«Колобок»

Колобок (fb2) - Колобок 1136K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Александр Михайлович Петряков

Александр Михайлович Петряков Колобок Веселый и эротичный детектив без трупов и крови

1

Маша повернулась на спину и проснулась от ощущения чего-то холодного и липкого. Она приподняла веки, но никого рядом не обнаружила. Девушка хорошо помнила, что познакомилась на дискотеке с двумя молодыми людьми, которые вызвались проводить ее до дома, но возле парадной один из них куда-то подевался, а с другим она поднялась по лестнице до двери своей квартиры. Маша не хотела его впускать. У нее был жених, у которого был ключ от ее квартиры. И поэтому боялась, что он там. Но этот парень (как же его звали?) очень нагло вломился вместе с ней в квартиру и сразу же быстрым движением засунул руку куда не надо. Но она не хотела сегодня никакого секса. Вырвалась и сказала, чтобы убирался. Но он и слушать ничего не хотел. Поднял на руки и понес в постель. Что тут поделаешь? Она, конечно, сопротивлялась, грозила, что будет кричать. Но молодой человек оказался очень решительным: зажал рот и содрал джинсы вместе с трусиками. Сопротивляться уже не хотелось.

Интересно, уже утро или еще ночь? В голове все перемешалось, и от выпитых в клубе коктейлей во рту стоял гадкий привкус. И тут она услышала, как после двух щелчков открывается входная дверь. Маша натянула на грудь и лицо одеяло, и краем глаза, с ресниц которого опадала черная пыльца засохшей туши, стала наблюдать за дверью комнаты. Кто это? Жених Юра или насильник? Появился Юра. Что делать? Закутаться в одеяло и бежать в ванную? Повинуясь этой мысли, вскочила с постели и тут же увидела на простыне влажное пятно. Рывком бросила на постель халат и побежала в ванную.

— Привет, — бросила на бегу жениху, — я сейчас.

Он как-то подозрительно, как ей показалось, на нее посмотрел, а она проскользнула в ванную, встала под душ и стала смывать с себя последствия ночного вторжения неизвестного мужчины. Когда вышла из ванны, то обнаружила жениха на кухне, где он наливал в стакан водку из запотевшей в холодильнике бутылки.

— Ты чего? — спросила она.

— А чего? — сказал он.

— Да ничего, чё ты водку хлещешь?

— Чем бы ни заниматься… А ты, гляжу, время зря не теряешь.

— Что ты имеешь в виду?

— Сама знаешь.

— Чё, и на дискотеку нельзя сходить, что ли?

— А пришла с дискотеки с кем?

— Да ни с кем.

— Как же ни с кем. Носки-то под кроватью не мои.

— А чьи?

— Вот уж не знаю. Это у тебя спросить надо. Да и ботинки у меня не сорок пятого размера.

— Какие ботинки?

— Никакие. А вот следы в прихожей сорок пятого размера.

— Ты чё? Ку-ку?

— Ага. Ку-ку. Чужие яйца высиживать не собираюсь.

— Ты чё, совсем с головы съехал? Какие яйца?

Маша вышла в прихожую и с ужасом увидела грязные следы на линолеуме. Что теперь делать? Улики налицо. А если он увидит пятно на простыне? Она вошла в комнату и поняла, что так оно и вышло. Юра стоял у кровати и держал в руках ее шелковый цветастый халат. И смотрел туда, куда не надо. Придется признаваться, подумала она, но решила продолжать отпираться.

— Ну и чё ты туда пялишься? — Она вырвала у него из рук халат, сорвала с постели простыню и ушла в ванную. Там она надела халат и застирала простыню. Все следы ночного приключения, кроме следов от ботинок были уничтожены. Она взяла тряпку и вышла в прихожую.

Там стоял неумолимый Юра. Но его виду и настрою лица Маша поняла, что он готов покинуть ее навсегда. Поэтому она сказала:

— Не хотела тебе говорить, чтобы не расстраивать. Но я не виновата. Меня изнасиловали.

— Кто?

— А вот не знаю. Меня двое провожали. Потом один отстал, а другой увязался. Ты юрист, вот и разбирайся.

— Не морочь мне голову. Я тебе не верю. Ты что, не помнишь, как он выглядел, во что одет, не спросила, как зовут?

— Помню, а вот как зовут, не спрашивала. И вообще: если ты мне не веришь и не хочешь разобраться, я вызываю милицию.

— Валяй. А я ухожу.

— Как это ухожу? Ты ж свидетель.

— Чему я свидетель? Разве я со свечкой, как говорится, стоял? Да ты к тому же все следы насилия уничтожила.

— А это что? — Она показала на следы в прихожей, которые она минуту назад хотела вытереть тряпкой. Маша швырнула ее в угол и решительно направилась к телефону.

Когда в дверь позвонили милиционеры, Маша была уже одета в джинсы и облегающую футболку и красила губы. Юра, угрюмый и насупленный, сидел на кухне и приканчивал бутылку, меланхолично жуя соленую черемшу.

Рыжий следователь, взмахивая прозрачными на вид ресницами, принюхиваясь, вздрагивая крыльями красного мясистого носа, прошел в комнату, осмотрел, сел за стол и раскрыл папку.

— Рассказывайте, — сказал он, и затем, обращаясь к помощнице, — снимите отпечатки.

Долговязая девица с выступающей вперед челюстью уже и без этих слов занялась своим делом, открыв чемодан со своими принадлежностями.

— Скажите, — обратился следователь к Маше, — у вас ничего не пропало?

— Я не проверяла.

— Ну, так, на первый взгляд. Деньги, драгоценности.

Она подошла к туалету из красного дерева, где в одном из ящичков она хранила свои украшения. И когда открыла его, схватилась за голову. Ящичек был пуст!

— О Боже! — Вскрикнула Маша. — Все пропало!

— Ну вот, — с удовлетворением сказал следователь, — составьте список пропавших вещей, мы внесем это в протокол.

Маша стала писать на чистом листе перечень украденных драгоценностей, и слезы капали на бумагу, оставляя на ней свои соленые следы. Особенно жалела о пропаже кулона с бриллиантом и сережек из белого золота, тоже с бриллиантами.

Следователь составил протокол и предложил Маше поехать на экспертизу. Для порядка. А вообще был уверен, что это «глухарь». Так на языке милиционеров и следователей, как известно, называется нераскрытое преступление. Действительно: улик никаких, кроме грязных носков под кроватью и следов от обуви, а все прочее уничтожила сама потерпевшая. Зацепится тут не за что, разве что отпечатки окажутся в компьютерной базе. Что маловероятно, потому что, судя по всему, никакого насилия тут не было. Банальная история. Привела с танцев парня, а когда явился жених, решила таким образом оправдаться. Но, похоже, жених в это не верит. И правильно делает.

2

Машин жених, юрист Юрий Павлодаев, тем временем отправился в офис, где служил юрисконсультом в строительной фирме, которой руководил его родной брат Максим. Фирма строила жилые дома на деньги будущих жильцов. Торговля недвижимостью приносила солидную прибыль, и брат Максим, как говорится, процветал и срывал все доступные ему цветы жизни. Павлодаевы имели кавказские корни, и старший брат был пронырлив, активен и умел постоять за себя. А младший, Юрий, Машин жених, родившийся и выросший в северной столице, был подобен тепличному растению. Он так и не сумел, несмотря на все старания его матери, вписаться в северный пейзаж. Ему были чужды забавы сверстников, особенно зимние. В детстве, когда ребята околачивали снежками сосульки или рысили по реке на лыжах, он зяб в квартире, смотрел телевизор или читал книжки. Словом, жил в этом городе застенчивым гостем.

Зато его брат был в полном смысле хозяином жизни. Крепкий, упитанный, коротконогий, он самодержавно восседал в своем директорском кресле. Уверенность и довольство читались на его лице, когда он подписывал бумаги или бросал короткие фразы в телефонную трубку. Свою секретаршу Светлану он всегда встречал похотливым взглядом, и на его губах появлялась глуповатая ухмылка. Он развлекался с ней не у себя в кабинете, как чаще всего делают его коллеги, а ездил к ней на квартиру, благо та жила одна, снимала жилье, потому что приехала в Питер из Любани. Максим взял к себе юрисконсультом брата, и это было хорошо во многих отношениях. Первое: родственник трудоустроен. Второе — удобно и безопасно в смысле конфиденциальности. Все секреты в семье. А секреты были. Договоры с потенциальными жильцами заключались на очень выгодных для фирмы условиях, и с такими юридическими подвохами, что даже если они окажутся обманутыми, фирма особой ответственности не несла. Хотя Павлодаеву незачем было обманывать ожидания дольщиков. С поставщиками стройматериалов Павлодаев младший составлял очень толковые договоры, по которым товар приобретался по низким и стабильным ценам. И это тоже хорошо. Еще один способ добывания прибыли лежал в другой плоскости — банковской. Иными словами, деньги дольщиков «крутились» и обрастали процентами, как брошенная в цистерну с молоком деревяшка обрастает в пути вкусным и свежим сливочным маслом. Обещанные сроки окончания строительства поэтому переносились на год или даже два, и это было, конечно, мошенничеством. Жаждущие скорого заселения дольщики от этого страдали, но поделать ничего не могли, потому что договоры предусматривали задержки строительства по объективным причинам.

Жена Максима, Наташа, как многие супруги богатых людей, была домашней хозяйкой, и все свое свободное время отдавала уходу за своим телом и походам по модным бутикам. Обычное дело. Вставала поздно, часами проводила время в ванне, где холила свое роскошное тело. Наташа была рыжей и белокожей, среднего роста, с широкими, влекущими бедрами и большой, четвертого размера, грудью, украшенной мелкими веснушками. После омовений и процедур любила ходить по дому в коротком атласном халатике без нижнего белья. Это было удобно и в то же время слегка возбуждало. В один из таких дней, когда она лежала в гостиной на белокожем диване и просматривала журнал мод, раздался звонок, и она пошла открывать дверь в развевавшемся при каждом шаге халате, думая, что это муж. Он иногда заезжал в течение дня, чтобы перекусить. Но за дверью, когда она ее распахнула, стоял незнакомый крепко сбитый молодой человек очень приятной наружности. Он сказал, что доставил неоплаченную бандероль. И если она хочет ее получить, пусть заплатит пятьдесят три рубля двенадцать копеек. Она впустила его, и когда закрывала дверь, халатик распахнулся, и у почтальона заблестели глаза. Наташа усмехнулась и пошла в гостиную за деньгами. Мелких денег не было, она взяла пятисотрублевую банкноту и подала молодому человеку. Он криво улыбнулся и сказал, что у него нет сдачи. Уловив его похотливый взгляд, она покраснела и сказала, что у нее других нет, и чтобы он зашел завтра. Не желая непредвиденного развития событий, она указала ему на дверь, и когда он ушел, почувствовала себя очень возбужденной. И, когда час спустя, пришел Максим, она набросилась на него, к его удивлению, прямо в прихожей. Они даже не добрались до спальни, устроившись на белом кожаном диване в гостиной.

На другой день примерно в то же время раздался звонок, и Наташа посмотрела в глазок. За дверью стоял давешний почтальон, но не один, а с высоким и очень симпатичным молодым человеком. Открывать или нет? Она была в мужниной клетчатой рубашке, и решала, пойти ли ей переодеться, или вообще не открывать. Очень ей нужны эти бандероли. Но дверь она, конечно открыла. Такие симпатичные мальчики… Такие возбудительные…

Они вошли, почтальон положил бандероль на столик и стал снимать куртку. А его приятель, ни слова не говоря, приступил сразу к решительным действиям. Он взял ее на руки и отнес на диван, затем, благо она была без нижнего белья, моментально (и когда успел возбудиться?) ею овладел. Она хотела закричать, но не успела, потому что почтальон закрыл ей рот. Кричать уже не хотелось. «Если тебя насилуют, — пронеслась у нее в голове женская аксиома, — расслабься и получи удовольствие». И через минуту Наташа стонала от страсти и получала удовольствие, какого не знала ранее. Сделала вывод, что экстремальный секс дарует подлинное наслаждение.

Но когда все закончилось, она осознала, что ее изнасиловали. И это взывало к отмщению. Но как отомстить? Вызвать милицию? Но тут вполне ясно, что делать это совершенно бессмысленно. Их двое, и они сбегут, не дожидаясь милицейского наряда, который раньше, чем через час, вряд ли явится. Задержать их тут можно только обманом. И она решила все-таки вызвать милицию. Предложила парням выпить, поставила на стол бутылку виски и сказала, что пойдет в ванную. Все было классно, и она на них не в обиде.

Стоя под душем и глядя на мобильник, который краснел на стеклянной полочке, Наташа стала колебаться. Звонить или нет? И опять передумала, потому что сообразила, что смывает сейчас следы преступления. Когда вышла из ванной в гостиную, там уже никаких следов пребывания тинейджеров не было. Не оказалось на столе также бутылки виски. Она сильно удивилась. Неужели ей все это пригрезилось? Однако в прихожей, на столике, лежала бандероль. Стало быть, они считают, что я расплатилась, возмутилась она. Неужели эти поганцы думают, что мне цена пятьдесят три рубля двенадцать копеек? Но воспоминание о случившемся приятном происшествии подавило в ней возмущение, и она успокоилась.

На другой день тинейджеры явились снова и спросили, понравилось ли ей проводить с ними время? Она ответила вопросом на вопрос: зачем они уперли бутылку, и вообще, почему смылись по-английски? Почтальон ответил, что торопились. А теперь у них есть в запасе целый час, и они хотят это время провести так же, как и вчера. Оба при этом ухмылялись. И опять, не дав ей опомниться, стали тискать и лезть за пазуху. Она вывернулась и сказала, чтобы они были паиньками. Взяла их за руки, как школьников, и отвела в спальню. На этот раз она получила гораздо больше удовольствия.

Когда мальчики ушли, не дав внятного ответа, когда придут в следующий раз, и придут ли вообще, она задумалась. То, что она изменяла мужу, ее мало волновало. А вот если они поселили в нее спирохету или СПИД, это уже серьезно. Надо сдать анализы, решила она. И еще, подумала Наташа, надо будет вечером заглянуть к Ирине Романовне, которая жила двумя этажами выше. Ирина Романовна была одинокой женщиной и работала судьей в районном суде. Она всегда ласкающим взглядом смотрела на Наташино декольте, когда она приходила к ней попить чайку. Странно, что с этой полной и некрасивой женщиной у Наташи сложились очень доверительные отношения, и она всегда с ней советовалась по всяким житейским делам. Болтали они, конечно, и о мужчинах, хоть Ирина Романовна эту тему не поддерживала. Этот случай нечаянного прелюбодеяния Наташа решила поведать соседке от третьего лица.

Но прозорливая Ирина Романовна, когда Наташа пришла к ней вечером и рассказала описанную историю, сразу поняла, что тут не все чисто, и наводящими, хитро поставленными вопросами (не забудем, что она была судьей), принудила Наташу признаться, что героиней этого рассказа была она сама. Ирина Романовна посоветовала Наташе познакомиться с этими мальчиками поближе (да уж куда ближе, хмыкнула Наташа) и выяснить их имена и фамилии.

3

Борис Ильич Вагинсон, гинеколог, принадлежал к тому типу людей, которые нигде и никогда не теряют своей выгоды. Он работал одновременно в поликлинике, стационаре, институте и экспертом в уголовной милиции. Он уважал свою профессию не только из-за зарплаты, но и потому, что страстно любил исследовать глубины женской натуры. И некоторые благодарные пациентки вознаграждали его с помощью тех органов, какие он исследовал и успешно лечил. И не удивительно: Борис Ильич был молодым жгучим брюнетом выше среднего роста.

В тот день, когда на предмет экспертизы по поводу изнасилования в его кабинет пришла Маша, у Бориса Ильича было очень хорошее, и даже игривое, настроение. Усадив пациентку в специальное, хорошо знакомое всем цивилизованным женщинам, кресло, он замурлыкал какой-то приехавший в голову модный мотивчик, и, вооружившись инструментами, приступил к работе. И выяснил, что половое сношение имело место быть, но очень сомнительно, что оно было насильственным. К этому выводу его подвигли опыт, совмещенный со знаниями специалиста в этой области медицины. Что ж, подумал он, девочка блефует с корыстными целями, и этим не грех воспользоваться. Такое в его практике случается не впервой. Если дама была хорошенькая и игривая, он без особого труда договаривался о приватном свидании в обмен на нужное заключение. Бывали случаи, когда справка обменивалась на пухлый конверт, и это было основополагающим стимулом в его работе. Правда, основной доход ему приносила работа в клинике, где он успешно и без ошибок (ни одного пока неудачного случая) прерывал беременность без всякой боли.

А сейчас он с лукавой усмешкой посмотрел на Машу и сказал:

— Ну а теперь расскажите, как все произошло, и какие меры принуждения применил преступник.

— Пистолет, — сказала Маша, — он приставил мне пистолет вот сюда, — она показала на свою грудь, слева, где сердце, при этом как бы случайно расстегнула верхнюю пуговицу блузки.

— Понятно, — ответил Борис Ильич, — это вы расскажете следователю, а по моей части все чисто. Никаких следов насилия я не обнаружил. Половой акт имел место быть, но, по моему заключению, не насильственный.

— Как это? Выходит, я вру?

— Не знаю. Пусть следователи разбираются. Мое дело — экспертиза.

— И вы эту ерунду напишете в справке?

— Могу и другую ерунду, — рассмеялся врач.

— Да уж лучше другую, — она поняла намек и тоже разулыбалась.

Чтобы подтвердить свой интерес, Борис Ильич подошел к Маше и указательным пальцем провел по очертаниям бюстгальтера.

— Ага, — сказала Маша, — значит, вы хотите пригласить меня на свидание.

— Если вы не против.

— А справка?

— Само собой. Если свидание пройдет успешно.

Встреча состоялась уже вечером в подвальном ресторане, утонувшем ниже асфальта метра на два. Из маленьких окошек были видны только обувь прохожих и пыль. Душновато и неуютно. Стеклянные столики и шелест на них бумажных салфеток от повешенного под потолком уродливого вентилятора. Шепотливые тайны ветра. Букетик рысящих от дуновений фиалок, блудливые края салфеток, мечущиеся на руках спутника черные волоски, щекотка от легкого движения шарфика на шее и приятное течение по декольте возбужденного воздуха.

Пили шафранового оттенка шампанское, выгрызали ластящихся к языку устриц. Борис Ильич игриво шутил на темы своей профессии. Помните, говорил он, в сочинении Гоголя «Мертвые души» Собакевич извещает собеседника, что устрицу он и в рот не возьмет, он знает, на что она похожа. В чем тут юмор, Маша не вдруг поняла.

Неуютное пространство полупустого зала, шелковистая мелодия скрипок, идущая из черных, под потолком, квадратов репродукторов, стук каблуков официанток по сиреневым плиткам пола. Скука смертная. А ведь еще предстоит оказание сексуальных услуг этому горбоносому гинекологу, и она подумала, что не слишком ли это высокая цена за возможность доказать жениху свою мнимую целомудренность?

Когда они вышли из такси и направились к уходившему за высокие деревья дому, огороженному высоким чугунным забором, бросавшим ажурную тень на проезжую часть, она еще раз засомневалась: нужно ли ей идти в гости к Борису Ильичу, следует ли топтать таким способом тропу к святому семейному очагу? Ведь пока еще не поздно отказаться, повернуть назад и уйти. Она колебалась, но они уже вошли в большой освещенный двор с руинами фонтана и поломанными скамейками, бросавшими свои уродливые тени на неровную брусчатку. У парадной появился высокий человек, и его огромная тень скользнула по рыжей стене дома. Было ощущение просмотра кадров триллера, не хватало только зловещей музыки. Тень незнакомого человека застыла на стене, когда они подошли к входной двери, и оставалась неподвижной, пока гинеколог открывал ее магнитным ключом. Затем тень сломалась, и ее острые углы устремились к двери. Прямо Хичкок, подумала Маша, и в эту секунду рядом ними высветился хозяин тени — молодой парень в вязаной на голове шапке и темных очках. На плече его висела сумка, из которой торчали газеты. Он скалил сверкавшие на свету красивые зубы и явно намеревался пройти вместе с ними в открытую дверь. Борис Ильич хотел было что-то у него спросить, но тот уже протиснулся в проем и сказал:

— Я почтальон. Спасибо.

Гинеколог удивился:

— Почтальон? Кто разносит почту в такое время?

— Я студент, подрабатываю. Раньше не получается, — парень с веселым хохотком продолжал излучать обаяние.

Борис Ильич неуверенно пожал плечами, и все трое вошли в парадную. Маше показалось, что она уже раньше слышала этот характерный хохоток, да и белозубая улыбка кого-то ей смутно напоминала.

Парень легко взбежал по ступенькам, ведущим на площадку первого этажа, открыл свою сумку, швырнул на пол пачку рекламных газет и затем очень быстро извлек цепь с двумя шариками на концах. Он продолжал скалиться.

— Это ограбление, — с тем же веселым смешком, — давайте-ка, господин ухажер, содержимое кошелька, а вам, мисс, эти сережки совершенно не к лицу.

Крашеная темной тусклой краской цепь в руках грабителя стала угрожающе вращать тяжелые шарики.

Борис Ильич инстинктивно попятился, потом по-рыцарски заслонил Машу и сказал:

— Не делайте глупостей, молодой человек.

И тут Маша пронзительно завизжала. Грабитель стремительно сбежал по ступенькам, ударил гинеколога по голове, и тут же закрыл Машин рот широкой ладонью. Стали открываться двери квартир на первом этаже, и молодой человек быстро нырнул к выходу и скрылся. Борис Ильич присел на корточки, прижал руку к голове, а Маша снова закричала. Из ближней квартиры выбежал мужчина в пижаме и ринулся к захлопнувшейся двери парадной. Но грабителя во дворе уже не было. Его фигура мелькнула сквозь решетку и исчезла. На лестничную площадку тем временем выходили жильцы первого этажа и окружили сидящего на полу гинеколога. Маша попыталась выйти из окружения, но какая-то толстая женщина толкнула ее необъятной грудью и спросила:

— Это ты орала?

Маша, всхлипывая, рассказала, что на них напал этот парень. Сказал, что он почту разносит, студент, мол, подрабатывает. Тут же вызвали скорую помощь и милицию. Борис Ильич поднялся на ноги и попросил не вызывать никакой милиции и скорой. С ним ничего серьезного не стряслось, к тому же он сам врач. А сбежавшего уже не поймать. Он, понятно, не хотел огласки. Квартира, куда он водил женщин, была не его собственная, а съемная. Собственная у него тоже имелась, и там проживали, кроме него, жена и двое курчавых мальчиков, восьми и четырех лет. Поэтому ему очень не хотелось, чтобы эта история со съемной квартирой достигла ушей жены, которую по иронии, как говорится, судьбы, тоже звали Машей.

Но звонок прозвенел «Там, Где Надо» (незабвенный «Чонкин»!), а именно в энном отделении полиции Петроградского района, ибо происшествие случилось на Каменностровском проспекте, каковой в советское время назывался именем красного губернатора Сергея Кирова. Так что машина следствия была запущена, и если даже Борис Ильич очень бы захотел добровольно покинуть место преступления, ему это попросту не дали бы сделать собравшиеся на лестничной площадке.

Первой приехала скорая помощь. Бориса Ильича его коллеги осмотрели, но ничего, кроме шишки на лбу, не обнаружили. Он остался дожидаться наряда милиции и дежурного следователя, каковые и подъехали минут сорок спустя, как уехала скорая.

Следователем оказалась женщина. Лет ей на вид было около тридцати, и особой красотой не отличалась, хотя была и по-своему привлекательна, — нежный овал лица, опушенные длинными ресницами карие глаза, но фигуру портили короткие ноги и вызывающе широкие бедра. Шажки у нее были быстрые и смешные. Ее помощник, флегматичный молодой человек, озирался на стены и морщил лоб. Он держал в руках серый чемодан, который не знал куда поставить, а потом пристроил на подоконник.

— Надежда Ивановна, — спросил он, — можно начинать?

— Да не торопись, студент.

Она весьма строгим взглядом обвела группу собравшихся на площадке соседей, а потом, приподняв бровь, кинула взгляд на Бориса Ильича.

— Значит, вы пострадавший, — обратилась она к нему, а вслед кинула помощнику:

— Запиши адреса свидетелей и пусть покинут место преступления.

Когда люди рассосались по своим квартирам, причем их двери по причине любопытства остались не до конца закрытыми, Надежда Ивановна приступила к допросу потерпевших.

— Шарики на цепочке? Оригинал, нечего сказать. Акунина, видать, начитался, — следовательница писала протокол допроса, примостившись на ступеньке, подложив под себя те самые брошенные преступником рекламные газеты.

Во время допроса Борис Ильич очень нервничал. Он не хотел, как уже говорилось, огласки, поэтому говорил Надежде Ивановне, что лучше вообще уголовного дела не заводить, потому что все равно оно окажется «глухим». Но та усмехалась, качала головой и возражала, что рано или поздно так называемый почтальон где-нибудь да проколется.

4

Светлана Рязанцева, секретарша (по штатному расписанию — делопроизводитель) Максима Павлодаева была родом из Любани, и на выходные всегда приезжала к матери, если, конечно, шеф не просил остаться, чтобы заехать к ней, когда его жена Наташа делала в субботу визит своим родителям, жившим на другом конце города. Но такое случалось редко, и поэтому Света садилась в пятницу вечером на электричку, и через пару часов входила в скрипучую дверь небольшого, деревянного, крашеного охрой, родного дома. Здесь прошло ее детство. Мать Светы замужем никогда не была, да и не слишком к этому стремилась, в отличие от многих других женщин. Она ставила приоритет женской свободы выше семейного рабства. Мужчины, хоть и занимали в ее жизни не последнее место, однако никому из них не удавалось поселиться в ее сердце надолго. Дочку она родила, когда ей было уже далеко за тридцать. Ее бабка была, как тогда говорили, ворожеей, причем потомственной (ее мать, любанская мещанка Пелагея, привлекалась полицией по обвинению в колдовстве). Ну а мать Светы, Вера Олеговна, говорила, что бабка передала ей все секреты ведовства и гаданий. У Веры Олеговны был спрятанный за занавеску старинный книжный шкаф, где стояли потрепанные, изданные до революции, книги по магии. Тусклое золото их корешков тонуло в глубине полок, которые служили также пристанищем сотен всяких баночек и мешочков, где хранились всевозможные сушеные травы, а также те самые колдовские предметы, какие обязаны быть у всякой ворожеи. А это, если читатель смотрел фильмы о колдуньях, вещи странные и всегда вызывающие пугливое любопытство, — змеиная кожа, к примеру, сушеные жуки, какие-то косточки, спутанные клубочки выпавших волос, куриные лапки, свиные копытца и все такое прочее.

К услугам Веры Олеговны прибегали не только местные жители, к ней приезжали и из Питера. В основном, конечно, женщины, которые хотели приворожить того или иного мужчину. Но были среди ее клиентов и представители сильной половины человечества. Помогало ли обрести счастье шептание на воду и сделанные неизвестно из чего порошки, сказать утвердительно никак нельзя. Но если обстоятельства складываются так, что мечта клиентки сбывается, то авторитет гадалки растет, а вместе с этим растет и число тех, кто хочет повернуть фортуну к себе лицом.

Так что, когда приехала дочь, Вера Олеговна была занята с очередной несчастной дамой, муж которой изменяет ей со своей секретаршей. Каково же было Светино удивление, когда из комнаты, где ее мать проводила встречи с клиентами, вышла Наталья Сергеевна, жена ее босса. Она тоже очень удивилась, увидав тут секретаршу мужа. От неожиданной встречи обе соперницы минуту разглядывали друг дружку, соображая, как они могли тут встретиться. Хотя, догадаться было не трудно, — обе женщины нуждались в помощи ворожеи, потому что одна из них была женой Максима Павлодаева, а другая — любовницей. Первой заговорила Света:

— Ой, Наталья Сергеевна, это вы?

— Да, Светочка, а вы тут тоже…

В это время появилась Вера Олеговна и, увидев дочь, обняла ее и сказала:

— Ой, доченька, а я и не услыхала, как ты пришла.

И добавила, обращаясь к Наталье Сергеевне:

— Дочка моя, Светочка.

— Интересно. Ничего не скажешь. А я уж подумала…

Светлана перебила ее:

— Нет, нет, что вы. Мне не надо.

— Чего не надо? Ну да, конечно. Зачем тебе, если у тебя такая мама. Ну, я пойду, боюсь, на электричку опоздаю.

И она решительным шагом вышла. Света сначала подумала, что жена шефа приехала по ее душу, на разборку, но потом поняла, что это случайное стечение обстоятельств. Но почему она приехала в Любань? В Питере достаточно гадалок и экстрасенсов. Может, она кому-то проболталась насчет занятий своей матери, и об этом узнала Наталья Сергеевна? Все было как-то непонятно.

Вера Олеговна между тем внимательно посмотрела на свою дочь и спросила:

— Ты ее знаешь? Это кто?

— Жена моего шефа.

— Вон оно что! Так это, значит, я на тебя порчу наводила! Господи, что ж это я натворила! Ну-ка, раздевайся и пошли скорей, надо теперь с тебя порчу снимать. Господи, что же делается на белом свете!

Света относилась к занятиям матери с иронией, если не сказать больше. Она едва ли всерьез верила, что все эти заговоры, шептания, травки и порошки могут как-то повлиять на ход человеческой судьбы. Она верила, что не только браки, но и разводы, происходят на небесах. Иногда она заходила после работы в храм, ставила свечки и молилась, читая про себя текст, написанный церковнославянским шрифтом под иконами. Мать же ничуть не сомневалась в своих способностях, и приводила сотни примеров, когда ее умелые действия приводили к нужному результату.

Света на этот раз покорно и без обычных пререканий пошла вслед за матерью в соседнюю комнату, где та усадила ее в широкое, покрытое разноцветной накидкой, кресло, зажгла свечи и стала чародействовать: покурила ладаном, сожгла какие-то травки, потом зашептала заговор и все такое прочее.

Наталья Сергеевна, между тем, тряслась в электричке и думала о том, что напрасно поехала в Любань по совету подруги, которой эта Вера Олеговна якобы помогла вернуть мужа. Теперь-то она поняла, что будет еще хуже, коль скоро соперница-то, оказывается, дочь гадалки. Теперь та такого наворожит, что мало не покажется. Это несколько напугало, однако, ненависть к сопернице еще больше подогрелась этим обстоятельством. И в голове Натальи стал вызревать новый план. Ясно, что к гадалке она приехала зря. Устранять секретаршу надо другим способом.

Когда Наташа приехала домой, муж в футболке и шортах лежал на кожаном диване в гостиной и смотрел телевизор, потягивая пиво прямо из бутылки. Другая, уже пустая, стояла на полу в соседстве с носками. На кресле висели рубашка, пиджак и галстук. Наташа терпеть не могла этой мерзкой привычки Максима разбрасывать свои вещи, где попало. И сразу пошла в атаку:

— И когда только ты перестанешь устраивать бардак? Мало в доме шкафов? Неужели трудно повесить одежду на плечики? А уж твои грязные носки меня просто достали.

На мужа эти привычные монологи никак не действовали. Он меланхолично сосал свое пиво и смотрел футбол. Но счел нужным огрызнуться:

— Если тебя это раздражает, возьми и убери.

— Я тебе что, прислуга?

Ну и так далее, пусть читатель сам представит дальнейший монолог жены, которая пилит мужа. Но, в конце концов, даже самый флегматичный мужчина не выдерживает. И Максим уже намеревался трахнуть об пол бутылкой так, чтобы стекло зелеными брызгами ударило по стенам, но тут раздался звонок в дверь. Наталья пошла открывать. По привычке, глянула в глазок и обомлела. За дверью стояли почтальоны-тинейджеры. А ведь она говорила им, чтобы по выходным не приходили. Что делать? Открыть дверь? Так они сразу дадут понять мужу, зачем они сюда ходят. Нет, пусть открывает Максим, так они все поймут и уйдут.

— Там какие-то пацаны, спроси, что им надо, — сказала она мужу.

Максим увидел в глазок ухмыляющиеся, наглые и похотливые рожи, и спросил, кто там. Они ответили, что принесли телеграмму. Он открыл дверь, взял телеграмму, расписался, но мальчики не уходили и ухмылялись. Максим понял, что они ждут чаевых. Он крикнул жене:

— Наташа, расплатись за доставку, — и пошел в гостиную.

И, уже лежа на диване, услышал странную в прихожей возню и хихиканье. Потом хлопнула дверь, и в гостиную вошла Наташа с румянцем на щеках. Происхождение такого раскраса на лице своей супруги ему объяснять было не нужно. Ну и ну, подумал он, неужели ее на юнцов потянуло? Максим усмехнулся, и ему в голову пришла шальная мысль. Обыкновенно жены прячут любовников в шкаф от своих мужей. А не спрятаться ли мужу в шкаф, чтобы застукать жену на месте преступной измены?

5

В кабинете следователя Игоря Андреевича Макарова сидела знакомая нам Надежда Ивановна, курила и вываливала кучу сплетен о начальстве.

— Что и говорить, — вздохнул майор Макаров, — коррупция достигла опасного предела. Ладно, что там у нас с мелочовкой?

Надежда Ивановна рассказала о нападении на гинеколога и Машу, при этом обратила внимание начальника, что эта самая девица проходит по явно дутому делу об изнасиловании. По ее мнению, не случайно она оказалась с врачом-экспертом. Ей надо было от него, чтобы он подтвердил факт изнасилования, которого, ясно, как Божий день, никакого не было.

— Да, — подтвердил Макаров, — похоже, девчонка блефует. А врач описал преступника?

— В общих чертах: высокий, длинноногий, одет во все черное, лет на вид двадцать. На цвет глаз не обратил внимания, лицо описывает как узкое. И еще он, да и соседи подтверждают, что по двору преступник бежал невероятно быстро, как спортсмен на соревновании, со скоростью мотоцикла. При этом как будто лязганье какое-то слышалось. А вот девчонка чего-то не договаривает. Мне показалось, она с преступником знакома. Или, может, видела его где-то раньше. Мне так кажется. Потому что она, якобы от страха, ничего не видела: ни как он был одет, какого роста и вообще никаких особых примет. Заметила только, как шарики мелькали у него в руках, и все.

— Зацепки есть?

— Немного. Вся надежда на соседей.

— Ну, работайте, Надежда Ивановна, работайте.

Когда она ушла, Макаров почесал затылок, подошел к сейфу, открыл, вынул оттуда початую бутылку коньяка и налил в стакан на четверть. Выпил и закурил. Зазвонил телефон.

— Привет, Юра — сказал в трубку Игорь Андреевич. — Через полчаса? Да, буду у себя, подъезжай.

Звонил младший Павлодаев, с которым у Макарова давно сложились дружеские отношения. Он оказывал ему некоторые услуги. Ох, не безвозмездно! Майор вздохнул и покачал головой. Вот ведь проклятая работа! Сплошной соблазн. Хотя, если посмотреть с другой стороны, то почему бы и нет? Он скачивал Юре нужную ему информацию, и от этого никто не подвергался никакой опасности. Хотя, конечно, если вдуматься, это не совсем так. Ну вот, к примеру, Юрин брат покупает кирпич по низкой цене у господина Н.Н. А почему? Потому что сын господина Н.Н. находится под следствием по обвинению в хранении и сбыте наркотиков. И в его, майора, власти, это дело закрыть за недостатком состава преступления. Правда, сын господина Н.Н. наверняка возьмется за старое, и от его уголовно-наказуемых действий могут пострадать невинные люди. Вот такая тут складывается сложная причинно-следственная связь. А дальше выстраивается обычная цепочка пострадавших: конкурирующая фирма, которая не имеет возможности покупать стройматериалы по низким ценам, покупатели квартир, переплачивающие за свое жилье, наркоманы и их жертвы и т. д.

Майор вздохнул и стал просматривать бумаги. Когда пришел Юра, он изучал заявление потерпевшей от изнасилования и показания ее соседей. Юра устало сел на стул, протер глаза и покачал головой. Было видно, что у него неприятности.

— Ну, и видок у тебя, — сказал Игорь Андреевич, — стряслось что?

— Стряслось. Потрясение, можно сказать, всей жизни.

— Ну, рассказывай.

— Машка, понимаешь, уверяет, что ее изнасиловали. Но мне думается, врет. Вот я и пришел к тебе выяснить. Тогда на место, так сказать преступления, приезжал какой-то рыжий. Не к тебе это дело попало?

— Может, и ко мне. Дел-то, видишь, — он махнул рукой на груду папок на столе. Как фамилия невесты-то, пострадавшей?

— Переделкина.

— Хорошая фамилия. Подходящая к ситуации. И вот надо же, какое совпадение! Как раз то самое дело и изучаю. Прямо телепатия.

— Ну и что, эксперт подтвердил факт насилия?

— Очень убедительно. Твоя Переделкина вчера вечером оказалась еще на одном месте преступления. И что удивительно — в обществе эксперта-гинеколога.

И Макаров рассказал историю несостоявшегося ограбления в парадной дома на Каменноостровском проспекте.

Жених Маши слушал, раскрыв рот. И если он до прихода сюда, хоть и с трудом, верил Маше, то теперь картина прояснилась. Макаров посмотрел на погрустневшего приятеля и улыбнулся:

— Не переживай. До свадьбы заживет.

— Ты что издеваешься? Какая теперь свадьба?

— Это я иносказательно, не обижайся.

Юрий Павлодаев имел к майору Макарову еще одно дело, связанное с бизнесом брата, но теперь ему было не до того. Он вышел из кабинета и поехал домой, чувствуя боль в сердце и жгучую обиду.

Тем временем Надежда Ивановна подъехала к дому на Каменноостровском, чтобы допросить жильцов. Утро уже давно вступило в свои права. Небесный свод был чист, и яркое солнце несло благостное тепло. Прекрасное утро! Со вздохом вошла Надежда Ивановна в темную парадную дома и стала звонить в квартиру на первом этаже. Никто не открыл. Позвонила в следующую. Вышла молодая женщина с ребенком на руках и пригласила войти. В квартире пахло стиральным порошком, и из открытой ванны слышался шум воды.

— Стираете? Я вас надолго не задержу. Только несколько вопросов.

— Да ничего я не видела. Слышала только, как эта сумасшедшая девушка визжала. Ну и вышла посмотреть на площадку. А там уж народу много было.

— Так вы преступника-то видели?

— Да. Из окна, когда он по двору бежал. Очень быстро, просто как будто на мотоцикле ехал.

— Дался вам всем этот мотоцикл.

— Да я серьезно, — настаивала молодая женщина, — никогда такого не видела.

Когда следователь опросила еще троих соседей, ей стало ясно, что никто толком преступника не видел, и никаких особых примет, кроме того, что был высокого роста и передвигался с большой скоростью, замечено не было. Сопоставляя уже известные ей похожие преступления, она приходила к выводу, что этот молодой бегун был, вероятно, спортсменом. Скорее всего, студентом института физкультуры, коль скоро он промышляет мелким уличным разбоем. И она решила туда наведаться.

В отделе кадров ей показали личные дела перспективных легкоатлетов, и она обратила внимание на широкоскулое волевое лицо одного из студентов. С этой маленькой фотографии, вклеенной в уголок картонной карточки, на нее смотрел юноша с обиженным выражением лица и упорным насмешливо-нагловатым взглядом; маленький скошенный лоб, темные густые волосы не скрывали больших, как у Чебурашки, торчащих в разные стороны ушей. Надежда Ивановна заинтересовалась этим молодым человеком по двум причинам. Во-первых, он подходил под категорию «преступные типы», описанные Ломброзо, а во-вторых, он ей просто понравился. Она прочла, что это Древяскин Михаил Дмитриевич, двадцать лет, уроженец Одессы. Затем навела справки в ректорате, и узнала, что Древяскину прочат чемпионские успехи уже в ближайшем будущем, он один из самых способных студентов, и если бы больше тренировался, достиг бы замечательных результатов. Надежда Ивановна попросила вызвать его для беседы, но это оказалось невозможным, — студента на занятиях не было.

5

Наташу разбудил дверной звонок. Она всегда вставал поздно, и очень не любила, когда ее будили. Мужа она, как другие жены, на работу никогда не провожала и завтраки ему не готовила. Максим сам стряпал себе яичницу или что еще, пил кофе и на цыпочках удалялся, стараясь закрывать дверной замок как можно тише. Иногда с утра пораньше наведывался к секретарше Светлане, которая ублажала его также и овсянкой.

Наташа посмотрела на часы. Десятый час. И кого это несет в такую рань? Она глянула в глазок. Опять эти тинейджеры. Пускать или нет? Ох, что-то не хочется. Во, опять названивают.

После некоторого колебания она сказала через дверь, чтобы подождали пять минут, ей надо одеться. Ополоснув после сна лицо, и быстро приведя себя в порядок, она впустила любовников. Наташа еще до конца не проснулась, и ей вовсе не хотелось сейчас заниматься любовью.

— Вот что, мальчики, — сказала она, — не думайте, что вы нашли во мне бесплатную шлюху. Что было — то было. Больше не приходите. Пока, мальчики.

И она двинулась к двери. Оказавшиеся за ее спиной молодые люди схватили ее за шею и бедра и поволокли к дивану. Они связали ей руки лежавшим на кресле красным галстуком, и высокий парень сказал:

— Если будешь орать, наставлю синяков, — и он показал кулак, — мы вообще-то не за тем пришли.

— Подонки! Немедленно развяжите!

И тут в прихожей открылась дверь гардероба, и оттуда выскочил Максим, сжимая в руках хоккейную клюшку. Он молниеносно нанес удар по голове высокого парня. Другой, коренастый, быстро оценил обстановку и выскочил в дверь. Максим не стал его преследовать.

Максим пару минут переводил взгляд со связанной жены на лежащего без сознания почтальона, а затем хмыкнул, развязал ей руки и тем же безнадежно измятым галстуком связал руки бесчувственному разбойнику.

— Вот, значит, как мы проводим время, — запыхаясь, с агрессивно-угрожающей интонацией, сказал Максим.

Наташа лежала с закрытыми глазами и делала вид, что она без чувств. Женским чутьем понимала, что сейчас лучше помолчать. Он же недоверчиво посмотрел на жену (никогда такого не было, чтобы его слова оставались без ответа) и осторожно похлопал по щекам. Ее ресницы дрогнули, чуть приоткрытыми глазами она посмотрела на мужа и решила еще немного побыть в обмороке. Пусть успокоится. Он же пошел на кухню, взял из холодильника пару бутылок пива и дрожащими руками отрыл пробку. Холодное пиво его действительно несколько успокоило, и он стал размышлять над ситуацией. Вызвать милицию? И что скажу? Грабитель сексуального профиля? Этот мальчик сразу же отопрется, скажет, что он ее любовник, а не грабитель. Но вот что скажет жена? Это вопрос. Думаю, представит дело, будто ее насиловали. Ей важнее сохранить так называемую семью. Но я-то, сидя в шкафу, все слышал. «Я вам не бесплатная шлюха. Что было, то было». Не отопрется. Но мне-то что выгоднее? Отпустить парня и развестись? Пусть лучше Светка овсяную кашу по утрам варит, чем вот такое. Да уж, блин, попал в капкан.

Он вышел в гостиную. Картина там несколько изменилась. Долговязый разбойник сидел на полу и пытался освободиться от галстука, елозя связанными за спиной руками о бронзовую накладку на ножке дивана.

— Спокойно, малыш, — произнес Максим слышанную в каком-то американском боевике фразу, — любишь кататься, люби и саночки возить. Хочешь еще получить? Нет? Тогда прекрати рвать мой галстук. Сто баксов платил.

Парень скосил глаза и зашмыгал носом. Наташа по-прежнему лежала без движения.

— Ну и чего вылупился? Рассказывай, поведай мне все без утайки. Ты сюда ведь не в первый раз пришел? Жену трахал? Если не будешь врать, отпущу.

На диване тем временем произошло шевеление, и послышался легкий стон. Наташа решила, что обморок пора заканчивать.

— Ага, — сказал Максим, когда увидел, что жена открыла глаза, — запахло жареным, и мы очнулись.

Наталья оперлась руками о спинку дивана, делая вид, как это ей нелегко дается. Связанный грабитель морщил между тем скошенный лоб и размышлял, что ему выгоднее: сказать мужику правду, чтоб отпустил (хотя, вряд ли) или встать на сторону женщины, и тогда можно будет выпутаться вернее.

— Поверь мне, — сказала Наташа, — я этих негодяев в первый раз вижу.

— Я все слышал, — ответил Максим, — «что было, то было». Так что же было? Давайте-ка, колитесь, мне некогда. Два часа, как в засаде, в шкафу просидел, а дела не ждут. А не то вызову милицию.

— Я хотел только цепочку посмотреть, а она сразу в истерику. Никого мы грабить и насиловать не хотели. Почтальоны мы. Заказное письмо принесли.

— Где письмо?

— В сумке.

Максим открыл сумку из кожзаменителя и действительно обнаружил там несколько писем, среди которых было и ему адресованное, из налоговой инспекции.

— Странные вы почтари. А зачем связали? Чтобы удобнее было цепочку смотреть? Впрочем, я не следователь, чтобы во всем этом разбираться.

Он взял мобильник и набрал номер брата.

— Юра, тут такое дело… Грабителя, понимаешь, поймал у себя в квартире. Он тут у меня связанный сидит. Не хочу затевать официального дела, сам понимаешь. Позвони Макарову, пусть приедет. Ага, ну давай, перезванивай.

Наталья встала с дивана, подошла к большому зеркалу в вычурной резной раме, изображавшей виноградную лозу, причесалась, оправила на себе платье. Ей были явно невыгодны показания связанного любовника. Скорее всего, он «расколется», то есть скажет правду, и тогда развод неизбежен. Она подошла к мужу вплотную, посмотрела ему в глаза и тихо сказала:

— Раз ты мне не веришь, нам незачем жить вместе. Я ухожу.

Она из опыта знала, что Максим раскричится, будет расшвыривать одежду и применит силу, если она попытается уйти из дома. Расчет был на то, что когда они будут скандалить, молодому человеку легче будет ускользнуть. Но ожидаемой реакции не последовало. Муж лишь слегка усмехнулся и пошел на кухню, где взял широкий стакан, побросал туда льда и затем наполнил до половины виски.

Тем временем Наташа подошла к связанному почтальону, приставила палец к губам и затем погрозила ему кулаком. А он сделал ей знак глазами и безмолвно артикулировал губами, давая понять, чтобы она развязала галстук. Боязливо оглянувшись, Наташа приблизилась к нему. Быстро развязала узел, и в тот момент, когда Максим появился в дверях кухни со стаканом виски, почтальон уже открывал входную дверь, и через секунду стук его башмаков забарабанил по лестнице.

Максим с досады бросил стакан об пол, но тот не разбился и с грохотом покатился по паркету, разбрызгивая коричневую жидкость, а кусочки льда с шумом разлетелись по углам.

Наташа, оберегая ноги, прыгнула на диван и закричала:

— Сумасшедший!

— Конечно, с тобой не только с ума съедешь. Ну и как ты теперь будешь выкручиваться?

— А что ты от меня хочешь услышать? Что этот грабитель и насильник — мой любовник?

— Слушай, не строй из себя дурочку. Если этот парень, как ты говоришь, грабитель и насильник, то зачем ты его развязала и выпустила?

— Я?

— Да, я отчетливо видел, как ты развязала на его руках мой галстук. Не отпирайся. Теперь мне все ясно. Никакие это не грабители или насильники.

— Не грабители и не насильники? А зачем же тогда они меня связали?

— Дорогая, я ведь все слышал: «я вам не бесплатная шлюха, что было, то было». Ну и давай выкладывай, что было, а чего не было.

— Ничего не было. Это почтальоны, которые вымогали у меня деньги и грозились изнасиловать.

— Опять сказка про белого бычка. Мне это надоело. В конце концов, я не следователь. Вот сейчас приедет оперативник, ты ему все и расскажешь. А я от тебя ухожу.

Наталья, не сказав ни слова, прошла в свою комнату и громко хлопнула дверью. Максим пошел на кухню и повторил операцию со льдом и виски.

Через полчаса раздался дверной гонг, и пришли Макаров и уже известная нам Надежда Ивановна. Игорь Андреевич был одет в поношенную серую куртку и обвисшие на коленях джинсы. Он бросил на диван черную сумку и стал осматриваться. Надежда Ивановна закурила.

— Рассказывайте, — сказал Макаров, — подробно и по порядку.

— Пусть сначала она, — Максим махнул рукой в сторону вышедшей из комнаты жены, — а уж потом я поделюсь своими наблюдениями.

Наташа молчала, поэтому Макаров пристально и долго на нее смотрел, потом повернулся в сторону Максима:

— Она, что, дар речи потеряла?

Максим пожал плечами, а она зябко поежилась и, потупясь, рассказала, что двое молодых людей, почтальоны, вошли сегодня в квартиру, связали ее, и один из них попытался снять с нее золотую цепочку с бриллиантом. Максим тем временем размышлял, стоит ли ему выносить, что называется, сор из избы. И решил подыграть жене. Сказал, что был в это время в настенном шкафу, искал камуфляжную куртку для рыбалки, услышал звонок в дверь, затем мужские голоса и крики жены. Взял хоккейную клюшку, вышел из шкафа и увидел Наташу связанной на диване, а рядом двух молодых людей. Один сразу убежал, а второго он ударил клюшкой. Развязал жену, а затем связал парня. Но когда ходил на кухню, чтобы налить себе выпить, тот сумел освободить руки и удрать. Вот и все.

Макаров взглянул на Надежду Ивановну и сказал:

— Ну, что скажете? Похоже, те же самые?

Надежда Ивановна погасила сигарету и ответила:

— Возможно. Посмотрите, — обратилась она к Наталье, — нет ли здесь ваших незваных гостей?

Она вынула из сумки несколько фотографий. Наташа внимательно их рассмотрела и неуверенно пожала плечами. Оно и понятно — с одного из снимков на нее смотрел любовник. А Максим сразу и уверенно ткнул пальцем в одну из фотографий. Надежда Ивановна всплеснула руками и воскликнула:

— Так я и думала! Вот, товарищ майор, — обратилась она к Макарову, — это тот самый, который очень быстро бегает. Все соседи вчера это отмечали. Как мотоцикл носится. Ай да бегун! Везде поспел.

Майор взял снимок, посмотрел и сказал:

— Ну что ж, надо брать. Надежда Ивановна, надеюсь, у вас есть его координаты?

— Ну конечно.

— Вот что, — заключил Макаров, — если они еще раз сюда явятся, попытайтесь их задержать и дайте нам знать.

Максим кивнул, а Наташа вытянула шею и сделала удивленное лицо:

— Как я их задержу? У меня пистолета нет.

Максим усмехнулся и сказал:

— У тебя, дорогая, есть оружие покруче.

Эти слова привели Наташу в негодование, и она, уничтожая мужа взглядом, вышла из гостиной, с силой захлопнув дверь. Надежда Ивановна укоризненно посмотрела на Максима. Из чувства женской солидарности она была на ее стороне и чувствовала себя также оскорбленной.

Когда оперативники вышли из квартиры, Игорь Андреевич сказал:

— Еще раз напоминаю вам, Надежда Ивановна, азбуку следователя: подозреваемый не должен знать плана ваших действий.

— А разве вы кого-то из супругов подозреваете?

— Да. Жена нашего бизнесмена чего-то не договаривает. У нее явно рыльце в пушку. И вообще тут много неясного. Невесту его брата изнасиловали, а жену — попытались. Так, по крайней мере, вырисовывается. Самая простая тут версия — ему мстят конкуренты. Но своеобразным способом, без крови. Затем эта история с гинекологом. Там ведь тоже участвовала невеста брата. То ли ее хотели изнасиловать еще раз, то ли совпадение. Думаю, на эти вопросы нам поможет ответить ваш молодой человек, студент. Если мы его разыщем, конечно.

Надежда Ивановна слегка покраснела и рассмеялась:

— Да уж постараемся!

Макаров посмотрел на нее с некоторым удивлением и покачал головой.

— А что касается истории с гинекологом, — продолжила оперативница, — то тут все ясно: Переделкина хотела от эксперта только справку об изнасиловании, и ничего больше. И хотела за это заплатить тем, что у нас называется «по обоюдному согласию». Вряд ли ее насиловали. Сама привела мужика с дискотеки.

— Может быть, может быть… Так как фамилия подозреваемого?

— Древяскин Михаил Дмитриевич. Зарегистрирован на 12-ой линии Васильевского острова.

— Поезжайте туда с группой. И будьте предельно осторожны. Порасспросите сначала соседей и все прочее, сами знаете.

— Ясное дело, не в первый раз.

— Ну, надеюсь на успех, до встречи.

И Макаров сел в «девятку» серого цвета и укатил.

6

Когда Максим появился в офисе, секретарши в приемной не было. Он удивленно пожал плечами и вошел в кабинет, где ее и увидел. Она лежала на диване со связанными руками, рот был заклеен скотчем. Юбка задрана до пупка, а трусики валялись на полу. Ну и ну, подумал он, что ж это такое происходит? Галлюцинация? То же почти самое он наблюдал в своей квартире три часа назад. Максим быстро снял с лица секретарши липкую ленту и развязал узенький светлый поясок из кожи, каким были связаны ее руки.

— Что, что произошло?! — истерично выкрикнул он.

Светлана стала тереть щеки вокруг губ, из глаз потекли слезы. Она долго рыдала у него в объятиях, а потом, зареванная, с красными глазами, ушла в дверь за письменным столом, где была душевая.

Вернувшись, рассказала, что вскоре после десяти утра в приемную вошли двое молодых людей. Один — высокий и симпатичный брюнет, а второй — немного ниже ростом, крепкий, накачанный, с короткой стрижкой, ну в общем, вроде охранника. Который повыше встал у закрытой двери, а этот, охранник, ни слова не говоря, подошел к ней, выключил компьютер и сказал, что если она пикнет, то он ей выбьет зубы. Схватил за руку и поволок в кабинет. Там они вдвоем ее изнасиловали, а потом сняли с груди золотой крестик, вытащили из ушей серьги, связали и ушли.

Максим спросил, не рылись ли они в бумагах? Она пожала плечами и сказала, что не видела, но, может, что-нибудь прихватили из приемной, когда уходили.

Они вышли из кабинета и осмотрели приемную. На первый взгляд, все было на своих местах. Максим задумался, покачал головой и взял телефонную трубку. Затем положил ее обратно и спросил:

— Ты их раньше никогда не видела?

— Нет.

— Точно? Подумай.

Света наморщила лобик и покачала головой:

— Ну, не знаю. Хотя… Вот длинный который, его я, кажется, на дискотеке видела. Так он классно танцевал, просто все обалдели. Освободили ему круг, а он такой брейк выдавал, просто заглядение. А может, и похож просто, не знаю.

— На дискотеке, говоришь? А где, точнее?

— На Васильевском, недалеко от Среднего, там, где такой смешной магазинчик…

— Ладно, — прервал ее шеф, — это ты следователю расскажешь.

— Максим, а может не надо следователя?

— Как это? Тебя что, не насиловали, не грабили?

— Да, но тебе-то эта история не повредит?

— Такая же история случилась утром у меня дома. Наташку точно также связали и попытались изнасиловать. Хорошо, что я оказался дома. И там тоже были двое, и по твоим описаниям, они очень похожи. Так что все это очень странно.

Он взял трубку и позвонил Макарову. Тот приехал через полчаса и допросил Свету. Когда Макаров и Максим Павлодаев уединились в кабинете, майор сказал:

— Это просто какая-то мистика. Если это те же преступники, то мне непонятно, как они могли с интервалом в четверть часа совершить два преступления в разных районах города. Вряд ли это те, кто покушался на вашу жену.

— А мне почему-то кажется, что это те же самые. И почему в четверть часа? Ко мне в квартиру они зашли в девять сорок пять, убежал этот длинный примерно полчаса спустя, то есть в десять пятнадцать, а здесь они появились без четверти одиннадцать, если верить Светлане Евгеньевне (он не хотел афишировать свою связь с секретаршей, поэтому и называл ее по имени-отчеству). Так что, уважаемый детектив, давайте, как говорится, сверим часы.

Макаров рассмеялся и ответил:

— Допустим, что за полчаса можно добраться от вашего дома до офиса на автомобиле, но была ли машина у преступников? Хотя, на метро быстрее. Так что я готов допустить, что это те же самые, но с психологической точки зрения, это у меня в голове не укладывается. С трудом сбежав с места преступления, совершить то же самое вновь практически сразу же? Это, знаете, как-то странно, мягко говоря.

— Человеческие характеры слишком разнообразны. Ну, это, как говорится, лирика. У меня создалось впечатление, что эта серия происшествий с женщинами кем-то специально спланирована и направлена против меня. Смотрите, сначала насилуют невесту брата, затем пытаются сделать то же самое с моей женой, а теперь вот пострадала и секретарша. Кстати, Игорь Андреевич, а вы показали фото преступника Светлане?

— А у меня его нет. Снимок у Надежды Ивановны, которая сейчас едет на место его прописки.

— Жаль. А так бы все сразу встало на свои места.

— Подождем. А вы, Максим Рустамович, не берите все это слишком глубоко в голову. Мы сами разберемся. Ваша версия весьма любопытна. Вообще мне самому все это кажется крайне интересным с точки зрения моей профессии. Займусь сам, и, будьте уверены, преступники будут найдены.

— Надеюсь.

— Но давайте еще немного поговорим. У меня такое ощущение, что женщины блефуют. Что касается Марии Переделкиной, уж вы простите, она просто откровенно лжет. Это уже и теперь ясно. Вы в курсе этой истории с экспертом-гинекологом? Брат вам рассказывал?

— Да, я об этом знаю.

— Так вот. У меня возникло подозрение, уж вы меня простите, что в истории попытки изнасилования вашей жены тоже есть странные нюансы. Допустим, она без опасения открыла дверь двум молодым людям, зная, что вы дома. Но остается непонятным, как она оказалась связанной на диване? Вы сказали, что были в шкафу, где что-то искали, когда услышали звонок, мужские голоса и крики жены, и вы вышли и сразили одного из насильников клюшкой. Но для того, чтобы связать сопротивляющуюся женщину, я-то знаю, требуется не одна минута. Даже двум крепким и сильным молодым людям. У меня сложилось впечатление, что вы не сразу пришли на помощь своей жене. И хотел бы узнать у вас: почему?

Максим молчал. Он не знал, как поступить. Если признается, что оказался в шкафу с целью уличить жену в супружеской неверности, то вовлечет себя в неприятный процесс дознания, допросов, и ему придется рассказать о своих отношениях с женой, подозрениях и прочем, о чем не хотелось бы распространяться. С другой стороны, он тяготился браком, все больше привязывался к Светлане, и этот случай поможет ему оправдать развод и так далее. К тому же следователь все равно не верит, что я искал в шкафу куртку. И Максим решил во всем признаться. Выслушав его рассказ, Макаров удовлетворенно кивнул головой и сказал:

— Так я и предполагал. Ну а теперь у нас на рассмотрении третья жертва, ваша секретарша. Я не очень уверен, что она была не знакома с преступниками. Также сомневаюсь, что ее насильно затащили в кабинет. У вас в офисе десятки сотрудников, и наверняка кто-нибудь услышал бы ее крики. О том, что она успела крикнуть, прежде чем ей заткнули рот, сама только что сказала. К тому же как-то неуверенно ответила на вопрос, знакомы ли ей преступники. Но я полностью согласен с вами, что тот факт, что эти сексуально-агрессивные преступления происходят вокруг вас, настораживает. И еще вопрос, будьте откровенны, ваша секретарша — ваша любовница?

Максим тяжело вздохнул и сказал:

— На этот вопрос я предпочел бы не отвечать.

— Понятно. Я бы тоже предпочел. Наша беседа не протоколировалась, так что у вас есть возможность внести любые коррективы в свои показания. Но я вам весьма признателен за откровенные и искренние ответы на мои вопросы. Теперь у меня есть более или менее ясная картина действий преступников. И мы их отыщем, я вам это обещаю.

Майор Макаров встал с кресла, пожал Максиму руку, попрощался и ушел. А хозяин кабинета долго сидел за своим столом и размышлял о происшествиях сегодняшнего утра. Светлана вошла в кабинет тихо и незаметно, и когда приблизилась к столу, он вздрогнул от неожиданности.

— Максим, — сказала она, — следователь мне сейчас сказал, чтобы я написала заявление и пошла бы на обследование.

— Ну и что? Действуй.

— А может не надо?

— Почему?

— Ну, это ведь повредит твоей репутации. Если начнется разбирательство, все узнают, и мне бы тоже не хотелось, понимаешь…

— Понимаю. Но поезд, как говорится, уже ушел. Что было, то было. И два раза за сегодняшнее утро. А тебе советую написать заявление. Так будет лучше.

— Ну, не знаю. Думаю, лучше это замять. Все эти допросы, а потом суды. Не хочу светиться на публике, как изнасилованная. Я ведь еще не замужняя девушка.

— Намек понял. Но я получил сегодня двойной удар. Когда ехал сюда, думал, что домашнее происшествие дало мне свободу, однако, недаром говорят, что история повторяется дважды. Вот и в нашем случае она обернулась фарсом.

— Что ты имеешь в виду, дорогой?

— То, что уже сказал. Жена меня уверяет, что ее пытались изнасиловать, но тебе открою истину: я сидел в шкафу и своими ушами слышал, что мальчиков этих, Наташка знает не первый день, и они пришли ее не насиловать, а развлекаться вместе с ней.

— Ага, вот оно что. Тогда понятно.

— Мне тоже понятно. И я вот думаю: а ты не врешь, как Наташка?

— С чего бы?

— А вот не знаю. Когда сюда ехал, думал, ну вот, теперь к Светке перееду. Повод имеется. А Светка, как и Наташка, связанная тут лежит! И оттраханная! Все вы одинаковы! Не верю я тебе. Что-то тут не так. Что-то кем-то вокруг меня плетется. Но вот с какой целью?

— Ну не знаю, милый мой, спала ли по доброй воле твоя жена с этими ворами, но я тебе не вру. Я их первый раз видела. И сережек жалко. Твой подарок.

Максим посмотрел на нее долгим взглядом, поджал губы и углубился в изучение лежащих на столе бумаг.

7

Тем временем Надежда Ивановна катила по Большому проспекту Васильевского острова, приближаясь к предполагаемому месту жительства подозреваемого Древяскина. На 12-ой линии, возле краснокирпичного дома с выступающими наличниками и подоконниками, выкрашенными в белый цвет, она остановила машину и вошла в подъезд. Надежда Ивановна, вопреки приказу начальника, не взяла с собой сотрудников не случайно. Ей хотелось, не привлекая внимания, выяснить, живет ли здесь Древяскин или просто зарегистрирован, а уж потом принимать меры по его задержанию. Впрочем, она намеревалась прежде свести знакомство с подозреваемым, представившись мастером из ЖЭКа, и попытаться кое-что разузнать таким способом.

В парадную она попала лишь после нескольких попыток нажатия кнопок на домофоне. Жильцы, в основном женщины, говорили, что не будут открывать, кому попало. А если она из ЖЭКа, то у нее должен быть свой ключ. Но какая-то старуха все же открыла, и Надежда Ивановна попала в довольно чистую парадную со старинным камином. Он был когда-то мраморным, но теперь был закрашен такой же, как и стены, зеленой масляной краской. Она позвонила в квартиру на первом этаже, и через пару минут приоткрылась дверь и оттуда высунулась женская голова с бигудями в волосах.

— Вам кого? — спросила женщина.

Надежда Ивановна, под курткой у которой была серая рубашка с тремя звездочками на плечах, показала свое удостоверение сотрудника милиции и сказала:

— Не беспокойтесь, я вас надолго не задержу. Всего пара вопросов.

В просторной кухне, где между тремя газовыми плитами стояли видавшие виды облупленные столы, Надежда Ивановна присела на табурет с узкой дырой в середине и закурила. Немолодая женщина переминалась с ноги на ногу и не очень приветливо смотрела на следователя в юбке. Наконец она не выдержала и сердито спросила:

— Что случилось-то? Вроде скандалов в последнее время не было.

— Нет-нет, — ответила Надежда Ивановна, — не беспокойтесь, я не участковый. Скажите, вы здесь давно живете?

— С детства. Родители, когда с Урала приехали сюда работу искать, мне пять лет было. С тех пор тут и живу.

— Всех соседей знаете?

— А кого вам надо?

— Кто живет в десятой?

— В десятой? На третьем этаже? Валентина Петровна с сыном, Евгения Эдуардовна с мужем и дочками, у них две, школьницы. Семен Наумович переехал к жене, а комнату сдал какому-то студенту. Вот и все. В десятой только три комнаты, это у нас тут шесть, в выходные дни не протолкнуться.

— А студент этот здесь постоянно живет?

— Это уж я не знаю. Видела в последний раз недели уж как три назад. Может, и переехал. Не спрашивала.

Следователь вынула из сумки фотографию и показала женщине, которая в это время вынимала бигуди из светлых волос.

— Этот?

Та прищурилась и с улыбкой ответила:

— Он. Шустрый парень.

— Спасибо. Квартира на третьем этаже?

— На третьем.

Надежда Ивановна поднялась на третий этаж. Дверь открыла темноволосая смуглая девочка лет десяти и спросила:

— Вы к кому?

— Взрослые есть кто дома?

— Нет. Только мы с Лялькой.

— Лялька — это кто? Сестренка?

— Ну да. А вы кто?

— Я из ЖЭКа, хочу счетчики проверить.

Надежда Ивановна вошла в квартиру и осмотрелась. Много раз крашеные двери, словно панцирем, были покрыты грязной коростой, и стальные ручки, побуревшие и на вид липкие, вызывали брезгливость, к ним не хотелось прикасаться. Одна из дверей была открыта, и оттуда шел запах дешевых духов и ванили. Оттуда вышла семилетняя девочка в красном платье. Первоклассница Лялька посмотрела на нежданную гостью и шмыгнула обратно в комнату. Следователь усмехнулась, подошла к черному счетчику, висевшему в углу на изодранных цветастых обоях, мельком на него глянула и, для отвода глаз, сделала запись в блокноте.

— Тебя как зовут? — Спросила она девочку.

— Меня? Светка.

— Ладно, малышка, все в порядке. А у вас счетчики в каждой комнате?

— Ну да.

Надежда Ивановна зашла в открытую комнату, где стояла неубранная широкая кровать с облупленными спинками из ДСП, двухъярусные деревянные нары для девочек, круглый стол, покрытый скатертью, а на нем рядом с немытыми тарелками лежали тетрадки и учебники. Обычная картина для питерской коммуналки. Она посмотрела на счетчик, автоматически переписала цифры в блокнот. И тут послышался звук открываемой двери, и затем щелчок закрывшегося замка. Старшая девочка выглянула в дверь своей комнаты и сказала:

— Это дядя Миша пришел.

Между тем послышался звук вставляемого в замок ключа. Ага, подумала следователь, на ловца и зверь бежит. Она вышла в коридор и подошла к нужной двери. Прислонила к ней ухо, и хотела было заглянуть в замочную скважину, но ее не оказалось, потому что замок тут не врезной, а накладной, так называемый французский. Тогда она тихонько постучала. Через минуту дверь слегка отворилась, и в щели появилась голова молодого человека.

— «Петросвет», — сказала Надежда Ивановна, — проверка счетчика.

Голова молодого человека каким-то образом сумела повернуть себя на 180 градусов, так, что виден оказался только затылок. Затем появился профиль, который и произнес:

— А я здесь не хозяин. И никакого счетчика не вижу.

— Впустите, — повелительно сказала следователь, — я сюда не в жмурки пришла играть.

Молодой человек распахнул дверь и шутливо поклонился:

— Прошу вас.

Комната оказалась небольшой и почти пустой: диван-кровать с потертой обивкой неопределенного зеленовато-оливкового цвета, маленький письменный стол светлого дерева и два облезлых стула из фанеры. Под столом виднелась спортивная сумка, а на стенах висела одежда. Надежда Ивановна села у стола и кивнула парню, чтобы тот тоже присаживался. Но он продолжал стоять, сложа на груди руки, и внимательно смотрел на нее темными глазами.

— Я из милиции, — сказала она, — а не из «Петросвета». Вы Древяскин Михаил Дмитриевич?

— Так точно. Это я.

— Вот что, Михаил Дмитриевич, вы подозреваетесь в нескольких случаях ограблений и изнасилований. Для официального допроса, снятия отпечатков пальцев и других способов идентификации, вам придется проехать со мной в отделение милиции. Одевайтесь. Не забудьте взять паспорт. Покажите его мне, кстати.

— А с какой стати? По-моему вы ошибаетесь, принимаете меня за кого-то другого. У вас есть ордер на мой арест?

— Это не арест, а задержание. Как сотрудник милиции, я имею на это право.

Он пожал плечами, подошел к столу, открыл ящик, достал оттуда паспорт и положил перед следователем, коснувшись при этом ее руки. Она вздрогнула и покраснела. Взяв в руки паспорт, она глянула в его нагловатые глаза и с ужасом почувствовала, что краснеет все больше и непроизвольно отвернулась.

Между тем Древяскин сел на стул и стал обувать кроссовки. Надежде Ивановне они показались довольно странными: очень большого размера и на высокой подошве с высоко загнутыми носками.

Студент засунул в рюкзачок какие-то тетради, пару книг, футболку, куртку, сходил в ванную за пастой и зубной щеткой, взял ключ и с тем же галантно-шутливым поклоном открыл перед Надеждой Ивановной дверь. Когда они вышли на улицу, следователь показала ему на стоявшую у тротуара серую машину. Но тут модой человек сорвался с места и с невероятной скоростью побежал по тротуару. Народу в тихом старом квартале было мало, и поэтому Древяскин беспрепятственно завернул за угол и скрылся.

Да уж, подумала она, этот симпатичный юноша действительно быстро бегает, свидетели не врут. Надежда Ивановна не слишком огорчилась молниеносным исчезновением подозреваемого, отнюдь, была даже рада, что он избежал, таким образом, ареста. Ее грызло лишь то, что была кое-как одета и без макияжа. А то бы, подумала, юноша не убежал. Она мечтательно улыбалась — Амур успел выпустить стрелу.

8

Судья Ирина Романовна уже давно отцвела, как женщина. Она это хорошо знала, и мало заботилась о своей внешности. Ей стукнуло уже сорок восемь, и Ирина Романовна уже давно перестала надеяться, что сможет завести семью. Впрочем, теперь, в свои немолодые годы она с горечью думала, что и в двадцать лет ей также не на что было надеяться и что ее девичьи мечты были такими же пустыми, как и нынешнее трезвое понимание полной безнадежности в смысле обретения женского счастья, — она и в молодости красотой не блистала. И это еще мягко сказано: подружки считали ее страшненькой, утешали, как могли, ну а мужчины просто не обращали на нее внимания, и никто никогда не провожал ее взглядом на улицах. И с годами у нее стал проявляться интерес не к мужчинам, а к красивым женщинам. Она провожала их на улицах ласкающим взглядом, и в голове рождались смутные лесбийские фантазии.

Когда она купила себе новую маленькую квартирку в новом доме, оставив свою мать доживать в коммуналке, и познакомилась с Наташей, соседкой со второго этажа, у нее появилась эротическая о жене Максима мечта. Она обрела реальные очертания после того, как они вместе посидели в крошечной сауне перед чаепитием. Было приятно сидеть рядом с красавицей на узкой скамеечке, соприкасаясь бедрами. Прикасаться к ней руками она робела, но ее могла выдать краска на лице, и, слава Богу, что они были в сауне. Так или иначе, она привязалась к молодой женщине, и стала ее старшей подругой, с которой Наташа любила пооткровенничать. И ей было, как уже говорилось, известно о быстроногом почтальоне и его приятеле.

В тот день, когда Наташин муж устроил в шкафу засаду, она, заплаканная, пришла к Ирине Романовне, где вновь всплакнула, говоря, что развода, похоже, теперь не избежать. Ирина Романовна дала ей валерьяновых капель, напоила чаем, и они обе не раз за столом говорили, что все мужики — сволочи. Судья решила было воспользоваться ситуацией, и хоть в малой мере удовлетворить свои смутные лесбийские мечты, но она была старой девой, опыта не имела и не знала с чего начать. Вернее, теоретически знала, но, как писал ее любимый поэт Гете, «теория мой друг, сера, вечно зелено лишь древо жизни». Ирина Романовна лишь тихонько, робкой рукой, погладила оголившееся плечико Натальи Сергеевны, когда та в очередной раз «поехала на соленый водопад». Это выражение Ирина Романовна запомнила, когда читала книжку о любви адмирала Колчака и Анны Тимиревой, которая так писала в своем дневнике о женских слезах. Книжку эту она купила из желания узнать подробности, когда по телевизору показывали фильм о бывшем Верховном правителе России.

Когда Наташа ушла, Ирина Романовна, с трудом вышла из пелены розовых мечтаний. Она накапала себе валерьянки и стала сетовать в душе на свою несчастную женскую судьбу. Потом набрала в ванну горячей воды и с трудом втиснулась в узковатое для ее тела эмалированное пространство. Мысли потекли более приятные, и в голове стал устанавливаться прежний порядок.

Что же это за почтальоны такие, думала она, да и в самом ли деле они письмоносцы? Обычно на почте подрабатывают девчонки. Что ж, можно, однако, допустить, что преступники специально устроились на эту работу, чтобы заниматься своим грабительским промыслом. После окончания юридического факультета в университете Ирина Романовна работала следователем, а когда стала судьей, всегда понимала, когда следствие проведено поверхностно, и в этих случаях отсылала дела на доследование. И порой ей удавалось самой докопаться до истины, работая со свидетелями. Опыт у нее был богатый. Вот уже без малого двадцать лет она сидит в судейском кресле. Ирина Романовна стала перебирать в голове аналогичные преступления, с какими она сталкивалась в суде, и, действительно, похожее дело вспомнилось.

И причем недавнее. Обвинялся молодой человек, и тоже студент. Ему пришлось вынести оправдательный приговор, потому что улик было мало, свидетели путались, а пострадавшая отказалась признать в обвиняемом грабителя. А с нее в темном переулке сняли кольцо с бриллиантом, золотой медальон и отобрали кошелек с тысячей долларов. На следствии она говорила, что грабителей было двое, а на суде заявила, что был один, но вовсе не тот, кто сидел на скамье подсудимых. Надо будет посмотреть в архиве это дело. По описаниям Натальи Сергеевны этот молодой человек напоминает того, кого пришлось оправдать.

На другой день Ирина Романовна затребовала из архива это дело и углубилась в его изучение. Пострадавшей была некая Маргарита Михайловна Бристоль, жена владельца сети магазинов, и Ирина Романовна ее хорошо помнила: холеная белокожая блондинка с невинным выражением красивых карих глаз. А обвиняемого звали Михаилом Древяскиным. Надо бы выяснить, не тот ли это самый, не любовник ли Натальи Сергеевны?

Она позвонила ей и спросила имя обидчика, и соседка сказала, что мальчики себя назвали Осей и Кисой. Ирина Романовна хмыкнула в трубку. Ей казалось просто поразительным такое невежество. Это надо же! Подруга даже не знает, что это имена главных персонажей «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова. Она набрала номер начальника уголовного розыска. Трубку сняла секретарша и стала врать про совещание и про то, что сразу после совещания Евгений Николаевич уезжает. Но после резких слов Ирины Романовны (а она умела это делать), в трубке появился мягкий баритон. Шеф «угро» узнал ее голос сразу и сказал, что в курсе, и что этим делом занимается группа майора Макарова.

После разговора с Макаровым, который подробно рассказал о сложных сплетениях этого дела, Ирина Романовна задумалась. Картина вырисовывалась такая. Некий быстроногий молодой человек насилует и грабит женщин, прикидываясь почтальоном, как это было в случае с Наташей, или открыто угрожая, как это было с Переделкиной, причем та попала в переделку дважды. Вот такой получается каламбур. И ясно, что все пострадавшие что-то скрывают. Не верила Ирина Романовна, в первую очередь, своей соседке. Как мог уйти преступник из квартиры, будучи связанным, и под присмотром к тому же мужа и жены? Что-то тут не так.

Она еще раз перечитала дело Маргариты Бристоль. Пострадавшая в своих первых показаниях говорила, что в тот вечер вышла из такси и пошла домой. Двое молодых людей ждали ее в парадной. Оба были в темных очках и вязаных шапках. У них не было никакого оружия, ни ножей, ни пистолетов, они просто попросили без шума снять украшения и отдать кошелек. Что она и сделала. Лучше все отдать, чем быть избитой и ходить с синяками. А вот на суде госпожа Бристоль заявила, что грабитель был один. Среднего роста, плотного телосложения. Древяскин же попал на скамью подсудимых, по сути, случайно. Его видели соседи, когда он примерно в это время выходил из этой парадной. Древяскина арестовали, когда он на другой день утром вошел в эту же парадную и поднялся на третий этаж, к своей знакомой, студентке однокурснице, чтобы взять у нее конспект по физиологии. Следователи сделали его главным подозреваемым и, таким образом, он оказался на скамье подсудимых. На суде студентка подтвердила, что они договаривались о встрече вечером, когда и совершено было преступление, но ее не оказалось дома, поэтому они договорились по телефону о встрече утром. А так как пострадавшая Бристоль не признала в нем грабителя, его пришлось оправдать.

Ирина Романовна посмотрела на фото. В анфас Михаил Дмитриевич казался мужественным красавцем: твердый подбородок, узкий рот, широкие скулы, но в профиль был виден вздернутый нос, очень низкий лоб и странной формы, большие уши. Да и форма черепа, если верить Лафатеру, у молодого человека свидетельствовала о преступных наклонностях.

И в то же время чувствовалась в нем неукротимая воля, этому человеку хотелось повиноваться, думалось, каким блаженством он может одарить… Ирина Романовна хоть и склонялась к почитанию женской красоты, все же ее природа невольно откликалась на мужские достоинства.

Она решила позвонить Наталье Сергеевне, чтобы та нашла время зайти к ней и посмотреть фото преступника. Не этот ли прикидывался почтальоном? Соседка сказала, что зайти не сможет, потому что лежит с головной болью и ее одолевают мрачные мысли о предстоящем разводе. Ирина Романовна сказала ей, что дело она возьмет с собой, и будет ждать Наталью Сергеевну вечером у себя на квартире.

Вечером соседки встретились. Ирина Романовна напоила Наташу чаем и стала утешать, говоря, что, если преступник будет пойман, а она в этом уверена, то мужу ее придется признать свои подозрения несостоятельными. Ну и все такое прочее. Затем она показала фото, анфас, как водится в папках уголовных дел, и профиль. Наталья Сергеевна как-то рассеянно взглянула на изображение молодого человека, покачала головой и сказала, что это не тот, кто к ней приходил. При этом покраснела и отвернулась. Судья постоянно имела дело с ложью, клеветой, измышлениями и прочими человеческими пороками, и научилась распознавать лгущих и клевещущих. И добиваться от них чистосердечных признаний. Но тут, глядя на покрасневшую вдруг Наталью Сергеевну, она отчего-то подумала, что очаровательная соседка смутилась не потому, что сказала неправду. Ирина Романовна погладила Наташу по плечу и тоже покраснела.

9

После стремительного исчезновения подозреваемого Надежда Ивановна села за руль служебной «девятки» и покатила к себе в отделение. Предстоял неприятный разговор с шефом. Вот, скажет Макаров, ведь говорил, чтобы ехала с группой захвата, ведь предупреждал и так далее.

И действительно, Макаров ей так и сказал, тут она, как в воду глядела. Игорь Андреевич в то утро выглядел утомленным, и говорил с Надеждой Ивановной вяло и неохотно. Сразу было видно, что у майора какие-то неприятности. Сказал, чтобы продолжала расследование, и посоветовал выяснить, действительно ли Древяскин служит почтальоном.

Пришлось тащиться на Главпочтамт, где в отделе кадров сидела хитроглазая и худая шатенка, которая сидела за большим столом. Она все время ерзала на стуле, будто сидела на горячей плите. На приветствие кивнула головой и продолжила грызть шариковую ручку. На мониторе компьютера висели розовые стринги. Когда она оторвалась от своего занятия и подняла глаза на пришедшую, которая протянула ей удостоверение сотрудника УВД, она повернула голову набок, незаметным движением сняла трусики с экрана и, улыбнувшись, сказала:

— Постирала, а монитор тепленький.

Надежда Ивановна понимающе кивнула головой и перешла к делу:

— Мне нужны сведения о том, работает ли у вас Древяскин Михаил Дмитриевич, и в каком отделении.

Шатенка как-то искоса стрельнула глазами в сторону Надежды Ивановны и открыла неприятно заскрежетавшую тяжелую дверцу сейфа. Оттуда вытащила деревянный узкий ящичек и стала рыться в картотеке. Но вдруг хлопнула себя рукой по лбу и воскликнула:

— Ой, так это же он!

На ее лице стал появляться румянец, и она, посмеиваясь, поставила ящик на место и продолжила:

— Студент этот неделю как уволился. А работал он на Петроградской. За документами сегодня приезжал, — и она еще раз засмеялась.

Надежда Ивановна, тем временем, внимательно наблюдала за инспектором отдела кадров, и делала свои выводы. Похоже, красавчик вскружил голову и этой. И трусики… Вот ведь дон Жуан! Так ведь следы-то совсем горячие!

— Так, так, стало быть, сегодня. И давно он ушел?

Шатенка замялась и стала еще сильнее ерзать задом по стулу.

— Утром еще, до обеда.

— А точнее?

— Ну… Я на часы не смотрела.

Надежде Ивановне стало все понятно. Подозреваемый был здесь не более часа назад, имел с этой вертлявой чиновницей отношения (трусики на мониторе это подтверждают), и теперь надо из нее вытянуть правду.

— Не морочьте мне голову, — строго сказала она, — когда от вас ушел подозреваемый Древяскин? И помните об ответственности за дачу ложных показаний.

— Я ж говорю, что не помню. У меня только и дел, что смотреть, когда ко мне кто приходит и когда уходит. Тут столько всяких людей шляется, некогда мне время засекать.

— Уважаемая, — уже с жестью в голосе сказала следователь, — я ведь могу с целью дознания обеспечить вам трое суток проживания в СИЗО. Там у вас хватит времени вспомнить ваших сегодняшних посетителей.

Шатенка заерзала на стул еще сильнее и сказала:

— Ну, если примерно, то часа полтора назад.

Надежда Ивановна поняв, что ничего тут больше не добьется, сказала:

— Вот вам моя визитка. Если у вас будет информация о его местонахождении, немедленно звоните.

— Ой, ну конечно.

— До свидания.

— Да, да, — поспешно ответила инспекторша, — до свидания.

Через минуту после ее ухода из-под стола вылез подозреваемый, и его оттопыренные уши пылали, как угольки в жаровне.

— Уф, — выдохнула сидящая на стуле девица, — ну у тебя и нервы!

— Ты молодец, — сказал Миша, — не выдала.

— Еще бы я в такую минуту созналась! А чего ты такого натворил, что тебя ловят?

— Сам не знаю, зачем я ментам понадобился.

— Ну, ну, признавайся, я тебя не сдам.

— Слушай, прекрати.

— Тогда, может, продолжим?

— Прекрати. Мне надо выбраться отсюда незаметно. У вас есть запасной выход?

— Ну, допустим.

— Тогда я пошел.

— А сам найдешь выход-то, запасной?

— Постараюсь.

— Ладно, подожди, я гляну в коридор. Ой, а когда мы еще раз встретимся?

— Позвоню завтра, честное слово.

Шатенка погрозила ему пальцем, приоткрыла дверь, повертела головой в разные стороны и затем дала знак Древяскину. Он вышел в пустой коридор, и через секунду его словно ветром сдуло.

— Ну, ты и быстроногий, — рассмеялась кадровичка и закрыла дверь.

10

В офисе Максима Павлодаева после случившегося много говорили и удивлялись, что никто ничего не видел и не слышал, когда в кабинете директора происходила такая кошмарная уголовщина. Удивлялись также и тому, что якобы изнасилованная секретарша на обследование к гинекологу не пошла, а у шефа пропали важные бумаги.

Действительно, после происшествия Максим обнаружил, что из сейфа, ключи от которого были только у него, пропали договоры с поставщиками. Это бы еще полбеды, но вместе с ними исчезли и дополнительные соглашения, секретные, которыми вполне могла заинтересоваться прокуратура. Впрочем, эта была обычная практика для всех строительных фирм. Покупали стройматериалы за одну цену, а в отчетах шла другая.

Дело было скверным еще и потому, что сам он никак не мог добиться от своей секретарши, как это могло случиться. Следов взлома не было, ключи он носил постоянно в кармане, а бумаги пропали. Она же клялась и божилась, что не знала даже, где он хранит ключи и все такое прочее. Конечно, лгала. Не могло такого быть, что во время их встреч у нее на квартире, когда он после любовных игр, бывало, засыпал, она не интересовалась содержимым его карманов. Все женщины любопытны, это общеизвестно, и, пожалуй, как гоголевская «редкая птица долетит до середины Днепра», так и редкая представительница слабого пола удержится от соблазна залезть в карман мужа или любовника. Так что тут было все ясно: она наверняка сделала слепки с ключей и воспользовалась с коварными целями. Хотела отомстить за постоянные и пустые обещания развестись и жениться на ней? Но теперь, когда он готов был сделать этот шаг, и она знала об этом, зачем ей было так его подставлять? Если допустить, что бумаги украли насильники, то как они могли это сделать без ключей и, главное, знания кода? Чтобы открыть сейф, надо знать не только комбинацию цифр, но и произнести одно слово голосом владельца. Об этом Светлана знала, и она легко могла найти удобный случай, чтобы записать его голос на пленку. И он был уверен, что кроме нее никто не смог бы всего этого проделать. И он решил на это раз не тревожить сыщиков из милиции, а самому установить за ней слежку.

За Финляндским вокзалом вдоль тупиковых железнодорожных веток расположены бесчисленные склады. Раньше, когда Максим был прорабом, ему часто приходилось сюда приезжать, чтобы самому отгрузить стройматериалы, на месте проверив их качество. И ему помнилось, что там между вагонов постоянно шныряли беспризорные пацаны, обосновавшиеся здесь с определенными даже удобствами. Максим как-то познакомился с одним из них, стрельнувшим у него сигарету, и тот привел его в старый купейный вагон, снаружи совершенно неприглядный, ржавый, со свисающей лохмотьями зеленой краской, но внутри вполне сохранившийся. В этом вагоне обосновалась целая колония подростков всевозможных национальностей. У каждого, конечно, своя биография и причины, отчего они оказались в тупике. Жить им здесь было вполне комфортно. По ночам они, как признался его знакомец, грабили вагоны с продуктами и бытовой техникой, а днем отсыпались, пили, курили, играли в карты, приводили проституток.

Вот сюда и решил наведаться Максим, чтобы нанять пацанов для слежки за секретаршей. Нужный вагон он нашел, но тот оказался не только запертым, но и окна его были зарешечены толстой арматурой. Похоже, сладкая жизнь малолетних нелегалов тут закончилась. Но пройдя еще несколько шагов вдоль железнодорожного полотна, он обнаружил небольшой заброшенный склад, дощатая дверь которого была полуоткрыта, и оттуда доносились детские голоса. «Ага, — подумал он, — вот, куда они переселились».

И действительно, когда он открыл дверь, то понял, что попал, куда хотел. Широкие стеллажи, некогда служившие для хранения разных товаров, теперь превратились в нары, на которых в этот ранний час спали вихрастые пацаны, укрывшись разным тряпьем. Но были и бодрствующие, и среди них Максим узнал и своего знакомца, белобрысого Диму, курившего толстую сигару и сдающего новенькие, хрустящие карты. Играли они так азартно, что когда Максим подошел к ним ближе, его не сразу заметили.

А когда увидели элегантного господина в кожаном пиджаке, притихли. Максим поздоровался и спросил у Димы, помнит ли тот его. Мальчишка наморщил лоб, взъерошил волосы и ответил, что не забыл. И потом, посмотрев на ребят, словно ища у них солидарной поддержки, с агрессией в голосе спросил, зачем он сюда приперся, и что ему нужно. Максим поднял руки вверх, словно сдаваясь, рассмеялся и сказал, что ему нужна от них помощь, и ничего больше. И все объяснил. Пацаны стали ухмыляться и потребовали аванс. Он вручил им фотографию и деньги и поехал в офис.

В приемной он увидел молодую полноватую женщину, которая явно чем-то провоцировала Светлану, отчего та полыхала пятнами.

— Ага, — сказала Надежда Ивановна (а это была именно она), — главный герой прибыл. А то мы заждались. У нас уже готова заструиться слезой омоченная тушь.

И действительно, глаза у Светланы были, как говорится, на мокром месте, и она едва сдерживалась от более активного проявления своих возбужденных чувств. Увидев шефа, обрадовалась и попыталась улыбнуться. Следователь, между тем, встала и сказала Максиму, что хочет задать ему несколько вопросов. Тот жестом пригласил ее в кабинет.

— Ну, что ж, — сказал он, усаживаясь за стол, — я готов ответить на ваши вопросы, но постарайтесь иметь в виду, что в моем графике ваш визит не был запланирован.

— Не беспокойтесь, всего лишь краткие уточнения. Мой шеф поручил мне ваше дело, материалы которого вам хорошо известны. И дает он мне в разработку такие щекотливые дела, надеясь на мою девичью интуицию.

— Я уже давал показания, как вы помните, по этому делу, и менять их не намерен. Что еще?

— Ладно, так я и думала. А как вы объясните эпизод с вашей секретаршей? Прямо дубль одноименного фильма, но с другой актрисой. Только тут не оказалось героя с клюшкой.

— И не могло оказаться. Потому что преступления, как вы знаете, совершены с получасовым интервалом. Вопрос к вам: это те же самые или другие?

— Это мы и пытаемся выяснить. Ваша секретарша отрицает, что на нее напал тот человек, которого вы опознали по фотографии. Как, впрочем, и ваша жена. Не узнала или не захотела узнавать. Я полагаю, вы тоже над этим задумывались, не так ли?

— Свои мысли по этому поводу, с вашего разрешения, я оставлю при себе.

— Ну ладно, давайте проанализируем. Значит между двумя нападениями прошло полчаса. Допустим, без наличия пробок на хорошем автомобиле от вашего дома до офиса можно добраться за десять-пятнадцать минут. Так?

— Да. Но обычно я добираюсь не меньше, чем за двадцать.

— Хорошо. На метро, скажем, не меньше. А если бегом, проходными дворами? Все очевидцы говорят, что преступник настоящий спринтер.

— Все может быть. И эту тему мы уже обсуждали с вашим шефом. А что вы от меня хотите? — Максиму вовсе не хотелось сейчас говорить о своей беде с этой нагловатой девицей.

— У вас есть враги?

— Скорее опасные конкуренты.

— Вот-вот, я так и подумала. Для этого и зашла. Есть, знаете, версия, что они вам, таким образом, гадят.

— Вполне возможно.

— Вот и расскажите о них, и какие у вас трения.

— На любом рынке, и нашем, строительном тоже, все друг другу если и не враги, то опасные соседи. Все хотят кусок урвать. Так что тут всех можно подозревать.

— Ну, а вы-то, наверное, знаете, кто вам больше всего завидует и стремится вставить палки в колеса.

— Конечно, знаю. Но давайте я лучше вам об этом напишу. А сейчас, поверьте, срочные дела.

— Минуточку, — Надежда Ивановна выставила перед собой ладонь, — а что вы скажете о странных, мягко говоря, показаниях вашей секретарши?

— Об этом судите сами. Извините, я больше не могу вам уделить времени и внимания.

Надежда Ивановна встала, брови у нее поднялись вверх, и тем самым выразила удивление, что разговор заканчивается столь быстро, хотела было вспылить и вручить повестку, чтобы явился, как положено, в отделение для допроса, но передумала. Решила действовать иначе.

Как только за ней захлопнулась дверь, Максим вызвал Светлану. Ему очень не терпелось узнать, о чем был у них разговор со следовательницей. Секретарша явилась уже успокоившейся, следы волнения были искусно убраны макияжем. Ничего, впрочем, нового она не сказала. И тем сильнее возбудила подозрения шефа. Он теперь уже был уверен, что документы похитила секретарша.

11

Маша, между тем, получив нужную справку от травмированного в голову гинеколога, решила возобновить попытки наладить прежние отношения с женихом, но тот куда-то пропал. Не мог ему дозвониться и его брат, которому, сами понимаете, нужна была юридическая помощь, чтобы оценить степень утрат и рисков в связи с пропажей документов. Его не было дома, не было на работе, а телефон упорно вещал, что абонент не доступен. Два дня Максим безуспешно пытался связаться с братом, а на третий решил вызвать следователя Макарова и взломать дверь в квартире Юры.

Новая массивная дверь плохо поддавалась усилиям двоих плотников, которые старались с помощью «фомки» оттянуть дверь так, чтобы два круглых штыря самого замка сумели выскользнуть из своих гнезд. Макарову надоело смотреть на бесплодные усилия малорослых гастарбайтеров. Он взял у них нехитрый инструмент, чтобы двумя ловкими движениями вывалить сверкавшие сталью цилиндрики из дверной коробки.

В квартире было пусто и тихо. Никаких следов грабежа или чего подобного не наблюдалось. Похоже, хозяин ушел из дома, как обычно. Не было видно признаков спешки или каких-то иных форс-мажорных обстоятельств. Макаров внимательно осмотрел пол, надеясь обнаружить какие-нибудь следы, но старый добротный паркет блистал лаком, а на большом ковре, в центре которого угнездился большой овальный стол, не было и пылинки. Выглянув в окно, он увидел с высоты четвертого этажа просторный двор с садиком, не слишком густо в этот утренний час заставленный автомобилями Он решил выяснить у соседей, кто и когда видел Юру в последний раз.

На просторной лестничной площадке «сталинского» дома наблюдались еще три, кроме взломанной, двери. Две из них были, как и в квартире Юры, новые, а третья была обшарпанной и неопределенного цвета, потому что красили ее, похоже, масляной краской еще при жизни товарища Сталина. На стене у двери прилепилась стайка круглых кнопок с написанными рядом фамилиями. Было очевидно, что это коммуналка, и Макаров решил начать именно с нее. После звонка, который жалобно и с каким-то даже хрипом долго звучал за дверью, в проеме появился хмурый мужик лет пятидесяти в синих спортивных брюках и застиранной серой футболке с надписью «Harward».

Макаров вынул удостоверение и сказал:

— Мы из милиции, ищем вашего соседа. Вы давно его видели?

— Кого? Юру, что ли? Третьего дня из окна видел, как он в машину садился. Утром, да.

— А еще кто из ваших соседей дома?

— Можно сказать, никого. Все на работе. Только Ираида Матвеевна, но старуха с постели вообще не встает.

— А вы что-нибудь подозрительное не замечали?

— Например?

— Ну, какие-нибудь странные люди приходили или следили за ним?

— Я к нему не приставлен, — ответил сосед и потупился.

Мирослав Сергеевич, а именно так звали мужчину, мог бы рассказать о том, что видел позапрошлой ночью, но не стал. Дело в том, что у Мирослава Сергеевича, который работал старшим продавцом в мебельном магазине, была старая «копейка», на которой он ездил на работу, а в выходные любил выбраться с удочкой на природу. А для того, чтобы покормить свою вишневого цвета любимицу, он по ночам выезжал на окраины, где были стоянки грузовиков. И потихоньку, с канистрой и резиновой трубкой в руках, находил стоявшую без присмотра фуру (мысленно он называл ее «коровой»), отвинчивал крышку бензобака, совал туда трубочку, другой конец брал в рот, втягивал в себя в воздух, и через секунду-другую пахучая струйка лилась уже в его канистру. Так он находил пропитание для своей любимой «вишенки». И вот позапрошлой ночью, возвращаясь после «удоя», Мирослав Сергеевич увидел, что из машины соседа, юриста Юры Павлодаева, вылез, причем с водительского места, высокий парень в вязаной шапке, и очень быстрым шагом решительно направился к его парадной. Мирослав Сергеевич поднялся на свой этаж, но парня уже не было. Скорее всего, подумал тогда, это автомеханик, который пригнал машину Юре. На том и успокоился. И вот теперь, когда узнал, что Юра пропал, Мирослав Сергеевич все же не решился сообщить свои ночные наблюдения.

Опытный следователь Макаров понял, что хмурый мужик чего-то не договаривает, но настаивать не стал и сказал:

— Ладно, если что вспомните, позвоните, — и сунул Мирославу Сергеевичу визитку.

Когда дверь за Мирославом Сергеевичем закрылась, Макаров позвонил в оставшиеся две двери, но за ними была немота. Подумав, Макаров вновь нажал на одну из кнопок звонков коммунальной квартиры. Появился все тот же хмурый мужик, но теперь на нем были светлые брюки и клетчатая рубашка с короткими рукавами. Он удивленно развел руками:

— Еще вопросы?

— Да, — ответил Макаров, — ваша соседка, пожилая, которая с постели не встает, к ней можно пройти?

— Конечно, можно. Только после дверь захлопните, я уже ухожу.

Мирослав Сергеевич зашлепал сандалиями по лестнице, а Павлодаев и Макаров вошли в квартиру и направились к указанной двери.

Ираида Матвеевна, к которой сейчас направились наши герои, не столько хворала, сколько своим лежанием подводила неутешительные итоги своей жизни. Сорок лет проработала портнихой в ателье пошива одежды. Вышла замуж молоденькой, а муж оказался пустым местом. Человек с претензиями, но без всяких жизненных талантов. Кроме того бабник и выпить не дурак. Терпела она его, пока дочка Ирина маленькой была, а когда в школу пошла, просто выгнала. И потекли безрадостные пустые дни с постоянными хлопотами и заботами. Удивительное дело: Ираида Матвеевна с юности была хороша собой, муж тоже не урод, а дочка у них выросла ну просто замухрышкой какой-то. Про таких говорят: ни рожи, ни кожи. Да и фигуры тоже. Талия почти не наблюдалась, задница плоская, голова прямо к плечам пришита, а лицо, и без того заурядное, от частого высыпания угрей шербатым стало. Зато школу закончила отличницей, в университет поступила. Теперь вот судьей работает. Ну а внуков, понятное дело, Ираиде Матвеевне не дождаться.

После того как Ирочка купила себе квартиру, а тому уже лет как пять минуло, Ираида Матвеевна утратила всякий интерес к жизни и целые дни проводила в постели или у окна, наблюдая несуетную дворовую жизнь. Вот на это и рассчитывал следователь Макаров, когда стучал в ее дверь. Известно, что лучшие свидетели — пожилые наблюдательные женщины.

Когда Макаров спросил ее, знает ли она молодого соседа по площадке, и когда его в последний раз видела, Ираида Матвеевна ответила, что она раз в три дня только в магазин выбирается, а все остальное время больная лежит. Так что не знает она никаких новых соседей. Об этом пусть спрашивает тех, кто на лавочке сидят да языки об соседей обламывают.

Конечно, она лукавила. Видела, и не раз, нового молодого соседа, интересного брюнета, когда он по утрам садился в свою машину. Да и на лестнице пару раз сталкивались. Но Ираида Матвеевна знала, да и дочь ей всегда говорила, что в свидетели лезть — себе дороже. Но на всякий случай спросила:

— А что с соседом случилось?

— Потерялся, — ответил следователь, — пропал. След ищем.

Ираида Матвеевна сразу вспомнила, что позапрошлой ночью ей, как всегда, не спалось, сидела и смотрела в белую ночь, которая лезла в окно вместе с запахами сирени, помойки и остывшего асфальта. И тут к одной из припаркованных у палисадника машин, темной иномарке, подошли двое. Один из них был ее хозяин, молодой брюнет из квартиры напротив, а другой — высокий молодой человек в вязаной черной шапке. Она тогда еще подумала, чего это он летом голову бережет. Они сели в машину и уехали.

У пожилой женщины, конечно же, чесался язык рассказать о своих ночных наблюдениях, но она вновь вспомнила наставления дочери и сказала:

— Ничем, ребятки, не могу помочь.

12

Макаров склонялся к версии похищения. По логике, если связать это похищение (если оно, конечно, таковым является) с теми сексуально-разбойничьими преступлениями, то это действия недоброжелателей скоробогача Павлодаева старшего. Кто они, и чего добиваются? Какие выставляют условия? Вот об этом приходится только догадываться. Максим Павлодаев, если ему верить, никаких угроз или предупреждений не получал. Правда, у него похитили документы, но это могли сделать и не секс-разбойники, а неизвестные люди. Украсть их мог любой из сотрудников его офиса. Складывалось в этом деле все как-то так, что никаких явных зацепок не было, и, если преступники прекратят свои набеги, дело можно считать «глухим». Таких «глухарей» в их ведомстве каждое третье, если не второе. И он решил оставить пока это дело в покое и перекинуть Надежду Ивановну на другое. На кражу со взломом в квартире еще одного богатенького торгаша.

Надежда Ивановна, тем не менее, пришла к шефу, как говорится, не с пустыми руками. Она многое сумела узнать о неуловимом Древяскине. Макаров выслушал ее рассказ о ее подозрениях насчет секретарши и странном поведении начальницы кадровой службы почтового ведомства, кивнул головой и предложил Надежде Ивановне переключиться на другое дело. Она вспыхнула и возмутилась. Это почему же? А потому, ответил ей шеф, что дело глухое, и он кладет его на полку. Зачем, удивилась следовательница, ведь есть пострадавшие и подозреваемые. Есть-то они есть, ответил шеф, однако, зацепиться не за что. Сейчас мы можем только уповать на Господа и надеяться на то, что Юрий Рустамович объявится. И что-нибудь интересное нам расскажет о своем внезапном исчезновении. Впрочем, думаю, никуда он не исчезал, уехал по своим делам. И это, скорее всего. Ну а если его похитили, то весьма странно, что никаких требований пока не объявили. Вот когда он отыщется, тогда и возобновим расследование. Пока нет смысла.

Следовательница еще некоторое время поспорила с начальником, но, делать было нечего, — субординация.

Тем временем Максим вновь наведался на задворки Финляндского вокзала, чтобы встретиться со своими малолетними агентами. Белобрысый Дима сидел на стуле, положив ноги на стол, и сосал длинную сигару. На нем был вполне приличный серый костюмчик, а на голове красовалась тоже серая широкополая шляпа. Ну, прямо ковбой, подумал Максим. Рядом с ним кучковались его беспризорные коллеги, что-то оживленно обсуждая. Карт на столе не было, похоже, проходило производственное совещание.

Увидев Максима, они притихли и стали, как все подростки в таких случаях, нагловато ухмыляться и посматривать как бы свысока.

— Дайте клиенту стул, — распорядился Дима.

— Вот что, — сказал юный «ковбой», когда Максим сел у стола на пластмассовый красный стул. — Разведка донесла, что ваша шалава три дня тому назад села в крутой «Ниссан» оливкового цвета на Большой Морской улице у дома, где винный магазин. За рулем сидел молодой мужик с Кавказа. Пришлось брать такси и выяснять маршрут.

— Ну и выяснили?

— Конечно. Но адрес в обмен на гонорар.

— А-а, ну да, конечно.

— Ну вот, другое дело, — сказал Дима и небрежным жестом положил деньги во внутренний карман пиджака, — адресок такой: Московский проспект, дом…, — и отрок назвал номер того самого дома, где жил его брат.

— Так, так, и долго она там была?

— До утра.

— Как до утра?

— Да так. Трахались, наверное.

— А утром?

— Утром она вышла одна и спустилась в метро.

— А он?

Белобрысый «ковбой» пожал плечами и сказал, что заказа на кавказца не было. Так что он не знает когда тот из дома вышел и вообще.

— А вот молодая шалава, добавил он, — в тот же день еще по одному адресочку вечером наведалась — На Двенадцатую линию. В красный дом с белыми наличниками. Номерок дома знаем, а вот в какую квартиру шмыгнула, не успели засечь, вы уж, сэр, извините. Вышла через полчаса. Одна. Наблюдение продолжать?

— Да, продолжайте. Приду через пару дней в то же время.

— А авансик?

— Ты, кобвой, не наглей. Я тебя разве кинул?

— Ну да, расплатился, но ведь теперь новые расходы предстоят. На такси, например.

— Нет. Через пару дней.

Идя по железнодорожным путям, Максим размышлял о том, что Светлана, как и все бабы, ходит налево, а прикидывается верной и преданной. Удивительно, что она провела ночь в доме, где живет его брат. Неужели Светка с ним спит? Хорошо бы теперь смотаться на Двенадцатую линию. Хотя, не зная номера квартиры, трудно выяснить, к кому она ходила. Может, эту информацию слить Макарову? Пусть проверит.

С этими мыслями он добрался до офиса. Здесь его ожидала неожиданность. Секретарши на месте не было, и, похоже, с самого утра. Выяснил у сотрудников, что и вправду на работу сегодня не приходила и не звонила. Набрал ее номер, но абонент был недоступен. Он еще два часа пробыл в офисе, занимаясь делами, потом подумал, что надо бы наведаться к Светлане домой.

Когда открыл своим ключом дверь и вошел в квартиру, секретарши не обнаружил. Но сделал некоторые наблюдения. Пустые «плечики» болтались в опустевшем пространстве шкафа, не было также у зеркала и косметики. Стало быть, куда-то уехала. Но куда и почему?

Поехал опять в офис, откуда позвонил Макарову и договорился о встрече. Тут ему пришло в голову, что у Светки наверняка есть подружки, с кем она делится своими, так сказать, жизненными планами и прочими житейскими наблюдениями. И очень может быть, что и среди его сотрудниц такие есть. Но кто? Максим принадлежал к тому типу руководителей, кого мало интересует личная жизнь набранных по принципу профессионализма сотрудников. Правда, пропавшая секретарша выбалтывала ему то, что о нем говорят в коллективе, но не придавал этому значения и тотчас выбрасывал из головы. Его не интересовали сплетни, ему важен был результат в работе. Но теперь Максиму надо было узнать, с кем Светка была наиболее близка, но он не знал, у кого об этом спросить. И напрасно. Любая бы ему все выболтала. Так уж повелось, что в любом, особенно в небольшом, коллективе любая женщина знает обо всех абсолютно все. И уж, конечно тщательно скрываемая шефом связь с секретаршей была известна всем, вплоть до уборщицы. Но он, конечно, даже не догадывался, что утечка информации произошла именно из самого ее источника, то есть от Светки.

И тут как раз уборщица объявилась — рабочий день подходил к концу. Максим спросил у нее, с кем Светлана Евгеньевна чаще всего разговаривает и вообще, как бы дружит. Уборщица Лиза, крепкая сорокалетняя женщина, что называется «ягодка опять», энергичная и всегда чем-то озабоченная, посмотрела на Максима Рустамовича с некоторым изумлением. Что она при этом подумала, опять же легко можно догадаться, но ответила она другое:

— Так откуда мне знать? Я, сами видите, Максим Рустамович, прихожу к концу дня, вижу только, как все на часы смотрят, чтоб в шесть выскочить, и не дай Бог на минуту задержаться.

— И никто никогда не задерживается?

— Отчего? Ну, вот Светлана Евгеньевна остается после шести, вы тоже, — при этом Лиза пытливо глянула на шефа и замолчала.

— Ну а еще кто?

— Еще из юридического отдела Елена Исаевна. Вот они со Светланой Евгеньевной вместе курят. И сколько я им говорила, чтобы не в туалете дымили, а на лестнице, все без толку. Секреты, вишь, у них какие-то.

После того, как уборщица вышла из кабинета, Максим вызвал юрисконсульта Мошецкую, ту самую Елену Исаевну. Она была помощницей Юры, он ее хоть и не хвалил, но и плохо не отзывался. Темненькая и худенькая, она красотой не блистала, но большие черные глаза были очень выразительны. Когда она присела, шеф спросил:

— У вас есть какие-либо мысли о местонахождении Юрия Рустамовича? Вам, наверное, известно, что он разыскивается теперь уже милицией.

Елена Исаевна стала нервно теребить верхнюю пуговицу кофточки и затем, потупив голову, ответила:

— Ну, я не знаю. Хотя слегка догадывалась.

— Почему?

— Неделю назад он попросил подготовить документы по дому в Приморском районе. Точнее, договоры с московскими и другими иногородними клиентами. С теми, кто предпочитает наличными, а не через банк, вы меня понимаете.

— А договоры мной уже подписаны?

— Да, конечно.

— Так вы предполагаете, что Юрий Рустамович выехал в Москву, чтобы… Простите, а у него была доверенность?

— Этого я не знаю. Наверное, была.

— Спасибо.

Когда Мошецкая ушла, Максим стал размышлять. Конечно, Юра не раз ездил получать наличные у клиентов с доверенностью, но это всегда согласовывалось, обсуждалось и так далее, да и планов таких на ближайшие дни не было. И тут к нему в голову тихо влезло подозрение: а может, это он и похитил бумаги? А теперь соберет денежки с клиентов, как пчелка, и улетит далеко-далеко… Нет, тотчас же отбросил он эту мысль. Брат никогда так не поступит. Но если он спутался со Светкой, которая тоже пропала, тогда…

В семь вечера он сидел в кафе на Восьмой линии и дожидался Макарова. Когда четверть часа спустя тот объявился, и они заказали ужин, Максим выложил майору информацию от пацанов и свои подозрения.

— Ну что ж, — вздохнул оперативник, — это уже кое-что. Если, конечно, твои следопыты ничего не напутали. В доме на Двенадцатой линии снимал комнату тот самый почтальон, которого ты огрел клюшкой. Понимаешь? Тут замешана твоя секретарша, сомнений у меня в этом нет. Зачем она ходила к быстроногому преступнику? Что их связывает? Поэтому я думаю, что ее изнасилование в твоем кабинете — спектакль. Ей нужно было, чтобы все подумали, что бумаги сперли эти секс-разбойники. Но они не могли этого сделать, не имея ключей, не зная кода и не владея голосовым сигналом. Так что открыть сейф без взлома могли только ты и твоя секретарша. Значит, она сообщница почтальона. Когда поняла, что до нее вот-вот доберутся, решила скрыться.

— Допустим. Но куда подевался брат?

— Тут версий может быть много. Возможно, похитили. Но с какой целью? Если ради денег, то почему не звонят и не требуют выкупа? Тут возможен еще такой вариант, что твой брат и секретарша решили тебя «кинуть» и так далее.

— Я об этом думал. Но причем тут почтальон и его проделки?

— Думаю, своеобразное прикрытие. А может быть просто совпадение, и тут совершенно разные дела.

— Ладно. Но что мне-то делать?

— Ничего. Продолжай жить и работать. А у меня возник план, и я попробую его осуществить.

— Какой план?

— Пока рано об это говорить. Не хочу предвосхищать события.

13

Ирина Романовна, как помнит читатель, соседка Павлодаевых, оказавшись по делам на Московском проспекте, решила заскочить к матери, хотя обычно навещала ее по выходным.

Она застала ее, как всегда, в постели. Та сразу стала жаловаться дочери на давление, на боли в ногах и прочие недуги. Когда, наконец, закончила сетовать на старость и болезни, и дочка, по обыкновению, утешила ее своим присутствием и словами, Ираида Матвеевна (как читатель догадался, она была матерью Ирины Романовны) стала расспрашивать дочку о жизни и прочем. Та рассказала матери, от которой мало что скрывала (да и скрывать-то было нечего) о последних делах в суде, какие она сейчас вела, и это всегда вызывало у Ираиды Матвеевны живой интерес. Ирина Романовна об этом хорошо знала, и поэтому всегда рассказывала всякие пикантные и ужасные подробности уголовных дел, какие ей приходилось разбирать. Для больной и старой женщины это было чем-то вроде чтения интересной книжки, которых она в руки не брала. Рассказала она также о необычном происшествии в квартире своих соседей Павлодаевых.

Ираида Матвеевна тут же сказала, что два дня тому к ней приходил одетый в штатскую одежду милиционер, следователь, и расспрашивал, не видала ли она своего соседа, тоже по фамилии Павлодаев, который пропал и его ищут. Уж не родственник ли ее соседей? Ирина Романовна чуть не подскочила. Да, она знала, что у мужа Наташи есть брат и что живет он в Московском районе. Вполне может быть, что это именно он. Она стала дотошно выспрашивать мать, как ее сосед выглядит и что она о нем знает. Ираида Матвеевна подробнейшим образом описала внешность интересного брюнета, как он обычно одевается и на чем ездит, а именно на зеленом «Ниссане», в котором она его в предрассветный час и видела. И уехал он не один, а с каким-то молодым парнем в вязаной шапке, — это летом-то, когда и ночью не продохнуть от жары. И вот с тех пор его ищут. Но она ничего об этом следователю не сказала. А еще Ираида Матвеевна один раз видела, как брюнет поздно вечером, ближе к ночи, возвращался домой не один, а с какой-то фигуристой блондинкой.

Ирина Романовна задумалась. Вполне может быть, что пропавший сосед матери может оказаться братом Наташиного мужа. Но ей-то что за дело? Хотя из профессионального любопытства надо будет узнать у любимой соседки, что случилось с братом Максима Рустамовича.

Вернувшись домой, Ирина Романовна приняла ванну, после чего полчаса провела за макияжем, затем надела свое лучшее платье, прицепила аметистовые сережки. Полюбовавшись на себя в большом зеркале, она спустилась по лестнице и позвонила в квартиру Натальи. Открыл ей Максим и с недоумением посмотрел на гостью.

— Я ваша соседка, — сказала, слегка смутившись, Ирина Романовна, — а ваша жена дома?

— Нет ее, — хмуро процедил Максим, — а вы, что, собственно, хотели?

— Да я, — еще более смутившись, пробормотала Ирина Романовна, — хотела кое о чем поговорить… Знаете, в другой раз зайду.

Максим пожал плечами и потом спросил:

— А вы над нами живете?

— Ну да.

— Да, конечно, я вас помню. Я скажу Наташе, что вы заглядывали. Впрочем, если вам нужна соль или спички…

— Нет, нет, спасибо.

Поднявшись к себе в квартиру, Ирина Романовна стала размышлять об этом деле, которое, впрочем, еще в дело не превратилось и не лежало перед ней в суде. Итак, двое молодых людей приходят к ее соседке, развлекаются с ней, и при этом занимаются легким грабежом. Хотя это можно назвать и оплатой услуг. Но когда муж застукал жену, то ее насиловали. Впрочем, это тоже вполне обычное дело. Если мужику приспичит, он не будет обращать внимания на женские там капризы типа «голова болит» или еще что. Так что едва ли тут было насилие, хотя Наташа утверждает, что так и было. Так бы и было, если бы она до этого им сама не давала. В спальне, на супружеском ложе, и с превеликим удовольствием. Кроме того, если верить соседке, секретаршу мужа изнасиловали полчаса спустя и, похоже, те же самые тинейджеры. Там тоже мелкий грабеж, сережки и еще что-то, но также и важные документы. После этого исчезает брат Наташиного мужа. Уезжает с молодым человеком в вязаной шапке. Кстати сказать, один из Наташиных гостей тоже приходил в вязаной шапке. И по наблюдениям соседки, он не случайно ее носил в летнюю жару. Уши у него оттопыренные и странной формы. Слишком приметные. Поэтому скрывал шапочкой. Не один ли и тот же это человек? И какая у него связь с братом Наташиного мужа. Соседка рассказывала, что мужнин брат Юра работает в его же фирме юристом. Теперь хорошо бы знать, что за дама посещала младшего брата. Кто она? Надо будет съездить еще раз к матери и порасспросить, составить словесный хотя бы портрет. Если это невеста, которую тоже, кстати сказать, изнасиловали, это одно, а если какая-то другая…

Ясности пока в этом деле никакой не было. Разве что сходство почерка преступника с тем давним делом, когда некая Маргарита Бристоль не признала на суде своего насильника Древяскина, и его пришлось оправдать.

На другой день Ирина Романовна, придя на службу, решила позвонить Макарову. Она сказала ему, что у нее появились, возможно, новые для него сведения по делу ее соседей, и предложила встретиться. Майор согласился, пригласив ее вместе пообедать на Среднем проспекте, в кафе, где он встречался обычно с осведомителями. Кафе это было примечательно тем, что его владельцем был бывший сотрудник ОБХСС (было такое при Советской власти подразделение в милиции, боровшееся с расхитителями социалистической собственности). В свое время он был уволен за взятки, и вот теперь, будучи хозяином достаточно дорогого заведения, по-прежнему служил в милиции, но уже сексотом, и позволил бывшим коллегам оборудовать кафе «жучками».

На столе, за которым Макаров обычно встречался с агентами, постоянно стояла табличка «зарезервировано». Официанты, зная, что майор приходит обедать в определенное время, в другие часы сидели за этим столиком сами, не подозревая, что вся их болтовня записывается. Когда майор зашел в кафе, там почти никого в этот час не было, но Ирина Романовна уже сидела в глубине зала. Макаров хотел было пригласить ее за свой, с «жучком», столик, но потом решил, что не стоит.

— Здравствуйте, Игорь Андреевич, — первой начала беседу Ирина Романовна, — мне очень хочется вам помочь в раскрытии преступления в квартире моих соседей. И прежде, чем я вам расскажу факты по этому делу, хотелось бы задать вам пару вопросов. Не возражаете?

— Нет, конечно, спрашивайте.

— Где живет брат моих соседей Павлодаевых?

— Точный адрес сказать не могу, не помню, но знаю, что на Московском проспекте неподалеку от метро «Московские ворота». Там еще заметные такие кованые ворота, ведущие во двор.

— Ну, я так и думала. Если точный адрес совпадет, то может оказаться, что он живет в том же доме, что и моя мать. И она мне рассказала, что предположительно в день его исчезновения он уехал на своей машине вместе с высоким парнем в вязаной шапке. Ее удивило то, что в жаркую погоду у него на голове была эта шапка. Я тоже подумала, что это неспроста. Описания моей матерью внешности этого молодого человека совпадают с описаниями моей соседки Наташи. Она мне говорила, что у почтальона были странной формы уши. Именно это, на мой взгляд, и пытался скрыть молодой человек вязаной шапкой. Чтобы не бросалась в глаза такая яркая примета. И вот еще что. На моей памяти очень похожее дело. Некто Древяскин оказался на скамье подсудимых по очень похожему делу. Он ограбил одну даму. Но на суде та отказалась признать в нем насильника. Пришлось Древяскина оправдать. У него тоже были странные уши.

— Да что вы говорите? Ведь фамилия того, кого мы ищем тоже Древяскин! И фото у меня с собой.

Майор вынул из бумажника фото и показал Ирине Романовне.

— Так я и думала, — сказала она, — все совпадает. И вот еще что. Моя мать говорила, что видела брата моего соседа в обществе стройной блондинки.

— Блондинки? Странно. Невеста Юры темненькая. Впрочем, если не возражаете, я встречусь с вашей мамой и покажу ей фото. Да и вопросы ей хочу задать. Ведь мне-то она почему-то ничего не рассказала о своих наблюдениях.

— Ну, это понятно. Старая больная женщина не хотела становиться свидетельницей. Вы уж ее простите. И хочу попросить, чтобы вы ее пока не тревожили. Я сама у нее все узнаю. Вы только снабдите меня фотографией ее невесты, а также секретарши моего соседа.

— Секретарши?

— Ну да. Ведь она блондинка.

— Логика интересная. Кстати, ее тоже изнасиловали и прямо на рабочем месте. Вы об этом знаете?

— Знаю. И даже думаю, что это блеф.

— Блеф?

— Есть у меня подозрение, что она является не жертвой, а сообщницей.

— Есть факты?

— Нет, я же сказала — подозрения. И вообще картина тут, на мой взгляд, вырисовывается такая. Брат Максима Павлодаева несомненно связан с подозреваемым Древяскиным. То, что они исчезли вместе, это доказывает. Секретарша, если это она встречалась с Юрием, также с ними связана, и наверняка она и стащила из сейфа документы. Но вот пока не ясно, кем в этой связи является Юрий — жертвой или сообщником?

— Направление интересное. Надо еще раз допросить секретаршу.

— Думаю, она также сбежала.

— Проверим. Обязательно проверим. И прямо сейчас.

Макаров вынул мобильник и набрал номер Максима.

— Здравствуйте, Максим Рустамович. Хотели мне звонить? Не вышла на работу? Так, дома ее нет, говорите? И вещи тоже? Думаете у матери? В Любани? Проверим, не беспокойтесь. Хотите подъехать? Давайте через пару часиков. Договорились. Прихватите с собой ее фото. И Машино тоже, если у вас есть.

Майор с улыбкой посмотрел на собеседницу и поднял вверх большой палец.

— Вы — прямо Шерлок Холмс. Она действительно куда-то уехала.

— И теперь, главное, Игорь Андреевич, оперативность. Чем скорее вы нападете на след — тем лучше.

— Ох, судья, и зачем вы ушли из милиции? У вас талант. А вы его разбазариваете на Лобном месте.

Ирина Романовна в ответ только улыбнулась.

14

Когда Макаров приехал в свое отделение, Максим уже ожидал его, сидя на стуле возле двери. Они прошли в кабинет, и едва Павлодаев присел у стола, у него в кармане зазвонил телефон. Он тут же быстро встал и вышел в коридор. Ему не хотелось говорить при Макарове. А тот, тем временем, выложил на стол папку с делом Древяскина. Павлодаев вернулся через пять минут и, грузно опустившись на стул, сказал:

— Вы были правы. Юру похитили. Требуют выкуп.

— Кто звонил?

— Мужской голос. Но не трудно догадаться, кто.

— Те, кто выкрал документы?

— Вот именно. Чистый шантаж. Причем такую сумму хотят, что волосы дыбом. Даже если я соберу все свои активы, все равно не хватит.

— Номерок какой-нибудь высветился? А впрочем, это неважно. Встречу назначили?

— Нет пока. Сказали, позвонят завтра. Предупредили, конечно, чтобы к вам не обращался и так далее. Пригрозили, что документы уйдут в прокуратуру, если не соберу денег и все такое прочее. Однако убийством брата не угрожали.

— Ну что ж, и отлично. Не в первый раз таким делом занимаюсь, не в первый раз. Итак, Максим Рустамович, сразу после звонка сообщаете место встречи, и, будьте уверены, мы их накроем. Не в первый раз.

Между тем, ближе к вечеру, Ирина Романовна решила все-таки увидеться с Наташей. Она позвонила ей на мобильный, и та, всхлипывая, ответила.

— Что-нибудь случилось?

— Случилось.

— Может, я смогу чем-то помочь? Может, поднимитесь ко мне, расскажете?

— Ладно. Сейчас только приведу себя в порядок.

Через четверть часа она пришла, вытирая кончиком платка остатки слез.

— Чайку? — Предложила Ирина Романовна, но тут же поправилась, — вам, может, Наталья Сергеевна, капелек накапать?

— Ой, какие тут капельки. Вот они капельки, — показала она платок, — разводиться, урод, хочет. Да еще из дома гонит.

— Ну, это не так просто. Вы тут прописаны?

— Конечно.

— Тогда и не берите в голову.

— Если бы у меня была голова, я бы этих почтальонов в дом не пустила. А теперь…, — и снова «поехала на соленый водопад».

— Да успокойтесь вы, — увещевала ее соседка, — все обойдется.

Соседки все же пошли на кухню, и попили чайку с тортиком. Ирина Романовна, как всегда, смотрела на Наташу с обожанием, и в голове при этом как бы кружился розовый туман. Гостья, между тем, успокоилась и стала жаловаться на судьбу и дурака мужа, который ей не верит. Ирина Романовна слушала ее, не перебивая, и профессиональным чутьем понимала, что Наташа, которой хотелось так неоглядно верить, тут наверняка говорит неправду. Или, во всяком случае, не договаривает. Она еще раз сказала соседке, что все обойдется, погладила по плечу и спросила:

— Признайтесь честно, Наташа, ведь если бы ваши дружки пришли, когда вашего мужа дома не было, вы бы пропали?

— Какие такие дружки?

— Так неужели приходили другие, а не те, что раньше?

— Ой, Ирина, не бередите мне раны.

— Вы же мне говорили, что лопоухий вам очень понравился. А тот ведь, кто сбежал, тоже с растопыренными ушами.

— Ой, да мало ли на свете лопоухих?

— Значит, не тот?

— Вы про фото? Нет, не тот.

Ирина Романовна видела, что соседка говорит неправду, но решила эту тему больше не затрагивать. Ведь, в конце концов, она не следователь, и какое ей до всего этого дело? Наташа, между тем, уже не проявляла расстроенных чувств, и резко сменила тему разговора. Стала рассказывать о любанской ворожее, которая оказалась матерью секретарши, любовницы мужа. После той памятной встречи со Светкой в доме ее матери Наташа боится, что колдунья теперь ради дочки наведет на нее порчу. Если уже не навела. Максим требует не только развода, но и предлагает съехать с квартиры. Говорит, что предоставит ей коттедж или другую квартиру на выбор. Но это у него не получится. Не такая она дура, чтобы из-за этой вертихвостки лишаться всего. Тут ее прервала Ирина Романовна:

— А вы знаете, Наташа, что соперница ваша исчезла?

— Куда это исчезла?

— Пока неизвестно. Разве вам муж не говорил?

— Нет. Это забавно! Так чего ж он меня выгоняет, если эта пропала? Что, у него третья, что ли, появилась?

У Наташи был настолько наивно-удивленный вид, что Ирина Романовна рассмеялась.

— Все возможно, — сказала она, — но разве вам, Наташа, так хочется вновь вернуться в ярмо семейной жизни? Разве не лучше быть свободной и самой выбирать…

— Ой, Ирина Романовна, какие тут могут быть выборы, если таких мужиков, как мой, на пальцах пересчитать можно, да и те все окольцованы.

— Но почему же непременно мужики? — Робко спросила Ирина Романовна и лицо ее покрылось густым румянцем.

До Наташи не сразу дошел смысл сказанного соседкой, но когда она поняла, бровки ее полезли на лоб.

— Ага, — сказала она, с любопытством рассматривая пунцовую соседку, — без мужиков, конечно, хлопот меньше. Ладно, пойду я, Ирина Романовна.

И Наташа быстрой походкой направилась к входной двери. После того, как захлопнулась дверь, Ирина Романовна долго сидела, закрыв лицо руками.

Наталья Сергеевна тем временем уже пришла к себе в квартиру и с возмущением думала о соседке сверху, которая, оказывается, жаждет женской любви. Максим сидел на диване с бутылкой пива и с интересом смотрел на жену, которая явилась домой в халате и тапочках. И с румянцем на щеках. Неужели теперь где-нибудь на чердаке с этими почтальонами трахается?

Наташа, хоть и была сердита на мужа, но в свете полученной от соседки информации о сбежавшей секретарше, решила с Максимом примириться. Присела рядом, закинув ногу на ногу так, что халатик распахнулся, потрепала по волосам и сказала:

— Прости меня, родной. Ну, виновата, виновата! А ты у меня такой замечательный, я ведь все поняла и сказала себе и тебе обещаю: никогда, ни с кем и ни за что. Все. Верна до гроба.

— Свежо, как говорится, предание, но верится с трудом. Нет, дорогая, наша совместная жизнь закончилась, хочешь ты этого или нет.

Максим проговорил это как-то вяло и неубедительно. Он пил пиво, и в голове у него вместе с легким кайфом плыли безрадостные мысли. Все бабы, искренне думал он, — продажные твари. Взять хотя бы Светку. Ну чего ей не хватало? А эта, законная? С первым встречным. И теперь вот: прости, больше не буду. Как же. До следующего почтальона или сантехника, как в нехорошем кино.

Жена его, между тем, продолжала прорывать оборону. Ее шаловливые пальцы делали свое дело, и, в конце концов, она оседлала дружка, и примирение состоялось.

Максим сразу стал жаловаться на судьбу, безжалостных соперников по бизнесу и кредиторов и так далее. Наталья Сергеевна на этот момент была удовлетворена во всех отношениях, поэтому гладила мужа по голове и искренне ему сочувствовала.

Было восемь утра, когда зазвонил телефон. Максим высвободился из объятий жены, взял лежавший рядом со стаканом пива мобильник. Высветилось слово «Юра», и Максим дрожащими пальцами нажал кнопку. И услышал давешний мужской голос, который без лишних слов назначил встречу в лесу на тридцать втором километре Московского шоссе, за кладбищем. Через три часа. С выкупом. И трубка отключилась.

Максим тотчас же, не раздумывая, набрал номер Макарова, и тот рассказал ему, как он должен действовать. Ему надо было ехать на эту встречу, во-первых, с травматическим оружием, во-вторых, наблюдать в зеркало заднего вида синие «Жигули», где будет Макаров и еще двое сотрудников. В процессе движения черный «Форд» будет меняться с «Жигулями», чтобы преступники не подумали, что он тащит за собой «хвост». Причем чередоваться они будут через две-три идущие в ряду машины. Это на случай, если преступники поедут сзади автомобиля Максима. А так оно скорей всего и будет, потому что они поедут, убедившись, что Максим выехал в нужном направлении.

Максим быстро оделся, взял ключи и сказал жене, чтобы никому дверь не открывала. И добавил, что едет на опасное деловое свидание, и если все пройдет благополучно, жизнь у них наладится.

15

Бросив на заднее сидение кейс с пачками нарезанной в размер стодолларовой купюры бумаги (так называемыми «куклами»), Павлодаев сел в автомобиль и покатил в сторону Московского проспекта. Выехав из города, он встал на обочину, потому что синих «Жигулей» позади не высматривалось. Через пять минут на обочину, сзади него, вылез джип с настолько затемненными стеклами, что увидеть в нем кого-либо не представлялось возможным. Так, подумал Максим, это очень хорошо. Наверняка это вымогатели, которые ехали за мной. Теперь я знаю, в какой они машине. Он тотчас позвонил Макарову. Тот спросил номера, но их не было видно, потому что джип остановился довольно далеко. Через минуту черный внедорожник развернулся, сумел вписаться в движение на противоположной полосе дороги и покатил в сторону города. Странно. Что-то тут не так. Или это случайная машина или преступники подумали, что засветились, и решили поменять автомобиль. Скорее всего, второе. Так что подсказка убежала. И он сообщил об этом оперативнику.

Между тем появились «Жигули» и Максим поехал дальше. За столбиком с цифрой 32 был поворот к кладбищу, которое располагалось возле шоссе, и ухабистая за ним дорога вела к густому темному лесу. Туда и свернул Максим. Он проехал около полукилометра и остановился. Огромные темные ели вздымали свои остроконечные верхушки в сумрачное небо. Вскоре он увидел, как синие «Жигули» приткнулись у обочины шоссе. Через пару минут к кладбищу подъехал и черный «форд».

Из «Жигулей» тем временем вышел невзрачный мужик в клетчатой рубашке, открыл багажник, вынул «запаску» и стал ставить домкрат под заднее правое колесо.

Прошло минут двадцать, но ни один автомобиль так и не свернул на дорогу к лесу. И тут вдруг из-за густо растущих у дороги молодых елок выскочил высокий парень в вязаной на голове шапке, резким движением открыл дверь машины, плюхнулся на сидение рядом с Максимом, приставил к его голове пистолет и выкрикнул:

— Быстро разворачивайся и гони по шоссе! Давай, не рассусоливай, пистолет заряжен!

Павлодаев развернулся на обочине и поехал в сторону Москвы, видя в зеркало заднего вида, как «жигули» сорвались с места и ринулись следом, оставив на обочине «запаску» и домкрат.

Итак, погоня. Причем тот, кто был за рулем, страстно хотел, чтобы его догнали, и как можно скорей. Поэтому Максим, несмотря на пистолет у виска, делал все возможное, чтобы его «бумер» двигался не на максимальной скорости. И, тем не менее, «жигули» безнадежно отстали, зато черный «форд» мчался с приличной скоростью, и был виден в зеркале заднего вида на расстоянии примерно в километр.

Молодого человека, сидевшего теперь рядом с ним с пистолетом в руке, Максим, конечно же, узнал. Это был тот самый почтальон, который наставил ему рога и кого он крепко угостил клюшкой. Дикая ненависть к нему взвивалась в душе, и он, скрипя зубами, держал в руках руль и думал о том, как бы избавиться от холодящего висок дула. Пальцы у парня дрожали, и Максим, покрываясь бледностью, думал о том, что этот щенок снял оружие с предохранителя, и просто случайно, от нервов, может нажать на курок. Впереди на обочине стоял черный «мерседес», и парень ткнул дулом в лоб и прохрипел:

— Паркуйся рядом с «мерсом»!

Оставляя за собой темные полосы на асфальте, «Бумер» резко тормозя, прижался к «мерседесу», хозяин которого стоял невдалеке под деревом и застегивал ширинку.

Парень, прихватив кейс с «куклами», выпрыгнул из машины Максима еще на ходу, вскочил в «мерседес» на место водителя, и через пару секунд уже несся по шоссе. Хозяин угнанной машины, крепкий упитанный толстяк лет сорока, подбежал к машине Максима, попытался рывком открыть дверь, потом, матерясь, кулаком ударил по боковому стеклу. В это время рядом на обочине затормозил «форд», из него выскочили крепкие накачанные мужики и схватили за руки водителя угнанного «мерседеса». Они оттащили его от «бумера» и, похоже, разъяснили ситуацию, потому что толстяк безнадежно махнул рукой и уселся на корточки, обхватив голову руками.

Появились, наконец, и «Жигули», откуда вышел Макаров, что-то спокойно сказал своим подчиненным, те быстро сели в свой «форд», и через пару секунд уже ехали по шоссе в сторону Новгорода. Сам он сел рядом с Максимом и сказал:

— Вперед! Не отставай от «форда», но и не перегоняй. Это приказ, понял?

— Да, понял, — ответил Павлодаев, потирая висок, на котором краснел кружок от дула пистолета, — а может быть, вы уже и без меня тут разберетесь?

— Не дури, Максим. Смотри-ка, у тебя руки дрожат. Давай я за руль сяду?

Максим отрицательно покачал головой.

Когда они выехали на шоссе, Макаров похлопал по плечу Максима и сказал:

— Дело идет к развязке. Посты впереди задержат черный «мерседес», если он, конечно, не свернет. Впрочем, в операции принимает участие и авиация, так что…

И, словно подтверждая слова майора, в небе появился вертолет.

— Ну вот, теперь он точно никуда не денется.

Максим уже пришел в себя и уверенно гнал свой «бумер» следом за «фордом». Тем временем по специальной связи Макаров переговаривался с «небом», как он выражался, а также с теми ребятами на «форде», которые сообщили ему, что «мерс» свернул на шоссе, ведущее к Кировску. Что ж, заключил майор, это и к лучшему. Задержание пройдет без нарушения движения на главной автодороге страны. Да и работать проще. Можно будет, в случае чего, вертолет снизить до максимума, чтобы деморализовать преступника. Такое в его практике уже бывало.

Через пять минут по узкому, в две полосы, шоссе мчались друг за другом три автомобиля, но расстояние между «мерседесом» и преследовавшим его «фордом» не сокращалось. «Бумер» Максима мог бы потягаться с «мерсом», но Макаров на его предложение поменяться с «фордом» местами отрицательно покачал головой.

Но вот «мерс» свернул налево и помчался в сторону Колпина. Ситуация осложнялась. Если преступнику удастся достичь населенного пункта, у него появится возможность бросить машину и затаиться в любом многоэтажном доме или ускользнуть с помощью общественного транспорта. Поэтому Макаров приказал «небу» делать снижение. Через пять минут рев вертолета наполнил окрестности, а сам он летел прямо над дорогой на очень небольшой высоте. Однако на сидевшего за рулем Колобка это угрожающее снижение не произвело никакого впечатления. Он с бешеной скоростью мчался к Колпину. Вот уже приблизилась новостройка, и вертолет вынужден был подняться выше, а автомобили один за другим уже мчались по застроенной девятиэтажками улице городка. Мерседес вдруг резко свернул под арку. Когда следом за ним во двор въехали преследователи, там стоял угнанный автомобиль с распахнутой дверцей, а лопоухого парня уже нигде не было.

Да, подумал Макаров, действительно быстроногий. И в какую дверь шмыгнул? Теперь трудно будет его вычислить. Но все равно никуда не денется, если у него тут нет знакомых, кто бы спрятал в своей квартире. Майор приказал сотрудникам оставаться здесь, пообещав, что вскоре пришлет им смену.

Итак, погоня закончилась ничем. Преступник на свободе, а Юрий Павлодаев в смертельной опасности. Именно об этом и сказал Максим Макарову, на что тот ответил:

— Никуда этот лопоухий отсюда не денется. Разве что по воздуху. А теперь пора дергать за другую ниточку. Будем искать вашу секретаршу. Я уже послал в Любань сотрудников. Если ее там нет, задача усложняется. Вы каких-нибудь подруг ее знаете?

— Нет, никого. Хотя, постойте, одну знаю. Я как-то в выходной заезжал за ней на Казанскую улицу.

— Номер дома и квартиры помните?

— Нет, но я всегда все записываю. Сейчас, — Максим вытащил из внутреннего кармана пиджака записную книжку, — ага, вот я тут на пустых листочках такие вот временные адреса записываю. Ну вот: Казанская 14, домофон 17.

— Отлично. Сейчас же и наведаемся. Ну а с вами, Максим Рустамович, мы пока расстаемся.

— Игорь Андреевич, а что с Юрой? Если лопоухий сообщил сообщнику о сегодняшнем провале, то…

— Согласен. Но тут уж, сами понимаете, поделать ничего невозможно. Думаю, что вашему брату ничего не грозит, пока этот сидит здесь в осаде. Так что надейтесь.

Макаров вышел из машины Максима и направился к «форду».

16

После злополучной погони Игорь Андреевич направился в «контору», как все сотрудники называли место службы, известное всем как отделение милиции. По дороге из Колпина попали в пробку на Московском шоссе. Пробка на шоссе — совсем другое дело, нежели в городе, где можно, зная проходные дворы и маленькие переулки, как-то добраться до места. Здесь дорога одна и стоит в обоих направлениях, так что ничего другого не остается, как глазеть на огромные колеса фур, возвышающихся над легковыми машинами высокими стенами. Так всегда кажется сидящему практически на земле седоку легковухи. И к тому же возникает и чувство безысходности, какое человек испытывает в неволе.

Итак, размышлял он, теперь главное — не упустить почтальона. Если он опять ускользнет, дело можно считать гиблым. Он не пойдет еще раз на контакт с Максимом Павлодаевым. Пожалуй, даже, если у него есть мозги, отпустит его брата. И постарается уехать в другой город. Поэтому надо незамедлительно во все аэропорты и вокзалы разослать ориентировки с фото. И тут же позвонил и об этом распорядился. Связался также с Надеждой Ивановной и сказал ей, чтобы она сейчас же наведалась на Казанскую улицу к предположительно подруге секретарши Павлодаева.

— Павлодаева? — Переспросила Надежда Ивановна. — Так это по делу быстроногого почтальона?

— Да. Он сейчас находится в осаде в одном из микрорайонов Колпина. Выясните у подруги, или кто она там такая, все возможные адреса, где мы сможем найти сообщницу. А в том, что она сообщница, у меня сомнений нет. Действуйте аккуратно, с подходом. Все.

После звонка шефа Надежду Ивановну стали обуревать противоречивые чувства. С одной стороны она была рада, что вновь занимается интересным делом, главным персонажем которого был лопоухий, и, тем не менее, очень симпатичный почтальон. А с другой стороны ей было неприятно услышать, что он оказался в засаде. Его было безумно жалко. Стрела Амура бередила ее сердце.

Когда она подъехала на Казанскую улицу и набрала номер квартиры на домофоне, никто ей не ответил. Надежда Ивановна позвонила в служебную справочную службу и выяснила номер телефона в квартире 17. Набрала его, но опять же никто не ответил. «Что-то я совсем рассеянная стала, — подумала она, надо было сперва звонить, а потом ехать». И вдруг решила наведаться в Колпино, на место осады симпатичного почтальона.

А там тем временем ничего не происходило. Оставленные Макаровым сотрудники по очереди обошли все парадные, преступника не обнаружили, а в какой из квартир он мог бы находиться, догадок у них не было. Когда подъехала Надежда Ивановна, они оба сидели на скамейке в дворовом скверике, откуда прекрасно просматривались все парадные. Обоих она хорошо знала, и один из них, широкоплечий Саша, не раз предлагал ей встретиться на нейтральной территории, но она всякий раз такие его поползновения пресекала, и он на нее теперь дулся. И когда она подошла к скамейке, неприветливо процедил:

— А тебя зачем сюда занесло?

— Не твое дело, — отрезала она.

Села рядом с ними, закурила и сказала:

— Значит, так. Вы можете пойти прогуляться, пивка попить. Если он в доме, и окна выходят сюда, то он прекрасно нас наблюдает. Так что валите, а я буду следить с другой точки.

Когда они ушли, Надежда Ивановна встала за дерево и внимательно, один за другим, осмотрела все окна. На одном из них занавеска была плотно задернута, но иной раз пошевеливалась. Еще одно окно также показалось подозрительным: оно было распахнуто, и его зияющую темноту, как казалось с улицы, несколько раз разрежали вспышки, как будто там кто-то фотографировал. Оба окна находились на седьмом этаже, рядом друг с другом, так что, скорее всего, находились в одной и той же квартире.

Через пять минут шевеление занавески прекратилось, и Надежда Ивановна напряглась и поняла, что быстроногий, не увидев никого на скамейке, решил скрыться. Следователь вдруг вспомнила, что пистолет остался в машине. Она, как и всякая женщина, любила в теплую погоду одеть на себя что-нибудь легкое, и уж, конечно, кобура с пистолетом была совершенно неуместна на тоненьком пояске короткой юбки. Ах, какая оплошность! И она просто опешила, когда из парадной выскочил высокий парень в вязаной шапке на голове и с невероятной быстротой побежал к арке. Господи, опять удирает! Она ринулась за ним, выскочила на улицу и увидела, как он понесся к автобусной остановке. Надежда Ивановна впрыгнула в машину, и через минуту мчалась за беглецом, который успел вскочить в уходящий автобус. На следующей остановке он выскочил и скрылся в дверях торгового центра.

Что делать? Она позвонила Саше и рассказала ему о побеге. Тот обложил ее многоэтажным матом и сказал, чтобы стерегла выход. Но она поняла, что это уже бесполезно, потому что сбежавший преступник наверняка вышел в дверь с другой стороны здания и скрылся. Удивительно, но это ее не огорчило, а скорее обрадовало, что он и на этот раз ускользнул. Через пять минут запыхавшиеся сотрудники появились рядом с ней и выразили в крепких выражениях все, что они думали об ее предложении пойти попить пивка и вытекающих последствиях. Она, впрочем, не осталась в долгу, и тут же позвонила Макарову, который также выразил ей, и в тех же выражениях, свою «благодарность» за проявленную инициативу. И вообще, зачем она поехала в Колпино, если ей было поручено навестить подругу секретарши?

Саша тем временем полетел к другому выходу, но вскоре вернулся и сказал, что высокий парень в шапке, как ему сообщили продавщицы, действительно вышел в другую дверь две минуты назад. Ищи его теперь свищи.

Надежда Ивановна вернулась к машине и поехала в сторону Московского шоссе. На Фонтанке она остановилась во дворе одного из домов, поставила там автомобиль и пошла в приглянувшееся кафе с открытой верандой. Она уже допивала кофе, как раздалась из мобильного мелодия Леграна. Звонил Макаров и спрашивал, где она и почему не выполнила задания. Она ответила, что как раз туда и едет. Он приказал ей также явиться сразу же после визита на Казанскую.

Еще будет ли эта встреча, подумала Надежда Ивановна и набрала номер полученного по справке телефона в 17 квартире. Ей ответил светлый и жизнерадостный детский голосок. Девочка на вопрос, есть ли дома взрослые, ответила, что мама придет после семи. Поинтересовалась, кто звонит. Надежда Ивановна ответила, что подруга и прервала разговор.

На часах было еще половина четвертого, и она решила поехать в «контору», чтобы убить время и получить нагоняй от начальника. Макаров действительно был вне себя от этого «прокола», произошедшего по вине старшего лейтенанта Гуляевой. И еще раз настойчиво ее спросил, зачем она поехала в Колпино? Надежда Ивановна сказала, что хотела помочь, ведь как-никак это дело было поручено ей, так что вот поэтому. Отослала она сотрудников с пункта наблюдения затем, чтобы выманить преступника.

— Ну и что получилось? — Опять вскипел Макаров. — Вся операция насмарку. Мне ведь тоже теперь «на ковре» в Большом доме стоять придется. Ладно, продолжайте заниматься этим делом, но только под моим руководством. Никакой отсебятины. Ясно?

— Так точно.

— Нам сейчас надо найти второго преступника, точнее, преступницу. Тогда уж мы выйдем, надеюсь, и на лопоухого скорохода. К матери секретарши уже выехали. А вы, Надежда Ивановна, сегодня же, подчеркиваю, попытайтесь встретиться с подругой Светланы. Все.

В восьмом часу вечера старлей Гуляева попала, наконец, в квартиру на Казанской. Высокая полногрудая брюнетка тридцати пяти примерно лет пригласила ее в большую комнату, обставленную современной, но под «ретро», мебелью, предложила присесть у большого круглого стола и спросила, не хочет ли гостья кофе. Надежда Ивановна кивнула, и когда хозяйка вышла на кухню, осмотрелась. Дорогая мебель, картины на стенах, в основном, пейзажи, изысканные высокие напольные вазы в углах, дорогой белый пушистый ковер на полу, — все это говорило о достатке. Надежда Ивановна родилась она после перестройки, но ее пролетарская кровь всякий раз вскипала при виде буржуазного благополучия. Такие чувства ей прививались с детства родителями, простыми тружениками, которые с гневным негодованием восприняли чудесное в девяностые годы превращение социалистической собственности в частную. Так что ее классовый инстинкт, если можно так сказать, всегда был начеку.

Когда чашка с ароматным дымящимся напитком была поставлена на кругленькую кружевную салфеточку, и хозяйка села перед ней на стул с немым вопросом на лице (зачем пожаловали?), Надежда Ивановна строго спросила:

— Фамилия, имя, отчество, род занятий, возраст.

— Чей?

— Ну не мой же. Я свой возраст хорошо знаю.

— Вы мне объясните, — уже раздраженно сказала брюнетка, — по какому вопросу вы сюда пришли, а потом уж спрашивайте, кто я и откуда.

Надежда Ивановна уже была в кипении, когда ехала сюда из Колпина после злосчастного прокола, и теперь оно усилилось от вида буржуазной обстановки и независимого поведения хозяйки. Но в данной ситуации необходимо было сдерживаться, потому что, как ни крути, брюнетка была права, да и сведения от нее надо было получать. Поэтому, потупив глаза, сказала:

— Извините, привычка. Но, все-же, как мне к вам обращаться?

— Павлова Елена Викторовна.

— Ну, так вот, Елена Викторовна, вы знакомы вот с этой женщиной?

И Надежда Ивановна показала фото секретарши Светланы.

— Да, конечно, это моя давняя клиентка.

— Клиентка? А чем вы, собственно, занимаетесь?

— Я портниха, точнее, дизайнер женской одежды.

— Ага, понятно. И когда вы в последний раз с ней встречались?

— Не помню точно. Думаю, недели уже как три. А что с ней не так?

— Да пропала ваша клиентка. Ищем. У вас нет на это счет соображений?

— Какие еще соображения? Я людей не похищаю.

— Конечно, но, может быть, у нее есть подруги среди ваших клиентов?

— Может, и есть. Во всяком случае, я знаю, по чьей рекомендации она ко мне попала. Могу дать номер телефона. Пишите: Маргарита Михайловна Бристоль, — и, взяв в руки элегантную, с тиснеными на коже розами, записную книгу, назвала цифры. — Больше, к сожалению, ничем не могу помочь.

— Спасибо.

Надежда Ивановна поднялась с удобного стула и направилась к выходу.

17

На другой день поутру Игорь Андреевич Макаров пил чай с ватрушкой у себя в кабинете и размышлял о своей жизни. Ведь отчего, думал он, меня угораздило выбрать эту профессию? В детстве любил рисовать, хотел стать художником, но отец не позволил. Сказал, что это все глупости, не мужское, дескать, занятие. Сам он был офицером, служил в артиллерии, и очень гордился своим высоким званием полковника. Так что направил сына по своим стопам. Но в армии Игорь Андреевич не остался. Решил было после срочной службы выбрать гражданскую профессию, но приятель сманил его романтикой сыска. Поначалу интересно было, увлекательно. Но теперь майор с горечью осознавал, что роется в отбросах общества, месит гниль и плесень, пытаясь там найти зерна истины. Что есть истина? Вечный вопрос! Для Макарова в его профессии было много, как говорится, моментов истины. Найти и доказать, что тот или иной убил, ограбил, смошенничал и так далее… И что же? Находил и доказывал, но разве общество от этого хоть чуточку менялось? Отнюдь! Хоть в тюрьмах нынче и яблоку негде упасть. Ладно, прочь досужие мысли.

Итак, в деле Павлодаева пока все в потемках. Хоть и ясно, кто преступник. Секретаршу в Любани не нашли, портниха ничего не знает, а без этой ниточки дальше не продвинуться. И главное — не известна судьба Юры. Теперь он вроде бы преступникам не нужен — до павлодаевских денег лопоухий не добрался. Им теперь остается или его физически устранить или, запугав, отпустить. Посмотрим. Времени прошло еще очень мало.

Он открыл папку с этим делом и стал читать протокол беседы Гуляевой с Маргаритой Михайловной Бристоль, которая начисто отрицала свое знакомство с секретаршей Светланой. Но эта самая Бристоль проходила по делу того самого бегуна Древяскина, как потерпевшая. На суде, впрочем, она преступника не признала. Спрашивается: почему? Вряд ли тут мог быть подкуп. Она женщина весьма состоятельная. Точнее, ее муж. Стало быть, не признать преступника ее побудили иные причины. Вот именно — иные. Тут майора как бы осенило. Ведь что получается: Древяскин насиловал и грабил женщин, но они не очень-то на это жалуются. Взять хотя бы Наталью Сергеевну. Или секретаршу, которая отказалась даже написать заявление. Ну, с ней-то более или менее ясно. Похоже, она сообщница.

Он стал просматривать дело дальше, и, читая протокол беседы в Любани, был очень удивлен тем, что мать секретарши, экстрасенс, или кто она там на самом деле, утверждала, что жена Павлодаева была у нее с целью приворожить мужа, отлепить от любовницы-секретарши. Но тут загвоздка была в том, что любовницей-то была ее дочка. Мать теперь в нервном расстройстве. Убеждена, что сама навела порчу на родную дочь, и ее исчезновение связывает со своей ворожбой. Очень все это любопытно. Сейчас необходимо найти секретаршу. Только она, как был убежден майор, сможет вывести на след преступника. И в то же время он понимал, что ее так же сложно теперь отыскать, как и ловкого скорохода.

Такого же мнения придерживалась и Ирина Романовна, которую дело соседки интриговало чрезвычайно. Тут, если иметь в виду сердечную рану, интерес был мстительный. Ох, как хотелось теперь, чтобы красивая и лакомая соседка вляпалась и не отмылась. Конечно, догадывалась, что Наташа якшается с почтальоном не только из чувственных, но и корыстных интересов, но найти ниточку долго не могла. И в какой-то момент ее осенило: так ведь у соседки был прямой интерес убрать с дороги своего жизненного успеха притершуюся к мужу секретаршу. Так что визит почтальона в офис мужа вполне объясним. Месть совершается. Соперница обесчещена, бумаги похищены, подозрение направлено на нее. И та исчезает. Наверняка эту операцию быстроногий провернул ради красивой Наташи. Смущает, правда, в этой версии то обстоятельство, что почтальон делился красотой Наташи с неизвестным молодым человеком. Фу! Конечно, если он и помог соседке, то наверняка не за красивые глаза, а за деньги.

Так что свои подозрения Ирина Романовна несомненной истиной не считала и делиться ими со следствием не намеревалась. Ей захотелось самой распутать этот клубок. Прежде всего, надо бы увидеть Наташу и с умением опытного следователя порасспросить о пропавшей ее сопернице. Она натянула на себя джинсы, посмотрела в зеркало, где отразилось ее мужеподобное лицо с рытвинками от прыщей. Как они ей досаждали в юности! Она их и выдавливала вместе с кровью и чем только не мазала, и все же они, как грибы после дождя, выпрыгивали и выпрыгивали. Может, от того, что безжалостно с ними расправлялась, и остались теперь следы, как от оспы.

Было около шести вечера, когда Ирина Романовна позвонила в дверь соседки. Та открыла буквально через пол-минуты. Она стояла в прихожей и подкрашивала перед зеркалом глаза.

— Извини, Ира, убегаю. Ничего срочного?

— Да конечно ничего. Просто поболтать захотелось, узнать, как дела, все ли с мужем уладилось?

— С этими мужиками никогда ничего не уладишь. Вечные проблемы. Давай завтра, а? Убегаю.

И стала надевать босоножки. Они вместе вышли из квартиры, и Наташа скользнула в лифт. Ирина Романовна подумала: куда это она? И решила проследить. Она всегда ставила машину за домом, впритык к стене, куда можно было попасть через черный вход. А соседка ставила свой элегантный, брусничного цвета, «форд» прямо у парадного подъезда, отчего у нее бывали по этому поводу конфликты с дворником. Но это раньше. Теперь у парадного метет бессловесная узбечка. И не метлой, а кухонным веничком.

Ирина Романовна знала по опыту, что такие дамочки, как ее соседка Наташа, никогда никаких подозрений по поводу слежки не имеют, и в зеркало заднего вида с этими целями не смотрят. У них обычно в голове другое. Поэтому она без особого труда пристроилась ей в хвост, соблюдая, впрочем, нужную дистанцию — их разделяли в толпе автомобилей две иномарки. Правда, на городских улицах это не совсем удобно — преследуемая могла в любой момент свернуть в какой-нибудь переулок или проходной двор — и тогда ищи ее свищи. Ехали, впрочем, недолго. С Большого проспекта Наташа свернула на 13-ю линию и затормозила у неказистого, с голым фасадом, трехэтажного дома. Перед ним — защищенный низким синим заборчиком садик, где чахлые кустики сирени с серыми от пыли листьями казались декорацией на сцене провинциального театра. Наташа выпрыгнула из машины (она была девушкой порывистой) и резво двинулась к дому, обошла его и скрылась. Ирина Романовна не смогла проследить, в какую дверь вошла соседка, потому что по фасаду входа не было. А когда Ирина Романовна вышла из своей машины и обошла дом, то увидела, что парадных было три, все с домофонами, и без табличек с номерами квартир. Между задней стеной дома и высоким забором из кирпича было метра три. Оставалось только ждать, из какой двери выйдет Наташа, и затем уж выяснять в какую квартиру она наведалась. Но ждать здесь, не привлекая внимания, не возможно, — из любого окна ее мог увидеть каждый, кто выглянет. Так что пришлось ретироваться в садик, где судья села на серую скамью, где ножиками были вырезаны тексты типа «Ира + Толик = любовь». Впрочем, долго тут рассиживать тоже не годилось — в любую минуту могла выскочить из-за угла соседка, и трудно будет ей объяснить, каким ветром сюда ее сюда занесло. Да и окна квартир выходили и на садик тоже. Так что судья ушла к своему автомобилю.

Тем временем Наташа, которой и в голову не могло прийти, что за ней установила слежку уродливая соседка с «розовыми» склонностями, в это время пила шампанское тет-а-тет с молодым кудрявым брюнетом Кириллом. С этим молодым человеком Наташа познакомилась на показе мод, где Кирилл выступал в роли модели. Собственно, это и была его профессия, и комплексами по этому поводу он не страдал, — отнюдь, молодой человек даже слегка гордился тем, что каждую неделю выходит на подиум элегантным и независимым «мачо» и отдает себя взглядам публики. Наташу он и высмотрел с подиума, а затем, на улице уже, подошел и предложил выпить с ним чашечку кофе. Любвеобильная Наташа, разумеется, не могла отказать такому красавчику.

Ирина Романовна, однако, предполагала, что ее сексапильная соседка пришла в этот дом с другими целями. Она думала, что Наташа назначила встречу с быстроногим почтальоном, кто, по ее мнению, и должен был знать, куда подевалась секретарша. Но, увы, в деле сыска часто случаются досадные ошибки. Ирина Романовна битых два часа просидела в машине для того только, чтобы увидеть, как довольная и с полуулыбкой на губах Наташа своей пружинящей походкой идет к своему «брусничному» форду. Боже, как она хороша! У Ирины Романовны даже слегка защемило в сердце. После того как соседка села в машину и уехала, она вышла из автомобиля и направилась к дому. Внимательно осмотрев окна с фасада, она заметила, что в одном из них волосатая мужская рука открывает занавески. Окно, третье с краю, находилось на втором этаже. Стало быть, в первой парадной. Она обошла дом и постояла минут пять у входной двери. Дождалась, когда какая-то женщина с черным мешком для мусора вышла из парадной, проскользнула в темноватый подъезд. Поднялась на второй этаж и остановилась у двери квартиры, дверь которой была обита оранжевым пластиком «под дерево». Прислушалась. Затем позвонила. Дверь открыл молодой темноволосый парень и с удивлением на нее посмотрел. Он был в джинсах, но обнажен по пояс. На груди курчавились черные волосы. Ирина Романовна сразу поняла, что попала по нужному адресу. Она показала недоумевающему парню служебное удостоверение, на которое он взглянул лишь мельком, и сказала:

— Можно пройти? У меня к вам несколько вопросов.

— Какие еще вопросы? Вы кто такая?

— Я следователь по уголовным делам, — солгала Ирина Романовна, — дама, которая от вас вышла пять минут назад подозревается в похищении, а возможно, и гибели человека.

— А я-то тут причем?

— Пока не знаю. Расскажите, давно ли знакомы и каковы ваши отношения?

— Это вас не касается. И вообще, без адвоката на ваши вопросы отвечать не буду.

— Ага, насмотрелись американских фильмов. У нас не Америка. Если не будете отвечать, сядете на нары на трое суток. Будет время подумать.

— А что вы от меня хотите? Я с ней познакомился на показе мод. Пригласил в гости. Посидели за бутылкой вина, поговорили о моде. Это что, не разрешается?

— Вполне допустимо. У нас свободная страна и нравы, стало быть, тоже свободные. Поверьте, мне от вас ничего, кроме правдивых ответов, не надо. Итак, будем отвечать?

— Да, — буркнул плейбой, натягивая желтую футболку.

— Ну и ладно. Давно знакомы с Натальей Сергеевной?

— Месяца полтора.

— Сюда она часто приезжала?

— Нет, не очень. Сегодня мы встретились в четвертый раз.

— Кроме, скажем так, традиционного бокала шампанского вас ничего не связывало? Общие дела, знакомые?

— Нет.

— Перейдем сразу к делу. Наталья Сергеевна ничего не говорила вам о своем затруднительном положении в связи с навязчивым почтальоном?

— Почтальоном? Нет. Хотя сегодня как раз спешила на почту. Сказала, что надо отправить письма и все такое.

— Какие письма, куда? В какое почтовое отделение она поехала? Не сказала?

— Нет, но я думаю, что в то, которое поближе.

— Удивительная логика! Спасибо… А как вас, кстати, зовут?

— Кирилл Владимирович.

Ирина Романовна задала красавчику еще несколько вопросов и поняла, что тот никакого отношения к истории Колобка не имеет.

Спускаясь по лестнице, она подумала, что молодой человек, быть может, и прав, что Наташа поехала с письмами в ближайшее почтовое отделение. Интересно, кому они адресованы?

Ирина Романовна притормозила у почты на Большом, ближе отделений не попалось. Народу было немного, и она подошла к окошку, за которым сидела полная, с огромной грудью, молодая девица и шлепала по письмам штепмелем.

— Скажите, — обратилась она к ней, — не так давно не подходила к вам рыжая молодая женщина?

— С веснушками на груди? В зеленой юбке? — уточнила словоохотливая сотрудница.

— Да, да. Ее фамилия Павлодаева.

— Ну и что? Ну да, отправила два письма заказных. А вам что за дело? Подруга, что ли?

— В общем, да. Не подскажете, на какие адреса?

— Не имею права. Тайна переписки.

Тогда Ирина Романовна вытащила свое удостоверение судьи и показала ее девушке. Та взяла его в руки, внимательно изучила и сказала:

— Для суда, да? Ну, я не знаю. Вы же не из полиции.

— Для выяснения обстоятельств по делу.

— Хорошо. Пойду спрошу у заведующей, могу я вам это сказать или нет.

— Ну, зачем же к заведующей? Какие тут секреты?

Девица колыхнула грудью, повернулась на стуле и взяла с полки пачку писем. Перебрала их, нашла нужные и ответила:

— Вот. Одно в Москву, улица Якимянка, Дроздовой Елене Г. Другое в Кингиссепп, до востребования, Древяскину Михаилу.

— Древяскину? — Вырвалось у Ирины Романовны. — Спа…сибо.

— Пожалуйста.

Садясь в машину, судья не могла удержать внутри себя радостного возбуждения и, что редко с ней случалось, бессознательно улыбалась. «Славно вышло, — думала она, — не напрасно я за ней увязалась. Теперь известно, где скрывается преступник». И она прямо из машины позвонила Макарову и сообщила о письмах от Натальи Сергеевны.

18

Максим Павлодаев, между тем, после неудачной погони, решил еще раз воспользоваться услугами подростков с Финляндского вокзала. Он подумал, что они, может быть, еще что-нибудь вспомнят, об исчезновении Светланы. Кроме того, у него зародилось сомнение относительно раскаяния жены. Не верил он в ее слезы. Поэтому решил направить юных следопытов по маршрутам Натальи Сергеевны. Когда ему стало известно о посещении гадалки, оказавшейся к тому же матерью секретарши, он всерьез задумался о том, как и где жена проводит время в течение дня, пока он в поте лица корпит в конторе и лазает по стройкам. Кроме измен, оказывается, она еще и к знахаркам ездит. Нет, решил он твердо, надо, чтобы ребятки все подробно разузнали, и чтобы каждый час ее дня стал ему известен. Он решил для себя, что поступил верно, согласившись на примирение с женой. Ему надо было еще раз убедиться в ее неверности, чтобы раз и навсегда с ней расстаться. Он очень хотел изменить свою жизнь к лучшему, ему хотелось спокойной семейной жизни с другой женщиной, с той же Светланой, например, которая родила бы ему ребенка и обустроила крепкое и уютное семейное гнездо. Чтобы по утрам варила кофе и кормила яичницей или манной кашей, ждала по вечерам, и запах жареного мяса встречал бы его в прихожей.

На этот раз он не поехал на вокзал, а позвонил мальчику Диме и договорился с ним о встрече в маленьком дешевом кафе на Петроградской стороне. Максим частенько назначал деловые встречи в этом почти всегда безлюдном месте. Точка общепита, как раньше говорили, была расположена далеко от метро в тихом переулке, поэтому и была малообитаема. Дима, как и в прошлый раз, попросил аванс, рассмотрел фотографию (при этом поднял кверху большой палец и причмокнул языком) и пообещал через три дня прийти сюда же с результатами наблюдений.

Когда Макаров узнал от Ирины Романовны, что Древяскин в Кингисеппе и, оказывается, поддерживает связь с женой потерпевшего, решил послать в Кингисепп кого-нибудь из своих сотрудников. Он также попросил «пробить» Дроздову из Москвы, кому было адресовано письмо жены Павлодаева. Оказалось, что она со дня рождения живет по указанному адресу.

Письма следовало бы изучить, но на это требовалась санкция прокурора, и Макаров знал, что по таким вот делам «добро» на перлюстрацию и прослушку дают неохотно, а чаще — и вовсе не дают. Так что придется прибегать, как всегда, к несанкционированным действиям.

Три дня спустя Дима позвонил Максиму Павлодаеву. Встретились в чайной на Петроградской стороне. Молодой следопыт был прилично одет, безмятежно жевал резинку и постукивал пальцами по столу, когда Максим вошел в довольно уютное помещение с самоварами на столах. Сделав заказ, Максим с улыбкой глянул на лицо мальчика, который всем своим существом стремился быть взрослым, да, пожалуй, и чувствовал себя таковым. Он привык в своей среде быть лидером, что и накладывало на двенадцатилетнего отрока отпечаток независимости. Он откинулся на стуле, посмотрел на Максима как-то вскользь и, потупившись, спросил:

— Рассказывать?

— Да уж давай, за тем и пришел.

— Значит, так. Эта интересная дамочка, как и прежняя, как это для меня ни удивительно, третьего дня наведалась в тот же самый красный дом с белыми наличниками, на Двенадцатой линии. Вышла через пять минут, значит, к кому пришла, дома не было. Позавчера она побывала, и тоже днем, уже на Тринадцатой линии. Была там два часа. Мои наблюдатели такую деталь заметили: когда она в дом входила, волосы были на затылке закручены, а когда вышла, то стали распущенные. Отсюда можно сделать вывод…

— Стоп. Выводы я сам буду делать.

— Ладно. Хозяин — барин. Продолжаю. Мои агенты оставались у дома на Тринадцатой линии еще два часа, чтобы вычислить того, к кому рыжая, значит, красотка наведалась. А это было не трудно, потому что дамочка, уходя, ручкой помахала, а из окна на втором этаже тоже помахали. Волосатой рукой. А рожа у объекта смазливая. Сами посмотрите. Сумели сфоткать, когда он из дома выполз.

И Дима положил на стол фото Кирилла, одетого в лиловые, в обтяжку, джинсы и расстегнутую почти до пупа белую рубашку с длинным воротником странной формы.

— Видите, — прокомментировал парнишка, — прямо Остап Бендер. Ребята выяснили: манекенщиком работает.

— Так. И это все?

— Да нет. Еще она в парикмахерскую, ходила, в бассейн, по магазинам. И так далее. Да вот, тут все зафиксировано, — и Дима выложил перед Максимом сложенный вчетверо лист бумаги.

Тот развернул его и внимательно просмотрел. Затем вынул бумажник и расплатился.

— Наблюдать ее дальше? — Осведомился подросток. — Или на этом все?

— Пока все. Спасибо. Фото беру?

— Конечно. Для вас ведь делали. Если что — звоните.

На том они и расстались. Теперь у Максима были все основания для развода с женой. Конечно, насчет фотографии она наплетет с три короба и скажет, что никто рядом со свечкой не стоял (любимое ее изречение, перл женской мудрости). Но теперь это уже не имело значения. Сейчас он думал о своей секретарше. Допустим, размышлял он, она оказалась сообщницей и пропала вместе с почтальоном. Так думают следователи и, возможно, они правы. Но он не мог понять, почему она спала с ним, говорила, что любит, делала все возможное, чтобы создать с ним семью. Не складывается как-то. Не могла же она быть изначально вероломной. Может быть, Свету принудили к этому. Хотя, трудно сказать. Документы, конечно, могла взять только она. Могла запомнить цифры кода на сейфе, когда он его открывал в ее присутствии. Впрочем, он это делал не только в ее присутствии. Так что, загадка. Надо будет провести самое тщательное внутреннее расследование. Надо только припомнить всех, кто приходил к нему тогда, когда он открывал сейф. Но тут же осознал, что в таком случае придется взять под подозрение очень многих. Стоп. Кто чаще других мог видеть процедуру открытия серого монстра с секретом в углу кабинета? Да, правильно, люди из бухгалтерии, приходившие на подпись с платежными документами, какие всегда обязаны храниться в сейфе. Главбух? Едва ли. Она сама заинтересована в том, чтобы кое-что не выплывало наружу. Кто еще? Он постарался проанализировать, кто бы мог быть вовлечен в эту историю, и по какой причине. В это время у него в кармане стал ерзать мобильник. Звонил Макаров, просил встретиться.

Он приехал в отделение, прошел в кабинет к следователю, который меланхолично грыз сухарь с изюмом. Кружка с чаем стояла на папках так, что казалось, вот-вот опрокинется. Сделав жест присаживаться, Макаров прихлебнул из кружки, поставил уже на другое, более ровное, место и сказал:

— Новости для вас имеются, Максим Рустамович. Ваша жена отправила два заказных письма. Одно в Москву, Дроздовой Елене, а другое… Впрочем, остановимся пока на первом. Вы знаете, кто такая Дроздова?

— Нет. Впервые слышу.

— Так, ладно. А второе, знаете кому? Тому самому почтальону-насильнику, кому вы синяков наставили.

— Не удивляюсь, — спокойно ответил Максим.

— Хорошо. Я вас позвал, чтобы посоветоваться. Ваша жена, по моему мнению, так или иначе, замешана в деле, которым мы сейчас занимаемся. Очень бы хотелось знать, что она написала быстроногому Древяскину, но, тайна переписки… Мы знаем, куда направлены письма, но изъять их мы не можем, закон не позволяет. Может быть с вашей помощью, а?

— Каким это образом?

— Скажете на почте, что жена, дескать, заболела, просила письма забрать, потому что не приедет. И чтобы людей не беспокоить… Ну, и так далее. Придумаете что-нибудь. Паспорт свой со штампом покажете, а еще лучше у жены ее паспорт возьмите.

— Хорошо, попытаюсь.

— Да, попробуйте, и поторопитесь, пока письма не ушли.

Когда Павлодаев ушел, Макаров некоторое время еще сидел и размышлял о своей жизни и вопросах судьбы и бытия. Эти философские мысли давно не посещали его голову. Этак лет пятнадцать назад, когда учился еще, тогда часто обо всем этом думал, книги читал, с друзьями спорил, цитатами их разил и так далее. А потом женился, суета, пеленки, детский садик, работа, кухонные разговоры и так далее и все далее…

Уже который день в голову лезла забытая со студенческих времен фраза философа Шпенглера о том, что судьба и причинность соотносятся друг с другом, как время и пространство. Спорить с этим трудно, но и соглашаться как-то не хочется. Ведь что получается: упал, потому что споткнулся (вот она, причина), но также и потому, что суждено было тут оказаться и тебе, и камню, об который споткнулся и так далее. И с другой стороны все правильно — время и пространство друг без друга жить не могут. И все же в этой паре, размышлял следователь, судьба главнее. Возможно даже, и причины-то возникают по ее прихоти. Вообще-то Игорь Андреевич всегда интересовался любомудрием, еще со школьной скамьи любил читать сочинения философов, особенно французских. Фурье, Сен-Симон, Вольтер прямо душу грели своими идеями о социальной справедливости. Этому в определенной степени способствовало и то, что в школе изучал французский язык. Да и вообще-то «ментом» стал потому, что слишком уж эмоционально относился к этой вечной проблеме, которая никогда (ох, никогда!) решена не будет. Ему с юности хотелось стать защитником униженных и оскорбленных, но, оказавшись в среде правоохранителей, увидел не только еще пущее, нежели в других ведомствах беззастенчивое лихоимство, но и то, как свирепо здесь оскорбляли униженных и унижали оскорбленных. Тут не церемонились, зная, что в любом случае, закон на их стороне.

19

Надежда Ивановна решила наведаться на улицу Декабристов, в университет имени Лесгафта. Быть может, кто-нибудь из однокашников Древяскина расскажет о нем что-нибудь новое и интересное. Впрочем, она не совсем представляла себе, как проходит учебный процесс в таком ВУЗе. Ведь, в основном, рассуждала она, они, студенты, то есть, не должны просиживать штаны в аудиториях, а тренироваться в спортивных залах.

Она зашла в вестибюль с заранее принятым решением не обращаться к кому-либо из администрации, а попытаться самой найти контакт со студентами и расспросить у них о неуловимом скороходе Древяскине. Вестибюль встретил ее тишиной и безмолвием. Никого в помещении не было, только где-то в глубине таился свет включенной лампы над головой спящего вахтера. Он распластался грудью на столе, и от его дыхания слегка шевелились листы конторской книги. Надежда Ивановна подошла к стоявшему у лестницы столу и слегка постучала по нему лежавшей там ручкой. Вахтер мгновенно опрокинул голову назад, ошалело посмотрел на посетительницу и, прокашлявшись, спросил:

— К кому изволите?

Надежда Ивановна расхохоталась. Так к ней еще никто не обращался. Прямо 19 век. Старик оказался комичным персонажем. Он привстал, поклонился и раздвинул губы в фальшивой улыбке:

— Не обессудьте, задремал. Так вам, извиняюсь, к кому?

— А у вас сегодня занятия-то есть? Тишина тут у вас, как в монастыре.

— Не всегда тут покойно и мирно. А занятия идут, как же. Сейчас вот скоро звонить буду, «пара» закончится.

— Какая «пара»?

— Ну как же? Студенты так лекции называют.

— А скажите, любезный, где тут у вас бегуны учатся?

— Бегуны? — Старик, похоже, удивился. — Вы имеете в виду легкую атлетику?

— Да какая разница?! Где находится этот факультет?

— Да такого факультета вообще нету. Есть тренерский, есть педагогический, есть экономический…, — тут он глянул на круглые большие часы, висевшие на стене, и, как птица, замахал руками, — звонить пора, звонить!

После того, как он нажал на кнопку, и вдалеке послышался треск электрического звонка, вестибюль стал наполняться молодыми людьми. Многие спешили на выход, чтобы покурить на свежем воздухе, а некоторые сгрудились у доски с расписанием лекций. Надежда Ивановна подошла к этой группе поближе, высматривая собеседника. Ее выбор пал на высокого и длинноногого парня с маленькой, остриженной наголо, головой. Он меланхолично жевал резинку и смотрел на доску поверх голов других студентов. Следователь подошла к нему и, подняв голову, тронула за рукав.

— Молодой человек, — сказала она, — не могли бы вы мне уделить немного вашего драгоценного времени?

Парень обернулся и выразил на лице удивление.

— Это вы мне? — Спросил он. — Насчет времени? Мало, скоро следующая «пара». А в чем, собственно дело?

Надежда Ивановна отвела его в сторону и объяснила, кто она такая и зачем сюда пришла. Парень сказал, что слышал про Древясника, которого прочат в чемпионы, но с ним не знаком, потому учатся они на разных факультетах. Но он знает его приятеля, Никиту, по кличке Прихлебатель. Это потому что любит все на халяву. На вопрос Надежды Ивановны, где его найти, парень взмахнул рукой и сказал:

— Да вон он как раз идет, курильщик. Петя, — окликнул он белобрысого здорового парня, — вот тут тобой дамочка интересуется.

Никита оказался деревенского обличия здоровяком с приплюснутым носом и так же тесно прилепленными к черепу маленькими ушами. Он шел вразвалку, двигал при этом плечами, и каким видом спорта он занимается, догадаться было не трудно. Никита также состроил мину типа «а чего ей от меня надо» и развязно осведомился:

— И чего? Какой интерес?

Надежда Ивановна довольно резко его оборвала:

— Вы что? На одесском Привозе?

— Так я и есть с Одессы. Как вы это догадались?

— Неужели? А с первого взгляда — так с Вологды.

— У нас говорят: нос никогда не поверит первому взгляду на тухлую рыбу.

— Да что ты говоришь? Это ж называется философский взгляд на вещи. Ну ладно, остроумец, ближе к делу. Ты не знаешь, куда делся твой приятель Древяскин?

— Никакой он мне не приятель. Землячок просто.

— Да что ты говоришь? Так вы оба — одесситы?

— Ну да. А что тут удивительного?

— Теперь уже ничего. Ладно, ближе к делу. Пойдем-ка на свежий воздух, а то тут шумновато.

— Так, я не понял: с какого перепугу я должен идти с вами на тихую воздушную массу?

— Не понял? — Надежда Ивановна вынула из сумки удостоверение и развернула его перед самым носом Прихлебателя. — Теперь понял?

Лицо ее собеседника слегка побледнело, но он по-прежнему ухмылялся, и рыженькие редкие брови сделали на лбу две удивленные стрелочки.

— Таки по какому делу? Я опять чего-то не допираю: уголовный розыск? Миша во что-то вляпался?

— Давай иди, — пробурчала следователь и показала собеседнику на входную дверь.

Пока они шли к зеленой скамейке, уютно притулившейся под толстой старой липой, Надежда Ивановна, припоминая показания супругов Павлодаевых, приходила к выводу, что вот этот накачанный земляк Древяскина наверняка и есть его сообщник. Поэтому она повела допрос издалека, стараясь не возбуждать подозрений на сей счет у собеседника. Но одессит не столько из присущего ему лукавства, сколько из понимания того, что надо выкручиваться, стал говорить, что знать не знает, ведать не ведает, где его землячок теперь обитает. Давно, дескать, не виделись. А на самом деле Древяскин ему позвонил из Кингисеппа и посоветовал тоже «делать ноги». Прихлебатель (фамилия его была Погоняйло), так и намеревался поступить, и вот теперь всячески пытался отвести от себя подозрения. Надежда Ивановна игру его раскусила сразу, но решила дать молодому боксеру выговориться.

Из этой беседы она сделала два вывода: Погоняйло, без сомнения, тот самый второй, с кем Древяскин «уголовничал», — стало быть, он знает, где находится его сбежавший друг. Поэтому рыжего молодца следовало поместить в КПЗ, но сейчас она не могла его задержать, ибо, вопреки приказам начальства быть на заданиях всегда в паре с мужчиной, теперь была одна, и вот теперь был тот самый случай, когда начальник был прав.

В конце беседы обоим была ясна дальнейшая программа действий: Погоняйло твердо решил уехать на Украину, и немедленно, сегодня же, а Надежда Ивановна намеревалась тут же вызвать наряд и арестовать рыжего боксера. Но у нее не было уверенности, что «объект» не ускользнет, поэтому его следовало «вести». Она сделала вид, что ничего для себя нового от Погоняйло не узнала, попрощалась с ним, и через минуту звонила Макарову, что обнаружила сообщника. Просила людей для задержания, предупредив, что студент Погоняйло — здоровяк и боксер. Сама же двинулась следом за рыжим молодцом, переходя от дерева к дереву, ибо заметила, что студент часто оборачивается и ищет ее глазами. Когда поверил, что преследования нет, быстро шмыгнул в парадную дверь. Прошел в аудиторию, взял рюкзачок, затем двинулся в деканат, где сказал секретарше Любочке, милой пухлогубой блондинке, что она прелесть, и что вынужден срочно ехать на родину, потому что родители захворали. Любочка положила перед ним лист бумаги и сказала, чтобы написал заявление, а потом декану она передаст. Написав заявление, Погоняйло быстро пошел к лестнице, которая вела к черному входу. Внизу он открыл входную дверь, осторожно приоткрыл, выглянул во двор.

Между тем, Надежда Ивановна, преследуя рыжего боксера, отвлеклась на телефонный звонок. Звонили из отделения, уточняли, в какое место удобнее подъехать, где встать и так далее. И когда она ступила на гулкий лестничный пролет и глянула вверх, поняла, что теперь не знает даже, на каком этаже преследуемый находится. Увидев табличку с надписью «деканат», вошла в эту дверь и увидела уже знакомую нам Любочку, которая бойко стучала по клавиатуре. Когда она спросила о рыжем студенте, Любочка моментально ответила, что Погоняйло только что взял отпуск и уехал в Одессу. Вернее, поправилась она, поедет.

— А теперь-то он где? — Воскликнула Надежда Ивановна.

Невозмутимая Любочка скосила один глаз на стенку и сказала:

— По расписанию у них через пять минут анатомия.

— А где эта анатомия?

В это время зазвонил телефон, и секретарша стала дотошно перечислять в трубку номера статей какого-то договора. Надежда Ивановна, ожидая конца разговора, подошла к окну и увидела, как рыжий боксер идет через двор с рюкзачком за плечами.

Через минуту она уже летела вниз по лестнице. Но когда, сориентировавшись, нашла выход во двор, преследуемого там уже не было. Надежда Ивановна увидела в углу обнесенного стеной двора дверцу и устремилась к ней. Когда открыла ее и выглянула на улицу, увидела отходящий от остановки трамвай. Редкие прохожие с удивлением смотрели на плачущую женщину. Да, она упустила и этого! Как тут было не заплакать! Утерев, наконец, слезы, она позвонила и, всхлипывая, сообщила Макарову, как сбежал сообщник Быстроного. Тот спросил номер трамвая, и Надежда Ивановна его назвала (слава Богу, что запомнила).

Минут через десять подъехала «девятка», где сидели знакомые оперативники. Саша подошел к ней вперевалочку и сказал:

— Ну что, ворона, и этого упустила?

— А кто его вычислил? Упустила!

— Ты, Надя, — ответил Саша, — не тем делом занимаешься. С твоими-то данными в модельном агентстве надо работать.

Эти слова ее как бы успокоили. Она посмотрела на себя в зеркало заднего вида «девятки», вытерла платком тушь в уголках глаз и подкрасила губы. Саша между тем рассматривал карту, изучая маршрут трамвая. Затем резко сел за руль, кивнул Надежде Ивановне, и она влезла в автомобиль, который резко тронулся с места и помчался по улице, затем свернул под арку и быстренько выскочил проходными дворами на набережную. Дальше автомобиль помчался вдоль трамвайных путей. И вот (о счастье!) они нагнали трамвай, который притормаживал перед остановкой. «Девятка» прижалась к тротуару, из нее выскочили оперативники, сели в остановившийся трамвай, и через пару минут вышли из него уже вместе с рыжим боксером, на руках которого уже красовались наручники. Надежда Ивановна была просто в восторге, и, от избытка чувств, расцеловала Сашу.

20

Макаров смотрел на своих подчиненных отчужденным взглядом. Его мысли сейчас блуждали далеко. Он едва слушал и почти ничего не понимал, что говорили ему сейчас, перебивая друг друга, Надежда Ивановна и оперативник Саша.

Потому что сегодня утром, когда Игорь Андреевич шел по набережной в сторону Тучкова моста, размышляя, опять же по устоявшейся привычке, о непреодолимых сложностях семейной жизни, мало замечая спешащих на лекции студентов, то едва не наткнулся на стоявшую у парапета молодую женщину.

Одета она была в темное вечернее платье, и, на фоне спешащих людей, казалась инородным, можно сказать, телом. Она стояла, слегка нагнувшись, и смотрела на воду, сверкавшую под лучами ласкового утреннего солнца. Ее фигура, обращенное к Неве лицо, так поразили Игоря Андреевича, что он вдруг внезапно остановился в трех от нее шагах, будто перед ним зажегся красный свет светофора. Она никак на это не отреагировала. Смотрела на воду и тихо, как бы самой себе, улыбалась. И тут Игорь Андреевич заметил, что стоит она на гранитных плитах босиком, а туфли — рядом, один на боку, а другой вверх каблуком. Она была так безумно хороша, что Игорь Андреевич просто едва дышал и по-прежнему стоял, как вкопанный.

Когда она оторвала взгляд от реки и заметила остановившегося рядом прохожего, ее глаза сузились, от них побежали лучики скрытой улыбки. Игорь Андреевич не знал, куда девать глаза, да и вообще, что делать: уйти или продолжать стоять? Молодая женщина, тем временем, медленно, поглядывая искоса на прохожего, стала надевать туфли. Наверное, подумал Макаров, она решила уйти из-за меня. И стал себя ругать, что помешал красивой женщине любоваться Невой в это летнее солнечное утро. Смешался, покраснел (о, ужас!) и двинулся дальше. Но не выдержал и обернулся. Увидел, что она уже шла следом за ним, потрясающе красивая и даже, как тогда показалось Игорю Андреевичу, просто неземная. Он решил схитрить: убавить шаг, чтобы она прошла мимо. И это случилось. Он уловил принесенный весенним ветерком тонкий и нежный аромат ее духов, затем услышал уверенный стук каблуков, и, словно нашаливший мальчишка, втянул голову в плечи. Она прошла мимо, «дыша духами и туманами», как написал Блок тоже о какой-то незнакомке.

Какое-то время Макаров шел следом, держа дистанцию шагов этак в пять, но затем подумал, что это, на юридическом языке, будет незаконное преследование, и отстал шагов на двадцать. Она же вдруг обернулась, нашла его глазами, и едва заметная улыбка появилась на ее вишневого цвета губах. Это так смутило бедного Игоря Андреевича, что он потупился и стал смотреть на Петропавловскую крепость так пристально, будто там происходило нечто из ряда вон.

Женщина, между тем, обернулась еще раз, и что у нее в этот раз на лице было написано, бедный майор не увидел, потому что уставился на крепость. Зато через пару минут она как бы приостановилась, стала рыться в сумочке, и из нее выпорхнул, как бабочка, маленький бумажный прямоугольничек розового цвета. Макаров, конечно же, из рыцарских побуждений, приблизившись, поднял пахнущую духами визитку и протянул даме. Она посмотрела на него с некоторым даже удивлением, потом усмехнулась, резким движением закинула сумку на плечо и быстро зашагала вперед, оставив несчастного Игоря с визиткой в руках. Когда она уже удалилась на изрядное расстояние, майор стоял и тупо смотрел на карточку. Спустя некоторое время, когда отхлынувшая от лица кровь стала возвращаться в область головы, майор прочел: Кузовлева Виктория Вениаминовна. И номер телефона. Больше никакой информация эта визитка не несла. Кто такая эта прекрасная Виктория по профессии, и какую и где должность занимает, оставалось только гадать. Впрочем, для Макарова самым важным было, конечно, то, что теперь знает номер телефона прекрасной дамы, которая очень сильно потрясла его чувства. И причем в одно, как говорится, мгновение.

И вот теперь, сидя у себя в кабине за столом и слушая в пол-уха доклады подчиненных, он мучился вопросом: звонить Виктории Вениаминовне или нет?

Однако усилием воли он принудил себя слушать доклад Надежды Ивановны, и сквозь образ таинственной незнакомки стал проявляться смысл обстоятельств.

— Так значит, — сказал Макаров, — предполагаемый сообщник в КПЗ?

— Ну, да. Я уже десять минут вам втолковываю, а вы все молчите.

— Допрашивали?

— Ну, так, слегка, по дороге.

— Так, давайте его сюда. Посмотрим, что за птица.

Когда Петра Погоняйло привели в кабинет, он вызывающе посмотрел на «ментов» и тут же сел на стул у стены.

— Встать, — тихо сказал Макаров, — тут тебе не курорт и не гостиница.

Молодой человек не подчинился. Он по-прежнему смотрел на блюстителей закона с вызывающе-нагловатой улыбкой и молчал. Надежда Ивановна подошла к нему поближе, наклонилась и спросила:

— Ты оглох, что ли? Тебе русским языком сказано: встань!

— Да он ё… какой-то, — сказал Саша.

После этих слов задержанный вскочил со стула, сделал два прыжка и резко ударил Сашу снизу в челюсть. У того аж что-то хрустнуло. Макаров вскочил из-за стола, выхватил пистолет и крикнул:

— Стоять! Стрелять буду!

Но это не остановило рыжего. Он также двумя прыжками достиг двери и выскочил из кабинета так стремительно, что майор не успел выстрелить. Хотя, едва ли у него было такое намерение. Стрелять в подозреваемого у себя в кабинете? Как-то не укладывалось в голове. Тем временем Надежда Ивановна, стоявшая ближе всех к двери, тут же нырнула в коридор и завопила высоко и пронзительно:

— Задержать!

Погоняйло тем временем стремительно бежал не в сторону лестницы, а к концу коридора, где было открытое окно. Вскочив на подоконник, он обернулся, увидел, что преследователи уже близко, и, не раздумывая, прыгнул вниз. Окно, к счастью беглеца, было на втором этаже и выходило на улицу. Приземлившись на тротуаре, он быстро пересек проезжую часть и скрылся в подворотне.

А у раскрытого окна возникла немая, как в комедии Гоголя, мизансцена: Надежда Ивановна, Макаров, Саша и сержант, который привел Погоняйло, высунулись в окно и молча наблюдали, как подозреваемый скрывается в темную арку.

Наконец майор плюнул в это злосчастное окно, будто оно виновато, ударил кулаком по подоконнику, укоризненно глянул на подчиненных и сказал:

— Работнички, мать вашу! Ну, что стоите? Догоняйте!

— Так точно! — Саша бегом ринулся к выходу, следом за ним хотела было двинуться и Надежда Ивановна, но Макаров остановил ее:

— И без тебя справятся. Лучше сказать: не справятся, то есть не догонят. А ты, обратился он к сержанту, — где ты, мерзавец, шлялся?

— Отлучился, товарищ майор, по нужде.

— Вот теперь у тебя другая нужда — заяление писать. Понял?

— Так точно. Но ведь у меня первый раз такое.

— Ага, значит, как в телевизоре, понять и простить? Ты это имел в виду?

— Похоже, что так.

— Не надейся.

Майор прошел к себе в кабинет и с силой захлопнул дверь. Нельзя сказать, что эта неудача сильно его огорчила. Возможно, так бы оно и было в другой день, но сегодня в душе витал образ встреченной на набережной прекрасной незнакомки. Виктория! Ее зовут Виктория! А это означает победу. Но только кого над кем? И опять стал допытываться от самого себя: звонить или нет? Решил, что позвонит, но не сейчас, не сегодня.

Итак, ситуация с делом Павлодаева оставалась в прежней фазе. И теперь уже опытному сыщику Макарову становилось ясно, что преступники теперь, как говорится, залягут на дно. И совершенно ясно, что в Кингисеппе Древяскин долго не задержится. Туда и людей посылать незачем. Этот рыжий Погоняйло наверняка с ним свяжется, если уже не связался по мобильнику. Так что, похоже, дело вновь становится «глухим», и на этом, пожалуй, следует поставить точку. С этими мыслями майор внутренне примирился, и только вздохнул, припоминая, сколько уже «глухарей» скопилось у него в шкафу.

Он сел в свое рабочее кресло, довольно удобное, доставшееся ему от предшественника Фомина, старого ветерана, служившего в уголовном розыске еще при Сталине. И кресло это называлось тоже «сталинским». Обитое черной кожей, с овальной спинкой и пружинами, оно действительно было очень комфортным. Майору, сидя на нем, как будто, и лучше думалось. Но сейчас мысли его были не о делах. Из головы не выходила прекрасная незнакомка Виктория, и Игорь Андреевич и раз, и другой протягивал руку к телефону, но все никак не решался набрать указанный на визитке номер.

21

Тем временем Максим Павлодаев подъехал к отделению связи, где, он надеялся, лежали письма жены, какие ему очень хотелось получить. Его страшно, до непереносимого внутреннего страдания, мучило то, что жена опять обвела его вокруг пальца. А клялась, что никогда больше и ни с кем! «О женщины, ничтожество вам имя!». Эту цитату он помнил с детства. Его отец любил ходить в театры и, к огорчению матери, иной раз заводил интрижки с актрисами. И эта фраза не слезала с его языка.

Когда он вошел в помещение и подошел к окошку, за которым сидела уже знакомая нам пышнотелая девушка, в очереди стояли четверо. Через минут десять Максим, обаятельно улыбаясь, просунул свой паспорт в полукруглую в стекле дыру. Девица, не глядя на него, взяла паспорт и спросила:

— Что у вас? До востребования?

— В некотором смысле. Видите ли, моя жена послала меня забрать письма, которые она по ошибке отправила. Вернее, не по ошибке, а хотела в них еще кое-что приписать. Понимаете, она очень рассеянная…

Девушка заглянула в паспорт, лукаво улыбнулась и ответила:

— Жена ваша, значит, Павлодаева Наталья Сергеевна? Рассеянная, значит? И что такого в этих письмах любопытного? Дамочка одна сегодня тоже очень сильно ими интересовалась.

— Какая еще дамочка?

— Та, что судьей работает.

— Судьей? Странно.

— Да уж, действительно странно. Я, конечно, вижу, что вы муж этой рыжей дамочки, но писем вам вернуть не могу. Пусть сама приходит или пишет нотариальную доверенность.

Максима удивило, что какая-то женщина, судья, также интересовалась письмами жены. Хотя, рассудил он, может быть, Макаров попытался без него получить письма. Но сейчас его волновало только одно: отдаст ему эта пышнотелая девица письма или нет? Судя по игривым взглядам и медоточивому голоску, она была не прочь пофлиртовать. И Максим, несмотря на глодавшую его сердце горечь, изобразил на лице улыбку и присовокупил пару расхожих комплиментов. Это возымело действие, и девушка встала со стула и, покачивая бедрами, отправилась за корреспонденцией. Через минуту-другую пара уже проштемпелеванных конвертов лежала перед Максимом.

— Держите, — игриво сказала служительница, — и напишите, — она просунула в окошечко лист бумаги, — что Павлодаева Наталья Сергеевна получила два письма, отправленные туда-то и туда-то. За жену расписываться умеете?

— Хо-хо, — весело ответил Максим, — за кого я только не умею!

Он быстренько написал, что требуется, подписал отпечатанную на принтере доверенность и с благодарной улыбкой на лице попросил:

— Продайте мне конвертик.

Он взял конверт и протянул в окошко радужную банкноту.

— Спасибо. Сдачи не надо.

Она покраснела и сказала:

— И вам спасибо.

С бьющимся сердцем Павлодаев вышел из почтового отделения и сел в машину. Нервным движением вскрыл адресованное Древяскину письмо и стал читать. Боже! Неужели женщины так коварны?! Увы, то, что прочел господин Павлодаев в этом письме, ну просто никак не укладывалось в его представления о супружеских взаимоотношениях. Судите сами. Наталья Сергеевна сообщала в этом послании своему любовнику, что ждет не дождется того дня, когда вновь сможет на него «напялиться». Каков глагол! Далее она пишет, чтобы ненаглядный Миша уезжал из Кингисеппа в Москву к ее подруге, куда она сможет выбраться не вызывая подозрений у мужа. Далее сообщался адрес и телефон московской подруги Елены Дроздовой. Максим взял в руки второй конверт, хотел было его вскрыть, но отбросил и закрыл лицо руками. Не трудно догадаться, как горько и тошно было у него на сердце. Он винил себя теперь за то, что простил жену, которая, оказывается, и не думала прекращать свои любовные шашни. Хуже того, она намеревалась изменять ему и в дальнейшем. Максим немного успокоился, взял себя в руки и вскрыл второй конверт. Письмо оказалось очень коротким: «Милый Ленусик! Приюти ненадолго симпатичного молодого человека. Только не вздумай приставать! Твоя Натулька».

Когда Павлодаев привез эти письма Макарову, тот быстро их прочел и стал с улыбкой потирать руки.

— Отлично, — сказал он, теперь он от нас уже точно никуда не денется. Отправляем письма по адресам и делаем засаду в квартире подруги вашей дражайшей жены.

— Теперь она мне больше не жена.

— Понимаю. Но пока вам придется играть свою роль. Если вы сейчас раскипятитесь, то сломаете всю игру.

— А вы думаете, ловелас так прямо и залезет в ловушку? У него, может быть другие планы.

— Оно конечно и так может оказаться, только ему дорога теперь только в Москву. Не знаю, у кого и как он в Кингисеппе притаился, но все равно на виду будет, — городок-то небольшой. А в столице ему затеряться проще всего.

— Ну что ж, валяйте. Только я все равно начинаю бракоразводный процесс. Точнее, продолжаю.

— Может, повремените? Слегка, а? Вот операцию в Москве провернем, а потом и разводитесь.

— Да не беспокойтесь, Игорь Андреевич, я вам операцию не сломаю. Неужели вы думаете, я стану ей говорить об этих письмах?

— Ну и хорошо.

Когда Павлодаев ушел, Макаров некоторое время смотрел дела, постоянно думая о кусочке плотной бумаги с напечатанным на нем именем Виктории… Наконец он вынул из нагрудного кармана рубашки розовую визитку, взял в руки мобильник, но тут же решил не звонить. Не хорошо вот так сразу-то. Надо выждать. А чего, собственно, дожидаться? И опять в руках оказался телефон. И вновь со стуком лег на стол.

В это время в дверь просунулась голова Саши.

— Можно, Игорь Андреевич?

— Заходи. Что скажешь?

— На Витебском вокзале взяли похожего на Погоняйло. Можно мне туда сгонять?

— Валяй. И если это действительно он, тотчас сюда. И тщательнее, как советовал Жванецкий, не упусти.

— Так точно. Разрешите идти?

— Валяй.

Саша пришел в органы из армии, поэтому привык исполнять приказы четко, по форме, и без обсуждений. Этим он сильно отличался от прочих следователей, пришедших в полицию из высших учебных заведений, склонных к спорам, диспутам и возражениям. А уж про слабый пол и говорить нечего. Взять ту же Наденьку. Кстати, где она? Макаров почесал голову и стал вспоминать, какое задание он ей давал, но так и не вспомнил.

А Надежда Ивановна в это время коротала время в своем уютном кабинетике двумя этажами ниже. Собственно, она, по видимости занималась делами, ибо гора папок громоздилась на столе, и одна их них была даже открыта, но Надежда Ивановна на бумаги даже не глядела. Она подпиливала себе ногти и, скашивая глаз, смотрела на экране ноутбука показ мод в Милане. Мысли ее находились вблизи подиума, по которому шествовали энергичной походкой долговязые девицы в оригинальных, но совершенно непрактичных нарядах. Такое, думала Надежда Ивановна, у нас даже на отвязную вечеринку не оденешь. Зазвонил допотопный телефон когда-то оранжевого цвета, и следовательница услышала в трубке Сашин голос. Он сказал, что едет брать Погоняйло, которого она упустила, и спросил, не хочет ли она присоединиться. Надежде Ивановне не хотелось прерывать приятного времяпрепровождения, и она сказала Саше, чтобы он отстал со своим Погоняйло, у нее других дел невпроворот, да и к тому же он ей не начальник, а от Макарова такого распоряжения не было. И брякнула трубкой о рычаг. Саша давно и совершенно безуспешно пытается включить ее в свою личную жизнь. Даже один раз, когда был в изрядном подпитии, предлагал замуж идти. Как же! Так и побежала! Кроме бицепсов к этому телу ничего другого не прилагалось. Саша был туповат, наивен, верил в справедливость, и поэтому, как верно думала Надежда Ивановна, совершенно бесперспективен. Если и получит звание майора, то только в конце срока службы. Генералом ему точно не быть. Она еще некоторое время продолжала смотреть показ мод, но вновь противно задребезжал телефон. Это Макаров вызывал к себе.

22

Когда Надежда Ивановна вошла в кабинет шефа, тот листал бумаги в объемистой папке.

— Ага, — сказал он, — вот и вы. Значит, так. Хочу отправить вас в Москву. Наш подозреваемый почтальон может там оказаться в очень скором времени. Вот вам адрес и телефон некоей Елены Дроздовой, у кого наш Древяскин может поселиться в ближайшее время. Ваша задача состоит в том, чтобы свести женское знакомство с Дроздовой и узнать, когда у нее поселится подозреваемый. А потом сообщить «муромским» ребятам, пусть задерживают.

— Каким еще «муромским»?

— Это шутка. То есть, ребятам из МУРа. Вот вам еще телефончик нашего московского коллеги подполковника Евстигнеева. С ним там будете работать. Все ясно? И чем скорее, тем лучше. А лучше всего — сегодня вечером.

Саша ответил бы «так точно» и, лихо щелкнув каблуками, повернулся бы и вышел из кабинета твердым военным шагом, а Надежда Ивановна некоторое время сидела у стола начальника и поджимала губы, давая собеседнику понять, что у нее есть и свое мнение. Она, конечно, была не прочь поехать в Москву, где так много больших и хороших магазинов, но не сейчас, не завтра или послезавтра. На ближайшие дни у нее были совершенно другие планы. Дело в том, что вчера на Каменноостровском мосту у нее сломался каблук, а проезжавший мимо на красивом, цвета морской волны, «Ауди» интересный мужчина остановился и подвез ее до дома. И пригласил на выходные за город, на шашлыки. Поэтому она сказала шефу:

— А зачем такая спешка? Подозреваемый еще сидит в Кингисеппе, неизвестно, когда он до Москвы доберется. И что я там буду делать до его приезда?

— Надежда Ивановна, вам же ясно сказано: познакомиться с Дроздовой и выяснить, когда в этой московской квартире объявится Древяскин. А это может случиться очень скоро. Письмо в Кингисепп уже ушло, а Дроздовой вы сами посланьице и отвезете. Вот чуть не забыл, — и Макаров вынул из ящика стола конверт и передал Надежде Ивановне, — так что не медлите и отправляйтесь вечерним поездом.

Надежда Ивановна тяжело вздохнула, взяла письмо и вышла из кабинета. После ее ухода на глаза Макарову вновь попалась розовая визитка, и он, почесав возле уха, стал набирать номер, но опять передумал. Спустя полчаса, неуверенно, подрагивающим пальцем, набрал номер. Сердце при этом, будто перед казнью, барабанной дробью билось о грудную клетку. Голос в трубке появился не сразу, и оказался каким-то шелестящим, будто теплый ветер гулял по листьям. У Игоря Андреевича перехватило дыхание, и хриплым от волнения голосом, он напомнил Виктории Вениаминовне об оброненной ею визитной карточке. В трубке послышался смех, а затем собеседница сказала:

— Что упало — то пропало. Визитка — ваша.

У него было намерение назначить ей встречу под предлогом возврата визитки, но план этот рухнул, и несчастный Игорь Андреевич не знал, что ей на это ответить. А на другом конце связи вновь ручейком забулькал смех, и Виктория спросила:

— Это все, что вы хотели мне сказать?

— Да я, собственно, — Игорь Андреевич за эту пару минут успел вспотеть и покраснеть, но тут вдруг расхрабрился, — хотел выразить вам свое восхищение. Вы показались мне тем солнечным утром на Неве языческой богиней. Мне хотелось тогда смотреть на вас вечно…

В трубке вновь полился игривый ручеек смеха:

— Ну, вечно — это преувеличение. А пока Нева еще не пересохла и лето на дворе, можно сеанс и повторить.

Бедный Макаров не ожидал такой скорой развязки, поэтому сумел лишь пробормотать:

— Почту за честь, — он не договорил, потому что опять послышался словно бы сверкающий смех собеседницы:

— Ладно, воздыхатель вы мой. Завтра там же и в то же время.

И наступил конец связи. Тупо ныли в ухо частые гудки, и Игорь Андреевич не знал, верить тому, что он сейчас услышал или нет? Сердце часто и, казалось, громко ухало в груди. Когда до него окончательно дошло, что завтра вновь увидит неземное божество и будет с ним, то есть, с ней, Викторией, разговаривать, Макаров счастливо улыбнулся и пристукнул кулаком по столу. Вот оно и накатило, думал он, счастье-то! Знай наших!

Надежда Ивановна между тем решила пренебречь приказом начальника. Чего там, подумала она, один день ничего не решает. Пока письмо дойдет до Кингисеппа, пока до Москвы доберется красавчик Древяскин, не один, пожалуй, день пройдет. А может и неделя. Почта у нас известно как работает. Она не знала, что Макаров послал с письмом в Кингисепп Виталика, самого у них в отделе бестолкового молодого парня, недавно закончившего милицейский вуз в Стрельне. Ему было поручено не только отвезти письмо, но и по возможности, с помощью местной полиции, задержать быстроногого преступника. Виталик, в отличие от доблестного служаки Саши, расторопностью и исполнительностью не отличался, зато много рассуждал о тонкостях криминалистики. Он бывал просто невыносим, когда пересказывал, как на школьном экзамене, разные истории преступлений и как они были раскрыты. Этим он очень напоминал кадета Биглера из романа Гашека «Похождения бравого солдата Швейка». Поэтому его и прозвали Кадетом.

Так вот Кадет был уже в Кингисеппе, когда Надежда Ивановна, вопреки приказу начальника, поехала не в Москву, а на уик-энд с шашлыками. Она провела два незабываемых дня на берегу живописного озера неподалеку от Зеленогорска в обществе обаятельного сорокапятилетнего Эдуарда. К сожалению, он был женат, но это не слишком огорчило Надежду Ивановну, которая, как и все женщины, подобные, по остроумному суждению Козьмы Пруткова, шашкам, хоть и стремилась «в дамки», но это не было для нее первоочередной жизненной задачей.

Она села в поезд «Петербург — Москва» лишь в понедельник, когда Кадет уже вернулся из Кингисеппа и доложил Макарову, что, по странной случайности, подозреваемый каким-то образом сумел получить адресованное ему до востребования письмо, несмотря на то, что он, Кадет, и еще двое местных сотрудников вели неусыпное наблюдение за почтовым отделением. На это Макаров ответил, что совсем этому не удивлен. И весьма красноречивым жестом показал, где у Кадета были глаза, когда он «вел неусыпное наблюдение». Тот не обиделся, лишь развел руками и пробормотал, что готов понести наказание и в дальнейшем таких «проколов» не допускать. Макаров покачал головой и сказал, что Кадету, как завещал Ленин, ему надо еще «учиться, учиться и учиться». Когда тот ушел, майор набрал номер Надежды Ивановны. Услышав в трубке лязгающий грохот колес, спросил:

— Вы в транспорте?

— Так точно, в метро, — солгала Надежда Ивановна.

— Вы уже познакомились с Дроздовой?

— Нет еще.

— Почему нет? Подозреваемый уже должен быть в Москве. Он покинул Кингисепп два дня назад. Чем вы там занимаетесь уже третий день?

— Объясняю. Дроздовой дома нет. Наверное, уехала на выходные. На шашлыки.

— Так ведь сегодня уже вечер понедельника. Почему вы не пробили ее по базе и не связались по телефону?

— Пробивала, — продолжала выдумывать женщина, — трубку не берет.

— Немедленно устраивайте засаду возле ее квартиры. Я сейчас позвоню Евстигнееву, чтобы он дал людей.

— Ой, — всполошилась Надежда Ивановна, — зачем же вам беспокоиться? Я сама туда как раз еду. Все будет исполнено.

— Ну ладно, действуйте.

У Игоря Андреевича настроение в этот понедельник было неважное. В прошлую пятницу с самого утра шел сильный дождь, и, конечно же, на Университетской набережной Виктории не оказалось. Напрасно он стоял под зонтом почти полчаса у гранитного спуска к воде. В выходные ему пришлось тащиться на дачу, точнее сказать, на участок в садоводстве, на котором стояло ветхое строение в один этаж площадью тридцать квадратных метров. Уже давно намеревался он снести эту халупу и построить нормальный дом (стройматериалы по заниженной цене он легко мог взять у Павлодаева), но постоянная работа отрывала его от дачных дел, и это тоже служило жене поводом для «окучивания» его ушей. Сегодня с утра он также простоял сорок минут напротив университета, но божественная Виктория так и не появилась. И вот теперь он раздумывал, звонить ей или нет.

Тем временем поезд подошел к Москве. Надежда Ивановна прямо с вокзала поехала по указанному на конверте адресу. Ну и названия в Москве! Улица Солянка, подумать только! Сразу есть захотелось. И вправду, Надежда Ивановна еще не завтракала, поэтому зашла в кафе на этой улице с таким аппетитным названием, где съела пару блинов с медом и выпила чашку кофе с рогаликами. Теперь оставалось придать себе вид почтальона. Она надела на голову цветастый платок, застегнула на пиджачке все пуговицы и слегка сгорбилась.

Подъезд нужного дома был заперт, но внезапно дверь отворилась и мимо Надежды Ивановны проскользнула невысокая, но с великолепной фигурой, обаятельная шатенка с полуулыбкой на открытом лице. Следователь проскользнула в парадную и вошла в лифт. На пятом этаже она вышла и нажала кнопку звонка у внушительного вида массивной стальной двери. Через пару минут дверь отворилась, и на пороге стоял не кто иной, как сам Древяскин! Вот это удача! Правда, от такой неожиданности Надежда Ивановна поначалу смешалась, но тут же взяла себя в руки и твердым официальным голосом спросила:

— Гражданка Дроздова здесь проживает? Ей письмо.

Подозреваемый расхохотался и ответил:

— А я думал, что вы опять счетчик пришли проверить. Но вижу, у вас теперь другая профессия.

— Профессия у меня все та же. И теперь хочу не счетчик проверить, а ваши документики.

— Намек понятен, — опять рассмеялся Древяскин, — заходите. Может быть, чайку или кофейку?

— Не откажусь. Только не вздумайте опять удирать. Ничего не выйдет. В парадной ОМОН.

— А-а, — протянул быстроногий, — тогда сдаюсь.

И вновь рассмеялся. И Надежда Ивановна тут поняла, что подозреваемый ей не верит. И ясно было почему. Если бы она могла сейчас видеть себя со стороны… Даже и не искушенному в психологии человеку стало бы понятно, что дамочка слегка не в себе. Надежда Ивановна поймала себя на том, что готова тут же броситься ему на шею. Быстроногий видел это, что называется, невооруженным глазом, и решил тут же воспользоваться ситуацией. В прихожей, где они находились, было довольно тесно. И единственно возможной позой могла быть только ракообразная. Поэтому Древяскин после крепкого и продолжительного поцелуя задрал юбку Надежде Ивановне на спину и, полюбовавшись открывшимся задним видом, опять рассмеялся и сказал:

— Как прекрасно у Нади сзади.

Расстегивая молнию на джинсах, добавил:

— Как-то Надя шутки ради

Ильичу давала сзади.

Так родился реферат

«Шаг вперед и два назад».

Надежда Ивановна готова была рухнуть от смеха на колени, но крепкие руки спортсмена удержали ее. Ну а потом он сделал шаг вперед…

Когда любовная игра была закончена, и любовники сидели на кухне и пили чай, удовлетворенная Надежда Ивановна спросила:

— Ну и что мне с тобой теперь делать?

— Ну, если ОМОН меня еще дожидается, придется уходить по крыше. Если ты не возражаешь, конечно.

— ОМОН — блеф.

— Я так и думал.

— Но ты и без ОМОНа от меня никуда не денешься, — рассмеялась Надежда Ивановна и потрепала Древяскина по голове, — куда ж я такого славного Колобка отпущу? И не надейся, мой сладкий.

— «Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…».

— От лисы-то не ушел.

— Какая ты лиса?

— Ну, не будем об этом. Какие у тебя красивые сильные руки, — Надежда Ивановна стала гладить запястья собеседника.

Незаметным быстрым движением вдруг вытащила наручники и ловко защелкнула их на руках Древяскина. Тот дернулся, но было уже поздно. Подозреваемый улыбнулся и заметил:

— Ноги у меня — главное. Так что…

— И это тоже предусмотрено.

Надежда Ивановна вынула из спортивной сумки Древяскина его странную, на очень высокой подошве, обувь.

— Не ноги у тебя, милый, главное, — сказала она, — а вот этот беговой инструмент. Я это поняла еще тогда, когда к тебе пришла в первый раз. Сразу обратила внимание на твои волшебные башмаки. Похоже, с пружинками. Сам придумал?

— Да нет. Японец один. Профессор. Забываю все время, как его зовут. По телику увидел как-то, а потом в интернете нашел… Ну вот и сделал. Ничего сложного, оказывается.

— Ишь ты, какой умелец. Ну, вот теперь отвезу тебя в Питер, там все и расскажешь, для чего ты такие сапожки смастерил. Скольких баб ограбил и оттарабанил и так далее.

— Слушай, Надежда, неужели ты меня сдашь? После того, что между нами было? Ты мне очень нравишься, и я готов…

— Неужели готов? А я вот не готова. Тоже мне жених. Грабитель ты и подлец. Сиди и не рыпайся. Где тут телефон?

— В гостиной, на буфете.

Надежда Ивановна была преисполнена чувством собственного достоинства. Она умудрилась, по пословице, и рыбку съесть, и на… сесть. И теперь предвкушала служебные лавры. Представляла себе, как утрет нос Макарову, который ее не только недооценивает, но и всякий раз подкалывает.

Надежда Ивановна поднялась со стула и двинулась в гостиную, не подозревая, что совершила очередную ошибку. По женскому обыкновению она все носила в сумочке, поэтому и ключик от наручников по привычке бросила туда. Сумочку, когда ушла звонить, оставила на кухонном диванчике. Она позвонила подполковнику Евстигнееву. Тот долго выяснял, кто она такая, потом вспомнил о Макарове, и устало спросил: «Ну что у вас?» Надежда Ивановна доложила, что задержала преступника и просит за ним приехать, а затем отправить в Петербург.

Но когда вернулась на кухню, задержанного там уже не было. Не было и ее сумки на диванчике.

23

После двухдневного ненастья, когда тучи на небе устраивали большую стирку, над Петербургом вновь появилось солнце и отстиранные добела облака. Лужи на набережной сияли, как зеркала, и Макаров был полон радужных надежд, когда приближался к гранитной лестнице, спуску к Неве, напротив университета. Увы, его надежды не сбывались: каменная площадка у воды была пуста. Напрасно майор проторчал тут еще добрых полчаса, прекрасная Виктория так и не появилась.

На другой день Игорь Андреевич вновь стоял у парапета в смутной надежде увидеть утреннюю фею, но потом подумал, что он ей даже не позвонил в эти ненастные дни, не спросил, когда сможет увидеть. Так чего же теперь тут дожидаться? Он вздохнул, закурил и сел на нагретую солнцем гранитную ступеньку. И опять стал гадать: звонить или не звонить? Почему, собственно, он так боится ее игривого смеха? Игорь Андреевич докурил сигарету и поколебался: бросить ли окурок в Неву или притушить о ступеньку и выбросить потом в урну? Любовь к порядку победила, и он спрятал окурок в карман. Поднимаясь по лестнице, Игорь Андреевич почуял тот самый запах духов, что слышен был, когда шел следом за прекрасной Викторией, точнее, когда она возле Тучкова моста остановилась. Подняв глаза, куда, увидел яркое красное пятно ее платья и услышал игривый смех. Несчастный влюбленный просто опешил и не знал, куда себя деть. Он чувствовал себя злоумышленником, застигнутым на месте преступления. Но все его мимолетные терзания были развеяны одним ее словом:

— Привет, — и тут же послышался ее игривый, льющийся ручейком смех.

— Здравствуйте, — выдавил из себя покрасневший Игорь Андреевич и опустил глаза, потому что красное ее платье вдруг вздулось под порывом ветра, и он увидел ее ноги выше колена. И еще выше… Виктория вновь рассмеялась:

— Вот и свиделись.

Макаров покраснел, дыхание вдруг пресеклось, и он подумал о себе, как о рыбе, попавшейся на крючок и выброшенной на горячий гранит. Чаровница в красном платье, подмечая это, журчала ручейками смеха. Игорь Андреевич хотел было подняться со ступеньки, но Виктория уже присела с ним рядом и сказала:

— Камень-то нагрелся, как печка. Я в детстве каникулы в деревне проводила. Вот и помню, как приятно на печке лежать.

Макаров, наконец, улыбнулся и, обретя дар речи, ответил:

— Я тоже помню. Только не на каникулы приезжал. Жил в деревне до призыва в армию.

— А-а, — протянула собеседница, — сельский, значит, а я вот городская. Ну что, милый ты мой, так и будем сидеть? Я бы сейчас от кофейку не отказалась.

— Ну конечно, — засуетился Игорь Андреевич, — конечно, конечно, вот тут у Тучкова моста…

В маленьком кафе в этот ранний час никого не было, и скучающая за стойкой дама средних лет чесала ручкой лоб, решая сканворды. Она неохотно отвлекалась от этого занятия. Сварила две чашки кофе, подала пирожные и вновь зашуршала газетой.

Беседа Игоря Андреевича с Викторией стала оживленней, и журчащий смех собеседницы все чаще звучал в пустом кафе. Это, похоже, мешало барменше решать сканворды, и она с раздражением смотрела в их сторону и шуршала газетой. Макаров уже преодолел робость, и развлекал собеседницу забавными историями. Когда Виктория смеялась, длинные в ее ушах серьги совершали пируэты, и невольно привлекали к себе внимание. Игорь Андреевич отметил про себя, что где-то похожие украшения уже видел. Ну да, у Машки, Юриной невесты, были точно такие же. Из белого золота с бриллиантами. Профессионал в нем стал побеждать ловеласа, и он спросил у Виктории про серьги. Она ответила, что купила у портнихи, Елены Викторовны. Очень они ей понравились.

— У портнихи? — В памяти следователя что-то забрезжило. — Она не на Казанской улице живет?

— Какой вы догадливый! Ну да, на Казанской. Вы что, Игорь, экстрасенс?

— Да нет, следователь.

— Ага, это уже любопытненько. Стало быть, вы мной из-за сережек заинтересовались?

— Что вы, Виктория, что вы! — Макаров испугался даже, что она так подумала. — Вы меня неправильно поняли. Я когда вас на набережной увидел тогда, так подумал, что богиню встретил.

— Богиню? Аврору, что ли, которая на цепи у берега стоит? Ладно, так что насчет сережек? Они, что, краденые?

— Может быть. Я как раз интересным делом занимаюсь. Сейчас расскажу, почему про сережки спросил.

И поведал некоторые детали дела, чтобы Виктории стало понятно, откуда он знает о существовании Елены Викторовны. Она же покачала головой и сказала, что вряд ли портниха станет скупать краденое. У нее хороший бизнес, много клиенток. Зачем ей это? И к тому же, добавила Виктория, сережечки эти не в одном экземпляре деланы. Это не эксклюзив, хотя и очень оригинальненькие.

Игорь Андреевич пожал плечами и подумал, что женщина, может быть, и права. Но решил эту версию проверить, и попросил Викторию встретиться с Юриной невестой. Уж она-то знает какие-нибудь малозаметные приметы своих украшений. Виктория очень неохотно, но все же согласилась. Следователь попросил ее также навестить его в служебном кабинете, чтобы он мог показать кое-какие фотографии. Может быть, увидит среди них кого-нибудь из своих знакомых. Это и вовсе не понравилось Виктории. Она была разочарована: вместо романтического завтрака — нечто вроде допроса. Это было прямо написано на ее лице, и Игорь Андреевич, спохватившись, сказал, что вовсе не настаивает. Собеседница же, похоже, стала утрачивать интерес к своему новоявленному ухажеру, посмотрела на висевшие над барной стойкой часы с циферблатом, на котором были изображены взаимозаменяемые президент и премьер-министр, и сказала, что очень устала и хочет спать. Макаров вызвался было в провожатые, но Виктория с усмешкой ответила, что ему пора на службу, преступников ловить.

Они расстались у входа в кафе. Идя к месту службы, Игорь Андреевич очень упрекал себя за то, что на первом же свидании смешал свои новые свежие и восторженные чувства со служебными проблемами.

Как только он вошел в свой кабинет, тотчас раздался телефонный звонок. Новости оказались плохими: подполковник Евстигнеев сообщил, что старший лейтенант Гуляева в очередной раз проворонила быстроногого преступника. Макаров со стуком положил трубку и подумал, что это дело становится делом чести полицейского мундира. Тоже мне Колобок выискался! Найдется и для него лисий нос. Хотя майор очень хорошо понимал, что найти теперь Древяскина в Москве вряд ли получится. Это, по пословице, что иголку в стоге сена. Теперь осталась только одна зацепка — его сообщник. Кстати, какие там у нас новости с Витебского вокзала? Он снял трубку и выяснил у оперативника Саши, что Федот, как говорится, оказался не тот. Похож-то он на Погоняйло похож, только оказался комбайнером с Кубани по фамилии Русенко. Макаров вздохнул и крепко выругался.

24

Максим Павлодаев, в очередной раз убедившийся в неверности своей жены, не знал как теперь ему поступить. Переехать на время в гостиницу или на дачу, пока вся эта уголовная история не закончится? Однако его так сильно грыз гнев на Наталью, что он решил поставить в своей семейной жизни финальную точку, не дожидаясь, как просил Макаров, завершения операции. Он просто и мысли не мог допустить, чтобы она осталась жить в его квартире. Пусть катится на все четыре стороны! Пусть к мамочке своей обратно едет, чтоб глаза ее не видели!

С этими намерениями вернулся домой после визита на почту. Жены не было, в квартире стоял обычный порядок, который соблюдался Натальей ревностно, и ее всегда сильно раздражали, как и многих женщин, мужские носки под диваном и пустые из-под пива бутылки. Не говоря об одежде, которой никоим образом не полагалось висеть на спинках стульев или быть разбросанной на диване. Максим, скрипя зубами от того, что не смог сейчас же вылить на женушку праведный гнев, снял пиджак, бросил на диван, затем туда же полетели галстук и брюки. На кухне он сорвал с петель дверцу холодильника, и она с грохотом рухнула на пол. Банки с пивом раскатились по углам, и Максиму пришлось поднимать их с пола. Выпив пару банок, он вернулся в гостиную.

И тут раздался дверной звонок. Ага, подумал Павлодаев, на ловца и зверь бежит. Сейчас мы наш союз демонтируем. Глянув, по привычке, в глазок, он, однако, увидел не жену, а соседку с верхнего этажа, уродливую даму, с которой у его жены почему-то взаимная симпатия. Открывать или нет? Решил открыть.

— Здравствуйте, — сказала Ирина Романовна, — А Наталья Сергеевна дома?

— Нет, к великому сожалению, ее нет дома, — и Максим хотел было закрыть дверь, но соседка сказала:

— Вообще-то, я бы хотела вам кое-что сказать…

Максиму вовсе не хотелось сейчас с кем-либо общаться, но соседка посмотрела ему в глаза и еще раз настойчиво повторила:

— Очень для вас важное.

— Ну, проходите.

— Видите ли, — начала Ирина Романовна, когда они устроились в гостиной, — я, если вы не знаете, судья, а ранее работала следователем. О вашем деле мне известно отчасти от вашей жены, отчасти от Макарова. И есть у меня кое-какие соображения. Быстроногий грабитель мне был известен и ранее, по другому уголовному делу. Его пришлось оправдать, потому что потерпевшая не захотела признавать подозреваемого, того самого скорохода, попавшего, как мне известно, под вашу горячую руку. Он пока на свободе, но я знаю, как его найти.

— Очень интересно. Знаете, мне, как теперь выражаются, по барабану, найдут его или нет. Да и вряд ли поймают.

— Всему свое время. И вы можете помочь его изловить.

— Сам ловил и Макарову помогал. Не получилось.

— На этот раз получится. У меня есть план.

В то время, когда Ирина Романовна излагала свой план, Игорь Андреевич сидел у себя в кабинете и ждал Машу. Сережки у Виктории он на время следствия изъял, и они теперь лежали в ящике его стола. Раздумывая о том, что его едва начавшиеся отношения с молодой красивой женщиной, теперь наверняка сойдут на нет, он искренне об этом сожалел. Виктория приходила сегодня утром. Бегло просмотрела предложенные фотографии, сняла с ушей сережки и гордо, с независимым видом, удалилась. Не попрощавшись. Так что на дальнейшую с ней дружбу едва ли можно теперь рассчитывать. Игорь Андреевич так и не успел узнать, где она работает, замужем ли и все прочее. Так что служебное рвение обернулось утратой личного, быть может, счастья.

Маша, как и большинство женщин, опаздывала. Договаривались на одиннадцать, а на часах уже было без двадцати двенадцать. Но вот застрекотали по коридору острые каблучки, и в кабинет вошла невеста пропавшего брата. В мини-юбке и полупрозрачной светлой кофточке. Села напротив Макарова так, что ему стали видны ее трусики. Ну, прямо кадр из «Основного инстинкта». М-да, подумал он, все женщины из одного теста сделаны. Любят они заголяться. Открыл ящик стола и положил перед Машей серьги. Она стала внимательно их рассматривать, взяла в руки одну из сережек и приложила к уху.

— Ага, — сказала она и улыбнулась, — это мои. Видите, изгиб дужечки на одной покруче, чем на другой. Спасибо. Значит, урода этого тоже нашли?

— Нет, урода не нашли. А сережечки пока у меня полежат. Вещ. док.

— Какой док?

— Вещественное доказательство. Сокращенно если.

— Ясненько. Ну и чё, вы мне сережки, значит, не отдадите? Тогда зачем вызывали?

— Для опознания.

— Ага, ладно. А Юру-то вы ищете?

— Ищем, ищем. Думаю, скоро все выяснится. А вы можете идти.

Когда Маша отстучала каблуками путь до двери, Макаров вызвал Надежду Ивановну, успевшую получить строгий выговор за московский провал. Вышестоящее начальство вообще намеревалось ее уволить, но Макаров заступился. С кем работать тогда? Если останется с этими двумя раздолбаями, Сашей и Виталиком, лавочку можно закрывать. Надежда Ивановна явилась только минут через двадцать, села на стоявший возле стола начальника стул и сделала непроницаемое лицо. Ну, ну, подумал майор, обиделась.

— Значит так, Надежда, дуться нечего. Что было — то было. А теперь работать надо. Поедете сейчас вот с этими сережками к портнихе, на Казанскую. Выясните, каким образом они к ней попали. Поясняю: эти украшения признала своими невеста Юрия Павлодаева. Значит, госпожа Павлова приторговывает краденым. Выясните все и доложите.

Гуляева взяла сережки, повертела их в руках и спросила:

— А к вам-то как эти цацки попали?

— Абсолютно случайно, — ответил с некоторым смущением Макаров, — наблюдательность, знаете ли. Павлова продала их некоей Кузовлевой, — тут майор опять замялся и даже заерзал в мягком кресле, — попробуйте также выяснить подробности про… Викторию.

— Какую еще Викторию?

— Так я же сказал — Кузовлеву. Вот вам и фотография.

— Значит, Виктория? — Надежда Ивановна глянула на фото, а потом на порозовевшее лицо шефа. — Понятно. Так я пошла?

— Да, да, ступайте. И сразу доложите мне результат.

Гуляева села в свою повидавшую виды девятку, позвонила госпоже Павловой и покатила на Казанскую улицу. Говорить с портнихой по телефону не стала — просто убедилась, что та дома. Так оно лучше, не успеет подготовиться. А шеф чего то не договаривает. Мялся, когда про эту Ку…, как там ее, красотку Викторию, говорил. Вообще-то он, хоть и головастый, но со странностями. Да мужики они все с какой-то мутью в башке.

Портниха, когда ей были предъявлены сережки, сделала непроницаемое лицо и сказала, что эти побрякушки впервые в жизни видит. Да и вообще, зачем ей такой сомнительный бизнес, если она и так хорошо зарабатывает шитьем. Надежда Ивановна еще раз внятно разъяснила госпоже Павловой о даче ложных показаний и его последствиях. Тогда модельер, как она себя называла, после этого стала морщить лоб и затем, нервно дернув головой, сказала, что да, ее клиентки иногда просят предложить для покупки те или иные вещи, и она не видит в этом ничего криминального. Надежда Ивановна охотно с этим согласилась — в женском мире без этого никак. Но ее-то интересуют только вот эти сережечки. Кто их предложил для продажи? Тогда портниха вздохнула и сказала:

— Ну, Машка принесла, очень просила.

— Какая Машка?

— Ну, фамилию точно не помню, она у нее на место, где писательские дачи, смахивает. Под Москвой это, знаете, где Пастернак там, Михалков…

— Переделкина! — Воскликнула Гуляева.

— Точно, Переделкина, — подтвердила госпожа Павлова.

— Прекрасно! Вы ничего не перепутали? Точно Переделкина?

— Ну да. Молоденькая такая, темненькая, родинка у нее на носике. За кавказца замуж собиралась. А что, вы ее знаете?

— Знаю, знаю. Она утверждает, что ее ограбили, а теперь оказывается, она сама себя ограбила, как та самая у Гоголя, которая тоже сама себя по филейной части отходила. Ладно, спасибо, вы мне здорово помогли. Еще один вопросик: сережечки вы вот этой дамочке предложили?

Модельерша взяла карточку и кивнула:

— Ну, да, Викуся купила.

— А кто она такая?

— А, — махнула рукой портниха, — у шеста вертится.

— Стриптизерша?

— Ну да.

— Интересненько. Спасибо еще раз. Побегу я, дел невпроворот.

И подумала: неужели шеф на стриптизершу запал?

25

План Ирины Романовны Павлодаеву не очень понравился. Она предложила, по сути, дежавю, то есть использовать Наташу в качестве живца. Он сам уже побывал в этой роли и убедился, что быстроногий юноша очень ловко из таких ловушек выскальзывал. Хотя, с другой стороны, попробовать, конечно, можно. Кто в русской народной сказке Колобка скушал? Рыжая, как и моя женушка, зверушка с пушистым хвостом.

Наташа, конечно, сможет его заманить, но кто станет посредником? Этот вопрос он и задал при встрече Ирине Романовне, а та улыбнулась и ответила, что в этой роли она выступит сама. У нее с Натальей Сергеевной вполне доверительные отношения, поэтому организовать ее встречу под контролем заинтересованных лиц будет не так сложно. Она осторожненько повыспросит его жену о том, известно ли ей, где пребывает Колобок и намерена ли она с ним повидаться.

Вскоре после этого разговора Ирина Романовна позвонила в квартиру Павлодаевых, и дверь ей открыла хозяйка. Наталья Сергеевна была явно не в настроении и с нескрываемым недовольством взирала на соседку.

— Здравствуйте, Ирина Романовна, я вас, признаться не ждала. Вам соли или сахару? — Спросила с ядовитой интонацией.

— Да нет, Наташа, я не затем пришла. Разговор есть. О вашем муже.

— Ну-ну, что-нибудь интересное? Или уголовное? Давненько о нем ничего такого новенького не слыхала.

— Нет, Наталья Сергеевна, он вам… изменяет, — Ирина Романовна зарделась, краска с оттенком борща текла с лица на шею и далее — к ключицам, — не могла она спокойно смотреть на такую красоту.

— Тоже мне новость. Давно знаю, что он с секретаршей шуры-муры. Только мне говорили, что она пропала. Что, опять явилась?

— Нет, не с секретаршей.

— Да ну! Вот кобель, а! Вот кобелина! Кто она?

Наташа очень взволновалась. Все, казалось бы, пришло в норму, соперница пропала, установился прежний порядок жизни, и тут — вот тебе и пожалуйста!

— Стриптизерша, — тихо проговорила судья, — Викторией зовут.

Тут необходимо краткое пояснение. Ирина Романовна, как известно, была в курсе этого весьма интересного дела с Колобком. Она по этому поводу постоянно контактировала с майором Макаровым, который и снабжал ее свежей информацией. И вот когда она узнала о косвенном участии в этом деле Виктории Кузовлевой, у нее возникла идея привлечь ее в свой план поимки быстроногого студента в качестве возбудителя Наташиной ревности. Она встретилась с Викой и попросила сыграть роль соблазнительницы. Та с радостью согласилась, когда узнала, что объектом ее внимания станет строительный магнат.

— Где, — визгливо вскрикнула Наталья, — где она хвостом вертит? Вы знаете? Я сейчас же туда поеду, я с ней разберусь! Это что же такое? То секретарша, то теперь какая-то вертихвостка будут мне семью ломать?!

Ирина Романовна не без удовольствия выслушала всплеск эмоций прекрасной соседки и потом сказала, что адресок клуба, где танцует Виктория, ей, конечно, известен, но обидчицы там еще нет, попозже надо туда наведаться, ближе к ночи.

План, скажем прямо, у Ирины Романовны был замысловатый и в исполнении чреватый непредсказуемыми результатами. Действительно, разве была гарантия того, что Наталья Сергеевна из чувства ревности кинется к Колобку, если учесть, что у нее имеются и другие плейбои, тот же манекенщик, например? Но у Ирины Романовны, как мы знаем, в этом деле был и личный интерес, к тому же, соседка проговорилась, что собирается в Москву. Знает ли она, что Колобок вынужден был сбежать из квартиры ее подруги? Знает, конечно, потому что московская подруга наверняка ей об этом сообщила. И, тем не менее, собирается в столицу. Значит, Колобок ей звонил и сказал, где находится. План, по сути, в том и состоял, чтобы подтолкнуть соседку к скорейшему в Москву отъезду. А предлогом к тому может стать ссора Наташеньки с мужем на почве ревности. Мероприятие это уже подготовлено: в одиннадцать вечера туда придет Максим Павлодаев, а час спустя — Наталья Сергеевна. По сценарию она должна будет застать мужа в объятиях танцовщицы Виктории.

Ирина Романовна не знала, какую глубокую рану эта девушка оставила в сердце майора Макарова. И даже предположить не могла, что та станет возбудительницей также и его ревности.

А дело случилось так. Игорь Андреевич после очередной перепалки, даже можно сказать, канонады с супругой, громко хлопнув дверью, ушел из дома с целью прогуляться, выкурить пару сигарет, и тем самым успокоиться. Вечер был теплый и светлый, и воздух благоухал сиренью. Хороши в Петербурге белые ночи! Макаров шел по Большому проспекту Васильевского острова, наблюдая вечернюю городскую жизнь. Ему сильно хотелось выпить пива, а лучше и чего покрепче, и он решил было купить пару бутылок в магазине, а затем где-нибудь на скамеечке и расслабиться, но тут его внимание привлекло светящееся изображение девушки у шеста. Это был клуб, каких теперь по городу расплодилось много. Нынешнее молодое поколение на первое место ставит развлечения, и ночные тусовки с выпивкой, наркотой и, разумеется, последующим сексом, стали чем-то даже обыденным. Для Макарова, молодость которого проходила в девяностые, когда приходилось просто выживать, и главной была забота о хлебе насущном, нынешняя беспечная жизнь сынков обеспеченных родителей вызывала зависть и раздражение. В таких заведениях майор бывал редко, да и то лишь по долгу службы. И вот теперь у него что-то вдруг защемило в душе, колыхнулись воспоминания о танцах под духовой оркестр после окончания училища.

Он встал со скамейки и подошел к ярко освещенному подъезду. У дверей увидел плакаты с изображением танцовщиц, и в одной из них узнал Викторию. Сердце стало беспомощно трепыхаться, когда Игорь Андреевич с каким-то даже отчаянием потянул на себя массивную дверь. Было еще не поздно, поэтому народу в клубе оказалось немного. Оглядевшись, Макаров сел за столик и заказал пива подошедшему к нему официанту, немолодому уже человеку в несвежей белой сорочке с бабочкой и с тонкими усиками на лице с отвисшими щеками. Когда тот ушел, Игорь Андреевич стал осматривать зал и немногочисленных пока посетителей. И тут увидел за столиком у дальней колонны Максима Павлодаева. Майор решил к нему подойти, но тут небольшая зеленая дверь за спиной оркестрантов, исполнявших популярный мотив, отворилась и оттуда вышла Вика в коротком и с большим впереди вырезом красном платье. Она осмотрелась и направилась к столику Павлодаева. Села напротив, и они стали о чем-то беседовать. Виктория с обворожительной улыбкой так низко наклонялась над столом, что ее груди становились почти полностью открытыми. У Макарова бешено стучало сердце, и он растерянно думал о том, что же делать. Подойти и под каким-нибудь предлогом сесть за их столик и, таким образом, прервать их разговор? Ревность мутила душу и застилала разум. Но через пару минут Виктория встала и скрылась за зеленой дверью.

Над сценой вспыхнули софиты, и оркестр заиграл вульгарный опереточный марш. Из-за кулис вышел одетый в смокинг молодой человек и, распяливая рот в фальшивой улыбке, стал смешить публику пошлыми анекдотами. Это длилось минуты две, затем конферансье объявил, что сейчас уважаемая публика увидит необъяснимые превращения в исполнении всемирно известного мага и волшебника Ираклия Звездного. На сцене словно бы ниоткуда появился маленький чернявый человечек во фраке и высоким цилиндром на голове. Он, криво улыбаясь, раскланялся, а в это время из-за кулис вышла в полупрозрачном коротком платьице Виктория и, под звуки тихой мелодии, стала делать мягкие балетные движения. Ну а дальше на сцене появился длинный ящик, в него залезла Вика, и маленький человечек со сладострастием стал его пилить. Из распиленного реквизита Виктория вышла не по частям, как, быть может, хотелось бы зрителям, а вполне себе целая и здоровая. По аплодисменты она ушла за кулисы, а фокусник продолжал свои нехитрые обманы то с картами, то с кроликом или птичкой, которых он доставал из своего высокого цилиндра.

Через несколько минут Виктория вновь появилась из-за зеленой двери и направилась к Павлодаеву. Тот встретил ее улыбкой и, когда она села, приобнял и поцеловал в шею. Вконец расстроенный Макаров хотел было встать и подойти к парочке, но его отвлек какой-то шум у входной двери. А там было на что посмотреть: здоровенный охранник, растопырив руки, пытался не пустить в зал Наталью Сергеевну. Что там произошло и по какой причине жену Павлодаева не пускали в клуб, было непонятно, но разъяренная рыжая женщина, похожая в тот момент на тигрицу, так съездила сумкой по лицу охранника, что тот схватился за него обеими руками. Путь оказался, таким образом, освобожден, и Наташа ринулась к столику, за которым сидели Максим и Виктория. Конечно, трудно описать сцену ревности, какая разыгралась через минуту. Виктория благоразумно ретировалась за зеленую дверь, а подвыпивший Максим Павлодаев со смехом отбивал атаки жены, честившей его самым отборным русским матом. Случайно оказавшийся тут Макаров, наблюдая эту сцену, думал сейчас о похожей разборке в своем доме, откуда пару часов назад сбежал. Он не знал о плане Ирины Романовны, и думал сейчас о том, что было бы, если бы супруга застукала его с Викторией. Словесной руганью дело бы не закончилось. И тут тоже не обошлось, Макаров как в воду глядел: Наталья тем же коварным ударом, что и охранника, огрела Максима своей, цвета охры, увесистой сумкой и с пылающим лицом покинула клуб. Максим, глядя вслед уходящей жене, заметил Макарова и сделал ему знак, чтобы подсаживался за его столик. Игорь Андреевич взял свое пиво и пересел к Павлодаеву, который сказал:

— Вот стерва!

— Да, она у вас дама с темпераментом.

— Это точно. А вас сюда каким ветром занесло?

— Да вот пивка зашел попить.

— Ну, ну. Может, вискаря плеснуть?

— Не откажусь.

— Давайте, Игорь Андреевич, выпьем за свободу.

— Свободу от чего? И второе — для чего?

— Вопрос философский. Я вот от жены хочу свободы, а для чего или для кого — пока не знаю.

— Не для этой ли красотки в красном? — Макаров произнес это с угрожающей в голосе нотой.

— Не-ет, что вы. Она для возбуждения ревности. Так было задумано.

И Максим рассказал майору о плане Ирины Романовны. Макаров облегченно вздохнул, улыбнулся и спросил:

— А о хвостах подумали?

— Да, есть у меня юные следопыты.

— Ага. Ну, если так, желаю удачи.

26

Надежда Ивановна сидела у себя в кабинете и полировала ногти. Флакончик с алым лаком был уже открыт и источал запах ацетона. Открылась дверь, и появился Саша. Он повел носом и недовольно сказал:

— Дома надо ногти мазать и атмосферу здесь не отправлять.

— Ага, тебя забыла спросить, — огрызнулась Надежда Ивановна.

— Шеф зовет, так что заканчивай.

— А с каких это пор он тобой вместо телефона пользуется?

— Не болтай лишнего, — сурово ответил Саша и вышел.

Что это с ним? То замуж зовет, то прямо зверем смотрит. Надо бы ему какую-нибудь девушку найти. Надежда Ивановна вздохнула, взяла лак и еще несколько минут занималась ногтями.

Когда она вошла в кабинет Макарова, тот подписывал какие-то бумаги и взглянул на сотрудницу только после того, как она постучала свеженакрашенным ногтем по краю стола.

— А, — сказал майор, — садитесь. Дело старое, но с новыми обстоятельствами. Вы, Надежда Ивановна, уже дважды упускали, будем его так называть, Колобка. И это, если говорить открыто, меня настораживает.

Надежда Ивановна искоса глянула в сторону шефа, и на ее лицо выполз предательский румянец. Если б могла, подумала она, этого Колобка всю жизнь бы от себя не отпускала.

— Кто старое помянет, — ответила она, — тому, как говорится…

— Ладно, помолчите уж. Так вот теперь есть шанс взять его наверняка. И вам поручается деликатная задача. Есть предположение, что супруга господина Павлодаева в ближайшее время может пойти на контакт с Колобком. И ваша задача сеть ей на хвост, а еще лучше, если вы сумеете получить от нее информацию, когда и где она с ним встретится.

— Ага. Что-то я не совсем доезжаю. Значит, эта рыжая несла дурь, что ее насиловали? А на самом деле… Ах, вот оно что!

— Совершенно правильный ход мыслей.

— Ну и стерва! — Вырвалось у Надежды Ивановны. — Но там, помнится, был еще и Петя Погоняйло.

— Да, если верить супругам Павлодаевым.

— Значит, эта рыжая потаскуха сразу с двумя? Групповщина?

— Нас в данный момент это не касается. Вы поняли задачу?

— Так точно. Я ей так сяду на хвост, что мало не покажется! — Надежда Ивановна выпрямилась, развернула плечи и с неожиданной силой хлопнула ладонью по столу.

— Что это вы так развоевались? Ладно, идите. Если вновь провалите задание, буду ходатайствовать о вашем увольнении.

— Не беспокойтесь, шеф. Это дело, если можно так сказать, женской чести.

— Ну, ну.

Через пять минут, после того как Надежда Ивановна пришла к себе в кабинет, после легкого стука в дверь вошла Светка Двустволка. Почему ей дали такое прозвище, догадаться не так уж и сложно. Светка была осведомителем. Работала в массажном салоне «Нежность», куда приходили расслабиться многие из тех, кем интересовался уголовный розыск, и Света помогала своим клиентам расслаблять не только тело, но и язык. Со старшим лейтенантом Гуляевой их связывали не только служебные отношения. Они с Надеждой Ивановной любили посудачить о мужиках, тряпках и всем прочем, до чего дотягивался длинный женский язык. Ну и, конечно, нужную информацию Двустволка в первую очередь выбалтывала старлею в юбке.

— Привет, подруга, — сказала Светка и упала на стул, — просто с ног валюсь, еле дотащилась. Забыла заправиться, и моя японская лошадка на все четыре колеса у Тучкова моста припаялась. А пешедралом мои ножки не любят. Представляешь, ни один урод не остановился, чтобы девушке бензинчику отсосать.

— А ты бы предложила бартер.

Светка расхохоталась:

— Это среди бела-то дня?

— Ладно, — уже серьезно спросила Надежда Ивановна, — с чем пожаловала?

— Представляешь, — затараторила Светка, — московский один хмырь, режиссером представился, меня в театр пригласил. Сюда вроде как в командировку приехал, кино, говорит, снимать здесь будет. Так вот пошли мы с ним в театр на Литейном, посмотрели какую-то ерунду, я, если честно, чуть не заснула. Потом предложил к нему пойти, а он там рядышком в гостинице обосновался. Ну, договорились, идем дворами в сторону Моховой, и тут парень высокий нарисовался. Представь себе, в шапочке вязаной. А мы как раз арку проходили, а там темно. Парень из карманов вытащил две цепки, а на них шарики железные. И давай ими крутить. Говорит, если не хотим по башке получить, выкладываем бабки, это ограбление, говорит. А мне приказал сережки (с брюликами, представляешь?) снять, ну и цепочку золотую. Москвич не струсил, да как врежет парню по морде, у того аж шапка свалилась. Поняла я тут, зачем он ее летом носит. Уши у него, представляешь, врастопырку и остренькие такие, как у собаки. Ну, грабитель, шапчонку схватил — и деру. Да так быстро, что когда мы на Моховую выскочили, его и след простыл. Вот такая история. Я к тебе пришла, потому что ты вроде говорила, что какого-то быстроногого ловишь.

Надежда Ивановна всплеснула руками и выдохнула:

— Значит, уже здесь, подлец!

— Что значит «здесь»?

— А то, что последний раз я его в Москве видела.

— Путешественник, значит?

Надежда Ивановна не ответила. Она схватилась за сердце, рванула к себе стоявший среди бумаг стеклянный кувшин и едва не расплескала воду по столу, наливая ее в стакан. Лицо ее полыхало красным цветом.

— Чего это ты, подруга?

— Все, Светка, вали, мне работать надо.

27

Наталья Сергеевна этим утром проснулась, против обыкновения, рано. Оранжевые в спальне занавески то озарялись светом, то темнели, — это курчавые светлые облака тянулись друг за другом и временами заслоняли солнце. В квартире было тихо, и было не понять, уехал ли муженек на службу или еще спит. У нее на сегодня было намечено много дел, и она была рада, что проснулась раньше обычного. Встала, подошла к окну, раздернула занавески и увидела внизу двух пацанов, сидевших на поребрике тротуара. Один из них показался ей смутно знакомым. Где она видела этого вихрастого и лупоглазого мальчика? Не вспомнила, да и незачем было. Не обнаружив на своем обычном месте мужниной машины, поняла, что уже уехал. Тем лучше.

Прежде всего, следовало привести себя в порядок, чем она и занялась, и на что ушло часа полтора. Завтракать не стала, лень было готовить, да и некогда.

Подойдя к своей машине, Наталья Сергеевна вновь обратила внимание на мальчиков, с азартом игравших в карты, хлопая ими прямо по асфальту. Из вереницы стоявших вдоль улицы машин одновременно с ней вырулила неопределенного цвета «девятка». Мальчиков между тем будто ветром сдуло.

Машина подъехала к почтовому отделению, где Наталья Сергеевна, нервничая, простояла в очереди четверть часа и получила письмо, которое тут же вскрыла, прочла, улыбнулась, спрятала его в сумку и быстрым шагом направилась к автомобилю. Рядом с ней была припаркована видавшая виды «Лада». Была она до того грязная и облупленная, что казалась взятой прямо со свалки. А за рулем сидел очень молодой, вихрастый и лупоглазый человек в темных очках и бейсболке. Если бы не усы, подумала Наталья Сергеевна, этот молодой человек — точная копия того, что сидел сегодня у меня под окнами. Странно, однако, что усы у него черные, а волосы — рыжеватые. Как много похожих людей, подумала она и тут же вспомнила, что лупоглазого пацана, игравшего сегодня в карты возле ее дома, видела раньше рядом с домом Кирилла на Тринадцатой линии. Тогда он околачивался возле парадной и наклеивал на дверь и стенку какие-то бумажки. Ну да, вспомнила: «продаются борзые щенки оптом». Тогда еще подумала: борзые собаки-то ведь охотничьи, так кто их тут купит? Можно подумать, на Тринадцатой линии одни охотники живут. И анекдот вспомнила. Охотник рассказывает ловеласу, как приятно выслеживать зверя или сидеть в засаде на болоте, а тот его перебивает, нет, говорит, разве это охота? Вот когда мне охота и ей охота — вот это охота!

И тут ее словно ударило: а не хвосты ли эти мальчики? Не муженек ли за ней вот таким образом приглядывает? Она еще раз внимательно осмотрела «Ладу», на заднем сидении которой дремал щупленький мужчинка, укрыв лицо синей бейсболкой. Ну что ж, подумала Наталья Сергеевна, проверим на практике. Она тронулась с места, завернула за угол и через квартал остановилась. В зеркало заднего вида она увидела отнюдь не раздолбанную «Ладу», а серую девятку, которая остановилась от нее в сотне метров. Минуту спустя вынырнула «Лада» и встала рядом с «девяткой». Ну что ж, охотников-то, похоже, двое. Ну, лиса, подумала она про себя, удирать надо, следы хвостом заметать. Рассудив, что на приметной машине в черте города от преследователей укрыться будет трудно, решила поступить иначе. На одном из перекрестков ей удалось проскочить на желтый свет перед красным, и преследователи остались перед светофором, в то время как она через квартал вышла из машины и смешалась с толпой. Метро оказалось неподалеку, куда она благополучно и нырнула.

28

Когда Надежда Ивановна увидела припаркованный у тротуара, и, увы, пустой, брусничный «форд», то с досады так трахнула по рулю, что машина взревела густым басом. И тут за ней резко остановилась рыжая «Лада», из которой выскочили двое одетых по-взрослому мальчиков, и у одного из них черный ус отстал от своего места справа и, словно птичка, порхал возле носа. Пацаны, расталкивая людей, бегом ринулись в сторону метро. Надежда Ивановна вышла из машины, подошла к «Ладе» и, никого там не увидев, подумала, что малолетки, наверное, угнали машину и теперь скрываются от погони. Решив, что автомобиль, хоть и такой раздолбанный, следует вернуть владельцу, Надежда Ивановна хотела переписать номера, но их не оказалось. Похоже, хозяина у старушки не было, и приехала она сюда со свалки. И тут увидела на тротуарном поребрике визитку. Она подняла ее и прочла: Павлодаев Максим Рустамович. Она подумала, было, что визитку выронила блудливая жена, но тут же себя мысленно одернула. Картонку она подняла напротив задней двери рыжей «Лады», а брусничный «форд» стоял метрах в пяти впереди. Ветра вроде как не было, поэтому… Поэтому, по всей вероятности, визитку обронили пацаны. Очень интересно! Стало быть, можно допустить, что эти мальчишки как-то связаны с Павлодаевым и, возможно, следят за его женой. Впрочем, осадила себя следователь, эту визитку мог потерять кто угодно, ведь Павлодаев крупный бизнесмен, строитель, так что таких карточек у разных людей может быть в городе не одна сотня.

Надежда Ивановна еще некоторое время стояла возле машины, затем села, захлопнула дверцу и решала: ехать ли ей к шефу и в очередной раз признать, что ей не удалось выйти на Колобка или попытаться вычислить его без слежки за рыжей потаскухой? Итак, быстроногий мальчик вновь объявился в Питере, вновь принялся за старое и получил по морде. Это уже хорошо и приятно, потому что отмщение — раз, и примета — два. Наверняка синячок на лице остался. Произошло это на Литейном, и это значит, что, может быть, он обосновался где-то неподалеку. И тут она хлопнула себя по лбу: вспомнила визит к портнихе на Казанскую улицу. Та сказала, что секретарша Павлодаева попала к ней по рекомендации Бристоль Маргариты Михайловны, которая живет, дай Бог памяти, именно на Литейном! Ей почему-то верилось, что Колобка приютила именно эта дамочка. Ну, погоди, Колобок, я тебе покажу Надю не только сзади, но и спереди!

Надежда Ивановна отправилась в контору, где, стараясь не попадаться шефу на глаза, наведалась к себе в кабинет. Нашла в деле Колобка адрес госпожи Бристоль и тут задумалась: ну, приеду я сейчас туда, позвоню, а если мой герой там, то одной мне его не задержать. Значит, надо брать с собой Сашу. И опять задумалась: а надо ли? Что ни говори, а женское сердце очень памятливо на хорошую ласку. А ведь если Колобка посадим… Грустно стало на душе следователя Гуляевой, очень грустно.

Но долг, но месть! Позвонила Саше. Тот долго не брал трубку, а потом отчего-то запыхавшимся голосом ответил, что сейчас он на задании и ехать на задержание не может.

— Ну, и какое у тебя, долбаный качок, задание? — Вспылила Надя. — Где тебя носит? — И тут услышала в трубке отдаленный женский голос: «Ты бы выключил телефон», затем Саша прошипел: «Т-с-с».

— Вообще-то я через полчаса буду, — сказал он после таинственного неизвестно на кого шипения.

— А ты вообще-то где? Кого ты там умолкаешь?

— Да тут, понимаешь, очень шумно, плохо тебя слышу, позже перезвоню.

И повесил трубку. Неужели, подумала Надежда Ивановна, этот негодяй завел себе подружку? И это после того как предлагал мне руку и сердце? Занялась у зеркала своим лицом, затем вышла из кабинета и пошла к лестнице. И, уже спускаясь по ней, услышала, как открылась какая-то дверь, и раздался гулкий в коридоре стук женских каблуков. Из любопытства приостановилась на лестничной площадке, и через пару минут увидела, как спускается по ступенькам Светка Двустволка. Чего это она опять приперлась, подумала Гуляева, ведь вчера же тут была? И тут услышала, как вновь открывается дверь, позванивают ключи и — быстрые мужские шаги. Через минуту у лестницы нарисовался Саша. Когда Светка увидела Надежду Ивановну, тотчас расплылась в улыбке и сказала:

— Ой, подруга, я тебя обыскалась.

— Не там искала. А ты, подлец, — обратилась она теперь к спускавшемуся по лестнице Александру, — вместо того, чтобы заниматься своим делом, трахаешься с моей осведомительницей? Как это понимать? Ты давно меня в жены звал? А ты чего вылупилась? Не знала?

— Так я ж тебя искала, а он к себе затащил.

— А тебе, конечно, только бы раздвинуть.

— Знаешь, подруга, — обиделась Светка, — ты лучше на себя посмотри, не при мужике будь сказано.

Светкин ответ как бы привел расстроенные чувства Надежды Ивановны в порядок, и она сказала:

— Ладно, потом поговорим, а ты, — обратилась она к Саше, — женишок, бери пару сотрудников и — в машину.

Саша хотел было что-то сказать в ответ, но лишь неразборчиво упомянул мать и пошел вниз по лестнице.

Когда женщины остались одни, Светка подтянула колготки, одернула короткую тесную юбку и сказала:

— Извини, подруга, я ж не знала.

— Ладно, проехали, он мне, знаешь, по барабану. Чего приперлась?

— Ой, ну, да. Брюнетик один приходил, очень похож на одну фотку.

— Какой еще брюнетик? Ты его портретик принесла?

— Ой, подруга, забыла, да и ты мне их столько в стол напихала… На грузина смахивает. Еще ты про него говорила, что он пропал.

— Ну, ты и дура! Да как же так можно? Срочно неси мне фотографию! Срочно!

— Как же! Разбежалась! У меня, что ли, своих дел нет?

— Чего это ты, Светка? Думаешь, если с ментом перепихнулась, значит…

— Ой, подруга, — перебила ее Светка, — ничего это не значит. Просто, сама понимаешь, все мужики — козлы. Им бы только сырость развести, да побыстрей.

— Ага, поняла: Сашок оказался не на высоте. Спасибо, что поделилась.

— А разве я делилась?

— Ты, Светка, не остри, лучше седлай свою японку, и чтоб через час портретик лежал у меня на столе. Поняла?

— Поняла, — ответила Светка и, поддернув юбку, стала спускаться по лестнице.

29

Увы, как ни шустры были юные следопыты, все же в подземной толчее рыжеволосую красотку они упустили. О чем и доложили по телефону своему шефу Диме. Тот сказал, что они долбанные раздолбаи, привел несколько образных сравнений на нелитературном языке и потом, в спокойной уже манере, приказал, чтобы один из них не отходил от брусничного «форда» ни на шаг, а когда появится хозяйка, следовал за ней по пятам. Другому же приказал сторожить у дома Натальи Сергеевны. Ребята стояли в толчее у станции метро и решали, кому ехать к дому, а кому сидеть тут и потеть в рыжей «Ладе». Лупоглазый, послюнив палец, поводил им у себя под носом, приклеил отставший ус и сказал, что в машине останется он. Другой, что в очках и бейсболке, пожал плечами и отправился в метро.

Когда Дима позвонил Павлодаеву, тот был на совещании и сразу не взял в толк, что лиса опять ушла от облавы. Полчаса спустя он проанализировал ситуацию и решил продолжить игру, рассудив, что Наташа наверняка пойдет на контакт с почтальоном еще не раз. Уж такая у нее многоразовая натура, подумал он, вспоминая при этом игривые стихи поэта Баркова.

Нанятые мальчики, один у машины, а другой возле дома, напрасно ждали Наталью Сергеевну. До позднего вечера она так и не появилась ни у машины, ни дома.

Максим же решил немного расслабиться в клубе, куда зашел из-за прекрасной Виктории. Очень она ему понравилась. Конечно, стриптизерша была объектом вожделения для многих посетителей, но Максим не догадывался, что она всерьез вскружила голову и майору Макарову, кого сразу заметил за столиком в углу, когда туда пришел. Они выпили по бокалу виски, и Павлодаев поведал, что его следаки упустили Наташку, и поинтересовался, нет ли новых сведений о брате и пропавшей секретарше? Игорь Андреевич покачал головой и сказал, что ничего нового пока нет. У шеста крутилась крутобедрая блондинка, и Павлодаев спросил у Макарова, давно ли он тут сидит и не видел ли Вику? У майора на лице сменилась краска и дрогнул в руке бокал. Он догадался, зачем сюда пришел Павлодаев. Отвернулся, будто бы оглядывая зал, и спросил:

— Какая еще Вика?

— Ну как же! Дама в красном, из-за которой моя благоверная устроила тут маленький погром.

— А, нет, не видел.

Павлодаев жестом подозвал официанта и спросил у него, почему сегодня у шеста другая стриптизерша? Тот ответил, что уже со вчерашнего дня другая, потому что Виктория вроде как уволилась.

Макаров от досады ударил по столу обеими кулаками: он весь вечер надеялся, что блондинку у шеста сменит припоздавшая Вика. Максим глянул на него с некоторым недоумением и спросил:

— Проблемы?

— Да нет — «все хорошо, прекрасная маркиза». Накатим-ка еще, — взял бутылку с виски и дополнил свой бокал почти до краев.

Павлодаев последовал его примеру, они чокнулись и выпили. После того, как утеха улеглась в желудке, Игорю Андреевичу вдруг ударило в голову: а где же теперь искать ненаглядную? Но, с другой стороны, думалось ему, оно, может, и к лучшему. С глаз, как говорится, долой, из сердца — вон. К тому же, если трезво смотреть правде в лицо, шансов у него никаких не было. Вот этому толстосумчику могло бы обломиться — видел, как она ему по плечам грудью елозила. А что я? Женатый мент, и больше ничего. Ах, ах, — горестно аукалось в сердце, и рука Макарова машинально ухватилась за бутылку. После очередной порции в голове слегка прояснилось, и майор подумал, что, под предлогом расследования странного этого дела, он может ее найти и… кто знает? Телефончик есть, да и адресок в деле зафиксирован, так что еще не все потеряно. Она ведь в этом деле как свидетель проходит.

Его собеседник тем временем хмелел и, набычившись, о чем-то думал. Потом подозвал официанта и спросил, не знает ли он Викиного телефона. Тот ответил, что знает, конечно, но только не знает, как танцовщица отнесется к тому, что он раздает ее номерок кому ни попадя. Павлодаев вытащил бумажник, выудил оттуда тысячную купюру и грациозно помахал ею перед носом «человека». Официант взял деньги и тотчас положил перед Максимом точно такую же розовую визитку, какая была и у Макарова. В нетрезвой душе Игоря Андреевича зародилось и быстро зрело что-то взрывное. А по какому праву вот таким достается все и сразу и самое лучшее? Ему хотелось тотчас же прихлопнуть ладонью розовый клочок бумаги и врезать этому благоухающему дорогим одеколоном хлыщу. Но ничего такого не произошло. Павлодаев налил еще по одной, они выпили, а затем он, пошатываясь, встал, вяло пожал руку майору и ушел. С упрятанной в нагрудный карман розовой визиткой.

Максим тем временем добрался на такси до дома и, слегка по дороге протрезвев, решил добавить. На кухне, по обыкновению, он выколотил из резиновой ледышницы, или как она там называется, прозрачных кубиков твердой воды в толстый стакан, затем до краев налил коричневой и пахнувшей самогоном жидкости. Было уже после полуночи. Павлодаев сел в гостиной на белый диван, включил телевизор и стал, попивая виски, смотреть какой-то футбольный матч британской премьер-лиги. Игра вскоре закончилась, и дух виски потащил его в спальню.

30

Ирина Романовна проснулась в этот день, а была суббота, довольно поздно. Она лежала с приятной в голове мыслью, что сегодня можно понежиться в постели и не лететь, сломя голову, на службу. Понежиться, однако, не позволил дверной звонок. Раз, два и три. И снова — раз, два и три. Кому это там неймется? Накинула халат, подошла к двери и прильнула к глазку. Увидела соседа в распахнутом на груди махровом халате. Ирина Романовна в очередной раз подумала, что все мужики — волосатые обезьяны, и бархатным голоском спросила, кто там. Максим, а это был он, сказал, что поговорить бы надо. Ирина Романовна попросила его минутку подождать. Женскую минутку надо умножать на десять, поэтому Максим даже слегка озяб, пока дождался звука отпираемой двери.

Когда вошел в квартиру, то был приглашен на кухню (в комнате, объяснила хозяйка, утренний переполох), где сел на пискнувший деревянным фальцетом угловой диванчик. Ирина Романовна уже успела поставить на стол чашки, вазочку с вареньем и соломенную хлебницу с темным овсяным печеньем.

— Не угодно ли, — спросила она, — чайку?

— Я бы предпочел кофе, — ответил Павлодаев и подумал, что это прямо водевиль какой-то.

— Извольте. — И она поставила на стол толстую банку с растворимым кофе. — Так о чем вы хотели побеседовать?

— О жене. Дома не ночевала. А ваш, то есть, наш с вами план провалился. Вы, наверное, в курсе, — скандал в клубе, ну и прочее. А вот вчера ушла от слежки в метро и пропала.

— Предполагаете похищение?

— Ничего я не предполагаю. Хотел Макарову позвонить, но решил сначала с вами. Мне кажется, этот майор не своим делом занимается. Да и вообще, в последнее время, похоже, не в себе.

— Игорь Андреевич — хороший мобильный организатор, но далеко не Шерлок Холмс. Не дал ему Бог в этом деле таланта. Дедукция подкачала. А то, что не в себе, так кто его знает, может, влюбился.

— Да ну? Неужели? Он же примерный, как мне известно, семьянин.

— Амур, — вздохнула Ирина Романовна, — по этому признаку не выбирает. Из лука, говорят, стреляет, а, по-моему, палит из ружья дробью, а уж в кого попадет, сам не знает. Ладно, хватит сантименты разводить. Говорите, не ночевала? Нехорошая вокруг вас складывается картина: исчезают люди и документы, выкуп с вас требуют, но как-то все это странно. Не получилось раз — и больше никаких требований, тишина. И везде в этом деле проглядывают амурные следы. Знаете, Колобок, по-моему, человек кем-то нанятый. Не он все это организует. У него главное ноги, а не голова. И вот теперь хочу у вас спросить, кто вас сильно не любит и в то же время жалеет? Подумайте. Жену отбросьте, у нее разум на мели, зато щедрая душа и чувствительное сердце… ах, — Ирина Романовна сама схватилась за сердце, а на щеки набежал румянец.

— Может, окно открыть? — обеспокоился Павлодаев.

— Нет, нет, что вы, после чаю у меня всегда пульсы вибрируют, не обращайте внимания. Так что давайте думать, кто организатор и где его искать. Ваша секретарша — девушка, похоже, ушлая. Я с ней не встречалась, но судить можно и по поступкам. История с похищением документов — ее рук дело. Больше некому. Теперь думаем дальше. Ваши конкуренты или банальные грабители не стали бы так поступать. И ваш брат давно бы объявился, живой или мертвый. А тут такая сложная получается драматургия, прямо Шекспир, ей Богу. Психологически на протяжении веков люди мало изменились. Обида, зависть и ревность — вот три главных причины многих преступлений. Так что, дорогой Максим Рустамович, могу вам сказать с полной определенностью, что, скорей всего ваш брат вам завидовал, да еще, может быть, и ревновал к секретарше, а она была очень сильно обижена на вас понятно почему — обещали развестись и построить с ней новую семью. А на деле, как и все мужчины, просто морочили ей голову и пользовались ей, как зубной щеткой. Вот и вся история.

В это время на холодильнике заверещал мобильник, и Ирина Романовна, извинившись, ушла с ним в комнату. Максим Рустамович стал было размышлять на заданную тему, но так как знал далеко не всех сотрудников из отдела уголовного розыска, которым руководил Макаров, переключил свое сознание на другое, злободневное: куда же все-таки подевалась Наташа? Похитили? А может, и нет, может просто у очередного любовника ночует. А если она вообще сбежала с кем-нибудь, с тем же, к примеру, почтальоном? Надо будет посмотреть, на месте ли ее золотишко и цацки с брюликами.

Минут через десять Ирина Романовна вышла из комнаты уже одетая и при легком макияже. Сказала, что у матери приступ, надо срочно ехать. И пообещала Павлодаеву зайти вечером.

31

Надежда Ивановна тем временем сидела в служебном «Газике» на заднем сидении рядом с рыжим Мелентьевым, угрюмым криминалистом неопределенного возраста, который держал на коленях свой чемоданчик. За рулем сидел тихий Саша. От его обыкновенно задиристо-нагловатого облика осталась только взъерошенная прическа. Он переживал и думал, что Наденька теперь для него навсегда потеряна. И какого черта эти бабы вечно заголяются? Пришла, понимаешь, в коротюсенькой юбчонке, села так, что лобок наружу, да еще и резинку жует. Ну и как тут удержишься? Тьфу!

Тут машину так изрядно тряхнуло, что чемоданчик на коленях у Мелентьева аж слегка вспорхнул.

— На дорогу смотри! — крикнула Надежда Ивановна.

В другой раз Саша огрызнулся бы, сказал, что б сама за руль садилась и тому подобное, но тут смолчал. В голову лезли всякие сопутствующие мысли. Если баба изменяет мужику, то у него рога растут, а если мужик бабе, у нее что растет? Но додумать эту глубокую мысль он не успел, потому что приехали.

Машину он припарковал в соседнем от нужного дома дворе, чтобы не привлекать, если что, внимание подозреваемых, — все по науке. Едва они вышли из автомобиля, как над головой загрохотало, и квадратный, голубой до этого, кусок неба, стал запасаться пухлой серой ватой, а когда вышли из подворотни, цвет неба стал в тон асфальту, и через три минуты небесная влага рухнула на город. Уже слегка промокшие, они вошли в парадную. Нужная квартира находилась на четвертом, последнем, этаже, и ее внушительных размеров дубовая дверь после звонка слегка приотворилась. Холеная женская рука, на всех пальцах которой сияли перстни, осталась лежать на цепочке, а в шель выглянуло миловидное лицо белокурой женщины.

— Уголовный розыск, — сказала Надежда Ивановна, — вы Маргарита Михайловна Бристоль?

— Я, — ответила женщина и сняла цепочку, — проходите.

Огромная темноватая прихожая была вся заставлена высокими, до потолка, шкафами с антресолями. Тут же стояла и алюминиевая лесенка. Затем шел темный коридор, по обеим сторонам которого светлели дубовые двери. Маргарита Михайловна отворила одну из них, и гости вошли в большую и светлую комнату с тремя окнами в ряд. Внушительных размеров овальный стол красного дерева сверкал лаком, а на нем стояла огромная, размером с ведро, белая фарфоровая ваза с белыми же в ней розами. К столу были придвинуты обитые кирпичного цвета тканью полукресла, куда хозяйка и посадила гостей.

— Чем обязана приятному визиту? — Спросила она и так чарующе улыбнулась, что Мелентьев опустил глаза и слегка зарделся.

Саша также с приятной эмоцией созерцал кареглазую ухоженную женщину. Подумал при этом, что редко так бывает в их работе, что люди, к кому мы вламываемся, так приветливы и учтивы. Надежда же Ивановна внимательно осматривала комнату. Хоть, конечно, и понимала, что если и обитал тут Колобок, то следы вряд ли оставил, во всяком, случае, искать их в гостиной было бы глупо.

— Да вот, собственно, — растягивая слова, ответила Надежда Ивановна, — тут неподалеку от вашего дома, в подворотне, опять та же история приключилась, что и давеча с вами. Только на этот раз попытка не удалась — у кавалера дамы кулаки оказались крепче, чем у грабителя. И вот, представьте себе, дама опознала по фотографии того самого лопоухого спортсмена, кого вы не опознали.

— Не думаю, — и опять с улыбкой, сказала Маргарита, — что в нашем большом городе всего лишь один грабитель.

— Это точно, — сказала следователь и посмотрела на Сашу.

Тот встал и вежливо спросил, нельзя ли воспользоваться туалетом и как его найти. Получив ответ, что надо пройти по коридору и повернуть направо, Саша вышел. Он внимательно изучил глазами прихожую, прошел по коридору, осторожно при этом открывая двери комнат. Впрочем, из трех открытыми оказались только две, и обе оказались спальнями, во всяком случае, там стояли широкие кровати, а третья дверь оказалась закрытой. Саша прильнул к ней ухом, но звуков не уловил. За поворотом коридора открывалась арка, за ней располагалась большая кухня, посреди которой стоял белый стол с белыми же стульями и прочей кухонной мебелью. Не обнаружив ничего особо подозрительного, он посетил туалет и, пройдя мимо двери в гостиную, откуда слышались голоса, еще раз внимательно осмотрел прихожую. Что-то в этом нагромождении шкафов с антресолями было подозрительное. И потолок в прихожей был странный: ромбовидные старинные панели были подобны паркету на полу, и также между ними виднелись щели. И один из деревянных квадратов словно бы выступал из других и казался темнее остальных. Саша осторожно, чтобы не лязгнула, придвинул стоявшую рядом стремянку, взобрался к потолку и увидел, что интересная панель, скорей всего, является люком для входа на чердак. Он хотел было ее приподнять, но подумав, что без шума это не получится, не стал этого делать, слез с лесенки и вошел в гостиную. Маргарита Михайловна настороженно на него глянула, и на лице появилось выражение легкой озабоченности. Но лишь на минуту. А Надежде Ивановне Саша сделал знак, чтобы она закруглялась. Цель, в принципе, достигнута: квартира была осмотрена и кое-что интересное в ней нашлось.

Когда они, сопровождаемые элегантной хозяйкой, шли к входной двери, Саша показал своему шефу в юбке пальцем на потолок, а затем его же прижал к губам. Надежда Ивановна беглым взглядом окинула темноватые паркетные ромбы и слегка пожала плечами.

Но только когда все трое спустились по лестнице и оказались во дворе, нарядившемся после дождя в сверкающие лужи, крепыш Саша постучал себе по голове:

— Вот туточки, — гордо заявил он, — лежит очень серьезное соображение.

— Мусор у тебя там лежит, — с раздражением перебила его Надежда Ивановна, — объясни лучше, чего ты мне там пальцем в потолок тыкал?

— Наблюдательность, Наденька, надо развивать.

— Какая я тебе Наденька? Я тебе не Двустволка, а, кстати, как ты ее называл? Светиком? Тоже мне герой-любовник!

Мелентьев двумя руками держал свой чемоданчик, хлопал рыжими ресницами и удивленно смотрел на коллег. Раздраженная Надежда и ему отцепила пару слов:

— А ты чего, оруженосец, забралом щелкаешь?

Мелентьев обиделся и напыщенно произнес:

— А вы не могли бы, Надежда Ивановна, выбирать выражения?

— Не могла бы! Вы меня так оба достали, что…

— Стоп! Давайте ближе к делу, — Саша поднял руки, повернув ладони к небу, — спокойствие. На потолке в прихожей, господа, я обнаружил выход на чердак. Не исключено, что наш Быстробегущий там отдыхает. Недаром рядом стремянка стоит. Поэтому надо бы нам на чердачок пробраться. Посмотреть, что там имеется.

Надежда Ивановна уже успокоилась и миролюбиво проворчала:

— Чего ты раньше молчал? Ладно, чердак, наверное, общий, поэтому, чтобы не привлекать внимание госпожи Бристоль, зайдем в другую парадную. Слушай, Сашок, а чего это ты стал по-книжному говорить? Неужели читать научился?

— Не заводи меня, — ответил Александр и набычился.

Когда Мелентьев ловко открыл отмычкой висячий замок, откинул крышку люка, они все втроем пробрались на чердак. Вопреки предположению Надежды Ивановны, чердак был перегорожен до самой крыши листами гипрока, причем, сделано это было, похоже, недавно. Мелентьев поднял с полу большой блестящий гвоздь, приставил к стенке и стукнул по нему камешком. Образовалась дырка, в которую он глянул, потер лоб и жестом предложил сделать то же самое Надежде Ивановне. Та прильнула и увидела стоявшую у дальней стены раскладушку с наваленным на нее разным тряпьем и офисную вешалку, на которой висели очень потертые джинсы, зеленая куртка, когда-то белый свитер и серая вязаная шапка.

— Ага, — сказала Надежда Ивановна, — вот он где, подлец, обитает.

Саша, в свою очередь, тоже глянул в дырочку и возразил:

— А может, это и не он, а бомж какой-нибудь.

— Отпечатки надо взять, — сказал Меленьтьев.

— Да уж, — отозвалась Надежда Ивановна, — не зря же ты сюда чемоданчик свой пёр.

— А со стенкой чего? Ломать? — Саша уже трогал плечом тонкую перегородку.

— Ты что, с ума съехал? — Надежда для выразительности постучала себе по лбу.

Мелентьев погладил стенку ладонью и сказал:

— Гипрок изнутри пришит, так что…

— Так что, — продолжил Саша, — надо проникать в логово через люк, из квартиры. Вызвать блондиночку на допросец, и тем временем… И вообще-то надо квартирку эту надо поизучать. Вся прихожая шкафами забита, а какое в них содержимое?

— Ладно, исследователь, успокойся, — сказала Надежда Ивановна, — не забывай, что у нее еще и муж есть. Надо все продумать и подготовить, а уж потом и в квартиру лезть.

32

Майор Макаров, как заметили сослуживцы, в последние дни стал очень раздражительным, чего за ним раньше не водилось. Стал покрикивать на подчиненных, и водочкой от него припахивало. Да, любовь, как говорится зла, и Игорь Андреевич так сильно ощущал последствия своей страсти, что все его вокруг выводило из себя. Хуже всего мучили тревога и неизвестность: телефон прекрасной Вики сообщал, что абонент не доступен, а в квартире на улице Одоевского, где красавица была прописана, никто, похоже, не обитал; Макаров трижды туда заезжал в разное время суток, но за дверью стояла тишина, а в окнах — темнота.

Когда к нему зашла Надежда Ивановна с нарядной на лице улыбкой, он, не понимая, как это можно чему-то радоваться, скрипнул зубами и кивнул на стул.

— Здравствуйте, Игорь Андреевич, — сказала Надежда Ивановна, хорошо артикулируя и с интонацией популярной актрисы Аллы Михеевой, когда та обращается к телеведущему Ивану, и тоже Андреевичу, Урганту, — у меня хорошие новости.

— У вас, старший лейтенант, на словах они всегда хорошие, а вот на деле…

Надежда Ивановна глянула на кислую физиономию шефа и обыденным уже тоном рассказала о визите к госпоже Бристоль и находках на чердаке. И добавила: хорошо бы ордерок на обыск выправить, квартирка подозрительная.

Игорь Андреевич только рукой махнул и ответил, что об этом и думать нечего. Муж этой дамочки владелец, как говорится, «газет, пароходов», так что прокуратура вряд ли даст разрешение, да и повода нет. Вот чердак — дело другое.

— Так ведь, — перебила Надежда Ивановна, — в логово только из квартиры попасть можно.

— Мне что, — вспылил майор, — мне еще вас учить, как без ордера обходиться? Идите и работайте.

Надежда Ивановна вышла из кабинета шефа вполне успокоенная: хоть и не законное, без ордера, но разрешение на осмотр подозрительной квартирки было получено.

Макаров после ухода Надежды Ивановны вновь углубился в скорбные мысли об исчезновении Вики. Странновато все это: пропала, как пылинка. Может, уехала отдыхать? Или живет не по указанному в паспорте адресу? А если у любовника? И вновь дернула по душе ревность. Нет, ее совершенно необходимо отыскать. Во что бы то ни стало. И он решил воспользоваться служебными возможностями. Вызвал Александра, а когда он явился и, по обыкновению, плюхнулся на стул так, что тот затрещал, сказал вполголоса:

— Вот что, Сашок, тут такое дело… Вобщем, слушай сюда. Пропала свидетельница по делу о скороходе, Кузовлева Виктория Вениаминовна. Работала в клубе стриптизершей, прописана вот по этому адресу. С работы, говорят, вроде как уволилась, на квартире по улице Одоевского сейчас не проживает. Опроси соседей, сходи в клуб, вот адрес, и все прочее, сам знаешь. Привлеки внештатных. Понял?

— Так точно. Разрешите идти?

— Давай.

Вот молодец, подумал о нем Игорь Андреевич, никаких лишних вопросов, не то, что Наденька. Взял в руки папку с очередным нераскрытым делом, прочел несколько страниц, но вновь явился прекрасный образ стриптизерши — на гранитной набережной в сиянии утреннего летнего солнца… А затем — оброненная визитка нежно-розового цвета… И тут заверещал телефон. Звонила Ирина Романовна. Спрашивала, нет ли новостей о пропавшей со вчерашнего дня Наталье Сергеевне. В голосе судьи были яркие нотки тревоги. С чего бы это, подумал майор, она так о соседке беспокоится? Едва ли он догадывался, что виной тому все та же стрела Амура. Ирина Романовна также поинтересовалась, как идет расследование дела о постоянно ускользающем Колобке, и не он ли завлек Наташеньку в свои коварные сети? Игорь Андреевич ответил, что нору, куда запрятался скороход, обнаружили, так что теперь, если сотрудники не оплошают, его можно взять тепленьким. Ирина Романовна поинтересовалась, где злодей обитает, и получила ответ, что на чердаке, над квартирой некой госпожи Бристоль. Судья отреагировала на эту фамилию продолжительной паузой, а затем, пожелав успеха собеседнику, повесила трубку.

Майор подумал, что Колобка могут опять упустить, как это было уже не раз, поэтому решил посоветовать Надежде Ивановне не выяснять по отпечаткам пальцев и прочим приметам, скороход ли обитает на потолке квартиры Бристоль, а просто устроить засаду. Старлей ответила, что одно другому не мешает. Макаров согласился.

А Ирина Романовна, повесив трубку, задумалась. Стало быть, подозрения насчет холеной блондинки были не беспочвенными, стало быть, не напрасно она на суде «отмазала» Колобка, очевидно, у них давние и прочные связи. И тут ее осенило. Дело Колобка было далеко не единственным в целом ряду уличных преступлений, и теперь она вспомнила некоторые из похожих судебных дел. Преступники были разных возрастов, в основном подростки-наркоманы, но были и взрослые дядечки, отсидевшие не по одному сроку, но опустившиеся, и по этой причине выпавшие из кланов бандитского Петербурга. Все они промышляли в одиночку, но их объединяло одно — сбыт награбленного. Кто-то на суде плел, что сбывал на толкучке во дворе Апраксина двора или стоматологам. Ну, последнее, конечно, полное вранье, — сейчас золото во рту никто почти не носит. Конечно, все они тщательно скрывали имена и адреса своих, если их можно так назвать, работодателей.

Ирина Романовна очень хорошо помнила дело одного «форточника» (так называют худеньких воров, подростков или детей, способных залезть в открытую форточку). Этот был не ребенком и не подростком, а вполне себе взрослым дядечкой очень мелкой комплекции. Он умудрился спустить с крыши элитного дома веревку, по которой и проник в квартиру какого-то нувориша, откуда спер драгоценностей на весьма кругленькую сумму. Самой дорогой добычей оказалось жемчужное ожерелье. Сбыть такую вещь оказалось настоящей проблемой. За копейки ему, конечно, продавать ожерелье не хотелось, а покупателей с большой деньгой, да еще краденого, найти даже в Питере не очень-то просто. Но один лопоухий пацан дал ему адресок одной дамочки. Об этом следователь узнал от «подсадной утки» в Крестах, но в деле этого не было, потому что обвиняемый упорно твердил, что все сбыл в «Апрашке». Он получил приличный срок, а тот, «подсадной», который был уволен из милиции за рукоприкладство, уверял, что точного адреса ему сказано не было. Дескать, где-то в районе Литейного проспекта. Позже он пропал без вести. Вероятно, решил наведаться по указанному адреску, да неудачно.

33

Надежда Ивановна страшно возмутилась, когда узнала от Саши, что тот получил индивидуальное задание, и в операции над квартирой госпожи Бристоль принимать участие не будет. Конечно, он мог бы, но, зная, что старлей в юбке будет его шпынять и попрекать Двустволкой, решил отстраниться, благо есть повод. Надежда Ивановна спросила с язвительными интонациями, где это у него задание, уж не в массажном ли салоне? Саша вспыхнул было, но сдержался и как можно равнодушнее ответил, что пусть у шефа спросит. Надежда Ивановна так и сделала: набрала номер и спросила. Шеф ленивым голосом сказал, что задание по поиску свидетельницы давал, но коль скоро Саша в ее подчинении, пусть сама решает, когда и чем ему заниматься. В тот момент майор был в меланхолии и был склонен смотреть на жизнь с равнодушным скептицизмом.

Получив такой ответ, Надежда Ивановна, подняв верхнюю губу, потянула в себя воздух сквозь зубы, отчего произошел шепелявый свист, сказала:

— Так, значит, особое задание? Еще одну свидетельницу искать? Конечно, тебе одной Светки мало! Вот что, ходок, иди заводи машину и скажи Мелентьеву, чтобы чемоданчик свой не забыл.

— Это я чё-то не пойму — шеф тебе не объяснил?

— Это я тебе объясняю, если не понял: иди в машину.

— Сейчас Игорю Андреевичу позвоню.

— Ну, ты и осел! Если б шеф запретил тебя брать, я бы что? Подождут твои бабы. Давай, давай, время идет.

Надежда Ивановна торопила своих подчиненных потому, что поставленный у дома Маргариты Бристоль осведомитель сообщил, что она выехала на своем «Лексусе» в сторону Невского проспекта. Так что следовало поспешать.

Служебная девятка застряла из-за большой пробки у Дворцового моста, который в это время ремонтировали.

— Ведь говорила тебе, — брюзжала Надежда Ивановна, — чтобы через Троицкий ехал. Здесь быстрее, здесь быстрее, — передразнила она Сашу.

— Ну и садилась бы сама за руль, — огрызнулся Саша, — и направо посмотри. Троицкий тоже стоит.

Действительно, на Троицком мосту движение также было парализовано. Длинная там разноцветная цепь иномарок казалась с Дворцового моста инсталляцией.

На Литейный проспект полицейские смогли попасть только через час. Мелентьев, с наработанной ловкостью орудуя отмычками, в течение минуты отпер массивную дверь, и все трое вошли в квартиру. Лестница стояла на прежнем месте, и Александр без лишних разговоров вскарабкался по ней к потолку и без труда вынул из пазов квадратный кусок дерева. Открылся, осветив прихожую, выход на чердак. Когда Саша исчез со стремянки, туда забрался Мелентьев со своим чемоданчиком, а следом за ними — Надежда Ивановна.

Оказавшись на чердаке, полицейские увидели ту же картину: раскладушка с наваленной одеждой, вешалка, и столик, на котором стояли объемистая чашка с золоченым ободком, чайник, подключенный к висевшему с потолка проводу и пустая пивная бутылка. Именно она и стала первой жертвой рыжего Мелентьева. Он извлек из чемоданчика свои сыскные принадлежности и начал посыпать бутылку особым порошком, чтобы выявить отпечатки пальцев. А Саша, имея свой план, вытащил из кармана отвертку и стал откручивать саморезы, крепившие листы гипрока. Это для того, объяснил он Надежде Ивановне, чтобы потом одним толчком снести преграду, если будем устраивать засаду. Старлей в это время сосредоточенно оттирала джинсы от приставшей, когда она забиралась на чердак, грязи, и на Сашины слова буркнула, что не возражает и подумала о нем, что он вовсе не такой дурак, как ей раньше казалось.

Закончив работу на чердаке, сыщики спустились в квартиру, и Мелентьев своими волшебными отмычками открыл первый из нескольких громоздких, как гиппопотамы, шкафов, толпившихся в большой прихожей. В открытом шкафу были аккуратно уложены разного размера разные коробки и коробочки, — какие-то из-под обуви, какие-то от косметики или бытовых приборов. Надежда Ивановна взяла в руки ближнюю коробку и раскрыла ее. Та была пуста. Так же как и вторая, третья и все последующие.

— Странно, — сказала Надежда Ивановна, — и на хрена она собирает пустые коробки?

Мужчины ничего не ответили, и она скомандовала:

— Открывай следующий.

Мелентьев быстро открыл шкаф. В нем висела женская зимняя одежда, хранились меховые и вязаные шапки, перчатки, шарфы и пуховые платки. В очередном шкафу сыщики обнаружили около полусотни длинных узких ящичков, таких, какие используют в библиотечных картотеках. Все они были пронумерованы, и в них лежали самоцветы — хризолиты, ониксы, сердолики, малахиты, ониксы и так далее. Камешки были обработаны и представляли собой уже готовые детали для перстней, ожерелий и прочего.

— Прямо хоть на ювелирную фабрику отправляй, — сказал Саша.

— Да уж, — добавил Мелентьев, — прямо склад.

— Любопытненько, — констатировала Надежда Ивановна, — давайте посмотрим, что в другом шкафчике.

Мелентьев открыл угловой шкаф. В его глубинах таились холщовые мешочки, в которых сыщики обнаружили бижутерию. Надежда Ивановна высыпала на стоявший в прихожей круглый столик с мраморной столешницей ожерелья из фальшивого жемчуга, дерева, стекла и пластмассы, замысловатой формы серьги и кулоны, перстни и прочие женские украшения и, внимательно осмотрев и пощупав, сказала:

— Думаю, эти цацки — не ее. Кроме того что их слишком много, они еще и слишком разностильные. Женщина своему стилю изменяет очень редко, так что… Вот что, мальчики, надо подумать, где у нее тайник или сейф. Сдается мне, что Маргарита Михайловна скупает краденое.

— Так шкаф-то последний вскрывать? — спросил рыжий Мелентьев, покручивая на пальце связку отмычек.

— После. Сейчас главное — сейф.

Полицейские первым делом вошли в незапертую гостиную и внимательно осмотрели увешанные картинами стены. В детективных телесериалах сыщики обычно находят сейф за картиной, но в данном случае его там не оказалось. Саша сунул голову в камин, простукал его со всех сторон, но тоже безрезультатно. Оставалось проверить другие комнаты, и, судя по дверям, их было еще три. Две из них оказались спальнями, также незапертыми, а примыкавшая к кухне дверь оказалась на замке. И даже не на одном. Их было три и все очень замысловатые. Мелентьев, почесав затылок, принялся за работу, но тут заворковал в кармане Надежды Ивановны мобильник.

— Все мальчики, — сказала она, — сворачиваемся, наружка докладывает, что хозяйка приехала.

34

На следующее утро, когда Саша пришел в отдел, начальницы еще не было, он позвонил ей, но телефон отвечал унылыми гудками. Поскучав некоторое время в кабинете, он решил отправиться на поиски Виктории Кузовлевой. Начну, подумал он, с соседей, клуб все равно еще закрыт.

Выйдя из метро на станции «Приморская», он без труда нашел нужный дом и сел на скамеечку возле парадной. Погодка была серенькая, влажноватый ветерок ерошил на деревьях листву и поглаживал зелененькую травку. Саша рассчитывал, что найдет тут пожилых сплетниц, но, то ли было еще рановато, то ли причиной была неуютная погода, но обшарпанные скамейки были пусты.

Решил зайти в парадную, подняться на нужный этаж и попытаться поговорить с соседями. Дождавшись, когда металлическая дверь открылась, и оттуда, семеня, вышла долговязая в тесной узкой юбке блондинка, он зашел в дом и стал подниматься по лестнице. Этаж оказался третьим, и перед Сашей оказались четыре совершенно разных двери. Каждая из них, казалось, честно докладывала о социальной принадлежности хозяев. Одна была выкрашена белой, в бурых потеках, масляной краской, рядом — массивная из стали с бронзовой ручкой в виде собаки, третья была обита деревянными, в елочку, рейками, четвертая — оклеена пленкой под красное дерево.

Саша позвонил сначала в квартиру Вики, но там, как и предполагалось, никого не было, а затем надавил пуговку звонка у окрашенной двери. Через пару минут послышался скрежет ключа, который длился довольно долго, — видимо, ключ упорно не желал лезть в скважину. Наконец, дверь резко распахнулась, и перед сыщиком предстал здоровый лысый мужик в коротком полосатом халате. Он слегка покачивался, тупо таращил глаза и молчал.

— Вы не скажете, — обратился к нему Саша, — вы давно не видели соседку из этой квартиры, — и указал да дверь, обитую деревом.

— А тебе какое дело?

— Значит, есть дело.

— Если у тебя есть дело, ты им и занимайся. А мне до нее никакого дела нет, — сказал мужик и стал закрывать дверь.

— Постойте, постойте, — Саша выставил ногу в дверной проем, — Виктория Вениаминовна разве вам не знакома?

Лысый мужик стал проявлять все более и более явные признаки раздражения. Стал дергать дверь, отчего она елозила по ботинку гостя, и уже выставил руку, чтобы вытолкнуть Сашу из дверного проема.

— Вали давай, — с одышкой говорил он, — ничего не знаю.

Саша, не меняя позы, вынул удостоверение и развернул его перед носом уже вспотевшего мужика. Тот не обратил на красную книжечку никакого внимания, поднатужился и вытолкнул Сашу, после чего молниеносно исчез за дверью.

Что было делать? Теперь-то уж он точно не откроет. Квартира за стальной дверью ответила на звонок глубоким молчанием. Оставалась еще одна, последняя, которая прикрылась дверью с темной пленкой. Звоночек там оказался жизнерадостный, бодро сыграл популярную мелодию, и дверь мгновенно отворилась. Похоже, там только звонка и ждали. Опрятная кругленькая старушка с короткой стрижкой крашеных волос изобразила на лице что-то вроде удивления, хотя ясно было, что подслушивала.

Саша показал на дверь Викиной квартиры и спросил:

— Соседку когда в последний раз видели?

— Вчера.

— Вчера?

— Ну да. А вы заходите, чего тут на лестнице топтаться.

На кухне, куда старушка проводила гостя, вкусно пахло выпечкой, и на столе стояло блюдо с румяными пирожками. Хозяйка усадила Сашу за стол, налила ему чаю и указала на пирожки:

— Угощайтесь. С капустой. А Викочку вчера вечером в глазок видела. С коробкой в квартиру заходила. А так ее неделю не было. А вы ей кто будете? Родственник или просто знакомый?

— Да нет, я из полиции.

— Из полиции? — старушка изобразила на лице пугливое выражение, но вышло у нее это фальшиво. Конечно, она слышала шумный разговор с возней у квартиры соседа.

— Да, — ответил Саша, жуя вкусный пирожок, — вот мое удостоверение.

— Ага. А меня Ниной Николаевной звать. А что ж такое Викуся натворила?

— Да пока ничего. Она свидетелем по одному делу проходит. Да это не важно. Скажите, она тут давно живет?

— Да уж с год снимает эту квартиру.

Саша попросил рассказать о ней подробнее, и вот что поведала о ней соседка. Викуся работает в Пулкове и все время в ночную смену — вечером поздно уходит и рано утром приходит. Саша понял, что Нина Николаевна дезинформирована насчет настоящего места работы своей соседки, но прерывать ее не стал. Добрая и хорошая девушка, — продолжила словоохотливая старушка, — всегда с улыбкой поздоровается, спросит про здоровье, предложит помочь с уборкой и так далее. Саша поинтересовался, ходят ли к соседке гости, и Нина Николаевна потупила глаза, потеребила на коленях фартук, искоса глянула на Сашу и ответила, что подружки-то у нее бывают, а вот молодых людей она тут не видала. Лейтенант сообразил, что старушка лукавит и что больше никакой полезной информации он тут не получит. Он съел еще пару пирожков, допил чай и распрощался. Решил вечером наведаться в клуб, может быть, там удастся что-нибудь раскопать.

35

Когда Надежда Ивановна доложила Макарову о находках в квартире госпожи Бристоль, тот решил сделать там официальный обыск, а для этого, как известно, требуется разрешение прокурора. Но прошло уже два дня, а разрешения почему-то не было. Майор решил позвонить и выяснить, почему так. Варвара, секретарша районного прокурора, веселым голосом ему ответила, что никаких бумаг для пересылки Макарову она не видит, а шеф будет после обеда. Как только он придет, она у него выяснит. После обеда действительно позвонила Варвара и соединила его с прокурором. Тот обладал удивительно глубоким и приятным барионом. Он поинтересовался, насколько серьезны основания для обыска в квартире столь богатого и влиятельного человека, каким является господин Бристоль. Когда Макаров рассказал о находках в результате несанкционированного проникновения, голос Евгения Владимирович стал вдруг жестким:

— А вот за это вам придется ответить, — и повесил трубку.

Макаров покачал головой, потом символически постучал по ней костяшками пальцев и подумал, что теперь вряд ли получит санкцию на обыск. Вот если бы майор попросил разрешение порыться в каком-нибудь ларьке в Апраксином дворе, то получил бы ее незамедлительно. Что ж, придется обходиться без ордера. А это значит, что необходим свидетель, тот, кто смог бы подтвердить на суде результаты несанкционированного обыска. Для этих целей имеется кандидатура портнихи Павловой с Казанской улицы. Наверняка она бывала в квартире Маргариты Михайловны, все же она ее клиентка, — примерки и все такое прочее. Не исключено, что она является также и дилером госпожи Бристоль по продаже женских украшений.

Не откладывая дело, как говорится, в долгий ящик, он позвонил Надежде Ивановне, и когда та явилась, потряхивая на ходу руками со свеженакрашенными ногтями, сказал ей, предварительно кивнув в сторону стоявшего сбоку стола облезлого, родом из пятидесятых годов, стула:

— Значит, вот что. Прокурор санкции не дает, даже к ответу грозит привлечь за несанкционированное проникновение в квартиру этой Бристоль. Так что нужен свидетель, который бы на суде подтвердил то, что вы там на нее накопали. Вот я и подумал, что надо насесть на портниху Павлову. Съезди к ней и поговори. Скажи, что портняжную ее на дому мастерскую мы прикроем, если не согласится.

— Это все? — Надежда Ивановна была немногословна, потому что через полчаса у нее была назначена встреча с Эдуардом, тем самым, с кем она славно провела уик-энд перед поездкой в Москву.

Встреча была назначена в маленьком кафе неподалеку. Эдуард сидел за угловым столиком и играл в какую-то игру на своем телефоне. Когда Надежда Ивановна подошла к нему, он постучал по дисплею и сказал:

— Опаздываете, мадам.

— Скажи спасибо, что вообще пришла, еле вырвалась.

— А что, у вас в ментовке нормированный рабочий день?

— Да нет, но начальник у нас всех пасет.

— А-а. Ну, выпьешь чего?

— Закажи мартини. С маслинкой.

— Ага. А я, пожалуй, коньячку.

— Ты не за рулем разве?

— Нет, специально на метро рванул, чтобы расслабиться.

После трех рюмок Эдуард повеселел и стал оглаживать под столом Надино колено. Она шутливо шлепнула его по руке и спросила:

— Ну и куда мы теперь без колес?

— Да ведь лето. За каждым, как говорится, кустом и стол и дом.

Они вышли из кафе и побрели в сторону Невы. В угловом доме открылась дверь парадной и оттуда стала выходить женщина с коляской. Эдуард помог ей переставить ее через высокий порог, а затем дернул спутницу за руку, и они оба юркнули в парадную. Из окна на лестничной площадке открывался вид на Неву, Исаакиевский собор и Адмиралтейство. Они пристроились на широком подоконнике.

36

Возвращаясь домой со службы в дождливый июльский вечер, Ирина Романовна обратила внимание, что брусничный форд стоит на своем обычном месте, а это означало, что Наташа вернулась. Ирина Романовна облегченно вздохнула и улыбнулась. Слава Богу.

Она пришла домой, поставила развернутый зонтик в ванную, разделась, прошла на кухню и поставила чайник. Не успел он закипеть, как в прихожей зажурчал звонок. Ирина Романовна в это время переодевалась и не смогла сразу подойти к двери. Когда глянула в глазок, то никого не увидела, а когда открыла дверь, услышала на лестнице шаги. Вышла на площадку и увидела спускавшуюся вниз Наталью Сергеевну. Она окликнула ее, и через пять минут они сидели на кухне и чаевничали.

Наташа была в коротком цветастом халате, распахнутом как сверху, так и снизу, и белоснежные, как у всех рыжих дам, полуприкрытые ее прелести призвали на лицо Ирины Романовны предательский румянец. Соседка вспомнила о своих догадках, застегнула на халатике пуговки и, зябко поеживаясь, сказала:

— Похолодало к вечеру.

— Да, — согласилась Ирина Романовна, — это еще и от дождя. Куда же это вы пропали? Муж ко мне ваш заходил, спрашивал, не знаю ли, куда вы делись?

— Подругу в Москве навещала.

— Записку бы хоть оставили. А то тут такой переполох. Милицию привлекли, думали, вас похитили.

— Ой, кому я нужна.

— Не скажите. Вы ведь жена богатого человека.

— Им для выкупа и братца хватит.

— А у вас, Наташа, есть догадки, кто бы его мог похитить?

— Ну, не знаю. Но я бы не удивилась, если бы оказалось, что сам хитрожопый Юра это и подстроил. Давно мечтал в Ниццу свалить. Грезил виллой на Лазурном берегу.

— Неужели, Наташа, вы думаете, что такое возможно? Но тогда ему нужны сообщники.

— Тоже мне проблема. Вот у меня так полный тупик и неизвестность. Пришла посоветоваться. После моего демарша в Москву Максим меня точно выгонит. Конечно, после развода мне что-нибудь отколется, но не думаю, что много. Все бабло муженек по тайным счетам распихал, да по обшорам. Поди сыщи.

— Ну, скажу вам, что нищей вы не останетесь, оборотные-то активы не спрячешь.

— Да? Даже если и так, все равно засада. Хочу у вас спросить, как у юриста, если он на суде докажет, что застал меня с любовником, имущество тогда не пополам?

— Ну, что вы, Наташа! У нас не Запад, причина развода на раздел имущества почти не влияет.

— Это хорошо. Ох, видать, развода не миновать! Ладненько, побегу, сюрпризик муженьку будет, когда вернется. Интересно, станет выгонять или нет? А вы, Ирина Романовна, его часом с блондинкой тут не видели? Ну, на лестнице или когда из машины вылезал?

Та покачала головой и пошла следом за Наташей, уже стоявшей у входной двери.

Когда закрыла за соседкой дверь и прошла на кухню, ей подумалось, что Наталья Сергеевна хоть и пустая и взбалмошная женщина, но зато сколько в ней достоинств!

37

Тем временем Надежда Ивановна, прощаясь с Эдуардом, нежно целовала его припухшими, без остатков на них помады, губами. Внутри нее словно бы струился и ласково омывал сердце невидимый внутренний свет. Это приятное ощущение не покидало ее с того момента, как они с любовником встали с широкого подоконника.

Но следовало отправляться к портнихе. От этой мысли Надежда Ивановна тяжело вздохнула. Еще раз облобызав Эдуарда, она отправилась к своему, как раньше говорили, околотку, где стояла ее невзрачная серая «Лада». Она подошла к пискнувшей, как она ее называла, старухе, открыла дверцу, и хотела было сесть за руль, но тут рядом нарисовался Александр.

— Ты, это, — сказал он, потупившись, — извини.

— Это за что же?

— Ну, вообще…

— Ага, осознал, что на работе надо не сексом заниматься? Ладно, поехали.

— Куда?

— К дамочке одной. Стильная такая. Ты к ней присмотрись. Тебе, Сашок, надо жениться не на мне. Если б ты ко мне в квартиру зашел, сразу бы передумал. У меня на кухне всего две кастрюльки, Одна большая, картошку в ней иногда варю, а другая маленькая, в ней яички или сосисочки кипячу.

— Неужто и сковородки нет?

— Есть, конечно, только я ей не пользуюсь, если ты намекаешь насчет яичницы. Тебе надо жениться на стряпухе или портнихе. Вот к портнихе-то мы и едем. Ты мне мигни, если понравится. Я тебя сразу и отрекламирую. Или у тебя другие планы?

— Ладно, подожди минуту, за сумкой схожу.

Госпожа Павлова встретила работников охраны общественного порядка с холодной вежливостью. Старлей Гуляева напомнила ей о сережках и спросила, не бывала ли она у своей клиентки Маргариты Бристоль, и не от нее ли она берет ювелирку для продажи другим своим клиенткам? Та ответила, что у госпожи Бристоль была всего лишь пару раз, и никаких у нее украшений не брала ни для каких целей.

Пришлось напомнить модельерше, что она занимается незаконным бизнесом. Соответственно, и налогов не платит. А это статья такая-то и такая-то, и так далее. Та переменилась в лице и, утратив выдержку, стала кричать, что она шьет сама для себя, и нет такого закона, чтобы платить налог с продажи подруге поношенного платья. Конечно, ответила Надежда Ивановна, если дело дойдет до суда, то хороший адвокат, может быть, это и докажет, но хороший адвокат стоит хороших денег, это одно, а другое, учтите, у вас будет судимость, и ваши подруги едва ли захотят после этого покупать у вас ваши наряды.

Портниха открыла рот, хотела было возмущаться дальше, но внезапно села в кресло возле кокетливого столика с позолоченными ножками, где стоял телефон, взяла трубку и стала набирать номер. Похоже, потенциального собеседника не оказалось на месте, и госпожа Павлова с размаху хлопнула трубкой по аппарату. И сказала, что ни на какие вопросы без адвоката отвечать не будет. Обычное дело. Надежда Ивановна сказала, что по закону может ее задержать на трое суток, но не будет этого делать, если госпожа Павлова искренне и без утайки расскажет о своих взаимоотношениях с госпожой Бристоль, которая подозревается в торговле награбленным добром. Та поджала губы и молчала. Но не долго. Через минуту открыла рот и сказала, что больше не может без толку терять время, и если они ее в чем-то подозревают, пусть вызывают по повестке.

Пришлось вручить повестку и ретироваться. Саша во все это время оставался невозмутим и не проронил ни слова. Когда они вышли из квартиры и стали спускаться по лестнице, Надежда Ивановна по этому поводу ему и попеняла. Мог бы, сердито сказала она, и подключиться. Он задумчиво на нее посмотрел и ответил:

— Лучше было бы, если б и ты язык попридержала.

— То есть?

— А вот то и есть, что сейчас госпожа Павлова звонит госпоже Бристоль и рассказывает, что ее подозревают в торговле награбленным добром. И что, ты думаешь, она будет делать? Тоньше надо было.

— Ох, умник! Тоньше! Вот и подключился бы, а то сидел, как истукан.

По дороге в околоток они еще долго препирались в машине.

38

Максим Павлодаев совершенно охладел к своей жене, и все ее обольстительные уловки, обычно приводившие к примирению, теперь работали на холостом ходу. В семье, как говорится, не было ни войны, ни мира. Наташа, ожидавшая грозной бури после своей поездки в Москву, с удивлением увидела в тот вечер, когда вернулась, совершенно спокойного мужа, полулежавшего, как всегда, после работы на белом диване с бутылкой пива в руках у телевизора. Он никак не отреагировал на ее оправдания, что, дескать, подруге надо было помочь и так далее, лишь заметил, что она мешает ему смотреть футбольный матч.

Максим в последнее время стал задумчив и, хоть работал в прежнем режиме, процесс, раньше словно бы дававший прилив сил, теперь оставлял его равнодушным и стал все чаще раздражать. Новая секретарша Лидочка, девушка с очень странным разрезом карих глаз (они шли к окончанию бровей под углом почти в сорок пять градусов), еще не привыкшая, часто путала документы, что приводило к еще большему раздражению. В голове происходила какая-то незаметная кропотливая работа по переоценке ценностей. Ему теперь казалось, что жизнь над ним посмеялась. Все то, к чему он так упорно стремился, преодолевая всевозможные трудности и отказывая себе в обычных человеческих радостях и даже малом досуге, казалось теперь воздушным шариком. Каким бы он не был красивым снаружи, внутри него спертый воздух, дышать которым больше не хотелось. Он перестал интересоваться даже футболом, к чему был неравнодушен с детства, перестал думать о жене и больше не размышлял, как с ней поступить. Приходя домой, он ее, конечно, видел, но как бы и не замечал, несмотря на ее настойчивые попытки увлечь его своей некогда лакомой плотью. И только одно его интересовало и слегка тревожило: куда подевались брат и Светка? Иной раз его тянуло позвонить Макарову, узнать, нет ли новостей, но всякий такой порыв исчезал сам по себе или тому случалась причина, вроде телефонного звонка или иного отвлекающего пустяка.

В один из вечеров, когда в густых августовских сумерках подходил к дому, увидел возле двери Ирину Романовну. Она поджидала его, чтобы вместе войти в парадную. Ему не очень хотелось с ней встречаться, но выбора не было. Они поздоровались, и когда поднимались по лестнице, Максим из вежливости спросил, как у соседки дела. Она слегка откашлялась, как обычно делала в суде перед тем, как объявить приговор, и сказала:

— Мои дела — это чужие дела. С утра до вечера ими и занимаюсь. А как ваши?

— Ну, — хмыкнул он не без раздражения, — у меня хоть и свое дело, да только лучше бы и его не было.

— Что так?

— Допекло меня все, — с искренней вдруг досадой ответил он, — ни к чему душа не лежит, — и тут же подумал: с чего вдруг вздумал исповедоваться?

Шедшая впереди Ирина Романовна приостановилась, повернула голову и сказала:

— Понимаю. У вас ситуация не простая. Мой вам совет: возьмите отпуск, поезжайте в экзотическую страну и увлекитесь какой-нибудь страстной мулаткой.

Ирина Романовна при этом сдержанно улыбнулась, а Максим хмыкнул и ответил:

— Рад бы, как говорится, в рай, да грехи не пускают. Вы ведь знаете, мне брата надо найти.

Тем временем они поднялись на второй этаж и остановились у квартиры Павлодаева. Он вынул ключи, а Ирина Романовна спросила:

— Выкуп больше не требуют?

— Нет, — лаконично ответил Максим и вставил ключ в замочную скважину.

— Если потребуют, мой вам совет, не платите. Если ваш брат до сих пор не нашелся, а прошел уже месяц, и повторного требования выкупа не было, это означает, что либо он исчез безвозвратно, либо сам объявится.

Максим повернул к ней голову, долго молчал, анализируя сказанное, а затем сказал:

— Может, зайдете, поговорим?

— Не сейчас. Я очень устала. Давайте завтра вечерком. И лучше вы ко мне зайдите.

— Хорошо. В котором часу?

— Лучше после девяти.

Когда Максим открыл дверь, сразу увидел Наташу, которая старательно водила шваброй по полу прихожей. Короткий халатик едва прикрывал роскошные ягодицы, а груди, колыхаясь в такт ее движениям, стремились выскользнуть из расстегнутого халата. Такую картину Максим наблюдал уже вторую неделю, но никак не реагировал, хотя раньше набрасывался на жену в прихожей и почти насиловал прямо на полу.

На этот раз Наталья Сергеевна намывала пол с чрезмерным усердием. Брызги летели из-под швабры веером, и светлые брюки Максима, пока он пересекал прихожую, украсились темными пятнами. Он недовольно покосился на супругу и заметил на ее раскрасневшемся лице знакомое выражение подступавшего гнева. Не отрываясь от швабры, она сердито буркнула:

— Ноги вытирай!

Он ничего не ответил и поспешил в кабинет. А Наташа тотчас же бросила швабру на пол и ушла ванную. Через несколько минут вышла оттуда при макияже и направилась в свою комнату, третью часть которой занимал ее гардероб. Одевшись в джинсы и яркую майку, она вышла из квартиры и поднялась на третий этаж. Позвонила в квартиру Ирины Романовны, но за дверью было тихо. Постояв в нетерпении еще пару минут, Наталья Сергеевна еще раз нетерпеливо надавила пуговку звонка, и услышала голос Ирина Романовны:

— Кто?

— Я, это я, соседка со второго этажа.

— Ах, — послышалось из-за двери, — вижу. Подождите секундочку, я из ванны выскочила, сейчас оденусь.

Через десять минут обе женщины пили на кухне чай, и Наталья Сергеевна сказала, что когда намывала пол в прихожей, услышала через дверь, что уважаемая соседка пригласила ее мужа завтра в гости. С какой это стати? И с чего это она насоветовала Максиму мулатку? И что у них за секреты? И так далее.

Пришлось Ирине Романовне краснеть и извиняться. Краснела, впрочем, как мы знаем, и по другой причине. Она смотрела на соседку с обожанием, но порой ловила себя на этом и потупляла глаза.

Душа Ирины Романовны при этом напевала, а в голове мысли садились по обе стороны невидимого барьера. С одной стороны ей хотелось помочь прекрасной Наташе обрести свободу, а с другой — довести расследование истории с Колобком до конца, что, несомненно, очень сильно усложнит жизнь соседки. И полученная таким образом свобода едва ли будет ей в радость. Муж с ней разведется, и она останется, грубо говоря, на бобах.

И она решила постараться сделать так, если, конечно, получится, чтобы результаты расследования не бросили грязной тени на обожаемую соседку. Поэтому она успокоила Наталью Сергеевну, сказав, что никаких тайн у нее нет, что супруг хотел лишь получить у нее консультацию, коль скоро его брат теперь отсутствует и так далее. Неужели Наталья Сергеевна думает, что она, некрасивая старая дева, может быть ее соперницей? А что касается шутки насчет мулатки, то это — просто шутка.

Наташа успокоилась, спросила с удивлением: неужели Ирина Романовна до сих пор девушка? И стала даже слегка кокетничать, наблюдая, с какой трепетной любовью смотрит на нее соседка. Она не знала, что такое лесбийская любовь, и наблюдать за ее проявлением на лице уродливой, с лошадиным рябым лицом, женщины, было забавно, и даже слегка возбуждало. Впрочем, надо сказать, что и Ирина Романовна не ведала лесбийской любви. Она не обращала внимания на мужчин, ей всегда нравились красивые женщины, в свободное время она фантазировала на эту тему, но в реальности, даже если бы и случилась такая возможность, она вряд ли предалась бы своей страсти. Так что любовь тут была платоническая.

39

Когда госпожа Павлова появилась в околотке, было около десяти утра, и в это время всегда наблюдалась беготня по коридорам. Сотрудники сновали с бумажками, хлопали двери кабинетов, а на лестнице уже стояли курильщики.

Она отыскала нужный кабинет, постучала и, услышав «да, войдите», открыла дверь и увидела одетого в клетчатую, с короткими рукавами, рубашку мужчину с очень уставшим, несмотря на утро, лицом. Было похоже, что он всю ночь не спал или предавался излишествам. На вошедшую женщину он едва взглянул, кивнул головой в сторону стула, продолжая читать бумаги. Павлова села и через минуту нетерпеливо постучала ногтями по столу. Еще через минуту сказала:

— Так и будем время транжирить?

Макаров поднял голову, пожевал губами, рассматривая ухоженную женщину, и устало ответил:

— Подождите.

Еще пять минут в кабинете царила тишина, разрежаемая скрипом стула и нетерпеливым стуком женских ногтей по краю стола. Наконец Игорь Андреевич поднял голову, потер лоб и глянул на Павлову. Он заполнил с ее слов анкетные данные, затем сказал:

— Я буду с вами предельно откровенен. У меня есть сведения, что в квартире госпожи Бристоль находятся краденые вещи. Более того, у нас есть подозрение, что она ими торгует. То есть занимается скупкой и продажей краденого. Если вы письменно подтвердите, что все так и есть, я смогу потребовать у прокурора санкции на обыск, а вы сможете продолжить ваш незаконный бизнес. Ну а если нет, сами понимаете.

— Я еще с ума не сошла, чтобы такие показания давать. Мне жить еще не надоело, я уж лучше простой портнихой в ателье пойду работать.

— Вы опасаетесь за свою жизнь?

— Еще как опасаюсь! Вы ведь сами знаете, что за люди эти Бристоль. Я уж не знаю, зачем Маргарите заниматься, как вы говорите, скупкой краденого, если у нее муж миллионер. Видела я, какие мордовороты за ним в джипе ездят. Такие шею свернут и глазом не моргнут. Нет уж, спасибо, конечно, за предложение, но я уж лучше, вам на радость, свою лавочку закрою.

— Напрасно вы беспокоитесь, у нас есть возможность защитить свидетеля от любых, так сказать, посягательств. Приставим к вам вооруженного человека…

— Еще чего не хватало! Нет, нет и нет. Ничего я про Маргариту не знаю, и знать не хочу. Так и запишите.

— Хорошо, хорошо, успокойтесь. Скажите, а вы не знаете, есть ли среди знакомых госпожи Бристоль молодой спортсмен, бегун? Ходит в вязаной шапке, скрывая, таким образом, свою лопоухость.

Женщина в недоумении посмотрела на следователя, похлопала ресницами и ответила:

— Ну, не знаю. Я не такая уж ей близкая подруга, чтобы она мне про своих любовников рассказывала.

Макаров еще некоторое время взывал к ее гражданским чувствам, заранее зная, что результата не будет, но его внезапно осенило, когда в очередной раз мелькнуло перед глазами жемчужное ожерелье, украшавшее шею госпожи Павловой. Ага, подумал он, как же это я раньше не понял, что это ключик. Он откинулся на спинку кресла, отчего та обиженно скрипнула, и сказал:

— Скажите, а вот это ожерелье вы где приобрели? И когда?

Павлова оторопело захлопала ресницами, слегка покраснела и ответила:

— Это мне от матери досталось, а ей — от бабки.

— Стало быть, старинная вещь, эксклюзив, как теперь говорят. Но вот знаете, какая странность, — к нам неделю назад поступило заявление от пострадавшей, у которой в час ночи, когда она возвращалась с банкета, молодой человек в вязаной на голове шапке, угрожая двумя тяжелыми шариками на цепочке, забрал старинное жемчужное ожерелье, перстни с бриллиантами и сто тысяч рублей. А вдруг пострадавшая узнает в вашем ожерелье — свое?

Женщина опять учащенно заморгала, покраснела еще больше, но вскоре взяла себя в руки и сказала:

— Не узнает, если особых примет не знает.

— А если знает? Недавно одна молодая особа узнала свои сережки по погнутой дужке. Так что…

Макаров блефовал, не значилось в заявлениях потерпевших никакого жемчужного ожерелья. С профессиональным любопытством смотрел он на Павлову и с надеждой думал: расколется или нет? В работе следователя это всегда очень волнующий момент.

Павлова вздохнула и спросила:

— Чего вы от меня хотите?

— Правды, и ничего кроме правды.

— Вот что. Конечно, мои клиентки просят иногда предложить другим клиенткам те или иные вещи. И что в этом преступного? Все так делают и везде, хоть в колхозе, хоть в министерстве. Мы, женщины, сами знаете, любим одеваться и украшаться. Так что в этом признаюсь. И если какие-то побрякушки, как вы говорите, ворованные, то откуда мне было об этом знать?

— Согласен, ничего преступного в этих бытовых сделках нет, и никто вас в этом не обвиняет. От вас требуется только указать от кого, когда, что и где вы получили для дальнейшей реализации. Вот бумага, вот ручка, садитесь вон за тот стол и подробненько, не торопясь, изложите что знаете. И не забудьте, самое главное, упомянуть о сделках в квартире госпожи Бристоль.

Госпожа Павлова тяжело вздохнула и пересела за соседний стол.

40

На другой день, вечером, Максим, поднимаясь по лестнице, вдруг вспомнил, что намеревался зайти к соседке. Постояв в нерешительности возле своей квартиры, он затем поднялся этажом выше и надавил на кнопку звонка у двери соседки. Через пару минут послышался щелчок замка, и на пороге появилась Ирина Романовна в ярком, с крупными красными розами, халате. Она пригласила соседа на кухню, где уже было все приготовлено для чаепития.

Ирина Романовна была вполне готова к предстоящей беседе. Днем она звонила Макарову, который рассказал о новых фактах в деле Колобка. Правда, они касались в большей степени госпожи Бристоль, отказавшейся на суде, как мы помним от своих показаний на бегуна. Теперь выясняется, что она прячет его у себя на чердаке. И, вероятно, он далеко не единственный ее поставщик, если судить по сводкам уличных ограблений. Любопытно, что за последние два года похищенные драгоценности ни разу не «всплыли» ни в комиссионных магазинах, ни на барахолках. Значит, как уже выяснилось, хитрая Маргарита реализует украшения через знакомых, а также, по всей видимости, в других городах, там, где трудно объявиться хозяйкам похищенных драгоценностей и опознать их. И поэтому Ирина Романовна посоветовала Макарову разослать в крупные города фото похищенных в Петербурге вещей.

Что касается участия в этом деле Натальи, то, похоже, кроме тривиальной измены мужу, тут ничего больше нет. Она, как говорится, «слаба на передок», и тут Максиму можно посочувствовать. Впрочем, она его очень хорошо понимает, — с такой роскошной и сексапильной женщиной порвать очень трудно.

Едва они сели за стол, как за окном загрохотало, и наступающие сумерки осветились яркой молнией. Хозяйка встала, чтобы прикрыть окно, но оно под внезапным вдруг порывом ветра распахнулось настежь, сбив со стола заварной чайник и вазочку с вареньем, и они оказались на коленях гостя. Красная липкая жижа расползлась на светлых брюках Павлодаева узорчатым пятном, а керамический чайник, к счастью прикрытый вышитой грелкой, словно мячик, спрыгнул с коленки на пол, и вокруг него стала растекаться темная лужица.

Ирина Романовна ахнула, бросилась к Максиму с оказавшимся у нее в руках полотенцем, и принялась было убирать варенье с брюк гостя, но он отстранил ее руку, добродушно хохотнул, снял жижу бумажной салфеткой и сказал:

— Схожу, переоденусь.

— Ой, Господи, — запричитала Ирина Романовна, — неприятность-то какая. Приносите брюки-то, постираю.

В ответ Максим лишь махнул рукой и отправился домой. Войдя в квартиру, первым делом отправился в ванную, где снял брюки, бросил их в корзину для белья, помыл руки, заметил на трусах розовое пятно, чертыхнулся и пошел в спальню. Открыв дверь, он увидел, что зеркальная дверь шкафа-купе была раздвинута и открывала пустоту. Вся одежда жены была куда-то срочно эвакуирована. На туалетном столике не было привычной картины нагромождения склянок с духами, баночек и тюбиков с кремами, карандашиков, кисточек и прочего женского оружия. Открыв ящики столика, Максим увидел, что и они, некогда набитые ожерельями, перстнями, браслетами, сережками, кулонами и прочими украшениями, также пусты. Войдя в шкаф, задняя стена которого также раздвигалась, открывая доступ к вмонтированному в стену сейфу, обнаружил, что тайник открыт, и также пуст. После пропажи документов в служебном кабинете, он стал хранить наличную валюту и банковские карты в этом домашнем сейфе. Денег стало жалко, и он стал гадать, откуда Наташка узнала цифровой код? А может быть, это не она? Отправился в гостиную, чтобы посмотреть, нет ли там записки. Никаких прощальных посланий там не обнаружилось, но до него дошло, что грабитель вряд ли станет воровать женскую косметику. В прихожей, где в таком же, как и в спальне, зеркальном шкафу хранились верхняя одежда и обувь, наблюдалась та же картина, правда, дубленка, куртки, спортивный костюм и еще кое-какие вещи Максима сиротливо висели на плечиках.

Поразмышляв пару минут, Максим набрал номер жены, но женский голос сообщил ему, что телефон абонента выключен. Что делать? И кто виноват? Оба эти вопроса, сами понимаете, сразу же его посетили, и, как это всегда и бывает, правильного ответа не нашлось.

Он надел спортивные брюки и решительным шагом вышел из квартиры, захлопнул дверь и, взбежав по лестнице, оказался у квартиры Ирины Романовны. Хозяйка уже успела прибраться, и на столе была уже новая скатерть. Она вновь стала извиняться, но Максим буркнул «ничего страшного» и, нахмурившись, сел за стол. Канонада за окном затихала, и крупный сильный дождь остервенело барабанил о подоконник. Ирина Романовна посмотрела на хмурое и озабоченное лицо собеседника, и с ее языка сам собой свалился вопрос:

— Что-то случилось?

— Ага, угадали.

— Серьезное?

— Семейные отношения, будь они неладны. Жена вместе с вещами отбыла в неизвестном направлении.

— Может быть, на курорт?

— Не похоже. Она забрала абсолютно все свои вещи.

— Ну, наверное, хочет немного пощекотать ваши нервы. Женщины это любят.

— Нет, на нее это не похоже. Да и вообще мне с трудом верится, что она решилась на такой шаг.

Ирина Романовна, знавшая от Макарова о местонахождении Наташиного любовника, Колобка, подумала: а не туда ли она отправилась? Но тут же отмела это предположение и бросилась к телефону.

— Игорь Андреевич, — сказала она в трубку, — у меня есть обоснованное подозрение, что Колобок в данное время может быть на одном из вокзалов или в аэропорту. И не один. С ним должна быть жена Павлодаева, так что пусть сотрудники на вокзалах примечают также молодую рыжеволосую женщину. Откуда такие сведения? Позже поясню. Пожалуйста, пожалуйста, благодарить тут не за что.

И, обернувшись к Павлодаеву, посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

— Вы любите Наталью Сергеевну?

Максим, не ожидавший такого вопроса в данной ситуации, несколько опешил. Пожал плечами и спокойно ответил:

— Именно по этой причине я и женился.

— Это понятно. А теперь, после всех этих событий?

— Не знаю. Мне сейчас все безразлично. А почему вас это беспокоит?

Ирина Романовна потупилась и тихо ответила:

— Я искренне за Наташу переживаю. И вам сочувствую.

Максим с любопытством глянул на соседку, пожал плечами и сказал:

— Вы хотели мне что-то рассказать.

— Да теперь уж, — махнула она рукой, — и говорить нечего. Я и хотела открыть вам глаза на интерес вашей жены к этому прохвосту с оттопыренными ушами. Это одно. Другую неприятную новость вам, быть может, узнать будет еще больнее.

Она замолчала и испытующе глянула на Максима, словно взвешивала, стоит ему сейчас давать очередную горькую пилюлю? Вздохнула и сказала:

— Есть свидетель, которые видел вашего брата в обществе вашей секретарши, а также, заметьте, Колобка.

— Колобка?

— Да. Причем этому свидетелю я верю, как самой себе. Потому, что это моя мать. Она живет в том же доме, что и ваш брат. У нее бессонница, и однажды ночью, в июне, она видела, как Юрий садился в свою машину вместе с Колобком. А ваша Светлана ночевала в квартире Юрия, так что у меня есть подозрение, что никакого похищения и не было. Просто вымогательство путем шантажа.

Максим покачал головой и ответил:

— Я тоже предполагал нечто подобное.

41

Утро выдалось покойным и туманным. Полупрозрачная дымка обнимала величественные здания на набережной и белой кисеей висела над тихой Невой. Игорь Сергеевич шел на службу и думал, что через час-другой волшебные чары тумана исчезнут, и город, стряхнув с себя призрачный наряд и осветившись солнцем, заживет привычной будничной жизнью.

Невольно вздохнул от мысли, что вновь целый день проведет в душном служебном кабинете, и, проходя мимо университета, бросил взгляд на ведущие к воде гранитные ступени в надежде вновь увидеть утреннюю фею по имени Виктория. Но, увы, там никого не было, лишь не проснувшаяся еще река лениво ласкала гранит и словно нашептывала слова о быстротекущем и необратимом времени. Да, нельзя дважды войти в одну и ту же реку, как полагал Демокрит, потому что каждое мгновение ее заполняет все новая и новая вода. Макаров глянул на часы, прибавил шагу и услышал за спиной стук женских каблуков. Сердце в надежде зачастило, он обернулся и увидел женскую фигуру в алом платье. Редевший туман делал ее фигуру импрессионистичной и романтически привлекательной. Игорь Сергеевич убавил шаг, с душевным трепетом ожидая дежавю, но его не случилось, — его обогнала милая юная брюнетка, по всей видимости, студентка, спешащая на лекцию. Она даже и не взглянула на него, а он вроде как даже и сконфузился.

Несчастный майор явился в свой кабинет ровно в девять, бросил сумку на подоконник, взял из шкафа несколько папок с текущими делами, сел за стол, и тут, как всегда, звучной трелью обеспокоился телефон. Макаров нехотя взял трубку и услышал голос Павлодаева. Тот поздоровался и рассказал об исчезновении своей жены и предположениях на этот счет своей соседки Ирины Романовны. Спросил не без яду, что намеревается предпринять доблестная полиция, и получил от собеседника ответ в том смысле, что за чужими женами полиция приглядывать не обязана, а дело Колобка идет своим чередом. Макарову хоть не хотелось портить отношений с олигархом, но в сегодняшнее утро, утро, можно сказать, утраченных иллюзий, ему было так тошно, что он и не сдержался и бросил трубку. Через минуту телефон вновь дал о себе знать, и Павлодаев, посетовав на качество связи, еще раз спросил, какие он, Макаров, предполагает предпринять действия для поимки преступника. Пришлось рассказывать про план-перехват, про усиленный досмотр на вокзалах и в аэропортах и так далее.

Отвязавшись от надоедливого собеседника, Игорь Сергеевич отложил в сторону папки и подумал, что нечего тут торчать в такую хорошую погоду. Есть у него, помимо кабинетной, еще и оперативная работа. К примеру, надо ведь все-таки разыскать свидетельницу Кузовлеву. И опять запрыгало в груди изболевшееся сердце.

Тут в дверь постучали, и через секунду на пороге возник Саша. Он осведомился, можно ли войти, и после кивка начальника занял стул возле стола.

— Вот, Игорь Андреевич, — начал он и открыл лежавшую на коленях прозрачную папочку, — донесения о наблюдении за чердаком.

Макаров посмотрел на положенные перед ним на столе бумаги и поморщился.

— Какого черта? Упустил объект, а теперь мне бумажки подсовываешь!

— Так ведь…

— Слушай, я тебя умоляю — помолчи. Вы что, не знали, что с чердака есть выход на крышу? Там надо было находиться, хотя бы одному, а не во дворе светиться. Да и не уверен я, что и во дворе паслись, наверняка в пивнушке сидели.

— Так ведь…

— Заткнись! Материал с видеокамер просмотрели? Нет? Так чего ты тут торчишь? Иди и работай, мать твою…!

Когда дверь за Александром закрылась, Макаров рывком поднялся со стула, собрал со стола папки, бросил их на полку шкафа, с силой захлопнул его и вышел из кабинета.

Оказавшись на улице, залитой утренним, белесоватым от тумана, светом, он слегка приостановился, раздумывая, куда податься, и вскоре шел уже по направлению к тому самому клубу, где работала несравненная Виктория.

Заведение было закрыто, и Игорь Сергеевич чертыхнулся, — можно было и раньше сообразить, что в это время ночные клубы не работают. Но тут ему пришла мысль поговорить с охранником, силуэт которого виднелся сквозь стеклянную дверь. Макаров решительно нажал кнопку звонка, и через пару минут у двери появился дюжий парень с квадратной физиономией, на которой читалось явное неудовольствие. Майор показал ему сквозь стекло удостоверение, и тогда дверь открылась. Охранник спросил, по какому поводу визит, и Игорь Сергеевич ответил:

— По поводу стриптизерши Виктории Кузовлевой.

— Так я ее что-то уже больше недели не вижу.

— Интересно получается: здесь ее нет, и на съемной квартире не появляется. А она важный свидетель. Есть у тебя соображения, куда она подевалась?

— А кто ж ее знает? Может, на родину укатила. Она ведь приезжая, из Калининграда. Вам бы лучше попозже наведаться, когда Елена Николаевна придет, она у нас кадрами заведует.

— А когда придет?

— Раньше одиннадцати никто не приходит. Запишите лучше телефон. Вот, проходите сюда.

Охранник проводил Игоря Сергеевича к своему столу, усадил на пластмассовый стул и ткнул пальцем в лежащий под стеклом список телефонных номеров.

42

Между тем Надежда Ивановна коротала время в своем кабинете, где стоял запах ацетона. Она старательно вырисовывала мелкие ромашки на выкрашенных в лиловый цвет ногтях. Занятие было увлекательное, и когда в дверь постучали, она некоторое время раздумывала, откликаться или нет, но, вспомнив, что дверь не запирала, отозвалась. В дверь тотчас же просунулась Сашкина голова.

— Можно?

— Заходи.

— Ногти красишь?

— Угу. На запах пришел?

— Жаль, что ты моего не чуешь.

— И не надейся.

— Это я уразумел. Но ты тут пальцем в небо. Я только что от шефа. Никогда его таким не видел. Орал, как генерал на параде. И даже послал.

— Куда?

— Догадайся с трех раз.

— На кол или в отверстия?

— Не угадала. Он мою маму, так сказать… Меня аж в пот бросило.

— Ну вот, значит, и не посылал, а ты говоришь.

— Это он от того, что Колобка упустили. Сдается мне, что Быстроногого кто-то предупредил. Нет ли у нас тут крота?

Надежда Ивановна покраснела и нагнула голову к столу, чтобы Саша этого не заметил. Конечно, как говорится, рыльце-то у нее в пушку, но в нынешнем исчезновении бегуна она была неповинна. Более того, ей, как никому другому, хотелось посмотреть на неверного Колобка сквозь решетку тюремной камеры. И она сказала:

— Не болтай чепухи. Кроты на содержании у богатеньких. А этот прощелыга…

— Не скажи. А если он на содержании у этой Маргаритки?

— Ладно, — вдруг резко оборвала его Надежда Ивановна, — хватит болтать! Прозевали, а теперь с больной головы на здоровую. Чего приперся?

— Так ведь посоветоваться. Макаров говорил, что получит сегодня ордер на обыск. Так ждать или по другим делам?

— А какие у тебя другие?

— Так ведь сама знаешь, мелочевки пруд пруди.

— Ну, иди и работай и мне не мешай. Все!

В этот момент заурчал телефон, и Надежда Ивановна подцепила трубку мизинцем и большим пальцем, вытянув остальные пальцы веером. Послушала, похлопала ресницами и сказала:

— Хорошо, выдвигаемся.

Положила трубку, подула на не просохшие еще на ногтях ромашки и сказала:

— Ну, собирайся в поход. Труба зовет.

— Какая труба?

— И когда ты, Сашка, поумнеешь? Ты хоть одну книжку в жизни прочитал?

— Почему одну? У меня их на полочке много.

— Интересно какие?

— Ну, там Сименон, Агата Кристи, про Шерлока Холмса (не помню, кто написал), еще учебник по криминалистике, потом этот, как его…

— Ладно, хватит, все с тобой ясно. Собирайся, едем.

— Куда?

— По дороге расскажу. Возьми оружие.

Когда они сели в машину, которая не вдруг завелась и, затем, стыдливо поскрипывая и пыхтя выхлопной трубой, сдвинулась с места, Надежда Ивановна сказала:

— Какого-то лопоухого с рыжей дамочкой на Московском вокзале задержали. Молись, Сашка, чтобы тот Колобком оказался. Только сдается мне, что, как и в сказке, катится он в неизвестном направлении. А может, и летит.

— А разве у Колобка есть крылья?

— Я вот не знаю, Сашка, ты дурак или прикидываешься?

— А что я такого сказал?

— Летать и без крыльев можно, ты об этом не догадывался?

— Так я пошутил.

— Неужели? Замечательное у тебя чувство юмора.

Полчаса спустя они припарковались на Пушкинской улице и двинулись на вокзал. Там, как и предполагала Надежда Ивановна, задержанными оказались жители Рязани, муж и жена, которые по причине своей схожести с Колобком и Натальей Сергеевной, не попали на свой поезд, и теперь скандалили, причем рыжеволосая дамочка в словах не стеснялась и требовала компенсации. После того, как парочку выпроводили из полицейской комнаты, Надежда Ивановна, тоже не стесняясь в выражениях, сказала вокзальным блюстителям порядка не совсем лестные слова об их зрении и интуиции.

Когда подходили к автомобилю, в сумке Надежды Ивановны зазвучала мелодия популярной песни. Она вынула телефон и услышала незнакомый женский голос:

— Это ты, сука, с Эдиком спишь?

Было совершенно ясно, что звонит разъяренная жена Эдуарда, прознавшая про его походы «налево». И что ей было ответить? Надежда Ивановна отключила телефон и сказала спутнику:

— Дай-ка твой мобильник, у моего зарядка кончилась.

Тот вынул из кармана телефон, а начальница сказала:

— Садись в машину.

Из окна автомобиля Саша в течение четверти часа наблюдал, как Надежда Ивановна разгуливала по тротуару, энергично взмахивая при этом свободной рукой. Когда она села за руль, руки у нее слегка дрожали. Нервное это дело — выяснять отношения.

Едва тронулись с места, как зазвонил Сашин телефон. Он послушал и сказал:

— Все понял.

Сунул мобильник в карман и сказал:

— Вы, товарищ старший лейтенант, как в воду глядели: госпожа Павлодаева и господин Древяскин улетели в Нью-Йорк.

— Это ты серьезно?

— Да, пулковские звонили. Вчера, говорят, вечерним рейсом.

— Вот подлец! — Надежда Ивановна хлопнула обеими руками по рулю. — Ускользнул все-таки!

— Так ведь Колобок! Он и от бабушки, и от дедушки…

— Ой, помолчи! Теперь мы с тобой объяснительными записками не отделаемся. Придется в отставку подаваться. Да и черт с ним, надоело мне лейтенанткой быть. На гражданку хочу.

— А я — нет. Что я там буду делать? Охранником торчать где-нибудь в клубе или магазине? Нет уж, увольте.

— Да ладно, еще не уволили.

43

Уже ближе к вечеру Макаров вошел в отделение и увидел у распахнутого окна Надежду Ивановну. Она курила, и, когда увидела начальника, тут же потушила сигарету и двинулась ему навстречу.

— Игорь Андреевич, — сказала она тревогой в голосе, — мы вас обыскались. Весь день названиваем. У вас что, телефон разрядился?

— Да, разрядился. Есть вопросы?

— Так ведь что с Колобком делать? Дело-то закрывать? Вы знаете, что он теперь уже за океаном?

Игорь Андреевич уже оправился от утренней хандры, чему способствовал разговор с клубной «кадровичкой». Она сказала по телефону, что никуда Виктория не делась, просто взяла отпуск за свой счет для поездки на родину. У нее там семейные проблемы. Какие проблемы, Макаров уточнять не стал. Его стало прямо распирать от радости и надежды на скорую встречу с волшебной утренней феей. И теперь он вполне миролюбиво ответил Надежде Ивановне:

— Знаю. Но в этом деле есть и другие фигуранты: Бристоль, секретарша Павлодаева, а также пропавший его брат. Так что работайте.

В кабинете он первым делом открыл сейф, вынул оттуда бутылку с коньяком, налил четверть кружки и с удовольствием выпил. Жизнь окрашивалась в радужные тона, и Игорь Андреевич, хмелея, радовал себя любовными фантазиями. Затем позвонил Александру, сказал, чтобы свидетельницу Кузовлеву больше не искал. И стал размышлять: пойти ли вечером в клуб в надежде увидеть Викторию на рабочем, так сказать месте, то есть у шеста, или дождаться утра и ждать ее на набережной?

Приятные мысли прервал телефонный звонок, и Макаров услышал в трубке разгневанный голос шефа, который не стеснялся в таких, приправленных острым матом, выражениях, как раздолбаи, мокрые курицы, кикиморы и прочих. Грозил выгнать из органов и так далее.

Макаров слушал и думал, что это не впервой, и что нагоняй, конечно, справедливый. Поэтому когда начальник иссяк, сказал, что виноваты, спору нет, но исправимся и больше таких грубых проколов не допустим. На том разнос и завершился.

Тем временем Максим Павлодаев сидел у себя в офисе и просматривал квартальный финансовый отчет. Из этого документа явствовало, что дела идут не слишком успешно. Деньги московских дольщиков бесследно исчезли вместе с братом, кое-какие активы, чтобы не светились, заморожены из-за похищеных бумаг. Конечно, значительных убытков не было, но все это вместе взятое, не говоря уже о побеге жены и исчезновении Светки, не только наводило на печальные мысли и убивало желание работать, но и опутывало душу паутиной тоски.

Тренькнул на столе мобильник. Максим подумал, что это очередное рекламное сообщение, и хотел, как обычно, проигнорировать этот сигнал. Но что-то заставило его взять телефон. Прочел: «До 12 ночи сегодня положи в ячейку хр. на Моск. вокз. 500 т. $, если хочешь увидеть брата живым, циферки скинь сюда».

Так! Значит, история продолжается! Странно, что никаких требований насчет того, чтобы не обращался в полицию. Что ж, тогда привлечем правоохранительную систему.

Позвонил Макарову, и тот сказал, что это, скорей всего, розыгрыш. Только какой-нибудь школьник может думать, что можно незаметно взять деньги из ячейки. И посоветовал вновь нарезать бумаги и положить туда, куда требуют. Добавил, что в ячейку проведут сигнализацию, а помимо вокзальных камер наблюдения поставят пару живых глаз.

Майор прав, подумал Павлодаев, «эсэсмэску», скорее всего, прислали его юные друзья-следопыты с Финляндского вокзала. Шутить изволят. К концу рабочего дня распорядился нарезать «кукол», положил их в пластиковый пакет и отправился на Московский вокзал. Припарковав машину на Пушкинской улице, проходным двором прошел на Лиговку, пересек ее, зашел на вокзале в камеру хранения, где и оставил черный пакет с бумажками. Затем позвонил Макарову и сообщил номер ячейки.

Возвращаясь к машине, по рассеянности, перепутал арку, и оказался в странном дворике с бюстом Пушкина и барельефами членов группы «Битлз» над аркой. Прочел, что это улица Джона Леннона. Интересно, хмыкнул он, никогда не знал, что дворы стали улицами называть. Стены здесь были расписаны «граффити», и дворик был заполнен молодыми людьми странноватого богемного вида.

Подъезд с вывеской «Музей нонкоформистского искусства» был открыт, и Максим решил воспользоваться случаем. Никто, кроме холодильника с пивом, дома его не ждал, так что можно было позволить себе культурный досуг. Поднявшись на лифте на четвертый этаж, он оказался в большом выставочном зале, где было народу человек с тридцать. И не только молодых людей. Видны были также седые бороды и блестящие лысины.

Посмотрев висящие на стенах беспредметные картины, какие принято почему-то называть «абстрактными», он подошел к столу с книгами по современному искусству, выбрал два объемистых альбома, чтобы полистать их на досуге, оплатил покупку, и решил было уйти, но тут заметил сногсшибательную блондинку, которая вошла в зал неспешным шагом. Рассеянно осмотрев стены, она подошла к группе молодых людей, поздоровалась с ними, но, похоже, их беседа не слишком ее заинтересовала, и девушка вскоре подошла к столу с книгами и оказалась в двух от Павлодаева шагах. И он мог теперь рассмотреть ее лицо, кареглазое и чуть надменное, с красиво очерченным ртом и тяжеловатым подбородком. Такая женщина, подумал Максим, сможет поработить любого. Впрочем, после случившихся семейных передряг, его не слишком тянуло к прекрасному полу, и он решил поскорее уйти от соблазна, но словно некая магнетическая сила оставила его стоять на прежнем месте. Женщина, между тем, листала альбомы, и от нее исходил чуть слышный, нежный и даже, можно сказать, трепетный запах духов.

Дама, разумеется, краем глаза, не поднимая головы, осмотрела стоявшего рядом хорошо одетого господина. Похоже, он произвел на нее благоприятное впечатление, потому что она улыбнулась краешками губ, из-под накрашенных ресниц блеснули в глазах веселые искорки, и, словно невзначай, переступила с ноги на ногу и оказалась совсем уж в опасной близости от Максима. Его словно накрыло душистым облаком, и он с волнением подумал, что попал в какую-то давнюю юношескую мечту и если сейчас уйдет, то навсегда утратит ее сокровенный и неповторимый образ. Дама, между тем одной рукой вертела белокурый локон, а другой листала лежавший на краю стола журнал, который, повинуясь закону всемирного тяготения, неожиданно упал на пол.

Максим, понятное дело, поднял журнал и водворил его на прежнее место.

— Ой, спасибо большое, — пролепетала женщина, — я такая неловкая.

Вот так Максим познакомился с искусствоведом Серафимой. В тот вечер они вместе поужинали и долго прощались у ее дома на набережной Робеспьера.

44

А на другой день, ближе к полудню, в то помещение Московского вокзала, где находятся камеры хранения, ввалилась группа не слишком опрятно одетых подростков. Их было около дюжины, и все были в темных очках. Они распределились между рядами ячеек парами, и один из них, в серой бейсболке, высокий и худощавый, развинченной походкой подошел к переодетому полицейскому, с ночи томившегося возле металлических ящичков, и стал его о чем-то спрашивать. Другой мальчишка оказался у полицейского за спиной, а третий, тем временем, открыл нужную ячейку, выхватил оттуда черный пакет, быстро и ловко перемотал скотчем и тут же перебросил в следующий ряд, где его подхватил еще один из подростков и швырнул пакет стоявшему в десяти метрах приятелю, и тот припустил к выходу. Следом за ним бросились и остальные, но не все разом, а по очереди, перекрывая, таким образом, путь опешившему полицейскому, который не вдруг понял, что произошло. Когда он ринулся за мальчишками, тех уже, как говорится, и след простыл.

Когда Макарову доложили по телефону об этом происшествии, он с досады стукнул кулаками по столу так, что стоявшая, по обыкновению, на папках кружка с недопитым чаем, сделала пируэт и едва не опрокинулась. В душе все прямо клокотало: и с кем приходится работать! Опять прозевали! Тут — ладно. С самого начала ясно было, что детские шалости, да и бумага там была, а не деньги, но все-таки — сколько можно лажаться?! И кто, опять же, отвечал за эту операцию, кому она была поручена? Ну, конечно, Надежде Гуляевой! Все, старлей в юбке, придется теперь ответ держать по всей строгости. И чего женщины пасутся в органах? Только один может быть ответ: женихов ищут. Будто в других местах мужиков нет. Ну, конечно, наше поле мужиками густо засеяно, вот они и летят, как пчелки. Эх, подумал, чушь какая в голову лезет: не так уж много красоток в наших рядах обитает.

Майор вскоре чуть поостыл, вынул из ящика стола розовую визитку, долго ее вертел, не решаясь набрать заветный номер. Пальцы дрожали, а цифры прыгали перед глазами, как блохи. Он попытался взять себя в руки, откашлялся и набрал номер Викиного телефона. Когда услышал в трубке тягучее «да-а», спросил:

— Виктория Вениаминовна?

— Да-а.

— Это Майор Макаров вас беспокоит. Помните?

— Да-а. Чему обязана?

— Хотелось бы с вами встретиться и побеседовать.

— Интересно о чем?

В ее голосе зазвучали очень уж неприятные и даже враждебные ноты, так что несчастный майор вмиг потерял голос и чуть слышно произнес:

— По делу Колобка.

— Какого еще Колобка?

— То есть, Древяскина, грабителя украшений.

— Вы хотите вернуть мне сережки?

— Пока нет, до суда или до закрытия дела не могу. Но открылись новые обстоятельства, и вы, может быть, новыми показаниями поможете, так сказать…

Боже, пронеслось у него в голове, что я плету?

— Знаете, — резко ответила она, — я уже все рассказала, что знала. Не думаю, что у меня найдутся для вас новые показания. Ничего я больше не знаю.

— Но я имею право…

— Если имеете, шлите повестку.

И отключилась. Игорь Андреевич дрожащей рукой положил трубку, схватил затем кружку с недопитым чаем, залпом выпил и закрыл лицо руками. Все пропало! И стал ругать себя последними словами. Надо было, думал он, говорить не о деле, пропади оно пропадом, а просто пригласить на свидание, пообещать вернуть сережки. А я, идиот: имею, дескать, право… Ах, сокрушался он, как все скверно вышло! Что же делать? Пойти вечером в клуб и извиниться? Или подкараулить у парадной? Решил, что последнее самое разумное и глянул на часы. До вечера еще далеко. Раньше девяти в клубе никто у шеста не вертится, значит, на пост надо выдвигаться к восьми.

В конце рабочего дня, ближе к половине шестого, пришла Гуляева и огорошила:

— Есть новость. Моя осведомительница Двустволка опознала среди своих клиентов Юрия Павлодаева. Он был на ее рабочем месте вчера вечером.

Макаров прекрасно знал, кто такая Двустволка и где находится ее рабочее место, но спросил:

— Кто такая, где работает?

Надежда Ивановна, которой было известно, что Макаров тоже был клиентом Двустволки, насмешливо ответила:

— В массажном салоне «Нежность» она работает, Светочкой зовут.

— Гм, — Игорь Андреевич слегка покраснел, — это точные сведения? Она не перепутала?

— Думаю, что нет. Кроме сходства по фотографии она знает и особую примету: у него на внутренней стороне левого бедра родимое пятно размером с яйцо. Да и по форме, она говорит, яйцо напоминает, но только волосатое.

— Что вы имеете в виду?

— Не то, что вы подумали. Родимые пятна бывают очень волосатые.

Игорь Андреевич вздохнул, взял трубку и набрал номер Павлодаева. Спросил про особую примету у его брата, и тот подтвердил. Макаров сказал ему, что, похоже, Юрий жив и здоров и обретается в городе. Его опознала по фотке и родимому пятну девушка из массажного салона «Нежность». Максим как бы и не очень удивился. Попросил прислать к нему девушку, чтобы показать ей другие фотографии, да и расспросить, — кроме родимого пятна у Юры есть и другие, менее заметные приметы.

Макаров сказал, что девушку пришлет, при этом подумал, что Двустволка наверняка будет после этого знать особые приметы обоих братьев. Приказал Гуляевой организовать встречу массажистки с олигархом, и когда та ушла, вновь стал думать о том, как ему вернуть доброе к себе расположение Виктории. И придумал. Взял папку с делом Колобка, нашел там протокол допроса свидетельницы Кузовлевой В. В., вынул эти листки из скоросшивателя, положил перед собой и стал механически делать их них кораблики. Затем открыл сейф, взял оттуда Викины сережки и положил в карман.

45

Ирина Романовна в тот же день узнавшая о том, что младший брат строительного магната, соблюдая инкогнито, находится в городе, стала, если можно так сказать, подводить итоги затянувшейся интриги. Уже стало очевидно, что вся эта история с быстроходным грабителем подходит к концу. Но чем она завершится, было пока неясно.

Итак, Колобок с соблазненной им прекрасной Натальей Сергеевной (о Господи, сколько она пролила слез, осознав, что больше никогда ее не увидит) отбыли в славный город Нью-Йорк, секретарша Светлана — неизвестно куда, пропавший, точнее, якобы похищенный, Юрий Павлодаев, разгуливает по городу. Пострадавшими в этой истории можно считать лишь магната, потерявшего часть своих денег и компрометирующие его документы, а также секретаршу. Хотя, она-то, скорее всего, была вполне осведомленным и действующим лицом в этой пьесе. Но кто режиссер? Лопоухий грабитель? Едва ли, он был приглашен на роль героя-любовника и с блеском ее сыграл. Юрий? Вполне возможно, и даже, вероятно — именно он. Сказано: ищи того, кому выгодно. Впрочем, выгодно обоим — и жене, и брату. И каждый, похоже, урвал свой кусок. Все, вроде встает на свои места, но вот только почему Юрий Рустамович обретается в Питере, а не разгуливает в Ницце или в том же Лонг-Айленде?

Быть может, эта сладкая парочка действительно держала Юру в заложниках до своего бегства из страны? Выпустили, потому что стал не нужен? Но почему он тогда скрывается? Сплошные загадки.

Она позвонила Макарову, чтобы узнать, не нашелся ли брат магната. Тот ответил, что пока еще нет. Поиск, конечно, ведется, но, понятное дело, найти человека в многомиллионном городе дело непростое.

У Игоря Андреевича настроение было грустное. Напрасно он два вечера подряд стоял, как полный идиот, у парадной дома, где жила прекрасная Вика. Она так и не появилась, но когда на другой день, уже ближе к ночи, он заглянул в клуб, то увидел ее у шеста, в полном, можно сказать, блеске обнаженной красоты. Макаров не осмелился к ней подойти и заговорить в людном месте и решил дождаться утра, чтобы встретить ее на набережной. Но с ночи пошел проливной дождь, который не кончился и с рассветом, и поэтому влюбленный майор решил вечером зайти в клуб и поставить, как он сам себе сказал, все точки над и.

После службы он пришел домой, поужинал, выслушав от жены целый короб упреков, а ближе к полуночи, когда убедился, что супруга заснула, переоделся в джинсы и безрукавку вышел из дома. На небе ярко светили звезды, на пустынных улицах бродили кошки, в теплом воздухе летнего вечера слышны были запахи остывшего асфальта, опавшей пыли и выхлопной гари.

Придя в клуб, возле которого стояли десятки дорогих автомобилей, он заказал себе виски и, позвякивая в стакане кубиками льда, наблюдал, как молодые люди обоего пола, в большинстве своем дети родителей, успевших приватизировать, а точнее, присвоить себе ту или иную часть народного богатства, прожигают свою пустую никчемную жизнь. Макаров, как и многие его коллеги, сильно ностальгировал по ушедшему советскому времени и весьма не одобрял нынешнего социального неравенства.

Впрочем, в данный момент это было как бы на обочине сознания, и все его существо трепетало от предвкушения скорого, в свете софитов, явления прекрасной богини. А пока на сцене стоял длинноволосый певец в пиджаке со стразами и пел на английском языке. У многих танцевавших молодых людей нехорошо горели глаза, и Макаров подумал, что его коллеги из нарко-контроля плохо работают. А скорей всего, просто крышуют, и им глубоко наплевать, что жизнь молодого поколения будет скорбной и короткой.

Но вот, наконец, взвизгнули фальцетом фанфары, заухали барабаны, и вместе с ажурным всплеском звуков солирующей гитары на сцене появились две блондинки, и их полупрозрачные накидки заструились в завораживающе медленном танце. Когда девушки скинули с себя все, кроме стрингов, музыка сошла на нет, и посетители стали подходить к сцене и запихивать девушкам купюры за резинки трусиков.

Свет затем погас, оркестр заиграл восточную мелодию, а когда вспыхнули софиты, Макаров увидел на сцене большой мешок. Он был из парчи или чего-то похожего, сверкал в луче света и слегка пошевеливался. К нему мягкой походкой подошел одетый в восточный халат и с чалмой на голове человек с флейтой, и когда оркестр стих, осторожно развязал мешок, отступил от него и стал наигрывать ту же восточную мелодию. И, словно подчиняясь звукам музыки, из мешка, извиваясь, стала выползать женщина, одетая в зеленый, обтягивающий тело, полупрозрачный костюм. Это была Виктория в образе змеи. В зале стихли посторонние звуки, слышна была только флейта. Посетители столпились у сцены, и, когда танцовщица стала подниматься по шесту, сладострастно его обвивая, зал дружно зааплодировал.

Трудно передать те чувства, какие испытывал майор во время исполнения Викой этого номера. Горячий посыл страсти, можно даже сказать, похоти, какой шел со сцены, его словно бы и не касался, он впитывал в себя каждое движение ее божественного тела с чистым и трепетным восхищением. Она казалась ему загадочным, полным тайн, непознанным существом с другой словно бы планеты.

Когда под финальные звуки флейты Виктория залезла в мешок, и дюжий заклинатель взвалил прекрасную ношу на плечо и унес в узкую, зеленую дверь сбоку сцены, Макаров залпом осушил стакан, и хотел было тут же ринуться следом, и на коленях, непременно на коленях, вручить ей сережки и молить о прощении. Но подумал, что она сейчас, верно, переодевается, и заказал себе еще порцию выпивки.

В эту ночь Игорь Андреевич еще не один раз мог видеть ненаглядную Викторию в сольных номерах, и всякий раз, когда она появлялась на маленькой сцене, сердце его начинало учащенно биться. Но когда полупьяные мужики запихивали ей за резинку стрингов мятые доллары, ему страшно хотелось ввязаться в драку, и его останавливало только сознание того, что полицейскому делать это не пристало.

В половине шестого музыканты стали чехлить свои инструменты, и подвыпивший Макаров резко встал из-за стола, подумав, что Виктория, быть может, уже успела уйти домой через служебный вход и, расплатившись, выбежал на улицу. Каким прекрасным оказалось утро! На чистом небе сияло солнце, легкий ветерок теребил листочки на больших деревьях, и воздух был полон утренней свежести. Игорь Андреевич потоптался у задней двери, но потом решил присесть на штабель лежавших неподалеку сосновых досок. Спустя четверть часа появилась Виктория в том же самом платье, в каком он впервые ее увидел. Она сделала пару шагов, увидела Макарова и улыбнулась.

— Заждались, майор? — Спросила она — То-то я думаю: сидел всю ночь и не подошел. Решили дождаться рассвета? Понимаю, лучшее для допроса время. Ну, так и будете молчать?

Макаров действительно словно бы утратил дар речи и истуканом сидел на досках, с трудом соображая, что ему сейчас следует делать. Наконец, он вскочил и сдавленным голосом ответил:

— Нет, нет, что вы! Какой допрос, дело закрыто. Вот, пожалуйте (так и сказал: пожалуйте), — вынул из кармана сережки и протянул ей.

Она расхохоталась:

— И ради этого, можно подумать, всю ночь сидел и бухал. Ну, может быть, угостите даму утренним кофе?

— Конечно, — ответил он с улыбкой, конечно.

Она взяла у него сережки, небрежно бросила в сумку, и они двинулись к Неве.

46

Маша проснулась от какого-то жужжания. Она тихонько встала с кровати и подошла к неплотно закрытой двери ванной. Со страхом потянула за ручку, и в образовавшуюся щель увидела жениха, который усердно тер щеки электробритвой. Распахнула дверь и спросила:

— Откуда ты взялся?

— То есть как откуда?

— Тебя же похитили, выкуп требуют.

— Ах, это… Я тебе сейчас все объясню. Никто меня не похищал. Это я сам придумал, чтобы нам с тобой дом купить, когда поженимся.

— Господи! А я, дура, подумала, что ты меня бросил из-за этого…

— Ну, что ты! Успокойся. Сейчас добреюсь и все расскажу. А ты пока чайник поставь.

Когда они уселись за кухонный стол, Маша налила чаю и с нетерпением уставилась на жениха. Тот отхлебнул из чашки, потер свежевыбритый подбородок и начал свое повествование:

— Когда мы с тобой решили пожениться, я пришел к Максиму и в очередной раз попросил его о партнерстве. Я ведь у него был нанятым работником, на зарплате. Платил он неплохо, по-родственному, мне хватало, но когда появилась ты, стал подумывать о хорошем коттедже в ближнем пригороде, во Всеволожске, например. Намекал об этом брату, но тот отмахивался, говорил, что не может и копейки взять из оборота и так далее. Жаловалась мне на мужа и рыжекудрая Наташа, — дескать, жмот, на шопинг дает копейки, уже год как обещает «Лексус» купить, однако ездит она на «форде» пятилетнего возраста, ну и так далее. Светка от него тоже, кроме цветов и дешевеньких побрякушек ничего не видела. Понятно, конечно, стремление брата получить максимальную выгоду, вкладывая в дело все до копейки, но ведь жизнь-то одна! «И прожить ее надо так, чтобы не было стыдно за бесцельно прожитые годы», как писал классик советской литературы Николай Островский.

И вот тогда у меня созрел такой план: взять у брата из сейфа секретные документы, а затем через подставных лиц потребовать за бумаги выкуп. Вот с подставными лицами была проблема. С уголовным миром я знаком не был, а просить знакомых о такой услуге, сама понимаешь, весьма опасно. И тут в этом деле ты мне неожиданно помогла.

— Я?

— Ну, не ты конкретно, а твой любовник.

— Ты че? Какой еще любовник? Меня изнасиловали, справку могу показать.

— Ну, хорошо, пусть будет не любовник, а насильник. Я тогда, когда вошел в квартиру, сразу увидел след от большого ботинка, причем он показался мне довольно странным. В обычном волнистом узоре выделялись три ассиметричных прямоугольника. И вот иду я как-то утром по Большому проспекту, и тут меня обгоняет высокий парень в вязаной шапке и идет, что называется, не разбирая дороги, наступая при этом в лужицы, оставшиеся после ночного дождя. И на сухом асфальте вижу точно такие же следы, что и в квартире в тот злополучный день. Я, конечно, познакомился с молодым человеком и сделал ему предложение, от которого он не мог отказаться.

Когда узнал, что он, студент спортивного вуза, промышляет также и мелким грабежом, поручил ему разведать, где у брата в квартире сейф. А ему, понимаешь, приглянулась эта рыжая лахудра Наташка. И он ей проговорился, что работает на меня. И тогда я точно также попался на крючок жене брата, как мне — спортсмен Миша. В том, что Максима надо раскошелить, она была со мной солидарна, и план действий не нарушился. Более того, Наташа сказала, что одним шантажом из брата много не вытянем, и предложила меня как бы похитить. Я, болван, согласился, и, таким образом, выключился из игры. Обвела меня рыжая, как говорится, вокруг пальца.

Но расскажу поподробнее, как дело было. Секретарша брата Света хотела купить квартиру, но денег у нее не хватало, брат оплачивал ее съемное жилье, но и не более того. И вот я пообещал ей, что договорюсь с Максимом о льготе при покупке квартиры, а также оплачу первый взнос, если она поможет похитить бумаги из сейфа. Она, к ее чести, не сразу согласилась. Я купил в театральном магазине седой парик, дымчатые очки и коробочку с гримом, в секонд-хэнде подходящую для пожилого человека одежду. В таком виде я пришел в то утро, когда секретарша мне сообщила, что Максим звонил из дома и сказал, что задержится на пару часов. Мы заперлись со Светой в кабинете брата, открыли сейф, я взял нужные бумаги, а затем связал секретаршу, заголил ей ноги и так далее. А она потом наврала следователям, что насильников было двое. На меня, кстати, никто не обратил внимания, потому что подобные старички каждый день обивают в нашем офисе пороги с требованиями соблюдения сроков строительства. Все, знаешь, хотят поскорее заселиться.

А затем, еще раз повторю, совершил непростительный промах, согласившись быть как бы похищенным. Я поселился на съемной квартире в спальном районе и с нетерпением ждал результатов нашей аферы. Но, как мне сообщила рыжая лахудра, случился облом, причем лопоухий Мишка чуть было не попался. А потом — тишина. Наташка, конечно же, поменяла номер телефона, стала недоступна, и я, выждав пару дней, решил выйти на разведку. Прикинувшись опять же старичком, пришел в офис, заглянул в приемную в надежде поговорить со Светой, но на ее месте восседала другая девушка, которая мне сказала, что прежняя секретарша пропала без вести. Вот это новость! Я, признаться, испугался, подумал, что эта сладкая парочка взяла Свету в заложницы уже без дураков, на самом деле.

Поехал на квартиру к брату, надеясь застать его жену дома, но на звонки в дверь никто не откликнулся. Решил подождать. Сел на скамеечку под деревом на противоположной стороне улицы и прикрыл лицо газетой. Через полтора примерно часа у подъезда затормозил брусничного цвета «форд». Из него выпорхнула Наташка с пакетами в обеих руках и направилась к двери. Я быстренько перескочил через дорогу и успел впорхнуть следом за ней в дверь парадной. Она обернулась, меня не узнала, но когда я заговорил, выронила из рук пакеты и перекрестилась.

Мы поднялись с ней в квартиру. Она дала выпить, рассказала подробно про несостоявшееся получение денег с погоней и так далее. Я спросил: что дальше будем делать? Наташка пожала плечами и ответила, что не знает, надо, дескать, с Мишкой посоветоваться. Я спросил про бумаги, какие мы со Светой взяли из служебного сейфа, и какие я, не подумав о лисьей природе Наташки, ей отдал, чтобы нашла посредника. А она мне: сунула, говорит, уже не помнит куда. Я тут вмиг понял, что Наташка меня дурачит и взбеленился. Она сразу вспомнила, куда дела документы и добавила, что раз я так ловко гримируюсь, не пойти ли мне самому к Максиму с этими бумагами, и посредника тогда не надо будет искать. Вот дура! Он же меня, говорю, по голосу узнает. Она пообещала найти человека, кто пойдет к брату с бумагами. Я спросил, не знает ли она, куда подевалась секретарша брата, и она ответила, что понятия не имеет. Врала, конечно, позже мне ее любовник признался, что она дала ей денег, чтобы та исчезла и о Максиме думать забыла. Ревновала, видишь ли, а сама собиралась брата бросить и свалить за бугор.

На том мы и расстались, причем я предупредил рыжую, что если она попытается меня «кинуть», тотчас все выложу брату. Навру, что это она с дружком меня похитила, а мне удалось, якобы, сбежать. Она кивала головой, говорила, что все будет окей и все прочее, а про телефон сказала, что потеряла, поэтому и была недоступна. Дала новый номер, я проверил, все оказалось в порядке, — ее мобильник выдал мелодию песни «Выпьем за любовь».

Я уехал на съемную квартиру в сомнениях и тревоге. Ясно было, что эта парочка во мне мало заинтересована. Но что было делать? Прошла еще одна неделя. Я периодически звонил Наташке, и та отвечала, что нужного человека нашла, но он, дескать, много запросил, поэтому ищет другого. А потом её телефон вновь оказался недоступен. Так же, как и лопоухого подельника.

А позже я узнал, что оба свалили в Америку. Ты тоже об этом знаешь?

— Конечно. Мне Максим позвонил. Спрашивал, не объявился ли у меня ты? Вот и объявился. Что делать собираешься?

— Упаду Максу в ноги, покаюсь.

— Думаешь, простит?

— Посмотрим.

— Дорогой, а меня ты простил?

— Ну, не совсем.

Она присела к нему на колени, погладила по щеке и спросила:

— А когда будет совсем, ты на мне женишься?

— Отстань, Машка, не до того. Может, скоро сухари будешь мне в «Кресты» носить.

— Не надейся, — рассмеялась она, — сухари только от жен принимают. А вообще, дорогой, зачем тебе во всем этом признаваться? Свидетелей нет, они теперь полностью растворились за океаном, и вряд ли в обозримое время нарисуются. Так что, дуй в полицию, пиши бумагу, что тебя и вправду похитили ради выкупа и так далее.

— Ты, Машка, всегда тупая была. А про Светку подумала? Она-то за океан не намылилась. Возьмет, да и объявится. Что тогда?

— Да ничего. У нее-то тоже рыльце в пуху.

— Ладно, время покажет.

47

Ну что же, дорогой читатель, пришло время эпилогу. Расскажем вкратце, как сложились судьбы наших героев в недалеком будущем.

Игорь Андреевич вскоре после встречи с Викторий ранним утром у ночного клуба переехал в ее съемную квартиру на улице Одоевского. И был некоторое время счастлив. Затем, пережив последствия превратностей любви, ушел из полиции и устроился охранником на торговое судно. Таким образом, он большую часть года проводит в море, а на суше скромно живет опять же на съемной квартире, но уже в одиночестве, — к жене не вернулся, а с Викой они расстались. Недолгой оказалась любовь танцовщицы.

Братья Павлодаевы снова вместе. И оба счастливы со своими женами. Юрий женился на Маше, а Максим заочно развелся с Натальей Сергеевной и взял в жены искусствоведа Серафиму. Теперь в их квартире на стенах висят авангардные холсты, на столах громоздятся толстые альбомы и журналы, а по четвергам в гостиной собираются художники, писатели и прочие знакомые Серафимы. Раньше такие собрания назывались салоном, а теперь тусовкой. Гости пьют водку, вино и пиво, курят и разговаривают. Максим по четвергам домой не торопится. Он проводит такой вечер обычно на работе или в клубе.

Его бывшая секретарша Светлана прислала ему письмо из Киева, в котором сообщила, что живет там у дальней родственницы, и в Петербург возвращаться пока не планирует.

Надежда Ивановна тоже вышла замуж. За Эдуарда, который развелся со своей сварливой женой. Саша пока еще холостяк, но крепко подружился с массажисткой Светой Двустволкой.

Ирина Романовна по-прежнему судит и живет, как и раньше, одна вместе с воспоминаниями о прекрасной рыжекудрой соседке.

Обыск у Маргариты Бристоль все же был, но ничего предосудительного в ее шикарной квартире не нашли. И не удивительно.

Ну, а Колобок, спросите вы? Вскоре после приезда в Нью-Йорк он расстался с Наташей, и дальнейшая его судьба не известна. А бывшая жена Павлодаева вышла замуж за богатого мексиканца, и живет теперь в отдельном особняке в городе Мехико. Она, впрочем, писала подруге в Москву, будто бы в американских газетах было сообщение, что пойман ловкий грабитель в специальной быстроходной обуви, родом и России. Но фотография в газете была такая невнятная, что Наталья Сергеевна не поручилась бы, что это Колобок.

Оглавление

1

2

3

4

5

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35

36

37

38

39

40

41

42

43

44

45

46

47 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg