«Электорат хакера»

* * *

Наконец-то наступили радостные перемены в погоде. Вместо той водянистой гадости, которой небеса поливали нас в течение трех дней, улицы города заполнились теплым солнечным светом. И несмотря на то что разбухшие осенние листья все еще тонули в бесконечных лужах, сила солнечных лучей обещала в ближайшее время удалить водяные болотца с тротуаров, а гуляющий ветерок — засыпать их лиственным ковром, и наступит счастливая пора, называемая в народе «бабьим летом». Надо сказать, что этой поре радовались не только бабы, но и я.

Утром, готовя завтрак, я насвистывал самые дурацкие мотивы, которые знал, а выйдя из квартиры, вдохнул полной грудью еще слегка влажный осенний воздух, который смешивался в моих легких с едкими парами сигарет «Соверен». Я медленно пошел к своему транспортному средству, а именно — «ноль первым» «Жигулям» с целью оседлать старушку для своих дневных разъездов. Но, увы, она не далась.

Двигатель как-то странно прогоготал и затих.

Видимо, это была радость по поводу предстоящего дневного отдыха. Мысленно определив, что это может быть, я пришел к выводу, что забастовал карбюратор. Он категорически отказывался петь гимн труду и требовал отгула.

— Ладно, — сказал я, поскольку был в хорошем настроении. — Но только на сегодня.

И, подтверждая свои слова, хлопнул дверью машины. Засунув сигарету в уголок рта, я с остатками хорошего настроения двинулся к выходу со двора через арку. Однако выхода как такового я не обнаружил, во всяком случае, пригодного для пешехода.

Вся наземная часть была заполнена огромной лужей, образовавшейся за три дождливых дня. Я подумал, не вернуться ли мне и не заставить ли свою «коломбину» поехать, но потом решил напрячься и осторожненько, прижимаясь к арке, как канатоходец, стал пробираться к выходу на улицу. С утра я почистил свои ботинки на радостях по поводу хорошей погоды, и все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы их не запачкать.

И вот, когда я уже миновал почти весь проход, оставался один шаг к сухому месту, мои ушные мембраны потряс мощный звук оркестра, который резко, почти фортиссимо, начал играть бессмертное творение Шопена под названием «Похоронный марш».

Это было очень странно и неожиданно: человек, почти преодолевший преграды, прошедший путь из темной подворотни к свету, был приветствован на выходе таким оригинальным образом. От неожиданности я потерял равновесие и, активно размахивая руками, с ужасом понял, что я картинно падаю спиной в лужу. В последний момент я извернулся и сделал шаг в направлении своего падения. Моя правая нога приземлилась в центр лужи. И, чтобы изменить раскоряченное положение тела, мне ничего не оставалось, как поставить рядом с ней и вторую.

Последовавшая картина была по-своему сочна и колоритна: в центре лужи, на выходе со двора, стоит мужчина в длинном сером плаще, с сигаретой во рту и задумчиво наблюдает, как из его ботинок идут пузыри. Все это сопровождается не сильно греющим душу «музыкальным рядом» наяривающего оркестра.

Наконец, когда я убедился, что мои ботинки полны воды и я увяз в грязи по самую щиколотку, я понял, что точно влип, и громко произнес сакраментальное:

— Е.., твою мать!

И тут же спохватился, поскольку из соседнего двора начала свое движение похоронная процессия, выносящая тело усопшего. Подобные неформальные высказывания, таким образом, были несколько неуместны. Я выплюнул в лужу истлевшую сигарету и стал внимательно следить за процессией, пытаясь угадать, кто же из моих соседей имел неосторожность встретиться с дедушкой Кондратием.

Процессия была достаточно многолюдной, бросалось в глаза то, что в толпе было множество молодых, хорошо одетых женщин. Похоже, покойный имел на молодежь женского пола большое влияние.

И тут сзади меня раздался звонкий, хорошо поставленный голос:

— Добрый день.

Я медленно, не переставляя ботинок, повернул голову в сторону обладателя голоса, желая узнать, кто же надо мной решил так поиздеваться. Передо мной стоял невысокого роста мужчина, коренастенький, с аккуратно причесанными волосами и маленькими черными глазками. Он был одет в темно-синий плащ с погончиками и производил впечатление отставного сотрудника ФБР.

— Ну, допустим, — ответил я ему.

— Простите, не понял, — маленькие светящиеся глазки на секунду стали холодными и серьезными.

— Допустим, он добрый, — пояснил я.

— А, вы в этом смысле? — глазки опять повеселели.

— Да, в этом смысле. Если вам нужно похоронное агентство — оно напротив, если же нужны похороны — они справа от меня.

— Мне нужен некто господин Мареев, — сказал незнакомец.

— В таком случае это я, и прошу следовать за мной, — и не выходя из лужи, я пошел прямиком обратно к себе во двор.

Незнакомец некоторое время, скорее всего, следил за мной недоумевающим взглядом, словно перед ним был спаситель, ступавший по воде, но, наверное, решил все же не воспринимать все буквально и шустренько перебрался во двор по краешку лужи. Я открыл дверь своей квартиры и прошел внутрь. Коренастенький господин вошел следом и остановился в прихожей. Я еще раз печально посмотрел на свою обувь и резким движением швырнул ботинки в угол прихожей. Туда же были отправлены носки. Сам же я босиком прошлепал в ванную комнату, бросив незнакомцу:

— Проходите, чувствуйте себя как дома.

Тот, видимо, понимал все с первого раза и стал быстро расстегивать плащ и снимать ботинки. Проделав все это, он обулся в мои тапочки.

Помыв ноги горячей водой и надев чистые носки и брюки, я явился к себе на кухню в запасных тапочках и с удивлением обнаружил, что там уже хозяйничает незнакомец, поставивший на плиту чайник и расставляющий чашки. Заметив мой недоуменный взгляд, он сказал:

— Чтобы не простудиться, парения ног недостаточно, надо попить еще горячего чая. Это оградит вас от простуды. Надеюсь, вы не обидитесь, что я так бесцеремонно…

— Там еще есть куча грязного белья, и вторая половица в спальне поскрипывает. Устранив эти дефекты, вы также оградите мою нервную систему от потрясений.

Гость добродушно усмехнулся и пропустил мою грубоватую шутку, продолжая разливать чай.

— Вообще-то я люблю кофе, — заметил я, бросая в свою чашку с чаем пару кусочков сахара.

— Ну, всего не предугадаешь, — парировал незнакомец. — К тому же чай гораздо полезнее.

Я не стал продолжать дискуссию, отхлебнул глоток чаю и сказал:

— Ну, теперь я готов вас внимательно выслушать. Кстати, с кем, собственно, имею честь?..

— Моя фамилия Гайдук, — как бы между делом отметил посетитель. — Сергей Геннадьевич.

— Очень, очень приятно, — сказал я, глотая очередную порцию хорошо заваренного душистого чая. — И чем я могу быть вам полезен в ответ на любезно проявленную обо мне заботу?

— Небольшая преамбула, — быстро и коротко, деловито потирая руки, заметил Гайдук. — Как вы знаете, только что дан старт очередным выборам в областную Думу второго созыва. По Коровинскому избирательному округу наравне с другими выдвинул свою кандидатуру господин Ершевский. Полагаю, что эта фамилия вам знакома…

— Ни малейшего понятия, — радостно ответил я ему, чем его совершенно не смутил.

— Так вот, я исполняю функции начальника избирательного штаба господина Ершевского и в данном случае представляю здесь его интересы.

— А какие, собственно, у господина Ершевского могут быть здесь интересы? — удивился я.

— Сейчас я объясню. На сегодняшний момент единственная незанятая должность в штабе господина Ершевского — должность начальника службы безопасности на период избирательной кампании.

С целью предложить вам занять эту вакансию я и явился сюда.

Я молча вытаращился на моего собеседника и открыл рот. Моему удивлению не было предела.

Видя мою глупую мину, Гайдук еще больше приободрился. Глазки еще больше засветились, губы напряглись кокетливой улыбкой. Он был явно доволен произведенным впечатлением. Я же, будучи недоволен тем, что он явно доволен, стал медленно выходить из дурацкого оцепенения. Я загасил сигарету, тут же зажег новую и, выпустив в потолок дым и глядя, как он медленно расползается по побелке, задал показавшийся мне оригинальным вопрос:

— Я что, похож на Сашу Коржакова?

— Нет, ну что вы, господин Ершевский еще не мнит себя президентом. Хотя пути господни неисповедимы, — он в очередной раз скривил кокетливую рожу. — Для справки могу сказать, что на сегодняшний момент Георгий Ершевский является президентом фирмы «Корабль Иштар» и руководителем ассоциации «Защита бизнесменов от произвола».

— По-моему, я не гожусь даже на роль громилы в пивном баре, а уж роль начальника охраны для меня совершенно новая. У меня нет никакого опыта работы, хотя бы схожей с той, что вы мне сейчас предложили.

— А знаете, — вдруг неожиданно и несколько восторженно воскликнул начальник штаба, — это даже очень хорошо! Нам и не нужен, как говорят, крепкий профессионал, нам нужен мыслитель!

Нам нужен ваш интеллект! Нам нужен ваш опыт работы детектива, нам нужен человек, который доказал, что может принимать оригинальные и нестандартные решения, которые способны изменить ситуацию в лучшую сторону, найти ход, который совершенно невидим для банального обывателя!

Собранные нами рекомендации говорят о том, что вы именно такой человек…

По мере развития данного монолога мне неожиданно стал нравиться этот простой и честный человек, который может так четко и ясно, не опускаясь до грубой лести, излагать свои мысли, которые, видимо, имеют под собой реальные основания. И в конце концов, что я, собственно, теряю? Я уверен, что мой опыт работы детектива и вообще жизненный опыт вполне, вполне достаточен, чтобы выполнить любую работу подобного толка. Не громилой же в пивной бар меня приглашают! Надо же когда-нибудь занимать положение в обществе, соответствующее моему потенциалу!

Тут я заметил, что полулежу, развалившись на кухонном кресле. Видимо, в процессе этих размышлений я слегка расслабился. Я резко выпрямился, еще раз деловито затянулся и ответил, стараясь не глядеть на Гайдука, который буквально пожирал меня глазами:

— Ну что ж, ваше предложение действительно выглядит интересным. На данный момент я не занят никаким конкретным делом и думаю, что если мы уточним две маленькие неясности, то вполне можем договориться.

— Какие неясности? — быстро выпалил Гайдук.

— Первая: сколько я буду получать? Мои расценки достаточно велики, насколько вы сможете их оплатить? Я беру сто баксов в день.

— Заметано, — также быстро ответил Гайдук. — Еще что?

Меня слегка удивила скорость, с которой он распоряжался несколькими тысячами долларов, скорее всего не своими.

— Вторая неясность заключается вот в чем: а что я, собственно, буду делать? Хотя стреляю я неплохо, но все же телохранитель из меня никакой…

— Груды мышц у нас достаточно. Эту груду вы и будете курировать. Она насчитывает пять крепких молодцов, входящих в Подразделение физической защиты. Главное, чем вы должны будете заниматься, — это организацией самой системы безопасности. В ваши функции будет входить предотвращение возможных эксцессов и провокаций. Честно говоря, наши аналитики не ожидают каких-либо фатальных вещей, но провокации и мелкие пакости почти гарантированы.

Я еще раз задумался, и почему-то мне очень захотелось согласиться.

— Считайте, что я ваш.

— О'кей, — ударил в ладоши Гайдук, резко откинувшись в кресле. — Итак, сделка заключена, завтра в девять утра мы ждем вас на работе. Адрес — Сенная, 8. Машину вам предоставить?

— Нет, спасибо, пока не надо. Думаю, что я доеду на своей.

— Ну что ж, — бодро вскочил на ноги начальник штаба. — Не смею вас больше задерживать, парьте ноги, пейте чай. Набирайтесь сил на месяц работы.

Вы нам нужны здоровым и бодрым.

И он стремглав, ловко огибая кухонную мебель и утварь, покатился к выходу. Там он в быстром темпе обулся, оделся, еще раз попрощался и вышел вон.

— Да… — медленно протянул я, глядя на захлопнувшуюся дверь. — Ну, в конце концов, он, наверное, все же неплохой человек…

Я посмотрел на часы. Шел уже третий час дня.

Я решил похерить все намеченные мной на сегодня дела и провести спокойно вечер дома.

После обеда я направился в потайную комнату оповестить Приятеля о своих планах на ближайший месяц. Я быстренько ввел в компьютер основные эпизоды моей беседы с посетившим меня начальником избирательного штаба господина Ершевского, закончив сброс информации фразой:

«Итак, до 17 октября я в штабе Георгия Ершевского».

Приятель ответил сухо и, как мне показалось, даже черство. Надо признаться, эта железная скотина умела испортить мне настроение. На сей раз он достиг этого несколькими фразами. На мониторе высветилось:

ИНФОРМАЦИЮ ПРИНЯЛ. РАБОТА НЕПРОФИЛЬНАЯ. СОВЕТУЮ ЛУЧШЕ СЪЕЗДИТЬ ОТДОХНУТЬ НА МОРЕ ДО 17 ОКТЯБРЯ… НЕ ВИЖУ КОНКРЕТНОГО ЗАДАНИЯ.

«Что ты вообще можешь видеть, старый драндулет?» — лопнуло мое терпение. Хотя в глубине души я понимал, что Приятель совершенно прав. Для него работы пока не было. Я прекратил сеанс связи и погасил монитор. Вернувшись в зал, я включил телевизор, налил себе из кофейника кофе и взялся за сегодняшнюю прессу. Надо сказать, ни то, ни другое, ни третье меня всерьез не заинтересовало, я просто убивал время, периодически переключая свое внимание от одного к другому. Уже был поздний вечер, когда неожиданно для меня раздался звонок в дверь. Я подумал, что это кто-то из соседей приперся в очередной раз за какой-нибудь ерундой.

Возможно, Колян пришел отметить со мной свою новую удачную сделку, сторговавшись на Молочной поляне с еще одним коммерсантом о возврате долга.

Открыв дверь, я удивился — на пороге стоял совершенно незнакомый мне седой мужчина возраста примерно пятидесяти лет. Он был одет в длинный бежевый плащ. Из-под кустистых бровей на меня напряженно, не мигая, смотрели серые глаза.

Мужчина был тщательно выбрит, глубокие складки вокруг рта придавали его лицу волевой и жесткий вид.

— Вы разрешите? — хриплым голосом спросил он. От мужчины слегка повеяло перегаром.

Я внимательно посмотрел на него, и сам себе удивившись, подвинулся в сторону, сказав:

— Проходите.

Мужчина решительно вошел, как-то ожесточенно сбросил с себя плащ и, не снимая ботинок, быстро прошел в комнату. Из всей стоявшей в комнате мебели он выбрал жесткий стул, рывком поставил его напротив моего кресла и быстро уселся на него, воззрившись на меня своими немигающими серыми глазами. Во всем его поведении чувствовалась какая-то нервозность и даже злоба. Я, прислонившись к дверному косяку, понаблюдал за его действиями, затем пультом выключил телевизор, после чего уселся напротив гостя и выжидательно уставился на него.

Он резко поменял позу, поправил своими широкими плечами дорогой пиджак, который сидел на нем как литой.

— Я к вам по делу, — пробасил он.

— Я уже догадался, — ответил я.

Почему-то мне на этот раз не хотелось ерничать и подкалывать своего посетителя. Что-то было в нем такое, что наводило на мысль об осторожности. Передо мной сидел решительный и волевой человек, который, по всей видимости, находился в состоянии нервного кризиса. Причины его посетитель изложил мне спустя несколько минут.

— Вы, наверное, меня не знаете, хотя в свое время я жил здесь недалеко, — начал он. — Двадцать лет назад я переехал отсюда: сначала в другую квартиру, потом в другой город. Моя фамилия Булдаков Борис Игнатьевич. Здесь недалеко, через двор от вас живет мой родной брат Валерий со своей женой Инной. Там же вместе с ними проживала до недавнего времени и моя племянница Оксана.

Он порывисто вздохнул и спросил:

— У вас можно курить?

— Да, пожалуйста.

Он достал пачку «Мальборо» и щелкнул «Зиппо».

Глубоко затянувшись, он сказал:

— Пять дней назад мою племянницу убили.

Булдаков еще раз затянулся сигаретой и в упор уставился на меня стеклянным взглядом. Сначала мне показалось, что он просто ждет, какое впечатление произвели на меня его слова. Потом я понял, что он не знал, как продолжить разговор. Я постарался помочь:

— Как это случилось?

Булдаков перевел взгляд на свои ботинки и сказал:

— Ее зарезали.

Он произнес эти слова так, что мне стало как-то не по себе. Что-то внутри меня сжалось, словно в ожидании удара стального клинка.

— Расскажите, пожалуйста, подробнее об обстоятельствах, — попросил я гостя.

Он нервно загасил недокуренную сигарету, наклонился в мою сторону, сцепив замком крупные и в то же время холеные кисти рук. «Такими руками можно придушить удава», — подумал я. Однако в последние годы, скорее всего, Булдаков вряд ли занимался гиревым спортом, и уж совсем не похоже, чтобы он работал на фрезерном станке.

Взяв себя в руки, Булдаков начал говорить четко и ясно, как, по всей видимости, он и делал это обычно:

— Труп моей племянницы со множеством ножевых ранений был найден позавчера за мусорными баками около забора, отделяющего СМУ-7 от Дороги Дружбы. По всей вероятности, она пролежала там два или три дня, поскольку обнаружили труп работники ЖКХ, которые убирали мусор. А убирают они его обычно один раз в три дня. Перед убийством Оксана была жестоко изнасилована и, видимо, подвергалась пыткам.

— Что говорят официальные органы?

— Как всегда, у них много версий и мало информации. Поскольку у Оксаны не нашли сумочку, есть версия, что это было ограбление. Не исключено, что это работа какого-то маньяка. Выдвигается также версия бытового характера.

— Что в данном случае имеется в виду?

— У нее был какой-то друг, который якобы не очень радовался ее занятиям. Не исключено, что между ними произошла ссора, и он, находясь в состоянии аффекта, совершил с ней это. По крайней мере, такова версия милиции. Сейчас мальчишка находится под стражей и ведется допрос.

— Простите, а какого рода занятия Оксаны не устраивали этого молодого человека?

Булдаков снова полез за пачкой «Мальборо» и опять щелкнул зажигалкой. На сей раз в его жестах проскальзывали некоторые неловкость и смущение.

— Оксана была непростым ребенком, хотя мне всегда нравилась эта девочка. Видите ли.. — он тяжело вздохнул. — В общем, в последнее время она занималась проституцией. К сожалению, в связи с моей работой, моим переездом в Москву я упустил из виду эту девчонку. Хотя, когда еще жил и работал здесь, я всегда старался уделить ей как можно больше внимания. Своих детей у меня, к сожалению, нет, а ее родители являются откровенными неудачниками: мой брат — обычный пьяница, его жена — недалекая и забитая бытовыми проблемами женщина. Они не смогли ей дать того, что хотел дать я. Но, увы… Когда я пять лет назад переехал в Москву, я думал, что сначала налажу дела на работе, устрою свой быт и перетяну Оксанку к себе, чтобы дать ей возможность получить хорошее образование и устроить на работу. К сожалению, я слишком долго решал все эти проблемы, а когда наконец решил, было уже поздно — случилось непоправимое. Какая-то тварь… Видите ли, я любил эту девочку как дочь. Я понимаю, что сейчас уже поздно.

Единственное, что я могу теперь для нее сделать, — отомстить за нее.

Он с таким хрустом сжал свои руки, что я подумал: если бы я был убийцей его племянницы, то почувствовал бы себя очень неуютно в этом мире.

— Собственно, по этой причине я и обратился к вам как к частному детективу, — резюмировал Булдаков. — Я состоятельный человек и не остановлюсь ни перед какими расходами, для того чтобы найти убийцу. Я хотел бы выслушать ваши условия.

Я чувствовал себя по-идиотски: передо мной сидел человек, горе которого было неподдельно, готовый к тому же хорошо оплатить мою работу.

Пожалуй, это был тот случай, когда мне хотелось бы заняться этим делом не только из-за денег. Но казус состоял в том, что несколько часов назад я дал согласие на сотрудничество с человеком по фамилии Гайдук в деле, которое меня совершенно не захватывало. Но я дал слово и по заведенной этике не мог просто так от него отказаться. Я слегка нервничал, но все же как можно более спокойно сказал гостю:

— Мне больно это говорить, но я, к сожалению, вряд ли смогу вам чем-то помочь. Хотя с удовольствием помог бы… Сегодня я уже дал согласие на работу с другим клиентом.

Как только я заговорил, Булдаков вперил в меня холодный стальной взгляд. Я чувствовал себя человеком, который якобы обманул его. Отчасти это было так — я обманул его ожидания.

— Речь идет о каких-то суммах? — спросил меня холодным тоном Булдаков. — Я же сказал, что пойду на любые расходы.

— Нет, — твердо сказал я. — Я получаю одинаково высокие гонорары за все свои заказы. Речь идет о том, что я уже дал согласие. На то, чтобы заниматься двумя делами одновременно, меня может не хватить — я подведу кого-нибудь из вас.

После этих слов моего посетителя словно подменили: он устало откинулся на спинку стула, потер ладонью лицо, бросил какой-то вялый взгляд в мою сторону, потом резко поднялся, сказал:

— Извините, — и быстро направился к выходу.

Мне стало совсем неловко, и я, как-то неожиданно для себя, крикнул:

— Подождите! Единственное, что я могу вам обещать, — если у меня будет возможность и если вас это устроит, то я попробую помочь вам в этом деле пока безвозмездно. Составьте мне информацию об убийстве, о круге знакомств вашей племянницы, о подробностях ее жизни в последние два месяца — возможно, я помогу вам, не занимаясь впрямую вашим делом. В любом случае хуже вам от этого не будет.

Булдаков задержался в дверях, подумал секунду-другую, потом повернулся и сказал:

— Хорошо, завтра вечером я передам вам все, что знаю об этом деле.

На этом мы и расстались.

Остаток вечера я провел в раздумьях о правильности сделанного мной сегодня выбора. В глубине души мне хотелось все же заняться делом Оксаны Булдаковой, да и Приятелю это дело было бы больше по душе, если можно так сказать. Но я не стал сегодня беспокоить его информацией по поводу сорвавшегося дела об убийстве девушки и категорически прервал свои терзания, отправившись спать.

Утром я встал пораньше и, наспех перекусив, отправился во двор с неумолимой решимостью завести свой тарантас. «Пешка», как бы уловив мой настрой, легко обнаружила имевшийся у нее дефект в виде мембраны в бензонасосе, после чего завелась как миленькая.

Переодевшись соответственно моему предполагаемому новому рангу — с моей точки зрения, вполне подходили дорогой пепельно-серый пиджак типа «Чиннель» и лакированные ботинки. Брюки и рубашку я предпочел черного цвета. Оценив свое отражение в зеркале в прихожей, я скромно подумал про себя, что тяну на должность шефа секьюрити любого политического босса, по крайней мере местного уровня.

Сев в «Жигули», я тронулся с места и, успешно миновав злополучную лужу, в которой вчера по своей неосторожности имел несчастье «попарить» ноги, поехал в направлении Сенного рынка, в окрестностях которого и располагался офис фирмы «Корабль Иштар».

По указанному мне Гайдуком адресу я обнаружил новое четырехэтажное здание из стекла и бетона. Судя по количеству разномастных и разнокалиберных вывесок на фасаде здания, здесь размещалась не одна контора.

Почти весь первый этаж занимал офис фирмы и одновременно штаб кандидата в депутаты, чья физическая, моральная и экономическая безопасность должна была стать для меня на ближайший месяц предметом особого внимания. «Корабль Иштар» имел отдельный вход с улицы, остальные же арендаторы проникали в свои помещения со двора..

Я поднялся на крылечко и нажал на кнопку звонка, который мелодично трынькнул. Металлическая дверь, обклеенная шпоном под дуб, звякнув и чмокнув, тихо отворилась. На пороге стоял здоровенный рыжеволосый детина в тренировочном костюме «Адидас». На ногах у него были кроссовки «Рибок», а под курткой виднелась майка с фирменным лейблом «Пума». «Видимо, парень является крупным коллекционером спортивной одежды», — подумал я про себя, внимательно и вместе с тем бесцеремонно оглядев его. Такая бесцеремонность ему не понравилась, и на мое любезное: «Здрасьте!» он ответил неадекватным, на мой взгляд, вопросом:

— Вы кто?

Я решил продолжить диалог в таком же духе и спросил:

— Это штаб кандидата в депутаты Ершевского?

Он не уступал:

— А кого вам надо?

Я решил сдаться и сказал:

— Мне нужен Гайдук.

— А вы кто будете? — повторился парень.

Видимо, его диалоговые ресурсы были тоже на исходе. И тут я сразил его наповал, хотя он и устоял на своих тумбообразных ногах:

— Если все будет нормально, то я буду твоим начальником. А фамилия моя Мареев.

Парень рассеянно посмотрел на меня и сказал:

— Подождите минуточку, — и закрыл передо мной дверь.

«Ну, ни фига себе», — чуть не вырвалось у меня. — «Этот первым пойдет в наряд вне очереди и будет чистить картошку на кухне, как только я войду во власть».

Через несколько секунд дверь отворилась, и на пороге появился сияющий и довольный непонятно чем Гайдук.

— Доброе, доброе утро, уважаемый Валерий Борисович! — почти пропел он.

— Здравствуйте, Сергей Геннадьевич, — как мог улыбнулся я.

— Это недоразумение — моя вина, я забыл предупредить Вову, чтобы он в первую очередь спросил вашу фамилию.

— А я и спросил, — прогудел рыжеволосый охранник, сконфуженно переминаясь сзади начальника штаба.

— Видимо, ты спросил не в той форме, — с некоторым раздражением повернулся к нему Гайдук.

И, уже улыбаясь, добавил:

— Ведь это твой будущий начальник, мог быть и повежливей, — его глазки снова излучали добродушие. — Но довольно об этом, проходите, я познакомлю вас с нашим логовом.

Мы прошли в довольно просторный, но неярко освещенный холл, в котором почему-то не было окон. Из мебели в нем находилось одно большое мягкое кресло, которое служило уютным пристанищем для задницы охранника Вовы. Рядом стоял столик, на котором красовалась бутылочка колы.

Главным источником освещения, за исключением двух слабеньких настенных светильников, был большой телевизор, работавший вполтона и вещавший об очередных трагедиях и радостях какой-то бессчетной Розы-Марии-Виктории. На месте Вовы я лучше бы активизировал стоявший на телевизоре видик и посмотрел какую-нибудь порнуху, однако, похоже, что официальность этого заведения не позволяла ему это.

Из холла в глубь помещения уходил длинный, неширокий коридор, по бокам которого располагались двери. Отделка помещения соответствовала лучшим традициям современных офисов: толстый линолеум на полу, подвесной потолок типа «армстронг», на стенах — дорогие английские тисненые обои а-ля «мраморная крошка», белые двери, которые в магазинах наверняка были прорекламированы как «дорогие филенчатые двери из Таиланда».

Начальник штаба провел меня вдоль стены и открыл одну из дверей. Мы попали в просторное помещение, по бокам которого стояли черные стеллажи с офисными папками, а в углу — небольшой кожаный уголок из мягкой кожаной мебели. На столике рядом стояли кофейник и ваза с печеньем и конфетами.

В центре помещения находился внушительных размеров стол для заседаний, обставленный стульями на колесиках. Одна из стен этого помещения была свободна от мебели, в центре ее висела огромная карта района, по которому баллотировался господин Ершевский. Большая комната была смежной с другой, значительно меньших размеров, через открытую дверь я разглядел стоящие на столах компьютеры, за одним из которых сидели двое молодых людей. Гайдук, повернувшись ко мне, сказал:

— Располагайтесь, через минуту шеф освободится, у него сейчас люди, я вас приглашу, — и тотчас вышел в коридор.

Я еще раз окинул взором помещение и посчитал, что лучшим способом расположиться будет усесться в кожаном уголке. Я пощупал кофейник — он был горячий — налил себе кофе, взял из вазы печенье и принялся активно поглощать это. Поскольку в комнате никого не было, а уголок находился недалеко от маленькой комнатушки, я волей-неволей стал прислушиваться к диалогу работающих за компьютером людей. Через минуту я понял, что господа составляют листовку, в которой всяческим образом пытаются представить нашего кандидата как самого достойного из всех собирателей голосов.

— Так, что у нас получилось? — хриплым простуженным голосом подводил итог один из агитаторов. — Ершевский Георгий Михайлович, 35 лет, образование высшее, прошел путь от агронома до руководителя…

— Слушай, а как его в агрономы-то занесло? — спросил другой, по голосу более молодой.

— Закончил сельхозинститут, вот и занесло.

А что тебе не нравится?

— Да ну, как-то… — неуверенно замялся тот. — Как-то неизящно… Пожалуй, на мой вкус интеллигентнее звучало бы зоотехник.

— Ты ничего не понимаешь, — возразил хрипатый. — Афоном — это звучит гордо, а зоотехник — это все ваши интеллигентские штучки. Со словом агроном ассоциируется все сельское хозяйство, оно просто и понятно любому человеку, а понятие зоотехник вызывает сомнения в душе человека, оно неакцентированно. Понятие размыто — «зоо», «техник»… Да, именно агроном, пусть будет агроном.

— Слушай, — доверительно спросил более молодой. — А он на самом деле агроном?

— А фиг его знает, — ответил хрипатый. — Вроде как да. По крайней мере, так сказали… Что мы еще можем о нем сообщить? Женат, двое детей.

— Мы будем уточнять, что он был женат два раза, и дети у него от разных женщин, а от нынешней жены детей нет? — не унимался молодой.

— А что, это действительно так? — почему-то недоумевал хрипатый.

— Можешь мне поверить, — со вздохом сказал молодой.

— Да он просто развратник, бабник какой-то! — усмехнулся хрипатый. — Ты знаешь, по законам жанра, чтобы привлечь голоса мужской части населения, нужно было расписать всех его женщин, но поскольку самой активной частью электората являются женщины, то вряд ли они пойдут с радостью голосовать за такого кобеля. Поэтому надо написать осторожнее: женат, имеет двоих детей. Жена работает библиотекарем, дети учатся не в английской школе.

— Ну, это уже заискивание перед избирателями, — сказал молодой. — К тому же жена его вообще нигде не работает.

— Мы трудоустроим ее на период выборов в какую-нибудь районную библиотеку недалеко от дома, — съехидничал второй.

— А детей ты куда переведешь?

— Детей никуда переводить не надо, они живут со своими матерями и действительно учатся в обычных школах, которые сейчас почему-то называются лицеями.

— Нет, нет, давай оставим просто: женат, имеет двоих детей. И вообще, зачем нам скрывать, что наш кандидат — небедный человек и может себе позволить иметь неработающую жену?

— Скрывать не надо, но и выпячивать я бы не стал.

— Ну хорошо. Что у нас с трудовым путем кандидата? — спросил молодой.

— Обычный трудовой путь — после того как год отсидел в деревне по распределению, вернулся в город, поступил в аспирантуру сельхозинститута, но защититься не успел, поскольку наступили перемены. Пришлось бедняге заняться бизнесом. Начал с торговли сельхозпродуктами…

— Надеюсь, не картошкой ведрами торговал на базаре? — неодобрительно спросил молодой.

— Отчего же ведрами? КамАЗами-с. И не только картошкой, но и капустка попадалась в ассортименте, и огурчики-с, и лучок-с, и чесночком баловался…

— А потом что?

— Потом перешел на руководящую работу — открыл оптовую фирму, купил ряд магазинов, затем полетел за сигаретками, водочкой. Как говорил великий Ильич: дальше, дальше, дальше…

— Ильич так не говорил, — парировал молодой интеллектуал. — Это ему такой драматург Шатров в своей пьесе приписал. Пьеса, кстати, так и называется.

— Не умничай, — оборвал его хрипатый. — Давай лучше думать, что здесь написать.

— Думаю, что лучок и огурчики, как, впрочем, и сигареты с водочкой, надо опустить. Напишем просто — успешно занимался бизнесом, за короткий срок создал крупное торговое предприятие. А капусточку-то от гнилых листьев очищали перед продажей? — неожиданно спросил молодой.

— Конечно, — ответил его собеседник.. — Кто же ее неочищенную купит?

— Значит, можно говорить о переработке сельхозпродуктов! — воодушевился молодой.

— Да, — ответил ему тут же хрипатый. — Да!

Пусть неглубокой, но переработки! Хотя не знаю, одобрит ли это Гайдук.

— Наше дело маленькое — сочинить, а одобрять или не одобрять — дело руководства. Я так понимаю свою работу.

— И это правильно! — неожиданно ответил хрипатый голосом М. С. Горбачева. — Не будем, знаете ли, разводить тут…

После чего один из них активно застучал по клавишам компьютера.

— Я думаю, шо.., уважаемые избиратели, понимаешь, разберутся, кто, понимаешь, достоин их голоса, а кто — недостоин, — ответил молодой голосом Б. Н. Ельцина, закончив набивку текста.

Меня очень заинтересовали эти двое, я поднялся и пошел в направлении карты, стоя возле которой можно было наблюдать за работающими в маленькой комнате. Я не успел подойти к карте, как привлек к себе внимание этих двух сотрудников штаба. Хрипатый, который оказался невысоким коренастым мужчиной лет тридцати пяти, уставился на меня своими красными глазами, глядя поверх роговой оправы. Молодой высокий юноша с пышной кучерявой шевелюрой, слегка отъехав от компьютера на стульчике, так же с интересом, слегка открыв рот, наблюдал за мной. Первым спросил хрипатый:

— Вы кого-то ищете?

— Нет, я просто ожидаю господина Гайдука. Он оставил меня здесь на минуточку, но уже минут десять как не появляется. Я, собственно, к господину Ершевскому на прием.

— А по какому вопросу? — спросил молодой, кучерявый.

— О приеме на работу.

— Что, у нас в штабе есть вакантные должности?

— Пока да, — ответил я. — Но если мы удачно переговорим с Ершевским, то, видимо, уже не будет.

— И какая же из должностей у нас свободна? — не унимался кучерявый.

— Должность начальника службы безопасности, — монотонно произнес я.

Слова произвели на обоих впечатление. Они дружно сказали:

— А-а, — тут же отвернулись и сделали вид, что тщательно изучают только что набранный на компьютере текст.

Я не знал, радоваться или огорчаться мне подобному приему, но тут появился Гайдук и пригласил меня последовать за ним. Пройдя в конец коридора, мы вошли в одну из дверей, ничем не отличавшуюся от остальных, и очутились в небольшой приемной. Гайдук направил меня к внутренней двери. По пути мы миновали стол секретарши и саму длинноногую секретаршу, которая, стоя перед этим столом, готовила на подносе кофе. Войдя в кабинет, отличительной особенностью которого являлось то, что здесь все, начиная от отделки и кончая мебелью, было очень дорогим, я увидел гуляющего в центре помещения по толстому ковру молодого мужчину. Он был аккуратно причесан и выбрит, на нем была белая рубашка с засученными по локоть рукавами. Ворот рубашки был широко расстегнут, галстук валялся на письменном столе; мужчина, засунув руки в карманы, разгуливал по комнате и смотрел себе под ноги, как обычно гуляет по полю пацан в поисках консервной банки, которую можно попинать. Заметив нас, он остановился к нам боком и повернул голову с таким видом, будто он нас не ожидал. Гайдук представил меня:

— Это господин Мареев.

Мужчина развернулся к нам в фас, вынул правую руку из кармана и подал мне широко растопыренную клешню. У него была оригинальная манера подавать руку: он держал ее не вертикально, а параллельно полу, причем ладонь была повернута вниз, таким образом пожимавший ему руку человек как бы подлезал под нее своей. Я узрел в этом нечто символическое и подал руку как положено, заставив мужчину сделать то же самое.

— Ершевский, — сказал он.

— Мареев, — сказал я.

— Прошу, — сказал он.

— Спасибо, — сказал я.

После столь содержательного диалога мы направились к мягкому дивану, стоящему у стены.

Тут же в дверь вошла секретарша и ввезла за собой тележку с кофейником. Гайдук разлил всем кофе, хотя никто его об этом не просил.

Ершевский, отхлебнув из чашки кофе и поставив ее на стол, повернулся ко мне и положил руку на спинку дивана. Я почти почувствовал себя ангажируемой женщиной. Обычно после двух-трех рюмок коньяка мужчина незаметно продвигается, и его рука уже лежит на спинке дивана сзади женщины. Еще одна рюмка, и она ложится ей на плечи.

Но я прогнал от себя странные мысли, тем более что пили мы не коньяк, а всего лишь кофе.

— Вы знаете, мне о вас много рассказывали, — проговорил Ершевский.

— А я, к сожалению, о вас узнал только вчера…

Впрочем, я не очень интересуюсь политикой и бизнесом, — сгладил я некоторую неудачность прозвучавшей фразы.

Ершевский убрал руку со спинки дивана и развернулся ко мне в профиль.

— Все дело в том, что у нас было несколько кандидатур на эту должность, — доверительно сообщил он. — Рекомендации, собранные нами, сработали в пользу именно вашей кандидатуры. Поэтому мы и предложили вам занять вакансию.

— А почему она образовалась? — поинтересовался я.

— К сожалению, прежний начальник службы безопасности…

— В общем, он заболел, — быстро вставил фразу Гайдук.

— А-а, — понимающе сказал я.

Ершевский был более откровенен:

— Несколько дней назад господин Серегин все же принял ту дозу спиртного, которая свалила его окончательно. На сегодняшний день он лечится на Алтынке. Мы могли направить его в лондонский Бедлам, но он так достал своими выходками, что у меня пока нет никакого желания заботиться о нем дальше.

— Так вам поэтому так срочно понадобился мой опыт детективной работы, ум, выдающиеся способности?

Гайдук пытался что-то объяснить, но Ершевский его резко прервал:

— Не умаляя ваших способностей, должен вам сказать, что ключевым фактором в принятии этого решения была ваша неангажированность властями.

— Теперь, по крайней мере, картина мне ясна полностью, — сказал я, без спроса закурив сигарету.

— Надеюсь, это не повлияет на ваше решение? — настороженно спросил Гайдук.

Я для приличия немного помедлил с ответом и сказал:

— Нет.

Мне показалось, что у обоих спало напряжение.

— Вот и хорошо, — сказал Ершевский, посмотрев на часы. — Через пятнадцать минут у меня должно состояться собрание ближайших сподвижников, которые готовы помогать мне в моей предвыборной кампании. Думаю, вам будет полезно поприсутствовать там.

После чего он встал, давая понять, что наша беседа закончена. Мы с Гайдуком встали и покинули кабинет.

Ровно в 9.45 в зал для заседаний, где я сидел в одиночестве, стали входить незнакомые мне люди.

Первым вместе с начальником штаба вошел здоровенный мальчик в цветастом спортивном костюме и белых кроссовках огромного размера. Как и водилось при такой экипировке, на шее у него поблескивала толщиной в мизинец золотая цепь. Первым делом я подумал, что это очередной из моих подчиненных, занимающийся физической защитой господ предпринимателей. Однако, судя по его дорогому костюму и цепняку на шее, он тянул как минимум на моего зама. Каково же было мое удивление, когда Гайдук представил мне детину как Дмитрия Столярова, руководителя продуктовой базы «Куст».

Последний улыбнулся и смущенно подал мне здоровенную лапищу, которую я с осторожностью пожал. Не успели мы усесться за стол, как вошла еще одна парочка. Эти с виду были невзрачными: у обоих были простые русские лица, светившиеся сдержанной приветливостью. Тот, что был пониже, лучше одет и тщательно причесан, представился как директор фирмы "Торгово-транспортная компания «Ледокол» Сергей Яровой. Второй, более сухощавый и «притушенный», с горькими складками на лице, являлся директором овощехранилища «Поле чудес» Адрианом Чернобородовым. Я едва не заржал, когда услышал это название.

Яровой и Чернобородов словно оттеняли появление следующего действующего лица, который на их фоне производил впечатление гораздо более колоритное. Худой и коротко стриженный мужчина, он в отличие от других был одет в летний пиджак, рукава которого были засучены. Вошел он вальяжно, словно делая всем одолжение. В правой руке господин держал плоскую металлическую фляжку.

Отхлебнув из фляжки напиток, который вряд ли был томатным соком, он с некоторой скукой оглядел всех присутствующих, и, когда Гайдук представил меня ему, он нехотя переложил фляжку из одной руки в другую и вяло поздоровался. Я в пику ему пожал ее весьма энергично, и он скривился, как будто у него заныл зуб. После этого он отошел и уселся в дальнем от меня конце стола. Это явление звалось Тополянский Евгений, и был он главой фирмы «Инкомбинант».

Кроме того, появился некто Веселов, молодой человек, дисбаланс между новеньким с иголочки костюмом и всклокоченными редкими волосами на голове совершенно не компенсировался наличием у него в руках сотового телефона, который он демонстративно перекладывал из руки в руку, как Тополянский свою фляжку. Как я потом заметил, бедняге так никто и не позвонил за все время совещания.

Наконец, в комнате появился сам Ершевский в сопровождении мужчины, которого бы приняли за своего и арабы, и евреи, и жители Кавказа. К последним, судя по фамилии, он и относился. Это был Альберт Джаванидзе, вице-президент ассоциации «Защита предпринимателей от произвола».

Ершевский уселся во главе стола, Джаванидзе сел справа от него. Пиджак Георгий не надел, но, отдавая дань официальности встречи, спустил рукава рубашки.

— Ну что ж, господа! Я очень рад приветствовать вас всех здесь сегодня и искренне надеюсь на взаимность, — начал Ершевский.

— Насколько мы рады тебя видеть, — подал голос Тополянский, — будет зависеть от темы нашей беседы.

Ершевский добродушно ухмыльнулся и сказал:

— Женя, как всегда, в своем репертуаре.

Тополянский не ответил, отхлебнул из фляжки и пожал плечами.

— К теме так к теме, — потирая кисти рук, сказал Ершевский. — Могу поздравить всех с тем, что у вас появился реальный шанс поиметь своего человека во властных структурах.

Тополянский чуть не поперхнулся очередной порцией спиртного:

— Жора, кого поиметь, мы найдем сами. Но зачем же это делать во властных структурах? Извращение какое-то…

— Женя, дай наконец сказать человеку слово! — резко повернулся к Тополянскому Джаванидзе.

— Да, пожалуйста, — обиженно отозвался Тополянский, после чего развалился на стуле, держа в руке фляжку, как скипетр.

— Так вот, — продолжил Ершевский. — Я хочу еще раз подчеркнуть, что появился реальный шанс выиграть очередные выборы в областную Думу.

Надеюсь, все присутствующие понимают, как важно не упустить эту возможность. Вчера я зарегистрировался кандидатом в депутаты по Коровинскому избирательному округу города Тарасова.

— Ой, бля-я-я… — отозвался эхом Тополянский.

— Женя, по твоему глубокомысленному заявлению я понял, что тебя что-то не устраивает, — мобилизуя все резервы корректности, спросил Ершевский.

— Нет, отчего же, — ответил мистер Фляжка.

— В таком случае я продолжу. Как вы понимаете, я жду от вас реальной поддержки, прежде всего моральной, в этом непростом деле.

Собравшиеся одобрительно загудели.

— Георгий, ты же знаешь, что мы за тебя горой, мы всегда готовы оказать тебе любую моральную поддержку. Мы знаем, что ты наш человек, именно такой человек нужен нам в Думе, — серьезно и размеренно начал говорить Яровой.

— Да, — вторил ему Столяров, положив свои кулачищи на стол и тут же, застеснявшись, убрав их и зажав между коленями, отчего приобрел вид человека, давно не имевшего возможность справить малую нужду. — В общем, мы.., завсегда с тобой…

Мы… Всегда тебя… Поддерживали и будем…

— Жора, о чем речь! Другого человека у нас нет, мы всегда рады поддержать тебя в этих начинаниях, — убежденно сказал Чернобородов.

— Могу сказать только одно: рекламное агентство «Автореклама» окажет любую необходимую методическую помощь в организации выборов, — авторитетно заявил Веселов.

И на удивление оказался прав, застолбив таким образом объемы своей помощи Ершевскому. Видимо, он первый прочухал, о чем пойдет речь дальше.

— Как вы понимаете, — остановил одобрительный хор Ершевский, — моральная помощь вещь главная, но…

— Ой, бля-я-я… — снова эхом отозвался Тополянский.

— Женя, тебя что-то не устраивает? — с каменным лицом спросил его Ершевский.

— Нет, все нормально, так просто, — с деланным безразличием заметил Женя.

Ершевский смотрел на него несколько секунд немигающим взглядом, потом повернулся к аудитории и сказал:

— Да. Для победы нужны и деньги. Пусть немного…

— Бля-я-я, — с неумолимой неизбежностью простонал Женя, но председательствующий его уже не замечал.

— Как вы сами прекрасно знаете, бесплатно никто ничего не делает. Полиграфия, рекламное время на телевидении, масса организационных расходов плюс имиджевые проекты стоят денег.

И после некоторой паузы добавил:

— Полагаю, что пятидесяти тысяч долларов хватит для победы на этих выборах.

Зал разразился мертвой тишиной. Было слышно только бульканье спиртного, проходившего в данный момент через глотку Тополянского. Успех был сопоставим с успехом оперного певца, который блестяще спел арию, и зал, пораженный, молчит, чтобы через несколько секунд разразиться бурными овациями.

Первым не выдержал Ершевский. Помогая друзьям выйти из шока, он заговорил:

— Если кого-то интересует, что скрывается под понятием «имиджевые проекты», я могу пояснить.

Думаю, что максимального успеха мы достигнем, если окажем реальную помощь населению Коровинского района, а именно: в сжатые сроки починим путепровод через Борисычев овраг и решим уже давно назревшую проблему строительства там же общественного туалета. Кроме того, нам необходимо построить две линии водопровода и канализации, которые серьезно улучшат санитарную обстановку в районе.

— Путь к сердцам избирателей лежит через их испражнения! — помпезно заявил Тополянский, громко стукнув фляжкой по столу.

— Ты смеешься, — не выдержал Джаванидзе, — а конкретного ничего не предлагаешь!

— Это почему же? — возмутился Тополянский. — Сейчас предложу. Жор! Давай мы скинемся, съездишь отдохнешь на Мальдивы, вернешься восемнадцатого октября с какой-нибудь симпатичной обезьянкой, загорелым, в отличие от этих м…ов, которые будут здесь драться за депутатство, а?..

И тебе хорошо, и нам неплохо, — со вздохом завершил он свою конструктивную речь и в изнеможении откинулся на спинку стула. Видимо, влияние алкоголя стало сказываться.

Все напряженно посмотрели на Георгия. Все понимали нереальность этого варианта, но надежда умирает последней: а вдруг согласится!

— Вы что, надо мной издеваетесь? — грохнул кулаком по столу Ершевский, отчего все потупили взоры, а Тополянский сморщился и опять устремил фляжку навстречу истомленному жаждой рту.

После глотка ему полегчало, и он веско заметил:

— Ну хорошо… Я согласен на Флориду. Обезьянок подберу и оплачу лично.

Ершевский с негодованием выдохнул воздух.

— Нет, Жора, ты не обижайся, — заговорил Яровой. — Мы все прекрасно понимаем, что в выборах участвовать надо. Без политической поддержки нас всех нахлобучат, ясно также и то, что без бабок выиграть нельзя, но… Жора, должны быть гарантии…

Я же вкладываю деньги. Если дело выигрышное, я не то что пятьдесят, а двести пятьдесят дам! Но опять же должны быть гарантии… Это же своего рода бизнес!

— Какие, бл…, гарантии? — прорвало наконец Ершевского. — Я могу дать только гарантии, что мы сделаем все возможное для победы. Ты что, не понимаешь, в какой обстановке я начинаю борьбу?

Разве ты не знаешь, что есть кандидат от партии власти, которому будет оказана всесторонняя поддержка? Каких гарантий ты от меня хочешь в этих условиях?

— Я понимаю, понимаю, — успокаивающим тоном сказал Яровой. — Я помогу чем могу. Но все не так просто, деньги нужны большие, их не так просто изъять из оборота.

— Да, — громыхнул Дима Столяров. — Денег-то нету… У меня вон.., сахара х.., знает сколько мешков, муки х.., знает сколько мешков… — Он немного подумал и сказал:

— Я, если хочешь, могу по бартеру… Нет проблем. Расплатишься там.., с кем-нибудь.., как-нибудь.., может быть…

Наблюдая со стороны за этой конструктивной беседой, я вдруг с ужасом понял, что все движется по кругу и скоро наступит моя очередь объяснять, почему у меня нет денег и я не могу забашлять даже по бартеру на выборы. Но мне повезло, нервы не выдержали у сидящего следом за мной по часовой стрелке Чернобородова:

— Ну если уж вы там, то мне вообще удавиться можно… Моя овощовка загибается день ото дня, фирма работает по нулям. Вчера опять списал две тонны картошки, сгнила к е…ной матери, вонища стояла, словно стадо слонов пургена объелось. Торговля встала, вот и выкидываем… Вы даже себе представить не можете, как воняет, когда гниют помидоры! Кто-нибудь видел протухший кетчуп?

Нет? Я вам привезу пару баночек, понюхаете. И откуда здесь взяться деньгам? У меня от работниц так воняет, что их е…ари ко мне жаловаться ходят!

Удивляются, чем я их таким опрыскиваю, и спрашивают, когда я наконец прикрою свою вонючку?!

Впору перепрофилировать ее в общественный сортир…

После этих красочных высказываний большинство сидящих за столом нервно задергали носами.

Я, сидевший рядом с директором овощебазы, уловив запах чего-то малоприятного, стал потихоньку отодвигаться от него.

Единственным, на кого этот рассказ не произвел впечатления, был Ершевский:

— Ну, заныли, заскулили… Вас послушаешь, подумаешь, что здесь одни нищебы собрались! Как их интересы защищать — все ко мне, как помочь мне — хрен кого допросишься!

— Ну как же не допросишься?! — вяло проговорил уже «поплывший» Тополянский. — Четыре года назад попросил — получил.., двенадцатое место в общем списке, два года назад попросил — получил.., седьмое место. Я не спорю, прогресс, конечно, есть. Но темпы не впечатляют. Во всяком случае, по сравнению с затратами.

— Альберт, может быть, ты что-нибудь скажешь? — наконец подал голос Гайдук, обращаясь к Джаванидзе.

— А что я скажу? — откликнулся тот. — Я давно говорю, что на выборы идти надо. Обязательно надо. Без политики бизнес не сделаешь, но надо менять стиль работы. Давно пора перевести фирму в Москву и послать к энтой матери всю эту местную политическую гнилушку. Надо вообще работать по-крупному, давно пора было завязаться с Уолл-Стрит, купить акции крупнейших компаний и стать их дилерами в регионе. Я давно уже все это говорю!

— Ну, в общем, — громко сказал Ершевский, — пора подводить итог. Предлагаю поставить на голосование вопрос о выделении на мою избирательную кампанию пятидесяти тысяч баксов. Голосуем поднятой рукой. Кто «за»?

Последние два слова прозвучали как приговор.

Руки медленно, но неумолимо поползли вверх. Тополянский отличился и здесь, подняв вверх фляжку, которая в силу значительной раскоординированности его движений слегка наклонилась, и живительная влага полилась на полированный стол из мореного дуба.

— Итак, остался последний вопрос: как распределить сумму? — спросил Ершевский.

Все посмотрели на Ярового, видимо, потому что он называл конкретную сумму в двести пятьдесят тысяч долларов. Яровой потупил взор и сказал:

— Двадцать пять.

— Сережа, надо сорок, — тут же отреагировал Ершевский.

— Хорошо, тридцать, — выдохнул из себя Яровой.

— Женя? — перевел потяжелевший на тридцать тысяч баксов взгляд на Тополянского кандидат в депутаты.

Тополянский отхлебнул из фляжки остатки жидкости, аккуратно и плотно завернул крышку, положил фляжку в карман и, посмотрев на Георгия на удивление трезвым взглядом, сказал:

— Больше десяти не дам.

— Дима? — еще более тяжелым взглядом посмотрел Ершевский на Столярова.

— Шесть… Из них три бартером, — ответил Дима и положил в качестве последнего слова свои кулаки на стол.

— Адриан?

Чернобородов вздохнул и сказал:

— Две…

— Только не бартером!!! — завопили все.

Ершевский радостно перевел взгляд на Веселова, и тот быстро ответил:

— Хорошо, вся полиграфия за мой счет.

— Что ж, господа, — Ершевский помпезно поднялся, как человек, проведший последние два часа в доброй и радостной беседе с друзьями. — Я рад поздравить вас с этим несомненно мудрым решением. Мы приложим массу усилий для того, чтобы преодолеть те препятствия, которые, несомненно, возникнут на пути к победе. Другого выхода у нас простонет…

— Аминь, — сказал Тополянский, после чего поднялся из-за стола и шаткой походкой направился к выходу. Его примеру последовали и остальные.

Ершевский задержался, обсуждая какие-то технические детали с Веселовым и Гайдуком, а я же посчитал, что с меня на сегодня хватит, и решил покинуть гостеприимный «Корабль Иштар».

На выходе меня окликнул Гайдук:

— Валерий Борисович, куда же вы?

— Полагаю, что домой, — ответил я.

— Впрочем, может быть, это и верно, — согласился он со мной. — Сегодня, когда наконец решился вопрос с финансированием, остаток дня мы посвятим чисто организационным вопросам. Завтра мы выделим вам кабинет, завтра же я познакомлю вас со всеми вашими подчиненными, и мы согласуем план работы.

Он быстро пожал мне руку, глазки его светились радостью, как будто я вернул ему старый долг, который мог бы и не возвращать. Я постоял на крыльце, подождал, когда «Мерседесы», «БМВ» и «Вольво» разъедутся восвояси, и уж потом отправился к своей «пешке». Я с натугой завел движок и тронулся в направлении дома.

Проходя мимо своего почтового ящика, я заметил, что в нем что-то есть. Открыв его, я обнаружил пакет с документами от Булдакова, где содержалась информация об обстоятельствах убийства его племянницы.

Поскольку мой биологический винчестер был перегружен информацией об итогах состоявшегося судьбоносного саммита в офисе фирмы «Корабль Иштар», то я не стал глубоко проникать в суть информации от Булдакова, тем более что она была скудна. Практически, документы повторяли то, что я услышал от самого Булдакова вчера. Я резидентно сообщил все это Приятелю, после чего вспомнил о том, что еще вчера хотел побыть дома в тишине. Однако вчера это не удалось из-за Булдакова.

Но сегодня я решил отыграться за вчерашнее и все-таки устроить себе тихий вечер № 2.

Но, едва я успел рассказать Приятелю о событиях, произошедших на совещании в офисе Ершевского, не до конца при этом понимая, зачем это Приятелю надо, как в дверь позвонили. На пороге стоял человек, с которым я имел счастье познакомиться лишь сегодня, — Сергей Яровой.

На его лице было такое выражение, как будто я его чем-то слегка озадачил. Он смотрел на меня несколько секунд, чуть-чуть приоткрыв рот. Я попытался помочь ему выйти из ступора: отошел в сторонку и, махнув рукой, произнес:

— Прошу вас.

Яровой медленно двинулся в направлении комнаты, шурша длинным плащом, который, конечно же, являлся весьма дорогим, но, на мой взгляд, был ему несколько великоват. Войдя в прихожую, Яровой стал оглядываться и мяться. То ли обстановка квартиры не произвела впечатления на гостя, то ли он до конца не решил, нужно ли ему было приходить или нет, но так или иначе мне надоело его топтание на месте, и я сказал:

— Раздевайтесь и проходите в комнату.

Яровой стал искать, куда же ему пристроить дорогую кожаную папку с золотым замком. Я решил смилостивиться над беднягой и взял ее в руки. Он поблагодарил, повесил плащ на вешалку и прошел наконец внутрь.

— Присаживайтесь, — указал я ему на кресло у журнального столика. — Чай, кофе?

— Нет, спасибо, — ответил Яровой.

— Спиртного, к сожалению, в доме нет, — заметил я.

— Не беспокойтесь, — отмахнулся он.

Яровой положил папку на журнальный столик и, видимо, вконец освоившись, энергично сказал:

— Вы знаете, у меня к вам дело!

— Да ну?! — удивился я.

— Да-да, — не поняв сарказма, начал заверять меня Яровой. — Речь пойдет о деньгах, — сказал он, задумчиво потирая руки.

— А-а, значит, у вас денежное дело! — улыбнулся я, также невольно потирая руки.

— Я не привык сорить деньгами, — заявил Яровой.

— Значит, у вас действительно денежное дело!

— Да-да! — снова заверил меня он и продолжил:

— Все это, — он нарисовал руками воздушный шар, — что вы могли наблюдать сегодня в офисе Ершевского, мне не очень нравится.

— А чем, собственно, вам это не нравится?

— Вы знаете, я не привык сорить деньгами, — повторился он.

— Я это уже слышал…

— Да… Но тем не менее… Это мое правило.

А Жора… Жора просит слишком много, ничего при этом не гарантируя. Нет, эти деньги у меня, конечно, есть, но я… В общем, у меня есть определенные правила.

Хорошо, что его ладони были мягкими и гладкими, как у женщины. Шахтер давно бы стер ладони, потирая их друг о друга. Он начинал потихоньку раздражать меня.

— А чем, собственно, я могу вам помочь? — как можно более вежливо спросил я.

— Я должен получить определенные гарантии, что оговоренная утром сумма не пропадет даром.

— Наверное, вы что-то не поняли. Я не представляю никакую страховую компанию, меня пригласили возглавить службу безопасности кандидата в депутаты Ершевского.

— Нет-нет, я, собственно, хотел узнать ваше мнение как специалиста, — забеспокоился Яровой. — Вы же специализируетесь по всяким сложным, запутанным ситуациям. Говорят, у вас есть даже дар предвидения.

— Врут, — коротко прокомментировал я. — А специалист я все-таки больше в области криминалистики, нежели в области политических игр.

Поэтому ничего, кроме того, что я приложу все усилия для того, чтобы ваши деньги не пропали, я пообещать вам не могу.

— Да? — задумчиво спросил Яровой. — Ну ладно… Но все равно вы меня успокоили.

— Я искренне рад, — сказал я и поднялся.

Он задумчиво последовал моему примеру и как-то неуверенно и медленно пошел к выходу. Этот человек производил впечатление купившего дорогую вещь, но так до конца и не уверенного, нужна она ему или нет. Ему не давала покоя мысль, что, может быть, не поздно еще отнести ее назад в магазин…

Я закрыл за ним дверь, вернулся в комнату и развернул купленную утром газету. В ней, в частности, сообщались фамилии кандидатов, зарегистрированных по Коровинскому избирательному округу Тарасова. Я обнаружил, что соперниками моего патрона и подопечного Ершевского выступали следующие фигуры: генерал Юрий Муханев, начальник воздушно-десантного училища (блин, подумал я, опять курсантики будут ходить с листовками и бессвязно объяснять, что их шеф самый лучший), Ярослав Пальцев, директор похоронного агентства «Банзай», депутат городской Думы прошлого созыва (жаль, что покойники не голосуют!), Сергей Пасленов, независимый кандидат, частный предприниматель (хоть бы указал, ларек у него или лоток!), и Игорь Филимонов, директор автобазы «Залетная»

(этот наверняка будет обещать бесплатный маршрут по кольцу вокруг Тарасова…).

«Сколько м…ков!» — подумал я, не исключая из этого числа никого.

От этих мыслей меня отвлек новый звонок в дверь. «Кого еще черт…»

За дверью я обнаружил скромно улыбающегося Джаванидзе. Тот кузнечиком запрыгнул в прихожую и энергично потряс мне руку:

— Рад еще раз приветствовать вас!

— Взаимно, — ответил я, указывая на гостиную.

Джаванидзе не мешкая прошел в комнату. Он уселся на место, которое еще не успело остыть от зада Ярового, и сразу активно заговорил по делу без всяких преамбул:

— Валерий, выборы, конечно, очень важная вещь, но не самая главная. Человек, регулярно участвующий в выборах, пусть даже не слишком удачно, постепенно укореняется в общественном сознании как неизменное зло. И постепенно выборы, происходящие без его участия, становятся неполноценными. В конце концов, зарабатывается авторитет постоянно действующего политика. И вообще, без депутатской неприкосновенности, без мандата невозможно нормально заниматься бизнесом — сожрут предприниматели-конкуренты. Но это не самое главное. Главное — мыслить широко, я бы сказал — глобально.

Давно пора перевести головные конторы в Москву, чтобы выйти из-под непосредственного давления местных структур, частично находясь под московскими «крышами». Давно пора выходить на мировую арену, и начинать надо прямо с Уолл-стрит.

С нашим профессионализмом и опытом мы могли бы серьезно там поработать. А мы по-прежнему возимся в этой грязи, как свиньи… И все потому, что меня никто не слушает! Как вы считаете? — спросил он.

— Что? — очнулся я от дремы, в которую он меня вводил своим монологом.

— Я спрашиваю, как вы считаете, я правильно говорю?

— Да-да, конечно, — быстро согласился я. — А какой у вас, собственно, вопрос?

— Какие еще вопросы! У меня нет вопросов, у меня одни ответы, но меня мало кто слушает! — горячо воскликнул Джаванидзе. — Всегда важно, чтобы тебя понимали и одобряли. Мне кажется, в вашем лице я нашел человека, мыслящего так же широко. Надеюсь, мы с вами сработаемся. Кстати, вы не хотите вступить в члены нашей ассоциации?

Это очень легко — нужно лишь написать заявление и составить бизнес-план на ближайшие полгода.

— Я подумаю, — сказал я, — но обычно дальше завтрашнего дня я ничего не планирую. А какое у вас, собственно, дело-то?

— Какое может быть дело?! — снова горячо заявил он. — Я пришел поближе познакомиться с незаурядным человеком, с которым придется работать, надеюсь, что очень долго.

— Очень был бы рад этому, — тяжело вздохнул я.

Джаванидзе посмотрел на часы и сказал:

— Ну, мне, кажется, пора.

— Было очень приятно послушать вас, — соблюдая правила хорошего тона, произнес я. — Глобальности мысли действительно многим не хватает.

— Всегда к вашим услугам, — радостно заявил Джаванидзе и шустренько побежал к выходу.

Я закрыл дверь и радостно вздохнул. Но, увы, визит глобально мыслящего кавказца оказался не последним в этот «тихий вечер». Я успел прочитать только три полосы газеты и перешел к самой интересной, последней, где говорилось о скандалах недели, как в дверь снова позвонили.

Открыв ее, я увидел туловище в спортивном костюме. Оно нагнулось, и моему взору стала доступна голова Димы Столярова, который по росту не вписывался в мою старую дверную коробку. Пройдя в помещение, он протянул мне руку и аккуратно пожал. Я был ему очень благодарен за это и тут же спросил:

— Вы по какому вопросу?

— Да я.., собственно.., как бы.., вообще без вопроса, — несколько смутился он.

— Тогда на кухню, — решительно проговорил я.

Усадив его на самую широкую и прочную табуретку, на которой он с трудом поместился, я поставил чайник.

— Я просто познакомиться поближе.., ты у нас теперь вроде как за безопасность в ответе, — начал Дима.

— Если иметь в виду хулиганов, то тебе их опасаться, по-моему, нет причин. Скорее нужно заботиться об их безопасности.

— Да, — криво усмехнулся Дима. — Я же раньше это.., боксировал, до камээса.., дошел. А потом вот.., бизнесом занялся… И ничего себе так…

— Я это уже заметил. Первое — по твоему свернутому носу, второе — по твоей новенькой «Ауди».

— Ничего, будешь работать с нами.., у тебя такая же появится.., тачка, — успокоил меня Столяров. — У нас мало никто не получает. Ты… давай.., получше заботься о нашей защите, и все…

— Какая же тебе еще нужна защита?

— Ну как?.. Сейчас.., выборы пойдут… Кипеж подымется… Жорка в депутаты опять лезет… Опять, наверное, шмонать будут… Ты это.., бди… Как что там наметится.., сразу звони…

— А что, собственно, может наметиться?

— Ну как?.. Налоговая, например, может прийти… Ты нам заранее стукни, чтобы мы.., ну, подготовились… Я в долгу не останусь… Сейчас, правда, с наликом напряг.., мы тебе по бартеру… Сахар, мука… По десять мешков скинем, и нормально…

Консервы есть хорошие, севрюга.., амурская.

— А в Амуре разве есть севрюга? — спросил я.

Дима задумался так глубоко и серьезно, как будто это был вопрос его жизни.

Я решил прервать его размышления и сказал:

— Ну, если что узнаю, я завсегда стукну, звякну, шмякну… Короче, не боись…

Столяров, казалось, был удовлетворен услышанным, поскольку встал и пошел к выходу. Перед уходом он еще раз аккуратно, я бы сказал, ласково, пожал мне руку.

— Ну, давай, — сказал он мне.

— Угу, будь, — ответил я ему на прощанье.

Он сильно наклонился и вышел.

Постояв несколько минут в коридоре, я подумал, что с меня на сегодня, пожалуй, достаточно визитов из ассоциации «Защита предпринимателей от произвола». Можно даже сказать, что я сыт этими людьми по горло. И тут неожиданно зазвонил телефон.

Я взял трубку и сказал:

— Алло!

— Валерий Борисович? — услышал я звонкий голос.

— Да.

— Это Веселов говорит с вами, — радостно проговорила трубка.

— А-а! — громко заорал я. — Ну кто же еще! Как же я сразу не догадался! Вы как сговорились все…

Один за другим, один за другим…

— Я плохо слышу и не совсем понимаю, о чем вы говорите… У меня к вам есть небольшое предложение и заодно просьба.

— Вы знаете, — перебил я его грубо, — я сегодня завален предложениями, а просьбы я по вечерам не принимаю. Давайте завтра в рабочем порядке в моем кабинете.

— А где он у вас? — недоуменно спросил Веселов.

— Черт его знает! Спросите у Гайдука, — и я отключил связь.

Я подумал, что мне надо срочно позвонить Чернобородову с тем, чтобы попросить его ни в коем случае не приезжать, но тут в дверь снова позвонили. Я яростно вздохнул и уже приготовился к прослушиванию ароматных историй о гнилом картофеле и испорченных помидорах.

Со злостью швырнув газету на диван, я рывком открыл дверь в прихожей и обнаружил стоящего на пороге Тополянского. Он широко и радостно улыбался, в руках держал средних размеров картонную коробку, на которой крупными буквами было написано «Jack Daniels».

— Бля-я-я! — вырвалось у меня что-то знакомое. Затем молча отодвинулся.

— Ну? — радостно спросил Тополянский. — Ты что, не рад меня видеть?

— Я просто в восторге! — ответил я.

— А я вот ехал мимо, дай, думаю, заеду, — сказал он, как будто совершал подобные визиты каждую неделю. — А в бардачке у меня как раз ящик виски завалялся. Так что, командир, я у тебя здесь до утра…

И направился в гостиную. Я почувствовал, как на глаза у меня наворачиваются слезы. Но мне ничего не оставалось, как последовать за ним.

— А закусь-то у тебя есть? — спросил он, поставив коробку с виски на стол.

— В холодильнике, — коротко ответил я.

Он ринулся на кухню, внимательно осмотрел содержимое холодильника, и, очевидно, вид сосисок, вареной колбасы и нескольких банок консервов не произвел на него должного впечатления.

— Да у тебя и пожрать-то нечего! — резюмировал он.

Он вынул из кармана сотовый, набрал номер и сказал:

— Вась, в общем, я здесь осел, парень оказался нормальным, мы с ним договорились. Можешь ехать домой, только сначала купи нам что-нибудь пожрать в легкую.

Вася, видимо, принял заказ, поскольку, бросив сотовый на кресло, Тополянский кинулся вскрывать ящик с виски. Вынув пузатую бутылку, он решительно свернул ей горло, понюхал и воскликнул:

— О! Не левак! А то я однажды залетел, целую неделю тяжелый ходил… Так и пришлось целый ящик грузчикам отдать. А им, понимаешь, понравилось! — сказал он и заржал.

Я про себя подумал, что, в общем, я конечно, не пью, если выпивка не халявная. Но, насколько я понял, в данном случае она как раз халявная, и уж если ничего нельзя поделать с визитом Тополянского, то почему бы и не выпить рюмку-другую?

Через десять минут, которые я провел, слушая, как Тополянский рассказывал о каких-то двух «телках», с которыми и поговорить есть о чем, и «покувыркаться» можно, прибыл шофер Вася и привез снедь. Вариант «в легкую» по Тополянскому означал пару банок балыка, ветчину, небольшой кусок бастурмы, полиэтиленовый пакет с фруктами, два турецких батона и три больших бутылки спрайта.

— Ну, что же, жить можно, — сказал Тополянский, скептически оглядывая привезенное шофером.

Тополянский не очень аккуратно распаковал пишу, заляпав мне скатерть соком консервов, зато быстро и профессионально, уверенной рукой разлил спиртное в приготовленные мной рюмки.

— Ну давай, первый — за наши победы! — не конкретизируя, какие именно, опрокинул он содержимое рюмки в горло. Я последовал его примеру, ощутив качественное отличие спиртного в лучшую сторону по сравнению с тем, что я обычно пью в компании своих друзей.

Закусив выпитое балычком и прислушавшись к своему организму, я внутренне согласился с Евгением, что жить, в общем, можно. Тополянский не стал закусывать и тут же налил по второй.

— Между первой и второй, как говорится… — он поднял рюмку и усмехнулся… — Давай, за нас с вами и х.., с ними!

Мы опрокинули еще по одной, затем еще по одной, и еще… Поначалу я еще закусывал, позже все выпитое я «заслушивал» рассказами Жени о жизни, бабах и бизнесе. Нашу беседу я помню отрывками.

— Ты женат? — спросил Евгений.

Я фыркнул.

— Понял, — отреагировал он. — А я вот женат.

И ничего… Но баба у меня в строгости. Все у нее есть, кроме вольностей. У меня с этим строго: да — да, нет — нет, пошла на х… И ты знаешь, получается, что все время — да!

— А ты?

— А что я? — Женя откинулся на спинку стула. — Я нормальный мужик, у меня еще две… Все довольны. Если бы я меньше пил, было бы три любовницы. А так только две, — задумчиво повторил Женя, с грустью глядя на бутылку «Джека».

Я, пока еще были силы, пытался перевести разговор в конструктивное русло:

— Ну, а что Ер… Ерш?..

— Жорка, что ли? — решил помочь мне Женя. — Да он нормальный мужик! Иногда просто любит повые… ваться. Мы с ним не один флакон раздавили… Но, честно говоря, в последнее время он зае..л!

— А…чем?

— Акциями. Что ни год, то акции! То выборы, то довыборы, то перевыборы! То демократы, то коммунисты, то вообще м…ки какие-то, и всем плати!

Всем! Ну так же нельзя… Я ему говорю: Жор, ну не получается у тебя, может, у тебя рожа какая-то не та?!. Ну, не выбирают тебя! И на хрен тебе это надо?.. Я ему говорю: давай какую-нибудь бабу туда зарядим! В случае чего мы всегда найдем рычаг, которым на нее повлияем, — Тополянский глумливо ухмыльнулся. — Но он же упорный!! В общем, я считаю, что надо его избрать, пока он вконец всех не достал. А если не изберется, пошел он на х…!

— Да, правильно, — поддакнул я и потянулся за бутылкой.

— Ч-ч-ч, — успел перехватить у меня бутылку Тополянский и аккуратно разлил виски.

— За женщин! — провозгласил он очередной тост, и мы опрокинули.

— Кстати, — выпив, спросил я. — Что за бабу ты собирался в депутаты пихать?

— А какая х.., разница! Кого угодно! Сейчас пригласим двух баб, кого-нибудь из них выберем, если Жорка не пройдет. Главное, чтобы у мужиков на нее нормальная эрекция была, тогда и законы будут нормальные принимать, — и он, шатаясь, пошел в комнату за сотовым телефоном.

— Алле, Кристина? А, мать вашу! Опять спите, вечно не дозвонишься! Нам двоих… Какой у тебя адрес? — отодвинув сотовый от уха, спросил он.

Я назвал. Он невнятно повторил его в трубку.

— О'кей! — сказал он и отключил связь.

Через пятнадцать минут в моей квартире стояли две дамы, одна из них была полногрудой, пышнотелой, коротко стриженной брюнеткой, которую я про себя окрестил Матроной, вторая была стройной, миловидной, с рыжими волосами, которую я так и прозвал — Рыжая.

— Ну, какую тебе? — спросил Женя, засовывая пачку баксов в карман привезшего девочек громилы и дав ему знак, чтобы он убирался поскорее и не мешал.

Я думал недолго и ответил:

— Вот эту. Рыжую.

— Ух ты, моя пампушечка! — устремился на всех парах Тополянский к Матроне. То, как он взял ее сразу в оборот, смутило даже меня, но совершенно не смутило Матрону. Она только похихикала в ответ на проведенный Тополянским эротический массаж, который, откровенно говоря, больше напоминал доение коровы.

Рыжая посмотрела на меня и ласково сказала:

— Закрой рот! — и, взяв меня за руку, повела в спальню.

— Тебе как, со светом или без? — спросила она, когда мы зашли.

— Я.., не понял.., а кто кого.., собирается?..

— По идее ты меня, — прервала мою бессвязную речь Рыжая. — Но, учитывая твое состояние, этим тяжелым трудом придется заняться мне.

Она слегка подтолкнула меня на кровать, на которой я тут же развалился, и принялась раздеваться. Мне почему-то начала нравиться эта дама, хотя она вела себя несколько вызывающе. Еще больше мне понравилось, когда она разделась. «Ну, сейчас начнется», — подумал я и откинул голову на подушку. Это стало роковой ошибкой, поскольку я сразу же отключился.

Очнулся я через какое-то, видимо, значительное время. Я по-прежнему лежал на своей кровати в спальне. Я попытался встать, и, на удивление, у меня это неплохо получилось, хотя меня слегка и «вело». Я вышел в зал и посмотрел на незакрытые шторы. Начинало светать. Часы показывали 6.30.

Я огляделся вокруг: как ни странно, все было чисто и прибрано. Из кухни доносился какой-то странный звякающий звук и запах свежесваренного кофе.

Я направился туда и обнаружил там вовсю хозяйничающую Рыжую.

На ней была одета длинная рубашка, которую, видимо, она взяла у меня в шкафу и которая едва-едва доходила ей до ног. Пышные волосы она собрала на затылке в пучок. Повернувшись ко мне, она деловито спросила:

— Кофе будешь? Или, может, тебе лимонадику попить?

— Лучше кофе, — после некоторого раздумья сказал я.

— Ну и правильно, — одобрила мой выбор Рыжая и поставила передо мной дымящуюся чашку хорошо заваренного кофе.

— Тебе с сахаром?

— Угу.

— Одну, две?

Я на пальцах показал, что две. Она засыпала сахар и размешала. Я отхлебнул кофе и почувствовал, что мне стало значительно легче. Рыжая уселась напротив, положила оба локтя на стол, взяла чашку в обе руки и стала потихонечку потягивать кофе, глядя на меня.

— Ковбой, ты вчера отключился сразу, и я уже ничем не могла тебе помочь, — с усмешкой сказала она.

— И как вы здесь без меня?

— Я-то просто отлично. Впервые за долгое время выспалась с мужиком, не занимаясь с ним сексом.

— Молодец!

— Ты тоже.

— Ты не считаешь это извращением?

— Нисколечки.

— А Евгений с подружкой? — спросил я.

— Эти отвязались по полной программе, — она опять усмехнулась. — Сначала у него не вставал, и Томка работала на полную катушку в качестве лифтера, потом наконец процесс пошел…

— Ну и как? — вздохнул я. — Все получилось?

— Да-а! Только Томка потом жаловалась, что в горле першило.

— Как это? — не сразу понял я шутку. Потом, когда до меня дошел смысл, я заржал и.., тут же резко осекся от головной боли в висках.

— Ой, — простонал я.

— Да, ковбой, перебрал ты, — сочувственно заметила Рыжая. — Может, тебе массаж головы сделать?

— Сделай, — согласился я с ее предложением. — Только прекрати называть меня ковбоем. Я вообще-то частный детектив.

— Да ну! — удивилась она, встав сзади меня и начав растирать виски и затылок. — И чем же ты занимаешься?

— А-а, — устало протянул я. — Всякой херней.

Неожиданно я почувствовал комфорт от присутствия в доме этой рыжеволосой, с вызовом говорящей женщины.

— А куда они делись? — спросил я.

— Твой приятель с Томкой? — уточнила она.

— Да.

— Поехали кататься. Кажется, в баню.

— Разве ночью баня работает?

— Это смотря для кого. Для твоего приятеля, может быть, и работает. Кстати, это твой партнер по бизнесу или просто приятель?

— Я его вчера увидел первый раз, — признался я.

— Понятно, — сказала Рыжая.

— А ты что, собственно, задержалась-то? Могла ведь и с ними уехать.

— Не люблю групповуху, — отрезала она. — Поэтому и осталась. А ты не рад, что ли?

— Нет, отчего же. Очень даже рад.

— Кстати, твой приятель оплатил нам с Томкой две ночи. Мне сегодня вечером приходить или как?

— Раз оплатил, приходи. Опять выспишься.

— Начало интригующее, — усмехнулась она.

Я посмотрел на кухонные часы и обнаружил, что время уже перевалило за восемь. Я вздохнул и сказал:

— Не знаю, как тебе, а мне пора на работу.

— Тогда до вечера, — сказала Рыжая и пошла одеваться.

Я тоже сменил рубашку и брюки. Облачаясь, я подумал, что после вчерашнего мне лучше не садиться за руль своей «пешки», и решил позвонить в офис Ершевского. Я сказал прозвучавшему в трубке голосу, что фамилия моя Мареев и было бы неплохо, чтобы за мной заехали.

Из спальни вышла одетая Рыжая.

— Тебя как зовут-то? — спросил я ее.

— Рита.

— А меня Валера.

— Ну, вот и познакомились, — усмехнулась Рита.

— Сейчас должна подъехать машина. Если хочешь, подброшу.

— Буду очень благодарна.

Через пятнадцать минут во двор действительно въехала серая «Ауди», и мы отправились сначала в район Городского парка, где проживала Рита, а затем уже в офис «Корабля Ишгар», на мой первый рабочий день в новой должности.

В офисе было малолюдно, но Гайдук был уже на месте. Он скептически посмотрел на мою потухшую и набухшую физиономию, но ничего не сказал и провел меня в небольшую каморку, на двери которой было написано: «Служба безопасности». Пока я осваивался в кабинете, протирая пыль и расставляя предметы на столе в удобном для меня порядке, Гайдук завел ко мне двух коротко стриженных справных парней, представив мне их как Сашу и Мишу, моих подчиненных. Познакомившись с ними, я дал им команду «вольно» и объяснил, что они могут присоединяться к смотрящему в холле «видик» Вове.

Через некоторое время Гайдук опять забежал ко мне и положил на стол «Проект модернизации канализационных сетей Борисычевого оврага». Оценив всю актуальность этого документа, я закинул его в дальний ящик стола. Гайдук сказал мне, что на карте в большом зале на белых квадратиках написаны места и даты встреч с избирателями. Сегодня, в частности, должна состояться одна из них.

Полдня прошло в какой-то странной организационной суете, когда приходившие люди приносили всевозможные документы, проекты листовок, воззваний к избирателям, варианты фотографий Ершевского, большинство из которых относились к времени десяти-пятнадцатилетней давности. К середине дня два вчерашних, молодых человека, работавших за компьютером, наконец родили листовку с биографическими данными кандидата, и ее разнесли по всем кабинетам, для того чтобы каждый мог внести свои замечания и предложения. Через полчаса всех позвали на совещание по поводу листовки.

Собралась куча разного народа, которые и составляли штаб Ершевского. Из вчерашних присутствовали только Веселов и Яровой, которые подчеркнуто вежливо со мной поздоровались. Мне показалось, что Веселов уже забыл о вчерашнем звонке с просьбами и предложениями ко мне. Я подумал, что и слава богу, и уселся на свободное место.

Поскольку собрались близкие к Ершевскому люди, мнения и манера их высказываний были весьма оригинальными. Если бы обсуждалась моя кандидатура, я бы чувствовал себя неловко. То и дело со стороны недовольных содержанием листовки раздавались фразы типа: «Да какой из него хрен…», «Да вы нарисовали полного…», «Что вы из него дурака слепили!». Авторы и их сторонники активно защищались, ссылаясь на некомпетентность противников, на недостаточную аргументированность их критики и на то, что простым людям именно так и понятнее. В конце концов Ершевский, который хладнокровно это наблюдал, прервал прения и волевым решением утвердил окончательный текст. Его тут же отдали корректорам и верстальщикам.

Дальше началось обсуждение стратегического плана борьбы за избирателей. Гайдук утверждал, что основной упор надо сделать на жилых массивах с девятиэтажками — именно там находится активный избиратель, за которого и развернется основная борьба между кандидатами. Многие склонялись к мысли о том, что нельзя забывать так называемые «шанхаи», старые одноэтажные постройки Борисычевого оврага. Гайдук же настаивал на том, что там сложно собирать людей на встречи и что в этих местах агитировать придется больше наглядно.

— Что же вы собираетесь там им показывать? — спросил Яровой.

Тут же стали высказываться мнения о том, что лучшим вариантом был бы стриптиз. Гайдук пафосно заявил, что лучшей наглядной агитацией будет отремонтированный путепровод и общественный сортир, строительство которого предполагается начать завтра же, — Сегодня Тополянский должен встретиться с поставщиком итальянской кафельной плитки, которой будет обложен внутри этот объект, — сообщил он.

Я подумал о том, что после вчерашнего Тополянский может спутать кафель для пола с уральскими мраморными плитами для надгробий. Обсудив еще несколько текущих вопросов, все встали и пошли на выход.

Гайдук попросил далеко не расходиться, поскольку на пять часов запланирована встреча с избирателями около путепровода.

— Какая встреча? Какие пять часов? — неожиданно заорал Ершевский. — Кто это запланировал?

— Планировать встречи кандидата пока является прерогативой его штаба, — холодно ответил на вопль патрона Гайдук.

— А почему каждая сука здесь знает, что у нас встреча, и не знаю только я один?! — продолжал вопить Ершевский.

«Суками» не захотели быть многие, кто присутствовал в помещении, и отовсюду стали раздаваться голоса, что они тоже ничего не знают о предстоящей встрече.

— Ну, знаете ли! — взорвался Гайдук. — Мне эта х. — .ня мне на х.., не нужна! Для кого я наклеил эти е…ные квадратики? Если вам лень поднять свои жопы и подойти к карте, хотя бы спросили!

Ершевский не унимался, говоря о том, что ему глубоко наплевать, что залепил себе белыми квадратиками Гайдук, а ему он должен заранее докладывать о планах на ближайшие дни.

— Хорошо, хорошо, — примирительно согласился начальник штаба, и на этом инцидент был исчерпан. — Впредь я буду информировать тебя лично. Но сегодня всех прошу быть на встрече.

Тут же возникли предложения о том, что у путепровода сегодня собирать людей нет смысла, так как избиратели не информированы о встрече, а есть смысл попробовать провести беседу с людьми у ближайшей девятиэтажки, поскольку там проще сделать это экспромтом.

Почти все согласились с этим доводом и разошлись. Усевшись в кресло в своем кабинетике, я почувствовал себя утомленным событиями. Возможно, сказывался вчерашний бурный вечер. Но работа есть работа, и в пять часов я вместе со всей командой поддержки кандидата вышел на крыльцо. Все начали рассаживаться по машинам. Ко мне подошел охранник Вова и сказал:

— Валерий Борисович, на период выборов нам выделили машину. Вон тот серебристый «БМВ», — он указал на автомобиль и протянул мне ключи.

— Сегодня лучше ты порули, — вернул я ему ключи.

Мы вчетвером: я, Саша, Миша и Вова, отправились к машине. Вова оказался лихим водителем и с места в карьер, опережая всех, рванул. Предварительно я изучил план двора, где должна проходить встреча, и в машине объяснил подчиненным, где они должны встать и что, с моей точки зрения, делать. А делать они должны были лишь одно — наблюдать за происходящим и не допускать возможных хулиганских выходок со стороны избирателей.

Мы первыми приехали во двор и для порядка осмотрели окрестности. Впрочем, кроме песочницы и нескольких лавочек осматривать было нечего.

Для очистки совести охранники заглянули в подъезды, в которых никого не было и из которых омерзительно воняло кошачьей мочой. Об этом мне и было сообщено с серьезным видом. Я удовлетворился объяснениями и отослал их по квартирам собирать население на встречу.

Не знаю, что говорили парни, но десятка два-три жильцов, среди которых превалировали старушки, все же вышли во двор поглазеть на кандидата.

Кандидат и сопровождающие его лица в составе трех человек — Гайдук, Яровой и Веселов — встали в круг избирателей и занялись агитацией. Открыл встречу Гайдук. Чуть выдвинувшись вперед, заломив руки за спину, он стал покачиваться с пятки на носок и начал представление кандидата. Сначала речь пошла о его фамилии, имени, отчестве, дате и месте рождения. Дата рождения, по мнению начальника штаба, свидетельствовала о том, что кандидат находится в оптимальном для трудовых подвигов возрасте. Тридцать пять лет: «уже немало пройдено, но еще не все растрачено». Затем Гайдук перешел к трудовому пути Ершевского и его семейному положению. Что касается последнего, оратор предпочел придерживаться анкетных формулировок. Далее начальник избирательного штаба непосредственно указал пальцем на того, про кого шла речь. Ершевский при этом поклонился старушкам как народный артист при бисировании.

Представив кандидата, Гайдук предостерег избирателей от возможных ошибок. Он говорил, что наверняка после Ершевского придут другие кандидаты и будут обещать золотые горы, туристические прогулки на Луну и путевки на Баренцево море в сезон, пообещают осыпать всех благостями и податями, самой дорогой из которых окажется куриное бедро. Пообещают лечь на рельсы, если через два дня после их избрания каждому пенсионеру района не выдадут пенсию на год вперед. Гайдук также выразил предположение о том, что некоторые будут обещать похоронить избирателей у Кремлевской стены или выстроить ее аналог в Коровинском округе. «Чего вам только не пообещают!» — подытожил начальник штаба.

— Но есть человек, который ничего вам не обещает, который уже сегодня, уже сейчас действует на благо жителей Коровинского района! — воскликнул Гайдук. — И этот человек поведает вам сейчас о том, что вы получите еще до выборов.

Ершевский откашлялся и церемонно начал:

— Господа! Не хочу проводить никаких аналогий, но одним из подвигов Геракла была очистка авгиевых конюшен.

Как ни странно, среди полудремлющих старушек нашлись люди более «продвинутые», которые тут же поинтересовались, кого подразумевает Ершевский, говоря о Геракле, и имеет ли он в виду под авгиевыми конюшнями Коровинский округ?

И если это так, то кто является срущими конями в этой конюшне?

Ершевский слегка смутился от такого начала, но деваться было некуда, и он пошел в атаку:

— А что, разве это не так? Разве весь район не страдает от грязи, в которой он зарос? Как долго вам надо колесить по окрестностям, чтобы найти урну, куда можно было бы выбросить бумажку или окурок?!

— Чего искать-то? Этих мест и так полно! — подал голос из задних рядов мужчина синюшного вида. Ершевский еще больше смутился, но публика зашикала на «синяка», и оратор несколько успокоился.

Он приободрился и продолжил:

— Разве Борисычев овраг не является огромной помойкой, зловоние которой столь сильно, что влияет на генофонд района? И, в конце концов, разве из ваших подъездов не несет мочой?

— Это не мы, это кошки, — снова вступил с ним в диалог алкаш.

В толпе, однако, обнаружились две свидетельницы, которые подтвердили, что это не только кошки, а и сам Борька несколько раз был замечен ими в недвусмысленной позе. Негативная энергия толпы перекинулась на алкаша, которого общественность, видимо, недолюбливала. Когда возмущение толпы стало нарастать и уже грозило отвлечь внимание избирателей от Ершевского, я моргнул Вове и указал на алкаша. Вова все понял и аккуратненько начал отжимать Борьку от толпы, а когда ее внимание переключилось на продолжившего вещать Ершевского, удалил алкаша со двора.

— Итак, я не буду обещать вам сверхъестественного, — объяснял кандидат. — Просто с завтрашнего дня начнется реконструкция водопроводных и канализационных сетей в Борисычевом овраге.

И завтра же будет заложен первый камень общественного туалета, от отсутствия которого так давно страдало население Коровинского района. Да, возможно, направленность моих проектов кому-то покажется странной, кто-то даже, — с пафосом заявил Ершевский, — над этим будет смеяться. Ну и пусть смеется! — с еще большей убежденностью в правоте своих намерений сказал он.

— Смеется, как известно, тот, кто смеется последним. Я здесь сегодня заверяю вас, что коровинцы будут иметь свой общественный туалет!

Я мигнул глазом стоявшему за толпой Михаилу, и он осторожненько захлопал. Его поддержали Саша и Вова, и к этому грохоту стали потихоньку присоединяться слабые хлопки старушек. Гайдук, видимо, был опытным избирательным бойцом и посчитал, что присутствовавшие на встрече коровинцы уже убеждены, что никаких проблем с испражнениями у них больше не будет. А это означало, что встреча достигла своей цели и своего апогея и ее пора закруглять. Он дружески попрощался с избирателями, пообещал им крепкого здоровья и долгих лет жизни и призвал голосовать за нашего кандидата. Старушки отправились к своим домашним очагам, а Ершевский, застегивая пуговицы плаща, пошел к своему «Мерседесу».

После встречи мы все вернулись в штаб и провели короткую планерку. Как всегда, были высказаны разные мнения. Гайдук считал, что встреча прошла на «ура» и все ожидавшиеся от нее результаты достигнуты. Яровой же утверждал, что встреча была не подготовлена, речь кандидата была не слишком разумна. Поэтому, с его точки зрения, мероприятие можно было назвать неудачным. Враждующие кланы принялись спорить, но Ершевский прервал спор и потребовал конкретных замечаний. Их, как ни странно, было немного, и все они сводились к следующему: надо заранее оповещать избирателей о встрече, основную агитационную работу надо возложить на профессиональных агитаторов, Ершевский же должен просто озвучивать конкретные части своей программы. И надо прекратить ездить на встречи на «Мерседесе» или, по крайней мере, оставлять иномарки квартала за два от места.

С этими доводами все согласились и разошлись.

Выходя, я поинтересовался у Гайдука, не появлялся ли Тополянский. Начальник штаба ответил, что последний звонил во второй половине дня и ссылался на неотложные дела, которые заставляют его покинуть город. Появиться он обещал только завтра во второй половине дня. Я понял, что Евгений просто-напросто «забурел».

Мне подумалось, что вряд ли сегодня можно ожидать его визита и вечер будет менее напряжным, чем вчера. С этими мыслями я и отправился на приписанной мне «БМВ» домой.

Я с удовольствием, наслаждаясь тишиной домашнего покоя, поужинал, принял ванну и уже собрался смотреть телевизор, как в дверь позвонили.

«Блин, да когда-нибудь это кончится!» — подумал я и ужаснулся мысли, что кончится это не раньше 17 октября. Открыв дверь, я все же был скорее удивлен приятно, нежели неприятно. На пороге стояла Рыжая.

— Рита! — сказал я.

— Валера! — ответила она.

Я проводил ее в зал и спросил, будет ли она что-нибудь есть или пить. Она спросила:

— А ты?

Я ответил, что уже поужинал. Тогда она сказала, что ограничится кофе, после чего направилась на кухню. Я же решил не отступать от первоначальных планов и включил телевизор. Через десять минут она вернулась с двумя чашками кофе и горячими бутербродами, изготовленными из остатков вчерашнего пиршества. Несмотря на сытость, я решил не отказываться.

— А ты знаешь, — сказала она мне, — я здесь уже была недавно.

— Да, это я помню.

— Нет, я не про вчерашнее. Позавчера мы хоронили одну девчонку из нашей фирмы.

Я насторожился и, прикинувшись «шлангом», спросил:

— Кого это?

— А, была одна резкая деваха. Ксюхой ее звали.

— И что с ней случилось, перетрахалась, что ли? — съюродствовал я.

Рита бросила на меня странный задумчивый взгляд и ответила:

— Ее зарезали.

«Господи, далась вам эта фраза!» — подумал я.

— А за что, неизвестно?

— Если бы знали за что, нашли бы и кто. Ты, говоришь, частный детектив?

— В свободное от работы время, — сказал я.

— Как это? — недоуменно спросила она.

— Сейчас я временно возглавляю службу безопасности одного молодого человека, который рвется в депутаты.

— Случайно не этого м. — .ка, с которым исчезла Томка? Она, кстати, до сих пор не появилась.

— Нет, не этого, другого, — ответил я. — А насчет Томки — ничего страшного. У них деловое свидание за городом. Женя сегодня звонил после обеда.

— Может быть, возьмешься за это дело? — спросила Рыжая. — Я про Оксану…

— Не знаю, надо подумать, — неопределенно протянул я. — А что, вам так дорога эта девчонка?

— Конечно, тихоней ее не назовешь, но человек она была хороший.

— Нет, наверное, ничего не получится, — сказал я. — Слишком много работы.

Говоря это, я постарался состроить мину как можно серьезнее. Мой отказ все же, видимо, огорчил Риту.

— Ты мне очень нравишься, — сказал я, чтобы как-то смягчить ситуацию.

Она серьезно посмотрела на меня и сказала:

— Ты мне тоже.

Мы пристальнее вгляделись друг в друга и без слов поняли, что сейчас будет происходить. Мы молча встали и пошли в спальню. На сей раз я постарался реабилитироваться за вчерашнюю ночь.

Рита ответила мне также бурно. Все шло по восходящей линии, как неожиданно, в самый разгар приятных занятий прозвучал звонок по сотовому телефону. Звук был настолько громким и ясным, что мы аж встрепенулись и разом посмотрели на трубку, которую я непонятно зачем взял с собой в спальню. Переглянувшись с Ритой, я протянул руку и взял с тумбочки трубку.

— Алле!

— Господин Мареев Валерий Борисович? — спросили меня официальным голосом.

— Ну, допустим, — ответил я. — И что из этого?

— Вас беспокоят из лицензионного отдела УВД города Тарасова.

— Да вы что там, охренели? Уже ночь, а вы тут по сотовому наяриваете!

— Еще только половина девятого, — возразил мне официальный голос. — А вопрос, по которому я звоню, очень важен.

— Что еще там стряслось?

— Вам надо завтра срочно явиться к нам в отдел.

У вас возникли проблемы с лицензией на частную детективную деятельность.

— Какие еще проблемы?

— Вот завтра и узнаете, — ответил мне голос, после чего раздались короткие гудки.

— Ерунда какая-то, — пробурчал я, откинувшись рядом с Ритой на подушку. Она подвинулась, положила руку мне на грудь и спросила:

— Что случилось?

— Бред какой-то… Какие-то проблемы с лицензией частного детектива. У нее срок два года, и я вроде ничего не нарушал…

— Что они хотят?

— Чтобы я явился к ним завтра. Зачем — неясно, к кому — тоже…

Я снова обнял Риту, но как будто кто-то наблюдал за нами… Телефон снова зазвонил.

— Да! — гаркнул я.

— Мареев? — гаркнули мне в ответ.

— Ну!

— Мне нужен Мареев!

— По вопросу? — заорал я.

— Пусть он занимается своими делами и не лезет в политику, иначе мы ему яйца оторвем! — яростно заговорили в трубку.

Яйца мне были нужны для дела, которым я в данный момент занимался, а голос в трубке действовал мне на нервы, поэтому я отключил связь.

Я не успел донести руку с трубкой до тумбочки, как телефон снова громко зазвонил. Это было что-то магическое. Я поднес трубку к уху, и тот же каркающий голос провопил мне туда:

— Ты понял нас, п…дюк ушастый?

Это был уже перебор, поскольку уши у меня всегда были нормальные. Я отключил у трубки питание и со злостью швырнул ее в кресло. После чего вздохнул и сказал:

— Ну, началось…

И действительно, началось. Хотя последующие несколько дней вроде все было гладко и тихо. Наутро после звонка, проводив Риту, я наконец увиделся с Приятелем. Рассказав ему обо всем, что происходило в последнее время, и особый упор сделав на вчерашние звонки, я оставил его в размышлениях, а сам отправился на работу. В штабе все шло обычным порядком, по сценарию первого дня. С утра всем опять были розданы какие-то бумажки с программами и воззваниями, которые лично я предпочел сложить в дальний ящик стола. Кроме того, поступила информация о закупке стройматериалов и начале ремонта и строительства «объекта века» в овраге.

Несмотря на то что только начинали копать котлован для сортира и прокладывать траншеи для канализации, Тополянский уже завез итальянский кафель в таком количестве, как будто он собирался строить маленький Дворец съездов. Сам Женя выглядел свеженьким, держа в руках неизменную фляжку с коньяком. Я вернул ему забытый им у меня дома сотовый и добавил, что у меня осталось несколько бутылок «Джек Дэниэлс». Тополянский быстро ответил:

— Намек понял. Как только разгребем это дерьмо, я к тебе заеду.

Я не понял, какое именно дерьмо имеет в виду Женя, но подумал, что, скорее всего, речь идет о фекалиях Борисычевого оврага.

С неизменной регулярностью по вечерам мы проводили время в обществе избирателей, рассказывая им о прелестях Ершевского и о его специфических благостях, которые он собирается обрушить на них. В речь кандидата день ото дня вносились коррективы. Так, в конечном итоге, было решено категорически отказаться от упоминания о Геракле и авгиевых конюшнях. Первый намек был нескромен, второй — неприличен. К тому же в прессе появились колкие фельетоны под названиями: «Геракл в Борисычевом сортире», «Не район, а конюшня…», «Коровинцы — кони». На листовках с портретами Ершевского, расклеенных по городу, стали появляться надписи, сделанные от руки: «Геракл — в штаны накакал!». В газете, финансируемой Ершевским — «Живи и богатей», — появились гневные отповеди проклятым борзописцам, готовым позубоскалить по поводу любой идеи. Однако общий эффект от этих высказываний был явно негативный.

Мои личные проблемы с лицензией отошли на второй план. Визит в УВД ничего не прояснил, поскольку нужный мне человек отсутствовал и должен был появиться на работе не раньше чем через неделю. Поэтому мне сказали: «Звоните!» Приятель провел юридическую экспертизу и заявил, что никаких проблем с законом по поводу лицензии у меня быть не может и что я могу быть спокоен на этот счет.

Кроме того, Приятель выдал совет быть настороже ближайшие несколько дней, поскольку ждать можно чего угодно. По его мнению, СТОИТ ОЖИДАТЬ СЕРЬЕЗНЫХ ОСЛОЖНЕНИЙ В ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ КАМПАНИИ. ОСОБОЕ ВНИМАНИЕ УДЕЛИТЬ БЕЗОПАСНОСТИ РЕКОНСТРУКЦИИ ПУТЕПРОВОДА!

НЕОБХОДИМО ВЫНЕСТИ ИЗ ОФИСА «КОРАБЛЯ ИШТАР» ВСЕ ДОКУМЕНТЫ, КАКИМ-ЛИБО ОБРАЗОМ РЕГЛАМЕНТИРУЮЩИЕ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСКУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ФИРМЫ. НЕ ИСКЛЮЧЕНЫ ПРОВОКАЦИИ, В ЧАСТНОСТИ, СО СТОРОНЫ НАЛОГОВОЙ ПОЛИЦИИ.

Я очень удивился таким неожиданным поворотам в мыслях Приятеля и вместе с тем порадовался, что он включился в работу и помогает моей деятельности на новой должности.

Очередной день начался обычно — суетой вокруг листовок Ершевского. Из рекламного агентства Веселова принесли несколько стопок новых листовок, которые помощники Гайдука раздавали агитаторам. Те должны были расклеить их по домам в овраге, так как именно сегодня там должна была состояться встреча кандидата с населением. Из издательства принесли свеженапечатанные номера газеты «Живи и богатей», среди четырех полос которой только одна была посвящена жизни города, а все остальные — выборам и фигурам кандидатов.

Как водится в таких случаях, Ершевский если и не выдавал себя за Геракла, то выглядел явно в мажорном свете. По остальным же проехались без излишней комплиментарности.

Упоминалось о нескольких коттеджах за городом, строительство которых осуществляли курсанты военно-десантного училища, рассказывалось о том, что все эти коттеджи принадлежат одному человеку. Задавался риторический вопрос: интересно, кому?

Говорилось об успехах похоронного агентства «Банзай», которое год от года наращивает стоимость своих услуг, не очень-то обращая внимание на качество обслуживания своих клиентов. Все это подтверждалось забавной историей, рассказанной якобы очевидцами: «банзаевцы» спутали адрес и попали вместо похорон на свадьбу и, как люди дотошные, требовали, чтобы им предоставили возможность исполнить свой профессиональный долг.

О Филимонове и Пасленове говорилось немного, делался упор на глупость речей первого и вычурность и непонятность второго. Этим самым читателю давалось понять, что это кандидаты, которых народ не понимает и не принимает.

Ближе к пяти часам вечера работники штаба засобирались на первую встречу с избирателями на реконструируемом путепроводе. Я со своей группой «бритоголовых» решил выехать туда пораньше и на всякий случай его осмотреть. Ремонт путепровода вела бригада шабашников, поскольку все строительные управления проявляли излишнюю лояльность к властям, и им Ершевский не доверял.

Прибыв на место, я попросил парней походить по путепроводу и под ним на предмет обнаружения различных дефектов, которые могли быть следствием пакостей противников.

Парни осмотрели весь путепровод, но так и не нашли ничего подозрительного. Опоры путепровода были ветхими, покрытие моста также оставляло желать лучшего, рабочие что-то замазывали, что-то заваривали, короче, работа только начиналась. По проекту путепровод решили разделить продольно на две части и одну из них закрыть для движения.

После реконструкции этого участка ее должны были открыть для движения и заняться другой половиной. Я подозвал к себе бригадира строителей, на которого мне кивнул один из рабочих. Бригадир, подходя ко мне, заранее, за три метра выставил передо мной ряд золотых зубов, как конь на ярмарке.

Я все же решил воздержаться от покупки и перейти к делу. Я поинтересовался у «бугра» о состоянии дел, понимая, что это выглядит скорее как проформа с моей стороны. Тот сказал, что дела идут «зае…сь» и все будет сделано вовремя, если не будут мешать.

Я поинтересовался, кто может им помешать. Он ответил неопределенно, что ходят тут всякие, спрашивают, по какому разрешению ведутся работы, есть ли у нас лицензия, и вообще идет «мутный» базар. Я решил больше не докучать бригадиру, тем более что эскорт Ершевского уже прибыл. На этот раз кандидат прибыл на встречу на обычной «Волге», а свита пересела на «Жигули». И только для меня было сделано исключение — я прибыл на выделенной мне иномарке.

Уже пробило пять, когда агитаторы согнали на удивление большое количество аборигенов оврага, и, судя по их излишней раскованности и некоторой раскоординированности, у меня сложилось впечатление, что в качестве приманки были использованы исконно русские горячительные средства. Однако народ был настроен благожелательно, и по прибытии на место виновников торжества встреча началась в атмосфере взаимной любви.

Как всегда, четко, ясно и вместе с тем помпезно начал встречу Гайдук, представивший собравшимся кандидата. Им старательно и настойчиво вдалбливалась в мозги избирателей мысль о том, что этот кандидат достоин их голоса. Далее выступил, и на удивление ярко и хорошо, Яровой, пообещавший озолотить избирателей в случае победы Ершевского. В свите сопровождения присутствовал Чернобородов, но, видимо, в штабе решили, что его речь будет наиболее адекватна церемонии ввода в действие общественного сортира, и слова ему не дали. Параллельно с речами в толпе бесплатно раздавалась газета «Живи и богатей» с большим портретом Ершевского на первой полосе и скоромными анекдотами на последней, а также листовки и полиэтиленовые пакеты с профилем кандидата.

Мне пришла в голову мысль, что было бы неплохо на встречу с молодежью, которую планировалось провести завтра, захватить несколько коробок с презервативами.

Наконец наступило время выступления самого Ершевского. Публику к этому моменту подогрели чем могли и как могли. Сам кандидат начал страстно и несколько демагогично:

— Господа! Я уверен, что у нас сегодня еще есть шанс стать настоящими господами этой жизни, если мы сделаем свой правильный выбор 17 октября на думских выборах. От того, какой выбор мы сделаем, — тут Ершевский выдержал паузу, — зависит очень многое. Но независимо от вашего выбора мы сегодня, уже здесь, сейчас, делаем все, чтобы жителям этого района жилось легче. Для этого здесь ремонтируется путепровод и строится общественный туалет, чтобы жители этого района могли без опаски и свободно передвигаться по оврагу через мост и, — тут он опять замялся, — ну, в общем, не иметь других проблем, связанных с жизнедеятельностью… Не скрою, что деньги на строительство того и другого объекта, а также на реконструкцию канализационных и водопроводных систем выделены группой лиц, которые поддерживают меня в нелегкой борьбе за депутатский мандат. Это не взятка избирателям! Не подачка! Не какой-либо другой изощренный подкуп! Это конкретный вклад в развитие инфраструктуры района, это все делается ради людей, которым просто надоело терпеть дискомфорт в районе и которые решили, что с этим пора кончать!

— Да-да, пора кончать! — повторил Ершевский.

После этой фразы, на мой взгляд несколько двусмысленной, Ершевский сделал несколько шагов по путепроводу и сказал:

— Вот здесь, сейчас вы видите плоды конкретных дел. Вот здесь, сейчас… — указал он пальцем на середину моста.

Фраза его оборвалась на полуслове, поскольку именно там, куда он показывал пальцем, примерно метрах в тридцати от собравшихся раздался оглушительный грохот, сопровождаемый огненной вспышкой. Одна из опор моста рухнула, и в перекрытии образовалась здоровенная дыра. Ершевский повернул голову на звук, с удивлением посмотрел в направлении своей вытянутой руки, которую от неожиданности забыл опустить, и сказал:

— Эх, ни хера себе!

Все присутствующие обомлели. Большая часть людей раскрыла рты.

— Что это? — раздался сзади меня голос Гайдука.

Я тоже очнулся от забытья и, подбежав к Ершевскому, оттащил его от путепровода в сторону толпы.

После чего со своими подчиненными отправился осматривать место происшествия. В сущности, мы тупо смотрели на образовавшийся в путепроводе проем, соображая, что это могло быть. Первым этот вопрос озвучил появившийся позади нас Гайдук:

— Это случайность или провокация? — спросил он.

Я вспомнил предостережение Приятеля и взял на себя смелость ответить:

— Однозначно, провокация. Уверен, что это мина.

— В таком случае… — начал было Гайдук.

— В таком случае, — взял я инициативу в свои руки, — нам нужно отсюда сваливать и вызывать милицию.

В этот момент мы обратили внимание, что толпа активно заволновалась и стала предъявлять претензии Ершевскому типа «какого хрена…» и «что это за фокусы?».

— Вы уверены, что это мина? — переспросил меня Гайдук.

— Однозначно, — сказал я голосом В. В. Жириновского.

Гайдук устремился в толпу и стал уверенным голосом, с некоторым налетом трагедийности вещать избирателям в том, что на их глазах совершена провокация, в результате которой могли пострадать люди. Провокация направлена конкретно против присутствовавшего кандидата в депутаты Георгия Ершевского. Более того, не исключено даже, что это покушение на убийство кандидата: сделай Ершевский несколько шагов по мосту, и случилось бы непоправимое.

— А сейчас у вас, у избирателей, есть еще шанс исправить положение, проголосовав 17 октября на выборах за Георгия Ершевского, — с пафосом сказал Гайдук.

Произнеся эти слова, Гайдук пошел к машине, его примеру последовали все остальные, и через минуту кандидат вместе со своим штабом ретировались с места происшествия. Навстречу удаляющемуся кортежу уже летел воющий и мигающий милицейский «уазик», который кто-то вызвал по сотовому.

Битых два часа я провел в общении с представителями правоохранительных органов, которые допросили большинство присутствовавших. Прибывшие криминалисты принялись за работу, но уже после предварительного осмотра для них стало ясно, что причиной взрыва явилось взрывное устройство направленного действия, в результате чего была подорвана опора моста и образовалась дыра в проезжей части. Уже поздно вечером я рассказывал членам штаба Ершевского о заключениях экспертов. Кроме того, мне пришлось выслушать многочисленные упреки о том, что это моя недоработка.

Упреки в значительной мере были справедливы, но я как мог защищался, ссылаясь на отсутствие опыта работы с взрывными устройствами и на то, что впервые имею дело с террористическими актами как таковыми. Я заверил собрание, что постараюсь не допустить подобных проколов в дальнейшем. Хотя в конце своих оправданий я философски заметил, что помешать убить человека, конечно, можно, но дать стопроцентную гарантию не может никто. Мое замечание отнюдь не порадовало окружающих.

Таким образом, вечер закончился на очень грустной ноте, и все быстро, как бы стесняясь друг друга, разбрелись по домам. Возвратившись домой, я стал общаться с Приятелем. Я заложил всю информацию о происшедшем в Борисычевом овраге с максимальными подробностями. Приятель никаких принципиально новых рекомендаций мне не выдал, приняв информацию к сведению.

Следующие два дня прошли в относительно спокойной обстановке, не считая того, что офис фирмы постоянно посещали представители органов МВД и прокуратуры. По факту взрыва было возбуждено дело. Несмотря на то что Ершевский настаивал на версии покушения на убийство, прокуратура отказывалась возбудить дело по этой статье, квалифицировав происшедшее как террористический акт, не подкрепляя свое решение серьезной аргументацией.

Официальные газеты, также как и частные газеты противников, запестрели сообщениями с грязными намеками на то, что странный взрыв, не причинивший никому вреда, кроме и без того потрепанного жизнью путепровода, был организован самим кандидатом в депутаты Ершевским с рекламными целями. Во всяком случае, среди возможных версий этого правонарушения последняя рассматривалась наиболее развернуто. «Живи и богатей» ответила гневными эскападами о цинизме авторов подобных статей, для которых человеческая жизнь совершенно перестала представлять ценность.

Воскресенье прошло спокойно: решили не проводить встреч с избирателями, которые, скорее всего, занимались улаживанием дел на своих дачных участках (готовя дачи к зиме) и об избирательных участках даже и не помышляли. По домам штаб разбежался где-то в обед, кроме Тополянского и Столярова, которые «зацепились за бухало» прямо на рабочем месте. Евгений активно сватал меня присоединиться, однако я сослался на плохое самочувствие, чем добил его окончательно. Это было вызвано тем, что Женя свое плохое самочувствие лечил исключительно этим способом. Столярову же вообще не был понятен этот термин и его содержание.

В очередной раз решив отдохнуть перед бурной и, как показали последние события, полной опасности рабочей неделей, я немного полетал в «Винт коммандер» и улегся смотреть телевизор. За этим благостным занятием я слегка задремал. Разбудил меня не писк отключенного телевизора, а звонок по сотовому телефону. Было десять часов вечера.

Подняв трубку, я ответил:

— Да, — готовый спокойно выслушать любые угрозы о членовредительстве. Но то, что я услышал, меня действительно поразило.

Голос Гайдука сухо и четко объяснил мне:

— Убит кандидат в депутаты Филимонов.

— Где, когда?

— Недалеко от бара «Северный» сегодня час назад.

— Как это случилось?

— Его зарезали, — сухо ответил Гайдук.

— Далось вам всем это слово! — не выдержал я.

— Не понял, — быстро сказал Гайдук.

— Нет, нет, это я о своем… — несколько рассеянно заметил я.

— Каковы будут наши действия? — спросил меня начальник штаба.

— Дайте мне подумать десять минут. Я перезвоню.

Положив трубку, я отправился к Приятелю и сообщил ему о случившемся. Приятель, чуть-чуть погудев, ответил:

НА МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ ЕХАТЬ НЕТ СМЫСЛА. ФАКТ ПРИСУТСТВИЯ МОГУТ ИЗВРАТИТЬ ПРОТИВНИКИ. ВСЯ ИНФОРМАЦИЯ О ПОДРОБНОСТЯХ УБИЙСТВА БУДЕТ ПОЛУЧЕНА ЗАВТРА ИЗ БАЗЫ ДАННЫХ УВД. НЕОБХОДИМО ПОДГОТОВИТЬ НЕКРОЛОГ И СТАТЬЮ С СОБОЛЕЗНОВАНИЯМИ ЕРШЕВСКОГО ПО ПОВОДУ ТРАГИЧЕСКОЙ ГИБЕЛИ СОПЕРНИКА. ОПТИМАЛЬНО СДЕЛАТЬ ЭТО НЕ САМЫМИ ПЕРВЫМИ СРЕДИ КАНДИДАТОВ.

После этого Пентиум еще раз предупредил меня о возможных ПРОВОКАЦИЯХ В ОФИСЕ «КОРАБЛЯ ИШТАР», в связи с этим мне необходимо

1. УДАЛИТЬ ИЗ ОФИСА ВАЖНЕЙШУЮ ДОКУМЕНТАЦИЮ.

2. ЯРОВОМУ НЕ ПОЯВЛЯТЬСЯ В ОФИСЕ НЕСКОЛЬКО ДНЕЙ.

3. ЕРШЕВСКОМУ СРОЧНО ПОЛУЧИТЬ В ИЗБИРКОМЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ КАНДИДАТА В ДЕПУТАТЫ (ЛУЧШЕ ЗАВТРА ДО 9 ЧАСОВ УТРА).

Я позвонил Яровому и сообщил, что ему нужно затаиться на несколько дней и связываться с офисом по телефону. Он тут же заинтересовался, чем вызваны такие меры предосторожности. Я не стал конкретизировать, ссылаясь на то, что говорю по телефону. Яровой был удивлен, но настаивать на подробностях не стал.

Затем я связался с Гайдуком и сообщил ему в общих чертах план действий, основанный на пожеланиях Приятеля. Он без лишних вопросов принял это за основу и категорическим тоном сообщил мне, что завтра в семь часов утра он будет в окружной избирательной комиссии и вырвет яйца ее председателю, если тот не выдаст ему на руки удостоверение Ершевского до девяти утра. Никакой жалости к председателю лично я не испытал и пожелал Гайдуку доброй ночи. В ответ тот заявил, что мой юмор окрашен в черный цвет, и попрощался.

Утром в понедельник я был в офисе «Корабля Иштар» уже в восемь часов, готовый к тому, что в любой момент могут нагрянуть непрошеные гости.

Час прошел в нервном ожидании информации из избиркома от Гайдука. Я несколько раз звонил туда, но никто не брал трубку. В половине девятого в офисе собрались почти все. Без семи девять томительное ожидание закончилось.

Непрошеные гости прибыли.

Явление это было впечатляющим. Сначала в металлическую дверь позвонили, и Вова, посмотрев в глазок и заметив там сухощавого паренька в кожаной куртке с папкой под мышкой, открыл дверь.

Паренек вежливо спросил:

— Это офис фирмы «Корабль Иштар»?

— А вам кого надо? — начал свою лебединую песню Вова.

Пропеть все ее куплеты ему сегодня было не суждено, поскольку как только прибывший молодой человек произнес фразу: «Я из налоговой полиции», подъехавшие неизвестно откуда к крыльцу фирмы «уазик» и несколько «Жигулей» явили свету божьему десятка полтора людей в камуфляже, которые с автоматами и дубинками наперевес устремились к дверям фирмы, сметя на своем пути мужественно встретившего их грудью Вову и пройдясь по нему как по праздничной ковровой дорожке.

Вова стоически терпел это до тех пор, пока один из них, может быть, случайно не наступил ему на интимное место. Офис фирмы потряс отчаянный крик, напоминавший вопль голодного людоеда. Все поняли, что начался очередной этап избирательной кампании.

Прибывшие господа в камуфляже в принципе неплохо знали свое дело, которое не отличалось особым изяществом. Идя по коридору, они ставили повстречавшихся им людей лицом к стенке, заламывая при этом руки за голову, а ноги ставя на ширину плеч Димы Столярова. Сам же Дима вместе со мной, Ершевским, Тополянским, Веселовым, сочинителями листовок и еще несколькими сотрудниками находился в комнате для совещаний.

Нас гости решили уложить на пол. Не прошло и пяти секунд, как все мы, в том числе и женщины, в силу причин, от нас не зависящих, лежали в позе ожидающих ядерного взрыва.

Первыми полегли женщины и слабонервные: этим хватило громкого гортанного вопля: «Лежать, суки!» Тем, кто не относил себя к последним, пришлось улечься в силу принудительных действий.

Среди самых популярных были тычок прикладом автомата под дых с последующими пинком под зад и подножкой, некоторых просто хватали за шиворот и кидали на пол, пиная при этом под ребра армейскими ботинками. Третьего варианта укладывания могло и не быть, если бы не Дима Столяров.

Подбежавший к нему полицейский был недостаточно авторитетной комплекции, и даже наличие у него в руках автомата, хоть и не снятого с предохранителя, не подвигло его на какие-то решительные действия. Подбежавший затем второй полицейский был покрупнее, но на полголовы ниже Димы.

Секунду-другую эти двое стояли и молча смотрели на Диму. Потом один из них спросил:

— Ну и чо?

Дима посмотрел по сторонам, на лежащего недалеко от него Ершевского, тяжело вздохнул, отбросил в сторону ногой валявшийся на полу телефонный справочник и медленно стал опускаться.

Сначала на колени, потом на локти… Наконец он лег совсем, подложив при этом под щеку кожаную «визитку».

Полицейские подумали и решили не сопровождать укладывание Димы контрольным пинком.

После того как все сотрудники фирмы приняли горизонтальное положение, камуфляж посчитал, что его работа закончена, и кто-то позвал руководство.

В комнату вошли четыре человека в штатском. Один из них, высокий мужчина с прической типа «ежик» и манерами спившегося интеллигента подошел к одному из камуфляжников и спросил:

— Саша, все нормально?

Тот ответил утвердительно. Потом «ежик» обратился к другому:

— Илья, сходи принеси мою папочку из машины.

Поскольку лица как Саши, так и Ильи были закрыты вязаными шапочками с прорезями для рта и глаз, для меня так и осталось загадкой, как «ежик» сумел выделить их из остальной массы камуфляжников. Он уселся за общий стол, за которым мы проводили совещания штаба, и стал ждать свою папочку. Получив ее, он аккуратно разложил на столе какие-то бумажки, потом откашлялся и спросил:

— Лева, а кто у нас из них Ершевский? Пятнистый указал дулом автомата на Георгия.

— Подымай его ко мне, — приказал следователь.

Ершевского без особых церемоний взяли за шиворот и брючный ремень, рывком подняли, поставили на ноги и толкнули в направлении стола.

— Георгий Михайлович? — вежливо поинтересовался следователь.

— Георгий Михайлович, Георгий Михайлович, — тяжело дыша, два раза повторил Ершевский.

— Очень хорошо, — заметил следователь, делая акцент на слове «очень».

— Что же здесь хорошего? Я протестую! — возмутился Ершевский. — Вы ворвались в офис частной фирмы, учинили произвол в отношении сотрудников и меня лично, положив на пол. Кстати, там сильно дует, надо закрыть входную дверь. Знаете ли, не май месяц…

Следователь ухмыльнулся и сказал:

— Ваша забота о своих сотрудниках очень трогает. Может, прикажете еще и подушечки с собой возить на каждый выезд? Впрочем, я пойду вам навстречу, если вы мне скажете, где у вас хранятся документы.

— Документы хранятся в сейфе, который вы не имеете никакого права вскрывать без санкции прокурора. Вы уже нарушили закон, ворвавшись в офис фирмы.

— Мы имеем право войти в любое помещение, которое используется с целью извлечения прибыли, — улыбнулся следователь. — У нас появились данные о том, что ваше предприятие активно уходит от налогообложения, утаивая от государства огромные доходы. Старушкам, понимаешь, пенсии не платят! А вы, понимаешь, доходы утаиваете! — последние две фразы следователь произнес почти расчувствовавшись.

Ершевский порывался еще что-то сказать в духе протеста, но следователь его опередил:

— Я вижу, что вы не собираетесь идти навстречу, поэтому нам придется действовать решительно.

— Что вы имеете в виду? — спросил Ершевский. — Бить будете или пытать?

— Нет, что вы! Сейчас увидите… Саша, — скомандовал следователь камуфляжнику, — начинай.

Саша вышел из комнаты. Скорее всего, он отправился в кабинет Ершевского.

— Вы хотя бы представьтесь, мать вашу! — вдруг заорал лежащий рядом со мной на полу Тополянский, у которого, видимо, подошло время принимать очередную порцию текилы из фляжки, а возможности такой у него в данный момент не было.

Впрочем, может быть, и хорошо, потому что он тут же подавился бы текилой от удара ногой по ребрам, который отвесил ему камуфляжник.

— Ой, бля-я-я! — воскликнул Тополянский и затих.

— Кто это такой нетерпеливый? — спросил следователь у одного из сопровождавших его в штатском.

— Полагаю, Тополянский из фирмы «Инкомбинант», — ответил тот.

— А-а! — протянул следователь. — Впрочем, он прав. Моя фамилия Чичивасин Евгений Дмитриевич, начальник отдела физической защиты налоговой полиции.

— Чичи — кто? — спросил с пола Дима Столяров.

Тронуть его никто почему-то не решился.

— А что это за гора мяса, кому не нравится моя фамилия? — спросил Чичивасин.

— Судя по всему, это Столяров. Продуктовая база «Куст», — услужливо ответил субъект в штатском.

— То-то я и гляжу, как отъелся! Я полагаю, господа изрядно полежали, и, если им так не нравится, мы их подымем. Илюша, к стеночке их, пожалуйста… И прекрати задирать автоматным дулом женщинам юбки. Будут потом говорить, что мы их пытались изнасиловать.

Постепенно нас стали подымать с пола и выставлять в раскоряченном виде по стеночкам. Последним подняли Диму Столярова. Он раскорячился настолько широко, что на его месте могли бы поместиться трое. Не успела закончиться эта операция, как в помещение зашел один из камуфляжников и сообщил, что все нормально — сейфы вскрыты.

— Все документы несите сюда. Все помещения и сейфы опечатать, — отдал приказ следователь.

Полицейские стали заносить в комнату большие стопки бумаг и класть их на стол. Люди в штатском начали просматривать бумаги и сортировать их.

Стоящий напротив Чичивасина Ершевский и раскоряченный у стены Веселов в очередной раз пытались протестовать, говоря о беззаконии и произволе. Восклицаний первого никто не заметил, а второму просто дали пинка под зад.

И тут неожиданно к сидящему за столом Чичивасину подбежал один из камуфляжников и что-то шепнул ему на ухо. Тот задумался, посерьезнел, потом сказал:

— Ну хорошо, впусти.

Через несколько секунд в коридоре раздался, как мне показалось, спасительный крик Гайдука:

— Я требую прекратить произвол и беззаконие!

Это вопиющее безобразие! — с этими словами он ворвался в зал в сопровождении двоих милиционеров в форме.

— Кто это? — спросил Чичивасин у одного из своих людей.

— Я доверенное лицо кандидата в депутаты областной Думы по Коровинскому избирательному округу Георгия Ершевского! — торжественно заявил Гайдук.

— Такого кандидата нет, — спокойно и почти ласково ответил Чичивасин. — Вчера вечером в облизбиркоме я узнал, что у господина Ершевского нет удостоверения кандидата в депутаты. А вот у меня есть документ, который вас несомненно заинтересует. Это санкция на задержание главы фирмы «Корабль Ишгар» Ершевского Г. М, и главы фирмы ТТК «Ледокол» Ярового С. И.

— Еще раз повторяю — это вопиющее беззаконие, вы не имеете права задерживать кандидата в депутаты в течение всего срока его кандидатских полномочий, — ответил ему Гайдук.

— Пусть предъявит свое удостоверение, — сделав масляные глазки, сказал Чичивасин. — Он почему-то этого до сих пор не сделал… Видимо, у него его нет!

— У него оно есть! — категорически заявил начальник штаба. — В присутствии органов правопорядка я вам его официально предъявляю.

И он положил перед Чичивасиным бумажку.

Последний вперился в нее взглядом, лицо его стало серьезным и злобным. Он нехотя протянул бумажку Ершевскому, после чего мило улыбнулся и сказал:

— Хорошо, значит, арестуем одного Ярового.

Саша, отведите его в «уазик».

Сослуживцы Чичивасина стали нервно перетаптываться.

— Что такое? В чем дело? — недоуменно спросил Чичивасин.

К нему подошел один из штатских и сказал:

— Его здесь нет.

— Как нет? Здесь должны быть все!

Сослуживец терпеливо повторил:

— Ярового нет.

По всей вероятности, следователь с трудом сдержался, чтобы не треснуть кулаком по столу:

— Хорошо. Описывайте бумаги и уходим.

Сослуживец нагнулся и что-то прошептал ему на ухо. Чичивасин в очередной раз одарил коллегу ледяным взглядом, чем, возможно, понизил температуру его тела на несколько градусов.

— Хорошо, берите все, что может представлять хоть какую-нибудь ценность…

— Листовки не берите! — заорал он вслед удаляющимся коллегам. — Пусть подотрутся ими! Политики недоделанные!

В этот момент к Чичивасину снова подошел один из камуфляжников и опять что-то прошептал на ухо.

— Что? Какого хера этим-то здесь надо! — испустил он отчаянный вопль. Потом опять уткнулся в свои бумажки, словно там содержался рецепт на все случаи жизни, и скороговоркой проговорил:

— Хорошо, впустите их. И… — он сделал неопределенный жест в нашу сторону, — освободите этих…

Люди в масках опустили свои автоматы, и мы поняли, что более не скованы в своих телодвижениях. Я полез в карман, достал сигареты и закурил.

Дима Столяров довольно бесцеремонно, как мне показалось, отодвинул дуло автомата одного из полицейских, которое мешало ему пройти, и начал разминать ноги.

Что же касается тех, кого Чичивасин разрешил впустить, на его приглашение не слишком рассчитывали и сами проложили себе дорогу. В помещение ворвались несколько человек в пятнистой одежде и черных беретах, но без масок. Судя по форме, они принадлежали к структурам МВД. Невысокий коренастый усатый мужчина с автоматом, перекинутым через плечо, подошел к столу и сказал Чичивасину:

— Привет, Евгений.

— Здорово, Юра, — ответил тот. — Что ты здесь забыл?

— Как что? Поступил сигнал о незаконных действиях бандитов…

— Что ты несешь?!

— Как что? Поступил сигнал, что группа вооруженных людей в камуфляже ворвалась в офис одной из фирм, творит там беззаконие. Вот мы и выехали…

— Теперь ты видишь, что здесь никакие не бандиты?

— Да, вижу.

— В таком случае я не смею тебя больше здесь задерживать. Думаю, что у вас в РУОПе работы хватает.

Омоновец не спеша снял с плеча автомат и уселся напротив Чичивасина.

— Так просто уехать я не могу. Я должен разобраться, что здесь происходит. Что я буду писать в рапорте? — смотря немигающим взглядом на налогового полицейского, сказал он.

— Что увидел, то и пиши: вызов ложный, на объекте работает налоговая полиция.

— Вот ты и напиши рапорт моему начальству, в котором укажи, что налоговая полиция осуществляет свои функции, что в РУОПе не нуждается и все такое…

— Ничего я тебе писать не собираюсь! — категорически заявил Чичивасин. — С какой стати я должен писать рапорт?! Я работаю в своей конторе, ты — в своей. Что вы сюда приперлись? Это наши клиенты…

— Никакие мы не ваши клиенты! Упаси бог от вашего ненавязчивого сервиса! — подал наконец голос Ершевский.

— Минуточку, — тут вперед выдвинулся один из пришедших милиционеров в звании капитана. — Я тоже должен что-то доложить своему руководству. Кто мне чиркнет писульку, что здесь все нормально?

— А это кто? — спросил руоповец Чичивасина.

— Понятия не имею, — ответил он.

Милиционер представился:

— Капитан Величко из коровинского РОВД.

Руоповец встал и также представился общественности:

— Майор Пряхин, управление по борьбе с организованной преступностью.

Милиционеры радостно пожали друг другу руки.

— Вы еще поцелуйтесь! — прокомментировал сцену вконец разнервничавшийся Чичивасин.

— Ну, ты тоже не загибай! — сказал ему Пряхин. — Чего это ты так расклеился? Сейчас сядем, покурим, подумаем, что написать.

— Ничего я не собираюсь писать! И вообще, не выношу сигаретного дыма! — заорал на ментов полицейский.

— А чего ты так на меня орешь? — завелся Пряхин. — Я что, сюда поссать приехал? Я нахожусь на задании, изволь соблюдать приличия!

— Да-да, — поддакнул Величко. — Ведите себя прилично.

— Да пошел ты! — заорал во весь голос Чичивасин.

В этот момент разгоравшиеся страсти остудил ровный и спокойный бас, который произнес:

— Здравствуйте, товарищи! Что здесь происходит?

Спорящие полицейские и менты разом повернулись и увидели стоящего на пороге невысокого лысого человека в плаще и в очках с толстыми линзами.

— Вы кто? — разом произнесли Чичивасин, Пряхин и Величко.

Вошедший медленно полез в карман, достал оттуда удостоверение:

— Городская прокуратура. Старший советник юстиции Кумыкин. Так что здесь происходит? — снова повторил он вопрос.

Руоповец не спеша закурил и сказал, выдохнув в пол струю дыма:

— Сложно сказать…

— Как что? — подал голос Тополянский, который к этому моменту уже вынул из кармана фляжку и восстановил алкогольный баланс в своем организме. — Полагаю, что разборка. Хорошо, что без стрельбы обошлось. Ребята друг другу на пальцах объясняют, кто здесь круче.

Прокурор потоптался, окинул взглядом помещение и сказал, обращаясь к Чичивасину, Пряхину и Величко:

— Полагаю, нам с вами лучше удалиться в соседнюю комнату.

Все четверо удалились из большого зала. Наступила томительная пауза, и «арестованные», и их надзиратели стали прохаживаться по комнате.

Женщины выстроились в очередь перед туалетом навести порядок снаружи и внутри организма. Веселов зарядил свой сотовый и начал с кем-то беседовать. Оперативники в камуфляже стали переговариваться друг с другом, кое-кто даже заговорил с охраняемыми. Инициативу в данном вопросе проявил Тополянский, который в качестве затравки для разговора предложил двум оперативникам полиции и РУОПа выпить. Те, помявшись, отказались, сказав, что они на службе. После этого Женя без обиняков поинтересовался у своих собеседников, когда им последний раз давали зарплату. Они снова помялись и неопределенно высказались в том смысле, что довольно давно. Они и рады были бы сменить работу, но пойти некуда.

— Зря вы так, — успокаивающе сказал Женя. — Профессионалы везде нужны. Наши парни из охраны, например, весьма довольны своей работой.

Руоповцы и полицейские живо заинтересовались размерами оплаты труда, и дело уже шло к тому, что служба охраны ассоциации пополнится новыми кадрами, как в зал вошло «великое вече».

Прокурор громогласно заявил, что произошло недоразумение.

— Если господина Ершевского и других присутствующих здесь людей устроят извинения налоговой полиции, они сейчас же будут представлены, и на этом инцидент будет исчерпан, — сказал прокурор, обводя взглядом людей в комнате.

— А если не устроят? — вновь выдвинулся вперед Тополянский, вальяжно помахивая фляжкой.

Прокурор внимательно посмотрел на него сквозь толстые линзы и произнес:

— Желательно, чтобы устроили. В противном случае будут серьезные осложнения, которые, на мой взгляд, не нужны никому.

Ершевский подумал и сказал:

— Хорошо. Я согласен. Но я должен позвать всех сотрудников фирмы.

Чичивасин залился краской и посмотрел на Тополянского ненавидящим взглядом. Все подождали явившихся из туалета дам и заслушали сбивчивые и скупые слова извинений за случившееся. Из «уазика» принесли изъятые в офисе бумаги, которые, впрочем, никакой ценности для налоговой полиции и не представляли. Вооруженные люди постепенно начали рассасываться, и офис перестал напоминать лагерь для военных сборов.

Несмотря на интенсивность событий, время пролетело быстро, и на улице стало темнеть. Женщин тут же отпустили по домам к плачущим детям, мужчины побежали к соседнему ларьку за водкой.

Мы с Гайдуком вкратце обсудили происшедшее.

Как я выяснил, начальник штаба, подъезжая утром из избиркома к офису, обнаружил вламывающихся в дверь людей в камуфляже. Он быстро сообразил переписать номера автомашин и через знакомого гаишника выяснил, что они принадлежат налоговой полиции. После чего Гайдук начал действовать решительно, направившись в Коровинское РОВД, где попросил дать ему в сопровождение милиционеров, поскольку ситуация была неясна. Свою утреннюю задержку начальник штаба объяснил просто:

— Отрывал яйца председателю избиркома.

— А кто же вызвал РУОП и прокуратуру? — спросил я.

Гайдук недоуменно пожал плечами:

— Я полагал, что кто-то из вас…

— Нам было сложно это сделать, мы все подметали лицами пол офиса. Может быть, какой-то доброжелатель из соседних офисов или жильцов дома напротив?

И тут я сообразил, что, похоже, этот самый доброжелатель находится у меня дома, в потайной комнате, и зовут его Пентиум Видимо, он залез в Сети налоговой полиции и обнаружил там распечатку приказа на проведение обыска в фирме «Корабль Иштар», после чего решил действовать на свой страх и риск. Ну что ж, осуждать его за это у меня не было никаких оснований.

Гайдук тем временем рассказал мне, что председателя избиркома Азизова вчера попросили не торопиться с выдачей кандидатских удостоверений тем, кто до сих пор их не забрал. Таковым оказался один Ершевский. Кто звонил, председатель избиркома не уточнил, сказав лишь, что звонок был из губернского правительства.

Гайдук, по его словам, применил всю мощь своего дара убеждения, чтобы заставить господина Азизова поставить печать. В конце концов, ему это удалось, когда он напомнил Азизову об услугах, которые некогда Гайдуком были ему оказаны, а также намекнул на прошлые грешки Азизова перед законом. После этих слов я утвердился в мысли, что Гайдук является особью, которой не требуется мыла, дабы влезть в чужой зад. Порадовавшись за то, что такой человек есть именно в нашем штабе, я откланялся и отправился домой.

Дома первым делом я поблагодарил Приятеля за оказанную помощь. Он не дал мне погрузиться в излишнюю компдиментарность и перешел к делу.

По его мнению, в ближайшее время следовало ожидать очередных наездов структур, заинтересованных в победе на выборах противников Ершевского.

В этой связи было необходимо нанять опытного юриста, сведущего в вопросах недвижимости. Кроме того, Приятель представил мне текстовой файл с подробностями убийства Филимонова, позаимствованный им из компьютера УВД.

Я включил режим просмотра. Вкратце дело обстояло следующим образом: в день убийства Филимонов находился в баре «Северный» с семи часов вечера в компании некоей Ольги Трушкиной, которая уверяла, что является его старой знакомой.

К бару Филимонов подъехал на собственном джипе «Тойота-Лендкрузер». В девять часов вечера парочка, посидев за столиком, засобиралась. Дама перед выходом задержалась, зайдя в туалет.

Филимонов же отправился к своему автомобилю, который стоял рядом на стоянке. Нападение было совершено в тот момент, когда убитый открывал дверь «Тойоты». Убийца прятался на территории автостоянки, ожидая свою жертву. Филимонову были нанесены три удара: два в область сердца, один — в шею. Удары был нанесены острым предметом, предположительно охотничьим ножом. Все они были смертельными, Филимонов скончался на месте. Следов борьбы и сопротивления не обнаружено.

У убитого при себе находился бумажник с крупной суммой денег, со слов его спутницы, — предположительно, тысяча долларов, который был убийцей украден. В связи с этим не исключается версия ограбления. Однако в милиции ее считают маловероятной, поскольку у жертвы было еще несколько ценных предметов, а именно: золотые часы, запонка для галстука, перстень, которые преступник не взял.

После того как я просмотрел файл, Приятель вывел на монитор свой собственный текст, который гласил:

ПО ПОЛИТИЧЕСКИМ СООБРАЖЕНИЯМ НЕОБХОДИМО СРОЧНО ЗАНЯТЬСЯ РАССЛЕДОВАНИЕМ УБИЙСТВА ФИЛИМОНОВА, ТАК КАК УБИЙСТВО ПОСЛЕДНЕГО КОСВЕННО СВЯЗЫВАЮТ СО ВЗРЫВОМ НА ПУТЕПРОВОДЕ.

Для этого мне нужно было ни больше ни меньше, как ВСТРЕТИТЬСЯ С РИТОЙ «РЫЖЕЙ» И ПОЛУЧИТЬ ПОДРОБНУЮ ИНФОРМАЦИЮ ОБ ОЛЬГЕ ТРУШКИНОЙ.

«Интересный поворот дела», — подумал я, закуривая. Надо же, а у меня еще были сомнения по поводу того, стоит ли рассказывать Приятелю о своих похождениях. Так как я не знал фамилии Риты, она была представлена в моих отчетах именно как «Рыжая».

Сделав три затяжки, я задал Приятелю вопрос:

С ЧЕГО ТЫ ВЗЯЛ, ЧТО РЫЖАЯ ЗНАКОМА С ТРУШКИНОЙ?

Он ответил, что ОЛЬГА ТРУШКИНА НЕ РАЗ ЗАДЕРЖИВАЛАСЬ ЗА ЗАНЯТИЯ ПРОСТИТУЦИЕЙ И СЕЙЧАС ПОДРАБАТЫВАЕТ В ФИРМЕ «КРИСТИНА», ГДЕ И РАБОТАЕТ ТВОЯ ШЛЮШКА.

Я хотел возмутиться и высказать Приятелю свое недовольство его манерами, но момент был напряженный, и я решил не связываться. Докурив сигарету, я затушил ее в пепельнице, прошел к телефону и набрал номер квартиры Риты. К счастью, она была дома, — видимо, сегодня не работала. Я попросил ее срочно взять такси и приехать ко мне по очень важному делу.

Рыжая пыталась поиронизировать по поводу очень важных дел, которые мужчины иногда имеют с женщинами, но я резко прервал ее и заявил, что ситуация серьезная и что мне не до шуток. Она сказала, что скоро приедет.

Через полчаса я открыл ей дверь. Она спросила, что стряслось и насколько это серьезно. Я быстро ответил, что пока ничего не стряслось, но мне необходима ее консультация.

Она прошла в комнату и уселась на диван. Я решил обойтись сегодня без формальностей типа предложения чая или кофе и сразу взял быка за рога:

— Ты должна знать некую Ольгу Трушкину. Она работает в вашем агентстве досуга.

Рыжая очень удивилась:

— Да, работает… Но тебе-то она зачем?

— Думаю, что мне нужно с ней переговорить.

Рыжая пожала плечами и с нотками ревности в голосе сказала:

— Телефон агентства ты знаешь, звони и заказывай. И ты за этим меня вызвал?

— Ты не поняла, — раздраженно сказал я. — Убили кандидата в депутаты Филимонова. В вечер убийства он был с Трушкиной.

Рыжая задумалась.

— Сегодня Ольга не работает, у нее выходной, — наконец сказала она. — А завтра я могу попробовать договориться о встрече. Я позвоню…

— Можешь заехать, — сказал я и улыбнулся.

— Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? — кокетливо спросила меня Рита.

Я немного подумал и согласился с ней. Я решительно встал со стула, взял ее за руку и повел в спальню.

Утро следующего дня, в отличие от прошедшей ночи, не принесло ничего хорошего.

Явившись как всегда в девять в офис, я увидел напряженно беседующих между собой Гайдука и Джаванидзе. Я вспомнил, что Джаванидзе отсутствовал на вчерашних разборках с налоговой полицией, и подумал, что, видимо, хитрый кавказец каким-то шестым чувством угадал возможные неприятности и не явился. Я подошел к беседующей парочке и, поздоровавшись, спросил, есть ли у нас проблемы.

Мне ответили, что пока нет, но, возможно, будут.

— Сегодня звонил директор фирмы «Весна», у которого «Корабль Иштар» арендует офис, и сообщил, что изменились условия аренды, — сказал Гайдук.

— Что он имел в виду? — попробовал уточнить я.

— Он считает, что по его экономическим прогнозам в связи с повышением тарифов на междугородные телефонные разговоры должны автоматически повыситься все эксплуатационные расценки на содержание здания, как-то: водопровод, канализация, электроэнергия, — начал объяснять Гайдук.

— Канализацию-то мы им починим — это входит в нашу предвыборную программу, — вставил Джаванидзе. — А вот остальное…

— Что, телефон так много жрет? — спросил я.

— Нет, это новый директор так широко мыслит, — мрачно пошутил Гайдук. — Он уже выслал к нам управляющего, которого зовут Марат Тахирович. Он с минуты на минуту здесь появится.

— Марат как? — спросил я.

Мне повторили.

— А можно, во избежание казусов, я буду звать его просто Марат? — спросил я.

Гайдук с Джаванидзе серьезно задумались и в конце концов сказали, что лучше звать «господин управляющий».

— А что случилось со старым директором? — задал я еще один вопрос.

— Помер, — как бы между прочим сказал Джаванидзе. — Сердце… А я думал, что он еще протянет…

— Хотя бы до конца выборов, — заметил Гайдук.

— Не судьба… — отозвался я.

В дверь постучали, и Вова впустил высокого худощавого мужчину лет тридцати… Рябое лицо, коротко стриженные волосы, немигающий пронзительный взгляд… Нам с Гайдуком бросилось в глаза, что он был одет в камуфляжные штаны и джинсовую куртку. Если к куртке у нас не было никаких претензий, то камуфляж со вчерашнего дня вызывал аллергию. Рябой подошел к нам и представился:

— Меня зовут Марат Тахирович. Кто из вас Ершевский?

Мы трое переглянулись, потом Гайдук ответил:

— Пожалуй, никто.

— А где мне его взять?

— Взять его можно только с санкции прокурора, и то только после семнадцатого числа, — ответил я.

— А кто вы? — вперил в меня взгляд Марат Тахирович.

— Я начальник его службы безопасности. Вот этот господин является начальником его избирательного штаба, — сделал я жест в сторону Гайдука. — А это, — я показал рукой на Джаванидзе…

Альберт опередил меня и сказал:

— Моя фамилия Джаванидзе.

Управляющий, видимо, понял это как условный знак и, потеряв к Альберту всякий интерес, заговорил с Гайдуком. Наверное, слово «штаб» для него звучало авторитетнее, чем «служба безопасности».

— Мне нужно срочно поговорить с Ершевским по вопросу оплаты аренды.

Гайдук прикинулся «шлангом» и сказал, что Ершевского в офисе нет, а по вопросу оплаты аренды можно поговорить с бухгалтером — она покажет все необходимые платежные документы, поскольку аренда оплачена на год вперед.

— У вас не правильно оплачена аренда! — категорически заявил Марат Тахирович.

— Что вы имеете в виду? — спросил Джаванидзе.

— Вы заплатили меньше, чем должны.

— Уважаемый, мы заплатили строго в соответствии с договором, заключенным с фирмой «Весна», — отчеканил Джаванидзе. — А вы сейчас собираетесь разорвать договор, чего нельзя делать в одностороннем порядке, и требуете с нас плату, в десять раз превышающую ту, которую мы внесли.

— Вы не правильно заплатили, — упрямо повторил Марат. — Вы должны нам гораздо больше.

Если вы завтра не покажете платежку на всю эту сумму, мы вас отсюда выселим.

У Джаванидзе кончилось терпение, в разговор вступил Гайдук:

— Через два часа с вами свяжется наш адвокат, господин Дорфман. Я полагаю, что вам с ним будет целесообразнее обсудить последствия ваших действий. А сейчас прошу не сбивать нас с рабочего ритма, у нас очень много дел.

После этой фразы я кивнул Вове, он встал за Маратом Тахировичем и шумно засопел. Управляющий посмотрел на нас исподлобья и, не глядя на Вову, направился к выходу.

— Что они реально могут сделать? — спросил Гайдук Джаванидзе.

Тот ответил:

— Если брать в расчет закон — то ничего. Если брать в расчет их мозги — то все, что угодно.

Через два часа действительно появился Дорфман, высокий статный мужчина с пышной седой шевелюрой и зычным голосом профессионального адвоката. Он тут же созвонился с директором фирмы «Весна», договорился с ним о встрече и уехал. Он появился снова через три часа и объяснил Ершевскому, что, скорее всего, мирно договориться не удастся. Дорфман коротко прокомментировал:

— Доводы бессмысленны. Это люди отмороженные. Полагаю, что это заказ и они будут действовать до конца.

— Война так война, — сказал Ершевский. — Будем судиться.

Его оптимизмом, однако, никто из присутствующих не заразился. Вечером после очередной встречи с избирателями и планерки все разъехались по домам в тревожном настроении.

Вечером мне позвонила Рита. Она сообщила, что встречу с Ольгой Трушкиной сможет устроить завтра. Для этого мне достаточно быть дома в районе девяти. Как мне пояснила моя подружка-проститутка, несмотря на то что Ольга отличается щедрыми телесами, щедростью натуры она обделена.

Поэтому время беседы я должен буду оплатить по тарифам «Кристины». Я тут же согласился.

Утром следующего дня я приехал в офис в обычное время. К половине десятого собрался весь штаб, приехали даже Яровой и Чернобородов. На короткой утренней планерке обсуждалась пресса последних двух дней. Кроме некрологов по поводу трагической гибели Филимонова, стали появляться статьи, действительно увязывающие взрыв на путепроводе с убийством кандидата, с соответствующими намеками, что последнее может быть ответом на первое. В одном из фельетонов долго обыгрывалась ситуация, что в предвыборной борьбе все средства хороши, и если так пойдет дальше, то до финишной черты не дойдет ни один из кандидатов. Придется назначать перевыборы, а это большие расходы для государства. Автор, видимо, считал себя гением юмора.

На совещании были согласованы основные моменты статьи, написание которой было поручено Джаванидзе и в которой должна была прозвучать суровая отповедь клеветникам. Я пообещал взять на контроль ход расследования убийства Филимонова.

В два часа дня в офисе появился пресловутый Марат Тахирович и снова потребовал платежку на сумму, которую «Весна» считала разницей между уплаченной ранее арендной платой и той, которую «Корабль Иштар» должен был уплатить согласно новым порядкам. Услышав в ответ, что платежка не может быть предоставлена в силу того, что эти деньги никто и не собирался переводить, управляющий как-то даже обрадовался. Он с ехидной улыбкой сказал:

— Нам придется принимать меры.

В ответ присутствующий здесь Дорфман потребовал, чтобы эти меры не противоречили закону, иначе у «Весны» будут серьезные проблемы. Управляющий не ответил и удалился.

Ближе к пяти часам Ершевский активно засобирался на очередную встречу с избирателями. Охранник Саша, сидевший в холле и смотревший видик, как раз менял очередную кассету, как неожиданно услышал подозрительные звуки снаружи. Он подошел к глазку и увидел суетящихся рабочих. Он попытался открыть дверь, но это у него не получилось. Вглядевшись в глазок повнимательней, Саша заметил, что она подперта с наружной стороны бревном. Он подошел ко мне и обратился с исконно русским вопросом «что делать?». Я дал команду попытаться вышибить дверь, призвав на помощь еще одного своего подчиненного. Пока Саша и Миша занимались этим увлекательным занятием, я пытался объяснить через дверь работягам, что их действия незаконны и они будут отвечать.

Офис постепенно начал, образно говоря, «вставать на уши». Мы вместе с Вовой кинулись к запасному выходу, но он тоже был закрыт.

— Что происходит? — спросил меня выбежавший из своего кабинета Ершевский.

— Сейчас узнаем, — ответил я. — Думаю, что они хотят нас замуровать.

В подтверждение моих слов снаружи заработала сварка.

— Ну, вот и все, замуровали, — резюмировал Гайпук. — Надо срочно звонить в милицию.

— Я уже пытался это сделать, — заметил Джаванидзе. — Но телефоны отключены.

Тут все посмотрели на Веселова, никогда не расстающегося со своим сотовым. Он снял с пояса кожаный футляр, вынул трубку и протянул ее Ершевскому. Тот позвонил в дежурную часть и сообщил, что творится безобразие и что дверь офиса заваривают хулиганы.

— Какого офиса? «Корабль Иштар»? С вами один геморрой… — вежливо ответили на том конце провода. — Сейчас дежурный освободится, тогда приедем…

Я дал команду своим гололобым осмотреть решетки на окнах. Они живо разбежались исполнять.

Через десять минут подъехала милиция и стала объяснять, что она не может войти в офис и оказать помощь, поскольку дверь заварена и вокруг никого нет. Милиционерам стали объяснять, что помощь надо оказывать как раз снаружи. Для этого нужно разварить дверь и выпустить сотрудников. Милиция, посовещавшись, сказала, что она сделает все возможное. Перспектива была не слишком оптимистична, но тут подбежал охранник Миша и сказал, что решетка окна, ведущего во двор здания, не очень хорошо закреплена — при желании ее можно было высадить. Я дал ему в подмогу Вову, и они вдвоем принялись активно дубасить по решетке ногами, обутыми в лакированные ботинки. Поскольку решетка с трудом поддавалась, страсти у наблюдавших сцену накалялись. Наконец, они потребовали, чтобы и охранник Саша присоединился к ним.

Тот, взяв на вооружение один из стульев на колесиках, принялся помогать.

Когда решетка поддалась, мои подчиненные чуть было не вылетели вместе с лакированными ботинками и стулом на улицу. Высадившись наружу, охранники начали эвакуировать жаждущих выбраться как можно быстрее из офиса людей. Вова побежал на ближайшую стройку в надежде найти там какой-нибудь сварочный аппарат. Наконец, когда все сотрудники выбрались на улицу, последним покинул «Корабль Иштар» Ершевский, как истинный капитан. К тому времени Вова оббежал окрестности и в каком-то ЖКО нашел полупьяного сварщика, который вызвался за скромную сумму помочь разблокировать офис.

К офису подъехало еще несколько милицейских машин, и собравшиеся менты с интересом стали наблюдать, как охранники подтаскивают сварочный аппарат и подводят сварщика к рабочему месту.

У того, как ни странно, все быстро получилось, и дверь была разварена. Вся наша избирательная команда вместе с ментами зашла в офис, оставив на всякий случай одного из милиционеров снаружи.

Милицейское начальство при участии Дорфмана занялось составлением протоколов, заявлений, исков в разные инстанции на волюнтаристские действия владельцев здания.

Я посчитал, что с этим они прекрасно справятся и без меня, и отправился на запланированную встречу с Ритой и Ольгой Трушкиной. Я едва успел перекусить, как раздался звонок в дверь — в мою прихожую ввалилась Рыжая в сопровождении крупной брюнетки. Она улыбалась мне во всю ширь своего ярко напомаженного рта, в котором ослепительно сверкали два золотых резца. Похоже, что я не произвел на нее должного впечатления, поскольку после придирчивого осмотра улыбка немного сползла с ее лица.

Но всего лишь чуть-чуть. Через несколько минут общения с ней я понял, что она улыбается всегда, прямо как Гуинплен: когда это имеет причину, лицо принимает выражение разнузданной веселости, когда же причины отсутствуют — это носит характер некоего дебилизма. Глупость и веселье, скорее всего, составляли сущность ее натуры и смысл ее жизни.

Я усадил дам в зале и предложил им чаю. Они не отказались. После того как напиток был разлит, я спросил у Трушкиной:

— Рита, наверное, объяснила тебе, ради чего мне необходимо с тобой поговорить?

— Ну так, в общих чертах, — кокетливо сказала проститутка.

— Меня интересуют твои отношения с Филимоновым.

— Прямо как в милиции, — вовсю улыбаясь, продолжала она кокетничать. — Чем занимаетесь?

В каких отношениях состоите с потерпевшим?

Я смутился и задал еще более глупые вопросы:

— Меня интересует: как давно вы были знакомы, насколько вы были близки?

— Насколько? Насколько? Насколько заплатит — настолько и близки… А платил он нех…во.

Поэтому близость у нас была!.. Ух!.. Кстати, — туг ее тон стал деловым, а улыбка более напряженной. — Мне сказали, что наша с вами встреча тоже оплачивается. Я правильно говорю? — она покосилась на Рыжую.

— Да, конечно, можешь не беспокоиться, все будет оплачено по вашим ставкам, — тут же ответил я.

— У нас не ставки, у нас расценки, — поправила меня Ольга.

— Это не важно, — заметил я. — Так все же как давно ты была знакома с Филимоновым?

— Ну, может, месяц, полтора… — растягивая слова, ответила Ольга.

— И где вы познакомились?

— В бане. Нас туда целой кодлой привезли, у них там большая бухаловка была… Эх, и почумились они там!

— То есть он был твоим клиентом?

— Ну, вроде того, — прогундосила она.

— Но вы, как я понял, встречались с ним и в нерабочее время…

— Да, он запал на меня, — произнесла она с оттенком гордости. — Хату мне снял, каждый вечер наведывался. По кабакам водил…

— Ясно. В баню больше не брал, — усмехнулся я.

— Отчего же? Брал. Но уже так, как свою подружку. На какие-нибудь встречи, деловые беседы…

— В офисе, что ли? — спросил я.

Она снисходительно улыбнулась и вытащила сигареты. Закурив, она эффектно, как ей казалось, выпустила дым и, сохраняя снисходительный тон, сказала:

— В бане-то договориться проще! Распарятся, выпьют, девочек пригласят — так лучше проблемы решаются…

— За несколько дней до трагедии он проявлял какое-нибудь беспокойство? Говорил тебе, что ему угрожают?

— Он со мной о делах вообще бесед не вел, — ее тон приобрел оттенок доверительности. — Считал, что не моего ума это дело. И я с ним, в общем, согласна — мое дело маленькое. Мужику настроение поднять, чтобы в постельке не заскучал…

— А кухня, стирка, глажка? — спросил я почти машинально.

— Это уж кто для чего приспособлен. Кто-то работает руками, кто-то головой, кто-то…

— Да-да, — сказал я. — Кто во что горазд… А кто там был, на этой большой вечеринке в бане?

— Как кто? Я была, Ритка, Томка, Оксана… Да много нас было…

— Нет, я имею в виду, кто был не из вас, а из ваших клиентов…

— Откуда нам их всех знать? — подала голос Рыжая. — Они же нам не представляются… Было их человек пять и еще их «шестерки». Всякие там шоферы, телохранители…

— Кстати, — пришла мне в голову мысль. — А какая Оксана была там? Случаем не Булдакова?

— Она самая, — ответила Рыжая. — Через два дня после этого вечера она пропала.

— Ас кем она была в этот вечер? — спросил я.

— Это Ольга лучше знает — они вместе с Ксюхой обслуживали Филимонова с каким-то мужиком.

Я вопросительно посмотрел на Ольгу. Та, помявшись, ответила:

— Ну и что? Обслуживали… Я — Гошу, она — этого мордоворота. Классно почумились! Сначала мы им на столе под музыку танцевали, потом они нас на этом же столе трахнули. А затем они сказали, чтобы мы музыку выключили и отправлялись в бассейн плавать — им надо было о каких-то делах поговорить. Потом мы с Филимоновым отчалили, а Ксюха с мордастым к остальным присоединились.

— Чем закончился вечер? — спросил я у Риты.

— Как обычно — к трем ночи все усосались и рассосались. Мы втроем с Оксаной и Томой переночевали в люксе, а утром взяли тачки и по домам разъехались.

— Да, — помолчав, сказала Рыжая. — У меня для тебя еще одна информация, по твоему профилю. Вчера убили еще одну проститутку. Она, правда, в последнее время в другом агентстве работала, с полгода как от нас ушла.

— И как это случилось?

— Говорят, что ее также сначала изнасиловали, пытали, потом убили. Ножевые ранения в область живота и шеи. Менты говорят, что в городе появился простигуточный маньяк. Обоих девчонок сначала предположительно увозили куда-то, а потом выкидывали их трупы в заброшенных местах.

Мы все на минуту замолчали, каждый думая о своем. Я подумал, что смысла продолжать беседу больше нет, и поинтересовался у Трушкиной, во сколько мне обошлось мое общение с ней. Она посмотрела на часы, долго что-то считала в уме, вводя, видимо, понижающие и повышающие коэффициенты, и в конечном счете выдала мне сумму. Я тут же расплатился, и проститутки покинули мой дом — им пора было на службу. А она, судя по последней информации, становилась все опаснее и труднее.

Немного погодя я отправился в потайную комнату на свидание с Приятелем. Выслушав меня, он сообщил, что НЕОБХОДИМО СРОЧНО ВЫЯСНИТЬ СПИСОК ПРИСУТСТВОВАВШИХ НА ВЕЧЕРИНКЕ В БАНЕ КЛИЕНТОВ.

УСТАНОВИТЬ ОХРАНУ И НАБЛЮДЕНИЕ ЗА ОЛЬГОЙ ТРУШКИНОЙ. ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ПРЕДПОЛАГАТЬ, ЧТО ЕЕ ЖИЗНЬ В ОПАСНОСТИ.

Я удивился и подумал, что Приятель перестраховывается. Однако я не стал спорить, но решил, что охрана Трушкиной подождет до утра, и прекратил сеанс.

Утром же я первым делом позвонил Рыжей. Она была дома и, по ее словам, только что вылезла из-под душа. На мой вопрос, где можно сейчас найти ее приятельницу, она ответила, что, видимо, у мамочки.

— А где живет ее мамочка?

— Это не ее мамочка. Это наша как бы общая мамочка.

— Не понял. У вас что, мать вашу, одна мамочка?

— Мамочка — это кличка, тупица! Мы у нее иногда «калымим». Она сдает нам свою квартиру для встреч с клиентами. Там сейчас Ольга и отсыпается.

— У нее же есть своя хата, снятая Филимоновым…

— Вчера она была не в состоянии туда добраться.

«Ну и слава богу», — подумал я. «Если ей грозит опасность, то в первую очередь искать ее будут именно там». Я попросил Рыжую дозвониться до Мамочки и передать Трушкиной, чтобы она не выходила из дома до моего приезда. После этого я поехал на работу.

Офис уже «разварили» со всех сторон, выбитую охранниками решетку поставили на место, женщины успокоились, мужчины приободрились… Дорфман повез письма и жалобы по прокуратурам и судам. Тополянский отправился «ломать» местных ментов, чтобы они подали представление на возбуждение уголовного дела по факту хулиганства и терроризма, Джаванидзе накропал огромную статью на пол-полосы, где в сочных выражениях, с южным темпераментом описал факт вопиющего вандализма и нарушения основных конституционных прав граждан, таких, как право на свободу и право на свободу выбора.

Проходя мимо туалета, я услышал из-за закрытой двери голос Веселова, разговаривающего по сотовому с издательством и требующего первые пять тысяч экземпляров тиража газеты «Живи и богатей» к часу дня. Подозвав к себе охранника Сашу, я объяснил ему суть дневного задания, и мы отправились к так называемой Мамочке.

Жилище последней располагалось на горе в районе Аэропорта. На небольшой возвышенности стояло несколько девятиэтажек, подъездная дорога к которым плавно тянулась по склону горы. Как ни странно, дверь нам открыла сама Трушкина со своей неизменной радостной улыбкой.

— Вы опять хотели меня видеть? — спросила она. — По какому поводу на сей раз?

Я решил не церемониться и сразу перешел к сути дела:

— У меня есть подозрение, что тебе угрожает опасность. Этого молодого человека зовут Саша, сейчас ты его покормишь и напоишь, после чего он отправится вниз и будет дежурить у подъезда до моего прихода вечером. Никуда далеко от дома не уходи. Вечером мы продумаем, как тебя охранять ночью во время твоей работы.

Последние мои слова она почти не слышала, настолько была поглощена разглядыванием фактуры охранника Саши. Я понял, что ей уже что-либо бессмысленно говорить, и, уходя, бросил Саше:

— Когда она тебя накормит и напоит, спать укладываться не давай. Лишу премиальных.

Саша молча усмехнулся и кивнул головой.

В офисе «Корабля Иштар» температура кипения жизни повышалась час от часу. Из прокуратуры вернулся Дорфман и сказал с присущей адвокатам осторожностью, что дело имеет хорошие перспективы, но шансов мало. Даже для понимающего все с полуслова Гайдука эта фраза таила в себе некоторые неясности, а что уж говорить о Диме Столярове, который отреагировал в духе: «Чего он сказал?»

Дорфман кинулся в витиеватые рассуждения о том, что прокуратура готова пойти навстречу, но до выяснения всех обстоятельств он ничего сказать не может. Единственно конкретное, что ему сказали в прокуратуре, — это то, что «заваривать дверь в офисе — это дурной тон».

— Не очень вдохновляюще, — прокомментировал Гайдук.

Не слишком вдохновил и прибывший Тополянский, просто и ясно объяснивший, кто такие менты и что делу — п…дец. Когда его попросили пояснить, почему он сделал такие выводы, он ответил, что у ментов просто нет свидетелей.

— Как нет?! — заорали все хором.

— Так и нет, — сказал Тополянский, доставая свою фляжку. — Ищут…

Единственный положительный момент вчерашних происшествий заключался в том, что арендодатели исчезли из поля зрения и никоим образом себя не проявляли. На общем собрании было решено продолжать долбать оных в газете и прокуратуре. Также было решено послать сотрудников в ближайшие дома с целью отыскать свидетелей происшествия. Всерьез на успех никто не рассчитывал, но предполагалось, что подобные шаги угомонят арендодателей хотя бы на период выборов.

Не успели все разбрестись по своим кабинетам, как Ершевский вновь собрал всех присутствовавших на очередное совещание. На сей раз поводом послужила информация, что по Борисычевому оврагу и его окрестностям ходят группы молодых парней, крепких и коротко стриженных во главе с более старшими товарищами, также в штатском, и ведут какие-то странные беседы с избирателями.

Главной составляющей этих бесед была настойчиво внедряемая в умы людей мысль о том, что на самом деле главным радетелем и благодетелем коровинцев является генерал Муханев, начальник воздушно-десантного училища. Что именно на его средства, едва ли не личные, строится «нев…еннный сортир» (формулировка агитаторов) и тянутся водопровод с канализацией, Присутствующие пришли к общему мнению, что пакостят орлята генерала Муханева, будущие десантники, переодевшиеся в штатское. Джаванидзе тут же предложил активизировать весь компромат на генерала, который приберегали на конец предвыборной кампании. Мне же было поручено расследовать эти инциденты и постараться, не нарушая законы и приличия, свести данную агитацию на нет. Я бодро ответил, что приложу все свои старания.

После этого мы все отправились на встречу с избирателями оврага, которая должна была состояться непосредственно около строящегося сортира.

Агитаторы снова хорошо поработали и собрали «нехилую» толпу, которая окружила стены недостроенного функционального здания. Если проводить аналогии с семнадцатым годом, то броневиком была куча кирпича внутри туалета, а в роли Ильича последовательно перебывали Гайдук, Чернобородов и Ершевский.

Основной «торпедой» для избирателей являлся директор овощехранилища «Поле чудес» Адриан Чернобородов. Ему было предоставлено слово после краткой вступительной речи Гайдука. И он не подкачал. Со свойственной ему гнилоовощной фантазией он объяснил собравшимся в начале своей речи, в какой, собственно говоря, клоаке они проживают. Это было сделано с такими чуждыми светскому обществу подробностями, что все присутствующие готовы были закрыть свои носы платками. И вот когда даже у представителей штаба уже не было сил дышать тем смрадом, который был навеян речами Чернобородова, и они едва не спихнули его с кучи кирпича, оратор перешел наконец к описанию того светлого, чисто-озонированного будущего, которое ожидает обитателей оврага, как только дворец отхожестей «распахнет свои гостеприимные объятия». После этих слов воздух стал казаться значительно чище, и всем полегчало.

Ершевский, взяв эстафету у Чернобородова, перевел митинг в более привычное и менее экзальтированное русло. Однако, по общему мнению всех присутствовавших, встреча явно удалась, и спускавшиеся с кирпичей по шатающимся деревянным «козлам» члены штаба были приветствованы отнюдь не жидкими аплодисментами. Довольные удачно проведенной встречей, вернувшиеся в штаб члены команды отправили Тополянского и Столярова по своим складам и конторам за спиртным и закуской. Я откланялся и отправился на квартиру к пресловутой Мамочке, захватив с собой охранника Вову.

Подъехав к дому, мы застали сидящего в «БМВ» и откровенно скучающего Сашу.

— Все тихо? — спросил я.

— Угу, — ответил Саша. — Объект из дома не выходил, зато приходило несколько клиентов.

— Тебя случайно среди них не было? — спросил я.

— Да нет… Вы же предупредили… — смущенно улыбнулся Саша.

— То-то же, — сказал я тоном строгого наставника. — Сейчас я покажу объект Вове, и он тебя сменит на посту.

Мы поднялись к Мамочке. Дверь нам опять открыла Ольга, поэтому у меня создалось впечатление, что она подрабатывала здесь еще и горничной.

Я представил Вове Олю, а Оле Вову, и они отправились на кухню, чтобы Вова наелся, а Оля имела возможность его внимательно рассмотреть. Сам же я пошел в зал, где за небольшим столиком сидела довольно большая компания. В центре, в кресле сидела невысокая, крепко сбитая седая женщина с короткой стрижкой лет пятидесяти. Она была одета в клетчатые красные штаны и серую кофту. Женщина носила очки с толстыми линзами, отчего ее взгляд казался коровьим. Она полулежала в кресле, держа сигарету в руках. Из-под расстегнутой кофты виднелась черная водолазка и пухленькое круглое пузцо, которое она любовно выставила на обозрение. Похоже, это и была Мамочка.

В гостях у Мамочки сегодня были: моя, можно сказать, старая знакомая Рыжая Рита; напротив нее сидели две молодые худосочные девочки в одинаковых шерстяных лосинах, подчеркивающих длину ног, — этих я сразу окрестил «нимфоманочками»; с другой стороны сидела женщина, богатая телесами, в ярко-красной кофте, с длинными серьгами в ушах, возраст этой женщины близился к сорока; про себя я стал называть ее «Матроной». Тут я вспомнил, что именно эту женщину я уже лицезрел у себя в квартире, когда ко мне завалился Женя Тополянский. Это было в первый день работы у Ершевского. Я вспомнил шутку Рыжей о том, как «першило у нее в горле» после Тополянского, и невольно улыбнулся.

Реакция на мое приветствие и улыбку у присутствующих была различной. Мамочка устремила на меня свой коровий взгляд и решительно произнесла:

— Здравствуйте!

«Нимфоманочки» вперили в меня свои горящие взгляды, мимо которых, видимо, не проходил ни один мужчина, и, радостно улыбаясь, хихикнули мне: «Здрасьте». Матрона гордо и мудро промолчала. С высоты прожитых лет она уже не могла конкурировать с молодыми с ходу, и поэтому подход к мужчине она искала издалека, внешне поначалу не проявляя к нему никакого интереса. При виде меня она что-то неопределенно буркнула. Я даже предположил, что она не узнала меня.

Я не стал ждать приглашения и уселся на диван рядом с «нимфоманочками» напротив Рыжей, чем вызвал их одобрительные смешки. Я обратился к Рите, которая делала вид, что ничего не замечает, кроме своей сигареты:

— Представь меня и объясни цель моего визита.

Пожалуйста.

— Кто ты такой, я уже всем объяснила. А о целях расскажешь сам. Заодно и объяснишь, какого хрена твои гоблины сторожат хату, стремая клиентов.

— Мои охранники сторожат не хату, а вашу подружку Ольгу, которой угрожает серьезная опасность, — сказал я. — А учитывая то, что смертность среди вашего брата в последнее время резко повысилась, вы мне за это еще и деньги должны приплачивать.

— Да я, например, ничего против не имею, — расширяя по максимуму свои коровьи глаза, промолвила Мамочка. — Пусть сидят, лишь бы клиентам на глаза не попадались.

— Это мы решим, — мне неожиданно захотелось побыть крутым. — Вова! — заорал я что есть мочи. Я не исключал при этом, что он при этом поперхнулся. Тем не менее он тут же явился, что-то на ходу дожевывая.

— Вова, — сказал я уже более спокойно. — Если ты поел, спускайся вниз, отгони «БМВ» подальше, но не теряй подъезд из виду.

Вова молча кивнул и недолго мешкая покинул квартиру Мамочки.

— Ну вот, теперь можем спокойно поговорить, не шугая клиентов, — я победно посмотрел на Рыжую, которая по-прежнему делала вид, что меня не замечает. Зато я уловил восхищенные взгляды «нимфоманочек».

— Полагаю, что вы с вашим опытом могли бы рассказать мне много интересного и забавного из вашей практики. Но меня в данном случае интересует эпизод в бане профилактория завода «Техстекло» в начале сентября. По информации Риты, вы все там были.

— А вы что, романы пишете о проститутках? — спросила Матрона.

— Нет, но возможно, что после ваших рассказов напишу.

— Ой, там было столько интересного! — сказала одна из «нимфоманочек» в синем свитере. — А вы правда детектив?

— Во всяком случае, тшу себя такой надеждой, — ответил я, осознавая, что ответ излишне вычурен для интеллектуального потенциала этой девочки.

Тем не менее она с деланным восхищением раскрыла глаза.

— Меня главным образом интересуют фамилии всех присутствовавших там клиентов, — сказал я.

— Ой! — воскликнула снова одна из «нимфоманочек», в малиновом свитере. — А мы у клиентов фамилии не спрашиваем. И своих не называем.

Они нас Танями и Ленами, а мы их — Сашами и Пашами.

— И тем не менее мне нужны фамилии. Есть серьезные подозрения, что один из клиентов замешан в нескольких убийствах, в том числе и проституток. Я не исключаю того, что очередной жертвой может стать кто-нибудь из вас.

— Да как же мы вспомним, что было месяц назад?! Тут каждый день столько перевидаешь, что голова кругом идет! — сказала Матрона.

— Нет, я помню, — сказала малиновая «нимфоманочка». — Со мной был такой пожилой дядечка, он мне напоминал того старичка-школьника.

— Какого еще старичка-школьника? — удивился я.

— Был у меня один такой постоянный клиент.

У него что-то с головой.

— Да у всех у них что-то с головой! — подала голос Мамочка. — У всех крыша от спермотоксикоза едет. Даже у старых козлов.

— Ну так вот, — продолжил «малиновый свитер». — Он всегда меня вызывал на два-три часа, надевал какие-то шорты, белую рубашку с короткими рукавами, повязывал красный пионерский галстук — небось у внука сп…дил. Подсунет мне какую-то засаленную тетрадку с каракулями и заставляет меня отметки проверять. Я, значится, у него вроде мамочки. Прямо как ты у нас, Людка… — обратилась она к Мамочке.

Та гордо посмотрела на нее и искренне воскликнула:

— Упаси боже от таких б…шек-дочерей! Да я бы вас порола каждый день и замуж выдала в пятнадцать лет! Хотя кому вы на х.., сдались! У вас же там не п…ды, а трубы от ТарГРЭСа! Нет, я бы вас каждый день порола…

— Вот я его и порола, когда он двойку получал, — продолжила «малиновая» девочка. — А получал он ее каждый мой визит. Условия были таковы. Вот я его армейским ремешком охаживаю и приговариваю: будешь еще двойку получать, бесстыдник этакий? А он пищит: «Ой, мамочка, больно, ой, больше не буду». И вот пока его ремешком не отходишь как следует, у него не подымается…

— А у меня тоже старичок был, — подхватила эстафету «синий свитер». — Оченно верующий был.

Он как бабку в деревню отправит, сразу нам по телефону звонит. Не больше чем на час — сначала он молитвы читает, раскаиваться заставляет. Потом начинает по морде пощечины давать.., в качестве очищения, значит.., а уже потом трахатьначинает.

Но он у нас недолго продержался — нарвался на Ленку-Тракториху. Как только он ей въехал, она ему в ответ так засандалила, что чуть челюсть ему не свернула. Он сразу за телефон схватился, чтобы ее, стало быть, увезли, а она телефон из розетки — дерг — и кричит: «Сидеть! Сейчас будем сексом заниматься». Мол, оплатил и получай… Старик с перепугу быстренько все сделал, кончил и ее раньше времени выгнал.

— Нет, самый лучший клиент был у меня, — подала голос Матрона. — Он меня вызывал на целую ночь бухать. Разговоры о жизни у нас были самые задушевные. Ночку посидим, попьем, поговорим, — и до следующего месяца. И ему хорошо, и у меня амортизации никакой.

Я разинув рот слушал их рассказы, представляя старичка в пионерском галстуке, которого хлещет по морщинистой попке армейским ремнем молоденькая девочка; глубоко верующего христианина-садиста, бьющего пощечины; закоренелого одинокого бухарика, с которым никто не хочет говорить бесплатно ночами. Мне стало как-то не по себе от этих в общем-то веселых рассказов. Я подумал, что если бы у меня была дочь-проститутка, то это было бы одним из самых больших несчастий в моей жизни. Я автоматически вспомнил Булдакова, который не мог простить себе того, что его любимая племянница оказалась на панели и трагически закончила свою жизнь.

— Это все, конечно, очень забавно, — сказал я, — но меня сейчас интересует не это. Мне интересно, как звали того старичка в бане, а не то, на кого он похож.

Тут раздался телефонный звонок. Мамочка медленно, с достоинством опустила сигарету в красную пепельницу, на которой было написано: «Bond — вместе к новой жизни», и, развернувшись, взяла с пола трубку:

— Да… Ну… Минутку… Сейчас передам.

Мамочка положила трубку и спросила у собравшихся:

— Где у нас Ольга-то? Если хочет подработать, пусть едет.

Ольга появилась из соседней комнаты слегка заспанная. Видимо, она потеряла интерес к жизни, как только я отправил Вову с кухни на улицу, и пошла вздремнуть.

— Вот корова, б…дь, весь день дрыхнет как скотина! — бросила в ее адрес Мамочка.

— Я всегда перед сменой стараюсь отдохнуть, — ответила Ольга. — Мне еще всю ночь пахать!

— Вот езжай и паши, — назидательно сказала Мамочка. — Тебя на углу Вольской и Белоглинской, в красном «Вольво» ждет клиент. Такси обещал оплатить.

Ольга запела во всю глотку: «Дни и ночи у мартеновских печей не смыкала наша Олечка очей!» и отправилась к выходу одеваться.

Я же достал сотовый телефон и связался с сидящим в машине Вовой. Я объяснил ему, что Ольга едет на задание, на угол Вольской и Белоглинской и, скорее всего, возьмет такси.

— Следи за ней постоянно и держи со мной связь, — напутствовал я его.

Я прекратил сеанс и спросил:

— Ну… Может быть, Мамочка что-нибудь интересного расскажет?

— Я тебе что, сказительница, твою мать? — просто и без затей ответила мне Людка.

— Тогда перейдем к делу, — я обвел глазами присутствующих. — Кто-нибудь вспомнил, как зовут хотя бы одного из этих кадров, которые с вами парились? Еще раз говорю — дело крайне серьезное.

Чем скорее мы выйдем на этих людей, тем быстрее мы решим проблему вашей безопасности. К каждой из вас я приставить охранника не могу. Особенно меня интересует тот мордастый, с кем беседовал в люксе Филимонов. Одна из тех, кто там был, — Ольга, — его фамилию не знает. Оксана убита, Филимонова тоже нет в живых.

Вдруг в неожиданно создавшейся тишине щелкнул дверной замок, дверь открылась и закрылась, и послышались шаги. Человек приближался к нашей комнате. По походке я определил, что это взрослый мужчина. Внутренне я весь напрягся, рука автоматически потянулась к кобуре с «Макаровым». Каково же было мое удивление, когда в дверях появился рослый юноша с детским лицом в угрях…

— Сыночка пришел! — подала голос Мамочка, глаза ее сделались по-коровьи ласковыми.

— Что пришел? — тут же спросила она, когда схлынула первая волна радости при виде своего отпрыска.

— Чо-чо? — помямлил отпрыск, переминаясь с ноги на ногу. — Тебя повидать.

— Ух ты, заинька! — протянула Людка. — Мамочку пришел повидать, хороший мой, — продолжила она елейным голосом и вдруг деловито спросила:

— Небось денежку у Мамочки хочешь отшакалить, козлик вонючий?!

— Должен я на что-то в деревню ехать, к бабе Тоне, — гнусаво попытался выдвинуть свои аргументы сынок.

— На хрена тебе баба Тоня! Чего ты там не видел? — недовольно спросила Мамочка.

— А что мне здесь делать? У нас три дня в школе карантин. Съезжу в деревню, карасей половлю, только денег дай на дорогу.

— Сколько? — пробуравила Мамочка взглядом своего сына.

— Стольник, — вздохнул он тяжело.

— Я что тебе, миллионер, что ли, стольники каждый раз выдавать? Как будто я не знаю, куда ты их тратишь?!

— Куда-куда? — уставился в пол сынок. — Сказал же: в деревню поеду, к бабе Тоне.

— Ну, смотри, если тебя, скотина, там не будет, я тебе даже больше пятеры не дам, — сказала она и, перевалившись с одного бока на другой, засунула руку в боковой карман своих клетчатых брюк, вынула оттуда пачку денег, извлекла из нее стотысячную бумажку и двумя пальцами протянула ее своему недорослю с таким видом, как будто делает это в виде исключения в последний раз. Тот радостно хапнул деньги и, пощекотав за грудь одну из «нимфоманочек» и послав ей картинный воздушный поцелуй, быстренько пошел к выходу.

— Вот так и растет, — посмотрела она на меня сквозь толстые линзы. — Безотцовщина, б…дь!

— Ну зато женским теплом не обделен, — возразил я.

Мамочка пропустила мою фразу мимо ушей и затянулась сигаретой.

— Так, в общем, мне все это надоело, — неожиданно сказала Матрона, решительно гася окурок в пепельнице.

Все удивленно воззрились на нее.

— Я не до конца понимаю всю ту херню, которая творится вокруг. Но я вижу, что какие-то козлы ездят по городу, непонятно с какими целями похищают девчонок, потом пытают и убивают… Грохнули нашего постоянного клиента. Я думаю, что, если это связано с той вечеринкой в бане, как утверждает этот дядя, — Матрона скосила взгляд в мою сторону, — а мы там почти все были, рано или поздно они наедут и на нас. Мне же совершенно не хочется быть изрезанной ножом, а потом гнить где-нибудь за мусорным баком. Если он говорит, что может нам помочь, надо рассказать все, что мы знаем про этих людей. Лично я знаю фамилию только одного старика, похожего на «школьника». Его фамилия Пушков, зовут Евгений. Он какой-то босс на частном ликероводочном заводе «Морфий». Остальных я знаю только в лицо и по именам, которые они мне называли. Тот мордастый, о котором вы говорили, никому из нас не представлялся. Все время он находился в люксе. После того как они поговорили с Филимоновым, он ненадолго появился в компании и потом уехал. Когда мы с Оксаной остались ночевать в бане, она сказала, что его звали Сергей. Больше я ничего не знаю.

— Ну что ж, и то хорошо, — сказал я. — Если что-нибудь узнаете от своих знакомых, позвоните мне. Как меня найти, знает Рита.

Я поднялся, чтобы выйти, и тут в кармане зазвонил сотовый телефон. Я поднес трубку к уху и услышал взволнованный голос Вовы:

— Валерий Борисович, тут что-то странное происходит.

— Что именно?

— Наша подопечная спустилась с горы, вышла на трассу, я тихонечко ехал за ней с притушенными фарами…

— Ну и что? — нетерпеливо спросил я.

— А то, что она поймала тачку, и они поехали.

Но поехали совсем не туда, где ее ждет клиент — не к центру, а скорее в сторону Солнечного.

— Ты их держишь на приколе?

— Да, я у них на хвосте.

— Старайся не светиться. Там, похоже, работают опытные профессионалы.

— Нет, ничего, машин вроде много… Я слегка поотстал.

— Слушай, Вова, — заговорил я патетически. — От тебя сейчас зависит многое: заметят тебя — могут ее убить, упустишь их — ей точно хана. Ты уж не подведи меня, — совсем по-отечески сказал я.

— Не волнуйтесь, — ответил Вова и отключил связь.

Я в задумчивости засунул телефон в карман плаща и сел обратно на диван.

— Что случилось? — напряженно спросила Рыжая.

— Вашу подругу только что посадили в автомобиль и везут совершенно не в том направлении, где ее должен ждать клиент.

— Кто звонил по телефону? Вы знаете этого человека? — спросил я Мамочку.

Мамочка удивленно вылупилась на меня своими огромными глазищами, потом еще более удивленно уставилась на стоящий на полу телефон и сказала:

— Кто-кто? Мужской голос… Менеджер из «Кристины»…

— Он представился?

— Нет. Они там меняются каждый день… — растерянно проговорила Мамочка.

— П…да ты с ушами! — раздраженно заорала на нее Матрона. — Ты что, не могла поинтересоваться, что ли? Или нам трубку дать?

— Я откуда знала… Я вам что здесь — секретарша?!

— А мы за что тебе платим, старая коза? — присоединилась к Матроне Рыжая. — Чтобы ты нас под перья бандитов подставляла, что ли?

Мамочка всем своим видом выражала растерянность и глубокое расстройство.

— Ладно, поздно уже теперь… Вся надежда на то, чтобы Вовка не потерял тачку из виду, — попытался успокоить их я.

Все напряженно закурили. Через пятнадцать минут ожидания сотовый зазвонил снова. Я моментально поднес его к уху и крикнул:

— Слушаю!

— Это я, Вова.

— Ну! — мои нервы были на пределе.

— В общем, мы приехали. Адрес — Перспективная, восемнадцать, квартира двадцать восемь.

— А как ты квартиру-то узнал?

— Я по лифту определил. Он остановился на пятом этаже. После чего я выбежал из подъезда и стал смотреть на окна. Мне повезло, окна зажглись на пятом этаже. Остальное — дело техники.

— Сколько их? — спросил я.

— Из машины вышли трое: один шофер, двое волокли девчонку.

— Будь на месте, сейчас подъеду. Вызови к себе Сашу и Мишу, сидите там тихо, не высовывайтесь.

Через двадцать минут я был уже на месте. Усевшись в «БМВ» рядом с Вовой, я спросил:

— Как обстановка?

— Парней вызвал. Из подъезда никто не выходил, — лаконично доложил Вова.

Через пять минут прибыли Саша с Мишей.

— Думаю, что времени у нас немного, — начал я объяснять им обстановку. — Неизвестно, что они там с ней делают. У вас есть оружие?

— Только газовое, — ответил Вова.

— Один мой ствол против троих — маловато.

Видимо, придется вызывать ментов, — заметил я.

Я связался с РУОПом, представился и попросил соединить меня с майором Пряхиным. Через две минуты в трубке раздался голос:

— Пряхин слушает.

Я еще раз представился и вкратце объяснил суть происшедшего. Майор оказался понятливым и сказал:

— Сейчас выезжаем.

Мы с Владимиром вышли из машины и поднялись на шестой этаж, оставив прибывших парней внизу. После чего тихо спустились на пятый этаж и стали прислушиваться к тому, что происходило за закрытой дверью двадцать восьмой квартиры. Из-за железной двери не доносилось ни звука. Мы снова поднялись на лестничную клетку между пятым и шестым этажами и стали ждать прибытия милиции.

Как только мы притаились, дверь, за которой мы вели наблюдение, щелкнув, открылась, и из нее выскользнул невысокого роста мужчина в кепке и черной кожанке. Затворив за собой дверь, он вызвал лифт. Мы затаили дыхание и почти не шевелились. После того, как мужчина исчез в лифте, я тут же связался по рации с Сашей и Мишей, дав им задание задержать незнакомца и предупредив, что он может быть вооружен. После этого мы как можно тише побежали вниз, но все уже произошло без нас. Спустившись на первый этаж, мы увидели лишь завершение проделанной работы.

Парня в кепке с размаха швырнули к стене, после чего он мягко осел и затих. Его тут же деловито стали обыскивать, вынув из одного кармана финку, а из другого — нож.

— Вы его не очень.., того? — спросил я.

— Нет, — флегматично ответил Саша. — Сейчас мы его пощечинами отходим, и он оживет. Еще лучше будет…

— Ну-ну, — неуверенно сказал я, всматриваясь в бездыханное тело.

Через несколько минут в подъезд вошли двое парней — один в плаще, другой в кожаной куртке.

Увидев нас, они сразу же выхватили оружие и скомандовали:

— Руки на гору! Всем к стене!

— Не разгоняйтесь, орлы, — как можно более спокойным тоном сказал я. — Моя фамилия Мареев. Это я вам позвонил. С вами должен быть майор Пряхин.

— Все ясно, — сказал человек в плаще. — Соединись с Михалычем, пусть подъезжает.

— Где квартира? — спросил он.

— Пятый этаж, двадцать восьмая. Саша, проводи парней.

Через минуту к дому подъехала белая «Волга», из которой вылезла совершенно пьяная разгульная компания мужчин, среди которых я узнал майора Пряхина. Размахивая руками и шумно неся всякую хрень, они в обнимку вошли в подъезд. Как и следовало ожидать, в подъезде они тут же протрезвели и деловито стали выяснять диспозицию. Уяснив ситуацию, Пряхин принялся за начавшего подавать признаки жизни бандита. Как только он стал адекватно воспринимать окружающее, майор тут же объяснил ему, нежно положив лапищи на горло:

— Все перекрыто. Сопротивление бессмысленно. Но если ты, падла, не поможешь нам без геморроя войти в квартиру, я застрелю тебя прямо на месте за попытку к бегству. Понял?

По общему виду, парень вроде бы понял. Его подняли на лифте на пятый этаж. Тем временем в подъезд просочилось еще пятеро человек из РУОПа.

Задержанный парень условным звонком позвонил в квартиру. Ему долго не открывали, но все же, спустя некоторое время, замок щелкнул и дверь приоткрылась. Этого было достаточно для того, чтобы руоповцы сшибли дверь с цепочки и с громкими выкриками ворвались внутрь. Вся операция заняла не больше пяти-шести секунд. Когда я проник в квартиру вместе с майором Пряхиным, то картина, представшая моему взору, была не для слабонервных.

В коридоре, постанывая, лежал один из бандитов. В комнате лежа стонали еще двое, одному из них, кажется, прострелили грудь и не особо спешили прийти на помощь. Потом мне сказали, что в руках у него был нож, которым он пытался оказать сопротивление. В углу комнаты, пристегнутая одной рукой к батарее, другой рукой — к ножке дивана, сидела совершенно голая, вся в крови Ольга Трушкина. Кровь стекала из многочисленных разрезов на теле. Рот ее был заклеен липкой лентой, глаза ничего не выражали. Двое руоповцев, не церемонясь, сорвали с раненого бандита штаны и, пошарив по карманам, нашли там ключи от наручников.

После чего Ольга была освобождена, и руоповцы бережно, стараясь не дотрагиваться до ран, прикрыли ее покрывалом с дивана. Через несколько минут прибыла «Скорая помощь» и увезла пострадавшую.

Мы посчитали свою миссию законченной, а решение разных формальностей, связанных с инцидентом, по договоренности с майором Пряхиным оставили на утро.

День выдался насыщенным, и я приехал домой уставшим и разбитым. В связи с этим я решил ограничить свое общение с Приятелем сообщением о проделанной работе и заснул как убитый.

Утром же я проснулся от телефонного звонка.

Звонил майор Пряхин, который просил как можно скорее явиться к нему в отдел, поскольку следовало оформить необходимые бумаги. К тому же, по его словам, выяснилось кое-что интересное. Перед выездом я зашел к Приятелю и спросил его, что мне делать дальше.

Приятель сказал:

ДЕЛОМ ФИЛИМОНОВА ДАЛЬШЕ БУДЕТ ЗАНИМАТЬСЯ РУОП. НАША МИССИЯ ЗАКОНЧЕНА. НА ПОВЕСТКЕ ДНЯ — ТЕКУЩИЕ ВОПРОСЫ ВЫБОРОВ.

РЕКОМЕНДУЮ ПЕРЕЧИТАТЬ «МЕРТВЫЕ ДУШИ» ГОГОЛЯ Т.5. ИЗДАТЕЛЬСТВО «ГОСЛИТИЗДАТ», 1953 Г.

«Да, видать, заглючил малый», — подумал я насчет последней фразы. Вступать в дискуссию, однако, мне было некогда, и я отправился в РУОП.

Пряхин выдал мне следующую информацию: парень, которого мои охранники в подъезде отключили от реальности, оказался шофером некоего Бурова Сергея Алексеевича, главы «Тарводхозканалснабсбыта». Этот самый Буров имел в городе большое влияние и одновременно сомнительную репутацию. И хотя шофер и другие бандиты уверяли, что последний не имеет к ним никакого отношения и «работали» они на свой страх и риск по заказу неизвестного им физического лица, действовавшего через посредника, который им также малоизвестен, были серьезные основания предполагать, что именно Буров является истинным заказчиком. Кроме того, вызванный среди ночи господин Пушков назвал фамилии участвовавших во встрече в бане людей. Среди них прозвучала фамилия Бурова — именно он, по уверениям Пушкова, беседовал с Филимоновым в люксе.

Бандиты долго не признавались в истинных мотивах своих действий, однако позже, выражаясь ментовским термином, «раскололись» и сказали, что искали аудиозапись с компроматом на человека, нанявшего их. На вопрос, как они определили бы, кто он, никаких вразумительных ответов дано не было.

Милиция проверила по картотеке и выяснила, что схваченные ими бандиты подозреваются в других преступлениях, а главарь банды Кокон, раненный руоповцами, давно находится в розыске. Он, несмотря на старания врачей, скончался ночью в госпитале. Жизнь же Ольги Трушкиной, по заверениям врачей, была вне опасности, и через несколько дней она будет в состоянии давать показания.

Пряхин сказал мне, что он уже вызвал для снятия показаний Бурова. Я же высказал майору свое мнение, что без наличия аудиокассеты, которую искали бандиты, будет сложно доказать вину этого уважаемого в городе господина. Пряхин пожал плечами и сказал, что будет искать кассету. Я пожелал ему удачи и отправился в офис Ершевского.

По пути я стал размышлять, что же имел в виду Приятель, рекомендовав мне перечитать «Мертвые души»?

Слухи о наших ночных похождениях уже доплыли до «Корабля Иштар», и я был встречен как национальный герой какой-нибудь маленькой нации, обитающей в южной части Карибского моря. Первым меня поздравил, как всегда, наиболее информированный Гайдук и отметил: факт того, что член команды Ершевского провел расследование и почти самостоятельно задержал группу отъявленных головорезов, убивших кандидата в депутаты Филимонова, несомненно скажется положительно на ходе избирательной кампании нашего кандидата.

— Если это, конечно, должным образом отразится в нашей газете, — сказал я почти в шутку.

Гайдук, однако, воспринял это серьезно и заверил, что Джаванидзе уже вовсю строчит статью с подробностями наших подвигов.

— Откуда он знает подробности? — поинтересовался я.

— Он, может, их и не знает, — вздохнул Гайдук. — Но в журналистском деле это не главное.

Он усмехнулся и пошел по своим делам. Я, прорываясь сквозь желающих поздравить меня, все же отыскал пишущего в дальней комнате что-то про меня Джаванидзе и объяснил ему, что, главным образом, надо описать факт вызова для дачи показаний в качестве свидетеля господина Б., известного в городе снабженца водоканализационных сетей.

Джаванидзе снисходительно усмехнулся и сказал, что это он давно уже описал и сейчас смакует подробности того задержания, которое провели наши охранники вместе с руоповцами. Я попросил его не переусердствовать и показать мне статью после того, как он закончит работу, дабы я имел возможность устранить искажения. Джаванидзе насупился, но пообещал выполнить мою просьбу.

После этого состоялось общее собрание, на котором мне была выражена общая благодарность, озвученная Ершевским. Я уже почти искренне попросил всех перейти к делу и обсудить текущие проблемы.

Слово взял Джаванидзе, который объяснил собравшимся, что день выборов приближается с неумолимостью парового катка, чем вверг собрание в глубокую задумчивость.

— Несмотря на проведенную работу, — продолжил Джаванидзе, — и достигнутые результаты (по социологическим опросам, проведенным по нашему заказу, господин Ершевский занимает первое место, опережая Пальцева и Муханева), все же есть организационные недоработки и просчеты.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Тополянский, как всегда отхлебывая…

— Я хочу сказать, что в ответ на нашу агитацию ведется контрагитация с несовместимыми для честных выборов приемами. В частности, переодевание десантников и распространение с их помощью ложной информации о строительстве общественного туалета в овраге.

— Ты хочешь сказать, — опять спросил Тополянский, — что мы этот сор…, пардон, «дворец гигиены» выстроим, а лавры достанутся Муханеву?

— Этого ни в коем случае нельзя допустить, — с серьезной миной ответил Гайдук. — Кстати, курирование этого вопроса мы поручили нашей достославной службе безопасности. Но в силу занятости на фронте борьбы с бандитизмом у Валерия Борисовича просто не доходят до этого руки. Я выхожу с предложением дать ему в помощники господина Тополянского.

Ершевский осторожно заметил:

— Я думаю, что это временная связка. Все мы были свидетелями того, чем кончил прежний глава службы безопасности, который в настоящий момент лечится в клинике для алкоголиков.

— Валера! — крикнул мне через весь стол Тополянский. — Я подарю тебе пол-литровую серебряную фляжку.

— Но после окончания задания, — категорически сказал Ершевский.

Тополянский демонстративно отхлебнул и оставил последнюю фразу без комментариев. Обсудив еще ряд более мелких вопросов, связанных с очередным номером газеты «Живи и богатей», мы отправились заниматься своими делами до вечера.

Мы с Тополянским уединились у меня в кабинете. Евгений уселся в моем кресле, положил ноги на мой стол, вновь отпил из фляжки и спросил:

— Ну, что делать будем?

Я разместился на подоконнике и, глядя на улицу, сказал:

— Надо подумать.

— Понял, — тут же отреагировал Тополянский и полез в шкафчик за стаканами.

— Нет, я не в том смысле, — сказал я, видя, как коричневая жидкость наливается в мой стакан.

Скорее всего, это был коньяк.

— А чо-о? — протянул Тополянский. — Сейчас накатим, потом плюнем на всю эту херню и поедем к девочкам.

— Какое накатим! Какие девочки! Работать надо! — поморщился я.

И тут мне пришла в голову неожиданная мысль.

Я на минуту задумался и сказал Тополянскому:

— А впрочем, почему бы и нет? Поехали к девочкам. И прямо сейчас.

Тополянский недоуменно на меня посмотрел, отхлебнул из стакана налитое мне спиртное и, спрятав фляжку в карман, резко поднялся.

Через час мы сидели у Мамочки. Правда, сидел-то я, а Тополянский возлежал с двумя нимфоманочками на диване, не выпуская при этом из руки фляжку. Я излагал Мамочке и Рыжей суть дела.

— Все поняли? — спросил я под конец.

Они молча кивнули.

— Несколько ящиков высококлассного спиртного, и помещение мы обеспечим. Кроме того, всех ожидает хорошее вознаграждение. Я правильно говорю? — обратился я к Тополянскому.

Тот на несколько секунд оторвался от девочек и сказал:

— Без проблем! Я уже говорил… Четыре ящика «Смирнова», правда, ростовского. Но для десантников пойдет… Плюс каждой по триста баксов сверху за удачно проведенную операцию.

— Итак, послезавтра в двенадцать часов мы за вами заезжаем, — подвел я итог.

Я поднялся и потащил за собой Тополянского, который канючил и упирался. У Мамочки ему очень понравилось, и к моменту нашего ухода он уже договорился с нимфоманочками о приятном времяпрепровождении К вечеру того же дня я побеседовал с членами штаба и выявил для себя зону наибольшей агитационной активности муханевской солдатни и приблизительное количество задействованных на эти цели людей. Получалось, что в интересующей нас зоне оврага действуют примерно тридцать курсантов. Исходя из этого, количество проституток должно быть никак не меньше десяти. Я позвонил Рыжей и сообщил ей это. Она обещала за два дня решить вопрос с кадрами.

Вечером после очередной встречи Ершевского с избирателями я сообщил Пентиуму о намечаемых мной планах по компрометации агитаторов генерала Муханева. Приятель пощелкал несколько секунд и в принципе одобрил мой план, хотя и посетовал на то, что я мог бы с ним и ПОСОВЕТОВАТЬСЯ!

И в довершении, чтобы, видимо, уколоть меня, он сказал:

НАДЕЮСЬ, ХАКЕР ПОНИМАЕТ, ЧТО ВСЯ ОПЕРАЦИЯ ДОЛЖНА БЫТЬ ПРОВЕДЕНА БЕЗ НЕПОСРЕДСТВЕННОГО УЧАСТИЯ КОГО-ЛИБО ИЗ ШТАБА ЕРШЕВСКОГО, ДАБЫ ВПОСЛЕДСТВИИ ЭТО НЕ ОБЕРНУЛОСЬ ПРОТИВ ВАС ЖЕ САМИХ.

— ЗА ДУРАКА МЕНЯ СЧИТАЕШЬ? — спросил я его.

Пентиум оскорбительно долго шуршал своими мозгами, после чего ответил:

СКОРЕЕ НЕТ, ЧЕМ ДА.

«Ну и на том спасибо», — подумал я и, несколько расстроившись, пошел спать.

И все же перед сном я решил сделать один звонок. Я набрал московский номер, который мне дал господин Булдаков вместе с материалами по делу об убийстве его племянницы. После нескольких секунд ожидания трубку снял сам хозяин квартиры.

Я поздоровался и извинился за поздний звонок. Он сразу прервал мои извинения и попросил перейти к делу. Я почему-то сразу понял, что это не жест надменности, а глубокая заинтересованность человека в получении информации по делу. Я изложил ему вкратце события последних дней, закончив свой рассказ тем, что назвал имена непосредственных убийц Оксаны.

— Я благодарен вам за проделанную работу. Но меня больше интересует, кто за ними стоит, — после некоторой паузы проговорил Булдаков.

Я рассказал ему о подозрениях РУОПа насчет Бурова, но оговорился, что конкретных доказательств нет и что сейчас ищут аудиокассету с записью его разговора с Филимоновым.

— По всей вероятности, — сказал я, — из-за этой кассеты и было совершено несколько убийств, в том числе и Оксаны.

Булдаков спросил меня, возможно ли, что в случае нахождения этого компромата заказчик преступления понесет наказание по всей строгости.

Я ответил, что стопроцентной уверенности нет, но шансы очень высоки. Помолчав, он сказал, что ему нужны как раз стопроцентные гарантии. Я ответил, что таких гарантий никто не может дать. Булдаков еще немного помолчал, затем еще раз поблагодарил за проведенное расследование, сказал, что при удобном случае рассчитается со мной, и повесил трубку.

Утром во время завтрака я вспомнил о том, что не спросил Приятеля, что он имел в виду, когда советовал мне перечитать «Мертвые души». Но, учитывая его вчерашнее оскорбительное поведение, решил все же не связываться с ним сегодня и поехал на работу.

Первым делом я спросил у дежурившего на входе Михаила, где в данный момент находится Тополянский.

— Ждет вас в вашем кабинете, — ответил он.

Я тут же направился в кабинет и застал там Тополянского во вчерашней позе: развалившегося в моем кресле с ногами на столе.

— Как дела? — коротко спросил я его.

— Отлично, — ответил он.

— Груз готов? Место найдено?

— Все нормально, — сказал он. — Товар закуплен, место подыскивается. После обеда будут результаты.

— Смотри не подведи…

— О чем ты говоришь, — почти обиделся Тополянский.

После разговора мы отправились на планерку, где Джаванидзе тут же поинтересовался у нас о принимаемых нами после вчерашнего разговора мерах. Тополянский, вальяжно отхлебнув, заявил, что меры предпринимаются самые серьезные и результаты не заставят себя ждать. Джаванидзе не стал вдаваться в дальнейшие расспросы и предоставил слово Ершевскому.

Георгий был с утра мрачен и сразу перешел к делу, сообщив собравшимся:

— В сегодняшней прессе опубликован ряд социологических опросов, по результатам которых мой рейтинг в предвыборной гонке не поднимается выше третьего места. Не скрою, это меня серьезно беспокоит.

— И в какой же это прессе? — вступил в перепалку Тополянский. — Уж не в газете ли «Будни в погонах»?

— Да. Именно в ней. И в «Вестях из Тарасова» тоже.

— Спорю на сто баксов, что в «Буднях» на первом месте стоит Муханев, а на втором — Пальцев, а в «Вестях» наоборот — Пальцев на первом.

Я решил помочь Тополянскому и сказал:

— Полагаю, что в первом случае опрос был произведен среди курсантов-десантников на утренней поверке по команде типа «на первый-второй рассчитайсь», а во втором — среди клиентов похоронного агентства «Банзай». Причем даже среди тех, которые уже сделали свой выбор между этим и тем светом.

Собравшиеся загоготали. Я довольный откинулся в кресле и тут понял наконец, что имел в виду Приятель под «мертвыми душами». Он просто предупреждал меня, что наверняка Пальцев будет использовать своих клиентов, как живых, так и, возможно, мертвых. И очередной нашей задачей, наряду с разборками с генералом Муханевым, должна стать работа по недопущению фальсификации результатов выборов со стороны Пальцева. Это являлось более сложной задачей, поскольку Пальцев неофициально считался кандидатом от «партии власти» и активно поддерживался губернатором.

Мысленно вернувшись на собрание, я не стал участвовать в дебатах о том, среди кого из наших избирателей мы должны проводить опросы, чтобы обеспечить Ершевскому безусловное первое место.

В отличие от Муханева и Пальцева конкретным, в любом случае поддержавшим бы его электоратом наш кандидат не располагал.

После собрания я отвел в сторону Гайдука и поделился с ним своими опасениями насчет Пальцева. Тот сообщил, что до выборов осталась еще неделя, и если вовремя продумать контрмеры, есть серьезный шанс на победу. Он попросил меня подготовить свои предложения к вечеру. Сразу после этого я отправился домой на мини-совещание с Приятелем.

Я вкратце изложил ему, что понял суть предостережений, и поинтересовался его мнением насчет конкретных шагов Он тут же спросил меня

ДАЕТСЯ ЛИ КОМАНДА НА ВЗЛОМ КОМПЬЮТЕРОВ ОКРУЖНОЙ ИЗБИРАТЕЛЬНОЙ КОМИССИИ НА ПРЕДМЕТ ИССЛЕДОВАНИЯ СПИСКОВ ИЗБИРАТЕЛЕЙ?

Я ответил категорическим «ДА».

Приятель выдал мне свои следующие соображения:

ВИДИМО, НЕОБХОДИМО ПОПЫТАТЬСЯ ПОЙМАТЬ АГИТАТОРОВ ПАЛЬЦЕВА, ЗАНИМАЮЩИХСЯ ПРЯМЫМ ПОДКУПОМ ПОЖИЛЫХ ИЗБИРАТЕЛЕЙ (БЕСПЛАТНЫЕ ПОХОРОНЫ, ПОМИНАЛЬНЫЕ ОБЕДЫ, ДЕНЬГИ В ОБМЕН НА ГОЛОСА). ВОЗМОЖНО ИСПОЛЬЗОВАНИЕ В ЭТИХ ЦЕЛЯХ МЕСТНЫХ УЧАСТКОВЫХ ВРАЧЕЙ.

ПРЕДПОЛАГАЮ, ЧТО ГОЛОСОВАНИЕ БУДЕТ ПРОИЗВОДИТЬСЯ НА ДОМУ ПО ПИСЬМЕННОМУ ЗАЯВЛЕНИЮ ПОДКУПЛЕННЫХ ИЗБИРАТЕЛЕЙ.

Закончив сеанс общения с Приятелем, я в глубоких раздумьях отправился назад на работу. По дороге у меня родился план, который я и представил вниманию членов штаба, собрав их на очередную планерку. Изложив сначала опасения по поводу возможных махинаций Пальцева, я предложил им следующий план действий:

1. Необходимо установить факты агитации с элементами подкупа населения Борисычевого оврага, поскольку именно в частном секторе высок удельный вес пожилого населения.

2. С этой целью необходимо заполучить тайных агентов, имеющих серьезное влияние на пожилое население. Наиболее подходящими кандидатурами для этого являются местные участковые врачи.

Именно этих людей хорошо знают и им доверяют.

3. Если такого агента удастся заполучить, необходимо с его помощью убедить некоторых избирателей оказать нам помощь в получении доказательств подкупа населения.

— Что в данном случае, — поинтересовался Гайдук, — может быть железным доказательством?

— Полагаю, что видеозапись, — ответил я.

Собравшиеся единодушно одобрили мой план.

Гайдук сказал, что тут же даст поручение агитаторам заняться поисками конкретных кандидатур.

После собрания ко мне подошел Тополянский и сообщил, что он решил вопрос с «хатой». Мы отправились смотреть помещение, где завтра должна была состояться «Акция».

Помещение представляло собой частный, довольно сносный на вид одноэтажный дом с небольшим двориком и надворными постройками. К числу последних относились сортир и сарай. В доме было три комнаты и небольшая кухня с печкой, которая, к счастью, оказалась газовой. Это избавляло нас от необходимости присылать сюда охранников колоть весь вечер дрова. Осмотрев помещение, мы остались удовлетворены — столов и кроватей здесь было достаточно, — и я дал команду Тополянскому:

— Можно завозить. Только тихо.

Он понял и по сотовому телефону дал команду шоферу:

— Подъезжайте. Но тихо.

Через несколько минут к дому подъехал «пирожок», и двое людей быстро перенесли в дом несколько ящиков со спиртным и едой. После этого мы оставили одного человека «на хозяйстве», дабы случайно забредший бомж не потребил продукты не по назначению, и уехали. Подвозя меня домой, Тополянский объяснил мне, что дом он снял на три дня через одного из своих знакомых на вымышленное имя у какого-то старика, которого отправили на рыбалку. Старику популярно объяснили, что октябрьский клев самый лучший, и показали, как пользоваться спиннингом, чтобы не зацепить себя сзади за штаны. Чтобы дедушка не заскучал, ему, кроме денег, дали несколько бутылок водки и рюкзак провизии. Я спросил у Тополянского:

— Какая водка?

Он сделал лицо великого эконома и сказал:

— Этому хватило «Столичной».

Вечером, уже из дома, я позвонил Рыжей и спросил, как обстоят дела с подбором кадров. Та ответила, что двенадцать самых опытных и надежных бойцов готовы к завтрашнему сражению. Я сказал, что завтра в двенадцать дня за ними заедут и десантируют на театр военных действий. Я сходил в комнату к Приятелю, дабы поинтересоваться результатами его работы за день. Он сообщил, что за четыре дня до начала предварительного голосования в списках окружной избирательной комиссии значатся 527 избирателей, которые ныне пребывают в каком угодно мире, только не в этом. Причем 461 из них покинул его, воспользовавшись услугами похоронного агентства «Банзай».

Я попросил Приятеля распечатать список всех этих избирателей с указанием их земного адреса и паспортов. Кроме того, я попросил его порыться в картотеках поликлиник и других организаций, которые могут иметь отношение к подобной проблематике с целью выяснения даты и причины ухода этих людей в мир иной. Не успел я скомандовать, Приятель выдал мне список. Видимо, он решил сделать это заранее, без моей команды. Удовлетворенный проделанной за день работой, я отправился спать и моментально заснул.

Едва приехав утром на работу, я тут же занялся поисками своего знакомого, который мог помочь с подслушивающей аппаратурой, которая была необходима для намеченного мероприятия. Через час она уже была у меня.

Времени еще было достаточно, и только я подумал, чем бы мне заняться, чтобы убить время, как ко мне подошел Гайдук и сказал, что вчера он провел работу по отбору участковых врачей и нашел двух наиболее подходящих кандидатов. Один уже явился сейчас, другому назначили на половину двенадцатого.

— Ну что ж, давайте его посмотрим, — ответил я, как профессор медицины.

В кабинет вошел высокий худой молодой человек в очках с черной роговой оправой, в сером неброском свитере и черных джинсах. Через стол я не видел его ботинок, но предположил, что они тоже черные. Весь его вид воплощал собой гордую бедность. Для себя я сразу решил, что его надо покупать, поэтому предоставил Гайдуку право объяснить ему суть проблемы, а сам отправился за Тополянским. Когда мы вошли, Гайдук уже ввел молодого человека в курс дела. Как я и ожидал, юноша начал возмущаться по поводу того, что он не ищейка и не агент и ни за какие деньги не будет шпионить ни в чью пользу.

— При чем здесь деньги? — провозгласил с порога Тоцолянский, держа в руках свою неизменную фляжку.

Молодой человек удивленно обернулся.

— При чем здесь деньги? — повторил Женя и вальяжной походкой, отхлебывая на ходу, подошел к окну и встал к присутствующим спиной.

— Деньги, — еще раз повторил он как бы сам себе с неким возмущением. После чего повернулся и обратился к молодому человеку:

— У вас автомобиль есть?

Тот подумал и ответил:

— Нет.

— А ведь он нужен вам в вашей работе! — убедительно произнес Тополянский.

— Ну, допустим, — сказал врач, по-прежнему ничего не понимая.

— Видишь ту вишневую «девятку» на улице?

Молодой человек привстал со стула и сказал:

— Да, вижу…

— Если ты поможешь нам установить справедливость и доказать, что нас и наших избирателей обманывают, эта «девятка» будет твоей, и ты будешь обслуживать своих бабушек и дедушек моторизованным способом.

«На мой взгляд, это слишком прямолинейно», — подумал я. Но, как ни странно, я ошибся, и вместо бурного возмущения по поводу подкупа молодой человек ответил:

— Возможно, вы правы. Мне, видимо, следует согласиться. В конце концов, это действительно правое дело, и мои больные от этого только выиграют.

— Конечно, конечно, — подбодрил его Гайдук.

— Можно считать, что мы договорились? — спросил Тополянский.

— Я прозондирую почву, как только будут результаты, я вам сообщу.

После того как молодой врач ушел, мы восхищенно посмотрели на Тополянского. Тот сделал вид, что ничего не произошло, и вознамерился покинуть кабинет. Когда он поравнялся с дверью, я спросил его:

— Женя, а это твоя «девятка»?

— Нет, — ответил Тополянский. — Я вообще не знаю, чья она.

— А как же ты собираешься ее отдавать?

— Как-как? — посмотрел он на нас как на дураков. — Жора купит ему какую-нибудь, такого же цвета. Причем не важно, какого она года. Я же не обещал ему, что она будет новая…

И вразвалочку вышел в коридор.

Второй клиент появился уже в полдвенадцатого, когда я уже начал нервничать, так как мне пора было отчаливать к Мамочке за девочками. Это был невысокий коренастый мужчина в сером потертом пиджаке и галстуке, который он, видимо, носил всю свою жизнь. Войдя в комнату, он снял шляпу и стал выжидательно смотреть. Я подумал, что с этим лучше поговорить Гайдуку. «Девяток» на всех не напасешься.

После того как Гайдук изложил ему всю информацию, мужчина со скептическим выражением лица поковырялся в ухе, после чего скрестил руки на груди и спросил, глядя в упор на Гайдука:

— А что я с этого буду иметь?

Гайдук оказался неоригинален и пошел по проторенной дорожке, спросив:

— У вас есть автомобиль?

Мужчина поразмышлял и сказал:

— Нету.

Я подумал, что, видимо, сделка состоится, и покинул их.

Вместе с Тополянским и двумя охранниками мы прибыли к Мамочке ровно в двенадцать. Когда я вошел в квартиру, меня охватило некоторое смущение. Такого обилия и разнообразия бойцов постельного фронта на квадратный метр площади увидеть можно не каждый день. Должен сознаться, тут было на что посмотреть. Рита постаралась и выбрала достойные мужского внимания экземпляры. От неожиданности я даже забыл поздороваться. Впрочем, я тут же взял себя в руки и произнес:

— Ну что ж, я вижу, что команда подобралась отменная. Если нам немножко повезет, у нас выгорит. Правда, Женя? — повернулся я к Тополянскому.

Евгений меня не слышал. Видимо, случилось невообразимое: он даже забыл про свою фляжку и, раскрыв рот, смотрел на женские прелести. Я отвернулся и спросил:

— Ну что, дамы? Сейчас вас будут группами подвозить на место событий. Думаю, вас всех уже проинструктировали по поводу предстоящей операции. Поэтому не будем терять времени.

Я повернулся и увидел Тополянского, по-прежнему находившегося в невменяемом состоянии.

— Женя, пойдем! Девочкам надо работать! — сказал я ему почти по-отечески.

Он шагнул в сторону, с восторгом смотря на проходящих мимо него проституток, как маленький мальчик глазеет на военный парад. Мы рассадили девочек по нанятым машинам и отвезли в избушку. Предварительно я отдал Рыжей несколько «жучков», которые она должна была расставить в разных комнатах, для того чтобы мы могли слышать происходящее там и в случае чего прийти им на помощь.

В час дня все войсковое подразделение было дислоцировано на театре предполагаемых боевых действий. Мы вместе с Тополянским, Вовой, Сашей и шофером притаились недалеко от избушки в невзрачном зеленом «уазике», напичканном электронной прослушивающей аппаратурой.

Установив связь с домом, мы все закурили в томительном ожидании: удастся ли сегодня «зацепить» агитаторов Муханева. Прошло около сорока минут, в течение которых главным развлечением для Тополянского было отхлебывание коньяка из фляжки и прослушивание разговоров девиц между собой. Через час, когда мы все уже истомились, а Тополянский готов был присоединиться к начавшимся в избушке возлияниям, как один из агитаторов сообщил нам, что по улице в направлении нашей избушки движется группа из трех человек, по общему виду похожих на агитаторов Муханева. Мы тут же сообщили об этом девицам. Через две минуты на улице появились две из них, обладающие особенно притягательными фигурами. Они с незажженными сигаретами в руках вышли к калитке и стали делать вид, что о чем-то переговариваются.

Когда трое молодых коротко стриженных парней поравнялись с ними, одна девица окликнула молодых людей и попросила прикурить.

Те, раскрыв рот от изумления, не сразу нашлись, что ответить, но после некоторых размышлений пришли к выводу, что все же могут помочь девочкам, и интенсивно стали рыться по карманам. Первым справился с задачей невысокий светловолосый парнишка, который тут же перекинул руку через низкий забор и стал активно щелкать зажигалкой, которая, как назло, не зажигалась. В этот момент двое других его соратников тоже вынули зажигалки и тоже перекинули руки через забор. Им повезло больше, и девицы с наслаждением закурили, поблагодарив молодых людей за галантность. Далее, после небольшого диалога, в ходе которого, видимо, молодым людям объяснили, что девушки здесь делают и день рождения какой подруги они справляют, последовало приглашение присоединиться.

Молодые люди, помявшись, не в силах были отказаться.

— Кажется, зацепили, — сказал я Тополянскому.

Тот в знак согласия закивал и радостно отхлебнул.

Далее в наушниках послышался дружный девичий рев, приветствующий вошедших десантников, и «Акция» началась. Через полчаса молодой светловолосый парнишка, уже успевший «отметиться» с одной из девиц (подозреваю, что с «нимфоманочкой») в спальне, выбежал из дома и побежал в направлении соседней улицы. Через двадцать минут он явился в сопровождении еще пятерых друзей-товарищей. У нас отлегло от сердца. Пьянка развивалась по нарастающей. Еще через полчаса дом был полон десантников и проституток. Я скептически посмотрел на Тополянского:

— А водки хватит?

Он задумчиво сказал:

— Не знаю… Вообще-то бутылки литровые…

Веселье шло уже второй час, и мы уже вдоволь наслушались пьяных бредней десантников и бабского визга в гостиной, а также охов, вздохов, сопений и подвываний в спальнях. Некоторые из них были столь впечатляющи, что Саша с Вовой переглядывались между собой, словно спрашивая друг друга: «Что же с ними такое там могут делать?»

Тополянский вслух пояснил им:

— Что вы хотите? Ребята с «голодухи»…

И вот, когда уже процент охов и вздохов в спальнях значительно снизился и организмы молодых десантников были освобождены от переизбытка сперматозоидов и одновременно насыщены алкоголем, Рыжая бросила клич:

— А не пойти ли нам погулять на свежий воздух?

Исходя из того, что я понял, некоторые уже не могли этого себе позволить, но большинство ответило «да». Через пять минут из дома вывалилась пестрая толпа молодых людей, которая с воплями и криками перешла от фазы пьянки к фазе гулянки.

В сгущающихся сумерках раздался клич одного из пьяных агитаторов: «Муханева в депутаты!», который был радостно поддержан визгом проституток.

Толпа с песнями, переходящими в пляски, двинулась в направлении нашего «уазика». Мы затаили дыхание, когда молодежь поравнялась с машиной. Ничего страшного, однако, не произошло, за исключением той досадной мелочи, что двое курсантов остановились и помочились на колеса автомобиля.

Мы с облегчением вздохнули, когда они ушли.

Я включил рацию и произнес:

— Клиенты созрели. Готовьте дичь.

Еще вчера Тополянский договорился с нашими агитаторами из местных жителей, которые наивно согласились за скромное вознаграждение не согласиться с пьяными десантниками по поводу того, что генерал Муханев — самый лучший кандидат.

На перекрестке улиц двое наших агентов и поджидали десантников. Мы нервно ожидали результатов их беседы, и в конечном счете они поступили. Через пять минут нам сообщили, что драка идет полным ходом. Десантники, «отметелив» этих двух наивных малых, навлекли тем самым на себя бурю недовольства аборигенов оврага. Из соседних домов на помощь пострадавшим выскочило несколько мужиков, и начался новый этап в агитационной работе.

Еще через десять минут мне сообщили, что побоище принимает угрожающий характер. К несчастью, есть жертвы с нашей стороны. Двоим проституткам поставили фингалы под глазом, а об одну из них сломали заборную жердь. Я представил себе, как тяжело приходилось основным участникам саммита.

Я подумал, что пора пускать в ход официальные структуры, и, набрав «02», сообщил по сотовому о происходящем в местное отделение милиции. Еще через десять минут с воем и мигалками подъехал милицейский «уазик». Этих сил, однако, оказалось недостаточно, поскольку ментов «замесили» тут же.

Потребовалось прибытие подразделения ОМОНа, чтобы прекратить драку и доставить участников событий в милицию.

Когда наконец курсантов увезли, мы тронулись с места по направлению к штабу. По пути мы встретили нескольких спрятавшихся от милиции в закоулках девиц. От них мы узнали, что забрали троих.

Среди них была Рыжая. Внутренне я был спокоен, так как она знала, что надо говорить.

Поздним вечером, когда давшие показания проститутки были отпущены из милиции домой, курсанты — отправлены в медвытрезвитель, а журналисты из несимпатизировавших Муханеву изданий уже вовсю обдумывали эпизоды статей о происшедшем, я наконец вернулся домой с чувством выполненного долга.

Перекусив на скорую руку, я подсел к Приятелю и рассказал ему о прошедших событиях. Приятель сообщил, что, по сведениям из центрального компьютера облУВД.

ЭПИЗОДУ В ОВРАГЕ ДАН ОФИЦИАЛЬНЫЙ ХОД, НЕСМОТРЯ НА ПРОТИВОДЕЙСТВИЕ МУХАНЕВА. ОЖИДАЕТСЯ БОЛЬШОЙ СКАНДАЛ.

ПОЗДРАВЛЯЮ!

— СПАСИБО, — прочувствованно ответил ему я.

ЕСТЬ ИНТЕРЕСНАЯ ИНФОРМАЦИЯ! — прервал он меня.

— МОЖЕТ БЫТЬ, ЗАВТРА? — спросил я.

ЗАВТРА ЕЮ НАДО УЖЕ ВОСПОЛЬЗОВАТЬСЯ! — ответил он и продолжил:

ПОЛГОДА НАЗАД СО СКЛАДОВ ТАРАСОВСКОГО ВОЗДУШНО-ДЕСАНТНОГО УЧИЛИЩА БЫЛИ ПОХИЩЕНЫ ЧЕТЫРЕ ПРОТИВОТАНКОВЫЕ МИНЫ ОБРАЗЦА 1970 ГОДА. НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО ФАКТ ПОПАЛ В МИЛИЦЕЙСКИЕ СВОДКИ, ШИРОКОЙ ОГЛАСКИ ОН НЕ ПОЛУЧИЛ. ОБ ЭТОМ ЗНАЛИ НЕСКОЛЬКО ВЫСШИХ ЧИНОВ УЧИЛИЩА И МИЛИЦИИ.

— НУ И ЧТО? — спросил я его.

ВЧЕРА БЫЛИ ПОЛУЧЕНЫ РЕЗУЛЬТАТЫ ЭКСПЕРТИЗЫ ВЗРЫВНОГО УСТРОЙСТВА, ИСПОЛЬЗОВАВШЕГОСЯ ДЛЯ ВЗРЫВА ПУТЕПРОВОДА В БОРИСЫЧЕВОМ ОВРАГЕ. МИНА, ИСЧЕЗНУВШАЯ СО СКЛАДОВ УЧИЛИЩА, И МИНА, КОТОРОЙ БЫЛ ВЗОРВАН ПУТЕПРОВОД, — ИДЕНТИЧНЫ…

После чего Приятель через лазерный принтер выдал мне копию заключения милицейских экспертов.

— Ни фига себе, — произнес я вслух.

Ознакомившись с заключением экспертов, я подумал, что, похоже, соперников станет меньше.

Утром следующего дня мы сидели в большой комнате, и Гайдук, уже имевший к этому времени информацию, сообщал нам о последствиях вчерашних событий. Он сказал, что милиция возбудила дело по факту хулиганства, дебоширства и нарушения общественного порядка в отношении пятнадцати десантников. Но поскольку серьезных последствий не наблюдается, им максимум грозит административный штраф в размере десяти минимальных окладов с каждого. Генерал постарался выгородить своих бойцов, столь сильно подставивших его.

— Хорошо бы генералу найти человека, сумевшего бы выгородить его, — с некоторой долей помпезности заявил я.

Все удивленно вытаращились. Я, вдосталь насладившись всеобщим вниманием, поведал собравшимся информацию о мине. Она произвела должный эффект: все были удивлены и обрадованы одновременно.

— Ну что ж, — сказал, потирая руки, Ершевский, — полагаю, что господину Гайдуку и господину Марееву стоит наведаться к Муханеву и убедить его не делать опрометчивых шагов.

Посовещавшись с Гайдуком о системе аргументов, которые будут представлены Муханеву, мы созвонились с его адъютантом и попросили назначить нам аудиенцию. Спустя некоторое время он ответил, что нам можно приехать сегодня в четыре пятнадцать.

Мы опоздали на десять минут, на что нам попенял пунктуальный адъютант, представившийся капитаном Комариным. Он сказал, что генерал ждет в своем кабинете, и повел нас по коридорам училища. Открыв дверь в приемную, он попросил нас еще немного подождать. Через две минуты дверь кабинета открылась, и мы наконец вошли.

Мы оказались в просторном помещении, где у противоположной двери стены на красном ковре стоял стол с зеленым сукном, за которым восседал генерал. Он представлял собой невысокого, крепко сбитого мужчину лет пятидесяти с маленькими глазками-угольками и волевым раздвоенным подбородком. Муханев с гордой осанкой сидел в кресле, даже не встав нам навстречу. Мы подошли к столу и уселись напротив генерала в два кресла с высокими спинками.

— Добрый день, — плавно начал Гайдук.

— Здравствуйте, — сиплым голосом ответил генерал, — Что вас привело ко мне?

Гайдук после секундного раздумья ответил:

— Видимо, желание договориться.

— Нам не о чем договариваться, — отчеканил генерал, горделиво задрав раздвоенный подбородок.

— Если вы нас послушаете, — вежливо заметил Гайдук, — то, скорее всего, придете к выводу, что есть о чем…

Генерал взял со стола пачку «Мальборо» и закурил:

— В таком случае, я весь внимание.

— Господин генерал, на мой взгляд, вы переусердствовали в своей агитационной работе. С самого начала кампании мы удивлялись, что такой солидный человек, как вы, может использовать агитацию с приемами и методами, которые, на наш взгляд, несовместимы с общепринятыми нормами приличия. Меня давно уже не удивляют социологические опросы, проведенные среди курсантов вашего училища, результаты которых смог бы предсказать даже слабоумный, но, извините меня.., идти на прямое вранье, использовать подчиненных вам мальчишек как агитационных работников, заставлять их врать, что не кто иной, как Муханев, строит общественный туалет и реконструирует водоканализационную систему района!

— Прекратить говорить херню! — скомандовал генерал, постучав двумя пальцами с зажатой между ними сигаретой по столу, отчего пепел слетел на зеленое сукно. Заметив это, генерал начал интенсивно сдувать на нас пепел и чистить испачканное место.

Пока генерал наводил чистоту на столе. Гайдук достал из папки сегодняшний номер «Живи и богатей», где подробнейшим образом была описана вчерашняя «Акция».

— Здесь все написано, — Гайдук бросил газету на стол. — Впрочем, я думаю, что вы уже читали и нашу газету, и другие… Не сомневаюсь, что есть у вас информация и из УВД.

Генерал бросил взгляд на статью и отшвырнул газету в дальний угол стола.

— Это все чушь собачья! Я не верю ни единому слову! Откуда, черт возьми, мои парни взяли столько водки, чтобы так нажраться?

— Кто же их знает? — недоуменно улыбнулся я. — Кто ищет — тот всегда найдет.

Гайдук сказал:

— Пишут, что они попали на какую-то вечеринку с девушками и зависли там…

— Откуда взялись эти б…ди?! — заорал генерал.

— Ну мы-то откуда знаем? — пожал плечами Гайдук. — Они там что-то праздновали. А потом они вместе, десантники и, как вы изволили выразиться, б…ди, пошли агитировать за вас население района. В чем несколько переусердствовали, набив физиономии местным жителям. Все это документально подтверждено…

— Ну и что из этого? В конце концов, они молодые ребята, — начал генерал умиротворенным тоном отца-наставника. — Там были молодые девчата, они немножко посидели, слегка выпили…

Зачем из-за этого шумиху-то поднимать?

— Собственно, шумиху подняли курсанты, отмутузив местное население… — сказал Гайдук.

— А что вы, собственно, от меня хотите? — резко прервал его генерал.

— Мы пришли вам предложить снять свою кандидатуру с выборов, — Гайдук выразительно посмотрел на генерала в упор.

Генерал в ответ зло воззрился на нас своими глазами-угольками:

— Вы что, ох. — .ли? С какого это перепуга? Да, мне нанесли серьезный удар, раздув из вчерашнего эпизода черт знает что. Я признаю это со всей военной прямотой. Но также я хочу сообщить вам, что намерен бороться до конца и другого пути у меня нет!

— Я не советовал бы вам это делать, — сказал я. — Во всяком случае, вы сэкономите много средств и сил…

— Что вы имеете в виду?

— Если к информации о художествах ваших агитаторов добавится еще и вот это, — я кинул на стол несколько листков, — описанное не менее красочно, ваши шансы на выборах будут сведены к нулю.

А репутация сильно пострадает.

Генерал тупо уставился на листки:

— Что это?

— Первая бумага — заключение экспертизы по факту взрыва на путепроводе в Борисычевом овраге. Вторая — сводка МВД, в которой говорится, что со склада вашего училища похищены четыре мины, полностью идентичные той, которая взорвалась на мосту.

Генерал Муханев, взяв в руки листки, отодвинул их от себя подальше, так как, видимо, страдал дальнозоркостью. Несколько секунд он пытался рассмотреть текст, но безуспешно. После чего он не выдержал и отодвинул ящик стола, из которого достал очки. Нацепив их низко на нос, он наконец смог разобрать содержащуюся в бумагах информацию. Он высоко вскинул голову, чтобы рассмотреть нас сквозь очки, и спросил:

— Откуда это у вас?

— Не важно, — ответили мы дружно.

Он снова углубился в чтение и, наконец, уяснив всю ситуацию до конца, пробурчал себе под нос:

— Вот где они всплыли…

Он бросил листки на стол и устало снял с носа очки. Он еще раз посмотрел на бумаги и на глазах превратился из бравого генерала в обыкновенного старого хрыча, перед которым стоит проблема вроде той, где можно достать молока для внука. Выйдя из оцепенения, охватившего его, он все же поднялся и постарался принять горделивый вид:

— Ну что ж, я полагаю, — начал он дрогнувшим голосом, — что это сражение мы проиграли, и мне остается лишь один выход…

Он выпятил вперед свой двойной подбородок, посмотрев на нас, сидящих, свысока.

— Я прошу вас подождать меня в коридоре одну минутку…

Мы с Гайдуком удивленно переглянулись, но решили не противиться и молча вышли в коридор.

Сидевший в приемной адъютант поднялся проводить нас к выходу, но его остановил звонок по внутреннему телефону. Выслушав то, что ему сказали, он положил трубку и сказал нам:

— Присаживайтесь.

Мы уселись на кожаный диван и стали напряженно ожидать развития событий. «Неужели старый хрен решил поиграть в гусаров и пустить себе пулю в лоб?» — пришла мне в голову шальная мысль.

Аналогичные мысли, видимо, пришли в голову Гайдуку, который даже слегка пригнулся, ожидая выстрела за стеной. Но его не последовало…

Последовало явление самого генерала Муханева в приемную. С величественной и гордой осанкой он встал перед нами, держа в руках листок бумаги.

Бодро посмотрев сначала на меня, потом на Гайдука, он энергично произнес:

— Товарищи! Поздравляю вас с желанным результатом. Я подумал и пришел к выводу, что, учитывая сложившуюся ситуацию и случившееся с моими подопечными, я не имею морального права продолжать предвыборную кампанию и считаю своим долгом все свои усилия приложить к улучшению дисциплины и порядка во вверенном мне училище. Вот мое заявление, в котором я изложил свою позицию и в котором я письменно отказываюсь от участия в предвыборной кампании.

«Браво, гусар!» — захотелось крикнуть мне и расцеловать его. Нечего тратить патроны, когда с боеприпасами и так туго! Вот она, подлинная офицерская честь! Ни единого пятна на мундире…

Гайдук принял из рук Муханева его заявление, дотошно перечитал его и кивнул мне.

— Все нормально, — сказал он.

Мы пожали генералу руку и покинули его вотчину. Через два часа мы уже пили во славу победы над полководцем Муханевым и его бравыми бойцами агитационного фронта. Во время очередного тоста, произнесенного Ершевским, в кабинет вошел охранник Миша и сказал:

— К вам пришел врач…

— А мы еще до этого не допились, — сказал как всегда нашедшийся первым Тополянский. :

— Это участковый врач, — пояснил Михаил. — Он говорит, что у него есть интересующая нас информация.

— А какой из них? — нетвердым голосом спросил Гайдук.

— Тот, что помоложе.

— А что мы ему пообещали? — спросил Ершевский.

— Автомобиль, — ответил Тополянский.

— Покататься? — глядя на него, заплетающимся языком спросил Георгий.

— По-моему, мы обещали подарить, — начал вспоминать Женя.

— Ой, бля-я-я, — совсем по-тополянски поморщился Ершевский и налил себе водки. — А кто его будет принимать? — задал он вопрос, после того как опрокинул стакан.

Все стали смотреть друг на друга. Самым трезвым выглядел Чернобородов, но Адриана почему-то решили не посылать.

— Я думаю. Гайдук и Мареев, — сказал Тополянский.

Мы с Гайдуком встали и нетвердой походкой направились в зал, где нас ожидал молодой медик, страстно желающий влиться в армию автомобилистов. Юноша без всяких преамбул перешел к делу и сообщил нам, что у двух его подопечных старушек уже побывали группы агитаторов Пальцева и в обоих случаях намекали на возможность прямого денежного поощрения в случае голосования за их кандидата. Прозвучали также тактичные намеки на возраст старушек и возможность воспользоваться в будущем услугами предприятия, которое кандидат в данный момент возглавляет.

— Хорошо, что он не пообещал похороны у Кремлевской стены. В этом случае они вряд ли стали бы на нас работать, — заметил я.

Врач заверил нас, что старушки предупреждены и готовы сотрудничать. Поскольку очередные визиты агитаторов ожидаются завтра, за два дня до начала предварительного голосования, необходимо срочным образом провести организационную работу. Мы с Гайдуком тяжело вздохнули:

— Давайте завтра в семь в офисе.

Не успели отправить молодого человека восвояси и присоединиться к увеселительному мероприятию, которое явно набирало обороты, как нам сообщили о прибытии второго нанятого нами агента-медика.

— А что мы пообещали этому? — икнув, спросил Ершевский. — Тоже автомобиль?

— Да, оригинальностью мы не блистали, — сказал я.

— Охренеть можно… — прокомментировал Ершевский и снова налил. — А где же мы их все возьмем?

— Свой отдашь, — отозвался Тополянский.

— А на чем же я буду на работу ездить? — недоуменно спросил пьяный Ершевский.

— На трамвае, — тут же ответил Женя. — Как все депутаты. Они должны быть вместе с народом.

Жора, ты же хочешь в депутаты?

— Да, — кивнув головой, ответил Георгий. — Очень… Но на трамвае ездить не очень.., хочу.

Можно сказать, совсем.., не хочу.

— А придется, — стал подзуживать его Тополянский.

Ершевский, уткнувшись в Женино плечо, заплакал от безутешного горя.

— Ну, не ссы… Все будет нормально, привыкнешь… — приговаривал Тополянский, поглаживая Георгия по голове. — А не хочешь — давай прекратим все это и не будем избирать тебя депутатом.

— Нет! — заорал Ершевский, отрываясь от плеча. — Придется ездить на трамвае. Или купить себе «Запорожец»…

— Кстати, кажется, именно эту модель мы и пообещали нашему второму медику, — вставил Гайдук с ударением на букве "о" в слове «модель».

— Нет, точно был «Москвич»… Четыреста двенадцатый… — высказал свое мнение Столяров.

— Ладно, потом разберемся, — сказал Гайдук, вставая из-за стола.

Я, как мог, продефилировал за ним.

Увидев нас, ожидавший в коридоре медик скептически прищурился. Немного погодя он сообщил, что у него есть несколько старушек и старичков, которые готовы поучаствовать в антипальцевской операции. Мы поблагодарили его за проделанную работу и назначили встречу также на семь часов утра завтра.

Я собрал остатки сил, созвонился со своим знакомым и договорился насчет электронной аппаратуры, на сей раз видеозаписывающей. Он сказал, что все понял и завтра в семь будет во всеоружии.

Кроме тою, он поинтересовался насчет моего самочувствия. Я заплетающимся языком выговорил, что очень много работаю и в силу этого очень устаю.

После этого я решил, не прощаясь, по-английски, отправиться домой с помощью Михаила, который подвез меня и пообещал завтра заехать в шесть утра.

Едва добравшись до постели, я мигом уснул.

Проснулся я лишь без пятнадцати шесть утра от звонка по сотовому: Миша предупреждал, что выезжает за мной. Проглотив по-быстренькому чашку кофе, я отправился в офис, где застал помятые физиономии моих коллег по агитационной работе.

Единственным радостным исключением был Дима Столяров, на внешнем виде которого не отразились ни вчерашние возлияния, ни сегодняшний ранний подъем. Чуть хуже выглядел Тополянский, который к этому времени уже успел опохмелиться. Развалившийся на диване Веселов вяло объяснял жене по сотовому, почему он не ночевал дома, заливая ей полные баки по поводу бессонной ночи в типографии, где печатались листовки и верстался экстренный номер газеты «Живи и богатей». Не было лишь Ершевского, который отсыпался у себя в кабинете.

Разделившись на группы, мы отправились по нашим старушкам-благожелательницам. Если выражаться точнее, в наличии были две старушки и один старичок. Пока мы с Гайдуком беседовали с каждым из них — о жизни, делах и, естественно, о здоровье… — технический персонал осматривал помещение на предмет установки скрытой видеокамеры. Наконец все было готово для приема «гостей», включая стариков, которые были подробно проинструктированы насчет того, на какую кнопку им надо нажать, чтобы включить камеру. Оставив в машине неподалеку от места предполагаемых событий Сашу и Вову вместе с моим приятелем в качестве технического консультанта, мы отправились обратно в офис.

В томительном ожидании прошел весь день.

К пяти часам подъехал «БМВ» с охранниками.

Нервы у нас были на пределе, и мы кинулись к ним с расспросами:

— Ну?..

Александр молча протянул две видеокассеты.

Все члены штаба тут же кинулись к видику. Просмотр занял полчаса, после которого я с облегчением вздохнул: «Кажется, попались, голубчики…» На одной из видеопленок была запечатлена группа агитаторов, которая в беседе с бабушкой конкретно предлагала в случае голосования за Пальцева бесплатные похороны со всеми прилагающимися к этому мероприятию аксессуарами в виде мраморной надгробной плиты, ограды и поминального обеда на пятьдесят персон. На второй видеопленке был зафиксирован факт прямого подкупа в виде выдачи избирателю пятидесяти тысяч рублей на лекарства с условием, что старик проголосует за Пальцева. В обоих случаях избиратели написали заявления с просьбой о голосовании на дому. Как пояснил нам Гайдук, в этом случае легче контролировать подкупленных избирателей. После небольшого совещания была дана команда размножить видеокассеты в нескольких экземплярах и принять меры по тщательному их хранению. С курьером пакет с видеокассетой был отправлен в избирательный штаб Пальцева.

Одновременно Гайдук связался со своим коллегой в штабе Пальцева и сообщил ему о том, что, если возникнут какие-то вопросы по полученной видеоинформации, ему надлежит связаться с нашим штабом в течение вечера.

После того как «бомба» была запущена, все разошлись по своим кабинетам и принялись нервно ожидать развязки событий. Оставшиеся в большой комнате во главе с Тополянским и Столяровым намеревались скрасить томительное ожидание испытанным способом — принятием спиртного вовнутрь.

Однако их намерение столкнулось с категорическим «нет» Ершевского, который сказал, что сегодня необходимо иметь трезвую голову на плечах.

К семи часам, когда ожидание стало нестерпимым, в кабинете нашего кандидата раздался телефонный звонок.

— Звонили из штаба Пальцева и сказали, что сейчас выезжают, — сообщила нам секретарша, положив трубку.

— Кто звонил? — заорал на нее Ершевский. — Кто выезжает? Сколько раз тебе можно говорить, чтобы звонящий представлялся!

Секретарша попыталась объяснить, что у нее не было возможности это спросить, так как на том конце провода сразу бросили трубку. Ершевский не захотел ее слушать и продолжал орать, что, если будет продолжаться этот бардак, он всех уволит к чертовой матери. Его, как мог, пытался успокоить Гайдук, но не слишком успешно.

Ожидание людей, которые должны были приехать от Пальцева, продолжалось двадцать минут, и расстроенная секретарша уже успела успокоиться.

Наконец к подъезду «Корабля Иштар» подъехала черная «Волга».

— Вот и гости пожаловали, — сказал Гайдук, глядя в окно. — Лично Пальцев с папой-юристом и начальником штаба Капитоновым.

Я подумал и сказал:

— Видимо, разговор будет откровенным. Надо прихватить диктофон.

— Да, это было бы разумно, — согласился Гайдук, и мы отправились встречать гостей.

Гости были радостны и приветливы. Мы ответили им тем же и проводили в большой зал, где их бурно приветствовали Тополянский и Столяров, которые все же сумели тайком скрасить свое ожидание, и сдержанно-сухой Яровой. Позже появились и Ершевский с Джаванидзе.

Все расселись за столом для совещаний. Первые секунды встречи все напряженно улыбались друг другу. Вдруг лица сделались очень серьезными.

Первым заговорил Пальцев-младший, кандидат в депутаты. Он с ухмылочкой произнес:

— Мы сегодня получили интересный видеофильм производства безымянной киностудии.

Должен сказать, что он нас сильно позабавил — все это весело, даже интересно. Я как-то не ожидал, что люди могут заниматься такой ерундой во время выборов, как будто им делать нечего.

По мере того как монолог развивался, тон Пальцева перешел от мягкого к злобному. Он вообще производил странное впечатление: с первого взгляда его можно было охарактеризовать как человека-улыбку — он был высок, молод, кучеряв, респектабелен, пожимая руку, он весь прямо-таки светился.

На ум приходило явное несоответствие его радужной внешности его непосредственному занятию, связанному отнюдь не с самой светлой стороной человеческого бытия. Однако когда речь заходила о вещах, затрагивающих его интересы, он производил впечатление человека на редкость жесткого, безапелляционного и способного пойти до конца.

В этом смысле его занятия (подразумевающиеся гробы и кресты) навевали дурные ассоциации.

— В общем, — сказал он, — я думаю, что этот видеофильм — фигня, на которую не стоит обращать внимание. Я не понимаю, что вы хотели сказать, прислав его мне.

— Раз это фигня и на нее не стоит обращать внимания, то что же выделаете здесь, господа? Или вы просто зашли узнать о здоровье нашего кандидата? — в ответ произнес Гайдук. — У нас как раз противоположное мнение. Это не шутка и не фигня, как вы изволили выразиться. Это серьезнейшее нарушение закона, за которое полагается уголовная ответственность.

— Бросьте вы нас пугать! — хриплым голосом заявил начальник штаба Капитонов.

— Вы же прекрасно понимаете, — снисходительно начал Пальцев-старший, — что эти записи ничего вам не дают. А за провокации и шантаж уже вы будете нести уголовную ответственность. Поговаривают, что господин Муханев, столь скоропостижно покинувший избирательную кампанию и сделавший это сразу после вашего визита к нему, стал жертвой шантажа.

— Вы хоть понимаете, что вы говорите здесь при свидетелях? — угрожающе спросил Ершевский. — Вы что, обвиняете нас в шантаже? Мы подадим на вас в суд, и вы будете нести ответственность по всей строгости закона.

— Ну зачем же так сурово? — папа Пальцева сменил тон на более примирительный. — Никого я в шантаже не обвинял. Я говорил, что ходят слухи, а ваши люди, видимо, случайно оказались в приемной, когда генерал подписывал заявление.

Я подумал, что надо сообщить бравому гусару Муханеву о том, что в его хозяйстве полная беда.

Мало того что склады боеприпасов в училище разворовываются, а десантники пьянствуют с проститутками, его личный адъютантишка, похоже, «стучит» на своего босса в противоборствующую команду. Во время написания заявления, кроме нас с Гайдуком и генерала с адъютантом, никого больше в приемной не было.

— Что же касается уголовной ответственности, — продолжил Пальцев-младший, — я полагаю, что ее будут нести те, кто состряпал эту фальшивку, чтобы очернить доброе имя кандидата в депутаты.

— А вот мы и выясним, кто эти люди, дававшие взятки, называя имя конкретного кандидата, совершавшие прямой подкуп населения, — сказал Гайдук. — Именно они и будут нести уголовную ответственность по всей строгости нашего закона.

Кстати говоря, если этих людей по каким-то причинам уберут куда-либо или они исчезнут, воспользовавшись услугами агентства, которое возглавляет этот кандидат, я думаю, места их прежней работы восстановить будет несложно. Кроме этих видеоматериалов, есть еще несколько аналогичных, которые мы пока решили не показывать широкой общественности. Так что если этот кандидат будет прятать и устранять подставившихся людей, ему придется устранить всех. Он же не знает, кого удалось заснять…

— И все же это шантаж и нарушение закона! — произнес Ярослав Пальцев-младший. — И за это придется отвечать!

— А подкупать население — это не нарушение закона? — туг же возразил Ершевский.

— В чем подкуп-то? Уж и старушку пожалеть ,нельзя! — воскликнул Капитонов.

— Да ладно, жалостливые какие! — не выдержал Тополянский. — Я еще понимаю, окорочка куриные из жалости раздаются. А водярой избирателей потчевали тоже из чувства гуманизма?

— А что здесь плохого? Да, наш штаб раздавал окорочка и водку. Но это было сделано без всяких условий, это была просто материальная помощь населению, — заметил Святослав Пальцев-старщий.

— Я так и понял, — кивнул Тополянский. — Говорят, что одной бабке при раздаче не досталось окорочков, и она взяла пару новых джинсов.

— Ну и что? Надо же ей в чем-то в огороде ковыряться! — резонно возразил Капитонов.

— Да вы-то сами! — гневно воскликнул Пальцев-сын, — Додумались, блин… Гераклы хреновы…

Здоровенный сортир решили в овраге построить!

Как же, ждите, будет вам бабка из своего огорода туда за тысячу рублей бегать!

Капитонов громко заржал, а Пальцев-отец снисходительно усмехнулся. Наша команда изо всех сил сохраняла серьезный вид.

— Надо же… Это… Поднимать… Гигиену района, — как бы оправдываясь, заметил Дима Столяров.

— Вы ничего не понимаете! Вы мыслите отжившими стереотипами! Мы строим не сортир, а дворец гигиены! — гордо заявил молчавший доселе Чернобородов.

— Да на х.., он кому нужен? — продолжали смеяться Пальцевы.

— Ничего здесь смешного нет! — надменно произнес Ершевский. — Надо поднимать культуру нации, начиная с самого элементарного.

— К тому же, — продолжил Гайдук, — мы не только фекалиями занимаемся. Мы реконструировали путепровод через овраг.

— По принципу: сами взрываем — сами чиним? — ехидно спросил Пальцев-младший.

— Это ложь и провокации! — завопил Гайдук. — Мы подадим на вас в суд! За клевету!

— Ну-ну, — примирительно заговорил Пальцев-старший. — Я думаю, это шутка… Просто этот взрыв многим показался странным и непонятным.

То чинят, то взрывают…

— Короче! — неожиданно прогремел голос Тополянского. — Мы считаем, что кандидат, допустивший в своей кампании нарушения закона и морали, недостоин баллотироваться в депутаты и должен сойти с дистанции.

Пальцевы и Капитонов резко прекратили веселье и уставились на Ершевского. Он посмотрел на них и сказал:

— Я думаю, для того чтобы сохранить кандидату доброе имя, мы могли бы пойти на некоторые нарушения.., и не давать материалам официальный ход. Я думаю, что это максимум того, на что мы можем пойти.

Все, затаив дыхание, посмотрели на Пальцевых.

Младший из них молчал, теребя запонку на своей рубашке. После некоторых раздумий он переглянулся с папой, посмотрел на Ершевского и сказал:

— Я надеюсь, вы понимаете, какие силы стоят за этим кандидатом. Вы также должны понимать, что эти силы не допустят, чтобы какие-то выскочки, строители сраных дворцов, путем подобных подставок помешали делу. Полагаю, надо приготовиться к самым серьезным последствиям.

Возникла пауза, которую первым прервал Тополянский. Сначала он демонстративно отхлебнул из фляжки и сказал:

— Если мы отступим, то будем полными идиотами…

— Да, — сказал Гайдук, — мы слишком многое поставили… Нас просто не поймут наши сподвижники.

Финальную точку поставил Ершевский, громко стукнув ладонью по столу:

— В общем, нам отступать некуда. Мы пойдем до конца, чего бы нам это ни стоило. Так себе и уясните. План действий для нас ясен, и лишь от вас зависит, будет ли большой скандал или все закончится более-менее тихо.

Пальцевы молча переглянулись, после чего старший из них произнес:

— Что ж, считайте, что вы победили. Но запомните: это пиррова победа.

Они тяжело поднялись и направились к выходу.

После того как за ними захлопнулась дверь, мы еще некоторое время молча сидели. Я собрался с мыслями и первым нарушил тишину:

— У меня есть ощущение, что мы подписали себе смертный приговор. В любом случае нам ничего не остается, как выигрывать эти выборы.

В связи с этим я требую от всех присутствующих соблюдения жесточайших норм безопасности и дисциплины завтра, послезавтра и в день выборов.

Я прошу быть максимально осторожными. Вполне вероятно, что даже брошенный мимо урны окурок или нарушение правил дорожного движения могут привести к самым серьезным последствиям. Полагаю, что Георгию нет смысла покидать это здание все три дня, поскольку он самая уязвимая фигура.

Остальные же должны передвигаться по городу в сопровождении охраны. По телефону обсуждать только те дела, которые не несут в себе секретной информации. Несмотря на то что Пальцев, видимо, сойдет с дистанции, власти попробуют использовать его предвыборные наработки, а именно — список покойников. Надо опубликовать этот список в нашей газете завтра.

Я вполне допускаю, что окружные избирательные комиссии уже приготовили бюллетени для проставления галочки в нужном месте. Если Пальцева не будет в числе кандидатов, там проставят или «против всех», или «за» Пасленова…

— Кстати, как поживает Пасленов? — спросил Ершевский, обращаясь к Гайдуку.

— Как обычно: порет чушь насчет технологичности мышления, разработки перспективных схем развития района на основе системных законов бытия. Плюс обвиняет всех в нарушении процессуальных норм. Говорят, что он отрядил целую армию наблюдателей на избирательные участки, которые готовы писать заявления о нарушениях процедуры, даже если кто-то из голосующих испортит воздух в кабине.

— А откуда у него такие средства, чтобы набирать армию наблюдателей? — спросил Яровой. — Я слышал от его бывших сотрудников, что он с каждым стольником расстается так, как будто идет на эшафот…

— Не знаю, наверное, мозги засрал людям, — ответил Гайдук. — Это он делать умеет. К тому же у него не такой большой объем капитального строительства, как у нас.

— И все же, — взял слово Ершевский, — думаю, что он нам не соперник. Избирательную кампанию мы провели на достойном уровне. Путепровод отремонтирован, и, хотя туалет еще не готов к эксплуатации, я думаю, что избиратели оценили наши усилия и что наш подход к насущным нуждам горожан оказался наиболее правильным. В заключение хочу присоединиться к словам Мареева и прошу соблюдать всех в ближайшие три дня осторожность и быть готовыми к любым провокациям. Евгений, — повернулся он к Тополянскому, — в первую очередь это относится к тебе и Столярову.

— Да мы что?.. Мы нормально… — в унисон ответили Тополянский и Столяров.

На этом собрание закончилось, и все разъехались по домам, за исключением Гайдука и Ершевского, которые принялись составлять списки представителей на избирательных участках.

Приехав домой, я отправился к Приятелю, чтобы рассказать ему о складывающейся ситуации, в условиях которой избирателям предстояло сделать свой выбор.

Как я и ожидал, Приятель был немногословен.

Он предупредил меня, чтобы в ближайшие три дня мы были готовы ко всевозможным провокациям.

С его точки зрения, наибольшее внимание стоило уделить событиям, которые придутся на вечер семнадцатого числа — то есть непосредственно после голосования.

Я поблагодарил Приятеля на добром слове и отправился ужинать. Не успел я закончить трапезу, как зазвонил телефон. Внутри меня что-то екнуло:

«Ну вот, началось…» Однако это был всего лишь Гайдук, который сообщил, что звонили из избирательной комиссии и подтвердили снятие Пальцевым своей кандидатуры с голосования. Я принял информацию к сведению, допил чай и отправился спать. В этот момент телефон зазвонил снова. Я в шутку подумал: «А не сошел ли с дистанции еще и Пасленов?»

Но грубый мужской голос сообщил мне совершенно иное:

— Ну что, козел, допрыгался? Мы тебя, суку, предупреждали еще в начале выборов, чтобы ты не лез, куда не надо. Теперь-то тебе пися полная и придет!

Я как можно интеллигентнее спросил:

— Извините, пожалуйста, вы, видимо, по поводу лицензии? Так с ней все в порядке, я проверял.

— Она тебе, м…ку, больше уже не нужна будет.

Так что подотри ей свою жопу! Она у тебя скоро будет очень грязная.., от страха.

— Благодарю вас за предупреждение, — опять как можно более вежливо ответил я. — Хочу лишь напомнить, что я вооружен, и если вы надумаете проделать со мной что-либо дурное, как бы я от страха не отстрелил тебе яйца, вонючий козел!

Я бросил трубку и перевел телефон в режим автоответчика. В течение вечера мне еще пару раз пытались позвонить, но каждый раз звонящий наталкивался на стандартную фразу о том, что меня нет дома. Утром я прослушал автоответчик и ничего, кроме угроз, не обнаружил.

Явившись на работу, я застал почти весь штаб в наличии и бодром расположении духа, кроме Ярового, который позвонил и сказал, что он плохо себя чувствует. Все ему искренне посочувствовали и пожелали, чтобы он выздоровел до конца выборов.

Гайдук деловито инструктировал наших наблюдателей по поводу тех или иных действий представителей избирательных комиссий. Ершевский нервничал, расхаживая по комнате и заламывая руки в ожидании каких-то серьезных потрясений. Тополянский живо рассказывал о том, как его вчера по телефону обещали кастрировать. Гайдук, прервав свои объяснения наблюдателям, сказал:

— Главное, чтобы тебя не женили после этого на сексуальной маньячке.

Все дружно и в то же время нервно погоготали и принялись заниматься повседневными обязанностями. Немного погодя Веселов привез свежий номер газеты «Живи и богатей» с последним призывом Ершевского к избирателям сделать достойный выбор, ограничившись прозрачными намеками, так как агитация с сегодняшнего дня была уже запрещена. Гвоздем номера был список умерших избирателей, которые числились в избирательных комиссиях как живые с целью принудить их помимо своей воли исполнить гражданский долг. К спискам прилагались пространные размышления Джаванидзе по поводу того, что голосовать до восемнадцати лет и после смерти в нашей стране запрещено законом и что «тарасовские Чичиковы» из избирательных комиссий поступили, таким образом, нехорошо.

После обеда Гайдук сообщил, что на избирательных участках все спокойно, предварительное голосование проходит вяло и контролировать там особо нечего, так как люди Пасленова лезут во все дыры и строчат акты о нарушениях закона по поводу и без повода. День уже клонился к концу, и все настроились, что все будет нормально, как поступило сообщение от Чернобородова о том, что на одном из складов его овощехранилища произошел пожар.

Я с двумя охранниками срочно выехал на «Поле чудес». О том, что горело овощехранилище, я узнал еще не доехав до него. Во-первых, потому что по пути с визгом и воем нас обогнали несколько пожарных машин, а во-вторых, по неповторимому аромату, которым был наполнен воздух на окружающей овощехранилище территории в радиусе одного километра.

Мы прибыли наконец на место и отыскали там Чернобородова среди толпы пожарников и рабочих. Адриан пояснил нам, что сгорел один из складов, на котором хранились картошка и яблоки. Поскольку овощи и фрукты гореть не могли, сгорели лишь деревянный каркас здания и крыша, чем был нанесен ощутимый ущерб окружающей среде. По моим подозрениям, картошка была скорее всего прошлогодней, а яблоки были завезены еще летом.

И, лишившись стен и крыши как сдерживающих факторов, складская вонь, подогретая к тому же пожаром, распространилась по окрестностям, игриво щекоча ноздри местных жителей. Масштабы экологического бедствия были таковы, что, похоже, в скорости здесь можно было ожидать пикет представителей «Гринписа». Поскольку пожарные уже справились с огнем, а присутствующая толпа принюхалась, мы сочли свою миссию выполненной, выразили Адриану соболезнования и на большой скорости удалились с места происшествия.

Я пояснил Ершевскому, что вероятность поджога велика, так как ничего самовоспламеняющегося на складе отродясь не было. Все выразили сочувствие Чернобородову и пообещали построить новое, современное овощехранилище, если после выборов останутся деньги. Затем все решили разъехаться по домам, посчитав, что сегодня уже вряд ли что-нибудь случится.

Дома я сообщил Приятелю о пожаре и услышал от него предостережение, что это не последний неприятный эпизод. Особое беспокойство у Приятеля вызвал Тополянский. Я принял это к сведению и решил утром еще раз напомнить Евгению о необходимости соблюдать осторожность.

Однако сделать это мне не удалось. Утром следующего дня я узнал, что Тополянский исчез. Причем сообщил об этом Дима Столяров, явившийся в «Корабль Иштар» с фингалом под глазом и самим этим фактом повергший членов штаба в глубокое изумление. Гайдук резонно поинтересовался:

— Дима, как это могло случиться? Ведь до твоего глаза даже достать-то не каждый может…

Дима в пространной речи, перемежаемой междометиями и матом, пояснил, что подлое покушение на его лицо было совершено, когда он сидел в автомобиле. Из его рассказа мы поняли следующее: когда они с Тополянским ехали по каким-то делам, о характере которых Дима не стал распространяться (впрочем, в этом не было необходимости), их остановила группа молодых людей в количестве не меньше шести-семи человек. Как только Дима опустил ветровое стекло и высунул голову с вопросом:

«Что господам угодно?», он получил ответ металлической трубой, которая пришлась ему аккурат по правой стороне лица. Видимо, нападавшие посчитали, что такого ответа будет достаточно для того, чтобы Дима уже не задавал больше никаких вопросов. Но они сильно просчитались.

Дима, выйдя из машины и уже ни о чем не спрашивая, принялся проводить воспитательную работу среди молодежи. В результате этих педагогических мероприятий двое молодых людей ретировались с места событий с максимально высокой для полученных травм скоростью, еще трое были уже не в состоянии куда-либо ретироваться, и их Дима погрузил в машину и отвез в местное отделение милиции. И лишь сдав хулиганов милиционерам, он обнаружил пропажу Тополянского, который исчез из автомобиля во время драки в неизвестном направлении.

Обзвон всевозможных злачных мест, где мог прятаться Тополянский, результатов не дал. Дома Женя также не появлялся. Все находились в напряженном ожидании самого худшего.

Во второй половине дня позвонил Яровой, что его и без того плохое самочувствие ухудшают постоянные звонки с угрозами сделать нечто нехорошее со всей женской частью его семьи и им лично.

Поэтому он вынужден держать всю семью дома и просил прислать охранника, который ходил бы в магазин за продуктами. Я как мог спокойнее объяснил Яровому, что ничего страшного не происходит, что звонят всем нам и всем обещают сделать нехорошо и даже больно. Некоторым вот уже сделали — я рассказал про Диму Столярова, но не стал пугать Ярового пропажей Тополянского. Яровой принял мои заверения в том, что всем сейчас нелегко и что охранник выезжает, несколько успокоился и даже пообещал, возможно, появиться завтра на выборах.

Уже поздно вечером поступили известия от Тополянского: он самолично явился в штаб, смутив всех отсутствием в руке фляжки и громкой грязной матерщиной. Евгений был небрит, грязен, весь в синяках, и от него ужасно пахло.

На недоуменный вопрос Ершевского, где он шлялся и что с ним такое произошло, что он так воняет, Евгений разразился еще более отборной матерщиной. В конце концов из его отдельных высказываний мы поняли, что в то время того как Столяров гонялся за хулиганами, двое других вытащили Евгения из машины и треснули ему резиновой дубинкой по голове. После этого он не помнил, что с ним происходило дальше.

Очнулся он уже связанным. Его везли в автомобиле. На вопрос о том, куда его везут, ему ответили, что в сортир. «Кастрировать?» — в ужасе спросил Евгений. Похитители ответили, что не пришли на этот счет к единому мнению. Далее Тополянский с удивлением обнаружил, что здание, куда его привезли, было недостроенным дворцом гигиены в Борисычевом овраге. В одну из кабин этого достойного учреждения его и сгрузили, засунув кляп в рот и привязав к унитазу скотчем. После этого все трое сопровождавших его лиц дружно решили воспользоваться для оправления малой нужды унитазом именно той кабины, в которой «засел» Тополянский. Видимо, высказывания, которые просочились сквозь кляп, были столь вопиющими даже для похитителей, что они после этого еще и отдубасили Евгения ногами. Здраво решив, что кастрировать его уже нет никакой необходимости — «такому обоссанному ни одна баба не даст!» — злодеи покинули сортир, вежливо пожелав Тополянскому спокойной ночи.

Спокойствие к Евгению не пришло: ночью он окоченел от холода, и, если бы не большое количество спиртного в организме, он мог бы заболеть.

Беспокойным выдался также и день, так как местные жители, уже начавшие пользовать недостроенный сортир, не обращали внимание на странное мычание, доносившееся из соседней кабины. Спас Тополянского какой-то алкаш, который забрел именно в его кабину. После долгих раздумий насчет того, «что бы это могло быть?», он пришел к выводу, что это человек, приклеенный к унитазу, а не унитаз причудливой формы, и неуверенными дрожащими руками освободил Тополянского от пут. За это он был тут же вознагражден, получив на пол-литра, которые затем были с успехом распиты в туалете. Любимая фляжка Евгения, как выяснилось, была приватизирована его похитителями.

Распрощавшись со своим спасителем, Женя поймал попутку и, отдав водителю тройную цену, добрался до штаба.

Все присутствующие пришли к мнению, что, во-первых, это ужасно и, во-вторых, что Тополянскому надо немедленно ехать домой переодеться.

Я поискал глазами охранников, но они как сквозь землю провалились. Меньше всего повезло Михаилу, который спрятался у меня в кабинете. Я, испытывая некоторую неловкость, попросил его довезти Тополянского до дома. Михаил неуверенным тоном попытался выдвинуть альтернативное предложение съездить за вещами Тополянского и привезти их в штаб. Я решительно сказал, что Женя простудился и что ему немедленно нужно домой. Понурив голову, мой подчиненный бросился выполнять приказание.

Я посчитал, что, если сегодня еще что-нибудь произойдет, я лучше дам себя застрелить, чем обоссать. И, проверив свой «Макаров», в сопровождении Саши отправился домой.

Ночь прошла спокойно. Наступившее вслед за ней утро даты выборов выдалось дождливым и пасмурным. Появившись очень рано в офисе, я застал там функционирующим лишь Гайдука. Ершевский еще спал в своем кабинете, а остальные еще не подъехали. Гайдук уже успел объехать и обзвонить несколько участков и сообщил мне, что выборы начались спокойно. Как обычно, первыми к избирательным урнам пришли сумасшедшие и дачники.

Для первых это было праздником и раздольем, где можно было показать себя, вторые же старались как можно скорее отделаться от исполнения гражданского долга, чтобы иметь возможность отправиться закрывать дачный сезон.

К середине дня подтянулась вся команда: залепленный пластырем Дима Столяров, переодетый Евгений Тополянский с новой фляжкой в руках, грустный Адриан Чернобородов, неожиданно выздоровевший Сергей Яровой. Последними появились Джаванидзе и Веселов-Все как-то нехотя стали потягивать кофе и переговариваться друг с другом о событиях малозначительных, стараясь не затрагивать тему выборов. Но все же о них пришлось заговорить, когда с избирательных участков вернулись Ершевский и Гайдук. Они сообщили, что голосование идет удачно и, похоже, что выборы состоялись — на большинстве участков на двенадцать часов дня явка составляла 80 процентов от необходимой. Они сообщили также, что избирательные участки активно объезжал и единственный соперник Ершевского — господин Пасленов.

Он в сопровождении большой группы лиц, представленных им как юристов, «задвигал» избирательным комиссиям и наблюдателям речи о необходимости соблюдения всех установленных законом процедур. Пасленов сетовал на «селективность мышления» избирательных комиссий и отсутствие «унитарной точки зрения» на избирательный процесс вообще. Кроме того, кандидат грозил «судебными прецедентами» и разгромными статьями в центральной прессе в случае нарушения закона о выборах.

Заслушав эту информацию, большинство пришло к выводу, что народ вряд ли поймет такого кандидата. По мнению Джаванидзе, новый сортир и реконструированный путепровод населению понятнее, чем системные законы и технологические схемы. На этом обсуждение темы выборов было завершено, и каждый, как мог, убивал время до вечера, занимаясь в лучшем случае рутинной работой, а в большинстве случаев — откровенно бездельничая.

Сообщения, поступавшие с участков, не содержали ничего интересного и навевали тоску и скуку.

Где-то с выносной урны была сорвана пломба, и пасленовские наблюдатели устроили огромный скандал, пообещав засадить всех членов комиссии в «тюрягу» на всю оставшуюся жизнь. Были зафиксированы также случаи требования избирателями выдачи им бюллетеней с фамилией Пальцева. Явившиеся отказывались верить, что Пальцев снял свою кандидатуру, и спрашивали что-то о бесплатных похоронах. Некоторые устраивали скандалы, так как опасались, что деньги за их оплаченные голоса могут быть потребованы обратно.

К вечеру пришло сообщение о том, что на одном из избирательных участков представитель Пасленова написал 129 актов о нарушениях избирательной процедуры, после чего выведенный из себя председатель комиссии вознамерился было набить настырнику физиономию, но эту попытку вовремя пресек дежуривший на участке милиционер. Председателя комиссии напоили водой и отправили в комнату отдыха.

Наконец, в семь часов пришло сообщение о том, что выборы состоялись. В одиннадцать часов начали поступать первые данные о соотношении процентов голосов за Ершевского и Пасленова. Уже по первым сообщениям стало ясно, что Георгий лидирует с огромным преимуществом. Лица присутствующих просветлели, по офису стали раздаваться смешки, Тополянский со Столяровым засобирались за спиртным и закуской.

В три часа ночи, когда уже было известно, что Ершевский лидирует с соотношением голосов 3:1, веселье уже было в полном разгаре. Пили все. Как обычно, на халяву не отказался и я.

В четыре часа ночи, отведя Ершевского в его кабинет и уложив его на диван, мы с Гайдуком грузно осели в кресла. Он принялся разливать кофе, как вдруг раздался звонок. Я поднялся и взял трубку.

— Ершевского, пожалуйста, — проговорил хорошо поставленный голос.

— А кто его спрашивает? Он сейчас несколько… — я посмотрел на лежащего на диване Георгия, — несколько занят.

— Так пусть освободится. Это Азизов, председатель избирательной комиссии.

Я зажал трубку ладонью и сказал Гайдуку:

— Это Азизов.

Тот вскочил и принялся изо всех сил тормошить Ершевского, объясняя ему суть происходящего. Георгий с трудом поднялся, подошел к телефону и взял у меня из рук трубку. Гайдук на всякий случай включил спикерфон, чтобы мы слышали разговор.

— Мы тут посовещались… — начал Азизов. — В общем, ситуация неконкретна…

— О чем вы? — пошатываясь, спросил Ершевский.

— Натешился? — ответил ему вопросом чиновник. — Поиграл? Ты понимаешь, что так просто ничего не бывает? Бесконтрольных процессов мы не допустим! Ты это должен понимать…

Ершевский еще раз покачнулся и пьяно заявил:

— А я не по-ни-ма-ю!!

Тут Азизов не выдержал:

— В общем, есть три варианта. Первый — признать выборы недействительными в связи с массовыми нарушениями закона. Второй — признать выборы недействительными в связи со смертью кандидата в депутаты Ершевского. И третий — ты сейчас явишься сюда и дашь нам гарантии своей лояльности и того, что не выкинешь никаких фокусов в дальнейшем. Как ты понимаешь, пустым являться не стоит… Прихвати с собой небольшой чемоданчик…

Ершевский резко выпрямился, при этом чуть не упав, и заорал:

— Да вы ох…ли!

Голос в трубке помолчал, переваривая услышанное, и наконец выдал:

— Тогда заказывай похороны по высшему разряду. Нам всем будет тебя не хватать…

В трубке раздались короткие гудки. Ершевский тупо поглазел на аппарат, затем положил трубку и быстро стал трезветь.

— О чьих похоронах говорил этот м…к? — спросил он наконец.

Гайдук посмотрел сначала на телефон, потом на Ершевского и со вздохом ответил:

— О твоих, Жора, о твоих…

Георгий также посмотрел на телефон и сказал:

— Да… Вот мы и победили… Ну и что теперь делать будем?

Честно говоря, я совершенно не знал, что делать в этой ситуации. Признать выборы недействительными из-за нарушений закона было глупо — и не из-за того, что жалко напрасно построенный сортир, а просто потому, что все ЭТО, получается, мы пережили и перестрадали зря. И нам, как последним лохам, объявили, чтобы мы засохли именно в пике нашего успеха… Поехать и присягнуть на верность губернатору? Ну, это еще более странное мероприятие. Во-первых, все равно не поверят. А если поверят, то только в том случае, если заставят вляпаться во что-то такое, чем будут шантажировать всю оставшуюся жизнь. Во-вторых, не хватит денег, чтобы привезти с собой на присягу. Остается третий вариант, но, откровенно говоря, очень жалко Жору… Мы, словно сговорившись с Гайдуком, посмотрели на Ершевского тоскливым взглядом. Я подумал, что единственное, что могу сейчас сделать для Жоры, — связаться по модему с Приятелем и попросить его помочь.

Я сказал:

— Подождите меня минуточку, — и отправился в маленькую комнату, где стояли компьютеры.

Через минуту я по модему связался с Приятелем и сообщил ему вкратце о звонке Азизова, после чего спросил:

— ЧТО ДЕЛАТЬ?

Приятель тут же ответил:

— НИЧЕГО. ЖДАТЬ.

— ЧЕГО ЖДАТЬ-ТО? — спросил я. — ЗВУКА СНАЙПЕРСКОГО ВЫСТРЕЛА?

— НЕ ЗНАЮ. ДУМАЮ, БУДЕТ ЗВОНОК ОТ ГУБЕРНАТОРА, — ответил Приятель и отключился.

Я в недоумении вышел в большой зал, где на меня воззрились все члены штаба, включая Ершевского, который уже совершенно протрезвел.

— Давайте подождем немного, — сказал я. — Все, что могли, мы уже сделали.

Потянулись тяжелые минуты напряженного ожидания. Это время я коротал, рассматривая присутствующих. Столяров тупо уставился в стол, хрустя костяшками пальцев, которые трещали как автоматные очереди. Тополянский с деланным безразличием отхлебывал коньяк, причмокивая языком.

Гайдук нервно ходил по комнате с заложенными за спину руками и о чем-то напряженно размышлял.

Джаванидзе и Яровой пытались вести какое-то подобие светской беседы, которая явно не клеилась.

Веселов положил перед собой трубку сотового телефона и крутил ее, как юлу, со скукой наблюдая за этим занятием.

Больно было смотреть на Ершевского, который сник и как-то внутренне расклеился. Он положил на стол свои холеные руки и уткнулся в них лбом.

Несвежая, помятая белая рубашка завершала общее впечатление разрухи, царящей в душе этого человека.

Так прошло полчаса. Наконец Гайдук перестал ходить по комнате, подошел ко мне и тихо спросил:

— Ну что? Ждать, видимо, больше нет смысла.

Надо ехать договариваться. Условия теперь диктуют они.

Я сказал:

— Дайте мне еще один шанс. Через пять минут я дам вам ответ.

Я уже было направился в маленькую компьютерную комнату, как в зал вбежала секретарша и крикнула Ершевскому:

— Вас к телефону.

— Кто? — резко встрепенувшись, спросил Георгий.

— Губернатор, — ответила она.

Мы всей толпой рванулись в кабинет Ершевского. Георгий включил селекторную связь и сказал:

— Слушаю. У телефона Ершевский.

В динамике раздался голос:

— Это Ямцов. Губернатор… Поздравляю тебя, Георгий Михайлович, с победой… Заслуженной победой… По Коровинскому избирательному округу… Желаю тебе потрудиться на благо народа, не подвести своих избирателей, работать в тесном контакте с исполнительной властью. Интересы у нас общие.

Ершевский несколько секунд молчал, потом наконец сказал:

— Я ничего не понимаю… Полчаса назад звонил Азизов и наговорил бог знает что. Я был очень удивлен подобными заявлениями и…

— Азизов? — удивленно спросил губернатор. — Сейчас, секунд очку…

В трубке помолчали несколько секунд.

— Он здесь у меня в кабинете сидит, — продолжил Ямцов, — и говорит, что никому не звонил и понятия не имеет, о чем идет речь… В общем, ерунда это все… Шутка, наверное…

Интонации голоса Ямцова были радостными и успокаивающими.

— Ты же знаешь, у нас шутников много! Как напьются, так и начинают куролесить…

И уже более серьезным тоном продолжил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что у нас такого быть не может…

— Да-да, — ответил Ершевский. — Я все прекрасно понимаю.

— Кстати, мне только что звонил президент, он в курсе всех событий, — сообщил Ямцов. — Я доложил ему, что выборы прошли нормально… Ну, в общем, еще раз с победой, удачи тебе… Если какие проблемы — заходи, всегда рад тебе помочь… Георгий…

Губернатор вздохнул и положил трубку.

Ершевский осторожно и плавно, как будто она была хрустальной, положил трубку на аппарат и произнес:

— Ну, них.., себе!

Но его уже никто не слушал, все радостно обнимались и кричали: «Ур-р-ра!!!»

Ко мне подошел Гайдук и, крепко пожав мне руку, сказал:

— Спасибо.

Я недоуменно посмотрел на него и ответил:

— Пожалуйста…

Все снова перебрались в большую комнату, и веселье продолжилось с пугающей силой. Гуляли все.

Я же был уже не в состоянии что-либо воспринимать и отправился домой.

Дома я первым делом пришел к Приятелю и, введя пароль, спросил его:

— НУ? И ЧТО ТЫ ТАКОГО НАТВОРИЛ?

Приятель ответил мне следующее:

Я ПОЗВОНИЛ ГУБЕРНАТОРУ И ПЕРЕДАЛ ЕМУ НЕБОЛЬШОЙ ТЕКСТ ГОЛОСОМ ИЗВЕСТНОГО ЧЕЛОВЕКА.

КАКОЙ ТЕКСТ? КАКИМ ГОЛОСОМ? — спросил я.

В ответ из компьютерных наушников неожиданно послышался голос нашего уважаемого президента:

— Шта у вас там творитса? Опять обасрались, понимаишь!.. У вас шта-а ни выборы — то проблемы, понимаишь… Дайте наконец чиловеку избратса!

Дальше послышался ответ губернатора:

— Да что вы, Борис Николаевич, все у нас нормально! Все избираются, все довольны, все будет хорошо…

— Ну, в общим, — прервал его президент. — Смотри у меня там… У меня все, понимаишь, пад контролем! Не перегибай там…

После этого послышались короткие гудки.

Несколько секунд я в изумлении смотрел на Приятеля, потом пытался что-то сказать:

— Ты… Ты… Ну ты даешь!

Позже, поразмыслив, я пришел к выводу, что это было единственно правильное, хотя и рискованное решение. Но с меня было уже довольно.

Я отключил связь и едва добрался до дивана.

Проснулся я от долгих и нудных звонков в дверь.

С трудом поднявшись, я посмотрел на часы — было шесть вечера. Видимо, я проспал часов двенадцать.

Пошатываясь, я дошлепал до двери, открыл ее и увидел на пороге улыбающегося Тополянского, который держал в руке ящик пива под названием «Гиннес».

Тополянский прошел в прихожую и спросил:

— Ну что, жив-здоров?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Сейчас выясним, — успокоил меня Тополянский.

Через двадцать минут на столе уже стояли несколько открытых бутылок пива и обильная закуска. Мы не успели осушить по бокалу, как снова раздался звонок в дверь. Открыв ее, я впустил в прихожую Столярова с Веселовым. В руках каждого из них также были пакеты с едой и выпивкой. Еще через десять минут в дверь позвонили Джаванидзе с Яровым. Эти, правда, ничего не принесли из спиртного и съестного, но оговорились, что они ненадолго. Не успели они сесть, как в дверь позвонили.

На сей раз в комнату вошли Ершевский с Гайдуком, принесшие мартини и коньяк. Апофеозом вечера стало явление Адриана Чернобородова с двумя корзинами: в одной из них были на удивление свежие фрукты, в чем постарался убедиться каждый из присутствующих, в другой же, как впоследствии выяснилось, находился большой пакет с жареным картофелем. Чернобородов поведал, что худа без добра не бывает — во время пожара на его овощехранилище ему пришла в голову мысль (видимо, нанюхался, бедняга!) организовать на месте сгоревшего склада цех по производству жареного картофеля. Адриан принес нам образцы продукции, которая выпускается на аналогичных производствах.

Его дружно поздравили и принялись продолжать праздновать победу.

Наконец, когда веселье уже близилось к концу, слово взял Ершевский. Он начал с того, что в его победу все вложили максимум усилий и немало средств. Но особо он хочет поблагодарить за победу «выдающегося человека, обеспечившего нашу безопасность во время избирательной кампании от начала до конца».

— Уверен, не будь на этой ключевой должности Валеры, человека еще месяц назад нам почти незнакомого, не видать нам нашей победы как пузатому своих яиц, — позволил себе Жора некоторую вольность.

Эта метафора очень пришлась по душе Тополянскому, который завопил:

— Браво!

Его дружно поддержал хор собравшихся. Я подумал: «Жаль, что Приятель в соседнем помещении не может этого слышать, так как в полной мере заслужил эту высокую оценку». Я встал и скромно произнес:

— Спасибо.

Утро выдалось дождливым. Моросящий мелкий дождь облепил оконное стекло пузырьками, отчего на дворе ничего нельзя было разглядеть. Да и глядеть-то особо не хотелось, так как пейзаж был безрадостным. Я уже третий день скучал от безделья, валяясь на диване с книжкой и забавляясь компьютерными играми с Приятелем.

Я прошлепал на кухню, выключил вовсю свистевший чайник и налил себе кофе. Сделав бутерброд с ветчиной, я включил радио, передававшее в этот момент последние новости. Диктор озвучил кучу разной совершенно неинтересной мне туфты, среди которой я выловил информацию о том, что вчера в областной Думе состоялось пленарное заседание, на котором недавно избранный председателем думской комиссии по культуре, образованию и спорту Георгий Ершевский произнес речь о комплексной программе подъема культуры нации и ее физического и душевного здоровья. Я подумал, что Жора забыл упомянуть о гигиене.

Я вспомнил, что позавчера передавали информацию о том, что с большой помпой, многочисленными пламенными речами, взрывом петард и запуском в небо ракет был введен в эксплуатацию дворец гигиены в Борисычевом овраге. По словам выступившего на церемонии открытия депутата Ершевского, в ближайшем будущем планируется создать на основе общественного туалета целый комплекс учреждений оздоровительного характера.

К сортиру собираются пристроить баню, бассейн, построить зал игровых автоматов. В перспективе комплекс должен быть дополнен спортивным залом.

Я сразу представил, как какой-нибудь местный алкаш, который, зайдя в туалет просто поссать, заодно помылся в бане, проплыл стометровку в бассейне, поиграл в автоматы, отыграл пару таймов в баскетбол и вышел оттуда физически облегченным и культурно просветленным человеком.

Мне подумалось также, что эта страна, видимо, обречена идти к свету через туалет. Впрочем, были у меня и более приятные думы, например, куда потратить полученный на днях от Ершевского гонорар. С учетом премиальных, сумма была достаточно внушительна. Я уже расписал все, что мне надо было заменить в своих «ноль первых» «Жигулях», порадовал Приятеля новым списком приобретений, которые существенно увеличили его интеллектуальные возможности. И после всего этого оставалась еще приличная сумма. Я уже подумывал о том, а не смотаться ли мне в отпуск куда-нибудь южнее Тарасова, как мои размышления прервал звонок в дверь.

Открыв дверь, я увидел стоящего на пороге Булдакова. Я провел его на кухню и налил кофе. Он спросил меня:

— Вы, наверное, слышали о последних событиях в моем деле?

Я ответил, что нет. Тогда он пояснил:

— Аудиокассету с компроматом на Бурова нашли.

Это я ее нашел. Когда-то я подарил Оксане плейер, который она постоянно носила с собой. Я вспомнил о нем и, не обнаружив его в ее квартире, стал искать у подруг. У одной из них он нашелся. Оксана почему-то оставила его там… В нем и была аудиокассета с записью разговора Бурова и Филимонова… В бане… Но, к сожалению, полной уверенности в том, что Буров понесет наказание, у меня нет. Эта паскуда наняла свору адвокатов…

Он помолчал. Потом, не торопясь, закурил и продолжил:

— Следствие полагает, что, видимо, Оксана случайно взяла эту кассету у Филимонова. Каким-то образом Буров узнал, что запись разговора состоялась, и попытался изъять ее, возможно, намереваясь выкупить. Но ее у Филимонова не оказалось.

Он сам недоумевал и предположил, что кассету взяла одна из проституток. Сначала они подумали на Оксану. Бандиты Бурова похитили ее, пытали и, не получив от нее ничего, убили… После этого Буров подумал, что Филимонов водит его за нос.

У него не выдержали нервы, и он дал команду убить Филимонова. Однако кассета не была найдена, и из подозреваемых в ее похищении осталась лишь еще одна проститутка, Ольга Трушкина. Чтобы подобраться к ней, они, видимо, решили устроить маленькое шоу: придать делу характер работы маньяка, который похищает проституток, пытает и затем убивает. Для этого была убита совершенно посторонняя девушка. Но с Трушкиной у них сорвалось — в дело вступили вы. Обо всем этом на предварительном следствии поведал шофер Бурова. Буров же категорически все отрицает и вешает всю вину на бандитов.

Я все это время молча слушал его. Затем, чтобы его подбодрить, произнес:

— Мир несовершенен… В данном случае вы можете удовлетвориться тем, что непосредственные убийцы вашей племянницы будут наказаны.

Булдаков помолчал. Потом сказал:

— Мне этого мало… Должны понести наказание все виновные.

Он, поблагодарив меня за помощь, встал и пошел к выходу. Перед самым уходом он спросил:

— Извините, сколько я вам должен?

Я ответил:

— Нисколько. Я помогал вам по собственной инициативе.

Он еще раз поблагодарил меня и решительно вышел.

Была во всем этом какая-то недосказанность.

Впоследствии, через год, я узнал, что отмазавшийся от судебной ответственности Буров погиб в автомобильной катастрофе при невероятном стечении обстоятельств: его машина потеряла управление, съехала в кювет и взорвалась.

Но сейчас, с уходом Булдакова, я вернулся к более радостным размышлениям. Я посмотрел на часы — только что наступил полдень. Рыжая Рита должна быть дома. Я набрал номер и услышал знакомый голос:

— Алло!

— Привет! Ты сегодня работаешь?

— Все зависит от обстоятельств, — уклончиво ответила она.

— А отпуск у тебя бывает? — спросил я.

— Давно уже не брала… С тех пор как бросила работу в больнице. Я вообще-то медсестра…

— Прекрасно. Если мне будет плохо от солнечного удара, будем надеяться, что ты мне поможешь.

— Ты что, собрался на юг?

— Да… Хочу съездить в Сочи. Может, ты возьмешь недельку «за свой счет» и присоединишься ко мне? Будешь сопровождать старого больного человека, измученного выборами?

— Почему бы и нет, — сказала она. — Если ты будешь хорошо себя вести…

— Ну, значит, завтра вылетаем, — сказал я и положил трубку.

Я подсел к Приятелю и спросил:

НА КАКОЙ КУРОРТ ТЫ МНЕ СОВЕТОВАЛ СЪЕЗДИТЬ ДО 17 ОКТЯБРЯ? НЕСМОТРЯ НА ТО, ЧТО СЕГОДНЯ УЖЕ 29-Е, Я СОЗРЕЛ ДЛЯ ЭТОГО…

Оглавление

* * *