«Воровской общак»

Воровской общак (fb2) - Воровской общак (Воровской общак - 1) 1670K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Владимир Кузьмич Шитов

Владимир ШИТОВ Воровской общак

Дайте рабочему хлеб, т. е. работу, пока он здоров, поддержите, когда он болен, призрите, когда он стал инвалидом, — и исключительные законы не будут нужны.

О. Бисмарк

От автора

Лучше было бы для всех нас, если бы я написал этот роман, опираясь только на жизненный опыт, профессионализм литератора и фантазию. Но к сожалению, мне пришлось в его основу положить реальные, жуткие преступления, которые были совершены на территории дорогих моему сердцу Кубани и Дона.

Прочитав в романе подлинное заявление наемника, желающего воевать в армии сепаратистов, его автобиографию, в которой он слишком откровенно описывает, как убивал свои жертвы, резал ножом им горло, чтобы быть уверенным, что они не останутся в живых, вы поймете, насколько важную тему я взялся осветить.

В своем романе я обращаюсь к потенциальным преступникам, чтобы они помнили о законе возмездия и, пока не поздно для себя, отказались от причинения зла другим.

Мне пришлось всем преступникам изменить в романе фамилии, имена, клички. Тогда как некоторым героям романа, работающим в прокуратуре и милиции, я оставил их подлинные фамилии, имена, занимаемые должности.

Данный роман я посвящаю работникам правоохранительных органов Кубани и Дона, которые в сложных для себя условиях, порой в безнадежной ситуации, с риском для жизни находят то единственно верное решение, которое помогает им восстановить торжество справедливости. Если принять во внимание, что свою работу они выполняют не ради наград и высоких должностей, то можно понять, как мы порой незаслуженно обходим своим вниманием и уважением работников правоохранительных органов.

Роман написан на документальном материале, но он не документальный, а поэтому в нем есть и любовь и слезы, и радость и беда, и шутки и смех, и многое другое, что, я думаю, заставит читателей с интересом с ним ознакомиться.

Трагичность жизненного пути главных героев романа заключается в том, что добытый преступным путем капитал не приносит им счастья. Таков уж закон. Карма.

Если один человек причиняет другому горе, то в будущем в обязательном порядке носитель зла попадает под удар закона возмездия.

КНИГА ПЕРВАЯ Воровской общак

ГЛАВА 1

Савелий

Бедствие, начавшееся в нашей стране и именуемое Меченым «перестройка», не только развалило могучую индустриально развитую державу, когда-то называвшуюся СССР, имевшую приоритеты во всех областях науки, литературы и культуры, но и принесло во вновь возникшие суверенные государства гражданские войны с многочисленными жертвами, разрухой, потоками беженцев. Оно отбросило экономику этих стран на десятки лет назад, что, в свою очередь, привело к закрытию многих комбинатов, объединений и заводов, к образованию, в частности в России, многомиллионной армии безработных, оттоку за рубеж огромной армии ученых, ведущих специалистов закрытых и не закрытых НИИ.

В России произошло резкое расслоение общества на бедных и богатых. Только десять процентов населения нашей страны заявляют, что они удовлетворены переходом страны на путь капиталистического развития.

Если высококвалифицированные специалисты оказались вдруг не нужными производству и попали в армию безработных, то что говорить о выпускниках средних школ, не поступивших в вузы, но желающих получить рабочую профессию и трудиться на благо общества? Большей частью это желание молодежи остается невостребованным. Однако молодые люди живут, создают семьи со всеми вытекающими из этого последствиями. Главам таких семей приходится думать о выживании.

Одни молодые люди решили заняться коммерцией, старательно овладевая ее правилами и приемами. Другие начали открывать малые и средние предприятия, третьи стали приобретать специальность и находить работу, опираясь на родительские плечи. Но кроме перечисленных удачников, осталась еще огромная масса молодых, здоровых людей, которые не нашли себе применения в общественно полезной жизни. Как раз из данной категории лиц многочисленные криминальные группы и черпают нужную себе «кадру»…

Перестройка Меченого дала возможность Савелию Григорьевичу Лихоносову — сорокалетнему, полному, коротко остриженному брюнету — стать владельцем двух городских нефтебаз. Быстрому и крупному обогащению Лихоносова способствовало то, что он являлся главарем самой крупной и организованной преступной группировки, члены которой звали его не иначе, как Савелий.

Особой приметой Савелия был довольно глубокий багровый шрам, идущий от левого глаза вниз. Этот шрам делал его лицо не только суровым, но и зловещим. Данную отметину на лице Савелия на стрелке оставил лидер другой городской группировки по кличке Халиф, который физически воспротивился тому, чтобы его люди попали под власть Савелия. Безусловно, Савелий и не думал сообщать в милицию о своей стычке с Халифом, а убитый Савелием Халиф, считавшийся без вести пропавшим, тоже уже не мог предъявить Савелию никаких претензий. Так, расправляясь с вожаками больших и малых воровских группировок, Савелий сколотил под своим началом сотню боевиков, для которых его слово было законом, подлежащим немедленному и безоговорочному исполнению.

Если вор становится преуспевающим бизнесменом, то нетрудно понять, что он обладает цепким, аналитическим умом. Савелий мог не только делать деньги, но и умело руководить своей группировкой, разными противоправными путями пополняя общаковскую кассу. Чтобы не засветиться из-за дурости какого-нибудь рядового члена своей группировки, Савелий с ними контактов не имел. Встречу с ним могли получить лишь бригадиры и старые рецидивисты, имевшие по нескольку ходок к «хозяину», ранее состоявшие с Савелием в дружеских отношениях. Если же у него самого возникала необходимость побеседовать с быком своей группировки по важному моменту, то Савелий шел на встречу с оглядкой и неохотой. И не потому, что относился к рядовым членам группировки с пренебрежением, а потому, что основную ее массу составляли пьяницы, наркоманы и люди с ограниченными умственными способностями. Такими людьми легко было руководить, так как они были беспринципными. Но с другой стороны, такая категория братвы могла в любое время допустить глупость, которая, разоблачая их перед работниками правоохранительных органов, автоматически угрожала и его личной безопасности, чего Савелий при своем тонком, изощренном уме допустить не мог.

Как в любой уважающей себя воровской группировке, у Савелия были свои разведка, контрразведка и диспетчерская служба. В обязанности последней входило установление и выявление в различных регионах страны толстосумов, которых можно было бы обокрасть, ограбить или обманным путем завладеть их собственностью, — иначе говоря, «подоить лоха».

Как воровской авторитет, Савелий был хорошо известен среди своих «коллег» на Северном Кавказе. Он не ставил перед собой цели короноваться, так как понимал, что от признания себя вором в законе у него будут одни неприятности: пришлось бы участвовать в воровских сходках, однозначно выражать свое мнение по спорным вопросам, участвовать в третейском суде, если его попросят заинтересованные стороны. А выступая в качестве судьи, придется принимать решение, которое проигравшей стороне не понравится. В результате появятся враги и недоброжелатели, которые захотят свести с ним счеты. Такие пироги Савелию совершенно были не нужны. К тому же, став вором в законе, он обязан был изменить свои взгляды на личную жизнь, на накопление капитала, отвечать за каждое сказанное им слово. Зачем нужны все эти проблемы? Нет, ему нравилось, как он живет в данный момент — никому не подотчетный и ни от кого не зависящий.

…Августовским вечером Савелий отдыхал в своем прохладном, охлажденном кондиционером офисе. Развалившись в кресле и попивая пиво, он смотрел и внимательно слушал выступление по телевизору генерального директора трубопрокатного комбината Арканова, с которым был лично знаком.

В кабинет зашел бригадир Виктор Рябов, из-за своей фамилии получивший кликуху Рябой. Увидев своего шефа за необычным занятием, он вместе с ним выслушал несколько рекомендаций Арканова, как в новых условиях не развалить налаженное производство, не только выжить, но и развиваться дальше, и пошутил:

— Никак ты, Савелий, решил поучиться уму-разуму у этого грамотея?

— Ты его знаешь? — не разделяя беззаботности бригадира, спросил Савелий.

— Мне западло, если я не буду знать в лицо самого богатого человека города.

— Тогда мне легче с тобой о нем трекать. Если хочешь угоститься пивом, можешь взять его в холодильнике, — не отрываясь взглядом от экрана телевизора, предложил гостю хозяин кабинета.

Рябой немедленно воспользовался предложением Савелия, которое служило проявлением внимания к бригадиру. Вскрыв банку с пивом, сделав из нее несколько глотков, он уселся в свободное кресло и спросил:

— Так что ты хотел сообщить в отношении Арканова?

— Тебе известно, каким макаром этот фрукт, — Савелий ткнул пальцем в сторону голубого экрана, — сколотил себе капитал?

— Я не ОБХСС, чтобы вникать в такие тонкости. — Рябой поставил на стол пустую банку из-под пива, явно сожалея, что ее вместимость оказалась слишком незначительной.

Савелий почувствовал это.

— Не стесняйся, будь как у себя дома — все пиво в холодильнике твое. Разговор у нас с тобой будет долгий…

Вскрыв вторую банку, Рябой не стал спешить знакомиться с ее содержимым, а продляя удовольствие, поставил на стол.

— А я знаю, — продолжал Савелий, — что Арканов, будучи генеральным директором ТПК, под шумок приватизации всего за пол-лимона зелененьких положил комбинат себе в карман.

— По его наглой харе видно, что шустрый мужик, — не удивился Рябой.

— А знаешь, в какую сумму сейчас оценивается недвижимость комбината? — поинтересовался Савелий.

— В арбуз?

— Верно, но только не в наших деревянных, а в баксах.

— Да ты что? — забыв о пиве, удивился на этот раз Рябой.

— Гадом буду! — ударив себя в грудь, заверил Савелий.

— Не думал, что такое возможно. Куда власть смотрит? Ведь так по кирпичику можно всю страну растащить.

— Ха, ха, ха! — с претензией на артистичность произнес Савелий. — Дорогой мой человечище! Все путевое, что плохо лежало и что можно было унести, типы вроде Арканова и похлеще его уже растащили. И что можно было поделить между собой, поделили. Ты говоришь, куда власть смотрит? До перестройки у власти стояли коммунисты. Когда они увидели, что могут ее потерять, то поголовно перекрестились в демократы, не потеряв своих постов. Так что, дорогой мой, власть и поделила между собой то, что когда-то «принадлежало всему народу», как любили говорить коммунисты. Тот же самый Арканов кинул нужному чиновнику на лапу, и тот узаконил ему прихватизацию комбината. Вот так в наше время становятся миллиардерами.

— Я как вспомню болтовню жирных боровов о ваучерах и о том, что каждый гражданин страны благодаря приватизационным чекам стал держателем пакета акций, так меня начинает трясти от бешенства. Кому нужно было вот так нагло, хамски обманывать всех нас?

— Под шумок о благих намерениях воротилам теневого бизнеса легче творить узаконенное беззаконие. Больше тебе скажу… Того, что нахапали наши капиталисты, они еще не успели переварить. Как управятся с первым пирогом, добьются, чтобы в стране начались второй, третий витки приватизации, пока не нажрутся по самую крышу.

— Мы свои бабки по крохам собираем, а улыбающиеся с телевизионных экранов банкиры, не надорвав пупка, без особых усилий арбузами баксы хавают!

— Вот теперь, как мне кажется, ты начинаешь врубаться. — Савелий поднялся с кресла и выключил телевизор. — Думаю, ты не будешь возражать, если мы не станем дальше слушать этого умника.

— Я считаю, Савелий, что этого лоха надо подоить, и как можно скорее, чтобы никто не успел нам перебежать дорогу.

— Конечно, мы должны заставить Арканова поделиться с нами своим пирогом.

— Меня удивляет, почему мы с тобой о нем только сейчас заговорили? Почему он раньше не попадал в поле нашего зрения?

— Он у меня давно на глазу, но Арканов не корова и доиться нам не дается.

— Почему?

— У него на комбинате, помимо сторожей, есть еще служба безопасности, а в ней два десятка бывших ментов, ушедших на пенсию. Представляешь сорокапятилетних быков, гнилых до невозможности, но сохранивших дружбу со своими корешами, работающими в ментовке? К тому же Арканов получил разрешение на то, чтобы службу они несли с «дурами». Помимо работы на комбинате, Арканов задействовал службу безопасности в своей личной охране, охране своей семьи и собственного особняка.

— Оказывается, наш знакомый хитрая устрица, к нему нахрапом на вороных не подъехать!

— Вот именно. Но у меня возникла задумка, как его можно попытаться наказать и поставить на место…

Савелий замолчал. Рябой не торопил его, понимая, что Арканов является давней болью хозяина, и поэтому проявил сдержанность.

— Знаю, что в доме у Арканова, в сейфе, хранится приличная заначка на черный день. Вот бы нам ее увести! — мечтательно произнес наконец Савелий.

— Ты же только что сказал, что семейное гнездо охраняют менты.

— Да, эти менты создают нам собою проблему. — Подумав некоторое время и определившись, Савелий стал дальше развивать свою мысль: — Придется их выводить из игры.

— Считаешь возможным всех их замочить?

— Такой грех брать на душу не будем, а вырубить из сознания придется. Иначе могут нам всю малину испортить. Ты сообщи от меня группе Окуня, что им поручается обдумать, найти и осуществить самый верный и безопасный способ проверки Арканова на вшивость.

— А если у них тяму не хватит прокрутить такое дело?

— Тогда тебе самому придется брать их на буксир. Если в чем у вас возникнут проблемы, скажешь мне — помогу. Учти, что это наш общий интерес, а потому мы не можем быть от него в стороне.

— Понятно!

— Когда они будут готовы идти на дело, сообщишь мне. Я хочу с ними к Арканову послать Шутника.

Под кличкой Шутник в воровской группировке значился бывший сапер, который специализировался на изготовлении разного вида взрывных устройств как для шумового эффекта, так и для уничтожения транспортных средств. В зависимости от заказа Савелия Шутником изготавливался соответствующий сюрприз.

Чем в группе Савелия занимался Шутник, Рябой знал, но он не понял, в каком качестве тот будет использован группой Окуня.

— Чем он будет с ними там заниматься?

— После того как группа Окуня сделает в доме Арканова свое дело, Шутник устроит в нем небольшой фейерверк.

— Какая в том необходимость? — удивился Рябой.

— Чтобы зарвавшийся Арканов наконец-то понял, что в городе помимо него тоже есть люди, с которыми он должен считаться. Эти люди просят его о помощи не потому, что они бедные или слабые, а потому, что дают ему возможность проявить щедрость и внимание. И он должен немедленно воспользоваться предоставившейся возможностью, а не выбрыкивать против них, то есть против нас.

— Задача понятна, но не совсем.

— Пока не ушел от меня, спрашивай.

— Если мне не изменяет память, ты говорил, что особняк Арканова охраняется бывшими ментами.

— Ну говорил. Что из этого?

— Хотелось бы более подробно узнать об охране и о самом объекте.

— Его особняк огорожен высоким двухметровым забором из листового металла. Во дворе имеется кирпичная сторожка, в которой постоянно обитают два сторожа с собакой.

— Ничего себе объектик! При таком раскладе мне непонятно, как нам удастся добраться до сейфа в доме Арканова без шухера.

— Чего же тебе непонятно?

— Ну как чего? Особняк охраняют бывшие менты. На их ротозейство рассчитывать не приходится. Тогда нам остается одно — убирать ментов со своего пути, что довольно щекотливая вещь. Два мокряка никому не захочется вешать себе на шею. Тем более что в группе Окуня одни воры, а они мокрыми делами не занимаются.

Своими сомнениями Рябой озадачил Савелия. Тот похвалил его:

— Ты верно поступил, что заострил мое внимание на этой сложности. Ее разрешение я беру на себя.

— Неужели придется ментов мочить? — понимая всю остроту проблемы, с нескрываемым неудовольствием поинтересовался у Савелия Рябой. Ему не хотелось, чтобы члены его бригады были замешаны в убийстве. Предлагая им такую «работу», он автоматически становился соучастником преступления.

— Еще не вечер, а поэтому нечего паниковать.

— И все-таки непонятно, как можно избавиться от ментов, если не пойти в отношении их на крайность? — настаивал Рябой.

— Ты когда-нибудь смотрел по телику передачу «В мире животных»? — неожиданно спросил Савелий.

— Смотрел. Ну и что?

— Плохо смотрел, если для себя ничего не вынес.

— Я детскими передачами не увлекаюсь.

— Хорошо, что это твой, а не мой недостаток. Я много раз видел, как егеря для ученых усыпляют крупных животных, стреляя в них вместо пуль шприцами со снотворным. Несколько ампул с транквилизатором мне удалось достать по случаю. Мой стрелок с их помощью обезвреживает и выключает из игры ментов. Выполнив свою работу, он немедленно скрывается. Тогда, я думаю, у твоих ребят не останется никаких помех, которые помешали бы им довести операцию до конца. Или тебе нужно, чтобы кто-то еще открыл им замок на входной двери? — улыбнувшись, пошутил Савелий.

— С замками на дверях они и сами мастаки справляться, — заверил его Рябой, успокаиваясь и убеждаясь, что беспокоившая его проблема оказалась разрешимой.

ГЛАВА 2

Бригада Гуры

После того как Рябой покинул кабинет Савелия, в него заглянул один из телохранителей, по кличке Хасан — смуглый, худощавый, с хищным орлиным носом тридцатилетний горец.

— Хасан, а где Масик? — поинтересовался у горца Савелий о месте пребывания своего второго телохранителя.

— Во дворе сидит на лавочке.

— Пойди скажи ему, чтобы немедленно нашел и доставил ко мне сюда Гуру.

Не отличаясь многословием, Хасан кивнул и закрыл за собой дверь.

Трижды судимый за различные преступления, отбыв в местах лишения свободы в общей сложности восемь лет, Гура руководил командой из пяти человек, в которой четверка членов преступного сообщества занималась обслуживанием снайпера по кличке Влас. Она обязана была создавать условия для успешной работы Власа, то есть выполнять черную, неквалифицированную работу — производить разведку, охрану, выяснять и уточнять интересующие Власа детали предстоящей операции.

Несмотря на то что Влас был заметной фигурой в группировке Савелия, тот с ним лично общался очень редко. Эти встречи носили чисто дружеский характер. Они были связаны с проведением тех или иных торжеств, на которых серьезные дела не обсуждались. Команды на ликвидацию неугодного Савелию человека Влас получал не от шефа, а только через Гуру. Такая предосторожность была на руку всем заинтересованным сторонам. Тем самым достигалась наибольшая конспиративность.

Повязанная участием в восьми преступлениях, группа Гуры жила от «семьи» Савелия обособленно. О ее деятельности, кроме самого Савелия, никто в мафиозном семействе не знал. Если принять во внимание, что все команды Власу на убийство того или иного субъекта, стоящего на пути интересов Савелия, исходили от него самого, то вполне понятно, что не в интересах Савелия было распространяться третьим лицам о творимых группой Гуры темных делах. Савелий отлично понимал, что является организатором и подстрекателем всех преступлений группы Гуры. Что при неблагоприятных для него обстоятельствах, окажись он с группой Гуры на скамье подсудимых, его ожидает наибольшая мера наказания…

Когда Гура зашел в кабинет к Савелию, тот, поднявшись из-за стола и здороваясь с ним за руку, посмотрел на наручные часы и недовольно пробурчал:

— Тебя, дружище, днем с огнем не сыщешь.

— Удивляюсь, что твой Масик вообще смог меня найти, — улыбнувшись, заметил Гура.

— Почему это он не должен был тебя найти? Неужели ты решил залечь на дно? — не принимая шутки Гуры, строго поинтересовался Савелий.

— Договорился с одной телкой о пистоне прямо у нее на дому. Думал, что там меня никто не найдет. Так нет, Масик меня и в частном секторе нашел. Прямо тепленького с постели поднял.

Объяснение Гуры Савелий посчитал вполне уважительным, а поэтому сменил гнев на милость.

— У меня Масик такой проныра, что нужного человека под землей найдет и приволокет ко мне, — похвастался он.

Усадив гостя рядом с собой, Савелий сразу приступил к главному.

— Есть работенка для твоего Власа.

— Какая?

— Я намерен обчистить особняк нашего местного миллиардера Арканова, но его постоянно охраняют двое дубаков из бывших ментов. Возникла необходимость подключить к операции твоего Власа, чтобы он дубаков вывел на время из игры.

— Каким способом?

Савелий рассказал ему суть своей идеи, после чего отдал ампулы с транквилизатором и спецпатроны, посоветовав:

— Пускай Влас начинит патроны снотворным из расчета, что вес каждого дубака восемьдесят — девяносто килограммов. А хорошей мишенью будут их задницы — гарантия того, что уколы не приведут ни к каким побочным осложнениям.

— Как же ему определить нужную порцию содержимого в патроне, если ты мне не дал никакой инструкции по препарату?

— Одна ампула транквилизатора рассчитана на пятьдесят килограммов живого веса.

— Смотри, чтобы потом недоразумений не было, когда кто-то из дубаков копыта откинет.

— Если Влас будет соблюдать дозировку, то ничего страшного не случится.

— Надеюсь! На когда запланирована операция?

— Еще не определился но уверяю, что скоро, а поэтому пускай твои парни немедленно займутся решением своих проблем.

— Какие проблемы ты имеешь в виду?

— Ну, например, как лучше подобраться к дубакам, наметить пути отхода, чтобы были готовы к подхвату в любое время и чтобы не пришлось так долго искать их, как сегодня тебя…

Гура знал привычку своего шефа читать нотации, учить уму-разуму. Из нравоучений Савелия Гура ничего полезного для себя обычно не извлекал, а поэтому когда тот распинался перед ним, показывая свою эрудицию, Гура думал о своем.

Наконец Савелий выдохся и замолчал. Гура поинтересовался у него:

— После того как Влас отключит дубаков, его миссия будет завершена? Или он должен сделать что-то еще?

— Может со своими помощниками уматывать восвояси.

Дав Гуре распоряжения и отпустив его, Савелий, оставшись один, пришел к выводу, что все необходимые указания по предстоящей операции кому надо он дал. Теперь ему только осталось определиться, на какой день запланировать ее осуществление.

ГЛАВА 3

Киллер

Киллером в группе Гуры был высокий, спортивного телосложения парень лет двадцати восьми. По внешнему виду он скорее походил на велосипедиста-спринтера. Никто не мог и представить, что этот молодой человек с обаятельной улыбкой, доверчивыми карими глазами — словом, симпатяга, от которого девушки были без ума, — занимается таким грязным, преступным промыслом, как киллерство.

Как и большинство представителей молодежи этого поколения, Влас прошел через пионерскую организацию, комсомол, школу, где получил среднее образование, через службу в армии. Служил он в войсках морской пехоты, там научился рукопашному бою, владению всеми видами стрелкового оружия, плаванию с аквалангом. Прошел такую школу мужества, о которой даже не предполагал. Он научился многому, в том числе и постоять за себя.

Демобилизовавшись из армии, Влас вернулся домой, где его ждала одна мать. На свою зарплату кухонной рабочей в столовой она не могла обеспечить сыну безбедное существование. На что он, между прочим, не претендовал. Желание Власа удовлетворить свои запросы толкнуло его вместе с двумя дружками на ограбление кассы одного товарищества с ограниченной ответственностью. Ограбление прошло успешно, они взяли одиннадцать миллионов рублей, частью из которых успели попользоваться. Но неизвестно каким путем на них вышли работники милиции и, задержав по подозрению в грабеже, привлекли к уголовной ответственности. Как работники милиции вышли на них, Влас так никогда и не узнал. Возможно, кто-то из его друзей в нетрезвом состоянии проговорился кому-то, кто сотрудничал с работниками милиции, а тот позже донес на них по назначению. А возможно, в силу своей неопытности они просто слишком наследили на месте преступления. Как бы там ни было, но за грабеж Влас получил пять лет лишения свободы. В колонии ему пришлось отсидеть три с половиной года, после чего он был условно-досрочно освобожден. Колония оставила в душе Власа самые тягостные воспоминания. Там плохо одевали, плохо кормили, медицинское обслуживание было отвратительным, так как у врачей постоянно не хватало нужных лекарств; жилой барак так был переполнен зеками, что если бы они все одновременно встали рядом со своими двухъярусными койками, то по бараку невозможно было бы пройти, как в переполненном автобусе. В таких невыносимых для цивилизованного человека условиях между зеками постоянно возникали конфликты, выяснения отношений, драки. Вот где Власу пригодилась его армейская закалка! Ему немало пришлось повыбивать зубов у строптивых зеков, сломать челюстей, прежде чем его зауважали в колонии и оставили в покое. Даже для такого здорового, физически развитого человека, каким был Влас, зона оказалась трудной школой выживания, куда ему больше никогда не хотелось попадать.

В зоне Влас познакомился с земляком, таким же шустрым, как он, парнем по кличке Мексиканец. Когда они отбыли наказание и вернулись домой, то именно по протекции Мексиканца, поручившегося за Власа и давшего ему прекрасную характеристику, Савелий принял бывшего зека в свою группировку и уговорил его заняться киллерством, то есть отстрелом неугодных лиц.

О том, что Власу приходилось заниматься убийствами по заказу, он не сожалел. Скорее его не устраивала зависимость своих действий от желания авторитета воровской группировки. Но, однажды попав в щупальца Савелия, Влас никак не мог вырваться из них. Более того, с каждым новым исполненным заданием своего главаря и покровителя он становился еще более зависимым от него.

Савелий очень высоко ценил способности Власа. Ведь только благодаря ему он смог избавиться и от толпы конкурентов на главенство в воровской семье, и от нескольких бригадиров, которые не желали признавать его своим лидером, а поэтому недобросовестно и с неохотой выполняли его поручения, с чем смириться он никак не мог. Ясно, что по только Влас был в руках Савелия, но и судьба того зависела от Власа: если бы последний счел нужным раскрыть рот, он мог бы поделиться с противниками Савелия весьма интересным, компрометирующим своего босса материалом. Но пока у обоих таких крайних желаний по отношению друг к другу не возникало.

Богато живя за счет своей «деятельности», Влас понимал, что бесконечно она продолжаться не может. Когда-то его все равно поймают работники милиции, пропустят через суд, который приговорит к расстрелу. Или какой-то другой преступник, его двойник, пристрелит Власа в удобном для себя месте, исполняя за деньги чье-то мстительное желание.

Такая «перспектива» на будущее вынуждала Власа принимать меры к самосохранению. Он очень серьезно и тщательно готовился к выполнению поручений, которые ему давались через Гуру Савелием. Идя на выполнение задания, Влас обязательно пользовался гримом: приклеивал фальшивые бороду, усы, в чем здорово преуспел. Если не надевал лайковых перчаток, то на кисти рук наносил специальную густую пасту, которая, заполняя капиллярные узоры на пальцах, лишала работников правоохранительных органов возможности обнаруженные на месте преступления следы идентифицировать со следами рук подозреваемых лиц. В других случаях, если Савелию нужно было кого-то подставить, Влас пользовался на месте преступления фальшивыми накладками с отпечатками пальцев неугодной жертвы. В таких случаях Власу нравилось пускать работников прокуратуры и милиции по ложному следу.

Краткое знакомство с личностью Власа дает читателям возможность понять, что тот относился к хищной породе волков, притом являлся не самым последним в стае.

ГЛАВА 4

Охота на людей

Получив от Гуры заказ, Влас со своими помощниками немедленно начал готовиться к его выполнению. Помощники Власа стали искать пути подхода к сторожам, охранявшим особняк Арканова. Планировалось, что на себя они должны взять ликвидацию сторожевой собаки. Словом, помощники Власа готовили ему надлежащий «фронт работ». Власу пришлось и самому несколько раз выехать на место будущего преступления, чтобы выбрать и остановиться на самом приемлемом для него пути подхода к сторожам. Главным критерием такого выбора являлось то, чтобы он был незаметным, тихим и неожиданным для будущих жертв.

К удивлению Власа, Мексиканец сообщил ему, что без шума им не удастся ликвидировать собаку, так как она из чужих рук пищу не брала. Возникшую проблему Влас взялся решить лично сам. Стрелять в собаку из охотничьего ружья он не мог, так как было бы много шума, поэтому решил ликвидировать собаку с помощью пистолета, снабженного глушителем.

Такие мелкие неприятности, которые вставали на пути Власа при подготовке к операции, не портили ему настроения, а даже радовали, так как он получал возможность подготовиться к ним и без особых усилий устранить. Он боялся только тех сюрпризов, о существовании которых он даже не догадывался. Фактически они-то всегда и губят «его брата».

С момента решения ограбить дом Арканова Савелий поручил двум членам своей группировки установить постоянное наблюдение за хозяином дома и в тот момент, когда тот вздумает куда-нибудь отлучиться на длительное время из города, дать ему об этом знать.

Что касается Арканова, то он, на свою беду, в течение восьми дней так и не смог обнаружить слежки за собой.

В субботу топтуны сообщили Савелию, что Арканов вместе с женой Ларисой Степановной и шестнадцатилетней дочерью Викторией уехал в краевой центр на базар. Савелий сделал немедленное распоряжение, чтобы группы Гуры и Рябого приступили к реализации его плана.

Влас всегда работал в паре с Мексиканцем, к которому имел дружеское расположение. Возможно, потому, что считал его наиболее смышленым в своей группе. С ним Влас намеревался проникнуть во двор домовладения Арканова, тогда как двое других соучастников преступления, Гончар и Вакула, должны были ждать их в машине недалеко от усадьбы Арканова.

По веревочной лестнице Влас и Мексиканец перелезли с улицы во двор к Арканову. Едва они успели осуществить свой маневр, как увидели выбежавшую из-за угла дома огромную черную овчарку, которая со свирепым видом устремилась к ним. Власу стало немного жаль убивать красивое животное, но у него не было иного выхода. По привычке выстрелом в голову из пистолета с глушителем он расправился с собакой. Засунув пистолет за пояс, Влас вооружился охотничьим ружьем и потребовал от Мексиканца:

— Убери собаку с глаз!

— А куда я ее дену?

— Да хоть в туалет затащи! — Около него они в данный момент находились.

Мексиканец немедленно приступил к выполнению его команды, после чего присоединился к Власу, который спрятался за туалетом.

Мексиканец, достав из сумки ротный перископ неправильной Г-образной формы, выставил его, стал смотреть в окуляр.

— Ну как, контролируешь подход к нам? — спросил Влас.

— Конечно! Вон появился дубарь, направляется в нашу сторону.

— Далеко до него?

— Метров пятнадцать.

— Тогда замолкни и не дыши, пока я тебе не разрешу, — шепотом приказал напарнику Влас.

Выждав какое-то время и услышав шаги приближающейся к ним жертвы, Влас выскочил из-за туалета с двуствольным ружьем, готовым к стрельбе, и предстал перед охранником, удивив и заставив того растеряться. Влас хладнокровно разрядил один ствол своего ружья ему в ягодицу со словами:

— Грабли в гору, если хочешь остаться в живых!

Испуганный его нападением, раненый сторож закричал от боли, подчиняясь команде. Через несколько секунд попавший в организм транквилизатор заставил его кулем свалиться на землю.

— Свяжи его и забери «дуру», — приказал Влас своему напарнику, после чего устремился к углу здания, из-за которого ранее появился первый сторож.

Его предусмотрительность оказалась как раз кстати. Второй сторож особняка, обеспокоенный долгим отсутствием товарища, вышел из сторожки на двор и, закурив сигарету, задумался: почему напарник так долго но возвращается назад после своего обхода?

Возможно, он и дальше размышлял бы в том же духе, но услышал крик и решил немедленно выяснить, что же случилось. Он достал из кобуры ПМ, а когда такое оружие находилось у него в руке, бывший мент никого не боялся.

Когда сторож вышел из-за угла здания, то неожиданно для себя предстал перед бородачом с двуствольным ружьем в руках. Сторож не успел передернуть затвор своего пистолета, чтобы послать патрон в патронник, как прозвучал выстрел его противника. И во втором случае спецпатрон попал туда, куда Влас целился. Подскочивший к сторожу Мексиканец забрал у него пистолет, повалил на землю и связал веревкой по рукам и ногам.

Выполнив поручение Гуры, Влас и Мексиканец прежним путем покинули территорию усадьбы Арканова, возвратились к своей машине. Из автомобиля Влас по радиотелефону связался с известным ому номером:

— Привет, свояки! Не спите?

— Нет! — прозвучал немедленный ответ из трубки. — Чем порадуешь?

— Дубаки повязаны, отдыхают во дворе. Можете смело приступать к своей работе.

— С нас вам причитается магарыч, — услышал он довольный голос собеседника.

— При случае сочтемся, а пока мы уматываем. Ни пуха вам, ни пера!

— К черту!

ГЛАВА 5

Группа Рябого в действии

Когда Рябой получил по сотовому телефону сообщение Власа, что охранники во дворе дома Арканова обезврежены, то направил на дело Окуня с Плешивым. Они должны были проникнуть в дом, учинить в нем шмон, подготовить и упаковать все ценности. Третьего соучастника преступления Рябой послал за несколько кварталов от дома Арканова занять пост и стоять на васаре, то есть быть готовым своевременно оповестить друзей о возможной опасности. Сам Рябой вместе с водителем и Шутником до поры до времени собирался находиться в «Москвиче». Он решил подключиться к операции только в ее завершающей стадии.

Идя на дело, Окунь волновался больше, чем когда-либо раньше в подобной ситуации. Это объяснялось тем, что он не получил возможности заранее ознакомиться с системой защиты дома Арканова. Прежде чем приступить к своей работе, Окунь и Плешивый убедились, что охранники неизвестными им помощниками действительно обезврежены и находятся в бессознательном состоянии. Они затащили их в сторожку и положили там на пол. Теперь если кто-то случайно и зашел бы во двор к Арканову, он не увидел бы сторожей, лежащих в беспомощном состоянии на земле. Данную меру предосторожности для себя они посчитали нелишней.

Два врезных замка на входной двери, изготовленные на Московском заводе металлоизделий, оказались такой сложной конструкции, что пытаться быстро справиться с их секретами было бы пустой затеей. Тратить много времени на них Окунь посчитал нецелесообразным, он пришел к выводу, что гораздо проще проникнуть в дом через окно, которое оказалось незарешеченным.

Однако бандитам не повезло. Как только они проникли в дом через окно, умная сигнализация сообщила об этом во вневедомственную охрану и вызвала наряд милиции. К тому же воры были поражены огромным, но не смертельной силы ударом электротока, после чего помещение стало заполняться слезоточивым газом. В довершение ко всем неприятностям в доме заработала сирена мощностью более чем в сто децибелов.

Если бы Рябой со своими людьми попытался выручить из западни своих горе-грабителей и задержался бы там хотя бы на две минуты после срабатывания системы защиты, то всю его группу постигла бы участь Окуня и Плешивого. В сложившейся ситуации он счел для себя целесообразным немедленно скрыться с места преступления с оставшимися двумя сообщниками.

Задержанные работниками вневедомственной охраны Окунь и Плешивый были доставлены в дежурную часть отдела милиции.

На место происшествия была направлена оперативная группа во главе со следователем — капитаном милиции Кладченко. Во время наружного осмотра места происшествия были обнаружены связанные сторожа Ломач и Кочетов, которые к тому времени уже пришли в сознание, лежали на полу, пытались, но никак не могли освободиться от связывающих их пут. По этой причине Кладченко решил осмотр места происшествия начать со сторожки.

В процессе беседы со сторожами он узнал, что нападение на них бородатого преступника было совершено не в сторожевом помещении, а за фасадом дома. Там они и потеряли сознание, а поэтому не помнят и не знают, как очутились в сторожке. Не объясняя никому своих следственных действий по вновь возбужденному уголовному делу, Кладченко изъял у сторожей помимо веревок, какими они были связаны, еще и их верхнюю одежду, вместо которой им дали синие хлопчатобумажные халаты. Так как потерпевшие жаловались на недомогание, Кладченко с сержантом милиции отправил их в городскую больницу. Сержанту он дал свое постановление для передачи врачу, в котором указывалось, чтобы потерпевшим не только оказали медицинскую помощь, если они в ней нуждаются, но и взяли образцы крови и мочи, с помощью которых можно провести судебно-химическую экспертизу. Таким образом следователь мог бы установить, с помощью какого препарата произошло воздействие на организм потерпевших, приведшее их в беспомощное состояние.

Врач, принимавший и обследовавший больных, никаких изменений, пагубно повлиявших на здоровье Ломача и Кочетова, не обнаружил и посчитал их состояние вполне удовлетворительным. Он не счел нужным класть их в больницу на стационарное лечение.

Врач уже завершал обследование потерпевших, когда в приемный покой привезли двенадцатилетнего мальчика с рваной раной на голове. Врач немедленно переключился от Ломача и Кочетова на обследование ребенка, сказав тем, что они могут быть свободны, упустив из виду, что должен был взять у них образцы крови и мочи. Безразлично отнесшийся к своим обязанностям сержант тоже не напомнил врачу о его упущении, а, взяв потерпевших, вновь привез их на место происшествия.

Тем временем Кладченко уже закончил наружный осмотр места происшествия. Внутренний осмотр особняка Арканова он решил отложить до приезда хозяина и провести его только с участием Арканова.

Кладченко, имея свободное время, подробно допросил в качестве потерпевших Кочетова и Ломача. После допроса он отправил их домой на оперативной машине.

Только к вечеру семья Арканова возвратилась из краевого центра. Приступившему к осмотру особняка Кладченко глава семейства Борис Альбертович сообщил, что из дома злоумышленниками ничего не похищено и он к ворам материальных претензий не имеет.

Завершив осмотр места происшествия, Кладченко собранным материалом остался недоволен. На первый взгляд в таком простом уголовном деле оказалось много неясных вопросов, на которые у него не было ответов: «Куда делись пистолеты потерпевших? Кто этот мужчина с бородой, напавший на охранников? Дадут ли на него показания воры, находящиеся сейчас в отделе милиции?»

До направления дела в суд на все эти вопросы у него должны быть ответы. Поэтому уже сейчас Кладченко решил позаботиться о всестороннем и полном расследовании дела.

ГЛАВА 6

Следователь Кладченко

К своим сорока годам Геннадий Федорович Кладченко имел более тысячи расследованных уголовных дел.

Преступления были разной степени тяжести и сложности. Чем труднее было ему доказать вину того или иного преступника, тем интереснее было работать по делу. Правда, по сложным делам приходилось много работать, но и успешные результаты по ним давали ему большее удовлетворение, чем расследование очевидных преступлений.

О том, что в городе имеется организованная преступность, Кладченко знал не понаслышке. Наглость преступников, совершивших днем нападение на сторожей, охранявших особняк Арканова, оригинальность способа нейтрализации их, похищение оружия и отсутствие его у задержанных преступников, дали основание Кладченко считать, что злоумышленниками была проделана определенная подготовка к совершению преступления и что действовала организованная группа.

Закончив осмотр места происшествия и возвратившись в отдел милиции, Кладченко, перед тем как отправить задержанных в изолятор временного содержания (ИВС), решил их допросить. Первым к нему в кабинет привели Рыбкина Сергея Захаровича, известного под кличкой Окунь. Содеянное им преступление было очевидным, но когда Кладченко поставил того в известность, в чем он подозревается, то ответ Окуня страшно удивил следователя:

— Ты что, начальник, в наглую нахалку мне шьешь? Никакой кражи с другом мы из дома потерпевшего совершать не собирались!

— Но ты же не будешь отрицать того факта, что тебя и Плеханова задержали работники милиции в доме Арканова? У тебя лично они изъяли связку отмычек, — тоже не любезничая с задержанном и говоря с ним на «ты», заметил Кладченко.

На такую мелочь Рыбкин не обратил внимания, а поэтому беседа между ними проходила оживленно.

— Против того, что менты схватили меня и моего друга в доме Арканова, у меня возражений нет. Действительно, мы проникли в дом Арканова, но только не для кражи его вещей, — снова удивил вор следователя своим ответом.

— А для чего же тогда?

— Мы хотели посмотреть на себя в путевом доме во весь рост в большом зеркале.

Поняв, что вор решил перед ним разыграть комедию, Кладченко подыграл ему:

— Конечно, вам интересно было созерцать себя на тех пустых сумках-баржах, которые вы притащили с собой в дом.

Напоминание Кладченко о сумках было неприятно Рыбкину, что отразилось на его скривившемся в недовольной гримасе лице, но он быстро нашелся:

— Я бы на вашем месте об них сумках не говорил. Они не наши! Как попали в дом и оказались рядом с нами в момент задержания? А я не знаю! Может, нам подсунули их менты в качество довеска?

Кладченко был знаком с такой категорией воров, которые, попав в безвыходную для себя ситуацию, начинали любыми путями выводить следователя из равновесия то своим непониманием очевидного, то глупыми ответами. Когда они добивались того, что следователь готов был выйти из себя, начинал грубить, оскорблять их, тогда они становились в позу, возмущаясь его бестактностью и грубостью. Тогда личностные отношения между следователем и подследственным выходили на первый план, а главная тема — выяснение обстоятельств преступления — отступала на второй план.

Кладченко уже давно прошел через такую ошибочную тактику поведения и сделал для себя надлежащий вывод.

— Сергей Захарович, вы что, шутить со мной изволите? — вкрадчиво, с прищуром в глазах, спокойно поинтересовался он.

— Почему вы так плохо обо мне думаете? — как бы обидевшись, спросил Окунь.

— Вы отрицаете, что имели намерение ограбить дом Арканова?

— Конечно, отрицаю!

— Адидасовские сумки, обнаруженные нами у разбитого окна в доме, тоже вам не принадлежат?

— Я уже говорил: они не наши.

— Хозяин дома заявил, что они не принадлежат ему. Тогда позволь мне поинтересоваться, чьи же это сумки?

— Кому они принадлежат, мне до лампочки, только я утверждаю, что они не мои и не моего друга.

— Хорошо! Пускай будет так. Тогда ответь мне, как вам удалось отключить сторожей и куда вы дели похищенные у них пистолеты?

Если Окунь счел возможным отрицать очевидные факты, то вешать себе на шею преступление, которое он не совершал, было для него кощунством.

— Когда мы с товарищем зашли во двор к Арканову, а потом через окно проникли к нему в дом, то никаких дубаков мы не видели, а поэтому и брать у них пистолеты не могли. Вы же знаете, что при задержании нас ментами они у нас никакого оружия не нашли.

— Но это не говорит о том, что вы к нападению на сторожей не причастны.

— Это вам так хочется нарисовать такую картину. Но, уважаемый Геннадий Федорович, наперед говорю, что вы никудышный художник и суд вашу картину обязательно забракует.

«Ты смотри, какой он памятливый! Запомнил мое имя, отчество и уважительно перешел на вы. Нас начинают уважать!» — довольно подумал Кладченко.

— Так как я не художник, то писать картин не умею. Ну а как следователь постараюсь представить в суд на вас исчерпывающее количество доказательств, изобличающих в тех преступлениях, в которых вы пока только подозреваетесь.

— К моему счастью, в мои обязанности не входит доказывать вам, что я не волк, тогда как вы обязаны убедить не только меня, но и суд, что я нехороший человек. Редиска, — улыбнувшись, заметил Окунь.

Кладченко решил завершить допрос:

— Что ж, приятно было побеседовать с таким интересным человеком, как вы, Сергей Захарович. К сожалению, вынужден с вами расстаться, так как меня ждет другая работа.

— Каждый человек живет на своих хлебах. Мне тут командовать не приходится. Как скажете, так и будет, — соглашаясь с решением следователя, глубокомысленно заявил Окунь.

Кладченко поднял телефонную трубку связи с дежурным по отделу милиции.

— Виктор Николаевич, мне надо двух понятых. Когда будете их вести ко мне, не забудьте прихватить с собой ножницы. Жду.

Внимательно слушавший следователя Окунь не удержался от вопроса:

— Интересно узнать, зачем вам понадобились понятые и ножницы?

— Могу вас, Сергей Захарович, заверить, что обрезание вам не грозит.

— Тогда неужели постричь меня под новобранца хотите?

Кладченко, подумав, ответил:

— А что, Сергей Захарович, вы мне подкинули толковую мысль!

Больше Кладченко в разговор с Окунем не вступал. Достав из дипломата бланк постановления, он стал быстро его заполнять.

Когда дежурный привел в качестве понятых двух парней и отдал следователю ножницы, тот ознакомил Окуня с постановлением о производстве выемки у него образцов не только одежды, но и волос с головы.

В присутствии удивленных понятых Кладченко выстриг с головы Окуня клок волос, а с верхней одежды сделал округлой формы вырезку ткани.

Обескураженный непонятными для него следственными действиями, Окунь безропотно подчинился требованиям Кладченко. Однако, не удержавшись, предупредил того:

— Начальник, ты мне испортил одежду. Когда будешь меня отпускать домой, придется тебе за свой счет покупать мне новую.

— Ты прав. Только я думаю, что тратиться мне на новую одежду для тебя не придется.

Уведя Окуня в камеру ИВС, дежурный через какое-то время привел в кабинет Кладченко второго подозреваемого — Плеханова Леонида Григорьевича, известного под кличкой Плешивый. По тому как Плешивый отвечал на его вопросы, Кладченко не трудно было догадаться, что между Рыбкиным и Плехановым все было заранее обговорено.

На другой день Кладченко провел опознание их личностей потерпевшими Ломачем и Кочетовым. Последние заявили, что человека, совершившего нападение на них, среди опознаваемых лиц нет. Окунь с Плешивым были среднего роста, один худощавый, другой плотного телосложения, тогда как Влас относился к высоким, стройным, спортивного телосложения людям. Потерпевшие таким его и запомнили.

Убедившись, что у Рыбкина и Плеханова был сообщник, Кладченко такую важную версию должен был подкрепить другими материалами дела, надежно связать преступную группу из трех лиц воедино. Тогда «шутникам», пожелавшим полюбоваться собой в аркановских зеркалах, придется отвечать не только за покушение на личную собственность, но и за разбойное нападение с похищением оружия, за которое законом предусмотрена высшая мера наказания. При таком раскладе ворам будет в суде не до шуток.

На очевидцев преступления рассчитывать не приходилось. Кладченко решил заняться добыванием доказательств, используя последние достижения науки и техники в области криминалистики. С этой целью он назначил химическую и текстильную экспертизы, а также экспертизу по микрочастицам. Кроме того, он дал письменное указание работникам дознания, чтобы они приняли меры по розыску и задержанию третьего соучастника преступления, изъятию у него двух ПМ, похищенных им у потерпевших.

Если принять во внимание то, что, идя на совершение преступления, Влас использовал грим, и то, что потерпевшие видели его всего несколько секунд, легко можно понять, что описание разыскиваемого преступника было весьма общим. При таком описании работникам дознания не представлялось возможным выполнить поручение следователя, о чем они его письменно уведомили

Следователь, производя осмотр места происшествия, не только фиксирует увиденное, но также руководил изъятием вещественных доказательств. В обязательном порядке он должен четко для себя представлять, для чего все это делается и как изъятые с места происшествия доказательства в будущем могут послужить ему в раскрытии преступления.

Огромную роль в высоком профессионализме следователя играет знание им достижений криминалистики и то, как он их усвоил. Молодые, неопытные следователи (а сейчас есть много фактов, когда следователями работают люди, не имеющие юридического образования) при осмотре места происшествия стараются как можно меньше изымать вещественных доказательств, так как не желают показывать контактирующим с ними работникам дознания свой низкий профессионализм. Они умышленно не изымают с места происшествия то доказательство, которое порой является единственной нитью, способной вывести на виновника преступления. Поэтому немалая доля нераскрытых преступлений приходится на низкий профессионализм следователей, а уж о профессионализме работников дознания, за малым исключением, и говорить не стоит.

Кладченко относился к высокопрофессиональному меньшинству следователей. Изымая у воров образцы одежды, а у потерпевших всю верхнюю одежду, он уже знал, для чего она ему в будущем понадобится и какую может сослужить службу.

Находящаяся на человеке одежда, как грозовая туча, постоянно извергает из себя тысячи и миллионы микрочастиц, они падают на ту поверхность, где посчитал нужным для себя побывать их владелец.

Наперед зная, что Ломач и Кочетов были доставлены злоумышленниками в сторожевое помещение, Кладченко был уверен, что одежда преступников должна там оставить свой след. По этой причине он с помощью нового пылесоса собрал с пола сторожки микрочастицы. Экспертиза дала категорическое заключение, что в образцах пыли из сторожки имеются микрочастицы волокон ткани с брюк и рубашки как Рыбкина С. 3., так и Плеханова Л. Г.

Окунь, подписывая протокол, подтверждающий, что он ознакомился с заключением эксперта, произнес:

— Не буду скрывать, лапти плести ты насобачился. Что характерно, без горла, тихо, накатиком. Я тебя, Геннадий Федорович, прямо зауважал.

— Если так, то давай поговорим откровенно. Зачем нам друг другу нервы портить?

— При всем моем почтении к тебе откровенности у меня с тобой, начальник, не будет.

— Почему?

— Потому что я не какой-нибудь лох с хутора. Я в суде могу потянуть на полосатого. Я понесу лишь то, что ты смог на меня повесить. Мне друзей выдавать нельзя. Смотришь, они и оценят мою немоту и помогут тигру полосатому облегчить жизнь у «хозяина».

Уговаривать, убеждать Рыбкина отказаться от своего способа защиты Кладченко посчитал бесполезной затеей, а поэтому не стал за нее даже браться.

В суде Рыбкин был приговорен к десяти годам лишения свободы, одновременно признан особо опасным рецидивистом, в силу чего должен был отбывать наказание в колонии особого режима. Его напарник Плеханов был осужден к восьми годам лишения свободы с отбытием наказания в колонии строгого режима.

Дело третьего участника преступления Кладченко выделил в отдельное производство. На него был объявлен розыск.

ГЛАВА 7

Крутые меры Савелия

Сообщение Рябого, что Окуня с Плешивым в доме Арканова повязали менты, взбесило Савелия.

— Какие же вы лопухи! — брызгая слюной, размахивая перед лицом Рябого руками, бесился Савелий.

— Кто знал, что Арканов окажется таким пройдохой? Его дом оказался напичканным разной сигнальной техникой и ловушками, — защищаясь от нападении Савелия, оправдывался Рябой.

— Я же вам говорил, что к операции надо было тщательно подготовиться!

— Мы и готовились. Но до операции к дому из-за дубаков нельзя было подобраться, поэтому сюрпризы Арканова и сыграли с нами злую шутку.

— Неужели вы не могли понять элементарную истину, что если Арканов может делать бабки, то он должен так же неплохо их охранять?

— Теперь-то дошло, но поезд уже ушел, — признавая свою вину, заметил Рябой.

— Как мне с такими олухами, как вы, тяжело работать! — закуривая сигарету и немного успокаиваясь, признался Савелий Рябому, которому ничего не оставалось, как молча слушать претензии шефа в свой адрес. В задумчивости сделав несколько затяжек, Савелий заметил: — С Аркановым мы здорово сели в лужу. Как думаешь, Окунь с Плешивым вас не выдадут?

— Исключено! — убежденно заверил его Рябой. — Они тертые ребята и знают, что им будет в «академии» и у «хозяина» за длинный язык.

— Тебе надо будет помочь им. Постарайся сделать так, чтобы у ментов было как можно меньше компры на них. Найми им хороших адвокатов. Где надо будет подмазать — скажешь, бабок подкину.

— Постараюсь. Было бы намного лучше, если бы наши помощники из группы Гуры обошлись с дубаками обходительнее и не забирали у них «дур»…

— Ты на них не пыли! — снова рассердился Савелий. — Они свою работу выполнили чисто, дубаков уложили, повязали, как кукол, и передали в ваши руки. Кто знал, что вы так обхезаетесь! И правильно сделали, что взяли у дубаков «дуры», а иначе как бы смогли мы вооружаться? — Вспомнив еще одну неприятность материального характера, Савелий поморщился. — Хоть вы и не справились с моим поручением и я не получил никакого навара, пришлось с твоими помощниками рассчитаться по полному раскладу.

Савелий умышленно сообщил Рябому о понесенных убытках, чтобы впредь бригадир знал: у него есть расходы по неудавшимся операциям, как в данной ситуации, значит, беспрекословно тот должен впредь отдавать ему большую часть своей добычи. Рябой должен был понять, что у Савелия голова болит за все операции их группировки, тогда как Рябому надо было думать только о делах своей бригады.

— Окуню с Плешивым горят приличные сроки. Теперь им долго придется чалиться, — сокрушенно высказал Рябой Савелию свое наболевшее.

— Не волнуйся, выкупим. Сколько бы им ни дали «сваха» со «сватом», думаю, что чалиться больше трешника им не придется. Зима — лето — год долой, две пасхи и домой, — беспечно пошутил Савелий.

— А вдруг «хозяин» не пожелает продаваться? — не разделяя оптимизма шефа, заметил Рябой.

— Ты что, белены объелся? Сейчас даже падаль со свалки и та продается, а мы дадим путевые хрусты.

— Эту информацию я могу чальникам передать, чтоб они не унывали?

— Конечно! — согласился Савелий.

— Золотое время настало! — повеселел Рябой. — Все стало можно купить и продать. Лишь бы были бабки!

— Если ты, Рябой, так думаешь, то глубоко ошибаешься. Знаешь, почему я не ношу на руке часы?

— Если скажешь, буду знать.

— Если бы я носил на руке часы, то они постоянно напоминали бы мне, как убегают мои годы. Кончится завод моим часам, — он постучал ладонью по левой части груди, имея в виду свое сердце, — и хана мне. Точно так же тебе и всем нам. При этом никакие бабки но смогут продлить ход этих часов ни на секунду.

— В этой части ты прав. Сколько кому написано на роду жить, больше он не протянет. Как бы там ни было, но я свои часы с руки не сниму.

— Твое дело, — задумчиво произнес Савелий. Он вспомнил сейчас, что Арканов как был ему костью в горле, так ею и остался.

Рябой, видя, что Савелий потерял к нему интерес, простился с ним и покинул кабинет.

«А что, если мне поручить группе Гуры ликвидировать Арканова? Другой хозяин его собственности может ее и не удержать. Тогда мне представится возможность ею поживиться», — строил планы Савелий.

Через Масика он пригласил к себе в кабинет Гуру, с которым вначале обсудил проблемы, решение которых не представляло никакой сложности. Завершив их обсуждение, Савелий решил перейти к интересующему его разговору:

— Гура, у меня для твоего Власа есть толковая, а главное, непыльная работенка.

— В чем она заключается?

— Нам не удалось основательно пощипать Арканова, поэтому я решил его ликвидировать. Мне такие умники, как он, в городе не нужны.

— Проблема вполне разрешима. Но Влас меньше чем за двадцать кусков зеленых браться за такое дело не будет.

— Что-то загнул ты насчет двадцати кусков. Хватит ему и половины.

— Надо иметь в виду, что объект хорошо охраняется, сам не дурак, к тому же очень осторожен…

Выслушав доводы Гуры и посчитав их вполне обоснованными, Савелий достал из сейфа аванс в баксах, десять кусков, кинул их на стол перед Гурой и пошутил:

— Ты меня со своим Власом когда-нибудь совсем разоришь.

Не споря с Савелием, Гура спрятал деньги во внутренний карман летней куртки и, тоже находясь в хорошем настроении, сообщил:

— Наша фирма веников не вяжет и ошибок, какие допустили парни Рябого, не делает.

— Самонадеянность не одного шустряка погубила. Пока с моим заданием не справились, держал бы язык за зубами и не хвастался, — с учительской строгостью в голосе посоветовал Савелий.

Три раза сплюнув через левое плечо, трижды суеверно перекрестившись, Гура поднял глаза к потолку.

— Прости меня, Господи, за нахалку, сорвавшуюся с моего языка!

ГЛАВА 8

Гончар

Гончар, являясь активным членом группы Гуры, одновременно был секретным сотрудником уголовного розыска. Стать таковым его вынудило неприятное стечение обстоятельств. Освободившись из ИТК, где он отбывал наказание за злостное хулиганство, Гончар в ресторане напился пьяным, обмывая свое освобождение в кругу друзей, и учинил драку с таким же невыдержанным парнем из другой компании. При его задержании работники милиции изъяли у него шарик анаши весом в восемнадцать граммов. Доставленный в дежурную часть милиции, Гончар всем своим нутром почувствовал, что в свои двадцать три года, соскучившись по свободе и едва ее обретя, он снова может угодить к «хозяину» на несколько лет за хулиганство и незаконное хранение наркотических средств. Он знал, что его могло спасти в сложившейся ситуации, поэтому решил попытаться воспользоваться шансом. Гончар попросил дежурного передать начальнику уголовного розыска, что желает сделать важное сообщение.

Начальник отделения уголовного розыска майор Шумаков принял его в своем кабинете. Гончар без вступления предложил ему свои услуги в качестве секретного сотрудника уголовного розыска за то, чтобы тот сделал ему протекцию и не дал официального хода имеющемуся на него материалу в милиции. Шумаков, ознакомившись с личностью Гончара поближе, пришел к выводу, что тот может стать ценным агентом. Поэтому Шумаков взял у дежурного материал, изобличающий Гончара в совершении нескольких преступлений, и спас своего будущего агента от наказания в уголовном порядке.

За свою драку в ресторане, как мелкий хулиган, Гончар отделался арестом на пятнадцать суток. С того злополучного дня уже пятый год Гончар был вынужден жить двойной жизнью. Покровительство инспектора уголовного розыска, у которого он состоял на учете, уже несколько раз давало ему возможность избегать наказания за совершенные преступления. Платой за такую крышу являлась его информация «куму» о готовящихся и совершаемых преступлениях членами преступной группировки Савелия. Он передавал оперработнику не всю информацию, а лишь ту, к делам которой он сам лично не был причастен. И на тех знакомых, с которыми был в конфликте или кто ему чем-то не нравился. Так Гончар поступал до последнего времени. Но сложившаяся жизненная ситуация побудила его пойти на исключение из своего правила.

Когда он получил от Власа задание составить график работы Арканова, узнать о его увлечениях, о местах, где тот бывает в нерабочее время, то понял, что очередной жертвой группы Гуры станет миллиардер Арканов. Добросовестно выполняя задание Власа, Гончар в то же время думал: «А что, если заложить Власа Арканову? Конечно, не за спасибо, а так лимонов за сто. Для него это не деньги, а для меня целый капитал. Другой такой случай мне вряд ли подвернется. У Арканова начальником службы безопасности работает сейчас мой первый «кум» Шумаков Владимир Леонтьевич. Через него и предложу Арканову свои услуги. Если я не воспользуюсь такой идеей, то потом всю жизнь буду себя проклинать».

Приняв окончательное решение, Гончар немедленно приступил к его реализации. Встретиться с глазу на глаз с начальником службы безопасности комбината для Гончара не являлось трудной задачей. Шумакову по роду своей службы практически каждую ночь приходилось бывать на комбинате. С первой же попытки Гончару, приехавшему на своей «Таврии» к проходной комбината, удалось встретиться с Шумаковым. Правда, пришлось его подождать часа полтора.

— По старой дружбе, Владимир Леонтьевич, хочу с вами поделиться очень важной информацией в отношении Бориса Альбертовича, — без вступления сказал Шумакову Гончар.

— Захар Петрович, ты знаешь, что я уже в милиции не работаю?

— Знаю.

— А если знаешь, то должен свое сообщение о чем-то криминальном делать не мне, а своему оперу, за которым ты сейчас закреплен.

— Моя информация не для его ушей. Именно вы сейчас являетесь для меня тем человеком, которому я могу довериться.

— Ну, если так, давай рассказывай, что привело тебя ко мне.

— Из достоверного источника мне стало известно, что на Бориса Альбертовича готовится покушение. Уже нанят профессиональный киллер. Лицо, взявшееся за его ликвидацию, очень серьезное. У меня нет сомнений, что он справится с полученной заявкой.

— Кто является киллером, когда и где он намерен совершить нападение на Арканова? — засыпал его вопросами Шумаков.

Но Гончар не торопился на них отвечать.

— Как я понимаю, моя информация лично вас не касается.

— Лично меня как человека, может быть, и не касается, а как начальника службы безопасности комбината даже очень касается.

— Я бы попросил вас передать Арканову: если он хочет узнать от меня, кто, когда и где намерен его убить, то сможет сделать это, заплатив мне сто лимонов.

— Тебе, Петрович, наверное, известно, что в уголовном кодексе есть статья, предусматривающая наказание тем лицам, которым известно о готовящемся или совершенном преступлении, но которые не сообщили вовремя о них в правоохранительные органы. Мера наказания за недоносительство — до трех лет лишения свободы.

— Наслышан. Но это меня не щекочет. Если Арканов не захочет воспользоваться моей помощью, я и пара не выпущу изо рта, чтобы защитить его. Такие бабки я прошу с него за свой риск, за то, что, сдав крутых парней в ментовку, спасу его голову.

— Если ты не желаешь менять своего решения, то я передам Арканову твои условия. Тебе не кажется, что ты запросил с него очень высокую таксу?

— Я знаю его материальные возможности, поэтому торговаться бесполезно. Других условий не будет.

— Когда на Арканова готовится нападение?

— Не скажу.

— Я спросил, чтобы знать: хватит ли у нас времени для сговора с тобой?

— Если в таком плане, то можете быть уверены, что до завтра ничего с вашим директором не случится.

Договорившись о месте и времени новой встречи, они расстались.

Шумаков, не мешкая ни минуты, несмотря на то что шел второй час ночи, связался по телефону с Аркановым. Извинившись за беспокойство, он попросил немедленно принять его по очень важному вопросу.

Когда Шумаков на своей «Ниве» подъехал к воротам особняка Арканова, дежурившие там сторожа без промедления пропустили его машину во двор. В это же время из дома вышел Арканов, на котором был надет толстый полосатый халат. Сев в салон автомобиля Шумакова, он поинтересовался:

— Владимир Леонтьевич, что за неотложная срочность привела вас ко мне?

— Сейчас расскажу. Вам, Борис Альбертович, хорошо известно, где я служил до того, как поступил к вам на комбинат работать?

— Конечно, известно.

— По роду моей прежней службы мне приходилось встречаться с бывшими ворами, которые сотрудничали с нами…

— Ну а я тут при чем? — не проявляя особого интереса к беседе, с нотой раздражения в голосе и даже не дав Шумакову закончить свою мысль, спросил Арканов, считая, что такой своей «новостью» его служащий мог бы поделиться с ним в другое, более подходящее время.

— Один из таких моих бывших помощников только что сообщил мне, что кто-то нанял киллера, который должен убить вас.

— Кому же я так здорово помешал, что он решил от меня избавиться? — теперь уже с явной заинтересованностью спросил у Шумакова Арканов.

— Информатор на поставленный мной такой же вопрос не пожелал отвечать.

— Тогда возникает резонный вопрос: зачем он к вам приходил?

— Он хочет продать вам свои сведения за сто миллионов рублей.

— Ты посмотри, какой объявился нахал! А не сдать ли нам его в милицию? Вдруг он там бесплатно разговорится?

— Я бы не советовал вам так поступать.

— Почему?

— Вряд ли там смогут заставить моего информатора заговорить. Тогда как неизвестные нам злоумышленники смогут осуществить свое грязное дело.

— Для меня сто лимонов не деньги, но, отдавая их, я хотел бы знать, какую информацию за них получу.

— Мы узнаем, кто, когда и где будет на вас нападать. Зная намерение вашего противника, мы сможем не только защититься, но и сами напасть на бандитов и вывести их на чистую воду.

— Что же, если честно признаться, такая информация стоит требуемой суммы. А не может так получиться, что ваш человек, взяв с меня деньги, скроется с ними, оставив нас с носом?

— Я такой вариант предусмотрел. Вы кладете сто лимонов в банк на предъявителя и отдаете эту книжку мне. Ее я своему информатору отдам только тогда, когда мы с вами убедимся, что он нас не обманул.

— Может, нам тогда не стоит этому вымогателю вообще отдавать сберегательную книжку?

— Борис Альбертович, с такими людьми шутить нельзя. Он за свои «кровные, заработанные потом», может жестоко отомстить и вам, и мне, что я его подвел. С такой категорией лиц шутки могут выйти боком.

— Тогда не станем шутить и поступим с ним по-честному. Он вам не сказал, когда и где планируется на меня нападение?

— Сказал, что на сегодня оно не ожидается. Большей информацией он со мной делиться не пожелал.

— Хитер ваш вымогатель!

— Да, знает что почем.

— Иначе вы, возможно, и не стали бы с ним когда-то сотрудничать.

— Борис Альбертович, если мы с вами обговорили все моменты, то я «побегу» сейчас к информатору, чтобы сообщить ему результат нашего разговора.

— Давай беги. Задерживаться тут тебе действительно больше нет смысла, — покидая салон автомобиля, заметил Арканов.

ГЛАВА 9

Стратегия Власа

После того как члены группы Гуры собрали на Арканова исчерпывающую информацию и предоставили ее Власу, тот стал решать, как ему лучше справиться с заданием Савелия. Несмотря на то что существуют сотни способов лишения человека жизни, не всегда удается найти тот единственный, приемлемый способ, который бы гарантировал злоумышленнику успех.

Влас теперь знал, что Арканова постоянно охраняют два телохранителя. В рабочее время к ним добавляются водитель и секретарь. Идти на убийство охранников Влас не хотел. Жертвой должен быть только один Арканов.

Влас лично проехал по маршруту постоянного следования Арканова как на работу, так и с работы домой. Результат инспекторских поездок был неутешительным. Дома до Арканова невозможно было добраться без привлечения новых сил к операции, что могло повлечь многочисленные жертвы как с той, так и с другой стороны. Нечего было думать и о нападении на автомобиль Арканова: автомобиль был бронированным, с пуленепробиваемыми стеклами. Попытаться заминировать автомобиль? Это было не его специальностью, хотя навыкам минирования в морской пехоте он обучался.

У Власа осталось в запасе два варианта: ждать, когда Арканов поедет куда-нибудь отдыхать и на отдыхе допустит оплошность, которой Влас должен воспользоваться, чтобы его убить; или совершить на него нападение там, где жертва его никак не могла предполагать. Таким местом могла стать территория комбината.

Ознакомившись с планом административного здания, в котором находился рабочий кабинет Арканова, Влас с радостью отметил, что два окна кабинета находятся в четырехстах метрах от недостроенного высотного цеха. Строительные работы в цехе были заморожены на неопределенное время.

Новостройка оказалась необитаемой, что дало возможность Власу ее тщательно обследовать. Там он нашел для себя удобную позицию, с которой хорошо просматривались окна кабинета Арканова. Ему только оставалось со снайперской винтовкой занять эту позицию и дожидаться появления Арканова у окна в своем кабинете. Уж промахнуться и не попасть в цель с такого расстояния Влас никак не мог.

За день до начала операции Влас распределил роли всем ее участникам, после чего отпустил их отдыхать, а сам стал готовить свою винтовку к предстоящей работе.

Как всегда в таких ситуациях, Гончар должен был со своим автомобилем обеспечивать возможность Власу как можно быстрее покинуть место происшествия. Для этого он обязан был находиться с машиной в оговоренном месте и терпеливо ждать.

Встретившись с Шумаковым, Гончар подробно посвятил его в план предстоящей операции. Выслушав его, Шумаков сказал:

— Если ты нас не обманываешь, то завтра мы киллера с его помощником задержим. Ну а ты-то сам что будешь после этого делать?

— Поеду к Гуре и сообщу ему о постигшей Власа и Мексиканца неприятности.

— Такая твоя раскладка не пойдет.

— Почему?

— Потому что ты плохо подумал о своем тыле.

— Почему вы так решили?

— Потому, что тогда тебе придется объяснять Гуре причину провала операции Власа и доказывать ему, что ты невиновен.

— Как же мне тогда поступить?

— У меня есть предложение, которое может стать выходом из возникшей для тебя щекотливой ситуации. Все зависит от тебя, захочешь ты им воспользоваться или нет.

— Если оно толковое, то почему я должен от него отказываться?

— После задержания Власа с Мексиканцем я предлагаю задержать тебя тоже как их соучастника и сдать в милицию.

— Ничего себе предложение! Оно меня совершенно не устраивает. Париться с корефанами у меня нет желания.

— Ты, Захар Петрович, не спеши отказываться от моего предложения. Давай лучше вместе его обмозгуем. Как ты считаешь, твои корифеи станут колоться следователю, будут давать ему показания на тебя?

— Они столько разной бяки наворотили, что тянуть меня за собой им нет никакого понта. Хоть убей их.

— А ты на них намерен официально давать показания?

— Я себе не враг и еще хочу немного пожить по-человечески.

— Если на следствии никто из вас не заговорит, то на кого у следователя будут доказательства, чтобы предъявить обвинение, арестовать и дело направить в суд? Только на Власа и Мексиканца. Ты же из этой передряги выйдешь сухим. Правда, с потрепанными нервами, но героем и мучеником для своей братвы.

— Почему меня мент должен будет отпустить?

— Потому что ты в нападении на Арканова не участвовал.

— Так моя машина стояла там на подхвате…

— Это ты и они знают, а для следователя ты в том месте остановился случайно. Там нет знака, запрещающего остановку и стоянку. Кому какое дело, где тебе захотелось остановить машину, отдохнуть от людских забот…

По мере того как Шумаков все дальше и дальше продолжал развивать свою мысль, внимание к ней со стороны Гончара усиливалось. Выслушав Шумакова, он довольно ухмыльнулся:

— А ведь действительно, почему я там не имею права остановиться? В чем тут крамола?

— Определенный незначительный риск с твоей стороны есть, но он для тебя необходим и вполне обоснован.

— Теперь я и сам усек необходимость поступить так, как подсказываете вы мне. Во сколько бабок мне обойдется ваша подсказка?

— Я тебе ее дарю. Правда, хотелось бы услышать честные ответы на несколько вопросов.

— Каких?

— Кто, кроме тебя, Власа и Мексиканца, входит в вашу группу?

Гончар не раздумывая перечислил ему всех.

— Кто у вас бригадир?

— Гура.

Шумакову не требовались фамилия, имя, отчество Гуры, так как он отлично знал всех городских авторитетов по кличкам. На каждого бывшего зека, проживающего в их районе, в уголовном розыске хранилось досье, в котором имелась исчерпывающая информация: паспортные данные, фотография, приметы, отпечатки пальцев и другое.

— А Гура кому подчиняется?

— Задания для нас он получал от Савелия. Я это знаю из подслушанных разговоров братвы. Сам очевидцем встреч Савелия и Гуры я не был.

— То, что ты мне сейчас сказал, «куму» своему говорил?

— Я себе не враг. Обычно я делюсь с ним сведениями, которые меня не касаются.

— Почему тогда ты поделился со мной?

— Потому что игра пошла по-крупному и мне без союзников не обойтись…

Расставшись с Гончаром, Шумаков поехал на комбинат, где успел застать в рабочем кабинете Арканова. «Обрадовав» его своей новостью, Шумаков обратил внимание на то, что рабочий стол генерального директора стоит в простенке между двумя окнами. В этом месте освещенность в кабинете была наилучшая. Значит, Арканову в таких условиях лучше работалось.

— Борис Альбертович, я бы вам посоветовал несколько дней не подходить к окнам своего кабинета. Да и вообще для безопасности вашей хорошо бы рабочий стол переставить в другое место.

— Переставлять в кабинете ничего не будем, но поменяться кое с кем кабинетами теперь придется. Будет меньше комфорта, зато безопаснее, — решил Арканов. — И на эту тему больше не будем отвлекаться. Лучше давай мы с тобой подумаем, как завтра захватить налетчиков. Надеюсь, что сил в нашей службе безопасности вполне хватит для такой операции.

— Я с вами вполне согласен, но на пути вашего желания есть одно «но».

— Какое?

— В обязанности нашей службы не входит борьба с организованной преступностью. Тем более нам известно, что преступники будут вооружены. Мы должны о готовящемся преступлении сообщить в отдел милиции, откуда прибудет группа захвата, которая должна выполнять такие сложные и опасные операции.

— Над такой проблемой я как-то раньше и не подумал. По-видимому, мне придется воспользоваться вашим советом. Честно говоря, боюсь, что в милиции наш секрет больше часа не продержится. Поэтому не исключаю, что наши гости завтра откажутся от своего намерения, отложат его на другое время.

— Такую вероятность я тоже не исключаю.

— Что же такое придумать, чтоб исключить все неожиданности?

— Заставлять сотрудников службы безопасности заниматься захватом вооруженных бандитов вы не имеете права, но если среди них найдутся добровольцы пойти на такое дело, то никакого ущемления прав с вашей стороны не будет. Все они бывшие работники милиции. Много раз были в подобных переплетах, а поэтому захват преступников явится для них обычным делом.

— Такое решение проблемы меня вполне устраивает.

— Я буду первым, кто согласится стать добровольцем, остальных трех-четырех человек подберу сам. Мне и придется возглавить группу захвата. Для того чтобы легче было договариваться с добровольцами, премии по лимону за их геройство не помешали бы…

— В качестве материального стимула?

— Можно сказать и так.

— Считайте, что по этому вопросу мы с вами договорились. Более того, если вы со своей обязанностью справитесь успешно, я проявлю инициативу и постараюсь, чтобы и милиция не обошла вас своим материальным вниманием. Что я еще должен для вас сделать?

— К утру нам потребуется микроавтобус.

— Я распоряжусь, чтобы завгар выполнил вашу заявку.

ГЛАВА 10

Пенсионеры действуют

Шумакову не составило особого туда наметить добровольцев для участия в захвате бандитов. Ранее проработав с ними в милиции не один десяток лет, он как никто другой знал профессиональные навыки каждого из них. Поэтому он взял в свою группу тех, кого считал наиболее способным для такого дела. Собрав четверых добровольцев в строящемся цехе, Шумаков обсудил с ними, как лучше и удобнее справиться с заданием. Прорепетировав возможные варианты, поправляя и дополняя друг друга, ветераны милицейской службы пришли к выводу, что операция захвата не будет для них сложной.

Троим Шумаков поручил захват преступника, который будет охранять снайпера, а самое ответственное — нейтрализацию снайпера — взял на себя и своего помощника.

Один из помощников высказал сомнение:

— Владимир Леонтьевич, допустим, мы захватим шустряка, который будет стоять на стреме. Приставим к его голове пистолет, под страхом смерти потребуем, чтобы он не шумел, а он возьми да и не послушайся нас — закричит во всю глотку. Тогда вам придется здорово повозиться со снайпером. Ведь, как я понимаю, он, стреляя в вас, промахиваться не пожелает.

— А вы постарайтесь взять того, кто будет стоять на стреме, без шума, — посоветовал ему Шумаков. — В этом весь фокус.

— Считаю, что в нашей ситуации его лучше всего оглушить.

— А если он от такого глушения коньки откинет?

— Постараемся его не убивать, но если и случится такое, то все равно мы будем действовать в пределах необходимой обороны.

— Наверное, вам так и надо поступить, — согласился Шумаков. — А когда осуществите захват своего объекта, не шумите, замрите там внизу. Так же тихо ведите себя в засаде, до прихода бандитов. Не курите, помните, когда бандиты идут на дело, слух и нюх у них обостряются, как у зверей.

— Они звери и есть, если по отношению к людям по-зверски поступают, — заявил один из добровольцев.

По деловому, оживленному поведению своих товарищей Шумаков видел, что предстоящая операция им была по душе. Они словно решили вспомнить молодость и проверить себя, на что способны…

В четыре часа утра группа захвата Шумакова прибыла в строящийся цех. Там она разделилась на две группы, каждая из которых заняла заранее облюбованные для засады места.

Шумаков, являясь опытным оперативником, без особого труда точно определил предполагаемую позицию снайпера: Влас непременно встанет у окна, из которого должен стрелять в Арканова.

Конечно, группе Шумакова легче было задержать преступников на территории комбината. Но Шумаков заранее предвидел, что результат такого захвата был бы плачевным: преступники ни за что не признались бы следователю в своем намерении. Тому только и осталось бы тогда привлечь их к ответственности за незаконное ношение огнестрельного оружия, за что законодательством предусмотрена мера наказания всего до пяти лет лишения свободы. Таким наказанием злоумышленники были бы более чем довольны. Поэтому Шумаков имел желание заставить снайпера своими подготовительными действиями на позиции показать его злой умысел. В прошлом Шумаков был слишком опытным чекистом, чтобы дать кому-то возможность обвести себя вокруг пальца…

Влас был проинформирован, что Арканов приезжает на работу к девяти часам утра. Но он с Мексиканцем проник на территорию комбината в начале восьмого, когда поток рабочих, идущих на смену, еще не достиг своего апогея. Едва войдя в цех, Влас деловито распорядился:

— Ты, Мексиканец, оставайся тут, а я пойду готовить себе гнездо. Если заметишь что подозрительное, сообщишь мне. Дыр в цеху хватает, через них веди наружное наблюдение. Из цеха без моего разрешения чтобы не выходил.

— Будет сделано, — заверил Власа Мексиканец, закуривая сигарету.

— Смотри не устрой мне тут пожар, видишь, сколько тут разного хлама валяется, — поднимаясь по металлической лестнице на второй этаж, предупредил Влас.

— Будь спокоен, подпаливать тебя не буду, — пошутил Мексиканец.

Поднявшись на второй этаж, Влас подошел к заранее облюбованному месту, чтобы надолго приземлиться. Там он поставил хозяйственную сумку с разобранной винтовкой.

На первом этаже Мексиканец тоже нашел себе подходящую позицию для наблюдения. Достав пистолет, он снял его с предохранителя и положил рядом с собой. Но долгое сидение на одном месте скоро стало надоедать. Тогда он поднялся с доски, на которой сидел, оставив на ней носовой платок, постеленный им, чтобы не испачкать в пыли брюки, и, вооружившись пистолетом, стал обследовать первый этаж цеха.

Трое работников службы безопасности комбината, сидевших в засаде, не могли допустить, чтобы Мексиканец обнаружил их первым. Когда он направился в сторону одного из них, оказавшийся у него за спиной другой, подкравшись к Мексиканцу сзади, ударил его кирпичом по голове. Удар оказался настолько сильным, что Мексиканец не только не успел закричать, а сразу замертво упал с проломленным черепом.

Влас, поднявшись на второй этаж, занял позицию там, где и предполагал Шумаков. Посмотрев на наручные часы, Влас не спеша открыл хозяйственную сумку, стал доставать из нее детали и собирать из них винтовку. По уверенным движениям, какими он собирал винтовку, можно было смело предположить, что он и с завязанными глазами так же быстро справился бы с этим делом. Собрав винтовку, Влас через ее окуляр посмотрел на окно кабинета Арканова. Оставшись довольным результатом, достал из сумки патрон. Было уже девять часов утра. Пришла пора заряжать винтовку, подготавливать ее к стрельбе. Но когда он открыл затвор и собрался вставить патрон в патронник, неожиданно услышал грубую мужскую команду:

— Брось винтовку! Руки вверх!..

Повернувшись на голос, Влас увидел двух мужчин в камуфляжной одежде с пистолетами в руках. Зрачки их пистолетов смотрели ему в голову. Помедлив секунду, он понял, что проиграл и что сопротивление бесполезно. Влас медленно положил винтовку на сумку и поднял руки вверх.

— Отойди от окна к стене! — потребовал Шумаков, обращаясь к Власу. Когда тот выполнил его команду, Шумаков снова потребовал: — Руками выше головы обопрись о стену, шире расставь ноги в стороны!

— Для чего все эти гимнастические упражнения? — отлично понимая, что от него хотят, но не желая молчать, поинтересовался нарочито громко Влас, надеясь, что на первом этаже его услышит Мексиканец и придет к нему на помощь.

— Сейчас мы тебя обыщем. Если выкинешь какой-нибудь финт, то застрелю, — строго заверил Власа Шумаков.

За поясом Власа он обнаружил пистолет Макарова и изъял его, после чего положил Власа на пол вниз лицом и крепко связал ему за спиной руки кожаным ремнем.

Они втроем стали спускаться по лестнице на первый этаж. Влас еще сверху увидел там трех мужчин, тоже одетых в камуфляжную форму, которые стояли около распростертого на полу Мексиканца.

«Так вот почему мой друг не смог меня предупредить об опасности!» — почувствовав себя загнанным зверем, подумал Влас.

Подошедший к ним один из троицы с волнением в голосе сообщил Шумакову:

— Я его дружка прибил кирпичом до смерти.

— Он был с пистолетом?

— Да.

— Пистолет у него не забрали?

— Такую глупость нам совершать непозволительно.

— Тогда не переживай. Ты грамотно с ним расправился. Собаке собачья смерть, и нечего с ней миндальничать, если она взбесилась, — успокоил его Шумаков, после чего, обращаясь к Власу, поинтересовался: — Ну что, красавец, может быть, мне развязать тебе руки и пристрелить при попытке к бегству? Как говорится, отправлю тебя следом за дружком.

— Я связан и без оружия, а поэтому ты не имеешь права в меня стрелять.

— А что мне стоит, пристрелив тебя, вложить в твою руку пистолет? Уж до приезда следователя прокуратуры как-нибудь успею справиться с такой мерой защиты.

Влас окинул взглядом мужчин. Здоровые и матерые, они легко могли исполнить то, чем угрожали ему. Он решил не вступать с ними в полемику.

— Я в вашей власти. Как сделаете, так и будет, — смиренно произнес он.

Власа поместили в салон «пазика», под охраной двух мужчин из группы захвата. Трое из группы захвата куда-то отлучились. Минут через тридцать они возвратились, затолкав в автобус Гончара со связанными руками. Гончар не хотел садиться в автобус, сопротивлялся и кричал:

— Менты поганые! Не имеете права хватать первого попавшегося на дороге, крутить ему руки и издеваться над ним! Ушло ваше время издеваться над честными людьми! Сейчас у нас демократия, прокурор быстро поставит вас всех на место!

— Закрой хавальник, а то своими зубами через задницу будешь стрелять, — подыгрывая Гончару, сердито урезонил его Шумаков. — Ты мне скажи, почему твоя машина стояла в посадке рядом с забором нашего комбината?

— По нужде остановился! И какое ваше собачье дело? Чего вы мне указываете, где я могу, а где нет ставить свою «тачку»? В том месте, где я остановился, никаких запрещающих знаков ГАИ нет…

— Помолчи! От твоей болтовни голова начинает болеть, — одернул Гончара один из охранников.

Когда их повезли в милицию, Влас, улучив момент, шепнул Гончару:

— Эти менты, — работников службы безопасности комбината Влас принял за работников милиции, — убили Мексиканца.

— Да ты что? — удивился Гончар услышанной новости.

— Помолчи! — недовольно скривив губы, прошептал ему Влас. — Как ты себя вел при задержании, так той линии и придерживайся на следствии.

— Хорошо.

— Твою мать за ногу! Нас кто-то заложил с потрохами.

— Выходит, так, — не спеша отвечать Власу, через паузу, как бы размышляя над его сообщением, согласился с ним Гончар.

— Узнаю, кто совершил такую подлянку, убью, чего бы мне это ни стоило.

— Ты же не успел завалить Арканова, поэтому «сват» не должен нам надевать на шею большой хомут.

Вздохнув с сожалением, Влас сообщил Гончару:

— Менты изъяли у меня ствол с предпоследнего дела. Такой же ствол есть у Мексиканца. По этим стволам менты привяжут нас к краже из дома Арканова.

— А вдруг они не дотумкают?

— Вот эти борзые? — Он кивнул в сторону сопровождавших их работников комбината. — Ты их недооцениваешь. Да они мне, гады, могут пришить и то, чего я никогда не делал. Все внутренности отобьют и кровью заставят захлебнуться…

— Эй вы, говоруны, заткнитесь, а то сквозняк в автобусе, — умышленно дав преступникам наговориться, строго потребовал Шумаков.

— С этим дураком лучше не бакланить, — отворачиваясь от Гончара, сказал Влас, дав Шумакову свою нелестную характеристику.

ГЛАВА 11

Старший следователь прокуратуры

На телефонный звонок Арканова прокурору города о том, что на него только что было организовано покушение, реакция была действенной и незамедлительной. На место происшествия в течение нескольких минут была направлена оперативная группа работников милиции, возглавляемая старшим следователем, младшим советником юстиции Майоровым Виктором Александровичем.

По своим профессиональным способностям Майоров не только не уступал следователю Кладченко, но и превосходил его, так как занимался расследованием такой категории сложных тяжких преступлений, которые не входили в компетенцию следователей милиции.

Майоров со всей скрупулезностью, старанием и вниманием зафиксировал все детали и узлы места происшествия. По его требованию эксперт-криминалист сфотографировал не только место расположения снайперской винтовки, но с этой позиции сделал обзорный снимок административного здания комбината с двумя окнами директорского кабинета, в одном из которых был виден силуэт Арканова.

Завершив осмотр места происшествия, Майоров, зная со слов Шумакова о задержании Гончара в качестве соучастника Власа, продолжил свой осмотр там, где Гончар устроил стоянку своему автомобилю. В качестве вещественных доказательств он изъял чехлы с сидений автомобиля Гончара.

Выполнив первоначальные следственные действия на месте преступления, Майоров поехал в отдел милиции, где в комнате задержанных находились его подозреваемые. Прежде чем водворить их в ИВС, если они того заслуживали, он обязан был подробно допросить их.

Первым в следственную комнату для допроса дежурный привел Власа — Зипунова Владислава Олеговича. Сообщив ему о его правах, предусмотренных УПК России, Майоров предложил ему дать показания по существу своего задержания. Влас слушал следователя сидя на табуретке, ножки которой были прибиты к полу. Застыв в неподвижной позе, уставившись глазами в пол, на очередной вопрос следователя, обращенный к нему, он ответил:

— Я от защитника отказываюсь, так как ему на моем допросе делать нечего.

— Как это понимать? Почему это защитнику тут у нас с вами делать нечего? — удивился Майоров, который нуждался в более конкретном ответе подозреваемого.

— Пользуясь своими правами, как подозреваемый, я вам никаких показаний давать не желаю.

— Честно говоря, мне такая тактика вашего поведения на предварительном следствии не нравится. Хотелось поговорить по душам, — с сожалением произнес Майоров.

— Ну если вы так настаиваете, то можете записать в протоколе, что человека, которого вместе со мной задержали менты, нужно отпустить, так как он ко мне не имеет никакого отношения.

Завершив допрос и заполнив протокол задержания, Майоров отдал его дежурному, который водворил Власа в камеру. Настала очередь Гончара — Голубенко. После выполнения обычных необходимых процедур Майоров предоставил Голубенко возможность дать показания. Гончар в отличие от Власа не стал отказываться. Он собственноручно не слишком каллиграфическим почерком написал подробные показания. Суть их сводилась к тому, что он Зипунова не знает, сегодня впервые его увидел и к преступлению, за которое того задержали, не имеет никакого отношения.

Прочитав его показания, Майоров задумался:

«Зипунов не указывает на Голубенко как на соучастника своего преступления, а наоборот, выгораживает его. У меня тоже нет никакого компрометирующего материала на него. Внаглую я, конечно, могу Голубенко задержать и поместить в камеру, но вдруг он действительно не причастен к преступлению? Тогда выйдет, что я обидел и ущемил права невиновного человека. Как быть? Отпустить его домой? А вдруг он все-таки соучастник преступления и, зная за собой вину, с моей помощью скроется от следствия и суда? У меня есть только одна возможность проверить показания Голубенко — это как можно быстрее назначить и провести экспертизу микрочастиц на изъятых из его машины чехлах. Возможно, на них будут обнаружены микрочастицы одежды Зипунова. Тогда уж Голубенко от меня не удастся улизнуть. Все верно, дорогой, но заключение эксперта надо ждать не меньше месяца. В таком случае тебе придется отпустить Голубенко домой. Что поделаешь! Лучше недогнуть палку, чем ее перегнуть», — определился старший следователь.

— А знаете, Захар Петрович, я вас не стану задерживать и водворять в ИВС, но возьму с вас на время подписку о невыезде. Вы мне можете понадобиться в любой день, — объяснил он задержанному свое намерение.

Таким решением следователя Гончар был более чем доволен, но свои эмоции он решил до поры до времени скрыть от следователя, что ему вполне удалось.

Отпущенный Майоровым домой, получив в отделе милиции свою машину, Гончар покинул территорию неприятного для него учреждения. Ему хотелось немедленно поехать к Шумакову на работу, чтобы взять у того свою сберегательную книжку с приличным денежным вкладом, но осторожность взяла верх над жадностью. Поэтому из милиции он решил поехать прежде всего к Гуре.

Он не опасался слежки за собой со стороны оперработников, так как не догадывался, что его тайны им уже давно известны от Шумакова, а поэтому он для них не представлял интереса.

Сообщение Гончара не явилось для Гуры новостью, но он слушал неприятное известие с интересом. По ходу его изложения задавал Гончару наводящие вопросы.

— Почему вы завалились? Почему менты вас захватили врасплох?

— Мы с Власом считаем, что нас кто-то предал.

— Кто же мог нас предать? — задумчиво произнес Гура.

— Если бы мы только знали! Влас требует, чтобы мы обязательно нашли предателя.

— Не хватало мне его подсказок! Со слюнявыми и без сопливых обойдусь, — осмелел Гура, будучи уверенным, что Влас надолго и хорошо сел, а значит, обидеться и отомстить ему за такое пренебрежение к себе не сможет. Тем более что оно было высказано не ему лично, а третьему лицу.

Не в положении Гончара было сейчас принимать ту или иную сторону, а поэтому он на высказывание Гуры дипломатично промолчал. Гура, видя, что Гончар ведет себя как-то скованно, спросил у него:

— Мне интересно, Гончар, узнать, почему менты не закрыли тебя в своей хате вместе с Власом, а отпустили домой?

Гончар был давно готов ответить на такой вопрос, поэтому не растерялся:

— Менты взяли меня в лесопосадке, где я находился с машиной. Перерыли всю тачку, ничего запрещенного не нашли. Да и Влас сказал, когда нас везли в ментовку в воронке, чтобы я на допросе не признавал его за своего знакомого. Он брался даже выгородить меня. При таком раскладе сам подумай: за что и по какому праву менты могли бы посадить меня в свою хату на государственные хлеба?

— Так что же, тебя твой «кум» под чистую отпустил домой?

— Он взял у меня подписку о невыезде.

— Выходит, все-таки ты у него не в полном доверии?

— Выходит, так, — согласился с Гурой Гончар.

После этой беседы Гура немедленно поехал к Савелию, чтобы доложить ему о постигшей его группу трагедии.

А Гончар вернулся домой, где, плотно пообедав, лег отдыхать. На вечер он наметил встречу с Шумаковым и хотел к тому времени отдохнуть и поднабраться сил.

В своем выводе, что оперработники не станут за ним устанавливать наблюдение, Гончар здорово ошибся.

Оперработники милиции проследили за ним до самого его дома, после чего наблюдение сняли, понимая, что теперь Гончар вне опасности. Безусловно, его визит к Гуре не остался для них незамеченным.

ГЛАВА 12

Неприятный разговор

Выслушав неприятную для себя информацию, Савелий, недовольно покивав головой, произнес:

— Кроме меня, тебя и твоей группы, о вашем задании никто не знал. Возникает резонный вопрос: кто из нас допустил утечку информации? С моей стороны это исключено. Возникает вопрос: кто из группы виноват в постигшем нас провале?

Ребром поставленный вопрос требовал четкого и ясного ответа. Заявлять об утечке информации по вине Савелия было бы равносильно смертному приговору себе, поэтому Гура, не раздумывая, ответил:

— Да, получается, что кто-то из моих парней работает на ментов.

— Я поставил тебя руководить ими не потому, что ты можешь много выпить водяры и сильно не опьянеть, а потому, что считал твой калган способным мыслить и выдавать идеи на-гора. Ты обязан был не вчера и не сегодня, а давно выявить в своей группе человека, который имеет длинный язык. Это еще хорошо для нас, если бы он оказался просто болтуном, гораздо хуже, если в вашей дружной компании завелся ментовский наводчик. Ты ни того, ни другого у себя не выявил, в результате чего я потерял двух нужных и преданных мне людей, не говоря уже о том, что вы с моим поручением ни хрена не справились. Как я помню, ты в свою группу кадру сам подбирал. Не так ли?

— Именно так.

— Значит, тебе придется за провал операции нести передо мной ответ.

— Выходит, так, — затравленно подтвердил Гура.

— Что с того, что ты сейчас такой понятливый стал? Ты завалил мне икряное дело, погубил толковых парней. Я понес убытки, уже не говоря о том, что ты подорвал мой престиж перед братвой. На таком фоне, скажи мне, что я должен делать с таким лосем, как ты?

Савелий был скор на расправу с провинившимися перед ним бандитами, чему Гура много раз сам был свидетелем. Он также знал, что Савелий не любит слизняков, трусов, а поэтому юлить и извиняться перед ним за свои промахи не стал. Опустив повинно голову, он, как бы рожая каждое слово, медленно, с расстановкой произнес:

— Савелий Григорьевич, я сильно провинился перед тобой, а потому соглашусь с любым твоим решением, какое ты примешь в отношении меня.

Такая покорность одного из авторитетов его группировки Савелию понравилась.

«Сейчас хоть убей этого дурака, все равно ничего не изменить в случившемся или поправить не удастся. Бык есть бык. Он должен быть в стаде среди коров. Его мне никак нельзя было ставить пастухом», — подумав, решил Савелий.

Осознав свою вину в подборе «руководящих кадров», Савелий сообщил Гуре свой приговор:

— Я перевожу тебя в бычье стадо, а теперь вали и не попадайся мне на глаза, пока у меня на тебя злость не пройдет и ты мне не понадобишься. Запомни, что с сегодняшнего дня прямой твой ход ко мне закрыт.

Савелий был практичным человеком и в сотый раз не собирался изобретать велосипед. Структуру своей преступной организации он построил наподобие аппарата правоохранительного органа, о чем я ранее вкратце уже говорил. Только штат был у него намного меньше, чем в милиции, да и профессиональные навыки его авторитетов были на уровне любителей и значительно уступали юристам с большим практическим опытом. Но как бы там ни было, такая «кадра» у него была и работала по своей линии.

После того как Гура от него ушел, Савелий пригласил к себе Копченого, в функции группы которого входили как разведка, так и контрразведка. Введя в курс своих неприятностей Копченого, Савелий поручил ему и его группе установить негласное наблюдение как за Гурой, так и за остальными членами его группы с целью обнаружения Стукача.

Внимательно выслушав Савелия, Копченый поинтересовался:

— Как я понимаю, за ними придется установить круглосуточное наблюдение?

— Конечно!

— Вряд ли нам удастся справиться с твоим поручением, — удивил Копченый своим ответом Савелия.

— Почему?

— Моей пятерке придется пасти четверых днем и ночью. Мы не двужильные, будем нуждаться в отдыхе, а поэтому понадобится помощь еще не менее пяти человек.

— Действительно, одни сутки вы сможете сами отпахать, а на вторые выдохнетесь. Значит, так: сегодня вы разбираете охламонов Гуры и будете их водить до утра. Утром вас заменит Рябой со своими парнями. Такой расклад тебя устраивает?

— И до каких пор мы будем такой хреновиной заниматься? — не очень довольный поручением, поинтересовался Копченый.

— Пока не выявите виновного в сегодняшнем нашем провале.

— Не очень-то велики шансы у нашей затеи, — скептически заметил Копченый.

— Не возражаю. Возможно, у тебя есть более толковое предложение? Тогда я от своего откажусь и мы возьмем на вооружение твое.

— Откуда оно у меня из ничего может появиться?

— Очень жаль, а ведь именно на твоей совести лежит обязанность не допускать в наши ряды разных сук, а если таковые вдруг появятся, то как можно быстрее выводить их на чистую воду.

— Будем стараться, — не очень бодро, а скорее уныло заверил Савелия Копченый. — На кого особо советуешь обратить наше внимание?

— На Гончара.

— Почему ты отдал ему предпочтение?

— Его сегодня задержали менты, а потом отпустили. Что-то уж слишком они с ним миндальничают.

— Понятно! Я его персону возьму на себя…

— Ступай действуй.

ГЛАВА 13

Прокол Гончара

Гончара разбудил бой настенных часов. Не раскрывая глаз, он насчитал шесть ударов. Открыл глаза и посмотрел на часы: они показывали семь часов. Один удар боя часов он прослушал. Довольный крепким сном, Гончар подумал: «Сейчас хоть и вечер, но ехать к Шумакову на работу за своей сберкнижкой рановато. Поеду к нему за ней часов в одиннадцать вечера. Чем мне до того времени полезным заняться? — задал он себе не очень трудную задачу. — Поеду в морг, узнаю, там ли еще лежит Мексиканец или его уже забрали родственники. Если они его забрали домой, придется нанести визит вежливости. Я должен буду там показать себя жертвой чьей-то подлости. Придется на похороны его жене подкинуть лимон бабок, чтобы показать, что Мексиканец был для меня не чужим человеком. — Подумав, он изменил свое первоначальное решение: — Лимон, пожалуй, будет для нее слишком жирным куском. Пол-лимона от меня вполне хватит».

Приехав в больницу на своем «Москвиче», Гончар от сторожа морга узнал, что Мексиканца в пять часов вечера, после судебно-медицинской экспертизы, родственники в гробу забрали домой.

Предстоящее посещение дома Мексиканца ему было неприятно. Он много лет знал погибшего, неоднократно гулял с ним в разных компаниях. Мексиканец был здоровым, веселым, гораздым на разные шутки и выдумки человеком. Глядя на него, можно было с уверенностью утверждать, что в ближайшие пятьдесят лет смерть от какой-то болезни ему не угрожала. И вот так по-глупому здоровяк погиб. Такой неожиданный поворот в судьбе Мексиканца пугал Гончара.

«С Мексиканцем менты явно перестарались. Его можно было бы при задержании и не убивать. А мне надо закругляться и кончать жить двойной жизнью. Ведь если братва узнает о моей подлянке, то я не надолго переживу Мексиканца. Вот получу свои бабки у мента, тогда у меня появится возможность не пахать ни на тех, ни на других. Стану жить в свое удовольствие. Но меня не пожелают отпустить от себя ни менты, ни Гура, — удивил он себя неожиданными препятствиями. — Придется какую-нибудь подлянку совершить года на два-три, чтобы выйти из-под их влияния. Так и поступим. Пока я буду париться у «хозяина», на моем счету вклад в несколько раз увеличится», — довольно подумал он, останавливая свой автомобиль у дома Мексиканца.

В доме Мексиканца он увидел многих своих знакомых из группировки Савелия. Одни из них, как и он, только пришли с визитом вежливости, другие уже уходили. У Гончара мелькнула мысль профессионального «глухаря»: «Если бы менты были поумнее, то они засняли бы на видеокамеру всех приходящих и уходящих из дома Мексиканца парней. Тем самым они смогли бы если не всех, то большую часть группировки Савелия взять себе на учет».

Безусловно, его мысль была не новой, и оперработники милиции часто пользуются известным ему приемом. Своим таким рассуждением Гончар хотел перед самим собой показаться умником.

Гончар во исполнение своего намерения передал жене Мексиканца пол-лимона бабок. Его внимание и материальная помощь Валентине, жене Мексиканца, не остались незамеченными присутствующими. Они молча и по достоинству оценили его жест.

Пробыв в доме Мексиканца около часа, Гончар посчитал формальную часть визита выполненной. Простившись с Валентиной и друзьями до следующего дня, Гончар покинул дом Мексиканца.

Чтобы не скучно было вести наблюдение за Гончаром, Копченый взял к себе в напарники Химика, получившего такую кличку от друзей за то, что, будучи условно освобожден из мест лишения свободы, работал на стройке народного хозяйства. Таких зеков друзья шутя называют химиками.

Сначала они с интересом взялись «водить» Гончара по городу. Не общаясь с ним, они понимали все предпринимаемые им шаги. Было понятно, зачем Гончар заезжал в больницу, зачем он явился домой к Мексиканцу, почему около двух часов задержался в доме своей шмары, известной им под кличкой Пончик.

В силу такой понятности интерес к слежке стал пропадать. Видя на расстоянии «Москвич» Гончара, стоявший у дома Пончика, Химик, вздохнув, признался другу:

— Копченый! Честно говоря, мне наша работенка начинает надоедать.

— Хочешь сказать, что мне она по душе? — тоже недовольно вздохнув, произнес Копченый. — Но если Савелий потребовал ее провернуть, то нам с тобой ловить ничего не приходится и мы должны пасти Гончара.

— И сколько дней придется вот так прозябать?

— Не знаю.

— Чего мы ловим и чего ждем? Может быть, мы ждем того результата, когда Пончик покрасит его болт в маковый цвет, — хохотнул Химик, не нуждаясь в ответе Копченого. Закурив сигарету от прикуривателя, он стал дальше развивать свою мысль: — В следующее дежурство нам придется прихватить с собой шмар. Все веселее с ними время коротать…

— Ты посмотри, кажется, Гончар появился, — прервав рассуждения Химика, довольно произнес Копченый, понимая, что время бездействия кончилось.

— Интересно, куда он теперь поведет нас?

— Когда туда приедем, тогда и узнаем, — заводя машину и следуя за габаритными огнями «Москвича», буркнул Копченый.

Остановив машину метрах в пятидесяти от проходной комбината, Гончар посмотрел на наручные часы. Они показывали двенадцатый час ночи. Выйдя из машины, он прошел к остановке автобуса.

Копченый не мог позволить себе близко подъехать к машине Гончара и остановил свою метрах в двухстах.

— Ты посиди тут, а я пойду посмотрю, зачем Гончар привалил сюда, — сказал он Химику.

— Он приехал сюда, чтобы в спокойной обстановке семечки пощелкать, — пошутил Химик.

Не слушая его болтовни, Копченый со всей осторожностью стал подкрадываться к остановке автобуса. В осуществлении его намерения ему помогали темная ночь и растущие сбоку дороги деревья. Подкравшись к остановке на десять метров, Копченый затаился за деревом. Он увидел, как из проходной, освещенной электрическими фонарями, вышел мужчина, который быстро направился к остановке автобуса. Копченый узнал Шумакова — бывшего начальника уголовного розыска. В бытность работы того в милиции каждый уважающий себя вор знал Шумакова в лицо. Копченый как раз относился к таким ворам.

Какой разговор состоялся между Шумаковым и Гончаром, Копченый не расслышал, но он увидел, как Шумаков что-то передал Гончару, который, беря это «что-то» у бывшего мента, поинтересовался:

— Как договаривались?

— Будь спокоен, мой шеф с тобой играет без обмана.

«Вот, оказывается, ты какой гусь! — удивленно подумал Копченый в отношении Гончара. — Тебя мы тут не станем задерживать, так как Шумаков может испортить нам всю обедню. Мы тебя застопорим в другом, более подходящем месте», — определился Копченый.

Только после того как Гончар расстался с Шумаковым и Копченый убедился, что они его не могут заметить, он прежним путем осторожно прокрался к своей машине. Ему повезло, что Гончар, сев в свой «Москвич», поехал не сразу, а включив освещение в салоне, принялся рассматривать какой-то документ. В это время Копченый передал Химику результаты своей разведки.

— Я не думал, что Гончар окажется такой птицей, — выслушав Копченого, признался Химик.

— Мы его должны сегодня застопорить и допросить с пристрастием.

— А что будем делать с ним потом?

— По ходу дела определимся.

Когда Гончар, довольный результатом состоявшейся сделки, подъехал к своему гаражу, в это же время рядом с ним остановился автомобиль Копченого.

С пистолетами наготове Копченый и Химик подошли к Гончару. В незваных визитерах тот сразу же узнал членов группировки Савелия.

— Копченый, ты что, сдурел, своих не узнаешь? — дружески улыбаясь, поинтересовался Гончар.

— Только после толковищи с тобой я смогу ответить, свой ты нам или чужой. А пока грабли за спину, — надевая Гончару на руки наручники, ответил Копченый.

Обыскав Гончара, забрав из внутреннего кармана его пиджака сберегательную книжку, Копченый потребовал, обращаясь к Химику:

— Садись в его машину и следуй за мной.

Копченый усадил Гончара на сиденье рядом с собой, и оба автомобиля отправились за город. Подъехав к речке, они остановились. Вечерняя прохлада приятно ощущалась как телом, так и вдыхаемым воздухом.

Когда Химик подошел к Копченому, тот попросил его:

— Ты посиди тут с Гончаром, а я пойду ошманаю его тачку: вдруг что путевое найду.

Копченый возвратился к своей машине минут через десять. Открыв дверцу автомобиля, он приказал Гончару:

— А ну, умник, на выход.

— Тебе чего от меня надо?

— Сейчас узнаешь. — Дождавшись, когда Гончар, кряхтя, выбрился из машины на берег реки, Копченый потребовал: — Ты обязан сейчас отвечать на все мои вопросы. От правильности твоих ответов зависит твоя судьба.

— Ты в чем-то меня подозреваешь?

— Я с тобой в ля-ля играть не собираюсь, отвечай на мой первый вопрос.

— Пожалуйста, я готов.

— Куда и зачем ты сегодня ездил вечером на своей тачке?

Гончар подробно сообщил Копченому о всех своих поездках, которые не были связаны со встречей с Шумаковым. Выслушав его, Копченый поинтересовался:

— Ты ничего не упустил?

— Нет! — нагло соврал Гончар, не допуская мысли, что Копченым в этот вечер за ним была установлена слежка и тот о нем знает гораздо больше.

— Меня интересует такой вопрос: почему ты забыл упомянуть о своей встрече с бывшим начальником уголовного розыска Шумаковым, который теперь работает в службе безопасности трубопрокатного комбината? И за что он тебе подарил сберегательную книжку со вкладом в сто лимонов? Это за какие такие заслуги он так тебя отоварил?

На поставленные вопросы у Гончара не было готовых ответов, да и не могло быть. Слишком ясно и понятно просматривался мотив встречи вора с ментом, пускай и бывшим. Поняв, что разоблачен и погибает, Гончар, посмотрев по сторонам, решил попытаться сбежать от своих похитителей. Более приемлемого выхода для себя в возникшей ситуации он придумать не мог.

— Вы, друзья, меня с кем-то спутали. Сегодня вечером я ни с бывшим, ни с настоящим ментом не встречался, — вновь солгал Гончар.

Ему нужно было выиграть время, чтобы сориентироваться в окружающей местности. Если удастся добежать до рощи, то там ему вполне можно будет скрыться от преследователей, спрятавшись в зарослях деревьев и травы.

Копченый, довольный, что у него много компрометирующего материала на Гончара, был уверен, что тому не удастся оправдаться перед ним. Он торжествовал свою победу. Расслабленность Копченого дорого обошлась ему.

Гончар сильно ударил ногой по голени Копченого. От сильной боли тот закричал и упал на землю. Тем временем Гончар бросился бежать к спасительной роще. Химик с азартом обманутого охотника стал его преследовать. Стрелять в Гончара Химик не решался, так как ни за что ни про что ему не хотелось становиться убийцей, да и лишний шум, поднятый стрельбой, ему тоже был не нужен.

Гончару удалось бы сбежать от Химика, но в стремительном беге по заросшей травой и кустарником тропинке его левая нога попала в какую-то то ли яму, то ли нору крота. Он упал, подвернув ногу. Когда же Гончар поднялся, то бежать дальше было уже бесполезно. Перед ним стоял запыхавшийся Химик с пистолетом в руках.

— Иди, мент поганый, к машине, — сердито приказал он Гончару, ударив его несколько раз ногой по ягодице. Утолив свой гнев, Химик взял его за шиворот и повел к машине.

Там Копченый уже кое-как отошел от боли, тогда как ярость на Гончара была на высшем пределе.

— Вонючая паскуда! Гадом мне быть, если я тебя сейчас не уничтожу! — такими приветствиями встретил Копченый подошедшего к нему с Химиком Гончара.

— Послушай, Копченый, ты у меня забрал сберегательную книжку на предъявителя. Ты можешь по ней получить сто лимонов. Забирай их себе, только отпусти меня. Я о нашей сделке никому не скажу, — попытался вступить Гончар в последний возможный сговор.

— Без всяких твоих условий книжка и так у меня. И я ею воспользуюсь. Считай, что твои грязные бабки лежат у меня в кармане.

Достав из своей машины литровую бутылку водки, Копченый с помощью Химика повалил Гончара на землю и насильно влил тому в рот содержимое бутылки. Вначале Гончар сопротивлялся насилию, но, лежа на спине, чтобы но задохнуться, он был вынужден глотать жгучую жидкость все с меньшим и меньшим сопротивлением.

— Думаешь, от водки окочурится? — поинтересовался у Копченого Химик.

— Как пить дать откинет копыта с диагнозом отравление алкоголем, — заверил сообщника Копченый.

Затем он снял с Гончара наручники, уничтожил в его машине все следы пребывания там Химика, тряпкой стер с бутылки следы своих рук и рук Химика. Копченый еще теплыми пальцами рук своей жертвы оставил на ней их следы. Убедившись, что у Гончара не прощупывается пульс, они уехали с места преступления.

На место обнаружения трупа с оперативной группой выехал дежурный следователь прокуратуры младший юрист Столешников, который в занимаемой должности проработал менее года. Внимательно и старательно, с его точки зрения, он произвел осмотр места происшествия. Не обнаружив на теле Гончара телесных повреждений, он согласился с мнением судебно-медицинского эксперта, что смерть Голубенко произошла из-за чрезмерного злоупотребления потерпевшим спиртными напитками.

Обнаруженные Столешниковым отпечатки пальцев на бутылке из-под водки принадлежали погибшему. Собранный материал дал следователю основание прийти к выводу, что смерть Голубенко произошла по его вине…

Когда Савелий узнал от Копченого, кто оказался в группе Гуры секретным сотрудником милиции, он разрешил Копченому и Химику по подложному паспорту снять в Сбербанке вклад на предъявителя. Это и стало им платой за хорошо проделанную работу.

Единственным человеком, который смог бы помочь в работе Столешникову и заставить того изменить свое заключение по факту гибели Голубенко, был старший следователь прокуратуры Майоров. Но тот был занят расследованием своих дел.

К тому времени Майоров, проведя экспертизу по микрочастицам, уже установил, что на чехлах автомобиля Гончара, кроме микрочастиц его одежды, имелись микрочастицы с одежды Власа и Мексиканца.

Как думал Шумаков и рассчитывал Гончар, не получилось. Майоров доказал причастность Гончара к покушению на убийство.

Вопреки показаниям подозреваемых, используя достижения криминалистики, Майоров доказал, что Влас, Мексиканец и Гончар являются соучастниками нескольких преступлений.

Он доказал, что волокна ткани, обнаруженные на заборе усадьбы Арканова, оставлены курткой Власа. Поэтому утверждение Власа на допросе, что изъятый у него при задержании ПМ был им куплен на базаре у неизвестного лица, а не похищен у сторожа во дворе дома Арканова, выглядело лживым.

Точно так же, используя последние достижения криминалистики, Майоров взял образцы волос с головы Власа и направил их в НИИКЛ вместе с волосами, обнаруженными им ранее на месте происшествия с двумя погибшими, доказал тому, что он причастен к их убийству. Эксперты-криминалисты с помощью нейтронного активационного анализа, используя измерения гамма-излучения волос, установили, что представленные на экспертизу волосы, обнаруженные на трупах, потерпевшим не принадлежат. Они совпадают с образцами проб волос, взятыми у Зипунова Владислава Олеговича, по следующим признакам: одинаковая толщина волос, содержание в волосах серы, фосфора, марганца, мышьяка, меди, золота, ртути… — всего перечислено одиннадцать элементов таблицы Менделеева. При таком совпадении ошибка в утверждении об идентичности волос, обнаруженных на телах убитых, с экспериментальными волосами Власа полностью исключалась.

Так, несмотря на то что Влас своему следователю не дал никаких показаний, тот предъявил ему обвинение в убийстве двух лиц из корыстных побуждений, в покушении на убийство, разбойном нападении, хищении огнестрельного оружия и незаконном его ношении.

ГЛАВА 14

Прописка Власа

После того как Влас был допрошен следователем Майоровым и тот задержал его в качестве подозреваемого, дежурный отдела милиции отвел задержанного в ИВС и поместил в восемнадцатую камеру. Началась для Власа до боли знакомая и противная жизнь со своими законами и правилами поведения. Окинув камеру взглядом опытного зека, он увидел в ней более десятка сокамерников. Влас поленился их считать. Закурив сигарету, он задумался: «Выдавать мне себя за того, кем я фактически являюсь, или притвориться и сойти за мужика? Ничего со мной не случится, если поведу себя тупым лохом», — решил он.

Чтобы сокамерники не раскусили его раньше времени, он решил пока не раздеваться и не демонстрировать им своих наколок с разоблачающей его символикой.

В камере сидела одна молодежь. Старшему из задержанных едва перевалило за тридцать. Этот крепыш, голый по пояс, давал всем возможность видеть имеющиеся на его теле наколки. На левой части груди штамповка изображала древнерусского воина в доспехах с щитом и мечом в руках. Она расшифровывалась: «Склонен к садизму и злостному хулиганству». Другие наколки на его теле были всего лишь глупым проявлением молодости и к воровской символике не имели никакого отношения, а поэтому расшифровке не поддавались.

— С прибытием в нашу хату, — вместо приветствия произнес здоровяк.

— В гробу я видел такие хоромы, — недовольно пробурчал Влас, уныло посмотрев на дверь камеры.

— Хочешь опять на волю?

— Хочу!

— Отсюда не так просто туда попасть.

— Что и говорить, — уныло согласился с ним Влас.

— Закурить есть?

— Найдется.

Влас протянул сигареты здоровяку, но как по мановению волшебной палочки к его пачке потянулись руки всех сокамерников. Получив свою добычу, зеки дружно закурили.

Здоровяк прикурил свою сигарету от сигареты Власа, тем самым экономя на спичке, и спросил у него:

— За что сюда влетел?

— Из склада военизированной колонны дерябнул десять скатов. Менты их нашли у меня и изъяли. Видать, кто-то из своих заложил.

— Не исключено, — согласился с ним здоровяк.

— Что мне теперь за них будет?

— Не знаю. Общая стоимость похищенных тобой скатов лимонов на десять потянет?

— Потянет на большую сумму, — подумав, ответил Влас.

— Если так, то ты сейчас сел хорошо и надолго, — «успокоил» Власа здоровяк.

Пока они беседовали между собой, к Власу вновь потянулись зеки за сигаретами. Дав их нескольким зекам, Влас другим желающим отказал:

— Мужики, в моей пачке сигарет и для меня самого не остается!

— Пускай курят! — вмешался здоровяк. — У нас тут коммуна. Мы друг другу помогаем. Завтра сложимся, пошлем кого-нибудь в магазин. Он купит всем и жратвы, и курева.

Здоровяк не позволил ему спрятать пачку в карман с оставшимися в ней сигаретами, заставив раздать их зекам. Все же Влас оставил одну про запас, точно зная, что курева больше нет ни у кого.

Утром он проснулся от шума в камере. Зеки снимали с себя носильные вещи, еще не потерявшие товарный вид, складывали их в одну кучу и спорили между собой, чья очередь идти на базар продавать вещи и на вырученные деньги покупать продукты питания, сигареты.

Из «беседы» между ними Влас понял, что все уже ходили на базар за покупками и что идти теперь должен именно он.

К Власу подошел здоровяк:

— Слушай, новичок, твоя очередь выпала идти на базар. Пойдешь?

— Если надо, пойду.

— Знаешь, попкарь может в позу встать и не пожелает тебя выпускать, так ты требуй, чтобы он наши права не ущемлял. Не имеет он права так поступать. Ты не бойся его, мы тебя всей камерой поддержим.

— Не на такого он напал. Я свое у любого из глотки вытащу, — заверил здоровяка Влас.

В приличный по размерам сидор зеки наложили рубашки, пуловеры, свитера. Взвалив сидор на плечо, Влас требовательно постучал кулаком в дверь камеры.

Довольные зеки приготовились посмеяться над новичком.

Когда надзиратель подошел к кормушке и открыл ее, Влас потребовал:

— Послушай, начальник, мне срочно нужен дежурный для важного разговора.

— Какого?

Поманив надзирателя к себе, он шепнул ему на ухо:

— Я подсадная утка. Мне нужно срочно передать дежурному одну информацию.

Когда по заявке надзирателя пришел дежурный, Влас, дождавшись, когда тот выведет его из камеры в коридор, недовольно заявил:

— Что же такое, начальник, получается? Меня, ранее судимого по тяжеловесной статье, подозреваемого в нескольких убийствах, вы помещаете к желторотикам? Вы что, хотите, чтобы я всех их сделал голубыми?

Действительно, водворение Власа в камеру к зекам, совершившим не особо опасные преступления, было ошибкой. Исправляя ее, дежурный немедленно поместил Власа к особо опасным преступникам. Там Влас рассказал сокамерникам, таким же волкам, как он, как блатные и фраера пытались над ним подшутить. В подтверждение он вытряхнул содержимое сидора на пол камеры позволил своим новым друзьям за счет обманутых молодых воров пополнить свой личный гардероб…

Он и его новые сокамерники были пока всего лишь подозреваемыми, каждый старался не говорить ничего о себе, в свою очередь не интересуясь и не спрашивая у других об их проблемах. В их среде любопытных, наглых и бакланов не любили. Любой из сокамерников, уснув вечером, мог не проснуться утром, став жертвой чьего-то чрезмерного внимания. По этой причине в камере, где содержался Влас, были тишина и порядок. Каждый из находящихся в ней зеков думал о содеянном и о том, какой приговор суд вынесет ему в качестве наказания.

ГЛАВА 15

Проблемы Власа

На третий день задержания дежурный милиционер по ИВС, выполняющий функции надзирателя, передал в камеру Власу рисунок без текста. На рисунке был изображен гроб и мертвец в нем с длинным языком. Лицо мертвеца имело очень большое сходство с лицом Гончара. Влас понял, что предателем в их группе был Гончар и что его уже нет в живых. Такое известие с воли дало ему некоторое удовлетворение, но в его положении радоваться не приходилось. Оставалось одно: набраться терпения и пройти через допросы, очные ставки, другие следственные действия, через суд.

У Власа к своему следователю было двоякое чувство. Он ненавидел его как врага, который скрупулезно собирал доказательства по совершенным им преступлениям. Как говорится, плел ему лапти. С другой стороны, он восхищался им, его сдержанностью, корректностью, глубиной ума.

Майоров в силу необходимости, предусмотренной УПК, знакомил Власа с постановлениями и заключениями по разным экспертизам, раскрывая ему глаза на возможности специалистов по раскрытию тех или иных преступлений. Если бы такие познания к Власу пришли до этого, он вряд ли бы стал заниматься киллерством по заказу. Слишком дорогой ценой потом приходилось платить. Сейчас он уже понимал, что ранее совершенные им преступления другими следователями не были раскрыты только потому, что у них не было того профессионализма, каким обладал Майоров.

Уже до суда и приговора Влас точно знал, что полученные им знания в области криминалистики ему дорого обойдутся. Будучи профессиональным преступником, он всегда допускал, что в одно «прекрасное» время перестанет быть хозяином своей судьбы и ею начнут распоряжаться следователи, прокуроры, судьи. Но он не допускал, что такое время настанет так быстро.

После предъявления обвинения Майоров отправил Власа этапом в следственный изолятор, где тот был помещен в камеру к арестантам, совершившим тяжкие преступления. В камере было тридцать восемь человек. В своей основной массе они преступили закон на бытовой почве, но были и такие субчики, как Влас. С одним из них, парнем его возраста по кличке Биток, Влас сблизился и подружился. Биток ждал суда за четыре преднамеренных заказных убийства. При задержании работники милиции прострелили ему грудную клетку, пуля задела легкое. После операции и курса лечения Биток стал менее подвижным, предпочитая физическим упражнениям отдых.

Как в ИВС, так и в СИЗО сокамерники устраивали с новичками различные розыгрыши. Такие шутки, как послать зека из камеры на базар, тут не проходили, поэтому розыгрыши были более утонченными, типа: расписаться ложкой на потолке; «Чего ты целоваться лезешь?»; «Хитрый сосед».

Тут доставалось не только новичкам камеры, но и молодым надзирателям-пупкорям, которым устраивали спектакль под названием «Запустить карлика».

Описание каждого розыгрыша заняло бы много места, поэтому я останавливаться на них не буду.

Влас еще не прибыл из ИВС в СИЗО, а его хохма с блатными стала достоянием и темой для обсуждения у зеков СИЗО. Поэтому когда он прибыл туда этапом, никто из сокамерников не пытался его разыграть: на каждый розыгрыш у опытного зека имелся более грубый «обрат».

Влас понимал, что такими «невинными» шутками зеки пытаются хоть как-то скоротать томительно и медленно идущее время. Одни таким способом пытались забыться, отвлечься от своих невеселых мыслей, другие просто жаждали понаслаждаться унижением новичков.

Над Власом нависло слишком серьезное обвинение, не думать о котором он не мог. Поэтому дурацким играм и розыгрышам он предпочитал серьезные беседы с Битком.

— Знаешь, Влас, я раньше не дорожил своей жизнью, считал себя здоровым и думал, что мне никогда не будет износа. Когда же побыл на краю жизни, увидел тень смерти, то понял, какой человек слабый и беззащитный. Твою, мою жизнь может прервать масса случайностей, которые все невозможно перечислить, и, ко всему прочему, мы еще сами, своими руками, гробим себя. Если бы «сваха» (судья) дала мне пожизненное заключение, а не вышку за все мои «подвиги», то я бы больше ни о чем не мечтал.

— Ты раньше срок тянул у «хозяина»?

— Не приходилось.

— А я тянул и вкусил все его прелести, поэтому тянуть пожизненно не имею желания. Пускай лучше менты пустят меня в расход. Как-то я смотрел телепередачу, выступала одна шалава из Думы. Она ездила в Англию, была там в колонии, где зек, приговоренный к пожизненному заключению, угощал ее бифштексом собственного приготовления. Так эта шалава ратовала за отмену в нашей стране смертной казни. Чтобы делать такое заявление, ей надо было бы прежде побывать в нашей шкуре — во вшивых, туберкулезных, голодных бараках и послушать мнение зеков, хотим ли мы ее милосердия к себе или нет.

— А чем оно тебе не нравится?

— Я не желаю находиться в тех скотских условиях, в какие попаду на всю оставшуюся жизнь. Условия содержания что в нашей переполненной зеками камере, что в других местах — одинаковые. На двор сходить и то надо час очереди ждать, а бывают такие случаи, что время не ждет и приходится валить прямо в штаны. Да чего о нас, отбросах общества, говорить, когда государство, призывая в армию парней, как говорится, защищать Родину, не обеспечивает их должным вниманием, делает некоторых из них дистрофиками, другие умирают с голоду. Поэтому если мы заслужили смерть, то нечего нас жалеть. Для меня расстрел — более приемлемый выход, чем пожизненное заключение. Девять граммов свинца во лбу сразу снимут с меня все проблемы.

— Все равно я себе смерти не желаю.

— Да и я не хотел бы себе такого финала и предпочел бы ему пожизненное заключение, если бы у «хозяина» мне создали условия для жизни. Чтобы я мог не только трудиться, но и отдыхать, заниматься самосовершенствованием и видеть, что я живу в нормальных бытовых условиях. Может быть, тогда я иначе стал бы смотреть на жизнь… К примеру, взять тебя и меня. Приговорят «свахи» нас к расстрелу. Мы начнем писать жалобы в разные инстанции, будем просить о помиловании. Нам начнут поступать отказы то из одной инстанции, то из другой. В ожидании своей участи может пройти не один и не два года. В таком ожидании мы заживо сгнием. Будем живыми трупами. И ты считаешь, что за такую жизнь стоит бороться?

— Может быть, власть подобреет и повернется к нам лицом? Сделает в ИТК такие послабления, о которых ты только что говорил? — с надеждой в голосе произнес Биток.

— Дорогой ты мой Биток, в экономике ты совсем не петришь. Для того чтобы государство повернулось к нам лицом и удовлетворило наши элементарные нужды, оно прежде всего должно добиться экономического благополучия. Чтобы у него в бюджете хватило средств не только на заделывание дыр, но и на развитие разных дорогостоящих программ, от которых в ближайшие годы не будет материальных отдач, а только одни убытки. Тогда, возможно, мы сможем рассчитывать, что нам начнут строить новые ИТК, тюрьмы, создавать условия для проживания. А такое время не скоро наступит…

— Ты мне всю душу разворотил своей лекцией. Давай лучше полежим и помолчим, — расстроенно предложил Биток, которому хотелось в спокойной обстановке переварить услышанное.

— Давай полежим, помолчим, все равно делать-то нечего, — легко согласился Влас.

Полежав в молчании минут тридцать, Биток поинтересовался у Власа:

— Где ты так толково рассуждать насобачился?

— Я, дружище, экономист по специальности.

— Чего же ты не работал по ней, а занялся нашим ремеслом?

— Переоценил свои способности и возможности.

— Ты мне так и не ответил, почему не стал работать экономистом?

— У экономиста зарплата не та, что у стрелка.

— Понятно! А толково стрелять где научился?

— В морской пехоте служил. Там нас многому такому обучили, что штатским и во сне не приснится.

— Зря ты свои армейские навыки применил на гражданке.

— Спорить с тобой не приходится. В этой части ты прав, — вздохнул Влас.

— Вижу, жадность до бабок нас с тобой погубила…

За четыре месяца следствия по его делу Власу пришлось много раз следовать этапом из СИЗО в ИВС и обратным маршрутом. Жизненные пути Власа и Битка разошлись. Через новых сокамерников Влас узнал, что суд присяжных приговорил Битка к расстрелу и что тот теперь находится в камере смертников.

Битка ему было по-человечески жаль, но себе он другой участи не желал. Однако когда следствие по делу было закончено и направлено в суд, то присяжные, признав его виновным по всем статьям обвинения, приговорили Власа к пожизненному заключению.

Влас заставил своего защитника написать в Верховный суд России жалобу на мягкость приговора. Чем очень удивил не только своего защитника, но и членов Верховного суда, которые первоначальный приговор оставили без изменения. Хотел того Влас или нет, но ему пришлось смириться со своей участью.

Мы его оставим на некоторое время без своего внимания, чтобы вернуться к нему тогда, когда он будет отбывать наказание среди таких же, как он, зеков, получивших пожизненное заключение.

ГЛАВА 16

Арканов переходит в контрнаступление

Благодаря подсказке своего начальника службы безопасности Шумакова Борис Альбертович наконец-то узнал, кто пытался его не только обокрасть, но и убить. Такая наглость главаря преступной воровской группировки возмутила Арканова. Он решил не ждать новых выпадов Савелия в отношении себя, а начать с ним открытую борьбу. Не имея оперативного опыта, он надумал обратиться за помощью и поддержкой к первому заместителю начальника УВД полковнику Шаповалову Олегу Игоревичу, с которым заранее договорился по телефону о встрече.

Арканов в сопровождении сержанта милиции поднялся в кабинет Шаповалова. Своего собеседника Шаповалов видел впервые. Им оказался среднего роста худощавый мужчина лет пятидесяти, русые волосы на его голове были значительна потеснены сединой. Серые глаза полковника внимательно смотрели на посетителя.

Арканов вручил Шаповалову свою визитную карточку. Тот, поздоровавшись с ним за руку, отпустил сержанта и предложил присесть на ближайший к нему стул.

Шаповалов, посмотрев визитную карточку Арканова, произнес:

— Я вас слушаю, Борис Альбертович. Говорите, что вас привело ко мне.

Арканов рассказал о тех кознях, которые уже успел сделать ему Савелий, подчеркнув, что только случайность спасла его от неминуемой смерти.

Внимательно выслушав Арканова, Шаповалов включил компьютер. Воспользовавшись его памятью, он довольно произнес:

— В этой машине есть достаточно обширная информация на вашего Савелия. Скажу вам без преувеличения, что личность Савелия очень опасна для общества.

— Так почему же вы не приберете его к рукам?

— Потому что у нас на него нет прямого выхода.

— А почему у вас его нет?

— Потому что Савелий все свои грязные дела делает чужими руками.

— Выходит, на него управы нельзя найти?

— Пока да.

— Тогда я сам буду вынужден расправиться с ним.

— И как вы думаете с ним расправиться?

— Способов очень много, но все они криминальные, а поэтому делиться своими планами с вами не буду.

— Горячий вы человек, Борис Альбертович, очень легко соглашаетесь идти на крайность, — улыбнулся Шаповалов, понимая, что Арканов не должен так поступать.

— Будешь горячим поневоле, если тебя без конца пытаются то обокрасть, то убить, — возразил Арканов.

— Вы действительно попали в щекотливое положение.

— Я, Олег Игоревич, скажу более: даже очень щекотливое положение. Но с ним я мириться не желаю. Я богатый человек. Могу нанять армию стрелков, при этом находясь в стороне, которая уничтожит всю банду Савелия вместе с ним. Могу и смириться с его поползновениями и платить ему дань в виде откупного. Я от таких подачек не обеднею, но мое самолюбие, мои принципы мешают идти на такую сделку с бандитом. Я знаю, что борьба с преступностью является прямой обязанностью вашего учреждения. Вместе с тем я согласен взять на себя все ваши расходы по укрощению или уничтожению группировки Савелия. В качестве благодарности за оказанную мне услугу я могу вам выписать чек на крупную сумму.

— Борис Альбертович, такой ваш широкий жест будет называться взяткой, — напомнил Арканову Шаповалов.

— Тогда я в качестве шефа куплю для вашего управления штук пять иномарок.

— Вот это другое дело! — заметил Шаповалов, нажимая на одну из кнопок селекторной связи. — Костенко, зайдите ко мне.

В кабинет вошел мужчина лет тридцати пяти в форме майора.

— Товарищ полковник, по вашему…

Нетерпеливо махнув ему рукой, разрешая прекратить дальнейший доклад, Шаповалов сказал:

— Николай Иванович, познакомьтесь с генеральным директором и одновременно владельцем трубопрокатного комбината.

Арканов и Костенко пожали друг другу руки. Затем сев за стол, как какие-то заговорщики, они продолжили разговор.

— Я, Борис Альбертович, введу немного Николая Ивановича в курс вашей проблемы, чтобы он, как говорится в среде зеков, врубился в наш разговор…

Коротко изложив Костенко суть дела, Шаповалов обратился снова к Арканову:

— Завтра у вас на комбинате появится Николай Иванович. Конечно, в цивильной одежде. Он станет связующим звеном между мной и вами. Я берусь вам помочь посадить зарвавшегося бандита, но при условии, чтобы вы приняли все правила нашей игры и подчинились. Кроме того, вы обязаны будете всеми имеющимися у вас возможностями помогать нам в работе.

— Согласен, только мне хотелось бы ознакомиться с вашим планом.

— Его пока нет, — удивил Арканова своим ответом Шаповалов. — Как я уже сказал, завтра Николай Иванович к бам приедет. Тогда же он введет вас в курс дела. Вы уж дайте нам возможность до завтра обмозговать план предстоящей операции, — улыбнувшись, попросил отсрочки полковник.

— Не возражаю, — тоже улыбнулся Арканов.

— Вы, конечно, понимаете, Борис Альбертович, что, кроме нас троих, о нашем сговоре никто не должен знать?

— Само собой разумеется, — заверил Арканов.

Беседа была окончена. Стороны, попрощавшись, расстались.

Возвратившись из УВД к себе в офис, Арканов погрузился в мягкое кресло и задумался: «Интересно, сможет ли Шаповалов сдержать свое обещание? Должен! Ведь я пообещал ему, что куплю для управления пять легковых автомобилей. Придется выкинуть за них солидную сумму… Но зато мои деньги будут работать в интересах государства, а не какого-то бандита», — успокоил он себя таким выводом.

ГЛАВА 17

Визит Арканова в берлогу медведя

На другой день, зная о предстоящем визите Костенко, Арканов приехал на работу пораньше, к половине восьмого. Ровно в восемь часов его личный секретарь сообщил ему, что в приемной находится мужчина по имени Николай Иванович, который заявляет, что договорился о встрече с ним.

— Пропустите его ко мне, — распорядился Арканов.

Поздоровавшись с Костенко за руку, Арканов поинтересовался:

— Ну что, Николай Иванович, будет ли у вас приятное для меня сообщение?

— Считаю, что наш план очень хорош. Все наши проблемы упираются теперь только в вас.

— Что же я должен делать?

— Вы должны сейчас поехать вместе со мной и своими двумя телохранителями к Савелию — Лихоносову — и в ультимативной форме потребовать встречи с ним где-нибудь на природе.

— Вы меня толкаете на разборку с ним?

— Да! Только вы должны понять, что все будет проходить под нашим жестким контролем.

— Мой визит в его берлогу не будет ли опасным для моей жизни?

— Не будет.

— Почему вы так считаете?

— Наш визит к Лихоносову будет неожиданным для него, поэтому перевеса в силах у него не окажется. Тем более что нас еще будут страховать оперработники.

Костенко проинструктировал Арканова, как тому следует вести себя с Лихоносовым. Из ближайшего от нефтебазы Савелия телефона-автомата Арканов позвонил тому на работу.

— Савелий Григорьевич? — поинтересовался Арканов, услышав, как на другом конце провода подняли трубку и произнесли «да». — С вами говорит Арканов. Знаете такого?

— Знаю. Зачем я вам понадобился, Борис Альбертович?

— Есть серьезный разговор. Может быть, я к вам подъеду, чтобы продолжить его в более подходящих условиях?

Трубка немного помолчала. Затем Арканов услышал:

— Приезжайте.

Арканов подъехал на «линкольне» в сопровождении водителя и двух телохранителей, вооруженных пистолетами. Костенко ехал за ним следом в «девятке» с затемненными стеклами, в которой, кроме него, находились еще два оперработника. Все они были в гражданской одежде и вооружены пистолетами Макарова.

К визиту Арканова Лихоносов оказался не готовым, как и предполагал Костенко. Кроме двух охранников, вооруженных пистолетами, другой поддержки у Савелия не нашлось.

Когда Арканов, покинув машину, шел к конторе нефтебазы, его сопровождали два его телохранителя и Костенко с одним из своих подчиненных.

Охрана Савелия встретила гостей у входа в здание. Все вместе прошли в приемную, где один из боевиков произнес, обращаясь к Арканову:

— Вы, Борис Альбертович, можете пройти в кабинет нашего шефа, но ваша охрана должна остаться тут, с нами.

— Мы тоже знаем, как надо охранять своего хозяина, — возразил ему Костенко, вместе с Аркановым заходя к Савелию. Окинув кабинет опытным взглядом оперативника и, кроме хозяина кабинета, не увидев в нем никого, Костенко, не произнося ни слова, вышел в приемную.

Арканов, не поздоровавшись с Савелием, онемевшим от наглого поведения как охранника, так и самого гостя, без вступления подошел к хозяину кабинета и, присев на стул около него, заявил:

— Кто мы есть и что собой представляем, мы оба хорошо знаем.

— Я тебя знаю хорошо, но что ты знаешь обо мне? — презрительно посмотрел на него Савелий.

— Я знаю, что ты главарь местной банды. Считаешь себя крутым мужиком. Через известных тебе и мне лиц пытался обворовать мой дом, но вышла осечка. Потом пытался меня убить, но тебе и эта затея не удалась.

— Ты отвечаешь за свои слова?

— В любое время и в любом месте.

— Смело сказано!

— Мне надоело защищаться. Ты убедился, что я сейчас легко смог бы тебя убить, но я на такой подлый шаг, как некоторые, не буду на тебя показывать пальцем, не способен.

— Тогда какого черта ты приперся ко мне?

— Поговорить и до чего-то конкретного договориться. Чтобы после состоявшегося разговора между нами не осталось никаких неясностей.

— Такого разговора между нами тут не получится, — возразил ему Савелии.

— Почему?

— Беседа может стать жаркой. Я не хочу из-за нее пожара на базе.

— Пожар на твоей базе может возникнуть не только от разговора со мной, но и по другой причине.

— Ты мне угрожаешь? — насторожился Савелий.

— Не угрожаю, а ставлю тебя в известность о такой возможности.

— Ты мне по телефону говорил, что можешь со мной потрекать в любом месте и в любое время, — напомнил Савелий Арканову.

— Я от своих слов не отказываюсь, — подтвердил Арканов.

— Тогда для задушевной беседы давай сегодня встретимся с тобой вечером в восемь часов в районе котлована кирпичного завода, — ехидно улыбнувшись, предложил Савелий, уверенный, что Арканов не согласится.

— Место для беседы ты выбрал довольно-таки дикое. Я боюсь зверей, а поэтому приеду туда со своей охраной.

— Не возражаю, тогда и я буду вынужден приехать с подобающей мне свитой.

— Будем считать, что договорились. Только попрошу тебя не опаздывать. Больше пяти минут ждать не намерен.

— Без сверки часов гарантирую, что с моей стороны опоздания не будет, — заверил Арканова Савелий.

— Ну что же, Савелий Григорьевич, расстанемся до вечера, — поднялся со стула Арканов.

Проследив из окна кабинета, как Арканов со своим сопровождением отъехал от нефтебазы, Савелий вызвал к себе охрану:

— Вы что за придурки? Почему охраннику Арканова позволили зайти ко мне в кабинет? Какие же вы после этого телохранители, если он с вашего позволения мог меня изрешетить из своей «дуры»?

— У Арканова была охрана из четырех быков. В сложившейся ситуации нам провоцировать с ними конфликт было никак нельзя. Тем более что охранник Арканова, перед тем как зайти в кабинет, сказал, что ему надо лишь убедиться, что, кроме вас, там никого нет. Так и получилось. Мы расстались с ними без конфликта и каких-либо неприятностей, — довольно убедительно оправдался Клещ.

— Ты, Клещ, слишком рассудительным стал. Придется тебе ребра поломать, чтобы меньше рассуждал и понял простую истину, что ко мне в кабинет или домой никто не имеет права заходить со своим стволом.

Савелий понимал, что его телохранители столкнулись с непредвиденным фактом. Возможно, их выдержка помогла избежать вооруженного конфликта на базе с людьми Арканова. Поэтому сейчас он ругал Клеща и его напарника чисто с профилактической целью. Тот ляпсус, который он сейчас допустил во время встречи с Аркановым, вечером он допускать не был намерен. Более того, вечером он поставит Арканова в проигрышное положение и с позиции силы продиктует ему свои условия капитуляции. Раз Арканов узнал через своего бывшего мента, кто хочет его погубить, то нечего с ним играть в прятки, настала пора объявлять ему открытую войну, продемонстрировав свою силу. Тем более что Арканов сам захотел померяться с ним силой.

Арканов подробно передал Костенко свой разговор с Лихоносовым. Выслушав его, Костенко сообщил Арканову:

— Мы предполагали, что Лихоносов не потерпит вашей наглости и примет вызов, чтобы потом жестоко вас проучить. Я сейчас сообщу Олегу Игоревичу о вашей предстоящей встрече с Савелием, чтобы он смог организовать достойное ее проведение.

— Так я действительно должен на нее поехать? — удивился Арканов.

— Без наживки в вашем лице мы не сможем поймать интересующую нас рыбину.

— Вы знаете, каким капиталом я владею?

— Приблизительно.

— Приблизительно? А я скажу вам точно — миллиардом в долларах. Имея такой капитал, мне как-то не хочется собой рисковать. Утром я лихачнул, согласившись поехать на встречу с Савелием. Второй раз мне не хочется выставлять себя героем.

— У меня вашего миллиарда нет, но вечером я буду рисковать вместе с вами, — полунасмешливо глянул на Арканова Костенко.

— Это ваша работа. К тому же вам нечего терять, — бестактно заявил Арканов.

Все попытки Костенко уговорить Арканова оказались безуспешными. Тогда Костенко уговорил Арканова поехать с ним к Шаповалову в надежде, что тому удастся заставить Арканова изменить свое решение. Но и Шаповалов не смог повлиять на Арканова.

В экстренном порядке Шаповалову пришлось искать похожего на Арканова оперработника, которого гример в меру своих сил и способностей загримировал под оригинал.

Когда Арканов, служивший моделью для своего двойника, увидел конечный результат работы гримера, то страшно удивился схожести копии с оригиналом.

Смущаясь, он обратился к своему двойнику:

— Вы знаете, в этом году бандиты устроили на меня самую настоящую охоту по всему городу. Что им стоит убить меня на этом кирпичном заводе? Мне будет очень тяжело, если из-за меня пострадаете вы. Если такое случится, я гарантирую, что позабочусь о вашей семье. Обеспечу ее безбедное проживание.

Двойник Арканова воздержался от слов благодарности, предпочтя промолчать. Кому приятно, когда его заживо хоронят?

ГЛАВА 18

Столкновение интересов

Глина из котлована вывозилась уже более пятнадцати лет, поэтому он по своим размерам превосходил любой футбольный стадион. Котлован имел один въезд и один выезд, поэтому был удобной естественной ловушкой. Только идиот мог согласиться с предложением Лихоносова и, не возражая, пойти на встречу с ним в такой западне.

Когда четыре автомобиля лже-Арканова с его охраной, руководимой Костенко, заехали на территорию котлована, то попали в кольцо из двадцати автомобилей с шестьюдесятью боевиками, возглавляемыми самим Савелием.

Савелий знал, что служба безопасности Арканова имела право на ношение нарезного оружия, поэтому его боевики тоже были вооружены стрелковым оружием, начиная от обрезов, пистолетов и кончая автоматами. Савелий самодовольно улыбался, видя, что группа Арканова попала в западню.

Оказавшись в кольце, лже-Арканов не стал выходить из своего «линкольна» до тех пор, пока не увидел Савелия. Только когда Савелий со своими авторитетами подошел к его автомобилю метров на пятнадцать, из окруженных автомобилей вышли работники службы безопасности комбината и работники милиции. Последние были с автоматами и ручными пулеметами. Рассредоточившись, они заняли круговую оборону.

«Арканов», выйдя из «линкольна», один направился в сторону Савелия, покинув спасительный круг. Тем временем находящийся в его машине Костенко старательно снимал видеокамерой окружавших их боевиков, заостряя внимание на тех, кто был с оружием.

«Арканов», подойдя к Савелию, деловито произнес:

— Савелий Григорьевич, я могу с вами конфиденциально переброситься двумя словами?

Лицо Савелия застыло в удивленной гримасе. Если внешне он еще как-то признал в этом человеке того, кто его интересовал, то голос был ему совершенно незнаком. Позволив «Арканову» увести себя от своих авторитетов в сторону на два метра, Савелий услышал откровения своего собеседника:

— Как вы, наверное, уже поняли, я не Арканов, а работник милиции. В чем вы сейчас сможете еще раз убедиться. — Произнеся эти слова, «Арканов» поднял вверх левую руку и помахал ею.

Раздавшийся шум «заговорившей» под десятками ног земли заставил Савелия посмотреть по сторонам. Он увидел подбегавших к месту сходки работников милиции, в масках и камуфляже, с автоматами в руках. Савелий понял, что он со своими парнями из охотников превратился в дичь.

Спецназовец с мегафоном в руке объявил:

— Вы окружены отрядом спецназначения. Один неосторожный выстрел с вашей стороны даст нам основание открыть огонь на поражение. Прошу всех немедленно сложить оружие на землю и сделать от него пять шагов назад и лечь вниз лицом. Помните, что шутки с нами кое-кому могут стоить жизни.

Савелий был без оружия, чего нельзя было сказать о его боевиках. Окинув злым взглядом внутреннее и внешнее кольца окружения, он в наступившей напряженной тишине распорядился:

— Братва! Мы попали в ловушку. Подчиняйтесь требованиям этого горластого мента.

После такого «благословения» бандиты стали быстро избавляться от своего оружия, бросая его на землю, с последующим выполнением тех физических упражнений, которые им были предложены спецназовцем.

После задержания бандитов у оперативных работников началась обычная работа. Эксперты-криминалисты с брошенного оружия изымали отпечатки пальцев, занимались дактилоскопированием задержанных. Другие оперативные работники производили осмотр автомобилей воровской группировки, в которых они находили не только оружие, но и боеприпасы к нему.

Недавно боевые, шустрые, крутые парни сейчас вели себя очень сдержанно, так как понимали всю незащищенность, в которую они попали. При желании любой оперативник мог слишком наглому бандиту, обидевшему его чем-то, подложить в его машину ствол, боеприпасы или взрывчатку. Все это, обнаруженное другим оперработником в присутствии понятых, было вполне достаточным основанием для привлечения «провинившегося» к уголовной ответственности за незаконное хранение оружия или боеприпасов, за что предусмотрена мера наказания до пяти лет лишения свободы.

Спецназовцы же, постоянно контактируя с подобными преступными элементами, всегда имеют возможность укрыть от регистрации одну или несколько единиц оружия, за что от его бывшего владельца кроме признательности и благодарности других излияний не бывает…

После завершения неотложных оперативных действий в котловане всех задержанных доставили в отдел милиции, где они через подключившихся к работе четырех следователей прошли вторую фильтрацию.

Возглавляемая полковником Шаповаловым операция против бандитов была внушительной не только по количеству задействованных в ней специалистов разных служб, но и впечатляющей по результативности. Было изъято тридцать семь пистолетов, один автомат и много боеприпасов, задержаны трое, находившиеся во всероссийском розыске, на семь человек были возбуждены уголовные дела за незаконное ношение оружия. Кроме этого, уголовный розыск пополнился двумя секретными сотрудниками из членов банды Савелия, на которых уголовные дела за незаконное ношение оружия не были заведены, тогда как сам факт данного вида преступления был налицо.

В откровенной беседе с Шаповаловым Савелий заверил его, что оставит Арканова в покое и скажет другим бандитам города, чтобы они его тоже не трогали.

Так удачно для Арканова закончилось его противостояние Савелию.

Однако попасть в западню почти всей своей бандой и опозориться по самые уши — такого унижения безропотно сносить Савелий не собирался. Поэтому он решил виновнику своего позора жестоко отомстить.

В том, что в устроенной засаде главную роль сыграл заместитель начальника УВД полковник Шаповалов, у Савелия не было никаких сомнений. Поэтому он решил в знак «благодарности» тоже организовать ему подлянку.

Пригласив к себе в кабинет начальника разведки Копченого, Савелий устроил тому капитальный разнос:

— Леонид, ты видел, как нас сегодня менты кинули через задницу?

— Я же был с тобой в этом чертовом котловане, — повинно опустив голову, напомнил Копченый.

— Где были твои глаза и уши? Почему они нас не предупредили о ментовской подлянке?

— Операция против нас готовилась не в городском отделе милиции, а в управлении. Оттуда в район утечки информации не было допущено. Если менты захотят, то они в любое «время могут показать почем фунт лиха.

— Чего ты вздумал их хвалить? — удивился Савелий.

— Савелий, положа руку на сердце, мы должны признать, что не они у нас, а мы у них учимся оперативной работе.

— Кончай трепаться и пылить мне в глаза прописные истины. Ты мне скажи: мы можем отомстить Шаповалову за его подлянку, учиненную нам?

— В принципе у меня возражений нет, чтобы попытаться его раздавить как подколодную змею. Но он не Арканов и не какой-то фраер, а ментовский вожак, окруженный верными псами. Связавшись с ним, мы можем еще больше неприятностей подцепить.

— Я вижу, у тебя очко не железное.

— У тебя тоже не из металла, — огрызнулся Копченый.

— Но я заранее перед ним на четыре кости не падаю, а думаю, как его проучить. Капитально наказав его, мы потом сможем взяться и за Арканова. Тогда он от нас уже не уйдет…

— Лично я ничего путевого в отношении Шаповалова предложить не могу.

— Потому не можешь, что еще не думал об этом. Теперь же я обязываю тебя заняться его персоной.

— Я попытаюсь к нему подобраться и наказать, но не гарантирую, что наша затея удастся.

— Через месяц спрошу результат, а пока иди думай.

ГЛАВА 19

Без дураков жить скучно

Неудавшаяся операция по укрощению Арканова принесла Савелию большие убытки. Он потерял своих боевиков, привлеченных к уголовной ответственности. Но особенно неудача с Аркановым отразилась на его моральном престиже.

Вес и давление на сотрудничавших с ним бизнесменов вроде бы остались прежними, но бизнесмены, не сговариваясь между собой, стали делиться с ним меньшим процентом своей выручки, чем было раньше.

Сильно давить на них и вынуждать их обращаться в милицию за защитой от него Савелий не хотел, так как в этом случае могло не остаться ни одного бизнесмена вообще, который продолжал бы поддерживать его своими деньгами. Нужно было что-то придумать такое, чтобы окольными путями заставить строптивых денежных тузов повернуться лицом к его группировке. Как осуществить эту задумку, Савелия не надо было учить.

Из своего поражения Савелий сделал для себя кое-какие положительные выводы. Теперь он стал осторожным и осмотрительным и кое-что из практики Арканова взял себе на вооружение. Через своего человека он открыл в городе частное охранное бюро, сотрудники которого на договорной основе с клиентами официально занимались сопровождением кассиров от банка до кассы предприятия, сопровождением и охраной ценных грузов от одного населенного пункта до другого, охраной бизнесменов и многим другим. Теперь Савелий использовал и для своей охраны сотрудников из охранного бюро, которые на законном основании имели право на ношение огнестрельного оружия. Он уже мог, демонстрируя свою силу противникам, не бояться того карательного проявления к себе со стороны работников милиции, какое ими было допущено четыре месяца назад в котловане. Как мы видим, Савелий от своего поражения не только понес убытки, но и сделал очень выгодные практические выводы. Правда, в последнее время он стал раздражительным, вспыльчивым, по любому малозначительному поводу мог учинить сообщнику такой разгон, что провинившийся никак не мог заранее предвидеть, чем он для него закончится.

Савелий не любил светиться со своими сообщниками по преступному бизнесу, поэтому пусть читатель не удивляется, что встречи с ними в основном происходили не в ресторанах, барах, на стадионах или в других общественных местах, а у него на рабочем месте — в кабинете. Безусловно, он делал исключения из правил, но только редко.

Такая запланированная встреча состоялась в кабинете Савелия с Рябым. Рябой положил на стол Савелию двадцать пять миллионов рублей в упаковках.

— Это бабки со Стаканова.

Савелий, переложив пачки денег со стола в ящик, заметил:

— Здесь всего лишь половина причитающегося с него.

— Я ему сказал то же самое, а он ответил, что сейчас его дела пошли насмарку и он несет в своем бизнесе одни убытки. Как все поправится, так сможет больше отстегивать нам бабок.

— Ты ему веришь?

— Брешет как собака. Все у него схвачено, дела на мази. Просто хочет перед нами представиться казанской сиротой.

— Последнее время у многих таких вахлаков стало пропадать к нам уважение, поэтому они и ломают комедию перед нами.

— Ты, шеф, верно подметил. Есть у лохов такая тенденция по отношению к нам. Особенно оборзел Стаканов.

— Нам нужно его хорошенько проучить, чтобы вновь зауважал нас.

— В каком плане? Седьмой угол ему показать, петуха подпустить или обрезание сделать?

— Рябой, ты всегда работаешь без творчества и огонька. Кости ломать, петуха подпускать — это такая дремучая старина, что о ней и говорить не хочется. У меня в отношении него есть толковая разработка. Если нам удастся ее провернуть, то можем наварить за его счет арбуз и вновь заставить пахать на нас с полной отдачей.

— Что-то твоя затея на сказку смахивает.

— Между прочим, ты мне поможешь сказку сделать былью. Когда операция закончится, то скажешь мне, получилась она у нас или нет.

— В чем она заключается?

— Я тебя в свою задумку буду постепенно посвящать. Будешь знать только то, что тебя касается.

— Неужели ты и мне перестал доверять?

— Сейчас речь идет не о доверии к тебе, а о моем плане. Если мне не удастся провернуть свою задумку, я не хочу, чтобы в ее провале был виноват кто-то другой, а не я.

— Понятно!

— Теперь ты будешь настаивать на том, чтобы я посвятил тебя в свой план?

— У меня своих неприятностей хоть отбавляй, поэтому пускай все будет так, как есть.

— Ну вот и договорились. Сейчас ты у меня получишь первое задание.

— Какое?

— Мне нужна малолетка, которую я хочу подложить под Стаканова.

— Найду без проблем. Но что это нам даст?

— С ее помощью я разделаю его как врага народа. У тебя есть на примете такая подстилка?

— Есть!

— Что она собой представляет?

— У Николая Сапожника сейчас живет приживалка, девушка лет тринадцати. Пять раз убегала из дома, пять раз детприемник возвращал ее домой. Сейчас она уже шестой раз находится в бегах.

— Чего ей не сидится дома?

— Учиться не хочет в школе, дисциплину не любит. Бродячая жизнь ей понравилась. Между прочим, не только курит, но и пьет, начиная от водки с самогоном и кончая одеколоном.

— Так она, выходит, уже профура? — удивился Савелий.

— Еще какая, матерой пробляди не уступит. А внешне выглядит наивным ребенком. Нормальному человеку и в голову не придет, что у нас растут такие дети.

— Растлеваете молодежь, что с ней будет, когда она до наших лет доживет?

— Ей до наших лет не дожить.

— Почему?

— Быть ей убитой. Кому-то не так себя преподнесет, кого-то чем-то наградит, кого-то обворует. Что стоит такому котенку хребет сломать?

— Понятно… На лицо-то хоть смазливая?

— Ангел, только без крылышек, но, сам понимаешь, уже давно не девочка.

— То чепуха, коровья кровь покроет ее грех. Подучим ее обходительному обращению, скромности.

— Такую роль она долго играть не сможет. Как бы Стаканов ее не расколол…

— Пацанке придется иметь дело с пьяным лохом ночью, всего лишь несколько часов. У него не будет возможности раскусить ее, если она сама не пожелает продаться ему, чтобы получить бабки с него и с нас.

— Я ее под такой страх подведу, что в надежности девчонки можешь не сомневаться. Все будет делать так, как мы ее научим.

— После того как эта подстилка выполнит свою миссию, ее надо будет вновь сдать в детприемник, чтобы она у нас в городе под ногами не мешалась.

— Организую ей такую поездку в детприемник. Хоть раз доброе дело сделаю, — усмехнулся Рябой.

Так ни о чем не догадывающийся Стаканов стал в один день объектом повышенного внимания Савелия и его окружения.

ГЛАВА 20

Стаканов

Стаканову Леониду Геннадиевичу было тридцать семь лет. Внешний вид он имел довольно необычный из-за строения головы: она была как бы сдавленной выше висков, а в районе нижней челюсти имела наибольшие размеры. Пышная копна темно-русых волос скрывала неправильную форму черепа. Широкий рот с толстыми некрасивыми губами говорил о его склонности к обжорству. Маленькие, глубоко посаженные в глазницы карие глаза говорили не только о живом уме, но и о жадности и чисто животных инстинктах. Он был высокого роста, с фигурой, склонной к полноте, но еще не потерявшей спортивной формы.

Являясь в городе владельцем универмага, трех магазинов, где работали наемные рабочие и служащие, Стаканов считался преуспевающим бизнесменом. Имея большую прибыль от торговли, он позволял себе не только со вкусом одеваться в дорогую, модную одежду, но и с шиком в свое удовольствие проводить свободное время в ресторанах и барах города. Он любил там вкусно, обильно поесть, выпить спиртного, а в завершении, уединившись с какой-нибудь девицей в гостиничном номере, в разврате проводил с ней время до утра.

Иногда он, чрезмерно употребив спиртного в гостиничном номере, засыпал в обнимку с унитазом, делясь с ним частью содержимого своего желудка. По отзывам знавших его девиц легкого поведения, если Стаканов был не пьян, то как мужчина он был неплохим «наездником».

Как после объятий с унитазом, так и после интимных связей с женщинами Стаканов быстро засыпал, обессиленный, и спал крепким сном до утра. Проснувшись утром с той или иной жрицей любви, он сообщал им, что ничего не помнит о событиях прошедшей ночи. Девушки начинали ему напоминать, как они вместе коротали ночь. Верил им Стаканов или нет — неизвестно, но щедро расплачивался с ними за их труд и расставался без сожаления, как с ушедшей ночью.

Стаканов, преуспевая в бизнесе, жил в свое удовольствие. И если бы не рэкет со стороны воровской группировки Савелия, то о лучшей жизни нечего было и мечтать.

Узнав о конфликте Савелия с Аркановым и о том, как второй проучил первого, Стаканов пришел к выводу, что Савелий не такой уж всемогущий, как ему казалось до последнего времени. Поэтому вполовину уменьшил сумму своих постоянных отчислений от прибыли банде Савелия. Но полностью отказаться от ее финансовой поддержки он все-таки не решался. Как говорится, еще не созрел до такого решительного шага. Все же под крышей Савелия ему было как-то спокойнее. Заводить свою службу безопасности и, как Арканов, воевать с Савелием он не хотел. И вообще не был уверен, что его война с Савелием увенчается победой, а попусту тратить свои деньги он не любил.

Заявлять в милицию о том, что он подвергается рэкету банды Савелия, Стаканов не стал, потому что хорошо был наслышан от друзей о начальнике отдела милиции полковнике Григоренко как о крохоборе и наглом взяточнике. После заявления в милицию о рэкете могло получиться так, что Григоренко, вступив в сговор с Савелием, мог заставить Стаканова платить себе дань. Чтобы не кормить двух дармоедов, он решил ограничиться одним — Савелием — и продолжал тихо плыть по течению реки жизни, считая, что кто-то другой, а не он лично должен бороться с противоправными проявлениями известных ему лиц, не понимая, что тем самым становится не только пособником, но и объектом новых преступлений все тех же известных ему лиц.

Для Савелия, официально являвшегося крышей Стаканова, последний был лохом, которого обмануть, обокрасть, уничтожить велел сам Бог. Согласно воровским заповедям.

Чем опытнее вор, тем у него больше способов отчуждения у других их собственности. Савелий относился к опытным ворам. Мы знаем, что он решил материально наказать Стаканова, купив его или, скажем, поймав на известном ему приеме.

Однажды после пьянки в ресторане, что у Стаканова вошло в привычку, он затащил к себе в гостиничный номер очередную «жертву» любовного внимания. Проснувшись утром в постели с худенькой девочкой лет двенадцати, Стаканов, как всегда не помнивший событий минувшей ночи, с ужасом подумал: «Что я наделал? До чего докатился? Ну разве можно было еще ребенка по возрасту тащить себе в постель?»

Девочка, повернувшись к нему спиной, тихо плакала. Ему стало жаль ее.

«Неужели я ее изнасиловал, чертов боров?» — с нарастающим страхом думал он.

Подняв одеяло, он увидел свое голое тело и простыню в засохшей крови. Постепенно до него доходила вся трагичность ситуации, в которую он попал. За изнасилование малолетней ему по закону грозила высшая мера наказания.

«Боже мой, что я натворил? С ней надо поговорить, узнать, кто она такая, что собой представляет, и разузнать, нельзя ли уладить тихо и мирно свой грех», — с надеждой подумал Стаканов.

— Девочка, как тебя звать? — как можно ласковее, чтобы не напутать свою недавнюю партнершу, спросил Стаканов, весь покрываясь холодным потом.

— Ирина! — продолжая плакать, проскулила девочка.

— Тебе сколько лет?

— Тринадцать.

«Я так и предполагал», — обреченно подумал Стаканов.

— Ирина, как ты попала ко мне в номер?

— Вы меня в ресторане схватили за руку и притащили сюда.

— А как ты поздно вечером попала в ресторан?

— Меня мама послала искать старшего брата, который должен был на своей машине отвезти ее на работу.

«Вот это я влип! Как поступить? Как выбраться из этого дурацкого положения?» — едва сдерживая стон, подумал он.

— Ирина, ты чего плачешь?

— Животик болит, — продолжая плакать, сообщила она ему.

«Мне с ней вместе на людях никак нельзя появляться. Это равносильно, что я сам себя сдам в милицию. Прощайте все накопленные богатства, суши сухари и залазь на нары парить черт знает на сколько лет», — мелькнула у него в голове новая мысль.

— Ты почему домой не идешь?

— Я пыталась от вас несколько раз уйти, но вы меня не пускали.

— Можешь собираться и уходить.

Девочка, постанывая, не спеша стала одеваться, что дало ему возможность еще лучше разглядеть ее. На Ирининой рубашке он увидел засохшие бурые пятна, похожие на кровь. В их происхождении он не сомневался. Хорошо, что у девочки был плащ, под которым весь его «грех» не был виден.

Перед тем как Ирина покинула его номер, Стаканов отдал ей всю свою денежную наличность, которой оказалось на три с половиной миллиона рублей.

— Ирина, ты никому не скажешь, что у нас тут с тобой произошло?

— Не скажу, если родители с братом не станут допытываться, — пообещала она.

После ее ухода Стаканов с быстротой солдата, поднятого по тревоге, стал собираться.

«Мало ли что она мне пообещала! Сейчас понабежат сюда менты с ее родителями и схватят меня тепленьким».

Покидая номер гостиницы, он не забыл прихватить с собой простыню со следами «крови», предварительно завернув ее в газету. От этой улики он избавился у первой же мусорной урны.

Стаканов знал, что ничем для него изнасилование малолетки не может кончиться. Неопределенность, томительные часы ожидания чего-то страшного превратили жизнь Стаканова в жуткий кошмар.

На второй день томительного ожидания к Стаканову в офис ввалилось четверо коротко стриженных здоровенных парней, один из которых по комплекции походил на слона. Стаканов сразу дал ему кличку Слон.

Парни, избив двух телохранителей Стаканова, прорвались к нему в кабинет. Пышущий здоровьем и силой Слон, взяв своей огромной ручищей Стаканова за грудки, легко поднял его из кресла.

— Дядя, ты вчера изнасиловал малолетку. Сестру моего крутого шефа. Ты должен завтра в двенадцать часов дня в роще у шашлычной Григорьянца купить себе прощение и право на жизнь.

— Что я должен буду сделать?

— Привезешь и отдашь ему сто пятьдесят кусков в баксах. Если ты, кочет сраный, не рассчитаешься с ним, то мы тебя сотрем в порошок, а все твои торговые точки дымом пустим на ветер.

Изложив свое требование, Слон отпустил Стаканова, толкнув его в грудь. Стаканов, морально раздавленный, мешком упал в кресло. Он испуганно смотрел на распоряжавшихся в его кабинете, как у себя дома, громил.

Изложив свое требование, Слон, не дожидаясь ответа Стаканова, неспешной поступью хозяина покинул его кабинет. За ним последовали его «ассистенты».

После затянувшегося размышления над возникшей проблемой настроение Стаканова стало улучшаться.

«Теперь для меня картина случившегося ЧП стала понятна. Я за изнасилование малолетки рискую потерять всего лишь каких-то сто пятьдесят кусков зелененьких. Что для меня не так уж смертельно. Для меня главный вывод из встречи со Слоном тот, что я могу не бояться ни милиции, ни прокуратуры. Теперь можно подумать, отдавать мне эти бабки им или нет. Если на меня из-за своей сестры наехал какой-то там городской авторитет, то почему я не могу обратиться к Савелию за защитой от его поползновений на меня? Он является моей крышей. Я ему за это хорошо плачу. Платил все время я ему ни за что, теперь пускай отрабатывает полученные от меня деньги», — определился Стаканов.

Связавшись по телефону с Савелием и получив у него разрешение приехать к нему на нефтебазу, Стаканов немедленно отправился к Лихоносову на прием.

Внимательно выслушав Стаканова, Савелий поинтересовался у него:

— Быки, что приходили к тебе, были с «дурами» или нет?

— С какими дурами?

— Они были с оружием или без него?

— Без оружия! Таким здоровякам, какие приходили ко мне, оружие не нужно. У них кулаки по пуду, — снова разволновался Стаканов. — Опустят такой кулак кому-то на голову — и нет человека.

— Понятно! Теперь четко скажи: зачем ты приехал ко мне и чего хочешь?

— Я хочу, чтобы завтра ты у шашлычной заступился за меня и припугнул вымогателей. Чтобы они оставили меня в покое и знали, что ты являешься моей крышей. Я тебе регулярно плачу деньги. Своим заступничеством ты должен доказать мне, что мои материальные затраты на вас не напрасны.

Савелий сделал вид, что обдумывает просьбу Стаканова. Потом заявил:

— Если я обязан тебя защищать, то можешь быть спокоен: в обиду тебя не дам. И нахалов, которые наехали на тебя, должным образом припугну. Вашу стрелку мы так обложим в оговоренное вами время, так нагоним на твоих врагов страха, что они навек забудут и тебя, и дорогу к твоему офису. Но мы с тобой сейчас должны договориться, чтобы в наших действиях не было накладок.

— О чем ты хочешь со мной договориться?

— Завтра ты приедешь к шашлычной за десять минут до двенадцати часов. Из своей машины не будешь выходить до тех пор, пока не увидишь своих вымогателей. Твои деньги должны быть в дипломате с кодовыми замками. Когда к тебе подойдут быки, то ты выйдешь из машины и начнешь набирать в дипломате код, чтобы его открыть и убедить их в наличии денег. Данные твои действия послужат моим парням сигналом для начала разборки с твоими противниками.

— Я в этой разборке не пострадаю?

— Не волнуйся. Я лично сам буду руководить операцией, поэтому никаких промахов с нашей стороны не должно быть.

Покинув кабинет Лихоносова, довольный результатом состоявшейся беседы с ним, Стаканов уже без страха, спокойно смотрел в завтрашний день.

ГЛАВА 21

Стыковка на стрелке

Согласно договоренности с Савелием, Стаканов на другой день за десять минут до двенадцати часов подъехал к шашлычной Григорьянца. Шашлычная была закрыта, и обычного скопления автотранспорта около нее не было. Можно было подумать, что она уже давно не работает. Развернув автомобиль, Стаканов заглушил двигатель и стал ждать своих вымогателей.

Ровно в двенадцать часов к шашлычной подкатил серый «БМВ» с четверкой уже знакомых Стаканову здоровяков. В машине остался только водитель, а Слон с двумя товарищами подошел к машине Стаканова, который к тому времени уже вышел из нее.

— Бабки привез? — грубо поинтересовался Слон.

— Привез, — испуганно пролепетал Стаканов и нервно начал набирать в дипломате нужный код.

«Что-то не видно ни самого Савелия, ни его людей. Так я могу за спасибо потерять свои баксы», — расстроенно думал он.

Его размышления прервала автоматная очередь, пущенная поверх их голов, и появление с десяток парней из рощи, подходивших к ним с разных сторон. Обращаясь к группе Слона, парни кричали: «Ложись на землю!»

Водитель «БМВ», сделав виртуозный классический вираж, подобрал двух своих товарищей и с увеличивающейся скоростью стал удаляться с места неудавшейся встречи.

Появившийся словно ниоткуда Савелий обратился к одному из своих боевиков:

— Со своими парнями догони беглецов и любым способом задержи.

— Что мне потом с ними делать?

— В ближайшее время моей штаб-квартирой будет офис Леонида Геннадиевича. Позвонишь мне туда, сообщишь о результатах своей погони. Я тогда сам распоряжусь их судьбой.

Тем временем не успевший сесть в «БМВ» Слон, укрывшись в кустарнике, вел оттуда перестрелку с тремя боевиками Савелия. Сквозь ветки кустарника Стаканов хорошо видел Слона, а по интенсивной стрельбе с его стороны понял, что сдаваться тот не намерен. Поняли это и савельевцы: один из них, спрятав пистолет в подплечную кобуру, вооружился автоматом, который до этого висел у него за спиной. Пущенная им длинная прицельная очередь прошила Слона. Стаканов видел, как Слон, поднявшись, сделал несколько судорожных движений и, раскинув руки, упал спиной на землю. В том, что он был сражен автоматной очередью, Стаканов не сомневался.

Увиденное потрясло его. Из случившегося вытекало, что он становился организатором убийства. Данная перспектива его никак не могла устраивать. Ноги сами понесли Стаканова к месту трагедии. Когда он подбежал к Слону, то увидел огромное тело человека в неестественной позе. Оно было в крови. Полуоткрытый рот с оскалом зубов, остановившиеся глаза подсказали Стаканову, что Слона никаким врачам уже к жизни не вернуть.

Подошедший Савелий взял руку Слона, чтобы пощупать пульс.

— Пульса нет! — сообщил он.

Не довольствуясь одной этой проверкой, он приложил два пальца к границе горла и скулы Слона.

— Готов! Я же говорил, чтобы стреляли только по ногам, — укорил он автоматчика.

— Попробуй попади ему в ноги, когда он лежал в кустах и стрелял в нас из «дуры». Он мог в любое время всадить нам по желудю в лоб, — огрызнулся автоматчик.

— Закрой хавальник и не оправдывайся. Как говорится, дело сделано. Найди какое-нибудь подручное средство и этого лося закопай в укромном месте, только не глубоко. Ночью с хорошим грузом вы должны утопить его поглубже в реке, — покидая место трагедии, распорядился Савелий.

У идущего рядом с ним Стаканова от страха подгибались ноги, его пробивал холодный пот.

«Зачем я обратился за защитой к Савелию? Лучше бы покорился Слону. Конечно, я лишился бы ста пятидесяти тысяч долларов. Жалко! Сумма довольно приличная… Ну потерял бы я их, но от этого не обеднел бы! Теперь я не только соучастник убийства, но и сам потенциальный смертник. Ведь если парни Савелия не догонят и не задержат дружков Слона, то они в первую очередь начнут мстить за убитого не Савелию, а мне, как наводчику на них. Возможно, уже сегодня они начнут сводить со мной счеты. Не исключено, что противостояние между воровскими группировками может занять месяцы, а то и годы. Тогда получается, что мне придется находиться под охраной людей Савелия всю оставшуюся жизнь. Я не смогу свободно ни отдыхать, ни работать. Находясь на свободе, я фактически не буду иметь возможности распоряжаться собой. Кому нужна такая жизнь? С другой стороны, отдай я братве Слона требуемую сумму, где гарантия того, что они завтра, послезавтра и так до бесконечности не стали бы требовать с меня все новые и новые суммы? Неизвестно, чем бы все это закончилось для меня. Возможно, братва Савелия догонит «БМВ», и боевики двух группировок разберутся между собой. Ведь в конце концов я же ни в кого не стрелял, и они все это хорошо знают», — так думал Стаканов, сидя в машине и направляясь вместе с Савелием в свой офис.

После того как Стаканов и Савелий уехали, Слон поднялся с земли, расстегнул куртку, вынул из-под нее целлофановый пакет и вылил на землю остатки коровьей крови. Автоматчик дал ему сумку, в которую Слон завернул использованный и теперь уже не нужный пакет: не оставлять же его компроматом на месте сыгранного спектакля.

Савелий и его подручные сыграли со Стакановым такую шутку, какую часто проделывают артисты кино в разных фильмах-боевиках.

Подшучивая друг над другом, парни Савелия разделились на две группы. Одна повезла Слона домой, другая поехала в офис Стаканова.

Так получилось, что офис Стаканова превратился в штаб боевого руководства Савелия по осуществляемой им операции. Весь ход этой операции был рассчитан на подавление психики Стаканова.

В ожидании звонка от боевиков, поехавших на двух машинах за «БМВ», Савелий проводил свободное время в беседе со Стакановым, уединившись с ним в кабинете, боевики теснились в приемной, играя там в карты, рассказывая анекдоты.

— Леонид Геннадиевич, хреновая у нас с тобой получилась петрушка, — вздохнув, недовольно произнес Савелий.

— И не говори, Савелий Григорьевич! — согласился с ним Стаканов, не догадываясь пока, к чему клонит Савелий.

— Ты, Леонид, меня здорово сегодня подвел.

— В чем я тебя подвел?

— Ты меня попросил припугнуть наехавших на тебя быков, заверив, что у них не будет оружия. В такой ситуации при нашем численном преимуществе намять бока твоим недругам нам не составляло труда. Обрати внимание, мы должны были их только припугнуть! Я пошел тебе навстречу, не потребовал с тебя за свою услугу никакой платы. Так я говорю или нет!

— Так!

— Ты меня обманул, не сказав, что у них есть оружие.

— Я сам этого не знал!

— Возможно! — не споря со Стакановым, легко согласился Савелий. — Но если бы ты сообщил мне, что они вооружены и будут стрелять в нас, а там, где стреляют, там и убивают, я бы ни за что не согласился участвовать в мокром деле. Получилось так, что ты всех нас испачкал в человеческой крови. Если я неверно рассуждаю, ты меня поправь.

— Да все вроде бы получается по-твоему.

— Поэтому твои бабки в дипломате должны теперь пойти нам в счет оплаты оказанных услуг. Ты согласен с таким моим выводом?

Что мог возразить Стаканов против такой логики? Ничего! Глубоко вздохнув, он открыл дипломат и достал из него пачки долларов. Савелий бережно завернул их в плотный лист ватмана, найденный им тут же в кабинете.

«Скупердяй чертов! Мог бы вместе с деньгами отдать и дипломат», — осудил Стаканова Савелий.

Раздался телефонный звонок. Стаканов по привычке поднял трубку. Звонившим оказался один из боевиков Савелия, поэтому ему пришлось передать трубку гостю. Из разговора Савелия с боевиком он понял, что труп Слона парнями Савелия выкопан и с грузом брошен в речку. Положив трубку, Савелий сообщил Стаканову:

— С одним шустряком мои парни уже справились, спрятав концы в воду. Теперь не менее важно для нас дождаться информации от моих парней о «БМВ».

Стаканов понимал его с полуслова, полностью согласный с его мнением, поэтому, выслушав Савелия, ничего не стал ему говорить. Закурив сигарету, сделал несколько затяжек, но успокоения, как он рассчитывал, от курения не получил. С раздражением раздавив в пепельнице сигарету, решительно предложил Савелию:

— Савелий, давай выпьем грамм по сто коньяку?

— Давай!

Вместо ста граммов они распили целую бутылку. После чего Стаканову несколько полегчало.

Наконец Савелию позвонили те боевики, которые погнались за «БМВ». Данного звонка Стаканов и ждал и боялся одновременно. Слишком важна для него была эта информация.

Из беседы Савелия со своим подручным Стаканов понял, что во время долгой погони между бандитами была перестрелка. Он также понял, что его шантажисты захвачены парнями Савелия и водворены в какой-то подвал, где теперь ждут своей участи.

Завершив телефонный разговор, Савелий вышел в приемную, где расположились его боевики, и дал им какое-то указание.

После коньяка Стаканов чувствовал внутреннее расслабление. Но телефонный разговор Савелия с бандитом вновь заставил его волноваться. Заставил работать мозг на таком пределе, что он ощущал пульсацию крови в висках.

Возвратившись из приемной, Савелий поинтересовался у Стаканова:

— Ты с нами поедешь?

— Куда?

— Будем решать судьбу наших пленников.

— А что ты хочешь с ними сделать?

— Или прикажу всех завалить, или договорюсь с ними заключить мировую.

Подумав над предложением Савелия, Стаканов ответил:

— Еду!

ГЛАВА 22

Мирное соглашение

Они подъехали к двухэтажному особняку, огороженному высоким забором из листовой стали, стоявшему на кирпичном фундаменте. Забор и ворота были окрашены в зловещий черный цвет. В открытые ворота въехали три автомобиля. Во дворе уже стояли еще три.

К Савелию и Стаканову подошел Рябой.

— Всех трех порхатых мы заловили, намяли бока и…

— Зачем было их бить? — перебив Рябого, строго спросил Савелий.

— Спесь сбили и укротили. Чтобы поняли, что мы их сюда привезли не на мамины блины. Сейчас утихомирились, поняли, что в наших руках и что мы можем с ними сделать все, что пожелаем.

— Среди пленников все быки или есть лось, с которым можно поговорить?

— Есть такой, кликуха Кандид.

— Ну что, Леонид Геннадиевич, пустим их всех в расход не глядя или потрекаем по душам с Кандидом?

Стаканов не чувствовал удовольствия от того, что ему предоставлено право распоряжаться судьбами захваченных рэкетиров. Его уже преследовал страх за предстоящую расплату перед правоохранительными органами за убийство Слона, а тут Савелий хотел повесить ему на шею еще трех человек. С этим он никак не мог согласиться.

— Давай, Савелий, начнем с беседы с Кандидом, а там посмотрим, что с ними делать, — не желая терять перед Савелием своего лица как крутого мужчины, посоветовал он ему.

Они по ступенькам спустились в бомбоубежище, которое оказалось под зданием, зашли в небольшую комнату, в которой, кроме одного стола и стульев, никакой другой мебели не было. Савелий, сев со Стакановым за стол, приказал Рябому:

— Приведи к нам Кандида.

Кандидом оказался водитель «БМВ». Зайдя в комнату, которая скорее всего походила на каземат, Кандид молча уставился на Савелия.

— Можешь присесть на стул. В ногах правды нет, — голосом хозяина разрешил ему Савелий. После того как Кандид сел, Савелий поинтересовался у него: — Что хочешь предложить нам, Кандид?

— Что я хотел предложить, я уже предложил твоему другу. — Парень кивнул в сторону Стаканова. — Теперь вам пришла пора толкать свои условия.

— Твоего дружка мы пустили в распыл, — сообщил Кандиду Савелий.

— Я уже понял это, — спокойно ответил Кандид.

— Теперь, наверное, придется и вас троих отправить за ним следом, — как бы размышлял вслух Савелий.

— А чего это ты, Савелий, так круто вздумал с нами поступать?

— Откуда ты меня знаешь?

— Ну как же мне не знать вожака такой крупной воровской группировки? Тем более если учесть, что мы тоже занимаемся таким же промыслом.

Савелий кивнул в знак того, что ответ Кандида его удовлетворил.

— Понятно. Вот я и говорю, что, избавившись от вас, мы спрячем все концы в воду. Кто ваш пахан?

— Забыл его кликуху.

— Героя из себя строишь?

— Не желаю тебе сообщать ее из стратегических соображений.

— В чем заключается твоя стратегия?

— Если ты всех нас замочишь, то не известным тебе нашим дружкам легче будет с тобой разбираться.

— Я хрен кладу на всю вашу кодлу, — пренебрежительно заявил Савелий.

— А зря. Когда не знаешь своих врагов, они всегда опасны. Но ты действительно пока вне опасности, а вот Стаканов от моего шефа и его мести не открутится.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что шеф знает, что мы поехали за бабками к уважаемому Леониду Геннадиевичу. Поэтому свой спрос он начнет с него. Там уж видно будет, справится он с ним или нет. Я бы на твоем месте, Савелий, если ты считаешь себя козырным, за Стаканова мазу не тянул. Он у моего пахана изнасиловал малолетнюю сестру. Ты не имеешь права влазить в нашу разборку со Стакановым и занимать его сторону. Хотя тебе уже поздно выходить из игры, если твои люди действительно завалили нашего быка. Ты, Савелий, не бог, а поэтому воры помаститее тебя и моего шефа могут с тебя спросить, почему ты оказался не на нашей стороне, а на стороне какого-то лоха.

Стаканов очень внимательно слушал Кандида, отдавая дань его умению логично излагать свои мысли. Он видел, что слова пленника зародили у Савелия сомнение в правильности выбора своего подзащитного.

— Те проблемы, что ты сейчас изложил, тебя не касаются. Я их решу как-нибудь без тебя, — не очень уверенно произнес Савелий.

— Все меня касается. Ты слишком много на себя берешь. За четыре трупа менты с вашего хвоста не слезут и обязательно найдут крайнего.

— Спрячь в хавальник свое помело и помни, с кем толковищу ведешь. Заруби себе на носу: я никогда не был крайним и не буду. На мой век таких быков-паровозов, как ты, предостаточно.

— Я тебя не собираюсь обижать, но в интересах своей шкуры и корешей, которые сейчас находятся у тебя тут, я соглашаюсь стать посредником между вами и моим паханом. Может, сумеем найти компромисс…

— Савелий, может быть, прислушаемся к его совету? — вступил в беседу Стаканов, которому становиться соучастником убийства еще трех человек, пускай и бандитов, никак не хотелось. Тем более что после их убийства он по-прежнему оставался крайним и главарь банды Кандида будет потом сводить с ним счеты и, конечно, обязательно убьет. Такая перспектива никак не могла его устроить.

— Как скажешь. Я тебя сюда и привез для того, чтобы в отношении этих охлаемов вместе принимать решение, — согласился с ним Савелий. Потом спросил у Кандида: — Тебе для выяснения намерений твоего хозяина телефона хватит?

— По телефону у меня с ним толкового разговора не получится.

— Хочешь, чтобы мы тебя для беседы с ним отпустили?

— Только так!

— Что-то ты, Кандид, хитришь. Мы тебя сейчас отпустим, а вы всей своей кодлой ночью привалите к моему дружку и порешите его.

— Такого не будет. Ведь у вас в качестве заложников останутся два моих кореша, которых я ценю больше, чем голову какого-то лоха. К тому же ты, Савелий, не оставишь своего кореша без охраны. Нет, в ближайшие дни разборки между нами не будет. В будущем она не исключена, если вы не сможете договориться и полюбовно расстаться.

— Как ты представляешь этот полюбовный разъезд?

— Наш пахан любит бабки. То, что Леонид Геннадиевич сделал с его сестрой, уже ничем не поправишь и к исходной позиции не вернешь. Гибель одного быка из нашей кодлы для него не будет трагической потерей. Поэтому я уверен, что он может согласиться на мир с вами. Только не знаю, какую попросит плату за полюбовный разъезд.

— Ну что, Леонид Геннадиевич, как будем поступать? Примем его предложение или нет? — поинтересовался у Стаканова Савелий.

— Думаю, что стоит к нему прислушаться.

— Ну что же, пускай будет по-вашему, — как бы нехотя согласился Савелий. — Когда ты, Кандид, будешь толковать со своим паханом насчет нашего откупа, то не забудь напомнить ему, чтобы он какую-то сумму бабок скинул за то, что мы трех парней, включая тебя, отпустили домой в целости и сохранности.

— Скажу! — заверил его Кандид.

Посмотрев на наручные часы, Савелий произнес:

— Сегодня уже поздно, поэтому ждать в этой норе результата твоего разговора с паханом мы не станем. Завтра в восемь часов утра будь у меня в конторе на нефтебазе с конкретным условием мира. А ты, Леонид Геннадиевич, к этому времени сможешь подъехать туда?

— Подъеду! — заверил Стаканов.

Савелий пригласил в каземат трех боевиков, которым поручил отвезти Кандида в центр города и там его оставить. Те, надев Кандиду на глаза черную повязку, чтобы тот не запомнил путь к хазе Савелия, увели его с собой.

Расставшись с Савелием и возвратившись к себе домой, Стаканов подвел итоги уходящего дня и с ужасом был вынужден признать, что его идея обратиться к защите Савелия от наезда парней оказалась не самой удачной. Теперь, помимо изнасилования малолетней, он стал подстрекателем и свидетелем убийства, лишился по-глупому ста пятидесяти тысяч долларов и ко всему тому стал объектом возможного убийства каким-то паханом. Будущая жизнь предстала перед ним безрадостной, опасной и бессмысленной. Он попал в такое болото, из которого уже не надеялся выбраться.

Вся ночь прошла у него в раздумьях и тревогах. А когда утром, забыв побриться, приехал к Савелию, то от него узнал, что Кандид уже был и сообщил ему условия мировой. Его пахан соглашался на мир с ними за сто тысяч баксов.

— У меня таких денег сейчас нет в наличности, — уныло признался Стаканов.

— А сколько есть?

— Половину насобирать я еще как-то смогу.

Задумавшись почти на минуту, Савелий сообщил «другу»:

— Ладно, другую половину бабок я тебе одолжу. Когда мне ее вернешь?

— Месяца через четыре. Только, Савелий, дай их мне без процентов.

— Ладно.

— А не получится ли так, что, получив деньги, эти парни вдруг захотят доить нас до бесконечности?

— С лохами такой финт у них мог бы проскочить, но с нами этот номер не пройдет. За такую нахалку я их всех, вместе с паханом, изничтожу.

— То есть ты все последующие проблемы с моим делом возьмешь на себя?

— На все сто процентов, — успокоил его Савелий.

Когда Стаканов привез и отдал Савелию пятьдесят тысяч долларов для передачи Кандиду, Савелий дружески похлопал его по плечу.

— Теперь ты находишься под защитой двух солидных городских группировок и можешь хрен ложить на любого фраера, который тебе не понравится. Знай, что мы тебя в обиду не дадим никому, и если надо, то всегда поддержим.

Первые дни Стаканов остро переживал потерю двухсот пятидесяти тысяч баксов, но потом смирился. В голове поселилась приятная мысль, что благодаря наличию своих воровских покровителей он стал крутым человеком. Может себе позволить такие выходки, какие непозволительны простому смертному.

Что можно сказать в таком случае обманутому человеку? Протри глаза, промой уши, поумней и не будь таким доверчивым и наивным, какой ты есть.

Пока такие люди, как Стаканов, будут решать свои проблемы через Савелия и ему подобных темных личностей, можно с уверенностью утверждать, что результат решений будет не в их пользу.

С другой стороны, мы видим, что у Савелия ничего не получилось с Аркановым. Он даже понес из-за него существенные моральные и материальные убытки. И лишь Стаканов чувствительно пополнил его воровской общак.

Если, образно выражаясь, последний сейчас находился в трауре, то Савелий был на седьмом небе. Теперь у него появилась возможность погасить свои долги отдельным членам своей банды.

Савелию приходилось годами завоевывать и поднимать свой авторитет перед членами своей группировки и жителями города, тогда как потерять его мог в один день.

Он помнил свое поражение перед Аркановым, оно его тяготило и мучило. Сейчас, имея все основания для хорошего настроения, он решил себя как-то реабилитировать перед Власом, который стал жертвой предательства.

Вызвав к себе в кабинет Гуру, он поинтересовался у того:

— Ты знаешь, на какой срок «кумовья» осудили Власа?

— Знаю. К пожизненному заключению.

— Да, сильно парень пострадал из-за нас. Знаешь, где сейчас он отбывает наказание?

— Нет.

— Быстро же ты оттолкнулся от своего кормильца и забыл его.

— Я теперь ничто против того, кем был, а поэтому к чему мне лишние хлопоты на голову? — обиженно пробурчал Гура.

— Слыхал, что на Обиженных воду возят? Поэтому не дуйся на меня, а исправляй свою вину.

— Что я должен делать?

— Подбери толковых ребят, на свое усмотрение, из тех кого знаешь. Двух-трех человек тебе вполне хватит. И организуй мне с ними побег Власа из «академии».

— А как я смогу его провернуть без финансовой поддержки?

— На освобождение Власа я отстегну тебе столько бабок, сколько потребуется. Все остальные проблемы будут на твоей шее. Ну так как, берешься за гуж?

— Организация побега из обычной колонии нелегкое дело, а из такой, в какую угодил Влас, вообще дохлое дело.

— Вот и докажи мне, что ты не дурак, что твой котелок не дырявый и не набит половой. Если сможешь себя проявить и оказаться на высоте, то я тебя опять сделаю тем, кем ты был. При твоем успехе кореши, узнав о нем, вновь тебя зауважают. Да и у меня к тебе душа подобреет. Если не согласишься браться за дело, поручу его кому-нибудь другому.

— Согласен! С чего нам начинать?

— Ничего у меня не спрашивай. Я за тебя ничего не собираюсь делать. Буду только финансировать и требовать от тебя отчет, на что были потрачены мои бабки. Если недобросовестно отнесешься к моему поручению, пеняй на себя. Помни, что у меня на тебя есть зуб, что свою ошибку ты сам должен исправить…

Когда Гура ушел, Савелий подумал: «Если даже ничего не получится с вызволением Власа из кичи, а оно, наверное, так и будет, то моя душа все равно получит покой. Ведь я предпринял все меры, какие мог».

ГЛАВА 23

Ресторан «Три богатыря»

Савелий, довольный удачно проведенной операцией со Стакановым, сделал исключение из правила и решил свой успех отметить с ближайшим окружением в ресторане. Он всем наглядно доказал, что его голова хорошо соображает. Можно сказать, что он себя вполне реабилитировал за свой промах с Аркановым. Местом своего отдыха с друзьями он выбрал ресторан «Три богатыря».

На вечер стол в кабинете ресторана был заказан на десять персон. Посланник Савелия, делая заказ, предупредил метрдотеля, чтобы на столе была самая дорогая закуска и соответствующее ей спиртное.

Получив свободу в сервировании стола и зная, для кого он предназначен, официант превзошел самого себя. Когда в семь часов вечера Савелий с друзьями вошел в предназначенный для них кабинет, то на столе увидел вареную и соленую осетрину, крабов под майонезом, вареную форель, котлеты из кур, сыр, колбасу, разные салаты, мясные блюда. Из спиртного — водка «Смирнов», коньяк «Наполеон», ликер «Бейлиз», пиво «Бэкс» и многое другое.

От увиденного у мужчин сразу разыгрался аппетит. Все они были при отличном здоровье, в расцвете сил, а поэтому с редким единодушием, под разные тосты стали наполнять себя пищей и спиртным, оживленно разговаривая друг с другом, рассказывая анекдоты, делясь новостями.

Утолив первый голод, Савелий, пережевав кусочек форели, обратился к Рябому:

— Я на днях был на рынке, в мясном павильоне. Там бригадир мясников Калитвенцев пожаловался мне, что ты его очень сильно обидел.

— Он не говорил, за что я его наказал?

— Я спрашивал у него, но он уклонился от ответа.

Сидящим в ресторане личность Калитвенцева была известна. Многие знали его под кличкой Калита. В свои тридцать лет он имел вес в сто восемьдесят килограммов и рост в два метра. И был страшным обжорой. За один присест мог съесть до восьми килограммов мяса, не считая других продуктов — салатов, хлеба…

— Хотите, я расскажу вам о той хохме, какую я ему устроил за его подлянку? — предложил Рябой.

— Если она интересная, то почему бы и не послушать? — раздались за столом доброжелательные голоса.

— В начале года Калита попросил у меня ключи от моей квартиры, чтобы там в нормальных бытовых условиях перепихнуться со своей зазнобой. Мне не жалко было услужить хорошему человеку. Таким я его считал до того дня и отдал свою хату в его распоряжение. Попользовавшись ею, он вечером, как и договаривались, чин чином вернул мне ключи от квартиры. Когда я пришел домой и открыл холодильник, то что я в нем увидел? Ничего! Оказывается, этот обжора и его подруга вымели у меня литр водки и месячный запас мяса, колбас, сыра и другой жратвы…

— Что он жрать мастак, мы все знаем, — заметил Копченый.

— Ругать его было уже бесполезно, но этот боров меня здорово разозлил. Ни бабок за съеденную жратву не оставил, ни восполнил в холодильнике прежних запасов. Как будто я его должник! Месяца через два после своего первого набега он набирается наглости и вновь просит у меня ключи от квартиры для известного вам дела. Я ему их пообещал, но только на следующий день и с условием, чтобы Калита мой холодильник не открывал и ничего из него не брал. Он мне поклялся, что такой подлянки, какую он мне сделал в первый раз, не позволит. Но вы его знаете: когда дело доходит до хаванья, то ему верить нельзя. Вот я ему и не поверил, а вытащил всю жратву и положил в соседский холодильник. Купил четыре банки мангового сока. В эти банки шприцем зарядил пургена (дырочки от шприца замазал парафином) и поставил их в холодильник. Кроме того, взял рулон туалетной бумаги, пропитал его в воде с перцем, высушил и положил в туалетной комнате…

Окинув торжествующим взглядом сидящих за столом, Рябой отметил про себя, что все слушают его с возрастающим интересом.

— Что они делали в моей квартире, я не видел и говорить не буду, но я видел, как его краля со слезами на глазах выбежала из нашего дома и, не желая садиться в его машину, куда-то убежала. Когда же сам Калита садился в свою машину, то от него воняло, как от общественного, неухоженного туалета… Когда я вернулся в свою квартиру, то увидел, что Калита со своей подругой сожрали и выглохтили все, что принесли с собой, и еще четыре банки моего мангового сока. Кроме того, в туалете почти полностью израсходовали мой рулон туалетной бумаги, — под дружный хохот завершил свой рассказ Рябой.

Вытирая слезы, выступившие у него от долгого смеха, Савелий поинтересовался у Рябого:

— Ну и как? Этот засранец больше не обращался к тебе за ключами от твоей квартиры?

— Какой там! Теперь как увидит меня, так старается обойти стороной.

— Здорово ты его проучил, — устав смеяться, заметил Химик.

Никто из сидящих за столом и слушавших Рябого не счел нужным пожалеть Калитвинцева и попавшую с ним в западню женщину. В кругу Савелия проявление жалости к лохам считалось недопустимой слабостью.

Копченый тоже решил своим рассказом привлечь к себе внимание товарищей.

— Со мной, свояки, недавно интересный случай произошел, — начал он свое повествование, видя, как некоторые друзья наливают в свои рюмки спиртное и пьют, другие курят, но все приготовились слушать его. — Недели три назад вечером подъезжаю на тачке к своему дому. Решил перед ночной работой немного перекумарить. Только собрался выходить из машины, как ко мне подкатил на своих двоих один мой сосед. Из молодых, но ранний. «Дядя Коля, разрешите мне с моей девушкой посидеть в вашей машине послушать музыку», — обратился он ко мне с наивной просьбой. Думаю: ничего с моей тачкой не случится, если молодые в ней посидят. Я же понимал, что этот приблатненный хлопец хочет порисоваться перед своей подругой. Пошел навстречу его просьбе. А когда через пару часов вышел из дома, то не увидел ни своей тачки, ни своего соседа-охлаема. Пришлось ловить такси и по кварталам прочесывать весь район города. На Вокзальной улице я их нашел. Мой сосед так врезал тачку в бетонный столб, что она его как будто обняла. Я со злости дал шустряку пару раз по ушам и очень вразумительно поставил ему условие. Если моя тачка к утру не будет иметь прежний божеский вид, то ему придется менять джинсовые брюки на сарафан своей матери. И что же вы думаете? Утром встаю, смотрю и что вижу? У подъезда дома стоит моя тачка, как будто она вчера и в аварии не была…

— Вот тебе и пацан! Оказывается, он из шустрых, — восхищенно заметил Рябой.

— Еще какой шустрый! — согласился с ним Копченый. — В этот день мне надо было встретиться с Карабасом, известным всем вам наркошей. Одно дело решить. И надо же мне было поделиться с ним своей неприятностью! Выслушав меня, он тоже пожаловался мне, что у него в прошлую ночь кто-то с его тачки снял лобовую облицовку. Даже назвал приметы на некоторых своих деталях. Я понял, что мой сосед раздел его машину. Пришлось мне снимать облицовку со своей машины и отдавать Карабасу, а на свою тачку покупать в магазине недостающие запчасти.

— Здорово пацан тебя подставил, — с улыбкой заметил Рябой.

— И что ты с ним сделал? — поинтересовался Савелий, прищурив глаза от едкого дыма своей сигареты.

— Ничего не стал ему делать. Он свои обязанности передо мной до утра выполнил. Раздевая машину Карабаса, он не знал, что она принадлежит вору. Он ее раздевал как тачку любого фраера без задней мысли наказать именно Карабаса. Все это обмозговав, я решил пацана Карабасу на растерзание не выдавать. Но парнишке растолковал что почем. Сейчас я его использую на подхвате вслепую. Дальше еще больше втяну его в нашу работу.

— Как я понял, паренек шустрый и смышленый, поэтому из него толк должен получиться, — сделал свое умозаключение Савелий.

— Я тоже так думаю, — согласился с ним Копченый.

По мере того как авторитеты ели и пили, разговор за столом становился менее общим, что дало основание некоторым из них покидать кабинет по разным причинам. Одни ходили в туалет, другие в бар, а третьи просто выходили на террасу подышать свежим воздухом.

Возвратившийся после такой прогулки Рябой, подсев к Савелию, кивнув на дверь кабинета, сообщил ему:

— Там в зале с подружками, уже на взводе, сидит вдова Кислякова.

— Ну и что из того?

Савелий знал Константина Кислякова как способного коммерсанта, неплохо умевшего зарабатывать деньги. Но однажды, напившись, тот попал на своей машине в дорожно-транспортное происшествие, в результате которого погиб. После смерти Кислякова его жена немедленно продала все ларьки и магазины вместе со всем содержимым. Вырученные деньги она положила в банк под проценты.

Получив капитал и свободу, Кислякова вспомнила, что в свои сорок лет еще не старая женщина и может привлекать к себе мужчин.

— Почему бы нам ее не облапошить, натравив на нее Красавчика? — подкинул идею Рябой.

Идея Савелию понравилась.

— Давай выйдем в зал, там покажешь мне ее.

Савелий и Рябой прошли к бару, где Рябой, встав спиной к залу, стал говорить Савелию:

— Видишь толстячка в темно-зеленой рубашке, танцующего с высокой дамой в черной юбке и розовой кофте?

— С черными длинными волосами?

— Вот это и есть она.

Кислякова Софья Пантелеевна была женщиной высокого роста, с горделиво посаженной головой. Все было при ней: и полная грудь, и впечатляющие бедра, и миловидное лицо. При своих не менее чем восьмидесяти килограммах веса она была такой сочной и аппетитной, что самому Савелию захотелось поласкать ее сдобное тело.

— Хороша чертовка! С удовольствием потоптал бы ее, — не удержавшись, признался он Рябому.

— Так в чем же дело? Я мигом устрою тебе с ней стыковку.

— Ты что, ее знаешь?

— Пока нет.

— Тогда чего ты о стыковке речь повел?

— Пьяная баба себе не принадлежит, она принадлежит всем.

Циничное рассуждение Рябого отрезвило Савелия, заставило забыть о лирике и вспомнить о деле:

— Пойди скажи нашим парням, чтобы они немедленно нашли Красавчика и приволокли его сюда для работы с этой дамой. Пускай приоденется и будет во всеоружии.

— А если он окажется пьян?

— Тогда его абордаж на Кислякову придется отложить до следующего ее выхода в свет.

Через час после состоявшегося разговора между Савелием и Рябым Красавчик был доставлен в ресторан.

Самойлов Петр Алексеевич, он же Красавчик, действительно отвечал своей кличке. Он был ростом в сто девяносто сантиметров, строен, подтянут, красив лицом, как породистый кот, с черными, от природы вьющимися волосами, карими глазами, прямым носом, тонкими, короткими усами. Красавчик был одет так, что чувствовалось: он знает толк, как по-современному модно одеться. На безымянном пальце левой руки у него был массивный золотой перстень. На этой же руке золотые часы на золотом браслете, на правой руке — тоже золотой браслет. Кроме этого, у Красавчика на шее висела толстая золотая цепочка с массивным золотым крестом.

Он походил на ходячий ювелирный магазин, но все золото, которое было на нем, принадлежало Савелию, и за его сохранность Красавчик отвечал головой. На недалеких женщин обилие драгоценного металла на Красавчике действовало дурманяще, лишало рассудка. И как результат — они в таких случаях принимали его не за того, кем он был фактически.

В свои тридцать пять лет Красавчик стал таким наглецом, что врать, совершать подлости, воровать стало его привычным занятием. В силу специфики своего вида преступления он никогда в кругу женщин не робел, не краснел. Обманывая и унижая их, он, безусловно, не чувствовал угрызений совести.

Ранее Красавчик был несколько раз судим за мошенничество. Годы, проведенные в НТК, не пропали для него даром. Его способы мошенничества стали более тонкими, изощренными, а поэтому для работников правоохранительных органов труднее доказуемыми.

Но у Красавчика были не только недостатки. Он мог управлять автомобилями любой марки, имел хороший голос, играл на гитаре…

Вот такого прохиндея Савелий решил натравить на Кислякову, предварительно проведя с ним соответствующий инструктаж, вручив солидную сумму денег на вживание в образ преуспевающего бизнесмена, потерявшего веру в любовь, но желающего ее найти, жениться и обзавестись кучей детей.

Слушая указания Савелия в кабинете ресторана, Красавчик, не теряя времени даром, с аппетитом уминал понравившуюся ему закуску на столе. Перед тем как покинуть кабинет, маленькими глотками, смакуя, выпил рюмку коньяка «Принц де Полиньяк». Облизнув губы и аппетитно причмокнув ими, Красавчик произнес:

— Ну я пошел!

— Давай топай, — похлопав его по ягодице, благословил Савелий.

ГЛАВА 24

Красавчик в своем амплуа

Покинув кабинет Савелия, Красавчик прошел к бару, где, сев на высокий вращающийся стул, заказал у бармена сто граммов водки и пачку сигарет «Ростов».

Опрокинув рюмку водки в рот, закурив сигарету, Красавчик как бы скучающим взглядом стал осматривать зал с сидящими за столами посетителями и танцующими у эстрады парами. За столом Кисляковой, кроме нее, сидели две ее подруги и один мужчина, который, как он уже знал со слов своих авторитетов, ухлестывал за интересующей его вдовой.

Сейчас Красавчику предстояло совершить действие, от которого зависело все последующее. Он должен был пригласить на танец Кислякову. Если она согласится пойти с ним, то ее подруг и ухажера парни Савелия брали на себя.

Дождавшись, когда оркестр заиграет медленное танго, Красавчик бросил недокуренную сигарету в пепельницу, походкой уверенного в себе человека подошел к столу Кисляковой и пригласил ее на танец. Окинув его изучающим взглядом, как продукт, находящийся в витрине магазина, и убедившись, что он оказался высококачественным и съедобным, Кислякова посмотрела на своего ухажера, помедлила несколько мгновений, видимо, соображая, принять приглашение Красавчика или нет, потом молча поднялась из-за стола и протянула ему руку. По завистливым глазам ее подруг можно было понять, что Красавчик им тоже понравился.

Пока обиженный им мужчина думал, какую из подруг Кисляковой пригласить на танец, к их столу подошли двое рослых, стройных парней лет под тридцать. Внешне они сильно выигрывали по сравнению с их знакомым, который относился к сальной породе, и не было ничего удивительного в том, что дамы с удовольствием пошли танцевать, когда они пригласили женщин.

Толстячок за столом еще не успел обидеться на кавалеров, оставивших его без дам, как к нему подсели два телохранителя Савелия.

— Дядя, уматывай от этого стола, пока трамваи ходят, — улыбаясь ему как хорошему знакомому, потребовал Масик. Чтобы тот не смог его улыбку неверно истолковать, Масик пригрозил пистолетом.

— В чем дело, ребята? — испуганно пролепетал мужчина.

— Дамы принадлежат нам, а поэтому не путайся у нас под ногами, — пояснил ему Масик.

— Если до тебя не дошло, что требует мой друг, то давай выйдем в туалет и там поговорим, — вступил в разговор Хасан.

— Мне без туалета и так понятно, что я забрел не в тот огород, — поднимаясь из-за стола, произнес толстячок.

— Молоток, долго жить будешь, — похвалил его Масик.

Тем временем Красавчик, танцуя с Кисляковой, уже успел познакомиться с ней. Женщина охотно шла с ним на разговор, и они сразу же перешли на ты.

Если семнадцатилетние парни и девушки порой не могут из-за стеснения преодолеть барьер, разделяющий и так мешающий двум полам, то с высоты прожитых лет и полученного жизненного опыта Софья и Петр с полуслова и намека понимали, что сказал или хотел сказать партнер.

— Зашел в ресторан, чтобы в баре купить пачку сигарет. Хотел выйти из него, а ноги не слушаются, — заливал Красавчик. — Думаю, что за чертовщина? Посмотрел по сторонам и увидел тебя. Не мог отказать себе в удовольствии не потанцевать с тобой… Ты давно рентген проходила?

— Недавно, а что?

— В тебе магнит случайно врачи не обнаружили?

— Не обнаружили, — смеялась Софья. — А ты шутник, Петя. С тобой не соскучишься.

— За ваш стол мне можно присесть? — поинтересовался Красавчик у Софьи, провожая ее к столу после танца.

— У нас уже есть один кавалер на троих.

— Отдай его своим подругам, я же стану только твоей собственностью, — посоветовал он.

— Не знаю, как и поступить, чтобы никого из вас не обидеть.

Увидев, что подруги, возвратившись к столу, остались без партнеров, поинтересовалась у них:

— Девчата, вот этот дядя хочет посидеть с нами. Разрешим?

— Пускай присаживается, — довольные появлением на горизонте интересного мужчины, заявили те.

Красавчик познакомился с женщинами, по их желанию сделал новый официанту заказ, который был быстро выполнен.

О недавнем своем ухажере-толстячке женщины ни разу не вспомнили. Красавчик стал центром их внимания. За весь оставшийся вечер он всего лишь по разу станцевал с Галиной и Ириной (так звали подруг Софьи), посвятив все остальное время Софье. А когда ушли музыканты, Красавчику предоставилась возможность заставить женщин слушать его соловьиные песни. В течение короткого времени он успел столько наговорить женщинам комплиментов, что они, растаяв перед ним, с обожанием и нескрываемым восхищением не сводили с него своих глаз.

Когда Красавчик пошел к бару, чтобы купить коробку конфет, и женщины остались одни, они в два голоса наперебой стали расхваливать Софье Петра, награждая его самыми лестными похвалами.

— Софушка, какой тебе козырный кавалер попался! — заявила Ирина.

— Вот бы мне переспать с ним, — мечтательно произнесла Галина.

— Так забирай его себе, — предложила ей Софья.

— Легко говорить «забирай», если он с тебя глаз не сводит и никто ему, кроме тебя, не нужен!

— Ты, Софья, не воображай и нос не задирай, а цепляй этого самца на крючок и из рук не выпускай. Таких мужиков, как Петр, днем с огнем не сыщешь, а золота на нем, наверное, с килограмм, — заявила Ирина.

— Видно, что не босяк, — поддержала ее Галина.

Красавчик, танцуя с Софьей и понимая, что скоро ресторан будет закрываться, нежно касаясь своей грудью пышных грудей Софьи, которые, амортизируя, не давали ему более плотного контакта с ней, поинтересовался:

— Как ты, Софушка, смотришь на то, чтобы я сегодня проводил тебя домой?

— А не боишься, что утром тебе жена сделает разгон за то, что не ночевал дома?

— Я холостяк.

— Все вы, мужики, становитесь холостяками, как только переступаете порог своего дома.

— Я не из тех, о ком ты говоришь. Можешь посмотреть мой паспорт, чтобы убедиться в правдивости моих слов.

— А что, давай свой паспорт, посмотрю.

Прервав танец, они прошли к месту, где был более яркий свет. Софья, внимательно ознакомившись с паспортом Красавчика, не увидела в нем отметок ни о браке, ни о наличии на иждивении детей, что ее сильно удивило. Вернув паспорт его владельцу, она поинтересовалась у Красавчика:

— Ты хочешь сказать, что при своих данных не смог найти себе красивую женщину и жениться на ней?

— Я этого не собираюсь говорить. Я был женат, но брак оказался недолговечным.

— Кто виноват в разводе?

— Жена.

— В чем она провинилась перед тобой?

— Я по специальности метеоролог. Год по контракту находился на Северном полюсе с научной экспедицией, дома осталась молодая жена. Вокруг нее соблазнов море. Она не удержала себя в руках и загуляла. Измену я не мог простить, поэтому мы с ней расстались.

Удовлетворенная его пояснением, Софья пошутила:

— А ты бы ей там своей изменой тоже и отомстил.

— С кем мстить-то? С белыми медведями, что ли? — тоже пошутил Красавчик. — Когда вернулся из экспедиции домой, то разобрался с женой. Тихо разошлись, как в море корабли. Вот так и байдакую один.

— Придется тебя пожалеть, казанскую сироту. — Софья ласково погладила его по спине.

В два часа ночи они покинули стены гостеприимного ресторана. Перед тем как выйти, Красавчик поинтересовался у Софьи:

— Чего-нибудь домой закажем?

— У меня дома все есть.

— Закажи нам с Ириной по бутылке шампанского и по шоколадке, — попросила его уже изрядно пьяная Галина.

Красавчик исполнил ее желание, несмотря на то что просьба Галины Софье не понравилась. Но не мог же Красавчик из-за каких-то двух бутылок вина мелочиться. Тем более что данным поступком он показывал Софье свою щедрость.

Около ресторана Красавчика с женщинами поджидала «девятка» с водителем, выделенная Савелием по такому случаю. Но Красавчик разыграл спектакль, будто таксист с машиной попался ему случайно. После беседы с водителем он пригласил дам в машину. Доехав с Софьей до ее дома, Красавчик, оставляя в машине Ирину с Галиной, сообщил им:

— Я с водителем за все рассчитался. Он вас довезет туда, куда вы скажете.

— А может, мы не на машине, а на водителе захотим покататься? — пьяно пошутила Галина, играя бутылкой с вином, как милицейским жезлом.

— Это уже как вы договоритесь с водителем, но тогда поездка будет за вашу плату, — подмигнув водителю, пошутил Красавчик.

Он и Софья по лестнице поднялись на второй этаж девятиэтажного здания. Она открыла двумя ключами бронированную входную дверь. Квартира оказалась четырехкомнатной, богато и со вкусом меблированной. Софья не скрывала удовольствия от впечатления, произведенного на Красавчика своей квартирой.

— И сколько же человек живет в таких хоромах? — спросил он.

— Я одна.

— А муж твой где?

— Умер.

— Как так умер?

— Два года назад погиб в аварии.

— Жаль! Видать, был умным человеком.

— С чего вдруг такой вывод?

— Сужу по квартире и ее обстановке.

— Делать деньги он умел, тут уж ничего не скажешь. Но был деспотом, каких мир не видел. Держал меня дома, как какую-то наложницу. Белого света не видела, а сам похлеще любого кобеля бегал по сучкам. Был так занят работой и любовницами, что за семнадцать лет жизни со мной не удосужился сделать мне ребенка. Все ему, кобелю, за другими не было времени уделить мне внимание. Может, его Бог наказал за такой грех…

Жалуясь Красавчику на свою семейную жизнь, Софья не забывала хозяйничать на кухне. Достала из буфета и поставила на стол фарфоровые чашки, налила в чайник воды и поставила его на плиту, положила на стол коробку конфет…

Спохватившись, что беседа пошла не по тому руслу, она переменила тему разговора:

— Ты местный?

— Местный.

— Чего же я раньше не видела тебя в городе?

— А как ты могла видеть меня в городе, если твой муж все время держал тебя взаперти? — улыбнувшись, ответил он вопросом на вопрос.

Когда Софья стала показывать ему свои апартаменты, то Красавчик, увидев в ее спальне гитару, поинтересовался:

— Твоя?

— Мужа.

— Играть на ней можешь?

— Нет.

— А петь?

— Тоже нет, а вот слушать других, как они играют и поют, я люблю. Если ты в этом деле мастер, то с удовольствием тебя послушаю.

В стратегию Красавчика не входило, чтобы женщины его долго уговаривали. Взяв гитару и настроив ее, он немедленно приступил к реализации своего репертуара.

— Шуточную песню не желаешь послушать?

— Не откажусь. — Присев на кровать, Софья приготовилась слушать.

Красавчик сел против нее на стул и, довольно профессионально играя, запел:

Была весна, цвели цветы, Над миром веяла весенняя прохлада. Гляжу, она сидит одна И нежно комкает платочек свой в досаде. А соловей среди ветвей, Он трелью звонкою, мерзавец, заливался, Как будто тоже он весною любовался. Я к ней подсел: «О, разрешите, дама, с вами прогуляться». Она в ответ: «О Боже, нет, И не мешайте мне другого дожидаться». А соловей среди ветвей, Он трелью звонкою, мерзавец, заливался, Как будто тоже он кого-то дожидался. Гляжу: в кустах, о Боже, страх, Стоит здоровая детина — В плечах сажень, а сам как пень, В руках огромная еловая дубина. Я побежал, но он догнал И по зубам дубиной своей смазал, Рубашку снял, штаны отнял И в чем мамаша родила меня оставил. А соловей среди ветвей, Он трелью звонкою, мерзавец, заливался Как будто тоже он костюма дожидался… Трель соловья лишь для меня Стала действовать как порция касторки.

Улыбка и смех Софьи дали Красавчику понять, что юмор его песни до женщины дошел. Она попросила:

— Сыграй и спой мне, Петя, что-нибудь задушевное, грустное, чтобы в душу легло.

— Заказ принят!

Не пишите мне писем, Дорогая графиня, Для сурового часа Письма слишком нежны. Я и так сберегу Ваше светлое имя, Как ромашку от пули На поле войны. Пусть в безумной России Не найти мне приюта И в крови захлебнулись Луга и поля, Но осталась минута, Нашей боли минута, Чтоб проститься с отчизной С борта корабля. Не пишите, графиня, Нет в живых адресата. Упустили Россию, Как сквозь пальцы песок. Ах, Россия, Россия, Разве ты виновата, Что пускаю я пулю В поседевший висок!

Когда Красавчик закончил петь, Софья сообщила ему свое мнение:

— Песня хорошая, но слишком тяжелая для души и грустная.

— Хочешь, я для поднятия твоего настроения спою шуточную песню о Софье, твоей тезке?

— Хочу!

Познакомился я с Софьей раннею весной, Из-за этой самой Софьи дом забыл родной. Софья ангел, Софья мягче, чем подушка, Софушка, где ты теперь? Ела, пила, как корова, и, как слон, спала, Но не долго продолжалась эта кутерьма. Танцевать она любила, танцевала, как кобыла, Вот какая Софушка была. Софушка, София Павловна, София Павловна, Где ты живешь? Я готов вам жизнь отдать, чтобы Софью увидать, Софушка — любовь моя. Как-то Софья подскользнулась, Не могла встать, Трое Софью поднимали, не могли поднять. Долго мучились, старались, Все, как черти, оборвались, И пришлось пожарку вызывать. Однажды Софья заболела, чуть не умерла, Долго Софушку лечили наши доктора. Все аптеки перебрали, разные рецепты прописали, Только одна клизма помогла. Софушка, София Павловна, София Павловна, Где ты живешь? Я готов вам жизнь отдать, чтобы Софью увидать, София Павловна — любовь моя.

— Ты что, для меня специально эту песню выучил? — несколько обиженно поинтересовалась у Красавчика Софья.

— У меня обширный песенный репертуар. Только по женским именам я знаю штук десять песен. В том числе и про Наташу, Татьяну, Галину, тетю Шуру, Марию, Лену и других.

— Какая необходимость была столько их заучивать? — удивилась Софья.

— А что мне оставалось делать одному целый год на льдине?

Вспомнив, где он был в экспедиции, Софья рассмеялась.

— Действительно. Ну а теперь пойдем на кухню горячим чаем побалуемся.

Красавчик, помня свою главную цель понравиться женщине, был к ней сама доброта, внимательность и любезность. Но, проявляя все это к Софье, он давал ей понять, что она имеет дело не с ребенком, а со взрослым мужчиной. Поэтому когда после чая Софья пожелала принять душ, то он, несмотря на ее возражение, тоже пошел в ванную комнату, где они так «искупались», что покорившаяся его ласкам Софья, преодолев свое первоначальное смущение, сама стала одаривать его ими, считая, что наконец-то она встретила достойного ее мужчину, способного по-настоящему понять, чего она хочет, и все это ей дать.

ГЛАВА 25

Хитрый лис

В течение одного месяца Красавчик так покорил собой Софью, что не он ей, а она ему предложила вступить с ней в законный брак, в чем, безусловно, отказывать он не собирался.

Софья, слепая в своей любви, купалась в его ласках, внимании, песнях. Постоянно находясь в состоянии блаженства, она, не задумываясь, купила мужу на его имя «вольво». Так приодела Красавчика, что ему мог позавидовать любой министр.

Ближайшая подруга Софьи Галина находилась в разводе с мужем, у Ирины муж был в длительной командировке. Они, часто проведывая Софью, вместе с ней радовались ее счастью, не забывая нахваливать молодого мужа.

Честно говоря, такая жизнь Красавчику очень нравилась, и он был не против насовсем бросить свой якорь в квартире Софьи. Софья была богатой, красивой женщиной, что устраивало его по всем важным для него показателям. Но Савелий, узнав о достижениях Красавчика на лирическом фронте, потребовал, чтобы тот форсировал свой разрыв с Софьей. Красавчик смирился с таким требованием. Однако ему никак не удавалось серьезно поссориться с женой. Она не давала на то никакого повода. А просто так от нее уйти было нельзя. Тут, к его удаче, подошел день рождения Софьи, который она решила отметить у себя дома.

Красавчику пришлось обратиться за помощью к Савелию, чтобы тот помог ему осуществить коварный план, родившийся у него в голове в связи с именинами жены. Он попросил Савелия, чтобы тот поручил одному из своих смазливых парней познакомиться с одной из подруг Софьи — Галиной или Ириной, все равно. Кавалер должен был так понравиться своей избраннице, что она пригласила бы его с собой на именины к Софье.

Такая кандидатура у Савелия была — в лице Николая Чижика. И он поручил тому приступить к немедленному осуществлению задания.

Объектом Николая стала Галина, более раскрепощенная и наглая женщина, чем Ирина. Уже на третий день знакомства с Николаем она пригласила его с собой на именины к своей подружке.

В день рождения Софьи Красавчик подарил ей корзину роз. Вручая их Софье, он проникновенно заявил:

— Солнышко мое, прими от меня этот скромный подарок с ключами от моего сердца.

— Спасибо, милый, — поцеловав его в щеку, поблагодарила она.

По покрывшимся влажным туманом глазам Красавчик понял, что его подарок, а особенно слова тронули жену до глубины души. Ему впервые в жизни стало даже как-то неловко издеваться над чувствами женщины, но жить без обмана он уже не мог. Злоупотребление доверием женщин в корыстных целях стало его специальностью.

Софья плетенную из ивовых веток корзину с цветами поставила на праздничный стол. Она свой день рождения решила отмечать вечером, а поэтому заранее, не спеша занималась сервировкой стола. В чем ей в меру своих сил и возможностей помогал Красавчик.

Приглашенных на именины было двенадцать человек. Всех их вместе с женой встречал Красавчик. С теми из них, с кем он не был знаком, а практически он был знаком только с Галиной и Ириной, он тут же в прихожей знакомился.

Именины Софьи удались на славу. Они прошли с массой добрых пожеланий в ее адрес, весело и интересно.

К двенадцати часам ночи гости стали потихоньку покидать хлебосольную именинницу, чему Софья уже была рада, так как весь день и вечер ей пришлось быть на ногах, а поэтому покидающих ее квартиру гостей она не уговаривала задержаться. Только ее близкая подруга со своим кавалером не собирались уходить. Они пили спиртное и за компанию уговаривали молодоженов тоже выпить. Хотела того Софья или нет, но как виновница торжества она не могла не поддержать компанию с засидевшимися.

Первоначальное возбуждение сменилось у Софьи на пьяную усталость, желание отдохнуть от всех свалившихся на нее за день хлопот.

Красавчик, убедившись, что Софья дошла до нужной ему пьяной кондиции, подмигнул Николаю, тем самым давая ему знать, чтобы тот немедленно прекращал пьянку, освобождался от Галины и подключался к осуществлению задуманной им подлости.

Красавчик, подняв из-за стола Софью, повел ее в спальню. По тому, как она тяжело переставляла заплетающиеся ноги, можно было понять, что поход ей от праздничного стола до спальни дался нелегко.

В спальне Красавчик, говоря ласковые слова Софье, стал ее раздевать. Женщина послушно, как ребенок, подчинялась его требованиям и воле.

— Золотце, ты сегодня здорово наклюкалась, — снимая с нее трусы и бюстгальтер, заметил Красавчик.

Ответом на его замечание была пьяная улыбка жены. Она знала, что находится у себя дома в постели вместе с любимым мужем, а поэтому не думала и не контролировала свое поведение.

Уложив голую жену на кровать, Красавчик разделся сам и лег рядом с ней. Он стал рукой играть ее пышными грудями, внимательно смотря ей в лицо, желая увидеть ее реакцию на свои действия. Софья на них совершенно не реагировала. Тогда он раздвинул ей ноги, стал трогать клитор, вводить два пальца в ее половую щель. Женщина была чертовски красива и аппетитна. Возбудившись, он не сдержался и совершил с ней половой акт. Постанывание Софьи говорило ему, что от близости с ним она тоже получает удовольствие.

Николай, увидев, как Красавчик повел в спальню Софью, тоже не мешкая взял Галину и тут же в зале отвел ее к дивану, положил на него.

— Поцелуй меня, любимый, — капризно потребовала она исполнения своего последнего перед сном желания.

Николай, чтобы не дай Бог не возбудить женщину, по-братски поцеловал ее в щеку.

Исчерпав за день все свои желания, Галина быстро уснула. Освободившись от нее, Николай прошел в спальню к Красавчику, который уже одевался. Увидев Николая, он жестами показал, что тому надо делать. Но Николай и без его подсказки знал, что входит в его обязанность. Быстро раздевшись, он занял на кровати место Красавчика.

В спальне горел свет, и он видел лежащую с ним голую, доступную ему женщину. Николай с упоением и наслаждением стал заниматься с Софьей любовью. А Красавчик, взяв из тумбочки «Полароид», сделал им несколько снимков с разных точек, закрепляя доказательствами факт связи своей жены с Николаем.

Красавчик видел, что порученная «работа» нравится Николаю, и не мешал ему устать. Он пошел в зал к Галине, которая там спала на диване, и разбудил ее с помощью нашатырного спирта.

— Галина! Галина! Галина! Черт бы тебя побрал! Ну проснись же!

— Чего тебе? — отстраняя его руку с ватой от своего носа, спросила она.

— Твой хахаль с моей женой е…

— Не может быть! — вставая с дивана, усомнилась Галина.

— Пойдем, посмотришь и увидишь, — предложил он ей.

Из блаженной полудремы Софья вернулась в реальность от крика своей подруги:

— Сволочь, а еще подругой была! Тебе одного мужа мало, так ты еще успеваешь и под чужих подлазить!

С удивлением Софья увидела, что с ней совершает половой акт мужчина, которого привела с собой Галина. Скинув его с себя, как будто Николай имел детский вес, Софья быстро укрыла свое голое тело одеялом.

Николай, исполнив свою миссию, выскочил из спальни, не забыв прихватить с собой одежду, которую не спеша надел на себя в зале. Довольный собой, он налил сто граммов водки, выпил и с удовольствием стал закусывать. Происходивший в спальне разговор его совершенно не интересовал.

— Софья, как ты могла себе такое позволить? Только сходил на несколько минут в туалет, возвращаюсь и что я вижу? Такого предательства я от тебя никак не ожидал! — играя на зрителя, говорил Красавчик.

— Чего ты с ней миндальничаешь, лекции читаешь? Ей, стерве, надо морду набить, — воинственно предложила Галина.

— Я не какое-нибудь животное и руки распускать не собираюсь, — возразил он.

— Тогда я сама ей сейчас патлы повырываю! — бросаясь к кровати с целью осуществления своего намерения, сообщила Галина.

Схватив ее за плечи, Красавчик твердо заявил:

— Ты моей жене патлы вырывать не имеешь права. Я с ней сам разберусь, а вот своему кобелю, если сможешь, то пойди и по вырывай патлы.

— Ты чего, скотина, натворил? Пришел сюда со мной, а жарить вздумал другую?! — подняв руку для удара по лицу Николая, истерично, пьяно заорала Галина.

Николай, схватив ее руку, согнул ее на излом и сквозь зубы процедил:

— Ты чего тут распетушилась? Какие вдруг у тебя появились на меня права? Кто ты мне такая? Ну скажи, что ты для меня представляешь? НИ-ЧЕ-ГО! Ты для меня случайная шмара, которую я подцепил на улице несколько дней назад. И ты смеешь еще на меня поднимать руку? Если бы ты меня ударила, то я бы тебя выбросил в окно.

— Ты меня опозорил!

Оттолкнув Галину от себя, Николай спокойно рассудил:

— О каком позоре ты ведешь речь, когда на тебе уже клейма негде ставить? Поэтому не надо корчить из себя благородную девицу…

— Кончайте тут свой базар и уматывайте, — прерывая затянувшуюся перебранку гостей, потребовал Красавчик.

Те, молча обувшись в коридоре и даже не простившись, покинули квартиру. Заходить к Софье в спальню, говорить ей, как она бесчестно поступила с ним, Красавчику не было необходимости. Слишком все было просто и понятно для всех. Жалеть ее, мириться с ней, прощать измену не входило в планы Красавчика. Поэтому он ушел спать в другую комнату.

Софья хотела сразу же пойти к мужу и поговорить с ним по душам, но, чувствуя, что еще пьяна и ее мысли не упорядочены, решила этот разговор отложить до утра. Что она могла ответить мужу на его щекотливые вопросы, Софья даже не представляла. Так, думая о трудном для себя объяснении, она сначала задремала, а потом уснула.

Утром она проснулась оттого, что муж ходил по комнатам, задвигал ящики комода, хлопал дверями. Надев халат, Софья вышла из своей спальни и зашла в комнату, где находился муж. Она увидела, как тот в большую хозяйственную сумку складывал свои вещи. Все для нее стало понятно без слов, но она все же спросила его:

— Петя, ты что делаешь?

— Да вот складываю все свои манатки и собираю уходить от тебя.

— Насовсем?

— Конечно!

— И это все из-за вчерашнего?..

— Да.

— Петя, прости меня, если можешь. Я сама не пойму, как все это получилось, — со слезами на глазах, смущаясь, призналась она.

— Мы с тобой в браке прожили всего ничего, и ты позволила себе такую дикость. Поэтому я никак не могу простить измену. Я на тебя очень зол. Нам надо пожить раздельно. Может быть, со временем я и смогу простить тебя, но сейчас об этом не может быть и речи.

Видя, что Софья не оправдывается и признает свой грех, он решил не показывать ей фотографий, на которых она изображена с Николаем. Приняв такое решение, он тут же забыл о фотографиях. Для Красавчика они перестали представлять ценность.

Софья, понимая состояние мужа, не стала уговаривать, чтобы он остался, надеясь, что в будущем они помирятся. Против того, что Красавчик взял вещи, которые ему были куплены ею, Софья не возражала, так как, виня себя в измене мужу, считала это как бы материальной компенсацией за причиненный мужу моральный вред.

После того как Красавчик покинул ее квартиру, Софья, наплакавшись, морально опустошенная, легла на кровать и стала размышлять о превратностях жизни. Так она провалялась в постели до обеда. Во втором часу дня, нехотя поднявшись с постели, она заставила себя заняться уборкой в доме.

В комнате, где ночевал последнюю ночь Красавчик, она обнаружила три фотографии, на которых была изображена голой вместе с «другом» Галины, когда они совершали половой акт. Находка потрясла ее не только своим откровением, она заставила Софью задуматься о личности своего мужа.

«В случившемся разрыве я сразу и полностью признала свою вину, хотя у меня и мысли не было изменять ему с кем-либо. Я даже не помню, как произошел мой позор. Согласно снимкам, сделанным Петром, а кроме него в доме больше некому было фотографировать нас, можно сделать вывод, что муж видел, как я ему изменяю, но вместо того, чтобы не допустить мою измену, он занялся фотографированием, натравливанием моей подруги на меня. Почему он так подло поступил? Для чего все это ему потребовалось? Если он являлся мне мужем, то зачем ему мой позор? Зачем выставлять меня перед другими подстилкой?»

Как бы раньше Софье не было плохо без мужской ласки, она никогда не вешалась на первого попавшегося мужчину и не приводила его к себе домой. И вдруг при молодом, красивом муже она ни с того ни с сего взяла и изменила ему. Такая вероятность у нее не укладывалась в голове. Фотоснимки впервые толкнули ее на мысль заподозрить Красавчика в подлых планах. Через школьного товарища, работающего в уголовном розыске, она решила проверить личность Красавчика. Но в этот день идти к нему в отдел милиции она не пожелала, отложив свой визит на завтра. Уходящий день и так был для нее невыносимо трудным.

ГЛАВА 26

Позднее прозрение

Утром, собираясь идти в отдел милиции к своему однокласснику, Софья с удивлением обнаружила, что большая часть ее личных драгоценностей пропала из шкатулки. Остались только те, которые были на ней в день именин. Всего пропало украшений миллионов на десять. Она была уверена, что их взял Красавчик. Получив второе доказательство его подлости, она в расстроенных чувствах, теперь уже не раздумывая, отправилась в милицию.

Старший инспектор ОУР капитан милиции Гридасов Виталий Федорович, увидев вошедшую в его кабинет бывшую одноклассницу, несмотря на сильную занятость, не раздумывая отложил в сторону все свои служебные дела, чтобы уделить внимание другу детства, к которому всегда был неравнодушен. Из-за стеснения и скромности он так и не посмел признаться ей в своих чувствах.

Выслушав Софью, Гридасов сказал ей:

— Косвенных доказательств вины твоего мужа более чем достаточно. Но на основании их ему нельзя предъявить обвинение в краже. Пока он является таким же подозреваемым, как и все остальные гости, которые были у тебя на именинах. Вот когда он или кто-то другой начнет продавать драгоценности через магазины или через перекупщиков, а мы это узнаем, тогда твоего вора можно смело сажать в ИВС.

— Виталий, я не хочу, чтобы из-за моих пропавших драгоценностей ты допрашивал и подозревал в краже всех моих друзей. Но я хочу, чтобы вора ты нашел и наказал.

— Тогда, Софья, давай договоримся так: ты мне сообщаешь приметы всех своих похищенных драгоценных изделий, их примерную стоимость, а я без шума, тихо стану их искать по своим каналам. Когда у меня получится выход на вора, только тогда ты напишешь мне заявление о привлечении его к уголовной ответственности. Тебя мое предложение устраивает?

— Вполне.

— Вот и договорились, — поднимаясь из-за стола, улыбнулся Гридасов. — Теперь, дорогая моя одноклассница, пошли со мной в компьютерный кабинет и посмотрим, нет ли там на твоего мужа какого-либо компрометирующего материала.

Экран компьютера выдал им не только портрет Красавчика, но и все его прошлые судимости и то, что недаром у него кличка Красавчик: пользуясь своими внешними данными, злоупотребляя своими возможностями, теперь ставшими известными Софье, он уже обманул нескольких богатых женщин.

Поняв, что стала жертвой мошенника, Софья рассвирепела:

— Какая мразь! Я ему его подлости никогда не прощу!

Гридасов дружески обнял Софью за плечи. Прожитые годы, накопленный жизненный опыт уже давно оставили позади юношескую скромность и нерешительность.

— Софья, Софья! Ну почему ты раньше, до замужества, не пришла ко мне и не попыталась навести справки о своем будущем муже?

— Да у меня и мысли не было, что он окажется такой дрянью! — призналась она Гридасову, покидая вместе с ним компьютерный кабинет. Они вновь возвратились в кабинет Гридасова.

— Вы, женщины, в огромной своей массе выбираете себе мужей глазами, тогда как забываете, что у вас есть сердце, к которому хоть иногда надо прислушиваться, чтобы воспользоваться его подсказкой.

— А что к нему прислушиваться? Что оно может подсказать?

— Хотя бы то, что я в тебя был влюблен со школьной скамьи. И до сегодняшнего дня ты мне не безразлична.

Присев на стул, поправляя прическу, она в удивлении распахнула свои карие глаза:

— Виталик, ты это серьезно говоришь?

— Вполне.

— А почему же раньше ты мне такое не сказал?

— Молодой был, дурной и стеснительный, — признался он.

— Вот так у нас в жизни получается. Один стесняется признаться в своем увлечении, другой его не видит.

— Не говори! — согласился с ней Гридасов.

— Я тебе все о себе рассказала, а ты о себе ничего… Как сложилась твоя личная жизнь?

— Хвалиться ею не приходится.

— Что так?

— Женился вроде бы по любви на одной еврейке, Маргаритой звать. Прожил с ней семь лет. Вроде бы жили душа в душу. Потом вдруг ее родителям вздумалось уезжать в Израиль. Она тоже поехала с ними. Жалко ей было их отпускать одних.

— Ну а ты чего с ними не поехал? Неужели не захотели брать с собой?

— Сам не пожелал. Зачем я буду менять свой менталитет? У евреев в Израиле одна проблема — русских мало. Некого обманывать. Быть жертвой обмана я не пожелал, — невесело пошутил он. — Вот уже несколько лет живу один.

— Что так? Неужели у женщин не пользуешься популярностью?

— Скорее, за работой мне некогда им уделять внимание. Сама понимаешь, что все мои встречи с вашим полом несерьезные, урывками, а поэтому ни к чему необязывающие.

— Выходит, ты тоже, как и я, неприкаянный в жизни?

— Получается так…

— Виталий, а почему бы нам с тобой не скооперироваться?

— Что ты под этим подразумеваешь?

— Переходи ко мне жить. Может быть, присмотримся, притремся и подойдем друг другу. Я буду тихой и послушной женой.

— Обижать меня не будешь?

— Ни за что! — заверила она. — Не подумай, Виталик, обо мне как о навязчивой женщине. Я много раз битая судьбой. Мы с тобой друг для друга, возможно, последний шанс, чтобы не потерять себя и иметь в другом опору. Мы от такого эксперимента ничего не теряем, но можем приобрести очень многое. Возможно, даже детей.

— Но ты не сказала мне, нравлюсь я тебе или нет?

— Нравишься и нравился, иначе я не стала бы предлагать себя в жены. Решайся, Виталий, давай восполним школьный пробел. Другого такого случая у нас потом не будет.

Подойдя к Софье, которая поднялась со стула, Виталий прижал ее голову к своей груди.

— Софушка, если у нас вечером не случится никакого чепе, то я обязательно после работы приеду к тебе. Поговорим о наших с тобой планах на будущее.

— Я буду ждать тебя.

— Мы с тобой не так уж стары, чтобы не видеть перспективы в своей жизни, — задумчиво произнес он. Сказаны были эти слова для Софьи или для себя самого, трудно было определить.

Без поцелуев и пышных слов, без объяснений в любви они расстались, чтобы вечером встретиться вновь и определиться в своих отношениях.

Став женой Гридасова, Софья сможет вернуть себе то, что было похищено у нее Красавчиком. Но как это будет осуществлено, я не стану описывать, так как настала пора перейти к освещению других эпизодов романа, связанных с главными его героями.

ГЛАВА 27

«Наезд» на Шаповалова

Несмотря на большую загруженность оперативной работой, Олегу Игоревичу приходилось по понедельникам заниматься приемом граждан по личным вопросам, рассматривать их заявления и жалобы.

Его служебный кабинет в управлении находился на четвертом этаже. Девятиэтажное здание УВД было огорожено высоким бетонным забором, и только с лицевой стороны к нему имелся доступ. У входа в здание постоянно дежурил наряд милиции во главе с дежурным офицером.

Чтобы посетитель мог попасть на прием к Шаповалову, он обязан был обратиться в бюро пропусков, где, прежде чем выписать пропуск, узнавали, по какому вопросу посетитель желает встретиться с руководителем, узнавали у Шаповалова, может ли он его принять, и только после всех этих формальностей посетитель получал возможность встретиться с Шаповаловым.

В одиннадцатом часу в кабинет к Шаповалову вошла девушка лет двадцати трех, высокая шатенка с симпатичным лицом. Прямо скажем, ходячая фотомодель. На ней был коричневый сарафан, плотно облегающий стройное тело. С такими посетителями Шаповалову приятно было беседовать, ведь любоваться молодостью и красотой никогда никому не запрещалось, тем более если это к тому же происходило в рабочее время.

Поздоровавшись с хозяином кабинета и присев на предложенный им стул, она вручила ему свое заявление на трех листах.

Положив заявление девушки на стол, Шаповалов поинтересовался:

— Как вас зовут?

— Алла.

— А по отчеству?

— Николаевна.

— Ваше заявление, Алла Николаевна, я прочитаю потом, а сейчас попрошу вас вкратце рассказать о существе проблемы, которая привела вас ко мне.

— В нашем городе застрелили семью одного бизнесмена из семи человек…

— Геворкяна?

— Да.

— Я с этим уголовным делом знаком. Какое вы имеете отношение к данному преступлению?

— По подозрению в убийстве Геворкянов милиция и прокуратура задержала более трех десятков человек, хотя, как известно со слов оставшейся в живых пострадавшей, в нападении участвовало всего три человека. Среди задержанных по этому делу находится мой брат Пшеничный Богдан Николаевич. Он не из тех, кто может хладнокровно убивать людей.

— Но если его задержали работники правоохранительных органов, то у них, по-видимому, были веские причины, чтобы пойти на такой шаг.

— При обыске у нас дома следователь обнаружил патрон к автомату. Его мой брат нашел и принес домой. Парню восемнадцать лет. Ему через месяц идти в армию, а он этим патроном может испортить себе судьбу. Не говоря уже о том, что родители и я за него переживаем.

— Незаконное хранение боеприпасов карается законом до пяти лет лишения свободы. К сожалению, в законе не указано, какое количество хранимых боеприпасов наказуемо, а какое нет. Из чего вытекает, что ваш брат задержан нами на законных основаниях.

— Но в его возрасте любой шалопай, найдя патрон, не понесет его в милицию для сдачи, а оставит себе!

— За редким исключением так оно и бывает, — согласился с ней Шаповалов.

— Так неужели из-за какого-то патрона вы будете ломать парню судьбу? Он уже десять дней просидел в ИВС за свою глупость, обжегся, поумнел и больше подбирать такие находки не будет. Я вас очень прошу принять участие в решении его судьбы. Пускай он лучше пойдет в армию и там поумнеет, чем будет сидеть в колонии и уродовать себе жизнь.

— Я постараюсь разобраться с вашим заявлением. Если все, что вы мне сейчас сообщили, является правдой, то думаю, что у вашего брата появится шанс в ближайшее время обрадовать вас своим возвращением домой.

Улыбаясь, довольная состоявшейся беседой, со словами благодарности Пшеничная покинула его кабинет с подписанным пропуском на выход.

Проверка заявления Пшеничной убедила Шаповалова, что заявительница не обманула его. Следователь прокуратуры, как и Шаповалов, оказался здравомыслящим человеком, и дело в отношении Пшеничного, не причастного к бандитскому нападению на семью Геворкян, прекратил по малозначительности, так как действия виновного не представляли большой общественной опасности.

Шаповалов уже давно забыл о деле Пшеничного, когда однажды ему по телефону позвонила Алла Николаевна. Девушка с нескрываемой радостью сообщила о прекращении уголовного дела в отношении ее брата и поблагодарила за проявленное участие в решении его судьбы.

— Олег Игоревич, можно мне завтра прийти к вам и сделать небольшой, но от души презент?

— Как хотите, — безразлично ответил он.

— Тогда я завтра приду к вам.

— Приходите, — завершая разговор, произнес он.

Шаповалов не ожидал от девушки ценного подарка, а скорее всего цветы, книгу или равный им по цене знак внимания и уважения.

Как у всех хороших людей, у Шаповалова было много друзей как в своем управлении, так и в ФСБ, с сотрудниками которого ему много раз приходилось контактировать по работе, встречаться в дружеских компаниях.

Один его доброжелатель, работающий оперативным работником в ФСБ, к концу рабочего дня по телефону сообщил, что их служба завтра готовит ему долларовую взятку.

Шаповалов поблагодарил его за сообщение и сказал другу: «Пускай готовят».

Пшеничная действовала по плану, разработанному Копченым.

Когда она получила разрешение Шаповалова прийти к нему с подарком, то решила воспользоваться помощью Токаревой, с которой познакомилась в женской парикмахерской. Токарева была пустой, болтливой, но красивой женщиной. Пшеничная легко и быстро нашла с ней общий язык. В беседе с ней она узнала, что муж Токаревой — офицер ФСБ.

Имея в своем распоряжении помощников, выделенных ей Копченым, Пшеничная без труда нашла Токареву в одном из баров под названием «Привет». Попивая кофе, Пшеничная рассказала Токаревой, что за прекращение уголовного дела в отношении ее брата заместитель начальника управления милиции требует с нее деньги.

Токарева возмутилась:

— Ни о какой взятке не может быть и речи! Твой знакомый — крохобор. Я помогу тебе поставить его на место. Пойдем сейчас же к моему мужу, и он проучит этого наглеца! Запомнит на всю жизнь, как грабить бедных девушек.

Пшеничной как раз и требовалось такое предложение. Они тут же схватили такси и приехали в управление ФСБ. Там Токарева нашла мужа и сообщила ему о цели своего приезда. Старший лейтенант Токарев заинтересовался сообщением жены. С его подачи закрутилось колесо подготовительной оперативной работы. В финансовой части ФСБ Токарев взял под отчет три тысячи американских долларов банкнотами достоинством в сто долларов, переписал все их серии и номера. Невидимыми чернилами написал на некоторых из них «взятка», обработал специальным химическим препаратом. Он же научил Пшеничную, как вести себя в кабинете Шаповалова.

Сообщение доброжелателя из ФСБ, с одной стороны, обрадовало Шаповалова тем, что у него есть друзья, которые в трудную минуту не бросили его, с другой стороны, возмутило. «Сколько кругом людей, начиная от президентского окружения и кончая более мелкими чиновниками, нагло и постоянно берут взятки, а коллеги из ФСБ умудряются этого не видеть и на преступления чиновников не реагировать. Меня же они увидели и хотят поймать с поличным как взяткополучателя. Кого они вздумали изобличать? Того человека, который сам борется со взяточничеством среди своих подчиненных и кто никогда не думал их брать. Выходит, там, в ФСБ, обо мне иного мнения. Я не внушаю им ни уважения, ни доверия. Ну что же, дорогие мои чекисты, придется мне с вами подраться и повоевать. Возможно, оставив вас в дураках, я наконец-то заставлю меня уважать».

Шаповалов задумал осуществить очень опасный эксперимент. Как законопослушный гражданин, он не должен был идти на него, но как профессионал, который постоянно рискует своей жизнью, он пошел на его осуществление. Гордость, обида, желание проучить пока еще не известных ему противников были плохими советчиками, но он опирался на жизненный и оперативный опыт и был убежден, что риск сведен до минимума.

ГЛАВА 28

Дача взятки

На другой день Пшеничная в том же сарафане, в каком была ранее на приеме у Шаповалова, зашла в его кабинет. По-видимому, она пришла так же одетой для того, чтобы хозяину кабинета легче было ее вспомнить. Улыбаясь ему от самой входной двери, Пшеничная снова стала его благодарить за оказанную помощь. Шаповалов, тоже улыбаясь, слушал ее и с пониманием кивал.

— Я решила, сколько смогла, сделать вам денежный подарок, — как бы робея, сообщила она ему. — Вы не возражаете?

— Какой дурак будет отказываться от денег? — успокоил он ее, нажав на одну из кнопок своего селектора. Когда Пшеничная достала из сумочки пачку с деньгами, он, не беря ее в руки, предложил: — Положите на стол.

Пшеничная положила пакет с деньгами на край его стола. Шаповалов изучающе внимательно посмотрел на него.

— Ну что ж, Олег Игоревич, еще раз спасибо вам за брата. Я пошла.

— До свидания, Алла Николаевна.

— Я вижу, вы по работе сильно загружены? — как бы сочувствуя ему, поинтересовалась она.

— Есть такая проблема, — вздохнув, подтвердил он.

— Тогда не буду больше отвлекать вас и ухожу, — заявила посетительница.

Поднявшись со стула, она не спеша, походкой манекенщицы направилась к выходу из кабинета. Пшеничная знала, какая у нее красивая фигура, а поэтому давала Шаповалову возможность полюбоваться собой.

Едва Пшеничная коснулась рукой двери, чтобы выйти, как в кабинет Шаповалова зашли шесть человек, среди которых было четыре оперработника ФСБ и два понятых. Они увидели спокойно сидевшего за столом Шаповалова, но пачки денег на столе, куда ее положила Пшеничная, там уже не было.

— Что за толпа? — поднимая голову от стола, недовольно спросил Шаповалов, обращаясь к подходившим к нему мужчинам.

Сотрудники ФСБ предъявили ему свои служебные удостоверения. Из них трое были лейтенантами, и только Токарев был в звании старшего лейтенанта. Как старший в группе Токарев взял на себя диалог с Шаповаловым.

— Вы, Олег Игоревич, подозреваетесь нами в получении взятки от гражданки Пшеничной в сумме трех тысяч американских долларов.

— Очень интересно… А вы знаете, какую я занимаю должность в данном управлении?

— Знаю.

— И вы берете на себя ответственность за последствия по такому заявлению?

— Беру.

— Ну что же, тогда я не буду препятствовать вам в производстве обыска, тем более что у вас есть санкция прокурора на обыск.

В течение трех часов оперативные работники сантиметр за сантиметром исследовали каждый квадратный метр кабинета Шаповалова. Они точно знали, что деньги Пшеничная отдала, что они должны быть здесь, в кабинете, но все старания найти их оставались тщетными.

Сотрудники ФСБ устали и были взвинчены. Они понимали, какие их ждут последствия по службе, если не найдут изобличающих Шаповалова во взятке денег. Только сам Шаповалов был само спокойствие.

Когда Токарев в очередной, возможно, сотый раз подошел к Шаповалову, тот предложил:

— Григорий Семенович, пускай ваши сотрудники занимаются обыском, а мы давайте с вами поговорим.

— О чем?

— Когда беседа между нами состоится, тогда и узнаете тему.

Взяв стул, поставив его рядом с креслом Шаповалова, Токарев сел на него и устало сказал:

— Ну что ж… Я слушаю вас.

— Если не возражаете, то пускай к нашей беседе присоединится и Пшеничная.

— Алла Николаевна, подойдите к нам, — сделав рукой подзывающий знак, произнес Токарев.

Пшеничная подошла к ним, но садиться не пожелала, предпочитая стоять.

Шаповалов пристально посмотрел на нее.

— Алла Николаевна мне не даст соврать, что я ее не искал, помощи своей, чтобы прекратить уголовное дело в отношении ее брата, не предлагал и никакого вознаграждения за восстановление справедливости не требовал. Верно я сказал, Алла Николаевна?

На эти вопросы Пшеничная отвечать не пожелала, так как правдивый ответ разоблачил бы ее как подстрекательницу на получение Шаповаловым взятки. Но она высокомерно вскинула голову.

— Я, Олег Игоревич, сегодня дала вам взятку в три тысячи долларов. Вы их от меня взяли. Тем самым своими действиями вы очень понятно для всех выразили свой умысел.

— Вы, Алла Николаевна, нагло меня оговариваете. В том, что я у вас деньги не брал, могут быть свидетелями все те товарищи, которые находятся сейчас в кабинете и которые не нашли никаких денег. Ваш поклеп на меня, нехорошая девушка, не пройдет… А вы, Григорий Семенович, должны меня понять: если я ни у кого никогда не вымогаю взяток, то как же я, ни с того ни с сего, возьму такую значительную сумму денег у незнакомого мне человека? Вам не кажется, что такой опытный специалист, каким я являюсь, иначе бы меня в это кресло никто не посадил, не может поступать глупо и необдуманно?

— Я бы вам, Олег Игоревич, поверил и даже согласился с вами, если бы я и мои товарищи не были свидетелями того, как Алла Николаевна заносила пакет с деньгами в ваш кабинет.

— Если пакет с деньгами небольшой, то уважаемая Алла Николаевна могла его, не отдавая мне, спрятать на своем теле, — уже не скрывая издевки, сказал Шаповалов.

Токарев, понимая юмор Шаповалова, все же счел для себя приемлемым пригласить женщину и поручить ей в отдельной комнате произвести личный обыск Аллы Николаевны.

Пока там происходила неприятная для Пшеничной процедура, Шаповалов продолжал разговор, неприятный для Токарева:

— Я, Григорий Семенович, проработал в органах милиции более четверти века. А вы, несмотря на мой возраст, звание, положение, не раздумывая доверились глупой девчонке-фантазерке. Вы знаете, как вам и нам трудно работать, как много у нас недоброжелателей, желающих нам смерти. Чтобы их у нас было меньше, мы должны грамотно работать и не искать себе лишних врагов… Вы давно знакомы с этой девицей? Почему вы ей доверились?

— Я не обязан отвечать на ваши вопросы, — уже не так воинственно, как в начале обыска, произнес Токарев.

— А я уверен, что на мои вопросы у вас ответов просто нет. Перед началом обыска у меня в кабинете я предупреждал вас о тех неблагоприятных последствиях, которые ждут вас за такой шаг. Теперь я заявляю: если ваш обыск был произведен из-за служебного усердия и неопытности, то я, возможно, соглашусь выслушать и принять от вас извинения, а если вы находитесь в сговоре с Пшеничной, то я добьюсь, чтобы вас с треском выгнали из ФСБ.

Шаповалов знал, что Токарева, кроме дисциплинарного наказания, ждала необходимость возврата в финансовую часть трех тысяч долларов, за которые он не мог теперь отчитаться.

Как Шаповалов и предполагал, оперработники так и не смогли найти пакет с долларами. Токарев еще и еще раз внимательно осматривал кабинет Шаповалова, удивляясь, куда его хозяин мог спрятать деньги. Кабинет находился на четвертом этаже, окна и форточки окон закрыты… Просто какая-то мистика!

Покидая кабинет Шаповалова, Токарев оставил ему копию протокола обыска, который подтверждал сам факт произведенного обыска и то, что он оказался безрезультатным.

Как Шаповалов и предрекал, Токареву пришлось не только приносить ему извинения, но за неуважительное, оскорбительное отношение к заместителю начальника УВД он был понижен в звании, снят с занимаемой должности. Только заступничество Шаповалова дало основание руководству ФСБ оставить Токарева на службе.

Но куда же все-таки подевались деньги, данные Пшеничной Шаповалову в качестве взятки?

Шаповалов, зная всю кухню уличения взяточников работниками правоохранительных органов, был убежден, что направившие к нему Пшеничную сотрудники ФСБ обязательно дадут ему возможность переложить пакет со взяткой со стола в один из его ящиков. Если он оставит лежать пакет с деньгами на столе, то оперработникам трудно будет доказать дачу взятки: он может заявить, что посетительница просто забыла у него на столе свой пакет. Что в нем лежит, он не знает и его это не интересует. Перекладывая пакет в стол или в какое-либо другое место, он тем самым показывал свой умысел на получение взятки.

Оперработники ФСБ, не находясь в кабинете, не могли знать, когда он переложит пакет с деньгами со стола в какое-либо другое место. Значит, они ему давали фору во времени до того момента, когда давшая ему взятку должна дойти до двери, ведущей в приемную.

Он подсчитал: для того чтобы Пшеничная могла покинуть его кабинет, ей потребуется не менее десяти-одиннадцати секунд. Значит, за пять-шесть секунд он должен успеть спрятать пакет с деньгами, при этом надежно и без риска для себя.

Имея в своем распоряжении день на подготовку, Шаповалов стал думать, как все же осуществить получение взятки. При этом его интересовали не деньги, тем более он не знал суммы взятки, а сам процесс безнаказанного совершения преступления.

Глядя на окно и открытую форточку, Шаповалов думал:

«Выбросить деньги в окно? Глупо и не ново. Мой соучастник будет стоять под окном на виду у всех сотрудников управления, которые обязательно заинтересуются, почему он топчет газон. Они увидят, как я ему кину пакет с деньгами и как он его поймает. Данный вариант для меня неприемлем… А вот если я попрошу подполковника Бочкарева, кабинет которого находится этажом выше моего, чтобы он выкинутый мною сверток с деньгами, привязанный к капроновой жилке, поднял в свой кабинет, а потом спрятал где-нибудь за его пределами, то такой вариант вполне приемлем».

Шаповалов проработал с Бочкаревым вместе в милиции почти двадцать лет. Они доверяли друг другу. Без особых усилий он уговорил того помочь ему проучить зарвавшихся работников ФСБ. О деньгах как средстве обогащения у них даже не было речи. Прежде всего в офицерах говорило самолюбие, желание показать себя и лишь где-то на один-два процента материальный интерес. Но он уже был платой за тот мальчишеский азарт, который при неблагоприятном исходе их эксперимента мог не только лишить должности и званий, но и привести на скамью подсудимых.

Они заранее протянули миллиметровую капроновую жилку из окна кабинета Бочкарева в форточку кабинета Шаповалова. За пять-шесть секунд Шаповалов успевал накинуть резиновое кольцо, привязанное к шнуру, на сверток и выбросить его в форточку, закрыть ее и сесть за стол. Благо, что окно от его кресла находилось в одном метре. Чтобы открытая форточка окна со шнуром не бросилась Пшеничной в глаза, она наполовину была задернута шторой…

Завершая подготовительные работы, Шаповалов посоветовал другу:

— Не вздумай без меня открывать сверток. Не надо спешить.

— Почему?

— Вдруг в подарке помимо денег будет взрывная кукла? Разукрасит тебя как клоуна и тем самым выдаст нас с потрохами.

— Я в курсе всех милицейских хитростей.

— А вдруг мы их хитростей не знаем? Все же ФСБ, а не МВД.

— Любопытство проявлять не буду.

— Вот и договорились. Теперь еще один момент… Когда Пшеничная будет класть мне деньги на стол, то я по селектору соединюсь с тобой. Это будет для тебя сигналом, чтобы приготовиться.

— Твой сигнал не покажется для девки подозрительным?

— Если покажется, то пускай берет свои бабки и уходит. Но она ко мне не для того явится, — развеял сомнения товарища Шаповалов.

Когда Пшеничная покидала кабинет Шаповалова, то напрасно думала, что хозяин кабинета любуется ее фигурой и походкой. Тому в это время было не до нее.

Злая шутка с молодыми оперативниками ФСБ удалась. После такого эксперимента Шаповалов надеялся, что больше ни у кого не появится желание «шутить» с ним и давать взятку.

Пшеничная рассказала Копченому о своей неудачной попытке дать взятку Шаповалову. Копченый, в свою очередь, поделился новостью с Савелием:

— Ты понял теперь, какой он хитрый лис? И бабки в карман положил, и чекистов через борт кинул. А у них чердаки похлеще нашего работают, однако загнать хитрого лиса в угол у них не получилось.

— Выходит, что к этому мудиле и не подберешься, — с сожалением произнес Савелий.

— Давай, пока мы с ним не наломали дров, оставим его в покое. Зачем нам собой рисковать?

— А чем мы рискуем?

— Да если он узнает, что мы под него подкапываемся, ему нас с тобой захомутать, что раку ногу оторвать! И пустит по этапу. А то может кинуть в камеру к петухам, и они нас там оприходуют в свою партию. Пойми меня правильно, Савелий: он нам с тобой не по зубам.

— Ну давай, продолжай, перечисляй его козыри.

— У него много на поводу овчарок. Все они ученые и грамотные, имеют право официально кусать нас. Тогда как мы гавкаем из-под забора ночью и не на каждого, а кто нам по зубам.

— Может быть, ты и прав со своей стратегией. Тогда ищи зверя по нашим зубам и в другом месте.

КНИГА ВТОРАЯ Склонен к побегу

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Закон возмездия

ГЛАВА 1

Колония с пожизненным заключением

Колония, где содержались зеки, приговоренные к пожизненному заключению, находилась на речном острове в бывшем мужском монастыре. От внешнего мира она была изолирована не только колючей проволокой, опоясывающей ее в несколько рядов, как того требует инструкция, но и высокой кирпичной стеной. К тому же водное пространство, окружающее остров, также являлось изолирующим фактором.

Одну часть острова занимала колония, в другой его части находился поселок деревенского типа, в котором в основном проживали лица, обслуживающие колонию, или пенсионеры, которые ранее, до ухода на пенсию, занимались тем же.

Жизнь колонии, как и всех других ИТК страны, была сложной, трудной и опасной. Из-за бюджетной задолженности по оплате труда служащим колонии, задержки по выделению средств для обеспечения жизнедеятельности колонии перед начальником учреждения полковником Ухватовым Иваном Максимовичем постоянно возникали проблемы, как обуть, одеть заключенных, прокормить их, обеспечить работой. Как не допустить, чтобы снабжающая электроэнергией организация ее не отключила из-за задолженности по оплате. Получалось так, будто ИТК являлась частной собственностью Ухватова: должен был за все отвечать он, а не государство в лице МВД, назначившее его руководить таким хлопотным хозяйством.

Вот почему полковнику Ухватову приходилось принимать помощь от богатых родственников своих заключенных, то есть от воров, продуктами питания и денежными средствами, зачисляя их на специальный счет. Время и реальность заставляли служащих колонии приспосабливаться к тем условиям, которые преподносила им жизнь.

Только на четвертый месяц после вынесения приговора Влас наконец был этапирован в единственную в стране колонию, где отбывали наказание зеки, приговоренные к пожизненному заключению. За это время Влас очень много передумал о неудачно сложившейся своей судьбе. Сейчас перед ним стояла дилемма, как себя вести в колонии. Присоединиться к группе неисправимых, отрицающих все то, что предлагалось им администрацией, или смириться со своей участью и стать безропотным роботом, исполняющим все команды «хозяина». Такой вариант его тоже не очень устраивал.

Являясь молодым, здоровым человеком, с пытливым умом и массой естественных желаний, он, безусловно, мечтал не о такой жизни и не в таком «дворце» намеревался провести свою жизнь.

Больших капиталов ему за счет преступлений накопить не удалось, а вот свою жизнь он точно испортил. Смириться с этим Влас не желал.

С первого же дня своего заточения в островную колонию он стал замышлять побег. Влас еще не знал, как он осуществит его, но знал, что воспользуется первой же возможностью, чтобы изменить свой образ жизни.

Влас уже не мечтал ни о богатстве, ни о дворцах. Он был согласен теперь жить за счет общественно полезного труда, жениться, растить своих детей. Но в его условиях все эти желания были сказочной, неосуществимой мечтой.

«Если я присоединюсь к отрицалам, то тем самым лишу себя тех минимальных свобод по перемещению по территории колонии, какие у меня будут, если я стану трудиться вместе со всеми. Все веселее будет проходить время, появится больше возможностей для совершения побега», — думал он. И стал работать в бригаде на пилораме, занимаясь распилкой бревен.

Полковник внутренних войск Ухватов был толковым начальником и неплохим хозяйственником. В руководимой им колонии зеки не только шили рабочие рукавицы, но и делали мебель, поделки из дерева. Мебель по виду и качеству не уступала аналогам, поступающим в нашу страну из-за рубежа, но намного была дешевле. Поэтому продукция зеков пользовалась повышенным спросом у покупателей. Кроме того, им приходилось делать мебель по заказу высокого начальства. Словом, зекам, желающим трудиться, работы хватало.

К тому же в колонии были теплица, свинарник, пекарня, столовая, баня, другие объекты, где зекам приходилось трудиться.

На хозяйственных работах приговоренные к пожизненному заключению не использовались. Эту работу выполняли зеки, приговоренные за умышленное убийство к различным срокам лишения свободы.

Так как мебельный цех расходовал лес, то руководству колонии постоянно приходилось заботиться о пополнении у себя его запасов.

Лес в колонию можно было доставить плотами, буксируя их катером к месту назначения, но тогда потребовалось бы больше времени на сушку бревен, так как из сырых, невыдержанных досок мебель не делают. Чтобы меньше тратить времени на сушку, руководство колонии доставляло лес на самоходных баржах.

Выгрузкой и доставкой леса с прибывшей к причалу колонии баржи занимались все зеки, свободные от работы. Это делалось для того, чтобы баржа как можно меньше стояла под выгрузкой, чтобы не было сверхнормативного простоя и штрафа за него.

В таких авральных работах в обязательном порядке участвовала бригада распильщиков леса, в которой числился Влас.

Весной здоровым мужикам побыть на природе, даже работая с большой физической нагрузкой, было одно удовольствие, которое хоть как-то разнообразило их жизнь.

Власу уже второй раз приходилось трудиться на выгрузке бревен с баржи. Зеки на барже металлическими тросами связывали бревна в пакеты, которые потом краном доставлялись на берег, грузились в машину, отвозившую их на склад колонии.

Когда Влас, находившийся на барже, занимался работой, проходивший мимо него матрос баржи незаметно от всех со словами: «Потом прочитаешь» сунул ему в карман пиджака письмо.

У Власа пропал весь интерес к работе. Ему хотелось немедленно ознакомиться с текстом письма. Он не рискнул идти куда-то в угол баржи, спрятаться и там его прочитать, ибо не было гарантии, что его в это время не увидит кто-то из вертухаев или «наседок». Он не хотел раньше времени привлекать к себе внимание «кума». Поэтому пришлось ждать удобного случая. А он появился только тогда, когда Влас возвратился в свою камеру. Его напарник еще не вернулся с работы.

Вначале Влас внимательно рассмотрел конверт. Он не только был заклеен, но и прошит нитками. Убедившись, что письмо никем не вскрывалось (а отношение у зеков ко всем нелегальным посланиям очень подозрительное и мнительное), Влас только после этого вскрыл конверт и достал из него исписанный лист. Вот что он прочитал: «Извини, дружище, что не называю тебя по имени. Нет большой уверенности, что малявка попадет в твои руки. Мы готовы организовать побег из кичи. Есть средства, но как приступить и что надо делать, не знаем. У вас в киче до хрена умных голов. Не исключено, что кто-то из свояков имеет толковые предложения и идеи, как легче всего слинять. Через мать свою, когда будет с ней свиданка, передай нам свои соображения. Гура с друзьями».

Прочитав письмо, Влас немедленно его сжег. Он твердо решил в свой секрет никого не посвящать. Полученная от Гуры весточка лишила его покоя. Он не только стал думать, как совершить побег из колонии, но и прислушивался к разным разговорам зеков на эту тему.

С напарником по камере о способах побега Влас говорить не желал, тот не внушал ему доверия. Общение зеков между собой вне работы было исключено. Поэтому Влас в минуты отдыха от бригады не отрывался и слушал все, о чем там говорили.

Зеки рассказывали друг другу разные истории из своей жизни, анекдоты, подшучивали друг над другом, предавались воспоминаниям о счастливых днях. И фантазировали на тему побега из кичи. Так как они совершенно не верили в возможность такого побега, то и не боялись, что кто-то из них заложит другого «куму» как лицо, склонное к побегу. При этом обсуждались разные варианты. Сколько таких подслушанных разговоров Власу пришлось потом терпеливо одному переваривать и примеривать к себе, выбирая единственный способ побега…

Например, один из членов бригады мечтательно произносит:

— Были бы у меня денежные друзья, что бы им стоило прилететь сюда на вертолете ночью и сбросить мне трос на крышу? Я прицепил бы себя к нему — и до свидания. Лебедкой в полете подняли бы меня в кабину. И вы меня здесь, дорогие свояки, никогда бы в жизни больше не увидели.

— Ишь до чего домечтался! Забыл, что прежде чем на крышу подняться, еще надо из камеры выбраться, — заметит ему какой-нибудь скептик.

— Даже если и на крышу своей сакли поднимется и друзья его подцепят на трос, все равно ему отсюда не выбраться, — авторитетно заявит третий.

— Почему это? — недовольно поинтересуется инициатор побега.

— Менты такую стыковку тебе с друзьями не дадут осуществить. А если сможешь отсюда улететь, все равно поймают.

— Тот, кто тут в нашей шкуре побыл, того не так просто будет ментам второй раз поймать, — продолжает отстаивать свой план побега его инициатор.

— Нет. Вертолетом отсюда не удастся смыться, — подключившись к беседе, заявит новый ее участник. — Слишком много от него шума. Увидев его маневр над ничей, «хозяину» не составит труда сбить вашу стрекозу. Стволов у него более чем достаточно.

— Действительно, менты ведь не слепые и не глухие, а потому твой номер с побегом, Мясник, никак не пройдет, — авторитетно заявит кто-то еще.

Постепенно идея фантазера разбивалась в пух и прах. Все о ней забывали. Но мечтать никому не запретишь. Появлялся новый фантазер со своей идеей побега, которая так же внимательно выслушивалась, после чего подвергалась критическому обсуждению и лишению права на жизнь.

Идеи становились все более фантастичными, а поэтому нереальными.

О всех таких разговорах «наседки» сообщали своим «кумовьям» (оперативным работникам), а те по инстанции рапортами докладывали начальству. Начальство, обобщив полученную информацию на особенно говорливых фантазеров, мечтающих о побеге, на их личных делах делали красные полосы наискосок, что означало: «Склонен к побегу». Тогда как «склонный к побегу» зек всего лишь трепался, вдохновленный вниманием слушателей…

Думая совершить побег из колонии и зная ее внутренние порядки, Влас в дискуссии по организации побега не вступал, а только слушал их и делал для себя определенные выводы. Из бесед зеков Влас понял, что в своей болтовне они не допускали мысли, что побег из колонии возможен. А если бы кто-то его вдруг осуществил, то рассуждения о побеге сразу бы прекратились. Каждый бы затаился, начав серьезно думать только о своем побеге, не доверяя сокровенную мысль никому…

Влас прокручивал в своей голове различные варианты.

При наличии солидной поддержки с воли можно было бы попытаться совершить побег с помощью длинного троса с крюком, который выстрелом из арбалета можно закрепить на крыше барака, а другой конец привязать к дереву, растущему за пределами колонии. Трос послужил бы ему дорогой из колонии на волю. Но понадобилось бы несколько сот метров такого троса! С массой его никакой арбалет не смог бы справиться. Для забрасывания троса на крышу барака понадобилось бы строить длинную катапульту. А как построить ее на глазах у служащих всей колонии? Значит, и данный вариант побега является неприемлемым…

Можно попытаться собрать дельтаплан. Недостающие к нему детали пронести через дорогу. Но такую громоздкую птицу за вечер не соберешь и нужные к ней детали не заготовишь. Следовательно, твоя подготовка к побегу через несколько дней уже не будет тайной для многих зеков, а значит, и для оперработников колонии.

«Мне нужно придумать такой способ побега, чтобы ни от кого не зависеть, — размышлял Влас. — А сам способ должен быть таким оригинальным, чтобы даже мысленно никто не допускал. Иначе меня могут раскусить, а значит, и помешать осуществлению моего плана».

Вот так, слушая болтовню зеков, Влас стал думать о том, единственном для него шансе, который позволил бы ему очутиться на свободе. Вместе с тем он думал и о своем будущем. Если ему удастся осуществить побег, то он должен сразу определиться. Опять заняться выполнением заказов Савелия? Тот нуждается в его услугах, иначе бы не пытался через Гуру организовать ему побег. В таком случае он будет под рукой Савелия до тех пор, пока работники милиции вновь не выйдут на его след и не заметут или не убьют. А может быть, ему, наученному горьким опытом, снабженному информацией от содержащихся с ним зеков, организовать свою собственную банду? Работать на себя и знать, что почем и из-за чего ты рискуешь?

Он твердо решил, что если удастся побег, то в воровской группировке Савелия он не останется.

Зеки, получившие пожизненные заключения за свои преступления, не боясь повторного суда за них, часто вспоминали свои «подвиги», соучастников, родственников. Власу с его живым умом не составляло особого труда запомнить интересующую его информацию, если он считал, что в будущем она может ему пригодиться.

Если он решит в группировку Савелия не возвращаться, то должен забраться в такую глухомань, куда будет трудно добраться работникам милиции и уж чтобы Савелий со своими людьми ни за что не смог бы его найти. С другой стороны, в глухомани у него была бы возможность безнаказанно совершать новые преступления и жить в свое удовольствие.

В какой регион страны повернуть свои стопы, чтобы не прогадать? Такой вопрос ему тоже предстояло решить.

В одной бригаде с Власом работал Кушбий Даутов, карачай по национальности, имевший кличку Куш. В силу сложившихся обстоятельств им приходилось во время работы часто общаться друг с другом. Потом между ними завязалась дружба. Влас иногда удерживал Куша от необдуманных поступков. Так, однажды он предостерег того и не дал ему участвовать в игре «хитрый сосед».

Куш не знал, что это за игра, и если бы не Влас, охотно согласился в ней участвовать. Когда же увидел на примере другой жертвы, какого позора и издевательства избежал, то по достоинству оценил помощь Власа.

Игра заключается в следующем. Группа зеков предлагает новичку бригады или новичку камеры СИЗО (место игры не имеет значения) сыграть в игру «Хитрый сосед». Когда тот соглашается, то в напарники к нему попадает зек, прошедший Крым, Рим и медные трубы. В цеху они садятся на доски, в СИЗО — на шконки напротив друг друга. Накрывают свои головы одним одеялом, концы которого держат руками. В этом положении они должны угадывать, кто из участников игры (а в ней может участвовать неограниченное количество желающих) ударил его ложкой через одеяло по голове. Отгадка заключается в том, что новичка по голове бьет ложкой его напарник, что до новичка иногда очень долго не доходит. Он считает, что они играют на равных и его напарника тоже бьют ложкой по голове, так как тот делает вид, что тоже угадывает бьющих. Тогда как на самом деле этого не было. Все удары доставались новичку. Только перебрав всех игроков, до новичка наконец-то доходило, кто его бил…

Безусловно, после подобного унижения такой человек в бригаде уважением не пользовался.

Однажды Куш, накурившись где-то дури, доверительно стал делиться с Власом воспоминаниями о своей преступной деятельности. Из них Влас понял, что Куш вместе с двоюродным братом Камботом и другими сообщниками занимались бандитизмом, грабежами, угоном скота в Абхазию. Четверо из банды Куша, включая его самого, были пойманы работниками милиции и, как он, впоследствии осуждены к длительным срокам лишения свободы. Камбот и его сестра Лалинэ избежали ареста, так как члены банды Куша не выдали их. Куш рассказал ему, как обычно они совершали преступления.

— Как ты думаешь, твои родичи продолжают заниматься своим прежним промыслом? — поддерживая разговор, поинтересовался Влас.

Куш рассмеялся.

— Как пить дать, забросили.

— Почему ты так думаешь?

— Им нужна голова, так как сами они пешки. Лалинэ может только чистить оружие, а Камбот грабить и убивать.

— Я понимаю, что сестру ментам ты ни под каким соусом не выдал бы. А в отношении Камбота не жалеешь, что его с тобой нет?

— Ничего в том для себя хорошего не вижу. Если бы я его заложил, то прибавилось бы несколько эпизодов на мою шею, которые мы с ним провернули когда-то. Он мой близкий родственник, и потом он больше нужнее на воле сестре Лалинэ, чем тут мне.

— Ты верно поступил, — одобрил его Влас.

На другой день Влас, встретившись с Кушем в бригаде, поинтересовался у него:

— Ты помнишь, что мне вчера говорил о брате Камботе и сестре Лалинэ?

— Помню.

— Так вот, дорогой, запомни раз и навсегда: больше о них никому не рассказывать.

— Почему?

— Потому что наша колония не лучше других и в ней имеется масса «наседок». Они твой разговор передадут «куму», и твои брат Камбот и сестра Лалинэ через какое-то время могут оказаться рядом с тобой, но только у другого «хозяина».

Кушбий поблагодарил Власа за учебу, пообещал больше свой язык не распускать.

— Кстати, тебя родственники проведывают? — поинтересовался Влас.

— Только сестра Лалинэ.

— Ты можешь при свидании с ней передать записку, в которой сообщишь, что мы с тобой друзья?

— Зачем тебе это нужно?

— Чтобы она знала, что ты тут не один и тебя никто не обижает.

— Меня трудно обидеть. Я могу за себя постоять, — вспылил Куш.

— А не ты ли недавно едва не купился и не клюнул на игру в «хитрого соседа»? Да и вчера под дурью язык распустил.

— Среди нас слишком много умников. Я бы с удовольствием половину из них вырезал, — признавая свою оплошность, сердито пробурчал Куш. — Ну напишу я записку, а как я ее на глазах попкаря смогу передать сестре?

— При расставании во время поцелуя передашь изо рта в рот.

Беседы Власа с Кушем стали более частыми, глубокими и разноплановыми. В основном говорил и отвечал на вопросы Куш, а Власу приходилось слушать и запоминать.

По тому как Куш подробно отвечал на вопросы товарища, можно было понять, что, окунувшись в воспоминания, горец забывал, где он находится, и с удовольствием, хотя бы мысленно и на время, становился свободным, делающим то, что считал нужным для себя, а не таким безропотным бараном, каким стал сейчас. Ведь здесь даже простого надзирателя приходилось называть начальником и подчиняться его воле! Горцу, безусловно, это не нравилось, но неизбежность заставляла смирять гордыню и так поступать. Тем более что все зеки колонии были в таком же, как он, положении.

При кратковременном свидании с матерью Влас известным ему способом — поцелуем — отправил Гуре записку с изложением своего варианта побега из колонии. После чего стал ждать сигнала из трех разного цвета ракет, который дал бы понять ему, что подготовка к побегу группой Гуры завершена и он может приступать к его осуществлению.

ГЛАВА 2

Побег

Запуск этих ракет в сторону колонии из проходящей по реке моторной лодки не остался незамеченным ни зеками, ни служащими колонии. В том, что это был условный сигнал, никто не сомневался, но кому он предназначался и что означал, никто в колонии, кроме Власа, понять не мог.

Начальник колонии Ухватов на очередной планерке с руководящим составом учреждения, обратив их внимание на фейерверк, потребовал усилить бдительность, принять меры к предупреждению и недопущению чрезвычайных происшествий в подчиненных им производственных участках, отрядах и подразделениях.

Офицеры, работающие в таком режимном учреждении, каким является колония, сами понимали необходимость ответственного отношения к своим служебным обязанностям. Но то, что постоянно, изо дня в день делалось в колонии, они отменить не могли, а поэтому им приходилось поступать так, как вынуждали обстоятельства.

Они знали, что побег зека из колонии без посторонней помощи невозможен. Но, обеспечивая охраняемый ими контингент работой, они были вынуждены думать о ее бесперебойности, что без поставки и заготовки леса стало бы невозможным. При этом его нужно было заготовить столько, чтобы хватило до весны следующего года. Поэтому когда к примитивной пристани колонии причалила очередная груженая баржа, а это уже был разгар лета, бригада Власа, как обычно, была направлена на выгрузку леса.

К концу работы Влас стал все чаще и чаще поглядывать на реку, ожидая увидеть катер или лодку с красным флажком на носовой части. В пятом часу вечера, можно сказать к концу выгрузки, Влас наконец-то увидел долгожданное судно, которое на малом ходу должно было пройти недалеко от баржи. Рассчитав расстояние до него, Влас на глазах опешивших зеков и наблюдавших за ними солдат срочной службы нырнул в воду в сторону приближающейся моторной лодки. Лодка, поравнявшись с баржей, резко увеличила скорость. Она, как застоявшийся конь, встала на дыбы, отчего передняя часть кормы поднялась над водой, и помчалась вверх по реке.

Все внимание зеков и военнослужащих было приковано к лодке. Они видели, что лодка при этом вдруг что-то стала буксировать, чему наглядным подтверждением был не погружающийся в воду темный предмет. Команда «Ложись» и стрельба над головами зеков заставили заключенных прервать приятное сердцу зрелище и подчиниться команде.

Выгрузка леса с баржи была срочно прекращена. Зеки под усиленной охраной были отконвоированы в колонию. Тем временем по поднятой тревоге несколько оперативных групп учреждения на катерах бросились в погоню за моторной лодкой. Они нашли ее в пяти километрах от колонии оставленной у берега. В ней уже никого не было. Как впоследствии установили оперативники, лодка была похищена злоумышленниками из рыбколхоза «За Родину».

Картина побега Власа была настолько очевидна, что, кроме одной версии, другие никому в голову не приходили. Все считали, что у Власа был сообщник в лице аквалангиста. Когда Влас нырнул в воду, тот дал ему запасной акваланг. С его помощью Влас доплыл до моторной лодки, которая потом отбуксировала его на безопасное расстояние от колонии. Злоумышленники вышли из лодки там, где их поджидал автомобиль, на котором им удалось скрыться. Там, где обнаружили брошенную моторную лодку, были обнаружены и следы легкового автомобиля, что служило подтверждением версии.

Фактически же Влас, нырнув в воду с баржи, поплыл под водой не к моторной лодке, которая служила для солдат, охранявших зеков, отвлекающим объектом, а к стене причала, где в известном ему месте на глубине полутора метров от поверхности было выдолблено отверстие, входом в которое служила двухсотлитровая бочка без дна. Она служила ему пропуском и приглашением в убежище.

Если бы в этом убежище уровень воды оказался ниже уровня поверхности реки, то Влас задохнулся бы в нем и утонул, так как выплыть из него назад у Власа не хватило бы сил. Но, проплыв в искусственном гроте метра три, он вынырнул из воды, оказавшись в земляной колбе. Отдышавшись, он в кромешной тьме присел на верхней ступеньке грота и стал осторожно прощупывать руками свое опасное убежище. Сейчас он, конечно, был сильно взволнован, но в меньшей степени, чем тогда, когда находился под водой, плывя к своему убежищу. Обижаться за неудобства на друзей ему не приходилось, так как он сам придумал такой вид побега. И пока все шло так, как он планировал.

Влас нащупал в гроте костюм аквалангиста, но свой поиск не прекращал до тех пор, пока не нашел электрический фонарик. Осветив им убежище, Влас не спеша стал натягивать на себя обнаруженный в гроте спортивный костюм. Только после этого он облачился в костюм аквалангиста. Надел на голову маску, открыл в баллоне с кислородом краник, вставил в рот загубник. Знания, полученные им, когда он служил в морской пехоте, ему сейчас здорово пригодились.

Влас осторожно начал выбираться из своего временного убежища, боясь порвать о бочку костюм аквалангиста. Выбравшись из убежища, он под водой поплыл в противоположную сторону от того пути, каким от НТК удалилась моторная лодка с его пособниками.

Переплыв реку, Влас вышел в камыши, откуда хорошо просматривался берег. Он увидел сразу Гуру, стоявшего у «Москвича». Влас покинул свое временное укрытие и подошел к товарищу. Несмотря на предложение Власа тут же бросить снаряжение аквалангиста, Гура с ним не согласился.

— Костюм дорогой и нам в будущем может пригодиться. Или я его продам за хорошие бабки. — Снаряжение Власа он спрятал в тайнике своей машины.

Гура отвез беглеца к гримеру, который превратил его с помощью бороды и усов в небреющегося старовера. После этого они поехали домой.

Пока в планы Власа не входило избавление от попечительства Гуры, к которому он чувствовал симпатию за оказанную помощь в побеге. Сейчас уходить от Гуры без паспорта, воинского билета и трудовой книжки было самым настоящим самоубийством. Он был слишком незащищенным перед работниками милиции, в обязанности которых входило установление личностей без документов и нарушающих паспортный режим.

Из-за опасности, окружающей их со всех сторон, встреча подельников прошла без распития спиртного и оказалась слишком деловой. Надо было спешить как можно быстрее выбраться из опасной зоны, которую могли перекрыть оперработники Ухватова.

Без особых сложностей Гура с сообщниками доставил Власа на конспиративную квартиру. Там Влас находился безвылазно до тех пор, пока умелец из группировки Савелия не выправил ему надежную ксиву — паспорт, воинский билет и трудовую книжку на имя Аристархова Игоря Николаевича.

Вручая документы Власу, Гура заверил:

— Можешь не переживать, документы надежные.

— Кому они принадлежали?

— Человеку хилому и гнилому, который умер своей смертью. Поэтому тебя с ними никто не будет искать.

Власа, сумевшего первым в стране совершить побег из колонии с пожизненным заключением, удостоил своим посещением Савелий. Авторитет считал, что теперь Влас станет безропотным исполнителем его желаний, ликвидатором неугодных ему лиц, которых накопилась у него целая толпа. При этом платить ему за выполненную работу он будет меньше, чем платил раньше.

Но, как мы знаем, его планы в корне не совпадали с планами Власа.

ГЛАВА 3

Свидание с матерью

Перед тем как пуститься в бега, теперь уже из группировки Савелия, Влас решил навестить мать. О своем намерении он сообщил Гуре. Тот предложил ему встречу с матерью отложить на один день, желая предварительно проверить, не ведется ли слежка работниками милиции за ее квартирой. Через день Гура, встретившись с Власом, сообщил ему:

— Вроде бы за твоей матерью ментовского хвоста нет. Можешь пойти на встречу с ней, но я бы на твоем месте ее отложил на более позднее время.

— Понимаю, чего ты опасаешься, но можешь успокоиться. Прежде всего я рискую собой. Неприятностей себе я не желаю. Не для того я бежал из кичи, чтобы живым даваться в руки ментам.

— Хозяин — барин, но учти: второй раз Савелий тебя оттуда спасать не пожелает.

— Я эту истину усек, и ты мог бы мне ее не говорить.

— Я потому ее тебе сказал, чтобы потом у нас с тобой на эту тему не было разговора.

— Не будет, — заверил Влас.

В два часа ночи он подошел к пятиэтажному кирпичному дому, в котором на третьем этаже в двухкомнатной квартире жила его мать Фаина Даниловна.

По пожарной лестнице Влас поднялся на плоскую, покрытую рубероидом крышу дома. Из сумки он достал пеньковую веревку с заранее сделанными на ней узлами, которые отстояли друг от друга на расстоянии двадцати — тридцати сантиметров. Привязав веревку к металлическому ограждению крыши, убедившись в надежности сделанного им узла, для чего он несколько раз дернул его, Влас, оставив сумку на крыше, стал по веревке спускаться на балкон квартиры своей матери. Такой гимнастический номер длился у него не более минуты. Дверь с балкона на кухню оказалась не закрытой на шпингалет. Мысленно поругав мать за самонадеянность (она была уверена, что на третьем этаже недосягаема для воров), Влас из кухни прошел в ее спальню.

Спокойное дыхание матери, ее глубокий сон поставили Власа в затруднительное положение. Как разбудить мать, чтобы не напугать? Подойдя к ее изголовью, Влас с волнением в голосе произнес:

— Мама, не пугайся, проснись. Это я, твой сын. Слышишь, мама? Просыпайся!

Пятидесятилетняя Фаина Даниловна уже знала о том, что ее сын сбежал из колонии. Эту новость ей сообщили оперработники, приезжавшие к ней из колонии, и работники местного отдела милиции, которые за последнее время стали часто ее посещать.

Она ждала и боялась прихода сына домой. Ждала потому, что он ее сын и она хотела его видеть, а боялась потому, что работники милиции или служащие внутренних войск при встрече с ним имели право без предупреждения его застрелить. При этом еще за свои действия по лишению ее сына жизни получили бы от руководства поощрение…

Проснувшись, Фаина Даниловна села на кровати, испуганно зажав рот рукой.

— Слава, как ты попал в дом? — почему-то спросила она сына о второстепенном.

— Спустился с крыши по веревке на твой балкон.

— Ты же мог разбиться?

— Что с того? Я и так живу в долг.

Лунный свет, проникая в комнату через окно, слабо, но, все же ее освещал. Увидев, как рука матери потянулась к выключателю, он перехватил ее своей рукой.

— Мама, обойдемся без света.

— Почему? — удивилась она.

— Вдруг с улицы за твоей квартирой ведут наблюдение менты.

— Как же тогда я тебя покормлю?

— Я сыт и ничего не хочу. Я просто пришел повидать тебя и попрощаться перед тем, как далеко и надолго уеду.

— Ты что надумал? — накидывая на плечи ситцевый халат, обеспокоенно спросила она.

— Мне, мама, теперь много думать не приходится. Как покатилась моя жизнь под гору, так и будет лететь по ней, пока не расшибется.

— Горе ты мое луковое! — прижав голову сына к своей груди, простонала мать.

Влас тоже обнял мать за плечи. Знакомый и дорогой запах материнского тела взволновал Власа. От жалости к себе он даже прослезился. Но столько натворил и причинил людям зла, что теперь своей беде слезами помочь не мог. Хорошо, что в темноте мать не видела его слез.

В таком блаженном для обоих состоянии они простояли несколько минут.

— Чтобы ты не бедствовала, я принес тебе пятьдесят миллионов рублей. — Отстранившись от матери, он достал из кармана куртки пачки денег и положил их на кровать.

— К чему мне эти деньги? — равнодушно посмотрела на них Фаина Даниловна. — Без тебя меня ждет одинокая старость. Я не хочу, сынок, чтобы ты меня покидал.

— Это невозможно, мама, и лучше меня об этом не проси.

— Куда ты хочешь бежать?

— Зачем тебе это знать?

— Я хочу переехать жить поближе к тебе. Ведь без тебя у меня нет смысла в жизни.

— Можешь переехать в станицу Отрадную Краснодарского края. Я тебя там всегда найду. Поедешь жить туда?

— Конечно, поеду, — без раздумий и колебаний согласилась она. — Пойдем в ванную комнату, я там на тебя хоть вдоволь насмотрюсь.

Влас не мог ей отказать в таком скромном желании. В ванной комнате Фаина Даниловна зажгла свет и не только рассматривала сына, но обнимала его, целовала и плакала с причитаниями.

Такую пытку Влас долго выдержать не мог. Прервав ее, он попросил мать:

— Ты, мама, тут посиди немного одна, я на минутку отлучусь.

Минут через пять он вернулся в ванную комнату с семейным альбомом и ножницами. Быстро перелистав альбом, достал из него фотографию последних лет, на которой был снят с матерью. Зигзагообразно разрезав фотографию пополам, одну ее половину с изображением матери забрал себе, а со своим изображением оставил матери.

— Зачем ты так сделал?

— Когда, мама, ты переедешь жить в Отрадную, то может так получиться, что от меня к тебе придет человек. Твоя фотография в его руках будет пропуском. Тому, что он будет тебе говорить от моего имени, ты должна верить.

— Кто он такой?

— Я пока его сам не знаю, — признался Влас.

Влас пробыл в квартире матери два часа. Они пролетели как одно мгновение. Перед расставанием Фаина Даниловна, трижды поцеловав сына, потребовала:

— Сынок, я тебя заклинаю: не проливай больше людскую кровь!

— А свою можно?

Фаина Даниловна тяжело вздохнула.

— Чем чужую кровь проливать, так уж лучше свою. Меньше греха будет.

— Не обещаю, но постараюсь до крайностей не доходить. — Перед тем как выйти из кухни на балкон, Влас попросил: — Ты, мама, на ночь дверь на балкон не забывай закрывать на шпингалеты.

— Не забуду, — легко, с беспечностью честного человека пообещала она.

Глядя из кухни на сына, поднимавшегося по веревке на крышу дома, переживая за него, Фаина Даниловна недоумевала: «Ведь мой сын всем удался, и красивый, и умный, и ловкий, а вот личная жизнь у него не получилась. Где-то я его упустила, а может быть, уличное воспитание стало для него доминирующим над домашним, родительским? Я потеряла сына. Для чего и кого теперь жить? — с горечью думала она, стоя на кухне перед открытой дверью на балкон, забыв о холоде, находясь вне окружающего ее мира. — Если его не станет, наложу на себя руки», — определилась она, закрывая дверь на балкон и по привычке забыв зафиксировать ее шпингалетами.

Спать ей нисколько не хотелось. Сев на кровать, она вновь задумалась, но теперь о будущих своих планах.

«Придется все тут продавать и ехать жить в Отрадную. Может быть, вдали от здешних друзей у моего сына сложится иная, лучшая жизнь», — такими рассуждениями она вдохновляла себя на предстоящий отъезд из города.

Через день после свидания с матерью Влас покинул свое тайное убежище. Там он оставил записку следующего содержания: «Савелий, благодарю тебя за помощь в побеге из кичи. Ухожу на собственные хлеба. Меня не ищи. Не вздумай из-за меня мстить моей матери. Если ее обидишь, то сильно пожалеешь. Первым пущу тебя в расход. Помни, что я был под расстрелом и не выдал ни тебя, ни Гуру. Пойми меня правильно, хочу перед смертью «попахать» на себя и пожить в свое удовольствие. Влас».

Прочитав записку, доставленную ему Гурой, Савелий со злостью порвал ее и бросил в урну со словами:

— Н…л нас твой дружок.

— Савелий Григорьевич, что теперь возьмешь с Власа? Он стал бешеным волком-одиночкой. Пускай бегает, кусает всех, пока его кто-то более шустрый, чем он, не прибьет.

— Только зря на него кучу денег потратил! — сердито плюнув в урну, проворчал Савелий.

— Не скажи, — возразил ему Гура. — Мы, устроившие ему побег из такой козырной колонии, показали себя хватами на всю страну. Престиж порой подороже бабок.

— Не успокаивай меня. Все равно мы его проворонили. У меня на него такие планы были! Будем с тобой всем говорить, кто знает Власа, что я его отпустил от себя на все четыре стороны по собственной воле.

Вот так определился Савелий в отношении отступника. Иначе поступить он не мог. Отступник был необычным, и война с ним могла кончиться для Савелия трагическим исходом. Если Власу в этой войне терять было нечего, кроме своей жизни, то у Савелия были семья, дети, капитал и, из-за одного строптивого быка все это терять в его планы не входило.

Теперь Савелию стало понятно, для чего Влас встречался с матерью: перед побегом из города хотел с ней проститься. Такой хитрый волк, как Влас, никогда не укажет матери свое предстоящее логово. Уверенный в своем выводе, Савелий даже не счел нужным посылать Гуру к Фаине Даниловне, чтобы выпытать у нее место будущего жительства сына.

А вольный охотник Влас, попрощавшись с матерью, взял из своего тайника оставшийся капитал, специальный пистолет с глушителем, новые документы и отправился в бега, теперь уже от Савелия.

Оперработники полковника Ухватова, не сумевшие поймать беглеца в первые два дня, с опозданием решили проверить новую версию побега Зипунова. Были приглашены два аквалангиста, которые получили задание исследовать дно и берег около пристани. Аквалангисты обнаружили искусственный грот, в котором скрывался некоторое время Влас. Они изъяли из него оставленный за ненадобностью фонарик, на котором были обнаружены отпечатки пальцев беглеца.

Позднее прозрение оперативников ИТК уже не могло вернуть назад упущенное время, потраченное на отработку неверной версии побега.

Вместе с тем оперуполномоченный отряда, в котором работал Влас, взял под оперативную разработку всех зеков, с которыми беглец был в дружеских отношениях.

В круг его внимания попал и Даутов Кушбий…

Основная масса знакомых Власа по колонии ничего не могла сказать полезного оперработнику, даже если бы желала ему в том помочь. Только один Кушбий мог что-то поведать «куму» о Власе, но гордый горец не мог пойти на такой шаг. Не говоря уже о том, что Влас был его кровником и многое знал о его преступном прошлом, которое было укрыто от следствия. Так что у Кушбия по многим основаниям не было желания делиться с «кумом» своей информацией о Власе.

После побега Власа зеки несколько месяцев только и говорили что о нем. Все пришли к выводу, что побег из колонии все-таки возможен, но совершить его способен только очень умный, ловкий человек, мыслящий неординарно, умеющий провести и зеков, и ментов и не доверяющий свою тайну предстоящего побега никому.

Однако, объективно оценивая свои возможности, основная масса заключенных и не помышляла о побеге. Те же зеки, которые неверно оценили свои силы, следуя примеру Власа, бросились в бега, и неудивительно, что за три месяца два зека были убиты солдатами при попытке к бегству и трое тяжело ранены.

Такой плачевный результат отрезвил большинство буйных голов и заставил отказаться от совершения неподготовленного побега. Все пришли к выводу, что без помощи с воли он невозможен.

Постепенно жизнь в колонии потекла по прежнему трудовому ритму. Возможность побега стала для зеков просто стимулом, который бодрил кровь похлеще дури и спиртного. Такие умники своими планами о побеге уже ни с кем не делились. Каждый думал и мечтал по-своему. К счастью для зеков, думать и мечтать никому не запрещалось. Крамольные мысли наказанию не подлежали.

ГЛАВА 4

Откровения неуловимого палача

Хвастуны редко бывают храбрыми,

а храбрые — редко хвастунами.

И. Кант

После побега из колонии Влас как мог старался изменить свою внешность. С этой целью он уже четыре месяца отращивал усы, носил солнцезащитные очки.

Приехав поездом на железнодорожный вокзал Краснодар-1, где через площадь располагалась и автостанция, он купил себе билет на автобус, следующий по маршруту Краснодар — Черкесск. Ему досталось шестнадцатое место. Рядом с ним села женщина примерно такого же возраста, как его мать. При ней были две хозяйственные сумки. Она не пожелала сдать их в багажное отделение, и они мешали пассажирам, загораживая проход. Те делали ей замечания по поводу создаваемых ею неудобств, но она деловито отгавкивалась, заявляя, что ее проблемы их не касаются. При этом водитель автобуса в спор не вступал и проявлял завидную терпимость к соседке Власа.

Знакомиться и вступать в беседу с такой женщиной Власу не хотелось. От скуки он решил почитать газету, оставленную кем-то из пассажиров в сетке задней спинки сиденья.

Газета называлась «Всякая всячина». Бегло просматривая ее, Влас с удивлением подумал: «Газета мартовская, сейчас октябрь. Как она могла с той поры сохраниться?»

Его заинтересовала статья «Неуловимый палач» журналиста Александра Сидячко. Отпетый убийца, на счету которого восемьдесят шесть жертв, дает журналисту интервью.

Прочитав очерк, Влас рассердился на редактора, журналиста и убийцу-ликвидатора. «Если это первоапрельская шутка, — подумал он, — то зачем фантазию одного дурака всерьез воспринимает другой, на этот раз уже журналист? И что характерно — редактор находит возможным печатать эту чушь!»

В статье ликвидатор лихо делится с журналистом, как он убил восемьдесят шесть человек. У журналиста дух захватывает, когда он видит перед собой убийцу без маски. Он забывает о гражданском долге, об уголовной ответственности за недоносительство и укрывательство, прячется за право журналиста не разглашать сведения о лице, давшем ему интервью. А что, интересно, уважаемому Сидячко в это время подсказывала совесть? Или для журналистов она не обязательна?

Правда, после опубликования данного очерка работникам правоохранительных органов не составит особого труда вычислить, кто есть ликвидатор, а затем найти и поставить его к стенке. Тем более что он дал Сидячко о себе очень подробную информацию. В частности, он сообщил Сидячко, что ему двадцать девять лет, что в восемнадцать лет был судим за убийство с превышением пределов необходимой обороны и осужден на три года лишения свободы. Отбывал наказание в южной части России. Перед выходом из зоны убил там двоих, подложив орудие убийства — трехгранный напильник — невиновному зеку, — откатал на заточке пальцы одного опущенного. Ликвидатор также сообщил о себе, что он окончил профессионально-техническое училище, работал токарем.

«В такую чушь может поверить только столетняя старуха, выжившая из ума, — решил Влас. — Не мог профессиональный убийца так глупо выдавать себя. Менты не совсем дураки, как некоторым хочется их иногда представить. Они по имеющейся у них картотеке легко могут установить людей возраста ликвидатора, совершивших в восемнадцать лет убийство с превышением пределов необходимой обороны. После чего методом исключения, по другим фактам биографии болтливого убийцы легко смогли бы найти ликвидатора и ликвидировать его самого».

Влас пришел к выводу, что у журналиста Сидячко никакой беседы с ликвидатором не было.

«Но если я, простой беглый зек, додумался до того, что статья Сидячко брехня, то почему редактор газеты клюнул на нее и опубликовал? Тем более что бравада ликвидатора, его безнаказанность не могут служить благому делу — всеобщему уважению к закону. Читатель просто будет запуган полученной информацией и сделает неверный вывод о своем гражданском долге. Сделают выводы и преступники: если власти не могут найти и наказать уж такого опасного преступника, на которого имеют много полезной информации, то лица, совершившие одно или два убийства, могут за себя не беспокоиться. Но статья Сидячко опубликована. Ее резонанс на лицо. Сенсация состоялась. Попробуй изобличи журналиста во лжи, если он ликвидатора не выдаст, сославшись на профессиональную тайну, а был тот или нет, все осталось на его совести. Стратег!» — восхищенно подумал Влас.

Он с удовольствием взялся бы сам наказать ликвидатора и убить его только за то, что он, как рязанская баба, стал рисоваться перед каким-то фраером. У воров рисовка, бравада перед другими является большим недостатком. Вор с такими недостатками долго жить не будет. На него всегда найдутся другие зеки, которые смогут поставить его на место и опустить на полагающуюся ему ступень воровской лестницы, в зависимости от масти.

Убедившись, что он прочитал очередную утку, Влас успокоился, положил газету на прежнее место, откинулся на спинку кресла и незаметно для себя уснул.

Приехав в Черкесск, Влас решил здесь переночевать и лишь утром отправиться к конечной цели своего путешествия. Переночевав в гостинице, позавтракав в ресторане, он автобусом доехал до Карачаевска. Там на автовокзале перекусил в кафе и лишь после этого взял такси и поехал в аул Верхний Уруп, Урупского района.

У Власа был точный адрес Лалинэ, сестры Даутова Кушбия, поэтому долго искать не пришлось. Добротный кирпичный дом Даутовых был огорожен высоким деревянным забором, за которым, почувствовав запах чужого человека, залаяли две собаки. Присев на лавочку около ворот, Влас не стал стучать в забор и подавать хозяевам сигнал, чтобы они вышли к нему, так как свирепый лай собак должен был заставить их самих выйти из дома. Но этого не случилось. Влас понял, что в доме хозяев нет. Уставшие непрерывно лаять собаки тоже сменили тактику, перейдя с лая на редкое гавканье, как бы говоря ему, что они о нем помнят.

Ему пришлось просидеть на лавочке около часа. Приходящие мимо горцы и горянки с ним в разговор не вступали, а только молча окидывали его любопытными взглядами.

Примерно через час к дому подошла горянка лет двадцати трех, невысокого роста, выглядевшая подростком. Только контуры грудей под цветным халатом выдавали в ней взрослую женщину. Она была худощава, смуглолица, с карими глазами. В ней не было той сочности, которая присуща русским женщинам, но она была по-своему красива и Власу понравилась с первого взгляда.

По тому как девушка решительно шла к воротам дома Даутовых, не трудно было догадаться, что возвращается домой его хозяйка.

— Если я не ошибаюсь, ты Лалинэ? — поднимаясь с лавочки и доброжелательно улыбаясь, спросил девушку Влас.

— Да, — с любопытством посмотрев на него, ответила горянка, а в глазах застыл вопрос: «Кто ты такой и чего тебе надо?»

— Я Влас. Мы с твоим братом Кушбием кровные братья. Он передал обо мне записку, когда ты в последний раз была у него на свидании.

— Ты тот, который сбежал из колонии? — догадалась она.

— Да.

— Я пойду закрою собак, а ты пока посиди тут, — бросив по сторонам напряженный взгляд, сказала девушка.

Через несколько минут она возвратилась и повела его через двор в дом. В закрытом сарае собаки вновь закатились на него в лае. Во дворе Влас увидел привязанных к стойлу корову и лошадь. За загородкой, сделанной из металлической сетки, в большом количестве ходили куры. Большая скирда сена у коровника, деревянные постройки, предназначение которых он пока не знал…

Проведя Власа в зал и усадив его за стол, Лалинэ потребовала:

— Докажи мне, что ты тот, за кого себя выдаешь!

— А как я смогу это сделать?

— Не знаю.

Он выложил на стол паспорт, воинский билет и трудовую книжку.

— Вот все мои личные документы, но они липовые. — Посмотрев в лицо Лалинэ, он понял, что ответ ее не удовлетворил. — Если тебе этого мало, то могу поделиться с тобой информацией, которой твой брат Кушбий поделился со мной — о себе, тебе и вашем двоюродном брате Камботе.

— Говори! — коротко потребовала она.

— С кого начнем?

— С меня.

— В девятилетием возрасте ты, собирая ягоды в горах с подружками, упала на старый сучок и сильно поранила левое бедро. У тебя там сейчас шрам. Верно я говорю?

— Допустим. Что еще знаешь обо мне?

— Что ты хорошо умеешь собирать и разбирать не только мясорубку, но и пистолеты, автоматы и даже ручные пулеметы…

— Хватит, дальше можешь ничего не говорить. Ответь мне на последний вопрос…

— Какой?

— Почему моего брата не вызволил из колонии, когда совершал побег?

— Потому что такой побег двоим осуществить было невозможно.

— Расскажи мне, как ты сбежал из колонии.

Выслушав его, Лалинэ была вынуждена согласиться, что он никак не мог взять с собой ее брата.

— Мой брат твоим навыкам не обучен и плавать под водой, как ты, ему не научиться за всю оставшуюся жизнь. — Только теперь она сочла возможным поинтересоваться у гостя: — Кушать хочешь?

— Нет, спасибо. Перед тем как отправиться сюда из Карачаевска, я плотно пообедал.

— Зачем приехал в наш аул?

— У вас тут глухое место, меня здесь никто не будет искать. Кушбий обещал, что ты поможешь мне выжить в таких условиях.

— Он послал тебя ко мне на иждивение?

— Приличную жизнь я смогу обеспечить не только себе, но и тебе.

— Как ты думаешь это сделать, если у нас в ауле местным жителям, здоровым мужчинам, не всем хватает работы?

— Я возглавлю вашу группу, пополню ее новыми гавриками, и мы начнем заниматься тем, чем вы раньше занимались.

— Камбот может не согласиться идти под начало русского, — с сомнением заметила Лалинэ. О своем согласии или несогласии участвовать в его банде она промолчала.

— Если он не захочет к нам примкнуть, это будет не такая уж большая для нас потеря. Как мне говорил про него Кушбий, к его силе да прибавить твой ум, тогда он стал бы самым знаменитым вором на всю Карачаево-Черкесию.

Характеристика Камбота и похвала ей девушке понравились, он заметил это по промелькнувшей на ее красивом лице улыбке.

— Приближается вечер, надо подумать о твоем ночлеге, — посмотрев на настенные часы, обеспокоенно произнесла Лалинэ.

— А чего думать? Места в доме всем хватит, — со своей колокольни рассудил Влас.

— Я девушка, мне одной нельзя ночевать в доме с чужим мужчиной, — удивила Лалинэ Власа.

— И ты хочешь меня из дома прогнать?!

— Ты оставайся пока в доме, а я схожу за Камботом и приведу его сюда. Пускай он возьмет тебя к себе на жительство.

— Я хочу пойти к нему с тобой.

— Зачем?

— Поговорю с ним.

— Нельзя! Мне надо самой переговорить с братом с глазу на глаз до того, как он увидит тебя.

— В сложившейся ситуации тебе виднее, как правильнее поступить, — вынужден был согласиться с Лалинэ Влас. Уходя из дома, девушка не забыла выпустить из сарая двух волкодавов, которые беспривязно стали бегать во дворе. Тем самым Влас оказался в их плену. Конечно, расправиться с ними, имея пистолет с глушителем, не составляло ни труда, ни сложности, но он приехал в аул не наживать новых врагов, а искать друзей.

Хозяйка дома отсутствовала часа два. Она возвратилась вместе с богатырского роста горцем. Но, видать, создавая его тело, Бог переусердствовал, и когда дошла очередь до лепки головы, то у Создателя не хватило строительного материала на то, чтобы она соответствовала размеру тела.

Влас познакомился с Камботом. По тому, как тот был к нему доброжелательно настроен, он понял, что Лалинэ рассказала ему, кто он такой, откуда прибыл и чем думает в будущем заниматься.

Чтобы проверить свою догадку, Влас подошел к Камботу, стоявшему в зале как истукан, и спросил его:

— Тебе Лалинэ сказала, откуда я прибыл?

— Да.

— Вы с Лалинэ должны понять, что пожизненное заключение за кражу из кармана не дают. Поэтому никто из вас не должен никому, ни под каким секретом говорить обо мне. Иначе менты опять засадят меня туда, откуда я прибыл. Я же вам за ваш длинный язык тоже сумею сделать большую неприятность.

Лалинэ с Камботом заверили, что понимают обоснованность беспокойства Власа относительно его прошлого и не допустят со своей стороны утечки информации в его отношении.

Как Влас ни пытался организовать с их участием преступную группу, ничего у него не вышло. Когда он, возмущенный их строптивостью, поинтересовался, почему они такие несговорчивые, то за Камбота ему ответила Лалинэ:

— Прямо завтра я поеду к брату Кушбию в колонию и узнаю у него, дает ли он свое согласие на то, чтобы ты верховодил нами. Пойми, ты нам чужой человек, и мы не можем по-глупому, не подумав, сдавать себя тебе в кабалу.

— Сестра верно говорит, — поддержал ее Камбот.

Власу ничего иного не оставалось, как согласиться с их решением. Он ушел ночевать домой к Камботу. Утром они на машине отвезли Лалинэ в Карачаевск, после чего возвратились в аул, в дом Даутовых, где вдвоем стали управляться по уходу за скотиной и птицей.

ГЛАВА 5

Лалинэ

Когда Лалинэ приехала в колонию, дежурный офицер в кратковременном свидании с братом ей категорически отказал. Она была вынуждена пойти на прием к начальнику колонии Ухватову.

Выслушай ее просьбу, Ухватов напомнил:

— Более двух свиданий в год с нашими заключенными мы не даем. У вас такое свидание с братом было четыре месяца назад.

— Но мне срочно требуется с ним встретиться и переговорить!

— Что у тебя за срочная проблема, которую ты не можешь сама решить?

— Вы знаете, Иван Максимович, что у нас с братом Кушбием родителей нет.

— Знаю, что они умерли и что ты живешь одна.

— По этой причине старший брат для меня является не только братом, но и отцом. На мне хочет жениться один наш аульчанин. Но я не могу и не имею права идти за него замуж, если Кушбий не даст на то своего согласия. Вот я и приехала узнать, даст он мне его или нет, — придумав красивый повод для свидания, солгала она начальнику колонии.

Ухватов любовался смуглой горянкой с тонкими, сросшимися на переносице бровями, карими глазами и длинными, заплетенными в две косы черными волосами.

— Первый и последний раз, Лалинэ, делаю для тебя исключение и даю согласие на кратковременное свидание с братом. В следующий раз, если вот так, без нашего согласия, приедешь, вернешься домой ни с чем, свидания с братом не дам.

— Иван Максимович, большое спасибо за ваше понимание. Я бы вас за него прямо расцеловала.

— Я не возражаю, — улыбнулся Ухватов.

— Но мне нельзя вас целовать без разрешения брата. Могу попросить у него разрешения на это.

— Не надо, — смутился Ухватов.

Разговор Лалинэ с братом происходил по телефону. Они могли видеть друг друга через разделяющее их стекло.

Дежурный, присутствовавший при их встрече, предупредил, чтобы они говорили между собой только на русском языке.

— Любимый брат, здравствуй!

— Здравствуй, сестренка! Как ты пробилась ко мне? Ведь ты приехала без моего вызова.

— Как видишь, пробилась. Но передачу тебе от меня не приняли. Ивана Максимовича за это буду благодарить.

— Мы же с тобой недавно виделись, чего ты приехала опять?

— Твой кровный брат, — незаметно от дежурного показав Кушбию четырьмя пальцами решетку, — хочет войти в наш дом и возглавить семью. Я приехала сюда, чтобы узнать от тебя: отказаться от него и прогнать или принять предложение?

Побег Власа из колонии сделал его легендарной личностью в среде зеков. Кушбий, узнав от сестры, что Влас приехал жить в их аул, обрадовался такой новости. Теперь он как бы стал косвенным помощником кровному брату. Несмотря на то что Влас был русским, Кушбий, подумав всего несколько секунд, ответил:

— Он очень умный и смелый джигит. Ты с ним не пропадешь. Будь послушна его воле, как моей.

— Но люди могут плохо обо мне подумать, если я так поступлю!　

— Если он тебе нравится, то выходи за него замуж. Мы с тобой так решили, и не их собачье дело нас обсуждать.　

— Я им так и скажу, но они могут не поверить моим словам.　

— Я от своего решения никогда не отказывался. Если кто тебе не поверит, то пускай приезжает ко мне сюда и спрашивает у меня. Я ему так скажу…　

Разговор Даутовых прослушивался дежурным через параллельный телефон, поэтому в любое время тот мог стать третьим собеседником.　

— Товарищ дежурный, а нельзя ли, чтобы мой брат написал мне записку, что он разрешает мне выйти замуж за его кровника? Это очень понравится нашим старейшинам.　

— Не положено! — по привычке ответил дежурный стандартной фразой.　

— Начальник, войди в положение моей сестры. Она в доме живет одна, без хозяина, ее может обидеть любой плохой человек, — вступил в беседу с дежурным и Кушбий.　

Дежурный задумался, окинул взглядом выжидательные просьбы просителей и соизволил:　

— Ладно, черкани своим старейшинам несколько слов.　

Взяв у Кушбия листочек бумаги с текстом, написанным им, дежурный прочитал:　

«Я, Даудов Кушбий Астемирович, даю согласие и благословляю свою родную сестру Лалинэ, чтобы она ввела в наш дом мужем моего кровного брата. Чтобы была покорной и послушной ему, как мне».　

В конце текста, кроме подписи Даутова, дежурный увидел отпечаток большого пальца.　

— Зачем палец прикладывал? — для формы сделал замечание дежурный Кушбию.

— Вместо печати заверил письмо своим пальцем, — пояснил Кушбий. Сейчас он был обладателем такой тайны, которая заинтересовала бы всех зеков колонии, но делиться ею он ни с кем не собирался.　

Простившись с братом, Лалинэ отправилась домой. Русский, приехавший к ней на постоянное жительство, с первого взгляда ей очень понравился. Она с удовольствием оставила бы его ночевать в первый день его приезда. Но она жила в небольшом ауле, и ей потом трудно было бы доказать свою добропорядочность аксакалам.　

В двадцать три года девушка очень хорошо понимает, что ее ждет через каких-то десять лет, если в этот промежуток времени она не выйдет замуж и не заимеет своих детей.　

Поезд жизни слишком скоростной. Не успеешь насладиться его ходом, а он уже ушел в никуда. Поэтому, опережая события, еще не зная истинных намерений Власа в отношении себя, Лалинэ испросила у Кушбия разрешение на брак с Власом, тем самым выдав свою симпатию к нему.　

Если Влас не пожелает жениться на ней, то она письму своего брата не даст хода в ауле. Никто, кроме нее, не будет знать о его существовании.　

Девушка была слишком умна, чтобы не понимать, что в положении Власа тому перебирать невестами не придется и он должен, если не дурак, сделать ей предложение. В такой ситуации она рассчитывала письмом Кушбия доказать аульчанам, что она не падшая девушка, а человек, подчиняющийся воле старшего в семье. А раз так, то к ней ни у кого из горцев не должно быть претензий. А кто желает вступить в полемику с Кушбием, то пускай отправляется к нему в колонию, добивается свидания с ним и доказывает ему, в чем тот оказался не прав.　

Поняв, что Кушбий уже никогда не выйдет на волю из колонии живым, а значит, не сможет надлежаще распорядиться ее судьбой и выдать за достойного человека, она решила сама устроить свою жизнь на свой страх и риск.　

Лалинэ старательно соблюдала обычаи предков и не собиралась выходить замуж не за карачая. Но если судьба послала ей русского, который пленил ее, то почему она должна отказываться от своего счастья? Тем более что на пути к нему у нее уже не было препятствий.

ГЛАВА 6

Влас проявляет активность

Прошло полгода, как Влас вступил в законный брак с Лалинэ. В силу известных обстоятельств он взял себе фамилию жены. Разговоров вокруг их супружеского союза в ауле было много, но так как родственники ему не препятствовали, то никто чужой не имел права вмешиваться в судьбу Лалинэ.　

Весь аул теперь уже знал о письме Кушбия, а некоторые видели и читали его сами.　

Любовь горянки к Власу была пылкой, горячей и преданной. Поэтому ничего удивительного не было в том, что, несмотря на короткий срок их супружества, Лалинэ уже была на четвертом месяце беременности.　

Все аульчане содержали большие подсобные хозяйства, которые в основном являлись главным источником их существования. И Влас, не отставая от них, занимался заготовкой кормов для животных, дров для отапливания дома, управлялся по домашнему хозяйству. Это была видимая для окружающих сторона его жизни, объясняющая источник безбедного существования. Другая сторона его деятельности была известна только двоим — его жене и Камботу.

Ему нравилось жить в ауле по многим причинам. Никто никогда не любопытствовал у другого, куда он пошел, зачем или для чего ему понадобилась та или иная вещь. Каждый жил своими интересами, все видя, подмечая и храня в себе.　

Проживая в зоне, прилегающей к Кавказскому заповеднику, Влас мог бы наслаждаться природой столько, сколько ему ранее и не снилось во сне. Но он не был сентиментальной, тонкой натурой, а поэтому прелести природы его мало интересовали.　

Альпийские луга были постоянным местом выпаса гуртов скота разных агрофирм. С весны до глубокой осени не надо было беспокоиться о прокорме скота, тогда как он набирал вес, принося к осени своему владельцу огромные прибыли.　

На альпийских лугах паслись стада животных из хозяйств Ставропольского и Краснодарского краев. Места для прокорма животных там всем хватало, а поэтому из-за него между разными заинтересованными лицами споров и конфликтов не возникало.　

Камбот был знаком со многими горцами-пастухами. С ними он легко находил общий язык, вовлекая в преступную деятельность группы Власа. В нее уже входило шесть человек. Помимо Власа, Камбота и Лалинэ, это были адыгеец Асламбек, черкес Муртаз и чеченец Эрболат. Группа Власа имела своих осведомителей как в Ставропольском, так и в Краснодарском краях. С этими осведомителями связь поддерживали Лалинэ и Камбот, они работали с ними еще тогда, когда входили в банду Кушбия, то есть достались Власу по наследству. Они грабили свои жертвы не по Национальному признаку, а руководствуясь исключительно предполагаемой прибылью в результате проведенной операции.　

Способов незаконного обогащения было много. Группа Власа не брезговала ни одним из них.

Так, по просьбе Камбота горец-пастух с парнями из группы Власа умышленно прогонял коров мимо чужого стада. В это время не составляло особого труда из чужого стада «прибить» к своему пять-шесть чужих буренок.　

Пасущихся на альпийском лугу животных очень трудно сосчитать, так как они разбредались на большую территорию. Только к вечеру пастухи, согнав животных во временные загоны, пересчитав их, обнаруживали недостачу. Пострадавшие пастухи поднимали тревогу, сообщали в милицию о пропаже скота. Там начиналось дознание.　

А к этому времени похищенные животные людьми Власа перегонялись в укромные места, где содержались некоторое время, если того требовали обстоятельства. Потом скот или продавался в живом виде, или забивался и продавался мясом, или перегонялся в Абхазию, где за одну корову, лошадь или за два мешка муки можно было получить автомат или ручной пулемет с боеприпасами.　

За все время деятельности группы Власа ею было похищено и переправлено в Абхазию через перевалы Клухорский, Марухский и по тропам, известным только единицам из местных жителей, около сотни голов животных. Читатель может представить, насколько интенсивно группа Власа занималась скотокрадством.　

Самопровозглашенная республика Абхазия в войне с Грузией почти полностью погубила ту легкую промышленность, которая в ней была до войны. Основной денежный источник существования местные жители получали от туризма, но в последнее время он влачил жалкое существование. Несмотря на достигнутый мир между Абхазией и Грузией, туристы по-прежнему боялись неприятных сюрпризов и не желали ехать в Абхазию.　

Отсутствие традиционных источников существования пробудило к жизни массу бандитских групп, которые как дикие звери постоянно нападали на тех преуспевающих граждан Абхазии, опираясь на которых, республика могла бы поднять из руин свою экономику, благосостояние ее жителей. Тем самым бандиты рубили сук, на котором давало почки будущее республики.　

Из Абхазии в обмен на поставленный туда скот группа Власа приобрела четыре автомата, ручной пулемет, два ПМ и две ручные гранаты. Таковым стало ее вооружение. Кроме этого, они выменивали в Абхазии на скот изделия из золота и драгоценных камней.　

Понравившийся Камботу ручной пулемет он прямо у себя во дворе несколько раз пристрелял на стволе старой акации, не боясь, что о глупой его выходке соседи сообщат в милицию. Но соседи, казалось, и не слышали выстрелов.　

Влас и Камбот знали, в каких хуторах и аулах проживают их новые компаньоны, тогда как те были в неведении, где живут они. Чтобы члены банды без него не имели возможности совершать вооруженные налеты, Влас через Лалинэ выдавал им оружие на руки только перед выходом на операцию. После налета он у них оружие забирал. В обязанности Лалинэ как раз и входило выдавать им оружие и принимать назад, чистить, прятать его в тайниках и хранить до следующей операции.　

С таким же успехом, как Влас, бандиты могли в Абхазии из добычи, составляющей их долю, выделить средства на покупку себе оружия, но жадность и возможность бесплатного пользования им за счет своего главаря лишали их такой инициативы.　

В свою очередь, Влас, являясь главарем банды, разработчиком всех операций и участником, пользовался среди своих людей непререкаемым авторитетом. Тому удивляться не приходилось. Его уровень развития, профессиональная подготовленность, неординарность мышления, позволившая ему продумать и осуществить такой способ побега из колонии, какой ни одному зеку никогда бы не пришел в голову, заставляли горцев подчиняться ему и не искать достойной замены. Безусловно, они совсем иначе бы относились к нему, если бы их операции не завершались полным успехом.　

Все члены банды Власа в прошлом уже успели совершить массу преступлений, которые поставили их вне закона, но не принесли им никакой материальной выгоды. Попав в группу Власа, меньше рискуя, но получая солидную добычу, они расположились к нему всей душой.　

ГЛАВА 7

　Инструктаж на выживаемость

Перед тем как приступить к вооруженному нападению на людей с целью завладения их собственностью, Влас собрал членов своей банды в заброшенной кошаре и решил провести с ними профилактическую беседу. Чтобы беседа была интересной и клеилась, Камбот, разделав барана, единым шашлыком подготовил его на вертеле к трапезе.　

Пока он готовил барана, Влас со своими сообщниками упражнялся в стрельбе по мишеням из стрелкового оружия. Стрелять из него надлежащим образом никто не мог, кроме Власа. Одно дело выпустить из автомата пули, и другое дело этими пулями попасть в цель…　

Мишенями служили пустые пластмассовые бутылки из-под минеральной воды. От костра Камбот принес еще одну бутылку, у которой горлышко было закопчено и смахивало на черный глазок.　

— Влас, покажи этим стрелкам свой коронный номер. — Камбот вручил Власу бутылку и, не дожидаясь результатов предстоящего номера, вернулся к своему барану.　

Влас положил бутылку боком на изгородь, горлышком в свою сторону, отошел метров на пятнадцать и, поигрывая пистолетом, заявил:

— Я сейчас вот этой штукой через горлышко бутылки в ее дне сделаю маленькую дырочку.　

Попасть из пистолета в корпус бутылки на таком расстоянии горцы еще имели какой-то шанс, но на большее их умения в стрельбе не хватало. Они не поверили Власу. Однако увидеть промах своего главаря и не дать ему насладиться превосходством над ними тоже было интересно, и поэтому они приветствовали эксперимент Власа.　

Подняв правую руку с пистолетом, Влас стал медленно ее опускать. Задержал на мгновение руку в вытянутом, горизонтальном положении, выстрелил… Бутылка на изгороди не изменила своего положения, и можно было с уверенностью предположить, что Влас на этот раз промахнулся. Так и посчитали зрители, которые, громко смеясь и шутя, стали обсуждать увиденное.　

— Промазал! — убежденно заявил Эрболат.　

— Попал в «молоко»! — пошутил Муртаз.　

— Асланбек, не посчитай за труд, принеси друзьям бутылку для обозрения, а то они меня скоро оскорблять нецензурно начнут, — попросил адыгейца Влас голосом человека, уверенного в себе.　

Асланбек принес и отдал бандитам бутылку. Она пошла у них по рукам, рассматриваемая с таким интересом, как будто попала на землю с другой планеты. На дне бутылки имелось маленькое отверстие. Насмешки сменились восхищением.　

— Высший класс! — причмокнул губами Эрболат.　

— Это сколько же надо тренироваться, чтобы научиться так метко стрелять! — заметил Муртаз.　

— Если бы Влас не был уверен, что метко стреляет, разве он позволил бы себе позориться перед нами плохой стрельбой? — заявил глубокомысленно Асланбек.　

После завершения стрельбы Лалинэ, забрав у всех оружие, погрузила его на лошадь и, ведя ее на поводу, покинула кошару. Теперь у нее появилась работа — разобрать, почистить, смазать и надежно спрятать оружие.

По тому как шла она не спеша, по округлившемуся животу, можно было догадаться, что в скором времени женщина должна стать матерью…　

— Ну что, друзья, пойдем проведаем Камбота, а то он, как волк, может нам от барана оставить ножки да рожки, — предложил Влас.　

Шутя и беседуя, бандиты пошли к Камботу, который кинжалом уже разрезал тушу барана на вкусные, пахнущие дымом куски.　

На импровизированной скатерти, которой служил брезент, кроме мяса, прохладительных напитков, лепешек домашней выпечки и фруктов, ничего не было. Спиртное на их скатерти отсутствовало, потому что Влас хотел побеседовать со своими подельниками на трезвую голову, чтобы каждый запомнил то, до чего они тут договорятся.　

Камбот знал, как из целого барана приготовить шашлык. Под похвалу друзей его шашлык был съеден, правда, с большим трудом. После прохладительных напитков, помыв руки горячей водой, они переключились на затяжной перекур.　

Только теперь Влас счел возможным приступить к серьезному разговору. Попросив к себе внимания, он заговорил:　

— Большинство из нас беглецы. У всех, за исключением Лалинэ и Камбота, по прежнему месту жительства имеются темные дела, за которые кое у кого есть желание расквитаться с нами…　

Влас знал, что Асланбек в своей республике в ауле Кошехабль в пьяной драке зарезал земляка. Если бы он не сбежал из аула, то родственники убитого, безусловно, отомстили бы ему.　

Муртаз тоже скрывался от правосудия за убийство работника милиции, который пытался его задержать после того, как Муртаз совершил кражу из магазина. Ему удалось скрыться с добычей, но только через труп работника милиции.

Эрболат у себя в Чечне, в родном ауле, находясь в наркотическом опьянении, изнасиловал дочь соседа. Если бы он вовремя не успел сбежать, то смерти от соседа ему бы не миновать.　

— …Из всех нас, — продолжал Влас, — на мне числится самое большое количество тяжких грехов. Я могу сейчас убивать столько людей, сколько пожелаю, так как мне уже терять нечего. Я гуляю до тех пор, пока меня не убьют или не заметут менты. Я был ликвидатором по заказу клиентов. Я единственный в нашей стране человек, который смог сбежать из колонии, где сидят гаврики, приговоренные к пожизненному заключению, получающие выход на волю только ногами вперед… До сих пор мы занимались угоном и продажей скота. Это дело хлопотное. Пока украдешь чертовых коров да найдешь клиентов на них или перегонишь в Абхазию, все ноги побьешь и нервы себе истреплешь. Но я специально решил заняться сначала именно данным видом промысла, чтобы приглядеться к вам и подобрать в свою группу решительных и смелых парней. Вы помните, при каких обстоятельствах нам пришлось расстаться с абхазцем Рожденом, который, прихватив одну из коров, пытался с ней скрыться?..　

— Зря ты мне не разрешил тогда его прикончить, — скрипнув зубами, возмущенно заметил Эрболат, перебив Власа.　

— Ты, Эрболат, слишком горячий. Мы его по-своему наказали и прогнали. Зато его смерть не висит на наших душах. Если он будет себя так же по-хамски вести с другими, как с нами, то ему смерти не избежать. То же самое с нами хотел проделать Хохол. Мы и от него избавились. Больше я пополнять нашу группу не буду. С завтрашнего дня мы переходим на новый вид промысла. Будем нападать на богатых людей и грабить их.　

— А где мы будем их искать? — поинтересовался Асланбек.

— А мы не будем искать. Для этого у меня по ту и по эту сторону гор имеются хорошие наводчики. Так что мы будем работать не вслепую. Когда же насытимся бабками, рыжьем и брызгами, то я вас отпущу на все четыре стороны. С бабками человек нигде не пропадет… У вас у всех при нападении на денежные мешки будут серьезные стволы. У некоторых в такой ситуации может появиться желание пострелять, кого-то напугать и даже убить. Я строго предупреждаю каждого, чтобы руки и стволы в ход не пускали. Люди, которых мы будем грабить, перед нами ни в чем не виноваты. Они умеют хорошо работать и зарабатывать себе деньги. Забирая у них результат их труда, мы уже поступаем нехорошо, поэтому издеваться над ними, тем более убивать, запрещаю. Кто перешагнет через запретный рубеж, того я сам ликвидирую.　

— К чему такая строгость? — недовольно поморщился Муртаз.　

— Она в ваших же интересах.　

— И в чем они заключаются? — поинтересовался Эрболат.　

— Пока вы не нахлопали на свою шею по нескольку трупов, у вас есть шанс получить срок, а не расстрел. Усекаете для себя такую разницу? — пояснил Влас.　

— Усекаем, — за всех ответил Камбот.　

— Если бы я был свиньей по отношению к вам, то разрешил мочить всех справа налево и наоборот. Своим запретом я в сложившихся условиях даю вам шанс выжить, если вдруг когда-нибудь нас повяжут менты.　

— Тогда зачем мы так добротно вооружались? — удивился Эрболат, любитель пострелять, пошуметь, подраться.　

— Во-первых, при набегах стволы производят подавляющий психологический эффект. С потерпевшими легче говорить и добиваться своей цели, если зрачок ствола твоего автомата смотрит ему в глаз. И во-вторых, если менты устроят за нами погоню, то почему бы нам подороже не продать свои жизни? Чем подыхать на нарах, то уж лучше умереть в бою.　

— Влас, твое рассуждение мне по душе, — после долгого молчания сообщил Асланбек.　

— Точно не могу сказать почему, но нутром чувствую, что так, как предлагаешь нам поступать ты, будет лучше, — заявил Эрболат.　

Муртаз с Камботом промолчали, не пожелали делиться с другими своим мнением, но никто и не требовал его у них.　

— Когда отправляемся на первое дело? — спросил Камбот.　

— Завтра в десять часов утра мы все собираемся тут, вооружаемся и двигаем в Лабинский район.　

— Там казаки живут, народ решительный, могут и головы нам свернуть, — предостерег Власа Эрболат, имевший в прошлом несколько стычек с терскими казаками. Они завершались большими неприятностями для него. Шрам на лбу как раз был одной из таких неприятностей.　

— Мы же втихаря и гуртом нападем на одну семью. А гуртом и батьку не трудно побить, — пошутил Влас, успокаивая Эрболата. — По кустам и горам придется продираться, поэтому, кроме хорошей одежды, прихватите с собой и рабочую. Когда доберемся до станицы, то переоденемся, чтобы не походить на бродяг и не отличаться от местных жителей, не привлекать их внимание к себе… Вопросы ко мне есть?　

— Есть! — заявил Асланбек.　

— Говори.　

— Как ты думаешь делить между нами добычу?　

— Ты имеешь в виду в процентах?　

— Пускай будет в процентах.　

— Мне одному двадцать, а вам пятерым каждому по шестнадцать. Такой расклад вас устраивает?　

— Не совсем, — возразил ему Эрболат. — Я понимаю, почему ты себе положил двадцать процентов, а нам по шестнадцать. Ты — наша голова, стволы свои даешь.

Я не пойму, почему Лалинэ должна получать одинаковый с нами пай? Она в операциях участвовать не будет, к тому же брюхатая. Хранить наше оружие и его чистить особого умения не требуется. Она ничем в отличие от нас не рискует.　

— Ты это, Эрболат, верно подметил, — поддержал его Муртаз. — К тому же она женщина, а мы мужчины.　

— Я доволен, что Асланбек именно сейчас завел разговор о дележе добычи, когда ее у нас еще нет. Возникает вопрос: кого мы завтра пойдем грабить в станице? Будем там ходить по дворам и выспрашивать у местных жителей, кто из них имеет богатство и на кого нам лучше всего напасть? Вы такой хотите иметь подход к нашему гоп-стопу или с заранее проверенной наводкой и налетом наверняка?　

— Конечно, без подготовки нам никуда пыркаться нельзя. Так можно за «спасибо» свою голову потерять, — рассудил Асланбек.　

— А кто из нас, находящихся тут, этим делом занимается? — Влас обвел взглядом бандитов. Те молчали. — Никто! Ею занимается Лалинэ. Она женщина, ходит по аулам, станицам, как бы проведывает своих родственников, узнает там интересующую нас информацию и делится ею со мной. Через нее же и знакомых ей барыг мы будем сбагривать ворованный товар. Мы же все тут, кроме Камбота, залетные люди и местных жителей не знаем. Я не возражаю, пускай Лалинэ вообще выйдет из нашей группы и не будет получать с добычи ни одного процента, но тогда кто-то из вас должен будет ее функции взвалить на себя.　

Пока Влас говорил, каждый из бандитов мысленно пытался поставить себя на место Лалинэ, но у него ничего не выходило, и он понимал, что обязанности женщины ему не по плечу. Получалось так, как будто кто-то у старика забирал очки повседневного пользования, после чего заставлял его прочитать газету. Только лишившись очков, старик понял, как он в них нуждается и как они ему необходимы в жизни.　

Такими глазами и очками для группы Власа была Лалинэ. Осознав это, бандиты единогласно согласились с тем, чтобы она по-прежнему занималась своим незаметным, но важным для них делом. Теперь уже никто не возражал, что Лалинэ будет получать такой же пай с добычи, как и все.　

Один Муртаз не мог успокоиться и с удивлением поинтересовался у друзей:　

— Не пойму, откуда у молодой женщины такие связи и возможности?　

— Ты, наверное, забыл, чья она сестра и от кого ей и нам достались такие связи? Она сестра Кушбия! — скривив губы, небрежно напомнил ему Камбот.　

О лихих набегах банды Кушбия все были наслышаны, поэтому других комментариев не понадобилось. Все встало на свои места.　

Договорившись обо всем, бандиты разъехались по своим аулам и хуторам.　

ГЛАВА 8

Проба сил

По прошлым своим набегам на близлежащие населенные пункты, когда он еще состоял в банде Кушбия, Камбот знал тропу, ведущую в станицу Ахметовскую Лабинского района, а поэтому взялся вести своих друзей.　

Тропа проходила через горы, холмы и ущелья. То приходилось подниматься вверх, то опускаться вниз. Влас, житель равнины, к такому передвижению по пересеченной местности не был приспособлен. У него разболелись мышцы ног. Если бы не полугодичное проживание в горах, он давно бы слег, но, зная причину боли в мышцах ног, он, пересиливая себя, настойчиво продирался через все препятствия, ни с кем не делясь своими проблемами. Влас знал, что от сообщников на свои жалобы он сочувствия не получит, зато насмешек наслушается вдоволь.　

Поднявшись на Лысую гору, они остановились около родника, который бил в ее теменной части. В этом месте рождался один из многочисленных ручейков, питающих Большую Лабу. Пить воду из родника и рожденного им ручья надо было с большой осторожностью, до того она была холодна. Возникало даже ощущение, что заглатываешь в себя не воду, а лед.　

Как бы там ни было, но на три десятка километров они потратили шесть часов интенсивной ходьбы.　

В станице Ахметовской Влас со своей группой намеревался ограбить дом зубного техника, имея его адрес и план расположения комнат в доме.　

Перед Ахметовской они сделали последний привал, переоделись в чистую одежду, после чего стали пробираться к станице. Они были по-разному одеты, в руках несли разного цвета и фасона хозяйственные сумки, но во всех сумках лежали в полуразобранном состоянии автоматы и к ним рожки, снаряженные патронами.　

В девять часов вечера группа Власа вышла «на исходную позицию» — к дому зубного техника. У того во дворе на цепи был привязан здоровенный беспородный кобель с рваным ухом. Влас застрелил его из пистолета с глушителем. Выстрел был произведен метров с двадцати, пуля попала кобелю в голову, тот свалился на землю замертво.　

Бандиты перелезли во двор через забор с глухой стороны дома, где, рассредоточившись, стали ждать благоприятного момента. Они прождали минут сорок, прежде чем дождались появления хозяйки дома, вышедшей на веранду с красным пластмассовым тазиком, в котором лежало постиранное белье. Она намеревалась повесить его для сушки на бельевую веревку. Осуществить свое намерение ей не удалось. Бандиты в черных масках, с автоматами в руках, увлекая хозяйку в дом, ворвались вместе с ней. Там налетчики связали хозяина дома, его жену, дочь и сына, после чего свели их в одну спальню, усадив на кровать.　

Влас потребовал от зубного техника, чтобы тот выдал имеющиеся у него деньги и золото. Но сорокапятилетний зубной техник, видать, был не из робкого десятка. Играя желваками, он заявил Власу:　

— Свои сбережения я храню в Сбербанке. Наличных денег в доме нет. Никакого золота у меня тоже нет.　

Слушавший беседу Власа с хозяином Эрболат ответом зубного техника остался недоволен:　

— Ты, скотина, не жмотничай, а то сейчас твою жену с дочкой изнасилуем, а потом всех вас перебьем.　

— Кодлой наскочили на мирных людей, вооруженные до зубов, связали, почему бы теперь и не поиздеваться над нами? Режьте, убивайте нас! Сейчас ваше время пришло. Но помните, что за свои действия в будущем вам все равно придется отвечать, — стоял на своем хозяин дома, не идя с налетчиками на компромисс.　

— Боря, может быть, сторгуемся с ними? — со слезами на глазах простонала жена.　

— Вера! Ты что говоришь? С кем ты вздумала торговаться? С бандитами?　

Камбот ударил его по лицу со словами:　

— Поговори у меня тут!　

А Влас, найдя слабинку, немедленно ею воспользовался. Взяв рукой под локоть хозяйку дома, видя, что она более податлива и не против пойти на компромисс, увел женщину на кухню.　

— Как тебя звать?　

— Вера Сергеевна.　

— Вера Сергеевна, пойми меня правильно. Мы от вас не уйдем, пока все, что хотим найти, не заберем. Мы будем искать ваши деньги. Если не найдем, то, безусловно, станем злиться. Мои парни тебя с дочкой изнасилуют, а потом мы вас всех прибьем. Что вы от своего упрямства получите? Ничего! Если же, Вера Сергеевна, ты отдашь нам деньги и золото, то мы никого из вас не станем обижать.　

— Если я все свои сбережения, какие есть в доме, отдам вам, вы честно нас не тронете и оставите в живых?　

— Отвечаю своей головой, — заверил ее Влас, довольный, что нашел с женщиной общий язык.　

В доме ничего существенного для себя бандиты не нашли, не считая снятых с хозяйки и ее дочери золотых сережек и цепочек с кольцами да перстня-печатки, снятого с пальца хозяина дома.　

Вера Сергеевна вместе с Власом прошла в сарай, где с верстака подняла доску. Крышка верстака оказалась двойной. В семейном тайнике лежали тридцать семь миллионов рублей и около трехсот граммов золота в металле и изделиях.　

— Теперь вы нас не тронете? — заискивающе посмотрела Власу в лицо женщина.　

— Конечно, нет! Я же тебе свое слово дал.　

Покидая дом зубного техника, бандиты никого из членов его семьи развязывать не стали, понимая, что потерпевшие сами с помощью зубов смогут развязать путы. Влас рассчитал, что, пока они развяжутся, опомнятся и вызовут работников милиции, он со своими парнями успеет вернуться к себе домой.　

Так оно и получилось. Оперативная группа из Лабинского отдела милиции приехала к потерпевшему лишь под утро. Делавший осмотр места происшествия следователь обнаружил там несколько отпечатков пальцев на стенке и серванте, не принадлежавших никому из членов семьи пострадавшего.　

У оперативных работников возникли две версии. По первой версии нападение на потерпевших было совершено местными жителями, хорошо знавшими материальное　благосостояние своего земляка. По второй предполагалось, что нападение совершили чужаки, но действовавшие по наводке кого-то из местных жителей.　

Из нападавших на семью зубного техника только Влас был ранее судим, и только его отпечатки пальцев имелись в информационном центре МВД. Следы же в ограбленном доме были оставлены другими членами его банды, поэтому розыск преступников по ним положительного результата не дал.　

Только через сутки после нападения на дом зубного техника члены группировки встретились в кошаре, чтобы поделить добычу. Деньги они поделил быстро: Власу досталось семь миллионов четыреста тысяч рублей, каждый бандит получил по пять миллионов девятьсот двадцать тысяч рублей. А вот дележ золота вызвал у них затруднение. К решению такой задачи они не были подготовлены. Понадобились аптечные весы, чтобы сначала взвесить металл, а потом делить.　

— Хранение золота до того времени, пока не приобретем аптечные весы, я доверяю любому из вас, — великодушно предложил Влас.　

— Нет, Влас, твое предложение не пройдет. Мы вроде бы не фраернулись друг перед другом, но тебе доверяем больше, чем себе. Поэтому лучше, если все наше рыжье будет храниться у тебя, — высказал свою точку зрения Асланбек.　

С ним согласились остальные участники преступления.　

Особого доверия у бандитов друг к другу не было. Если они в чем-то и доверяли кому-то из своего окружения, то в силу возникающей необходимости. Такой необходимостью и связующим звеном для них был Влас.　

Как в волчьей стае вожаком может быть только самый сильный, изворотливый волк, так и в банде Власа ее члены подчинялись воле Власа только потому, что видели его полное превосходство, по всем показателям,　над ними. Это был скорее страх, чем доверие. Если Влас с расстояния в двадцать метров одним выстрелом убивает собаку в голову, то почему он, много раз совершавший убийства, не может к прежнему перечню своих жертв добавить кого-то из них, кто злоупотребит доверием или попытается обмануть его?　

Позднее, разделив золото и изделия из него между членами своей группировки, Влас строго предупредил каждого, чтобы доставшийся им металл они никому не продавали, не показывали и ни с кем о нем не говорили. Он объяснил им, что любое похищенное с места преступления изделие, проданное ими кому-то, становится важной уликой против них всех. Поэтому золото надо копить, спрятав его где-нибудь до лучших времен. Тот, кто нарушит его запрет, будет им жестоко наказан. Как жестоко он намеревался наказать провинившегося, Влас не сказал, но все подумали, что он может его убить.　

Влас, несмотря на свой относительно молодой возраст, прошел школу жизни повышенной сложности. Он доходчиво объяснил парням, что приметы похищенных изделий из золота в настоящее время ориентировками разосланы в отделы милиции не только Краснодарского и Ставропольского краев, но и в другие регионы страны.　

ГЛАВА 9

Время подумать о надежности тыла

Влас перестал бы себя уважать, если бы не понимал, что до бесконечности его группа безнаказанно действовать не может. Таков закон жизни.　

Отдавая должное профессионализму работников милиции, он был убежден, что они в обязательном порядке должны выйти на их след и задержать. Только не знал,　когда такая неизбежность наступит. А раз так, то он был обязан подготовиться к такому исходу.　

Влас пришел к выводу, что в случае задержания его работниками милиции Лалинэ не должна оставаться одна. Правда, не исключалось, что ее могли задержать вместе с ним как соучастницу всех преступлений. Тогда тем более нельзя было допустить, чтобы их хозяйство осталось без присмотра и пущено другими ворами на ветер.　

После семейного совета Лалинэ согласилась с мнением Власа и пригласила жить к себе в дом дальнюю одинокую родственницу, пятидесятипятилетнюю тетушку Назират. По тому, как тетушка Назират старательно помогала по дому Лалинэ, была добра как с ней, так и с ее мужем, не трудно было понять, что Назират благодарна Лалинэ за проявленные к ней внимание и заботу.　

В новых экономических условиях, состарившись, не получая пенсии, живя только с огорода, Назират влачила жалкое существование, со страхом ожидая приближение старческого возраста. Попав в семью Лалинэ, она получила уверенность в своем завтрашнем дне.　

Покупка ей нескольких новых платьев, халатов, обуви, зимней одежды сделали Назират преданным семье Лалинэ человеком.　

После бандитского нападения на зубного техника, когда члены группировки с помощью друзей старательно избавлялись от легко попавших в их руки миллионов рублей, пропивая и проедая их в различных увеселительных заведениях, Влас и Лалинэ, оставив на тетушку Назират все свое хлопотное хозяйство, отправились в станицу Отрадную.　

Просить кого-либо из знакомых, владеющих автотранспортом, подвезти их или брать такси Влас не пожелал. Он не хотел, чтобы кто-то из жителей аула узнал о местожительстве его матери. Поэтому они на междугородных автобусах с пересадками совершили огромный крюк по маршруту Псебай — Лабинск — Армавир — Отрадная.　

В станице Отрадной Лалинэ через справочное адресное бюро установила местожительство своей свекрови — Зипуновой Фаины Даниловны, которая проживала в станице по улице Горной, 87.　

Получив в адресном бюро нужную справку, Влас с Лалинэ, взяв такси, доехали до дома номер пятьдесят улицы Горной, после чего такси отпустили. Идя по нечетной стороне улицы, посматривая на номера, они приближались к конечной своей цели.　

Когда до дома матери оставалось совсем недалеко, Влас, присев на лавочку и усадив рядом с собой жену, сказал ей:　

— Лалинэ, возьми фотографию моей матери и иди к ней одна. Если там у нее в засаде будут менты, то поинтересуйся, не знает ли она, где живет кто-то из твоих соседей по аулу. Никто тебя задерживать в твоем положении не станет. У ментов на это нет прав. Если же мать в доме окажется одна, то предъявишь ей это фото и подробно расскажешь о себе. После чего выйдешь с ее двора на тротуар и повернешься кругом. Я буду знать, что мне можно к вам идти. Ты все поняла, что я сказал?　

— Да! — кивнув, подтвердила она. — Ну, я пошла?　

— Иди! — разрешил он ей.　

Когда увидел, как жена быстро направилась к дому матери, крикнул ей вслед:　

— Не спеши, иди спокойно!　

Закурив сигарету, Влас провожал взглядом удаляющуюся фигуру жены. В ожидании результата он успел выкурить несколько сигарет, отчего во рту стало горько и противно. Собрав слюной всю горечь, он выплюнул ее на землю.　

Увидев наконец вышедшую со двора матери жену, которая сделала поворот на триста шестьдесят градусов, он поднял сумки с вещами и подарками для матери и зашагал к ее дому.　

Пропустив сына во двор, закрыв дверь на крючок, Фаина Даниловна провела его в дом и только там дала волю своим чувствам. Она стала обцеловывать его лицо, между поцелуями произнося:　

— Мой дорогой, любимый, как я по тебе соскучилась.　

Потом, как бы опомнившись, переключила свое внимание и ласку на Лалинэ, тоже стала ее целовать, приговаривая:　

— Моя же ты невестушка! Мое ты горюшко! Мученица ты моя. Какую же ты ношу взвалила на себя из-за моего оболтуса! Неужели любишь его?　

— Люблю! — покраснев, призналась ей Лалинэ.　

— Вижу, что любишь, — улыбнулась сквозь слезы свекровь. — Ваша любовь вон уже прямо наружу выпирает, — глядя на живот Лалинэ, довольно произнесла она.　

Два дня в гостях у матери пролетели для Власа и Лалинэ как один час. Лалинэ, с детства приученная к физическому труду дома, и у свекрови находила себе работу. То она стирала белье, то гладила, несмотря на возражения свекрови, требовавшей, чтобы невестка отдыхала, так как в ее положении отдых был необходим.　

— Для меня такая работа не в тягость, — заявляла ей невестка, настаивая на своем.　

Работая рука об руку, они имели возможность поговорить между собой по душам.　

— Лалинэ, тебя мой сын не обижает?　

— Нет, мама, он добрый и хороший.　

— Чем он у тебя заслужил такую похвалу?　

— Он мне больше помогает по дому, чем мужчины из нашего аула своим женам. Ласковый и внимательный ко мне.　

— Он тебе говорил, как очутился в вашем ауле и что его туда привело?　

— Я, мама, о нем все знаю. Знаю, что мое счастье с ним может быть недолгим. Что его может найти милиция и забрать от меня, но я все равно не жалею, что судьба свела нас и я стала его женой. Пускай я живу с ним меньше года, но он солнцем осветил мою одинокую, бесцельную жизнь. С ним у меня появились цель и смысл жизни.　

— Как я поняла, он у тебя нигде не работает. Тогда интересно знать, за счет чего вы живете? Может, мне оказать вам материальную помощь?　

— Мы с Владиком живем богато, а где мы берем для себя это богатство, вам, мама, лучше всего не знать.　

— Значит, он опять занялся своим прошлым ремеслом и убивает людей? — испуганно прошептала Фаина Даниловна.　

— Можете быть спокойной: крови людской на его руках нет.　

— Разве вам нельзя жить так, как все люди живут?　

— Другие, может быть, и могут, а ему нельзя. Не забывайте, что он находится во всероссийском розыске.　

Вздохнув, Фаина Даниловна была вынуждена смириться с тем, как живут ее дети, поняв, что не в ее силах изменить их образ жизни.　

Поговорив по душам с невесткой, Фаина Даниловна точно так же по душам беседовала с сыном, используя моменты, когда невестка была занята какой-нибудь работой. Зайдя к сыну в спальню, где он отдыхал, она, присев на кровать у его изголовья, запустив пальцы в его чуб, издалека начала разговор:　

— О чем, сынок, задумался?　

— Ты же знаешь, мать, что мне есть над чем думать.　

— Конечно, знаю, сынок! — вздохнув, соглашалась она. — Где-то я тебя упустила и не заметила, как ты у меня стал непутевым.　

— Почему я у тебя непутевый?　

— Родного сына с женой не могу по-человечески встретить у себя дома, с приглашением гостей, весельем, как делается у всех нормальных людей. Даже не могу похвастаться ни тобой, ни невесткой.　

— Так уж круто получилось, что на повороте судьбы жизнь занесла меня не в ту сторону.

— Вот так, по-бандитски, и будешь жить, пока тебя не поймает или не застрелит милиция?　

— Мы хотим с женой поднакопить побольше денег, чтобы их хватило на всю оставшуюся жизнь. После чего сменим местожительство. Уедем в какую-нибудь глушь, станем воспитывать детей и спокойно доживать до глубокой старости. Обязательно тебя возьмем к себе.　

— А сейчас разве вы не можете подняться, куда-то в глубинку переехать и тихо там жить?　

— Можем, но к переезду мы еще не готовы.　

— Почему?　

— Лишняя сотня миллионов в нашей новой жизни нам не помешает, а ее надо добывать.　

— Ты наглеешь и рискуешь страшно. Может, тебе лучше было и не убегать из колонии? Я тогда была бы уверена, что там ты будешь живой.　

— Не нужна мне такая жизнь. Что бы со мной ни случилось, — поднявшись с кровати и сев рядом с матерью, произнес он, — я не жалею, что совершил побег. Одного того, что я женился и у нас с Лалинэ будет ребенок, уже достаточно, чтобы мне не сожалеть о совершенном мной поступке.　

— Здесь ты прав, — вынуждена была согласиться с ним мать. — Но ведь ты продолжаешь по-прежнему совершать преступления, мечтаешь еще обогатиться на сотню миллионов. Это сколько же людей тебе придется обидеть, обокрасть? Бог все видит и может тебя сильно наказать.　

— Я с тобой согласен и даже понимаю тебя, но я качусь по наклонной плоскости, и у меня нет сил остановиться.　

— Ты хоть людей больше не убивай! Не бери тяжкий грех на душу.　

— Я тебе обещал и сейчас говорю, что убивать людей не буду.　

Беседа с матерью была для Власа тяжкой и неприятной. Чтобы как-то успокоиться, он, прервав с ней разговор, вышел во двор покурить. Понимал ведь, что не поговорить с ним на интересующую ее тему она не могла, и все же было тяжело.　

На третий день пребывания у матери утром за завтраком Влас произнес:　

— Вы на земле самые близкие и родные мне люди. Что бы со мной ни случилось, будьте опорой друг другу. Для этого я и устроил вам встречу…　

Слушая его, Фаина Даниловна молча плакала, лицо Лалинэ выглядело печальным. Обе понимали даже то, о чем Влас только думал и не хотел им говорить…　

В этот день гости решили возвратиться к себе домой. Расставание было тяжелым для всех. Удастся ли еще когда-нибудь вот так, всем троим, встретиться, и по хорошему поводу?　

Если Фаине Даниловне нельзя было на людях выражать свою радость, что к ней в гости приезжал сын с невесткой, то точно так же она не могла открыто пойти проводить его на автостанцию.　

Трогательное ее расставание с детьми проходило у нее во дворе. Она понимала, что сын ее — убийца, опасный преступник, но как дети не выбирают родителей, так и родителям не приходится выбирать себе детей. Они их любят такими, какие они есть.　

Ее сын дома был всегда добрым и внимательным к ней. Но желание как можно быстрее обогатиться любым способом сделало его в конечном итоге гонимым и преследуемым изгоем, терпеть которого в своей среде общество не желало.　

Мать его действия осуждала, но приказать себе ненавидеть свое кровное, единственное дитя и не любить его было выше ее сил.　

Фаина Даниловна знала одну реальную историю, когда сын убил свою родную мать. Когда та умирала, то без тени обиды и упрека только и смогла сказать ему: «Сыночек, как же теперь ты будешь жить без меня?» Только тогда отпетый убийца открыл для себя силу материнской　любви и покончил жизнь самоубийством, так как понял, что не имеет права на жизнь.　

Проводив детей и оставшись одна, Фаина Даниловна зашла в дом и, присев на диван, спрятав лицо в фартук, дала волю сдерживаемым до данного момента слезам. Она плакала, причитая, голосила. Получив облегчение, стала себя успокаивать: «Ну чего я, старая дура, разголосилась? Может быть, все у него еще и обойдется». Она знала, что так не бывает, но ей очень этого хотелось…　

Ради того, чтобы Лалинэ знала, где она сможет укрыться в минуту опасности для себя, и чтобы мать знала, что у нее, кроме сына, есть еще о ком позаботиться, Влас и устроил такую опасную, но необходимую поездку с женой в станицу Отрадную Краснодарского края.　

ГЛАВА 10

Тихий бунт

Прошло четыре месяца после поездки к матери. За это время Лалинэ родила сына, которого они назвали Олегом в честь отца Власа. Вместе со своей группой Влас совершил пять удачных дерзких нападений на коммерсантов, заведующего аптекой и на универмаг в поселке Шедок Мостовского района. В универмаге добыча составила всего полтора миллиона, что весьма разочаровало грабителей. Так уж получалось, что от ограбления коммерсантов выручка была во много раз больше, чем при ограблении государственной торговой точки, и тогда как риск быть пойманным на месте преступления в последнем случае был больше. Поэтому на будущее они решили: не распыляться по «мелочам» и магазины не грабить. В них в основном продавались залежалые товары пониженного спроса, от которых большой денежной выручки ожидать было　нечего, тогда как дома некоторых коммерсантов представляли собой антикварные лавки.　

Успешные налеты на домовладения граждан вскружили головы Муртазу, Асланбеку и Эрболату. Они пришли к выводу, что могут осуществлять такие налеты и без Власа, и без Камбота, что сразу увеличило бы долю каждого. Инициатором их преступного сговора стал Эрболат, когда вышеуказанная троица собралась на хуторе Ершове. Эрболат, накурившись больше других дури, приступил к своей агитации:　

— Теперь каждый из нас имеет по собственному автомату. — Выручка от ограблений позволила бандитам безболезненно для личного бюджета потратить по два миллиона рублей на покупку стволов. — Тем самым мы получили независимость от Власа. Давайте сами, втроем, будем проворачивать свои дела на стороне. Я думаю, мы безболезненно для себя обойдемся без Власа и Камбота, — подкинул он друзьям свою идею.　

— Ты не боишься, что Влас узнает о нашей самодеятельности и устроит нам разгон? — не очень-то веря в затею Эрболата, скептически поинтересовался Асланбек.　

— А что он нам сделает? — воинственно вскинул голову чеченец.　

— То, что недавно сделал с лающей на нас собакой. Возьмет и убьет.　

— А автоматы у нас для чего? Если выступим дружно, то ему против нас не устоять. К тому же не забывайте, что мы горцы, а командует нами какой-то русский…　

Слово за слово, играя на кавказской гордости и самолюбии, Эрболату удалось уговорить друзей на самостоятельный налет, который станет экзаменом на их зрелость как бандитов.　

Последним поддался уговору Муртаз.　

— Ты нас уговорил на гоп-стоп, теперь нам только надо найти подходящий объект, — заметил тот.　

— Его нечего искать! — оживился Эрболат. — Завтра на хуторе Пролетарском один коммерсант будет продавать «Самару». Вот его мы вечером и накроем. Идет?　

— Хороший куш нам наклевывается. Где ты нашел на него такую толковую наводку? — поинтересовался Асланбек.　

— Сорока на хвосте принесла, — довольный произведенным эффектом, усмехнулся Эрболат.　

«Сорокой» был дружок Эрболата, проживающий в станице Мостовской и руководивший небольшой, но жестокой и дерзкой бандитской группой. (Об этих животных в человеческом обличье, реально существующих, речь пойдет ниже, когда по ходу развития романа в том возникнет необходимость. — Авт.)　

…Сорокалетний фермер Иван Александрович Петров только к четырем часам вечера смог продать свою «Самару» за сорок миллионов рублей. Прикинув в уме, сколько ему понадобится времени, чтобы съездить в Мостовскую и положить там в сберкассу деньги, он пришел к выводу, что до шести часов вечера, то есть до закрытия сберкассы, не успеет управиться со своей проблемой, и отложил ее решение до утра.　

Петров уже был наслышан о налетах на жителей Мостовского района неизвестной банды, которая после ограбления скрывалась в неизвестном направлении. Боясь тоже стать их жертвой, он решил на всякий случай подготовиться к возможной неприятной встрече и свое охотничье двуствольное ружье зарядил не картечью, а дробью, которой он пользовался, когда охотился на водоплавающую птицу.　

Приготовления Петрова видела его жена, разделявшая озабоченность мужа. Она потребовала от своих двух сыновей школьного возраста, чтобы они из дома никуда вечером не отлучались и следили за тем, чтобы к ним во двор не заходили чужие люди.　

Мальчики учились в пятом и седьмом классах. Они тоже понимали, что дома от продажи машины хранится крупная сумма денег, и решили послушаться матери, устроив у окон дома свои наблюдательные посты.　

После ужина, в восемь часов вечера, младший сын сообщил отцу:　

— Папа, к нам через забор лезут какие-то мужики.　

— Где? — поспешил тот к окну.　

Сын оказался прав. Схватив ружье, Петров выскочил с ним на веранду. Он увидел, как трое бандитов в масках, уже перебравшись с улицы в его огород, полезли в свои хозяйственные сумки, из которых стали доставать автоматы, в которые еще не были вставлены рожки. Не давая им такой возможности, Петров приблизился к бандитам и прицельно произвел два выстрела, после чего стал перезаряжать ружье для новой стрельбы по бандитам. Те, закричав от боли, но не побросав сумок с автоматами, быстро покинули двор Петрова тем же путем, каким проникли в него.　

Перезарядив ружье, Петров еще дважды выстрелил вверх для острастки. На выстрелы сбежались соседи, с которыми фермер поделился своей новостью. Они вызвали участкового инспектора — лейтенанта милиции, а тот о случившемся сообщил в свой отдел милиции.　

Фермер Петров и члены его семьи уже могли не бояться за свою безопасность. Приехавшая из Мостовской оперативная группа почти до утра занималась осмотром места происшествия, допросом потерпевшего и свидетелей.　

При таких обстоятельствах только у дурака могло появиться желание вновь попытаться совершить ограбление Петровых.　

При осмотре места происшествия оперативная группа обнаружила на листовом железе, огораживающем двор фермера, отпечатки пальцев злоумышленников.　

Так как предыдущие бандитские налеты на граждан работниками милиции не были раскрыты, то они ими фиксировались и по ним проводилась оперативная работа. Куча ошибок, допускаемых бандитами, в конечном итоге должна была привести к трагическому для них исходу.　

Побитые как собаки, начиненные дробью, бандиты возвращались домой, непрерывно ругаясь между собой.　

— Как все классно у нас получалось с Власом и как хреново вышло с новым главарем, — вытирая с лица пот, смешанный с кровью, пробурчал Муртаз, ни к кому не обращаясь.　

— Действительно! — поддержал его Асланбек. — Хорошо еще, что мужик нам глаза не повыбивал.　

— Охотник нас принял не за зверей, а за перепелок. Если бы его патроны были начинены картечью, то нам не пришлось бы сейчас между собой кукарекать. Орел может ниже курицы опуститься, но курице никогда выше орла в небо не подняться, — посмотрев сердито на Эрболата, заявил Муртаз.　

— Ты чего этим хочешь сказать? — лишившись терпения, спросил наконец Эрболат, понимая, в чей огород черкес бросил камень.　

— Я сказал, что курице никогда не стать орлом, как бы она ни пыжилась и ни кудахтала.　

— Ты знаешь, что я могу тебе сделать за такое оскорбление? — попытался обидеться на него Эрболат.　

— Закройся и не выступай, а то мы тебе сейчас такое сотворим, что и на курицу не станешь похож, — заступился за Муртаза Асланбек.　

Видя, что нахрапом друзей не возьмешь, понимая обоснованность их недовольства, Эрболат решил сменить тактику:　

— Вы же видите, что я так же, как и вы, попал в переплет. Муртаз должен понять меня, я взорвался на него, потому что нервы на пределе.　

— Если не можешь нами руководить, да к тому же еще и нервы не в порядке, то нечего было нас от Власа к себе перетягивать, — пробурчал уже миролюбивее Муртаз.　

— Он же, гад, обязательно узнает, как мы сегодня фраернулись! Поднимет на смех всю нашу самодеятельность, — заметил Асланбек.　

— Как пить дать. И прав будет, — согласился с ним Муртаз.　

Эрболату ничего иного не оставалось, как молчать и не участвовать в таком неприятном для него разговоре.　

Преодолев гору и очутившись в Карачаево-Черкесии, в районе Каменного база, они разошлись, каждый в свой населенный пункт, где временно нашли себе пристанище.

ГЛАВА 11

Мостовской район

Преступная деятельность в Мостовском районе Краснодарского края дала свой пиковый расцвет после распада СССР, в результате которого глубинный и глухой район России стал приграничным.

Если раньше в район убегали уголовники, чтобы скрыться от преследования работников правоохранительных органов, то теперь в приграничной зоне их стали искать, выявлять и наказывать.

Мостовской район превратился в потревоженный улей, только преступники жалили свои жертвы намного сильнее пчел.

Бандиты обнаглели до такой степени, что в декабре 1992 года пятеро из них, одетые в форму работников милиции и военнослужащих, вооруженные автоматами, а у одного даже был гранатомет, захватили дежурную часть Мостовского отдела милиции. Они на милицейском «уазике» вывезли из дежурной части столько стрелкового оружия и боеприпасов к нему, сколько поместилось в машине.

Впоследствии все участники бандитского налета на дежурную часть отдела милиции и их пособники были выявлены, арестованы и осуждены. Большая часть похищенного оружия у преступников была изъята.

Данный эпизод я привел для того, чтобы читатель мог представить, насколько сложная криминогенная обстановка сложилась в Мостовском районе, когда в ней действовала бандитская группа Власа и другие преступные объединения.

Мостовской район стал одним из самых беспокойных и не самых образцовых в смысле законопослушания. Но, как говорится, за одного битого двух небитых дают. Оперативные работники Мостовского района стали до такой степени высокопрофессиональными специалистами, что от их мастерства и умения просто захватывает дух.　

Достаточно привести пример: в течение 1995 года в Мостовском районе было совершено двадцать три умышленных убийства — и все они оперативными работниками Мостовского района были раскрыты.　

Для сравнения сообщу, что в 1995 году в Армавире было совершено такое же количество умышленных убийств, но там численность населения в несколько раз выше, чем в Мостовском районе.　

На фоне такой раскрываемости преступности нападения бандитов в масках стали бельмом для всего Мостовского отдела милиции. Найти их и обезвредить стало делом чести всех работников милиции района.　

Налетчики в масках, совершая нападения на жителей Лабинского, Мостовского районов, как правило, оставляли после себя следы: отпечатки пальцев, пули, следы ног, микрочастицы одежды. У милиции имелись описания потерпевшими банды налетчиков, их численный состав, какое каждый из них имел телосложение, как был одет. Только не было описания ни одного лица.　

По отпечаткам пальцев было установлено, что как в Мостовском, так и в Лабинском районах действовала одна и та же преступная группа.　

По указанию прокуратуры края уголовные дела двух районов по бандитским нападениям на граждан были соединены в одно уголовное дело, расследование которого поручили старшему следователю прокуратуры Мостовского района Астраханову Евгению Константиновичу. Расследование было поручено юристу Мостовской прокуратуры потому, что на территории этого района бандитская группа совершила наибольшее количество преступлений.　

Вместе с тем руководством УВД края было вменено в обязанность оперработникам Лабовского и Мостовского отделов милиции оказание всемерной помощи следователю Астраханову в помощи и поимке разыскиваемых преступников.

Работники прокуратуры и отдела милиции Мостовского района составили план оперативно-следственных мероприятий, разработали версии, постоянно проводили их отработку.　

В помощь правоохранительным органам подключились сотни добровольных помощников из местных жителей, кому надоело постоянно жить под страхом нападения бандитов. Они сообщали в дежурную часть отдела милиции обо всех подозрительных лицах, незнакомых им гражданах, попадавших им на глаза. Реакция работников милиции на такие сигналы граждан всегда была мгновенной, серьезной и, как правило, результативной. Вот чем объяснялась высокая раскрываемость всех видов преступлений в районе.　

Но несмотря на высокий профессионализм в работе, которому могли бы позавидовать оперработники краевого и более высокого ранга, сотрудники прокуратуры и милиции района никак не могли выйти на след банды Власа. Им не хватало всего лишь одной ниточки, с помощью которой можно было бы размотать весь клубок запутанного дела.　

ГЛАВА 12

Влас подавляет бунт

Как троица отступников и предполагала, о ее неудачном налете на фермера в хуторе Пролетарском Лалинэ стало известно уже на третий день после происшедшего. Сообщил ей об этом ее осведомитель из поселка Псебай, куда новость дошла от местных жителей хутора Пролетарского с некоторым запозданием. В свою очередь, Лалинэ немедленно оповестила о ней Власа.　

С целью разведки (чем черт не шутит, Влас не допускал, что налетчиками на фермера могли быть другие лица) он послал Камбота проведать своих «компаньонов».　

Ранения, полученные ими, не дали возможности Муртазу, Асланбеку и Эрболату обмануть разведчика Власа и отмежеваться от своего неудачного налета на фермера.　

Камбот высказал им свое недовольство относительно их предательства и допустил мысль, что, возможно, Влас откажется от дальнейшего сотрудничества с ними и пополнит группу новыми участниками, которые беспрекословно будут его слушаться.　

Перспектива остаться в стороне от хорошо информированной, законспирированной, удачно действующей группы бунтарей не устраивала. Они, признавая свою вину, убедительно просили Камбота передать Власу их просьбу, чтобы он простил их и из своей группы не выгонял, заверяя, что подобного неповиновения с их стороны больше не допустят.　

Пообещав передать Власу их извинения и заверения, Камбот, гордый выполненным поручением, вернулся в аул и поспешил к Власу с докладом.　

Только через две недели Влас счел возможным встретиться с бунтарями для серьезного разговора.　

Влас умышленно не торопился встречаться с ними по двум мотивам. Прежде всего, он давал бунтарям понять и почувствовать, что в них не нуждается. Во-вторых, скорая встреча была бы преждевременной и нерезультативной. Теперь же Влас приехал на встречу с бандитами, имея хорошую наводку на одного коммерсанта, проживающего под Псебаем в небольшом населенном пункте. Коммерсант имел в Мостовском районе семь торговых точек, и, совершив на него нападение, они могли бы неплохо поднажиться.　

Как всегда, встреча бандитов в кошаре состоялась перед обедом, но без шашлыков и других угощений. Сухо поздоровавшись с изменниками, выслушав их извинения и оправдания, Влас вынес им приговор:　

— На первый раз я всех вас прощаю. Так как вы обзавелись стволами, то теперь на дело будете ходить со своим «шанцевым» инструментом. Я вам не нянька, доставлять и прятать его больше не буду. Прежней дружбы и доверия у меня к вам нет. Если еще раз без моего ведома проявите свою инициативу, я буду вынужден всех вас ликвидировать.　

— Ты что-то, Влас, слишком круто загнул, — недовольно пробасил Эрболат. — Тебе, наверное, захотелось нашей крови попить?　

— Ты знаешь, Эрболат, чем ты болен, а поэтому пить твою кровь — себя не ценить. Вы своим лихачеством подставили нас с Камботом.　

— Это каким же образом? — удивился Муртаз.　

— Вас захватят менты, а вы ментам нас выдадите с потрохами.　

— А как же они на нас выйдут, хотелось бы услышать? — спросил Асланбек.　

— Вам удалось смыться из хутора Пролетарского, а вот у себя дома вы наследили. Известный вам и мне фельдшер выковыривал из вас гостинцы? Выковыривал. Хотите вы того или нет, но фельдшер стал против вас очень важным свидетелем. Если бы у него был длинный язык, то уже заложил бы вас ментам с потрохами и вы давно бы чалились в камере, куда и нас с Камботом потянули бы за собой…　

— А может, фельдшер их уже и заложил? — прервал Власа Камбот.　

— Исключено. Если бы заложил, они бы тут с нами не сидели, — успокоил собравшихся Влас. — Поймите, черти, меня правильно: такая ваша инициатива никому не нужна…　

Влас специально долго занимался воспитанием провинившихся, чтобы они глубже осознали свою ошибку и чтобы позже не пришлось возвращаться к обсуждению подобной темы. Убедившись, что его лекция достигла сознания бандитов, он перешел к развитию и обсуждению своего нового предложения.　

Его предложение о налете на коммерсанта выглядело как приказ, который не подлежал обсуждению. Эрболат лишь спросил:　

— Завтра далеко нам придется топать?　

— Не очень. Ближе, чем до Псебая. Район устраивает?　

— Вполне! — улыбнувшись, заверил его чеченец. — Лишь бы был толк…　

— Мы за тобой готовы и подальше топать, — сообщил Власу Муртаз.　

Взаимопонимание в группе было вновь достигнуто. Только после этого Влас разрешил Камботу на известной читателю скатерти-самобранке разложить привезенные продукты, и все вместе пообедали, с распитием спиртных напитков. Коллективная пьянка означала, что ни одна из сторон к другой больше не имеет претензий.　

ГЛАВА 13

Нападение на коммерсанта

В восемь часов вечера тонко продуманный Власом внезапный налет на дом коммерсанта дал богатый улов: было изъято семьдесят миллионов рублей и большое количество драгоценностей.　

По привычке связав коммерсанта, его жену и дочь, они, не причинив физического вреда, оставили их в доме связанными. Легкая победа и большая добыча вскружили бандитам головы. Они, захватив в доме потерпевшего несколько бутылок коньяка, взяв из холодильника закуску, быстро покинули место преступления.　

Потерпевший коммерсант первым сумел снять с себя путы, а потом развязал всех членов семьи. О случившемся он немедленно сообщил по телефону в Мостовское отделение милиции, где штат, между прочим, более четырехсот человек. Оттуда на место происшествия немедленно была направлена оперативная группа в количестве шести человек. Как всегда, ее возглавил старший следователь прокуратуры Астраханов, а находящуюся с ним оперативную группу, которая должна была заняться поиском и преследованием бандитов, возглавил начальник уголовного розыска майор милиции Манаенков Виктор Викторович.　

От пострадавшего оперативники узнали, что нападавших было пять человек, что были они в черных масках, вооружены четырьмя автоматами и одним ручным пулеметом. При всем желании большей информацией о бандитах коммерсант поделиться не мог. Безусловно, он сообщил им, что и на какую сумму у него было похищено, но данная информация не могла служить прямой нитью, выводящей оперативников на след преступников.　

В это время бандиты, удалившись от места преступления на четыре километра, довольные результатом нападения, углубились в лес и решили в кустах устроить привал, чтобы отметить свой успех, тем более что все необходимое для этого было у них с собой.　

Прямо на траве разложив и расставив свои «трофеи», они, рассевшись, стали выпивать и закусывать, громко разговаривая и смеясь. По их поведению было видно, что они собой довольны.　

Влас вновь наглядно доказал «отступникам», что им будут сопутствовать успех и везение только с ним.　

Неожиданно бандитов насторожил шум приближающегося легкового автомобиля. Они, рассредоточившись, залегли в кустах.　

Метрах в пятидесяти от них на лужайке остановился «Москвич» последней модели, из которого вышли мужчина с женщиной. Мужчина, размявшись, вытащил из машины плед, расстелил его на траве, потом достал и поставил на землю рядом с пледом хозяйственную сумку. Женщина по-деловому начала вытаскивать содержимое из сумки, раскладывать по пластмассовым тарелочкам и расставлять на пледе.　

— Любовники приехали на пикник, — убежденно заявил Асланбек. — Что будем с ними делать? — поинтересовался он, обращаясь к Власу.

— Они нам не мешают. Они сами по себе, а мы сами по себе, — ответил Влас.　

— А что, если мы на их тачке подъедем поближе к своему дому? Все же ноги не казенные, а свои, — предложил Муртаз.　

— Не хотелось бы лишний раз светиться, — недовольно заметил Влас.　

— Нас в масках до черта людей уже видело, ну добавятся к ним еще два человека, что от этого с нами станется? — поддержал Муртаза Камбот.　

Общими усилиями бандиты уговорили Власа воспользоваться так удачно подвернувшимся транспортным средством.　

Выпив, закусив и передохнув, они, надев маски, во всеоружии напали на известную читателю парочку, перепугав их до смерти. Сноровисто, с шутками и прибаутками бандиты связали парочку одной веревкой.　

— Ну что, соколики, попались? — любуясь своей работой, довольно пошутил Камбот.　

Перед тем как уехать, к довольно симпатичной женщине подошел Эрболат, который снял с нее золотые сережки, цепочку и перстень.　

— Твой друг богатый, купит другие тебе безделушки и подороже, — хищно улыбнулся он.　

Влас сел за руль машины, его сообщники заняли места в салоне, после чего они поехали в горы. Проехав метров двести, «Москвич» заглох. Как Влас ни пытался его завести, машина никак не желала заводиться.　

— Эрболат, пойди узнай у этого козла, почему его тачка не заводится, — приказал Влас.　

Эрболат ушел узнавать, а бандиты, оставшиеся в машине, стали ждать его возвращения.　

— Послушай, мужик, что у тебя за секрет в тачке, что она, заглохнув, не заводится? — поинтересовался Эрболат у хозяина машины.　

— Гайка массы откручивается, ее периодически надо подтягивать ключом, — охотно ответил ему тот, боясь прежде всего за свою жизнь.　

Эрболату можно было бы возвращаться к своим, но вид пышных бедер голой женщины соблазнил его. Он решил ее изнасиловать.　

На глазах лежащего под женщиной мужчины Эрболат совершил с ней половой акт. Женщина, как наказание, молча терпела его надругательство над собой. Ее любовник попытался за нее заступиться:　

— Будь мужчиной, не издевайся над женщиной.　

— Закрой коробочку и не воняй. Если еще хоть одно слово нравоучения от тебя услышу, то поменяю тебя с ней местами. Давно уже глину не месил, — хохотнув, пригрозил любовнику Эрболат.　

Вернувшись к машине, Эрболат сообщил Власу «болезнь автомобиля». Влас подкрутил ключом гайку массы, «Москвич» легко завелся и стал послушен воле Власа. Они поехали к горе по едва видимой грунтовой дороге.　

То ли угроза быть опущенным бандитом, который мог вновь возвратиться, то ли «возня» Эрболата с женщиной, которая ослабила путы, связывающие мужчину и женщину, то ли ловкость потерпевшего, которого мы так и будем называть Любовником, но он смог освободиться от веревки и развязать любовницу. Одевшись и приведя себя в порядок, они отправились в Псебай, там нашли участкового инспектора милиции, которому сообщили о нападении пяти вооруженных бандитов в масках. В своем заявлении на имя начальника милиции Любовник указал, что задние скаты его автомобиля вездеходовские и имеют рисунок в елочку.　

Участковый инспектор уже знал об ограблении семьи коммерсанта и что там находится оперативная группа во главе с Манаенковым. Он по рации сообщил ему о новой акции бандитов.

Начальник ОУР Манаенков вместе с четырьмя оперработниками на «Ниве» отправился в горы преследовать бандитов.　

Группа Власа была вооружена четырьмя автоматами, ручным пулеметом и двумя ручными гранатами, тогда как у их преследователей имелись только автоматы да по одному рожку патронов. К тому же бандитов возглавлял опытный, смелый снайпер, который не дорожил своей жизнью. При таком раскладе сил не трудно понять, что пустившиеся в погоню работники милиции сильно рисковали собой. Правда, Манаенков, прежде чем преследовать бандитов, о своем намерении сообщил начальнику Мостовского РОВД полковнику милиции Гребенюкову, который запросил ему помощь из расквартированного в Лабинске полка ОМОН. Оттуда в помощь группе Манаенкова был направлен взвод солдат.　

Группе преследования помогала информация Любовника о наличии на его автомобиле вездеходовских скатов. Когда грунтовая дорога, по которой они подъезжали к горам, раздваивалась, оперативники, освещая фонариками дорогу и находя на ней след скатов с известным им рисунком, безошибочно продолжали преследование бандитов.　

По тому, как «Москвичу» удавалось преодолевать сложные участки дороги, Манаенков понял, что у бандитов за рулем опытный водитель.　

Чем выше в горы, тем каменистее становилась дорога и тем труднее на ней удавалось «читать» след машины бандитов. Потом дорога стала полностью каменистой…　

С включенными двумя ведущими мостами «Нива» оперативников поднялась в горы так высоко, что уже полностью стала отсутствовать растительность, встречались только валуны и трещины в скалах.　

Манаенков, обращаясь к инспектору ОУР лейтенанту Малышеву, спросил:　

— Андрей Яковлевич, тебе не кажется, что мы проскочили «Москвич»?　

— Конечно, проскочили, так как «Москвичу» на такую верхотуру не подняться.　

— Я такого же мнения. — Манаенков приказал водителю: — Ты, Сережа, развернись и на малой скорости спускайся вниз. А мы, построившись в цепь, станем прочесывать местность.　

Так уж получилось, что «Нива» с оперативными работниками милиции ещё в подлеске горы проехала недалеко от «Москвича» бандитов, застрявшего в канаве. Для преступников удачным было то, что кусты укрыли их автомобиль от преследователей. Группа Власа поняла, что работники милиции устроили на них охоту.　

Когда «Нива» проехала мимо, Влас недовольно произнес:　

— Я вам говорил, чтобы любовников не трогали и добирались до дома пехом. Теперь вот за нами увязались менты. Им не трудно будет догадаться, откуда мы к ним в Мостовской район заглядывали на охоту. Можете не сомневаться, они и дома нам покоя не дадут.　

— Тебе не надо было нас слушать, — огрызнулся Асланбек.　

— Я и не хотел, но разве мог я один вас всех переубедить? — ответил Влас.　

— Теперь уже ничего не изменишь, что будем делать?　

По камнепаду с горы, свету фар «Нивы» и раздающимся сверху голосам бандиты поняли, что опасность совсем близко.　

— Менты цепью идут на нас! Будем давать бой или станем разбегаться в разные стороны? — поинтересовался у Власа Эрболат.　

— Бой им дать нам ничего не стоит, но мы не знаем, сколько их спускается сверху, сколько поджидает внизу. Связавшись с ними по собственной инициативе, мы потом захотим, но не сможем от них отвязаться, пока их всех не перебьем. Или они нас, — обеспокоенно произнес Влас.　

— По голосам их там до хрена. Давайте, пока есть возможность, будем потихоньку разбегаться, — предложил Муртаз.　

Действительно, камнепад, глухой говор людей создавали обманчивое впечатление, что с горы спускается гораздо больше работников милиции, чем их было фактически.　

Подумав, Влас сообщил банде свое решение:　

— Будем тихо разбегаться. Я с Камботом пробираюсь по северному склону горы, а все остальные — по южному.　

Бандиты знали о существовании этих троп, так как пользовались ими раньше. Тропа по южному склону была короче той, какую Влас выбрал для себя и Камбота. Поэтому его решение идти по более трудному и сложному маршруту у бандитов возражений не вызвало. Разбившись на две группы, они тихо разошлись по своим маршрутам.　

Беспокойство за свою жизнь взяло у бандитов верх над жадностью и алчностью: находящиеся у Власа деньги и драгоценности, похищенные у коммерсанта, они решили разделить позже, в более спокойной и благоприятной обстановке.　

Одно неверно принятое Власом решение повлекло за собой массу сложностей и неприятностей, на которых я остановлюсь позже.　

Вот так завершилось нападение группы Власа на дом коммерсанта. Так удачно совершенное, оно получило потом неприятное для них продолжение.　

ГЛАВА 14

Погоня

Прочесывая местность, оперативная группа Манаенкова бандитов не нашла, но обнаружила брошенный ими «Москвич».　

Ночью, в незнакомой местности, тем более в горах, искать и пытаться захватить вооруженных бандитов — безнадежное дело. Поэтому Манаенков поручил Малышеву вместе с водителем «Нивы» съездить в поселок Горный, взять там проводника, после чего с ним продолжить преследование.　

Малышев в поселке Горном взял в проводники тридцатипятилетнего, заросшего бородой мужика по фамилии Терентьев. Из поселка Малышев позвонил в Псебай, где находилась вторая часть оперативной группы Астраханова. Он сообщил, что в горах бандиты бросили угнанный автомобиль «Москвич», что желательно, чтобы Астраханов вместе с экспертом-криминалистом его осмотрел, возможно, в нем преступники оставили свои следы.　

Астраханов ему ответил, что приедет осматривать автомобиль только утром, так как ночью делать это бессмысленно, ибо следов преступников можно не обнаружить.　

Выполнив поручение Манаенкова, Малышев с проводником и водителем «Нивы» вновь поднялся на машине в горы, где их ждали товарищи.　

Манаенков спросил у проводника:　

— Через гору имеется тропа, ведущая на территорию Карачаево-Черкесии?　

— Имеется, и даже две.　

— Веди нас по той, которой вероятнее всего воспользовались бандиты, чтобы быстрее добраться к себе домой, — потребовал Манаенков.　

Проводник попался трусоватый. Узнав, что оперативники преследуют вооруженную банду, он здорово струхнул и захотел вернуться домой, пусть даже пешком. Но Манаенков, играя на мужском самолюбии, все же уговорил его остаться и показать тропу.　

Как трус Терентьев проявил сообразительность: он решил повести группу Манаенкова не по южному, короткому маршруту, каким вероятнее всего воспользовались бандиты, а по сложному, длинному маршруту — по северному склону горы, где бандиты не должны были идти.

Ночью преодолевать гору, пускай даже и по тропе, довольно трудно и опасно. Тем более что тебя за любым валуном могла поджидать засада из хорошо вооруженных бандитов. Но к утру группа Манаенкова все же смогла преодолеть гору.　

С горы на огромное расстояние хорошо просматривалась местность. Они увидели, как двое мужчин подходили к аулу Кызыл-Уруп с их стороны. Догнать их при всем своем желании они уже не могли. Поэтому им оставалось только наблюдать за ними в бинокль.　

Из аула навстречу двум мужчинам вышли еще трое. Встретившись на дороге, о чем-то переговорив между собой, они продолжили движение в ранее избранных направлениях.　

Группа Манаенкова направилась в сторону аула Кызыл-Уруп. По мере того как она спускалась с горы, сектор обзора уменьшался.　

В конечном итоге они встретились с тройкой мужчин, которых ранее видели выходившими из аула Кызыл-Уруп. Это были участковый инспектор аула лейтенант милиции Темирканов и два милиционера из Урупского РОВД, посланные своим руководством на прочесывание местности и задержание подозрительных личностей.　

Темирканов сообщил группе Манаенкова, что в прочесывании местности, помимо работников Урупского РОВД, принимают участие спецназовцы Лабинского полка, доставленные в Карачаево-Черкесию вертолетом.　

Спецназовцам удалось без боя задержать Муртаза и Асланбека, шедших по тропе впереди Эрболата. Эрболат избежал их участи чисто случайно: он отстал от своих друзей, чтобы справить свою естественную нужду. Находясь за большим валуном, Эрболат увидел, как спецназовцы осуществили задержание его товарищей, пытавшихся оказать им физическое сопротивление. Эрболат трусливым зайцем затаился в укрытии, тогда как, пользуясь неожиданностью и применив автомат, имел шанс выручить своих недавних друзей. После того как спецназовцы увели задержанных, Эрболат, поразмыслив, пришел к выводу, что домой к себе ему идти не стоит, а лучше укрыться в Мостовской у своего дружка. Так он и поступил.　

Так как ни Муртаз, ни Асланбек не были настроены на чистосердечное признание, то спецназовцы до поры до времени оставались в неведении о третьем члене банды, что дало возможность Эрболату незаметно от них скрыться.　

В том, что спецназовцы задержали бандитов, а не невинных людей, сомневаться не приходилось: у Муртаза и Асланбека были изъяты два автомата с большим количеством боеприпасов к ним…　

Вернемся же к группе Манаенкова и Темирканову. Представившись друг другу, предъявив служебные удостоверения, обе стороны поняли, с кем имеют дело.　

— Вы что тут делаете, ребята? — как старший по званию поинтересовался Манаенков у Темирканова.　

— Начальство приказало прочесать местность в этих предгорьях.　

— Вам одним с такой работой не справиться, — заметил Манаенков.　

— Таких групп прочесывания, как наша, в горы направлено много, — заверил его Темирканов.　

— Направляясь сюда из аула, никого не встретили?　

— Нет! — кинув на милиционеров строгий взгляд, требующий их молчания, ответил Темирканов,　

Такой наглой лжи от работника милиции Манаенков никак не ожидал.　

— А если мы все видели, как недавно перед аулом вы встретились и разговаривали с двумя мужчинами, тогда что скажешь?　

— Никого мы у аула не встречали, можете моих милиционеров спросить.　

Милиционеры, как и участковый инспектор, были карачаевцами. На вопрос Манаенкова, встречали ли они недавно перед аулом двоих мужчин, милиционеры ответили отрицательно.　

Манаенков понял, что дальнейшая его беседа с Темиркановым будет бесполезной. Он предложил группе Темирканова вместе со своей группой отправиться в Урупский РОВД, чтобы там разобраться в возникшем недоразумении. Если бы Темирканов отказался принять его предложение, то Манаенкову пришлось бы его и милиционеров обезоруживать и насильно доставлять в Урупский РОВД. Но у Темирканова хватило ума с ним согласиться.　

Всю дорогу до райотдела офицеры не разговаривали между собой. Когда они добрались до райотдела, там уже находилась опергруппа из Мостовского района, возглавляемая старшим следователем прокуратуры Астрахановым, и спецназовцы с двумя задержанными бандитами.　

Астраханов только что завершил допрос подозреваемых. Допрос был очень коротким, так как задержанные не желали давать никаких показаний. Теперь уже с ними занимались другие оперативные работники, которые снимали у них отпечатки пальцев на дактилоскопические карточки.　

Манаенков рассказал начальнику милиции подполковнику Шагирову о преступном поведении лейтенанта Темирканова и милиционеров, которые пытаются скрыть от него факт, известный всей его оперативной группе.　

По селектору Шагиров связался с дежурным и приказал, чтобы тот немедленно нашел и направил к нему в кабинет Темирканова.　

— Виктор Викторович, ты уж извини меня, но я этого негодяя отчитаю на своем языке. Потом допрашивать его мы будем на русском, — не спрашивая разрешения у Манаенкова, что для старшего офицера по званию и по должности и не требовалось, сообщил ему Шагиров.

Когда в кабинет вошел Темирканов, Шагиров, не скрывая своего недовольства подчиненным, поднялся из кресла и, наклонившись корпусом в сторону вошедшего, опираясь пальцами рук о стол, приказал:　

— А ну ближе подойди ко мне.　

Темирканов молча исполнил его требование.　

После этого Шагиров несколько минут, иногда срываясь на крик, что-то говорил Темирканову на кабардинском языке. Монолог Шагирова Темирканов слушал молча, опустив повинно голову. Затем начальник милиции с кабардинского перешел на русский:　

— Ты пойми, баранья голова! То, что ты хочешь скрыть от наших русских соседей, им давно известно. Если хочешь лишиться погон, работы и за компанию сесть на одну скамью с бандитами, то можешь продолжать брехать собачьим языком. Только ты должен помнить, что с тобой было еще два милиционера, которые умнее тебя и дальше под твой брехливый язык плясать не будут. Они нам расскажут, как было дело. Если я тебя сейчас прогоню из кабинета, то больше не позову, так как ты мне больше не понадобишься. Мне звать их сюда, чтобы колоть тебя, или у самого ума хватит рассказать всю правду? Кого вы встретили идущими со стороны гор в ваш аул? Почему ты их не задержал, как мной было тебе приказано?　

Переступив с ноги на ногу несколько раз, Темирканов выдавил из себя:　

— Товарищ подполковник, все сам скажу.　

Устав от монолога, но довольный его результатом, Шагиров с облегчением бросил себя в кресло за столом.　

— Давно бы так! Давай говори, кого ты встретил за своим аулом? Почему отпустил их и почему не хотел нашему русскому товарищу говорить правду? Что тебя заставило пойти на такой обман? — засыпал начальник отдела милиции своего подчиненного кучей вопросов.　

— Когда я с милиционерами вышел из аула для прочесывания местности, то увидел двух своих аульчан, шедших со стороны гор. Один из них был моим одноклассником…

— Хватит тянуть резину, говори, кто они такие, — нетерпеливо потребовал Шагиров, подгоняя Темирканова.　

— Хамидов Камбот и его двоюродной сестры Лалинэ муж, Игорь Николаевич.　

— Игорь Николаевич, говоришь? Он что, русский?　

— Да.　

— Как же у вас так получилось, что русский женился на горянке? Что, у вас в ауле достойных Лалинэ парней не нашлось?　

— Так захотел и распорядился ее старший брат.　

— Как его фамилия?　

— Даутов.　

— Уж не Даутова ли Кушбия она сестра?　

— Да.　

— Тогда этот русский не из простых смертных… Ты этих своих знакомых хоть обыскал?　

— Нет.　

— Почему?　

— Как-то неудобно было выражать им свое недоверие. Я бы этим обыском обидел одноклассника и в его лице заимел бы врага. Мы с Камботом дружим с детства.　

— Если я тебя правильно понял, ты из-за своей стеснительности не стал их ни обыскивать, ни задерживать?　

— Да.　

— Теперь вам понятно, Виктор Викторович, какая стеснительная кадра находится у меня в подчинении? — прервав беседу с участковым инспектором, обратился к Манаенкову Шагиров.　

— Вижу, Асхат Рамазанович, — подтвердил Манаенков.　

Шагиров вновь переключился на Темирканова:　

— Вот так, дорогой мой, зарабатывай теперь перед русскими друзьями прощение себе за свою дурость. Сейчас ты поедешь с оперативной группой майора Манаенкова и покажешь ей, где живут твой одноклассник Хамидов и его сестра с мужем. Если понадобится твоя помощь в обыске, поможешь им и в обыске. О проделанной работе доложишь мне в своем рапорте. Если ты не был с одноклассником в сговоре, то твоя стеснительность обойдется тебе судом офицерской чести.　

— Не был я с ним в сговоре! — заверил начальника Темирканов.　

— Мы с тобой на эту тему поговорим потом, а пока выйди из кабинета, никуда не уходи, подожди за дверью.　

После того как Темирканов покинул кабинет, Шагиров поинтересовался у Манаенкова:　

— Какая тебе, Виктор Викторович, нужна от меня помощь?　

— Асхат Рамазанович, помоги мне с транспортом, и у меня к вам больше никаких просьб не будет.　

— Мог бы и не просить, все равно в обязательном порядке обеспечил бы тебя нужным количеством транспорта.　

ГЛАВА 15　

Полоса невезения　

Влас и Камбот, спустившись с горной тропы и оказавшись по другую сторону горы, нагруженные оружием и добычей, увидев свой аул, вздохнули с облегчением. Наконец-то ночные переживания и мучения остались позади и они смогут вдоволь отдохнуть у себя дома.　

Но на подходе к аулу их ожидала опасность. Навстречу им шли три работника милиции, избежать встречи с которыми было уже невозможно. Нужно было или броситься изо всех оставшихся сил снова в горы, или… смело идти вперед. Если они побегут в горы работники милиции начнут преследовать их и попытаются задержать. Безусловно, придется оказать им вооруженное сопротивление. Но в горах находятся другие работники милиции, которые еще ночью занимались их преследованием.

Получалось, что бандиты оказались в западне. Остался один шанс — пойти на риск. Все же они были жителями этого аула, и никто не запрещал им выходить за его пределы.　

Влас выкинул свой автомат с боеприпасами за обочину дороги в кусты, туда же Камбот бросил свой ручной пулемет с боекомплектом к нему.　

Работники милиции были слишком заняты беседой между собой, да и расстояние между бандитами и ими было большим, а поэтому действий бандитов по избавлению от оружия не заметили.　

Когда обе группы встретились на дороге, Темирканов поздоровался за руку сначала со своим одноклассником, а потом с Власом. Его примеру последовали и милиционеры.　

— Чего это вы в такую рань болтаетесь за аулом? — как бы между прочим поинтересовался у Камбота Темирканов.　

— Корова у моего друга вчера пропала, — показывая рукой на Власа, ответил ему Камбот.　

— Ну и чем закончились ваши поиски?　

— Разве по нам не видно, что ничем? — недовольно произнес Влас.　

— Чего-чего, а уж коров уводить у хозяев воры здорово насобачились, — посочувствовал ему Темирканов. — Люди говорят, что они коров перегоняют в Абхазию, где те в большой цене.　

— Ну, дружище, ты здорово обрадовал моего товарища своей новостью, — дружески толкнув Темирканова в бок, заметил Камбот.　

— Если твой друг согласится, то давай вместе сходим за ней туда, — подыграл Камботу Влас.　

— Мне бы ваши проблемы! Тут своей работы по самую макушку, — отказался от предложения Власа Темирканов.　

— Если не секрет, то какие свои проблемы вы решаете? — полюбопытствовал у одноклассника Камбот.　

— Пятерых бандитов ищем!

— Угнали коров?　

— Коммерсанта в Мостовском районе ограбили на большую сумму.　

— А вы тут при чем? Мостовской район, если мне не изменяет память, находится в Краснодарском крае, — заметил Камбот.　

— Это у вас, гражданских, там чужие, а тут свои. У нас, милиционеров, взаимовыручка действует и поддержка. Мы на административные границы не смотрим. — Вспомнив о предстоящей работе, Темирканов, вздохнув, заявил: — Ну ладно, хватит трепаться. Мы и так с вами задержались.　

Пожав на прощание руки, работники милиции разошлись с бандитами.　

Темирканов не был таким дураком, чтобы не понимать необходимости хотя бы формального обыска Камбота и его друга. Результаты обыска могли бы стать для него большим сюрпризом: у Власа в сумке, которая висела на плече, находилась вся добыча бандитского налета на коммерсанта. Но личные мотивы взяли у Темирканова верх над служебной обязанностью. Ему было неудобно так официально поступать с одноклассником и его другом. Конечно, если бы он знал, что имеет дело с бандитами… Но, не допуская такой мысли, он боялся обидеть друга своим недоверием, оттолкнуть от себя и заиметь в его лице врага на всю оставшуюся жизнь.　

Расставшись с работниками милиции, продолжив путь в сторону аула, Влас с тревогой сказал Камботу:　

— Вот и покатались на машине! Дошло до того, что нас уже дома стали искать менты. При такой ситуации давай сейчас дома по-быстрому запасемся всем необходимым и куда-нибудь смоемся до лучших, спокойных времен.　

— Ты зря панику разводишь. Мой одноклассник никогда никому нас с тобой не выдаст.　

— Еще как выдаст! — возразил Влас.　

— Ты, Влас, не знаешь наших горских обычаев.　

— Зато я знаю, что мент всегда остается ментом, кто бы он ни был по национальности — русский или горец, — убежденно заявил Влас. — Так ты отправишься со мной в бега?　

— Нет.　

— Ну как знаешь, а меня через час уже дома не будет.　

— Куда думаешь рвануть?　

— Пока не знаю, но бегать мне не привыкать, так что сам не пропаду и ты бы со мной был в большей безопасности.　

— От судьбы не убежишь, — философски заметил Камбот.　

— Как сказать, — не желая дальше развивать свою мысль, только и сказал Влас. Пройдя некоторое расстояние молча, он вновь заговорил: — Чуть не забыл тебя предупредить. Если ты решил оставаться дома, то все ворованное, в том числе и деньги, которые у тебя есть, немедленно сплавь куда-нибудь в надежное место. Родственников у тебя в ауле, помимо моей жены, хватает.　

— К чему такая предосторожность?　

— Если менты придут тебя забирать, то обязательно сделают обыск и наложат арест на все твое имущество. Поэтому если не хочешь оставить свою семью дулю сосать, то все золото, деньги и другие ценности спрячь подальше.　

— Ты меня пугаешь или мы действительно подвергаемся такой опасности?　

— Я знаю, что говорю. Мне сейчас не до шуток. Так что, друг любезный, шевелись, отчаянно работай шариками, готовься к худшему. Я тебя предупредил, — расставаясь в ауле с Камботом, дал ему последний инструктаж Влас.　

Придя домой, Влас, не передохнув и минуты, с помощью Лалинэ стал собираться в дорогу. У него всегда была приготовлена хозяйственная сумка со всем необходимым, которая хранилась дома на случай срочного побега. Взяв ее с собой, он тем самым обеспечивал себя всем необходимым на первое время.　

Пока Влас собирался в доме, Лалинэ и Назират оседлали ему коня. Влас, простившись с сыном и Назират, вместе с Лалинэ покинул дом. Лалинэ ехала на лошади, а Влас, держа коня за уздечку, шел рядом с ней. В горах мужчина или женщина, едущие на лошади по одному или вдвоем, такая же обычная картина, как движущийся по улице города легковой автомобиль.　

По дороге в горы Влас подобрал в кустах свой автомат и ручной пулемет Камбота с боеприпасами. Мешок с оружием он положил на лошадь.　

Только поднявшись высоко в горы, Влас почувствовал себя в относительной безопасности и счел возможным устроить с женой привал среди кустарниковой растительности. Метров за триста выше кустарники заканчивались, и дальше были только камни и скалы.　

Лалинэ помогла Власу расстелить брезент, чтобы на нем можно было присесть. На целлофановую «скатерть», разломав, положила жареную курицу, вареные яйца, сыр, хлеб, поставила банку с молоком. Еды было столько, что ее хватило бы на несколько человек, поэтому Лалинэ тоже позавтракала с мужем за компанию.　

Во время еды Влас второй раз, но уже более подробно рассказал жене, как его группа вчера совершила налет на коммерсанта и как работники милиции смогли выйти на их след.　

— Почему ты не настоял, чтобы не трогать любовников и их машину?　

— Потому что связался с дураками. Начали в четыре глотки меня уговаривать, что лучше плохо ехать, чем хорошо идти, ну я и поддался их уговору.　

— Вот так по-глупому и на пустяках нас и ловят менты, — заметила Лалинэ. — Но может быть, все не так страшно, как тебе кажется?　

— Лалинэ, обрати внимание на такой момент: если уж я решил укрыться в горах, то все обмозговал и все обдумал. Значит, над нами действительно нависла опасность. А раз так, то она может своим крылом накрыть и тебя.　

— А я при чем тут? — удивилась Лалинэ.　

— Я давно уже вывел тебя из игры, но если менты повяжут всю нашу компанию, то новички-«умники» могут тебя заложить, припомнив все, что ты делала для них хорошего.

— Они не посмеют меня выдать, — убежденно заявила она.　

— Почему ты так думаешь?　

— Какие они будут мужчины, если потянут за собой женщину? Их родители проклянут.　

— Как бы их родители ни проклинали потом, а наши парни, я так считаю, могут в отношении тебя расколоться ментам.　

— Что тогда мне делать?　

— Все отрицай, пытайся глаза им выцарапать, плюйся, позорь и стой на своем. Время будет работать на тебя.　

— И что мне все это даст?　

— В тюрьме, а может быть, даже раньше авторитеты с ними такую беседу проведут, что они быстро оставят тебя в покое и откажутся от своих первоначальных показаний.　

— Ты так думаешь?　

— Я уверен в том, что говорю.　

— Я запомню то, что ты сейчас сказал, а вдруг и пригодится.　

— Не считая золота, которое мы с тобой припрятали, у тебя сейчас на книжке на предъявителя лежит где-то на триста лимонов. Думаю, если со мной что-то случится, ты с ними не пропадешь.　

— А что с тобой может случиться?　

— Не забывай, что я беглый каторжник, убийца, завалить которого служебный долг всех ментов страны, — сообщил Влас Лалинэ давно известную ей истину, уставившись невидящим взглядом вдаль.　

Лалинэ же, глядя на своего мужа, думала: «Ну как такое может быть, чтобы умный, красивый, ласковый мужчина, — таким был для нее муж, — мог быть жестоким убийцей и плохим человеком для других?»　

Она не могла понять простой истины, что один и тот же человек к одним может быть жестоким, лютым зверем, а к другим, как, например, к ней, этот человек может быть самой добротой.　

Что заставляет так поступать одних и тех же людей? Эту проблему решают психологи, поэтому мы на ней останавливаться не будем.　

В застывшем, неподвижном взгляде Власа Лалинэ прочитала невысказанную жалость к себе и тоску. Подсев к нему, она обхватила мужа за шею, тот, в свою очередь, обняв ее крепкими мужскими руками, прижал к себе. Лалинэ, как раненая голубка, замерла у него на груди.　

Что и говорить, полюбила она этого загадочного русского и готова была возвратить государству все богатство, которое муж добыл путем грабежей, чтобы только оно оставило в покое ее мужа и чтобы только ей он принадлежал. Но такая мечта была несбыточной…　

Теплое женское тело, пахнущее коровьим молоком, такое податливое и доступное, заставило Власа отвлечься от своих невеселых мыслей и вспомнить, что жизнь продолжается и все пока не так уж плохо для него. Подняв голову жены к своему лицу, он захватил в плен ее уста долгим, жарким поцелуем, от которого Лалинэ едва не задохнулась. Влас несколько раз повторил такую ласку, и по тому, как Лалинэ ее принимала, всю отдавая себя ей, не трудно было догадаться, что она желала нежным, приятным родником запасть ему в душу.　

Она не знала, свидится ли когда-либо еще с любимым, но знала наперед, что у нее никогда новой любви ни с кем не будет. Поэтому их расставание затянулось, и притом надолго.　

Исчерпав себя в любовных ласках, устав от них, Влас с Лалинэ, раскинувшись в пахучей траве, отдыхали, набираясь новых сил.　

— Слава, я тебе хочу сообщить одну новость, — лежа на спине неподвижно, произнесла Лалинэ.　

— Интересно, чем ты меня можешь удивить, если я все твои новости знаю наперечет. — Влас приподнялся с травы и посмотрел на жену.　

Лалинэ тоже села на траву лицом к нему.　

— Я, возможно, в другое время не стала бы ею с тобой делиться, так как сама в ней еще не уверена, но так как ты уходишь из дома и я не знаю, как скоро мы встретимся вновь, то сообщаю тебе: мне кажется, я опять ношу под сердцем твоего ребенка.　

— Ты мне это на полном серьезе говоришь? — удивился Влас новости.　

— Славик, в моем положении только сейчас и шутить, — печально заметила она.　

— Какой же нашему плоду любви срок?　

— Больше двух месяцев. Что будем делать с ним? — в тревоге поинтересовалась она.　

— Сейчас он как-то нам не совсем ко времени.　

— Жизнь сегодняшним днем не останавливается…　

— Он тебе не будет в обузу?　

— Родной-то ребенок? Славик, что ты говоришь!　

— Тогда пускай живет назло всем смертям, — махнув рукой, принял решение Влас.　

— Как его назовем?　

— Как назовешь, так и будет, — дал жене волю в выборе имени Влас.　

— Я тебя своей новостью опечалила?　

— Я просто не был готов к ней, хотя и должен был раньше подумать, что этим может кончиться. Но я доволен, что ты меня без конца удивляешь и радуешь. Что бы мы ни делали, ни творили, жизнь должна продолжаться даже тогда, когда нас не будет. Только с тобой, Лалинэ, благодаря сыну я почувствовал интерес к жизни, стал ею дорожить.　

— У нас с тобой сейчас много денег, может быть, нам сбежать в какую-нибудь другую страну?　

— Не забывай, Лалинэ, что я преступник, находящийся в розыске, проживающий по подложному паспорту. Меня ни одна страна не примет и права на жительство не даст. А если мы на ее территорию проникнем нелегально, то где гарантия, что хотя бы те же турки, когда мы до них доберемся, не обчистят наши карманы и тем самым не сделают нас нищими? А нищими нам нигде делать нечего. Тем более что мы там будем не одни, а с детьми.　

— Тебе виднее, мой господин, — смиренно согласилась с ним Лалинэ.　

— Мне надо что-то придумать такое, чтобы ты с детьми могла тут жить без меня.　

— Почему без тебя?　

— У меня собачья жизнь. Где гарантия, что кто-то сегодня или завтра не ухлопает меня?　

— Не говори мне этого больше никогда! — поднявшись с травы, строго потребовала Лалинэ. — Я не хочу такое слушать.　

Влас, поднявшись, взял жену за плечи и, успокаивая ее, произнес:　

— Прости меня, негодяя, я не хотел тебя волновать. Но ты задала вопрос, и я был вынужден откровенно на него ответить.　

— Я на такую тему не желаю говорить. Лучше поделись своими планами, что ты теперь намерен делать?　

— Примерно с неделю мне придется скрываться тут в горах.　

— Зачем? Сразу уходи в Абхазию, — посоветовала она.　

— Я уйду туда только тогда, когда буду уверен, что поднятая мною тревога обоснованная и что ты вне опасности.　

— Ты считаешь, что она мне грозит со стороны известной тебе троицы? — вновь вернулась Лалинэ к прежнему разговору.　

— Если их менты поймают, то я не сомневаюсь, что они тебя заложат.　

— Ты можешь мне объяснить, на чем основывается твоя такая точка зрения?　

— Мы людям делали плохо — значит, мы плохие люди. Раз мы плохие человеки, то почему вчерашние наши друзья буду скрывать о нас все то, что знают? Они в обязательном порядке постараются выгородить свои задницы.　

— Ты тоже так бы поступил, как они?　

— Моя школа жизни не позволяет мне опуститься на их уровень. Я вижу и понимаю дальше и глубже всех вас, вместе взятых. Поэтому их ошибки я делать не могу. Если бы парни вчера беспрекословно слушались меня, то мы бы не очутились в той ситуации, в какую сейчас попали. Я не только их виню, но и себя. Если бы я твердо приказал им любовников не трогать и не забирать у них машину, то все опять прошло бы тихо. Вот такие получились пироги… Что-то я с тобой здорово разоткровенничался. К добру ли это?　

— Меня ты можешь не бояться. Я тебя никогда не предам.　

— А изменять мне с другими мужчинами будешь? — улыбнувшись, пошутил Влас.　

— В нашем роду такое поведение у женщин не принято, — очень серьезно ответила она на его каверзный вопрос.　

— Я тебе верю больше, чем самому себе, — обняв жену, признался ей Влас. — Моя ты смугляночка… Если бы ты знала, как мне не хочется с тобой расставаться! А надо.　

— Ты — господин моего сердца, как скажешь, так и будет, — смиренно опустила она голову.　

«Бедные, любимые наши женщины! Сколько ненужных хлопот мы вам создаем своими действиями и поступками. Как часто взваливаем на ваши хрупкие плечи свои проблемы и обязанности! Вы, как ишаки, везете наш груз и после всего этого продолжаете нас любить, сохранять верность», — с запоздалым прозрением думал Влас.　

Расставание было трудным. Наконец, чтобы не мучить больше ни себя, ни жену, Влас поцеловал Лалинэ и, не оглядываясь, быстрым шагом ушел в горы.　

После ухода мужа Лалинэ не спеша принялась собирать с полога пожитки, часто поглядывая в ту сторону, куда ушел Влас. Все убрав с места отдыха, Лалинэ съездила к Каменному базу, где у нее имелся тайник. В него она спрятала оружие мужа и брата, положила драгоценности, похищенные в Мостовском районе у коммерсанта, оставленные ей Власом на сохранение.　

Только убедившись, что она выполнила все указания мужа, Лалинэ, сев в седло, не спеша поехала на лошади домой, думая о превратностях жизни.　

ГЛАВА 16

Время собирать камни　

Асланбек, Муртаз и Эрболат по молодости лет были слишком самоуверенными, поэтому к советам и предостережениям Власа часто относились то слишком небрежно, то с некоторым предубеждением. Одним из результатов такого поведения стало большое количество следов, оставленных ими на различных предметах дома у потерпевших.　

Как читатель знает, эти следы работниками милиции и прокуратуры были в свое время выявлены и процессуально надлежащим способом закреплены. Теперь же, имея подозреваемых, старшему следователю прокуратуры Астраханову не составляло особого труда изобличить их в совершенных преступлениях. Еще находясь в Урупском РОВД, Астраханов с помощью эксперта-криминалиста установил, что отпечатки пальцев задержанных бандитов — Муртаза и Асланбека — ранее были оставлены в домах практически всех потерпевших, подвергшихся бандитскому нападению.　

По месту жительства Муртаза и Асланбека Астрахановым был произведен обыск. Там следователь обнаружил крупные суммы денег и драгоценности, которые были у них изъяты.　

Обыск у Камбота положительного результата не дал. Однако и его «пальчики» были найдены в домах двух потерпевших.　

Дошла очередь и до обыска в доме Лалинэ, которая к тому времени успела вернуться с проводов мужа. В доме не нашли ничего, что представляло бы для следователя оперативный интерес.　

Трое задержанных бандитов были доставлены вертолетом в поселок Мостовской. Здесь работникам прокуратуры и милиции предстояло полностью изобличить бандитов во всех совершенных ими преступлениях.　

Задержанные преступники, изолированные друг от друга, изобличенные имеющимися на них уликами, стали давать показания.　

Они стали откровенничать не только о себе, но и выдали своего главаря Власа и соучастницу некоторых преступлений Лалинэ. В отношении Лалинэ только один Камбот не дал правдивых показаний, заявив, что она в их преступной деятельности не участвовала. Как-никак она была его двоюродной сестрой…　

Астраханов задержал Лалинэ как подозреваемую в групповых тяжких преступлениях. Она находилась в камере семьдесят два часа. Потом он был вынужден ее освободить, так как Асланбек и Муртаз на очной ставке с ней отказались от своих прежних показаний, заявив, что они ее оговорили под физическим давлением оперативных работников. Астраханов понимал всю надуманность и фальшь таких заявлений, но доказательств, изобличающих Лалинэ в преступлениях, у него не было. Поэтому он в отношении Лалинэ дело прекратил.　

Предсказание Власа сбылось. Лалинэ смогла уйти от уголовной ответственности за свои преступные деяния.　

Бандиты дали много работы сотрудникам службы Манаенкова. Они начали вспоминать, кому из своих знакомы, подруг, любовниц какие дарили драгоценности из добычи, полученной от нападений на потерпевших. В таких случаях оперработникам приходилось отправляться к этим женщинам, допрашивать их и изымать драгоценности. Астраханову, в свою очередь, нужно было проводить опознание этих вещей потерпевшими. Только тогда изъятые драгоценности становились важными вещественными доказательствами.　

Расследование по делу бандитской группы заняло четыре месяца. В этот отрезок времени оперработники милиции, несмотря на энергичные поиски, ни Эрболата, ни Власа не смогли задержать.　

Если обвиняемые, дав показания, изобличающие Лалинэ, затем от них отказались, то в отношении Власа держались твердо: да, он был организатором и вдохновителем всех нападений. Эти показания они не изменили до конца следствия. Тому удивляться не приходилось: Влас действительно был их главарем. На него можно было наговорить столько, сколько они хотели. Никто не мог, кроме, конечно, Власа, изобличить их во лжи. К тому же послужной список прошлых преступлений Власа, за которые он был приговорен к пожизненному заключению, давал юристам полное основание считать, что, кроме Власа, такую бандитскую группу никто возглавить не мог.　

Из показаний Муртаза, Асланбека и Камбота Манаенков знал, что у Эрболата имелся дружок в Мостовской, который когда-то сделал ему наводку на продавца машины «Самара». Не исключено, что Эрболат мог найти приют у этого своего дружка. Но он мог убежать и к себе в Чечню, где противостояние сепаратистов федеральной власти еще не прекратилось, а значит, он мог влиться в ряды мятежников.　

Астрахановым было сделано официальное сообщение в колонию Ухватову, которым тот ставился в известность, что бежавший из заключения Зипунов Владислав Олегович, проживая в Урупском районе в ауле Кызыл-Уруп, вступил в брак с Даутовой Лалинэ Астемировной, взял ее фамилию, организовал вооруженную банду, в составе которой совершил шесть бандитских нападений на жителей Мостовского, Лабинского и Урупского районов. Кроме этого, его группа совершила большое количество краж крупного рогатого скота.　

В вышеуказанные районы из колонии приезжала оперативная группа, в задачу которой входило задержание Власа, но ей не удалось выйти на его след. Она была вынуждена вернуться в колонию ни с чем.　

Так как до конца следствия по делу бандитской группы ни Влас, ни Эрболат не были задержаны работниками правоохранительных органов, то материалы дела в отношении них были выделены следователем Астрахановым в отдельное производство.

Уголовные дела в отношении арестованных бандитов были направлены в суд, который признал их виновными во всех вменяемых им преступлениях. Каждый был осужден к длительному лишению свободы, с отбытием наказания в колонии строгого режима.　

ГЛАВА 17

Бегство в Абхазию

Несмотря на то что Карачаево-Черкесия занимает небольшую территорию Ставропольского края, в ее горах находятся истоки таких рек, как Кубань, Аксаут, Маруха, Большой Зеленчук, Большая Лаба, не считая сотен малых речушек и ручейков, питающих их.　

Ни один художник мира не сможет выразить на холсте и передать красоту дикой природы этой республики, ему просто не хватит всей гаммы красок.　

Однако скрывающемуся в горах Власу было не до созерцания прелестей природы. Он боролся за свое выживание.　

Расставаясь с женой, Влас договорился с ней о встрече. Но встреча не состоялась ни в условленный день, ни в какие другие дни. От пастухов он узнал, что работниками милиции задержаны Асланбек, Муртаз, Камбот, а через день и Лалинэ.　

Новости были одна другой неприятнее. Что делать? Куда деваться самому? Куда определить оставшегося без отца и матери сына? Правда, сейчас сын находится под присмотром тетушки Назират, но как долго она согласится заменять ему родителей?　

Он даже думал явиться в милицию с повинной, но что она могла дать и чем могла помочь сыну, жене? Ничем! Поэтому данный вариант после детального обдумывания у него отпал.

Чем больше Влас в одиночестве бродил по горам, лесам, тем сильнее злился на Савелия, совратившего его и направившего по преступному пути. Сделал из него гонимого всеми волка.　

«Конечно, сейчас Савелий вместо меня нашел себе другого дурака, который, как и я когда-то, таскает ему жареные каштаны из огня. Чего ему в таких условиях не жить припеваючи, не смеяться над нами, дураками? Ведь он, негодяй, сидит на двух стульях. Одновременно является преуспевающим бизнесменом и главарем преступной группировки. Чтобы он не гробил судьбы других парней, хорошо бы задницу Савелия посадить на один стул: или он пускай занимается своим промыслом, или только официальным бизнесом. Если он начнет заниматься только бизнесом, то его, как любого лоха, козырные имеют право доить… Вот если бы мне удалось его проучить! Интересно было бы посмотреть на его харю. Все так же лоснилась бы от важности и довольства или приобрела бледный вид и кислую улыбку? Только бы мне выкарабкаться из того идиотского положения, в какое я попал. Гадом мне быть, если я ему не устрою «веселую» жизнь. Ведь он, волчара, ничего не предпринял, чтобы меня «сваты» не посадили. Правда, он помог мне бежать от «хозяина». Ну и что? Он меня оттуда вытянул, чтобы задаром впредь эксплуатировать до тех пор, пока менты меня не убили бы или не замели…»　

Такие невеселые мысли не могли служить ему вдохновением. Он стал раздражительным, злым и вспыльчивым, от нечего делать думал, какую подлость устроить Савелию, чтобы и тому стало так же плохо, как ему.　

На шестой день его мытарств в горах к нему на коне прискакала Лалинэ. Она привезла ему продукты и массу новостей. Она поведала ему, как Муртаз и Асланбек раскололись следователю и рассказали ему о ее участии в совершении некоторых преступлений. Как они потом на очной ставке с ней отказались от своих первоначальных показаний.　

— Как гы говорил, так и получилось. Следователь дело в отношении меня прекратил из-за недоказанности моего участия в ваших налетах. К тому же когда меня задерживали, то я взяла с собой нашего грудного Олега и сообщила следователю, что хожу вторым ребенком. Вот он и постарался как можно скорее от меня избавиться.　

— Среди ментов тоже иногда попадаются хорошие люди, — сделал свое умозаключение Влас. — Без тебя прямо не знал, что и делать.　

— А теперь?　

— Теперь мне проще! Ты на свободе, и у меня руки развязаны.　

— По аулу милиция без конца шныряет. Тебе сейчас надо особенно поостеречься.　

— Я последнее время только этим и занимаюсь.　

— Об осторожности я заговорила еще и потому, что из твоей колонии к нам в аул приехало трое мужчин в гражданской одежде, которые кругом ходят и все вынюхивают.　

— Такой ход «хозяина» в отношении меня я предвидел.　

— Что думаешь дальше делать?　

— Сегодня же мотану в Абхазию к Рождену, перекупщику ворованного нами скота. Там у него собираюсь пару недель, а может, и больше полежать на дне.　

— А захочет он тебя у себя укрыть?　

— Никуда не денется. С моими бабками и жратвой, что ты мне сейчас привезла, он примет меня с распростертыми объятиями. Я для него буду самым дорогим гостем.　

— Ну побудешь ты у него сколько-то времени, а потом что будешь делать? Ты ему не родственник, а поэтому долго тебя все равно держать не станет.　

— Я придумал одну комбинацию. Если мне удастся ее провернуть, то капитально обеспечу тебя бабками до глубокой старости и еще детям останется. После чего, наверное, пойду и сдамся ментам. Придется разделить участь твоего брата Кушбия. Я бы хоть сейчас за свою задумку взялся, но у меня нет под рукой хороших подручных.　

— А за то, что ты тут натворил с нашими парнями, тебе срок не добавят?　

— Больше добавлять уже некуда.　

— А не может так получиться, что суд пожелает приговорить тебя к расстрелу?　

— При налете на коммерсантов мы никого не убивали, а только грабили, так что расстрел мне вряд ли грозит. А впрочем, кто его знает… Поэтому я перед явкой с повинной постараюсь себя обезопасить и подстраховать.　

— Каким образом?　

— Пока еще сам не знаю. Придется хорошенько подумать, чтобы иметь шанс не потерять тебя с детьми.　

Лалинэ не могла сдержать слез. В них была жалость к мужу, к самой себе, к тому, что счастливая супружеская жизнь у нее так и не сложилась.　

Встреча с женой оставила в душе Власа горький осадок. Если бы он был ребенком, рядом с которым находилась его мать, он тоже, не сдерживаясь, для облегчения души поплакал бы на груди матери. В своем положении он такую себе слабость позволить не мог. Он решил не мучить больше свою душу и ускорить расставание с женой.　

— Как там поживает тетушка Назират, не болеет?　

— Все хорошо.　

— Передай ей от меня привет.　

— Обязательно передам.　

— Дело идет к зиме, так что в горы больше не ходи, тем более в твоем теперешнем положении.　

— А как же тогда мы будем с тобой видеться?　

— В доме Назират сейчас никто не живет?　

— Стоит забитый.　

— Повесь на дверь ее дома хороший замок, один ключ от которого положишь в наш тайник. Так через месяц каждый четверг приходи в ее дом под мотивом, чтобы проверить, не обокрал кто его или не сожгли ли. Я, если появится возможность, туда буду приходить. Только боюсь, как бы мне опять не наткнуться на вашего участкового инспектора Темирканова.　

Несмотря на трагичность ситуации, Лалинэ нашла в себе силы улыбнуться:　

— Вот уж его ты можешь совершенно не бояться.　

— Почему ты так считаешь?　

— Когда он узнал, что ты находишься в розыске и за что был судим, то так напугался, что совсем забыл дорогу к нашему дому.　

— Слава Богу, что хоть с его стороны теперь мне не будет препон. Мне, Лалинэ, предстоит долгий путь, а поэтому давай будем расставаться, — неожиданно предложил он. Женщине ничего не оставалось, как подчиниться мужу.　

Обняв, поцеловав жену, Влас нежно погладил ладонью ее по голове, потом, подняв на руки, усадил ее в седло.　

Хлопнул лошадь рукой по крупу.　

— Отправляйся домой!　

Но Лалинэ, придержав лошадь за уздечку, попросила его:　

— Слава, иди ты первым. Я хочу тебя глазами проводить.　

Сколько Власу ни пришлось идти в поле видимости Лалинэ, когда он поворачивался в ее сторону, она поднимала руку и прощально ему махала. Он тоже подавал ей такие же сигналы. Очередной поворот тропы скрыл его от Лалинэ за скалой.　

В заросшем щетиной, с мешком за спиной мужчине сейчас трудно было узнать прежнего, уверенного в себе Власа.　

Как говорится: «Выбрал себе в проводники ворону, то нечего удивляться, когда приведет она тебя на ближайшую свалку».　

Поэтому, сделав когда-то в жизни ставку на Савелия, сейчас Влас во всех своих неприятностях винил не только себя, но и ворона-проводника — Савелия.　

Так уж человек устроен: если ему везет в жизни, то всего в ней достиг собственными силами. Если же его постоянно преследует невезуха, то ею он всегда найдет с кем поделиться поровну…　

Оставив позади последний населенный пункт, Северный Приют, Влас, проклиная трудную дорогу, изобилующую массой препятствий в виде зарослей, горных рек, подъемов, спусков, с чувствительной поклажей провизии за плечами очутился вблизи Клухорского перевала, чтобы, преодолев его, уже в Абхазии попасть в Южный Приют.　

Как ему ни мешала на плечах поклажа, он ее бросать не собирался, так как знал, что со снабжением населения в Абхазии очень плохо, если не сказать, что просто отвратительно. Каждый житель Абхазий обязан был сам обеспечивать себя питанием. Как у него это будет получаться, никого не интересовало.　

ГЛАВА 18

Влас в Абхазии

Преодолев Клухорский перевал и спустившись с него уже на территорию Абхазии, Влас устал так, как может уставать только беглец — житель равнины. Спускаясь с горы, он стал подыскивать себе место, где можно было бы устроить привал с коротким отдыхом.　

Ему понравился один участок с кустарниковой растительностью, от которого метрах в пятнадцати протекал горный ручей.　

«Полежу отдохну, перекушу, водички попью», — решил Влас, снимая с плеч рюкзак и бросая его на землю. Повалившись в сухую траву, он минут двадцать пролежал в неподвижности, набираясь сил. Однако жажда пересилила в нем усталость. Достав из рюкзака полуторалитровую пластмассовую емкость из-под минеральной воды, в которую Лалинэ налила ему в дорогу молоко, он пошел к ручью, В меру своих возможностей Влас отмыл бутылку от молока, наполнил ее родниковой водой, после чего с удовольствием стал пить утоляющую жажду жидкость.　

По мере того как бутылка освобождалась от воды, Власу приходилось все выше и выше поднимать ее над головой и задирать голову вверх. В таком положении неожиданно для себя он увидел метрах в пяти перед собой двух здоровенных, заросших бородами мужчин с автоматами Калашникова в руках.

Поняв, что они обнаружены Власом, один из них, широко улыбаясь, произнес:　

— Ну что, дорогой, напился водицы? Теперь ходи ко мне, знакомиться будем.　

Влас не понял, какой национальности были мужчины. Несмотря на то что они улыбались Власу, их указательные пальцы лежали на спусковых крючках автоматов, а цепкие глаза ловили все его движения. Малейшее необдуманное или неосторожное его движение могло побудить незнакомцев открыть по нему стрельбу. Поняв, что деваться ему некуда, Влас решил подчиниться требованию незнакомца. Одному из мужчин было лет тридцать пять от роду, другому не больше тридцати. Старший, обращаясь к младшему, произнес:　

— Платон, обыщи его, — при этом зрачок своего автомата направил Власу в голову.　

Платон тщательно обыскал Власа. Он отцепил от его пояса охотничий нож в чехле. Будучи высокого роста, Платон нагибаться и обыскивать Власа ниже колен не захотел. А если бы сделал это, то под штаниной на правой ноге обнаружил бы миниатюрный дамский браунинг «Бэби» калибра 6,35 мм.　

После того как Платон исполнил команду своего старшего товарища, тот вновь потребовал, обращаясь к нему:　

— Свяжи гостю руки.　

— За его спиной или спереди?　

— Конечно, спереди, иначе нам неудобно будет его вести.　

Дождавшись, когда Платон связал Власу руки, старший вновь распорядился:　

— Привяжи конец веревки к дереву. — Проследив за выполненной работой, он довольно заметил: — Теперь-то уж он от нас не убежит.　

— Ну что, не терпится узнать, что у него в рюкзаке? — обращаясь к другу, с улыбкой спросил Платон, полностью теряя к Власу интерес.　

Положив автоматы на землю рядом с собой, горцы увлеченно начали потрошить рюкзак своего пленника.　

Влас, воспользовавшись невниманием к себе, достал пистолет из своего тайника и, держа его обеими руками, смог снять его с предохранителя и дослать патрон в патронник. Подойдя к горцам на расстояние, какое ему позволяла длина веревки, он громко скомандовал:　

— Стоять на месте, грабли в гору! Кто сделает хоть один шаг в сторону, застрелю!　

Однако старший по возрасту горец не послушался его команды. Он нагнулся, чтобы поднять свой автомат.　

Пуля, пущенная Власом в автомат, ударилась в него. Свистнув и напутав горца, она улетела прочь. Предупреждение Власа, подкрепленное выстрелом, отрезвляюще подействовало на горцев. Они оба подняли руки.　

— Платон, в боковом кармане моего рюкзака лежат наручники. Надень их на свою руку и руку своего дружка.　

— Ты что, мент? — испуганно спросил тот у Власа, выполняя его команду.　

— В том же кармане лежит ментовская ориентировка в отношении меня. Можешь ее прочитать для себя и своего дружка.　

Платон, достав милицейскую ориентировку, стал читать ее вслух:　

— «Разыскивается опасный преступник — Зипунов Владислав Олегович, осужденный за убийства к пожизненному заключению, бежавший из колонии. Вооружен и очень опасен. При задержании его соблюдать повышенную осторожность…»　

— Можешь дальше не читать. Эта информация для непосвященных обо мне. Можете сверить фотографию на ориентировке с моей физиономией. Ну как, похож?　

— Да вроде бы ты, — посмотрев на фотографию и на Власа, заявил Платон.　

— Для меня двоих больше убить, двоих меньше никакого значения не имеет, так как ответ перед судом будет один: становись к стенке. Поэтому у меня ваших проблем нет. Если вы меня будете понимать и слушаться, то я вас убивать не стану. Я сюда шел в гости, а не на дело. Усекаете мою мысль?　

— Усекаем, не маленькие. Как видишь, сами шустрим со стволами на дороге, — признался Власу старший из горцев.　

— Теперь ты, Платон, кинь мне под ноги нож в чехле, который ты у меня внаглую отобрал.　

Платон выполнил приказ Власа.　

— Теперь ложитесь на землю вниз лицами и замрите в неподвижности. Без шуток и фокусов. Я не шутник, а убийца. Могу вашу шутку не понять и ненароком кого-то из вас пришить.　

Горцы послушно подчинились.　

Перерезав ножом веревочные узлы на своих руках, Влас взял один из автоматов горцев и, переведя планку на одиночные выстрелы, проверил его в работе. Автомат оказался годным для стрельбы. Подойдя с ним к горцам, Влас сказал:　

— Можете подняться и сесть на траву. Расскажите мне о себе подробно: кто вы такие и чем тут занимаетесь? Только без брехни.　

— Ты у нас ранее в Абхазии бывал? — вместо ответа спросил Власа старший по возрасту горец.　

— Бывал. Вот иду к одному из ваших в гости и жратву с собой несу.　

— Тогда тебе понятно, как нам тут туго живется.　

— Тебя как звать?　

— Отаром.　

— Так выходит, Отар, вы меня хотели ограбить?　

— Хотели, но, как видишь, получилась осечка.　

— Опасным вы промыслом занялись. Ведь вы охотитесь не на зверей, а на людей, которые вас самих могут в любое время в расход пустить.　

— Мы понимаем, что ходим по лезвию ножа, но жить чем-то надо, — вступил в беседу Платон.　

— А раньше, во времена оккупации вас русскими, когда был СССР, вы вроде бы жили ничего? — задевая за больное, без улыбки на лице пошутил Влас.　

— Русские были, есть и будут нашими братьями, а оккупантами их называют те, кто метит в князья. Мы при СССР жили как в сказке, — закатив глаза под лоб, пытаясь поднять руки к небу, заявил Отар. Но находящаяся в наручнике его правая рука потянула Платона за собой. Вспомнив о своем пленении, Отар отказался от намерения жестикулировать. — Жили за счет цитрусовых и отдыхающих. И вам было хорошо, и нам неплохо. Теперь никто не хочет ехать к нам купаться в море из-за того, что у нас после войны стало неспокойно. И цитрусовые россияне не хотят у нас покупать, так как они некондиционные. Вы их покупаете в Греции, на Кубе, в Америке. Такую кормилицу мы потеряли в лице вашей страны из-за этой чертовой независимости! — сокрушенно закончил свою мысль Отар.　

— Еще зубы не выросли и ходить не научились, а сдуру оторвались от родительской груди. Вот и подыхаем понемножку с голоду, заглядывая в рот каждому, кто может нас накормить. А таких дураков, каким был СССР, сейчас уже нет, — вздохнув, произнес Платон. — Вы, русские, виноваты в том, что сейчас у нас происходит, — неожиданно заявил он.　

— Почему ты так думаешь? — удивился Влас.　

— Сколько мы вас ни просим, вы так и не хотите взять нас под свою руку.　

— Ну, ты уж в политику полез! Эта тема не для наших умов, — заметил Влас. — Но я точно знаю, что через связывающие нас перевалы от нас к вам перегоняется живой скот, доставляется мука и многое другое. И вот вы начали россиян грабить на своей стороне. Тем самым отбиваете у нас охоту спасать вас от голода. Мыслящие люди разве станут рубить сук, на котором сидят?　

— Знаем, что неверно поступаем, но голод не тетка, — огрызнулся Отар.　

Влас сходил к своему рюкзаку, взял там ключ, которым освободил бандитов от наручников со словами:　

— Я, мужики, не боюсь, что вы можете на меня напасть, но предупреждаю, что если почувствую неладное, то сам пущу вас в расход.　

— Чего уж там… Мы одного поля ягода. Если бы мы знали, что ты свой человек, то не стали бы тебя беспокоить, — заверил Власа Отар.　

Так между бандитами установились мир и взаимопонимание. Влас поужинал с абхазцами продуктами, извлеченными им из своего рюкзака. Распили бутылку водки. После ужина Влас решил провести с абхазцами разведывательную беседу, после которой он мог окончательно определиться, подойдут ли они ему в помощники в задуманной операции или нет.　

— Несколько лет назад я был таким же дураком, какими вы являетесь сейчас… — начал он, но его перебил Отар:　

— Послушай, дорогой, зачем ты нас обзываешь дураками?　

— Когда дослушаете меня, тогда поймете оба, почему ходите в дураках. — Влас не боялся оскорблять горцев, так как пистолет у него был под рукой. Он им не позволил бы воспользоваться автоматами, а без автоматов они для него опасности не представлял. Вместе с тем он должен был показать, кто есть кто, чтобы в будущем они знали свое место. — Я, как и вы, ходил со стволом и по заявке клиентов занимался ликвидацией неугодных им конкурентов. Сейчас я понял, что с помощью ствола себе можно заработать только пулю в лоб. Гораздо больше капусты можно нарубить с помощью умной головы. И результат лучше, и риска почти нет. Сейчас я планирую провернуть крупную операцию на несколько сот лимонов и уверен, что ничьей крови проливать не придется…　

Горцы в удивлении от услышанного раскрыли рты. Они уже не обижались на Власа и забыли, что он их ранее назвал дураками.　

— Тебя как звать? — прервав Власа, в нетерпении спросил его Отар.　

— Власом.　

— Влас, а ты не мог бы нас с Платоном взять к себе в помощники?

Влас добился желаемого, результата, ио сразу давать согласие не стал, понимая, что нет никакой необходимости гнать горячку.　

— Вы где живете? — вместо ответа спросил он.　

— В Южном Приюте.　

— Я иду в Южный Приют в гости к Рождену. Вы его знаете?　

— А как же! Он в молодости за моей сестрой ухаживал, хотел жениться, но дело до свадьбы не дошло.　

— Почему?　

— Отец не захотел ее за него отдавать.　

— Ясно… Так вот, я остановлюсь у него на несколько недель. Придите меня проведать. Тогда я вам сообщу результат, а до того времени дайте мне подумать и разузнать у ваших знакомых, что вы из себя представляете.　

— Если возьмешь нас к себе на работу, не пожалеешь, — заверил его Отар.　

Встретившись врагами, в поселок Южный Приют они вошли друзьями…　

А через две недели Отар и Платон заявились к Рождену. Распив две бутылки водки с хозяином дома и его гостем, поделившись общими новостями, они собрались уходить. Влас вызвался их проводить.　

Когда остались втроем, Влас поинтересовался:　

— Ну как, орлы, не раздумали еще разделить со мной риск предстоящей операции?　

— Желание осталось прежнее. Но ты бы хоть просветил нас, в чем заключается операция, — попросил его Отар.　

— Если я вас в нее посвящу, то, не приступая к ее осуществлению, можно заранее сказать, что она уже провалилась. Каждый из нас должен знать только то, что его касается и что ему предстоит делать…　

— Ты нас к себе на работу вслепую вербуешь? — поинтересовался Платон.　

— Выходит, так, но можете за свои жизни не беспокоиться. Вам не придется ни убивать, ни стрелять, даже никого не надо будет бить. Вы будете только обязаны добросовестно выполнять мои поручения.

— И сколько ты намерен нам за такую работу платить?　

— На нос каждому лимонов по пять в месяц.　

— Тогда мы согласны идти к тебе в работники, — в два голоса заявили горцы.　

— Но здесь есть одно «но», — строго прищурив глаза, сделал оговорку Влас.　

— Какое? — насторожился Отар.　

— Если кто-то из вас мою команду вздумает выполнить недобросовестно, что поставит под удар успех всей моей операции, то не исключено, что я такого работника вынужден буду убить.　

— Почему так строго думаешь с нами поступать? — подозрительно посмотрел на Власа Отар.　

— Кроме вас, в моей группе будут еще люди. Я не могу допустить самодеятельности ни от кого, так как из-за какой-нибудь мелочи или глупости одного может пойти насмарку весь мой план. И только я один понесу убытки, тогда как вы регулярно будете иметь причитающиеся вам бабки. А меня это не устраивает.　

— Если ты не хочешь говорить нам о своих планах, то хоть скажи, какую работу нам предстоит первое время делать? — продолжал любопытствовать Отар.　

— Охранять меня, чтобы бабы не украли, — пошутил Влас.　

Видя, что им не удалось расколоть Власа и удовлетворить свое любопытство, Отар поинтересовался:　

— Когда мы должны с тобой отправиться к вам, в Россию?　

— Давайте завтра с утра и тронемся, — предложил Влас.　

— Завтра так завтра, — согласился с ним Отар.　

Как Влас выяснил через Рождена, Отар с Платоном были родными братьями. Отар, как старший, постоянно отвечал Власу и за себя, и за Платона.　

— Только вот что, орлы, давайте договоримся, чтобы завтра побрились, привели себя в порядок. Мы будем жить в большом городе, а не в тайге. Чтобы вы в нем не отличались от местных жителей.　

— Честно говоря, у нас приличной одежды для города нет, — смутившись, признался Отар.　

— Ну если так, то пойдете со мной в чем можете. Там, на месте, я вам по паре костюмов куплю, — легко решил Влас проблему абхазцев.　

Не для абхазцев, а для читателей романа я сообщу, что Влас решил возвратиться в свой родной город и кое с кем свести счеты, но так, чтобы к тому же была материальная выгода для себя.　

Пока Влас со своими подручными будет пробираться к месту, где намерен осуществить свою операцию, мы его оставим в пути. Вернемся к нему тогда, когда он прибудет со своими абхазцами в родной город. Тем временем герой романа Эрболат тоже потребовал к себе внимания и соответствующего освещения.　

ГЛАВА 19

Где предел человеческой жестокости?

Каждый, человек стоит на этом, свете лишь столько, во сколько сам себя заставляет ценить.

А. Книгге

После задержания членов банды Власа и привлечения их к уголовной ответственности прошло два месяца. За этот промежуток времени в Мостовском районе не было зарегистрировано ни одного бандитского нападения на граждан. Можно было подумать, что бандиты решили оставить район в покое и перебазировались в другие места.　

Однако случившееся в самом районном центре преступление доказало ошибочность такого рассуждения. Преступление было до такой степени бесчеловечное и жестокое, что потрясло даже оперативных работников правоохранительных органов, много повидавших на своем веку.　

В дежурную часть отдела милиции обратился тридцатилетний фермер Мироненко Станислав Федорович, живший отдельно от родителей. Улучив свободное от сельскохозяйственных работ время, он поехал к своим родителям, чтобы их проведать. Вот что он сообщил дежурному:　

«Когда я зашел в их дом, то увидел свою мать с перерезанным горлом, с удавкой на шее и поломанными пальцами рук. Она лежала на полу в спальне. В зале на диване лежал убитый отец. Тоже с поломанными пальцами рук, перерезанным горлом до позвоночника и удавкой на шее».　

Приехавшую на место происшествия оперативную группу увиденное шокировало и потрясло. Она убедилась в правдивости сообщения заявителя.　

Бандиты в доме супругов Мироненко зверствовали ужасно. Трудно было допустить нормальному человеку, что люди могут так поступать с себе подобными.　

Супруги Мироненко были преуспевающими коммерсантами. Имели несколько собственных торговых точек. Им никто не завидовал, так как все видели, что Мироненко день и ночь трудились как муравьи. То, что они зарабатывали. давалось им трудом и потом.　

Погибших супругов в поселке многие знали, дружили с ними. Если бы не такое тяжкое преступление, то можно было бы утверждать, что у них в поселке практически врагов нет. При осмотре места происшествия старший следователь Астраханов установил, что вделанный в стену в спальне сейф вскрыт и его дверца находится в открытом положении. Сейф был пустой. Налицо были явные признаки убийства Мироненко с целью ограбления.　

Вновь оперативным работникам милиции и прокуратуры пришлось составлять совместный план оперативных мероприятий, куда вошло несколько версий, по которым предстояла большая и кропотливая работа.　

Если Астраханову по этому плану предстояло работать в пределах норм уголовно-процессуального кодекса страны, то работа инспекторов уголовного розыска осуществлялась в рамках приказов и инструкций своего министерства. Она была для многих секретной, окутана тайной, сопровождалась выполнением огромного объема других дополнительных работ… И все это в конечном итоге могло оказаться пустым и бесполезным. Но если отказаться от такой рутинной работы, то можно с уверенностью утверждать, что большая часть раскрытых преступлений так бы и оставалась тогда нераскрытой…　

Одной из рабочих версий по убийству супругов Мироненко было предположение, что их мог совершить дальний родственник Шмакарчук Тарас Григорьевич, девятнадцатилетний парень, работающий в заготконторе поселка на выделке шкур животных.　

Он жил в доме Ткаченко Марии Николаевны, тридцатипятилетней одинокой женщины, ведущей далеко не ангельский образ жизни. Ткаченко являлась двоюродной сестрой убитой Мироненко Антонины Потаповны. Дом Ткаченко посещали сомнительные личности. Обычным явлением здесь были пьянки, ссоры и драки ее подгулявших друзей.　

При жизни Антонина Потаповна с Марией Николаевной родственных или дружеских отношений не поддерживала, но оперативным путем было установлено, что последняя со своим племянником Шмакарчуком несколько раз приходила домой к Мироненко. Данный факт дал основание оперработникам допустить, что Шмакарчук мог совершить убийство и ограбление Мироненко. А раз так, то возникла необходимость в глубоком и тщательном изучении личности Шмакарчука. А она-то как раз была плохо известна, потому что Шмакарчук в их районе проживал всего лишь шесть месяцев. До этого он жил на Украине в городе Жмеринка Винницкой области.　

Когда Манаенков, допрашивая Ткаченко, поинтересовался у нее, зачем в их поселок приехал Шмакарчук, она ответила:　

— У них там, в Жмеринке, совсем работы нет.　

— Так и у нас ведь с работой не густо.　

— Как-никак здесь он все же нашел работу. К тому же есть где жить, — резонно заметила она.　

— Мне надо допросить твоего постояльца.　

— Его дома сейчас нет и неизвестно, когда будет.　

— Если не секрет, где он сейчас находится?　

— Его зарплата в заготконторе не устраивала, и он уехал на заработки.　

— Куда?　

— В Чечню. Воевать на стороне дудаевцев против москалей.　

— Чем же мы ему так не угодили, что он решил поехать нас убивать?　

— Не знаю. Когда вернется назад, если его там не убьют, то у него и спросите.　

— Когда он туда уехал?　

— Месяц назад, если не больше.　

— Более точно не можешь сообщить дату?　

— Как перестал на работу в заготконтору ходить, так на второй день после этого и уехал.　

Если показания Ткаченко были правдивыми, то получалось, что Шмакарчук никак не мог участвовать в убийстве супругов Мироненко, ибо он в это время уже находился в Чечне.　

Однако Манаенков такой «порядочной» женщине на слово не поверил. Он со своими оперработниками стал глубже изучать личность Шмакарчука, круг его друзей, среди которых самыми близкими оказались Голубев и Баранов. Когда оперработники решили поближе познакомиться с ними, то оказалось, что они исчезли из поселка в одно и то же время со Шмакарчуком.　

Это уже было интересно. Почему-то Манаенкову не верилось, что молодежь так глупа, чтобы действительно поехать в Чечню воевать против федеральных войск. Любому здравомыслящему человеку с самого начала военного конфликта в Чечне было ясно, чем он мог закончиться.　

Еще до ввода российских войск в Чечню, когда генерал Дудаев был жив и угрожал России газаватом, ему очень метко через газету «Аргументы и факты» ответил бывший командующий четырнадцатой армией генерал Лебедь. Смысл его слов был примерно таков: «А что останется от Чечни после ее газавата?»　

Что от нее осталось, мы сейчас видим. Поэтому надо быть дураком или авантюристом, чтобы ехать в Чечню и там воевать на стороне сепаратистов. Но, как говорится, дураку закон не писан, и вполне возможно, что парни действительно уехали в Чечню. А раз так, то версия о причастности Шмакарчука к убийству Мироненко оказалась нежизнеспособной и должна была умереть, как десяток других отработанных версий, тоже оказавшихся ошибочными.　

Однако очень неожиданную новость принес Манаенкову один из его агентов, который сообщил, что видел Шмакарчука в Мостовской за день до убийства семьи Мироненко.　

Данное известие натолкнуло Манаенкова на размышление: «Значит, Шмакарчук умышленно распустил слух по поселку о своем отъезде в Чечню, тогда как сам тайно продолжал находиться в поселке. Возникает вопрос: зачем ему понадобилось такое прикрытие? Какую цель он преследовал таким ходом?»　

На эти вопросы мог ответить только сам подозреваемый. Манаенков поставил на ноги всю агентурную сеть района и всех своих добровольных помощников, которым была дана задача установить место нахождения Шмакарчука и его компании. Но к сожалению, проделанная работа пока не давала должного результата.　

Потом ему поступило агентурное сообщение, что жительница районного центра Спицина Антонина Антоновна, отдыхая с соседями на лавочке, хвалилась им, что ее дочь Оксана, студентка Новочеркасского политехнического института, скоро выйдет замуж за Баранова Николая, который сейчас гостит у нее в Новочеркасске вместе со своим другом.　

— Что-то раньше она его не очень-то привечала, а теперь вдруг решила замуж за него пойти? — поинтересовалась у Спициной ее соседка.

— Дочка сообщила мне, что у него денег куры не клюют… Разговор жителей поселка дошел до оперработников Манаенкова. В Новочеркасск была послана оперативная группа, чтобы проверить полученный сигнал, и если он подтвердится, то задержать Баранова с его дружком и доставить в Мостовскую. В командировку отправился Малышев с тремя милиционерами на служебном «уазике».　

ГЛАВА 20　

Свой свояка видит издалека…

Удачно избежав засады бойцов ОМОНа, Эрболат подался к своему другу Шмакарчуку в поселок Мостовской. Именно Шмакарчук ранее сделал ему наводку на фермера, продавшего свою машину, налет на которого оказался неудачным.　

Эрболат Шмакарчука в той неудаче не винил, так как видел свои промахи в подготовке и проведении бандитского нападения. Надо было к дому хозяина подбираться не со стороны окон, а с глухой стены. О своих ошибках Эрболат много наслушался от Власа, поэтому нападение на фермера, которое ему не удалось, считалось для него забытой темой.　

Направляясь к Шмакарчуку, чтобы укрыться у него, Эрболат тонко рассчитал. Оперработники должны были искать его в Карачаево-Черкесии, так как он приходил грабить в Мостовской район оттуда. Исходя из логики, он не должен был укрываться в том районе, где совершал свои преступления. Примерно так рассуждая, оперработники Мостовского отдела милиции его и не искали в своем районе. Правда, у Манаенкова была информация, что у Эрболата в их районе имелся друг. Но он не «привязал» Эрболата к Шмакарчуку, что стало его стратегической недоработкой.　

На Кубани проживает много горцев, немало русских внешне похожи на горцев. Поэтому Эрболат, выдавая себя за русского, нисколько не рисковал быть разоблаченным. Тем более что у него был фальшивый паспорт на имя Голубева Виктора Петровича.　

Из-за того, что Эрболат был чеченцем, он пользовался особым доверием Шмакарчука, ярого националиста, который знал, что на стороне дудаевцев когда-то воевал батальон украинских националистов. Шмакарчук, подвыпив с друзьями, среди которых теперь оказался Эрболат, мечтал о том времени, когда поедет в Чечню, где обязательно вступит в дудаевскую армию, на стороне которой с удовольствием будет убивать москалей, то есть всех россиян.　

Лично Шмакарчуку русские ничего плохого не сделали, более того, он не знал ни одного украинца, обиженного ими. Но среди украинских националистов разговор на тему уничтожения москалей был популярен. Чтобы быть таким же «оригинальным», он взял себе эту тему на вооружение, и, возможно, даже убедил себя, что так оно и есть: москали — враг номер один для украинцев.　

Эрболату такой настрой Шмакарчука очень нравился, а поэтому в разговоре с ним он его постоянно поддерживал и подогревал.　

Эрболат в поселке жил вместе со Шмакарчуком у его тетки Ткаченко. Он был более опытным в воровском ремесле, чем его друг, но, придя в чужой монастырь, не имел права устанавливать в нем свои порядки. Другое дело, если бы он легально проживал в поселке, то мог не спеша подобрать в свою банду толковых людей. Поэтому в сложившейся ситуации Эрболат мог только советовать Шмакарчуку, где и как лучше поступить.　

Когда Шмакарчук, например, сообщил ему, что в поселке проживает его богатая дальняя родственница, то Эрболат, не задумываясь, предложил ее ограбить.　

Но Шмакарчук его предложение отверг:　

— Ну ты даешь! Я еще не совсем из ума выжил, чтобы совершать такую глупость.　

— Никакая это не глупость. Я толковую мысль тебе подсказал.　

— Если мы ее ограбим, то у ментов на меня сразу может пасть подозрение как на родственника, вхожего в ее дом. Тем более что они мне ничего плохого не делали и я у них на хорошем счету.　

Подумав, Эрболат был вынужден согласиться с рассуждением Шмакарчука:　

— При таких картах тебе действительно свою родичку грабить нельзя. Но если карты заменить на козырные, то почему бы на твоей родичке нам не погреть руки?　

— И как тебе это видится?　

— Ты сейчас распусти слух, что уезжаешь на заработки в Чечню, уволься с работы. Месяц где-нибудь перекантуемся, чтобы о тебе все забыли и не думали. Потом нагрянем к твоей родичке в гости. Был бы только понт их посещать.　

— Понт есть, и большой. Они страшно зажиточные куркули. Я у них дома два раза был и уже присмотрел, где что плохо лежит.　

— У них семья большая?　

— Живут вдвоем. Есть взрослый сын, где-то под Мостовской фермерством занимается. Такой пахарь занятой, что я его ни одного раза не видел, а ведь, между прочим, доводится мне троюродным братом.　

— Как объект нападения твои родичи нам здорово подходят. Мы к ним заявимся поздно вечером, чтобы нас никто не видел. Если сын и придет их проведывать, то только днем, так как на ночь возвратится к своему хозяйству, — убежденно заявил Эрболат.　

Он знал, что люди, своим горбом создающие себе капитал, никогда его не оставят без присмотра, так как знают ему цену.　

Каким бы Эрболат ни был бандитом, он видел вокруг себя занятых трудом людей. Только трудом накопленный капитал можно расходовать без оглядки и боязни, что на тебя обратят внимание другие. Тогда как он, отобрав у потерпевших ценностей на десятки миллионов рублей, мог их расходовать скромно и экономно, чтобы не привлечь к своей личности внимание посторонних, через которых о его миллионах станет известно работникам милиции, а это для него было бы равносильно катастрофе.　

Эрболат вместе с Шмакарчуком и Барановым из Мостовской уехал в аул Кошехабль Адыгейской Республики, где он нашел дом родителей Асланбека и сообщил им о его задержании работниками милиции. Он им поведал, что Асланбека задержали в Карачаево-Черкесии в Урупском районе, откуда он сейчас переправлен и находится в Мостовском ИВС. Он также сообщил родителям, что следствие по делу их сына ведет старший следователь прокуратуры Астраханов Евгений Константинович.　

Такое длинное изложение своей новости Эрболату понадобилось для того, чтобы родители Асланбека поняли: он своего друга не оставил в беде, а проследил, куда того привезли на следствие, выяснил, кто ведет следствие, и только после всего этого счел возможным известить его родителей. Тем самым как бы получалось, что ради подробной информации об Асланбеке Эрболату пришлось рисковать собой. Взамен он попросил родителей Асланбека на месяц укрыть его с друзьями где-нибудь в Адыгее.　

Карданов Долетбий Мурадинович, отец Асланбека, укрыл их в доме своей сестры Замиры на хуторе Вольном.　

Хутор Вольный от города Лабинска отделяет река Лаба, через которую имеется добротный деревянный мост, когда-то построенный пленными немцами.　

Вечерами троица бандитов покидала предоставленное им Замирой убежище и уходила в Лабинск веселиться в ресторанах.　

Чтобы не привлекать к себе внимание работников милиции, они в увеселительных заведениях не злоупотребляли спиртным, ни с кем не конфликтовали, то есть вели себя скромно и невызывающе. Все гулянки проходили за счет Эрболага, так как у Шмакарчука и Баранова денег не было. Как говорится, они сидели на безденежной мели, отчего были недовольны собой и сердиты. Именно этот фактор заставил Шмакарчука согласиться и пойти в дальнейшем на ограбление и убийство своих родственников…　

После веселья в Лабинске троица возвращалась к себе в хутор Вольный. По дороге через мост Шмакарчук с Барановым несколько раз предлагали Эрболату совершить ограбление прохожих, но он, ссылаясь на то, что им в настоящее время нельзя светиться и привлекать к себе внимание, успешно отговаривал их от необдуманных действий.

ГЛАВА 21

Кровь людская не водица

　Самый отъявленный злодей старается извинить себя и уговорить, что совершаемое им преступление не особенно важно и вызвано неизбежною нуждою.

Г. Лессинг

Группа Шмакарчука, посчитав, что она выпала из поля зрения милиции и что их легенда об отъезде, подкинутая через Ткаченко, стала достоянием многих жителей поселка, в том числе и работников милиции, решила прервать свое добровольное заточение на хуторе Вольном и возвратиться в поселок Мостовской, чтобы осуществить там нападение на супругов Мироненко.　

В девять часов вечера группа Шмакарчука, стараясь как можно меньше привлекать к себе внимание жителей поселка Мостовского, избегая попадаться им на глаза, подкралась к дому Мироненко.　

Шмакарчук нажал пальцем кнопку электрического звонка, ожидая на него реакции в доме. Первыми среагировали два огромных беспородных кобеля с обрезанными ушами, которые залились злым лаем.　

— Кто там? — под лай кобелей выйдя на крыльцо дома, спросил Мироненко.　

Он был высокого роста, крепко скроен и в свои пятьдесят пять лет обладал недюжинной силой. Будучи уверен в себе, он практически никого не боялся, к тому же с соседями был в хороших отношениях. По этой причине настрой к окружающим был доброжелательный.　

— Это я, дядя Прохор! — крикнул хозяину дома Шмакарчук.　

— Кто это я? — не узнав по голосу гостя, переспросил Мироненко.　

— Тарас! Тети Марии и ваш племянник.　

— Так бы сразу и сказал, — подобрев голосом, произнес Мироненко. — Каким ветром, Тарас, тебя принесло к нам?　

— Несчастье случилось с тетей Марией.　

— Какое?　

— Под машину попала.　

— Видать, пьяная была?　

— Да нет, наоборот, водитель пьяный наехал на нее.　

— Живая хоть?　

— Живая! Открытый перелом бедра.　

— Невеселая штука. Ты побудь у калитки, а я зараз своих Кобелей привяжу.　

Посадив собак на цепи, Мироненко вернулся к воротам, открыл в них дверь.　

— Пошли в дом, расскажешь Антонине и мне подробности, как все это произошло, а потом, если надо будет, то поедем все в больницу к Марии.　

Когда между Шмакарчуком и Мироненко шел разговор у ворот, они были там вдвоем. Но когда Мироненко с гостем пошли от ворот в дом, то Эрболат и Баранов, перебежав через дорогу, быстро открыв в металлических воротах дверь, устремились за ними вслед. Остервенело вновь залаявшие собаки для них никакой опасности не представляли.

Мироненко, уже зайдя в дом с гостем, услышал сильный лай собак и топот ног. Поняв, что к нему в дом направляется кто-то еще, он, повернувшись спиной к племяннику, хотел выйти во двор и узнать, что там происходит. Тогда Шмакарчук не раздумывая ударил своего родственника кастетом по голове. Но он или волновался сильно или промахнулся, в результате чего удар оказался слабым и только взбесил Мироненко.　

— Ах ты, змееныш! Вот ты, оказывается, за чем ко мне пришел! — прорычал он на парня, опуская пудовый кулак ему на голову. Можно только удивляться, как шейные позвонки Шмакарчука выдержали такую нагрузку.　

Плохо пришлось бы ему, если бы своевременно не подоспели подручные. На шум завязавшейся драки в прихожей из комнаты вышла жена Мироненко Антонина Потаповна, высокая женщина, комплекцией под стать своему мужу и тоже неробкого десятка.　

— Сволочи, негодяи, вон из нашего дома! — размахивая руками, толкая в грудь и спину незваных гостей, требовала она.　

Подскочивший к ней племянник пытался скрутить ей руки за спину, но у него из этой затеи ничего не получилось. С женщиной, которая всю жизнь занималась физическим трудом, он справиться не мог, что его и напугало, и взбесило. Он с яростью выхватил из кармана нож с выбрасывающимся лезвием и остервенело полоснул им несколько раз по ее горлу.　

В глазах смертельно раненной им женщины он увидел удивление и ужас. Схватившись обеими руками за горло, она выбежала из прихожей. Догнав ее сзади, Шмакарчук накинул ей на горло удавку и стал душить. Женщина упала. Только убедившись, что она уже умерла, он оставил ее в покое. От напряжения Шмакарчука знобило. В застывших глазах погибшей он прочел: «Как же ты посмел с нами так жестоко и подло поступить? Ведь я же твоя родственница». Однако долго задерживаться рядом с погибшей не было времени. Он слышал в прихожей шум непрекращающейся драки.　

Выскочив туда, он увидел, что Эрболат и Баранов никак не могут справиться с хозяином дома. Накинув Мироненко на шею удавку, они никак не могли его задушить. Хозяин дома с яростью и остервенением обреченного боролся за свою жизнь. Ему даже удалось одну ладонь засунуть под удавку.　

Такая борьба могла продолжаться между бандитами и Мироненко неизвестно сколько, а ведь преступникам надо было спешить и не задерживаться на месте преступления. Уяснив такую истину, Шмакарчук, подскочив к Мироненко, ударил с растяжкой его ножом по горлу. Это и определило исход схватки. Прохора Спиридоновича постигла участь его жены.　

Временно бандиты стали хозяевами двухэтажного, добротного и крепкого особняка. Ключом Мироненко они открыли замок сейфа в стене и похитили из него шестьдесят миллионов рублей и изделия из золота.　

Эрболат понимал, как непрофессионально, с особой жестокостью их группа совершила убийство двух человек. Он подумал, что если их найдут и поймают работники милиции, то придется отвечать перед ними и законом своей головой. Непреодолимый страх поселился в его душе. Только теперь он понял до конца и по достоинству оценил способности Власа как руководителя банды, которому в умении никто из его новых знакомых и в подметки не годился. Облегчением душе Эрболата в некоторой степени являлось то, что в доме погибших они нашли и взяли большую сумму денег и много драгоценностей.　

В меру своих сил и способностей ликвидировав на месте преступления свои следы, налетчики покинули дом Мироненко, предварительно выключив в нем свет. Провожаемая остервенелым лаем собак троица негодяев покинула его двор.　

В эту же ночь, ни к кому из своих знакомых не заходя, они покинули поселок. Поймав водителя, занимавшегося на свой страх и риск частным извозом, они, заплатив ему триста тысяч рублей, на его «восьмерке» уехали в Лабинск. Там они договорились с другим частником, владельцем «Москвича», который за хорошую плату согласился отвезти их в Армавир. Чем платить водителю крупную сумму денег, им легче было бы его убить. Но, совершив уже тяжкое преступление, они не хотели оставлять за собой еще один кровавый след, который мог бы их разоблачить и погубить.　

Водитель «Москвича» из Лабинска доставил их на железнодорожный вокзал Армавира. Там, зайдя в ресторан, они заказали себе плотный ужин всего лишь с одной бутылкой водки.　

После того как они выпили за успешно проведенную операцию, Шмакарчук поинтересовался у своих напарников:　

— Чем теперь займемся?　

— Я бы поехал к себе в Чечню воевать с русскими, но пока воздержусь, — ответил Эрболат.　

— Чем вызвано это воздержание? — спросил Шмакарчук.　

— Пока в кармане не останется ни одной копейки, буду тут жить в свое удовольствие.　

— Я тоже буду пить и гулять, пока не кончатся бабки, — сообщил о своем намерении Баранов. — У меня в Новочеркасске в политехническом учится невеста…　

— Оксана, что ли? — перебив Баранова, осведомился Шмакарчук.　

— Да! — подтвердил Баранов. — Давайте, парни, поедем туда, шиканем. Девок там на всех хватит. Как-никак город студентов. Они там голодные на бабки. Всех путевых девок закупим и перетрахаем, — предложил он друзьям один из вариантов предстоящего отдыха.　

— Не возражаю, — заражаясь его идеей, щелкнув от удовольствия языком, заявил Эрболат.　

— Мне пока с вами не по пути. — Шмакарчук словно сожалел об этом. — Хочу смотаться к себе домой. Там у меня тоже есть с кем погулять. Ну а когда бабки кончатся, я, Эрболат, приеду к тебе в Чечню. Хорошие заработки мне гарантируешь?　

— Еще спрашиваешь! — возмутился Эрболат. — Зарплату будешь получать у нас в валюте!　

— А как я тебя там найду?　

— У одного хозяина будем работать, из одной кормушки будем бабки получать. Так что тебе меня искать не придется.　

— Вот уж я у вас москалей вдоволь нашлепаю! — с бравадой в голосе поделился Шмакарчук с друзьями своими ближайшими планами.　

Поездом они из Армавира все трое доехали до Новочеркасска. Закрывшись в купе, они поровну поделили между собой награбленное.　

В Новочеркасске Эрболат и Баранов сошли с поезда, а Шмакарчук поехал дальше — к себе домой, на Украину.　

Перед расставанием они взяли друг с друга обязательство никому не говорить о том преступлении, которое недавно совершили, так как понимали, к чему может привести разглашение такой тайны.　

ГЛАВА 22

Оксана

Утром, приехав в Новочеркасск, Баранов и Эрболат с вокзала на такси подъехали к политехническому институту. Там они легко нашли аудиторию, где второкурсница Оксана Спицина присутствовала на лекции.　

Встреча с земляком была для нее приятной неожиданностью. Когда же она узнала, что он с товарищем задержится в городе на неопределенное время, то предложила свои услуги по обеспечению жильем. От ее помощи они не стали отказываться, так как это отвечало их интересам.　

На такси они втроем приехали на улицу Космонавтов к знакомой Оксане женщине, которая постоянно сдавала жилье студентам.

Семидесятилетнюю женщину звали Верой Сергеевной. У нее всегда останавливались родители Оксаны, когда приезжали к ней в город со своими визитами.　

— Вера Сергеевна, я к вам временных постояльцев привела, — обрадовала хозяйку Оксана.　

— Кто они такие и зачем к нам в город приехали? — игнорируя присутствие парней, поинтересовалась та у девушки.　

— Хотят подготовиться, а потом будут в институт поступать.　

— Если молодые люди имеют в голове такие светлые желания, то они не могут быть плохими. Беру я их, Оксана, на жительство. Ты им сказала, что они будут жить на кухне без каких-либо удобств?　

— Ваши условия нас устраивают. Нам лишь бы было где переночевать, — вступил в беседу с хозяйкой Баранов.　

— Значит, так, орлы: по червонцу за ночь согласны платить? Только учтите — с носа.　

Видать, бабуле часто приходилось беседовать с молодыми людьми и она научилась доводить до их сознания свою главную мысль.　

— Вера Сергеевна, считайте, что мы с вами уже договорились, — заверил ее Баранов.　

Они прошли к летней кирпичной кухне, в которой, кроме печки, стояли две убранные кровати и старый, видать, из приданого старухи шифоньер.　

Получив плату за пять дней вперед, Вера Сергеевна, довольная заключенным соглашением, вручила постояльцам ключ от кухни.　

Оставив вещи в своем временном жилище, Николай, Эрболат и Оксана поехали в город, где у них началась праздная, богатая, беспечная жизнь.　

Оксане очень трудно жилось на стипендию. Если бы не помогали родители, ей пришлось бы жить впроголодь.　

Приезд Николая, который не задумываясь тратил вместе с товарищем большие деньги на кутежи в ресторанах, барах, на дорогие покупки, изменили ее старые взгляды о нем в лучшую сторону. Однако, не зная его источников богатства, она решила при благоприятном моменте спросить у него об этом.　

Оксана познакомила свою подружку по общежитию Миру с другом Николая. Когда Николай находился у нее в общежитии, то в это время Мира с Эрболатом отдыхали и занимались любовью в снимаемой ими летней кухне. Иногда пары менялись местами своих развлечений.　

Однажды Оксана, распив с Николаем две бутылки шампанского, влюбленно глядя на жениха, поинтересовалась у него:　

— Коля, откуда у тебя такие большие суммы денег?　

— Я занялся коммерцией. Раньше и не предполагал, что могу без проблем делать себе деньги.

— В чем заключается твой бизнес?　

— Купил — продал, а с разницы в цене прилично наварился. Сейчас такое время — только успевай крутиться. Делай себе деньги сколько захочешь. Но я решил немного отдохнуть от забот. Все бросил и приехал тебя навестить, — фантазировал Николай, не краснея и не стыдясь того, что говорил.　

Поэтому ничего удивительного в том не было, что голодная студентка не только поверила в его фантазию, но и прониклась к нему уважением и даже любовью.　

Когда Николай предложил Оксане выйти за него замуж, то она не раздумывая дала ему на то свое согласие. С тайной мыслью: «Когда еще подвернется такая возможность, чтобы один из «новых русских» сделал бы мне такое предложение?»　

О предстоящей свадьбе с Николаем Барановым Оксана немедленно поделилась по телефону со своими родителями, не забыв похвалиться, что ее жених так богат, что сорит деньгами, не считаясь с затратами, не забывая покупать ей дорогие подарки.　

Несмотря на то что Оксана с Николаем не обговорили конкретную дату свадьбы, ее мать не могла удержаться, чтобы не поделиться с соседями новостью дочери. Эта новость полетела от одного жителя поселка к другому, пока не нашла достойных слушателей в лице оперативных работников милиции.　

ГЛАВА 23

Операция захвата

Оперработники Мостовского РОВД, приехав в Новочеркасск, согласно инструкции, данной им своим начальством, обратились за помощью к местным коллегам из уголовного розыска. Встретившись с Малышевым и узнав от него, кого разыскивает его группа и в чем те подозреваются, полковник милиции начальник уголовного розыска управления Тихонов в подкрепление выделил трех опытных оперативных работников со служебным «уазиком».　

На долю местных оперативных работников выпало установление местожительства бандитов. Ключом к решению этой задачи была Оксана Спицина, адрес которой установить не составило никакого труда.　

Вечером Эрболат и Мира остались в ее комнате в общежитии. Они, изрядно употребив спиртного, стали заниматься любовью. И неожиданно для себя увидели, как дверь с выбитым замком резко распахнулась и в их комнату ворвались пять вооруженных пистолетами мужчин, одетых в форму работников милиции.　

Голый Эрболат только успел добежать до окна, здесь на него навалились два сильных, мускулистых тела. Работники милиции завернули ему руки за спину и надели на них наручники. Потом им пришлось их снимать, чтобы позволить Эрболату одеться.

После того как Эрболат с Мирой оделись, работники милиции произвели в комнате обыск. Кроме шести миллионов рублей, охотничьего ножа и фальшивых документов на имя Голубева Виктора Петровича, ничего те было обнаружено.　

Малышев, опросив Миру и узнав от нее, где находится в данный момент ее подруга и в чьем обществе, посадил парочку в машину, и они поехали на улицу Космонавтов. Внезапным нападением на находившихся в кухне Николая и Оксану работники милиции осуществили второе успешное задержание — Баранова и его неудавшейся невесты.　

В их жилище был произведен обыск, в результате которого, кроме денег и документов Баранова, в печке были обнаружены два пистолета Макарова с боеприпасами и часть драгоценностей, похищенных бандитами из дома Мироненко. Они были изъяты и приобщены к имевшемуся у Астраханова делу в качестве вещественных доказательств.　

Прежде, чем доставить бандитов в Мостовскую, Малышев подробно допросил Оксану Спицину и ее подругу Миру Старшинову. Девушки, поняв, что их друзья, оказывается, вовсе не коммерсанты, а бандиты, подробно рассказали о них все, что те говорили им о себе.　

После допроса девушек Малышев отпустил их домой. Впереди был допрос задержанных бандитов.　

ГЛАВА 24

Допрос Эрболата

Работники УВД Новочеркасска, не зная оперативной обстановки в Мостовском районе, не могли плодотворно, наступательно провести допросы задержанных бандитов. Поэтому Малышеву пришлось их допрашивать одному.　

Первым он попросил привести Голубева Виктора Петровича и сразу же усомнился в подлинности его паспорта. Гортанная, с акцентом речь преступника выдавала его. Безусловно, задержанный не был русским по национальности. Приглядевшись к нему внимательно, вспомнив ориентировку по розыску Усманова Эрболата, Малышев довольно произнес:　

— Ты, дорогой мой, никакой не Голубев, а Усманов Эрболат, член банды Власа. Вот уж никак не ожидал увидеть тебя так далеко от твоей Чечни.　

— Вы, начальник, меня, наверное, с кем-то спутали.　

— Ты не вальтуй, господин хороший. Всероссийский розыск на тебя именно мы заводили, а поэтому «голубок», — напоминая о фиктивной фамилии бандита по паспорту, произнес Малышев, — ты уж точно отлетался. Если хочешь, чтобы я тебя хоть как-то уважал как мужчину, то не вальтуй и не противься факту. Ты не возражаешь против того, чтобы я в протоколе допроса указал, что Голубев Виктор Петрович и Усманов Эрболат фактически есть одно и то же лицо?　

Эрболат понял, что дальнейшее запирательство бесполезно. Он разоблачен, а поэтому ему лучше всего в данном положении признать истину, так как там, куда его скоро повезут, на него имеется информация, от которой ему никуда не деться. Он теперь должен в корне изменить тактику своего поведения. Признавать то, что бесспорно. Это давало ему надежду, что оперработник может поверить другим его ложным показаниям.　

— Твоя взяла, начальник. Пускай будет по-твоему. Не думал, что так далеко от дома меня могут опознать.　

— Я тебе уже говорил, что мы приехали за вами из Мостовского отдела милиции. Направляясь сюда, мы уже знали, кого будем задерживать.　

— Не может быть! Никто не мог нас тут знать, тем более выдать, — усомнился Эрболат, не поверив сообщению Малышева. — Покажите мне свое удостоверение.

Малышев, не выпуская из рук служебное удостоверение, дал его прочитать Эрболату. Убедившись, что тот его не обманывает и он действительно является служащим Мостовского отдела милиции, Эрболат с удивлением в голосе спросил:　

— Интересно, кто же нас мог заложить?　

— Прямо я ответить на твой вопрос не могу, но сообщу без обмана, что того человека ты очень хорошо знаешь и даже выпивал с ним за одним столом.　

Страшное подозрение зародилось в голове Эрболата, но он не хотел в него верить: «Ведь не мог же Шмакарчук попасть в руки к ментам! Он же поездом уехал к себе на Украину. Тут уж мне ни в чем признаваться нельзя. Буду все отрицать до последнего».　

Поняв, что он разоблачен как преступник, Эрболат перешел на ты.　

— Ты меня задержал за участие в налетах группы Власа?　

— И еще кое за что, — хитро прищурив глаза, ответил ему Малышев.　

— За что же еще?　

— За участие в убийстве семьи Мироненко в нашем поселке.　

— Ничего, начальник, у тебя не получится. Тебе мне мокрое дело на шею не повесить.　

— И не собираюсь тебе его вешать, так как это вместо меня сделают твои подельники. Больше того, у меня есть свое личное мнение, что именно ты был организатором учиненной резни.　

— Чем вы его обосновываете?　

— Твои подельники Баранов и Шмакарчук перед тобой желторотые сосунки, которые даже не были ранее судимы. А ты матерый волк, прошедший неплохую школу под руководством Власа.　

Эрболат был согласен с суждением мента, что он в преступном ремесле намного опытнее своих сообщников, но брать на себя руководство бандитской группой в совершении мокрого дела не собирался, тем более что фактическим ее руководителем был не он, а Шмакарчук.　

— Не надо фантазировать, начальник. Больше того, что я сделал в группе Власа, ты мне ничего не пришьешь.　

— Ну что же, давай рассказывай, что учинила группа Власа с твоим участием.　

— У меня, начальник, очень память стала плохая. Могу лишь вспомнить последний наш налет. Остальные эпизоды я, возможно, вспомню, если ты мне о них напомнишь.　

— Пускай тебе твой следователь напоминает, мне хватит и одного твоего воспоминания, — небрежно заявил Малышев.　

Эрболат подробно рассказал о своем участии в нападении на коммерсанта. Он сообщил, что с Барановым несколько дней назад встретился случайно в Новочеркасске. Они познакомились, понравились друг другу, у них завязалась дружба, поэтому они решили временно вместе пожить в городе и отдохнуть в свое удовольствие, тем более что у Баранова в городе оказалось много знакомых девчат.　

Он заявил Малышеву, что со Шмакарчуком не знаком, отмежевал себя от обнаруженных в летней кухне пистолетов, заявив:　

— Возможно, пистолеты были спрятаны в печке ранее проживавшими на кухне квартирантами, которые, покидая квартиру, забыли забрать с собой свои стволы, тем самым подставив нас с товарищем под удар закона. Знать бы, кто оказался таким негодяем, я бы ему с удовольствием морду набил…　

Малышев старательно записал его показания, не опровергая и не пытаясь изобличить во лжи, так как следствие по делу задержанного только началось. Тем более что еще предстояло допросить второго задержанного — Баранова.

ГЛАВА 25

Допрос Баранова

Баранов был лично знаком с Малышевым, так как несколько раз им задерживался за малозначительные противоправные действия, по которым имел с ним неприятные для себя беседы. По этой причине он значился в уголовном розыске местной милиции как человек, склонный к совершению преступлений, легко попадающий под влияние сильных личностей.　

Прервав заполнение первой страницы протокола допроса, Малышев, закурив, угостил сигаретой и Баранова. Выпустив струю дыма в сторону от Баранова, он как бы с сочувствием произнес:　

— Ну что, Колечка, допрыгался? Я тебе сколько раз советовал: «Кончай, Коля, дурить, возьмись за ум». Ты отмахивался от меня, как от назойливой мухи — и вот… Теперь ты вляпался в такое дерьмо, за которое вас всех и расстрелять могут.　

— А что мы такого сделали?　

— Ты, Коля, свой дурацкий вопрос можешь задать тому человеку, который тебя будет расстреливать. Мне же на него ниже достоинства тебе отвечать. Только учти такую вероятность: когда у тебя появится желание со мной пооткровенничать, то окажется, что твое откровение никому не будет нужно. Твои дружки раньше тебя нам расскажут все, что надо. Вот смотри, Эрболат уже кое-что рассказал мне сейчас, — указав на протокол допроса Усманова, сообщил Малышев. — В частности, он мне рассказал, что он вовсе не Голубев Виктор Петрович, а Усманов Эрболат, что он влился в вашу группу после того, как мы поймали и посадили большинство группы Власа. Я тебе об этой группе ничего не буду рассказывать, так как ты наслышан о ней не меньше меня. Завтра он мне еще кое-что сообщит. А ты молчи, дорогой. Только когда тебя к стенке поставят, то поздно будет кричать: «За что?»　

Баранов, не перебивая Малышева, слушал его, смотря как на Бога.　

«Вот бы взялся он мне помочь, стал бы моим покровителем», — мечтательно подумал Баранов.　

Тем временем Малышев продолжал дальше терпеливо развивать свою мысль:　

— Ты, Николай, себя считаешь умником или дураком?　

— Может, я к умникам не отношусь, но дураком себя не считаю.　

— Скажем так: ты не совсем дурак. А раз так, то пораскинь своими не совсем умными мозгами, когда я начну делиться с тобой кое-какими своими секретами. Только слушай внимательно. Когда вы, убив супругов Мироненко, ограбив их, уехали в Новочеркасск…　

— Никого я не убивал, — перебив Малышева, недовольно заявил Баранов.　

— Николай, сделай милость, не перебивай, а только слушай. Ты же не подписываешь протокол допроса, в котором признаешь себя виновным в убийстве Мироненко, а только слушаешь меня. Так вот, когда ваша троица, угрохав Мироненко и ограбив их, решила рвануть сюда, то вы кому-нибудь из местных жителей говорили, куда едете?..　

По застывшим на себе глазам Баранова Малышев видел: тот, слушая его, переваривал в себе полученную информацию. Но он не говорил даже таких коротких слов, как «да» или «нет», а без них должного контакта у Малышева с Барановым не было. Однако приходилось довольствоваться тем, что есть.　

— Я точно знаю, что вы такой информацией не делились ни с кем. Вы же не совсем дураки. А раз так, то ответь мне на такой простой вопрос: «Почему я со своей группой приехал сюда и без каких-либо хлопот нашел вас и задержал? Кто мне в этом помог?»　

— Не знаю.

— А все же подумай, кто вас мог заложить и заложил? Если не ты и не Эрболат, то кто же третий? Что его заставило именно так поступить?　

— Я не верю, Григорий Викторович, чтобы он мог так подло поступить, — вырвалось у Баранова.　

«Слава Богу, лед тронулся», — довольно подумал Малышев, внешне не выдавая своего удовлетворения тем, что Баранов наконец-то заговорил.　

— Тогда скажи мне: если не он, то кто вас заложил?　

— Не знаю.　

— Еще не жил, а больше трех-четырех месяцев тебе жить не придется, — сочувственно заметил Малышев.　

— Почему? — удивился Баранов.　

— Доживешь до суда. Судья приговорит тебя к расстрелу. Вот и весь срок твоей жизни.　

— Тогда какой мне интерес откровенно с вами говорить, если меня так и так расстреляют?　

— При чистосердечном признании, которое суд учтет, тебя могут не к расстрелу приговорить, а дать тебе другую меру наказания. Если ты в своей группе не был паровозом. Хотя кое-кто мне такую мысль подкидывает на тебя…　

Постоянно давя на психику Баранова, Малышев заставил того рассказать ему о всех квартирных кражах, которые тот вместе со Шмакарчуком совершил в Мостовском районе. Баранов подробно говорил обо всем, но, когда Малышев начинал интересоваться, кто убил Мироненко, он отказывался давать показания.　

Как ранее Баранов договорился с Эрболатом, он сообщил Малышеву, что его дружба с ним началась всего лишь несколько дней назад, когда, встретившись с Эрболатом в Новочеркасске, они быстро смогли найти общий язык и их случайное знакомство переросло в дружбу.　

— Откуда у тебя оказалась наличность в четырнадцать миллионов рублей? — задал Малышев очередной вопрос Баранову.　

Тот не мог ничего вразумительного ответить. Выдвигаемые им версии относительно денег были до такой степени неубедительными даже для самого задержанного, что он в конечном итоге заявил:　

— Я вам, Григорий Викторович, на этот вопрос не желаю отвечать.　

— Пускай будет так. Но уж на такой вопрос, кому из вас, тебе или Эрболату, принадлежат пистолеты, ты мне ответишь?　

— Эрболату! — не раздумывая заявил Баранов, ибо так оно в действительности и было, а отвечать за чужие грехи он не собирался.　

— Ты отвечаешь за свои слова?　

— Отвечаю!　

— А если я сейчас тебе сделаю очную ставку с Эрболатом, ты на ней подтвердишь то, что сейчас сказал?　

— Обязательно! Мне чужого не надо, у меня своих грехов хватает, — понуро и обреченно заметил Баранов.　

Завершив допрос Баранова, Малышев попросил милиционеров привести к нему Эрболата. На очной ставке Баранов действительно подтвердил, что обнаруженные в их временном жилище пистолеты принадлежат Эрболату.　

Усманов не стал отпираться и подтвердил показания другой стороны. Тем более что они для него большими осложнениями не грозили. Если он признал факт разбойного нападения на коммерсанта, за которое предусмотрена высшая мера наказания, то незаконное хранение огнестрельного оружия на таком фоне выглядело малозначительным преступлением, о котором не стоило бы и говорить. Правда, он в суде будет обвиняться в совершении разных преступлений, но это было для него сейчас не самым главным. Главным было то, что Баранов не признался менту в убийстве супругов Мироненко…　

На этом рабочий день Малышева закончился. Отправив задержанных в ИВС, он вместе с милиционерами отправился в гостиницу отдыхать.　

ГЛАВА 26

Действие, не предусмотренное уголовным кодексом

На другой день утром, дав возможность позавтракать задержанным за государственный счет, а это значило попить чая без сахара с кусочком хлеба, группа Малышева вместе с Усмановым и Барановым на своем «уазике» отправилась домой.　

Скорость спецавтомобиля была крейсерской — семьдесят километров в час, а поэтому группе в дороге предстояло быть долго, что делало «путешествие» утомительным и скучным.　

Кузов «уазика», полностью металлический, делился такой же перегородкой на две секции. В задней секции по бокам имелись твердые сиденья, на которых могло поместиться четыре человека. Эта секция имела одностворчатую дверь с зарешеченным металлической сеткой окном. Дверь можно было открыть только снаружи специально вставленным в замок квадратом с ручкой. В эту секцию был помещен один Усманов. Зная, что Усманов сам не сможет выбраться из машины наружу, Малышев не счел нужным посадить туда для охраны милиционера. Они все сели во вторую секцию автомобиля, где были мягкие сиденья, откуда через металлическую перегородку, в которой имелось окно, можно было приглядывать и за Усмановым.　

Чтобы задержанные не имели возможности сговориться между собой, Баранов был изолирован от Усманова и ехал во второй секции автомобиля вместе с работниками милиции. У него, как и у Усманова, на руках были наручники.　

Вот такая картина предстала бы перед читателями, пожелавшими увидеть всю группу Малышева в движении.　

Их маршрут проходил все время по широкой асфальтированной дороге с не очень интенсивным движением транспорта. Трястись преступникам на сиденьях сильно не приходилось, поэтому они могли сосредоточиться на своих проблемах.　

В частности, Усманов думал: «Чего я, дурила, связался с этими дубинами? Они ни грабить, ни убивать не умеют профессионально. Какая необходимость была убивать потерпевших? Ведь можно было напасть на них в масках и молча сделать в доме свои дела. Мироненко надо было всего лишь связать. Если бы мы так поступили, то теперь не пришлось бы отвечать за их убийство. Далеко нам всем до мастерства Власа. Не тот подход и не тот класс… Если собрать в кучу все те налеты, в каких я участвовал в группе Власа, да к ним присоединить последний наш «подвиг», то сомневаться не приходится: «сваты» меньше чем к расстрелу приговаривать не станут… Мент мне вчера говорил, что я самый старший в нашей группе и самый опытный, а поэтому он не исключает, что именно я руководил нападением на семью Мироненко. Откуда ему знать, что нами руководил Шмакарчук? Он просто гадал! Поймет свою ошибку, когда все дело раскрутится и каждый эпизод встанет на свое место. А вдруг по справедливости не раскрутится и ничего не встанет на свое место? Баран со Шмаком — друзья, тогда как я к ним сбоку прилипало. Они могут сговориться, если уже не сговорились, и выдадут меня за свой паровоз. Так настоящие мужчины не поступают, но что возьмешь с этих собак, если они именно так поступят? Ничего! Я тогда не смогу доказать свою второстепенную роль в преступлении… Как поступить? Что предпринять?»　

Невеселые мысли привели Эрболата к одному умному, с его точки зрения, решению. «Необходимо, пока нас везут в Мостовскую, попытаться совершить побег. Другого случая у меня может и не быть. Опер молодой, но ранний. Сволочь, порвал «молнию» на брюках. Если мне удастся совершить побег от ментов, то придется придерживать пояс брюк руками, иначе запутаюсь в штанинах и упаду.

При побеге неудобств у меня масса, к тому же руки в наручниках. Попрошусь на двор по-большому, тогда ментам придется или самим снимать и надевать на меня брюки (на такое унижение они, конечно, не пойдут), или на время снять с меня наручники. Без наручников, если еще удастся кого-то из ментов сбить с ног, возможно, мне улыбнется в последний раз счастье и я убегу от них…»　

Подобные мысли роились и в голове Баранова, но менее рискованные. Являясь по натуре трусом, он не планировал побег, так как допускал, что в таком случае работники милиции могут стрелять в него. Быть убитым сейчас его не устраивало. Пускай это произойдет после суда, но до суда, как ему казалось, у него было еще много времени. Смерть когда-то через полгода — или сейчас, когда ее можно избежать?　

Долгая езда в некомфортабельном автомобиле надоела как работникам милиции, так и задержанным. Они уже ехали по трассе Армавир — Лабинск. Автомобиль то весело бежал в балку, то без особого труда поднимался на очередной холм.　

Наблюдавший за дорогой Эрболат в балке, сильно поросшей лесом, постучал в перегородку скованными наручниками руками, требуя остановить машину.　

Водитель, съехав с трассы на небольшую полянку у дороги, остановил автомобиль.　

— Чего тебе надо? — через окошко поинтересовался у Усманова милиционер.　

— На двор по-большому хочу, — сообщил Эрболат.　

— Валяй в штаны там, где сидишь, — пошутил милиционер.　

— Сводите его в кусты, нечего над человеком издеваться, — строго потребовал Малышев.　

Двое милиционеров, выпрыгнув из машины, стали с удовольствием разминаться. Оба они были высокого роста, спортивного телосложения, под стать друг другу. Чувствовалось, что в ближайшие тридцать лет им не придется искать дорогу в поликлинику. Подойдя к ним, Малышев строго потребовал:

— Действуйте так, как я вам раньше говорил.　

— Григорий Викторович, не волнуйся, все будет о'кей, — успокоил его старший сержант.　

Малышев открыл дверь в секцию Эрболата и выпустил его из машины. Двое милиционеров ушли с ним в лесок.　

Малышев, вновь сев на переднее сиденье рядом с водителем, полуобернувшись назад, произнес:　

— Николай! Может быть, и ты заодно со своим дружком сходишь на двор, чтобы потом лишнюю остановку не делать?　

— Не хочется, — устало сообщил ему тот.　

Внезапно они услышали автоматные выстрелы в той части лесочка, куда ушли милиционеры с Эрболатом.　

— Почему стреляют? — испуганно спросил Баранов у Малышева, услышав интенсивную стрельбу.　

— Наверное, твой друг попытался убежать. Но, сам понимаешь, от пули не убежишь, — обыденно, как о расправе с мухой, сообщил ему Малышев. Потом, обращаясь к другому милиционеру, сидящему в машине, потребовал: — Андрей Яковлевич, возьми свою папку, пойди оформи протокол по всем правилам на гибель бандита при попытке к бегству.　

— А если он только ранен?　

— Можете добить, чтобы меньше с ним было возни, — обыденно распорядился Малышев.　

Когда уже третий работник милиции покинул машину, чтобы выполнить задание Малышева, тот поинтересовался у насмерть перепуганного Баранова:　

— Ну что, шустрячок, пойдешь следом за своим подельником или будешь колоться?　

Затравленному сложившейся ситуацией Баранову ничего не оставалось, как подробно рассказать Малышеву о групповом нападении на семью Мироненко и кто из бандитов какую функцию там выполнял. Малышев не спеша, со всеми подробностями, не упуская мелочей, записал его показания.　

Тем временем третий посланник Малышева, отойдя от машины метров на пятьдесят в сторону выстрелов, увидел лежащего в траве Усманова. Третий работник милиции — Андрей Яковлевич — был в гражданской одежде, как и Малышев, а поэтому Эрболат не знал его звания и занимаемой должности.　

— Что случилось? — строго спросил у милиционеров Андрей Яковлевич.　

— Вот эта сволочь пыталась от нас убежать, — грубо толкнув ногой Эрболата, пояснил ему старший сержант.　

— У вас было законное основание его застрелить. Почему он живой? Почему, пользуясь законным правом, вы его не пристрелили? Он бандит, и таким зверям не место на земле.　

— Как прикажете. Свою промашку нам не трудно устранить, — передергивая затвор автомата, с готовностью сообщил старший сержант.　

Слушая этот разговор, Эрболат понял, что менты хотят от него избавиться под предлогом, который он им сам же и дал. Вот так по-глупому, по-собачьи его сейчас убьют поганые менты? Его сердце сжалось в обиде за свою неудавшуюся, несчастную жизнь. Ему стало жалко себя.　

— Я хочу жить! — неожиданно для него самого вырвалось из его горла.　

— Мы тебя оставим в живых только в том случае, когда ты честно, без утайки расскажешь нам, как вы убили семью Мироненко.　

— Я все расскажу! — уже уронив свою честь и достоинство, потерянно заверил Андрея Яковлевича Эрболат, ползая перед ним на коленях. Думал ли он когда-нибудь, что так станет цепляться за жизнь?　

Андрей Яковлевич подробно записал показания Эрболата в протокол допроса. Дал затем его допрашиваемому прочитать.　

— Я все верно записал?　

— Да.　

— Снимите с него наручники, — потребовал Андрей Яковлевич, обращаясь к милиционерам. Те молча выполнили его команду. После этого он сказал Эрболату: — Возьми ручку и в конце протокола своей рукой напиши: «Протокол допроса с моих слов записан верно и мной лично прочитан, дополнений к нему не имею». — После того как Эрболат сделал в протоколе соответствующую запись, он ему посоветовал: — Теперь можешь протокол допроса заверить своей подписью.　

Эрболат выполнил и данную рекомендацию ненавистного ему мента, от которого сейчас зависела его жизнь.　

— На двор еще хочешь или нет? — поинтересовался у Эрболата Андрей Яковлевич.　

— Нет! Я уже сходил.　

— Ну, тогда пошли к машине.　

Не делая в дороге больше никаких остановок, кроме автозаправки в Лабинске, группа Малышева без новых ЧП вернулась в Мостовскую. Долгая и кропотливая работа сотрудников уголовного розыска увенчалась большим успехом, разделить который с ними сразу нашлось много желающих, даже на уровне краевого масштаба. Таковы уж наши реалии жизни, от которых не так легко избавиться.　

С доставленными в Мостовской ИВС бандитами стал работать старший следователь прокуратуры Астраханов.　

Оперативным работникам уголовного розыска (о других службах милиции в моем романе речь не идет) постоянно приходится иметь дело с личностями, которые не уважают закон, правила человеческого общежития. Оперативники являются чистильщиками общества от его паразитических, злокачественных образований.　

Некоторые из них не всегда делают свою работу чистыми руками, без обмана преступников, но при этом остаются чистыми душой.　

Что заставило Малышева, перспективного молодого оперативного сотрудника, пойти на нарушение действующего закона и своих инструкций и приказов?　

Стремление как можно больше привлечь к уголовной ответственности людей, которые совершили преступления и которые должны за них понести заслуженное наказание?　

А может быть, увиденная бойня в доме Мироненко лишила его объективности и толкнула на злоупотребление своим служебным долгом, чтобы убийцы и мародеры не смогли уйти от ответственности за содеянное ими зло?　

Ответы на данные вопросы на совести Малышева, пусть так оно и останется. Служебного расследования Малышеву не было, так как ни Усманов, ни Баранов не пожаловались на него прокурору.　

Конечно, благородная цель не может быть достигнута любым, даже недозволенным способом. Попрание закона из благородных побуждений однажды при попустительстве властей может превратиться в террор работников правоохранительных органов, который был в нашей стране в тридцатые — сороковые годы уходящего столетия.　

Что удивительно, зеки очень редко жалуются в соответствующие инстанции на неправомерные действия оперативных работников при достаточных основаниях для этого. Тогда как жалобы на действия следователей, которые якобы нарушили процессуальное право, довольно частое явление.　

Жалобы зеков на действия следователей большей частью вызваны тем, что на подлость и лживость своего подследственного тот не может ответить тем же, так как скован рамками закона, тогда как подследственный может официально обвинить своего следователя в любом преступлении и не будет нести за свою, даже доказанную лживость никакой ответственности. По действующему закону, который не ставит стороны в равные условия, такое поведение зека является защитой. Что остается в таком случае делать следователю? Ждать, когда законодатели поумнеют и его, как любого гражданина страны, возьмут под свою защиту.　

Ни Усманов, ни Баранов впоследствии не отказались от своих показаний, данных Малышеву под психологическим воздействием.

Чем можно объяснить такую «снисходительность» преступников к оперработнику? Страхом перед силой оперработников? А может быть, они не желали вспоминать минуты своего страха, слабости и позора, когда были вынуждены начать давать показания? Пусть над данной проблемой задумается ученый-психолог, меня же она не интересует.　

ГЛАВА 27　

Оперативное совещание

С задержанием Усманова и Баранова работа по убийству и ограблению супругов Мироненко продвинулась намного вперед. Но без задержания главаря группы Шмакарчука о всесторонности и полноте следствия по делу говорить не приходилось.　

Перед работниками милиции и прокуратуры стояла теоретически неразрешимая проблема. Они попытались ее решить на совместном оперативном совещании, которое состоялось в кабинете начальника отдела милиции полковника Гребенюкова, конечно же, с его участием. На совещании присутствовали прокурор района Рогозин, начальник ОУР Манаенков, старший следователь прокуратуры Астраханов.　

Все сходились на том, что кому-то из оперативных работников надо ехать на Украину, чтобы собрать там необходимый материал на Шмакарчука, задержать его и доставить в район. Такое быстрое решение задачи было бы возможным, когда существовал СССР. Теперь Украина стала суверенным государством, поэтому ее власти вряд ли позволят оперативным работникам другого государства на своей территории проводить дознание и тем более следственные действия.

— Может быть, нам нужно написать письмо к украинским властям с ходатайством, чтобы они разрешили у них такую деятельность? — не очень-то уверенный в своем предложении, заявил Манаенков.　

Ему немедленно возразил прокурор Рогозин:　

— Бесполезная затея, Виктор Викторович, поэтому мы за нее даже не будем браться.　

— Почему?　

— Такое ходатайство перед украинскими властями могут заявлять только ваш министр внутренних дел и наш генеральный прокурор. Наше краевое начальство инициативу снизу не поддержит и хода дальше ей не даст. Посчитает, что у нас доказательств вины Шмакарчука в совершенном преступлении маловато.　

— Как маловато, если его изобличают два его подельника? — удивился Манаенков.　

— Сегодня они его изобличают, а завтра откажутся от своих показаний. Какие тогда у нас останутся доказательства, изобличающие его в преступлении? — развил свою мысль Рогозин.　

— Получается, что никаких, — согласился с ним Манаенков.　

— Вот то-то и оно.　

— Что же нам остается делать?　

— Не знаю. Наверное, опять придется положиться на русскую смекалку, — улыбнулся Рогозин.　

Так и не найдя приемлемого решения по выходу из патовой ситуации, работники правоохранительных органов расстались. Но мысль, подкинутая Манаенкову прокурором Рогозиным насчет русской смекалки, запала ему в голову.　

Манаенков часами находился в следственной комнате, где беседовал то с Усмановым, то с Барановым. У них он узнавал все о Шмакарчуке: чем он увлекался, его планами на будущее… Еще не понимая и не зная, для чего он собирает весь этот материал.　

Как-то выйдя из ИВС после очередной беседы с Барановым, Манаенков у двери своего кабинета увидел поджидавшего его Мироненко-младшего.　

— Станислав, ты ко мне?　

— Да, к вам! — подтвердил тот.　

— Что тебя привело ко мне? — открыв дверь кабинета и пропуская первым гостя, поинтересовался у того Манаенков.　

Тридцатилетний Станислав Прохорович был сильно похож на своего отца и ростом, и комплекцией.　

— Виктор Викторович, — присаживаясь на стул, начал Мироненко, — меня удивляет ваша нерасторопность.　

— В каком же это плане? — догадываясь о причине недовольства гостя, все же спросил Манаенков.　

— Почему вы не направляете своих сотрудников на Украину к Шмакарчуку, чтобы они его там задержали и привезли сюда на суд? Ведь он может куда-то сбежать, когда узнает, что его сообщники вами пойманы.　

— Не все так просто получается, Станислав, как нам бы хотелось, — вздохнул Манаенков.　

Он поделился с Мироненко возникшей перед работниками правоохранительных органов проблемой, связанной с задержанием личности Шмакарчука в связи с тем, что тот находится на территории другого суверенного государства.　

Выслушав его, Мироненко предложил:　

— Если вам официально нельзя проводить свою оперативную работу на Украине, то почему бы мне как частному лицу не заняться тем, что вам не положено?　

— Частное лицо рискует собой и само за себя отвечает. Мы — государственные люди и не имеем права заниматься отсебятиной.　

— Никакого риска я не боюсь. Я горю желанием отомстить за гибель своих родителей. Они всю жизнь пахали как волы, чтобы скопить лишнюю копейку, а тут какой-то слизняк не только ограбил их и убил, а еще и поиздевался над их трупами. Я его там своими руками разотру о стену в порошок.　

— Дешево ты, Станислав, себя ценишь.　

— Почему?　

— Ну отомстишь ты ему, но одновременно самого себя из-за него погубишь. Чего ты этим добьешься?　

— Но я не могу его оставить безнаказанным! Подскажи, что мне дальше делать?　

— Твердо держать себя в руках, холодно и расчетливо поступать, на время забыть о мести, тогда что-то еще может получиться.　

— А что?　

— Я тебе предлагаю найти себе смелого и надежного помощника. Такой человек у тебя есть?　

— Вы же знаете, как много у меня в поселке друзей, — напомнил Манаенкову Мироненко.　

— Тебе из них нужно выбрать одного, самого проверенного. С ним ты можешь прийти ко мне в любое время. Только подбирай такого, который хотя бы немного смахивал на горца.　

— У меня как раз такой друг есть. Он служил в Афгане.　

— Давай завтра с утра приходи вместе с ним, поговорим о серьезном деле.　

— Каком? — нетерпеливо поинтересовался Мироненко.　

— Когда придете, тогда и узнаете. Я к тому времени постараюсь все хорошенько обмозговать.　

ГЛАВА 28

Русская смекалка

Когда на другой день утром Мироненко с другом явились в кабинет Манаенкова, тот уже был готов для беседы с ними.　

Тридцатилетний друг Мироненко был среднего роста, худощав, темноволос и смугл от природы. Не исключалось, правда, что афганский загар еще не весь сошел с его кожи. Здороваясь с Манаенковым, он представился:　

— Дегтярев Василий Данилович, капитан запаса.　

Гости присели на стулья, Манаенков поинтересовался у Дегтярева:　

— Вам Станислав говорил, зачем вы ему понадобились?　

— В общих чертах. Сказал, что подробности скажете вы.　

Сообщив Дегтяреву о проблеме, которая возникла у оперативных работников в связи с личностью Шмакарчука, Манаенков далее продолжил:　

— У Станислава было желание поехать на Украину к Шмакарчуку и там его убить. Но такой вариант неприемлем. Вместо этого я предлагаю вам, на добровольной основе, выкрасть Шмакарчука и доставить сюда… Как вы на это смотрите?　

— Я согласен! — не долго раздумывал Мироненко.　

— Станислав — мой друг. Я считаю, что отказывать ему в помощи в таком святом деле нельзя, — сообщил свою точку зрения Дегтярев.　

— Очень хорошо, что у Станислава есть такой друг, как вы, Василий Данилович… Но вам вдвоем не справиться. С вами еще поедет наш оперативный сотрудник, который ради такого случая написал рапорт на имя начальника милиции и пошел в трудовой отпуск. Так что вы трое будете действовать на территории Украины как частные лица…　

В это время в кабинет заглянул мужчина в штатском.　

— Андрей Яковлевич, заходите к нам, — пригласил его Манаенков. — Мы тут как раз о вас разговор вели…　

Манаенков познакомил своего сотрудника с гостями. По протекции Малышева Сиденко Андрей Яковлевич был переведен из милиционеров работать в уголовный розыск. Так как в уголовном розыске он проработал совсем недолго, то Шмакарчук его не мог знать в лицо.　

— Думаю, его помощь как специалиста по нашей части очень вам пригодится, — сказал Манаенков.　

— Мы не сомневаемся, — довольно произнес Мироненко, который понимал, что без помощи работников уголовного розыска выполнение задания усложнится, тогда как с появлением в группе Сиденко вся ответственность за операцию ляжет на него.　

— Тебя Шмакарчук когда-нибудь видел в лицо? Как-никак, а он является твоим родственником, — обращаясь к Мироненко, поинтересовался Манаенков.　

— Не виделись мы с ним никогда! И в гробу я видел таких родственников, — сердито вспыхнул Мироненко.　

— Очень хорошо! Теперь все слушайте меня внимательно. Шмакарчук по дурости сообщил своим друзьям, что не любит москалей, то есть нас, и готов убивать при первом подходящем случае. В его группе находился чеченец, который сейчас глухо сидит у нас. Он и его подельник сообщили мне, что Шмакарчук горит большим желанием поехать в Чечню, где на стороне сепаратистов хотел бы (конечно, за деньги) убивать и грабить москалей. Так вот я подумал: а что, если нам взять и выдать Андрея Яковлевича за вербовщика сепаратистов, который, якобы завербовав вас в наемники, предложит и Шмакарчуку последовать вашему примеру? Конечно, Андрею Яковлевичу придется не жадничать и предложить ему большие заработки на будущей «работе».　

— А поверит ли он в нашу легенду? — с сомнением в голосе заметил Дегтярев.　

— Мы обязаны заставить его поверить нашей сказке, — твердо заявил Манаенков.　

— А как?　

— Нарядим его подельников Усманова и Баранова в защитную форму, дадим им в руки автоматы, конечно, без боеприпасов. Андрей Яковлевич обнимет их, как лучших друзей. Мы их сфотографируем на фоне горы. Если хотите, то я могу на время стать дополнительным фоном, — улыбнулся Манаенков.　

— Каким это фоном? — не понял его юмора Мироненко.　

— Буду лежать у них под ногами в позе якобы убитого ими москаля.　

Несмотря на то что обсуждалась серьезная операция, шутка Манаенкова вызвала улыбки присутствующих в кабинете.　

— Фотография такая нам понадобится, но только без вашего «фона» на ней, — заметил Сиденко.　

— Очень хорошо, если у нас все будет развиваться по вашему плану. Но вдруг Шмакарчук нам не поверит или раздумает отправляться в Чечню убивать москалей, тогда как нам быть? — поинтересовался у Манаенкова Дегтярев.　

— Тогда вам остается одно: грубо его похитить и контрабандой переправить в Россию. Особой сложности в такой контрабанде нет, так как таможня имеется только на трассах, которые можно обойти стороной.　

— Придется, по-видимому, так и поступить, ибо иного выхода у нас не будет, — согласился с ним Дегтярев.　

— Как мы будем добираться отсюда до Украины и возвращаться назад? — спросил Мироненко.　

— Надо будет туда отправиться на личном транспорте. У кого из вас есть своя машина?　

— У меня! — ответили все трое претендентов на поездку по Украине.　

— Твою машину, Станислав, и тебя в качестве водителя мы не можем задействовать в операции, — сообщил Мироненко Манаенков.　

— Почему? — удивился тот.　

— Не дай Бог работники ГАИ начнут проверять твои документы в присутствии Шмакарчука. Он сразу тебя расколет со всеми вытекающими последствиями. Твоя кандидатура, Андрей Яковлевич, как водителя и владельца машины тоже не подойдет. На твоем «Запорожце» я бы дальше Лабинска не рискнул ехать. К тому же ты на водительском удостоверении снят в милицейской форме.　

— Тогда придется нам ехать на моей девяносто девятой, — предложил свои услуги Дегтярев.　

— Я тебе, Василий, оплачу все твои издержки, — поторопился сказать ему Мироненко.　

Дегтярев обиделся:　

— Я с тобой отправляюсь на Украину как друг, а за деньгами, и даже большими, ни за что бы не отправился.　

На третий день подготовки группа из трех человек отправилась в путь. Без оружия, с личными паспортами, липовыми документами штаба сепаратистов Чечни и групповой фотографией Сиденко в обнимку с бандитами.　

Конечно, фальшивые документы были состряпаны на скорую руку, и хороший профессионал сразу обнаружил бы подделку, но для Шмакарчука такие документы должны были стать важной визитной карточкой.　

ГЛАВА 29

Смелость города берет

Сиденко местожительство Шмакарчука установил через его тетку Марию Николаевну Ткаченко. Она сообщила ему, что ее племянник проживает в городе Жмеринка Винницкой области и даже дала точный домашний адрес.　

В Жмеринку группа Сиденко приехала под вечер. Там они нашли улицу Бендеры и дом сто семьдесят девять. Дом был небольшой, одноэтажный, с двумя окнами на улицу.　

Мироненко и Дегтярев остались в машине ждать результата разведки Сиденко. Подойдя к калитке, Сиденко постучал по металлическому почтовому ящику и за нарушение тишины тут же был облаян дворняжкой, пытавшейся сорваться с цепи. На лай собаки из дома вышел мужчина лет пятидесяти, одетый в рабочую одежду. Даже издали видны были наколки на его руках, а по одежде можно было судить, что материальный достаток в доме отсутствует.　

Мужчина открыл калитку и вышел на улицу. Сиденко вежливо поздоровался с ним и спросил:　

— Тарас Шмакарчук в этом доме живет?　

— Да.　

— Я могу его увидеть?　

— А кто такой будешь? — не очень любезно спросил мужчина.　

— Мы с Тарасом друзья, собирались поехать в одно место на заработки.　

— Что-то я тебя раньше не видел.　

— Я вас тоже не знаю. Не отец ли вы Тарасу?　

— Его родитель.　

— И как же мне свидеться с вашим сыном?　

— Не знаю. Где-то чертов кобель много денег добыл. Два дня назад укатил с ними в Киев. Теперь, сволочь, пока их там все не оставит, домой не вернется. Снова сядет, байдак, на родительскую шею. А ведь мог бы частью своего капитала и с родителем поделиться.　

— Он мне о вас очень уважительно отзывался. Я прямо удивлен, что он не помог вам деньгами.　

— Видать, по пьянке брехал о своей любви к родителям. А как был скотом, скотом и остался.　

Дальнейшая беседа для Сиденко теряла всякий смысл. Желая ее прервать, он поинтересовался:　

— А где я смогу найти Тараса в Киеве?　

— Черт его знает, где он там болтается, — с раздражением и обидой за то, что у него такой непутевый сын, ответил Шмакарчук.　

Сиденко возвратился к машине. Сев в нее, он передал своим помощникам содержание беседы с хозяином дома.　

— Что будем предпринимать? Останемся в городе, переночуем в гостинице или прямо сейчас отправимся в Киев? — поинтересовался у спутников Сиденко.　

— Засиживаться здесь нам нет никакого резона, но дорога до Киева дальняя, а поэтому хочешь не хочешь, а отдыхать надо, — высказал свою мысль Мироненко, которому было неудобно до усталости эксплуатировать добровольных помощников.　

— Мое предложение такое: нам надо немедленно отправляться в Киев. Конечно, я за рулем устал, но вы можете по очереди управлять машиной, тогда мы все понемногу сможем отдохнуть, — предложил Дегтярев.　

— Мы так и поступим, — поддержал его идею Сиденко.　

К пригороду Киева они подъехали под утро. Остановились в мотеле. Поставив машину на стоянку, поднявшись в свой номер, они отказались от завтрака и уснули как убитые. До самого вечера их никто не беспокоил, и они хорошо выспались.　

Поужинав в ресторане, расплатившись со служащими мотеля за услуги, они поехали в Киев на поиски Шмакарчука.　

В огромном многомиллионном городе найти человека, который не имеет прописки, — бесполезная затея. И все-таки люди, знающие Шмакарчука только по фотографии, все равно взялись за эту безнадежную работу.　

Купив путеводитель по Киеву, они начали объезжать его питейные заведения. Устав до отупения, они в двенадцать часов ночи решили поужинать в ресторане «Киев».　

После ужина Дегтярев, отстав от друзей, завернул к бару, чтобы купить пачку сигарет. Тут же распечатав ее, с удовольствием закурил. Неожиданно кто-то довольно сильно ударил его рукой по плечу со словами:　

— Василий! Кого я вижу, ты ли это?　

Повернувшись лицом в сторону побеспокоившего его человека, Дегтярев узнал в нем своего бывшего сослуживца по Афганистану капитана Остроушко. Тот был одет богато, изысканно и со вкусом. Дружески улыбаясь, они обнялись и расцеловались.　

— Иван, я тебя, честно говоря, едва признал, — отстраняясь и рассматривая друга, признался Дегтярев.　

— Почему? Неужели я так состарился?　

— Да нет, — успокоил его Дегтярев. — Разодет как франт. Прямо миллионер.　

— У нас тут теперь все миллионеры и миллиардеры, — небрежно заверил Остроушко. — Ты мне скажи, каким ветром тебя занесло к нам? Давай сядем за стол и поговорим.　

— Только встали из-за стола. К тому же я не один.　

— Что-то я не вижу с тобой никого, — оглядываясь по сторонам и желая увидеть сопровождение друга, заметил Остроушко.　

— Я тут у бара из-за сигарет задержался, а друзья, наверное, на выходе ждут меня, — пояснил ему Дегтярев.

— Я вас от себя никуда не отпущу. Мы сейчас все отправимся в одно место. Погуляем, вспомним молодость…　

Направляясь к выходу из ресторана, Дегтярев обратил внимание на двух дюжих парней, которые проявляли к ним повышенный интерес.　

— Иван, мне кажется, что за нами следят вон те двое гамбалов.　

— Можешь на них не обращать внимания. Это мои телохранители, — успокоил его Остроушко.　

— Ты что, в своей Раде такой шишкой стал, что правительство выделило тебе телохранителей? — наивно поинтересовался Дегтярев.　

Беззаботно, громко и от души рассмеявшись, Остроушко поведал другу:　

— Я, Василек, мафиози. Тут у нас в Киеве в большом авторитете.　

— Значит, у тебя за спиной имеется большая воровская группировка, — резюмировал Дегтярев.　

— Почему ты так считаешь?　

— Чем больше людей поддерживает мафиози, тем больше у него авторитет.　

— Верно рассуждаешь! Откуда такие знания почерпнул?　

— Надо газеты читать, они иногда кое в чем здорово просвещают, — ответил Дегтярев.　

Выйдя из ресторана, Дегтярев познакомил Остроушко со своими друзьями. В это время к ним подошли телохранители авторитета.　

— Здесь все свои, — сообщил им Остроушко. — Ждите меня в нашей тачке.　

Парни молча повиновались.　

— Как будем распоряжаться оставшейся ночью? Продолжим гулянку в ресторане или поедем отдыхать? — с готовностью предложил свой план Остроушко.　

— Нам не до гулянки и не до отдыха, — разочаровал его Дегтярев своим отказом. — Мы тут по делу, с которым не знаем, как справиться.　

— Что за проблемы? Если в моих силах, то помогу их разрешить.　

— Давай, Иван Юрьевич, сядем в нашу машину и там поговорим, — предложил ему Дегтярев.　

В машине он вкратце рассказал Остроушко при гробовой тишине о трагедии в семье Мироненко. Выслушав его, Остроушко с сочувствием посмотрел на Мироненко.　

— И этот разыскиваемый убийца твоих родителей ко всему прочему еще является тебе троюродным братом?　

— К сожалению, да, — кивнул Станислав.　

— Таких родственников крысиной породы лучше не иметь. А когда они выявляются, их надо немедленно мочить. Если этот Шмакарчук действительно сейчас находится в Киеве, то мои парни его обязательно найдут. Чтобы вам не возиться с ним, я заодно поручу им, чтобы они его пустили в расход.　

— Мы с благодарностью принимаем твою помощь, но Шмакарчук нам нужен живым, — возразил Сиденко.　

— Как же вы сможете переправить его через границу? — не очень веря в такую возможность, поинтересовался Остроушко.　

— У Шмакарчука есть большое желание повоевать в Чечне, пострелять москалей. Чем я ему не дудаевский вербовщик? — пошутил Сиденко. — Поэтому если твои парни его найдут, то пусть сообщат ему, что с ним желает встретиться чеченский вербовщик.　

— Неужели он клюнет на такую наживку?　

— Когда найдем его, тогда и узнаем, — уклонился Сиденко от прямого ответа.　

Однако его ответ Остроушко вполне удовлетворил.　

— Значит, так, я сейчас дам своим парням соответствующее задание. К его выполнению они подключат дополнительные силы. Когда найдут Шмакарчука, то привезут его в одно укромное место, о чем сообщат мне. Мы же тем временем поедем ко мне в мою гостиницу. Там отдохнем, поговорим. У меня есть большой разговор с Василием. Как я рад, дружище, встрече с тобой, — потрепав Дегтярева по шее, как бы проверяя ее на крепкость, признался Остроушко. — В гостиницу я поеду с вами на вашей тачке, свою я временно отдам хлопцам, чтобы они смогли быстрее раскрутиться.　

— В моей машине места всем хватит, — заверил Дегтярев.　

— Тогда я пошел, ждите.　

Когда Остроушко вышел из машины, то Дегтярев, обращаясь к Сиденко как к старшему группы, заметил:　

— Андрей Яковлевич, по-видимому, нам надо принять приглашение моего друга, а решение нашей задачи отдать на откуп его парням.　

— Больше нам ничего не остается, — согласился тот с ним.　

Возвратившийся к ним Остроушко, сев в машину, стал показывать Дегтяреву дорогу к своей гостинице.　

Они остановились около девятиэтажного, подковообразной формы дома.　

— Вот и приехали! — первым выходя из машины, сообщил Остроушко.　

На лифте они поднялись на третий этаж дома. Там Остроушко нажал кнопку электрического звонка одной из квартир. Дверь им открыла девушка лет двадцати, одетая в яркий ситцевый халат, перетянутый в талии поясом.　

— Жанна, принимай гостей, — распорядился Остроушко, разуваясь в коридоре. Его примеру последовали прибывшие с ним гости.　

— Иван Юрьевич, где прикажете накрыть стол — в кухне или в зале?　

— В зале! — коротко бросил он.　

Девушка знала, что она красива, иначе Остроушко не взял бы ее к себе на работу, поэтому, получив распоряжение Остроушко, повернулась к ним спиной и, плавно покачивая бедрами, поплыла из коридора на кухню. Мужчины молча проводили ее взглядами, посмотрели друг на друга, улыбнулись, после чего прошли в зал.　

Там Остроушко, включив видик, вставил в него видеокассету с эстрадными песнями.　

— Пока Жанна нам будет накрывать стол, вы можете послушать наши украинские песни, — предложил он гостям.　

Сиденко с Мироненко воспользовались его предложением. Сам же Остроушко вместе с Дегтяревым ушел в свой кабинет, где, рассевшись в креслах, они стали вести непринужденную беседу.　

— Что за хоромы и кому они принадлежат? — спросил Дегтярев.　

— Эту четырехкомнатную квартиру я купил сам и использую ее под гостиницу. Провожу здесь встречи с нужными людьми: заключаю с ними разные сделки, решаю общие проблемы. Кто-то остается ночевать, кто-то трахает моих девчат. Короче, все остаются довольны моими приемами. Своих девчат я держу в строгости, слежу за их стерильностью, иначе могу из-за них заиметь вместо друзей врагов. Они у меня работают по суткам, получая за свой труд больше, чем валютные бабочки, порхающие у интуристов… Если хочешь, на сегодняшний вечер Жанна будет твоей.　

— С чего вдруг ты мне ее предлагаешь?　

— Видел, как ты на нее смотрел.　

— Хочешь сказать, что нюх еще не потерял? — обняв Остроушко, пошутил Дегтярев.　

— Мне без хорошего нюха жить нельзя, конкуренты сожрут. Ну так как насчет Жанны?　

— Как-то неудобно, что у меня девка будет, а у друзей нет.　

— Ты о них не переживай. Если они тоже будут в охоте, то Жанна по телефону вызовет себе в помощь телочек не хуже нее.　

— Тогда я согласен взять ее на абордаж.　

Когда Остроушко поинтересовался у Сиденко и Мироненко относительно «отдыха» с привлечением женщин, те ответили ему отказом. Мироненко гибель отца не давала морального права сейчас заниматься глупостями: он приехал на Украину мстить за отца и, пока своего не добьется, другой цели у него не может быть.　

Сиденко отказался от предложения Остроушко потому, что его положение не позволяло поступить иначе. Если бы он был один, то, возможно, и согласился на легкий флирт с женщиной.　

Накрыв на стол, Жанна, считая свою миссию выполненной, направилась на кухню. Остроушко поднял правую руку, в которой только указательный палец клювом коршуна был направлен вперед, и заявил:　

— Жанна, можешь приземлиться вот тут. — Он указал пальцем на стул, стоящий рядом со стулом Дегтярева.　

Дальнейших указаний понятливой девушке не требовалось. Она поняла, в распоряжение какого мужчины предназначалась, и уже готова была выполнить любое его желание. Это была ее работа. А на работу, как известно, обижаться не приходится. Ее надо выполнять.　

Выпив по три рюмки коньяка «Дойна», поговорив со всеми на общую тему, Мироненко и Сиденко, сославшись на усталость, ушли в спальню, где стояли четыре кровати, из которых две для них уже были Жанной разобраны.　

А Остроушко, обращаясь к Дегтяреву, предложил:　

— Василек, как разберетесь тут со своим делом, бросай свою Кубань и приезжай ко мне сюда жить. Куплю тебе трехкомнатную квартиру, обставлю ее как пожелаешь. Будешь жить не хуже меня…　

Увидев удивленные глаза Жанны, направленные на него, которая даже прекратила курить сигарету «Бостон», он решил объяснить ей причину своей щедрости к гостю:　

— Ты знаешь, кто он такой? Он мой друг, с которым я кормил блох в Афгане.　

— Иван, мы не только там блох кормили, но кое-кому хорошее кровопускание делали, — напомнил товарищу Дегтярев.　

— Ну не без этого, — словно Дегтярев напомнил ему о какой-то мелочи, согласился Остроушко. — Ну так как? Ждать мне тебя с переездом или нет?

— Конечно, нет.　

— Почему?　

— Я сейчас занимаюсь фермерством. У меня шестьдесят гектаров земли, не какой-нибудь, а кубанской. Уже четыре года я тружусь на ней. Если я ей изменю, то такой подлости себе никогда не прощу.　

— Хочешь сказать, что эта «невеста» тебя намертво захомутала?　

— Не то слово, скорее всего — приворожила.　

После затянувшейся паузы Остроушко произнес:　

— У меня жизнь иная, не в радость и опасная. Можно, Василек, я иногда буду к тебе приезжать в гости, чтобы душу отвести на земле?　

— Ты же знаешь мой ответ, поэтому мог бы и не задавать мне такого вопроса, — обняв и поцеловав Остроушко в щеку, заметил Дегтярев.　

Остроушко, налив в три рюмки коньяк, поднял свою.　

— Давай, Василек, выпьем за нашу дружбу и за труд, который был бы приятен сердцу. — Выпив коньяк, поставив рюмку на стол, он сообщил товарищу: — Я к тебе обязательно приеду в гости, и тогда мы более конкретно поговорим о смысле жизни. Теперь вы можете идти отдыхать. Я тут в зале приземлюсь на диване, буду дежурить у телефона.　

Дегтярев, налив в фужер граммов по сто «Дойны», пододвинул его к Жанне:　

— Выпей одна на коня.　

— Мне уже хватит. Я и так хорошо набралась.　

— Я хочу, чтобы со мной в постели была не трезвая, а пьяная женщина, которая не занималась бы рассуждением, а выполняла команды офицера.　

Жанна посмотрела на Остроушко, тот ответил ей сердитым взглядом. Закрыв глаза, она через силу осушила фужер. Когда вновь посмотрела на Остроушко, то увидела его довольную улыбку.　

Василий подал ей в ложке горку лососевой икры:　

— Теперь, красавица моя, давай закусим.　

Являясь зрелым мужчиной, уже много повидавшим и испытавшим в жизни, Дегтярев, зная, что Жанна проститутка, нисколько не собирался щадить ее честь и достоинство, а поступал как гренадер, которому через час после встречи с женщиной предстояло идти в бой.　

Он знал, что его снисхождение к себе девушка может неверно истолковать, принять за слабость. Этого ему не могла позволить мужская гордость.　

В спальне Василию доставило большое удовольствие раздеть Жанну, после чего позволить ей раздеть себя. Когда она его раздевала, он любовался красивой девушкой, как самец, который увидел самку и нашел ее достойной для себя.　

Раздев Василия, девушка, повалив его на кровать, сделала минет.　

— Почему он у тебя такой мимолетный? — сделал он ей замечание.　

— Я его сделала только для смазки, — пошутила Жанна, довольно разглядывая «результат» своего труда. — С чего начнем? — с готовностью исполнить любое его желание, спросила она.　

— А что ты умеешь и знаешь?　

— Все! — убежденно заверила она его, ладонями поигрывая спелыми ядрами своих грудей.　

Василий, вспомнив анекдот, решил воспользоваться почерпнутыми из него знаниями и тем самым поставить девушку в тупик:　

— Способ «Фантомас» знаешь?　

— Нет…　

— А способ «бабушкины очки»?　

— Тоже не знаю, — призналась Жанна.　

— Ну вот, а еще хвасталась своей эрудицией, — довольный собой, сделал он ей упрек. — Тогда придется на столе заняться твоим воспитанием. Только я не знаю, выдержит ли он твою массу?　

— Выдержит! — заверила его девушка. — Он у меня проверку на выносливость уже проходил.　

Василий, подняв девушку, посадил на край стола…　

Жанна доказала, что сексуальна не только внешне. К тому же она оказалась эротоманкой. Василию пришлось слушать ее комплименты в свой адрес, стоны, реплики и комментарии к происходящему.　

После затянувшейся «учебы» Жанна стала объясняться ему в любви, обещая быть пленницей всех его желаний. Ее откровенность и признания в любви он отнес за счет того, что девушка была пьяна.　

— Василек, можно я с тобой поеду к тебе домой?　

— А что ты там будешь делать?　

— Хочу быть твоей рабыней.　

— У нас в стране рабство запрещено, — расслабленно раскинувшись в объятиях Жанны, губами ласкающей ему грудь, — устало заметил Василий…　

В шестом часу утра гостей разбудил Остроушко. Он сообщил, что Шмакарчук найден и находится в одном воровском притоне.　

После такой информации группу Сиденко не надо было подгонять. Все трое быстро оделись, побрились и, отказавшись от завтрака, в течение тридцати минут уже были готовы покинуть «гостиницу».　

Расставаясь с Василием, Жанна ласковой кошкой, смущаясь, прижалась к его плечу:　

— Когда шеф вздумает поехать к тебе в гости, мне можно будет приехать с ним?　

— Можно, но только остановишься не у меня дома, а в гостинице.　

— Почему я не могу быть со всеми вами?　

— У меня жена такая ушлая, что нас с тобой раскусит сразу, стоит только ей увидеть тебя. А я не хочу никаких проблем.　

— Вот так всегда получается: тот, кто тебе нравится, оказывается уже занятым. А тех, которые пристают и объясняются в любви, не принимает сердце. А ему не прикажешь.　

— У тебя, Жанна, все впереди. Только учти: если будешь все время крутиться в такой карусели, то можешь пролететь под фанфары.　

— Ты мне это сказал, чтобы меня обидеть и сделать больно? — Лицо Жанны стало обиженным, отчего ее алые губки превратились в бантик. Не полюбить такую женщину было грешно. Василий нисколько не жалел, что провел с ней ночь в любовных ласках.　

— Дурашка ты! Ну как я могу сделать тебе больно после всего того, что было между нами? Просто я тебе откровенно, чисто по-крестьянски и от души даю хороший совет. Теперь извини меня, нам надо спешить в одно место, — нежно похлопав ее ладонью по спине, но забыв поцеловать, сказал Дегтярев, покидая Жанну.　

У Дегтярева выработалась привычка: женщин, с которыми у него иногда были кратковременные интимные связи, он никогда не обижал, не унижал, старался расстаться с ними тихо, мирно и как можно безболезненнее, на всю жизнь оставляя их в своей памяти, ни с кем из друзей не делясь воспоминаниями о них.　

В другое время, возможно, Дегтярев стал бы объектом шуток друзей, которые стали бы у него выпытывать, чем это он за одну ночь смог приворожить к себе такую девушку? Но друзьям сейчас было не до шуток. Предстоящая встреча со Шмакарчуком для них, да и для Дегтярева тоже, была более важным делом, к которому надо было хорошо подготовиться и настроиться.　

ГЛАВА 30

Вербовка Шмакарчука в наемники

Шмакарчук был страшно напуган, когда под утро парни Остроушко, наткнувшись на него в ночном баре «Фламинго», без церемоний грубо извлекли его оттуда, лишив его девицу богатого спонсора. Они повезли его в неизвестность.　

Какие только кошмарные мысли не приходили ему в голову в то время, когда похитители его куда-то везли в своей машине. Но, пообщавшись с ними, он понял, что имеет дело не с работниками милиции, а с уголовниками, поэтому несколько успокоился и даже счел возможным для себя возмутиться их беспардонным обращением.　

— Что вам от меня надо? Куда вы меня везете? — пытаясь освободиться от слишком плотной опеки сидевших по бокам двух громил, потребовал он объяснения.　

— Не шуми, парень, тебя почему-то пожелал видеть наш хозяин. Он тебе сообщит, почему вдруг его заинтересовала твоя персона, — проинформировал его один из громил.　

Парни из центра Киева вывезли Шмакарчука на окраину и, загнав машину во двор, завели его в частный дом, каких, по мнению Шмакарчука, в стольном городе уже давно не должно быть. Они провели его в зал и усадили за стол:　

— Значит, так, любезный, мы сообщили хозяину, что ты нами найден, и он скоро приедет сюда. Потребовал, чтобы мы с тобой хорошо обращались. Коротая время, что бы ты пожелал: выпить и закусить или с нами в картишки перекинуться под интерес?　

Задерживая Шмакарчука, парни его обыскали и изъяли у него девять миллионов российских рублей. Теперь они их ему возвратили, но с большой неохотой, так как желали бы сами быть их обладателями.　

Убедившись, что имеет дело с преступниками, которые к нему вполне миролюбиво настроены и даже изъявляют желание угостить его спиртным и закуской за свой счет, Шмакарчук, чтобы показать парням, что он не какой-то провинциал и не лыком шит, подумав, ответил:　

— Много пить не буду, так как мне надо будет с вашим шефом говорить, но пару рюмок горилки до его приезда пропустить можно.　

После пары рюмок горилки Шмакарчук расслабился и даже, расхрабрившись, изъявил желание сыграть с ними в карты под интерес. И совершенно напрасно. К тому моменту когда Остроушко с друзьями приехал на свою хазу, девять миллионов рублей Шмакарчука, теперь уже на законном основании, перекочевали в карманы подручных Остроушко. Парни были довольны, что в их сети попал такой жирный лох.　

Остроушко же сразу обратил внимание на то, что его гость сильно расстроен.　

— Что-то у моего гостя вид кислый, — обращаясь к парням, заметил Остроушко. — Я же вам, бродягам, говорил, чтобы моего гостя не обижали и хорошо его угостили.　

— Мы его не обижали, угостили хорошей горилкой и закуской, — заверил Остроушко один из громил. — Можешь сам у него спросить. Ведь так было дело? — обратился он к Шмакарчуку за поддержкой.　

Шмакарчук, которому было жалко проигранных денег, не в силах говорить, уныло кивнул.　

Не увидев на столе ни спиртного, ни закуски, Остроушко спросил:　

— Чем вы тут занимались после распития горилки?　

— Играли в стос! — вынуждены были признаться парни.　

— Ну конечно! А он у вас закоцаный, и вы гостя распотрошили.　

— Обижаешь нас, шеф! С твоими гостями в меченые стиры не играем, — возразил ему парень.　

— Сколько они у тебя бабок выиграли? — поинтересовался у гостя Остроушко.　

— Девять лимонов в российских бабках.　

— Я так и знал. Я же вас предупреждал, чтобы не обижали моего гостя. А вы его напоили и ограбили. Немедленно верните ему все его бабки, — жестко потребовал Остроушко, обращаясь к своим парням. Повернувшись к Сиденко, он возмущенно заметил: — Ты видишь, Андрей, какая у меня негостеприимная кадра?　

— Мы играли с твоим гостем по-честному, — продолжал стоять на своем громила.　

— Не баклань, а делай то, что я сказал.　

— Я им вроде бы… по-честному свои бабки просадил, — промямлил Шмакарчук, чтобы сохранить свое мужское достоинство.　

— Эх ты, моя простота, не знаешь, с какими аферистами карточной игры вздумал тягаться. Они без обмана дня не проживут.　

— Не получилось и не надо, — выкладывая деньги Шмакарчука на стол, скаля зубы в улыбке, произнес парень, который так упорно и долго полемизировал с Остроушко.　

— Собирай свои бабки и клади подальше в карман, а то этот ухарь такой, что сможет их увести даже из кармана, — распорядился Остроушко, восстанавливая справедливость в своем доме.　

Шмакарчука уговаривать не понадобилось. Куча денег со стола вновь перекочевала к нему в карманы. По посветлевшему его лицу можно было сделать вывод, что к нему снова вернулось хорошее настроение.　

— Мужики! — обратился к членам своей группы Остроушко. — Пойдите на свежий воздух, покурите. Мы тут сейчас будем решать задачу, которую вам лучше не слышать.　

— Мы свою тачку оставили на улице, не закрыв на ключ. Ее там не угонят? — поинтересовался у Остроушко Дегтярев.　

— Исключено! — успокоил его Остроушко.　

Остроушко и члены его группировки, оставляя свои машины на улице, никогда их не закрывали. Для них это было унизительным действием. Никто не смел и не должен был похищать у них личные машины. Если кто-то решался на такой шаг, то они находили вора, и тому, помимо возвращения машины, еще приходилось платить крупную контрибуцию, чтобы люди Остроушко потом ему не мстили за его наглость. Поэтому любая стоявшая у их хазы машина, являющаяся легкой добычей любого угонщика, фактически находилась под стопроцентной гарантией от угона.　

Когда в доме остались для беседы со Шмакарчуком только заинтересованные люди, Остроушко поинтересовался у Шмакарчука:　

— Кто я такой, ты, наверное, догадываешься? В общих чертах?　

— Да.　

— Представляться тебе я не буду, это излишне. Ко мне обратился Андрей Яковлевич, по документам это чеченский вербовщик, за помощью, чтобы я помог ему тебя найти в Киеве. Я это сделал. Меня ваш разговор не интересует, а поэтому я вас покину. Возражений ни у кого нет?　

— Нет! — заверил его Сиденко.　

Когда Остроушко ушел к своим парням на улицу, Сиденко приступил к беседе со Шмакарчуком:　

— Я ездил к тебе домой в Жмеринку, разговаривал с твоим отцом. Он мне сказал, что ты уехал гулять в Киев. Пришлось использовать свои связи, чтобы тебя тут найти.　

— Вы говорите, что являетесь чеченским вербовщиком?　

— Именно так!　

— Откуда я могу знать, что вы именно тот человек, за какого себя выдаете? Мне нужно подтверждение ваших слов.　

— Резонное требование умного человека. Сейчас я предъявлю свои верительные грамоты.　

Сиденко показал Шмакарчуку мандат, якобы подписанный самим начальником штаба сепаратистов Масхадовым. Откуда бандит типа Шмакарчука мог знать настоящие мандаты дудаевских вербовщиков? На его некомпетентности и строилась легенда Манаенкова.　

Внимательно ознакомившись с документом, не очень- то поверив ему, Шмакарчук с подозрением посмотрел на Сиденко.　

— С чего вы взяли, что я хочу стать наемником в Чечне?　

Сиденко, достав из кармана фотоснимок, на котором он был изображен в обнимку с Усмановым и Барановым, подал его Шмакарчуку для ознакомления. Пока бандит рассматривал снимок, Сиденко продолжал психологически на него воздействовать:　

— Как видишь, они у нас уже работают, зарабатывая в месяц по два куска зелененьких.　

Шмакарчук внимательно и долго рассматривал снимок, не контролируя мимики своего лица, улыбнулся. Фотография друзей послужила ему убедительным фактом того, что сейчас он ведет беседу с настоящим чеченским вербовщиком.　

— Мои друзья действительно знали о моих намерениях поехать в Чечню убивать москалей.　

— Ну и как, не раздумал?　

— Нет! Но я туда за бесплатно «работать» не поеду. Вы мне должны хорошо платить, только тогда я буду хорошо работать.　

— Больше двух кусков зелеными мы сейчас наемникам не платим. Это у нас потолок, он для тех наемников, которые умеют обращаться с оружием, не боятся крови и не моргнув могут убивать москалей. Нам нужны смелые и решительные бойцы.　

— Я такой!　

— Не знаю. Вот твои друзья, я знаю, именно такие. Они в Мостовском районе Краснодарского края убили несколько человек и сейчас себя неплохо зарекомендовали.　

— Откуда вы узнали, что они в Мостовском районе убивали людей?　

— Прежде чем принять их в повстанческую армию, от них брались заявления и автобиографии, в которых они подробно все изложили о себе.　

— Они в своих заявлениях и автобиографиях обо мне ничего не указали?　

— Нет, — разочаровал Сиденко Шмакарчука.　

Но потом тот подумал: «Вот это друзья! Если уж заранее договорились никому о совершенных убийствах не говорить, то они, похваляясь дудаевцам своими подвигами, обо мне не сказали ни слова. Так как не знали моего мнения на этот счет, хочу я разглашения нашей тайны или нет… Но ведь я был у них главарем. А значит, не меньше их должен получать за свою работу».　

— Если я соглашусь поехать к вам наемником, то сколько бабок буду получать?　

— К нам желающих поехать много, выбираем мы только единицы. Напишешь собственноручное заявление, автобиографию. Чем подробнее, тем лучше. В них укажешь, как разбираешься в военном деле, в рукопашном бою, чему обучен, какими видами оружия владеешь… Ознакомившись с твоими данными и поняв, что ты из себя представляешь, я смогу сразу же сообщить тебе, какую зарплату ты будешь у нас получать. Мы заключим с тобой контракт. Сейчас у меня в машине сидят двое контрактников, если ты подойдешь нам, то станешь третьим. Я смогу тогда уже сегодня возвращаться к себе в Чечню. Правда, придется заехать в Армавир, где нас ждет четвертый контрактник.　

— Значит, вы от нас поедете с хорошим уловом?　

— У нас с москалями сражается целый украинский батальон. Желающих в него попасть при вашей безработице много, но мы, вербовщики, выбираем из вас наиболее подходящих.　

— Давайте не будем больше заниматься говорильней. Я согласен ехать к вам в наемники. У вас бумага есть?　

— А как же!　

— Дайте мне с десяток листов, а я напишу свое заявление и биографию.　

Получив бумагу и ручку, еще полностью не протрезвев от выпитой горилки, Шмакарчук подробно написал автобиографию и лишь потом заявление с просьбой, чтобы его взяли в наемники.　

Справка от автора: при написании данного романа я опирался на огромный документальный материал, который пришлось собирать в Ростовской области и в Краснодарском крае.　

Чтобы читатель смог сам убедиться в звериной сущности отдельных героев, я счел возможным на его страницах опубликовать заявление и автобиографию реального убийцы, убрав со страниц его автобиографии и характеристики фамилию убийцы, его установочные данные.　

Я умышленно ранее в романе указал литературный вариант нападения бандитской группы на семью Мироненко, чтобы читателю интереснее было познакомиться с признанием убийцы.　

Пусть некоторых читателей не коробит его признание. Мы должны понять, что пока среди нас есть такие выродки. Поэтому борьба с ними — наш гражданский долг. Отворачиваться и пытаться не видеть творимое вокруг нас зло — это преступление против самих себя.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я……………………, украинец

Новоалександровка, Николаевской обл. Братского района.

Серия паспорта…

Выдан: Братским РВ УМВС Украины Николаевской области.

Выдача паспорта: 20 июля 1995 года.

Времено негде не прописан. Без постояного места жительста. (Беглец)

Прошу принять меня в ряды найомников в борьбе с москалями готов себя проявить!

Прошу мне выдать оруже люблю пулеметы и гранаты хочу убивать проклятих, москалив чим больше тим лудше! Не навижу и готов убивать гадких и мерзких ментов слишкам их много развелось как бешаных собак. Все что написано мной я все хорошо помню пишу правдиво и от души и чистого сердца, за все годы что у меня накопилось. Готов выдержать все пытки и испытания, любые проверки, и если случится так что проклятые менты будут пытать требовать, назедать ничего сукам проклятым не скажу. Потому что я их не навижу, когда их вижу, гатов каждого мента убить, зарезать, повешать оторвать всем ментам яйца чтоб они суки знали что такое ненавесть к ментам, менты ето твари, сволочи, сукины дети, я б их лична разривал на мелкие части еслиб была мая воля, свобода это рай и от нее не кто не откажется. Ето я пишу в чистом и ясном уме выспался, здоровьем здоров разсудок мой ясный полный желанием выполнить любые поставленые передо мной задания. К заявлению прилагаю: что лично написано моею рукою и не кто мне не помогал, и не подталкивал, прошу принять добровольцем. Прилагаю характеристику на себе написано мной саморучно. В прозьбе прошу не отказать.

25.03.96.

ХАРАКТЕРИСТИКА

Я…………………………

Праживаюций в селе Новоалександровка Николаевской обл. Братского района.

Мать:……………………. селянка всю жизнь проработала в калхозе, сейчас на пенсии нянчит двух внуков одному 5 л. втарому 5 месяцев потому что сестра 0льга беглечка, така я как и я.

Отец:…………………….. был три раза в тюряге, 1, 2 раз за кражу просидел 6 лет, 3 раз сидел за изнасилование не родной дочери ей была тогда 10 лет. З тюряги пришол когда мне была 10 лет. Меня не трогал и пальцем, бил мать приходилось идти в защиту несколько раз его бил.

Детство было не слишкам хорошо приходилось убегать издома и не один раз, приходилось воровать склады от магазина чтобы выжить, за один склад меня поймали менты.

Стоял на учете с 9 лет Мент Неданковский меня бил угражал что отправит в спец школу за это я его готов убить, прозьба я его лична убю, чтобы вам доказать на что я способен.　

Я хочу чтобы вы меня приняли в свой отряд, потому что я хочу воевать на старане найомников, потому что росийськая сторона мне до заднего места, потому что я не навижу ету сучью Росию.

Я завалил своих родных Дятька и Тьотку почему я их завалил потому что у них были деньги будет 50 мил. Об этом я сказал двоим, с которым я работал Юра и Андрюша, С Юрай я работал на выделке нутреевых шкурках, у Александра в Мостовском районе пос. Мостовском. По моей прозьбе я их попросил мне помочь, они согласились, тогда они в двоем уехали в Ростов найти место для укрытия, потом они приехали и мы тогда обсудили как мы проведем эту операцыю. Мы решили что я захожу к ним домой и прашу переначевать, в 9 часов я пришол туда вечером. Меня встретил Дятка: в этот момент Тьотка мылась в ваней.

Я зашол в дом пацаны в это время через огород пробрались до задней двери. Мы сидели разговаривали з Дятькой Тьоткой о моей работе, когда мы закончали разговор Тьотка ушла спать на второй этаж, Дятька в это время уже спал.

Дятька миня покормил. Дятька Тьотка были жидами они были до того жадные, имели двух этажный дом, меня положили на 1 этаж. В месте з дядьком когда дядька уснул я везде повыключал свет и впустил через парадную дверь пацанов, они вошли тиха и начали долбить Дятька, Тьотка услишала и стала спускаца. Они спрятались на кухне. Я в то время душил Дятька капроновой верьовкой, первых два раза ударил палкой Юра, за ним ударил Андрюша, потом я стал его душить он оказался живучим стал сопротивляться руками оттягивал верьовку, он был уже ни какой начал изпускать воздух «Бздел!». Тут вошла Тьотка она даже ничего не успела сказать как ее начали бить свалили ее напал и добевали Первый бил Юра у Андрея сламался дрын, я ее начал душить обхватил шею правой рукой в стиле рукопашного боя. Она повалилась была не какая, ми с Андрюшей побежали на втарой этаж искать деньги, за тем поднялся Юра я пошьол на низ закончить свое дело, Юра и Андрюша астались на втором этаже в разных комнатах искать деньги. Я пошол на кухню взял кухонный нож и перерезал горло Дядьке. Кровь зацвыркала тогда я был убеждьон что он мьортвый.

Потом я начал резать горло тьотке кровь зацвыркала и я убидился что она тоже мертвая. Они спустились в низ сказав что деньги нашли и мы ушли. Юра держал деньги в руках. Я забыл в доме куртачку пришлось вернуца назад за курточкой, за тем вытер отпечатки з дверей и я ушол догонять пацанов.

Мы пришли к какому то человеку заплатив 30 000 р. чтоб он отвез в Лабинск. В Лабинске они начали считать деньги, и я заметил купьюры по 100, 50, 5 тысяч. Деньги мне считать не давали ночевали под скердой сена, утром Андрюша дал мне 50 000 и сказал чтоб я ехал в Ростов и ждал их на Автовокзале на втором этаже в видео зале.

Деньги были у Юры и Андрюши, Андрюша насчитал 132 купьюры «по 100 000» (сто тысяч). Была пачка по 50 000 пачка была хорошая, толстая. Юра и Андрюша сказали что денег около двадцати пяти миллионов (25 миллионов рублей). Мне показалось что там было больше. Я их ждал полтора дня на Автовокзале но они не приехали. Я решил уехат в Киев, вскочил в вагон проводник окозался пьяным таким оброзом я уехал в Киев. В Ростов я вечером приехал на следующий день вечером уехал в Киев. В двадцать два десять ехал в седьмом вагоне проводник был мужик.

Мои оббидчики: 1. Плискач Володя, я взял у матери десять милионов купонов а этот казел расказал матери. За это я его хочу наказать и чтоб это наказание было настоишем.　

Хочу от чистого сердца воевать на Дудаевской стороне хочу убивать готов выполнять все указание, задание стоящие передомной. Не плохо оброщаюсь с оружеем: вентовкой, автоматом, пол года проучился рукопашному бою «Нин-зу» Я готов пройти любую проверку.　

Хотел с села уеха в город чтобы жить нармальной жизню, и по этому я зделал себе справку грп. 1.1в чтобы не служить в Армии. На дурачке побил двох парней за просто так и поэтому мне дали справку грп. 1.1 в. Но я нармальный человек. здраво отношусь к своим разсуждениям, и поступкам, и своим действиям даю полный отчот.　

Не хочу жить не в Росии не на Украине хочу жить в Ньюерке, это моя мечта хочу научится какому то искуству чтоб обучать других и чтоб эти другие обучали других такая у меня мечта. Калица не колюсь анашу курю если есть пить не пью если есть выпью.　

Андрюша есть класный крепкий здаровий работает в шкурника Киселева Саши на против втарой школы, курит и разспрастраняет травку, чесный парень можно на него положица. Хачу наповнить про этих двоих казлов Юру и Андрюшу. Врать мне нечего, Андрюша сказал валить будем насмерть, аднаво валю я, аднаво валят они, но пришлось доводить мне до конца когда они нашли деньги они ушли, при находке денег я не присутсвовал и пусть на меня не наговаривают. Деньги считали в Лабинске возле скерды сена, я вам сукам дакажу делом и словом что деньги разделили между сабою. Крупные купьюры были в Андрюшы он их разбил по пачках и карманах в балоновой курточке.

Остальные денги были у Юры он их прятал в насках и рукавах. После этого они легли под скерду сена спать а я как замерз и ходил всю ночь когда Юра проснулся Аадрюша спросил скоко время тот ответил пол пятого. Юра выбрасил мой свитер и курточку обкровавленую и дал свою спортивную кофту.　

Медленным темном пошли до Автовокзала и там ждали автобуса, они мне и дали мне на билет пиддисят тысяч рублей, я пошол взял билет Мостовое — Ростов. Они мне сказали что мы поедем в Майкоп от дуда поедем на Ростов чтоб небыло не каких подозрений. Место встречи было назначено в Ростове на Автовокзале на втором этаже в видео зале.　

Я им поверил но они меня обманули. Я просился поехать с ними но они меня не взяли, они хотели избавица от меня. Я гатов любым путьом даже если прийдеца пролить кровь, я гатов их убить чем попало и доказать что я свою долю не получил, деньги они разделили между собой. Потомучто они скрывали разгаваривали между собой и у меня появилось подозрение что они хотят от меня избавица они меня просто обманули. Они мне говорили когда приедем в ростов нормально оденемся и через пару месяцев дали слово что уедем в чечню но надежды у меня ни какой небыло они не здержали своего слова.　

Я услышал ихний один разговор что Андрюшин отец может их переправить на дудаевскую сторону тогда я с Андрюшей небыл знаком но разговор слышал, и Юра был с этой идеей согласен. Все, что видил, все что слышал, все что зделано было и мне и ими все это чистая правда я готов поклясца всеми святыми и своей матерью что это чистая правда изложеная на бумаге и готов доказать что это имено так, я хорошо все повню потому что мы были трезвые наркотики не употребляли. Меня не кто не заставлял, не принуждал, не бил, не унижал, я пишу это от чистой души открытой и чистой совестью. Излагая мысли свои самостоятельно, хочу только одной правды, чтоб правда восторжествовала и отдали мою долю которая предназначалась мне, и чтоб эти гады понесли самое строгое наказание. Пусть вернут мою долю не то я их просто убью собствеными руками.　

Я словами не разбрасываюсь и на ветер их не пускаю, хочу их увидить абиды своей не прощу. Отплачу за свою долю и за то что я уделал, гада смерть! И я хочу чтоб строгое наказание восторжествовало. Прошу оказать помощь переправить меня за границу: Росийскую Украинскую на сторану боевиков найомников «Джахара Дудая».　

Потому что мне Росия насолила тем что Ельцена разсоединил Украину от росии, А Кучма держет Украину в голай нешщете и я готов убить етих двух гадов собствеными руками и чтоб люди жыли свободно и мирно как жывут Американцы и по этому я хочу уехат в Америку. Многие думают что я сумашедший но я нормальный человек как и вся, на все это я смотрю реально. Готов проявить себя в любых испытаниях выполнить любое терарестическую задачу хочу чтоб платили приличную суму за любую работу, готов убивать особено руских. Там я поселился у сестры, она меня приняла невесело. все это время я жил у нее, приходилось терпеть ее выходки даже пришлося заехать раз в морду чтоб она ко мне не приставала таким образом я жил. Вот такое было у меня детство, и я не желею что у меня было такое детство, я горжусь всем что я делал. И готов продолжать свою жизнь таким же образом.　

25.0З.96.

Прочитав заявление и автобиографию Шмакарчука, Сиденко подумал и, как бы сбивая зарплату новому наем» нику, произнес:

— Может, первый месяц у нас поработаешь за полтора куска, чтобы мы смогли приглядеться к тебе, увидеть в деле?　

— Ни в коем случае! Только за два куска зеленых. Мне самолюбие не позволит получать зарплату меньше, чем ее получают мои друзья, которые ходили под моим началом. Я был их главарем. Короче, два куска и не меньше.　

— Ведь это более десяти миллионов рублей в месяц.　

— Я у вас в Чечне буду пахать, а не на солнце загорать.　

— Ну у тебя и хватка! Прямо за горло взял. Пускай будет по-твоему, две тысячи долларов в месяц.　

— Вот теперь я согласен с вами заключать контракт, — довольный своей неуступчивостью, ухмыльнулся Шмакарчук.　

Завершив «вербовку», Сиденко поблагодарил Остроушко за оказанную услугу, позволив друзьям попрощаться с ним вместе с «тремя наемниками», так, в частности, думал Шмакарчук, съездил в гостиницу, где новый наемник до этого снимал номер. Там Шмакарчук рассчитался с администратором, получил от него свой паспорт, после чего группа Сиденко отправилась домой на Кубань.　

Они ехали по маршруту Киев — Полтава — Харьков и далее через Чугуев — Изюм — Дебальцево, через более мелкие населенные пункты, но все время двигались по широкой асфальтированной трассе, делая остановки для отдыха и приема пищи около разных придорожных кафе и шашлычных.　

Перед Новошахтинском, уже в Ростовской области, на трассе стоял последний усиленный пост украинской милиции и таможни.　

Если работники таможни личные документы Сиденко, Дегтярева и Мироненко подвергли внимательному изучению, то, увидев у Шмакарчука синий украинский паспорт с трезубцем, разрешили ему даже не выходить из машины.　

— Чего к москалям едешь? — как к старому знакомому обратился к Шмакарчуку сержант примерно его возраста.　

— На заработки! — оскалив зубы в улыбке, похвалился перед ним Шмакарчук.　

— Сейчас многие из наших едут к ним туда на заработки, деньгу зашибать или бартер делать. У них против нашего легче живется, — не скрывая зависти, заметил сержант.　

— Я еду в Чечню москалей шлепать, — поделился с ним своим секретом Шмакарчук.　

— Езжай, но смотри, можешь там и голову потерять. Из Чечни не только деньги везут, но и гробы.　

— Не бзди горохом, сержант. Буду назад возвращаться, бутылку водки с меня получишь, так сказать, причитаться будет тебе.　

Этого разговора группа Сиденко не слышала, так как была занята с капитаном милиции у КПП, куда он их пригласил для объяснения.　

Данному приглашению капитана они были довольны, так как Шмакарчук не имел возможности увидеть их подлинные личные документы и не услышал, как капитан называл их по фамилии.　

Пройдя досмотр, группа Сиденко получила право на проезд с территории Украины на территорию России.　

ГЛАВА 31　

Прозрение　

Проехав Ростовскую область и двигаясь уже по территории Краснодарского края, Дегтярев за Кропоткином, не доезжая реки Кубань, остановил машину на живописной лужайке, куда с трассы был удобный съезд. Видно было, что им пользовались многие водители. В этом месте группа Сиденко решила отдохнуть, подкрепиться перед последним броском до дома.　

Шмакарчук в беседе со своими попутчиками еще на территории Украины часто заводил разговор, как он не любит москалей и с каким удовольствием станет их в Чечне убивать. Двое других наемников были вынуждены говорить ему, что по таким же мотивам изъявили желание ехать в Чечню.　

Читатели романа могут себе представить душевное состояние Мироненко: Шмакарчук убил его родителей, а он должен был так себя вести, чтобы тот не догадался, что его попутчики являются ему заклятыми врагами.　

Так как притворство Мироненко и Дегтярева не было раскрыто Шмакарчуком, то мы можем утверждать, что оно им удавалось до последнего времени. Сиденко по разработанной ранее легенде являлся эмиссаром Масхадова, автоматически в его обязанности входило обеспечение питанием наемников по пути в Чечню.　

Со своей обязанностью Сиденко справлялся неплохо, покупая в торговых точках, обильно разбросанных по трассе, разные колбасы, шашлыки, овощи, фрукты, пиво, соки и многое другое.　

Раскинув на траве небольшой брезент, Сиденко с помощью своих наемников разложил на нем упакованные в бумагу разные свертки со съестным, бутылки с пивом и соком.　

Здоровых мужчин, за дорогу изрядно проголодавшихся, не надо было уговаривать и приглашать к столу. Они дружно набросились на еду.　

С аппетитом наевшись и будучи доволен складывающимися обстоятельствами жизни, Шмакарчук, ковыряя спичкой в зубах, неожиданно, ни с того ни с сего засмеялся.　

— Ты чего смеешься? — удивился Сиденко.　

— Вспомнился мой разговор с сержантом на таможне.　

— Какой разговор?　

— Когда на КПП вы разбирались с капитаном, в это время со мной трекал сержант. Он меня спросил, зачем я сюда еду. Я ему сказал, что буду в Чечне за хорошие бабки бить москалей. Он перепугался, выкатил глаза на лоб и говорит, что меня там самого москали могут убить… Ишак бестолковый! Пускай пасется на асфальте, а мы будем заниматься чисто мужским делом. У меня москали попляшут…　

Когда Шмакарчук начал свой рассказ, Мироненко, перестав есть, стал внимательно слушать его. Потом неожиданно для окружающих, не вставая с брезента, сильно ударил Шмакарчука кулаком в лицо, а поднявшись, стал избивать того руками и ногами.　

— Тварь вонючая, подколодная! Сколько ты еще будешь на моих нервах играть?!　

Здоровому, в отца, Мироненко Шмакарчук не смог оказать достойного сопротивления. Сжавшись в комок, горе- вояка только и смог что защищать руками лицо от побоев!　

— Станислав, оставь в покое это дерьмо! Убить его мы и в Киеве могли, — оттаскивая друга от его жертвы, попросил Дегтярев.　

Сиденко, застегивая на руках Шмакарчука наручники, сокрушенно произнес:　

— Все же невыдержанный ты, Станислав. Мог бы еще немного потерпеть и послушать его болтовню.　

Несмотря на разбитое в кровь лицо и полученные побои, Шмакарчук, подняв свои руки на уровень груди, возмущенно спросил Сиденко:　

— Дядя Андрей, что это значит? За что Станислав меня побил?　

— Это значит, «племянничек», что я являюсь инспектором уголовного розыска Мостовской милиции. Станислав — твой троюродный брат, родителей которого ты недавно так жестоко убил и ограбил. До тебя должно теперь дойти, что ты едешь не в Чечню, чтобы убивать москалей, а в наш район, чтобы там за свои преступления держать ответ. Конечно, жаль, что нам преждевременно пришлось тебе открыться, но у Станислава нервы оказались не железными.　

С неожиданной резвостью и быстротой зайца Шмакарчук, вскочив с земли, бросился бежать, но стерегущий все его действия Мироненко сильным ударом ноги в грудь пресек попытку к бегству. Повалив Шмакарчука на землю и сев на него, как на мешок с мукой, Мироненко с сожалением произнес:　

— С каким удовольствием я бы тебе голову скрутил, но не могу подводить Андрея Яковлевича.　

— Все, орлы! Чтобы я больше не видел от вас никакой самодеятельности. Ваш недруг находится под моей защитой, и я за него отвечаю головой, — прогоняя Мироненко от Шмакарчука, потребовал Сиденко.　

— Вы не имели права обманным путем меня сюда заманивать, — подал голос Шмакарчук.　

— Замолчи, неудавшийся наемник, а то я тебе башку откручу! — сделав вид, что собирается его ударить ногой по голове, сердито прорычал Мироненко.　

Трусливо спрятав голову в плечи, Шмакарчук заплакал как ребенок. От его былой воинственности ничего не осталось.　

— Давайте сажайте его в машину, убираем стол и трогаем домой, — отдал распоряжение Сиденко своим помощникам.　

За руль сел Дегтярев, а Мироненко и Сиденко на заднем сиденье посадили между собой Шмакарчука, у которого к тому же были руки в наручниках.　

В сложившейся ситуации Шмакарчуку ничего не оставалось делать, как задуматься о ситуации, в которую он попал.　

«Если дядя Андрей вовсе не чеченский вербовщик, а мент, которого я видел своими глазами на фотографии с Эрболатом и Николаем, то получается, что вся их одежда камуфляж и они тоже, как и я, задержаны ментами и привлечены к уголовной ответственности», — с запоздалым прозрением пришел к выводу он.　

Ход его мысли прервал Сиденко, которому захотелось еще до доставки задержанного в отдел милиции успеть побудить Шмакарчука на сотрудничество со следователем:　

— Ты, Тарас, говорил, что не любишь москалей и готов везде и всюду их убивать. Такие горе-патриоты среди ваших националистов есть. Но ты убил не москалей, а своих родственников. Рядом с тобой сейчас сидит твой троюродный брат. Для меня очень хорошо, что вы ранее не были между собой знакомы. Ты их убил не потому, что они когда-то тебе сделали больно, не потому, что они москали, а потому, что решил взять у них то, что тебе не принадлежит, но что дало тебе возможность некоторое время шикарно пожить в свое удовольствие.　

Ты и в наемники подался не потому, что испытываешь удовольствие от убийства москалей, иначе согласился бы воевать на стороне сепаратистов бесплатно, а потому, что я пообещал тебе за твою грязную работу две тысячи американских долларов в месяц. Если помнишь, за полтора куска зеленых ты не захотел заключать со мной контракт.　

По тем моментам, о которых я сейчас говорю, тебе отвечать нечего, поэтому ты молчишь. Теперь я скажу, почему ты «любишь» убивать москалей. Если только от убийства людей можно испытывать удовольствие. Ты людей убивал только с единственной целью — обогатиться за их счет, так как деньги любил больше, чем чужую жизнь. Но даже тебе было как-то неприятно вот так, безмотивно расправляться с ними. Вот ты и выдумал свою ненависть к москалям, которых якобы готов везде и всюду убивать. Ведь ты в своей автобиографии указал, что готов убить своего и нашего президента за то, что один из них «рассоединил Украину от России, а Кучма держит Украину в голой нищете». Если ты за союз Украины с Россией, то неприязни к нашему народу не должен иметь. Пойми, осознай свою ошибку в жизни и раскайся в содеянном. Тебя ни на Украине, ни в России никто не поймет и не поддержит, если ты так по-дурацки и дальше будешь рассуждать…　

— Андрей Яковлевич, этого дурака бесполезно просвещать! Его и ему подобных субъектов надо уничтожать без суда и следствия! — вновь взорвался Мироненко, прервав рассуждения Сиденко.

Шмакарчук не вступил в беседу ни с Сиденко, ни с Мироненко. Он только молча слушал их и с запоздалым сожалением думал: «Если бы я знал, что наши убийства в Мостовской будут раскрыты, то, безусловно, на такое преступление бы не пошел. Ведь многие говорят, что работники милиции не умеют работать и раскрывать преступления. Почему же они наше так легко раскрыли? А теперь за него придется отвечать своей головой».　

Успев подумать и понять, какой может ждать приговор за содеянное, его прошиб холодный пот, по телу пробежал предательский озноб.　

Сейчас от прежнего нахального, бесшабашного бандита в Шмакарчуке ничего не осталось. Как любой загнанный в угол зверь, он сейчас не видел выхода для себя из создавшегося положения. Если подумать, то нетрудно увидеть и понять, что в такое сложное положение он именно сам привел себя.　

Люди должны помнить о карме — «законе возмездия», «влиянии совершенных действий на характер настоящего и последующего существования».　

Если бы человек понял, что является частью Вселенной и живет по ее неизменным законам, и отказался от желания доказать обратное, тем самым наказывая себя, то жить на земле стало бы намного легче и лучше…　

Без происшествий группа Сиденко возвратилась домой, доставив с собой Шмакарчука. Теперь все члены его группировки оказались арестованными и привлеченными к уголовной ответственности. На очных ставках между собой каждый из них старался изобличить другого и умалить свою роль в содеянном преступлении.　

Мерзкие, грязные душонки пытались заработать себе снисхождение в надежде, что не его, а другого суд приговорит к большей Мере наказания.　

Преступники все были задержаны, затем арестованы и за содеянное понесли заслуженное наказание. Нам придется с ними расстаться, так как уже пора вернуться к главному герою романа.

Так разработанная работниками уголовного розыска операция была прекрасно осуществлена с помощью представителей общественности.　

Принимая во внимание то, что описанный в романе эпизод действительно имел место в реальной жизни, я не могу не сказать от своего имени и от имени читателей большое спасибо лицам, помогавшим работникам милиции в изобличении, поимке и доставке убийц в ИВС.　

ЧАСТЬ ВТОРАЯ Месть отверженного

Весь мир — театр.　

Мужчины, женщины на нем играют

Им всем судьбой назначенную роль.

Определен для каждого свой выход.

В. Шекспир

ГЛАВА 1

Сговор

Во втором часу ночи Гура на личной «семерке» белого цвета подъехал к своему гаражу. Открыв ворота гаража, он загнал туда машину. Его гараж был кирпичным, с освещением, смотровой ямой и металлическим столом, над которым на всю длину стены в три ряда тянулись стеллажи, наполовину пустые.　

Гура еще не успел выйти из машины, как увидел остановившиеся у ворот своего гаража «Жигули» красного цвета. Такая непонятная сцена Гуре не понравилась. Достав из бардачка машины ПМ, он прошел за багажник и стал ждать дальнейшего развития событий. Дневной свет в гараже обеспечивал ему хорошую видимость.　

Из подъехавшей машины вышел мужчина, который смело, как к себе домой, направился в гараж. Когда мужчина попал в полосу света, Гура с удивлением узнал в нем Власа.　

— Влас! Ты ли это? — с облегчением произнес Гура, пряча пистолет за пояс, понимая, что со стороны Власа ему опасность не угрожает. Разведя руки в стороны для объятий, он направился навстречу Власу.

Влас, обнимая его, пошутил:　

— Ты хоть «дуру» на предохранитель поставил? А то она может мою мужскую гордость отстрелить…　

Гура не принял его шутки:　

— Сейчас такая жизнь пошла, что без этой игрушки уже и в туалет ходить опасно… Ты мне лучше скажи, где мотался?　

— Там меня уже нет. Давай сядем в твою тачку и потолкуем о превратностях нашей жизни.　

Сев в машине на заднее сиденье вместе с Гурой, Влас хотел продолжить свою мысль:　

— Я пришел к тебе за помощью…　

— О моей помощи поговорим потом, — перебил Гура. — Ты мне лучше скажи, почему смылся из города и подставил меня Савелию своим побегом?　

— Ты знаешь, для чего и почему Савелий вашими руками устроил мне побег из кичи?　

— Догадываюсь.　

— Вот видишь, ты только догадываешься, а я точно знал, что он хотел использовать меня темной лошадкой по прежнему моему профилю. До тех пор, пока не схватят или не кокнут менты. А если бы схватили менты, то какой от суда можно было ждать приговор? Тебе сказать или ты сам скажешь?　

— Меньше вышки не дали бы, — сделал вывод Гура.　

— Я тоже так считаю. С моими университетами быть по-прежнему у Савелия на подхвате теперь для меня западло. Я решил и стал работать только на себя. Если где и завалюсь, то за себя, а не за пердуна, сидящего на двух стульях.　

— Ты не забывай, что пока я в его кодле.　

— А ты, в свою очередь, не забывай, что, выполняя задание Савелия, Мексиканец копыта откинул, а я получил пожизненное заключение. Тогда как в зоне хватило бы места тебе и остальным из нашей пятерки. Но я вас не выдал. Сейчас вы наслаждаетесь жизнью, а я волком бегаю по кустам.　

— Понятное дело, я твой должник. Что я должен сделать, чтобы погасить перед тобой свой долг? Только учти, что на бабки я не очень богатый. Больше полста лимонов тебе отстегнуть не могу.　

— Мне твоя капуста не нужна. У меня ее своей хоть задницей ешь.　

— Тогда какая тебе еще помощь нужна? — удивился Гура, больше всего не желавший расставаться с деньгами.　

— Мне людская помощь нужна.　

— Для чего?　

— Я хочу в городе одно валютное дело провернуть. Моих людей для полной прокрутки недостаточно.　

— А вдруг твой номер не прорежет? Тогда и нас за собой потянешь?　

— Вышку мне будут давать, а вас ни за что не заложу, — заверил его Влас. — К тому же, если у меня прорежет, то ты не только долг свой передо мной погасишь, но и будешь еще с приличным приработком. Сможешь купить себе любую иномарку.　

— Что ты задумал?　

— Своим планом делиться с тобой не буду, чтобы не сглазить, но если хочешь, то уже сейчас могу сообщить, что твоим парням вместе с тобой предстоит делать. Между прочим, вся ваша работа и издержки по ней за мой счет.　

— Давай трекай, послушаю.　

— Мне надо, чтобы ты нашел в городе и арендовал на пару месяцев две квартиры в многоэтажном доме, не ниже и не выше третьего этажа. Чтобы они были смежные между собой одной глухой стеной и чтобы выходы из них были в разные подъезды. Будем считать, что это первое задание. Нам нужна также берлога, где будут жить мои архаровцы. Для нее может подойти даже твоя дача. Второе задание, как увидишь, совсем простое. Мне понадобится транспорт, в основном одна тачка, но в решающий день потребуются целых три. Сам понимаешь, с такими водителями, которые ничего не видят, ничего не знают и умеют молчать.　

— И все?　

— Надо будет достать три сотовых телефона, найти какую-нибудь профуру, чтобы она следила и убирала арендованные квартиры. Теперь вроде бы все мои заявки перечислены. Как видишь, никакого риска ни тебе, ни твоим людям не будет. Вся грязная работа ляжет на наши плечи.　

— Исполнить твой заказ для меня особого труда не составит, но мне интересно знать, что ты задумал?　

— На твой вопрос я дам ответ стихами одного поэта:

Коль предали тебя, не думай почему —　 Лед на морозе никогда не растает.　 Если тайну свою не раскрыл никому —　 То ее никогда и никто не узнает.

Гура раскрыл рот от удивления, услышав, что Влас заговорил стихами.　

— Ты убедил меня. Лучше будет, если я о твоем деле меньше буду знать.　

— Ты, Гура, много говоришь, но я так и не услышал от тебя ответа. Ты мое предложение принимаешь?　

— А куда мне деваться? К тому же я не люблю ходить в должниках.　

Похлопав Гуру по плечу, Влас заявил:　

— Я рассчитывал на твою помощь и вижу, что в тебе не ошибся.　

— Как я понял, ты приехал к нам в город инкогнито. И уж совсем понятно, не в твоих интересах, чтобы Савелий знал, что ты появился в городе?　

— Само собой разумеется. Ведь он сдуру может устроить на меня охоту, в которой и сам может оказаться дичью.　

— Как бы там ни было, но он тебе свою обиду не простит, — предупредил Гура.　

— Честно говоря, я ему ничего плохого не сделал, всего лишь смылся из-под его опеки.　

— Своим неповиновением ты сильно задел его самолюбие.

— Слишком много у нас сейчас развелось пастухов. После того как корову доярка подоит, выясняется, что она- то и должна остаться без молока. Меня такой расклад не устраивает.　

— Куда денешься?.. Между авторитетами зоны влияния поделены, а у тебя силенок не хватит, чтобы что-то изменить.　

Влас был иного мнения, но до поры до времени решил с Гурой в полемику не вступать. Если удастся осуществить его план, тогда он не словами, а делом опровергнет неверную концепцию Гуры…　

— У вас крыша есть? — вернул его на землю голос Гуры.　

— Нет.　

— Моя дача вам для этого, как я понял, подойдет?　

— Вполне. Я там поживу некоторое время со своими парнями, а потом буду жить отдельно от них. Ты бы зарезервировал мне номер в гостинице на чье-нибудь имя сроком на один месяц. Можно?　

— Сейчас все стало можно, лишь бы бабки были.　

— Никаких проблем. Ваш паспорт — моя капуста. Только учти: мне номер нужен не на первом этаже и чтобы из него вид был на улицу. Ну и ванна там, телефон… Другой комфорт меня не интересует, но если будет, то не откажусь.　

— Твою заявку исполню в любое время, без проблем.

Оба задумались, стараясь вспомнить, что еще должны друг другу сказать. Прерывая паузу, Гура поинтересовался у Власа:　

— Что за тачка, на которой вы сейчас приехали ко мне?　

— Частник привез.　

— Пойди скажи водителю, чтобы уматывал. На свою дачу я вас своей тачкой отвезу…　

Влас стал выходить из машины, чтобы рассчитаться с водителем и отпустить его.　

— Влас, сколько сейчас с тобой помощников?　

— Двое.　

— Местные?　

— Чужаки.

— Откуда они?　

— Из Абхазии.　

— Знаешь, что я хочу тебе сказать?　

— Говори!　

— Когда мы будем общаться с тобой при них, не называй меня Гурой, а зови по имени.　

— Как пожелаешь. Буду звать Володей, — безразлично согласился Влас. — Или хочешь, чтобы я называл тебя как-то иначе?　

— Володя пойдет, тем более что ты так хорошо помнишь мое имя.　

ГЛАВА 2　

Дачный дом Гуры　

Дачный дом Гуры представлял собой капитальное кирпичное строение в трех уровнях, к которому были подведены газ, свет, вода, канализация.　

На первом, подвальном, этаже дома у него разместились сауна, комната отдыха, ванная, туалет. Данный этаж был нежилым. Жилыми были второй и третий этажи.　

Дом находился на земельном участке в десять соток. При доме был капитальный гараж. По тонким стволам плодовых деревьев, растущих на дачном участке, можно было сделать вывод, что участку этому не более четырех-пяти лет.　

Пока Гура через подставных лиц искал в городе две подходящие квартиры, которые впоследствии можно было бы взять внаем, пока их готовили к специальному использованию, о котором читатель узнает ниже, прошло два месяца. Все это время Влас жил в дачном доме вместе с Отаром и Платоном. Он не разрешал им попусту болтаться по городу и требовал, чтобы они безвылазно находились в пределах дачи, смотрели телевизор, видик.　

Отар и Платон по поводу своей ущемленности в свободе передвижения не возмущались. Со слов Власа они знали, что им предстоит совершить «деликатную» операцию в городе, а поэтому чем меньше их там будут видеть, тем лучше будет для них.　

Кроме Отара и Платона, Влас никому не говорил, в чем будут заключаться их обязанности. Он и абхазцам сообщил о них ровно столько, сколько было необходимо. Влас знал, что абхазцам не с кем делиться своей информацией. А посвятив их в суть дела, Влас получил возможность репетировать с ними отдельные эпизоды будущей операции, учить их, как и что говорить тому или иному человеку, который будет вступать с ними в контакт. Если принять во внимание то, что горцы раньше никогда не говорили по телефону, то можно понять, что предусмотрительность Власа была не лишней.　

Как Влас и обещал, он ежемесячно платил горцам по пять миллионов рублей, а раз так, то они на чудаковатого русского не обижались и были ему послушны.　

В свою очередь, Влас, наоборот, много времени проводил вне дачи. Часто до глубокой ночи пропадал в городе. Туда и обратно его увозил и привозил на своей «шестерке» высокий, худой сорокалетний молчаливый мужчина, который из-за своего роста имел кличку Оглобля.　

Больше всего ходить по городу приходилось не Власу, а Оглобле, выполнявшему многочисленные поручения своего пассажира.　

Наконец подготовка к осуществлению задуманной Власом операции, на его взгляд, была завершена. Перед тем как приступить к осуществлению своей задумки, Влас переехал жить в гостиницу «Интурист», поселившись в триста семнадцатом номере на третьем этаже с видом из окна на имеющуюся на улице стоянку автомобилей. Однако, переехав жить в гостиницу, Влас иногда ночевал не в своем номере, а на даче вместе с абхазцами.　

ГЛАВА 3

Захват заложника

Теперь настало время посвятить читателя в задумку Власа. Он хотел жестоко наказать Савелия. Зная, что Савелий ему не по зубам, Влас планировал наказать его чужими руками, но такой вариант мог осуществиться, если Влас сможет сделать ход конем. Таким вероятным ходом для себя Влас видел захват в качестве заложницы единственной дочери самого богатого человека города, которым, как мы знаем, являлся Арканов.　

Шестнадцатилетняя дочь Арканова Виктория была поздним плодом его любви, поэтому Арканов не просто любил ее, а боготворил, как самое дорогое в мире существо.　

Несмотря на окружающее Викторию богатство, она росла скромным, воспитанным ребенком, который большую часть своего свободного времени уделял учебе, спорту, чтению сентиментальных романов таких писателей, как Джоанна Линдсей, Уилки Коллинз, Колин Маккалоу и других, пишущих произведения подобного жанра. Девушка мечтала о красивой, чистой любви, но пока такой слабостью не болела, так как считала, что это все у нее впереди.　

Наблюдая за Викторией в течение месяца, Влас хорошо изучил, как девушка распоряжается своим свободным временем. Он по памяти мог сказать, когда она уезжает с водителем в школу, где учится в выпускном классе, в какой день недели когда возвращается домой. В какой день отправляется на корт поиграть в теннис, когда и где встречается с подругами…　

Обладая такой информацией, Влас пришел к выводу, что лучшим местом похищения девушки будет стоянка автомобилей у теннисного клуба, который находился на окраине города: не так много будет свидетелей похищения девушки. Тем более что Вика приезжала на машине к клубу не раньше пяти часов вечера, уже после того, как дома выполнит все школьные задания.

Девушка посещала теннисный клуб дважды в неделю: в понедельник и в четверг. В четверг Влас запланировал совершить похищение.　

«Жигули» Оглобли с Власом, Отаром и Платоном подкатили и остановились в пять часов вечера на стоянке автомобилей у теннисного клуба. Там уже стояла черная «Волга» Арканова. Водителем ее был здоровенный парень, весь внешний вид которого говорил, что он умеет постоять за себя.　

Кроме «Волги» и «шестерки», на стоянке других транспортных средств не было. Влас решил с водителем «Волги» расправиться раньше, чем его пассажирка выйдет к нему из клуба после своей тренировки на корте.　

— Отар, пойди попроси у водителя прикурить, — отдал распоряжение абхазцу Влас.　

Действия всех участников готовящегося преступления ранее были отрепетированы, а поэтому в данный момент он других указаний своему соучастнику не дал.　

Отар покинул «шестерку» и походкой скучающего человека, кого-то ждущего, направился к «Волге», а Влас потребовал, обращаясь к Платону:　

— Когда Отар «прикурит» у водителя, ты немедленно отправляйся к нему на помощь. Я потом к вам подойду.　

Отар, подойдя к водителю «Волги», поздоровавшись с ним, миролюбиво поинтересовался, держа в левой руке сигарету:　

— Огонька не найдется?　

Водитель «Волги», опустив стекло дверцы, подал Отару бензиновую зажигалку. Но Отар, вместо того чтобы воспользоваться оказанной услугой, обдал водителя газом из газового баллончика.　

Подошедший Платон помог брату затолкать водителя в багажник. Лежащему в бессознательном состоянии водителю они веревками связали руки и ноги, заклеили рот пластырем.　

Вся операция по обезвреживанию водителя заняла не более пяти минут. Наблюдавшему за их действиями Оглобле Влас дал сигнал, чтобы он подъехал к ним и остановился рядом с «Волгой».　

Пока ждали из клуба девушку, Влас тряпочкой вытер в «Волге» все гладкие поверхности, на которых он и его помощники могли оставить свои отпечатки пальцев… Из «Волги» в машину Оглобли Влас взял только сотовый радиотелефон.　

Надев на руки белые хлопчатобумажные перчатки, Влас сел в «Волгу» на место водителя, приказав абхазцам, чтобы они подготовились к захвату девушки. Горцы, покинув машину, прошли ко входу в клуб…　

Виктория, получив приятную разрядку от игры в теннис, приняв душ и даже толком не обсохнув, с влажными еще волосами вышла из клуба со спортивной сумкой в руке. Она легко сбежала по ступеням и направилась к своему автомобилю. Раньше ее никто не пугал. Зная, что в машине ждет молодой, сильный водитель-телохранитель, она слишком беспечно себя повела и не обратила внимания, что за ней от клуба последовали двое мужчин.　

Подойдя к своей машине, Виктория удивилась, что на месте водителя сидит незнакомый ей мужчина. Она не успела закричать, как Отар с Платоном, закрыв ей рот ладонью, втолкнули девушку на заднее сиденье «шестерки» Оглобли, сев по бокам. Влас тоже пересел из «Волги» в «шестерку», Оглобля не спеша покинул место похищения девушки.　

Похитители привезли Викторию на дачу Гуры, где поместили ее на втором этаже в комнате отдыха, которая временно стала девушке камерой предварительного заключения.　

У работников милиции города на Власа имелся не только компрометирующий материал, но и его отпечатки пальцев с фотографией. По этой причине он не пожелал показывать свою личность Аркановой, решив беседу с ней провести в маске.　

Потрясенная случившимся, но не потерявшая самообладания, считая происходящее каким-то кошмарным сном, Виктория, очутившись в комнате без окон, не успев ничего понять и ни до чего додуматься, увидела вошедшего к ней в комнату высокого мужчину в маске.　

— Какое вы имеете право так со мной обращаться? Немедленно отпустите меня домой! — потребовала она.　

Такое начало Власу не понравилось, поэтому он решил психологически воздействовать на девушку:　

— А не много ли ты берешь на себя, детка? Предъявляешь мне свои требования, говоришь о каком-то праве?.. Не имея никаких прав, мы убили твоего водителя. Из чего ты должна понять, что нашим правом является наша сила. Какие еще есть ко мне вопросы?　

Для Виктории известие об убийстве ее водителя было потрясающей новостью, но она смогла сохранить самообладание.　

— Зачем вам было его убивать? Ведь потом за это придется отвечать по всей строгости закона, — формулировкой учителя по правоведению заметила она.　

Присев на стул около двери, Влас стал просвещать девушку:　

— Твой отец некоторое время тому назад вступил в конфликт с главарем местной мафии Лихоносовым Савелием, известным всему городу под кличкой Савелий. Его драка с твоим отцом оказалась неудачной для Савелия. Вот он и поручил нам похитить тебя, отыграться на твоих родителях.　

— Что вы подразумеваете под словом «отыграться»?　

— Савелий хочет за тебя получить крупный денежный выкуп.　

— Я не животное, чтобы быть предметом торга! — возмущенно заявила Виктория.　

— Если ты так рассуждаешь, то сильно ошибаешься. На земле все, что летает, плавает, ползает и ходит, имеет цену. Только какую — это другой вопрос. В той ситуации, в какой ты сейчас находишься, ты станешь нашим предметом торга. И это тебе понятно не хуже меня.　

— Так поступать с вашей стороны низко, омерзительно и недостойно человека.

— Мы не относим себя к людям. Мы рабы, которые обязаны выполнять все, что поручит нам хозяин. Савелий потом получит все ваши деньги, а мы лишь облизнемся брызгами его шампанского.　

— Вы мрази! Я вас ненавижу и презираю!　

— Правильно делаешь. Честно говоря, мы сами себе не нравимся, но, смирившись со своей участью, живем такими, какие есть.　

— Какой выкуп вы хотите запросить за меня с родителей?　

— Один миллион американских долларов.　

— Отец не согласится пойти на такую сделку с вами.　

— Неужели он тебя, единственное дитя в семье, не любит?　

— Любит, но у него может не быть таких денег.　

— Найдет!　

— Почему вы так думаете?　

— Ты его об этом попросишь.　

— Я не стану помогать вам творить зло. Не хочу, чтобы оно торжествовало.　

— Смотри, Вика, принимай такие решения, чтобы потом жалеть не пришлось. Помни, что после убийства твоего водителя нам терять нечего. К тому же ты уже успела заметить, что твоими охранниками являются кавказцы, а этот народ горячий и очень темпераментный. Я попытаюсь их инстинкты сдержать на день, два, от силы три, а потом я прямо не знаю, что они сделают с тобой и твоим телом.　

— Лучше умереть, чем стать вашей пособницей.　

— Я не предлагаю и не прошу тебя, чтобы ты стала нашей соучастницей. Мы свои требования твоим родителям можем и сами изложить по сотовому телефону. После разговора с нами у них головы будут ломиться от разных нездоровых мыслей. Жива ли их дочь, в каких условиях содержится, не обижают ли ее, кормят и так далее. Твоя беседа с ними хоть в какой-то мере облегчит их сердца. Ты их тоже должна понять.　

— Мне надо подумать над вашим предложением, понять, что за ним скрывается.　

— Думай! Я тебе мешать не буду, тем более что нам теперь спешить некуда, — покидая комнату, произнес Влас.　

Минут через тридцать после его ухода к девушке в комнату вошли Отар и Платон. Они принесли Виктории ужин, который состоял из шашлыка, бумажного пакета с молоком, хлеба и бутылки минеральной воды «Меркурий».　

Абхазцы стали раскладывать все это у нее на столе.　

— Заберите все назад! Я ничего есть не буду! — ультимативно заявила Виктория.　

— На ужин тебе дается час. Через час придем и все со стола уберем, — уведомил ее Отар.　

— Чем меньше ты, козочка, будешь кушать, тем больше нам достанется, — с улыбкой «успокоил» ее Платон, покидая вместе с братом комнату.　

После занятий в теннисном клубе Виктория сильно проголодалась. Она не спеша положила в рот кусочек жареного мяса, пахнущего костром, и стала его жевать в глубокой задумчивости. Как много проблем сразу свалилось на ее голову!　

Когда шашлык у нее на тарелке кончился, то она, словно очнувшись, подумала: «Неужели я его весь съела?» После этого она выпила холодной минеральной воды, отказавшись от остальной еды.　

Пока Виктория ужинала, Влас, собрав в зале Отара и Платона, строго предупредил их:　

— Значит, поступим так, мужики: с находящейся в подвале девушки глаз не сводить, но никто из вас не должен с ней обращаться грубо, допускать дурацкие шутки, хамство…　

— Очень аппетитная спортсменка. Я бы ради нее и жену бросил, — улыбаясь, признался Платон.　

— Тому из вас, кто тронет ее или обидит, я голову сверну. Так как ее присутствие в доме вместе с вами является для вас в некотором роде пыткой воздержания, я его вам компенсирую значительным повышением месячной зарплаты с сегодняшнего дня. Теперь подумайте, стоит ли из-за мохнатого сейфа лишаться кучи денег и, возможно, своей головы?　

— Влас, ты чего из-за нее печешься или сам первым хочешь ее распечатать? — улыбаясь, поинтересовался Платон.　

— Отар, объясни своему брату, что девушка является нашим товаром, который я хочу подороже продать. Порченый товар у нас пойдет совсем по другой, более низкой цене, а значит, и повышения зарплаты вам никакого не будет. Вы сюда приехали делать деньги, а не баб топтать. Их у вас и в Абхазии навалом.　

— Ты, Платон, зубы не скаль, Влас верно говорит, — поддержал его Отар.　

Довод Власа о стоимости продаваемого товара и информация, что за обходительное обращение с девушкой они получат к зарплате дополнительную денежную компенсацию, заставили абхазцев в будущем при контакте с Аркановой придерживаться установленных Власом правил, которые они ни разу не нарушили.　

Когда Платон пришел убирать со стола в комнате у Виктории, то она сказала ему:　

— Передай человеку в маске, что я хочу с ним поговорить.　

Влас не сразу пошел к ней, а сделал выдержку в двадцать минут.　

Зайдя в комнату к девушке, Влас сообщил ей:　

— Если тебе в будущем кто-то из нас понадобится, то можешь нажать вот на эту черную кнопку. — Влас показал замурованную в бетонную стену кнопку.　

Виктория молча выслушала его инструкцию.　

— Мне передали, что ты хочешь меня видеть? Так ли это?　

— Да.　

— Итак, зачем я тебе понадобился?　

— Я согласна по телефону переговорить со своими родителями. Сообщить им, что стала вашей заложницей, что вы хотите за меня получить один миллион долларов, что я жива, здорова и вы со мной хорошо обращаетесь. Теперь вы довольны моей уступчивостью?　

— Не совсем.　

— А что вас не устраивает?　

— Ты по телефону говорить не будешь. Твою информацию я запишу на магнитофон, и только потом с него я ее передам твоим родителям по радиотелефону.　

— Почему вы лишаете меня возможности прямо переговорить с родителями?　

— Чтобы ты не имела возможности проинформировать их больше, чем мне требуется.　

— Пускай будет по-вашему. Вы ведь сила! — съехидничала девушка.　

Влас сходил наверх за магнитофоном, бумагой и пишущей ручкой. Вместе с Викой он на бумаге составил текст ее будущего обращения к родителям. В чистом виде оно имело следующее содержание:　

«Папа и мама, я стала жертвой нападения лиц кавказской национальности, состоящих в какой-то банде. Они захватили меня в качестве заложницы, не обижают, кормят и содержат в нормальных бытовых условиях. Как долго они будут вести себя со мной по-человечески, не знаю, но думаю, не больше двух-трех дней. Они хотят получить с вас выкуп за возвращение меня целой и здоровой в один миллион долларов. Как в таком случае поступить, решайте сами. Любое ваше решение будет верным. Люблю вас обоих, целую и прощаюсь. Надеюсь, не навсегда».　

ГЛАВА 4

Тревога

Возвратившись домой с работы, Борис Альбертович за ужином поинтересовался у своей супруги Ларисы Степановны:　

— Лариса, почему я дочери за столом не вижу?　

— Как ты знаешь, сегодня четверг. Она уехала в теннисный клуб на тренировку. Немного там задержалась, — ответила она ему.　

Удовлетворенный ее ответом, Арканов после ужина пошел в свой кабинет, где решил поиграть с компьютером в шахматы. Шахматы были его слабостью, от которой он не собирался избавляться. Редко, но ему иногда удавалось выиграть одну-две партии у машины, что являлось для него приятным стимулом. Он стремился случайные свои выигрыши (случайными их можно назвать относительно, так как он прилагал усилия в полную меру) сделать закономерностью. Правда, тогда пришлось бы менять программу на более сложную, на уровне мастера спорта, но это была цель, до которой он, может быть, и не доберется.　

Являясь вдумчивым, не спешащим делать ходы игроком, Арканов уже целый час сражался с компьютером, партия подходила к концу, и ему представлялось, что он должен был ее выиграть. В это время к нему в кабинет зашла жена:　

— Боря, ты меня извини, что я тебя отрываю от игры, но меня что-то волнует долгое отсутствие дочери.　

Оторвавшись от компьютера и повернувшись лицом к жене, Арканов произнес:　

— Мало ли по каким причинам дочь могла задержаться в клубе? Не забывай, что она у нас уже почти невеста.　

— Я этого не забываю, — вздохнула Лариса Степановна.　

— Позвони Сергею, ее водителю, узнай у него причину ее задержки в клубе.　

— Я ему уже звонила.　

— Ну и что?　

— Не отвечает на мои вызовы.　

В задумчивости несколько раз проведя рукой по успевшей за день вырасти щетине, Арканов поинтересовался:　

— Ты теперь от меня, конечно, не отстанешь, пока я не разберусь, куда запропастилась наша дочь? — как и жена, уже начиная переживать за дочь, поинтересовался он.　

— Ты уж, Боря, меня извини, но что-то душа по ней сильно разболелась.　

Выключив компьютер и встав со стула, Арканов поднял руки вверх и попросил жену:　

— Все, Лариса, хватит! Дальше лучше не развивай свои мысли, иначе ты меня своей фантазией можешь убить. Я сейчас отправлюсь в клуб и во всем разберусь.　

С водителем «вольво» и двумя телохранителями Арканов подъехал к стоянке автомобилей у теннисного клуба. Свою машину они поставили рядом с черной «Волгой», принадлежащей ему.　

«Раз «Волга» стоит рядом с клубом, то с дочерью ничего опасного случиться не могло. Только интересно, куда подевался Сергей, что-то я его в машине не вижу?» — подумал Арканов.　

Кроме водителя «вольво», все вышли из машины и подошли к «Волге». Из ее багажника раздался стон. Телохранитель Арканова открыл багажник «Волги», который, к счастью, оказался не закрытым на замок. В нем они увидели связанного Сергея. Охранники вытащили его из багажника, сорвали с губ пластырь, развязали руки. Тут же Арканов потребовал от Сергея объяснений: что случилось и куда девалась его дочь? Из бормотания Сергея Арканов понял, что какой-то кавказец попросил у него прикурить. Вместо того чтобы взять предложенную ему зажигалку, кавказец из газового баллончика выстрелил ему в лицо струей газа. Как он попал в багажник своей машины и куда делась Виктория, он не знает.　

Сторож теннисного клуба сообщил Арканову, что, кроме него, в клубе больше никого нет. В сложившейся ситуации Арканову ничего иного не оставалось, как поехать в управление милиции. Туда по его просьбе был вызван его друг Шаповалов.　

Закрутилось колесо мероприятий по розыску похищенной девушки и задержанию ее похитителей.　

Сидя в машине Арканова, Шаповалов в меру своих сил пытался успокоить друга:　

— Боря, мы приложим максимум сил, чтобы найти вашу дочь, найти и наказать ее похитителей.　

— Только на твою помощь, Олег, теперь мне приходится надеяться. Не жалейте ни сил, ни средств, чтобы найти мою Вику. Я все затраты вашего управления возмещу.　

— Мы будем стараться работать по своей линии, а вы тоже помогите нам.　

— Конечно, сделаю все, что от меня зависит.　

— Дайте объявление во всех городских газетах с фотографией вашей дочери. Пообещайте вознаграждение каждому, кто сообщит нам полезную информацию по факту похищения вашей дочери. Точно такое объявление мы продублируем по местному телевидению.　

— Безусловно, уже сейчас я начну делать все то, что ты мне сказал, — заверил Шаповалова Арканов.　

— Интересно, кто в нашем городе мог решиться на такой дерзкий шаг? — размышляя, произнес Шаповалов.　

— А не дело ли это рук нашего общего знакомого?　

— Кого?　

— Савелия!　

— Все может быть. Будем всех подозрительных субъектов проверять. Заодно отработаем и данную версию, — пообещал Шаповалов.　

В машине раздался звонок радиотелефона. Подняв трубку, Арканов услышал голос дочери:　

«Папа, не перебивай меня и не задавай вопросов. Мой голос записан на магнитофон, а поэтому только слушай…»　

После того как Виктория перестала говорить, Арканов услышал в трубке грубый мужской голос с кавказским акцентом:　

— Слюшай, дорогой, тебе понятны наши условия?　

— Да!　

— На размышление мы тебе даем два дня. За это время, я думаю, нужное количество денег ты успеешь собрать.　

— Как я вам их передам?　

— О деталях поговорим потом. Будь умницей и не вздумай о моем разговоре с тобой сообщать ментам. Мы за тобой следим. Если обнаружим, что ты ведешь с нами двойную игру, считай, что твоей дочери хана. — Связь прервалась.　

Арканов слово в слово передал Шаповалову как информацию, полученную от дочери, так и свой разговор с похитителем.　

— Выходит, Савелий, к похищению моей дочери не причастен, — заметил Арканов.　

— Возможно, и так. Не исключаю, что какая-то группа кавказцев наскоком решила поработать в нашем городе. А возможно, наводка нас на кавказцев есть тонкий ход опять же нашего общего знакомого Савелия.　

— Причастен Савелий к похищению моей дочери или нет, мне все равно надо вступать с ним в контакт. Пускай он поможет мне найти дочь. Потом мы выясним, какова его роль в ее похищении, и сможем по заслугам или наградить, или наказать.　

— Это твое дело. Сам понимаешь, что я сотрудничать с ним не могу. Если не мы, а он найдет твою дочь и вернет тебе, то наша цель будет выполнена частично.　

— Почему ты так думаешь?　

— Потому что дочь тебе он может вернуть, ну а ее похитителя выдавать не станет. Таков уж у воров порядок.　

— Ну и черт с ним! Мне лишь бы дочь вернуть живой и здоровой.　

— Тебе виднее, — понимая состояние Арканова и не споря с ним, произнес Шаповалов.　

— А вдруг ни вы, ни Савелий в течение двух дней не сможете найти мою дочь? Тогда я должен буду выкупать ее…　

— Конечно, должен будешь выкупить ее у них.　

— Но у меня столько валюты нет!　

— А сколько есть?　

— Ну, тысяч шестьсот — семьсот еще смогу собрать.　

— Когда встретишься с Савелием и будешь его просить, чтобы он помог тебе найти дочь, то попроси тогда у него заодно недостающую сумму денег в долг, — посоветовал Шаповалов.　

— Попросить-то я могу, но вдруг у него не окажется? Все же триста тысяч в долларах — сумма приличная.　

— Тогда придется нам, УВД, ее где-то доставать и давать тебе.　

— А сможете?　

— Конечно, сможем. Все же мы государственные люди, а не частная лавочка. — Задумавшись на некоторое время, Шаповалов продолжил: — Если похитители решили установить за тобой слежку…　

— Кавказец сказал, что уже установили, — прервав Шаповалова, напомнил ему Арканов.　

— Твой кавказец блефует. Если бы они следили за тобой, то знали бы, что ты сейчас находишься в управлении и милиции, и в контакт с тобой не вступали. Так вот я опять возвращаюсь к сказанному. Если похитители решили за тобой установить слежку, то нам общение с тобой в стенах управления надо прекратить. Похитителям такое может не понравиться. Они действительно могут отказаться от выкупа и убить твою дочь.　

— Как же тогда нам быть?　

— Будем встречаться у тебя в офисе. Похитители, как мы считаем, не из местных, поэтому не могут знать твоих сотрудников в лицо, а раз так, то почему мы не можем побыть ими хотя бы некоторое время? Я считаю, что наш контакт с тобой в офисе самый безопасный и у злоумышленников не должен вызвать подозрений.　

— Как лучше поступить в такой ситуации, вам виднее, поэтому мне остается только согласиться с твоим предложением.　

— Кажется, мы все обговорили, поэтому давай будем разбегаться, у каждого из нас дел по самую макушку, — предложил Шаповалов.　

Дома Арканов сообщил жене неприятную для них новость. Та, заплакав в голос, упала на диван. Дав жене валидол, как мог, успокоив ее, Арканов прошел к себе в кабинет. Там он нашел в ящике стола блокнот, в котором у него был записан номер сотового телефона Лихоносова. Подумав, он все же набрал его.　

— Савелий Григорьевич?　

— Да!　

— Здравствуйте! Вас беспокоит Арканов.　

— Здравствуйте, Борис Альбертович. Чем обязан такому позднему, тем более от вас, звонку?　

— У меня большое горе. Я подумал и вот решил обратиться к вам. Может быть, вы поможете мне в моей беде?　

— Смотря о чем вы меня попросите. Но учтите, что вам я задаром ни в чем помогать не буду.　

— Не волнуйтесь, я ваши услуги оплачу.　

— Понятно! Тогда говорите, какая помощь вам от меня понадобилась?　

— У меня сегодня вечером от теннисного клуба неизвестными лицами кавказской национальности была похищена дочь. Вы бы не взялись помочь мне ее найти?…　

Слушая Арканова, Савелий постепенно приходил в ярость: «Твою мать за ногу! Я хозяин города, и кто-то вдруг вздумал у меня под носом делать себе бабки, не спрашивая разрешения и даже не поставив меня в известность о таком своем ходе. Ну, я ему, гаду, дам просраться, чтобы другим охлаемам не пришло в голову так лихачить. Вот так, только припусти вожжи, и тут всякая шалупень начинает шевелиться и пытаться сесть тебе на голову. Я такого беспредела не потерплю».　

— Конечно, возьмусь и постараюсь вам помочь, — уже не раздумывая, заявил он.　

— Очень рад вашей поддержке.　

— Вы ментам сообщили о похищении?　

— Конечно, сообщил и сделал официальное заявление. Они сейчас уже занялись ее поисками.　

— Зря вы так поспешили. Надо было сразу позвонить мне.　

— Я не мог иначе.　

«Все вы, фраера, такие. Как что случится, так сразу бежите в ментовку, отчего только больше себе проблем создаете», — недовольно подумал Савелий.　

— Понятно! Если так, то вам придется сообщить мне все, что планируют делать работники милиции по розыску похитителей, какую информацию они получили от вас.　

— Для чего это все вам?　

— Для облегчения моей работы.　

— Тогда обязательно обо всем вас проинформирую.　

— Какой выкуп похитители запросили за вашу дочь?　

— Один миллион долларов.　

— Ничего себе аппетит! — удивился Савелий.　

— У меня такой суммы в наличности нет. Вы бы не могли на неделю под соответствующий процент одолжить мне тысяч четыреста в долларах? — превысив требуемую сумму на сто тысяч для надежности, попросил Арканов.　

— Могу вам одолжить на неделю не более трехсот двадцати кусков в баксах, — ответил Савелий.　

— Буду вам премного благодарен.　

— Завтра с утра можете подъехать ко мне за деньгами и для более толкового разговора, — предложил Савелий.　

После разговора с Аркановым Савелий, чувствуя, что может на нем заработать хорошие деньги, а возможно, сделать его зависимым от себя, вместо того чтобы отойти ко сну, одевшись, поехал в воровской притон. Там он и его люди подключили все воровские группировки города, хулиганов и проституток к розыску похищенной дочери Арканова. Им было поручено установить, кто в городе мог организовать и осуществить похищение. Такое задание получил и Гура со своей группой.　

ГЛАВА 5

Ирина

Осуществив похищение Аркановой и сделав своим помощникам строгое внушение, как они должны вести себя с девушкой, Влас переехал жить с дачи Гуры в гостиницу.　

Одноместный номер был взят Гурой на подставное лицо, реально проживающее в городе. Поэтому Влас мог не беспокоиться, что его персона привлечет внимание работников милиции.　

Влас много времени проводил в номере, погруженный в размышления о смысле жизни, в продумывание ходов той сложной операции, которую он начал осуществлять.　

Лучше всего ему думалось тогда, когда он днем лежал одетый на убранной постели, выкуривая одну сигарету за другой.　

Утром обычно он завтракать не ходил, зато в обед в ресторане ел много и плотно. Ужин у него был не менее обильным, возможно, поэтому утром и не хотелось завтракать.　

Лежа в кровати и находясь в творческом поиске, Влас услышал осторожный стук в дверь. Дверь в его номер была закрыта на сейфовый замок, ключ от которого торчал в замочной скважине с его стороны.　

Достав из-под подушки пистолет, Влас подошел к двери, спросил:　

— Кто там?　

— Горничная! Пришла вашу комнату убрать. Подумав, Влас решил открыть дверь.　

Он увидел в коридоре высокую девушку лет двадцати трех со шваброй, с ведром, наполненным водой, и тряпкой в руках.　

Поздоровавшись с ним, девушка поинтересовалась:　

— Я вам не помешала?　

— Вроде бы нет.　

— Тогда я могу приступить к своей работе?　

— Заходите и приступайте, — разрешил ей Влас. Пропустив девушку в свой номер, он выглянул в коридор, убедился, что там никого нет. Незаметно от девушки он спрятал под спортивную куртку свой пистолет.　

Когда девушка вошла в номер, он закрыл за ней дверь на ключ.　

— Зачем вы дверь закрыли на ключ? — несколько растерявшись, поинтересовалась она.　

— Чтобы вам никто не мог помешать в работе, — снова ложась на постель, улыбнулся он, перепрятывая пистолет из-под куртки под подушку.　

— А-а! — в растяжку произнесла горничная, удовлетворенная его ответом.　

Несмотря на свою молодость, девушка Власа не заинтересовала. Она была высокой, худой и плоскогрудой — из-под фирменного халата едва пробивались холмики ее грудей, зеленые глаза, цвета обожженной солнцем травы, не радовались жизни и были малоподвижными, нелюбопытными и тусклыми, отчего ее приятное лицо как-то не смотрелось и не вызывало симпатии.　

При постороннем человеке в номере Влас не мог думать о чем-то серьезном. Поэтому он решил воспользоваться возможностью и отдохнуть в болтовне с девушкой на отвлеченную тему.　

— И как же нас зовут? — поинтересовался Влас, заводя разговор с горничной.　

— Ириной.　

— Очень приятно познакомиться. Ирина, ты не будешь возражать, если, пока ты убираешь номер, мы поговорим? — Он был доволен, что девушка, в свою очередь, не поинтересовалась его именем. Это являлось хорошим признаком, говорившим, что девушка к нему не подослана ментами.　

— Говорите, если есть о чем, — разрешила она ему.　

Если Влас в беседе с Ириной сразу же перешел на ты, то она, держа его на расстоянии, говорила с ним на вы.　

— Ты меня обижаешь, Ирина! Я — и вдруг не найду, о чем с тобой говорить? Например, ты знаешь, что означает твое имя — Ирина?　

— Ирина и есть Ирина, — не очень-то заинтересованно ответила горничная.　

— Твои родители, называя тебя Ириной, обязательно должны были знать, что в Древней Греции Ириной называлась богиня мирной жизни, чего нам как раз и не хватает в настоящее время, — вздохнув, признался он.　

— А я этого и не знала, — уже с интересом посмотрев на Власа, призналась девушка.　

— Ты на меня, Ирина, не обижайся, если я что-то скажу не так. Пойми меня правильно: все, сказанное мной, будет без всякой иронии и желания оскорбить тебя, а только по простоте души.　

— Оно и видно, какой вы простой человек, — чуть съехидничала девушка.　

— Ты мне не ответила: будешь обижаться на мои вопросы или нет?　

— Если в них не будет хамства и цинизма, то не обижусь, — пообещала она ему.　

— Тогда вопрос номер один. В твоем возрасте заниматься таким трудом, каким ты сейчас занимаешься, на мой взгляд, я бы сказал, рановато. Тебе не кажется?　

— Не кажется! — не обидевшись на него за беспардонность, ответила девушка.　

— Ты как-то рассуждаешь не по-современному. Тебе еще не поздно учиться, приобретать специальность. Как говорится, у тебя вся жизнь впереди.　

— Так кое-кому кажется со своей колокольни.　

— Хочешь мне сказать, что я не прав?　

— Рассуждать и фантазировать и я умею, а в реальной жизни все выглядит совсем иначе. Счастливых, удачливых и умных, таких, как вы, не так уж и много.　

«Тоже мне, нашла счастливого человека!» — горько усмехнулся Влас, но разубеждать ее в этом мнении не стал.　

— А что тебе мешает стать счастливой и удачливой? В том, что ты умная девушка, я не сомневаюсь.　

— У меня больное сердце. Если я выпью хотя бы сто граммов водки, то сразу умру, так сказали мне врачи. По этой причине я не знаю вкуса не только водки, но даже шампанского. Правда, я его однажды нюхала. Денег у меня на учебу нет, а поэтому ни о какой специальности мечтать тоже не приходится. Вот почему и приходится работать горничной.　

«Боже мой, какие еще люди есть! Но они не ропщут, а тихо несут свой крест, пока не умрут. Я же, дурак здоровый, отслужив в армии, считал себя обиженным. Спрашивается — кем? Никем! Как же я тогда был не прав!» — с запоздалым прозрением подумал Влас.　

— А близкие — родители, муж — разве не могут помочь тебе финансами, чтобы ты получила специальность?　

— Родителей у меня нет. Я не замужем, живу одна. Какой мужчина с серьезными намерениями вздумает связывать свою судьбу с такой сухой воблой? — не жалея себя, самокритично поведала ему Ирина.　

— Жить-то тебе есть где?　

— Имею двухкомнатную квартиру, которая осталась мне от родителей.　

Своей откровенностью Ирина обезоружила Власа, лишила его в разговоре с ней прежней наступательности и наглости. Он уже был не рад, что завел с девушкой разговор на такую щекотливую тему. Ему стало ее чисто по- человечески жаль.　

Ирине беседа с Власом тоже стоила нервов. Опустившись на стул, она бросила влажную тряпку, которой вытирала подоконник, в ведро с водой. Опустив голову, уставившись взглядом в пол, она задумалась.　

Влас встал, подошел к Ирине, погладил ее ладонью по голове, ласково произнес:　

— Ну ты, Ирина, себя совсем раскритиковала. Так нельзя.　

Отстранившись от его руки медленным движением, она осуждающе заметила:　

— Когда человек красив, здоров и богат, то он может рассуждать верно и возвышенно. Но если его поместить на место, подобное моему, то он быстро запоет иным голосом.　

Влас почувствовал, что сказанное относится к нему.　

— Ты так думаешь?　

— Не думаю, я уверена в том, что говорю.　

— Я не смогу тебя переубедить в обратном?　

— А ты попытайся!　

— Что я для этого должен предпринять?　

— Ну, для начала… полюби меня, помоги мне подняться материально, дай в руки хорошую специальность. А там дальше посмотрим, как люди могут от говорильни перейти к делу с пользой для других, — впервые улыбнувшись и показав в улыбке жемчуг красивых зубов, пошутила девушка.　

Однако Влас не стал смеяться вместе с Ириной, понимая, что в действительности творится у нее на сердце. Но и жалеть ее он не собирался. Она его заинтересовала не как женщина, а как лицо, имеющее отдельную квартиру, где он может найти крышу и надежное убежище. Конечно, за такое удобство ему придется кое-чем платить. Он знал даже, какая будет плата, но ради интересов дела на что только не пойдешь…　

— Меня Славой звать, — только сейчас назвал он ей свое имя.　

— А я думала, что так с тобой и не познакомлюсь.　

— Как видишь, познакомилась, и это только начало. То ли еще будет…　

— Ты серьезно хочешь иметь контакт со мной? — удивилась Ирина.　

— Со всеми вытекающими потом последствиями, — подмигнул он ей.　

— Какими такими последствиями? — насторожилась девушка.　

— Я по-детски с девочками давно разучился дружить.　

— Понимаю и возражений не имею.　

— А ты потом жалеть не будешь?　

— Нет.　

— А твое здоровье не помешает надлежаще контактировать со мной?　

— Такие контакты врачом мне не противопоказаны, — чуть-чуть смутилась девушка.　

— Ты, Ирина, оказывается, храбрая… Неужели ты такая со всеми жильцами гостиницы?　

— С тобой первым.　

— Чем я такое внимание с твоей стороны заслужил?　

— Тем, какой ты есть, и своим подходом.　

— А другие жильцы гостиницы чем хуже меня?　

— Одни меня так игнорируют, когда я убираю их номера, будто меня нет или я не человек. Другие постояльцы видят во мне стадную корову и лезут на меня, как быки, но я научилась давать им такой отпор, что они потом надолго забывают свои петушиные повадки.　

— Как же тебе так лихо удается с ними управляться при твоем-то слабом здоровье?　

— С помощью воды в ведре и грязной тряпки, — поделилась она с ним своим секретом.　

— Оказывается, у тебя при себе на работе имеется грозное оружие для самообороны, — пошутил Влас. Закурив сигарету, подумав, он сообщил девушке: — Я, Ирина, принимаю твое предложение, но только с одним условием. О наших с тобой встречах никто не должен знать, даже самая близкая подруга. Ты сама должна понять, что этот номер — не лучшее место для таких свиданий, поэтому лучше, если я буду приезжать к тебе домой. Такой вариант тебя устраивает?　

— Вполне.　

— Мы сегодня можем встретиться?　

— Как скажешь, я человек свободный.　

— А я, наоборот, очень занят днем и могу приехать к тебе только вечером. Не посчитай за труд, накупи чего- нибудь из продуктов, чтобы вечером мы не проголодались.　

Он достал из тумбочки пачку денег банкнотами в десять тысяч рублей и отдал их Ирине.　

— Думаю, этого должно хватить.　

— Мне и половины этой суммы вполне хватило бы! — заметила удивленная его щедростью Ирина.　

— Пускай остаток пойдет тебе на мелкие расходы.　

— Я и в мыслях не могла представить, что у меня будет такой богатый кавалер.　

— Если хочешь, чтобы наши отношения подольше продлились, то тебе лучше о них никому не распространяться.　

— Я, Славик, не из болтливых. К тому же у меня не так уж много хороших подруг, которым я могла бы доверить свою тайну, — заверила она его, после чего, не удержавшись, поинтересовалась: — Из твоих денег я могу себе платье купить?　

Видно, для Ирины покупка хорошего платья была заветной мечтой, которую она наконец-то получила возможность осуществить.　

— Я же тебе сказал, что деньгами ты можешь распоряжаться по своему усмотрению.　

— И ты честно придешь сегодня ко мне домой? — Ирина все еще не верила, что ей удалось встретить такого красивого и богатого парня.　

— Если только ты сообщишь мне свой домашний адрес, — рассмеялся Влас.　

Ирина немедленно назвала ему свои координаты. Он записал их в блокнот.　

— Значит, так, Ирина, будем считать, что ты уборку моего номера завершила, а поэтому можешь быть свободной.　

— Ты что, уже меня прогоняешь?　

— Нет, но ты вроде бы на работе, да и мне надо спешить, чтобы до вечера справиться со всеми своими неотложными делами.　

Когда вечером Влас приехал на такси к дому Ирины и поднялся в ее квартиру, находящуюся на первом этаже старого трехэтажного дома, то его встретил богато сервированный стол. Видно было, что, сервируя его, Ирина проявила все свои кулинарные способности. Сверх заказа на столе стояла бутылка коньяка. Увидев данное излишество, Влас заметил:　

— Я же не говорил, чтобы на столе было спиртное.　

— Я решила не нарушать русской традиции. Такой шикарный стол — и чтобы без спиртного?!　

Однако коньяк пришлось пить только Власу, Ирина довольствовалась соками. Когда за столом официальная часть встречи была завершена и молодая парочка села на диван передохнуть от обильного употребления пищи, Власу пришлось проявить находчивость и смелость, чтобы заставить девушку отбросить в сторону все условности и, преодолев робость и смущение, отдаться во власть мужчине, который не скрывал своих намерений обладать ею.　

Несмотря на то что девушка в любовных играх оказалась не очень искушенной, она старательно отдавалась изучению преподаваемых ей Власом установок.　

Ее старание и способность были оценены по достоинству. Влас уже не обращал внимания на то, что имеет дело с нелюбимой женщиной, которая случайно встретилась на его жизненном пути…　

А Ирина была благодарна Власу, что он ее пожалел, поэтому она, выражая ему нежность и симпатию, наговорила массу комплиментов. Влас, находясь под гипнозом происходящего, искренно мог бы заявить, что встречей с Ириной остался довольным и от близости с ней получил полное удовлетворение.　

Он понимал, что Ирина не была избалована вниманием мужчин, любовными связями с ними, и этот ее «недостаток» оценил по достоинству. Кроме всего прочего, девушка ему нравилась своей искренностью и душевной простотой.　

За время проживания в гостинице Влас еще два раза позволил себе нанести визит на квартиру Ирины. Он видел и понимал, как девушку тянет к нему — всей душой и телом. Возможно, он был у нее первой и последней, лебединой песней, поэтому она стремилась как можно дольше и больше побыть в ней.　

Несмотря на свой крутой нрав, Влас ее не обижал, старался быть с ней по мере возможности честным. Он дал ей понять, что у сказки, в которую ей хотелось поверить, не будет хорошего конца. Но Влас заверил Ирину, что когда в будущем его будут направлять в командировку в ее родной город, то он не станет останавливаться в гостиничном номере, а остановится у нее, если только она не найдет себе за это время другого парня.　

По уши влюбленная в него девушка согласилась с его планами. Еще бы, ведь у нее появилась надежда на будущий его приезд, на новую встречу.　

Так благодаря случаю Влас подготовил себе на будущее надежное убежище с преданным ему человеком.　

Ирина у него не старалась выпытать, где он живет и работает, чем занимается. Она довольствовалась тем, что ей говорил сам Влас. Девушке приятно было, что такой красивый парень не пренебрег ею и остановил свой выбор на ней.　

Теперь она, глядя на себя в зеркало, не так критически, как прежде, оценивала свои внешние данные:　

«Если Славику со мной интересно, я ему нравлюсь и он желает сохранить нашу связь, то выходит, что я не хуже других и мне нечего обижаться на свою внешность. Ведь вкусы мужчин очень разнообразны. Наглядный пример тому я. Ну кто бы мог подумать, что изо всех свободных женщин города Славик свой выбор остановит на мне?»　

Влас тоже понимал, что если выбирать себе спутника в жизни, то преданнее Ирины ему женщины не найти. Но он был женат, а поэтому в данном качестве она ему не подходила.　

ГЛАВА 6

Два подхода к решению одного вопроса

Утром Шаповалов у себя в кабинете с группой оперативных работников подводил итог проделанной ими работы за прошедшую ночь по розыску похищенной бандитами Виктории Аркановой.　

Итог был неутешительным. По этой причине все были вынуждены склониться к необходимости согласиться с требованием бандитов на выкуп. И лишь потом, используя дополнительную информацию о похитителях, принять все меры к установлению, задержанию и, возможно, даже к уничтожению их, если они попытаются оказать вооруженное сопротивление.　

Только получив сообщение от похитителей о способе передачи им денег Аркановым, оперативные работники могли приступить к реальному составлению плана их захвата и вызволения девушки из заточения. Пока что им оставалось гадать и делать разные предположения. Чем в данном случае оперативники и занимались.　

— Как вы думаете, где похитители сейчас прячут свою жертву? — обращаясь к присутствующим, поинтересовался Шаповалов.　

Поднявшийся со стула капитан стал излагать свою точку зрения:　

— Если мы допускаем, что похитители не из местных и являются лицами кавказской национальности, то напрашивается ясный ответ: они должны жить в гостинице. Но, проживая у всех на виду в гостинице, они никак не могут там держать свою пленницу. Значит, там их не стоит искать. Из чего напрашивается другой, более вероятный ответ: у приезжих кавказцев в городе имеется наводчик с хорошим жильем. Вот у него сейчас скрываются и похитители девушки, и содержится сама похищенная.　

После того как капитан высказал свою версию, Шаповалов с ноткой симпатии к нему произнес:　

— Присаживайтесь! — Потом, обращаясь к присутствующим, поинтересовался: — Другие мнения будут?　

— Я думаю, что Виктор Иванович верно рассудил, — не поднимаясь со стула, произнес коренастый лысый подполковник.　

Другие оперативники предпочли промолчать, поэтому Шаповалову вновь пришлось взять инициативу в свои руки:　

— Мнение Крамарова довольно аргументированное, и с ним не согласиться нельзя. Но вместе с тем я не освобождаю вас от необходимости произвести проверку жильцов всех городских гостиниц на предмет выявления тех кавказцев, которые нас интересуют. Как вы знаете, похитители звонили Арканову по сотовому телефону, поэтому майору Баженову, который присутствует на совещании и является начальником научно-технического отдела, вменяется в обязанность обеспечение нас бесперебойной связью с Аркановым, чтобы мы имели возможность прослушивать, с кем и о чем он говорит. И чтобы говорящий человек не знал, что его прослушивают. Вам это по силам, Сергей Николаевич?　

Поднявшийся из-за стола майор Баженов с беспечностью профессионала, разбирающегося в технике, сообщил ему:　

— С помощью имеющегося у нас сканера мы можем записывать разговоры по сотовому телефону, а с помощью сканирующего приемника можем ловить частоты от 450 до 800 мегагерц. В диапазонах этих частот работают сотовые телефоны.　

— Очень хорошо! А мы не можем, Сергей Николаевич, с помощью вашей хитрой техники установить место, откуда злоумышленники будут связываться по радиотелефону с Аркановым?　

— Теоретически такое возможно, если источник, говорящий по телефону, не будет перемещаться и его беседа по телефону будет длительной. Но к сожалению, у нас в НТО такого прибора нет.　

— Ну что же, Сергей Николаевич, и на том спасибо. Между прочим, уже настала пора обзаводиться таким прибором. Вы подумайте, где его можно приобрести. На его покупку я согласие вам дам.　

На беседе с Баженовым Шаповалов совещание закончил, отпустив оперативников заниматься своими делами.　

Тем временем Арканов, встретившись с Савелием у того в конторе нефтебазы, в пределах имеющихся у него сведений подробно рассказал Лихоносову, как было осуществлено злоумышленниками похищение его дочери. Выслушав его, Савелий поделился с ним своими планами:　

— Я хочу со своими людьми захватить похитителей вашей дочери без каких-либо переговоров с ними, не обещая выкупа за нее. Верну вам дочь в целости и сохранности. Этим гадам от меня не уйти.　

— Что вы с ними будете делать?　

— Я так сделаю, что им всю оставшуюся жизнь придется бегать в аптеку за лекарством. За сохранение им жизни подвергну крупному денежному штрафу. Ну как, мой план одобряешь?　

Арканову не очень-то нравилась неаргументированная похвальба Савелия. Он не услышал от Савелия, какие он собирается принять меры к тому, чтобы обеспечить его дочери безопасность. Эмоциям такого человека он особенно не верил, но допускал, что Савелий со своими связями имеет шанс оказать ему помощь, поэтому отказываться от нее не собирался.　

— В милиции мне рекомендовали воспользоваться предложением похитителей и дать им выкуп за дочь, — напомнил он Савелию о втором варианте освобождения своей дочери.　

— У них одни, а у меня другие возможности. Посмотрим, кому из нас больше повезет.　

— В моем положении перебирать способы освобождения дочери не приходится, поэтому я должен воспользоваться ими всеми. Если вы не раздумали дать мне денег в долг на выкуп дочери, то я буду вам очень благодарен.　

— Я никогда от своего слова не отказываюсь, — заверил его Савелий.　

Получив от Савелия обещанные ему триста двадцать тысяч долларов, оформив договор займа надлежащим образом, Арканов возвратился к себе в офис. Там его ждали четыре оперативных работника милиции, одетые в гражданскую одежду, которые стали переписывать номера и серии американских банкнот. Зачем они это делали, Арканов не понимал, считая их работу лишней.　

«Вместо того чтобы данных оперработников задействовать в поисках моей дочери, Шаповалов поручил им пустую, никому не нужную работу», — думал он с раздражением. Но свое недовольство не стал высказывать, так как понимал, что оперативники делают то, что им приказано своим начальством.　

Телефонный звонок по сотовой связи оторвал его от невеселого размышления.　

— Привет, уважаемый. Узнаешь, кто с тобой говорит? — услышал он в трубке знакомый голос кавказца.　

— Да! Я удивлен вашему звонку.　

— Почему?　

— Вы должны были мне позвонить завтра, а позвонили сегодня.　

— Я подумал, что два дня на размышление слишком много. Ты не раздумал выкупать у нас свою дочь?　

— Обязательно буду выкупать.　

— А раз так, то завтра в два часа дня будь у себя в офисе один. Я позвоню, куда тебе надо будет ехать с деньгами и где ты можешь забрать свою дочь. Понял, что я тебе сказал?　

— Понял!　

— Ну вот и хорошо. — Разговор на этом прервался.　

Как только похититель начал телефонный разговор с Аркановым, два оперативных работника, перестав переписывать номера и серии банкнот, бросились к установленным в кабинете приборам и в результате, как сообщили Арканову, смогли поймать волну, на которой велся телефонный разговор, и записать его.　

— Тогда, я надеюсь, что вы содержание записи сообщите Олегу Игоревичу.　

— Конечно! — заверил Арканова старший оперативной группы, который вел с ним беседу, тогда как другие оперативники не отвлекались на разговоры и занимались своим делом.　

Переписав номера и серии банкнот, подлежащих передаче похитителям девушки в качестве выкупа, оперативники покинули офис Арканова.　

Арканов набрал номер телефона Лихоносова:　

— Савелий Григорьевич, вас снова беспокоит Арканов.　

— Что случилось?　

— Только что мне позвонил один из похитителей моей дочери и сказал, что завтра в два часа дня он позвонит в мой офис и скажет, куда мне ехать с деньгами, чтобы я мог выкупить дочь.　

— Интересная новость. Хорошо, что ты позвонил и ею поделился. У меня в конторе сейчас как раз собрался мой штаб. Тебе было бы нелишне приехать ко мне и принять участие в обсуждении нашего плана.　

— Я сейчас приеду, — охотно принял приглашение Арканов.　

ГЛАВА 7

Совещание у Савелия

Когда Арканов приехал в контору Савелия, как мы знаем, находящуюся на территории нефтебазы, то он там увидел двух незнакомых мужчин. Савелий познакомил его с ними. Один из них назвался Арканову Виктором Сергеевичем, другой — Леонидом Васильевичем, читателю же они известны под кличками Рябой и Копченый.　

Несмотря на то что в кабинете работал кондиционер, в ней было сильно накурено. Стоявшая на столе хрустальная пепельница была полна сигаретных окурков, из чего Арканов сделал вывод, что троица уже давно занималась обсуждением интересующей его темы.　

Прервав ее обсуждение при появлении Арканова, Савелий попросил:　

— Борис Альбертович, вы не могли бы дословно передать свой телефонный разговор с похитителем вашей дочери? Может быть, мы сможем увидеть еще какую-нибудь зацепку для себя.　

Когда человек на кого-то делает ставку, как, в частности, Арканов на Савелия, то он старается ему оказать всемерную помощь, чтобы тот смог полнее проявить себя.　

Стараясь внешне не выражать свою тревогу за судьбу похищенной дочери, свою информацию Арканов выдавал для всех троих, не обращаясь ни к кому из них конкретно. По всему было видно, что он возлагает большую надежду на эти людей, которые в трудную для него минуту сочли возможным прийти к нему на помощь.　

Налив себе в стакан минеральной воды «Боржоми», Савелий с удовольствием ее выпил со словами:　

— Что-то у нас тут стало жарковато…　

Не сговариваясь, все трое последовали его примеру и тоже выпили минеральной воды.　

— Менты в курсе твоего телефонного разговора с похитителями?　

— Конечно! Они даже каким-то своим прибором смогли его записать.　

— Понятно! Пускай они делают свою работу сами по себе, а мы раскрутимся по-своему. Если они трудятся потому, что их к этому обязывает служба, то мы подрядились тебе помочь только из корыстного интереса, а поэтому в нашей работе больше должно быть результативности.　

— На что ты намекаешь?　

— Я имею в виду, что какой-нибудь мент может схалтурить и беспечно отнестись к своим обязанностям. По халатности загонит нужный шар не в ту лузу. За его ошибку платить придется тебе с дочкой. Так ты скажи нашему общему знакомому, чтобы он проконтролировал работу своих псов и не допустил их гавканья там, где не надо.　

— Мне кажется, что Олега Игоревича учить, как надо ему в работе поступать, излишне.　

Арканов хотел сказать Савелию, что не с его умом учить Шаповалова, но это было бы оскорблением, а в настоящее время ссориться с Савелием не входило в его планы.　

— Как знать, — не споря с Аркановым, произнес Савелий, пропустив волосы на голове через пальцы руки, используя их вместо расчески. — Согласившись оказать тебе помощь, я просил, чтобы ты сообщал мне о планах ментов, как они собираются плести фармазонам кружева. Но ты мне пока об их планах ничего не сообщил. Как это понимать?　

— Мне об их планах сообщать нечего.　

— Почему?　

— Потому что сам их не знаю. Они, как и вы, черпают из меня нужную себе информацию, а в свои планы не посвящают.　

— То не твоя вина, таков уж ментовский метод работы, — согласился с ним Савелий. — Для того чтобы мы могли быстро и своевременно оказать тебе посильную помощь, ты обязан постоянно держать нас в курсе всех происходящих вокруг тебя событий. Пойми меня правильно: я буду делать свою работу исключительно в твоих интересах.　

Все это Савелий произнес с такой искренностью в голосе, что не поверить его словам Арканов не мог.　

Достав из пачки сигарету, Савелий очень оригинальным способом постучал ее фильтром по пальцу, уплотняя табак в сигарете. Не успел Савелий зажать сигарету между губами, как Рябой услужливо поднес ему зажигалку, от которой Савелий не спеша прикурил. Пачку с сигаретами он бросил на стол, молча приглашая желающих последовать его примеру.　

Перед тем как Арканов должен был покинуть собравшихся, Савелий дал ему свой сотовый телефон со словами:　

— Возьми эту вещицу для связи со мной. Верь нам, что мы стараемся тебе помочь от души.　

— Именно поэтому я сейчас нахожусь здесь, а не дома и не в милиции, — заметил Арканов.　

Довольный встречей и содержанием беседы, Арканов, обменявшись рукопожатиями со своими помощниками, расстался с ними.　

После его ухода у оставшихся в кабинете мужчин беседа пошла более темпераментно. Она изобиловала матом, жаргоном и грубыми высказываниями. В присутствии миллиардера воры не решались так себя вести.　

В результате было решено к предстоящей операции привлечь три группы боевиков, обеспечив их автомобилями и сотовыми телефонами для связи. В эти группы они отобрали наиболее здоровых и смышленых быков. Вечером Савелий планировал устроить им смотр и провести инструктаж с перечислением всех кар, какие ждут нерадивых быков, если по их вине провалится операция. Хотя и без его угроз боевики знали, как гробит и калечит Савелий членов своей группировки, провинившихся перед ним. И делает это руками других, таких же бесправных перед ним исполнителей.　

Возглавить эти группы должны были участники совещания.　

ГЛАВА 8　

Решающий день　

На следующий день, уже с утра, оперативные работники милиции подготовили в офисе Арканова сумку с миллионом долларов, вшив в ее рубчик миниатюрный маячок, так мастерски проделав работу, что линия шва, куда был положен прибор, выглядела неповрежденной.　

Находившийся рядом с ним Шаповалов тем временем давал другу последние указания:　

— Если похитители вдруг вздумают и тебя взять в заложники, в чем я не вижу никакой необходимости, то не сопротивляйся и поступай так, как они будут требовать. Мы их возьмем в такое кольцо, из которого им никогда никуда не вырваться. Не забудь постоянно поддерживать с нами телефонную связь.　

В другое время и по другому случаю Арканов мог бы пошутить и сказать, что игра в воров и сыщиков ему уже чертовски надоела. Вместо этого он сказал:　

— Все буду делать так, как ты мне рекомендовал. Я себе и своей дочери не враг.　

Томительное ожидание двух часов дня съедало и душу, и нервы не только у Арканова, но и у всех людей, задействованных в операции…　

Ровно в два часа раздался телефонный звонок. Его Арканов ждал, но когда услышал, то вздрогнул. Видно было, что нервы у человека на пределе. Дрожащей рукой приложив трубку к уху, он произнес:　

— Арканов слушает!　

— Узнаешь, кто с тобой говорит? — услышал Арканов голос кавказца.　

— Узнаю!　

— Слушай внимательно мою команду. Ты один с деньгами сейчас сядешь в свою машину и поедешь по улице Чехова в аэропорт, где остановишься на стоянке автомобилей. Там ты от меня, возможно, получишь новую команду, куда ехать.　

— Почему ты сказал «возможно»?　

— Потому что если мои люди обнаружат за тобой ментов, то наше свидание, возможно, вообще не состоится и ты вместо живой дочери получишь от нас мешок с ее костями. Я смог вбить в твою голову, что с нами шутить нельзя?　

— Даже очень, — вытирая со лба холодный пот, ответил Арканов.　

Связь прервалась.　

Арканову не надо было сообщать работникам милиции суть состоявшегося разговора, они и сами все слышали. А вот Савелию о нем надо было рассказать. Но он не стал звонить ему из своего офиса.　

Выполнив все свои обязательства перед группой Шаповалова, Арканов с сумкой в руках, в которой были деньги, один пошел и сел в свой «вольво».　

По сотовому радиотелефону он связался с Савелием, которому передал содержание своего разговора со злоумышленником.　

Выслушав, Савелий дал ему следующее распоряжение:　

— Телефон, который я тебе дал, сейчас при тебе?　

— При мне!　

— Включи его на прием, положи рядом с собой на сиденье и не выключай. Пускай он постоянно находится на приеме. Я хочу постоянно находиться с тобой на связи. Договорились?　

— Считай, что твою команду я принял к исполнению, — заверил его Арканов.　

Он не боялся, что злоумышленники могут увидеть, как он с кем-то разговаривал в машине по радиотелефону, так как всегда мог заявить им, что перед тем как отправиться к ним, переговорил с женой, чтобы успокоить ее.　

Двигаясь по улице Чехова, Арканов переживал, зная, что за ним едут не только работники милиции, но и люди Савелия. В этой ситуации его волновало, смогут ли похитители обнаружить за ним слежку. Ведь тогда им ничего не стоит просто убить его дочь. От таких мыслей Арканова бросало то в холод, то в жар.　

Стекла его автомобиля были тонированы, из-за чего ему приходилось часто конфликтовать с работниками ГАИ, подвергавшими его за это штрафу, но он все равно продолжал ездить на автомобиле с затемненными стеклами. Сейчас ему тонированные стекла позволяли видеть все крутом, тогда как он был скрыт за ними.　

Арканов старательно всматривался в зеркало заднего вида, надеясь увидеть тех, кому поручено следить за ним. Но как он ни старался, ему не удавалось заметить в потоке автомобилей хотя бы один, который вызвал бы у него подозрение. Кто-то его обгонял, кто-то маневрировал, кто-то на перекрестке делал поворот, кто-то сворачивал на обочину, чтобы остановиться.　

Арканов, не обнаружив за собой слежки, даже заволновался: «Неужели сыщики Шаповалова и люди Савелия меня потеряли из виду? Этого не может быть!»　

Он был прав. За ним ехало несколько автомобилей оперативных работников. Он постоянно находился в поле их зрения. Те, кто вел наблюдение за ним, делали это очень искусно. Заметить за собой хвост в такой ситуации даже профессионалу было нелегко и для дилетанта в оперативной работе, каким был Арканов, просто невозможно.　

Сотрудники Шаповалова, связываясь между собой по рации, в потоке машин, следовавших за Аркановым, постоянно сменяли друг друга. Кто-то отрывался и, обгоняя Арканова, уходил вперед, оставляя «объект» в поле зрения другого оперативника, который в данный момент только выезжал на перекресток из боковой улицы и пристраивался сзади Арканова. Потом этот автомобиль останавливался у обочины. Его место занимал другой, который до этого двигался далеко сзади.　

Люди Савелия тоже умело следили за Аркановым. Отлично зная город, они двигались на трех автомобилях в попутном с Аркановым направлении, то отпуская его далеко от себя вперед, то обгоняя, а то и просто, свернув в сторону, шли по параллельной улице и выезжали опять на улицу Чехова, но уже впереди Арканова.

Незамеченным для всех участников автопробега оказался и автомобиль Гуры, который стоял на обочине недалеко от гостиницы Аэрофлота. Гура пристально всматривался в проходящие мимо него машины. Увидев «вольво» Арканова, он также заметил и «мерседес», в котором ехал Савелий с группой боевиков.　

Так как Гура не знал оперативных работников милиции в лицо, то их слежку за машиной Арканова он не обнаружил.　

Гура по сотовому телефону сообщил Власу о результате своих наблюдений, заметив:　

— Если уж сам Савелий взялся пасти Арканова, то, безусловно, кроме него, в слежке за Аркановым должны участвовать еще несколько групп боевиков.　

Влас, поблагодарив Гуру за службу, попросил его:　

— Езжай к себе на дачу и там жди конца нашей операции.　

Гура, выполнив поручение Власа и не имея новых, двигаясь к себе на дачу, с сожалением подумал: «Какого черта я связался с этим полоумным Власом? Ему с Савелием не справиться, а холку он может сломать не только себе, но и мне с моими ребятами».　

Но теперь он уже ничего не мог изменить. Он так глубоко погряз в задуманном Власом деле, что теперь при всем своем желании чистым из него не мог выпутаться. Ему оставалось только ждать результата операции Власа. Или они будут вместе праздновать общую победу, или вместе отвечать перед Савелием за свою наглость.　

ГЛАВА 9

Где выход из лабиринта?

В гостиничном номере Власа находился Отар. Это он постоянно по сотовому телефону вел переговоры с Аркановым. Отар говорил заранее подготовленный текст, который ему давал Влас.

Сейчас в номере Отар был один. По мере своих разговоров с Аркановым он стал понимать, в какое грязное дело втянул их Влас. Он знал, что наступил решающий день, поэтому переживал за свою судьбу и судьбу брата больше обычного.　

Как всегда, Влас оставил его в номере, не посвятив в свои дальнейшие планы. Он и Оглобля куда-то уехали.　

Незнание того, какой очередной шаг предпримет Влас, в какую сторону, как раз и волновало Отара, так как шаги Власа обязательно вызывали контрдействия работников милиции, как подозревал Отар, а они могли привести к плачевным для них результатам. Не волноваться в такой день, безусловно, Отар не мог.　

Он не мог ни лежать долго на кровати, ни сидеть за столом, ни уйти из номера, так как в его обязанность входило поддержание телефонной связи с Власом. Он должен был дождаться появления «вольво» Арканова на стоянке автомобилей у гостиницы Аэрофлота, убедиться, что он приехал туда один, после чего обязан был по телефону сообщить результат своего наблюдения Власу.　

Отар уже со счета сбился, сколько раз подходил от кровати и стола к окну, чтобы не упустить важный для него момент. Когда Он увидел, как Арканов на своей машине заруливает на стоянку автомобилей, то, проследив и убедившись, что другие автомобили не последовали его примеру, набрал номер сотового телефона Власа.　

— Гость приехал на нашу остановку один.　

— Что он делает?　

— Сидит в машине и ждет.　

— К нему и его машине кто-нибудь подходил?　

— Нет.　

— Ты ничего вокруг его персоны для себя подозрительного не замечаешь?　

— Все нормально вроде бы…

— После того как сейчас переговоришь со мной, сразу свяжись со Аркановым и сообщи ему ту информацию, какую я тебе говорил и какую ты последний раз записал на листочке. Понял?　

— Понял. А потом что я должен делать?　

— Покинешь гостиницу, в номере ничего своего не оставляй, так как мы больше туда не вернемся. Пройди несколько кварталов, поймай такси и на нем отправляйся на дачу. Там тебя будет ждать Платон и наш общий друг. Ждите меня. Я к вам подъеду попозже.　

— А что нам там делать?　

— Собирайте свои шмотки, так как задерживаться там мы тоже не будем.　

— Понятно!　

Когда у сидящего в машине Арканова, простоявшего на стоянке автомобилей уже больше пяти минут, раздался телефонный звонок, он вздрогнул и вместе с тем обрадовался, что томительное ожидание закончилось.　

— Ты, дорогой, все сделал, как я тебе говорил? — раздалось в трубке.　

— Да.　

— Хвост за собой не привел?　

— Нет.　

— Деньги с собой привез?　

— Да!　

— Тогда слушай и запоминай. Ты сейчас поедешь на улицу Карла Либкнехта и найдешь дом под номером сто семьдесят девять. В восьмом подъезде поднимешься на третий этаж и позвонишь в восемьдесят пятую квартиру. Там тебя встретит наш человек. Ты пройдешь вместе с ним в квартиру. Он возьмет у тебя деньги, проверит, все ли ты их привез, нет ли там «кукол». После этого он сообщит мне результат своей проверки. Если с твоей стороны не будет обмана, то я приеду, отдам тебе твою дочь, а ты мне отдашь деньги. Я уезжаю с деньгами, а ты спустя час, как уеду я, тоже можешь вместе со своей дочкой топать на все четыре стороны.　

— Меня такие условия устраивают. Но вы меня не обманете?　

— Если поступишь как я тебе сказал, то уже через пару часов твоя дочь будет с тобой. Только не делай глупостей. За домом следят мои люди. Если мы даже не увидим, а только почувствуем обман с твоей стороны или менты захватят одну из моих «шестерок», тогда я лишу тебя единственной дочери. Так что, дорогой, не балуй. Все ухватил, что я тебе сказал, или повторить?　

— Все понял.　

— А раз так, давай действуй. И запомни еще напоследок. Ты сейчас должен ехать, куда я тебе сказал, без отклонения от маршрута. Договорились?　

— Да.　

— Тогда поехали!　

Арканов поехал по указанному злоумышленником адресу. Сбавив скорость, он по сотовому телефону сообщил последние новости Шаповалову и Савелию.　

Выслушав его сообщение, Шаповалов сказал:　

— Поступай так, как тебе велели, ситуация нами хорошо контролируется.　

Прибавив скорость, Арканов задумался: «Огромное количество работников милиции задействовано в поимке похитителей Виктории. К тому же не надо забывать, что люди Савелия тоже в ней участвуют. Они все знают, куда главарь бандитов привезет мою дочь и где я ему должен буду отдать за нее выкуп. Ему из западни, какую он сам себе устроил, ни за что не вырваться. Конечно, мне придется ему позволить уйти из квартиры со своими деньгами, но далеко он с ними не уйдет. Для меня с дочерью даже будет хорошо, что он раньше нас выйдет из квартиры. При его задержании работниками милиции или парнями Савелия он и его люди могут устроить с ними пальбу, во время которой его могут убить. Ну и что? Пускай их всех там поубивают к чертовой матери! Зато я и моя дочь в это время преспокойно отсидимся в квартире до лучшего времени. Немаловажный при этом факт, что мои деньги никуда не денутся».　

Так, прокрутив в голове предполагаемые действия бандитов, работников милиции и парней Савелия, воспрянув духом, думал Арканов, находясь в таком запутанном лабиринте, выход из которого предстояло еще долго искать и, возможно, нельзя было найти.　

ГЛАВА 10

Бродяги тоже нужные люди

Влас первоначально считал возможным поручить Гуре подбор бродяжки для проживания в одной из временно арендованных квартир. Но, подумав, он пришел к выводу, что такое важное дело обязан взять на себя.　

На городской свалке, этой штаб-квартире бродяг, он встретился со своим старым знакомым, вожаком бродяг, по кличке Булыга — подвижным, небритым мужчиной лет сорока пяти. Усадив Булыгу в машину, предварительно подстелив на его сиденье огромный лист бумаги, Влас отъехал от свалки метров пятьсот, остановил машину, заглушил двигатель и повел с ним разговор:　

— Ты меня знаешь?　

— Знаю.　

— Это хорошо.　

— Даже очень хорошо. Как я понимаю, ты должен сидеть в киче, а не разъезжать по родному городу на тачке.　

— Нет таких клеток, из которых невозможно выбраться. Я тружусь в семье, а поэтому у меня есть гарантия, что в трудную минуту она меня выручит из любого положения, — лгал Булыге Влас в интересах своего дела. — Это я сказал тебе для того, что если какой-то гад вздумает пустить пар обо мне или выдать, то моя семья за такую подлянку голову ему скрутит и докажет, что ее у того никогда и не было. А уж какое наказание я сам ему устрою, тут и говорить не приходится.　

— Я знаю, что ты тяжеловес и что шутки с тобой очень дорого обойдутся шутнику.　

— Вот и отлично, что ты меня понял. Теперь можно перейти и к деловому разговору. Нам нужен человек вашего пошиба сроком на одну неделю.　

— Что он будет у вас делать?　

— Сторожить благоустроенную квартиру, правда, без шмоток, жрать, срать и больше ничего. Квартира чистая, нами арендована на подставное лицо. Как ты знаешь, это не является криминалом. Твой человек поживет в ней, только и всего. Когда менты его там обнаружат, то только выгонят с поджопником. На том и весь спрос с него.　

— Какова плата за такую услугу?　

— Если твой человек не вспомнит, кто поселил его в данные хоромы, то он у меня заработает лимон.　

— Сколько-сколько? — удивился Булыга.　

— Лимон!　

— Я согласен быть тем человеком, которого ты ищешь. За лимон я готов десяток поджопников вытерпеть. Только давай договоримся, что мою зарплату ты мне дашь не потом, а заранее.　

— Ты что, мне не доверяешь? Почему ты ставишь такое условие?　

— Ты мне сейчас даешь лимон. Я его надежно заныкиваю. Когда менты возьмут меня и выкинут из вашей квартиры, прежде ошмонав, они могут сожрать мой лимон, а то им жевать будет нечего.　

— По-своему ты верно рассудил, твое условие принимается. Тогда поехали вселяться.　

— Подожди. Мне, Влас, надо тут на свалке одному человеку свою власть передать, иначе моя шантрапа передерется между собой и угробит друг друга, — удивил Власа Булыга своей проблемой.　

— Ну тогда топай, но только долго не задерживайся, — разрешил ему Влас, вновь подвозя бродягу к городской свалке. — Не заставляй себя долго ждать.　

— Постараюсь быстро управиться, — покидая автомобиль, заверил его Булыга, отправляясь к таким же, как он, отверженным членам общества.　

Как люди становятся бродягами? Путей такого «становления» очень много, их невозможно перечислить, но некоторые из них все же можно назвать. Одни становятся бродягами, трутнями на теле нашего общества, по причине нежелания трудиться, предпочитая попрошайничество и мелкие кражи. Другие стали ими в связи с резким изменением экономической и политической ситуации в стране, когда появилась безработица, лишние люди на производствах, сокращение миллионов рабочих мест на предприятиях. Из них одни не сумели приспособиться к новым условиям жизни, другие умышленно не пожелали перестраиваться.　

Ни для кого не секрет, что большая часть бродяг с морально неустойчивой психикой. Они, не сопротивляясь, поплыли и полетели туда, где было легче, где не надо было думать о завтрашнем дне, беспокоиться о судьбах других, туда, куда волею случая занесла их судьба. Правда, так получается, что в южные регионы страны ветры забрасывают гораздо больше бродяг, чем в северные области, хотя и там бродяги не в диковинку.　

Если я остановлюсь на том, что бродяги живут только за счет милостыни и краж, то это будет не совсем исчерпывающая информация.　

Другие бродяги на свалке собирают бутылки, моют и сдают их в магазины. Третьи там же собирают и едят пищевые отходы, выискивают вещи, бывшие в употреблении, и продают. Есть отдельная категория бродяг, которая постоянно подряжается на выполнение физических работ: копают огороды, работают на стройках частников, то есть живут за счет своего труда…　

После того как Булыга возвратился, Влас повез его в универмаг, где купил своему квартиранту приличный спортивный костюм и хозяйственную сумку. Потом они посетили продовольственный магазин, где Влас вновь сделал покупки, но только продуктов питания.　

Завершив серию покупок, Влас со своим пассажиром приехал на улицу Карла Либкнехта к дому сто семьдесят девять. Они поднялись в восемьдесят пятую квартиру. Пропустив Булыгу в комнату, Влас сказал ему:　

— Вот эти хоромы будут неделю в твоем распоряжении. В двухкомнатной квартире мебели почти не было. Только в спальне стояли старый шифоньер, два расшатанных стула и раскладушка. На кухне работал холодильник «Наст». Все предметы, перечисленные выше, принадлежали хозяйке квартиры.　

— Ну как, жилье тебе нравится? — спросил Влас.　

— Вполне! Только я как-то не возьму в толк, чего тут охранять, когда путевого в доме, кроме разве холодильника, и брать нечего?　

Положив в холодильник купленные продукты, Влас, улыбнувшись, сообщил Булыге:　

— Это все тебе, можешь хавать…　

Довольная улыбка промелькнула на лице Булыги.　

— Только не вздумай с жира беситься и сюда баб приводить, — предостерег Влас.　

— А что? Вдвоем сподручнее охранять, — возразил Булыга, который, по-видимому, действительно имел намерение привести в квартиру одну из своих бродяжек, чтобы похвастаться перед ней, какой он крутой против всех других бродяг.　

Влас мгновенно из доброго мецената превратился в строгого командира:　

— Ты не только должен квартиру охранять! К тебе будут приходить люди и приносить бабки для передачи нам. Ты обязан брать у них бабки и проверять, чтобы эти фраера не подсунули вместо настоящих бабок «куклы». Взяв бабки и проверив их, ты должен положить их в спальне в шифоньер, вот на эту полку. — Влас показал вторую снизу. — И именно только в ее правый угол.　

Влас заставил Булыгу повторить все, что он ему сказал. И еще раз подчеркнул:　

— Учти, у нас порядок. И место хранения бабок, пока за ними кто-нибудь не придет, именно таково. Если ты такую истину забудешь, то я и лимон у тебя заберу, и башку, как курице, сверну.　

— К чему такие строгости?　

— Ты не на производство пашешь, а на воровскую семью. Вдруг ты умрешь или еще что с тобой случится? И тогда наш человек с закрытыми глазами найдет тут в квартире все за несколько секунд. Только скорость и точность помогают нам выжить. Понял элементарную истину?　

— Понял.　

— Когда клиент принесет тебе бабки, ты заведи его на кухню, пускай там сидит, загорает, а сам уходи в зал или в спальню и там пересчитывай их. Он не должен видеть, куда ты от него прячешь деньги. Ты не думай, что мы тебе полностью доверяем, и не надейся с нашими бабками, если появится желание, смыться. Такая твоя идея неосуществима. Мы знаем, в какой день, кто и сколько должен принести нам бабок. В этот день твоя нора нами обкладывается до тех пор, пока мы бабки у тебя не заберем. Так что свою шкуру не подвергай риску.　

— Ну что ты, Влас, я же себе не враг.　

— Ну, тогда будем считать, что мы с тобой договорились по всем позициям.　

— Не совсем. У меня к тебе есть вопрос.　

— Задавай свой вопрос.　

— Если я обнаружу, что бабки фальшивые или их не хватает, то кому я могу это сообщить?　

— Взяв бабки клиента и пересчитав их, обнаружив, что они не фальшивые или, наоборот, фальшивые, ты все равно кладешь их в шифоньере на ту полку, что я тебе говорил, и по телефону номер 31-48-19 — запиши его к себе на бумажку, так как можешь забыть, — сообщаешь мне результат своей проверки. Как закончишь говорить, так, не дожидаясь от меня никаких указаний, немедленно клади телефонную трубку. Ты не должен дать сказать мне ни одного слова.　

— Почему я должен так поступить?　

— Я буду знать, что на связи именно ты и по своей инициативе говоришь со мной.　

— Понятно!　

— Запомни на будущее: то, что тебе понятно, для меня хорошо, то, что тебе в моем задании непонятно, мне безразлично. Я хочу только, чтобы ты все делал так, как требую я, если хочешь жить и неплохо зарабатывать. Усек мою науку?　

— В ней нет высшей математики, поэтому свои простейшие обязанности я усвоил настолько, чтобы ничего не напортачить.　

Вручая Булыге один миллион, Влас предостерег:　

— Даже для тебя, Булыга, один лимон не может являться такой огромной суммой, чтобы, получив его от меня, пускаться с ним в бега и не бояться за свою шкуру, так как мне тогда придется сделать с тебя спрос за подлянку.　

— Я, Влас, с тобой вполне согласен. Ты должен понять, что работа с таким авторитетом, каким являешься ты, для меня уже большая честь.　

— Только ты пока о нашем сотрудничестве никому не говори. Когда оно закончится, то тогда табу с твоего языка я снимаю. Сейчас мой водитель отвезет тебя туда, куда ты скажешь, чтобы ты смог надежно спрятать свой лимон в безопасное место. Потом он тебя опять сюда привезет, после чего начнется твое постоянное дежурство. Я здесь подожду твоего возвращения, а поэтому ты свои проблемы решай в темпе.　

Через два часа Булыга с довольным лицом вернулся в квартиру.　

— Ну как? Надежно спрятал свой капитал?　

— Железно!　

— Его случайно никто другой не найдет?　

— Исключено! — замахал руками Булыга.　

Уходя, Влас счел необходимым провести еще один инструктаж:　

— Когда менты, если вдруг такое случится, станут спрашивать, кто нанял тебя охранять эти хоромы, то ты возьми какого-нибудь своего знакомого, только не меня, и говори им его приметы. Тогда ты не запутаешься и менты не почувствуют, что ты им вешаешь лапшу на уши. Обо мне им ни под каким соусом ничего не говори.　

— Все усвоено и заметано, можешь за меня не переживать, — заверил Власа Булыга.　

Довольный удачно подобранным исполнителем одной из основных ролей своего спектакля, Влас покинул квартиру.　

Несмотря на то что Булыга усвоил, что входило в его обязанности как сторожа и распорядителя денег, у него имелась еще масса вопросов к Власу, на которые последний не пожелал ему отвечать. Понимая, что он в воровской масти самая низшая ступенька, Булыга за такое пренебрежение к себе не обиделся на Власа.　

Пройдясь по квартире, свою первую остановку Булыга сделал у холодильника. Открыв его дверцу, Булыга увидел сказочное, в его понимании, изобилие. Все мучившие его вопросы были тут же забыты. Довольно потирая руки, он подумал: «Зачем мне дурным забивать голову, если я сейчас самый богатый бродяга. И бабки завелись, и жратвы навалом… Все же Влас толковый вор, главное, не жадный… Даже водки на меня не пожалел. Сейчас приготовлю себе чего-нибудь из запасов. Пойду искупаюсь, побреюсь, как делают все путевые люди, и устрою себе кайф за столом. Жаль только, что Влас не разрешил мне сюда свою бабу привести. Без нее, конечно, полного кайфа не получится. — Зайдя в ванную комнату, чтобы проверить, есть ли в кранах холодная и горячая вода, он увидел там безопасную бритву со всеми необходимыми принадлежностями к ней. — Ну, Влас, молодец! Все предусмотрел для меня. Когда еще такое подвернется».　

Искупавшись, побрившись, надев новый спортивный костюм, Булыга преобразился и стал выглядеть довольно прилично. Длинные русые волосы с проседью, ожившие, проявляющие интерес к окружающей жизни серые глаза на правильном европейском лице делали его похожим на человека интеллектуального труда. За такое несоответствие с реалиями жизни, глядя на себя в зеркало, Булыга не обижался.　

У бродяги началась новая жизнь с неожиданными для него сюрпризами.　

ГЛАВА 11

Встреча двух противоположностей

Когда «вольво» Арканова от гостиницы отправился на улицу Карла Либкнехта, то есть в противоположную сторону от своего прежнего маршрута, Савелий, связавшись со своими помощниками по сотовому радиотелефону, распорядился, чтобы Копченый и Рябой поехали на Карла Либкнехта к дому сто семьдесят девять и заняли там удобные для наблюдения за восьмым подъездом позиции. Что дальше делать, он сообщит дополнительно.　

Интересующий оперативников Шаповалова и парней Савелия дом находился в районе новостроек. Подъезд к нему был покрыт свежим асфальтом, еще не потерявшим свой первоначальный черный цвет. Метрах в пятидесяти от дома имелась небольшая роща, около которой стояли небольшие магазинчики с промышленными и продовольственными товарами, киоск «Союзпечати» и пивной ларек.　

Эти торговые точки привлекали к себе покупателей из расположенных поблизости домов. Вдоль рощи проходила асфальтированная дорога с широкими обочинами, которые не пустовали. На них останавливался проезжающий транспорт, водители и пассажиры, сделав покупки, уезжали, их место занимали другие.　

Арканов остановил свою машину прямо у восьмого подъезда, Савелий — у пивного ларька. Копченому он приказал припарковаться на обочине дороги около рощи, но во встречном направлении.　

Рябой поставил свою машину ближе к наблюдаемому объекту. Он не стал из нее выходить. Вышел водитель, который, открыв капот, делал вид, что ремонтирует двигатель.　

Савелий увидел, как из одной легковушки, подъехавшей к первому подъезду, вышли двое парней и девушка. Они весело щебетали о чем-то, прогуливаясь у дома. Несколько дальше от первого подъезда, ближе к центру дома, стояла другая легковая машина, в которой сидело четверо мужчин. Савелий посчитал, что это работники милиции.　

Вообще машин около рощи и дома было много, десятка полтора. Как мы знаем, одни из них отъезжали от рощи, другие становились на их места. При таком транспортном потоке появление четырех-пяти автомобилей с людьми Шаповалова и Савелия осталось никем не замеченным.　

Несмотря на планы Шаповалова, Савелия и похитителей, жизнь вокруг них бурлила своей повседневностью и необходимостью делать те или иные покупки, начиная от спичек и сигарет и кончая продуктами питания. Никто не мог изменить установившийся ритм жизни данного микрорайона.　

Савелий, покинув свою машину, без суеты достал из ее багажника детскую коляску, застегнул яркую накидку поверх коляски, чтобы посторонний человек не мог увидеть, что в ней лежит не ребенок, а автомат.　

Закрыв багажник, Савелий не спеша покатил свой «броненосец» в сторону дома, где остановилась машина Арканова. Он видел, как его парни, устроившись у пивного ларька, попивая пиво, наблюдают за восьмым подъездом дома. А глядя на Савелия со стороны, можно было подумать, что дедушка в коляске катает уснувшего внука…　

Полковник Шаповалов, получив сообщение от Арканова, немедленно распорядился, чтобы задействованные оперативники немедленно ехали по указанному им адресу, провели разведку, блокировали подъезд, исключив всякую возможность побега злоумышленников. Сам он тоже направился туда.　

Двигаясь к месту, где предстояло дальнейшее развитие операции, Шаповалов из своей машины давал указания каждому оперативнику, определяя ему будущий фронт работы. Завершив очередной телефонный разговор, Шаповалов задумался: «То, что похититель заранее сообщил Арканову адрес, куда тот должен доставить деньги и где потом может получить взамен свою дочь, как-то не вяжется с практикой похищения заложников. Раньше так необдуманно похитители не поступали. Сколько их сейчас находится в квартире? Один, как сказал Арканову кавказец, или их там гораздо больше? Возможно, они рассчитывают на свое численное преимущество и хорошую вооруженность?　

Как злоумышленники спланировали свои действия? Почему местом передачи выкупа они избрали квартиру, откуда им без боя с нами, а значит, и без жертв с их стороны невозможно уйти, а уж деньги унести я им ни за что не дам. Может быть, они действительно думают, что Арканов не сообщил нам о похищении? А что, если мы имеем дело с дилетантами, которые поступают нелогично и необдуманно? А может, наоборот, мы имеем в противниках наглого умника? Но в чем его козырь? Как он думает нас провести и скрыться от нашего захвата?»　

У Шаповалова в голове была масса вопросов, начинающихся с «почему», и ни на один из них пока не было ответа.　

Не было у Шаповалова и времени, чтобы установить, кто проживает в интересующей его квартире. Его сотрудники только и успели выяснить, что в квартире есть телефон, к которому они незамедлительно подключились для прослушивания.　

ГЛАВА 12

Арканов идет на риск

Поставив свою машину у восьмого подъезда, со стороны фасада дома, Арканов, прихватив с собой сумку с деньгами и радиотелефон, решительно направился в подъезд дома.　

Поднявшись на третий этаж, стоя на лестничной площадке, он удивился: дом казался нежилым, ему не встретился ни один жилец. Он нажал кнопку электрического звонка восемьдесят пятой квартиры. Дверь открыл известный читателю Булыга:　

— Ты ко мне?　

— Если это восемьдесят пятая, а не какая другая квартира, то к тебе, — ответил ему Арканов.　

— Деньги принес, что ли?　

— Да.　

— Тогда заходи, — пропуская Арканова в квартиру и закрывая за ним дверь, распорядился Булыга. Он провел Арканова на кухню, усадил там его на стул. Бесцеремонно, а бродяги не привыкли к вежливому обращению, он потребовал: — Давай сумку с деньгами мне.　

— А потом что будет?　

— Ты посидишь тут, а я пойду в зал пересчитаю деньги. Все ли они настоящие и нет ли там «кукол» вместо денег. Потом я вернусь к тебе и мы поговорим о том, почему хищные рыбы долго живут. Случайно не знаешь ответа на данный вопрос?　

— Нет.　

— Ну тогда думай, а я пошел работать.　

В зале Булыга высыпал пачки с валютой прямо на пол. Посередине они все были перетянуты резиновыми кольцами. Булыга проверил каждую пачку и убедился, что бумажек в них вместо банкнот нет. Всего было сто пачек банкнотами достоинством в сто долларов. Удовлетворившись результатом своей работы, он снова сложил деньги в сумку, после чего положил ее на вторую полку шифоньера на то место, какое ему указал Влас.　

Вернувшись на кухню, Булыга поинтересовался у Арканова:　

— Сколько ты мне должен был принести бабок?　

— Один миллион долларов.　

— Я как раз столько насчитал. Сейчас позвоню в одно место, доложу, что бабки ты мне принес. — Обратив внимание на то, что гость невесел, Булыга поинтересовался у него: — Ты так и не понял, почему хищные рыбы долго живут?　

— Нет! — с раздражением ответил ему Арканов, подумав: «Этот идиот так беспечно и развязно со мной себя ведет, словно он мне друг, а не бандит какой-нибудь».　

— Хищные рыбы потому долго живут, что поедают всех, кто меньше их ростом. Кого съели, никому не говорят и держат язык за зубами. Эту задачу, проживая тут, я сам придумал. Толковая?　

— Толковая. Только я сюда пришел не задачи слушать, а делать дело. Пойди позвони своему хозяину и скажи, что я с ним рассчитался и что пришло время ему рассчитываться со мной.　

Булыга пошел и набрал номер 31-48-19. Это был номер дежурного отдела милиции, которому он оттарабанил текст отчета, как и требовал от него Влас. Дежурный отдела милиции не успел сказать ни слова, ни возмутиться, ни спросить разъяснения по поводу услышанной информации. Булыга положил трубку, довольный, что поручение Власа он исполнил. Свой миллион рублей от Власа он добросовестно отрабатывал.　

Однако Булыга не зря являлся у бродяг вожаком. Он отлично понимал, что целый миллион баксов один другому за красивые глаза не отдает. Если учесть, что Влас — опасный преступник, то напрашивался вывод: принесенный миллион долларов заработан им нечестно, а раз так, то ему не составит труда привязать Булыгу к себе как соучастника преступления.　

Чтобы как-то обезопасить себя и подготовить надежный тыл, Булыга решил привлечь к себе в качестве союзника гостя, который не спешил покидать квартиру и чего-то ждал. Он решил немедленно приступить к обработке:　

— Такая тяжелая жизнь пошла, что перестал в ней разбираться, как ребенок. Я вообще-то неплохим плотником был. Кто мог подумать, что в нашей стране не будет работы? Из квалифицированного плотника я стал бродягой и вот уже два года живу на городской свалке.　

От нечего делать Арканов решил поддержать с ним разговор:　

— Если ты бродяга, то как сюда попал?　

— Меня один хозяин нанял охранять эту квартиру.　

— И что ты на этом деле думаешь заработать?

— Он мне спортивный костюм купил, который ты видишь на мне, забил холодильник жратвой. Что мне еще надо? Обут, одет, сыт и крыша над головой. Только не знаю, долго ли я продержусь на такой работе…　

— Чего-то боишься?　

— Как все пахари — сокращения и увольнения.　

— Хозяин должен тебя ценить и не сокращать.　

— Почему ты так думаешь?　

— Он тебе доверяет получать деньги и считать их.　

— Хозяину некогда заниматься приемом своих бабок и их пересчетом, вот он мне и вменил такую работу. Мне она нравится. Не свои, так хоть чужие деньги посчитаю.　

Из разговора с Булыгой Арканов понял, что тот работает вслепую. Заподозрив неладное, он обеспокоенно спросил Булыгу:　

— Ты куда мои деньги положил?　

— Прибрал куда надо.　

— Я их оттуда возьму обратно.　

— Не возьмешь. Я тебе такого позволить не могу.　

— Почему?　

— Сначала позвоню хозяину и узнаю, разрешит он это или нет. Может, ты какую-то химию со мной собираешься провернуть. Не хочу потом за тебя отвечать!　

То, что посредник не возражал, чтобы он забрал назад свои деньги, но только поставил условие предварительно связаться со своим хозяином и получить от него разрешение, успокоило Арканова: значит, деньги в окно не выброшены.　

— Звонить хозяину не надо. Я раздумал забирать у тебя свои деньги, но хочу посмотреть на них и убедиться, на месте они или нет.　

— Пошли посмотрим.　

Они прошли в спальню, где Булыга, открыв дверцу шифоньера, дал ему возможность увидеть свою сумку, стоявшую на полке.

— Если желаешь, то давай еще раз вместе пересчитаем твои бабки, — предложил Булыга Арканову с такой охотой в голосе, что Арканов понял по интонации: бродяге хочется вновь заняться пересчетом денег.　

Делать дурную работу, издеваться над своими нервами Арканов не захотел.　

Его деньги лежат в квартире, в которой он находится, а ее обложили снаружи работники милиции и молодчики Савелия, значит, ясно, что его деньги не пропадут и будут изъяты. Осталось только дождаться, когда похитители привезут в квартиру его дочь…　

ГЛАВА 13

Секрет Власа

Выполняя свою задумку, Влас в два часа ночи перевез Вику из одного убежища, которым до последнего времени была дача Гуры, в смежную с Булыгой квартиру.　

Девушка перед Власом ни в чем не провинилась, а потому он ни абхазцам, ни Гуре, общавшимся с ней, не позволял издеваться над ней. Да и сам он вел себя корректно и вежливо.　

Арканова была для него тем недостающим кирпичом, без которого невозможно было завершить строительство здания задуманной им архитектуры.　

Девушка, находясь в заложницах, была ограничена только в свободе передвижения. Ее никто не морил голодом, она могла читать книги, которые по ее заказу специально были куплены Гурой в книжном магазине.　

Если Отар по телефону грозил Арканову совершить расправу над его дочерью в случае невыплаты денег за ее освобождение, то в общении с девушкой Влас ей не угрожал убийством, не унижал ее честь и достоинство.

Зачем ребенка ожесточать, портить, делать из него то, чем он стал в настоящее время? Тем более что в будущем девушка могла стать его крупным козырем в борьбе с Савелием.　

Она всегда видела Власа в черной маске. Подготавливая себе почву для козней против Савелия, он не ленясь много времени проводил в беседах с девушкой. Она от первоначального страха в конечном итоге перешла к спокойному восприятию его таким, каков он был. Он не давал ей повода бояться себя. Девушка называла Власа не иначе как Черная Маска.　

Утром Вика проснулась около восьми часов. В новой квартире ее спальней была темная комната, в которой обычно жильцы квартир хранят муку, закрутки и разный инвентарь. Она постучалась в дверь. Открыв задвижку, Влас выпустил ее из камеры-темницы в коридор.　

— Мне надо умыться и привести себя в порядок, — сказала девушка.　

— Не возражаю, — наблюдая за ее перемещениями по квартире, разрешил Влас.　

Вика сходила в туалет, в ванную комнату. Когда она оттуда вышла, Влас спросил:　

— Завтракать будем?　

— Конечно! — с удивлением в голосе ответила ему Арканова. Мол, чего ты задаешь такой наивный вопрос, когда всем известно, что утром надо завтракать?　

Они прошли на кухню, где Влас уже нарезал колбасу, сыр, корейку, приготовил картофельное пюре.　

Окинув взглядом расставленные на столе кушанья, Вика недовольно произнесла:　

— Как мне надоели ваши вторые и третьи блюда! Так хочется борща или супа!　

— Я не умею их готовить, — признался Влас.　

— Поручите своей пленнице, и она вам сготовит хоть борщ, хоть суп.　

— Я именно так завтра и поступлю, — заверил ее Влас.

Между тем Вика поела всего понемногу. Она не пожелала пить минеральную воду, но с удовольствием выпила чашечку черного кофе с сахаром.　

Прежде чем подняться из-за стола и снова отправиться в темную комнату, Вика капризно поинтересовалась у Власа:　

— И долго я, Черная Маска, вот так буду у вас находиться в заточении? Ведь я учусь в школе и могу из-за вас остаться на второй год в выпускном классе.　

— Не позднее чем завтра ты вернешься домой к своим родителям, — удивил Влас ее новостью.　

— Что, мои родители уже внесли вам выкуп за меня?　

— Выкуп они еще не внесли, но до завтра этот вопрос должен решиться положительно.　

— А если они все же не внесут выкупа, тогда что вы намерены со мной делать?　

— Я тебя отпущу домой на свой страх и риск.　

— Тогда какая необходимость была меня похищать?　

— Я же тебе говорил, что выполнял приказ Савелия.　

— Значит, вы не имеете права отпускать меня домой до тех пор, пока мои родители не внесут выкуп?　

— Ты верно рассудила.　

— Тогда почему вы завтра собираетесь отпустить меня?　

— Меня Савелий поставил перед выбором: или убить тебя, если твой отец не даст за тебя выкуп, или, отпустив тебя домой, самому пуститься в бега от мести Савелия, иначе он вместо тебя прибьет меня.　

— Чем рисковать собой, вам выгоднее убить меня, — честно посоветовала ему девушка, подкупив его своей откровенностью.　

— Я так по молодости и поступал, наделав много глупостей. Теперь я их совершать не собираюсь.　

— Вы убили человека?　

— Если бы только одного, а то больше. Потому-то сейчас я знаю цену человеческой жизни.

— Вы опасный человек, вас надо вместе с вашим Савелием судить.　

— Ну, меня-то за то, что я совершил ранее, судили, а вот Савелия никто не трогает, руки коротки. Все в городе знают, и твой отец тоже, что Савелий бандит высшей пробы, но почему-то власть предержащие позволяют ему безнаказанно творить свои грязные дела.　

— Такого попустительства со стороны властей к вашему Савелию не может быть! — возмутилась девушка.　

— Когда я отпущу тебя домой, то ты спроси у своего отца, может такое быть или нет…　

В сотовом телефоне Власа сработал вызов.　

— Наша беседа с тобой прерывается, давай, Вика, иди в свою темницу, — распорядился Влас.　

— Так хотелось с вами поговорить! — нехотя поднялась девушка.　

— Ты же слышишь, что меня вызывают, значит, пришло время приступать к своей работе, — пояснил ей Влас.　

Только закрыв Вику в темной комнате, уйдя на кухню, Влас счел возможным соединиться со звонившим. Таких телефонных звонков было несколько. С кем из своих соучастников и о чем он говорил, мы уже знаем из прочитанных глав романа, а поэтому я не стану их вновь воспроизводить.　

Влас видел через окно своей квартиры, как к дому подъехал на «вольво» Арканов и как он с сумкой в руках зашел в восьмой подъезд.　

Когда Булыга взял у Арканова сумку с деньгами, пересчитав их, поставил сумку на полку в шифоньер, Влас через заранее проделанное отверстие в стене в комнате Булыги передвинул часть задней стенки шифоньера. Через это отверстие он взял сумку и протащил в свою комнату. Высыпав из нее деньги, он вложил в нее ненужное одеяло и снова поставил сумку в шифоньер на прежнее место, задвинув часть задней стенки шифоньера на прежнее место. Благодаря передвигаемой части задней стенки шифоньера отверстие в стене не было видно.　

Вся манипуляция Власа заняла у него не более трех минут. Он сложил доллары в хозяйственную, но только уже свою сумку.　

Если бы Арканов несколькими минутами позже не ограничился только видом своей сумки и не отказался бы вместе с бродягой пересчитать деньги, находящиеся в ней, то он лицезрел бы вместо них одеяло и смог бы преждевременно поднять тревогу и внести корректировку в планы Власа. К счастью для последнего, все обошлось благополучно.　

Положив в свою сумку с деньгами плащ и электрический фонарик, Влас, стараясь не шуметь, неслышно покинул квартиру. Из подъезда первого этажа он не стал выходить на улицу, а спустился в подвал. Там он надел плащ, на который тут же начала цепляться паутина, щедро опутавшая подвал. Луч его фонарика без конца натыкался то на трубы над головой, изолированные стекловатой, то на замки кладовок жильцов дома, то на пришедшие в негодность отопительные батареи, которые жильцы дома вместо того, чтобы сдать в металлолом или отвезти на свалку, хранили у себя в подвале. Ударившись ногой о разбитую мотоциклетную раму, Влас выругался, подумав с сочувствием о пожарниках: «Ведь при пожаре в доме в таком подвале пожарники все ноги себе переломают».　

Так по подвалу он дошел до первого подъезда. Скинул с себя плащ, бросил его в подвале, спрятал фонарик в сумку и решительно поднялся по ступенькам из подвала в первый подъезд. Он не привлек к себе внимания ни оперативных работников, ни парней Савелия, так как был вне зоны их внимания, к тому же загримирован.　

Пройдя к дому под номером сто семьдесят пять, Влас сел в поджидавшую его там «шестерку», за рулем которой сидел Оглобля. Объехав рощу и выехав на улицу Степную, считая себя в полной безопасности, Влас попросил Оглоблю остановить машину. По сотовому телефону он набрал номер сотового телефона Арканова, продолжавшего ждать прихода похитителей и своей дочери в восемьдесят пятой квартире.　

— Борис Альбертович?　

— Да.　

— Вы ждете, когда мы привезем вашу дочь?　

— Да.　

— Вы нам за нее выкуп привезли?　

— Да.　

— Мы его уже взяли, вы оказались человеком слова. Мы тоже сдержали свое обещание. Вашу дочь привезли и оставили в квартире, которая находится в седьмом подъезде известного дома на третьем этаже. Она смежная с той квартирой, в которой вы сейчас находитесь.　

ГЛАВА 14

Прозрение Арканова

Едва завершив телефонный разговор, Арканов бросился в спальню, открыл шифоньер, достал из него свою сумку и в ней вместо денег обнаружил одеяло. Булыга молча ходил за ним следом, наблюдая за его манипуляциями.　

— Куда делись из сумки деньги? — потрясая одеялом, сердито спросил Булыгу Арканов.　

— Не знаю, — не менее Арканова удивленный пропажей денег ответил Булыга.　

— Ничего, кому надо ответишь, — не веря в правдивость слов бродяги, пригрозил ему Арканов.　

Теперь в этой квартире не было смысла задерживаться. Арканов бросился к выходу, чтобы как можно скорее в седьмом подъезде подняться на третий этаж, где, если верить словам бандита, находилась его дочь.

С площадки четвертого этажа его догнал оперативник с пистолетом в руке, одетый в гражданскую одежду.　

— Вы что, уходите, Борис Альбертович? — с удивлением спросил он Арканова.　

Тот, не останавливаясь, возмущенно бросил ему:　

— Проворонили бандитов. Они мои деньги утащили!　

— Как?　

— Если бы я знал!　

Арканова на первом этаже встретили трое оперативных работников, которые по его возбужденному виду поняли, что Арканов владеет какой-то важной информацией.　

— Что случилось, Борис Альбертович? — Один из оперативных работников преградил ему дорогу при выходе из подъезда.　

Арканову ничего не оставалось, как остановиться и вступить с ним в беседу:　

— Мне только что по телефону злоумышленник сообщил, что моя дочь находится в седьмом подъезде данного дома на третьем этаже, в квартире, которая смежная с той, куда я принес свои деньги.　

— А в восемьдесят пятой квартире кто-то из злоумышленников есть?　

— Один шалопай.　

— Он вооружен?　

— Вроде бы нет.　

— Почему вы так думаете?　

— Потому что он из бродяг.　

— Я один поднимусь в восемьдесят пятую квартиру, разберусь там, что почем, а вы отправляйтесь с Аркановым в седьмой подъезд. Там на улице к вам еще присоединятся наши люди, — обращаясь к оперативникам, распорядился тот парень, который преградил Арканову дорогу на выходе из подъезда.　

Когда оперативники вместе с Аркановым в седьмом подъезде поднялись на третий этаж, то интересующая их квартира оказалась незакрытой. Влас предусмотрительно оставил входную дверь полуприкрытой, чтобы оперативникам не пришлось ее выбивать. Ключи от квартиры лежали на кухонном столе.　

Вызволенная из заточения Вика сразу попала в руки плачущего от счастья отца. Положив голову на грудь отца, она тоже плакала от радости, понимая, что ее переживания закончились.　

Оперативники, оставив отца с дочерью, стали обследовать квартиру. Теперь с ними был и сам Шаповалов. Не обнаружив денег Арканова в восемьдесят пятой квартире, Шаповалов легко нашел ответ на загадку, когда в семьдесят третьей квартире увидел в стене отверстие. Через это отверстие он в смежной квартире сдвинул в сторону часть задней стенки шифоньера, получив доступ к одной из его полок. Такой манипуляцией злоумышленникам удалось провести его. Шаповалов был зол на них как работник милиции, но как профессионал вынужден был дать высокую оценку их изобретательности.　

Конечно, он мог и должен был додуматься до данного оригинального хода преступников и принять соответствующие меры. Но в сложившейся ситуации, когда похитители водили их по городу из одного места в другое, у него не было практически времени на обдумывание возникающих перед ним задач. Он только-только успевал решать их из-за ограниченности во времени, не видя второго варианта ответа.　

Теперь это упущение трудно было устранить. Как в таких случаях бывает, на место происшествия была вызвана оперативная группа, возглавляемая старшим следователем прокуратуры Майоровым, который произвел осмотр двух квартир с изъятием вещественных доказательств и отпечатков пальцев преступников.　

Майоров, осмотрев обе квартиры и допросив Вику, уехал с места происшествия, забрав с собой Булыгу, которого решил задержать в качестве подозреваемого на трое суток. Допрос Аркановой дал Майорову обширный материал для следствия. На основании ее показаний и обнаруженных на месте преступления отпечатков пальцев одного из злоумышленников, стало известно, что группу похитителей возглавлял всем известный в городе бандит Зипунов Владислав Олегович. Именно этого результата и хотел добиться Влас.　

Арканов, радуясь, что его дочь в целости и сохранности, не так уж сильно переживал потерю миллиона долларов. Деньги — вещь наживная. Он не сомневался, что в скором времени вновь их заработает.　

Меньше всех повезло Савелию. Он так и не узнал, кто был наглецом, посмевшим сделать ему вызов и «работать» в его вотчине. Его люди не получили никакой зацепки, которая давала бы им шанс в будущем надеяться выйти на конкурентов и свести с ними счеты. Ни прокуратура в лице следователя Майорова, ни милиция в лице Шаповалова не собирались с ним делиться своей информацией в отношении Власа.　

ГЛАВА 15

Влас заметает следы

Удачно осуществив свою задумку по получению выкупа за похищенную Арканову, надежно спрятав основную сумму валюты и обеспечив безопасный выход из операции тех, кто участвовал в ней, Влас на такси покинул город.　

От одного населенного пункта до другого он предпочитал передвигаться на такси. Этот способ передвижения был не только самый быстрый, но и самый тайный от многих глаз.　

Лежа в полудреме на заднем сиденье «семерки», Влас думал: «А все ли я предусмотрел, покидая город? Отару с Платоном, помимо деревянных, что они заработали, я еще дал по десять кусков баксами. Они у меня заработали в десять раз больше, чем я обещал. Такого работодателя, как я, им вряд ли когда-либо еще удастся найти… Я правильно поступил, что попросил Оглоблю вывезти их к ближайшей железнодорожной станции, чтобы они могли сесть на поезд и ехать домой. Теперь, если они где и поймаются или залетят в какую-нибудь историю, я в том не буду виноват. Конечно, основной путь домой мне с ними по дороге и я мог бы взять их с собой, но последнее время лица кавказской национальности все из-за чеченцев стали у ментов пользоваться повышенным вниманием. Еще не хватало, провернув такую сложную операцию, выбравшись из всех передряг, из-за кавказцев привлечь к себе внимание ментов и быть ими пойманным. К тому же я не хочу, чтобы абхазцы знали мою берлогу. Где гарантия того, что, когда меня не будет, им не взбредет в голову в ней пошарить и взять все то, что им там понравится? Они могут сами и не пойти на такое ограбление, но кого-то из своих близких навести на меня не откажутся. Не для того я рисковал и гамбалил, чтобы напоследок становиться кому-то наживкой… Сейчас, если абхазцы где-то и подзалетят, то скажут обо мне не больше, чем менты знают и без них.　

Конечно, без помощи Гуры мне гораздо сложнее было бы провернуть в городе свою операцию. Поэтому он вполне заработал те двадцать кусков зелеными, какие я ему дал. Как у него зенки полезли от удивления и удовольствия, когда он увидел такую кучу баксов! Ясное дело, раньше он столько бабок за раз никогда не зарабатывал…　

Оглобле десять кусков баксов тоже хорошая плата. Он ничем не рисковал, а только возил меня по городу на своей тачке. Если бы я ему дал баксов больше, чем абхазцам, то это было бы несправедливо по отношению к ним».　

Прокрутив в голове все свои действия, Влас пришел к выводу, что если бы пришлось их повторить, то он опять именно так бы и поступил.　

Чтобы запутать свой путь следования, он в крупных населенных пунктах менял такси. Армавирское такси он отпустил в Отрадной, так как решил переночевать в доме своей матери, хотя свидания с ней ему давались трудно. Она слишком много плакала и причитала, переживая за его жизнь.　

По этой причине Влас у матери долго не стал задерживаться, а только переночевал. Он дал ей тридцать тысяч долларов, сказав, что когда у нее появится надобность в деньгах, то она нужную сумму может поменять на рубли у частных лиц на рынке. В крайнем случае можно поменять доллары и в Сбербанке, но чтобы меняемая сумма была не больше тысячи долларов. Несмотря на то что Фаина Даниловна не хотела их брать, Влас положил деньги на стол. Простившись с матерью, он рано утром ушел на автостанцию, где взял такси и продолжил свое движение по запланированному маршруту.　

На душе у Власа от встречи с матерью остался неприятный осадок. Несмотря на то что Влас не плакал, как мать, когда они расставались, ему было грустно, как никогда. Он допускал, что это его последняя встреча с матерью, так как его могли убить. Если не бандиты из-за денег, то работники правоохранительных органов, которые стремились его найти и задержать. Его жизнь сейчас ничего для них не стоила. Убивший его служащий МВД еще бы получил благодарность и поощрение от своего начальства за то, что избавил общество от такого зверя, каким все считали Власа.　

Чувствовать себя в качестве гонимого зверя само по себе состояние неприятное. Но когда тебе о грозящей опасности начинают говорить другие и заранее тебя оплакивают, как мертвеца, тогда на душе становится совершенно невыносимо, хочется выть волком и бежать, бежать без оглядки. Так поступил Влас, не задержавшись у матери в гостях.　

Когда он приезжал с женой, мать вела себя более спокойно и даже была иногда весела. В последний же свой визит к ней он увидел, что ее нервная система на пределе. Тому имелась причина: из ИТК приезжали оперативные работники, которые искали его в ее доме и, по-видимому, рассказали, чем ему может обернуться дальнейшее нахождение в бегах.　

Влас всех понимал: и мать, которая вела себя нервозно, рекомендуя ему как можно быстрее покинуть ее дом, и даже краснопогонников, которые искали его. Всех их можно было понять. Только его никто не хотел понять. Понять то, что у него пробудилась жажда к жизни и именно тогда, когда на нее уже не оставалось почти никакого шанса.　

У Власа началась жизнь, как в застенках гестапо: кругом чужие, хотел бы, но не знаешь, кому довериться.　

Домой к Лалинэ он ехал через Черкесск — Преградную — Уруп. В аул Верхний Уруп Влас приехал в десять часов вечера. Щедро расплатившись с водителем такси, уплатив ему за проезд в два конца, Влас отправился в дом тетушки Назират.　

Он специально остановил такси метрах в пятистах от ее дома, чтобы иметь возможность пройтись, осмотреться и проверить, не устроили ли ему там работники милиции засаду. Такая вероятность была минимальной, но исключить он ее не мог, а поэтому приходилось проверять.　

Обойдя дом, он пробрался в огород, откуда осторожно, прислушиваясь к малейшему шороху, стал подбираться к дому. На всем пути его сопровождала гнетущая тишина. Подойдя к дому, он обошел его со всех сторон. Постоял еще немного, подумал и решился зайти в него. Он достал из известного ему тайника ключ, место хранения которого было оговорено с Лалинэ, открыл замок. Занеся свои вещи внутрь дома, открыл окно и вылез через него во двор, чтобы снова закрыть дверь дома на замок и положить ключ в тайник. Через окно вернулся в дом, прикрыл ставни и закрепил раму окна шпингалетами.

В домике тетушки Назират было всего два небольших помещения. В первом, где у нее была кухня, Влас увидел холодильник, которого раньше тут не было. Открыв его дверцу, он увидел на полках колбасу, сыр, яйца, в литровой банке молоко и в целлофановом мешочке хлеб.　

«Это же Лалинэ приготовила продукты для меня», — обрадованный проявленным к нему вниманием жены, подумал Влас.　

Ужинать ему совершенно не хотелось, но банку холодного молока он выпил с удовольствием. Пил его не спеша, маленькими глотками, боясь простудить горло. Он не имел права ни болеть, ни лечиться…　

Походил по комнате, размышляя, включать в ней свет или нет. Решил все же не включать. Разобрал постель, которая пахла свежестью, сунул под подушку неизменный свой пистолет и лег.　

Тряска в автомобилях по плохим дорогам, нервное напряжение последних дней сильно измотали его, а поэтому понадобилось не больше минуты, чтобы он уснул.　

ГЛАВА 16

Жена зека

После привлечения к уголовной ответственности большинства членов банды Власа Лалинэ пришлось поволноваться, попереживать и побороться за свою судьбу, чтобы Муртаз, Асланбек и доставленный к ним позже Эрболат не утянули ее в омут совершенных ими преступлений и не сделали ее своей соучастницей. Но возобладавшие в них рыцарские порывы, а скорее влияние сокамерников- авторитетов заставили их изменить показания на очных ставках с Лалинэ. Бандиты заявили, что она к их преступлениям не причастна.　

Следователь, расследовавший ее уголовное дело, оставил ее в покое еще и потому, что на руках у Лалинэ был грудной ребенок, к тому же она ходила беременной вторым ребенком.　

Только сильные духом люди, каким был следователь Астраханов, могли взять на себя грех и пощадить слабого, поверженного противника в уверенности, что тот уже не сможет причинять людям боль.　

Астраханов поставил на Лалинэ крест, оставил ее в покое три месяца назад и только с арестом Эрболата побеспокоил снова, чтобы и с ним сделать ей очную ставку. После чего окончательно потерял к ней интерес как к возможному соучастнику преступлений.　

Если бы Астраханов захотел, то, возможно, ему удалось бы доказать вину Лалинэ в известных нам преступлениях. Но он предпочел дело в отношении нее прекратить по тем мотивам, что на нее недостаточно доказательств, говорящих, что она соучастница бандитских нападений.　

Ему ее было жалко как запутавшуюся по глупости женщину, взявшуюся не за свое дело. В будущем с двумя детьми на руках ей будет не до прошлых «шалостей».　

Все же Астраханов, расставаясь в последний раз с Лалинэ, сделал ей жесткое внушение, что ей с ним больше по-плохому лучше не встречаться, иначе тогда ему придется вспомнить ее прошлые прегрешения.　

С другой стороны, Лалинэ и сама понимала: то, что ей сошло в первый раз, во второй раз уже не сойдет.　

Помня просьбу мужа, она наняла строителей, которые в домике Назират сделали капитальный ремонт. Любопытным соседям они с тетушкой Назират говорили, что, отремонтировав его, думают потом продать.　

Лалинэ купила и завезла в домик холодильник, в который положила разные продукты питания. По мере их хранения одни из них брала домой, чтобы использовать, а на их место клала более свежие.　

Лалинэ приходила в домик тетушки Назират не только по четвергам, как ее просил Влас, но тогда, когда ей снился муж и они с тетушкой истолковывали сон так, что, наверное, Влас прибыл в аул и дожидается жену в доме Назират. Чтобы проверить сон, она стремглав летела в дом тетушки. И убеждалась, что сон обманул ее.　

Вот и прошедшей ночью Лалинэ приснилось, что возвратившегося к ней мужа ее многочисленная родня бьет палками по телу. Муж, весь в крови, никак не может пробиться к ней через родственников. Она хочет его выручить и спасти, бьет родню кулаками по спинам, но удары слабые, и родня на них совершенно не реагирует. Сколько бы ей еще пришлось мучиться во сне, неизвестно, но из-за нервного перенапряжения она проснулась, с облегчением поняв, что весь недавний кошмар был всего лишь сном.　

После такого сна Лалинэ не смогла сразу уснуть. Она пошла в комнату тетушки Назират и рассказала ей свой сон, попросив объяснить его смысл.　

Выслушав племянницу, тетушка уложила ее в кровать рядом с собой и сказала так:　

— Где-то рядом сейчас находится твой сокол. Он бьется и рвется к тебе, но его кто-то не пускает.　

— А может быть, он ждет меня в вашем доме? Не пойти ли мне и не проверить сон, чтобы душа не болела?　

— Сколько раз, Лалинэ, ты ходила туда проверять свои сны, и все твои проверки оказались напрасными! Я не буду возражать, если ты проверишь и этот свой сон, но не сейчас, ночью, а дождись утра, — уговаривала ее тетушка Назират. — Моя же ты горлица! Как много горя свалилось на твои хрупкие плечи! — приласкав и успокоив Лалинэ, с жалостью в голосе заметила она, погладив племянницу шершавой, всю жизнь выполнявшей мужскую работу рукой.　

Как только первые лучи солнца постучали в окно дома Лалинэ, она, управившись во дворе со скотиной и птицей, переодевшись в выходную одежду, отправилась в дом тетушки Назират. Зайдя во двор дома, она взяла из тайника ключ от замка и открыла его. Осторожно ступая по полу, она прошла из кухни в комнату, где увидела на кровати спящего мужа.　

Взяв стул и поставив его у изголовья кровати, она села и решила не будить мужа до тех пор, пока он сам не проснется. Лаская его глазами, она задумалась: «Как долго ты ко мне шел! Как трудно достался! Как бы я ни желала, мне не удастся удержать тебя около себя. Ты сейчас не принадлежишь ни мне, ни себе, а только тем, кто охотится за тобой, как за волком. Но я не хочу, чтобы ты и им принадлежал. Как тут быть?»　

Жалость к мужу и к себе непроизвольно заставила Лалинэ беззвучно заплакать.　

Влас еще бы спал, но он, не открывая глаз, уже почувствовал присутствие в комнате постороннего человека. Он был так уверен в этом присутствии, что еще раньше, чем открыть глаза, выхватил из-под подушки пистолет. А когда открыл глаза, готовый стрелять, то увидел сидящую на стуле Лалинэ. С облегчением вздохнув, он произнес:　

— Ох, Лалинэ, как ты меня напутала!　

Вновь спрятав пистолет под подушку, Влас привлек к себе устремившуюся к нему всем телом жену. Он усадил ее рядом с собой и слился с ней в долгом поцелуе, убеждаясь в который раз, что ближе и роднее ее у него нет человека.　

— Ты давно тут?　

— С полчаса.　

— Почему сразу меня не разбудила?　

— Не хотела беспокоить, любовалась тобой. Запоминала, какой ты есть.　

— Какая в этом необходимость?　

— Потому что уверена: не насовсем ты ко мне приехал, а только повидаться. Сколько времени думаешь дома побыть?　

— Недели две побуду.　

— Что так мало?　

— Больше не могу. Дела ждут!　

— Какие?　

— Долго говорить о них не хочу. А если одним словом — пойду сдаваться ментам.　

— Они тебя не расстреляют за твои подвиги? — отстранившись от Власа и посмотрев ему в глаза, спросила Лалинэ.　

— Потому и хочу идти сдаваться, чтобы иметь шанс выжить. Более того, хочу одного козла утянуть за собой. Чтобы он свой жирный зад потер вместе с нами на нарах.　

— А ты хорошо подумал? Может быть, не стоит пачкать себя предательством?　

— Я тебя, Лалинэ, понимаю, ты недавно сама была в подобном щекотливом положении, но у меня другая картина. Когда меня судили и приговорили к пожизненному заключению, то я был наказан судом не только за свои грехи, но и за грехи этого козла. Когда я совершил побег, то это мурло вместо благодарности за мое молчание решило меня совсем утопить. Когда я от него сбежал, не захотел быть слепым орудием в его руках, то он дал задание своей братве найти меня и убить. После того как мои интересы и его полностью разошлись и он объявил мне войну, почему я должен его беречь от ментовского внимания?　

— И что это тебе даст?　

— Многое! Помимо морального удовлетворения, я смогу приготовленный на меня ментами горячий пар частично выпустить через него, — убежденно заявил Влас.　

— С твоей головой, Слава, только министром надо работать, — почему-то не с радостью, а с сожалением заметила Лалинэ.　

— Почему ты так решила?　

— Из колонии только тебе одному удалось бежать. Сколько зеков вдохновил ты на такие побеги, но никому из них не повезло, как тебе. Всех твоих здешних помощников по известным тебе налетам милиция половила, а ты не только успеваешь уходить от их облав, но еще умудряешься прокручивать какие-то свои дела.　

— Если бы после армии я не попал на зуб тому волкодаву, которого собрался сдать ментам, то, возможно, я смог бы далеко пойти. Теперь же я могу тебе точно сказать, что министром мне никогда не быть, — улыбнувшись, нашел в себе силы пошутить Влас.　

Освободившись из его объятий, Лалинэ поинтересовалась:　

— Завтракать будешь?　

— Буду, если и ты поешь со мной.　

— Мне теперь много кушать не положено, — проведя ладонью по округлившемуся животу, смущенно напомнила ему она.　

— Ты как себя чувствуешь? Как проходит твоя беременность?　

— Если бы не проблема с тобой, то хорошо.　

— Да! Эта проблема и мне покоя не дает. Главное, что от нее никуда не денешься. Как там сын поживает, не болеет?　

— Здоров! Уже зубатым стал, уже ходит.　

— Как мне с ним свидеться хочется! — мечтательно произнес Влас.　

— Я к твоему приезду готовилась и кое-что предприняла.　

— Что именно?　

— Пока ты будешь находиться в нашем ауле, мы все будем жить в доме моего троюродного брата Темиржана.　

— Это у того, что на краю аула живет?　

— У него.　

— Его машина на ходу?　

— Зачем она тебе понадобилась?　

— Хочу всей семьей съездить в Черкесск и там сфотографироваться. Вдруг действительно со мной что-то случится, хоть память у вас останется.　

— Против такой поездки и я не возражаю, но с деньгами плоховато. Он хороший, добрый к нам, но бедный. Ему гордость не позволяет у меня ничего брать. Тебе не мешало бы ему сделать какой-нибудь подарок.　

— Если я ему пару тысяч долларов дам, как ты считаешь, хватит?　

— Вполне. Только скажи мне, откуда появилась валюта? Ведь раньше ее у тебя не было.　

— Операцию в одном месте провернул. На ней я взял миллион долларов. Из них четыреста тысяч решил оставить себе, а шестьсот так хочу прокрутить, чтобы известного тебе козла задавить и себя обезопасить. Триста тысяч долларов ты так прибери, чтобы, кроме тебя и меня, о них никто не знал. Не вздумай в землю прятать, а то от них останется одна труха. Они любят сухое место с постоянной плюсовой температурой, — поучающе заметил он, обращаясь к Лалинэ.　

— Ты, Славик, не думай, что я дурочка. Как-никак, а среднюю школу окончила, — успокоила она его.　

Мысленно переводя валюту в рубли, Лалинэ удивленно воскликнула:　

— Мы же с тобой миллиардерами стали! Зачем нам такая куча денег? Что мы с ней будем делать?　

— Я больше грабить людей не буду. У нас скоро появится второй ребенок. Тебе придется так разложить эти деньги по жизни, чтобы ни ты, ни наши дети в будущем не испытывали нужды. Между прочим, я тебе даю не очень большую сумму. Заметь, хороший дом в городе стоит не меньше ста пятидесяти тысяч долларов. Пока дети вырастут и встанут на ноги, получат специальность, половина, если не все бабки, улетучится. Поэтому трать их экономно.　

— Постараюсь! Может быть, мне вложить их в какое-нибудь дело?　

— Лучше не рискуй. У меня другого такого случая заработать столько баксов не будет. Я ведь хочу добровольно сдаться ментам, и больше денежной подпитки от меня не жди. Когда я буду знать, что ты с деньгами, мне легче будет тянуть срок.　

— Как я понимаю, милиция и суд захотят за твой счет возместить ущерб потерпевшим. Мы будем его погашать или нет?　

— Обойдутся. Я им свой долг оплачу отсидкой у «хозяина».　

— Между прочим, к нам приезжал следователь, чтобы описать твое имущество, но его в наличии не оказалось. Так он ни с чем и уехал.　

— Я такое их правило знаю и понимаю следователей. Потерпевшие из-за нас не должны материально страдать. У меня есть шанс возместить ущерб потерпевшим, правда, не всем, за чужой счет и не из своего кармана.　

— Ты опять что-то криминальное задумал?　

— Пока меня не закроют к «хозяину», мне от криминала никуда не деться… Уже сейчас я обдумываю одну операцию. Если мне удастся ее провернуть, то смогу решить все свои проблемы.　

— Ты мне о ней можешь сейчас что-нибудь сказать?　

— Не могу.　

— Не доверяешь жене?　

— Не говори глупостей. Мне просто надо ее хорошенько обдумать.　

— Тебе опять придется собой рисковать?　

— Риск минимальный.　

— Я у тебя больше ничего не буду выпытывать, но хочу предостеречь: не лихачь, везение человеку не может быть постоянным.　

— Я это давно понял, а поэтому решил закругляться со своим преступным промыслом.　

После завтрака Лалинэ, взяв привезенные Власом деньги, пошла их прятать в только ей известном месте, чтобы потом сообщить Власу место своего тайника. Затем ей предстояло сходить к Темиржану и договориться с ним о временном проживании своей семьи в его доме. Вечером она должна была приехать на его машине к Власу, чтобы потом переехать вместе с ним на жительство к брату.　

Карачаевцы и черкесы в аулах жили в основном оседло, руководствуясь в общении между собой установившимися традициями и правилами. Поэтому неудивительно, что у каждого из них по месту постоянного жительства имелось много родственников как по линии жены, так и по линии мужа. Лалинэ не была исключением из такого правила.　

Лалинэ с Власом не пожелали предоставленные им судьбой две недели жить в своем доме не потому, что боялись, что кто-то сообщит в правоохранительные органы о Власе. Хотя теоретически такая вероятность не исключалась. А потому, что о месте их жительства знали официальные власти, которые по собственной инициативе могли нанести неожиданный визит с непредсказуемыми, возможно, трагическими последствиями для обеих сторон. Чего ни Влас, ни Лалинэ себе не желали.　

Проживая в доме Темиржана, супруги Даутовы на машине своего родственника вместе с ним несколько раз съездили в Карачаевск, где на базаре сделали большое количество покупок как для своей семьи, так и для семьи Темиржана.　

Среди их покупок была кинокамера «Панасоник», к которой Влас купил пять чистых кассет. В Карачаевске в местном Доме быта Влас сфотографировался вместе с членами своей семьи, потом они сфотографировались каждый по отдельности. Он понимал, что это являлось семейной необходимостью.　

Власу понадобилось меньше часа, чтобы обучить Лалинэ правилам пользования кинокамерой.　

За время проживания супругов Даутовых у Темиржана они постарались заснять и использовать все имевшиеся у них видеокассеты, снимая в основном себя, но также с удовольствием снимали и своих родственников, запечатляя их в домашней обстановке, на природе. Большую память о себе и своей семье Влас оставить не мог.　

Перед отъездом Власа из аула в доме Темиржана собралась многочисленная родня Лалинэ, которая устроила ее мужу проводы. Влас имел возможность встретиться с каждым главой семейства, чтобы просить его о моральной поддержке Лалинэ в его отсутствие. Он мог бы и не просить о такой услуге, так как те все равно не оставили бы Лалинэ без своего внимания, но у Власа была удобная возможность одарить глав семейства деньгами. На такие подарки у Власа ушло двадцать тысяч долларов.　

Наступил день расставания. Все тот же Темиржан должен был на своей машине отвезти Власа в Карачаевск. Лалинэ вместе с сыном собралась было его туда провожать, но он запретил ей. Беременной женщине тряска по горным дорогам ничего хорошего не могла принести. Такого же мнения были и все родственники Лалинэ. Она была вынуждена подчиниться.　

Расставание супругов было тяжелым, но обошлось без слез. Если у Власа были крепкие нервы и он как мужчина не должен был плакать, то Лалинэ сдерживала слезы из последних сил, так как с плачем в последний путь провожают лишь покойников. Поплакать и попричитать она могла позже, уже у себя дома, чтобы никто не видел этого и не мог ее осудить.　

Приехав в Карачаевск, Влас простился с Темиржаном, взял такси и доехал на нем до Черкесска. Там он пересел на другое такси, которое доставило его в Армавир.　

Так, пересаживаясь из одного такси в другое, он вновь возвратился в город своего детства, где ему предстояло осуществить последнюю придуманную им операцию. Сейчас она казалась ему самой трудной.　

ГЛАВА 17

Начало игры в поддавки

На перекладных, только не лошадях, а машинах, Влас приехал в свой родной город. Теперь у него не было проблем с жильем. Он остановился жить в квартире Ирины, чему последняя была очень рада. Влас определил это по оказанной ему теплой встрече.　

Ирине он сказал, что прибыл в командировку, срок которой зависит от того, как быстро он справится со своей работой. Ирина посоветовала, чтобы он не очень-то усердствовал на работе и подольше побыл в командировке. Желание Ирины совпадало с его желанием, поэтому он пообещал ей не слишком усердствовать.　

Влас решил в свои планы никого из бывших помощников и друзей не посвящать, а действовать один на свой страх и риск. Только так его коварный замысел никем не мог быть разгадан, а значит, никто ему не помешает его осуществить.　

На второй день после прибытия в город Влас позвонил Арканову:　

— Борис Альбертович, вас беспокоит человек, который занимался похищением вашей дочери Вики.　

— Что вам от меня надо? — услышал Влас жесткий вопрос.　

— Хочу возвратить вам деньги, которые получил от вас в качестве выкупа за дочь.　

— Это шутка или серьезное намерение?　

— Очень даже серьезное. Но прежде я хотел бы встретиться с вами и вашим другом Шаповаловым и поговорить по душам.　

— Когда и где?　

— Когда пожелаете, в любом месте.　

В начале телефонного разговора у Арканова было желание оскорбить своего абонента и на этом прервать с ним беседу. Однако потом предложение похитителя его заинтересовало: миллион долларов на дороге не валяется. Но предложение преступника было до такой степени необычным, что походило на очередную интригу.　

— Мой офис для нашей встречи вас устроит? — не очень веря, что вор согласится сам забраться в ловушку» предложил Арканов.

— А почему бы и нет? — легко согласился преступник. — В какое время желаете со мной встретиться?　

— Если удобно вам, то часов в одиннадцать.　

— Согласен, но только прошу вас, чтобы на встрече обязательно был Олег Игоревич. Если его не будет, то наша встреча с вами не состоится.　

— Если он не в отпуске, не в отъезде и не болен, то обязательно встретится с вами.　

— Он при полном здравии, работает, не в командировке и никаких других помех на стыковку со мной нет, — сообщил Влас Арканову результаты своей разведки. — После беседы со мной вы можете позвонить Шаповалову и убедиться, что я прав.　

— Я так и поступлю.　

— Знаю, что к вам в офис не так просто пройти, охранники ваши не пустят. Так вы им скажите, чтобы человека, представившегося им Ивановым Иваном Ивановичем, они провели к вам. За свою безопасность можете быть спокойны. Я буду без оружия.　

— Я не из пугливых. Если бы можно было получить разрешение охотиться на таких, как вы, то я не раздумывая взялся бы уничтожать вас.　

— Кроме желания, Борис Альбертович, надо иметь еще умение, а вы в таком деле профан. Значит, вас уничтожит любой такой зверь, как я. Вы умный человек и должны согласиться, что я прав. Это я вам для размышления подкинул… Каждый из нас должен заниматься своим делом. Между прочим, я убедился в том, что вы смелый человек. Только позволю заметить, что убивать как смелых людей, так и трусливых одинаково скверно. Уж поверьте мне как бывшему киллеру…　

— Прекратим бесполезный разговор до завтрашней встречи. — Арканов положил трубку, не дожидаясь ответа Власа. Про себя он назвал его Наглецом.　

Арканов связался по телефону с Шаповаловым и сообщил ему о звонке преступника и о необычном его предложении, подробно пересказав ему состоявшийся между ними разговор.　

Шаповалов не раздумывая, сразу изъявил желание участвовать в завтрашней встрече с Наглецом.　

— А тебе, Олег Игоревич, не кажется, что Наглец решил над нами снова пошутить? — спросил Арканов.　

— Нет, не кажется. Я догадываюсь, я даже знаю, кто тот человек, который пожелал встретиться с нами. Этот бандит очень матерый, серьезный. Он убийца, сбежавший из колонии, где должен был отбывать пожизненное заключение. Такой человек шутить не станет. Если он пообещал прийти завтра к нам на встречу, то обязательно придет.　

После беседы с Аркановым Шаповалов, находившийся уже дома и собиравшийся пораньше лечь спать, чтобы выспаться, потерял сон.　

«Зачем Зипунову понадобилась встреча с нами? Ради нее он идет на возврат денег Арканову… Что он хочет нам предложить? Какую услугу потребует за свое предложение?　

Зипунов позвонил Арканову и пообещал вернуть ему деньги только ради того, чтобы он организовал встречу со мной. Тут все ясно и понятно. Иначе он не стал бы угрожать Арканову, что если меня не будет, то и их встреча не состоится.　

Какой же он все-таки наглец! Ведь хорошо знает, что находится в розыске. Но вместо того чтобы уйти на дно и там дожидаться для себя лучших времен, у нас под носом организует похищение девушки, получает за нее выкуп и исчезает, как невидимка. Совершив преступление, он по всем правилам конспирации должен немедленно скрыться из города, убежать подальше, туда, где его никто не знает, но он продолжает здесь жить и даже задирать нос. То, что он наглец, можно сказать однозначно. То, что он умница и удачлив, тоже спору нет…　

После беседы я обязан буду его задержать, и он это знает. Однако настаивает на встрече со мной… Но уж второй раз ему меня провести не удастся…»　

Еще долго бы Шаповалов продолжал размышлять о Зипунове, но усталость, накопившаяся за день работы, взяла свое. И он наконец уснул. Но и во сне ему виделись эпизоды из оперативной работы, правда, не связанные с Зипуновым. В них он допускал ляпсусы, нерасторопность, от чего не нравился себе, но, как загипнотизированный, исправить свои ошибки не мог.　

Проснувшись среди ночи от этих кошмаров, Шаповалов с облегчением подумал: «Слава Богу, что моя бестолковость и нерасторопность были не в реальной жизни, а во сне».　

Такие сны ему приходилось видеть и раньше. От них он уставал, не получая нужного организму отдыха…　

На другой день утром Влас, выбрав удобное место для своего дежурства недалеко от конторы Арканова, стал ждать появления в ней интересующих его лиц. Раннему приходу на работу Арканова он не был удивлен. Шаповалов подъехал к его конторе без пятнадцати одиннадцать. Он приехал на черной «Волге», в которой, кроме него и водителя, больше никого не было. Припарковавшись на стоянке, водитель остался в машине, а Шаповалов не спеша поднялся в здание конторы.　

При ограниченных возможностях Власу невозможно было проконтролировать, устроена на него засада или нет. Но данный фактор для него теперь уже не имел существенного значения.　

Убедившись, что Арканов и Шаповалов его требования выполнили, Влас покинул свой наблюдательный пункт и решительно направился в приготовленную ему ловушку. Едва войдя в здание, он сразу попал в окружение четырех крепких, накачанных мышцами парней, которые молча принялись его изучать.　

— Я договорился с вашим шефом о встрече на одиннадцать часов, — сообщил он им для сведения, не спрашивая, кто они такие, так как было понятно, что эти люди из охраны Арканова.　

— Кто такой? — спросил его один из охранников.　

— Иванов Иван Иванович.　

— Обыщи его! — распорядился все тот же охранник, обращаясь к одному из своих.　

Парень, как пианист по клавишам своего инструмента, быстро пробежал пальцами по телу Власа в поисках оружия.　

— Ничего нет.　

— Проведите его с Николаем в кабинет шефа, — распорядился старший группы охраны.　

Если Шаповалов раньше просто догадывался, что визитером может быть Зипунов, то, увидев вошедшего в кабинет гостя, полностью уверился в своей догадке. Лежавшая у него в кармане фотография разыскиваемого преступника полностью соответствовала внешности вошедшего.　

— Как я понимаю, нам посчастливилось увидеть неуловимого Зипунова Владислава Олеговича? — закуривая сигарету, все же спросил Шаповалов.　

— Вы, Олег Игоревич, не ошиблись, — спокойно подтвердил Влас.　

— Вы мне вчера говорили, что намерены вернуть назад деньги, которые получили от меня за дочь, — напомнил Арканов.　

— Я помню все, что кому обещаю, — ответил Влас.　

— И вы всерьез намерены это сделать?　

— Конечно. Я верну вам ваши деньги, но только в том случае, если вы и Олег Игоревич возьмете на себя определенные обязательства.　

— Какие же? — спросил Шаповалов.　

— Вот как раз о них и пришел с вами поговорить.　

— Как мы понимаем, Владислав Олегович, мы должны тебя выслушать, узнать, что тебя привело к нам и на каких условиях ты согласен возвратить Борису Альбертовичу деньги. Правильно я тебя понял?　

— Именно так! — кивнул Влас.　

— Ну что ж, Борис Альбертович, если вы не против, давайте предоставим нашему гостю такую возможность и послушаем его.　

Арканов не был против, и Влас начал:　

— Как вам обоим известно, в нашем городе всеми мафиозными группировками руководит Лихоносов Савелий Григорьевич. Я все время состою в его группировке. По его заказу мне пришлось ликвидировать несколько неугодных ему лиц, которые пытались конкурировать с ним. Я их убивал потому, что за такую работу он платил мне приличные бабки. За свои «подвиги» я получил пожизненное заключение. На предварительном следствии я не сказал следователю, кто был организатором и вдохновителем всех моих преступлений. Вы знаете, как воры не любят тех, кто предает своих. Я воровской традиции не нарушил.　

Меня тогда суд приговорил к пожизненному заключению. Мне такая перспектива в жизни не нравилась, поэтому я просил суд, чтобы он приговорил меня к расстрелу. Но высокий суд к моей просьбе не прислушался. Я был отправлен в колонию, где должен был отбывать свое пожизненное заключение.　

Наша колония находилась на речном острове, считалось, что побег из нее невозможен. Однако мне удалось на практике опровергнуть такое мнение. Безусловно, без помощи Савелия мне оттуда невозможно было бы вырваться. Такой побег он организовал. Возможно, в знак благодарности, что я его не выдал на следствии, в чем я сильно сомневаюсь. Скорее всего он вызволил меня оттуда для дальнейшего использования в прежнем качестве.　

После побега из колонии Савелий предоставил мне кров, дал возможность отдохнуть, сварганил мне ксиву на новую фамилию. Когда он убедился, что я вновь оказался в форме, то поручил мне организовать похищение дочери Бориса Альбертовича. Со всеми вытекающими из него последствиями вы знакомы, а поэтому дальнейший мой рассказ для вас будет неинтересным.　

— Как? Неужели Савелий в самом деле организовал похищение моей дочери? — не удержавшись, удивился Арканов.　

— Да! Именно так, — подтвердил Влас, — Олег Игоревич не даст мне соврать, что ни один шустряк, даже моего пошиба, не имеет права самостоятельно что-то делать в городе, не получив от Савелия на то «добро».　

— Такой порядок у них существует, — подтвердил Шаповалов. — Только, Владислав Олегович, не останавливайте свой рассказ и продолжайте дальше освещать события. Они меня очень интересуют.

— Как пожелаете. В помощь мне Савелий дал четырех кавказцев с двумя машинами. Я их раньше в городе не видел, а поэтому могу утверждать, что они не местные. Откуда они к нам прибыли, я у них не интересовался. В нашей среде любопытных не любят. Перед тем как организовать похищение Вики, я потребовал, чтобы кавказцы не угрожали девушке убийством, не оскорбляли и не унижали ее человеческое достоинство. То, что так оно и было, вы можете спросить у Вики, она это подтвердит.　

— Что тебя побудило быть таким обходительным с ней? — поинтересовался Шаповалов.　

— Мы получили задание совершить похищение девушки ради получения за нее денежного выкупа. Она стала жертвой обстоятельств, не будучи перед нами ни в чем виновной. К тому же, держа ее в заточении, мы уже ее наказывали. Это один момент, который сдерживал меня и моих помощников. Кроме того, у меня за спиной уже висит пожизненное заключение, и я не хотел себе лишних неприятностей на шею.　

— Мотивы довольно убедительные, — согласился с ним Шаповалов.　

— То, что вы не издевались над моей дочкой и вели с ней задушевные беседы, Вика подтверждает, — сказал Арканов. — Она мне также говорила, конечно, с ваших слов, что ее похищение организовал Савелий, но я как-то этому не поверил.　

— После похищения Виктории я поручил своим людям установить наблюдение за Савелием. Они мне сообщили, что ничего подозрительного в его действиях не обнаружили. Поэтому я тоже сомневаюсь, что Савелий участвовал в похищении, — высказал свою точку зрения Шаповалов.　

Влас помолчал немного. Неужели не удастся их убедить? Он должен это сделать!　

— Савелий не такой дурак, как кому-то хотелось бы его видеть. С момента начала операции и до ее завершения моя группа действовала автономно на свой страх и риск, а поэтому Савелий, как всегда, оказался в стороне и вне вашего подозрения. Так получилось, что вся тяжесть операции легла на мои плечи, поэтому я проявил самодеятельность, то есть дальнейшее развитие операции пошло не по плану Савелия, а как захотел я.　

— В чем же проявилась эта самодеятельность? — поинтересовался Шаповалов.　

— Я хорошо заплатил грузинам за работу и отпустил их, а сам с основной суммой денег скрылся.　

— Соблазн оказался слишком великим? — улыбнулся Шаповалов.　

— Деньги были одной из причин, толкнувших меня на бегство от Савелия, — ответил ему Влас.　

— Какие же другие причины?　

— Их много, стоит ли на них останавливаться?　

— Еще как стоит! Мы должны понять, почему ты счел для себя возможным сотрудничество с нами, поэтому мотивация твоих действий должна быть убедительной.　

— После моей службы в армии именно Савелий совратил меня и вовлек в свои грязные дела. И то, что я сейчас нахожусь на птичьих правах, полностью его заслуга. Благодарным ему за такое наставничество я никак не могу быть. Сбежав с деньгами, я должен был постоянно скрываться, не имея возможности тратить их как богач. Меня в любое время могли повязать менты. В такой ситуации я подумал: если Савелий испортил мне жизнь, то почему я не могу ему ответить тем же и не утяну его за собой в зону? Такая мысль мне понравилась и вполне меня устраивает.　

— Не так легко тебе будет его утянуть за собой, — скептически заметил Арканов.　

— И как ты думаешь осуществить свой план? — поинтересовался более практичный Шаповалов.　

— Я явлюсь к Савелию и повинюсь перед ним в своей неправоте, в том, что сбежал с его деньгами. Ради них он не станет учинять надо мной расправу. Если он откажется от денег и скажет, что знать меня не знает, то тогда получится, что я его оговорил. Если же он проявит ко мне дружеское расположение как к члену своей группировки и возьмет от меня деньги, то вам решать, хороший он человек или плохой и кто из нас организовал похищение Вики. При таком раскладе у Олега Игоревича будут полностью развязаны руки. Он на законном основании сажает главаря городской мафии за решетку. Колет его, если, конечно, удастся. Ведь Савелий знает практически обо всех преступлениях в городе и знает, кто их совершил. За свои подвиги Савелий должен понести достойное наказание. Кроме того, суд конфискует у него в доход государства весь его капитал, накопленный преступным путем и отмытый в законном порядке.　

— Какова в том твоя корысть? — поинтересовался у Власа Шаповалов.　

— Я вам уже говорил… Кроме того, поднимется мое старое уголовное дело, которое подлежит пересмотру. Теперь уже не я, а Савелий пойдет по нему паровозом, а значит, суд может дать мне меньшее наказание за содеянное.　

— Теперь я вижу, что у тебя действительно есть основания сотрудничать с нами, — заметил Шаповалов.　

— Если я, рискуя головой, взялся помочь вам и если вы возьметесь помочь мне: Борис Альбертович деньгами и своими связями, а Олег Игоревич своим положением, — то я могу получить меньше меру наказания, чем получил последний раз. Я уже все обдумал…　

— Когда я смогу получить свои деньги? — Арканову не терпелось услышать главное для него.　

— Я договариваюсь с Савелием о месте и времени встречи для передачи денег, о чем Олег Игоревич будет знать. Он задерживает Савелия с поличным, и эти деньги потом возвращает вам. Но, Олег Игоревич, меня вы будете задерживать не вместе с Савелием, а порознь.　

— Я тоже считаю такой вариант наиболее для тебя приемлемым, — согласился с ним Шаповалов.　

Согласившись на тайное сотрудничество с работниками милиции, Влас для всех воров должен был оставаться честным козырным вором. Если бы при передаче денег они были задержаны одновременно, то у Савелия были бы все основания считать, что его выдал Влас. Это, безусловно, стало бы известно всем ворам в колониях, тюрьмах и на воле. Такая репутация Власу была не нужна, ибо с таким ярмом в ИТК долго не прожить. Способов лишить жизни предателей там очень много, при этом виновных в их смерти, как правило, нет. Все списывается на самоубийство…　

— Чем дольше будет разрыв между его задержанием и моим, тем для меня будет лучше. Я хочу, чтобы вы мне плели лапти отдельно от него. И чтобы они не сильно терли мне ноги.　

— Какую ты хотел бы получить себе меру наказания? — улыбнувшись, поняв замысел Власа, спросил его Шаповалов.　

— Ну, лет так пятнадцать… В крайнем случае и от двадцати не откажусь.　

— Но ты же раньше не хотел тянуть срок. Для тебя вышка была более предпочтительной мерой наказания, — заметил Шаповалов.　

— Все течет, все изменяется. Пока я был в бегах, успел жениться. У меня сейчас растет сын, кроме того, жена скоро родит — второго ребенка. У меня теперь появился смысл в жизни. Беспокойство за судьбу детей заставит любого дорожить жизнью и цепляться за нее.　

— За короткий срок ты успел создать чуть ли не многодетную семью! — удивился Шаповалов.　

— Дурное дело не хитрое, — усмехнулся Влас.　

— К тому же если за него возьмется такой крутой парень, как ты, — в тон ему заметил Шаповалов.　

— Владислав Олегович, — вступил в разговор Арканов, — ты сказал, что из моих денег произвел расчет с кавказцами. Верно я тебя понял или нет?　

— Было так мною сказано, — подтвердил Влас.　

— Сколько же их осталось?　

— Шестьсот кусков в баксах.　

— А кто же мне возместит остальной ущерб?　

— Неужели у Савелия так мало капитала, что он не сможет погасить каких-то четыре сотни кусков, пускай даже в баксах? — подсказал ему Влас.　

— Действительно! — восхищаясь находчивостью Власа, поддержал его Шаповалов. — Ты, Борис Альбертович, должен помнить, что тебе они останутся должны всего лишь восемьдесят тысяч долларов. Ведь остальные деньги ты брал у Савелия в долг. Тебе просто не придется их ему возвращать.　

— Такой момент я упустил, — несколько повеселев, согласился Арканов.　

— Ну что, Борис Альбертович, вступаем в сговор с этим Наглецом? Или мне тут в кабинете надеть ему наручники и препроводить в камеру? — шутливо поинтересовался Шаповалов у Арканова. Но можно было не сомневаться: осуществить второе намерение тоже было в его власти.　

— Тогда я не получу от него своих денег, — забеспокоился Арканов. — И от Савелия тоже. А он мне столько крови попортил, что когда я увижу его на скамье подсудимых, то получу такое моральное удовлетворение, какое не всегда можно купить за деньги.　

— Я тоже этого хочу. Но Зипунов за свою услугу требует, чтобы мы взяли его под свое покровительство и оказали содействие, чтобы суд смягчил ему меру наказания, — напомнил Арканову условие Власа Шаповалов.　

Миллиардера это не смутило.　

— Во всех цивилизованных странах суд при вынесении приговора смягчает меру наказания тем преступникам, которые оказали помощь следствию в раскрытии тяжких преступлений. Исходя только из таких соображений, я согласен принять его условие. К тому же я хорошо помню, что моя дочь, находясь в заложницах, только благодаря ему сохранила свою честь и достоинство.　

— Да, его услуга нам того стоит. Придется принять его условия, — определился и Шаповалов. — Я тебя, Зипунов, до конца совместной операции задерживать не стану, но двое моих оперативных работников постоянно станут твоими «друзьями».　

— Если я к вам сам пришел, то не убегу, а поэтому можете меня не пасти, — возразил Влас.　

— Мои оперативники будут тебя оберегать от своего же брата милиционера, который, не зная нашего с тобой сговора, однажды где-нибудь в городе вдруг вздумает задержать тебя как разыскиваемого им преступника. Подумай сам: если такой факт, не дай Бог, случится, то все наши планы насчет Савелия закончатся швахом… Оперативники тебе своим присутствием докучать не будут, зато у тебя всегда будут под рукой и толковые помощники, и машина.　

— Страхуешься, начальник?　

— Ты за себя отвечаешь, а я отвечаю за целую службу управления.　

— Ну что ж, я сейчас в вашей власти, поэтому мне придется принять ваши условия. Как говорится, в чужой монастырь нечего переть со своим уставом.　

— У тебя есть где жить?　

— Крыша есть. Живу на квартире одной телки, по уши влюбленной в меня. Она не знает, что я за фрукт, принимает за командированного. Баксы Бориса Альбертовича я прячу не у нее на квартире, а в другом месте, более надежном. Поэтому делать у нее обыск не надо. Он вам ничего не даст. Я хочу от нее уйти таким же загадочным и непонятным, каким пришел к ней. Пускай ее душа не испытает тех потрясений и разочарований, какие выпали на мою душу.　

— Тебе не кажется, дружище, что ты слишком много ставишь нам условий? Обыск в ее квартире я просто обязан сделать.　

— Если без него вам не обойтись, то сделайте его тогда, когда хозяйка квартиры уйдет на работу. Иначе я отсюда больше к ней не вернусь и берите меня на полное свое довольствие. Моей инициативы по ходу операции больше не ждите…　

— Только в твоем положении сейчас ставить мне условия, — недовольно заметил Шаповалов.　

— А я его понимаю, — неожиданно поддержал Власа Арканов. — Почему порядочная, трудолюбивая женщина должна из-за него позориться перед соседями?　

— Так и быть, — сдался Шаповалов, — не станем мы ее беспокоить своим вниманием. Тем более что это бесполезно. Ты же не станешь случайной знакомой доверять свои секреты?　

— Вы верно рассудили. Женщине достаточно знать только имя мужчины.　

— Кто она такая, где работает? — Поймав на себе подозрительный взгляд Власа, Шаповалов счел целесообразным пояснить, почему он заинтересовался такими сведениями: — Мне же теперь не безразлично, где будет твое пристанище и кто тебя в нем будет окружать.　

— Она работает горничной в гостинице Аэрофлота, живет одна в двухкомнатной квартире, оставшейся ей по наследству от родителей.　

Так получилось, что постепенно в разговоре с Власом Шаповалов оттеснил Арканова, которому приходилось только слушать их. Но и в такой роли он уже не был нужен Шаповалову.　

— Борис Альбертович, мой дальнейший разговор с Зипуновым будет важным только для нас, тогда как тебе он совершенно неинтересен. Поэтому мы, с твоего позволения, тебя покинем. Так сказать, не желаем больше отрывать тебя от работы.　

Арканов не обиделся.　

— Я вас понял. У каждого из нас своя работа, которой мы обязаны заниматься.　

ГЛАВА 18

Беседа сыщика с вором

Выйдя из офиса Арканова, Шаповалов провел Власа к своему автомобилю. Он попросил водителя выйти из машины и прогуляться на свежем воздухе. Сам же вместе с Власом устроился в салоне автомобиля на заднем сиденье.　

Полуопустив стекло в дверце автомобиля со своей стороны, Шаповалов закурил и разрешил Власу:　

— Можешь тоже курить в машине, если есть желание.　

Влас незамедлительно воспользовался его предложением. Шаповалов, выпустив изо рта дым в сторону окна, произнес:　

— Я, Влас, большую часть своей жизни проработал в правоохранительных органах. Пришлось пообщаться с ворами всех мастей и оттенков. Сейчас я разбираюсь в вашей кухне похлеще, чем некоторые козырные из ваших.　

— К чему вы мне это говорите?　

— Для вступления, чтобы ты понял необходимость уже сейчас готовить для себя запасные позиции. После того как мы завершим совместную операцию против Савелия, тебе придется вновь вплотную окунуться в зековскую жизнь, где с тебя авторитеты сделают спрос: почему это после твоего контакта со своим авторитетом того повязали мы? Те доводы, побудившие тебя на сотрудничество с нами против Савелия, которые ты нам приводил, перед ними тебя не оправдают. К каким последствиям может привести их быстрый суд, ты знаешь. Чтобы такого не случилось, давай сейчас вместе с тобой выработаем такую тактику твоих поступков, которые не запятнают тебя в воровской среде, несмотря на провал Савелия.　

— В моем положении от такой помощи отказываться грешно, — выбрасывая окурок сигареты в окно, согласился Влас.　

Слушая инструктаж Шаповалова, Влас мысленно вносил коррективы и дополнения в план предстоящих своих действий.　

Завершив инструктаж, Шаповалов поинтересовался:　

— Ты намерен сейчас дать мне показания по всем тем преступлениям, которые совершил после побега?　

— Мы же договорились, что я их буду давать после задержания Савелия, если только он начнет давать показания против меня.　

— О том, что вы натворили с Савелием, я знаю. Меня интересуют твои «подвиги» в других местах. Я должен знать, что ты натворил и каковы твои перспективы. Пока протокол допроса будет без даты и без твоих подписей.　

— Ну, если вам такая информация нужна в моих интересах, то я ее вам дам.　

Влас подробно, без утайки рассказал Шаповалову, а тот записал в протокол допроса о всех преступлениях, какие его группировкой были совершены на Северном Кавказе в Мостовском, Лабинском, Урупском районах. Сейчас умалчивать о них для него было бы большой глупостью, так как ранее задержанные работниками милиции члены его банды уже подробно рассказали следователю о своих «подвигах». Он знал, что подельники в своих показаниях главенствующую роль отдавали ему. Он это признавал, но и их не жалел в своих воспоминаниях.　

Записав показания Власа, дав их прочитать ему, Шаповалов с сочувствием заметил:　

— Ну ты и накуролесил со своими дружками!　

Признавая данный факт, Влас сказал в свое оправдание:　

— Если бы не я возглавил свору этих волков, то финал нашей деятельности был бы во много раз хуже.　

— В каком смысле?　

— Среди потерпевших обязательно оказалось бы несколько трупов, но я такую вольность своим архаровцам не давал.　

— Почему же так? Или ты такой добрый?　

— Нет, я не добрый. И если вы задали свой вопрос, то я на него отвечу: любой новый труп на моей шее автоматически мог потянуть меня под вышку.　

— Верно рассуждаешь.　

— Потому я и решил вам сдаться, чтобы в бегах не натворить чего-нибудь лишнего.　

«Если уже не натворил», — подумал про себя Шаповалов, а вслух спросил:　

— Ты будешь давать показания на тех соучастников, с которыми осуществил похищение Аркановой?　

— Только на Савелия. Другие мои помощники пускай живут и здравствуют на свободе. Помнят мою доброту. Если я был у них головой, то ею и буду отвечать перед судом. Так должен бы поступать и выгораживать меня Савелий. А на практике что получается? У него кодла большая, с длинной скамеечкой запасных. Он, используя быков в своих корыстных целях, без жалости сдает их вам, когда те засыпаются на своих делах. Места загудевших в зону он заполняет новыми исполнителями, важно сидя на двух стульях.　

— О каких стульях ты говоришь?　

— Савелий является преуспевающим бизнесменом, он владелец двух нефтебаз и одновременно руководит хорошо организованной воровской группировкой. Если бы он от нефтебаз прибылью делился со своей братвой, то у меня к нему никакой претензии не было бы. Но он из обоих крупных источников поступления средств все кладет себе в карман. Такого не должно быть. Если ты вор, то не можешь заниматься чистым бизнесом только для себя. Если ты бизнесмен, то кто тебе дал право руководить ворами? Наоборот, воры имеют право доить таких бизнесменов. Вы знаете не хуже меня, как много таких бизнесменов, сидящих на двух стульях, молодые воры пускают в распыл. Мне такую роскошь позволять себе нельзя.　

— Я знаком с такой логикой мышления молодых воров, видеть же на практике ее претворение в жизнь мне не приходилось.　

— Таких, как Савелий, которые с толстой задницей сидят на двух стульях, не так легко прогнать с насиженных мест. Не каждому они по зубам. Мне доставит удовольствие разорить его и заставить определиться, на каком одном стуле он намерен дальше сидеть.　

— У твоих планов есть шанс осуществиться.　

— Если вы меня раньше времени не засветите Савелию, то и я в успехе нашего начинания не сомневаюсь.　

— В профессионализме сотрудников, которым придется с тобой контактировать, можешь не сомневаться.　

— Я рискую головой, но поверю вашему слову.　

— Чем будешь заниматься после того, как мы с тобой сейчас расстанемся?　

— Думаю связаться с Савелием. Хочу договориться с ним о встрече, когда мне можно передать ему капусту. Как вы считаете, не вздумает ли он от нее отказаться? — улыбнувшись, пошутил Влас.

— Он пока из ума не выжил, — тоже улыбнулся Шаповалов. — Между прочим, для сведения сообщаю, что деньги, которые ты намерен передать Савелию и которые пока находятся у тебя, нами переписаны по сериям и номерам.　

— Я в том не сомневался, иначе вы их у меня попросили бы для выполнения с ними своих манипуляций.　

— Когда договоришься с Савелием о дне передачи ему денег, не забудь попросить моих сотрудников, которые будут тебя охранять, чтобы они в мешок с деньгами положили миниатюрный жучок.　

— Зачем это делать?　

— Мы же не будем вас обоих хватать с поличным, а дадим разбежаться в разные стороны. В таком случае у Савелия появится возможность спрятать деньги в тайник. С помощью жучка нам потом их легче будет найти и извлечь оттуда.　

— Смотрите, чтобы он вас не раскусил.　

— Не раскусит!　

— Вы не подумайте, Олег Игоревич, что я совсем скурвился и решил стать вашим агентом. Просто на определенном этапе жизни, пока мы не съели Савелия, нам выгодно помогать друг другу.　

— Пускай будет так, — легко согласился Шаповалов.　

Ни один оперработник, тем более его масштаба, не хотел бы упустить Власа. И он был обязан любыми путями добиться, чтобы такой зек, как Влас, стал его агентом. Такой план у Шаповалова на Власа был, но он не спешил опережать события. Влас еще не созрел для такого разговора.　

Какие бы оскорбительные клички типа стукач, доносчик, духарь, глухарь, наседка зеки ни пытались дать агентам оперативных работников, они их боялись. Агенты оперативников ежегодно помогают им раскрывать десятки тысяч наиболее замаскированных преступлений, тем самым заставляя преступников не только бояться себя, но и уважать как противников. По этой причине Шаповалов будет бороться, чтобы в будущем Влас стал своим человеком для «кума»…　

По рации Шаповалов пригласил к себе в машину двух оперативных работников, о пребывании которых в районе конторы Арканова Влас даже и не предполагал. Он познакомил их с Власом. Парни были физически здоровыми, под стать Власу, но моложе его лет на пять. Одного из них звали Михаилом, другого Александром.　

Тут же на месте Шаповалов дал указание оперативным работникам об охране Власа и о сотрудничестве с ним.　

Оставив Власа на попечение оперработников, Шаповалов уехал на своей «Волге» в управление, считая свою встречу с Власом весьма плодотворной.　

ГЛАВА 19

Повадки удава

Савелий никак не мог быть недовольным развитием складывающихся вокруг него событий. Делая ставки на ту или иную операцию, получая по ней дивиденды, если она была успешной, он мог не бояться внимания к себе работников правоохранительных органов, так как сам в операциях не участвовал. В худшем случае, когда что-то ему не удавалось, он оставался при своих, то есть не получал выигрыша, но и не проигрывал. Как, например, в последний раз, когда он попытался помочь Арканову найти похитителей его дочери.　

Савелию очень хотелось показать свою силу и возможности Арканову, оставив с носом работников милиции. Если такой эксперимент не получился сейчас, то в будущем он еще сможет себя проявить и доказать Арканову свои возможности. От своей неудачи он материально не пострадал, не то что Арканов.　

Савелий к похитителям дочери Арканова как главарь воровской группировки не мог предъявлять никаких претензий, так как семейство Арканова не было под его крышей и не пользовалось его покровительством. Хотя Арканову Савелий говорил иное. Но вешать лапшу на уши лоха — святой долг вора.　

Кто первым из воров «наедет» на лоха с целью получения с него денег, тот и пользуется преимущественным правом перед другими ворами и группировками довести свое намерение до конца. Другой воровской группировке не рекомендуется с ним конкурировать, тем более вступать в защиту потерпевшего. Уважающие себя воры разных группировок не должны ссориться между собой из-за какого-то лоха, пускай даже он миллиардер.　

В данной ситуации лох по своим правам перед ворами похож на проститутку: кому из клиентов она первой попалась на глаза, тот и разделит с ней свою «любовь». Драться из-за нее уважающему себя вору с другим вором ну просто «западло» (унизительно, стыдно, позорно).　

То, что Арканова похитители наказали на один миллион долларов, Савелия нисколько не печалило. Он только завидовал похитителям, их хитрости и удачливости и что не он, а они придумали такую тонкую и сложную операцию.　

Савелия нисколько не волновало, что Арканов задолжал ему триста двадцать тысяч долларов. Должник был слишком богат, чтобы сомневаться в возврате долга по первому же требованию Савелия. Сейчас его доллары, находящиеся у Арканова, работали на него, принося доход в двадцать процентов годовых.　

Так что Савелию унывать не приходилось. Находясь в хорошем настроении, он связался по телефону с Копченым и договорился с ним вечером отдохнуть в финской бане. Чтобы им не было скучно, он поручил помощнику пригласить двух девиц не старше двадцати лет. Он поставил условие Копченому, что первым будет выбирать себе партнершу. Поэтому Копченому пришлось подбирать таких девиц, чтобы они были красивы, сексапильны и не уступали друг другу по своим внешним качествам, чтобы доставшейся ему девушкой после выбора Савелия он тоже остался доволен.

«Шестерки» Савелия и Копченого постарались: стол в бане, когда туда приехали Савелий и Копченый с девицами, ломился от разных яств и спиртного.　

Сидя вечером в машине, Хасан с Масиком, попивая прохладительные напитки, мечтали очутиться за одним столом со своими авторитетами, но это было для них непозволительной роскошью, так как они обязаны были охранять покой своих хозяев.　

Савелий и Копченый сидели за столом в набедренных юбках, которые сделали себе из простыней, тогда как девушки красовались перед ними в костюмах Евы. Они сейчас были на положении рабынь, обслуживающих патрициев в Древнем Риме. Им все время приходилось улыбаться своим «патрициям», предугадывать все их желания и немедленно выполнять.　

В течение нескольких часов девушкам удавалось справляться со своими обязанностями. Пребывание в бане затянулось. Отдыхающие уже успели и попариться, и поплавать в бассейне, и посидеть за столом.　

Савелий, открыв бутылку с пивом, поманил к себе пальцем свою партнершу, пьяно улыбаясь.　

— Иди ко мне, моя красавица, присядь у меня на коленях.　

Девушка послушно исполнила его команду с обворожительной улыбкой на губах.　

Погладив рукой ближайшую к его лицу пышную грудь, Савелий потребовал:　

— Посоли сосок!　

— Зачем? — удивилась девушка.　

— Я сейчас пиво буду пить, а вместо таранки твоим соском буду закусывать. Говорят, сильная вкуснятина.　

— Мне же больно будет, ведь соль может кожу разъесть, — заметила девушка с испугом.　

— Ты кому перечить вздумала? Не забывай, кто есть я и кто ты. Ты должна думать только о том, чтобы мне было хорошо, а на остальное наплевать, — стоял на своем глупом решении Савелий.　

Девушке ничего не осталось делать, как подчиниться его требованию… Она, присмирев и уже не улыбаясь, посыпала тонким слоем соленой пудры сосок груди.　

Савелий, опорожнив фужер пива, удавом присосался к девичьей груди, стараясь как можно больше околососковой части груди поместить себе в рот. Полузадохнувшись от своего эксперимента, Савелий, вместе с тем довольно облизываясь, пошутил:　

— Жаль, крошка, что я с тобой не в тундре на Колыме, а то бы так и сожрал тебя с потрохами.　

Обе девушки с застывшими от страха и удивления глазами уставились на него. Они не сомневались в реальности той угрозы, которая подстерегала партнершу Савелия, окажись она с ними в тундре вдвоем без продуктов питания. Это их напутало.　

Поняв состояние девушек, улыбкой разряжая обстановку, Копченый произнес:　

— Смотрю я на вас, девчата, и вижу, что вы ни хрена не понимаете юмор. Ты, Савелий, кончай так шутить, а то наши красавицы начнут портить воздух.　

— Человек, не понимающий юмора, урод, — освобождая колени от девичьего груза, заявил Савелий.　

— Девчата, пойдите поплавайте в бассейне или попарьтесь в кабине. У меня с другом секретный разговор, — потребовал Копченый.　

Подруг уговаривать не потребовалось. Они убежали к бассейну.　

— О каком таком серьезном разговоре ты, Копченый, вдруг вздумал со мной трекать? — заинтересовался Савелий. — Или понтонул для девок, чтобы показать им, какие мы с тобой деловые?　

— Вполне серьезно, Савелий, у меня к тебе есть деловое предложение.　

— Если так, то говори.　

— У нашего уважаемого Стаканова, к его радости, в Америке объявился родной дядя, который предложил ему ехать с семьей жить к нему в Америку.　

— Никакой радости от отъезда Стаканова в Америку я для себя не вижу, — недовольно произнес Савелий.　

— Я тоже такой новости не очень-то рад. Но на его отъезде мы можем неплохо подзаработать, — подкинул идею Копченый.　

— Интересно, как?　

— Леонид Геннадиевич сейчас продает всю свою недвижимость, при этом старается продавать только за валюту.　

— Ну и какое тут нам дело?　

— Операции с валютой частных лиц, тем более контрабандный ее вывоз за рубеж, законом запрещены. Есть даже уголовная ответственность за это.　

— Мы же не менты, чтобы заниматься такой разборкой.　

— Между прочим, ментам наши проблемы до лампочки. Разговор Копченого загадками Савелию уже надоел. Возмутившись, он потребовал:　

— Ты не тяни резину! Как мы можем поживиться за счет уезжающего в Америку лоха?　

— Я сейчас подсчитаю, сколько и чего Стаканов продал в валюте и на какую сумму. Ему всего лишь осталось продать свой дом, за который он просит два стольника кусков в баксах. С ними у него будет лимон зелененьких. Из чего вытекает, что наш лох хочет тайно вывезти в Америку кучу денег. Ты дружишь с начальником таможни Безугловым. Когда Стаканов будет уезжать, то шепни тому на ухо, что в контейнере с вещами Стаканова имеется тайник с лимоном баксов. При нашей наводке таможенникам не составит особого труда найти в контейнере Стаканова интересующий нас тайник. В сложившейся ситуации у Стаканова будет два выхода: или его деньги все будут конфискованы в доход государства, или он отстегивает Безуглову сотню кусков зелененькими. За нашу наводку твой дружок должен будет дать нам пятьдесят процентов своего барыша. Ну, как моя идея?　

— Стоящая! Я с завтрашнего утра поеду ее утрамбовывать с Безугловым. Только ты теперь со Стаканова не спускай глаз и о всех его сделках ставь меня в известность.　

— Безуглов пойдет на сотрудничество с нами?　

— При такой беспроигрышной игре чего бы ему не пойти нам навстречу? — успокоил Копченого Савелий.　

— Думаю, что от очередного кровопускания Стаканову не отвертеться.　

— Как пить дать! — повеселел Савелий.　

Считая, что тема беседы исчерпана, Копченый поинтересовался:　

— Ну что, будем девкам антракт прерывать и загружать работой или начнем потихоньку собираться и уматывать отсюда?　

— Зачем обижать таких дебелых красавиц своим невниманием? Пускай обслужат нас по самое десятое число. А то за работой скоро совсем забудем, где и что у них находится, — ухмыльнулся Савелий.　

После разговора с Копченым, который Савелию поднял настроение, он к своей подруге стал относиться более ласково, что дало ей основание больше его не бояться. А к допускаемым им вольностям и развратным действиям девушка относилась безразлично, так как они были для нее не новы, ибо она к ним привыкла при общении с другими партнерами, подобными Савелию.　

Пока Савелий занимался любовью с партнершей в комнате отдыха, Копченый, уединившись со своей подругой в парной, где отопление было давно уже выключено и стояла приятная прохлада, занимался тем же самым.　

При расставании в третьем часу ночи каждая девушка за свой «труд» получила от своего партнера по сто баксов.　

Для этих продажных женщин полученные деньги были тем стимулом, который на следующий день вновь толкал их на новые унижения, противоестественные человеческой натуре. Но они сами избрали себе такую «профессию», а поэтому в сочувствии или жалости не нуждались…　

Расставаясь с Копченым, Савелий договорился с ним, что утром они встретятся на нефтебазе не ранее одиннадцати часов, чтобы иметь возможность выспаться, восстановить силы.　

ГЛАВА 20

Неожиданный звонок

В восемь часов утра Савелия разбудил сотовый телефон, лежащий на прикроватной тумбочке. Он настойчиво подавал ему сигналы, что кто-то желает с ним поговорить. Рядом с телефоном на тумбочке стоял будильник, который должен был его разбудить только в десять часов.　

Проклиная звонившего, Савелий, взяв в руки телефон, думал при этом: «Сволочи сраные, ну не дадут человеку немного спокойно поспать».　

— Савелий Григорьевич? — услышал он в трубке незнакомый голос.　

— Он самый! Чего надо? — не очень любезно отозвался Савелий.　

— Тебя беспокоит Влас.　

— Дал бы тебе в глаз за то, что в такую рань будишь и что из семьи сбежал без откупного, — сердито отчитал он Власа.　

— Как раз сейчас звоню, чтобы договориться о сумме, подлежащей с меня в виде откупного.　

— А капуста-то у тебя есть?　

— Более чем достаточно.　

— Интересно узнать, на каком огороде ты ее вырастил? — уже проявляя интерес к собеседнику, спросил Савелий.　

— Это не телефонный разговор, но вкратце могу сообщить, что именно моя группа обула Арканова последний раз. Вопросы есть или все стало понятно?　

Эта новость ошеломила Савелия. У него моментально пропали мысли о сне и отдыхе. Он сейчас разговаривал с человеком, который сильно заинтересовал его своей персоной.　

— Ты чего мне позвонил?　

— Хочу встретиться с тобой и поговорить.　

— Когда и где ты хочешь встретиться со мной?　

— Часам к десяти сможешь подъехать к своей конторе?　

— Смогу.　

— Я к этому времени тоже подъеду туда и буду тебя ждать. Когда приедешь, то во двор не заезжай, а останови машину около ворот. Пускай твои охранники с водителем выйдут из тачки. Я подсяду к тебе в машину, и там мы поговорим о моем откупе и наших дальнейших отношениях.　

— Будем считать, что договорились. Другие вопросы есть?　

— Нет. Пока. До встречи! — ответил ему Влас, прерывая связь.　

Приводя себя в порядок, умываясь, бреясь, завтракая и одеваясь, Савелий не переставал думать: «Вот тебе и Влас! Ты посмотри, какую тонкую капустную операцию ему удалось провернуть… А не ловит ли он меня на понт? — зародилось у него вдруг сомнение. — Но какой ему смысл меня обманывать? Ведь я его фуфло смогу сразу проверить и установлю, правду он мне говорит или врет. Интересно, зачем я ему понадобился? Безусловно, не для того, чтобы похвалиться своей удачей. Тогда для чего? Он же мне намекал на откупной, значит, я за его счет могу навариться. Сколько бабок мне с него запросить? Сейчас еще рано думать о ставке. Там, на месте, во время разговора и определюсь».　

Как Савелий ни был заинтересован в предстоящей встрече с Власом, спешить и приезжать на нее раньше оговоренного срока считал для себя унизительным. Он должен был держать марку городского авторитета. Поэтому он задержался дома до критического срока, когда мог уже и опоздать на встречу с Власом. Подъезжая к своей базе ровно в десять часов, он с удовлетворением отметил, что около ее ворот стоит легковая машина с государственными номерами семьдесят шестого региона страны.　

«Этот Влас черт знает откуда приперся ко мне», — подумал Савелий.　

Он приказал своему водителю остановить машину рядом с машиной Власа и вместе с водителем и телохранителями вышел из машины. К Савелию подошел Влас. Они увидели, что сторож базы по собственной инициативе открывает ворота, чтобы пропустить «мерседес» своего хозяина на территорию предприятия.　

Кивнув в сторону открывшихся ворот, Савелий спросил у Власа:　

— Может быть, от лишнего любопытного взгляда заедем ко мне на базу и там поговорим без свидетелей?　

— Можно! — согласился Влас.　

Влас понимал, что без денег он для Савелия не представлял интереса, а поэтому тот ничего плохого сделать ему не мог. Они проехали в глубину территории базы, где Савелий остановил машину под развесистой кроной клена, заглушил двигатель. Откинувшись всем корпусом на спинку сиденья, Савелий потребовал:　

— Давай, Влас, рассказывай, почему ты покинул свою семью, пустился в бега и что тебя привело ко мне?　

— У меня было много причин бежать из города.　

— Говори о всех, я послушаю.　

— Последний раз побывав у хозяина, я там такую академию прошел, что по-прежнему оставаться у тебя на подхвате для меня уже было ниже моего достоинства. Тем более что жить на нелегальном положении в городе, где многие меня знают, значило не дорожить своей жизнью. Поэтому мой побег отсюда в другое, более безопасное место был жизненной необходимостью. Там я организовал группу решительных шустряков, с которыми приехал сюда, где и организовал похищение дочери Арканова. Какой выкуп я получил от отца за дочь, ты, наверное, знаешь?　

— Лимон баксов.　

— Именно так.　

— Расскажи, как тебе удалось обвести вокруг пальца ментов, — попросил Савелий Власа, подумав: «И меня тоже», но не сообщив Власу свою тайну. Зачем тому нужно было ее знать?　

Влас без утайки поведал Савелию уже не представлявшую никакого секрета для работников милиции и прокуратуры тайну.　

Выслушав его, Савелий, не сдержавшись, похвалил:　

— Молоток!　

— Таким же способом я смог организовать в другом городе еще одно похищение заложника, которое тоже прошло у меня без сучка и задоринки.　

— Везет же человеку!　

— Если ты, Савелий, делаешь все чужими руками, не в обиду тебе будет сказано, то мне приходится постоянно рисковать в первую очередь своей шкурой. Поэтому у меня больше вероятности, чем у тебя, в ближайшее время вновь попасть в лапы ментов.　

Вольное рассуждение Власа в отношении его личности Савелию не понравилось, оно затронуло его самолюбие. Вот так нагло, в глаза говорить ему правду никто еще не смел. Но раз он согласился выслушать откровения Власа до конца, то, так и быть, он его дослушает. Потом сделает ему такую взбучку, после которой у Власа на долгие годы отпадет желание откровенничать. Так думал Савелий, слушая исповедь Власа.　

— Работать без надежного тыла нельзя. Я подумал и решил обратиться к тебе с предложением.　

— Каким?　

— Если менты меня поймают и снова посадят в известную тебе кичу, то чтобы ты меня вновь оттуда вызволил в обязательном порядке.　

— Это будет стоить очень больших бабок.　

— Сколько?　

— Чем больше, тем лучше.　

— Шестьсот кусков в баксах хватит? — ошеломил Влас Савелия своей щедростью.　

— Условия толковые. Я их принимаю. Капуста у тебя в тачке?　

— Такую сумму в тачке постоянно с собой возить рискованно. Я ее храню в надежном месте. Когда захочешь, я баксы передам тебе. Договора никакого, разумеется, заключать не будем, мне придется только надеяться на твое слово.　

— Я не какой-нибудь козел или крыса, моему слово можешь верить, — забыв о недавней своей обиде на Власа, заверил его Савелий, думая лишь о том, чтобы как можно скорее выдурить огромную сумму денег у Власа. Когда же Влас попадет в колонию, то удастся ему его выручить оттуда или нет, для него этот момент был несущественным.　

— Я тебе верю, а поэтому только к тебе явился с таким предложением, — пояснил Савелию Влас.　

— Баксы, что ты мне хочешь дать, чистые?　

— Я их получил от Арканова. Они никаким порошком не пересыпаны. Я из них уже четыре стольника потратил, и у меня с ними никогда, нигде не было проблем. Только покажешь скупщикам, так боишься, что руку оторвут вместе с деньгами.　

— Когда сможешь мне их передать?　

— Мне все равно, когда тебе удобнее.　

— Сегодня вечером в одиннадцать часов привези мне их к запасному выходу из городского кладбища. Знаешь, где он находится?　

— Знаю.　

— Будь там один, — поставил условие Савелий.　

— Я же приеду туда на такси.　

Пальцами правой руки почесав затылок, Савелий решился:　

— Пускай с тобой будет таксист. Но чтобы больше с вами никого не было. Усек?　

— Понятно!　

— Таксист твой человек?　

— Мой, но он работает на меня вслепую.　

— Почему он так на тебя работает?　

— Потому что я ему плачу хорошие бабки. Ему мои проблемы до лампочки.　

— Так тоже можно работать. И даже лучше, чем когда другие знают о твоих делах больше, чем тебе хотелось бы.　

— Значит, сегодня встречаемся в одиннадцать часов вечера на кладбище, — напомнил Влас Савелию в завершение разговора.　

— У запасного выхода, — счел нужным дополнить его Савелий.　

— Я посоветовал бы тебе, Савелий, липших быков на кладбище не брать. Не хочу, чтобы о моих бабках знали слишком многие. Лишние глаза и уши ни тебе, ни мне не нужны.　

— Яйца курицу не учат, — отмахнулся от совета Савелий.　

Влас так и не понял, то ли прислушается Савелий к его мнению, то ли нет.　

А Савелий, провожая взглядом машину с отъезжающим от нефтебазы Власом, подумал: «Не мешало бы за его тачкой установить наблюдение. Но он мужик осторожный и ушлый, может обнаружить хвост. Примет его за ментовский и, испугавшись, так даст деру из города, что забудет мне свои деньги передать… Чего мне, собственно, за ним следить, если я его знаю как облупленного? Знаю, что он за фрукт, что все равно вечером привезет мне бабки в известное место. Мне его даже насиловать не пришлось, чтобы он отстегнул бабки на откуп, сам Влас пожелал всю свою капусту отдать мне. Конечно, он и обязательство взял с меня нешуточное…»　

Тем временем Влас, отъехав от нефтебазы Савелия несколько кварталов, вместе с оперативниками стали изучать следующий за ними транспорт. Поколесив изрядно по городу, они пришли к выводу, что Савелий за ними слежки не установил. Только тогда они припарковали машину на стоянке и смогли в спокойной обстановке поговорить. Влас подробно пересказал оперативникам суть состоявшейся беседы с Савелием. Правда, она в его интерпретации получила другой смысл.　

— Мою встречу с Савелием вы видели. По ней легко можно понять, что мы с ним старые знакомые. В людном месте на глазах многих людей он не пожелал со мной говорить. По этой причине предложил заехать на территорию базы. Я был вынужден принять его приглашение.　

— Мы же тебе говорили, чтобы в согласованные с нами действия ты не вносил своей самодеятельности. Прежде всего, ты не должен был выпадать из поля нашего зрения. Между прочим, мы отвечаем за твою безопасность перед Шаповаловым, — осуждающе напомнил ему Михаил.　

— Как я мог не принять его предложение, если он его обосновал беспокойством за мою судьбу? Мол, ты находишься в розыске, а поэтому нечего лишний раз светиться.　

— Его рассуждения логичны, и если бы ты не принял его приглашения, то он мог обоснованно заподозрить тебя в неразумности поступка, а потом выяснять, почему ты так глупо поступил, — рассудил Михаил.　

— Мы уехали в глубину территории базы, где он остановил машину под деревом. Там он от меня потребовал объяснения, почему я его обворовал на миллион долларов. Я покаялся перед ним, признал свою вину и согласился вернуть шестьсот тысяч долларов, то есть все те деньги, которые у меня остались от выкупа за похищенную нами Арканову.　

— Как он отреагировал на то, что четыреста тысяч его денег ты потратил? — спросил Александр, которому около нефтебазы пришлось лежать в машине на полу в задней части салона автомобиля. Теперь он, сидя на заднем сиденье вместе с Власом, делал движения плечами, руками, ногами, восстанавливая кровообращение во всем теле.　

— С пеной на губах возмущался моим хамством. Он меня убил бы, но желание получить хотя бы оставшиеся шестьсот кусков сдержали его от расправы надо мной. Ведь тогда он вообще не получит от меня ни одного арка- новского доллара. Он это понимает, а поэтому потребовал, чтобы я сегодня в одиннадцать часов вечера привез эти деньги для передачи ему на городское кладбище. После того как я передам ему деньги, Савелий сразу или на другой день может учинить надо мной расправу, — с беспокойством за свою судьбу предположил Влас.　

— Как только он от тебя получит деньги, мы его возьмем в такой прессинг, что ему о мести и о тебе некогда будет думать, — успокоил его Михаил.　

Завершив беседу, Михаил завел машину и по просьбе Власа поехал с ним на дачу Гуры за деньгами. Там Влас с помощью лестницы залез на чердак дома. Надел брезентовые рукавицы на руки. Пройдя по балкам в дальний, южный конец чердака, поднял слой стекловаты с потолка, из-под которого достал свою сумку с долларами. Положил на место слой стекловаты, постучал по сумке рукавицей, освобождая ее от волокон стекловаты. Сняв с рук рукавицы, Влас бросил их, после чего прежним путем покинул чердак дома Гуры, поставив лестницу на прежнее место.　

Возвратившись к машине и отдавая сумку с деньгами Михаилу, Влас невесело пошутил:　

— Вот что нас губит.　

— Не говори, Влас, и еще как губит, — согласился с ним Александр.　

— Везите меня к подруге домой. Я хочу до вечера отдохнуть. Деньги пускай останутся у вас. Так будет надежнее, — предложил он.　

Его просьба у оперативных работников возражений не вызвала. Такую нагрузку на себя они восприняли как должное.　

ГЛАВА 21

Девушка с характером

По вниманию, которое проявляла к нему Ирина, Влас видел и понимал, что девушка в него влюблена. Но ответить ей тем же самым он не мог. Ирина для него представляла интерес только постольку, поскольку он нуждался в надежном убежище.　

Ходить с девушкой в рестораны, бары, другие общественные места ему было нельзя по известным читателю причинам. Поэтому все свое свободное время Влас и Ирина проводили у нее в квартире. Помимо занятий любовью, длительных задушевных бесед, просмотра видеофильмов и телепередач, у них других развлечений не было.　

По тому как Ирина свободно и непринужденно, а главное, с неослабным интересом общалась с Власом, можно было понять, что она в других видах отдыха не нуждалась.　

Ирина была большим ребенком, слишком открытым, доверчивым, а поэтому легко ранимым. Этим своими «недостатками», которые у многих его ровесников отсутствовали, девушка подкупила Власа. Он удивлялся, как Ирина до настоящего времени не стала жертвой жадного маньяка, который, разорив ее до нитки, потом мог бы и убить, а в лучшем случае лишить имущества, жилья, сделать бомжем. В таких условиях Ирине с ее здоровьем долго не удалось бы прожить.　

Восполняя пробелы в ее воспитании, Влас часами втолковывал ей простейшие житейские истины. Что характерно, Ирина Власу нравилась такая, какой была, но в силу своих сил и возможностей он пытался разъяснить ей и тем самым предупредить ту роковую ошибку, которую Ирина могла допустить в силу своей закомплексованности и неприспособленности к жестким реалиям жизни. Больше всего его возмущало в процессе «учебы» то, что она с ним спорила и даже пыталась доказать ему верность своих взглядов и поступков. В общем, Ирина не давала ему возможности скучать.　

В последний день пребывания Власа на квартире Ирины он уже не занимался ее перевоспитанием. Возвратившись домой после известного читателю турне по городу, Влас в глубокой задумчивости одетым лег на диван. Только туфли были сняты и стояли в прихожей. Попытки Ирины растеребить его своими вопросами оказались безуспешными.　

— Владислав, ты почему сегодня не такой, как всегда? Не хочешь со мной говорить, без конца куришь сигарету за сигаретой. Объясни мне, пожалуйста, что происходит?　

— Сегодня вечером я покину тебя навсегда.　

— Почем ты решил со мной расстаться?　

— Моя командировка в вашем городе закончилась.　

— Я знаю, что тебе не пара, но если я тебе небезразлична, то позволь мне иногда проведывать тебя в твоем городе. Я буду останавливаться в гостинице, ты ко мне туда будешь приходить. Это будет наша с тобой тайна. Она никакого вреда твоей семье не причинит, — подсев к Власу на диван, попыталась Ирина вступить с Власом в сговор.　

— Там, где я буду жить, гостиниц государственного типа нет.　

— Неужели ты живешь в таком маленьком населенном пункте, где нет гостиниц? — удивилась Ирина, убивая Власа своей наивностью. Правда, он к непонятливости Ирины уже привык, и она его, как в первые дни, уже не раздражала.　

Подумав, Влас решил открыться Ирине и рассказать ей о себе правду. Присев на диван рядом с девушкой, Влас произнес:　

— Ирина, возьми себя в руки, не удивляйся, не пугайся и не расстраивайся. — При плохом здоровье девушки такое вступление Власа было не лишним. — Я тебе кое-что решил рассказать о себе.　

— Что именно?　

— Я опасный преступник, розыском которого занимается вся милиция страны. Теперь меня нашли и сегодня вечером будут задерживать, чтобы посадить в тюрьму.　

— Не может быть, Славик, что ты плохой человек! — сведя ладони лодочкой, прижав их к груди, с расширившимися от удивления глазами, не поверила она.　

— Можешь не сомневаться в том, что я сказал. Опаснее меня в стране очень мало людей.　

— Ты специально на себя наговариваешь, чтобы, когда покинешь меня, я о тебе не думала.　

— Ты мне не веришь, что я есть тот, за кого себя выдаю? — удивился Влас. Ему приходилось доказывать девушке, что он преступник! Вот уж никогда не думал, что попадет в такую дурацкую ситуацию. — В шифоньере на полу лежит сидор с сухарями, сигаретами, пастой, зубной щеткой и всем необходимым для человека, которого будут помещать в камеру.　

— Эти продукты и предметы обихода везде могут пригодиться. На них не написано, что ими могут пользоваться только заключенные, — не сдавалась девушка.　

— Ну, Ирина, ты меня добила, с тобой не соскучишься. Пойдем я тебе еще кое-что покажу. — Они прошли к комоду, из которого он вытащил нижний ящик, перевернул его вверх дном и показал свой тайник. — Вот здесь, как видишь, лежат пистолет и двадцать семь миллионов рублей. Ты должна понять, что с такой суммой денег и пистолетом в командировку людей не направляют. Деньги ты можешь забрать себе, а пистолет я вечером отдам работникам милиции, которым я решил сдаться.　

— Теперь ты меня убедил, — отрешенно сказала Ирина. — Но денег твоих я не возьму ни копейки. Можешь их отдать кому хочешь, — удивила она его своим решением.　

— Почему ты от них отказываешься?　

— Потому что они толкнули тебя на преступление. Они отняли тебя у меня.　

— Я сказал, чтобы ты забрала их у меня, значит, бери, пока я не передумал.　

— Если будешь настаивать на том, чтобы я их взяла, я возьму, а потом все равно сожгу.　

— Ты махровая дуреха! Мне сейчас не до тебя, а ты из ничего проблемы для меня создаешь!　

— У меня нет твоих денег, а поэтому нет и твоих проблем. Влас понял, что Ирина не такая уж простая девушка, как он о ней думал. Первый раз за все время проживания вместе она не только не согласилась с его требованием, но и проявила свой характер. Ей нужна была другая жизнь, чтобы она могла научиться мыслить иными критериями. Поэтому Влас решил сменить тактику в разговоре с ней.　

Вновь положив три пачки денег в тайник, задвинув ящик в комод. Влас поинтересовался у Ирины:　

— Я могу свои деньги оставить у тебя на хранение там, куда сейчас положил?　

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, а поэтому не смогу ответить отказом.　

— Значит, я могу оставить у тебя свои деньги на хранение?　

— Да.　

— Так вот, пускай они лежат в тайнике до тех пор, пока ты не найдешь нужным с пользой для себя пустить их в дело. Пойми, упрямая дурочка, ведь тебе при твоем здоровье обязательно надо приобрести хорошую специальность.　

— Ты, Славик, насилуешь мою волю, — со слезами на глазах, поддавшись его уговору, призналась она.　

Ласково прижав плачущую Ирину к своей груди, сам находясь в расстройстве чувств, давно уже поняв, что и без больших денег можно жить счастливо, Влас искренно произнес:　

— Ради всего лучшего, что было между нами, в память обо мне исполни это мое последнее желание.　

Без особых усилий освободившись из объятий Власа, Ирина прошла в спальню, упала на кровать вниз лицом и тихо заплакала, словно испуганный зверек, которому даже в минуту опасности нельзя подавать голос. Вздрагивающие плечи Ирины говорили Власу, как ей было тяжело. Но и ему было не легче.　

Сев на диван, Влас задумался над проблемами, которые преподнесла ему жизнь.　

Успокоившись, взяв себя в руки, Ирина стала по-прежнему беспечной и веселой хозяйкой квартиры, но эта роль у нее получалась, как у плохой актрисы. Однако ее желание как-то морально помочь Власу им было по достоинству оценено.　

По природе неплохого человека, Власа раздавила официальная пропаганда, постоянно бьющая его по голове через печать, радио и телевидение. Он разуверился в комсомоле, активным членом которого был несколько лет. Идеалы, в которые он верил и к которым стремился, были растоптаны и уничтожены. Информация, поступающая из массы источников, убедила его, что как партия коммунистов, так и комсомол вели массы в тупик темного царства.　

Возникшую в душе Власа пустоту вера в Бога не успела занять должного места. Такая же участь коснулась огромной массы молодежи, многие из которых стали безработными, а значит, не имеющими своего источника существования. Некоторые из них, например Влас, встали на путь совершения преступлений…　

Когда Власу пришло время покинуть квартиру Ирины, он не позволил ей провожать его. Расставание и без того было для него слишком гнетущим и неприятным.　

Как говорится, короткие проводы — малые слезы. Впереди его ждали более важные жизненные проблемы, которые требовали железных нервов, смекалки и решительности для доведения своего коварного замысла до результативного конца.　

ГЛАВА 22

Игра с перебором

Окунувшись в невеселые мысли, безучастно смотря в окно из салона автомобиля, Влас ехал с оперативными работниками милиции на кладбище. Если Михаил и Александр занимались своими служебными обязанностями, то Влас отлично понимал, что он в отношении Савелия поступает подло. Но Влас тут же находил оправдание своему поступку.　

«Человека типа Савелия, охраняемого законом, занимающегося в городе нужным бизнесом, имеющего огромный капитал и руководящего крупной воровской группировкой, уверовавшего, что его «шестеркам» никогда не удастся утянуть его за собой на скамью подсудимых, так как он руководит через бригадиров, а бригадиры не посмеют выдать его работникам милиции, трудно было изобличить в преступной деятельности.　

Если Савелий пользуется при достижении своих корыстных целей запрещенными приемами, то почему я, его ученик, ради торжества справедливости не могу дать ему обрат аналогичным способом? То, что не позволительно следователю, прокурору, судье, работникам дознания, которые к тому же не знают, что я их неверно проинформировал по некоторым моментам, связанным с Савелием, могу сделать только я», — думал Влас.　

Без пяти минут одиннадцать вечера Влас с оперработниками уже подъезжал на своей машине к запасному выезду с кладбища. Подъезд к нему с обеих сторон имел асфальтированную дорогу, которая не была освещена уличными фонарями. Им было видно, что во встречном им направлении к кладбищу приближается автомобиль.　

— Видать, Савелий едет собственной персоной, — заметил сидящий за рулем Михаил.　

— Должно быть, — поддержал его Влас.　

— Миша, сбавь скорость, постарайся подъехать к воротам кладбища одновременно со встречным автомобилем, — взяв прибор ночного видения и приготовившись к съемке, попросил водителя Александр.　

Михаил немедленно последовал его совету.　

Встречные машины остановились друг от друга на расстоянии четырех метров. Влас, взяв сумку с деньгами, в которую были вшиты миниатюрные маячок и жучок, вышел из машины, прошел к ее багажнику. Точно такой же маневр сделал Савелий, выйдя из своей машины. Так между багажниками двух машин и произошла встреча двух преступников.　

Принимая из рук в руки сумку с деньгами от Власа, Савелий поинтересовался:　

— Сколько тут бабок?　

— Как договорились, столько и привез.　

— Кладбище — не подходящее место для пересчитывания баксов, но хочу проверить, не «куклы» ли ты мне хочешь всучить, — открывая замок сумки и проверяя выборочно содержимое пачек с банкнотами, заявил Савелий.　

Влас знал, что его разговор с Савелием не только прослушивается оперработниками, но и записывается на магнитофон, поэтому в разговоре с Савелием надо было того как можно сильнее скомпрометировать и привязать к себе.　

— Савелий Григорьевич, вы обижаете меня своим недоверием. Если вы мой капитан, то какой понт матросу вас обманывать?　

Закрывая «молнию» на сумке, убедившись, что в ней действительно находятся американские доллары в крупных банкнотах, Савелий, довольный, что Влас его не обманул, поучающе заметил:　

— Кто из матросов не мечтает стать капитаном? Практически они все мечтают им быть, но только единицам жизнь дает возможность править судном.　

— Я с вами полностью согласен, — умышленно говоря с Савелием на вы, заявил Влас.　

— Ну что, дружище, давай лапу и будем разбегаться, — предложил Савелий.　

Пожимая Власу руку, Савелий сделал ему замечание:　

— Ты должен был приехать только с таксистом, а в твоей тачке сидит еще один бык.　

— Вас тоже прикатило трое, — парировал Влас.　

— Боишься, что я могу тебя убить, чтобы никто не знал о передаче мне этой капусты?　

— Такое сомнение имело место.　

— Запомни раз и навсегда: я тех, кто делает мне деньги, не пускаю в распыл. Ты как раз относишься к такому исключению.　

— Обязательно запомню и учту, — заверил Савелия Влас.　

Проводив взглядом увозивший Савелия автомобиль, Влас не спеша вернулся к оперативникам. Дальнейшее развитие операции от него уже не зависело, так как все ключи от нее он отдал оперативникам. Как они теперь поведут себя с ним? Эти вопросы и проблемы скоро сами по себе должны разрешиться.　

Когда машина с Власом вернулась в город, он поинтересовался у оперативника:　

— Ну, а теперь, Михаил, что мы будем делать?　

— Ждать! — ответил не раздумывая Михаил, считая для себя проблему Власа уже решенной.　

— А чего мы будем ждать? — не удовлетворенный его ответом, поинтересовался Влас.　

— Наши товарищи проследят, куда Савелий отвезет и спрячет баксы, чтобы потом там, на месте, накрыть его с поличным.　

ГЛАВА 23

Савелий заметает следы

Покинув кладбище, Савелий со своими людьми подъехал к ресторану «Ноэми». Мало кто в городе знал, что значило это слово, но его владелец Корчной, еврей по национальности, всем посетителям ресторана, которые интересовались, что означает название «Ноэми», переводил его как «радость моя, утешение мое».　

Действительно, в ресторане «Ноэми» его посетители имели возможность приятно провести время. Правда, изобилие разных блюд, быстрое, качественное обслуживание и хорошая эстрада дорого обходились клиентам, поэтому люди с малым достатком обходили этот ресторан стороной. Да Корчной в них и не нуждался. Посетителями ресторана были степенные, знающие себе цену люди. К счастью для Корчного, их появилось не так уж мало, а поэтому на нехватку клиентуры он жаловаться не мог.　

Выйдя из автомобиля, Савелий сказал своему водителю:　

— Отвезешь Масика с Хасаном по домам и можешь быть свободен до утра.　

Дождавшись, когда его машина с водителем и телохранителями уехала от ресторана, Савелий, перекинув сумку с деньгами через плечо, вошел в ресторан «Ноэми», где его все знали — от швейцара до хозяина. Там он, зайдя в туалет, справив нужду, задерживаться не стал, а вновь вышел на улицу и прошел к стоянке, где стояли таксисты. Все они были частниками. Выбрав из пяти автомобилей самый новый, которым оказалась «семерка», Савелий, сев в нее, спросил у водителя:　

— Знаешь, где находится завод ЖБИ?　

— Знаю.　

— Отвези меня туда.　

— Без проблем! — ответил водитель, лихо покидая стоянку.　

Подъехав к заводу и рассчитавшись с водителем, Савелий по асфальтированной алее пересек сквер и вышел через него на другую улицу, где сел в поджидавший его красный «Москвич».　

— Ну что, Егор Лукич, заждался меня? — присаживаясь на заднее сиденье и бросая сумку рядом с собой, с облегчением выдохнув из себя воздух, довольно произнес Савелий.　

— Да пару часиков тут пришлось проторчать, — подтвердил тот.　

— Поехали к тебе домой, — распорядился Савелий.　

Егор Лукич был крепким мужиком. К своим шестидесяти годам он был трижды судим за разные виды преступлений, что не дало ему возможности стать особо опасным рецидивистом, но десять лет, проведенных в местах лишения свободы, сделали из него довольно «грамотного» зека, знающего воровские правила.　

Егор Лукич был благодарен Савелию за то, что тот пригрел его под своим крылом, принял его к себе на нефтебазу сторожем, при этом платил ему зарплату в три раза выше, чем другим сторожам. По ведомости Егор Лукич получал зарплату такую же, как и другие сторожа, но Савелий лично от себя ежемесячно давал ему чаевые еще в две зарплаты.　

За что Савелий проявлял к Егору Лукичу такое повышенное внимание? Причина было простой. У Егора Лукича имелся добротный кирпичный дом, в подвале которого Савелий держал свой личный сейф. В этом сейфе он хранил самые ценные накопления. Получалось так, что подвал Егора Лукича был как бы частным банком Савелия.　

Вот и сейчас он вез очередную партию валюты домой к Егору Лукичу, чтобы спрятать ее в утробе огромного, ненасытного старинного сейфа.　

Егор Лукич знал, каким большим авторитетом в преступном мире был Савелий. Он его боялся, одновременно уважал и дорожил дружбой с ним.　

При таких козырях, какие были у Савелия перед зависимым от него Егором Лукичом, он мог не бояться, что тот разгласит кому-то его тайну или выдаст работникам милиции.　

Когда Егор Лукич подъехал к своему дому и остановил автомобиль около ворот гаража, Савелий дружески попросил его:　

— Ты, Егор Лукич, тачку во двор не загоняй. Я у тебя побуду минут двадцать, после чего отвезешь меня домой. Считай, ты с меня ящик водки уже заработал.　

— Я тебя, Савелий, и задаром отвез бы домой, а уж за магарыч — с превеликим удовольствием, — довольно промурлыкал ему Егор Лукич.　

Закрыв машину на ключ, хозяин дома и его гость через дверь в металлических воротах зашли с улицы во двор.　

Оперативной группе работников милиции, находившейся в микроавтобусе, который одновременно служил передвижной криминалистической лабораторией, не составляло особого труда следить за перемещением Савелия по городу, так как маячок и жучок позволяли им не только проследить движение интересующего их объекта, но прослушивать и записывать все его контакты с другими лицами на магнитофон.　

В частности, они услышали и записали следующий разговор Савелия с Егором Лукичом:　

— Какой у тебя подвал глубокий!　

— Смотри, Савелий, не оступись на лестнице, а то можешь и ноги сломать.　

— Ты же свет включил. Мне там все видно…　

Савелий открыл ключом дверцу сейфа, любовно перебрал руками находящиеся в нем драгоценности, валюту, ценные бумаги и, не удержавшись, произнес:　

— Ну вот, дорогие мои, к вам поступило приличное пополнение.　

Закрыв сейф, он выбрался из подвала, поставил в люк квадратную металлическую раму. Савелий, не поленившись, закрыл люк концом ковра, размер которого был на всю комнату. Не знающему человеку и в голову не пришло бы, что в доме Егора Лукича под одной из комнат имеется подвал размером почти такой же, как сама комната.　

Когда Савелий вместе с Егором Лукичом вышли со двора на улицу и подошли к «Москвичу», то там они были немедленно задержаны работниками милиции, оперативную группу которых возглавлял капитан милиции Кладченко.　

Потребовалось не так уж много времени, чтобы найти в доме подвал и находящийся в нем сейф. Изъятым у Савелия ключом Кладченко открыл сейф, после чего произвел из него выемку содержимого.　

Кладченко, не реагируя на угрозы Савелия, что тот его уничтожит, испепелит, сгноит, тщательно и скрупулезно выполнял свои обязанности, фиксируя в своем протоколе, сколько граммов и миллиграммов было изъято драгоценных металлов, в каких изделиях, какой пробы, номера и серии банкнот в валюте.　

В свою очередь, эксперт-криминалист Антонов банкноты, на которых были обнаружены отпечатки пальцев, фотографировал и изымал для последующего производства дактилоскопической экспертизы. Короче, дел всем хватало. Лишь к одиннадцати часам утра оперативная группа завершила свою работу по обыску в доме Егора Лукича.　

Вместе с Савелием в отдел милиции оперработниками был доставлен и Егор Лукич.　

Первым Кладченко решил допросить Лихоносова, но тот от дачи ему показаний отказался. По этой причине его допрос оказался и быстрым, и коротким. Заполнив протокол задержания, Кладченко вызвал по служебному телефону дежурного по отделу милиции и поручил ему отвести Лихоносова в камеру ИВС. После этого настала очередь Егора Лукича. Перед допросом Кладченко получил от оперативных работников уголовного розыска исчерпывающую информацию на этого человека. На всех ранее судимых в уголовном розыске имелись информация, по каким статьям уголовного кодекса они были судимы, их фотографии, отпечатки пальцев.　

Поэтому Кладченко был готов наступательно поговорить с Егором Лукичом. Не прибегая ни к каким хитростям, он решил в пределах разумного просветить задержанного и дать ему шанс не стать соучастником преступления Савелия, а пройти по его делу только свидетелем.　

— Егор Лукич, вы были ранее трижды судимы, поэтому необходимость отвечать за совершенные преступления должна была вас научить своими ребрами понимать простую истину, что уголовный кодекс надо уважать.　

— Я этот букварь уважаю, но я не понял, что вы этим хотели мне сказать?　

— Сегодня ночью вы на своей машине поджидали около сквера завода ЖБИ Савелия. Дождавшись его, привезли к себе домой. В подвале вашего дома хранился сейф Савелия, куда он складывал награбленное у граждан. Какие ценности мы изъяли, вы видели, так как вместе с Лихоносовым подписывали протокол обыска. Так вот, среди изъятых нами ценностей находятся шестьсот тысяч долларов, которые сегодня Савелий привез к вам домой и положил в свой сейф. Эти деньги являются частью выкупа семьи Арканова за возврат бандитами его дочери. Вы слышали, что несколько месяцев назад у Арканова была похищена дочь? — желая вовлечь Егора Лукича в разговор, поинтересовался Кладченко.　

— По телевизору передавали такое сообщение, — подтвердил Егор Лукич.　

— Так вот, перед тем как Арканов отдал похитителям деньги, мы их все номера и серии переписали. Преступникам с деньгами Арканова удалось скрыться, но мы все время подозревали Савелия и следили за ним. И, как видите, сегодня нам удалось его поймать с поличным и задержать. Деньги Арканова были обнаружены в вашем доме. Тем самым вы поставили себя в щекотливое положение. Я могу подумать, и на то у меня будет достаточно оснований, что вы являетесь одним из участников похищения дочери Арканова. Последствия для вас от такого вывода могут быть самыми плачевными. Вместо того чтобы спокойно доживать свою старость на свободе, вам придется изрядное количество лет париться в исправительной колонии, которой вас уже до самой смерти не удастся исправить…

Слушая Кладченко, Егор Лукич понимал даже то, во что следователь не считал нужным его посвящать.　

«Значит, за Савелием менты уже давно следили. Иначе откуда бы им знать, что я его поджидал на своей машине около завода ЖБИ? А раз так, то чего я из-за него, дурака, опять буду рисковать своим здоровьем и свободой? Пропади он пропадом!» — так определился Егор Лукич, прежде чем заговорить со следователем:　

— Ну уж нет, начальник, такой расклад мне не подходит. Я уже стар, чтобы быть по дурости кому-то громоотводом. Вы сейчас, легавые, стали слишком грамотные, почти все с высшим образованием. Даже смогли самого Савелия повязать. Я в его игры не играю уже давно.　

— Но деньги Арканова, которые он дал похитителям в виде выкупа, у тебя обнаружены, — заметил Кладченко.　

— Они лежали в сейфе, ключ от которого вы нашли у Савелия, значит, все, находящееся в сейфе, принадлежит ему. А я всего лишь предоставил Савелию под его сейф место в своем подвале. Что он в него клал и хранил там, мне до фуфла. За аренду подвала он мне платил неплохие бабки.　

— То есть вы хотите сказать, что к преступной деятельности Лихоносова не имеете никого отношения и не знали, что он хранит в своем сейфе?　

— Да, я это утверждаю. Если я что-то и делал в услугу Савелию, так только вслепую и за магарыч. Вот, например, сегодня я со своей машиной подождал его около завода ЖБИ, дождался и оттуда привез к себе. Если бы вы мне не помешали и дали возможность отвезти его домой, то он мне за такую услугу купил бы ящик водки.　

— Получается, что вы из-за нас сегодня понесли убытки? — улыбнулся Кладченко.　

— В моем теперешнем положении о них лучше не говорить.　

— Егор Лукич, мне можно начинать записывать ваши показания в протокол допроса или это просто ля-ля?　

— Какое там ля-ля, если мне вы ни за что накинули хомут на голову и лапти к ногам подсовываете? Пишите в свой протокол все, что я вам сейчас сказал, — решительно потребовал Егор Лукич.　

— А вдруг Лихоносов заявит, что сейф не его, а ваш, что все находящиеся в нем ценности принадлежат вам?　

— С какого пупа он вздумает валить на меня такую чушь?　

— Сейчас ему дорожить тем, что ему уже не принадлежит, нет никого смысла. Тогда почему с больной головы всю бяку не свалить на здоровую? Он может заявить, что вы являетесь капитаном всего того шухера, который был в городе в связи похищением Аркановой, а то, что он привозил и клал в сейф в вашем подвале, всего лишь является вашей долей. Заметьте, что такая версия выглядит довольно реально.　

— А что, он мне такую подлянку может задвинуть? — округлив глаза в удивлении от сделанного открытия, заметил старик.　

В том, что Савелий был способен оговорить его, Егор Лукич не сомневался. Он слишком давно и хорошо знал хозяина нефтебазы, чтобы сомневаться в такой возможности. Так как ему не хотелось быть торпедой чужих интересов, Егор Лукич впервые в своей жизни давал работнику милиции правдивые и исчерпывающие показания.　

Завершив допрос Буланова, такова была фамилия Егора Лукича, Кладченко поинтересовался у него:　

— Если Лихоносов начнет катить бочку на тебя, ты на очной ставке с ним подтвердишь те показания, которые сейчас дал мне?　

— Я менять своих показаний не собираюсь. Пока что у каждого своя рубашка ближе к телу, — заверил следователя Буланов.　

Кладченко, отпустив свидетеля домой, задумался: «Я со стороны Буланова подстраховался, но мне одному дело Лихоносова не потянуть. Я не двужильный и не могу работать без отдыха. Я уже выдохся и выжат как лимон, тогда как необходимо провести еще массу неотложных следственных действий. Прежде всего дома, на работе и на даче Лихоносова необходимо немедленно сделать обыски, наложить арест на имущество, изъять документацию.

Пойду доложу начальнику следственного отделения, чтобы он подключил в помощь мне следователей. Можно посоветовать ему, чтобы он обратился к работникам уголовного розыска, которые выполнили бы эту работу в порядке отдельного поручения. Наверное, последний вариант будет более приемлемым, так как наши следователи и без моего поручения загружены своими уголовными делами, как ишаки».　

Когда Кладченко пришел к своему непосредственному начальнику майору Стукало, тот, выслушав его просьбу, сообщил:　

— Мне недавно звонил заместитель начальника УВД полковник Шаповалов, который интересовался результатом вашей ночной работы. Он мне сказал, что если нам с его стороны потребуется помощь, то он в ней не откажет. Так что можешь отправляться домой отдыхать. Все, что надо сегодня сделать, мы сделаем без тебя.　

ГЛАВА 24

Что делать?

По коридору изолятора временного содержания дежурный по отделу милиции подвел Савелия к двадцать первой камере. Остановив задержанного, он потребовал:　

— Разувайся!　

Снимая обувь, Савелий посмотрел на номер камеры и с горьким юмором подумал: «Хоть камера досталась мне без перебора», — но это было слишком слабым утешением для него.　

Войдя в камеру, стоя спиной к двери, Савелий еще послушал, как дежурный капитан большим амбарным ключом скреб в замочной скважине, закрывая дверь на замок. Только сейчас Савелий почувствовал свою незащищенность перед законом и то, как он слаб, чтобы помешать вращению его маховика…

В камере он был один… Это обстоятельство его обрадовало. Он сейчас никого не хотел видеть. Надо было прийти в себя от свалившихся потрясений, обдумать их, определиться, выработать тактику своего дальнейшего поведения на следствии.　

Присев на деревянные нары, Савелий стал размышлять: «Сейчас среди ментов слишком много профессионалов. Лишнее сказанное слово может меня погубить или испортить пейзаж, поэтому буду требовать, чтобы на следующих моих допросах обязательно присутствовал мой защитник. Одновременно он будет той постоянной, единственной нитью, которая станет связывать меня с волей».　

Несмотря на то что у Савелия не было возможности поспать уже целые сутки, отдыхать и спать не хотелось.　

«Вчера у меня так удачно прошла встреча с Власом… Если менты захватили меня у Буланова, то можно сделать вывод: или он меня выдал ментам, или я где-то раньше прокололся… А если меня сдал ментам Влас? — допустил фантастическое для себя предположение Савелий, от которого он тут же отказался: — Какой Власу может быть резон? Такой глупости он допустить не мог. Совершив похищение девки ради лимона баксов, рискуя при этом жизнью, он вот так за «спасибо» не может мне отдать шестьсот кусков баксов, а потом выдать себя ментам ради того, чтобы завалить меня. Какая-то чушь… И как он может завалить меня, если я в похищении дочери Арканова не участвовал и даже не знал до последнего времени, кто это сделал? Арканов может подтвердить, что я пытался ему помочь найти похитителей его дочери, одолжил триста двадцать кусков, чтобы он получил возможность выкупить свою дочь у похитителей.　

Менты при обыске в доме Буланова переписывали номера и серии банкнот. Значит, когда Арканов давал баксы похитителям своей дочери, то они уже были ментами переписаны. Из чего вытекает, что баксы Власа могут привязать меня к его группе как участника похищения. Такая картина меня в корне не может устраивать. Тогда мне ничего не остается делать, как рассказать ментам, что баксы Арканова попали ко мне через Власа… Пускай я лишусь всего своего капитала, но зато окажусь в стороне от дел Власа. Менты будут вынуждены меня освободить. Потерянный капитал я в будущем смогу вновь заработать. Таких лохов, как Стаканов, на мой век хватит. Но кто мог представить и допустить, чтобы какая-то моя шавка вот так здорово мне подкузьмила?»　

Он еще долго бы размышлял над своими проблемами, но дежурный капитан потребовал его на выход.　

К удивлению Савелия, в отделе милиции его не стали допрашивать, а посадили в воронок и повезли куда-то под охраной. Откуда он мог знать, что встретиться с ним и побеседовать пожелал сам Шаповалов?　

Когда конвоиры завели Савелия в кабинет к Шаповалову, тот приказал им:　

— Снимите с задержанного наручники и оставьте нас одних…　

Савелий, потирая края лучевой кости на руке, спросил:　

— Закурить можно?　

Шаповалов кинул ему на стол пачку «Мальборо».　

— Курите!　

— У меня пока что свои не перевелись, — доставая из кармана пиджака пачку сигарет и спички, сообщил Савелий, присаживаясь на стул рядом со столом Шаповалова.　

— Я слышал, Савелий Григорьевич, что вы отказались от дачи показаний своему следователю? — спросил Шаповалов.　

— Было такое дело, — подтвердил Савелий.　

— Что вас побудило избрать такую тактику своего поведения?　

— Причин много. Я скажу о двух из них. Первая та, что я стал жертвой чьего-то дурацкого розыгрыша, а вторая… У меня просто не было желания говорить со следователем.　

— Почему? Может быть, он вас чем-то обидел?　

— Не обидел, но я решил без своего защитника никаких показаний не давать никому.　

— Насчет вашего права иметь защитника никакого спора не может быть. Как я проинформирован, следователь Кладченко вам в таком праве и не отказывал.

— Я пока вообще не был намерен с ним говорить, а насчет защитника сказал на будущее.　

— Понятно! — Шаповалов пристально посмотрел на Савелия. — Но что-то до меня не дошла ваша мысль насчет дурацкого розыгрыша. Что вы имеете в виду?　

— Подозрение следователя Кладченко, что я был участником похищения дочери Арканова, есть самая настоящая чушь.　

— Я бы так категорично на вашем месте не заявлял. Если вы не были соучастником похищения дочери Арканова, то как вы можете объяснить, что шестьсот тысяч долларов из выкупа, сделанного Аркановым бандитам за дочь, оказались у вас?　

— Как я понимаю, наша беседа не является официальном допросом?　

— Нет.　

— И я могу, не отвечая за сказанное, с вами порассуждать?　

— Можете. Только вы должны помнить, что на те вопросы, которые я сейчас вам буду задавать, вам придется отвечать и следователю.　

— Отвечу! — заверил Шаповалова Савелий.　

— И что вы мне собираетесь сообщить по поводу того, как деньги Арканова попали к вам?　

— Мне их подарили.　

— Что-то мне не верится в такую вашу версию. Но допустим, я с ней соглашусь. Тогда возникает резонный вопрос: кто тот дурак, который, рискуя головой из-за денег и добыв их, потом почти все отдает вам?　

— В бегах находится известный вам Зипунов Владислав Олегович.　

— Есть такой у нас в розыске человек.　

— Он мой хороший знакомый. Так вот, злополучные шестьсот кусков зелененькими он дал мне на хранение, не сказав, каким путем, законным или незаконным, он их добыл. И вот, только будучи задержан вами, я понял, в какую неприятную историю я попал…　

Шаповалов, приглашая к себе Савелия, имел намерение заставить того говорить, воздействуя на его психику путем демонстрации оперативных видеосъемок. Но изложенная Савелием версия подсказала ему, что данный его шаг пока преждевременный и его можно отложить до более подходящего времени. Необходимо было Савелия обложить доказательствами его вины, добытыми следственным путем, и лишь потом продолжить давление на него своим материалом.　

— На этой позиции вы намерены стоять до последнего?　

— Другого мне ничего не остается делать.　

— Именно ее вы готовы изложить следователю в присутствии своего защитника?　

— Безусловно.　

— Ваша версия, Савелий Григорьевич, для меня неубедительна.　

— Найдите Зипунова, допросите, и тогда вы сможете убедиться, что я сказал правду.　

Проведя ладонью несколько раз по шее, Шаповалов как бы обреченно сообщил Савелию:　

— В такой ситуации нам ничего иного не остается делать, как заняться более интенсивным розыском вашего знакомого.　

Между тем Шаповалов был доволен.　

«Как ни крутись, ни вертись, уважаемый, но все твои версии будут разбиты. Откуда тебе знать, что Зипунов уже нами задержан? Только его водворение в камеру ИВС будет оформлено глубокой ночью, чтобы ты знал, что Зипунов нами задержан через сутки после тебя, что не он тебя заложил, а ты его».　

— Слушая вашу информацию, Савелий Григорьевич, я нахожу в ней кучу противоречий.　

— Назовите для примера хотя бы одно.　

— Вы мне заявили, что находящийся в бегах и розыске Зипунов дал вам шестьсот тысяч долларов на хранение. При этом вы не знаете, преступным или иным путем он их добыл.　

— Да, я так говорил.　

— Уже по данному эпизоду я вижу явную вашу ложь.　

— В чем она заключается?　

— Лицо, совершившее побег, находящееся в розыске, не может за короткий срок, нигде не работая, так как у него нет документов, легально, не попирая закон, заработать более чем три миллиарда рублей. Вдумайтесь, какая огромная сумма! Неужели вы не поинтересовались у него, где и как он ее добыл?　

Савелий надолго задумался: «Если я скажу, что Влас сообщил, где и как он добыл эти деньги, то я автоматически уже становлюсь преступником, так как я обязан был немедленно сообщить ментам о совершении Власом тяжкого преступления. Раз я у него деньги взял, то должен говорить, что ничего не знаю».　

— Зачем мне знать чужие секреты, когда своих проблем хватает?　

— Тебе не кажется, — Шаповалов перешел уже на ты, — Савелий Григорьевич, что ты зря затеял эту выдумку о Зипунове? Мы отлично знаем, кто есть кто. Ни одно крупное преступление, совершаемое в нашем городе, не делается без твоего благословения. Поэтому и дураку понятно, что именно ты организовал похищение дочери Арканова.　

— Я тоже, как вы, думал до последнего времени, что я хозяин в городе, но здорово ошибся. Знаю, что в мою версию в отношении Зипунова вы не верите, но я говорю сущую правду. Если бы вы вместе с Аркановым взялись выручить меня от такого дурацкого обвинения, то я бы лимоном баксов отблагодарил ваши старания, — исчерпав все свои способы защиты и видя единственную возможность уйти от уголовной ответственности, предложил Савелий.　

— Я правильно тебя понял? Ты предлагаешь мне взятку?　

— Правильно, — ответил ему Савелий, к сказанному еще утвердительно кивнув.　

— Но тебе должно быть известно, что наша милиция не подкупна, — улыбнувшись, заметил Шаповалов.　

— Кое-кто на три куска баксов клюнул и ничего, не подавился, — напомнил Савелий Шаповалову недавнюю историю со взяткой.　

— Тот человек взял известные тебе баксы не потому, что он закоренелый взяточник, а обидевшись на тех сопляков, которые вздумали так дико над ним пошутить. Он знал, чьи это баксы, знал, что сотрудники ФСБ стоят у него в приемной и готовы как бешеные овчарки по дешевому навету профуры сожрать его — того человека, который лучшие годы своей жизни отдал служению своему народу. Взяв взятку, он проучил ретивых службистов и заставил их более рационально и обдуманно подходить к своим служебным обязанностям. Чтобы в будущем они не ломали лишних дров и не устраивали внеплановых пожаров. Теперь тебе, Савелий Григорьевич, понятен поступок того человека?　

— Только благодаря вашим комментариям… Скажите честно, Олег Игоревич, мое задержание не является ли вашей местью за мое неуважительное обращение когда-то с вами?　

— Разве в процессе беседы со мной я дал тебе повод почувствовать свое пренебрежение к твоей личности?　

— Вроде бы нет…　

— Я тоже считаю, что мы с тобой хорошо и откровенно поговорили.　

— Так как насчет вашей помощи?　

— Ты же слышал мой ответ!　

— А если подумать?　

— Если я раньше отказывался от взяток, то уж на старости лет не стану продаваться ни за какие деньги и идти на нарушение своего служебного долга, на попрание чести офицера…　

Когда конвоиры увели Лихоносова, Шаповалов откинулся на спинку кресла и с удовольствием потянулся.　

«Вот так! Голову городской группировки мы надолго, если не навсегда, оприходовали на казенные харчи. С оставшейся мелкотой нам расправиться будет легче. Как вовремя Зипунов подкатился со своим предложением! Толковый парень, с оперативной хваткой, но из-за разгильдяев из военкомата и своих мы его потеряли. Кровь из носу, но мы должны с Аркановым облегчить участь Зипунова, смягчить меру его наказания. Если потребуется, то обращусь к начальнику управления и прокурору».　

ГЛАВА 25

Камера ИВС

Едва дежурный водворил Савелия в камеру ИВС и ушел, как раздался стук в дверь, за которым последовало открытие кормушки. Подойдя к двери, Савелий увидел через кормушку лицо сержанта милиции по кличке Ушастик, являвшегося платным агентом его группировки.　

Они так хорошо знали друг друга, что могли в данный момент не представляться.　

— Как дела, Савелий?　

— Да вот стою в камере, в лыжи обутый. То ли лыжи не едут, то ли я вальтанутый. — Своей шуткой Савелий хотел дать понять менту, что его пребывание в камере — временное явление и он за свое будущее не волнуется.　

— Вот уж не думал тебя тут увидеть, — посочувствовал Ушастик.　

— Твой визит ко мне по собственной инициативе или деловой?　

— Копченый послал меня к тебе.　

— Зачем?　

— Хочет узнать, какие ему будут от тебя указания. Может, хочешь, чтобы я тебе что-нибудь передал?　

— А ты что, сегодня дежурный?　

— Сейчас за друга дежурю, потом за себя буду пахать.　

— Молоток! Хорошими друзьями обзавелся, — похвалил Ушастика Савелий. — Передай Копченому, чтобы он подготовился. Когда меня на третий день повезут к прокурору на санкцию, чтобы там в прокуратуре отбил меня от ментов.　

— Трупы могут быть, — заметил испуганно Ушастик.　

— Если менты не будут геройствовать, когда братва начнет меня освобождать, то ничего плохого им не сделают. Отделаются всего лишь легким испугом…　

При хорошей оснащенности группировки Савелия стрелковым оружием предлагаемая авторитетом операция для его быков не представляла никакой сложности. Правда, после ее осуществления Савелию пришлось бы перейти на нелегальное проживание или куда-то уехать. Но об этой проблеме Савелий сейчас не думал. Над ее решением он подумает позже в спокойной обстановке…　

— На сегодня организуй мне хорошую дачку, так как вашу баланду я хавать не хочу, — распорядился Савелий.　

— Передачу тебе я сегодня точно организую, а вот насчет освобождения из прокуратуры… Не знаю, получится что или нет.　

— Тебе нечего тут передо мной рассуждать! Твое дело передать Копченому то, что я сказал, — рассердился Савелий.　

— Мое дело петушиное. Я прокукарекую Копченому, а будет развидняться или нет, меня не касается, — обидевшись, огрызнулся Ушастик.　

— Когда принесешь мне дачку, принеси и ответ, какое решение приняли «свояки». Если предложение мое отвергнут, тогда придется что-то другое придумывать.　

— Я пошел.　

— Передай Копченому, что я на него надеюсь.　

— Передам! — заверил его Ушастик.　

Беседа с Ушастиком вселила в Савелия надежду в благополучном исходе создавшейся ситуации.　

«Если Влас, находясь на нелегальном положении, мог заработать миллиарды рублей, то я чем хуже него?» — думал он, расхаживая по камере.　

ГЛАВА 26　

Очная ставка　

Когда Кладченко вышел на работу после отгула, то дежурный по отделу милиции сообщил ему, что его желает видеть Лихоносов, который хочет дать показания.　

В присутствии своего защитника, Никоновой Галины Анатольевны, Савелий дал Кладченко те показания, содержание которых нам известны из его беседы с полковником Шаповаловым.　

К этому времени Влас тоже был задержан, помещен в ИВС, допрошен Кладченко как подозреваемый в похищении с целью выкупа Аркановой Виктории Борисовны. Влас себя виновным во вменяемом преступлении до поры до времени решил не признавать.　

В сложившейся ситуации следователю Кладченко ничего не оставалось делать, как провести очную ставку между Лихоносовым и Зипуновым.　

Кроме Кладченко, Никоновой, Лихоносова, Зипунова, эксперта-криминалиста Антонова, в кабинете находились еще два милиционера. В обязанности последних входило не допустить между подозреваемыми драки.　

Показания подозреваемых на очной ставке должны были не только заноситься в протокол, но и записываться на магнитофон. Чтобы облегчить работу Кладченко, ему помогал лейтенант Антонов.　

После традиционных в таких случаях вопросов к подозреваемым — знают ли они друг друга и в каких отношениях находятся между собой, на которые подозреваемые ответили, что знают друг друга и отношения между ними хорошие, — Кладченко свой первый вопрос задал Лихоносову:　

— Кто, когда и для каких целей дал вам шестьсот тысяч американских долларов?　

Лихоносов: Два дня назад вечером Зипунов Владислав Олегович дал мне на хранение без расписки эти деньги. Где и как он их добыл, я не знаю.　

Поставив подпись под своим ответом, Савелий, поймав взгляд Власа, часто заморгал, давая ему сигнал, чтобы он согласился с его ответом.　

Следователь (Зипунову): Вы подтверждаете показания Лихоносова?　

Зипунов: Показания Лихоносова я полностью отрицаю. Под своим ответом Влас тоже поставил витиеватую подпись.　

Следователь (Лихоносову): Кто из вас сказал правду на очной ставке — вы или Зипунов?　

Лихоносов: Дело было так, как сказал я, а не как заявил Зипунов.　

Можно было на этом очную ставку между подозреваемыми закончить, но по просьбе Шаповалова Кладченко ее продолжил в нужном для Власа направлении.　

— У вас вопросы или просьбы друг к другу есть? — обратился Кладченко к подозреваемым.　

— Нет! — коротко ответил Влас.　

— У меня есть просьба к Зипунову, — сообщил Савелий следователю.　

— Какая? — поинтересовался тот у него.　

— Я хочу обратиться к нему с просьбой, чтобы он говорил на очной ставке правду, — сообщил ему Савелий.　

— Желание похвальное, и я против него возражений не имею, — заметил Кладченко. — Как, Владислав Олегович, вы смотрите на такое предложение?　

— Если он свою просьбу выразит письменно, заверит своей подписью, то я готов дать правдивые показания, — ответил ему Влас.　

— Вы согласны пойти на такой компромисс со своим бывшим другом? — поинтересовался Кладченко у Савелия.　

— Вы впишите в свой протокол мою просьбу к нему! — обрадованно потребовал Савелий.　

Кладченко с готовностью стал ждать, что ему продиктует Савелий. Тот ему продиктовал:　

— Влас, давай будем поступать без дураков. Говори следователю все, как было, без утайки.　

Дождавшись, когда Савелий подпишет свою просьбу, Влас спросил его:　

— Ты мне разрешаешь говорить правду?　

— Каждый должен за свое отвечать, — подтвердил Савелий.　

— Начальник, давай задавай мне свои вопросы, какие пожелаешь, я буду на них отвечать.　

Кладченко давно был готов к такой его просьбе, а поэтому со своим вопросом не заставил себя ждать:　

— Вы совершали какие-либо преступления? Если да, то когда и с кем?　

Записав вопрос в протокол очной ставки, Кладченко попросил Власа:　

— Теперь можете на него отвечать.　

Влас не заставил себя ждать:　

— Сидящий перед вами Лихоносов Савелий Григорьевич, имеющий кличку Савелий, является главарем самой могущественной городской воровской группировки…　

— Ты, скотина, чего лопочешь? — прерывая изложение Власа, с угрозой в голосе прошипел на него Савелий.　

— Ты сам этого захотел! — огрызнулся Влас.　

— Савелий Григорьевич, вам слово никто не давал, а поэтому замолчите и слушайте показания Зипунова, — жестко потребовал Кладченко, предоставляя возможность Власу дальше давать показания.　

— По указанию и за деньги Савелия я совершил два убийства, за которые судом был приговорен к пожизненному заключению…　

— Не бреши, собака! — опять взорвался Савелий на Власа, не давая тем самым ему возможности говорить.　

— Начальник, закрой хавальник этой говорливой обезьяне, а то я ей сейчас фары повыбиваю! — теперь уж разозлившись не на шутку, прорычал Влас. — Ты, жирный боров, первый выпустил пар изо рта. Теперь купайся в этой бане. Ты меня уже из терпения вывел. Не желаю я больше тебя покрывать и за тебя сидеть. Ты верно раньше сказал, чтобы мы говорили без дураков. Вот я и поступаю согласно твоему совету.　

Милиционеры, встав между подозреваемыми, исключили возможность драки между ними.　

Кладченко уже который раз вновь потребовал у Савелия, чтобы тот не нарушал порядок проведения очной ставки.　

Влас успокоился, тогда как в душе смеялся над Лихоносовым, и вновь продолжил давать показания.　

— Члены пятерки, куда я входил, помогали мне совершать преступления. Они подтвердят мои показания, а не твои, — счел нужным ответить он Савелию, после чего продолжал отвечать Кладченко по существу его вопроса: — Савелий с помощью братвы и за свой счет организовал мне побег из колонии. Только благодаря его стараниям я сейчас нахожусь среди вас…　

— Знал бы я, что ты такая устрица, ни за что бы не стал этого не делать, — не удержавшись, скрипя зубами, выстраданно прошипел, как змея, Савелий.　

Тем временем Влас, уже не обращая внимания на реплики Савелия, продолжал свой рассказ:　

— Совершив побег, я вновь прибыл в распоряжение Савелия. За побег я был ему благодарен, поэтому согласился возглавить операцию, предложенную им, по похищению дочери бизнесмена Арканова. Операция нам удалась. Мы дочь у Арканова похитили. Он дал нам за нее выкуп в один миллион долларов. Четыреста кусков Савелий дал нам в качестве платы за работу, а остальные шестьсот тысяч долларов я передал Савелию как своему хозяину…　

Опустив голову, обхватив ее ладонями, раскачиваясь из стороны в сторону, как будто у него болели зубы, Савелий со стоном произнес:　

— Что ты делаешь? Что ты говоришь? Зачем ты так поступаешь?　

— Мы же договорились играть без дураков, — напомнил ему Влас. — Благодаря тебе я поумнел и поступаю именно так.　

Беседа между Савелием и Власом теперь шла не на повышенных тонах, а спокойно. Кладченко ее не прерывал, так как она представляла для него оперативный интерес.　

— Я хотел, чтобы ты сказал правду только о похищении дочери Арканова, — пояснил Савелий Власу.　

— А за заказанные тобой и совершенные мной убийства я должен один отвечать? Ты это считаешь справедливым? Кто, как не ты, угробил мне жизнь и посадил меня на парашу? Так будь добр, наберись смелости и вместе со мной по-честному раздели наш общий грех. Представь себя в моей шкуре, когда я весь грех взял на себя, как мне было тяжело, а ведь ты тогда меня не поддержал…　

К концу очной ставки Савелий растерял прежний гонор и уверенность в себе. Его теперь мало интересовал эпизод по похищению заложницы Власом. Он с удовольствием взял бы его полностью на себя, лишь бы не отвечать за свои ранее совершенные преступления. Сейчас он всей своей утробой почувствовал, что ему от заказных убийств, исполнителем которых был Влас, не открутиться. На их фоне похищение Аркановой выглядело детской шалостью.　

Он знал, что после очной ставки менты проведут целую серию арестов членов его группировки, каждый из которых постарается, как поступил Влас, убедить следователя и суд, что именно он был организатором и вдохновителем всех совершенных ими преступлений, большая часть добычи от которых оседала в его карманах.　

«В том качестве, в каком я сейчас нахожусь, я никому из своей братвы не нужен. Я для них балласт, который пловца тянет на дно. А Влас-то как разговорился! Его тоже можно понять. Он уже паровозом ходку за меня тянул. Снова в таком качестве ему не хочется быть, потому что на следующем витке судебного наказания его поджидает вышка. Не буду больше с ним бакланить, пускай живет», — определившись, подумал Савелий, успев решить трудную для себя задачу до вопроса следователя, который тот задал ему:　

— Вы слышали показания Зипунова?　

— Да.　

— Как вы относитесь к ним? Правду он сказал или оговорил вас?　

— Показания Зипунова я полностью подтверждаю. Действительно, я заказывал Власу, кого мне надо было ликвидировать. Он их ликвидировал, а я за эту работу производил соответствующую плату. Все остальные преступления, которые он или я совершали, — это такая мелочь, что я не хочу даже на ней останавливаться.　

Подписав свои показания в протоколе очной ставки, Савелий обратился к Кладченко:　

— Очная ставка между мной и Власом закончилась?　

— Можно сказать, что да, — подтвердил Кладченко, довольный, что следственное действие дало такой хороший результат. Уже сейчас он видел судебную перспективу данного уголовного дела. Он пожалел, что такое интересное дело ему придется передавать в прокуратуру.　

— Вы разрешите мне на прощание пожать Власу руку?　

— Если тот не возражает, — ответил Кладченко.　

Влас не возражал пожать Савелию руку, хотя бы потому, что тот мужественно признался в преступлениях, которые они вместе совершили. Но вместо пожатия Савелий неожиданно сильно ударил его кулаком в лицо. Если бы не стоящий сзади милиционер, поддержавший Власа, тот непременно свалился бы на пол.　

Ни Савелий, ни Влас не предприняли попытки продолжить драку. Влас знал, за что Савелий его ударил. Он считал, что Савелий имел право на такое проявление своего неудовольства его лживыми показаниями, оговором себя в групповом похищении Аркановой.　

А Савелий обрел прежний покой и уверенность в себя. Дав показания, он тем самым определился в дальнейшей своей тактике поведения. У него в голове уже не осталось места для сомнений и колебаний.　

Савелий больше не имел возможности ударить Власа, так как между ними стояли два милиционера. Улыбнувшись, как будто между ним и Власом ничего не произошло, он сказал:　

— Купил ты меня здорово, Влас, но я на тебя не обижаюсь. Если хочешь остаться в живых, то никого из наших больше не выдавай…　

— Ты сам бы свою коробочку меньше раскрывал, возможно, тогда и другие бы тебя не тронули, — заметил Влас.　

Больше им милиционеры не дали возможности говорить, так как они по просьбе Кладченко вывели Власа из кабинета и отконвоировали в дежурную часть, откуда дежурный препроводил его в камеру ИВС.　

После завершения очной ставки в кабинете Кладченко, кроме него, остались Савелий и его защитник Никонова Галина Анатольевна.　

— Савелий Григорьевич! Данные вами на очной ставке показания имеют для следствия большое значение, поэтому я решил вас по вновь открывшимся обстоятельствам допросить более подробно. Вы от своих слов не собираетесь отказываться? — поинтересовался у задержанного следователь.　

— Нет! Плетите мне лапти на всю катушку, пока я не раздумал давать показания, — закуривая сигарету без разрешения следователя, затягиваясь в возбуждении дымом, разрешил Савелий.　

— Вы хорошо подумали над тем, что сейчас сказали? Мне потом трудно будет вас защищать, — осуждающе заметила Никонова, обращаясь к Савелию.　

— Галина Анатольевна, что за разговор? Я такого неблагородного хода от вас не ожидал, — сделал ей замечание Кладченко.　

— Не боись, начальник, я от своих слов не откажусь, — успокоил его Савелий.　

Действительно, в своих показаниях Савелий подтвердил все, что говорил на очной ставке с Власом. Он более подробно указал, кого и за какую сумму Зипунов по его заявке ликвидировал, объяснив свои действия тем, что они были его конкурентами и мешали работать.　

В своих показаниях Савелий называл соучастником преступлений только Власа, о других давать показания отказался.　

Пока Кладченко и не собирался добиваться от него большего, так как собранного материала было вполне достаточно, чтобы предъявить Лихоносову обвинение и арестовать.　

ГЛАВА 27

Решение козырных воров

Копченый в авральном порядке собрал всех авторитетов и руководителей пятерок группировки Савелия. Вместе с ним на сходку собралось десять человек. Они встретились в баре «Три богатыря», хозяин которого по случаю сходки временно закрыл его и не принимал посетителей.　

Рассевшись за сдвинутыми двумя столами, на которых, кроме пепельниц, ничего не стояло, воры приступили к обсуждению сложившейся ситуации, связанной с задержанием Савелия.　

Каждый из них метил себя на место руководителя группировки, в худшем случае мечтал вывести свою бригаду из подчинения ее нового руководителя и стать самостоятельным. Сейчас для того было самое подходящее время. Савелий сидел в ментовке, а его заместитель Копченый, возможно, еще не научился так давить на яблочко в горле, как Савелий. Но пока они о своих планах вслух не высказывались. Прежде всего необходимо было решить один для всех вопрос: как быть с Савелием? Все понимали, что при желании Савелий мог любого из них утянуть за собой в камеру и сделать соучастником тех преступлений, которые они с ним разрабатывали и когда-то совершали.　

В такой ситуации у воров не принято между собой враждовать, выяснять отношения. Они дружно и сообща стараются решить стоящую перед ними задачу. Если решить ее не удается, тогда они в панике начинают разбегаться, как крысы с тонущего корабля. Но пока такое время для савельевцев не пришло…　

Ситуацию обрисовал Копченый:　

— Савелий тайно от нас договорился с Власом. Вы все его знаете, он был в пятерке Гуры. «Сваты» его приговорили к пожизненному заключению. Савелий организовал ему побег из кичи, сварганил добротную ксиву и пустил слух, что якобы Влас от него сбежал, пожелав жить на собственных хлебах. Да, мы все поверили такой байке, так как Влас хитрый парень и на такое способен. Но оказывается, Савелий с Власом всем нам повесили лапшу на уши. Они организовали группу из чужаков. Заметьте, что это все делалось втихаря от нас. Они похитили у Арканова дочку, взяв за нее выкуп в лимон баксов…　

Гул удивленных голосов дал понять Копченому, что воры его слушают внимательно.　

— Мы как идиоты бегали с Савелием по городу, ловили похитителей дочери Арканова. Тогда, как выясняется теперь, он нас просто водил за нос. Вчера вечером, как мне сообщили Хасан и Масик, они вместе с Савелием ездили на кладбище, где Савелий встречался с Власом. Там Влас передал ему сумку, в которой было шестьсот кусков в баксах. Возвратившись с кладбища в город, Савелий быков отпустил, а сам на такси уехал домой к нашему сторожу базы Буланову Егору Лукичу, у которого в подвале находился сейф Савелия. В него наш вожак складывал наши общаковские бабки. Там Савелия накрыли менты, которые бабки, естественно, все забрали, а его захомутали… Мой агент, работающий в ментовке, недавно передал мне требование Савелия: когда его привезут на санкцию в прокуратуру, мы должны вооруженным путем, возможно, с трупами ментов там его освободить. Вот такова вкратце картина случившегося. Теперь давайте решать, какие меры мы будем принимать, чтобы выйти из того положения, в которое нас завел Савелий.　

— Как-то не верится, чтобы Савелий, кидая всех нас, пошел один жрать куски нашего общего пирога, — с сомнением в голосе произнес Рябой.　

— Мы в него так долго верили, что вот так сразу и не перестроишься, чтобы начать переть на него, — заметил другой вор, по кличке Сосна.　

— Что и говорить, все новости для нас неприятные, дерьмом попахивают. Теперь нам нечего охать и ахать, а надо как-то выходить из положения, — заявил пожилой вор, имевший кличку Хитрый Лис.　

Копченый снова попросил всеобщего внимания:　

— Я сегодня встречался с защитником Савелия Никоновой Галиной Анатольевной. Кто желает, тот может сам лично с ней поговорить. Я же записал ее информацию на магнитофон. Правда, она об этом, к счастью для меня, не догадалась. Иначе не стала бы так откровенничать. Давайте послушаем ее.　

Магнитофонная запись сообщения Никоновой убедила воров, что информации Копченого о Савелии нельзя не верить.　

Слово попросил вор по кличке Паленый:　

— Когда Савелий был в зените, он нас, как я понял со слов Копченого, часто кидал через задницу, обворовывал общак, решал втихаря свои личные дела. Если бы мы об этой его нахалке узнали раньше, то ему не сносить бы своей головы…　

— Меньшей платой ему тогда бы не обойтись, — поддержал Паленого Копченый.　

— Сейчас бабки Савелия ему не принадлежат. Они надежно хранятся в ментовке. Савелий, виноватый перед нами, гол как сокол. В такой ситуации нам нет никакого понта рисковать быками и вызволять его из ментовки. Пускай попыхтит там без нашей подпитки. Когда в зону уйдет, напишем туда малявку, сообщим в ней «своякам», какой он негодяй. Там быки быстро свернут ему чердак наизнанку! — запальчиво кончил Паленый.　

— Твоя мысль, Паленый, толковая, но не совсем. Ты все верно трекал, но упустил один момент: Савелия нельзя допускать не только до кичи, но нельзя оставлять в живых до суда. Когда он узнает, что мы вывели его из нашего братства, то со злости может с помощью ментов многим из нас, сидящих тут, не только попортить кровь, но и утянуть за собой на харчи к «хозяину», — заметил Рябой.　

— Ты что предлагаешь? — ухватился за него Копченый.　

— Я ничего не предлагаю. То, что я хотел сказать, я сказал, — не желая дальше развивать свою мысль, огрызнулся Рябой.　

— Тут и так все понятно, — поддержал Рябого Гура.　

Никто из собравшихся не хотел брать на себя инициативу в вынесении приговора Савелию, боясь ответственности, предпочитая, чтобы ее взял на себя кто-то другой. Поэтому как заместителю Савелия Копченому пришлось эту миссию взять на себя:　

— Как я понял из нашей толковищи, мы Савелия из ментовки выручать не будем?　

— Нет! Ни в коем случае! — раздались голоса воров.　

— Чем быстрее Савелий уйдет от нас под землю, тем меньше его вони нас коснется. Верно я говорю?　

— Да! Да! Да!..　

— Тогда давайте проголосуем за смерть Савелия в ближайшие дни, чтобы видно было, что такое решение нами принято единогласно.　

За быструю смерть Савелию голосование было единогласным.　

— Кто добровольно возьмет на себя миссию по приведению нашего приговора в исполнение? — спросил Копченый. Он отлично понимал, что данное деликатное поручение придется исполнять ему. Но чтобы показать ворам их возможности и свои, почему бы лишний раз не сделать себе рекламу? Как он и предполагал, желающих совершить убийство Савелия не нашлось.　

— Ты же наша служба безопасности. Тебе и карты в руки, — скупо улыбнувшись, показав в улыбке крупные, здоровые зубы, высказал свою точку зрения Рябой.　

Других предложений ни от кого не последовало. Сделав паузу, Копченый сообщил ворам свое решение:　

— Пускай так и будет, как предложил Рябой. Будем считать, что одну задачу мы уже решили. Теперь перейдем к рассмотрению второго вопроса. Вы все знаете, что ни одна воровская группировка без головы быть не может. То же самое касается и нас. Я у Савелия был правой рукой. Теперь автоматически, так как его для нас, будем говорить, уже не стало, я занимаю его место. Разведка как была под моим началом, так и останется. Своим заместителем или правой рукой я беру Рябого. Кому что не понятно? Вопросы есть?　

Ни у кого из воров вопросов не было. Против такого крутого нового руководителя никто не пожелал выступить, тем более конкурировать с ним за руководство в группировке. Воры были слишком умны, чтобы не чувствовать силу Копченого.

Если Копченый берется ликвидировать Савелия тогда, когда тот находится в милиции под защитой закона, то чего ему стоит ликвидировать того из них, кто посмеет выступить против него на воле, где расправиться с противником гораздо проще и легче?　

— Такое событие в нашей семье не мешало бы обмыть, — улыбнувшись, предложил Хитрый Лис.　

— Обязательно, но только после похорон Савелия, — заверил его Копченый.　

На этом сходка авторитетов воровской группировки завершилась.　

Эпилог

Думал ли Савелий еще неделю назад, что он не будет распоряжаться своей судьбой и жизнью? Такое не могло бы ему присниться даже в самом фантастическом сне. Но именно так и получилось.　

Ушастик, передавая Савелию продуктовую передачу, одновременно сообщил ему, со слов Копченого, что тот в обязательном порядке попытается освободить его в прокуратуре вооруженным путем.　

Ушастик, передавая посылку Савелию, не знал, что продукты в ней отравлены, и поневоле стал соучастником убийства Савелия. Он был осужден судом за неосторожное убийство. Но что для Копченого жизнь какого-то мента? На его место платного агента он всегда найдет «достойную» замену из среды работников милиции.　

Шаповалов и Арканов, каждый по-своему благодарные Власу за оказанные им услуги, используя свои связи и возможности, сумели смягчить ему меру наказания. Суд присяжных счел возможным приговорить Власа к пятнадцати годам лишения свободы с конфискацией имущества, с отбытием наказания в колонии строгого режима.　

Приговором суда Влас был более чем доволен. У него появилась цель в жизни, а также возможность видеться с женой и детьми во время редких свиданий в ИТК.

Оглавление

Владимир ШИТОВ Воровской общак

  От автора

  КНИГА ПЕРВАЯ Воровской общак

  КНИГА ВТОРАЯ Склонен к побегу

    ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Закон возмездия

    ЧАСТЬ ВТОРАЯ Месть отверженного

  Эпилог Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg