«Дети призрака. Наследник»

Дети призрака. Наследник (fb2) - Дети призрака. Наследник (Призрак с Вороньего холма - 4) 903K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Андрей Юрьевич Анисимов

Андрей Анисимов Дети призрака. Наследник

Вместо пролога

— Спартак отсосет! Спартак отсосет! Спартак отсосет! — Скандировали звонкие молодые голоса.

— Юноши, нельзя ли потише? — Взмолился старичок в свободной рубашке навыпуск и домашних тапочках. Дедушка пытался читать военные мемуары, но отроки, сидевшие спереди и сзади него столь громко проявляли свой темперамент, что читать он не мог. Поначалу его просьбу просто не слышали, а когда он тронул за плечо паренька с металлической серьгой в нижней губе, и еще раз предложил умерить пыл, мальчик ответил:

— Дед, ты чего? Будешь возникать, глаз на жопу натянем.

Старик побледнел, схватился за сердце и больше к молодежи с просьбами не обращался.

В составе пассажирского поезда Москва — Волганск почти весь вагон занимали фанаты — подростки от семнадцати до двенадцати лет. Их было слишком много, и они объединялись в стаю. Малочисленная же часть взрослых пассажиров существовала разрозненно и никакой реальной силы собой не представляла. Сознавая безнаказанность, пацаны возомнили себя полными хозяевами положения и не только отвратительно ругались, но и поднимали жуткий шум всевозможными, специально созданными для этой цели приспособлениями, в виде урчалок, жужжалок, погремушек, всевозможных свистков и дудочек. Проводница вагона во взаимоотношения фанатов с остальными пассажирами не вмешивалась. Даже если на подъездах к очередной станции, по ее просьбе, бригадир поезда вызовет наряд милиции, результата не будет. Всех подростков вытянуть из вагона не хватит времени, а задерживать поезд на напряженном горьковском направлении железнодорожное начальство не позволит. Оставалось только терпеть и ждать. Вот она и ждала, хотя догадывалась, что большинство из них путешествуют зайцем.

Тем временем, фанаты, усовершенствуя свои вокальные данные, входили в раж, распаляясь все сильнее. И когда высокий мужчина с густой шевелюрой темных, ниспадающих на плечи кудрей, встал и направился к солисту — мальчику с серьгой в нижней губе, на него внимания не обратили. Гражданин вошел в отсек к хулиганам, дослушал до конца кричалку — «Спартак мудак! Спартак сам себе враг! Спартак отсосет и будет так», развернулся и изо всех сил влепил пареньку с серьгой звонкую пощечину. Тот пошатнулся, и ошалело посмотрел по сторонам, ища поддержки сверстников. Мальчишки не сразу сообразили, что произошло, а когда сообразили, мужчина уже возвращался к своему месту. Около тридцати сорванцов вскочили ему вдогонку. Но поскольку проход в вагоне не слишком широкий, продвигаться беспрепятственно удавалось только нескольким из них. Остальные напирали сзади и, пытаясь пробиться к цели первыми, лишь создавали бессмысленную толкотню. Когда гневному авангарду удалось добраться до обидчика, он вынул из кармана пиджака машинку электрошока и дотронулся ей до разъяренных подростков. Те закатывали глаза, дергались и отключались. Гвалт мгновенно затих, и стало, наконец, слышно то, что бывает слышно в каждом вагоне — стук колес по рельсам, звяканье чайных ложечек о пустые стаканы и храп одинокого пассажира, умудрившегося спокойно дрыхнуть в этом аду.

— Дядь, ты их убил. — Не то спросил, не то констатировал пострел, до которого машинка не дотянулась, но психотерапевтическое воздействие оказала.

— Не бойся, голубь, через пять минут твои друзья оклемаются. — Пообещал мужчина. Все подростки, что колготились внизу или буйствовали на верхних полках, сгрудились у поверженных фанатов, с волнением дожидаясь от тех признаков жизни. Первым открыл глаза мальчишка с сережкой в нижней губе. Оглядев бессмысленным взглядом окружающий мир, спросил:

— Где я?

— Ты, отродье в общем вагоне пассажирского поезда. — Спокойно разъяснил постоявший за правду пассажир.

— Чего лаешься? Мы тебя не обзывали… — Насупился парень, избежавший действия электрошока.

— А кто же вы есть? — Владелец грозного оружия брезгливо скривил губу: — Во-первых, ведете себе как стадо бесноватых обезьян. Во вторых, одеты как малолетние бродяги, а не фанаты известной команды В третьих, — достойным русским языком изъясняться не умеете, и не даете людям предаваться благодати дорожной, наслаждаясь пейзажем России.

Пока обидчик давал разъяснение, начали приходить в себя и остальные трое поверженных. Парнишка с серьгой уже полностью включил сознание и даже смог адекватно среагировать на слова мужчины.

— Ты чего, дядя? Какими на хер пейзажами? Какой на хер России? Ты чего, чокнутый.

— Это ты чокнутый, бесенок. За окном перед вами пейзажи великой страны, и эта страна называется Россией. Вот за кого вам бы стоило научиться болеть. А то орете глупости. Что должен отсосать ваш «Спартак»?

Подросток, что стоял в проходе ближе всех, похлопал ладошкой по ширинке на своих брюках:

— Вот, что это значит, дядя.

— Очень смешно. Я же говорю, что вы бесноватые мартышки. Думаете, раз вас много, значит вы сила? Теперь поняли, что вы просто стадо зверенышей. Стать силой я бы вас научил, да вот схожу скоро.

— Когда скоро? — Живо откликнулся обладатель сережки в нижней губе.

— В Глухове. — Ответил длинноволосый пассажир и снял маленький чемоданчик с верхней полки.

— И мы тоже! — Хором ответило несколько звонких голосов.

— Неужели в нашем тихом городе выросло столько недостойных птенцов? Не верю, голуби, мои.

— Можем ученические билеты показать….

— Покажите, хуже не будет.

Ребята потянули ему свои ученические книжицы. Он внимательно их рассмотрел:

— Ладно, кажется, не врете.

— Мы вообще, дядя, никогда не врем. — Обиделись фанаты.

— Ну, что же, поскольку мы земляки, я готов уделить вам немного внимания. Но для этого, вы должны сейчас построиться, закрыть свои пасти и организованно покинуть вагон. Сумеете, я вас одену в настоящие костюмы фанатов, и научу не быть мартышками.

Поезд замедлил ход и вскоре остановился. На станции небольшого провинциального городка экспрессы остановок не делали. По этой причине даже состоятельные господа путешествовали в поездах пассажирских, где вагоны имели один класс — общий. На перроне состав простоял две минуты, но этого времени хватило, чтобы ватага подростков числом более полусотни, построилась и организованно выгрузилась на платформу.

Глава 1

В Бирюзовске к концу лета жара немного спала, но после средней полосы России к тридцати пяти градусам в тени нужно было привыкать заново. Сергей Скворцов довез Степана до дома и бывшие афганцы расстались. Прощались так, словно случайно встретились в магазине, а не вернулись из Глухова, где провели операцию не менее опасную, чем некогда под Кандагаром, Но дело сделано, бандиты уничтожены, Голеневу они помогли, и прощание пафоса не требовало.

Сергей позвонил к себе в квартиру, понял, что открывать не собираются, и достал ключи. В помещении давно не проветривали, но отсутствие жены и сынишки объяснялось тут же. В прихожей лежала записка, где супруга оповещала мужа, что она с сыном на даче. Сергей сообщению порадовался, поскольку прежде Наташа его дачу на море игнорировала, и он использовал ее лишь для «мальчишников» и то не часто. Решив, что вечером поедет туда сам, распахнул окна, впустив хоть жаркий, но не спертый воздух, и пошел в душ. Надрывный звонок телефона вынул его из ванной в мыльной пене.

— Привет Серега, давно не виделись. — Сообщил Волков, и Сергей почти увидел мрачную ухмылку Степана.

— Слушай, я в ванной. Позвоним минут через десять. — Попросил он.

— Сам, когда пену смоешь, позвони в офис кооператива. — Теперь уже откровенно усмехнулся Степан.

— А что там случилось?

— Кажется, Никулина похитили. Но зачем мне раньше начальства вникать. Звони и разбирайся.

«Вечно вы с обновкой» — Подумал Сергей и, вернувшись в душ, уже не расслаблялся. Наскоро ополоснувшись, позвонил в офис кооператива.

— Как хорошо, что ты вернулся, золотце мое! — Обрадовалась Фаина. Бывший бухгалтер теперь сидела в директорском кабинете, и Сергей догадался, что она и исполняет обязанности директора.

— Что там у нас с Никулиным? Это серьезно?

— Еще как серьезно. Ты бы, Сережа, приехал. По телефону, золотце мое, всего не скажешь. Я ужасно тебя ждала…

— Хорошо, сейчас еду. — Ответил Скворцов и за секунду облачился в футболку и шорты.

Фаина, не смотря на свою полноту, оставалось невероятно подвижной и суетливой женщиной. Усадив Скворцова в кресло, перед тем как начать разговор, несколько раз бегала заливать водой чайник, давала какие-то распоряжения в других кабинетах, возвращалась и снова выбегала. Наконец, Сергей получил чай и саму Фаину, которая все же уселась в кресло:

— Это ужасно! — Для выразительности закатив глаза, заявила толстуха: — Ты не представляешь, что мы все тут пережили! Словами этого не передашь, нервы просто горят. Думаешь, мне одной легко принимать решения, да еще когда дело касается таких денег…

— Фая, можно поконкретнее? — Взмолился Сергей. Эмоциональные пассы бухгалтершы его утомляли.

— Постараюсь, золотце мое. Вообщем два дня назад Андрюша не вышел на работу. Ты же знаешь, золотце мое, какой он дисциплинированный и аккуратный мальчик!?

«Аккуратному мальчику» перевалило за тридцать пять, но Скворцов решил не перебивать Фаину и, опасаясь, что ее унесет еще дальше от темы, бухгалтершу поддержал:

— Да, Фая, это я знаю.

— Конечно, знаешь, золотце… так о чем я говорила? Вспомнила, какой аккуратный работник Андрюша! И вот, представляешь, не вышел и не позвонил. Мы здесь не знали, что и думать! Домашний его телефон не отвечал, мобильный отключен. И так весь день. Вечером, в самом конце работы, сюда пришла Вика. Ты же знаешь Вику? Обычно из нее слова не вытянешь. А тут пришла вся в слезах и затараторила, как пулемет. Сообщила, что ее мужа похитили бандиты и требуют выкуп, что у нее денег нет, потому, что Андрюша выдавал ей на расходы ежедневно по двести рублей, и она не знает, как ей быть и что делать. А бандитом надо отдать полмиллиона долларов. Ты представляешь, при зарплате в сто пятьдесят тысяч, он жене двести рублей в день!!! Я не поверила! Но она божилась, что это так.

Сергея семейные проблемы молодого директора волновали мало. Он хотел знать, что предпринято для его освобождения:

— В милицию заявили?

— Нет. Ты, же золотце, Чуприянова знаешь. Он только похихикает… Мол, ваших похищают, денег много гребете. И потом, тебя, золотце дожидалась. Ты же наша служба безопасности. Но денег Вике я дала. Не губить же директора….

— Раз ты уже все сама решила, что от меня хочешь? — Разозлился Скворцов.

— Но, золотце мое, Вика деньги им отдала, а мужа ей не вернули. Найди Андрюшу, вот чего я от тебя хочу.

— С тобой, Фая не соскучишься. Если деньги отдали, бандитов и след простыл. Чего им еще нужно? А не отпустили мужика, значит убили.

— Типун тебе на язык, Сережа! Как убили? Откуда ты знаешь?!

— Я только приехал и ничего не знаю. Лишь предполагаю с твоих слов. Теперь начну расследование. — Раздраженно пояснил начальник летучего отряда и поехал к супруге похищенного директора.

Вика приняла бывшего афганца в потертом халате, в разрезе которого, когда нагибалась, отчетливо виднелась ее небольшая провислая грудка. А нагибалась она каждую минуту — то поднять бумажку с пола, то застегнуть сандалии. Скворцов краснел и отворачивался. Сама Вика слишком расстроенной не выглядела, скорее раздраженной.

— А мне что при муже, что без него. Андрей иногда неделями домой не являлся. У него работа, спорт, друзья… Наверное, и бляди, а я все время дома. И денег в обрез. Так, что мне и так не хорошо, и эдак плохо…

Сергей перебил:

— Как ты отдала им доллары?

— Как они просили, так и отдала. Положила в наш почтовый ящик. Через пол часа посмотрела, их там нет.

Скворцов поблагодарил Вику, вышел на улицу, уселся в машину и достал мобильный. Для начала, он решил собрать летучий отряд афганцев и посоветоваться, поскольку дельного плана с чего начать поиски Никулина у него пока не было.

* * *

— Дерьмо прорывает каждый день. Дворы забиты мусором. Газ взрывается постоянно. Коммунальный фонд на семьдесят пять процентов в аварийном состоянии. Я уже устал от жалоб, а работать некому. — В голосе начальника санитарного надзора Погребняка звучали нотки безнадежности. Постников сделал вывод:

— Как я понял, треть трудоспособного населения страдает алкоголизмом. Предлагаю найти средства на строительство реабилитационного центра, где больных людей будут лечить и наблюдать. Это даст двойной эффект. Кого-то вернем обществу, а остальных изолируем, не унижая их достоинства.

— Господин мэр, вы закончили? — Не без иронии поинтересовался директор молокозавода Паперный.

— По этой теме, да.

— В ваших английских университетах вы этого не проходили… Сразу хочу предупредить, если мы создадим рай для алкашей, туда потянется не треть трудоспособного населения, а три четверти. Во всяком случае, мужики побегут все.

— Почему вы так думаете? — Осведомился Постников.

— Потому что каждый русский мужик в душе пьянь. Нельзя же всех поселить в подобный центр, или для них прикажете отдельные микрорайоны строить…

В кабинете мэра города Глухова третий час шло совещание. В кресле хозяина кабинета сидел Юлий Постников, за рабочим столом собрались сыновья Голенева — Саша, Тема, Леня и старые кадры администрации — руководители городских служб и директора крупных компаний. Это было первое совместное совещание команды молодого градоначальника с теми, кто правил городом раньше. Олег Голенев пристроился в уголке и ни во что не вмешивался. Он вообще не хотел приходить, но Юлик просил поддержки, и он согласился. Сегодня Олег впервые познакомился с генеральным директором своей собственной компании Отто Вербером. Именно ему он обязан, тем, что Мака Соловьева не сумела украсть все его деньги. Это был совершенно седой мужчина, но безупречно выбритый, и для своих лет весьма подвижный. Единственную вольность, что Макс Оттович позволил себе по возрасту — устроился на диване. Пожилому немцу следить за спором «отцов и детей» там было удобнее. Тема алкоголизма не оставила старика равнодушным:

— Господа не все есть так безнадежно. — Бросил он реплику с дивана: — Я готов иметь согласие с Юлием Тихоновичем и не против участвовать в строительстве центра для реабилитации любителей Бахуса. (умно для немца) В моем предприятии работают пять тысяч трудоспособных единиц. Две тысячи из них есть мужчины. Прогулы связанные с пьянством у нас имеют место, но являют чрезвычайное событие..

— А у меня каждый месяц после получки почти весь мужской контингент лыка не вяжет. — Сообщил Паперный: — По три дня на работу не выходят. А выйдут, думают не о деле, а о похмелье.

— А какова есть ваша средняя зарплата? — Полюбопытствовал немец.

— Три с половиной тысячи.

— А у меня пятнадцать. Вашей зарплата только на водку и хватает. Что же вы желаете хотеть?

Паперный вскочил с места:

— У вас цемент, кирпичи, плюс торговый комплекс областного масштаба! А у меня — и он с трудом удержался, чтобы не выругаться — молоко для школьников и домохозяек. С какого хрена я им буду платить больше?

— Там где молоко, можно сырок наладить, сметанку. — Мечтательно произнес Погребняк, с удовольствием отвлекаясь от проблем канализации и городских свалок мусора.

— Сметанку. Сырок, говоришь?! А из чего? Где коровы? На две деревни одна коровенка, если осталась чудом, от нее молока соседи в очередь ждут. Отучили народ работать… Вот самогон в каждой избе гонят. Скоро им новорожденных станут выкармливать.

А мне тут некоторые платить людям больше предлагают. Это разве люди!

Постников постарался скрыть раздражение:

— Успокойтесь, господин Паперный. Сядьте на место. Чтобы платить больше, надо думать, а не кричать. — И обратился к помощнику: — Тимофей Олегович, завтра езжай на молокозавод, подними бумаги, посмотри технологии и выдай свои рекомендации для повышения рентабельности. Срок три дня. Теперь о преступности. Что происходит в городе, господин Белянчиков?

Пожилой следователь, исполняющий последние два года обязанности начальника ГУВД, тяжело вздохнул.

— Что происходит? Грабежи, хулиганства, массовые драки подростков. Особенно достали, так называемые, футбольные фанаты. Огромными бандами едут в Москву и там устраивают побоища. Никакие существующие меры на них не действуют.

Юлик что-то записал в ноутбук:

— Значит надо искать новые. Завтра доложите конкретную обстановку Леониду Олеговичу, и постарайтесь вместе найти решение.

Секретарша Юля, которая работала еще при отце Постникова, заглянула в дверь и попросила мэра взять трубку. Постников кивнул, выслушав сообщение, бросил «разберемся» и повернулся к начальнику городского отдела здравоохранения:

— Анатолий Борисович в больнице массовый завоз с отравлениями. Почему не доложили? Почему меры не принимаете?

Пожилой чиновник от медицины развел руками:

— О чем тут докладывать, Юлий Тихонович? Ситуация штатная, все те же алкоголики… Пьют жидкость для тараканов. Какие к ним можно применять меры? В больнице стараются, откачивают, часть помирает. А объяснить им ничего нельзя.

Паперный отрывисто рассмеялся:

— Согласить, господин Постников, в Англии вам и в страшном сне не могло присниться, что люди по своей воле пьют отраву для насекомых!?. А теперь вы работайте с таким народом.

Постников отреагировал спокойно:

— Не вижу ничего смешного. Это еще раз говорит о верности тезиса о специализированных центрах. Людей надо лечить. Уверяю вас, нет проблем, не имеющих решение. Главное их обозначить.

Затем разговор перешел о покупке новых автобусов для городского парка. Спорили где покупать, и у кого…

Олег Голенев сидел в углу кабинета, слушал и не слышал, о чем говорили за столом. Бывший афганец не мог поверить, что все происходит наяву. Всего несколько дней назад он не знал, сумеет ли выжить. В Глухов он вернулся инкогнито и обнаружил на месте своего дома обгоревшие развалины. На пожарище бандиты устроили ему засаду. Вместе с друзьями афганцами Сережи Скворцова он бандитов уничтожил — подорвал в подвале своего сгоревшего дома. Их тела так и остались лежать, погребенные под тоннами породы. И лишь оторванная взрывом голова бандитского пахана, Ибрагима Казиева, вместе с камнями, вылетела наружу. Подержать Олега в схватке с солнцевскими братками пришли тысячи горожан. Победителя подняли на руки и понесли к особняку Маки Соловьевой. Эту женщину жители Глухова ненавидели. Голенев тоже имел основания для ненависти. Притворяясь другом, Мака погубила дорогих ему людей. Олег вошел к ней в дом с оружием, но выстрелить не смог. Акт возмездия совершил другой человек, у которого эта женщина отняла жену и дочь. Павел Вислоухов застрелил Маку, потом себя. У ворот особняка Соловьевой начался стихийный митинг. Сквозь толпы горожан к Голеневу с трудом пробились жена и его парни. Близких он оставил в Англии и никак не ожидал здесь увидеть. Узнав, что в город вернулся молодой Постников и сыновья Олега, земляки повели их обратно в центр города и на руках внесли в мэрию. Испуганные чиновники растерялись. Народ требовал, чтобы Юлик Постников занял кресло мэра. Во избежание кровопролития стороны пришли к соглашению — Юлий Постников принимает должность на шестимесячный испытательный срок и назначает выборы. Если горожане проголосуют за него, продолжит работу. Нет — отдаст кресло победителю. Мечта бывшего афганца стала явью. Он заработал много денег, взял из детского дома сирот, увез их за границу, дал образование, и высококлассными специалистами вернул в родной город. Какой крови это ему стоило, скольких друзей он потерял, но мечту осуществил. И вот он присутствует здесь и наблюдает, как Юлик и его сыновья начинают работу. Не было среди них только Мити. Художественная натура мечтательного парня службы чиновника противилась. Пока Митя пошел работать в газету, а на сколько там сына хватит, Олег не знал. Потом вспомнил о звонке Сергея из Бирюзовска. Странное исчезновение директора его кооператива хоть и затрагивало интересы акционера, но сейчас ехать на Юг и помогать Сергею в розысках он не мог — опасался оставлять молодых руководителей без опеки. Не без труда погасив поток размышлений, заставил себя сосредоточиться на происходящем. О чем шла речь за столом, он прослушал. Включился, когда Юлик продолжая совещание, перешел к следующему вопросу:

— Теперь о финансах. Господин Волоскин, почему ваш банк задерживает выплаты матерям?

Банкир собрался ответить, но за окнами поднялся шум.

— Что за крики на улице? — Возмутился Постников. Леня вскочил с места и выглянул на балкон. Вернувшись, сообщил:

— На площади толпы народа. Похоже, опять стихийный митинг. Граждане Глухова требуют тебя и отца.

— Хорошо, выйдем к людям все вместе. — И Постников повернулся к старшим коллегам: — Поднимайтесь, господа. Народу отказывать нельзя.

Вербер устало улыбнулся.

— Если наш мэр будет разрешать, старики посидят в кабинете. Народ желает смотреть молодежь.

Олег вместе со своими парнями, вышел на балкон. Внизу раздался радостный рев. В первый рабочий день мэра глуховчане снова вышли поддержать его и молодую команду. Многие размахивали плакатами: — «Голенев мы с тобой», «Привет Постников!», «С возвращением капитан», «Ребята мы вам верим!!!»

На площади начали скандировать: — Голенев! Голенев!

Олег поднял руку, и толпа смолкла:

— Дорогие земляки, вашей помощи пока не нужно. Но раз вы здесь, хочу попросить о терпении. Мои парни еще очень молоды и способны ошибаться. Надеюсь, что вы поначалу не будете слишком строгими. Что я вам обещаю — воровать, брать взятки, и разбазаривать городскую казну они не будут и загаживать родную природу никому не дадут.

Одобрительный гул пронесся над площадью. Олег вытер лоб платком и подтолкнул Юлика. Молодой мэр дождался, пока люди затихнут, и сказал:

— Друзья, раз в неделю я буду принимать граждан города, чтобы узнать ваши беды и выслушать ваши советы. А теперь, мне надо работать. Пожалуйста, расходитесь.

Его послушались. Через пол часа площадь опустела. Совещание продолжалось до конца рабочего дня. Ничего утешительного Постников не услышал. Провинциальный город погряз в проблемах, которые не решались годами. Отпустив стареющих бюрократов, он с облегчением вздохнул. Со своими ребятами ему было куда проще. Сам Голенев едва держался на ногах:

— Знаете парни, легче одному пойти в атаку на банду «духов», чем отсидеть тут день с вами.

— Сейчас мы закончим, дядя Олег. Спасибо что поддержали. — рассмеялся Юлик, и тут же очень серьезно обратился к помощникам:

— Джентльмены, сегодня четверг. К понедельнику жду от вас сводку — потоки бюджетных средств, криминал, коммуникации, транспорт, школы, суд. До понедельника исчезаю.

— Куда это ты намылился? — Насторожился Леня.

Юлик покраснел:

— Это личное. — И не дожидаясь дополнительных вопросов, исчез из кабинета… Выйдя из парадного, молодой мэр быстро перебежал площадь и уселся в междугородний автобус. Когда Голенев с сыновьями вышли на улицу, его и след простыл.

Из мэрии мужчины шли пешком… Прохожие улыбались им и пожимали руки. Не смотря на усталость, настроение и у Олега и у ребят оставалось приподнятым. Они знали — дома их ждут за накрытым столом. Завершение первого рабочего дня начинающих чиновников требовало, хоть небольшого, но праздника.

* * *

Скорбное действо, происходящее на знаменитом кладбище в Переделкино, на первый взгляд напоминало обычные бандитские похороны — много венков, толпа крепких парней в черном, гроб красного дерева с позолоченными ручками и молодой батюшка, готовый произнести подобающие моменту молитвы. Необычным был лишь сам мертвец. В шикарном гробу находилась только его голова. Оставшееся, предназначенное для тела, место занимало задрапированное черной тканью и набитое опилками чучело. У могилы, наследник усопшего клялся отомстить за безвременно почившего родителя:.

— Папа, спи спокойно. Падлой буду, достану гада и ему не жить. Это я тебе обещаю, твой сын, Руслан.

— О чем он поет? — Шепотом спросил Толя, по кличке Чурбанок, у долговязого соседа, вора домушника, по прозвищу Цапля. Толя несколько дней назад вернулся с зоны, и о последних «подвигах» банды знал мало.

Цапля нагнулся к уху Толи и зашептал:

— Долгая, бля, песня, в трех словах не выложишь. Короче, Казиева замочил один мужик. Говорят бывший афганец.

— А хули они не поделили?

— Говорю, долгая, бля, песня. Там баба замешана, Мака Соловьева. Слыхал о такой?

— Нет. В зоне о ней базара не было.

— Короче, Ибрагим Казиев связался с крутой блядью, этой самой Макой… Не трахал, а так, по капусте. Эта сука решила в Думу баллотироваться. Короче, подалась в политику, курва. А сама в любовницах у того мужика ходила. Короче, когда тот мужик ее на хер послал и на другой женился, она и открыла Ибрагиму — этот мужик когда-то давно замочил его брата Алехана Казиева.

— Какой мужик?

— Ты, что, не врубился? Ну, тот бывший афганец.

— Который эту Маку трахал?

— Он самый. Вот и понеслось. Короче, теперь и телки нет, и Руслан сиротой остался. Там как при Сталинградской битве, жмуриков ни счесть. В натуре, сегодня даже хоронить некого, одна башка от пахана осталась.

— А кто Ибрагима замочил?

— Совсем тупой? Я же сказал, солдатик с Афгана. Крутой мужик, бывший хахаль этой бляди, Маки Соловьевой..

— А хули здесь поп делает? Пахан, кажись, из чурок…

— Тише ты… Это отец Никодим. Короче, Мака Соловьева в той дыре приход держала.

— В какой дыре?

— Ну, бля, в той где, солдатик пахана замочил. Кажется, бля, Глухов городишка называется… И эта сука, короче, от туда.

— Какая сука?

— Та, что афганца Казиеву сдала. Это ее батюшка. Говорят, он ее тоже трахал.

— Погоди, братан… Кто кого трахал? Афганец батюшку?

На них зашикали. И Цапля замолчал. Батюшка поднял руку, требуя внимания. Дождавшись тишины, заговорил негромким проникновенным голосом.

— Братья и сестры, мы хороним останки человека, который отдал жизнь за святую женщину Маку Соловьеву. Покойный не верил в нашего Бога. Так, что я пришел сюда ни как священник, а как мирянин к другу и соратнику моей прихожанки. Сейчас Ибрагим Казиев отправится в последний путь и снова встретиться с ней. Пусть земля ему станет пухом, а в памяти нашей его образ сохранится навечно.

Батюшка не довел до сведения близких и друзей покойного, что уже неделю не имеет права облачаться в рясу. Его главная прихожанка Мака Соловьева подвела его и после собственной погибели. Правда, тут он сам был виноват — решил не дожидаясь положенного исторического срока возвести Соловьеву в ранг святых мучениц Православной Церкви. Получив прошение Никодима о приобщении к лику святых сомнительной репутации дамы полтика, Патриарх личным указом отлучил его от церкви. Но здесь это обстоятельство ни для кого принципиального значения не имело. Бандиты знали — отец Никодим состоял в ближайших сподвижниках Соловьевой и считался, после Казиева, первым доверенным лицом ее избирательной компании. Бывшая проститутка мечтала о политической карьере. После отца Никодима больше говорить речей никто не стал.

Под всхлипывания вдовы, гроб запечатали крышкой и опустили в могилу. Побросав комья свежей глины на красное дерево гробовой крышки, бандиты и их пассии посчитали действо законченным. Толпа медленно двинулась к выходу. Вдову и сопровождающих ее женщин увезли на микроавтобусах. Мужчины уселись в лимузины и двинули в другую сторону. Батюшка покинул могилу последним. Когда он подошел к воротам кладбища, все уже разъехались. Отставной священнослужитель уселся в черный «Мерседес» и, захлопнув дверцу, бросил шоферу:

— Домой в Глухов.

— А вы, батюшка, на поминки не останетесь?

— Не гоже мне за одним столом с бандитами пировать. — Ответил разжалованный священник. Водитель тронул с места и больше вопросов не задавал.

* * *

Провинциальный русский городок Глухов неспешно купался в лучах теплого безветренного заката. Те, кто кончили работать, не спеша двигали домой. На небольшом скверике, возле двухэтажного домика Руфины Абрамовны Меджрицкой, бабки кормили голубей и выгуливали внуков. К Руфине Абрамовне тоже пришли ее «внуки» — ее бывшие воспитанники. Скоро они сдадут последние экзамены и разъедутся кто куда, а пока навещают бывшую директрису каждую неделю. А с тех пор, как у нее отказали ноги, выносят гулять. Вот и сегодня ее в кресле-каталке вынесли на улицу. Вынесли шесть рослых парней, и три девушки, которых в этом году поглотит настоящий, реальный мир. Тот, что начинается прямо за забором ее детского дома. Руфина Абрамовна уже несколько лет там не работает, а самой не верится. Тридцать семь весен, тридцать семь зимних месяцев и столько же осенних она оставалась настоящей мамой сотни мальчишек и девчонок, родных мам по разным причинам не знавших. Поэтому и они приходят к ней не по принуждению, а как к родному человеку за теплом и лаской. И она по-прежнему и того и другого отпускала вдоволь. Она и думает только о них. Каково придется ее воспитанникам в стане людей? Вот и эти парни, на руках спустившие ее в кресле на прогулку, каждый день посещают город, и забор для них, лишь ограда от бестолковых прохожих. Но мудрая старая еврейка понимает, что это далеко не так. Забор детского дома пока служит им стальным щитом от всего жестокого, черствого и эгоистичного. Это они здесь, за забором «Все за одного». А там снаружи «Каждый сам за себя». Там снаружи придется скалить зубы, чтобы самого не укусили. Много чего придется «ТАМ СНАРУЖИ», за этим забором детства.

— Руфина Абрамовна, вы сегодня «Комсомолку» читали? — Спросила Маша Кулакова — девушка с челкой на манер моды первых сталинских пятилеток.

— Не успела, Машенька, а что там пишут? — Ее бывшие воспитанники до сих пор были уверены, что она по утрам прочитывает все центральные газеты и местную «Новости Глуши». А она уже далеко не каждый день берет газету в руки: — Так, что же там уже пишут детка? — повторила она свой вопрос.

— Странные вещи пишут, Руфина Абрамовна. Оказывается грузинские и молдавские вина отрава! И правительство запрещает ввозить их к нам. Я, по винам не специалистка, но практику прохожу в городской больнице. Алкашей каждый день откачиваем. Но чтобы они грузинским или молдавским вином травились, ни разу не слышала. В основном пьют ядовитую техническую дрянь, которую на спиртах делают. Вот и травятся.

— Вот ты о чем девочка. — Задумчиво проговорила бывшая директриса приюта сирот: — Это я по радио тоже слышала. Даже выступление главного санитарного врача застала. Он и рассказывал про яды в винах наших вечных поставщиков. Стыдно мне за него…

Молодой человек в бейсболке цветов российского флага проблему видел по-иному:

— Руфина Абрамовна, а с другой стороны, эти черные ради своей наживы на все готовы. Я, например, вполне допускаю, что они вино разводят до неприличия. Иначе откуда ему взяться в таком количестве? Согласитесь, Руфина Абрамовна, пора за этих чурок браться. Пускай убираются домой. Здесь наша земля. Надо чтобы на русской земле жили русские.

Руфина Абрамовна сухими старческими руками резко затормозила колеса своего кресла. Ребята пытались катить его по инерции, но поняв, в чем дело, прекратили. Лицо Меджрицкой выражало крайнюю степень волнения. Она внимательно посмотрела в лицо парня. Заметила круглый значок. На белой эмали стояли три буквы «РДР». Протянула руку, ткнула в значок и спросила:

— Очередная организация «за чистоту расы»? — Парень ничего не сказал, но густо покраснел, Не дождавшись ответа, Меджрицкая заговорила, подбирая слова, как подбирают камни для драки:

— Сергей Ракошин и это ты, которому я, таки, ставила же пятерки за разбор прозы великого Лермонтова. Тогда почему же ты меня, старую еврейку, не сбросишь в первую попавшуюся яму, а катаешь по скверу. Если же на этой земле кроме русских никто не смеет жить, таки убей меня!

— Ну, зачем вы так, Руфина Абрамовна… — Смутился парень: — Вы это совсем другое дело. Вы наша…

— Это я для тебя «наша». А для твоих единоверцев, тех, кто таки не знает, что я почти сорок лет билась за сирот и их право выходить из интерната полноценными же гражданами страны, что я таки кормила вас и на свои деньги, тратя всю зарплату на продукты. Потому мне, таки, не наплевать умрут ли русские сироты с голоду, или я смогу их хоть немного подкормить…. Для черносотенцев, которые это не знают я, таки, просто старая жидовка, отнимающая пенсию у пенсионерки русской.

— Он же про кавказцев. — Уточнила Маша, стараясь опустить тему на тормозах. Но реакцию ее слова возымели обратную:

— Все, таки с меня хватит. Везите меня домой, и чтобы, таки я вас больше у себя не видела!

Проказами большего наказания ребята заслужить не могли. Отлучение от дома бывшей директрисы воспринималось как черная метка на нравственности молодого человека. Таких в детдоме сторонились. Поэтому неудивительно, что юноши и девушки набросились на Сергея, и тот ретировался. Остальные умалили Меджрицкую столь жестоких санкций к ним не применять. Руфина Абрамовна смилостивилась, и разрешила своим бывшим воспитанникам, занести ее вместе с креслом назад в квартиру.

* * *

Обычно на дорожках парка подмосковного «Дома Творчества» после ужина наблюдалась оживление. Литераторы старшего поколения совершали вечерний прогулочный моцион те, что помоложе, направлялись к бару, представители среднего поколения спешили к бильярдной или, перед тем как уединиться в своих номерах и творить очередные нетленки, оживленно беседовали на пяточке у главного входа. Сегодня же территория дома творчества словно вымерла. Ни в баре, ни бильярдной, ни в парке никого — литераторы затаились по своим номерам и на улицу носу не казали. Слух о том что на писательском кладбище хоронят солнцевского авторитета, а вечером в доме творчества намечается поминальный сходняк бандитов, разнесся еще днем, Местный бар солнцевские братки облюбовали давно, и к небольшим порциям подобной публики литераторы привыкли. Но массового схода бандитов в своем заповеднике они еще не проходили, и, не сговариваясь, решили держаться от греха подальше. К семи вечера в ворота один за другим, стали закатывать лимузины и джипы. Из салонов иномарок неслась громкая музыка и еще более громкий мат. Прибывшие господа не ссорились, а лаялись по привычке, поскольку их речь на девяносто процентов состояла из мата, и лишь оставшиеся десять несли смысловую нагрузку. Выбравшись из авто, они сразу же направлялись в бар и по хозяйски размещались за столиками. Барменша Марина с бледным напряженным лицом расставляла перед гостями стаканы с водкой и бутерброды с красной рыбой. В баре курить не полагалось, но курили все, и она замечаний не делала. Хозяйка стойки прекрасно понимала, что и так рискует каждую минуту. Одно неосторожное словцо могло сделать ее пожизненным инвалидом. Парни оживленно беседовали, но к водке никто не прикасался. Внезапно все замолчали и повернули головы к дверям. На пороге возникли двое. Невысокий человечек с бледным лицом, лишенным признаков мужской растительности и облаченный в куртку на несколько размеров больше, чем требовала его миниатюрная фигурка, ухватил под руку молодого человека на голову выше себя. Юноша был одет в великолепный темный костюм, а его крепкую шею украшала золотая цепь, способная удержать взрослого терьера… Коротышка схватил с ближайшего столика стакан, протянул его юноше, затем взял другой для себя, и тяжело оглядев присутствующих, зловеще произнес:

— Помянем Ибрагима. — Все молча выпили и торопливо закусив, опять уставились на коротышку. Тот вытер рот платком, выдержал паузу и похлопав по плечу молодого человека, продолжил с той же зловещей интонацией:

— Вы все знаете, кто перед вами. Это сын Казиева, Руслан. Он уже мужчина и за смерть отца готов ответить. Но один пацан, сукой буду, не справится. Спрашиваю всех — поможем парню, или это нас не колышет?

Реакция присутствующих оказалась сдержанной. Бандиты чесали бритые затылки, переглядывались и молчали. Наконец, один из них по кличке Рябой подал голос:

— Бледный, мы из-за Казиева и так потеряли братанов. О покойниках плохо говорить за падло, но я скажу. Ибрагим поднырнул в политику. А нашему брату, вору, это ни в кайф. Хули нам до них? Там своя малина, у нас своя. Пока не торчишь поперек власти, жить можно. Даже на киче можно. А стоит хлебало раскрыть у их корыта, тут, бля, все и начинается. Я бы пока залег.

— По твоему, пацан сам должен отдуваться. — Спросил бледнолицый коротышка, с трудом зацепив короткой ручонкой плечо Руслана. Рябой продолжал стоять на своем:

— Я отбазарил. Пусть теперь другие репу напрягают.

Другие молчали. Бледный подошел к стойке, поставил перед барменшей пустой стакан, дождался, пока Марина его наполнит и вернулся к Руслану:

— Вот, что, братва… Пока не надумаете по закону жить, я общаг прикрываю. Ни одного хрустика никто не получит. — и залпом влил в себя водку. За столиками поднялся гул. Братки переговаривались между собой, решая как отреагировать на угрозу коротышки. Бледный держал общаг банды у себя и его угроза звучала реально. Слово взял Крот. Уголовник со стажем слыл среди подельщиков мозговитым и осторожным. Зря не рисковал, но если уж шел на дело, в трусости уличен не был.

— Не залупайся, Бледный. Казначея мы можем и переизбрать.

— Я, за! — Громко отозвался молодой уголовник по кличке Гуля. В банду он вошел недавно, но чувствовал себя излишне уверенно.

— Ты «за», сучонок? — Переспросил Бледный. — И не дожидаясь ответа, выстрелил в пустой стакан парня. Разлетевшиеся осколки ранили бандиту руку. Из ладони брызнула кровь, но ему никто не помог и, даже истерический крик барменши Марины, реакции у бандитов не вызвал. Бледный выразительно посмотрел на женщину, и та прикусила язык. Крот продолжил, как ни в чем не бывало:

— Ты, казначей, не прав, что на понт начал брать, но и братки не правы. Мы не фраера, и кантоваться надо по закону. Пусть Казиев залупнулся, все равно он наш пахан, а его кончили. За смерть пахана, сукой буду, ответим. Но советую не спешить.

— Что ты, Крот, предлагаешь? — Поинтересовался коротышка, убирая ствол в задний карман брюк.

— Выделим пяток урок, пусть вместе с Русланом валят в этот пизодрищенск Глухов. Оглядятся, затырятся в народ. А мы здесь подождем, исходя из их базара, покумекаем, как лучше до солдатика добраться. Может и чужого мочилу с оптикой на дело послать. Мокруху надо с умом готовить. Воевать с ним уже пробовали — себе дороже. А за одно, пометим, что там плохо лежит. Этот фраерок бабок наквасил столько, что нам всем под завязку. Глядишь, и отщипнем пайку. А начинать надо ни с солдатика, а с Пятака. Он воровскую честь продал, и перо в натуре заработал.

Бледный не возражал:

— Кого советуешь в гастроль отправить?

— Пусть Руслан выберет. Короче, это его фарт. — Предложил долговязый худой домушник Цапля. Совет Цапли приняли единогласно. Еще пол часа ушло на выбор нового авторитета, которым и стал Бледный коротышка, после чего началась пьянка. К трем утра посетители вывалились из бара и, оглашая дом творчества оголтелым матом и гоготом, двинулись к автостоянке. Рассаживались по машинам долго. Не все водители твердо держались на ногах. Наконец, охранники распахнули ворота, и автокараван вырулил на улицу Погодина. Все лимузины двигались в одну сторону. Дорога в Солнцево пролегала мимо знакомого кладбища, дальше к железнодорожным путям и через деревню Чоботы, на главный проспект микрорайона. Проезжая кладбище, лимузины отсалютовали покойному пахану протяжными гудками своих клаксонов и уже вывернули к переезду, когда прогремел первый взрыв. На части разлетелся головной БМВ. За ним полыхнул Опель, за Опелем два Джипа. Последним бабахнул замыкающий Крайслер. Грохот искореженного железа и зарево пожарища еще долго витали над Переделкино и его окрестностями. Разбуженные писатели подбегали к окнам, но кроме далеких отблесков огня ничего не вдели. Старый парк ветвям вековых деревьев скрыл от тружеников пера финальный аккорд поминального схода. И лишь барменша Марина ничего не слышала. Выпроводив гостей, она смыла кровь от порезанного осколками стекла бандита, выпила сто пятьдесят коньяка, улеглась на тулуп, брошенный на ящики в подсобке, и мгновенно уснула мертвецким сном.

Глава 2

На острове «Sheep s Head», что переводится с английского как «Голова Барана» один день отличался от другого только погодой. Сегодня с утра море успокоилось и рыбаки, что вернулись с промысла, без труда выгрузили сельдь из своих баркасов. Тодди с дочкой не могли пожаловаться на улов. Рыба шла в сети крупная, за которую перекупщики давали больше, и покупали охотнее. Разделавшись с рыбой, Кристина наскоро ополоснулась в баньке и побежала на кухню. Отец уже сидел за столом и потягивал свое неизменное пиво. После завтрака девушка чинила сети, но трудилась рассеянно. В ее возрасте рассеянность и влюбленность почти синонимы. Поэтому ничего странного в поведении юной английской рыбачки не было, если не считать, что предметом ее лирических мечтаний стал парень из русского провинциального города. Юношу звали Юликом Постниковым, он обучался в университете на полуострове Гоувер, и попал на «Бараний остров» случайно. Этот случай и привел к частой рассеянности Кристины. По прибытию в Россию Юлик тут же отправил ей письмо по электронной почте. Оно было коротким и заканчивалось вопросительным знаком —. «Хочешь, чтобы я приехал»?

Она ответила одним словом «да». Девушка даже себе не хотела признаваться, что очень волнуется за друга. Она знала, что у его близких на родине возникли серьезные проблемы. Кристина по вечерам внимательно слушала европейские новости. Там часто проходила информация о России, и ничего утешительного в ней не сообщалось. А тут еще эта история с отравленными русскими в Лондоне. Кристине иногда казалось что в далекой родине ее бойфрэнда живут одни убийцы и отравители.

Тодди подошел к дочери и минуту стоял, наблюдая за ее работой.

— О селедке надо думать, а не о парне.

Девушка вздрогнула и обернулась. Голос отца звучал сердито, а глаза улыбались. Он погладил ладонью свое необъятное брюхо, выдающее любителя пива, повернулся и пошел к дому. Кристина его догнала:

— Отец, ты что-то от меня скрываешь?

— Я? — Глаза у Тодди были как и у нее голубые, и хоть он пытался изобразить удивление, притворяться, как и она не умел. Тут же расхохотался: — Ладно, дочь, пошли поговорим.

— О чем папа?

— Не спеши. С судьбой, как с сельдью, торопиться нельзя. Забросишь сеть раньше времени, вытащишь пустую.

— Как скажешь, отец.

До дома дошагали молча. В гостиной Тодди ее спросил, ты почту в компьютере утром смотрела?

— Вчера вечером. А что?

— Иди почитай.

Кристина убежала в свою комнату. Включила компьютер, набрала код своего электронного адреса. В почте имелось непрочитанное письмо. Она вывела его на экран дисплея. Русский парень писал: — «Дорогая моя рыбачка, наши семейные проблемы улажены. Я очень хочу тебя видеть. Вылетаю. Надеюсь, что ты меня еще не забыла. Твой Юлий».

Кристина посмотрела на время и, поняла, что Юлик уже в Англии, выбежала из комнаты и бросилась к отцу.

— Как ты узнал? Ты смотришь мою почту?

— Зачем мне твой ящик?! Русский не получил ответа и позвонил ночью. Я с ним разговаривал.

— Почему ты мне раньше не сказал?

— Сказал бы, ты мне утром не помощник. А так мы взяли центнер сельди. — Простодушно признался отец: — А теперь сядь и слушай.

Кристина послушно опустилась на стул. Тодди вынул из холодильника бутылку пиво, не торопясь отомкнул крышку, и сделал большой глоток из горлышка.

— Ну, папа, я же жду… — Поторопила дочка.

— Подождешь. — Проворчал Тодди. И, промокнув губы полотенцем, заговорил:

— Вот, что дочь. Я знаю, что Олег Голенев богатый человек. Но мы, наша семья никогда за чужим богатством не бегали. Поэтому как у вас теперь принято, не вздумай прыгать парню в койку. На острове люди живут по старинным правилам. Нарушишь, тебе до конца жизни не простят. А остров наш дом.

— Папа, да я с ним даже не целовалась. Зачем ты мне это говоришь?

— На всякий случай. И еще… рыбак из твоего парня не выйдет. Если у вас серьезно, тебе придется ехать с ним. А что такое Россия, ты уже знаешь. Там каждый день кого-то убивают. Особенно богатых. Так, что хорошенько подумай.

— Может, он и не собирается на мне жениться?

— Тогда зачем летит? Дорога не близкая. Раз летит, значит, приспичило.

— Что ты о нем, как о баране?

— Когда приспичит, мужик от барана не так уж сильно отличается.

Кристине очень хотелось поддеть отца, сказав, что он судит по себе, но вовремя удержалась:

— Отец, Ты же давно знаком с этим богачом Голеневым. Расскажи о нем.

— Что ты хочешь услышать, дочка?

— Почему он вместе со своими сыновьями привез Юлика.

— Понятно… А уж думал тебя сам Олег интересует…

— И Олег тоже.

Тодди закурил вонючую маленькую сигарку и, выпустив дым, снова глотнул пива:

— Мы не так уж часто встречались. Когда я приплывал в Сванси, своих дел хватало. — Кристина догадывалась, что отец называл делами. В городке он встречался с женщиной по имени Маргарет, которая принимала у себя не только Тодди. Это была дама по телефонному вызову, и овдовевший рыбак пользовался ее услугами, как и другие. Но за много лет привык к платной любовнице, и у них сложилось нечто вроде лирических отношений. Но сейчас связь отца Кристину не волновала. Она ждала Юлика, и судьба молодого человека занимала ее по-настоящему.

— Но все-таки, мистер Голенев что-то о себе рассказывал?

— Он бывший солдат. А такие много не треплются. Что я тебе могу сообщить? Твой дружок Юлий рано потерял отца. Мама у него жива, я ее тоже один раз видел. — Тодди загасил окурок и помолчал, словно что-то вспоминая: — Она вполне достойная дама. А погиб отец Юлика от рук русской мафии. Темная история, как все что связано с политикой. Отец Юлия стал первым мэром их города. Случилось это, когда Горбачев покончил с Империей зла и русские завели демократию. Старые чиновники не хотели перемен и вместе с бандитами подстроили своему мэру несчастный случай. А организовала все это женщина. Мистер Голенев много лет считал ее своей подругой. Кажется, она из бывших шлюх, вроде моей Маргарет. Но Маргарет женщина добрая, а та сама дьявол в юбке. Я ее видел несколько раз, когда она к нему приезжала. Очень странная особа. Вроде и красивая, а что-то в ней от змеи. Она и оказалась змеей. Это ее подручные вместе с чиновниками убили отца твоего парня. А мистер Голенев и отец Юлия друзья детства. Вот он и взял сына друга, вместе со своими сыновьями к нам в Англию. Когда мистер Голенев женился на молодой, его приятельница показала свое истинное лицо. Это от ее гангстеров мистер Голенев спрятал близких на нашем острове. Так ты и познакомилась с Юлием. Как они все отсюда сбежали, тебе виднее. Ты им сама помогла. А мистер Голенев уехал в Россию раньше. Ему предстояла настоящая война с его бывшей приятельницей.

— И где теперь эта змея? — Спросила Кристина.

— Откуда я знаю? Приплывет Юлий, сама у него спроси.

— Хорошо, спрошу.

— Теперь поняла, что ехать в эту страну, опасно?

— Я пока не думала уезжать в Россию, папа.

— А уж здесь я тебе не советчик. Решай сама. Но сначала празднуйте свадьбу. — Тодди разделался с пивом и посмотрел на часы: — А сейчас приоденься, через сорок минут он будет здесь.

— Откуда ты знаешь?!

— Знаю. Я послал Смита с лодкой на землю. Он его заберет.

— Зачем соседа беспокоил? Я бы сама на катере сходила.

— Девушке не подобает выказывать нетерпенье. — Ответил рыбак и опять громко расхохотался. Кристина бросилась в баньку. Вода в котле давно остыла. Она окатила себя холодной, растерлась полотенцем и побежала одеваться. Через пятнадцать минут, уже причесанная и приодетая, стояла на причале и высматривала лодку. Вглядываясь в море, вспоминала недолгую историю их знакомства с Юликом. До того, как пятеро русских парней и молодая женщина появились на их острове, отец предупредил, что Коленев прячет близких от опасности. В далекой России у него завелся смертельный враг, у которого длинные и очень ядовитые щупальца. Естественно, Кристину слова отца заинтриговали. Об Олеге Голеневе, который учит сыновей в университете Сванси она знала и раньше. О нем на полуострове Гоувер знали все. В студенческом баре она часто встречала его парней. А после того, как один из них, Леня Коленев, сообщил о якобы спрятанной в университете бомбе, о русских судачили целый месяц. Ведь благодаря его злой шутке отменили занятия, и многие студенты удрали в Лондон на концерт Майкла Джексона. И Кристина в том числе.

Потом она видела ребят на тренировках по гребле. Поначалу женского интереса русские парни у нее не вызывали. Скорее обыкновенное любопытство. Большинством ее сверстников пришельцы из России воспринимались чуть ли ни как марсиане. Но потом она услышала от подруги, что Юлий Постников написал выдающуюся работу. О его дипломе говорили, как о событии в университетской жизни. Тогда Кристина впервые и обратила на парня внимание. Ей показалось, что не смотря на успехи в учебе, Юлий очень страдает. У него были такие грустные глаза, что девушка ощутила острую, почти материнскую жалость. Она тогда не знала, что Юлий безнадежно влюблен в Иру, а та вскоре станет женой Коленева. Это потом, он уже сам ей все рассказал. История звучала как настоящий роман. Много лет назад бывший солдат афганской компании, после ранения демобилизовался и заработал очень много денег. Став богачом, усыновил сирот из детского приюта — четверых парней и девочку. Девочку звали Ира… Но вскоре у Иры нашлась родная мама, и Коленев вернул ей ребенка. Пока Ира росла, Олег помогал ее матери и они довольно часто общались. Потом он привез своих мальчиков в Англию, и Юлика с ними… Всем парням он хотел здесь дать хорошее образование. Мальчики учились сначала в частном колледже, а потом в университете городка Сванси. Ира осталась с мамой дома в России, но во время летних каникул, каждый год навещала бывших братиков и Юлика. К Олега Голеневу девочка относилась восторженно. Уже став барышней, поняла, что испытывает к нему совсем не дочерние чувства. Она и призналась ему первая. Двадцати двух летняя Ира и мистер Голенев, которому уже было больше сорока, поженились. Все это Юлик наблюдал и ужасно мучился. Он любил Иру со школьной скамьи.

В первый же час, когда русские появились на острове, Кристина взяла Юлия под свою опеку. И что-то между ними произошло. Парень потянулся к ней всем сердцем. Скоро печаль в его взгляде сменилась сначала заинтересованным блеском, а потом восхищением. Кристиной нетрудно было восхититься. Яркая блондинка с огромными голубыми глазами и чудесной фигуркой умела не только поддерживать занимательную беседу, а бесстрашно управляла в любую погоду рыбацкой шхуной, легко разгружала тяжелые ящики с сельдью, и прекрасно училась в том же университете, что и парни Голенева. Они бродили по острову, много говорили о жизни, о природе, о том, что человечество находится на распутье. Юлик мечтал помочь всем людям на земле. И это ее покорило. Правда, как она ни пыталась научить его разделывать селедку, он так и не научился. И это Кристине было очень обидно.

Он уехал. Она надеялась, что Юлий к ней вернется, но не думала, что это произойдет столь быстро. Внешне она сумела сделать вид, что не слишком озабочена его чувствами. Но это была лишь девичья гордость. Сердце Кристины Постников завоевал прочно, хотя сам об этом пока и не догадывался. И вот теперь он плывет к ней.

Сначала она услышала звук мотора, и только потом увидела белую точку, медленно возникающую на горизонте. Постепенно точка обрела очертание соседской моторки, и девушка увидела Юлия. Парень стоял во весь рост на носу лодки и вглядывался в берег. Вскоре он тоже ее заметил и стал неистово чем то размахивать. Чем он машет она поняла через несколько минут, когда лодка приблизилась. Постников стянул с себя футболку и махал ей как флагом.

— Какой дурачок. Сейчас в море холодно. — Прошептала Кристина. Все ее существо наполнилось необычайной радостью. Такой радости она раньше не знала. Теперь предстояло взять себя в руки, чтобы не выдать чувств. Она сумела сделать безразличное лицо, когда лодка подошла к берегу. Но Юлия это не смутило. Он спрыгнул на причал, бросился к ней, схватил в охапку и закружил по пристани.

— Отпусти… Мы же тут не одни! — Взмолилась девушка.

— Я тебя теперь никогда не отпущу. — Ответил Юлий: — Я приехал за тобой.

Сосед, что доставил парня, выставил на берег его кейс, тактично отвернулся и быстро ушел.

— Ты русский дикарь. У нас так себя не ведут. — Пыталась образумить кавалера девушка. Юлий разжал объятия и посмотрел на часы:

— У нас очень мало времени.

— Я никуда не опаздываю.

— Опаздываешь. Вечером у нас самолет.

Кристина напустила на себя строгость:

— Что?

— Что слышала. Я уже в консульстве о визе договорился. Но мы должны успеть в Сванси на вечерний поезд, иначе во время в Лондон не попадем. Поэтому надо спешить.

— Как это я с тобой поеду. В каком качестве?

— В качестве невесты. Прилетим и сразу поженимся.

— Меня спросил?

Он растерялся:

— А ты против?

Она не ответила и быстро зашагала к дому. Юлик побежал за ней. Голос его дрогнул:

— Так ты против?

— Вот дикарь Сам с отцом договаривайся. — Ответила она и рассмеялась.

Тодди торопливость жениха вовсе не удивила. Он достал виски, копченую сельдь и, разливая в стаканы, сказал.

— Я так и думал, что ты летишь жениться. Зачем зря такие деньги на дорогу тратить. Но это надо делать здесь. А уж потом забирай жену куда хочешь. — И опустошив стакан за счастье молодых, поинтересовался:

— А что у тебя с работой? На что собираешься кормить будущую семью. Селедки, как я понимаю, у вас там нет.

— Я уже работаю мэром города. Поэтому и спешу. Жениться будем дома, даю слово джентльмена. — Ответил Юлий.

— И большой у вас город?

— Поменьше Сванси.

— Для такой работы ты слишком молод. — Усмехнулся Тодди.

— Возможно. Но люди меня поддержали.

— Тем более. Это большая ответственность. Не знаю, может в России по-другому. Но у нас мэр города должен знать жизнь.

— Я научусь.

Кристине за столом сидеть было некогда, она собирала вещи.

— В чем же я пойду у вас в церковь. У меня нет белого платья и свадебного букета.

— Платье купим в России, и цветы тоже. У нас они вовсе не хуже, и даже дешевле. — Рассудительно заметил жених.

— Я же говорю, что ты дикарь…

Тодди проблемы свадебного платья Кристины тоже не очень беспокоили. Он разлил еще порцию виски и внимательно посмотрел в глаза Юлика:

— Хорошо, парень, я верю, что ты полюбил дочку. Если будет трудно, мой дом — ваш дом. А ловить селедку я тебя научу.

— Спасибо Тодди. Мы к тебе приедем, как только у меня будет хоть немного свободного времени.

Будущий тесть покачал головой:

— При твоей работе, свободного время не бывает. Приедете, когда выйдешь на пенсию. Ладно, пойду, заправлю соляркой катер. — На пороге остановился: — А как же вы будете венчаться? Ты православный, она лютеранка?!

— Какая разница. Мы все христиане. Там разберемся. — Ответил влюбленный жених. Голенев не верил в Бога и его сыновья, а с ними и Юлик, к вопросам религии относились весьма фривольно. Молодой человек и не подозревал, что в недалеком будущем ему об этом еще предстоит задуматься. Но сейчас он видел только прелестную белокурую Кристину и мечтал поскорее стать ее мужем.

* * *

В поселке богатеев, прозванном в народе Макаградом, один дом выделялся строгостью архитектурных форм, и потому, казался меньше других. На самом деле в особняке Бориса Аркадьевича Завалишина комнат вполне хватало, а площадь их позволяла хозяину не стеснять, себя, супругу и двоих сыновей. Каждый имел по своей. А в просторной гостиной, без труда, вмещалось персон двадцать. На цокольном этаже располагалась каминная, где хозяин любил работать. Борис Аркадьевич не так давно переселился в Глухов из Краснодара. И приехал в российскую глубинку человеком состоятельным. Откуда у него деньги, не знали и на родине. А тут, где он завел пока не очень много знакомых, об источнике его благосостояния понятия не имел никто. Сыновья Завалишина подростки-погодки пятнадцати и шестнадцати лет, отличались патологической жестокостью и любили мучить животных. Его жена Ксения пыталась их перевоспитывать, но Завалишин этих попыток не поощрял. «В нашем жестком мире разумная жестокость поможет выжить». — философски замечал он и баловал мальчиков дорогими подарками.

Обычно отпрыски не знали запретов и играли, где хотели. Но сегодня после завтрака ушли из дома и до сих пор не возвращались. Спокойствие и тишина хозяина вполне устраивал. Завалишин принимал гостей из Москвы и, судя по подготовке к визиту, люди это были солидные.

Москвичи приехали на БМВ с затемненными стеклами. По деловому пожали руку хозяину и прошли в кабинет. Кроме минеральной воды и хрустальных стаканов на журнальном столике ничего не стояло. Гости заняли диван, хозяин устроился в своем кресле. Без предисловий заговорили о главном — Что делать с партией Маки Соловьевой?

— Что делать, Сергей Петрович? — задумчиво переспросил Завалишин: — Это вопрос не простой…

Сергей Петрович, высокий мощный человек, с рубленным лицом солдата, ответил не раздумывая:

— С этой блядью больше делать нечего. Закопали и ладно. Жаль ее денег, что ушли от партии. О ее ММР надо забыть.

Завалишин не был столь категоричен и искал поддержки у второго гостя:

— Вы согласны с этим, Вадим Афанасьевич?

В отличии от мощного военизированного партнера, Вадим Афанасьевич, худой, очкастый и сутулый, больше напоминал ученого гуманитария:

— Сереженька, зачем о покойной так грубо? Неужели, любезный, кроме слова «блядь» в русском языке не найдется термина для бывшего лидера движения? Например, дама свободных нравов…

— Как ты ее не называй, суть не изменится — блядь, есть блядь. Если бы она думала о деле, бандитских войн бы не затеяла. Кругозорчик малюсенький и находился он не здесь — и Сергей Петрович ткнул себя в лоб массивным квадратным указательным пальцем — а здесь. — и переместил палец к своей промежности.

— Оставьте, дружок. — Поморщился деликатный Вадим Афанасьевич, и протер очки носовым платком: — После Соловьевой остался ее электорат и его необходимо подхватить.

— И деньги, что перешли к этому афганцу. — Многозначительно добавил Сергей Петрович и громко высморкался.

— Вот и давайте решать, господа — товарищи, ставим мы на ее приемника батюшку, или ищем другую кандидатуру. Как я понимаю, за этим вы и здесь. — Напомнил Завалишин визитерам.

— Сергей Петрович посмотрел на часы: — Поглядим, как пройдет первый парад его ангелов. Тогда и решим.

— Нормально пройдет — заверил хозяин кабинета. — Парень давно и тщательно натаскивал свою свору. Пора и поохотиться.

Вадим Афанасьевич потер ладошки:

— Нет, что-то в этом, любезные мои, есть. Во всяком случае, неординарно — бывший священник из глубинки, президент страны!? Звучит! Но я этого молодого человека не имею чести знать близко. Говорят, слаб до женщин и ленив чертовски.

— Да хер с ней, с его ленью. Его задача быть управляемым и не заниматься самодеятельностью. Дальше все за него и без него решат.

У Завалишина на этот счет было свое мнение::

— Никодим мужик управляемый. А женщин любит, не беда. Они его тоже любят. Мужики в глубинке пьянь. Решают то все бабы… и ходят на выборы. Они же клитором голосуют.

С этим утверждением оба москвича согласились. В кармане Завалишина зазвонил мобильный. Он достал трубку, молча выслушал абонента и убрал мобильный обратно.

— Что там у тебя, Боря. — Заинтересовался звонком Вадим Афанасьевич.

— Охота началась. Предлагаю, пока трубадуры трубят атаку, отобедать, чем Бог послал.

В столовой хлопотала супруга Завалишина, Ксения — невысокая дама с огромными бедрами. Эта часть ее тела своей необычайной пластикой вела себя вызывающе самостоятельно, чем невольно привлекала взгляды посторонних мужчин и составляла тайную гордость мужа. Бесцветное лицо Ксении хоть и не было, на фоне вышеуказанного, столь заметно, но зато выражало радушие и почтение:

— Рассаживайтесь мужчины. Обед вас давно ждет.

Хозяин разлил из графина водку и поднял рюмку:

— Давайте считать господа товарищи, что ММР сдохла вместе с Макой. Я пью за рождение РДР.

— ММР капут, да здравствует РДР! — Хором воскликнули мужчины, чокнулись и выпили до дна. Закусив и осознав тепло внутри организма, Сергей Петрович огляделся:

— Не вижу наследников.

Завалишин перешел на шепот:

— Они там.

— Для отца, любезный вы мой, смелое решение. — Задумчиво проговорил Вадим Афанасьевич, смакую вкус маслины: — Я бы, пожалуй, на такое не отважился.

Завалишин прокашлялся и заговорил в полный голос:

— Пусть попробуют свежей крови, волчата. Раньше начнут, крепче вырастут. Свое место в стае иначе не займешь. А я, господа-товарищи, рассчитываю вырастить настоящих лидеров.

Молчавшую до сих пор хозяйку словно прорвало:

— Ну, хоть вы ему скажите! Меня он давно не слушает… Эти звери могут, что угодно сделать с детьми. У них у всех кривые ножи за пазухой. А если, не дай Бог, пырнут!? У меня сердце кровью обливается, а ему только хи-хи, да ха-ха.

Борис Аркадьевич нахмурился и строго взглянул на жену:

— Помолчи, женщина. Они уже не дети. Помнишь у Шекспира? Ромео в их годы за любовь жизнь отдал. И потом, кто в доме хозяин!? Ты лучше того, разлей нам супчика и иди пока.

Ксения всхлипнула и, выказав при своей своеобразной фигуре удивительную подвижность, убежала из столовой.

— Бабы слабы. — Изрек Сергей Петрович, проводив ее спину восхищенным взглядом: — Рожденный ползать, летать не может. А женщина рождена ползать вокруг очага и поддерживать его. Летать нам…

Имея склонность к образному мышлению, деликатный Вадим Афанасьевич задумался, представил себе хозяйку дома, ползущую вокруг очага, и едва сдержал улыбку. Тем временем Сергей Петрович продолжил:

— А по поводу этих приматов, твоя жена права. Приезжают сюда, а у каждого, действительно, за пазухой нож. Давить, как тараканов, чтоб не повадно было.

— А я, господа, к ним злобы не испытываю. И вам, любезные мои, не советую. К противнику надо относиться, как опытный боксер на ринге, размышляя, как эффектнее нанести удар и сорвать аплодисменты зала. Их кровь нужна, чтобы поднять наше зверье. Ничем другим его с места не сдвинешь. А тут, глядишь, и про огненную воду забудут, и пастырей своих слушаться начнут. Тогда и власть в этой стране станет осмысленной. Гитлер это когда еще понял… Жаль культурки не хватило истерику.

Завалишин самостоятельно наполнил тарелки солянкой, и возразил:

— При чем тут, господа — товарищи, Гитлер? Еще древний Рим держал свой люмпен на гладиаторских боях. Кровь, это наркотик.

— Рима, нам не надо. Вкусная еда и доступные гетеры разложили империю. Лучше нашего отца народов отечественное население не понимал никто. Вот у кого поучиться! И учебники искать не надо. Все в библиотеках есть… — Усевшись на любимого конька, Сергей Петрович много бы еще мог сказать интересного, но в комнату вбежал Николай. Поглядывая на посторонних мужчин, младший сын Завалишина встал перед отцом и замялся.

— Говори сынок, это наши братья по правому делу. Их опасаться не надо.

— Папа, Никитку забрали!

— Как забрали?

— Утащили в автобус.

— Ладно, сынок. Только маме не говори, а то вой поднимет. Я сам с этим разберусь. — Борис Аркадьевич снова вынул из кармана трубку мобильного телефона и прошелся по кнопкам.

— Слушай, батюшка, мой сын влип. Делай что хочешь, но парня домой верни — и, убрав трубку в карман, наполнил рюмки: — Вот господа-товарищи и повод оценить этого парня. Пусть выводит главную артиллерию на позиции.

— А не рано, любезный? — Спросил Вадим Афанасьевич, орудуя зубочисткой.

— Лучше рано, чем поздно. А за одно и новое начальство проверим на вшивость. А то поставили чужих сопляков над городом и ждут от них Рая Небесного на земле.

Сергей Петрович выбросил зубочистку в пепельницу, взял своей огромной лапой рюмку, бросил: — Тебе, Боря, виднее — и опрокинул водку прямо в горло.

* * *

Убожество городского отдела МВД Леню, мягко говоря, удивило. И не так обшарпанные кабинеты, неказистая мебель и туалет с одной действующей кабиной из трех, как средства связи и архив. На весь отдел у милиционеров он обнаружил один допотопный компьютер, да и тот постоянного подключения к Интернет не имел. Что касается архива, то здесь дело обстояло совсем скверно. В низком подвальном помещении на стеллажах громоздились пожелтевшие от сырости папки, и чтобы отыскать нужную, требовался не один час времени. Криминальная лаборатория вообще напоминала музей Шерлока Холмса. Поприличнее выглядела лишь комната где девушки готовили гражданам заграничные паспорта. Но их работа к преступности отношение имела слабое и Леню не интересовала.

В кабинете начальника отдела, тоже не слишком шикарном, советник мэра по вопросам криминала эмоционально озвучил свои наблюдения. Захар Гаврилович Белянчиков только развел руками:

— Так и живем, молодой человек. Средств не хватает. Хорошо хоть зарплату последние пару лет сотрудникам выдаем вовремя.

— Странно… В новостях репортеры рассказывают что теперь в России полицейские службы экипируют по последнему слову техники. А у вас компьютер первого поколения…

Начальник не преминул поправить молодого человека:

— Это у вас в Англиях полиция, а мы милиционеры.

— Дело не в словах, а в оборудовании.

— Возможно, где-то по-другому. А у нас плохо. Бывший мэр, вы же в курсе, оказался пьяницей и покончил жизнь пустив себе пулю. А правил он почти десять лет. Вот и результат…

— Что же вы его не сбросили?

— Трофим был пешкой. Тут всем заправляла мадам Соловьева. Разве вы не поняли, почему Олега Голенева и вас вместе с ним, горожане внесли на руках в мэрию? Он помог избавиться от этой бабы.

— Это мне известно. Но как же вы работаете?

— Помаленьку. Городок у нас небольшой. Всех уголовников я в лицо знаю. Кстати, многих ваш приемный батюшка уже успел отправить на тот свет, чем сильно разрядил криминальную атмосферу.

— Вот об этом я ничего не знаю. Мы приехали позже. — Ответил новый сотрудник мэрии и явно смутился.

Белянчиков его успокоил:

— Благодарите, Леонид, наших горожан. Мне же по факту смерти каждого бандита пришлось дела заводить. Все свидетели, как один, показали — они сами перебили друг друга. Господину Голеневу опасаться нечего. Ни один человек его фамилии не назвал.

— И опасных уголовников совсем не осталось? — Поспешил сменить тему Леня.

— Есть, конечно…. Как без этого народа? В России живем. Но и они хвосты поджали. Думаю, месяца два от грабежей отдохнем. Но нам и бытовухи хватит. Что ни день зарплаты, то драка, или поножовщина. Я уж не говорю о семейных разборках. Баб в синяках вы еще насмотритесь.

— Неужели здесь до сих пор бьют женщин?

— А у вас в Англиях нет?

— Иногда и там бывало. Но это нечто исключительное. Все газеты пишут.

— А у нас на Руси в порядке вещей. Знаете же поговорку — «Если не бьет — не любит».

— Не слыхал.

— Еще услышите.

— Хорошо, об этом потом. Постников просил меня выяснить в чем причина массового хулиганства подростков? Что вы об этом думаете?

— Вы о футбольных фанах?

— В том числе и о них.

— Что я могу думать? Вы слишком молоды. О Советской власти ничего не слышали. А при ней этого безобразия не водилось. И знаете почему?

— Нет, конечно.

— Тогда молодежью занимались. Большую работу вели — пионерия, комсомол, клубы. У сопляков энергии много. Пиписьки начинают шевелиться, кровь в голову. Эту энергию надо направлять. Теперь некому. Комсомол и пионерию разогнали. Клубы превратили в казино. ЖЭКов не стало.

— А это еще что такое?

Белянчиков невесело усмехнулся:

— Это, молодой человек, жилищно-эксплутационные конторы. Находились они во дворах домов, а при них любители общественники возились с детьми — кружки разные, спорт, походы, лекции. Сейчас демократы дворы отдали бандитам, вот они наших детей и воспитывают.

Леня подозрительно посмотрел на старого следователя:

— Вы коммунист?

— Бывший. В органах почти все в партию вступали. Иначе работать было трудно. Но я прошлого, молодой человек, не стыжусь. Невинных не сажал, и службу справлял, по возможности, честно.

— Верю. О вас в городе хорошо говорят.

— И на том спасибо. Вот займете мое место, будете работать лучше. А мне пора на пенсию.

— Я Юлику в мэрии нужен. А насчет пенсии, не спешите. Поработаем годик другой вместе, а там посмотрим. Мне помощь опытного следователя очень пригодится.

— Чем я могу вам помочь? У вас диплом английский. А английские сыщики считаются лучшими в мире.

— Диплом практики не заменит. Да и специфика обучения другая. Там основной уклон — терроризм.

— Этого пока Господь миловал. Но еще не вечер. Глядишь и до глубинки, не дай Бог, дойдет.

В дверь постучали и, не дождавшись разрешения, в кабинет ввалился полный краснолицый сотрудник в форме лейтенанта милиции. Зыркнув на Голенева, обратился к начальнику:

— Захар Гаврилович, на рынке заваруха. Опять эта шпана малолетняя. Я наряд выслал, не справляются наши.

— Поднимай ОМОН, Саша, и вызывай мою машину. — Сотрудник кивнул и исчез. — Вот и ваши фанаты легки на помине. Желаете, Леонид, вместе со мной съездить? Посмотрите своими глазами на русскую национальную забаву. — Предложил Белянчиков и грузно поднялся со стула.

Начальственная «Волга» выглядела вполне прилично. Леня даже предположил, что она новая. Но стоило им тронуться с места, понял, что ошибся. Старшина за рулем отдавал столько сил переключениям скорости, словно вел танк.

— Только из капиталки, а коробка уже в заднице… — Проворчал Белянчиков: — Сколько лет бывший мэр обещал транспорт, и все мимо.

— Да, на такой ласточке только за бандитскими иномарками гоняться. — Улыбнулся Леня.

— А чего за ними гоняться? Они все у нас теперь бизнесмены. Выпишу повестку, сами придут. — Спокойно возразил начальник отдела и ухмыльнулся.

ОМОН добрался до рынка проворнее. Когда начальственная «Волга» прибыла на место происшествия, бойцы с драчунами уже разобрались. Командир отряда, капитан Зуев доложил:

— Товарищ, подполковник, в драке принимали участия около пятидесяти несовершеннолетних. Избиты два продавца узбека и наш глуховский армянин, заместитель директора рынка. Он бес сознания, нужно в больницу. Скорую вызвал. Задержано пятнадцать подростков. Вон их к вам повезли — и капитан указал на отъезжающий автобус.

Белянчиков представил командиру отряда нового работника мэрии:

— Знакомьтесь Слава, это Леонид Коленев — советник нового мэра по вопросам криминала… Теперь это наше с вами начальство.

— Заграничный реформатор? — Улыбнулся капитан: — Очень приятно, Вячеслав Зуев. Олега Николаевича Голенева вся моя семья очень уважает.

— Не только уважают — уточнил подполковник: — капитан даже отказался везти своих орлов на разборку Голенева с бандитами.

— Я же знал, что Олегу Николаевичу его друзья афганцы помогают. Зачем мешаться? — Улыбнулся Зуев. Леня крепко пожал ему руку:

— Спасибо. Можно посмотреть на место побоища?

— Конечно, пойдемте, я вас провожу. — И капитан повел Белянчикова и Леню к воротам рынка. На земле валялись мятые овощи, доски размолоченных столов, перевернутые весы. С десяток угрюмых нацменов молча стояли у разбитых прилавков. У многих лица и руки были забинтованы. Возле опрокинутого лотка с фруктами, на брезенте лежал окровавленный человек. Капитан кивнул в его сторону:

— Ашот Гюльбекян, заместитель директора рынка.

Леонид передернуло:

— Вы бы его хоть перевязали?

— Нельзя до врача трогать. Можно навредить. — Ответил Зуев. Леня хотел еще что-то спросить, но услышал сирену. ОАЗ с красным крестом подкатил прямо к пострадавшему. Из него вышли трое. Пожилой врач склонился над избитым армянином. Два санитара с носилками ждали его распоряжений с отсутствующими лицами. Они делали свою работу, не подключая эмоций.

— Поздно. Он уже мертв. — Сообщил врач. Белянчиков по телефону вызвал следственную группу. Один из санитаров подобрал с земли яблоко, вытер о свой халат и с хрустом надкусил.

— Раньше они никого не убивали. — Задумчиво изрек начальник городского отдела: — Это что-то новое.

— Убийц нужно судить. — Вырвалось у Лени. Подполковник не спешил соглашаться:

— Не так просто. В драке принимали участие целая толпа шпаны. От задержанных правдивых показаний не дождешься. А пострадавшие могут путать. Озверевшие подростки для них все на одно лицо. И потом бил не один. Доказать чей удар привел к смерти и вовсе ребус. Будем работать.

— Я бы тоже хотел поучаствовать? — Попросил Леня.

— Пожалуйста, если есть желание. — Буркнул Белянчиков и обратился к врачу: — Спиридон Сергеевич, как Мария Афанасьевна? Слышал, ваша половина в больнице.

— Ничего, Захар Гаврилович, сейчас уже дома. Дай бог поправится. — Ответил врач и пошел осматривать избитых продавцов. Леня удивился — здоровье супруги эскулапа, подполковника волновало куда больше совершенного здесь убийства. Но озвучивать своего удивления не стал. Отправился опрашивать свидетелей. Выбрав подтянутого высокого кавказца, который пострадал меньше других и в помощи медиков не нуждался, обратился к нему:

— Гражданин, расскажите все что вам известно об этой драке.

— Чего рассказывать?

— Сначала назовите себя?

— Зовут меня Резо. Я грузин. Но, у меня нет регистрации, поэтому официально я ничего не скажу. Себе дороже.

— Не стыдно, отец!? Они человека убили!

Леонид обернулся и увидел стройную красавицу с горящим взглядом темных, бездонных глаз. Резо что-то раздраженно сказал ей на своем языке. Но Леня понял, что на девушку это не подействовало. Тогда он представил красавицу русскому:

— Дочь моя, Нино. Не хотел брать в Россию, да слишком у нас стало трудно жить. Электричества нет, денег нет, работы нет. — и еще раз грозно глянул на девушку.

Нино сделала вид, что строгие взгляды отца не замечает:

— Если вы из милиции, должны найти убийц и наказать. А я вам все расскажу.

— Что ты можешь рассказать? Ты под прилавком сидела, потому и жива. — Вздохнул грузин.

— Неправда, отец. Я в конторе с бумагами занималась. Слышала шум, думала скандал и все. Я скандалов не люблю. А когда поняла, что людей бьют, схватила гирю и сюда. Но тут уже милиция, и я спряталась. У нас, правда, регистрации нет. А если нас выселят и не дадут продать мандарины, мы пропали. Дома голодная бабушка и две моих сестренки. Они нас ждут и на нас надеются.

— Для приезжих из Грузии вы оба очень чисто говорите по-русски. — Удивился Леня: — Давно в России?

Нино гордо откинула непослушный локон:

— Две недели. Но вы не думайте, мы раньше торговлей на базарах не занимались. Нужда заставила. А говорим чисто, потому что папа преподавал русскую филологию в Кутаисском пединституте. А я там училась. Кстати, отец и по-английски говорит не хуже. Да и я тоже.

Леня рассмеялся и перешел на английский. Нино одарила его благосклонным взглядом. На языке Шекспира рассказ о базарном погроме выглядел так: В одиннадцать часов утра рынок работал в полную силу. Подростки явились неожиданно. Они шли ровным строем, и драку начали молча. Сначала переворачивали лотки и громили прилавки. Уже потом кто-то крикнул — «Смерть черножопым» и появились железные прутья (возглас подростков Резо воспроизвел по-русски — английского синонима не отыскал). Продавцы защищались как могли, но мальчишек было слишком много. Заместитель директора Гюльбекян успел позвонить в милицию, выбежал из административного павильона и попытался хулиганов образумить. Его повалили и стали бить прутьями. Избивали армянина около двадцати хулиганов. Лиц их Резо не запомнил. Он уводил в безопасное место женщин и разглядел не всех. Только заметил серьгу в губе одного подростка. По словам грузина и его дочери, все драчуны явились одетыми в черные водолазки и высокие шнурованные ботинки. Еще Резо подметил интересную деталь. На воротниках мальчишек одинаковые значки — кружок белой эмали с буквами посередине. Сами буквы филолог разглядеть не успел. Деталь любопытная, но Леониду она пока говорила мало. Единственное, что он понял — акцию хулиганы провели организовано, и она было хорошо кем-то подготовлена. Это означала наличие крепкого лидера. Возможно, им был один из малолетних хулиганов, а возможно и кто-то постарше. Это Леонид решил проверить.

— Где вы остановились? — Поинтересовался Леня, почти не скрывая, что вопрос больше адресован Нино, нежели ее отцу. Но ответил ему мужчина.

— В гостинице при рынке. Если эту ночлежку так можно назвать.

— Кажется, раньше этот «отель» назывался домом колхозника. — Добавила девушка и улыбнулась. Ее прекрасное, но до этого строгое лицо, улыбка необычайно преобразила и Леня растаял окончательно.

— Резо, могу я пригласить вашу дочь немного погулять вечером? Слово джентльмена, ей ничего не угрожает.

Грузин сразу насупился, но отказать представителю власти не решился. Пообещав заехать за Нино вечером, молодой человек раскланялся. Пока он беседовал со свидетелями, следственная бригада закончила осмотр места побоища и труп армянина увезли. Возвращаясь к начальственной «Волге», заметил на дороге кружочек белой эмали, нагнулся и незаметно положил его себе в карман.

— Что, здесь такие драки в порядке вещей. — Спросил Леня у Белянчикова, когда машина тронулась.

— Подобная жестокость впервые. Раньше они дома вели себя потише. Дрались в Москве, или областном центре. И никого не убивали.

— А почему напали именно на южан?

— Это понятно.

— Мне нет.

— Надо газеты читать, господин советник. С Грузией Россия чуть ли не на грани войны. Правительство под предлогом незаконной эмиграции вытесняет грузинцев ото всюду. Шпана чувствует куда ветер дует. В Питере иноземцев давно убивают, а суды их оправдывают. Вот и результат.

Леня вспомнил обворожительную улыбку грузинской девушки и вздохнул:

— Грустно…

— Да уж, невесело. Только у вас в Европах еще хуже. Небось, знаете, чего во Франции цветные творили? Автобусы с людьми жгли, целые кварталы в страхе месяцами держали. У нас цветочки…

На это Леониду возразить было нечего. Он мог лишь сказать, что в его университете учились студенты и черные, и белые, и красные, и желтые. А драк никто не затевал. Но вместо этого попросил:

— Мог бы я присутствовать на допросе задержанных? Белянчиков усмехнулся:

— Ни сегодня. Пусть посидят голубчики выходные в КПЗ. Просторно им там не будет. А в понедельник милости прошу. По опыту знаю, разговор получится продуктивнее.

Вспомнив обшарпанные кабинеты стражей порядка, Леня представил себе, как выглядит у них помещение КПЗ и, внутренне, с мудрым начальником согласился.

* * *

Они ехали без дорог, объезжая пни и деревья, преодолевая небольшие овражки и кочки. Сумрак леса резали лучи ярких фар, выхватывая из темноты то лапы вековых елей, то белые стволы берез. Этот танец потоков света казался совершенно хаотичным и бессмысленным. Но водители направление держали четко. По лесу пробирались не автомобили, и не трактора, а маленькие четырехколесные монстры. Сосчитать их было невозможно. Весь лес рычал и светился. Их несоразмерно большие колеса не боялись ни топкого мха, не торчащих корней, ни вековых луж. Это были спортивные машинки, которые в Европе зовут АТВ, а у нас кличут скутерами. Хотя скутерами всегда называли глиссирующие лодки с пропеллером на манер самолета, а эти уж скорей смахивали на маленькие быстроходные трактора.

Выбравшись на опушку, водители прибавили скорость и, через несколько минут, рой жужжащей техники притормозил у домика лесника. Это было то самое охотничье хозяйство, где когда-то погибли чиновники, виновные в смерти первого мэра города, Тихона Постникова. После того случая власти хозяйство забросили, лесник Никитка спился в городе, и участок с банькой и гостевым домом порос бурьяном. Около десятка лет постройки никто не пользовал, и лишь случайные грибники и бродяги прятались под их крышами от дождей и стужи. И только полгода назад здесь появился новый хозяин. Кто этот человек, в Глухове не судачили. Он не был местным жителем, и прикупил запущенный комплекс у мэрии для летнего отдыха. Скорее всего, покупателем стал бизнесмен из крупного города, пожелавший иметь ранчо в глуши. За время владения он выкосил траву вокруг построек, наладил разоренное электричество и колодец, но строения не ремонтировал. Они так и остались в запущенном неприглядном виде.

Мотокары лихо подкатили к крыльцу и, загасив огни, остановились. С них спрыгнули молодые люди в черных свитерах и выстроились на выкошенной лужайке перед гостевым домиком. Через несколько минут на крыльце появился высокий мужчина. Одет он был тоже в черный трикотажный пуловер с высоким воротником, но в отличии от молодых людей, лицо его закрывала черная полумаска.

Оставшись на крыльце, он негромко спросил:

— Как прошел круг Желтого Ангела Устрашения?

Из рядов прибывших юношей вышел один и по военному коротко ответил:

— Один враг повержен, десять наказаны. Несколько Воинов Веры попали в полон.

— Сколько?

— Двадцать два Воина, Учитель.

— Где они?

— Всех привезли в городской отдел, Учитель.

— Друзей в беде оставляют только слабые духом. Вы спасете моих послушников и своих товарищей. Я правильно говорю?

— Да, Учитель! — Ответили десятки глоток.

— Я научил вас обращаться с оружием. До этого вы использовали его в играх и тренировочных баталиях. Сегодня я доверю его вам для настоящего дела. Вы готовы?

И приглушенные, но звонкие голоса снова ответили:

— Да, Учитель!

Мужчина в полумаске, нагнулся и поднял палку, на конце обмотанную ветошью. Сумрак ночи ослепила вспышка зажигалки и яркий свет факела. В этом свете стало видно, что молодые люди, выстроившиеся на опушки, совсем еще дети. Мужчина сбежал с крыльца, поднял факел над головой и скомандовав:

— Пастыри дружин за мной. — быстро зашагал по тропе, ведущей к рубленной баньке. Два десятка мальчишек устремились за ним. Подойдя к срубу, распахнул дверь и остановился, осветив низкий вход и сени. Подростки по очереди проникали внутрь и выходили обвешанные автоматами. Через несколько минут, мужчина закрыл дверь баньки и, загасив о влажную траву факел, вернулся на крыльцо.

— Воины Веры — обратился он к детям: — Сегодня вам предстоит сделать круг Черного Ангела Возмездия. Каждый из вас должен помнить, свою цель и свое место в дружине. Задача — освободить послушников. Все ясно?

— Да, Учитель! — Раздалось из темноты.

— Завершив круг Черного Ангела, разойдетесь по домам. О новом походе вас предупредят пастыри дружин. Сюда без зова никто не приходит. Ясно?

— Да, Учитель!

— Помните клятву?

— Да, учитель!

— Повторите ее все.

Слаженные голоса отчеканили:

— Россия для русских! Пусть я лишусь глаза. Пусть я лишусь языка. Пусть я лишусь сердца, если выдам своего учителя.

— Воины Веры вперед!

На лужайке разом зажглись десятки огней, раздался треск моторов и все пришло в движение. Через несколько минут бывшая охотничья усадьба опустела, и только в темном лесу еще долго слышался удаляющийся зуд движков и маята световых пятен от фар мотокаров.

Глава 3

Олег и Ира давно проснулись, но покидать постель супругам совсем не хотелось. Ира уютно нежилась, положив головку на грудь мужа, но через некоторое время решила проверить, почему он затих. Приподнялась и поняла, что Голенев не спит, а смотрит в потолок, явно размышляя о чем-то постороннем, далеком от ее чар и прелестей.

— Я думала ты дрыхнешь и боялась пошевелиться, а ты оказывается «дум великих полн». Поделись с женушкой, где витает твоя душа воина?

— Лежу, Ирка, и думаю, как будем жить дальше?

— Не поняла? Тебя беспокоит не умрем ли мы с голоду, имея на счету всего около полутора миллиардов долларов?

— Да я не о деньгах.

— Тогда о чем?

— О нашем доме. Не можем же мы всегда жить у Лены. А, главное, я хочу понять, восстанавливать дом на Вороньем холме, или нет.

— Во-первых, ты живешь не у мамы, а у меня. Значит и у себя. Мы же муж и жена, и у нас все общее. А восстанавливать твое пожарище я бы не стала. Как вспомню, что ты там погреб под своими подвалами кучу бандитских трупов, даже думать об этом противно.

— Нет, Ирка, Лена еще молодая женщина и мы ее связываем. Представь, если бы у тебя в доме обитала супружеская пара родственников и еще пять здоровых мужиков, как бы ты устраивала свою личную жизнь?

— Я бы нашла богатенького мужа и ушла к нему. — Ответила Ира и чтобы не слышать возражений, поцеловала Олега в губы. Он довольно быстро переключился с бытовых проблем на лирические. Еще пол часа они наслаждались друг другом. Очнувшись, Ира посмотрела на часы и ужаснулась:

— Время десять, мама уже давно ждет нас завтракать.

— Я же сказал, что нам пора думать о собственном жилье. Тогда не нужно соответствовать чужому распорядку. И потом, сегодня суббота.

— Для тебя это особенно актуально.

— Что ты имеешь ввиду?

— Субботу. Посидел один день в мэрии, и два дня рассказывал, как ты там устал. Какая разница для богатого рантье, суббота сегодня или среда? Завтракать все равно нужно. Например, я дико голодная.

— Да, Ирка, я совсем забыл… Сегодня же должен Юлик прилететь. А что если он привезет свою красавицу-рыбачку? Надо и им комнату готовить.

— Вот и вставай. — Рассмеялась Ира, вскочила с постели и, набросив халат, тут же убежала. Олег поднялся следом, но вовсе не так резво. Натянув белые спортивные брюки, он подошел к окну и посмотрел в сад. Гроздья рябины уже начинали краснеть, напоминая, что осень уже не за горами. Внизу в глубине сада кусты сирени прятали скамейку. Голенев уже знал, что именно на ней Лена и Руфина Абрамовна обнаружили мертвого Трофима. Отчим Иры покончил жизнь самоубийством не в силах совмещать работу мэра города со службой своей покровительнице Маке Соловьевой. На многие страшные вещи ему пришлось закрывать глаза, что при наличии совести опасно для жизни. В результате, Трофим сначала стал пьяницей, а потом самоубийцей.

Ира тронула его за плечо и передала трубку:

— Тебя Сергей из Бирюзовска.

— Да Сережа. Есть новости с Никулиным?

— Никаких. — Ответил Сергей: — Всех наших бандитов проверил, никто его не похищал. Или пришлые, или еще чего. Похоже я не в силах. Может, сам приедешь?

— А я вообще в Бирюзовске сколько лет не был. Пока погружусь, год пройдет. Да и тут у меня не все спокойно.

— Кого-нибудь из прежних не добили?

— Да нет, те молчат. Здесь что-то другое.

— Помощь нужна?

— Спасибо, пока нет. Понадобишься, вызову. — Голенев отключил телефон и снова застыл.

— Так и будешь истуканом у окна стоять? Все уже за столом, а ты еще в шароварах. — Пристыдила мужа Ира, заглянув в спальню. Сама она уже успела одеться и причесаться.

— Иду. — Ответил Олег, но с места не сдвинулся.

— Не вижу. — Заметила молодая жена, схватила Голенева за руку и потащила в ванную.

Когда он, выбритый и подтянутый, вошел в столовую, все семейство уже сидело за столом, а Елена в веселом фартучке разливала кофе:

— Доброе утро зятек. Что-то ты сегодня припозднился. — Встретила она Голенева, продолжая хозяйничать.

— Спать, это хорошо. — Подмигнул отцу Леня и широко зевнул.

— А вот зевать за столом плохо. — Ответила Ира и покраснела.

— Ленька только с койки поднялся. Вчера приперся к рассвету. — Донес на брата Митя.

— И кто она? — Полюбопытствовал Тема, накладывая на тарелку изрядный кусок бисквита.

Леонид мечтательно улыбнулся:

— Хорошая девочка — грузинка. Приехала с отцом мандаринами торговать, и чуть не угодила под прутья шпаны. Кстати, я с них снимал показания на английском. Грузин филолог, кандидат наук, дочка аспирантка. Пока мы с ней гуляли, она мне такого порассказала… Ужас, что у них творится.

— Да, в Грузии дела идут скверно. — Согласился Голенев. Я служил с грузином, в бытность СССР. Он еще тогда любопытно высказывался о России. Говорил — русские наш старший брат. Но и старший брат бывает дурак.

— Недурно… — Согласился Саша. Только теперь заметно, что все наоборот — дурак брат младший.

Леня за грузин заступился:

— Не надо, братишка. Народ за своих правителей не отвечает. А Нино, чудесная девушка. Я бы сегодня привел ее к нам пообедать.

— Можешь и ее отца пригласить. Я не возражаю. — Улыбнулась Елена. — Им в России сейчас не очень сладко.

— Я подумаю. — Ответил Леня и принялся усердно закусывать. Его примеру последовали остальные. Несколько минут всех занимала трапеза. Саша насытился первым:

— Отец, а почему Юлика так долго нет? Ты ведь наверняка знаешь, куда он смылся?

— Я, например, догадываюсь. — Ухмыльнулся Леня. Олег и Ира переглянулись. Тайную причину своего бегства от семьи и службы Постников доверил только им и своей матери. Но Татьяна собиралась их навестить позже, а остальные ничего не знали.

— Но и о чем же ты догадываешься, сыщик? — Спросил Олег, подставляя опустевшую чашку хозяйке под кофейник.

— Он в Англии. Кристину уламывает. Вот он где.

— С чего ты взял? — Вытаращился Тема.

— Во-первых, пошевелил извилинами, во-вторых, отработал психологически его заяву. Все же слышали, на мой вопрос — «куда ты намылился» — он вякнул что-то о личном. А что у него сейчас личное, кроме Кристины в Англии.

— Почему прямо не сказал? — Пожал плечами Саша.

Митя только усмехнулся, поскольку рот его был занят бисквитом. Леня залпом допил кофе и, оглядев братьев, изрек:

— Тупицы.

— Поделись своим интеллектом, если такой умный. — Обиженно предложил Саша. Молодой банкир не любил шуток, унижающих его умственные способности. Он вообще больше всех страдал комплексом молодости. Его юный вид у коллег банкиров вызывал неоднозначную реакцию. Для солидности Саша даже носил роговые очки, хотя зрение его в коррекции не нуждалось.

— Сынки, хватит обсуждать человека в его отсутствие. Это, мягко говоря, неприлично. Я, как матушка, ставлю вам на вид. — Попыталась закрыть тему Ира.

— Нет уж, пусть договаривает, раз начал. — Настаивал обиженный Саша.

— Чего тут неясного? Юлик не знал, уломает девчонку или нет. Сами подумайте, он заявится к ней на остров и скажет (тут Леня перешел на английский): Я тебя люблю, собирайся, и поедим в самый красивый город мира под названием Глухов (после чего, вернулся на язык родной). Не знаю, как отреагирует красавица морячка.

— Ну, и что? — Тема уже дожевал бисквит и мог принять участие в интересной дискуссии.

— А то… Господин мэр не пожелал рисковать своим достоинством. А так, вернувшись в одиночестве, ему не придется наблюдать наше унизительное сочувствие.

— А если рыбачка согласится? Жениться то Юлику рано. — Высказался Митя и сам смутился.

— Конечно, рано. — Поддержала парня Елена: — Но с другой стороны, сейчас дети ранние. Вот у меня в детском доме три паренька часто не ночуют. После отбоя в окно, а утром назад. А одному из них еще и шестнадцати нет. Я их вызывала, а они молчат и краснеют. Вот им действительно рано, а Юлик уже взрослый — мэром работает.

Голенев поморщился:

— Оставьте парня в покое, джентльмены. Давайте лучше подумаем, как проведем сегодняшний день? Я предлагаю подняться на Вороний холм и посоветоваться, что делать с нашим домом?

Саша, на сей предмет, уже имел свое мнение:

— Отец, там советоваться не о чем. Пригнать бульдозер, сравнять все с землей и продать участок. Жить там никто не хочет. И в первую очередь, наша матушка и твоя жена. И мы все с Ирой согласны. Недаром народ считает этот холм проклятым местом.

Теща молодого банкира поддержала:

— Нельзя строить жилье на основании бывшего Храма. Кощунство это.

Голенев задумался:

— Да, я этического аспекта как-то не учел. — Елена едва сдержала улыбку. После Англии Голенев приехал совершенно другой. Раньше, если бы он вдруг сказал «я не учел этического аспекта» она бы удивлялась неделю. «Совсем другой человек» — продолжала размышлять Елена и неожиданно для себя предложила:

— Олег, а ты построй там церковь. В городе настоящей церкви нет. Нельзя же считать церковью часовню этой мерзкой Маки?

— Интересная мысль… — Заинтересовался Голенев: — Надо помозговать.

— Олег, мама права. Это будет классно! Большевики взорвали, а мы вернули. — Поддержала родительницу Ира.

— Я не возражаю, но дело серьезное, так за завтраком не решается.

В кармане Леонида задрожал мобильный. Он вынул трубку и через минуту разговора вскочил из-за стола:

— Почему вы, Захар Гаврилович, мне ночью не позвонили? Хорошо, сейчас еду.

— Что случилось, сынок. — Спросил Олег.

— Перед рассветом на городской отдел напали подростки. Два милиционера убиты, из КПЗ выпущены рыночные погромщики.

— Может, мне с тобой?

— Пока не надо отец. Если возникнет необходимость, я позвоню.

— Возьми мою машину. — И Голенев бросил сыну ключи.

— Что твориться в нашем городе?! — Ужаснулась Елена: — Соловьевой больше нет, так теперь подростки бандитствуют. Представляете, три смерти за два дня!? Вчера утром на рынке, сегодня ночью милиционеры. Прямо Чикаго, а не Глухов.

— Дело дрянь. — Согласился Голенев. — Но воевать с пацанами я не умею. На маленьких инвалидов еще в Афгане нагляделся. Там подростки тоже нам кровь портили, но стрелять в детей я и тогда не мог.

— А что делать, отец, если эти дети людей убивают? — Возмутился Митя.

— Если дети убивают людей, значит, что-то не так со взрослыми. — Ответил Олег и, закурив сигарету, вышел в сад.

* * *

Перед парадным городского отдела МВД собралась целая толпа — журналисты, родственники погибших милиционеров, просто любопытные. Молодой советник мэра с трудом пробился в здание. Служебного удостоверения ему еще отпечатать не успели, и с проходной пришлось звонить Белянчикову.

Поговорив с подполковником, Леня выяснил некоторые подробности ночного налета. К четырем утра к зданию городского отдела нагрянуло около полусотни неизвестных. Они, как и те на рынке, были одеты во все черное, но в этот раз воротники их водолазок оказались поднятыми выше подбородка, так что оставались наружи только часть носа, лоб и глаза. Старшина Вопянин, охранявший проходную, попытался преградить вход в помещение. Его изрешетили из автомата. На грохот пальбы из дежурки выскочил лейтенант Комин. Нападавшие и его тут же расстреляли. Затем, за считанные мгновенья злоумышленники похитили из дежурного помещения ключи, освободили рыночных погромщиков, и растворились.

Трупы милиционеров только через пол часа обнаружил передвижной наряд ДПС. Белянчикова подняли с постели. Если бы не жильцы из дома восемь, что выходит окнами на площадь Ленина, выяснить, кто нападал, и какими силами он бы не смог. Возраст налетчиков свидетели не сообщили. Хоть площадь Ленина, в отличии от других улиц, освещена, но не до такой степени, чтобы из окон дома можно было все подробно рассмотреть. К тому же, нападавшие действовали быстро, и глаза никому не мозолили.

Леня поинтересовался, что думает об этом сам начальник городского отдела. Захар Гаврилович ответить затруднился. Если бы фанаты задумали освободить своих товарищей, по мнению Белянчикова, стрелять бы они не стали. Могли избить дежурных стражей порядка, на худой конец, оглушить. Понятно, что двое сотрудников стрелять в детей бы не решились, а числом их одолеть не могли. Поэтому можно предположить, что родичи кого-то из задержанных на рынке подростков, либо связаны с криминалом, либо сами бандиты. Тогда и применение оружие находит объяснение и мотив налета тоже. Кстати, кроме дверей в КПЗ, никаких других взломов, или попыток проникновения милиционеры не обнаружили. А в помещении было чем поживиться. В арсенале горотдела около двух десятков «Узи» и двадцать пять пистолетов «Макарова». Все это осталось на месте. Вывод напрашивается сам собой, что цель у преступников одна — освободить подростков.

— Но вы же сами сказали, что жители дома восемь видели около пятидесяти налетчиков? — Напомнил Леонид начальнику горотдела.

— Сказал. Но им это со страху могло показаться. Когда они успели их сосчитать? Темно же было. — Возразил подполковник.

— Ну, пусть не пятьдесят, а тридцать. Все равно это уже не банда, а организованное военное формирование. По-вашему, в Глухове такое возможно?

— Да, что вы? Побойтесь Бога! Братков двадцать, способных применить стволы, я еще могу допустить. Но после операции вашего папаши, их осталось не больше трех-пяти. Да и то применить оружие они бы могли при своих разборках. А нападать на милицию уголовники не будут. Это для них табу.

— И это все ваши соображения — Поинтересовался Леонид.

— Не знаю, что еще и думать. Есть одна мыслишка, но она мне самому кажется бредовой.

— Ну, а все же?

— В КПЗ сидел карманник Стишков, по кличке Филин — «щипач» по ихнему. Вот я и прикинул, что если освобождать пришли его, а шпану выпустили от куража.

— Звучит правдоподобно. — Согласился Леня.

— А мне так не кажется.

— Почему? Вы же сами выдвинули эту версию?

— Леонид, вы плохо знаете наше ворье. Они народ ушлый. Если бы Филина задержали по мокрому делу, тогда, да. Уйти от пожизненного срока можно и с риском. А его взяли в автобусе за кражу кошелька из сумки. Кошелек он успел сбросить, так что посадить его нам бы все равно не удалось. Чего ради устраивать бойню? Вот в качестве свидетеля он бы нам подошел.

— Так поймайте карманника, раз вы его знаете…

— Это совсем не просто. Филин напуган, заляжет в нору и месяц другой в город носу не покажет.

— Тогда надо вернуть удравших из КПЗ подростков и пройтись по их связям, проверить близких. — Посоветовал Леонид первое, что пришло ему в голову.

— Как? Мы же их решили только в понедельник допросить. Документов у шпаны при себе не было. Теперь это проблема.

Леонид понял, что от начальника больше ничего не добьется и пошел в лабораторию. Молодой очкарик Костя Незванцев, сменивший пол года назад ушедшего на пенсию криминалиста Ясенкова, произвел на Леонида впечатление дельного работника. Схожий возраст и здоровое любопытство к миру привели к мгновенной взаимной симпатии молодых людей. К тому же, фамилия Коленев, являлась в Глухове чем-то вроде пропуска к душам горожан, и Костя не стал исключением.

— Слушай старик, хоть что-то от налета осталось? — Спросил Леонид после нескольких фраз знакомства: — Пальчики, гильзы, что тебе объяснять?

— И того и другого в избытке. — Усмехнулся Костя. Такого улова редко дождешься. Но пальчики, сечешь мою мысль, по картотеке не проходят, а баллисты раньше чем через три дня заключение не выродят. Я послал гильзы в областное отделение. У нас своей баллистической экспертизы нет. И еще, отпечатки могли оставить и подростки, что вырвались из КПЗ, а преступники пришли работать в перчатках. Сечешь мою мысль?

— Секу твою мысль. Не секу, что ты предлагаешь? — Улыбнулся советник пол криминалу.

— Предлагать, дело следователей, мое дело вещдоки. Хотя я бы прошелся по школам. Их у нас всего пять. Парни провели в КПЗ почти сутки. Вдруг, родители кого хватились, или педагоги? Мальчишек то сидело больше двух десятков…

— Дельная мысль. — Согласился Леня и, пожав Косте руку, убежал из лаборатории. Выйдя на площадь, посмотрел на часы, что висели на столбе у здания мэрии. Они показывали семь. Леонид удивился. Семь утра быть никак не могло, они завтракали в десять, а семь вечера и подавно. Он провел в милиции не больше трех часов. Глянув на свои, рассмеялся. На них оказалось без десяти два. Леня вспомнил, что обещал проведать Нино. Девушка ему очень понравилась и немного заинтриговала. Вела она себя весьма раскованно и просто, но стоило кавалеру проявить мужскую настойчивость, тут же ставила его на место. Перед тем как отправиться на рынок, Леонид позвонил отцу и рассказал о карманнике Филине, Леня понимал, у отца есть свои возможности выйти на затаившегося «щипача».

* * *

В дальнем уголке площади Ленина, по соседству с остановкой междугороднего автобуса, много лет стоял неказистый вагончик с вывеской «Ремонт обуви». Некогда крашенный зеленой краской, вагончик давно полинял, и несколько поколений чиновников порывалось его снести. Но каждый раз жители это желание активно опротестовывали. Мастеров данного профиля в городке ощущалась нехватка, и насущная необходимость горожан абстрактное эстетическое негодования начальников побеждала. Да и к самому мастеру, Григорию Тимофееву, народ давно привык и обувку свою доверял ему охотно. Гриша не любил работать с дамскими утонченными туфельками, и модными мужскими штиблетами, но серьезную обувь уважал и ремонтировал добротно. После его рук кирзовые сапоги, или «скороходовские» ботинки обретали вторую жизнь, частенько более долгую, чем при заводском рождении.

Сам Гриша сильно прихрамывал, и хромота его с годами превратилась в некую тайну, которую знали только он и жители Глухова. Родилась она в веселые перестроечные дни, когда Горбачев разрешил кооперативы. В те времена Гришу никто по имени не называл. У него была кличка Пятак, и работал он одним из главных шестерок в кооперативе бандита Кащеева. После исчезновения пахана, когда кооператив по наследству перешел к Маке Соловьевой, Гриша-Пятак, решил приударить за молодой хозяйкой. Чрезмерной наглости в его желании усмотреть было трудно — Мака особой разборчивостью в интимной жизни тогда не отличалась. Это уже потом, став любовницей Голенева, она изображала павшего ангела, покинувшего тропу порока. А в те дни спала со всеми шестерками Кащеева. Поэтому, когда хозяйка пригласила Гришу к себе в спальню, он ничего худого не заподозрил. Проявив же вполне допустимую в данной ситуации, мужскую настойчивость, получил пулю в коленку. Мака выстрелила ему в ногу почти в упор. С тех пор Гриша по кличке Пятак охромел и Маку возненавидел. Когда она начала войну с бывшим любовником, Пятак встал на сторону Голенева и сильно тогда Олегу помог. Потом бывший афганец часто останавливался у вагончика на площади Ленина и спрашивал, не нуждается ли в чем мастер сапожного дела Григорий Тимофеев. Гриша зарабатывал неплохо, нужды ни в чем не испытывал, но вниманию Голенева всегда был рад. И сегодня, завидев Голенева, растянул род до ушей, показав, что страдает не только хромотой, но белозубостью своей улыбки.

Крепко пожав сапожнику руку, Голенев сразу перешел к делу.

— Гриша, мне нужна помощь.

— Услужить самому Голеневу завсегда рад. — Продолжал любиться мастер.

— Да оставь это… Ты же знаешь, двух милиционеров застрелили. В КПЗ помимо подростков Филин сидел. Есть версия, что это дружки Филина решили его освободить, а за одно и шпану выпустили. Я тебя сдавать Филина не прошу но, узнай пожалуйста, так ли это.

— Зачем вам это? — Удивился сапожник.

— Мой сын, как ты знаешь, криминалом в мэрии занимается. Пойдет по ложному следу, время потеряет. Если конечно, это и впрямь не кореши Филина пальбу устроили.

— Николаич, сукой буду, Филин тут сбоку. И даже спрашивать его не надо. Пусть плюнет мне в харю, кто скажет, щипач «мокруху» на киче затеял! Да чтоб мне век свободы не видать! Он же не ушибленный!

— Гриша не кипятись. В жизни всякое бывает. Ни я, ни Леня на Филина не думают. Но ты спроси, чтоб с души снять.

Сапожник оглянулся по сторонам и, поняв, что их никто не подслушивает, улыбнулся:

— Ладно, вам не откажешь. Навещу Вальку Стешкову. Сестра знает, где братишка залег. Повезло парню. Ни тебе допросов, ни тебе баланды.

— Да, Филину повезло. — Согласился Голенев: — Не повезло двум милиционерам, а еще их бабам и детишкам. Что ты сам то об этом думаешь?

— В репу не возьму. Из моих прежних кентов никто на такое не подпишется. Беспредельщики завелись. Брешут, малолеток кто-то натаскивает. Но брешут много чего. Я еще с зоны зарубил — своими моргалами не сфотографировал — молчи.

— Ладно, Гриша, узнаешь чего, звякни, Номерок мой у тебя есть.

— Номерок есть. А помнишь, Николаич, мы наш «Сталинград», так и не обмыли. Фарта не будет.

— Обмоем еще… Какие наши годы. — Усмехнулся Голенев, и быстро пошел к автостоянке возле мэрии, на которой оставил свою машину.

* * *

Российские рынки после обеда пустеют. И сегодня, когда Леонид шел по рядам, покупателей оказалось меньше чем продавцов. Молодую грузинку он застал у лотка с мандаринами, читающей «Сонеты» Петрарки на языке подлинника. Увидев Леню, она очень обрадовалась, совсем не скрывая своих эмоций.

— Я о тебе сегодня думала. — Призналась Нино, и ослепительно улыбнулась.

— Как идет бизнес? — Спросил Леня, в отличии от девушки, смущенный ее словами.

— Плохо. Но цитрусов осталось мало, надеюсь, завтра продадим все.

— Жалко. — Вырвалось у парня.

— Мне тоже жалко. С тобой гулять понравилось. Так редко встретишь образованного мальчика. А все таки приятно говорить с человеком о всякой всячине, чувствуя, что он тебя понимает.

— А бывает по-другому?

— Еще как. Идет с тобой, парень, поддакивает, а сам смотрит на твою грудь и ноги.

— У тебя и то и другое заслуживает внимания. Не вижу повода для обиды. — Усмехнулся Леня.

— Это не плохо, когда ты нравишься мужчине. Но если его задача только удовлетворить с тобой сексуальную потребность, начинаешь себя воспринимать как прибор для члена. Всему свое время и место.

— Не боишься с таким подходом к партнеру, остаться девственницей.

— Это мне уже не грозит. Я была замужем, правда недолго.

— Как недолго? Год? Два?

— Три дня. Все прошло именно по той схеме, что я изложила. На вторую ночь мы уже не знали о чем говорить, и почему мы вместе. Я собрала вещи и ушла.

Леня удивился:

— Это в Грузии? Я слышал, что южане народ патриархальный, напичканный предрассудками.

— Отчасти так и есть. Многие родственники меня не поняли. Но папа понял. Он у меня умница.

— А где сейчас Резо?

— Пошел поспать. Он торговал утром, чтобы дать выспаться мне. А после одиннадцати я его отпустила.

— Напрасно. А если бы опять эти нагрянули?

— Не думаю. Их же вчера немного припугнули.

— А ты ничего не знаешь?

— Нет, а что? — Леня не знал, стоит ли сказать Нино о ночном налете. Пока раздумывал, появился покупатель. Здоровенный парень явно пребывал навеселе, и из кармана у него торчала бутылка.

— Почем мандарины деваха? — Спросил он, хотя ценник рядом с мандаринами имелся.

— Тридцать рублей килограмм. — Ответила Нино.

— Ты, что, охренела!? У вас они сами растут. Ни говна, ни полива. Давай за десять.

— Чего хамишь девушке? Не хочешь не покупай. — Обозлился Леня.

— А мне адвокаты на хер не нужны. Эти бляди распустились, думают мы русские, лохи. Суки понаеха….

Договорить бугай не успел. Леня ударил его снизу по скуле, и тот шмякнулся на спину, как подкошенный. Бутылка из его кармана вылетела и разбилась.

Прости Нино, у нас ни все такие. — Утешил Леонид грузинку, краем глаза отслеживая поверженного хама. Тот медленно поднялся, и пошатываясь, побрел к воротам. Продавцы, наблюдавшие за инцидентом, подбежали к Лене и стали пожимать ему руку. Узбек, торговавший гранатами, набросал полный кулек плодов и протянул Леониду:

— Спасибо друг, моя редко токой видит. Русские наша за человек не считает. А не будь мы, один картошка и соленый огурец кушала.

Коленев от подарков отказался:

— Мне ничего не надо. Обещаю, с понедельника на рынке будет дежурить милиция. И вас никто не тронет.

Нино отвернулась. На глазах девушки выступили слезы. Узбек положил кулек с гранатами на ее прилавок и ушел на свое место.

— Нино, не стоит расстраиваться. Это же не мужчина, а пьяный боров. У вас тоже хамы случаются. Не бери в голову.

— Это я понимаю. — Ответила Грузинка: — Не могу понять другого. Как нашу богатую страну довели до того, что аспирантка и ученый должны торговать на рынке.

— А это к господину Саакашвили. — Улыбнулся молодой человек: — У меня сейчас задача по жизни другая — хочу пригласить вас с отцом на домашний обед.

— Правда? — Нино тут же вытерла слезы и улыбнулась. Леонид еще раз отметил отсутствие у девушки ужимок и манерности.

— Давай прямо сейчас. Покупателей все равно нет.

— Хорошо, пойду отца будить. Но сначала помоги убрать мандарины.

Они вместе отвезли ящики с цитрусами на склад, погрузив их на тачку, и через десять минут из «отеля» явился Резо. Он нес корзину с фруктами и бутылками.

— А это зачем? — Не понял Леня.

— Нино сказала, что ты нас приглашаешь домой. А я с пустыми руками в дом к хорошим людям не хожу. — Гордо объяснил кавказец.

На площади перед рынком Леня нанял частника. Через десять минут они уже катили по поселку, что местные жители называли Макоградом. Когда-то Соловьева шантажом выбила у чиновников участки на берегу реки Глуши и построила тут коттеджи для богатеньких.

— А ты оказывается буржуй. — Заметила Нино, поглядывая в окошко.

— Я нищий чиновник, а мой папа женился на падчерице бывшего мэра. Мы сейчас едим в дом его вдовы, так сказать, тещи отца. А вот те развалины… Видите на холме? Это был наш дом. Бандиты сожгли.

— Так это же дом Голенева. — Удивился Резо: — Нам его уже показывали. Этот Голенев герой.

— Он мой отец. — Ответил Леня. Нино внимательно посмотрела на парня, словно видела его впервые:

— Если я правильно поняла, мы сейчас едим к вашей родственнице?

— Да, мы сейчас все живем у Елены Ивановны. Я же сказал, она теща моего отца.

— Старенькая? Надо было конфет для нее купить. — Забеспокоился грузин.

— Она куда моложе вас — ответил Леня.

— Тогда цветов. Пусть водитель вернется.

— Ваших даров и так выше крыши. А вот мы и приехали — Усмехнулся Леонид и тронул водителя за плечо: — Сколько с меня?

— С сыновей Голенева в Глухове водилы денег не берут. — Ответил шофер, помог пассажирам выгрузить фрукты и, не желая слушать возражений, быстро укатил. Леонид направился к дому, гости нерешительно последовали за ним. У калитки Нино остановилась:

— А ты предупредил хозяйку, что привезешь гостей?

— Конечно. Тетя Лена была очень рада. — Ответил Леонид и услышал голоса, что доносились из сада. Там громко говорили по-английски. Резо и Нино тоже их услышали.

— У вас в доме общаются на иностранном языке? — Удивилась Нино.

— Обычно нет. — Ответил Леня, тоже весьма удивленный. Но когда они подошли к беседке, и он увидел белокурую Кристину и Юлика, сразу все понял.

Отец и братья сидели в беседки вместе с юной рыбачкой и наперебой что-то кричали. Заметив живописную пару кавказцев и Леню, смолкли. Олег пошел им навстречу, по дороге объясняя и успокаивая:

— Не пугайтесь, друзья. Наш Юлик привез невесту, вот мы и здесь и возбудились. Проходите — и, заметив корзинку с дарами, ловко выхватил ее из рук Резо: — Очень кстати. Прямо здесь и начнем. А потом обедать. Лена и Ирочка уже накрывают.

Леонид представил своих друзей и поцеловал Кристину. Саша церемонно извинился перед гостями:

— Простите, дамы и господа, что мы беседуем по-английски. Но Кристина русского пока не понимает.

— Ничего. — Усмехнулся Леня и тоже перешел на английский: — Резо и его дочь владеют языком Шекспира не хуже нас.

Грузин откупорил бутылки, Леня сбегал за бокалами, и вскоре вся компания еще раз выслушала сказочную историю о похищении Юликом прекрасной рыбачки с «Бараньего острова». Через пол часа Нино и ее родитель чувствовали себя так, словно знали семейство Голеневых много лет. Кавказец не удержался от тоста и произнес пламенный монолог в честь Олега. Прекрасное лицо Нино то и дело озаряла ослепительная улыбка. Леня видел, что девушке с ними хорошо, и ему от этого становилось тепло и уютно. Потом пили за жениха и невесту, и когда Ира явилась звать всех к столу, и гости с хозяевами уже были под заметным градусом. Что тем ни менее, не помешало Резо, выразить восхищение внешностью Елены, сделав ей несколько комплиментов.

Пир плавно перетек из беседки в столовую. Кристина и Нино уже успели подружиться и уселись рядом. Поскольку Елена не владела английским, так же бегло, как остальные, за столом говорили по-русски, а Юлик невесте переводил. Потом он повел Кристину в сад, рассказывая о цветах и деревьях. Они уединились на скамейку, и Юлик обнял невесту.

— Не жалеешь, что приехала к русскому дикарю? — Спросил он, после долгого и сладкого поцелуя.

— Пока не знаю. Надо проверить дикаря в деле. — Прошептала Кристина. Он понял, расстегнул на ней блузку. Его рука легла на ее грудь, ощутила ее объем и нежность. Он никогда не думал, даже мечтая о близости с любимой, что в женской груди столько волшебного, необъяснимого томления. Это были сосуды таинственного наслаждения, обещавшие рай и ад сразу. Рай — любоваться нежными лепестками сосков, трепетом будущего материнства, беззащитностью женского начала вселенной. А ад заключался в желании сорвать эти лепестки, получить их до конца, унести и спрятать глубоко в себе, даже укусить нежно розовый бархатный плод. Рай уносил его в сиреневые небеса. Ад пробуждал в нем жадного зверя. Как он раньше мог жить на свете не получив, не поняв всего этого?!

— Кристина, как хорошо с тобой. Отдай мне себя.

Девушка раскраснелась, щеки ее горели, она прикрыла свои огромные голубые глаза и прошептала:

— Не здесь. Давай дождемся ночи.

— Как скажешь милая. Поцелуй меня еще.

Она поцеловала его в губы, проникла за ворот его рубашки своими нежными ручками. Юлик понял, что теряет землю под ногами. Она была так прекрасна, ее дивное манящее тело было так близко от него, что от этого кружилась голова. Он забыл обо всем и замер. Если бы можно было вечно ощущать это непознанное им блаженство. Но в глубине мужского сознание он понимал, что это еще не все. Что есть нечто большее, между мужчиной и женщиной. И это большее скоро он изведает:

— Господи, как я тебя люблю. — Прошептал он и прижал ее к себе так сильно, как только мог. Чтобы сдержать порыв, они уселись рядом прижавшись друг к другу, и шептали волшебные слова, которые в другом месте и в другое время не имели бы никакого смысла. А сейчас они выражали весь жар страстного желания молодых сердец отдать друг другу все, чем наградила их природа для продолжения рода человеческого. Им в голову не приходило, как странно звучат их признания на английском языке в саду русского провинциального городка, на скамейке, где еще совсем недавно, хозяин этого дома, несчастный русский пьяница, покончил с собой.

А в столовой тем временем продолжался обед, который благодаря неожиданным гостям с юга, незаметно превращался в праздник. И только Леонид не мог полностью насладиться обществом девушки, что ему все больше нравилась. Леня не забывал, сегодня ночью неизвестная банда застрелила двух милиционеров и выпустила погромщиков. Теперь в команде мэра за криминал отвечал именно он, и полностью расслабляться не имел права. Когда хозяйка отправилась на кухню за очередным блюдом, Леонид проследовал за ней.

— Тетя Лена, уделите две минутки.

— Да, сынок, что случилось? Твои грузинские друзья чем-то недовольны?

— Нет, они всем довольны — соскучились по человеческому общению. К сожалению, хамов в городе хватает. Но я не об этом. В вашем детском доме кто-нибудь из воспитанников сегодня ночью отсутствовал?

Лена задумалась. По случаю субботы директор приюта имела выходной, но с дежурным воспитателем утром по телефону разговаривала.

— Кажется, лирическая троица вернулась под утро. Помнишь, я о них за завтраком говорила?

— Потому и спрашиваю. Они сегодня там?

— Не думаю. У этой троицы есть приятель. Кстати, он сынок богатых родителей и живет по соседству. Я мальчишек не так давно видела. Они гонялись на каких то тарахтелках. А что?

— Да так, ерунда. А где дом их дружка?

— Третий в сторону Щеглов, по нашей стороне. Солидный дом, без особых выкрутасов. Этим от других и отличается.

— Спасибо, тетя Лена. А теперь пошли к гостям, а то неудобно.

Они вернулись за стол. Хозяйка с блюдом горячего картофеля, Леонид с подносом запеченной в духовке форели. Резо вскочил помогать хозяйке. Нино пришла на помощь Леониду.

— Олег, посмотри какие две красивые пары? — Воскликнула Ира, указав мужу на грузина, хозяйку дома и их молодых помощников. Лена покраснела как девушка. Резо расплылся до ушей. Он и раньше поглядывал на Лену с нескрываемой симпатией. Леонид с Нино, лишь понимающе переглянулись. Тема и Саша наполнили всем бокалы. Олег поднял свой и обратился к грузинскому гостю:

— Понимаю, что ворую у тамады очередной тост, но все же скажу. Мне очень приятно видеть за этим столом, наших новых друзей. Я когда-то служил с грузинами, и всегда буду помнить, что это щедрые и открытые люди. И чтобы не происходило там сверху (и он выразительно посмотрел на потолок), мое мнение о них никогда не изменится. За Резо и его очаровательную дочку.

Все потянули к южанам свои бокалы. Леня чокнулся с Нино и ее отцом, и заметил что глаза кавказца стали влажными. Выпив до дна, Резо поблагодарил радушных хозяев и сумел всех рассмешить замечанием, что простые грузинские торговцы никогда не забудут, как попали на помолвку английской леди и мэра города. Везя в Глухов свои плоды, они и представить не могли, что удостоятся такой чести. И только тут все заметили, что Юлик с невестой куда-то исчезли. Чтобы прекратить выразительную паузу, вызванную этим открытием, хозяйка отвлекла внимание на себя:

— Теперь, дамы и господа, пора пить чай с тортом.

Но чай пить не пришлось. Растерянные и смущенные Юлик и Кристина возникли на пороге и сообщили, что в саду появились какие-то люди. Они требуют хозяина. Голенев вышел в сад и увидел с десяток заплаканных женщин и мужчин, лица которых тоже никак нельзя было назвать веселыми. Несколько мужчин держали в руках охотничьи ружья.

— Что случилось, друзья? — Спросил бывший афганец, указывая посетителям на беседку. Но те остались стоять на дорожке. Первой заговорила пожилая женщина:

— Олег, Николаевич, простите наше вторжение, но кроме вас нас никто не защитит. Помогите.

— С радость, если это в моих силах. Расскажите в чем дело?

Вперед выступил скуластый старик с круглой лысиной и с окладистой бородой.

— Мы боимся за себя и наших детей. Этой ночью убили двух милиционеров. Среди нас их матери и жены. Но произошли и другие пакостные события. Я сторож кладбища. Ночью кто-то вымазал краской памятник Тихону Постникову и разбил десяток надгробий на могилах евреев и татар. Люди говорят, что это делают слуги Сатаны.

Их очень много и они вооружены настоящим автоматами.

Небольшой человечек с копной темных волос, встал рядом с кладбищенским сторожем:

— Я Михаил Бельмович, парикмахер. Этой же ночью, на дверях моего дома появился странный знак, начертанный мелом. Сначала я думал, что это детская шалость. Но потом мне позвонила невестка Фира и сказала, что на их доме такой же. Я обзвонил родственников и почти все заметили этот знак на своих домах. Мы евреи, очень не любим, когда на наших домах что-то рисуют, особенно мелом.

— Напишите адреса, где стоят эти знаки. — Попросил Олег. Пока Бельмович исполнял его просьбу, пожилая женщина, что заговорила первой, тронула Голенева за плечо:

— Мы знаем, что вы всегда ненавидели бандитов и пришли к вам за помощью.

— Хорошо, я постараюсь вам помочь.

Бельмович вручил Олегу исписанный листок. Посетители низко поклонились и, молча, пошли к калитке. Олег проводил их и вернулся в дом. За столом повисла тревожная тишина. Голенев направился к грузину и отвел его в сторону:

— Я попрошу, вас Резо, и вашу дочку, сегодня остаться у нас. Возвращаться на рынок вам не следует. Будьте как дома и развлекайте женщин. А мы с парнями устроим небольшой совет.

— А в чем дело, Олег?

— Пока не знаю, но в городе происходит что-то скверное. Попробуем разобраться. Вы стрелять умеете?

— Да.

— Тогда идите за мной. — Голенев поднялся на второй этаж, открыл стенной шкаф и указал Резо на два автомата Калашникова: «Пока нас не будет, жену, тещу, Кристину и вашу дочь придется охранять вам. Где лежит оружие, вы теперь знаете».

Резо утвердительно кивнул, и Олег заметил, как хмельные глаза кавказца трезвеют. Затем он собрал сыновей и Юлика в кабинете. Внимательно выслушав информацию Лени, задумался. Деталь, что мальчики не ночевали в детском доме, его заинтересовала. Особенно то, что троица где-то здесь рядом, играет с соседскими детьми.

— Если пацаны еще здесь, мы на них посмотрим. Но сначала прокатимся по этим адресам. — Предложил Олег и протянул молодым людям листок еврея.

В гараже дома стояло два автомобиля. «Восьмерка», которую Голенев, сразу по возвращению на родину, купил у питерского таксиста и Джип Трофима. Отчим Иры перестал на нем ездить еще задолго до самоубийства. Последнее время он много пил, а пьяным за руль не садился. Да и нужды не было. Мэра обслуживала казенная машина с водителем. Джип Голенев один раз завел, но ездить предпочитал на своей «Восьмерке». Сейчас пришлось взять две. В одну машину все не помещались. Юлик уселся за руль Джипа, Голенев погрузил в багажник канистру с бензином, тряпку, ведро и занял место водителя в Жигулях. Выехав из Макаграда, прокатили до центра города, и свернули вниз к кладбищу. Остановившись у ворот, вышли из машин. Олег взял канистру, Юлик ведро и тряпку и все двинулись в глубь кладбища. Памятник первому мэру Глухова неизвестные облили густой белой краской. И если бы не бензин, очищать его пришлось бы очень долго. Юлик и Голенев трудились с каким-то остервенением. Сашу, Митю и Леню к работе не допускали. Покончив со следами вандалов, долго отмывали руки. Сначала бензином, потом водой из колонки. К машинам вернулись молча. От кладбища двинули на проспект Ермака, бывший Дзержинского и свернули на Владимирскую улицу. В ее конце находился дом, стоящий первым в списке Бельмовича. Знак начертанный мелом, увидели сразу. Это был круг, в середине которого выведены три печатные буквы РДР.

Леня подошел вплотную к двери и очень внимательно рассмотрел весь рисунок. Затем извлек из кармана белый эмалевый кружок и протянул Олегу:

— Посмотри отец.

Голенев положил кружок на ладонь и понял, что в центре кружка буквы те же.

— Откуда у тебя этот значок, Леня?

— Я нашел его на рынке, на месте побоища. Такие значки носят футбольные фанаты.

— Думаешь их рук дело?

— Кладбище и эти рисунки, уверен, их. А кто ночью застрелил милиционеров, пока не знаю. Хотя мне кажется, что какая-то связь есть.

Голенев вернул значок владельцу:

— Так, ребята. Юлик едет в свой рабочий кабинет, связывается с Белянчиковым, вызывает усиленный наряд ОМОНА и весь имеющийся в наличии транспорт. Пусть бойцы разделяться на несколько групп и мобильно отдежурят ночь по всему городу. Особенно в районах по адресам списка. У входа в мэрию потребуй усиленную охрану, готовую при нападении, работать на поражение. Ночь, Юлик, проведешь в кабинете, принимая сводки с улиц города. А мы с Леней попробуем поглядеть на трех мальчишек из детского дома, а потом подежурим в нашем поселке. Саша и Митя займут девушек. Все понятно? Митя и Саша не возражали. Юлик согласился, куда с меньшей охотой. Провести остаток дня, а особенно ночь, ему мечталось совсем иначе. Но должность мэра обязывала жестко расставлять акценты. Сначала забота о покое граждан, потом личное счастье.

Глава 4

В квартире пахло щами и тем нажитым уютом, которым отличаются дружные семьи. Обычно это приходит с долгим стажем обоюдных усилий супругов, когда подросшие птенцы улетели из гнезда и их жадные крики не гонят родителей за новой порцией корма. Но в доме Гришки Тимофеева «птенцов» никогда не высиживали. Да и стаж семейной жизни у бывшего уголовника с бывшей проституткой Марией Саратовой не превышал восьми лет. Из-за своего романа со священником кащеевской церкви, отцом Василием, Маша некогда сделалась городской знаменитостью. Батюшка не пожелал отпускать бандиту Кащееву грехи и сбежал от него к Маше. На ее балконе Кащеев из снайперской винтовки и застрелил священника. Машу чуть ли не обвинили в убийстве. Сам первый мэр города Тихон Постников заступился за нее. Отец Юлика приезжал к Маше и помог ей найти работу и изменить образ жизни. Григорий Тимофеев по кличке Пятак, охромев после пули Маки, тоже надумал завязать с прошлым. Вот они с Машей и нашли друг друга. У Саратовой имелась внебрачная дочка, но она давно выросла, окончила кулинарный техникум и уехала в Питер.

Над Гришкой сперва смеялись, что он женился на проститутке, потом смеяться перестали, а теперь многие ему и завидовали. Машка оказалась прекрасной хозяйкой, заботливой и нежной супругой. Пятак ни в чем не знал от нее отказа, по выходным выходил гулять в накрахмаленных сорочках и благоухал несколько резковатым парфюмом.

Сегодня Маша приготовила щи и пирожки с грибами. Печь и готовить она обожала смолоду, чем много лет назад и прельстила отца Василия.

Григорий чинно сидел за столом. Маша положила ему пирожок с грибами, налила в тарелку половником щей и сама разлила водку в два лафитника. Гриша уже было поднял свой, как в дверь позвонили.

— Звала кого? — спросил он жену.

— Кажись, не звала. — Ответила Маша и, для напряжения памяти, наморщила лоб: — Точно не звала.

Пятак с сожалением опустил наполненный лафитник на стол, тяжело вздохнул и поднялся открывать. На пороге стоял малец лет пятнадцати-шестнадцати и смотрел на хозяина светлыми голубыми глазами.

— Тебе кого, пацан? — поинтересовался Гриша, не очень радушным тоном.

— Мужик, я из юного крыла РДР. Не хотите вступить в нашу партию?

Гриша хотел было спросить «Хули я там не видел», но голубые глаза ребенка смотрели столь чисто и искренне, что он от мата удержался:

— А зачем мне эта ваша партия? Я отродясь никуда не вступал. Только если в зону… Так, не по своей воле.

— Вы хотите, чтобы наша Родина стала свободной и светлой?

— Гришенька, с кем ты там беседуешь? — заволновалась хозяйка долгим отсутствием супруга.

— Да вот, малец пришел. Агитирует меня. Вроде послать на хер неловко.

Маша тут же появилась в прихожей:

— Да к нам и раньше мальчик приходил, — и, оглядев агитатора, добавила: — Не этот. Тот был повыше и волосы подлиньше.

— Это Стас Кольцов приходил. Теперь его участок мне отдали. — Пояснил молодой человек.

— У вас дело крепко поставлено. Кто же ваш пахан? — ухмыльнулся Гриша.

— Имя учителя я назвать не могу. Нашу партию подвергают гонениям. Но вы должны знать, нас в городе очень много. Даже в вашем доме семь квартир членов нашей организации. Победа будет за нами! — Говорил все это мальчик хорошо поставленным голосом, который уже прошел стадию юношеской ломки и звучал солидным баритоном.

— В нашем доме, говоришь? — засомневался Григорий.

— Можете проверить. Товарищи по партии всегда поддержат друг друга. А если все мы выйдем на улицу, врагу нас не одолеть. И скоро, очень скоро наше время придет. Мы прогоним кавказских и азиатских чурок, покажем свое место жидам и иноверцам. В органах власти им работать больше не придется. Хотят жить, пусть чистят нам ботинки. Наша партия так и называется «Россия для русских», а сокращенно — «РДР».

— Так вы кто? Фашисты? — удивился (повтор) Пятак: — И еще не в тюрьме? Теперь мне кое-что понятно.

— Что вам понятно?

— Знаешь, паря, я бывший урка. У нас даже в зоне на нацию никто не смотрел. Можешь обрезанным быть, можешь с крестом на шее. Если падла, неважно, какой ты веры. Тебя все равно зароют. А если не гнида — живи. Мне наплевать, кому ты молишься.

— Это ничего, что вы сидели, дяденька. Мы принимаем бывших уголовников, и никто их в нашей партии не оскорбляет прошлым. При демократах любая форма сопротивления хороша, и уголовно наказуемая в том числе. Вот вам наша брошюра, вы почитайте, а я через несколько дней опять вас навещу. — Мальчик быстро сунул Маше Саратовой брошюру и тут же убежал.

Вернувшись за стол, Гриша выпил лафитник водки, закусил пирожком и сказал жене:

— Зеленый еще, а уже на понт берет.

— Почему на понт? — не поняла Маша.

— Потому что западло в нашем доме кому в их партию вступить.

— Вот и ошибся, Гришенька. У них уже полгорода записались. При записи бутылку водки дают и сто рублей денег. И взносов никаких.

— Ничего себе, — крякнул Гриша и налил себе снова: — Неужели столько мудаков в городе?

— Почему мудаков, Гришенька? Люди видят, что деньги у торгашей, а они все черные или евреи. Вот и не любят их у нас. А эта партия обещает с ними разделаться. Почему не вступить? К тому же привыкли быть членами, а большевики теперь слабые. Вот люди и ищут, кто посильнее.

Григорий помрачнел и принялся за первое. Щи начали остывать, но Маша умела так вкусно готовить, что они и холодные оставались хоть куда. На второй звонок в дверь хозяин даже не пошевелился. Пошла открывать Маша. Через минуту вернулась с тощим вертлявым субъектом.

— Приятного аппетита, хозяин, — улыбнулся посетитель: — Говорят, ты к моей персоне интерес выказал.

— Сестричка напела? Да приходил я к ней. Просил, чтобы ты мне голос из ямы подал.

— Филин друзей не забывает. Зачем звал?

— Садись, покушай. А потом побазарим, — ухмыльнулся Гриша.

— А ментам не сдашь? Ты же теперь в завязке.

— Я в завязке, но не курвился. А интерес к тебе не у меня, а у Голенева. Капитан хочет знать, не твои ли дружки ментов замочили?

— А ему-то зачем?

Гриша дал знак жене, чтобы та их оставила. И дождавшись, когда за Машей закроется дверь, сообщил гостю:

— Сын капитана, Ленька, в мэрии уголовку курирует. Просил отца подсобить. У нас в Глухове ментов отродясь не мочили…

Филин нервно сплюнул на пол:

— А говоришь не скурвился? Песня все равно к ментам попадет.

Грише плевок гостя на чистый пол не понравился, но он сделал вид, что не заметил:

— Песня может и попадет, но песенника сдавать никто не будет. Песня вроде народная. Врубился?

— Поклянись.

— Сукой буду.

— Передай своему афганцу, я ни ухом ни рылом. И мои кореши близко к ментам не подходили. Подфартило за так… А больше ничего не скажу. У меня, Пятачок, репка одна, и терять ее неохота…

* * *

Утопленника прибило к берегу рано утром. Сергей Скворцов с друзьями еще спал в баньке. Накануне они довольно поздно приехали к нему на дачу, и засиделась за шашлыком до часу ночи. Говорили о разном. Голенева вспоминали, а вот об Андрее Никулине ни слова. А тут с утра утопленник. Труп нашли мальчишки и с ними сын Сергея. Прибежали гурьбой. Орут. О чем не поймешь. Сергей со сна чуть не обложил пацанов. А когда понял, разбудил Степана и Женю. Спустились к морю в плавках. Утопленник выглядел жутко — лицо разбито о камни, руки отрублены. Множественные следы ножевых ран. Похоже, что над ним еще при жизни хорошо поработали, но отчего-то сохранили на шее массивную золотую цепь и крест. Крест был особенный и Скворцов его тут же вспомнил. Этот золотой крест носил.

Андрей Никулин, молодой директор фирмы «Парус», которого не так давно похитили бандиты. Рост и цвет волос тоже напоминали Андрея, но лицо было настолько изуродовано, что и родная мать могла засомневаться. Скворцов позвонил в городской отдел Милиции. Следственная группа прикатила минут через тридцать. Следователь Куликов с отвращением осмотрел утопленника и сел на большой камень, дожидаясь пока медэксперт доложит первые впечатления.

— Слушай, Куликов, на нем золотой крест Никулина, директора ООО «Парус». — Сообщил о своем открытии Скворцов. Следователь оживился:

— Похищенный что ли?

— Он самый.

— Выходит, все-таки убили. Родственники у него есть?

— Жена. Родители давно померли. Брат где-то в России. Не уверен, что они общались.

— Может, жена опознает. — Предположил следователь: — Бабы нас по своим приметам определяют.

— По члену? — Ухмыльнулся Волков: — Так у него, небось, пиписька в воде или раздулась, или рассосалась.

— Ну, тебя на хер, Степа… — Покривился Сергей: — Не можешь даже покойника не срамить…

— Ему уже все до Фени. — Бросил Волков, но видимо, все же застыдился, поскольку отвернулся и долго прикуривал от зажигалки. Следователь Куликов положил Скворцову руку на плечо и заговорил жалобно:

— Слушай, ни в службу, а в дружбу, смотай через часок к его супруге. Ты же ее знаешь. Привези в морг. Пусть посмотрит. Опознает — нам мороки меньше.

Скворцов не возражал:

— Нам тоже меньше. В кооперативе хоть ясность появится. ООО «Парус» афганцы по-прежнему называли кооперативом, хотя теперь это была солидная фирма, одна из наиболее прибыльных на побережье.

Через пятнадцать минут утопленника увезли. Медэксперт от предварительных выводов воздержался, но в том, что мужчину зверски убили, ни у кого из афганцев сомнений не осталось.

— Все же я ничего не понимаю. — Признался Сергей, когда они остались своей компанией: — Я всех наших уголовников прижал. Могу поручиться, они ни при чем. Тогда кто?

Волков затушил сигарету, запихнув ее в глубоко в песок:

— Может, из Грузии прикатили? Интересно, как там Жвания поживает?

— Жвания давно в Питере казино открыл. Я о нем сразу подумал. Нет, грузин тут ни при чем. А кто при чем, не знаю.

— Ладно, Сережа. Чего гадать? Пусть Вика на останки кормильца полюбуется, может и не признает… — Успокоил начальника бывший подрывник Женя.

— По моему разумения, не должна признать. — Сообщил Скворцов и увидел супругу. Наташа в халатике и с полотенцем в руках направлялась к морю.

— Сергей, что тут за крики? Мне спать не дали.

За Сергея ответил Волков:

— Сынок ваш утопленника на удочку вытащил. Вот и кутерьма поднялась.

— Что за дурацкие шутки!? — Возмутилась женщина.

— Да, Натка, труп к берегу прибило. Его только что увезли. — Подтвердил муж.

— Ужас какой! И прямо здесь? У нашего берега?

— Да, вот за теми камнями.

Женщина повернулась и, молча пошла обратно.

* * *

Нино млела под горячими струями душа. После загаженных удобств гостиницы при рынке ванная комната в доме Елены Ситенковой ей показалась дворцом. В огромном зеркале отражалось ее смуглое тело, которое от мыльной пены казалось еще смуглее. От природы девушка имела гладкую белую кожу, но даже нескольких часов на пляже ей хватало, чтобы оставаться загорелой весь год. Фигурой и лицом она вовсе не походила ни типичных дочерей Грузии, и только бездонные глаза и черные волосы напоминали о горах и жарком солнце ее родины. Последние полвека сильно изменили внешность грузинских дев. Длинноногие стройные прелестницы стали встречаться гораздо чаще. Раньше грузинок выдавала лебединая шея, роскошная грудь и узкая талия. Но ноги у них были коротковаты, а бедра хоть и отличались крутизной, располагались куда ниже, чем бы этого хотелось современным джигитам. Природа лишила Нино этих недостатков полностью. Ее точеные ножки имели длину, про которую профессиональные ловеласы говорят «растут от ушей», а бедра при этом оставались крутыми и соблазнительными. И лишь грудь хоть была упругой и задиристой, своими размерами уступала эталону прошлого ее соотечественниц.

Как не приятно млеть и нежиться в водяных струях, Нино помнила, что она не дома, и злоупотреблять гостеприимством нельзя. С сожалением покинув белоснежную чашу, она тщательно вытерлась, оделась и вышла из ванной.

— С легким паром, Нино. Садись к столу. — Улыбнулась ей Ира.

В столовой тещи Голенева, Елены Ивановны Ситенковой, пили чай. От того веселья, что царило в доме во время обеда, не осталось и следа. Поскольку невеста Юлика оказалась в первый день приезда без жениха, ей уделяли особенное внимание и говорили по-английски. Этот язык понимали все, кроме Елены, и теперь уже Резо работал переводчиком для хозяйки.

— Не огорчайся девочка, — успокаивала Ситенкова молодую рыбачку — не все у нас так плохо. Глухов городок спокойный и жить в нем можно, да и русские люди не звери. — Резо дословно переводил слова Елены, а Ира старалась разъяснять Кристине непонятные для нее моменты. Заметив, что гостья устала, увела ее наверх спать. Резо тоже поднялся и вышел в сад, слушать, что происходит на улице. Он ответственно отнесся к поручению Олега, охранять женщин, и своей миссии не забывал. Оставшись вдвоем с хозяйкой, Нино рассказала о неприятном эпизоде:

— Знаете, Лена, сегодня Леонид заступился за меня на рынке. Пьяный мужик начал хамить, а он его ударил. Мне кажется, что нас все здесь ненавидят, потому что мы грузины. Понятно, что и узбеков тут ненавидят и чеченцев. Но те хоть мусульмане. А нас за что?. Мы же христиане и приняли крещение на много веков раньше русских. Мы одной с вами, православной веры. Неужели политикам удалось нас поссорить?

Елена задумалась:

— Я сама не раз размышляла об этом. И думаю, политики лишь подлили масла в огонь. Откуда взялась эта ненависть, сама не понимаю. Наши люди умеют проявлять удивительные свойства характера. Они радушны, открыты, всегда готовы помочь в беде. Последнюю рубашку отдать могут. Одним словом, способны сострадать чужому горю. А вот радоваться чужому достатку не умеют. Зависть гадкая черта, но у нас, русских, она есть. Не у всех, конечно, но у многих.

Нино возразила:

— Какой у нас достаток? Неужели мы бы с отцом от хорошей жизни таскали в Россию мандарины?! У нас дома больная старуха — моя бабушка и две моих младших сестренки. Мама умерла от воспаления легких — для нее в больнице не нашлось лекарств. Если мы не привезем денег, бабушке и сестрам есть будет нечего. А вы говорите достаток? Нашли чему завидовать?

— Наверное, вашему климату, вашим фруктом, теплу, и солнцу. — Лена виновато улыбнулась — этому и я завидую, особенно зимой. Представлю в декабре, когда за окном темнеет в четыре, и на улице метет снег да воет ветер, что есть на земле счастливцы, которые даже зимой купаются в море и загорают на солнце, и завидую…

— Это другое. — Улыбнулась в ответ Нино: — Не о том вы говорите. Данный пример есть зависть культурного человека. Культурные люди приятны в любых проявлениях. А у вас полно дикарей. Простите меня, умение читать и писать, это еще не культура. Я видела искаженные злобой лица, и ненависть к иноверцам, или представителям другой нации только у одноклеточных дебилов. А их в России, увы, очень и очень много.

Лена покачала головой:

— Не стоит обобщать, девочка. Ты еще слишком молода. Простые люди тоже делятся на чутких добрых, и иных. И приезжие с юга и с востока, часто не ангелы. Среди ваших полно бандитов, и как ты сказала, дикарей. Вот твой отец замечательный человек. Он сегодня много выпил, а вел себя как истинный кавалер. Я встречала очень образованных кавказцев, а они после одной рюмки превращались в туземцев. Нельзя делить людей по расам. Но в чем я с тобой согласна, с воспитанным культурным человеком, вне зависимости от его национальности, дело иметь куда приятнее.

— Возможно, я сужу по тем русским, которых встречаю на рынке. А там толкается пьянь со всего города. Оттого и страшно нам у вас. Я уже не могла дождаться, когда уеду. А встретила Леонида, и уезжать не хочется.

— Понравился наш Леня?

Нино задумалась:

— Как вам сказать? Он мальчик приятный, хорошо образован, много знает. Но я вижу, женщин он уже имел достаточно и от того немного самоуверен. И это меня пугает. А если честно, то понравился. — И грузинка, наконец, покраснела от смущения.

— Ты ему тоже. У Леньки, когда он с тобой, глаза другие. Он правда, обычно нагловат, а тут чистый ангел. Даже на себя не похож.

— Вы, правда, так думаете?

Лена обняла девушку и прижала к себе:

— Не думаю, вижу. Я же учительница, все замечаю.

За окнами послышался шум машин. Елена выглянула в окно и поняла, что Олег и его сыновья вернулись. В столовую ввалились все вместе. Голенев поблагодарил Резо за бдительность и отвел в кабинет, где имелся диван. В кабинете осталось все так, как было при Трофиме. Покойный супруг Лены здесь проводил много времени часто наедине с бутылкой, а потом, не раздеваясь, заваливался на диван. Но Резо подробностей прежней жизни хозяев не знал, и диван самоубийцы его вполне устраивал. Особенно после промятой койки своей гостиницы.

Леонид, застав молодую грузинку свежей и обворожительной, тут же уселся рядом, и больше ни на кого не смотрел.

— А где Ира? — Спросил Олег, не обнаружив жены за столом.

— Повела Кристину наверх, и видно сама уснула. — Предположила Лена. Голенев хмыкнул, и отправился проверять ее предположение. Тема и Саша быстро отужинали и ретировались. Тактично оставив Леню и Нино наслаждаться обществом друг друга, отбыла ко сну и хозяйка дома.

— Ну, что вы так долго делали в городе? — Спросила девушка.

— Пытались понять, что за банда орудует в Глухове.

— Поняли?

Леня взял Нино за руку:

— Не до конца. Но сейчас все спокойно. Юлик в мэрии, на улицах бойцы ОМОНА — покой и порядок.

— А где же банда?

— Пока не знаю. Но мальчишку, что участвовал в убийстве замдиректора рынка я, кажется, вычислил. К сожалению, он из детского дома. Не хотел тетю Лену на ночь расстраивать. Поговорю с ней завтра. — и неожиданно предложил — пойдем, погуляем.

— А не поздно? — Спросила Нино с задором: — Что если злые силы опять объявится.

— Но я же рядом. Чего тебе бояться? — Успокоил Леня девушку и нежно поцеловал ей руку.

— Мне есть чего бояться. В первую очередь, тебя.

— Меня? Я такой страшный.

— Оттого, что ты совсем не страшный, я тебя и боюсь. — Рассмеялась грузинка, быстро встала и потянула Леню за собой: — Ладно, пошли, джигит.

Они вышли в заднюю калитку, в сторону реки и побрели по высокому берегу Глуши. Полная луна оставляла серебристую дорожку в зеркале спокойных вод, и кроме надрывного крика какой-то болотной птицы, их встретила полная тишина. Нино вздохнула всей грудью:

— Красиво у вас.

— Земля везде красивая. Мы учились в графстве Уэльс, там, когда едешь и смотришь в окно, как будто в картинную галерею попал. Дубы вековые, луга зеленые, овечки пасутся. Прямо средневековая пастораль.

— А ты в у нас в Грузии бывал?

— Откуда. Нас отец увез, можно сказать, личинками. И домой специально не привозил, не хотел, чтобы мы глуховского жлобизма набрались. Он же целью свой жизни поставил, из нас джентльменов сделать…

— И кажется, у него это получилось. — Улыбнулась Нино. Они не заметили, как поднялись на Вороний холм и оказались у обгорелых развалин дома Голенева.

— Какое печальное зрелище. — Вырвалось у девушки.

— А знаешь, какой был классный дом!? Я прекрасно его помню. Перед отъездом к нам гости пришли, бывшая директриса детского приюта Меджрицкая, дядя Тихон…

— А кто это?

— Отец Юлика. Он тогда еще был жив. Тихон Постников стал первым демократически избранным мэром во всем Советском Союзе. Вот его и убили.

— Кто это сделал?

— Чиновники вместе с Макой Соловьевой. Эта жуткая баба много лет была любовницей отца. Представлялась чуть ли ни падшим ангелом, а за его спиной творила такое, о чем и рассказать трудно. Всех друзей папы убрала. Хотела и отца тоже. Но его убить не так просто, он у нас мужик крутой.

— Это я знаю. Слышала про него. На рынке люди о многом говорят. Но о вашей семье особенно.

— Да, отца в городе знают. Так вот, я рассказывал, в тот вечер, перед нашим отлетом дом только закончили. Еще строители не уехали. Мы тогда по дому гостей водили, все показывали. — Леня обнял девушку за плечи и повел к развалинам. Они вошли в проем двери и оказались в холле. Луна мутным светом проникала через пустые глазницы окон, освещая некогда уютные жилые помещения.

— Жутковато тут. — Поежилась Нино и перешла на шепот: — Может, уйдем?

Леня тоже ответил шепотом:

— А я тебе хотел свою комнату показать. Она на втором этаже справа. Давай поднимемся?

— По этой лестнице? Она же едва держится. А что, если рухнет?

— Не рухнет. По ней отец несколько раз поднимался и его афганцы. Тут настоящий бой шел.

Леня поднялся первым и протянул руку девушке. На втором этаже дом обгорел меньше и сохранились двери, что вели в комнаты мальчиков. Леонид потянул за ручку, и дверь в его бывшую комнату со скрипом открылась:

— Это и была моя. — Сообщил Леня, притянул Нино к себе, нашел ее губы. Непреступная красавица не противилась. Нино было и жутко от обстановки в которую она попала, и в то же время ее пьянила нежность нового друга. Леня ни разу не переступил черту, пока она сама этого не захотела. Теперь она была готова ответить на его страсть. Они начали этот танец любви, постепенно разгораясь его ритмом. Одиночество Нино, страх перед чужими враждебными людьми, неудачный опыт с первым партнером у себя дома, все это исчезло, растворилось в близости с русским парнем. Нино ненавидела пошлость в отношениях. Леня умел пошлости избегать, и за это был вознагражден. Они оба закончили этот танец вместе. Это был пробный порыв близости, и он их не разочаровал. Они продолжали стоять обнявшись, и оба вздрогнули от постороннего звука, что донесся из оконного проема. Леонид приложил палец к ее губам, осторожно приблизился к подоконнику и заглянул в проем. Сначала не увидел ничего. Приглядевшись, отметил три тени на дорожке. Из глубины подвала, где раньше находился гараж, раздались приглушенные голоса. Тени зашевелились и метнулись туда. Потом все стихло. Прошло несколько минут, после чего тишину нарушил грохот моторов. Нино вздрогнула и подошла к Лене. Внезапно возникли лучи света, бьющие снизу, а затем в сад перед домом выкатили странные машины. Это были игрушки с огромными колесами. Разрезая темноту лучами фар, они выехали на улицу и умчали вниз, в сторону города. Не успел смолкнуть рокот их движков, как по улице, следом за ними пронеслись ни меньше десятка точно таких же.

— Что это было? — Спросила Нино, продолжая вглядываться в темноту широко раскрытыми глазами.

— Что-то вроде мотокаров. Как следует, я не рассмотрел. Но днем мы с отцом нечто подобное видели. В Англии их называют АТВ. Такие штуки делают для детей и для взрослых. Различаются они только размерами. На похожих игрушках носились по поселку компания шпанят. У одного из них я заметил в губе серьгу. Помнишь, Резо говорил, на рынке подросток с такой приметой участвовал в убийстве армянина?

— Так это они?

— Думаю, да. Надо предупредить Юлика. — Леня достал из кармана мобильный и позвонил в мэрию. Постников ответил сразу.

Выслушав сообщение, обещал связаться с отрядами ОМОНА, дежурившими на улицах города. Закончив разговор, Леня снова обнял девушку, Нино его отстранила:

— Сейчас больше не надо. Пошли домой. Если папа проснется, а меня нет, ему будет неприятно.

— Ты же взрослая девочка. — Улыбнулся Юлик.

— Не забывай, мы все-таки грузины. — Строго пояснила она и сама спустилась с полуразрушенной лестницы. Когда они вернулись, дома все спали.

* * *

Огромный универсам из бетона и стекла, построенный Макой Соловьевой, на месте некогда существовавшего кооператива бандита Геннадия Кащеева, открывался в девять утра. За покупками сюда приходили не только жители Глухова. На стоянке универсама парковались машины со всей области. Сюда приезжали из ближайших сел, деревень и городков. В радиусе пятидесяти километров подобной торговой точки не имелось, и универсам пользовался заслуженной популярностью.

При полном отсутствии у Маки нравственных начал, в способностях предпринимательства отказать ей не мог никто. Жадность, помноженная на амбиции и смекалку, позволила ей создать целую империю, приносившую огромный доход. Юридически империя называлась Акционерное общество закрытого типа «ПАРУС» и владела не только заводами и универсамом в Глухове, но и двумя отелями на берегу Черного моря, а так же сетью маленьких кафе с прохладительными напитками, заменившими питьевые автоматы Олега Голенева. После гибели Соловьевой, капиталами акционерного общества распоряжались трое. Главным пакетом владел сам Голенев, его супруга Ирина, получившая долю по наследству от отчима-самоубийцы и вдова из Бирюзовска Нина Петровна Нелидова. Она проживала в южном городке и еще продолжала работать в качестве директора двух отелей.

Универсамом и заводами в Глухове руководил Отто Вербер. Пожилой немец когда-то приехал сюда из Дюссельдорфа, в качестве инженера для наладки очистных сооружений, женился на русской женщине и остался тут навсегда. Вербер возглавлял совет директоров, но по существу все решения принимал сам. Способностью находить порядочных людей для руководства, Голенев тоже был обязан Маке. Но ее желание доверять ответственные посты порядочным людям, в конце карьеры и нанесло ей главный удар. Когда Мака задумала обворовать и убить своего бывшего любовника и компаньона Голенева, Отто Вербер заморозил капитал всех акционеров до разрешения их спора в суде. Соловьева больше доверяла не суду, а киллерам, за что и поплатилась. Маку застрелил доведенный до отчаяния мститель, а после смерти ее пай перешел к Голеневым и Нелидовой.

Сегодня, на месте бывшего бандитского кооператива Геннадия Кащеева, которого Мака тоже уничтожила, чтобы самой стать его хозяйкой, от первого владельца осталось два строения. Его личный коттедж и небольшая церковь. Кощеев верил в Бога, но его вера носила несколько извращенный характер. Выписав из Москвы священника, он требовал от него отпущения грехов за грабежи и убийства. А когда тот отказался, пристрелил. Церковь долго пустовала, но за год до своей гибели Мака Соловьева нашла молодого, красивого священнослужителя Отца Никодима и вручала ему ключи от церкви и от коттеджа. К тому времени она уже построила себе особняк на берегу Глуши и в коттедже Кащеева больше не нуждалась. Не нуждалась блудница и в отпущении грехов. Она совратила молодого батюшку, и тот стал ее послушным орудием не только в постели, но и в политике. Организовав избирательный штаб, она сделала Отца Никодима одним из своих главных агитаторов. Последствия этого оказались для молодого батюшки плачевными. Его отлучили от церкви.

* * *

Но молодого священника примечала не только Мака Соловьева. Немало прихожанок тайно и явно вздыхали по красивому молодому попу. И сегодня в Воскресенье, когда до открытия Универсама оставался час, возле церкви уже толпились женщины. Не дождавшись заутренней службы, несколько из них подошли к дверям коттеджа. Помявшись минут двадцать, самая смелая нажала на звонок. Через некоторое время дверь открылась, и на крыльцо вышел хозяин в роскошном бархатном халате.

— Чего вам, бабы? — Спросил он, внимательно оглядывая притихших мирянок.

— Исповедоваться, бы батюшка. — Тихим голосом откликнулась одна из грешниц.

— С какой стати? Я больше вам не батюшка. Я теперь обыкновенный мужик и зовут меня Саша, А если угодно Александр Артемьевич.

— Для нас ты все равно батюшка. — Продолжали настаивать его бывшие прихожанки. Александр Артемьевич еще раз оглядел каждую, отметил тех, что помоложе и глазу приятнее. После чего, ткнул перстом в приглянувшихся почитательниц.

— Ладно, рабы Божьи… Ты… Ты… и ты.

Три счастливицы быстро шмыгнули в приоткрытую парадную дверь, Александр Артемьевич, ухмыльнулся и вошел за ними. Остальные постояли еще некоторое время и понуро разошлись.

— Так, рабы Божьи, тряпки с себя снимаем, идем в душ, а после ко мне в спальню. Там и поговорим. — Приказал хозяин и, не дожидаясь реакции, удалился в глубины своего жилища. Женщины переглянулись, немного потоптались в прихожей и начали раздеваться. Видно расположения комнат им было знакомо, и, ванную они отыскали быстро. Приготовив себя к беседе с кумиром, гуськом проследовали в спальню. Александр Артемьевич возлежал на широкой постели в чем мать родила, а в кресле у окна сидел другой молодой мужчина, в длинных синих трусах.

— Чего смотришь брат? Бери, душа моя, какая приглянулась. — Улыбнулся ему наставник, приподнялся и каждую женщину похлопал по бедрам: — Нормальные телки. При твоем недельном воздержании, голубь, самое оно. — И заметив, что его гость продолжает раздумывать, подпихнув к нему самую полненькую из троицы: — Смотри, обрат, какая пышечка, засунь ей по самую душу, а я пока побалуюсь с этими двумя. Потом можем махнуться — И, взяв оставшихся дам за руки, потянул к постели.

Глава 5

За утренним кофе, кроме Юлика и Кристины, собрались все члены семейства Голенева и грузинские гости. Ира сразу поняла по взглядам Нино и Леонида, что со вчерашнего дня в их отношениях произошли серьезные перемены. Оставив это наблюдение при себе, она спросила Олега, когда вернулся Юлик?

— В восемь утра наш мэр уже был в постели.

— А кто его кормил завтраком?

— Не знаю. Когда я вышел в столовую, ни Кристины, ни Юлика здесь уже не было.

Лена проснулась раньше и приход молодого мэра застала:

— Кристина ждала у порога, как подобает рыбачке, ждать милого у моря. Они и накормила.

— И похоже, не только завтраком. — Добавил Леня и подмигнул Нино.

Резо, для которого немой разговор дочери с молодым человеком остался незамеченным, Леню пристыдил:

— Зачем, дорогой, акцентировать. Все и так все поняли. И пусть им будет хорошо.

Леонид решил не продолжать дискуссию, а обратился к Олегу:

— Отец, как ты думаешь, где у нас можно купить детские квадрациклы с настоящим бензиновым движком? Те, что в Англии называются ATV.

— Естественно, в магазине господина Голенева. — Раньше отца нашелся Саша.

— Наверное, сынок. Но чем там торгуют я, естественно, не знаю. Можешь спросить у Отто Максовича. Он-то знает все.

— Хорошо, я так и сделаю. Но ты ему позвони, чтобы он нашел для меня минутку. Он дедушка занятой.

— Ну, спасибо, дорогие хозяева. Нам пора на рынок, а то мандарины завянут. — Улыбнулся Резо и поднялся. Нино поднялась за ним:

— Нам было у вас очень хорошо. Просто, как дома.

— Подождите, друзья. — Остановила их хозяйка: — Сколько у вас осталось этих мандарин?

— Пять ящиков, Елена Ивановна. — Ответил Резо: — Надеюсь сегодня-завтра мы с ними покончим.

— Сколько стоит килограмм?

— Тридцать рублей. Дешевле нам нет смысла. Слишком много расходов на дорогу.

— А сколько килограммов в ящике? — Продолжала допытываться женщина.

— Десять, или немного больше. А почему вы спрашиваете. Вам нужны мандарины, ящик ваш. Мы выберем для вас лучшие, кушайте на здоровье. При чем тут цена? Мы с друзей денег не берем.

— Резо, вы меня не поняли. Я работаю директором детского дома и с удовольствием куплю все ваши мандарины для своих детей. У нас есть для этого графа расхода.

— Это было бы для нас очень хорошо. Не пришлось бы торчать еще два дня на рынке.

Леня снова подмигнул Нино и обратился к хозяйке:

— Тетя Лена, но вы забыли поставить им условие.

— Какое еще условие? — Удивилась она.

— Бизнес, есть бизнес. Мы им делаем одолжение, покупая оптом и по розничной цене их цитрусы, а они делают нам одолжение и остаются еще погостить?

— Как я могла забыть?! — Рассмеялась Елена: — Конечно, только на таких условиях.

— Генацвале, мы бы с удовольствием. Но дома у меня еще две дочки и старуха мать. Им может не хватить денег, что мы с Нино оставили. Надо ехать.

Леонид не собирался сдаваться:

— Хорошо, условия смягчаются. Вы летите к родственникам, а ваша красавица на недельку остается у нас.

Резо смотрел на дочь, ожидая ее реакции. А Нино смотрела в опустевшую чашку с остатками кофе и молчала.

Ира пришла Леониду на помощь:

— Не беспокойтесь, Резо, вашего ребенка никто здесь в обиду не даст и на самолет посадят.

— Отец, я бы осталась. — Наконец, подала голос сама девушка. Резо быстро и горячо заговорил с дочкой по-грузински. Она ему так же горячо ответила. После чего он перешел на русский:

— Хорошо, пусть остается. Я не возражаю. И простите меня, но я должен был сказать дочери несколько слов, понятных только членам нашей семьи. Другим это неинтересно.

Все заговорили разом, объясняя, что никто на грузина не обиделся. Кавказец прижал руку к сердцу:

— Спасибо, что вы меня поняли. Если наш договор остается в силе, надо ехать на рынок.

Голенев, молчавший до сих пор, внимательно посмотрел на Леню и высказался:

— Значит так, сынок. Раз ты больше всех хлопотал за наших гостей, сейчас и поедешь с ними решать проблему с мандаринами. И учти, развлекать Нино будем мы с Ирой. У тебя трудная неделя, и отвлекаться в рабочее время тебе нельзя.

— Я все понимаю, отец. Но поработать шофером, грузчиком и кассиром могут Тема с Митей и Сашей. Нино им для этого не нужна. Вместе с Резо они прекрасно управятся. А мне необходимо встретиться с Вербером. Ты не забыл о моей просьбе?

— Хорошо, я ему сейчас позвоню. Но сегодня воскресенье. Стоит ли беспокоить пожилого человека в выходной день?

— Это важно, отец.

— Ты мне расскажешь, в чем проблема?

Леня кивнул и обратился к братьям:

— А вы чего сидите?

— А почему мы? — возмутился Тема.

— Не гундось, нам нетрудно, — примирительно заметил Саша, и вопрос был решен. Мнение Мити братьев не интересовало. Мечтательный гуманитарий обычно им уступал.

* * *

Отто Максович Вербер не смотря на выходной, звонку Голенева обрадовался. Но узнав, что тот просит уделить внимание сыну, обратился с встречной просьбой.

— Олег Николаевич, у меня давно есть к вам разговор. Буду иметь благодарность, если вместе с сыном и вы нас навестите. И супруга моя тоже будет иметь радость вас видеть.

Голеневу ничего не оставалось, как согласиться.

Получая огромное, по российским меркам жалование, и не только по российским, Отто Вербер продолжал жить в квартире своей супруги Марфы Григорьевны, племянницы бывшего первого секретаря городского комитета партии. При советах его должность означала куда больше чем должность мэра. Будучи дисциплинированным большевиком, дядя родственникам хоромы не раздавал. Но первый муж Марфы Григорьевны сам служил в городском комитете, поэтому квартиру оставил своей вдове вполне приличную, естественно, по меркам «совкового царства-государства». Теперь немец на свои деньги вполне мог бы построить трехэтажный особняк с бассейнами и теннисным кортом. Но супругам менять жизненный уклад не хотелось, и они продолжали жить по старому.

Не смотря на выходной, Вербер встретил гостей выбритым и подтянутым. Единственной вольностью воскресного дня можно было назвать его костюм, состоящий из свободных холщовых брюк и мягкой вельветовой куртки. На работу генеральный директор всегда являлся в темной тройке и при галстуке. Препроводив гостей в кабинет, хозяин усадил их в кресла и осведомился, завтракали ли мужчины. Голенев заверил хозяина, что они только от стола. Но Марфа Григорьевна все же внесла в кабинет поднос с пивом и соленую рыбку, нарезанную тонкими прозрачными ломтиками.

— И так, я вас готов слушать, господа. — Улыбнулся немец, разливая пиво в бокалы. Голенев взял бокал в руки, и дождавшись, пока пена мягко осядет в стеклянных берегах, сказал:

— Как вам известно, Отто Максович, мой сын работает советником мэра города по криминалу.

— Известно. — улыбнулся старик: — Я же имел быть на первом собрании городского актива и мы получили знакомство.

— В связи с последними трагическими событиями, связанными с убийствами на рынке и милиции, у него к вам есть несколько вопросов. Пусть он сам их вам и выскажет.

— Да, я готов быть внимательным. — Ответил Отто, и улыбка с его лица исчезла. Узнав, что Леонида интересует продажа крупной партии АТВ, он на минуту задумался:

— Без документов, точного ответа я давать сейчас не готов. Возраст меняет память на худшую. Но, что месяц назад имел место некоторый бум продаж этого ассортимента, помню. Это есть дорогой товар для наших жителей, и столь активный спрос на него, меня делал удивленным.

Глаза у Лени загорелись:

— А сколько вы их продали?

— Я осторожный коммерсант, поэтому первая пробная партия не могла превышать тридцати. Ее закончили раскупать не больше недели. Заведующий отделом стал давать мне заявку на сто машин. Я подписал на пятьдесят. Их тоже купили за две недели. В пятницу я подписал заявку на семьдесят, потому что на складе есть только пять.

— А еще жалуетесь на память!? — Рассмеялся Голенев: — Вам говорить о возрасте стыдно.

— Да, старость есть стыдно, но именно об этом я и хотел иметь с вами, Олег Николаевич, серьезный разговор. Хочу немного отдохнуть перед тем, как уходить к Господу.

— Вы о пенсии?

— Насчет пенсии решать вам, акционерам. Денег мне до смерти хватит. Но в знак, что моя работа была усердной, был бы рад ее получить.

— Ваша работа была больше, чем усердной. Вы очень много сделали для компании и меня лично. Вопрос о пенсии не стоит. Она будет такой, какой вы сами сочтете нужным. Но отпускать я вас не хочу. Вы еще можете работать, а с вашим характером, без работы с Господом встретитесь куда скорее.

Ответ владельца основного пакета акций Вербера тронул. Чтобы скрыть свои чувства, он прибег к пиву и закуске. Голенев решил развивать успех:

— Я вас лично, очень прошу не торопиться. Уверен, что такого же мнения и мои компаньоны. Не огорчайте нас.

Вербер поставил бокал на поднос, вытер белоснежным платком губы, и, подумав, сказал:

— Не беспокойтесь. Просто так я компанию не оставлю. Здесь нужен хороший работник, иначе акционеры станут иметь проблемы. Но такого работника я имел уже видеть. Это ваш сын Александр Коленев. Я слышал его выступление в кабинете мэра. Он есть очень грамотный мальчик и быстро получит рост выше меня. Для дела так есть лучше. Квартал я бы с ним делал работу вместе. Что вы на это думаете?

Подобного Голенев не ожидал, и соображение немца застало его врасплох.

— Но Саша прирожденный банкир. Мне о нем так говорили в университете. А здесь целый арсенал бизнеса. Боюсь, вы переоценили сына.

— Давай у Сашки спросим — предложил Леонид: — Что мы за него решаем? Он уже мальчик взрослый.

Отто улыбнулся:

— Иногда молодой человек нуждается, чтобы его учили плавать, если бы он был щенок. Это значит, бросать щенка в воду. Или тонет, или перед ним имеет место большая жизнь.

Олег не спешил с решением:

— Давайте, Отто Максович, не будем торопиться. Я поговорю с сыном. В вашем предложении явно что-то есть. Но у меня созрело и встречное предложение. Мы ищем нового генерального директора, а вы остаетесь нашим пожизненным консультантом и продолжаете получать ту же зарплату, что и сегодня.

— Я должен иметь совет с Марфой. Мы очень хотим взять пароход и делать большое путешествие вокруг света. Жена дальше Москвы никуда не имела возможность получать вояж.

— Советуйтесь. — Улыбнулся Олег: — А против вашего кругосветного турне никто не возражает. Вы давно заработали хороший продолжительный отпуск.

— Должен возражать я. Кресло генерального директора оставлять дольше чем неделя есть катастрофа. Можно назвать, как преступление перед акционерами. А я не преступник.

Голенев оценил слова немца:

— Вы очень ответственный и честный человек. Еще раз спасибо.

Когда мужчины поднялись, Леня вернулся к своему вопросу:

— Отто Максович, меня еще интересует одна деталь. Эти игрушки покупали поштучно, или большими партиями?

— Подобную информация я вам буду выдавать завтра, когда сяду в свой кабинет. — Ответил Вербер. Мужчины пожали друг другу руки и распрощались. В машине Голенев спросил сына:

— Ты удовлетворен визитом?

— Вполне. Сейчас, отец, отвези меня к Белянчикову, я знаю, что он сегодня на работе, и проводи Резо, если сможешь.

— Смогу. Но тебя хочу предупредить — Нино девушка очень приятная, и заманить ее в дом, использовать и бросить, пахнет дурно. Я не возражаю против твоего повышенного интереса к прекрасному полу, но тут другой случай. Ты меня понял?

— Отец, не надо делать из меня подонка. Я все понимаю.

— Вот и прекрасно. А теперь поехали к твоим милиционерам.

До городского отдела МВД отец и сын ехали молча. Голенев подрулил к парадному, остановился, но Леонид продолжал сидеть в машине.

— Мы приехали сынок. — Напомнил Голенев.

— Папа, а она тебе правда, нравится? — Леонид посмотрел Олегу в глаза и напряженно ждал ответа.

— Ты о Нино?

— Да.

— Я уже сказал. Она очень приятная девушка.

— И ты бы не стал возражать? Ну, сам понимаешь….

— Почему я должен возражать?

— Она же грузинка и все такое…

— Ты когда-нибудь у нас в доме слышал чтобы людей различали по породам, как собак?

— Нет, никогда?

— Тогда к чему этот дурацкий вопрос? Женись, если хочешь. Только подумай хорошенько.

— Знаешь, отец, я тебя сразу полюбил, кода ты к нам в детдом первый раз пришел. Помнишь, мы махнулись, я тебе ножик, а ты мне звездочку?

— Конечно, помню. Твой ножичек мне жизнь однажды спас.

— Так вот, я всегда знал, а сейчас тем более, что ты самый классный на свете.

Голенев вытащил расческу и причесал седеющую челку. Он всегда это делал, когда хотел скрыть смущение:

— Хватит подхалимничать, иди работай. А о женитьбе хорошенько подумай. Я не за тебя волнуюсь, а за нее. Нино тоже потеряла мать. Обижать такую девушку нельзя. Предупреждаю, Ленька, если женишься и бросишь, нашей дружбе конец.

— Я подумаю, папа. — Ответил сын и выскочил из машины. Олег проследил, как он скрылся в дверях горотдела и только после этого тронул с места.

* * *

Милицейский автобус с отрядом бойцов ОМОНа подъехал к детскому дому через пол часа после обеда. Большинство детей находилась внизу возле телевизора, или в комнате со спокойными играми. Спортзал после обеда воспитатели закрывали, считая что детским организмам для освоения обеда необходим тихий образ жизни, без прыжков и беготни. Дежурная воспитательница Лидия Пономарева, впустила бойцов через двор, открыв им дверь, ведущую в кухню. Парадное по их же просьбе, предварительно заперла. Она уже знала где находятся три парня, которых ищет милиция. Об этом ее по телефону предупредила Ситенкова. Сама директриса пятнадцать минут назад выехала из дома и с минуты на минуту должна была появиться. В столовой по случаю воскресения работала одна повариха Люся, и ей помогал сторож Николай. Люся мыла посуду, а Николай укладывал в холодильники привезенные Резо мандарины.

Бойцы тихо прошагали мимо них, и двинули к лестнице на второй этаж. Там расположились спальные комнаты. В одной из них и находились Сережа Ракушин, Виталик Смирнов и Толик Орешкин, тот самый мальчик, нижнюю губу которого украшала серьга из блестящего металла. Ребята прогуляли всю ночь, явились под утро и теперь отсыпались. Проблем с их задержанием у бойцов ОМОНа не возникло, возникла проблема ребят разбудить. Мальчики спали так крепко, что не заметили на себе наручников. Чтобы не тратить время на побудку, три рослых омоновца подняли мальчишек и отнесли в автобус. Но перед этим вытряхнули карманы их одежды, и сложив в три разных пакета, прихватили вместе с вещами. По пути парни начали просыпаться, но сообразили где находятся, когда автобус уже тронулся. Тут бойцам пришлось куда труднее. Пацаны словно озверели, они царапались, кусались и пытаясь вырваться, изворачивались как настоящие зверята. Чтобы вытащить их из автобуса и посадить в КПЗ пришлось задействовать троих омоновцов на каждого.

Леонид приехал в детдом уже после «захвата» подростков. Приехал не один, а с молодым криминалистом горотдела Костей Незванцевым. Он был извлечен из дома в выходной день, но лицо его огорчения не выражало. Елена Ивановна присутствовала при обыске спальной комнаты своих подопечных в качестве понятой. Еще раньше, Костя снял отпечатки пальцев не только с кружек, тумбочек и выступающих деталей мебели, но и со всех старшеклассников. Тем временем Леонид проверил тумбочки, шкафы для одежды и даже вентиляционные люки, но ничего предусмотрительного не обнаружил. Если не считать, что под подушкой Виталика Смирнова оказалась брошюра с черно-красной обложкой явного националистического толка. Называлась брошюра «Сделай нацмену больно». Леонид хотел полистать книжицу, но Костя не дал. Он взял ее за обложку пинцетом и убрал в прозрачный пакет.

Покончив с обыском, Леня и Костя отправились на Вороний холм. Елена Ивановна поехала с ними, поскольку у нее продолжался выходной. По дороге она рассказала, что трое задержанных мальчиков за последние два месяца сильно изменились. Раньше они были чуть ли не самые трудные подростки в детском доме. Но с некоторых пор, если не читать ночных отлучек, обвинить их не в чем. Сама директриса приписывала перемену в их характере лирическими факторами. Возраст подобной гипотезе способствовал. Орешкину на днях исполняется шестнадцать. Смирнову шестнадцать исполнилось три недели назад, и только Сереже Ракушину предстояло отметить совершеннолетие осенью. Хотя из всей троицы он выглядел старше всех и даже имел нечто вроде усиков.

— Пожалуй, именно Ракушин у них лидер. — Высказала предположение Елена Ивановна: — Сейчас это не так заметно, а до отмеченных мной перемен, все пакости исходили именно от Сережи. Он был их вдохновителем и организатором.

Милицейская «Волга» доставила Ситенкову домой, а Леонид и Костя подкатили к развалинам дома Голенева на Вороньем Холме. И тут их ждала удача. В полуподвале находился гараж. Часть его потолка при взрыве обвалилась, но остатки бетонной плиты дыр сверху не имели. Сохранилась и одна створка стальных ворот. В глубине гаража сыщики обнаружили пять машинок, тех самых, что вчера ночью испугали Леонида и молодую грузинку. И о которых он пытал Вербера.

Детские вездеходы стояли рядком. Костя проверил баки для горючего, они оказались почти полными у всех пяти машинок. Не было только ключей без которых завести этот транспорт возможности не представлялось. Помимо техники в углу гаража имелась нища. В ней Костя обнаружил с десяток железных прутьев. Больше Леониду с Костей найти здесь ничего не удалось. Но и обнаруженного было с избытком.

— Здесь на три дня работы. — предупредил Незванцев: Придется поискать пальчики на машинках и на прутьях. А потом еще сделать анализы на наличие крови. Если армянина убивали этими прутьями и анализы это подтвердят, считай дело раскрытым.

— Но убийц было значительно больше, — возразил Леня: — По твоему, детдомовцы расколются?

— Зависит, что мы будем против них иметь. Но даже при наличии улик, этих волчат разговорить не просто. Они иногда крепче взрослых. Для таких стать предателем, это нечто запредельно паскудное. Они же все герои.

Леонид позвонил Белянчикову и попросил прислать на Вороний холм транспорт за уликами. Молодые люди вышли на улицу и оба с облегчением вздохнули.

— Что ты обо всем этом думаешь? — Спросил Леонид и сладко потянулся.

— Думать надо тебе. А у меня так, мыслишки… Главное работа в лаборатории. — Усмехнулся криминалист.

— Давай без выпендрежа. Что мы имеем? Серьгу в губе, брошюру расиста, прутья, в качестве предполагаемого орудия убийства и машинки. Все эти штуки могут в лучшем случае доказать причастность детдомовцев и избиению армянина на рынке, приведшего к его смерти. А по убийству милиционеров и ночному налету на горотдел, ничего. Ни один из свидетелей вездеходов на площади Ленина не видел и не слышал. А в ночном городе десятки таких игрушек разбудили бы всех. Так?

— Похоже, что так. Но и первый эпизод сначала доказать неплохо. Дальше пусть следствие работает. Еще не вечер, господин советник мэра. Найдутся новые вещдоки, появятся новые улики.

— Дело за малым, найти автоматы Калашникова. К слову, ваш Калашников самый знаменитый человек в мире и, кажется, самый скромный. В другой стране ему бы на каждой площади памятники, а у вас дедка только по юбилеям пару минут в новостях показывают.

— Что значит «у вас»? — Не понял Костя.

— Прости, старик. Это я по инерции. Привык к новостям «СNN». Теперь и правда, все это происходит у нас. Поживу и тоже привыкну.

— Тебе не только «Калаши» искать надо. Забыл, у шпаны единая форма. Черные водолазки, шнурованные башмаки, плюс эти вездеходы. Все это больших денег стоит. Откуда они у сирот?

— Вопрос на засыпку.. — Согласился Леонид.

— Вот и решай… Кстати едут.

По дороге катили два микроавтобуса и грузовая «Газель». Леня посмотрел на часы:

— Слушай, старик, справишься сам? А то у меня дома гости.

— Скажи старшине, пусть везет. Ты мне не нужен.

— Зачем мне ваша машина? Тут два шага. — Ответил советник мэра, пожал Незванцеву руку и тут же исчез.

* * *

Они уже три часа находились в дороге. Темно-серый «Крайслер» мягко и солидно мчал по направлению к Москве. Водитель, немолодой субъект с татуировкой на левой руке, включил негромкую музыку, под которую так приятно дремать в кожаном ложе мягкого сидения, или смотреть в окно на ситец березовых рощ, уютную первобытность русских деревушек с их крышами, покрытыми дранкой, на луга с редкими стадами черно-белых коров. Но гость с Кавказа не дремал и не любовался видами, а пытался разобраться в своих чувствах. С одной стороны, Резо был очень доволен нечаянной удачей в своем мандариновом бизнесе, но, с другой — неожиданный поворот в отношениях с новыми друзьями, а главное, желанием дочери остаться у них на неделю, его не на шутку беспокоил. Сомневаться в благородстве Олега и его семейства кавказец не мог. Он и сам неплохо разбирался в людях, плюс популярность Олега в городе, в котором его воспитанник работает мэром, казалось снимала все вопросы в отношении Нино. В том что девушку в этой семье не обидят он ни капли не сомневался. Беспокоился отец о другом. Он хоть и не заметил ласковых взглядов, которыми обменивались Нино и Леня за завтраком, но их взаимная симпатия от родительского сердца не ускользнула. Оставлять дочь под одной крышей с кавалером, до выяснения его намерений, слишком не вязалась с понятиями его родины. Но Резо уже один раз обжегся, приняв слишком активное участие в ее судьбе. И очень опасался повторить ошибку.

— Вам музыка не мешает? — Поинтересовался водитель.

— Нет, дорогой. Хорошая тихая музыка, как может мешать?

— Вижу вы не спите. Может музыка виновата?

— Нет дорогой, я просто о жизни думаю. Домой возвращаюсь, а у нас теперь есть о чем подумать, когда возвращаешься на родину. Не обращай на меня внимания.

И «Крайслер» и его водитель возникли в жизни грузина тоже с подачи Олега. Второй раз за день Голенев побеспокоил генерального директора своей компании и Отто Вербер прислал для Резо свою машину и своего водителя. Грузинского гостя отвезут прямо в аэропорт и дождутся, пока не улетит.

Ответив водителю с татуировкой на левой руке, что думает о жизни, Резо не лукавил. Что в жизни важнее собственных детей? Может быть только внуки. Вот он и думал о Нино. Год назад он выдал ее замуж. В доме жениха сыграли свадьбу. Настоящую грузинскую свадьбы, где было больше сотни гостей, и настоящий тамада, что проводил застолья самых знаменитых грузинских поэтов, ученых и артистов. Тамада и сам был артистом своего дела. За грузинским столом тамада Бог и царь. И от того, какой это Бог и царь, о празднике иногда помнят десятилетиями, иногда не хотят вспоминать на другой день. Им тогда с тамадой повезло. За столом царило веселье и радость. Только его дочь смеялась мало. Да, Нино сидела за столом с самого начала свадьбы, хотя так в Грузии бывает не всегда. Резо, не без основания, считал себя интеллигентным человеком, поэтому народные обычаи слегка редактировал. Где-нибудь в глубинке невесту привозят из ее дома в дом жениха, почти так же, как подаренных соседями баранов и коз. Потом она ждет в потайной комнате. Резо светский человек и унижать дочь не собирался. Ее грусть за столом отец сразу заметил. Тогда он думал, что его девочку тревожит первая брачная ночь. Грузинки выходят замуж девственницами, и ждут этой ночи и с надеждой и со страхом. Но потом Резо понял, что его чадо беспокоило другое. Жених дочери, Зураб нравился всем родственникам их семьи. Нравился он и Резо. Поэтому отец приложил много стараний, чтобы дочка согласилась на этот брак. Нино он тоже поначалу нравился. Но потом девушка стала замечать, что этот веселый и красивый парень пуст, как мыльный пузырь. Снаружи переливается всеми цветами радуги, а внутри ничего. Так он и вышло. Получив свое от молодой жены, он тут же переключил свое внимание на друзей, футбольные баталии, вечеринки с сомнительными красотками. Поняв что делит кров с чужим и пустым человеком, Нино прожила с Зурабом три дня, собрала вещи и вернулась к отцу. Ее муж не был злодеем, и другая молодая женщина могла бы сидеть на кухне, рожать детей, заниматься домашними делами и ждать редкого внимания супруга до старости. Так поступают многие грузинские жены. Но его Нино не такая. Она сама ловит все интересное, что открывается ее пытливому уму, и от любимого ждет увлеченности и азарта.

Из опасений испортить дочери личную жизнь вторично, он и оставил ее в русской семье, под одной крышей с этим парнем. Пусть теперь сама решает, как ей поступить. Он и так высказал ей все что мог. Даже не побоялся показаться невежливым и спросил дочь по-грузински: — «Ты хорошо понимаешь, что делаешь? Помни о чести нашей семьи и нашего рода». и она так же по-грузински ему ответила: — «Да, отец. Я уже взрослая женщина и все понимаю».

Вот такой у них получился диалог за русским столом, в русском доме. После этого Резо и согласился оставить дочь в семье новых друзей.

— Говорят у вас там, на Кавказе сейчас не сладко? — Подал голос водитель, утомившись долгим молчанием.

— Да, не сладко. — Ответил Резо. Но тема родины оставалась для него настолько больной, что ограничиться лаконичным ответом кавказец не мог: — Понимаешь, дорогой, у вас тут не все правильно толкуют, что твориться в Грузии. Мы маленький народ, получив свободу, не очень разобрались, что с ней делать. Одно было ясно, в одиночку мы жизнь не наладим — нужна помощь. Грузины всегда ждали помощи от Москвы. Но вспомни, дорогой, девяностые годы? Россия сама оттолкнула всех, кто привык делить с ней мысли и дела. Теперь это называется экономическими отношениями. Вот наши новые руководители и заметались в поисках опоры. К сожалению сами больше думали о своем имидже, о своей славе, и о своих деньгах. Полилась кровь. И тут появился молодой красивый политик, которого учили не в Москве или Тбилиси, а в далекой и великой Америке. Люди и поверили, что он знает куда нас вести, а дружба с мощной заокеанской державой решит все наши проблемы. В Грузии есть умные люди, которые сразу поняли — рвать с Россией нельзя. Она как феникс опять возродится из пепла, а мы окажемся у разбитого корыта. Но в любой стране умных людей не очень много и их редко слушают.

Водитель хмыкнул:

— Это как у нас в городе. Ваш приятель Олег Голенев мужик крутой. И постоять за себя может, и город поднять. Но он, как вы говорите, тоже поверил западу. Выучил там детей, привез сюда и надеется, что они наладят нам жизнь. Народ хочет этого, но до конца не верит.

— Почему, не верит, дорогой?

— Как можно в России, да еще в такой дыре, как наша, прожить без взяток и воровства. Пускай сам мэр и его помощники воровать не надумают. Но ниже их все берут взятки. Начиная с дороги — мент остановит, ему отстегнешь, врачу ребенка показать — тоже. И так везде. Куда не сунься, или пьянь, или ворье.

— Я слышал, ваш босс не ворует, и люди у него живут неплохо. Хорошую зарплату получают.

— Откуда знаете? — Ухмыльнулся водитель, кривя при этом тонкие губы.

— Я, дорогой, неделю на вашем рынке прожил. Я про вас теперь все знаю. И про вашего управляющего тоже….

— Да, нам жаловаться грех. Но это не в счет. Отто Максович немец. Он уже в возрасте, уйдет на отдых, а новый начнет все как полагается. Сначала себе в карман, а потом всем остальным, и то если хватит. Но мы говорили не о нашем управляющем, а о молодом хозяине города…

— Да, о нем, но молодой мэр не немец.

— Так его или замочат, как его батюшку, или сверху скинут. Там все воруют. Кто честного начальника потерпит?

— А народ на что? Он же сам приезжего парня на руках в кресло мэра посадил.

— Народ у нас пока жареный петух в жопу, простите за выражение, не клюнет, ни чухнется. А после драки кулаками махать, сами знаете. Единственная надежда на Олега Николаевича. Но он сейчас богач. Не отвернулся бы от людей, как они все… У него жена молодая. Первая-то была красавица. Не сберег… Но вины его тут нет…

Водитель замолчал, стараясь обогнать громоздкую фуру, которая шла не слишком быстро, но весь обзор своим кузовом закрывала. Наконец, у него это получилось и он снова заговорил:

— Я вот сколько на свете живу, а такого мужика, как Олег Голенев не разу не встречал. Представляете, Афган прошел, весь в ранах вернулся, с нуля капитал поднял. И не для себя старался, для друга Тихона Постникова. Это тот первый мэр, которого чиновники убили. Тихон захотел цементный завод строить, а денег в казне нет. Это те самые годы, что у вас в Грузии власть делили. Здесь тоже народу постреляли море. Но Голенев выжил, заработал такую деньгу, что и завод, и супермаркет, и еще сколько всего настроил. И везде молодежь работает.

— Видишь, дорогой, получилось же у него?

— Получилось, потому что он сам автоматом, как кто другой столовой ложкой владеет. Вот и отмахнулся. Сколько народу его замочить хотело? Пальцев считать не хватит. Первым Генка Кащеев решил попробовать. Где он теперь? Считается что в Америку на заработки подался, но люди говорят, лежит в сыром лесу, и косточки его звери обгладывают. Потом эта гадина, Мака Соловьева. В койку его затащила, а за спиной паутину плела. Целую свору своих бандюков натравила. Опять отмахнулся. Не без добрых людей, но сумел. Он здесь, а она сама в могиле. У Голенева в нее пальнуть рука не поднялась, но по ее душу другой заряд нашелся. Слишком многим горе принесла, за то и получила. — Водитель замолчал, словно, что-то вспоминая. Достал с полочки пачку «Беломора», понюхал ее, убрал обратно и продолжил: — Вот я и говорю, что Олег Голенев чудом жив. А друзей своих и близких уберечь не смог. Первую жену зарезали, Тещу сожгли заживо в его же доме. Отца Юлика Постникова, Тихона, утопили, компаньонов с юга в машине подорвали. А вы говорите в Грузии кровь лилась…. А здесь вокруг одного сильного человека сколько крови… — Водитель снова принялся обгонять грузовик и свой рассказ прекратил. Он вовсе не думал, что своими словами испугал пассажира. Резо внезапно сообразил, что улыбчивый молодой паренек, так мило ухаживающий за его девочкой, тоже близкий Голеневу человек, и не просто близкий, а его сын. Что ждет Нино, если их роман наберет силу? Господи, почему он сам родился в это страшное время, и выпустил на свет трех дочерей. Но сожалеть теперь поздно, да было ли в его многострадальной стране вовсе безмятежное время? Он филолог, человек занимающийся культурой, лучше других знал, что такого времени никогда не было. Просто раньше его друзья страшились не бандитов, а застенков КГБ. И еще не известно что страшнее — врать студентам и бояться собственного государства, или возить мандарины в Россию, чтобы не умереть с голода. Потом Резо подумал о Елене Ивановне Ситенковой, еще очень красивой и молодой женщине. У них явно зародилась обоюдная симпатия. Воспоминание о хозяйке большого и дружного дома принесло облегчение и покой.

Когда водитель попытался продолжить беседу, Резо не ответил. Грузин спал, откинув голову на подголовник и во сне чему-то улыбался.

Добрались они в аэропорт за десять минут до начала регистрации.

— Приехали. — Сообщил шофер, слегка подтолкнув дремавшего пассажира. Грузин открыл глаза и понял что они уже в Домодедово.

— Спасибо, дорогой, — Поблагодарил Резо, с удовольствием разгибая спину: — Хоть скажи, на прощание, как тебя зовут?.

Водитель ухмыльнулся своей особой ухмылкой:

— Меня Дениской Мамоновым кличут. До старости дожил, а отчества так и не заработал.

— Спасибо, Денис. Может еще доведется свидеться. Как говорят, гора с горой…

Водитель донес чемодан грузина до стойки регистрации, пожал ему руку и бегом вернулся на стоянку. Время уже перевалило за полночь, а ему в девять утра предстояло подать машину хозяину. Отто Вербер обладал всеми привычками, присущими его нации, в том числе пунктуальностью. Выруливая на трассу Дениска подумал, что много чего еще мог рассказать грузину об Олеге Голеневе и его подвигах. Это он, бывший бандит Дениска Мамонов, выследил логово Маки в Москве и помог Олегу остаться в живых. Это он вывел на след врагов Голенева команду афганцев. А самый близкий друг Дениски, Павел Вислоухов, застрелил Маку Соловьеву, а потом себя. И именно Голенев совсем недавно порекомендовал Дениса в качестве водителя генеральному директору своей компании Отто Максовичу Верберу. И рулит он теперь тем самым «Крайслером» за которым не так давно устраивал слежку и еще получает за это тысячу долларов в месяц. Вот какие коленца выкидывает с ним судьба, судьба одинокого пожилого Дениски, так и не дожившего величаться по отчеству.

* * *

Вечером в доме Елены Ивановны Ситенковой происходил семейный совет. На повестке дня актуально стояли два вопроса, Первый подняла мама Юлика, Татьяна Викторовна. Она строго выговорила Елене Ивановне и чете Голеневых за то, что ее сын с невестой проживают не в ее квартире, а в доме Ситенковой. Доводы Юлика, что здесь все сыновья Олега, с которыми он обсуждает дела мэрии и после работы, матери жениха казались не убедительными.

— В нашей квартире у тебя своя большая комната и впридачу отцовский кабинет, а тут комнатушка под крышей. Ты просто не любишь свою мать.

Юлик защищался слабо. Не мог же он сказать матери, что именно ее характер вынуждает его держать невесту подальше от родительницы.

Нашлась Ира:

— Тетя Таня, поймите, Кристина пока не слова не понимает по-русски. А в нашем доме по-английски говорят почти все. Мы с Кристиной подружились еще на ее острове. Естественно, ей у нас удобнее. И Юлику за нее спокойнее. Разве это не понятно? Хотите, сами переезжайте к нам, место найдем.

— Только этого еще не хватало. — Фыркнула Татьяна, но настаивать перестала. Кристина, вовсе не понимая, что происходит, смотрела своими огромными голубыми глазами то на жениха, то на его мамашу, не зная как реагировать на их возбужденный диалог. Ира перевела ей суть проблемы. Девушка улыбнулась, подошла к будущей свекрови и поцеловала ее в щечку. Мир в доме был восстановлен, и Елена Ивановна вынесла на обсуждение вопрос номер два — когда и как справлять свадьбу Юлика и Кристины.

Нагрузка в мэрии делать это в будний день Постникову не позволяла. Оставались следующие выходные. Но в субботу собиралась улетать домой Нино. А Леонид и молодая гостья хотели исполнить роль шаферов на свадьбе. В университетскую бытность Юлика прошло немало студенческих свадеб, и он вознамерился праздновать свою так же. А в Англии свадьбы без шаферов не бывает. В России их роль играют свидетели, но здесь это чистая формальность юридического толка, а на западе традиция. Шафер после свадьбы становится кем-то вроде родственника семьи, вроде крестного в России.

— Послушай, Нино, а зачем тебе обязательно лететь в субботу? Улетишь в понедельник, или во вторник, или даже в среду. Чем плохо? — Как бы невзначай предложил Леонид.

— Если я полечу в понедельник, ты не сможешь меня проводить, — со свойственной ей прямотой, заявила девушка. В отличие от большинства дщерей Грузии, Нино терпеть не могла церемоний и кокетства.

— Сможет. Я отпущу его пораньше. — Пообещал Юлик.

— Лучше во вторник. Понедельник день тяжелый. Надо же хоть два дня от свадьбы оклематься. — Гнул свою линию Леонид.

Все дружно его поддержали. Только Голенев улыбнулся, но ничего не сказал. Умелая наивность сына ему отчасти импонировала, но будучи от природы человеком прямым, он терпеть не мог любых проявлений хитрости, или коварства, даже если они использовались в благих целях. К тому же в благостность Лени он, в данном случае, не слишком верил.

Исчерпав повестку дня, дамы и девушки принялись обсуждать милые проблемы предстоящей свадьбы, а мужчины уединились в кабинете.

— Итак, парни, что вы думаете о последних событиях в городе? — спросил Голенев: — Неужели все-таки подростки убили двух милиционеров?

— Сам посуди, отец. — И Леонид выложил все факты, имеющиеся у следствия в данный момент. В конце доклада выразил уверенность, что убийство армянина на рынке дело их рук, а о причастности подростков к ночному налету на горотдел высказался осторожнее: — Если бы не оружие, которым пользовались убийцы, я бы склонялся к версии фанатов. Но автоматы Калашникова? Костя сказал, что стреляли минимум из пяти стволов. Мужиков буквально изрешетили. Откуда у пацанов «Калаши»? К тому же автоматическим оружием надо уметь пользоваться. Не тебе, отец, это рассказывать.

— Но свидетели, наблюдавшие налетчиков из окон дома восемь, описывают их очень похожими на рыночных драчунов. А потом эта брошюра!? Тут попахивает организацией. Не думаю, что обошлось без взрослых… — Высказал свое мнение Юлик.

Леня возразил:

— Брошюра еще не факт, что они убежденные фашисты. У этой шпаны столько мусора в голове, что книжонка вполне могла там оказаться случайно.

— Ничего себе случайно. — Усмехнулся Саша: — Били-то они армянина!

Обычно молчаливый Митя брата горячо поддержал:

— И не только. Они напали и на узбеков, и кто там еще был… При этом никто из русских не пострадал. Ясно как божий день, что эта акция — устрашение нацменов. И потом, тетя Лена рассказывала, что все эти ее парни отпетые хулиганы. А некоторое время назад они, якобы, резко изменились к лучшему. Я тебе, Леня, очень советую на этот фактик обратить особое внимание.

— Вступили в пионеры? — Ехидно предположил Саша. Тимофея прения сторон начинали утомлять:

— Чего спорить? Допросить как следует троицу друзей, и они все выложат.

— Что значит как следует? — Нахмурился Юлик: — Может, прикажешь железными прутками, да по головке… Так сказать, их методами.

Голенев с трудом сдержал улыбку. Юлик, сам того не замечая, стал частенько вставлять в свою речь присказку «так сказать». Без этой присказки отец Юлика, Тихон Постников не обходился и минуты. Сыновья Голенева этой особенности Постникова-старшего не помнили.

Тема сделал нарочито удивленное лицо на слова Юлика:

— Ну почему обязательно по головке? И еще прутиками? Мало ли добрых хороших способов патриархального воспитания…

— Я таких способов не знаю, — и Юлик обратился к Леониду: — Возможно, наш юрист в курсе?

Леня развел руками:

— В конституционном поле их нет. А вне его дня не хватит описывать. Начиная от китайских и кончая индейцами майя.

Олег Голенев подвел итог:

— Итак, парни, пока мы имеем троих малолеток из детдома, и много всевозможных версий. А на свободе опасные, хорошо вооруженные убийцы. Завтра я сам посмотрю на эту троицу, а потом подумаю, что предпринять.

— Утром надо связаться с Вербером. — Напомнил Леонид: — Информация о том, кто и как покупал эти машинки, может нам сильно подсобить.

Голенев ответить не успел, в дверях появилась Ира и суровым тоном поинтересовалась:

— Что тут происходит? Чай на столе, и не только чай, а вас нет. Мужчины, все как один, отдали ей честь и поспешили в столовую.

Глава 6

Вернув в КПЗ троих участников побоища на рынке, Белянчиков выставил в проходной горотдела усиленный наряд бойцов капитана Зуева и уже собирался домой. Подполковник итак провел выходной день в служебном кабинете, чего делать не любил, а когда приходилось, долго ходил мрачнее тучи и без повода придирался к подчиненным. Но сегодня причин для раздражения было еще больше. Держать сирот-подростков в изоляторе без веских причин он не имел права. Пока лишь одно свидетельское показание оправдывало эту меру. Резо Актавиани письменно заверил, что лично видел среди избивавших армянина ученика десятого класса глуховской спецшколы-интерната Анатолия Антоновича Орешкина одна тысяча девятьсот девяносто первого года рождения. Но сам Резо Ахвледиани уже отбыл в Грузию, гражданином которой и являлся. Подобный свидетель кроме головной боли, Белянчикову ничего не сулил. Коснись областная прокурорская проверка, где он найдет этого Резо? Что касается двух других отроков, то для их обвинения даже и такого повода не было. Мальчишек задержали лишь потому, что они не ночевали в детском доме.

Теперь все зависело от расторопности криминалиста. Константин уже начал работу и обещал трудится всю ночь. Перед тем как покинуть служебные помещения, Белянчиков все же лично заглянул в лабораторию и сказал парню:

— Выручай, Костенька, а уж за мной не пропадет. — Что именно не пропадет, уточнять не стал и удалился.

Имея весьма объемные вещдоки в виде вездеходных транспортных средств, железных прутьев и брошюры, Незванцев начал именно с нее. Поступал он подобным образом потому, что анализ на наличие крови жертвы на металлических прутьях в его лаборатории сделать невозможно. Прутья придется отсылать в область, а раньше понедельника это не с кем и некому. Для выяснения кому принадлежат игрушки-вездеходы, он решил пойти нетрадиционным и к тому же простейшим путем. Вытряхнув на лист ватмана содержимое трех пакетов, созданных бойцами ОМОНа из находок в одежде ребят, он получил недостающее звено в виде ключей зажигания для АТВ. Ключа было три, а машинок пять. Путем исключения Костя быстро установил к каким АТВ ключи подходят и тут же их завел. Моторы оказались мощными, и лишь широко открытые окна позволили криминалисту избежать отравления выхлопными газами. В самом факте, что мальчишки прятали свой транспорт в развалинах Голеневского дома, криминала не наблюдалось. И хотя наличие у сирот столь дорогих игрушек выглядело подозрительно, к делу это не пришьешь. Естественно, если не выяснится что они ворованные. Поэтому Костя и занялся брошюрой. И тут ему удалось кое-что обнаружить. На обложке и внутри подленькой книжечки, в которой рассказывалось как побольнее и без следов, избивать иноверцев, он обнаружил несколько четких отпечатков. «Пальчики» хозяина книжонки Виталика Смирнова у Кости были. Поэтому он легко их идентифицировал. Но были там и еще два других четких отпечатка. Отработав к пяти утра все отпечатки, снятые у старшеклассников детского дома, Костя мог с уверенностью утверждать, что на книжке «наследил» кто-то другой. Единственный компьютер к удовольствию криминалиста, его не подвел, и Костя смог сверить находку с картотекой МВД. Найденных им на брошюре «пальчиков» в картотеке не оказалось. Их надо было искать в окружении владельца книжки. К семи часам молодой криминалист сделал все что мог и, оставив на столе начальника отчет о проделанной работе, с чистой совестью отправился домой. С транспортом ему повезло. Капитан Зуев со своими орлами, отдежурив ночь без происшествий, сдавал пост милиционерам и на казенном автобусе довез Костю прямо до парадного.

* * *

— Ленечка, милый, иди скорей к себе. Скоро все начнут вставать, как я им в глаза посмотрю. — Шептала Нино, но объятий его не разжимала. Леонид целовал ей глаза, губы, гладил плечи:

— Ну, еще минутку, еще пол минутки. Так трудно тебя отпускать.

— Дурачок, у нас впереди целая неделя. Я тебе еще надоем…

— Сама дурочка. Ни еще неделя, а всего неделя. Господи, как идти на работу не хочется…

Нино поселили в кабинете, где до отъезда ночевал ее отец. И Леня понимал, что покой гостьи никто нарушать не будет. Но девушку его присутствие смущало. Ночь они провели вместе, а утром должен каждый оказаться в своей постели.

В доме послышались голоса и чьи то шаги на лестнице. Нино высвободилась из его рук, вскочила с тахты и завернулась в простыню:

— Дождался!? Все уже встали.

— Не волнуйся, я исчезаю. — Леня надел плавки, распахнул окно кабинета, и с подоконника сиганул на ствол старой яблони: — Скажу что плавал на речке. Хочешь, выходи и спускайся к берегу. Поплаваем вместе. — Сообщил он и спрыгнул на землю. Нино набросила халатик, быстро причесалась, и вышла в дом. На кухне Ира и Елена готовили завтрак.

— Ты чего так рано? — Удивилась Ира: — Тебе же на работу не вставать?

— Леня меня позвал на речку, а у меня купальника нет.

Ира оглядела гостью с ног до головы и предложила:

— Хочешь мой. Он тебе подойдет.

Через пять минут Нино уже спускалась к реке. Леня заплыл к другому берегу, но увидев подругу, поспешил к ней. Плавали все сыновья Голенева прекрасно. Они провели юность на полуострове и море стало для них вторым домом. Один Юлик, к огорчению Олега, научиться плавать так и не смог. Видно, страх к водной стихии перешел к нему с генами отца. Нино разбежалась и красиво, как настоящая прыгунья с трамплина, остро ушла в воду. Они встретились на середине реки и поплыли рядом. Вместе выбрались на берег и по тропинке вернулись домой. Леня ощутил какую-то радостную гордость, оттого, что с ним рядом идет такая красивая девушка. И эта девушка теперь принадлежит ему вся. И ее прекрасные руки и стройные точеные ножки, и тонкий перехват талии, и маленькая упругая грудь — все его. И в этот момент он понял что больше ее от себя не отпустит. Когда они вошли в сад, он придержал ее за плечи, и поцеловал:

— Я знаю что будет в субботу.

— Я тоже знаю, дурачок. В субботу свадьба Юлика и Кристины.

— Сама дурочка, ничего ты не знаешь. В субботу свадьба Юлика и Кристины, плюс Нино с Леонидом.

— С ума сошел?

— Почему?

— Потому, что тут нет папы, нет моих сестер и нет моих друзей.

— Позови всех. Дай отцу телеграмму, пусть возвращается.

— Он не поймет такой спешки.

— Ты же современная девчонка, без этих ваших южных прибамбасов?

— Не до такой степени. И потом, я еще сама не уверена…

— В чем не уверена?

— Что ты меня любишь.

— Это исправимо. Пройдет лет пятьдесят и поверишь.

— Я серьезно.

— Я тоже.

Нино посмотрела ему в глаза:

— Есть еще одна проблема.

— Какая?

— Ты русский, я грузинка.

— Мне казалось, что между нами национальный вопрос не возникнет.

— Между нами может и нет. А жить где? У вас меня будут ненавидеть, как «лицо кавказской национальности». Тебя в Грузии считать русским шпионом… Зачем все усложнять. Нам ведь и так хорошо? Правда?

— Давай не будем создавать себе проблем заранее. — Леня поцеловал ее и добавил: — И молчи женщина. Я, твой джигит так решил. Сейчас я тебя всем представлю, как свою невесту.

— Это будет восхитительно. Жених в плавках, невеста в купальнике.

— Не ханжи Нинка, решайся.

— Я уже Нинка?

— А кто же ты еще?

— Тогда, ладно.

Они переглянулись и побежали в дом. Перед столовой Леня взял Нино за руку и решительно распахнул дверь. За столом уже собрались все, кроме Кристины. Юная рыбачка еще спала. Леня прошествовал в центр столовой, ведя Нино за руку.

— Дамы и господа, разрешите представить вам мою невесту. Только что, после заплыва по великой русской реке Глуше, я в нашем саду сделал предложение руки и сердца самой красивой девушке Грузии.

В мокрых купальных принадлежностях пара влюбленных выглядела особенно «торжественно». Все прыснули и несколько минут в столовой хохотали до слез. Новоявленный жених с невестой сами от смеха едва держались на ногах.

— Неплохо бы вам, молодые люди, сперва сменить свои туалеты. — Улыбнулась Елена Ивановна, вытирая салфеткой слезы: — Мы, к сожалению, пока не в Раю, а вы не Адам и Ева.

Ира смеялась, не могла остановиться: — Веселая начинается у нас жизнь. Такими темпами, мы с тобой, Олег Николаевич, станем через неделю бабкой и дедом. А мне еще хочется в молодухах походить.

— Мы же не кролики. — Обиделся Леня: — Лучше бы ты, матушка, нас благословила.

Ира подошла к молодым и борясь с очередным приступом смеха, произнесла:

— Благословляю тебя сын мой. Леонид, и дочь моя Нино. И будет вам счастье на долгие лета. — Рядом с невестой она выглядела не на много старше. Это обстоятельство вызвало новый взрыв веселья. Голенев поздравил молодых крепким рукопожатием, после чего напомнил сыну:

— Работу еще никто не отменял. Быстро одеваться, питаться и на улицу — и приказным тоном добавил: — Тема выгоняет Джип, Саша — «Восьмерку». Через двадцать минут выезд. — После чего, взял Нино под руку и увел к себе в комнату.

— Вы хотите мне сказать, что я вела себя недостойно? — Спросила его девушка.

— Напротив, я очень рад, что мой сын принял решение. А привел я тебя не за этим. Вам с Кристиной для свадьбы понадобятся покупки.

— Я не хочу брать у вас деньги.

— И не надо. — Голенев достал из кармана пластиковый квадратик и протянул девушке: — Вы поедете в Универсам, найдете там все, что вам надо и расплатитесь вот этой картой. Для меня и моих близких там все бесплатно. И помоги выбрать Кристине, она по-русски ничего не поймет.

— Спасибо, Олег Николаевич. Только учтите, я хочу работать и сама зарабатывать себе на жизнь. Я уже слышала, что вы в деньгах не нуждаетесь, но ни ко мне, ни к Леониду это не должно иметь отношения. Мы взрослые люди и сидеть на шее родителей не имеем права.

— Как скажешь, Нино. Но сейчас мне надо спешить. Надеюсь, обсудить нашу дальнейшую жизнь мы еще успеем. — И заметив, что девушка в мокром купальнике начинает замерзать, набросил ей на плечи халат супруги.

Когда Кристина спустилась в столовую, кроме Нино все уже уехали. За столом молодая грузинка ей сказала по-английски:

— Пей кофе и отправимся в магазин выбирать два свадебных платья.

— Мне нужно только одно. — ответила Кристина, посмотрев на грузинку удивленными голубыми глазами.

— Ошибаешься, подруга. Мне платье понадобится тоже. Пока ты спала, Леня сделал мне предложение. Кстати, это было очень весело.

— Да? А кто же будет у нас на свадьбе шаферами?

— Извини, дорогая, но этого и я пока не знаю.

* * *

Белянчиков приехал в горотдел на час позже. Отработав в воскресенье допоздна, подполковник считал, что имеет право в первый рабочий день недели чуть дольше поспать. В приемной сидел Голенев и читал местную газету. Ее он просматривал уже несколько дней, поскольку его тихий мечтательный сын Митя, первую неделю работал в ней редактором.

Для глуховских бюрократов, после того, как Юлий Постников занял кресло мэра, Голенев стал кем-то вроде неофициального отца города. Поэтому Захар Гаврилович покраснел как школьник и извинился за опоздание.

— Ничего, подполковник, я тут газетку читаю. — Улыбнулся Олег: — Что там у криминалиста новенького?

— Вот его докладная. — И Захар Гаврилович протянул посетителю отчет Незванцева.

Голенев быстро просмотрел листок, и вернул бумагу на стол: — Когда ждать результата из области?

— Сегодня отправили. Дня через два получим ответ.

Голенев кивнул:

— Я пришел к вам с просьбой. Хочу с ребятами, которых вчера задержали, поговорить, Я ведь тоже когда-то был детдомовцем.

— Никаких проблем. Желаете со всеми разом, или по одному допросите?

— Допрашивать я их как раз не хочу, а если разговаривать, так со всеми.

— Как прикажете. — Ответил начальник и вызвал дежурного.

Ребят привели в кабинет заместителя Белянчикова по хозяйственной части. Майор Туканин месяц назад вышел в отставку, нового заместителя начальник искать не торопился и кабинет пустовал.

Старшина Назаров завел подростков по одному, каждого представил по фамилии и сообщил дату рождения. Мальчишки садиться отказались, а застыли возле Голенева и, опустив головы, внимательно разглядывали свои кроссовки. Олег специально не занял место хозяина кабинета, а присел на стул для посетителей, давая понять, что и он здесь, как бы на правах гостя.

— Давайте знакомиться. Меня зовут Олег Голенев и я пришел с вами поговорить, как бывший детдомовец. — Услышав имя посетителя, подростки зыркнули на него исподлобья, и снова уставились в пол. Олег понял, что они знают, кто перед ними. В детском доме о Голеневе ребятам рассказывали часто. А старшеклассников даже водили на экскурсию по цементному заводу, построенному на его деньги. — Хочу вам сразу все объяснить — продолжил он свой монолог — в милиции я не работаю. Но если у нас с вами разговор получится, принять участие в решении вашей участи, смогу. И записывать ничего не собираюсь. Но знайте, вас обвиняют в убийстве, а это самое тяжкое преступление. И если виноваты, отвечать все равно придется.

— А ты что, не убивал? — Не поднимая головы, поинтересовался Виталий Смирнов — единственный не совершеннолетний из задержанных.

— Я в прошлом боевой капитан, и убивал вооруженных врагов. А вы целой кодлой напали на безоружного. Я могу себя считать бойцом, а вы должны себя считать трусами и подлецами. Потому что убить безоружного человека — подлость.

— Он не человек. Он чурка. — Буркнул Толик Орешкин, сверкнув серьгой на нижней губе.

— Интересная точка зрения. — Усмехнулся Голенев: — Если бы вы не были учениками Елены Ивановны, я бы поверил, что вы просто болваны. Но учась у нее, вы должны были знать, что армянский народ имел свою письменность, когда на нашей земле еще ходили в шкурах. Я солдат и то об этом знаю. И те же узбеки…Ученые бухарского Эмира могли двести пятьдесят лет назад дать фору европейской науке в астрономии, медицине и еще много в каких областях. А вы называете всех людей, о культуре которых не имеете ни малейшего понятия, идиотским словом «чурки».

— Хрен с ними, мы ученых не трогаем. Пусть там у себя в горах живут. А сюда чурки едут деньгу зашибать. — Зло сообщил Сережа Ракушин: — Правильно в Москве говорят, они все наши рынки заполонили, дома строят, дороги. Русскому человеку работать негде, торговать негде.

— Зато пить водку место находится… Ну, пацаны, вы как зомби. Кто-то вам пластинку напел, а вы крутите. Что у нас персики растут, мандарины, гранаты? Или вы хотите только редиску с картохой потреблять? А насчет стройки, спросите начальников, хотят ли наши люди на строительстве вкалывать? Я знаю, что нет, поэтому и едут к нам из других мест. И едут, заметьте, не воевать с нами, а дороги нам делать и дома строить. Плохо это? Вы бы лучше против пьянства и дури выступили, если охота политикой заниматься. А то прутья в руки и людей бить.

— Россия для русских. — Упрямо повторил подросток.

— Ладно, это вы в другом месте пойте. А хотите, чтобы я за вас заступился и просил освободить до суда, рассказывайте мне все.

— Что все? — Подозрительно поинтересовался Орешкин.

— Откуда у вас дорогие вездеходы? Кто выдал одинаковую одежду? Я же понимаю, что вас кто-то подставляет. Хотите геройствовать и за него отдуваться, ваше право. Но портить из какого-то подонка себе всю жизнь я бы не стал.

— А предателем бы стал? — Быстро откликнулся Толик Смирнов.

— Что называть предательством. — Задумчиво произнес Голенев. Он уже не сомневался, что мальчишками кто-то манипулирует. Но понимал и то, что пережимать при первой встрече нельзя. Подростки молчали, молчал и он. Бывший детдомовец давал им время переварить, все, что они услышали, и когда счел, что времени хватило, поднялся со стула: — Если захотите меня еще раз увидеть, дайте знать. Пока, я чувствую, вы к разговору не готовы. Но имейте в виду, если следствие докажет, что и убийство милиционеров дело ваших рук, проведете всю жизнь за решеткой — и внимательно посмотрел на троицу: — Кстати, «Калаши» тоже вам дал он?

Сережа Ракушин вздрогнул и на секунду поднял глаза.

И хоть ребята больше не сказали ни слова, бывший афганец узнал все, что хотел.

* * *

Продавщица Маша со нервным любопытством наблюдала за двумя странными девицами. С любопытством, потому, что одна походила на русскую, но по-русски ни слова не понимала, другая смахивала на грузинку или азербайджанку, но говорила с подругой по-английски. А нервничала продавщица, оттого что обе мерили баснословно дорогие свадебные платья. Маше казалось, что девушки просто дурачатся и покупать ничего не станут. Белый шелк испачкать легко, а за испорченный товар она несла ответственность. Тем временем барышни поменялись нарядом и снова, звонко заливаясь, оглядывали себя в зеркала примерочной. Сделать замечание покупательницам продавщица стеснялась. Те могли оказаться иностранками и затеять скандал. Маша получала пятьсот долларов в месяц и местом дорожила. Наконец, обе облачились обратно в джинсы, в которых и явились в универсам и с платьями на руках, направились к ней. При этом обе что-то быстро тараторили на английском и, по-прежнему, беспрестанно смеялись.

Выложив наряды на прилавок, обе улыбнулись Маше, а южанка сказала:

— Берем.

— Какое?

— И то, и другое.

Маша с облегчением вздохнула:

— Девочки, идите к кассам, там вам выпишут чек и там же оплатите ваши покупки. — Доставив вещи на контроль, она подмигнула Лере, которая сегодня работала на кассе и продолжала наблюдать за странной парой девиц. Чутье ей подсказывала, что покупательницы это не обычные. И чутье Машу не подвело. Вместо денег, они выдали Лере пластиковую карту. На пурпурном квадратике имелся логотип «ПАРУС» и стоял номер один. Таких карт существовало всего три штуки, и владельцев каждой Маша и Лера знали в лицо.

— Откуда у вас это, девочки? — Спросила Лера, бледнея.

— Олег Николаевич Голенев дал, — ответила южанка: — А в чем дело? Что-нибудь не так?

— Нет, нет… Все нормально. Подождите минуточку. — Лера дрожащими пальцами достала мобильный и пройдясь по кнопкам, исчезла за перегородкой. Теперь Маша смотрела на покупательниц во все глаза. И через три минуты увидела у себя в отделе самого Отто Максовича Вербера. Генеральный директор направился прямо к покупательницам и широко улыбался.

— Почему меня Олег Николаевич не имел желания предупреждать? Я бы вас сам встретил и сам все показал. На нашем складе много есть чего интересного. — Сообщил Вербер и представившись, внимательно оглядел платья, выбранные будущей невесткой Голенева и ее белокурой подругой.

— Хороший товар, без изъянов. — резюмировал Отто Максович: — Итальянцы есть народ темпераментный, могут молнию не дошить. Но здесь все в порядке, хотя я готов вам предложить и другие фасоны.

— Спасибо, но мы уже нашли и нам это очень нравится.

— Барышни, внизу стоит моя машина. Она есть ваша. Мой водитель отвезет вас домой. — И Вербер назвал номер машины и марку. Поблагодарив старика, красавицы прихватили пакет с покупками и продолжили осмотр магазина. В парфюмерном отделе задержались дольше. Разглядывая духи, не заметили, как к ним подошел высокий молодой человек в великолепном светлом костюме. Несколько минут молча понаблюдав за подругами, обратился к блондинке с голубыми глазами:

— Девушка, я вижу, вы хорошо разбираетесь в духах. Хочу сделать сестре подарок, посоветуете, что выбрать?

Блондинка улыбнулась и беспомощно развела руками. Ответила брюнетка:

— Она не понимает по-русски. А я плохой дегустатор. Обычно, духи, которые мне нравятся, больше не нравятся никому.

Молодой человек криво улыбнулся:

— А ты хорошо говоришь по-русски. Откуда ты, обезьянка?

— Пошел вон, скот. А то сейчас вызову охрану. — Крикнула южанка и, взяв за руку подругу, быстро пошла прочь. Молодой человек постоял немного, затем последовал за ними. Подруги спустились вниз по эскалатору, пересекли зал спортивных товаров и вышли на улицу. Молодой человек проделал тот же путь, держась на почтительном расстоянии. Проследив, как две красавицы уселись в темно-серый «Крайслер», еще раз криво улыбнулся и, перейдя площадь, скрылся в парадном коттеджа — того самого коттеджа, что убиенная Мака Соловьева подарила настоятелю своего прихода отцу Никодиму.

Глава 7

Леонид старательно выписывал все номера квитанций, относящихся к продаже АТВ за последние два месяца. То же самое проделывал Семен Петрович Гиренко, следователь глуховской городской прокуратуры.

Именно ему Юлий Постников поручил расследования ночного налета на городской отдел МВД, повлекший за собой гибель двух сотрудников милиции. Леня и Семен Петрович сидели за огромным столом Отто Вербера, за который их усадил сам генеральный директор. Отработав свою стопку бумаг, Гиренко взял часть квитанций у Лени:

— Леонид, тут есть для вас кое что интересное. — Заметил следователь, и положил перед молодым человеком одну квитанцию. Леня проглядел ее и понял, что имеет ввиду Гиренко. По этой квитанции было приобретено сразу пять машин. При чем, не организацией, а частным лицом, поскольку покупку оплатили наличными. Леонид тут же позвонил Косте Незванцеву и продиктовал криминалисту паспортные данные техники. Как он и предположил это были те самые вездеходы, что они с Костей обнаружили в развалинах дома Олега. Когда в кабинете появился генеральный директор, Леня попросил связать его с отделом, продавшим эти АТВ.

— Можете пройти к ним, это есть секция семь зала спортивных товаров.

— Спасибо — поблагодарил Леня и, прихватив квитанцию, собрался уходить, но Вернер его задержал:

— Молодой человек, а кто из сыновей Олега Николаевича начинает жениться вместе с молодым мэром?

— Я — ответил Леня и густо покраснел.

— Поздравляю. Значит, я имел честь видеть у нас в магазине вашу невесту.

— Когда?

— Не более получаса назад. Она с подругой делала покупку венечного платья. — Вербер хотел еще что-то сказать, но молодого человека и след простыл. Тогда он обратился к Гиренко:

— Счастливые годы, столько есть надежд, столько есть счастья. Я вот, считаюсь богатый человек — только молодость купить не есть возможность.

Семен Павлович развел руками. При зарплате в семь тысяч рублей следователь прокуратуры ни чем в этом вопросе не отличался от всесильного директора с месячной оплатой в двадцать пять тысяч долларов — купить молодость не мог ни тот ни другой.

Не обнаружив Нино в зале женского платья, Леня набрал номер ее мобильного и выяснил, что девушки уже дома. Поняв что случайная встреча не произошла, он спустился по эскалатору в зал спорттоваров и отыскал секцию семь. Работал в ней парень с плечами атлета, вполне подходящий для рекламы его товаров. Парня звали Саней. Саня прекрасно помнил кто купил у него сразу пять машин.

— Женщина покупала, лет тридцати пяти, полная румяная.

— Одна? — Спросил Леня.

— Да, одна.

— Как же она их забрила?

— А она их не забирала. Оформила доставку и ушла.

— Адрес доставки сохранился?

— Сейчас посмотрим. — Саня уселся за компьютер и через пять минут выдал Леониду распечатку с адресом. Тот посмотрел и ахнул. Машины доставили в дом их соседа по Вороньему холму.

Леня поблагодарил атлета и быстрым деловым шагом покинул супермаркет.

* * *

Захар Гаврилович Белянчиков пил чай в своем кабинете и, стараясь не крошить на стол, кушал пирог с капустой. Подполковник не признавал общепита, и обедал принесенными из дома яствами. Его жена прекрасно готовила и пироги пекла отменно.

— Приятного аппетита. Не помешал? — Спросил Леня, заглянув в кабинет.

— Начальство помешать не может. — Усмехнулся пожилой подполковник: — Рекомендую присоединиться. Моя Клавочка сама пекла.

— Нет, спасибо. — Отказался Леня, усаживаясь на стул для посетителей: — Я, Захар Гаврилович, прекрасно понимаю, что по возрасту гожусь вам в сыновья, и субординации требовать не намерен. Но работать нам вместе придется.

— Конечно, конечно, — согласился подполковник, вытирая руки носовым платком ни первой свежести: — С чем пришли?

— Надо адресок один проверить, по соседству с нами, на Вороньем холме. — И Леонид протянул распечатку, выданную продавцом супермаркета.

Белянчиков надел очки, и прочитав адрес, позвонил а паспортный стол. Через пять минут Леонид имел всю информацию, что хранилась в базе данных глуховской милиции. Дом, по указанному адресу принадлежал Борису Аркадьевичу Завалишину и его супруге Ксении Валентиновне. С ними проживали два сына Никита и Николай Завалишины. Хозяин не так давно переехал сюда из Краснодара, приобрел участок земли у гражданки Соловьевой и построил на нем дом. В графе занятий, Завалишин значился бизнесменом, но в какой области вел свой бизнес, в анкете не указывалось.

Интернет в приемной начальника не работал и Леня направился к девушкам занимавшимся загранпаспортами граждан города. Там техника оказалась в порядке. Леонид мгновенно вышел в Интернет, набрал имя отчество соседа и название города, откуда тот не так давно переехал и тут же получил информацию. Она заслуживала внимания. Завалишин Борис Аркадьевич никакого бизнеса в Краснодаре не вел. Он занимался общественной деятельностью и значился заместителем председателя совета регионального отделения негосударственной организации «ПАМЯТЬ ПРЕДКОВ».

Поскольку Леонид в современной российской общественной жизни разбирался слабо, ему пришлось снова обратиться к помощи Интернета. Текст на экране монитора появился мгновенно и Леонид прочитал:

«Общественная организация «ПАМЯТЬ ПРЕДКОВ», по уставу призванная охранять военно-исторические памятники, на самом деле является официальной крышей союза ультраправых политических сил, выступающих с чисто националистических позиций. В деятельности ее членов неоднократно высвечивался элемент экстремизма. Организация не один раз пыталась зарегистрировать себя в качестве политической партии, но связи с пропагандой насилия в отношении граждан нерусской национальности, в регистрации ей было отказано. В последнее время заметна резкая активизация деятельности региональных отделений движения по всей стране. Аналитики считают, что эта активность связана с приближающимися выборами президента Российской Федерации. Наиболее опасны, по их мнению, тенденции националистов в попытках использовать в своих целя молодежь, поскольку идеи навести порядок в стране путем силового решения национальных проблем для юных граждан весьма притягательны. Особенно сильны позиции организации на юге и северо-западе России, где несколько членов региональных отделений «ПАМЯТЬ ПРЕДКОВ» за хулиганские действия и призывы к насилию арестованы».

Леонид попросил девочек распечатать выданную Интернет информация и, покинув помещение городского отдела МВД, отправился в мэрию. Юлик готовил документ о кадровых перестановках в своей администрации, но Леню выслушал внимательно, и так же внимательно прочитал сведения из Интернет.

— Только этого еще не хватало. Думаешь и у нас эти голубчики появились?

— Если предположить, что да — многое сразу объясняется. И если за подростками действительно стоят циничные политиканы, надо разбираться быстро, а то они такого наворочают, что мало не покажется.

— Ты советовался с отцом? — Спросил Постников.

— Еще не успел. Звонил ему после посещения супермаркета. Он в курсе куда привезли вездеходы, но что из себя представляет наш сосед, папа пока не знает.

— Расскажи ему все, а потом соберемся в узком семейном кругу и обсудим наши действия.

— А что ты тут готовишь? — Поинтересовался Леня, заметив на столе испещренный фамилиями листок.

— Хочу навести порядок в кадрах.

— Каким образом?

— Бывшие чиновники не способны разгрести завалы, поскольку сам их и создали. Нашу команду это тоже коснется. Хочу Сашу назначить директором банка. Господин Волоскин или слабый работник, или, что еще хуже, нечистоплотен.

— С чего ты взял?

— Саша разобрался в бюджетных средствах. Волоскин раздавал кредиты направо и налево. Шестьдесят процентов этих средств, провисло, поскольку кредиторы и не думают возвращать банку долги. Мне кажется, что о таком положении дел Волоскин знал заранее.

— Откаты?

— Ты уже освоил местный жаргон. — Улыбнулся Юлик.

— Видимо, не весь, но дело ни в словах, а в том, что они означают.

— А как тебе Белянчиков? — Полюбопытствовал мэр.

— Неплохой старик, но его больше волнует, как дотянуть до пенсии. Домой рвется. Его Клавочка хорошо пироги печет.

— Есть там, в отделе дельные работники?

— Мне их криминалист понравился. — Улыбнулся Леня, вспомнив поход с Костей в развалины отцовского дома.

— Что если его поставить начальником отдела. Потянет?

— Думаю, да. А куда деда девать? Не выбрасывать же его на улицу за год до пенсии.

— Зачем? Оставим его в начальственном кабинете, а твоего протеже ему в заместители. Намекнешь подполковнику, что он до пенсии посидит свадебным генералом.

— Почему свадебным? Белянчиков старик опытный, от него польза есть. Только инициативы маловато.

— Тебе виднее. — Согласился молодой мэр и вставил в список вновь назначенных чиновников фамилию криминалиста.

* * *

После беседы с задержанными подростками, Голенев заехал в детдом и поговорил с педагогами старшеклассников. По словам учительницы математики Нины Степановны Мельниковой с задержанными ребятами больше всех общались Жора Тулобонин и Стасик Кольцов. Олег во время урока физкультура посмотрел на того и другого. Жора производил впечатление щенка большой собаки, который путается в своих несоразмерно больших конечностях, и взирает на мир, с высоты своего непомерного роста, но кроме баскетбольного мячика не видит ничего. Стасик, наоборот, выглядел старше своих шестнадцати лет, понимал, что красив и знал себе цену. На верхней губе у него уже прорастал светлый пушок, и он поглядывал на однокласниц с чисто мужским интересом. Интерес проявлялся не только в его заинтересованных взглядах. Во время игр юноша ненароком прижимал сверстниц, заставляя девочек краснеть. Было видно что он им нравится, и чувствует себя их кумиром. Педагог по физкультуре тоже выделял крепкого парня, с первого показа учителя без труда выполнявшего всевозможные спортивные трюки.

Сделав свои умозаключения, Голенев отыскал нянечку, что дежурила на этаже в ночь налета подростков на милицию. По ее словам, оба мальчика ночевали в своей спальной комнате, и никуда ночью не отлучались. Но утверждая это, женщина явно смущалась. Голенев заподозрил, что она выгораживает своих любимцев. Но подозрение это одно, а доказательство — совсем другое. Выяснив где спят хлопцы, Голенев незаметно носовым платком прихватил стаканы с тумбочек обоих, Покинув детский дом, отправился на площадь Ленина в городской отдел МВД, где и сдал их криминалисту. Костя потратил тридцать минут, чтобы сличить пальчики подростков с отпечатками на вездеходах. Они сошлись. Теперь все владельцы транспортных средств и милиции и Голеневу стали известны. Оставалось установить, кто решил сделать сиротам столь щедрый подарок, и почему? В ответе на этот вопрос, возможно и скрывалась зловещая тайна налета на милицию.

Когда Леня сообщил об адресе соседа по Макограду. Олег понял что свет в конце туннеля появился. Еще до получения информации о деятельности Бориса Аркадьевича, он несколько раз прошелся мимо его дома и смог повидать владельца. Пока Голенев изображал праздного гуляку, Леня позвонил вторично. Выслушав сообщение Олег медленно побрел назад к своему дому и еще раз внимательно изучил соседа. Это был мужчина лет сорока семи, с едва намечающимся брюшком, но вполне крепкий и сильный. Когда Олег поравнялся с калиткой, из нее внезапно выкатили один за другим два подростка на тех самых вездеходах. Мальчишки понеслись вниз по бетонке, специально напугав пожилую даму, прогуливающую мопса. Парни мчали прямо на нее и лишь в последний момент свернули в сторону. Та едва не лишилась чувств. Голенев помог женщине справиться с испугом и вызвался даму проводить. Ее дом стоял последним по улице и радовал прохожих невероятными башенками, и всевозможными украшениями, а в саду пышным цветом расцветали георгины. По дороге они познакомились. Даму звали Элеонора Сергеевна и ее муж торговал лесом.

— Часто вы видите здесь этих наездников? — Спросил Олег.

— Это какой-то ужас! — Воскликнула Элеонора Сергеевна высоким контральто: — Мы не раз обращались в милицию. И все без толку. Сегодня их всего двое, а представляете если на вас мчат несколько десятков таких хулиганов!? Я уже не говорю об адском шуме, что они поднимают здесь по ночам! Спать же не возможно.

— А в ночь с пятницы на субботы вы их не видели?

— Дорогой мой Олег Николаевич, еще как видела. Столько их никогда не собиралась. Во всем нашем поселке и четверти сорванцов не наберется. Я все гадала откуда появилась эта напасть на нашу голову? И, еще заметьте, в субботу я даже со снотворным не могла заснуть. И только задремала, тут такой грохот поднялся! А вы разве не слышали?

— Я крепко сплю по ночам — признался бывший афганец: — А разбудить меня может скорее шепот, чем грохот или крик.

Элеонора Сергеевна очень удивилась:

— Неужто и такое бывает?

— Привычка спецназовца. Кто надумал тебя прикончить, обычно не кричит об этом и лишнего шума не поднимает.

— Какой ужас вы говорите…. — Мопс унюхал что-то для собачьего носа интересное и потянул хозяйку к фонарному столбу. Ей пришлось взять непослушную собачку на руки: — Кстати, об этих милых мальчиках, которые меня едва не зашибли. Вот кто способен убить не раздумывая. Эти жуткие дети, представляете, ловят кошек, связывают их липкой лентой, цепляют к своим отвратительным машинам и на большой скорости волокут по улицам.

— Да, весело развлекаются ребятки. — Согласился Олег.

Элеонора Сергеевна тяжело вздохнула и остановилась:

— А вот и мой дом. Хотите напою вас чаем с настоящим клубничным варением? Ваша молодая жена такого не сварит.

Голенев отпустил локоток соседки, за который ее поддерживал по пути домой и от варенья отказался:

— Спасибо… как-нибудь в другой раз. Вы и жену мою знаете?

— Вас тут все знают. И разрешите, голубчик, дать вам совет.

— Сделайте одолжение.

— Вы приютили этих ужасных кавказцев с рынка. Они страшные люди, их нельзя приваживать. Вот увидите, они что-нибудь упрут, а еще того хуже, ограбят. Мой вам совет, гоните их от себя подальше.

— Эти ужасные люди кандидат наук и аспирантка, заметьте оба филологи и занимаются русским языком. — Ответил Олег и собирался двинуть домой, но Элеонора Сергеевна схватила его за рукав:

— Все равно дикари, что со степенью, что без. Умоляю, не оставляйте с ними своих женщин. И нас пожалейте. Они и ваших соседей ограбят.

Голенев понял, что спорить с хозяйкой мопса бесполезно, попрощался и зашагал домой.

* * *

Журналист московской газеты «Бульварное Кольцо» Женя Рунич в Глухов приехал на поезде. Семь часов дороги он провел спокойно, сменяя размышления о будущем интервью, с маетной вагонной дремотой. Журналисту повезло — толп фанатов в его попутчиках не оказалось. Но Господь, как известно, не любит выдавать смертным одни удовольствия, и через отсек от Жени посадил полную грудастую мамочку с двумя милыми крошками. В заметно округлившемся чреве молодухи вызревал плод третьего, но там он беспокоил только ее. Что касается малышек, то они, надо сказать справедливости ради, иногда спали. Но сон младенцев, как известно, недолог. Проснувшись поднимали жуткий ор, заводясь один от другого. Мамашка усердно принималась близняшек укачивать и минут через сорок крошки засыпали. С этого момента Рунич получал возможность по настоящему оценить тишину и всю прелесть путешествия с приятными во всех отношениях попутчиками. Но как и все в жизни, подошел к концу и его вояж. Выгрузив собственную персону и небольшой кейс за две минуты стоянки, он вышел на площадь и увидел десяток таксомоторов и три частника. Прикинув что здесь по случаю прибытие московского состава собрался весь таксопарк города, обдумывал как поступить с выбором. По Московскому опыту знал, частник возьмет куда меньше. Но каковы цены в этой российской глубинке ему было неведомо. Все же склонившись к частному извозу, выбрал «Ниву» зеленого цвета и направился к ней. Адреса журналист в Москве не нашел, поэтому, усевшись на переднее сидение, назвал имя и фамилию человека, ради которого сюда и приехал. Объемный частник с огромными волосатыми ручищами, кивнул и включил зажигание. Рунич еще не открыл рта, выяснить сколько ему обойдется это удовольствие, как они уже катили по центру города. Через десять минут «Нива» выскочила на набережную и уперлась в шлагбаум. Рядом с ним находилась будка, видимо для охранника, но самого охранника пассажир в ней не заметил и вопросительно глянул на водителя. Тот, не проявив видимого беспокойства, вылез из машины, собственноручно открыл шлагбаум и, заехав за него, снова закрыл. Журналист хотел поинтересоваться смыслом преграды, но не успел — машина остановилась.

— Вот это дом. — Буркнул владелец «Нивы» и указал волосатой ручищей на калитку.

— Сколько? — Спросил журналист и замер, ожидая большого ущерба.

— Первый раз, что ли? У нас цена одна, полтинник.

Рунич с облегчением вздохнул, расплатился и вышел. Водитель дал по газам, лихо развернулся, чуть не саданув Рунича задним бампером, и тут же укатил. Не обнаружив у калитки звонка, москвич стал оглядывать забор в поисках камеры наблюдения, но либо была слишком мастерски замаскирована, либо ее не было совсем. Поверить в последнее Рунич не мог. Зная о капитале Олега Голенева, а он приехал именно к нему, поверить что тот живет не только без охраны, но даже без камеры наблюдения, москвичу в голову не приходило. Потоптавшись у калитки, он попробовал ее открыть, и когда это получилось, растерялся еще больше. Помня что хозяин бывший афганец, перестрелявший кучу бандитов, Женя опасался выстрела без предупреждения. Опасался, но шел. Дорожка привела к крыльцу вполне солидного двухэтажного дома, разглядеть который с улицы мешали раскидистые яблони. Звонка в районе парадного москвич тоже не заметил, и принялся стучать. Поскольку на деликатный стук никто не откликнулся, постучал громче. После этого открылась не дверь, а одно из окон первого этажа, и в него высунулась очаровательная голубоглазая блондинка:

— Входите, дверь открыта — сказала она. — Но Рунич бестолково улыбался, продолжая топтаться у парадного. Потом до него дошло, что с ним говорят по-английски. Как звучит фраза «открыто и можно войти» он помнил. В институте Рунич учил английский. Нерешительно взявшись за ручку, толкнул дверь.

В холле его встретила та самая красавица, что высовывалась в окно.

— Я не понимаю по-русски. — Сообщила она вместо приветствия, и снова обворожительно улыбнулась. Женя стал мучительно рыться в своем давно забытом словарном запасе. И наконец подобрал нужную фразу:

— Я бы хотел повидать мистера Голенева.

Блондинка комично сморщила носик и развела руками:

— Мистер Голенев где-то в сити. Я могу пока приготовить вам чай.

Рунич не сразу сообразил, что ему сказали. И не потому, что не понял текст. Он мучительно думал, где в этой дыре может быть сити. И чтобы не затягивать неловкую паузу, представился:

— Евгений.

— Кристина. — Ответила девушка и протянула ему прелестную ручку. Женя протянул свою и едва не поморщился от боли. Красотка хватку имела железную. Его усадили за стол в просторной кухне, выложили перед ним сыр, ветчину и масло, налили чашку горячего чая и оставили в одиночестве. Он успел управиться с двумя бутербродами, поскольку за долгую дорогу скопил изрядный аппетит, и выпить чашку чая, перед тем как ему помешали.

— Здравствуйте. — Услышал он сзади себя, обернулся и увидел не менее прелестную брюнетку. От неожиданности не сообразил, что с ним поздоровались на родном языке и ответил по-английски.

— Хэлло!

— Вы тоже по-русски говорить не умеете? — Улыбнулась брюнетка.

— Нет, что вы? Я просто…

— По инерции — Договорила за него девушка: — Меня зовут Нино, а вас, я слышала Евгений. Будем знакомы — и тоже протянула руку. Рунич ее с опаской пожал, но боли не почувствовал.

— Я бы хотел бы повидать Олега Николаевича. — Повторил журналист.

— Он где-то в городе. Но я ему сейчас позвоню. — Нино вынула из кармана мобильный и, через минуту, передала Руничу трубку.

— Здравствуйте, Олег Николаевич. Я приехал из Москвы взять у вас интервью. Я редактор газеты «Бульварное Кольцо» может быть, вы про нас слышали?

О «Бульварном кольце» Голенев не слышал. Газеты он читал редко, и то больше в последнее время из-за Мити. И именно новая должность сына не позволила ему отнестись к приезду москвича с той неприязнью, которую он испытывал по жизни к представителям прессы.

— Вас наши девушки нормально приняли?

— Не то слово! Я даже не ожидал. — Вполне искренне ответил Рунич.

— Вот и прекрасно. Минут через двадцать я к вашим услугам.

Вернув телефон Нино, Женя засомневался, как сможет Голенев так быстро вернуться из «сити» но, вспомнив время, затраченное на дорогу от вокзала, успокоился:

— До чего же вы здесь счастливые люди. — Проговорил москвич и тяжело вздохнул — Ну, положим, я тут гостья, а Кристина только обживается, но чем вызвано ваше замечание, мне любопытно.

— Вы еще спрашивайте!? Ни пробок, ни очередей! В загородную виллу из города можно добраться за десять минут! Если и есть на земле Рай, то он здесь.

— Я знаю, Москва очень тяжелый город. — Согласилась девушка. Руничу она понравилась, и чтобы не терять драгоценного времени, журналист предложил:

— Пока господина Голенева нет, может быть вы расскажите мне, откуда взялась это прелестная голубоглазая миссис, и откуда приехала другая прекрасная гостья этого дома, что я имею честь лицезреть перед собой?

Нино рассмеялась. Ей нравилось, когда собеседник красноречив. И она в общих чертах пояснила москвичу причины появления в доме афганца Кристины и себя.

— О Бог всего живого. Это же целый сериал. Материала хватит на месяц! И какого материала. — Воскликнул Рунич и глаза у него загорелись огнем профессионального папараци.

— И что же это за материал? — Насторожилась Нино.

— Вы еще спрашивайте!? Мэр города женится на рыбачке с далекого английского острова. Это же роман века! Представляете, при потоке негатива, что идет на наших читателей плотным валом, такое, как глоток свежего воздуха!

— Сначала поговорите с Олегом Николаевичем. Если он не будет возражать, я помогу вам сделать интервью с Кристиной. — Улыбнулась Нино, проникаясь азартом московского журналиста. Будучи филологом и являясь Руничу почти коллегой, молодая грузинка его восторг понимала.

— Я ваш вечный должник! — Воскликнул Женя, распаляясь все больше. От переизбытка чувств он схватив ручку Нино и с жаром ее поцеловал.

Голенев оказался точен. Ровно через двадцать минут он вошел в дом и предстал перед гостем:

— Вообще-то я интервью никогда не давал. Но раз вы приехали издалека, спрашивайте. Постараюсь ответить на ваши вопросы.

Почувствовав холодок в голосе бывшего афганца, Рунич сделал выпад первым:

— Олег Николаевич, ведь моя газета не так давно горела. И подожгли ее люди Ибрагима Казиева. А бывшего редактора они попросту убили. Ваш покорный слуга сам чудом остался жив. Думаю, и я мог бы рассказать вам не мало интересного.

Голенев с любопытством оглядел москвича и улыбнулся. Улыбался Олег редко и улыбка его чрезвычайно меняла. Рунич понял, что выстрелил в цель:

— Обещаю никакой дури в номер не сливать. И перед публикацией материал покажу вам.

— Давайте сначала поужинаем, а потом и поговорим. Идет?

Пока девушки накрыли на стол, в доме появились еще две прекрасные женщины. Ира произвела на москвича необычайное впечатление, а Елена Ивановна, хоть и была много старше, тоже сохранила женскую привлекательность и обаяние в полной мере. В обществе красавиц москвич совершенно растаял и даже забыл о том, что приехал сюда зарабатывать деньги и поднимать тираж своей газеты. Он делал дамам и девушкам комплименты, рассказывал байки о своей работе и, как говорится, был в ударе. Особенно когда с работы из мэрии вернулись молодые мужчины и уединились с Олегом, оставив гостя развлекать дам. Женя был не отразим. В результате его оставили ночевать, а перед сном Голенев ответил на вопросы столичного журналиста и выслушал много интересного. Рунич открыл бывшему афганцу, как Мака Соловьева с бандитом Казиевым готовились его уничтожить. А история о смертельно больной матери Соловьевой, которую Рунич обнаружил на Казанском вокзале, а выяснив, что женщину обворовали, приютил на ночь и лично отвез в Онкологический Центр, тронула Олега до глубины души. Все давно отправились спать, а они и не думали расходиться. Рунич умел слушать, а Голенев очень редко пускался в откровения. Если бы ему день назад кто-то сказал, что он, капитан Олег Голенев, бывший боевой офицер, прошедший все круги ада Афгана, способен на такое, он бы только усмехнулся и вычеркнул этого человека из списков своих знакомых навсегда.

И хозяин, и гость в этот вечер беседовали так, словно знали друг друга много-много лет. Единственно о чем умолчал москвич, так это о знакомстве с ведомством на Лубянке, а также о том, что пожилой контрразведчик и посоветовал ему навестить провинциальный городок Глухов и взять интервью у Голенева. Отказать службисту Женя не мог. С его помощью он и получил кресло руководителя газеты, где до этого служил простым репортером. Но теперь главный редактор «Бульварного кольца» мысленно благодарил подполковника спецслужб от всей души.

* * *

На этот раз их было немного — десять, двенадцать. Черные тени скользили вдоль покосившихся заборов, щербатых домиков окраин, белых кладбищенских ворот. Высокие воротники скрывали лица почти до бровей, они шли быстро, едва не бежали. Ни металлических прутьев, никаких других предметов, способных вызвать страх обывателя, в руках не несли. Их ноша выглядела вполне миролюбиво. То были литровые бутыли от минеральной воды. И вряд ли прохожие смогли бы догадаться, что бутылочки эти куда страшнее стальных прутьев, поскольку вместо минеральной воды они полны бензина девяносто пятого октанового числа. Но в это предрассветное время в Глухове прохожих не наблюдалось, а потому и ужаснуться никто не мог. Быстрые черные тени миновали черту города и по трассе двинулись к месту бывшего бандитского кооператива. Кооператива, некогда созданного Геннадием Кащеевым, полученным от него по «наследству» Макой Соловьевой, и именно ее стараньями превращенного в современный супермаркет. О не очень старом, и не слишком добром времени тут напоминали только коттедж и церковь, построенные еще самим Кащеевым. Именно церковь и заинтересовала странных ночных путешественников. Их черные силуэты закружили вокруг храма в странном нервном танце. Но этот танец не относился к абстрактным культовым обрядам. На бревенчатые стены храма из бутылей с безобидной этикеткой, танцоры щедро расплескивали бензин. Последний «танцор» бросил зажженную спичку и, не оглядываясь на бешеный столб пламени, догнал удаляющиеся фигурки. В считанные секунды пожар набрал силу и поглотил все строение. Раскаленный пожарищем воздух поднял клочья сажи и разбрасывал их вокруг. Особенно бесился огонь, слизывая маковку с православным крестом из золоченого сплава. Зловещие оранжевые языки, словно принадлежали самому Дьяволу, нагло и безнаказанно пирующему этой ночью. А далекие сирены пожарных машин вызывали у него лишь отвратительную улыбку. Тревогу охранники супермаркета подняли сразу, как заметили огонь, но сухой сруб деревянной церкви принялся столь быстро, что пожарным оставалось заливать раскаленные до бела угли. Когда туманный предосенний рассвет разогнал тень ночи, на месте церкви горожане увидели груду дымящихся руин и массу пепла, покрывшую не только место пожарища, но и всю площадь. К десяти часам тут собралась небольшая толпа, состоящая в основном из женщин среднего возраста. Да и те толпились не возле погибшего в огне храма, а у коттеджа бывшего отца Никодима, разжалованного Патриархом в мирянина Александра Артемьевича Нутякина, кем тот и значился до возведения в сан. Но как ни вглядывались прихожанки в окна коттеджа, батюшку так и не увидели и вскоре разошлись, крестясь на пепелище и бормоча слова молитвы.

Глава 8

Когда утром молодому мэру доложили о пожаре, Постников не придал известию слишком большого значения. Это был частный церковный приход аферистки и политикана Маки Соловьевой. После ее смерти приход перешел к Олегу Голеневу и его акционерам. Голенев распорядился передать храм Патриархии. Юлик не успел этого сделать, поскольку вступил в должность недавно и, проведя первые совещания с местными властями, понял, — у города есть дела куда более срочные, и более важные. Но уже в одиннадцать свое мнение о происшествии изменил. Тезка мэра, секретарша Юлия, служившая в приемной еще со времен Постникова-старшего, доложила, что в городе творятся странные вещи. Мальчишки носятся по улицам на игрушечных скутерах и раздают странную газетенку под названием «Русский набат». Раздают ее совершенно бесплатно и в огромных количествах. Сообщив эту новость, секретарша положила один экземпляр «Русского набата» на стол мэра в качестве вещественного доказательства своего доклада.

Юлик пробежал глазами заголовки, затем прочитал несколько коротких статей и пришел в ужас. Это был типичный черносотенный листок, но опасность данного экземпляра заключалась в его непосредственном призыве к насилию. В листке клеймили иноверцев как поджигателей единственного глуховского храма и требовали их крови.

Еще через полчаса позвонил Белянчиков и в панике доложил — в сторону рынка движется толпа не менее тысячи горожан. Многие вооружены охотничьими ружьями и берданками, другие тащат с собой вилы, дубины и топоры. Несчастный осетин, что попался толпе на улице, уже жестоко избит и доставлен в больницу.

Юлик, положил трубку, потребовал служебную машину, и уже спускаясь по лестнице, связался по мобильному с Голеневым.

— Дядя Олег! Об этом мы не договаривались. Я готов делать все что угодно, но управлять толпами жаждущих крови дикарей не умею.

— Выезжаю. Без меня самостоятельно ничего не предпринимай. — Ответил бывший афганец и отключил связь.

Голенев выгнал из гаража джип, открыл ворота, ведущие из сада на улицу, а когда вернулся за руль и тронул с места, пришлось тут же давить на тормоза. Путь на улицу преградила Нино. Девушка стояла посередине дороги, широко расставив ноги и вытянув руки вперед, словно останавливая ими его машину.

— В чем дело, Нино? Мне надо выехать, а ты мне мешаешь.

Она подбежала навстречу:

— Я знаю, куда вы едите! Я с вами.

— Тебе туда ехать вовсе не нужно. — Твердо отказал Олег. Таким тоном он с гостьей до этого не разговаривал. Ира пыталась понять, что происходит, а Кристина даже не пыталась, а лишь удивленно моргала своими прекрасными голубыми глазами и ждала, пока ей переведут.

— Именно мне и нужно! — Почти кричала молодая грузинка. На ее крик из дома появился московский гость Женя Рунич. Журналист первым оценил обстановку, не спрашивая разрешения, завалился на задний диван машины, и захлопнул дверцу:

— Ей может быть и не нужно, а мне позарез.

Москвичу Голенев ничего не сказал, а Нино продолжала удерживать выезд. Олег кнопкой приспустил стекло и высунул к ней голову::

— Девочка, Леня на работе, я не имею права рисковать твоей жизнью. Сын мне не простит. И чем ты можешь там помочь?!

— Чем смогу, тем и помогу. Это же мои братья. Представьте себя на моем месте?! Десяток кавказцев перед толпой разъяренных нелюдей — и вы останетесь в стороне?

— Хорошо, я согласен. Только иди, переоденься в джинсы. Я подожду. — Пообещал Олег, а когда девушка, в сопровождении Иры и Кристины, скрылась в дверях, обратился к Руничу:

— Женя, я тебя прошу, как мужик мужика. Оставайся тут и держи Нино. Ее там убьют, и я не смогу ничего сделать. Я же не буду стрелять в земляков! И объясни это моей жене и англичанке. Им там тоже нечего делать…

— Лишаете журналиста куска хлеба. — Усмехнулся москвич и нехотя вылез из машины. Голенев газанул и с ревом вылетел из сада. В зеркальце заднего вида успел заметить, как Рунич запирает изнутри ворота. Но бывший афганец не мог заметить, как в кустах сирени два подростка гаденько улыбались в след его отъезжающей машине. Мальчиков он мог бы и узнать. Это были сыновья его соседа по поселку, Бориса Аркадьевича Завалишина — Николай и Никита. А подростки, в свою очередь, не заметили, что журналист остался дома и, пригибаясь, короткими перебежками двинулись к крыльцу. Из дверей вышла Нино и бросилась к калитке.

— Давай за ней. — Скомандовал Коля, но, увидев Рунича, растерялся: — Он же вроде уехал…

— Что будем делать? — Шепотом спросил Никита.

— Откуда я знаю. Здесь две бабы и мужик. Заметят нас, кипиш поднимут. — Парни снова запрятались в кустах и продолжили наблюдать за грузинкой. Нино поняв, что Голенев уехал без нее, возмутилась:

— Он же обещал меня подождать!?

Рунич попытался ее успокоить:

— Олег Николаевич просил объяснить, чтобы вы сидели дома. — Нино его уже не слушала. Она открыла калитку, выскочила на улицу и чуть не оказалась под колесами «Газели». Маршрутка с визгом притормозила, и пока шофер выговаривал девушке, та успела забраться в салон. На крики из дома выбежали Ирина с англичанкой. И тоже бросились к маршрутке. Рунич попытался и их удержать, но Кристина так его шарахнула, что он отлетел к забору. Водитель «Газели» не без удивления наблюдая за происходящим, дождался, пока и журналист заберется в салон, и только после этого тронулся.

Мальчишки посидели в кустах еще минут десять, трусцой обогнули строение, выбрались через калитку, что вела к речке, и уже со всех ног помчались по берегу к своему дому. Через минуту из сада Завалишина вылетели два квадроцикла и понеслись в город. Маршрутку они нагнали уже недалеко от рыночной площади. Загнав свои машины во двор двухэтажного дома, выбежали оттуда и, нацепив на грудь значки с аббревиатурой «РДР» влились в шеренгу разгневанных погромщиков.

* * *

Они подходила к рынку. Их было уже больше тысячи, и со всех улиц и переулков живыми ручейками в толпу вливались все новые горожане. Возраст, пол и одежды у них были разные — одинаковая ненависть в глазах. Торговцы в панике запирали ворота и бежали прятаться в административное здание. Но умом понимали — ни ворота, ни администрация спасти их не смогут.

Голенев успел обогнать толпу и вырулил к рынку первый. Вылез из машины, подошел к воротам и стал к ним спиной. Толпа приближалась, но, завидев его, многие растерялись. Это было видно по лицам. Перестав пылать ненавистью, они обретали нечто человеческое в своем выражении. Олег внимательно разглядел всех, кто шел в первых рядах. Один мужчина выделялся своим спокойствием и уверенностью. Мужчину Олег узнал. Это был его сосед по поселку, Борис Аркадьевич Завалишин. До ворот оставалось всего несколько метров, когда Голенев сделал шаг навстречу толпе, остановился и приказал:

— Смирно! — Первые ряды замерли. Продолжал шагать только сосед. Голенев выдержал паузу и повторил: — Смирно!

Завалишин оглянулся назад и, сообразив, что люди за ним не следуют, тоже остановился и затих.

— Зачем вы сюда пришли, земляки? — Спросил Голенев. Тишину разорвал гул возбужденных голосов. Он поднял руку, снова дождался тишины, выбрал высокого парня из первых рядов и дал ему слово:

— Говори.

— Капитан, разве ты не знаешь, черные сожгли нашу церковь!? — Взволновано крикнул парень: — Они совсем распоясались! Мы пришли проучить их и выгнать из города. Нам не нужны лица «кавказской национальности». Пусть убираются к себе в горы.

Сзади продолжали напирать, и толпа медленно и неумолимо приближалась. Сначала до нее оставалось метров десять, потом семь, шесть, пять. Олег уже слышал тяжелое дыхание десятков сотен людей.

Кто-то прохрипел:

— Отойди, капитан…. Застрелю. — И направил на афганца двустволку.

— Стреляй! Только запомни, после этого ты на всю жизнь сам останешься чужестранной мразью. Никогда не поверю, что русский человек способен выстрелить в безоружного соотечественника.

— Олег Николаевич, уходите! Они вас убьют! — Услышал он звонкий женский крик, и еще не увидел, но уже понял, что кричит Нино. Она появилась откуда-то изнутри. За ней, пытаясь ухватить за плечо, бежал Женя Рунич, А дальше Ира и Кристина.

— Вот она! Бей грузинскую чурку! — Что крикнул это первым Николай Завалишин, понять было уже невозможно. Из наэлектризованной злобой толпы подленький, подстрекательский крик трусливого пакостника, вызвал взрыв, как искра в луже бензина. Безликий провокатор, оставаясь насекомым в стае саранчи, мог наслаждался своей безликостью. Но прозвучал его призыв в «нужное время и в нужном месте». На молодую грузинку набросились десятки обезумевших от злобы, потерявших человеческий облик существ. Голенев рванул на помощь, но пробиться через плотное кольцо озверевших «мстителей» не смог. Огляделся, выхватил двуствольное ружье у того, кто в него целился минуту назад, поднял двустволку над головой и бабахнул в воздух из двух стволов сразу. Люди мгновенно расступились. Он прошел внутрь страшного круга. Нино лежала на мостовой, истекая кровью, над ней склонились Кристина и Ира. Обе в синяках, с порванной в клочья одеждой.

Голенев исподлобья оглядел толпу:

— Расходитесь. Все, что вы могли, вы уже сделали. Мне первый раз стыдно за то, что я русский.

Люди медленно отступили и, понурив головы, двинули прочь. Толпа беззвучно расползалась, как ветхое одеяло, которое потянули с разных сторон. Через пять минут приехала скорая. Нино едва дышала. Когда ее уложили на носилки и начали грузить в санитарную «Газель», примчал Леня. Он бросился к санитарам, залез вместе с ними в салон скорой, и уехал вместе с ними.

Олег с Руничем помогли молодым женщинам дойти до его джипа и тоже поехали в больницу. Туда же вскоре прибыл Юлик и остальные сыновья Голенева. Нино находилась в реанимации и врачи никаких гарантий за ее жизнь давать не решались. Ире и Кристине обработали ссадины и царапины, и перевязали. После процедур все прибывшие устроились в кабинете главного врача. Тот молча сидел за своим письменным столом, листая чьи-то истории болезней. Но все понимали, что его, так же, как и остальных здесь присутствующих, занимает одна мысль — выживет ли девушка?

— И ты собираешься жить и работать в этом городе!? — Громкое заявление Кристины, да еще прозвучавшее в тишине кабинета по-английски, заставило главного врача поморщиться. Но девушка не обратила на это никакого внимания, продолжая смотреть на жениха широко открытыми голубыми глазами. Она ждала ответа. Юлик ответил, но значительно тише:

— Этот город дал мне жизнь и мой долг сделать его лучше.

Кристина уже почти кричала:

— Ты бы видел их рожи! Злобные, как маски ужасов на карнавале. Я даже не знала, что такие лица бывают. Меня до сих пор трясет. А ты говоришь сделать лучше… Лучше можно стараться сделать людей, а существ, способных толпой набрасываться на девушку и избивать ее только за то, что она не русская, людьми называть нельзя. Если желаешь свадьбы, советую поразмышлять о возвращении в Англию! Я с этими дикарями жить не намерена.

— Кристина, дорогая, я не один. У меня тут друзья, работа. Наконец, я отвечаю перед гражданами.

— Дурак. — Ответила невеста и закрыла лицо руками.

Собравшиеся сделали вид, что ничего не видели и не слышали. Хотя по-английски понимали все, включая хозяина кабинета.

После семейного скандала время тянулось медленно. Голенев еще и еще прокручивал в голове трагический момент на рыночной площади. Он запомнил, как сосед шмыгнул с гаденькой улыбкой в сторону. Запомнил и звонкий голос подстрекателя. Голос принадлежал или девушке, или безусому юнцу. Олег понимал, что со временем докопается до всех виновников преступлений, совершенных в городе за последние дни. Но сейчас самое главное — жизнь Нино.

Только в семь вечера в кабинете главврача появился усталый хирург-реаниматолог. Это был лучший специалист в городе, а может быть и в области. У Романа Савельевича Смирнова в тут сохранился дом предков, тоже медиков. Его дед служил земским врачом. Потомственный эскулап гордился родовыми корнями и не уезжал, хотя заманчивые приглашения получал ежемесячно. Оглядев присутствующих, Смирнов произнес безо всякого выражения:

— Тяжелая черепно-мозговая травма. Жить будет, но восстановится ли для полноценной деятельности ее мозг, пока вопрос открытый. — Сообщив это, уселся в кресло и достал серебряный портсигар. К нему потянулись руки, кто с горящей спичкой, кто с зажигалкой. Главврач не проявил эмоций, хотя на стене за его спиной висела табличка: «Господа-коллеги, Христом Богом молю не курите здесь, даже когда меня нет в здании». Кристина вскочила и, ни слово не сказав, бросилась из кабинета. Юлик было вскочил за ней. Но девушка перед его носом громко хлопнула дверью. Постников покраснел и вернулся на свое место.

— Вот вам и финал, — вздохнул Рунич: — Только настроился на мыльный сериал о счастливой интернациональной любви из номера в номер. А жизнь редактирует иначе. — Ему никто не ответил. Женя тоже достал из кармана пачку сигарет, но из соображений такта курить в кабинете главного врача воздержался.

— Герой, называется. Трех девок не смог дома удержать… — Бросил Голенев, конкретно ни к кому не обращаясь. Но Рунич понял, что камешек в его огород.

— Попробуй, удержи! Вы не видели, что они творили?! Грузинка бросилась на улицу как чумная, едва под колеса маршрутки не угодила. Еле нагнал! Да и ваша супруга, тоже не подарок, если разозлится. Я уж не говорю об англичанке… На вид ангел, а силища как у троих здоровых мужиков. У меня спина до сих пор ноет, так об забор приложила… — Если Женя и рассчитывал на сочувствие, то напрасно — сочувствовать москвичу никто не стал. Всем было уже не до него. Хирург последний раз глубоко затянулся, загасил окурок в «утке», послужившем ему пепельницей и поднялся:

— Господа, барышни и дамы, я домой. И вам советую на отдых. Больную сегодня навещать нельзя, как я сказал, ее жизни ничего не угрожает, зачем здесь зря торчать?

Первым последовал его примеру Олег. Поблагодарив главного врача за гостеприимство, взял под руку Иру и повел ее к двери. Жена освободила руку и остановилась:

— Иди без меня. Я останусь в больнице. Знаешь, сиделок всегда не хватает. Авось, пригожусь.

Голенев не возражал:

— Ладно, Ирочка. А мы пойдем. У парней работы много — и направился к двери. За ним потянулись остальные. Один Леня уходить из кабинета не собирался. Олег с порога оглянулся и твердо сказал:

— Пошли, сынок. Не время расслабляться. Здесь ты ей уже не поможешь, а работать надо. Так что вперед.

И Леонид отца послушал.

* * *

Руфина Абрамовна сама открыла ему дверь, подкатив к парадному в кресле с колесами:

— Здравствуй, Олежек, таки целую неделю не заходил. А я переживаю за мальчиков.

— Каких мальчиков? — Не понял Олег.

— За детдомовцев, которых милиция арестовала? Неужели, таки виноваты?!

— Мама Руфа, пока следствие не закончено. Но слишком много совпадений, в пользу того, что наши сироты оказались бандитами.

— Не смей так говорить, мой мальчик. Я могу поверить, что они попали под влияние каких-то негодяев. Те настоящие бандиты. А наши мальчики, чтоб ты знал, романтику, таки, ищут. Только не там…

— Не волнуйся, мама Руфа. Разберемся. Теперь фактическим начальником в горотделе смышленого парня поставили. Интеллигентный умный парнишка, и душу не растерял….

— Дай-то Бог… Что в доме? Лена давно не заходила… К свадьбам готовитесь?

— Мама Руфа, ты же знаешь, я к тебе или с бедой, или с радостью. Сегодня у меня беда.

— Быстро вези меня в комнату! Что случилось, мой мальчик?

Голенев не стал катить старушку, а поднял ее с кресла, отнес на диван в гостиной, посадил на него и сел рядом:

— Мама Руфа, ты спросила «к свадьбам готовитесь», значит, знаешь про грузинку Нино.

— Конечно, знаю. Весь город, таки, знает, а ко мне люди ходят часто. Каждый твой шаг доносят.

— Так вот, Нино в больнице. — И Олег рассказал старой воспитательнице о толпе обезумевших людей, которые жаждали крови эмигрантов из ближнего зарубежья. Рассказал, как они чуть не убили молодую грузинку, и пожаловался, что первый раз в жизни почувствовал свое бессилье:

— Мама Руфа, я не взял с собой оружия. Я не мог его взять. Это же мои земляки?! Сколько раз они поддерживали меня и приходили мне на помощь. А я к ним со стволом в руке?!

— Все что ты рассказал мне, мой мальчик, таки, ужасно. Помниться как-то мы говорили с тобой о русском народе. Он способен на высочайшие взлеты, и чтоб ты знал, и на гнусные падения тоже. Федор Михайлович Достоевский всю жизнь пытался понять и осмыслить грани русского характера. Чем, чтоб ты знал, и прославился во всем мире. Но здесь сейчас, таки что-то твориться грязное. Сами люди никогда бы не вышли на улицу громить грузин, армян, или таджиков. Их кто-то, таки, подначил. Подначил так же, как наших детдомовских мальчишек. Ищи их и увидишь, что это или политические спекулянты, или обыкновенные подонки, страдающие от собственной ущербности.

— Я найду. Обещаю тебе, мама Руфа. И тогда им мало не покажется.

— Береги себя, мой мальчик. Эти паразиты, чтоб ты знал, привыкли жалить исподтишка, а ты предпочитаешь видеть лицо врага. Поэтому они для тебя опасны, таки, вдвойне. А сейчас пригони сюда мое кресло из прихожей, и я приготовлю тебе чай. Твоя старушка еще в состоянии принять своего любимца.

— Я ничего не хочу, мама Руфа. Лучше посоветуй, как мне известить отца Нино? Я обещал беречь его дочку и не сберег.

— Бери телефон, звони и говори правду. В таких случаях, чтоб ты знал, самая горькая правда, вернее сладкой брехни. Звони мой мальчик.

— Я позвоню, но не от тебя. Разговор с Грузией стоит дорого.

— Вот еще! — Возмутилась Межрицкая: — У меня, таки, прекрасная пенсия, а потом ты же присылаешь мне каждый месяц тысячу долларов. Куда они мне? Звони.

Голенев усмехнулся:

— Я знаю, что ты переводишь их на свой детский дом — и, достав из кармана мобильный, прошелся по кнопкам. Межрицкая покачала головой:

— Проверяешь таки, старуху… Молодец, а то, как же я без твоей помощи за телефон расплачусь…

Олег дозвонился на удивление быстро, но Резо дома не оказалось. Пожилая женщина с сильным грузинским акцентом сообщила, что ее сын Резо собирается в Россию на свадьбу дочери. И сейчас его дома нет: — Может быть, уже уехала. Мы его с утра не видел.

— Ваш сын мог уехать не попрощавшись? — Удивился Голенев.

— Конечно, могла. Это зависит, когда Резо достанет бензина, чтобы катить в Тбилиси. Бензин наш люди теперь достать трудно. И продается она далеко. Резо нет смысл возвращать домой, чтобы сказать мне «нахомдис» или «гомарджоба».

Олег отключил связь и задумался. Вот он сидит в доме самого близкого человека, ближе ему только жена, которая сейчас в больнице. Ира осталась возле Нино в качестве сиделки. А Руфина Абрамовна в сиделки уже не годится. Молодец, что за собой следит и дом содержит в чистоте. Хотя каждую неделю детдомовцы ее навещают и всю тяжелую работу по дому делают. Недаром она была бессменным директором приюта больше трех десятков лет. Уж кто-кто, а Руфина Абрамовна по себе знает, что такое национальная ненависть. Старая еврейка пережила и сталинский антисемитизм, и фашистов, которые ее расстреляли, да убить не смогли, и много еще чего. Но она помнила и доброту русских людей, которые с риском для собственной жизни прятали ее по подвалам, выхаживали от ран, кормили с рук, отбирая последний кусок у собственных детей. Эта женщина много повидала, и превратила свои знания в терпимость, что и есть высшая мудрость на этом свете.

— Ну, что тебе ответили грузины, мой мальчик? — Спросила Межрицкая, когда пауза слишком затянулась.

— Кажется, мама, Руфа, он уже едет сюда. Едет на свадьбу к дочери, а приедет к больничной койке.

— Тогда сам все и узнает. Постарайся, таки помочь ему, чем сможешь. Большего, ты сделать все равно ни в состоянии. Кстати, как Леня? Как я, таки, понимаю, это его любовь в больнице?

— Переживает, но старается казаться мужчиной. Знаю, что даже если Нино останется на всю жизнь инвалидом, от брака сын не откажется.

— А вот этого, чтоб ты знал, я могла и не слушать. Сама, таки, догадалась бы. Ты же его воспитал…. — Улыбнулась старушка и погладила бывшего воспитанника по короткой седеющей стрижке. Для нее он по-прежнему оставался сиротой, которому нужны слова утешения и ласка.

* * *

Темно-синий БМВ с затемненными стеклами катил по трассе чуть резвее трактора. И причина не в двигателе, способном гнать представительский лимузин за двести миль в час, и не в пассажирах, страдающих от скоростной гонки. Водитель ехал медленно, чтобы не пропустить едва заметный поворот. Никаких указателей к бывшему лесному хозяйству, излюбленному месту отдыха прежних чиновников районного масштаба, не существовало и раньше. А теперь новый частный собственник свои владения и вовсе не афишировал. Проселок, что сворачивал с трассы, от редкого пользования порядком зарос и стал вовсе не приметен. В лимузине, помимо шофера, ехали двое. Москвич — Сергей Петрович Борзаков и житель Глухова Борис Аркадьевич Завалишин. Москвич прибыл сюда на акцию номера газеты «Русский набат». Этот номер был оперативно приурочен к пожару православного Храма в провинциальном городе и входил в план широкой акции РДР. Акцию готовили заранее, и столичный политик приехал проследить за ее проведением и дать оценку местному лидеру партии Борису Завалишину, а главное его протеже Александру Артемьевичу Нутякину. От выводов москвича зависела судьба чемоданчика. Саквояж господин Борзаков привез с собой из Москвы, и не выпускал из рук и на минуту. Сам чемоданчик, хоть и был выполнен из натуральной кожи, особой ценности собой не представлял. Ценен он был содержимым. В его чреве путешествовали полмиллиона долларов. И эти деньги, в зависимости от выводов москвича, должны были либо остаться в глуховском филиале РДР, либо вернуться в столицу и осесть в банке штаб квартиры упомянутой партии.

Наконец нужный поворот водитель обнаружил и медленно свернул на поросший высокой травой проселок. Под «брюхом» машины раздался шум от жестких сорняков. Они скоблили днище, заставляя москвича морщиться. Завалишин, тронув Борзакова за плечо, продолжал развивать тему, начатую еще на трассе:

— Если бы не этот афганец, можно было ставить батюшке твердую пятерку. А так, я полагаю, четверку, господин-товарищ Нутякин заработал. Народу для этой дыры собрал много.

— Хули толку? — Ответил Борзаков. Имея внешность солдата, он не любил дипломатничать и рубил с плеча.

— Не скажите, Сергей Петрович. — Возразил Завалишин, которому выпускать полмиллиона долларов вовсе не хотелось: — Давайте, господин-товарищ, попробуем судить о деяниях наших путем очков, или баллов. Во-первых, церквушку Нутякин сработал грамотно. Во-вторых, именно поэтому граждане не усомнились в виновности иноверцев. В-третьих, информационный момент Сашок организовал вполне пристойно, отчего и толпу собрал внушительную. И двинул ее на правое дело тоже вполне грамотно. Ну, столкнулся с местным авторитетом? Да, его активисты не были к этой встрече готовы. Но грузинскую обезьянку искалечили? Думаю, очков семь по десятибалльной системе ему можно ставить. А это, господин-товарищ Борзаков, оценка хорошая.

Обладатель саквояжа нацелился возразить, но машина остановилась и он, опустив кнопкой затемненное стекло, выглянул в лес — дорогу им преградила поваленная ель. Водитель вышел, потянул дерево и, прикинув, что в одиночку не справится, кликнул пассажиров:

— Господа, извиняйте, но помогайте. Иначе простоим до ночи.

Сергей Петрович грязно выругался, но вышел на помощь первым. За ним из салона нехотя вылез Завалишин.

— Да, господа-товарищи, за дерево на дороге Сашке жирный минус. Проселок перед приездом начальства нужно проверять лично.

Отреагировать на его слова Борзаков не успел. Из ближайшего ельника ударили автоматные очереди и все трое полегли прямо на ель.

Автоматчики свое дело знали, ни одна из пуль лимузин не зацепила. Последовавшая за выстрелами тишина длилась недолго. Скоро лес оглушил треск двигателей и два десятка четырехколесных скутеров вылетели на дорогу. Один из них гнал за собой прицеп вполне солидного размера. Наездники спешились, быстро погрузили в него трупы и, дождавшись, пока другие освободят дорогу от ели, тут же умчали. Один из водителей ATV уселся за руль БМВ, и через пять минут от засады не осталось и следа.

* * *

Пекарь Нодар нагнулся в горячее жерло хлебной печи, обжигая привычные к жару пальцы, добыл по очереди три горячих лепешки, бросил на стол и, вытирая вспотевшее лицо суровым полотенцем, улыбнулся покупателю: — Как хорошо, батоно Резо, что ты вернулся. Мы тут о тебе не раз говорили. Переживали, как ты там… в России.

— Спасибо, дорогой, все в порядке. — Улыбнулся ему в ответ покупатель и, прихватив душистый горячий хлеб, поспешил на улицу.

После того как Резо прилетел домой, ни родственников, ни друзей он еще не видел. Не то, чтобы избегал специально, но и встреч не искал. Оставив Нино в российской провинции, не слишком хотел рассказывать кому-либо об этом. Сам он дочке верил и понимал, что поступил так, потому что новые друзья показались ему людьми во всех отношениях достойными. Но здесь, в Кутаиси о русских говорили плохо. Сосед Резо, Левон, тоже учитель и человек образованный, по приезде спросил, как ему показалось в России? Резо ответил, что там, как и везде, люди разные. «Нет, они люди плохие» продолжал настаивать сосед: «Они наших гонят. Преследуют тех самых грузин, что уехали к русским за помощью. Так хорошие люди не поступают. А еще православные христиане»? Возражать против этого было трудно, и Резо старался споров избегать. Особенно его утомляли постоянные рассуждения соотечественников о том, что Грузия вошла в лоно православной церкви много веков раньше русских. В остальном Резо своим путешествием остался доволен. Денег он из России привез достаточно, и еды в доме хватало. Правда, электричество гасло по нескольку раз в сутки, и телефон работал не всегда, но к этому грузины уже начали привыкать.

На третий день Нино до отца дозвонилась, сообщила, что выходит замуж, и требовала его приезда. Свадьбу назначили на ближайшие выходные. На вопрос, куда они с женихом так спешат, дочь объяснила, что это связано с браком молодого мэра с англичанкой. В доме настроились сыграть обе свадьбы разом, и Нино согласилась поддержать планы семьи.

Резо собрался быстро. Больше времени раздумывал над подарком для жениха. Подарок дочери размышлений не требовал. Резо хранил медальон ее матери, и хранил именно для этого случая. А с подарком Лени засомневался. Наконец надумал. Открыл резной дедовский сундук и извлек из него кинжал старинной работы. Его рукоять, отделанная серебром, смотрелась, как настоящее произведение искусства. Младшие дочери Манона и Като просились на свадьбу сестры. Но Резо, только что посетивший Россию, знал об отношении там к грузинам не понаслышке, и дочурок брать остерегся. В среду утром он на своих Жигулях добрался до Тбилиси. В районе Сопартоло, что рядом с аэропортом, у него жил хороший знакомый, и Резо оставил машину у него. Делал он это не первый раз, поэтому за свой старенький «Ваз 2109» не волновался. В столицу недружественной России самолеты больше не летали. Пришлось лететь в Киев. А уже оттуда добираться до Москвы поездом. Перебираясь с Киевского железнодорожного вокзала, на автовокзал у метро Щелковской, боялся милицейских патрулей. Они могли его обыскать и отнять подарки для дочери и жениха. В прошлый приезд их с Нино в Москве однажды обыскали, вплоть до бумажника. И лишь через полчаса после обыска грузин понял, что столичные милиционеры украли у него тысячу рублей. Хорошо, что Нино запрятала деньги в интимную часть своего туалета. Иначе им бы пришлось нелегко.

Но в этот раз судьба Резо хранила и его ни разу не остановили. Усевшись в автобус, он наконец вздохнул с облегчением. Еще пять-шесть часов, и он на месте. А там Голенев и его сыновья не дадут южанина в обиду. Рассеяно поглядывая в окно, вспоминал, как совсем недавно по этой дороге его мчал темно-серый «Крайслер» со странным водителем за рулем. Странным, потому что в его речи проскакивали блатные интонации, а на руке имелась наколка. Само по себе подобное сходство водителя с уголовным элементом грузина удивить не могло. Среди тбилисских таксистов и не такие субчики встречались. Но этот возил миллионера-немца. А уж Отто Максович Вербер мог бы подыскать сотрудника и посолиднее, что Резо и удивило. Прощаясь в аэропорту, грузинский профессор из вежливости предположил, что шанс еще раз оказаться в Глухове у него теперь есть. Не думал тогда, что это произойдет столь скоро. И вот он опять здесь. И снова за окном березки и живописные своей первобытной нищетой деревеньки. Странная земля, богатая и нищая одновременно. Вспомнил крылатую фразу — «Умом Россию не понять». Как ни затерта и не банально звучала теперь строка господина Тютчева, глубинный философский смысл она все же несла и сегодня. Да, странная страна, думал грузинский интеллигент, все дальше уносясь в ее забытую Богом глубинку. Страна странная и поэты странные. Взять того же Федора Ивановича — барин, дипломат, умница, а туда же. Что же это за страна такая, если ее умом понять невозможно. Другого органа для осмысления реалий у человека нет. А верить можно только в Господа нашего и в его вечный Разум. А как можно слепо верить в страну? Фетишизм какой-то.

— Ты милок, уж не грузин ли будешь? — Сухенькая соседка, защищенная до бровей от внешнего мира пуховым платком, больше часу сидела как мышка тихо, а тут заговорила. Резо посмотрел на нее и утвердительно кивнул. Два широко расставленных по скулам глаза еще немного посмотрели ему в лицо, потом зажмурились, и соседка снова не то задремала, не то забылась своими мыслями. Минут десять признаков жизни не подавала. Потом опять приподнялась и стала смотреть на Резо. Ее глаза в сеточке мелких морщин блестели изучающее, но по-доброму.

— Что, сестра, понравился? — Улыбнулся грузин. Она тяжело вздохнула и ответила не на его вопрос, а на свой, затаенный в глубинах ее тихого сознания:

— Похоже ты тоже, мил человек с душой и сердцем, как и наши. Жаль…

Что жаль этой немолодой женщине, Резо не понял. То ли его сходство со знакомыми ей людьми, то ли вообще сходство грузина с настоящим живым человеком. Но уточнять не стал, а отвернулся к окну. Что вообще эта женщина может знать о Грузии? Или хотя бы об отношениях его родины с Россией? Скорее всего — ничего. Откуда ей догадаться, что такой страны, еще три сотни лет назад не существовало. На ее месте несколько христианских княжеств бились с мусульманским миром за выживание и метались за помощью, в том числе и к России. Наверняка, его соседка никогда не слышала о великом царе Картли Ираклии II и его договоре с российским престолом. Человек удивительной личной доблести, царь-подвижник и воин сумел доказать Москве, что может за себя постоять и слова его с делом не расходятся. И договор с Российской Империей состоялся. Этот договор спас Грузию и сохранил грузинский народ как народ православной веры. Естественно в современной России мало кто об этом имел хоть слабое представление. Да и не все грузины помнили. Особенно молодежь. Они хоть и кричали, что их предки куда раньше русских приняли православие, но едва ли разбирались в данной теме. Принять-то христианство грузинские цари сумели, но удержать его без России никогда бы не смогли. Будучи поделенными между Османской империей и персами, грузинские народности быстро теряли самобытность. Их мужчин продавали в рабство, их женщин забирали в шахские гаремы. Нация находилась на волосок от гибели. Еще до Ираклия II грузинские цари обращались в Москву за помощью, но русскому двору тогда было не до Кавказа. И лишь волей Екатерины Великой, и то после войны с Турцией, ветер для грузин подул из России попутный. Естественно, всего этого соседка Резо не знала, да и знать не хотела. Но в отличие от многих официальная пропаганда ей мозги не затуманила, и сострадать униженным не отучила. Она проехала на соседнем кресле с грузином еще километров десять, когда опять зашевелилась, приподнялась и спросила:

— К ней путь держишь?

— К кому, к ней?

— К дочурке, ясно к кому….

— Да, а ты, сестра, откуда нас знаешь?

— Городок мой невелик. Все обо всем знают. И я знаю. В Москву только на денек отлучилась, сноху проведать. Болеет очень, сноха моя в Москве, вот и поднялась. Городок наш и так слухами полнится, а если случится беде, тут уж и подавно… — Печально улыбнулась женщина, и тихо добавила: — Да не повезло твоей девочке.

Резо почувствовал, как внизу живота появился неприятный холодок. Этот холодок начал медленно подниматься к сердцу, и вскоре дышать стало трудно:

— Что значит, не повезло? — Переспросил он сдавленным голосом.

— А ты, милый человек, про свою дочку не ведаешь? В больнице она, твоя голубка. — И женщина рассказала Резо о страшном несчастье, случившемся у ворот городского рынка. Резо побледнел, сжал зубы и закрыл лицо руками. Молния гнева и возмущения пронзила его существо. Он не хотел верить словам этой простой женщины, но понимал — обманывать его ей незачем. Было в его соседке нечто необъяснимое, бесхитростное и кроткое. Нет, такая напрасно мучить несчастного отца никогда бы не стала. Значит все это правда — Нино, его дочка, умница, образованная, красавица едва выжила! Ее, его кровиночку били по голове ногами! И они еще называют себя цивилизованным народом?! Да уж, действительно умом Россию не понять! А главное зачем!? Какой смысл понимать дикость и злобу темных отсталых существ!? Этих приматов, доживших до космоса, до синтеза ядерной реакции и в центре Европы сохранивших низменные инстинкты пещерного человека! Нет, ни секунды он больше не оставит здесь своего ребенка. Не надо им никаких денег, не надо благородных родственников. В этой стране не может быть благородных людей, если они терпят такое. Лучше умереть с голоду среди своих соотечественников, чем пользоваться грошами этих, с позволения сказать, господ — думал кавказец, подъезжая к Глухову.

Когда автобус вырулил на площадь Ленина, уже успело стемнеть. На остановке пассажиров никто не встречал, если не считать двух милиционеров, остановившихся с безразличным видом поодаль. Резо пропустил вперед женщину, что открыла ему страшную правду о дочери, и выбрался из автобуса за ней.

— Граждане служивые, а где здесь городская больница? — Спросил он у милиционеров.

Тот, что постарше, с погонами майора, переглянулся с молодым лейтенантиком. Лейтенант выпятил нижнюю губу и бросил:

— Документы покажи.

Резо растерялся, полез в карман, долго не мог найти паспорт, наконец, нашел и протянул блюстителю порядка:

— Вот паспорт…

— А где регистрация?

— Какая регистрация? Я только приехал. Дочка у меня в больнице.

— Дочка, говоришь? — Переспросил лейтенант: — Придется проследовать с нами.

— Я никуда не поеду. Мне нужно в больницу.

— Мы лучше знаем, куда тебе нужно. — Зарычал майор, выворачивая грузину руки. Резо попытался сопротивляться. Его оглушили, запихнули в люльку мотоцикла и увезли. Очнулся от тряски. Мотоцикл гнал по лесной тропинке, и корни старых елей заставляли колеса прыгать. Руки у Резо затекли и невыносимо болели. Он тихо застонал, но милиционер, что вел мотоцикл, или не услышал, или не обратил на его стон внимания. Внезапно мотоцикл резко развернулся и встал. Милиционер спешился и бесцеремонно выволок грузина из люльки. Оказавшись на земле, грузин застонал громче. Милиционер уселся в седло, резко газанул и задрав переднее колесо, рванул с места. Звук рожденный его движком быстро удалялся и вскоре затих совсем. Наступила полная тишина. Глаза у Резо постепенно привыкли к темноте, и он начал различать очертание деревьев. Ему показалось, что его выбросили на опушке леса. С трудом усевшись на колени, попытался подняться. С первой попытки не удалось. Но вскоре он уже стоял на ногах. Теперь нужно было сообразить куда идти. Но долго размышлять не пришлось. Внезапно опушка ожила грохотом десятков моторов и взорвалась лучами света, направленного прямо на него. Теперь Резо уже не видел ничего. Его полностью ослепили фары. Он лишь услышал громкий голос где-то рядом:

— Что, чурка, понравилось к нам за длинным рубликом прикатывать? Что это вам, обезьянам, дома не сидится?

Резо пытался разглядеть говорящего, но не мог.

— Немедленно отпустите меня. Я приехал к дочери. Она в больнице.

Мужчина раскатисто рассмеялся:

— О твоей обезьянке и без тебя позаботятся. Сначала подлечат, а потом мои ребята ее опять покалечат. Хороший стишок получается?

— Мразь и подонок. — Сквозь зубы прошипел Резо и отвернулся.

— Кто я, не тебе судить. Я у себя на родине, а ты, чурка туземная, в гостях. А гость обязан уважать хозяев. Но привезли тебя сюда вовсе не за тем, чтобы вести дискуссии. Ты мне нужен для натаски моих щенков на дичь. Сейчас мои ребята устроят на тебя охоту, и получат урок. Он им еще ни раз пригодится. Видишь, даже туземная чурка, при некотором желании, может принести пользу. Но у тебя есть шанс — убежишь, останешься жить. Вы поняли меня, мои воины!?

На мгновенье наступила тишина. После чего десятки звонких голосов выкрикнули «Да, Учитель»!

Резо пытался отвернуться от пронзающих световых лучей. Но фары били в него со всех сторон. Потом, он скорее почувствовал, чем увидел, что света еще прибавилась. Это кроме фар, загорелись десятки факелов. Вся эта светящаяся карусель внезапно пришла в движение и накатила на него вплотную. Резо почувствовал жуткую боль от прикосновения живого огня. Кто-то ткнул его факелом и крикнул:

— Чурка, беги. Поджарим! — И он побежал. Опушка закончилась, он несся по лесу, а вокруг, как огненные осы крутились и жалили преследующие его мучители. Он их уже различал. Свет от факелов озарял злобный восторг совсем еще юных лиц. Они мчали на своих четырехколесных скутерах и, ощущая силу стаи, пьянели от этой силы и наслаждались его беспомощностью. А у Резо сил становилось все меньше. Из помутненного сознания внезапно явились строки Шота Руставели. Он бежал и шептал слова великой поэмы, как шепчут молитву перед смертью:

— Умоляй творца, чтоб выход дал из тленной мне темницы, — Его догоняли, тыкали горящими факелами, а он продолжал твердить грузинские слова:

Где огонь, вода, и воздух, и земля кладут границы, Чтоб туда взнеслась на крыльях, где мечты моей зеницы Созерцали б днем и ночью солнца вечного зарницы.

Земля под ним провалилась, и Резо задохнулся. Его мозг (вместивший в себя гений Шекспира, сонмы строк Пушкина, Блока и Гумилева, даты и исторические образы своей многострадальной земли, знание чуждых ему языков и наречий, понимание сложнейших закономерностей исторического развития его народа и, тех, кто считался его друзьями и соседями, множество поэтических сказаний, легенд и песен Кавказа), превратился в комок жидкой слизи, и тысячи вопросов и сотни ответов, которые он сам успел подарить современному миру, в одну секунду исчезли. Его сердце перестало биться и перестало любить, все, что любил и чему сострадал этот незаурядный человек, его многообразие и душевное богатство теперь составляло всего лишь обыкновенный труп. И никакие силы на свете уже не могли этого изменить, потому что погубить человеческий интеллект просто, а создание его требует гигантский усилий и многих лет тяжкого, титанического труда.

Глава 9

Костя переехал в новый кабинет с вывеской на дверях — «Заместитель начальника городского отдела МВД Константин Анатольевич Незванцев». Новому назначению он не удивился, и в должности заместителя Белянчикова вел себя с коллегами так же, как и раньше, пока служил в лаборатории. Да и обязанности криминалиста до приезда из области нового работника оставалась за ним. Получив возможность проявлять инициативу, Костя тут же продвинулся в расследовании. Во-первых, юные детдомовцы, задержанные в качестве подозреваемых, теперь сидели на законных основаниях. После получения данных анализа крови из областной лаборатории, Незванцеву в городской прокуратуре подписали ордер на их арест. Арестованных перевел в камеру на Валовую улицу, где находилась городская тюрьма. И, во-вторых, не только их. Жора Тулобонин и Стасик Кольцов тоже оказались за решеткой по тому же делу. Но парни на допросах продолжали молчать, и их участие в эпизоде с налетом на райотдел, Незванцев пока доказать не мог. Но кое-что нарыть сумел. В первую очередь это касалось двух сыновей господина Завалишина — Николая и Никиты. В утро после налета их видели соседи. Оба на своих скутерах вернулись домой на рассвете. А, по словам Олега Голенева, пожилая дама, владелица мопса, утверждала, что накануне вечером целая армада скутеристов промчалась по поселку в сторону центра города. Незванцев предположил, что дети Завалишина являлись неким центром для сбора команды скутеристов. Он хотел побеседовать с самими Завалишиным, но почему-то делать этого не спешил. И не только из соображений собственной интуиции, которая говорила, что встреча с родителем подростков пока преждевременна, но и по причине занятости. После пожара на площади у супермаркета и озверевшей толпы, чуть не забившей насмерть молодую грузинку, из области требовали срочного отчета. Белянчикова обязали доложить, что за экстремистское движение накануне выборов в президенты, действует в городе? К нему в помощь приехали несколько сотрудников ФСБ. Но через два дня офицеры спецслужбы укатили обратно, предварительно заручившись обещанием Белянчикова держать их в курсе. Сам подполковник в глазах областного начальства продолжал возглавлять райотдел, и вовсе не считался фигурой декоративной. Что его заместителя, Костю Незванцева, вполне устраивало.

Занявшись пожаром, Костя первым делом решил допросить отца Никодима. Рассуждал молодой следователь вполне логично — его коттедж находится в непосредственной близости, а судьба церкви ему не может быть безразлична. Но тут же потерпел неудачу. В ночь пожара владелец коттеджа находился в Москве, и самое интересное, что Никодим батюшкой уже не являлся и называть его теперь надобно Александром Артемьевичем Нутякиным.

Что касается самого пожара, то после беседы с бойцами дежурной группы, участвующей в битве с огнем, Костя задумался о поджоге. Слишком быстро все происходило. С момента, когда охранники заметили огонь и приездом пожарной команды, прошло не более десяти минут. А церковь к моменту их приезда уже почти сгорела. Если пожарные могли для чести мундира и убавить минут десять из реального срока, охранникам супермаркета врать было ни к чему. Да и техника Отто Максовича Вербера фиксировала все с точностью до секунды. А за десять минут бревна бы не сдались. Да и дождик прошел всего двое суток назад. Поэтому слишком пересохнуть стены не успели. Оттого и версия о поджоге выглядела вполне убедительно. Если сруб облить горючей смесью, сразу все сходится — и скорость с которой сгорела церковь, и показание свидетелей о времени затраченном на дорогу.

Сидя за столом в своем новом кабинете, Незванцев чертил схему, в которую бы логично вписались все его предположения. И очень обрадовался появлению Олега Голенева и его сына Леонида.

— Рад вас видеть. — Улыбнулся Костя и тут же протянул Лене бумагу со своими схемами. Леонид внимательно ее рассмотрел:

— Да, я тоже так думаю. С тем и пришли.

Костя оживился:

— На кого думаешь? На Завалишина?

— Видишь, отец, Костя тоже на него вышел. — Ухмыльнулся Леня.

— А я вовсе не уверен. — Возразил Голенев.

Костя потребовал аргументов. Голенев тоже. Костя выложил свои:

— Первое блюдо — Борис Аркадьевич Завалишин не так давно переехал в Глухов, а известные события тоже начались в последние два-три месяца. Завалишин приехал с юга. Я навел справки. Работал в каком-то фонде. Но это же ясно, обыкновенное прикрытие. По всем данным, он профессиональный политик правого реакционного толка. Второе блюдо — в развалинах вашего, Олег Николаевич, бывшего дома мы находим пять скутеров, принадлежавших детдомовцам. Дети Завалишина гоняют по поселку на таких же. Кто мог купить столь дорогую технику сиротам и зачем? Ответ напрашивается сам собой — Завалишин. И думаю, тратит он деньги не свои, а организации, которую представляет. Третье блюдо, нечто вроде десерта — предположим эту самую «РДР», обозначенную на значках малолетних погромщиков. За дорогие подарки требует их участия в националистических акциях. Логично?

— Слишком логично. Это меня и настораживает. — Ответил Голенев: — Кстати, что это за «РДР? Существует такая партия?

— Среди зарегистрированных в Минюсте нет. Но это еще ничего не значит. В стране полно маргинальных партий. Их никто не регистрирует, но они реально существуют. — Сообщил Костя и напомнил: — Вы сказали, Олег Николаевич, слишком логично. Что имели ввиду?

— Тут есть много моментов. Если предположить, что за господином Завалишиным стоит серьезная организация, а я это допускаю, зачем посылать его в Богом забытый городок, где его никто не знает и, пока узнают, пройдет время. А времени у Завалишина нет.

— Выборы? — Усмехнулся Костя.

— Да, выборы. — Подтвердил Леонид: — Выходит, он прибыл сюда, чтобы быстро наладить нечто уже существующее?

Костю версия не убедила:

— Домыслы? Я выдал факты, а ты, Леня, и вы, Олег Николаевич, приводите умозрительные соображения.

Голеневу спорить надоело:

— Мужики, возможно, мы все трое правы. Завалишин если и не возглавляет работу с воинствующими подростками, то имеет к ней самое непосредственное отношение. Этого я не отрицаю — он не простой винтик.

— Хотелось бы узнать, какой? — Оживился Незванцев.

— Узнаем. — Заверил Голенев: — У нас не Лондон и не Париж, тут в провинции тайны раскрываются быстро.

— Скажи, Костя, известно кто бил Нино? — Сменил тему Леонид. Незванцев достал толстую папку с делом по факту избиения на рыночной площади гражданки Грузии Нино Ахвледиани. Полистав его, сообщил:

— По опросу свидетелей — участников избиения больше двенадцати. Но все показания путанные, и основанием для передачи дела в суд служить не могут. Работаем…. Вы давно из больницы?

— Только что.

— Как она?

— Пока неадекватна. Ее нужно в Московский институт нейрохирургии. Там шанс есть. Но без Резо боюсь решать. Дождемся отца…

— А чего дожидаться? На вертолет и в столицу? — Предложил Костя: — Вы же все можете. Оплатите доставку и лечение. А папашу перед фактом. Куда он денется? Это же дочь.

Леонид от предложения Незванцева пришел в восторг:

— Отец, давай. Классный ход!

Бывший афганец задумался:

— Что-то в этом есть… Ладно, обмозгуем и решим. А пока к нашим баранам. Надо искать главаря подростков. Кто кроме Завалишина способен повести за собой шпану? Приметы его я вам скажу. Это должен быть человек сильный, красивый и располагать средствами, Да и, скорее всего, молодой.

Незванцев развел руками:

— Тогда это Юлий Тихонович Постников.

— Я не шучу. — Насупился Голенев.

— Я тоже. — Ответил Незванцев, но удержать на лице серьезность у него не вышло.

* * *

Постников проводил очередное совещание с начальниками отделов мэрии. Банкир Волоскин долго и путано объяснял куда делись деньги из бюджета. Тимофей не выдержал и обратился к мэру по-английски:

— Юлик, не слушай этих дебилов. Они не хотят работать и сами создают проблемы. Гнать всех с работы, и брать молодых, как в горотдел МВД. Там сразу дело пошло.

Хотя, сидевшие за столом, ничего не поняли, Постников покраснел и обратился к чиновникам:

— Спасибо, господа. Все руководители департаментов свободны, следующее совещание завтра утром. — Отпустив сотрудников администрации, молодой мэр откинул голову и на минуту прикрыл глаза. Затем, устало выговорило Тимофею: — Никогда больше в их присутствии не обращайся ко мне по-английски. Это же неприлично!

— А получать зарплату и ни хера не делать, прилично?! — Возмутился Тема.

— Так, — Юлик впился в помощника удивленным взглядом — мы сюда приехали не для того, чтобы изучать фольклер родины. С чего это ты заговорил, так сказать, как хам трамвайный?

— Учусь говорить с ними на одном языке.

— Нашел чему учиться!

— Я тоже стал ловить себя на желании материться. — Признался Саша: — Поживешь тут еще годик, сплошным матом изъясняться начнешь. По-моему, уж лучше по-английски.

— Я еще раз прошу, парни, в присутствии местного руководства на иностранные языки не переходить. И хватит об этом. — Потребовал Юлик и увидел, как в дверь кабинета заглянула секретарша:

— Юлий Тихонович, когда освободитесь, позвоните домой.

— Спасибо, Юлия Петровна, сейчас позвоню. — Поблагодарил Постников и набрал номер тещи Голенева. Несмотря на обиды матери, он продолжал жить в доме Елены Ивановны и воспринимал именно это место своим домом. К телефону подошел Женя Рунич. Московский журналист продолжал гостить в Глухове.

— Юлик, кроме меня сейчас дома никого. Что-нибудь передать Олегу Николаевичу?

— Я бы хотел поговорить с Кристиной. Она близко?

— Кристина уехала.

— Куда?

— Не знаю, кажется, домой в Англию.

Юлик положил трубку и, ничего не сказав Теме и Саше, выскочил из кабинета.

* * *

Женя Рунич, сделав разумный вывод, что гостеприимным хозяевам больше не до его персоны, решил уезжать. Он и так вместо одной ночи провел в доме Голенева трое суток, и все это время работал, не покладая рук. Но, увы, его душещипательные лирические заготовки, способные добыть слезу у сердобольного читателя (особенно если этот читатель женского полу и связи с возрастом чаще думает о проблемах пищеварения, нежели случайной беременности), с каждым новым событием вокруг бывшего афганца теряли актуальность. Вместо двух святочных историй с двумя свадьбами в счастливом финале — больничная койка для одной невесты, и самолет в Англию для другой. Вместо хэппи-энда, разбитые головы, сердца и надежды. Об этом Руничу писать почему-то вовсе не хотелось. Особенно после того радостного соучастие, которое он сам принял в известных событиях. Прихватив свой кейс, он уже вышел в сад и направился к калитке, когда возле нее со стороны улицы притормозила черная «Волга» и в сад решительной походкой ворвался молодой мэр города.

— Хорошо, что ты приехал, я хоть с кем-то из вас смогу попрощаться — Обрадовался Рунич, протягивая руку Постникову. Тот вместо рукопожатия, взял журналиста под локоток и потащил назад в дом:

— Что случилось? Как она так уехала? Почему мне не позвонила? Что это все значит? А что теперь наша свадьба? Я же обещал Тодди жениться на его дочери…. Я получаюсь лгуном и соблазнителем?

Рунич растерянно моргал глазами и не на один из заданных вопросов ответить толком не мог. Кристина объяснила свой отъезд нежеланием сосуществовать с расистски настроенными обывателями. Юлик побегал по комнатам, заглянул в шкафы, где обнаружил лишь вещи Нино и два подвенечных платья девушек, после чего извлек из бара бутылку виски, что привез из Англии и два граненых стаканчика. Усадив за стол Рунича, потребовал:

— Ты журналист, так сказать, знаток человеческих характеров — пей со мной и все объясняй.

Евгению ничего не оставалось, как подчиниться. Но Юлик говорить ему не давал, говорил сам. Его монолог перебивали лишь звонки мобильника, с вопросами коллег на текущие служебные темы. Превращаясь тут же из оскорбленного Ромео в градоначальника, Постников отдавал в трубку служебные распоряжения и продолжал прерванный монолог. Один из таких звонков вызвал у журналиста непроизвольную улыбку. В разгар рассуждений Юлика о странностях женской любви, по мобильному сообщили о прорыве городской канализации. Дав указания специалистам, Постников вернулся к теме женских чувств и, не сбившись, закончил мысль. Выпил он всего один небольшой стаканчик и, облегчив душу от обиды на невесту, снова умчал на работу. Рунич опять не успел попрощаться. Зато теперь он мог покинуть дом без осложнений, что и поспешил сделать. И вполне удачно — не успел выйти за калитку, как отловил маршрутное такси. Оказавшись в центре города, прошагал по площади Ленина, до здания городской администрации. Там замедлил шаг и, размышляя, зайти ли ему и все таки пожать руку мэру, или оставить того в покое и ретироваться по-английски, приостановился. Склонившись ко второму варианту, как наименее церемониальному, облегченно вздохнул и поспешил к станции. Глухов он уже изучил, и мог по его улицам сам водить туристов, поэтому двинул через Красногвардейский переулок. Этот маршрут срезал метров шестьсот пути и выходил прямо к перрону железнодорожного вокзала. Миновав колонку, где чистоплотный бомж омывал нижние конечности мощной струей из широкого крана, увидел шикарный лимузин с затемненными стеклами. Если самый привлекательный особняк Красногвардейского переулка имел обвалы штукатурки и покосившуюся печную трубу, станет понятным, сколь нелепо и вызывающе смотрелась на его щербатом асфальте сверкающая лаком иномарка. Москвич усмехнулся и хотел, было, уже пройти мимо, как водитель лимузина выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу:

— Господин Рунич, прошу вас.

Если бы шофер не назвал его по фамилии, московский журналист мог бы подумать, что его приняли за кого-то другого. Но он вполне внятно услышал «Господин Рунич» и, создав непроницаемое выражение на лице, уселся на задний диван лимузина. Столь невозмутимое поведение журналиста обуславливалось не столь его смелостью, сколь крепостью шотландского виски, которого журналист отведал куда больше мэра. Оттого и сиганул в салон не раздумывая, и оказался там не один. Двое цепких молодцов в масках прижали к его носу бинт с чем-то вонючим, и москвич мгновенно отключился.

Очнулся, не понимая, где он, и что с ним произошло. Голова кружилась, из глубин организма поднималась отвратительная тошнота, и глаза никак не могли сфокусировать картинку. Наконец, зрение наладилось, и Рунич обнаружил себя в небольшом помещении. Комнатушка, скорее фольклорной, чем цивилизованной архитектуры, с маленьким узким окошком, выходящим в густой и темный лес, пропахла влажным мхом и отсыревшим деревом. Сидел Женя на деревянной скамье перед небольшим столом из потемневших струганных досок. На столе стояла миска с солеными огурцами, початая бутылка водки и граненый стакан. Стакан имел в два раза больший размер, чем тот, из которого он пил виски в доме Голенева. Да и в помещении кроме собственной персоны Рунич никого не увидел. Но и себя московский журналист застал не совсем в обычном костюме, а скорее вовсе без оного. Зато отсутствие одежд компенсировало тепло самого помещения. Женя ни капли не замерз, а скорее наоборот. Лоб его выдал испарину, которую он машинально вытирал чистым полотенцем, найденным на собственных коленях. Оглядев в поисках сброшенных одежд остаток скамьи, пол и бревенчатые стены, Женя ничего не обнаружил, поднялся, прошлепал босыми ступнями к низкой двери и дернул ее за ручку. Дверь со скрипом открылась. Перед журналистом предстала живописная опушка того самого леса, что он уже лицезрел в оконце, и полное отсутствие признаков человеческой жизни. Выяснять, что делается за пределами опушки, Рунич постеснялся. Не то чтобы он обладал природной застенчивостью и во всяком другом случае, возможно и пренебрег бы этикетом, отправившись на разведку, в чем мать родила. Но цепь предшествующих событий, оставалась пока для него загадочна. А загадок с некоторых пор Рунич опасался. Однако поход к двери не прошел совсем без пользы. Возвращаясь к скамье, Женя обнаружил еще одну дверь, что находилась рядом со столом, за которым он только что сидел. Женя дернул за деревянную ручку, и чуть не задохнулся от столба пара, ударившему ему в лицу.

— Душа моя, редактор, иди, погрейся. — Услышал он приятный баритон и машинально шагнул в жаркое марево. Когда глаза привыкли к жару и пар немного осел, Рунич понял, что очутился в парилке, и увидел обладателя красивого баритона. Голос являлся только частью от приятной во всех отношениях наружности мужчины, что возлежал на полке.

— Оклемался, сердешный? — Участливо поинтересовался молодец, присаживаясь на скамью: — Давай, душа моя, знакомиться. Меня зовут Александром. Можно, просто, Саша. А твое имя я знаю.

— Это я уже понял. — Усмехнулся Рунич: — Твои же парни поджидали меня в городе?

— Соображаешь, душа моя, Евгений. Ты, прости, что не тратил время на этикеты. Понимаешь, голубь, в этой дыре увидеть интеллигентного человека большая редкость. Вот я и позволил себе немного снасильничать. Помнишь у Гоголя, Ноздрев примерно так заполучал гостя…

— Трогательно — согласился Рунич: — Но ты, наверное, ошибся, я не Чичиков, да и задачи по жизни у меня другие.

Хозяин раскатисто рассмеялся:

— Не переживай, душа моя. Много времени я у тебя не отниму.

А когда уразумеешь, зачем я тебя побеспокоил, сам мне челом отобьешь — и Александр подцепил ковшом из шайки водицы и плеснул на печь. Огненный вал пригнул Рунича к полке. Он почувствовал себя рыбой, вынутой на жаркий песок берега из прохладных струй. А мужчина только крякнул, и как ни в чем не бывало, улегся на полку снова: — Ничего, душа моя Евгений, пар костей не ломит.

— Не надо. Я сильного жара не люблю. — Сипло попросил Рунич.

— Не любишь, не буду. Пойдем, душа моя, смочим горлышко, а заодно и обсудим мое к тебе предложение. — Женя с удовольствием выбрался из парилки и уселся за стол. Пар и страх за свою персону остатки алкоголя из него уже вышиб, и журналист стал гораздо наблюдательнее. За время его посещения парилки, в натюрморте предбанника почти ничего не изменилось. Та же бутылка водки, те же соленые огурцы. Только граненых стаканов вместо одного, оказалось два. Александр разлил себе и Руничу водку, чокнулся с журналистом и, бросив, «за все душевное» залпом влил стакан себе в глотку. После чего смачно хрустнул огурцом: — Почто не пьешь голубь? Водка-то добрая.

— Я вискарик больше уважаю. — Ответил москвич, но поморщился и четверть стакана отпил.

— Будет тебе и вискарик, Евгений, все тебе, Евгений, будет. Но сначала, душа моя, о деле.

— О деле, так о деле… — Рунич пытался выглядеть спокойно. И это ему пока удавалось. Страх внутри сознания сохранялся, но овладеть им до конца не смог. Испугаться в машине он не успел, а тут в бане все обстояло слишком буднично и, на первый взгляд, добродушно. Хотя Женя понимал — чем кончиться это приключение может знать только его «ласковый» хозяин. Если стаканы у него появляются, как «по щучьему велению» почему не может столь же неожиданно появиться топор или обрез? Александр тем временем закусил огурчиком и обратился к гостю:

— Я тебе, душа моя, Евгений, предлагаю службу. Вознаграждение назначишь сам. Сколько скажешь, душа моя, столько и получишь.

— Что за служба? — Поинтересовался журналист: — Надеюсь, не в шпионы подбиваешь?

Александр засветился доброй белозубой улыбкой и снова потянулся к бутылке:

— А вот об этом мы сейчас и поговорим. Но сперва, еще по стопарику…

— Сначала поговорим, а потом выпьем. — Отказался Рунич и прикрыл свой стакан ладошкой.

— Как скажешь, душа моя, Евгений — согласился Александр: — А мне еще чуток не помешает — и медленно, словно пил нектар, маленькими сладострастными глотками осушил свой стакан.

* * *

За много тысяч километров от маленького затерянного в лесах русского городка готовился промочить глотку другой любитель горячительных напитков — рыбак с «Бараньего» острова Тодди Смит. Он тоже недавно откупорил бутылку, но к пиву не притронулся. Вся его мощная фигура с необъятным брюхом и крупными чертами обветренного лица выражала удивление и растерянность. Он сидел возле телефона и переваривал только что законченную беседу с Олегом Голеневым. Тот сообщил, что его дочь Кристина уже где-то на пути к дому. Ее возвращение, по словам Голенева, не связано с размолвкой. С женихом Кристина даже не попрощалась. Голенев просил Тодди поговорить с девушкой и объяснить, что она не права. Детали размолвки расскажет сама Кристина, но суть ее отъезда — обида на горожан провинциального города.

Тодди не мог понять, как могут посторонние люди расстроить свадьбу двух молодых влюбленных. Так ничего и не придумав, он медленно побрел к причалу, забрался на катер, проверил количество солярки и завел двигатель. Пролив сегодня напоминал зеркало бабушкиного комода, если этот комод положить задней стенкой на пол. Ни волны, ни ряби. Тишь да гладь. Только чайки своими пронзительными криками напоминали о том, что под ним все же море. Тодди рулил к «Большой земле» продолжая размышлять о дочери. Ее возвращение отчасти отца радовало. Кристина хорошая помощница, и выходить на промысел с ней куда удобнее. Да и множество вещей на берегу требовало женских рук. Тодди тоже умел чинить сети и готовить пищу. Но делал это с видимым неудовольствием. Да и все равно, отсутствие хозяйки тут же лишало его дом того уюта, к которому он привык за годы, когда Кристина из ребенка превращалась в барышню. Но уют это хорошо, а разрыв с женихом и возвращение на остров девушки, которая теперь и не жена и не вдова, Тодди тревожило. Небольшой рыбацкий поселок не один месяц будет обсуждать подобное. Но и это не все. Проводив Кристину, Тодди съездил к своей постоянной приятельнице и спросил ее, как бы она отнеслась к тому, чтобы порвать со своей древней профессией и стать его настоящей подругой. Маргарет обещала подумать. И вот Кристина нарушает и его личные планы…

Причал Сванси медленно приближался. Тодди имел там собственное место стоянки, и еще издали заметил фигурку дочери. Кристина сидела на маленькой скамейке, и когда он подплыл ближе, помахала отцу платочком. Он не спросил, почему она не позвонила, что уже здесь. Она не спросила, как он это узнал. Они поздоровались так, словно расстались сегодня утром, по случаю, ее очередной поездки в магазин города. Но когда она легкой походкой пробежала по трапу и уселась в кресло рядом с капитанским он, дав задний ход от причала, потребовал — «рассказывай». Она в общих чертах обрисовала шествие озверевшей толпы, закончившейся варварским избиением ее новой подруги. Он попросил обозначить причину конфликта. Она уточнила, пояснив, что здесь замешаны национальные и религиозные чувства. Закончила рассказ словами, что русские хуже дикарей и жить с ними она не собирается. Он кивнул и больше до конца пути ничего не спрашивал.

* * *

Дома Тодди уселся за стол, прихватив от телефона бутылку пива, что после звонка Голенева открыл, но так и не выпил. Кристина тут же принялась хлопотать по хозяйству и быстро собрала обедать. Ели молча. Рыба требует внимания, и люди, привычные к рыбному меню, за столом говорят мало. Покончив со сковородкой жареной сельди, хозяин закурил сигарку, что последние два года позволял себе только в особых случаях, допил пиво и обратился к дочери:

— Итак, Кристина, ты бросила жениха, потому, что тебе не понравились русские? Так? — Она кивнула, Он выпустил струйку дым а и продолжил: — Они, по-твоему, дикари? Допустим. А ты где живешь, девочка?

— Как где? — Не поняла вопроса Кристина.

— Я спрашиваю, в какой стране ты живешь, и кто ты по национальности. — Уточнил Тодди.

— Отец, что ты спрашиваешь. Мы же англичане.

— Конечно, Кристина, мы англичане, великая нация с вековыми традициями добрых христиан…. А такой город, как Ольстер тебе знаком?

— Так это же Ирландия….

— А теперь вспомни, сколько лет империя ее Величества всей своей мощью наваливалась на бедных ирландцев? Или ты думаешь, что все они состоят из «Биттлз», вроде Ленона и Маккартни? Нет, девочка, твои соотечественники точно так же, как русские, травили людей другой национальности и веры не один век и продолжают это делать до сих пор. Так, что не надо обзывать дикарями других…. А ты бросила жениха в тяжелое время. Он же мэр города, а там такое. Вместо того, чтобы помочь парню, ты фыркнула и как последняя вертихвостка, подалась под крылышко к папочке. Да, тут спокойнее. Ирландцев на острове нет. Живи и наслаждайся.

— Отец, зачем ты так говоришь. Ты же знаешь, я не испугалась. Мне просто стало противно.

— Согласен, чужое дерьмо воняет сильнее. Но если ты любишь парня у вас и дерьмо должно быть общее. Поняла, что я имею ввиду?

— Да, отец.

— Вот и подумай над моими словами.

Тодди редко говорило так долго. Поэтому вспотел и, замолчав, обстоятельно вытер лоб и щеки полотенцем. Больше до вечера Кристина не услышала от отца ни слова. А на утро собралась и попросила отвезти ее в Сванси. Тодди не спросил, куда она едет и зачем. А она не сказала ему, что возвращается в Россию. На острове редко говорят много, но зато хорошо понимают поступки друг друга. И иногда одного взгляда или движения жителю острова достаточно, чтобы выразить свое неудовольствие, или одобрение. Походка отца, пока он вышагивал к причалу, дала понять девушке, что ее поступок Тодди одобряет.

* * *

Ксения Завалишина давно не находилась в столь рассеянном состоянии. Она по многу раз перемывала одну и ту же чашку, или несколько минут терла тарелку чайным полотенцем, при этом отсутствующим взглядом глядя в окно. И даже когда ходила из комнаты в комнату по дому, ее внушительные бедра не выводили столь зажигательного танца, как обычно. Но что вовсе выходило за рамки привычного распорядка Завалишиных, оба сыны неотлучно находились дома. Раньше стоило отцу только переступить порог, как они мчали на улицу и болтались там до тех пор, пока вернувшийся папаша не отправлялся на грозный поиск. А сейчас отца не было дома уже третьи сутки, а мальчики и не думали уходить. Иногда Ксения звонила общим знакомым, в надежде застать мужа у них. Но везде отвечали, что Бориса Аркадьевича давно не видели. Если бы не его работа, Ксения бы давно обратилась в милицию. Но профессиональный политик не раз предупреждал супругу, чтобы в органы власти она без его ведома обращаться не смела. Да и насчет своих отлучек наказывал — сам никогда не знает заранее, куда и на сколько, придется ехать. Вот Ксения мучилась, но свое беспокойство никому не открывала. Сыновья тоже поглядывали через окно в сад. Но больше сидели в комнате старшего Никиты и шептались.

Вечером Ксения с делами покончила — посуду перемыла, еду приготовила, комнаты пропылесосила. Чтобы не думать о странном исчезновении мужа, уселась к телевизору. Очередной сериал с пальбой и догонялками ее занимал мало. Но по всем каналам показывали одно и тоже, и она оставила любимое НТВ. Этот канал чаще других смотрел ее Боричка, а мужу Ксения доверяла безоговорочно. Сегодня по НТВ крутили очередную серию «Ментов». Она и раньше не очень восхищалась подвигами ленинградских сыщиков, а после того, как часть из них отстранили от съемок, как говорил муж, «за пьянство» и вовсе ничего понять не могла.

— Мамка, дело дрянь. Надо папке помогать. — Услышала она голос сына и обернулась. Николай стоял на пороге и глаза у него покраснели.

— Ты о чем, сынок?! — Она вскочила, резво отлучив от кресла свои огромные бедра, и бросилась к чаду.

— Папка и эти мужики давно бы должны вернуться. А их нет. — Пояснил Никита, тоже возникший на пороге.

— Ну, что же мы можем сделать? Отец сам знает, когда ему надо вернуться. Он же по делам… — Лепетала она, уже не сдерживая слез.

— Это все Голенев, — неожиданно заявил Николай — И его поганый сынок Ленька. Он с ментами завязан!

— Точно, их рук дело. — Поддержал брата Никита: — Этот афганец не зря возле нашего дома на днях крутился. Надо их шлепнуть. Пусть мать приведет обоих сюда, а дальше мы разберемся.

— Что значит приведет!? Что значит, шлепнем?! — Возмутилась Ксения.

— Если отца любишь, сделаешь. — Прошипел Никита: — Это они папку или убили, или в тюрягу уволокли. Выманивай обоих сюда…

— Сынок, ты понимаешь, что говоришь?! Ну, приду я к соседу, скажу, приходите ко мне с сыном, дело есть… Это же смешно. И потом, мы не знакомы.

— Тебе что, труп отца надо увидеть, чтобы задницу поднять? — Зло крикнул Никитка: — Ты папке жена, или просто жопа!

— Она и есть жопа безмозглая. — Поддержал брата Николай, продолжая наседать на родительницу: — Иди к Голеневу, говори, что бомбу в кабинете отца нашла.

— Зачем вам Голенев? Вы что-то знаете и молчите! Сейчас же выкладывайте все матери!

— Что тебе выкладывать, дура? — Заорал Николай: — Как я ментов из автомата решетил, чтобы Никитку из клетки освободить? Или как мы церковь поджигали, а потом листовки про грузин разбрасывали. Это ты хочешь услышать!?

— Почему вы это делали? Если отец узнает, он вас… он вас так… — Она не смогла найти подходящего наказания из арсенала супруга и заревела в голос.

— Я же говорю, что у нас мать жопа. — Безнадежно заметил Никита и, подскочив к рыдающей Ксении, выпалил: — Пойми, отец сам нас посылал. Это же политика! Мы новую Россию строим. Без жидов и иноверцев.

— Вы строите!? Вы же дети! — Изумилась Ксения.

— Да, мы строим, потому что вы, взрослые, страну просрали. Теперь нам приходиться отдуваться. А ваше поколение это совковый мусор. Вам пора на свалку. — Заявил Никита матери. Николай тем временем на минуту исчез и вернулся в комнату с автоматом в руках:

— Давай, мамуля, вали к соседу, иначе я за себя не отвечаю. — И ребенок дал короткую очередь в потолок.

* * *

Голенев давно не бывал в Москве. Зная, что в аэропорту Шереметьево его поджидают бандиты, возвращался из Англии, через Питер. Отсутствуя на родине больше десяти лет, сегодня он мог пронаблюдать, как изменилась столица за это время. Но, отмечая краем глаза «Огни большого города» он был сосредоточен на конкретной задаче — Голенев сопровождал дважды прооперированную Нино в московский медицинский центр.

Специальным вертолетом их доставили на аэродром МЧС в Раменском, откуда и везли на санитарном лимузине, снабженным невероятным набором современной врачебной техники. Хирург Смирнов находился при больной прямо от больницы в Глухове. По его словам, молодая грузинка перенесла транспортировку вполне сносно. И сейчас Роман Савельевич рассказывал Олегу об учреждении, куда они едут. Это он созвонился со своим знакомым коллегой в Москве и договорился о госпитализации больной.

— Понимаете, Олег Николаевич, если здесь не помогут, то в России не помогут нигде. Это центр по проблемам головного мозга. Он создан совместно с американцами и оснащен как космическая станция — все новейшее и все лучшее. И врачи лучшие со всего бывшего Союза. Сами увидите.

— Охотно верю. — Соглашался Голенев: — Но пока это новейшее оборудование не спасает нас от пробок. Почему бы проектировщикам замечательного центра не продумать вертолетную посадочную площадку на крыше своего здания? А то торчим на Тверской уже сорок минут.

— Уже рядом. — Успокаивал доктор: — Вон там, дом за площадью Маяковского, а за ним переулок. Завернем и у цели.

Медсестра тронула Смирнова за плечо:

— Роман Савельевич, больная пытается что-то сказать.

Хирург наклонился к лежанке и почти прислонил ухо к губам девушки. Когда снова поднялся, лицо его озарила улыбка.

— Что она хочет? — Спросил Олег.

— В туалет хочет. Спрашивает, скоро ли доедем? Представляете, вполне адекватно реагирует?! Хотя, о туалете ей беспокоиться не следует. Там все подключено, но все равно здорово!

— Может быть, мы ее зря везли в Москву? — Поинтересовался Голенев, пока не осознав масштаба информации. Смирнов пытался объяснить, Голенев так ничего не понял, зато они, наконец, свернули в заветный переулок и въехали на территорию центра.

В приемном отделении Нино тут же забрали и увезли в сверкающее чистотой и мрамором чрево американо-российского медицинского чуда, а через полчаса к ним вышел молодой сухощавый мужчина. Пожав Голеневу и Смирнову руки, он представился профессором Ковалевским и просил не торчать тут зря, а приехать утром к десяти. Тогда он сможет выдать первую реальную информацию о состоянии прибывшей девушки. Со Смирновым профессор перекинулся несколькими фразами, состоящими из профессиональных терминов, а Олегу, перед тем как расстаться, предложил пройти в отдел занимающейся платными услугами, и расплатиться за предстоящее лечение и проживание больной. Что Голенев с удовольствием и сделал. Зная расценки за подобные услуги в Англии, он был поражен скромностью вознаграждения, что с него стребовали здесь.

Перед тем как покинуть мраморные чертоги, Олег отзвонил Леониду и отчитался перед сыном о проделанной работе. Затем попросил доктора позвонить в глуховскую больницу и узнать, не появился ли там Резо. Но отца Нино там не видели. Не объявился он и в доме Елены Ивановны. Поговорив с тещей и выяснив, что Ира после работы сиделкой отсыпается, позвонил в Грузию. Мама Резо подтвердила, что сын улетел в Россию. Больше она ничего не знала.

— Не волнуйтесь, объявится. — Успокоил Олега доктор.

— Хорошо, подождем. — Согласился Голенев и предложил: — тогда я приглашаю вас пообедать в столице.

— Извините меня, Олег Николаевич, но вынужден срочно вернуться. У меня в интенсиве двое трудных больных. Обязан быть рядом.

Голеневу возразить на это было нечего и, пожав Роману Савельевичу руку, он поблагодарил доктора от всей души. Посадив Смирнова в такси, прошелся по Тверской. Москва с ее масштабами, необозримыми потоками транспорта и напористой толпой провинциала быстро утомила. Он юркнул в кафе и, порадовавшись, что хоть здесь свободно, уселся за столик у окна. Улыбчивый субъект в малиновой рубашке через мгновенье выложил перед клиентом меню. Олег раскрыл сафьяновую папку и тут же понял, чем обязан пустынностью заведения и вниманию прислуги. Чашка кофе тут тянула почти на тысячу рублей. Бывший афганец не любил бессмысленной расточительности. Но дорога его утомила, а толпы, мчащиеся по Тверской, напугали. И он решил тут ужинать.

— Возьмите антипасти и мясо «по-римски». Не пожалеете. — Еще шире улыбнулся официант.

— Расшифруйте? — Попросил Голенев.

— У нас итальянская кухня. Антипасти означает закуски. Это и рыбная нарезка и маленькие бутербродики. А мясо «по-римски» — баранина тушеная в вине с артишоками и картофельной запеканкой. Очень вкусно.

— Если за эти деньги окажется не вкусно, я вас расстреляю. — Предупредил Олег. Официант вздрогнул и побледнел. Голенев понял, что в этом заведении его заява выглядит вполне реалистично, но разубеждать холуя не стал. Тот так и отбыл с бледным лицом походкой робота. Или угроза подействовала, или итальянская кухня не зря почиталась гурманами. Закуски оказались вполне съедобными, а мясо, действительно, великолепным. И хотя ужин обошелся клиенту в пенсию ветерана с тридцатилетним стажем, Голенев не расстроился. Он даже согласился было на десерт, но в кармане запел мобильный. Официант тактично удалился. Олег достал трубку и узнал голос жены:

— Милый, тут у нас соседка бьется в истерике. Тебя требует.

— Какая соседка? — Не понял Голенев.

— Ксения Завалишина. У нее пропал муж. Она уверена, кроме тебя, никто не поможет.

— Дай ей трубку. — Попросил Голенев. Ира выполнила его просьбу, и муж услышал стенанья рыдающей женщины. Ничего путного он от нее не добился, но обещал по приезде, обязательно к ней зайти. Закончив разговор, от десерта отказался, расплатился и вышел. Еще полчаса назад Олег предполагал ночевать в Москве. Утром выслушать сообщение лечащего врача Нино, а потом возвращаться домой. Но после разговора с Ирой понял, что вернется сегодня. Возможно, плачущий голос Завалишиной привел его к этой мысли, а, возможно, лишь всколыхнул те тревожные предчувствия, что ощущал в себе и до этого. Но чтобы не привело его к этому решению, оно состоялось, и он сегодня любым путем в Глухов вернется. Пронаблюдав, как на Тверской обреченно замер транспорт, решил не рисковать и отправился на метро. К автовокзалу на Щелковской добрался без приключений. До отхода автобуса оставалось два часа. Олег, решив, что ужин и так сделал его транжирой, а теперь воспользовавшись самым демократичным видом транспорта, он себя сам за это накажет, приобрел билет. О том, во что ему обошелся вертолет плюс лечение грузинки в медицинском центре, Голенев не думал. Это были траты необходимые, а потому не подлежащие обсуждению даже с самим собой. А вот ужин в кафе с итальянской кухней нечто совсем другое… Подобное расточительство бывшему афганцу казалось верхом пижонства. А пижонства он терпеть не мог.

— Господин Голенев? — Олег обернулся. За ним стояли два крепких молодых мужчины со спокойным выжидательным выражением на лицах. Олег это выражение хорошо знал и про себя называл «служебным».

— Да, это я. Чем провинился?

Один из мужчин улыбнулся одними губами:

— Почему провинился? Мы этого не говорили.

— Если к вам обращаются сотрудники определенных служб, это подразумевается. — Улыбнулся в ответ Голенев.

— На лету крылья обрезаете. — Ответил мужчина, и оба раскрыли перед отставным капитаном корочки сотрудников ФСБ: — У нас к вам, Олег Николаевич, просьба. С вами хочет побеседовать подполковник Молодцов. Это наш шеф. Поэтому мы здесь.

— Пошли. Только я уже взял билет на автобус, а за два часа с вашими московскими пробками вернуться к отправлению не успею.

— Не беспокойтесь. Проблему вашей доставки в Глухов мы возьмем на себя.

Больше вопросов Голенев не задавал, а молча вышел за сотрудниками ФСБ и уселся в их машину. Ехали не слишком долго. Или водитель знал тайные, свободные от пробок, маршруты, или простое человеческое везение, но через сорок пять минут машина свернула на Кузнецкий мост и остановилась. Голенева провели через несколько постов охраны, и подняли на лифте. Перед кабинетом один из сопровождающих на мгновенье задержался и негромко сказал Голеневу:

— Владимир Андреевич просил нас быть с вами пообходительнее. Надеюсь, ни чем не обидели?

— Все нормально, мужики. — Улыбнулся Голенев и вошел в приемную. Молодой человек за письменным столом тут же выскочил навстречу:

— Вас ждут. — И распахнул дверь в кабинет. Первое, что увидел Голенев, был знакомый ему журналист Женя Рунич. Видимо Олег не смог скрыть удивления. И удивился отставной капитан вовсе не месту встречи. Он помнил, что журналист оставался в Глухове. Пока раздумывал, из-за письменного стола поднялся мужчина лет на двадцать старше Голенева и, протянув руку, представился:

— Молодцов, Владимир Андреевич.

— Рад познакомиться, подполковник. — Улыбнулся Голенев, отвечая на крепкое рукопожатье.

— Вижу, вы удивлены встрече со своим знакомым?

— Не самой встрече, а чудесному явлению господина Рунича в Москве. Я то летел по небу…

— Ничего, иногда по земле бывает быстрее. — Ответил Молодцов и указал на кресло: — Мы с вами, Олег Николаевич, некоторым образом тоже знакомы. Правда, до этого лишь заочно.

— Не припомню, товарищ подполковник.

— Не так давно некий наш коллега из южного Бирюзовска попросил своего родственника Тихонева опекать в столице бывшего афганца Скворцова. Что и было исполнено. Видите, как витиевато. Но по-другому не получится…

— Да, Сережа Скворцов мне рассказывал. Теперь я понимаю, кому обязан помощью с анализом ДНК, но думаю и не только…

— И правильно думаете. Кстати, и господин Рунич тоже сильно нам помог разобраться в истинном лице политика Соловьевой. Так, что и ему можете сказать спасибо.

— Ну, чем я помог? Только страху натерпелся. — Возразил журналист.

— Не скажите, Женя. Вы не стали темнить и все сразу выложили начистоту. Тем самым, сохранив нам время.

— Ну, если только этим… — Улыбнулся Рунич. Голенев уже слышал от него всю историю. Евгений случайно обнаружил в Москве мамашу Соловьевой. Смертельно больную женщину на вокзале еще и обокрали. Женя привез ее к себе на ночлег, а на другой день устроил в Онкологический центр. Материал, что родительница преуспевающего политика брошена дочерью умирать под забором, сулил газете скандальную сенсацию. Но шеф Рунича решил заработать больше прошантажировав Соловьеву, сорвать куш с нее самой. Но переоценил свои силы. Ее подручные убили главного редактора и сожгли газету. Месть шантажисту бандиты выдали за гнев поклонников певицы, что газета нелицеприятно подала на одной из своих обложек. Афганцы друзья Голенева из Бирюзовска уже следили за людьми Соловьевой. От них Молодцов и узнал, кто на самом деле стоит за этими преступлениями. Оставалось уточнить подробности. Подполковник допросил молодого корреспондента Евгения Рунича и тот все ему вывалил. Женя чудом остался жив, но зато потом, не без помощи Владимира Андреевича занял место своего погибшего шефа. Да и поездкой в Глухов он был обязан Молодцову. Это старый чекист посоветовал молодому редактору взять интервью у отставного капитана, а ныне владельца огромного состояния. Настроение и гражданская позиция людей такого масштаба, естественно, интересовало органы ФСБ. А приход к власти в районном центре молодых специалистов с дипломами университета Ее Величества, тем более.

Секретарь внес на подносе чашечки с кофе и крекеры. Предложив посетителям угощаться, хозяин кабинета перешел к делу:

— И так, господа, как говорится, долг платежом красен.

— Чем могу, Владимир Андреевич. — Откликнулся Голенев.

— Слово молодым — улыбнулся подполковник и повернулся к Руничу: — Давай Женя, плавно и не торопясь…

Глава 10

В приемной неправительственного фонда «УЗНИК СОВЕСТИ» народа скопилось столько, что яблоку упасть негде. Не то чтобы сидеть, стоять было тесно. Люди толпились и в коридорах, и в фае перед небольшим актовым залом. Все ждали начала внеочередного, чрезвычайного съезда. Но уже прошло сорок минут сверх назначенного времени, а начала так пока и не объявили.

После гибели Маки Соловьевой, вывеску на особнячке в Хамовниках никто не менял. Не изменилась и деятельность фонда. Как и раньше, слабо помогая заключенным, фонд являлся некой ширмой для партийной деятельности его руководства. Единственно, что изменилось, так это название партии. Если раньше ее величали ММР — Мака Мать России, то теперь партия называлась РДР — Россия Для Русских, что на идейном знамени партии практически не меняло ничего. Основной постулат в ее идеологии по сути звучал по-прежнему — выгнать и уничтожить всех нелегальных и легальных эмигрантов, запретить любые демократические институты западного образца, и бросить всю экономическую мощь державы на ее армию и полицию. В области культуры жестко ввести цензуру, запрещающую порочить русский народ, поднимая проблемы лени, национального пьянства и воровства. При наборе государственных служащих ориентироваться в первую очередь по национальному признаку — чиновник должен быть русским. Представители других национальностей в партию принимались, но обязаны были разделять ее идеологические постулаты.

Наконец, среди собравшихся прокатился тихий, но взволнованный шелест — «Бек приехал. Бег приехал». И через минуту по коридору быстрым деловым шагом в сопровождении охраны прошествовал Вадим Афанасьевич Бек. Миновав двери приемной, он тем же деловым шагом прошествовал в кабинет.

— Слава тебе Господи! — Воскликнула Анна Валерьяновна. Бывший агитатор и страстная поклонница Маки Соловьевой теперь не меньше восхищалось персоной Вадима Афанасьевича. Госпожа Шишкова давно оставила должность заведующей городской библиотекой, и заделалась профессиональным политиком. Официально она числилась заместителем заведующего фондом «УЗНИК СОВЕСТИ» на самом деле являлась правой рукой секретаря партии Бека. На Вадима Афанасьевича женщина чуть ли не молилась. Если при Маке Соловьевой и хозяевами особняка, и главными людьми фонда фактически являлись представители солнцевской братвы, то после смерти Соловьевой и гибели бандитского пахана Казиева, уголовников в организации не осталось. Анна Валерьяновна слышала, что этому сильно поспособствовали взрывы в подмосковном Переделкино, где после похорон Казиева, бандиты заживо сгорели в своих лимузинах. На вопрос Шишковой, кто расправился с уголовниками, Бек загадочно улыбался, и Анна Валерьяновна приписала этому обходительному и широко образованному человеку еще и героическое начало. Столь своевременно отсечь уголовный балласт мог лидер, способный на решительные действия и достойный вождь своей партии.

— Мы все так волновались. — Продолжала восклицать Шишкова. Бек, не отвечая на возгласы, уселся за свой письменный стол, вынул из ящика небольшую прозрачную папку с текстом и, повернувшись к Анне Валерьяновне, разрешил:

— Можете запускать людей в зал. — И подозрительно оглядев женщину, поинтересовался: — микрофон, милочка, надеюсь, работает?

— В полном порядке, Вадим Афанасьевич. Лично все проверила.

— Тогда я спокоен. — Бросил Бек и, прихватив папку, все тем же деловым и решительным шагом направился в актовый зал. Шишкова бросилась за ним. Часть аудитории Бека встретили аплодисментами и восторженными возгласами, а часть напряженным молчанием. И эта часть была явно многочисленнее первой. Вадим Афанасьевич понимал, что молчаливое большинство есть верные почитатели мадам Соловьевой. И хоть их кумир в могиле, они продолжают считать ее святой и готовы идти дальше только под ее знаменем. Сегодня электорат Соловьевой необходимо заставить перейти в его лагерь. Если получится, он победит. И для этого у Бека имелся серьезный козырь. Но раскрывать его сразу Вадим Афанасьевич не собирался. Сначала он хотел вызвать шок у аудитории.

— Дамы и господа, спасибо что пришли. — Начал он торжественным тоном: — Среди присутствующих я вижу и новые лица. Это особенно радует. Но перед тем, как перейти к главному вопросу, выставить единую кандидатуру на текущих президентских выборах, должен сделать заявление. Вы знаете, что на родину Маки Соловьевой в город Глухов партия направила своего верного сына. Сергея Петровича Борзакова. И как вы понимаете, направила не с пустыми руками. Полмиллиона долларов собрали наши активисты, чтобы поддержать филиал партии на родине нашей любимой Маки. Но произошло нечто не укладывающееся в моей голове. Господин Борзаков вместе с Господином Завалишиным исчезли. Не знаю, что и думать. Или с ними произошло несчастье, или… — Тут Бек развел руками и выпил стакан минеральной воды. В зале возник жуткий шум. Бек поднял руку и продолжил: — Мне удалось связаться с ближайшим сподвижником Маки Соловьевой, отцом Никодимом. И он здесь!

Зал тут же затих, а через мгновенье взорвался. Негодующий рокот сменился криками восхищения и радости. Бек натянуто улыбался, поглядывая на боковую дверь, откуда и должен был появиться разжалованный священник. Ход Вадима Афанасьевича удался в полной мере. Отца Никодима никто не видел, и о его приезде люди не догадывались. Это был настоящий апперкот на политическом ринге.

Высокий, с вьющееся шевелюрой, в прекрасном светлом костюме, молодой политик излучал волны обаяния, которые тут же покоряли не только женщин, но и мужчин.

— Здравствуйте мои дорогие голуби? Здравствуйте братья и сестры. Не удивляйтесь, что я перед вами в непривычном мирском платье. Но теперь я мирянин. Церковь отлучила меня от сана за просьбу канонизировать нашу Маку. Отныне я для вас Александр. Это мое имя в миру. А вы для меня по-прежнему братья и сестры. И вот с чем я к вам приехал… Не нужны мне эти полмиллиона долларов. Пускай Борзаков и его друг поверили шепоту Сатаны и сбежали с нашими деньгами. За мной тысячи людей, и идут они к нам в партию, не ради жалких грошей, а ради святой идеи. Мака завещала нам освободить Русь от иноверцев! Мы ее последователи и ученики организовали единое для всей страны движение «РДР» — Россия для русских. Я готов встать во главе этого движения, как самый близкий ученик нашей незабвенной, нашей безвременно ушедшей святой женщины. Я обещаю следовать во всем ее заветам и быть беспощадным к нашим врагам. Смерть жадным иноверцам!!! Евреи должны ехать в Израиль, азербайджанцы в Баку, армяне и грузины на свой Кавказ! Не хотят — заставим силой! Русь будет наша. Да здравствует «РДР» — партия Святой России!!!

В едином порыве собравшиеся рванули к трибуне, подняли оратора на руки, и начали подбрасывать его вверх. Женщины плакали от счастья, на глазах мужчин блестели слезы восторга. С гражданкой Шишковой чуть не случился нервный припадок. Хорошо, что в сумочке Анны Валерьяновны всегда лежали сердечные капли и успокоительные таблетки.

Вадим Афанасьевич Бек праздновал победу. Фанатичные последователи Маки Соловьевой теперь с ним. И красавец бывший священник — прекрасный ярлык для новой партии. И пускай власти попробуют их не зарегистрировать!? Не захотят добром, люди заставят. Людей за ними теперь вполне достаточно, чтобы начинать большую борьбу за большой приз — кресло президента. Сам Вадим Афанасьевич на этот приз претендовать не собирался. Его куда больше прельщала роль советника и наставника молодого президента. Эта роль казалась пожилому политику и вполне достойной и вполне безопасной. А надо заметить, что опасностей Вадим Афанасьевич Бек всегда старался избегать.

* * *

Сотрудники ФСБ слово сдержали и обратной дорогой Голенева из Москвы озадачились. Его доставили в Раменское, где вертолет МЧС, в котором привезли Нино, специально задержали с вылетом. И вот теперь он поднимался в воздух. Поглядывая на вечерние огни Подмосковья, Олег до конца осознал, что напрасно надеялся, после схватки с бандитами, спокойно жить семейными радостями и помогать землякам. Покоя для него не получалось. Возможно, он просто недалекий человек. Надо было соглашаться оставить Юлика работать в Университете Сванси, там и его мальчики скоро нашли бы работу, а он бы так и жил на берегу полуострова со странным названием Гоувер. Может быть, жена немного поскучала, но и она со временем нашла бы для себя дело в Университете, а Елену Ивановну они бы вызвали к себе… Но, прокручивая подобные несбывшиеся перспективы, отставной капитан прекрасно понимал, вне родины ему долго не жить. А что она такая, так это как в анекдоте — «это наша родина». Поэтому теперь предстояло не сожалеть о прошлом, а решать, как поступить в ближайшем будущем. В своем кабинете подполковник Молодцов не только удивил Олега, но и сильно расстроил. Голенев предполагал, что в городе есть человек, создавший экстремистскую молодежную организацию. Но, во-первых, он не подозревал, что этим человеком окажется сподвижник его бывшей любовницы, а во-вторых, Голеневу в голову не приходило, что разжалованному батюшке удастся создать под человеконенавистническими лозунгами столь массовое движение. По данным ФСБ на двадцать пять тысяч жителей Глухова, в «РДР» вступили шесть с половиной тысяч. И если учесть что это в основном молодые, трудоспособные члены общества, картинка получится жуткая. И самое грустное, что глава городского ФСБ если и не был членом партии, то «РДР» откровенно симпатизировал. И только теперь на Лубянке спохватились и сотрудника заменили. Голенев спросил старого служаку, как такое могло произойти? На что Владимир Андреевич резонно заметил, что и в ФСБ работают живые люди со своими политическими пристрастиями. Что касается бывшего батюшки Никодима, то Александр Нутякин набирает очки не только в Глухове. В тот момент, когда Голенев знакомился со списками горожан вступивших в «РДР», бывшего батюшку провозглашали вождем всей партии, а в целом по стране приверженцев «жесткой национальной» политики насчитывалось ни меньше миллиона. Поэтому и пригласил Голенева к себе подполковник ФСБ. Начать уголовно преследовать лидера партии накануне выборов, означало создать спецслужбам страны множество проблем. Развенчать преступника гораздо удобнее через рычаги общественные. Олега в городе уважали и с его мнением считались. На это и ставил Владимир Андреевич, обращаясь к бывшему афганцу. К тому же уличить Нутякина в преступной деятельности можно было только через его юных воспитанников. Своими руками бывший батюшка не пакостил. А его ученики свято верили, что действуют во благо родины, и будут всячески своего кумира прикрывать. И здесь надежда на авторитет Голенева, становилась чуть ли не единственным шансом разговорить ребят.

Олег пообещал свое содействие подполковнику, но понимал, что на этот раз имеет дело с превосходящими силами противника. Особенно он это понял, когда Молодцов дал ему прочитать отчет о событиях в писательском поселке Переделкино, где в одну ночь погибли около двадцати уголовников. Сгорели заживо братки из банды Казиева. В свете последних событий стало понятно, кто-то отсек уголовников от большой политической игры. И этот «кто-то» действовал хитрее и беспощаднее самих бандитов. Поначалу у Олега даже возникло подозрение, что взрыв организовали в ведомстве, где с ним и вели беседу. Слишком уж грамотно провели операцию. Но Владимир Андреевич тут же понял, о чем думает отставной капитан, и дал слово офицера, что органы ФСБ к взрывам отношения не имеют. Голенев подполковнику поверил. Оставалось предположить, что убрал уголовников либо сам разжалованный батюшка, либо те, кто решил поставить его во главе новой партии. К последним вполне мог относиться и господин Завалишин. Олег вспомнил плачущий голос супруги политика и решил по возвращению домой, тут же с ней встретиться.

Они летели уже около часа. Это значило что половина дороги позади. Если бы не шум винтов, путешествие по воздуху помимо скорости радовало комфортом, и Голенев решил, что заведет себе подобную машину. И лучше всего посоветоваться на эту тему с Отто Максовичем Вербером. Тот, пока строилась империя Маки-Голенева, использовал воздушный транспорт постоянно. А если немец чем-либо подобным пользовался, то знал об этом все.

Голенев смотрел вниз и видел огромное черное пространство. Если при взлете Подмосковье радовало небесного пассажира обилием огней, то теперь темные лесные массивы редко расступались перед деревеньками из семи — десяти домов. Если в них и горело несколько фонарей, то жители этих деревень могли считать себя почти горожанами. Многие населенные пункты светились лишь оконцами своих домиков, а фонарей на улицах не имели вовсе.

«Господи, сколько же лет Россия будет сохранять музейное убожество сельского быта»? — Думал Олег: — Неужели такое в нынешнем двадцать первом веке возможно!? Наверное, поэтому и возможны партии вроде «РДР» и вожди подобные отставным попикам». — Олег внезапно осознал, что любит все эти знаки вечно нищей Руси и одновременно их ненавидит. Невозможно всю страну превращать в музеи нищеты и допотопного быта, иметь с десяток городов, куда дошла цивилизация, утопив остальное население в бездорожье болот, пьянстве и невежестве, при этом считать себя Великой державой, или хотя бы Великим народом. С этим надо что-то делать. Но он, Олег Голенев и пытается что-нибудь делать. Он именно на это потратил больше десяти лет жизни. Выучил своих сыновей и привез в Россию. Они молодые, образованные, честные русские люди. Даже те, кто ненавидит эмигрантов, не могут считать их чужаками. Олег верил, что Юлик Постников и, его собственные сыновья, добьются успеха. Пускай сначала в маленьком провинциальном городке. Но ведь важно доказать людям, что и у нас возможно жить без взяток и воровства. И у нас возможно трудиться не только ради живота, но и ради благого дела, ради благополучия своих людей. И он сам сделает все возможное, чтобы помочь. Он по настоящему счастливый человек. У него есть возможность помогать другим, и еще у него есть Ира. Мысли о жене заставили улыбнуться. Ее образ словно материализовался тут в салоне вертолета, и Олегу сразу стало тепло и уютно. Внизу уже ничего не разглядеть. Низкие облака прикрыли землю. «Видно у нас дождик идет» — Подумал Голенев и сладко потянулся.

— Просыпайтесь. Олег Николаевич, прилетели. — Он открыл глаза. Пилот повторил, что они идут на посадку, и улыбнулся. Олег не помнил, как и когда заснул. Но, раз прилетели, значит, он себе отдохнуть часок позволил. А силы бывшему афганцу теперь понадобятся. Он возвращался не просто домой, а на новую большую войну. И эту войну он обязан выиграть.

* * *

Леонид выслушал всю информацию, что Голенев привез из Москвы и принял решение:

— Отец, я сам поеду в Москву.

— Сынок, Нино ты ничем не поможешь. Она в хороших руках, а здесь, мне кажется, ты нужнее. — Попытался вразумить сына Олег.

— Отец, ты меня не понял. Мне надо в Москву по другому поводу. Я хочу кое-что уточнить. Понимаешь, если верить Косте и следователю прокуратуры Гиренко, Никодима больше двух недель нет в городе. По их сведениям он все это время в Москве. Ты только что это подтвердил, сообщив, что он выступал на собрании партии «НДР». Как же он мог, находясь в столице, руководить всеми акциями в Глухове? И с кем тогда беседовал Рунич?

— Никодим мог попасть на сборище в Хамовниках и после беседы с журналистом. Рунич же успел в Москву!

— Кстати, ты поинтересовался, как? — Полюбопытствовал Леонид.

— Конечно. После разговора в лесу, Женя позвонил Молодцову и ФСБ остановило на одну минуту в Глухове скорый поезд. Через четыре с половиной часа Рунич был в Москве. А вертолетом еще быстрее.

Леонид улыбнулся.

— Папочка, не надо фантазий. Скорый ради Никодима останавливать не станут, а вертолетом он вряд ли пользовался. Если бы он перемещался по воздуху, в ФСБ об этом бы знали? Понимаешь, о чем я говорю?

— Ты считаешь, что Никодим тут не при чем?

— Нет, я так не считаю. Но проверить, находился он в Москве все это время, или это хорошо спланированный блеф, необходимо.

— Ладно езжай. Можешь взять мою «Ладу».

— Спасибо отец. И еще дай мне на всякий случай телефон подполковника ФСБ и журналиста.

Голенев выписал сыну телефоны москвичей и отдал ключи от машины:

— Когда собираешься ехать?

— Прямо сейчас.

Олег посмотрел в окно. Небо на востоке побледнело, но до восхода солнца оставалось не меньше часа:

— Советую перед дорогой поспать. Мы же пол ночи в трепе.

— Ничего, буду засыпать, под кустом встану и подремлю. Ты не волнуйся.

Собрался Леонид быстро. Голенев широко зевнул, но вышел в сад проводить сына. Не успел тот отъехать, у калитки притормозило такси.

«Кто бы это мог быть в такую рань»? — Подумал Голенев и увидел Кристину. Девушка извлекла из багажника спортивную сумку и, расплатившись с водителем, бросилась к Олегу.

— А я думала, все еще спят! — Воскликнула юная рыбачка.

— Как видишь, ни все. — Ответил бывший афганец, с трудом погружаясь в английский: — Но твой жених спит как убитый.

— Юлий здесь?! — Обрадовалась Кристина и густо покраснела.

— Здесь. Можешь будить. Уверен, ему это понравится. — Заверил Олег и помог девушке занести в дом сумку.

* * *

— Ну, чего тебе, дуреха не спится? — Беззлобно проворчал Гриша, переворачиваясь на другой бок.

— Гришенька, дождичек же вчера прошел, грибки должны пойти. А маслятки, сам знаешь, надо малюсенькими брать. Подрастут — зачервивят. — Затараторила Маша: — Я тебе завтрак под полотенцем на кухне оставила, только чаек вскипятишь, а заварочка свежая…

Дело шло к осени и рассветы уже не полыхали ранними зарницами. Солнце поднималось в начале седьмого. Маша Саратова шла быстрым направленным шагом. По городскому асфальту в резиновых сапогах вышагивать не слишком споро, зато в лесу роса не достанет. По утрам теперь туманы и росы сильные. Маша это знала и экипировалась соответственно. Вместо юбки спортивные шаровары, заправленные в сапоги, на голове платок. С непокрытой головой в лес ходить нельзя — клещи, лосевые мухи, да мало еще какой дряни в волосы наберешь.

По площади Ленина проехала поливальная машина. Маша не свернула. Резиновые сапоги брызг не боялись. Она помахала шоферу и тем же быстрым шагом пересекла площадь. В здании мэрии все окна от второго этажа пылали огнем. Это рассветное солнце било в стекла. Маша зажмурилась и отвернулась. Именно здесь много лет назад работал человек, изменивший всю ее жизнь. А теперь в его кабинете сидит сын этого человека. Маша до сих пор перед праздниками ходит к вдове Постникова, Татьяне. Помогает квартиру убрать, моет окна.

Не дожил первый мэр города, Тихон Постников до дней, когда она стала замужней женщиной. И муж у нее не хуже других — лучший сапожник в городе. Его все знают. Бывало, идут вместе под ручку, а ему все кланяются. И она при нем обидных слов давно не слышит. А забыть в маленьком городке гулящую бабу людям не просто. Правда, и Гриша когда-то в уголовниках ходил. Но он прошлое искупил. Жизнью рисковал, помогая Голеневу в схватке с бандитами. Поэтому его редко воровской кличкой кличут. Только старые кореши из его прошлой жизни Пятаком назовут… Вот Филин недавно приходил. Божился, что его люди в милиционеров не стреляли. А кто стрелял, говорить не захотел. Боязно ему. Видно страшная банда завелась в Глухове, если сам Филин напугался.

За своими мыслями не заметила, как вышла из города. Что бы срезать путь к лесу, пошла тропинкой. После ночного дождика пыль на ней прибило, да и роса легла густо. На опушке задерживаться не стала. Здесь местные пенсионерки чуть ли не на коленях ползают — грибы выщупывают. Далеко ходить им ноги не дают, а здесь на один грибок по десять охотников.

Солнце еще только начало подниматься, и лес освещало слабо. Пестрые тени мешали разглядеть, что делается под ногами. Но Маша не расстраивалась. Она шла в сосновую рощу, точно зная, что других грибов, кроме маслят еще всерьез нет. А ради одного случайного подберезовика ноги бить не стоит. Сосновая роща, что она наметила для своей грибной охоты, родила маслят каждый год. Иногда больше, иногда меньше. Но если приходила грибная пора, там их всегда наберешь. Особенно в молодых посадках. Вот только ручей перейти и на горку подняться. К ручью вышло точно, у мостика. Но сейчас это значения не имело — летом ручей пересыхал, а вот ранней весной, когда сморчки головки подымают, да осенью за опятами, ручей лучше по мостку перейти. На холме можно уже и под ноги смотреть внимательнее. Иногда маслята уже здесь своих часовых выставляют. Маша достала ножик из корзинки и оглядела склон. То, что увидела, ее поразило. Вся трава примята и везде следы шин. Словно она и не в лесу вовсе, а на вокзальном пустыре, где парни на мотоциклах разные фигуры выкаблучивают. А здесь в лесу чего им делать? Ответа на этот вопрос холм Маше не выдал, но и искать грибы на изъезженной вдоль и поперек почве, она и без посторонних советов не стала. Спрятала ножик назад в корзинку и зашагала дальше. Должны же они где-то оставить лес в покое — думала женщина, продолжая удивляться своему наблюдению. И хоть под ноги почти не смотрела, увидела сразу. Но не масленка и даже не мухомор, а обыкновенный мужской башмак. Он лежал между двух больших корней сосны. Ботинок был совсем хороший, не драный и не потертый, только немного запачканный песком и дерном. Маша постояла немного, размышляя, что бы это могло значить? Пришло в голову единственное соображение, что владелец башмака сильно перебрал. Но, с другой стороны, что делать пьяному мужику в лесу? Правда, искать в поведении алкашей логики Маша никогда не пыталась. Она не обладала слишком развитым интеллектом, но для этого ее мудрости хватало с лихвой. Медленно продвигаясь вперед, она уже не искала маслят, а подсознательно пыталвсь обнаружить второй башмак. Через десять метров ей это удалось. Она увидела не только башмак, но и его владельца. Мужчина лежал под сосной, раскинув руки и отвернув голову вбок. Первым порывом женщины, было помочь упавшему человеку. Она и бросилась к нему, нагнулась и закричала. По открытому глазу поверженного ползали муравьи. Маша выронила из рук корзину и побежала назад. Она бежала и кричала. Кричала до тех пор, пока не потеряла голос. Когда оказалась в городе, кричать уже было нечем. Почему она не свернула в милицию или в больницу, потом объяснить не могла. Маша прибежала домой, бегом поднялась на второй этаж и бросилась в спальню. Григорий все еще спал. Она растолкала его и сиплым шепотом сообщила о находке. Со сна Гриша долго не мог понять ее волнения, сел на кровать, протер глаза. Несколько раз переспрашивал, наконец, сообразил и побежал к телефону. Гриша по прозвищу Пятак, тоже звонить в милицию не стал. С этим ведомством у него отношения давно не сложились. Бывший уголовник позвонил бывшему афганцу.

* * *

Костя Незванцев уже знал, что Олег Голенев получил важные сведения в Москве. Тот позвонил ему перед вылетом из аэродрома в Раменском и попросил установить наблюдение за домом Завалишина и за коттеджем отца Никодима. По словам Олега, эти два человека, скорее всего и являются руководителями экстремистской молодежной организации. В Завалишине и сам Костя давно подозревал организатора народных беспорядков, о чем с Олегом и Леней несколько раз беседовал. Но Александра Нутякина в круг подозреваемых не включал, поскольку того на момент преступлений в городе не наблюдалось. Что касается приехавшего с Юга политика, то за домом Завалишина, по указанию Незванцева следили и до звонка Олега. Из этого дома, по сигналу агента наружки Виталия Чатина, вчера вечером доносилась брань и выстрелы, а затем выбежала заплаканная хозяйка. Чатин запрашивал Костю, что делать с женщиной? Незванцев приказал наблюдать, куда она направится, и выяснив это, ее задержать. Но, узнав, что Ксения Завалишина собралась в дом тещи Олега, приказ о задержании отменил, и позвонил Елене Ивановне. Женщина рассказала, что у Завалишиной пропал муж, и она очень по этому поводу переживает. О стрельбе в своем доме Ксения соседкам ничего не сказала. Она хотела видеть Голенева и надеялась на его содействие в поисках пропавшего супруга. Сохранив наружное наблюдение за особняком Завалишина, Костя решил ждать прилета Олега из Москвы, вернее утра следующего дня, поскольку Голенев должен был прилететь ночью. Сейчас, прибыв на работу, Незванцев и собирался это сделать. Но Голенев позвонил сам.

— Костя в лесу найден труп неизвестного мужчины. Сейчас я приеду с женщиной, что его обнаружила. Готовь следственную бригаду к выезду и через пятнадцать минут спускайся вниз.

Костя забрался в Джип Голенева, а следственная бригада на служебном Уазике двинулась следом. За рулем джипа сидел сам Олег, рядом Маша Саратова. Маша до сих пор не могла придти в себя и все время повторяла о муравьях, что ползали по зрачку мужчины. Олег пытался ее успокоить, совмещая эту деятельность с рассказом о своей московской встрече. Не называя организации и имени человека, с которым беседовал, он в общих чертах изложил Косте политическую раскладку в городе на сегодняшний день. Для Незванцева это оказалось полной неожиданностью. Но самым большим «сюрпризом» известие, что город практически в руках правых националистов, стало для молодого мэра. Юлик Постников, огорченный размолвкой с невестой, а потом неожиданной встречей с ней, не сразу понял, какую опасность представляет собой это открытие. Но, сообразив, ужаснулся.

Голенев с Машей и милиционерами ехал в лес, а Юлик помчался в мэрию, собирать экстренное совещание своей администрации.

— Говорите, вся трава в лесу колесами примята? — Не терял зря времени Костя, начиная загодя допрос свидетельницы. Маша уверяла, что такого не видела никогда. А она грибник со стажем и в лесу бывает часто.

— А кроме вас никто не подходил к этому мужчине?

— А кому там еще быть? — В голосе женщины послышались нотки ужаса: — Вообще то, я по сторонам не зыркала. Как увидела, так и бежать.

— А раньше, пока грибочки искала… Может слышала что? — Продолжал допытываться Костя.

— Ничего не слышала.

Они доехали до опушки, дальше машины пройти не могли. Выбравшись на воздух, провели короткое совещание. Повела всех за Маше предстояло вести за собой всех. Первым за ней следовал кинолог Труханин с овчаркой по кличке Тон. Пес нервно тянул вперед, и чтобы его сдержать, Труханину приходилось все время применять силу. У мостика через пересохший ручей образовалась пробка. Маша перешла, а остальные, мешаясь друг другу, застопорились. Голенев усмехнулся и перешагнул ручей рядом с мостиком. Другие тоже сообразили, что воды в ручье нет, и последовали его примеру. В результате мостик никому не понадобился. Башмак валялся в том же месте, где его заметила Маша. Костя отстал от группы, тщательно обследуя холм вокруг башмака. Маша Саратова не фантазировала. Вся почва в лесу была изрыта колесами.

Вдали забрехал Тон, и сыщик поспешил на лай пса. Голенев сразу понял, что под сосной лежит отец Нино. Он это понял еще раньше, когда увидел башмак. Резо, как многие южане к обуви относился с большим пиететом и носил ультрамодные башмаки. Видимо, они у него были единственные, если не считать красовок, в которых тот торговал на рынке. Пижонский башмак Резо, Голенев тут же узнал, оставалось узнать, что стало причиной смерти грузина.

Медик сообщил, что по предварительному впечатлению смерть наступила около двух суток назад. Естественно, для более точных данных нужна лабораторная экспертиза. Следов насильственных действий, которые можно было бы классифицировать, как убийство, эксперт не заметил, но отметил многочисленные ожоги на руках и груди. Привести к летальному исходу они не могли, но указывали на то, что мужчину пытали огнем.

— Он бежал, а эти гады его поджаривали — высказал догадку медик. Голенев сжал зубы, стараясь не давать волю эмоциям. Незванцев тронул его за плечо:

— Вы Ксению Завалишину еще не видели?

— Не успел.

— Давайте вместе к ней съездим. Почему-то мне кажется, узнаем много интересного.

Оставив экспертов с Машей на месте гибели грузина, они вернулись на опушку и уселись в джип Голенева. До поселка ехали молча.

Остановились за два дома до особняка Завалишина.

— Поставь в известность наружку, что я сейчас войду в этот дом. — Попросил Олег.

— Почему вы? Мы же договорились вместе.

— Ты позже. Я дам знать.

— Будьте осторожны. Вчера там стреляли. Кажется, из автоматического. — Предупредил Незванцев.

Голенев нечего не ответил, посидел минуту о чем-то раздумывая, затем вышел из машины и пружинистым шагом направился к особняку соседа.

Глава 11

Когда накануне вечером Ксения вернулась домой, Николай и Никита довели ее до истерики. Братья не хотели верить, что Голенева нет в городе. Они заподозрили маму в хитрости — она ложью уберегает их от контакта с афганцем. Но Ксения божилась, что это правда. — «Голенев вернется ночью, а утром к ним зайдет». В семь утра сыновья на всякий случай связали мать, заклеили ей рот скотчем и заперли в спальне. Они боялись, что Ксения своими причитаниями сорвет им «встречу».

В шесть часов утра с автоматами вышли в сад, устроились в беседке, так, что с дорожки их не увидеть и стали ждать. Держать долго тяжелые автоматы в руках им не понравилось. Положили перед собой на круглый стол беседки. Час ждали молча. Еще полчаса препирались, кто пойдет в дом за Пепси. К половине восьмого оба крепко уснули. Проснулись от того, что их тормошат. Первым открыл глаза Никита. За ним Николай. Увидев в беседке Голенева, оба растерялись но, сообразив, что оружие продолжает лежать перед ними, одновременно вскинули стволы и дали по очереди. К их удивлению, афганец продолжал стоять напротив и хмуро на них смотреть. Затем одним движением схватил обоих за шкирки, приподнял, бросил на пол беседки и скомандовал:

— Костя, снимай с них портки, а я пока приготовлю все для казни. — Только теперь братья заметили Незванцева, что стоял у порога беседки. Не успели пикнуть, как оказались без порток. Голенев тем временем, вытянул из брюк свой ремень и принялся методично и довольно сильно опускать его на голые зады автоматчиков. Те извивались, верещали, но Костя держал крепко. На визг недорослей из дома выбежала Ксения и, хромая, бросилась к беседке. При особенностях фигуры, ей и в обычном состоянии бегать бывало не легко, а после того, как два с половиной часа, до прихода Голенева, пролежала связанной, ноги не слушались вовсе. Но материнский инстинкт сильнее немочи и, с криком — «помогите, сыночков убивают», она взлетела в беседку и навалилась на супостата.

Олегу пришлось сделать паузу:

— Насчет, убивают, вы Ксения не правы. Это скорее элемент родительской ласки. Если бы господин Завалишин раз в неделю ласкал сыновей таким образом, они бы с оружием не баловались. — Но Ксения продолжала наваливаться, и Олег экзекуцию прекратил:

— Как у любящей матери у вас есть выбор. Или я закончу начатое, а потом мы обстоятельно с вашими мальчиками поговорим, или сейчас сюда приедет милиция и их отвезут в тюрьму.

— За что в тюрьму?! — Шепотом спросила Ксения, ослабляя натиск родительского естества на организм Голенева.

— За «баловство» огнестрельным оружием. Они же в меня стреляли! Не успей я до этого опустошить магазины их автоматов, перед вами бы лежал хладный труп соседа. Минимум по десять пуль из каждого ствола я бы в живот получил. А это не лечится.

— Они же играли. — Не очень уверенно защищалась мать подростков. И, поняв, что ее словам не достает убедительности, громко разрыдалась. Голенев терпеть не мог женских слез, но в данном случае себя пересилил и продолжил порку. Отсчитав по десять ударов каждому недорослю, предложил им облегчить с вою вину, признанием:

— И так, гаденыши, за что вы собрались меня убивать? — Услышав вместо ответа, обиженное сопение, снова взялся за ремень.

— Мы решили отомстить тебе за отца. Ты же убил нашего папу. — Косясь на руку палача с ремнем, плаксиво сообщил Николай.

— Я, папу?! — Искренне удивился Голенев и обратился к Незванцеву: — Костя, отпусти руки этим малолетним джентльменам, они дозрели до беседы.

Незванцев приподнял обоих и усадил на скамейку.

— Они хорошие мальчики. Они все вам расскажут. — Наседкой закудахтала Ксения.

— По поводу их хорошести, пока оставим, а расскажут непременно. У меня для этого есть веский стимул. — Усмехнулся Олег, поигрывая ремешком: — Кстати, вам лучше уйти в дом и заняться своим здоровьем. А то у вас на руках кровь от веревок.

Ксения снова зарыдала, но уже не так громко, и беседку покинула.

Через пол часа экзекуторы получили исчерпывающую информацию от братьев Завалишиных. По словам мальчиков, автоматы им дал Учитель. Как зовут Учителя, они не знают. Как он выглядит, тоже. Учитель никогда не снимал маски. Последнее время на свои сборы Учитель их не брал. Они были наказаны. За что братья или не знали, или не хотели говорить. Их отец, Завалишин старший, с учителем знаком. К отцу из Москвы приехал партийный деятель на БМВ. Отец, вместе с этим мужиком, поехал к учителю и пропал. Его нет трое суток. Поэтому братья решили, что Голенев отца убил.

— А почему именно я? — Возмутился Олег. Информацию о приезде партийного функционера из Москвы он уже имел от Ксении. Пока развязывал женщину, она все, что знала о муже, выложила.

— Ты, или твой сынок, Леня. Какая разница. — Ответил Никита. Костя тоже не понял мотивов обвинения:

— Зачем им было убивать вашего отца?

— Как зачем? Афганец эту чурку приютили у себя. А его сынок надумал на ней жениться. Вот вы за нее и мстили.

Голенев пока порол мальчиков и слушал их крики, не мог отделаться от мысли, что голос одного крикуна ему откуда-то знаком. И вдруг понял, это Никита крикнул в толпе на рыночной площади — «Бей чурку». Но свое открытие решил до времени придержать. А лишь спросил:

— Где вы встречались с Учителем?

— В разных местах. Обычно где-то в лесу, или на лесных дорогах. — Ответил Николай и незаметно пихнул брата локтем. Тот сообразил, что лишнего говорит не нужно, и об охотничьем хозяйстве, где встречи происходили чаще всего, промолчал.

— Как вы узнавали, где Учитель вас будет ждать? — Продолжил допрос Костя.

— От пастырей дружин.

— А это еще кто такие? — Заинтересовался Олег.

— Руководители боевых пятерок. Наш пастырь — Стасик Кольцов. От него и узнавали — пояснил Никита.

— Кольцов, это детдомовский, что сидит в тюрьме? — Быстро спросил Голенев.

— Не знаем, где он сидит, но мы его давно не видели.

Больше братья не сказали ничего. Свое участие в налете на городской отдел и убийстве двух милиционеров, отрицали. Якобы, их в тот день Учитель к себе не вызывал.

— Это мы еще посмотрим. — Усмехнулся Незванцев. — Ваши автоматы у нас, после баллистической экспертизы будет ясно, стреляли вы из них в милиционеров, или нет. А пока придется вас задержать.

И дав братьям натянуть штаны и, придерживая их за воротники, мужчины доставил мстителей до машины. Когда Ксения выбежала вдогонку, Джип Голенева уже уехал.

* * *

— Вы такая обаятельная женщина! Всегда считал, что в политику ударятся только мымры, на которых мужчины внимания не обращают. Но вы полностью опровергаете это мое жизненное наблюдение.

Лицо Рунича выражало не только восхищение, но даже некоторый восторженный трепет пред чарами госпожи Шишковой. Не удивительно, что от его слов Анна Валерьяновна покрылась красными пятнами и нервно щелкала машинкой для скрепления бумаг. Леонид с трудом сдерживал серьезное выражение лица.

Поняв, что первая молниеносная атака удалась, журналист развивал успех:

— Теперь я понимаю, кто вдохновляет батюшку Никодима. Не зря он всегда считался любимцем женщин, а сейчас весь в делах и политике. Ваша работа?

Бывшая библиотекарша смерила посетителя гордым взглядом:

— Бросьте меня смущать, молодой человек. У нас с лидером партии чисто товарищеские отношение. Возможно, он питает ко мне уважение, как и я к нему. Но это все, уверяю вас, в служебных рамках. Так, что, ваши намеки беспочвенны.

Через пятнадцать минут молодые люди уже знали, что в Хамовниках сегодня Нутякина не ждут. А повидать его можно не дефиле, что проходит в доме моды на Кузнецком мосту. Но мероприятие намечалось после обеда, а здесь еще можно было кое-что выяснить. Молодые люди понимали друг друга без слов. Рунич, переглянувшись с Леонидом, которого представил в качестве своего фотографа, заявил:

— Анна Валерьяновна, как вы поняли, я собираюсь писать статью об отце Никодиме. Уверен, что для партии важно, чтобы эта статья вызвала живой отклик и симпатию у наших читателей. А для этого мне надо знать основные вехи жизни лидера вашей партии.

— Нестоит называть нашего Александра Артемьевича батюшкой. После нападков церкви, он не любит, вспоминать о былом сане. А что касается его биографии, спрашивайте. Я знаю о нашем вожде все!

— Скажите, Анна Валерьяновна, Нутякин москвич? Он родился в столице?

— Нет, что вы… Наш Александр Артемьевич родом из маленького городка с берегов Черного моря. Слышали о таком курортном местечке Бирюзовск?

Леонид едва удержался от восклицания, но от вопроса удержаться не смог:

— А каким образом он попал в Глухов? Бирюзовск эвон где, а Глухов совсем ни у Черного моря.

— Ничего удивительного нет. Мака Соловьева часто бывала в Бирюзовске, поскольку у нее там имелся крупный бизнес. В Бирюзовске она и приметила молодого священника. Именно Мака Соловьева доверила Александру свой приход, а потом ввела его в Совет партии. Так наш Александр стал политиком.

Покидая особняк в Хамовниках, молодые люди еще сдерживались но, выйдя на улицу, схватились за животы. Прохожие с удивлением наблюдали, как два молодых человека корчатся от смеха. В Москве вообще веселые люди встречаются редко, а те, что едва держатся от хохота на ногах и вовсе большая редкость.

— Ну, что поедим на Кузнецкий мост, поглядим на вождя? — Предложил Рунич, когда они немного успокоились.

— Нет, Женя, вези меня в Домодедово. Первым рейсом улечу в Бирюзовск. Там сейчас теплее. — Ответил Леонид.

В том, что на Черном море теплее, чем в Москве, Рунич не сомневался и спорить с Леонидом не стал. Они уселись в зеленый «Опель» журналиста и, преодолевая московские пробки, покатили на Юго-восток мигаполюса. К их удовольствию, от Хамовников пробиться туда было проще, чем из многих других районов столицы.

* * *

Все началось в двенадцать тридцать. Действо, развернувшееся на улицах Глухова, больше походило на игру, чем на серьезную акцию патрульных служб милиции и бойцов городского ОМОНа. На площадях и переулках города появились десятки квадрациклов, ведомых юными водителями. Омоновцы и милиционеры на своем транспорте догоняли юнцов, стягивали их со стальных коней и запихивали в специальные машины для перевозки преступников. Некоторым юным гонщикам удавалось, пользуясь подворотнями и проходными домами, от преследователей улизнуть. Тогда они прятали свои четырехколесные машины и бежали по домам и квартирам, предупреждая жильцов по имеющимся у них спискам. Небольшая толпа горожан уже двигалась в сторону супермаркета. По ходу продвижение в толпу вливались новые жители. В руках людей появились первые плакаты с лозунгами вроде: — «НИКОДИМ МЫ С ТОБОЙ!!», или «ЧУРКИ УБИРАЙТЕСЬ ИЗ РОССИИ!» Таким образом, шествие постепенно перерождалось в манифестацию националистов. Ни милиционеры, ни бойцы ОМОНа взрослых манифестантов не останавливали. Их интересовали только юные наездники квадрациклов. Лишь в самой милиции произошел странный эпизод. В комнату дежурной части ворвались несколько бойцов ОМОНа, схватили двух милиционеров и в наручниках вывели на площадь. Там их уже ждала машина. Задержанных отвезли на Валовую улицу в здание городской тюрьмы. В комнате для свиданий их встретили Костя Незванцев и немолодая женщина в темном платке.

Милиционеров усадили напротив женщины, и Костя у нее спросил:

— Эти?

Женщина долго и пристально вглядывалась в лица блюстителей порядка, после чего, утвердительно кивнула. Милиционеров тут же обыскали и увели в камеры. Костя поблагодарил женщину и обещал, что ее, до конца тревожных событий, будут охранять его сотрудники.

В тринадцать двадцать толпа, что двигалась к супермаркету, насчитывала уже около тысячи горожан. Люди вышли на площадь, но к супермаркету не пошли, а свернули к коттеджу отца Никодима, окружили его, стали выкрикивать приветствие в адрес бывшего священника, и требовать его выхода. Через пятнадцать минут, Нутякин действительно появился на крыльце и обратился к людям:

— Соотечественники! Наших детей хватают на улицах. И знаете почему? Менты нашли в лесу дохлого грузина. Он или обкурился, или перепил своего поганого вина. А они кричат, что его убили наши дети. Власти нам грозят преследованиями и репрессиями только за то, что мы хотим свободно жить у себя на Родине. Мы не просим ни чужих земель, не чужого имущества. Пусть лица кавказской национальности не трогают нашего! Пускай обезьяны убираются из России!

Его слова потонули в гуле одобрительных возгласов. Кто-то крикнул:

— Да здравствует Нутякин! — И толпа начала скандировать его имя. Александр поднял руку, требуя тишины:

— Сейчас мы все пойдем в центр города и заставим нашего сопливого мэра, и его иноземных выкормышей, освободить наших детей. — Нутякин спустился с крыльца. Его подняли на руки и понесли. Народу становилось все больше. К ним присоединялись уже не только члены потайной партии, но и просто любопытные. Народ чувствовал свою силу и заводился все сильнее.

Постникову докладывали обстановку каждые пятнадцать минут. В четырнадцать часов Юлик собрал своих помощников. Костя Незванцев работал в городе, прямо в машинах допрашивая задержанных подростков, и приехать на совещание в мэрию не мог.

На повестке дня вопрос стоял один — как остановить людей?

Саша советовал не церемониться с националистами:

— Послушай, Юлик, это же начало типичного погрома. Надо отдать приказ Зуеву, применить силу. Его бойцы перекроют путь, дадут залп в воздух и народ разбежится.

— А если не разбежится? — Усомнился мэр.

— Тогда открыть огонь на поражение. — Предложил молодой банкир.

— Ты понимаешь, о чем говоришь? Это же наши граждане!? — Возмутился Тема: — Пойми, после подобного приказа Юлику останется только отставка.

— Это в лучшем случае. — Усмехнулся Постников: — Да и потом, как я посмотрю людям, так сказать, в глаза? Нет, стрелять в горожан я не позволю. И где Леонид!? Когда он нужен, так его где-то черти носят!

— Юлик, не горячись. Леня в Бирюзовске. Завтра должен вернуться. — Напомнил Тема.

На столе мэра, не переставая, звонил телефон, но трубку, пока в кабинет не заглянула секретарша, он не брал:

— Юлий Тихонович — Голенев. — Сообщила женщина, указывая на аппарат. Постников схватил трубку и услышал раздраженный голос Олега:

— Почему бездействуешь?

— Мы совещаемся. — Растерялся Постников.

— Надо не совещаться, а срочно обратиться к людям по радио. В критических случаях так всегда делал твой отец. А сейчас случай критический.

— Что я им скажу?

— А вот здесь, я тебе не советчик. Кресло мэра под твоей задницей. — Ответил Голенев и отключил связь.

* * *

В пятнадцать десять город, казалось, вымер. На площади перед мэрией никого. Центр пуст и только в начале проспекта Буденного возбужденные крики манифестантов. Бывшего священника люди продолжали нести на руках, хоть сам вождь, порядком от этого утомился. Александр Артемьевич с удовольствием бы ступил на мостовую собственными ногами, но положения вождя обязывает, и Нутякин терпел. Им оставалось пройти до конца проспекта, а там уже вокзал и до площади Ленина всего двести метров. Возбуждая себя собственными возгласами, манифестанты сначала не заметили, как улицы перед ними опустели. Но постепенно зловещая пустынность проникла и в их возбужденное сознание. Крики манифестантов стали тише, а шаги медленнее. Руки несущих сами собой ослабли, и Нутякин оказался свободен. Он зашагал вперед, но пустынность улиц и его озадачила. Александр остановился, толпа за ним замерла и смолкла. Со стороны вокзала до манифестантов донесся голос из репродуктора. Мэр города обращался к своим горожанам по радио впервые и его голоса они еще не знали. Хотя Юлик говорил хрипловатым баритоном, очень похожим на баритон своего отца. Но голос первого мэра помнили уже только старожилы. Сначала слова сливались и их смысл до манифестантов не доходил. Но по мере приближения к вокзалу, речь мэра становилась все отчетливее. И вскоре они поняли каждое произнесенное им слово.

— Граждане, мои земляки и братья?

Когда я по вашей просьбе занял кресло мэра, мне в голову не могло придти, что наши добрые русские люди способны превращаться в тупых кровожадных зверей. Я не никогда не думал, что нация способная породить высочайших гуманистов мировой цивилизации Толстого, Достоевского, Пушкина, позволит части своих представителей опуститься до уровня суеверных туземцев. Неужели русские люди способны поверить, что причина их жизненных неудач заключается ни в собственной лени, пьянстве и невежестве, а в несчастных эмигрантах? Причем, не из дальних неизвестных стран, а наших бывших соотечественников по Советской Империи! Разве вы не знаете, что в Великую Отечественную Войну, сотни тысяч русских людей выжили благодаря эвакуации в Узбекистан, Казахстан и Грузию. Неужели вам жалко куска хлеба нашим соседям, оказавшимся сегодня в беде?! Я не верю в это! Если же приезжие нарушают наши законы, пусть этим занимается наша милиция. Мы за это платим им деньги. Теперь давайте разберемся, что эти люди делают здесь? Они строят дома и дороги, берясь за тяжелый труд, за который нашим людям браться не хочется. Они привозят на наши рынки фрукты и овощи, что не родит русская земля. Они продают нам специи и зелень зимой, когда у нас морозы. Мы десятки лет лакомились их мандаринами, апельсинами и виноградом, наслаждались их вином и вдруг поверили, что все это яд?! У нас есть собственные мозги, или мы живем тем, что нам скажут по телевизору и радио? Я много раз слышал, что рынки надо отдать русским. Но мы не любим торговать. Недаром слово «торгаш» в русском языке звучит почти как ругательство. А на востоке вековые традиции в этой профессии. Так пусть они занимаются делом, в котором мы, русские, не так поднаторели. За что нам этих людей ненавидеть?! Чем они нам помешали? И если вас кто-то гонит на черное дело, оглянитесь и подумайте, зачем они это делают. Если хорошо подумаете, поймете — ради того же, за что всегда расплачиваются простые люди. Ради чужих денег и, так сказать, чужих интересов. Остановитесь и поразмышляйте над моими словами. А тот, до кого эти слова дошли, выходите на улицу сами… Выходите и остановите несчастных, поверивших антихристианским, античеловеческим лозунгам. Они наши обманутые земляки и мы обязаны спасти их от страшной ошибки. Я хочу гордиться нашим жителями, а не стыдиться их — голос мэра смолк, и из репродукторов понеслась музыка. Это была мелодия гимна страны. И хоть слова в нем теперь новые, каждый шевелил губами, произнося — «Союз нерушимый Республик свободных…»

Когда манифестанты поравнялись с вокзалом, больше половины толпы словно рассосалась, а тех, кто дошагал до площади Ленина, осталось не больше сотни. Но выйти на саму площадь представители партии «РДР» не смогли. На месте где еще двадцать минут назад не было ни одного человека, плотно стояли мужчины женщины и дети. В руках у них не было лозунгов, они ничего не кричали, но от их массы исходила такая мощная сила, что Нутякин попятился назад. Когда он оглянулся, то увидел, что остался один. Поняв, что защитить его некому, повернулся и побежал. За ним никто не гнался, и вслед ему не прозвучало ни одного слова.

Когда Постников вышел из кабинета на балкон, криков радости тоже не последовало. А Юлик и не ждал радости. Молодой мэр и его граждане понимали друг друга без слов. Постников прижал руку к сердцу и сказал:

— Спасибо. — После чего вернулся в кабинет, а горожане начали медленно расходиться.

* * *

Капитан Зуев довел своих бойцов до опушки, и приказал затаиться.

— Что будем делать, майор? — Спросил он у Незванцева.

— Сам решай. — Ответил Костя, разглядывая в бинокль баньку и охотничий домик. Он пока не представлял что за операция им предстоит. Вчера задержал пятнадцать подростков, которые носились по городу на квадрациклах, призывая националистов выйти на улицу. Трое из них дали признательные показания, и точно описали гибель Резо. Они же сообщили о лесной базе Учителя. Костя выяснил, что прикупил бывшее место отдыха глуховских чиновников, некто Игорь Святославович Лазорев. Но фамилия предпринимателя ему ни о чем не говорила, если не считать, что господин, решивший застолбить место для отдыха в российской глубинке, оказался родом из южного города Бирюзовска. Кстати, о существовании самого Бирюзовска, Костя узнал тоже лишь сегодня утром, когда ему позвонил Леонид Коленев и сообщил, что разговаривает с Незванцевым именно оттуда. Совпадение показалось поначалу Косте удивительным но, поразмыслив, он понял, что какая-то закономерность в этой информации, наверное, есть. Просто пока ни Леонид, ни он сам об этом не догадываются.

— Оба здания окружили. Признаков жизни я там не вижу, но могу дать команду на штурм. — Шепотом сообщил Зуев.

— Смотри, капитан… Если верить показаниям задержанных, там целый арсенал автоматического оружия.

— Хорошо, давай предложим им сдаться, а там поглядим.

Незванцев не возражал. Через три минуты из леса через громкоговорители потенциальным преступникам предложили выйти из строений и сдать оружие. В ответ загремели выстрелы.

Из окон бани и охотничьего домика ударили десятки автоматов. Зуев положил своих бойцов в цепь и омоновцы открыли ответный огонь.

И баню, и дом сложили из крупных бревен, которые служили защитникам хорошим укрытием. Поднимать же бойцов на штурм под таким плотным огнем Зуев не решался. По ходу перестрелки он послал двоих бойцов в разведку, и они вскоре вернулись, и не пешком, а на квадрациклах. Разведчики обнаружили в кустарнике на опушке целый гараж этой техники. Если считать по количеству машин, в строениях засело двенадцать «молодогвардейцев». Зуев прикинул, что примерно столько и вело огонь по омоновцам. Находка навела капитана на мысль, как провести операцию без жертв, взяв стрелков на испуг. Через пятнадцать минут омоновцы подготовили пять квадрациклов, запустили движки, вложили смоченные бензином веревки в их бензобаки, и направив технику на строения, эти веревки подожгли. Квадрациклы без водителей понеслись на охотничий домик и баню. Подкатив к стенам, превратились в горящие факелы. Бревена вспыхнули. Начался пожар. Из окон стали выпрыгивать обожженные подростки. Несколько бросились в лес, но их омоновцы тут же изловили. Остальные шли сдаваться сами. Трое тащили раненного. Парни Зуева продолжали держать горящие строения под прицелом. Но Учитель так и не появился. Скоро стало ясно, что в адском пламени пожара человек выжить не может. Отряд ОМОНа и Незванцев все же дождались, пока кровли обвалятся, и оба сруба превратятся в огромные костры. Только после этого капитан разрешил своим бойцам подняться. Раненого спасти не удалось. Мальчишка умер на руках омоновцев. Прочесав местность вокруг пожарища, отряд с задержанными подростками вернулся в город.

Глава 12

Леонид поблагодарил Сергея Скворцова, который верой и правдой содействовал ему в Бирюзовске, откликаясь на любую просьбу. Но тут на побережье даже посторонние люди постоянно выказывали сыну Голенева знаки внимания. Олег Николаевич пользовался здесь необычайным авторитетом, поскольку на налоги с его компании кормился почти весь городок. Не говоря о том, что сотням жителей Бирюзовска «Парус» давал рабочие места.

Но для похода к вдове бывшего компаньона отца, Нине Петровне Нелидовой, сопровождение Леониду не требовалось. Женщина хоть и не оправилась еще от известия о страшной гибели мужа, но уже полностью осуществляла свои директорские функции. Твердости ее характера можно было только завидовать и восхищаться. Ее покойный муж, капитан второго ранга в отставке, Алексей Михайлович Нелидов нашел свое второе призвании в бизнесе. Несколько лет он руководил кооперативом, а затем фирмой «Парус», заменив у руля самого Голенева. Тот жил в Англии, давал образование своим мальчикам, а Нелидов в Бирюзовске наращивал мощности. Его активность несколько спала, после появления Маки Соловьевой. У них с Голеневым не хватило денег, чтобы отремонтировать отели, и Мака предложила свой капитал. Так она стала их компаньоном, а потом и уничтожила Нелидова. Ее бандиты подорвали машину с Алексеем Михайловичем.

Но женщина взяла на себя руководство отелями еще при муже. Ее участок являлся частью бизнеса компании, которой после гибели Нелидова, руководил Андрей Сергеевич Никулин. Не так давно Никулина похитили бандиты, и хоть его жена Вика требуемый выкуп им отдала, его убили. Обезображенное тело Никулина обнаружили детишки на пустынном морском берегу. Лицо Андрея Вика опознать не смогла, но одежду, а главное, золотую цепь с массивным крестом, узнала точно.

Нина Петровна хоть и вела свое дело автономно, но по общим вопросам с Никулиным советовалась и, по мнению Леонида, должна была знать того неплохо. А сейчас всякая информация о похищенном директоре, Леню волновала. Вот он и решил поговорить о Никулине с ней лично.

Не смотря на то, что офис директрисы находился в здании бывшего пансионата «Дружба», Нина Петровна по нескольку раз в день наведывалась и в здания отеля «Парус». Но Леонид позвонил заранее, и она ждала визитера в своем кабинете. Оглядев молодого человека с ног до головы, заявила:

— Хоть мне и известно, что вы, Леня, приемный сын Олега, что-то общее между вами есть.

— Как ни странно, но вы ни первая мне это говорите — улыбнулся Коленев.

— Ничего удивительного. Вы же много лет вместе. Олег Николаевич мужчина серьезный, подражать ему для парня вполне естественно, а желание походить на своего кумира с годами и приводит к подобному сходству. Но давайте к делу. Вы же не пришли просто повидать старуху и передать ей привет от отца… — Предположила Нелидова. Леонид покраснел, но возражать не стал, пришел он к Нине Петровне действительно по делу:

— Не буду отпираться, мне нужна ваша помощь.

— Все, что в моих силах. — Пообещала вдова.

— Меня интересует Никулин. Что вы можете мне рассказать о молодом генеральном директоре «Паруса»?

Нелидова задумалась:

— Что говорить? Жалко парня. Но знала я его не слишком. С ним больше мой Алеша колотился. Он его и вырастил, можно сказать, сам. А я встречалась на совещаниях. Ко мне Андрей относился с уважением, но большой взаимной симпатии между нами не возникло. Если честно, мне он не нравился. Но о покойниках или хорошо, или…

— Нина Петровна, я же не из праздного любопытства. — Перебил Леонид женщину: — У нас в Глухове возникли проблемы. Я узнал, что Никодим, бывший батюшка Маки Соловьевой, родом отсюда, и мало этого, он родственник вашего Андрея Никулина.

При имени Маки, Нина Петровна болезненно поморщилась, но подтвердила:

— Да, Александр сводный брат Андрея.

— А чем Андрей вам не нравился, если не секрет? — Продолжал наседать Леонид.

— Объективных причин не назову. Скорее женская интуиция. Слишком уж он всегда честным представлялся. Не люблю я людей, которые свои добродетели напоказ выставляют. Не верю я им.

Леонид улыбнулся:

— Я тоже. Скажите, а имя Игорь Святославович Лазорев, вам ни о чем не говорит?

Женщина снова задумалась:

— Фамилию слышала. Кажется, есть такой деятель в нашем городе, но знать его лично не довелось.

Распрощавшись с Ниной Петровной, Леонид вышел на улицу. На стоянке отеля его ждала машина. Водитель Иван Кацапов возил еще самого Нелидова, а потом и молодого директора Андрея Никулина. Леонид специально просил у Фаины, чтобы та откомандировала ему Кацапова. Леня хотел выяснить у шафера что-нибудь о его бывшем хозяине. Но тот ничего интересного не рассказал. Никулин был человеком скрытным, с водителем не откровенничал, и общался с партнерами больше через электронную почту. И об его похищении Кацапов информации имел не больше, чем другие сотрудники фирмы. Но все же разговор с водителем дал и положительный импульс — Кацапов не только знал о существовании Игоря Святославовича Лазорева, он прекрасно помнил его адрес и имя супруги. Жену Лазорева звали Норой. По словам шофера, Андрей Никулин с Лазоревым дружили семьями. И они часто проводили в доме Игоря карточные баталии. Леонид попросил водителя отвезти его в этот дом.

Нору они застали в саду. Леонид извинился перед женщиной за внезапное вторжение и сообщил, что хотел бы повидать Игоря.

— Этот козел сбежал. — Ответила Нора басом.

— Как сбежал? — Растерялся Леня. Растерянность вызвал, ни сам факт бегства Лазорева, а тон, которым сообщила об этом его супруга.

— Как козлы сбегают? Собрал тихой сапой чемоданчик и деру. — Пояснила женщина.

— И когда это случилось?

— Сразу, как его дружка Никулина бандиты прихватили. Мой в штаны наделал и сбежал. Только он то кому нужен? У Никулина денег куры ни клевали, а мой только и ждал, кто стакан нальет. Придурок он у меня был.

— Почему был? — Насторожился Леонид.

— Потому, что я этого козла больше не увижу. Поэтому, для меня он как бы тю-тю. — И она глазами указала на небо.

— А вы точно помните, когда это произошло?

— Что произошло?

— Его исчезновение.

— Точно не помню. Помню, когда Вика ко мне прибежала своего искать, моего уже два дня не было.

— А почему Вика прибежала? Она думала, что ее Андрей у вас?

Нора усмехнулась?

— Она думала, что они в лодке Игоря на Большую скалу уплыли. Они там иногда лежку устраивали — рыбалка, вино, возможно, девки — я не проверяла.

— А вы не допускали, что так на самом деле могло и быть? — Спросил Леня.

— А чего допускать? Сосед нас туда на своей лодки скатал. Вот мы, две дуры, и убедились, что их там нет. А потом Андрея нашли. Вернее, то, что от него осталось. Не помогли денежки. Я говорила Вике, не давай им доллары, дура. И была права — ни ей мужа, ни ей денег.

— А вы труп Никулина видели?

— Что за радость на эту страсть смотреть?! — Удивилась женщина.

Леонид понял, что больше ничего от нее не добьется, и поспешил прощаться. Вернувшись в машину, спросил водителя:

— Ваня, вы знаете, где находится Большая скала? Та самая, на которой Никулин и Лазарев любили отдыхать.

— Естественно знаю.

— Можем найти лодку и туда сплавать?

— А чего искать? Вон, моя на причале стоит. Отсюда видно.

Леонид понял, что не зря выпросил Кацапова к себе в водители. Не прошло и сорока минут, как они причалили к каменной площадке, что расположилась у основания огромной, почти отвесной скалы. Но подняться на ее вершину желающие могли по ступеням, выбитым в камне. Леня тут же поднялся и с вершины нырнул в море. Нырял и плавал Леонид, как и остальные сыновья Голенева, прекрасно. Недаром они с мальчишеских лет прожили на полуострове. Погрузившись в темную глубину, Леня поплыл под водой, разглядывая дно. Между огромных камней, торчащих острыми гребнями кверху, увидел металлическую лодку с прикрепленным мотором. Рассмотреть подробно ее в темных глубинах не сумел, но что она синяя с красной полосой, отметил. Выбравшись на скалу, спросил Кацапова:

— Вань, а какая у Лазорева была лодка.

— Лодка, как лодка… Синяя с красной полосой по ватерлинии. — Ответил водитель.

* * *

В кабинете мэра города, помимо Юлика Постникова и прокурора Павла Андроновича Силкова, собралось начальство силовых структур. Следователь глуховской прокуратуры Семен Петрович Гиренко сидел на стуле и нервно теребил объемную папку. Подполковник Белянчиков устроился в единственном кожаном диване но, по обыкновению, не дремал. Костя Незванцев и Олег Голенев заняли стулья напротив мэра. В углу с безразличным лицом дожидался начала совещания командир ОМОНа, капитан Зуев. Стул, приготовленный для Леонида, пустовал. Прокурор уже несколько раз нервно поглядывал на этот стул, затем на Костю. Но, почему советник по криминалу опаздывает, Незванцев ответить не мог. Наконец, Леонидом появился, и все с облегчением вздохнули. Судя по тому, как Леня тяжело дышал, собравшиеся поняли, он прибыл сюда не мешкая. Постников пожал помощнику руку и открыл совещание.:

— Предлагаю выслушать товарища Незванцева. А потом, если у кого возникнут вопросы или дополнения, пусть выскажутся.

Возражать мэру никто не стал. Костя раскрыл перед собой папку и начал:

— По всем данным следствия экстремистской организацией, созданной в городе несколько недель назад, руководил бывший священник Никодим, лишенный сана московской патриархией. Фамилия этого гражданина Нутякин, зовут Александром Артемьевичем. Сведения эти получены путем сбора косвенных улик и из допроса подростков, и конкретно сыновей Завалишина. Считаю возможным просить прокурора разрешение на арест гражданина Нутякина Александра Артемьевича.

— Прошу прощения, у меня к товарищу заместителю начальника горотдела, сразу вопрос. — Поднял руку следователь прокуратуры Гиренко. Костя кивнул в знак согласия. Гиренко прокашлялся:

— В ходе следствия кто-нибудь из подростков называл имя этого человека? Я имею в виду, гражданина Нутякина Александра Артемьевича?

— Конкретно фамилию Нутякин никто из допрошенных не назвал. — Признался Костя: — Но Ксения Завалишина сообщила, что ее пропавший муж часто общался с отцом Никодимом, и тот являлся, по ее словам, активным деятелем партии «РДР».

— Какие обвинения мы можем предъявить гражданину Нутякину конкретно? — Продолжал вопрошать следователь прокуратуры.

— Обвинений предостаточно. Подстрекательство к уличным беспорядкам, послужившим причиной убийства господина Гюльбекяна, избиением гражданки Грузии Нино Ахвледиани, Смерть Резо Ахвледиани, а также расстрел двух милиционеров.

— Постойте, товарищ Незванцев. — Перебил Костю следователь Гиренко: — Но по моим проверенным данным, господин Нутякин Александр Артемьевич во время перечисленных вами преступлений находился в Москве по адресу новый Арбат дом двадцать три в квартире Аллы Васильевны Крутовой. Что подтверждает сама Крутова и три ее подруги, проводившие дни и ночи в обществе гражданина Нутякина. Кроме этого, его присутствие в Москве подтверждают работники дома моделей на Кузнецком мосту и еще несколько десятков человек. Таким образом. Ваш подозреваемый имеет стопроцентное алиби, и отвечать за преступления вами перечисленные не может.

— А я и не утверждал, что он лично совершал эти преступления. Но я утверждаю, что он сообщник преступника, и должен отвечать за это. Непосредственным исполнителем и подстрекателем перечисленных преступлений является, некий гражданин, Лазорев, Игорь Святославович, уроженец Черноморского побережья. А гражданин Нутякин его сообщник.

— Но у нас нет обвиняемого по фамилии Лазорев. На чем мы можем строить обвинение его сообщнику, если вина главного преступника пока не доказана? Я что-то не понимаю, Константин Владимирович?

Леонид поднял руку и поднялся:

— Простите, господа, но у меня есть информация, которая поставит в этом деле все точки. Должен заявить, что господин Лазорев, Игорь Святославович не может быть задержан, потому сто уже больше двух месяцев мертв. Преступника, задержанного сегодня в аэропорту Шереметьево, зовут Андреем Сергеевичем Никулиным. Он доводится сводным братом, то есть братом по матери, Александра Артемьевича Нутякина. Андрей Сергеевич Никулин два месяца назад зверски убил своего друга Лазорева, забрал его документы и под видом покойного приехал сюда. Здесь он приобрел усадьбу бывшего охотхозяйства и использовал ее, как базу для проведения учебных акций с подростками. Это его пацаны носились на квадрациклах по городу и стреляли в милиционеров. Это они загнали до смерти грузина в лесу, и подначили толпу избивать грузинскую девушку. Они же и забили до смерти железными прутьями армянина на рынке.

Закупив крупную партиюATV, Андрей Никулин выдал их подросткам, чем привязал ребят крепче любого каната. А идеи сводных братьев о превосходстве русской нации над другими, для неокрепших и мало образованных подростковых мозгов сильный наркотик. Предполагаю, что на совести Никулина так же убийство двух функционеров от их же партии — Бориса Завалишина и эмиссара из Москвы. Сергея Петровича Борзакова. Но точных данных у нас пока нет.

— Допросим мальчишек, появятся — Заверил собравшихся Незванцев и пожал Леониду руку: — Вижу, не зря на Юг летал.

— Не очень понятно, зачем все это братьям понадобилось? — Высказался прокурор города Павел Андронович Силков: — Как я понял, деньги они имели, женщин и всего остального тоже…

Тут уже встал Олег Голенев:

— А мне, мужики, все понятно. Несостоявшийся священник при мадам Соловьевой заболел политикой. Получив предложение стать лидером новой фашисткой партии, он с радостью согласился. Но, будучи человеком мягким и жадным до удовольствий, на «грязную» работу пригласил братца. Видно, хорошо знал склонности родственника. Тот сидел рядом с большими деньгами, но оставался лишь служащим. Сымитировав свое похищение, Андрей Никулин получил с нашей сердобольной бухгалтерши крупный куш и отбыл помогать брату. На носу выборы президента. Почему бы двум молодым людям не попытать счастье на крови беззащитных приезжих? Братья же знали, что убийц иностранцев в Питере присяжные оправдывают. Значит, получить общественную поддержку шанс у русского фашизма есть. Дело за малым — продемонстрировать свои организаторские возможности. К сожалению, наш городок и стал ареной для этой демонстрации. Грустная история. Единственный положительный момент, эти квадрациклы. Закончите следствие, подарите их ребятам детдома.

* * *

Медицинский центр мозговых болезней в Москве видел разных пациентов, и встречали их после лечения по-разному. Иногда даже с дипломатическими почестями. Но чтобы в палату с выздоравливающей девушкой два часа вносили цветы, и здесь не помнили. Все началось в десять утра, когда лечащий врач Нино, сообщил девушке, что сегодня она сможет покинуть клинику, но сперва надо дождаться выписки всех лабораторий. Потом ей сказали, что бумаги готовы, но их еще не подписал профессор, потом выяснилось, что кроме профессора, подпись должен поставить научный руководитель центра. Но пока академика нет. Возможно, южный темперамент Нино всему этому активно бы взбунтовался. Но с десяти утра, с одинаковым интервалом в несколько минут, к ней в палату стали заходить молодые люди и приносить цветы. Это были отдельные роскошные экземпляры, букеты, подобранные специальными знатоками икебаны, целые корзины с необычными представителями экзотической фауны. К полудню палата Нино превратилась в настоящую оранжерею. Молодая грузинка любила цветы, и столь красочный их парад не мог оставить ее равнодушной.

После завершения цветочного парада, дверь в палату открылась и к ней в белом платье вошла Кристина. Она обняла Нино и они обе расплакались.

— Ты все знаешь? — Шепотом спросила англичанка.

— Да, мне вчера сказали.

— Его уже отправили в Грузию и похоронили.

— Я поняла.

— Что ты решила?

— Я полечу домой.

— А Леня?

— Он меня простит.

— Ты хорошо подумала?

— Да, подруга. Я не смогу быть счастливой в городе, где убили моего отца.

— А если уехать вам вдвоем? Олег Николаевич мне разрешил предложить тебе это. У вас будет дом в любом месте земного шара, Ты сможешь взять с собой сестер и близких. Всех, кого захочешь.

— Отец Лени хороший человек. Я сразу это поняла. Он сам в этой стране белая ворона. Ему самому надо беречь себя. А ты что решила?

— Я уже вышла замуж за Юлия и счастлива.

— Дай вам Бог! — Прошептала Нино и трижды перекрестила молодую госпожу Постникову.

— Спасибо. Я тоже ходила в церковь. И тоже научилась креститься, как ты. Я теперь православная.

— У нас добрый Бог, он все слышит и все видит. — Грустно улыбнулась Нино: — Только помогает слабым. Сильные должны пройти свой путь самостоятельно. А я сильная.

— Ты пройдешь. Они все тебя ждут. И лимузин весь в цветах.

— Зачем? Я с ними не еду.

— Я передам твое желание, и лимузин отвезет тебе в аэропорт.

— Спасибо. Передай им еще, что я всех люблю, но не смогу по-другому. Знаю, что помнить зло плохо. Но я видела глаза русских полные ненависти, и забыть это не смогу до конца жизни.

КОНЕЦ

Москва — Кохила 2007 год.

Оглавление

Вместо пролога

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg