«Опасная красота»

Опасная красота (fb2) - Опасная красота 936K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Кирилл Казанцев

Кирилл Казанцев Опасная красота

© Куревин А.В., 2017

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Изнанка имеется не только у штанов – у всего. Можно человека вывернуть наизнанку. Говорят, сотрудники спецслужб хорошо умеют это делать. Ну и, само собой разумеется, – женщины. Возможно, женщины даже лучше. Во всяком случае – чаще.

У института тоже есть изнанка. В то время как профессора с портфелями и студенты с пластмассовыми «мыльницами» входят в него через парадный подъезд и выходят, некоторые – вылетают, со двора копошимся мы, «хозвзвод». Кучкуемся возле своей «штаб-квартиры» – институтского гаража. Шоферы, снабженцы, кладовщики, грузчики.

Грузчики – это мы с Вовочкой. Люди мы с ним совсем разные. Бок о бок оказались по воле случая. Вовочка, если можно так выразиться, парень с улицы. На внешность – рыжий клоун, один в один Вождь Краснокожих из одноименного фильма по О. Генри. Свой чувак на танцплощадке в «Швейцарии» (Центральном парке культуры и отдыха имени Ленинского комсомола), ручкается со всеми бандитами своего района. Я же всю жизнь был послушным сынком своих родителей. Мне покупали велосипеды и отмечали дни рождения. И ТММ (теорию механизмов и машин) я, если честно, вполне мог бы сдать и не брать академический отпуск. Но внезапно захотелось разнообразить свою жизнь. Доучиться я еще успею, решил. Что случится? На год позже в армию загребут, только и всего. Посмотрю, как выглядит мой вуз с изнанки. В отличие от натуральных доходяг, всех здоровых «академиков» запрягали поработать при институте – это было непременным условием. Иначе – на вылет!

Меня сразу оформили грузчиком. Вовочку придали «хозвзводу» позже, для усиления. Вообще-то он числился гардеробщиком. Зачем летом гардероб? Про коня в пальто летом я еще слышал (в гараже не такое услышишь), про студента – не приходилось.

В это утро все были налицо: шоферы, кладовщики, мы с Вовочкой. А еще – веселая светловолосая Света. Она подрабатывала этим летом на строительстве нового корпуса, и теперь поставила на асфальт свои ведра с мусором на полпути до контейнеров, чтобы поболтать с нами глупости. Я хотел бы не говорить с ней глупости, а заняться ими, но для этого следовало как-то отшить Вовочку, потому что ему девушка строила глазки тоже. Определилась бы уже!

Разгул моей порочной фантазии был прерван проездом под аркой старого корпуса кортежа из двух автомобилей: черной «Волги» и защитного цвета «буханки».

– Генерал пожаловал, – определил Вовочка. Так он называл ректора. Света устремила свои глаза цвета морской волны на автомобили.

– Вернулись с Лозовым с охоты, – согласился я со своим соперником.

Забуревшие «академики», мы тут все уже про всех знали и секли на раз, что творится. Гаражные, кто мог, ретировались, остальные уменьшились в росте. Но кажется, ректору Сидорову и его корешу, проректору по АХЧ (административно-хозяйственной части) Лозовому, было не до подобострастия подчиненных. Они как были в полевой форме, не ученые мужи – мужики, так и прошли в гараж. Матвеич – завгар и по совместительству водитель ректора – такой же рослый, что и первые лица вуза, уединившиеся нынче в гараже (будто по росту выбирали), потоптался некоторое время перед воротами. Его жест рукой, адресованный прочим водилам, я бы расшифровал так: «Проходите мимо, не до вас сейчас». Потом проследовал за начальством.

«Что-то не так. Что-то случилось», – закралось у меня подозрение. Ректор с проректором прошмыгнули в гараж, точно заговорщики.

Из «уазика» вышел Кирилюк, начальник снабжения. С озабоченным видом глянув по сторонам, он вдруг поманил меня рукой – я стоял к нему ближе всех. Подошел, он достал из «уазика» сумку, в которой звякнуло, сказал:

– На, отнеси туда, в гараж, им.

Сам он почему-то в гараж идти не захотел, а встал на решетчатых воротах под аркой старого корпуса. Я направился с сумкой к гаражу, передать первым лицам вино и закуску (не ходи к гадалке). Услышал, как Кирилюк крикнул за спиной: «А где замок?» – кому-то из шоферов. Ему что-то ответили, он окликнул меня:

– Эй, как тебя? Сергеев! Спроси у Матвеича замок, арочные ворота запереть! Хорошо?

«Зачем их поутру запирать?» – подумал я, но спрашивать не стал.

В гараже я застал такую картину: Сидоров и Лозовой сидели за столом под тусклым светильником напротив друг друга, едва не касаясь лбами. Курили. Завгар Матвеич притулился на табурете в стороне за верстаком. Соблюдал субординацию. Вообще-то с «барями» он был очень близок, но не панибратствовал, понятия имел.

– Так! Чего тебе? – спросил он меня, понизив голос, словно боялся помешать разговору Сидорова с Лозовым.

– Мне ничего. Это вам, – ответил я, приподняв сумку. В сумке опять звякнуло. Он поспешно подошел, протянул руку:

– Давай, – словно каждая лишняя секунда моего пребывания здесь была опасна и для него, и для меня. Ни Сидоров, ни Лозовой, кажется, не обратили никакого внимания ни на мое появление, ни на суету Матвеича. Я услышал обрывок странного разговора:

– Думаешь, он заявит? – спрашивал Лозовой.

– Он – нет, – отвечал Сидоров. – Насчет себя не заявит. А вот ее может заставить написать заявление… Чего тебя так разобрало?..

Я укрепился во мнении: что-то там, в деревне, на охоте у них произошло.

Приняв одной рукой сумку, Матвеич другой взял меня за плечо и хотел буквально вытолкать за ворота, но я вспомнил про замок и сказал ему.

– А-а-а! – в отчаянии тихо взвыл завгар и порысачил в дальний угол гаража, где на полке, как им же самим было заведено, лежал замок от арочных ворот.

– Чего ты за нож схватился? – услышал я вопрос ректора Сидорова, обращенный проректору по АХЧ.

– Так у него глаза бешеные сделались! Очумел совсем! Здоровый кабан…

Почему-то я сразу понял, что речь идет не о диком лесном вепре. «Точно случилось», – еще раз подумалось. Матвеич, наконец, вручил мне замок и выпроводил за ворота.

Едва я вышел на воздух, как увидел: Кирилюк под аркой кого-то пытается задержать и увещевает:

– Да не ходи туда! Саня! Ну, остынь!

– Слушай, Максимыч, ты не мешай мне лучше, да?

Я узнал Сашку – неизменного «оруженосца» первых лиц на охоте, кудрявого здоровяка, веселого, славного, всегда улыбчивого деревенского парня. Его сестра тоже училась в нашем институте водного транспорта, на экономическом, кажется. Сашка часто навещал ее в городе. Заходил в гараж, как заправский друг Матвеича. Чуть-чуть, быть может, заискивал. Прочие шоферы также были ему все друзья-товарищи. И мы, заядлые грузчики, были им обласканы. Пару раз мне довелось бывать в его деревне – мебель кое-какую списанную свозили в охотничий дом первых лиц. Саня водил меня на рыбалку, на Ветлугу. О, какая это была рыбалка! Клевали сомики. Время от времени проверяя донки, мы с ним всю ночь проговорили по душам у костра. Он рассказывал про сестру, про службу на границе, много про что. Я ему – свое. Старше он был меня лет на пять– семь, вероятно. Но нисколько не важничал. Да в деревне все проще, понял я.

Сейчас Саня не улыбался. И очевидно, был настроен решительно. Кирилюка он легко отодвинул в сторону и направился к гаражу. Отворив калитку, вошел внутрь.

– Слышишь, Боря! – кликнул Кирилюк одного из шоферов, что поздоровее, и другого: – Толик! Пойдемте-ка!

Мужики поняли, что-то назревает, и приосанились. Вслед за Кирилюком двинулись к гаражу.

– Какая-то у них непруха, – сделал вывод Вовочка. – Добычу не поделили, что ли?

– А правда, что это они все такие напряженные? – тревожно спросила Света.

– Ты что скажешь? – спросил Вовочка меня, как человека, побывавшего в гараже.

– Скажу, шерше ля фам! – ответил я.

– Почему «шерше ля фам»? – не понял Вовочка.

– Потому что се ля ви, – объяснил ему. К сожалению, это были единственные две фразы, которые я знал по-французски. Разве что еще отдельные слова: лямур, тужур, абажур… Объяснить прилюдно, почему «ля фам», я мог бы так: Сидоров сказал, что некий «он» не заявит, а некая «она», дескать, может. Значит, женщина определенно присутствует в «непрухе», как выразился Вовочка. А Лозовой, похоже, вляпался. Правда, непонятно пока во что. Судя по всему, вынужден был схватиться за нож. Горские страсти какие-то просто!.. Мог бы так сказать, но не стал. Зачем демонстрировать собственные большие уши и длинный язык? В пионерском лагере было хорошо – барабанщиков и горнистов все знали в лицо. А кто в институте стучит – поди догадайся! Скажут, что грею уши да развожу сплетни.

Сашка через некоторое время вышел из гаража. Следом за ним – шоферы Кирилюк и Матвеич. Матвеич, обойдя Кирилюка и шоферов, попытался взять «оруженосца» под руку, что-то тихонько втолковать, но тот отдернул руку и резко пошел к арке. Но на полпути остановился, обернулся и сказал резко:

– Не хочу с вами свару затевать, Матвеич. Вы не при делах. А Лозовому вашему я за сестру яйца отрежу! Можешь так ему и передать!..

Сашка вышел через арочные ворота, на которые Кирилюк прежде не успел повесить замок, зато повесил теперь. Будто не исключал, что Сашка может вернуться, чтобы и впрямь выполнить свою угрозу.

Кирилюк, Матвеич и шоферы встали в кружок и некоторое время курили, обсуждая происшествие, очевидно. После Матвеич вернулся в гараж – может, барям что угодно? А Кирилюк обратил внимание на нас.

– Вы вот что, – сказал он, подойдя ближе. – Свободны на сегодня. И не болтайте о том, что видели-слышали. Все понятно?

Кирилюк утопал. Мы примолкли, не веря в свалившееся на нас счастье.

– Давайте пойдем на пляж, – предложила Света. Август нынче стоял! Жарче иного июля.

– Так это нас отпустили, а не тебя, – я устремил красноречивый взгляд в сторону строящегося нового корпуса.

– Я слиняю, – заверила Света. – Сейчас комнату вымету только.

– Клевая идея! – оценил Вождь Краснокожих. – Винишка прикупим.

Меня идея отправиться со Светой на пляж воодушевила, конечно. Вот только бы без Вовочки как-нибудь…

– Я сестру позову еще, – сообщила Света деловито. – Она старше меня, но компанейская чувиха.

«Для Володи», – хотелось добавить мне, но вслух произнес:

– Прекрасно!

Договорились встретиться с девушками в полдень на пляже у Гребного канала, возле будки с мороженым. Мы с Вовочкой условились пораньше состыковаться у гастронома на Минина, чтобы закупить вина.

Взяли две бутылки сухого белого. Вовочка с видом знатока заверил: для пляжа самое то. Я, признаться, никогда прежде не пил вино на солнцепеке, поэтому не нашелся что возразить. Может, он и прав, подумал. Мне было известно только, что теплую водку следует пить из мыльницы. Поручику Ржевскому нравилось, герою анекдотов.

Пока мы с Вовочкой спускались по Чкаловской лестнице, он изложил мне свой дальнейший план:

– После пляжа можно будет ко мне двинуть. У меня хата сегодня свободная, предки на дачу свалили.

– Давай сначала на сестру посмотрим. Может, она страшнее атомной войны. Как тогда Светку делить будем?

Вовочка счел мое замечание разумным.

Будок с мороженым на пляже оказалось две, одна от другой далековато. Возле ближайшей к нам Светы не оказалось. Вовочка всмотрелся и углядел:

– Вон она, там, возле той будки стоит. Не одна. Сестру, стало быть, уболтала.

Зрение у Вовочки, видать, было острее, чем у меня, хотя и я на свое не жаловался. Приблизившись на некоторое расстояние к девушкам, Вовочка вдруг стал меняться в лице. Понизив голос, хотя его и так никто, кроме меня, не мог слышать, он произнес:

– У меня глюки или это?..

Я всмотрелся и офонарел! Рядом со Светой стояла Нефертити, как ее прозвали в институте. Нина Фертистова, новая секретарша проректора Лозового. Прежняя, Лили – Лидочка Малышева, – тоже была хороша. С бедняжкой произошел несчастный случай: попала под машину. Говорили, ничего, все обошлось, цела осталась, но работу поменяла. Может, ее доставал любвеобильный Лозовой и она убегала от него, когда попала под авто?.. Черный юмор. До Нефертити Лидочке все же было далеко. Эта сразу сделалась звездой института! Если бы Света привела на пляж самого Лозового, мы с Вовочкой, ей-богу, удивились бы меньше. Просто челюсти отвисли! Нефертити была сногсшибательно красива, и ею, конечно, любовалась вся мужская половина вуза. Обычно в его стенах выглядела она, как строгая леди. Тут же, на пляже, рядом со Светой, стояла теперь в коротком легком платье, однако явно не дешевом, с распущенными волосами. Нереальность этой пары потрясала: Света и… Нефертити! Как? Откуда? Ах, да, сестра…

– Знакомьтесь, это Нина… – Света прекрасно видела, что мы с Вовочкой готовы выпасть в осадок.

– Кто же не знает?.. – выдавил из себя Вождь Краснокожих.

– …моя двоюродная сестра. А это Вова, – она указала на Вовочку. – И Тима, – на меня.

– Здравствуйте, девочки, – улыбнулся я Нефертити, дивясь собственной наглости. – А у нас тут река есть, – точно экскурсовод, сделал широкий жест в сторону Волги.

– Да мы уже осмотрелись, – улыбнулась мне в ответ Нина. (Мне! В ответ! В институтских коридорах она меня не заметила бы вообще, никогда, ныне, присно и во веки веков!) – Опаздываете.

– Всего-то на пять минут, – оправдался Вовочка. – В магазине очередь была… Вот! – Он раскрыл матерчатую сумку, демонстрируя «улов».

– Годится! – оценила Света. – Пойдемте поближе к воде?

Девушки расстелили покрывало. Я стянул с себя футболку, кося глазом на Нефертити. Нина сняла через голову свое легкое платье, показав сначала зону бикини, затем грудь, лишь отчасти прикрытую купальником. Когда платье взметнулось над головой, ее глаза встретились с моими и сверкнули весельем. Я поскорее отвернулся, смутившись. Мне показалось, мы с Вовочкой выглядим рядом с ней, точно школьники подле учительницы.

– За стриптиз по рублю! – сказала «учительница».

– Я бы заплатил больше, – искренне признался ей. – Но тогда на водку не останется.

– А вы собрались еще водку пить?

– С горя, если вы нас покинете.

– А если не покинем?

– Тогда на радостях.

«Давай, давай, давай! – мысленно подстегивал сам себя. – Только не умолкни! Болтай любую чушь, но поддерживай разговор! Соответствуй!»

– Ну что, хлопнем по стаканчику? – Вовочка полез в свою чудесную сумку.

– Яблочки порежь! – скомандовала Света. – И бутылку сильно не свети, а то, блин, менты обзавидуются!

Я поймал себя на мысли, что Светка больше подходит Вовочке, нежели мне. Она такая, слегка грубоватая, хоть и симпатичная. Курит, может словцо крепкое ввернуть. Мне хотелось ее называть не девчонкой, а пацанкой. Классная, мол, ты пацанка, Светка! И рядом с ними очутился я, маменькин сынок Тимофей Сергеев, и… секретарша Лозового Нина Фертистова! Инопланетное почти существо. Да, забавная у нас подобралась компания. Нарочно не придумаешь – так казалось в этот момент. Однако разливающееся по жилам вино быстро нивелировало ситуацию. «Да ладно, я такая же обычная девчонка», – казалось, всем своим видом пыталась показать «царица египетская», поднимая пластмассовый стаканчик, чтобы чокнуться со мной. Еще вчера помечтать о ней мне и в голову прийти не могло. Надо же быть реалистом! А теперь внезапно открывшаяся возможность приударить за самой Нефертити сводила с ума!

– Так с чего это вас сегодня распустили? – спросила Нина, обращаясь то ли к Свете, то ли к нам. – Я толком не поняла. Что там у вас за темная история?

– Это не у нас, это скорее у вас, – тут же ляпнул мой язык, не успев посоветоваться с головой. – В смысле, у вашего шефа.

– Я поняла, что у шефа. Светик говорит, начальнички из деревни какие-то припухшие прикатили? А что именно стряслось? У меня еще два отгула, как бы на службу не вызвали!

Особый статус новой знакомой волновал не меньше, чем ее красота.

– Там какая-то тайна, – принялась объяснять ее сестра. – Кирилюк велел держать язык за зубами, у-у-у! – Света сделала страшные глаза. – А мы и не можем ничего рассказать, даже если бы и хотели, поскольку ничего не знаем. Кроме того, что паренек деревенский, ну, этот, «оруженосец» их, Сашка, примчался вслед за ними белый весь, кинулся в гараж, из гаража вышел уже весь красный и пообещал вернуться. Нешуточно эдак пообещал!

– Ты расскажи нам, что слышал. Был ведь в гараже, – перевел на меня стрелку Вовочка. Удачный выбрал момент, молодец.

– А как же держать язык за зубами? – стал все же набивать цену я.

– Так тут же все свои! Или ты считаешь, Нина не своя?! – Вовочка сделал сильный ход. Нина была своей, пожалуй, побольше нашего. Насколько она могла быть своей Лозовому, мне даже думать сейчас не хотелось. Об этом весь институт предположения строил.

Вообще-то, кабинет Лозового имел общий «предбанник» с кабинетом Пустыркина, проректора по науке. И секретарша тоже у них была одна на двоих. Но Пустыркин был ничем не примечателен. Просто ученый, с головой занятый своей наукой. А за Лозовым по институту ходила слава Казановы.

– Я буду считать, что Нина – своя, только после того, как мы с ней на брудершафт выпьем! – категорически заявил я.

– О-о-о! – поразилась Нина. Думал, сейчас спросит, не слишком ли я размечтался? Но ничуть не бывало! Она подняла свой пластмассовый стаканчик, протянула Вовочке, чтобы наполнил. Уже через секунду я, прекрасно осознавая, что выпендриваюсь гораздо больше собственного веса, целовал ее в губы, причем гораздо дольше, чем того требовал «брудершафт», на глазах у изумленной Светочки.

– Ай-ай! – воскликнула Светочка. – Даже завидно стало!

Вовочка тут же попытался поцеловать ее, но она увернулась и погрозила ему пальцем.

– Какой пылкий молодой человек! – воскликнула Нина с удивлением и иронией. Однако глаза ее говорили, что ей понравилось! Смелость города берет!

– Так, насчет Лозового, – напустил я серьезность. – Судя по всему, главный хозяйственник пытался покуситься на Сашкину сестру. С Оруженосцем на этой почве у него произошла нешуточная стычка в деревне, так что пришлось срочно ретироваться, а разгневанный брат бросился в погоню. Вот, собственно, и все.

Показать, что я вполне владею принципом «краткость – сестра таланта», не удалось. Нина не оценила и принялась въедливо допытываться, почему я считаю, что дело было именно так, а не как-то иначе? Пришлось ей передать во всех подробностях и разговор, услышанный мной в гараже, и утреннюю пантомиму, свидетелем которой были также и Света с Вовочкой.

– Значит, Сашка не успокоился, – подвела итог моему рассказу Нефертити.

– Да, нет, что это? – не согласился с ее выводом я. – Его угрозу Лозовому я бы интерпретировал так, что она будет выполнена в том случае, если только повторится что-то подобное…

– Не знаю, не знаю… – задумчиво проговорила Нина. К сожалению, я так и не понял ее личного отношения к своему шефу. Отметил, что со Светой она обращается уважительно, будто чем-то обязана ей. Я вообще давно знал за собой умение подмечать всякие мелочи и делать на их основании интересные выводы. Не знаю, откуда это у меня, но есть.

У Вовочки, к которому мы проследовали через магазин, у всех будто открылось второе дыхание. Девушки накрыли на стол. Нина подобрала волосы, прежде распущенные, собрала их в пучок и теперь стала один в один похожа на себя самое в роли секретарши проректора Лозового. Я вновь затрепетал – с кем гуляю! Не чудо ли, не сказка?!

Затем подумал, что радоваться мне нечему. Расклад-то таков, что я, возможно, остался без девушки. У Вовочки со Светой, похоже, все сладится, – видел. Он явно ее клеил, оставив Нину мне. Однако я же не идиот, чтобы не понимать, что с секретаршей проректора по АХЧ закрутить – это все равно что в космос слетать! Кто она и кто я? Ничем не выдающийся студент, да еще «академик». Нет, я, конечно, ставил себя выше Вовочки, мнил психологом, но… Но пока Вовочка меня обыграл по части психологии элементарно. Оставил мне сестру Светы – на, обламывай зубы, прошибай лбом стену! А сам спокойно и уверенно танцевал со Светулей. И даже, вырубив люстру и оставив лишь ночник, уже целовал ее вовсю! А та не слишком сопротивлялась, сучка!

Однако, распаленный алкоголем, я уже ничего не боялся, не чувствовал никаких тормозов. Я рвался в бой! Я шутил, я смеялся. Не ощущал себя последней буквой в алфавите! Взяв гитару, я выкладывался, точно перед целым залом. Я чувствовал, у меня получается! Она – сама Нефертити, секретарша проректора по АХЧ, Казановы Лозового! – слушает меня благосклонно! Когда в танце я прижимался к ней щекой, она не чуралась и сама прижималась ко мне. Когда я касался ее щеки губами, она прикрывала глаза длинными ресницами и не отстранялась. Лишь когда я попытался поцеловать ее в губы, она напряглась и словно задумалась, стоит ли мне это позволять? Но я был настойчив, и она уступила…

От Вовочки мы уехали довольно поздно. Из такси вышли на улице Горького, но где именно живет Нина, я так и не узнал.

– Дальше провожать не надо, – попросила она и погладила меня по волосам, точно маленького. Я притянул ее к себе, долго целовал в губы, она отвечала, потом вдруг резко обмякла. Я отпустил ее. Она тихонько усмехнулась, покачала головой, мол, надо же, что творится! Погладила меня по щеке, сказала: – Пока, – повернулась и ушла. Я стоял не шевелясь, смотрел ей вслед. Прежде чем свернуть за угол, обернулась, помахала рукой. Я помахал в ответ, она скрылась.

«Рассказать кому – не поверят, – подумал я. – Нефертити решила просто развеяться, вот и все. И мимоходом свела меня с ума. Как теперь жить без ума? Мне еще учиться два курса!»

Утром следующего дня Вовочка встречал меня как закадычного друга, хотя прежде мы были едва знакомы. Просто работали вместе.

– Ну как, уложил в койку Царицу Египетскую? – спросил он.

– Если бы и уложил, тебе не признался бы, – рассмеялся я. – Мы же джентльмены! Но, скажу честно, даже до дома не проводил, не позволила… А ты как? Свету у меня ты ловко увел, признаю. Пока я был ослеплен, как ты выразился, Царицей Египетской… Все сложилось?

– А! – воскликнул Вождь Краснокожих, – Танцы, шманцы, обжиманцы! Не дала, бл. ща!

То ли он решил быть джентльменом после моего призыва, то ли правду говорил, сразу не определил. Но после того как вслед за этим Вовочка сделал сенсационное сообщение, понял – говорил правду.

– Зато знаешь что я узнал? Не поверишь! Светка – дочь Лозового. Побочная, прикинь!

– Это она тебе сказала?

– Ну да, по этому делу, – Вовочка щелкнул себя под подбородок. – Не сам же я придумал! Она из Прибалтики приехала. И Нинку в Горький перетащила, в секретарши к папашке пристроила. Потому-то Нинка ей уважуху оказывает.

То, что сказал Вовочка, было так дико и невероятно, что походило на правду.

– Почему же Светка с Лозовым держится… как неродная?

– У них уговор был. Лозовой Светку в свой институт пристраивает, а она не афиширует родство. У него же семья… А Лозовой ей всячески помогает. Деньжат подбрасывает, то-се… Вот, сестрицу двоюродную на хорошее место пристроил.

– Ну, дела…

С этой болтовни Вовочки я понял, что на Светку он не сильно запал. Он же парень с улицы, не то что я, домашний. Сколько у него таких Светок было?.. Мне вдруг жалко стало Светулю. «Хорошая девушка, но… дворняжка», – прочитал я в одном английском детективе.

Легка на помине, появилась Света. Несколько раз она прошествовала от нового корпуса с наполненными мусором ведрами до контейнеров, обратно – с пустыми, прежде чем подошла к нам перекурить.

– Что я узнала! – понизив голос, с прононсом, заговорщицки сказала она нам с Вовочкой. – Сашка Оруженосец вчера приходил домой к Лозовому, домашние его не пустили. Сказали, главы семейства дома нет. Так он под окнами до вечера маячил, затем еще раз пытался вломиться. Где, мол, Лозовой? Ночь уже! Ему сказали, на дачу уехал. Только после этого отстал.

Света утопала со своими ведрами дальше таскать мелкий строительный мусор, грузчикам тоже дело нашлось. Поехали с Вовочкой в бортовом грузовике на базу в Кстово за паркетом для нового корпуса. На базе была очередь, да еще в обед попали, вернулись под вечер. Вовочка сошел по дороге, не возвращаясь в гараж. Проходя через двор, я снова узрел Светулю. Уже переодевшись в чистое, она разговаривала о чем-то с Леней Бубиным по прозвищу Бубен, водителем Лозового. Бубен был жгучий брюнет, красавец мужчина и известный бабник. «Общительная девушка!» – подумал я.

На мою голову свалился вдруг Кирилюк, начальник снабжения.

– О! Тимофей! Привет! – воскликнул он. – Личная просьба. Я тут стол письменный прикупил дочери. Поможешь доставить? В долгу не останусь.

Я отметил про себя, что, когда приперло, Кирилюк мое имя вспомнил сразу. Не стал орать: «Эй, как тебя?» Отказаться, конечно, я не смог. Кирилюк сел за руль ижевского «каблука», в фургончике которого находился теперь письменный стол для его дочери. Выехав через арку старого корпуса, мы завернули направо, и возле центрального входа я увидел… девушку своей мечты! Нефертити стояла со знойным брюнетом, холеным, породистым, что ваш скакун! Бомонд, ядрена вошь! Вместе они составляли красивейшую пару. Сердце мое пронзила стрела. Просто вечер измен какой-то! Ладно Светка, но моя-то как могла?..

Кирилюк ее тоже заметил:

– Вот она, куколка! Хороша краля, а? Юрий Владимирович умеет секретарш выбирать! И перца себе под стать отхватила!

– А вы его знаете? – спросил я, раз уж Кирилюк решил со мной посплетничать, как со взрослым.

– Хм! – усмехнулся он опять. – Сынок Бутенко, ректорского корефана. В КБ «Скороход» военную приемку возглавляет. Скоро за бугор сваливают всей семьей. То ли в Чехословакию, то ли в Польшу на три года… – В голосе Кирилюка прозвучала плохо скрытая зависть к тем, кто умеет в жизни устроиться. Сам он лишь недавно из шоферов перешел в начальники снабжения. Мужик с амбициями, чувствовалось. – Так что у сынка мало времени осталось, чтобы девицу склеить.

«Вот отчего Нина не пожелала, чтобы я ее провожал, – подумал я. – Хочет, чтобы дружок свалил за бугор в статусе жениха. Мало ли что, вдруг еще пригодится? Некоторые во флоте служат по три года, и ничего. Дожидаются их. Есть же бабы терпеливые. Может, Нефертити тоже в душе декабристка? Туда, куда ее «мэн» едет, она, вероятно, с удовольствием за ним покатила бы. Да кто же ее возьмет?.. Карьеристы хреновы!»

Я обиделся на весь мир и с серьезным видом уставился в окно.

За подъем стола на пятый этаж Кирилюк щедро отстегнул мне трешницу. Дай бог его дочери одних пятерок в дневнике! Мне нравилась традиция преподавателей и хозяйственников вуза платить студентам денежку, даром не эксплуатировать в личных целях. Хороший приработок получался к окладу. Вот только, выйдя из подъезда Кирилюка, я вспомнил, что в гараже оставил сумку со спецодеждой, а в штанах – ключи от дома. Тьфу! Пришлось возвращаться.

В гараже сидели двое водителей, играли в шахматы и тянули портвешок. При моем участии портвейн как-то быстро закончился, и я, как честный человек, вызвался сходить еще за бутылкой.

– Возьми ключ от арочных ворот, – сказал Коля Маленький. «Маленький» была не фамилия, Коле и правда бог росту не дал. – Горемыку не разбуди только! – напутствовал он меня.

– Какого горемыку?

– Увидишь. Сидит там, в углу, если менты еще не забрали. К нам идти отказался.

В арке я увидел… Саню – Оруженосца! Он сидел на автомобильной покрышке, скрестив руки на груди, натянув капюшон штормовки на голову, и спал. Под ногами его валялась пустая бутылка из-под беленькой и какой-то скомканный кулек. От закуски, должно быть.

– Саня! – Я потрогал его за плечо. – Эй!

Он что-то промычал, пошевелился, но просыпаться не подумал. Ну, дела! Таким я его никогда не видел. Здоровяк, если и опрокидывал стаканчик мимоходом, так на его поведении это никоим образом не отражалось. Веселым он и так всегда был, хоть после стаканчика, хоть без него…

После того как Коля Маленький принимал на грудь, выиграть в шахматы у него было невозможно, это я давно заметил. Сегодня и подавно проигрывал, поскольку мыслями все возвращался к Сашке, сидящему под воротами. Мне было жаль Саню. Вспоминал, как варили с ним уху на Ветлуге, ночь коротали.

– Коля, – попросил я Маленького, когда другой водила, Толик, засобирался домой. – Я вызову такси с гаражного телефона, поможешь мне Сашку загрузить? Домой к себе его заберу. А то ночью загребут, обчистят, в вытрезвитель упекут, на работу телегу накатают…

– Благородное решение, – оценил Коля.

Сашка был здоровый кабан и вправду. Коекак мы с Маленьким загрузили его на заднее сиденье. Коля решил со мной ехать, помочь. Нормальный мужик.

К счастью, в такси Сашка наконец проснулся, узнал меня:

– Тима? Привет, дружище… Где я? Куда мы едем? Коля?… – Сашка говорил жалобным голосом, точно ребенок, и нисколько не был похож на погромщика, грозившегося лишить проректора по АХЧ хозяйства, причем не институтского, а его личного.

– Ко мне едем, Саша. Поспишь у меня. Чего на улице сидеть?

– У-у-ух! – простонал Сашка, хватаясь за голову. И закрыл глаза. Опять уснул.

Подъехали к дому, Сашка, слава богу, болееменее пришел в себя. Пыхтя и отдуваясь, поднялся со мной на пятый этаж. Коля убыл к себе на том же такси. Трояк, заработанный мной у Кирилюка, был потрачен, таким образом, на благое дело.

Утром Сашка проснулся раньше меня. Когда я продрал глаза, он уже хлопотал на кухне: грел чайник, а под крышкой сковороды оказался готовый омлет. Яйца и молоко он нашел в моем холодильнике.

– Я тут похозяйничал, – с виноватой улыбкой сказал он. – Ничего?

– Правильно! – одобрил я. И, понимая уже, что не надо, все-таки достал из заначки четверку, которую держал вместо спирта для дезинфекции, показал гостю: – У?

– Не-ет! – категорически помотал головой Сашка. – Спасибо, конечно, но я не похмеляюсь. Убери заразу!

Вообще-то он был на вид как огурец. Словно и не пил вчера.

– Контрастный душ – это классно! – объяснил он свой свежий вид. – Вот за что люблю городские квартиры. Летом-то у меня тоже душевая работает – из бочки. Ну а зимой – только в баньку. Тоже, конечно, хорошо, но каждый день не попаришься!.. Где у тебя курят?

– Здесь можешь, – разрешил я.

– Ну! Чего это я буду в кухне чадить?

– Тогда пойдем на балкон.

На моем узком балконе Сашка показался еще здоровее. Просто Геркулес!

– К другу вчера завалился, обиду вином залить, – признался он. – Здесь, в Горьком, живет. Рулит в одной конторе. Вместе по горам бегали… Ты уже в курсе истории?

– Слухи одни.

– Вот, гляди, – Сашка расстегнул рубашку. Поверх чистого загорелого мускулистого тела на животе белела марлевая повязка со следами крови. – Там ваты у тебя взял, в аптечке, повязку переменить. Водой помыл рану, кровить снова стала… Это Лозовой меня полоснул.

– Ни хрена себе!

– Ага. Он, козлина, нажрался и к Маринке полез, – подтвердил Сашка мою версию. – Она в баню им с Санычем бражки принесла. – «Саныч – это ректор, Василий Александрович», – понял я. – А они и до того уже набражничались! Саныч, так тот вообще на полке уснул. А этот – лапы распускать вздумал! Вывалился к ней в предбанник голым, урод. Хоть бы полотенцем обмотался!

Я домой с пилорамы пришел, смотрю – сестренка за забором сидит, съежилась, как воробей, трясется вся! Как узнал, в чем дело, так и дал им разгона! Начальнички! Оборзели! Лозовой, поганец, в дом убежал, я за ним. А он с ножом на меня. Не ожидал! Достал маленько… Вчера хотел найти урода, условие поставить. Я забываю про нож, а он чтобы сестре моей в институте козни не строил… А то ведь выживет ее. Как думаешь, Тима?

– Поговорить спокойно, да и все. Сам, поди, понимает, что не прав, это если мягко сказать.

– Прячется от меня, сука!.. Или уж набить ему морду, отвести душу? А Маринка пускай в политех переводится… Переведут ли еще? – тут же засомневался рассерженный брат оскорбленной сестры.

– Сань, – сказал я. – Да что они ей сделают? Зачем им это надо? Лозовой – он же проректор по хозчасти. Его видят только те, кто работает при институте. А ректора, того вообще за целый год можно не встретить ни разу. Он то в министерстве, то в комиссии какой-нибудь, то депутатствует. Это же не преподаватели, лекций студентам не читают.

– Да? Ты прав, пожалуй… Если Маринку трогать не станут, то и хрен с ними. Только на охоту пусть не приезжают больше! К нам им отныне путь заказан! – сказал он мне так, будто я, простой студент, да еще «академик», мог передать такое ректору с проректором!

К гаражу Светуля подошла с первым же ведром в этот раз. Ведро у бабы оказалось полным, упрекнуть было не в чем.

– Сил нет! – сказала Света, брякнув ведром об асфальт. – Надо перекурить!

– Всякое большое дело начинается с маленького перекура, – согласился я. Взял ее ведро, донес до контейнера, опорожнил, пустое поставил перед ней и полез за сигаретами.

– А где Вовочка? – спросила она, прикурив от моей зажигалки.

– Тебе виднее, – тонко усмехнулся я. Света презрительно фыркнула в ответ и тут же улыбнулась мне:

– Нефертити свидание назначил?

– Я?! Думаешь, она пойдет со мной на свидание? У нее, я заметил, ухажер имеется – куда нашим! Такой солидол…

– Да ладно. Он за бугор скоро свалит со своим папачесом, в длительную командировку. В одной конторе работают. Только папаша – зубр, а сынок – без году неделя… Можем пикничок организовать. Хочешь?

– Ты еще спрашиваешь! Еще бы! Буду обязан.

– Заметано, – сказала деловито Света. И сменила тему: – Ну что, Сашка не поймал нашего старого ловеласа? Морду не набил?

– Это ты про Лозового?

– Про кого же еще? Вовочка, небось, проболтался, что он мне родственник?

– Лозовой? Что ты говоришь? – воскликнул я, не особенно усердствуя в актерском мастерстве. Света поняла, что я все знаю, но Вовочку подставлять не хочу.

– Да ладно, – махнула она рукой. – Я с Вовочки обещания держать язык за зубами не брала. Ты за меня возьми! Мы с вами теперь одна банда, вот я вам и доверилась. А больше – никому.

– Не больно ты его жалуешь, Лозового.

– А чего мне перед ним расшаркиваться? Чужой дядя, по сути. Ну, в институт разве что поступить помог. А так…

– Мне тоже – помог, – решил я ответить человеку откровенностью за откровенность.

– Серьезно?

– Ага. Сам он, правда, в глаза меня тогда не видел. Сосед мой по квартире в друзьях с ним был. Теперь помер. Царствие небесное! Отличный мужик!.. Мама моя боялась, что я в вуз без протекции могу не поступить, а она очень хотела. Больше, чем я. Вот и искала подходы. Оказалось, у соседа нашего, дяди Яши, друг в водном – целый проректор. Ну и обещал помочь… Только экзамены я и так сдал неплохо. Одна четверка, остальные – пятерки. Проходной балл превысил заметно… Другое дело, без блата могли бы дополнительными вопросами срезать. Этого я не знаю.

– Я тоже с репетиторами занималась по физике и математике. Не то что на халяву!.. Ну ладно. Пойду пахать. Скажи Вовочке, как появится, измены не прощу! – прикололась напоследок Света. – Спасибо! – подняла она кверху пустое ведро. Классная деваха! Что же это, про Нефертити она от себя говорит или общалась с ней? – больше всего волновало меня.

Слово у Светы оказалось тверже гороха, даром что женщина. Так и не увидев поутру Вовочку, я уехал за цементом с Колей Маленьким на его грузовике, а когда вернулся, Вождь Краснокожих сам поджидал меня возле гаража.

– Прикинь! Нас чувихи на пикник приглашают! Светуля и твоя леди.

– Да ты что?! – делано удивился я. – Вот поперло!..

– Идем, значит? Завтра же суббота.

– Неужели я откажусь! Ты только не говори никому из своих многочисленных приятелей, что я с Нефертити вознамерился встретиться во второй раз. А то еще прирежет кто. У нее же воздыхателей – весь институт!

Я старался не терять шутливый настрой, но в душе был взволнован, как пеликан на рыбалке. При мысли, что смогу, быть может, вновь прижать к груди саму Нефертити, будто свою, аж горело все внутри! Нет, это была не просто влюбленность. Это была дикая страсть! И никакой здравый смысл не работал. Знал, что у меня в соперниках такие перцы ходят! Но тут выбирает дама. Мне было плевать, чего это она с нами хороводится. Первый раз – от скуки, допускаю. Но теперь-то она знает, с кем встречаться идет. С нами. Со мной!!! «Мама, я сейчас умру!» – думал я.

Лето кончилось. Оно и так затянулось, спасибо ему за это! Конец августа, а народ все в речке плескался до вчерашнего дня. Похолодало. Встретились там же, возле Гребного канала, но желания купаться ни у кого не возникло. Ушли подальше от людей, расположились на траве. Девушки растянули подстилку. В этот день закуску приготовили они. Салатики, жареная курица… Мы с Вождем лишь закупили горячительное, как положено. Водки, по-взрослому. Еще прихватили трехлитровую банку яблочного сока, по моему настоянию. «Уписаемся, – ворчал Вовочка, таща банку. – Разве можно выпить столько сока? Это же не пиво!» Я его увещевал, что девушки водку без запивки употреблять не станут. Надо же соблюдать хоть в какой-то степени приличия…

От Светы Вовочке досталось, что не купил вина (я сразу свалил все на него). Тот оправдывался – денег было мало. От сорокаградусной все довольно быстро захмелели и стали дурачиться. Светка дала Вовочке щелбана в лоб, чтобы в другой раз думал, чем дам угощать, он вознамерился ее в ответ облапать, устроили потасовку. Моя Нефертити пошла к воде пускать камешки. Я какое-то время наблюдал, потом обнял ее сзади и стал целовать в шею. Трогал ее грудь и вообще везде трогал. Она уже тяжело дышала и неизвестно, чем бы это дело закончилось, не позови нас Светка. Нина застонала и резко отстранилась от меня. Отойдя на несколько шагов, она обернулась и посмотрела на меня исподлобья своими черными глазищами! И вдруг расхохоталась. Да она ведьма!..

Стал накрапывать дождь, и Света весело спросила:

– Ну, к кому сегодня поедем?

– У меня сегодня предки, – с большим сожалением сказал Вовочка.

– У меня хата пустая, – сказал я. Хотел сказать, что она и в прошлый раз была пустая, и завтра будет, но не стал. Зачем обесценивать такую, по общему мнению, роскошь, как хата без родителей?

– О! – несказанно обрадовался Вовочка. – Клево!.. Вот только пить нечего и бабки кончились.

– Выпить найдется, – заверил я. – Коньяк дагестанский устроит?

– Ни фига себе! – поразилась Светочка. – Да я, похоже, не на ту лошадку поставила!..

Я видел, девушкам у меня понравилось. Старался поддерживать чистоту и порядок. Не хотелось ударить в грязь лицом, в прямом смысле, если вдруг маманя вернется из экспедиции раньше времени.

Я быстро сварил молодую картошку, открыл маринованные огурчики и помидорчики. Что еще надо? Ах, да – разлить.

– Откуда такая роскошь? – спросил Вовочка, вертя в руках бутылку «Старой крепости»?

– Потом расскажу. Вздрогнем! Закуска, конечно, больше для беленькой подошла бы. Классика, так сказать. Но – чем богаты, как говорится!

После чарки девушкам, естественно, захотелось потанцевать. Колонки у меня мощнецкие, и хулиганка Светка все норовила врубить погромче. Вовочка уворачивал звук, а она – опять. Я не встревал. Все для гостей!

Мы с Ниночкой (как я называл мою царицу теперь про себя) и под быструю музыку танцевали медленный танец. Я не хотел ее отпускать, она была не против. А эти двое кривлялись вокруг нас и строили козьи рожи, придурки! Они мне были очень симпатичны и со своими козьими рожами в данный момент. Как быстро и неожиданно, на ровном месте, можно сказать, образовалась наша маленькая компашка!

– Как это еще соседи не пришли с нами ругаться?! – весело спросила Нина во время музыкальной паузы, когда вновь уселись за стол. – Им музон, наверное, по ушам бьет.

– Время детское, – возразила Света, главная виновница децибелов.

– Некому приходить, – успокоил я. – Нет соседей. Квартира угловая, сами видите. Сосед справа умер недавно… – я тяжело вздохнул. – Вот такой мужик был! – поднял кверху большой палец. – Дядя Яша. Яков Ааронович.

– Еврей? – спросил Вовочка.

– Сам ты еврей! – обиделся я. – Какая разница? У друга что, по-твоему, национальность бывает? Друг, он и есть друг! Национальность бывает только у врагов!

– Веско! – оценила Света. – Сколько соседу лет было?

– Не знаю… – задумался я. – Пятьдесят пять – шестьдесят. Нет, шестидесяти еще не было.

– Я подумал, молодой, – сказал Вовочка.

– А что, разве старый? Ему бы еще жить да жить! Да он и на больного не был похож, а тут – онкология. Он – биолог, летучих рыб изучал. Где только не бывал! Жена померла, сын за границей живет. Дядя Яша, как заболел, тоже хотел уехать к сыну, в Израиль, там медицина крутая. А его не пустили, потому что работу его научную засекретили.

– Летучих рыб засекретили?! – удивился Вовочка.

– Он с летучих рыб на экранопланы перешел.

– Что за зверь такой?

– Экраноплан? Ты что, не знаешь? А еще в водном институте учишься… Да, ладно, ладно, не кипятись! Если бы не дядя Яша, я бы тоже не знал… Это, как сказать? Такой корабль, внешне больше похожий на самолет, который не плывет, а низко летит над водой. Эффект экрана – воздушная подушка его подпирает, понимаешь? Главное, крыло правильно рассчитать. А может лететь и над сушей, и надо льдом. Чуешь? Пароход – не пароход, порт ему не нужен, мель не страшна и на глубинные бомбы он чихать хотел. И самолет – не самолет. Аэродром ему не требуется. Он, если надо, и на грунт, на воду сядет. Чувствуешь перспективы?

– Это что же, биологи у нас теперь пароходы-самолеты разрабатывают? – не без ехидства спросил Вовочка. Девушки молчали, заинтересованные.

– Нет, конечно. Дядя Яша техникой, особенно – перспективной, с детства увлекался, помимо биологии. Все никак не мог решить, на кого учиться после школы, на биолога или на инженера.

В итоге получил два высших образования, в КБ «Скороход» занимался экранопланами. Потом биология перетянула. Учась на биофаке, с будущей женой познакомился. Но интерес остался. Короче, он скорешился с одним чуваком из нашего водного института с кафедры гидродинамики. Въедливый такой чувак, как я понял. Гладырев фамилия. И вместе они стали тему эту разрабатывать. Дело пошло. У дяди Яши идей громадье было! Потом дядя Яша заболел. А Гладырева с их темой из института в конструкторское бюро «Скороход» перевели. Работу, как я сказал, засекретили, Гладырев стал сливки снимать, а дядя Яша, который все придумал, – по больницам.

На Гладырева дядя Яша обиделся. Тот все заслуги себе присвоил. Мол, дяде Яше все одно в этой жизни уж ничего не надо. Представляешь, каково? Да только бог не фраер, все видит, как говорится. На каком-то этапе работа у Гладырева застопорилась. В КБ, видно, стали его подбадривать, мол, ты чего, чувак? Зарплату тебе платят – дай бог каждому, а где результат? Тут он вспомнил снова про Якова Аароновича. Стал на поклон приезжать. Но дядя Яша тоже не лыком шит. «Мне, – сказал ему, – деньги на лекарства нужны. Хочешь информации – раскошеливайся!» Стал Гладыреву свои наработки по частям продавать. А тот только рад был! И коньяк этот дагестанский тоже он привез, целый ящик. Дядя Яша меня угощал.

Потом дядя Яша умер, и все. Думаю, работа у Гладырева встала. Ни хрена он без дяди Яши не сможет!

– Почему ты думаешь, что работа встала? – спросила Нина.

– Потому что Гладырев приезжал потом. Просил разрешения посмотреть бумаги дяди Яши.

– У тебя просил? Почему у тебя?

– Я же говорю, потому что мы с дядей Яшей друзья были. У меня ключ от его квартиры. Пока дядя Яша в больнице был, я цветы у него поливал, рыбок кормил… А теперь эта квартира… моя!

Я был уже достаточно хорош, потому признался своим новым друзьям. Хотелось еще на Нину впечатление произвести.

– Как твоя?! – удивилась Света. Да и Нина с Вовочкой смотрели на меня во все глаза.

– Дядя Яша незадолго до смерти прописал к себе мою мать. Они заключили фиктивный брак. На тот случай прописал, если сын его вернется. Но сын не вернется. Он врач, хорошо зарабатывает, положение имеет. Там у него семья… Работы, видно, настолько много, что даже на похороны приехать не смог. Хотя я этого не понимаю.

Помолчали, потом Вовочка сказал:

– Да, хороший подарок вам сосед сделал!

– Мы с ним очень сдружились. Особенно в последнее время. Он – один, и я – один.

– А ты почему один? – удивилась Света. Я понял, что проговорился. Сказал «а», придется говорить «б».

– У меня мать в экспедиции. Руду в Сибири ищет или золото – не знаю. До этого в НИИ «Гипрогеология» работала, бумажки перекладывала. А тут решила денег заработать и умотала в тайгу.

– А отец твой? – спросила Света, понизив голос, осознавая, очевидно, что уже чересчур любопытствует. Отцы – это такая тонкая, хрупка материя! Один запьет, другой загуляет, третий просто так сбежит. Не считая тех случаев, когда папа просто не установлен. Бывает в жизни и такое… Но я не обиделся:

– Отец? Он у матери начальник экспедиции. Правда, они десять лет как в разводе. Но теперь не удивлюсь, если снова сойдутся…

Вечер подходил к той точке, на которой встает вопрос, что дальше? Света, как связующее звено нашей маленькой компашки, посмотрев на Нину, спросила:

– Нам пора, наверное?

Больше всего мне понравилось слово «наверное», выражающее сомнение, в ее вопросе.

– Какой смысл вам уезжать?! – возопил я голосом радушного хозяина. – Завтра суббота. В доме запасено достаточно постельного белья. Горячая вода, слава богу и жэку, имеется. Оставайтесь! Три комнаты.

– Это новый поворот сюжета, – откликнулась Света. Нина помалкивала. Помалкивала!

– Я должна тетю предупредить, – сказала Светуля. Я сделал комически широкий жест в сторону журнального столика, на котором стоял телефон.

– Тетя Вера, – постаралась Света сделать голос серьезным и трезвым, набрав номер. – Мы тут с Ниной… Ты звонить не будешь? – улыбнулась она нам и Нине, доложившись тете.

– Куда? В наш родной Даугавпилс? – развеселилась Нина…

Приняв душ последним, я оглядел опустевшую гостиную, свой диван. К девушкам соваться не стал, но Вовочку проведать, как тот устроился, счел себя обязанным. Войдя, увидел, однако, рядом с наглой рыжей мордой Вождя Краснокожих улыбающуюся физиономию Светочки!

– Сюда нельзя, здесь кролики! – засмеялась она.

Блин! Я поскорее вышел! Этот гад все же совратил невинное дитя! Что мне было делать? В той комнате, где большая двуспальная кровать, пребывала сейчас Нефертити. Идти к ней было самонадеянно и страшно, остаться же на диване, в гостиной, не попытав удачу, – глупо. Я взял гитару и робко шагнул в комнату к Царице Египетской. Боялся, что увижу сейчас ее спящей, отвернувшейся лицом к стене, но нет! Она лежала, укрывшись легким одеялом. Черные волосы разметались по белой подушке, прекрасные глаза смотрели на меня.

– Серенада на ночь! – Я осторожно присел на краешек кровати.

Она приподнялась на локте, придержав другой рукой одеяло на груди. Показала, что готова слушать.

Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю,

Я коней своих нагайкою стегаю, погоняю…

Что-то воздуху мне мало – ветер пью, туман глотаю, —

Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю!

Трудно сказать, с чего это я вдруг запел песню Высоцкого, да еще именно эту?.. Нина слушала странно – серьезно и внимательно, прикрыв глаза. А когда я закончил петь, открыла глаза и прошептала:

– Иди сюда…

К моему стыду, она очень быстро определила мою неопытность в постели, несмотря на обширные, как у всякого подростка, теоретические познания. К моему счастью – взяла инициативу в свои руки…

Утром, проснувшись, я почувствовал, что душа висит на ниточке после вчерашней попойки. Но воспоминание о том, что случилось ночью, мгновенно подняло до небес. Нина отвернулась от стенки и, не открывая глаз, обняла меня. Я стал гладить ее руку, плечо. Она подняла подбородок, подставив губы, я стал целовать ее, сжал в объятиях. Опыта со вчерашнего вечера у меня прибавилось…

Как буря миновала, она, полежав пару минут, не подавая признаков жизни, спросила:

– Хочешь, я принесу кофе в постель?

– Правда? Это будет чудесно! – ответил я безо всяких эмоций в голосе.

Нина поднялась, завернувшись в полотенце. Я услышал, что за стенкой возятся Вовочка со Светкой. Увел-таки у меня девчонку! Но я, ей-богу, не внакладе. Еще бы! Тогда я и не думал…

– Эй, греховодники! – постучала, я услышал, Нина им в дверь. – Сейчас прилетит фея и принесет всем кофе!

– И пивка еще, пожалуйста! – послышался голос Вовочки.

– Ты что, алкаш, что ли, похмеляться?! – пожурила его Света.

– Как быстро ты меня раскусила!..

Нина отлично разобралась у меня на кухне, и вскоре «греховодники» встречали ее появление возгласами восторга. Затем дошла очередь до меня. После кофе мы с Ниной, конечно, снова сплелись в объятиях. Отдав последние силы, опять уснули. Проспали до обеда. Так не хотелось просыпаться! Я думал, дождь на улице. Даже в окно посмотрел, присев на койке. Нет дождя! Любовь, видно, отняла много сил. Женщина моя тоже морщила носик, не желая открывать глаза…

После сна в гостиной собрались уже две пары, а не просто члены одной компании. Света сидела на коленях у Вовочки. Нина кормила меня творожком со сметаной с ложечки. Но была какая-то другая. Задумчивая. Наверное, вспомнила о каких-то заботах. Может, о своем «солидоле», который еще не отчалил в Польшу или куда там? В Чехословакию? Скорее бы! Скатертью дорога! Это что же, пока он не отчалит, мне придется мириться с его существованием? Как-то с ним делить Нину? Делить?!! Ну нет! Я не хотел ее ни с кем делить! Я уже готов был заявить на нее свои права!.. А получится? Как она ко мне относится? Что значит для нее эта ночь? Я не знал.

Вечером девушки стали прощаться. Оставаться еще на одну ночевку никто не собирался, это было очевидно. Погуляли, хватит! – казалось, могли бы сказать девушки. Мы вместе сели в троллейбус, но Вовочка со Светой сошли у Дворца спорта, а мы с Ниной поехали дальше, в центр. И все повторилось. Расстались на том же месте, что и в прошлый раз. «Провожать не надо». Она держала дистанцию…

Дома я навел порядок, убрал посуду, которую помыли девушки, полил мамины цветочки и вспомнил про соседские. Снял ключи с гвоздика в прихожей. Пошел во вторую свою квартиру, которую по-прежнему не считал своей.

Открыв дверь дяди Яшиного жилища, я застыл на пороге и осмотрел обстановку новыми глазами. Как будто, после того как рассказал компании, что моя мама здесь осталась единственным прописанным жильцом, наконец и сам поверил в это.

Подарок, по мнению Вовочки, нам достался что надо. Дядя Яша один в хоромах чувствовал себя жутко одиноко – подумалось. Его редко кто навещал в последнее время, и похороны были «нищенскими», за счет факультета. Выносили из морга в закрытом гробу. Домой дядю Яшу не завозили. Были речи на кладбище. Декан биофака сказал о большом вкладе Якова Аароновича в науку. Лозовой наш тоже толкнул речь. Накануне он приходил домой к дяде Яше. Требовались кое-какие документы. Я дал ключи, объяснил, где искать бумаги, – в секретере мебельной стенки. Мне дядя Яша говорил. Он учел, что мог. До конца был в сознании, и я никак не ожидал, что все окончится так печально. Лозовой вернул мне ключи часа через два. В руках у него была большая сумка, хотя до этого приходил пустой. «Столько документов?!» – мысленно удивился я.

Когда потом пошел поливать цветы, то не обнаружил коллекции марок дяди Яши. Пропали все альбомы, что стояли в стенке. Дядя Яша был увлеченным филателистом, настоящим. Как-то сказал мне: «Знаешь, Тима, моя коллекция ведь денег стоит!» Как я понял – немалых.

Коллекцию дядя Яша завещал мне хранить, но что прикажете делать? Идти к проректору своего института с обвинением, что тот спер марки? Мне эти марки, по большому счету, были до фонаря. Только что денег стоят, как сказал дядя Яша…

Дойдя с кувшином до кабинета дяди Яши, как он называл одну из комнат, вдруг не то что увидел, почувствовал – что-то здесь не так. Еще не понял даже, что именно. Только потом сообразил: нижний ящик стола выдвинут. Не до конца – так, приоткрыт. Прежде все ящики были закрыты, за это готов был поручиться.

Сам ящик открыться не мог, – допустим, от вибрации. Землетрясение в последний раз случалось лет десять назад, да и то не в Горьком, конечно, а в Молдавии. У нас только люстры чуть-чуть раскачивались. Кто радио не слушал, вообще ничего не понял. Особенно если с бодуна…

Родственники объявились? Родственники зашли бы к соседям – ко мне наверняка, за ключами. Не говоря о том, что нет в Горьком никаких родственников у дяди Яши.

«Хорошо, – рассуждал я. – Пусть кто-то как-то вошел-таки в квартиру, не сломав замков. Что именно неизвестный искал в нижнем ящике стола у дяди Яши?.. А кто сказал, что только в нижнем ящике? Быть может, он искал и в других местах?..»

Я принялся осматривать внимательно стол и обнаружил, что на каждой ручке, в середине, отсутствует пыль. А по краям ручек она есть. Я прошелся теперь по всем комнатам и осмотрел внимательно все, что мог. Пыль отсутствовала на ручках всего, что открывалось, на всех ручках то есть! Тут прошлись по всей квартире. По какой-то оплошности забыли до конца задвинуть один лишь нижний ящик стола. Быть может, злоумышленника отвлек кто-то? Смотреть, что пропало, было бесполезно. Я понятия не имел, что именно лежало в ящиках прежде. Ценностей у дяди Яши, кажется, не водилось, помимо коллекции марок. Но с коллекцией-то как раз все было понятно.

Я задумался: что же делать? Сообщить в милицию? А о чем? Что мне показалось, будто кто-то залез в квартиру, которая теперь числится за моей матерью, но что из квартиры пропало, я не знаю? Бред какой-то! Ни один мент, если он в своем уме, не пойдет после такой вводной снимать отпечатки пальцев с мебели. Тем более, как я заметил, пыль отсутствует не только в середине ручек, где за них берутся, но и вокруг – на полированной поверхности. Очевидно, ручки все протерли тряпкой.

Успокоившись на этом, я принялся сам стирать отовсюду пыль, затем – мыть полы. Все необходимое для этого нашлось в ванной комнате. Мама может гордиться мной, думал. Из лентяя, благодаря ее отсутствию, превращаюсь в человека!

Вернувшись домой, я завалился на диван и задумался о своих начинаниях в духе Шерлока Холмса. Может, я слишком много книжек прочитал, а ящик все-таки сам? Но как? И – пыль?.. В смысле, ее отсутствие на ручках и вокруг?..

В понедельник с утра калым подвалил. Поехали с Вовочкой к самому Лозовому мебеля новые завозить, старые – вывозить. Поймал себя на мысли, что Лозового в последнее время становится как-то слишком много! Однако калым – это хорошо. Возьму, да и приглашу Царицу Египетскую в кабак! Вдруг согласится? Потом ко мне поедем…

Вовочка помешал мне мечтать, сразу заговорив про нашу совместную пирушку, едва устроились в кузове грузовика. Коля Маленький дал газу, мы хором качнулись, как два китайских болванчика. Вождь Краснокожих взахлеб рассказывал о том, что Светуля в постели вытворяет. Очевидно, влюблен в нее он вовсе не был, иначе помолчал бы. Я же на его вопросы о способностях Нефертити заявил, что у меня с ней ничего не было.

– Как не было? – изумился Вовочка.

– Да так, не было, – повторил я. – Она отвернулась к стенке и уснула, и я тоже уснул. Пить надо меньше.

– Что, просто так уснул?!

– Да, просто так. Я вообще слово себе дал – до свадьбы ни-ни. Не хочу смазывать впечатление!

Вовочка некоторое время смотрел на мое абсолютно серьезное лицо, потом хлопнул себя по ляжке и принялся ржать!

– Ну, ты приколист! А я-то уши развесил!.. Ладно, не хочешь рассказывать, не говори. Джентльмен хренов!

– Честь имею!

Возле мебельной базы я увидел «Волгу» Бубена. В стороне прогуливался Лозовой. Проректор по АХЧ был одет в отменный светлый костюм, белоснежную рубашку, галстук. Высокого роста, видный мужчина. Казанова долбаный! Пусть только попробует к моей Ниночке сунуться… «Она же его родственница! – напомнил сам себе. Но тут же поправил: она – родственница его дочери. Это еще ничего не значит. Очевидно, родственница по матери?..»

Мы бережно загрузили книжный шкаф в Колю Маленького (в смысле – в его грузовик) и доставили в шикарную проректорскую «фатеру». Старые книжные этажерки, освобожденные от книг, были приготовлены на вынос. Книги были аккуратно сложены на полу, на расстеленных газетах. Особое место занимали альбомы с марками. Я сразу узнал кляссеры дяди Яши. Если и сомневался до этого, что Лозовой их прибрал, то теперь удостоверился.

Новые кляссеры взамен старых дядя Яша изготовил сам. Кожу для обложек ему привезли из Богородска на заказ. Стежки были ровные, словно прошиты на машинке, – он старался. А страницам, в которые были вклеены целлофановые кармашки, дядя Яша придал вид старинных папирусов. Картон покрасил в бледно-коричневый цвет и расписал какими-то текстами. Мне кажется, идею ему «подсказали»… обои в его кабинете. Они тоже были такого примерно цвета, а вместо узора – повторяющиеся цифры, математические и физические формулы. Тангенсы – котангенсы, «эм же квадрат»… Дело вкуса. По мне, так цветочки на обоях как-то привычнее… «Но Лозовой – наглец! Мало того, что марки мои спер, так еще шкаф под них таскать заставил! – подумал я. – Ладно, молчу, молчу… Собственно, марки мне неинтересны. Но какого хрена?..»

Вовочка споткнулся на ровном месте и едва не вписался лбом в оружейный сейф, стоящий в кабинете Лозового.

– Осторожно, – спокойно сказал хозяин сейфа. – Этажерки снесете, погрузите. Дальше Николай сам увезет, куда надо. Вы на работу возвращайтесь. Это на проезд, – пошутил он, подавая каждому по пятерке. Щедрый барин!

– Кутнем? С девочками, а? – предложил Вождь Краснокожих, когда Колин грузовик скрылся из глаз.

– Обязательно, – согласился я. «Царица бы только была не против», – подумал при этом. – Хата по-прежнему свободна. Если ты договоришься с девочками…

– Заметано! Заброшу удочку Светуле.

К вечеру Вовочка меня огорчил. Я только вернулся с очередной базы – ездили с Кирилюком за новой формой для студентов.

– Облом, – сказал Вовочка. – Нефертити сегодня не может.

Придя с работы домой, в пустую квартиру, почувствовал растерянность. Чем заняться?

Внезапно в дверь одинокого студента позвонили. Кому бы это? – удивился я. – Может, Вовочка все же вытащил девок на гульки? – зародилась надежда.

Отворил дверь, на пороге стоял совершенно незнакомый перец. Средних лет, в костюме, весьма респектабельного вида. На носу – очки в тонкой золотой оправе. Незнакомец поздоровался и, указав на дверь дяди Яши, извинился и спросил, был ли я знаком с Яковом Аароновичем?

– С дядей Яшей? Да, конечно, – ответил я.

– Очень хорошо, – обрадовался человек. – Могу я с вами поговорить о нем? Я не смог присутствовать на похоронах. Только сегодня прилетел из Риги… – Я уловил едва заметный акцент в его, впрочем, довольно чистой русской речи. Если бы он не сказал, что прилетел из Риги, я бы, возможно, ничего и не почувствовал.

– Проходите, пожалуйста, – пригласил его в квартиру.

– Видите ли, – начал объяснять цель своего визита незнакомец. – Я приехал из Риги, – повторил он, – из института гидроакустики. Одно время мы с Яковом Аароновичем вместе работали. Изучали дельфинов… – Незнакомец улыбнулся и, расстегнув свой кожаный кейс, достал и протянул мне цветное фото. Я узнал дядю Яшу. Выглядел он куда моложе, нежели в последнее время. На фото он стоял вместе с моим гостем. Оба улыбались. За спиной у них располагался бассейн с дельфином. Снимок запечатлел мгновение, когда дельфин выпрыгнул из воды за рыбиной, которую ему протягивала девушка в полосатой футболке. Вежливо улыбнувшись, я вернул незнакомцу фото.

– Потом Яков Ааронович занялся летучими рыбами и – вот совпадение – я тоже! Нас обоих волновало, как некоторые секреты природы можно применить к технике. Мы поддерживали отношения, интересовались работой друг друга. А тут я узнал, что Яков ушел из жизни… Жаль, если наработки вашего соседа пропадут даром!.. Исчерпав официальные возможности получить к ним доступ, я решил действовать, так сказать, неофициально в интересах науки! Вы не знаете, у него остались какие-то бумаги, записи? Кто-то из родственников бывает здесь?

Я не видел повода скрывать то, что знал, поэтому рассказал бывшему коллеге дяди Яши все, что мне было известно.

– У дяди Яши, действительно, кабинет был вечно завален бумагами. Но однажды он навел порядок. Это случилось уже после того, как узнал о своей болезни. Он выбросил все! Сдал в макулатуру, как сам сказал. Пошутил, что, как ученый, объявляет перекур до следующей жизни! – грустно усмехнулся я. – В последнее время он, насколько могу судить, не занимался больше наукой.

– Но я уверен, он не мог просто так выбросить все свои наработки! – возразил гость из Риги. – Быть может, он их передал кому-то? Кто у него бывал?

– Не знаю. У него почти никто не бывал. Только Юрий Владимирович Лозовой, проректор по АХЧ института водного транспорта, в котором я учусь. Но Лозовой, насколько я знаю, ведь наукой не занимается. Он – хозяйственник. Еще – Гладырев. Имени-отчества не знаю. Какую-то работу, рожденную от летучих рыб, если можно так выразиться (мне понравилась собственная фраза), этот человек вел с дядей Яшей совместно. Работу не биологическую – инженерную. Потом Гладырев с этой работой перевелся из водного института в КБ «Скороход». Эту тему засекретили – единственное, что мне известно. А дядя Яша заболел. Гладырев являлся к нему за советами. Дядя Яша на него обиделся за то, что все его идеи Гладырев присвоил себе…

– Раз обиделся, а Гладырев приезжал, значит, дядя Яша не выдал ему всех своих секретов, так? – подмигнул мне незнакомец.

– Думаю, да, – согласился я. На самом деле был в этом просто уверен.

– Видите ли, меня именно эта тема, рожденная от летучих рыб, как вы выразились, и интересует. Я был в вашем водном институте. У нас все готовы засекретить! – в голосе моего гостя прозвучало недовольство. – Где-то же они должны храниться, записи дяди Яши? Человек, ученый, не может просто так взять и похерить свое главное детище!

– Вероятно, вы правы, – согласился я. Мне это ничего не стоило.

– Простите, вас как зовут? – спросил меня рижанин. Мне нравилось, что обращается на вы, как к большому.

– Тимофей.

– Очень приятно. А меня – Йозас Генрихович. Тимофей, подумайте, где, у кого могут храниться записи Якова Аароновича? Я очень заинтересован их найти и хорошо заплачу тому, кто поможет это сделать. Очень хорошо заплачу! – повторил он с нажимом.

– Я рад помочь, но не представляю…

– Вы не спешите. Подумайте. Я перезвоню через несколько дней. Назовете свой номер телефона? Мне звонить некуда, в гостиничном номере нет аппарата. Я пробуду еще некоторое время в Горьком, есть другие дела. Я в командировке…

– Хорошо, записывайте…

Йозас Генрихович, который из Риги, удалился, а я и вправду задумался над его словами.

Взяв ключи от дяди Яшиной квартиры, я отправился проверять все ящики и шкафы. Никаких бумаг не нашел, зато обнаружил деньги – пачку красных червонцев в верхнем ящике стола в кабинете. «Хм! То есть деньги не тронули, – подумал я. – Ну, тогда, когда оставили незакрытым нижний ящик. То есть деньги были не нужны. Искали не деньги. Да и обычные грабители не стали бы так аккуратничать. Они вытряхнули бы все содержимое из ящиков на пол, да и все. Не потрудились бы навести порядок за собой! Не-ет. Тот, кто прошелся по квартире, хотел, чтобы это осталось незамеченным. И бабки не взял…

Но с какой стати я должен переживать из-за бумаг дяди Яши? Мне-то, по большому счету, какая разница?..

Следующим днем мы с Вовочкой увиделись только за обедом, если его можно таковым назвать. Пока ели один батон на двоих, запивая его молоком из пакетов, рассказал Вовочке про гостя из Риги и свое экспертное заключение об обыске в квартире соседа. Надо же было перед кем-то выпендриться своей наблюдательностью! Вовочка, по-моему, слушал меня вполуха и не поверил.

После обеда человека человек послал на арматурный завод в Семенов. Начальник снабжения Кирилюк – Колю Маленького. Коле был придан я… Дневные производственные скучные дела, без единого лучика надежды на что-то неординарное, нагнали на меня унылое настроение. Лето заканчивается, «академ» заканчивается, впереди – учеба, то есть серые будни. Это настроение я и притащил домой и увалился с ним на диван. Однако уснуть не успел. Заставил встряхнуться звонок! Дойдя до прихожей, еще не отворив дверь, уже услышал за ней какое-то движение, шуршание и хихиканье. Причем – женским голосом. Радостно открыл дверь и увидел всю банду в полном составе: Вовочку, Светку и Нефертити!

– Гостей принимаете? – спросила Света, после чего они посмотрели с Ниной друг на друга и захохотали, как дурочки, словно тут был подвох, мне неизвестный. Вовочка поднял брови и покачал головой. Мол, женщины, что возьмешь? Гогочут!

– Гостей принимаем! И с гостями принимаем! Прошу! – Я отступил от двери, делая широкий приглашающий жест. То что Нина вновь приехала ко мне, подняло до небес сразу. Гости притаранили сумку с выпивкой и закуской. Кое-что я добавил от себя, накрыли славную поляну, зазвенели бокалы. Жизнь продолжается, «академ» еще не кончился! – возликовала моя душа.

– Жениху побольше клади, – подначивала Светка сестрицу, раскладывающую салатики. – Он худенький, откармливать надо.

– Надо же! Уже сосватала! – беззлобно усмехнулась Нина.

– А что? Парень симпатичный, – вогнала меня в краску Светуля, рассматривая оценивающе. – Опять же, жилплощадь своя имеется… Когда квартиру будешь показывать, Тимофей батькович?

– Хоть сейчас, – окончательно смущенный, предложил я.

– О! Точно! Пойдем, Нинка, наследство жениха твоего смотреть!

– Иди на фиг! – засмущалась теперь и непрошибаемая Нина.

– Ну, не хочешь, я без тебя схожу. Мне любопытно. Вован! Наливай еще по одной, и идем. Да, Тима?

– Экскурсия так экскурсия. Все для вашего удовольствия!

Хлопнув еще по рюмашке и закусив, я повел компанию показывать хоромы дяди Яши.

– Ух ты! Классная хата! – замерла Света на пороге гостиной. – Сколько здесь комнат?.. Нинка! Богатый жених-то!

– Хватит уже! – огрызнулась Нефертити. – Тоже мне, сватья Баба Бабариха нашлась!

– Может, еще сын дяди Яши вернется, – вставил я.

– Ну да, как же, вернется он оттуда в наш «совок»! Дурак он, что ли?! – воскликнула разозлившаяся не на шутку Светуля.

– Думай, что болтаешь-то! – одернула ее Нина. – Лишнего выпила?

– Ой, да, да, – понизила голос Света. – КГБ не дремлет! Тс-с-с! – Она приложила палец к губам.

– Дура пьяная, – констатировала Нина без эмоций. – Набухалась девушка…

Светуля махнула на нее рукой, что-то сказала Вовочке, и они заржали на пару. А Нина прошлась по гостиной, легонько провела рукой по гладкой полировке мебельной стенки, чуть выдвинула и снова задвинула ящик – не для того, чтобы посмотреть, что в нем, а будто бы проверить, легко ли выдвигается, затем прошла в кабинет.

– А почему полки пустые? – спросила она.

– Ты не первая спрашиваешь, – признался я. – Тут уже двое интересовались. Первый – Гладырев, который экраноплан. Я говорил о нем. Еще – один старый знакомый дяди Яши хотел знать, где все его бумаги. Из Риги приезжал. Я Вовану рассказывал. Работали вместе. Так я объяснял, сперва одному соискателю, потом – другому, что дядя Яша все выбросил. Если кому-то что-то и передал, так мне не доложил. Очень этот дядька из Риги волновался. Говорил, ученый не может просто так взять, да и вышвырнуть свои наработки! Где-то они, дескать, хранятся!.. Кстати, денег мне предлагал, если найду. Хотя бы подскажу, кому дядя Яша мог их передать.

– Ну, так давай продадим тому дядьке список друзей твоего покойного соседа, – усмехнулась Светуля. – На выпивку заработаем!

– Где его взять, список?

– Книга телефонная в прихожей лежит.

– Что, все номера перепишем?

– Зачем все? Только тех абонентов, с кем он чаще общался, – поддержала неожиданно Нина «набухавшуюся девушку». – Это определить не сложно, как секретарь говорю.

Она подошла к полке, взяла книгу, встряхнула ее, та раскрылась:

– О! Вот и Лозовой, мой шеф. Первым открылся.

– Твой метод действует! – усмехнулся я. – Лозовой и правда к дяде Яше захаживал иногда.

Нина еще тронула листы длинным пальчиком с изящным маникюром:

– А тут кто? Гладырев. Про него ты говорил?.. А здесь какой-то длинный номер. Иностранный, кажется.

– Это сын, скорее всего, – я взял у нее книжку. – Ну да, Лева. Это хорошо. Надо будет позвонить ему. Почему-то он сам ни разу при мне отцу не звонил…

– И ты не вздумай звонить! – горячо воскликнула Светка. – Не то отхряпает вашу с Нинкой квартирку!

– Вот разошлась! – подивилась Нина. Мне, признаться, тема, выбранная для шуток Светулей, была волнительно-приятна.

– А вот тут, в гостиной, почему одна полка пуста? – обратила внимание Света.

– Здесь были альбомы с марками дяди Яши. Он являлся страстным филателистом. В Обществе состоял, с другими переписывался…

– Коллекцию он тебе не оставил?

– Оставил, – тяжело вздохнул я. – Беречь велел.

– Чего вздыхаешь? Покажешь? Я тоже когда-то марки собирала. Спорт и космос.

– Показал бы, да марки без меня прибрали.

– Кто-о-о?!

– Да какая разница? – Я побоялся, что Свете будет неприятно слышать такое про своего папаню, хоть и «незаконного».

– Ну, кто, кто? Чего из тебя все клещами тянуть надо? Мы банда или не банда?

– Не хотел говорить вам, точнее – тебе, но если ты настаиваешь… Лозовой и прибрал коллекцию! Конечно, он не знал, что дядя Яша коллекцию мне завещал. Но все равно брать не имел права. Похозяйничал…

– Тю-ю-ю! Это точно? – возмутилась Света.

– Сам видел альбомы дяди Яшины у Юрия Владимировича. С Вованом на днях ему мебеля завозили.

– А чего не предъявил свои права? – удивился Вовочка.

– Ты в своем уме? – в свою очередь, удивился я. – Проректору?

– Я бы задал вопрос, – покачал головой Вовочка. – Сделал бы лицо попроще, да спросил бы…

– Тебе никто коллекцию не завещал! – Светуля легонько хлопнула «своего» по рыжему кудрявому затылку.

– Че дересся?! – шутовски возмутился Вовочка…

Вернулись ко мне догуливать. Ночевать девушки в этот раз не остались. Я склонен был винить в этом Светочку, переборщившую с шутками про жениха и невесту в отношении нас с Ниной. Царице Египетской, вероятно, показалось, что сестрица хватила через край. Побоялась, как бы я не потерял голову от таких шуток? Как будто бы я ее уже не потерял…

А утром, словно в продолжение темы, получил по носу хорошего щелчка! Приехав раньше обычного, обнаружил арочные ворота закрытыми, пришлось идти через парадный подъезд старого корпуса. В вестибюле увидел нечто, мгновенно испортившее настроение: Нина – моя Нина! – стояла, прислонившись к стене. Лицом к лицу с ней, непозволительно близко, находился Солидол, как я окрестил его. Он еще рукой о стену оперся, будто отсекал подход кому бы то ни было к Царице Египетской, наглец! Просто так пройти мимо я не мог.

– Извините!

Царица увидела меня, вздрогнула – не ожидала! Солидол обернулся, не успел ничего сказать, Нина быстро убрала его руку, подалась ко мне:

– Вы что-то хотели? – спросила секретарским голосом. Не желает, чтобы я афишировал наши близкие отношения, – понял.

– Я хотел спросить, как пройти в библиотеку?

– У нас их две, – Нефертити сделала вид, что не замечает моего юмора. – Одна – в первом корпусе, на втором этаже, другая – во втором, на третьем.

– Большое спасибо, – поблагодарил я очень серьезно.

– Что, чувак, заблудился? – спросил меня Солидол, весьма недовольный тем, что кто-то вклинился в его интимную беседу.

– Возможно, – ответил ему совершенно спокойно. – Сам еще не разобрался.

Очень хотелось размазать козла по стенке, несмотря на разницу в весовых категориях, но желание женщины – закон. Однако твердо решил, пора с «женщиной» выяснить отношения!..

Но закрутился хоровод дел – начало учебного года на носу, как-никак! Снабженцы шуршат. Визит к Нине, то есть в предбанник Лозового, пришлось отложить до завтра. Но уж на другое утро я, изловчившись, никуда не поехал, напросившись в помощники к кладовщице, затем, слиняв от нее, направился к Царице Египетской. Потянув дверь в предбанник, я замер, залюбовавшись. Моя царица в коротком платье стояла на столе босиком и цепляла штору к потолочному карнизу. Наполовину штора уже висела, наполовину волочилась по полу. Девушка обернулась.

– Здрасте, – приветствовал я ее.

– Здрасте, – она наблюдала сверху, как я приближаюсь. Подойдя, положил ладонь на ее длинную, гладкую, загорелую ногу повыше щиколотки и полез ею – ладонью – вверх. Приобретенный мной опыт требовал развития.

– С ума сошел! – воскликнула моя наставница, отшатнувшись от меня. Она присела, сведя колени, и обхватила их ладонями. Посмотрела на меня строгими глазами:

– Что, может, прямо здесь, на столе, чем-нибудь займемся?

– Было бы неплохо… – согласился я. – Приезжай вечером ко мне! – Я забыл, что пришел выяснять отношения.

– Я подумаю, – сказала она после паузы, пряча улыбку.

– Я встречу тебя?

– Не надо.

– Приедешь? – Я положил ладони на ее ладони, которыми она накрыла свои колени.

– Иди, – она высвободила одну руку и тихонько оттолкнула меня. Я подумал: «Приедет!» Изобразил губами поцелуй, чмокнув воздух, отвернулся и ушел.

Весь день до вечера душа пела. Я купил букет роз. Вечером Нина позвонила и сказала, что не сможет. Хотела – честно! – но не получается. Чтобы не обижался.

Я поверил: хотела. Что там за дела у нее? Расспрашивать не стал. Чувствовал – торопится куда-то. Сама расскажет, если захочет. Хотя до сих пор она не слишком много о себе говорила. Все, что я про нее знал, – больше от Светки.

В последующие дни оптимизм мой рассеялся. У себя на работе Нина не появлялась. И Светки не было. Вовочка тоже, наконец, взволновался, съездил к Светуле домой. На другой день доложил:

– Болеет. Лежит с ангиной. Мороженого переела, что ли?.. Про твою говорит это… Может, не стоило бы, конечно, тебе знать… Заморочки у нее какие-то с Солидолом, как ты его называешь. Вдруг про тебя прознал?

– Буду ждать с нетерпением вызова на дуэль! – отреагировал я. «Черт знает, что за дела! – подумал при этом в раздражении. – У нее, видите ли, заморочки с этим козлом! А меня за кого тут держат? За скомороха, что ли? Что за комедию ломает Нефертити? И того не бросает, и со мной крутит. Причем не таясь и не стесняясь. Меня – во всяком случае! Что за роль она мне отвела?..»

В преддверии первого сентября в институте был объявлен субботник. Завгар Матвеич руководил в гараже. Все мы вооружились, кто метлами, кто носилками и лопатами. Принялись вычищать институтский двор – «изнанку». Один только Леня Бубен сидел на табурете в цивильной одежде, закинув ногу на ногу. Острый лакированный носок его туфли нервно дрожал.

– Ну, а ты чего празднуешь, Леня? – спросил его Матвеич. – Чего не переодеваешься?

– За шефом, возможно, ехать придется, – отмахнулся Бубен так, словно его самого напрягает безделье. – Вроде как грабануть кто-то Владимирыча хотел. Не поехал в институт. Езжай, говорит, один. Если что, позвоню.

– Ну-у?! Ментов вызвал, что ли? Да? Сильно грабанули? Много вынесли?

– Да вроде ничего не вынесли. Не успели. Владимирыч сам чуть ли не за руку поймал вора на горячем. Ночью.

– А что за жулик?

– Не знаю, не видел. Темнит чего-то шеф. Мне в квартиру не дал войти.

Я, стоя в сторонке, распустил уши, как локаторы, стараясь не пропустить ни слова. Но ничего интересного больше не услышал.

Мы с Вовочкой усердно перекладывали доски – кучу превращали в штабель, когда к нам как ни в чем не бывало подошла… Светуля.

– Здорово, стахановцы!

– О! Прошла уже ангина? – удивился Вовочка.

– Показалось, – махнула рукой вчерашняя больная. – А что тут у нас? Я слышала, папаню грабануть хотели?

Я уже владел свежей информацией к этому моменту. Когда Бубен, ближе к обеду, привез-таки шефа в вуз, и докладывал Матвеичу обстановку в верхах, я был тут как тут со своими нагретыми ушами. Теперь доложил Светке:

– Информацию засекретили. Когда Леня приехал за ограбленным и спросил того, как, мол, дело идет, шеф ответил: «Никакого ограбления не было. Забудь».

– И что, никто не знает, что там случилось? – разочаровалась любопытная незаконнорожденная дочь. – Чудно!

– Чудно, – согласился я с ней. – И без всякой паузы добавил: – Подскажешь адресок Нефертити?

Света посмотрела на меня внимательно, перевела взгляд на Вовочку, снова – на меня. Хитро прищурилась:

– Полномочий таких мне не дано…

– Но и не запрещено? – выразил надежду я.

– А! – махнула Света рукой. – Мне-то что? Запомнить легче легкого: Горького, шестнадцать – шестнадцать.

– Спасибочки!

– «Спасибочками» не отделаешься. Будешь должен! – Света показала мне кулачок, подняв кверху большой палец и оттопырив мизинец.

Строение «Горького, шестнадцать – шестнадцать» нашлось чуть в глубине квартальчика, за тем домом, на углу которого Нина махала мне рукой. Высокое строение, надо отметить, и длинное. Народу живет – больше, чем в иной деревне. Жильцы, небось, и в лицо-то друг друга не все знают. Кумушкам непросто сплетни разводить… Найдя нужный подъезд, поднялся в лифте наверх, со второй попытки угадал этаж. Чувствуя волнение, нажал кнопку звонка. Стало вдруг страшно! Чего я приперся? Кто я ей? Какими глазами на меня посмотрит?.. Звонок затренькал едва слышно. Хорошая звукоизоляция? Или просто звонок такой тихий? Вдруг она меня не услышала? Ну, там, посуду моет… Я позвонил еще раз, и еще… Бесполезно! Где же она ходит, Царица Египетская, если учесть, что в институте не появляется?..

Но не солоно хлебавши я отваливать не собирался. Пошел не спеша в сторону площади Минина, провести время. Мороженое съел, кваску попил. Вернулся через полтора часа – по-прежнему никого. Сел на троллейбус, совершил «круг почета» по городу. Предпринял еще одну попытку застать любимую у себя – ноль эмоций! Тьфу, пропасть! Где же она? С кем?! Неужели со своим Солидолом?..

Разум мой помутился от ревности, я закусил удила. Решил ждать. На улице стемнело, я тупо сидел на скамейке. Досиделся – захотелось по малой нужде! Когда выбирался из кустиков, увидел такси, остановившееся у «моего» подъезда. Из машины первым выбрался… проректор Лозовой! Кому он подаст руку следом, я уже догадался! Нефертити была одета в шикарное узкое и, как обычно, короткое платье. На голове – прическа, ресницы накрашены, в ушах – золотые серьги. Лицо – бледное. Не лицо – маска. Ее величество, твою мать! Мне не стрела пронзила сердце – копье!.. Проректор и его – его! – секретарша вошли в подъезд. Я не стал возвращаться на свою лавочку. Как стоял в кустиках, так и сел на низкий заборчик – штакетник. Я давно уже вычислил ее окна этим вечером – сколько времени в запасе было! – и увидел теперь, как зажегся свет в гостиной, затем – на кухне… Потом свет на кухне погас. Затем – и в гостиной. Я не двигался с места, поскольку, кажется, окаменел от горя. Свет в гостиной вдруг зажегся снова. Через некоторое время к подъезду опять прикатило такси, и Лозовой вышел из парадного. Сел в машину и был таков.

Мне очень захотелось подняться к Нефертити. Да, да, пусть спросит: «Ты что, следишь за мной?» – мне будет наплевать. Зато, решил, выскажу ей все раз и навсегда! Нашла себе игрушку! Тимофея Сергеева! Подстилка проректорская!.. – мысленно я уже не стеснялся в выражениях.

Сделав несколько шагов в направлении ее парадного, я замер и бесшумно отступил под дерево. Из подъезда вышла сама Нефертити. Ее лицо никак нельзя было назвать умиленным после любовных утех. На нем запечатлелись совсем иные чувства: презрение и ненависть. Нина посмотрела в ту сторону, куда уехало такси, увозя ее шефа, и вдруг со злостью плюнула себе под ноги. Она двинулась по дорожке, я, держась в отдалении, – за ней. Девушка дошла до остановки такси, постучала в окошко одной из машин. «Куда это она в таком растрепанном виде собралась?» – недоумевал я. Но Нина в машину не стала садиться, лишь что-то приняла от водилы, и отправилась обратно, домой. Присмотрелся, что она несет: бутылку. Приобрела у таксиста. Ну да, где еще взять в такое время? Похоже, Ниночка моя принимала у себя проректора вовсе не от большой любви к нему. Как еще я мог истолковать пантомиму, свидетелем которой явился только что?..

Однако каков бы ни был мотив… «Если б я был султан, я б имел трех жен», – вспомнилась песенка. Быть одним из трех мужей у «царицы» мне не улыбалось. «Пожалуй, надо завязывать с этим безумием…» – решил. Легко сказать…

Первого сентября на первую лекцию к нам пожаловал… проректор по АХЧ Юрий Владимирович Лозовой. «Да от него просто уже деваться некуда!» – подумал я. Оказалось, из далекого Усть-Кута, из подшефного порта «Осетрово», раздался призыв о помощи. В порту вагоны не успевают выгружать. Якутский завоз на грани срыва. В общем, даешь стройотряд!

В коридоре я встретил Светулю. В новой форме, девица – краса!

– Ты куда несешься как ошпаренный? – спросила она меня, поймав за рукав.

– Да вот, с бегунком, спешу увольняться из грузчиков, – потряс я обходным листком в руке. – Мы в Сибирь улетаем.

– Наших тоже посылают, желающих. Оно тебе надо? – спросила Света. – Я попросилась лучше в новом корпусе поработать еще, оставили. Тебе, может, не увольняться? Покутим еще! Вовочка тоже остается.

– Ну… надо попробовать, раз так.

Признаться, после ночи, проведенной без сна, слова Светки зародили во мне надежду. Нефертити ведь не знает, что я решил от нее отказаться. Может, еще все будет хорошо? Слаб человек…

Меня легко, без лишних слов, согласились оставить еще на три недели поработать грузчиком. «В «Осетрово» я уже бывал, ничего страшного», – успокаивал себя насчет упущенной возможности хорошо проветриться…

Приехав домой, я стал ждать чего-то хорошего. Как будто Светка пообещала сегодня же собрать ко мне всю банду. Однако никто меня не навещал. Мне вдруг стало досадно и смешно. Чего я послушал Светку? Почему не лечу с новым курсом в Сибирь? С пацанами бы познакомился… Нефертити лично мне ведь никаких авансов не давала. Я даже не видел ее, не считая того, что за ней подглядывал. Не пожалею ли, что остался в Горьком?

От скуки и тоски я не придумал ничего лучшего, как рано улечься спать. Проснулся тоже рано. Что делать? Позавтракал и отправился на работу. Предвидел, буду первым, как всегда. Так и оказалось. Прошел парадным входом, поцеловал замок на воротах нашей «штаб-квартиры» – институтского гаража. Ключей от гаража у меня, конечно, не было – только у шоферов, поэтому полез в «газон» Кольки Маленького, дожидаться народ. Колька Маленький оказал мне высокое доверие. Оделил запасными ключами от своего «газона», еще зимой. Сделал он это с умыслом. Чтобы я, приезжая первым, заливал воду в радиатор и прогревал двигатель. Получил за это прозвище Колькиного ординарца. Моего самолюбия оно не задевало, да и после зимы быстро забылось. А ключи остались. Пару раз я Кольку с ключами и выручал, когда он оставлял свои дома. Потому всякий раз возвращал запасной комплект мне. Однако на этот раз машина оказалась не заперта.

Умостившись на сиденье, я вдруг увидел нечто весьма неожиданное на месте водителя: винтовку! Сначала подумал – «воздушка». Колька решил по воробьям побаловаться? Рассмотрел: ни фига! «Мелкашка»! Он что, рехнулся, такую вещь просто так на сиденье оставлять?..

Колька явился как раз первым из ездовых. Не видя меня, он сразу пошел отпирать ворота гаража. Снял замок, отворил калитку, шагнул внутрь, включил свет. И вдруг – замер! Потом стал пятиться назад, будто увидел привидение. Едва не споткнулся о порог, ухватился обеими руками за металлические косяки двери. Тут я спрыгнул с подножки и хлопнул дверцей. Колька резко обернулся и посмотрел на меня глазами дикими, точно у кота, завидевшего собаку.

– Ты чего? – спросил я его.

– Фу-у-у! – выдохнул он. – Чего пугаешь?.. Там такое!.. – Он кивнул на открытую гаражную дверь. – Вообще!.. – Колька нецензурно выругался.

– Что? – Я подошел к гаражу. – Заглянув внутрь, увидел человека в светлом костюме, лежащего на полу, лицом вниз. «Мужики неслабо погуляли!» – возникла первая мысль. Но тут заметил темное пятно на сером бетонном полу, под мышкой у лежащего человека. Как-то сразу понял, что это не моторное масло и не вино. Кровь!

– Он… мертвый? – спросил я Кольку, обернувшись к нему. Я был еще в гараже, а Колька – на улице.

– А ты как думаешь? – Трясущейся рукой Колька стал вытаскивать из пачки сигарету. Я вышел к нему, на воздух.

– Надо ментов вызывать… Узнал его? – он кивнул на гараж, где лежал покойник.

– Ну да. Это Лозовой. Его костюм, – ответил я.

– Пошли вместе, – попросил Колька. – Мне одному как-то не по себе.

– Пойдем. – Я не захотел упускать возможности выказать себя героем, хотя поджилки тряслись.

Колька под воротами, затем – под стеночкой, бочком, бочком, опасливо поглядывая на покойника, будто тот мог вскочить, превратиться в черта и наброситься на него, прокрался в угол, к столику, на котором находился телефон. Я – следом за ним.

До меня вдруг начало доходить: «А не из той ли винтовки убили Лозового? Может, Колька понятия о ней не имеет? А я ее лапал»!

Колька уже накрутил диск:

– Алло, милиция?..

Я выскочил за его спиной из гаража, пулей влетел в его грузовик, выхватил из кармана в двери тряпку и принялся старательно протирать оружие. Затем, держа через тряпку, засунул винтовку за сиденье и выскочил на улицу. Ничего не видел, ничего не знаю! «Наплевать, если я стер отпечатки преступника! – подумал. – Главное, чтобы там моих не осталось!» Зря я, что ли, столько детективов прочитал? Кое-чему научился!

Колька закончил объясняться со службой «ноль – два». Кажется, он не заметил моего отсутствия.

– Пойдем на улицу, – сказал. – Что теперь начнется!

«Да, – мысленно согласился я с ним. – В последнее время Лозового было слишком много, а теперь его совсем не стало. Парадокс заключается в том, что с этого момента его станет еще больше! Гораздо больше! Правда, лишь на некоторое время…»

Колька молча курил и мой вопрос – как такое могло случиться, кто его? – оставил без ответа. Только пожал плечами.

Я долго ни о чем не мог думать. Лишь молча наблюдал, как люди, собиравшиеся заниматься своими делами, проходя мимо, наталкиваются на тревожную толпу, как на стену, узнают дикую новость, пугаются и теряются. Остаются рядом, не в силах двигаться дальше. Толпа, таким образом, растет.

Постепенно в голове стали шевелиться какие-то мысли. А правда, кто мог убить Лозового? За что? Чему учит классика? Искать того, у кого был мотив? Да мало ли у кого? Например… у меня! – прострелило вдруг мозг дикое открытие. А что? Лозовой ведь прикарманил мою коллекцию. А она «денег стоит». Это – раз. Но, главное, он склонил к связи мою девушку, мою Ниночку!.. Правда, Ниночка не святая. То есть у Солидола тоже имелся повод укокошить старого ловеласа! Плохо, если вслед за этим он возьмется за молодого, то есть за меня! Если действительно узнал, что я пользовался благосклонностью Царицы Египетской… Далее – могла приложить ручку сама царица. Судя по той пантомиме, что я наблюдал возле ее дома, легла в постель со своим начальником она не по доброй воле. Так-так-так… Кто еще? Светуля, конечно! Взяла, да и порешила своего «незаконного» папашу за то, что бросил их с мамкой, подлец. Правда, со стороны Светочки было бы неосмотрительно. Лозовой являлся для нее курицей, несущей хоть и некрупные, но все же золотые яйца. Деньжат подбрасывал. Зачем девушке лишать себя вспоможения на последующие годы учебы? Глупо, глупо… Вовочка, конечно, не при делах. Ему проректор ничего плохого не сделал. Наоборот, иногда калым предлагал. Денежки на винцо и табачок… Разве только Светка Вовочку попросила? Или Нефертити – по-дружески?..

Я посмеялся над собой. Зачем я кривляюсь и рассматриваю каких-то студентов и иже с ними? Если у Лозового имелись враги, то, скорее всего, среди взрослых дяденек. Конечно, с шоферами он ладил, премий вроде бы не лишал. Я не слышал, во всяком случае. Но у него ведь были какие-то знакомые в «высшем свете», так сказать. Он человек не маленький… был. Проректор серьезного, известного вуза… А коллекция? Что коллекция? Коллекция останется у родственников Лозового теперь уж точно. У него у самого оспорить ее для меня еще сохранялся какой-то гипотетический шанс. Призвать к совести, так сказать. А родственникам что скажешь?..

Я поймал себя на том, что проявляю редкое хладнокровие для молодого человека, только что видевшего труп. Может, мне после технического вуза в школу милиции поступить?.. Хладнокровие или… черствость? «Человека убили, ты бы хоть из страха помолчал пока!» – упрекнул сам себя. Как будто кто-то мог подслушать мои мысли.

Приехала милиция, оттеснила толпу подальше от гаражных ворот, оградила площадку перед воротами сигнальной лентой. Я наблюдал за манипуляциями экспертов, когда они, закончив осмотр в гараже, добрались до Колькиного грузовика. Человек в штатском, на руках которого были медицинские перчатки, вынес винтовку из машины. «Хорошо ли я ее протер?» – явилась тревожная мысль. Гаражные ворота открыли настежь, стали что-то прикидывать. Я прочел увиденную пантомиму так: когда стреляли в Лозового, ворота были раскрыты полностью. И стреляли, очевидно, из кабины Колькиного грузовика. Там притаился убийца. Потом преступник ворота запер, чтобы его жертву не нашли до утра.

«Но где он взял ключ от гаража? – стал я размышлять. – И откуда злодей мог знать, что проректор Лозовой будет в гараже минувшим вечером, да еще один? Никак не мог. По теории вероятности – ноль процентов. Следовательно, что? Следовательно, Лозового в гараж заманили. Либо сам убийца, либо его сообщник… Ключ… Заманили… Выходит, замешан кто-то свой?!» Я гордился собственной догадкой. Может, и вправду – того? Поступить в школу милиции?..

Подошел ректор Сидоров. С ним проректор по науке Пустыркин и общая с покойным Лозовым секретарша Пустыркина – Нефертити. Теперь у моей любви одним проректором на попечении стало меньше. Надолго ли? «Кого, – сделалось интересно мне, – выдвинут на должность Лозового? Неужели Кирилюка? Это будет головокружительная карьера! Вчера Кирилюк – шофер, сегодня – уже начальник снабжения, а завтра – целый проректор по хозчасти?! Так, может, он сам решил таким образом обеспечить себе карьерный рост? Маловероятно. То, что его назначат проректором, – бабушка надвое сказала…»

Глядя на строгую, неприступную с виду красавицу Нину, я никак не мог поверить, что она – вроде как моя женщина! Рядом со взрослыми дядьками смотрелась что надо. Если же мне сейчас встать подле нее в форме грузчика – вот была бы комическая пара! Звезда и на секунду не задержала взгляд на мне, проходя мимо. Не пора ли моему сердцу совершить «звездную» метаморфозу: из пылающего превратиться в каменное? Не затягивая процесс на миллиарды лет.

Колька Маленький, которого допрашивал следователь, вышел из гаража и, поискав глазами кого-то, остановил взгляд на мне.

– Тима! Сергеев! – окликнул. – Иди сюда… К следователю, – пояснил Колька, когда я подошел.

После всех формальностей: записи фамилии, имени, отчества сыскарь повел разговор по существу. Я подтвердил ему, что действительно сидел в машине, когда пришел Колька Маленький и снял замок с гаража.

Мне не понравились три вопроса. Действительно ли у меня имеется второй комплект ключей от Колькиного «газона»? Не брал ли у меня кто-нибудь эти ключи? И какие отношения у меня были с убиенным Лозовым?

Какие отношения? Он – проректор, я – студент. Никаких отношений! Про себя же думал: «А ведь это не совсем так, черт побери! То есть у Лозового ко мне отношения и вправду никакого не было, а вот у меня к нему…»

Пока я отвечал на вопросы следователя, в «штаб-квартиру» вошел его коллега и, извинившись, стал доводить тихонько новую информацию: на квартире у Лозового обнаружен еще один труп. Убита его жена – соседка опознала. Голова проломлена. Вывод таков, что в квартире неведомо что искали.

Скомкав мой допрос, сыщики укатили. Очевидно, осматривать другое место преступления.

Когда я вышел из гаража, увидел Вовочку. Он стоял рядом со Светой. Та сидела на деревянном ящике. Похоже, Вовочка успокаивал ее. Глаза у девушки были на мокром месте. Нет, это точно не она пришила своего «незаконного» отца! Я подошел к ним, встал рядом. Какое-то время молчали, потом Вовочка спросил, стараясь интонацией голоса затушевать свое обывательское любопытство:

– Как все случилось, что говорят?

– Стреляли, судя по всему, из грузовика Кольки Маленького. У меня – запасные ключи. Так следак интересовался, не я ли прикончил Лозового?

– А это не ты?

Света так посмотрела на нас, что оба почли за лучшее оставить черный юмор. В общем-то, это была только защитная реакция.

– Ничего пока не говорят, – другим тоном сказал я. – Вопросы задают: кто нашел труп, как нашел?.. Жена Лозового тоже убита, у себя дома, вот что я услышал.

– Ни фига себе! – прошептал Вовочка. Света уставилась на меня и, кажется, окаменела.

Подошел Кирилюк. Сказал, что, несмотря на несчастье, работать все-таки надо. И позвал меня с собой. Понравился я ему, что ли?

Укатили мы с ним аж в Арзамас, за каким-то лабораторным оборудованием для кабинетов химии и физики. Вернулись много позже окончания рабочего дня, но в гараже сидели все шоферы. Выпивали. Я, как большой, вместе с Кирилюком был приглашен к столу. Новости за время нашего отсутствия накопились такие: Матвеич весь день толкался около Сидорова, а ректор держал руку на пульсе, общался с ментами. Выяснилось, что вчера Лозового искал Сашка Оруженосец. Объявился в городе. Он – главный подозреваемый у ментов. Во всеуслышание ведь угрожал Лозовому! За Сашкой уехали. Однако Бубен еще поведал ментам историю, будто Лозовой незадолго до гибели поймал какого-то жулика у себя дома. Но не стал вызывать милицию.

«Что получается? – размышлял я. – Лозовой кого-то посадил на крючок в присутствии жены, а этот «кто-то» решил слезть с крючка? Всех положил?..»

Домой я ехал с чувством, что не в добрый час отказался от работы в стройотряде. Вот так продолжили кутить! Думал, еще три недели буду сыт, пьян и нос в табаке, а тут, выходит, дело – табак! И не дай бог хоть один отпечаток пальца остался на винтовочке – из самого тогда цыпленка табака могут сделать! Начнут менты расспрашивать моих друзей да знакомых, что я за фрукт? А кто мои друзья новейшего времени? Света, Нефертити и Вождь Краснокожих. Они и припомнят безо всякой даже задней мысли, как я катил бочку на Лозового. Светик же его дочка все-таки, хоть и незаконнорожденная. Вон как расстроилась!.. И чего я так разболтался тогда? Понятно, щеки надувал, Нефертити понравиться хотел. Мы же – одна банда!

На другой день нас с Вовочкой под руководством Кирилюка отправили на квартиру к Лозовым, двигать мебель, готовить гостиную для приема тех, кто пожелает проститься. В институте решили гробы не выставлять. Не знаю почему. В квартире нас встретил сын Лозового, мужчина лет тридцати пяти. В отличие от Светы он был очень похож на своего отца внешне.

Мое внимание привлек новый книжный шкаф – тот самый, который мы ворочали с Вождем. Несколько полок в нем занимали альбомы с марками, но я не увидел кляссеров дяди Яши. Зато заметил пустое место – точь-в-точь как в мебельной стенке дяди Яшиной гостиной. Сын Лозового говорил, что квартиру обчистили: выгребли все деньги и золото, слышал я в гараже. Про марки не говорилось ничего.

Нас с Вовочкой попросили отодвинуть шкаф в угол залы. Поддев пальцем один из альбомов, я как бы случайно уронил его. Сын Лозового обернулся на звук.

– Извините, – попросил прощения я. Поднял альбом, поставил его на место и, придав лицу скорбное выражение, спросил:

– Юрий Владимирович марки собирал?

– Что? Да-а, – ответил рассеянно сын Лозового. И ни слова о том, что часть марок пропала. Похоже, он был несведущ.

«А вообще, – задумался я. – Был ли кто-нибудь в курсе, что коллекция моего соседа, дяди Яши, которая «денег стоит», перекочевала к Лозовому? Ну, не считая, конечно, Светули, Нефертити и Вовочки, которым я сам рассказал?..»

– Для чего был этот цирк с альбомом? – спросил меня Вовочка, когда нас отпустили восвояси, то есть велели возвращаться в «штаб-квартиру». – Будто сам не знаешь, что Лозовой был филателистом. И альбом ты специально уронил, я видел.

– Я-то знаю. И даже заметил, что коллекция дяди Яши – моя коллекция – пропала. Ее нет в шкафу! А остальные альбомы – на месте как будто.

– Ментам расскажешь?

– Станут они меня слушать! Какие у меня доказательства? Как я объясню свой интерес к этой коллекции? Рассказать всю историю с начала, так меня же первого могут и обвинить. Мол, решил вернуть коллекцию ее законному владельцу, то есть себе, любимому? И для того грохнул проректора, а заодно и его супругу, чтобы не мешали!

– Ну, это ты загнул! – определил Вовочка. – «Обвинят».

Он не знал, что я успел подержать в руках винтовку, найденную на сиденье Колькиного грузовика.

– Загнул, – согласился я. – Однако не хочется, чтобы меня самого загнули, нагнули, согнули в бараний рог…

На другой день разнеслась весть, что задержали Сашку Оруженосца. Угораздило Сашку побывать в Горьком накануне гибели проректора! Сыщики теперь должны были уцепиться за него, но я абсолютно не верил, что Сашка мог это сделать, по трем причинам.

Первая – мстить Лозовому Сашка вовсе не был настроен. Это я четко понял, когда он ночевал у меня. Мы же с ним утром все обсудили… Я-то понял, а вот другие…

Вторая – стрельба из кабины грузовика. Сашка сидел в засаде? Не в его характере! Он скорее удавил бы обидчика сестры голыми руками. Даром что тот выше ростом. А уж если сел бы за руль грузовика, так снес бы на хрен стену гаража вместе с Лозовым!..

Третья причина, и о ней пока, кажется, знал лишь я один (не считая Вовочки): пропала коллекция марок, «заимствованная» Лозовым из квартиры дяди Яши. У меня имелись основания предположить, что именно за ней полезли.

А может быть, и в первый раз полезли именно за ней? Тот неведомый жулик, с которым, по словам Лени Бубена, Лозовой «все мирно решил»? А почему мирно? Жулик предложил откупиться? Или Лозовой пожалел вора? С какой стати? Непонятно. А жулик оказался настойчив. Он не отказался от мысли заполучить коллекцию, даже попавшись в первый раз. Как-то отвел глаза, мол, больше не буду, или пообещал звезду с неба за помилование, а сам повторил попытку. Не остановился перед двойным убийством!

Я вдруг поймал себя на ощущении, что с удовольствием разбираю ситуацию. Хотя от самой ситуации отнюдь не в восторге. Чудно! Может, и вправду после института – того? Поступить в школу милиции? Только в армии отслужить сперва придется.

Следуя на работу, я увидел из окна маршрутки знакомое лицо на остановке «Университет». Марина, сестра Сашки Оруженосца! И подумать не успев, зачем делаю это, я уже выскочил из маршрутного такси и устремился за ней.

В деревне я пытался ей строить куры, но ее больше интересовали собственные, которые на насесте. К сожалению, времени на охмуреж мне отпущено было мало… Потом, встречая Маринку в институте, я завел моду здороваться с ней и шутить. «Как куры?» – спрашивал. «М-м-м… Спасибо, пока не сдохли», – вежливо отвечала Маринка. Она немного заикалась. Усилия по преодолению недуга отражались на ее лице, придавая ему чудное обаяние! «Мои куры тоже живы!» – отвечал ей. Делала вид, будто понимает, о чем я, и улыбалась. Так хотелось поцеловать это личико в бело-курых локонах!..

Девушка шла не в сторону университета, а к зданию из красного кирпича старинной постройки – следственному изолятору. Узнать, как здание выглядит изнутри, не было ни малейшего желания. Нельзя зарекаться, конечно… Девушка к брату своему направлялась, очевидно? Ему-то теперь довелось…

– Марина! – окликнул Санину сестру. Обернулись сразу три разных девушки. «Моя» – в том числе. Да, редкое имя… – Привет!

Спрашивать, как куры, сейчас было не время.

– Ты к Александру? Это ведь не он, правда? Я уверен. Давай присядем, – я указал на скамейку в сквере. – Расскажи, что знаешь!

Девушка даже не стала спрашивать, зачем мне. Да я бы вряд ли смог объяснить так сразу. Ей, видно, очень хотелось выговориться. От волнения она стала заикаться сильнее.

– М-м-м… Брат и н-не виделся с Лозовым! – воскликнула горячо. – Хотел с н-ним поговорить, да. Но н-не получилось. Он согласен был умерить свой м-м-м… гнев. Готов был договариваться, даже просить. Очень хотел, чтобы я доучилась!

– Доучилась? А что этому может помешать?

– Так м-меня же отчислили! И Саша уверен, что из-за него. Из-за того случая… в деревне…

– Я в курсе. Саня гостил у меня, мы обсуждали с ним… Но, как же это тебя отчислили?!

– Отчислили! Хорошо, правда?!

– Плохо! Мне больше нравится, когда начисляют. Пятого и двадцатого… А за что отчислили?

– Так! Отчислили, и все! За то, что я, якобы, н-не прошла летнюю практику. Прогуляла трудовой семестр, который Лозовой курировал. А я открепление брала! У нас, в деревне, на стекольном заводе работала. Только теперь открепление нигде не значится! Следов не осталось. Проректор сам же, наверное, и аннулировал. Чтобы был повод меня вытурить!..

– Ну, дела! – только и мог воскликнуть я. «Значит, Саню обозлили по-новой, – подумал при этом. – Подлили масла в огонь, да еще как! Так, может, все-таки он?..»

– А как Саня узнал, что тебя отчислили?

– Я сама ему позвонила, после того, как эта девчонка принесла представление Лозового с визой ректора и записку на выселение из общежития.

– Какая девчонка?

– Обыкновенная. Из института.

– Секретарша ректора, что ли? Так она вроде в годах… А! Наверное, секретарша Лозового! Надо ее порасспросить. Я знаком с Нефертити… С Ниной Фертистовой, секретаршей Лозового. Это, вероятно, она бумагу доставила.

– Нет, не она. Нефертити я знаю.

– Нет? Странно… Кто же еще может разносить документы для ознакомления? И почему – разносить? Обычно вызывают. Надо будет спросить у Нефертити.

Я остался в недоумении.

Поскольку из общаги Маринку выселили, в городе остановиться ей было негде, пригласил ее пожить у меня, пока не решит, что делать дальше. Как это выглядит со стороны, вопрос не стоял. Вечером постелил ей в комнате, где мы резвились с Нефертити.

– У меня и ночной сорочки нет. Все в общаге осталось… – задумалась девушка. Я открыл шкаф, снял с вешалки рубашку с коротким рукавом.

– Вот, новая. Ни разу не надевал. Видишь, даже бирка висит, – я оторвал бирку. – По длине будет тебе как сорочка.

– Спасибо, – улыбнулась она…

Начало сентября было упоительно приятным. Полагая, что гостья моя спит, закрылся на кухне, отворил окно, приготовил себе растворимый кофе и закурил. Медитация, вредная для здоровья. «Минздрав СССР предупреждает…» Сидя в уютной кухне, вдыхая свежий уличный воздух, смотрел на огни ночного города. Задумался. За спиной вдруг скрипнула дверь. Я вздрогнул! Марина вошла тихонько, прикрыла за собой дверь, будто в квартире еще кто-то был, кого она боялась разбудить.

– Не спится? – спросил я.

– Ага. Плохо засыпаю на новом месте… – Она потянула носом воздух: – Кофе пахнет!

– Я тебе приготовлю сейчас.

– Спасибо. Не крепкий только, а то точно спать не буду, – она с неподражаемой грацией присела на свободный табурет, так, чтобы тоже смотреть в окно. – Красиво!

Я снял с полки чашку.

– М-м-м… Вку-у-сно! – мяукнула Маринка, отведав кофе, приготовленный из аэрофлотовского пакетика. Мамина заначка.

Я спросил:

– Ты ту девчонку, которая бумагу принесла, видела в институте раньше?

– Нет, не видела. Не помню, во всяком случае.

– Как она выглядела?

– Обыкновенно. Такая в очках. Волосы рыжие.

Помолчали.

– Ты к ректору не ходила? – задал я новый вопрос.

– Как я к нему пойду, когда он тоже… Ну, там был, в деревне… Когда Лозовой…

– Слушай, Марина! Я просто поверить не могу, что взрослые мужики, да еще такие влиятельные, вздумали тебе мстить! Что им, заняться больше нечем? Кто ты им? Неужели думаешь, они всерьез тебя воспринимают? Ты сходи к ректору.

– Там же его виза стояла!

– Ну, не знаю! Может, он подмахнул не глядя? Ты объясни про открепление. Сидоров разберется… Уверен, сходить надо, попросить.

– Но это же он Сашу посадил!

– Он? Да ладно! С какой стати он? Саню людская молва «посадила»! Наши же шоферы стали болтать ментам, что Сашка угрожал Лозовому. Но он у ментов не единственный подозреваемый, знаешь? Ведь Лозового кто-то обворовать пытался накануне, за несколько дней до убийства. А он вора отпустил, но как-то же не просто так, вероятно. Признание тот ему написал или что? – не знаю… – Я рассказал Марине все, что слышал про таинственного грабителя, с которым проректор решил полюбовно, по словам Лени Бубена. Она внимательно выслушала. В моей рубашке, едва доходившей ей до колен, Маринка выглядела так волнующе…

– Что ты так смотришь на меня, чему улыбаешься? – спросила она.

– Ничего. – Я отвел взгляд. – Забавно выглядишь в моей рубахе.

Она тоже улыбнулась и вдруг спросила:

– У тебя есть девушка?

Ничего себе вопросики!

– Сам не знаю, – признался ей. – Вроде бы есть…

– А у меня нет парня, – сказала она, глядя в сторону. – Все некогда… Одна учеба. А по вечерам уборщицей подрабатываю в парикмахерской.

– Я с тобой все пытался заигрывать, – приосанился я.

– Про куры я поняла… – Она смущенно опустила голову, улыбаясь. Надо же, поняла!

– Но ты на меня не смотрела.

Я подумал, что это уже вторая девушка, которая меня прежде не замечала, но оказалась у меня дома. Что за шутки шутит со мной провидение?..

Невольно сравнивая в этот момент Сашкину сестру с Царицей Египетской, я почувствовал, что Нефертити… поблекла. Невероятно! Нефертити меня дразнила своим видом. Глядя в ее черные глаза, я чувствовал, что в ее жилах течет огонь (спасибо неведомому поэту за сравнение). Она будила во мне жаркое животное желание! Только голова Царицы, кажется, оставалась холодной. Девушка хотела лишь… э-э-э… Ну, да, развеяться. Я так это для себя определил. В Марину я готов был по-настоящему влюбиться. Тем более что делить ее ни с кем не требовалось, в отличие от звезды ректората.

Я взял ее ладонь, лежащую на подоконнике, в свою руку, накрыл сверху другой рукой и погладил тихонько. Она не решалась поднять глаза, но руку не отнимала. Я придвинулся ближе, обнял за талию, привлек к себе и стал целовать. В окно подул легкий ветерок. Порочный опыт, приобретенный мной с Нефертити, требовал, требовал дальнейшего развития! Что может сделать со мной Сашка, когда освободится, в этот момент я думать не мог. Ведь думать требуется головой, а я свою только что потерял…

Ранним утром, в постели, Марина смотрела на меня чистыми глазами. Она улыбалась, в ее взгляде я не видел ни тени сожаления о случившемся. Вот и поди пойми этих женщин! А ведь ночью я вполне убедился, при всем собственном небогатом опыте, в том, что у Маринки его еще меньше. То есть нет совсем! Хотя теоретически мы, конечно, оба были подкованы за сто лет до грехопадения. В наш-то просвещенный век!

– Выходи за меня замуж, – предложил я чистому созданию, потерявшему невинность с этим чудовищем – Тимофеем Сергеевым. Ее брови поползли вверх, а сама она полезла на меня:

– Вот так сразу и замуж?! – засмеялась. Вытянулась в струночку, положив подбородок мне на грудь и заглянула в глаза. Я пожал плечами с самым серьезным выражением лица:

– «Вы привлекательны, я – чертовски привлекателен, чего время терять?» – процитировал из «Обыкновенного чуда».

– Ну, не знаю, не знаю… – в сомнении покачала головой Маринка, упираясь подбородком в мою грудную клетку. – Я должна с братом посоветоваться.

Вспомнив о брате, сразу стала серьезной. Сползла с меня, помешав дальше развивать опыт, а я уж было начал руки распускать, перевернулась на спину:

– Брата надо выручать. Любой ценой.

У меня появилась цель в жизни.

Позавтракав, мы с невестой вместе вышли на улицу. Мне требовалось ехать на работу, а ей – в общагу за вещами. Перед расставанием она усмехнулась:

– Ты мне предложил руку и сердце как честный человек, да?

Я смотрел ей в глаза, чуть улыбался и молчал. Конечно, разговор очень смахивал на шуточный. Только почему-то ощущение было, как на десятиметровой вышке перед прыжком. Я знаю, я прыгал.

– Не переживай, – решила, видимо, успокоить меня Маринка. – Ведь это я сама тебя соблазнила. Так что…

Я вспомнил изящное выражение, услышанное мимоходом от одной матерой снабженки из нашего института: «Сука не захочет, кобель не вскочит». Мне казалось, инициатива вчера исходила от меня. Но теперь понял, что она права. В смысле – Маринка. Впрочем, и снабженка тоже. Обе.

– Пока! – помахала рукой невеста, сворачивая направо, в сторону наших, водниковских, общаг. Мне нужно было идти прямо.

– До вечера! – ответил ей.

Она на ходу обернулась, улыбнулась и ничего не сказала.

Быть может, я ей в итоге не понравился? Это было бы неудивительно, поскольку сам себе я тоже не нравился. Великий психолог Тимофей Сергеев не понимал, что происходит! На него еще падала тень Царицы Египетской.

В гараж я явился в растрепанных чувствах. Первым сегодня не был, и слава богу! «Грузовик Кольки Маленького буду теперь стороной обходить, в кабину не полезу», – подумал.

Народ готовился ехать на похороны, а пока обсуждал новости. Тема оставалась той же. Было бы странно, если бы нет! В центре внимания находился завгар Матвеич. На душе стало холодно, когда понял, о чем он говорит. Сашка Оруженосец сел крепко! Оказывается, у него нашли дубликат ключа от арочных ворот. Ясно, зачем ключ потребовался. Чтобы пробраться незамеченным во двор. То есть не проходя через парадный подъезд, где его мог видеть вахтер, в тот злополучный вечер. «Неужели все-таки Сашка?! – в смятении думал я. – Как я стану вечером в глаза его сестре смотреть, своей невесте?» Но тут же принялся мысленно сам себе оппонировать: «Дубликат мог кто угодно снять. Доступ все шоферы имели, а также – снабженцы, кладовщики и мы, грузчики. Весь «хозвзвод». Другое дело, как он у Сашки оказался?»

– А как ключ у него нашли, Петр Матвеевич? – обратился к завгару.

– Обыск в доме, в деревне, провели и отыскали в кармане телогрейки, – ответил мне Матвеич с неохотой. Ясно, как ему было неприятно говорить об этом. Вполне возможно, что к Сашке он относился лучше, чем к покойному развратнику – Лозовому. Не тем, конечно, будь помянут…

– Если он сбросил винтовку на месте преступления, то, вероятно, не для того, чтобы его по этой винтовке нашли, – отважился я высказаться. – Отпечатков пальцев на винтовке не обнаружили? – задал вопрос, который так волновал меня, воспользовавшись подходящим предлогом. – Нет? Значит, он винтовку протер. Сообразил. А ключи что же выбросить не догадался? Какая-то однобокая предусмотрительность получается… Если Сашка так открыто угрожал, то, вероятно, и угрозу выполнил бы открыто…

Я вовсе не был уверен в сказанном. Быть может, Сашка действительно не заботился о том, чтобы скрыть следы? Сейчас же никто не узнает, протер ли на самом деле стрелок винтовку до того, как это сделал я, или нет? Мне хотелось защитить брата своей невесты.

Взрослые дядьки выслушали студента с вниманием. Никто не спешил возражать.

– Милиция разберется, – выдавил из себя, наконец, Колька Маленький.

На похоронах нас с Вовочкой припрягли нести крышку одного из гробов. Заправлял технической стороной дела Кирилюк. «Неужто его выдвинут на место Лозового? – думал я. – У него же и высшего образования нет. Правда, учится на вечернем. Выпивать в гараже с народом перестал. Народ не одобряет. Карьеру делает, жук! – считает народ».

На выносе я лицезрел всех: и Светулю, и Нефертити, и ее Солидола. Трио стояло в стороне от руководства института. А подле ректора я увидел моложавого, хоть и седого, мужчину, на которого Солидол был очень похож. Очевидно, его отец. Окончательно убедился в этом, когда папаша с сынком перебросились парой слов и старший Солидол дотронулся младшему до плеча. Мне показалось, что старшего Солидола я где-то видел. Точно видел! Только не мог вспомнить, где именно, но лицо знакомое. Про младшего я так не подумал при первой встрече, а вот про старшего – сразу.

Совсем недавно мы были одна банда, а теперь я глядел на девушек отстраненно. Хотелось, чтобы скорее наступил вечер, когда смогу увидеться с Маринкой.

Маринка, в скромной кофточке, надетой поверх летнего платья, с чемоданом поджидала меня возле подъезда, сидя на лавочке. Завидев, поднялась. Ну, чисто офицерская жена из фильма!

– И давно ты здесь сидишь? – весело спросил «офицерскую жену».

– М-м-м… Изрядно! – рассмеялась и она в ответ.

– Чего же я, дурак, ключи от квартиры тебе не дал?

Сказав про ключи, я вспомнил сразу Сашку, который «крепко сел», по мнению гаражного люда.

Маринка уже знала. Мы сразу стали это обсуждать.

– Брат уверяет, что это какая-то чушь! Его будто специально оклеветать хотят! Нет и не было у него никакой винтовки! И ключей от гаражных ворот он в глаза не видел! Знаешь, что он мне шепнул? Может, милиция замешана? У Лозового и у ректора были знакомые менты. Охотились вместе.

– Ты снова о том же? Да на кой ректору надо так пытаться Сашку упечь? Да еще после того, как Лозового не стало?

– Так, если он думает, что это Саша – Лозового?

– Если думает, что Саша, то зачем ему еще ментам помогать? Те и так стараются. А если он сам это организовал, то я возвращаюсь к первому вопросу: на фига ему это?

– Если не он, не милиция, то откуда взялись эти ключи у Саши?

– Вот это – хороший вопрос. Кто-то их подбросил ему. Но не ректор же…

– Как подбросил? Где? Когда?

– Ну… Сейчас на улице лето и телогрейку носить не требуется. Тем более в городе фуфайки нынче не в моде. В город он ведь в телогрейке не приезжал?

– Нет, конечно! – Маринка посмотрела на меня, не понимая, прикалываюсь я, что ли? Вроде не тот момент, когда это уместно…

– А в деревне телогрейка может понадобиться и летом, – продолжил я свою мысль. – Например, на рыбалку ходить. Ночи бывают прохладные. Не зря она в сенях висела, на входе, так?

– К чему ты клонишь?

– К тому, что ключи подбросили там, в деревне, в доме. Даже если менты.

– Ну, а если не менты?

– Если телогрейку Саша носил, то сделать это могли только тогда, когда он сорвался в город на твой зов. Раньше подбрасывать было неразумно: Саня мог надеть фуфаечку на рыбалку, сунуть руку в карман и удивиться: что за ключи? Откуда? Пошел бы всех приятелей спрашивать: чьи? Кто его карман со своим перепутал, так? И сразу образовалась бы куча свидетелей, что Саня нашел в своем кармане непонятно чьи ключи. Преступнику это не было на руку. Так что подбросили однозначно в тот день или ночь. Надо поехать к вам в деревню и порасспрашивать соседей, были ли чужие в тот день? Может, кто видел незнакомое лицо или лица.

– Правильно! – поддержала деревенская девушка.

– И мы сделаем это. В выходные. А пока давай сходим к секретарше Лозового, разберемся с твоим откреплением. Что за курьерша тебе бумагу принесла?.. Затем ты сходишь к ректору.

– Хорошо, – согласилась Маринка. – Меня, кстати, тоже милиция допрашивала, что делала в вечер убийства Лозовых? Слава богу, из общаги реально не сразу выставили. Дали возможность перекантоваться. Все время на виду у подружек находилась.

Нина Фертистова, сидящая за столом во всем своем секретарском величии – строгая белая блуза, волосы пучком, лишь единственный соблазнительный локон вьется у виска, – просматривала какие-то бумаги. Взглянув на нас, она опустила глаза чуть быстрее, чем следовало для изображения истинного равнодушия. Признаться, я не был уверен, что мое присутствие поможет Маринке скорее добраться до истины, а, наоборот, не испортит все дело, но очень уж хотелось самому послушать Нефертити. Преодолевая внезапно нахлынувшую робость, я чересчур бодро произнес:

– Здравствуй, Нина!

Прозвучало очень фальшиво. Нина посмотрела на меня, приподняв бровь:

– Мы знакомы? – прикололась секретарша единственного из оставшихся у нее в живых проректора Пустыркина. Маринка, показалось мне, втянула голову в плечи.

– Вы забыли? Я – Тимофей Сергеев, губернатор острова Борнео.

Моя плоская шутка тем не менее разрядила обстановку. Нефертити рассмеялась.

– С чем пожаловали, господин губернатор?

– Тут такая история, – доверительно произнес я и посмотрел на свою невесту, которая теперь виновато улыбалась. – Марину исключили из института. Выселяя из общежития, ей дали ознакомиться с представлением покойного проректора Лозового на отчисление, на котором стояла виза ректора.

– Странно, – сказала Нефертити.

– Что странно? – спросил я.

– Знаешь поговорку: «Обещать – не значит жениться»? Представление представлением, а должен быть приказ. Тогда – да. Выселяйте!

– Вот и мне показалось странным. Представление принесла в общежитие какая-то девица… Ты никого не посылала?

– Я?! А я тут при чем? Если виза ректора… А за что отчислили? А-а-а! Теперь вспомнила. Ты же ко мне подходила уже? Пропустила производственную практику…

Маринка горячо закивала головой.

– А открепления мы не нашли… – задумалась Нефертити.

– Но это представление от Лозового на имя Сидорова ты печатала? Ректору ты отнесла? – спросил я.

– Не-ет, – Нина, кажется, и сама теперь удивилась.

– Тогда кто же?

– Не знаю. Меня несколько дней не было. Мог сам Юрий Владимирович…

– Хм! – усмехнулся я. – Напечатал, отнес Сидорову, получил его визу и, не дожидаясь, пока будет готов приказ, отправил с первой попавшейся девицей представление в общагу…

– Да, какая-то непонятная поспешность, – согласилась Нефертити. – И нарушение порядка.

– Ничего странного, если предполагать самое худшее, – вздохнул я.

– Что именно? – заинтересовалась Нина.

Я посмотрел на Марину, не сказавшую до сих пор ни слова, и только переводившую взгляд с меня на Нефертити.

– Я расскажу Нине, ладно? Она – не чужой человек.

– Хорошо, – согласилась Марина.

– Видишь ли, Нина. Помнишь, тогда… м-м-м… накануне моего выдвижения в губернаторы острова Борнео, обсуждали темную историю, приключившуюся с Лозовым в деревне? Теперь арестовали Саню Оруженосца. Якобы он свел счеты с Лозовым. Так вот, Марина – это Санина сестра.

– А! Так ты и есть главная героиня? – догадалась Царица Египетская. – Поня-я-ятно.

Марина не знала, что ответить. Ответил я за нее.

– Марина стала «героиней» против своей воли и не давала никакого повода… А теперь ее же за все и отчислили! Но хотелось бы восстановить справедливость. Юрия Владимировича больше нет…

– Что же, сходите к ректору, – посоветовала бывшая секретарша человека, которого больше нет.

– Мы и хотим. Только сперва думали у тебя все, что можно, выяснить… Спасибо, что помогла!

– Да не за что! – ответила Нефертити. И когда уже я, обрадованный, выводил Марину в коридор, вдруг окликнула:

– Эй, губернатор? Что вечером делаешь? Может, увидимся?

Вот змея! К такому повороту я не был готов. Понял в этот момент, что должен чувствовать муж, оказавшийся между женой и любовницей.

– Да-а-а… – залебезил, – хорошо… посмотрим… договоримся… Пока! – и поскорее выскользнул из проректорского «предбанника».

Женское чутье не проведешь, и Маринка между прочим поинтересовалась, пока собирались с духом, чтобы двинуть к ректору:

– Ты ее имел в виду, когда говорил, что у тебя девушка «вроде бы есть»?

– Была! – твердо сказал я. Прижал Маринку к себе и поцеловал в макушку. – Пойдем к Сидорову.

– Пойдем, – согласилась Маринка, но с темы не съехала: – Что же ты ей сразу не отказал? – она кивнула головой назад, где за нашими спинами осталась дверь в «предбанник» Лозового.

– Она только что помогла нам. И может еще помочь.

– Как?

– Не знаю как, но чувствую – может…

Маринка сделала вид, что удовлетворена отмазкой, которую я слепил.

В кабинете ректора, куда Марина прошла одна, ждал быстрый облом. Ректор, по ее словам, был сильно занят и выслушал, не переставая что-то писать на бумаге. Пообещал разобраться и попросил зайти позже. Короче – отмахнулся. После обеда Маринка вообще не смогла прорваться к нему в кабинет. Пожилая Леди, как за глаза называли секретаршу Сидорова, выйдя от шефа, сказала Марине, что принять ее он не сможет, ни сейчас, ни сегодня вообще. У ректора много работы, пусть девушка зайдет на следующей неделе.

Маринка была близка к отчаянию. Она считала, что ректор просто не хочет с ней говорить и с вузом она может попрощаться.

Признаться, я думал так же, но счел себя обязанным возражать:

– Почему сразу так категорично? Он же все-таки ректор. Ты была когда-нибудь ректором? Нет? Я тоже не был. Может, у него и вправду столько дел, что головы не поднять? Зайдем на следующей неделе. Обязательно! Вместе. А пока поедем в деревню, как планировали.

Вокруг дома, где жили Марина со своим братом, все заросло травой. В траве сновали куры, как в телевизоре, в джунглях – вьетнамские партизаны. Соседка, баба Зина, приглядывала за птичником.

В доме на столе осталась неубранная посуда и ведро, полное мусора, в закутке. Попахивало! Очевидно, Сашка не был готов к приезду милиции. Как это происходило, в лицах изобразила баба Зина: «Тут, на улице, «Волга» остановилась, я из окна видела, а за огородами – «уазик». Из «Волги» очкарик вышел, с ним – верзила, мордатый такой, и наш участковый Петрович. А из «уазика» двое с автоматами».

«Операция по поимке особо опасного преступника», – с иронией подумал я.

– Меня и Тонькиного зятя, он выходной был, в эти позвали, как их?..

– В понятые? – подсказал я.

– Точно, сынок. Ты, я вижу, грамотный! – похвалила баба Зина.

– Я в институте учусь, – похвастался я и осекся, посмотрев на Маринку. Ведь она-то, вроде как, уже нет. Но молодая хозяйка думала сейчас о другом:

– Баба Зина, а до этого чужих возле дома не видела? Раньше? Может, кто-нибудь приходил, когда Саши не было, его спрашивал?

– Не-ет. А к дому вашему я не присматривалась. Так ты же сама была дома! Даже не знаю, когда уехала. Не зашла ко мне чего-то… – с легкой обидой сказала баба Зина.

– Когда я была дома? – не поняла Марина. – Когда не зашла?

– Ну… как Сашка-то в город умотал, на другое утро смотрю, идешь по огороду к дому. Окликнула тебя, а ты этак ручкой помахала молча и – в дом.

– Я?! – не поверила Маринка.

Я уже все понял:

– Как она одета была, баба Зина? – указал на Маринку.

– Да примерно так же, – оглядела баба Зина свою молодую соседку. – Кофточка поверх платья. Только еще очки от солнца нацепила, да косынкой голову повязала. Я еще подумала: «Форсит!» А со мной слова не сказала.

Я красноречиво посмотрел на Маринку.

– Меня в деревне не было с того самого случая, когда… Ну, в общем, ты понял, – объявила она для меня и ушла в дом. Я остался с бабой Зиной на улице, где мы общались. Через полминуты Марина вернулась, доложила:

– Замок Саша не повесил. Со двора на двери – защелка деревянная.

– То есть ножик просунул, подвинул, и ты уже в сенях, – констатировал я. – Там, где Санина телогрейка на гвоздике висит.

Когда мы с Маринкой гоняли чаи в избе, пришлось умерить ее энтузиазм, вызванный результатами нашего расследования:

– Ну, расскажем мы ментам про чужую девку, которая шастала у вас по огороду. Думаешь, они так и кинутся Саню отпускать? Что за деваха? Где ее искать?.. Почему мы решили, что именно она проникла в дом и подбросила ключи?.. К тому же ты – Санина сестра и, конечно, готова даже выдумать что-нибудь, лишь бы брата выгородить, – могут рассудить… Да не смотри на меня так! Я, что ли, не хочу, чтобы его выпустили?.. Хочешь, так, все расскажем в милиции. И я с тобой пойду. Здравствуйте, я – Шерлок Холмс, а это – моя хозяйка и помощница, миссис Хадсон… А знаешь, мне кажется, Саню в любом случае скоро выпустят, – решил я подбодрить девушку, видя, что она сникла. – Что у них есть против него? Только ключи. Но это такая косвенная улика, насколько я понимаю, и сама по себе ничего не решает. И еще: почему ключи обнаружились в телогрейке, если в город брат твой в ней не ездил? Я понял бы еще – в штормовке, в пиджаке, в кармане джинсов… Это, конечно, не главный вопрос, но все-таки? Не потому ли, что в дом, где вся «нормальная» одежда хранится, та девица просто не смогла попасть? Замок сломать – тоже уметь надо… Что же касается Саниных угроз в адрес Лозового… Помнишь, как Нефертити пошутила: «Обещать – не значит жениться». В любом случае сюда мы приехали не зря!

Я помог Марине навести порядок в доме и на огороде. В город в воскресенье я вернулся один. Маринка решила задержаться на день, прозондировать почву насчет работы в колхозе, если ее обратно в институт не примут.

По возвращении из деревни меня ожидал сюрприз. И не сказать, чтобы приятный. Поднявшись на свою лестничную площадку, я отметил боковым зрением необычный блеск со стороны соседской двери. Повернув голову, обнаружил… новые накладки вокруг замков у дяди Яши! Да и замки, очевидно, были новые. «Сын вернулся! Лева! – догадался я. – Быстро он!..»

«А ты уж размечтался! – мысленно усмехнулся, отпирая собственное жилье. – Впрочем, так будет лучше», – решил. Ничем не заслуженный подарок, признаться, тяготил.

Когда я после душа пил чай, смотрел в окно и медитировал («Минздрав СССР предупреждает…»), услышал, как хлопнула дверь на лестничной клетке, после чего раздался звонок. «Ну вот, – подумал, – сейчас придется скорбеть на пару с осиротевшим сыном дяди Яши».

Явил себя вновь обретенному соседу. За его спиной хорошо просматривалась ярко освещенная прихожая, поскольку дверь была широко распахнута.

Передо мной стоял высокий парень с черными, кудрявыми, правда, коротко подстриженными волосами, серыми глазами, на носу – веснушки. Забавное сочетание! Особенно забавным было то, что это был вовсе не Лева, не сын дяди Яши.

– Привет! – сказал парень и широко улыбнулся. – Вот, решил с соседями познакомиться, – он протянул мне руку, ладонью кверху, – Андрей Земцов.

Надо сказать, парень выглядел располагающе. Я сделал шаг навстречу, чтобы не здороваться через порог – примета какая-то… – и пожал протянутую ладонь.

– Тимофей Сергеев… А-а-а вы кто?

– Я? Племянник Якова Аароновича. И давай на «ты». Чего ты «выкаешь»?.. Маме сообщили, что дяди Яши не стало, – он нахмурился, но тут же снова улыбнулся. – А она у меня такая практичная! Сразу отправила сынка за квартирой присмотреть. А то, говорит, уплывет. Левка-то в Израиле…

Такая откровенность обезоружила. Правда, в душе моей тотчас засела заноза. Отдать «свою» квартиру сыну дяди Яши я обязан был беспрекословно. Но тут какой-то племянник. Откуда он взялся? Почему дядя Яша раньше про него ничего не говорил?..

– Я из Риги приехал, – словно прочитав мои мысли, доложил он. – Думал, чем в отпуске заняться? Друзья на рыбалку приглашали, а тут маманя мне развлечение придумала – в Горький съездить с миссией, – он состроил ироничную гримасу. – Даже отпуск не успел отметить!.. Кстати, давай отметим? – Он кивнул на раскрытую дверь квартиры, которая прямо на глазах переставала быть моей. – И знакомство! По-соседски. Приглашаю!

Испытывая неловкость и еще кучу противоречивых чувств, я все же решил не отказываться. Захотелось понять планы нового соседа. А что он вообще может сделать с квартирой, в которой прописана только моя мама? Помимо того, конечно, чтобы вставить новые замки, не спросясь ответственного квартиросъемщика и даже не ведая, что таковой существует?

Но разговор сразу перешел на другую тему, едва мы вошли в дяди Яшину гостиную. На диване я увидел разложенные фотоальбомы. Один был раскрыт.

– А я вот смотрел дяди Яшины фотографии, – сказал сосед. – Это он у нас, в Риге. А это – я, ха-ха-ха! – Он протянул мне тот альбом, что был раскрыт. Ткнул пальцем в групповое фото на берегу моря. Под ногами у взрослых сидели пацанята, от горшка два вершка. Один из них, кудрявый, был, очевидно, мой новый знакомый. Узнать было невозможно. Дядю Яшу я разглядел, хоть был он так молод на этом снимке!

Я подумал: совсем недавно такая связка, дядя Яша – Рига, уже возникала. И вспомнил Йозаса Генриховича. Он тоже приехал из Риги и тоже показывал фото. Правда, привезенное с собой. Он хотел перезвонить, но так и не перезвонил. А я успел о нем забыть!

Андрей Земцов в два счета «сообразил» бутылку фирменного «Рижского бальзама», достал из холодильника палку дефицитного сервелата. Накрыв небольшую полянку на журнальном столике, предложил помянуть дядю Яшу. Выпили по трети стакана бальзама залпом, как водку, не чокаясь.

Земцов стал листать альбомы, сопровождая старые фото, возникающие перед моими глазами, собственными комментариями. Он оказался в курсе всего, что было запечатлено на снимках. Я опять-таки удивлялся, почему дядя Яша никогда не говорил о столь близких родственниках из Риги? А может, и говорил, да я пропустил мимо ушей?..

– …А это в Обществе филателистов, – сказал Земцов об очередном групповом фото в альбоме Якова Аароновича. – Это была страсть дяди Яши – марки… Это дядя Юра Лозовой, а это – дядя Дима Бутенко, он председатель Общества.

– Кто? – невольно спросил я. На фото я узрел старшего Солидола. Так вот откуда мне лицо его знакомо! – понял. – А рядом – ну, точно, Солидол-младший. Только он здесь совсем подросток еще.

– Бутенко. А что он тебя так взволновал? Знаешь его?

– Его – нет. Просто видел недавно, но это было впервые. Не мог вспомнить, откуда лицо знакомо. Теперь дошло. Дядя Яша показывал мне свои фотографии… А увидел этого Бутенко я на похоронах «дяди Юры Лозового», – я постучал пальцем в фото. – Ты, может, знаешь, он проректором в нашем институте работал.

– Лозовой умер?! Да ты что? Я не знал. Когда?

– На днях. И умер не просто так. Его убили. Его и его жену.

– Тетю Ларису?

– Тебе виднее. Я не знаю, как ее звали.

– Ой-ой-ой! – обхватив голову руками, Андрей Земцов стал раскачиваться из стороны в сторону.

– А ты их всех так хорошо знаешь?

– Это все марки. Я ведь тоже увлекаюсь. Когда приезжали в Горький, дядя Яша всегда меня брал с собой в Общество. У него было много друзей, в том числе близких, среди коллекционеров. Последние лет пять, правда, в ваших краях я не бывал, а до этого почти каждый год приезжал.

– Я тебя не помню.

– А мы здесь и не останавливались. У нас тут бабушка жила за городом в своем доме. Шикарный дом! Сто лет ему уже. Фундамент каменный. Дядя Яша и мы все там собирались… Потом бабушки не стало… Что же случилось с Лозовыми?

Я не видел причины запираться. Тем более что племянник и без меня все узнает, если захочет, от тех же филателистов. Хоть от Солидола-старшего, который, оказывается, носит фамилию Бутенко. Кажется, я даже и слышал ее уже. Ну, да – от Кирилюка. Когда он при мне Нефертити с Солидолом узрел… Рассказал все, что знал. Даже выдвинул собственное предположение, что к «дяде Юре Лозовому» залезли в дом за коллекцией дяди Яши, которая к Лозовому перекочевала.

– А ведь правда! – воскликнул Земцов, услышав про коллекцию. – Я не увидел альбомов с марками здесь!

– Они были у Лозовых, – повторил я, – потом исчезли.

Я рассказал, как это установил.

– Жаль, – задумчиво произнес Андрей Земцов. – Марки обязательно нужно найти.

Здесь мне показалось, что он приехал сюда не столько из-за квартиры, по поручению мамы, сколько из-за коллекции дяди Яши. Видимо, она и вправду представляла собой ценность… «Как же он собирается ее найти? – подумал я. – Менты ее точно искать не будут, поскольку понятия о ней не имеют. Они ищут лишь убийцу Лозового и его супруги. А может, и не ищут, полагая, что уже нашли. Бедный Сашка!..»

Утром Земцов приветствовал меня как старого знакомого. После вчерашних посиделок мне самому уже казалось, что таковым и являюсь.

Встретились мы так же на площадке. Я собрался на работу, а он – в спортивном костюме и кроссовках – заниматься физкультурой на свежем воздухе.

– Спортгородок где тут у вас ближайший? – спросил. Я объяснил. Гвозди можно делать из этих людей! – как сказал поэт. Надо же, заниматься физкультурой! У меня настроение было не столь бодрое. Слишком много вопросов накопилось, на которые хотелось бы найти ответы. Они отвлекали от мирной жизни. А вечером невеста приедет. Сам уже не знал, в шутку ее так называю или всерьез. Тоже свои вопросы привезет…

Когда с Вовочкой закурили по первой, самой вкусной и, вероятно, самой вредной сигарете (не зря «Минздрав СССР предупреждает…»), он принялся жаловаться на Светулю.

– Представляешь, она решила носить траур по папаше. Нет, не в смысле черную шляпу с вуалью. Не позволять себе лишнего. Лишний – это я. Мол, в такой момент со своими гнусными домогательствами…

– Да, тяжело тебе, – посочувствовал я.

– А! – беспечно махнул рукой Вождь Краснокожих. – Завтра возьму бухла и пойду на танцы в «Швейцарию». Там братва меня потеряла уже…

– Удачи! – пожелал я. Про себя же подумал: «Хорошо бы и Нефертити последовала примеру сестры. Ее предложение увидеться я ведь проигнорировал».

Вскоре после нашего разговора Вовочкой завладела кладовщица. Пошел передвигать ей какие-то ящики. Я же узрел на горизонте легкую на помине Царицу Египетскую. Вероятно, ей надоело перекладывать бумажки. Это, конечно, не ящики, но тоже ничего хорошего. Кажется, она направлялась прямехонько ко мне.

– Привет! – сказало ее секретарское величество.

– Здравствуйте! – я отвесил поклон. После чего воззрился на Царицу Египетскую, замерев.

– Куда же вы пропали? – спросила она с укором и тут же перешла на «ты»: – Я тебе звонила, между прочим.

– Между прочим? – сделал я акцент на последних словах. Она нахмурила брови, не переставая глазами улыбаться, ничего не ответила. Я решил, что пора выкарабкиваться из двусмысленного положения, и признался:

– В деревню ездил.

– С Главной Героиней? – догадалась Нефертити и смерила меня таким взглядом! В нем я воочию увидел настоящую ревность! Готов был поклясться в кабинете окулиста на томике Шекспира, специально принесенном с собой для такого случая. «Молилась ли ты на ночь, Дездемона»? Роль Дездемоны в данном случае должен был сыграть я. Во времена Шекспира-то девок тоже мальчонки играли… Признаться, спасовал. Сдрейфил и завилял хвостом.

– Мы, между прочим, расследование вели, – понизив голос, сообщил доверительно… – Мы же одна банда? – уточнил на всякий случай. – Так вот, Сашку Оруженосца держат в милиции из-за его угроз в адрес Лозового, а еще – из-за ключа, обнаруженного в его кармане. От этих вот ворот, – нарушая приличия, я показал пальцем на арку в старом корпусе. – Мы нашли доказательство, что ключ этот подбросили в Сашкину телогрейку, что висела в сенях. В тот день, когда Сашка уехал в город, на новые разборки из-за сестры, поскольку сестру отчислили, соседка видела на огороде девицу, которую приняла за Маринку. А Маринка в это время была в городе!.. Сени со двора не были заперты, ведь Сашка, едва успев вернуться домой, был тут же повязан милицией, явившейся за ним следом.

– И что это за девица? – спросила Нефертити без особого интереса. Я пожал плечами.

– Никто вас слушать не станет, – махнула она рукой. – Мало ли кто по деревне шляется!

Я и сам так думал.

– Значит, вы с Главной Героиней все два дня про ключи разговаривали? Ф-ф-ф! Сыщики! – фыркнула моя «наставница», отвернулась и пошла со своей папкой под мышкой в гараж. Вышла оттуда вместе с Матвеичем, о чем-то беседуя. Потом, не глядя больше в мою сторону, зашагала обратно в институт, уверенно цокая высокими каблуками по асфальту.

Я не шевелился, надуваясь возмущением. Да что это такое! Кто я ей, муж, что ли? У нее Солидол имеется! Вгоняет меня в краску!

Хоть Нефертити будила во мне прежде дикую страсть, парой нас с ней я никогда не видел. Она была старше и действительно взрослее. С ней было интересно, но ходить все время в сынках я не собирался. Извините. Да-с!

Я тоже развернулся и хотел отправиться за молоком в универсам, но был остановлен Кирилюком, посажен в его «каблук» и увезен на базу электроснабжения в Сормово, где загружал катушки с проводами разного калибра. Сердитость моя прошла. Напротив, за работой весело думал о том, что «двоеженство» закончилось. Слава богу! У меня невеста есть.

Когда вечером раздался звонок, подумал, это она. Хорошо, что, отворив дверь, не бросился обниматься. Это был сосед. Еще подумал бы чего-нибудь…

– Зайди, – попросил он, – разговор есть.

– Лучше ты ко мне. Гостей жду.

– Гостей или… гостью? – он оценил мой приличный прикид – джинсы и рубашку в клеточку, а не дырявую майку и треники, вытянутые на коленях. Мою улыбку справедливо расценил, как свидетельство собственной проницательности.

– И мне подружку подыскал бы! А то я тут у вас человек новый, и отпуск проходит бесславно.

– Можно подумать на эту тему, – обнадежил я.

– Ловлю на слове! – хохотнул Андрей Земцов и, после паузы, заговорил о том, ради чего зашел. Насчет коллекции.

– Послушай, Тиман. Я хочу сходить к дяде Диме Бутенко, председателю Общества. Он наверняка знает, какие марки в собрании дяди Яши самые ценные. Дядя Дима сможет, пошевелив свои связи, отследить, если где-то марки всплывут. Даже в других городах… Ты говоришь, милиция не в курсе?

– Я не представлял себе, как сообщить милиции, что проректор института, уважаемый человек, спер у меня марки!

– Почему у тебя?

– Ну, в смысле, из квартиры, за которой я присматривал… – заменжевался я.

– Нет, нет, рассказывай все. Я вижу, ты недоговариваешь, – заметил сосед.

– Твой дядя завещал мне беречь коллекцию. Если в Обществе попросят – отдавать на выставки. Только указывать его имя, как собирателя… Но это все на словах, понимаешь? Я не хотел тебе говорить. Подумаешь еще, что вру. Да и коллекция все равно пропала… А мне она не нужна, в общем-то. Просто дядя Яша почему-то так решил, чтобы она у меня осталась.

– Ясно. Это было его право, – нахмурил брови Земцов. – Коллекцию все равно надо найти. Как с ней поступить потом, это другой вопрос.

– Угу, – кивнул я, еще больше уверившись, что Земцов пожаловал из Риги именно за коллекцией.

– В общем, пойду завтра к Бутенко… – сказал он. – Хотел спросить, у тебя кто-то интересовался марками дяди Яши после его смерти?

– Было дело. Звонили, спрашивали. Я трубку-то снимал, когда бывал в его квартире. Мало ли кто? Вдруг сын звонит?..

– А кто конкретно интересовался, не помнишь?

– Нет, все разные. Кто членом Общества филателистов представлялся, кто бывшим коллегой… Один наглец какой-то спросил, не я ли коллекцию зажал?

– А ты что?

– Вспылил. Сказал, что зажимал только девок в школьной раздевалке.

– Ха-ха-ха! Молодец!.. А лично ты никому не рассказывал, куда на самом деле коллекция уплыла? – Ему, видимо, нравилось это словечко.

– Нет, никому. Лишь избранным друзьямподружкам. Но им до фонаря. Их если и интересуют марки, то только вин. Как и меня, впрочем.

– Познакомишь со своими собутыльниками-собутыльницами? Это я начал тебя на слове насчет девок ловить…

– Не знаю. С этими собутыльницами – вряд ли. Только с собутыльником могу. Собутыльницы откололись.

– Это бывает, – признал Земцов.

Тут раздался звонок в дверь. На этот раз я не ошибся – вернулась невеста, она же – Главная Героиня, как ее окрестила Нефертити. Если применительно ко мне, то, на данном этапе жизненного пути, я готов был согласиться.

Я представил Маринке соседа, после чего он деликатно откланялся, отказавшись пить с нами чай. Мол, у него дела. Это у отпускника-то!..

Маринка вернулась полная решимости назавтра штурмовать милицию, втолковывать результаты нашего расследования. Утром, правда, не стала торопиться, решив, что милиция от нее никуда не убежит.

– Главное, чтобы нам не пришлось от милиции бегать, – высказал пожелание я, понимая, что в это утро неизбежно опоздаю на работу. «Марисик», как теперь ее называл, подкрадывалась ко мне с плутоватой улыбкой. Кажется, медовый месяц у нас начался не то что раньше свадьбы – еще до подачи заявления в ЗАГС, о которой, впрочем, серьезно никто пока не говорил…

В гараже народ окружил Матвеича. Опять что-то случилось, это я понял сразу. Поначалу подумал, что с ректором. Его поминали. Упаси боже! Кто же будет мою невесту в институте восстанавливать?! Оказалось, нет. Сидоров всего лишь отсутствовал, тогда как всем нужен. У него с другом беда. Нет больше друга, такая история. Наложил на себя руки! Выстрелил в висок из именного пистолета, оставив какуюто записку. Сына отца-самоубийцы увезли в психушку после этого, а жену, то есть вдову, – с сердечным приступом в больницу. Звали друга ректора Дмитрием Константиновичем Бутенко. Я как услышал – показалось, кувалдой по голове шарахнули! Вот так ничего себе! Это как же так?! С чего он?! А сын – это же… Солидол! «Мэн» Нефертити! Это он, выходит, в «дурке» теперь оказался? А его мать – в больнице. Выживет ли?! Что же это делается? Все прахом пошло – нет семьи больше. За границу собирались ехать…

Неизбежно стал думать про Нефертити. Она-то как теперь? Что за отношения у нее были с Солидолом на самом деле?

Дальше припомнил, что сосед, Андрей Земцов, собирался идти сегодня к «дяде Диме Бутенко». Пошел или нет?

Ректор, судя по всему, не появлялся. Матвеич весь день придумывал себе дела в гараже. То тряпкой двигатель на авто надраивал без нужды, то какие-то гайки крутил. Новостей более не поступало. Я надеялся их получить вечером от соседа.

Хотелось сходить к Нине, но не решался. Что ей сказать? Чем утешить? Я ведь про ее Солидола, типа, и не знаю ничего. Ни разу не спрашивал у нее о нем, права не качал. Конечно, Света наверняка довела до сведения сестрицы, что я в курсе, но… Я даже не знаю, как зовут его. О ком спрашивать? Не пошел.

Принесясь с работы на всех парах, увидел неожиданно в двери своей записку. Что за сюрпризы? И тут записка! От кого?

Оказалось, от Маринки. Невеста писала, что ей срочно понадобилось съездить в деревню. Здрасте, пожалуйста, – опять в деревню! Она же только что вернулась оттуда!.. И ни слова не написала, была ли в милиции, как Сашка. Когда сама вернется – тоже ни гугу. Сунув записку в карман, пробурчал: «Ладно, потом», – и позвонил к соседу. Тот открыл сразу, словно меня ждал. По глазам его увидел: все знает.

– Заходи, – пригласил меня. – Ты, вижу, в курсе уже? – спросил в свою очередь.

– Завгар наш – водитель ректора. А ректор с Бутенко в друзьях ходил, как я понял.

– Да, Сидоров был сегодня там, у Бутенко. Неизвестно, что произошло. Оставил записку: «Жить с этим не могу!» А с чем «с этим»? Менты, и те не разберутся пока… Но, судя по краткости записки, дядя Дима знал: тот, к кому он обращается, поймет.

– Кто же это? Кто-то из близких? Жена?

– Возможно. К ней сейчас никого не пускают.

– А сын?

– Костян? С катушек слетел. Сделался невменяемый. Сидит, раскачивается, смотрит в одну точку и только повторяет: «Нет, нет, нет…»

Я тяжело вздохнул. Со стороны Общества филателистов, очевидно, никто теперь не поможет Андрею Земцову быстро найти коллекцию. «Если у председателя Общества и есть заместитель, то ему теперь тоже будет не до того, конечно», – подумал.

А на кой она сдалась вообще, эта коллекция? Мне, во всяком случае? Разве что загнать какому-нибудь филателисту по спекулятивной цене? Да, я-то ее и не собирался искать. Это Земцов.

– А Бутенко, он где работал, кем? – спросил я. Что об этом говорил Кирилюк, в памяти не отложилось.

– В КБ «Скороход», представителем военного заказчика. Готовую продукцию принимал. По сути, тот же конструктор, в технике разбирается до тонкостей, только в погонах.

– А-а-а!

– Про такую штуку, как экраноплан, слышал?

– Мы в чьей квартире сейчас разговариваем? Кто моим соседом был? – вопросом на вопрос ответил я.

– Значит, дядя Яша про свои изобретения тебе рассказывал?

– Только в общих чертах, – пожал плечами я. – Обоснование и расчет особой формы крыла, увеличение высоты полета на экране, улучшение управляемости… Кстати, работой дяди Яши также интересовались.

Я рассказал Земцову про Йозаса Генриховича, который тоже из Риги.

– Институт гидроакустики? Не слышал о таком. Вероятно, почтовый ящик. На оборонку работает… И как, ты удовлетворил интерес моего предтечи? – пошутил новый сосед.

– В ничтожно малой степени! – усмехнулся я. – Рассказал о том, что Яков Ааронович почистил свои конюшни. Никаких записей не осталось.

– А он что? Этот Оазис Генрихович? – исковеркал Земцов имя своего земляка.

– Йозас-то? Не поверил. Выразил сомнения, что ученый уничтожил все свои наработки.

– Я бы с Оазисом согласился. Это писатели – народ импульсивный, творческие личности. Чуть что не понравится, давай рукописи в печку швырять! А ученые свой материал по крупицам собирают, потому берегут…

– Как я понял, Йозас был в курсе тех задач, которые в юности дядя Яша решал в КБ «Скороход» и к которым вернулся после живых «экранопланов» – летучих рыб. Однако больше не звонил, не объявлялся.

– Странно. А вдруг ты ему записи эти отыскал? Захотел подзаработать?

– Но я их не отыскал. Хотя заработать хотелось. Особенно моим собутыльницам. Так получилось, что они оказались в курсе. Предлагали продать рижанину дяди Яшину записную книжку. И пусть, мол, сам опрашивает друзей ученого, кто что знает.

– И как, получилось?

– Нет. Говорю же, Йозас больше не появлялся.

– А где же телефонная книга тогда? – ошарашил меня Андрей вопросом.

– Как где? Лежала на тумбочке… – в тревоге оглянулся на тумбочку и обнаружил, что сверху она пуста.

– Книги там нет и не было, – сказал Земцов. – Я, во всяком случае, не видел. Может быть, твои собутыльницы решили подзаработать без тебя?..

– Как бы они нашли этого Йозаса Генриховича? Они же его в глаза не видели.

– Это дело техники, – заверил Андрей Земцов, сам, видно, авантюрист тот еще. – Знаешь, как я в детстве проходил на тренировку рижского «Динамо»? Вешал фотоаппарат на шею, представлялся внештатным корреспондентом местной газеты. В итоге у меня единственного со двора всегда были настоящие, загнутые, клюшки, составленные из обломков фирменных! Пацаны обзавидовались!

– Здорово! Только… это ты к чему?

– К тому, что раз плюнуть отыскать в гостинице человека с таким редким именем-отчеством. Представились твои собутыльницы членами студенческого научного общества, которые ищут своего лектора, например…

– Хм! Я у них спрошу.

– Так они тебе и признались.

– Ладно, Андрей. Разговор у нас какой-то… Тренируем воображение всякими фантазиями.

– Не скажи. Книжка-то пропала. Это не фантазия. Это факт… А кто-то бывал в квартире дяди Яши, кроме твоих собутыльниц?

После пропажи записной книжки я теперь чувствовал себя виноватым перед племянником дяди Яши.

– Кто-то побывал, кажется. – Я рассказал ему про выдвинутый ящик и стертую с ручек пыль.

– А ты наблюдательный, Тима, – похвалил меня Земцов. – Но книжка тогда была на месте?

– На месте, – подтвердил наблюдательный я.

– Значит, дядя Яша был интересен внешнему миру двумя вещами, – подвел итог Земцов. – Своей коллекцией и своей работой…

Я не стал пополнять список третьей «вещью» – квартирой.

– …Так что идея с записной книжкой не такая уж и вздорная. Пройтись по его друзьям.

– Бутенко тоже был другом дяди Яши? – зачем-то спросил я.

– Другом – не знаю. Но, знакомым, приятелем – несомненно. Общее увлечение. Да и по работе они, возможно, пересекались…

Должен был признаться, что не понимаю Земцова. Если бы тот хотел добраться до коллекции, чтобы самому завладеть ею, тогда – ясно. С его же слов выходило, будто он признает мое право на собрание марок. Для чего ему тогда стараться? Или Земцов желает, чтобы я тоже принял живое участие в поисках, а потом уступил коллекцию ему? Это ведь он филателист, а не я. Но тут размывается такой момент, что коллекция «денег стоит». Если же данный момент не размывать, то становится ясно, что коллекция сгодилась бы любому. Хоть коллекционеру, хоть просто человеку, которому нужны деньги. А кому они не нужны?..

На другое утро повеселил Вовочка. Он явился на работу с ярким фонарем под глазом.

– О! Синяки и шрамы украшают мужчину! – воскликнул я одобрительно, мгновенно просчитав природу данного факта. – Сходил на танцы в «Швейцарию»?

– С автозаводскими схлестнулись. Завалились такие, на понтах! На девок наших глаз положили. Караваиха приструнила их немного, и мы, щербинковские, не стояли в стороне.

– Слушая тебя, я, маменькин сынок, испытываю комплекс неполноценности.

Вовочка косо глянул на меня, не издеваюсь ли над ним? Но тут же поднял другую тему:

– Представляешь, Солидол, как ты его называешь, из психушки лыжи навострил. Сбег!

– Как? Он же того – не в себе.

– Вот именно. И теперь его ищут пожарные, ищет милиция…

– А тебе кто сказал?

– Ну, как кто? Светуля. Звонила мне. Они с Нефертити хотели бедолагу в больнице проведать, а того и след простыл.

– Так он, небось, к Нефертити и заявится! – высказал предположение я. – К кому еще?

– Пока не заявился…

– Светуля же в трауре, – вспомнил я.

– Так я и не говорил, что она ко мне домой пожаловала, требуя коньяка и музыки. Звонить по телефону траур не запрещает.

– Видишь, помнит о тебе. А ты от нее – на танцы! – с укоризной сказал я.

– Чья бы корова мычала! – повысил голос Вовочка. – Сам, говорят, Сашкину сестру склеил? Распалась наша банда…

– Вован, ты о чем? У Нефертити Солидол есть! Я что, должен вечно роль запасного аэродрома играть для Царицы Египетской?

Вовочка лишь нахмурился и вздохнул.

– Солидол, похоже, больше не Солидол. С папашей-то темная история.

– Солидол, может, уже оклемался, потому и ноги сделал. За бугор он теперь не уедет, так что, бог даст, все у них с Ниночкой и сложится. Примете Солидола в свою банду вместо меня. Когда у них со Светой траур кончится.

– Как хоть сестра Оруженосца в постели, ничего? – попытался сесть на любимого конька Вовочка.

– Опять двадцать пять! – воскликнул я.

– Хм! Джентльмен! – криво усмехнулся скабрезник и полез за сигаретами.

От Маринки не было вестей ни в этот день, ни в следующий. «Может, уже на работу в колхоз устроилась? – гадал я. – Сколько мне ждать теперь свою невесту?» Решил спросить ее об этом телеграммой. Пусть оценит, как жених беспокоится.

Телеграмма осталась без ответа. Блин! Я заказал междугородний разговор от отчаяния. Однако абонент на переговорный пункт не явился. Не смогла до райцентра добраться? Или не захотела?.. Говорят, если гора не шла к Магомету, то он сам шел к горе. Я решил следовать примеру пророка. Плюнув на работу, еще не придумав даже, чем объясню свой прогул, с утра прибыл на автостанцию и отправился за невестой в ее деревню. «А там банька!..» – мечтал дорогой.

С первых минут общения с любимой почувствовал, что в баню меня действительно могут послать. Но не в том смысле, как я надеялся. Маринка, открыв дверь после моего стука, посмотрела сперва на меня, затем – по сторонам, будто кого-то боялась. Только после этого пригласила:

– Проходи, – без всяких эмоций.

– Что, Саня вернулся? – попытался я угадать причину столь прохладного приема.

– О, господи! – будто прорвало девушку. – Да если бы он вернулся!.. – Она не договорила. Откуда-то сбоку – из чулана, очевидно, – в сени шагнула неясная фигура, и я ощутил, как некий твердый предмет уперся мне в висок.

– Ой! – вскрикнула Маринка. – Нет! Не надо!

– Цыц! – грубо одернули ее. Скосив глаз, я понял, что к голове моей приставлен пистолет.

– Дернешься, капец тебе! – получил предупреждение. Я и не думал. Находился в полной растерянности, если не сказать в шоке.

– Проходим в хату! Вперед! – получив толчок в спину, я налетел на Маринку и невольно обнял ее.

– Ай! – вскрикнула невеста. Ее трясло. А может, это меня затрясло, как тут разобрать?

– Пойдем. – Я сам открыл дверь в горницу, ощущая затылком смотрящий мне в спину ствол.

В горнице я, наконец, разглядел того, кто держал нас на мушке. Это был Солидол. Радости от того, что увидел знакомое лицо, не возникло. Особенно если вспомнить, что «лицо» сбежало из дурдома.

– А ведь я тебя знаю, – вгляделся, в свою очередь, в меня Бутенко-младший.

– Вряд ли, – возразил ему. – Я сам себя до конца не знаю.

– До конца можешь и не узнать. Просто не успеть до своего конца, если будешь зубы скалить.

С чувством юмора, очевидно, у него тоже было все хорошо, надо отдать должное. Оно и понятно. Вряд ли Нефертити обратила бы внимание на идиота. Кстати, на сумасшедшего в данный момент Солидол похож вовсе не был.

– То, что не наложил со страху в штаны, хорошо, – оценил он мое показное спокойствие. – Значит, сможешь трезво соображать.

– Я, со своей стороны, тоже очень рад, что ты, вопреки слухам… э-э-э…

– Заткнись! – оборвал меня Солидол, потрясая пистолетом. – Сейчас не до шуток, придурок, понял? Вы с подружкой оказались втянуты в чужую игру. Грязную и опасную. Причем на поле вы такие мелкие пешки, что вас стряхнут щелчком безо всякого раздумья, если что-то пойдет не так. Вот я, например, и стряхну. Желаете оба стать трупами? Вы сейчас в шаге от этого!.. А знаете, почему я это сделаю? Потому что сам сейчас такая же жалкая пешка, как вы, – с горькой иронией произнес он, – со всеми своими амбициями, несостоявшимися большими планами… И выбор у самого невелик. Умереть либо жить дальше, со всеми издержками. Я пока выбираю второе. Даже если это выглядит как банальная трусость с моей стороны… Впрочем, вы все равно ни хрена не поймете!.. Так! Ты, девочка, сядь на диван, – принялся командовать он. – А ты, – он посмотрел на меня, – к столу. Она твоя подружка? – кивнул он на Маринку. – Хорошо. На, посмотри фотку с ней. – Он достал из нагрудного кармана джинсовой куртки и швырнул на стол конверт от фотобумаги малого формата. – Только спокойно смотри, не дергайся! – Он помахал в воздухе оружием.

Я извлек единственный снимок, находившийся в конверте. Всмотрелся, и глаза на лоб полезли! Нет, это была не порнография, всего лишь интимное фото. В постели моя Маринка лежала… с ректором Сидоровым! Ректор, очевидно, спал, заложив руку под голову, а девушка моя приподнялась на локте и с удивлением и испугом смотрела в объектив. Очевидно, фотограф подловил любовников!

Я, держа снимок в руке, обернулся на Маринку. Она сидела, опустив голову, боясь пошевелиться. Почувствовав мой взгляд, беззвучно заплакала, оставаясь неподвижной.

– Что это значит? – спросил я, но не у Маринки, а у Солидола. – Кто это снимал?

– Что это значит, сам видишь, не маленький. Ректор института, уважаемый человек, заставил студентку отдаться под угрозой отчисления. А прежде он на пару со своим друганом, проректором по АХЧ Лозовым, ныне покойным, изнасиловал ее. Здесь, в этом доме, точнее – в бане.

Проректора больше нет. Его покарал брат девушки. Теперь брат сидит в тюрьме, а Сидоров продолжает тешить свою похоть. Что скажешь?

– Кто это снимал? – повторил я вопрос.

– Жених девушки. Он, встревоженный переменой в ее поведении, заревновал, стал следить за ней и застал в момент утех. Видишь, как она потрясена на фото?

– Ее жених? – Я глянул на Маринку, сжавшуюся в комок, и снова перевел взгляд на Солидола. – Кто же он?

– Как кто? Ты, конечно.

– Я?!

– Ты удивлен, что ты – ее жених?

– Я никого не снимал.

– Как же не снимал? Снимал. Вот этим самым своим фотоаппаратом. – Солидол указал пальцем на буфет, где я и вправду увидел, насколько мог судить, свой собственный «Зенит», дорогой отцовский подарок.

– Как он здесь оказался?

– Перестань задавать дурацкие вопросы, – устало попросил Солидол. – Снимок ты сделал на той же пленке, на которую прежде фотографировал пирушку с друзьями. Негатив, разумеется, сохранен. Так что все сходится.

– Но я никого не фотографировал, – упрямо повторил я. Солидол лишь ухмыльнулся, после чего продолжил объяснять:

– И вот, когда ты заснял девушку, она не выдержала, во всем тебе повинилась. После чего под твоим давлением написала заявление в милицию об изнасиловании. Конечно, она и прежде хотела это сделать, даже справку взяла в травмпункте, но побоялась – отчислят из института. А ее и так отчислили!.. В общем, ты пойдешь свидетелем. Расскажешь, как выследил невесту с ректором и заснял. Даже если вина ректора в изнасиловании не будет доказана, это все равно такой скандал! Конец карьере… Впрочем, до милиции дело, скорее всего, не дойдет. Сидоров выполнит некоторые условия, и тогда… В общем, вам не придется идти в милицию. Вас оставят в покое. Ее брат выйдет из тюрьмы. Ее саму восстановят в институте. Хэппи энд!

– А если Марина не напишет заявление?

– Она уже его написала. Ей судьба брата небезразлична. А тебе? Судьба твоей девушки?

– Почему ты это делаешь?

– Я же сказал. Потому что я решил жить дальше. Мой отец ушел из жизни из-за меня. Его шантажировали… мной. Я совершил ошибку, хотя думал, что восстанавливаю справедливость. После того, что случилось с отцом, я тоже должен был покончить с собой. Но не сделал этого. Жить хочется. – Он презрительно усмехнулся. – Я могу отказаться выполнить их условия. Но это будет то же самое, что покончить с собой. Меня просто сдадут.

– Кто сдаст? Кому сдаст?

Он рассмеялся.

– Ты хочешь все знать? Не стоит! Меньше знаешь – дольше живешь, запомни это!.. Просто сделай то, что я говорю.

– А пистолет они тебе дали? Пистолет-то зачем, если ты пришел, чтобы шантажировать нас братом Маринки и ее учебой?

– Не-а, – улыбнулся он, с любовью глядя на свой небольшой пистолет. В марках оружия я не разбирался, но пистолет, кажется, был не новый. Сталь на стволе местами потерта. – Пистолет – мой собственный. Еще подростком купил его у одного великовозрастного балбеса, занимающегося раскопками… Зачем пистолет? Просто я до сих пор колеблюсь. Может, все-таки убить себя? И вас – чтобы обломать им всю игру? Пешки хором спрыгнули с доски… Отец мой не поддался на шантаж. Он был человек чести, офицер… – Солидол стал медленно наводить на меня пистолет. Горло перехватило, все похолодело внутри!

– Нет, нет, не надо! – залепетала Маринка. Мне сделалось реально жутко. Теперь видел воочию, Солидол точно не в себе!

Он, будто все еще раздумывая, все же отвел пистолет в сторону и теперь указал стволом на лист бумаги с ручкой, лежащие передо мной на столе.

– Пиши заявление в милицию. О том, что ректор института Сидоров надругался над твоей девушкой. Что ты сам был тому свидетелем, и так далее. Бери ручку, я продиктую.

Я подумал, что заявление, написанное под угрозой расправы, в конце концов, мало чего стоит. Вероятно, и экспертиза сможет выявить, что руки у меня тряслись, когда писал его. И я подчинился…

Забрав мое заявление и снимок, Солидол проговорил:

– Сегодня я передам это тем, кто держит меня за горло, и вернусь в больницу. Скажу, плохо стало, таблеток попрошу… Это я к чему? Если решите наплевать на ее брата, – он опять указал мне на Маринку, – на ее институт и все-таки пойти в милицию, рассказать ментам все про наш разговор, то кто этому поверит? Я был просто не в себе и наговорил тут какой-то бред… Все ясно? Ну, бывайте!

Он сунул пистолет в карман и быстро вышел за дверь.

– «Бывайте» – это хорошо, – прокомментировал я последнюю фразу, сделав глубокий вдох и выдох, лишь бы что-то сказать. – Побыть еще хотелось бы…

Маринка молчала.

– А ты фотогенична, – сморозил я, сам не зная что.

– Хватит! – взмолилась она.

– Расскажи хоть, как стала звездой, – упорствовал я в своем юродстве.

– Что рассказывать? Меня втиснули в машину двое жлобов в кожаных куртках. По виду – сущие бандиты. Но распоряжения им отдавал интеллигентный мужчина, в костюме, в галстуке. Один из этих хмырей сказал, чтобы я не дергалась и молчала, если хочу, чтобы родная мама узнала меня при встрече. Я ответила, что у меня нет мамы. «Но брат у тебя есть, не так ли?» – спросил тогда интеллигент. Он был совершенно спокоен и разговаривал вежливо. Пояснил, что если я хочу вызволить брата из тюрьмы, то должна делать, что скажут. Велели написать тебе записку. Мол, уезжаю в деревню. Затем мы действительно приехали сюда. Как вошла в избу, чуть в обморок не грохнулась! На кровати лежит… ректор Сидоров! Представляешь? Здесь, в нашем доме! Тот самый ректор Сидоров, к которому в институте я не могла прорваться!

– Теперь удалось поговорить?

– Смеешься ты, что ли? Он в отключке был. Ему эти, видно, вкололи чего-то… Мне сказали, что я должна лечь с ректором в постель, чтобы сфотографироваться. Полностью раздеваться не обязательно, достаточно сверху до пояса… Я видела, как те двое жлобов смотрели на меня! Если бы не их босс, могу себе представить, что они со мной сделали бы… Я спросила, зачем это все надо, не особо надеясь на ответ. Однако мне объяснили, что ректор наш засиделся в своем кресле. «Он что, тебе нравится? – поинтересовался. – Ведь именно из-за него у тебя и у брата пошли такие проблемы! Это ректор вместе с Лозовым втянули вас с Александром во все… Короче, ректор должен уйти», – сказал он. Одни серьезные люди, мол, так считают. Я же типа поквитаюсь за все свои неприятности. Новый руководитель немедленно восстановит меня в институте. Это мне гарантируется. А брат выйдет из тюрьмы. Найдется свидетель, который докажет, что Саша был в другом месте в тот вечер, когда убили Лозового. И это смогут подтвердить еще люди.

Если же откажусь, тот же свидетель расскажет в милиции, как у него сломалась машина напротив выезда под старым корпусом, и он видел, как мой брат выбегал через ворота как раз в то самое время…

Когда снимки были сделаны, неподвижного ректора унесли в машину. Он не приходил в себя. Этот, который в костюме, сказал, что прочие сейчас уедут, а он пару дней поживет у меня. Вел себя безупречно. Просто родственник в гостях!

– А Солидол как здесь оказался?

– Кто?

– Ну, этот, что подстерег меня.

– Сегодня с утра его привезли те бандиты, которые схватили меня в Горьком. Интеллигент уехал с ними, а этот – как ты его назвал? Солидол? – он остался.

Я рассказал Маринке, кто такой Солидол, и его печальную историю.

– Хорошо, что я не знала, что он из психбольницы сбежал. Вообще умерла бы со страха!

– Погоди помирать, мы еще свадьбу не сыграли, – попросил я. Она в первый раз, правда, слабенько, улыбнулась. Тема бракосочетания не оставит девушку равнодушной в любом состоянии!

– Что же нам делать?

Я плюхнулся на диван рядом с невестой:

– Чапай думать будет!

Долго думать «Чапаю» не дали.

– Что происходит вообще? Как понять?! – стала наливаться возмущением моя, прежде тихая, невеста.

– Как понять? Раньше я бы сказал: «Шерше ля фам». Нынче женщина уже найдена. Это ты. Да, да. С тебя все началось. Лозовому бес в ребро попал. В общем-то, я проректора понимаю… – мой плотоядный взгляд ощупал Маринкины прелести, – но не оправдываю.

– Ты еще можешь шутить?

– Сам себе удивляюсь… Лозовому твой брат хотел надавать по шее, похерив всякую субординацию, и хорошо его напугал. История получила огласку и сыграла с Саней злую шутку, когда Лозового кто-то прикончил. Кто, за что? – мы не знаем. Но пока все валят на Александра. А между тем нам известна другая история – с таинственным жуликом, пойманным и отпущенным Лозовым накануне своей гибели. Почему милиция ее не прорабатывает? А может, и прорабатывает… Далее – Бутенко. Если верить Солидолу, его отца шантажировали. Чего от него хотели, мы не ведаем. Но не вышло. Мужик-кремень оказался Бутенко-старший. Не поддался, покончил с собой. Однако для шантажа, стало быть, действительно повод был. Теперь неизвестные шантажисты решили взяться за ректора Сидорова. Слегка подретушировав амурный сюжет с твоим участием.

Маринка только хлопала глазами, слушая меня. На главную виновницу интриги ничуть не была похожа. «Нефертити в роли роковой женщины смотрелась бы куда гармоничнее…» – подумалось мне.

– Главным насильником выставляется теперь Сидоров. А он ведь им не является, не правда ли? – спросил свою скромную невесту. – Не говоря о том, что и Лозовой-то всего лишь лапы распустил и ничего более, да?

– Сидоров вообще ни при чем! Это Лозовой напился, начал дурить. Ректора хотят без вины скомпрометировать!

Я не стал говорить, что, по словам ее брата, ректор тогда напился еще сильнее, чем Лозовой, потому уснул в бане. «Наказания без вины не бывает, Шарапов!» – вспомнился шедевр отечественного кинематографа.

– Сидорова хотят скомпрометировать с целью шантажа. Как Бутенко. Вот тут я ничего не понимаю! Не удалось шантажировать Бутенко, взялись за Сидорова. Им что, все равно, кого шантажировать, что ли?!

– Кому им-то?

– Да откуда же я знаю?! Солидол не был столь любезен, чтобы объяснить нам. Если он сам вообще в курсе, кто его взял в оборот. Тебе эти похитители, судя по всему, также не представились?

– Что же нам делать?

– Все, что от нас хотели, мы уже сделали, тебе не кажется? – съехидничал я. – Оба не герои! Да, да, знаю, дело в брате! Остается только ждать. Насколько я понимаю, ректора теперь станут пугать нашими с тобой заявлениями и тем снимком. Надо было тебе и для себя копию попросить! Наверняка это будет самая памятная твоя фотография за все годы учебы!

Маринка так на меня посмотрела, что почел за благо оставить юродство…

– Если их шантаж подействует, Сидоров уйдет со своей должности. Если нет, нас могут заставить продолжить свое грязное дело. Принудят пойти в милицию… Одно я сейчас понял. Если ректор выстоит, мне, очевидно, в нашем вузе больше не учиться, как и тебе. Вышибут с клеймом клеветника. Может, еще и статью впаяют!

– Что же, мы просто так станем сидеть и ждать?

– Надо возвращаться в город и держать нос по ветру. Попытаться понять, откуда ветер дует. Что за буча? Кто ее поднял? Чего хотели от Бутенко? Зачем хотят снять с должности ректора?

– Давай сейчас же уедем, – предложила Маринка. – Я не чувствую себя здесь в безопасности. В своем доме! Дожили!

– Хорошо, – согласился я. Не стал говорить ей, что по моей квартире, судя по всему, тоже шляется кто хочет, пока меня нет. Как-то фотоаппарат вытащили…

Я подошел к буфету и повесил на плечо отцовский подарок.

И квартира дяди Яши подверглась «обследованию». Хорошо хоть сейчас там племянник поселился, Андрей Земцов.

Земцов приветствовал нас на лестничной площадке.

– Каковы ваши достижения? – улыбаясь, бодро спросил он. – Что сделано для славы, для Отечества?!

Хоть фраза была явно заимствована из какого-то кинофильма, мы с Маринкой оба припухли. У меня так точно возникло ощущение, что Отечеству в данный момент мы наносим вред. Помогаем неведомым злодеям доставить немалые неприятности ректору солидного института. Человеку, чья деятельность имеет большое общественное значение.

– А я с балкона смотрю, вы идете! – Земцов, к счастью, нашего смущения не заметил.

– У тебя, сосед, хорошее зрение! – похвалил я его. – Мы не такие крупные фигуры.

– Как знать, как знать… – загадочно проговорил Земцов. – Зайдешь ко мне? Есть конфиденциальный разговор. Прошу прощения, мадам! – учтиво склонил голову он.

– Хорошо, сейчас.

Я провел Маринку в квартиру, выдал ей свежее полотенце, чтобы могла принять душ, как собиралась. С баней обломала меня!.. Сам отправился к новому жильцу моей второй квартиры.

– Я вот о чем, – заговорил жилец. – Был в Обществе филателистов. Там меня помнят. Узнал кое-что. Оказывается, дядя Яша пообещал Бутенко, что, если когда-нибудь надумает продавать коллекцию, то первому предложит ему. А после ухода из жизни дяди Яши, Бутенко узнал вдруг, что коллекция эта исчезла. Досадно! Лозовой же, очевидно, не афишировал, что коллекция перекочевала к нему… А Костян Бутенко самовольно ушел из больницы. Обвел вокруг пальца персонал и охрану. И теперь никто не знает, где он.

– Вот как? – сделал я лицо кирпичом. Рассказывать своему деятельному соседу о том, что не далее как сегодня встречался с беглецом, правда – не по своей воле, – не стал. Одна мысль вдруг пришла в голову.

– Скажи, Андрей, а наш ректор, Сидоров, не собирает марки? Не знаешь?

– Не слышал. И в Обществе не видел его никогда, и на фото его нет. Но могу узнать, на всякий случай. А почему ты спрашиваешь?

– Ректор ведь был дружен с Лозовым. Вдруг Лозовой передал ему дяди Яшину коллекцию? – для отвода глаз выдвинул предположение я.

– Зачем передал?

– Ну… не знаю. Просто подумалось.

– Передал или… ректор ее прикарманил после смерти Лозового, как прежде – сам Лозовой? – ничтоже сумняшеся развил мою гипотезу Земцов.

– Ну… я бы так не сказал, но…

– Но подумал бы! – усмехнулся беспардонно Земцов.

Действительно, мне думалось, что гибель Лозового и последующий за ней шантаж Бутенко, а теперь – планируемый – Сидорова, все это как-то связано с марками. За этой «гуляющей» неизвестно где коллекцией охотятся разные соискатели. Быть может, Бутенко успел-таки истребовать коллекцию у Лозового до его гибели? А к ректору она перекочевала уже после смерти самого Бутенко? Все они знали и знают о ней явно больше, чем я. «Вот и Андрей Земцов, интересующийся этими марками вроде как не для себя, тоже не простой какой-то парень! – подумал я. – Ох, непростой! Какая, на фиг, Рига? Не говорил мне дядя Яша никогда ни про какую Ригу!»

Я доброжелательно улыбался соседу, но червь недоверия шевелился в душе.

Следующим утром на работу я не сильно торопился. Готовился, придется объясняться за прогул. Пройдя через арку старого корпуса, подумал, что вернулось славное время: Вождь и Света сидели рядышком, как два голубка, о чем-то судачили. Завидев меня, примолкли и с минами заговорщиков на лицах стали наблюдать мое приближение. Чего это они такие хитрые сидят? – не понял.

– Салям алейкум! – приветствовал парочку, не зная, чего бы выдумать пооригинальнее.

– Здрасте, – ответила Света и потупила глазки, пряча улыбку.

– Доброго здоровьица! – еле сдержался, чтобы не заржать, Вовочка. Их веселье относилось, конечно, не к моему приветствию, а к тому, о чем говорили до меня.

– Чего это вы такие загадочные? – поинтересовался у них.

– Вот! – с той же улыбочкой Света достала из пакета и протянула мне нечто, завернутое в газету.

– Что это? – не понял я.

– Посмотри, – предложила Светуля.

– Хм! – Я развернул газету и увидел… телефонную книжку дяди Яши! Повертев в руках, удостоверился – точно, она! В виде закладки в книжку был вставлен билет государственного банка СССР достоинством двадцать пять рублей.

– Мы за твоей спиной сделали маленький гешефт, – призналась Светуля. – Это твоя доля. И возвращаю книжку. А ты ничего и не заметил! – совсем развеселилась она.

– Ну, знаете ли! – выдохнул я.

– Твой Йозас отстегнул стольник за просмотр книжки покойного соседа. Разделили на четверых, по-честному.

«А Земцов-то прав оказался в своем подозрении! – пронеслось в голове. – Вот жук!»

– Где вы Йозаса нашли?

– В гостинице «Москва», на Свердловке. Ты сказал, он из института гидроакустики? Обошли несколько гостиниц, вот и нашли. Нина представлялась секретарем проректора по науке водного института, показывала удостоверение. Йозас переписал телефоны, какие хотел, адреса. Часа два у него кофе распивали, пока переписывал. Очень благодарил. Нефертити, между прочим, узнала его. Он был у Пустыркина некоторое время тому назад. Наше желание подзаработать не осудил. Разболтался перед Нефертити про свои научные достижения. А она с умным видом его слушала…

– А я-то звонка ждал от Йозаса! – пожурил Светулю. Та пожала плечами. Мол, извини.

– Ну, вы и нахалы! – выдал свою оценку.

– Есть маленько, – не стала спорить авантюристка Света. – Хочешь жить, умей вертеться! Но ты не внакладе, правда? Всю щекотливую работу, типа купи-продай, без тебя проделали. Ты же не согласился бы, по глазам было видно.

Я уже не знал что делать, ругаться или благодарить. Книжка-то вернулась. Жулики повинились.

– Ладно, пойду батрачить, – вздохнула Света, решив, очевидно, что прощена.

Когда она отошла на безопасное расстояние, Вовочка сделал заезд:

– Дашь ключики от второй квартиры?

Я отвел взгляд от виляющих бедер Светы, посмотрел на Вовочку:

– Траур уже закончился?

– Надеюсь уломать. Мы же теперь при бабках!

– Не получится с ключами, – вздохнул я. – Квартирка-то уже заселена. Объявился племянник дяди Яши. Тоже, кстати, из Риги.

– Как так?! Это же твоя квартира!

– А он меня не спрашивал. Свалился на голову по поручению своей маменьки, по собственному признанию, чтобы квартиру государство не отдало чужим. Врезал новые замки…

– Вот это удар… для тебя! Но твоя же мать там прописана? Он не знает об этом? А когда узнает, что будет?

Я только махнул рукой. Мол, не хочу заморачиваться.

Вовочка еще некоторое время пыхтел: «Вот непруха, так непруха! Надо же, племянник! Объявился – ждали его!» – пока я плавно не перевел разговор на другое:

– А что там? – кивнул на открытые ворота гаража, где, судя по всему, собрались в это время ездовые. – Я же прогулял вчера.

– Тебе повезло! Твоего отсутствия, кажется, никто не заметил. Что ты?! Тут сам генерал пропал!

– Ректор?

– Да! Причем пропал он, сказывают, еще в пятницу.

– Да ну?! – изобразил я полное неведение.

– Сегодня, правда, нашелся. И уже улетел в Каспийск. Его Матвеич в аэропорт отвез. А должен был еще в пятницу вечером. Тут детективная история, Матвеич поведал. Говорит, после поминок Бутенко– старшего пан генерал сел в такси и что было дальше – не помнит. Как отрезало. А вчера вечером его нашли в собственном подъезде. И где был три дня, что делал – без понятия!

– Он что, так крепко помянул?

– Нет вроде. И после не пил.

– Не пил? Откуда же это известно, коли он ничего не помнит?

– Ну, не знаю. Так сказали.

Я покачал головой, испытывая странное чувство. Пожалуй, в настоящий момент я – единственный из порядочных людей, не считая моей невесты, кто мог бы пролить свет ректору на то, что с ним было. Разумеется, последствия амнезии ему и без нас с Маринкой объяснят в ближайшее время, только сделают это уже непорядочные люди! Сидоров, вероятно, будет поражен, узнав, чем занимался в беспамятстве!.. Что, если упредить этих гадов? Пойти немедленно и рассказать ему все! Ах, да. Он же улетел. В какой-то Каспийск.

– А в Каспийск он зачем улетел? – спросил я Вовочку, будто тот мог знать. Однако Вовочка и вправду оказался в курсе, как ни странно.

– В Каспийске этот испытывают, твой пароход-самолет. Не планер, а как его?..

– Экраноплан?

– Во! Сидоров – член комиссии. Он же до ректорства своего был начальником отдела в КБ «Скороход».

– Да ты что! – невольно вырвалось у меня.

«Нарисовалась деловая связь Сидорова и безвременно ушедшего Бутенко, – подумал. – Дружба у них, вероятно, еще с КБ? Но при чем тут марки? А почему я решил, что марки вообще тут при чем-то? Но если не марки, тогда что? И чего мне вообще дались эти марки? Почему я вбил себе в голову, что из-за марок убили Лозового? Если его убил тот жулик, которого Лозовой зачем-то помиловал? Почему я думаю, что жулик полез в квартиру за марками? Он мог полезть за чем угодно, вовсе не за ними. Чтобы лезть за марками, надо самому быть специалистом… Так, может, специалист и залез?»

Подходя к собственному дому после работы, воздел очи горе: не стоит ли мой наблюдательный сосед на балконе? Но не увидел его. Мысли-то ныне о нем были.

Дома, развернув газетную упаковку, принялся изучать вновь обретенную записную книжку дяди Яши, жуя бутерброд с сыром для вдохновения, приготовленный Маринкой. Сама она заглядывала мне через плечо. Хотелось задавить червя сомнения в отношении соседа, либо, наоборот, соседа развенчать.

На букву «З» никакого Земцова не нашел. А вот на букву «Р» прочел: «Рига. НИИ г/ак», что вполне можно было расшифровать как «Научно-исследовательский институт гидроакустики». Стало быть, есть такой? Ниже шли три телефона с фамилиями и инициалами. Заострил внимание на одной – «Межелайтис Й.Г.» Йозас Генрихович?

Потом слово «Рига» повторялось еще раз, рядом стояло имя «Римма» и единственный телефон. Больше на букву «Р» – ничего. Я решил рискнуть. Набрав межгород, заказал номер неизвестной Риммы, попросив диспетчера соединить с тем, кто по данному номеру ответит. Пока ожидал, слопал еще два бутера. Чего время терять? Длинный звонок заставил подпрыгнуть, хоть и ждал его. «Ригу заказывали?» – «Да, да, да!»

– Алло, – раздался затем в трубке приятный женский голос. Дама средних лет, вероятно.

– Здравствуйте. Извините, я бы хотел поговорить с Андреем Земцовым.

– А кто его спрашивает?

«Надо же! – подумал я. – Попал!»

– Меня зовут Сергей Иванов, – принялся брехать. – Мы с Андреем вместе учились в Ленинграде. – Земцов в вечер знакомства говорил что-то про ленинградский вуз. – А сам я из Горького. – Междугородняя девушка наверняка сообщила Рите, что Ригу вызывает Горький.

– Из Горького? Да что вы! – взволновалась дама. – А Андрей сейчас как раз в Горьком!

– Правда?! Вот совпадение! Телепатия просто! Все собирался ему позвонить… А где его можно найти, не подскажете?

Женщина – вероятно, мать Земцова, – ответила, что Андрей должен быть за городом, в таком-то населенном пункте. Это, вероятно, и был тот загородный дом, о котором говорил сам Земцов. Про адрес дяди Яши женщина из Риги мне почему-то не сказала ни слова.

– Большое спасибо. Постараюсь Андрея найти, – поблагодарил я и поскорее закончил разговор, пока тетя не вздумала задавать какие-нибудь вопросы о нашей якобы совместной учебе с ее сыном. Я и в Ленинграде-то ни разу не был. Говорят, красиво там!

– Ты его проверял? Зачем? – поинтересовалась Маринка.

– Слишком много знает, – недовольно пробурчал я. – А дядя Яша мне ничего ни про него, ни про город Ригу никогда не рассказывал… Ладно, проехали. Раз племянник – это действительно племянник, а не мошенник какой-нибудь (правда, одно другому не мешает), пойду, пообщаюсь с ним.

– Я на ужин картошку сварю? – спросила невеста.

– Вари, золото мое! – я поцеловал ее в щеку и отправился к реальному племяннику дяди Яши.

– Возвращаю на место! – Я демонстративно положил на тумбочку дяди Яшину телефонную книжку, после того как Земцов впустил меня. – Ведь ты был прав! – сказал ему и рассмеялся. После чего поведал про выходку «собутыльниц». Земцов ничуть не возгордился собственной догадливостью, но задумался.

– Вернули, значит? Надо же! Это тот случай, когда простота не хуже воровства, а лучше. Как будто только пошалили, и все не так серьезно…

Я, признаться, не понял, о чем он, но просить объяснения не стал.

– Мой предтеча, стало быть, обосновался в гостинице «Москва»? – уточнил он.

– Почему ты его называешь «предтечей»?

– Потому что это шутка. Просто он приехал из Риги раньше меня и тоже что-то ищет.

– Он ищет записи дяди Яши, – напомнил я, хотя Земцов наверняка об этом не забыл. – А ты разве что-то ищешь?

– А то как же! Твою коллекцию. Хотя ехал сюда не за этим.

Мне понравились слова «твою коллекцию», но я решил спросить напрямую:

– А зачем тебе это надо? – выделив слово «тебе».

– У дяди Яши были редкие марки. Штучки с историей. Мне, как коллекционеру, важно знать, что все это не пропало. Известно, где находится, у кого.

– А ну как, получив коллекцию, я продам ее?

– Не продашь. Я вижу. Ты не фарцовщик, не спекулянт какой-нибудь. Ты будешь хранить коллекцию в память о дяде Яше. Он ведь просил тебя хранить!

– Мерси за высокую оценку, – шутливо поблагодарил я. Но Земцов был прав. А я, выходит, думал о нем хуже, чем стоило? Но я же чувствовал, где-то он врет! И теперь также не мог отделаться от этого ощущения.

– Я к Саше пойду, – сообщила поутру Маринка. – Сегодня пускают. Солидол, как ты его называешь, утверждал, что Саша тоже заявит на ректора. Они Сашу подготовят… Как они его в изоляторе подготовят? – с недоумением воскликнула она. – Это мафия какая-то!.. Вроде как ради меня Саша это сделает, как мы с тобой – ради него… Чего ты морщишься? Мне, что ли, приятно?..

– Согласится ли Саня? Это первый вопрос. Второй… соглашусь ли я?

– Как? Ты же написал уже заявление!

– Под принуждением. Но очень хочется еще побрыкаться… Не смотри на меня так, Марисик! Я не собираюсь прямо сейчас идти в милицию и вообще действовать топорно. Разве что – в духе Раскольникова, если доведут… Но подразобраться, в чем, собственно, дело, можно? Да и нас с тобой пока никто не гонит в настоящие лжесвидетели. Заявления наши находятся в данный момент, как я понимаю, у этих шантажистов, а не в милиции. Но если нас все же пошлют в милицию «сдаваться»… Есть шанс избавиться от гнета шантажистов. Взять, да и рассказать все ректору. Заставили, мол. Он может восстановить тебя в институте без всякого шантажа. И тогда негодяям нечем будет тебя прижать. А значит, и меня.

– Думаешь, эти люди простят такое?.. А Саша? Его же засудят! Да еще как! За убийство!

Я отвел взгляд и тяжело вздохнул:

– Может, он еще не согласится подыгрывать этим мерзавцам?

– Этого я и боюсь, – поникла невеста.

В гараж забрел Петя-телефонист, большой комик и трепач. Я издали увидел в открытые гаражные ворота его джинсовую спину, определенно наметившуюся лысину в черных кудрях на затылке и пузатый портфель с инструментарием, который Петя плюхнул прямо на цементный пол, не особо беспокоясь, что портфель испачкается.

В ведении Пети была вся телефонная связь института, а также учебная радиолаборатория. Появляясь в гараже, Петя всегда травил свежие анекдоты, рассказывал всякие приколы, собранные по всему институту, а еще, под маркой: «Как эти сволочи на нас клевещут!» – шепотом передавал то, о чем вещают вражьи голоса, которые регулярно слушал. То ли глуповат он был, то ли сам в КГБ стучал, – кто знает?

– И что, прямо фамилии называли? – услышал я, как спрашивает Телефониста Матвеич. Я к началу истории опоздал.

– Прямо называли! – отвечал Петя. – Ректор Сидоров и проректор Лозовой. Институт водного транспорта. Город Горький. Изнасиловали студентку. Ее брат, полагая, что правосудие не дотянется до важных персон, учинил самосуд. Застрелил проректора, но до ректора, главного виновника, не дотянулся. Теперь брат девушки в тюрьме, а первый насильник по-прежнему на свободе. И по-прежнему руководит учебным заведением! Вот он, наш Сидоров, каков! – эмоционально восклицал Телефонист. – Прикиньте! Наши менты еще не разобрались, а за бугром уже готовую версию выкладывают, суки!

Я подумал мимоходом, что Петю когда-нибудь посадят все-таки. Но больше подивился тому, насколько версия, озвученная вражьими голосами, совпадает с той, что заставляют раздувать нас троих: Маринку, ее брата и меня! «Интересно, – задумался, – как поведет себя ректор, когда вернется? Что будет?.. Странно, я, обычный студент, наблюдаю таинственную подковерную войну, целей и смысла которой сам не понимаю. Но о которой, очевидно, ничего вообще не знают ни водители, ни Матвеич – завгар и шофер самого ректора. Это даже не изнанка института. Это нечто такое, чему я и названия не подберу…»

– Саша в растерянности, – сообщила мне Маринка вечером. – Я никогда его таким не видела.

– Понятно, – сказал я. – Это вам не в деревне, – и запел:

Там подлости – никакой. Там жисть – картофь да поленья.

А если уж бьют, то рукой! А вовсе не заявлением.

– Это Визбор, – пояснил. – Песня называется «Деревня Новлянки». Это я к чему? Саня твой кому хочешь морду набьет, невзирая на чины и звания. А тут – темные интриги. Он в них не горазд. Боится тебе навредить. И против совести идти трудно.

– Откуда ты такой мудрый?

– Понятия не имею. Вероятно, по башке хорошо получил, образно говоря, вот и принялась она, башка, соображать. Сообразить на троих тут не поможет…

Прошло два дня, как Сидоров вернулся из своего Каспийска, но ничего не происходило. Все оставалось по-прежнему. Когда он в первый раз после приезда появился в гараже, захотелось сквозь землю провалиться. Казалось, Сидоров сейчас заметит меня, прервет разговор с Матвеичем, подойдет, сграбастает за грудки своей здоровенной ручищей, приподнимет над полом да спросит: «Что же ты, сукин сын, клеветать на меня вздумал?!» Но Сидоров меня, кажется, не замечал. Что же, эти гады за него еще не взялись, что ли? – не понимал. «А тебе хотелось бы, чтобы поскорее взялись, да?!» – скроил мысленно рожу самому себе. Неопределенность действовала угнетающе.

Конечно, ректор не пойдет меня искать в гараже, поскольку понятия не имеет, что клеветник Тимофей Сергеев находится тут, под боком. Сидоров, скорее всего, наведет справки в отделе кадров, или где там студентов учитывают? Кадры среди нас те еще попадаются… Узнает, на каком курсе учусь, да попросит декана, чтобы нашел и привел за ухо. Даже приняв условия шантажистов, ректор наверняка не откажет себе в удовольствии посмотреть мне в глаза. Маринку-то он уже отчислил…

За этими скорбными размышлениями я машинально взял с гаражного верстака случайно оказавшуюся на нем газету и прочитал в шапке основополагающий призыв: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» «С пролетарками», – мысленно добавил от себя, но думать стал о другом. Бог с ними, с пролетарками. Что, если нам всем и вправду объединить усилия: мне, Маринке, Солидолу под руководством Сидорова? Может, мы тогда сбросим с себя иго шантажистов?

Попытка шантажа, она разве не доказывает, что Саня Оруженосец не виноват, его попросту подставили? «Ничего не доказывает, – возразил сам себе. – Шантажисты могли лишь воспользоваться тем, что брат действительно поквитался за сестру, как они воспользовались неизвестной ошибкой Солидола. Кстати, из этого выходит, что Солидол нам не может быть союзником. Они его держат на крючке. Он сам является для нас рупором шантажистов, а кто они – черт знает!

Но ректор ведь не последний человек в городе! У него наверняка и связи в милиции имеются. Шантажисты должны это понимать. Однако они все же полагают, что ректор сдастся.

Нет, надо, надо с ним поговорить! Он должен восстановить Маринку. Хотя бы в благодарность за то, что та не станет его топить. И я тоже тогда не стану. Тем более что находимся при вузе, в котором учат, как держаться на плаву, а не тонуть!»

Душа зудела! Очень хотелось пойти к ректору. Сдерживала боязнь сделать хуже. Невесту не восстановят, брата засудят. Но не пойти – это значит без вариантов встать на сторону шантажистов. Тогда Сидоров будет иметь полное право считать нас с Маринкой врагами. Даже не мелкими пакостниками, а именно врагами, ломающими ему карьеру.

Кажется, я себя убедил. Ждать до вечера, чтобы посоветоваться с невестой, вряд ли стоило. Вдруг завтра будет уже поздно? Нас встретят новостью, что ректор Сидоров увольняется с должности?..

Секретарша ректора – Пожилая Леди – посмотрела на меня не без удивления. Студенты здесь были редкими гостями, очевидно, в отличие от деканатов, где они вились, как мошкара. А меня она видела уже не в первый раз и, вероятно, запомнила. Зачастил.

– Здравствуйте. Мне нужно к Василию Александровичу, – постарался я придать уверенности голосу.

– По какому вопросу? По личному? По личным часы установлены. Вот! – Она указала на табличку на двери ректорского кабинета.

Я откашлялся, немного потоптался и заявил:

– Я – по личному вопросу Василия Александровича, а не по своему.

Такого она, вероятно, еще не слышала. Я и сам не сразу понял, что с языка сорвалось.

– А-а-а?.. – Леди, видно, захотела узнать, что за вопрос такой, но вовремя сообразила, до личного вопроса шефа ей вроде как дела быть не должно. Удивительно, что мне, студенту, есть! Это я прочел по ее глазам. Кроме того, мне показалось, что после недавней пропажи шефа (нашелся, слава богу!) она еще не отошла и пребывала в ожидании новых «чудачеств».

– Ну… я доложу, – произнесла неуверенно, поднимаясь из-за стола. Коснулась длинными музыкальными пальцами своих платиновых волос. Вид Леди имела величественный. Заслуженно прозвище получила. Даром что на пенсию пора.

Не знаю, что она там сказала, в кабинете, и что ответил ректор, только выйдя, она склонила голову набок, поджав губы, и сделала скупой жест рукой в сторону открытой двери. Мол, ректор тебя примет, а дальше сам доказывай, что не зря побеспокоил.

У меня уверенности такой не было. Увидев первое лицо вуза, сидящее во главе длинного стола, откровенно сдрейфил. Но отступать было поздно.

– Здравствуйте, Василий Александрович! Меня зовут Сергеев Тимофей, третий курс, мехфак.

Лицо ректора мне всегда казалось несколько простоватым для столь большого начальника. Оно осталось невозмутимым, после того как я назвал свою фамилию. Как будто ректор никогда ее не слышал. И не читал. Например, на заявлении в милицию, как принадлежащую человеку, обвинявшему его, ректора института, в несусветных грехах. Пришлось ему напомнить.

– Вы, наверное, читали мое заявление, – я опустил глаза.

– Какое заявление? – спокойно спросил ректор. Казалось, серьезный и занятой человек сегодня никуда не торопится и настроен благодушно.

Я испугался. Что, если он и вправду никаких заявлений в глаза не видел? Вдруг все сказанное Солидолом – его выдумка, идиотская шутка? Он же сумасшедший! Он из психушки сбежал! А я уши развесил.

– Заявление и фотографию, – все же уточнил я. – Будто бы я заснял вас…

– А ты не снимал?

«Значит, читал», – понял я.

– Нет! – стал горячиться. – Это все подстроено! У меня украли фотоаппарат! И Маринка не сама написала. Вы же ее заявление тоже видели? Маринку также заставили! И сниматься. Вы без сознания были…

– А кто заставил? – ректор оставался странно спокоен.

– Мы не знаем. Нам угрожали. Константин Бутенко. Он был вооружен. Но его самого вынудили. После гибели отца он сам не свой, это понятно. Он из психиатрической больницы сбежал… Мы не хотели этого. Мы ото всего откажемся! – продолжал волноваться я.

– Если вас однажды заставили, то могут и еще, не так ли? – спросил Сидоров.

– Все из-за Александра, брата Маринки. Вы ведь знаете его. На охоту к нему ездили… Он не убивал Юрия Владимировича!.. Маринке шантажисты сказали, что если не подыграет им, то брата засудят. Брата самого заставляют на вас клеветать, иначе Маринку не восстановят в институте. В смысле, не посодействуют. Они как будто могут… Ее же отчислили ни за что. Она брала открепление от производственной практики, работала в колхозе. А ее Юрий Владимирович решил отчислить после того случая в деревне…

– Стоп, – прервал ректор мои сумбурные оправдания. – Подожди-ка. Давай разберемся. Как я понял, вас вынудили сфабриковать на меня компромат? Инсценировали постельную сцену, засняли, вы написали заявления. Так?

– Да.

– Угу. Что-то подобное я и предполагал… Не мог поверить, будто действительно что-то натворил в беспамятстве. Спасибо, что прояснил. Кто вас заставил все проделать, вы не знаете, но кто-то же из них с вами общался?

– Я их не видел. Маринка видела. Со мной говорил только Константин Бутенко. Они его самого за что-то прижали. Я не знаю, за что именно.

– Так, так… А Марине обещали, что брата выпустят?

– Да. И что ее не отчислят. В смысле – восстановят в институте.

– Кто же ее отчислит?

– Так уже отчислили! Вы. То есть Юрий Владимирович написал представление, а вы подписали.

– Я ничего не подписывал.

– Как же?.. Может, вы забыли?

– Забывать нечего. Ни один студент не был отчислен с прошлой осени. Некоторые лишь взяли академический отпуск.

– Правда? Вот оно что… А ее из общежития выселили – бумагу принесли.

– Кто принес?

– Какая-то девчонка. Типа, ее попросили.

– Чья-то дурная шутка, вероятно.

– Ничего себе шуточки! – воскликнул я чересчур громко. – Извините. Ведь Маринка немедленно бросилась звонить брату тогда! Он приехал разбираться! Он ведь думал, что Лозовой мстит за тот случай в деревне!

Ректор покачал головой.

– У нас мужской разговор. Ведь так, Тимофей? Присядь-ка, чего же ты стоишь?

– Спасибо.

Я опустился на стул. Вести мужской разговор с самим ректором – большая честь. Это я отметил про себя, даже будучи в смятении.

– Юрка… То есть Юрий Владимирович был ходок, конечно, – ректор заговорил со мной доверительно, как со взрослым дядькой. В иной ситуации я бы возгордился, да теперь мысли были не о том. – Не тем будь помянут! – оговорился Сидоров. – И выпить любил… Как бес его попутал тогда, так сам перепугался. Но чтобы с девчонкой счеты сводить – это ты загнул, Тима. Не в его характере. Он любил девчонок, да. Был такой грех. Не у него единственного… Вот и все. Ну, а я, как сказал тебе уже, никаких таких бумаг не подписывал, и никто мне их не приносил…

– Значит, это кто-то – того. Специально! Чтобы Сашку впутать. Чтобы на Сашку думали. Он ведь угрожал расправой Юрию Владимировичу прилюдно… Но Сашка не убивал. Я с ним общался еще до гибели Юрия Владимировича. Никакого такого настроения, чтобы на крайность пойти, у него и близко не было!

– Возможно, ты прав. Хотя Санек все-таки – парень горячий… Думаю, милиция разберется.

– Нет, нет, не убивал он! – с жаром воскликнул я. – Если все вместе сложить, так ясно же – все подстроено!

– Может быть, может быть…

Помолчали. В смысле – ректор задумался, и я какое-то время помалкивал, хоть распирало от мыслей и чувств.

– Так, значит, Маринку вы не отчисляли, Василий Александрович? – осмелился, наконец, нарушить тишину. – Ее же из-за той бумаги из общежития выселили! Она на занятия не ходит.

Ректор вышел из задумчивости:

– В общежитие пусть вселяется. Я сейчас напишу записку коменданту, – он взял лист бумаги, ручку. – И к занятиям возвращается. Если у декана возникнут вопросы, пусть зайдет ко мне, все объясню. Скажем, чья-то злая шутка была, разбираемся. Девочка не виновата… – Ректор протянул записку мне, я бережно принял.

Еще помолчали.

– Василий Александрович! А как же ее брат? Его ни за что держат.

– Я сделаю, что смогу. Поговорю со следователем. Подключу кое-кого…

Я не мог сдержать радостной улыбки. Однако ректор остался задумчив, и улыбка моя сползла с лица. Подумал, как-то быстро я себя извинил за содеянное перед ректором. А он – меня?..

– Василий Александрович. Если надо, давайте мы сходим в милицию. Пусть их арестуют, шантажистов этих.

– Подожди, Тимофей. Не надо никуда ходить. Во-первых, Костя Бутенко. Он – сын моего покойного друга. Они что-то против него имеют. Боюсь даже предположить, что именно. Я должен сперва выяснить… Во-вторых, дело в моей молодой жене. Как мужчина мужчине. Я женат во второй раз. Первая супруга рано ушла из жизни. Сильно болела… Очень люблю свою молодую жену, а она ревнива. Этой фотографии будет достаточно, чтобы все рухнуло. Потому я… – на лице ректора появилось брезгливое выражение, – склонен принять условия шантажистов. Они все хорошо рассчитали.

– Как? Вы оставите должность?

– Почему оставлю? – удивился Сидоров.

– Они ведь этого от вас хотят?

– Кто тебе сказал?

– Солидол… Я хотел сказать, Константин Бутенко.

– Они не раскрыли ему истинных целей. Они хотят от меня того, чего не смогли получить от его отца… Впрочем, это я уж лишнего тебе говорю. Забудь… Да, Тимофей, я приму их условия. Пока – приму. Ни с какой должности я не уйду. Вы с Мариной сами ничего не предпринимайте, слышите? Ничего! Это очень опасно. Вообще забудьте об этом! Забудьте, точка! Ее брату я постараюсь помочь.

– А если эти к нам… снова?

– Нет. Они вас больше не потревожат. Ведь я выполню, что они хотят. Не беспокойся. – Ректор поднялся из-за стола. Я, разумеется, тут же подскочил со стула, как на пружине.

Он обошел стол и подал мне руку, прощаясь. Я пожал тяжелую ректорскую ладонь, чувствуя, что готов отдать жизнь теперь за этого человека, если потребуется!

Он проводил меня до двери.

– Тимофей! – позвал, когда я уже хотел выходить.

– Да?

Ректор приложил палец к губам.

– Я понял, – заверил его.

Спустившись на этаж ниже, я увидел свою «наставницу». Нефертити шла по коридору, задумавшись. Замер, точно суслик перед норкой, глядя на нее. Только что лапки к груди не прижал. Она, наконец, меня заметила.

– Здрасте! – состроил ей улыбочку.

– Привет, – едва улыбнулась Царица Египетская на мое шутовское подобострастие. «Меня сбросили со счетов, – подумал с легкой обидой. – Однако оно и к лучшему».

На территории двора было как-то странно пусто. Коля Маленький менял не по росту большое колесо своего «газона». Одинокая фигура мужчины в сером костюме, при галстуке, возле гаражных ворот привлекла мое внимание. Увидел, что и мужчина тотчас меня приметил. «На клиента похож, – подумал про него. – Но у нас ведь тут ведомственный гараж, а не контора грузового такси какого-нибудь».

– Молодой человек! – позвал меня прилично одетый дядька. Взгляд его оказался тяжелым. – Вы – Тимофей Сергеев?

– Да-а. А откуда вы меня…

– Ничего удивительного, – перебил дядька, даже не улыбнувшись. – Мне подсказали, что ты единственный сейчас не в разъездах и вот-вот подойдешь. – Он легко перешел на «ты».

Коля Маленький глянул на меня от своего великого колеса. Стало ясно, это он меня сдал, больше некому. «Сейчас сам все поймешь!» – говорил его взгляд.

– Мы с тобой однофамильцы, стало быть, – решил представиться тип. – Капитан Сергеев, Антон Петрович. Комитет государственной безопасности. – Он махнул ксивой перед моим носом. Как я не упал сразу в обморок, уму непостижимо!

– Разговор есть. Присядем-ка, – кагэбэшник указал на скамью в стороне от гаража, с урной для окурков, приставленной с одного края.

– Хорошо, – согласился я. Человеку, который может не то что усадить, посадить даже, негоже было отказывать.

– Ты ведь был тут, когда ректор Сидоров и проректор Лозовой вернулись с охоты, так? Где с ними произошел неприятный инцидент, – начал свой разговор мой однофамилец, капитан КГБ Сергеев Антон Петрович.

– Да, был, – подтвердил я.

– А кто еще был?

– Да… все, кто обычно бывает в гараже.

– Перечисли, пожалуйста. Я запишу. – Он достал из нагрудного кармана блокнот и ручку.

«А барабан? – захотелось приколоться. – Как же стучать?» Почел за мудрость промолчать. Назвал имена, фамилии, кого смог. Что тут тайного? Мой однофамилец, однако, не добавил ни одного имени к списку, который у него, видимо, уже был составлен. Напротив, кое-кого недосчитался у меня:

– А девушка Света? – спросил.

– А! Ну, она же не наша… Не из гаража.

– Я не просил только ваших. Я просил всех.

– Да я и не знаю, слышала ли она что-нибудь, поняла ли вообще? Так, подходила к нам поболтать, – для чего я начал выгораживать Светулю, сам не понял. Наверное, чтобы не подумала, будто со страху сразу выдал всю банду.

– Ладно, теперь скажи, кому ты сам рассказывал про историю с Сидоровым и Лозовым? Всех вспомни!

– Зачем мне кому-то рассказывать? Никому не рассказывал. С нашими обсудили только, и все.

– С вашими – это с кем?

– С грузчиком вторым, – я назвал фамилию Вовочки. – Да, только с ним. И все.

Почему-то упорно не хотелось ввязывать Светку и Нефертити. Решил проверить, вопросы здесь задает только мой однофамилец или мне тоже можно?

– А скажите, товарищ капитан, зачем вы об этом?..

– Скажу. Ты «Голос Америки» слушаешь? Конечно, нет? А би-би-си, «Немецкую волну»? Боже упаси? А вот некоторые слушают. И некоторые думают, что там, за бугром, житуха что надо. Сто сортов колбасы, есть фирменные джинсы и жвачка. Только я тебе так скажу: они там хорошие лишь сами для себя. Для нас уж точно – нет. Вот, в родительской деревне куркуль один живет, нутрий разводит. – Капитан Сергеев как будто байкой решил меня угостить. – На доме крыша новеньким шифером покрыта, забор свежей краской сияет. Недавно «Ниву» купил. Ходит, всем улыбается. Только улыбка у него – фальшивая! У самого снега зимой не допросишься. Люди так и зовут – «куркуль»… Вот и они там все нутром своим на него похожи. И с такими улыбками ходят.

– У них человек человеку волк! – сказал я в ответ, как от зубов отскочило.

– И это не шутка. Так и есть. Мы – другие. А они норовят нам лапши на уши навешать. Мол, у них там все зашибись, а у нас все плохо. Каждое лыко идет в строку. Все подряд собирают, всякий мусор, да раздувают!..

– Извините, это вы о чем? – стал терять нить рассуждений я.

– Сейчас поймешь. Вспомни, не расспрашивал ли кто-нибудь у тебя подробности той истории с Лозовым и Сидоровым? Ее вражьи голоса раструбили, знаешь ведь? Да не дрейфь! Известно, кто у вас тут по ночам уши у приемника греет. Дело не в нем сейчас. А в том, как быстро историю там подхватили! Смекаешь? Где-то у вас тут вражье ухо притаилось. Очень уж скоро информация дошла. И была извращена.

– Конечно, извращена, Антон Петрович! В убийстве Лозового обвиняют человека, который к его гибели никакого отношения не имеет!.. – Я захотел было произнести речь в защиту Сани Оруженосца, однако потерпел неудачу. Однофамилец из КГБ не дал развиться моему зарождающемуся адвокатскому таланту, сказав, что не занимается расследованием убийства Лозового. Это дело милиции. А его задача найти, кто помогает очернять нашу страну. Может, этот энтузиаст бесплатно способствует, наслушавшись голосов, – это одна история.

– Болтун – находка сам знаешь для кого, – напомнил мне. – Надо выяснить, кому он информацию передает. А если за плату или по заданию забугорной «редакции» шустрит – это уже другая история, Тима, ты не находишь? Это значит, что сей «репортер» в кавычках охотится не только за скандальчиками. Скандальчики для него – семечки. И как же он называется, такой репортер?

– Шпион?

– Вот именно.

Я задумался, а капитан КГБ смотрел на меня, я чувствовал.

– Товарищ капитан, – спросил его, – если это шпион, который охотится не за «семечками», то зачем ему, так сказать, поднимать волну, привлекая ваше внимание, на «семечках»? Вы вот начали его искать.

– А ты неглупый парень, однофамилец! Это хороший вопрос. Когда найдем этого «репортера», спрошу у него. А тебе вот мой телефон. – Он вырвал из блокнота листок, щелкнул колпачком шариковой ручки. – Если вспомнишь в спокойной обстановке, кто интересовался историей, позвони. Хорошо?

«Да, присутствие рядом капитана КГБ спокойной обстановкой назвать было сложно, в этом он прав», – подумал я, когда тот удалился. Коля Маленький докрутил свое колесо.

– Ну что, приоткрыли тебе вид на Колыму и Магадан? – спросил меня.

– Мне-то за что?

– Было бы за что, так уже отправили бы в те места, не столь отдаленные!.. Ладно, поехали со мной. Надо кабель один привезти.

Вернулись в конце рабочего дня, когда народ в гараже уже гоношил на «портишок». Заглянул Петя Телефонист.

– О! Тебя еще не посадили, дурачок?! – по-отечески ласково приветствовал его Матвеич.

– За что?

– К шефу КГБ наведывалось! Дошла твоя история!

– Они сами почище нашего слушают!

– Слу– у– шают! – передразнил его Матвеич и щелкнул двумя пальцами по уху, будто пыль стряхнул.

– А! – пискнул Телефонист.

– На чью мельницу воду льешь, твою мать?! – грозно спросил завгар. Все заржали. Хорошо, как говорится, смеется тот, кто смеется без последствий…

«А мне ректор не сказал, что к нему КГБ приходило, – с обидой подумал я. – Не отчитался передо мной, «академиком», ректор института, из которого меня пока еще, слава богу, не вытурили. И Маринку, кстати, тоже. А она-то и не знает!..»

– Вынужден вручить тебе один документ, – сказал я Маринке вечером, подавая ректорскую записку.

– Что это? – спросила она, бегло прочитав.

– Не веришь своим глазам? Твой пропуск в общагу, черт возьми! Можешь снова заселяться. Только я не хочу, чтобы ты от меня съезжала, вот штука в чем. – Я притянул невесту за талию и поцеловал в ухо.

– Ай, зазвенело! – воскликнула она, отстраняясь. – Откуда это?

– От ректора. Я был у него, – меня распирало от гордости.

– Он же меня отчислил!

– Ничуть не бывало. Понимаешь? Нет? Он в глаза не видел никакого представления! И само собой разумеется, не посылал никаких девиц, чтобы тебе представление передали. Сечешь? Знаешь, что это означает? То, что тебя специально ввели в заблуждение. Взвинтили, заставили заволноваться. Для чего? Чтобы ты пожаловалась брату и он ломанулся в Горький из своей деревни. Он нужен был в Горьком! Нужен для того, чтобы на него пало подозрение. Это есть неплохо спланированная и выполненная акция! Я так считаю.

– А кем спланированная и выполненная? И почему – против Саши?

– Саня крепко поссорился с Лозовым из-за тебя, это многие знали. А кто спланировал? Понятно кто. Наши шантажисты. Но кто эти люди, мы не знаем. Ясно, что свиньи. Известно лишь, что в шайку входят двое громил, что скрутили тебя, да интеллигент в костюме. И некая девица на подхвате у них имеется. Но кое-кто знает про данную компанию побольше, я полагаю. А именно – Солидол. Во всяком случае, он имеет представление о том, что эти мерзавцы хотели от его отца. Того же самого они хотели и от Сидорова! Сидоров мне проговорился. Правда, на этом он запнулся и больше ничего не выдал… Но, как я понял, уходить с должности его никто не заставляет. Тебе мозги пудрили, думая, что ты на ректора обижена. От него хотят чего-то другого…

– Как это тебе удалось разговорить самого ректора?

– Уметь надо! – самодовольно воскликнул я. – И между прочим, Василий Александрович обещал помочь освободить Саню. Он тоже не верит, что Саня убил Лозового.

– Правда? Здорово!

– Ничего здорового! Эти сволочи его все же нагнули, представь! Сидоров будет выполнять их условия. Пока, во всяком случае, так он выразился. Я, признаться, не понимаю, что это значит… Иначе ваша с ним совместная фотография разрушит его семейную жизнь.

– Слушай, хватит!

– Ладно, молчу… Нам бы с тобой успокоиться. Тебя никто не отчислял. Ступай учиться. Саню, вероятно, скоро выпустят. У ректора ведь связи… Эти хмыри нас больше не тронут. Мы для них свою роль сыграли.

– Так, давай успокоимся? Или ты что-то задумал?

– Обидно считать, что тебя поимели. Извините за выражение! Хотелось бы узнать хотя бы, кто? Можно попробовать это сделать, но надо подождать, пока выпустят твоего брата.

Я все ждал, когда Земцов спросит меня, зачем звонил его матушке в Ригу. Был уверен, что он догадается, что это я звонил. Но он почему-то не спрашивал. Не поддерживает связь с домом, что ли? Не докладывает мамочке, что квартирка пока не уплыла? И почему все-таки, интересно, его мать не назвала адрес дяди Яши, как возможное место жительства своего сынка, его ленинградскому однокашнику (с приставкой «лже»)? И чем он вообще дышит в настоящий момент, мой незваный сосед? Захотелось узнать.

Пошел к соседу. Поговорив с ним о погоде, как полагается истинным джентльменам, мы ни о чем более не успели. Нас прервали. Маринка адресовала к Земцову следом за мной внезапно нарисовавшегося посетителя. Это был Гладырев.

Как ни странно, мне этот человек внешне был симпатичен, хоть и обидел он дядю Яшу. Выше среднего роста, худощавый, подтянутый. Серые глаза имеют такое выражение: «Мне некогда в игрушки играть, ребята, хоть я бы и рад. Дела». Но про настоящего хитреца никто ведь не скажет, что он хитрец. Иначе что он за хитрец?

Вместо того чтобы поздороваться, бывший сотрудник дяди Яши уставился в удивлении на Земцова:

– А вы, простите, кто?

Земцов нагло хмыкнул.

– Ах, да. Я сам не представился, прошу прощения, – спохватился гость. – Я – Гладырев. Тимофей знает. Работали с Яковом Аароновичем над одной темой вместе. Теперь – я один…

– Андрей – племянник дяди Яши. Приехал из Риги, – объявил я прежде самого Земцова. Тот еще раз хмыкнул и подтвердил:

– Именно так. Проходите же! – пригласил затем Гладырева.

– Спасибо. Племянник? Вот как? Вы теперь здесь живете?

– Временно. Дальше видно будет.

Мне не понравилось это «дальше видно будет», но промолчал.

– Скажите, Андрей, вы разбирали бумаги Аароныча? – спросил Гладырев Земцова. – Я уже подходил к Тиме с этим вопросом. Мне хотелось тогда взглянуть на записи. Теперь не просто хочу – они нужны до зарезу! Это дело государственной важности, без преувеличения.

– Но никаких бумаг не было, – развел руками Земцов. – Нечего разбирать.

– Этого не может быть. Хитрый лис Аароныч куда-то спрятал свой архив. Точно. Я его хорошо знаю! Знал… Давайте поищем, ребятки, а? Подумайте, где он может быть, архив. У меня затык на работе, а требуют результат. Крепко требуют. Помогайте! За мной не заржавеет. Понимаете, наша с Ааронычем тема влилась в очень серьезное задание. Большое, масштабное. Стала его частью, существенной!

– Даже не знаю, чем помочь, – сделал растерянное лицо Земцов. – Ну, давайте вместе еще раз осмотрим квартиру…

Далее мы все трое в течение нескольких часов методично обследовали жилье дяди Яши. Даже пол простукивали на предмет тайника и стены. Ничего. Гладырев вид имел шибко расстроенный, приговаривал: «Ума не приложу, что делать. Просто ума не приложу». Просил подумать, может, кому-то из родственников, друзей, знакомых отдал свои бумаги дядя Яша?

Не ему первому приходила на ум такая мысль.

– Вероятно, всех друзей и родственников уже обзвонил, обошел тот ученый из Риги, твой предтеча, как ты его назвал, – напомнил я Земцову. – Которому девоньки мои знакомые телефонные номера загнали, авантюристки, спекулянтки!

Гладырев, естественно, заинтересовался ученым. Я рассказал ему про фотографию с дельфином.

– Он, наверное, давно съехал из гостиницы и вернулся в Ригу, – предположил Земцов. Я вспомнил, что в дяди Яшиной записной книжке телефон ученого имеется. Правда, служебный.

– К вам он разве не обращался? – спросил я Гладырева. – Странно, если нет. С вас он по идее должен был начать!

– Что-то такое припоминается, – слегка замялся Гладырев. – Я не придал значения. Отмахнулся от него…

– Вам бы с ним поговорить.

– Теперь – конечно!

Я нашел телефон на букву «Р» в книге дяди Яши. Все вместе изучили страницу. Я ждал, что Земцов увидит телефон своей матушки и непременно скажет что-нибудь типа: «Надо домой позвонить». Но он промолчал, будто и не заметил. Странно. Гладырев переписал телефон себе и убыл с намерением обязательно созвониться с ученым из института гидроакустики. Завтра же.

После трудов праведных – ползания на четвереньках по квартире дяди Яши – Земцов предложил испить чаю. Я не стал отказываться. Устроились в кабинете ушедшего в мир иной хозяина.

– Прикольные здесь обои все-таки, – улыбнулся дяди Яшин племянник. – Сразу видно, человек жил в мире формул.

– Он и альбомы свои так же разукрасил, – вспомнил я. – «Пи эр квадрат, эм же квадрат».

Земцов усмехнулся по своему обыкновению, но вдруг затвердел лицом. Он посмотрел на меня, я – на него. Кажется, одна и та же догадка поразила нас обоих!

– Ты думаешь?.. – начал я.

– А ты не думаешь?!

– Вот черт! Дядя Яша поместил свои записи в альбомах с марками? Теперь ясно, для чего он так старался, изготавливал новые кляссеры! Но… Получается, сложил все яйца в одну корзину? А «корзину» тиснули! Тогда возникает вопрос. Из-за чего на самом деле альбомы своровали, из-за марок или ради формул и расчетов?

– Конечно, из-за марок! Но если вор допер потом про записи, он вполне мог предложить их тому гидроакустику. Ученый небось всю записную книжку дяди Яши на уши поставил! Обещал хорошо заплатить.

– Может, он и выкупил их, записи, на самом деле? – предположил я.

– Это серьезный вопрос. – Земцов почесал нос. – Думаю, Гладырева стоит предупредить, чтобы не звонил пока ученому. С ученым лучше поговорить лично. В глаза посмотреть. Если Йозас где-то от кого-то уже услышал про украденные марки, то альбомы может просто побояться возвращать. Вдруг в соучастники запишут?

– Где он мог про марки услышать? От кого? Про марки никто не знает. Их никто не ищет. Даже милиция, в связи с убийством Лозового. Иначе в гараже мужики знали бы.

– В связи с убийством Лозового милиция, может, и не ищет. А вот насчет того, что никто не знает, я бы не спешил с выводом. Твои собутыльники и собутыльницы знают? А кому они еще могли растрезвонить?.. И я, не забывай, подал сигнал в Обществе филателистов.

– А! Ну, да.

– У тебя есть телефон Гладырева?

– Так, в записной книжке дяди Яши.

Земцов решил сам все объяснить Гладыреву, а я пошел проведать Маринку. Она очень удивилась, увидев меня трезвым после трех с лишним часов, проведенных в мужской компании. Пообещал, что таким и останусь, и вернулся к Земцову.

– Я съезжу в Ригу, – сообщил он. – Гладырев оплачивает проезд.

Я задумался:

– Андрей, я кое-чего не понимаю. Ведь Гладырев сейчас занимается не простой работой. Коль скоро она засекречена, как говорил дядя Яша. Почему же Гладырев не обратится куда следует? Менты или КГБ быстрее тебя выявят, если записи дяди Яши осели у гидроакустика, и привезут их в КБ.

– Хм! Да ты и сам вроде понимаешь почему. Потому что первую скрипку в сей научной разработке играл дядя Яша. Признаться, что ищет его записи, Гладыреву то же самое, что объявить, сам он – ноль без палочки.

– Почему же ты для него хочешь постараться?

– Не для него, а для Родины, сынок. Ха-ха! С него бакшиш слупим, будь спокоен! Кроме всего прочего, ученый– гидроакустик может нас навести на того, кто украл марки. Сечешь?

Я ответил, что секу. На самом деле опять не понимал. Ну, хорошо, коллекция. Земцов, значит, хочет ее вернуть. Но для кого? Для меня? Вряд ли.

Из Риги Земцов вернулся довольно быстро. У меня не успела зародиться даже слабая надежда, что он там и останется. Бог с ними, с марками. Я за квартиру переживал.

– Ну, что? Как? – спросил его, едва войдя в прихожую. Сосед правильно понял мои довольно-таки абстрактные вопросы.

– Да, – сказал он. – Йозас действительно пошел по списку телефонов из книги дяди Яши. Но как пошел, так и остановился. Не далеко продвинулся. Почему? Потому что попросили. Люди в штатском. Объяснив, что тема, которой он интересуется, представляет государственную тайну. Ему еще долго пришлось доказывать им, что он не верблюд.

– Ну, правильно, – поспешно согласился я. – А он чего бы хотел?

– Что правильно? – посмотрел на меня Земцов. – Ты что-то понял? Я лично – ничего. Откуда взялись эти люди в штатском?

– Так, это. Наверное, первый отдел КБ «Скороход» сработал.

– В КБ «Скороход» Йозас общался только с одним человеком – с Гладыревым, а больше ни с кем.

– Так, может, это Гладырев своих и напряг, как мы с тобой рассуждали?

– Тогда он их напряг, чтобы Йозаса отбрили, а теперь меня к нему же отправил?

– Может быть, Гладырев рассчитывал сам справиться, без записей дяди Яши, а теперь допускает, что Йозас людей в штатском не послушался и до записей дяди Яши добрался-таки?

– Гладырев Йозаса едва вспомнил.

– А мне показалось, он сделал вид, будто едва вспомнил.

– Да? Тебе показалось? Надо же! – с иронией отозвался Земцов. – Только я, выходит, ничего не заметил?.. Ну, ладно. Мы люди простые. Нам скрывать чего? Спросим по-простому Гладырева, не темнит ли он чего-нибудь? Почему не хочет в своем КБ напрячь кого следует?

Сказано – сделано. Гладырев, прибывший выслушать отчет Земцова о разговоре с ученым из института гидроакустики, ответил так:

– Да вы что, ребята! Стоит мне брякнуть, что по нашей теме где-то на стороне гуляют записи, затаскают! Никто же не станет разбираться, что записи пошли гулять еще до того, как тема была засекречена!..

Словом, косвенно подтвердил то, что думалось нам с Земцовым. Гладырев пошел в рост с темой дяди Яши и «засекретился», оторвавшись от главного генератора идей, и тот не зря обиделся. А Гладырев теперь пожинает плоды самонадеянности. Слишком много о себе возомнил! Вот пусть и попробует один и без записей дяди Яши справиться! Скоро вышибут из КБ, поняв, что проку с него, как с козла молока!..

Гладырев не дал моим мыслям в защиту памяти дяди Яши сильно разгуляться, принявшись бить с высокой колокольни. Мол, работа важна для страны (ни больше, ни меньше). Поэтому записи дяди Яши надо найти, и без привлечения внимания к ним. Снова просил помочь, подумать, поискать…

– У меня есть идея! – заявил Земцов, когда Гладырев удалился восвояси. – Надо, чтобы тот, кто навел грабителя и убийцу на коллекцию дяди Яши, то есть – на Лозового, теперь раструбил по тем же каналам, что в альбомах сокрыта ба-а-альшая научная ценность!

– А тебе известно, кто навел преступников на Лозового?! – удивился я.

– И тебе – тоже. Поскольку это ты и навел.

– Я?!

– А кто же? Не сам же Лозовой всем орал на каждом углу, что он спер коллекцию дяди Яши! Об этом изначально знал только один человек – ты. Нет, я не говорю, что ты общался напрямую с потенциальным душегубом. Возможно, ты и в глаза его не видел. Но ты имел сношения (не в том смысле!) с кем-то, через кого эта информация дошла до преступника.

– С кем же я имел сношения?

– Ну, Тима, шевели мозгами! Кому ты рассказывал?

Я нахмурился:

– Собутыльникам и собутыльницам. И тебе.

– Вот именно. Так и вдуй теперь во все те же уши, расскажи им всем про наше открытие. Мол, записи, что искал ученый из Риги, находятся в кляссерах. И на записи, стало быть, есть покупатель. Только аккуратно, ненавязчиво…

Я не утверждаю, что твоя компания порешила проректора. Но они, возможно, подозревают, кто воспользовался твоей информацией. Кому они ее разболтали, мы не знаем, но… Пусть разболтают тем же самым теперь продолжение истории! Есть ведь такая вероятность, что разболтают? Информация дойдет до преступника. Он захочет выйти на покупателя. Покупатель Йозас даст нам знать.

– Может, собутыльников и собутыльниц прямо расспросить, кому они сдали меня и Лозового?

– А вот этого делать как раз нельзя. Если преступник поймет, что цепочка ведет к нему, он просто ее обрежет. Терять ему будет нечего.

Тут я крепко задумался. Слова Земцова, что преступник обрежет цепочку, заставили посмотреть на вещи по-новому. Я-то – одно из звеньев цепи! И на фига мне это надо? Мне что, так сильно марки нужны? Может, и стоят они вовсе не так дорого? Уж точно не дороже жизни! Или я так хочу альбомы дяди Яши отыскать? Ничуть. Мне пожить еще хочется. На кой хрен мне эти страшилки сдались?

А Земцов-то? Он чего такой активный, на самом деле? Не ради его ли корыстного интереса я буду рисковать своей шкурой, запуская такую информацию по своему каналу? Блин! А ведь он не остановится. Я видел теперь блеск в его глазах и понимал, что если не я, то Земцов сам, без меня, запустит эту информацию. Я не говорил ему, кто мои собутыльники и собутыльницы, не знакомил с ними, имен не называл. Но установить несложно, если захотеть. Как он в детстве с рижским «Динамо»-то…

Земцов, очевидно, прочитал мои мысли.

– Да, дело опасное, – сказал он. – Если боишься, то давай не будем. Хрен с ними, с марками, в конце концов! И Гладырев пусть сам выкручивается. И Родина…

Я посмотрел на Земцова. Он что, серьезно? Этот пафос? Проникся словами Гладырева?

– Остался один вопрос. Откуда взялись люди в штатском? Если это действительно были компетентные органы. Может, вовсе нет?

– А кто? – спросил я и подумал, что сейчас, вероятно, мне уже вне стен гаража напомнят про коня в пальто и его неизменного пастуха – деда Пыхто. Но Земцов только втянул голову в плечи и состроил кислую мину:

– Хрен его знает! Еще одни соискатели технических секретов?.. Увидевшие в Йозасе своего конкурента?

Я почему-то вспомнил своего однофамильца, капитана госбезопасности Сергеева, ищущего, кто страну очерняет.

На другой день Земцов мне сказал:

– Я телефонировал Йозасу на дом. Предупредил на всякий случай, что ему может позвонить продавец государственных тайн. Пусть тогда обговаривает условия, торгуется, тянет время. Если такое случится, мы проинформируем Гладырева. Нехай делает что хочет. Подключает компетентные органы или лично едет, подставляет башку. В общем, я свое дело сделал, а дальше сам решай. Хочешь – запускай информацию про альбомы, не хочешь – нет.

Как ловко он меня поддел! Сукин сын! По сути, вопрос стоял так: трус я или нет? Задел, гад, задел. Разбудил во мне любопытство. Здоровое в смысле размера, но нездоровое по сути. Я теперь не мог спасовать…

Правда, утром, когда ехал на работу, решимости поубавилось. «Странная ситуация, – размышлял. – В неведомой темной игре от меня, обычного студента, в данный момент как будто бы что-то зависит. Возможно, даже ее исход».

Проходя через арку старого корпуса, я не чувствовал себя пришедшим к какому-то решению. Увидел Вовочку, сидящего подле курилки вместо скамейки на ящике с помидорами. Рядом были сложены еще несколько.

– А! Здорово-здорово! – приветствовал он меня бодренько.

– Что, девочки настроение с утра подняли? – поинтересовался я в ответ.

– С чего ты взял?

Я указал на дымящийся окурок с ободком губной помады у него под ногами.

– Ха! Какой наблюдательный! Светуля мимо урны промахнулась!.. Какое, на хрен, настроение? Кочевряжится, коза! Держит марку с трауром. Если после обеда не сломается, двину вечером в «Швейцарию» да сниму шалавочку какую-нибудь!

Я пропустил мимо ушей «шалавочку», поскольку слова «держит марку» подействовали на меня, точно детонатор на бомбу. Заговорил раньше, чем подумал, стоит ли. Минуту назад еще колебался.

– Кстати о марках. Мы с соседом, не сговариваясь, сделали потрясающее открытие…

Я все рассказал.

– Надо же, тайные записи? – в словах Вовочки прозвучала ирония. Кажется, он не воспринял всерьез то, что я сказал. Подумал, видно, что у нас с Земцовым воображение разыгралось. Втолковать ему ничего не успел, поскольку на его голову свалилась женщина в белом – разбитная начальница институтского буфета.

– Чего сидишь, рыжий? Шевели помидорами! – Она направила указующий перст на ящик, на котором обосновался Вождь. – Помощник у тебя есть. – Она посмотрела на меня.

– Помощник со мной поедет! – раздался у нее за спиной голос Кирилюка. – Прыгай в «каблук», Тимофей. Поедем кабель менять. Не то привезли!

Проторчали на базе, дожидаясь своей очереди, а на обратном пути Кирилюку вообще крупно не повезло. Проколол на «каблуке» следом за одним колесом и запасное. Пришлось камеру менять. В итоге я обогатил себя знанием, как бортируется колесо в походных условиях, и даже приобрел некоторый практический навык. Руки малость попачкал.

В гараж в этот день уже не попал. Только на следующий. Увидел боевое трио – завгара Матвеича, Леню Бубена и Колю Маленького. Перед ними, ко мне спиной, стоял мужик в коричневом вельветовом пиджаке и джинсах. Матвеич, завидев меня, сразу почему-то обратил внимание «пиджака» на мою скромную персону. «Пиджак» оглянулся, и я узнал следователя, ведущего дело Лозового. Сыщик оставил корифеев гаража и двинулся мне навстречу. Что за почести?.. Неужели?.. Я вспомнил про винтовку. Все похолодело внутри!

– Привет, – сказал он. – Тимофей Сергеев, да? Пойдем-ка, пообщаемся. – Он по-приятельски обнял меня за плечи. Дошли с ним до курилки, где вчера сидели с Вовочкой. Правда, Вовочка восседал на ящике с помидорами. «Интересно, не воняют ли томаты в институтском буфете табаком теперь?» – подумалось.

– Скажи, когда ты в последний раз видел Владимира?.. – Следователь назвал фамилию, как ни странно, именно Вовочки.

– А что, его еще нет? – машинально огляделся я по сторонам, еще не поняв, что это не простой разговор. – Вчера виделись.

– Где? О чем говорили?

– Да, здесь. На этой самой скамейке. Только мы и поговорить-то толком не успели. Так, парой слов перекинулись… А что?

– Он тебе не говорил о своих планах? Что собирается делать?

– М-м-м… нет. Хотя вроде бы на танцы вечером собирался, в «Швейцарию». В смысле – в парк Ленинского комсомола… А что, он пропал, что ли? – спросил я, думая, что вообще-то времени прошло не так много, чтобы Вовочку искать. Может, завис где? Снял-таки «шалавочку»?

– Да, пропал, – подтвердил сыщик. На лбу у него собрались морщины. – Но, не в том смысле, что домой вовремя не вернулся. Его убили.

– Как убили?!

Сыщик, конечно, понял, что меня интересует не то, каким способом лишили жизни человека, который еще вчера сидел тут рядом со мной, а как такое вообще могло случиться?!!

– Вот так, – по-простому ответил он. Дескать, случилось. Да. И ничего уже не поправишь. – И именно на танцах. В той самой «Швейцарии», как вы ее называете… Вы были друзьями?

– Ну… да. Вместе работали… – В такую минуту я не смог сказать, что мы не были друзьями. Так, приятельствовали с недавних пор. Я мало что знал про Вовочку, в общем-то. Но сказать так, показалось, будет выглядеть, будто отрекаюсь от него, дабы чего не подумали.

– У него были с кем-нибудь конфликты в последнее время?

– Нет. То есть да. Но не то чтобы у него… Они схлестнулись с автозаводскими, он говорил. Там же, на танцах.

– Когда это было? – оживился следователь. Я припомнил, приблизительно, когда. Более подробно, как все вышло, рассказать не смог. Вроде бы все из-за девчонок.

– Я сейчас запишу то, что ты мне рассказал, и подпишешь, хорошо? Назови полностью фамилию, имя, отчество…

Пока следователь оформлял протокол, я, пребывая в совершенно подавленном настроении, все же задал вопрос:

– А там вчера еще кто-то пострадал или он один?

– Только он.

Я решился еще раз помешать сыщику марать бумагу:

– Извините, а как это случилось?

– Его пырнули заточкой. Это такое орудие, состряпанное из напильника, знаешь? В ходу у уголовников.

– Прямо на танцплощадке?

– Так, все, Тима, ты меня отвлекаешь! – не вытерпел следователь. – Не прямо на площадке, а за ней, в темной аллейке. Отошел отлить, вероятно, а его кто-то подкараулил и свел счеты. Теперь надо понять, кто и за что?

Дописав, следователь спросил, была ли у Вовочки девушка? Я вспомнил, как совсем недавно говорил Вовочке: «Шерше ля фам», – и вдруг ком подступил к горлу. Огромным усилием сдержался, чтобы не дать волю чувствам!.. По моей наводке сыщик отправился искать Светулю. Я же сделался центром внимания гаражных корифеев и отвечал теперь на их вопросы. Рассказал то же самое, что и сыщику.

– Что у нас творится в последнее время?! – всплеснул сильными рабочими руками Матвеич.

– Год високосный, – нашел всему объяснение Коля Маленький.

Далее мной завладел, как и накануне, Кирилюк. Это становилось дурной традицией. Снова повез на ту же базу. Нет, кабель мы вчера со второй попытки привезли тот, что надо, просто еще другой потребовался. Кирилюку, естественно, тоже пришлось рассказывать про Вовочку, про танцы. В третий раз за это утро повторил, как Караваиха поцапалась с автозаводскими, и щербинковские ее поддержали. У самого же все более крепло в какой-то момент зародившееся убеждение, что танцы тут ни при чем. Вовочкину жизнь оборвала вовсе не заточка уголовника. То есть убили его, может, и заточкой, раз сыщик так говорит. Он разбирается. Но я считал, что в реальности Вовочку прикончила та информация, которую я запустил. И выходит, что следователя я направил по ложному следу. Он теперь примется выяснять, когда точно произошла драка Караваихи с автозаводом, кто явился зачинщиком, кто больше пострадал и так далее. Я был уверен, что в той драке Вовочка выступал только статистом. Уж точно не застрельщиком. И если бы кто-то из автозаводских настолько обиделся, что решил зверски отомстить, то, конечно, жертвой стал бы кто-нибудь из караваиховских авторитетов. В крайнем случае – щербинковских, которые Караваиху поддержали. Их, щербинковских, было не так много, и не они играли первую скрипку.

Я не стал звонить следователю по тому телефону, что он записал на бумажке и мне вручил («Если вспомнишь что-нибудь…»). Единственный человек, с которым я хотел поскорее пообщаться, был Земцов. Спешил узнать, согласится ли он со мной?

Земцов обрушился на меня сразу же, едва услышав, что стряслось.

– Есть ли в этом твоя вина?! А то чья же, Тима?!! Конечно, твоя! Это ты рванул бомбу!

– Ты же сам говорил…

– Что я говорил?! Я сказал тебе: «Вдуй во все те же уши». Во ВСЕ, Тима! Не одному пацану. Как его, Вовочка? А ты что? Ты сказал только ему одному, да? И очень нам повезло! Попали в точку! Сразу! А вот Вовочке – нет. Вовочка, очевидно, оказался именно тем, с кем общался преступник.

– А если бы я рассказал остальным? Я, кстати, просто не успел – дернули на работу. Что тогда изменилось бы?

– Преступник не запаниковал бы. Кто его вольно или невольно информировал, поди, дознайся! Когда бы он имел возможность узнать от многих, где записи дяди Яши, которые хорошо продаются, так с кого спрос? Он наверняка поинтересовался у Вовочки, как бы невзначай, говорил ли тот кому-то еще про записи в альбомах? И поняв, что Вовочка не говорил, он приговорил его. Ждать, когда Вовочка расскажет еще другим, чтобы, так сказать, затеряться в толпе осведомленных, душегуб, видимо, просто не хотел. Он торопится скорее распорядиться записями дяди Яши. Ты, Тима, сам сократил цепочку до минимума… Возможно, Вовочка догадывался, у кого альбомы, и как-то дал тому понять. Или преступник только решил, что он догадывается. И может, например, попросить потом выручкой поделиться. И – все!

– Если преступник рвет звенья, то я могу стать следующим звеном? – спросил я с деланым спокойствием.

– Вовсе нет! Ты-то не общался с преступником напрямую. Возможно, и не видел его в лицо…

Последние слова, сказанные куда мягче, не исправили общего впечатления. Земцов с таким напором наехал на меня, что я был обескуражен. Но ведь он, правда, сам же все затеял! Его была идея! Не потому ли и решил сделать из меня крайнего, что совесть прижала?

Однако почему он так уверен, что цепочка столь коротка? Только я, Вовочка и убийца. Может, между Вовочкой и убийцей все же еще кто-то стоит? Я снова задал Земцову этот вопрос.

– Тогда убили бы не Вовочку, а того, кто в цепочке стоит перед преступником.

– Так, может, и убили? Не дай бог, конечно… Только мы не узнаем.

– Узнаем, если убили. Как? Уверен, у кого-нибудь из Общества филателистов найдутся знакомые менты, что читают по утрам, помимо прогноза погоды, еще ориентировки и сводки. Я поинтересуюсь.

Я был задет и обижен на Земцова. Все на меня свалил! И я задумал кое-что. А именно – не ждать его «ориентировок и сводок», а все-таки проверить, с кем общался Вовочка вчера, после того, как уехал с Кирилюком. Воссоздать хронологию его последнего дня.

Решил, что шоферов опросить еще успею. Пошел к женщине в белом, в институтский буфет. Нашел ее на своем месте – в подсобке пункта питания. За время работы я научился легко проникать в помещения, куда посторонним вход воспрещен. Синий грузчицкий халат служил отличным пропуском. Матерая бабища помыкала тщедушным студентом, по виду – первокурсником, который переставлял ей какие-то коробки. Двери я все же открывал не пинком, поэтому, войдя, сразу поздоровался, чтобы обратить на себя внимание.

– Привет! Чего тебе? – услышал в ответ.

– Мой товарищ вчера помидоры вам выгружал.

– Ну, помню. И что?

– Извините, вы не видели, он с кем-то общался при вас? Разговаривал с кем-нибудь?

– Я что, следила за ним? – очень удивилась тетя. – Что за странные вопросы?

– Я милиции обещал выяснить, что смогу, – смиренно опустив голову, выдал свою заготовку. Конечно, собирать специально информацию меня никто не уполномочил. Не дали бы по шапке еще, коли узнают!

– Милиции? – переспросила тетка и вдруг переменилась в лице. Видно, кое-что слышала уже. – Подожди, подожди! Так, это его, что ли, рыженького? Его, да? Убили?

– Да.

– Ой-ой-ой! Ну, надо же! – запричитала она. – Ах ты, господи!

Переждав стоны, я пояснил, что следователь спрашивал меня, с кем общался Владимир в тот день. Может, кому-то рассказал о каких-то конфликтах? Может, кто-то ему угрожал?

– Мне не рассказывал, – наивно проговорила впечатлительная женщина. Я не стал шутить. – Как ящики занес, девчонку тут, в коридоре, встретил, – припомнила вдруг она. – Светловолосую такую. В спецовке. Работает, видно, тоже где-то здесь. Знакомая, судя по всему, его… Ой-ой-ой! – снова съехала она с конструктивной линии.

«Светловолосая? Светуля? А что она делала здесь, на втором этаже? – засвербила мысль. – Она же в новом корпусе должна быть!» Ответ дала буфетчица же:

– А там, из проректорской, вышла фифа, – буфетчица приставила ладонь с растопыренными пальцами к затылку, изобразив то ли корону, то ли прическу, – так они с ней еще постояли… Больше я паренька этого не видела, – тетка пустила слезу и полезла за платком. Студент за ее спиной, давно переложивший коробки, как было велено, молча хлопал глазами. Я поблагодарил и покинул помещение.

«Стало быть, Светка приходила сестрицу навестить? Так что зря на меня Земцов бочку катит! – подумал. – Выходит, практически одновременно все узнали про тайные записи… наверное, – тут же пришло и сомнение. – Разве что Вовочка, не придавший должного значения моим словам, не передал их? Да нет же! Зря сомневаюсь! – сразу одернул себя. – Передал наверняка! Если бы он не сказал мою новость Светуле и Нефертити, то не сказал бы вообще никому и был бы жив! Стоп. Так, это что выходит? Если и есть еще одно передаточное звено – звенья – после Вовочки, так это только Светуля и Нефертити? Ну, конечно. С ними только и мог он обсудить нашу тему. Тему, и родившуюся, можно сказать, в нашей банде».

Дойдя до проректорской, я чуть приоткрыл дверь в предбанник. Царица Египетская, жива и здорова, хвала Всевышнему! – стучала на машинке какую-то депешу. Поскорее прикрыл дверь, пока меня не заметила. А то объясняться придется.

Что-то я уже ничего не понимал! Логика зашла в тупик. Что-то мы с Земцовым про звенья цепочки перемудрили. А тема-то с марками и записями в принципе вряд ли могла уйти к чужим. Кому она интересна? Кто вообще поймет, о чем идет речь, кроме членов нашей банды? Выходит, преступник вхож в нашу банду? Или примыкает к ней? Примкнувшие – это Маринка, отчасти – Земцов и… Солидол! Да! – шагая от старого корпуса к гаражу, я резко остановился. Черт возьми! Солидол! Хотя какой он, на хрен, примкнувший? Его же неизвестные шантажисты натравили на нас с Маринкой. Перед тем они, по словам самого Солидола, что-то такое узнали о нем, что не оставило ему выбора. Разве что последовать за отцом. Тот на шантаж не поддался, но заплатил за честное имя слишком дорогую цену. Что же такое банда (в отличие от нашей – настоящая) знает про Солидола-младшего? Я вдруг припомнил слова Земцова о том, что Бутенко-старшему была обещана коллекция, но она пропала. Раздосадовался! Не об изъятии ли марок у Лозового говорил Солидол: «Совершил ошибку, думая, что восстанавливает справедливость»?

Нам с Маринкой Солидол угрожал пистолетом с таким видом! Убедил – выстрелит. Может, потому что уже стрелял?! Парень не мог не видеть, что его Нефертити в секретаршах у Лозового – что капуста перед носом у козла! Солидол не мог не ревновать! А уж если узнал, для ревности и впрямь есть причина… А тут еще марки. Бог мой! Как же я был слеп! Тут история просто прозрачная, похоже! Как ее менты до сих пор не распутали? Впрочем, менты не знают ничего о марках. Кто им мог сказать? Только я. У ментов нет никаких оснований полагать, что секретарша была любовницей своего шефа, а у меня есть основания считать, что это так. Причем любовницей поневоле. Или я неправильно расшифровал пантомиму, увиденную возле дома Нефертити. Могли с языка Царицы сорваться слова, послужившие детонатором? Да, запросто! И взорвался мозг у «Отелло»!

Интересно, Солидол вернулся в больницу, как обещал, или все еще в бегах? – захотелось выяснить. Надо его трясти! – крепло мнение. Сдать ментам? Я обещал ректору молчать. Сидоров ведь считает себя обязанным опекать Солидола. Поговорить с Сидоровым? Не окажусь ли я связанным новым обещанием – ничего не предпринимать? Но, в отличие от ректора, мне-то Солидола щадить с какой стати? Однако один я с этим амбициозным психом не справлюсь, – понимал. Сообразил, нужен помощник. Выбор пал на Земцова. Земцов, очевидно, в форме – спортом занимается по утрам. И кажется, парень он не робкого десятка. Даром что прохиндей тот еще. Корреспондент молодежной газеты! Во всяком случае, все обсудить с ним можно, – на этом остановился.

Земцов приготовился внимательно выслушать то, что я ему расскажу.

– Я, конечно, понимаю, Андрей, что Константин Бутенко – сын твоих хороших знакомых, – оговорился я, – но у меня закралось очень нехорошее подозрение насчет него. В том числе – благодаря тебе.

Далее Земцов узнал от меня про звезду – Нефертити, и как Лозовой на моих глазах поздно вечером привез ее откуда-то нарядную. Из ресторана? Из гостей?.. После чего задержался у нее ровно столько, сколько потребовалось моему воображению, чтобы нарисовать соответствующую картинку. Свечку держать меня, ясно, не пригласили, но…

Затем я обрисовал соседу, как Солидол, сбежавший из психушки, размахивал пистолетом в деревенском доме Маринки, где поведал, что его отца шантажировали чем-то таким, что связано с его сыном. То есть с самим Солидолом. Мы поняли, повод есть.

– Он явился в деревню, чтобы вам исповедаться? – удивился Земцов. – И как он вас нашел?

Я тяжело вздохнул:

– Ему подсказали адрес. Те, кто шантажировал его отца. Потерпев неудачу, они принялись за ректора.

– А ректора-то кем шантажировать? Тем же сыном погибшего друга?

– Нет. Маринкой. Историей Лозового в деревне, о которой я тебе рассказывал. Его покушением на Маринкину честь.

– А ректор тут причем?

– Шантажисты историю эту творчески доработали. Будто ректор – главный развратник. А у того – молодая жена. Опять же, карьера.

– Каким образом «доработали»?

– Маринка написала заявление в милицию, словно ректор есть главный негодяй. А Лозовой, выходит, так. Напившись, захотел только, чтобы шеф с ним девочкой поделился.

– А доказательства? Это же оговор!

– Есть доказательства. Имеется фото Маринки с ректором в постели. Имеется свидетель, он же – фотограф.

– И кто он?

– Представляешь? Я!

– ???

Рассказал Земцову во всех подробностях, как Солидол обрабатывал меня в деревне в духе «шантажизма». Андрей слушал, впитывая каждое слово, с широко открытыми глазами.

При этом глаза смотрели мимо меня. Благодарный слушатель!

– Потом случилось вообще непостижимое, – продолжил я на вдохновении. – Один чудик из нашего гаражного окружения, назовем его так, внимает ночами вражьим голосам. Хобби у него такое. Так вороги, – поведал нам, – уж раструбили сию историю! Причем именно в том виде, в котором нам с Маринкой только «поручили» ее расписать. Каково? В институт не замедлил явиться конторский дядя, мой однофамилец, кстати, – капитан Сергеев. Гэбэшник разбирался, кто тут у нас дает повод для очернения державы.

– Гэбэшник? Давай в деталях!

– Да нет особых деталей. Был он сначала у ректора, потом меня нашел.

– А почему именно тебя?

– Может, не только меня. Он, наверное, со всеми говорил.

Земцов, я видел, становится все мрачнее. Испугался, что шуметь опять начнет. Но нет, напротив, выговорил мне очень тихо:

– Почему же ты, Тиман, всего этого не рассказал раньше?

– А должен был? – с вызовом спросил я. Тут он малость смутился:

– Нет, конечно. Просто, как говорится, сказал «А», говори и «Б». Я же, вроде, занимаюсь той же историей, что и ты…

«Понять бы почему?» – хотелось спросить, но я промолчал.

– Зачем же теперь решил рассказать? – захотел узнать Земцов.

– Та информация, что мы с тобой – мы с тобой! – возвысил я голос, – вбросили, она в принципе никуда не могла уйти дальше некоторых людей. Именно – моих собутыльниц. Кроме того, кто с ними в контакте. А это – ваш Константин Бутенко, других я не знаю. Вот и сложилась у меня картинка. Вот и задумался я, а не Солидол ли… то есть не ваш ли Костя Бутенко грохнул Лозового и супругу?! А затем и Вовочку?!

– Хочешь пойти с этим в милицию?

– Доказательств ноль. Да и ты, как я понимаю, не одобришь. Ты же там – друг семьи. Хоть семьи нет больше… И ректор – тоже. Однако можно поговорить с Солидолом по душам! – Я ударил кулаком в ладонь. – Одному мне с ним не справиться. Ректора помочь просить неудобно – не царское это дело. А тебе подсобить мне сам бог велел!

– Хочешь, чтобы после разговора по душам уже Костян нас сдал в милицию? – хохотнул Земцов.

– Как бы мы далеко ни зашли в разговоре по душам, он нас не сдаст. Он сказал мне: если мы с Маринкой вздумаем на него капать ментам, так он отболтается. Какой с него спрос? Он же не в себе! Мало ли чего наговорил? Так теперь я верну ему его же слова. Если вздумает заявить на нас. Он же не в себе! Кто ему поверит?

Земцов посмотрел на меня шальными глазами и стал подначивать:

– Так, значит, нагрянем к нему? Свяжем да проведем обыск? Авось найдем альбомы дяди Яши?

– Главное, мы выясним у него, кто шантажировал его и его отца, а теперь принялся за ректора. И с какой целью?

– Каким образом выясним? Если он не захочет с нами поделиться? Пригрозим убить? Ты ведь тоже теперь не в себе, у тебя кореша порешили! Накинем петлю на шею, привяжем веревку к люстре? Поставим приговоренного на стул… Скажем: грохнем его, и ничего нам за это не будет? Он же сумасшедший! Все спишут на суицид?

– Неплохой ход. Я верю, что ты морочил рижский Дворец спорта.

– Тима, я начинаю тебя бояться, – весело сказал Земцов.

– Что, слабо? – разошелся я. – А мне – нет! Откуда знать, что на уме у этого съехавшего с катушек? Может, следующим, после Вовочки, стану я?!

– А если он не расколется при примерке пенькового галстука?

– Пригрозим, что сдадим его подельницу. Он же джентльмен! Я надеюсь.

– Подельницу?

– Нефертити. Она пойдет как соучастница.

– А она соучастница?

– Вольная или невольная. От кого он узнал про марки? Кто сдал ему Вовочку? Кто шлялся по огороду у Маринки, нарядившись, как она сама? Наконец, кто выманил Лозового в гараж поздно вечером, а перед тем, очевидно, задержал в институте?

– Вопросы без ответов?

– Ага. Но я досочиню доказательства. А что? Про меня можно, а мне нет? С петлей на шее наш подопечный не будет настроен слишком критично… Идем?!

Земцов расхохотался:

– Все-таки Родина рождает интересных людей! Ты, Тима, кто? Студент или сотрудник органов? Замашки у тебя!..

Я поглядел на него набычась.

– Погоди, не горячись. Сходим, сходим. Пообщаемся. Только сперва я должен в магазин сгонять, а то кушать нечего будет. В мои планы на сегодня налет не входил… Ты обдумай пока всесторонне, как Костяна колоть будешь. Он ведь парень нехлипкий, ха-ха!..

Выпроводив меня, Земцов следом и сам ушел. Я слышал, как хлопнула дверь. Не было его довольно долго. «Он что, в центральный гастроном отправился? – недоумевал я. – В нашем ближайшем столько времени выбирать не из чего!» Наконец сосед позвонил ко мне.

– А где харчи? – удивился я, увидев, что он налегке.

– Занес уже, – доложил он. Но я не слышал, чтобы дверь хлопнула во второй раз. Странно.

– А что так долго? – спросил недоверчиво.

– В хозяйственный заскочил еще. Ну что, ты готов? Поехали, повеселимся!

Я, разумеется, не знал, где живет Солидол. Вел Земцов. Нашли дом, поднялись на нужный этаж.

– Ты отойди пока, – попросил Земцов. – Не отсвечивай. Что у него на уме, кто знает?

Я встал в сторонку от двери, а Андрей позвонил и, опустив лицо, принялся разглядывать носки своих штиблет. Вероятно, рассчитывал, что его и по кудрявой шевелюре узнают.

Однако к двери с той стороны никто не подошел. Земцов попробовал еще раз. Нет.

– Глухо, как в танке, – вздохнул.

– Ты в нем был? – поинтересовался я.

– Доводилось, – очень серьезно посмотрел он на меня. Прикололся, должно быть.

– Нет дома. Пошли. Не ждать же его, – пропал мой боевой пыл.

– Погоди-ка. Дверь-то, кажется, открыта… – Земцов надавил ручку, толкнул тихонько дверь, и она, к моему удивлению, приоткрылась.

– Набухался и спит? – выдвинул предположение я. Дружба с собутыльницами даром не прошла.

– Сейчас узнаем, – пробормотал Земцов себе под нос, входя в квартиру.

Следовало заметить, Бутенко не бедствовали до тех пор, пока настоящая беда не пришла в их дом. Это стало ясно уже в прихожей – по мебели и идеальному паркету на полу. На паркете глаз мой подметил цветную бумажку. Земцов перешагнул через нее, я же поднял. Сработала привычка поддерживать порядок в доме. Это была почтовая марка. Шагнул вперед и чуть не налетел на спину Андрея. Тот резко остановился. Глянув из-за его плеча, я увидел хозяина квартиры. Солидол лежал на ковре подле дивана на боку. Открытые глаза его были неподвижны, под головой – темное пятно, в вытянутой руке – пистолет. Тот самый, с потертым стволом, как я заметил.

Мы смотрели на покойника и молчали, не шевелясь, какое-то время.

– Так. Валим отсюда! – тихо скомандовал затем Земцов. – Повеселились!

Я покорно сделал шаг назад. Он заглянул в ванную, снял с вешалки полотенце и протер им ручку межкомнатной двери, за которую брался. Затем – ручку входной двери. Так же вел себя и я в кабине грузовика Коли Маленького, когда обнаружили труп Лозового. Земцов, видимо, тоже детективы читает, кино смотрит… Он вернул полотенце на место, а входную дверь прикрыл, держась за ручку через носовой платок.

Внизу послышались детские голоса.

– Нагни голову или отвернись, когда будем проходить мимо, – прошептал мне Земцов. Не понадобилось. Судя по всему, дети зашли в квартиру этажом ниже.

Лишь удалившись на значительное расстояние от дома, где жил – жил! – Солидол, перестали общаться шепотом.

– Все-таки он решил так? – то ли спросил, то ли утвердил я. Сам не понял.

Земцов неопределенно пожал плечами.

– А что ты там поднял в прихожей? – спросил меня. От него, значит, не укрылось. Я показал марку.

– Из коллекции дяди Яши, – определенно заключил Земцов. – Значит, марки действительно были у Костяна. Теперь, вероятно, сплыли.

– Почему ты так считаешь?

– Вряд ли марку обронили, когда заносили в дом. Ее бы уже нашли. Скорее всего – когда выносили. Причем в спешке. Неудивительно. Рядом со свежим покойником никому бы не понравилось долго находиться. Особенно тому, кто человека и отправил в мир иной.

– Ты думаешь, он не сам?

– Я думаю, что кто-то осуществил твой план. Только вместо пенькового галстука воспользовался пистолетом. Причем угрозами не ограничился, вышибая информацию… Может, это ты и сделал? Пока я в магазин мотался?

– Нет, – оценил я юмор. – Может, ты?

Земцов усмехнулся.

– Вообще-то Солидол высказывал суицидальные наклонности. Я тебе говорил, – напомнил я ему. – В деревне, тогда.

– Открытая дверь! – напомнил Земцов. – И марка, которую ты поднял. Лишил ментов улики.

– Может, стоило осмотреться? Вдруг альбомы дяди Яши все-таки еще там?

– Пришел в себя? Молодец! Быстро. Я тебе так отвечу: ну его на фиг! Лучше я все ненавязчиво осмотрю, когда приду прощаться. А чтобы этот момент не отдалился, надо позвонить ментам! – Земцов поискал глазами телефон-автомат, увидел будку на углу у магазина и торопливо зашагал к ней. Я – за ним. Послушал, как он, представившись сантехником из жэка Иваном Сидоровичем Петровым, рассказывает, что обнаружил труп жильца по такому-то адресу.

– На анонимный вызов они могут не отреагировать, – пояснил он. – Подумают, дети балуются.

Я посмотрел на этого «ребенка» с трехдневной щетиной на лице и заржал совсем неподобающе, с учетом только что пережитого. Наверное, это было нервное.

Следующим днем мужики в гараже судили, как злой рок преследует людей, имея в виду ректорского друга Бутенко. Выяснилось, что Бутенко-младший покончил с собой после того, как скончалась в больнице его мать…

– Так, значит, он действительно сам? – спросил я Земцова вечером после похорон.

– Хрена с два! – зло ответил тот. – По выводу экспертов, выстрел был совершен с расстояния приблизительно в полтора метра. У покойного Костяна были не такие длинные руки. Полагаю, он сам стал игрушкой в чьих-то руках. Тем более, ты говоришь, он лично это признавал!

– Откуда ты знаешь про выводы экспертов?

– Подслушал, о чем люди говорят на похоронах, – ответил Андрей. – Не простые люди, вероятно. И говорили не для всех… Марок в доме, естественно, нет. То есть коллекция Бутенко на месте, ее решили в Обществе хранить, пока наследники не объявятся. А самодельных кожаных кляссеров дяди Яши – как я представляю себе их по твоему описанию – не увидел. Да и удивительно было бы…

– Значит, снова тупик? – спросил я. – Блуждающая коллекция скрылась в тумане?

– Отчего же? Конечно, новый труп мы не заказывали, в остальном все идет по плану.

– По какому плану?!! – выразил недоумение я.

– Будем ждать, что альбомы предложат Оазису. Он к этому готов.

– А-а-а!.. А если не предложат?

– Тогда можно начинать отчаиваться.

Я поймал себя на ощущении, что мы с Земцовым будто втянулись в расследование. Я-то с какого перепуга?! А он?!

Я не верил в то, что альбомы дяди Яши всплывут в Риге у Йозаса, который уже стал забывать как и выглядит. И наверное, был прав. Время шло, и ничего не происходило. С Земцовым мы периодически встречались по утрам. Я – на работу, он – заниматься спортом, привет-привет, и ни слова про «расследование». Да какое, на фиг, расследование?! Сыщики! Людей смешить только.

Ночью мне снилось срам сказать что. Будто Нефертити и Светуля решили меня вдвоем – как бы это помягче выразиться? – понаставлять. А я, свинья этакая, вовсе не был против. Нас застукала Маринка. Расшвыряв соперниц, невеста вцепилась в меня и принялась трясти как грушу. Лицо ее выражало муку.

– Просни-ись, проснись! Тима!

Я открыл глаза. Маринка дергала меня за плечо. Задрых в гостиной на диване, в джинсах, в футболке. Невеста заботливо укрыла пьяницу пледом. Золото мое!

– Поднимайся, там к тебе пришли.

По ощущению, было еще рано. Глянул на часы: полшестого утра! Они что, с ума посходили? Сон не досмотрел… Впрочем, и слава богу!

В прихожей я увидел… Гладырева!

– Здорово, молодежь! – состроил он улыбку. Глаза, правда, остались серьезными. – Вечер удался?

– Прошу прощения, – провел я рукой по взлохмаченным волосам, увидев свое отражение в стекле межкомнатной двери. – Такой сон увидел, что волосы дыбом встали!

– Не знаешь, где сосед твой? – спросил Гладырев. – Звонил к нему сейчас.

– Так, может, спит?

– Я настойчиво звонил, – возразил бывший коллега дяди Яши. – Надо поговорить, Тимофей. Извини, что ни свет ни заря. Я перед работой к вам заскочил.

– Да, ничего. Проходите.

– Давай на кухне. Чаем угостишь?

– Конечно. И кофе есть.

Гладырев, войдя в кухню, закрыл за собой дверь. Маринка догадалась, что кофе мы приготовим самостоятельно.

– Буду краток, – начал Гладырев разговор, пока я колдовал над бодрящим напитком из аэрофлотовского пакетика. – Мне передали альбомы Аароныча.

– Альбомы дяди Яши? – Чайная ложка, которой я размешивал кофе в чашке, замерла в моей руке. – Вам? А кто? Йозас? – В голосе моем прозвучала радость. Подействовало?! Земцов оказался прав?!

– Нет, не Йозас, – охладил мой восторг Гладырев. – Кто? Давай так, Тима. Передали и передали. Не важно, кто.

– Извините, а… давно передали? – задал я все-таки еще один вопрос.

– Несколько дней тому назад.

– Что же вы нам ничего не сказали?

– Тима! Ты понимаешь, что альбомы Якова Аароновича содержат информацию, представляющую собой государственную тайну? Военные секреты? Понимаешь, хорошо. Я вообще не имею права о них говорить. И не стал бы, если бы не был вынужден. Объяснил вам с Андреем это в прошлый раз… За то время, что записи у меня, я разобрался в них и выяснил: там не хватает главного! Концовки! Не хватает категорически! За этим я и пришел. Вы с соседом так удачно сообразили про альбомы! Может, догадаетесь, где хранятся недостающие записи? В кляссерах, по-видимому, места не хватило. Они где-то в другом месте. Куда еще Аароныч мог их занести? В телефонную книгу? В энциклопедию кулинарных рецептов?! В справочник садовода и огородника, черт побери?! Старый чудак на букву «М»!!!

Гладырев, кажется, готов был выйти из себя.

– Найдите, Тима! Переройте всю его макулатуру. За мной не заржавеет! Некогда только все… Но я отблагодарю!

Он залпом выпил подостывший кофе, сказал: «Спасибо», – и откланялся. Я же отправился в ванную, дивясь новым загадкам. Кто облагодетельствовал Гладырева? Кто доставил ему альбомы дяди Яши, похищенные (в последний раз) у Солидола? Его убийца?! Что за конспиративный помощник появился у Гладырева? Или Гладырев врет? Йозас все-таки вступил в контакт с преступником и каким-то образом с ним договорился?.. А нас с Земцовым, типа, это уже не касается? Всегда сыщутся желающие нашими руками жар загрести! Но, быть может, не информирован только я, а Земцов в курсе? «Да и хрен с вами тогда! – обиженно подумал я. – За дитя меня держите!»

«С другой стороны, – продолжил свои размышления, – за помощью Гладырев снова обратился ко мне. Говорит, и к Земцову в хату звонил. Значит, Земцов не при делах. Надо с ним переговорить!»

Освежившись под прохладным душем, как учил брат моей невесты, Саня Оруженосец, я отправился к соседу. Но тот не открыл. Судя по времени, на спорт ему еще рано было, как и мне на работу. Попробовал позвонить позже – тот же результат. Какой активный сосед! Куда-то умотал уже с самого с ранья!

Озадаченный, я отправился на работу, наказав Маринке прислушиваться к соседской двери. Маринке сегодня надо было только к третьей паре. Написал на листке номер гаражного телефона для Земцова. Пусть сосед звонит мне, как только появится.

После поездки на Коле Маленьком за утеплителем, минватой – трубы какие-то раскопали на прилегающей территории, – мне сообщили: был звонок! Однако голос женский. Отловил Маринку между лекциями. Звонила, действительно, она. Хотела доложить: Земцов убыл куда-то со спортивной сумкой на плече. Бумажку с телефоном сунул в карман.

Поблагодарив невесту, я опросил всех в гараже, не было ли мне еще одного звонка – мужским голосом? Нет. Очевидно, Земцов телефонировать не соизволил. Гадать про соседа я не стал, куда тот отправился со своей спортивной сумкой. Пусть катит, куда хочет, – подумал. Хорошо бы в Ригу! Но это вряд ли. Для Риги у него чемодан имеется – я видел… Обойдусь без соседских советов. Где же искать записи дяди Яши, так недостающие Гладыреву и Родине? Перерыть по новой всю квартиру, когда объявится Земцов?

«Справочника огородника у дяди Яши, наверное, нет, – размышлял, – поскольку огорода не было. Я, во всяком случае, от него про огород не слышал. Следует включить логику. Если Гладырев говорит, что не хватает концовки… А ведь дядя Яша не доделал дома последний альбом! – стукнул себя по лбу я. – Он в больницу брал с собой картон, кожу, ножницы… Но это было, когда лег в первый раз. Когда во второй и в последний – альбома я у него там не видел. Но это еще не значит, что его не было. На полке их стояло семь штук – я еще подумал, как семь слонов – мещанское счастье. Восьмой же так и не добавился. Стало быть, восьмой альбом, законченный или нет, мог быть с дядей Яшей до конца! Вряд ли дядя Яша последние записи занес, условно говоря, в справочник огородника. Он был человек аккуратный. В альбомах – значит, все в альбомах!.. Вещи покойного должны были передать кому-то из родственников. Но что, если никто из родственников не явился? Может, альбом так и находится в больнице?»

Сказав в гараже, что у меня после обеда живот скрутило, а это было почти правдой, скрутило только не от пищи – от волнения, я рванул в ту самую больницу. Фамилию дяди Яшиного врача я не знал. Но имя-отчество дядя Яша не раз произносил при мне, и этого оказалось достаточно. Повезло, доктор был на смене, и меня к нему пустили. Вспомнил меня в лицо, принял объяснения про невинный шкурный интерес. С сестрой-хозяйкой глянули в ее записях. Да!!! Был альбом с марочками!!! Но его забрал вместе с прочей мелочовкой родственник. Есть подпись родственника, дата. «Фамилия? Сейчас, – сестра разобрала каракули. – Земцов А.Н.».

Глупо захлопав глазами, я выдавил из себя: «Спасибо».

Потрясенный, побрел вниз по лестнице. В голове разгорался пожар. Выходит, сосед появился в Горьком задолго до того, как поменял замки и показался мне? Почему же дядя Яша про него не рассказывал? Или к самому дяде Яше-то он как раз и не приходил? Может, приехал уже после смерти дяди Яши? На похоронах его не было… Я должен был разобраться! Почему Земцов молчал про то, что один альбом – у него? Нет, не зря я все время чувствовал, что новоявленный племяш чего-то недоговаривает!

Дома соседа опять не оказалось. Если он отчалил со спортивной сумкой не в Ригу, как я решил, то куда? Блин! У него же дом за городом имеется! Точно!

Название деревни я помнил. И улица смешная – Шаляпина, дом пятнадцать. Не Ленина, не Мира… Автобусы отправляются с той же автостанции, что и к Маринке в деревню. Я глазел в расписание, пока ждали с ней свой рейс. «Сегодня поздно, – решил, – а завтра выдвинусь. В гараже скажу, живот не прошел. Пусть боятся, вдруг у меня дизентерия. Тьфу, придурок! Накаркаешь еще! – одернул сам себя. – Говорят, «добрые» мысли любят материализовываться».

«Что со мной происходит? – думал я, слушая тишину. В синеве плыли редкие белые облака, вдалеке затихал шум моего автобуса. Покатил, милый, себе дальше. – Раньше я приезжал в деревню, чтобы ловить рыбу или счастье (но Маринка на меня тогда не смотрела), а теперь – соседа! Как бы люди чего не подумали, скажи кому… Шутки в сторону! Ищем улицу Шаляпина, дом номер пятнадцать».

Улица и вправду оказалась центральной. Удивительно. Быть может, знаменитый земляк бывал в здешних краях? Тогда наверняка найдутся люди, готовые сообщить по секрету, что приходятся родственниками самому… Прабабушка, дескать, была такая красавица… Не представиться ли и мне, например, правнуком композитора Модеста Мусоргского?

За пустопорожней болтовней с самым доброжелательным собеседником – самим собой – пытался избавиться от волнения. Приехал изобличать Земцова! В деревню притащился! Не смешно ли?

А с какой стати он должен быть со мной откровенен? Друзья, что ли? Плюс разница в возрасте. Я еще под стол пешком ходил (прекрасное было время!), а он, поди, уже девчонок за косички дергал.

Чего ждал, желал, искал Земцов на самом деле? Коль скоро он поприжал последний альбом, ни словом мне не обмолвился? Прав я был, полагая, что новоявленный сосед прежде всего за ценными марками дяди Яши сюда явился?

Село оказалось довольно большое, чистое, ухоженное. Под обелиском павшим воинам – живые цветы. Все дома на улице Шаляпина пронумерованы. «Свой» нашел без труда. Постучал в калитку, залаяла собака. Судя по голосу – не волкодав.

– Открыто! – крикнули с той стороны. Вошел. Пес гавкать перестал. Принюхиваясь ко мне, серый заморыш так натянул цепь, что встал на задние лапы. Цирковой медведь в миниатюре!

Увидел женщину, годящуюся мне в матери. Но только по возрасту. Будь у моей мамы такие формы, по тайге она далеко бы не прошла! Тетя всмотрелась в меня. Не узнала. Немудрено. Я сам себя не узнавал в последнее время. Чем занята голова? Что за узелки распутываю? Подарил бы кто-нибудь меч Александра Македонского!

– Здравствуйте! – приветствовал я хозяйку пятнадцатого дома по улице Шаляпина.

– Здра-а-авствуйте! – пропела в ответ та. Неужели я угадал? Насчет того, что наследил тут великий-то в свое время?..

– Извините, я ищу одного человека. Земцова Андрея. Он не у вас?

– Андрей-то? Где же ему быть? А тебя я, сынок, что-то не припомню.

«Хорошо, что я сам себя пока еще помню», – хотелось приколоться, но не стал.

– Мне ваш адрес в Риге подсказали.

– А-а-а! Издалека, стало быть? Андрей! – крикнула она куда-то в сторону. Я не успел возразить, что не из такого уж далека – всего полтора часа на автобусе.

За домом, справа, из-за теплицы, нарисовалась и вновь скрылась коротко остриженная, а все ж таки видно, что кудрявая голова, показавшаяся знакомой. После человек появился целиком и направился к нам. Сразу почудилось, что это мой сосед, но нет. Рост тот же, однако сей пухляк спортом, похоже, не занимался. Щеки наел. А так – похож. Кудряшки, веснушки. Родственник, очевидно. Но женщина-то позвала не родственника, а самого Андрея.

– Чего? – спросил «родственник» вместо приветствия. Я смутился.

– Из Риги, говорит, приехал, – кивнула на меня женщина.

– Мне нужен Земцов, – повторил для него.

– Я – Земцов, – услышал в ответ.

– Нет, мне нужен Андрей Земцов, – сделал я упор на имени Андрей.

– Я – Андрей Земцов! – кажется, я прочел в глазах собеседника удивление моей тупости. Что же, у меня у самого в родне по отцовской линии имелись родственники, ни разу не встречавшиеся между собой, но носившие при этом одно и то же имя и фамилию. Я улыбнулся, желая поскорее прервать соревнование в том, кто из нас более тупой, и пояснил:

– Я ищу того Андрея Земцова, который недавно приехал из Риги!

– Я три недели назад приехал из Риги! – рассмеялся Андрей Земцов-второй. – Да ты кто такой, парень? Я у нас в Риге тебя не встречал!

– Я там и не был, – пожал плечами я, ничего не понимая. Но только в первое мгновение. Тут же стало доходить, что история, в которую вляпался, еще грязнее, чем я думал. Хотя, казалось бы, грязнее некуда!

– Постой-ка, – какая-то новая мысль появилась в глазах Земцова-второго. – Кажется, я начинаю догадываться, в чем дело.

– Я, вероятно, ошибся, – сказал ему, отступая на шаг. – Обознался. Извините.

Стал разворачиваться, чтобы уйти, но был остановлен вторым Земцовым. Он взял меня под локоть. Хватка была крепкой. Хоть сам я точно не был родственником Шаляпина, показалось, что сейчас запою – у Земцова из Риги, но не того, которого искал.

– Погоди, погоди, – сказал он мне ласково.

– Да? – Я обернулся, создавая видимость, будто готов его слушать. Он ослабил руку, я же рванул что было сил!

– Стой!!! – крикнул Земцов-второй. – Да стой же! Тетя Маша, держи его!

Тетя Маша пыталась меня схватить за рукав ветровки, но куда там! Я уже набрал скорость. Мелкой шавке, поддавшейся общему переполоху, вызванному бегством незваного гостя, было меня не достать, – цепь коротковата. Но, адреналину добавила! Припустил во всю прыть!

– Подожди-и! – кричал мне вслед пухляк. Побежал было за мной, но вскоре отстал. От настоящего Земцова я бы вряд ли ушел.

«Впрочем, похоже, настоящий Земцов был только что передо мной. А вот кто живет в квартире дяди Яши?!» – думал я, продолжая бежать в сторону трассы. Правда, уже не так быстро. Оглядываясь, видел, что за мной никто не гонится.

«Интересно, что это было? – стал понемногу успокаиваться. – Может, я что-то не так понял? Может, зря убежал? Мне бы все по-хорошему объяснили? Вряд ли! С добрыми намерениями так за руки не хватают!»

«Кажется, этот Земцов про моего Земцова все-таки что-то знает, – сделал вывод далее. – Что-то такое второй Земцов понял, потому и схватил меня, и старался удержать. Но сговор между двумя Земцовыми, судя по всему, не слишком крепкий. Иначе бы пухляк въехал сразу в ситуацию. Он же поначалу явно тормозил».

Я перешел с бега на шаг. То и дело оборачивался. Никого не было. Дошел до остановки. Дожидаясь автобуса, не спускал с деревни глаз. Думал, если покажется кто-то подозрительный, рвану через дорогу в посадку и уйду лесом. Там пусть ищут! Однако без приключений дождался свой транспорт и уехал.

Всю дорогу я думал. Естественно, про своего соседа. Что он за жук такой? Живет, судя по всему, под чужим именем. Мошенник? Быть может, он опасен? Мне надо его остерегаться? Спрятаться где-нибудь и не высовываться? Ну уж нет! Я у себя дома, черт побери! Это он тут на птичьих правах! Пусть сам боится!.. А что, если его уже след простыл? Ведь ушел из дома со спортивной сумкой. Заполучил самый ценный альбомчик… Нет, вряд ли. Альбомом он завладел давно. Сто раз успел бы слинять, если бы хотел. Ему, видно, нужна вся коллекция. По мелочам не разменивается. Интересно, что он напел настоящему Андрею Земцову? Не зря же тот что-то такое понял, о чем-то таком вспомнил… Вероятно, лже-Земцов в самом деле вхож в наше Общество филателистов. Знает, у кого какие ценные собрания имеются. Услышав о смерти дяди Яши, смекнул, что можно прибрать к рукам его коллекцию, но опоздал. Тут уже Лозовой подсуетился… А как же лже-Земцов ходил к Бутенко? Вероятно, под своим настоящим именем, под которым известен в Обществе. Можно, кстати, проверить. Это мне он тут мозги пудрил!

Во мне рос воинственный настрой. Подходя к своему подъезду, увидел соседа на балконе. Жив, курилка, легок на помине! Никуда не сбежал! Правда, он еще не знает, что я все про него знаю. В смысле, наоборот. Не знаю ничего. Но он теперь должен все объяснить, прохвост!

Лже-Земцов, кажется, меня увидеть не успел, покинул балкон, вошел в квартиру.

Меня вдруг посетила оч-ч-чень интересная идейка! А не сдать ли паршивца Гладыреву? Позвонить, да и обрадовать. Нашелся, мол, последний альбом! Он у Земцова! Хе-хе! А что? Мне сосед ничегошеньки не рассказывал. Я ему никаких обещаний не давал. Если бы он со мной по-честному – другое дело!..

Тихонечко-тихонечко отперев дверь, просочился к себе в дом. Сказано – сделано, заяц трепаться не любит! Гладырев так возбудился, услышав от меня сию новость! Сказал, что приедет немедленно. С работы сорвется! Ишь ты! «Да он сейчас Земцова по кирпичикам разберет, если тот вздумает юлить!» – злорадствовал я.

Устроился в засаде в прихожей. «Если лже-Земцов захочет куда-то уйти до появления Гладырева, придется постараться как-то его задержать», – думал.

К счастью, сосед оставался у себя. Точнее – в бывшей дяди Яшиной, а ныне формально моей мамы квартире. Услышав шаги по лестнице, я приник к глазку. Ага, Гладырев! Вот он позвонил в дверь. Вот сосед впустил его, дверь закрылась. Я выдержал двадцать секунд. Посчитал, что Гладырев, сорвавшийся с работы, не станет терять времени и с порога выложит, зачем явился.

Ну, все. Можно. Громко открыл дверь, закрыл, позвонил к соседу.

Впустив меня, лже-Земцов отступил назад. Теперь они с Гладыревым, точно два привратника, оба смотрели на вновь прибывшего. О чем говорили перед этим между собой, по лицам прочесть не смог. У Гладырева оно было кирпичом (обычное его выражение), а Земцов улыбался мне, как зритель в цирке – клоуну. Решил оправдать его надежды и сразу включить дурака:

– Ну как, Андрей, ты уже сказал Виталию Александровичу, что последний альбом – у тебя?! – радостно спросил его. Будто мы вместе заранее условились осчастливить Гладырева.

– Ты меня опередил, Тима, – усмехнулся мошенник. – В тебе имеются задатки хорошего интригана!

– Во мне?! – Его слова вызвали у меня искреннее удивление своей наглостью.

– В тебе, в тебе! – Он перевел взгляд на Гладырева. И сказал, очевидно, в продолжение того разговора, который начался до меня:

– Я отдам альбом. Пустой альбом – горшок без меда. Но, в отличие от Совы, одаривающей ослика Иа, не безвозмездно. То есть не даром.

– …не даром Москва, спаленная пожаром, французу отдана, – пробормотал Гладырев себе под нос, не меняя выражения лица. Затем спросил: – Ты, Андрюша, хочешь сказать, что за сведения, содержащие гостайну, желаешь получить оплату? – Глаза его сузились. – А ну как я сообщу куда следует?

– Вы меня правильно поняли, Виталий Александрович. И никуда не сообщите. Сами же говорили – не желаете огласки. В КБ «Скороход» получают большую зарплату и имеют положение, вызывая зависть у рядовых инженеришек, не научные плагиаторы, а локомотивы этой самой науки, не так ли?.. У вас, помимо нас с Тимой, имеется группа поддержки, как я понимаю. Кто эти люди? Ваши подчиненные? Не важно. Они с вами в связке. Они достали как-то вам эти альбомы. Они ждут, что, продвигаясь по карьерной лестнице, вы их не забудете. Они не выдадут вас, а вы – их. Потому что историйка-то темная вырисовывается, Виталий Александрович. Ох, темная!

– Сколько ты хочешь за этот, последний, альбом?

– Речь не о деньгах. Коллекция Аароныча – вот цена. Мне нужны те марки, что были в альбомах.

«Я так и знал!» – захотелось воскликнуть мне. Сдержался.

– Но у меня нет марок, – на лице Гладырева теперь отразилась озабоченность. – Мне передали только альбомы.

– Эти марки – у вашей группы поддержки, как я ее назвал. Заберите у них. Мне дела нет до того, как марки к вашим людям попали. Но объясните им, что от этого зависит ваше, а значит, и их положение.

«Вот негодяй! – подумал я про лже-Земцова. – Ему дела нет! Он прекрасно знает, как марки попали к этим людям, – от трупа Константина Бутенко!»

Гладырев довольно долго молчал, пристально глядя в лицо лже-Земцову. Затем отвернулся от него, шагнул к двери. Я невольно отступил в сторону, давая дорогу.

– До встречи, – выдавил из себя конструктор. Его слова можно было понимать как угодно. В том числе и как угрозу. Но сосед, похоже, не испугался. Ответил:

– До свидания, Виталий Александрович! – и широко улыбнулся…

– Ну что, Тима, ты за меня заступишься, если что? – то ли в шутку, то ли всерьез спросил он меня, когда за Гладыревым закрылась дверь. – А то как бы не пристукнули товарищи ученые, доценты с кандидатами. Их хлебом не корми – дай другим преподать науку!

Ответа от меня он, очевидно, не ждал и тут же принялся выпроваживать:

– Извини, мне сейчас немного некогда. Надо кое-куда съездить.

– Понимаю. У отпускников много дел, – съязвил я.

– Ты с девчонками меня не знакомишь. Приходится самому, – кажется, ничто не могло смутить веселого отпускника. У меня было много вопросов к этому типу, начиная с того, как его на самом деле зовут? Но понимал, что вряд ли получу на все правдивые ответы. «Ладно, – решил, – посмотрим, что будет дальше. Принесет ли ему Гладырев марки? Добудет ли мошенник всю коллекцию целиком?»

Я отвернулся, чтобы идти домой.

– Извини, что я с больницей сообразил раньше. Но ты тоже молодец! – сказал он мне вслед.

Я нисколько не сомневался, что, как только лже-племянник дяди Яши получит всю коллекцию в свое распоряжение, его и след простынет. Одно радовало, на квартиру претендовать не станет. Потому-то он не ходил в ЖЭК, не готовил почву, не знал, что моя мать прописана в квартире.

«Все-таки жаль, что мошенник получит то, что ему вовсе не полагается, – думал я. – Конструктор, за спиной которого стоит непонятная «группа поддержки», тоже руки погреет. Что за группа поддержки такая? Кто-то из коллег, заинтересованных в нем, имеет родственничков-уголовничков? А если они не захотят возвращать марки? Правда, с какой стати им быть столь покладистыми? Не вознамерятся ли они попросту забрать альбом у залетного мошенника? Вынудить его отдать им этот альбом безвозмездно? То есть даром? Вероятно, им это по силам? А он-то, мой лже-Земцов, почему такой самонадеянный? Думает, не принесут ему марки на блюдечке, так он и альбом не отдаст? И все? Да они вышибут из него этот альбом! Сознается как миленький, где хранит. Потом уберут авантюриста, перешедшего им дорогу, как Солидола, да и дело с концом. А следом… меня?! Я ведь много знаю! Зачем им такой свидетель?.. А Маринка? Что с ней будет? Она ведь – моя невеста, и вполне может оказаться, по их мнению, тоже в курсе всего!

Что же получается? Времени моего спокойствия осталось ровно до встречи Гладырева с лже-Земцовым? Гладырев же сказал ему: «До встречи». А что потом?

Я почувствовал острое нежелание дожидаться, чем закончится та встреча, а прямо сейчас взять свою судьбу в собственные руки!

План созрел мгновенно. Нашел телефон своего однофамильца, капитана госбезопасности Сергеева. В конце концов, это мой гражданский долг – сообщить о намечающейся сделке между сомнительным типом и нечистым на руку инженером. Предмет сделки – сведения, содержащие государственную тайну!

Однако решиться в реальности «подать сигнал» оказалось куда труднее, чем задумать это. Действительно ли заслуживают Земцов с Гладыревым того катка, который по ним проедет? КГБ – это даже не милиция, а о-го-го! С кем бы посоветоваться? – накатила тоска. Двое закадычных друзей разъехались после школы по разным городам, поступать в вузы. Один – в Москву, другой – в Киев. Амбиций у каждого было побольше, чем у меня. К сожалению, оба поступили. В смысле – к счастью. Но я с тех пор перебивался все какими-то короткими знакомствами, приятелями и приятельницами, которые в последнем варианте получили название «собутыльников и собутыльниц». Так, может, посоветоваться со Светулей и Нефертити? Они же обе «овдовели» из-за этой самой коллекции дяди Яши, которая и теперь стала предметом торга. То есть могут быть еще жертвы. В том числе я – без вины виноватый!.. Нечего раздумывать! И советоваться нечего! Надо звонить!..

В трубке буднично ответили: «Алло». Я почему-то ожидал услышать слова, которые произнесут державным голосом, как у Левитана, каждое – весом с тонну: «Комитет. Государственной. Безопасности!» После этих слов у меня начнется заикание, а прежде никогда не было, или появится нервный тик. А тут: «Алло» – и все.

– Здравствуйте! – сказал я серьезным голосом идейного комсомольца. – Могу я услышать капитана Сергеева?

В трубке помолчали, потом поинтересовались:

– А кто его спрашивает?

– Сергеев Тимофей, – отчеканил я и только тут сообразил: «Подумают, родственник».

– А! Однофамилец! Ну, здравствуй. Слушаю тебя.

Несказанно обрадованный, я собрался коротко изложить суть про намечающуюся грязную сделку. Однако капитан на третьем слове перебил меня:

– Так, я понял. Давай не по телефону. Встретимся вот где…

«КГБ тоже прослушивают? – с удивлением подумал я по окончании разговора. – А кто? Или оно – само себя?»

Возле кафе «Мечта», расположенного рядом с нашим водным институтом, где мне назначил встречу капитан Сергеев, постоянно вились студенты, кто побогаче. В стройотряде денежками разжился или родители подбрасывают. В заведении можно было откушать повкуснее, чем в институтском буфете. Правда, накладно.

От арочных ворот старого корпуса, через которые я вышел, место встречи находилось в двух шагах, только дорогу перейти. Едва занял позицию у входа в кафе, возле бордюра затормозила черная «Волга» с затененными стеклами. Одновременно раскрылись двери, из машины вышли трое. Капитана Сергеева я узнал сразу. Еще – двое парней помоложе в кожаных куртках. Сергеев, как и в прошлый раз, был в костюме. По лицам я помощников капитана принял бы скорее за его клиентов, нежели за подчиненных. Рожи протокольные. У одного – шрам на щеке. «Внешность обманчива, – подумал. – Шрам, вероятно, получен при выполнении опасного задания… Вот люди живут! Не то что я. Случается, что и жизнью рискуют».

Кожаные куртки остались стоять возле машины, поглядывая по сторонам. Будто опасались, что на товарища капитана могут напасть. Сам же он двинулся ко мне.

В этот момент я физически почувствовал, что на меня кто-то смотрит. Даже оглянулся. В кафе заходила стайка симпатичных студенток, одна краше другой, даже не знал бы, какую выбрать… для игры в ручеек. Басовитые старшекурсники загоготали, давясь табачным дымом. Проходившая мамочка с ребенком покосилась на них. Никто на меня не смотрел. Подошел капитан.

Глядя себе под ноги, франтовато заложив руки в карманы брюк, он покачивался с пятки на носок, пока я излагал суть своих страхов. Лишь пару раз глянул мне в глаза. Снова отметил, что у него тяжелый взгляд. «Может, их в КГБ и гипнозу учат?» – подумалось. Вероятно, капитан в жизни наслушался всяких историй в силу своей профессии. Он почти не задавал вопросов, будто все ловил на лету и даже знал наперед, что будет дальше.

– Ты, Тимофей, успокойся, – сказал, когда я закончил. – Пробью я твоего соседа, потом пообщаюсь с ним. О нашей встрече никому не говори, хорошо? Ну, бывай! – он протянул мне руку. Я пожал крепкую ладонь уверенного в себе мужчины. Стало спокойнее на душе. Но только вначале. Пока брел к «своим» арочным воротам, опять показалось, будто кто-то смотрит в спину. Оглянулся – никого… Почему капитан не задавал вопросов? Теперь меня это расстроило. Может, он не придал значения моим словам? Посчитал, глупость? Не его уровень?.. Или все-таки скажет одному из подчиненных, чтобы «пробил» соседа? Обещал ведь. Нагонит страху на лже-Земцова, заберет альбом. Потом свистнет, чтобы того сдуло, и дело с концом?.. Или сдаст в ментовку? А что будет с Гладыревым? В чем он виноват? А Земцов, если по-настоящему, в чем? В своем азарте филателиста? В готовности от этого азарта на многое, на авантюры? А его за это могут посадить? Черт! Я сам запутался, правильно сделал или нет, что привлек целого капитана КГБ!

В гараже на меня наехал Кирилюк. Куда, мол, делся?! «Да я отошел на десять минут. Вон, до кафе только», – сказал ему. «Хорошо живешь. Дуй срочно к кладовщице, у нее в подвале вода! Склад залило! Поможешь шланг раскрутить, воду откачать, там агрегат уже подкатили».

Я помчался, но сбоку вдруг услышал:

– Ти-има-а!

Затормозил, оглянулся: Маринка! Прячется за углом, бледная, глазищи шире лица!

– Привет! Ты чего?

– Они тебе ничего не сделали? Я так испугалась!

– Кто «они»?

– Эти, с которыми ты встречался. Возле «Мечты». Это ведь они меня похищали!

– ??? – Теперь у меня глаза сделались размером с тарелку, вероятно.

– Да! Те двое в машину затаскивали, бандиты! А мужик солидный, с которым ты разговаривал, ими командовал!

Я оперся рукой о стену.

– Та-а-ак! Вот так история с географией! Этот мужик, он же кагэбэшник!.. А тебя как в кафе занесло? То-то я чувствовал, кто-то в спину глядит!

– Ленка нас пирожными угощала. У нее день варенья, – оправдалась невеста.

– Ладно, дома поговорим. У нас тут пошла вода! В прямом смысле. Кладовщица тонет, бегу откачивать. То есть не ее, а воду.

Маринка вяло махнула рукой, мол, беги куда хочешь.

– А ты ступай учиться! – с напускной строгостью сказал ей. – Зря, что ли, мы тебя восстанавливали?

Она показала мне кулак…

Сойдясь с невестой за семейным ужином, согласились в двух вещах. Первая – у обоих отсутствует аппетит. Вторая – думали весь день примерно об одном и том же. Из-за чего и аппетит пропал. Страшновато!

– Что же получается? Шантажом видных людей занимается КГБ?! Со всеми вытекающими трагическими последствиями? – возопил я.

– И использует для этого каких-то уголовников, – вставила Маринка.

– Мне тоже показалось, что помощники у капитана выглядят не очень, – согласился с ней.

– Да что там выглядят? Ты бы их речь послушал! Кагэбэшники, они вежливые: «Ваши документы? Пройдемте!» А эти…

– Фильмов насмотрелась?

– Нет, нет, не спорь. Мужик, тот – да. А эти – натуральное жулье!

– Час от часу не легче, Марисик, – подумав, сказал я. – Уже не знаешь, что и делать. Куда ни кинь, везде клин! Сосед наш – какой-то мошенник. Живет под чужим именем… – Я рассказал невесте про свою поездку в деревню к Земцову. – Гладырев – карьерист от науки, который без записей дяди Яши ничего не стоит. Мне показалось, что Гладырев взбешен наглостью соседа. С учетом происходящих вокруг диких событий, я побоялся, что соседу может не поздоровиться. А с ним заодно и мне! Ну, и решил обратиться за помощью к капитану Сергееву. А он, оказывается, сам во всем замешан. Не зря, небось, в институт тогда приходил. Может, и меня проверял, не расколюсь ли про то, что со мной и с тобой было в деревне? Представляешь, что было бы, если бы пожаловался ему тогда? А ведь мог бы. Но я пытался говорить только про твоего брата. Отболтался, гад. Это дело ментов, дескать… Что теперь делать? У кого искать защиты? Что за кашу я заварил?

– Ты-то тут при чем? Может, нам… – Маринка не успела договорить, в дверь позвонили. Девушка моя побледнела. Я, вероятно, тоже.

– Не открывай! – прошептала она мне.

– Я только гляну, – ответил ей и на цыпочках подкрался к двери. Посмотрел в глазок – на площадке стоял сосед. Один. Это ничего не значило – я вспомнил, как он велел мне спрятаться, когда звонил к Солидолу. Тогда – уже покойному, как выяснилось минуту спустя.

Я все же рискнул и открыл дверь. Вопреки моему страху, никто не выскочил сбоку. Напротив, лже-Земцов сам попросился ко мне:

– Привет! Можно войти?

– Да, конечно.

– Тут вот какое дело, – заговорил он, притворив за собой поплотнее дверь. – Гладырев едет сюда. Не один. С человеком, который передал ему альбомы. Поторгуемся? Гладырев почему-то хочет, чтобы ты присутствовал.

«Не для того ли, чтобы нас обоих, разом, – того?!! – тут же прострелила мозг мысль. – Чего этот лже-Земцов такой смелый? Может, он просто глупый?»

Видя замешательство, отразившееся на моей физиономии, лже-Земцов сказал:

– Если не хочешь, то ладно. Один управлюсь с переговорным процессом.

Разве пацан признается, что он боится? Я поспешил возразить:

– Ну почему не хочу? Очень интересно. Они к тебе едут? Сейчас приду.

Сосед кивнул и ушел.

– Маринка, ты все слышала? – кинулся я к невесте. – Давай, мухой собирайся и дуй отсюда! Затаись в общаге и жди меня. Если за тобой не приеду, бей тревогу! Звони в милицию, в КГБ, в пожарную охрану, в газовую службу, в «Скорую помощь»…

– Хватит кривляться! Я никуда без тебя не уйду.

– Ты хочешь, чтобы нас обоих прикончили? Кто поквитается тогда?

– Не надо ни с кем квитаться. Давай вместе уйдем!

Я кинулся в комнату и принес Маринкин свитер.

– Надевай! – и ринулся в прихожую за туфлями с намерением лично обуть ее маленькие ножки, хотя гораздо больше мне понравилось бы их разувать. Но это потом. Если живы останемся…

Маринка уже знала, что маменькин сынок Тима Сергеев порой может быть очень решительным, на удивление самому себе. Как говорится, откуда что берется? Она подчинилась. Но, уже попрощавшись (с таким видом, будто навсегда!), тут же вернулась, едва я закрыл за ней дверь.

– Мы опоздали! – прошептала. – Там Гладырев к подъезду подходит. Я в окно увидела.

– Много людей с ним? – спросил, ожидая услышать: трое, четверо, пятеро.

– Один. Точнее – одна. Мне показалось, он с женщиной.

– С женщиной? Хм…

«Вряд ли Гладырев прихватил с собой бабу, чтобы расправиться с нами, – подумал я. – Конечно, есть женщины в русских селеньях…»

– Сиди тихо и никому не открывай! – велел я Маринке. – Станут ломиться, действуй. Прямо по списку: милиция, КГБ, пожарная охрана… Ну, ты знаешь.

Я приник к глазку, дожидаясь Гладырева. «Чтоб мне лопнуть! – пробормотал себе под нос, увидев, кто его спутница. – Нефертити!»

Когда я присоединился к любопытной компании, собравшейся в квартире дяди Яши, Нефертити не стала делать вид, будто мы не знакомы. Первой приветствовала меня:

– Здравствуй, Тима.

– Здравствуй, Нина, – ответил я, стараясь сделать лицо попроще. – Рад тебя видеть. Хотя и удивлен. Это если мягко сказать…

На Нефертити был расстегнутый яркий плащ, под ним – короткое, как всегда, платье. Правильно, такие ноги не стыдно показывать. Судя по тому, что плащ она не сняла, задерживаться тут Царица Египетская не собиралась.

– Я уже начала рассказывать Андрею, – сказала она мне, глянув на лже-Земцова, – с которым меня только что познакомил Виталий Александрович, – она посмотрела на Гладырева, – это я передала Виталию Александровичу альбомы. Я хотела объясниться при тебе, Тима, поскольку данная история сильно коснулась тебя… Нас… – Она замялась. Я кивнул в знак того, что понял ее, и, одновременно, – типа, поблагодарил.

– Альбомы мне отдал один человек, – продолжила Нефертити. – Я сумела убедить его: альбомы нужны в конструкторском бюро Виталия Александровича, их будут искать… С Виталием Александровичем мы познакомились не так давно, но успели подружиться, – она снова посмотрела на Гладырева. Тот поджал губы. Вероятно, от важности быть накоротке с царской особой. Как, интересно, можно «дружить» с девушкой, когда у нее такие ноги? О какой «дружбе» может идти речь? Я не представлял. Еще возник вопрос, когда, где, как Ниночка успела познакомиться с Гладыревым, если он, судя по всему, из своего КБ не вылезает? Но главное, конечно, что заинтересовало, – кто тот человек, что отдал Нефертити альбомы?

Лже-Земцов меня опередил с вопросом, заданным вслух:

– «Один человек», который отдал вам альбомы, это Константин Бутенко?

– Нет. Но этот человек был знаком с семьей Бутенко. Он случайно оказался в квартире сразу после того, как… Костя покончил с собой, – голос ее дрогнул. – Человек увидел на столе альбомы с марками. В марках он понимает. Он забрал альбомы, чтобы сохранить.

– А! Вот так, просто, взял, и все? Чтобы сохранить? – переспросил лже-Земцов. Мысленно я полностью разделил сарказм, слышавшийся в его голосе.

– Альбомы, лежащие на виду, обязательно прибрали бы к рукам, объяснил этот человек. В квартире Бутенко вот-вот должно было появиться много чужих людей, поскольку человек этот сам же и вызвал милицию.

«Вранье, – подумал я. – Милицию вызвал мой сосед. Если бы милицию вызвал «этот человек», менты находились бы уже там, когда мы с соседом заявились. В крайнем случае – встретили бы их, пока драпали оттуда, увидев покойника. И никаких альбомов с марками на столе не лежало. Уж я бы заметил. Я сумел даже одну марку на полу разглядеть!»

– Это он вам рассказал? – продолжал между тем озвучивать мои сомнения лже-племянник дяди Яши. – Да? Вот что я вам хочу сказать, уважаемая Нина. Константин Бутенко не покончил с собой, его убили. Да, да. Поэтому возникает вопрос: не ваш ли «человек» и сделал это? Или вы сейчас будете утверждать, что хорошо его знаете, он не способен и так далее?.. В любом случае не пора ли нам назвать его имя? Марки, судя по всему, вам он возвращать не хочет. Но, может быть, мы его хорошенько попросим?

Нефертити ответила вопросом:

– С чего вы взяли, что Костю убили? Об этом никто не говорил!

– Ну, кое-кто все-таки говорил. Причем – специалисты, на основе экспертизы…

– Если это так, то… В общем, я допускаю… Этот человек, он мог. Это не простой человек. Он служит в КГБ!

– Уж не капитан ли Сергеев? – бухнул я. Гладырев и сосед посмотрели на меня.

– Да-а… – удивилась моей догадливости Нефертити. – А откуда ты его?.. Постой. Он, случайно, тебе не родственник ли?

– Нет-нет! – усмехнулся я. – Однофамилец. Просто он рыскал по нашему институту, после того как вражьи голоса ославили Сидорова и Лозового. Ты наверняка знаешь. Со мной общался тоже… Так почему ты считаешь, что он мог совершить такое?

– Он общался с отцом Бутенко по его работе. И довольно часто. Привозил для него какие-то бумаги из Москвы. Собственно, в этом и состояло знакомство. Подробности мне неизвестны. Сергеев знал, что я встречаюсь с Константином. Однажды он увидел с нами Свету. Я была вынуждена познакомить его с сестрой. Потом с удивлением узнала, что Светка с ним стала встречаться. Конечно, возмутилась: «На сколько он тебя старше?!» А она засмеялась, как дурочка: «Интересно пообщаться со взрослым мужчиной». Ровесники, мол, телята… Сергеев разведен, живет один… Наигравшись, Светка хотела с ним расстаться, но уйти от капитана КГБ оказалось не так просто. Он, хоть и со смешком, с улыбочкой, но говорил такие вещи, что становилось не по себе. Мол, найдут вдруг у Светки, а то и у меня, пачку забугорных шмоток, да и возьмут обеих за спекуляцию! И это еще цветочки. Могут ведь и валюту найти!.. От таких шуточек мороз по коже пробирал!.. Сильно он Светку своим вниманием не донимает. Но если зовет, лучше не отказываться, – считает она. Вот так, – Нефертити вздохнула. «Ах ты ж, горькая судьбинушка красивых женщин», – подумал я.

– В общем, альбомы я выручила, но марки он не отдаст. Тут я ничем не могу помочь, как ни хотела бы.

– Не можете, тогда зачем пришли? Я не понял, – пожал плечами лже-Земцов. Он остался холоден перед трудностями Нины и ее сестры, возникшими в силу их опасного знакомства. Будто обнаружилось сразу скрываемое ранее истинное лицо корыстолюбца. Что ему пустые разговоры?

Нина смутилась:

– Я думала, вы поймете и так отдадите альбом Виталию Александровичу. Ему ведь альбом этот очень нужен…

– А что я с этого буду иметь, как говорят в Одессе? – поинтересовался лже-Земцов.

– Вы хотите, чтобы вам заплатили?

– Не-ет. Я хочу получить марки! Столько, сколько они стоят, вы мне не заплатите. Да я и не стал бы их сейчас продавать! В будущем они станут только ценнее! Я, быть может, о своей прибавке к пенсии пекусь?..

– Если так, то… Сергеев марки не отдаст. Но их можно выкрасть, если у вас хватит решимости. Из квартиры Сергеева.

У соседа вытянулось лицо.

– Вы шутите? – усмехнулся он. – У гэбэшника квартира – под охраной наверняка. И замки на двери – о-го-го!

– Нет, – твердо возразила Нефертити. – Он живет в квартире брата. До этого жил с женой. Брат где-то отсутствует. Нет там никакой охраны, и замки – обычные. Света на днях была у него. Она боится капитана. Думает, что Вовочку тоже мог – он. – Нефертити посмотрела на меня. – Из ревности. Хоть и делает вид, будто Света для него – так.

Я поморщился:

– Какая ревность? Тут все вокруг этой коллекции чертовой крутится!

– Ну, не знаю. – Нина опустила голову.

– Хотите, чтобы мы выломали дверь в квартире гэбэшника? – спросил сосед. – И устроили обыск по всей хате?

– Не надо выламывать. Света сделает слепок с ключа, как только Сергеев снова ее к себе позовет. И обыска не требуется. Сестра говорит, что видела у него новенькие кляссеры. Простенькие такие. Принес их сразу несколько штук. На полке стоят. Марки наверняка в них.

– Он же подумает на Светку сразу! – воскликнул я в душевном порыве.

– Потому и не подумает, что это очевидно – она могла. Он ее почитает за кого угодно, только не за дурочку, чтобы ей так откровенно подставляться.

– Может на тебя еще подумать! – продолжал проявлять благородство я.

– Пусть. Ничего не докажет. У него на квартире бывает пара таких типов… На любого из них куда скорее можно подумать, чем на нас со Светой.

Я догадался, кого она имеет в виду.

– Все равно вы рискуете! – настаивал на своем.

– Ладно, – вмешался лже-племянник дяди Яши. – Девушки хотят рисковать, пусть рискуют. Я согласен, – он вдруг повеселел и тряхнул слегка отросшими кудрями. – А что? Рискнем! Грабанем гэбэшника! Вернем марки – альбом ваш! Кто со мной? – он посмотрел на Гладырева.

– Найдется кто, – сказал я, расправляя плечи.

– Да. Я пойду, – без охоты откликнулся Гладырев. – Это мое дело. И потом, у меня есть хоть и относительное, но все же прикрытие – наш первый отдел. Накроет гэбэшник, попробуем договориться миром.

– О’кей, – воскликнул лже-Земцов. На то, что и я включил героя, он никак не отреагировал. Я ему в помощниках, похоже, не был нужен. – А ваша сестра? – обратился он к Нефертити. – Может, она действительно возьмет на себя труд отследить, когда гэбэшника не будет дома? Или даже специально отвлечет его?

– Андрей! – возмутился я. – Незачем так подставлять Свету! А я пойду с вами, – повторил настойчиво.

– Да нам массовка-то там не нужна, – удостоил, наконец, сосед меня ответом.

– Не надо, Тима, тебе ходить, – покачала головой и моя бывшая наставница.

Возвратившись домой, я погрузился в черную меланхолию. Вот они, женщины! Нефертити крутила с Солидолом, но не прочь была развеяться со мной. И Светуля, оказывается, тоже хороша! У нее целый капитан КГБ имелся, а сама с Вовочкой шалила!.. При воспоминании о Вовочке стало совсем кисло на душе… Для чего я вызвался помогать лже-Земцову? Не понимал теперь. Пусть сосед-самозванец вытаскивает марки из квартиры кагэбэшника, отдает Гладыреву альбом и проваливает в свою Ригу!.. «Тьфу! В какую Ригу? – одернул себя. – Это настоящий Земцов – из Риги. А этот вообще не пойми откуда взялся!

Кстати, а на самом деле, откуда?.. Кем он представлялся в Обществе филателистов? Он же бывал там. Прознал как-то про марки дяди Яши, охмурил Земцова… Не посетить ли самому Общество филателистов? – стал заводиться я. – Не всколыхнуть ли общественность? Быть может, коллекционеры смогут остановить пройдоху в войне на своем поле, так сказать? Заодно узнаю, что они слышали про данного типа?..» Тотчас и собрался. Чего время терять?

Общество располагалось в клубе на Свердловке – в бывшем здании дворянского собрания. В комнате, похожей на школьную ленинскую, – стенды, плакаты, бюст Владимира Ильича в углу, трое уткнулись в большой альбом с марками и что-то живо обсуждали. Двое пожилых мужчин, один – молодой, очкарик. Очкарик больше всех горячился, букварь ходячий. В стороне на стульях сидели еще двое мужиков среднего возраста. Один что-то говорил, другой слушал, кивал, сам же мял в руках сигарету. Искал повод, чтобы пойти покурить. Я обратился к нему с вопросом:

– Извините, а председатель у себя, не скажете? – кивнул на дверь, имеющую соответствующую табличку. Все солидно.

– Заместитель, – уточнил мужик с сигаретой. – У себя… Пойду перекурю, – сказал своему собеседнику и поднялся. «Ну да, заместитель, – подумал я. – Председателем ведь был старший Бутенко». И потянул ручку двери:

– Можно?

Зам председателя был не один. Я извинился, хотел удалиться, переждать, но мужик в светлом пиджаке и галстуке, сидящий за столом, махнул рукой:

– Заходи, заходи.

Его посетитель и, видно, товарищ поднялся, протянул ладонь:

– Ладно, Иваныч, бывай, – сказал. – Про выставку в Ярославле в ноябре не забудь!

– Хорошо, хорошо… – ответил Иваныч и спросил меня: – Ты из Чкаловска? Баранов?

– Нет, – вынужден был огорчить его. – Я – местный, горьковский. У меня к вам разговор серьезный.

– А-а! Я подумал, из Чкаловска. Энтузиаст один хотел приехать, созванивался, да что-то не едет. Я – Максим Иваныч. Тебя как величать?

– Тимофей. Сергеев.

– Разговор серьезный, значит? Ну, слушаю.

– Вы, наверное, знали Якова Аароновича… – я назвал фамилию дяди Яши. – Да? Я – сосед его по квартире. Тут такое дело… Дядя Яша завещал мне коллекцию. Но только на словах…

Лицо зама Бутенко приобрело подчеркнуто-заинтересованное выражение.

– Да я на нее не претендую! – нахмурился я. – По мне, так пусть лучше в Обществе хранится. У вас же есть свой музей небольшой, дядя Яша говорил? Да? Сейчас же коллекцию хочет прибрать к рукам один тип… Я даже не знаю, как его зовут. Он эту коллекцию ищет…

– Я понял, о ком ты. Вероятно, это тот, которого Земцов привел?

– Вы знаете Земцова? – обрадовался я.

– Естественно. Прежде Андрей часто бывал, вместе с Ааронычем. Но в последнее время как будто охладел к маркам. А тут привел парня, другом детства представил. Сказал, что хочет коллекцию ему передать. Ну, чтобы знали, так сказать. Сын-то Аароныча в землю обетованную переселился… Мы стараемся отслеживать судьбу редких марок… Я, признаться, не понял, с чего Земцов так решил. Но спрашивать было неудобно. Не мое дело все-таки. После Андрей ко мне один пришел. Попечалиться, что ли? Объяснил, что коллекция пропала после смерти дяди Яши. А с этим, кого он представил другом детства, они вместе в пионерлагере были когда-то. Через марки и подружились. Общались, пока Земцов в Ригу вместе с родителями не переехал. После похорон Аароныча, на которых Земцов не был, «друг детства» позвонил, сообщил, что коллекция Якова пропала. Жаль, мол. Он хочет найти и найдет, если Земцов ее продаст ему. Левка, мол, какой наследник? Нет его! Земцов не верил, что милиция отыщет марки, и в сердцах махнул рукой. Ищи, мол. Получается, он как бы и не марки продал, а только право их найти. Теперь переживает. Если сын Аароныча приедет, что ему сказать?.. «Друг детства» заплатил не больно много, говорит Андрей. Правда, обещал еще столько же, если марки действительно найдет. Не найдет, аванс все одно у Земцова останется. Вот такое странное соглашение…

– Он коллекцию нашел, – сказал я. – У одного человека хранится… Это отдельная история. Может вот-вот завладеть ею. Но как-то несправедливо это… Нельзя ли что-нибудь сделать?

– Мне тоже не по душе. Но ты не переживай. Может быть, и без нас с тобой сделают. Этот приятель, рассказывал Земцов, тип-то скользкий. В детстве еще не очень понятно было, что за человек. А после успел срок отсидеть за кражу – темное пятно в биографии. Стало быть, работы серьезной не найти. Где-то в кочегарке числится. Но живет, не тужит. На какие шиши, спрашивается? И вот что я хочу тебе сказать, Тимофей: ты не первый о нем спрашиваешь. Тут уже целый капитан КГБ приходил! Оказывается, приятель этот шмотками спекулирует и, вроде как, есть подозрение, с валютой дело имеет. Чуешь, чем грозит? То-то и оно.

«Начинаю узнавать стиль капитана Сергеева, – подумал я. – Шмотки и валюта. Значит, он все-таки решил пробить соседа моего? А зачем? Если марки и так у самого Сергеева? При этом – рыльце в пушку. Это если мягко сказать. Решил понять, с кем имеет дело? Вознамерился пресечь всякие поползновения отспорить марки, которые уже «принял» на свой «баланс»?

«Мне бы понять, кто хуже из них? – думал я, уходя из дворянского собрания. – Сосед – бывший вор, аферист. Капитан – прохиндей в погонах! Но лже-Земцов все-таки не убийца, в отличие от капитана. Правда, обвинение в адрес капитана выдвинул сам же лже-племянник дяди Яши. Ха! А не он ли и прикончил Солидола?!! После того, как я рассказал о своей догадке, что марки находятся у Бутенко-младшего? Мы тогда еще пошутили на тему предстоящей экспроприации (юмористы!). А ведь у него и вправду было время, чтобы съездить к Солидолу и сделать свое черное дело! А мне навешать лапши про магазины и сопроводить на место преступления для отвода глаз. Правда, непонятно, откуда он мог узнать, где Солидол хранит пистолет? Если только тот сам вытащил ствол, но победа осталась за мошенником?

Опять голова вспухла от версий! И ничего, конечно, я не мог знать наверняка.

В гараже случился праздник. Автопарк пополнился небольшим автобусом – «пазиком». Народ обступил сверкающую машину. Поздравления принимал Коля Маленький. Будет рулить, так как имеет категорию. Вовремя подсуетился. Теперь стоял пунцовый от радости и смущения, будто «пазик» подарили лично ему на день рождения. Обмывать автобус народ вечером будет непременно – это было яснее ясного. А пока осматривали, ощупывали, остукивали. Наконец, попросили Коляна завести мотор.

Меня кто-то потянул сзади за рукав. Обернувшись, увидел Светулю! В брючном костюме, на каблуках она выглядела непривычно высокой. До этого все в кроссовочках рассекала.

– Привет, бандос! – сказала мне шепотом. – Держи! – сунула в руку что-то, завернутое в бумажку. – Ключ и адрес, – пояснила. – Ты понял чей. Послезавтра он уезжает в командировку. Действуйте!..

Больше Света ничего не сказала, потому что ее заметил Леня Бубен. Тут же принялся флиртовать с дочкой покойного шефа. В гараже Леня пока что был на подхвате. Нового проректора по АХЧ должны были вот-вот назначить. Гадали, кого. Кирилюк грыз ногти. Я точно знал одно – меня не выберут, несмотря на то, что стал в «изнанке» института своим в доску. Знал весь «хозвзвод», и меня все знали. На днях возвращается стройотряд, приступаем к учебе. Аминь!

Я сунул в карман ключ и записку с адресом. Блин! Вроде бы решил уже, что меня это не касается!..

Лже-Земцов по-прежнему жил в квартире дяди Яши с таким видом, будто имел полное право. Создавалось впечатление, что он не общался с настоящим Земцовым и потому не знает, что давно разоблачен. Правда, я и сам давал повод. Все так же называл его Андреем. А он, вероятно, такой же Андрей, как я – Вася!

Андрей (или не Андрей) принял у меня ключ и записку, заслушав короткий доклад: кто передал, как передал.

– Послезавтра, значит? Хо-ро-шо. Сейчас забью гвоздь Гладыреву, пусть готовится.

Я больше не стал говорить ему, что пойду с ними. Управятся без меня, не маленькие уже. Воровать умеют.

Но рано я решил, что могу самоустраниться. Едва успел поцеловать Маринку за вкусный ужин (стал замечать, что чаще целую ее как родную, нежели как девушку), раздался телефонный звонок.

– Гладырев, – понизив голос, сообщила Маринка – она ответила на звонок.

– Да-а? – сказал я в трубку, приняв ее у невесты в недоумении, чего это Гладырев звонит?

– Тима, добрый вечер, – вкрадчиво начал разговор инженер. – Приходится обратиться к тебе. Мне позвонил твой сосед. Сказал, завтра надо идти туда, куда мы собирались. Помнишь, ты еще с нами просился?

– Сосед сказал, массовка там не нужна.

– Да, да… Видишь ли, час назад я был еще дома, когда разговаривал с ним по телефону, а сейчас – в больнице. Привезли на «скорой» с высокой температурой, представляешь? Подозрение на воспаление легких. Подстрахуешь соседа вместо меня? В долгу не останусь, – прибавил он свое любимое. Когда только долги отдавать начнет?.. Я не удержался, фыркнул от возмущения. «Подстрахуешь! В долгу не останусь! – мысленно передразнил собеседника. – Можно подумать, он просит своей маме-старушке сумку донести».

– Я понимаю, что тебе это вроде как незачем. Но дело серьезное, Тима. Правда. Очень.

«Уж куда серьезнее! Квартиру кагэбэшника подломать!» – хотелось воскликнуть мне. И я воскликнул. Но, опять-таки, только про себя.

– Что скажешь? – добивался от меня ответа Гладырев. – Меня из палаты до автомата на минуту выпустили. Говорят: «Уколом тебе температуру сбили, сейчас снова нагонишь!»

– Подстрахую, – сказал я. И не в силах смолчать, добавил: – Позаботьтесь о моей невесте, Виталий Александрович, если не вернусь с задания!

– Типун тебе на язык! – понизил голос Гладырев.

– Да, уж лучше типун, – согласился с ним я.

– С какого это задания ты не вернешься?! – набросилась на меня Маринка. Признаться, я устал столько времени носить все в себе. Я же не беременная женщина! Поведал Маринке, о чем доселе молчал. Она напугалась так, будто увидела, в каждом углу у нас по черту сидит! «Вот дурак! Зачем рассказал?» – принялся себя ругать, но было поздно.

Пришел к соседу. Тот сразу догадался зачем.

– Звонил Гладырев? Я ему сказал, чтобы сам с тобой договаривался. Воспаление легких его очень смахивает на воспаление хитрости… Договорился, значит?

– Договорился, – подтвердил я. Выпрыгивать из штанов во второй раз по одному и тому же поводу не хотелось. – Во сколько завтра отправляемся на дело?

– В полдень приезжай, да и двинем, – с напускной беспечностью пригласил сосед. – Может, еще и на работу не сильно опоздаешь с обеда, коли быстро управимся.

Утром Маринка провожала меня с похоронным настроением. В сто первый раз спросила:

– Может, не пойдешь? – имея в виду, конечно, не работу, а соседа. Вместо ответа поцеловал ее в щеку – опять же как родную – и сказал:

– Все будет хорошо… Тебе ко второй паре? Да? Учись, Марисик! Человеком станешь.

Она вяло замахнулась на меня…

В первой половине дня пришлось изо всех сил изображать Колобка: «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел». Отбиваться от Кирилюка с его поездкой на металлобазу за гвоздями – руку, мол, растянул. От кладовщицы с ее развозом формы по общежитиям. На целый день возни, и голова квадратная будет в итоге. Даже отказаться от соблазна поехать с Колей Маленьким новый автобус на учет в ГАИ ставить, – очередь держать. Все ради того, чтобы к обеду домой вернуться. Слово мужика должно быть тверже гороха!

Сунув ключ в замок, похолодел. Ключ до конца не вставлялся! Потыкал еще – нет, никак. Не понял… Замок накрылся или дома кто-то есть? Похоже было, будто с той стороны ключ в замке торчит. Маринка на учебу не пошла?..

Позвонить в собственную дверь не успел, та сама открылась. Увидел перед собой здоровенного парня, но сильно испугаться не получилось, так как узнал… Саню Оруженосца! Тот улыбался.

– Саня?! Вернулся?! – расплылся в радостной улыбке и я. Будущий родственник, как-никак.

– Ну, я ж откинулся, какой базар-вокзал! – пропел Саня, довольно точно подражая голосу Аркадия Северного.

– Вот здорово! А Маринка знает? – задал я от волнения идиотский вопрос.

– Ну, а кто же меня впустил? Роман, значит, с моей сестренкой крутишь?

Разговор наш продолжался уже в прихожей. Я запер дверь.

– Что мне за это будет? – вспомнил невольно Лозового.

– Только не обижай ее! – Саня дотронулся до моего плеча. – Она у меня хорошая!

– Кто бы сомневался! – кивнул я. – Чай? Кофе? – приступил к обязанностям радушного хозяина. – Или чего покрепче? У меня есть, только пить некому. Маринка не пьет, я один – тоже. Так и не поднял свою квалификацию до уровня настоящего алкоголика… Расскажешь, как тебя выпустили.

– Спасибо, Тима. Маринка меня накормила. Только что ушла. Одну пару из-за меня пропустит, сказала. А насчет покрепче… Трезвая голова нужна, Тима. Да тебе сейчас и некогда мои байки слушать, ведь так? Маринка мне все рассказала. Дело нешуточное намечается. Короче, так. Я иду с вами!

– Саня! Ты же только что вышел!

– Тима, не обсуждается! И эта история, насколько могу судить, меня тоже вроде как касается? К тому же с твоим соседом я уже говорил.

– Когда ты успел?.. И что сосед?

– Предложил тебя дома оставить.

– Еще чего! Уж теперь я точно пойду! Впрочем, и так собирался.

– Тогда не будем терять время!

В душе я, конечно, был рад такой поддержке. В глазах соседа также прочитал уважение:

– Ну что, пограничник, готов? – спросил он Саню.

Они, видно, успели хорошо пообщаться с Оруженосцем. Как ни странно, у Сани я не увидел настороженности в отношении мошенника. Впрочем, мне он поначалу разве не казался симпатичен?..

Ехать до дома, где капитан Сергеев жил в квартире брата, по какой-то причине отсутствующего, как сказала Нефертити, было недалеко – всего пятнадцать минут на трамвае. Кирпичная пятиэтажка располагалась в ряду таких же. Повезло – рядом с остановкой. Со двора открывался вид на столовую. Пахнуло пирогами. Возле «нашего», как мы вычислили, подъезда тарахтел насос. В подвал через открытую дверь тянулись черные шланги. «Знакомая картина, – признал я. – Пошла вода».

– Скоро, что ли, сынки, отремонтируете? – пытала бабуся молодого коммунальщика в новенькой синей спецовке. – Воду-то отключили! Не предупредили! Как без воды-то?

– У вас в подвале воды, как в бассейне, мамаша! – отвечал ей сантехник весело. «Действительно, чего грустить? – мысленно одобрил я. – Это ведь не в его подвале вода!» – Откачать время надо.

– Ну, работайте, сынки, работайте, – вдруг смилостивилась бабушка. – Какие вы красивые, тверезые!

– Иди, иди, мать, не заигрывай. У нас невесты дома, – смутился почему-то парень. «И у меня, – подумал я. – Скорее бы к ней вернуться!»

– Ой, шутники! – бабуля куда-то потопала со своей авоськой.

Боец невидимого фронта жил на последнем этаже. С каждым пройденным лестничным пролетом усиливался мой мандраж. Глядя в широкую спину Сани Оруженосца, удивлялся про себя: «Вот уж не думал, когда рыбачили с ним на Ветлуге, что придется вместе пускаться на приключения. Да еще в компании неизвестно с кем!.. Мама, что я делаю?! Мама в тайге меня не услышит».

– Ты, Тима, останься здесь, – сказал мне, понизив голос, лже-Земцов, после того как на его звонок в квартире капитана никто не подал признаков жизни. – На всякий, – он достал ключ. – А мы зайдем. Да, Александр?

– Как скажешь, командир! – с иронией отозвался Оруженосец.

Ключ в замке легко провернулся. Мастер Светулю не подвел. Интересно было бы узнать, что она наплела мастеру про оттиск? Бабушка варенье в чулан запирает?..

Лже-Земцов вынул ключ, сунул себе в карман, приоткрыл дверь. Дверь скрипнула. Я вздрогнул. Сосед распахнул дверь пошире, вошел. Саня – за ним следом. Я остался стоять на стреме, как было велено. Мошенник у нас нынче был за главного. Остап Бендер, мать его!..

Внизу шуровали коммунальщики. Они довольно шумно себя вели, поэтому я не сразу услышал шаги по лестнице. Кто-то поднимался наверх! В квартире за моей спиной, слава богу, было тихо. Кого несет? Тотчас усмехнулся над собой: можно подумать, я тут кого-нибудь знаю. «На каком этаже остановятся? – гадал про поднимающихся. – Ну, не сюда же, не на пятый, топают?»

Однако шаги приближались. Неторопливо и неотвратимо. Поднимались как минимум два человека, – услышал, как тихо переговариваются между собой. Отступив так, чтобы увидеть людей раньше, чем они меня, я осторожно заглянул вниз. Однако не уберегся. С человеком, ступившим на нижнюю от меня площадку первым, на миг встретился взглядом прежде, чем отпрянул назад. Я узнал его. Кожаная куртка. Один из парней Сергеева! Следом, вероятно, шел и второй. Мы попались!!! Шеф поручил им присматривать за хатой или что-то в этом роде. Что оставалось делать? Не придумал ничего лучше, как ретироваться в квартиру, закрыв дверь. Ринулся внутрь, поднимая тревогу:

– Андрей, Саня, там!.. – не договорив, я замер на пороге прихожей, увидев спины и затылки своих подельников. Те сидели бок о бок на стульях. На мои слова даже не обернулись, сосредоточив все внимание на… капитане Сергееве! Том самом, который должен был находиться в командировке. Он стоял перед ними, точно лектор перед студентами в аудитории. Только вместо указки «лектор» держал в руке пистолет с глушителем.

– О! А вот и Тима! – воскликнул капитан, изображая радость. Я услышал движение за своей спиной, в прихожей. В квартиру вошли помощники капитана. Опасливо переводя взгляд с капитана на них, попятился к стене, давая дорогу. Тот, что со шрамом, был серьезен. У второго, с которым мы встретились взглядами в подъезде, на лице застыла кривая улыбка. В руках у каждого, как и у капитана, также имелось по стволу наготове.

– Ну, что, Тимофей? – обратился ко мне Сергеев. – Ты доволен? Как видишь, я держу слово. Сейчас будем выводить твоего мошенника на чистую воду!

У меня челюсть отвисла! Вот как он все повернул!

– Надеюсь, ты догадался, что Ниночка по моей просьбе заманила его сюда? Нет? Ну, что же ты! Я полагал, что ты понял… А вот другой молодой человек здесь явно лишний. Я ожидал увидеть инженера.

– Так я пойду тогда, – хотел подняться Саня Оруженосец.

– Сидеть! – рявкнул боец со шрамом. Резко подступив к Сане, приставил ему ствол к затылку.

– Не горячись, Патрик! – приказал Сергеев. – У парня есть чувство юмора, это похвально. Но пока ему придется посидеть тут, раз уж затесался в компанию.

В голосе капитана Сергеева слышалась ядовитая ирония. Нехороший был голос. «ЛжеЗемцов ладно. Но, что думает обо мне сейчас Саня? – трепетал я. – Что я заманил их в западню?!»

– Так вот, Тима. Этот субъект, – капитан Сергеев указал пистолетом на лже-Земцова, – отмотал срок за кражу. Андрей Дроздов по кличке Дрозд. Тюрьма его хорошему не научила… – капитан усмехнулся. – Что я сказал? Когда тюрьма учила хорошему? Плохому – сколько угодно… Дрозд случайно узнал, что коллекция вашего дяди Яши – так, кажется, соседа звали? – потеряла хозяина, и решил почему-то, что новым владельцем марок должен стать он. Обшарил квартиру, судя по всему, но опоздал. Насчет коллекции другие оказались порасторопнее. Но парень настырный, нацелился ее таки найти и прикарманить. Не стесняясь в средствах! – Сергеев покачал головой. Так, да? – спросил он лже-Земцова.

– Ты, что ли, на эту коллекцию право имеешь? – усмехнулся лже-Земцов. – Я-то с племянником Аароныча договорился.

– Ну, какое право имеет на коллекцию племянник? У вашего Аароныча сын имеется. А я на нее и не претендую, – пожал плечами капитан. – Сдам коллекцию законному наследнику, когда объявится. Или в Общество передам… А теперь я думаю, что делать с вами? Попались вы, как дети. То есть, что положено делать, ясно, но… Знаешь, в чем тебе незаслуженно повезло? У меня есть на тебя виды. Отработаешь. За себя и за других, кого втянул. – Сергеев кивнул на Саню Оруженосца. – Послужишь родине, жулик. Сечешь? Даю тебе шанс. Напишешь чистосердечное признание. Только губу закатай сперва. Говори, где альбом, и как только он будет у меня, перейдем к следующему этапу. Получишь лист бумаги и ручку. Ну?

– Это ты меня вербуешь, что ли? – улыбнулся Земцов.

– Да! – весело воскликнул Сергеев. – А ты предпочитаешь снова попасть на нары?

Лже-Земцов долго молчал. Я уже стал думать, не собирается отвечать вовсе. Но он, наконец, произнес:

– Неожиданный поворот в моей судьбе. А не многовато ли свидетелей будет, что я стал агентом КГБ? – Лже-Земцов кивнул головой себе за спину, где стояли помощники Сергеева и я.

– Твои друзья тоже напишут расписку. А как бы они хотели?

– Отпусти их. Они не при делах, сам сказал. И продолжим разговор.

– Чего это ты стал о них заботиться?

– Понравились мне. Славные ребята.

– Темнишь чего-то? Посидят здесь пока. Говори!

– Тогда считай, что не договорились.

– Хм! Ладно. В общем-то, они мне действительно не нужны… Пусть Тима съездит за альбомом. Отдаст альбом моему сотруднику и свободен. Этого тоже сразу отпущу. А с тобой еще пообщаемся.

– Пусть едет. Доедет до места, до квартиры, позвонит сюда, я объясню, как найти марки. Иначе не поймет.

– Поезжай, Тима. Патрик, ты с ним.

Помощник Сергеева кивнул, спрятал пистолет, положил мне руку на плечо:

– Пошли.

Другой, который улыбчивый, подступил ближе к пленникам.

– Шагай ровно, фраерок, – прошипел мне сергеевский помощник. – И не дури, дорогой. Шею сверну в два счета.

Я вспомнил слова Маринки про речь ее похитителей. Нет, для добрых дел таких помощников не нанимают.

Стали спускаться по лестнице. Я – впереди, боец Сергеева – за мной. Дверь парадного была по-прежнему нараспашку, на улице все тарахтел агрегат. В дверном проеме нарисовался коммунальщик в своей новенькой спецовке. Стоя к нам спиной, он сматывал какой-то провод.

– Дай дорогу, мастеровой! – велел ему мой конвоир.

Тот обернулся, посторонился, глянув на меня веселыми глазами. «Прежде я таких коммунальщиков не видел. Бабуся была права!» – едва успел подумать так, проходя мимо, как за спиной послышался удар и короткий стон. Обернувшись, увидел, что конвоир мой с остановившимися глазами оседает на пол, а веселый сантехник, поддерживая его одной рукой, другой достает пистолет из-под кожаной куртки. Из подвала тут же выскочили его коллеги, словно двое из ларца, одинаковых с лица. Новенькие спецовки, молодые «тверезые» лица.

– Пакуйте клиента, – бросил первый им. Затем сказал мне, ошарашенному: – Спокойно, Тима, свои. Пойдем-ка теперь наверх, надо друзей выручать.

Я абсолютно не понимал, что происходит, но почему-то сразу поверил «сантехникам», что они – свои. А еще возникло странное ощущение, что «сантехники» всегда были рядом, но, если можно так выразиться, – за кулисами, а теперь вышли на сцену.

– Это преступник, – кивнул «сантехник» в сторону подвала, где скрылись со своей жертвой его «коллеги». – И там, – он поднял глаза кверху, – преступники. Поэтому я иду первым, Тима, ты – за мной, договорились? – Он извлек обойму из трофейного пистолета, осмотрел, вставил обратно, передернул затвор. – А там, – он опять указал глазами наверх, – сделаем наоборот. В квартиру сначала войдешь ты. Привлечешь внимание. Потом падай, отползай в прихожую и убегай.

– Вы из милиции?

– Вроде того. Мы на стороне закона. Идем.

Дошли до площадки верхнего этажа. Во мне все гудело, как под напряжением. Но я уже начал привыкать к этому состоянию. Как бы не войти во вкус! Потом искать стану подобных ощущений…

– Давай, – одними губами прошептал мне «сантехник». Я толкнул легонько дверь. Та опять скрипнула. Я уже не вздрогнул. Вошел.

Капитан Сергеев, кажется, что-то говорил, но при виде меня замер.

– Ты что вернулся, Тима? В чем дело? Где Патрик?

– Ему стало плохо.

– Что-о?!

Тут я почувствовал сильную руку на своем плече. Рука отодвинула меня в сторону.

– Стоять! Руки в гору! – крикнул «сантехник», который на стороне закона, беря на мушку Сергеева. Я увидел, как вскинул пистолет капитан, но на него тут же бросился лже-Земцов. Он перехватил руку кагэбэшника, вздернул ее кверху, раздался хлопок выстрела, брызнула осколками штукатурка под потолком. Я присел. В это самое время Саня Оруженосец устроил короткую схватку с сергеевским бойцом, в результате которой тот оказался лежащим на полу с заломленной назад рукой. Боец с поражением не согласился и продолжил было дергаться. Но Саня приподнял его за волосы и приложил пару раз лбом об пол. Боец затих. Лже-Земцов, ведя борьбу за пистолет Сергеева, врезал капитану головой в переносицу, затем ударом правой отправил его в нокаут. Пистолет с длинным стволом оказался в руке моего соседа. Я наблюдал драку, стоя на полусогнутых, готовый бежать куда глаза глядят. Но наша взяла. Такого адреналина в крови у меня еще не бывало! Земцов обернулся к Сане. Переводя дух, оценил его победу:

– Молодец, пограничник! Чисто сработано!

– Служу Советскому Союзу, – обыденным голосом произнес Саня, шагнул ко мне, хлопнул по плечу и улыбнулся. Я подобострастно улыбнулся в ответ.

– Ребята, этого в ванную волоките, – лже-Земцов кивнул на поверженного Саней помощника капитана. – Пристегните к трубе, откройте водную «глушилку». Пусть посидит там пока.

Капитан Сергеев стал приходить в себя:

– Ты, смотрю, подготовился лучше, чем я думал. Очень хочешь заполучить коллекцию? – прохрипел он лже-Земцову. – А эти люди знают, что я – сотрудник госбезопасности?

– Хм! Сейчас обсудим, кто что знает, – пообещал лже-Земцов.

Он развернул стул, оседлал его верхом и устремил прямой взгляд в лицо капитану Сергееву, сидящему на полу в «браслетах».

– Честным сотрудником КГБ ты был когда-то. Пока не вписался за брата. Твой брат служил фельдъегерем. Возил секретные бумаги, крупные суммы денег, драгоценности. Со своим напарником, в отдельном купе. Никаких попутчиков, никаких вольностей ни в коем случае не полагается. Но они их допустили. И вольности, и попутчиков. Точнее – попутчиц, на чем и погорели. Уж больно красивые девки подвернулись! Это были не простые шлюхи! Я видел те компрометирующие фото: на столе в купе – бутылка коньяка и секретные документы, такой «натюрморт». Твой братец и его напарник – с нетрезвыми лицами в компании полуголой девицы. Другая их снимала. Подружка ее свое лицо отвернула, зато рожи фельдъегерей – крупным планом! Их чем-то накачали. Фото, конечно, постановочное, но они сами эту постановку допустили.

Сергеев побледнел. Он молча смотрел на Андрея.

– Их подловили и завербовали. Те, кто это выполнил, свое дело знают туго. Они оба присягнули новому хозяину. А вечером вербовщики позвонили твоему брату и сообщили, что, по их мнению, для деликатных поручений хватит его одного. На другой день ты узнал, что твой напарник убит. Типа, схлестнулся со шпаной и получил удар ножом в грудь. Тут ему по-настоящему стало страшно. Понял, что сам вполне мог оказаться на месте напарника. Аллес! Вербовка была завершена!.. Все так, да, бывший честный капитан Сергеев?

– Ты из конторы, что ли?

– Из смежной. Главное разведывательное управление Генерального штаба.

Признаться, после веселых «сантехников» я уже готов был ко всему.

– Военная разведка? И чего вы здесь? Не понимаю, – удивился Сергеев.

– Неужели? Экраноплан-ракетоносец «Каспийский дракон». КБ «Скороход» получило большой заказ от Министерства обороны, имеющий стратегическое значение. Твой брат, подсыпав снотворное новому напарнику, сам переснял документы, которые вез. Они очень заинтересовали ваших забугорных хозяев. Я говорю «ваших», потому что однажды брат обратился к тебе за советом, что делать? Совесть замучила. Да и страшно… К своим за помощью ты обратиться не мог. Брату – тюрьма или вышка. У тебя – конец карьере. Попробовал припугнуть «работодателей» своего брата, в итоге… сам оказался у них на работе! Брат сейчас спивается в деревне, а ты вошел во вкус. Хорошо платят! Тебе понадобились помощники. Привлек пару мелких бандюков из тех, что были у конторы на крючке.

Сергеев, не меняя выражение лица, смотрел на лже-Земцова.

– К КБ «Скороход» напрямую не подобраться. Там первый отдел службу исправно несет, – продолжил Андрей. – Однако есть люди вне КБ, которые более-менее в теме и, так сказать, вхожи. Например, ректор водного института Сидоров. Он – бывший начальник ведущего отдела «Скорохода». И теперь является членом комиссии по приемке готовой продукции, выполненной по скороходовским чертежам. Однако ректору известно далеко не все, что вам хотелось бы знать. Поэтому поначалу вы попробовали подобраться к Бутенко, представителю военного заказчика. Через его руки проходят все чертежи и расчеты. На его столе – полный портфель заказов по линии Минобороны.

Вы решили достать его через сына. Отец и сын – оба заядлые филателисты, а тут такая темка нарисовалась с марочками! Накрутили Бутенко-младшего, он полез за марками и попался. Так же, как мы сегодня. Только, в отличие от нас, не был готов к подобному повороту и даже не понял, что его заманили специально. Лозовой был предупрежден… Рано или поздно проректор догадается, что втянут в неведомую игру. Посложнее, чем горе-кража, – решили вы. На какое-то время его отвлекли с амуром. Речь не о реке, конечно, хоть он и проректор водного института. О том амуре, который стрелы пускает. Очень Лозовой был в этом плане уязвим… Затем вы немного подготовились, его ликвидировали. Как это было исполнено технически? Заманили в гараж… Кто из этих стрелял? – подняв правую руку, Андрей указал большим пальцем себе за спину, туда, где в ванной сидел один из хлопцев Сергеева. – Впрочем, не важно. Проректора убили и подставили Константина Бутенко. Он оказался в гараже над теплым трупом Лозового. Шок для пацана! Увидел, что даже любимая девушка – Нина Фертистова – не верит в то, что это не его рук дело. Он же сам грозился ей расправиться с Лозовым!

Хуже всего, что сыну не поверил собственный отец. Даже не дал шанса оправдаться! Кто же тогда ему поверит? Разум Бутенко-младшего совсем помутился, он сделался послушным орудием в ваших руках. Его берегли, сколько требовалось. Пустили ментов по ложному следу, указав им, как на преступника, на так удачно подвернувшегося Саню Оруженосца… Ты ведь знаешь, что тебя так прозвали, Александр? – с улыбкой спросил Андрей моего будущего родственника.

– В деревне меня Сварщиком дразнили, – со смешком откликнулся тот. – Потому что где свара, там и я!

– Ты только что оправдал свое прозвище! Блестяще! – похвалил разведчик Саню и вновь устремил взгляд на капитана Сергеева.

– Как только Бутенко-младший перестал быть нужен, его убрали, инсценировав самоубийство. В его состоянии – потерял и отца и мать, побывал в психиатрической больнице – это никого не должно было удивить… Непонятно, за что вы убили того рыжего паренька, Вовочку? Неужели потому только, что с ним близко сошлась Света, побочная дочь Лозового? И он от нее мог что-то узнать про тебя? Убрали так, на всякий случай? Света, очевидно, ничего ему не рассказывала!..

Андрей тяжело вздохнул. Показалось, что я вижу сейчас перед собой совсем другого человека. Куда делись его веселость и легкость в общении? Мне стал виден очень сильно уставший человек, выглядящий старше своего возраста.

– Как звали ту красотку, что подловила в купе твоего брата, капитан Сергеев? – спросил он. – Сделала историческое фото? Впрочем, не важно, как звали ее тогда. Она не раз меняла имена. Важно, как зовут ее сейчас. Нина Фертистова, не так ли? Она – важная и редкая птица. Кадровый сотрудник Ми-6. Британцы предпочитают загребать жар чужими руками – работать через агентуру… Англичане всегда были неравнодушны к тому, что творится на море. Даже если оно далеко от них и находится подо льдом. Их впечатлил масштаб, с каким русские задумали вводить экранопланы для защиты своих интересов в определенном регионе. Решили, что должны знать об этом все. Их главные партнеры в НАТО, те, что прокладывают на картах через Северный полюс кратчайшие маршруты к советским городам для своих бомбардировщиков, хорошо отблагодарят за подобные сведения.

Операция по посадке Нины Фертистовой в кресло секретаря проректора по науке прошла блестяще. Света – побочная дочь Лозового – пристраивает двоюродную сестру!..

Получив облом с Бутенко, вы принялись за ректора. Сидоров оказался более покладистым, да? Он дрожит над своей молодой женой. Поспешил поскорее развязаться с вами, оставшись, конечно, навсегда на крючке. Пока же подсунул вам Гладырева.

Гладырев еще прежде попал в поле вашего зрения. С бывшим сотрудником «Скорохода» Яковом Аароновичем, – дядей Яшей, как называет его Тима, – Андрей посмотрел на меня, – они развернули любопытные работы по усовершенствованию экраноплана, оказавшиеся весьма востребованными.

Гладырев находился у ректора в черном списке. Попался на взяточничестве. Сидоров его пощадил, прикрыл, хотя внутреннее расследование провел по полной программе. Показания студентов и их родителей аккуратно подшил в папку и убрал в сейф.

С компроматом, полученным от ректора, вы наехали на Гладырева. У того теперь великолепное положение в КБ «Скороход». Ему, конечно, есть что терять. Гладырев готов дать вам то, что хотите, да только – смех! – он оказался вовсе не главной фигурой в том проекте, с которым триумфально въехал в «Скороход». Ему не хватает каких-то записей! Но с ними он, по собственному утверждению, быстро доведет проект до ума. Вы решили ему эти записи найти. Пусть выполнит работу. На площадке КБ «Скороход» в Каспийске обкатает готовое изделие. Вы получите полный пакет документов по «Каспийскому дракону». Гладырев уже передал вам большое количество чертежей, не так ли? Много, но далеко не все. Все переснять требуется время. Следует соблюдать осторожность.

В целом все хорошо, процесс идет. Гладырев завербован, Нефертити сидит на своем месте, просеивает научную документацию, выуживая все мало-мальски интересное.

Любопытно, какую судьбу вы уготовили юной антисоветчице Свете? Пустить ее в рост или тоже убрать, как сделавшую свое дело?.. Да, не пыхти, Сергеев! Я же понимаю, что ты – только исполнитель. Не ты здесь руководишь. Руководят тобой. Однако полагаю, что ты стал в тягость и своим хозяевам. Решил выслужиться перед ними, как пес? Поставили над тобой двух девочек… Эксцесс исполнителя! Столько крови… Зачем? Обязательно было калечить Малышеву, прежнюю секретаршу проректора по науке Пустыркина? Ее что, нельзя было просто переманить на другую работу? Или вам не по силам такой пустяк? Напугал девчонку. Чтобы, значит, не думала возвращаться на прежнее место. Ксиву показал. Ка-гэ-бэ-э-э!!! Она опознала тебя по фотографии… А Лозовой? Чего вы испугались? До чего в итоге, если реально, мог додуматься он, проректор вуза по хозчасти? Запудрили бы ему мозги про интриги. Интриги – это привычно для человека его уровня. Ничего бы он не понял в результате… А Бутенко-младший? Он и так был ваш. Его же сломали. Дали бы жить парню. Он бы сам постарался поскорее забыть то, что натворил. Не говорю уж про паренька Вовочку. Того – вообще ни за что!.. Что скажешь, КГБ? – разведчик уперся взглядом в глаза капитану.

– Ты хоть что-нибудь, кроме секретарши, из того, что наболтал, можешь доказать?

– Конечно! – развеселился лже-Земцов, становясь прежним балагуром. – У меня есть ценный свидетель. Он все распишет и разложит по полочкам! Что, где, как. В лучшем виде!

– Кто же он?

– Ты!

– Я?!

– Конечно, ты, бывший капитан Сергеев! Или ты до сих пор не понял, что твоих девочек мы пасем еще с Прибалтики? Не понял, что документы, касающиеся экраноплана, твой брат отснял потому, что ему позволили их отснять? Не понимаешь, что твоя «мокруха» – это брак в нашей работе? С меня еще взыщется за этот брак. А тебя мы выводим из игры однозначно. Что ты выбираешь, бывший капитан Сергеев? Помочь теперь родине в полной мере или получить высшую меру от нее?

Сергеев долго молчал, разведчик терпеливо ждал.

– А так у меня есть шанс как будто?

– Тебе незаслуженно повезло. У меня есть на тебя виды, – вернул Андрей кагэбэшнику его же слова. Поможешь припереть девушку к стенке, когда время придет. С тобой это будет легче сделать. Так что поживешь еще.

– Теперь ты меня вербуешь? – усмехнулся Сергеев. – Девушка все прочухает. Она – умненькая девушка.

Я понимал теперь, о какой девушке идет речь, но в голове это не укладывалось никак!

– Ну, Сергеев. Мы же тебе не дилетанты. Вас убьют сейчас. Урка Дрозд со случайными помощниками якобы расстреляет капитана КГБ Сергеева и его, так сказать, неофициальных помощников. Помощники, кстати, и не знают, на кого работают. Скажи им заранее, они еще, может, сами бы тебя грохнули! «Советская малина врагу сказала: «Нет!»… Отсюда вас вынесем на руках, сладко спящими, точно малышей. Или ты предпочитаешь уснуть вечным сном? – Андрей поднял пистолет. – Выбирай быстрее, Сергеев. У нас не так много времени… Чувствую, мы достигли согласия! – Андрей удовлетворенно хлопнул себя по ноге. – Займемся бюрократией, – сказал он. – Напишешь чистосердечное признание с момента зачатия… Олег, – обратился он к одному из «сантехников», – пристегните капитана на кухне к батарее, дайте ему ручку и бумагу. Вижу в его глазах вдохновение к литературному творчеству!.. А сейчас приступаем ко второму действию спектакля… Володя, – обратился он к другому «сотруднику коммунальной службы», – Анну Семеновну пригласите, пожалуйста.

Вошла просто одетая женщина, повязанная платком, с объемистой дерматиновой сумкой в руках. Сняла платок, обнаруживая копну каштановых волос. Тут же спрятала их под белым колпаком. Из сумки извлекла медицинский халат и чемоданчик.

– Где можно помыть руки? – спросила Андрея.

Ее проводили в кухню. Когда женщина вернулась, лже-Земцов сказал:

– Анна Семеновна, нам пора рисовать этюд в багровых тонах. Отойдите, пожалуйста, с Тимой туда, в угол. А то еще срикошетит!

Он вскинул ствол и выстрелил в стену, у которой стоял капитан, когда был на «кафедре», из его пистолета. Хлопок, удар, разлетелись куски крашеной штукатурки. В стене появилась заметная выбоина.

– Давайте, Анна Семеновна.

Женщина достала из своего чемоданчика, одну за другой, и выложила на стол несколько стеклянных банок, похожих на майонезные, заполненных красной жидкостью.

Андрей принял из рук Анны Семеновны одну из банок, открыл и, примерившись, плеснул кровью на стену, стараясь попасть в то место, куда ударила пуля. Получилось очень живописно. Мне на ум пришло расхожее выражение «мозги вышибло». Затем разведчик еще дважды заставил нас с докторшей вздрогнуть, стреляя в пол там, где прежде лежал сваленный с ног Саней боец Сергеева. Окропил каждую из двух образовавшихся дырок в крашеных досках из разных баночек.

– Ну вот, Тима, – обратился наш командир ко мне, полюбовавшись на дело рук своих, – ты только что видел, как урка Дрозд замочил сначала капитана КГБ, потом двоих его помощников… Олег, ведите сюда покойников, всех троих! – крикнул он в кухню. – Тима, будь добр, приставь еще один стул, для капитана, к этим двум, – он указал на два стула посредине комнаты, которые дважды меняли сегодня седоков.

– Аллергия у кого-нибудь есть? – спросила Анна Семеновна, когда пленных усадили. Она взяла в руки ампулу.

– У меня на мусоров аллергия, – сказал тот, который со шрамом, не улыбнувшись.

– Еще что-нибудь вякнешь, у тебя случится аллергический шок, – предостерег Андрей.

– Значит, нет аллергии, – констатировала женщина. Она надпилила и профессионально обломила кончик ампулы, набрала в шприц содержимое.

– Это что за хрень?! Ты что, нас угробить хочешь? – продолжил возмущаться Шрам. Ребята были не в курсе сценария. Мы-то, присутствующие при анонсе, догадывались, что последует дальше.

– Это снотворное, – пояснил им Андрей. – Вас вынесут отсюда крепко спящими.

– На хрена? – тупил сергеевский боец.

– Потому что иначе ты уснешь вечным сном! – Разведчик приставил к его голове длинноствольный пистолет Сергеева. – Вот босс твой помалкивает. Он знает, видишь? Хочешь, чтобы я тебя положил? Дернись! Но только на тебе одном уж тогда не остановлюсь. В армии знаешь как? Все должно быть пусть безобразно, но однообразно!

Через некоторое время после инъекции пленники «сантехников» один за другим стали заваливаться на бок.

– Действие третье, – объявил Андрей. – Саня, твой товарищ со своим автомобилем готов? – спросил он Оруженосца.

– Да, ждет звонка, – ответил тот.

– Хорошо. Пусть выезжает. А нам надо пока придумать, как клиентов выносить… В прихожей я видел два шкафчика одежных. Два отличных гробика! Из одного только полки вынуть.

– Классная идея, – подхватил Саня весело. – Позвоню и займусь.

– Тима, ты ведь в «зондеркомандах» работал? – спросил Андрей меня. – Это у нас так в училище называли бедолаг, кого помочь на похоронах привлекали. Да? Придется попотеть. Пятый этаж… – он вдруг посмотрел себе под ноги. – А третьего в ковер завернем. Ребят, «сантехников», привлекать нельзя. На улице пасут наверняка. Иначе бы и представление разыгрывать не потребовалось.

Подготовленный накануне долгой беседой с разведчиком, на утро следующего дня я ожидал разговора с собутыльницами. Стараясь при этом не сильно задумываться, что за место в этой жизни девушки себе выбрали. Ибо чувствовал, ум мой и так уже заходит за разум, отказываясь верить. Кажется, обычные девушки. Мы же на пляже вместе загорали! Мы постель делили! Они вино в моем доме пили! «Да, пили, разговоры водили, – начал звереть я, – и болтун Тима Сергеев оказался для шпионок тем, чем и положено, – находкой. Вместе спали, а потом Нефертити, подсыпав мне и Вовочке, как я теперь понимаю, снотворного в кофе, обыскивала квартиру дяди Яши… Девушки поминали покойных Вовочку и Солидола, зная при этом, что их же подручный отправил обоих пацанов в мир иной. А также – проректора Лозового. И самоубийство Бутенко-старшего лежит на их совести. Вот она какая, шпионская работа, оказывается! Кто-то сможет увидеть в ней романтику? Героизм? Лично я – нет. Кровь и грязь… Забавный у меня получился отпуск с точки зрения самообразования. Воистину – академический!»

Обе девушки поджидали меня с самого утра возле арочных ворот. Набросились, как кошки. Схватили под руки и поволокли в сторону. Я уж испугался, не появится ли у одной из них сейчас в руке кинжал, вопреки заявлениям разведчика, что нынешние рыцари плаща и кинжала с кинжалами не ходят. Не принято.

– Что там случилось?! – Нефертити отпустила мою руку и, взяв за плечи, развернула к себе лицом. Светка так и осталась прицепившейся сбоку. Может, боялась, что сбегу?.. – Я поблизости была! – заявила Царица Египетская. – В столовой сидела, напротив дома, в окно наблюдала. На меня там уже как на ненормальную смотрели: все никак не наемся. То за новым чаем подойду, то за плюшкой. Килограммов на пять поправилась, наверное… – Не было похоже, что она напрашивается на комплимент своей фигуре. Видя ее расширенные зрачки, раздувающиеся ноздри, подумал, что в волнении Нефертити дьявольски сексуальна! Вероятно, даже шествуя на гильотину (не приведи господи!), не смогу не отметить ее красивые женские ножки, коли таковые обнаружатся в толпе зевак. Горбатого могила исправит!

– Увидела, как эти двое в подъезд прошли, – продолжала верещать Ниночка, – все опустилось! Вас не было не знаю сколько! Думала, кранты! Потом гляжу, мебель какую-то выносите. Что за мебель? – сразу не поняла. Затем стали закрадываться подозрения… Кстати, что за здоровяк с вами был? Гладырев вместо себя прислал? – засыпала она меня вопросами.

– Здоровяк – брат Маринки, – ответил. – Саня Оруженосец. Ну, тот самый, кого в гибели Лозового обвиняли…

– А-а! Теперь вспомнила. Лицо знакомое, во дворе видела…

– А Гладырев вместо себя меня послал. Я вообще с ними идти уже не хотел, хоть поначалу просился. Пошел на свою голову…

– Вы что, их обоих – того?! – Нефертити перешла на зловещий шепот. – Мы со Светкой вечером вместе к капитану поехали. А там не заперто и кровища везде! Вспомню – до сих пор трясет! Бежали со всех ног оттуда!

– Обоих. И капитана – тоже, – сказал я ледяным тоном, глядя в одну точку.

– Какого капитана?

Я перевел взгляд на нее:

– Вашего, Сергеева. Какого же еще? Моего однофамильца.

– Как?!!

Волнение, возмущение, страх – проявление всех чувств на лице Нефертити, от которого, раз посмотрев, больше не мог оторвать глаз, были столь искренни, что мне титанических усилий стоило сдержаться, не расплыться в улыбке, не воскликнуть: «Да не бойтесь! Это инсценировка! А еще сосед говорит, что вы – шпионки, представляешь?» И рассмеяться. И увидеть, как высоко поднимаются брови на прекрасном лице Нефертити и она переспрашивает: «Кто-кто мы? Шпионки? Ха-ха-ха! Он что, белены объелся, ваш сосед, что ли?!»

Лица Светули я не видел, поскольку она стояла сбоку от меня, будто ни при чем. Нефертити – сама по себе.

– Сергеев не уехал в командировку?! – бушевала Нина, делая усилия, чтобы с шепота не сорваться на крик. Можно было подумать, что это она вчера из-за меня попала в засаду, а не наоборот.

– Нет, не уехал, – подтвердил ей скорбным голосом.

– Е-мое, как же так?! Как он просек?! Может, ты чем-то насторожила его? – спросила она у Светы.

– Не думаю, – ответила та голосом, еще более холодным, чем мой.

– И как же вы с ним справились? – захотелось узнать Нефертити детали, в которых, как известно, сатана и прячется.

– Да я-то что? Я только наблюдал. На шухере стоял, когда кожаные куртки поднялись. Влетел в квартиру, чтобы предупредить, а там – хм! – я усмехнулся, – капитан под стволом соседа с Саней держит. Поздоровался со мной, эдак ехидно, да еще, сволочь, благодарить меня вздумал. Мол, я ведь догадался, что Нина специально заманила сюда моего соседа?

– Я?!

– Он так сказал.

– Вот мерзавец!

– Вы полегче о покойниках, – попросила Света. – Как твой сосед с ним расправился?

– Сосед тоже не прост оказался, – я как будто стал увлекаться собственным рассказом. – Капитан сказал, жулик он. Кличка – Дрозд. Под филателиста косил, хотел марки дорогие хапнуть! Сергеев вроде как выяснил все про него. Вероятно, Дрозд предполагал засаду. Во всяком случае – не исключал. И позвал брата Маринки. Саню выпустили из СИЗО накануне. Мол, Саню по этому делу главным виновником выставить хотели, так, чтобы поквитался, значит… В общем, когда Дрозд бросился на капитана, Саня одновременно вырубил сначала одного его помощника, потом – второго. Он же пограничник, умеет! Затем Дрозд всех расстрелял. Прямо у нас с Саней на глазах. Разве могли мы такое ожидать?! Сперва – капитана, потом его людей, лежащих на полу. Мне эта картина теперь всю жизнь сниться будет! – Я нервно прикурил сигарету и несколько раз жадно затянулся.

– Там еще работяги какие-то мельтешили, – пробормотала Нефертити. – Техника у них гудела… Наверное, выстрелов никто и не слышал.

– У капитана пистолет с глушителем был. Готовил теплый прием нам. Думаю, если бы Дрозд и отдал ему альбом, как Сергеев хотел, нашей участи это не изменило бы.

– Представляете, как гэбэшники начнут сейчас землю рыть? – задалась вопросом Светуля. – Их офицера грохнули! А там отпечатков ваших, небось, по всей квартире!..

– Мы все протерли, – возразил я. – Дрозд в ванной полотенце взял, порвал, каждому по тряпке получилось. Он ушлый! Всю квартиру прошуровали, где только можно.

Помолчали.

– А марки? Марки нашли?! – спохватилась Нефертити.

– Нет, – покачал я головой. – Кляссеры были пусты. Марки капитан ваш где-то в другом месте спрятал. Может, просто не успел в альбомы переложить.

– Ну, все! – глубоко вздохнула Нефертити. – Теперь этот хрен, сосед, альбом свой Гладыреву не отдаст. Тем более что думает, будто я вас специально туда завлекала.

Мне в очередной раз захотелось успокоить ее и рассказать про секретную операцию… против нее!

«Вот где ее прокол, – остудил сам себя. – Ну, не отдаст сосед альбом Гладыреву, и не отдаст. Ей-то чего волноваться, по большому счету? Или я должен в ее дружбу с Гладыревым поверить? Сроку дружбе – без году неделя, а она ради дружбы так кипятится? Чего она так старается для Гладырева? Он работает на них, вот что!!! – вспомнил я то, что говорил капитану лже-Земцов. – И будет дальше работать! А чтобы сохранить место в КБ, ему требуются записи дяди Яши. Их концовка. Последний альбом!»

– Он сейчас вообще сбежит, наверное, сосед этот, – предположила Света. – Как менты говорят, ляжет на дно. Если уже не сбежал.

– Вчера вечером, после всего, был еще у себя, – сказал я. – В смысле, в дяди Яшиной квартире.

– Что говорил? Что делать собирался?

Я пожал плечами:

– Ждать. Пойдут ли по нашему следу?

– Ну, и мы подождем, – подвела итог Света. Она внешне держалась куда хладнокровнее сестры. Даром что младшая.

Утра я спокойно не дождался. Спал я всегда чутко, не считая тех случаев, когда шпионки подсыпали снотворное в кофе. Тем более если Маринка под боком. И вот среди ночи услышал, как хлопнула дверь на площадке. Чья – гадать не приходилось. Кроме дяди Яшиной там в настоящее время больше не имелось хлопающих дверей. Да и специфический звук открываниязакрывания той двери я давно изучил. Проснувшись, стал прислушиваться к приглушенным голосам в подъезде. О чем говорили, лежа в постели, было, конечно, не разобрать. «Опять что-то случилось! – засвербело в голове, отдаваясь в сердце. Тут же последовал звонок в мою дверь. – Ну вот, так и есть!»

– Что? – пробормотала спросонья Маринка.

– Ничего, спи.

Прошлепал босыми ногами в прихожую, отпер дверь, не спрашивая, кто там. На площадке собралось полно народа – так в первый момент показалось. Дверь дяди Яшиной квартиры была распахнута, прихожая освещена, там тоже толпился «народ». Ну а прямо передо мной стояли двое мужчин в одинаковых плащах, в галстуках. Только у одного рубашка была темно-синего цвета, у другого – белая в тонкую полоску. Это если сыграть в игру «Найди отличия».

– Сергеев Тимофей Владимирович? – спросил тот, который в темно-синей рубашке.

– Да-а.

– Капитан Андронников, – представился он, хлопнув перед глазами ксивой, в которой я, естественно, ничего не успел прочитать. Пошел на меня, вдавливая глубже внутрь квартиры. – А это старший лейтенант Матвеев, – представил он своего помощника, шагнувшего следом за ним в мою прихожую. – Комитет государственной безопасности. Вы задержаны по подозрению в убийстве капитана КГБ Сергеева… Он вам, кстати, был не родственник? – спросил капитан другим голосом.

– Нет, – машинально ответил я, стоящий в своей прихожей босиком, в трусах и в майке перед двумя офицерами КГБ, – однофамилец.

Своим ответом на вопрос, очевидно, сразу сдал себя с потрохами, показав, что знаю капитана Сергеева. И даже вопросу не удивляюсь.

– Одевайтесь, поехали.

Медленно повернувшись к ним спиной, я послушно поплелся в комнату, точно заведенная кукла.

– Матвеев, – сказал капитан Андронников у меня за спиной. Матвеев пошел за мной.

– Там это… – замер я на пороге спальни. – Я не один.

– Да ничего, – заверил меня Матвеев насмешливо, не собираясь останавливаться.

Он молча наблюдал, как натягиваю джинсы и свитер. Маринка смотрела на него дикими глазами, подтянув одеяло до подбородка. «На дворе, вероятно, прохладно», – тупо думал я. Больше ничего не думал.

Как только я оделся, Матвеев сказал: «Руки», – и на запястьях моих защелкнулись наручники.

На площадке уже никого не было, соседская дверь – закрыта. Весь «народ» куда-то ушел.

У подъезда стояла черная «Волга». Открыв заднюю дверь, меня впихнули внутрь, положив зачем-то руку на голову. «Тридцать седьмой год», – пронеслось в голове. Матвеев и Андронников – стиснули с боков. Водитель был тоже интеллигентного вида, в костюме, светлой рубашке и галстуке. Я увидел в зеркале его лицо.

– Поехали, – сказал Андронников «интеллигентному» водителю.

Как я понял, сослуживцы капитана Сергеева не были в курсе операции ГРУ. Они искренне считали, что капитана Сергеева грохнули. То есть думали именно так, как должны были думать шпионки Нефертити и Светуля, по замыслу разведчика Андрея.

Тут мою голову прострелило диким сомнением: «А почему я сразу, безоговорочно поверил, что Андрей – разведчик? Он что, удостоверение показывал? Или что там у них, в ГРУ, военный билет?.. Вдруг капитан Сергеев был прав и сосед – Дрозд, жулик? И почему я ни разу не усомнился, что Сергееву и его помощникам вкололи снотворное? Что, если это действительно был яд? А «сантехники»? Они не были похожи на жуликов?! Мало ли что! Похожи – не похожи!..» – передразнил сам себя. Стало реально страшно. Что теперь будет? Что мне говорить, когда допрашивать станут? Вероятно, церемониться со мной не станут. Расколоть меня, по их мнению, должно быть проще, чем здоровяка Саню или разведчика Андрея. Если он разведчик. А если нет?.. На случай задержания Комитетом госбезопасности мы с ним линию поведения не прорабатывали. Я должен молчать, чтобы не выдать операции ГРУ? Смешно! Сколько я продержусь? Должны ведь нас выручить!

Андрея-то выручат. А нас с Саней? Мы ведь много знаем теперь, а операция серьезная какая-то. Может, в интересах дела нам лучше в тюрьме посидеть? Могут они так считать? Лет эдак с десяток! Что, если такое и входило в планы Андрея изначально? Может, это все по сценарию? Лес рубят – щепки летят? Но из этой логики нас проще было бы вообще – того…

Мысли в голову приходили одна веселее другой. Во что я ввязался? Главное – ради чего? Сколько раз себя уже осаживал и снова куда-то лез! Даже не понять, по своей ли воле или подталкивали?.. Дурачок какой-то!

Меня привезли к зданию из красного кирпича. Узнал следственный изолятор. Тут встретились с Маринкой в новейшей истории, после чего случился наш роман. Она шла навестить брата. Саню примут здесь как родного. Не успел выйти, снова – пожалуйста! Зачастил. Рецидивист, бляха-муха! И смех и грех!

«Каменное чудище проглотило меня, лязгнув стальными зубами засовов», – написал бы, наверное, какой-нибудь писатель… Несколько ступеней вниз, длинный коридор с ядовито-зеленой краской на стенах. Слева над дверью табличка «Медпункт», справа – внушительные металлические двери под номерами. «Стоять! Лицом к стене!» – командует мне конвоир. Я что, уже зэк?!

Камера, куда завели, оказалась пуста. На окне цокольного этажа – решетка. В углу – унитаз. Над ним, вместо сливного бачка, просто кран на трубе. Вдоль стены – узкая скамейка. Даже мое, отнюдь не богатырское, седалище шире. Потянулись минуты ожидания. «Минуты складываются в часы, часы – в дни, дни – в месяцы, месяцы – в годы. Так проходит жизнь», – мысли мои потекли в философском русле.

Захотелось спать, но на такой узкой скамейке это было в принципе невозможно. Унылая обстановка действовала угнетающе. Еще сильнее давила неизвестность. Казалось, впереди – ничего хорошего быть уже не может. Я скатился с дороги на обочину, сам не понимая как. Я – в тюрьме. Какие еще нужны доказательства?!

Пришел серый рассвет. Я так и не спал. За дверью стали слышаться голоса, но ко мне долго никто не заходил. Потом появился конвоир и вместе с ним – капитан Андронников. Рубашка на нем теперь была черная. Не хотелось думать, что это какой-то знак для меня.

– Сергеев, на выход! – скомандовал служивый. – Стоять, лицом к стене! – это уже в коридоре.

Он запер дверь, из которой вывел меня, и завел в другую камеру. Здесь имелся стол и два стула. Конвоир вышел, Андронников остался.

– Сядь! – Он указал на один из стульев. Я подчинился. Он сел напротив, расстегнул молнию своей кожаной папки и бросил на стол передо мной стопку фотографий. – Смотри.

По мере того, как рассматривал снимки, кровь стыла в жилах. На фотографиях были запечатлены этапы раскопок захоронения, как я понял. Вот один человек, полуприсыпанный землей. Это капитан Сергеев. Во лбу пулевое отверстие… Следующий – это Шрам. У него шея в запекшейся крови, к которой прилипла земля. Третий – улыбчивый. Кровь на рубашке… Но как же это?! Мы же никого не убивали! Значит, я прав? Их убили потом?! Нас с Саней убедили подыграть, и мы добросовестно подыгрывали, считали происходящее инсценировкой. Дальше обошлись без нас!

Я поднял глаза, полные изумления, на следователя.

– Ничего не говори. Твои друзья все рассказали за тебя. Вечером за вами приедут и увезут в Москву, в следственный изолятор КГБ «Лефортово». А пока напиши чистосердечное признание. Чтобы легче писалось, держи шпаргалку, – он бросил несколько машинописных листов.

– Прочитай, потом переписывай.

Я стал читать свое собственное, якобы, признание в том, как согласился сходить за компанию с соседом, которому уступил коллекцию марок, к человеку по фамилии Сергеев. («Значит, все-таки уступил!» – отметил про себя). Сергеев марками этими завладел незаконно. К нам присоединился брат моей невесты. Сергеев не захотел возвращать марки, случился конфликт. В драке мой сосед Дроздов завладел оружием Сергеева и расстрелял его и людей, находившихся в квартире вместе с ним. Затем Дроздов, угрожая оружием, заставил нас с братом невесты помочь ему избавиться от трупов…

Таким образом, нам с Александром отводилась роль соучастников поневоле. Меня это отчасти успокоило, но на самом деле все ведь было совсем не так.

– Товарищ капитан, но…

– Сергеев! В этих стенах не принято обращаться «товарищ капитан». «Гражданин начальник», понял? – он усмехнулся. – На-ка, прочти, – он подал мне записку. По смыслу я понял – от лже-Земцова.

«Тима, – писал тот. – Доверься капитану Андронникову. Он единственный знает то, что знаем мы с тобой. Больше никто. Вечером увидимся. Твой сосед».

Я опять ничего не понимал. Что тут правда, что нет? Меня сейчас спасают или окончательно топят? Поднял глаза на Андронникова.

– Пиши, – в голосе капитана, доселе равнодушном, вдруг появились отеческие нотки. – Пиши, Штирлиц!»

Значит, все же спасают?

Я взял ручку. Капитан закрылся от меня журналом «Советский экран», который стал читать…

– Тебя сейчас сводят в душ, проведут осмотр, затем отведут в камеру, – сказал он, когда я закончил переписывать. – Так надо. Ничего не бойся. Смотрящего предупредили, чтобы ни один волос не упал.

– Кого предупредили? – не понял я.

– Того, кто за порядком следит. Старшего по камере.

Почему-то его слова меня не успокоили. Скорее – наоборот.

Напрасно трясся, в камере ко мне отнеслись очень хорошо. Помня фильм «Джентльмены удачи» («Вежливость – лучшее оружие вора»), я громко поздоровался, едва вошел. В ответ получил пожелание тоже не хворать. Благообразный дедушка подозвал меня к себе. По виду – мухи не обидит, наколки вот только… Спросил, как я, студент, сюда попал? Мой ответ, мол, по недоразумению (это на ум песня Высоцкого пришла. Про зэка Петрова, Васильева зэка), ему понравился. Сказал, у них тут все по недоразумению. Один Гагик – по дури! Вся камера заржала, лишь один низкорослый брюнет стал чего-то бормотать себе под нос, хотя – тоже с улыбкой. Видно, обстановка в «хате», как назвал камеру смотрящий, сложилась душевная. Дедушка, очевидно, рад был развлечься беседой с новичком. Ненавязчиво выспросил, не случалось ли прежде «недоразумений» со мной, или моими родственниками, или, допустим, с попутчиками где-нибудь, да помог разобраться? Узнав, что ничего подобного в моей биографии не происходило, кажется, проникся еще большим расположением. Называя «студентом», всякий раз улыбался. Милейший человек! Он объяснил мне, чего в хате нельзя делать. Я внимательно слушал, надеясь в душе, что данная наука впредь не пригодится. Однако твердо запомнил, что не следует посещать отхожее место во время приема пищи, здороваться за руку с кем попало, даже если человек с виду – симпатяга, а также сквернословить, иначе за базар придется отвечать. Мое образование закончилось на слове «шконка» – дедушка указал на кровать. «Присядь, отдохни с дороги», – отпустил меня. К нему подошел дядя, представляющий из себя нечто. Два метра ростом, брови густые, как у выдающегося покойного генсека, глаза – точно угли.

– Гэбэшника с друзьями завалили, – кивнул ему дедушка на меня, – прикинь! – И тут же обратился ко мне:

– Врут, чай, поди?

– Не было этого, – покачал головой я.

– Мусорам человека оговорить – раз плюнуть, – согласился громила, кивнув мне. – Им верить нельзя.

Признаться, этот вопрос волновал меня больше всего: кому можно верить, а кому – нет. В той истории, в которую попал, я уже решительно не способен был отличить правду от вымысла.

Познакомился с пацаном, которого напрасно обвиняли в том, что сбил на своем грузовике женщину с ребенком и скрылся. Заверил меня, что в тот день на даче бухал, а машину пацаны угнали. Я ждал удобного случая, чтобы узнать, по какой такой дури сидит Гагик, но сделать этого не успел. За мной пришли.

В автозаке увидел лже-Земцова и Саню Оруженосца. Обрадовался им, как родным! Однако пришлось проявить сдержанность. Не при конвоире же кидаться в объятия! Нас свезли на Воробьевку (горьковскую Лубянку), переместили в «уазик». За руль сел капитан Андронников.

– Куда едем, старлей? – спросил он лже-Земцова.

– Прямо, – улыбнулся Андрей. – Я покажу.

В каком-то дворике мы пересели в поджидавший нас «уазик» «сантехников». Андрей крепко пожал руку Андронникову:

– Спасибо за все, капитан.

– Одно дело делаем, – ответил тот.

Пунктом назначения стала вовсе не Москва, а воинская часть за городом. На подъезде все переоделись в военную форму, приготовленную для нас заботливыми «сантехниками». Андрей подтянул мне ремень:

– Не служил еще?

– А сейчас я что делаю? – улыбнулся я. – После вуза оттарабаню. У нас нет военной кафедры…

На территории части устроились в ленинской комнате.

– Вот уж не думал, что снова… – с любовью проговорил Саня Оруженосец, обводя взглядом плакаты на стене.

– Как гэбэшники так быстро нас вычислили? – спросил я Андрея.

– Твои девушки заявление в Комитет накатали, – с усмешкой ответил он. – Признаться, такой наглости даже я не ожидал!

– Вот сучки! – беззлобно выругался Саня Оруженосец.

– Они же мне в глаза смотрели, сочувствовали! – припомнил я.

– Это разведка, Тима. Это – политика. Это – война. Тут нет ничего святого. Годятся любые средства. Запомни это и никогда никому не верь.

– Кагэбэшники раскопали трупы? – задал я новый вопрос.

– Какие трупы? – не понял Андрей.

– Мне Андронников фотографии показывал.

– А-а! Правда, натурально получилось? Чего бы нам трупы-то увозить? В квартире бы оставили. Надеюсь, шпионкам нашим такая мысль в голову не пришла… Андронников выезжал на место один. Землекопов, типа, на кладбище нанял в добровольно-принудительном порядке. Следы заметаем, Тима. Как Лиса Патрикеевна – хвостом… По-хорошему, эти черти, которых «похоронили», заслуживают высшей меры. Но капитан еще нужен, а эти скоро получат свое по суду… Сергеев понадобится Нефертити к стене прижать, если что. Без него сложно будет. На самом деле она работает очень аккуратно… Как ты, Тима, кстати, будешь с ней в один институт ходить? Зная, кто она и что делает?

– Как-нибудь. Постараюсь с ней не встречаться.

– Она сама с тобой захочет встретиться, и не раз. До тех пор пока не разберется, что стало с капитаном. Сгоряча всех вопросов тебе не задала. Но со временем задаст. Есть большой шанс, что на чем-то она тебя подловит и почует неладное. Нельзя тебе, Тима, с ней рядом быть. Ты слишком много знаешь.

Я вспомнил, что недавно думал о том же.

– Что же мне делать? Институт бросать?

– Ну зачем? Можно просто перевестись в другой. Что скажешь про Ленинградский водный институт?

– Кто же меня туда примет?

– За это не беспокойся. Сидоров лично будет ходатайствовать. Из своего института тебя, типа, отчислят, как судимого.

– А Саня?

– Саня тоже «сядет». Он решил служить по контракту. Уедет из здешних мест.

– Подожди, Андрей. А как же Маринка? Мы вообще-то хотим пожениться. – Я посмотрел на Саню. Саня кивнул с серьезным видом и поднял кверху большой палец.

– Прекрасно! До лета потерпите? А летом она выйдет замуж и переедет к мужу. Куда – никто не узнает. Ее тоже переведут в ленинградский вуз. В Питере у вас всегда будет поддержка, на случай каких-то проблем.

– Круто! А мама?

– Маме объясним.

– Это все… надолго?

– Что? Другой город? Нет. Доучишься и вернешься в Горький. Или раньше, если можно будет. Дадим знать.

– Надо же, Ленинград… Вот это да! Никогда не был в Ленинграде.

– У тебя будет сопровождающий на первых порах. Мой сослуживец, сержант Везунчик. Прикольная фамилия, правда?

– Да, прикольная, – Везунчик, – рассеянно согласился я, думая о другом. Перспектива нежданного обновления жизни уже кружила голову.

На вокзал меня доставили прямо из военного городка. Несколько дней до отъезда в колыбель революции я прожил у Андрея, в его временной квартире в военном городке. Самого Андрея почти не видел. Сел на поезд не в Горьком, в районном центре Дзержинске. Конспирация.

Найдя свое купе, обнаружил его пустым. Занято было, очевидно, одно место. На вешалке висел военный китель со змеями в петлицах и одной широкой полосой на погоне. Сержант медицинской службы?

Проводница пришла с папкой. Пока тыкала в ячейку мой сложенный билет и предлагала чай, появился мой сосед. Точнее, как оказалось, – соседка. Сперва увидел ножки в прозрачных чулках и защитного цвета юбку. Пробежал взглядом по галстуку с желтой заколкой вверх до лица и остолбенел! На меня смотрели глаза цвета морской волны. Света! Светуля! Иностранная шпионка! Проводница вышла. Света, глядя на меня, остолбеневшего, с легкой улыбкой опустилась на скамью.

– Привет, Тима! – сказала она. – Давай по-новой знакомиться? Старший сержант медицинской службы Везунчик Татьяна Олеговна. Фамилию в детдоме дали, за то, что не замерзла в парке. В Даугавпилсе, слава богу, не такие зимы, как в Горьком! Про свою мать, таким образом, знаю лишь то, что я ей была не нужна.

– Света, то есть Татьяна, но как же?..

– С Андреем мы познакомились в Афганистане. Земляками оказались. Я отправилась за речку, чтобы получить направление в медицинский институт. До этого окончила медучилище. Но в вуз поступить все равно было бы сложно. Тем более – в ленинградский, как я хотела. Иное дело – после войны. Да и практика, к несчастью, хорошая…

Отучилась уже один курс в Питере, когда Андрей нашел меня. Переписывались с ним. Попросил помочь. Как раз лето, каникулы. В знакомой и почти родной Риге требовалось выполнить задание. Несложное. Неопасное. Внедриться в некое тайное общество «Рыцарство Даугавы». Мне поначалу смешно сделалось. Тайное общество! Детский сад какой-то! Но когда узнала, кто его курирует, стало не до смеха. Андрей за этим гадом в Афгане охотился. Британский советник. Душманов наставлял. У самого – руки по локоть в крови. Там он был в САС – английском спецназе. Потом в Ми-6 перешел. И – тайное общество. Юноши, девушки. Вот так наставник! На педофила он похож не был.

В обществе подобрались детишки, унаследовавшие от своих бабушек-дедушек, пап-мам лютую русофобию. Мы, мол, русские, – оккупанты. Сталин был не лучше Гитлера, а независимая, между двумя войнами, Латвия была милее советской, индустриальной. Ничего, что промышленность хирела… Распаляли друг дружку, пары выпускали, фильмы смотрели на кинопроекторе, которые куратор подгонял.

Цель куратора не сразу просматриваться стала. Ему требовалось отобрать несколько грамотных ребят, чтобы пристроить на нужные предприятия, в некоторые вузы. Внезапно выбор пал на меня…

Легенду, которую куратор мне дал, пересказывать не буду, тебе она известна. Побочная дочь проректора горьковского вуза. Вуз имеет тесные связи с КБ «Скороход», чем и интересен.

Задание мое, полученное у Андрея, приобретало неожиданный размах. Отказаться я не могла.

Есть традиция добрая в комсомольской семье:

Раньше думай о Родине, а потом о себе, —

пропела Света. Пропела хорошо. Душевно. С легкой иронией, правда.

– Андрей гарантировал, что по возвращении в Ленинград меня восстановят в институте. Теперь вот и еду восстанавливаться… Лозовой меня принял. Дочку свою, Свету, он видел единственный раз в жизни, в трехлетнем возрасте.

– А что с ней сейчас? – спросил я.

– Крепко сидит на дури.

– На чем?

– На наркоте. На наркотиках.

Я понял, наконец, за что закрыли Гагика в СИЗО.

– А мать ее почти спилась. Лозовой совершил роковую ошибку, думая мать найти. Решил поблагодарить за то, что хорошую дочь вырастила, старый дуралей! Нефертити к тому времени уже сидела в кресле его секретарши… Я предложила Андрею поставить проректора в известность об операции и удалить на время из института под благовидным предлогом. Андрей был со мной согласен, но его командование сочло такой шаг преждевременным. Это стоило Лозовому жизни. Нефертити сама не ожидала, что кагэбэшник начнет так решать вопросы!

– Но Лозового-то в гараж заманила она?

– И да, и нет.

– Как это?

– Из гаража позвонил человек, представившийся Николаем. То есть, типа, Коля Маленький. Сказал, Леня Бубен напился. Ты знаешь, это с Бубеном случалось. Крайне редко, но метко. Напился, мол, и уходить не хочет, шефа требует. Дескать, обидел его шеф чем-то… Как раз в этот вечер Костян должен был прийти, поговорить с Лозовым. Договориться, чтобы отца не впутывал. Лозовой задумал Бутенко-старшего должником своим по жизни сделать. Вопрос открытым оставался. Нефертити специально задержала шефа. Лозовой отправился в гараж, тут Костя прибыл. Нефертити отправила Костю следом за Лозовым. А то, дескать, уйдет шеф домой, не поднимаясь наверх. Следом отправилась сама и застала парня над трупом Лозового! Он был в шоке, пытался оправдываться, она же сделала вид, что не верит ему. Ведь он ей лично грозился расправиться с Лозовым! Костян хотел милицию вызывать, а она ему сказала: «Дурак! Кто тебе поверит?! Запирай ворота и убегай! И я буду молчать!» Потом она призналась мне, что у нее сразу закралось подозрение, что из гаража звонит не Коля Маленький. Очевидно, это был один из сергеевских бойцов. Но сделала вид, что повелась. Однако она не думала, что Сергеев убьет Лозового! Но, коль скоро это все же случилось, следует воспользоваться, – решила. Убийство – это почище кражи каких-то марок будет. Думала: «Бутенко-старший наш!» Просчиталась… Русский офицер – это не подданный ее королевского величества! Покруче будет! Но вообще-то интриганка она знатная, конечно, надо признать, – подвела итог Света-Таня. – Профессионалка.

– А кто она вообще? – спросил я. – Твоя двоюродная сестра в кавычках.

– Знаю только, что подданная ее величества. Британка с латышскими корнями. Ей десять лет было, когда родители эмигрировали. Есть подозрения, уже они на англичан работали.

– Нефертити не удалось заполучить последний альбом?

– Отчего же не удалось? Удалось. Зачем она на вас в КГБ заявила? Гладырева с собой привела, чтобы объяснил, какой ценностью завладел жулик Дрозд…

Света оборвала речь и рассмеялась:

– История с марками была той ниточкой, за которую их разведку притянули к КБ «Скороход», как котенка за бантиком! Да! Тут все наоборот, Тима! Имей в виду, то, что я тебе расскажу, обычно простым смертным знать не дано. И нам с тобой знать никак не полагалось бы! Просто так сложилось… Это не они искали наших тайн! Это мы захотели дать им возможность эти тайны подглядеть…

– Как это? – не понял я.

– Наверху, – Света указала пальцем в потолок, – была умышленно допущена утечка информации. Будто мы собираемся в кратчайшие сроки массово поставить на вооружение экранопланы. Где у нас разрабатываются экранопланы, вероятному противнику известно. КБ «Скороход» сразу вызвало повышенный интерес их разведки. Заброс сначала меня, затем Нефертити сюда – это их реакция на ту утечку, понимаешь?.. Нашим потребовалось показать им потемкинскую эскадрилью (или флотилию) экранопланов, готовых в ближайшее время зашуршать крыльями над арктическими водами и льдами, если вероятный противник попытается борзеть с наращиванием вооружений.

Но как это сделать? В КБ «Скороход», прежде надежно хранящем свои тайны, ведь не устроишь день открытых дверей для шпионов. К тому же против нас стоят асы своего дела, по уверению Андрея. Они «дезу» чуют за версту. Однако история с расчетами, спрятанными в альбомах… Это глупость какая-то! Чудачество! Ни с какого бока не похоже на заготовку профессионалов. Но сколько с виду чудаков внесло весомый вклад в развитие науки?.. На чудаковатую-то историю профи и купились.

– Вы что, успели договориться с дядей Яшей до его смерти?

– Тима, возьмись покрепче за лавку, чтобы не упасть! Твой дядя Яша – жив и здоров! Он отправился изучать дельфинов в Голубую бухту под Геленджиком. А порекомендовал привлечь дядю Яшу его старый товарищ Йозас из Риги. У Йозаса давние отношения с ГРУ.

Света видела, что я готов не упасть, а, наоборот, запрыгать от удивления и радости!

– Думаю, дядя Яша пригласит еще тебя с матерью к себе в гости! Кстати, никаких расчетов по экраноплану твой сосед не делал. То, что находится в его альбомах, было приготовлено непосредственно в КБ «Скороход». Он лишь оформил «тайные записи» по договоренности с Андреем… И еще кое-что. Извини, но я больше тебя знаю про подарок дяди Яши.

В Геленджике у него пока служебное жилье. Но ему также выделили участок. Хочет потихоньку построить свой дом. Он договорился с твоей матерью, что прописывает ее в свою квартиру, а она постепенно высылает ему денежку, оговоренную сумму. Андрей со своей стороны выступил свидетелем незаконной честной сделки, – рассмеялась Света. – Мать не могла тебе этого рассказать, отправляясь в тайгу. Так что за дяди Яшину квартиру благодари и свою маму тоже!

– Ну, дела-а! – только и мог произнести я. Потом спросил бывшую «шпионку»: – А почему ты в форме сейчас? Под своим именем? Разве операция завершена?

– Меня вывели из игры. Дрозд «вдубасил» бедную девушку гэбэшникам. Это ведь я достала для него ключи от квартиры капитана Сергеева. Хотела, дескать, отомстить своему любовнику за то, что не отпускал… Меня посадили так же, как и вас. А Нефертити только допросили и выпустили. Пускай считает, что везучая… Андрей побоялся, что куратор может счесть меня «отработанным материалом» и «утилизировать». Нефертити я больше не нужна. Она свое задание выполнила. В КБ «Скороход» сидит надежный источник информации.

– Гладырев, – сказал я с презрением, так до конца и не поняв всех нюансов того, что мне поведала Света, в смысле – Таня. Татьяна Олеговна Везунчик.

– Виталий Александрович Гладырев! – подтвердила Света-Таня с особенной интонацией.

Я внимательно посмотрел в ее хитрые глаза.

– Подожди, подожди… Так это он… Это он, да? Ради него все?.. Источник нашей дезинформации для них?

– Вот именно, Тима. Нефертити думает, что выполнила свое задание, а на самом деле – наше. Каково? – радостно улыбнулась Света-Таня.

– Супер! А Сидоров? Он был в курсе?

– Да. После того, как он пропал, а потом нашелся, решили больше не рисковать. Хватило Бутенко!

– Да-а-а, – вздохнул я. – А Нефертити? Что будет с ней?

– Пока идет игра, она будет в игре. А потом – не знаю. Выведут из игры. Посидит немного, дальше обменяют на кого-нибудь из наших. Я так думаю. Не расстреляют же! Она-то, в отличие от капитана Сергеева, страну не предавала. Свою. Она на нее пашет, вражина!

Я подумал, что вряд ли когда-нибудь свыкнусь с мыслью, что моя первая, по сути, женщина была не просто не моя – не наша! Пройдут годы. Кто поверит?..

Я повернулся к окну. Молчал некоторое время, глядя на проплывающие посадки за стеклом. Затем медленно продекламировал четверостишие из Высоцкого:

Там шпионки с крепким телом.

Ты их – в дверь, они – в окно.

Говори, что с этим делом

Мы покончили давно!

И посмотрел на Свету. То есть Таню. Света-Таня улыбнулась мне. Море в ее глазах было теплым.

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg