«Расплата за ложь. Фартовые бабочки»

Расплата за ложь. Фартовые бабочки (fb2) - Расплата за ложь. Фартовые бабочки 1009K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Михаил Яковлевич Черненок

Михаил Черненок

― РАСПЛАТА ЗА ЛОЖЬ ―

1

Воскресное августовское утро выдалось на загляденье ясным и умиротворенно тихим. Белесая пелена тумана, застилавшая с вечера деревенскую улицу, после восхода солнца разом исчезла, оставив на траве обильную росу. Накануне несколько дней кряду прошли грибные дожди, и сельский участковый милиции Александр Двораковский, бреясь у распахнутого окна, подумал, что по случаю выходного надо бы побродить с лукошком за околицей, где в березовом подлеске наверняка появились ядреные груздочки. Осуществить эту задумку помешала запиликавшая трубка мобильного телефона. Участковый, выключив электробритву, ответил на вызов и услышал знакомый голос фермера из соседней деревни Веселая Грива Андрея Монетова:

— Саня, ты можешь ко мне сейчас подъехать?

— Срочно? — уточнил Двораковский.

— Желательно побыстрее.

— Что у тебя случилось?

— Магазин райпо обворовали.

— Чего там воровать? Насколько я знаю, эта коопторговская лавка давно в Веселой Гриве не функционирует. Селянам и твоего магазина за глаза хватает.

— Конкуренция. Понимаешь, чтобы не искушать выпивох, я перед уборочной страдой прекратил продажу алкогольных напитков. Райповские мудрецы воспользовались моментом. Завезли в свой магазин фургон спиртного и вместо ушедшей на пенсию продавщицы тети Дуси прислали из райцентра Клаудию Шиффер…

— Кого?!

— Местные школьники так окрестили Клавку Шиферову.

— Шиферова… Игривая блондинка с параметрами популярной фотомодели?

— Да. Твоя землячка, из Березовки.

— Знаю. Когда заканчивал школу, Клава в шестом классе училась и отчаянно строила голубые глазки старшеклассникам.

— Она и теперь напропалую стреляет озорными глазами.

— В районную милицию не звонил?

— Нет, решил сначала тебе сообщить… — в трубке послышался глубокий вздох. — Тут у меня еще одно чэпэ.

— Какое?

— Рассказывать долго. Короче, Саня, приезжай.

— Ладно, Андрей. Сейчас позавтракаю на скорую руку и оседлаю мотоцикл.

Торопливо перекусив, Двораковский надел летнюю форменную рубаху с погонами старшего лейтенанта милиции и фуражку с эмблемой двуглавого российского орла. На крыльце впопыхах чуть не столкнулся с женой, которая несла в избу подойник парного молока.

— Выходной день, а ты спозаранку в форму нарядился, — удивленно сказала она.

— В Веселой Гриве кража. Надо по горячему следу разобраться.

— Опять двадцать пять! Откуда там воры взялись. Там же, считай, одни пенсионеры живут.

— Халявной наживе все возрасты покорны, — шутливо ответил участковый.

— Вот досада… Хотела сегодня уговорить тебя сходить в лес за груздями.

— Сам, Оленька, такой замысел имел, да… Служба есть служба. Кстати, Оль, ты Клаву Шиферову помнишь?

— Еще бы! В начальных классах за одной партой с ней сидела.

— Как она, на твой взгляд?

— Училась неплохо.

— А вообще?…

— Хвастунья. Точнее сказать, бесшабашная оптимистка.

— Давно ее видела?

— Месяца два назад, когда в райцентр за туфлями ездила. Случайно зашла в роскошное кафе «Русалочка» и ахнула. Клава в белом брючном костюме «Армани», словно артистка, покуривает сигарету за стойкой бара и коктейли готовит. Увидев меня, обрадовалась. Между делом битый час мне рассказывала, кому живется весело, вольготно на Руси.

— Она же после школы, кажется, в Новосибирск уезжала.

— Да, уезжала. Окончила там курсы модных парикмахеров, но по специальности работать не стала.

— Почему?

— Говорит, рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше.

— Не замужем?

— С ее слов, в Новосибирске пару раз выходила неофициально за преуспевающих бизнесменов, да неудачно. Измученные погоней за большими деньгами богачи оказались «недееспособными мужиками». Ты что это, милый, заинтересовался Клавочкой?

— В Веселой Гриве райповский магазин, где она работает продавцом, обворовали.

— Странно… Клава всегда брезгливо морщилась при разговоре о деревенской жизни, хотя родилась и выросла здесь. Какая нелегкая загнала ее в Веселую Гриву?

— Разберусь — отвечу на твой вопрос.

2

От Березовки, где жил участковый, до Веселой Гривы по проселочной дороге было около пяти километров. Основанная переселенцами в годы Столыпинской аграрной реформы деревня по сибирскому обычаю вытянулась одной улицей вдоль высокого берега небольшой запруженной речки. Первым, кого увидел участковый, въезжая на мотоцикле в деревню, был восьмидесятилетний Евлампий Огоньков. Возле почерневшего от времени пятистенного дома с резными оконными наличниками и красной ветеранской звездочкой на тесовых воротах сухощавый жилистый старик, посапывая короткой трубкой-носогрейкой, поправлял седло на понуро стоявшем мерине. Подвернув к нему, участковый заглушил мотоцикл. Поздоровавшись, спросил:

— Куда, Евлампий Сидорович, спозаранку коня седлаешь?

Огоньков вынул изо рта чадящую самосадом трубку:

— Здорово, Сашок. Андрюха Монетов уговорил частное стадо попасти.

— Моложе тебя пастуха не нашлось?

— Пастухом мы вскладчину Кузьму Сумеркина наняли, да у Кузи седни ОРЗ…

— Летом простудился?

— Не, опять разгильдяй запил. Я хотел ныне утренней зорькой карасей на пруду поудить, но Андрюха подкатил. Дескать, выручай, дед Евлампий. «Ты единственный из пенсионеров, кто не разучился верхом на лошади ездить». Отказать фермеру не посмел. Он теперь у нас и царь, и Бог, и воинский начальник. Колхозный-то уклад махом профукали.

— Сожалеешь о прежней жизни?

— Да мне какого хрена жалеть. Я раненый фронтовик. Больше трех тысяч пенсионных ежемесячно огребаю. Вот не дотянувшие до пенсии мужчины пали духом. Ходят, будто в штаны наложили. Организовать свое фермерство тяму не хватает. Другой общественной работы, акромя как у Андрюхи Монетова, на селе днем с огнем не найти. Андрюха хозяин сурьезный, не каждого принимает. Особо алкогольного запаха не терпит. Тех, от кого сивухой несет, к технике близко не подпускает. А на тверезую голову некоторые специалисты, мать их за ногу, и трактор завести не умеют.

— Здорово пьют?

— Гуляют! С утра — подшофе, к вечеру — лыка не вяжут.

— Самогон варят?

— Кто самогон, кто бражку. Да и в сельповском магазине водки — хоть захлебнись.

— Большая там кража?

— Шут ее знает. Наверное, водку уперли. На мой прикид, Клашка Шиферова теперь большую растрату на воров спишет. Ух, верткая девка! Сначала на счетной машинке определит правильную сумму, потом на конторских счетах погоняет костяшки туды-сюды и говорит цену какую попало.

— Обсчитывает покупателей?

— Без стыда, без совести. Недавно буханочку ржаного хлеба и десяток коробков спичек у нее купил. И вот при столь малой покупке на целую рублевку меня объегорила. Когда смикитил обсчет, вернулся в магазин. В ответ на мою претензию, Клаша, не моргнув глазом, прощебетала: «Дедуля, деньги надо считать не отходя от кассы». Ты, Сашок, при расследовании кражи держи ухо востро. Клашка играючи может тебе мозги запудрить.

— Она теперь в Веселой Гриве живет?

— Здеся, рядом с магазином. У бабки Анисьи Огурцовой квартирует.

— Спасибо, Евлампий Сидорович, за информацию, — сказал участковый и завел мотоцикл.

Магазин райпо располагался в небольшом бревенчатом доме с зарешеченными окнами и деревянным крыльцом под островерхим навесом, укрепленном двумя точеными столбиками. На крыльце сидел загоревший до черноты фермер в защитного цвета комбинезоне и клетчатой рубахе с засученными рукавами. Рядом с ним примостилась сморщенная Анисья Огурцова. У ног старухи, обутых в резиновые галоши, свернувшись калачиком, дремала рыжая дворняжка. Здесь же стояла и Клава Шиферова, прислонившаяся плечом к одному из столбиков. В светло-сером строгого покроя пиджаке и такой же юбке, облегающей чуть полноватые бедра, с красивой дамской сумочкой на длинном ремешке она, скорее, походила на деловую даму из районной администрации, чем на сельскую продавщицу.

— Что у вас стряслось, земляки? — слезая с мотоцикла, спросил Двораковский.

— Банальная кража, — поднимаясь на ноги, хмуро ответил Монетов, а Шиферова словно обрадовалась:

— Ой, Сашенька! Сто лет тебя не видела.

— Не загибай, Клавочка, — участковый улыбнулся. — Мне от роду всего-то тридцать годиков.

— А в форме выглядишь солидно.

— Ты тоже недурно смотришься, — Двораковский обвел взглядом зарешеченные окна и перевел разговор к делу: — Как воры проникли в магазин?

— Со двора, через подсобку. Гвоздем отомкнули навесной замок, — расстроенно сказала Шиферова.

— Много добра унесли?

— Без полного учета трудно сказать. На первый взгляд, кажется, взяли три поллитровых бутылки водки «Столица Сибири», кружок полукопченой колбасы, буханку белого хлеба и недельную выручку забрали.

— Сколько?

— Десять тысяч рублей.

— Не больше и не меньше? — уточнил Двораковский.

— Ровно десять, Сашенька… Разными купюрами, завернутыми в целлофановый пакет…

Огорченно вздохнув, Шиферова пояснила, что вчера после обеда не торговала. Ездила в райцентр по личному вопросу. Сдала в химчистку выходной костюм. Там встретила главную бухгалтершу райпо, которая забирала почищенную дубленку, и поинтересовалась, когда можно получить зарплату. «Сколько у тебя выручки за неделю набежало?» — спросила главбух. «Десять тысяч приготовила для передачи инкассатору». — «Хотя завтра воскресенье, но утром я буду в конторе. Привози деньги. Оприходуем их, и получишь заработанное». Сегодня проснулась пораньше, чтобы не опоздать на проходящий рейсовый автобус, останавливающийся на трассе у околицы деревни. Зашла в магазин за деньгами. Открыла ящик, где лежала упаковка с выручкой, и остолбенела — в ящике осталась только пригоршня разменных монет.

Едва Шиферова умолкла, испуганно слушавшая Анисья Огурцова глянула на участкового и торопливо зачастила:

— Саша, не надо ходить к гадалке. Я без ворожбы назову тебе подлинных воров. Это, так и знай, Кузьма Сумеркин с прижившимся у него другом грабеж учинили. Они ж, негодники, в прошлом месяце чуть не оставили меня без пенсии. Договорилась с алкашами за пятьдесят рублей расколоть на дрова березовые чурки. Вечером, когда коров с пастбища пригнали, заявились. Часа за полтора хорошую поленницу нахряпали. Зашли в избу. Я полсотенную бумажку им отдала, а остальные деньги завернула в тряпочку и сунула на кровати под подушку. Попросили работнички студеной воды. Принесла от колодца им полный ковшик. Осушили до дна и попрощались. После их ухода у меня что-то сердце екнуло. Одну подушку подняла, другую, а заначки-то моей тю-тю. Выбежала во двор, как помешанная. Не уследила, в какую сторону подались обормоты. Хорошо, Кузя Сумеркин по забывчивости оставил на поленнице замызганную кепку. Сунула ее Шарику под нос: «Ищи, Шарик, воров!»… — старушка погладила навострившую уши дворняжку. — Не поверите, кобелек аж чихнул от Кузиного запаха, покрутил мордой и побежал к пруду. Я — за ним что есть мочи. Когда доковыляла до пруда, друзья, сидя на бережку, уже приканчивали из горлышка поллитровку. Каюсь, ох, и дала им чертей! Кузя ударился в амбицию: «В гробу мы видали твою пенсию!» Ему, дураку, ни милиция, ни полиция не страшны. А друг, видать, сдрейфил. Беспрекословно вернул тряпицу с деньгами и стал успокаивать: «Тише, тише, бабка. Это мы с Кузьмой пошутили»… — Анисья быстро перекрестилась. — Вот, истинный Господь, Саша, не вру. Если имеешь сомнение, спроси у Евлампия Огонькова. Евлашка в тот момент сидел у пруда с рыбацкими удочками и весь тарарам слышал.

Андрей Монетов усмехнулся:

— Почему, Анисья Петровна, вчера не рассказала эту историю? Попросили бы твоего Шарика, и он, смотришь, отыскал бы потерявшегося Кузьму.

— Дак, вчера я не знала об магазинной краже. Клава только ныне утром воровство обнаружила, — виновато ответила Огурцова.

— Сумеркин действительно потерялся? — спросил участковый.

— Понимаешь, Саня, это то самое чэпэ, о котором я не стал тебе говорить по телефону. Дело такое… Кузьме недавно исполнилось шестьдесят лет. Надумал мужик хлопотать пенсию, а у самого, кроме колхозной трудовой книжки, никаких документов нет. С прошлого лета начал ему вдалбливать: «Без паспорта пенсию не назначают. Съезди в райцентр, получи новый паспорт». Кузьма в ответ: «Некогда ехать. Я каждый день пьяный».

— На какой заработок пьет?

— Угощают. Одному дров, как Анисье Петровне, наколет. Другому навоз из хлева вычистит. У третьего авансом стакан самогона выпросит. Мужик он хотя и с ленцой, но безотказный. Нынче с весны подрядился пасти частный скот. Я предлагал ему для облегчения пастьбы лошадь — отказался: «Шмякнусь пьяный из седла и поминай как звали».

— Что за друг у него появился?

— По паспорту — тридцатидвухлетний Эдуард Кипятилов из райцентра. По живописной татуировке — уголовник со стажем.

— Не родственник Сумеркина?

— Нет, просто братья по отсутствию разума. Короче, в июле отвез я Кузьму в райцентр. Написал за него заявление насчет паспорта и оставил дожидаться результата. Вечером Сумеркин явился домой с другом и заявил мне, что завербовал в районном центре подпаска. Мол, одному стало тяжело пасти. Вначале я хотел сразу выпроводить «завербованного» из деревни, но, подумав, решил присмотреться. Больше месяца все шло по уму, а вчерашним вечером, понимаешь, стадо вернулось с выпаса без пастухов. И утром сегодня ни Кузьму, ни «подпаска» в деревне не нашли. А вдобавок — кража… Наверное, в уголовный розыск о них надо заявить, да?…

— Посмотрим по обстоятельствам, — задумчиво проговорил участковый.

Примолкшая было Анисья Огурцова мигом вставила:

— Куда они денутся! Пропьют в райцентре украденные деньги и приедут, обормоты, к насиженному месту, будто не виноватые. Друг, возможно, скроется, а беспаспортному Кузе, кроме села, деваться некуда.

Задумавшись, Двораковский не заметил, как Шиферова закурила тонкую дамскую сигарету. Собираясь с мыслями, он сказал:

— Первый раз, землячка, вижу тебя курящей.

Шиферова досадливо нахмурилась:

— От такой жизни закуришь, запьешь и заматеришься. Десять тысяч — не кот наплакал.

— Не огорчайся. Проведем осмотр места происшествия, поищем следы, улики и в оперативном порядке задержим преступников.

К сожалению, ничего утешительного для расследования осмотр не дал. Ни на чисто вымытом полу магазина, ни в узком проходе между штабелями водочных ящиков даже намека на следы обуви не было. Единственной уликой являлся небольшой навесной замочек, зацепленный откинутой дужкой за металлическое кольцо пробоя на двери подсобки, выходящей во двор. Вместо ключа в замке торчал изогнутый ржавый гвоздь.

— Клава, кто же такой игрушечной прищепкой закрывает магазин? — с упреком посмотрев на Шиферову, спросил участковый.

— Говорила я председателю райпо, что надо заменить замок. Он отмахнулся. Дескать, в Веселой Гриве народ не вороватый, — со вздохом ответила продавщица.

— И ты успокоилась?

— Знать бы, где упасть, соломки можно было постелить.

— Вот так и живем. Пока гром не грянет, не перекрестимся, — Двораковский тоже вздохнул. — Принеси-ка целлофановый пакет, что упаковать замок для экспертизы.

Присутствовавшая при осмотре в качестве понятой Анисья Огурцова угодливо предложила:

— Если надо, щас притащу хороший амбарный замок. Можно?…

— Можно, — сказал участковый. — Составим протокол, замкнем магазин, опечатаем и вызовем из райпо комиссию для учета материальных ценностей.

— Как воров теперь искать? — спросил Андрей Монетов.

— Передам в районную милицию ориентировку с характерными приметами подозреваемых, и дорога им будет перекрыта.

Передавать в РОВД ориентировку не пришлось. Только-только Двораковский управился с оформлением необходимых юридических формальностей, к магазину неожиданно пригарцевал как заправский кавалерист Евлампий Огоньков.

— Нашелся Кузьма Сумеркин, — не дожидаясь вопросов, с ухмылкой заявил старик. — Оказывается, чудила на кладбище ночевал.

— Какая чертяка занесла его туда?! — удивился фермер.

— Калякает, зашел батьку проведать. Сел на могилку поплакать да заснул. Похоже, вчера он не меньше поллитра выпил.

— А сегодня как выглядит?

— Как всегда. Полутрезвый — полупьяный. Отправил меня от стада в деревню и наказал: «Доложи Андрюхе, что скотина будет под надежным присмотром».

— Не запустит стадо в посевы?

— Не должон бы…

— Подпасок его где?

— Разводит руками. Не то в райцентр уехал, не то в лесу заблудился.

— В каком месте сегодня пасет?

— Сразу за кладбищем.

Монетов глянул на Двораковского:

— Саня, заводи мотоцикл. Надо срочно ехать к Сумеркину.

3

Пасущееся стадо увидели чуть в стороне от сельского кладбища. Одетый в грязный выцветший камуфляж, Сумеркин сидел в тени под густой березой и, запрокинув кудлатую голову, тряс над раскрытым ртом пустую поллитровку. Увидев внезапно остановившийся возле него мотоцикл, он встрепенулся:

— О, ёпти! Командиры нагрянули… Чо, потеряли меня вчера?

— Ты какой фигней занимаешься? — строго спросил Монетов.

— Баклуши от скуки бью, — Сумеркин, кряхтя, поднялся. — Мужики трепались, будто из свежей пустой бутылки можно вытряхнуть сорок капель. Хрен с маслом! Сколько ни трясу, а всего пять капелюшек на язык упало.

— Выверни бутылку да оближи.

— Черта с два стекло вывернешь.

— Неужели с утра успел поллитровку «освежевать»?

— Не, это вчерашняя. Она, паскудина, сморила меня так, что свалился на батькиной могилке и мертвецки заснул.

— Где взял водку?

— Эдик дал.

— Кипятилов?

— Ага.

— Значит, это он обворовал магазин?

На морщинистом небритом лице Сумеркина появилось недоумение:

— Ты что, Андрей Гаврилыч, с печки упал? Какой магазин?…

— Райповский.

— О, придумал! На кой черт воровать, когда есть деньги, — Сумеркин пошарил по карманам камуфляжной куртки и достал измятую пятидесятирублевку. — Во, глянь, аккурат на «Столицу Сибири» хватит. Еще целковый в запасе остается, только от Клашки Шиферовой сдачу хрен дождешься. У нее руль сорок да руль сорок получается пять двадцать. Может, Клашка сама винополку грабанула, а бочку на других катит.

— Не наводи тень на ясный день, — сказал участковый и наугад добавил: — Свидетели есть, которые видели тебя с Кипятиловым у магазина.

— Санек, ты не первый год в милиции. Не слушай деревенские сплетни… — Сумеркин задумался. — Хотя, по правде сказать, подходил я вчера после обеда к винополке, но поцеловал пробой и повернул домой, то есть в поле, к коровам.

— Понятно. Ты разведал, что магазин закрыт, и Кипятилов по твоей наводке совершил кражу, — снова закинул удочку Двораковский.

— Не, Санек, не придумывай ерунду. Позавчера я выцыганил сотенный аванец у Евлампия Огонькова за пастьбу его черно-пестрой ведерницы. Евлампий — старик не жадный. Чего ему жадничать, когда за фронтовые заслуги как министр пенсию получает. Врать не стану, одну пятидесятку мы с Эдиком сразу пропили. Другую оставили в запас. Вчера в полдень Эдик сказал: «Старик, сбегай в винополку за пузырем „Столицы Сибири“ да на сдачу булку хлеба возьми. Заморим червячка». Он по-блатному или по-молодежному всегда называет меня стариком…

— Ты и на самом деле старик, — вставил фермер. — Шестьдесят лет, а ума нет.

— Откуда ему взяться? Батька мой с рождения был калека, а матка — дура, — ничуть не обиделся Сумеркин и продолжил: — Сгреб я ноги в охапку и дуй не стой в деревню. Магазин, бля, оказался на замке. Поискать продавщицу смекалки не хватило. Вернулся ни с чем. Эдик в сердцах матюгнулся и пошел на поиск сам. Где он разыскал Клашку Шиферову, не знаю, но припер полную сумку харчей.

— Каких? — спросил участковый.

— Кажись, три бутылки «Столицы Сибири», буханку хлеба и коляску колбасы.

— Сразу стали выпивать?

— Нека. Одну бутылку Эдик отдал мне и сказал, чтоб я пас стадо, а он, дескать, пойдет отдыхать. Предлагал еще закусь, да я отказался… — Сумеркин открыл беззубый рот. — Во, глянь, жевать нечем.

— Деньгами Кипятилов с тобой не поделился?

— С хрена ли загуляли. У Эдика в кармане была дохлая вошь на аркане.

— И о деньгах ничего не сказал?

— Чо попусту говорить про то, чего нету.

— Выходит, полную сумку харчей Шиферова подарила Кипятилову за красивые глаза?

— Интересный вопрос… Про такую загогулину я почему-то не подумал.

— Куда Кипятилов отправился отдыхать?

— Забота об его отдыхе меня не мучила. Завладев непочатой бутылкой, я прямиком дунул к стаду. Возле кладбищенских ворот запнулся за коряжину и нечаянно вспомнил давно похороненного батьку. Суровый был мужик! Про мою горькую автобиографию можно написать целую книгу…

— Кузьма, не увиливай в сторону, — одернул участковый. — Твою биографию вся округа знает. Говори, куда скрылся Кипятилов?

— Куда, куда… Черт его знает, куда. Врать не стану, на батькиной могилке я так напоминался, что, сегодня проснувшись, битый час не мог понять, где нахожусь. Оклемался лишь, когда Евлампий Огоньков пригнал к кладбищу стадо.

— Как ты познакомился с Кипятиловым?

— Нормально, в райцентровской закусочной. Эдик там сидел с двумя бутылками плодово-выгодного вина. Подсел к нему. Стакан по стакану разговорились, и Эдику до крайности захотелось в деревню.

— Не поинтересовался: кто он, откуда?

— Мой интерес был в дармовой выпивке, которой Эдик угостил. К тому же у него новый паспорт с фотокарточкой имелся.

— О себе Кипятилов что рассказывал?

— В основном, про лагерную житуху лясы точил. Калякал, будто много лет в зоне отсидел.

— За воровство?

— Не, за бабу. С чужим мужиком застал женку в постели. Сгоряча башку ей отрубил.

— И ты не побоялся связываться с убийцей?

— А чо?… Я — не баба, — Сумеркин ладонями потер морщинистое лицо. — Башка после вчерашнего трещит, а до вечера нечем подлечиться. Если б Эдик, зараза, не убег, мы теперь уже бы похмелились. Две поллитры подряд ему не осилить. На лекарство у него, должно быть, осталось.

— Давай, Кузьма, вместе подумаем: куда Кипятилов мог убежать? — быстро предложил участковый и для затравки добавил: — Отыщем беглеца — опохмелишься.

— С тяжелого бодуна я хреново соображаю… Если блатняк не упорол к матке в райцентр, то, возможно, отлеживается в моей хате.

— Твою хату я утром проверил, — сказал фермер. — Там — шаром покати.

— Тогда, может быть, он где-то здесь, в лесу, блукает.

— Лес большой. Вспомни, где вы с ним обычно выпивали?

— А где придется.

— Определенного места не было?

Сумеркин поцарапал кудлатую голову:

— Когда пасли за лесом, где в колхозное время была летняя дойка, определялись в заброшенном вагончике. Там стол есть и скамейки. Может, Эдик туда забрел…

Участковый посмотрел на фермера:

— Далеко тот вагончик?

Монетов показал на затянутую муравой старую дорогу:

— Полкилометра по этому проселку. Съездим?…

— Конечно.

— Андрюха… Андрей Гаврилыч, меня-то возьмите с собой, — сбивчиво проговорил Сумеркин, отмахиваясь от овода, кружившего над непокрытой головой.

— Ты где свою кепку потерял? — вместо ответа спросил фермер.

— Анисья Огурцова прихватизировала.

— За попытку украсть у нее деньги?

— Во, бля, деревня! Любой пустяк в великое событие раздуют. Эдик пошутил, а старуха уже тебе нажалобилась.

— За такие «шутки» на скамью подсудимых садят.

— Мне там не сидеть. Без вранья скажу, я глазом не успел моргнуть, как Эдик слямзил Анисьину заначку. Чо, не возьмете меня?

— Смотри, Кузьма, за стадом. Учинишь потраву — не оберешься беды.

— Будь спок, Гаврилыч. До вечера дотерплю.

Двораковский тронул мотоцикл с места и, развернувшись, выехал на проселок. От деревни вдоль зарастающей дороги тянулась вереница покосившихся деревянных столбов с белыми изоляторами на вершинах, но без проводов, по которым когда-то поступало электричество к механизированной дойке.

— Давно провода сняли? — спросил участковый.

— Сразу после банкротства колхоза райцентровские жулики в одну ночь обрезали алюминий для сдачи а металлолом, — ответил фермер.

— Стадо большое в колхозе было?

— Сто восемьдесят коров отправили на мясокомбинат. Куда деньги за них канули, неведомо никому. Колхозникам не заплатили ни копейки. Наделили селян земельными паями, механизаторам раздали изношенную до ручки технику, и на этом мы распрощались с колхозной жизнью. Работящие мужики по моему примеру занялись фермерством, да быстро сникли. В нынешней неразберихе не каждому по уму вести рентабельное хозяйство.

— Насколько знаю, сейчас издано много документов, поддерживающих аграрный сектор.

— Как говорит мой коллега из села Раздольного Богдан Куделькин, на кухне, где стряпаются эти документы, или очень старые печи, или пьяные повара.

— И кредиты не помогают?

— Мизерные цены на зерно позволяют только-только расплатиться за кредитную солярку. На покупку новой техники и удобрений не остается ни шиша. Выручает плодородная землица да опытные механизаторы, умеющие из дерьма сделать конфетку.

— Сколько у тебя земли?

— Считай, все пенсионеры отдали мне в аренду свои паи.

— Как расплачиваешься с ними?

— Зерном да сеном для скота. Дровишки, уголь на зиму старикам привожу.

— Деньгами не платишь?

— Денег хватает только работающим мужикам. Осенью, после реализации зерна, тысяч по тридцать приходится на трудолюбивую душу. В прошлом году подарил чиновникам из продовольственной корпорации пару фляг меда с собственной пасеки, так они расщедрились. Оплатили зерно по высшей ставке, и моим механизаторам досталось почти в два раза больше деньжат.

— Берут чиновники взятки?

— Еще как берут!.. Раньше совслужащие тоже брали, но стеснялись. А теперь нагло вымогают «на лапу».

— Развивать хозяйство не планируешь?

— Хотел создать животноводческую ферму с молочным уклоном, да цены на молоко очень уж смешные. Короче, куда ни кинь — везде клин.

— Мельница, хлебопекарня, магазин оправдывают себя?

— Концы с концами свожу. Это я создал ради того, чтобы люди не мотались за каждым пустяком в райцентр. Ну и для трудоспособных женщин какой-никакой заработок.

— К слову, Андрей… На твой взгляд, могла Шиферова за неделю наторговать десять тысяч выручки?

— Сомневаюсь. Основная выручка у нее от водки. Десять тысяч рублей — это около двухсот поллитровок. Такую уйму спиртного нашим алкашам за неделю, пожалуй, не осилить.

— Говорят, Клава безбожно обсчитывает покупателей…

— Водится за Клавой такой грех. Заводил с ней разговор на эту тему. Отбрила: «Андрюша, директор торгпредприятия сказал, что в сельмаге у меня, кроме оклада, будут конторские счеты, калькулятор и весы. Понял, чем старик бабку донял?»… Короче, мухлюет Клавка с благословения руководства агонизирующей торговой монополии.

За разговором незаметно миновали лесной участок дороги и выехали к обширному зеленому лугу, вдоль и поперек изъезженному легковыми автомобилями.

— Кто это исколесил луговину? — спросил участковый.

— Райцентровские грибники. Раньше здесь было колхозное пастбище. Теперь обильно растут шампиньоны и свинушки, — ответил фермер и показал на ветхий строительный вагончик возле покосившейся жердяной изгороди, некогда ограждавшей загон для скота. — Направляйся, Саня, прямиком туда.

Двораковский свернул на промятую в траве автомобильную колею, словно по линейке вытянувшуюся от опушки леса к вагончику, и на малой скорости подъехал к распахнутой двери. Тотчас из выставленного оконца вагончика шумно выпорхнула длиннохвостая сорока и, застрекотав, полетела к лесу.

— По-моему, здесь людским духом не пахнет, — слезая с мотоцикла, сказал участковый.

— Посмотрим — увидим, — добавил фермер.

Увиденное поразило обоих. У оконца на грубо сколоченном столе лежали исклеванные сорокой ломти хлеба и крупно нарезанные куски колбасы. Рядом стояла ополовиненная поллитровка с этикеткой «Столица Сибири». Горлышко другой, непочатой, бутылки торчало из полиэтиленового пакета, прислоненного к ножке стола. А на грязном полу, зажав в правой руке нож с остроконечным лезвием и уставив в потолок остекленевшие глаза, лежал худощавый мужчина неопределенного возраста. На левой стороне груди мертвеца запеклось бурое пятно крови, пропитавшей серую футболку с надписью «BOSS». Оба кармана измятых черных брюк были вывернуты.

— Кипятилов?… — глядя на труп, спросил участковый.

— Он, Эдик, — мрачно ответил фермер. — Веселенькая история. Что будем делать, Саня?

Двораковский достал трубку мобильного телефона:

— Придется вызывать следственную группу из райцентра.

4

Восьмиместный УАЗ с фиолетовой мигалкой подъехал к месту происшествия спустя час после звонка участкового. Первым из машины вышел рослый в форменном мундире районный прокурор Антон Бирюков. За ним выбрались остальные участники следственно-оперативной группы. Было их четверо: моложавый с виду следователь прокуратуры Петр Лимакин с черным «дипломатом» в руке, эксперт-криминалист Лена Тимохина — стройная шатенка в форме майора милиции, лысоватый толстяк судебно-медицинский эксперт Борис Медников и оперуполномоченный уголовного розыска энергичный крепыш Слава Голубев. Позже всех из машины вылез задом наперед Евлампий Огоньков с неизменной трубкой в зубах.

— Срочная помощь потерпевшему не нужна? — здороваясь с участковым за руку, спросил Бирюков.

— Нет, Антон Игнатьевич, труп давно окоченел, — ответил Двораковский.

— Мы в Веселую Гриву заезжали за понятым, — Бирюков взглядом указал на Огонькова и вновь обратился к участковому: — Как фамилия потерпевшего?

— Кипятилов.

— Эдуард?… — будто удивился Слава Голубев.

— Так точно.

— Вот где рецидивист финишировал!

— Говорят, он был судим за убийство жены…

— Враки. Уголовники любят приписывать себе вымышленные «подвиги». Все судимости Кипятилова были за кражи. Среди криминальной братвы Эдик известен под унизительной кличкой Чайник.

— Когда он отбыл последнее наказание? — спросил Бирюков.

— В мае этого года. Получил российский паспорт и стал жить в райцентре в материнском домике. Кормился за счет родительницы, а на выпивку подрабатывал грузчиком у предпринимателей. С месяц назад после неудачной попытки обворовать коммерческий ларек исчез из райцентра.

— С той поры он и обосновался в Веселой Гриве, — сказал фермер.

Прокурор повернулся к следователю и экспертам:

— Приступайте к работе. — И предложил Голубеву. — Ты все-таки посмотри, тот ли это Кипятилов.

Криминалист Тимохина достала из кофра фотоаппарат с блицем, а судмедэксперт Медников натянул на руки резиновые перчатки. Вторым понятым, кроме старика Огонькова, пригласили фермера Монетова. Первыми в вагончик вошли Бирюков с Голубевым. За ними — остальные. Двораковский не стал вмешиваться не в свое дело и присел на мотоцикл. Долго скучать участковому не пришлось. Минут через десять Бирюков вышел из вагончика. Следом появился Голубев.

— Опознали труп? — спросил Двораковский.

— Опознали, — ответил прокурор и попросил участкового рассказать о магазинной краже.

Когда Двораковский доложил всю информацию, Бирюков обратился к Голубеву:

— Ты, Славочка, у нас — ходячий компьютер. Поройся в памяти: не было ли какого компромата на сотрудницу кафе «Русалочка» Клавдию Шиферову?

— Разбитную блондинку в «Русалочке» видел неоднократно. Приготовленный ею отличный кофе пробовал, но компрометирующих фактов не припоминаю, — недолго подумав, сказал Голубев.

— Вот тебе первое поручение: повстречайся с хозяином кафе и поговори с ним о разбитной блондинке.

— Бу сделано, Игнатьич.

— Еще надо узнать, не было ли у Кипятилова серьезных конфликтов с криминальной братвой, после которых обычно возникают кровавые разборки.

— Узнаю.

Бирюков обвел взглядом изъезженный и истоптанный луг. Словно рассуждая вслух, сказал:

— Здорово здесь грибники порезвились.

— А вот этот автомобильный след не грибника, — присматриваясь к продавленной в траве колее, тянущейся от опушки леса к вагончику, проговорил Голубев. — Смотри, Игнатьич, подъехал сюда, круто развернулся и укатил обратно.

— Да, это явно не грибник приезжал, — согласился Бирюков.

Метрах в пяти на кромке правой колеи белел скол прикрытого травой пня. Слава подошел к нему и, нагнувшись, поднял из травы обломок пластмассовой черной ласты, какими прикрываются концы бамперов у «Жигулей» шестой модели. Судя по конфигурации, поврежденная деталь прикрывала правый конец переднего бампера, которым водитель либо впопыхах, либо по ротозейству ударился об край пня.

— Крепко разиня поцеловался с пеньком, — разглядывая щепки от пня, усмехнулся Слава. — Придется ему не только новую ласту ставить, но и выправлять бампер. Хорошая улика для поиска поврежденного автомобиля.

— Возьми ее на заметку, — сказал Бирюков и обратился к Двораковскому. — На твоем участке, Саша, много жигулевских «шестерок»?

— В Веселой Гриве нет ни одной. В Березовке и Раздольном четыре или пять машин есть, — ответил участковый.

— Проверь их.

— Сегодня же проверю.

— А в райцентре с такой проверкой придется долго потеть, — вздохнул Голубев.

Бирюков улыбнулся:

— Без труда, Славочка, не вытащишь и рыбку из пруда.

— Что верно, то верно. Карась — рыба капризная, — будто поддерживая разговор, сказал вышедший из вагончика Евлампий Огоньков. — Иной раз ни единой поклевки не дождешься, а вдругорядь, как раздухарится, не поспеваешь червяков наживлять. — И, набивая самосадом из кисета трубку, словно извинился: — Следователь отпустил покурить, а я, возможно, в деловую беседу не к месту встрял. Поди, сурьезное обсуждаете?

— Гадаем, какой лихач на «Жигулях» чуть напрочь пень не своротил, — ответил Бирюков.

— Лихачи смелые люди. У нас в селе нынче был аналогичный случай. Ветеран войны, мой ровесник, Ефим Пендюрин получил от государства новенькую бесплатную «Оку». Из Новосибирска пригнал машинешку его сын. Ефим, понятно, захотел сам прокатиться по деревне с ветерком. Как путевый шофер сел за руль. Пристегнулся безопасным ремнем. Рывком газанул да в первый же столб так лихо впендюрился, что аж передок машины в гармошку превратил, — Огоньков глянул на Двораковского. — Слыхал о таком забавном случае?

— Слышал, — с улыбкой кивнул в ответ участковый. — Ты, Евлампий Сидорович, человек наблюдательный. Не приметил, вчера после обеда к Кипятилову никакие друзья не приезжали?

Старик, раскуривая трубку, пожал плечами:

— Самого Эдика с друзьями не видел, а к Клашкиному магазину подкатывала желтая легковушка вроде бы жигулевской марки.

— В какое время? — сразу заинтересовался Бирюков.

— Определенно сказать не могу… Где-то после шести часов вечера. Я с удочками шел к пруду на вечернюю зорьку. В тот момент легковая и ушмыгнула от магазина.

— В какую сторону направилась?

— Выехала на трассу к кладбищу, где паслось стадо, и пропала с моих глаз. Возможно, что с трассы она сюда повернула.

— Магазин был закрыт?

— На входной двери висел замок, а заднюю дверь, где воры пролезли, с улицы не разглядишь.

— Часто к магазину подъезжают машины?

— Бывает, сворачивают с трассы.

— За водкой?

— В основном — за ней да за куревом. А на прошлой неделе к Клашке Шиферовой на день рождения друзья приезжали.

— В желтой машине?

— Не, в черном, как теперь говорят, джипе. Я на пруду карасиков полавливал. Солнце уже склонилось к закату. Тишина — райская! Вдруг к берегу подкатил джип. Мне подумалось, что приехали рыбаки из райцентра. Нет, из джипа выскочила крепко завеселевшая Клашка в нарядном белом костюме. Хохоча разбежалась и со всего маха в пруд — бултых! У меня испуг возник: хана девке, захлебнется!.. Ничего подобного. Кувыркается в воде, как русалка, и хохочет во всю Ивановскую.

Из машины вылез парень физкультурного сложения. Говорю ему: «Спасай подругу, пока не утонула». Он усмехнулся: «Такие отчаюги, дед, в воде не тонут и в огне не горят». — «Чего она сдурела?» — «Характер показывает. Охладится — поумнеет». И правда. Накувыркавшись вволю, Клашка выкарабкалась на берег. Парень сгреб ее в охапку, затолкал в машину, и джип быстро укатил от пруда.

— Они вдвоем были? — спросил Бирюков.

— За рулем сидел еще один здоровяк в черных очках и с остриженной, как у новобранца, головой. Лицо сытое — кровь с коньяком… — Огоньков посопел задымившей трубкой. — На следующий день в десятом часу после утренней зорьки иду от пруда домой — магазин открыт. Из любопытства решил глянуть, как себя чувствует Клаша после вчерашнего купания. И что вы думаете?… Шиферова — чистенькая, нарядная, с городской прической благоухает духами и, как ни в чем не бывало, мурлычет: «Конфетки бараночки, словно лебеди саночки». В накрашенных глазах — никакого признака похмелья. Вот это, думаю, крепкая деваха! Такая без проблем и коня на скаку остановит, и в горящую избу войдет. Поинтересовался: «Головушка не болит после вчерашнего?» Засмеялась: «Дедуля, по пустякам я не болею. С друзьями отметила двадцать пятый день рождения». — «Раньше по такому событию парни дарили барышням цветы». — «То было раньше, а теперь с бутылкой приезжают». — «И нарядный костюм, который в пруду испачкала, не жалко?» — «Стоит ли тряпки жалеть? Их у меня — завались и обсыпься».

— Не сказала откуда приезжали парни?

— Такого вопроса ей не задавал.

— Только однажды тех парней видели?

— Только в тот раз.

— А Кипятилов в селе не дебоширил?

— Ни-ни! Кроме Кузьмы Сумеркина, он ни с кем из селян не знался. Как испуганный сурок вечерами в Кузиной хате сидел. Не могу смикитить, за какой грех мужика укокошили. И ведь даже карманы у штанов вывернули разбойники. Наверное, деньги искали, а?…

— Может быть, — ответил Бирюков.

Место происшествия следственно-оперативная группа покинула далеко за полдень. Прежде, чем направиться по автотрассе в райцентр, заехали в Веселую Гриву. Бирюков хотел лично побеседовать с Шиферовой, однако Анисья Огурцова, у которой квартировала продавщица, заявила, что Клава уехала в райпо за ревизорами.

5

Во второй половине следующего дня, когда эксперты подготовили заключения, прокурор Бирюков собрал на оперативное совещание всех участников группы, выезжавших к месту происшествия.

Судмедэксперт Борис Медников сделал вывод, что Кипятилов был убит вечером в тот день, когда совершена магазинная кража. Летальный исход наступил моментально от огнестрельного ранения. Свинцовая пуля, которую удалось извлечь, попала прямо в сердце. Перед смертью потерпевший находился в средней стадии алкогольного опьянения.

Криминалист Тимохина на основании исследования пули, извлеченной из трупа, и пороховых вкраплений возле раны пришла к выводу, что выстрел был произведен в упор, предположительно, из газового пистолета, переделанного для стрельбы из патрона от мелкокалиберной винтовки. Зажатый в руке потерпевшего нож с откидывающимся лезвием — кустарная работа. Такие ножи обычно тайком мастерят умельцы в местах лишения свободы.

Ознакомившись с экспертизами, Бирюков спросил следователя:

— Деньги хорошо искали?

— Более, чем хорошо, но ни копейки не нашли. На этом основании можно полагать: убийство совершено с целью ограбления, — ответил Лимакин.

— Чтобы пойти на грабеж, надо знать, что карманы у намеченной жертвы не пустые, — сказал Слава Голубев.

— Видимо, убийца знал, что Кипятилов унес из магазина десятитысячную выручку.

— Об этом ему могла сказать только продавщица, а та заявила, будто обнаружила кражу лишь на следующий день утром. По-моему, что-то темнит гражданка Шиферова.

Следователь усмехнулся:

— Разве не знаешь, как изворачиваются продавцы, стараясь свалить недостачу на воров?

— Не надо хапать, тогда и изворачиваться не придется. Ложь к добру не приводит.

— Кстати, Слава, ты не переговорил с владельцем кафе о Шиферовой? — спросил Бирюков.

Голубев живо повернулся к нему:

— Утром по пути на службу забегал в «Русалочку». Вместо разбитной Клавы там теперь вежливый бармен в белой рубашке с черной «бабочкой». Сказал, хозяин спозаранку уехал в Новосибирск за продуктами. Когда вернется, не известно.

— Фамилию хозяина узнал?

— Я давно знаю Николая Григорьевича Сидоренко. Сорокалетний мужик, без криминальных закидонов. Мастер спорта по лыжам. До занятия бизнесом преподавал физкультуру в средней школе.

— Не откладывай встречу с ним.

— Постараюсь, Игнатьич, не тянуть резину. А пока суть да дело попробую разыскать жигулевскую «шестерку» с поврежденным бампером. С утра попросил автоинспекторов, чтобы приглядывались к «Жигулям». Еще успел обзвонить знакомых мастеров, которые чинят машины на дому. С таким повреждением к ним пока никто не обращался. После совещания махну на Вазовскую станцию техобслуживания. Может там повезет.

— От Двораковского какие сведения?

— Звонил Саша. Вчера он проверил искомые «Жигули» в селах своего участка. Бамперы у всех исправны. Сегодня утром Шиферова вернулась в Веселую Гриву с комиссией, которая начала учет товаров.

— Какую версию считаешь наиболее перспективной?

Голубев пожал плечами:

— Пока, Игнатьич, не могу определиться… Либо Шиферова навела убийцу на Кипятилова, либо Кипятилов совершил кражу в сговоре, но не захотел поделиться добычей с подельником. За что и поплатился жизнью.

Бирюков посмотрел на следователя:

— У тебя, Петр, какое мнение?

— Такое же, — ответил Лимакин. — Придется возбуждать уголовное дело и отрабатывать эти предположения. Как только у Славы появятся оперативные факты, сразу начну официальный допрос свидетелей.

— Хорошо. На побочные дела не отвлекайтесь, работайте напористо… — Бирюков, помолчав, обратился к эксперту-криминалисту: — Лена, на водочных бутылках чьи отпечатки пальцев обнаружены?

— Только Кипятилова, — сказала Тимохина. — На отомкнутом гвоздем замочке вообще все затерто.

— А на лезвии ножа?

— Ножом Кипятилов отрезал хлеб и колбасу. Наряду с деньгами мы долго искали стреляную гильзу, но тоже не нашли. Пистолеты-самоделки обычно после выстрела автоматически не выбрасывают гильзы.

В разговор вступил судмедэксперт:

— Кроме огнестрельной раны, других телесных повреждений у Кипятилова нет. Похоже, застрелили его, так сказать, без шума и пыли…

Медников достал пачку сигарет, но, сильно закашлявшись, сунул ее обратно в карман пиджака.

— Боря, ты отчего так кашляешь? — с улыбкой спросил Голубев.

— От «Примы», — буркнул судмедэксперт.

— Курил бы «Яву».

— От «Примы» кашель дешевле.

— Сам же говорил, что курить вредно, — засмеявшись, сказал Слава.

— Водку пить еще вреднее.

— Много Кипятилов выпил перед смертью?

— Не меньше полбутылки.

— В таком состоянии он мог и ножом помахать.

— Конечно, мог, да, видимо, не успел…

Совещание продлилось около часа. Выйдя из прокуратуры, Голубев сел в свой старенький «Запорожец» и отправился на станцию техобслуживания.

6

В розыскной работе бывают блистательные удачи, однако не так часто, как хотелось бы. Поэтому каждый раз, приступая к очередному расследованию, Голубев на первых порах, когда нащупывается ниточка к преступному клубку, не тешил себя иллюзиями скорого успеха. Оптимист по натуре, он никогда не впадал в панику и слишком не огорчался от неудач, считая, что отрицательный результат — тоже результат. К станции технического обслуживания Слава подъехал в бодром настроении, хотя и не имел четкого представления о том, что будет делать дальше, если здесь окажется «пустой номер».

На площадке перед распахнутыми широкими, как ворота, дверями ремонтного цеха не было ни одной автомашины. Возле дверей на длинной скамейке, прислоненной спинкой к стене, два молодых слесаря в черных сатиновых спецовках дымили сигаретами. Присаживаясь рядом, Голубев спросил:

— Как жизнь, ребята?

— Как в сказке, — ответил один из слесарей, а другой быстро добавил: — Чем дальше, тем страшнее.

— Отдыхаете?

— Работы нет.

Слава показал кусок пластмассовой накладки, найденный у сколотого пня на месте происшествия:

— Угадайте, спецы, от чего эта деталь отломилась?

Слесари поочередно повертели обломок в руках. Возвращая его Славе, заявили, что это хвостовая часть ласты, прикрывающей правый конец переднего бампера у «Жигулей» шестой модели.

— Недавно вам не приходилось устранять такую поломку? — спросил Слава.

Сидевший рядом с ним слесарь прежде, чем ответить, придавил подошвой ботинка окурок:

— Позавчера перед концом рабочего дня приезжал на станцию в «Жигулях» желтого цвета огорченный жизнью неудачник. Выправили у машины загнувшийся к верху правый конец переднего бампера, поставили вместо сломанной новую ласту и на стенде отрегулировали нарушенное схождение колес.

Голубев почувствовал внезапный прилив энергии и, словно удивившись, торопливо сказал первое, что пришло в голову:

— Где «неудачник» так здоровски ломанулся?!

— Рассказывал, будто искал в лесу грибы да в заросший травою пень въехал.

— Обломок ласты, привинченный к бамперу, куда дели?

— Отвинтили и в мусорную бочку выбросили.

— Найти его можно?

— Без проблем.

Слесарь сходил в цех и принес выброшенную деталь. Приткнув обломки друг к дружке поврежденными краями, Слава воскликнул:

— Вот они, родимые! Если склеить, «ласточка» будет почти новенькая.

— Не стоит овчинка выделки, — сказал слесарь. — Цена-то ей плевая.

— Я к тому, что обломки родственные…

— Это бесспорно.

— Кто владелец поврежденной машины?

— Спортивного вида парень или мужик лет за тридцать.

— Фамилия как?

— Фамилию можно посмотреть в заказ-наряде у кассира.

По подсказке слесаря молчаливая кассирша быстро отыскала стандартный бланк заказ-наряда № 922 на ремонт автомобиля ВАЗ-2106 с Госномером Е 42–63 НБ. Посмотрев в графу «Ф.И.О. заказчика», Голубев поначалу, что называется, не поверил своим глазам. Там было написано: «Сидоренко Н. Г.» и указывался домашний адрес: «ул. Тополевая, 13».

— Так это же владелец кафе «Русалочка», — глянув на слесаря, сказал Слава.

Слесарь усмехнулся:

— Мы по кафетериям не ходим. Предпочитаем другие напитки.

— Понятно, маэстро, — весело проговорил Слава и стал оформлять протокол выемки заказ-наряда.

Со станции техобслуживания окрыленный удачей Голубев погнал своего дребезжащего «Запорожца» на улицу Тополевую. Минут через пятнадцать он затормозил у небольшого крепенького дома с цветущим палисадником. И вновь фортуна повернулась к нему лицом. В просторном заасфальтированном дворе, перед вместительным кирпичным гаражом, сам господин Сидоренко, одетый в спортивное трико, отмывал струей из водопроводного шланга забрызганный грязью микроавтобус, расписанный по бокам черными иероглифами. Выше среднего роста стройный хозяин «Русалочки» выглядел намного моложе своих лет. Возраст выдавало, пожалуй, только уставшее лицо с темными, словно от бессонницы, кругами возле карих глаз.

В отличие от некоторых своих коллег, которые при общении со свидетелями или подозреваемыми пытались сразу «взять быка за рога», Голубев придерживался иной тактики. Под видом доверчивого простака Слава начинал служебный разговор с житейских пустяков, постепенно, слово по слову, приближаясь к существу расследуемого дела. На этот раз его сильно «заинтересовал» японский грузовичок. Обсудив с Сидоренко все достоинства и недостатки микроавтобуса, Слава удивленно спросил:

— Григорьич, где ты так устряпал япошку? В райцентре сегодня ни дождинки не упало.

— Из Новосибирска только что вернулся, — ответил Сидоренко. — Там больше двух часов жуткий ливень хлестал.

— Сам за рулем ездишь?

— Больше некому. Ни на шофера, ни на грузчиков денег не хватает.

«Русалочка» хило кормит?

— Откровенно сказать, так себе. Днем клиентов мало бывает.

— Зато вечером из-за припаркованных иномарок к кафе не пробраться. Неоднократно видел, как бритоголовые братки стаканами глушат в твоем заведении коктейли да коньяки.

— Вот за счет бритоголовых и держусь на плаву. Если бы не они, давно бы, как «Титаник», затонул.

— «Титаник» — коммерческая фирма или утопший в начале прошлого века пароход?

— Пароход.

Сидоренко перекрыл у колонки кран, неторопливо свернул шланг и лишь после этого предложил Голубеву сесть на скамейку у крыльца. Невесело улыбнувшись, сказал:

— Говорят, в ногах правды нет.

— Можно и сидя правду утаить, — тоже с улыбочкой проговорил Слава, присаживаясь рядом с хозяином. — Сегодня утром, Григорьич, забегал к тебе чашечку кофе выпить для бодрости. Вместо экстравагантной Клавы Шиферовой появился симпатичный бармен. Текучесть кадров?…

— Как сказать… — Сидоренко замялся. — Уволилась Шиферова.

— По своей воле или по твоей?

— В райпо Клаве наобещали златые горы. В кафе — кассовый аппарат, а в сельском магазине — бесконтрольность.

— Не зря говорят, что дело не в деньгах, а в их количестве?

— Наверное, так.

— Слушай, Григорьич, а мне Шиферова нравилась. Ее голубые глаза — сплошное очарование. Как-то, заговорившись с ней, чуть кофеем не обпился. Подряд три чашки выхлебал. Даже голова закружилась.

— Закружить голову Клава может кому угодно. Шухарная особа.

— Ты, случайно, с ней… не шухарил?

Сидоренко засмеялся:

— Вячеслав Дмитриевич, я слабоумием не страдаю. С такой отчаюгой зашухари — мигом в трубу вылетишь.

— У Клавы слишком большие запросы?

— Не столько запросы, сколько… Непредсказуемая она.

— По мужской линии как?

— Как мартовская кошка.

— По-твоему это болезнь или распущенность?

— По-моему, распущенность, переходящая в привычку.

— Вот и я так же считаю! — войдя в роль, увлеченно заговорил Слава. — Очень жалко кобылиц репродуктивного возраста… пардон, хотел сказать «молодиц», которым следовало бы пополнять демографическую копилку России, а они вместо этого глушат водку, балдеют от наркоты и гибнут в расцвете лет бесплодными пустышками.

Сидоренко усмехнулся:

— Шиферова не погибнет. Ни водкой, ни наркотиками она не увлекается.

— Да?… А мне о ней рассказывали иное. Недавно ездил в Веселую Гриву на пруд карасей удить, — слукавил Слава. — Там рыбачил старик, словно паровоз дымящий самосадом из трубки. Вот он поведал, будто Шиферова, отмечая свой день рождения, напилась так, что прямо в нарядном белом костюме бултыхнулась в пруд. Представляешь, приехала к пруду в джипе с двумя парнями и…

— С какими парнями? — не дал договорить Сидоренко.

— У сидевшего в черных очках за рулем джипа лицо сытое — кровь с коньяком, а другой вроде тебя.

— Почему вроде меня?!

— Ну, это так… со слов старика. Сам-то я ни парней, ни пьяную Шиферову не видел.

— Сколько лет старику?

— Под восемьдесят.

— Ого-го! В таком возрасте человек уже имеет полное право на старческий маразм.

— Возможно. Словом, ты на дне рождения у Шиферовой не был?

— С какой стати мне там быть? Я даже не знаю, когда этот день. — Сидоренко насупился. — Слушаю тебя, Вячеслав Дмитриевич, и не понимаю: почему тебя так сильно заинтересовала в общем-то пустоватая Клава?

— Магазин ее в Веселой Гриве обворовали, — сказал Голубев.

— Давно?

— Позавчера.

— А при чем здесь я?

— Совсем ни при чем. Просто выясняю круг общения Клавы.

— Да она во всех кругах — своя.

— С крутыми «братками» дружит?

— Сказал же, со всеми на дружеской ноге.

— Дело в том, Николай Григорьич, что, спустя час-полтора после кражи, неведомый бандит застрелил вора и, похоже, забрал из его карманов украденные десять тысяч рублей.

— Вот уж… страсти-мордасти.

— Скажу больше: на месте убийства обнаружен обломок ласты от твоих «Жигулей».

— Не может быть! — бледнея словно полотно, воскликнул Сидоренко. — Мои «Жигули», абсолютно исправные, стоят в гараже.

— Знаю. Позавчера вечером на станции техобслуживания у них выправили передний бампер, поставили новую ласту и отрегулировали нарушенное схождение колес. Могу тебе показать изъятый у кассирши заказ-наряд, по которому ты заплатил за ремонт сто тринадцать рублей ноль-ноль копеек.

Побледневшее лицо Сидоренко стало покрываться нервными пятнами. Будто онемев, он уставился на Голубева немигающим взглядом.

— Ты никому не отдавал на прокат машину? — спокойно спросил Слава.

— Нет, не отдавал, — чуть слышно ответил Сидоренко. — Сам об пень долбанулся.

Неуверенно, сбиваясь с пятое на десятое, Сидоренко стал рассказывать, как позавчера очень неудачно съездил к Веселой Гриве за шампиньонами, которых, по словам соседа, возле бывшей колхозной дойки видимо-невидимо. Когда миновал по проселку небольшой лес и увидел истоптанный и изъезженный луг, понял, что там уже прошлась великая армия грибников и бродить по чужим следам нет никакого смысла. В расстроенных чувствах, машинально, доехал до вагончика у покосившейся изгороди. Хотел заглянуть в распахнутую дверь, но, услышав грубый разговор двух мужиков, торопливо развернулся и впопыхах проморгал заросший травою пень.

— Перед тем, как ехать к дойке, в Веселую Гриву не заезжал? — спросил Голубев.

— Заезжал, чтобы поточнее узнать дорогу к грибному месту, — Сидоренко потупился. — Магазин райпо был на замке, на деревенской улице — ни души. Поехал наугад, как подсказывал сосед, по проселку через лес у кладбища.

— Пасущееся стадо видел?

— Поодаль видел, но пастуха вроде бы не было.

— О чем мужики в вагончике говорили?

— Разговор походил на матерную брань. По-моему, оба они были вдрызг пьяные.

— Двое их было? — уточнил Слава.

— Слышал голоса двоих. Сколько на самом деле было человек в вагончике не видел.

— У тебя в машине, случайно, не завалялся самодельный пистолетик под малокалиберный патрон?

Сидоренко натянуто улыбнулся:

— Кроме перочинного складешка для срезания грибов, иного оружия не имею.

— Не обманываешь?

— У меня привычки нет обманывать.

— Есть или нет — время покажет. Об одном, Николай Григорьевич, хочу тебя предупредить: ложь к добру не приводит. За нее можно жизнью поплатиться.

— Я ни в чем не виновен.

— Бандиты плохо разбираются в правых и виноватых. Тех, кто даже случайно оказался свидетелем кровавых преступлений, они обычно убивают.

— Какой я свидетель, если ничего не видел?

— Когда ты подъезжал к вагончику, убийца через открытую дверь мог заприметить номер твоих «Жигулей». Этого достаточно, чтобы посчитать тебя свидетелем и при удобном случае ликвидировать.

— Кажется, крепко я влип в грязную историю… — Сидоренко растерянно уставился на Голубева. — Что теперь делать?

Слава поднялся со скамейки:

— Постоянно помнить старую мудрость: береженого Бог бережет. Если заметишь за собой слежку или надумаешь сказать что-то дополнительно, запросто заходи ко мне в милицию. Чем смогу — помогу.

7

От разговора с Сидоренко у Голубева остался горький осадок неудовлетворенности. Удачно начавшийся поиск желтых «Жигулей» завершился по существу ничем. В том, что Николай Григорьевич многое не договаривает, Слава не сомневался, но трудно было понять, почему он хитрит: то ли из страха оказаться без вины виноватым, то ли из стремления отбояриться от причастности к убийству, если такая причастность действительно была, скажем, по какому-то нелепому стечению обстоятельств. Возникшее предположение о том, что Кипятилова застрелил сам Сидоренко, Голубев отмел без колебаний. За пятилетнее существование в райцентре «Русалочки» за этим заведением не числилось ни единого происшествия, а ее владелец слыл умным и добросовестным предпринимателем.

Перебрав в уме несколько вариантов оперативных действий, Слава пришел к выводу, что без детального выяснения личности и связей Шиферовой ему не обойтись. В первую очередь следовало проверить объективность показаний продавщицы, зафиксированных участковым Двораковским в протоколе дознания при осмотре обворованного магазина. С этой целью Голубев побывал в «Химчистке» и убедился, что там действительно находится белый костюм «Армани», который Шиферова сдала почистить. День оформления заказа совпадал с днем магазинной кражи. Отметив этот факт, как положительный, Слава направился в райпо. Главный бухгалтер — мрачная женщина с крашеными в рыжий цвет волосами без колебаний подтвердила встречу с Шиферовой в «Химчистке» и свое обещание выдать Клаве зарплату, если она привезет недельную выручку.

— О какой сумме шла речь? — спросил Голубев.

Главбух задумалась:

— Не помню. Сумму, кажется, мы не обговаривали.

— А сколько Шиферова обычно наторговывала за неделю?

— По-разному. Где-то около пяти-семи тысяч. Бывало и побольше.

— Жалоб покупателей на ее работу не было?

— Теперь покупатели брюзжат, но официально не жалуются. Это в прежнее время, когда сплошь дефицит был, жалобные письма сыпались, как из рога изобилия.

— Сколько у вас продавцы сельских магазинов зарабатывают?

— Оклады на селе небольшие, чуть выше минимальной пенсии.

— Говорят, кроме оклада, у них есть калькулятор, счеты и весы…

— За обсчет покупателей наказываем хитрюг беспощадно.

— В таком случае, интересно, что заставило Шиферову из кафе «Русалочка», где заработок значительно больше минимальной пенсии, перейти на мизерный оклад?

Главбух пожала плечами:

— Таких, как Шиферова, раньше называли «летунами». По-моему, из-за легкомысленного характера Клава просто не может подолгу работать на одном месте. Она и до «Русалочки» скакала с места на место.

— Не в вашей системе?

— Нет, в частных магазинах красовалась.

— Не припомните, в каких именно?

— Все Клавины места запомнить невозможно. Знаю лишь, что перед «Русалочкой» Шиферова торговала у Артема Лупова в «Электротоварах»…

С Артемом Луповым, упомянутым главбухом, Голубев познакомился на заре перестройки при расследовании уголовного дела по убийству сожителя Юлечки Галактионовой, работавшей товароведом в райпо. Артем в то время возглавлял бригаду райповских грузчиков и оказался чуть ли не основным подозреваемым в убийстве. Голубеву со следователем Лимакиным пришлось затратить много усилий, чтобы установить подлинного убийцу и доказать непричастность Лупова к преступлению. После состоявшегося суда Лупов покинул бригадирство и занялся коммерческой торговлей.

От конторы райпо до «Электротоваров» было пять минут езды. Плечистый здоровяк Артем встретил Славу басовитым возгласом:

— Добро пожаловать, Дмитрич!

— Привет, Мистер-Твистер, — с улыбкой ответил Слава.

— Не подначивай, Шерлок Холмс. До владельца заводов, газет, пароходов мне… как от неба до земли.

— Прибедняешься?

— Отнюдь.

— Плохи делишки?

— Дела идут — контора пишет. Рубль дадут, а два запишут.

— Охмуряешь покупателей?

— Упаси Бог! Марку фирмы держу на высоте. У меня покупатель всегда прав. А ты, однако, опять кого-то ищешь?

— Настраиваюсь на поиск и хочу с тобой душевно побеседовать.

— О чем или о ком?

— О Клаве Шиферовой.

Лупов поморщился:

— Ой, не хочется мне говорить об этой язве.

— Чем Клава тебя заязвила?

— Чуть не обанкротила, вертихвостка.

— Проторговалась?

— Если бы… Прикарманила полсотни тысяч и хвостом вильнула.

— Не понял.

— Чего тут понимать. Первый раз слышишь, как продавцы уводят чужие деньги?

— Это не редкость. Мог бы через суд вернуть «уведенные» Клавой тысячи.

— Вай-вай, Дмитрич. В суде надо доказывать, а у меня, кроме слов, иных доказательств нет. Без официальных бумаг работаем с наличкой.

— Чтобы налоги меньше платить?

— Естественно. Если я полностью уплачу госрэкету, нагишом останусь, и электролампочки мои погаснут.

— Давно Клава тебя облапошила?

Замявшись, Лупов почесал коротко стриженый затылок:

— Досконально хочешь знать?

— Разумеется, — Слава встретился с Артемом взглядом. — Надеюсь на твою искренность. Лапшу мне навешают другие.

— Эх, где наше не пропадало… — Лупов, усмехнувшись, вздохнул. — Восемнадцатого марта нынче Шиферовой исполнилось двадцать пять лет…

— Погоди, Артем, — перебил Слава. — Разве у нее не в августе день рождения?

— Нет, Дмитрич. Своими глазами видел новенький Клавин паспорт Российской Федерации, где черным по белому написано: «18 марта». В столь знаменательный для Клавы день сотрудницы магазина с моего согласия организовали юбилейный сабантуйчик. Попили коньячку с шампанским, завеселели и теплой компашкой во главе со мной уволоклись к Шиферовой на квартиру. Там шампанское полилось рекой, замолотил ритмами магнитофон, и незаметно прогудели мы часов до трех ночи. Дальше получилось, как у Пушкина: «А когда устали гости, положили молодых на кровать слоновой кости». Иными словами, все ушли, а я заночевал с Клавочкой в постели. На другой день плутовка заявила, что уходит из моего магазина. Спутавшись с ней по пьяни, я даже обрадовался избавлению от бельма на глазу. Быстро провели учет и рты открыли: вместе с Шиферовой «ушли» пятьдесят тысяч наличными. Пулей полетел к вертихвостке. Выслушав меня, Клава невинно похлопала длинными ресницами и обидчиво надула алые губки: «Артем, порядочные мужики с постельных денег сдачу не берут. Станешь ершиться — исповедуюсь в тяжком грехе перед твоей женой. Тебе очень нужен такой ералаш?» Ох, блин, и пометал же я икру! Пришлось кредит брать в Сбербанке, чтобы сохранить фирму. После такого бледохода зарекся выпивать с игривыми зажигалками.

— Хороший урок, — засмеявшись, сказал Голубев.

Лупов зажмурился:

— До конца жизни буду помнить блондинистую училку.

— Не знаешь, кто помог Шиферовой устроиться в «Русалочку»?

— Для устройства Клаве помощь не нужна. Очарует и заговорит любого работодателя.

— Выходит, и Сидоренко она очаровала?

— Не без этого. Вообще-то я предупреждал Николая, мол, строго контролируй лукавую бестию. Может кинуть, как последнего лоха. И, кажется, был прав. После ухода Клавы из «Русалочки» Коля чего-то засуетился.

— Наверное, тоже переспал с ней?

— Вряд ли. Николай Григорьевич мужик не блудливый, интеллигентных кровей и умный.

— Ты тоже не дурак.

— У меня закваска грузчика. Как ни крепись, старые дрожжи где-нибудь да вылезут. У Сидоренко нет забубенного прошлого. Он не пьет, не курит и, по-моему, кроме жены, ни одной бабенки не пощекотал.

— А в финансовых вопросах как?

— Дотошный. Словно Кощей, каждую копейку на учете держит.

На этой почве он мог законфликтовать с Шиферовой?

— Клава вообще-то не конфликтная. Она изворотливая плутовка.

— Деньги сильно обожает?

— Как всякая красавица легкого поведения. В Новосибирске окрутила каких-то двух богатеньких Буратино. Один купил ей отличную трехкомнатную квартиру в райцентре. Другой обеспечил импортной мебелью, норковой шубой и фирмовыми шмотками.

— Неужели этого Клаве мало?

— Богатства и власти много не бывает.

— Что ее заставило сквозануть в Веселую Гриву?

— Скорее всего, стремление стать полновластной хозяйкой торговой точки. Подчиняться Клава не любит. Какую хохму она отмочила в деревне?

Узнав о краже и сумме пропавшей выручки, Лупов категорично заявил:

— Врет плутовка! Позавчера она забегала ко мне с просьбой:

«Артем, одолжи срочно на золотое колечко десять тысяч. Через неделю верну». Погрозил ей пальцем: «Клава, за твое колечко в одном местечке я заплатил сторицей. Поищи, милочка, другого дурака». Назвала жмотом и, повиливая бедрами, удалилась.

Голубев стал рассказывать об убийстве Кипятилова. Сосредоточенно выслушав Славу, Артем искренне удивился такому повороту событий. По его мнению, Шиферова не могла организовать или заказать убийство. Со шпаной и, тем более, с киллерами Клава не общалась. На уголовников она смотрела брезгливо. А вот самому Лупову приходилось иметь дело с Кипятиловым. Несколько раз Эдик подрабатывал у него грузчиком. Отказался Артем от услуг вора-рецидивиста после того, как тот попытался утащить семисотрублевый электрочайник «Скарлет». Предположение Голубева о том, что к убийству каким-то образом причастен Сидоренко, Лупов тоже отверг.

— Хотя Николай в прошлом выдающийся спортсмен и физически крепкий мужик, но для разборок у него жила тонка, — убежденно сказал Артем. — Здесь, Дмитрич, наверняка подставой пахнет.

— Кто, по-твоему, мог его подставить? — спросил Слава.

Лупов поцарапал затылок:

— Таких отморозков, которым человека убить, что воды напиться, в райцентре не знаю. Есть несколько туполобых братков, так они, в основном, «крышуют» таджиков, торгующих на рынке фруктами, и в «мокрые» дела не лезут.

— Тебе кто обеспечивает «крышу»?

— Я сам себе крыша, — Артем показал внушительный кулак. — Любого быка, у кого пальцы — веером, а сопли — пузырем, одним касанием на лопатки укладываю.

— Попытки рэкета были?

— В прошлом году «Фазан» пытался наехать.

— Это кто такой.

— Филонов Дениска такую кликуху имеет. Чуть больше двадцати лет пацану, а весит центнер с лишним. При наезде расквасил его лунообразную морду так, что полмесяца хмырь на люди не выходил… — Лупов неожиданно хлопнул ладонью по коленке. — Дмитрич, этот дегенерат «Русалочку» охраняет. И с Кипятиловым он был, как говорится, вась-вась. Попытай его хорошенько, может, и на убийцу выйдешь.

— Машина у Филонова есть? — спросил Слава.

— На подержанном черном джипе с правосторонним рулем катается дебил.

После откровенной беседы с Луповым Голубев вновь повеселел. Появился новый объект дознания. Однако «попытать» охранника «Русалочки» в этот день Славе не удалось. По словам вежливого бармена, Филонов бывает в кафе от случая к случаю и вроде бы еще на прошлой неделе Денис куда-то уехал из райцентра.

8

Утром Голубев направился в прокуратуру, чтобы совместно с Бирюковым и Лимакиным обсудить добытую за вчерашний день информацию и наметить план дальнейшего поиска. Когда Слава вошел в кабинет следователя, Лимакин разговаривал по телефону. Положив трубку, он, пожимая протянутую Славой руку, сказал:

— Главный бухгалтер райпо сообщила, что проведенным учетом недостача в Веселой Гриве составляет десять тысяч рублей с небольшим.

— Что-то очень уж быстро управились учетчики, — удивился Голубев.

— Долго ли пересчитать в сельском магазине бутылки да скудный запас продовольственных товаров.

— О Клаве Шиферовой главбух ничего не сказала?

— Шиферова после учета подала заявление об увольнении. Не понравилось Клаве торговать в сельмаге, — Лимакин поправил на столе чистую пепельницу. — У тебя как дела?

— По принципу: скорее бы утро, да — на работу. Информация, Петя, богатая, но туманная. Пойдем к прокурору, обсудим.

— Пошли.

В прокурорском кабинете было светло и по-утреннему прохладно. Из распахнутого окна тянуло медовым запахом желтого донника, обрамлявшего цветочную клумбу перед входом в прокуратуру. Усевшись с Лимакиным друг против друга за приставным столиком, Голубев менее, чем за полчаса, подробно изложил собранную информацию и, словно подводя черту, проговорил:

— Сегодня мне надо разыскать Дениса Филонова и послушать, что поведает кофейный охранник.

— В твоем криминальном списке Филонов не числится? — спросил Бирюков.

— Нет, Антон Игнатьич. По уголовным делам у нас «Филин» не проходил. Видимо, начинающий качок с замашками рэкетира.

— Показаниям Артема Лупова полностью веришь?

— Стопроцентно. А вот сбивчивое повествование владельца «Русалочки» Николая Сидоренко вызывает большое сомнение. Вертится у меня мыслишка, что одним из парней в черном джипе, когда пьяная Шиферова в нарядном белом костюме искупалась в пруду, был никто иной, как владелец кафе. И вот почему… При разговоре со мной Николай Григорьевич назвал Шиферову «отчаюгой». Такое же определение дал Клаве парень на берегу пруда. Помните, когда Евлампий Огоньков предложил парню спасать «бултыхающуюся» Клаву, тот с усмешкой ответил: «Такие отчаюги, дед, в воде не тонут и в огне не горят»…

— Идентифицировать речь подозреваемого лишь по одному слову нельзя, — возразил Лимакин. — Все мы, вышедшие из советской школы, говорим стандартно, как попугаи.

— Насчет школы, Петя, ты прав. Однако никто из моих собеседников, кроме Сидоренко, не назвал Шиферову отчаюгой. Это словечко не повседневное. Конечно, совпадение может быть чисто случайным, но мне почему-то оно врезалось в память.

— Молодец, что запоминаешь характерные слова собеседников, — поддержал Славу Бирюков. — Еще какие нюансы подметил?

— Нюансов много, но все они пока без ответа. Вот, к примеру, такой… На следующее утро после купания Шиферова сказала Огонькову, будто вчера отмечала с друзьями свой день рождения. Сейчас — август, а по паспорту Клава родилась восемнадцатого марта. Что за неувязка?… Пустяковая ложь, оправдывающая пьянку, или какой-то иной, более глубокий, умысел?…

— Скорее всего, что — первое, — сказал Бирюков.

— Возможно… — вроде бы согласился Голубев и продолжил: — Дальше — больше. Сидоренко отправился в своих «Жигулях» за шампиньонами по подсказке соседа. Наверняка сосед объяснил ему, как проехать к грибному месту. Однако Николай Григорьевич почему-то заехал в деревню к магазину. По его словам, чтобы уточнить дорогу. Спрашивается: чего уточнять, если там всего один проселок сворачивает с автотрассы к лесу у кладбища?…

Бирюков недолго подумал:

— Да, такое «уточнение» шито белыми нитками.

— Очень белыми, Антон Игнатьич! — подхватил Слава. — Тем более, что не встретив в деревне ни души, Сидоренко без проблем доехал до вагончика и, даже не попытавшись найти хотя бы один грибок, развернулся в обратную. К своему несчастью он напоролся на пень и оставил у места преступления неопровержимую улику. Иначе нам пришлось бы долго искать желтые «Жигули», которые заядлый рыбак Огоньков видел возле обворованного магазина.

— При разговоре Сидоренко сильно нервничал? — спросил Лимакин.

— Николай Григорьевич — бывший спортсмен. Чувствуется, нервы у него крепкие. Однако при особо острых вопросах выдержка ему изменяла. Не уверен… правильнее сказать, вообще не верю в то, что Кипятилова застрелил Сидоренко. Для умного и достаточно обеспеченного человека, каким бесспорно является владелец «Русалочки», слишком глупым выглядит убийство с выворачиванием карманов. Но вот в том, что Сидоренко знает по существу дела намного больше, чем рассказал мне, не сомневаюсь ни на йоту. Словом, Петя, я отыскал «объект» для исследования, а тебе придется извлекать из него истину.

— На какое колечко в одном местечке Шиферова хотела одолжить денег у Лупова?

— Насчет «местечка» — это Лупов ей ответил. А просила Клава у Артема, обрати внимание, десять тысяч на колечко золотое.

— Неужели намеревалась компенсировать украденную выручку?

Слава улыбнулся:

— Задай этот вопрос голубоглазой «отчаюге» Клавочке…

Неожиданно за окном послышался стремительно приближающийся надсадный визг милицейской сирены, и почти тотчас мимо прокуратуры промчался автомобиль ГИБДД с включенной фиолетовой мигалкой. Следом на бешеной скорости и с таким же визгом пронеслась другая гаишная машина. За ней — третья.

— Вот устроили гонки орлы с полосатыми палками, — глядя в окно, с усмешкой проговорил следователь. — За водкой рванули, что ли?…

— Похоже, операцию «Перехват» объявили, — нахмуренно сказал Голубев. — Либо серьезная автоавария со смертельным исходом, либо пьяный водитель задавил пешехода и скрылся с места происшествия.

На прокурорском столе зазвонил телефон. Бирюков ответил. Разговаривал он недолго. Едва положив трубку, глянул на следователя и приказал:

— Срочно, Петр, собирай опергруппу.

— Опять кровавый наворот? — спросил Лимакин.

— Из дежурной части милиции звонили. Возле кафе «Русалочка» выстрелом из проезжающего черного джипа, кажется, смертельно ранили Николая Сидоренко…

9

Когда оперативная группа приехала к месту происшествия, у кафе, возле стоявших «Жигулей» и машины «Скорой помощи» с безостановочно пульсирующим маячком, уже собралась большая толпа любопытных, без которых обычно не обходятся даже пустяковые уличные события. Санитары в белых халатах осторожно укладывали на брезентовые носилки окровавленного владельца «Русалочки». Лицо Сидоренко с закрытыми глазами белело, словно мел. На какое-то время Николай Григорьевич широко открыл глаза и, уставясь на подошедшего к носилкам Голубева, с трудом произнес:

— Прости…

— Кто в тебя стрелял? — торопливо спросил Слава.

— Денис.

— За что?

— Расплата за ложь…

Сидоренко будто поперхнулся. Глаза его внезапно закрылись, а голова, дернувшись, повернулась набок. Судмедэксперт Медников, присев на корточки, обхватил пальцами кисть левой руки потерпевшего. Нащупав пульс, коротко бросил санитарам:

— Немедленно — в реанимацию!

Санитары спешно загрузили носилки в машину, и «Скорая помощь», включив сирену, умчалась по направлению к районной больнице. Криминалист Тимохина, предварительно сфотографировав, стала внимательно рассматривать пулевое отверстие в стекле передней дверцы «Жигулей» у водительского места. Следователь Лимакин достал из «дипломата» бланк протокола осмотра места происшествия и пригласил из толпы двух мужчин в понятые. Любопытно глазевшие зеваки сразу заторопились по крайне неотложным делам. Свидетелем преступления оказался лишь один нахмуренный парень с кудрявыми волосами, назвавшийся Алексеем Шайдоровым.

— Где вы находились в момент происшествия? — спросил Бирюков.

— Рядом с Сидоренко ехал в его «Жигулях»… — Шайдоров откашлялся, как будто у него перехватило в горле. — Мы с Николаем живем по соседству. Сегодня я собрался в милицию, чтобы продлить разрешение на охотничье ружье. Утиный сезон приближается, а у меня срок разрешения истек. Пошел заводить свою машину и увидел, что Николай выезжает из гаража на «Жигулях». Разговорились. Оказывается, он тоже настроился в милицию, ну и предложил поехать с ним за компанию.

— Что ему надо было в милиции?

— Хотел переговорить с оперуполномоченным Голубевым.

— О чем?

— В общем, разговор на эту тему Николай замял. В милиции я сдал документы, а Голубева на месте не оказалось. Сидоренко предложил, мол, заглянем на минутку в кафе и поедем до дому. Когда подъезжали вот к этому месту, заметили увязавшийся за нами черный джип с правым рулем. Николай сказал: «Кажется, Денис Филонов чего-то прилип. Сейчас узнаю, зачем он привязался». Включил правый поворот, как перед остановкой, и притормозил. Не успел он открыть дверцу, как из поравнявшегося с «Жигулями» джипа хлопнул мелкашечный выстрел, и джип помчался дальше. Голова Николая сразу запрокинулась на спинку сиденья. «Жигули» дернулись и заглохли. Я машинально выхватил торчавший из правого кармана Николая мобильник и позвонил по ноль-два. Потом — от испуга, наверно — выскочил из машины и закричал: «Человека убили!». Мигом толпа стала собираться. Вскоре, пугая сиреной прохожих, промчались одна за другой три гаишные машины, и тут же подъехала «Скорая».

— С какого расстояния стреляли?

— Не больше метра.

— Водитель джипа стрелял?

— Ну, у него правосторонний руль, а у «Жигулей» — левый. Вот он, бык красномордый, высунул из приспущенного стекла руку с пистолетом и почти в упор пальнул в Николая.

— Это действительно был Филонов или кто-то другой?

— Сидоренко так сказал, а я Филонова не знаю. Тот, который стрелял, был в темных очках и показался мне мордастым. Все промелькнуло, вроде как в американской киношке. Запомнилось только красное лицо стрелявшего да зеленая солдатская рубаха на нем. Об этом я сказал по мобильнику дежурному милиции.

— Госномер джипа не запомнил?

— Половина номера была в грязи, а последние две цифры «ноль» и «пять» запомнил. Это тоже сказал дежурному.

При разговоре у Шайдорова то и дело дергалась правая щека. Видимо, он чувствовал нервное подергивание и, словно оправдываясь, виновато проговорил:

— Не могу прийти в себя… Если б киллер чуть-чуть промахнулся, вместо Николая «Скорая» увезла бы в реанимацию меня.

Бирюков сменил тему:

— Сидоренко не рассказывал, как он на днях неудачно съездил за шампиньонами?

— За шампиньонами мы с Николаем вместе ездили на моем «Москвиче». По большой корзине набрали. Только не на днях, а в середине прошлой недели.

— Где собирали грибы?

— Недалеко от Веселой Гривы. На бывшем колхозном пастбище.

— Без вас Сидоренко позавчера туда не ездил?

— Может, и ездил, да вряд ли чего привез. Там уже делать нечего. Грибники подчистую вырезали не только шампиньоны, но и свинушки.

Отвечал Шайдоров без колебаний. Чувствовалось, что скрывать ему нечего. О Филонове, Шиферовой и Кипятилове он ничего не знал. С Сидоренко его отношения были самые добрососедские. Когда Николай Григорьевич преподавал в школе физкультуру, они часто вместе рыбачили и охотились. Рыбалку и охоту сосед забросил, как только занялся коммерцией. Человек он не злобный, покладистый. Это могут подтвердить все соседи с улицы Тополевой.

Участники оперативной группы уже собрались уезжать с места происшествия, когда в машине с мигалкой подкатил разгоряченный, словно после удачной охоты, начальник районной ГИБДД майор Филиппенко и бодро доложил Бирюкову.

— Убийца задержан!

На заднем сиденье машины между двумя рослыми сержантами милиции сидел в наручниках краснолицый верзила с тусклым, ничего не выражающим взглядом оловянных глаз.

— Филонов Денис?… — спросил у майора Бирюков.

— Так точно! — ответил Филиппенко. — Говорить с ним сейчас бесполезно. Нашпиговался наркотиками до помутнения разума. При задержании пришлось прострелить задние колеса джипа.

— Сопротивление оказывал?

— Пытался вытащить из кармана самопал, но сержанты повязали бугая, как теленка. — Филиппенко передал Бирюкову похожий на браунинг самодельный пистолет. — При досмотре в «бардачке» джипа обнаружили полтора десятка мелкокалиберных патронов к этому самопалу, пакетик с героином и четыре одноразовых шприца.

— В протоколе задержания это отразили?

— Так точно! Протокол оформили по всем правилам, в присутствии понятых.

— Везите задержанного в изолятор временного содержания. Займемся им, когда протрезвеет от дурмана.

…Филонов «протрезвел» на вторые сутки. Первый его допрос, проведенный следователем Лимакиным, оказался безрезультатным. Мающийся от наркотической ломки Денис стал пороть такую несуразицу, что пришлось назначить психиатрическую экспертизу.

Шиферова тоже не порадовала следователя новизной показаний. Вызванная повесткой Клава явилась на допрос в белоснежном отутюженном костюме, искусно накрашенная и благоухающая дорогими духами. Первым делом она попросила разрешения закурить. Стряхивая ухоженным пальцем пепел с коричневой тонкой сигареты «Море» в придвинутую к ней Лимакиным пепельницу, голубоглазая красавица изображала оскорбленную подозрением невинность. Ни о причастности к краже, ни о последствиях преступления она «даже слушать не хотела». Когда Лимакин спросил о купании в пруду, ответила, что незнакомые ребята попутно «подбросили» ее из райцентра в Веселую Гриву и по дороге «накачали» коньяком. Вопросу: «Почему сказала Евлампию Огонькову, будто отмечала свой день рождения с друзьями?» откровенно удивилась: «А что, по-вашему, я могла сказать старику? Что отмечала последнюю пятницу на той неделе со случайными проходимцами?» Артема Лупова Клава назвала сексуальным гангстером и трепачом, который может наговорить что угодно, если женщина откажет ему в постельной услуге. Денис Филонов, по ее мнению, родился питекантропом и с годами ни капельки не умнеет. Наоборот, подсев на героиновую иглу, Фазан превратился в форменную обезьяну. Из-за назойливых хамских приставаний этого орангутанга Шиферовой пришлось даже уволиться из «Русалочки», хотя Сидоренко уговаривал ее остаться. О том, какая причина заставила умного Николая Григорьевича держать Филонова в охранниках кафе и что за разборка произошла между ними, Клава не имела «ни малейшего представления». В конце концов Лимакин был вынужден прекратить бесплодный допрос и взять у Клавы подписку о невыезде. Из кабинета следователя Шиферова ушла с таким видом, словно ее оскорбили до глубины души.

Расследование сдвинулось с мертвой точки, когда появилась возможность допросить самого Сидоренко. Рана его, к счастью, оказалась не смертельной. Свинцовая пуля от мелкокалиберного патрона, повредив левую ключицу, застряла в теле, не коснувшись жизненно важных органов и позвоночника. Удрученный случившимся владелец «Русалочки» при официальном допросе был искренен до конца. Следом за Сидоренко прижатая фактами Шиферова тоже стала давать правдивые показания. После заключения психиатров о вменяемости заговорил и симулянт Филонов, выведенный врачами из наркотического транса.

Через неделю после основательных допросов всех соучастников преступления Лимакин положил на прокурорский стол пухлый скоросшиватель с материалами расследования для утверждения обвинительного заключения. Изучая уголовное дело, Антон Бирюков с горечью размышлял, к каким серьезным последствиям привело легкомыслие склонной к авантюризму молодой женщины.

10

Из «Русалочки» Шиферова уволилась вовсе не из-за хамских приставаний Филонова. Денис безудержно увлекался алкоголем и наркотиками. Женщины для него были делом десятым. Соблазнил Клаву бесконтрольно поработать в сельмаге директор торгового предприятия райпо, у которого хронически не хватало продавцов. Сидоренко, узнав о намерении Шиферовой уволиться, попросил ее поработать в кафе хотя бы несколько дней, пока подыщется замена. Клава не стала работать ни дня. Вдохновленная удачей, когда при уходе из «Электротоваров» безнаказанно унесла пятьдесят тысяч рублей, в «Русалочке» она «приватизировала» десять тысяч. Сидоренко не был связан с Клавой амурными делами, как Артем Лупов, и потребовал немедленно вернуть украденную сумму. Шиферова отшутилась, мол, когда от многого берут немножко, это не кража, а просто дележка. Николай Григорьевич не оценил шутки и пристращал мошенницу судом, хотя, будучи неглупым, понимал, что написанное от руки «Трудовое соглашение» с Шиферовой судьи посчитают филькиной грамотой. Изворотливая Клава тоже не страдала слабоумием и помахала Николаю Григорьевичу ручкой. Оскорбленный наглым поведением наемной сотрудницы владелец кафе из принципа стал искать другие способы возврата денег. С этой целью он обратился к Филонову:

— Денис, за что ты берешь у меня деньги?

— За охрану кофеварни, — ответил Филонов.

— Плохо, друг, охраняешь. Шиферова шутя унесла из кассы десять тысяч.

— Шеф, касса — не моя проблема. Я берегу кафешку от наружных воров да от рэкета. И вообще, на кой хэ ты допустил к кассе нечистоплотную на руку телку?

— Кого допускать — это тоже не твоя проблема. Скажи прямо, у тебя есть на примете надежный «качок», который без применения физической силы сумеет заставить Шиферову вернуть украденное?

— Таких качков, шеф, в природе не существует. Давай я сам сыму с Клавы стружку, и она без звука притащит стибренные бабки.

— Ты много дров наломаешь.

— А как без этого?…

— Надо уладить вопрос по-мирному.

— Тогда давай побазарим с ней вместе. Если круто на рога полезу, одернешь.

— Такой вариант более подходящ…

В Веселую Гриву отправились в джипе Филонова. Увидев нахмуренного Сидоренко и набычившуюся красную физиономию Дениса, Шиферова мигом сообразила, что встреча с незваными гостями ничего доброго ей не сулит. Однако вместо огорчения радостно воскликнула:

— Ребята, вы прямо кстати! У меня сегодня день рождения, а обмыть такую дату в глухомани не с кем. Предлагаю взять шампанское и устроить пикник на лужайке.

— Шампанское — моча. Лучше возьми коньяк, — сразу ухватился за возможность выпить Филонов.

— Мы не поздравлять тебя приехали, — сухо сказал Сидоренко.

— Ну, Николай Григорьевич, — с упреком проговорила Клава, — разве мы нелюди какие? Угощение — за мой счет, а должок через неделю верну вам с процентами.

Филонов расплылся в улыбке:

— Видал, шеф, как клево получается. И стружку сымать не надо. Клава по-мирному согласна вернуть стибренное. Поехали на пикник, погуляем на халяву за день рождения. — И подмигнул Шиферовой. — Ты белый костюмчик-то сыми, чтобы не покрасить его на лужайке зеленью.

Шиферова беззаботно отмахнулась:

— У меня костюмов — завались и обсыпься.

Не зная, что делать дальше, Сидоренко промолчал. Его молчание было принято за согласие.

На пикнике Шиферова вела себя так компанейски озорно, что даже непьющий Николай Григорьевич выпил за ее здоровье граммов пятьдесят коньяку и пожевал отломленную от шоколадной плитки дольку. Филонов пил без закуски. Подзадоривая Дениса, Клава едва поспевала наполнять ему пластмассовый стаканчик и сама смаковала рюмку за рюмкой. Пикник завершился сумасбродным купанием в пруду. Расставаясь с незваными гостями, промокшая до нитки Шиферова клятвенно заверила Сидоренко, что через неделю соберет десять тысяч и расплатится с ним.

— Ты, коза, не шути с нами, — пригрозил на прощанье Филонов. — Обманешь — без суда и следствия зенки выткну. Чем тогда подмигивать будешь?…

Пьяную Клаву угроза не напугала, но на следующий день в душе зашевелился противный червячок. От дуболомного Дениса можно было ожидать любой пакости. Какой бзик стукнет придурку в голову, не угадаешь. Шиферова решила не рисковать. Деньги у нее были, но отдавать их не хотелось. Тихо напевая в пустующем магазине «конфетки-бараночки», Клава мысленно просчитывала способы, как бы расплатиться с Сидоренко без ущерба для собственного кармана. Сколько она ни напрягала изворотливый ум, такого варианта, когда можно «и рыбку съесть и на лодке покататься», не подворачивалось. Обговоренный недельный срок быстро истекал. Ничего не придумав, Шиферова поехала в райцентр, чтобы сдать в химчистку испачканный при купании белый костюм. Там случайно встретилась с главбухом райпо. Для порядка поболтав о зарплате, Клава без всякой надежды, но с мыслью «авось клюнет» заглянула в «Электротовары» к Артему Лупову, любившему позубоскалить с красивыми женщинами. Наученный горьким опытом Артем на этот раз не клюнул. Получив от ворот крутой поворот, села в рейсовый автобус и поехала в Веселую Гриву. По обеим сторонам трассы тянулись желтые поля дозревающей пшеницы. Монотонность укачивала. Прислонившись боком к спинке мягкого сиденья, Клава задремала и приснилось ей, будто она вернула деньги Сидоренко, и Николай Григорьевич от радости даже расплакался. Очнувшись, подумала: «Десять тысяч мою судьбу не решат. Отдам их по-хорошему». Возможно, так бы она и поступила, да… Бог шельму метит. Выйдя из автобуса на остановке у Веселой Гривы, Шиферова увидела деревенских пастухов. Кузьма Сумеркин с поллитровкой в руке, по-стариковски ссутулив спину, торопливо шагал к кладбищу, где паслось стадо, а Кипятилов стоял у трассы и прикуривал сигарету. Прикурив, он взял стоявший у ног полиэтиленовый пакет и неторопливо пошел по проселочной дороге к лесу. Шиферову словно громом оглушило — водку можно было взять только в ее магазине. Бросившись вдогонку за Кипятиловым, Клава закричала:

— Эй, босяк, обожди!

Кипятилов остановился. Подбежав к нему, запыхавшаяся Клава спросила:

— Ты, баклан, где взял водку?

— В твоем сельмаге, — как ни в чем не бывало ответил пастух.

— Ломанул замок?!

— Нека, гвоздем открыл.

— По зоне соскучился?… Ну, блатяга, упеку тебя в казенный дом!

— Не поднимай хипиш по пустяку. За мелочовку теперь не садят. Отделаюсь штрафом.

— Показывай, что украл!

Кипятилов раскрыл пакет. Там было две поллитровки с водкой «Столица Сибири», булка белого хлеба и кругляш колбасы.

— Где остальное? — прищурясь, спросила Клава.

— Один поллитряк отдал Сумеркину. Запиши это на наш с Кузьмой счет. Мы уплатим.

— А выручку кто вернет?

— Какую выручку?! — удивился Кипятилов. — Не лепи горбатого! Деньги я не брал. Можешь обыскать. У меня в карманах пусто, как у грешника на душе.

Обыскивать Шиферова не стала. Она никогда не оставляла выручку в магазине. Хранила ее вместе со своими деньгами в тайнике на квартире. Однако для порядка спросила:

— Честно, не брал?

— Гадом стать!

— А зачем в лес направился?

— Хочу в кибитке, у старого пастбища, перекусить да вздремнуть на лавке. Не раздувай, Клаша, ноздри. Мы с Кузьмой, правда, уплатим за взятое в долг.

— Ну, алкаши!.. Прямо беда с вами…

Шиферова, брезгливо поморщившись, пошла в село, к магазину. Оглядев открытый гвоздем замочек, зацепленный дужкой за кольцо пробоя на дверном косяке подсобки, села на ступеньку крыльца и задумалась. Вот-вот должен был приехать Сидоренко, но отдавать ему деньги вдруг опять расхотелось. Очень уж подходящий выпал случай, чтобы под предлогом неожиданной кражи затянуть отдачу, а там авось еще что-нибудь удачное подвернется…

Приехавший с Денисом Филоновым Сидоренко застал Шиферову в слезах. Всхлипывая и вытирая надушенным платочком «поплывшие» от размокшей косметики глаза, Клава придумала легенду, будто приготовленные для возврата десять тысяч лежали под прилавком в магазине. Уголовный блатяга Кипятилов, пристроившийся в селе пастухом, украл их вместе с тремя бутылками водки и теперь обмывает удачу в вагончике возле бывшего пастбища, где грибники собирают шампиньоны.

— Ты не сочиняешь? — недоверчиво спросил Сидоренко.

— Ей-Богу, Николай Григорьевич, сама видела, как Эдик поплелся туда, но побоялась с ним связываться, — поклялась Клава.

— Эдика я знаю, — сказал Филонов. — Подвернувшиеся на деле бабки Чайник не оставит. Поедем, шеф, к пастбищу. Отымем у нахала тысячи, пока не прокутил их.

Сидоренко согласился. По знакомой дороге управлявший «Жигулями» Николай Григорьевич в считанные минуты подъехал к вагончику. Кипятилов сидел за столом с ополовиненной поллитровкой и закусывал колбасой с хлебом. Грузный Филонов, едва протиснувшись в узкую дверь, усмешливо сказал:

— Салют, Чайник.

— Здравствуй, Фазан, — не прекращая жевать, ответил Кипятилов.

— Киряешь?

— Киряю. Стакана нет. Если будешь из горла, бери пузырь и глотай сколько духу хватит.

Жадный до выпивки Денис протянул было руку к бутылке, но Сидоренко одернул его:

— Брось, не за тем приехали.

Филонов, словно подавившись, откашлялся. Уставясь на равнодушно жующего Кипятилова, спросил:

— Водку у Клавки Шиферовой взял?

— Угу.

— Зачем полез в закрытый магазин?

— Выпить до зарезу захотелось.

— Сколько кусков бабок попутно прихватил?

— Нисколько. Не хочу на срок нарываться.

— Не темни, Чайник!

— Гадом стать, Фазан, не темню. Ты что выпендриваешься, как сорвавшийся с цепи полкан?

— Не задирай хвост! Выкладывай десять тысяч!

— Ну, бляха-муха… Совсем офонарел или неудачно головой ушибся?… — Кипятилов медленно встал и разом вывернул карманы брюк. — Смотри, пусто-пусто…

— Раскалывайся, куда затырил бабки?

— Ну, ты точно — захарчеванный чувак. Я ведь Клашке сказал, что выручку не трогал, а за взятое в долг уплачу.

Филонов зло прищурился:

— Это кто «захарчеванный»?

— Ну, не я же…

Денис, задрав на выпуклом животе рубаху, демонстративно вытащил из-за пояса пистолет и направил его Эдику в грудь. Эдик мгновенно схватил со стола нож. В ту же секунду хлестко, как щелчок пастушьего бича, жахнул пистолетный выстрел. Кипятилов отпрянул и, запрокидываясь навзничь, безжизненно рухнул на пол. Сидоренко, наблюдавший эту сцену со стороны, остолбенел. Придя в себя, он чуть не с кулаками набросился на убийцу:

— Ты что натворил, балбес?!

— Нечаянно, шеф, сорвалось, — растерянно глядя на пистолет, дрожащим голосом проговорил Филонов. — Такое самодельное говно, только выкрасить да выбросить.

— Нечаянно… Ты ножа испугался!

— Испугаешься… А если б Чайник мне в пузо пырнул, лучше было бы, да?… — Денис нервно передернул покатыми плечами. — Пора, шеф, искать затыренные Чайником бабки.

— Какие «бабки»?! Надо уносить отсюда ноги. Садись, балбес, скорее в машину!..

В горячке Николай Григорьевич не обратил внимания на удар об пень. Лишь выехав с проселка на трассу, он заметил, что руль ведет в сторону. Ехали молча. Когда впереди показались окраинные дома райцентра, Филонов насупленно сказал:

— Не мандражи, шеф. Если Клавка нас не заложит, все само собой ушумкается. Из-за Чайника сыщики рыть землю не станут. Избавление от уголовника для них радость великая…

Высадив Дениса на окраине. Сидоренко заехал на станцию техобслуживания. После ремонта «Жигулей» чуть полегчало, но моральная тяжесть продолжала давить словно в кошмарном сне. Чтобы отвлечься, следующим утром после бессонной ночи Николай Григорьевич поехал в Новосибирск на оптовую базу за продуктами для кафе. Всю дорогу истязал себя упреками за необдуманный поступок. Украденные Шиферовой десять тысяч теперь казались пустяком, не стоившим выеденного яйца. Вернулся домой уставшим до предела и, когда внезапно увидел приехавшего оперуполномоченного уголовного розыска Славу Голубева, едва не упал в обморок. Обдумывая после состоявшегося разговора свои ответы, ужаснулся несусветной лжи. Окончательно же доконал Николая Григорьевича заявившийся вскоре Филонов. Денис был заметно навеселе. Глядя на потемневшее лицо Сидоренко, он с ехидной усмешкой спросил:

— Чего страдаешь, шеф, будто родную мамку похоронил?

— Ты больше не появляйся в кафе, — сухо сказал Николай Григорьевич.

— Увольняешь или как?…

— Увольняю.

— За что?

— За Кипятилова.

— Жалеешь уголовника?

— Жалею. Уголовник тоже человек.

Филонов расхохотался:

— Какой от такого человека прок? Чайник ведь прожженный ворюга.

— Воры лучше палачей.

— На кого намекаешь?

— На тех, кто убивает.

— Шеф, ты это… не того… — Филонов набычился. — Не задирай хвост! Замочу раньше, чем ты меня заложишь!

— Исчезни, негодяй! — крикнул Сидоренко.

После второй бессонной ночи Николай Григорьевич твердо решил явиться к Славе Голубеву с повинной. Изнуренный за двое суток душевной болью, он уже не боялся судебной ответственности за допущенную глупость и никак не предполагал, что трусливый Денис Филонов, накачавшись наркотиком, рискнет осуществить свою угрозу средь бела дня и в людном месте.

* * *

За убийство Кипятилова и покушение на Сидоренко Филонов был приговорен к восьми годам лишения свободы с отбытием наказания в колонии строгого режима. В свое оправдание Денис не сказал ни слова, а выступление защищавшего его адвоката слушал с таким удивлением, словно тот говорил о каком-то другом, очень милом человеке.

Зачинщица этой криминальной истории Шиферова тоже оказалась на скамье подсудимых. В последнем слове перед вынесением приговора Клава в пух и прах раскритиковала «порочный режим», создавший предпринимателей-спекулянтов, бессовестно грабящих народ; крутых олигархов, нагло разворовавших Россию, и легендарного Чубайса, который всегда и во всем виноват. Трудно сказать, что повлияло на судебное решение: то ли молодому судье приглянулся элегантный костюм, облегающий статную фигуру подсудимой, то ли пылкая речь обличительницы режима пришлась по душе пожилым заседателям, именуемым в среде уголовников «кивалами», но отделалась Клава легким испугом. Ей определили три года лишения свободы условно.

Николай Григорьевич Сидоренко, учитывая его чистосердечное признание, решением суда был оправдан полностью.

Ноябрь — декабрь 2002 г.

― ФАРТОВЫЕ БАБОЧКИ ―

Глава 1

Гроза разбушевалась внезапно. Затянутое с утра серенькими облачками июньское небо к полудню вдруг заклубилось лиловыми тучами, и с первым же трескучим раскатом грома после ослепительного росчерка молнии на небольшой районный городок обрушился такой ливень, что улицы райцентра тотчас же стали походить на вышедшие из берегов бурлящие речки.

Кабинет районного прокурора Антона Бирюкова погрузился в плотный сумрак. Пришлось включить настольную лампу. Вскоре зазвонил телефон. Бирюков, сняв трубку, назвался. В ответ — молчание, затем робкое покашливание и — короткие гудки отбоя. Бирюкову подумалось, что звонивший ошибся номером. Минут через пять вновь раздался телефонный звонок. Как и прошлый раз, Бирюков ровным голосом ответил:

— Прокурор слушает.

— Товарищ… — шамкающий, похоже, старческий голос вроде бы сорвался, кашлянул. — Извиняюсь, гражданин прокурор, но, по моим соображениям, рэкетиры сей момент ломанули магазин «Марианна».

— Кто это говорит? — спокойно спросил Бирюков.

— Дак, какая вам разница, кто… Гражданин России.

— Фамилию свою можете назвать?

— Извиняйте, не могу. Боюсь, за этот сигнал в правоохранительные органы налетчики пришибут меня.

— Тогда коротко скажите, что произошло.

— Перед началом грозы три богатыря, ростом под потолок, подъехали на легковушке к «Марианне», а через короткий промежуток времени, уже под ливнем, сломя головы выскочили из магазина и пулей умчались от него.

— Как они внешне выглядят, эти «богатыри»?

— Двое — вылитые рэкетиры. В черных, кажется, кожаных пиджаках. Штаны физкультурные. Голова у одного стрижена коротко. У другого волосы длиннее. Этот, кажись, еще и с усиками. А который за руль сел, будто бы в милиционерской форме.

— Машина какая?

— Дразнилка из-за бугра.

— Иномарка, что ли?

— Ага. Красная. Формой вроде жигулевской «девятки», только не «девятка». И тем более не «Запорожец», не «Москвич» и не отечественная «Волжанка».

— Номер машины не запомнили?

— При таком водопаде номеров не разглядишь. К тому же, от моего дома до «Марианны» порядком… — говоривший словно чего-то испугался: — Извиняйте, гражданин прокурор. Хотите — верьте, хотите — проверьте. — И положил трубку.

Бирюков машинально поглядел на часы — было полчаса первого. За окном пуще прежнего громыхала гроза. Звонок мог оказаться провокационным, чтобы из озорства сгонять оперативную группу в непогоду на пустое дело. Однако сообщение могло быть и правдивым. Ливень создавал для преступников благоприятные условия: сводил до минимума число любопытных свидетелей и блистательно замывал следы. Недолго поколебавшись, Бирюков набрал номер оперуполномоченного уголовного розыска Голубева. Услышав знакомый голос, сказал:

— Вячеслав Дмитриевич, какой-то аноним только что сообщил мне, будто совершено нападение на магазин «Марианна». Надо проверить.

— Антон Игнатьич! — воскликнул эмоциональный Голубев. — В такую дурную погоду добрый хозяин собаку на улицу не выгоняет. Давай подождем, пока всемирный потоп закончится, а?..

— Слава, ждать да догонять — хуже всего.

Голубев огорченно вздохнул:

— Ладно, уговорил. Сейчас нырну из отдела в оперативный «уазик» и, если он не заглохнет от воды, помчусь, как на моторке, рассекать волны до «Марианны».

— На всякий случай эксперта-криминалиста возьми с собой.

— Лена Тимохина у меня в кабинете, слышит наш задушевный разговор.

— Будет что-то серьезное, сразу звони мне.

— Об этом мог бы и не предупреждать. В серьезных делах без прокурора я как без рук, без ног и без головы.

— Голову, Слава, всегда надо иметь при себе, — пошутил Антон.

— Постараюсь учесть полезный совет.

Гроза, будто по заказу, прекратилась так же внезапно, как и началась. Едва Бирюков переговорил с Голубевым, отдаленно пророкотал лениво затихающий раскат грома и сквозь поредевшие лохмотья туч пробилось яркое солнце. А минут через десять о ливне напоминали лишь мокрые деревья, дымящийся испариной асфальт да заполненные мутной водой придорожные кюветы.

Тревожный звонок Голубева Бирюков почувствовал интуитивно. Оперуполномоченный угрозыска скороговоркой выпалил:

— Игнатьич, срочно собирай следственно оперативную группу и — к «Марианне»! Здесь труп…

— Чей? — хмуро спросил Антон.

— Продавщицу задушили.

Глава 2

Магазин «Марианна» получил свое название в честь популярной мексиканской киногероини вскоре после того, как ошарашенные перестроечной встряской россияне вдоволь наплакались перед экранами телевизоров вместе с заморскими богачами, которые, оказывается, тоже плачут. Раньше на его месте возвышалась кирпичная водонапорная башня, именуемая в народе «водокачкой». Смонтированное в незапамятные царские времена насосное оборудование на многолетней службе социализму износилось, что называется, до ручки. По этой причине «водокачку» пришлось демонтировать, оставив в сохранности только монументальный остов башни. Заброшенное бесхозное строение сразу привлекло внимание жителей ближних улиц. Люди, словно неутомимые муравьи, карабкались по металлической винтовой лестнице на вершину башни, растаскивая ее по кирпичику в собственные дворы. Однако укоротить дореволюционный монумент удалось только наполовину. Кладка нижней части оказалась настолько прочной, что никакие ухищрения райцентровских умельцев не смогли без ущерба для кирпича разрушить созидательную работу старых каменщиков.

Безжалостное время в конце концов превратило бы останки башни в заросшие бурьяном руины, да, видно, не суждено было этому стать. Докатившаяся до глубинки волна реформ превратила маленький сибирский городок в большую барахолку. Местные палаточники и заезжие коробейники заполонили райцентр импортным тряпьем, всевозможными «Сникерсами», кофейными банками, сигаретами и резиновой жвачкой со всего белого света. Торговать стали — кому не лень. Стремительная поступь великих перемен неожиданно решила и судьбу бывшей «водокачки». Вслед за узаконенной спекуляцией в райцентре началась удалая приватизация. Начальники-паханы без зазрения совести за просто так становились владельцами построенных на народные деньги коттеджей и особняков, стоимость которых даже по застойным ценам выплескивалась за многие сотни тысяч. Чиновники рангом пониже кромсали от общественного пирога хотя и не столь жирные, но тоже «крутые» куски, подкидывая рядовым гражданам, как говорится, с барского стола, что Бог пошлет. В самый разгар дележа госимущества районные отцы-благодетели широким жестом отвалили ставшее ненужным обществу укороченное водонапорное строение «в безвозмездное пользование» участнику афганской войны Паше Таловскому, указав в протоколе цель приватизации: «Для переоборудования под жилье и магазин на правах частной собственности». Паша — стриженый под рэкетира тридцатилетний холостяк ростом почти два метра и весом за сто килограммов — еще до Афгана был известен в районе тем, что несколько лет подряд завоевывал республиканский титул чемпиона по каратэ среди юношей спортобщества «Урожай». Вырос знаменитый каратист в местном детдоме. Окончив школу-интернат, он бесшабашно завалил приемные экзамены в лесной техникум, после чего с горем пополам осилил при ДОСААФе шоферские курсы и с чистой совестью отправился в составе одной из сибирских дивизий выполнять интернациональный долг. Из Афганистана Таловский вернулся с двумя медалями: от Наджибуллы и от Президиума Верховного Совета СССР. Быстро прокутив с корешами-спортсменами накопленную при выполнении интернационального долга валюту, Паша стал жить по своему излюбленному принципу: сила есть — ума не надо. Несколько лет провалял дурака инструктором в «Урожае». Потом, когда спортобщество стало разваливаться, всего за один месяц изуродовал, как Бог — черепаху, служебный «Москвич» райкома ВЛКСМ, куда по недомыслию комсомольского вожака был принят шофером, и укатил в Новосибирск «зашибать приличные „бабки“», заявив друзьям на прощальном банкете, что с малолетства мечтает стать миллионером.

Какая причина помешала Паше осуществить голубую мечту, не знали даже самые закадычные его корефаны, но года через полтора Таловский вернулся в родные «пенаты» явно без миллиона и ни с того, ни с сего вдруг стал нахраписто требовать у районной администрации полагающуюся, как воину-интернационалисту, льготную квартиру. Тут-то и подсунули Паше «в безвозмездное пользование» вместо квартиры осколок царского капитализма. Другой бы, на Пашином месте, от такого беспрецедентного подарка полез в «пузырь», а Таловский, к немалому удивлению собутыльников, внезапно проявил несвойственную ему деловую хватку. Он резко бросил пить, отмахнулся от интимных услуг местных куртизанок, за которыми раньше волочился напропалую, взял в Госбанке солидный краткосрочный кредит и, наняв строительную бригаду шабашников, за полтора месяца превратил основание бывшей «водокачки» в двухэтажный готического покроя терем, смахивающий на круглую кремлевскую башню. Укрепив над входной дверью хвастливую вывеску «УСПЕХ», означавшую название магазина, Таловский, по заведенному обычаю новоявленных российских бизнесменов, закатил в районном ресторане шикарную «презентацию», превратившуюся для него в многодневную пьянку. На этом, с позволения сказать, «торговая деятельность» Паши и закончилась — денег не осталось даже на закупку малой толики товаров, не говоря уже о возврате банковского кредита.

Выручила Таловского одноклассница по школе-интернату Жанна Мерцалова, имевшая в противоположность бесшабашно-дубоватому Паше неотразимую внешность и умную голову. После интернатовской восьмилетки Жанна успешно закончила не только среднюю школу, но и торговый институт, откуда сразу была приглашена на должность референта по. торговым вопросам в Новосибирский горисполком. Судя по обильным подаркам, которые Жанна иногда привозила воспитанникам родного интерната, жила она на широкую ногу, а на вопрос интернатовских учителей — почему так долго не выходит замуж? — с лукавой улыбочкой отвечала: «Жду, когда посватается молодой лауреат Нобелевской премии». В один из печальных для Таловского дней, когда Паша, вырвавшись из затяжного штопора «презентации», оказался у черты банкротства, Мерцалова приехала на личном ярко-красном новеньком «Форде» в интернат с очередной кучей дорогих подарков. Узнав от учителей о Пашиной беде, она тут же нанесла однокласснику визит и пробеседовала с ним с глазу на глаз до позднего вечера. После визита Жанны Паша повеселел. Уже через неделю Таловский вернул Госбанку кредит, переоформил документы о владении приватизированной собственностью на Мерцалову и своими руками заменил вывеску несостоявшегося «УСПЕХА» на полюбившееся райцентровским телезрителям имя «МАРИАННА».

Мерцалова, став хозяйкой двухэтажного терема, заняла верхний этаж, как и планировал Паша, под жилье, обставив три светлых комнаты и просторную кухню роскошной итальянской мебелью, а магазин заполнила богатейшим ассортиментом самых ходовых товаров и продуктов. По сравнению с другими торговыми точками райцентра цены у нее были самые низкие. Сама Жанна за прилавок никогда не становилась. Покупателей поочередно обслуживали две молоденькие, всегда улыбчивые продавщицы, приехавшие из Новосибирска вместе с Жанной. При деле остался и Паша Таловский. Незадачливому бизнесмену пришлось совмещать четыре должности: экспедитора, шофера, грузчика и охранника.

Вот, пожалуй, и все, что было известно о магазине «Марианна» прокурору Бирюкову, когда он во главе следственно-оперативной группы выехал на случившееся там ЧП.

Глава 3

В прокурорских «Жигулях» вместе с Бирюковым к месту происшествия приехали ироничный толстяк судебно-медицинский эксперт Борис Медников и худощавый следователь прокуратуры Петр Лимакин. У входа в магазин их встретил щуплый, как подросток, Слава Голубев. Глядя на рослого Бирюкова снизу вверх, не дожидаясь вопросов, он возбужденно заговорил:

— Ну, Игнатьич, принесла нам гроза тайну, покрытую мраком. Когда мы с Леной Тимохиной «приплыли» сюда, ливень заметно ослаб. Дверь магазина была плотно прикрыта, но не заперта. Я осторожно заглянул в магазин. Там — ни души и тишина, будто в мертвом царстве. Быстро организовал в понятые двух теток из соседних домов. Вместе с ними вошли, огляделись. Никаких признаков ограбления. На полках все чин-чинарем, аккуратно. Чистота, словно в образцово-показательной аптеке. Заглянул за прилавок, а там… связанная по рукам и ногам продавщица лежит с кляпом во рту. Пощупал пульс — на нуле. Рука уже коченеть начала.

— Хозяйка магазина здесь? — спросил Бирюков.

— Никого нет. Понятые говорят, видели, как она перед грозой на своей красной машине куда-то умчалась.

— А Паша Таловский где?

— Паша, опять же по словам понятых, сегодня спозаранку выгнал из гаража грузовик и вроде бы в Новосибирск уехал. Он часто оттуда товары привозит. Уезжает рано утром, возвращается поздно вечером.

Бирюков посмотрел на кирпичную пристройку, угол которой выступал из-за магазина:

— Гараж там?

Голубев утвердительно кивнул:

— Половину того строения, говорят, занимает склад. Замки капитальные. Я снаружи их оглядел. Противопожарная и охранная сигнализация подключена.

— Кто теперь участковым милиции в этом районе?

— Анатолий Кухнин. Послал подвернувшегося сорванца за ним, скоро должен подойти.

Бирюков повернулся к молчаливо слушающим судмедэксперту и следователю:

— Принимайтесь за работу, друзья-товарищи.

— Мы теперь господа, — иронично буркнул Борис Медников. — Прошу не оскорблять уравнительным «товарищем».

Антон обнял его за плечи:

— Не серчай, господин доктор. Как говорит, провинившись, мой непоседливый сын, прости — больше не буду.

Торговый зал магазина действительно поражал оформлением и чистотой. Расположенный полукругом остекленный прилавок сиял светло-коричневой полировкой. На нем рядом с японским кассовым аппаратом стояли электронные, тоже японские, весы со встроенным калькулятором. На многочисленных полках — изобилие товаров и продуктов в ярких заграничных упаковках. В глазах рябило от броских красочных этикеток на фасонистых бутылках, консервных банках и коробках со сладостями. Воздух в зале свежий, отдающий легким ароматом приятного дезодоранта.

Заметив на лице судмедэксперта мелькнувшее удивление, Бирюков тихо спросил:

— Как тебе все это нравится?

— Как в Америке с Таратутой, — намекая на популярную телепередачу, усмехнулся Медников.

Эксперт-криминалист Тимохина перезаряжала фотоаппарат. Две пенсионного возраста женщины-понятые, словно любопытные школьницы, сосредоточенно наблюдали за ее наманикюренными пальцами.

Опутанная тонким синтетическим шнуром, продавщица лежала за прилавком на покрытом зеленым линолеумом полу. Голова ее неестественно откинулась набок и, казалось, что она чудом держится на хрупкой бледно-матовой шее. Безжизненно открытый рот исказил, но не обезобразил миловидное лицо с выбившимися из-под кружевного кокошника на лоб русыми волосами. На вид потерпевшей было лет двадцать, не больше. Одежда простая, без претензии на моду. Желтая шелковая кофточка и короткая, почти на ладонь выше колен, черная юбка. Туфли, тоже черные, с высокими тонкими каблучками. На белом служебном халатике слева на уровне груди краснела вышитая гладью роза, а полукругом над нею — название магазина.

— Кляп изо рта я вытащил, — Голубев показал на лежащий возле потерпевшей скомканный, в сукровице, носовой платок. — Думал, успею оживить…

— Еще один колдун-оживитель нашелся, — незлобиво проворчал Медников и посмотрел на Тимохину: — Ты управилась, Лена? Можно мне за свое дело браться?

— Берись, Боренька, — ответила эксперт-криминалист.

Узел шнура, опутавшего потерпевшую, был затянут настолько туго, что пришлось его разрезать. Судмедэксперт и следователь, присев на корточки, стали осматривать труп. На лице, шее и руках никаких внешних повреждений не было. Похоже, потерпевшая не оказывала ни малейшего сопротивления, когда ее пеленали шнуром. О чем Медников тут же и сообщил, мрачно добавив после этого:

— Недолго маялась девчушка в злодейских опытных руках.

Тимохина показала газовый баллончик, который она уже успела упаковать в полиэтиленовый пакет:

— Под прилавком валялась вот эта «игрушка», но, судя по чистому воздуху в магазине, газ не применялся.

— При вскрытии разберусь, — вздохнул судмедэксперт.

Голубев рукой указал на приоткрытую дверь подсобного помещения:

— Там большой металлический сейф стоит. Я мимоходом чуть потянул за ручку — дверца открылась, хотя ключа ни в замке, ни в самом сейфе нет.

— А что там есть? — спросил Бирюков.

— Канцелярские принадлежности, чистые бланки накладных и фактур да пригоршня рублевых монет нового образца, с российским орлом. Короче говоря, Антон Игнатьич, по всей видимости, налетчики зачистили сейф, а откуда у них ключ оказался — непонятно. Следов взлома или отмычки нету.

— В ящике кассового аппарата что?

— Ни единой монетки, под метелку зачищено, — Голубев чуть замялся. — Может, Игнатьич, нам с Леной показалось, но, когда мы с понятыми вошли в магазин, в подсобке кто-то находился. Только, значит, мы склонились над трупом — там вроде бы наружная дверь скрипнула. Я сразу кинулся туда — дверь на замке. Все подсобные закутки обшарил — ни души…

Бирюков обратился к тревожно настороженным понятым:

— Вы тоже скрип двери слышали?

Одна из женщин, с заколотыми большой гребенкой седыми волосами, неопределенно дернула плечом:

— Возможно, что-то и скрипело, да я на уши туговата.

Другая, с цепким любопытным взглядом, оживилась:

— Ой, а я, чес-слово, слыхала, что после скрипа вроде и замок щелкнул. Даже испугалась. Думаю, щас выскочит бандит с наганом и, как слепых котят, нас всех поубивает.

Седая с упреком глянула на нее:

— Это тебе со страху почудилось. Шибко ты, Дуся, пужливая.

— Что правда, Егоровна, то правда. Я всего на свете боюсь, — мигом согласилась женщина. — Иногда такое причудится — нарочно не придумаешь.

Внезапно перед окном со стилизованной под расходящиеся солнечные лучи решеткой резко остановился красный «Форд». Хлопнула дверка машины, и в магазин торопливо вошла Жанна Мерцалова. В белоснежном легком костюме с золотистыми пуговицами и такой же вышивкой на лацканах жакета с отложным воротником она выглядела, как эффектная кинозвезда или преуспевающая эстрадная певица. Увидев необычных посетителей, Жанна на какой-то миг растерялась, но тут же взяла себя в руки и, встретившись взглядом с Бирюковым, чуть удивленно спросила:

— Что-то случилось?..

— Одна из ваших продавщиц погибла, — ответил Антон.

— Господи!.. — Мерцалова сжала перед грудью ладони. — Как же это произошло?

— Похоже, разбойное нападение.

— Какой ужас!..

С разрешения Бирюкова Жанна зашла за прилавок. Словно не веря своим глазам, постояла возле мертвого тела своей сотрудницы. Потом подошла к кассовому аппарату, нажала несколько кнопок и взволнованно заговорила:

— Сволочи!.. Всего за двести пятьдесят тысяч сегодняшней выручки загубили девчонку. Я отдала бы им эти деньги без малейшего сожаления.

— В подсобном помещении сейф открыт, — сказал Бирюков.

— В нем не было денег, — лицо Жанны потемнело. — Там только документы для налоговой инспекции.

— Пойдемте посмотрим.

— Пойдемте.

Мерцалова впереди Бирюкова прошла в подсобное помещение и нервно распахнула массивную дверцу сейфа. Заглянув в него, словно оторопела:

— Да здесь же ничего нет!..

— А что было? — спросил Бирюков.

— Большая связка финансовых документов, упакованных в оберточную бумагу. Говоря бухгалтерским языком, полугодовой отчет. Без него я вылечу в трубу.

— Почему же сейф держали открытым?

— Я не слабоумная. Вопрос в другом: кто и как открыл его, если ключи хранятся у меня в особом тайнике?..

Бирюков задумался:

— Жанна… Простите, не знаю вашего отчества.

— Александровна.

— Жанна Александровна, пока следователь с понятыми будет писать протокол осмотра, давайте мы с вами побеседуем с глазу на глаз. Как говорится, не для протокола. Согласны?

— Естественно. Я впервые попала в такой жуткий переплет.

Глава 4

Прямо из подсобного помещения по широкой лестнице с дубовыми перилами Мерцалова провела Бирюкова на второй этаж, почти неуловимым движением указательного пальца открыла кодовый замок на бронированной двери и, посторонившись, предложила:

— Заходите, Антон Игнатьевич, в квартиру. — Видимо, заметив на лице Бирюкова мелькнувшее удивление, с грустной улыбкой добавила: — Не удивляйтесь. Я ведь предпринимательница. Мне полагается знать районное начальство не только по фамилии, но и по имени-отчеству.

— Прокурор для вас вроде бы не начальник, — тоже с улыбкой сказал Бирюков.

— Ну как же… У кого мне искать защиту от разных вымогателей, как не у прокурора?

— Одолевают любители легкой наживы?

— Еще как!.. В Новосибирске — спасу нет, здесь — полегче.

— Но все равно приходится давать «на лапу»?

— Даем, Антон Игнатьевич, везде даем. — Жанна опять невесело улыбнулась. — Только это, как вы сказали, не для протокола. — И открыла в прихожей одну из дверей с рифленным стеклом. — Проходите в мой, с позволения сказать, офис. Кофе приготовить?

— Спасибо, — отказался Антон. — Займемся сразу делом.

— Что ж, вам виднее.

«Офис» Мерцаловой был оборудован и меблирован, что называется, по последней моде. Пол паркетный, навощенный почти до зеркального блеска. На стенах — отличные обои в нежно-васильковых цветочках. По периметру потолка и вокруг хрустальной люстры — художественная масляная роспись. У продолговатого светлого окна — небольшой темной полировки стол. На нем — фирменный белый прибор «Офис 2000» с множеством разноцветных канцелярских скрепок, авторучек, карандашей и фломастеров. Здесь же стояла портативная пишущая машинка «Колибри». Рядом с ней — стопка писчей бумаги, синяя с золочеными боками пачка сигарет «Ротманс», газовая зажигалка и красный телефон с кнопочным цифровым набором. Точно такой телефонный аппарат, как приметил Бирюков, стоял в подсобном помещении магазина на столике возле сейфа. Одну из стен «офиса» занимал вместительный шкаф с плотно закрытыми инкрустированными дверками.

Предложив Бирюкову роскошный мягкий стул, сама Мерцалова села за стол в кожаное кресло и вдруг, закрыв лицо ладонями, с горечью проговорила:

— Господи, как же здорово я опростоволосилась! Зачем оставила Майю одну?..

— Майя — это погибшая продавщица? — спросил Антон.

— Да, Шелковникова ее фамилия. Очень добросовестная, исполнительная девочка была. Мечтала открыть свое дело, и вот…

— Она, кажется, из Новосибирска?

— Да. Работала проводницей в поезде «Сибиряк». Обслуживала мягкий вагон. Там мы и познакомились в одну из моих поездок в Москву. Подружились. Майя часто выполняла мои поручения по связям с московскими фирмами. Она была отличным торговым посредником. Приятная внешность и светлый ум позволяли ей подобрать ключи к самым непробиваемым оптовикам.

— А ключ к сейфу она не могла подобрать?

Мерцалову словно ударило током:

— Что вы!.. Шелковникова больше года заведовала моим киоском на Центральном рынке Новосибирска. Через ее руки прошли десятки миллионов. И ни единого рубля Майя не замылила. Это была, пожалуй, самая честная моя продавщица.

— Сколько у вас всего торговых точек?

— Четыре в Новосибирске и вот… здесь.

— Все под вывеской «Марианна»?

— Да.

— Штат сотрудников большой?

— В Новосибирске два человека на киоск: продавщица и мальчик-охранник. Здесь, кроме Шелковниковой, за прилавком — Рита Календина, в подсобке — Настя Веснина, ну и в роли «Фигаро здесь — Фигаро там» — небезызвестный Паша Таловский.

— Никто из перечисленных не вызывает у вас подозрения?

— Абсолютно. Я не настолько проста, чтобы доверять ценности случайным людям. Прежде, чем взять кого-то к себе, проверяю на десять рядов по своим каналам да еще и навожу справку в информцентре УВД.

— У вас там есть знакомые?

Мерцалова иронично прищурилась:

— Антон Игнатьевич, мне легче перечислить, где моих знакомых нет.

— Понятно, Жанна Александровна… — Бирюков чуть-чуть помолчал. — Пашу Таловского я относительно знаю, а вот о Рите Календиной и Насте Весниной слышу впервые.

— Тоже проверенные девочки. Риту, по надежной рекомендации, я переманила из другой фирмы. Она новосибирская. Настя из местных, райцентровских. Ее давно знает Таловский. Пашиной рекомендации я верю. Он — моя защита со школьной поры. В молодости меня осаждали поклонники. Сексуально озабоченные типы буквально прохода не давали. Только Паша выручал. Стоило лишь заикнуться о Пашином покровительстве — даже самые наглые самцы мигом линяли.

— Чем он занимался в Новосибирске до строительства перешедшего к вам магазина?

— Был моим личным охранником.

— И вдруг решил заиметь в райцентре собственный магазин… — Бирюков улыбнулся: — Знаете, Жанна Александровна, когда мне рассказали, что Таловский ударился в бизнес, я посчитал это анекдотом. Оказалось — правда. С чего бы?..

Вместо ответа Мерцалова придвинула к Бирюкову пачку сигарет:

— Закуривайте, Антон Игнатьевич.

— Спасибо, не курю.

— Вы не компанейский мужчина. От кофе отказались, от хорошей сигареты — тоже, — словно уводя разговор в сторону, заговорила Мерцалова. — Наверное, и от рюмки отменного «Амаретто» откажетесь? Не той, разумеется, подделки, которой ныне торгуют перекупщики на каждом углу, а настоящего ликера, изготовленного в Италии…

Бирюков развел руками:

— К сожалению, на службе не пью.

В голубых, искусно подкрашенных глазах Мерцаловой мелькнула лукавая искорка:

— А вне службы?..

— Вне службы да в компании с такой очаровательной дамой не удержался бы, — принимая игривый тон, подмигнул Бирюков.

— Благодарю за комплимент, — Мерцалова вытащила из пачки сигарету, слегка помяла ее в холеных пальцах и щелкнула зажигалкой. Выпустив легкое облачко ароматного дыма, усмехнулась: — Признаться, табаком не злоупотребляю, но при деловых встречах с бизнесменами иногда приходится изображать этакую, подверженную соблазнам, особу. Другой раз нервы сдают, руки начинают дрожать. Тут сигарета выручает, успокаивает… — Жанна опустила глаза, задумчиво постучала зажигалкой по чистой пепельнице. — Поскольку вы обещали мне беседу без протокола, поведаю вам о Пашином «бизнесе». Всю правду расскажу, однако, если вы или ваш следователь, захотите это запротоколировать, превращусь в глухонемую. Согласны на такое условие?

— Честно сказать, я не люблю, когда мне ставят условия, но в данном случае придется согласиться, — ответил Антон.

Жанна несколько раз подряд затянулась сигаретой:

— Превратить разрушенную башню в магазин была, конечно же, не Пашина идея. Мне нужен был участок земли в райцентре на бойком месте. Получить его за красивые глаза — пустой номер. Однажды, когда мы проезжали с Таловским мимо бывшей водокачки, меня осенило. «Паша, — сказала я ему, — если ты вырвешь у местной администрации клок земли вот с этим зарастающим бурьяном памятником проклятому империализму, я сделаю тебя богатым». Таловскому мысль приглянулась и он начал осуществлять задуманный мною сценарий. В Новосибирске такая шутка не прошла бы, а здесь осуществить задумку оказалось проще простого.

— Все гениальное просто, — по достоинству оценил Бирюков находчивость Мерцаловой.

— Да, Антон Игнатьевич, — усмехнулась Жанна, — в нынешней буче, боевой кипучей, без изворотливого ума в люди не выбиться.

Бирюков побарабанил пальцами по стеклу:

— Спасибо, Жанна Александровна, за откровенность. Вот теперь хотелось бы перейти к событиям сегодняшнего дня. Вас сильно прижимают вымогатели?

Мерцалова притушила в пепельнице недокуренную сигарету:

— Имеете в виду «крутых» ребят?

— Их, конечно.

— Не сказала бы, что очень уж сильно… Паша Таловский не только среди местных стриженых дутышей авторитет. Его и новосибирские «крутые» уважают. Да и другим своим мальчикам, кроме Паши, я плачу хорошие «бабки» не только за короткие прически.

— Однако, согласитесь, ведь не с бухты-барахты налетчики выбрали для нападения на «Марианну» именно сегодняшний день. Такие преступления спонтанно не возникают. Они задолго готовятся. Припомните, что вы заранее планировали на сегодня?

— Ничего особенного, если не считать, что надумала купить новую автомашину.

— Вас не устраивает «Форд»?

— «Форд» хорошая машина, да не для наших дорог, где ямки почти на каждом шагу. Сейчас французы подкинули на российский рынок новинку. Называется «Ситроен-Ксантия». Развивает скорость до ста восьмидесяти семи километров в час. Разгоняется с места до сотни за двенадцать с половиной секунд. Расход бензина в городе, примерно, десять литров на сто километров. Но, главное, у «Ксантии» независимая гидропневматическая подвеска дополнена устройством, которое с помощью компьютера сохраняет постоянный заданный водителем дорожный просвет. Выбоины и неровности дороги на скорости до ста пятидесяти километров не ощущаются. Вот такую чудо-технику мне и захотелось иметь, чтобы поминутно не дергать туда-сюда рычаг скоростей.

— Сколько же это «чудо» стоит, если не секрет?

— На сегодняшний день — сто тысяч франков, меньше двадцати тысяч долларов. Ну, а на рубли, естественно, больше двадцати «лимонов».

— Не дороговато ли? Двадцать миллионов — это все-таки деньги…

— Дорого, да игра стоит свеч. «Крутые» уже облюбовали «Ксантию», и на «Форде» от них не уйдешь.

— Новосибирские?

— О новосибирских не слышала, а столичные гоняют во всю Ивановскую.

— Кто предложил вам эту машину?

— Представитель московской фирмы, торгующей иномарками. Ему на днях пригнали из столицы пару машин. Одну я застолбила по давнему знакомству.

— Когда должна состояться купля-продажа?

— Завтра во второй половине дня.

— Деньги перечислением?

— Нет, наличкой. Сегодня, когда случилась беда, я ездила в банк. Оформила заявку на два десятка «лимонов». Завтра утром с Пашей Таловским прямо из банка надо было ехать в Новосибирск, однако теперь все мои планы полетели в тартарары.

— Таловский об этом знал?

— Нет. Заранее в свои планы я никогда его не посвящаю. Так же, как и других сотрудников.

— Разговор с представителем фирмы был без свидетелей?

— По междугородной он мне звонил.

Бирюков взглядом показал на красный телефон:

— Этот аппарат запараллелен с тем, который стоит в подсобном помещении магазина у сейфа?

— Нет. Телефоны у меня на блокираторе. Имеют разные номера. Подслушивание исключается.

— Когда разговаривали, щелчков постороннего подключения не слышали?

— Нет. Слышимость была очень хорошая, никто не мешал. Да и говорили мы иносказательно, не упоминая о крупной сумме наличных денег.

— Представитель не мог подставить вас?

— Это исключается. Во-первых, у нас с ним очень хорошие отношения. Во-вторых, фирма отлично ему платит за каждую проданную машину, и на какую-то долю от двадцати «лимонов» он не клюнет, ибо потеряет значительно больше, когда за нечистоплотность вылетит из дела. — Мерцалова вновь закурила. Прикусывая нижнюю губу, задумчиво повертела в пальцах зажигалку и невесело посмотрела Бирюкову в глаза: — По-моему, Антон Игнатьевич, не из-за налички на машину сыр-бор разгорелся. Навязчиво лезет мне в голову мысль, что это конкуренты решили разорить «Марианну» с ее филиалами.

— Чем же вы насолили им?

— Видите ли, и в Новосибирске, и здесь я не крохоборничаю. Торгую по заниженным ценам. При нынешней ужасной инфляции важен не столько жирный «навар», сколько быстрый оборот капитала. Истина простейшая, однако перекупщики-недоумки этого не хотят понимать. Взвинтив цены до поднебесья, они трясутся над каждой, скажем, пачкой сигарет в то время, как у меня покупатели берут эти же сигареты блоками. Паша Таловский без устали снует между оптовыми базами и торговыми точками.

— Кстати, где он сегодня? — спросил Бирюков.

— Погнал грузовик в аэропорт Толмачево. Прямо из ташкентского самолета заберет выгодную партию сухофруктов, которых сейчас в райцентре днем с огнем не найдешь. Все покупатели будут мои. Вот за это конкуренты и точат зубы.

— В открытую угрожают или вы об этом только предполагаете?

— Участковый милиции Анатолий Кухнин недавно предупреждал, будто располагает информацией о том, что перекупщики хотят мне красного петуха запустить. Я посмеялась, мол, пусть дотла сжигают. Получу страховку — супермаркет построю и для охраны батальон омоновцев с автоматами найму.

— Отношения с участковым у вас нормальные?

— Вполне… — Мерцалова усмехнулась: — Правда, поначалу Толик настойчиво жаловался, что с женой у него нелады. Мол, служба участкового собачья, а сочувствия и женской ласки — никакой. Песня для меня знакомая, и в ласках я Толику отказала. Дескать, сама живу не кошечкой, кручусь, как белка в колесе, и, чтобы ласкать мужиков, ни времени, ни сил у меня не остается.

— Не обиделся?

— Кажется, нет. По-моему, Кухнин из тех бабников-оптимистов, которые живут по принципу: «Не вышло, не надо, мы сильно и не хотели».

— А свои услуги по охране магазина участковый не предлагал? Сейчас совместительство стало модным…

— Было такое предложение.

— Тоже отказали?

— Посоветовала Толику договориться с Пашей. Мол, если Таловский согласится отстегивать от того куска, который плачу ему за охрану, дело его.

— Как отреагировал на такой «совет» Кухнин? Опять… «Не вышло — не надо»?

— Сразу взъерепенился: «Не пожалеешь, Жанна?» Погладила по плечу, улыбнулась: «Толик, ну я же не дойная корова. Не могу же я сорить деньгами направо и налево, чтобы подкармливать таких здоровых лоботрясов, как ты. Перетопчись, дружок, где-нибудь в другом месте». Засмеялся: «Вообще-то ты права. Баба с воза — коню легче. Грабанут твою „Марианну“, а мне — до лампочки. Пусть каратист Таловский отдувается».

Мерцалова отвечала на вопросы спокойно, без многословия. Чувствовалось, что Жанна переживает случившееся, но старается не потерять выдержку и ясность мысли. Голос у нее был приятный, без наигранных интонаций. Иногда ей вроде бы хотелось выплеснуться, сказать больше и резче, однако ни разу она себе этого не позволила.

Из дальнейшей беседы Бирюков узнал, что торгует «Марианна» с восьми утра до восьми вечера. Обеденный перерыв с двенадцати до часу дня. Обедают продавщицы обычно в магазине. Работают поочередно: если с утра, как сегодня, начинает работу Майя Шелковникова, то после обеда и до закрытия за прилавком — Рита Календина. И наоборот. При скоплении покупателей в работу включаются обе. Обычно такое бывает при поступлении новой партии товаров. Кроме работающей продавщицы, в магазине всегда находится подсобница Настя Веснина. Это хотя и не на сто процентов, но все-таки уменьшает возможность разбойного нападения. В сегодняшний же день получилось так, что Шелковникова оказалась в магазине одна. Рита отпросилась в Новосибирск, проведать заболевшую маму, а Настя вчера уронила на ногу ящик с консервами и после работы кое-как похромала до дому. Благо, что идти недалеко: от «Марианны» — чуть наискосок на противоположную сторону улицы.

— У Насти свой дом? — спросил Бирюков.

Мерцалова, раздавливая в пепельнице окурок сигареты, кивнула:

— От умершей матери достался. Одной Насте жить скучно, и Рита с Майей поселились у нее.

— А Таловский где теперь живет?

— На этой же улице, только в другом конце. Ради хорошей усадьбы купил избушку на курьих ножках. Хочет построить такой роскошный особняк, чтобы всех переплюнуть, — увидев на лице Бирюкова ироничную улыбку, Мерцалова тоже улыбнулась: — Вы же знаете широкую натуру Таловского.

— Знаю: стройка — «презентация» — банкротство.

— Ох, бесшабашный человек, — со вздохом проговорила Жанна. — Но я предупредила Пашу, что его собственные прожекты финансировать не буду. У меня своих забот уйма.

— Трудно в бизнесе?

— Ужасно. Каждый шаг, как в шахматах, надо просчитывать на много ходов вперед. В любых ситуациях нельзя терять имидж финансовой состоятельности. Скажем, если я, выбивая кредит, приеду к коммерческому банку на такси или в «Москвиче», со мной будут разговаривать не так уважительно, как с клиентом, который с шиком подкатит в роскошной иномарке. К тому же, при торговых сделках малейшая оплошность может загнать в большую кабалу. В бизнесе у нас нет джентльменов. Даже письменный договор — ни к чему не обязывающая бумажка. Так, для утешения души. Извините, на эту тему могу говорить долго и скучно. Словом, нелегкая это ноша.

— И все же вы ее тянете…

— Знаете, почему? Торговля — это как наркотическая игла. Сядешь на нее раз-другой и уже ломка начинается… — Мерцалова откинулась на спинку кресла. — Разговариваю вот с вами, а у самой на душе кошки скребут, мертвая Майя не выходит из головы. Ни за что не прощу подлецам! Разберусь с ними по большому счету! Они заплатят мне и за Майю, и за похищенные документы.

— Вот этого не советую делать, — сухо сказал Бирюков.

— Почему?

— Вы прекрасно знаете, чем заканчиваются такие «разборки».

Жанна гордо вскинула голову:

— Думаете, я их боюсь? Не на ту нарвались!

— Не надо пороть горячку.

— Что ж мне теперь, сидеть сложа руки? Ждать пока следствие заволокитит дело, и преступники заметут следы?

— Успокойтесь.

— Не могу! Меня дрожь колотит от беспрецедентной наглости налетчиков. Неужели им в Новосибирске не хватает, кого шерстить?

— Думаете, это дело рук новосибирцев?

— Не местные же дутыши на такое отважились.

— Дурное дело и для местных не хитрое, — Бирюков посмотрел Жанне в глаза: — Сходите, проверьте, на месте ли ключ от сейфа.

Мерцалова неохотно поднялась и ушла в другую комнату. Вернулась она быстро с большим двухбородчатым ключом. Показывая его Бирюкову, сказала:

— Пожалуйста, Антон Игнатьевич, убедитесь собственными глазами, ключ цел и невредим.

— Сколько у вас таких ключей? — снова спросил Бирюков.

— Три.

— И все они на месте?

— Ну, а где же им быть? Хотя я и не пересчитываю их ежедневно, но потеряться они не могут.

— А вы все-таки пересчитайте.

— Господи, какой вы…

— Зануда? — улыбнулся Антон.

— Нет, настойчивый.

Мерцалова опять ушла. На этот раз ее не было долго. Вернулась она с виноватым видом и смущенно проговорила:

— Действительно, одного ключа нет. Не могу понять…

— Вот вам и «Господи», — с упреком сказал Бирюков. — Давайте теперь вместе гадать, куда третий ключ девался.

«Гадание» кончилось тем, что Жанна вспомнила, как однажды, закружившись к концу рабочего дня в суете, чуть было не оставила ключ в замочной скважине сейфа, но Майя Шелковникова ей вовремя об этом напомнила. Случилось такое, примерно неделю назад, когда финансовых документов в сейфе еще не было. В нем хранили до вечернего приезда инкассатора накапливающуюся за день выручку.

— Теперь разве не храните? — спросил Антон.

— Храним только, когда большая выручка. А в такие дни, как сегодня, места для денег хватает в ящиках кассового аппарата.

Бирюков глянул на часы:

— По моим предположениям, нападение совершено между двенадцатью и получасом первого. В это время магазин обычно закрывается на обеденный перерыв. Так?

— Конечно. Посетителей выпроваживаем и двери — на ключ.

— Выходит, Шелковникова сама открыла налетчикам?

— Вероятно, — Мерцалова задумалась. — Но не могу понять, зачем Майя это сделала.

— Перед поездкой в банк вы ничего ей не наказывали?

— Сказала, мол, если меня будут спрашивать, к двенадцати часам вернусь. Я к этому времени и приехала бы, но такая гроза бушевала, что страшно было в машину садиться.

— Может, кто-то из налетчиков был знаком Шелковниковой, и Майя впустила их, не подумав о возможных последствиях?.. Бывает, когда знакомым в обед открываете двери?

— Конечно, бывает, однако не так уж часто… — Мерцалова кончиками пальцев потерла виски, болезненно поморщилась. — Прямо мозга за мозгу заходит… Нет, Антон Игнатьевич, если следователь не найдет этих негодяев, я сама их разыщу.

— Еще раз советую: не затевайте «разборку». Она может оказаться не в вашу пользу. — Бирюков поднялся и, глядя в окно, попросил: — Покажите, где Настя Веснина живет.

Жанна тоже поднялась, подошла к окну:

— Вон, видите, на противоположной стороне улицы — большой зеленый дом с красной звездочкой на воротах… А слева от него — бревенчатый пятистенник. Это и есть Настино подворье.

Глава 5

К тому времени, когда Бирюков закончил разговор с Мерцаловой, труп Шелковниковой в сопровождении судмедэксперта уже отправили в морг, а следователь Лимакин после осмотра места происшествия, пристроившись у прилавка, заканчивал писать протокол. Эксперт-криминалист Тимохина подсказывала ему отдельные уточнения. Мерцалова, обхватив ладонями локти, остановилась возле них и сосредоточенно стала слушать. Оказавшийся вроде как не у дел оперуполномоченный угрозыска Голубев подошел к Бирюкову. Не сговариваясь, они вышли из магазина. Обычно оживленная улица на этот раз была малолюдной.

— С чего начнем, Игнатьич? — нетерпеливо спросил Голубев. — Что красивая хозяйка «Марианны» говорит?

Бирюков сжато пересказал содержание разговора с Мерцаловой.

— А начинать, Слава, надо с подсобницы Насти Весниной, — Антон взглядом указал на противоположную сторону улицы. — Живет она вон в том домике, рядом с зелеными воротами со звездочкой.

— По соседству с моим знакомым! — удивился Голубев. — В доме за теми воротами проживает семидесятисемилетний ветеран войны и труда Пимен Карпович Купчик. Разговорчивый до обалдения выпивоха.

— Как познакомился с ним?

— В прошлом году старикан по пьяной лавочке измял своей супружнице бока, с участковым Кухниным врукопашную схлестнулся. Пришлось мне разбираться. Затребовал я у Карпыча объяснение, почему систематически напивается. Он мигом накорябал: «Напиваюсь пьяным потому, что жинка систематически не дает закусывать, заявляя: „Кто не работает, тот не ест“».

— Он, случайно, не шепелявит?

— Зубы у Карпыча со свистом, особенно, когда выпьет.

— А телефон в доме есть?

— Есть.

— По-моему, этот старик мне и звонил, — Бирюков подробно рассказал Голубеву содержание анонимного звонка.

— Это я выясню у Карпыча, — заявил Голубев. — Старикан меня уважает за то, что не посадил его в прошлом году на скамью подсудимых.

— Особенно постарайся выяснить насчет налетчика в милицейской форме. Может, форма та была военной. Кстати, почему участковый до сих пор здесь не появился?

— Посыльный гонец, запыхавшись, доложил, что Кухнина нет дома. Жена сказала, будто часа за полтора до грозы уехал на «Муравье» — это мотороллер у него такой, с грузовой коробкой — косить траву для кроликов и еще не вернулся.

— Чего это он, в рабочее время кроликами занимается?

— Семья, Игнатьич, у Кухнина большая. Четырех пацанов настрогал, один другого меньше. Жена, понятно, с таким выводком, сидит дома. Зарплата участкового — сам знаешь. Вот Анатолий и завел штук двадцать кроликов. А кролы жрут круглые сутки. Вообще-то по службе Кухнин не на последнем месте. Многие из наших участковых вообще в фермеров превратились. Коров, поросят, кур завели, — Слава огорченно махнул рукой. — Эх, Игнатьич, даже говорить неохота. Пойду знакомиться с Настей, авось что-нибудь расскажет…

Перейдя асфальтированную улицу, Голубев прошел по утоптанной гравийной дорожке через узкую калиточку и поднялся на невысокое чистое крыльцо. Дверь дома была на крючке. Пришлось настойчиво стучать, прежде чем за дверью раздался настороженный девичий голос:

— Кто там?..

— Почтальон Печкин, — шутливо ответил Голубев.

— Без шуток, кто?..

— Уголовный розыск.

— Чо случилось?

— Распространять государственную тайну через дверь нам запрещено.

— Серьезно спрашиваю…

— А я серьезно отвечаю. Открывайте, Настенька, честное слово, не обижу.

После продолжительной паузы щелкнул крючок. Дверь приоткрылась. У порога стояла пухленькая смуглянка, как показалось Славе, с испуганными черными глазами и феноменально могучим для ее небольшого роста бюстом. В белой с отложным воротом мужской сорочке, доходившей почти до колен, плотно обтянутых фиолетовыми лосинами, она походила на рано повзрослевшую школьницу.

— Если не ошибаюсь, Настя Веснина?.. — спросил Слава.

— Ну. А чо такое?..

— Душевный разговор есть. Войти можно?

— Входите, если надо, — вроде с неохотой ответила Настя и, прихрамывая на правую ногу с забинтованным большим пальцем, провела Славу в комнату-кухню.

Первое, что бросилось Славе в глаза, был прикнопленный к стене большущий цветной лист календаря с обнаженной японкой, мягко говоря, в не совсем приличной позе. В простенке между окон с горшочками цветущей герани — такого же размера рекламный плакат АвтоВАЗа, изображающий утомленную бездельем блондинку, вальяжно прислонившуюся к роскошной «Ладе». Все остальное в комнате было привычным. Кирпичная печь-плита, обеденный стол, старый буфет с посудой, небольшой диванчик с лежавшей на нем книгой «Анжелика и король» в яркой целофанированной обложке.

Голубев без приглашения уселся на стул:

— Как живется, Настенька?

— Плохо, — Веснина дернула ногой с забинтованным пальцем. — Вчера по-дурацки вот раскровянила.

— Не печалься, детка, до свадьбы заживет.

— Я особо и не печалюсь, — с натянутой усмешкой ответила Настя. — Лежу на диванчике да «Анжелику» почитываю.

— Во где житуха была, да?! — с наигранной завистью воскликнул Слава, хотя сам не читал про Анжелику ни единой строчки.

— А чо бы им не жить… Бездельничали, наряды меняли да сексом занимались. Не то, что мы, придурки, кувыркаемся.

— Насчет секса, Настенька, у нас теперь тоже есть не дураки. И картинок на эту тему хватает, — Голубев глянул на календарь. — Вон как японочка соблазнительно подставляется…

Веснина осторожно присела на диван:

— Вы насчет этого пришли со мной договариваться?

— Нет, лапушка, не на этот счет я пришел, — Слава посерьезнел. — В обеденный перерыв в «Марианне» сейф зачистили и Майю Шелковникову на тот свет отправили.

— С ума сошли?! — ужаснулась Веснина и уставилась на Голубева широко раскрытыми испуганными глазами под тонкими дужками выщипанных бровей.

— Лично у меня с головой все в порядке, а у налетчиков, видимо, не все дома.

— Ну, а зачем мне это сказали? Я в магазине не обедала, ничего не видела. Чо я вам, свидетельница, что ли?..

— Может, раньше что-то подозрительное видели…

— Абсолютно ничего. И вообще… торговля и сейф — не мое дело. Я только товары из подсобки к прилавку подношу да в магазине прибираю.

— Ключ от сейфа между делом не прибрали? — быстро спросил Слава.

Испуг на лице Весниной сменился возмущением:

— Вы что, идиоткой меня считаете?!

Голубев улыбнулся:

— Нет, Настенька, не считаю, но я могу и ошибаться.

Веснина не уловила иронии:

— Ничо себе ошибочка! Так, чего доброго, заодно с грабителями вы и меня под уголовную статью подведете…

Почти полчаса пришлось Славе крутиться вокруг да около, пока Настя пришла в себя и нехотя разговорилась. Собственно, конкретного в этом разговоре почти ничего не было. Веснина, по ее словам, любопытством не страдает и в чужие дела никогда нос не сует. Подозрительные типы, по мнению Насти, ни разу в «Марианну» не заглядывали, а если когда и приезжали «деловые мужики», так Жанна сразу уводила их к себе на второй этаж в квартиру, и о чем они там «калякали» даже продавщицы не знали, не говоря уже о подсобнице. Внешности «деловых мужиков» Настя не запомнила.

— Настенька, лапушка, ну хоть одного вспомните, — умоляющим тоном попросил Голубев.

Веснина поджала пухлые губки:

— Ну, честное-благородное, не помню. Так себе, замухрышки, а не мужики. Я таких не люблю, поэтому даже не разглядывала их.

— А каких ты любишь?

— Высоких, здоровых, чтоб на руках меня могли носить.

— Как Паша Таловский?

Веснина вроде бы насторожилась, но тут же скривила губы в усмешке:

— Пашу мне и даром не надо.

— Почему?

— У него одна забота: кого бы подмять под себя. Бычара колхозный, а не мужик.

— Зато силы — на сто пудов.

— Это правда. Если б рэкетиры при Паше сунулись в магазин, Таловский вышвырнул бы их, как слепых котят.

— Было такое, когда вышвыривал?

— Не было. «Крутые» от одного Пашиного взгляда выметаются из магазина.

— Серьезно?

— Куда уж серьезней. На прошлой неделе какой-то широкоплечий красавчик с усиками попросил меня Жанну пригласить. Она из подсобки втихаря глянула на него и шепотком Паше: «Угони». Паша танком вырулил в торговый зал — красавчика и след простыл.

— На машине подкатывал? — мигом ухватился Слава.

— Само собой не пешим прихилял.

— Какая машина?

— Красная.

— А модель?..

— Как мой сосед обычно говорит, «дразнилка из-за бугра», то есть заграничная, конечно, но какая, сказать не могу. Я в машинах не разбираюсь.

— Сосед — это Пимен Карпович Купчик?

— Кто ж еще.

— Номер той «дразнилки» не помнишь?

— У меня привычки нет цифры запоминать.

— А что за «красавчик» был, не поинтересовалась у Жанны?

— Ритка с Майкой интересовались. Жанна вместо ответа шутливо пропела: «Ой, было, девки, было, я славно с ним чудила, поверила ему», — потом погрозила пальцем: «Но все же вы, девчонки, не верьте никому».

— Больше тот «чудила» не появлялся в «Марианне»?

— Не видела, не знаю. — Веснина, опустив глаза, уставилась на забинтованный палец. — Неужели правда, что Майки Шелковниковой нет в живых?..

— Правда, Настенька, к сожалению, правда.

— Не пойму, как же она сплоховала?.. Жанна постоянно наказывала: «Если, не дай Бог, нагрянут рэкетиры, когда Паши нет, не сопротивляйтесь, девки. Отдавайте выручку без слов. Деньги мы заработаем, а жизнь дается только раз»… — Настя, нахохлившись, помолчала. — Кошмар! Не ушиби я вчера ногу, сегодня наверняка бы вместе с Шелковниковой трупом была. Судьба, что ли, меня уберегла?..

— Конечно, судьба, — согласился Голубев. — Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

— Не ворожите… — кукольное круглое личико Весниной побледнело. — Разве я виновата, что не погибла?

— Пословица такая, — успокоил Слава и сразу спросил: — А сотрудники милиции часто в «Марианне» бывают?

— Из ментов один участковый Толик Кухнин у нас постоянно пасется. То жвачку для своих грызунов выпросит, то шоколадку или пригоршню конфет.

— С кем он больше всего контачит?

— Со всеми одинаково. Даже со мной заигрывает, а я там пятое колесо в телеге.

— Не обижает?

— Как сказать… Для понта иногда построжится, мол, покупатели жалуются, что обсчитываете. Девчонки прикинутся овечками, глазки ему построят, Кухнин и расплывется от уха до уха. Жанна над ним подтрунивает: «Толик, зачем ты нищету плодишь? Ради чего столько гавриков наковал?» А он, жеребец, ржет: «Жанночка, мне очень нравится кузнечная работа. Это мое хобби. Хочешь, я и тебе сынулю задарма откую?» Жанна в ответ: «Для меня кузнецы — не тот уровень. Предпочитаю иметь дело с интеллигентами».

— Много у нее этих, «интеллигентов»?

— Не знаю. Может, в Новосибирске и есть, а тут Жанна строго себя ведет. И нам постоянно наказывает, чтобы не увлекались. Мол, пойдут о вас разговорчики, а это может отразиться на престиже «Марианны». Для нее престиж магазина — превыше всего.

— Значит, монахинями живете?

Веснина кокетливо повела глазами:

— Вам прямо все до ниточки надо рассказать и показать? Нормально живем, как вся нынешняя молодежь живет.

— Почему замуж не выходите?

— За кого сейчас выходить? Кругом одни алкаши.

— Ну, Настенька, ты не права. Есть у нас и «крутые» мальчики, умеющие пить в меру.

— Тунеядцы. Работать не хотят, а «бабки» обожают. С таким свяжись — передачки в зону таскать надоест. На фиг такое счастье.

— А тебе какое надо?

— Такое, какое имею. Живу свободной птицей, никому ничего не должна и мне никто ничо не должен.

— Выходит, ты счастливая?

— Вполне.

— Разбогатеть, как Жанна Мерцалова, не хочешь?

Веснина крутнула головой:

— Нека, не хочу.

— Почему?

— Вы бы посмотрели, как Жанна каждый божий день урабатывается. Самые дубовые Иванушки-дурачки так не ломают горб. «Лимонов», конечно, у Жанны хоть отбавляй, да какой от них толк. У нее же личная жизнь — не жизнь, а чумная тусовка до соленого пота.

— Без труда, Настенька, не вытащишь и рыбку из пруда. Миллионы заработать — тем более.

— Ну и пусть зарабатывают те, кому это нравится. На фиг мне много денег, от них одна боль.

— Надо ломать голову, куда истратить?..

— При теперешних ценах можно за час расфуговать сколько угодно.

— Тогда, в чем же боль?

— В шляпе, а шляпа на папе — и так далее… — с усмешкой ответила Настя.

Чем дольше Голубев разговаривал с Весниной, тем больше убеждался, что она из той категории молодых людей, которые предпочитают деньги получать, но не зарабатывать. Умом Настя явно не блистала и старательно пыталась скрыть это под маской почти детского равнодушия. Порою, словно бездарная актриса, Веснина даже переигрывала, и тогда ее напускной инфантилизм походил на откровенную глупость. Кукольное личико Насти почти не отражало эмоций. Всего несколько раз оно становилось испуганным, когда разговор касался смерти Майи Шелковниковой. Но и при этом, как показалось Голубеву, пугало Настю не то, что погибла Майя, а что она сама лишь по чистой случайности избежала страшной участи.

О своих сожительницах по дому Веснина рассказывать не захотела. На просьбу Голубева охарактеризовать их в моральном плане ответила лаконично: «Нормальные девки, без закидонов. Живем одной семьей. Чем занимались в Новосибирске и с кем дружили? Фиг их знает. Я не любопытная».

Завершая разговор, Слава на всякий случай заглянул в «девичью спальню». В небольшой чистой комнате стояли три кровати с аккуратно прибранными постелями. Возле них на полу — маленькие пушистые коврики. На двух, составленных рядом тумбочках, красовались японский телевизор и видеомагнитофон. На стенах — календари-плакаты с обнаженными до пояса культуристами. Одну из стен полностью загораживал импортный платяной шкаф. На его ручке висела гитара.

На этом Голубев и попрощался с Настей. Едва он вышел на крыльцо, за дверью тотчас звякнул крючок.

Глава 6

Приземистый и пухлый, словно колобок, ветеран Купчик сидел за обеденным столом с ополовиненной бутылкой «Амаретто» и, поглаживая лысую, как бильярдный шар голову, блаженно смотрел в окно. Увидев приближающегося к дому Голубева, он будто спружинивший мячик вскочил с табуретки, быстро спрятал бутылку за оконную штору и, вытянувшись по стойке смирно, уставился посоловелыми глазами на дверь. Не успел Слава перешагнуть порог, старик невероятно громким для небольшой фигуры голосом рявкнул:

— Здрав-желаю, ваш-бродие!

— Привет, Пимен Карпыч, — улыбнулся Слава. — Не стареют душой ветераны?

— Никак нет, Вячеслав Дмитрич! Живем, хлеб жуем, да заграничное вино попиваем, — прошепелявил Купчик.

— Водку — бросил?

— С прошлого года, как ты помирил меня с жинкой прекратил употреблять эту гадость. Дуреешь от нее балда-балдой, и язву желудка, врачи говорят, можно нажить запросто, — Купчик широким жестом показал на стол. — Милости прошу к моему шалашу хлебать лапшу. Давно, сыщик, ты у меня не гостевал. По такому важному случаю можно отказаться от чая и чекалдыкнуть по рюмашке. Имею в заначке такой черемуховый ликерчик — пальцы оближешь! Хочешь, угощу?..

— Спасибо, Карпыч, — усаживаясь на табуретку возле окна, сказал Голубев. — Пришел я по серьезному делу.

— Хорошее вино делу не помеха. Телевизор глядишь?

— Иногда.

— Гляди почаще. Там, бывает, и умное говорят. Вот на днях изречение старинного мудреца Авиценны передавали в том смысле, что вино — друг трезвому и враг — пьяному. Мы с тобой в данный момент не окосевшие. Давай подружимся с «Амареттой»!..

— Чтобы окосеть?

— Не, установим жесткий регламент. У меня в запасе всего полбутылки. Это на двоих — слону дробина.

Из прошлого общения с Купчиком Слава знал, что остановить словоохотливого старика можно только неожиданностью, поэтому решил сразу, как говорится, взять быка за рога.

— Карпыч, ты сегодня трезвый прокурору звонил? — сделав ударение на слове «трезвый», спросил он.

Купчик захлопал белесыми ресницами:

— Не понял, Дмитрич… Прокурор мне не брат и не сват. Насчет чего стал бы я ему звонить?

— Насчет ограбления «Марианны», — Слава через окно показал на магазин. — У тебя тут все, как на ладони видно.

— Ну надо же! — старик всплеснул пухлыми руками. — А я, старый хрен, гляжу в окошко и не могу понять: чего возле Жанкиного заведения прокурорско-милиционерская свадьба затабунилась?.. Оказывается, грабанули «Марианну». Ай-яй-яй! И кто ж такую пакость Жанке отмочил?..

Голубев нахмурился:

— Не виляй, Карпыч. Говори откровенно: кто перед началом грозы подкатывал к «Марианне» на красной «дразнилке из-за бугра»?

Глаза старика потускнели. Он суетливо поправил стоявшую около стола табуретку, сел, сосредоточенно поерзал. Глядя в сторону, вздохнул:

— Не хочу я на старости лет попадать в свидетели. Это ж потом по судам затаскают, и от рэкетиров можно по загривку схлопотать.

— А говорил, в полковой разведке воевал, — подзадорил Слава. — Разведчик, называется…

— Насчет разведки не врал. Трусам орденов не давали. У меня же их — целых шесть штук, — старик решительно хлопнул ладонью по столу. — Эх, мать моя, женщина! Была не была — слушай! Я со второго захода насмелился сделать прокурору заявление. Первый раз, когда он ответил, испугался. Думаю, вдруг подслушают мой голос ухорезы. Тогда — хана мне!..

— Карпыч, давай по делу, — поторопил Голубев.

Купчик царапнул лысину:

— Поганое дело крутанулось так быстро, будто в телевизорном кине. Если по порядку излагать, такая, значит, картина получается… Часов возле одиннадцати почтальонка принесла нам с жинкой пенсии. Теперь я, знаешь, сколько за фронтовые ранения получаю? Аж целых сто пятьдесят тыщ! За год больше миллиона набегает. Да жинке по тридцать тыщ каждый месяц отваливают. Короче говоря, денег у нас с бабкой невпроворот. По такому раскладу завел я привычку употреблять только благородные вина. А в Жанкином магазине этого добра — глаза разбегаются. Много всякой разности я у нее перепробовал, пока не наткнулся на «Амаретту». К слову, сама Жанка мне порекомендовала, дескать, отведай-ка, Пимен Карпович, итальянского ликера. Взял я штоф, попробовал да с той поры и пристрастился…

— Карпыч, не уклоняйся далеко, — попросил Голубев.

— Издалека начинаю, чтобы ты не задавал лишних вопросов, — старик кашлянул в кулак. — Ну с пенсии, выходит, сам Бог велел сбегать за штофиком. Пока я, значит, после почтальонки чесался да наряжался, время-то уже двенадцать пропикало. А в этот час «Марианна» аккурат на обед закрывается. Не утерпел все ж таки, побежал. Торкнулся в дверь — на крючке. К окну подсунулся — Майя Шелковникова за прилавком выручку считает. Постучал по стеклу, пятитысячную бумажку показываю и пальцем на винные бутылки: дескать, будь ласкова, подай штофик моего возлюбленного ликера. Майя отложила деньги, с улыбочкой выдала мне бутылек и сразу опять закрылась. А тучи уже так густо на небе заклубились — вот-вот гроза обрушится. Однако успел-таки добежать до дому. Сел за этот вот стол, чтобы пробку свернуть со штофа, вижу: к магазину красный автомобиль на большой скорости подлетел. Из него выпуливаются два стриженых парнюги в черных кожанках и — к дверям. А третий, в милиционерской форме, в окошко вроде постучал. Думаю, не одному мне выпить приспичило, и гадаю: откроет им Майя или не откроет?.. Открыла! Стриженые мигом — в магазин, а милиционер — в машину, за руль. По-моему, и минуты не прошло, как парни уже из магазина выскочили. Но не с бутылкой, как я предполагал, а с большущим тюком. Только-только в машину втиснулись — гроза трах-тарарах! Аж стекла в окнах задрожали. И ливень ливанул. Машина фьюить! И след ее простыл…

— В какую сторону поехала?

— Вдоль улицы, как будто к новосибирской трассе.

— А насчет милиционера ты не спутал? Может, это военный был?

Купчик с упреком посмотрел на Голубева:

— Обижаешь, Дмитрич. По-твоему, я в полковой разведке баклуши бил. Уж чего-чего, а военную одежду от милиционерской всегда отличу.

— Ну и как тот милиционер выглядел?

— Фуражка, стало быть, с красным околышем. Рубаха стального цвета с поясом. Галстук черный. Вот погоны не рассмотрел, но по выправке, похоже, офицер.

— Комплекции какой?

— Высокий, в плечах крепкий, лицо темное. Мне даже подумалось, что это наш участковый Толян Кухнин.

— Сильно похож на него?

— Как две капли воды. Чуть позже, правда, сообразил: с каких щей участковый на заморской «дразнилке» покатит, если у него, кроме допотопного «Муравья» с кузовом, никакой техники нет.

Голубев задумался:

— Карпыч, скажи откровенно: не по злопамятству на Кухнина бочку катишь?

— Да я разве качу? Приметы тебе подсказываю, — обиделся Купчик. — Тем более, что на Толяна у меня зла не было и нет. Коль на то пошло, открою прошлогодний секрет. Мы ж с Кухниным тогда с перепоя в рукопашную схватку сцепились. Можно сказать, из-за пустяка каша заварилась. Понимаешь, Дмитрич, годов нам со старухой уже много, а весной огород надо копать, чтобы картошку посадить. При советской власти эту тяжелую работу мне школьные тимуровцы делали. Надену, бывало, ордена да — в школу. Один урок промолочу языком про военные подвиги, и после занятий весь класс с лопатами да вилами шагает строем за мной. Глазом не успею моргнуть — огород вскопан, картошка посажена. А теперь в школе дураков не стало, молодежь в бизнес ударилась. Поискал я в прошлом году наемных копальщиков — никто не хочет деньги зарабатывать. Разговорился с Толяном Кухниным. Он хвастанул, будто свой огород за один день вскопал. Прикинулся я валенком: «Врешь, участковый! Жила тонка, чтобы пять соток земли за такое время взрыхлить». Толян завелся: «Спорим, вскопаю!» — «На какой заклад будем биться?» — «На ящик водки!» — «Эх, мать моя, женщина! — говорю и показываю на свой огород. — Вон — земля, в стайку — вилы. Берись! Хочу хоть раз в жизни от пуза на даровщинку напиться». В том смысле так сказал, что победа в споре непременно будет моя. Ударили по рукам. На следующий день Кухнин приходит спозаранку и, как бульдозер, попер мою пашню ворочать. И ведь вскопал задолго до заката! А мне того и надо было. Прошлогодняя водка в цене еще не так кусалась, как нынешняя. Отвез я на своем «Запорожце» Толяну полнехонький ящик. Он сунул в карманы пару бутылок и пошли, мол, Пимен Карпович, обмывать победу. Начали хорошо, да переборщили. Закуски нам показалось мало. Кричу жинке: «Тащи, едрена-мать, чего пожевать!» Она Толяну хороший кусок мяса подкинула, а мне фигушку под нос и большевистским лозунгом по ушам. Дескать, кто не работает, тот не ест. Тут меня и взорвало… — Купчик смешливо прищурился. — По телеку смотрел, как народные депутаты рвали друг друга за грудки на глазах у невозмутимого сникерса?..

— Наверное, хотел сказать «спикера»? — уточнил Слава.

— Поправку принимаю, оговорился, — с самым серьезным видом кивнул Купчик и продолжил: — Вот, аналогичную картину мы с бабкой затеяли перед сидевшим за столом участковым. А у него, оказывается, нервы послабее, чем у сни… спикера. Принялся Толян нас разнимать и, главным образом, на меня насел. Ну я, понятно, не лыком шитый. С военной поры такие приемчики знаю, что даже каратиста Пашу Таловского исподтишка могу на землю опрокинуть. Проще говоря, Кухнин загремел навзничь от моей подножки. После такого кульбита пришлось моей зачинщице-старухе нас с Толяном разнимать…

— В прошлом году ты об этом не рассказывал.

— Не хотел Кухнина подводить. В том смысле, что блюститель порядка сам наклюкался до такой стадии, когда появляется желание на бровях пройтись.

— Значит, между вами вражды нет?

— Какая вражда! Мы на следующий же день после твоей разборки мировую поллитровку распили. Да и после того Толян не один раз ко мне заглядывал насчет подлечиться. И я не отказываю, когда в заначке бутылек стоит. Но угощаю теперь по твердому регламенту. Одна-две рюмашки и будя. Напугал меня тот боевой случай. Я ведь только на фронте с врагами дрался, а в мирной жизни — никогда. После войны я веселил народ. Без меня ни гулянка, ни свадьба на нашей улице не обходились. Знаешь, как лихо на гармонике наяриваю? Хочешь, прямо щас такую современную ламбаду сыграю, что ноги сами пойдут в пляс?..

— Плясать, Карпыч, будем после, когда с «Марианной» разберемся. Сейчас скажи, старый разведчик, не замечал ли ты в последнее время чего-то подозрительного возле «Марианны»?

Старик немного подумал:

— Кажись, ничего коварного тут не намечалось. С Жанной Мерцаловой чуть не каждый день вижусь. Она всегда с обворожительной улыбкой. Ох, завлекательная бабочка! Будь мне годов на пятьдесят меньше, я к ней подбил бы клинки.

— Она ж на голову выше тебя, — засмеялся Слава.

— В отношении между женским и мужским полами рост мужика не самая важная деталь, — Купчик хитро подмигнул. — В народе не зря говорят: большая фигура, да дура, а малое дерево всегда в сук растет.

— Ты опять спутал, Карпыч. После «фигуры» не о суковатом дереве говорится, а о том, что мал золотник, да дорог.

— На этот счет, Дмитрич, так тебе отвечу: у кого об чем голова болит, тот про то и говорит. Возьми участкового Кухнина, к примеру. У него постоянные разговоры, что денег мало получает. Мне же о «золотниках» совсем не интересно язык мозолить. Приятнее о женщинах потрепаться. Я в молодости шибко их обожал. Поэтому, извиняй, твою поправку не принимаю.

— В таком случае, давай поговорим о продавщицах из «Марианны». Что о них можешь сказать?

— Все могу… Фартовые бабочки, везучие. Не пришибли рэкетиры Майю?

— Пришибли.

— Сильно?

— До смерти.

— Убили, что ли?.. Ай-яй-яй!.. — Купчик сокрушенно покачал головой. — На этот раз, выходит, крупно ей не повезло. А жалко. Хорошая была деваха, обходительная. Она, признаться, лично мне больше нравилась, чем Ритка Календина. Всегда в короткой юбочке, ножки — загляденье. А у Ритки с ногами, видать, неважнецки обстоит дело. Никогда в юбке ее не видел. Постоянно джинсы таскает или белые клеши. Как у старинных моряков, гачи по полметра шириной. Но зато у Календиной грудь соблазнительней, чем у Шелковниковой. Она будто специально ее выпячивает.

— По этой части Настя Веснина, пожалуй; всех переплюнула, — сказал Голубев.

— Тут ты прав. У Настёнки есть, что мужику поокучивать. В мамку удалась. Верочка Веснина такой же, пухлой, была. Росточком от горшка два вершка, а титьки по пуду. К тому же, малость с приветом. Считать до конца жизни не научилась. Лишь в деньгах понимала, а так… один, два, три и дальше — много. Однажды прибегает ко мне, глазенки вытаращила и вроде по секрету сообщает: «Утром испекла пять пирожков. Пока морковку в огороде полола, на столе из пяти осталось только семь. Кто-то сожрал».

— По-моему, умом Настя тоже не очень далеко ушла от родительницы. Или ошибаюсь?

— Если и ошибаешься, то не слишком. Конечно, по сравнению с мамкой, Настёнка хотя и через пень-колоду, но школу одолела. Считать научилась. В других же вопросах бестолковая и по жизни ни к чему серьезному не стремится. Способностей — кот наплакал. Прошлый год Паша Таловский надумал обучить ее вождению грузовика. Так, не поверишь, она в первый же телеграфный столб бампером въехала. Во где шуму было. Паша как спустил матерную овчарку! А Настёнка — еще хлеще: «Ты, падло, меня не блядионь!» И пошла крыть Пашу в христа-бога-мать… Старухи, наблюдавшие тот собачий концерт, аж креститься стали. Таким вот экзаменом шоферское обучение Настенки закончилось. И дружба с Пашей увяла.

— До этого они дружили?

— Еще как! Настёнка ради Таловского из Новосибирска домой вернулась. Паша аккурат тогда «Марианну» строил. Хозяином хотел стать, а Настёнка в хозяйки к нему силком набивалась.

— Юморная была бы парочка, — Голубев улыбнулся. — Слон и Моська.

— Не улыбайся. Насчет слона юмора нет. Мышь копны не боится. Природа так распоряжается. Малые ростом тянутся к большим, а большие — к малым. Моя жинка тоже на меховую шапку выше меня и ничего. Жизнь прожили, детей вырастили и внуки уже женихаются. Вот, если б у Настёнки с Пашей зародилось потомство не в рост, а вширь, тут бы юмор появился. Новая человеческая порода могла возникнуть, у которой толщина больше роста…

— Долго Настя в Новосибирске жила? — поворачивая разговор в нужное русло, спросил Слава.

— Кажись, года полтора или два. Где работала, не знаю, но деньжата вроде водились. Изредка, бывало, приедет, пошикует денек-другой с местными бездельниками и опять — на заработки.

— С парнями шиковала?

— Ясно дело, не с девками. Это она под надзором Жанны Мерцаловой, когда в «Марианну» устроилась, притихла, дисциплинированной стала. А до того, считай, на каждого, кто подмигнет; бросалась грудью, как Матросов на дзот.

— Кроме уборщицы, другой работы не нашла?

— Она и не искала. На умственную работу Настёнка не способна. Магазин же привлек ее тем, что Жанна хорошо платит. Оклад чуть меньше моей пенсии да каждый квартал такая же премия. Сама мне хвалилась.

— Не соврала?

— Не должна бы. У Настенки не только грудь, но и душа всегда нараспашку. Если и приврет, то самую малость. На большое вранье ума не хватает.

— Продавщицы тоже хорошо зарабатывают?

— Конечно! У Майи спрашивал. Сказала, деньги для них не проблема… — Купчик тяжело вздохнул. — Ай-яй-яй, жалко Шелковникову. Бывало, захожу в магазин, поздороваюсь. Она сразу: «Здравствуйте, Пимен Карпович, что брать будете?» А Ритка Календина встречает по-иному: «Привет. Опять „Амаретту“?»… Гордая характером. Хотя и улыбается, но себе на уме. И умом — не чета Настёнке, сообразительная. В отношениях с мужским полом — тоже на высоте, неподступная. Прошлую неделю внук из Новосибирска у меня гостевал. Ростом, как и я, не вышел, но по любопытству к женщинам в деда уродился. Увидал обольстительных соседок и засучил ногами. Особенно Ритка ему приглянулась. Уж он и в магазине к ней маслился, и вечерами гитарой дома завлекал, и на пляж ездил. Даже на телевизионное кино снял в одном купальничке, а дальше не получилось. Так и уехал не солоно хлебавши. Под тридцать лет парню, а жениться палкой не заставишь.

— Где работает?

— В офисе.

— В каком?

— Хрен его знает. Спросил: «Ты где, Игорь, работаешь?» — «В офисе», — ответил.

— Офис — это контора по-нашему. Организация как называется?

Купчик пожал плечами:

— Мне подумалось, что это и есть название организации. Ну, в общем, если я правильно понял внука, работает он киноимператором. Или опять не так?..

— Кинооператором.

— Вот-вот! Хвастался, будто каждый вечер на банкетах да свадьбах кино снимает по заказу празднующих. Деньги зашибает бешеные. К слову сказать, меня заснял за гармошкой с песнями, за столом с бутылкой, во дворе, в огороде. Полпленки потратил, а другую половину — на Ритку. Кассету мне подарил. Я у соседок через телевизорную приставку полный час ее смотрел. Забавно, как артист, выступаю. Ритке тоже понравилось. Продай, мол, и точка! Сначала три тысячи предлагала, потом — пять. Не продал. Это для меня память до конца жизни.

Голубев заинтересовался «кином» и попросил старика одолжить видеопленку хотя бы на денек, чтобы посмотреть дома. Купчик принес кассету. Со словами «только гляди, не замыль» вручил ее Славе, чуть помялся и сказал:

— А к тебе, Дмитрич, будет встречная просьба. Водительские права гаишник у меня отнял. Не поможешь ли их вернуть?

— Когда, где, за что? — быстро спросил Слава.

— На прошлой неделе внука на электричку провожал. Приехали с ним в «Запорожце» к вокзалу и остановились на площадке, где испокон веку все автобусы и легковые останавливаются. Там ГАИ по непонятной прихоти недавно повесила знак «Стоянка запрещена», но на него никто не обращает внимания. Вот и я так же поступил. До отправления поезда еще пятнадцать минут. Сидим в машине, калякаем. Вдруг красная «дразнилка» подкатывает. Вылазит красивый молодой мужик с усами, показывает мне гаишные корочки. Я и фамилию не успел прочитать, а он уже требует предъявить права. Мне, дураку, надо бы волынку потянуть, а я, чудак, как ни в чем ни бывало подал ему документы. Он показывает на запрещающий знак и, дескать, выкладывай, дедок, за нарушение Правил пять тысяч штрафу. Я ему — кукиш: «Накось, выкуси!». Он посуровел: «Не хочешь платить пять, в ГАИ пятьдесят заплатишь». И права мои — к себе в карман. Глазом не успел моргнуть — гаишник усвистел в неизвестном направлении. Внук расстроился: «Зачем отдал права? От гаишника пивом пахнет. Надо было шум поднять — он бы смылся, как нашкодивший котенок»… — Купчик сокрушенно вздохнул. — Ну, близок локоть, да не укусишь. Проводил внука и прямиком к начальнику ГАИ. Тот, запурханный, с каким-то дорожным происшествием разбирался. Говорит, зайди завтра. Прихожу. Там опять суета. И вот уже неделю не могу документов найти.

— Ладно, займусь этим делом, — пообещал Слава. — Больше того «гаишника» не встречал?

— Нет, ни до, ни после моей промашки не видел. Он, наверное, из новосибирских. Те, орлы, часто к нам залетают шороху навести. Местных ребят из ГАИ, считай, всех в лицо знаю, а этот, точно, залетный.

— Не рэкетир?

— Замашки рэкетирские, а внешностью интеллигентный. Одежка гражданская. Серый костюм нарядный. Волосы короткие, но не как у молодежных балбесов. Волнистые, русые. А усики черненькие, будто подкрашены. Одним словом, красавец.

— Номер его машины не запомнил?

— Ошарашен был. В голову даже не стукнуло. Старый разведчик, а так вот, позорно, обмарался… — Купчик смущенно опустил глаза и вдруг, словно вспомнил: — К слову сказать, когда кино про меня до конца просмотришь, погляди дальше и про Ритку Календину. Там есть момент, когда она на дороге к пляжу у старого моста чего-то сказала водителю остановившейся машины. Точно на такой «дразнилке» гаишник был. Кажись, и к «Марианне» на такой же сегодня подлетали.

— Спасибо, Карпыч, за подсказку. Непременно посмотрю тот момент, — ответил Слава.

Глава 7

От Купчика Голубев ушел с непреодолимым желанием поскорее прокрутить видеопленку и хотя бы приблизительно узнать модель автомашины, подъезжавшей с налетчиками к «Марианне». На дверях магазина висел замок. Оперативная группа уже завершила осмотр места происшествия и отбыла восвояси. Слава хотел было остановить первую же попутку, чтобы не идти пешком до милиции, но, быстро передумав, решил заглянуть к участковому Кухнину. Длительное отсутствие Кухнина и его внешняя схожесть с одним из участников разбойного нападения серьезно настораживали.

Жил участковый недалеко от ограбленного магазина в собственном доме под шиферной крышей. Рядом с огороженным штакетником домом — хозяйственная постройка, металлическая коробка гаража, дощатая летняя кухня и срубленная из осиновых бревен небольшая банька. В ограде, сразу у ворот, стоял обляпанный грязью мотороллер с копной зеленой травы в квадратном кузове. Двери веранды и дома были распахнуты настежь.

Похожий на цыгана с могучими плечами Анатолий Кухнин в одних плавках сидел за столом и прямо из большой сковороды торопливо ел жареную картошку с крольчатиной. Под стать ему, такая же рослая, но в отличие от мужа белокурая жена стирала в эмалированном тазу милицейскую рубаху. Хмуро ответив на приветствие Голубева, участковый, не отрывая взгляда от сковороды, с явно напускным равнодушием пробурчал:

— Что там, в «Марианне», стряслось?

Голубев сел напротив. Вместо ответа спросил:

— Почему в рабочее время неизвестно где мотаешься?

— Ольга ведь русским языком сказала твоему гонцу, что уехал за травой кроликам. Жрут, проглоты, не успеваю подбрасывать. Решил вот перекусить на скорую руку да бежать к магазину.

— Там уже нечего делать.

Видимо, привлеченные разговором в дверях соседней комнаты разом выстроились четверо черноголовых мальчуганов один другого меньше. Все в одинаковых белых маечках и красных шортиках. Самый маленький, лукаво присматриваясь к отцу, вдруг спросил:

— Ты пошему без штанов? Ушшался?

— Гавр-р-рош! — строго рыкнул на него Кухнин. — Возьму ремень — сам уссышься!

— Анатолий! — одернула жена. — Разве можно так говорить с детьми?..

— А чего он, сопляк, подначивает, — раздраженно отмахнулся участковый и исподлобья глянул на Голубева. — Под грозу попал, вымок до нитки.

Слава перехватил ускользающий взгляд:

— Долго ездил. За тридевять земель уезжал?

— Каких тридевять… Сразу за окраиной, у лесопосадки, косил. Рассчитывал через полчаса вернуться, но «Муравья» не мог завести. Аккумулятор скис. Пока возился — гроза шарахнула, проселочная дорога раскисла. Пришлось подсобную тягу привлекать, чтобы на трассу вытащили.

— Кровь, что ли, у тебя на рубахе, — внезапно сказала жена. — Никак не могу отстирать.

Участковый удивленно посмотрел на нее:

— Откуда взяться крови?

— Ну, а что тогда?.. Не отстирывается, хоть плачь.

Кухнин уставился в сковороду. Будто с замедленным опозданием вспомнил:

— Может, и кровь. Я ж в этой рубахе вчера кролика свежевал. Ты бы, Ольга, вышла во двор и выводок с собой увела, пока мы с опером по службе поговорим.

Жена не прекословя подняла таз. Направившись к выходу, глянула на любопытно притихших в дверях ребятишек:

— Дети — за мной…

— По ранжиру становись! — строго скомандовал Кухнин.

Мальчишки мгновенно разобрались по росту и друг за дружкой, стараясь шагать в ногу, направились за матерью.

Голубев улыбнулся:

— Дисциплина.

— Приучаю шнурков.

— Имена не путаешь? — намекая на схожесть мальчишек, спросил Слава.

— Своих не перепутаешь… Старший Иван, за ним — Николай, Кирилл и Гаврила-подначник. Во сорви-голова растет… — Кухнин, зачищая сковороду, поскреб по ней ложкой. — Ну, выкладывай, какое представление у Мерцаловой случилось?

— Ты ничего не знаешь?

— Нет. Я всего десять минут назад приехал голодный как волк. Ольга сказала, будто ты присылал пацана с требованием немедленно явиться к «Марианне». Что за срочность такая?

— Ограбление с убийством.

— Чего?! — Кухнин отложил ложку. — Не разыгрываешь?

— Сегодня, кажется, не первое апреля.

— Банда?..

— Трое. Один из них, похожий на тебя, в милицейской форме…

Лицо Кухнина стало бледнеть:

— Двойник, что ли, мой?

— Это позже узнаем: двойник или родственник. С чего ты перепугался?

Кухнин побагровел:

— Нечего мне пугаться. Выгоните из милиции — не застрелюсь. Надоело охранять чужой покой за копейки. Кстати, я уже подавал рапорт на увольнение. Начальник уперся, мол, по-хорошему не отпущу. Решили компромат подобрать, да?!

— Не заводись с полоборота. ЧП серьезное, поэтому давай серьезно и разговаривать. Раньше ничего вокруг «Марианны» не замечал?

— Надо подумать.

— Думай, Толя, думай, хотя это и утомительное с непривычки занятие.

— Не подначивай, — участковый словно обмяк. — Вроде бы все было нормально… Вообще-то, я предупреждал Жанну, чтобы стопроцентно на Пашу Таловского не надеялась.

— А что Таловский?

— Ну, как что… Паша есть Паша.

— Конкретнее, Анатолий.

— Конкретнее, говорят, что в Новосибирске он связан с мафией.

— Кто говорит?

Кухнин прищурился:

— Думаешь, только угрозыск имеет осведомителей? У меня — своя сеть.

— Не запутаешься в ней? — сдерживая непонятно отчего возникшее раздражение, спросил Голубев.

— Постараюсь не запутаться. В общем, вполне серьезно говорю: без Пашиной наводки дело не обошлось. Может, скажешь, кого убили?..

— Майю Шелковникову.

Участковый присвистнул:

— Самую порядочную…

— Другие, выходит, менее порядочные?

— Не лови на слове. Я, конечно, не психолог, чтобы досконально разбираться в человеческих душах, но свое мнение могу высказать… — Кухнин, словно собираясь с мыслями, посмотрел в окно. — Вообще-то вся наша торговля — это большой рассадник преступности. По-твоему, не так?..

— Так, Анатолий, так, — согласился Голубев. — Однако мне хочется услышать не общие философские выводы, а частности, касающиеся «Марианны».

— Частности пляшут от общего…

— Вот и «пляши» покороче.

Участковый нахмуренно помолчал и как будто с большой неохотой, словно школьник, не выучивший урок, стал высказывать свои предположения по поводу случившегося. По его мнению, грабеж с убийством могли совершить только заезжие «гастролеры», поскольку местные «крутые» мальчики, в основном, занимаются шеромыжничеством. Жмут они лишь перекупщиков. Самый распространенный прием вымогательства, когда несколько здоровых парней подходят к торговцу или торговке и недвусмысленно начинают советовать «поберечь здоровье».

Рассказанное Кухниным не было откровением для Голубева. В методах вымогательства и шантажа оперуполномоченный угрозыска знал намного больше участкового инспектора милиции, но, чтобы не оскорбить самолюбие собеседника, терпеливо слушал. Однако терпения у Славы хватило ненадолго. Когда Кухнин, не сказав ничего конкретного, вновь ударился в «философию», Слава перебил его:

— Анатолий, ты когда последний раз был в «Марианне»?

— Вчера вечером, — недовольно ответил Кухнин.

— По делам или между делом зашел?

— Конечно, не от скуки. Хотел договориться с Таловским насчет грузовика. Надоело на «Муравье» каждый день по навильнику траву возить. Рассчитывал накосить побольше да сразу на неделю привезти.

— И что Таловский, отказал?

— Пообещал дня через два. Сегодня Паша спозаранку в Новосибирск за товаром уехал, а на завтра с хозяйкой, то есть с Жанной Мерцаловой, какие-то дела планировал.

— Не сказал конкретно какие?

— По-моему, Жанна крупную покупку затеяла, а когда такие дела она проворачивает, ничего толком не узнаешь. Да мне это и ни к чему было.

— Мерцалову вчера не видел?

— Видел. Все они вечером были в магазине. Рита Календина торговала… — Кухнин вдруг оборвал мысль и обратился к Голубеву, впервые за время разговора назвав его по имени: — Слава, нападение до обеденного перерыва было?

— Во время обеда.

— Но не после?

— Нет.

— И в магазине, кроме Шелковниковой, никого не было?

— Никого. Календина отпросилась якобы к матери съездить, а Веснина ушибла ногу.

На лице Кухнина появилось такое светлое выражение, будто он неожиданно для себя решил сошедшуюся с ответом трудную задачку:

— Значит, и Рита Календина замешана в преступлении! Обычно в обеденный перерыв все они, кроме Мерцаловой, сходятся в магазине. Настя Веснина на электроплитке соображает простенький обедик. Готовит она неплохо…

— Угощался? — с улыбкой вставил Голубев.

— Закусывал, — в тон ему ответил Кухнин и нахмурился. — Для сведения тебе сказал. Ну, в общем, на месте Шелковниковой должна была оказаться Календина. Ее очередь сегодня первую половину дня работать. Почему она отпросилась?..

— Вопрос на засыпку. Отвечу, когда распутаем этот клубок. С таким же успехом можно подозревать и Настю Веснину. Зачем она вчера ушибла ногу?

— Настя не Рита. У Насти ум куриный, а Рита по сообразительности не уступит Мерцаловой. Этакая, знаешь… — напрягая мысль, участковый пощелкал пальцами. — Гонористая бабочка с замашками светской львицы. И артистка талантливая. С одинаковым успехом может и расхохотаться, и заплакать.

— Деньги сильно любит?

— Ну и спросил!.. Кто нынче брезгует деньгами?

— Кто-кто… Например, Настя Веснина мне заявила, что ей совсем не хочется быть богатой, как Мерцалова.

— У Насти по уму и доход. Ей бы только на «Сникерсы» да «Марсы» хватало. Жует шоколадки, как корова сено. Наверно, скоро лопнет от них.

— Майя была не такая, как Рита?

— Она вроде… человечнее, что ли, как лисичка. А Рита жестче, холоднее. Нервы — железные. Никогда не вспылит и, если права, даже Мерцаловой спокойно докажет свою правоту. И Жанна часто соглашается с ней.

— Не враждуют?

— Не замечал. Мерцалова тонкий психолог. Умеет создать для зависимых от нее людей иллюзию полной свободы. Она вроде как и не хозяйка магазина, а старшая сестра продавщиц. Даже с Настей Весниной будто наравне.

— А с Пашей Таловским?

— Паша робот. До тех пор, пока не запьет. А запой у него, по-моему, приближается. Последнее время нервничать стал. Это верный признак у Таловского, что не сегодня-завтра шлея под хвост попадет.

— Он, кажется, особняк надумал строить?

Кухнин усмехнулся:

— Уже передумал. Вначале решил у Мерцаловой купить «Форда», потом уж за особняк браться.

— Жанна разве продает машину? — быстро спросил Голубев.

— Наверное, если Паша на нее глаз положил. По все вероятности, она надумала «Ситроен-Ксантию» себе купить. Недавно интересовалась у меня, что это за машина и не глупо ли на нее деньги тратить. Посоветовал, если имеется двадцать с лишним миллионов, можно не жалеть. «Ксантия» того стоит.

— С каких это пор ты стал специалистом по машинам?

— Представь себе, кое-что в них петрю, — обиделся Кухнин. — Думаешь, я только с милицией обвенчан? В остальных делах дуб-дубом. Будет тебе известно, во время армейской службы я два года возил на черной «Волге» командира части. Журнал «За рулем» больше десяти лет подряд выписываю. Мечтал собственного «Жигуленка» завести, да эти… дурацкие реформы все мои мечты перечеркнули.

— Извини, Анатолий, не знал, — быстро отработал назад Голубев. — Значит, Таловскому было известно, что Мерцалова хочет купить новую машину?

— Конечно. Иначе, чего бы Паша о «Форде» базарить стал.

— Неужели он такими деньжищами располагает?

Участковый посмотрел на Голубева, будто на недоразвитого ребенка:

— Таловский же не в милиции работает. Каждый раз ездит в Новосибирск с «дипломатом», под завязку набитым купюрами. Если Жанна доверяет ему такие суммы, наверно, уж и в заработке не обижает. Иначе Паша усвистал бы, как ветер в поле, с первым же «дипломатиком».

— Почему предполагаешь, будто без Пашиной наводки дело не обошлось? Паша хотя и тугодум, но должен бы соображать, что, работая на Мерцалову, обеспечивает себе в перспективе безбедную жизнь, а хапок, даже крупный, он при своем широком размахе пустит по ветру за неделю. И что дальше? Казенный дом?..

— Может, я и предвзято рассуждаю, но не вызывает у меня Таловский доверия. Так же, как и Рита Календина. Кстати, она вчера двадцать один год отметила.

— С твоим участием?

Кухнин хмуро потупился:

— Понимаешь, дурацкая история получилась… Когда пришел поговорить с Пашей Таловским насчет грузовика, Рита уже выпроваживала из магазина последних покупателей. Ну я быстро с Пашей перетолковал, хотел уходить, а он: «Подожди, у Ритки сегодня день рождения. Пошли в подсобку, посидишь с нами». Думаю, чего не посидеть среди красивых женщин полчасика. Согласился, зашел. Там уже вся команда во главе с Жанной в сборе. Настя Веснина, прихрамывая, вокруг стола суетится. Стол роскошный. С цветами, со шпротами, сервелатом, икрой, фруктами и так далее. Сели. Паша наотрез пить отказался. Бабенки себе на четверых открыли бутылку французского ликера «Манго пассион», а мне на одного поставили поллитровку распутинской водки. Жанна кучу хороших слов в адрес Риты наговорила. Чокнулись и пошло-поехало… В общем, вроде и закусывал хорошо, но домой прирулил, не скрою, тяжелым.

— Долго сидели? — спросил Слава.

— Часа полтора. Дома я появился около девяти вечера. Обычно в это время езжу за травой, а тут… Распутинская водка коварная. Пьется мягко, как вода, а результат — крепче нашей нефтянки. Проще говоря, завалился спать и кролов голодными оставил. Вот почему сегодня в рабочее время и рванул за шамовкой для проглотов. Они, обжоры, уже с утра пол у клеток грызть начали.

— При застолье разговора о купле-продаже машин не было?

— Какой там… — Кухнин махнул рукой. — Жанна сразу задала тон: «Девки, о делах — ни слова. Пусть мужики остроумничают». Тут, как говорится, намек понятен. Таловский принялся травить анекдоты. Он мастер по этой теме, хотя и невпопад часто бухает. В общем, похохотали и разошлись.

— Расходились все разом?

— Мы с Таловским первыми ушли. Я еще намеревался за травой съездить, а Паше надо было грузовик на заправку сгонять, чтобы утром время не тратить. Жанна со своим гаремом осталась. Когда они разошлись, не знаю.

— Хоть какой-то дельный разговор был?

— Никакого. Треп один. Уходил я еще не на рогах, в нормальной памяти. Это пока домой шел, меня разморило.

— По-моему, Анатолий, ты стал злоупотреблять выпивкой, — с упреком сказал Голубев. — Раньше за тобой этого не замечалось.

— Раньше у меня мечта была — купить машину, а теперь… — Кухнин тоскливым взглядом уставился в пустую сковородку. — На душе пусто, как в этой сковородке. Пацанов сдуру наплодил, сам видел, сколько. Растут, челкашата, безмятежно, а что хорошее их ждет? Кругом воровство, грабеж, надувательство. Мерцаловы да таловские в люди вышли! А кто они такие?.. Прости Господи да хамы! Плюют они с верхней полки и на милицию, и на прокуратуру, и на всех нынешних администраторов! Ты на полном серьезе стараешься раскрутить это преступление, а ведь они, наверняка, что-то между собой не поделили и разберутся без твоей помощи. Это ж мафия! Они тебя в безнадежный штопор закрутят, пока ты их раскрутишь.

— Еще что скажешь? — спокойно спросил Голубев, когда нервный всплеск участкового выдохся.

Кухнин передернул загорелыми плечами:

— Нечего мне, Слава, сказать в свое оправдание. Понимаю, обгадился, да что теперь делать… Раскрылся тебе, как попу на исповеди. Может, ради моих пацанов не доложишь подробности начальству?..

— Ты, на моем месте, как поступил бы?

— Не знаю.

— Вот и я пока в раздумье.

— Гадаешь, не связался Кухнин с мафиози? Теперь ведь такое не в диковинку, — губы участкового скривились в виноватой усмешке. — Нет, Слава, до мафии я не докатился. Хотя, честно сказать, желание уйти из милиции появляется все чаще и чаще. Физической силой меня Бог не обделил да и голову имею не дурнее, чем у Таловского. Почему я должен жить хуже Паши? Ну, скажи, почему?..

— Не рви рубаху, — примиряюще улыбнулся Голубев. — Вернемся, как говорится, к нашим баранам. Далеко от трассы косил траву?

— Почти рядом, — буркнул Кухнин.

— От грозы где укрывался?

— Под березкой.

— Во время ливня движение по трассе оживленное было?

— Два или три грузовика к райцентру прошли тихим ходом.

— А из райцентра иномарки не улепетывали?

— Примерно, в половине первого часа, когда ливень был в самом разгаре, красная «Вольво» с тонированными стеклами промелькнула на скорости не меньше ста двадцати километров. Я еще подумал: «Ох, гробанутся на мокрой дороге, лихачи!»

— Она похожа на ВАЗовскую «девятку»?

— Не очень, но смахивает.

— Сколько и каких людей находилось в машине, конечно, не разглядел?

— Как их через темные стекла разглядишь? Они из машины хорошо видят, а их снаружи — тю-тю. ГАИ надо категорически запретить эксплуатацию машин с такими хитрыми прикрытиями. Это ж для мафии — лучше не придумаешь.

— Госномер не усек?

— От бешеной скорости за машиной мутный туман клубился. Даже намека на номер не просматривалось.

Задав участковому еще несколько вопросов и не получив в ответ на них ничего определенного, Слава поднялся:

— Таловский не говорил, когда из Новосибирска вернется?

— Сказал, дай Бог, сегодня к ночи.

— Живет он на той же улице, где Настя Веснина?

— На той же, только в противоположном конце. Самая хилая избушка-развалюшка — Пашина.

Голубев не любил откладывать горячие дела на потом. Сразу после разговора с участковым Слава отыскал «избушку-развалюшку». К сожалению, Таловского дома не было. На перекошенной двери висел символический замочек, а на запыленном стекле небольшого оконца жирно алела свежая надпись, сделанная губной помадой: «Пашка-керя! Мне страшно одной. Приходи, я все прощу. Весенька».

Глава 8

В лаборатории криминалистики эксперт Тимохина сосредоточенно рассматривала только что проявленную фотопленку, отснятую на месте происшествия.

— Получилось что-нибудь? — участливо спросил Голубев.

— А почему могло не получиться? — не отрываясь от своего занятия, вопросом на вопрос ответила Тимохина.

— Сосед-пятиклассник часто меня фотографирует, но как ни спрошу карточку, у него всегда один ответ: «Опять, дядя Слава, ничего не получилось». — Голубев достал из кармана взятую у Купчика видеокассету. — Лена, давай посмотрим самодельное кино.

Тимохина кивнула на видеомагнитофон:

— Вставляй кассету и смотри.

— Нет, Лен, будь другом, организуй профессиональный просмотр. Тут, возможно, некоторые кадрики придется останавливать, чтобы получше разглядеть.

— Тогда подожди минутку…

«Кино» началось с панорамы улицы в сопровождении исполняемой на гармони мелодии «Крутится, вертится шар голубой». Изображение было цветным, очень четким. Звук чистый, хорошо слышимый. По мнению Тимохиной, снимали видеокамерой «Панасоник» на высококачественную японскую пленку. После панорамного обзора объектив приблизился к дому Купчика. На скамейке перед домом сидел весь в орденах, медалях и значках Пимен Карпович и виртуозно растягивал малиновые меха двухрядки. Внезапно он оборвал мелодию, уставился взглядом повыше объектива и спросил: «Ну, можно начинать концерт?» — «Начинай, дед», — ответил голос за кадром. Купчик, расплывшись в улыбке, с пафосом произнес: «Популярная в старые годы песня „Златые горы“! Музыка народная, слова неизвестно чьи!». — И, с лихим перебором растянув гармонь, громко запел:

Когда б имел златые горы И реки полные вина, Сменял бы горы на закуску, А реки выпил бы до дна…

Голубев засмеялся:

— Вот дает, артист!

— Остановить? — улыбнулась Тимохина.

— Не надо, пусть наяривает.

После «Златых гор» Купчик исполнил классический текст «популярной» песни про нашумевший камыш, потом увлеченно спел «Где-то жалейка плачет» и закончил «концерт» залихватским исполнением «Ламбады». Затем, сменив пиджак с наградами на рабочую курточку, Пимен Карпович вместе со своей высокорослой старухой поливал огуречную грядку, колол дрова, подметал двор, трапезничал за столом с бутылкой «Амаретто» и после второй рюмки, глядя в объектив, будто подвел черту: «Шабаш, Игорь! Оставь кусок пленки на другую серию».

Начало «другой серии» было без музыкального сопровождения. Через микрофон доносился лишь тихий плеск воды да приглушенное многоголосье. Объектив долго скользил по райцентровскому пляжу, задерживаясь на хорошеньких фигурках в легкомысленных купальничках. Купальники, прикрывающие тело больше чем на одну четверть, и крупногабаритные купальщицы явно не интересовали ведущего съемку.

Стараясь не пропустить ни одного знакомого лица, Голубев сосредоточенно уставился в телеэкран. Первой из знакомых на экране появилась Веснина. В пестром купальнике, плотно обтягивающем пухлую грудь и бедра, Настя, вытянув перед собой босые ноги, сидела на пляжном песке и по-детски надувала один за другим розовые пузыри из жевательной резинки. Вероятно, заметив, что ее снимают, она втянула очередной пузырь, который готов был лопнуть, и показала оператору язык. Тут же к Насте подсела вышедшая из воды Майя Шелковникова в полосатом, как матросская тельняшка, купальничке. Голубев ожидал, что к ним вот-вот подойдет Рита Календина, однако вместо Риты вдруг подошел участковый Кухнин.

— И наш сотрудник в «артисты» попал! — удивилась Тимохина.

— Везде наши люди, — не отрывая взгляда от экрана, скороговоркой сказал Слава.

Кухнин был в джинсах и в белой шелковой тенниске с рекламным рисунком сигаретной пачки «Кэмэл» на груди. Смысл его короткого разговора с Шелковниковой сводился к тому, что пора заканчивать водные процедуры и начинать пить пиво. На подсказку Майи, мол, и один можешь управиться с пивом, участковый с напускной обидой ответил: «В одиночку пьют только алкаши».

Дальше начинались сцены обычного пикника с гитарой на опушке тополевой рощи, расположенной на взгорке возле пляжа. Исполнительницей главной роли в этих сценах стала Рита Календина. Других участников пикника оператор будто не замечал. Они служили как бы фоном и изредка вроде подыгрывали главной героине. Вопреки предположению Пимена Карповича, с ногами у Календиной было «все в порядке». В ярком купальнике она выглядела очень даже недурно, а снимавший ее внук Купчика с разных ракурсов старался еще больше подчеркнуть достоинства и без того привлекательной фигуры. Рита была душой компании. Остроумно шутила. Подзадоривала Кухнина, блаженно поглощавшего, судя по всему, на халяву баночное пиво, и Настю Веснину, безостановочно жевавшую шоколадки. Строила глазки оператору. Довольно хорошо играла на гитаре и неплохо пела в общем-то глуповатые шлягеры типа: «Ой, Лёха, Лёха, Лёха, мне без тебя так плохо», которые из вечера в вечер подолгу транслировало за плату местное телевидение по заявкам зрителей, поздравляющих своих родственников и друзей с различными юбилеями. Лишь в одной из песен, кстати исполненной Ритой лучше других, Голубеву показался какой-то намек:

День и ночь не поменять местами, Знать, твоей удачи вышел срок. Не на ту лошадку ты поставил, Потому и проиграл, дружок…

Слава попросил Тимохину дважды прокрутить этот «кадрик», но так и не понял, кому лукаво подмигивала Рита при исполнении этой песни: то ли сидевшему напротив Кухнину, то ли снимавшему из-за его плеча оператору. Жанны Мерцаловой и Паши Таловского на пикнике не было, что несколько озадачило Славу и дало повод для размышлений.

Интересовавшая Голубева «дразнилка из-за бугра» мелькнула на экране, как говорится, под занавес, когда дружная компания, завершив пикник, отправилась с пляжа по наезженной машинами дороге через тополевую рощу. Медленно катившаяся навстречу красная «Вольво», поравнявшись с компанией, притормозила, и водитель, лица которого не было видно, через наполовину приспущенное стекло вроде бы что-то спросил. Оказавшаяся ближе всех к нему Рита Календина с улыбкой что-то ответила. К радости Голубева, госномер автомашины С 49–47 НБ был виден отлично.

— Вот она, первая ласточка! — воскликнул Слава. — Лена, ты можешь сделать фотографию с этого кадра.

— Без проблем, — ответила Тимохина.

— Сделай, Леночка, срочно! А я тем временем сбегаю в ГАИ, чтобы узнать владельца этой заморской «дразнилки».

Начальник районной ГАИ, щеголеватый майор милиции Филиппенко хмуро читал протоколы правонарушений за прошедшие сутки. Поздоровавшись с ним за руку, Голубев присел напротив:

— Как жизнь, Гриша?

— Как в сказке: чем дальше, тем страшнее, — Филиппенко показал пухлую стопку протоколов. — Больше полсотни нарушений. Из них половина — управление в нетрезвом состоянии.

— Ух, сколько штрафных денег заработаешь!

— Лучше бы таких заработков не было. Люди гибнут. Улицу страшно переходить. Того и гляди, какой-нибудь алкаш наедет.

— Что поделаешь, Григорий Алексеевич… — Голубев вздохнул. — Веселие на Руси есть пити. Еще говорят, будто русскому мужику свойственно пьянством выражать протест.

— Так можно пропиться в доску.

— Можно, — согласился Слава и быстро написал на листке: «Красная „Вольво“ С 49–47 НБ». Передавая листок Филиппенко, попросил: — Гриша, будь другом, помоги мне срочно узнать владельца вот этого заграничного автомобиля.

Филиппенко взглядом пробежал записку:

— В нашем районе ни одной «Вольво» на сегодняшний день не зарегистрировано. И номер этот первый раз вижу.

— У тебя хорошая память на номера?

— Отличная.

— Запроси по телетайпу областную ГАИ.

Филиппенко с написанным Славой листком вышел из кабинета. Через несколько минут он вернулся и, сев на свое место, сказал:

— Через полчаса будет ответ.

Голубев машинально глянул на часы:

— Подожду. Тем более, что еще один вопрос надо решить с тобой. Ты Купчика Пимена Карповича знаешь?

— Его каждый сотрудник ГАИ знает, — Филиппенко, словно от зубной боли, поморщился. — Он всех нас заколебал со своим водительским удостоверением. Сунул, наверное, с пьяных глаз какому-то проходимцу или потерял, а теперь чуть не каждый день нам права качает: «Верните, иначе самому Президенту России жалобу накатаю!»

— Выходит, из твоих сотрудников никто у Купчика удостоверение не отнимал?

— Нет, конечно.

— Кто же тогда отнял?

Филиппенко, пародируя разухабистого ведущего телепередачи «Поле чудес», вытаращил глаза и широко развел руками:

— Ну, не знаю я! Не знаю!..

Голубев улыбнулся:

— Гриша, а если серьезно?..

— Серьезно, Слава, неведомо мне, какой прохвост забрал у ветерана документы. Я трижды обращался в областное управление. Там все отделы ГАИ опросили, но везде вот так же разводят руками.

— Может, какой-нибудь вымогатель с фальшивым удостоверением сотрудника милиции орудует, а?..

— При нынешнем разгуле уголовщины все может быть. Знаю только одно: это был не сотрудник ГАИ. К нам часто из Новосибирска инспектора наведываются. Бывает, и водительские удостоверения изымают, и штрафуют, и госномера с машин снимают, но обо всех подобных случаях немедленно сообщают. Мы ведь принимаем окончательное решение и должны быть в курсе всех водительских дел в границах своего района.

Голубев царапнул затылок:

— Вот загадка…

Еще большую загадку принес Славе телетайпный ответ из областного управления ГАИ. В нем сообщалось, что номерной знак С 49–47 НБ был присвоен автомобилю ВАЗ-21063, принадлежавшему жителю Новосибирска Заливалову Артуру Валентиновичу. Год назад автомобиль попал в автокатастрофу на Ордынском шоссе и в связи с невозможностью восстановления был снят с учета. Номерные знаки уничтожены. Владелец автомобиля погиб. «Вольво» с указанным выше номерным знаком в Новосибирской области на учете не состоит.

Прочитав такое сообщение, Голубев недоуменно посмотрел на начальника районной ГАИ:

— На учете не состоит, а по области катается. Как же это, Гриша?

Филиппенко пожал плечами:

— Слава, ты ведь сам прекрасно знаешь, что преступные пути неисповедимы.

— Знаю, но у меня есть видеозапись, где «Вольво» с этим номером видна, как на картинке.

— А у меня, кажется, сохранилась фотография, на которой буквально спрессованные в лепешку «Жигули», проутюженные «Икарусом», шедшим со скоростью девяносто километров в час. — Филиппенко достал из стола папку с крупными фотографиями и, недолго порывшись в ней, протянул Голубеву один из снимков. — Вот, полюбуйся, что осталось от «Жигулей» и их хозяина Артура Валентиновича Заливалова. Это в прошлом году нам присылали из областного управления для аварийного стенда «Окно ГАИ».

На фотографии действительно была запечатлена, будто пришлепнутая могучим прессом, груда рваного металла, и лишь только по отдельным деталям можно было предположить, что это останки легкового автомобиля. По словам Филиппенко, мчавшиеся на большой скорости «Жигули» при обгоне бензовоза выскочили на встречную полосу движения и со всего маха столкнулись с маршрутным «Икарусом». Столкновение было настолько сильным, что «Икарус», подмяв под себя «Жигуленка», замуровал в нем раздавленного до неузнаваемости водителя, останки которого после аварии пришлось освобождать из металлической упаковки автогенным резаком.

— А кто этот, Артур Валентинович Заливалов, не знаешь? — спросил Голубев.

Филиппенко задумчиво наморщил лоб:

— Помню, кто-то из новосибирских инспекторов мне говорил, будто молодой мужик, лет тридцати. Вроде бы из нынешних «крутых». То ли кого-то преследовал на ордынском шоссе, то ли сам от кого-то отрывался. Стартовал в Ордынке, а финишировал на полпути к Новосибирску, под «Икарусом».

— Еще, Гриша, что-нибудь о нем знаешь?

— Родственников у Заливалова никого не оказалось. Хоронили его друзья. Говорят, в основном, стриженые мальчики. А пачка металла от «Жигулей» долго стояла на территории областной ГАИ, пока в металлолом не сдали.

— Номерные знаки тоже на переплавку ушли?

— Обычно их снимают. Но в данном случае не могу сказать, куда они делись, не знаю. Кстати, номерные знаки теперь — не проблема. Кооперативщики любой номер отштампуют, только денежки гони.

— Но зачем на новенькую «Вольво» цеплять знак с разбитых «Жигулей»?

— Затем, чтобы в случае чего, владельца не нашли. Ломай вот теперь голову: кто на красной «Вольво» раскатывается?..

— Извини, Гриша, от расстройства задал глупый вопрос, — Голубев положил в карман листок с телетайпным ответом и поднялся. — Накажи своим инспекторам, чтобы немедленно задержали импортную красавицу, если она еще раз закатится в наш район. Сделаешь?

— Конечно.

— Спасибо. Ориентировку в Новосибирск сам сочиню. Может быть, там поймают.

Глава 9

Первое оперативное совещание по разбойному нападению на магазин «Марианна» прокурор Бирюков провел утром следующего дня, когда были завершены судебно-медицинская и криминалистическая экспертизы. По заключению Бориса Медникова, смерть Шелковниковой наступила от острого кислородного голодания. Этому способствовали полипы, обнаруженные в носовой полости потерпевшей. Заткнув Майе кляпом рот, преступники по существу лишили ее возможности дышать. В результате наступившей асфиксии Шелковникова почти мгновенно перестала оказывать сопротивление и потеряла сознание.

— Получается, Боря, если бы не полипы, Майя осталась бы жива? — спросил судмедэксперта Бирюков.

— Несомненно. По-моему, гангстеры на это и рассчитывали. Откуда им было знать, что там, в носу у девочки… — Медников помолчал. — Ну, а если знали, то сознательно шли на «мокрое» дело, чтобы ликвидировать самого главного свидетеля.

— Других признаков насильственной смерти нет?

— Абсолютно. «Мальчики» обращались с потерпевшей, как с родной сестрой. Вот только шнуром туговато ее спеленали. В остальном — ни малейших следов насилия.

— Газовый баллончик не применяли?

— Нет.

В разговор вступила эксперт-криминалист Тимохина:

— На баллончике, что валялся под прилавком, последние, совсем свежие отпечатки пальцев принадлежат Шелковниковой. Видимо, продавщица хотела воспользоваться им против грабителей, но не успела. Ее же отпечатки и на внутреннем запоре магазина. Отсюда можно предположить, что открыла дверь преступникам сама Шелковникова.

— По имеющимся у нас сведениям, кроме нее, никого в магазине не было, — сказал Бирюков.

— По сведениям так, Антон Игнатьевич, но… — Тимохина переглянулась с Голубевым, — мы со Славой все-таки убеждены: через дверь подсобки кто-то ускользнул из магазина. Я сняла на дактилопленку отпечатки с дверной ручки подсобного помещения, однако сверить их пока не с чем. Кроме потерпевшей, образцов пальцев других сотрудников магазина у меня нет. Надо срочно их взять.

Бирюков посмотрел на следователя:

— Петр, организуй это.

— За образцами дело на станет, — ответил Лимакин. — Мерцалова обещала весь свой персонал доставить в прокуратуру сегодня не позднее десяти часов утра. Если не обманет, то вот-вот появится возможность иметь все образцы.

— Как, по-твоему, из подсобного помещения можно было незаметно выйти?

— Вполне. Замок там английский. Защелка открывается изнутри без ключа, а захлопнуть дверь снаружи можно автоматически. Надо только прижать ее.

— В налоговой инспекции узнал, как у Мерцаловой дела?

— Все отлично. Жанна Александровна добросовестно платит налоги без напоминаний. Документацию ведет — комар носа не подточит.

Бирюков повернулся к Голубеву:

— Ну, а ты, оперативник, что молчишь?

— У меня, Антон Игнатьич, ум за разум заходит, — невесело проговорил Слава.

— Верный признак шизофрении, — с иронией быстро вставил Медников.

— Помолчи, эскулап, — отпарировал Голубев и торопливо стал излагать собранную за вчерашний день информацию. Когда он закончил, судмедэксперт опять иронично усмехнулся:

— Вот заплел сюжет, хоть роман пиши.

— Не ерничай, Боря, — с упреком сказал Голубев. — Я и без того переживаю, что клубок так сложно запутывается.

— Переживать надо только в одном случае, когда тебе неправильно начислили зарплату.

— Хочешь рассмешить?

— Зачем? Жизнь и так смешная. Мы ж дети Октября, а, значит, без царя… в голове.

— Тебя не переговоришь, — Слава, вздохнув, посмотрел на Бирюкова. — Что дальше будем делать, Антон Игнатьич?

— Искать преступников, — с ободряющей улыбкой ответил Бирюков и сразу посерьезнел: — Ты уверен, что в деле замешана «Вольво» с фальшивым номером?

— Если Купчик мне не соврал, почти уверен, — Голубев глянул на Тимохину. — Лена, фотографию той «дразнилки» сделала с видеозаписи?

Тимохина молча протянула Бирюкову фотоснимок, на котором отчетливо был виден номерной знак автомашины. Бирюков сосредоточенно разглядел фото, передал его следователю и сказал Голубеву:

— Вот и займись этой «Вольво». Поскольку в нашем районе такой машины нет, придется поискать в Новосибирске. Наряду с машиной надо выявить посредника между магазином и налетчиками. Без квалифицированной наводки здесь явно не обошлось.

— Главное, и погоду грабители подобрали, как по заказу, чтобы следы замыть, — поморщившись, заметил Голубев.

— Погода для преступников могла оказаться удачным совпадением. А вот присутствие в магазине единственной продавщицы наводит на серьезные размышления, поэтому… — Бирюков чуть подумал. — Надо выяснить, насколько важно Таловскому было ехать в Новосибирск именно в этот день и действительно ли настолько больна мать Риты Календиной, чтобы срочно проведывать ее. Настю Веснину тоже следует проверить.

— У нее, Антон Игнатьич, вроде бы действительно палец на ноге разбит. Хромает сильно.

— Но ведь в другой конец улицы дохромала, чтобы оставить надпись губной помадой на Пашином окне. А до магазина, до которого всего-то перейти дорогу, не могла?..

— По-моему, для Насти работа — нож острый. Воспользовавшись несчастным случаем, решила посачковать.

— Возможно. Только все это надо досконально проверить. И внука Купчика разыщи, побеседуй…

В кабинет осторожно заглянула секретарь-машинистка:

— Антон Игнатьевич, Мерцалова приехала.

— Одна?

— С ней еще трое, по повесткам Лимакина. Таловский, Календина и Веснина.

— Скажи, через пять минут всех примем.

Секретарь тихо прикрыла дверь. Бирюков обвел взглядом присутствующих:

— План такой… Лена, сразу снимаешь у всех образцы пальцевых отпечатков. После этого Лимакин обстоятельно допрашивает Календину, а Голубев вторично займется Весниной. С Мерцаловой и Таловским буду вести разговор сам.

— Мне за дверью на атасе постоять? — с самым серьезным видом спросил судмедэксперт. — Вдруг Паша-каратист через себя прокурора кинет…

— Не беспокойся, доктор, — в тон ему ответил Бирюков. — Прокурор не лыком шит. Могу, как ветеран Купчик, исподтишка Паше подножку подставить.

Мерцалова вошла в прокурорский кабинет сразу, как только Бирюков остался один. Одета она была скромнее, чем вчера. Черная юбка с глубокими шлицами по бокам и темно-синяя импортная кофточка словно подчеркивали траур. Прическа красивая, модная. Макияж очень искусный, но лицо усталое, будто от бессонной ночи. В руках черная сумочка с золотистой застежкой. Неторопливо сев на предложенный стул, Жанна с нескрываемым интересом окинула взглядом кабинет и сказала:

— Первый раз у районного прокурора на приеме. Скромно живете.

— Принцип остаточного финансирования, — с улыбкой ответил Бирюков. — По одежке протягиваем и ножки.

Мерцалова тоже улыбнулась:

— Надо искать состоятельного спонсора. Теперь это в моде у госчиновников. Каждый норовит не столько для государства, сколько себе в карман урвать.

— Нас от спонсоров пока Бог милует. Жалованья на прожитье хватает, а что касается кабинетов, то не место ведь красит человека, — сказал Антон и, поворачивая разговор на деловой лад, тут же спросил: — Отпечатки пальцев у вас сняли?

— Да, конечно. Пока в вашем кабинете находился следователь, меня, как настоящую преступницу, обработали первой из всей компании. Кстати, это для устрашения?..

— Ну, что вы, Жанна Александровна. Лично я против запугивания свидетелей. Это нужно, чтобы выявить отпечатки преступников, если таковые окажутся в магазине.

— Древний метод.

— К сожалению, лучшего криминалистика пока не придумала. Да и технические возможности у районных органов следствия — сами знаете…

— Могу вам только посочувствовать, — Жанна встретилась с Бирюковым взглядом и вдруг сказала: — Антон Игнатьевич, вчера я безбожно ввела вас в заблуждение. Оказывается, третий ключ от сейфа позавчера вечером я оставила в замке. Рита Календина, замкнув сейф, положила ключ в свою сумочку. Хотела передать его Майе, но забыла и увезла в Новосибирск.

Сказанное явилось для Бирюкова полной неожиданностью. Чтобы выиграть время для размышления, он недоверчиво проговорил:

— Такая оплошность, Жанна Александровна, для вас вроде бы не характерна.

Мерцалова глубоко вздохнула:

— Что поделаешь… И на старуху бывает проруха. Закрутилась я в последнее время до бессонницы. Порою голова, словно ватная. А тут еще день рождения Риты отметили, ликера выпили.

Бирюков попросил рассказать о «дне рождения» подробнее. Жанна почти дословно повторила то, что участковый Кухнин рассказывал Голубеву.

— Ради чего вы сейф открывали? — спросил Антон. — По предыдущим вашим словам, там ведь лежали только финансовые документы.

— В тот вечер, кроме документов, в сейфе было двести тысяч рублей, приготовленных для поездки Таловского в Новосибирск, — ответила Мерцалова. — Только-только я отдала их Паше, в подсобке зазвонил телефон. Сняла трубку — по междугородной меня разыскал представитель автомобильной фирмы. Чтобы не вести разговор при свидетелях, попросила его перезвонить на мой квартирный телефон. Заторопившись, наказала девчонкам закрывать магазин, а про открытый сейф забыла. Собственно, от продавцов я никогда не таилась. Они же постоянно пользовались сейфом, и ключ большей частью у них находился. Главное — не в этом. Рита вернула мне ключ. Клянется, что никому его не передавала, и я верю ей стопроцентно. Скорее всего, убийцы Шелковниковой открыли сейф специальной отмычкой.

— Отмычка оставляет в замке характерный след, — сказал Бирюков. — В данном случае экспертиза такого следа не обнаружила.

— Странно. У вас хоть какие-то версии появились?

— Версий можно придумать тысячу, но лишь одна из них окажется верной, — уклончиво ответил Бирюков и сразу спросил: — Майя Шелковникова не жаловалась на полипы?

— На полипы?.. — удивилась Мерцалова. — Нет, не жаловалась. Правда, она часто простывала, и разговор у нее тогда получался, как будто с французским прононсом. Однако простуда быстро проходила, и вообще никаких жалоб на здоровье я от Майи никогда не слышала. Разве это так важно?

— Да, если бы не полипы, Шелковникова осталась бы жива.

— Что из этого следует?

— Говоря юридическим языком, совсем иной состав преступления, без убийства. Допустим, налетчики действовали в сговоре с Шелковниковой. Они имитировали нападение на нее, но перестарались с кляпом, и Майя вопреки блистательному замыслу задохнулась.

— Нет, этого не может быть! — Жанна даже зажмурилась. — Шелковникова не авантюристка. Она была умная, сообразительная, но по складу характера — тихоня.

— Говорят, в тихом омуте черти водятся…

— Нет, нет!.. Вы, действительно, в такое верите?

— Это к вопросу о версиях, — улыбнулся Бирюков и опять спросил: — Вы по-прежнему продолжаете считать, что нападение было совершено с целью хищения финансовых документов?

Мерцалова пожала плечами:

— Сегодня ночью перебрала в голове множество вариантов, но к конкретному выводу так и не пришла. Откровенно говоря, прежней убежденности нет. Фирма моя застрахована в «Аско» и причитающейся в подобных случаях компенсации с лихвой хватит оплатить штрафные санкции налоговой инспекции, если там надумают придраться к отсутствию у меня документов.

— Вчера вы утверждали, будто о покупке нового автомобиля никому не говорили. У нас же появились сведения, что даже в райцентре об этом известно минимум двум. С кем вы советовались насчет «Ситроен-Ксантии»?

Лицо Жанны стало тревожным:

— С участковым Кухниным и с Пашей Таловским. Но я ведь не говорила им, что покупаю машину и что в сейфе у меня лежат приготовленные для покупки миллионы. Тем более, что их там не было.

— Но они могли быть, поскольку покупка обговаривалась за наличные. Или нет?

— Да, могли, — после некоторого раздумья согласилась Жанна. — В начале года, когда покупала «Форд», почти двадцать «лимонов» в сейфе лежало. И никто их не тронул, хотя и девчонки, и Паша Таловский об этом знали.

— Раз на раз не приходится. Любопытно, почему столь крупную сумму у вас запросили наличными? Не проще ли было оплатить стоимость машины перечислением?

— Вначале у нас была такая договоренность, но позавчерашним вечером, когда забыла замкнуть сейф, представитель автофирмы вдруг потребовал наличку.

— Чем он это объяснил?

— Сказал, что фирме надо оплатить какую-то неустойку и обязательно наличными.

— Вы не стали возражать?

— Для меня это особого значения не имело. Он посоветовал получить деньги в банке заранее. Ответила, мол, нет проблем.

— Фамилию и адрес этого представителя можете сказать?

Мерцалова замялась. На ее красивом лице промелькнула тень то ли нерешительности, то ли испуга. Бирюков хотел было приободрить Жанну, но она опередила с ответом:

— Знаете, Антон Игнатьевич, я попробую с этим человеком прежде побеседовать сама. Если замечу что-то подозрительное, немедленно приеду к вам.

— Опасаюсь, что ваша беседа может осложнить расследование, — сказал Бирюков.

— Нет, буквально завтра-послезавтра у меня будет полная ясность. Знаете, в торговле свои, неписанные, законы.

— Как у уголовников, заявить в правоохранительные органы — это «косяк», позор перед подельниками?

Мерцалова обаятельно улыбнулась:

— Я сказала бы по-другому, словами Пифагора: «Жить надо так, чтобы друзья не стали твоими врагами, а враги — друзьями».

«У Жанночки изворотливый ум, но почему она с ключом напутала?» — подумал Бирюков.

Дальнейший разговор ничего существенного не дал. По словам Мерцаловой, о красной «Вольво» и ее владельце она не знала. Погибший в автокатастрофе Артур Валентинович Заливалов ей известен не был. Не могла Жанна вспомнить и парня, с которым «славно чудила», с усмешкой назвав это чушью собачьей. Вчерашнюю поездку Таловского в Новосибирск она определила как обязательную. Если бы Паша своевременно не встретил в Толмачево самолет с сухофруктами, пришлось бы платить солидную сумму штрафа. Вернулся Таловский вчера с грузом в первом часу ночи, и рассказанное Мерцаловой о случившемся в магазине явилось для него полнейшей неожиданностью. Что касается вчерашней поездки Риты Календиной, то никакого криминала в этом Жанна не видела. И Шелковникова, и Календина постоянно навещали своих родителей, когда в магазине не было напряженной работы. Вчера был именно такой день. Ходовой ассортимент товаров разошелся, и Майя без нагрузки могла отработать за двоих. Даже Насте Весниной нечего было делать, поэтому Жанна и разрешила ей отлежаться дома.

Ушла Мерцалова от Бирюкова без малейшей тени угнетенности, как обычно уходят от прокурора знающие себе цену, ни в чем не виновные люди, волею судьбы-злодейки оказавшиеся в сложной житейской ситуации. После нее в кабинете остался тонкий аромат дорогих французских духов.

В отличие от Жанны Паша Таловский чувствовал себя явно неуверенно. Круглое мясистое лицо его было пунцово-красным, припухшие с отечными мешками глаза юлили, а могучая фигура с выпуклым животом, втугую обтянутым адидасовской трикотажной рубахой с расстегнутым наполовину замком-молнией, казалась не такой внушительной, как прежде.

Бирюков давно был знаком с местной спортивной знаменитостью. Паша даже присылал ему отпечатанную в типографии открытку с приглашением на «презентацию» безуспешного «Успеха», куда Антон, конечно же, не пошел, хотя многие руководители районных организаций не отказались повеселиться в ресторане на даровщину. При встречах Таловский и Бирюков постоянно здоровались, иногда обменивались шутками. Так, на вопрос Бирюкова: «Как живется, Паша?» тот обычно расплывался в улыбке: «Как тебе, Игнатьевич, сказать? Хреново нельзя — социализм». После сокрушительного краха соцсистемы стал отвечать по-другому: «Как в Польше, у кого денег больше, тот и пан». Обращение на «вы» Таловскому было неведомо. Паша со всеми был на «ты». В этот же раз, войдя после Мерцаловой в кабинет прокурора, Таловский изменил своей привычке и на вопросы Бирюкова отвечал с оттенком учтивого раболепия. Однако его ответы поначалу носили условный характер, так как Паша занял беспроигрышную позицию: «Моя хата с краю — ничего не знаю».

— За что же тебе Мерцалова деньги платит, если ты такой незнающий? — в упор спросил Бирюков.

Таловский потупился:

— За то, что грузчиком вкалываю, как слон.

— На твоей совести еще и охрана.

— Не досмотрел, конечно, тут моя вина. Жанна за это мне уже всыпала горячих. Я, Антон Игнатьевич, вам обещаю, что под землей отыщу этих гадов и за шиворот приведу их в прокуратуру. Я с ними разберусь, как повар с картошкой.

— А ты знаешь, чем такие «разборки» заканчиваются?

— Знаю. До кровопускания дело не дойдет. Мы полюбовно договоримся. Вам останется только запротоколировать чистосердечное признание «мокрушников» и определить им меру наказания.

— Давай, Паша, обойдемся без самодеятельности.

— Антон Игнатьевич, клянусь, не перепутаю ваши карты. Спокойно ведите прокурорское расследование, а я поведу свое. Не в обиду вам будет сказано, мне мафиозные законы известны лучше, чем прокуратуре.

— Откуда у тебя такие знания?

— Ну, как откуда… — Таловский смутился. — В Афгане многое повидал. Да и в Новосибирске кое-чего понюхал. С корешами-афганцами общался, а они теперь чуть не каждый в коммерческих структурах охранниками вкалывают. Всю мафию наперечет знают.

Бирюков попытался вызвать Пашу на откровенность, чтобы нащупать хотя бы тоненькую ниточку к «мафии», однако Паша опять прикинулся незнайкой. Когда же Антон спросил его, какую машину собралась покупать Мерцалова, Таловский удивленно округлил глаза:

— У Жанны «Форд» отличный. Зачем ей еще одна тачка?

Бирюков недоверчиво усмехнулся:

— Не прикидывайся, Паша. Ты ведь хочешь у Мерцаловой «Форд» купить.

— Это шутка, Антон Игнатьевич, — растерянно проговорил Таловский. — У меня сейчас и денег таких нет.

— Деньги — дело наживное, а в каждой шутке доля правды есть. Или не так?..

— Ну это… как бы вам, — замялся Паша. — Был с Жанной разговор насчет «Ситроен-Ксантии». Я сказал, мол, от парней слышал, что шикарная машина, за нее не стоит жалеть и двадцати «лимонов». Ну и еще, мол, если надумаешь продавать «Форда», кроме меня, никому не предлагай. Жанна засмеялась: «Ты сначала хату себе построй». Она, конечно, права. Живу-то я в развалюхе. Пока цены на стройматериалы не взлетели до неба, надо успеть надежный теремок построить, а потом уж о «Форде» думать.

— Сколько тебе Мерцалова сейчас платит?

— Немного. Полтора — два «лимона» в месяц.

— И этого мало?

— Да нет, пока хватает. Имею в виду, что новосибирские, подобные мне, парни, в пять раз больше огребают.

— Остальные в «Марианне» как зарабатывают?

— Продавцы — тысяч по восемьсот. Иногда больше, в зависимости от выручки. Насте Весниной обычно перепадает «поллимона». Она эти «бабки» на жвачке и шоколадках прожирает.

— Ходил к ней сегодня ночью?

— Зачем?.. — будто удивился Паша.

— Чтобы не страшно одной было.

— Ах, вы вон о чем… — Таловский усмехнулся. — Измазала, дура, губной помадой окошко. Я только утром эту надпись увидел. Приехал-то ночью. К тому же долго с Жанной проговорили. Густая каша заварилась. Сегодня башка трещит, как с похмелья.

— И к какому выводу пришли?

— К нулевому. Я высказал предположение, что заложил нас автопродавец, но Жанна за него ручается головой.

Бирюков улыбнулся:

— Выходит, Паша, ты все-таки знал о покупке «Ксантии».

Лицо Таловского еще больше побагровело:

— Ну это… Антон Игнатьевич, Жанна мне рассказала о своем твердом намерении купить «Ксантию» только теперь, после случившегося. Если б она раньше от меня не таилась, я предусмотрел бы меры предосторожности. Тут большого ума не надо, чтобы сообразить, когда крупные «баксы» наличкой поворачиваются, держи ухо востро. По мелочовке только щипачи работают, а настоящие «крутые» меньше десятка «лимонов» брезгуют.

— Значит, в «Марианне» не мелочники «поработали»?

— Чудаку понятно.

— А кого ты на прошлой неделе из магазина выставил? Он хотел видеть Жанну, но ты лишил его такой возможности.

Таловский то ли изобразил задумчивость, то ли на самом деле задумался:

— Не знаю… Разве было такое?

— Говорят, было.

— Наверно, какого-нибудь навязчивого поклонника шуранул. До Жанны охотников много. Баба видная, богатая. На нее секс-гангстеры, как мухи на гов… то есть это, как на мед летят. Осточертели они Жанне. Поэтому у нее один ответ: «Паша, гони!»

— А из новосибирских «крутых» не знаешь такого, кто на нашего участкового Кухнина похож?

— На Кухнина?.. — Таловский наморщил лоб. — Был там один чурка, здорово смахивающий на Толяна, Мансур. Со своей кодлой возле железнодорожного вокзала оброк собирал. Совался вроде бы на Центральный рынок, но там менты быстро его бортанули. Где теперь шарашит, не знаю.

— На какой машине тот Мансур ездил?

— На черной «Ниссане».

— А красная «Вольво» не его?

— Не знаю, может, теперь и «Вольвой» обзавелся. «Крутые» меняют машины, как модницы перчатки.

— Артур Заливалов не из компании Мансура был?

— Все они там повязаны вкруговую, — уклончиво ответил Таловский. — Это какой Заливалов?

— Который в автокатастрофе прошлый год погиб.

— Слышал я басни про ту катастрофу. Там еще надо разбираться, кто погиб: Артур или Мансур.

— Подробнее можешь рассказать?

— Подробностей, Антон Игнатьевич, честное слово, не знаю. То, что «Икарус» превратил «Жигули» Заливалова в лепешку, это как дважды два. Но кто в тех «Жигулях» превратился в рваный мешок с раздавленными костями, по-моему, сам Бог не знает. Был слушок, будто заезжий чудик в Ордынке угнал с берега Обского моря машину Заливалова, а тот на мансуровской «Ниссане» на хвост угонщику сел и умышленно загнал его под встречный «Икарус». Месть такая, жуткая, понимаете?..

— Не пожалел даже своих «Жигулей»?

— Для Артура купить новые «Жигули», как для меня — пачку «Мальборо».

— Такой богатый?

— Фартовый сутенер.

— На продажных женщинах делает бизнес?

— На всем деньгу кует.

— Так, он погиб или нет?

— Честное слово, не знаю. Но через пару дней могу узнать полную биографию Заливалова. И о Мансуре последние сведения разведаю. Мне сегодня утром старик Купчик рассказал, что с налетчиками был мент, похожий на Кухнина. Я сразу на Мансура подумал.

— А сам Кухнин у тебя не вызывает подозрений?

— Что вы, Антон Игнатьевич! Толян — рубаха парень. Выпить любит, девок пощекотать, но с «крутыми» он не свяжется.

— Мансур в милиции не служил?

— Кажется, нет, но маскарады любит. Может и под милицию сработать. «Крутым» Шелковникова дверь не открыла бы. Это ее ментовская форма попутала.

— Паша, а как, по твоему мнению, налетчики сейф открыли? — спросил Бирюков.

— У него ж замок примитивный! Я много раз Жанне говорил: «Купи японский ящик». Там такая кибернетика, что пока сообразишь, как его отомкнуть, мозги набекрень свихнутся. А наш колупнуть — пара пустяков.

— Но открыли они очень быстро.

— Не знаю, может, заранее ключ подобрали.

— Для этого надо было пообщаться с кем-то из ваших продавцов.

— Наши девки на такую спарку не пойдут. Да и знали они, что «бабок» в сейфе нет. На кой хрен им авантюра с бумагами?.. Жанна грешит на конкурентов, мол, разорить надумали. В Новосибирске такие случаи бывали. Это страшно для тех, кто химичит с налогами. Жанне такой беды нечего бояться. С налоговой инспекцией она живет по-корешовски, да и страховку платит будь здоров какую!

— Не обратил внимание, когда Жанна выдала тебе деньги на поездку в Новосибирск, она сейф замкнула?

Таловский крутанул головой:

— Мне сейф был до лампочки. Положил в карман двести кусков и с Толяном Кухниным ушел.

— При Кухнине это было?

— При нем. Толян еще усмехнулся, мол, не опасаешься такими пачками деньги носить? Я засмеялся: «Толя, у меня чуть не каждый день по „лимону“ в карманах бывает. Прежде, чем их стебанут, любому „крутому“, как гусенку, голову отверну».

— А как, на твой взгляд, Настя Веснина?

— Пробка. У Насти вся забота: и толстый-толстый… слой шоколада. На этот сладкий кусок она зарабатывает.

— Говорят, ты с ней подруживал…

— Мы и теперь дружно живем.

— Что же она на окне тебе написала: «Приходи, я все прощу»?

— Это, Антон Игнатьевич, мы с ней крепко поцапались, когда Настя чуть не расхлестала грузовик об телеграфный столб. Сдуру хотел обучить ее шоферскому делу, а она в ученье пень-пнем. Что касается матерков, тут Настя — спец высшего класса. Вот и спустили мы лаек друг на друга.

— О внуке Купчика, который на прошлой неделе с видеокамерой у Пимена Карповича гостил, что можешь сказать?

— Игорь такой же свистунок, как его дедуля. Наговорить может три короба, а толку — фунт дыма. Предлагал Жанне за сто кусков рекламный фильм о «Марианне» сделать. Жанна послала его подальше. У нас и без рекламы покупателей хоть отбавляй.

— Но фильм он все-таки сделал… — с намеком сказал Бирюков.

— Смотрел я ту киношку, — Таловский засмеялся. — Там главные артисты Пимен Купчик да Рита Календина. Крепко Игорек за Ритой ухлестнул, но вытянул пустышку. По этой части наши девки — кремень. Жанна их в узде держит. Приспичит, мол, охотка, катись в Новосибирск, а здесь чтобы никаких шашней не заводили. Сама тоже баба стойкая, вся в деле.

— В конце того фильма мелькнула красная «Вольво». Не обратил на нее внимания?

— Нет, совсем незнакомая мне машина.

Глава 10

Допрос Риты Календиной, проведенный следователем Лимакиным, информации почти не добавил. Судя по пасмурному миловидному лицу с навернувшимися на карих глазах слезами, Рита сильно переживала случившееся. Плотно сжав обтянутые джинсами колени, она безостановочно комкала в руках носовой платок и чуть не на каждый вопрос следователя отвечала со вздохом. Каких-либо предположений по ограблению магазина у нее не было. По ее словам, весь предыдущий день она провела в Новосибирске с больной мамой. Перестирала ворох накопившегося белья, прибрала в квартире и лишь в конце дня на полчаса отлучилась в булочную за хлебом. Другие продукты привезла с собой и основательно загрузила холодильник. Приехала из Новосибирска сегодня утром и узнала о случившемся от Насти Весниной. Придя в магазин, первым делом отдала Жанне ключ от сейфа и рассказала, как все получилось позавчерашним вечером. Ни малейшего сомнения в том, что преступники воспользовались или другим ключом, или отмычкой, у Риты не было. Когда Рита закрывала сейф, ни Майя, ни Настя не видели. О том, что в сейфе хранятся документы, а не деньги, Шелковникова и Календина знали. Настя же Веснина к сейфу никогда не проявляла интереса. К работе подсобницы она относится добросовестно и без разрешения не берет даже жевательную резинку, которую обожает не меньше, чем шоколадки.

О красном «Вольво» Рита вспомнила лишь после того, как Лимакин показал ей фотографию, сделанную с видеозаписи. Оказывается, неизвестный парень предложил Рите прокатиться с ним и на природе попить баночного пива. Рита, конечно же отказалась. На том и кончился короткий разговор. Артура Валентиновича Заливалова она не знала и об автомобильной катастрофе на Ордынском шоссе ничего не слышала. Парню, предлагавшему прокатиться, было лет около тридцати. Широкоплечий, симпатичный, можно даже сказать, красивый. В сером импортном костюме. Русые волосы волнистые, стрижка «Молодежная». Усики черные.

— На того красавчика не похож, которого на прошлой неделе Паша Таловский выставил из магазина? — спросил Лимакин.

— Это какого? — будто не поняла Рита.

— С которым Жанна «чудила». Помните ее ответ: «Ой, было, девки, было, я славно с ним чудила»?..

Календина вдохнула:

— Это ведь Жанна в шутку сказала.

— Но парень тот не шутя в магазин заходил. Что ему надо было?

— Не знаю. Попросил пригласить хозяйку, но вместо Жанны из подсобки вышел Паша. О чем они говорили, не слышала. Но парень очень быстро смотал удочки.

— Как он внешне выглядел?

— Вы знаете… — опустив глаза, Рита помяла в руках платочек. — Чем-то эти парни похожи, хотя уверенно сказать, что это один и тот же человек, не могу. Просто я не приглядывалась. Мало ли бывает мимолетных флиртов.

— При опознании сможете его узнать?

— Вряд ли… Вообще-то на зрительную память я не жалуюсь. Может быть, и узнаю.

Задав еще несколько вопросов и получив на них неопределенные ответы, следователь попросил Календину рассказать, как отмечали в магазине день ее рождения. Рита спокойно пересказала почти то же самое, что участковый Кухнин рассказал Славе Голубеву. Когда она дошла, что называется, «до шапочного разбора», Лимакин стал уточнять подробности.

— Какую сумму и какими купюрами Жанна выдала Таловскому? — спросил он.

Календина чуть подумала:

— Две пачки в банковских упаковках тысячными. Значит, двести тысяч.

— Таловский их пересчитывал?

— Нет, Паша сразу положил деньги в карман, и они с Кухниным пошли из магазина. В это время зазвонил телефон. Такие частые звонки, как обычно междугородная связь по автомату вызывает. Жанна ответила, сказала, чтобы ей перезвонили на квартирный телефон и, положив трубку, сразу пошла к себе, наверх.

— Прямо из подсобки пошла?

— Да, если магазин открыт, она всегда через подсобку ходит. Основным ходом, со двора, пользуется, когда нас в магазине нет. Иными словами, когда магазин закрыт.

— Как Жанна разговаривала со звонившим, на «вы» или на «ты»?

— Сказала: «Перезвони».

— Вам что-то говорила?

— Ничего особенного. «Девчонки, наводите порядок и закрывайте магазин». Вот, буквально так. Майя с Настей стали убирать посуду, а я замкнула кассовый аппарат, смотрю — в сейфе ключ торчит. Повернула его на два оборота, как всегда, и положила в свою сумочку. Хотела дома Майе отдать, чтобы она потом передала Жанне. Но когда домой пришли, сразу стала собираться в дорогу, к маме, и как-то само собой из головы все вылетело. Может потому, что после застолья мы были немножко навеселе…

— А дневную выручку куда дели?

— Выручку пятьсот с половиной тысяч я сдала инкассатору еще до того, как за стол сели.

— О том, что Мерцалова надумала купить новую машину, лично вы знали?

— Никто из наших девочек об этом не знал. Паша Таловский недавно хвастался, дескать, Жанна скоро новую тачку себе купит, а я у нее «Форда» заберу. Вот тогда, мол, девки, покатаемся. Мы посмеялись над ним. У Паши замыслы всегда опережают возможности.

— По-моему, Мерцалова ему хорошо платит, — сказал Лимакин.

— Это правда, — Календина вздохнула. — Но тратит Паша деньги еще лучше. В командировках обедает только в ресторанах. Раскатывает на такси. Если останавливается в гостинице, то непременно в номер-люксе. Курит только «Мальборо» или «Кэмэл». Тысячерублевых банок пива может за один присест опустошить десятка полтора. Да и с девочками любит поразвлечься. Однажды приезжает из Новосибирска опухший, глаза красные, помятый, как из-под автобуса, и по секрету хвастает нам с Майей: «Во, девки, вчера отколол номер! За одни сутки „лимон“ устосал. Такая ярая брюнетка попалась, аж вспомнить жутко».

— Да, при таком размахе на «Форд» трудно скопить «лимоны», — сказал следователь и с намеком спросил: — На стороне Таловский не подрабатывает?

— Имеете в виду рэкет? — уточнила Рита.

— Рэкет и грабеж — близнецы-братья, — уклончиво ответил Лимакин.

— Если говорить о нападении на наш магазин, то Паша здесь с боку припека. Может, по своей природной безалаберности навел рэкетиров, но сознательно он на такое никогда не пойдет. Таловский будто под гипнозом обожает Мерцалову и предан ей пуще верной собаки.

О связях Таловского в Новосибирске Рита ничего не знала, хотя, как показалось Лимакину, она просто не захотела на эту тему говорить.

Самые значимые сведения с помощью Тимохиной в этот день раздобыл Слава Голубев. Допрос Весниной он начал, как и прошлый раз, в полушутливой манере. Глядя на взлохмаченные кудряшки безмятежно жующей резинку Насти, Слава в улыбочкой сказал:

— У тебя оригинальная прическа. Как называется?

— «Я упала с сеновала», — с претензией на остроту ответила Настя.

Слава сделал разочарованное лицо:

— А я считал, что-то новенькое. Говорят, теперь в моде «Взрыв на макаронной фабрике». Не видала такую?

— Увижу — сделаю.

— Обязательно сделай. По-моему, тебе подойдет. Ну, дождалась вчера Пашку-керю?

Веснина вместо ответа выдула из жвачки розовый пузырь. Голубев осуждающе покачал головой:

— Настенька, мы ведь не в детском садике. Сотрудник уголовного розыска беседует с тобой, как с очень важной свидетельницей, а ты воздушные шарики надуваешь. Разве можно так себя вести?

Настя обидчиво отвернулась:

— А чего вы мне Пашку клеите…

— Не серчай, ласточка. Я читал твою записку на Пашином окне. Отчего тебе было страшно в прошлую ночь?

— Ни фига себе вопросик!.. Ритка уехала, Майю убили, я осталась в доме одна. Думаете, ночью не страшно?

— Ты разве видела Майю убитой?

Настя перестала жевать:

— Нет, не видела.

— Чего ж тогда говоришь? Может, ее не до конца убили.

— А как?

— Наполовину. Возьмет да выживет. И все нам расскажет, как ее хотели убить.

Настя, задумавшись, скривила пухлые губки:

— Ну уж фигушки. В морге не выживают.

— Откуда тебе известно, что Майя в морге?

— Жанна сегодня утром Пашке говорила, а я слышала.

— Ты уже вышла на работу?

— Хотела выйти, но Жанна сказала, пока не разберется, что произошло, магазин не откроет.

— А что Паша Жанне говорил?

— Сказал, разыщет рэкетиров и те, орелики, вернут все, что из сейфа утащили.

— Что именно они утащили?

На круглом Настином лице появилось нечто вроде удивления:

— Что, что… Деньги, наверное.

— И много денег там было?

— Я, по-вашему, их считала, да?..

— Рита, вернувшись из Новосибирска, что-нибудь тебе рассказывала?

— Чо интересного она может рассказать?.. Это я ей рассказала, какой разбой у нас тут случился. Ритка от испуга чуть не трахнулась…

— С кем? — мигом ввинтил Слава.

— Не «с кем», а в обморок. Думаете, только в постели трахаются? Ритка, оказывается, трусливее меня.

— Ты разве трусливая?

Настя усмехнулась:

— Словами могу любого отбрить, а мертвых боюсь.

В кабинет неожиданно вошла криминалист Тимохина. Извинившись, она положила перед Голубевым дактилоскопическую карту с отпечатками пальцев Весниной. Тихо сказала:

— Это с дверной ручки подсобного помещения.

Голубев удивленно глянул на насторожившуюся Веснину, затем порассматривал так и этак отпечатки и, словно не веря своим глазам, спросил Тимохину:

— Лена, это не ошибка?

— Нет, Слава, — Тимохина указала на дактилокарту. — Обрати внимание, папиллярные линии располагаются по дуговому узору. Такой узор встречается очень редко. Идентичность отпечатков на дверной ручке с образцами пальцев полная.

Голубев встретился с настороженным взглядом Весниной:

— Ох, Настенька, и загадала же ты нам загадку!

— Чо такое? — растерянно спросила Веснина.

— Оказывается, ты, ласточка, пряталась в подсобке, когда после налетчиков мы с понятыми вошли в магазин.

— Ну уж и придумали глупость! — возмутилась Настя.

— Не лезь в пузырь, — спокойно сказал Слава. — Против заключения дактилоскопической экспертизы не попрешь. Зачем ты тайком ушмыгнула из магазина?

Веснина ошарашенно заморгала:

— Не разыгрывайте…

— Мы не на одесской юморине, чтобы веселить публику. Если хочешь облегчить свою судьбу, рассказывай все откровенно. Почему ты оказалась в подсобном помещении, когда налетчики душили Шелковникову?

— Может, это раньше я входную дверь подсобки открывала, — неуверенно проговорила Настя.

— Если раньше, то почему после тебя на дверной ручке других отпечатков нет?.. — Голубев указал на Тимохину. — Мы вот с экспертом отлично слышали, что при нашем появлении в магазине дверь подсобного помещения открылась и тут же захлопнулась на замок. Сразу сняли с дверной ручки отпечатки пальцев, они оказались твоими. Значит, после тебя никто эту дверь не открывал и не закрывал. Улавливаешь логику?..

Веснина долго смотрела на Голубева немигающим взглядом, потом вдруг закрыла лицо ладонями и разрыдалась, будто уличенный во лжи ребенок. Слава налил из графина стакан воды, подавая его Весниной, успокаивающе сказал:

— Не надо плакать, Настенька. Ну, чего разревелась, как маленькая? Ведь не ты же задушила Майю…

— Ко-ко-конечно, не я, — отстраняя рукой стакан, еле выдавила сквозь слезы Настя.

— Вот видишь! Рассказывай, ласточка, все начистоту. В ограблении магазина тебя никто не обвиняет. Нам от тебя нужна только правда. Если боишься грабителей, поверь, что защитим от них. Мы теперь не с голыми руками ходим… — Слава из внутреннего кармана пиджака достал макаровский пистолет, с которым в последнее время почти не расставался. — Погляди, какая у меня пушка. Пусть только рэкетиры рыпнутся! Я сразу им — пиф-паф! Руки вверх!..

Мало-помалу Веснина стала успокаиваться. Прежде всего она вытолкнула языком изо рта на ладонь жвачку и, приподнявшись со стула, бросила ее в мусорную корзину возле стола. Всхлипывая, достала из карманчика кофты крохотный платочек и сосредоточенно принялась вытирать бегущие по щекам слезы. Из сбивчивого, перемежающегося всхлипами рассказа Голубев понял, что пришла Настя в магазин за шоколадками. Хватилась перед обедом, а в доме — ни одного «Сникерса» или «Марса». Остававшиеся в запасе две шоколадки съела за утренним чаем.

— Настенька, давай все по порядочку, — сказал Слава. — Когда ты пришла в магазин?

— Ну я на часы не глядела, — Веснина промокнула платочком покрасневшие от слез глаза. — Наверно, минут на десять раньше того, как старик Купчик постучался за «Амареттой». Хотела взять шоколадки и сразу уйти, но заговорилась с Майей. А тут гроза навернулась, аж потемнело кругом. Решила перекусить в магазине. Только хотела включить электрочайник — в дверь опять застучали. Из подсобки говорю Майе: «Пошли их всех на фиг, не открывай». А Майя — мне: «Это Толя Кухнин с парнями». И вроде бы пошла к двери. Что и как там произошло, не видела. Только услышала Майин крик: «Ой, не надо, не надо!» У меня сердце в пятки ушло. Думаю, ни фига себе, участковый милиционер каким делом занялся! За коробки с макаронами спряталась. В подсобке.

— И ничегошеньки не видела?

— Честное благородное, ничего.

— А слышала, кроме крика Шелковниковой, что?

— Дверка сейфа лязгнула. Потом, кажется, магазинная дверь хлопнула.

— Сколько времени ты в подсобке просидела?

— Не знаю. Пока гроза громыхала. От Майи — ни звука. Когда гром утихать стал, вылезла из укрытия. На цыпочках подошла к двери, ведущей в торговый зал, и чуть не обмерла — Майя, связанная, за прилавком лежит. Подойти к ней смелости не хватило. Думаю, надо позвонить в милицию, а тут опять слышу, как будто к магазину автомашина подъехала. Куда деваться?.. Снова за коробки спряталась. В магазин вроде бы люди зашли, заговорили. И тут только вспомнила, что через заднюю дверь можно тайком из подсобки выскользнуть…

— Почему же сразу мне об этом не рассказала? — с упреком спросил Голубев.

— Ага, попробуй расскажи… — Настя вновь заплакала. — Я и в магазине была, и ничего не видела. Кто в такое поверил бы?

— Но теперь ведь рассказываешь.

— Теперь деваться некуда. Хотите верьте, хотите нет.

— Настенька, а как у тебя со слухом? — внезапно задал вопрос Слава.

— Нормально, не глухая, — глядя в пол, ответила Веснина.

— А я вот в этом сомневаюсь.

— Почему?

— Потому, что в подсобке отлично слышно, а ты уловила лишь, как дверка сейфа лязгнула. Может, налетчики глухонемыми были?

— Скажете тоже, глухонемыми… Они между собой немного переговаривались.

— От фонаря придумала?

— Что уж я, круглая дура, придумывать… — обиделась Настя. — Тот, что орудовал у сейфа, сказал: «Здесь здоровенный тюк упакован». А из зала другой голос: «По объему двадцать „лимонов“ будет?» Тот в ответ: «По объему, пожалуй, больше. Вспороть?» Из зала: «Бери без шума и линяем». Вот, честно, весь их разговор.

— Голоса знакомые?

— Кажется, нет.

— Настенька, ласточка, ну вспомни хорошенько, — умоляюще попросил Голубев. — Может, раньше ты где-то их слышала…

Веснина провела мокрым платочком по щекам:

— Из зала говорил вроде бы таким же голосом, как тот парень, которого Паша Таловский на прошлой неделе выгнал из магазина.

— Это, который просил тебя пригласить Жанну? — уточнил Слава.

— Ну.

— А голос Кухнина не слышала?

— Нет.

— Сколько человек разговаривали в магазине?

— Двое.

— Куда же Кухнин девался?

— Не знаю.

— Но ты уверена, что участковый был с налетчиками?

— Ни в чем я не уверена. Это Майя мне так сказала. Сама я ни участкового, ни других не видела.

— Ошибиться Майя не могла?

— Не знаю. Перед грозой потемнело, будто поздним вечером. Может быть, она через окно не разглядела толком, кто там: Кухнин или не Кухнин.

— Чем же налетчики открыли сейф?

— Наверно, ключом. Они очень быстро, прямо в одну минуту, все дело обстряпали.

Слава посмотрел Весниной в глаза:

— А что ты хотела простить Паше Таловскому?

— Ничего.

— Зачем же на окне написала: «Приходи, я все прощу»?

Настя отвела взгляд:

— Обматерил Пашка меня. Взялся обучать на грузовике ездить. Я по неопытности в сторону зарулила, чуть на столб не наехала. Ну Таловский и раскрыл хайло: «Ты чо, б…, шары вылупила?! Так все столбы пересчитаешь!» Понятно, от хамства я тоже взорвалась…

— Не научилась рулить?

— Нека. Только заводить да глушить мотор умею.

Тяжело вздохнув, Голубев стал записывать показания Весниной. Когда он задавал уточняющие вопросы, Настя сразу настораживалась, начинала сомневаться, но быстро брала себя в руки, и голос ее становился уверенным. Подписывая протокол, она в который уже раз всхлипнула и робко спросила:

— Меня не посадят?

— Настенька, свидетелей сажают только за ложные показания, — ответил Слава.

— Но я же вам, честное благородное, ничего не соврала.

— Значит, ласточка, тебе нечего бояться. Не расстраивайся и живи спокойненько.

Глава 11

Едва Бирюков, Лимакин и Голубев обменялись только что полученной информацией, секретарь-машинистка доложила, что из Новосибирска приехал отец Майи Шелковниковой. Бирюков тут же принял его.

Примерно пятидесятилетний Степан Олегович Шелковников был среднего роста. Худощавый, со впалыми щеками. Редкие русые волосы на висках заметно тронула седина. Лицо бледное, с печатью безысходного горя в уставших синих глазах. Одет скромно, по случаю траура, во все черное. О случившемся ему сообщила по телефону Мерцалова, с которой Шелковниковы очень хорошо знакомы около пяти лет.

— Как вы с ней познакомились? — спросил Бирюков.

— Через Майю, когда она работала проводницей в «Сибиряке», — Степан Олегович глухо кашлянул в кулак. — Жанна Александровна относилась к Майе, как к родной младшей сестренке. И нам с матерью проявляла всяческое внимание. Если бы не она, мы до сих пор ютились бы втроем в однокомнатной малогабаритной квартирке. А с помощью Жанны Александровны в прошлом году нам удалось через горисполком получить трехкомнатную хорошую квартиру в том же доме и даже в том же подъезде, только этажом ниже, где она сама живет. Я по специальности строитель-монтажник. Почти полгода проработал на восстановлении Чернобыльской АЭС, когда там беда случилась. Нахватался радиации больше, чем надо. Был поставлен на учет по улучшению жилищных условий, но пока Жанна Александровна не вмешалась, со мной ни один чиновник в горисполкоме разговаривать не хотел.

— У Мерцаловой собственная квартира в Новосибирске?

— Трехкомнатная, как у нас. В доме по улице Мичурина, сразу за Оперным театром.

— Часто она там бывает?

— Почти каждую неделю проведывает, но ночует редко. На минутку забежит и тут же умчится по своим делам.

— Майя единственная ваша дочь?

— Да, она была единственной нашей опорой и надеждой. В школе училась хорошо. Правда, в институт поступать не захотела. Устроилась проводницей на железной дороге. Хотелось ей по стране поездить, другие города посмотреть. Стала неплохо зарабатывать. Почти все деньги отдавала в семейный бюджет. Наших-то с матерью заработков хватало от получки до получки. С помощью Майи мы и обстановку нормальную в квартире завели, и одежонкой запаслись. Ну, а когда Майя стала работать у Жанны Александровны, тут уж, несмотря на нынешнее безумное время, семья наша, можно сказать, полностью из нужды вырвалась.

— Сомнительных знакомств у Майи не было?

— Нет, с парнями она вообще не дружила. Школьные подруги раньше часто к ней забегали, пока сюда, в райцентр, не уехала. Они тоже почти все по коммерческим структурам устроились. Вначале нам с женой это не нравилось. Старались их убедить, мол, вернется прежняя власть, прихлопнет ваши торговые лавочки и останетесь без высшего образования на бобах. Они беззлобно над нами подтрунивали, называли осколками социализма. Дескать, привыкли жить под колпаком шарлатанской идеологии. Чуть какие трудности свалятся, сразу подтягиваете пояса и ждете с открытыми ртами милостыньку от государства, вместо того, чтобы засучить рукава и зарабатывать себе на хороший кусок с маслом.

— Среди этих подруг Риты Календиной не было? — снова спросил Бирюков.

Шелковников опять кашлянул в кулак:

— В одном классе они учились. Кстати, это Майя посоветовала Жанне Александровне взять Риту к себе на работу. Хорошая девушка. Решительная, боевая. Однажды я стал их с Майей запугивать, словно в воду глядел, мол, пришибут вас рэкетиры. Майя насторожилась, а Рита как ни в чем ни бывала: «Степан Олегович, охрана от рэкета — не наша проблема. Мы продавцы и дух наш молод. А с рэкетирами справятся те, кто за это деньги получает». Одним словом, оптимистка. Только вот на деле Ритин оптимизм оказался дутым…

— Родителей ее не знаете?

— Отца у нее нет. Мать сердечница, постоянна недомогает. Работала техничкой на железнодорожном вокзале. Рита уговорила ее уволиться и теперь полностью обеспечивает.

— До Мерцаловой Рита чем занималась?

— Кажется, была замужем за каким-то состоятельным бизнесменом. Но фамилия у нее девичья. Вероятно, в загсе не регистрировались. Теперь ведь молодые сходятся и расходятся, как в море корабли.

— А Майя замуж не собиралась?

— И слышать об этом не хотела. У нее первостепенная цель была — прочно укрепиться в жизни.

— Домой часто приезжала?

— Два, иногда три раза в месяц. Продуктами нас снабжала, планы на будущее строила.

— Ни на что не жаловалась?

— В смысле здоровья, после простуды ей полипы досаждали. Это наследственное от матери. И зрение в детстве подпортила. Читала очень много. Я советовал выписать очки, но Майя стеснялась их носить. Буду, мол, в очках, как старуха. А на жизненные условия от Майи никогда никаких жалоб не слышал. Она как-то легко, без закомплексованности, воспринимала окружающее. С людьми умела ладить, даже с теми, которые ей не нравились.

— Много таких было?

— В последнее время нет. А когда работала проводницей, после каждой поездки возмущалась грубостью и наглым рвачеством начальника поезда. Но в конфликт с ним не вступала. У Майи на редкость был миролюбивый характер. В этом отношении Жанна Александровна восхищалась ею. Теперь сильно переживает. Первый раз вижу ее такой расстроенной. Не преувеличиваю, буквально со слезами на глазах клянет себя за то, что не смогла уберечь Майю. Обещает полностью оплатить похороны, нас с матерью не оставить в беде, ну и все такое…

— Предположений насчет налетчиков не высказывала?

— Нет, говорит, что пока ничего не знает, но с помощью прокуратуры надеется во всем разобраться, — Шелковников натужно откашлялся. — Я ведь почему к вам зашел без приглашения: может, хоть что-то расскажете? Поверьте, трудно терять единственного ребенка…

Бирюков опустил глаза:

— К сожалению, Степан Олегович, пока и нам очень мало об этой трагедии известно. Преступление сложное, судя по всему, заранее подготовленное. Разобраться в нем будет нелегко, но разберемся.

— Какое страшное время… — Шелковников болезненно поморщился. — Люди будто с ума посходили. Даже не верится, что совсем недавно жили мы спокойно, в мире и согласии. Не было ни жестоких убийств, ни жутких катастроф. Что случилось со страной? Как понять, что происходит с обезумевшим народом?..

— Все у нас, Степан Олегович, было, — невесело проговорил Бирюков. — И жестокие убийства, и жуткие катастрофы были, но о них не трезвонили во все колокола, как теперь. Слишком долго жили мы по принципу шито-крыто. А понять сейчас очень важно то, что старая жизнь кончилась и наступает новая. Причем не лучшая или худшая, а — другая, в которой кому-то будет порой лучше, кому-то временами хуже.

— Полностью с вами согласен. Однако на душе все равно тяжело… — Шелковников помолчал. — Нам не будут чинить препятствий в похоронах Майи?

— Разумеется.

— Мы хотим в церкви совершить обряд отпевания.

— Ради Бога. Делайте все, что считаете нужным.

— Когда ее можно забрать из морга?

— В любое время.

Извинившись за отнятое время, Шелковников тяжело поднялся со стула, попрощался и вышел. В прокурорском кабинете наступила затяжная молчаливая пауза. Внезапно зазвонил телефон. Бирюков ответил. Нахмуренно выслушав звонившего, коротко сказал:

— Вези их немедленно ко мне. — И, положив трубку, посмотрел на Лимакина с Голубевым. — Участковый Кухнин нашел связку документов, похищенных из «Марианны».

— Где?! — удивленно выпалил Голубев.

— Говорит, в придорожном кювете новосибирской трассы, примерно в километре от райцентра. Где он обычно кроликам траву косит.

— Антон Игнатьич! — Слава хлопнул ладонью по коленке. — Этот «кроликовод» меня начинает беспокоить не на шутку…

— Придержи эмоции. Сейчас Кухнин явится сюда. Посмотрим, что он привезет, и послушаем, что расскажет.

— Да он может наговорить семь бочек арестантов!

— А мы из них выберем одного, — вроде бы шуткой ответил Бирюков. Только ты при разговоре с ним наперед прокурора не лезь в пекло…

Участковый не заставил долго ждать себя. Одетый в поношенный рабочий комбинезон, он с вместительным промокшим рюкзаком в руке торопливо словно ввалился в прокурорский кабинет. Нерешительно остановившись у порога, опустил рюкзак на пол и, не поздоровавшись, смущенно проговорил:

— Собрал все до единой бумажки, — после этого достал из кармана вчетверо сложенный листок и, подойдя к столу, протянул его Бирюкову. — Вот, Антон Игнатьевич, составленный с понятыми протокол обнаружения.

Бирюков внимательно прочитал заполненный размашистым неровным почерком стандартный бланк. Посмотрев на Кухнина, сказал:

— Показывай, что там насобирал.

Участковый нервно развязал рюкзак и вытряхнул из него бесформенную груду мокрых листков, выпирающих из коричневой оберточной бумаги с разорванной шпагатной обвязкой. Все с интересом принялись рассматривать неожиданную находку. Это были товарные фактуры, накладные, платежные поручения, приходно-расходные кассовые ордера, ведомости по зарплате и другие финансовые документы магазина «Марианна».

Следователь Лимакин глянул на Кухнина:

— Из реки, что ли, их вытащил?

— В кювете, наполовину заполненном вчерашним ливнем, этот тюк валялся.

— Сам увидал или кто-то подсказал? — спросил Бирюков.

Участковый смущенно опустил глаза:

— Поехал на «Муравье» веников на зиму заготовить для бани. Тарахчу по кромке трассы потихоньку. Вижу, в кювете бумажный тюк лежит и возле него листки какие-то плавают. Остановился, достал один листок — это фирменный бланк «Марианны». Сразу в голову стукнуло, что вчерашние грабители вместо денег по ошибке макулатуру у Жанны хапнули. Остановил два грузовика, едущих по трассе в райцентр, и привлек шоферов в качестве понятых.

— Вчера, когда после грозы с травой возвращался, этот «тюк» не видел?

— Вчера ведь я ехал домой, по противоположной стороне трассы. А сегодня из райцентра тарахтел. Тут-то он мне на глаза и попался. Наверно, рэкетиры, когда улепетывали с дела, уже в машине разобрались, что туфту урвали, и выкинули.

— Мерцаловой об этом сказал?

— Да вы что, Антон Игнатьевич! — словно удивился Кухнин. — С помощью шоферов собрал бумажки в кузов «Муравья», дома затолкал их в рюкзак и, как был в робе, после телефонного звонка на своем драндулете сразу — к вам, — будто спохватившись, торопливо добавил: — Перед этим, правда, еще с шоферами дома протокол заполнил.

— Ну, а в «Марианну» сегодня утром заглядывал?

— «Марианна» теперь на замке… — Кухнин нерешительно замялся. — Пашу Таловского видел.

— О чем говорили?

— Об ограблении, о чем больше… ЧП для моего участка неслыханное. И так тошно, а… — Кухнин покосился на Голубева. — Вячеслав Дмитриевич говорит, что с налетчиками был милицейский, на меня похожий. Конечно, я не ангел, но в таком гадком деле, ей-богу, не грешен. Если бы связался с «мокрухой», разве привез бы вам эти документы?..

— Вот что, Анатолий, — сказал Бирюков, — ты перед нами не оправдывайся и в голову себе не вбивай, кто там на тебя похож или не похож. Следствие покажет, кто есть кто. От тебя сейчас требуется одно: сбор оперативной информации. Собственно, ты не первый год участковым, и не мне тебя учить.

— Ну, а зачем меня подозревать? — вроде бы со злобой буркнул Кухнин.

— Подозрение еще не обвинение. Или на воре шапка горит?..

— Да вы что, Антон Игнатьевич! Просто обидно.

— Не красна девица, чтобы обижаться.

— Но я во что бы то ни стало докажу свою невиновность!

— Это будем доказывать мы. Тебе же следует заниматься своим делом. Не капризничай.

Кухнин разом сник:

— Можно быть свободным?

— Иди работай.

Едва участковый вышел из кабинета, Голубев сразу обратился к Бирюкову:

— Заметил, Игнатьич, как он глаза прячет? Да еще и нервничает. Ни с того, ни с сего в бутылку полез! Нет, чтобы ты не говорил, а совесть у Кухнина нечиста. Что-то немыслимо тонкое и точное Анатолий спланировал.

Бирюков чуть подумал:

— Слава, есть мудрый принцип «бритвы Оккама», отсекающий лишнее. Смысл его прост: не ищи более сложного объяснения там, где есть более простое. Вот ты пытаешься объяснить поведение участкового немыслимо тонким и точным планом, а по-моему, его «нервозность» вызвана простым разгильдяйством. Вчера в рабочее время он траву кроликам косил, сегодня поехал веники на зиму заготавливать. Ситуация щекотливая. И не признаться в этом нельзя — будет неубедительно, и признаться стыдно. Второй день подряд личными делами занимается, а на участке — ограбление с убийством…

— Но ведь Майя сказала Насте Весниной: «Это Толя Кухнин с парнями»…

— Во-первых, так тебе сказала Настя, а что ей на самом деле говорила Шелковникова, неизвестно. Во-вторых, Майю могла подвести «подпорченное» зрение. В предгрозовых сумерках она могла сориентироваться на Кухнина по милицейской форме.

— Значит, ты полностью Кухнину доверяешь?

— Я всегда придерживаюсь золотого правила: доверяй, но проверяй.

— А вообще, что думаешь в связи с последней информацией? Как, например, расцениваешь поведение Мерцаловой? Почему она упорно не хочет назвать продавца автомобилей, с которым договаривалась насчет «Ситроен-Ксантии»?

— Жанна Александровна или что-то умалчивает, или желаемое выдает за действительное. Опасаюсь, как бы Жанночка еще больше дровишек нам не наломала.

В разговор вмешался следователь:

— Тебе, Антон Игнатьевич, не показалось, что Жанна очень самоуверенна?

— Показалось, — ответил Бирюков. — Это наводит на мысль, что ей далеко не все известно. Понимаешь, чем меньше человек знает, тем он категоричнее. И главное, тогда он ищет, кто виноват, а исходит из того, что он-то уж, конечно, прав…

— Но ведь Мерцалова — неглупая женщина.

— Очень неглупая. И страшно энергичная.

— Не ведет ли она двойную игру?

— Играть ей сейчас вроде бы не с кем и не к чему. Скорее напрашивается предположение, что Жанна, благодаря своей природной интуиции, «переиграла» замысел преступников. Предчувствуя недоброе, вместо миллионов загрузила в сейф связку документов.

— Но откуда у налетчиков ключ от сейфа? — спросил Голубев.

Бирюков посмотрел на него:

— Если бы у нас был ответ на твой вопрос, мы очень быстро бы раскрыли это преступление.

— Я почти уверен, что Рита Календина, находясь в Новосибирске, передала ключик напрокат.

— И преступники, оказавшись с носом, вернули его Рите с благодарностью?.. Свежо предание, но верится с трудом.

— Может, она вообще незамкнутым сейф оставила…

— Как теперь это узнать?

— Ну, елки-палки… — Голубев досадливо царапнул затылок. — Вот головоломка! Хоть в дураки записывайся. Им жить легче. Тут маешься от недовольства собой, а дурак думает: меня ли не любить?.. Красота!

Бирюков помолчал:

— По поводу дураков еще Карамзин писал: «Что хорошо для дурачков, не дурно и для воришек, а нам-то, князь, что?..»

— Нам, Игнатьич, хочешь — не хочешь, придется разматывать этот клубок. Думаю, надо выходить на прошлые связи, как говорит ветеран Купчик, «фартовых бабочек». Иначе будем топтаться на месте до бесконечности.

— Правильно думаешь. Поэтому поезжай завтра утром с первой электричкой в Новосибирск. Ты Костю Веселкина из бывшего ОБХСС знаешь?

— Знаю. Теперь он, кажется, в недавно созданном управлении по борьбе с организованной преступностью.

— Да. Сегодня позвоню ему, чтобы к твоему приезду подобрал сведения о новосибирских торговцах иномарками. Попутно поинтересуйся у него и персонально «бабочками». Прежде Веселкин курировал жриц древнейшей профессии. Может быть, кто-то из нынешних сотрудниц «Марианны» попадал в круг его деятельности. Дальше смотри по обстоятельствам.

— Понятно, Игнатьич.

Предварительно постучав, в кабинет лукаво заглянул судмедэксперт Медников:

— Можно войти, сыщики?

— Заходи, Боря, — ответил Бирюков.

Медников неторопливо сел рядом со следователем. Обратившись к нему, попросил:

— Дай закурить, Петя. Интересное расскажу.

— Новый анекдот?

— Нет, по делу.

Лимакин достал пачку «Астры». Судмедэксперт вытащил сигарету, помял ее в пальцах и опять попросил следователя:

— И спички давай. У меня, кроме губ, ничего курительного нету.

Лимакин с улыбкой подал коробок спичек:

— Не томи душу, рассказывай;

— Подожди, дай покейфовать… — Медников с наслаждением сделал несколько затяжек и посмотрел на Бирюкова. — Может, моя информация покажется вам, сыщики, неинтересной, но, на всякий случай, послушайте. Сейчас заходил в районный узел связи платить за междугородные разговоры с домашнего телефона. Там на переговорных заказах сидит моя соседка по квартире. Народу никого не было. Вот она, значит, начала интересоваться у меня, что такое в «Марианне» случилось? Слух, дескать, страшный слышала. Я, понятно, успокоил, мол, ничего страшного. Бродячая кошка забралась в подсобку, сожрала вместе с упаковкой полпуда финской «салями» и откинула лапки на месте преступления. А соседка шепчет: «Не шутите, Борис. Жанна Мерцалова уже три раза звонила, чтобы помогли ей вызвать Новосибирск. По автомату не может дозвониться. Мы тоже так и не дозвонились. Не отвечает в Новосибирске телефон, хоть разбейся». На всякий пожарный случай я у соседки номерок «глухонемого» телефона записал, — Медников показал Бирюкову ладонь с синими цифрами, накарябанными шариковой авторучкой. — Хочешь, перепиши…

Бирюков на перекидном настольном календаре быстро записал шестизначное число. Вырвав листок, протянул Голубеву:

— В Новосибирске узнаешь, что за телефон. — И посмотрел на Медникова. — Спасибо, Борис, за помощь.

Судмедэксперт иронично улыбнулся:

— Из «спасибо» шубу не сошьешь. Заплати хоть тысчонку нештатному сексоту.

— Секретные осведомители у нас сметой не предусмотрены, — поддерживая шутливый тон, ответил Бирюков.

— Ну тогда составь липовый наряд на пару тысяч, будто я в прокуратуре канализацию чистил.

— Как это, доктор…

— Как при советской власти делалось, тысячу — мне, тысячу — тебе, — не дал договорить Медников. — Ты что, прокурор, с луны свалился?.. Рынок есть рынок. Зачем пустые разговоры вести. Надо говорить «да» или «нет» и спрашивать, сколько заплатят. Дело стремительно идет к тому, что даже медицина скоро будет платной.

— Боря, а ты можешь доступным языком объяснить, чем она будет отличаться от бесплатной? — с хитринкой спросил Слава Голубев.

— Могу. При бесплатной — ты, скажем, приходишь ко мне на прием. Для порядка послушаю, рецепт напишу и — гуляй, мальчик, выздоравливай, если хочешь, сам. При платной — по-другому. Приходит, допустим, пациентка и говорит: «Доктор, я не могу дышать носом». — «Дышите ртом», — с полным знанием дела рекомендую ей. «Спасибо, доктор. Сколько с меня?» — «Три тысячи». Понял, сыщик, разницу?..

Все, кроме Медникова, засмеялись. Медников только чуть-чуть усмехнулся:

— Значит, не заплатите за информацию?

— Считай, что сигаретой с тобой расплатились, — сказал следователь. — «Астра», Боренька, теперь — двести рублей пачечка.

Судмедэксперт поморщился:

— Эх, как продешевил я! Надо было срядиться на «Мальборо». Там полсотни рубликов штучечка…

Глава 12

В Новосибирск Голубев приехал рано утром. К началу рабочего дня он уже был в управлений по борьбе с организованной преступностью. Веселкин — спортивного вида парень с кудрявой шевелюрой и лукавыми глазами, чуть увеличенными стеклами очков, встретил приветливо. Оторвавшись от компьютера, за которым что-то «колдовал», Костя пожал Славе руку и показал на стул у своего стола:

— Садись, деревенский детектив, рассказывай, как живешь, чем маешься…

— Живем — играем, с преступниками воюем, — в тон ему ответил Слава.

— Звонил мне вчера Бирюков. Могу вас огорчить. «Ситроен-Ксантии», которую собиралась покупать Мерцалова, в Новосибирске ни одной не было, нет и в ближайшее время не предвидится. Машина эта новая, на российском рынке пока не появилась.

— Еще одна загадка, — хмуро сказал Голубев. — Надо мне, Костя, автомобильного продавца найти, навесившего Мерцаловой лапши на уши. Много в Новосибирске торговцев иномарками?

— Спекулянтов-перегонщиков много. Берут за границей по бросовым ценам подержанные лимузины, своим ходом гонят их сюда и здесь сбывают за миллионы. Представителей же фирм, торгующих новыми иномарками, совсем мало. А вчера на одного стало меньше.

— Как?..

— Около трех часов дня из проезжавшей легковой машины застрелили представителя московской фирмы Виктора Яновича Капелюшного, когда тот, выйдя из офиса, садился в собственный «Мерседес».

— Что о нем знаешь?

— Бывший партаппаратчик из комсомольских активистов, вовремя переквалифицировавшийся в бизнесмены. Возраст сорок пять лет. Высокий, элегантно-представительный, со жгуче-черными волосами и с вальяжными манерами избалованного вниманием аристократа. Имел красавицу жену на двадцать лет моложе и очаровательную девятнадцатилетнюю любовницу.

— Чего это он столь любвеобильным был к молодкам?

— У нынешних бизнесменов такое в моде. Что-то вроде хорошего тона и символа материального благосостояния. После трудов праведных стресс снимают.

— Об убийце что-нибудь известно?

— Почти ничего. Офис расположен на задворках Вокзальной магистрали. Свидетелей было мало. Достоверно известно одно: машина, из которой выстрелили, была красного цвета и вроде бы иностранной марки.

— В ограблении «Марианны» фигурирует красная «Вольво». Не она ли?.. — спросил Голубев.

— Среди свидетелей нет ни одного автолюбителя. Поэтому ни на модель машины, ни на номерной знак никто не обратил внимания. По заключению экспертов, стреляли из ружейного обреза шестнадцатого калибра стандартным заводским патроном, заряженным дробью третьего номера. Выстрел был произведен в упор, даже пыжи вдавило в рану.

— Причина убийства какая?

— Следственная бригада работает вплотную, но о выводах, разумеется, пока говорить рано.

— А репутация этого… Капелюшного как?

— Безупречная, если не считать увлечения молодыми девочками, — Костя лукаво улыбнулся. — Видимо, комсомольская привычка общаться с молодежью сказывалась.

Голубев достал листок с номером новосибирского телефона, по которому Мерцалова вчера на могла дозвониться. Показав его Веселкину, спросил:

— Как бы хозяина этого телефончика узнать?

— Сейчас попытаем электронную память…

Веселкин быстро пробежал пальцами по клавишам компьютера. Тот тихонько зашелестел. Через несколько секунд на светящемся экране появился номер интересующего Славу телефона и бегущей строкой засветилась зеленая надпись: «Офис представителя „Мосавтосервиса“ Капелюшного В. Я.»

— Что и требовалось доказать, — удивленно проговорил Слава. — Вот, оказывается, с кем рвалась переговорить Жанна. Но почему ей никто не ответил?

— Когда она звонила? — спросил Костя.

— Вчера около шестнадцати часов.

— В это время Капелюшного уже увезли в морг, а офис после убийства сразу опечатали.

— Понятно. Ну чудо-техника! — Голубев, восхищенно гладя на экран компьютера, достал из кармана пачку небольших листков плотной бумаги и, развернув их веером, словно игральные карты, усмехнулся: — А моя память вот в этих бумажках. Каждый листок — информация по конкретному уголовному делу. Тридцать шесть картей, тридцать шесть мастей…

— По старинке работаешь, — с улыбкой сказал Костя и сразу посерьезнел: — Если Мерцалова настойчиво хотела выйти на связь с Капелюшным, можно предполагать, что это он Жанне «навешал на уши лапши».

— А может, Жанна хотела с ним посоветоваться, — возразил Слава.

— Может быть и такое, — согласился Веселкин. — Тем более, что когда-то Жанна Александровна водила дружбу с Капелюшным.

— Ты знаешь Мерцалову?

— Ну как же можно не знать ее. Жанна в горисполкоме была заметной дамой. Капелюшный тогда работал в обкоме партии. Одно время их дуэт привлекал внимание.

— Какие номера они исполняли?

— Партаппаратчики любили холить здоровье в финских баньках. Жанна Александровна тоже обожала сауну в компании с партийными джигитами.

— Выходит, грешили областные вожди?

— Они ведь не были кастратами, а жизнь дается только раз… Не за одни же красивые глаза Мерцалова получила полногабаритную трехкомнатную квартиру в центре города. Представляешь, молодая дама-одиночка занимает роскошные апартаменты, а тысячи многодетных семей ютятся в хрущобах. За такое излишество одними глазками не расплатишься. Надо было отрабатывать, как говорится, натурой. Хотя нам и запрещалось в аппаратные игры нос совать, но шила в мешке не утаишь. Была в то время Жанна Александровна постоянной участницей банкетов по случаю приезда высоких столоначальников. Этакой, как их называют, «феей из бара».

— Элитной проституткой, что ли? — уточнил Слава.

Веселкин улыбнулся:

— Грубовато, но смысл точный. «Феи» не участвуют в эротических «массажах» по объявлению и не обслуживают кого попало ни за какие деньги. Они утешают любовью сильных мира сего, способных вершить людские судьбы. Те, естественно, не остаются в долгу. Платят, конечно, не из своего кармана. Знаешь, откуда у Мерцаловой первоначальный капитал?.. Еще до либерализации цен Жанна по высокой протекции получила в Госбанке два миллиона беспроцентного кредита и положила их в коммерческий банк под сто пятьдесят процентов годовых. Через год вернула Госбанку кредит, а «наварившийся» миллион рублей заложила под солидные проценты уже как свои собственные денежки. Спустя год, когда деньги так, как теперь, еще не обесценились, Жанна Александровна, став миллионершей по существу за счет государства, круто вошла в бизнес.

— Рисковая бабочка. При нынешней неразберихе коммерческий банк мог на первом же году с треском лопнуть. Чем бы тогда высокопоставленная протеже расплатилась с государством за улетевшие миллионы?

— Без риска в бизнесе делать нечего.

— Не пойму, зачем Жанна у нас поселилась? В Новосибирске поле деятельности для торговли куда обширней, чем в райцентре. Или здесь взятки приходится больше давать?

— В нашей державе везде торговый процесс без взяток — что птица без крыльев. Дело не во взятках. Хрустальная мечта любой «феи» — вовремя, пока не состарилась, покинуть сомнительное поприще, завести свое приличное дело, создать нормальную семью, вырастить здоровых умных детей и никогда не вспоминать о прошлом.

— Для этого Мерцаловой следовало бы подальше от Новосибирска укатить.

— Время, Слава, сейчас очень сложное. Нет никакой гарантии, что на новом месте не придется начинать все заново. А здесь под боком Новосибирск, и старые связи крепко выручают, и прошлые грехи с годами плотной тенью прикрываются. Жанна умная женщина. У нее на сто ходов вперед просчитано.

— Неужели ее высокие покровители до сих пор у власти?

— Они ловко перекинулись в руководство акционерными объединениями и коммерческими банками. Власть ведь теперь у тех, у кого деньги.

— Не «разобралась» ли Жанна с Капелюшным? Насколько мне известно, у Мерцаловой в здешних торговых точках есть очень «крутые» мальчики…

Веселкин, задумавшись, помолчал:

— Почти стопроцентно уверен, что Мерцалова на такую крайность не пойдет. Деньги ее сохранились, документы, по словам Бирюкова, как я понял, у вас там нашлись, погибшую продавщицу уже ничем не вернуть. Ради чего «разбираться», если даже, допустим, Капелюшный на самом деле подставил Жанну рэкетирам?

— Чтобы другие не рыпались.

— Нет, — Костя покрутил головой. — Жанна умница. Она строго чтит Уголовный кодекс.

— Может, Паша Таловский без Жанниного согласия проявил инициативу?

— Это кто такой?

— Тридцатилетний гигант. Лицо круглое, яркое, как герб Советского Союза. У Жанны вроде личного телохранителя и начальника охраны.

— Бывший чемпион-каратист?

— Точно.

— Вспомнил. Паша Таловский около года служил в нашем ОМОНе. Толковый омоновец был, но встретился с землячкой и закуролесил… — Веселкин опять задумался. — Нет, Паша без указания Мерцаловой лишнего шага не сделает. Когда его выгнали из ОМОНа, Жанна уже занималась коммерцией и пригрела загулявшего каратиста. Они, оказывается, тоже земляки.

— В одном классе школы-интерната учились, — сказал Голубев. — А что за землячка, с которой Таловский загулял?

— Пухлая кнопочка с обалденной грудью. Фамилия то ли Весенина, то ли Весенькина, не помню.

— Так это же Настя Веснина! — воскликнул Слава. — У нее грудь, как два футбольных мяча под кофтой.

— Правильно, Веснина, — согласился Костя. — Отчаянная девчонка.

— Чем она в Новосибирске занималась?

— Любовь продавала. Напротив Центрального универмага на строительстве жилых домов тогда работали осужденные. С вечера, когда зэков увозили со стройки и снимали охрану, местные «путанки» разными путями пробирались на стройку и терпеливо ждали утреннего прихода контингента. Охрана, разумеется, проверить все помещения была не в силах — там же множество разных закутков, где прятались девицы. А заключенным тайники были известны. И прямо во время рабочего дня начинали функционировать бордели. При этом «марухи» оказывали осужденным не только интимные услуги, но и обеспечивали их спиртными напитками, чаем, наркотиками, табаком, делая на этом солидные «бабки».

— Паша Таловский знал о таком бизнесе Весниной?

— Не только знал, последний раз даже выручил ее. Конвой задержал Настю, что называется, на месте преступления. В этой операции по зачистке помещения от «марух» участвовали омоновцы, среди которых был и Паша. При сопровождении задержанных в РОВД Таловский отпустил свою землячку. С той поры Веснина из поля зрения милиции исчезла.

— Константин Георгиевич, ты мне даешь бесценную информацию! — воодушевился Голубев. — Если Веснина общалась с заключенными, то ее услугами наверняка пользовались, главным образом, матерые уголовники. Значит, у Насти могла возникнуть с ними не только половая связь, а?..

— Конечно. Но о таких связях Весниной мне не известно.

— И в памятливой машине на этот счет ничего нет?

Веселкин с улыбкой развел руками:

— К сожалению. Она запрограммирована на коммерсантов, банкиров и торгово-посреднические фирмы.

— Досадно, что у такого умного ящика узковатый кругозор, — Голубев недолго подумал. — Скажи, Костя, ты ведь в ОБХСС курировал «ночных бабочек», да?..

— Я и теперь ими занимаюсь, поскольку секс-бизнес ныне стал очень даже организованной преступной структурой.

— Слышал, у вас здесь были почти легальные притоны «Тихий дом», «В гостях у Леонида». Как-то в молодежной газете читал объявление примерно такого содержания: «Очаровательные девочки окажут интимные услуги состоятельным джентльменам».

— Милиция основательно потрепала эти «дома». Легальное существование они прекратили, но дело их живет и процветает нелегально.

— «Бабочки» с «крутыми» парнями крепко связаны?

— Железно. Система их работы элементарно проста. В «фирме» есть диспетчер — обычно домохозяйка, имеющая квартирный телефон. Тоскующий от скуки толстосум по этому телефону заказывает «очаровательную девчонку» и сообщает адрес, куда ее доставить. Охранник из «крутых» привозит «заказ», забирает оплату, а после оплаченного времени приезжает за отработавшей свое «очаровашкой».

— Кто в охранниках ходит?

— Обычно крепкие молодые парни, упражняющиеся боксом, штангой, борьбой. Среди них есть бывшие спортсмены-чемпионы типа Паши Таловского, уволенные армейские офицеры, воины-афганцы и наши — бывшие сотрудники милиции.

— Хорошо зарабатывают?

— Заработки у них четко индексируются по мере инфляции. На сегодняшний день охранник получает около восьмисот тысяч, хозяйка-диспетчер примерно двести пятьдесят, а хозяин публичного дома — под два миллиона рублей в месяц.

— «Ни фига себе!», как сказала бы Настя Веснина, — удивился Слава. — Они что, разбойники, свои публичные «офисы» имеют?

— У них целая сеть наемных квартир во всех районах города. Есть «девочки» с собственными квартирами. Ну, а если «джентльмен» располагает своей жилплощадью, можно, как уже сказал, сделать заказ с доставкой на дом.

— Сколько стоит такой заказик?

— У «девочек» обычно почасовая оплата в зависимости от того, насколько она котируется у клиентов. В среднем, можно сказать, по двадцать пять тысяч за час.

— А если за ночь?

Костя улыбнулся:

— В зависимости от продолжительности ночи. Если она продлится двадцать четыре часа, то умножь на почасовой тариф.

— Шестьсот тысяч, что ли?!

— Так по арифметике получается. Но из этой суммы «девочке» достается обычно одна треть. Возле нее ведь кормится большая преступная свора.

— И много придурков, которые тратят на проституток такие деньги?

— Не только такие, но и большие. И вовсе не придурки, а чрезвычайно изворотливые умом коммерсанты.

— Вот жизнь пошла! Как говорил небезызвестный Василий Иванович, и помирать не надо, — Голубев сокрушенно покачал головой. — А среди «очаровашек» тебе не попадались на крючок Майя Шелковникова или Рита Календина?

— Надо посмотреть картотеку…

Веселкин достал из стола толстую общую тетрадь, на ледериновом переплете которой был наклеен прямоугольник белой бумаги с крупной черной надписью «Кто есть ху?..»

— Бессмертная фраза бывшего генсека? — указывая на надпись, спросил Слава.

— Талантливо сказано. Для некоторой категории людей лучшего определения не придумаешь, — с улыбкой ответил Костя и принялся листать тетрадь.

Ни Шелковниковой, ни Календиной в «картотеке» не оказалось.

— Значит, можно считать, что к секс-бизнесу они не причастны? — снова спросил Слава.

Веселкин пожал плечами:

— Утверждать не берусь. Здесь, в основном, те, которые так или иначе входили в противоречие с Уголовным кодексом. А тех, кого эта участь миновала, значительно больше. О Майе Шелковниковой никогда не слышал. Что касается Риты Календиной, то… полтора года назад в «Тихом доме» пользовалась популярностью отчаянная девочка по кличке «Марго». Потом она куда-то исчезла. Не Календина ли это Рита-Маргарита?..

— Как бы о ней точно узнать? Понимаешь, у налетчиков был ключ от магазинного сейфа. Как он к ним попал? Через кого? Если бы удалось выявить посредника, сразу бы вышли на тех, кого ищем.

— Бирюков рассказывал мне фабулу дела. Клубок заплелся очень сложный. Даже участковый милиции на подозрении. Как он выглядит?

— Здоровый бугай. Лицом — вылитый цыган. Паша Таловский говорит, что на него похож один из Новосибирских рэкетиров. Некто Мансур.

— Есть такой здесь молдаванин. Роман Мансуров. Пытался взять под свой контроль Центральный рынок, но омоновцы крепко вложили ему памяти. Со злости спалил два торговых киоска возле рынка и скрылся в берлогу. В криминальном плане личность заметная.

— Под милицейского сработать может?

— Может. Он из тех уголовников, у которых дом родной — милиция, а телефон ноль-два. Шесть судимостей. Правда, последние три года стал «работать» осторожно, ни разу не попался. Обдирает коммерсантов без зазрения совести, а те, горемыки, терпеливо молчат. Откупиться дешевле, чем восстанавливать, скажем, сожженный киоск, стоимость которого нынче уже больше двух миллионов.

— Настя Веснина не могла познакомиться с Мансуром, когда обслуживала заключенных?

— В то время Мансуров был на воле и пользоваться Настиной услугой в зэковском борделе не мог. А пути знакомства гулящей девки с уголовниками неисповедимы.

— Еще меня интересует Заливалов Артур Валентинович, — сказал Слава.

Веселкин откинулся на спинку стула:

— О-о-о! Это делец сексиндустрии нового поколения. Бывший хоккеист, мастер спорта. Заехал к нам из Москвы. Намеревался играть в местной команде, но что-то не получилось с игрой. Видимо, к тридцати годам основательно выдохся. Внешне — положительный герой из американского боевика. Неплохо образован, интеллигентен, улыбчив, хорошо налаживает связи с деловым миром. Женился на восемнадцатилетней красавице-глупышке из многодетной семьи. Через год купил в Подмосковье приличный дом и выпроводил туда весь табор вместе с красавицей женой. Сам остался владельцем трехкомнатной приватизированной квартиры.

— Откуда у него столько денег, чтобы в Подмосковье дома покупать?

— От девочек. У речного пароходства коммерсанты брали в аренду большой двухпалубный пассажирский теплоход, используя его каюты, как гостиничные номера, а ресторанные залы для проведения различных конференций, деловых встреч да презентаций. Здесь Заливалов и откопал золотую жилу. Стал поставлять толстосумам студенточек, желающих подкалымить скорую деньгу. В отличие от «Тихих домов» и «Счастливых случаев» заливаловская «фирма» работала без всякой рекламы, и Артур Валентинович быстренько намолотил себе мешок миллионов. Квартиру отремонтировал, словно игрушечку, автомашины стал менять чуть не ежемесячно. На этом его и застукали. Возбудили уголовное дело по статье УК о сводничестве с корыстной целью. Все шло к тому, что Заливалову не миновать пятилетней отсидки с конфискацией имущества, однако Артур оказался расторопнее правоохранительных органов. Пока при нынешней волоките решался вопрос о задержании его под стражу, он быстренько продал квартиру и… разбился в автокатастрофе на Ордынском шоссе.

— Паша Таловский предполагает, что вместо Заливалова в той катастрофе погиб другой человек.

— Было такое предположение и у следствия. При нормальной жизни эту загадочку мы разгадали бы, но у нас в ту пору закрутилась организационная карусель. Стали ОБХСС перекраивать в Управление по борьбе с экономическими преступлениями. Началась перетряска штатов, перестановка сотрудников, смена помещений. Под шумок дело Заливалова было прекращено и списано в архив.

— Мерцалова не была знакома с Артуром?

— Не знаю. Раньше их пути-дороги, кажется, не пересекались, а вот на теплоходе во время какой-нибудь презентации с выпивоном Жанна могла положить глаз на холеного шатена. Да и сам Артур был не из тех вахлаков, кто проходит мимо эффектных женщин.

— Она посещала теплоход?

— Неоднократно. Коммерсанты и воротилы бизнеса рвались туда, как в старину загулявшие купцы — к Соколовскому хору у «Яра». Мероприятия там проводились с шиком и блеском. Представь, теплоход скользит по вечерней Оби. Иллюминация, музыка, роскошные каюты, где можно уединиться. Функционируют на полную катушку бары и рестораны. Танцы на открытой палубе под развевающимся российским флагом. Словом, почти экзотика, располагающая к сентиментальности и острым ощущениям.

— Есть сведения, что Жанна «славно чудила» с каким-то атлетически скроенным шатеном, у которого черные усики.

— Заливалов усов никогда не носил.

— Ты мне скажи: погиб он или нет?

— Предположение есть, что жив и здоров, но доказательств тому нету.

— Вот, мафиози! — в сердцах сказал Голубев и перевел разговор на Календину: — Костя, ну где бы мне точно узнать, не Рита ли выступала под псевдонимом «Марго»?

Веселкин хитро прищурился:

— Есть один рискованный вариант, если согласишься…

— Да я на любой риск согласен, только бы правду узнать.

— Вместе с «Марго» в «Тихом доме» активничала Люся Жиганова. Очень милая блондиночка, как одуванчик. Иногда они обслуживали клиентов в паре. Вот эта самая Люсенька может тебе рассказать, что за «очаровашка» скрывалась под кликухой «Марго», если сумеешь ловко к ней подкатиться.

— Как этот «подкат» лучше сделать?

— Под видом клиента.

— У меня денег хватит только на две минуты почасового тарифа. Вряд за это время успею «одуванчика» расколоть, — разочарованно сказал Слава. — В кредит нельзя?..

Костя захохотал:

— Нет, Славочка, в амурных делах кредиторов не обслуживают.

— Да мне их обслуживание — до лампочки!

— Вот ты и потяни время, дескать, хотел встретиться с «Марго», но она куда-то пропала. Словом, начинай с трали-вали.

— В столь рискованной «операции» ни разу не участвовал, боюсь опрофаниться. Может, в паре закатимся, а?..

— Люся меня узнает, как облупленного, и ничего не расскажет. — Веселкин хитро подмигнул: — Сдрейфил, деревенский детектив?

Голубев немного поколебался:

— Эх, была не была! Как говорится, или он пополам, или она вдребезги. Давай Люсин адрес!

Костя на листке написал номер телефона и проинструктировал Славу, как иносказательно следует договариваться с «диспетчершей». Голубев тут же придвинул к себе телефон и решительно стал накручивать цифры. После пяти продолжительных зуммеров в телефонной трубке наконец раздался щелчок соединения и женский, похоже, старческий голос вежливо проговорил:

— Слушаю вас.

— Я по объявлению насчет аренды квартиры, — сказал Слава. — Желательно, недалеко от метро «Гагаринская».

— Минуточку. Посмотрю, что на сегодняшний день мы имеем возле «Гагаринской», — ответила женщина и после небольшой паузы спросила: — На какой срок вам требуется квартира?

— На минимальный.

— Тариф знаете?

— Знаю.

— Оплата вперед.

— Какой разговор!

— Что вы хотели бы иметь?

— Что-нибудь малогабаритное и светленькое, — сымпровизировал Слава. — Еще моя мечта, чтобы хозяйку звали Люсей.

— Хозяйка Люся будет дома сегодня с часу до двух дня. Вас устроит это время?

Голубев глянул на часы:

— Вполне, — сказал он и, войдя в роль, уже не мог остановиться: — Что мне разрешат в той квартире?

— Все, что захотите. Вас как зовут?

— Славой. А вас?..

— Мария Ивановна, — как показалось Голубеву, «от фонаря» назвалась женщина. — Заявка ваша принята.

— Раньше времени из арендуемой квартиры меня не выбросят?

— Ни в коем случае. У нас контракты с серьезными людьми, для которых договор дороже денег. Запишите адрес.

— Диктуйте, я запомню, — сказал Слава и, выслушав женщину, опять спросил: — Телефон у хозяйки есть?

— Конечно.

— С ней можно переговорить накануне аренды?

— Если дозвонитесь.

— Разве это так трудно, дозвониться?

— В зависимости от того, насколько она занята, — женщина, тяжело вздохнув, пошуршала у телефонной трубки бумагой и назвала номер.

Голубев на всякий случай записал его. Поблагодарив собеседницу за вежливое обслуживание и пожелав ей полный короб счастья, Слава положил трубку. Веселкин улыбнулся:

— Ты, оказывается, блестящий импровизатор. Если в таком же духе проведешь встречу с Люсей, быть тебе на белом коне. Кстати, пистолет с собой?

Слава хлопнул по оттопыренному карману штатского пиджака:

— Туточки, с полной обоймой «маслят». Считаешь, что придется отстреливаться от Люси?

— От Люси — нет. Охранник тебя встретит на выходе…

— Может убить за неуплату тарифа?

— Убить не убьет, но калекой сделать может. Поэтому будь внимательным. Обычно этот враг дежурит в машине недалеко от подъезда.

— А вдруг Люся не Жиганова окажется?

— Вблизи «Гагаринской» другой нет. Да и адрес тебе дали тот, который знаю. Как из метро выйдешь, направо будет длинная многоэтажка с аркой. Пройдешь через арку и опять направо первый подъезд. В лифте поднимешься на шестой этаж. Люсина квартира прямо против лифта.

— Зачем я трепался с диспетчершей, если ты и без нее знаешь Люсину хату?

— Диспетчер — это учет и соблюдение графика, чтобы накладка клиентов не произошла. Без ее предварительного звонка Люся никого не принимает.

— Где она так напряженно работает, что до нее даже трудно дозвониться?

Веселкин подмигнул:

— Думаешь, ты единственный ее клиент?

— Вот, зараза, — Слава поморщился. — Я вообще-то брезгливый.

— Тебе ж не целоваться с ней.

— Все равно противно.

— Не привередничай. Лучше при выходе из метро купи букет. Люся страшно уважает цветы.

Глава 13

За полчаса до назначенного времени Голубев набрал номер Люсиного телефона. После первого же звонка ответил молодой девичий голосок:

— Алло.

— Люсенька? — уточнил Слава.

— Ага.

— Здравствуй, лапушка. Я насчет аренды квартиры. Меня зовут Славой.

— Ой, Славочка, привет! Жду тебя, мой хороший, ровно в час.

— Нам никто не помешает?

— Что ты, дружочек! Будем вести разговор тет-а-тет. Объяснить, как лучше до меня добраться?..

— Не надо. Язык до Киева доведет.

— Ой, молоточек! Старайся не опаздывать.

— Постараюсь. Жди.

— Жду, Славик, — прощебетала Люся и положила трубку.

Голубев удивленно посмотрел на Веселкина:

— Эта ласточка вроде бы меня знает. Не попаду впросак?

— Не попадешь, — с улыбкой ответил Костя. — Она, как обаятельная японская гейша, всех клиентов «знает». Двигай, «арендатор», к месту встречи, чтобы ни минуты не упустить. График там жесткий. Ни пуха, ни пера!

— К черту…

Длинную многоэтажку с аркой Голубев увидел сразу, как только вышел из метро. В цветочном киоске он хотел было купить три розы, но узнав, что каждый цветочек стоит тысячу рублей, купил наполовину дешевле букетик красных тюльпанов, завернутых в прозрачный целлофан. Миновав затененную арку, Слава вошел во двор, густо заросший кустами акации. Возле первого подъезда на заасфальтированном тротуаре стояла вишневая ВАЗовская «девятка» с номерным знаком Щ 19–34 НБ. За ее рулем, откинув на подголовник лохматую голову в импортной «полицайке», смуглый амбал в больших черных очках увлеченно рассматривал на первой полосе газеты «СПИД-инфо» фотографию грудастой красотки с шарфиком, завязанном «неглиже с отвагой, а ля черт меня побери». На прошедшего рядом Славу он, казалось, не обратил ни малейшего внимания.

Ровно в час Голубев нажал кнопку электрического звонка возле обитой черным дерматином двери с глазком. В квартире послышалась приглушенная мелодия, напоминающая мотив «Широка страна моя родная». Интуитивно Слава почувствовал, что его разглядывают через глазок, и с бесшабашным видом многоопытного гуляки, словно нюхая, поднес к носу букет цветов. Дважды щелкнул замок. Дверь гостеприимно распахнулась. Голубев ожидал увидеть раскрашенную косметикой вульгарную девицу, однако в просторной прихожей улыбаясь стояла синеглазая, с легким румянцем на щеках, блондиночка ростом чуть повыше Насти Весниной. Окинув завороженным взглядом ее короткую юбочку и почти прозрачную блузку, обтягивающую приподнятый лифчиком небольшой бюст, Слава восхищенно воскликнул:

— Люсенька, ты очаровательно раздета! — И сразу протянул цветы. — Прими, ласточка, мой скромный презент.

— Ой, какие милые тюльпанчики, — вроде бы смутившись, прощебетала Люся. — Заходи, Славик, будь как дома.

Обменявшись любезностями, они вместе прошли в уютную, со вкусом обставленную комнату. Широкое окно прикрывали наполовину задернутые шторы. На мягком роскошном диване привлекали внимание яркими обложками небрежно разбросанные журналы «Плейбой». Небольшой низенький столик со стоявшими возле него двумя креслами был сервирован на двоих. На нем стояла початая бутылка армянского коньяка, ваза с фруктами, хрустальные рюмки и маленькие темно-синие кофейные чашки. В квартире тихо звучала музыка. На цветном экране «видика» страстно целовалась обнаженная пара. Дверь, ведущая в другую комнату, была чуть приоткрыта.

Освободив букет от целлофана, Люся поставила его в цветочную вазочку и подсела к Голубеву на диван.

— С чего начнем, Славик? — по-прежнему улыбаясь, спросила она. — Может, для вдохновения рюмочку выпьешь?

Голубев крутанул головой:

— Я никогда не совмещаю два удовольствия.

— Тогда предлагаю кофе.

— Люсенька, не гони лошадей, — Слава виновато кашлянул. — Честно говоря, хотел сегодня встретиться с «Марго», которая очень мне нравится, но вместо нее порекомендовали тебя…

— О «Марго», Славик, забудь. Ее больше не существует.

Голубев сделал испуганные глаза:

— Значит, это правда, что Рита Календина повесилась?

Люся ничуть не стушевалась:

— Кто такую утку запустил?

— Парни, которые Риту знают, сказали.

— Пошли их подальше. Просто Ритка завязала с прошлым и занялась коммерцией.

От неожиданного успеха Слава на секунду оторопел, но тут же снова вошел в роль;

— Не может этого быть. Очень зажигательная «очаровашка» и вдруг — скучная коммерция. Зачем ей менять шило на мыло?

— О вкусах не спорят.

— Нет, Люсенька, это правда, что Рита жива?

— Славик, позавчера я своими глазами видела Календину живой и здоровой, когда она приезжала проведать больную маму. Даже в гостях у нее была. По чашке кофе выпили. Долго чесать языки не пришлось — Ритке нужно было провернуть большой ворох стирки.

— Целый день стирала?

— Ага.

— Кроме тебя, ни с кем из друзей не встретилась?

— Она вообще в Новосибирске избегает встреч.

— Почему?

— Боится, старая привычка затянет.

— На полном серьезе?

— Конечно, — Люся обидчиво насупилась. — А насчет «зажигательности», ты еще не знаешь меня.

— Не серчай, ласточка, — мигом ввернул Слава. — Парни тебя тоже очень хвалили.

— Вот видишь, — Люся вскинула руки. — Помоги-ка снять блузку.

— Подожди капитулировать.

— А что?..

— Люся, Люся, я боюся.

— Чего?

— Чумы двадцатого века.

— СПИДа?

— Понятно, не коклюша.

— Не бойся, дурачок, мы применим скафандр.

— Все равно страшно.

— Ты зачем пришел? — вдруг спросила Люся. — Зубы мне заговаривать?

Голубев виновато опустил глаза:

— Понимаешь, для меня важен не конечный результат, а процесс общения с очаровательной девочкой.

— А кто девочке будет «бабки» платить?

Слава прижал ладонь к оттопыренному карману:

— Люсенька, здесь «бабок» на целый миллион десятитысячными купюрами. В накладе не останешься. Расскажи подробнее о Рите.

— Зачем?

— Хочу на ней жениться.

— Офонарел?

— Нет, влюбился.

Люся звонко расхохоталась:

— Ой, юморист! Ритке нужна твоя любовь, как зайцу колокольчик. Календина, кроме себя, никого не любит.

— И того бизнесмена не любила?

— Какого?

— За которым замужем была.

— Кто? Ритка?.. — Искренне удивилась Люся. — Ну ты, точно, юморист. Любовью с бизнесменами она занималась, но замужем ни за кем ни одного дня не была.

— Давно ее знаешь?

— Со школы, учились вместе.

— Значит, ты и Майю Шелковникову должна знать.

— Знаю.

— Расскажи о ней.

— Ты на ком собрался жениться? — Люся ехидно улыбнулась. — На Ритке или на Майе?

— На той, которая первой согласится.

— Тогда про Майю забудь. У нее к мужикам аллергия.

— Больная, что ли?

— Зарок, дурочка, себе дала. Пока не станет богатой, как ее хозяйка, замуж не выйдет.

— А кто у Майи хозяйка?

— Жанна Мерцалова, королева красоты, — с сарказмом ответила Люся.

— Ты и Мерцалову знаешь? Тоже вместе учились? — прикинулся незнайкой Слава.

— Она почти на десять лет старше меня.

— Где ж вы познакомились?

— На большом теплоходе по Оби катались. В одном театре абсурда играли. Мерцалова — принцессу, а я — золушку.

— Режиссировал Артур Заливалов?

Люся подозрительно нахмурилась:

— Дружок, а ты откуда знаешь этого хмыря?

— От Риты, — слукавил Слава.

— Не темни, мой мальчик. Ритка ничего не могла тебе о нем рассказать.

— Ну как же…

— Вот, так же! Она не знакомилась с Артуром.

— Зато наслышана о его похождениях, — начал вить импровизированную веревочку Слава, но Люся с усмешкой оборвала:

— Слухи, обычно, делают из мухи слона, а Календина не из тех, кто под видом слоновой Липовую кость продает. К тому же, такие перевыртыши, как Артур, Ритку никогда не интересовали.

Заметив, что Люся не может сдержать ненависти к Заливалову, Слава довольно легко вызвал ее, если уж и не полную, то хотя бы на полуоткровенность. История оказалась банальной. Артур Заливалов, представившись руководителем коммерческой фирмы, обольстил Люсю Жиганову, когда та училась на первом курсе медицинского института. Клятвенно пообещав руку и сердце с перспективой райской жизни, он уговорил недавнюю школьницу поработать в его фирме, чтобы поднакопить капитал, и поселил ее в своей роскошной квартире. В расчете на близкое замужество, Жиганова бросила показавшийся ненужным институт, а буквально через месяц узнала, что Артур напропалую «крутит любовь» с Жанной Мерцаловой. Застукав их в одноместной каюте на теплоходе, Люся вдрызг разругалась со своим покровителем и перешла жить к Календиной, так как, покинув институт, потеряла место в студенческом общежитии.

Ни о специфике «фирмы» Заливалова, ни о «Тихом доме» Жиганова не обмолвилась ни единым словцом. Собственно, Голубеву эта сторона Люсиной деятельности была неинтересна. Ему надо было узнать, действительно ли Заливалов погиб в автокатастрофе или там разыграли жуткую инсценировку, чтобы, как говорил Костя Веселкин, избежать уголовной ответственности за сводничество. Поэтому, выслушав собеседницу, Слава осторожно сказал:

— Ласточка, о мертвых не принято говорить плохо.

— Кого ты имеешь в виду? — будто удивилась Люся.

— Артура, конечно. Он же в прошлом году настолько изуродовался, что еле косточки в гроб собрали.

— Чушь все это! Артур за деньги организовал собственное похоронное шоу, а сам скрылся из Новосибирска, чтобы его трюкачество здесь заглохло.

— Не может быть…

— Чего не может быть?! — завелась Люся. — Полмесяца назад деляга сидел на этом вот диване, где мы сидим, и уговаривал меня вернуться в его фирму. Обанкротился, банкир липовый.

— Лицом сильно изменился?

— Нисколько.

— Без усиков?

— Без. Они ему не идут.

— Ты ненавидишь его?

— Всей душой! Он же, сволочь, жизнь мою исковеркал. Думаешь, мне приятно заниматься тем, чем я занимаюсь?.. — Люся, словно одумавшись, уставилась на Славу синими глазами и неожиданно спросила: — Слушай, дружок, а чего это вы с Пашей Таловским вдруг заинтересовались Артуром?

— С каким Пашей? — прикинулся Слава.

— Не изображай лопуха! Ты ведь всю коммерческую кодлу во главе с Мерцаловой знаешь.

— Да ну, откуда…

— От верблюда!

— Не кричи. Когда у тебя Таловский был?

— Перед твоим приходом бывший омоновец два часа пытал про Заливалова. Но Паша за проведенное с ним время расплатился сразу, а ты что резину тянешь? Ну-ка, отстегивай от своего «лимона» двадцать штук!

— Каких «штук»?

— Тысячных. Пришел с распухшим карманом и жмешься!

Слава, отведя полу пиджака, показал рукоятку пистолета:

— Извини, Люсенька, у меня в кармане только вот эта штука…

— Слушай, дружок… — Люся словно задохнулась от гнева. — Ты, так и знай, из ментовки…

— Из уголовного розыска я, — пошел ва-банк Голубев.

— Ну, артист… — растерянно проговорила Люся и сразу взорвалась: — Думаешь, вот наколол девочку! Дудки, мой мальчик! Не на ту нарвался! При допросе ни одного слова из того, что рассказала, не подтвержу.

— Мне твое подтверждение и не надо. Все это подтвердит сам Заливалов, когда разыщем бродягу.

— Днем с огнем вы его не найдете!

— Найдем, не таких находили.

Неожиданно входная дверь квартиры тихо распахнулась. Появившийся на пороге смуглый амбал в низко надвинутой на лоб «полицайке» и больших темных очках, которого Слава видел у подъезда в вишневой «девятке», хрипловато сказал:

— Дети, час прошел. Все у вас тут нормально?..

— Мансур, линяй! — звонко крикнула Люся. — Этот гусь из ментовки!

Голубев, выхватив из кармана пистолет, бросился к двери, но та перед его носом резко, со щелчком, захлопнулась. Тотчас загудел опускающийся лифт. Слава попробовал открыть дверной замок, однако он оказался с секретом. Повернувшись к Люсе, резко спросил:

— Ты зачем предупредила уголовника?!

— Чтобы разборки не было!

— За это можно на скамью подсудимых сесть. Открой дверь!

— Не открою! Сам вперед сядешь! — Люся схватилась за ворот блузки. — Щас вот рвану, криком соберу в свидетели соседей и буду орать, что ты меня изнасиловал. Лет семь-восемь схлопочешь!

— Ори, ласточка! Я представлю суду справку, что импотент. Подставные свидетели схлопочут за ложные показания, а тебе суд предъявит счет миллионов на десять в мою пользу за нанесение морального ущерба, — на одном дыхании выпалил Голубев. — Где у тебя телефон?..

Люся вдруг сникла и взглядом показала на кухонную дверь. Голубев, вбежав в кухню, торопливо набрал номер Веселкина. Едва тот ответил, хмуро заговорил:

— Костя, от меня только что улизнул Мансур. Он охраняет Жиганову. Ездит на вишневой «девятке» с номером Щ 19–34 НБ.

— Низко опустился крутой рэкетир, — с ноткой удивления сказал Веселкин. — Сейчас предупредим все посты ГАИ. А ты, как освободишься, сразу зайди ко мне. Есть новости.

— Обязательно зайду.

Когда Голубев вышел из кухни, Жиганова резанула его ненавидящим взглядом.

— Ну, что смотришь, как на парализованную свекровь? — примиряюще спросил Слава. — Блузку хотела порвать, дуреха. Зачем? Она ведь теперь, наверное, тысяч пятьдесят стоит…

— Это не твоя проблема, — со злостью ответила Люся.

Слава вздохнул:

— Не серчай. Были бы деньги, честно, заплатил бы тебе за отнятый час. К сожалению, их нет. Извини, у меня не почасовая оплата труда.

— Катись отсюда, мент поганый!

— Спасибо за комплимент. Открой, пожалуйста, дверь.

Люся нервно повернулась и, чуть не упав, быстро пошла в прихожую.

Прежде, чем направиться к Веселкину, Голубев заглянул в Информационный центр УВД, надеясь там выудить хоть какие-то дополнительные сведения о Заливалове и Мансуре. Однако, кроме того, что Слава уже знал, в Информцентре о них ничего не было. Убитый автобизнесмен Капелюшный, Жанна Мерцалова и вся ее торговая компания, включая Пашу Таловского, на учете вообще не состояли. К уголовной ответственности они ни разу не привлекались.

Новость, о которой упомянул по телефону Костя Веселкин, оказалась довольно интригующей. В Новосибирске внезапно исчез Денис Слугин — наемный телохранитель Капелюшного. По словам жены, вчера поздно вечером к Слугиным зашел Паша Таловский, с которым Денис раньше служил в ОМОНе. Закрывшись в кухне, они резко о чем-то поговорили и вместе ушли. Перед уходом Слугин сказал жене, что вернется через полчаса, но доходят сутки, а он, как в воду канул.

— Тебе не кажется, что началась уже крутая разборка? — сделав ударение на слове «крутая», спросил Веселкина Слава.

— Кажется, — ответил Костя, — только не могу пока понять, кто с кем разбирается.

— Таловский, во всяком случае, пока жив и здоров. Сегодня до меня Паша два часа кряду «пытал» Жиганову об Артуре Заливалове. К слову, Люся утверждает, будто Заливалов инсценировал свою смерть. Полмесяца назад Артур был у нее и уговаривал вернуться в «фирму».

Веселкин задумался.

— По-моему, Мансур и Заливалов, если Люся не врет, сидят на финансовой мели. В такой ситуации они могут сговориться на любую аферу.

— Мансура не задержали?

— Нет, словно сквозь землю провалилась вишневая «девятка». Красная «Вольво» с фальшивым номером, которою ГАИ ищет по вашей ориентировке, в Новосибирске тоже пока не появилась..

Остаток дня Голубев провел в поисках Игоря Купчика — внука разговорчивого выпивохи Пимена Карповича. Особой сенсации от встречи с Игорем Слава не ждал, однако надеялся, что, снимая видеокамерой после пляжного пикника загадочную машину, Игорь мог заметить нечто такое, чего не заметила Рита Календина. С помощью Кости Веселкина на областной студии телевидения удалось выяснить, что Игорь Купчик имеет собственную японскую видеокамеру. Работает он на правах вольного художника в рекламном агентстве «Фортуна» и сотрудничает с телестудией как нештатный автор. Снимает обычно короткие видеосюжеты для местных телепередач «Панорама» и «Губернские новости». Там же, на телестудии, подсказали домашний адрес Игоря, жившего, как оказалось, рядом с железнодорожным вокзалом Новосибирск-Главный. Совсем недалеко от вокзала располагалось и рекламное агентство.

Офис фирмы «Фортуна» занимал небольшую квартиру в обычном жилом доме. Входя из узкого коридорчика в комнату, Слава с разгону чуть не опрокинул стол, заваленный фотографиями, листовками, буклетами и прочей рекламной продукцией. У стола, вальяжно развалившись в мягком кресле и дымя сигаретой, молодая накрашенная брюнетка читала томик Агаты Кристи. Отложив книгу, она рассказала Голубеву, что Игоря Купчика легче всего застать дома. В агентстве он появляется только тогда, когда берет заказ на изготовление очередного рекламного ролика, а потом приносит выполненный видеоматериал. Сегодня утром Игорь забегал в офис. Оставил готовую кассету и заторопился на вокзал встречать какого-то родственника.

Поблагодарив брюнетку за информацию, Голубев отправился к Игорю на квартиру. Лифта в доме, где жил молодой Купчик, не было. Пришлось топать до пятого этажа. Когда после продолжительного звонка распахнулась дверь, удивлению Славы не было предела — за порогом стоял ни кто иной, как чуть захмелевший румяный дед Игоря. Увидев Голубева, ветеран-разведчик тоже остолбенел, но быстро расплылся в улыбке и с веселым энтузиазмом рявкнул:

— Здрав-желаю, ваш-бродие!

— Привет, Пимен Карпович, — тоже улыбнулся Голубев. — Тебя каким ветром сюда занесло?

— Винца попить к внуку приехал, — старик поймал Славу за рукав. — А ты чего тут ищешь?

— Хочу у твоего внука в кино сняться, — схитрил Слава.

— Для Игоря тебя заснять — пара пустяков! Заходи, Дмитрич, счас мы с тобой по рюмашке пропустим да покалякаем.

— Внук-то дома?

— Нету. На халтуру убежал.

— На какую?

— Хрен его знает. Поставил обожаемую мной, извиняюсь за выражение, бутылочку, закусь разную на стол выложил и смотался. Второпях прострекотал: «Ты, дед, пока в одиночку угощайся. Мне надо срочную халтуру сшибить. Вечером прибегу, тогда посидим вместе».

Стены скромно обставленной квартиры Игоря, начиная с прихожей, были густо увешаны плакатами с обнаженными красавицами всех мастей.

— Во, каким манером балбес раскрасил жилье, — словно извиняясь, сказал Пимен Карпович и, подхватив Славу под руку, повел его в кухню. — На что уж я большой любитель женского полу и то, впервые увидав такое изобилие, впал в стыдливое смущение. А внуку хоть бы хны. Ржет, как жеребец.

Кухня тоже имела «оригинальное» оформление. Здесь стены от потолка до зеленоватых кафельных панелей сплошь пестрели цветными бутылочными наклейками от разных вин и напитков. Купчик усадил Голубева за стол с бутылкой «Амаретто» и дорогой заморской снедью, достал из настенного шкафа еще одну рюмку, наполнил ее ликером и предложил Славе:

— Давай, Дмитрич, хлопнем за нашу непредвиденную встречу да за то, чтоб деньги у нас с тобой не переводились.

От второй рюмки Слава, к великому сожалению Купчика, отказался. Предпочел налечь на заморскую снедь. Сам же Купчик чисто по-русски, не принюхиваясь к ликерному аромату, «хлопнул» вторую, затем третью рюмку и, чуть ковырнув вилкой в «закуси», стал рассказывать о причине своего приезда к внуку. Оказывается, вчера Игорь позвонил деду и сказал, что выкупил его водительское удостоверение, отнятое в райцентре неделю назад. Получив такое известие, Пимен Карпович на радостях прикатил в электричке за удостоверением, так как без него садиться за руль «Запорожца» опасается. Хотя районные гаишники все знакомые, но можно ведь нарваться и на областного блюстителя Правил дорожного движения. Старик весело показал Голубеву красные корочки:

— Вот они, законные мои права!

— У кого Игорь их выкупил? — спросил Слава.

— Должно быть, у кого-то в областном ГАИ.

— За сколько?

— За пустяк.

— А конкретнее?..

— Когда я спросил внука, мол, во сколько тебе это обошлось, Игорь так конкретно и сказал: «Пустяк, дед. Только, смотри, больше не суй права кому попало». К слову сказать, завтра мы со внуком вместе махнем ко мне. Пришла пора собирать полевую клубнику. Игорь большой любитель клубничного варенья. От всех сладостей нос воротит, а сваренную бабкой клубничку уплетает за обе щеки.

— Чего ж ты поторопился сюда ехать? Завтра бы внук привез твое удостоверение.

Купчик вилкой постучал по бутылке:

— Главным образом, ради этого дела приехал. Дома старуха шипит, будто змея подколодная. А тут воля-вольная. У Игоря алкогольного добра, хоть ноги мой. Сам не любит выпивать, но запас вина всегда имеет.

— Богато живет?

— Богато! У моего внука денег больше, чем у дурака махорки.

— Если сегодня его не дождусь, организуй, Пимен Карпович, мне встречу с Игорем в райцентре, — попросил Голубев.

— Организую, Дмитрич, — пообещал старик. — Да ты не торопись, посиди за компанию. Внук вот-вот должен появиться.

Слава просидел с неумолкающим ветераном до десяти часов вечера. Игорь так и не появился.

Глава 14

Новое утро принесло новую неприятность. Из Новосибирска домой Голубев приехал с последней электричкой в первом часу ночи, а в шесть утра его уже разбудил телефонный звонок. Спросонок Слава не сразу сообразил, что звонит дежурный по районному отделу милиции и приглашает срочно явиться в РОВД, где собирается на выезд следственно-оперативная группа.

— Что случилось? — с трудом избавляясь ото сна, спросил Голубев.

— Участковый Кухнин обнаружил труп на обочине Новосибирской трассы, недалеко от окраины райцентра, — ответил дежурный.

— У нас что, гражданская война началась? — сделал попытку пошутить Слава. — Не успеваем трупы поднимать.

Дежурный шутку не поддержал:

— Быстро, Вячеслав Дмитриевич, собирайся. Прокурор со следователем уже здесь. Тебя да экспертов ждут.

Минут через двадцать умытый, побритый и даже успевший на ходу дожевать бутерброд Голубев был в отделении милиции. Следом за ним пришли криминалист Лена Тимохина и заспанный судмедэксперт Борис Медников. Едва оперативный УАЗ тронул с места, сидевший рядом с шофером Антон Бирюков повернулся к Голубеву:

— Что привез из Новосибирска?

Слава сжато рассказал о своих вчерашних «похождениях в поисках истины».

— Вот теперь понятно, почему Жанна Мерцалова и Паша Таловский настойчиво хотели сами разобраться с грабителями, — облегченно вздохнул Бирюков. — Очень не хотелось им ворошить свое прошлое.

— Да, всей этой фартовой компании, кроме, пожалуй, Майи Шелковниковой, оказывается, есть что скрывать, — сказал следователь Лимакин.

— Трудом праведным не наживешь палат каменных, — изрек судмедэксперт.

— Будто без «палат» жить нельзя, — усмехнулся Голубев.

— Живет и кошка, живет и собака. По-разному только живут. С миллионами — лучше.

— А если бы ты, Боря, обзавелся миллионом, что сделал бы с такими деньгами?

— На армейской службе был у нас начальником гауптвахты майор Алибаба — зверь человек. Вот и ему однажды такой занозистый вопросик подкинули. Он, не задумываясь, ответил: «Построил бы бо-о-ольшую гауптвахту».

Все засмеялись. Когда смех утих, Слава спросил:

— Ну, а здесь какие новости за вчерашний день появились?

— Никаких, — ответил следователь. — Компания Жанны, за исключением Насти Весниной, уехала на похороны Шелковниковой.

— Настя почему не поехала?

— Говорит, покойников боится.

— Обслуживать любовью заключенных не боялась. С чего она такой боязливой стала?

— Поживем — узнаем.

— И участковый наш что-то бессонницей страдает, — невесело продолжил Слава. — Скажите на милость, какая нужда подняла его сегодня ни свет, ни заря?

— Чтобы своевременно обнаружить труп, — сказал судмедэксперт. — Прежнее разгильдяйство замаливает служебным рвением.

— Очень меня это рвение беспокоит, прямо душа болит.

— Ты не расчесывай больное место, тогда и беспокоить не будет.

Голубев улыбнулся:

— Спасибо, доктор. Сколько с меня?

— Пока медицина бесплатная, лечись даром.

Проколесив почти из конца в конец по малолюдным улицам просыпающегося райцентра, УАЗ с ветерком промчался мимо ярко освещенного взошедшим солнцем магазина «Марианна», на дверях которого висел большой замок, и по магистральной трассе устремился в сторону Новосибирска. Примерно в километре от окраины на обочине встречной полосы движения увидели стоявшую красную «Вольво» с включенными габаритными огнями. На противоположной кромке дороги стояла белая «Нива». Около нее одетый по форме участковый Кухнин перекуривал с двумя молодыми парнями. Свернув с проезжей части, УАЗ затормозил возле них. Как только оперативники вылезли из машины, участковый сразу подошел к ним.

— Рассказывай, Анатолий, какая беда опять случилась на твоем участке, — сказал Бирюков.

— В общем, Антон Игнатьевич, опять убийство, — поникшим голосом ответил Кухнин. — Вчера, значит, поздно вечером, как обычно, поехал на «Муравье» за травой. Возвращался к дому поздно, когда солнце давно закатилось. Выехал с проселка на трассу и почти сразу увидел на обочине габаритные огни стоявшей машины. Поравнялся с ней, смотрю, водитель откинулся на сиденье и вроде бы курит. Машина «Вольво». В сумерках окраску ее толком не разглядел, но на освещенный подсветкой номер обратил внимание. Д 15–29 КЕ. Подумал, что какой-то кемеровчанин заехал к нам и, устав от дальнего пути, отдыхает. А на сегодняшний вечер я запланировал баньку истопить и решил траву кролам заготовить с утра, до начала рабочего дня. Светает теперь рано. На трассу выехал — «Вольво», как вчера стояла с включенными огнями, так и стоит, несмотря на взошедшее солнце. Мне это подозрительным показалось. Подвернул к ней — глаза на лоб полезли. Мужик-то за рулем, оказывается, мертвый… — Кухнин взглядом показал на парней. — Понятых вот пригласил. Ребята, в принципе, никуда не спешат, согласились поучаствовать в осмотре места происшествия.

— Вчера, когда за травой ехал, «Вольво» здесь не было? — спросил Бирюков.

— Нет. Появилась она, пока я косил вон за тем лесочком, — участковый показал на березовую рощу, расположенную примерно в полукилометре, миновав которую пустынная в этот ранний час дорога поворачивала вправо.

— Долго косил?

— Не дольше часа.

— Сегодня тоже на «Муравье» ехал?

— Тоже. Как увидел мертвого, сразу развернулся домой. Позвонил в РОВД, переоделся. Потом вот соседей поднял и на их «Ниве» сюда приехал.

— Толя, — не вытерпел Голубев, — будь я начальником РОВД, я твоим кроликам объявил бы благодарность за активное участие в раскрытии преступлений. Они помогли тебе и бумаги из «Марианны» найти, и сегодня раньше всех труп обнаружить.

— Не подначивай, — обиделся Кухнин. — А что прикажешь делать? У меня семья на плечах, жрать-то всем хочется.

Голубев хотел еще что-то добавить, но Бирюков остановил его:

— Пошли начинать осмотр.

После того, как криминалист Тимохина сфотографировала «Вольво» с разных точек, все обступили машину. Тонированное стекло водительской дверцы наполовину было опущено. За рулем, откинувшись на спинку сиденья и запрокинув голову, полулежал спортивного вида молодой красивый мужчина с волнистой без единой сединки шевелюрой русых волос и темными, будто подкрашенными, короткими усами. Остекленевшие глаза были полуоткрыты. Расстегнутый на три пуговицы ворот ярко-пестрой импортной рубахи обнажал часть волосатой груди. На новеньком стального цвета пиджаке с левой стороны, у сердца, чернело не очень большое отверстие с густыми, похоже, пороховыми вкраплениями по краям. Справа от водителя, на соседнем сиденье, лежали распечатанная пачка сигарет «Ява», синяя газовая зажигалка и солнцезащитные очки с зеркальными стеклами. Выдвинутая из панели пепельница наполовину была заполнена желтыми фильтрами окурков.

Судмедэксперт Медников, натянув резиновые перчатки, стал осматривать потерпевшего. Прощупав его спину, хмуро заговорил:

— Предварительно могу сказать, что стреляли в упор из ружейного обреза… Если бы стволы ружья не были укорочены, со столь близкого расстояния заряд прошил бы тело насквозь. Здесь же выходного отверстия нет.

— Почему крови не видно? — робко спросил один из понятых.

— Пороховой войлочный пыж закупорил рану.

Судя по следу колес на обочине, когда «Вольво» перед остановкой сворачивала с асфальта, шла она к райцентру со стороны Новосибирска, а заехала в район, скорее всего, из Кузбасса. На такое предположение наводил буквенный индекс номерных знаков Кемеровской области, где за последние годы в личном пользовании импортных автомашин стало, пожалуй, больше, чем отечественных.

— Не такая «Вольво» мчалась на большой скорости из райцентра во время грозы? — обратился к участковому Бирюков.

Участковый пожал плечами:

— По цвету и по форме похожа. И стекла у той тоже были тонированные.

При осмотре карманов потерпевшего обнаружили двести пятьдесят тысяч рублей, четыре стодолларовых купюры, техпаспорт «Вольво» с присвоенным ей номером Д 15–29 КЕ, принадлежащей жителю Кемерова Алексею Васильевичу Дозорцеву, и водительское удостоверение на это же имя, дающее право управлять транспортными средствами всех категорий. Из нагрудного кармана пиджака достали удостоверение личности инспектора дорожно-патрульной службы Кемеровского ГАИ тоже на имя Дозорцева. Фотографии в удостоверениях были одинаковые и схожесть их с лицом убитого не вызывала сомнений. Сохранившиеся у потерпевшего деньги подсказывали, что убили его не в целях ограбления, а из каких-то иных соображений.

Бирюков внимательно рассмотрел документы и, передавая их Тимохиной, сказал:

— Лена, проведи тщательную экспертизу. Нет ли здесь какой подделки?

При осмотре автомобильного багажника с набором необходимых в дороге инструментов и принадлежностей следователь Лимакин неожиданно вытащил из-под поролонового коврика, устилающего дно, две металлические пластины с номерным знаком С 49–47 НБ.

— Игнатьич! — обращаясь к Бирюкову, воскликнул Голубев. — Красную «Вольво» с таким номером внук Купчика заснял на видеопленку. Элементарная подмена номеров!

— К этому номеру, чтобы не засыпаться при конфликте с ГАИ, должен быть и соответствующий техпаспорт, — сказал Бирюков. — Надо попытаться найти его.

Долго искать не пришлось. Паспорт лежал в дорожной аптечке, плотно набитой бинтами и лекарствами для оказания первой помощи. Выдан он был на ту же самую «Вольво», тому же Дозорцеву, но проживающему не в Кемерово, а в Новосибирске. Разумеется, и выдала его новосибирская ГАИ.

Безлюдная в момент приезда к месту происшествия оперативной группы автотрасса с приближением рабочего дня стала активно оживать. Первыми открыли движение грузовики из райцентра. Подъезжая к необычному скоплению людей и машин, среди которых выделялся милицейский УАЗ, шоферы сбавляли скорость и с любопытством глазели на оперативников, пытаясь сообразить, что же здесь произошло такое важное, что даже прокуратуру подняли спозаранку.

Друг за дружкой со стороны райцентра показались два желтых молоковоза. Первый из них проехал мимо на тихом ходу, а второй вдруг свернул на обочину к белой «Ниве» и остановился. Из кабины вылез среднего роста загорелый парень в рабочем джинсовом костюме и через дорогу направился к оперативникам. Бирюков узнал водителя районного молокозавода Сергея Тюменцева, с которым жил в одном многоквартирном доме. Поздоровавшись, Тюменцев тихо спросил:

— Убийство, Антон Игнатьевич, что ли?..

— Разбираемся, Сережа, — уклончиво ответил Бирюков.

— Ох, прошедшей ночью я тут чуть не наделал гробов с музыкой, — Тюменцев поправил вихрастый чуб. — Молоко вожу из «Авангарда». Коровы там сейчас на летних выпасах. Вчера приехал к вечерней дойке, а у электрика что-то не ладится. Как говорится, фазу потерял. Пока он колупался, солнышко закатилось. Короче, дойку закончили уже в двенадцатом часу ночи. Залили мне полную цистерну, и я газанул на всю железку, чтобы хоть чуть-чуть пораньше на завод приехать, разгрузиться да пойти домой баиньки. На скорости под восемьдесят километров подъезжаю с той стороны к тому лесу… — Сергей показал на рощу, за которой Кухнин косил траву. — Там крутющий поворот дороги, почти под девяносто градусов. Чтобы не кувыркнуться на вираже, понятно, сбавил скорость до пятидесяти, а когда вывернул на ровный участок, опять — по газам. И тут вижу, красные габаритки на обочине. Сообразил, стоит легковая. Темнота — хоть глаз коли, только мои фары асфальт освещают. И вдруг рядом с габаритными огнями на моей полосе движения, как вспыхнут фары встречной машины! Жму на тормоза, но груженный молоковоз не так просто остановить. А тот, гад, включил правый поворот и прет прямо мне в лоб. Вот ситуация! Вправо на обочину нельзя свернуть потому, что там машина стоит, а влево вроде этот, придурок, намеревается на свою полосу свернуть. Да мне туда и нельзя уклоняться. Если столкнемся, я ж на встречной полосе окажусь. Значит, если живой останусь, тюрьма мне. Честно, Антон Игнатьевич, думал — крышка! Каким фертом он успел от меня увернуться, до сих пор не пойму. Ну, каскадер, едри-его-моталки!..

— Что за машина? — заинтересовался Бирюков.

— Вначале думал, черная «Волга», но потом, когда он перед носом мелькнул в сторону, понял, что какая-то иномарка. Либо «Тойота», либо «Ниссана». Что-то в этом роде.

— Он что, тот «каскадер», стоял возле этой машины?

— Или стоял, или ехал с погашенными огнями. После, как говорится, задним числом я пришел к выводу, что ему очень хотелось, чтобы я, опасаясь встречной полосы, свернул на обочину и превратил эту красную иностранку в груду искореженного металла. И сам я наверняка в такой ситуации кувыркнулся бы с полной цистерной молока.

— Выстрела не слышал?

— Нет, Антон Игнатьевич, не слышал. Мотор здорово ревел, да и в голове у меня все перемешалось от такой аварийной свистопляски, — Тюменцев, вроде вспоминая неприятное, передернул плечами. — Он же, дурак припадочный, кружился вокруг меня, как ведьмак на шабаше. Сразу-то, когда увернулся от столкновения, исчез на повороте за тем лесом. Какие-то секунды прошли — в боковое зеркало вижу, гонится за мной со скоростью звука. Я уже «ручной стартер», то есть это, конечно, пусковую рукоятку приготовил, чтобы отмахнуться. Думал, он за свои же грехи да мне физиономию хочет начистить. Нет, со свистом пронесся мимо и скрылся в райцентре.

— Больше его не видел?

— В том-то и дело, что видел. Напротив «Марианны» попался опять навстречу. На этот раз ехал по своей полосе, но опять же с нарушением Правил — без всяких огней. Мне даже показалось, будто он передо мной развернулся то ли от усадьбы старика Купчика, то ли от Насти Весниной.

— Знаешь их?

— Как не знать. Я на этой улице вырос, а родители до сих пор живут в доме рядом с той халупой, которую Паша Таловский купил себе для возведения дворца.

— О последний событиях в «Марианне» слышал?

— Мать рассказывала, будто Майю Шелковникову убили. А кто, зачем и почему — не слыхал.

— О Паше Таловском какого мнения?

— Паша — мировой мужик, пока не запьет. Но, если рюмка под руку попала, становится неуправляемым. Жанна Мерцалова и та ничего не может с ним поделать при запое. Правда, последнее время он злоупотреблять выпивкой не стал.

— А как, на твой взгляд, внук Купчика?

— Игорь с приветом. Такой же, как дед, неутомимый балабон. Вот фотограф отличный. Закончил, по-моему, какой-то фототехникум и набил в этом деле руку мастерски.

— Часто к деду приезжает?

— Обычно, когда наступает ягодный сезон да грибной. На прошлой неделе его видел. С девочками из «Марианны» хороводился. Насчет девочек Игоря — хлебом не корми.

— О Насте Весниной что можешь сказать?

— Настя, как говорится, прошла огни, воды и медные трубы. В Новосибирске несколько лет блудила. У железнодорожного вокзала часто ее видел в ту пору с черномазыми мордоворотами. Сейчас вроде притихла, как в «Марианну» устроилась. Жанна своим девочкам спуску не дает.

— Новосибирские друзья к Насте не приезжают?

— Не видел. Сама иногда туда ездит. Недели две назад в одном вагоне электрички возвращались с ней домой. Намалевалась, чувиха, аж жуть! На руке золотой перстень с изумрудом. Спрашиваю: «Сколько за эту цацку отвалила?» Высокомерно усмехнулась: «Спонсор подарил».

— Не поинтересовался, что за «спонсор», такой щедрый?

— Зачем? Кто ей подарит? Врет Настя напропалую. Страсть хочется выглядеть не хуже других «фартовых бабочек», как их называет дед Купчик.

Бирюков чуть подумал:

— В доме Купчика или Весниной окна светились, когда ты ночью проезжал?

— На всей улице только над дверью «Марианны» лампочка охранной сигнализации горела, — Тюменцев приподнял рукав куртки и глянул на часы. — Ох, заговорился! В «Авангарде» утренняя дойка уже началась. Надо ехать.

— Поезжай, Сережа, только не лихачь.

— Что вы, Антон Игнатьевич! Как вспомню вчерашнее, сразу поджилки начинают дрожать.

Пока Бирюков разговаривал с Тюменцевым, тело убитого переложили на заднее сиденье, и Медников пристраивался за рулем «Вольво», чтобы доставить труп в морг.

— Хочешь на иномарке прокатиться? — обратился к нему Антон.

— Ни разу не ездил на «дразнилках». Интересно, насколько она лучше моих «Жигулей», — ответил судмедэксперт и с присущей ему иронией тут же спросил: — Скажи, прокурор, почему у господина Дозорцева бутафорские усы?

— Как бутафорские? — нахмурился Бирюков.

— Как у артиста, приклеенные. Хочешь, в одну секунду его побрею?

— Не надо, Боря, «брить». Начнем проводить опознание с усами.

Глава 15

С места происшествия Голубев поехал в «Вольво», усевшись на переднее сиденье рядом с Медниковым. Машина, по словам Бориса, оказалась на все сто!

Пимена Карповича Купчика с внуком Слава увидел у остановочного павильона возле «Марианны», когда они только-только вышли из автобуса, курсирующего до железнодорожного вокзала. Дед был налегке, а внук тащил здоровенный баул. Голубев попросил Медникова остановиться, мигом выскочил из машины и, разулыбавшись, направился к ним навстречу. Игорь здорово смахивал на деда. Такого же малого роста, как Пимен Карпович. Пухленький. Невзрачное лицо круглое, в рыжих конопушках. Глаза прищуренные, юркие. Одет в яркое адидасовское трико, поверх которого, несмотря на жаркий солнечный день, был натянут кожаный турецкий пиджак. Старый Купчик, увидев Славу, тоже расплылся в улыбке.

— Ничего, Дмитрич, с кином у нас не получится, — заявил он. — Игорь отказался брать с собой киноаппарат. Продуктов нам с бабкой много нагрузил. Будем с утра до позднего вечера клубнику собирать.

Внук хитро посмотрел на деда:

— На вечер, дедуля, не рассчитывай. Вечерами буду ходить на местную тусовку.

— Жениться, балбес, надо, а не тусоваться.

— Женитьба не волк, в лес не уйдет. Сам рассказывал, как уже женатый за незамужними дамами ухаживал.

— Ты с меня пример не бери. Я на фронте пять молодых лет только мечтал о женщинах. Ну, а когда после войны до них дорвался, пришлось наверстывать упущенное.

— Я же хочу вначале наверстать, а потом жениться, — Игорь глянул на Голубева и бесцеремонно обратился к нему на «ты»: — На самом деле, имеешь желание на видео сняться?

— Перетопчусь, Игорек, без этого, — тоже с оттенком доброжелательной фамильярности ответил Слава. — Вчера хотел переговорить с тобой, но не получилось. Если не секрет, где так долго задержался?

— Какой секрет! У знакомого армянина, торгующего фруктами на Центральном рынке и подженившегося в Сибири, сын родился. Уговорил за полста тысяч заснять часовую кассету, как они с женой тетешкаются с отпрыском. После съемки, разумеется, кавказское угощение последовало. Сегодня голова трещит…

Разговаривая, дошли до усадьбы Купчика. Отправив деда с баулом в дом, Игорь показал на скамейку перед палисадником:

— Сядем?.. Дед мне говорил, что ты из уголовного розыска. Не знаю, чем я заинтересовал такую серьезную «фирму».

— Меня интересует, где ты водительское удостоверение Пимена Карповича раздобыл?

— Это случайно получилось. Подробно рассказывать?

— Желательно.

— Ну тогда, значит, заглянем на два года назад, когда я у железнодорожного вокзала Новосибирск-Главный держал собственный киоск. Продавал записанные на видео эротические фильмы. Понятно, отстегивал от дохода куски рэкетирам за то, что они охраняли меня от самих себя. Не жадничал, как другие торговцы, и завоевал авторитет у главаря этой банды.

— У Мансура? — почти наугад спросил Голубев.

Игорь с удивлением посмотрел на него:

— Ну. Знаешь такого?

— Я, Игорек, многое знаю, — увернулся от прямого ответа Слава. — Как же ты на дедово удостоверение вышел?

— Зрительная память помогла. Я хорошо запомнил усатого ханыгу, который у вокзала в райцентре отнял у деда права. Ну и вот на днях случайно встретил Мансура, разговаривающего с тем орлом. Подошел к ним, стал жаловаться, мол, заслуженного ветерана обидели. Мансур спрашивает усатого: «Действительно, забрал у старика права?» Тот усмехнулся: «Не будет нарушать правила». Мансур сурово: «Отдай корочки Игорю. Это мой друг». Усатый без звука достает удостоверение и вручает его мне.

— И штрафа не взял?

— Ни копейки.

— Он, правда, в ГАИ работает?

— Не знаю. Меня это шибко не интересовало. Рассказал тебе честно, как было. Тут ни слова — ни убавить, ни прибавить.

— Чем Мансур теперь занимается?

— По-моему, банда его рассыпалась, и он оказался как бы не у дел. В основном, девочек, торгующих любовью, охраняет и на порнушке, кажется, куски отламывает.

— Каким образом?

— В прошлом месяце пришел ко мне домой и говорит: «Игорь, надо скрытой камерой снять очень увлекательный фильм. Хорошо сделаешь — хорошо заплачу». Я, подумал, что какую-то бытовуху, вроде вчерашнего армянина, накрутить. Согласился. Приехали с Мансуром к продажной девочке у метро «Гагаринская»…

— К Люсе Жигановой? — быстро спросил Слава.

— Угу. Грешным делом, раньше я несколько раз у нее отмечался. Ну вот, приехали. Мансур закрыл меня с видеокамерой в спальне. Там в стенке есть глазок, через который можно снять всю комнату. Меня это даже заинтриговало. Думаю, чего такое увлекательное будет сейчас вытворять Люсенька. Через полчаса заходит лощеный, примерно сорокалетний мужчина. Представился Виктором Яновичем и первым делом вручил Люсе часовой тариф.

«Это же Капелюшный!» — подумал Голубев, но на всякий случай уточнил:

— Фамилию не называл?

— Нет, — Игорь улыбнулся. — Клиенты девочкам своих фамилий и должностей никогда не называют. Ну, так вот… Расплатившись авансом, Виктор Янович, как бывалый посетитель злачных мест, без лишних слов начал раздеваться. Люся тоже мигом стриптиз устроила. И тут началось такое, чего даже в зарубежных порнушках не увидишь. Короче говоря, этот мужик или новоявленный Гришка Распутин, или какими-то допингами напичкан. За час он умотал Жиганову так, что у Люси на ушах, по-моему, пена выступила. Ну, а я весь этот любовный экстаз заснял на цветную пленку. Видеокамера тем и хороша, что при работе ни малейшего шума не производит.

— Чем это закончилось?

— Через час, вдоволь натешившись, Виктор Янович откланялся. Люся, накинув на себя халатик, пластом свалилась на диван. Зашел Мансур. Одобрительно потрепал вспотевшие Люсины локоны. Потом выпустил меня из спальни и потребовал, чтобы я тут же отдал ему записанную кассету. Сразу прокрутил ее на «видике» и похвалил: «Молоток, Игорек! С таким талантом ты вполне можешь снять многосерийное секс-шоу под русским названием „Иван да Марья“. Всю заморскую телетягомотину переплюнешь. Как разбогатею, куплю тебе киностудию. А пока потерпи, друг, нечем с тобой расплатиться». Так вот я и подработал у Мансура от калача дырку.

— Больше он не приглашал на такие съемки?

— Нет, наверное, стыдно стало, что бессовестно надул. Хотя у людей, подобных Мансуру, совесть — понятие относительное. У них чистоган на первом месте.

— Не знаешь, что он с той кассетой сделал?

— Скорее всего прокрутил ее Виктору Яновичу и сорвал с него «лимонный» выкуп. Мог и растиражировать и сбывать за хорошие «бабки» как порнушку. Одержимые сексом гоняются за такими киношками будто шальные. Правда, пока я этой кассеты в продаже не встречал.

— Почему рассыпалась банда Мансура?

— Бизнесмены перетянули его подручных к себе в телохранители. Сообразили, что дешевле содержать одного-двух трутней, чем со всей бандой расплачиваться.

— Конкретно можешь кого-нибудь назвать, кто перекинулся к бизнесменам?

Игорь задумчиво наморщил лоб:

— Конкретно, был у Мансура правой рукой бывший омоновец Денис Слугин. Ходил в камуфляжной форме. Стервец, каких мир не видал. С Мансуром при денежной заминке можно было договориться по-хорошему, с Денисом — никогда! Душа винтом, а деньги — на бочку. Вот он теперь какого-то автобизнесмена охраняет. Сменил камуфляжку на турецкий кожан и в огромном «джипе» по Новосибирску рассекает.

— С Мансуром общается? — мигом отозвался Слава.

— Сейчас их интересы вроде бы разошлись, но, если жирный кусок навернется, может запросто в одной спарке пойти.

— Даже против босса, которого охраняет?

— За густой навар Слугин маму родную продаст и не охнет.

— Ты уверен в этом?

— Не был бы уверен, не сказал.

— Какая машина у Мансура?

— Темно-синяя, почти черная, «Ниссана».

— А я вчера видел его в вишневой «девятке».

— Это что-то новенькое.

— Скажи, Игорь, без темных очков Мансур сильно похож на нашего участкового Кухнина?

— В чертах лица ничего общего у них с Анатолием нет. Разве только оба черные, как цыгане, и все.

— А этот… «гаишник», который отобрал у твоего деда водительское удостоверение, не из компании Мансура?

— Кажется, нет. Он здорово смахивает на одного из бизнесменов. Только тот без усов.

— Что за «бизнесмен»?

— Летом прошлого года я часто плавал на теплоходе. Снимал тусовки коммерсантов. Вот где веселая жизнь была! Часа полтора потреплются обо всем в общем, но ни о чем в частности, и пошла плясать губерния. Гуляли по-российски, до смешного. Заходит утром в ресторан, где собрались вместе с дамами жаждущие похмелья, коммерческий воротила и на полном серьезе басом трубит: «Господа, кто вчера во время симпозиума все туалеты заблевал?» В ответ — гомерический хохот…

— Ну, а «безусый» чего там делал?

— Какую-то фирму представлял. Хотя, большей частью, возле Жанны Мерцаловой терся.

— Часто Мерцалова в тех «симпозиумах» участвовала?

— Два или три раза видел. Хотел даже запечатлеть — фактура у нее киногеничная. Только Жанна ускользала от видеокамеры, будто ловкий черт от ладана.

— Зато Риту Календину ты великолепно на пикнике запечатлел, — искренне сказал Слава.

— Рита — девочка с закидоном. Наметанным глазом вижу: пробу ставить негде, но такую недотрогу передо мной сыграла, что прямо непорочней девы Марии. Думала, не раскушу ее надувательство. Раскусил и выплюнул. Вот Майю Шелковникову жалко. Та другого склада была. Одним словом, монахиня. В девочках я досконально разбираюсь. Это моя коронная тема…

— В конце того сюжета красная «Вольво» мелькнула, — не давая Игорю увлекаться «коронной темой», перебил Голубев. — «Гаишник», отобравший у деда удостоверение, не на такой машине был?

— Точно на такой, — быстро ответил Игорь. — Вот только номер ее я не усек. После хватился, да было поздно.

— А что там Рита говорила водителю «Вольво»?

— Я лишь короткий разговор между Майей и Ритой слышал. Майя спросила: «Кто такой?» — «Кажется тот, с которым Жанна чудила», — ответила Рита. «Что сказал?» — «Передай хозяйке, я оскорблений не прощаю». Обе сразу поскучнели.

— А Кухнин с Весниной?

— Им-то что? Анатолий баночным пивом плотно накачался, а Насте, как всегда, все «до фигушки».

— Фамилия «Дозорцев» тебе ни о чем не говорит?

— Первый раз слышу.

С каждым ответом Игоря Голубев все больше убеждался в том, что внука Купчика ему сам Бог послал. Игорь оказался из тех бесшабашных молодых людей, которые не берегут в тайниках свои мысли и совершенно не пекутся о привлекательности собственного имиджа. Полученную от него информацию трудно было переоценить. Начинала вырисовываться некая связь. Главарь рэкетиров Мансур, перекинувшийся из лагеря вымогателей в телохранители Денис Слугин и чем-то оскорбленный Мерцаловой водитель «Вольво» с запасными фальшивыми номерами вполне могли составить трио налетчиков на «Марианну». Появились теперь и сведения о том, что нападение планировалось задолго до осуществления. Зная слабость Капелюшного к девочкам, Мансур начал организовывать на него компромат уже месяц назад, чтобы при удобном случае наглым шантажом превратить автобизнесмена в своего соучастника, не делясь при этом с ним добычей. Таким случаем стала покупка за наличные «Ситроен-Ксантии»…

Дальше Голубев развить логическую цепочку не успел. Его внимание привлек подкативший к «Марианне» красный «Форд». Вела машину Мерцалова. Рядом с ней сидела Рита Календина, а на заднем сиденье развалился Таловский. Судя по кумачовому лицу, телохранитель Жанны был, мягко говоря, не совсем здоров. Это с ходу подметил не лишенный наблюдательности Игорь.

— Сама Жанна за рулем, значит, Паша загулял, — быстро сказал он.

Выбравшись из машины, Таловский приветливо махнул Голубеву рукой. Слава ответил тем же и похлопал ладонью по скамейке, дескать, подходи сюда, посидим. Коротко перебросившись о чем-то с хмурой Мерцаловой, Паша медленно направился к дому Купчика. Сообразив, что третий — лишний, Игорь сразу поднялся. Голубев попросил его сегодня же зайти в прокуратуру к следователю Лимакину, чтобы «опознать одного неизвестного», и, заручившись согласием, пожал ему руку.

Таловский грузно опустился на скамейку. Явно стараясь скрыть от Голубева запах винного перегара, нервно достал из кармана пачку «Мальборо» и торопливо закурил.

— Ну, что, Паша, передать прокурору? — спросил Слава.

— Передай, что Майю Шелковникову похоронили со всеми церковными почестями, а Пашка по русскому обычаю хорошо помянул ее, — несколько раз затянувшись сигаретой, с пьяной ухмылкой ответил Таловский.

— О том, что Капелюшного убили, знаешь?

— Собаке — собачья смерть.

— С ним Жанна договаривалась насчет «Ситроен-Ксантии»?

— С ним. Он, тварь поганая, и подставил Жанну.

— Кому?

— Вот этого пока точно не знаю.

— А не точно?..

— Зачем пустые волны раздувать.

— Кстати, Алексея Васильевича Дозорцева сегодня ночью тоже из ружейного обреза, как и Капелюшного, пристрелили в упор.

— Стрельба «в упор» — самый результативный вид спорта. Редко промажешь, — флегматично проговорил Таловский и вдруг с удивлением посмотрел на Голубева. — Это что за шишка, Дозорцев?

— По-моему, тот красавчик, которого ты на прошлой неделе бесцеремонно выставил из магазина.

— По-твоему… — ухмыльнулся Паша. — А по-моему, если хочешь знать, выставил я тогда Артура Заливалова. Или за неделю он успел превратиться в Дозорцева?

— Выходит, успел.

— Вот изворотливая сука.

— Почему сразу это от прокурора утаил?

— Не имел на то согласия хозяйки.

— Теперь имеешь?

— Имею. Дело глубоко зашло. Сегодня Жанна поедет к Бирюкову и даст дополнительные показания.

— Доигрались в молчанку?

— Переоценили свои силы.

— Скажи прямо: не хотели, чтобы следствию стало известно прошлое вашей компании.

— Это частично. Никто из нашей компании уголовных преступлений, как Заливалов, в прошлом не совершил. — Таловский глубокими затяжками очень быстро иссосал сигарету до самого фильтра и тут же закурил другую. — Вчера долго беседовал с девочкой, которую Артур пустил по рукам…

— Я тоже встречался с Люсей Жигановой, — сказал Слава. — И Мансура у нее видел.

— Чего этот бандит там делал? — вроде бы удивился Паша.

— В вишневой «девятке» дежурил у подъезда. Потом за час деловой беседы хотел сорвать с меня часовую стоимость любви.

— И ты не задержал нахала?

— Хотел, но Жиганова успела его предупредить, и тот мгновенно скрылся.

— Ну Люся… Вот продажная шестерка! Выходит, она вчера мне лапшу на уши вешала, заявив, будто не знает о Мансуре ни гу-гу. А у меня было очень сильное желание погугукать с ним насчет Капелюшного. Обрез — оружие Мансура, как булыжник — оружие пролетариата. Хотя в быту всегда таскает кольт. При следующей встрече, смотри, не нарвись на выстрел в упор. У чурки рука не дрогнет.

— Где он «девятку» прячет?

— Нет у Мансура такой машины. На «Ниссане» гоняет.

— Своими глазами видел его в вишневой «девятке», — настойчиво сказал Голубев.

— Значит, в чужую тачку влез.

— А если на ГАИ нарвется?..

Таловский щелчком отбросил сигаретный фильтр и посмотрел на Голубева, как на малого ребенка:

— Славка, ты, ей-богу, еще не очнулся от социализма. Проснись, товарищ! Давно уж рынок на дворе. Все продается в России и все покупается: и честь, и совесть, и отвага. За стодолларовую бумажку могу, на спор, от любого мента уйти на тачке, находящейся в розыске.

— Не загибай! От меня не ушел бы.

— Таких, как вы с Бирюковым, даже при крутой советской власти было негусто. А теперь, когда безвластие, на смену зашоренной светлым будущим соцгвардии пришли молодые бойцы сегодняшнего дня. С крепкими кулаками и мертвой хваткой. Им интересно знать не то, на чьей машине я качусь, а сколько «баксов» у меня в кармане.

— Предполагаешь, ограбление не обошлось без участия Мансура?

— Чего гадать да предполагать, если я уверен в этом. Жаль, доказательств не имею. Скурвились мои прошлые корефаны. Все знают, все понимают, только сказать не могут. Не люди, а умные собаки.

— И Денис Слугин ничего не сказал? — пристально наблюдая за Таловским, быстро спросил Слава.

Паша, не выказав ни малейшего беспокойства, помолчал и с тяжелым вздохом ответил:

— У Дениса рыло в пуху.

— Как он допустил убийство босса? За что Капелюшный ему деньги платил?

— Мне тоже до щекотки в горле хотелось это у него узнать. Денис заегозил, будто игривая кокотка… Во-первых, мол, я этого еще не знаю, а во-вторых, у меня от такой новости голова закружилась…

— Капелюшного убили в середине дня, однако телохранитель об этом не знал поздним вечером?

— Все он, суконка, знал и знает, но дрожит от страха за собственную шкуру. До полуночи водил меня за нос по Мансуровым явкам впустую.

— Где вы с ним позавчера расстались?

— У железнодорожного вокзала, возле входа в гостиницу. У меня там был забронирован на ночь люкс, а Слугин отправился домой.

— Знаешь о том, что он не появляется дома вторые сутки?

— Ничего я о нем больше не хочу знать. Если пришибут двуличника, не охну и рюмку за помин души убиенного не выпью.

— А сам ты не приложил к нему руку? — внезапно спросил Слава.

— Прикладывать руку к такому дерьму, чтобы потом долго нюхать вонь тюремной параши?.. — Таловский уставился на Голубева опухшими глазами и с усмешкой провел ладонью по своему выпуклому животу. — Думаешь, от сумбурной жизни весь мозг у меня из головы переплыл в пузо?.. Ошибаешься. Подельники сами хлопнут Дениску. Попомни мои слова, Мансур на Капелюшном не остановится.

— За что он его убил?

Паша ухмыльнулся:

— Дураку понятно, не за любовь к девочкам. Сам подумай, вляпаться в мокрое дело, за которое светит минимум восемь лет, и вместо двадцати с лишним «лимонов» взять мешок макулатуры — это таки, как говорят хитрые одесситы, стоит посмотреть. Не пытай меня по такому поводу. Жанна сама сегодня до тонкости все расскажет прокурору. Не хочу опережать хозяйку.

— Тогда скажи хотя бы, почему Капелюшный в момент убийства оказался без телохранителя?

— Потому, что был неразборчивым гигантом большого секса. Ездил к красоткам без охраны, чтобы лишнего свидетеля своих похождений не иметь. А Денису Слугину того и надо было, когда шеф в одиночку скачет. И деньга идет, и риска для собственной шкуры нет.

— Ну, а что тебе Люся Жиганова за два часа о Заливалове наговорила?

— В основном, заливала про горькую судьбу. Думал, крутит мозги, чтобы утаить правду, но в конце концов понял: Люсе известно лишь то, что ее совратитель не ушел в мир иной и уходить туда не собирается. А где сейчас живет и чем пропитание добывает, ей неведомо. Об Артуре, хоть и со скрипом, раскрыл мне карты Слугин. Ходивший в мафиозных кругах слух, будто Артур вместо себя похоронил кости неизвестного «солдата», оказался правдой. Денис был свидетелем завязки той авантюры. Началась она в Ордынском доме отдыха пиввинкомбината. Там, в компании с Мансуром и Денисом, Заливалов охмурял кемеровского коммерсанта, вознамерившегося купить у него по дешевке «Жигули». Денег у предпринимателя с собой не было. Договорились, что через день-другой он привезет «бабки», и стали авансом обмывать сделку. Как водится на святой Руси, круто переборщили. Слово по слову, кулаком по столу и схватились за грудки до мордобоя. По причине неравного расклада сил кемеровчанин, оставив в цепких руках Заливалова свой пиджак, вскочил в его «Жигули» и дал тягу. Заливаловская троица на Мансуровой «Ниссане» — за ним. Финал этого авторалли тебе известен.

— Где же Заливалов почти год таинственно скрывался? — снова спросил Голубев.

— В родной Москве шиковал. Провертев в столичных казино дармовые «лимоны», опять на ловлю счастья и чинов залетел к нам по воле рока. Столица такими умниками, как Артур, кишит. Развернуться там трудно, а в Сибири доверчивых простаков — хоть пруд пруди.

— Давно он здесь?

— Около месяца.

— И уже успел новой машиной обзавестись?

— Машина для него — дело плевое. Денис говорит, на красной «Вольво» катается.

— Из проезжавшей иномарки такого же цвета застрелили Капелюшного. Не Заливалова работа?

— Повторяю, там Мансуром пахнет. По огнестрельному оружию Заливалов не специалист. Он мастерски владеет хоккейной клюшкой и кулаком.

— В лицо его знаешь?

— Если бы знал, превратил бы это лицо в красную рожу, когда выставлял из магазина. Поздно Жанна мне о нем рассказала. Раньше только слышал от ребят восхитительные сказки об отважном хоккеисте. Имя и фамилия у него запоминающиеся.

— Откуда ты Люсю Жиганову знаешь?

— В свое время я много игруний перещупал, — уклончиво ответил Паша.

— Люся говорит, что с Ритой Календиной в одной школе учились. Это так?

— Все мы из одной школы социализма, — опять уклонился Таловский, однако тут же добавил: — Не знаю, чему и где они учились, но когда я весной сдуру предложил взять Люсю к нам третьей продавщицей, Рита первая наотрез отказалась с ней работать.

— Почему?

— У Жигановой много недостатков.

— Каких?

— Судя по фамилии, дурная наследственность, плохое воспитание и недостаток витаминов в рационе.

— Паша, я серьезно спрашиваю, — сказал Голубев.

— По-серьезному так же получается. Люся легкомысленна, болтлива и скандалистка к тому же.

— Зачем предлагал такую?

— По мужской доброте. Она попросила, я пообещал переговорить с Жанной, которая тогда хотела увеличить штат продавщиц.

— Жиганова не обиделась за отказ?

— Нам от Люсиной обиды не жарко и не холодно. Свои проблемы пусть решает сама.

— Настю Веснину, говорят, Жанна взяла по твоей рекомендации…

— По моей. Как техничка, Настя на своем почетном месте. Звезд с неба ей никогда не схватить.

— Она ж тебе омоновскую биографию подпортила.

— Плевать мне на ОМОН. Не выгнали бы, сам оттуда все равно ушел бы. Не переношу казарменную дисциплину.

— С Мансуром Веснина знакома?

— Не знаю. Может, разок и пропустила без очереди, когда путанничала среди зэков. Только сомневаюсь, чтобы Мансур на нее клюнул. Он стройных блондинок, типа Жигановой, уважает.

— А что за спонсор у Насти в Новосибирске?

— У Насти спонсор?.. — Таловский громко захохотал. — Ну, сказочница! Наверняка, сама придумала, изящная прима-балерина.

— Говорит, перстень с изумрудом ей подарил.

— Наговорить Настя может большой остров сокровищ, да кто в это поверит, кроме тебя. Никогда никаких перстней у нее не видел.

— Зато другие видели.

— Значит, у кого-то из наших девок брала напрокат.

— Почему она не поехала на похороны Шелковниковой?

— Палец, корова, на ноге ушибла. А скорее, от лени, у Насти лень прежде нее родилась.

— Насчет сейфовского ключа нового ничего нет?

— С ключом глухо, как в танке.

Таловский широко позевнул. Словно отгоняя сон, он потер розовое лицо ладонями, достал пачку сигарет и жадно закурил.

— Ты после поминок не загуляешь по-черному? — озабоченно спросил Голубев.

Паша несколько раз подряд затянулся. Помолчав, заговорил с тоскливой, похожей на отчаяние, усталостью:

— Осточертела мне бессмысленная гонка жизни. Деньги утекают, будто вода в песок. Для чего живу, не понимаю. Эх, с какой бы удалью, Вячеслав Дмитриевич, я сейчас загулял, да Жанна запрещает. Только это и тормозит меня. Слово ей дал, что буду держаться изо всех сил, пока следствие не закончится.

Глава 16

Мерцалова приехала в прокуратуру к концу рабочего дня, как она со смущенной улыбкой сказала Бирюкову, для неофициальной беседы. Прежде, чем беседовать, Антон попросил ее съездить со следователем Лимакиным в морг и попытаться опознать там некоего Дозорцева. Жанна согласилась. Во время опознания в присутствии понятых она без малейшего сомнения заявила, что убитый вовсе не Дозорцев, а достаточно хорошо знакомый ей Артур Валентинович Заливалов, последнее место работы и жительства которого, к сожалению, не знает. Знакомство их состоялось в прошлом году на речном теплоходе во время одной из деловых встреч коммерсантов, где Заливалов, по его словам, представлял Сибирский Торговый Дом. Кем он был на самом деле, Мерцалова сказать не могла, поскольку документов его не видела.

Это же самое Жанна повторила и Бирюкову, когда, подписав протокол опознания, вернулась в прокурорский кабинет. На просьбу Антона рассказать о знакомстве подробнее, неопределенно пожала плечами:

— Обычное, можно сказать, банальное знакомство. Вечерами на палубе теплохода организовывались танцы. Среди других бизнесменов Заливалов выделялся не только броской внешностью, но и умением блестяще танцевать. Женщины от него были без ума. Не устояла и я, когда он пригласил на вальс. После танцев посидели с ним в ресторане за бутылкой шампанского, потом… — Мерцалова опустила глаза. — Словом, Заливалов остался в моей каюте на ночь.

— Любовь с первого взгляда? — улыбнулся Бирюков.

— Скорее другое. Сработал закон природы, сформулированный неглупым остряком: жить хочется, а жить-то не с кем, — тоже с улыбкой, чуть зардевшись, ответила Жанна.

— О себе Заливалов что-нибудь рассказывал?

— Как обычно при случайном знакомстве, штрихи биографии. Коренной москвич. Бывший хоккеист. Заслуженный мастер спорта. Показал даже вырезку из спортивной газеты, где он был сфотографирован в хоккейных доспехах с каким-то кубком в руках. Из спорта ушел по возрасту и уехал из Москвы, чтобы не встречаться со спивающимися друзьями-спортсменами. В Сибири занялся бизнесом. Женился неудачно. Жена попалась красивая, но с умом дремучей папуаски. Потратил несколько миллионов, чтобы избавиться от тяжкого хомута. Одинок. Совать голову снова в хомут не собирается. Вот вкратце все.

— Долго ваши встречи продолжались?

— На третий раз, когда мы сидели с Артуром в каюте за бутылкой вина, ворвалась, похоже, его любовница и учинила трескучий скандальчик.

— Люся Жиганова? — уточнил Бирюков.

— Да, Артур называл ее Люсей. Фамилию не знаю. После этого я перестала посещать теплоходские мероприятия.

— Для чего они были затеяны?

— Для общения коммерсантов и, главным образом, для заключения деловых контрактов.

— О том, что Заливалов поставляет бизнесменам на теплоход продажных девочек, не знали?

На красивом лице Жанны появилось удивление:

— Трудно поверить, что респектабельный молодой мужик занимается таким мерзким бизнесом. Это не выдумка?

— К сожалению, правда.

Жанна покачала головой:

— Просто не верится, насколько обманчивой может оказаться приятная внешность.

— Располагающие внешности злоумышленников часто подводят доверчивых людей к печальным последствиям, — сказал Антон. — Кстати, ключ от сейфа в теплоходское турне вы с собой не брали?

— Никогда.

— И после «трескучего скандальчика» с Заливаловым не встречались?

— Понимаете, Антон Игнатьевич, Артур как-то выпал из моего поля зрения, хотя, признаться, меня к нему немного тянуло. Однажды даже просила Таловского поинтересоваться о нем у друзей в Новосибирске. Паше удалось узнать, что Заливалов очень странным образом погиб в автокатастрофе. На этом я поставила точку. И вдруг неделю назад Артур заявляется ко мне в магазин. Увидев из подсобки его измененную усами внешность, перепугалась так, будто в кошмарном сне внезапно столкнулась с ожившим мертвецом, и попросила Пашу выставить незваного гостя. Артур, видимо, посчитал это оскорблением и затаил на меня зло. Через Риту Календину он попытался угрожать. Такой примитив показался мне смешным. С тем человеком, которого знала по теплоходу, подобные штучки явно не вязались. Теперь, услышав от вас о девочках, понимаю, что Заливалов был далеко не таким благородным рыцарем, за какого выдавал себя.

— Не пойму, Жанна Александровна, почему при прошлом разговоре вы напрочь отреклись от него?

— Стыдно было сознаться, что я, в общем-то небросовая женщина, докатилась до близости с сомнительным типом, которым вдруг заинтересовалась прокуратура. Все мы, бабы, в душе маленько сволочи, и далеко не каждая из нас способна признаться в этом даже самой себе.

— Ну, а что, на ваш взгляд, произошло с Капелюшным? — спросил Бирюков.

— Ради Капелюшного я к вам и приехала, — Жанна вздохнула. — Виктор Янович был одним из честнейших бизнесменов, с которыми мне приходилось иметь дело. Единственным его пороком являлось, пожалуй, неудержимое влечение к женщинам. Но это не мешало ему сохранять порядочность в коммерческих делах.

— От кого исходила инициатива покупки «Ситроен-Ксантии»?

— От Капелюшного. Он позвонил мне две недели назад и предложил «такую новинку, которой в Новосибирске ни у кого еще нет». Посоветовавшись с Таловским и Кухниным, я быстро согласилась. Договорились, как только машины поступят в Новосибирск, Капелюшный сразу выпишет мне счет, я тут же перечислю через банк указанную сумму и с платежным поручением приеду получать покупку. В самый последний момент он вдруг изменил условие и, смущенно извиняясь, потребовал деньги наличными. Тут у меня сработал первый сигнал тревоги. Двадцать с лишним миллионов — это не баран начхал. Такую сумму враз наличкой в банке без хитрости не получить. Надо или по частям брать, или копить в сейфе магазинную выручку. Ни того, ни другого я не стала делать. Поверьте, Антон Игнатьевич, женская интуиция мне подсказала, что готовится какая-то афера. Появилась озорная, как мне тогда казалось, мысль — под видом денег забить сейф старыми документами. Если бы знала, чем мое «озорство» кончится, да плюнула бы я на эту «Ксантию». Далась она мне?.. Теперь вот кусаю локти, но изменить уже ничего нельзя.

— Да, Жанна Александровна, жизнь не знает черновиков и репетиций. Ее нельзя переиграть, как в театре, — сказал Бирюков. — Если правильно вас понял, вы ожидали нападения на сейф?

Мерцалова чуть замялась:

— Утверждать, что именно ждала, не могу. Просто было какое-то… предчувствие надвигающейся беды. При крупных денежных операциях у меня часто такое бывает. Страх банкротства, что ли. В подобных ситуациях я обычно просчитываю десятки вариантов и выбираю наименее рискованный. В данном случае было нечто аналогичное. В душе я не теряла надежды на покупку машины. Даже с банком договорилась о наличке на следующий день, хотя для этого потребовалась большая изворотливость. — Жанна открыто посмотрела Бирюкову в глаза. — Вы наверняка думаете, что я хочу выплакаться перед вами. Запуталась, мол, бабочка и, расписавшись в собственном бессилии, приехала к прокурору излить слезу в жилетку. Ради Бога, поверьте, это вовсе не так. Я достаточно умна, решительна и терпелива. В меру своих сил, несмотря на почти невыносимый налоговый пресс, поборы чиновников и всеобщую ненависть к коммерсантам, стараюсь хоть чуточку, хоть что-то доброе сделать для людей. Мне жалко народ, привыкший к скудному существованию и готовый терпеть любые лишения, чтобы только не было богатых мироедов. Понимаю, иными наши люди быть и не могут. Им ведь со школьных лет вдалбливали, что банкир и коммерсант — это кровососы, Мистеры-Твистеры, грабящие сирых и нищих. Вы, прокурор, тоже ведь недолюбливаете нынешнее купеческое сословие?..

Бирюков в ответ улыбнулся:

— Для прокурора все сословия равны. Я не могу любить лишь тех, кто нарушает Закон. И это касается не только частных предпринимателей. С такой же нелюбовью отношусь и к государственным чиновникам, унижающим и обирающим терпеливый российский народ.

— Вам неинтересно слушать меня?

— Мне неинтересны общие рассуждения. Хотелось бы вести разговор ближе к делу.

— Задавайте вопросы. Буду отвечать откровенно, скрывать мне нечего.

— Вы убеждены, что Капелюшный вступил в сговор с преступниками?

— Убеждена.

— Что могло толкнуть его на такой шаг?

— По-моему, Виктора Яновича подвели девочки. Волочился он буквально за каждой юбкой, словно хотел по количеству покоренных женщин войти в книгу Гиннесса. Скорее всего, на этом компромате Капелюшного и подловили мафиози. Стали шантажировать. И Виктор Янович, пытаясь избежать дурной славы, сдался. Для бизнесмена потерять достойное лицо — это, значит, потерять все. С нечистоплотным человеком крупных сделок обычно не заключают.

— Как жена относилась к его похождениям?

— С женой у Капелюшного произошла странная метаморфоза. Вначале он восторгался ею до неприличия, а последний год между ними будто черная кошка пробежала. По моим предположениям, в любовных делах Инга Капелюшная переплюнула своего супруга.

— На чем основаны такие предположения?

— Паша Таловский хорошо знал Ингу еще до замужества, когда она продавала бульварные секс-книжонки в аэропорту Толмачево. Капелюшный переманил ее к себе в секретарши и вдруг женился. На мой вопрос — что это за птичка? — Паша ответил по-солдатски: «Два сапога — пара». Догадываюсь, что слух о побочных утехах супруги дошел до Виктора Яновича и он, как бы в отместку, завел совсем уж юную любовницу.

— Лично вы с Ингой знакомы?

— Относительно. Этакая, знаете ли, молодая породистая телка, для которой любая работа — нож острый. Обожает дорогие наряды, драгоценности и всякий обывательский шик-модерн. Кругозор узкий, как у курицы. Вчера около часа с ней беседовала. Хотелось разузнать о последних днях Капелюшного и его окружении. Совершенно ничего не знает или притворяется незнайкой. Сейчас мучительно соображает, сколько миллионов сколотил Виктор Янович и каким образом перевести наследство на себя.

— А что собой представляет телохранитель Капелюшного?

— Внешностью Денис Слугин не уступает Заливалову. Молодой здоровый мужик. Он не столько охранял Виктора Яновича, сколько сторожил тело его супруги. Инга, видите ли, без охранника боялась ездить по магазинам. Да и в квартире, насколько я поняла, ей было боязно находиться одной. Компании у Капелюшных не переводились. Таловский предполагает, что Слугин каким-то образом замешан в убийстве своего шефа. По-моему, Паша прав. В повадках Дениса есть что-то хищное, хотя умом и смелостью не блещет. Он подходящ для роли тупого исполнителя, когда за спиной стоит волевой хозяин. Капелюшный волевым не был. Значит, Слугин находился под влиянием кого-то другого.

— Инга с Денисом не могли сговориться против Капелюшного?

— Не ошибусь, если скажу, что эта «сладкая парочка» способна на все. В разговоре с Ингой я прозондировала насчет Дениса. Почему, мол, Виктор Янович, оказался без охранника? Всячески стала выгораживать Слугина. Дескать, Капелюшный сам пренебрегал его услугами и из ревности приставил телохранителя к ней, чтобы тот контролировал каждый ее шаг. На первый взгляд есть определенная логика, но я не настолько наивна, чтобы принять это за чистую монету. Знаете, любую женщину, даже самую хитрую, можно всегда уличить в симпатии к тому или иному мужчине. Это заметно и по интонации голоса, и по мелким штришкам внимания и по другим мелочным пустячкам. Так вот, пристально наблюдая за Ингой, я почти на сто процентов убедилась, что у нее с Денисом крутой роман. Не могу сказать, насколько серьезно такое увлечение, но что в основе этой, с позволения сказать, «любви» — богатство Капелюшного, у меня нет никаких сомнений.

— О юной любовнице Виктора Яновича что-нибудь знаете? — снова спросил Бирюков.

Мерцалова недолго помолчала:

— Знаю только, что она студентка торгового института, и Капелюшный соблазнил ее однокомнатной квартирой в центре Новосибирска. Через Таловского я предупредила девочку, чтобы она пожила где-нибудь у подруг, пока не закончится разборка с ее покровителем.

— Считаете, убийство Капелюшного — это разборка?

— Не сомневаюсь ни на йоту.

— А убийство Заливалова?..

— Для меня — загадка. Не пойму, с какой целью он появлялся в райцентре и почему именно здесь, почти на окраине, его застрелили. Мне кажется, это или попытка запутать следствие, или сведение каких-то старых счетов.

— Таловский не ввязался в разборку?

— Нет. Сегодня я запретила Паше влезать дальше в выяснение отношений, хотя кулаки у него чесались.

— Он какое оружие имеет?

— Ничего у Паши нет. Через областное управление милиции я могла бы получить разрешение на пистолет, но Паша наотрез отказался.

— Почему?

— Заявил, что в Афгане досыта настрелялся из «Калашникова». Потом усмехнулся: «Боюсь, по пьянке себе пулю в лоб пущу».

— Так и не избавился от выпивки?

— Увлекаться этим, как прежде, перестал, но срывы бывают. Вчера, например, на поминках Шелковниковой я не доглядела, и Паша хорошо причастился. Состояние нервной системы у него, как говорится, оставляет желать лучшего. Прошлое сказывается. И участие в бессмысленной войне, и былая спортивная слава — все наложилось друг на друга.

— А как вы расцениваете прошлое Насти Весниной и Риты Календиной?

Мерцалова опустила глаза:

— В отличие от старой системы, когда людей ценили не по уму, а по безупречной анкете, я к своим сотрудницам отношусь в зависимости от того, насколько добросовестно они выполняют свои обязанности. В этом смысле у меня ни к Весниной, ни к Календиной претензий нет. Что касается прошлого… Я сама начинала бизнес не в белом передничке. По себе знаю, почем фунт лиха, и не осуждаю своих девок за прошлые грехи. Может ошибаюсь, но они благодарны мне за то, что вытащила их из болота, откуда без посторонней помощи почти невозможно выбраться. Понимаю, вас интересует, не воспользовался ли услугами моих сотрудниц кто-то из прежних дружков. Я, Антон Игнатьевич, тоже размышляла над этим и пришла к убеждению, что налетчики обошлись без их услуг.

— Но ведь ключ от сейфа они каким-то образом раздобыли, — возразил Бирюков.

— Это для меня такая же загадка, как и убийство Заливалова. Сейф был на замке. Перед поездкой в банк я проверяла. Два ключа находились у меня, третий — у Риты. Четвертого в природе не существует.

— Четвертый шутя можно изготовить по образцу одного из трех.

— Значит, это было сделано заранее.

— Веснина ничего не рассказывала о происшествии?

— Рассказала, как пряталась в подсобке. Думаю, оказавшись на ее месте, многие другие, в том числе и мужики, поступили бы так же. Ну, скажите на милость, что Настя могла поделать с двумя громилами? Закричать на них, затопать ногами… Смешно, правда?

— Правда, — согласился Бирюков. — Но, как только преступники покинули магазин, Веснина сразу могла позвонить в милицию по ноль-два. Однако она этого не сделала и сама тайком ускользнула с места происшествия. Кстати, призналась Настя в том, что была в подсобке во время налета, лишь после того, когда ее, что называется, прижали уликами.

— Страх лишает разума не таких смельчаков, как Настя.

— Почему она не поехала на похороны Шелковниковой?

— Я оставила ее присматривать за магазином. Особого желания ехать Настя не изъявляла. Сказала, палец болит и перед Майей вроде чувствует себя виноватой за то, что сразу не оказала ей помощь. Поэтому и решила я, что здесь от Насти пользы будет больше, чем на похоронах.

— Ну и что она «присмотрела»?

— Говорит, ночь не спала. У магазина все было спокойно.

— Никакие автомашины ночью к ее дому или к магазину не подъезжали?

— О машинах Настя ничего не упоминала, — Мерцалова насторожилась. — А что, разве было такое?

Бирюков улыбнулся:

— Пока трудно сказать, что было и чего не было. Так круто запутанные дела в следственной практике случаются не каждый день. Меня еще Роман Мансуров интересует…

— Я знаю просто Мансура.

— Что о нем можете сказать?

— Похож на цыгана, вроде нашего участкового Кухнина. Жестокий наглец. Пытался собирать оброк с моих киосков в Новосибирске, но Паша Таловский сумел быстро поставить его на место. Чем теперь занимается, не знаю.

— В милицейской форме его не видели?

— Нет. Такая форма есть у Дениса Слугина. Он ведь раньше в ОМОНе служил. Когда оттуда выгнали, спарился с Мансуром, и вместе они стали обирать привокзальных коммерсантов. Давили грубо, без жалости.

— Заливалов в их компанию не входил?

— Я очень мало знала Артура. Мне, во всяком случае, он представлялся преуспевающим бизнесменом. И получалось это у него довольно убедительно, если уж даже я со своей осторожностью раскусить вранье не смогла… — Мерцалова вздохнула и, помолчав, словно извиняясь, спросила — Наверное, понапрасну отняла у вас время, да?..

— Что вы, Жанна Александровна, — сказал Бирюков. — Разговор наш напрасным не был. Кое-что мне стало понятным, что-то надо обдумать. Об одном еще раз настойчиво вас прошу: прекратите заниматься частным сыском. Не рискуйте, поберегите себя и Таловского.

— Сейчас до меня дошло, что с мафией связываться опасно, — тихо ответила Жанна.

Сразу после ухода Мерцаловой Антон Бирюков в который уже раз стал анализировать обстоятельства и последствия нападения грабителей на «Марианну». Само ограбление преступники осуществили до примитивности стандартно, но подготовку к нему, судя по фактам, провели основательную. Главное, не высвечивался посредник, через которого к налетчикам попал ключ от сейфа.

В том, что преступная каша заварилась по наводке Капелюшного, сомнений почти не оставалось. За случившийся «прокол» с миллионами нечистоплотный автобизнесмен расплатился собственной жизнью. Здесь все было ясно. А вот убийство Заливалова совершенно не поддавалось логическому объяснению. На его причастность к делу имелся лишь тонкий намек. Не случайно же за неделю до ограбления магазина он приезжал в райцентр и пытался переговорить с Мерцаловой. На вопрос — что Заливалов хотел от своей бывшей знакомой? — ответить пока никто не мог.

По словам свидетелей Капелюшного застрелили из проезжавшей мимо красной иномарки. Именно на «Вольво» такого цвета ездил Заливалов. Но красных импортных машин в Новосибирске не так уж мало. Для обывателей, какими обычно бывают случайные свидетели, за красную иномарку могла сойти и вишневая «девятка», в которой Мансур дежурил у подъезда Люси Жигановой. К тому же и Капелюшный, и Заливалов убиты из ружейного обреза. Что это, простое совпадение или рука одного и того же убийцы?.. Ответ на этот вопрос могли дать криминалистическая и медицинская экспертизы, однако их результаты, к сожалению, можно было ожидать не раньше завтрашнего дня.

Цепочка последовавших друг за другом непредсказуемых убийств не на шутку встревожила Бирюкова. От бесплодных размышлений вдруг навалилось ощущение необъяснимой тревоги. Чтобы отогнать мрачные мысли Антон поднялся из-за стола и прошелся по кабинету. Задумавшись, постоял у распахнутого окна, за которым угасал тихий июньский день. Несмотря на все старания избавиться от неприятного чувства, тревога не проходила.

Глава 17

Предчувствие не обмануло Бирюкова. Следующим утром, едва он пришел на работу и начал просматривать подготовленную секретаршей свежую корреспонденцию, зазвонил телефон. Сняв трубку, Бирюков назвался и сразу услышал торопливый голос Мерцаловой:

— Антон Игнатьевич, Паша Таловский погиб.

— Как? — почти машинально вырвалось у Бирюкова.

— Не знаю, кажется, отравился… — Жанна вроде бы сглотнула слезы. — Я трое суток… почти не спала. Вчера, вернувшись домой из прокуратуры, проверила у магазина и гаража замки. Все было закрыто. Поднялась в квартиру, перекусила, приняла таблетку снотворного и уснула мертвецким сном. Недавно проснулась, зашла в кухню, чтобы сварить кофе, и через окно, выходящее во двор, заметила, что двери гаража приоткрыты. Быстро сходила туда — Таловский мертвый лежит в грузовике…

— Сейчас с опергруппой к вам приеду.

— Пожалуйста, приезжайте скорее… — голос Мерцаловой сорвался. — Ужас какой-то…

Следственно-оперативная группа в полном составе собралась быстро. С включенной фиолетовой мигалкой, отпугивая надсадным визгом сирены пешеходов, желтый милицейский УАЗ на предельной скорости промчался по райцентру и, заскрипев тормозами, остановился возле «Марианны». За магазином, у приоткрытых дверей гаража, одетая в черный костюм Жанна Мерцалова тревожно разговаривала с заспанным участковым Кухниным. Рядом стояли хмурая Рита Календина в цветастой кофточке и джинсах и равнодушно жующая резинку Настя Веснина в белой мужской сорочке навыпуск и в сиреневых лосинах. От своего дома к магазину торопливо трусил в тапочках на босу ногу Пимен Карпович Купчик.

— Понятых пригласил? — обратился к участковому Бирюков.

— Так точно, Антон Игнатьевич, — Кухнин показал на запыхавшегося Купчика, затем на женщину, идущую от соседнего дома. — Вон еще…

Слава Голубев встретился взглядом с припухшими глазами Кухнина:

— Ты, Анатолий, стал появляться на происшествиях, как образцовые пожарники, бравшие соцобязательство — выезжать к месту пожара за пять минут до его начала.

— Не подначивай, — оскорбился участковый. — Жанна позвонила мне раньше, чем прокурору.

Раскрыв двери гаража пошире, участники оперативной группы вместе с понятыми вошли в гараж. Просторное помещение освещалось лампами дневного света. Бетонированный пол был чистым, словно его только что подмели. В правой стороне располагался широкий верстак с укрепленными на нем тисками и аккуратно разложенными слесарным инструментом. Слева стоял красный «Форд», а прямо против дверей — новый грузовой ГАЗ с бежевой кабиной. Левая дверка была открыта. Из кабины свисала Пашина нога в белой адидасовской кроссовке, а сам Паша, уже окоченевший, лежал вдоль сиденья на правом боку, уткнувшись головой в противоположную дверку. Вставленный в выключатель зажигания автомобильный ключ находился в рабочем положении. На приборном щитке светились контрольные лампочки включенных приборов. Стрелка уровня бензина в баке указывала на «ноль». Бирюков костяшками пальцев постучал по бензобаку. Судя по гулкому звуку, бак был пустым. Рычаг переключения скоростей стоял в нейтральном положении, как будто включенный двигатель работал на холостых оборотах до тех пор, пока не кончился бензин. В гараже ощутимо пахло выхлопным газом.

Следователь Лимакин с экспертами Тимохиной и Медниковым приступил к осмотру трупа. Понятые с тревожной настороженностью стали наблюдать за ними. Кухнин, отозвав Бирюкова в сторону, тихо заговорил:

— Кажется, перепил Паша основательно. Вчера вечером заезжал на грузовике ко мне с литровой бутылкой «Смирновки». Предлагал, как раньше договаривались, съездить за травой, а потом совместно обмыть укос. Я наотрез отказался. Будто чувствовал, что Пашин запой к добру не приведет.

— С чего запил, не рассказывал? — спросил Бирюков.

— У Паши для такого дела всегда повод находился. Он еще до ограбления магазина начал нервничать. Это верный признак приближающего запоя. Когда же заваруха с магазином началась, его и кинуло вразнос.

— От тебя куда поехал?

— Возле дома Купчика дотемна грузовик стоял, а дальше я за ним не следил. — Кухнин подозвал хмурую Календину. — Рита, ты, случаем, не видела, куда вчера от Пимена Карповича поехал Таловский?

— Он сначала к нам зашел, — ответила Календина. — Напустился на Настю, что давно в гараже не прибирает. Отдал ей гаражный ключ и послал немедленно наводить порядок. У него, как выпьет, всегда командный зуд начинался. Через полчаса Настя вернулась. Паша забрал ключ и стал предлагать выпивку, но я под тем предлогом, что он обещал Жанне прекратить пьянство, выпроводила его за дверь. Тогда Паша подался к Купчику. Когда оттуда уехал, я не видела, заснула.

Видимо, краем уха уловив, о чем идет речь, словоохотливый Пимен Карпович мигом подключился к разговору:

— Что верно, то верно, господа-товарищи. Уехал от меня вчера Паша поздновато и чуть тепленький. Оно и понятно. Осадить литровую бутыль «Смирновки» даже при его могучей комплекции оказалось делом нешуточным.

— Один выпил литр водки? — спросил Бирюков.

— Один-одинешенек. Мы, значит, с внуком неторопливо ужинали. Изредка по рюмашке ликера пропускали. И тут Паша, как гром с ясного неба, нагрянул с литровым пузырем смирновской водяры. Ясно дело, пригласили к столу. От нашего ликера отказался. Дескать, не вино — забава. Попросил граненый стакан и начал охаживать свой литряк. Я из интереса даже полюбопытствовал: «Сколько ты в один присест можешь осушить?» Паша захохотал: «Карпыч, я, как тот поп из анекдота: ежели на воздусях с веселой компанией да под хорошую закусь — неограниченно». А сам, между тем, к закуске, можно сказать, не притронулся.

— Что это он так на водку разозлился?

— Сказал, соскучился по ней, родимой. Давно, мол, не расслаблялся антигрустином. Но настроение у него было бодрое. Я про Отечественную войну вспомнил, как разведчиком служил, Паша — про Афганскую. Там, оказывается, не война, а что подало творилось. Крепко те бестолковые бои подкалечили ему душу.

— Жаловался на жизнь?

— Ни-ни! Жизненный настрой у Паши, говорю, бодрый был. Планы на светлое будущее строил. Дескать, вот только разберемся с грабителями и покажем завистникам, как торговать надо. Под конец, когда литровка опустела, правда, скис. Дремать начал. Пожаловался, что последнюю ночь почти не спал. Хотел своими руками взять рэкетиров за глотку, но не получилось. Мафия, мол, замела следы, будто снежная метель — дорогу. Я предлагал ему закемарить у меня на диване в сенях. Паша — ни в какую! Мол, сначала поставлю грузовик в гараж, потом пойду в свою берлогу да, как медведь, залягу на целые сутки. И надо сказать, поехал на автомобиле, словно трезвый. Шоферский опыт, видать, выручил. Я в таком пьяном состоянии наверняка бы даже завести своего «Запорожца» не смог. А Паша только за руль сел и погнал машину по линеечке. Ни вправо, ни влево не вильнул.

— В какое время Таловский от вас уехал?

— Поздненько. Внук мой устал от наших с Пашей военных разговоров и завалился в горнице на боковую. А мы еще сидели, пока у Паши водка не кончилась. Так что, пожалуй, уже после полуночи распрощались.

Пока Бирюков разговаривал с Купчиком, Медников, Лимакин, Голубев и подошедший к ним на помощь участковый Кухнин еле-еле вытащили громоздкое тело Таловского из кабины и осторожно положили его на пол. После этого Лимакин с Тимохиной стали осматривать грузовик.

Неожиданно следователь позвал Бирюкова. Из-под приподнятого сиденья он достал тяжелый газетный сверток и стал разворачивать листы «СПИД-инфо» с крупной фотографией полногрудой красавицы, весь наряд которой составлял завязанный на шее прозрачный шарфик. Развернув газету, Лимакин с удивлением принялся разглядывать обрез охотничьей двустволки шестнадцатого калибра. В патронниках обоих стволов находились стреляные картонные гильзы «Байкал». Бирюков краем глаза наблюдал за реакцией присутствующих. Купчик любопытно подался вперед, лицо Жанны стало бледнеть, Календина словно окаменела и даже равнодушная Настя Веснина, недоуменно округлив глаза, перестала жевать жвачку.

— А вы говорили, что у Таловского нет оружия, — повернувшись к Мерцаловой, сказал Антон.

— Это какая-то провокация, — тихо ответила Жанна. — У Паши не было от меня секретов, и если бы он что-то имел, я бы об этом непременно знала.

Голубев, показав на фотографию красавицы с шарфиком, обратился к Бирюкову:

— Между прочим, такую картинку рассматривал Мансур, когда дежурил в машине у известного нам подъезда…

На глазах слушавшей этот разговор Календиной навернулись слезы. Будто устыдившись своей внезапной слабости, Рита резко повернулась и вышла из гаража. Бирюков, отдав необходимые распоряжения участникам оперативной группы, пошел следом за Ритой. Прислонившись спиной к гаражной стенке, Календина вытирала носовым платком покрасневшие глаза.

— Что с вами? — спросил Бирюков.

— Пашу жалко… — с трудом выговорила Рита. — Не представляю, как мы без него будем…

— О чем вы с ним говорили, когда Веснина уходила прибирать в гараже?

— Да так все…

— Рита, не случайно же Таловский выпроводил Настю из дома. Ему хотелось поговорить с вами наедине. Чем Паша у вас интересовался?

Календина, вроде бы успокаиваясь, положила носовой платок в карман джинсов:

— О каком-то Мухтаре спрашивал.

— Наверное, о Мансуре?

— Извините, спутала. Допытывался, не знакома ли я или Настя с этим самым Мансуром и не приезжал ли, как Паша сказал, рэкетир к нам на прошлой неделе.

— Что ему ответили?

— Лично я не знаю ни Мухтара, ни Мансура. От Насти тоже такого имени никогда не слышала.

— А когда Настя вернулась, Паша ее не спрашивал об этом?

— Нет. Сразу бутылку на стол поставил, но я против выпивки возникла, и больше никакого разговора не было.

— После ухода Таловского насчет Мансура с Настей не говорили?

— Когда улеглись спать, Настя стала расспрашивать, зачем Паша, глядя на ночь, погнал ее в гараж. Я сказала о Мансуре. Настя вскочила: «Щас я покажу ему Мансура!» И, накинув халат, побежала к Купчику, возле дома которого стоял Пашин грузовик. Минут через пять вернулась расстроенная.

— Чем?

— Тем, что Паша уже пьяный сидел у Купчиков за столом, и ей не удалось его отчитать.

— Она заходила к Пимену Карповичу в дом?

— Нет, сказала, что через окно видела и не стала при посторонних людях нарываться на скандал. На улице уже темно было, а в доме горел свет, и окна были не зашторены.

— Рита, откуда у Насти золотой перстень с изумрудом? — снова спросил Бирюков.

— Какой там перстень… — Календина снисходительно усмехнулась. — Анодированная дешевка с зеленым стеклом. Раньше такие «перстни» полтора рубля стоили.

— Где Настя взяла его?

— В конце прошлого месяца из Новосибирска привезла. Кто-то из парней, наверное, глупышку, надул. Приехала радостная: «Вот, девки, что мне спонсор подарил! Тысяч пятьсот стоит, да?»… Я засмеялась и сказала действительную цену и «перстню», и Настиному «спонсору». После этого она ни разу тот подарок при мне не надела.

— Неужели Веснина простую подделку не могла отличить от настоящего золота?

— Она хорошо отличает только «Марс» от «Сникерса».

— Ну, а с Мансуром Настя все-таки знакома или нет?

— Никогда о нем не упоминала. Я, например, от Паши впервые такое имя услышала.

— В Новосибирск Веснина часто ездит?

— Раньше чуть не каждую неделю на электричке каталась. А последние две недели, как с «перстнем» ее нагнули, перестала ездить. Говорит, делать там нечего.

— И даже на похороны Шелковниковой не поехала?

— Насте вообще все до лампочки, не только похороны.

— Чем Таловский на похоронах занимался?

— В первый день утром организовал на кладбище рытье могилы и куда-то исчез. Появился к поминкам в столовой. С полчаса пробыл там и опять ушел. Вчера рано утром Жанна разыскала Пашу по телефону в гостинице «Новосибирск». Мы с ней на «Форде» заехали за ним, побывали во всех наших киосках и после этого поехали домой, сюда.

— Утром Таловский сильно пьяным был?

— Не так пьяный, как невыспавшийся.

— А когда Настю отправлял в гараж, в каком состоянии находился?

— В нормальном. Это он у Купчика в стельку нализался.

Легка на помине из гаража вышла Настя Веснина. Подошла к Календиной и, не обращая внимания на Бирюкова, спросила:

— Рит, это чо, автомат у Паши нашли, да?

— Ракетную установку «Катюша», — с едкой иронией ответила Календина.

— Не обманывай. «Катюшу» я на картинке видела. Она большая, на автомашине.

Календина вздохнула:

— Шла бы ты домой, Настя. Здесь и без тебя разберутся.

— Ну и разбирайтесь. Сами заварили бузу, сами теперь и расхлебывайте ее, как хотите, — обидчиво огрызнулась Веснина и, прихрамывая, заковыляла к дому.

Глава 18

Вечером этого же дня в срочном порядке были завершены необходимые экспертизы, и Антон Бирюков собрал в своем прокурорском кабинете всех участников следственно-оперативной группы, чтобы сообща обсудить чрезвычайно сложную ситуацию и наметить план дальнейших действий. Начали обсуждение с убийства Артура Заливалова.

Через региональное управление по борьбе с организованной преступностью Славе Голубеву удалось выяснить судьбу Алексея Васильевича Дозорцева, документами которого прикрывался Заливалов. Оказалось, что инспектор дорожно-патрульной службы Кемеровской ГАИ был убит в марте прошлого года при задержании угнанной автомашины «Вольво» белого цвета рэкетиром Семеном Голяткиным. Забрав документы Дозорцева, убийца скрылся вместе с машиной и, несмотря на объявленный розыск, до сих пор ни его, ни машину не обнаружили.

— По моему убеждению, этот самый рэкетир и похоронен вместо Заливалова, — после краткого сообщения добавил Голубев. — Не могу только пока сказать, каким образом «Вольво» попала к Артуру.

Бирюков посмотрел на эксперт-криминалиста Тимохину:

— Лена, что показала экспертиза документов, обнаруженных у Заливалова?

— Документы Дозорцева, Антон Игнатьевич, подлинные, но… фотография в водительском удостоверении подменена, и «Вольво», на которой ездил Заливалов, перекрашена из белой в красную, а заводские номера двигателя и кузова перебиты. Подделаны под паспортные данные машины, принадлежавшей Дозорцеву. Другой же техпаспорт с фальшивыми номерами от разбитых «Жигулей» подделан полностью. И все номерные знаки не государственные, а изготовлены кооперативщиками.

— Анализ заряда, которым убит Заливалов, провели?

— Не только провели, но и сравнили его с анализом данных по убийству Капелюшного. В обоих случаях размер и химический состав дроби, пыжей и пороховых вкраплений одинаковы. Они совпадают с параметрами и пороховым нагаром в стволах обреза, обнаруженного у Таловского. Есть все основания считать, что именно из этой укороченной двустволки застрелили и Капелюшного, и Заливалова.

— Странно… — Бирюков задумался. — В тот день, когда был убит Капелюшный, Таловский находился у нас, в прокуратуре. Алиби, как говорится, полное.

— А позапрошлую ночь, когда убили Заливалова, Паша кутил в люксе гостиницы «Новосибирск» с «девочкой», которой за два часа услуги заплатил пятьдесят тысяч рубликов, — сказал Голубев.

— Это точно? — повернувшись к нему, спросил Антон.

— Как дважды два — четыре, — ответил Слава. — По моей просьбе Костя Веселкин побывал в гостинице и беседовал с дежурным по этажу. Пришел Паша на ночлег в двенадцатом часу ночи изрядно под хмельком и через блатные связи заказал себе подружку. Первая, которую привели, ему не понравилась. Пришлось связной сутенерше подбирать другую. Ушла «девочка» из люкса в третьем часу. Паша после ее ухода купил у дежурной пачку «Мальборо» и десять бутылок чешского пива. Из своего номера не выходил до восьми часов утра. Так что, Антон Игнатьич, и Заливалова убить Таловский не мог. А вот обрез каким-то фокусным манером под сиденьем его грузовика оказался. Черти ему подсунули, что ли…

— Опечатки пальцев на обрезе обнаружены?

— Нет, — ответила Тимохина. — Все с обреза тщательно стерто. На газетных листах тоже абсолютно не за что зацепиться.

— Любопытно, что ни одного заряженного патрона у Таловского не нашли, — добавил следователь Лимакин.

— В избе у него смотрели?

— Всю избушку и гараж весь обыскали. Пусто.

Бирюков снова обратился к Голубеву:

— У Веселкина какие новости по убийству Капелюшного?

— Почти никаких. Подозревают Мансура, но тот как в воду канул. Разыскали лишь вишневую «девятку», на которой Мансур дежурил у подъезда Люси Жигановой. Оказывается, эта «девяточка» принадлежит хозяину квартиры, арендуемой «фирмой» для Люси. И стоит она в гараже, расположенном во дворе дома. Сам хозяин работает по договору на Крайнем Севере. Со всей семьей живет в Новом Уренгое. Выходит, Мансур пользовался чужой машиной без разрешения. Когда заметил, что попал на глаза уголовному розыску, быстренько поставил ее на место.

— Телохранитель Капелюшного не объявился?

— Денис Слугин исчез бесследно.

Бирюков посмотрел на молчаливо слушавшего судмедэксперта:

— Расскажи, Боря, что ты за сегодняшний день сделал.

— За один день можно только избавиться от алкогольной зависимости по методу народного врача Довженко в реабилитационном центре «Доверие», — с иронией проговорил Медников и вздохнул: — Но Паша Таловский умер не от алкоголя. Отравился выхлопными газами.

— Признаков насильственной смерти нет?

— Абсолютно никаких. Только отравление.

— Неужели он сознательно это сделал?.. — спросил следователь.

— Паша вообще-то при вчерашнем разговоре со мной был в депрессии, — ответил Голубев. — Жаловался, что осточертела ему бессмысленная гонка жизни, что деньги утекают, будто вода в песок. Для чего, мол, живу, не понимаю…

— Это похмельный синдром Пашу давил, — сказал Бирюков. — По свидетельству Купчика, вечером настроение Таловского было бодрым.

— Тогда, видимо, заехав в гараж, Паша по пьянке забыл выключить двигатель и уснул в кабине.

Бирюков недолго подумал:

— Заснуть мог, но, чтобы не выключить двигатель в гараже… Нет, Слава, профессиональный шофер, даже пьяный, не забудет повернуть ключ зажигания.

— Я шофер-любитель и то не забываю этого элементарного правила, — вмешался в разговор судмедэксперт. — Как только въеду в гараж, сразу выжимаю сцепление, выключаю зажигание и оставляю машину на скорости. Не думаю, что Таловский — шофер со стажем, въехав в гараж, переключил рычаг скоростей в нейтральное положение и оставил двигатель работающим. Зачем? Чтобы задохнуться от выхлопных газов?.. Бесшабашные люди, как Таловский, опохмелившись, самоубийством не кончают. При белой горячке или алкогольной депрессии — дело другое. Там они могут покончить жизнь в два счета.

— Ну, знаешь, Боря… — начал Голубев.

— Знаю, я врач, — не дал ему договорить Медников. — За время работы судмедэкспертом насмотрелся на разных самоубийц. Таловский и по психическому складу, и по физическому развитию был здоровым человеком. Несмотря на то, что он у Купчика выпил литр смирновской водки, у него нет признаков отравления алкоголем. Кстати, «Смирновка» — водка очищенная и менее ядовита, чем наша отечественная отрава. Тем более, организм у Паши был, в полном смысле слова, богатырский.

— Ключ зажигания рифленый, на нем отпечатки не обнаружишь, — вроде бы рассуждая вслух, заговорил Бирюков и посмотрел на Тимохину. — Лена, а на рукоятке рычага переключения передач чьи-нибудь пальчики отпечатались?

Тимохина отрицательно повела головой:

— Все размазано, Антон Игнатьевич.

В кабинете наступило молчание.

— Давайте, друзья, думать над тем, кто при уснувшем в кабине Паше завел двигатель, — снова заговорил Бирюков. — Сделал это, конечно, человек, заинтересованный в смерти Таловского. Видимо, Паша знал такое, чего мы, к сожалению, еще не знаем.

— Может быть, Мерцалова?.. — осторожно спросил следователь. — Рита Календина отпадает. Она понятия не имеет, как заводится и глушится автомобиль. Я на эту тему ее основательно допросил.

— А мне что-то участковый Кухнин сегодня опять не понравился, — хмуро сказал Голубев. — Какой-то невыспавшийся Анатолий с утра был. Может, караулил ночью Таловского. Двери гаража были приоткрыты, вполне мог зайти туда. По машинам он специалист.

— У каждого свое мнение, — Бирюков иронично прищурился. — Мне остается лишь Настю Веснину подозревать или ушедших в бега Мансура с Денисом Слугиным.

— В шоферском деле Настя только столбы считать умеет, — усмехнулся Голубев.

— Но заводить и глушить двигатель Паша ее научил. Так что, Слава, садись сейчас в прокурорские «Жигули» и привези сюда Настю. Если мы не узнаем у нее правду, грош нам цена.

— Игнатьич, зря время потеряем. Я уверен, результат разговора с Весниной будет отрицательным.

— Отрицательный результат — это тоже результат. Давай, гони по-быстрому за Настей.

Голубев шутливо козырнул и вышел из кабинета. Следом за ним ушла эксперт-криминалист Тимохина, а судмедэксперта Медникова Бирюков попросил остаться.

— Посиди с нами, Боря, — сказал Антон. — Твоя помощь может понадобиться, чтобы быстрее разговорить Настю. Есть у меня оригинальная задумка…

— Скучно у вас тут, — буркнул судмедэксперт.

— А ты расскажи что-нибудь веселенькое, — предложил следователь.

— Как в армии, поговорим о бабах?

Лимакин улыбнулся:

— Можно и о них. Кстати, как ты относишься к женщинам?

— Никак. Я отношусь к мужчинам.

— И женщины тебя не интересуют?

— Меня больше интересует родное Отечество.

— Можешь объяснить, что с ним происходит?

— Ничего страшного пока не вижу. Великая Россия, как сказочная царевна-лягушка, в очередной раз меняет кожу.

— Долго это будет продолжаться?

— Если верить Нострадамусу, до две тысячи двадцать пятого года.

Лимакин зажмурился:

— Ой, Боря, как долго! Куда наши политики смотрят…

— Политики играют в теннис, а крутые парни — в политику и рэкет.

— От аферистов и мошенников проходу не стало.

— Чего ты паникуешь? Всему свое время. При смуте эту нечисть, как дерьмо, всегда наверх выносит. Аферисты рассуждают просто: что могут другие, могу и я. Они не страдают комплексом неполноценности. Вот только, к сожалению, им менее, чем остальным людям, присуще чувство меры.

— Кажется, Антон Игнатьевич, столкнулись мы с уголовным делом, где меры вообще никакой нет, — обращаясь к Бирюкову, сказал следователь.

— Да, такого безразмерного дела у нас еще ни разу не случалось, — согласился Бирюков и посмотрел на судмедэксперта. — Я все о Паше Таловском думаю. Значит, будем окончательно считать, что погиб он от отравления выхлопными газами?

— Только так. Токсическая концентрация карбоксигемоглобина в крови у Паши больше тридцати процентов, а уже десятипроцентная доза считается смертельной.

— Боря, ты присмотрись к Весниной, когда буду с ней беседовать. По-моему, Настя или хитрая симулянтка, или ее умственный инфантилизм граничит со слабоумием.

— Присмотрюсь, но заранее могу тебе сказать, что нынешняя молодежь блещет умом только там, где хорошо платят…

Голубев вернулся быстро. Широко открыв дверь кабинета, он пропустил впереди себя прихрамывающую Веснину и бойко доложил:

— По вашему приказанию, товарищ прокурор, прибыли!

Бирюков показал Весниной на стул:

— Садись, Настя. Пришла пора поговорить нам с тобой откровенно.

Веснина неторопливо уселась. Как и утром, она была в белой мужской сорочке, доходившей чуть не до колен, и в сиреневых лосинах. Черные глаза ее равнодушно скользнули по присутствовавшим в кабинете и уставились на забинтованный палец, торчавший из босоножки на правой ноге.

— Что у тебя с пальчиком? — участливо спросил Антон.

— Ящиком разбила.

— Сильно?

— Не очень, но болит.

— К врачу обращалась?

— Зачем? И без врача заживет.

Бирюков показал на Медникова:

— Это судебно-медицинский эксперт. Сейчас он посмотрит твою болячку.

Глаза Весниной испуганно расширились:

— Еще чего придумали! Не дам я смотреть никакому эксперту.

— Почему?

— Не хочу и все.

— Настенька, — укоризненно сказал Голубев, — ты ведь разговариваешь с прокурором, а не с нянечкой в детском садике. Не капризничай, ласточка. Прокурор прикажет, и мы тебя арестуем за неподчинение.

— Ну, да… У нас теперь не коммунизм, а демократия. Щас все можно.

— Демократия — это не когда все можно, а когда можно то, что не запрещено, — уточнил Бирюков и попросил Медникова: — Посмотри, что у Насти с пальцем.

После недолгой волынки Веснина все-таки сняла босоножку и сама разбинтовала палец. Судмедэксперт, присев на корточки, оглядел его и с упреком сказал:

— Милая барышня, у вас на пальчике нет ни малейшей царапинки.

— Он внутри болит.

Медников осторожно сжал палец.

— Ой-ой, больно! — тотчас вскрикнула Настя.

В ответ Медников улыбнулся:

— Косточка цела, суставчик хороший, опухоли нет. Ничего у тебя, голубушка, не болит. И не надо притворяться.

Лицо Весниной стало таким растерянным, будто она заблудилась в глухом лесу.

— Ну вот, уважаемая Настя, первую твою ложь мы разоблачили, — сухо проговорил Бирюков. — Скажи-ка честно, зачем притворялась?

Веснина, потупившись, долго молчала.

— Работать надоело, захотелось маленько отдохнуть, — наконец ответила она.

— И как раз в то время, когда налетчики ограбили магазин?

— Ну, а я тут при чем?

— Вот это мы и выясняем. За что тебе Мансур подарил перстень?

— Ка-какой Мансур? — вконец растерялась Веснина.

— Роман Мансуров.

— Не знаю ни Романа, ни Мансура.

— Не лги, — пошел в наступление Бирюков. — Кто тебя надоумил на обслуживание любовью заключенных?

Веснина насупилась:

— Откуда вы знаете, что я обслуживала зэков?

— Если спрашиваю, значит, знаю. Помнишь, как Паша Таловский выручил тебя при задержании ОМОНом на месте промысла?

— Это давно было.

— Да, это давний твой грех. Надеюсь, о последнем сама нам расскажешь?..

— Нечего мне рассказывать.

— Неправда. Рассказать тебе есть что. Пойми, рано или поздно следствие выяснит все подробности. Чистосердечное признание уменьшит срок наказания. Будешь изворачиваться и лгать — получишь больше. Так за что Мансур подарил дешевый перстень под видом дорогого?

— За то, что половину заработанных у зэков денег ему отдавала, — неуверенно проговорила Настя после долгого молчания.

Бирюков с облегчением почувствовал, что он на правильном пути, и быстро спросил:

— Разве не за ключ от магазинного сейфа?

— Не передавала я Мансуру ключ.

— Правильно, ты слепок ключа ему сделала, по которому Мансур сам изготовил ключ, — почти наугад сказал Антон.

Веснина натянуто усмехнулась:

— Ну уж… придумали.

— Придумывают преступники, а мы разгадываем их придумки. Неужели думаешь, что такое серьезное преступление останется нераскрытым?

— Ничего я не думаю.

— Вот это плохо. Думать, Настя, надо постоянно. Иначе можешь попасть в такой переплет, из которого никогда не выберешься.

— Но я же не грабила магазин.

— Однако слепок ключа Мансуру передала, — настойчиво сказал Бирюков.

— Разве я знала, что это для ограбления ему надо? Мансур сказал, что у него такой же сейф, а ключ потерялся, — Веснина чуть всхлипнула. — Выручить, дура, хотела человека.

— Ну, а перстень за что он тебе подарил?

Настя, уставившие в пол, помолчала. Затем опять всхлипнула и еле слышно выговорила:

— За это самое… Сказал, все завидовать будут, а Рита Календина говорит, что перстень тот — дешевка. И еще Мансур сказал, если проговорюсь о перстне или ключе, то убьет меня. Что теперь мне делать?

— Если бы это от нас утаила, то жизнь твоя действительно была бы на волоске. Теперь же бояться нечего. Еще одного убийства мы не допустим. Давай, Настя, рассказывай все откровенно. Судьба твоя сейчас зависит от твоей искренности.

Веснина долго мяла в руках снятый с пальца бинт. Антон сознательно не торопил ее, зная, что излишней поспешностью можно оборвать тоненькую ниточку откровенности, наметившуюся в разговоре. Наконец Настя тяжело вздохнула, глянула на Антона черными, как переспевшая смородина, глазами и, снова уставясь в пол, заговорила…

С Мансуром Веснина познакомилась в ресторане железнодорожного вокзала Новосибирск-Главный, где работала посудомойкой. Как понял Бирюков, циничный аферист быстро сговорил доверчивую простушку на «легкий заработок» и однажды ночью вместе с другими «девочками» провел ее в укромное место на новостройке против ЦУМа. В первый же день Настя заработала там столько, сколько посудомойка не получает за год. Любовный «бизнес» продолжался до тех пор, пока ОМОН не начал разгонять подпольные дома свиданий.

Перепугавшись суровых омоновцев, благодарная Паше Таловскому за то, что отпустил ее, Настя быстренько уехала домой в райцентр и стала появляться в Новосибирске изредка. Встречалась там со знакомыми парнями. Немного подрабатывала у них на скудное житье-бытье. Когда устроилась по протекции Таловского в «Марианну», вообще несколько месяцев из райцентра никуда не выезжала, хотя и тянуло пообщаться со старыми знакомыми.

Постепенно поездки Весниной в Новосибирск возобновились. Несколько раз она случайно встречалась у вокзала и с Мансуром. В конце прошлого месяца Мансур предложил Насте посидеть в вокзальном ресторане. Между делом завел разговор о сейфе, от которого якобы утерял ключ. При этом показал красивый перстень и пообещал, что подарит его Насте, как только она привезет слепок ключа от магазинного сейфа. Перстень понравился Весниной до такой степени, что она согласилась взять у Мансура «какой-то пластилин» и оттиснуть на нем ключ. Как это сделать, Мансур подробно объяснил.

Обменяв слепок на «перстень», Веснина больше не видела Мансура. За день до нападения на магазин у районной парикмахерской, куда Настя приходила делать маникюр, ее встретил «парень с усиками, на красной машине» и строго приказал, чтобы она завтра не появлялась в магазине. Даже посоветовал, каким образом можно симулировать болезнь. Настя так и сделала, изобразив, будто уронила на ногу ящик с консервами. Свидетельницей ограбления она стала случайно, так как перед обедом в доме не оказалось ни одной шоколадки. Кто из грабителей оставался в машине, Веснина не видела, а на Шелковникову напали парень с усиками и Денис Слугин, давно известный Насте, как помощник Мансура.

Внимательно выслушав сбивчивый рассказ Весниной о нападении грабителей, который почти дословно повторял ее показания, данные Голубеву, Бирюков спросил:

— Кто позапрошлой ночью приезжал к тебе на черной машине?

— Никто не приезжал.

— Откуда же ружейный обрез Мансура оказался в машине Таловского?

Лицо Насти стало по-детски глуповатым:

— Какой обрез?

— Который ты приняла за автомат.

— А-а-а… — Веснина пожала плечами. — Не знаю, кто это Паше подсунул. Наверное, участковый Кухнин.

— Почему так думаешь?

— Так он же был с «крутыми». Я своими ушами от Шелковниковой слышала, когда она пошла открывать дверь: «Там Толя Кухнин с парнями».

— Шелковникова могла спутать Мансура с Кухниным.

— Ну, тогда, честное слово, не знаю, кто на Пашу бочку накатил. А может, все-таки участковый… Пашин грузовик перед тем, как к Купчику подъехать, стоял возле дома Кухнина…

Бирюков сделал небольшую паузу:

— Настя, расскажи-ка, как правильно завести грузовик?

Веснина растерянно поморгала:

— Не знаю, как.

— Настенька, — вмешался Голубев. — Ты ведь прошлый раз мне говорила, что ездить не научилась, а заводить и глушить мотор умеешь. Говорила это или нет?

— Ну, говорила.

— Чего же сейчас говоришь другое?

Веснина насупилась:

— Тогда вроде помнила, а с перепугу все забыла.

Дальнейший разговор с Весниной стал походить на переливание из пустого в порожнее. От внезапно навалившегося на нее страха Настя словно поглупела. Она была готова повторять сколько угодно то, что уже сказала, не добавляя к этому ни единого нового слова. Потом вдруг заявила, что из прокуратуры никуда не уйдет.

— Почему? — спросил Бирюков.

— Меня сегодня ночью убьют.

— Кто?..

— Или Мансур, или Кухнин, или Жанна с Ритой, если узнают, какую беду я натворила сдуру с ключом от сейфа, — дрожащим голосом ответила Веснина.

Бирюков посмотрел на следователя:

— Петр, оформи показания Насти протоколом и напиши постановление о задержании ее под стражу.

— Это в тюрьму, что ли?.. — еще больше перепугалась Веснина.

— В изолятор временного содержания. Там тебя никто не тронет.

Когда Лимакин ушел с Весниной в свой кабинет, Бирюков вопросительно посмотрел на судмедэксперта:

— Что скажешь, Боря? Все ли у Насти нормально с головой?

— Я не психиатр, но, насколько понял, голова у девочки с хитринкой. Напугана Настя очень сильно. Ситуация в самом деле драматическая. Каждые сутки по убийству. Того и гляди, Мерцалову с Календиной пришибут.

Бирюков повернулся к Голубеву:

— Слава, предупреди Жанну, чтобы срочно приютила Риту у себя. Ее квартира на втором этаже, двери надежные. Потом проверь алиби Кухнина. Как говорится, чем черт не шутит, когда Бог спит.

— Сделаю, — ответил Голубев. — Сам-то, Игнатьич, что думаешь по этому поводу?

— Если я скажу, что думаю, вы со следователем перестанете думать. Не хочу лишать вас такой возможности. Одна голова хорошо…

— А много еще лучше, — быстро вставил Медников.

Глава 19

Ночь прошла спокойно. Утро выдалось на загляденье ясным и теплым. Напитавшись влагой от недавнего грозового ливня, деревья словно помолодели, трава буйно пошла в рост, а цветы на клумбах у входа в прокуратуру казались вызывающе яркими. Только настроение у Антона Бирюкова было пасмурным. Вчера после допроса Весниной он созвонился с Костей Веселкиным, который входил в группу, ведущую расследование убийства Капелюшного, однако тот ничего нового сообщить не смог. Подозреваемые Мансур и Денис Слугин, похоже, скрылись из Новосибирска. Вместе с ними оборвались все нити, связанные с ограблением «Марианны». Создалось как бы вынужденное безделье, что всегда угнетало Бирюкова сильнее, чем напряженная работа.

В кабинет вошел следователь Лимакин. Поздоровались, сел возле прокурорского стола и заговорил:

— Заходил сейчас в изолятор к Весниной. Повеселела Настя, улыбается, но больше того, что рассказала на допросе, или не знает, или говорить не хочет, — следователь чуть усмехнулся. — Пожаловалась, что шоколадки к чаю не дают.

— Ремня бы ей хорошего дать, — в сердцах сказал Бирюков. — Голубева не видел?

Заглядывал и к нему. С Кухниным Слава разобрался. Ночью тайком завести двигатель Пашиного грузовика участковый не мог. С двадцати часов до шести утра он дежурил с бригадой в патрульной машине, поэтому и невыспавшимся был вчерашним утром. А вот подбросить в кабину обрез, когда Паша заезжал к нему вечером, теоретическая возможность у Анатолия была.

— К сожалению, нам нужен не теоретические возможности, а конкретные факты, за которые можно было бы ухватиться.

— Вчера вы с Медниковым удачно разоблачили Настю с забинтованным пальцем.

— Палец — ерунда. Его можно посмотреть и даже потрогать. Но, как в душу Насте заглянуть, вопрос сложнее. Чувствую, не до конца она раскрылась.

— У меня такое же впечатление. И в то же время многое в Настиных показаниях кажется убедительным.

— Самая изысканная ложь — та, в которой есть доля правды…

Разговор прервал Голубев. Вихрем ворвавшись в кабинете, запыхавшийся Слава от порога выпалил:

— Игнатьич, срочно звони Веселкину!

— Какая беда опять стряслась? — настороженно спросил Антон.

— Мансурова «Ниссана» появилась в Новосибирске. Только что в РОВД поступила телетайпная ориентировка на тот случай, если Мансуру удастся улизнуть оттуда.

Бирюков снял телефонную трубку и принялся накручивать номер. Веселкин ответил быстро. На вопрос о Мансуре вздохнул:

— Пока он в Новосибирске. Вчера вечером ГАИ совместно с ОМОНом организовали проверку всех легковых машин, выезжавших из города. В двенадцатом часу ночи темного цвета «Ниссана», как у Мансура, хотела проскочить на Гусино-Бродское шоссе, ведущее в ваш район, но, увидев у вещевого рынка омоновский патруль, круто развернулась и исчезла в городе. Вторую попытку прорваться сделала на Бердском направлении и снова повернула назад. На всякий случай предупредили все районные отделы милиции и ведем активный поиск в Новосибирске.

— Сейчас я со следователем выеду к вам, — подумав, сказал Бирюков. — У нас все концы замкнулись на Мансуре. Не найдем его или Дениса Слугина, будем топтаться на месте до бесконечности.

— Здесь тоже узел завязывается на этих двух персонах. Приезжайте, будем тянуть одну упряжку.

Едва Бирюков положил телефонную трубку, Голубев обидчиво спросил:

— Меня не хочешь с собой брать?

— Оперативников там хватает, — ответил Антон — Тебе здесь будет ответственное задание. Ночами обычно не спят влюбленные парочки да хулиганистые подростки. Поищи, Слава, таковых на близлежащих от «Марианны» улицах. Авось кто-то что-то видел. С внуком Купчика еще раз побеседуй. Если Игорь в прошлый приезд настойчиво добивался благосклонности Риты, то, может быть, и на этот раз не упустил возможности подкатиться к ней. А Рита вместе с Настей живет. Уловил мою мысль?

— Так точно.

— Вот и действуй в этом направлении.

В Новосибирск Бирюков с Лимакиным отправились на служебных прокурорских «Жигулях» без шофера. Антон сам сел за руль. Как только выехали из райцентра на асфальтированную автотрассу, следователь заговорил:

— Не выходит у меня из головы смерть Паши Таловского. Бесшабашный был мужик. По сравнению, скажем, с нами, имел сумасшедшие деньги, а ни сбережений не скопил, ни имущества не нажил. На сберкнижке всего пятьсот тысяч. В избушке — шаром покати. Обстановка — рухлядь, видимо, купленная вместе с избушкой у прежних хозяев. Холодильник «Бирюса» правда, новый, двухкамерный. В нем — кусок колбасы и с килограмм засохшего сыра. Вот запас индийского чая большой. Заваривал Таловский этот напиток прямо в фаянсовом поллитровом бокале. Судя по оставшейся там спитой заварке, сыпал сразу не меньше пачки. Вроде как чифирил. Все это наводит меня на мысль: не надоела ли Паше такая, с позволения сказать, «жизнь» и не надумал ли он все-таки сам уйти в мир иной?..

— Давай, Петя, порассуждаем, — ответил Бирюков. — Лучшей жизни Паша ведь и не видел. Воспитывался в школе-интернате, где все общее и нет ничего своего. Когда участвовал в спортивных соревнованиях, его кормили и поили за государственный счет, на армейской службе — тоже. После службы — что зарабатывал, тут же пропивал с друзьями да «девочками». Женатым Таловский никогда не был, ответственности за семью не знал. Вот если бы он жил в других, более цивилизованных условиях, и опустился — дело иное. Тогда тоска по прошлому укладу жизни могла бы его допечь…

— Значит, ты полностью отрицаешь самоубийство?

— Не имея убедительных фактов, полностью отрицать нельзя. Спортсменом Паша был талантливым, а всякий талант — это отклонение от нормы, от стандартного поведения. Могло, конечно, что-то стукнуть ему в голову.

— Не череда ли смертей на него повлияла?

— Нет, Петр, только не это. В Афганистане Таловский видел более страшное. Тех, кто воевал, смертями не шокируешь. Вот на Настю Веснину такие ЧП могут повлиять. Да и то, как я приметил, она ничуть не испугалась, увидев мертвого Пашу.

— Может, Веснина облегченно восприняла смерть Таловского потому, что Паша пытался выяснить ее связь с Мансуровым, а здесь у Насти коготок увяз…

— Вполне возможно.

Лимакин задумался:

— Вчера, шокированная разоблачением симуляции, Настя легко призналась и в прошлых грехах, и о слепке ключа рассказала. Потом вдруг, как улитка, спряталась в раковину. Не пойму, отчего такая метаморфоза с ней произошла?

— Оттого, что уловила, к чему я клоню, заинтересовавшись, как правильно заводить грузовик. Там нет ничего сложного. Если рычаг переключения передач находится в нейтральном положении, надо только повернуть ключ зажигания по часовой стрелке, и двигатель заработает. Настя же прикинулась дура-дурой.

— По-твоему, она такая хитрая?

— По-моему, Веснина значительно умнее, чем выглядит. Она быстро сориентировалась… Платные утехи с заключенными — дело прошлое. Разбираться с ними теперь уже никто не будет. За слепок ключа по недомыслию можно отделаться условным наказанием. А вот за смерть Таловского светит срок в колонии усиленного режима. Зачем Насте такой риск?.. Тут, если даже она и не виновата, самое верное — прикинуться незнайкой и разом оборвать все разговоры на эту тему.

— Ты уверен, что Настя каким-то образом причастна к смерти Таловского?

Бирюков, не отрывая взгляда от дороги, невесело усмехнулся:

— Как можно быть уверенным, не имея ни единого факта.

— Но с Мансуром и ключом тебе быстро удалось вывести Веснину на чистую воду. Мне даже показалось, что ты располагаешь неоспоримыми фактами. Потому так уверенно и взял Настю в оборот.

— Вместо фактов у меня была логически осмысленная версия. Воспользовавшись шоком Насти, эту версию я и отрабатывал. А вот с Таловским получилась осечка. Здесь возможны два варианта: или Настя не причастна к смерти Таловского, или я слишком примитивно начал. Кстати, достоверность показаний Весниной надо еще проверять да проверять. Как бы эта девочка не увела нас в сторону.

— У меня совершенно не высвечивается убийство Заливалова, — после некоторого молчания снова заговорил Лимакин. — Если Артур был соучастником ограбления «Марианны», как показывает Настя, зачем подельникам его убивать? Тем более, что куш урвать им не удалось и делить нечего.

Бирюков чуть подумал:

— С Заливаловым действительно густой туман. Мотивы его убийства пока совершенно непонятны. В одном я почти не сомневаюсь: смерть Артура подлинный убийца хотел свалить на Таловского. Не случайно же Паше обрез подложил. Отсюда можно и другой вывод сделать. Убийца знал, что Паша задохнется выхлопными газами и никаких показаний следствию не даст. Расчет тут очень простой. На основании медицинского заключения следствие посчитает смерть Паши отравлением по оплошности, а, значит, вместе с Таловским спишет в архив убийство Заливалова и Капелюшного, поскольку оба застрелены из одного и того же обреза идентичными зарядами.

— Ведь, скажи, когда успели подсунуть тот обрез? Ночью, сразу после убийства Артура этого сделать было нельзя. Замки у гаража надежные. Ключи от него только у Мерцаловой и Таловского, которые в ту ночь находились в Новосибирске. А когда Паша уснул в грузовике, под сиденье невозможно было проникнуть никаким способом.

— Значит, остается два варианта. Обрез подложили, когда грузовик стоял возле дома Кухнина или — у дома Купчика.

— И, главное, кто такую свинью Паше подложил?

— Вот это, Петя, вопрос вопросов…

Время в пути пролетело незаметно. Впереди замаячили окраинные многоэтажки Новосибирска. Недолго поколесив по запруженным автомобилями городским улицам, Бирюков подъехал к Управлению по борьбе с организованной преступностью и оставил «Жигули» у входа, рядом со стоявшим многоместным омоновским «рафиком».

Глава 20

Веселкина отыскали в дежурной части. Костя тихо разговаривал с пожилым грузным мужчиной в темно-синем форменном костюме с такими же, как у Бирюкова, двумя звездами в петлицах. При знакомстве мужчина назвался Евгением Андреевичем и сказал, что он, старший следователь горпрокуратуры, возглавляет группу по расследованию убийства Капелюшного. За большим пультом с множеством лампочек дежурный майор милиции то и дело отвечал на почти не прекращавшиеся телефонные звонки. Рядом с ним сидел знакомый Бирюкову командир ОМОНа — одетый в камуфляжную форму здоровяк, комплекцией смахивающий на Пашу Таловского, только без выпуклого живота.

— Не задержали Мансура? — спросил Бирюков.

— Пока нет, но уже обнаружили ястреба, — ответил Веселкин. — Сейчас обедает в вокзальном ресторане. «Ниссану» оставил внизу, поблизости от входа в вокзал. ОМОН контролирует его. Задерживать в многолюдном месте, каким является железнодорожный вокзал, не рискуют. Мансур вооружен и, как говорится, очень опасен. При малейшей оплошности, сам понимаешь, могут пострадать невинные люди. Приходится ждать более благоприятных условий.

Бирюков посмотрел на Евгения Андреевича:

— Какие у вас новости?

— Общая картина для следствия ясна. Удалось все-таки найти наблюдательного свидетеля. Стреляли в Капелюшного, оказывается, с заднего сиденья красной «Вольво» с номерным знаком, принадлежавшим некогда разбитой в автокатастрофе машине гражданина Заливалова.

— Этот гражданин двое суток назад убит возле нашего райцентра из того же обреза, что и Капелюшный.

Старший следователь наклонил крупную голову:

— Константин Георгиевич мне об этом рассказал. Ситуация парадоксальная: то из машины стреляли, то — в машину.

— А мотив убийства Капелюшного какой?

— Банальный. Расплата за неудачное ограбление «Марианны». Роман Мансуров подловил любвеобильного автобизнесмена на увлечении «девочками» и стал его шантажировать. В служебном сейфе Капелюшного обнаружили видеокассету, запечатлевшую полностью часовой визит Виктора Яновича к Люсе Жигановой. Там же хранилась и диктофонная запись его телефонных разговоров с Мансуровым, где рэкетир вымогал с «киноактера» за порнофильм или десять миллионов его собственных денег, или безошибочную наводку на автопокупателя, у которого можно хапком взять в два раза больше. Капелюшный решил расплатиться чужими деньгами и навел на «Марианну». После неудачного хапка рэкетир запросил у наводчика уже сорок «лимонов». Капелюшный, завладев видеокассетой накануне грабежа, категорически отказался платить такую сумму. Через два часа после отказа его застрелили.

— Какое участие в этом деле принимал телохранитель Капелюшного?

— Когда стреляли в автобизнесмена, Денис Слугин «охранял» его супругу. На даче Капелюшных они готовили к обеду, на который должен был приехать хозяин, шашлыки. Не дождавшись Виктора Яновича, отобедали вдвоем и прилегли, так сказать, отдохнуть…

— У нас есть предположение, что Денис участвовал в нападении на «Марианну», — сказал Бирюков.

— Скорее всего, так оно и было. Из показаний жены Слугина и соседки известно, что утром того дня, когда у вас случилось происшествие, Денис сложил в портфель милицейскую форму, сохранившуюся у него от прежней службы, и вместе с Мансуровым уехал в красной «Вольво», за рулем которой сидел молодой мужчина с усами.

— Жена Дениса разбирается в иномарках?

— И довольно неплохо. Сама профессионально водит машину. Так вот… Вернулась эта компания вечером. Все были очень злые. Слугин выпроводил жену в кино, а сам с друзьями засел в кухне. Втроем выпили литровую бутылку спирта. Унесенную мужем форму жена больше не видела и не знает, куда Денис ее дел. — Евгений Андреевич вздохнул. — Изучая прошлое Слугина, я пришел к выводу, что это мерзавец похлеще Мансура.

— Как он попал в телохранители Капелюшного?

— По протекции жены Виктора Яновича.

— Ее, кажется, Ингой зовут?

— Да. У Инги были со Слугиным любовные шашни еще в ту пору, когда она в аэропорту продавала бульварные брошюрки. Знающие ее подруги в один голос утверждают, что Инга вышла за Капелюшного с дальним прицелом. Влюбилась она не столько в стареющего ловеласа, сколько в его состояние.

— Еще одна фартовая бабочка, — посмотрев на Бирюкова, с усмешкой сказал Веселкин.

Бирюков нахмурился:

— Не говори. Такое впечатление, будто все помешались на ловле фарта. У Капелюшного еще ведь и любовница-студентка была. Тоже из фартовых?

— Нет, — ответил Евгений Андреевич. — Обманутая распутником девчонка, узнав о смерти своего соблазнителя, бросила на произвол судьбы подаренную ей квартиру и вернулась в студенческое общежитие.

— Слугин по-прежнему в бегах? — спросил Антон.

Веселкин досадливо махнул рукой:

— Капитально где-то залег в берлогу. Видимо, Паша Таловский сильно его напугал…

Неожиданно из динамика раздался хрипловатый от радиопомехи голос:

— Первый, как слышишь меня?

— Хорошо слышу, — тотчас сказал в микрофон командир ОМОНа.

— «Объект», откушав, сел в свой лимузин и не спеша покатил к магистральному мосту через Каменку. Пока держимся за ним спокойно.

— Где сейчас находитесь?

— Проезжаем мост… Приближаемся к станции метро «Октябрьская»…

— Смотрите, «объект» может резко свернуть на улицу Ленинградскую. Там у него пустующая квартира, — командир ОМОНа назвал номер дома и квартиры. — Учтите, девятый этаж.

— Понятно… Проехали Гурьевскую… Приближаемся к Октябрьскому универмагу… У светофора перед улицей Никитина «объект» включил левый поворот…

— Будьте внимательны. С Никитина может сразу повернуть вправо, во двор к многоэтажкам. Первый длинный дом, второй подъезд…

— Понятно… Точно, поворачивает к своему дому… Останавливается у второго подъезда… Если войдет в подъезд, сразу будем блокировать.

— В машине взять нельзя?

— Рядом на песочной площадке детишки играют и прохожих во дворе много.

— Сейчас выезжаю к вам с группой для подстраховки.

— Понятно: «Объект» пока курит в машине…

Командир ОМОНа щелкнул клавишей селектора:

— Группа — на выезд!

— Есть, на выезд! — ответил бодрый радиоголос.

— Мы в белых «Жигулях» поедем за вами, — быстро сказал командиру Бирюков.

— Не возражаю. Только раньше нас в пекло не лезьте.

— Не полезем. Это не в наших интересах.

Когда торопливо вышли из управления, стоявший у входа «рафик» уже заполнили вооруженные автоматами молодые парни в касках и бронежилетах под зелено-пятнистыми камуфляжными комбинезонами. Едва командир сел на свое место лицом к шоферу, «рафик», включив зычную сирену и фиолетовую мигалку, сорвался с места. Бирюков с Лимакиным, Веселкиным и Евгением Андреевичем погнал «Жигули» вслед за омоновцами.

Несколько километров промчались на повышенной скорости. Перед Октябрьским универмагом сирена «рафика» смолкла, только над крышей его ритмично продолжал пульсировать фиолетовый огонь. Повернув на улицу Никитина, на пересечении ее с Ленинградской, у торцевой стены длинной девятиэтажки увидели пустой, ничем не отличавшийся от обычных, микроавтобус. «Рафик», выключив мигалку, остановился рядом с ним. Омоновцы в считанные секунды выскочили из машины и цепочкой друг за другом побежали во двор дома.

Бирюков затормозил возле «рафика», из распахнутой двери которого слышался радиоразговор. По портативной рации командир ОМОНа переговаривался со старшим группы захвата. Прислушавшись, Антон понял, что несколько минут назад Мансур, одетый по моде «крутых»: черная кожаная куртка, вельветовые брюки молодежного фасона, на ногах — туфли фирмы «Саламандра», оставил у подъезда незамкнутую «Ниссану», поднялся в лифте до девятого этажа и закрылся на ключ в своей квартире. Наряду со вторым подъездом омоновцы блокировали два соседних, чтобы предупредить случайное попадание жильцов под шальную пулю, если начнется перестрелка, и теперь ждут, когда «объект» выйдет из квартиры. Пока за его дверью — полнейшая тишина. Детей с песочной площадки около «Ниссаны» отправили на такую же площадку к другому дому.

Когда разговор закончился, Бирюков переехал к противоположной стороне двора и поставил «Жигули» так, чтобы всем, находившимся в машине, было хорошо виден второй подъезд. Веселкин показал на один из самых верхних балконов, огороженных узорными металлическими перилами:

— Вон жилье Мансура. Многодетная цыганская семья с непривычки к благоустройству там маялась. Однажды цыганята трехлетнего братишку чуть не сбросили в мусоропровод. Мансур купил частный домик на окраине города, оформил с цыганами обмен и завладел благоустроенной квартирой. Платит за нее регулярно, но живет в другом месте, у железнодорожного вокзала. Не могу понять, что его сегодня сюда привело…

— Подождем — узнаем, — сказал Антон.

Окруженный омоновцами двор опустел. У дверей трех подъездов притаились автоматами на изготовку парни в камуфляжных комбинезонах. С улицы приглушенно доносился монотонный гул безостановочно движущегося автотранспорта. Напряженное ожидание становилось тягостным.

Внезапно, как показалось Бирюкову, под крышей второго подъезда раз за разом хлопнули три пистолетных выстрела. Будто в ответ на них сразу же рыкнула короткая автоматная очередь. Через какой-то миг балконная дверь Мансуровой квартиры распахнулась, и по балкону ошалело заметался смуглый детина в милицейской форме.

— Кухнин!.. — удивленно воскликнул Лимакин.

Бирюков не успел ответить. Дальнейшее произошло мгновенно. Детина с разбегу вскочил на перила и, словно кенгуру спружинив ногами, прыгнул на соседний балкон, расстояние до которого было явно непреодолимым. Рискованному прыгуну удалось дотянуться до соседних перил лишь кончиками пальцев и он, конвульсивно изгибаясь всем телом, стремительно полетел вниз. Удар о землю был глухим, как будто упал не человек, а мешок с песком.

— Безумству храбрых поем мы песню, — мрачно продекламировал Веселкин.

Бирюков глянул на него:

— Приговор приведен в исполнение…

К упавшему мигом подбежали два омоновца, а на балкон Мансуровой квартиры высыпала чуть не вся группа захвата. Один из омоновцев, задрав голову, крикнул им:

— Готов! Спускайтесь, рыцари, с поднебесья!..

Когда Бирюков и приехавшие с ним подошли к месту падения, потерпевшего уже перевернули на спину. Взглядевшись в окровавленное лицо, Веселкин сказал:

— Теперь понятно, что привело Мансура сюда. Здесь у него форма хранилась. Хотел преобразиться в сотрудника милиции и улизнуть из города.

— А издали — вылитый наш участковый, — виновато проговорил Ломакин.

По словам участников группы захвата, переодетый Мансур через оптический дверной глазок, видимо, заметил на лестничной площадке кого-то из них и прямо сквозь дверь открыл стрельбу из пистолета. Чтобы проникнуть к нему в квартиру, пришлось автоматной очередью выбить замок. Поняв безвыходность своего положения, Мансур отважился на крайний риск. Прыгая на соседний балкон, он рассчитывал уйти в другой подъезд и оторваться от преследования.

В карманах Мансура обнаружили пистолет системы «Кольт», в обойме которого не доставало трех патронов, старое милицейское удостоверение Дениса Слугина с подмененной фотографией и пачку купюр по десять тысяч рублей каждая.

Осмотр пустующей квартиры почти ничего не дал. В нише платяного шкафа висела одежда, оставленная Мансуром после переодевания, а на кухонном подоконнике лежали несколько номеров газеты «СПИД-инфо». Номера с фотографией грудастой красавицы в шарфике среди них не было.

Водительское удостоверение Романа Мансурова и автомобильный техпаспорт нашли в «Ниссане». Эти документы были подлинными. Вероятно, Мансур оставил их в машине специально, чтобы сделать свое исчезновение более таинственным.

Евгений Андреевич, не теряя времени, принялся за юридическое оформление происшедшего, а Бирюков с Веселкиным стали обсуждать сложившуюся ситуацию. Из всей троицы подозреваемых в нападении на «Марианну» живым, возможно, оставался только Денис Слугин. Где его искать, Костя не знал, так как уже по нескольку раз проверили предполагаемые места, в которых мог бы укрываться разыскиваемый.

— На даче Капелюшного смотрели? — спросил Антон.

— Вчерашним вечером буквально каждый закуток обшарили, — ответил Веселкин. — После смерти хозяина там полнейшее запустение.

— Хозяйка не препятствовала осмотру?

— Наоборот, всячески содействовала.

— Была уверена, что там никого нет?

— Выходит, так.

Бирюков немного подумал:

— А что, Костя, если сегодня внезапно туда нагрянуть? В моей практике был случай, когда разыскиваемый отсиживался именно там, где недавно его искали.

— Давай попробуем, — согласился Веселкин. — Возьмем на всякий случай с собой пару омоновцев и прямо отсюда заедем за хозяйкой.

Инга Капелюшная открыла дверь квартиры с неохотой. В роскошном халате, полнотелая и холеная, с гордой аристократической осанкой, она походила на породистую молодую графиню из зарубежных фильмов. Хмуро выслушав Бирюкова о цели внезапного визита следственной группы, высокомерно спросила:

— Неужели репрессивные методы никогда не прекратятся в России?

— В чем вы их видите? — вопросом на вопрос ответил Бирюков.

— То есть как в чем?! Вчера почти полдня я впустую убила на дурацкий обыск дачи. Сегодня снова то же самое от меня требуете. Когда это кончится?

— Когда отыщем убийцу вашего мужа.

— Боже мой, одним сексуальным маньяком стало меньше, а вы из этого раздуваете национальную трагедию. Никуда я с вами не поеду и ключи от дачи не дам.

— Инга, не изображай королеву Марго, — резко вклинился в разговор Веселкин. — Не тебе, радость моя, права нам качать! Миллионершей ты еще не стала и, даю слово, никогда не станешь.

Ярко подкрашенные синими тенями Капелюшной удивленно округлились:

— Вы чего хамите, Константин Георгиевич?

— Ничего! — завелся Веселкин. — Сколько раз в Толмачевском аэропорту я прихватывал тебя с порнографией и платной любовью с южными барыгами? Забыла?.. Гляди, какой великосветской дамой стала прежняя путанка! На прокурора уже свысока смотришь. Прекрати такие штучки. Если понадобится, будешь ездить с нами до тех пор пока твоего хахаля не повяжем.

Капелюшная растерялась:

— О чем вы, Константин Георгиевич?..

— Не прикидывайся. Думаешь, мы такие лопухи, которым можно до бесконечности мозги пудрить?

— Вы что, успели подсадить его в мою дачу? — поникшим голосом спросила Инга.

— Кого его?

— Ну вы же о… Денисе Слугине говорите…

— У тебя разве другой кто появился?

— Никого у меня нет.

— Собирайся по-быстрому, и поедем это доказывать.

— Не поеду.

— С огнем играешь…

Бирюков положил на плечо Веселкина ладонь:

— Не горячись. Мы по-хорошему с Ингой договоримся.

— Она хорошего языка не понимает, — продолжил наступление Костя. — Дама всю жизнь вертит любовь с «крутыми», которые общаются на блатном да матерном, а русский знают понаслышке.

— Обижаете, Константин Георгиевич, — Капелюшная посмотрела на Костю умоляющим взглядом. — Поедемте завтра, а?.. На сегодня у меня запланировано важное мероприятие.

— Мы не на барахолке, где можно рядиться, — сухо обрубил Веселкин. — Быстро собирайся, радость моя, и не забудь ключи от своей машины. Хочу прокатиться с тобой на «Мерседесе». В прокурорских «Жигулях» тесновато, мальчики с автоматами много места занимают.

Капелюшная нервно повернулась и пошла в другую комнату. Оставив дверь открытой, она демонстративно сбросила с себя халат. В одном бюстгальтере и в плавках села перед большим трюмо наводить макияж.

— Бесстыдница, — с усмешкой сказал Веселкин. — Мы ведь все-таки мужики.

— Вот и поглядите на аппетитную бабу, — высокомерно ответила Инга, сосредоточенно припудривая красивое лицо.

Глава 21

Дача Капелюшных находилась недалеко от города, возле поселка Матвеевка. В сосновом лесу на берегу Оби возвышался двухэтажный кирпичный дворец под шиферной крышей. За металлической оградой, выкрашенной масляной лазурью, зеленели густые кусты малинника, смородины и стелящихся сибирских яблонь. От калитки с большим гаражным замком к резному крыльцу вела широкая бетонированная дорожка, окаймленная с обеих сторон яркими полосами цветов. Окна нижнего этажа были прикрыты ставнями.

Упорное нежелание Капелюшной ехать на дачу насторожило Бирюкова. Антон не сомневался в том, что следственную группу здесь ожидает какой-то сюрприз, но в чем он заключается, угадать было невозможно. Когда подъехали к даче и вышли из машин, Капелюшная на удивление повеселела, однако веселость эта казалась наигранной. Отомкнув большим ключом замок калитки, Инга выбрала из связки ключ поменьше и, протягивая его Бирюкову, будто с подковыркой усмехнулась:

— Ищите ветра в поле.

Бирюков поднялся на крыльцо, отомкнул дверь и хотел первым войти в дачу, но один из омоновцев, передернув затвор автомата, сказал:

— Не рискуйте, побудьте здесь. Мы в бронежилетах, опасности меньше…

Оставив наружную дверь открытой, оба омоновца тихо вошли в помещение. Вскоре один вернулся и позвал за собой Бирюкова с Веселкиным. На нижнем этаже дачи царил сумрак, однако проникающие между створками ставней лучи солнца освещали помещение достаточно для того, чтобы в нем можно было различить не только предметы, но и их цвет. На второй этаж вела лестница с точеными перилами. Справа от нее у приоткрытой двери, ведущей в другую комнату, стоял с автоматом на изготовку омоновец. Стараясь не скрипеть половицами, Бирюков подошел к нему и заглянул в комнату. На широкой двуспальной кровати навзничь лежал спортивного склада молодой мужчина в одних плавках и чуть похрапывал.

— Будить? — шепотом спросил омоновец.

— Буди, — тихо сказал Бирюков.

— Подъем!

Мужчина вскочил, словно ужаленный. Свесив с кровати ноги, он бессмысленным взглядом вперился в направленный на него автомат.

— Привет, Дениска! — громко проговорил из-за плеча Бирюкова Костя Веселкин. — Вот ты где, мальчик, задаешь храпака, а мы который день в поту разыскиваем тебя. Зачем потерялся? Надевай быстренько штаники…

Слугин затравленно огляделся и суетливо стал натягивать на себя лежавшую на тумбочке одежду.

— Браслеты есть? — спросил омоновца Веселкин.

— Как же без них, — ответил тот, доставая из кармана наручники.

Под подушкой нашли макаровский пистолет с полной обоймой боевых патронов, а в тумбочке — ключ от дачи.

Капелюшная эти сцены не видела. Она с Лимакиным оставалась на крыльце. Когда же Слугина в наручниках вывели из помещения, Инга удивленно вскрикнула:

— Денис?! Ты как пролез в дачу?..

Слугин смерил ее ненавидящим взглядом и, сразу повернувшись к Бирюкову, сиплым спросонья голосом, торопливо заговорил:

— Гражданин прокурор, я никого… никого не убивал…

— Об этом поговорим чуть позже, — строго оборвал Антон.

Допрашивали Слугина в кабинете Кости Веселкина под магнитофонную запись. Задержанный врасплох телохранитель Капелюшного долго не мог прийти в себя. Отвечая на вопросы, он заискивающе поворачивался к тому, кто их задавал: то к Бирюкову, то к Веселкину, то к следователю Лимакину и, словно избавляясь от кошмарного сна, часто встряхивал коротко стриженой головой.

Уже с первых минут Бирюков понял, что Слугин силен только физически, а умственно — почти ребенок. Узнать у него правду не составляло большого труда. Надо было лишь следить за тем, чтобы, выгораживая себя, Денис не наговорил лишнего на других соучастников преступления. Часа через полтора перекрестного допроса картина нападения на «Марианну» стала прорисовываться в полном объеме.

…Инициатором шантажа Капелюшного был промотавшийся в столице Артур Заливалов, знавший неуемную страсть автобизнесмена к «девочкам» по своему прошлому сутенерскому опыту. Вернувшись из Москвы без гроша в кармане, бывший поставщик «путан» начал усиленно искать деньги, чтобы вновь организовать развалившийся бизнес. Роман Мансуров в это время тоже находился в финансовом прогаре. Оказавшись без «крутых» помощников, переметнувшихся на менее рискованный промысел, Мансур сшибал «мизерные бабки», охраняя проституток типа Люси Жигановой. Встретившись, два неудачника стали совместно соображать, каким способом можно поскорее вырваться из нужды. Самым надежным «марш-хапком», на их взгляд, было бы найти автобизнесмена, занимающегося продажей новых иномарок, которые давали «крутой навар». Да и покупатели этих машин были весьма состоятельными. Артур вспомнил Капелюшного. Попытка договориться с Виктором Яновичем мирным путем не увенчалась успехом. Капелюшный и слышать не хотел ни об откупе, ни о наводке на покупателя. Тогда Заливалов предложил Мансуру организовать на Виктора Яновича компромат. Мансур быстро привлек Игоря Купчика. После просмотра видеокассеты на квартире у Жигановой, куда вторично заманили Капелюшного, бизнесмен стал податливее и пообещал, что постарается найти «туза», согласного на покупку «Ситроен-Ксантии» за наличные.

— Сделай так, чтобы этот «туз» или «дама» были не Новосибирские, а из сельского района, — сказал Мансур. — В районах сыщики глупые. Пока они будут шерстить местных урок, дело быльем зарастет и под сукно ляжет.

Выбор Виктора Яновича упал на преуспевающую Мерцалову. Узнав, что охранником у Жанны Паша Таловский, Мансур заколебался. Нападать в открытую на фирму, которую охраняет «авторитет», было рискованно. И тогда Заливалов предложил тот вариант, какой впоследствии был осуществлен.

Раздобыв через Настю Веснину слепок ключа от сейфа, Мансур своими руками выточил точную его копию. С Капелюшным был заранее обговорен день и час, когда Мерцалова приготовит наличные «лимоны». Дело пошло, как по маслу. Заливалов даже съездил в райцентр, чтобы прозондировать финансовое состояние бывшей своей пассии. Хотя встреча Артура с Жанной и не состоялась, вернулся он из поездки с уверенностью, что «капусты» у хозяйки «Марианны» — куры не клюют. Заминка вышла в одном. Мансур «брать кассу» сам не хотел. Он выбрал себе роль — «стоять на стреме». А Заливалов «вязать продавщицу и зачищать сейф» в одиночку побоялся. Пришлось искать третьего подельника.

Слугина Мансур встретил возле офиса. Будто между прочим, поинтересовался:

— Как живешь, корефан?

— Клево живу, — похвастал Денис. — Каждый день трахаю молодую бабу шефа и ежемесячно «лимон» чистоганом от него получаю.

— Если за пару часов шутейной работы восемь «лимонов» предложу, согласишься?

— Без «мокрухи» могу рискнуть.

— Изложить замысел?

— Излагай.

Когда Мансур рассказал о предстоящем деле, Слугин понял, что вместе со своим шефом вляпался в дерьмо и вылезти из «вонючки» подобру-поздорову невозможно. По законам мафии, при отказе от дела, в замысел которого посвящен, в случае прогара отказнику грозит неизбежная смерть. Умирать так глупо Денис, конечно же, не хотел.

Окончательный план «марш-хапка» утрясали втроем в пустой квартире Мансура на Ленинградской. Зная из рассказа Весниной распорядок работы магазина, Мансур предложил провернуть операцию в обеденный перерыв. Такой прием он использовал много раз. Возник вопрос: откроет ли незнакомая продавщица дверь?.. После недолгого раздумья Артур спросил Слугина:

— Ты ментовскую форму не выбросил?

— Нет, оставил на всякий случай, — сказал Денис.

— Тогда — порядок, — Заливалов глянул на Мансура. — Нарядим тебя ментом, чтобы у торговки подозрения насчет рэкета отпало. Будешь в машине за рулем сидеть.

— На «Ниссане» не поеду, — заявил Мансур. — Липовых госномеров у меня нет.

— Поедем в «Вольво». Мне кооператоры тиснули счастливый номерок от расплющенных «Жигулей». Уже опробовал его на разведке в райцентр.

— Где ее прятал, когда в Москву катался?

— В мастерской «Автосервиса». Спецы перекрасили кузов и заводские номера все переклепали. Теперь комар носа не подточит.

— Мне понравилась твоя хватка в прошлом году. Лихо Сеню Голяткина к праотцам отправил. Сменял кемеровский чудак шило на мыло. А вообще головастый был пацан. Глубоко мыслил. Если бы в Ордынке при торгах ты проворонил подделку, катался бы он на твоих законных «Жигулях», а тебя на первом же «стопе» с чужой тачкой накрыли бы. Завидую твоей смекалке. Новейшую иномарку поимел и, похоронив раздавленного Сеньку, от правосудия слинял.

— Голова дается человеку не только для того, чтобы галстук на шее держался, — горделиво сказал Артур.

— Мужики, а если в магазине не одна продавщица будет?.. — спросил Слугин. — Вдруг Паша Таловский возникнет?..

— Пашка завтра весь день проторчит в Толмачево. Будет встречать самолет с товаром. Напарница продавщицы уедет проведать мамку. Сама же хозяйка в торговом зале редко пасется, — ответил Мансур. — Настя толково нам пасьянс разложила.

— Толстуху тоже будем вязать?

— Артур предупредил ее, чтобы завтра не появлялась в магазине.

Отправляясь на дело, продумали все мелочи. Заливалов хотел ехать в единственном, оставшемся от прежнего богатства, сером костюме, но Мансур предложил ему свои брюки и кожаную куртку, чтобы не отличаться от масти «крутых»…

Стараясь угодить ведущим допрос, Слугин вспомнил мелкие подробности, детализировал разговор. Иногда, словно вошедший в роль актер, подражал интонациям и жестам своих подельников. Сцену нападения на «Марианну» он изложил точно так, как ее уже знали Бирюков с Лимакиным. Красочно изобразил «обалдение» всех троих налетчиков, когда они, выехав под грозовым ливнем из райцентра, разорвали обертку тюка и вместо «бабок» увидели макулатуру. Шок был таким сильным, что Заливалов на полном ходу открыл дверку машины и со зла вышвырнул бумажную связку в придорожный кювет. Опомнившись, Мансур долго пилил его за эту дурь. Мол, если бумаги скоро поднимут, то самый тупой сыщик сообразит, что не местная шпана зашарашила «Марианну», а приезжие гастролеры.

Вернувшись в Новосибирск с «горстью слюней», незадачливые налетчики стали кумекать, как быть дальше. Мансур по телефону надавил на Капелюшного, но тот, завладев компроматной видеокассетой, ударился в амбицию и пригрозил, что заявит о вымогательстве куда следует. Этим он подписал себе смертный приговор. Ликвидировать Виктора Яновича отправились на «Вольво» Заливалов с Мансуром. Стрелять из кольта Мансур не стал. Пуля могла навести на след. Решил пальнуть из завалявшегося у него ружейного обреза, который затем без особой жалости можно было выбросить.

После расправы с Капелюшным Мансур по-прежнему стал охранять Люсю Жиганову. Неожиданно к той заявился Паша Таловский. Почуяв недоброе, Мансур от глаз Таловского ушел, но тут же нарвался на незнакомого шустряка из уголовного розыска. Вечером этого дня Паша нагрянул к Слугину и стал «копать» про Заливалова. Пришлось для убедительности «расколоться», однако всей правды Денис не сказал Паше. О том, что Артур менялся с кемеровскими «коммерсантами» машинами, он «затемнил». Таловский потребовал, чтобы Слугин свел его с Мансуром. Денис провел Пашу по второстепенным явкам, но квартиру, где отсиживался Мансур, не показал. Сразу, как только расстался с Пашей, он позвонил Мансуру. Тот потребовал немедленно предстать перед ним. Дело принимало крутой оборот. Таловский шел по верному следу. И Мансур принял решение: «Надо Пашу кончать». Позвонив Заливалову, который нашел приют у какой-то «шлюхи с хатой», Мансур позвал Артура к себе. Заливалов, сославшись на внезапную болезнь, от встречи увильнул. Пришлось Денису ехать с Мансуром на «Ниссане» в райцентр…

— Давайте уточним, — прервал Слугина Бирюков. — Значит, вы поехали убивать Таловского?

— Нет, убивать хотел Мансур, я лишь присутствовал, — быстро ответил Слугин.

— Зачем ему понадобился свидетель?

— Мы все были повязаны на «Марианне». А Мансур не из тех, кто берет ответственность за устранение последствий на себя. Если совместно вляпались, вместе должны и выгребаться.

— Вы же с Таловским расстались в Новосибирске, но поехали к нему в райцентр. Как это понимать?

— Паша — не дурак. Он сказал мне, что через полчаса вместе с Мерцаловой помчится на «Форде» домой. Если бы Таловский не запустил такую «утку», Мансур подстерег бы его в Новосибирске…

Слугин, ожидая очередного вопроса, уставился на Бирюкова.

— Продолжайте, — сказал Антон.

— Ну, в общем, на полпути к райцентру заметили, что нас настигает иномарка. В сумерках цвет ее не разглядели. Мансур сбавил скорость, иномарка — тоже. Мансур прибавил, и та, зараза, прибавила. Короче, стало понятно, кто-то сел нам на хвост. Перед окраиной райцентра иномарка вдруг от нас отстала. Мансур решил проверить, кто сидел на хвосте. Едва заехав в райцентр, развернулся и погнал назад. Совсем немного проехали и фары осветили стоявшую на обочине «Вольво» с включенными габаритными огнями. В ней курил Артур Заливалов. «Медвежью болезнь лечишь?» — остановившись вплотную машина к машине, спросил Мансур. «Хочу знать, каких дров еще наломаешь, — усмехнулся Заливалов. — Слушай, кончай делать трупы». — «Твой будет последним», — зло рубанул Мансур и в упор влепил Заливалову из обреза. Я, честное слово, перепугался от такого наворота. Говорю: «Зачем?» — «Чтобы разговоров не было. Сам, сутенер, заварил баланду, да еще с усмешкой подглядывает, как я расхлебаю его варево», — ответил Мансур…

Слугин замолчал.

— Что дальше было? — поторопил Бирюков.

— Дальше какой-то молоковоз чуть не раздавил нас. Увернувшись от него, Мансур немного проехал к Новосибирску, потом газанул назад. Замысел у него возник: спихнуть убийство Заливалова на Пашу Таловского. Короче, упаковал обрез в газету и вместе с оставшимися в коробке охотничьими патронами отдал Насте Весниной, чтобы толстуха подсунула этот «подарок» Паше в гараж и по телефону, не называя себя «капнула» в милицию, мол, Таловский в гараже прячет автомат Калашникова.

— Сколько патронов оставалось в коробке?

— Восемь из десяти. Один Мансур спалил на моего шефа, второй — на Артура.

— Ну, а кто все-таки убил Таловского? — внезапно спросил Бирюков.

— Как убил?.. — растерялся Слугин.

— «Как» — это другой вопрос. Я спрашиваю: «кто»?..

Слугин неумело перекрестился:

— Ей-богу, гражданин прокурор, при мне Мансур Пашу не убивал. Паши ведь в ту ночь не было дома.

— А Весниной сделать это не приказывал?

— Нет. Самой Насте пообещал укоротить жизнь, если она не подложит Паше обрез и не настучит в милицию.

— Следующей ночью Мансур не ездил к Таловскому?

— Этого не знаю. Вернувшись в Новосибирск, я понял, что меня ожидает судьба Заливалова, и укрылся у Инги Капелюшной. Хотя она и паскуда наипоследняя, но деваться мне некуда было, — Денис глянул на Бирюкова виноватым взглядом. — Таловского запросто могла прикончить Мерцалова. Паша жаловался, что Жанна очень им недовольна, а она крутая баба…

На этом первый допрос Слугина закончился. Отправив задержанного в следственный изолятор, Бирюков с Лимакиным уже в сумерках выехали домой. Всю дорогу они обсуждали предполагаемые версии, но смерть Паши Таловского в этот вечер для них так и осталась загадкой.

Утром следующего дня Антон Бирюков появился в прокуратуре, как обычно, за час до начала рабочего времени. Через несколько минут в прокурорский кабинет вошел следователь Лимакин, и буквально по его пятам ворвался с папкой под мышкой Слава Голубев. Увидев ликующее лицо оперуполномоченного угрозыска, Бирюков понял, что тот раздобыл что-то интересное.

— Сияешь? — спросил Антон.

— А что, Игнатьич, не сиять? — улыбнулся Голубев. — Жизнь прекрасна и удивительна, несмотря на все ее недочеты.

— Сразу расскажешь или, как Боря Медников, поинтригуешь?

— Хочу сначала от вас со следователем услышать, какие новости привезли из большого города.

Бирюков сжато рассказал о событиях вчерашнего дня. Голубев посмурнел:

— Жалко, что вместо закоперщиков отдуваться на скамье подсудимых будут стрелочники. — Слава положил на стол перед Бирюковым папку. — Здесь подробное описание жизненного финиша Паши Таловского.

— Вот если бы ты к этой папке приложил патроны… — начал Бирюков, но Голубев не дал ему договорить:

— С боеприпасом нет проблем, — Слава достал из кармана стандартную коробку охотничьих патронов шестнадцатого калибра и положил ее на папку. — Можешь пересчитать. Семь штук. Было восемь. Один Лена Тимохина разрядила для исследования.

— Какой результат?

— Все данные совпадают с теми зарядами, которыми убиты Капелюшный и Заливалов.

— Где ты их нашел?

— В мусорной яме. Угадай, у кого?..

— Я не бабка-угадка.

— Тогда слушай меня…

Голубев откинулся на спинку стула и стал рассказывать о своей находке подробно. Вчерашний день он начал со встречи с внуком Купчика. Оказывается, устав от бесконечного разговора деда с Пашей Таловским, Игорь перед сном выходил «подышать свежим воздухом» и видел, как Настя Веснина вроде бы вылезла из кабины Пашиного грузовика. Игорь даже окликнул ее. Хотел узнать настроение Риты Календиной. Но Настя на оклик не отозвалась и, словно испугавшись, шмыгнула в ограду своего дома.

Получив такую информацию, Слава тут же помчался в изолятор временного содержания к Весниной. Зная неравнодушие Насти к шоколадкам, по пути купил «Сникерс». Эта заморская сладость, можно сказать, и решила судьбу выяснения истины. Недолго поупрямившись, Настя в ответ на обещанную в качестве приза за правду шоколадку заговорила откровенно. Оставленный Мансуром обрез с патроном Веснина спрятала под крыльцом. Хотела унести их в гараж, когда Таловский посылал ее наводить там порядок. Однако было еще светло, и Настя побоялась, что Паша разоблачит секрет газетного свертка. Подсунула она «подарок» в грузовик, стоявший у дома Купчиков, уже в потемках. Календина спала в это время крепким сном. Вопреки наказу Мансура, патроны оставлять вместе с обрезом не стала, чтобы Паша кого-нибудь не застрелил, и выбросила их в мусорную яму от старого погрела в своем огороде. С помощью понятых Слава нашел эту коробку почти сразу.

— Такие, вот, печальные дела… Голубев немного передохнул. — А ключ зажигания Настя повернула через час после того, как Паша заехал в гараж и пьяный «отрубился» в кабине грузовика.

— Кто ее на это надоумил? — спросил Бирюков.

— Папа у Весниной таким образом погиб. Осенью, отправившись с ночевой на рыбалку, лег спать в стареньком «Москвиче». Чтобы согреться, включил движок и уснул… навсегда. Смерть папика и вспомнилась Насте в недобрый час. Очень она боялась, что Паша разоблачит ее связь с Мансуром. По оплошности Таловский оставил ключ в замке зажигания, а рычаг передач — в нейтральном положении. Это облегчило девочке задачу. Словом, на свою голову Паша научил Настеньку заводить автомобиль.

— Но ведь с рычага были стерты все отпечатки, — сказал следователь.

— Это Настя носовым платком по-глупости сделала. Опасалась, что ее уличат, как в прошлый раз, по отпечаткам пальцев, хотя к рычагу и не притрагивалась, — ответил Лимакину Голубев и посмотрел на Бирюкова. — Ох, Игнатьич, крутое времечко настало. Такого преступления у нас никогда не было.

Бирюков, задумавшись, вздохнул:

— То ли еще будет…

1994 г.

Оглавление

― РАСПЛАТА ЗА ЛОЖЬ ―

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

― ФАРТОВЫЕ БАБОЧКИ ―

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg