«Том 25. Полицейский и призрак»

Том 25. Полицейский и призрак (fb2) - Том 25. Полицейский и призрак (пер. Павел Васильевич Рубцов) 2004K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Картер Браун

Картер Браун Полицейской и призрак. Пляска смерти. Путеводный свет. ШЛюХИ

Полицейский и призрак

Она подняла голову с мятой подушки,

И снежными казались ее молочно-белые груди.

И сказала она: «Кто там? Кто у окна моей спальни? Кто хочет нарушить мой долгий, долгий сон?»

Из английской народной песни «Призрак возлюбленного»

Глава 1

Неожиданный удар грома буквально над самым окном заставил громко вскрикнуть брюнеточку с интригующей седой прядкой, а все ее тело задрожало, являя глазам восхитительную картину полных округлых форм и тонких черных кружев.

— Ненавижу грозу! — нервно взвизгнула она.

— А я люблю. Час назад, если не ошибаюсь, вы сидели на моей кушетке, напоминая ледышку, и вели вежливый разговор. Потом началась гроза и…

— И посмотрите на меня теперь! — Она горестно вздохнула: — Одно несомненно, Эл Уилер, я скорее принадлежу к разряду грустных, нежели неосторожных девушек.

— Джеки, голубка! — Я был потрясен. — Неужели то, что мы только что вдвоем испытали, не станет вашим самым дорогим воспоминанием в старости?

— Никогда раньше я не встречалась с парнем, который бы так быстро двигался! — произнесла она с кислой миной. — Когда я сообразила, что этот проклятый ураган… Одним словом, было уже слишком поздно!

— Я посчитал, что мы с вами создали совершенно уникальный ураган, который не под силу матушке Природе, — произнес я укоризненно, — вы хотите сказать, что все это время вы переживали из-за какого-то пустякового удара грома?

— Полагаю, впредь я никогда не соглашусь снимать туфли, как бы меня ни уговаривали, это ослабляет обороноспособность. — Она принялась размышлять вслух. — Эл, вы действительно уверены, что туфли притягивают молнию точно так же, как деревья?

Зазвонил телефон, избавив меня от необходимости отвечать, но Джеки вскрикнула от неожиданности, причем ее реакция была такой бурной, что она просто каким-то чудом не выскочила из своих черных кружев. Я попятился к аппарату и поднял трубку без всякого энтузиазма: сами понимаете, мне совершенно не хотелось отрываться от пасторальной сцены с лицезрением потрясающей груди и затененной ложбинки прямо перед глазами.

— «Бюро погоды», — сообщил я в трубку. — Мы предсказываем прекрасную ясную ночь, а эта гроза вам просто почудилась, леди.

— Уилер?

Утробный рык, разумеется, принадлежал шерифу Лейверсу. Ну кто еще стал бы звонить около полуночи?

— Вы имеете в виду Уилера-копа? — осторожно осведомился я. — Я его брат, который вот так шепелявит, слышите?

— Перестаньте паясничать! — произнес он раздраженно. — У нас проблема, убийство. Так что вам лучше немедленно приехать сюда.

— Куда?

— Шоссе на Старый каньон. Повернете вправо за Лысой горой, дом находится в полумиле от развилки справа. Увидите его сразу же, поблизости никаких других строений нет.

— О’кей. Кто умер?

Окружной шериф довольно долго молчал, прежде чем ответить.

— Вообще-то я не уверен, — пробормотал он чуть растерянно, — но, похоже, они убеждены, что он таки мертв.

— Они?

— Все остальные, находящиеся в доме, — пробормотал он скороговоркой, — они слышали вопль, затем глухой удар.

— Они слышали вопль, затем глухой удар? — повторил я обескураженно. — Выходит, никто на него не взглянул, чтобы удостовериться? Просто проверить, был ли он убит, или же у него сердечный приступ?

— Они были слишком напуганы, чтобы смотреть, — просто сказал шериф, — да и, кроме того, дверь заперта изнутри.

Джеки была занята тем, что старалась прикрыть свою гусиную кожу, моя пасторальная сцена быстро тускнела, так что ничто не мешало мне сосредоточиться на словах шерифа, но не хотелось сдаваться без боя.

— Ведь они могли бы выломать дверь, верно? — сказал я на всякий случай.

— Могли бы, — согласился он каким-то придушенным голосом, — только призрак мог все еще находиться в этой комнате, понятно?

— Шериф, вы снова переусердствовали с яблочной водкой?

Возможно, звук, раздавшийся в телефонной трубке, показался бы знакомым охотнику на диких носорогов, когда он преследовал раненое животное среди густых кустарников, но я ничего подобного раньше не слышал.

— Не начинайте хитрить со мной, Уилер! — ревел Лейверс. — Возможно, там действительно куча психов, но опять-таки и мертвец может быть. Одно мне точно известно, они не собираются проверять, что творится в запертой комнате, а это значит, что этим придется заняться вам.

— Вы уверены, что не хотите предварительно изгнать из этого дома злых духов? — предпринял я последнюю попытку.

— Я хочу получить подробный отчет от вас в течение следующих двух часов, лейтенант, — холодно отчеканил шеф. — Если вы к этому сроку не управитесь, будете уволены из моего отдела и завтра же днем вернетесь к капитану Паркеру в криминальную полицию!

Он с грохотом бросил трубку.

На лице Джеки было вопросительное выражение, когда я вернулся к кушетке. Она полностью оделась, только все еще была без туфель, а теперь, когда гроза снаружи поутихла, в ее глазах появилось недоверчивое выражение. Я инстинктивно почувствовал, что меня не ожидает ничего хорошего.

— Кто это был?

— Служебный звонок, Джеки, милочка, — печально ответил я, — окружной шериф собственной персоной. Либо он окончательно свихнулся, либо у нас в округе свеженькое убийство. Мне нужно отправляться все это выяснить.

— А что я буду делать, пока вы станете что-то там выяснять? — фыркнула она. — Вязать вам носки?

— Я подумал, что мне стоит завезти вас по дороге домой.

— Мужчины! — У нее это прозвучало как ругательство. — Теперь все кончено, и вам не терпится отделаться от меня, так?

— Это неправда…

(Всего лишь полуправда, если говорить начистоту.)

— Вы хотите остаться здесь до моего возвращения, меня это вполне устраивает, — сказал я своим «самым искренним» тоном, — оставайтесь на ночь, коли желаете.

— Нет, благодарю вас! — Она сделала поворот на сто восемьдесят градусов с типично женским, отсутствием логики. — Я бы не осталась здесь ни на одну лишнюю минуту, даже если бы вы предложили мне бутылку шампанского к завтраку!

Она поднялась с кушетки и засеменила в одних чулках к двери, осторожно неся туфли в руке.

— Отвезите меня немедленно домой, Эл Уилер, или же я вызову… — Она затрясла головой. — О Господи… Совсем запуталась. Отвезите меня домой, хорошо?

— Разумеется! — сказал я и догнал ее уже у двери. — Когда я снова вас увижу, Джеки, милочка?

— Как насчет после дождичка в четверг? — с кислой миной произнесла она.

Поездка домой прошла в молчании. Я высадил Джеки возле ее многоквартирного дома, и единственное, что я услышал при расставании, был испуганный вопль, когда снова сверкнула молния уже у самого входа. В следующее мгновение Джеки исчезла в подъезде, и грустным напоминанием о ней была пара туфелек, которые она в Спешке обронила на самом пороге.

Учитывая, что меня призывал долг, я решил, что Уилеру незачем разыгрывать из себя галантного принца, тем более что эта Золушка способна была ударить меня шваброй по голове, если бы я снова возник перед нею на протяжении ближайших шести месяцев.

К тому времени, когда я добрался до шоссе на Старый каньон, гроза началась с новой силой. Гром исполнял почти непрерывную симфонию, а дождь заливал все вокруг со свирепым безразличием, явно издеваясь над титаническими усилиями моих «дворников» хотя бы немного очистить лобовое стекло машины. За пару секунд брезентовый верх моего «остин-хили» полностью промок, с него срывались большие холодные капли воды, забавлявшиеся тем, что старались угодить мне на шею и пробежаться по спине бесконечным ручейком.

Яркая вспышка раздвоенной книзу молнии на мгновение высветила темный силуэт Лысой горы, и почти сразу появилась впереди дорожная развилка в лучах едва справляющихся со своей обязанностью фар. Я осторожно повернул направо, медленно двигаясь вперед еще пару минут. Тут, к счастью, новая молния располосовала на несколько кусков небо. Она дала мне возможность различить в какой-то сотне ярдов очертания дома, ослепительно белая при молнии громада с воистину фантастической линией крыши, которая вроде бы целиком состояла из каких-то башенок и нелепых выступов в стиле прошлых веков. Затем все снова погрузилось в густую черноту, остался только я и мой верный «хили», отвоевавший несколько метров света впереди себя в сплошной завесе дождя.

Подъездная дорога была из гравия, превращенного дождем в редкие островочки среди реки, окаймленной с обеих сторон давно не стриженными кустами.

Я поставил машину так близко к дому, как мне удалось это сделать, выскочил из нее и побежал к парадному крыльцу. Казалось, что все здание погружено в темноту, а поскольку прекратилось уютное урчание мотора, я подумал: «Какого черта мне когда-то пришла в голову шальная мысль стать копом, когда в мире столько спокойных профессий!»

Новая вспышка молнии осветила портик, и я разглядел огромный колокол, висевший возле массивной входной двери, и веревку. Я пару раз дернул за нее, и это чудо прошлого века загудело, заглушая раскаты грома, как будто пришел судный день.

Секунд через десять мне стало ясно, что я быстро схожу с ума. На парадной двери на уровне моих глаз засветился слабым желтоватым светом небольшой квадратик, который постепенно становился ярче. В последний момент, когда я уже было засомневался в собственных умственных способностях, до меня дошло, что это всего лишь «глазок», прорезанный в двери, застекленный и к тому же надежно защищенный толстой решеткой. А свет шел из дома, видимо, кто-то приближался к двери, неся в руке лампу. Пара невыразимо холодных глаз уставилась на меня, изучая секунд пять самое малое, потом я услышал, как был убран тяжелый болт, дверь с противным скрипом поползла внутрь.

Было похоже, что меня встречала дочь Дракулы, возвращавшаяся к себе в могилу. А я ей помешал. Высокая царственно-надменная брюнетка, густые волосы которой струились свободно по спине, внимательно всматривалась в меня. Она была облачена в какую-то странную белую одежду, которая, казалось, ниспадала от шеи до колен, только талия была перехвачена тоненькой серебряной цепочкой.

— Чего вы хотите? — спросила она низким голосом.

— Я — лейтенант Уилер из офиса окружного шерифа.

Она приподняла правую руку с лампой так, чтобы полностью осветить мое лицо:

— Откуда мне знать, что вы говорите правду?

— Вы предполагаете, что в подобную ненастную ночь найдется безумец, который станет ходить по домам, предлагая зубные щетки? — проворчал я.

— В подобную ночь любая мера предосторожности не является излишней! Имеется ли у вас какое-нибудь удостоверение личности?

Я предъявил ей свой значок, она его так тщательно изучала, как будто это была верительная грамота. В конце концов она отступила на шаг от двери:

— Пожалуйста, входите, лейтенант, и будьте добры вытереть ноги!

Как только я оказался внутри, она захлопнула входную дверь и заложила ее болтом.

— Сегодня вечером зло обитает и снаружи и внутри дома, — деловито сообщила она, — молния швыряет свои огненные мячи на землю, и они следуют с ними.

Я не намеревался спрашивать, кто такие эти «они», понадеявшись, что дама сама догадается мне сообщить.

— У вас здесь нет электричества?

— Оно погасло за несколько минут до того, как он закричал.

— Человек в запертой комнате?

— Генри Слоукомб. — Она мрачно кивнула: — Он умер, конечно. Бедный недоумок воображал, что способен противопоставить им свою хилую науку.

— Как насчет того, чтобы мне посмотреть?

— Это решать вам одному, риск немалый! — произнесла она с горьковатой улыбкой. — Пожалуйста, следуйте за мной, лейтенант. Или вы желаете для начала потолковать с другими? В данный момент все собрались в столовой.

— Давайте-ка проверим сперва Слоукомба, а потом я побеседую с остальными, — торопливо предложил я, с трудом удерживаясь от желания спросить, сколько пар ног имеют эти «другие».

Она шла впереди меня какой-то скользящей походкой, как будто в ней находился невидимый перпетуум-мобиле. Мы пересекли широкий холл, поднялись по винтовой лестнице до верхнего этажа. К тому моменту, когда мы остановились возле двери, я полностью утратил чувство времени и ориентацию. Это было хорошо знакомое мне ощущение ночного кошмара, когда тебе предстоит выбраться оттуда, где ты оказался, но ты не имеешь ни малейшего понятия, как это сделать.

Брюнетка держала лампу высоко над головой, желтые лучи высветили дверь, которая вроде бы была сделана из твердого дуба дюйма в три толщиной. Я несколько раз энергично потряс ручку, силясь открыть дверь, затем отказался от этого.

— Дверь заперта изнутри, лейтенант, — безмятежно сообщила она. — Генри Слоукомб был смелым, однако очень глупым человеком.

— После того как вы услышали крик, неужели никто не догадался приставить лестницу и заглянуть внутрь, чтобы выяснить, что же в действительности произошло?

— Это бы было пустой тратой времени. С тех пор как я себя помню, окно в этой комнате было забито досками.

Я вытащил из кобуры свой тридцать восьмой, затем вопросительно посмотрел на брюнетку:

— Вы не возражаете, если я выстрелю в замок?

— Делайте все, что считаете необходимым, лейтенант… только, если вы не возражаете, я предпочитаю при этом не присутствовать. Оно все еще может быть внутри помещения, понимаете?

— Оно? — переспросил я.

— Привидение, которое убило Слоукомба, — ответила брюнетка тем особо терпеливым голосом, которым взрослые что-то объясняют бестолковому ребенку. — Полагаю, это была Леди в сером, хотя в подобную ночь мог явиться и Ашторет или даже сам Асмодеус.

Не раздумывая, я углубился в самую суть дела:

— Кто же принесет лампу? — Мой голос звучал холодно.

— Мне она совершенно не нужна, я вполне свободно хожу по всему дому в полнейшей темноте, — заявила она, — так что забирайте ее, лейтенант!

Я молча взял лампу и замер, наблюдая, как мое видение удаляется. Какое-то мгновение ее белая хламида еще мелькала как облачко, потом все поглотила темнота.

Глубоко вздохнув, я выпустил две пули в замок. Оглушающий звук устрашающе снова и снова отражался от стен. Я поднял ногу и ударил по деревянной обшивке. Дверь поупрямилась какое-то мгновение, затем отворилась с отвратительным скрипом.

Признаюсь, я весьма неохотно сделал пару шагов внутрь. Атмосфера была не только затхлой, с подобным зловонием мне довелось столкнуться впервые, можно было подумать, что какой-то зверь нагадил в комнате. Я поднял лампу над головой левой рукой, правая по-прежнему сжимала пистолет. Тусклый свет падал на темные заплесневелые стены. Доски, прибитые гвоздями поперек окна, потрескались и почернели.

Мебель была громоздкой: высокая кровать с деревянными столбиками, едва прикрытая брошенным поперек одеялом; круглый стол на одной ноге и два массивных стула с резными спинками. На полу ковер, цветочный орнамент которого был почти полностью стерт. На фоне такой убогой обстановки поражал своей новизной очень дорогой магнитофон, стоявший посреди стола и продолжавший что-то тихонечко гудеть про себя, а на одном из стульев покоился кожаный «дипломат». По всей вероятности, на ковре у кровати лежал лицом вниз его владелец.

Я поставил лампу на стол возле магнитофона, однако его проклятое гудение начало действовать мне на нервы. Я выключил машину, прежде опустившись на колени возле распростертого тела, затем осторожно перевернул его на спину.

Мужчина был молодым, что-нибудь около двадцати пяти, и красивым, в широко раскрытых глазах застыл ужас.

Я одурел от совершенно невыносимого зловония и с большим трудом сумел справиться с приступом рвоты, что для меня было нехарактерно. Переборов позорящую лейтенанта полиции слабость, я сумел более внимательно осмотреть тело, лежащее возле моих ног. Генри Слоукомб был действительно мертв, кто-то ухитрился со свирепостью горного льва вырвать у него глотку.

Глава 2

Мерцающее белое видение терпеливо ожидало меня внизу у лестницы. Когда я подошел совсем близко, лампа высветила блеск ее густых черных волос и безмятежное выражение лица с поразительно нежной белой кожей.

— Он ведь умер, не так ли? — вкрадчиво спросила она.

— Умер.

— Он был… — Она заколебалась: — Ему перегрызли горло?

— Откуда вы знаете?

— Значит, это была Леди в сером, — пробормотала она едва слышно, — бедный Генри! И бедная Марта! Я умоляла его не быть дураком, но его ничем не оправданная самонадеянность и невежество не позволяли прислушаться к моим словам. — Она медленно покачала головой. — Теперь, лейтенант, вы, разумеется, попытаетесь отыскать логический ответ?

— Разве не за это мне платят деньги? — пожал я плечами. — Кто вы такая, для начала?

— Я Джастин Харвей. Этот дом принадлежит моему отцу, Эллису Харвею.

— Он сейчас здесь?

— В столовой.

— С остальными? Кто эти остальные?

— Моя младшая сестра Марта, мой дядя Бен и Джордж Фароу.

— И человек наверху — Генри Слоукомб?

— Правильно, лейтенант.

— Друг семьи?

— Он хотел жениться на Марте, — пояснила Джастин, — отец этого не одобрял, вот почему Генри так настаивал на том, чтобы провести эту ночь в комнате одному. Мы предупреждали, умоляли этого не делать, но ничто не могло его переубедить.

Неожиданно вспыхнул свет, и я пару раз моргнул: во-первых, потому, что он ослепил меня после темноты, а во-вторых, потому, что Джастин была потрясающе прекрасна, гораздо красивее, чем при слабом свете керосиновой лампы.

Она улыбнулась и забрала у меня лампу:

— Это вам больше не понадобится, лейтенант!

Задув ее, Джастин торжественно понесла лампу перед собой наподобие талисмана в ожидании того, что я задам ей традиционные «несколько вопросов».

— Возможно, я уже помешался, — откровенно признался я, — поэтому мне необходима помощь. Если у этой истории имеется начало, быстренько изложите мне его, пожалуйста. Почему Слоукомб решил провести ночь в той комнате совершенно один?

— Из-за Леди в сером, — она почти прошептала, — это наше фамильное привидение, если хотите знать. Когда-то та комната была ее, она наложила на нее проклятие, но это долгая история, лейтенант. Не желаете ли сначала поговорить с остальными?

— Нет! — буркнул я. — Они мне сообщат лишь дополнительные сведения об этой Леди в сером, которой вы сейчас меня потчуете. Мне безразлично, насколько длинна эта история, времени в моем распоряжении сколько угодно.

Она жестом указала на дверь, находившуюся на полпути между лестницей и входом:

— Мы можем пройти вон туда и почувствовать себя более комфортно, лейтенант.

— Замечательно! Идите вперед, я же, пожалуй, сначала позвоню в офис шерифа. Где находится телефон?

— В этой же комнате. — Уголки ее губ невольно изогнулись в насмешливой ухмылке. — Вы предпочитаете, чтобы я подождала в коридоре, пока будете беседовать?

— Мне нечего сообщить такого, чего бы вы не знали.

Как семейство Харвей называло эту комнату, я не смог сообразить. Мебель была почти такой же «привлекательной», как и в комнате наверху, разве что состояние ковра было немного лучше. Во всяком случае, я решил, что эта комната могла бы быть использована в качестве приемной в похоронном бюро, если на каминную полочку добавить чучело попугая. Джастин Харвей села в одно из кресел, сложила на коленях руки и стала терпеливо ждать, когда я закончу переговоры.

Я изложил Лейверсу одни только факты, не упоминая об атмосфере дома, потому что посчитал, что у нас и без того проблем выше головы. Он сказал, что немедленно пришлет доктора и труповозку, и осведомился, не хочу ли я, чтобы он позаимствовал у Паркера парней из криминальной лаборатории. Я сказал, что идея прекрасная, пока он станет все это организовывать, пусть отправит сюда сержанта Полника.

Сев против брюнетки на один из странных стульев, я внезапно сообразил, что ее белое одеяние сшито из очень тонкого шелка, который обтягивал наподобие чулка ее высокую грудь и округлые бедра. Признаться, сначала я принял ее за психопатку, наслушавшись довольно странных высказываний, но сейчас она казалась необычайно соблазнительной красавицей. Возможно, девушка почувствовала разницу в моем отношении, во всяком случае, теперь ее темные глаза смотрели на меня с несомненным вызовом.

— История началась с моего прадеда Найджела Харвея, — заговорила она низким грудным голосом, — он был типичным английским сквайром, имел двоих детей, Артура и Делию. Его жена умерла при родах. Они жили в имении Найджела, неподалеку от небольшой деревушки на западе Англии. Когда Делии исполнилось девятнадцать лет, он объявил, что нашел подходящего жениха, старшего сына соседа-землевладельца.

Это совершенно не устраивало Делию, у которой завязался страстный роман с цыганом из табора, лагерь которого находился неподалеку от деревни. Они не особенно скрывали свои чувства, так что деревенские жители уже сплетничали по этому поводу. Делия спорила и молила отца не губить ее, но Найджел был непреклонен. В церкви состоялось оглашение, церемония была назначена на десятое мая.

— У меня комок подкатился к горлу, — нахмурился я, — нельзя ли опустить все эти душераздирающие подробности и перейти к фактам?

— Можно, конечно, — рассмеялась Джастин, — за десять дней до венчания официальный жених был обнаружен в лесу неподалеку от имения Найджела. Его глотка была в полном смысле слова вырвана каким-то свирепым зверем. Лесоруб клялся, что он заметил огромного серого волка, который скрылся в чаще вскоре после того, как это случилось. Одна из деревенских девушек, уединившаяся в лесу с сыном кузнеца, побожилась, что видела, как Делия бежала из леса к дому, причем весь подол ее платья был в крови. Деревня чуть не захлебнулась в подобных историях, ну и произошло неизбежное: Делию обвинили в том, что она ведьма.

Через несколько недель Найджел Харвей узнал о заговоре обитателей деревни: они решили похитить девушку и сжечь ее на костре, как колдунью. Более того, никто не соглашался работать на его земле, друзья избегали его, он почувствовал, что в скором времени будет полностью разорен. Ну и решил уехать из этих мест, пока это еще возможно, увезти детей в дальние края, где его дочь будут знать только под ее подлинным именем, потому что жители деревни теперь окрестили ее Леди в сером.

Делия не хотела уезжать. Она твердила отцу, что, если он заберет ее от цыгана-возлюбленного, она умрет в течение года. Отца это не трогало. Он продал имение и увез детей в Калифорнию, выстроил этот самый дом намеренно в таком диком месте, разорвав все связи с внешним миром. Делия практически не выходила из своей комнаты. Она предсказала, что умрет в годовщину гибели своего жениха, то есть тридцатого апреля. Утром этого дня она взяла с отца торжественное обещание, что он навечно будет держать ее комнату пустой. Делия поклялась: если кто-то другой когда-нибудь проведет ночь в ее комнате, этот человек умрет в течение года в годовщину дня ее собственной смерти. Она вернется из могилы, чтобы проверить, выполнено ли ее завещание.

— Что за дикая история? — возмутился я. — У нее есть продолжение?

— Делия умерла той же ночью, и прадедушка похоронил ее на следующий день под старым дубом в этом поместье. Он оставил ее могилу ничем не отмеченной, запер комнату, она пустовала при его жизни, при жизни его сына Артура и при моем отце, вплоть до сегодняшнего вечера.

— Вы на самом деле верите, что Леди в сером вернулась и зверски вырвала парню глотку? — недоверчиво спросил я.

— Вся растительность в радиусе двадцати пяти футов от дуба погибла от какой-то загадочной болезни за месяц после похорон Делии, — сообщила она ровным голосом. — Эта история меня всегда привлекала, лейтенант, с того самого дня, когда я совсем еще маленькой девочкой услышала ее. Я произвела кое-какие исследования. Тридцатое апреля — так называемая Вальпургиева ночь, канун майского дня, — по древнему закону один из самых важных шабашей ведьм в году.

— Что заставило Генри Слоукомба провести ночь в этой комнате? — спросил я.

— В кабинете моего отца имеется портрет Делии, — пояснила она. — Вы сами убедитесь, какое поразительное сходство существует между ней и моей младшей сестрой Мартой. Это всегда страшно тревожило отца. — Она заметила выражение моего лица и рассмеялась: — Это имеет основания, лейтенант. Джордж Фароу хочет жениться на Марте с папиного одобрения. Джордж человек богатый, один из представителей земельной аристократии, можно так сказать. Генри Слоукомб тоже хотел жениться на Марте, но у него вообще не было никаких денег. Зато он был необычайно красив, чем-то напоминал цыгана.

Я зажмурился на пару секунд, но, когда снова открыл глаза, Джастин Харвей по-прежнему оставалась на месте.

— Вы хотите сказать, что существует параллель между Мартой и Делией?

— Вот как это рассматривает отец, — негромко произнесла она. — Он подумал, что семейное проклятие отразилось на нашем поколении, вот почему он был так против того, чтобы Марта вышла замуж за Генри. Или хотя бы думала о такой возможности. Недели две назад по этому поводу разразился настоящий скандал. Генри заявил, что все это глупейшее суеверие, отцу следует стыдиться собственной доверчивости. Скандал разгорался все сильнее, они кричали друг на друга, а с Мартой была настоящая истерика. Наконец Генри заявил, что он раз и навсегда докажет несостоятельность этого предрассудка: он будет спать в Вальпургиеву ночь в комнате Делии.

— Ваш отец с этим согласился?

— После дополнительных жарких споров, — сказала Джастин, кивнув. — Этот план ему понравился не более, чем мне, но и Марта и Генри были полны решимости, так что в конце концов мы уступили.

— И дальше?

— Слоукомб появился вчера около половины восьмого. Мы поужинали часов в восемь, а через час Генри поднялся наверх, в эту комнату. Он забрал с собой магнитофон и «дипломат» и заперся на ключ.

— Как вы думаете, он нервничал?

— Да нет, я бы не сказала, скорее открыто не повиновался. — Она задумалась, припоминая подробности: — Генри добавил, что никому лучше не пытаться подшутить над ним, потому что он прихватил с собой заряженный револьвер в «дипломате», в случае необходимости им воспользуется.

— И это все?

— Нет. Он долго объяснял, как собирается сказать Леди в сером, куда ей следует отправиться, коли она на самом деле вздумает материализоваться в этой комнате. Чистая бравада, подумала я в тот момент, знаете, этакий маленький мальчишка, который громко свистит в темной комнате, чтобы не было страшно.

— Что случилось после того, как он там заперся?

— Марта отправилась в свою комнату. Она была страшно расстроена, даже расплакалась. Мужчины пошли вниз, а я к себе. Пыталась читать, но меня не покидало ужасное чувство ожидания чего-то неизбежного. Потом, ровно в полночь, до меня долетел кошмарный вопль, сопровождаемый звуком падения чего-то тяжелого. Я выскочила из комнаты и побежала наверх, Марта уже была там и изо всех сил барабанила в дверь, без конца повторяя имя Слоукомба. Я попыталась ее успокоить, тут появились и мужчины. Джордж Фароу помог мне отвести Марту в ее комнату, мы ей дали большую дозу снотворного. Я оставалась с ней, пока она не заснула, ну а Джордж вернулся сюда, чтобы вызвать полицию.

— Когда погас свет?

— Сразу после начала грозы, около десяти, как мне кажется. Такое у нас почти всегда случается при грозах.

— После того как Фароу позвонил в офис шерифа, все собрались в гостиной?

— Вроде бы да, — кивнула Джастин, — во всяком случае, когда я вновь спустилась вниз, все трое были там, и все оставались в столовой до вашего приезда.

— Они, как и вы, считают, что Слоукомба убила Леди в сером?

— Откуда мне знать? — холодно произнесла она. Ее глаза странно сверкнули.

В этот момент широко распахнулась дверь и в комнату, еле передвигая ноги, вошла девушка. Она казалась моложе Джастин, но семейное сходство было несомненным. Волосы, такие же блестящие, черные, но коротко подстриженные, обрамляли ее миниатюрное личико. Она была гораздо ниже ростом, чем сестра, и выглядела необычайно хрупкой, однако сквозь ночную сорочку из прозрачного нейлона цвета лаванды просматривались те же соблазнительные формы, что и у старшей сестры.

Тяжело дыша, она вцепилась обеими руками в край стола, чтобы удержаться на ногах, глаза ее были прикованы к лицу Джастин.

— Марта, дорогая! — нежно заговорила старшая сестра. — Тебе не следовало подниматься с постели!

— Он умер! — очень тихо произнесла Марта, сумев вложить в эти два слова неприкрытую ярость. — Это ты его убила, ты, мерзкая колдунья!

Девушка устало прикрыла глаза, руки соскользнули со стола, она угрожающе качнулась. Я успел подскочить и поймать ее обмякшее тело.

— Бедная Марта! — Голос Джастин звучал совсем не так нежно, как в первый раз. — Не представляю, как она ухитрилась проснуться столь скоро после такого снотворного, если она действительно проснулась? Очевидно, Марта не понимала, что говорит и делает!

Я осторожно опустил девушку на кресло и сделал шаг назад. Ее голова откинулась на спинку, дышала она тяжело, с присвистом, широко раскрыв рот. Подол ночной рубашки задрался выше колен. Глядя на нее, можно было предположить, что довела ее до подобного состояния оргия, продолжавшаяся не менее пяти дней.

— Почему вы не идете в столовую, лейтенант? — довольно твердо произнесла Джастин. — Предоставьте мне заботу о Марте.

Я несколько секунд прислушивался к затрудненному дыханию девушки.

— Надо думать, вы дали ей черт знает какое снотворное?

— Мы просто дали большую дозу, потому что ничего другого не могли сделать! — огрызнулась Джастин. — У нее была истерика, она буквально помешалась…

— Говорила черт знает какие вещи, вроде того, что выдала нам только что? — равнодушно поинтересовался я.

— Откровенно признаться, не помню… А теперь, с вашего разрешения, лейтенант, мне надо позаботиться о сестре. Уверена, она была бы страшно расстроена, если бы знала, что незнакомый мужчина разглядывал ее в этой полупрозрачной рубашке.

Уже у самой двери я оглянулся.

— Знаете, Джастин? — произнес я с излишним восхищением. — Учитывая, как вы умеете показать свои острые коготки, не ошибусь, назвав вас весьма находчивой особой.

— Убирайтесь отсюда! — ровным голосом произнесла она. — Вы, подлый сукин сын!

Глава 3

Я прислонился к косяку двери и разглядывал троих мужчин, сидевших рядышком в конце огромного обеденного стола. Бокалы с бренди, казалось, были только что наполнены из графина, стоявшего тут же, на столе. Слабый дымок дорогих сигар парил в воздухе над их головами, придавая всей сцене атмосферу уюта курительной комнаты не слишком дорогого мужского клуба.

— Я лейтенант Уилер, — надо же было представиться, — из офиса шерифа.

Тощий высокий тип, сидевший во главе стола, медленно поднялся. Ему около шестидесяти, предположил я, и жизнь отняла у него весь лишний жирок, остались только кожа да кости. Темные глаза выглядели поразительно большими на фоне болезненно бледной кожи.

— Я Эллис Харвей, лейтенант. — Голос был тонкий, едва различимый. — Мы слышали, как вы прибыли, но подумали, что разумнее подождать вас здесь, пока мы не понадобимся.

— Понятно.

— Вы попали к Делии в комнату?

— Я выстрелил в замок.

— А молодой человек, Генри Слоукомб, он был мертв?

— У него была вырвана глотка.

У Харвея запрыгал кадык под нависшей морщинистой кожей.

— Я умолял его не делать этого, — едва различимым голосом пробормотал хозяин дома, — но он был настроен решительно, да и Марта тоже. Что я мог сделать?

— Ничего! — неожиданно резко прозвучало в тишине комнаты. — Ровным счетом ничего, Эллис! Перестань хандрить, Бога ради! Молодой глупец пошел против Леди в сером, и случилось именно то, о чем мы его предупреждали! Иного нельзя было и ждать!

Я невольно посмотрел на обладателя грубого голоса. Мужчина, лет на десять моложе Эллиса Харвея, того же роста, но раза в два тяжелее. Массивный детина, как я бы его охарактеризовал, с соответствующим голосом. Он сидел развалясь по правую руку от Харвея, между пальцами небрежно зажата сигара. Он слегка покачивал бокал, чтобы бренди не застаивалось. Его густые, кудрявые, с проседью волосы были коротко подстрижены, к ним весьма шла аккуратная эспаньолка. Загорелое лицо, пронзительные голубые глаза, почти утонувшие в толстых складках жира.

Без всякого основания я невзлюбил его с первого взгляда.

— Я брат Эллиса, лейтенант, Бен Харвей. Полагаю, вы не понимаете, о чем я толкую?

— Нет, — покачал я головой и посмотрел на третьего человека, сидевшего лицом к Бену Харвею.

Сейчас у него был вид младшего кассира, пойманного в тот момент, когда он делал подчистки в кассовом журнале. Неуклюжий парень, производивший впечатление недоросля, хотя по глубоким складкам на лбу и возле носа можно было понять, что ему не менее тридцати. Плюс-минус один год. То, что когда-то было пламенеющей шевелюрой, стало быстро редеть, так что на самой макушке появилась лысина, поэтому лоб казался более высоким. Водянистые светло-голубые глаза и слабый рот с необычайно толстой отвисшей нижней губой говорили о его бесхарактерности.

— Я Джордж Фароу, лейтенант, — явно нервничая, он выпаливал слова с такой скоростью, будто ему не терпелось от них освободиться, — я помолвлен с Мартой Харвей и…

— Знаю!

— О?

У него от удивления открылся рот.

Я отошел от двери, отодвинул стул у противоположного конца стола и сел, повернувшись лицом к Эллису Харвею. Все трое не спускали с меня глаз, как будто я был фокусником, намеревавшимся продемонстрировать какой-то новый, заранее не объявленный трюк, нечто такое, что, возможно, могло явиться для них неожиданностью.

— Джастин сообщила мне о том, что произошло сегодня вечером, — медленно заговорил я, — почему Генри Слоукомб оказался в этой комнате.

— Значит, вы знаете про Леди в сером? — нетерпеливо спросил Эллис.

— В подробностях… Слоукомб прибыл в ваш дом сегодня около половины восьмого, вы все вместе пообедали приблизительно в восемь часов. Часом позже он поднялся в ту комнату, прихватив с собой «дипломат» и магнитофон, правильно?

— Да, полагаю, все правильно, — согласился Эллис, кивая, — насколько я помню, время точное. Ты согласен, Бен?

— Да. — Бен поставил бокал с бренди, чтобы пригладить эспаньолку ласковым жестом. — Слоукомб долго распространялся в духе любительской драмы о том, что у него есть пистолет, так что лучше никому не разыгрывать его, ну и так далее. Но очевидно, Джастин уже сообщила вам все это, лейтенант?

— Да, она упоминала… После того как Слоукомб заперся в этой комнате, Марта и Джастин отправились по своим спальням, вы же втроем спустились вниз, правильно?

— Все точно, лейтенант! — Джордж Фароу был явно счастлив, обнаружив некоторое единодушие между нами. — Мы направились в гостиную и немного выпили, потом… ну… мы просто какое-то время посидели, лейтенант, прислушиваясь.

— Как долго?

— В точности не знаю… — Фароу стал покусывать толстую нижнюю губу, сосредоточенно думая: — Полагаю, возможно, час — пока не погас свет.

— Была гроза, лейтенант, — вмешался Эллис, — так всегда бывает во время грозы, линии электропередачи…

— Джастин мне уже сообщила… Что потом?

— Мы к этому привыкли, такое случается часто, — стал объяснять Эллис, — отключают электроэнергию. Поэтому всякий раз, когда предсказывают грозу, мы зажигаем керосиновые лампы, которые есть в каждой, комнате…

— Я зажег лампу в гостиной, потом пришел сюда сделать то же самое, — забасил Бен Харвей, — Эллис — предусмотрительный малый, всегда держит свой лучший бренди здесь, в буфете, поэтому у нас имеется единственный шанс приложиться к нему после обеда. Я налил себе рюмку и подумал, что могу вообще остаться здесь. Понимаете, собравшись вместе в одном помещении, мы только действуем друг другу на нервы…

— Таким образом, вы и мистер Фароу остались в гостиной? — Я обратился к Эллису.

Тот печально покачал головой:

— Нет, лейтенант. После того как Бен ушел, я почувствовал, что не в силах справиться с напряжением, просто так сидеть и чего-то ждать, поэтому пошел к себе в кабинет и стал читать книгу.

— А вы что делали? — спросил я у Фароу.

— Сидел в гостиной, — ответил он.

— Это на вас похоже, — вздохнул я.

Его лицо вспыхнуло.

— Я… меня возмущает ваш сарказм, лейтенант, он совершенно неуместен!

— Извините, мистер Фароу, у меня были крайне напряженные вечер и ночь. Полагаю, то же самое может сказать любой из вас.

— Разумеется! — Если бы у него имелся хвост, он бы принялся им вилять. — Вы совершенно правы, лейтенант, все это — кошмарное испытание для всех нас, я вас отлично понимаю.

— Так что, когда раздался крик, вы все трое находились в разных комнатах? — Я упрямо гнул свою линию. Возможно, сказывалось влияние Фароу.

Они медленно переглянулись, потом одновременно кивнули.

— Примерно когда это случилось?

— Без минуты двенадцать, — сразу же ответил Эллис.

— Откуда такая точность?

— Это связано с Леди в сером, понимаете, лейтенант? — Он как бы проглотил комок: — Хотя Вальпургиева ночь, шабаш ведьм, длится от захода солнца до первых петухов, проклятие Делии было особым. Любой человек, который спал в ее комнате, должен был умереть в годовщину ее смерти, то есть перед самой полуночью. В течение последней четверти часа до двенадцати я сидел и неотрывно глядел на часы. Если со Слоукомбом ничего бы не случилось до полуночи, он бы остался жив. — Он подмигнул, увидев выражение моего лица. — Согласен, вам трудно все это переварить, вы же не член нашей семьи, но вы должны согласиться, что столкнулись со сверхъестественным!

Неожиданно все тело Бена Харвея затряслось от громоподобного хохота.

— Мне его жаль, Эллис, — произнес он запинаясь, — все годы вашей работы на основе материальных фактов теперь ровным счетом ничего не значат, верно?

— В данный момент они особенно ценны для меня, — совершенно откровенно ответил я. — К тому времени, когда я буду готов уверовать, что призрак или дух девушки, умершей более ста лет назад, материализовался в форме серого волка и перегрыз глотку Слоукомбу, я буду кандидатом номер один в ближайший сумасшедший дом.

— Существуют кое-какие вещи, которые вы просто должны признать, даже если они бесконечно далеки от нашего практического опыта, — важно заговорил Эллис, — вы должны с ними согласиться, потому что они предлагают единственно возможное объяснение.

— Между тем я остаюсь приверженцем теории, что кто-то в этом доме убил Слоукомба, — спокойно ответил я. — Давайте вернемся к воплю за минуту до полуночи; когда это произошло, вы все трое находились в разных комнатах, верно?

Снова они медленно переглянулись и одновременно кивнули.

— Что вы делали, когда услышали крик? — спросил я Фароу.

— Я побежал наверх, — ответил он. — Марта была уже там, она колотила обеими руками в дверь и неистово кричала, в то время как Джастин старалась ее успокоить. Я помог Джастин увести Марту назад, в ее комнату, затем отыскал Эллиса и Бена возле двери Слоукомба. Мы пытались отворить дверь, но она была заперта, а взломать ее мы не сумели…

— Вы пытались?

Его лицо побагровело.

— Ну нет… мы не…

— Джордж хотел, — сочувственно забасил Бен, — но Харвей боялся попасть в комнату в то время, когда Леди в сером могла еще находиться там! Я сказал Джорджу, что самое умное — вызвать полицию, пусть они занимаются этим делом.

Я услышал легкое шуршание позади меня и оглянулся: Джастин буквально скользила ко мне.

— Я уложила бедняжку Марту снова в постель, — сообщила она ровным тоном, — теперь она крепко спит.

Фароу вскочил с места и поспешно подал ей стул, она грациозно опустилась на него, сложила руки на коленях и выжидающе посмотрела на меня:

— Есть какие-то успехи, лейтенант?

 — Я в этом не уверен. Пока дело выглядит таким образом, что у любого из вас имелись одинаковые возможности убить Слоукомба.

Эллис посмотрел на меня скорее с сожалением, нежели с негодованием:

— В то время как он находился за дверью толщиной в три дюйма, сделанной из крепкого дуба, лейтенант? Дверь запирается изнутри.

— Как-нибудь сам разберусь, откуда запирается дверь, — проворчал я. — Был бы удобный случай, а повод всегда найдется. Кто хотел смерти Слоукомбу, кроме Фароу?

Глаза Джорджа полезли на лоб, как будто я нажал на какой-то рычажок на его лице.

— Я? — пискнул он. — С чего бы я желал ему смерти?

— Вы оба хотели жениться на Марте, не так ли? Коли Слоукомб умрет, у нее не будет иного выбора, верно?

— Не позволяйте лейтенанту расстраиваться, Джордж, — внезапно рявкнул на него Бен Харвей, — бедняга просто старается выполнить свой долг таким образом, как он его себе представляет.

— Так ни у кого нет ответа на мой вопрос? Кто еще, помимо Фароу, мог желать смерти Слоукомбу? — повторил я.

Эллис печально покачал головой:

— Ни у кого из нас не было оснований желать зла несчастному, лейтенант. Наоборот. Признаю, я действительно предпочитал Джорджа в качестве спутника жизни для Марты, но еще больше боялся, что семейное проклятие не пощадит Слоукомба. Я пытался… мы все пытались несчетное количество раз предостеречь его, но он был упрямым юношей, к сожалению.

— Возможно, они изберут ваши слова для эпитафии, — сказал я, — на могильном камне будет высечено: «Здесь покоится тело упрямого юноши, который не верил в призраков!»

— Это скверная шутка, лейтенант! — возмутился Эллис.

Бен неожиданно вновь разразился громоподобным хохотом:

— Но чертовски забавная, Эллис, ты должен это признать! — Он с довольным видом стал поглаживать свою бородку. — Коп с чувством юмора! Мне это нравится, Эллис.

На мгновение у меня мелькнула соблазнительная мысль, что, если я выхвачу пистолет и прострелю его сквозь козлиную бородку, посчитает ли это Лейверс оправданным убийством?

— Как давно это окно забито досками? — спросил я Эллиса.

— Еще со времен моего отца.

— А дверь запиралась на ключ тоже с того времени? — Да.

— Сколько ключей от этой двери?

— Всего один. — Он потер ладонью костлявой руки натянутую кожу скулы с явным раздражением: — Все эти вопросы — нелепая трата времени, лейтенант! Существует всего один ключ, и он передавался от отца к сыну со времен Найджела Харвея. Он всегда хранился под замком, чтобы до него не могли добраться дети или дешевые любители сенсаций! Я достал его сегодня вечером из письменного стола и вручил Слоукомбу за обеденным столом.

— Мне кажется, лейтенант считает, будто мы изобрели фамильное проклятие и Леди в сером просто для того, чтобы объяснить, что произошло сегодня, — произнесла Джастин слегка презрительным голосом, — покажи ему портрет Делии в твоем кабинете, отец.

— Это же нелепо, — возмутился Фароу, — я узнал о Леди в сером чуть ли не в первый день, когда встретился с этой семьей, а это произошло более трех лет назад.

Неожиданно раздавшийся звонок спас меня от невыносимого положения. Фароу только что не выскочил из своего кресла, его глаза снова предприняли попытку вылезти на лоб. Даже нелепая бородка Бена заинтересованно затряслась.

— Пойду открыть дверь, — спокойно заявила Джастин, поднимаясь с места.

— Не беспокойтесь, — остановил ее я, — это наверняка доктор и полиция. Я сам их впущу.

Она опустилась в кресло:

— Что мы должны делать в ваше отсутствие, лейтенант?

— Ждите здесь, — я любезно улыбнулся, — даю вам слово, что, если мы обнаружим под кроватью большого серого волка, я вас позову!

Ее темные глаза гневно вспыхнули.

— Хам!

Она буквально плюнула в меня этим словом.

— В этом доме счастлив быть таковым, — весело парировал я.

Глава 4

Доктор Мэрфи с трудом поднялся на ноги, его лицо сатира выглядело более бледным, чем обычно.

— На своем веку я видел немало трупов… — пробормотал он.

— Что вы думаете, доктор?

— Причина смерти совершенно очевидна. Оружие… не спрашивайте меня. Три или четыре кривых ножа. — Он чихнул. — Вы здесь что-то чуете, Уилер? Помимо запаха ваших собственных загнивающих мозгов, разумеется?

Я шумно втянул носом воздух, затем задумался:

— Точно, здесь чем-то пахнет. Этот запах был гораздо сильнее, когда я в первый раз вошел сюда. Знаете, мне показалось, что я угодил в зоопарк под конец жаркого дня.

— Зверь? — неуверенно спросил Мэрфи. — Возможно, но какой зверь может пробраться в комнату верхнего этажа и…

— Это было бы нечто с сильными челюстями, — сказал я с отвращением, — нечто вроде волка, быть может? Или огромная собака, а?

— Похоже, что глотка-то у него оторвана, а не выгрызена, — нахмурился Мэрфи, — так что надо думать не о зубах, Уилер. Это зверь с длинными когтями.

— Горный лев?

— Или, как вы раньше сказали, огромный волк. — Он отчаянно затряс головой, как будто старался таким способом прояснить свои мысли. — Черт возьми, о чем мы толкуем? Чтобы на верхнем этаже жилого дома разгуливал волк-людоед?

— Что скажете о времени наступления смерти?

Он взглянул на свои часы:

— По тридцать минут в обе стороны от полуночи.

— Вы попали в точку, — с уважением произнес я, — он вскрикнул, и все находившиеся в доме слышали глухой удар от падения его тела ровно без минуты двенадцать.

— Наука снова торжествует, — рассеянно произнес доктор, — вам следует тоже иногда прибегать к помощи науки.

Я рассказал ему про Марту Харвей, о том, как Джастин сказала, что дала ей снотворное, которое вроде бы на нее подействовало, но затем девушка неожиданно появилась внизу и снова потеряла сознание.

— Разумеется, я посмотрю ее. — Мэрфи заметно повеселел. — Молодая и прекрасная, облаченная в прозрачный нейлон, говорите вы?

— Вы, старый сатир с грязными мыслями! Думаете ли вы когда-нибудь о чем-то ином, кроме как о молодых красивых полуодетых девушках?

— Разумеется, — он прямо-таки засиял, — по большей части я думаю о молодых красивых девушках, совершенно раздетых!

— Джастин, ее старшая сестра, находится в столовой, — пояснил я, — она сможет сказать, что она дала Марте, только я бы предпочел, чтобы вы не ограничились ее словами, док, а сами проверили.

— Это доставит мне удовольствие… Я сейчас же пришлю за телом, если вы уже все закончили.

— Договорились, посылайте.

Эд Сэнджер, старший из двух парней из криминалистической лаборатории, подошел ко мне и закурил:

— На этот раз просто какой-то кошмарный случай, лейтенант!

— Вы абсолютно правы.

— Мы сделали все снимки, которые вам могут потребоваться. Как в отношении остальных предметов, «дипломата» и магнитофона?

— Эй? — К нам присоединился его партнер, он держал двумя пальцами ключ от двери: — Посмотрите, что я нашел!

— Где он был? — спросил я.

— Спрятан под дверью. Я толкнул ее чуть сильнее, входя сюда, и увидел его на ковре.

— Все правильно. Когда я выстрелил в замок, ключ вылетел на ковер, но все равно большое спасибо.

— Все о’кей, лейтенант…

Он отошел со слегка расстроенным видом.

— Обождите минуточку, — медленно заговорил Эд Сэнджер, — это означает, что комната была заперта изнутри?

— Правильно.

Он бросил красноречивый взгляд на забитое досками окно:

— А когда вы сюда вошли, здесь находился только труп?

— Да.

Он даже тихонечко присвистнул:

— Ну и дельце же вам досталось, лейтенант! Неприятностей не оберетесь.

— В мои обязанности входит заниматься подобными неприятностями, — мрачно проворчал я, — разумеется, вы можете взять и «дипломат», и магнитофон. Но как только с ними все выясните, сразу же верните их мне.

— Разумеется, лейтенант.

Он вернулся к столу, я наблюдал за ним, мучительно стараясь вспомнить, какая мысль только что промелькнула у меня в голове и тут же исчезла. Она каким-то образом была связана с Сэнджером.

— Полник не приехал с вами? — спросил я.

— Нет, сэр. Приехали только мы вдвоем и доктор Мэрфи, за нами следует труповозка.

— Этот проклятый шериф никогда не выслушает толком мою просьбу. Я просил прислать Полника… — И тут я вспомнил: — Обождите-ка!

Он недоуменно глянул на меня через плечо, но тут же поставил магнитофон на стол. Я подошел и уставился на него.

— Внезапно вспомнил, — пояснил я, — когда я ворвался в помещение, эта штуковина была включена. Гудение действовало мне на нервы, поэтому я его выключил. Но ведь электричество здесь вырубили около десяти вечера, так что магнитофон работал на батарейках.

— Правильно, — сказал Сэнджер.

— В таком случае он, возможно, записал все звуки в комнате перед смертью Слоукомба. Великий Боже, Эд! Давайте-ка перекрутим пленку.

В этот момент в комнату вошли два парня в белых халатах.

— Вы не против того, чтобы мы убрали жмурика, лейтенант? — весело спросил один из них.

— Разумеется, действуйте!

— Этот покойничек просто прелесть, Джо! — сказал ему Эд Сэнджер.

Джо презрительно фыркнул:

— Меня ничем не удивишь! Я всяких насмотрелся за те пятнадцать лет, Что работаю.

Он приблизился к телу и внимательно посмотрел на него. Мы с Эдом заинтересованно следили за тем, как его физиономия внезапно позеленела. Он взглянул на своего напарника побелевшими от ужаса глазами.

— Быстро тащи сюда носилки и простыню! — прохрипел он. — Не то я не смогу справиться с работой!

Они оба действовали торопливо, старательно избегая смотреть на убитого, так что на носилках вскоре оказался огромный белый сверток. Парни унесли его из комнаты чуть ли не бегом, и я с тревогой подумал, как они преодолеют лестницу.

— Все, что требуется, — это чтобы гроза снова началась, когда они будут ехать в город, — усмехнулся Эд, — тогда в морге нужно будет отыскать еще два места.

Что вы имеете против Джо? — спросил я его. — Мне он показался самым обычным хвастуном с довольно отталкивающей внешностью.

На минуту Сэнджер даже смутился:

— Вообще-то ничего, если хорошенько подумать. Только иногда люди мотаются на такой работе слишком долго, как мне кажется, с Джо случилось именно это. Постепенно она стала ему нравиться… — Он раздраженно откашлялся. — Почему бы нам просто не забыть обо всем, лейтенант?

— Прекрасно, — согласился я, — лучше займемся магнитофоном.

Я закурил сигарету и смотрел, как он перематывал ленту на большой скорости. После того как послышались звуки, указывающие, что идет запись, Эд отмотал ленту назад, отрегулировал скорость и вновь нажал на кнопку:

— Ну, поехали, лейтенант!

Несколько секунд раздавалось лишь гудение, затем с потрясающей ясностью заговорил низкий голос. У меня по спине побежали мурашки, когда я подумал, что это голос того человека, тело которого пять минут назад выносили из комнаты.

— Это Генри Слоукомб, — сообщил голос, — я включил магнитофон, потому что в комнате неожиданно похолодало. Поначалу я решил, что это мое воображение, но, взглянув на термометр, убедился, что температура понизилась на десять градусов. Но мне кажется, что я замерзаю до смерти. Пальцы у меня онемели, и я уверен, что не смогу подняться со стула, если попытаюсь.

Приблизительно полминуты он молчал, затем добавил хриплым голосом:

— Становится все хуже и хуже. В комнате вместе со мной что-то есть, я это ясно чувствую. Понижение температуры было только началом, теперь прибавился еще и страх. Я замерз до полусмерти, но в то же время пот струится у меня по лбу № попадает в глаза. Где-то — очень близко — за пределами моего поля зрения…

Вновь лента крутилась беззвучно. Эд Сэнджер уставился на меня с высоко поднятыми бровями.

— Ох мой Бог!

Это даже был не крик, а настоящий вопль.

Через несколько секунд заговорил другой голос, отличающийся, если можно так выразиться, поразительной чистотой и прозрачностью.

— Кто смеет пренебрегать гневом Леди в сером в эту ночь из ночей?

— Кто вы? — прошептал Слоукомб. — Откуда вы пришли?

— Я лежу у подножия дуба, где даже не растут цветы, — ответил прозрачный голос, — я летаю вместе с ветром и отдыхаю у подножия горы. Я играю с облаками и танцую при лунном свете. Я жалю, как змея, и охочусь со сворой гончих.

— Вы — дух Делии Харвей?

— Если желаете. — Теперь ее голос звучал надменно. Какая разница? Я наложила проклятие на эту комнату, и его уважали более ста лет. Теперь вы оказали мне открытое неповиновение и будете за это наказаны.

— Подождите! — неистово завопил Слоукомб. — Вы должны выслушать меня, Делия. Вы должны понять, почему я это сделал!

— Причины не имеют значения, — холодно отрезала она, — это сделано и означает конец для вас.

— Я люблю Марту Харвей! — Теперь он уже практически кричал. — Ее отец хочет, чтобы она вышла за другого человека, гораздо богаче меня. Марта — вылитая Делия, то есть вы, говорит он, и я накличу беду, если она выйдет за меня.

— Марта — это возродившаяся я? — Казалось, она слегка заинтересовалась. — Что заставило ее отца прийти к такому заключению?

— Он смотрит на ваш портрет на стене, а потом на свою дочь, — медленно произнес Слоукомб, — и лицо точно такое же. Ее мать умерла, дав жизнь Марте, точно так же, как ваша мать умерла, дав жизнь вам. Ваш отец хотел, чтобы вы вышли замуж за нелюбимого человека, и отнял вас у того, кого вы действительно любили. Ее отец пытается сделать то же самое. Он боится за свою дочь. Боится, что ее жизнь станет похожей на вашу, а семья Харвей получит еще одну колдунью.

— Из-за этого вы пренебрегли моим проклятием? — Ее голос снова звучал холодно. — Чтобы рассказать мне трогательную историю о загубленной юной любви?

— Не только это! Еще чтобы попросить вас о помощи, Делия. Марта выглядит как вы, говорит как вы. В известной степени она как бы ваш отголосок. Если вы уничтожите свое проклятие, вы дадите ей шанс на то счастье, которого лишили вас. Неужели вы этого не видите?

Раздался ее мелодичный смех.

— Вы воображаете, что жизнь одного человека важна для вечности? — насмешливо спросила она. — Или для меня, обреченной вечно лежать под этим дубом?

— Умоляю вас, Делия! — произнес он глухим голосом. — Сделайте нам с Мартой одолжение, и вы заслужите вечную благодарность от меня и Марты.

Наступила довольно продолжительная пауза, машина негромко гудела, наконец Делия снова заговорила, и мои нервы напряглись до предела, когда я услышал, как изменился ее голос. Кристально чистые, звенящие тона полностью исчезли, их заменил какой-то скрипучий гортанный шепот, насыщенный откровенной ненавистью.

— Я устала от ваших плаксивых жалоб и просьб, — заявила она. — Леди в сером ходит по ночам только в поисках добычи, которая принадлежит ей по праву. — Она залилась омерзительным смехом. — Тебя ждут черви!

На какой-то коротенький промежуток времени на нас в полном смысле слова навалилась тишина, затем раздался отчаянный вопль, несомненно вызванный безумным страхом, оборвавшийся на высокой ноте. В следующее мгновение послышался грохот падения тяжелого тела, после чего тишину нарушало лишь равномерное гудение машины. Когда лента закончилась, Эд нажал кнопку.

Пару секунд он молча смотрел на меня, потом неуверенно подмигнул.

— Вы слышали то же самое, что и я? — спросил он хриплым голосом.

— Разумеется… И я тоже не собираюсь этому верить.

— Это было… было… — Он беспомощно развел руками: — Черт побери, какими словами можно все это описать и объяснить?

— Хороший вопрос, но я не сомневаюсь, что где-то на него имеется исчерпывающий ответ. В данный же момент я подумываю с сожалением о том, что нелегкая дернула меня в свое время пойти учиться в полицейскую академию… Наверное, меня подтолкнуло желание помочь всем тем людям, которые сейчас не ломают себе головы над подобными загадками…

— Вы правы, лейтенант!

Неожиданно распахнулась дверь, в комнату энергичными шагами вошел доктор Мэрфи, за ним проскользнула Джастин.

— Девушка в порядке. Уилер, — заговорил он энергично, — я сказал… э-э… Джастин, что она немного перестаралась в отношении снотворного, но это не опасно. Проспит без просыпу до полудня, только и всего.

— Огромное спасибо, док!

— Я вам больше не нужен? — спросил он с надеждой в голосе. — Я бы хотел отправиться домой и урвать для сна то, что осталось от ночи, а это уже почти ничего…

— Конечно, поезжайте.

— Я провожу вас до выхода, доктор, — сказала Джастин каким-то особенно проникновенным голосом.

— Вы не возражаете, доктор, если вам самому придется отыскать выход? — очень вежливо осведомился я. — Хочу, чтобы мисс Харвей кое-что послушала.

— Возражаю, — буркнул Мэрфи, — но кого это интересует?

Он пожал плечами, демонстрируя свое надуманное негодование, затем быстро вышел из комнаты.

— Перемотайте ленту, и давайте прослушаем ее вторично, хорошо, Эд? — Я обратился к Сэнджеру.

— Сию минуту, лейтенант.

Он занялся магнитофоном.

Джастин сложила руки под грудью и холодно посмотрела на меня:

— Это что-то важное, лейтенант? Уже почти утро, мы все измучились.

— Я хотел вас еще раньше спросить: вы всегда носите столь странную одежду? Длинная белая хламида — или как ее назвать? — с серебряным поясом, или, может, это надевается по особым случаям?

— Если вы задерживаете меня здесь только для того, чтобы оскорблять, — напряженным голосом заговорила она, — я…

— На полном серьезе. Это какой-то особый наряд?

— Да! — фыркнула она. — Но вы ведь не поймете или притворитесь, что не понимаете, в любом случае.

— Давайте посмотрим…

— Проклятие Леди в сером было весьма реальным для любого члена семьи Харвей, даже до сегодняшнего кошмара с Генри Слоукомбом, — медленно заговорила она. — Находиться в одном доме с человеком, который открыто отвергает проклятие, было опасным для нас всех. Белый — цвет чистоты, лейтенант, и, как таковой, является защитой от колдовских чар. Серебряная нить — еще одно верное средство против зла. — Ее черные глаза сверкали, когда она смотрела на меня. — Так что теперь вы все знаете и можете смеяться до потери сознания, если хотите!

— Я не считаю это забавным, — мой тон был очень вежливым, — и рад тому, что вы надежно защищены, потому что мы только что обнаружили, что Леди в сером была здесь. Мне бы хотелось, чтобы вы послушали пленку.

Глаза ее округлились, рот раскрылся, как будто она хотела что-то сказать, но воздержалась. В магнитофоне зазвучал голос Слоукомба. Я пристально следил за Джастин все время, пока вращалась бобина, и видел, как изменялось выражение ее лица, от бессловесного шока до самого настоящего ужаса. К тому времени, когда магнитофон замолчал, Джастин уже сидела, спрятав лицо в ладонях.

— Это было ужасно… ужасно! — произнесла она каким-то придушенным шепотом.

— Вы узнали голоса? — спросил я.

— Вне всякого сомнения, это был голос Генри Слоукомба, — сразу же ответила она.

— Что скажете про другой голос? Голос Делии, находящейся у подножия дуба?

Она медленно подняла голову и довольно долго смотрела на меня, ничего не произнося.

— Отец был прав, — наконец прошептала она, — это должно быть какое-то перевоплощение. Они абсолютно одинаковы.

— О чем это вы?

— Их голоса… — В ее глазах читалось подлинное недоумение. — Их совершенно невозможно различить…

— Вы хотите сказать, что голос Делии тождествен голосу Марты?

— Да… — Она энергично закивала. — Это меня пугает, лейтенант.

— Имеется альтернативное объяснение, — хмыкнул я, — и весьма простое. На этой ленте записан голос Марты.

— Голос Марты?

Она с минуту недоуменно глядела на меня.

— Но это бы означало, что она находилась вместе со Слоукомбом в комнате, когда работал магнитофон.

Очевидно, до нее дошло все значение сказанного, потому что ее шелка затрепетали.

— И что, она его убила?..

— Совершенно верно, — холодно произнес я, — есть масса вопросов, которые я хочу задать Марте прямо сейчас.

— Но вы не можете, — быстро заговорила Джастин, — она же…

— Спит. — Я усмехнулся: — И будет спать до полудня. Так мне сказал доктор. Потому что ее старшая сестра предусмотрительно одурманила ее лошадиной дозой снотворного!

— Что вы хотите сказать? — рассердилась Джастин. — Я сделала то, что считала необходимым для Марты в тот момент, не могла же я знать…

Я нетерпеливо махнул рукой, она внезапно замолчала.

— Меня волнует только одно, — я повысил голос, — Марта не в состоянии отвечать на вопросы в течение ближайших шести-семи часов, и, как я полагаю, это весьма удобно для кого-то. Беда в том, что пока я не могу решить — для Марты или для вас.

Ее глаза с такой яростью глянули на меня, что я безошибочно определил: в этот момент в ее голове промелькнуло несколько десятков самых мучительных видов смерти для меня. Она с явным трудом взяла себя в руки и заговорила спокойным голосом:

— Могу я идти, лейтенант?

— Почему нет?

Я мысленно заключил пари сам с собой, когда она двинулась к выходу, и выиграл его, когда Джастин остановилась у порога и оглянулась.

— Я вам уже раз сказала, лейтенант, что вы сукин сын, — задумчиво произнесла она, — но только сейчас сообразила, что это неверно.

— Благодарю вас.

— Правда заключается в том, что вы трудно распознаваемый сукин сын, — заявила она еще более задумчиво, — а это колоссальная разница.

Джастин выскользнула в коридор, я же повернулся к Сэнджеру и убедился, что его брови явно стремятся добраться до края шевелюры.

— Одно несомненно, лейтенант, — произнес он почти благоговейно, — жалованье вам достается нелегким путем!

— Судя по тому, как складываются дела, я серьезно подумываю о том, что мне надо вежливо попросить Делию перебраться назад, в ее обитель у подножия старого дуба, — угрюмо пробормотал я, — как одна девица сказала морячку, хватит — значит хватит для одной ночи. Так что почему бы нам не убраться отсюда, Эд?

— Вы только что произнесли волшебные слова, — просиял он, — я доставлю магнитофон и «дипломат» в ваш офис где-то около двенадцати, пойдет?

— Вы настоящий денди, приятель, — заверил я его, — сам я не рассчитываю появиться в офисе раньше ленча.

Эд с треском захлопнул крышку магнитофона и взял его в одну руку, второй схватил «дипломат», мы двинулись вниз по лестнице.

— Эй, — произнес я задумчиво, уже открывая входную дверь, — кое-чего не хватает.

— Теперь он спохватился! — простонал Сэнджер.

— Керосиновой ламы! — весело сообщил я. — Что вы с ней сделали?

— Какой такой керосиновой ламы?

— Из той комнаты, разумеется!

— Я не видел никакой лампы.

Он взглянул на второго парня, ожидая подтверждения, тот энергично закивал:

— Там не было никакой керосиновой лампы, лейтенант, во всяком случае, когда мы прибыли. Может быть, она там была, когда вы проникли в помещение в первый раз?

— Теперь я вспоминаю, что никакой керосиновой лампы там не было.

— Ну… — Голос Сэнджера звучал успокаивающе. — Ночь была напряженная, лейтенант, и вам необходимо хорошенько выспаться, вы заслужили это.

Дождь прекратился, стих штормовой ветер. Полумрак занимающейся зари превратил дорогу в блестящую ленту, кое-где окрашенную в розовый цвет.

Сэнджер глубоко вздохнул и расправил плечи.

— Утром всегда хочется жить! — сказал он с улыбкой. — Особенно таким утром!

— Говорите про себя, приятель, — буркнул я, залезая в свой «остин-хили» и отметив, что розовая заря ухитрилась перекрасить кожаные сиденья.

Глава 5

Я явился в офис шерифа около половины третьего на следующий день, и его секретарь, пышная блондиночка с юга по имени Аннабел Джексон, которой всегда удавалось держать меня на почтительном расстоянии, подняла голову от бумаг с преувеличенно удивленным выражением на очаровательном личике.

— Ну и ну, кого я вижу! — воскликнула она, нарочито утрируя свой певучий акцент, — пойду доложу, что лейтенант Уилер почтил нас, бедных работяг, своим присутствием!

— Вы оскорбляете несчастного, замученного копа! — сказал я обиженным тоном. — По ночам вы спите, а если нет, то по собственному желанию, в то время как я вынужден постоянно бодрствовать!

— У меня есть послание для вас от Джеки. — Она мило улыбнулась.

— Да? — осторожно спросил я.

Она велела вам передать, что разбила себе колено, когда бежала по вестибюлю своего многоквартирного дома вчера вечером, и собирается подать на вас в суд.

— Она помешалась, — убежденно заявил я, — все наделала проклятая гроза. Бедняжка их смертельно боится!

— Ой ли? Могу поспорить, что вы в это время ее преследовали?

— Даже такой скверный бегун, как я, догнал бы ее, да еще с разбитым коленом!

— Вы и догнали, вот почему она собирается подавать дело в суд!

— Аннабел Джексон! — Я тяжко вздохнул. — Вы испорчены до мозга костей!

— Этим я обязана вам одному, лейтенант! Если бы мы с вами не встретились, я бы оставалась непорочным цветком магнолии, каким и приехала сюда из Вирджинии.

— В каком году это было? — произнес я, задумчиво почесав затылок. — До войны или после?

Я поспешил в кабинет шерифа, дабы у нее не появилась возможность уничтожить меня.

Магнитофон и «дипломат» находились на письменном столе, поверх них на меня смотрела пара налитых кровью глаз.

— Добрый день, шериф, — произнес я вежливо, — как обстоят дела?

Его челюсти задвигались, так что он сразу стал походить на громадного бульдога: такое увидишь нечасто!

— Вы были на ногах почти всю ночь, — заговорил он негромко, — вам необходимо было поспать, это я понимаю.

— Благодарю вас, сэр.

— Десять часов? — заревел он.

— Я все еще расту, — ответил я (или мой рефлекс самозащиты). — А что случилось с сержантом Полником? Около двух часов ночи вы собирались послать его туда.

— Я и послал!

Он сунул сигару в рот и какое-то время возился со спичкой, но в конце концов закурил.

— Он прибыл в тот дом приблизительно через двадцать минут после того, как вы оттуда уехали:

— Как это могло случиться? Он добирался пешком?

— Он заблудился, — со вздохом пояснил Лейверс. — Полагаю, в основном это была моя ошибка, я велел ему поехать направо от шоссе на Старый каньон.

— Чудак человек! — усмехнулся я. — Могу поспорить, он добрался до Невады, когда ему пришло в голову, что он едет не туда и нужно справиться о дороге. Где он сейчас?

— В полдень я послал туда полицейского в форме, даже Полник должен поспать… Вы хотели, чтобы он там присматривал за порядком?

— Нет, я собирался попросить его поговорить с Мартой Харвей, сразу как она проснется, чтобы его никто не опередил. Теперь это уже не имеет значения.

Он несколько секунд внимательно смотрел на меня.

— Вы бы упростили собственную задачу, если бы сообщили кому-нибудь, что у вас на уме!

— Знаете, шериф, в данном случае лучше оставлять свои мысли при себе, потому что пока это лишь домыслы.

Он похлопал по магнитофону:

— Я прослушал эту ленту уже дважды и, признаться, едва не помешался. Прошу вас, Уилер, объясните мне, что к чему. Я ровным счетом ничего не понимаю…

Я принялся за подробный доклад. Постепенно физиономия Лейверса все сильнее вытягивалась, зато О-образная форма его рта становилась еще более округлой. К тому времени, когда я закончил, он совершенно скис.

Может быть, там собралась целая свора психов, как я и сказал вам ночью по телефону? — пробормотал он растерянно. — Кстати, что заставило меня употребить слова «может быть»? Человек убит в запертой комнате с забитым досками окном, а доктор совершенно серьезно высказывает мнение о том, что его глотка была вырвана когтями какого-то гигантского зверя? Затем, у нас есть магнитофонная запись разговора жертвы с каким-то привидением или духом вплоть до того времени, когда он был убит? — Он умоляюще посмотрел на меня: — Пожалуйста, скажите мне, лейтенант, причем совершенно откровенно. Не является ли все это плодом моего воображения?

— Мне бы очень хотелось, чтобы я мог сказать «да», шериф, но куда это меня приведет? Что это нам даст?

— Есть ли у вас хоть какие-то идеи?

— Штук пятнадцать, причем все они идут в разных направлениях, — ответил я. — Скажите, Эд Сэнджер ничего новенького не сообщил?

Лейверс покачал головой:

— Абсолютно ничего. Все отпечатки пальцев принадлежат Слоукомбу.

— Что находилось в «дипломате»?

— Термометр, пистолет, принадлежащий Слоукомбу, и пачка бумажных салфеток, — угрюмо ответил шериф.

— Что намеревался этот победитель призраков сделать с термометром и салфетками? — удивился я. — Измерить температуру привидению и утереть ему нос, когда оно заплачет, прося пощады?

— Это был комнатный термометр! — рявкнул шериф. — И не крутитесь возле меня, Уилер, не теряйте попусту времени. Сами понимаете, газетчики ухватятся за это дело. Они умрут со смеху, решив, что мы охотимся за привидениями. — Произнося последнее слово, он даже поперхнулся. — Что вы намерены делать сейчас?

— Познакомиться поближе с теми людьми, которых увидел вчера ночью. Считаю, что у них у всех была возможность убить Слоукомба, так что теперь необходимо раскопать мотивы этого поступка.

— Классический подход, рекомендуемый всеми учебниками. — Он недоверчиво посмотрел на меня. — Когда вы начинаете говорить в таком духе, я невольно волнуюсь.

— У Джорджа Фароу они наиболее ясны, — продолжал я, не обращая внимания на его брехню, — так что, возможно, начну с него.

— А вы знаете, где его разыскать? — уж слишком будничным голосом спросил Лейверс.

— Полагаю, его адрес есть в телефонной книге.

Лейверс бросил через стол листок бумаги.

— Этот тупица сержант Полник составил список всех находящихся в доме с адресами, как только добрался до места… — Шериф неодобрительно посмотрел на меня: — Знаете ли вы, в чем ваша беда, Уилер?

— Конечно, — ответил я не задумываясь, — я — гений, а все гении немножко рассеянны.

Когда я вышел в приемную, то увидел, что Аннабел стоит, повернувшись ко мне спиной, как-то странно повиливая бедрами.

— Вы обучаетесь танцу пьяных?

— Эл Уилер! — Она схватила тяжелую металлическую линейку со стола и с угрожающим выражением лица двинулась на меня. — Убирайтесь отсюда!

— А я что делаю? — спросил я, ускоряя шаги.

Было около четырех, когда я остановил «хили» на подъездной дороге дома Фароу. Все следы недавней грозы исчезли вместе с колдуньями, решил я, солнце яростно светило с безоблачного неба. Это был такой денек, который даже родившиеся в Калифорнии люди считают подарком судьбы.

Владение Фароу, в отличие от владения Харвея, содержалось в образцовом порядке. Нарядные зеленые лужайки пестрели клумбами затейливой формы с роскошными цветами. Сам дом представлял собой беспорядочно выстроенное сооружение, но он тоже поражал своей ухоженностью и свидетельствовал о наличии приличных денег у владельца.

Вместо какой-то крохотной смотровой дырочки здесь в дверях были вставлены очень чистые чуть ли не зеркальные стекла, и я решил, что Фароу наверняка отличались гостеприимством. Нажав на звонок, я неожиданно получил потрясающее доказательство вольнодумства семейства Фароу.

Сквозь стекло я увидел девушку, появившуюся в дальнем конце холла, которая неторопливо приближалась к входной двери. Либо она только что вышла из ванной, либо в доме было слишком жарко, я как-то не стал особенно задумываться над этим вопросом. Не так-то часто приходится лейтенанту по линии служебных обязанностей сталкиваться с абсолютно нагой рыжеволосой девицей, которая с невозмутимым видом приближалась, лениво натягивая халат на одну руку. Как идиот, я совершенно позабыл снять палец со звонка, и он продолжал отчаянно дребезжать.

Рыжеволосая, возможно, решила, что пришел Судный день, во всяком случае, она все же завернулась в свой купальный халат.

Дверь неожиданно распахнулась, и я почувствовал арктический холод ее гневного взгляда.

— Ненавижу любопытных! — страстно заговорила она. — Мерзкие бессовестные маленькие людишки, которые подглядывают в окна и двери своими свинячьими глазками, со смаком разыскивая все то, что люди выбрасывают на помойку.

— Я вовсе не маленький!

— Что бы вы ни продавали, нам это не требуется! Советую поживее убраться отсюда, пока я не вышвырнула вас вон! Уж если я кого-то ненавижу, то это мелких негодяев…

— Заткнитесь! — гаркнул я.

Она вытаращила глаза:

— Да как вы… вы не смеете…

— Еще как смею! Вам следует помнить, что сказано о тех, кто живет в доме со стеклянными оконцами в дверях: они должны быть пристойно одеты, когда проходят по холлу. Правда, я не слишком приглядывался, но вроде бы это 37–23–38…

— 38–23–37, — медленно уточнила она.

— И мне кажется, что эта маленькая родинка, сами знаете, где она находится, весьма симпатична.

Высокий пучок огненно-рыжих волос устрашающе качнулся.

— Кто вы такой? — спросила она, тщательно выговаривая каждое слово. — Я все же передумала: пожалуй, я что-нибудь у вас куплю…

— Лейтенант Уилер из офиса шерифа, — представился я. — Мне хотелось поговорить с Джо Фароу, но почему-то теперь это не представляется мне особенно важным.

— Так вы — офицер полиции?

По выражению ее зеленых глаз было ясно, что она ошеломлена.

— Но ведь это не очень дикое предположение, правда?

— А я-то решила, что вы очередной ротозей, любитель совать нос в чужие дела. — Она закатилась звонким смехом. — Впрочем, я наполовину права: вы занимаетесь этим вполне легально.

— А вы кто такая?

— Лорин Фароу, сестра Джорджа. Он гораздо старше меня, разумеется.

— И к тому же сложен не так привлекательно! — добавил я.

— Почему бы вам не войти в дом и чего-нибудь не выпить? — предложила она. — Или вы не пьете в служебное время, лейтенант?

— Я всегда считаю работу удовольствием, — ответил я, входя в дом, — так почему бы и не выпить?

Мы прошли через холл, потом спустились по трем ступенькам в очаровательную комнату с баром и стеклянной стеной, отделяющей ее от внутреннего дворика. Лорин остановилась возле бара и вопросительно посмотрела на меня.

— Скотч со льдом, немного содовой, благодарю вас, — сказал я.

Она занялась приготовлением напитков, я же закурил сигарету и принялся изучать немного резкие, но приятные черты ее лица.

— Джордж куда-то отправился час назад, — сообщила она, ставя бокал передо мной, — не имею понятия, когда он вернется. Полагаю, что снова пошел в дом Харвеев. Вы слышали о кошмарном… — Ее глаза снова округлились. — Ну конечно же! Вы, должно быть, лейтенант, расследующий убийство, тот самый, про которого мне рассказывал за ленчем Джордж.

— Тот самый…

— Я ужасно заинтересована.

Она рассеянно бросила пару кубиков льда в старомодный хрустальный бокал и наполнила его до краев чистым бурбоном.

— Скажите, лейтенант, вы верите тому, что это сделал тот давнишний призрак? Серая — нет, Леди в сером?

— Если и не она, то кто-то постарался ложно обвинить ее.

— Почему бы нам не вынести наши бокалы на воздух? — предложила она. — Лично я считаю, что подсвеченные солнышком коктейли куда более привлекательны!

Она сдвинула вбок одну секцию стеклянной стены и вышла в патио. Там стояла пара шезлонгов класса экстра с толстыми пенопластовыми подушками, которые пружинили, покрыты они были элегантным материалом с гавайским орнаментом. Лорин села в один из них, перекинув ногу за ногу, при этом ее халат распахнулся почти до предела. Я тоже сел, сосредоточив внимание на совершенно потрясающей панораме, открывшейся мне до самого горизонта.

— Люблю судачить о людях, — заявила Лорин с довольным видом, — и чуть ли не впервые в жизни я получила законную возможность это делать, потому что моим собеседником является самый настоящий, живой лейтенант полиции. Ну не замечательно ли?

— Меня зовут Эл, — сообщил я, — мне не хочется, чтобы вы отвлекали мое внимание от своих прелестей, называя меня «лейтенантом».

Она равнодушно посмотрела на свои голые ноги.

— Почти прилично, — решила она, — это составная часть моего плана задержать вас здесь как можно дольше, чтобы преподнести на блюдечке всю ту грязь, которая мне известна о Харвеях. Можете не сомневаться, ее много!

— Соблазнять и разоблачать — вот ваши хобби, верно? Номер три — спиртное.

Она отпила немного бурбона:

— Вы уже встречались с моим братцем Джорджем, я его ужасно не люблю!

— Это чувствуется.

— Я часто размышляю над тем, что собой представлял его отец, — произнесла она со вздохом. — Все это произошло до моего рождения, но меня до сих пор мучает любопытство. Когда мне исполнилось шестнадцать, я решила напрямик спросить об этом мать в день моего двадцатилетия. Но она умерла вместе с отцом, когда мне шел девятнадцатый.

— Крайне сожалею, — вежливо произнес я.

— Не стоит, они повеселились от души, — равнодушно бросила она, — они были на какой-то вечеринке в тот раз и оба накачались, как водится. А у хозяина кончилось спиртное. Папенька добровольно вызвался смотаться в город за свежим запасом. Маменька отправилась с ним не потому, что боялась, что ему будет без нее одиноко, а потому, что так она гораздо скорее получила бы выпивку. Они ехали в машине с опущенным верхом, несколько человек видели, как они катили к мосту, поочередно передавая друг дружке бутылку. Ну и свалились посреди моста в реку, так что я неожиданно осиротела.

Она глубоко вздохнула.

— Выходит, в доме сейчас вас только двое, вы и Джордж?

Она кивнула:

— Мы стараемся как можно меньше видеть друг друга, но даже редкие встречи нас раздражают. Джордж — настоящий слизняк! Знаете, податливый слизняк хуже своенравного слизняка, верно?

— Я как-то никогда не задумывался на эту тему, — признался я, — полагаю, вы будете счастливы, когда Джордж женится на Марте Харвей?

— Женится на всех тех богатых запасах нефти, которые находятся на земле Харвеев, вы это имеете в виду? — Она закатилась громким смехом. — Он же вовсе не женится, Эл, он вкладывает деньги.

— Вы говорите, нефть под землей Харвея? — насторожился я.

Она протянула вперед руку и только что не уронила пустой бокал мне на грудь.

— Пойдите и наполните его вновь до краев удивительной, чудодейственной влагой, а когда вы вернетесь, я выложу вам всю подноготную этой истории, Эл!

Я сделал все, что мне было сказано, принес ей свежий бокал и опустился в шезлонг. Пенистый пенопласт пружинил, и ее халат поднялся еще на пару дюймов, открыв полосочку белой кожи выше загоревших бронзовых бедер. А я беседовал о залежах нефти! До чего же преданным своему делу порой я бывал!

Лорин отпила немного бурбона:

— Семейство Харвей владело этим местом уже давно, как вы, видимо, знаете, Эл. Моя теория такова: раз дом был построен, начался процесс упадка или загнивания, и обе девицы Харвей являются, скорее всего, конечными продуктами этого процесса, длящегося вот уже четыре поколения. Вот почему Марта и Джордж буквально созданы друг для друга!

— А что в отношении нефти?

— Я к этому перехожу… — Она понизила уровень жидкости в своем бокале еще на дюйм. — Не торопите меня!.. Они получат более ста акров земли, а судя по тому, что показали изыскания какой-то нефтяной компании, это означает минимум по паре нефтяных фонтанов на каждом акре!

— Весьма приятно для Эллиса Харвея!

— Ошибаетесь! — Она презрительно фыркнула. — Он даже еще больший болван, чем две его доченьки. «Я не заинтересован», — заявил он нефтяникам. Ему нравится его имение в таком виде, как оно есть. Его дед первым обосновался возле Лысой горы, и его внук не намерен уничтожать вековое наследство, менять его на нечто тривиальное, вроде денег. Так что вот как обстоят дела, Эл. Эллиса не сдвинуть с места, но Джордж убежден, что он передумает, как только получит новенького ультрасовременного зятя!

— Неужели он имеет такое огромное влияние на Эллиса Харвея?

— Все куда сложнее, страж закона и порядка, — пробормотала она, — все они имеют по куску земли, Харвеи всегда отличались предусмотрительностью и не очень-то рассчитывали на провидение. Эллису принадлежит львиная доля, но и обе девушки, и этот сморчок дядя Бен также имеют по доброму куску. Джордж рассчитывает нарушить баланс сил, как только он наложит руку на долю Марты, как я думаю. — Она громко засмеялась. — Я имею в виду ее участок земли!

— В таком случае мне кажется, Джордж не слишком огорчен тем, что случилось с Генри Слоукомбом?

— Бог с вами, дай ему возможность, милейший Джордж сплясал бы на его могиле, — злобно воскликнула Лорин, — с Джастин за компанию!

— Ну а ей-то что?

— Генри Слоукомб был ее приятелем до того, как Марта увела его у нее из-под носа… Генри пользуется репутацией сердцееда в наших краях, так что с его пояса свисает целая коллекция женских скальпов. — Она осушила бокал одним глотком и сунула мне его под нос. — В этих краях никуда не годное обслуживание!

Я снова совершил поход к бару. Халат продолжал медленно, но верно все выше и выше открывать тело своей хозяйки.

— Весьма привлекательный парень этот Генри Слоукомб, — задумчиво произнесла она, — никудышный поэт, без денег, без перспектив, но зато такое самомнение, что девушка испытывает к нему величайшую благодарность после того, как он порезвится с ней в стоге сена и оставит одну возвращаться домой. Он был одним из самых наглых негодяев, которых я когда-либо встречала, но, знаете, все равно я испытываю грусть оттого, что больше с ним никогда не увижусь.

— Верил ли Джордж в историю Леди в сером, семейное проклятие и все прочее? — спросил я ее.

— Джордж верит в Джорджа, — не раздумывая, ответила она, — все остальное — случайность, любопытный Эл. Пожалуйста, не произносите снова его имя, в особенности когда я пью. Это портит вкус доброго бурбона.

— Что за девушка Марта Харвей?

Она неохотно отняла бокал от губ.

— Марта? Настоящая сука, — деловито ответила Лорин. — Джастин — колдунья, но Марта на пару степеней хуже. Вы знаете девиц такого сорта, Эл Всезнайка? Им ничего не нужно, пока ты чего-то не заимеешь. После этого они готовы на все, лишь бы отнять это у тебя. Глаза завидущие, руки загребущие, а совести нет и не бывало!

— Как, например, она была счастлива с Джорджем, пока Джастин не раздобыла себе Слоукомба?

— А у вас котелок хорошо варит, Эл Воображала, только вы все еще не расправились с первым бокалом! — произнесла она на одном дыхании. — И, как я полагаю, это не слишком-то трогало старину Генри. Он подыскивал симпатичное, комфортабельное местечко, чтобы уютно устроить достаточно богатую семью с достаточно соблазнительной дочерью, которая оплачивала бы безропотно счета, пока он кропал свои немыслимые вирши; Джастин или Марта, его ни капельки не трогало, которую из них он в конце концов поведет под венец. Припоминая, что он собой представлял, можно предположить: он наверняка рассчитывал, что, как только супружество поднадоест, будет совсем неплохо иметь под рукой сестрицу…

— Поражаюсь, как ему все же удалось дожить до такого возраста!

— Ему было двадцать шесть.

— Именно это я и имею в виду… Что скажете про дядюшку Бена? Есть ли грязь, которой вы можете облить и его?

Я заметил, что ее рука задвигалась, и вскочил с места.

— Все ясно, — произнес я устало, забирая у нее пустой бокал.

— На этот раз всего один кубик льда, Эл Виночерпий! — крикнула она мне вдогонку. — Бурбон теряет аромат, когда льда слишком много.

Дядя Бен, — заговорила она несколькими минутами позже, крепко сжимая бокал обеими руками, — пресмыкающееся, которое таскает свой собственный панцирь за собой, чтобы в случае необходимости в нем скрыться. Этот хитрец привык загребать жар чужими руками, к нему не так-то легко придраться! Дядя Бен, отважный исследователь, вернувшийся из чужедальних стран. Он таки исследователь, привык запускать руки куда вздумается. Я это обнаружила в первый же раз, когда они посадили меня рядом с ним за обедом.

— Исследователь на самом деле?

— Вообще-то на протяжении пятнадцати лет он путешествовал по разным странам, — сказала она, пожимая плечами. — Припоминаю, когда мы были еще ребятишками, у Марты была лучшая коллекция марок в наших местах, все подарки от дядюшки Бена, присылавшего письма с разных концов земли. У него была жена, умершая от чего-то отвратительного на Мадагаскаре, так он сказал. Лично я считаю, что однажды у них ничего не нашлось к обеду, вот он ее и съел. После этого он вернулся домой и пригрелся на груди своего братца, у которого и пребывает последние два года. Судя по его взглядам, которыми он ощупывал меня как-то, когда я была в одном купальнике, женская грудь занимала важное место в его жизни!

Ее голос звучал все глуше и глуше, лицо раскраснелось, глаза осоловели.

Я неохотно поднялся с кресла:

— Мне нужно двигаться. Беседа с вами доставила большое удовольствие, Лорин. Вы очень мне помогли; знаете, мне кажется, вы снабдили меня таким материалом, о существовании которого я и понятия не имел. Надеюсь, мы скоро вновь увидимся?

Она с большим трудом приподняла голову. Очевидно, ей было трудно справиться с собой.

— Куда вы спешите, Эл Непоседа? — Ее брови сошлись в одну ниточку. — Я вам наскучила или что-то такое?

— Я получил огромное удовольствие от нашей беседы, Лорин. Но меня призывает служебный долг, вы же понимаете?

— Не уходите, — обиделась она, — оставлять меня одну-одинешеньку, когда мне нечем заняться, это нехорошо. — Она слишком энергично тряхнула головой, добрый бурбон выплеснулся из ее бокала на голые бедра. — Садитесь рядом, бесстрастный Эл, и выпейте еще стаканчик, а?

— Крайне сожалею, дорогая, мне действительно надо идти!

Она надула губы, как маленький ребенок.

— Мне кажется, вы противный… Мы бы могли прекрасно поразвлечься, если бы вы задержались подольше. — Внезапно она изогнулась так, что халат соскользнул с нее. — Останьтесь же, Эл!.. — Теперь ее голос звучал хрипло. — Мы можем заняться любовью…

Я успел добраться до трех ступенек, ведущих в холл, когда услышал звон разбившегося стекла, и поспешил назад. Рука Лорин неподвижно свисала, почти касаясь разбитого бокала, лежавшего в небольшой лужице бурбона. Сама же Лорин громко храпела, положив голову на плечо.

К тому времени как мне удалось подсунуть одну руку ей под колени, а вторую под плечи и поднять ее со стула, я дышал как паровоз. Ноша оказалась удивительно тяжелой. Но все же я отнес ее в дом и осторожно опустил на кушетку в гостиной, не поленившись прикрыть халатом оголенные места.

Когда я наконец втиснулся в свой «хили», солнце торопливо ускользало с небес, а над домом Харвеев замерла кучка облаков, окрашенных в красный цвет.

Многое было сделано, чтобы приручить и укротить каньон за Лысой горой в течение последнего столетия, но даже сейчас он выглядел удивительно враждебным.

Мне внезапно пришла в голову мысль, каким он показался Найджелу Харвею, когда тот впервые привез свою дочь в это странное место. Возможно, оно выглядело привлекательным — именно тот уголок земли, где можно будет уберечь от тревог и неприятностей девушку, подозреваемую в колдовстве и убийстве. Я должен был отдать Делии должное: она стойко скрывалась где-то в стороне от людей последнюю сотню лет. Похороненная у подножия гигантского дуба, она ни на минуту не исчезала из мыслей представителей семейства Харвей.

Глава 6

Солнце как раз скользнуло за горизонт к тому времени, как я добрался до дома Харвея; свет стал менее ослепительным. Я направлялся к парадному портику, когда услышал возбужденный голос, окликнувший меня:

— Лейтенант!

Я обернулся и увидел Эллиса Харвея, который торопливо шел ко мне. Его изможденное лицо выглядело озабоченным.

— Очень рад, что вы вернулись, лейтенант!

Он приветствовал меня так, будто я был его лучшим другом.

— Я хочу вам кое-что показать, это должно вас сильно заинтересовать, я убежден.

Его костлявые пальцы вцепились мне в локоть, он потащил меня вокруг торца дома, затем через чахлую лужайку, которая начиналась от задней террасы и тянулась примерно на сотню ярдов, пока в конце концов не уступала место зарослям сорняков и высоченных деревьев. Мы дошли до края лужайки, тут Эллис указал мне на почти незаметную из-за высоченной травы тропинку, по которой мы прошагали еще сорок ярдов, пока я не получил приказ остановиться.

— Здесь! — воскликнул он трагическим голосом, указывая на гигантский дуб. — Вот он, лейтенант!

Почему-то дуб показался мне каким-то другим деревом. Действительно, порядочное пространство совершенно голой земли окружало его.

— Здесь похоронена Делия?

— Прямо возле него, — ответил Харвей, энергично кивая.

— «Я лежу у подножия дуба, где не найдешь ты цветов…» — продекламировал я.

— «Забытая всеми за множество разных грехов…» — подхватил Эллис и смолк, увидев удивленное выражение моего лица. — Джастин рассказала мне про магнитофонную запись за ленчем, — пробормотал он как бы между прочим, — я пришел сюда с час назад, лейтенант, и увидел это!

— Что увидели? — Я потерял терпение.

— Подойдем поближе…

Он схватил меня за рукав и потащил к дереву.

— Вот там, видите? Прямо у подножия дуба.

Какое-то мгновение мне казалось, что он окончательно рехнулся, потом я присмотрелся и заметил небольшой предмет.

— Что это?

— Посмотрите сами, лейтенант!

Мы прошли еще немного, пока не оказались лишь в нескольких футах от того предмета. Теперь я его ясно разглядел.

— Какого черта здесь надо керосиновой лампе? — спросил я у него.

Тот же самый вопрос я задал самому себе! — с энтузиазмом воскликнул он. — Затем, когда я рассмотрел лампу повнимательней, я узнал ее.

— Эту керосиновую лампу?

Мне кажется, я упоминал вчера, что всякий раз, когда надвигается гроза, мы ставим керосиновые лампы во все помещения, потому что у нас очень часто отключают электричество?

— Понятно.

— Вообще-то это моя обязанность, поэтому мне знакома каждая лампа, можно сказать, все они — мои старые друзья. Вот эта лампа, — он драматическим жестом указал на подножие дуба, — является той самой лампой, которую я поставил в комнату Делии вчера вечером после того, как открыл ее для Генри Слоукомба!

— Ну и что?

Он был шокирован:

— Лейтенант, когда вы проникли в эту комнату, видели ли вы там какую-нибудь лапу?

— Нет, вроде бы не видел, — признался я.

Тогда каким образом она ухитрилась переместиться из запертой на ключ комнаты сюда, к подножию дерева? Разве вы не понимаете? Единственно возможное объяснение — Делия сама принесла ее сюда в качестве своеобразного предупреждения, что она наказала дерзкого, посмевшего не посчитаться с ее проклятием!

— Вы уверены, что это — та самая лампа, которую вы оставили вечером у Слоукомба?

— Я могу сказать то же самое под присягой! — торжественно заявил он.

Я поднял лампу, потом взглянул на Харвея:

— Что в отношении остальных ламп, все еще находящихся в доме? Вы их сегодня пересчитывали?

— У меня вошло в привычку с самого утра после грозы наливать в них керосин, подрезать фитили и так далее, — сурово произнес он. — Кто знает, когда будет следующая гроза?

— Вы запомнили, сколько приблизительно керосина выгорело за вчерашний вечер?

— Утром в них оставалось около одной трети, — сразу же ответил он.

— Что скажете про эту?

Он отвинтил металлическую пробку и заглянул внутрь, потом нахмурился:

— Очень странно, эта заполнена почти до половины. Очевидно, Слоукомб едва вывинтил фитиль.

— Или же лампа у него не горела все время?

— Это вполне вероятно, лейтенант…

Эллис снова повеселел, почувствовав, что одна маленькая проблема была разрешена.

— Ну, лейтенант, вы все еще сомневаетесь в существовании Леди в сером?

— Я недостаточно компетентен, чтобы дать определенный ответ, мистер Харвей, — ответил я очень серьезно, — тем более что я по-прежнему не уверен, что она убила Слоукомба.

— Ох. — Он был искренне разочарован. — Вас трудно убедить, лейтенант.

— Мою мать было трудно убедить, мистер Харвей, — очень серьезно произнес я. — Вот почему я единственный ребенок.

Мы медленно зашагали назад через лужайку, обошли дом и вернулись к парадному подъезду. Эллис первым прошел в широкий холл и нерешительно остановился.

— Ну, — заговорил он неуверенно, — вам надо выполнять свои прямые обязанности, так что занимайтесь тем, что считаете нужным. Можете свободно ходить по всему дому. Вы останетесь на обед, конечно?

— Благодарю вас.

— Рано утром здесь был другой офицер… — Он на минуту нахмурился. — Сержант Полник. Потом его сменил в полдень офицер в форме, который уехал часа два назад. Очевидно, позвонили из вашего офиса и сообщили, что ему больше не требуется здесь оставаться. Я-то решил, лейтенант, это знак того, что вы выяснили что-нибудь. Слоукомб погиб от руки какого-то сверхъестественного агента, недоступного для понимания простых смертных.

— Не исключено, что я когда-нибудь присоединюсь к вашей точке зрения… Я слышал о вас кое-что раньше, мистер Харвей. Мне сообщили, что вы отказались от перспективы сказочного богатства, потому что предпочитаете все здесь сохранить в таком виде, как есть?

— Что? — Он растерянно заморгал глазами, потом его лицо прояснилось. — Ох, вы говорите о сдаче земли в аренду нефтяным компаниям? Понимаете, они могут и ошибаться в своих расчетах…

— Едва ли это возможно.

— Мой дед не был бедняком, когда приехал сюда, — задумчиво заговорил Эллис, — он разумно вложил свои деньги, к тому же, к счастью, никто из нашей семьи не отличался расточительностью, так чтобы протратить все при жизни одного поколения. Фактически нам теперь не требуется больше денег, лично я считаю, что традиции гораздо важнее.

— Остальные члены семьи с вами согласны?

Он невесело усмехнулся:

— Я бы этого не сказал, лейтенант. Мой младший брат Бен, вы с ним уже встречались, конечно, категорически не согласен со мной. Все дело в том, что в молодости он отправился путешествовать по всему свету и не был дома долгие годы. Ну и жил не по средствам, как вы догадываетесь. Откровенно говоря, я не испытываю к нему большой симпатии. Семейные традиции землевладельца для меня гораздо важнее.

Поскольку вы старший, полагаю, ваш голос решающий, мистер Харвей!

— В известной степени, лейтенант. Понимаете, по семейной традиции имением совместно владеют все живые члены семьи, но старший брат всегда имеет большую долю. Мне принадлежит сорок процентов состояния, а Бену и двум девочкам по двадцать.

— Иными словами, вы — босс?

— Если только они втроем не решат объединиться против меня! — Он улыбнулся: — Но я не считаю это реальным.

— Убежден, что так оно и есть. Вы не представляете, где я смогу отыскать Марту?

— Она все еще может быть в своей комнате. К ней приезжал не так давно с визитом Джордж Фароу, но, по-моему, уже уехал. Джордж — прекрасный молодой человек, солидное финансовое обеспечение, но временами, должен сознаться, мне хочется, чтобы он не был таким предприимчивым дельцом…

— Джордж считает, что тысяча баррелей нефти лучше сотни акров земли, поросшей кустарником?

— Хорошо сказано, лейтенант. — Он с улыбкой посмотрел на меня. — Знаете, мне следует отдать должное Генри. Как бы ни был в общем и целом нежелателен его союз с моей младшей дочкой, но, во всяком случае, он разделял мои взгляды в отношении земли.

— Возможно, потому, что был поэтом?

— Надеюсь, что нет. — Эллис даже слегка вздрогнул: — Я читал одну из его поэм, это было нечто отвратительное!

Сказав это, он побрел куда-то в глубь дома, продолжая печально качать головой.

Я поднялся наверх по лестнице и прошел к комнате Марты, вежливо постучав в дверь.

— Кто там? — крикнула она.

— Лейтенант Уилер.

— Лейтенант? Ох! Входите, пожалуйста.

Ее комната оказалась приятным исключением из всего того, что я видел в доме. Она была обставлена ярко и весело, а это говорило о том, что в ней обитает самое обыкновенное человеческое существо, а не какая-нибудь нечисть, каждую ночь вылетающая на метле из окна.

Марта сидела на стуле, сложив руки на коленях. Она была одета в строгое черное платье, которое в сочетании с полным отсутствием макияжа подчеркивало мертвенную бледность ее лица. Веки покраснели и припухли, глаза смотрели тоскливо.

— Садитесь, пожалуйста, лейтенант, — предложила она, жестом указывая на стул напротив, — я должна принести вам извинения, моя сестра сказала мне, что вчера вечером в вашем присутствии я вела себя непозволительно. Глубоко сожалею, хотя ровным счетом ничего не помню.

— Забудьте раз и навсегда, — улыбнулся я, опускаясь на стул, — вы только что перенесли тяжелейший шок, не говоря уже о том, что находились под воздействием сильного наркотика… к тому же вы ничего особенного не сделали.

В ее глазах мелькнул огонек, когда она взглянула на меня с притворно наивным выражением лица.

— Прыгать перед вами в одной прозрачной сорочке — вы называете это пустяком, лейтенант?

— Это было удовольствие! — совершенно искренне ответил я.

— Значит, Джастин угадала правильно, — она слегка улыбнулась, — и по этой причине была в такой ярости сегодня утром, могу поспорить! Во всяком случае, благодарю за комплимент, лейтенант!

— Вы не возражаете, если я задам вам несколько вопросов?

— Ни капельки… — Ее лицо превратилось в натянутую маску. — Я собиралась выйти замуж за Генри Слоукомба, лейтенант, и я любила его. Поэтому я охотно сделаю все, чтобы привлечь к ответственности его убийцу!

Сами слова были прекрасными, но прозвучали они как-то неискренне.

— Вы не верите, что его убила Леди в сером, надо понимать? — спросил я ровным голосом.

— Конечно не верю! — с жаром воскликнула она. — Это история для дураков и маленьких детишек.

Вы представляете, почему кому-то нужно было убить его?

— Мое предстоящее замужество могло послужить основанием лишь для ненормального!

— Для кого, например?

Она пожала плечами:

— Если бы я знала, я бы вам сказала еще раньше, лейтенант.

Я слегка расслабился:

— Сегодня днем я разговаривал с вашим другом, с Лорин Фароу.

— Эта маленькая вечно пьяная развратница!

Она сильно покраснела, скорее из-за негодования на свою несдержанность, заставившую ее отойти от образа тоскующей по любимому убитой горем невесты, чем от смущения за несдержанность..

— Извините, лейтенант, — прошептала она, — мне не следовало этого говорить!

— Возможно, вы и правы, — я пожал плечами, — она рассказала мне, что сначала Слоукомб собирался жениться на вашей сестре.

— Она прирожденная врунья! — фыркнула Марта. — Ох, они действительно несколько раз появлялись вместе в разных местах, но в этом не было ничего особенного. Всего лишь случайная дружба. Можете не сомневаться, что очаровательная Лорин превратит это черт знает во что!

Я решил, что пришло мое время немного приукрасить события в «производственных» интересах и посмотреть, что это мне даст.

— Лорин уверяла, что она все это слышала непосредственно от самой Джастин, — солгал я не моргнув глазом. — Так продолжалось до тех пор, пока она не призналась вам, что собирается выйти замуж за Слоукомба, поскольку вы сами были счастливы от перспективы стать женой Джорджа Фароу.

В глазах Марты невольно появилась злоба.

— Так ей сказала Джастин?

— Насколько я понял, она жаловалась Лорин, что вы всегда неистово завидовали ее красивой внешности и фигуре, ее способности привлекать к себе мужчин, поэтому вы буквально вылезали вон из кожи, чтобы отбить у нее поклонников. Даже, — тут я одарил Марту извиняющейся улыбкой, — если для этого требовалось бесстыдно повиснуть на шее у мужчины и прыгнуть к нему в постель, не ожидая его приглашения.

Она издала не то клекот, не то рычание, надо думать, у нее в душе был настоящий ураган. Во всяком случае, ее физиономия покраснела, глаза метали молнии. Я сидел и спокойно ждал с сочувственно-понимающим выражением лица, когда немного уляжется буря.

— Я? — неожиданно завопила она. — Чтобы я ее безумно ревновала к этому чванливому куску сала? Чтобы я прыгала в постель к мужчине, не дожидаясь его приглашения? Я бы могла порассказать массу поразительных историй о своей Большой Сестрице в этом плане. Ей бы следовало послушать кое-что из того, что поведал мне Генри об их первом свидании и о том, как она посрывала с себя половину одежды, прежде чем он вошел!

— Не надо обращать особого внимания, — доверительно произнес я, во всяком случае, это звучало диковато. — Я хочу сказать, что даже такая привлекательная девушка, как вы, Марта, должна была бы приложить массу усилий для того, чтобы отвоевать поклонника у Джастин, если бы она не захотела его отпустить.

Глаза Марты широко раскрылись, зрачки расширились от ярости, она словно впилась в меня взглядом:

— Вы воображаете, что я не могла бы отбить мужчину у этой расплывшейся красотки, если бы захотела? — Она презрительно захохотала. — Джастин была без ума от Генри. Она воображала, что солнце светит из его глаз, а земля вращается с его разрешения. Вот почему я не смогла устоять перед желанием доказать ей раз и навсегда, что без моего согласия она не сможет удержать то, что ей нравится! — Теперь в ее хриплом голосе не осталось ничего женственного. — Мне стоило только щелкнуть пальцами — вот так! И он прибежал, повизгивая, тереться о мои ноги, как щенок-переросток. После этого сестрица могла броситься перед ним на колени и молить его вернуться назад, мне стоило вторично щелкнуть пальцами, и он бы переступил через нее, даже не заметив этого!

— Так вы предполагаете, что Джастин настолько ненавидела вас обоих, что могла решиться убить Слоукомба? — спокойно спросил я.

— Конечно! — яростно выкрикнула она. — Джастин умеет ненавидеть, убеждена, у нее большая практика в этом деле.

— Вы первой подбежали к двери запертой комнаты после раздавшегося вопля, — сказал я. — По словам Джастин, с вами была истерика, поэтому она попросила Джорджа помочь ей отвести вас сюда и дала вам снотворное.

Я сделал минутную паузу.

— Вот как это описывает Джастин. Единственное, в чем я лично убежден, — что она намеренно дала вам повышенную дозу снотворного, дабы вы не смогли ни с кем разговаривать на следующий день в течение восьми — десяти часов. Возможно, у нее имелись на то веские основания, как вы считаете?

Она сощурила глаза, задумавшись над моим вопросом:

— Я была здесь, сидела на этом же стуле, ожидая, когда все кончится. Я была смертельно напугана, боялась за Генри, предчувствуя, что с ним может что-то случиться. Потом услышала его крик… — Голос у нее дрогнул. — Это был кошмарный вопль, я не забуду его до конца своих дней! Я помчалась к запертой двери, мне хотелось выломать ее голыми руками, но Джастин упорно отталкивала меня и твердила, что это бесполезно. Генри уже мертв, повторяла она, и это моя вина! — Она подняла на меня глаза, все лицо ее было в слезах, губы дрожали. — А после этого я как-то ничего толком не помню, лейтенант!

— Как я вас понял, Джастин была уже возле запертой на ключ двери, когда вы туда прибежали?

— Думаю… — она сильно закусила нижнюю губу, — думаю, что да, но я не могу быть вполне уверенной. Однако не возьму в толк, коим образом она могла там оказаться раньше меня, лейтенант? Понимаете, я выскочила наружу, как только услышала крик Генри, а ведь комната Джастин находится гораздо дальше, чем моя.

— Может быть, Джастин уже находилась там? До того, как он закричал?

— Но чего ради ей было там торчать?

— Существует одна причина, — я гнул свою линию, — что, если она сама приложила руку к тому, чтобы это случилось?

— Вы хотите сказать, что именно Джастин… — Марта затрясла головой: — Ох, нет! Только не Джастин! Чтобы моя сестра…

Она зарыдала.

Я поднялся с места.

— Крайне сожалею, что расстроил вас, мисс Харвей, — ласково произнес я, — но имеются кое-какие вещи, которые я должен знать наверняка, и расспрашивать лично каждого — единственный способ добиться точных ответов.

Она подняла голову и заинтересованно посмотрела на меня заплаканными глазами:

— Какие именно вещи, лейтенант?

— Ну, например… — Я задумался на минутку. — Вы из семьи потрясающих лжецов, Марта, прошу извинить меня за столь нелестные слова. Но тут вам нечего стыдиться, потому что из этой группы превосходных вралей, на мой взгляд, вы — лучшая.

Глава 7

Я позвонил шерифу по телефону, находившемуся внизу. Мне показалось, что он не пришел в восторг, услышав мой голос, возможно, потому, что только что сел обедать.

— Как вы думаете, сможете ли вы кого-нибудь послать в дом Харвея с этим магнитофоном и лентой? — спросил я его.

— Полагаю, что да… Если это важно для вас.

— Я был бы крайне признателен! Может, это сделает Полник?

— Возможно, — громко вздохнул он, — но, с другой стороны, Уилер, если этот магнитофон действительно вам так нужен, зачем идти на такой риск, вдруг он снова окажется в Неваде?

— Ваша логика меня всегда ставила в тупик, шериф!

Я шумно вздохнул и повесил трубку.

Минутой позже я выяснил, что Эллис Харвей ошибся, Джордж Фароу не уходил домой, они с дядюшкой Беном вместе выпивали в гостиной. Джордж слегка вздрогнул, увидев, что я вхожу в комнату.

— Ну, ну, — приветливо загудел дядя Бен, — я вижу, что лейтенант Уилер намеревается присоединиться к нам. Наливайте себе сами, лейтенант, все вон там, на буфете… Скотч недурен, но, Бога ради, не прикасайтесь к бренди! Мне думается, Эллис покупает его по дешевке на местной бензозаправочной станции.

— Благодарю за предупреждение. — Я направился к буфету.

— Как продвигается расследование, лейтенант? — нервно осведомился Джордж. — Или это секретная информация?

Я приготовил себе бокал и подошел к кушетке.

— Строго секретная информация, — сурово произнес я.

Его светло-голубые глаза приобрели растерянно-смущенное выражение.

— Ох, извините, что спросил!

— Я пошутил!

Бен Харвей наклонился вперед в кресле, разбрасывая пепел сигары по ковру небрежным щелчком пальца.

— У меня имеется вопросик к вам, молодой человек, его никак не отнесешь к секретной информации, — заговорил он ворчливо, — когда я могу надеяться получить назад свой магнитофон?

Я был поражен:

— Ваш магнитофон?

— Разумеется, Это мой проклятый магнитофон! — Его пронзительно-голубые глазки агрессивно блеснули из-за предохраняющих их жировых наслоений. — Бедняга Слоукомб одолжил его у меня вчера вечером, прежде чем отправиться в запертую комнату.

— Почему вы раньше не говорили мне, что это ваша собственность? — разозлился я.

— Потому что вы меня не спрашивали об этом.

— Вы сможете его получить назад в любое время.

Бен несколько секунд попыхивал сигарой, выпуская клубы дыма, походившие на дымовые сигналы индейцев.

— Бедняга, — пробормотал он, — столь научный подход к элементарному магнитофону и всему прочему.

Он с такой силой откинулся на спинку кресла, что под ковром затрещали половицы.

— Выступать против Леди в сером с этой штуковиной! Он имел столько же шансов на успех, сколько было бы у вас, вздумай вы помериться силами с мау-мау, вооружившись перочинным ножом.

Я бросил взгляд на Джорджа:

— По дороге сюда я заглянул к вам и познакомился с вашей сестрой.

— Да?

Он заерзал еще сильнее.

— Она очаровательная девушка, — продолжал я, — у нас состоялся долгий разговор.

Глаза Джорджа округлились.

— Лорин иногда несет несусветную чушь, чтобы сделать приятное собеседнику, — растерянно пробормотал он.

— Мы что-то слишком давно не видели Лорин в нашем доме, Джордж! — загремел Бен. — Очаровательная девушка! Почему вы не приводите ее сюда, приятель?

Стесняетесь семьи, с которой намереваетесь породниться, или что-то в этом роде?

— Нет! — завопил Джордж и трясущейся рукой вытер мгновенно вспотевший лоб носовым платком. — Все дело в том, что… ну, Лорин, она… она домоседка, — неожиданно закончил он, как будто его осенило свыше.

— Как может бедная девушка куда-то выходить, если ее не особенно приглашают? — заорал на него Бен. — Просто нечестно по отношению к нам, одиноким парням, держать все время дома такую молоденькую красотку! Ведь я прав, лейтенант?

— Я считаю, что это возможно, но неправдоподобно.

— Ха?

Раздался звук, напоминающий пистолетный выстрел, это дядюшка Бен в полном восторге хлопнул себя по бедру.

— Я ведь вам не нравлюсь, верно, молодой человек?

— Я — офицер полиции, в наши обязанности не входит ни любить, ни недолюбливать людей, с которыми мы сталкиваемся по ходу следствия.

— Забудьте на минуту про свои коповские обязанности. — Он снова наклонился вперед. — Как самый обычный человек, лейтенант, признайтесь, что вы считаете меня крикливым старым дурнем, верно?

— Если вам угодно, — вежливо ответил я.

— Именно это я и подумал с первой же минуты. — Он опять откинулся на спинку кресла. — У меня сильно развит нюх на подобные вещи, его обычно называют инстинктом; это результат моего долголетнего пребывания в чужедальних краях среди дикарей.

Джордж ненатурально закашлялся.

— Бен провел пятнадцать лет переезжая из одного места в другое, куда и когда ему хотелось. Как вам это нравится?

— А как вам это нравится? — переспросил я.

— У него куча всяких антикварных вещей, — упрямо продолжал Джордж, — вам следует уговорить его как-нибудь показать их вам, лейтенант. Они потрясающи!

— Чучела представителей народа мау-мау? Неподписанные договора на сдачу в аренду нефтяных залежей? Такого рода редкости? — спросил я с самым невинным выражением лица.

Бен подмигнул Джорджу и одновременно сильно дернул себя за козлиную бородку.

— Он же вас разыгрывает, старина! — насмешливо заявил он. — Извращенное мышление — вот чем природа наградила лейтенанта, не так ли?

— В данный момент я вообще не уверен, обладаю ли я каким-то мышлением, — совершенно откровенно ответил я. — Возможно, ваше семейство и его привидение являются чем-то большим, с чем я могу справиться.

Он закатился в громоподобном хохоте:

— Я же вам говорил прошлым вечером, припоминаете? Вся эта напряженная тренировка и приобретенный вами опыт, лейтенант, в данном конкретном случае ничего не стоят, поскольку вы столкнулись с чем-то совершенно неизвестным. Я имею в виду Леди в сером. Готов поспорить на любую сумму, что это дело попадет в папку ваших «неразрешенных преступлений», но к тому времени вы лично будете уверены, что Слоукомба убил какой-то сверхъестественный агент-призрак!

В этот момент в комнату вошла Джастин, избавив меня от необходимости отвечать что-то тривиальное Бену Харвею. Я вежливо поднялся, она же бросила на меня мимолетный взгляд, направляясь к буфету.

— Как насчет того, чтобы приготовить бедному дяде Бену бокальчик, пока ты находишься там?

Его зычный голос еще долго отражался от стен уже после того, как он замолчал.

— Приготовь его сам, ты, неповоротливый обманщик! — огрызнулась Джастин. — Ты воображаешь, что это пустыня Гоби?

— Вот такие девушки мне нравятся! — Он в экстазе подергал себя за бородку. — Все изящное и чисто женское с восхитительными округлостями снаружи и сосуд с кислотой в стальном каркасе внутри.

Джастин вернулась с бокалом в руке, красноречиво пожала плечами и села на противоположный конец дивана, того самого, где примостился я.

— Ты не разговаривала, случайно, с Мартой в течение последнего часа? — с надеждой спросил Джордж.

Она натянуто улыбнулась:

— Я никогда не разговариваю с Мартой, если этого можно избежать, Джордж, и тебе это известно.

Глаза у него остекленели от‘растерянности, он поспешил опустить веки.

— Я… я полагаю, что в таком случае она все еще должна находиться в своей комнате?

— Она была там, когда я оставил ее минут пятнадцать назад, — сообщил я Джорджу.

— Ох! — Он нервно заморгал. — Так вы разговаривали с ней, лейтенант? Как она? Похоже, стала немного успокаиваться?

— Когда я уходил, она с каждой минутой все больше распалялась, — мой голос звучал беспечно, — я пересказал ей совершенно дикую историю, услышанную мною, о том, как она просто ради собственного удовольствия отбила Генри Слоукомба у собственной сестры…

— Лорин! — простонал Джордж и сразу съежился в своем кресле.

— …и как я этому не поверил, — продолжал я ровным голосом. — После этого она разозлилась на меня, как мне кажется. Затем я указал ей на то, что никто в здравом уме не поверит, что она смогла бы что-то отобрать у Джастин, учитывая внешность и фигуру сестры, если только та сама не хотела избавиться от него. Марте кто-то вбил в голову идиотскую мысль, что она привлекательнее сестры!

Я скромно улыбнулся.

Джордж сидел совершенно неподвижно, плотно зажмурившись, очевидно надеясь, что таким образом он стал невидимкой. Я почувствовал легкий нажим на свое бедро, повернулся и обнаружил, что Джастин сидит рядышком со мной.

— Лейтенант! — Ее голос был сама ласка. — Давайте я принесу вам свежий бокал?

— Премного благодарен…

Ее пальцы коснулись моих интимным жестом, когда она забирала бокал.

— Значит, моя дорогая младшая сестра была вне себя, когда вы покинули ее? — спросила она с восторгом, стоя у буфета.

— Она неоднократно повторила мне, что ей стоило только щелкнуть пальцами, как Слоукомб прибежал к ней, уподобляясь неразумному щенку. Но я возразил: она, должно быть, ударила его плеткой, прежде чем такое могло произойти.

Джастин скользнула назад к кушетке, осторожно протянула мне бокал, потом села еще ближе, так что я чувствовал, как ее теплое округлое бедро прижалось к моему.

— Бедняжка Марта! — проворковала она. — Вы не были добры к моей младшей сестренке, лейтенант. Вам должно быть стыдно! Что еще она говорила?

— Вряд ли стоит все пересказывать… — извиняющимся тоном пробормотал я. — Тем более, что она сама меня практически не слушала… Да и все ее слова были сказаны сгоряча… На них не стоило обращать внимания!

Джордж вскочил с кресла с мучительным стоном и бросился из комнаты, через секунду мы услышали, как он галопом несется по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

— Не могу разобраться, какую именно игру вы ведете, — неожиданно рявкнул Бен, — но вы не очень-то стесняетесь в средствах, верно?

— Не обращайте на него внимания, лейтенант, — холодно произнесла Джастин, — он проводил слишком много времени под палящим солнцем в экзотических местах и заработал размягчение мозгов. Может быть, он и напоминает по внешнему виду бочонок с салом, но по своей сути остался прежним авантюристом.

— В один прекрасный день ты зайдешь слишком далеко, моя девочка! — огрызнулся дядюшка, позабыв об учтивости.

— Весьма возможно, но не с тобой, милейший дядя, так что оставь надежду! — усмехнулась Джастин.

— Джастин!

Он поднял с видимым трудом свое грузное тело с кресла и вышел в коридор, расправив плечи и высоко подняв голову. Совершенно очевидно, это было знаком временного прекращения военных действий, а не отступлением.

— Мне кажется, вы оскорбили его в лучших чувствах! — усмехнулся я.

— Он же сродни слонам, непробиваемый! — хмыкнула Джастин. — Мне бы очень хотелось хоть разок оскорбить его по-настоящему, тогда, возможно, он перестал бы хватать меня за коленки во время обеда! Этакий пакостник!

— У Лорин та же проблема?

— У Лорин дело не обходится без проблем, коли рядом есть мужчина, — ровным голосом сообщила Джастин. — Я думала, вы меня ненавидите, лейтенант, судя по тому, как резко разговаривали со мной вчера вечером?

— Просто нервы были напряжены, — пробормотал я. — С минуты на минуту кто-то должен привезти сюда этот магнитофон и запись. Я хочу попросить вас об одном одолжении: откройте сами дверь, заберите это хозяйство и спрячьте в таком месте, где никто его не найдет.

— Конечно! — Ее пальцы слегка сжали мою руку. — Что вы задумали? Нечто дьявольское?

— Я хочу дать прослушать запись Марте и проверить ее реакцию.

— Дьявольский план! — Джастин пришла в восторг.

— Не хотите ли мне помочь?

— До чего же вы поразительно предусмотрительный человек!

Она нежно поцеловала меня в щеку, в ее темных глазах появилось мечтательное выражение.

— Я с восторгом помогу!

Внезапно дал о себе знать огромный колокол у входной двери, Джастин была уже на полпути к ней, когда я еще только опомнился от гула. Через пять минут она вернулась в комнату с торжествующей ухмылкой.

— Все это спрятано в дальнем конце стенного шкафа в холле, — сообщила она тоном заговорщика, — туда никто никогда не догадается заглянуть.

— Замечательно, умница! А после обеда мы тихонько переправим все наверх, хорошо?

— Хорошо!

Раздались чьи-то быстрые шаги, совершенно неожиданно в комнате вновь появился Джордж, в глазах у него читалась несвойственная ему решительность, однако губы предательски дрожали. Он подошел прямиком к кушетке и остановился передо мной, для храбрости уперев руки в боки.

— Марта не говорила тех слов, что вы приписали ей, — выпалил он почти истеричным голосом.

Я с минуту недоуменно всматривался в него, потом вопросительно посмотрел на Джастин.

— Кто это? — спросил я.

— Джордж! — издевательски фыркнула она.

— Что он сказал?

— Что-то невнятное, как обычно. — Она громко зевнула. — Ну чего ради нам говорить о Джордже, когда имеются куда более интересные люди, вроде вас и меня?

— Не пытайтесь уйти от ответа, Уилер! — Голос Джорджа перешел в свинячий визг, он не помнил себя от ярости. — Марта говорит, что вы — лгун.

— Ол-райт, если так говорит она.

— Что вы имеете в виду? — Его голос зазвучал октавой ниже, видимо, он почувствовал некоторую уверенность. — Отвечайте мне, Уилер!

— Да, — холодно произнесла Джастин, — ответьте ему, Уилер!

— Я сказал, все о’кей, если Марта называет меня лжецом, — объяснил я спокойно, — потому что она леди, ну, женщина, во всяком случае; поэтому я почти ничего не могу поделать.

— Я называю вас лжецом, Уилер! — завопил Джордж, упиваясь ощущением силы.

— Ага, это совсем другое дело! — произнес я, медленно поднимаясь со сжатыми кулаками и сведенными бровями.

Я шагнул к Джорджу и угрожающе посмотрел на него сверху вниз, разница в росте была не менее шести дюймов.

— Если вы называете меня лжецом, Джордж, я имею полное право ударить вас, потому что вы не дама, — спокойно объяснил я. — Мне думается, вам пойдет на пользу небольшая трепка, сломаю пару костей!

— Он сказал именно так, да, да! — в страшном возбуждении завопила Джастин. — Я сама слышала, лейтенант. За это стоит и убить!

— Это правда, Джордж?

Лицо у него внезапно странно расплылось, стало походить на какой-то блин.

— Нет! — простонал он пискляво. — Только не я, лейтенант. Произошла какая-то ошибка, честное слово! Мне бы и в голову не пришло обозвать вас лжецом!

— Ладно, если вы уверены?

— Абсолютно! — взвизгнул он.

— Может быть, все же стоит его хорошенько вздуть, чтобы он покрепче запомнил, лейтенант? — с надеждой спросила Джастин.

Я пропустил ее слова мимо ушей.

Глава 8

Эллис Харвей посмотрел на меня через обеденный стол, и я впервые подумал о том, что его темные глаза напоминали синяки, аккуратно поставленные на белом как мел лице.

— Лейтенант, могу ли я задать вам вопрос?

Голос у него был почти просительным.

— Разумеется.

— Пожалуйста, не поймите меня неправильно, вы — желанный гость в нашем доме, но почему вы здесь?

— Не понимаю?

— Чего именно вы хотите добиться, находясь здесь? — Очевидно, на этот раз, отбросив в сторону присущую ему деликатность, он решил получить точный ответ. — Признаюсь, меня мучает любопытство. Сомневаюсь, чтобы на протяжении всей моей жизни я хотя бы раз до этого разговаривал со служащим правоохранительных органов.

— Все очень просто, — заговорил я будничным тоном, — в этом доме прошлой ночью было совершено убийство, и с того момента, как я сюда прибыл, до того момента, как я уехал, я занимался тем, что следовало сделать в первую очередь. Составить своего рода цепочку: жертва — ее окружение — обстоятельства времени и места.

— Весьма интересно, даже более чем! — почти с энтузиазмом пробормотал Эллис. — Пожалуйста, продолжайте, лейтенант!

— Думаю, проще всего ответить на ваш вопрос, почему я до сих пор нахожусь еще здесь, сказав, что я хочу лучше познакомиться с убийцей.

— Что это означает? — загремел по своей привычке Бен, неодобрительно глядя на меня. — Полагаю, вам следует говорить яснее, лейтенант.

— Может быть, я обедаю вместе с убийцей. — Я подмигнул ему. — Может, убийца ест в одиночестве в своей комнате наверху.

— Вы имеете в виду Марту? — в ужасе прошептал Джордж.

— Дело выглядит так, — продолжал я устало. — Слоукомба убил один из вас пятерых, находившихся в ту ночь в доме; так что чем лучше я познакомлюсь со всеми вами, тем больше у меня шансов найти убийцу среди вас.

— Убийца среди нас, — медленно повторила Джастин и неожиданно вздрогнула. — Что за потрясающая фраза, лейтенант!

Эллис медленно покачал головой:

— Благодарю вас, лейтенант, я даже не надеялся услышать столь красочное объяснение. — Он слегка улыбнулся. — Должен сказать, довольно неприятно сознавать, что, когда человек смотрит тебе в лицо, разговаривая с тобой, он не просто соблюдает правила вежливости, но мысленно взвешивает все за и против — убийца ты или нет.

— Это же безумие! — неожиданно взорвался Джордж.

Все посмотрели на него, и его физиономия залилась краской.

— Я хочу сказать, ну как кто-то из нас мог попасть в эту комнату и убить Генри Слоукомба? Я не слишком верю сверхъестественное, но на этот раз это единственное объяснение, имеющее смысл! Неужели вы этого не видите, лейтенант? — Он посмотрел на меня только что не с сожалением. — Если желаете получить логичное объяснение того, как был убит Слоукомб, вам не останется ничего иного, как признать тот факт, что его убила Леди в сером.

Он откинулся на спинку стула с измученным выражением лица, у меня невольно мелькнула мысль, что он произнес самую длинную речь в своей жизни.

— Браво, Джордж! — растроганно воскликнул Эллис.

— Речь, полная здравого смысла, — загудел дядя Бен, яростно дергая свою козлиную бородку.

— О’кей, — я пожал плечами, — если Леди в сером является убийцей, в таком случае вы обязаны объяснить причины не только ее существования, но мотивы ее действий, правильно?

— Мне ясно, куда клонит лейтенант, — сказал Эллис. — Продолжайте.

— Да, я слышал историю, — мой голос звучал ровно, — тот человек, за которого Делия не хотела выходить замуж, был убит каким-то зверем в лесу. Свидетели заявили, что видели огромного серого волка около этого места, другие уверяли, что видели, как Делия бежала из леса домой, причем весь перед ее платья был забрызган кровью. Позднее жители деревни поклялись, что она колдунья, и задумали сжечь ее на костре. Так?

— У вас превосходная память, — вкрадчиво произнесла Джастин.

— Возникло подозрение, что Делия была колдуньей, способной превращаться в зверя, в волка, затем снова в человеческое существо?

— Думаю, что так, — кивнул Эллис.

— Каким образом она стала колдуньей? Ее возлюбленный цыган научил ее колдовским чарам или как?

— Я полагаю, именно это и случилось, — ответил Эллис.

— Таким образом, Делия ничего не выиграла, отделавшись от нелюбимого жениха. Отец отвез ее в Калифорнию и выстроил этот дом. Затем, как я понимаю, она вскоре умерла по собственному желанию?

— Пожелала умереть! — крикнул Бен, глядя в потолок. — Множество раз видел, как это делают в Индии, странные создания эти факиры!

Он с сомнением покачал головой, обращаясь к люстре.

— В день ее смерти Делия неожиданно решает, что ее комната должна пустовать до тех пор, пока будет стоять дом. Она пригрозила проклясть любого, кто осмелится в будущем воспользоваться ею. Почему?

— Согласен, это трудно понять, лейтенант, — спокойно произнес Эллис. — Я над этим много размышлял… — он оперся локтями о стол, сложил ладони и принялся тихонечко постукивать кончиками пальцев друг о друга, — и пришел к следующему заключению: Делию научил искусству колдовства ее возлюбленный — цыган. При первой же попытке воспользоваться полученными знаниями — убийство нежелательного претендента на ее руку — она потерпела неудачу. Вместо того чтобы соединиться с возлюбленным, она разлучилась с ним навечно. Причем ее действия были настолько отвратительны, что обитатели деревни были готовы сжечь ее на костре.

— Какое это имеет отношение к проклятию и к ее комнате? — спросил я.

— Колдовство, как и большинство других дел, влечет наказание за неудачу, — вкрадчивым голосом произнес он. — Разве убийство не является классическим примером этого? За неудачу убийца расплачивается собственной жизнью. Я думаю, нечто подобное произошло и с Делией. Когда она с отцом уехала из Англии, девушка уже знала, что ей придется заплатить собственной жизнью за содеянное.

— В последний день жизни, надо думать, у нее появилось непреодолимое желание снова использовать свою колдовскую силу, прежде чем покинуть этот мир. Ей хотелось хотя бы раз стать удачливой колдуньей. Она использовала собственную комнату как проклятое место.

— Так, возможно, она умерла счастливой? — совершенно серьезно спросил Джордж.

— Я считаю, что это была ее самая ужасная ошибка, — печально покачал головой Эллис, — ибо для того, чтобы проклятие было действенным навеки, кто-то должен следить за тем, чтобы оно осуществилось. Наложив проклятие на комнату, Делия одновременно обрекла себя оставаться вечным стражем…

— Так что, когда этот бедняга Слоукомб громко заявил, что пренебрегает проклятием и проведет Вальпургиеву ночь в ее комнате, она покинула могилу и нанесла молниеносный удар! — задумчиво произнес Бен Харвей. — Только и всего, лейтенант, ясней ясного.

— На этой ленте остались слова Слоукомба о том, будто вы убеждены, что в известном смысле Марта являлась воплощением самой Делии. — Я обратился к Эллису. — Поразительное портретное сходство между нею и Мартой, для начала у обеих девочек матери умерли при их рождении. Он сказал, что вы видите параллель Делии — Марты, Джорджа Фароу и Слоукомба. Джордж был женихом, а Генри Слоукомб — как бы цыганом-любовником. Это так?

— Да, — произнес Эллис, — вот почему я всячески противился тому, чтобы Марта вышла замуж за Слоукомба, это бы непременно закончилось трагедией.

— Но в действительности-то параллели не было, — проворчал я, — ситуация противоположная. Существуй параллель, тогда бы убили Джорджа, а не Слоукомба!

— Вы кое-что упустили из виду, лейтенант, — вкрадчиво произнес Эллис. — В подобных ситуациях второстепенные подробности могут разниться, но параллель должна быть точной. Вспомните, цыган был не просто возлюбленным, он был наставником-колдуном! Это важно.

— Ну и что?

— Когда из-за моего упорного нежелания дать согласие на этот брак Слоукомб пришел ко мне и попросил разрешить ему остаться в комнате Делии тридцатого апреля, в годовщину ее смерти, я уже не сомневался в существовании проклятия. По его словам, он намеревался доказать, что все это — суеверная ерунда, но это было всего лишь ширмой, прикрытием для его подлинных намерений.

— Каких именно?

— Помериться с ней силами, — медленно произнес Эллис, теперь его голос был едва слышен. — У него же не было альтернативы, вот он и сделал ставку на последнее сражение с Делией. Ой проиграл, лейтенант. И, как принято, вынужден был платить за провал.

— Я не уверен, что понимаю, куда вы клоните, мистер Харвей? — пробормотал я.

Он расправил плечи и откинулся на спинку стула, на губах появилась торжествующая улыбка.

— Все весьма просто, лейтенант, когда вы вспомните, что параллель должна быть тождественна в основе. Генри Слоукомб сам был колдуном!

Я посмотрел на остальных, сидящих за столом. Бен Харвей крутил сигару между пальцами с довольно суровым видом, он несколько раз кивнул, выражая полное согласие. Лицо Джастин было подлинной маской, на которой вообще ничего не отражалось. Что касается физиономии Джорджа Фароу, он не скрывал своего экстаза. Можно было предположить, что перед ним только что открылась какая-то потрясающая тайна.

— Теперь вы понимаете, лейтенант? — почти ласково спросил Эллис.

— Да, да… Генри Слоукомб был колдуном?

Лишь через час после нашего ухода из столовой мы смогли переправить магнитофон наверх. Это случилось уже после того, как Эллис отправился спать, а дядюшка Бен пустился в бесконечные воспоминания о том, как он проводил время где-то в дебрях Конго, завербовав в качестве слушателя беднягу Джорджа.

Джастин первой прошла к двери в комнату Марты, я нес магнитофон. Она требовательно постучала в дверь, Марта сердито осведомилась, кто там.

— Это я, дорогая, — прощебетала Джастин, — твоя большая сестренка!

— Убирайся! — мрачно ответила Марта. — Ты, раздобревшая ведьма!

— Все равно войду, хочешь ты этого или нет! — весело воскликнула Джастин, нажимая на дверную ручку.

Выражение откровенной ярости на лице Марты сменилось изумлением, когда она увидела, что следом за Джастин иду я и осторожно ставлю на стол магнитофон.

— Чего вы хотите? — неуверенно спросила она.

— Я хочу, чтобы вы прослушали запись. Позднее мы о ней поговорим.

Я включил магнитофон и отрегулировал звук так, чтобы он был достаточно громким и его было хорошо слышно внизу. Наблюдать за выражением лица Марты не доставляло никакого удовольствия. Даже Джастин отвернулась через пару минут. Я никогда не предполагал, что Марта была безумно влюблена в Слоукомба, но по временам они бывали близки, и слышать его голос, молящий призрак о милосердии, было для нее настоящей пыткой.

Вопль ужаса в конце заставил Марту вскочить с места, она зажала руками уши и разразилась безумными рыданиями. Джастин обняла ее, как ребенка, усадила на стул и возилась с ней, пока та немного не успокоилась.

— Была ли необходимость во всем этом, лейтенант? — яростно спросила Джастин.

— Да, — произнес я устало, — еще какая!.. Когда вы наговорили эту ленту, Марта?

Она медленно поднялась со стула и подошла к окну.

— На протяжении двух последних недель, — произнесла она тихим голосом, — отдельными кусочками. Генри незаметно принес сюда магнитофон, ну мы и по нескольку фраз записывали вечерами. Но часть записей отсутствует…

— Что именно?

Марта повернулась лицом ко мне, она была ошеломлена.

— Довольно многого не хватает, — твердо заявила она. — Делия, то есть я, конечно, в конце концов смягчилась и сказала Хэлу, что она снимет проклятие, так что мы сможем пожениться и жить дальше счастливо… Вы сами понимаете, что к чему?

— План был таков: Генри выскочит радостный из запертой комнаты, чтобы сообщить всем о великой новости в очень удачный момент? — спросил я. — Затем он снова поставит ленту, чтобы ее прослушал ваш отец, а после этого наступит счастливый конец, свадьба и розы?

— Такова была идея, — произнесла она со вздохом.

— Сценарий сочинил Генри?

— Он над ним работал так, как никогда раньше, я думаю, — прошептала она. — Кое-какие фразы, которые должна была в конце сказать Делия, были лучшим из всего того, что он когда-либо создавал. Если хорошенько подумать, это забавно…

— Вы говорите, пропало довольно много? А что-нибудь было добавлено?

Она задумалась на минуту, затем лицо ее исказилось от страха.

— В самом конце, — медленно прошептала она, — когда Делия шепчет этим жутким, скрежещущим голосом… Когда она говорит о Серой колдунье, разгуливающей по ночам. Это не я!

Она разрыдалась и бросилась к сестре.

— Успокойся, маленькая, — нежно заговорила Джастин, — успокойся же!

— Джастин! Ты считаешь, что, когда Хэл проиграл эту запись в запертой комнате, появилась настоящая Делия, так что сейчас на ленте ее голос? — запинаясь спросила Марта и прижалась теснее к старшей сестре.

— Нет, конечно! — без колебания ответила Джастин. — Разумеется, нет.

Я закрыл магнитофон и посмотрел на Джастин.

— Отнесите его в мою комнату, лейтенант, — негромко попросила она, — и подождите меня там. Я скоро приду.

Секунд десять я тщетно старался придумать что-нибудь хорошее, чтобы подбодрить Марту, затем отказался от своих намерений и понес магнитофон по коридору в комнату Джастин. Присев на край кровати, я выкурил пару сигарет, раздумывая вообще о семействе Харвей, а потом о каждом человеке в отдельности. Это не было умственной тренировкой, так сказать гимнастикой для мозга.

Внезапно я услышал тихий шорох позади себя и поднял голову: Джастин неслышно вошла в комнату, осторожно закрыв день.

— Бедный ребенок! — со вздохом произнесла она. — Сейчас все о’кей, мне кажется. Я дала ей снотворного, и она уснула до того, как я ушла.

Присев рядом со мною, она сокрушенно добавила:

— Я вела себя настоящей стервой по отношению к ней. Теперь я не очень-то хорошо себя чувствую из-за этого!

— Я бы не стал слишком переживать, в конце концов Марта отплатила вам той же монетой, не так ли?

— Откуда вы это взяли, лейтенант?

— Я просто слушал, что говорили мне другие люди о ваших взаимоотношениях с Мартой…

— Кто с вами говорил?

— Лорин Фароу, да и сама Марта.

— И вы им поверили?

— Конечно… Почему нет? Слоукомб начал с того, что всячески обхаживал вас и занял большое место в вашей жизни, а закончил тем, что пожелал жениться на вашей младшей сестре, не так ли?

Она пыталась мне что-то возразить, но я был неумолим:

— Выслушайте меня. Я офицер полиции. Произошло убийство, и я должен разыскать убийцу; иной раз, когда ты совсем уже близок к решению задачи, невольно забываешь о чувствах окружающих. Только потому, что они в той или иной степени причастны к убийству. Тебе кажется, что ты имеешь право использовать их в качестве помощников. Ты забываешь, что они так же легко уязвимы, как самые обычные люди…

Я поднялся с кровати, взял магнитофон и подошел к двери.

— Лейтенант?

— Да?

Я даже не повернул головы.

— Помните, я как-то сказала, что недооценила вас? Что в действительности вы трудно различимый сукин сын? Только теперь до меня дошло, что я была права в первый раз: вы на самом деле сукин сын.

Глава 9

Когда я заглянул в гостиную, Джордж уже исчез, там оставался один Бен Харвей. Он сидел в кресле с огромным бокалом в руке и самодовольно ухмылялся. Я подумал, что это, по всей вероятности, его тайный излюбленный сосуд, который он где-то прячет, пока не останется в одиночестве и не будет уверен, что его вряд ли побеспокоят. Он смотрел в противоположную сторону, так что не заметил меня, а сочетание огромного бокала и толстенной сигары между пальцами выглядело слишком соблазнительным, чтобы нарушить подобную идиллию. Я неслышно отступил назад, в холл, по-прежнему не выпуская из рук магнитофон.

— Все еще суете нос в чужие дела, лейтенант? — Зычный голос дядюшки Бена нарушил тишину.

Я вернулся в гостиную и увидел его деланную ухмылку.

— Не думали, что я догадываюсь о вашем присутствии, молодой человек? — Он самодовольно хрюкнул. — Этому маленькому трюку я научился у племени зизи: ты не столько слушаешь ушами, сколько ступнями ног, они прекрасно улавливают вибрацию.

— По временам, дядюшка Бен, — сказал я ему, — у меня возникает уверенность, что самое дальнее заморское место, в котором вы побывали, — это остров Каталина.

— Ха! — Он ткнул в мою сторону концом сигары. — Хотел бы я посмотреть, как бы вы вели себя на одном из ночных ритуальных танцев зизи, молодой человек!

— А что в них примечательного?

— Около трех часов ночи они распределяют между собой девственниц! — Он опять странно хрюкнул.

— Я принес назад ваш магнитофон, — сказал я, поставив его на стол, затем снял бобину с лентой и положил в карман.

— Прекрасно! Надеюсь, вы ничего не испортили? Я очень ценю эту штуковину, заплатил за него черт знает сколько!

— Трех бывших девственниц зизи и пару усохших голов? — подсказал я.

Бен откинул назад голову и заревел, как раненый бык. Я подошел к буфету, приготовил себе выпивку и стал ждать, когда у него прекратится приступ смеха.

— Ха! — Он вытащил из кармана клетчатый носовой платок и приложил к глазам. — Вам не следует говорить подобные вещи, молодой человек! Собеседник может погубить свою сигару и свой бренди.

— Несколько вопросов, если не возражаете? Скажите, брал ли Слоукомб у вас магнитофон раньше?

— Похоже, он без этой проклятой штуковины вообще не мог жить, она ему постоянно требовалась, — хмыкнул Бен. — Не знаю, какого черта он с ней делал, но, поскольку сам он не считал нужным объяснять, я не собирался спрашивать, как вы понимаете.

— Конечно, — закивал я. — Из чистого любопытства, мистер Харвей, что за человек был Слоукомб?

— Почему вы не спросите у Марты, — буркнул он, — она же хотела выйти за него замуж.

— Я уже собрал кое-что по кусочкам. За всю свою жизнь он никогда не работал, был поэтом, вроде бы никуда не годным, к тому же у него было больше надменности и самовлюбленности, чем у дюжины нормальных людей, это-то и привлекало к нему девушек. Его хобби было коллекционирование женских скальпов… Как насчет того, чтоб внести свою лепту?

Несколько секунд Бен Харвей изучал горящий кончик сигары.

— Генри был образованным малым, — наконец заговорил он. — Я рад за Марту, потому что она уже не сможет выйти за него замуж.

Харвей подергал себя за козлиную бородку, затем опустил нос в бокал с бренди.

— Я видел его только после того, как он стал трупом, но выглядел он настоящим мужчиной, к сожалению, этого не скажешь про беднягу Джорджа!

— Что?

Его возмущение было столь велико, что могло сравниться разве что с негодованием Санта-Клауса, который бы заметил, что в канун Рождества кто-то ухитрился похитить у него оленя с подарками.

— Вы недооцениваете Джорджа Фароу! — загремел он. — В этом молодом человеке куда больше достоинств, чем кажется с первого взгляда, позвольте вам сказать! У него голова на плечах и…

— Раз он женится на Марте, он тут же направит ее деньги в пользу нефтяной аренды, — закончил я за него.

Голубые глаза, почти полностью утонувшие в складках жира, внимательно следили за мной.

— Ну… — Он с невинным видом подергал себя за бородку. — Возможно, тут вы и правы, лейтенант, кто знает?

— Вы-то наверняка знаете! Случись такое, вам надо будет беспокоиться только за Джастин, поскольку Джордж и Марта будут женаты. Переманите Джастин на свою сторону, и ваш братец Эллис окажется в одиночестве. Весьма богатый, но одинокий старик.

— Ну, Эллис не так уж и стар, — равнодушно бросил Бен Харвей, — ему всего лишь шестьдесят, еще жить и жить!

— Но он не хочет жить считая баррели нефти, — засмеялся я.

— Мне кажется, он достаточно взрослый человек, чтобы решать подобные вопросы самостоятельно, — пробормотал он.

— Видимо, так… — Я пожал плечами. — Джордж отправился уже домой?

— Некоторое время назад… — пробасил Бен. — У него куда больше здравого смысла, нежели у некоторых знакомых мне молодых людей, которые не дают покоя своим родителям и вышестоящим лицам даже среди ночи!

— Джордж сообразительный малый, не спорю, — рассеянно произнес я, — трудно иметь дело со всей вашей проклятой сворой. Вы все куда сообразительнее и находчивее, чем кажетесь.

—  Что? Вы что сказали?

Он красноречиво махнул рукой, показывая, что аудиенция окончена.

— Спокойной ночи! — бросил я и вышел из гостиной.

Неожиданный раскат грома прозвучал в коридоре, на какое-то мгновение у меня мелькнула мысль, что гроза возвращается, потом я сообразил, что это всего лишь ответное пожелание спокойной ночи Бена Харвея, донесшееся из гостиной.

Я быстро пошел к входной двери.

Глава 10

Около полудня следующего дня я сидел в кабинете шерифа, с неудовольствием взирая на его отталкивающую физиономию, пока он перечислял мне сотню различных оснований, почему лейтенант должен являться утром на работу раньше половины двенадцатого.

Самым веским, насколько мне помнится, было то, что его прогонят с работы, коли он не станет этого делать.

Когда ему просто не хватило воздуха, чтобы продолжить обвинительную речь, я поспешил заполнить образовавшуюся пустоту потоком слов, длинных и коротких, и наконец ухитрился изложить в мельчайших подробностях свои трудовые достижения предыдущего дня. Наступила очередь шерифа мрачно взирать на мою отнюдь не ласковую физиономию.

— Вы поехали туда найти виновного, — пробормотал он без всякого энтузиазма. — Выслушав ваш отчет о вчерашнем дне, Уилер, я невольно припомнил одно устройство, которое мне продемонстрировали в научно-исследовательской лаборатории когда-то.

— Натуральную блондинку? — заинтересовался я.

— Небольшую круглую клетку, сооруженную наподобие вращающегося волчка. Внутри сидела живая крыса, чем быстрее она бежала, тем дольше оставалась на месте, она закрутилась, охотясь за собственным хвостом.

— Я бы возмутился, если бы это не было правдой. В научно-исследовательских учреждениях от скуки и безделья и не такое изобретут!.. Но вы должны согласиться, шериф, что мы теперь располагаем всеми основными моментами данного дела, изложенными вчера вечером Эллисом Харвеем.

— Какие такие моменты?

— Генри Слоукомб был колдуном? — безнадежно спросил я.

— Я не хочу тратить время на всякую ерунду, Уилер! — рассердился Лейверс. — Но чувствую, что должен задать вам пару прямых вопросов. Первый: намерены ли вы предпринять что-то дальше по расследованию либо будете здесь сидеть и морочить мне голову идиотскими вопросами? А если вы ответите положительно, тогда я задам следующий: когда?

— Вся беда в том, — продолжал я, не обращая на него внимания, — что все они лгут, но по различным причинам. Два дня назад, когда вы вызвали меня среди ночи, вы сказали, что они могут быть просто сборищем психов, и это предположение до сих пор не утратило своей актуальности. Но как определить, кто из них безумец, а кто нет? Как распознать, лжет ли безумец потому, что ему положено так делать, или же потому, что он стремится помешать вам предъявить ему обвинение в убийстве?

— Уилер! — простонал Лейверс. — Не согласились бы вы заниматься своими арифметическими выкладками где-то в другом месте, пока парни в белых халатах не приедут, чтобы увезти меня отсюда?

— Могу представить, как все это было проделано, — я продолжал размышлять вслух, — только эта лампа до сих пор не дает мне покоя. Во всяком случае, у троих из них имеются веские основания. Так что «кто?» теперь уже является глупым вопросом, который неудобно задавать.

Внезапно я почувствовал чьи-то руки у себя под мышками, и в следующее мгновение пара здоровенных полицейских в форме вынесла меня из кабинета Лейверса. В последнее мгновение мне удалось повернуть голову и заметить угрюмую усмешку на круглой физиономии шерифа.

Ну не сукин ли сын наш шериф?

— Напишите, когда вы приступите к работе! — закричал он вслед.

Дверь в офис захлопнулась с необычайным грохотом.

— Что скажете об этом стуле, лейтенант? — почтительно спросил один из полицейских, когда они меня уже держали над сиденьем, как будто я был хрупким игрушечным вертолетом.

— Подойдет! — проворчал я.

— Да, сэр! — воскликнули они одновременно и отпустили меня.

Ну не бараньи ли головы, право слово?

Через пять минут, когда я добрался до своего «хили», припаркованного у обочины, я почувствовал ненависть к тем родителям, которые бьют своих младенцев по мягкому месту.

Во время долгой поездки по шоссе, ведущему к Старому каньону, мне было нечем больше заниматься, кроме как размышлять, что, черт возьми, предпринять теперь? Единственное, что мне оставалось, — это схватить кого-то за руку и приняться выворачивать ее, пока он (или она) не завопит от боли.

Несомненным кандидатом был Джордж Фароу.

Я остановился перекусить в Пайн-Сити, так что в дом Фароу прибыл уже около трех. И снова была великолепная погода, с безоблачного неба нещадно палило солнце, и у меня появилось странное ощущение, что я каким-то чудом вновь вернулся во вчерашний день.

Нажав на кнопку звонка, я с надеждой всматривался сквозь дверное стекло, вдруг мне на самом деле удалось преодолеть границу времени. Но на этот раз никакая загорелая полуголая красотка не появлялась в холле. Я снова нажал на кнопку, теряя терпение. В голове промелькнула мысль, что я таки выверну Джорджу руку, как только он протянет ее мне.

Прошла еще пара минут, я устал насиловать звонок. Кончилось тем, что я собрался уходить, когда за моей спиной раздался хриплый голос:

— Кто там?

— Лейтенант Уилер, офис шерифа.

— Негодяй! — с чувством произнес тот же голос.

Мне предстояло решать: просто ли стоять на прежнем месте или же стоять и колотить себя при этом кулаком по голове. Пока я раздумывал, проблема решилась сама собой: кто-то отворил входную дверь. Я повернулся, поражаясь, у какого старца может быть такой хриплый голос, и увидел согнувшуюся чуть ли не вдвое рыжеголовую красотку с огромным кровоподтеком под левым глазом.

— Лорин?

— Во всем виноваты вы один! — упрекнула она. — Надо же вам было распустить язык в доме Харвеев! «Лорин говорит!» Вам бы еще положить это на музыку, чтобы звучало лейтмотивом всю прошлую ночь!

— Лорин, милочка! — участливо заговорил я. — Черт побери, что стряслось?

Она медленно повернулась и, сильно хромая, поплелась в холл, все тело у нее согнулось, будто ее не держали ноги. Я помог ей спуститься на три ступеньки и пройти в патио, где она жалобно застонала, когда я осторожно усадил ее в кресло.

— Раздобудьте мне выпить! — распорядилась она, как только устроилась на сиденье.

Я приготовил спиртное нам обоим и вынес во внутренний дворик. Она отняла от подбитого глаза компресс, пока заглатывала свою порцию, и я с ужасом посмотрел на ее синяк, от которого разбежались полукругом многоцветные радуги.

— Что случилось? — снова повторил я.

— Я вам уже сказала! — буркнула она не слишком любезно. — Вы соизволили весь вечер цитировать меня во весь голос в проклятом доме этих самых Харвеев! Джорджа надо было бы связать веревками, когда он явился домой, я и до этого видела его разъяренным, но на этот раз смертельно перепугалась. Он носился по всему дому как ненормальный, орал и стонал, причем по большей части все его обвинения были выдуманными.

Она поставила на стол стакан и снова наложила примочку.

— Я сидела на кушетке в гостиной, там, где вы меня оставили вчера днем, когда он явился. И первое, что сделал, — это ударил меня кулаком в глаз так, что я свалилась на пол и потеряла сознание. Это вполне устроило милейшего Джорджа. Он пару раз прошелся по мне, потом, решив, что больше не вынесет моего вида, ушел, оставив меня лежать под столом. Именно там я и проснулась сегодня утром.

— Вы шутите?

— Я шучу? — Она задрала блузку, обнажив грудь. — Смотрите!

Все тело было покрыто кровоподтеками.

— Джордж всегда носит остроносую обувь?

— Мне бы следовало вас возненавидеть, Эл Уилер, — произнесла она более мягким тоном, — но вы так благородно отнеслись ко мне вчера днем, так что я просто не в силах на вас злиться.

— Я ничего особенного вчера не сделал.

— Именно это я и имела в виду, — почти прошептала она, — со мной нечасто обращаются как с леди, тем более если я напьюсь… Вы какой-то особенный, Эл, и позднее я это оценила.

— И после всего я так подвел вас, Лорин! Мне очень-очень жаль, что так получилось. Единственное, что могу сказать: в дальнейшем ничего подобного не случится. Я недооценил Джорджа!

Она печально рассмеялась:

— Хотела бы я иметь вашу веру в Джорджа, Эл!

— Я верю в Эла! — произнес я весьма нескромно. — В Эла, которому не терпится поговорить без свидетелей с этим самым Джорджем. Кстати, где он теперь? Снова в доме Харвеев?

— Где ж еще? — Она глотнула бурбона. — Знаете, я почти не сомневаюсь, что братец слегка свихнулся, судя по тому, как он себя порой ведет. Если только Марта сейчас не выйдет за него замуж, сказал он мне, его можно считать покойником. «Этот вонючий лейтенантишка, — сказал Джордж, — все тут разнюхивает вечерами, да еще ты наговорила всяких мерзостей. Он, не дай Бог, может оказаться там, где ему совсем не следует быть, даже не следует знать об этом месте». Вам это о чем-то говорит, Эл?

— Вокруг да около, если можно так выразиться… Вы не можете припомнить, больше он ничего не говорил?

Лорин несколько минут мучительно думала, потом устало покачала головой:

— Понимаете, я была в таком состоянии, что не могла все запомнить…

— Вы вызвали доктора?

— Доктора? У меня все же есть чувство гордости. Вы бы еще спросили, не вызвала ли я полицию. Они тотчас бы решили, что я где-то в пьяном виде свалилась с лестницы…

— Вам на самом деле стало лучше? Если желаете, могу вызвать сюда санитарную машину и отправить вас к себе домой. Вы немного отдохнете, на пару недель выбросите из головы Джорджа, а там все и образуется.

— Как, лейтенант, — захрипела она со счастливой улыбкой, — вы делаете мне такое предложение?

— Обещаю, что не буду мучить вас расспросами. Серьезно, согласны?

— Мне это очень-очень нравится, но только при одном условии.

— Каком?

— Об этом мы поговорим позднее…

Уже через пятнадцать минут я спешил к дому Харвея, оставив Лорин укладывать чемодан в ожидании машины «Скорой помощи», которая должна была увезти ее. Я очень внимательно вел «хили», но это не помогло мне полностью остыть после нашего разговора.

Я припарковал машину перед домом и не спеша закурил сигарету, решив окончательно успокоиться до того, как войду в дом.

Дверь отворил Эллис Харвей и неуверенно улыбнулся:

— Входите, лейтенант! Вы уже почти стали членом семьи.

— Это весьма мило, — произнес я без всякого энтузиазма. — Вы не знаете, где я смогу разыскать Джастин?

Он растерянно заморгал:

— Я видел ее всего несколько минут назад. Ну а где же я был? — Харвей задумчиво постукивал костлявыми пальцами по скуле. — Ах да! Она была на задней лужайке, читала книгу или, возможно, вязала.

Я нашел ее через пару минут, она действительно читала книгу, растянувшись на траве. На ней были огромные черные очки и купальник, который был немного тесноват.

— Привет!

Она сняла очки на мгновение, чтобы взглянуть на меня, я опустился рядом с ней на траву.

— Как вы добрались домой в романтическом одиночестве?

— Остался жив, это главное.

— Замечательно! — буркнула она и снова уткнулась в книгу.

— Джастин, милочка, как вы смотрите на то, что мне хочется быть честным копом?

Она захлопнула книгу, лениво перекатилась на бок и подняла на меня глаза:

— Почему все страстные декларации вы предпочитаете делать в самое жаркое время дня?

— Я не хочу утратить ту близость, которая стала намечаться между нами, Джастин.

Она сжала мою руку:

— Этого не случится!

— Вы не понимаете. В любую минуту я намерен превратиться в «Эла Уилера, прямого и неподкупного копа», страстного правдоискателя, ну и все такое. Возможно, вам по не понравится.

Она сняла черные очки и бросила их на траву.

— Хочу рискнуть, — очень серьезно ответила она.

— О’кей. Я не знаю сегодня больше, чем знал вчера, по утром меня осенило. Я мог бы проторчать здесь целых шесть месяцев и не стать сообразительней. Потому что все вроде бы говорили мне всё, что могли, чтобы помочь распутать убийство, но так, чтобы не затронуть себя.

— Послушать вас — вы вроде бы оказались в тупике, Эл?

— Всего лишь перед барьером. Мне необходимо его разрушить, при этом не исключено, кто-то получит синяки и ссадины.

— Ну так действуйте! — воскликнула она. — Вы намереваетесь меня арестовать?

— Дорогая, вы когда-нибудь разгадывали шарады? Что-то подобное ощущаешь в этом доме, где все без исключения участвуют в шараде, притворяясь тем, кем они никогда не были. Взять вас в ночь убийства: в длинном белом одеянии с серебряным поясом, ваши разговоры с оккультными ссылками на дьявольское начало. Первые два часа, когда я был здесь, я принял вас за самую настоящую сумасшедшую, но потом начали появляться кое-какие мелочи, которые не вязались с общей картиной: усиленная доза снотворного, которую вы дали Марте, ваша тревога, когда она обвинила вас в убийстве Слоукомба.

Темные глаза с большим интересом смотрели на меня вплоть до той минуты, когда я упомянул Марту. После этого Джастин на секунду отвернулась, а когда вновь взглянула мне в лицо, ее глаза были полны безразличия.

— Марта, возможно, не очень хорошо знает вас как личность, но она, конечно, знает вас как соперницу. Она увела Генри Слоукомба из-под вашего носа, это была незавидная добыча; но это не имело значения ни для одной из вас. И когда он умер, она инстинктивно почувствовала, что либо вы сами убили его, либо участвовали в этом деле.

— Все преданные делу копы разглагольствуют так много, как вы? — чуть насмешливо спросила она.

— Именно это и терзало вас после того, как вы узнали, что Слоукомб убит. Ведь Марта тотчас заподозрит вас. Но если бы вы были абсолютно непричастны, это бы вас совершенно не волновало.

— Таким образом, вы полагаете, что я приложила руку к убийству Хэла? — спросила она холодно.

— В то время вы не знали, что все закончится убийством, и это освобождает вас от ответственности за случившееся.

— Как благородно с вашей стороны обелить меня, лейтенант!

— Давайте-ка все это кончим раз и навсегда, и побыстрее. Слушайте меня внимательно, Джастин Харвей!

— Да, сэр!

Она шутовски отсалютовала мне, я сердито ударил ее тыльной стороной ладони по губам, немного не рассчитав силы, так что она вдруг упала навзничь на траву.

Медленно поднявшись, Джастин вытерла кровь с губы, глаза ее широко раскрылись не то от страха, не то от удивления.

— Семье принадлежит поместье, земли которого — нефтяной пласт. Эллис не заинтересован в прибыли, для него важно не затронуть семейные традиции и оставить в целости дом и землю, ну и его сорок процентов. Дядя Бен, который с большой неохотой возвратился под родительский кров из заморских краев, потому что стал нищим и у него не было иного выбора, отчаянно хочет все продать. Деньги, полученные за нефть, — его единственный шанс возвратиться к прежней жизни, а ему принадлежат двадцать процентов. Марта — свободная птица, но, если она выйдет замуж за Джорджа, он позаботится о том, чтобы она проголосовала за продажу. Получается тупик: Эллис против дядюшки Бена и Марты, коль скоро ее мужем станет Джордж. Таким образом, вы оказываетесь посредине, вы — ключ, Джастин. Естественно, они стали нажимать на вас, склоняя каждый на свою сторону. Что хотите — получите, только сами назовите…

Она кривовато улыбнулась:

— Не понимаю, чего ради вы затеяли этот разговор, Эл, коль скоро вам известны все ответы?

— Это предложение о союзничестве поступило именно в то время, когда Марта увела у вас Слоукомба и они заговорили о свадьбе. Вы пошли на сделку — вы проголосуете за продажу, если Марта не выйдет замуж за Слоукомба.

— Звучит подло в такой формулировке, верно? — с сомнением в голосе спросила она.

— Вы не понимаете того, что дело было вовсе не в вашем нежелании. Они не могли допустить, чтобы Слоукомб женился на Марте, потому что он-то был на стороне Эллиса. Им было необходимо помешать этому браку!

Джастин усмехнулась:

— Недотепа с выигрышем, вот кто я такая!

— Нет, так можно сказать про Хэла и Марту, — покачал я головой. — Поскольку вы были участницей тайного сговора, они посвятили вас в свои планы, верно?

— Подробно.

— Эллис часто разглагольствовал о потрясающем сходстве между Мартой и Делией, о портретном сходстве, к тому же их матери умерли при рождении девочек. От вас требовалось внушать эти вещи Эллису, снова и снова поднимать эту тему. Потом, через какое-то время, вы стали бы убеждать его, что существует параллель между ситуацией Делии с ее возлюбленным-цыганом и человеком, за которого ее хотели выдать замуж, и ситуацией Марты с Джорджем и Генри Слоукомбом. И все это удалось на славу. Эллис твердо уверовал, что Марта ни при каких обстоятельствах не должна выходить замуж за Слоукомба.

— Мне кажется, я не в состоянии сказать ничего такого, чего бы вы уже не знали, Эл, — прошептала она. — Но зато вы должны мне кое-что сказать. Кто же убил Генри? И каким образом это было осуществлено?

— Если мне повезет, я смогу ответить на эти вопросы часа через два, дорогая… Ну каково положение дел с вашей драгоценной губой? Я не очень сильно ее покалечил?

— Вы — зверюга, Эл, настоящий садист! Иначе не скажешь.

Глава 11

Я сидел безвылазно в гостиной, где находился с того момента, как оставил Джастин лежать на траве, а сам вернулся в дом, это произошло примерно час назад. Трудность всякого расследования заключается в том, что это, так сказать, взаимная деятельность: ты не можешь допрашивать человека, если его нет под рукой.

Прошло еще минут десять, потом я различил чьи-то шаги на лестнице, и в комнату почти ворвался Джордж Фароу. Возможно, впервые в жизни он выглядел довольным собой, он только что не улыбался мне.

— Как ваши успехи сегодня, лейтенант? — Его глаза уставились на меня с собачьей преданностью. — Замечательный день, правда?

— Действительно замечательный… Вы, случайно, не видели поблизости дядюшку Бена?

— Днем он почти всегда ложится отдыхать.

— Какая жалость! После того как вы вчера ушли, он буквально заворожил меня рассказами о своих приключениях.

— Он удивительный человек!

— Обещал показать мне свою комнату с экзотическими редкостями, из-за этого-то я и приехал сюда сегодня, сказать по правде. — Я глянул на часы. — Не смогу остаться более четверти часа. Ну… что поделаешь, если я такой невезучий?

— Я знаю, где находится его комната со всякими редкостями, — загорелся Джордж, — я знаю, что дяде Бену безразлично, будете ли вы осматривать ее при нем или без него. Хотите, я проведу с вами обзорную экскурсию?

— Замечательно! Буду вам бесконечно благодарен.

Мы вышли из гостиной, заговорщически подмигивая друг дружке, как будто были закадычными друзьями. До этого я беспокоился, что слишком грубо работаю, но Джордж с такой жадностью заглотнул приманку, что можно было и не волноваться.

Я прошел следом за ним в заднюю половину дома, причем кухарка бросила на нас весьма неодобрительный взгляд. Мы оказались на внутренней лестнице.

— Раньше в этом месте хранился уголь, позднее сделали центральное отопление, — пояснил Джордж, направляясь вниз по лестнице, — а теперь здесь убежище дяди Бена.

Он закатился пронзительным смехом секунд на двадцать, сначала я подумал, что он рехнулся, потом сообразил, что это была шутка, он радуется собственному остроумию.

Вообще-то было бы правильнее назвать это помещение не убежищем, а лавкой старьевщика, ибо «убежище», на мой взгляд, звучит как-то фантастичнее. Здесь же по всему полу был разбросан разный хлам: морские сундуки, яркие зонтики, деревянные поделки, чучело тигра, когда-то стоявшего на задних лапах, а теперь поникшего в полусогнутом положении, потому что половина опилок высыпалась на пол через дыру.

Неподалеку от меня стояло маленькое бюро, я неосторожно выдвинул слишком далеко один из ящиков, оттуда посыпалась всякая ерунда: дешевые бусы из морских ракушек, зубы животных, какие-то амулетики и фигурки.

— Потрясающе, не правда ли? — Джордж буквально сиял от гордости, совершенно искренне восторгаясь всеми диковинками.

— Мне все это кажется омерзительным, — покачал я головой.

— Что?

— Я все это считаю омерзительным, — повторил я. — Я имею право высказать свое мнение о вкусе дядюшки Бена, точно так же как вы можете высказать свое мнение обо мне.

— Я? — Его брови взметнулись вверх, очевидно намереваясь преодолеть порядочное расстояние до поредевших волос. — Я могу? — повторил он недоверчиво.

— Разумеется… Сказали же вы про меня, что я рыскаю по ночам, собирая всякую грязь, и даже охарактеризовали меня эпитетом «омерзительный», если мне не изменяет память.

Он попятился к лестнице, его физиономия приобрела пепельный оттенок.

Я преувеличенно громко чихнул.

— Странная вещь, Джордж, я ощущаю такое зловоние, с которым прежде ни разу не сталкивался. Как будто где-то рядом находится помойка.

Я подошел к нему, шумно втягивая носом воздух.

— Хотите что-то знать? — спросил я шепотом. — Мне кажется, это вы воняете.

Он вытянул перед собою руки и принялся ими размахивать, как бы разгоняя воздух:

— Не трогайте меня! Не смейте трогать меня!

Возможно, в глубине у каждого человека скрывается садист, дожидающийся возможности вырваться на волю. Мне стало стыдно от сознания, что я испытываю удовольствие при виде дикого страха Джорджа. Но я не мог отступить ради Лорин.

— Джордж! — Голос у меня внезапно охрип. — Давайте с этим быстро покончим. Если только вы хотя бы пальцем тронете Лорин, я превращу вас в кровавое месиво. Вы поняли?

— Да, да, — захныкал он, — я все прекрасно понял, лейтенант. Никогда в жизни такое больше не повторится. Я сам не знаю, какой бес в меня вчера вселился, я…

Что ты можешь сделать с такой медузой, которая внезапно надумала избивать ногами в остроносых ботинках свою младшую сестренку? «Во всяком случае, можно дать ему почувствовать, что это такое», — мелькнуло у меня в голове.

— Мне можно теперь идти, лейтенант? — продолжал он ныть. — Я никогда этого не забуду, обещаю вам.

— Это укрепит твою память!

Я ткнул четырьмя напряженными пальцами ему под дых, как выражаются мальчишки, но все же вполсилы. Он сложился вдвое, прижав руки к животу, с таким видом, будто вот-вот умрет.

Через пару минут он ринулся бежать как ошпаренный из подвала. По пути мне удалось схватить его за галстук и подтащить к себе, так что наши лица оказались в паре дюймов одно от другого.

— Это — вроде наглядного пособия, Джордж, — сказал я ему. — Еще один синяк у Лорин, и ты получишь все сполна.

Я оттолкнул его к лестнице, он поднялся по ней спотыкаясь, но с потрясающей скоростью. Под конец он даже позабыл про стоны и вопли.

Я закурил сигарету и медленно обошел «лавку старьевщика». И чем больше я всматривался, тем сильнее поражался, в каком ненормальном мире он жил на протяжении долгих пятнадцати лет.

Внезапно я услышал скрип ступеней, затем басовитый голос осведомился:

— Что-то ищете, молодой человек?

Бен Харвей спускался по скрипящим ступеням, осторожно ощупывая поочередно каждую, прежде чем поставить ногу.

— Где вы храните свои сувениры мау-мау? — спросил я его.

— Вот там! — Он ткнул пальцем в дальний угол. — Подождите меня. Сейчас никто не желает ждать, все спешат решить шараду и удовлетворить свое любопытство.

Я дождался, когда он сойдет с последней ступеньки и направится ко мне.

— Шарады!.. — Я удивленно покачал головой.

— Что такое? — Он тряхнул своей козлиной бородкой. — Не говорите под нос, молодой человек, я просто ненавижу подобное невнятное бормотание!

— Мне кажется, вы немного подпортили свой образ, Бен, — покачал я головой. — Беда в том, что, когда берешься за хорошую роль, очень трудно не переиграть самую малость то тут, то там. Потом уже переигрываешь постоянно.

Голубые глаза под жировыми навесами неожиданно утратили задорный блеск.

— Черт побери, о чем вы? — рявкнул он.

— Обо всем, Бен. О призраке, который явно переиграл. О запертой изнутри комнате с трупом на ковре. Дни ваших странствий закончились, дядя Бен!

— Не понимаю, — загромыхал он. — Да, я только что вспомнил. Что вы сделали с Джорджем? — Он неодобрительно покачал головой. — Это было не очень-то красиво, лейтенант!

— Когда Джордж зверски избил свою младшую сестру, это тоже было не слишком красиво. Вырвать глотку у человека, который считает тебя другом, — это тоже было весьма некрасиво, дядя Бен!

Секунд десять он яростно дергал себя за эспаньолку, затем его физиономия внезапно прояснилась.

— До меня дошло! — торжествующе рявкнул он. — Вы пытаетесь мне что-то сказать?

— Я скажу вам правду, я немного устал от всей этой отвратительной истории, поэтому хочу побыстрее со всем закончить. Так что почему бы нам не прекратить заниматься этими детскими играми в «двуликого Януса»?

— Я слушаю, — ровным голосом произнес он.

Я повторил ему все то, что сообщил Джастин, затем продолжил:

— До тех пор все было о’кей. Вы настроили Эллиса решительно против брака Марты с Генри Слоукомбом, но этого было недостаточно. Всегда существовала опасность того, что они надумают сбежать, да и потом, вообще мало было просто расстроить брак. Требовалось, чтобы она вышла замуж за Джорджа, чтобы ее двадцать j процентов не присоединились к доле Эллиса.

Дядюшка Бен впервые заговорил после того, как я начал повествование.

— Вы подразумеваете, что я, являюсь тайным руководителем всей этой интриги? — заинтересованно спросил он.

— Не надо! — Я с сожалением посмотрел на него.

— Продолжайте, пожалуйста!

Он неистово дернул за бородку.

— Итак, вы обдумали план: Слоукомб должен заставить Эллиса разрешить ему провести Вальпургиеву ночь в запертой комнате. Эллис не мог отказать, потому что все бы подумали, что он не верит в саму историю о Леди в сером, а ему было бы неприятно, если бы эту легенду подняли на смех. Семейное предание, почти реликвия…

Вы отвели Слоукомба в сторонку и поведали ему блестящую идею, как он сможет жениться на Марте, в то же время не задев чувств Эллиса. Вы приготовите ему магнитофонную запись, которая будет вроде бы записана им самим в то время, когда он останется один в запертой комнате. Трогательное прощение Леди в сером и снятие проклятия. Вы заставите Марту исполнить роль Делии, ну а Слоукомб будет изображать самого себя.

В последний вечер, надо думать, вы что-то придумали о технических неполадках в магнитофоне, так что не могли вручить его Слоукомбу до того, как он вошел в комнату. Это, кстати сказать, не являлось проблемой, вы задолго до этого сделали слепок с ключа Эллиса и изготовили дубликат, так что вам ничего не стоило войти внутрь.

Стоит ли упоминать о том, что вы тщательно отредактировали ленту, вырезав трогательный монолог Делии и заменив ее голос собственным шепотом, когда она якобы говорит о смерти Слоукомба.

— Не допустили ли вы небрежности в этом месте, лейтенант?

Он снова дернул себя за бородку.

— Нет, — покачал я головой. — Любой при желании мог бы добраться до истины, вы должны с этим согласиться.

— Ладно! — Он наклонил голову. — Давайте послушаем продолжение ваших фантастических измышлений.

— В полночь в комнате раздается душераздирающий вопль, сопровождаемый глухим ударом. Все в истерике, Джордж вызывает полицию. Я стреляю в замок и обнаруживаю тело Слоукомба. Мы занимаемся расследованием. Эллис может сообщить нам точное время, когда раздался вопль, потому что он смотрел на свои часы. Интересно знать, кто подал ему эту идею? Все пятеро из вас в это время находились в разных комнатах. Девушки первыми подбежали к двери, потому что они уже были на верхнем этаже.

— Раз они выскочили из своих комнат, когда услышали крик, а они сделали именно это, убийца не смог бы незаметно выбежать из комнаты и спуститься вниз по лестнице, его бы непременно заметили! — с уверенностью заявил Бен Харвей. — Или вы со мной не согласны, лейтенант?

— Я полностью с вами согласен, дядюшка Бен!

На какое-то мгновение его глаза приняли удивленное выражение.

— Тогда почему же вы обвиняете меня в организации всего этого, когда я явно ни к чему непричастен?

— Потому что Генри Слоукомб не был убит без минуты двенадцать, — спокойно заявил я, — его убили в промежутке от одиннадцати двадцати пяти до одиннадцати тридцати, то есть на полчаса раньше.

— Тогда кто же закричал без минуты двенадцать? — ледяным тоном спросил дядя Бен.

— Я думаю, скорее всего, вы сами. Во всяком случае, тот человек, который записал этот вопль под конец ленты. Когда вы убедились, что остальные разошлись по своим углам, вы поднялись наверх к запертой комнате и вошли внутрь, воспользовавшись вторым ключом. Слоукомб уже ждал вас с лентой, и я готов поспорить, что вы прикончили его именно в то время, когда он благодарил вас за вашу бескорыстную помощь.

Лицо Бена Харвея выражало только вежливое внимание воспитанного собеседника.

— Потом вы поставили свою бобину на магнитофон, — продолжал я, — и включили его. Время не имело значения, до финального крика оставалось тридцать минут. Перед вами стояла одна неисполнимая задача: как вновь закрыть дверь снаружи своим ключом и ухитриться оставить настоящий ключ в замке. Совершенно очевидно, один ключ вытолкнет другой. Но вы рассчитали, что для того, чтоб проникнуть в комнату, полиции придется либо выстрелить в замок, либо высадить дверь. Коли так, никто не посчитает странным, что ключ оказался на полу: он-де просто вывалился.

— Весьма изобретательно, лейтенант, — произнес он чопорным голосом, — ну а что скажете про лампу, которая исчезла из запертой комнаты и вновь появилась на следующий день у подножия дуба, под которым похоронена Делия?

— Это какое-то время мучило меня. — Я подмигнул. — Я был абсолютно уверен, что лампы не было в комнате, когда я туда ворвался. Вы забрали ее, чтобы внести еще большую путаницу, а если это помогло укрепить чью-то веру в сверхъестественную силу Делии, тем лучше.

Дядюшка Бен дернул довольно сильно свою козлиную бородку:

— Весьма интересная теория, лейтенант, я считаю себя польщенным, что вы нашли возможным ознакомить меня с нею. Но, как мне кажется, одной теории маловато. Вам надо бы подкрепить ее фактами.

— Вы правы, дядюшка Бен. Магнитофон ваш, и вы эксперт по этой части. Ни Слоукомб, ни Марта не сумели бы перемонтировать законченную ленту, тем более что-то в нее добавить и записать заново на новой целой ленте. Кроме того, у вас самый веский мотив для убийства — вам нужны деньги. Джастин покажет в суде, какую сделку вы с ней заключили: в обмен на ее двадцать процентов собственности она проголосует за разработку нефти.

— Ваше расследование не представляется мне убедительным.

— Я еще не закончил, — сказал я. — Вы могли напугать до полусмерти Джорджа, пригрозив ему обойтись с ним так же, как со Слоукомбом, если он осмелится выдать вас. Но коль скоро вы окажетесь в тюрьме в ожидании суда, догадайтесь, кто станет задавать Джорджу настойчивые вопросы? — Я медленно покачал головой. — Тут нечем хвастать, дядюшка Бен, но минут двадцать назад здесь произошло такое, что теперь, как я думаю, мне стоит только взглянуть на Джорджа, и у него будет истерика.

Он достал портсигар из свиной кожи, с большой тщательностью выбрал сигару, потом весьма церемонно раскурил ее.

— Я вижу, как вы расцениваете Джорджа, — произнес он печально. — Он был ошибкой, но с кем еще я мог работать? Вообще-то я виню во всем Марту, ну разве можно так плохо разбираться в мужчинах?

— Сделайте одолжение, дядюшка Бен, — попросил я, — скажите мне, был ли Джордж посвящен в план убийства до того, как оно произошло?

— Великий Боже, да! — Он был искренне поражен. — Как вы думаете, чего ради он все время сидел в гостиной? Чтобы следить за лестницей и наблюдать, кто пошел наверх, а кто вниз.

— Вы подпишете по этому поводу заявление?

— Многообещающий ученик должен следовать за своим учителем, куда бы тот ни направлялся, вы со мной согласны? — Он зычно захохотал. — Я добился того, чтобы Джордж слепо подчинился мне, хотя первое время приходилось тащить его за уши. А теперь вы сами скажите мне кое-что, лейтенант. Что в первую очередь навело вас на след?

— Нельзя ждать от копа, чтобы он всерьез воспринял историю о духах, верно? — пожал я плечами. — Было совершенно очевидно, что раздобыть дубликат ключа не представляло особого труда. Но имелось множество других вещей. Могу допустить, чтобы один псих в семье проглотил эту историю о проклятии ведьмы, но, когда вы все поете хором, тогда я начинаю чувствовать фальшь. При коллективном исполнении каждый раз звучит фальшивая нота. После этого остается лишь восстановить факты.

— А как вы догадались об оружии, лейтенант?

— В комнате стоял сильный запах, позднее я услышал, как вы упомянули туземцев мау-мау, и сразу же в памяти всплыл кинофильм, «Леопардовые люди», вроде бы так он назывался. Они надевали на себя шкуру и голову леопарда, когда атаковали, но настоящие когти заменяли острыми стальными.

— Очень интересно, — мрачно пробормотал он.

— У вас имелся целый набор весьма изобретательных приемов и приемчиков, — сказал я ему, — но один из них лично я считаю просто гениальной находкой и всегда буду связывать с дядюшкой Беном Харвеем!

— Правда?

Он с явным удовольствием подергал себя за бородку.

— «Генри Слоукомб был колдуном!» — торжественно произнес я.

Он откинул назад седую голову и закатился громоподобным хохотом. Этот звук многократно отражался от стен погреба, казалось, даже пол дрожал от этого страшного хохота. Я смеялся вместе с ним, но не откидывал назад головы, потому что внимательно следил за его правой рукой, которая как-то подозрительно нырнула в огромный карман куртки, когда на него напал этот дикий смех.

Я невзлюбил дядюшку Бена с первого взгляда, и тот факт, что он преднамеренно втерся в доверие к Генри Слоукомбу, так чтобы им было проще управлять и направить в нужное место, где живьем можно вырвать у него глотку, лишь укрепил меня в моем первоначальном мнении.

— Ладно, Уилер! — неожиданно раздался пронзительный на грани истерики голос. — Оставайтесь на месте и поднимите руки вверх.

Я не обратил никакого внимания на вмешательство Джорджа, посчитав, что, поскольку он целится в меня, можно быть спокойным. Вопросы жизни и смерти в большей степени зависели от того, что находилось в громадном кармане дядюшки Бена.

Движение было настолько быстрым, что его рука только мелькнула, когда он выдернул ее из кармана. И в ту же секунду мне в ноздри ударил знакомый запах звериного кала, сама же рука чудовищно увеличилась и приобрела стальные когти, блеснувшие под светом лампы, когда они устремились к моему горлу.

При первом же движении руки Бена я конвульсивно отпрыгнул назад и очень сильно ударился ногами о крышку металлического морского сундука, при этом мое тело описало подобие дуги в воздухе, так что в конечном счете я упал навзничь за этим самым морским сундуком.

У меня осталось несколько расплывчатое впечатление о стальных когтях, которые промелькнули в каких-то шести дюймах от моей шеи. Раздались два выстрела в тот самый момент, когда я совершил кувырок назад за этот сундук. Я выхватил свой тридцать восьмой из кобуры и отполз в более безопасное место, за массивный тиковый комод, стоявший футах в шести за морским сундуком.

 Послышались чьи-то легкие шаги, кто-то спускался вниз по последним нескольким ступенькам, затем моего слуха достигли истерические рыдания, которые усиливались с каждой секундой. Было похоже, настало время выяснить, что же происходит. «Джордж в любом случае, — подумал я, — наверняка никудышный стрелок, ну а бегущий Джордж — это просто бегущий Джордж».

Поэтому я высунулся из укрытия и осмотрелся.

Дядюшка Бен привалился к стене, его правая рука все еще была скрыта под варварской лапой леопарда, в то время как левая — плотно прижата к боку, сквозь стиснутые пальцы сочилась кровь.

Джордж подбежал к нему, неумело держа пистолет в руке, по щекам его неудержимым потоком бежали слезы.

— Дядя Бен! — простонал он в отчаянии, остановившись перед массивной тушей, которая, как мне показалось, чуточку съежилась. — Все получилось случайно! — простонал Джордж. — Я целился в этого мерзкого лейтенанта, а как-то…

— У этого мерзкого лейтенанта уже не было бы глотки, если бы ты не заорал с верхней ступеньки лестницы! — с горечью произнес Бен.

— Я велел ему остаться на месте и поднять кверху руки! — Теперь в голосе Джорджа слышалась ярость. — А он просто не обратил на меня внимания!

— Ты глупец! — Бен в отчаянии покачал головой, глядя на него. — Эх, ты, несчастный болван!

— Послушайте, дядя Бен! — Руки Джорджа безрезультатно вцепились в пиджак Бена, он пытался подтащить его к лестнице. — Мы должны бежать отсюда! Живее!

— Знаешь ли ты, глупый осел, — сурово заговорил Бен, — лейтенант находится в каких-то двадцати футах от тебя, следит за нами с пистолетом в руке. А он умеет метко стрелять.

Джордж внезапно превратился в неподвижную статую, даже прекратились его всхлипывания. Я следил за ним секунд тридцать, засомневавшись, не придумал ли он впервые в жизни какой-то трюк, который может оказаться опасным.

Затем я медленно вышел из-за своего укрытия и двинулся к нему:

— О’кей, Джордж! Бросай оружие!

Статуя по-прежнему была повернута ко мне негнущейся спиной.

— Считаю до пяти, Джордж! Если ты не бросишь оружие, я стреляю. Один, два, три…

— Бесполезно, лейтенант, — вежливо заговорил Бен, — у него нечто вроде транса. По его виду можно сказать, что он уже покойник.

— Джордж может выкинуть что угодно… Я еще раз сосчитаю до…

— Существует более легкий способ все выяснить.

Он медленно поднял правую руку, стальные когти ярко блеснули, когда перчатка приблизилась к физиономии Джорджа. После этого Бен царапнул щеку Джорджа когтем, я увидел, как заалела струйка крови.

— Он даже не моргнул! — с отвращением произнес Бен. — У меня был шанс, небольшой, конечно, но все же шанс. Если бы я ухватил лапой вашу глотку, сейчас бы я уже был по пути на юг с надеждой улететь в Мексику.

На лице у него появилось выражение ненависти и отвращения одновременно, когда он вглядывался в как бы окаменевшую физиономию Джорджа.

— Но ему же вздумалось попытаться помочь мне! Заорал во весь голос в самый критический момент, потом прицелился из своего дурацкого пистолета в вас и всадил две пули мне в бок! — Его голос дрожал от ярости. — А теперь он вообразил, что все это слишком для его чувствительной натуры, и погрузился в свой проклятый транс. Могу поспорить, что он угодит в психиатрическую лечебницу, из которой его выпустят через пару годков, в то время как сейчас моя кровь по его милости вытекает из меня! — Внезапно его голос перерос в звериный рык: — Ну нет, на этот раз Джордж Фароу не уйдет от возмездия!

Сталь блеснула, описав короткую смертоносную дугу, но на этот раз вмешался я.

Всадил пулю прямо в нёбо широко раскрытого рта дядюшки Бена, пока он все еще призывал проклятия на голову Джорджа Фароу. И он рухнул лицом вниз на пол, ударив плечом при падении Джорджа.

Пару секунд негнущееся тело Джорджа раскачивалось взад и вперед, как оловянный солдатик, потом наконец упало навзничь. Они оба лежали рядом, голова к голове, можно было подумать, что это пара закадычных друзей, павших смертью храбрых.

Мы стояли на крыльце, наблюдая за светом фар удаляющейся машины.

— Марта везет отца к каким-то своим друзьям в Сан-Франциско, — сказала Джастин. — Я думаю, что перемена места пойдет ему на пользу. Когда он вернется сюда, мне кажется, он захочет все продать этим нефтяникам. Дом теперь связан у него с очень тяжелыми воспоминаниями.

— Возможно, это именно то, что ему и требуется. Когда твое существование слишком однообразно, оно напоминает вросший в палец ноготь!

— Боже, какие романтические сравнения приходят вам на ум, Эл, — рассмеялась Джастин.

— Ну а вы куда едете? — рассеянно осведомился я.

— В Пайн-Сити. Буду жить у приятеля. У вас, — хладнокровно заявила она.

Мое лицо засияло, как озаренный калифорнийским солнцем апельсин, но всего на пару секунд, потом кто-то щелкнул выключателем.

— Я совсем уж собрался натворить глупостей! Такая забывчивость в моем возрасте непозволительна! Вы не можете остановиться у меня, потому что только сегодня я поселил в своей квартире другую девушку. Ей было совершенно необходимо;..

— Ее уже там нет!

— Как это? — с надеждой пробормотал я.

— Ее увезли в больницу… У нее, оказывается, сломаны три ребра.

— Бедняжка, ей будет недоставать Джорджа! — пробормотал я.

— Вот-вот, как трех сломанных ребер, — усмехнулась Джастин. — Мы можем поехать в вашей симпатичной спортивной машине, не так ли, Эл?

— Конечно, если вы будете вести себя смирно по дороге.

— Расскажите мне про свою квартиру! — нетерпеливо воскликнула она.

— В ней есть пол, стены, потолок, ну все, что полагается, не стану перечислять, и суперпроигрыватель с пятью динамиками в стенах.

— Это мне нравится, — заявила она, энергично кивая, — поздно вечером вы сможете устанавливать весь набор пластинок.

— Для чего?

— Я хочу Жить беспокойно, с опасностями, Эл! — Она потерлась щекой о мое плечо. — Знаете, когда станет греметь музыка, я не буду слышать, как вы подкрадываетесь ко мне!

Пляска смерти

Глава 1

Я осторожно вел свой «остин-хили» по кочкам и выбоинам частной дороги, которая, уж если быть точным, была всего лишь прорытым бульдозером грунтовым трактом, и поражался, какого черта кому-то могло взбрести в голову построить дом в таком месте. Нижние отроги Лысой горы являлись непроходимой чащобой, представлявшей реальную опасность возникновения летних лесных пожаров. Учитывая, что здесь население было невелико, любые спонтанные возгорания сухой травы были чреваты самыми тяжелыми последствиями.

Сидевший возле меня несколько побитый молью бронтозавр медленно очнулся от многовекового сна, с неудовольствием заморгал на ослепительный свет яркого утра и громоподобно чихнул.

— Эй, лейтенант Уилер! — Устрашающий бас сержанта Полника едва не искалечил барабанную перепонку в моем правом ухе. — Скажите-ка снова, как зовут этого мертвеца?

— Леквик, — ответил я, — Антон Леквик.

— Господи!

У него сочувственно запрыгал кадык.

— Иметь такое имя! Меня ни капельки не удивляет, что бедняга покончил с собой!

— Да, — согласился я на всякий случай, надеясь таким образом закончить нашу интереснейшую беседу.

— А кто была та дамочка, которая позвонила насчет самоубийства? — не унимался Полник, не отличавшийся деликатностью.

— Тамаер, — покорился я своей участи, — Наташа Тамаер.

Последовавшее за этим продолжительное молчание было гораздо красноречивее любого вопля.

— Наташа, — все же ухитрился он повторить придушенным голосом. — И она устраивает где-то балы, вы сказали?

Теперь уже было поздно сожалеть о том, что кое-что так необдуманно успел сообщить сержанту, мне не оставалось ничего иного, как попытаться внести коррективы в ту смуту, которую произвели мои слова в его куриных мозгах под непробиваемым черепом.

— Она не устраивает балы, сержант, — ровным голосом произнес я, — она балерина.

— Это же город, лейтенант, — доверительно сообщил он, — милях в двадцати от Лонг-Бич, верно?

— Балерина — это танцовщица. Она танцует в балете.

— А где это? — Его лоб угрожающе наморщился. — Местечко неподалеку от Роуз-Балл?

Она танцует в балете, — простонал я, — точно так же, как актер играет в театре.

— Да? — Он медленно кивнул, как будто это произвело на него большое впечатление. — В котором театре, лейтенант?

После этого я перестал стараться что-нибудь объяснять, главным образом для того, чтобы самому не свихнуться.

— В театре около Роуз-Балл, где же еще? — буркнул я ворчливо.

— Я там никогда не бывал. Моя старая дама не верит во все эти прыжки и скачки.

— Прыжки и скачки?

Все же было занимательно следить за его логическими процессами, хотя это для меня могло закончиться плачевно.

— Точно, — хмыкнул он, — раз ее зовут Наташа, значит, эта дамочка должна быть исполнительницей экзотических танцев, верно? — Он бросил на меня нетерпеливый взгляд, ожидая похвалы за сообразительность, затем откашлялся, прежде чем ликвидировать мое невежество. — Исполнительница экзотических танцев, лейтенант, — объяснил он с важным видом, — это модное название для стриптизерши!

К счастью, в этот момент прямо перед нами показался дом, как только мы миновали последний поворот на извилистой грунтовой дороге. Строение представляло собой беспорядочный набор фронтонов, башенок и балкончиков, все это возвышалось на огромной скале и производило впечатление приманки, сооруженной каким-то волшебником для заблудившихся в лесу путников. Волшебником или колдуньей по имени Наташа Тамаер? Эта мысль промелькнула у меня, когда я остановил свой «хили» перед парадным подъездом.

На массивной двери поблескивал медный лист с выгравированной на нем надписью: «Я — УБЕЖИЩЕ, КОГДА НОЧЬ ПРИВОДИТ ОХОТНИКА». Прочитав это невразумительное сообщение, я обрадовался тому, что живу в нормальном доме в центре Пайн-Сити, где единственными людьми, которые изредка шумели по ночам, были новые жильцы, неделю назад въехавшие в квартиру наверху и все еще передвигавшие мебель.

Я дернул за узловатую веревку, бронзовый колокол издал грустный гул, как будто подавал сигнал окружающему лесу выдать своего мертвеца. И вот тут-то я поблагодарил судьбу за то, что вижу рядом с собой невозмутимо-спокойную физиономию Полника.

Секунд через пятнадцать дверь распахнулась, издав жалобный скрип, и я смутно увидел тоненькое эльфоподобное создание, стоявшее в темном холле, которое взирало на меня темными глазами очень серьезно. Затем оно сделало шаг вперед, выйдя из полумрака на ослепительный свет, затопивший крыльцо, и я только что не ахнул от восторга.

Ее блестящие черные волосы, разделенные прямым пробором, были стянуты в большой узел. Высокая, тоненькая и весьма грациозная девушка в черных лосинах и таком же топе, который не скрывал контуров ее маленьких острых грудей, неимоверно узкой талии и округлых бедер, вплоть до самых интимных впадин и выпуклостей. У нее были длинные ноги танцовщицы с красивыми коленями, тело казалось упругим, а не мускулистым. На узких длинных ступнях были черные балетные туфельки.

— Привет! — Она улыбнулась, демонстрируя прекрасные белые зубки. — Я — Наташа Тамаер. Полагаю, что вы, по всей вероятности, копы?

— Копы? — поразился Полник, глядя на нее вытаращенными глазами.

Я же прислушивался к ее глубокому музыкальному голосу, в котором ясно чувствовался иностранный акцент.

— Когда я танцевала в Милане, я познакомилась с потрясающим парнем, который был депортирован, потому что был гангстером, — словоохотливо заговорила она. — Он всегда употреблял слово «коп», говоря о полиции, поэтому я подумала, что это жаргонное словечко. Мне очень нравится не растворяться в толпе, принадлежать к какой-то группировке, это создает потрясающее ощущение, будто меня разыскивают, верно? Надеюсь, «коп» не оскорбляет вас?

Я посмотрел на растерянную физиономию Полника и понял, что от него нельзя ждать помощи.

— Точно, мы копы, — буркнул я, — я — лейтенант Уилер из офиса шерифа, а это сержант Полник.

— Привет! — Она снова улыбнулась нам обоим. — Очень рада, что вы здесь. Зрелище того, как этот слизняк Антон свисает с дерева, повергло нас всех в уныние на протяжении последних двух часов. Вы собираетесь его убрать отсюда?

— Скоро прибудет санитарная машина, чтобы заняться этим вопросом. Где именно находится… э-э… Антон?

— В саду позади дома, — равнодушно сообщила она, — ему вздумалось опрометчиво избрать старый кедр перед окнами гостиной, он всегда был непредсказуемым ничтожеством! Так что мы должны были либо смотреть на него все время, либо задернуть занавеси и репетировать в отвратительном полумраке, что, естественно, просто нелепо. Я отведу вас к нему, если желаете?

Она повернулась в грациозном пируэте и пошла назад в дом. Я зашагал следом, несколько оторопело следя за ритмичным покачиваем ее округлых ягодиц, уговаривая себя, что все это происходит во сне и что с минуты на минуту я проснусь, упав с кровати на пол. Только тяжелые шаги Полника за моей спиной не вязались с этим предположением. Мы прошли по длинному темному коридору и совершенно неожиданно оказались в ярко освещенной гостиной, протянувшейся вдоль всего здания, в нее можно было вместить полностью весь кордебалет со всеми родственниками в придачу.

Я мельком заметил группу людей, столпившуюся возле пианино в дальнем конце помещения, но наш гид не предоставил мне возможности бросить в ту сторону хотя бы еще один взгляд. Плавным движением руки она указала нам на стену из зеркального стекла, выходившую на очаровательную лужайку с фонтаном.

— Вот он, лейтенант, — сказала она, — вот Антон. Или правильнее сказать, это был Антон.

Величественный красный кедр возвышался в самой середине лужайки, как будто его специально посадили туда, чтобы он уравновесил композицию сельского ландшафта. С одной из его могучих нижних ветвей свисало тело человека, подвешенное на толстой веревке, сдавившей его шею. По виду это был молодой мужчина лет двадцати с небольшим с лицом театрального кумира. Его длинные темные волосы падали на лоб, их слегка шевелил то и дело налетавший бриз. На нем были черное трико и черная вязаная безрукавка, так что его мускулистые руки оставались голыми. Кончики черных полуботинок едва касались земли.

Мне невольно пришло на ум старое выражение «пляска на конце веревки».

— Антон никогда не был особенно хорошим танцором, откровенно говоря, — заметила Наташа Тамаер, как будто читая мои мысли. Возможно, она таки была колдуньей.

— Полагаю, нам следует подойти поближе, — мрачно изрек я.

— Пожалуйста, французские двери не заперты. Вы не возражаете, если я останусь здесь? Практически все утро я больше никуда не смотрю, кроме как на раскачивающегося на ветру старину Антона, так что слегка устала от этого зрелища. Надеюсь, вы меня понимаете?

— Конечно…

Я поморщился:

— Ваша балетная группа в этом году, случайно, не репетирует «Пляску смерти»?

Она радостно вскрикнула:

— Мне кажется это весьма остроумным, лейтенант. Надо не забыть рассказать об этом Чарвосье, он умрет от смеха.

— Пожалуйста, не подбрасывайте мне еще и второй труп. Одного вполне достаточно.

Я отворил одну из французских дверей и вышел на аккуратно подстриженную лужайку. Полник, естественно, не отставал от меня. Мы вместе направились к телу. Подойдя ближе, я убедился, что физиономия кинозвезды была искажена гримасой панического страха. Темно-синие глаза, широко раскрытые, выражали ничем не прикрытый ужас.

Над моей головой на верхних ветвях кедра весело щебетала стайка птичек, явно не имевших понятия о том, что под ними совсем недавно резвилась старуха с косой.

Я никогда этого не пойму, даже за миллион лет! — хрипловатым голосом заговорил Полник. — Ну как это человек может настолько пасть духом, что решится самого себя убить вот таким образом, лейтенант?

— Ну а как именно, по вашему мнению, он убил себя, сержант? — спросил я.

— Никаких проблем. Взобрался на этот сук, обвязал один конец веревки вокруг шеи, другой вокруг сука, а потом взял и свалился вниз.

Его густые брови сошлись на переносице.

— Как вам это нравится? — произнес он замогильным голосом. — Если бы он на пару дюймов удлинил веревку, то приземлился бы на ноги!

— Поразительно, — согласился я, — попробуйте определить его вес, сержант.

Несколько секунд Полник критически изучал тело, затем буркнул:

— Сто шестьдесят, лейтенант?

— Пожалуй… как насчет того, чтобы изобразить Тарзана и взобраться на ту ветку?

— Да, лейтенант!

Полник расправил плечи и, к моему изумлению, весьма ловко и быстро оказался наверху, сияя от счастья, как щенок, впервые успешно доставивший палку хозяину.

— Отвяжите веревку и бросьте ее вниз, — сказал я, я опущу тело на землю.

К тому времени, когда Полник соскользнул назад на землю, я уже уложил тело Антона Леквика на траве и придирчиво рассматривал те последние несколько футов веревки, которые были привязаны к суку.

— Что-то интересное, лейтенант? — спросил изрядно запыхавшийся Полник.

— Вы когда-нибудь слышали о методе Годфруа? — спросил я, не подумав.

— А-а…

— Годфруа — бельгийский детектив, который разработал несколько весьма полезных тестов в отношении веревки, которую использовали, как эту. Взгляните-ка хорошенько на ее конец.

Сержант наклонил голову и несколько секунд прилежно изучал конец веревки, затем с надеждой посмотрел на меня:

— Ее конец был обрезан? — спросил он с надеждой в голосе.

Правильно. А теперь посмотрите на волокна на конце. Как они расположены. По наблюдениям Годфруа, если веревка была переброшена через сук и использована для поднятия груза, то при трении волокна будут вытянуты в направлении веса, вот как тут.

Судя по тому, как сержант усиленно моргал, было ясно, что он ничего не понял, поэтому мне пришлось продолжить лекцию.

— Вы воображаете, что Леквик обвязал веревкой шею, перебросил другой конец через сук, затем стал сам себя поднимать вверх, пока его ноги не оказались над землей? Ну а как бы ему при этом удалось привязать другой конец к суку, причем молниеносно, чтобы не свалиться на землю?

— Ха? — раскрыл рот Полник.

— На основании метода Годфруа мы можем утверждать, что кто-то обвязал конец веревки вокруг шеи Леквика, перебросил второй через сук, затем подтянул его, пока ноги не стали касаться земли только пальцами. Естественно, после этого пришлось подняться наверх, закрепить там веревку и обрезать лишний кусок.

— Лейтенант? — Полник оторопело затряс головой. — Я считал, что этот парень покончил с собой.

— Его убийца и хотел, чтобы мы именно так подумали.

— Ага! Значит, теперь я знаю, что парня убили, лейтенант. Мне стало куда легче дышать.

— Убили? — Где-то позади нас раздался низкий красивый голос. — Я не ослышалась, кто-то тут говорил об убийстве?

Я повернулся и встретился взглядом с темными глазами балерины, которая, по всей вероятности, неслышно подкрадывалась к нам, пока мы были заняты делом.

— Совершенно верно, — буркнул я, — Леквик был убит, а его убийца попытался придать содеянному вид самоубийства.

Наташа Тамаер сморщила свой аристократический носик:

— Какая подлость! Полагаю, это значит, что возле нас днем и ночью будет находиться коп вроде итальянского импресарио или классной дамы?

— Совершенно верно!

— Во всяком случае, в этом есть один положительный момент… — Ее выразительные губы изогнулись в усмешке. — Сисси, несомненно, будет наслаждаться данной ситуацией.

— Сисси?

— Мой лучший друг, Сисси Сент-Джером, — небрежно бросила балерина. — Она пишет великолепные стихи, которые никто не в состоянии понять, обожает пиццу и пьет черное пиво, якобы это придает девушке энергию, как она уверяет. Ну и постоянно преследует мужчин.

— Это такая дамочка, о которой я всегда мечтал! — воскликнул Полник.

— Вот уж не подозревал, что вы увлекаетесь поэзией, сержант! — Я был потрясен.

— Да нет, я имел в виду то, что она преследует мужчин, лейтенант! — Он вздохнул. — Я потратил почти десять лет жизни в ожидании появления такой дамочки, а потом мне попалась на пути моя старая леди! — Он с явным отвращением покачал головой. — На свете нет справедливости!

— До того как мы вышли сюда, вы упомянули еще какого-то Чарвосье, — обратился я к девушке.

— Он — французский импресарио, — пояснила Наташа, — это почти то же самое, что итальянцы, только начинают знакомство с целования руки, а не со щипков за мягкое место.

— А группа вокруг пианино, — продолжал я, — их было тогда трое, нет, четверо? Ваша воздушная поэтесса Сисси Сент-Джером, — произнес я с заминкой диковинное имя, — Чарвосье — это двое. Кто остальные?

— Лоренс Бомон, он сочиняет либретто и хореографию для нашего нового балета. И человек, у которого такой вид, будто на его голове пылает костер, это Дики Гембл, основной танцовщик.

— И это все, находящиеся в доме? — занервничал я.

— Все. Мы должны жить уединенно, спокойно, чтобы нам никто не мешал, когда мы работаем, в особенности в то время, когда переживаем период родовых мук нового балета.

— Вы уверены, что не позабыли упомянуть парочку импресарио из Аргентины, которые заперлись на ключ в комнатах верхнего этажа? — проворчал я.

— Нас всего шестеро в доме, лейтенант, — беспечно рассмеялась она, — вернее сказать, нас было шестеро до тех пор, пока Антона не убили… На многие мили вокруг здесь больше ни души… — Она на секунду задумалась. — За исключением одного бродяги, пожалуй.

— Бродяги? Вы имеете в виду какого-то чрезмерно любопытного человека, да?

— Вот уже несколько дней, как он где-то здесь, поблизости, — заявила балерина спокойным тоном, — мы все слышали его в разное время, но никому не удалось увидеть его хотя бы мельком. Бедняжка Сисси чуть не помешалась от беспокойства.

— Чтобы ее напугать, этот мерзавец мог спокойно проникнуть к ней в комнату, верно? — возмущенно спросил Полник.

— Вы все неверно поняли, сержант, — с милой улыбкой объяснила она, — последние две ночи Сисси не задергивала занавески, окна были широко распахнуты, вся комната залита светом. Каждый вечер около получаса она расхаживает взад и вперед в своем бикини, делая дружеские призывные знаки указательным пальцем, и все без толку! Она считает, что, возможно, немного располнела, эта мысль просто не дает ей покоя!

— Шестеро ненормальных под одной крышей и седьмой снаружи! — простонал я.

— Я считаю, что коп не должен забывать про хорошие манеры, — ледяным тоном отрезала Наташа.

— Кто нашел тело?

— Никто.

— Как это так? — Мой голос поднялся октавой выше.

— Я имею в виду, что мы все сегодня около девяти утра завтракали на кухне. Как обычно. А когда закончили, отправились в гостиную, чтобы приступить к работе. Кто-то раздвинул занавеси, и там висел он перед самым окном!

Глава 2

Группа людей, столпившихся у пианино, наблюдала за нашим приближением, их лица выражали всю гамму чувств от неприкрытой враждебности до жадного любопытства. Наташа поочередно представила нам всех, но каждый раз я опережал ее. Высокий, гибкий, рыжеволосый парень, вне всякого сомнения, был их основным танцором, Дики Гемблом. На самом деле можно было подумать, что его голова охвачена пламенем, как образно выразилась она.

Второй парень выглядел коротышкой из-за своего огромного бочкообразного брюха, такое было разве что у Гаргантюа. Добавьте к этому выстриженную до основания полосу дюйма в четыре шириной, проходящую строго через макушку, по обе стороны которой возвышалась густая поросль черных кудрей. Это, вне всякого сомнения, был Чарвосье, французский импресарио.

И, наконец, третий мужчина должен был быть Лоренсом Бомоном, хореографом, об этом я догадался, пустив в ход метод исключения. Он был на пару дюймов выше шести футов, а его превосходное атлетическое сложение выгодно подчеркивалось белой тенниской и черными спортивными брюками в обтяжку. Ему было около сорока, на мой взгляд. Красивая физиономия бронзового цвета от загара эффектно контрастировала с рано поседевшими белоснежными волосами, волнами спускавшимися чуть ли не до самых плеч.

Девушка была, разумеется, Сисси Сент-Джером. У нее были пушистые волосы медного цвета, высоко поднимающиеся надо лбом и скрепленные на затылке блестящим серебряным гребнем. Ее пухлые щечки не только оповещали о прекрасном здоровье, но также имели очаровательные ямочки. Широкий рот, возможно, просто не мог закрываться плотно из-за фантастического выверта нижней губы. Длинные густые ресницы придавали ее сине-голубым глазам обманчиво невинное выражение, до тех пор пока ее взгляд не наталкивался на существо мужского пола. После этого глаза красотки Сисси было бы правильнее назвать поисковыми прожекторами.

Она была высокой, не очень полной, но не без приятной округлости форм. Прелестное платье до колен было сшито из блестящего оранжевого шелка, усеянного черными орхидеями. Тоненький шнурок под грудью придавал наряду еще большую элегантность. С одного взгляда я определил, что под платьем больше ничего не было надето.

— Почему он решил покончить с собой, лейтенант? — неожиданно спросил Чарвосье, после того как была закончена церемония знакомства, — он не был особенно талантливым танцором, но есть и похуже.

В его гортанном произношении перемешалось столько акцентов, что теперь нельзя было точно определить национальность говорившего. Я подумал, что все же смогу выделить три слоя: среднезападный, французский арго и разновидность английского, на котором говорит большинство лондонцев, хотя многие ошибочно принимают его за кокни. Два акцента окончательно поставили меня в тупик. Возможно, это были бедуинский или китайский, но не наверняка. Самым же печальным было то, что в итоге говорил он настолько неразборчиво, что понять его было почти невозможно. Немалую роль тут играла повышенная активность слюновыделяющих желез.

— Леквик не убивал себя, — холодно изрек я, — он был убит.

— Убит? — произнес глубоко потрясенный танцор Гембл. — Вы в этом уверены, лейтенант?

— Уверен, конечно же лейтенант уверен! — вступился за честь мундира Полник. — Он использовал методы Года и Фрейда, правильно, лейтенант?

— Давайте не станем терять на это время, — торопливо прервал его я, — по словам мисс Тамаер, вы все закончили завтракать около девяти, затем прошли сюда работать…

— Я отдернул занавеси с окон, — раздался густой громкий голос Бомона, — и там был он!

Лоренс пригладил роскошные волнистые, рано поседевшие волосы.

— Это был шок! — добавил он без особой необходимости.

— Когда вы видели его последний раз живым?

— Вчера вечером… — Его холодные серые глаза смотрели на меня с нескрываемым неодобрением, он на минуту задумался. — Я отправился спать рано, примерно в половине одиннадцатого, потому что у нас был утомительный день. Антон оставался здесь, пил, когда я поднялся наверх.

— Один?

— Нет, с ним была Наташа и, как мне кажется, Сисси.

— Он остался здесь, когда я поднялась к себе через четверть часа, — сообщила равнодушно балерина. — Мне кажется, к этому времени он слегка опьянел. Сисси дразнила его, помнится, он из-за этого страшно злился.

— Антон был полностью лишен чувства юмора, — заговорила блондинка. У нее был громкий самоуверенный голос, чем-то напоминавший гудение пчелиной матки. — Я его немножко поддразнивала по поводу черного трико, которое специально назвала колготками.

— То самое трико, которое надето на нем сейчас? — спросил я.

— То самое, лейтенант.

Ее смех напоминал журчание согретого солнцем ручейка, он слегка задевал струны моих эротических желаний, заставляя смотреть на мадам под несколько иным углом зрения.

— Он остался, когда вы ушли? — поспешил я задать новый вопрос.

— Нет, он ушел первым… После того как необоснованно обозвал меня не слишком лестными словами, он заявил, что идет спать.

— В котором часу это было?

— Примерно в одиннадцать пятнадцать или в половине двенадцатого, как мне кажется. Я почти сразу же прошла к себе в комнату, в кровати была уже без четверти двенадцать.

— Но он так и не раздевался, судя по его виду, — продолжил я.

— Скорее, поднялся сегодня рано утром и надел снова свое трико, — подсказал Чарвосье с раздражающей логикой. — Кто знает, не спал ли он вообще в этой одежде?

— Ужасно неделикатный вопрос, дорогуша! — неожиданно фыркнула Наташа.

— Полагаю, об этом наверняка знает только один убийца, — едва сдерживая ярость, произнес Гембл, — и не считаешь ли ты, Наташа, что пора прекратить шуточки? Лейтенант производит впечатление спокойного человека, но, возможно, у него уже создалось мнение о нас всех как о сборище маниакальных дебилов.

Он какое-то мгновение смотрел на притихшую четверку, и только тут до меня дошло, что у него очень честное лицо, такое лицо бывает лишь у продавца подержанных автомобилей или у убийцы жены.

— Итак, Антон Леквик был придурком, — сердито продолжал он, — и мы все об этом знали, так что никто не собирается проливать крокодиловы слезы по поводу его преждевременной кончины. Но если он был убит, это совсем не смешно, потому что мы все автоматически становимся подозреваемыми.

— Дорогуша, весь твой пыл потрачен впустую, — пробормотала Сисси, бросая на него томный взгляд, — настоящим преступлением было то, что никто из вас не помог поймать этого бродягу.

— Бродягу? Я про него совершенно забыл, — произнес Бомон, выдержав драматическую паузу.

— Конечно же! Вот и ваш убийца, лейтенант, то ли соглядатай, то ли частный детектив, который последнее время докучал нам каждую ночь.

Я уже прислушивался какое-то время к звуку приближающейся санитарной машины, поэтому послал Полника встретить ее и заняться покойником. Когда сержант вышел из комнаты, я снова внимательно посмотрел на пятерку подозреваемых в убийстве и решил пока поставить на этом точку. Я не сомневался, что добьюсь большего, если стану разговаривать с ними поодиночке, а не со всем табором сразу.

— Поднимусь наверх взглянуть на комнату Леквика, — объявил я.

— Я покажу вам, где она находится, — затарахтела блондинка.

— Желаю удачи, лейтенант, — фыркнул Бомон, — если вы не вернетесь до полуночи, мы направим поисковую группу.

— Вы хитрец, Лоренс. — Сисси на мгновение остановилась возле него и любовно потрепала по щеке. — К тому же слегка ревнивы, верно?

Его классически красивое лицо внезапно побледнело под темным загаром.

— На вашем месте, дорогуша, я бы не вылезал из кожи вон, — вкрадчиво произнес он, — подозреваю, что лейтенант — человек со вкусом, он ценит качество, сомневаюсь, чтобы ему пришлась по душе всякая дешевка из магазина подержанных товаров.

— Весьма хитро!

Улыбка блондинки стала еще шире, прежде чем она отвесила ему звонкую пощечину.

— Детки! — произнесла Наташа Тамаер слегка рассерженным тоном. — Никаких семейных скандалов в присутствии посторонних, с вашего разрешения.

— Во всем виновата я одна, дорогая, — заявила Сисси насмешливо-извиняющимся голосом, — я не учла, что у Лоренса особые счеты с лейтенантами полиции.

Она подошла к двери, ведущей в темный коридор:

— Идемте, лейтенант!

У Бомона перекосилась от ярости физиономия, когда он посмотрел ей вслед, потом, с явным трудом взяв себя в руки, он холодно улыбнулся мне:

— Вы должны нас извинить, лейтенант. Подобные сценки считаются шуточками в нашей нервной компании.

— Разумеется, — пробормотал я, поспешив за блондинкой.

Крутая лестница начиналась где-то в коридоре с правой стороны, я ухитрился поравняться со слегка покачивающимися черными орхидеями где-то у самого ее конца. Сисси двигалась, покачивая очаровательно упругой попкой, мне даже стало казаться, что она задалась целью довести меня до так называемого «спровоцированного оскорбления».

Наконец она все же остановилась, отворила дверь и вошла в спальню, а Уилер с обезумевшими глазами ввалился следом, наполовину позабыв, зачем ему это нужно.

— Вот, пожалуйста, — беспечно заговорила она, — предпоследнее место отдыха ныне усопшего Антона Леквика.

Это была комната с набором только самого необходимого: кровать, комод, пара стенных шкафов и тому подобное, но все это носило на себе печать сугубо временного жилища, как будто на стене имелась незримая надпись «Антон Леквик здесь только спал». Я подошел к окну и выглянул наружу. Комната находилась в передней части дома, и перед моими глазами раскинулась потрясающая картина. Спускающиеся вниз холмы, с могучими деревьями, потом плоскогорье с фермерскими домиками, кажущимися отсюда детскими игрушками, а далее, на горизонте миниатюрный Пайн-Сити, слегка мерцающий в дымке.

— Потрясающий вид, не правда ли? — пробормотала Сисси.

— Как могло случиться, что группа балетных маньяков разместилась в таком доме в десяти милях от цивилизации? — спросил я с искренним изумлением.

— Вы не имели в виду балетоманов? — Сисси улыбнулась с самым невинным видом.

— Вы меня прекрасно расслышали, — нахмурился я, — и все еще не ответили на мой вопрос.

— Потому что им надо было найти спокойное местечко, где бы они могли плодотворно работать над новым балетом, который должен пойти в этом сезоне. Этот дом идеально тихий, самое же важное, что за него не надо платить.

— Его владелец — филантроп?

— Меня по-разному называли, — рассмеялась она гортанным смехом, — но впервые окрестили филантропом!

Я отвернулся от окна и посмотрел на нее:

— Это ваш дом?

— Мой отец построил его, чтобы сбежать от своих жен, их было четыре, потому что они преследовали его, требуя увеличить алименты.

— Эта надпись на входной двери… четыре жены?

— И семнадцать любовниц, пока я не сбилась со счета, — равнодушно пояснила она. — В детстве я привыкла называть их всех «мамами», мне не надо было запоминать, что на этой неделе была Таня, которая сменила предшествующую ей Бобби, а та, в свою очередь, месяц назад — Кьютти-Пай и так далее, представляете?

— Ваш отец, по всей вероятности, являлся конгломератом из нескольких мужчин, спаянных воедино, — уважительно произнес я.

— Энергия и живучесть, вот в чем дело, лейтенант. Я унаследовала эти качества от него, о чем, несомненно, вы уже наслышаны.

Она села на краешек кровати и как бы случайно приподняла подол своего шелкового одеяния, продемонстрировав кусочек округлых бедер.

— Подобные платья красиво смотрятся при ходьбе или когда ты стоишь, — пояснила она лишенным всяких эмоций лекторским тоном, — но стоит тебе сесть, как они стесняют твою свободу, понимаете? — Она не дала мне возможности отреагировать на свое заявление, потому что за этим последовал новый вопрос, сопровождаемый взглядом заблестевших глаз: — Мои колени вас отвлекают, лейтенант?

— Ни капельки, — солгал я не моргнув глазом.

— Какая жалость! — Она сердито одернула юбку. — Желаете задать еще какие-нибудь вопросы?

— Итак, это ваш дом, и вы пригласили их сюда, чтобы они могли в тишине и покое репетировать новый спектакль?

— Правильно. Лично для меня крайне важно, чтобы новый балет оказался успешным, потому что Чарвосье только что сформировал ядро новой группы, я его финансирую.

— К новогоднему сезону?

— Мой отец был не только самым большим — прошу прощения — кобелем, но он сколотил огромное состояние, фактически, был сказочно богат и передал очень многое мне. После его смерти оказалось, что практически я одна являюсь подлинной наследницей.

— Значит, ваша мать тоже умерла?

Она покачала головой:

— Мама отправилась на угол в аптеку за аспирином, когда мне было всего шесть месяцев, да так и не вернулась. Если хорошенько подумать, она не получала никаких алиментов. Последние известия о ней папа имел десять лет назад. Тогда она находилась где-то в Африке, выслеживала белых охотников, которые нарушали сезон охоты.

— Вы морочите мне голову!

— Нет, даю слово, это чистая правда!.. Я впуталась в эту историю с балетом из-за Наташи Тамаер. Она моя лучшая подруга еще со школьных времен, тогда ее звали Нэнси Копчек. Она замечательная танцовщица, вот увидите, лет через пять из нее получится потрясающая балерина, но с ней приключилась беда, когда шесть месяцев назад она спуталась с компанией Мессина. В данный момент ей просто необходим колоссальней успех, и, возможно, новый балет Лоренса Бомона — именно то, что требуется.

— Расскажите мне про Антона Леквика.

Она закинула руки за голову, удобно растянувшись на постели в такой позе, которая буквально наталкивала на изнасилование.

— Он был ничтожеством, — пробормотала она, — основной танцовщик из второго состава, но не слишком сильный, однако все же лучшее, что удалось раздобыть Чарвосье на скорую руку. Полагаю, вы заметили, что он был фантастически красив? Возможно, поэтому второго такого эгоиста я не встречала за всю свою жизнь, ну а всем известно, что среди балетных артистов это нередкое явление! — Она задумалась на несколько секунд. — Он был по-кошачьи хитрым и злобным. Пока ты его гладил по шерстке и всячески ублажал, все было прекрасно, он мурлыкал и терся о твои колени, но как только ты прекращал, он выпускал когти. — Она задумчиво смотрела в потолок. — Полагаю, все люди уже в раннем возрасте принимают решение, к какому полу они относятся, верно?

— Только не говорите, что вам приходилось что-то выбирать с таким телом, — пробормотал я.

Она часто-часто заморгала ресницами:

— Сомневаюсь, чтобы Антон соизволил принять окончательное решение до самого последнего часа. У него была связь и с Наташей и с Лоренсом Бомоном, причем в одно и то же время, он натравливал их друг на дружку. Ужасная была неразбериха!

— Достаточно грязная для того, чтобы один из них убил его?

— Кто знает? — Она беспечно пожала плечами. — Я надумала покорить его, этот потрясающий профиль и все прочее, с первой же минуты, как он переступил порог нашего дома. В течение пары дней он относился весьма положительно к данной идее, пока не сообразил, что стал объектом для шуток всех обитателей дома, и тогда моментально ко мне охладел и решил наказать. Он выбрал для этого подходящий момент, когда мы все вечером сидели за обеденным столом. По-моему, у него ушло минут пятнадцать, чтобы предсказать мою судьбу: что я из себя представляю, как выгляжу и что он предпочел бы пустить себе пулю в лоб, нежели приблизиться ко мне. Так что, возможно, и у меня имелась причина убить это ничтожество?

— Что вы скажете о бродяге? — спросил я. — Кому в голову пришла мысль выдумать его?

Сисси сразу же выпрямилась, на ее лице появилось крайне удивленное выражение.

— Никто ничего не изобретал и не придумывал, — запротестовала она. — Он совершенно реальное существо, не сомневайтесь. Я сама слышала его шаги по ночам, когда он бродил вокруг дома. Лично меня это здорово переполошило, потому что я посчитала, что, кто бы это ни был, он наверняка псих, который хочет, чтобы ты знал, что он находится снаружи и следит за домом. Не сомневаюсь, что он намеренно поднимает шум, чтобы его не приняли за какого-нибудь дикого зверя, нечаянно забредшего в наши края, или за птицу, или за кого-то еще.

— Неужели никто не пытался его изловить?

— Дики Гембл и Лоренс занимались этим вопросом на протяжении трех ночей. — Она пожала плечами. — Но стоило им отворить дверь, как он буквально растворялся в ночи. Они ходили вокруг часами, возвращались ни с чем домой, и через пять минут он снова расхаживал по дорожке. В ночное время в этаком густом лесу может спрятаться целый морской корпус, лейтенант, и никто даже не догадается о его присутствии.

— Полагаю, вы правы, — согласился я, — так никто его даже мельком не видел?

— Я в этом не уверена… Знаете, позапрошлая ночь была страшно душной. Я встала с постели, чтобы пошире распахнуть окно, не соизволив включить свет. Моя комната в задней половине дома, причем кое-кто из наших все еще оставался в гостиной… Когда я выглянула наружу, мне хорошо была видна лужайка, потому что на нее падал свет из окон первого этажа. Он, должно быть, стоял где-то за кедром… — Неожиданно она вздрогнула. — Потому что мне была видна его тень на траве. Она казалась ужасно длинной и тонкой. Не подумав, я шумно распахнула окно пошире, и тень моментально исчезла.

Только тут мне пришло в голову, что моим первоначальным намерением было обыскать комнату Леквика, поэтому я отворил ближайший стенной шкаф и проверил карманы висящей там одежды.

— Наверное, быть детективом страшно интересно? — раздался за моей спиной голос Сисси. — Я имею в виду то, что ты должен все время запускать руки в чужие карманы?

— Все зависит от того, чьи это карманы. Если это звездочка с блестящими глазками, облаченная в туго обтягивающее трико, к тому же она еще и смешливая…

— Могу себе представить! — воскликнула она. — Скажите-ка мне кое-что… Впрочем, нет, не стоит…

Первый стенной шкаф ничего не дал, я перешел ко второму; в котором находился замызганный плащ свободного покроя с поясом. В левом кармане я нашел смятую пачку сигарет.

— Ну и какова ваша излюбленная фантазия о звездочках? — с улыбкой осведомилась Сисси.

— Я знаменитый кинорежиссер, намеревающийся заново поставить «Унесенные ветром», — ответил я, направляясь к комоду. — Случилось так, что девяносто семь процентов самых очаровательных звездочек Голливуда согласны сделать решительно все, если только это поможет им получить роль Скарлетт.

Я выдвинул верхний ящик и мрачно посмотрел на дикое количество носков и галстуков.

— А вы бы беседовали с ними поодиночке, лежа на кушетке?

— Мои фантазии никогда не бывают земными, — холодно отрезал я, — я всегда приглашаю их на празднество на мою виллу с громадным парком и прудом, где собирается не менее восьми человек.

— А вы так и не решили, кому же достанется роль? — В ее голосе звучало искреннее любопытство.

— Роль достанется девушке, которая проявит наибольшую изобретательность во время оргии. Но мне ни разу не удалось решить спор между блондиночкой-акробаткой, исполнявшей номер «человек-змея», и рыженькой, которая на протяжении нескольких лет тренировала султанских жен в гареме.

Закончив с носками и галстуками, я выдвинул следующий ящик и обнаружил весьма потрепанный бумажник Леквика, высыпал его содержимое на комод и начал в нем разбираться.

— Мне пришла в голову мысль, — нарочито безразличным тоном пробормотала Сисси, — как бы я котировалась в качестве звездочки?

— Вы бы, несомненно, возглавили список девяноста семи самых красивых, — заверил я ее. — Вошли бы в число первой двадцатки.

— Велико дело! — возмущенно фыркнула она. — Благодарю вас, лейтенант Уилер!

Водительские права, страховой полис, восемнадцать долларов, памятный снимок насторожившегося молодого человека с недобрыми глазами, коллекция старых театральных билетов да пара писем. Вот и все содержимое бумажника. Первое письмо было так безжалостно потерто, что оно развалилось на куски. Это была слезная просьба поддерживать связь, поскольку писавший не имел никаких вестей более года. Автором была его тетушка в Колорадо, выяснил я, дочитав до конца. Письмо было получено пять лет назад.

Зато второе было свеженьким и даже слегка пахло духами. Точнее сказать, это была записка, а не письмо:

«Антон,

я должна встретиться с вами вечером в пятницу, это крайне важно. Ждите меня в баре „Рикошет“. Я буду там около половины восьмого и останусь до вашего появления. Дело не терпит отлагательств.

Аманда У.»

Я сложил записку и спрятал ее в свой бумажник. В других ящиках не было ничего примечательного, поэтому я направился от комода к кровати, но меня остановило на полпути холодное выражение синих глаз.

— Полагаю, являясь детективом, вы должны постоянно играть в страшные тайны и жуткие секреты! Ну как иначе можно выносить такую тоскливую жизнь?

— Письмо от его тетушки в Колорадо, написанное пять лет назад? — Я беспечно махнул рукой. — Велик секрет!

— Было два письма!

— Второе от какой-то дамочки по имени Аманда, — я пожал плечами, — вы знаете ее?

— Назовите женское имя, любое имя, — задумчиво произнесла Сисси, — и окажется, что когда-то в прошлом вместо него я говорила «мама».

— Аманда У., — не унимался я, — знаете ли вы какую-нибудь Аманду У.?

Она немного подумала:

— Аманда Уайлд Вист? Как насчет Аманды Уиллин-Гэндебл? Нет, это слишком нелепо! Постойте… — Внезапно лицо ее приняло испуганно-недоверчивое выражение. — Аманда Уоринг.

— Кто такая Аманда Уоринг?

— Четвертая жена моего страдающего старческим слабоумием папеньки. Четвертая и последняя. Она была на три года старше меня, когда они поженились. Мне доставляло величайшее удовольствие относиться к ней, как к пожилой маменьке.

— Они развелись?

— Месяца за три до того, как умер отец, а это случилось почти год назад… Он умер от закупорки коронарных сосудов при потрясающих обстоятельствах, по словам доктора. Он забавлялся с исполнительницей танца живота, можете себе представить чем? Аманда не была на похоронах, возможно, она была записана на это время в кабинет красоты, но, разумеется, на чтении завещания она присутствовала. Папа оставил ей столько же, сколько всем своим бывшим женам: медный пятачок на добрую память!

— Вы, случайно, не знаете, где в данный момент может находиться Аманда Уоринг? — сразу оживился я.

Она покачала головой:

— Я не видела ее и не получала от нее никаких вестей со дня этого пресловутого медного пятака, лейтенант.

— О’кей. — Я кивнул. — Здесь я закончил, так что теперь, полагаю, мне лучше спуститься вниз и посмотреть, не пожелает ли кто-нибудь из этих пришибленных маньяков сыграть роль провокатора и урвать взятку.

Сисси поднялась с кровати и дошла со мной до следующей двери в коридоре, где и остановилась.

— Это моя комната, — сообщила она. — С вашего разрешения, лейтенант, я пропущу веселье и забавы, которые вы устроите внизу.

— Правильно! — Я подмигнул ей. — Мне хочется того же!

Я миновал ступенек шесть, когда она окликнула меня. Я остановился, оглянулся через плечо и, подобно жене Лота, если не превратился в соляной столб, то есть буквально прирос к месту. Видение потрясающей блондинки как бы колебалось в проеме двери, не решаясь шагнуть ни вперед, ни назад. Каким-то образом Сисси удалось стянуть с себя очень быстро шелковую робу, так что теперь я мог собственными глазами убедиться в правильности своей догадки о том, что под нею ничего не было.

— Теперь я возглавила бы те два десятка звездочек, лейтенант! — прошелестела она голосом царицы пчел. — Неожиданно во мне проснулось честолюбие. Я хочу сыграть Скарлетт, не забудьте об этом, когда в следующий раз будете устраивать оргию!

Глава 3

Окружной шериф Лейверс сидел, хмуро глядя на меня, чем-то напоминая примитивного божка, к которому художник-самоучка утратил интерес и оставил незаконченным. Я отвечал ему не менее хмурым взглядом, потому что это был трудный и во всех отношениях утомительный день.

— Вы и ваш метод Годфруа, — неожиданно взорвался он, — полагаю, что теперь вас с минуты на минуту произведут в капитаны.

— Если вы не желаете, чтобы лейтенант-криминалист, специализирующийся на уголовных преступлениях, их выявлял, шериф, почему вы откровенно об этом не заявите? — резонно осведомился я.

— Еще сегодня утром это было самое обычное самоубийство, — нахмурился он, — а к пяти часам вы превратили его в запутанное убийство!

— Вы же сами рычите на меня, если я торчу весь день в офисе, обхаживая вашу белокурую секретаршу, попрекаете меня тем, что из средств налогоплательщиков мне выплачивается мое мизерное жалованье, верно? Вот почему я подумал, что наконец-то судьба мне послала настоящее дело. Ну нет, отныне я намерен превращать каждое самоубийство в убийство, пьяную драку в восстание, а кражу денег из игральных машин в мошенничество в крупных масштабах!

— Заткнитесь!

Раскуривание сигареты я затянул, как мог, потом некоторое время с умным видом взирал на потолок, прежде чем снова заговорить:

— Я вас прощаю!

Он издал целую серию разнообразных звуков, прежде чем ему удалось сформировать из них слово, и я впервые обрадовался, что не был за ним замужем, потому что если он так разговаривает дома… Наконец ему пришлось заткнуться: не хватило дыхания, и я с неодобрением разглядел его физиономию, на которой были видны все цвета радуги.

— Вам следует посоветоваться с доктором Мэрфи в отношении ваших неожиданных приступов неоправданного бешенства, шериф, — посоветовал я спокойным, исключительно доброжелательным тоном. — Вам никогда не приходило в голову, что они могут быть первым несомненным признаком приближающегося слабоумия?

Я с удивлением заметил, как радужная окраска его лица в одно мгновение превратилась в багровый цвет.

— Или, говоря, тем языком, который вы предпочитаете, вы станете самым натуральным идиотом.

Неожиданно распахнулась дверь, в кабинете образовался мини-ураган, зародившийся у входа и благополучно завершившийся завихрением возле письменного стола.

— Вот акт вскрытия! — заявил ураган и бросил несколько листков на стол перед Лейверсом.

— Только этого мне не хватало, — запинаясь, произнес шериф. — Мэрфи и Уилер вместе в одном помещении!

На дьявольской физиономии доктора Мэрфи появилось оскорбленно-страдающее выражение, так что какое-то мгновение он выглядел самым настоящим сатиром, уличенным в очередной проделке.

— Он что-нибудь съел, доктор? — обеспокоенно спросил я. — Или, возможно, это именно то, что я подозревал с самого начала? — Дементия прэкокс?

Мэрфи на мгновение надул губы, потом медленно кивнул:

— Вы правы, лейтенант. Я знал об этом уже некоторое время, но мне не хотелось его огорчать. Сами понимаете, ну как я могу сказать психу, но он псих?

— Хватит! — рявкнул Лейверс, — как обычно, вы вдвоем начинаете зубоскалить. Но, учитывая, что стараниями Уилера у нас на руках убийство, давайте займемся делом.

Я посмотрел на Мэрфи и красноречиво пожал плечами:

— Вы обратили внимание, доктор? В данный момент его беспокоит вовсе не убийство, а лейтенант-негодник, который посмел выяснить, что совершено тяжкое преступление.

— Весьма типично, — закивал Мэрфи, — галлюцинации теперь могут начаться с минуты на минуту. Непременно подсмеивайтесь над ним каждый раз, не относитесь серьезно к его причудам. Если в один прекрасный день он заблеет овцой, выведите его на лужайку и привяжите там.

— Джентльмены! — злобно закричал Лейверс. — Хватит паясничать! Приступайте к делу!

— Время смерти около часа ночи, плюс-минус тридцать минут, — заговорил Мэрфи энергичным профессиональным тоном. — Причина смерти? Почему не упростить дело и не сказать просто — повесился?

— Ха! — торжествующе вскрикнул Лейверс.

— У основания шеи имеется симпатичная контузия, — ровным голосом продолжал Мэрфи, только хитровато-насмешливое выражение его глаз говорило о том, что надо ждать каверзу. — Кто-то его сильно ударил так называемым «тупым орудием».

— Затем вздернул на ветви красного кедра, пока он все еще был в бессознательном состоянии, — сказал я.

— О’кей! — с несчастным видом буркнул Лейверс. — Что еще, доктор?

Мэрфи пожал плечами:

— Практически это все.

— Он весил что-то около семидесяти килограммов, — медленно заговорил я, — поскольку находился без сознания, значит, это был мертвый груз. Даже используя веревку, переброшенную через сук в качестве блока, какая сила потребовалась, чтобы приподнять его достаточно высоко для того, чтобы петля удушила его, доктор?

— Наибольшая сила требовалась для того, чтобы оторвать его ноги от земли на пару дюймов, как вы понимаете, — согласно кивнул Мэрфи. — Сомневаюсь, чтобы это могла проделать женщина, во всяком случае одна, что и является причиной вашего вопроса, как я предполагаю, лейтенант?

— Вы вечно что-то предполагаете, доктор, — буркнул я в ответ, — и это одна из самых неприятных ваших привычек. Но на этот раз вы оказались правы.

— Безумно счастлив! — Он испустил притворный вздох облегчения. — Теперь я могу снова спокойно спать ночью.

— Это будет приятной переменой после обычного ограбления могил! — восхищенно воскликнул я.

Лейверс поднял руку и многозначительно взглянул на часы, затем еще более красноречиво на нас обоих.

— Сейчас уже двадцать пять минут шестого, — резким голосом заговорил он, — я собираюсь домой, но вы, двое психов, извольте сначала освободить мой кабинет.

— Как когда-то говорил мой покойный учитель, — с печальным вздохом произнес Мэрфи, — медицина заслуживает высочайшего уважения по сравнению с другими специальностями.

— Не обращайте внимания, док, — посоветовал я, — полагаю, шериф просто вновь демонстрирует свое слабоумие.

Лейверс быстро вскочил на ноги, уподобляясь разъяренному медведю, почувствовавшему запах крови.

— Черт бы вас побрал! — рявкнул он. — Убирайтесь немедленно отсюда!

— По счастливой случайности именно это я и намеревался сделать, — миролюбиво пояснил Мэрфи, — а как вы, Эл? Впрочем, я уже ушел…

В записке, находившейся в бумажнике Леквика, от Аманды У. говорилось о вечере понедельника, а это и был вечер понедельника. Встретьтесь с ней в баре «Рикошет», было сказано там, и бот я сидел в этом самом баре. Она будет там около половины восьмого, написала она, а часы показывали уже семь сорок, поэтому я обеспокоенно оглядывался. Единственное, что требовалось от меня, это опросить тридцать — сорок женщин, уже сидевших по всем углам заведения, не их ли зовут Амандой У. Имелась и другая возможность: ударить кулаком по стойке бара с такой силой, чтобы в помещении установилась гробовая тишина, затем предельно вежливо попросить Аманду У. подняться с места.

Я заказал второй скотч со льдом и решил, что мне может помочь только непосредственное обращение. Когда бармен поставил передо мной новый бокал, я поманил его пальцем, как будто у меня было выгодное для него дельце, сулившее деньги, и получил вежливый кивок. Но тут до меня дошло, что я не могу спросить у него, находится ли в баре некая Аманда У., потому что он наверняка посчитает меня дешевым пьянчужкой. А коли я произнесу одно лишь имя Аманда, он непременно спросит ее полное имя. Поэтому у меня оставалась единственная возможность надеяться на один шанс из миллиона.

— Вы, случайно, не заметили, здесь ли сейчас Аманда Уоринг? — предельно вежливо осведомился я.

Он поскреб кончик своего картофелеобразного носа, затем переспросил:

— Аманда… как дальше?

— Аманда Уоринг, — буркнул я.

— Аманда Уоринг, ха? — Он принялся снова истязать свой нос, и эта картина абсолютно не была привлекательной. Затем его рот внезапно растянулся от уха до уха в устрашающей усмешке. — Аманда, — хмыкнул он, — во что она одета?

Я заполнил время, которое ему потребовалось для того, чтобы оправиться от сокрушающего воздействия собственной сообразительности, думами о том, каковы мои шансы не пострадать за вполне оправданное убийство. Самым деликатным был вопрос: нравятся ли членам жюри бармены за то, что они их обслуживают, или же они их ненавидят за то, как они это делают, учитывая чаевые и обсчеты.

Недотепа бармен, наконец, немного пришел в себя, лишь изредка посмеиваясь, в восторге от собственного остроумия.

— Эй, вы сказали Аманда Уоринг, а я ответил…

— Я отлично знаю, что вы ответили, — прошипел я, жутко злясь, — считайте, вам крупно повезло, что у вас до сих пор целы зубы.

— Ха? — Он воинственно нахмурился. — Парень, уж не белены ли ты объелся? Шуток не понимаешь или что?

— Шутки я просто люблю, но в данный момент советую тебе без проволочек ответить на мой вопрос.

— Встречаются же такие типы! — возмущенно воскликнул он. — Они начисто лишены чувства юмора. — Он схватил тряпку и принялся вытирать стойку бара с таким усердием, что чудом не сбил мой бокал. — Мисс Уоринг еще не приходила.

— Она сказала мне быть здесь в семь тридцать, — произнес я со вновь обретенной уверенностью, — а сейчас уже без четверти восемь.

Бармен с потрясающим равнодушием глянул на меня, потом бросил случайный взгляд на входную дверь и буквально замер от неожиданности.

— Эй, — прохрипел он, — полагаю, сегодня у тебя счастливый вечер, парень. Вот и она!

Его толстые плечи через секунду задрожали от приступа смеха.

— Да, это, несомненно, твой счастливый вечер, она даже прихватила с собой своего приятеля.

С первого взгляда Аманда Уоринг показалась мне такой дамочкой, о которой мечтает каждый парень, но позволить себе иметь ее может только миллионер. Черные как смоль волосы были искусно уложены в «естественные кудри» на макушке с тремя отдельно спускающимися спиралями, заменяющими челку. У нее были высокие скулы, большой рот и темные глаза, с таким презрением взиравшие на окружающих, что я сразу же понял: судьба меня столкнула с преуспевающей куртизанкой.

Обманчиво простое платье из белого дакрона со скромным вырезом весьма эффектно подчеркивало ее небольшую, но потрясающей формы грудь. Единственное украшение — несколько ниток жемчуга — породило у меня два вопроса: надевала ли она их как знак небывалого успеха, достигнутого в избранной ею карьере, и сколько лет понадобилось бы мне работать совершенно бесплатно, чтобы их приобрести.

Вошедший с нею тип был, что называется, из другой оперы. Невысокого роста коренастый увалень в шелковом костюме. Копна черных кудрей казалась приклеенной к его черепу, похоже, он их мазал репейным маслом или каким-то кремом. Корявая от оспы физиономия ясно показывала, что с этим типом шутки плохи, лучше ему не перечить.

Я дал им несколько минут, чтобы устроиться в кабинке в дальнем конце бара, заказать напитки и дождаться, когда их принесут. Потом забрал собственный бокал со стойки и двинулся в их сторону. Когда я был уже совсем рядом, Аманда бросила на меня равнодушный взгляд и со скучающим видом отвернулась. Ее лицо ясно говорило, что любой сердцеед, желающий к ней приблизиться, должен быть нагружен дарами, чем-то существенным, вроде контрольного пакета акций в Тиффани, чтобы заинтересовать ее.

Тип в крикливом шелковом костюме, насколько я понял, разговаривал главным образом с помощью своих глубоко сидящих глаз. Но тут он, видимо, сделал исключение, когда изрек:

— Проваливай отсюда, панк!

Я вежливо улыбнулся им обоим и объяснил:

— Антон не мог прийти, он послал меня вместо себя.

— Что? — В голосе Аманды звучало подлинное изумление, она снова посмотрела на меня. — Кто вы такой?

Я неторопливо сел на место рядом с ней, вынудив ее подвинуться к стене, и улыбнулся еще вежливее, дабы подстегнуть жажду разрушения, которая ясно читалась на рябом лице обезьяны, находящейся в паре футов от меня.

— Антон вроде бы повесился дома, — сказал я, посчитав, что это достаточно близко к истине. — Но ваша записка волновала его, поэтому он послал меня узнать, что срочного, откуда паника?

— Кто такой этот тип? — удивительно неприятным голосом спросил черноволосый.

— Успокойся, Ли, не надо нервничать! — бросила Аманда Уоринг. — Возможно, мы сумеем все выяснить. — Она нетерпеливо посмотрела мне в лицо: — Если вы такие друзья-приятели с Антоном, как получилось, что я никогда не встречалась с вами раньше?

— Полагаю, вам просто не повезло, Аманда! — Я ей заговорщически подмигнул. — Впрочем, не везет-то в первую очередь мне. Надо же такому случиться, когда мы впервые встретились, с вами явился этот давно вышедший из строя тип. — Я презрительно кивнул в сторону сидевшего против меня парня.

— Ли!

Она выкрикнула его имя со всем авторитетом генерала с четырьмя звездами, который только что обнаружил под кроватью своей жены младшего лейтенанта.

Толстые волосатые руки, которые уже наполовину сократили разделяющее нас пространство, нацелившись на мое горло, нерешительно замерли в воздухе на несколько мгновений после того, как она выкрикнула его имя, затем неохотно опустились на стол.

— Ради самого себя, никогда больше не делайте этого, — напряженным голосом произнесла Аманда, затем откинулась на мягкую спинку диванчика и на мгновение закрыла глаза. — У Ли бешеный, зачастую неконтролируемый характер. В другой раз, возможно, мне не удастся остановить его, и он вас покалечит, мой друг, ужасно покалечит.

— С ним случится то же самое, — усмехнулся я.

Мне показалось, что пришло время перестать забавляться, пока не началась настоящая потасовка, поэтому я извлек из кармана свой значок и показал его им.

— Коп? — Человекоподобная обезьяна была страшно разочарована. — Мерзкий вонючий коп! Я должен был сразу это понять.

— Для вас — лейтенант, — загремел я, — лейтенант Уилер из офиса шерифа. А это Ли?

— Солон, — ответил он, — если вам угодно.

— Прекрати, Ли, — напряженным голосом произнесла Аманда, снова выпрямляясь на диванчике, — в чем дело, лейтенант?

— Мне любопытно знать, что заставило вас написать записку Антону Леквику о необходимости встретиться с ним сегодня здесь, — сказал я.

— Я написала… — Она покачала головой, широко раскрыв глаза. — Никаких записок я ему не писала, лейтенант!

Я достал записку из бумажника и положил перед ней на стол. Она ее внимательно рассмотрела, затем покачала головой:

— Я ее не писала, лейтенант. Почерк не имеет ничего общего с моим. Это что, дурацкая шутка?

— Если вы ее действительно не писали, мисс Уоринг, тогда приходится только удивляться тому, что вы оказались здесь, в баре «Рикошет», примерно в то самое время, которое указано в записке, верно? — мрачно спросил я.

— Антон позвонил мне прошлым вечером, и… — Она взглянула на меня, глаза ее выражали одновременно страх и недоумение. — Он просил о встрече с ним здесь вечером. Это было что-то срочное, у него было что-то…

Она замолчала и отвернула голову.

— У вас ведь есть эксперты-графологи, верно? Они смогут определить, я писала эту записку или кто-то другой?

— Помолчи, Аманда, — зашипел Солон, — тебе вовсе не надо спорить с копом. Ты даже не обязана отвечать на его вопросы. До тех пор, пока он не скажет нам, в чем дело. Так что давайте послушаем вас, лейтенант!

Последнее слово из его уст прозвучало как ругательство.

— Леквик был убит ранним утром. Кто-то вздернул его на дереве позади дома Сент-Джерома, пытаясь придать всему видимость самоубийства.

— Антон умер? — Голос Аманды прозвучал как-то удивительно бесцветно.

— В котором часу он звонил вам вчера вечером? — спросил я.

— В десять или половине одиннадцатого.

— Где вы были в это время?

— В отеле «Пайнз». Я там проживаю.

— Вы находились в своей комнате?

— Да.

— А ночью, после звонка Леквика? Кто-нибудь находился вместе с вами, хотя бы какое-то время?

— Нет, — ответила она сердито.

Я перенес свое внимание на рябую физиономию Ли Солона.

— Как обстоит дело с вами?

— Я проживаю в том же отеле, — буркнул он, — на короткое время выходил, вернулся в свой номер около половины двенадцатого, по всей вероятности, и сразу же лег спать.

— Где вы находились до этого?

— Просто выходил из отеля.

Он злобно посмотрел на меня, как если бы ему доставляла удовольствие словесная потасовка, коли не удавалось подраться по-настоящему. У меня невольно мелькнула в голове мысль, как он дошел до жизни такой. Или же он родился с садистским вкусом к насилию и не избавился от него с годами? Оба варианта меня не устраивали, а вид разъяренных мутных глазок был еще более отталкивающим. У такого Солона наверняка было криминальное прошлое, подумал я. У него просто не хватало мозгов, чтобы держаться в стороне от всяких неприятностей, они ему были необходимы так же, как наркоману героин.

— Ну? — Он поскреб голову сквозь засаленные черные кудри. — Желаете отвезти меня куда-нибудь и применить третью степень, чтобы добиться ответа, коп? — Он возмущенно хохотнул. — Для этого потребовалось бы больше копов, чем найдется в этом занюханном городишке!

— Ради смены обстановки попытались бы вы заняться чем-то полезным, Солон, — дружелюбно заговорил я, — для такого типа, как вы, имеется масса подходящих специальностей. В вашем костюме вы могли бы заменять, например, маяк!

Его физиономия исказилась от звериной ярости, он издал нечленораздельный звук, затем все его тело затряслось (возможно, это вовсе была не ярость, а предвкушение, близкое к сексуальным стимулам приближающегося наслаждения). Волосатые пальцы вцепились в скатерть.

— Я вас предупреждала, лейтенант, — дрожащим голосом произнесла Аманда Уоринг, — у Ли бешеный характер. Вы не должны…

— Тот маленький жетон, который я показал вам, дает мне право защищаться всеми доступными средствами, если только он нападет на меня, включая применение огнестрельного оружия, коли не будет иного выхода. И ваш орангутанг это прекрасно знает! — Я усмехнулся в его искаженное от ярости лицо: — Верно, Солон?

Он неожиданно схватил свой стакан и ударил им о край стола, так что стол зашатался, а в его руке осталась лишь верхняя часть с острыми зубцами по окружности, напоминающими сталагмиты. И тут Солон заколебался, скорее всего потому, что он смотрел прямо на дуло моего 38-го, который я выхватил из поясной кобуры в тот самый момент, когда он стал обрабатывать стакан.

— Брось это, — произнес я вкрадчивым голосом, — или ты будешь спать сегодня в ящике рефрижератора!

Звериная лапа медленно разжалась, стекла полетели на пол. Я почувствовал, что в баре внезапно воцарилась напряженная тишина, а мой старый приятель, башковитый бармен с походившим на картошку носом, уже спешил к нашему столику с бейсбольной битой, отнюдь не случайно зажатой в его правой руке. Я убрал пистолет и сунул свою жестянку под нос-картофелину прежде, чем он успел раскрыть рот.

— Все в порядке, — сказал я ему, — возвращайтесь назад и разбавьте водичкой еще несколько бокалов.

— Эй, — он с откровенным недоверием скосился на мой значок, — вы лейтенант?

— Понимаю, — проворчал я, — вам не терпится стать бывшим барменом, да? Продолжайте вести себя и дальше так же глупо, и ваша мечта живо сбудется!

Он моментальной ретировался, предоставив мне одному заниматься Солоном. Кажется, мы оба понимали, что стоит мне на секунду отвлечься, и я в одно мгновение смогу превратиться в отбивную из Уилера.

— Возвращайтесь назад в свой отель и хорошенько отдохните, — сказал я ему. — Такой монстр-переросток должен много спать.

Солон медленно поднялся на ноги, лицо его вообще было лишено всяких эмоций, и, спотыкаясь словно лунатик, пошел прочь.

Сидевшая возле меня Аманда облегченно вздохнула и дрожащими пальцами поднесла ко рту сигарету.

— Я думаю, он забавный, — сказал я ей. — Вы его подобрали после того, как сдохла ваша черная пантера?

Он надежный друг, — напряженным голосом ответила она, — как правило, у меня с ним не бывает никаких трудностей, я справляюсь с его кошмарным характером, но после того, как вы его так извели своими насмешками, лейтенант, я была бессильна.

— Вы все перевернули вверх тормашками, но это не имеет значения. Коли вам нравятся такие чудилы, как этот, дело ваше. Что вы скажете про Антона Леквика? Он тоже был просто другом, таким же чудилой или нет?

— Да, Антон был другом, — огрызнулась она, — это считается преступлением в Пайн-Сити, лейтенант?

— Поэтому вы в данный момент проживаете в отеле «Пайнз»? — вежливо спросил я. — Чтобы навещать своих друзей — одного, который отличается необузданным характером, воплощением жестокости, так бы я сказал, и второго, который стал объектом необузданной жестокости сегодня около часа ночи?

После того как Солон покинул бар, к Аманде вернулась присущая ей самоуверенность. На красивом лице проступило высокомерно-презрительное выражение. Именно так она впервые посмотрела на меня.

— Наш разговор становится невыносимым, лейтенант, — заявила она, — я не вижу оснований продолжать его.

— Я подскажу вам их, Аманда. Мы можем поговорить прямо здесь, где достаточно небрежного жеста руки, и перед нами свежие бокалы. Или мы можем продолжить разговор в офисе шерифа, где максимум, на что вы можете рассчитывать, так это на то, что на вашей очаровательной ручке защелкнется стальной браслет.

— Хорошо, в таком случае задавайте свои проклятые вопросы, лейтенант, но побыстрее. Удовольствие от беседы с вами — нечто такое, без чего я прекрасно могу обойтись.

— Расскажите мне про своего покойного приятеля Антона Леквика.

Она раздраженно пожала плечами:

— Я была с ним не слишком близко знакома, хотя и давно. Несколько недель назад мы столкнулись на Пятой авеню, он сообщил мне, что его пригласили солистом в новый балет Чарвосье, они, основной состав труппы, уезжают в Калифорнию на следующей неделе, а репетировать будут в доме Сисси. Дом находится далеко в глуши, сказал Антон, где-то у подножия горы, куда даже на машине трудно добраться. Вполне естественно, что эта история меня страшно заинтриговала.

— Конечно, поскольку вы являетесь четвертой по счету бывшей женой отца Сисси Сент-Джером? Упоминание об этом доме пробудило старые воспоминания, могу поспорить? Вам пришли на ум всякие девичьи мысли, все такое?

— Вот тут вы глубоко ошибаетесь, — не без удовольствия заявила она, — моя заинтересованность объясняется тем, что я никогда не видела этот дом, хотя слышала о нем многое. Рей и его обожаемая доченька Сисси могли часами болтать об этом проклятом месте, доводя меня до полупомешательства! Это было одной из милых семейных шуточек! — Ее губы на мгновение злобно изогнулись. — Они называли его «убежищем», и лишь они двое точно знали, где он находится. Рей хвастал, что это его тайное укрытие, куда он сможет сбежать от своей очередной жены или любовницы, если сосуществование с ней станет для него невыносимым. Такая милая шуточка!

— Значит, вот почему вы отправились в Пайн-Сити? — спросил я. — Посмотреть на убежище своего покойного супруга?

— Не смешите меня, — огрызнулась она, — я приехала сюда потому, что у меня было письмо от Антона. Все это было страшно таинственно, он утверждал, что в доме происходит что-то, имеющее огромный интерес для меня… фактически, если бы он мог разобраться во всем до конца, он не сомневался, что заработал бы кучу денег. Но это было связано с колоссальным риском, и он не решался действовать, если я не гарантирую ему пятидесяти процентов от того, что достанется мне.

Она выразительно пожала плечами, так что многочисленные жемчужинки на ее шее стали переливаться под светом люстры, а соски ее небольших заостренных грудей, казалось, вознамерились проткнуть мягкий белый материал с непонятной жестокостью.

— Сначала я подумала, что он свихнулся или что-то в этом роде, — продолжила она, — затем во втором письме было сказано, что я должна решить, да или нет, причем незамедлительно, потому что он близок к отгадке, а время уходит. Если я согласна на его условия, я должна незамедлительно ехать в Пайн-Сити, остановиться в отеле «Пайнз», он меня там разыщет. «И привезите с собой кого-нибудь, кому вы можете доверять, — было сказано в его письме, — человека, который не боится насилия, потому что под конец можно ждать неприятностей».

— И тут вы подумали о вашей старой горилле Солоне?

— Ли — тот человек, которому я могу доверять, — холодно произнесла она, — я с ним знакома вот уже три года, даже больше, он от меня без ума, так что это идеальная кандидатура. Мы приехали три дня назад, поселились в отеле и стали ждать вестей от Антона. В его письме было сказано, чтобы я ни в коем случае не пыталась искать его. Он впервые дал о себе знать вчера вечером. Он был невероятно возбужден и заявил, что добился сногсшибательных успехов, так что, когда я услышу всю историю, у меня волосы встанут дыбом. Но он не станет ничего объяснять по телефону, он и так пошел на большой риск, позвонив мне. Придется подождать до встречи вечером в баре «Рикошет».

— А тремя часами позднее его кто-то убил, — сказал я. — Имеете ли вы хотя бы смутное понятие о том, в чем заключался тот огромный секрет, разгаданный им, который должен был вас обогатить?

— Не имею ни малейшего представления, — сказала она с сожалением, — я бы очень хотела это знать!

— Что за человек был Антон Леквик? — с любопытством спросил я. — Как личность?

— Абсолютно бессовестный, негодяй, — ответила Аманда не колеблясь, — заносчивый эгоист с невероятным самомнением. Он был готов пойти на любое предательство, если это сулило ему выгоду. Он мог обмануть, оболгать, предать друга или даже любимого человека, если это давало ему самому что-то весомое в эмоциональном или финансовом отношении.

— Вы должны были прекрасно понимать друг дружку, — вкрадчиво произнес я и с удовольствием заметил, с какой ненавистью она посмотрела на меня.

Глава 4

Это была какая-то дикая поездка в кромешной тьме по выбоинам и ухабам частной грунтовой дороги, когда фары ежесекундно вырывали из темноты деревья по обеим сторонам, обступившие ее в поразительной черно-белой фантазии. Вид самого дома тоже не действовал успокаивающе. Черневшие на фоне освещенного луной неба бесконечные башенки, балкончики и коньки крыши являли собой идеальный фон для киносериала «Ночь в доме графа Дракулы».

Я припарковал свой «хили», поднялся на крыльцо и энергично дернул за веревку звонка. Свет старинной бронзовой лампы позволил мне прочитать изречение на блестящей бронзовой доске, украшающей массивную дверь: «Я — УБЕЖИЩЕ, КОГДА НОЧЬ ПРИВОДИТ ОХОТНИКА».

Возможно, Реймонд Сент-Джером мыслил это как весьма остроумное изречение, когда сооружал свое убежище от множества женщин. Но один взгляд на непроходимую чащобу, со всех сторон наступающий на дом молчаливый лес, казавшийся населенным призраками под лунным светом, — и это изречение уже казалось простой истиной. Одной мысли о неизвестном охотнике, затаившемся где-то поблизости, было достаточно, чтобы у меня вновь поползли мурашки по всему телу.

С жалобным скрипом на пару дюймов приоткрылась входная дверь, сквозь образовавшуюся щель меня внимательно изучали чьи-то темные глаза. Затем дверь распахнулась, и Наташа Тамаер испустила громкий вздох облегчения.

— Это всего лишь коп, — радостно сообщила она, — мне было неприятно думать о том, кто, черт возьми, надумал посетить нас в этот час! Быстро входите, я захлопну дверь, чтобы сюда не проникли все те привидения, которые толпятся за вами.

Я выполнил ее приказ, она загремела засовами и задвижками, потом повернулась ко мне. На ней был тоненький белый свитерок и белые короткие штанишки. Длинные ноги совершенно голые, если не считать черных балеток.

— Поздно же вы явились с визитом, уже двенадцатый час. Все легли спать, — торопливо заговорила она, — так что вам придется ограничиться моим обществом.

— Лично меня это вполне устраивает!

— Предупреждаю, у меня тренировка, так что вам придется беседовать со мной во время занятия, а потом мы чего-нибудь выпьем. О’кей?

— Годится, — одобрил я.

Она пошла впереди через холл, я шел следом, зачарованно любуясь ее гибким телом и упруго покачивающимися округлыми ягодицами. Мы добрались до небольшой полупустой комнатушки, находившейся рядом с гостиной.

— Сисси предоставила нам это помещение для индивидуальных занятий, — объяснила балерина, — пожалуйста, подождите здесь меня, я вернусь через минуту. Мне нужно переодеться.

Я закурил сигарету, пока она отсутствовала в течение женского эквивалента «минуты», по общим меркам равняющегося шести минутам, затем вновь появилась в других коротких штанишках, неизвестно чем отличающихся от первых.

Посчитав необходимым в какой-то мере ликвидировать мою хореографическую неграмотность, Наташа продемонстрировала целый ряд па, называя каждое чудным термином, и все они казались мне не только красивыми и изящными, но и безумно трудными. Представление, сопровождаемое пространными объяснениями, продолжалось довольно долго, наконец Наташа с торжествующим видом прошла в гостиную. Я шел следом на почтительном расстоянии, пока она не остановилась возле бара в дальнем конце гостиной.

— Вы можете выразить свое восхищение сольным выступлением балерины, — заявила она, тяжело дыша, — взяв на себя обязанности бармена, Эл!

Взгромоздившись на высокий табурет, она перекинула ногу на ногу.

— Трудность заключается в том, — сказал я ей, — чтобы найти напиток, достойный вашего исполнения всех этих поворотов, пируэтов и прыжков, имеющих таких заковыристые названия!

— У Сисси имеется ответ на крик вашей души. — Она легонько вздохнула. — Впрочем, она имеет ответы решительно на все вопросы, как мне кажется. Все дело в том, что ее воспитал полубезумный папаша-миллионер.

— Так что? «Черный бархат», что другое?

Она уперлась локтями в стойку бара и положила подбородок на руки:

— Вы найдете шампанское в холодильнике позади вас.

Я откупорил бутылку с искусством настоящего профессионала и наполнил бокалы.

— Выяснили ли вы, кто прикончил этого сукиного сына Антона? — безразличным тоном осведомилась она. — Полагаю, что нет, верно? Вы бы не стали работать допоздна, если бы нашли убийцу.

— Правильно, — кивнул я, соглашаясь. — Вот почему я первым делом отправился в этот дом, но только вы, ваши танцы и ваши короткие штанишки заставили меня совершенно обо всем забыть.

— Короткие штанишки? — переспросила она с интуитивным женским умением уловить самое главное. — Вы хотите сказать, что весь потрясающий балет, который я только что исполнила лично для вас, свелся лишь к этому? Неужели на ваш жалкий умишко произвели впечатление лишь мои голые ноги? — Внезапно она радостно заулыбалась. — Вы мне нравитесь, Эл Уилер! Нравитесь за все те немыслимые шуточки, которые вы отпускаете! Вы даже не представляете, что значит для девушки услышать столь потрясающий комплимент, когда ее вера в себя почти полностью разрушена соревнованием с такой всеми признанной секс-бомбой, как Сисси, которая постоянно шныряет по всему дому, не давая никому возможности показать себя.

— Ну как вы можете такое говорить, когда вы с ней закадычные подружки чуть ли не с первого класса, — поразился я, — мне стыдно за вас, Нэнси Копчек!

— Ох! — Ее улыбка исчезла. — Мне следовало догадаться. Бесценная Сисси не теряла времени даром сегодня утром в комнате Антона, поверяя вам девичьи тайны.

— Главным образом она говорила про своего отца. Последний из крупных воротил? Какой конец! — Я покачал головой, изображая свое восхищение. — Умер от сердечного приступа при пикантных обстоятельствах, так бы выразился доктор. Развлекался с исполнительницей танца живота импортного происхождения.

Наташа нарочито дерзко расхохоталась:

— Так вот что вам сообщила Сисси? Интересно, стихами или в форме старинной баллады?

— Так это неправда? — жалобным тоном произнес я; чувствуя, как мой новый идол закачался еще до того, как я в него хорошенько уверовал.

— Реймонд Сент-Джером, — замурлыкала Наташа, — однажды ночью был унесен в вечность из сарая, где они хранили взрывчатку, на одном из его собственных нефтяных участков.

— Как это случилось?

— Правильный вопрос… Множество людей, в том числе целая свора инспекторов страховой компании, были уверены, что это самоубийство, но ничего не сумели доказать.

— С какой стати такому богачу, как Сент-Джером, убивать себя? — спросил я чуть дрогнувшим голосом. — Все эти женщины, все эти деньги… у него было больше оснований хотеть жить, чем у пяти ученых-атомщиков, которых вы вздумаете мне назвать.

— Он почти полностью обанкротился, когда Фидель Кастро грабанул его кубинские вложения, — пояснила Наташа. — А тут же иссякли, как назло, две нефтеносные скважины. Тогда он истратил почти все, что у него еще осталось, на руднике в Перу…

— Олово? — поинтересовался я.

— Ну и потом, он же выплачивал колоссальные алименты, — безжалостно продолжала она, — содержать трех из четырех прежних жен, как мне известно, еще, как минимум, двое его бывших любовниц, которые получали от него ежемесячно чеки на три тысячи долларов…

— Шантаж?

— Скажем так: он дорого оплачивал их молчание.

— Выходит, все эти дамочки ему влетали в кругленькую сумму ежемесячно, — произнес я, не скрывая восхищения.

— Так всегда бывает. — Наташа принялась смаковать спиртное. — Хорошо помню одно лето года четыре назад. Сисси пригласила меня провести здесь каникулы, ну а мне ничего лучшего не светило. За все те четыре недели, которые мы торчали в этом доме, ее папаша ни разу не осмелился выйти наружу, потому что опасался, что одна из его скандальных женщин надумает нанять низко летящий вертолет и выследить его!

— Я воображал, что про его дом не знал никто, кроме Сисси и ее отца, до самой его смерти?

— Я была подругой Сисси, так что, очевидно, не шла в расчет. — Она пожала плечами.

— Одного никак не могу взять в толк, — медленно заговорил я, — как могло случиться, что со всеми этими многочисленными женщинами и финансовыми бедами он ухитрился оставить дочери огромное состояние?

— Еще при жизни он положил солидную сумму на ее имя, — спокойно пояснила Наташа, — к тому же он вел какую-то хитроумную страховую политику. Иначе чего ради все эти следователи из страховых компаний лезли из кожи вон, чтобы доказать, будто он покончил с собой.

Это был хороший ответ, его логика заставила меня потратить пару секунд на то, чтобы молча оплакать потерю своего нового героя. В итоге он оказался неплательщиком алиментов, скрывающимся от своих должников и утратившим от страха сон, ну что тут героического?

— И что означает это странное совещание двоих? — внезапно раздался хорошо поставленный голос.

На пороге стоял балетмейстер Лоренс Бомон, его красивое лицо сейчас чем-то напоминало сатира. Выглядел он потрясающе в черно-красном халате поверх белой шелковой пижамы. Его поседевшие волосы по-прежнему были тщательно уложены крупными волнами. У меня невольно мелькнула мысль о том, что, ложась спать, он надевал на голову сеточку и почти наверняка пользовался бигуди. Ну а спал-то он, вне всякого сомнения, подложив какой-нибудь крепкий валик под шею.

— Лейтенант прибыл, чтобы задать еще кое-какие вопросы, — пояснила Наташа со скрытым злорадством, — но когда понял, что все остальные уже в постелях, а он является истинным джентльменом, хотя и коп, то решил задать все свои вопросы мне одной, чтобы не беспокоить остальных.

— Какой деликатный лейтенант!

Бомон прошел к бару:

— Поверите ли, я просто обожаю вопросы. По-моему, с вашей стороны нечестно адресовать их все одной Наташе. Так что оставьте немного и на мою долю. — Он приподнял руку, отметая возможные возражения. — Я настаиваю!

Бомон придвинул высокий табурет к бару и положил обе руки на стойку.

— Можете спрашивать у меня все, что вам заблагорассудится, — сурово произнес он, — обещаю говорить одну правду.

Настороженно-расчетливый взгляд его холодных серых глаз сводил на нет добродушно-шутливый тон голоса. Через секунду он сообразил, что я изучаю его физиономию, и быстро перевел разговор на содержимое бокала Наташи:

— «Черный бархат»?

Его отлично поставленный голос внезапно стал действовать мне на нервы.

— Я просто обожаю «Черный бархат»…

Он деловито потер руки:

— Замечательно! Я выпью немножко, лейтенант!

— Это вы убили Антона Леквика? — резко спросил я.

— Я?

Его кустистые седые брови приподнялись, изображая изумление.

— Вы шутите, конечно? Беднягу Антона наверняка прикончил бродяга. Я вам это сказал сегодня утром, лейтенант. У вас поразительно короткая память для человека, занимающегося… как мы это точно называем… таким делом.

Я нашел стакан и две бутылки и придвинул Бомону, дабы он занялся самообслуживанием.

— Когда мне удастся найти бродягу, у меня появится возможность задать ему тоже несколько вопросов, — холодно отрезал я, — тем временем, поскольку вам не терпится дать мне правдивые ответы на все вопросы, я уважу вашу просьбу. К тому же у вас имелся мотив его убить.

Его рука внезапно дрогнула, шампанское полилось через край бокала.

— Не делайте этого, — раздраженно крикнул он, — никогда не говорите под руку, лейтенант. Ваши шутки дурного тона!

— Кто шутит? — спросил я.

— Так вы серьезно? У меня имелся мотив для убийства?

— Ревность, — ответил я, — и зависть.

— Ревность и зависть? — Он поднял голову и уставился на меня, широко раскрыв глаза от изумления. — Вы имеете в виду профессиональную зависть? — Он коротенько хохотнул.

— Должен сознаться, это очень забавно, лейтенант. Если бы решение принимал я, а именно так оно и должно было бы быть, я бы ни за что не пригласил Леквика. Коли вы мне не верите, спросите Наташу, пусть она выскажет вам свое профессиональное мнение о нем как о танцовщике.

— Антон был лошадиным… — Наташа вовремя сдержалась и скучным голосом добавила: — Лоренс маэстро.

— Слышите? — горделиво фыркнул Бомон.

— Вы ревновали его, — заговорил я, тщательно подбирая слова, — из-за его непрофессионального интереса, проявляемого к Наташе, потому что это означало, что он пренебрегает вами.

— Что? — Его лицо внезапно окаменело. — Вы серьезно допускаете, что я мог… — Он сжал зубы и лишь через пару секунд выпустил воздух. — Понимаю… Эта очаровательная небольшая пикировка между мною и Сисси сегодня утром, разумеется. Вы не восприняли ее серьезно, лейтенант?

— Не забывайте, Лоренс, — вмешалась Наташа, — что наверняка произошла дальнейшая беседа наверху в комнате Антона, когда они остались там одни. Сисси трудяга, это всем известно!

Бомон на несколько минут закрыл глаза, затем глубоко вздохнул:

— Это меня убивает! Я имею в виду, что кто-то может хотя бы на секунду вообразить, будто я имел какие-то романтические чувства к этому идиоту, когда он в полном смысле слова убивал мой прекрасный балет своими неуклюжими прыжками и деревенскими антраша!

Наступило короткое молчание, пока он не поднял занавес перед вторым актом персональной трагедии, называемой «Балладой Рыдающего Хореографа», так что в любой момент я сам мог залиться горючими слезами.

— Ты припоминаешь, дорогая? — Его глаза молили Наташу о сочувствии. — Когда мы репетировали вступление к первому акту вчера утром? Черный Рыцарь неожиданно видит прекрасную леди, в одиночестве гуляющую по лесу, и приходит в неистовый восторг? — Он обхватил голову руками и принялся раскачиваться взад и вперед, не в силах справиться с переживаниями. — Ты помнишь, как Антон танцевал Черного Рыцаря? Это же был самый настоящий кошмар! Его «кабриол» будет преследовать меня до конца моих дней! Он спотыкался и припадал на Одну ногу, как старый пьянчужка. Все было отвратительно!

— Знаю, знаю, Лоренс! — Приглушенный голос Наташи был преисполнен сочувствия, как будто он рассказывал ей, как его родители и пятеро братьев погибли от пожара, случившегося среди ночи в гостинице. Она ласково похлопала его по руке: — Попытайтесь не думать об этом и помните, что вы не один!

Ее темные глаза глянули на меня с холодной яростью.

— Вы считаете меня соперницей Лоренса, претендующей на внимание этого ничтожества?

— Вы хотите сказать, что это были не вы? — самым невинным голосом осведомился я.

— За кого вы меня принимаете? — Она чуть не поперхнулась от негодования. — Этот плоскостопый, развинченный недоумок! С чего бы я вздумала… — Она внезапно замолчала, на ее лице появилось напряженно-испуганное выражение. — Что это было?

— О чем вы?

— Помолчите! — прошипела она. — Вот, я снова услышала!

— Я тоже… — Бомон вскинул голову, внезапно позабыв про свой трагический балет. — Это же наверняка наш сукин сын бродяга разгуливает возле дома!

Воцарилась тишина, мы втроем стали прислушиваться к звукам, долетавшим снаружи. «Он хочет, чтобы вы знали, что он рядом, в темноте», — утром заявила мне Сисси Сент-Джером, вспомнил я.

— Он ушел, — прошептал чуть слышно Бомон, — но, как всегда, он вернется!

Наташа задрожала.

— Я боюсь, — призналась она, — прежде мне не бывало так страшно. У меня не выходит из головы, как выглядел Антон, свисающий с дерева прямо перед окном!

— Налейте-ка ей еще стаканчик, — сказал я Бомону, — а я схожу посмотрю снаружи.

— Нет, не ходите туда! — истерично закричала балерина. — Пожалуйста, Эл! Это слишком опасно. Теперь мы знаем, что он убийца.

— Могу поспорить, вы так говорите потому, что это правда, — буркнул я.

— Наташа права, — угрюмо пробасил Бомон, — зачем стремиться к тому, чтобы стать мертвым героем, лейтенант?

— Помолчите немного и приготовьте ей выпивку… Не пойму, вы хотите вызвать у меня сердечный приступ еще до того, как я выйду из дома?

Я обошел кругом бар и направился к двери, выходящей в коридор. Проклятущая дверь снова отчаянно заскрипела, хотя я открывал ее очень осторожно, но я надеялся, что таинственный бродяга был достаточно далеко и не мог слышать этот скрип. В следующее мгновение я уже находился в первозданном, залитом лунным светом мире и прислушивался к шепоту гигантских деревьев-часовых, четко вырисовывающихся на фоне неба; они перешептывались на своем языке о глупом человеке, осмелившемся вторгнуться в их царство. Бог с ними, решил я, вытаскивая свой 38-й.

Прижимаясь к самой стене, я по-кошачьи неслышно обошел дом, направляясь к боковой лужайке, надежно скрытый тенью дома, пока не добрался до угла. Тут я замер, растерянно разглядывая аккуратно подстриженную лужайку, раскинувшуюся перед моими глазами. Она буквально купалась в свете, струившемся из окон гостиной. Было похоже, что мне нужно было либо возвратиться назад к парадному подъезду, либо предложить себя в качестве превосходной мишени, вздумай я пересечь лужайку.

Я продолжал стоять в тени, изо всех сил стараясь что-то разглядеть или уловить какой-либо шум. Величественный красный кедр по-прежнему занимал доминирующее положение на лужайке, и мне даже не требовалось закрывать глаза, чтобы вновь увидеть тело Леквика, подвешенное к одному из нижних суков так, что носки его балетных туфель едва касались земли. Прямо скажем, видение не из приятных!

За кедром и декоративным фонтаном находился нерегулярный парк: аккуратно подстриженная лужайка сменялась естественным лугом и густыми зарослями кустов и деревьев, которые поднимались вверх по склону на пару тысяч футов, пока не упирались в скалы, доходящие до Лысой горы.

Внезапно я разглядел какое-то светло-серое пятно, медленно движущееся в центре затемненной площадки, явно направлявшееся в чащобу.

Сообразив, что мне теперь не до хороших манер, я побежал напрямик через траву, сжимая в руке пистолет. К тому моменту, когда я достиг границы между ухоженной лужайкой и непроходимой чащобой, светло-серое пятно исчезло.

Уже футов через десять картина резко изменилась. Кусты сделались совершенно непроходимыми, трава достигала колен. Толстенные деревья росли практически одно рядом с другим, их густые кроны переплетались, затрудняя проникновение света. Я остановился и какое-то время прислушивался, затем уловил где-то впереди нарочито медленные шаги незваного гостя, но через пару секунд все стихло.

Тут требовался охотник-индеец, а не полоумный лейтенант, чтобы бесшумно подобраться к неизвестному! Но возможно, могла сработать противоположная стратегия? Если я неожиданно стану шумно продираться сквозь заросли, этот тип может испугаться и сделать то же самое? Тогда я хоть в точности определю его местонахождение…

Должно быть, я таким манером преодолел солидное расстояние, пока до меня не дошло, что раздающийся треск и шум создавал я один… мои ноги и мое сердце сразу же остановились, после чего тишину нарушало лишь мое тяжелое дыхание, а в голове промелькнула горестная мысль о том, что, мягко выражаясь, действовал я не наилучшим образом. Умный коп стал бы преследовать неизвестного только на хорошо освещенной улице, причем за компанию прихватил бы парочку машин с полицейскими в форме!

Раздумывать на эту тему дальше у меня просто не хватило времени, потому что чья-то рука, походившая на стальной трос, обхватила меня сзади за шею и лишила способности сопротивляться, а пальцы, напоминающие туго закрученные пружины, без всякого труда отобрали пистолет.

Все же я ухитрился изо всей силы лягнуть его ногой и почувствовал удовлетворение, услышав вопль, но после этого он еще сильнее сдавил мое горло, и у меня перед глазами мелькнула ослепительно белая комета.

«Ночь присылает охотника!» — услышал я чей-то скрипучий голос, после чего перед глазами вспыхнул целый фейерверк.

Последним отчаянным движением я сильно откинул назад голову, пытаясь ударить его по физиономии, но почувствовал лишь резкую боль в шее.

Вселенная взорвалась, на мгновение озарив все слепящими вспышками, но сразу же наступила кромешная темнота, и я провалился в бездонную яму.

Глава 5

— Лейтенант, вы в порядке? — требовательно спрашивал взволнованный голос.

Я сощурился от безжалостного света, бившего мне прямо в глаза.

— Если вы уберете этот проклятый прожектор, — с трудом произнес я, — возможно, я сумею это выяснить.

— Извините!

Луч прожектора соскользнул с моего лица, осветив стволы деревьев. Мне казалось, что моя голова твердо вознамерилась соскочить с плеч, когда я с трудом ухитрился принять сидячее положение. Какой-то мерзавец превратил все мускулы у меня на шее в волокнистое месиво; что касается горла, то, видимо, этот же безумец ради забавы провел по нему несколько раз тупой пилой.

— Ну, как вы себя сейчас чувствуете? — бодро осведомился тот же недоумок.

— Великолепно, — прохрипел я, — просто великолепно! Как бы вы себя чувствовали, если бы какой-то безумец едва не придушил вас, а? Я чувствую себя замечательно, если не считать пары небольших увечий, вроде свернутой шеи и придавленной грудной клетки. Думаю, что именно шея какое-то время будет причинять мне известные неудобства, пока я к этому не привыкну. Я имею в виду, что мне придется разгуливать с головой, которая постоянно будет валиться то на правое плечо, то на левое…

— Судя по вашему голосу, все о’кей. — Говоривший нашел возможным хохотнуть. — Вам помочь подняться?

— Нет! — возмутился я.

Этот мерзавец поймал меня на слове и предоставил возможность пару раз свалиться ничком на землю, пока, наконец, у него не проснулась совесть и он не поднял меня на ноги. Сначала я немного постоял, ожидая, когда деревья перестанут прыгать вокруг меня, потом мы медленно двинулись назад к дому. Он крепко держал меня за плечо, но теперь я уже не спорил, потому что не люблю повторяться, да и моя физиономия не жаждала снова соприкоснуться с землей.

Когда мы выбрались из первобытных зарослей на аккуратно подстриженную лужайку, я увидел, что французские двери гостиной были широко распахнуты и небольшая группа людей стояла снаружи, с неослабевающим интересом наблюдая за нашим приближением. Я внезапно испытал подобие удара в солнечное сплетение, когда узнал среди них знакомый черный с красным атласный халат, потому что вплоть до этого момента был уверен, что поддерживает меня рука Бомона. Тут я быстро повернул голову и при свете, падающем из окон дома, разглядел, что рядом шагает Дики Гембл, а вовсе не хореограф.

Гембл мне подмигнул, возможно желая подбодрить, но на меня это произвело удручающее впечатление. Во всяком случае, я с трудом удержался от желания стереть покровительственную усмешку с его физиономии тыльной стороной ладони.

— С вами не так-то легко договориться, лейтенант, если бы я знал об этом, никогда не отправился бы вас разыскивать!

— А все же как получилось, что вы отправились?

— После того как вы отсутствовали достаточно долго, Наташа запаниковала и захотела, чтобы Лоренс пошел на поиски, — весело объяснил он, — но маэстро вежливо отклонил предложение. Может быть, посчитал, что, не дай Бог, испортит этот яркий шлафрок в высокой траве, а? Во всяком случае, Наташа влетела в мою комнату, как будто загорелся дом, с душераздирающими воплями о том, что лейтенанта только что прихлопнул бродяга где-то за лужайкой.

— Полагаю, мне повезло, что вы спите не раздеваясь, — сказал я угрюмо, глянув на его ветровку и узкие черные джинсы.

— Я сплю нагишом, лейтенант, — ответил он лишенным всяких эмоций голосом, — но бегать среди ночи между деревьями совершенно голым в поисках только что убитого лейтенанта, в то время как убийца может еще находиться поблизости? — Он слегка пожал плечами. — Откровенно признаться, это не кажется мне особенно приятным!

— Вы убиваете меня, — горько произнес я, — фактически, вы просто уничтожили меня, выражаясь словами одного из ваших самых отталкивающих приятелей-балетоманов.

— У милейшего Лоренса имеется особый дар находить нужную фразу, — пробормотал Гембл. — Ага! Сюда идет Сисси, и у нее опять в глазах тот же огонек! — Он вновь хохотнул, я в жизни своей не слышал такого мерзкого звука. — Могу поспорить, вас сейчас начнут обхаживать, облизывать, и в скором времени вы превратитесь в ее очередной будуарный трофей, лейтенант. В вашем теперешнем состоянии вы ничего не сможете предпринять.

— Но ведь вы не оставите меня этой безумной тигрице, — взмолился я, — я болен.

— Вам-таки хочется спасти то, что от вас осталось, лейтенант? — усмехнулся Гембл. — Вам, конечно, это понадобится!

И тут он отпустил мою руку и отошел в сторону, уступая дорогу блондинке, которая заключила меня в объятия и прижала с такой силой к своей пышной груди, что в следующее мгновение я уже уткнулся носом в глубокую впадинку.

— Ох, бедняжка, — горестно запричитала она, — ну как вы себя чувствуете?

— Как цыпленок, вернувшийся в свой курятник, — буркнул я без всякого энтузиазма, — отойдите от меня, прошу вас!

— Вы еще легко отделались!

Голос у нее звучал нежно, но ее хватка была воистину железной. Какое-то мгновение мне очень хотелось вцепиться в нее зубами сквозь черное кружево и посмотреть, как это будет воспринято.

— Мы должны вернуть вас снова в дом и посмотреть, не нужно ли вызвать врача, — решила она, — дорогой, вы же можете умереть от потери крови.

Я застонал и ценой неимоверного усилия освободился из ее сокрушающих объятий.

В следующее мгновение мощная рука схватила меня за запястье и потащила к остальным обитателям дома, столпившимся возле двери.

— Не волнуйтесь, Сисси, — поспешил успокоить ее Гембл, — лейтенант сам не понимает, что говорит. Полагаю, еще не оправился от шока. Наверное, его надо уложить в постель.

— Вы…

Его предательство настолько потрясло меня, что я просто не нашел нужных слов, только уставился на него вытаращенными глазами. Он же без тени смущения потащил меня к группе любопытных.

Пришло время принимать решение! Встреча с Сисси в конечном счете доставила мне удовольствие, но то, что Гембл волок меня, как ягненка на заклание, ради собственного развлечения, было совсем другое. Самолюбию Уилера уже был нанесен болезненный удар. Этот ночной бродяга справился со мной без всякого труда, как будто я был робким сосунком, к тому же лишенным элементарной сообразительности.

Я все продумал, сделал вид, что запнулся, и изо всей силы лягнул Гембла сбоку в колено. Он неистово закричал от боли, нога у него подогнулась, и он рухнул на землю.

— Я споткнулся, — объяснил я ему, оставляя его на попечение Сисси.

Наташа взяла меня за руку и провела в гостиную, ее темные глаза сочувственно смотрели на меня.

— С вами все в порядке, Эл? — спросила она ласково.

— Да, спасибо, не считая пары синяков… я мог бы что-нибудь выпить.

— Сейчас приготовлю, — вмешался Бомон, — «Черный бархат», лейтенант?

— Чистый скотч!

Внезапно передо мной возникла массивная фигура Чарвосье, он был облачен в халат из клетчатой желто-красной ткани, придававший ему вид ожившего ночного кошмара. Крутые черные кудри смешно торчали вверх. Он уставился на меня своими по-детски округлыми глазами.

— Бродяга, лейтенант? — спросил он своим «многонациональным» голосом. — Вы его видели?

— Не имел возможности, — вежливо пояснил я, — он подкрался ко мне сзади.

— Вот как? — Он принялся яростно растирать нос ладонью. — Он сильный?

— Точно.

— Зачем он вернулся сегодня? Снова убивать, как вы считаете?

Бомон сунул мне в руку стакан, неуверенно улыбнулся и быстро отошел в сторону. Наташа не спускала с меня глаз, видимо ожидая, что у меня вот-вот подскочит артериальное давление. Я отпил немного скотча и сразу почувствовал его благотворное действие.

— Лейтенант, — снова заговорил Чарвосье, — он ради этого сегодня опять явился? Вы не ответили на мой вопрос!

— Кто знает? — Я пожал плечами.

В комнату вошла, спотыкаясь, Сисси. Гембл буквально повис на ее плече, он сильно хромал, последнее доставило мне огромное удовольствие. Она помогла ему сесть в кресло, затем направилась к бару. Он же бросил на меня убийственный взгляд, я в ответ расплылся в счастливой улыбке, приподняв в руке бокал. Значение этого жеста он не мог не понять.

— Кто знает? — повторил Чарвосье. — Вы должны знать. Вы же коп, не так ли? Кто-то обязан во всем этом разобраться, прежде чем нас всех тут перебьют в постелях.

— Я порасспрашиваю вокруг, — пообещал я ему, — и первого человека, который даст мне вразумительный ответ, тотчас направлю к вам.

— Ну-у…

Он в отчаянии воздел к потолку руки и, спотыкаясь, пошел прочь из комнаты. На лице его было написано разочарование. Очевидно, он все ждал, что я его смогу успокоить.

Пара темных глаз продолжала внимательно следить за мною.

— Я не думаю, что у вас есть раны, Эл, — осторожно заговорила Наташа, — к этому времени они бы уже дали о себе знать, верно?

— К завтрашнему утру у меня будет пара синяков, заболит горло, возможно, для компании к этому присоединится онемение шеи, — нетерпеливо заявил я, — это же сущие пустяки. Что касается остального, полный порядок.

— Я думаю, вам все же лучше остаться здесь на ночь, — твердо заявила она, — я пойду поговорю об этом с Сисси.

— Можете с ней говорить, сколько вашей душеньке угодно, но после стакана скотча я поеду домой. Это точно!

Я подошел к окну той комнаты, в которой Антон Леквик только спал, посмотрел вниз на заднюю лужайку и красный кедр, казавшийся прозрачным под лунным светом, и закурил сигарету. Будучи человеком, гордящимся своей силой воли, я все еще никак не мог понять, почему очутился в этой спальне, вместо того чтобы сейчас спешить домой на своем «хили». Возможно, во всем повинно секундное ослабление пресловутой силы воли после стакана неразбавленного скотча плюс то, что уже было около трех часов ночи. Не исключено, что основную роль сыграла пара блестящих темных глаз.

Стоило мне закрыть глаза, хотя бы на мгновение, я тут же ощущал снова сильные руки вокруг моей шеи и слышал скрипучий голос, произносящий слова из надписи, выбитой на медной доске возле парадной двери. Примерно в то же самое время, когда он набросился на меня, Наташа, должно быть, полупомешалась от ожидания и попросила Бомона пойти выяснить, что же случилось. После того как он вежливо ретировался, она побежала наверх и разбудила Гембла. Интересно, отвернулась ли она скромно, когда он выскочил из постели нагишом и стал натягивать на себя одежонку? Чарвосье, по всей вероятности, тогда уже спал. Когда Наташа принесла мне второй стакан скотча, она сообщила, что разбудила Сисси сразу после того, как Гембл вышел из дома, а потом уже Чарвосье.

Таким образом, ночной бродяга оказывался незнакомцем, своего рода Иксом, скорее всего, каким-то маньяком с человеконенавистническими наклонностями. Что еще могло заставить его бродить в темноте вокруг дома, поднимая достаточно шума для того, чтобы обитатели знали о его присутствии?

Я скосился на безмолвный кедр, к сожалению, этот свидетель не мог ничего мне сообщить об обстоятельствах смерти Леквика…

Итак, имелся некий бродяга, превратившийся в убийцу, причем следующей ночью он вновь явился на место преступления и оставался там достаточно долго, так что его стал преследовать коп. Сам собой возникал вопрос: какой безумец с человеконенавистническими тенденциями сначала едва не прикончил меня, а потом, не доведя дело до конца, взял и спокойно удалился? Зачем все это было предпринято?

Вроде бы было самое время прекратить ломать себе без толку голову и лечь спать… Я выбросил окурок из окна, посмотрел, где он упал на землю и погас, потом повернулся к кровати и замер на месте, заметив белый конверт, подсунутый под дверь.

Может быть, это было признание, написанное маньяком?

В конверте находилась карточка с золотыми краями, на которой было написано от руки:

«Я только что отослала девяносто шесть самых красивых звездочек домой, потому что терпеть не могу большого скопления особ, болезненное любопытство которых удовлетворяется созерцанием эротических сцен. Но и я и оргия все еще ждем вас. Я намерена сыграть роль Скарлетт, не забывайте этого!»

Записка не была подписана. Кому надо подписывать подобные записки?

Дверь в ее комнату была уже полуоткрыта на пару дюймов, когда я пришел, так что все, что требовалось от меня, это легонько толкнуть ее и войти внутрь.

Сисси Сент-Джером лениво расчесывала волосы перед туалетом. Я медленно пересек комнату и остановился за ее спиной, следя за выражением лица в зеркале.

— Прошло минимум три минуты после того, как я подсунула это приглашение под дверь, — холодно произнесла она, — что вас задержало?

— Значит, вы отослали девяносто шесть остальных звездочек домой? — Я пожал плечами. — Хорошо, я с этим соглашаюсь. И вы находитесь здесь, ожидая меня, как сказано в приглашении.

Я внимательно осмотрел комнату, потом снова взглянул на отражение Сисси в зеркале:

— А где обещанная оргия? Под кроватью?

— Это оргия особого типа, — пояснила она своим особым царственным голосом. — Все начинается неожиданно, в этом-то и заключается вся прелесть.

Она медленно встала и повернулась ко мне, чтобы я имел возможность оценить ее соблазнительное тело, обтянутое черным шелком.

— Сейчас вы должны прослушать меня в роли Скарлетт, — небрежно бросила она, не поворачивая головы. — Вы предпочитаете, чтобы я читала все по сценарию или импровизировала?

— Импровизируйте, золотко, — сказал я ей, — вы же помните, что мне нужна девушка с воображением.

— Я определенно девушка с воображением, Эл. Если хотите получить доказательство, выключите настенные лампы, пожалуйста…

Глава 6

Может быть, Лоренса со вчерашней ночи мучили угрызения совести, потому что на следующее утро он вежливо разбудил меня около девяти часов, одолжил свою бритву и сообщил, что на кухне готов завтрак. После его ухода я пошире раскрыл глаза и внимательно осмотрел мрачное помещение, которое было предпоследним местом отдыха Антона Леквика. Врывающийся в раскрытые окна солнечный свет бесцеремонно подчеркивал совершенно голые стены, показавшиеся мне особенно убогими по сравнению со сказочным убранством помещения Сисси… Это, несомненно, была фантазия, только реальная или нет?

Я поднялся с постели и тут же почувствовал острую боль в правой ноге. Значит, воспоминания об этой ночи абсолютно реальны. Кстати, ногу я повредил, пытаясь продемонстрировать Сисси свои познания в танцевальной технике…

Когда я спустился в кухню, тотчас услышал бренчание в гостиной и догадался, что уже начались репетиции. На кухне мне составил компанию импресарио Чарвосье, облаченный в тот же самый халат клоунской расцветки, в котором он был ночью. На голодный желудок это было тошнотворное зрелище.

— Вы хорошо спали, лейтенант? — осведомился он.

— Отлично.

— Ха! — Глазки-бусинки часто-часто заморгали от возмущения. — Замечательно! В то время как нас всех могли перебить в постелях, лейтенант спит, как бревно?

Апельсиновый сок был превосходен, оладьи вполне съедобны, а кофе в меру горячим. К тому моменту, когда я дошел до второй чашки и сигареты, я решил, что мои шансы прожить еще один день, невзирая ни на какие неожиданности, перевалили за пятьдесят процентов.

Чарвосье не спускал с меня ненавидящего взгляда, пока я ел, как будто именно я был виновен в смерти его второго основного исполнителя и, что было куда важнее, отвечал за нарушение распорядка репетиций.

— Каких успехов в раскрытии преступления вы уже достигли, лейтенант?

Он возобновил свои атаки каким-то неприятным ворчливым голосом, причем в нем возобладал бедуино-арабский акцент.

— Очень рад, что вы спросили меня, — холодно отметил я, — как раз пришло время допросить вас, Чарвосье, в качестве одного из основных подозреваемых.

— Меня? Основной подозреваемый? — Его по-детски наивный взгляд сменился трезвым и наглым. — Что вы такое говорите? Это какая-то идиотская шутка? С какой бы стати я, Чарвосье, вздумал убивать этого никудышного танцора? Этого бездарного статиста, которому следовало бы все еще осваивать азы танцевального искусства? Ответьте мне на это, пустоголовый лейтенант!

— Как получилось, что вы наняли этого бездарного статиста, которому следовало бы все еще осваивать азы танцевального искусства? — рявкнул я.

Вопрос подействовал как укол адреналина на его и без того сверхактивные слюнные железы, поэтому он какое-то время издавал звуки, словно полоскал горло, лишь потом сумел выдавить из себя ответ:

— Мне срочно требовался мужчина-танцор. Мы уже собрались выехать сюда и приступить к репетиции основных партий. Мне нужно было за очень короткий срок подыскать что-то получше, и это был Антон Леквик!

— Неужели остальные еще бездарнее? — удивился я.

В ответ раздалось невнятное бормотание.

— Вы рассчитываете на финансовую поддержку Сисси Сент-Джером на протяжении всего сезона в Нью-Йорке?

— Конечно.

— И вы будете показывать этот новый балет Бомона, который сейчас репетируете?

— Совершенно верно.

— Бомон — крупная величина в мире балета?

— Лоренс Бомон? — На мгновение он закрыл глаза, затем восторженно поцеловал кончики пальцев. — Возможно, он крупнейший хореограф нашего столетия. Сейчас он выпускает книгу о собственных принципах балетного искусства, чтобы доказать всему миру…

— Гембл, — прервал я его излияния, — хороший танцор?

— Найдется два, — он вытянул губы, — может быть, три-четыре лучше его.

— Наташа Тамаер?

— Превосходная балерина! — Он слегка пожал плечами: — Возможно, чуточку излишне темпераментная. Это доставляет ей неприятности, ни одна компания не любит слишком капризных балерин, пока они не заработают себе право капризничать, вы меня понимаете? В прошлом году в Милане Наташа была слишком юной, чтобы справиться с остальными. Но это редкостная танцовщица.

— Таким образом, вы встречаете приближающийся сезон в Нью-Йорке без всяких финансовых затруднений, потому что Сисси позаботилась обо всем, — буркнул я. — Вы получили новый балет от Бомона, который наверняка завоюет международное признание, и двух великолепных исполнителей на главные роли. И когда вам потребовался второй основной мужчина-танцор, вы пытаетесь убедить меня, что не смогли раздобыть кого-то получше, чем «бездарный статист», как вы охарактеризовали Леквика?

Он ухватил себя двумя пальцами за кончик носа и сжал его с такой силой, что на глаза навернулись слезы.

— Это случилось прошлым летом в Гайдерберге, — заговорил он трагическим голосом, — там было страшно жарко. Жара иссушила мои мозги. Мой так называемый друг, обладатель черного сердца Отто — пусть черти станут варить его в кипящем масле на том свете! — заверил меня, что летний сезон в оперном театре, который, кстати сказать, принадлежал ему, принесет нам целое состояние. — Чарвосье трагически вздохнул. — В день открытия я занял место в первом ряду и почувствовал себя почти что в полном одиночестве. Конечно, в зале находилось несколько приглашенных, но в целом он был пуст. В течение шести недель я ежедневно наблюдал, как мои денежки, потом и кровью заработанный капитал, вылетали в трубу под завывания безголосого тенора. Так что, когда Лоренс Бомон заговорил о своем новом балете, о блестящем сезоне в Нью-Йорке, у меня не было денег. Затем, уподобляясь златовласому ангелу с бирюзового неба, появляется Сисси Сент-Джером с деньгами! — Его массивные плечи выразительно поднялись. — Она обеспечит мне финансовую поддержку, у меня будет мой нью-йоркский сезон! Но… — он развел руками, как это делают с незапамятных времен все неудачники, — существовали кое-какие условия. Ее подруга по высшей школе Наташа Тамаер будет моей балериной. Против этого я не возражал. Я говорю Сисси, что это прекрасно, но только ей придется сдерживать бурный темперамент приятельницы. Она и это обещает. Бомону требуется какое-то помещение для репетиций с основными исполнителями, к тому же нам надо что-то есть. Больших денег я тоже должен подождать, потому что это капитал ее отца, а существует так называемое «официальное утверждение завещания», оно состоится лишь через пару месяцев.

Итак, мой златовласый ангел снова приходит на помощь. Мы можем воспользоваться этим домом, она станет покупать нам пищу, а к тому времени, как Бомон все закончит, у нее уже появятся большие деньги, и мы все сможем возвратиться в Нью-Йорк. И еще одно небольшое условие в связи с предоставлением помещения. Мне все еще требуется второй основной танцор, напоминает она, как я отреагирую на то, чтобы пригласить Антона Леквика? Я спорю — я умоляю — я истерично кричу — я рыдаю! Все это ее не трогает. И я нанимаю Леквика.

— Привела ли она вам какие-то причины, почему ей вздумалось нанять его?

— Какие еще причины? — завопил он. — Деньги-то были у нее, верно? О чем еще можно говорить?

— Полагаю, вы правы! — Я подмигнул ему. — Во всяком случае, спасибо.

— За что благодарить? — спросил он со вздохом. — Я должен сказать спасибо бродяге за то, что он предоставил мне шанс пригласить настоящего танцора вместо Леквика.

Я оставил его расправляться с остывшими оладьями, сам направился к задней двери. Снаружи ярко сияло солнце, лужайка казалась изумрудной, а зловещий красный кедр превратился в самое обычное дерево. Даже неприрученная чащоба лишь отдаленно напоминала о наших предках-пионерах.

У меня ушло минут пятнадцать на то, чтобы разыскать мой 38-й, лежавший в высокой траве в нескольких футах от маленькой площадки, которая была полностью утрамбована мной и бродягой накануне ночью. Я почувствовал себя несравненно лучше, когда пистолет занял место в поясной кобуре. Мне бы было неловко объяснять окружному прокурору, при каких обстоятельствах я с ним расстался. Последний взгляд, прежде чем я двинулся назад к дому и к «хили», на круто поднимающийся горный склон, уходящий вдаль, заставил меня задуматься, какого черта вообще сюда заявился этот бродяга? Даже при солнечном свете высокий лес и густой подлесок делали это место непроходимым. А ночью было еще хуже, и, даже если бы тебе удалось все это преодолеть, ты бы оказался на вершине Лысой горы, в том случае если бы принадлежал к семейству орлов. Для людей гора была недоступной громадиной.

Бродяга намеревался заманить меня подальше и там прикончить. Но он должен был знать, что я прятался в тени за углом здания, потому что разглядеть меня было невозможно. Может, его заранее предупредили?

Аннабел Джексон, секретарь шерифа, светловолосая гордость Юга, подняла голову, когда я вошел в офис, приветливо улыбаясь.

— Ну провалиться мне на этом самом месте, — протянула она, — если это не лейтенант, который когда-то работал здесь, а теперь явился с визитом. Послушайте, я считаю это весьма любезным с вашей стороны, лейтенант. Вы принесли собственный сандвич?

— Нынче ночью меня едва не убили, — мрачно сообщил я, — но ведь вас это не трогает?

— Еще как трогает, — решительно заявила она. — Кого я презираю, так это небрежных убийц!

— Шериф у себя?

— И он просто кипит при одной мысли о вас… Почему бы вам прямо не пройти туда, пусть он разделается с вами, пока я не примусь за завтрак.

Я занервничал:

— Признаться, у меня нет необходимости встречаться с шерифом в данный момент. Я искал сержанта Полника.

— Он отправился на ленч, предупредил, что вернется около половины второго.

— Передайте ему кое-что от меня, — вежливо попросил я.

— Для вас решительно все, лейтенант! — Аннабел одарила меня предательской улыбкой, намеренно выкрикнув последнее слово.

— Не делайте этого! Он же вас услышит, — взмолился я.

— Надеюсь, что да. Искренно надеюсь, лейтенант! Мне представилась впервые возможность расквитаться с вами за все ваши противные взгляды на мои ноги, когда вы болтаетесь по офису, притворяясь, что работаете. За все ваши двусмысленные намеки и за…

— О’кей, сдаюсь, — я поднял кверху руки, — но могу я попросить вас об одном крохотном одолжении?

— Например?

— Когда вернется Полник, скажите ему, чтобы он отправился в дом Сент-Джерома и раздобыл образцы почерка решительно всех его обитателей, потом отвез их в криминальную лабораторию и поручил эксперту-графологу сравнить все пять вот с этим почерком. — Я извлек из кармана записку, предположительно написанную Амандой Уоринг, и положил на стол перед ней. — Пожалуйста!

— Будет сделано. — Она спрятала записку в ящик стола, ее глаза загорелись в предвкушении удовольствия. — Это все, лейтенант?

Как получилось, что у такой изящной девушки со всеми ее мягкими округлыми линиями и женским обаянием был такой зычный голос, который мог бы разбудить даже человека, принявшего снотворное? В следующее же мгновение дверь в святая святых шерифа распахнулась и в щель просунулась свекольно-красная физиономия Лейверса с той же стремительностью, с которой пробка вылетает из бутылки шампанского.

— Уилер? — Его голос прокатился по приемной, подобно пушечному выстрелу. — Пройдите сюда!

После этого голова снова исчезла, как если бы пробка передумала и вновь закупорила бутылку.

— Ну что же, сердечное спасибо, Далила. — Я насмешливо поклонился Аннабел, расправил плечи и решительно промаршировал в кабинет шерифа.

Он раскуривал сигару, поэтому я присел на один из стульев для посетителей и вытащил сигарету без всякой надежды, что она хотя бы отчасти перебьет зловоние шерифовой утехи.

— Что с тем самоубийством, которое вы вчера столь поспешно превратили в убийство? — миролюбиво осведомился Лейверс, затем откинулся на спинку кресла, попыхивая сигарой с дружелюбно-заинтересованным видом.

— Вы на меня не сердитесь? — поразился я. — И не собираетесь выгнать вон?

— С какой стати? Вы же успели продвинуться с расследованием, не так ли? — Неожиданно он улыбнулся. — Я верю в вас, Уилер. Не сомневаюсь, что очень скоро вы явитесь ко мне с полным отчетом.

— О’кей, так откуда же ветер’дует?

— Я не понимаю, о чем вы, лейтенант? — Он изо всех сил старался придать своей физиономии невинно-недоумевающее выражение. — Я всегда волнуюсь из-за убийств в моем округе, — с достоинством произнес он, — нераскрытые дела производят на избирателей плохое впечатление. И я не сразу сообразил, что Сисси Сент-Джером является единственной дочерью Реймонда Сент-Джерома. — Он состроил немыслимую гримасу, выдав ее за дружескую улыбку. — И лишь когда сегодня утром мэр позвонил мне и мельком упомянул, что эта особа является единственной дочерью человека, который был его лучшим другом вплоть до самой кончины… Мэр, — тут три из четырех подбородков Лейверса задрожали от подавляемых эмоций, — наделен даром ясно выражать свои мысли, порой он бывает даже излишне резок, чтобы не сказать груб. Он возложил на меня персональную ответственность за безопасность девушки. И добавил, что, если мои сотрудники не расследуют это преступление в течение сорока восьми часов, он поручит криминальному отделу города довести его до ума. И разумеется, заменит кое-кого из сотрудников. — Лейверс бросил на меня многозначительный взгляд. — Можете не сомневаться, Уилер, я не стану особенно переживать, если под сокращение попадете в первую очередь вы!

— В этом деле много странностей, — заговорил я, игнорируя последнюю фразу, которую мне доводилось выслушивать неоднократно. Вероятно, на этот раз это не было пустой угрозой, но у меня и без того было проблем выше головы, стоило ли волноваться еще из-за одной? — Убитого звали Леквиком, но, куда бы я ни кинулся и к кому бы ни обратился с любым вопросом, почему-то всегда разговор заканчивается упоминанием покойного Реймонда Сент-Джерома.

— Так что?

— Вроде бы он был убит около года назад. Несчастный случай или взрыв на одном из его собственных нефтяных приисков, — сказал я. — Имеется другая теория, что это вовсе не был несчастный случай. Сент-Джером был по макушку в долгах, он выплачивал алименты своим трем жадным бывшим женам, добавьте к этому траты на шантажировавших его бывших любовниц…

— Этот человек был одним из ближайших друзей мэра?

— Альтернативная версия — самоубийство, — продолжил я, — он намеренно покончил с собой, чтобы его дочь могла получить страховку.

— Я просто не знаю никого подобного ему, — с ханжеской миной произнес Лейверс, — должен признаться, я поражен нашим мэром… Три бывшие жены, вы сказали?

— Четыре, — устало поправил я, — но одна из них, мать Сисси, похоже, никогда не пыталась что-то урвать. И возможно, семнадцать бывших любовниц, если не преувеличивает его дочь.

— Ну и ну! — Он весело потер руки. — Похоже, вы уже довольно далеко продвинулись с этим делом. Хорошая работа, Уилер!

— Может быть, вы лично хотите проверить все, шериф? Выясните, на самом ли деле он обанкротился, не мог ничего спасти из своего огромного капитала и действительно ли погиб при взрыве в шахте?

— Зачем это делать? Ясно, что вы собрали достоверные данные. Я доверяю вам, лейтенант, и…

— Но ведь это всего лишь предварительный материал, требующий перепроверки, шериф. И я подумал, что, если случайно, в дружеской беседе с мэром вы упомянете эти факты, а потом окажется, что в чем-то они неверны, это сможет его убедить, что вы сами и ваш департамент работаете недостаточно эффективно, как вы считаете?

— Я считаю, что вам необходимо тщательно перепроверить все так называемые факты, которыми вы располагаете в данный момент, Уилер. — Его голос снова стал ледяным. — Я, со своей стороны, займусь материалом на Сент-Джерома. Совершенно очевидно, что мне приходится рассчитывать на одного себя. Вы меня крайне разочаровали, лейтенант. Было время, когда я без опасения мог поручать вам расследование второстепенных…

Несомненным преимуществом подобных приступов красноречия шерифа было то, что он всегда закрывал при этом глаза, чтобы сосредоточиться на выборе правильного слова или фразы. Теперь он завелся минут на десять—пятнадцать, как минимум, до телефонного звонка.

— Он прогнал вас из кабинета? — прозвучал виноватый голос.

— Нет причин для беспокойства, детка!

Изобразить на физиономии явное безразличие было несложно, труднее было не перестараться с унылыми нотками в голосе. Аннабел быстро бы заметила фальшь, и это все бы испортило.

— Я мерзкая предательница! — страстно воскликнула она.

— Ничего подобного, Аннабел!

Я поднял подбородок на пару дюймов, изображая бульдожью решительность.

— За кого он себя принимает? Максимум, что он может сделать, это снова отправить меня в транспортный отдел управления.

— Ох, Эл! Господи, я не знаю, что я готова с собой сделать за собственное безрассудство. Так вас подвести, это… такое не прощается!

— Я прощаю вас от всего сердца, душенька, да и прощать-то нечего, — произнес я, постаравшись придать голосу искреннее звучание.

— Я не могу все вернуть назад. Но постараюсь заслужить ваше прощение, Эл Уилер!

— Забудьте об этом пустяке, — произнес я галантно, — все равно вы самое удивительное чудо, взращенное в стране цветущих магнолий.

— Не надо! — Две большие слезы скатились по ее щекам. — Мне становится еще больнее оттого, что вы все понимаете и прощаете, Эл! Мне было бы легче, если бы вы меня ударили.

— Вы просто расстроились. Забудьте про этот пустяк. Ну что страшного, если я стану работать в дорожной полиции? Свежий воздух… Как вы считаете, Лейверс не станет настаивать, чтобы меня направили в загазованный район, верно?

— Эл! — Ее голос был полон раскаяния и страстной искренности. Я твердыми шагами направился к выходу. — Я это сделаю для вас. Посмо’трите, как это будет!

Глава 7

У мисс Уоринг и мистера Солона были смежные номера на пятом этаже, сообщил мне дежурный клерк в отеле «Пайнз». Он с удовольствием позвонит мисс Уоринг и предупредит ее, что к ней пришел посетитель, м-р…

— Лейтенант, — односложно ответил я и сунул ему под нос свой значок в доказательство сказанного, затем добавил, что буду крайне недоволен, коли он вздумает предупредить мисс Уоринг о моем приходе. В равной степени я буду недоволен, если он позвонит мистеру Солону и упомянет о моем посещении. Я предпочитаю, чтобы он занимался своими делами, я же займусь моими.

У дежурного клерка был невероятно несчастный вид, когда мы с ним расстались; я даже задумался, не был ли я излишне строг к нему, но, в конце концов, это было его личным делом. Ясно, что у работников отеля в большинстве случаев возникает доброжелательное отношение к своим постояльцам. Так что, если в данный момент Аманда Уоринг пользовалась его симпатией, мне требовалось поэнергичнее поднажать, дабы он не наделал глупостей.

Лифт доставил меня на пятый этаж, и я нашел без труда номер люкс. Она выкрикнула нетерпеливое «Входите!», когда я постучал в дверь, и я подумал, что не следует ожидать вежливых манер от куртизанки.

Аманда стояла спиной ко мне, глядя в окно, когда я вошел в комнату. Я неслышно закрыл за собой дверь и, прислонившись к притолоке, замер в ожидании. Через несколько минут она нетерпеливо повернулась.

— В чем дело? — Ее темные глаза сердито блеснули, когда она увидела меня. — Опять вы?

На ней была пижама из белого крепа с брюками-клеш, которые делали ее чем-то похожей на матроса. Талия перетянута широким плетеным ремнем из позолоченной кожи. Ее кольцеобразные серьги с маленькой птичкой внутри можно было с полным основанием назвать «золотой мечтой». Впрочем, в высших эшелонах капризные дамы назвали бы их просто забавными.

— Ну? — Ее надменное лицо слегка покраснело, скорее от негодования, а не от смущения. — Чего вы хотите, лейтенант?

— У меня появились дополнительные вопросы, — пояснил я, оторвавшись от притолоки. — Вы могли бы немного расслабиться, Аманда. На нашу беседу потребуется какое-то время. — Я, не спрашивая разрешения, сел на ближайший стул.

— Какие вопросы? — Она сложила руки под грудью, ее плечи слегка опустились, она не скрывала своего недовольства.

— Припоминаете тот случай на Пятой авеню несколько недель тому назад, когда вы встретились с Леквиком?

— Помню, конечно.

— Вы думаете, что это была случайность?

— Случайность? — Она с минуту смотрела на меня. — А что же еще? Вы воображаете, что я вызвала его раньше и сказала, почему бы нам ради забавы не налететь друг на друга на Пятой авеню в одиннадцать часов три минуты утра?

— Весьма остроумно, — похвалил я, — только я говорю о намерениях Леквика. Мог ли он подстроить это столкновение с вами?

— Вы сошли с ума! Чего ради?

Не задавайте мне вопросы вместо того, чтобы отвечать на мои, — проворчал я, — я начинаю нервничать… Например, знал ли Леквик о том, что вы в городе?

Я же впервые встретилась с ним после нескольких месяцев, — холодно ответила она.

— Где вы жили в Нью-Йорке?

— На Манхэттене, — коротко бросила она.

— В первый раз?

— Я всегда останавливаюсь на Манхэттене. Единственное умное замечание, которое я когда-либо слышала от Рея, касалось этого отеля. «Зачем затруднять себя поисками, раз ты нашел лучшее?» — сказал он. Мы провели там наш медовый месяц.

— Возможно, Леквик знал, что вы всегда останавливаетесь в этом отеле? Он мог без всяких хлопот это проверить. Затем у него ушло несколько часов на то, чтобы следить за входной дверью, пока вы не вышли на улицу, а коль скоро он вас заметил, уже не трудно было организовать «случайную встречу», верно?

— Возможно… — Она снова пожала плечами. — Но я не вижу оснований для этого.

— Именно так он мог сообщить вам о новом балете Чарвосье, о том, как они все уезжают в Калифорнию на репетиции и используют с этой целью дом вашего бывшего мужа, — сказал я. — Он понимал, что вас взбудоражит мысль о том, что он живет в том доме, который вам даже не разрешили посмотреть, когда вы были четвертой миссис Сент-Джером. Позднее, когда Леквик написал о таинственных событиях в доме, которые могли дать вам целое состояние, если бы он разобрался в них до конца, прошло уже достаточно времени, чтобы вы переварили подброшенную им наживку. Письмо явилось крючком, вы проглотили его целиком. Но если бы он не позаботился о том, чтобы придать всему совершенно случайный вид тогда, когда была пущена в ход приманка, вы бы могли почувствовать или заподозрить, что от всего этого дурно попахивает, верно?

— Вы пытаетесь сказать мне, что Антон посчитал меня доверчивой дурочкой? — усмехнулась Аманда. — Не сомневаюсь, что этот безмозглый мерзавец не стал бы колебаться ни на минуту. За исключением одного, лейтенант. Зачем ему все это устраивать? Я же разорена…

— Разорены???

— Ну почти разорена. Так что с какой стати Антон стал бы обращаться ко мне, раз это ему ничего не сулило?

— Не знаю, — откровенно ответил я, — то есть пока еще не знаю. Какова была ваша реакция на это письмо о загадочных событиях, которые, как он был уверен, могут принести вам огромный выигрыш?

— Огромное состояние — это то, что в данный момент мне необходимо больше всего, — произнесла она напряженным голосом, — такова была моя первая реакция. К тому же он находился в том самом таинственном доме, который Рей выстроил в качестве своего надежного убежища и к которому никто, за исключением его самого и его разнузданной доченьки, никогда не приближался. Раз так, подумала я, игра стоит свеч. Ну что я теряю?

— Что вы надеялись там найти? — не унимался я. — Может быть, новое завещание? Более позднее, в котором не все доставалось одной Сисси, но и вы получите кругленькую сумму?

— Нечто в этом роде, пожалуй… — Она отвернулась, ее голос звучал излишне равнодушно. — Я как-то об этом не задумывалась…

— Вы никуда не годная лгунья, Аманда, — рассердился я, — а учитывая ваш огромный опыт, вы меня просто удивляете.

— Думайте что угодно, лейтенант!

Теперь она говорила даже не враждебно, а просто раздраженно, как будто ей смертельно надоел наш разговор.

— Мне следует вас предупредить, меня оскорбляли и не такие чины, как вы. Так что не ждите с моей стороны проявления каких-то бурных эмоций, которые доставили бы вам удовольствие, ясно?

Прежде чем я успел обдумать ответ, раздался короткий стук в дверь, затем она с грохотом распахнулась и Ли Солон ввалился в комнату. На нем был другой костюм, оливкового цвета с искорками, но выглядел он совершенно так же, как и в прошлый раз, и почему-то это произвело на меня удручающее впечатление. Правда, он приложил немалые усилия для того, чтобы с помощью какого-то средства для укладки волос приклеить свои жирные черные кудри покрепче к черепу. А его отталкивающая физиономия все так же предупреждала о возможности взрыва ярости с самыми кошмарными последствиями.

Волосатые пальцы сами собой согнулись, словно когти, потом он взглянул на неподвижную спину Аманды.

— Что здесь творится? — спросил он грозным голосом.

— Лейтенант просто выдумал целую кучу новых идиотских вопросов, — устало произнесла Аманда, — у меня уже разболелась голова.

— Я же говорил тебе еще вчера вечером, у тебя нет причин волноваться. Найми себе адвоката, беби, только и всего. Хороший законник возьмет этого назойливого копа за ушко и вытащит на солнышко.

— Где вы были вчера ночью? — спросил я его.

— Уходил! — Он осклабился, восхищаясь собственным остроумием. — Так же, как накануне вечером и днем раньше.

— Точно так же, как вы отсутствуете каждую ночь с тех пор, как приехали сюда? — вкрадчивым голосом осведомился я. — Возможно, крадучись бродите вокруг дома Сент-Джером?

— Вы сошли с ума!

Я уловил определенную разницу в звучании его голоса, как будто мое предположение о ночных прогулках несколько поколебало столь наглую самоуверенность.

— Годится. — Я несколько раз кивнул. — Только у вас могут быть причины каждую ночь ходить украдкой вокруг этого дома.

— Не у меня, коп, — с трудом выдавил он, — могу поспорить, у вас нет доказательств, что это был я.

— На сколько?

Я посмотрел на него холодным «полицейским» взглядом, но, чтобы пронять его, мне следовало защелкнуть на запястьях Ли пару стальных браслетов.

— Вам надо располагать гораздо большими данными, чем эти! — с довольной физиономией воскликнул он.

Я посчитал, что настал момент переключиться на нечто новое, поэтому велел обоим взять по листку бумаги и авторучке и написать текст записки, той самой, которую, по словам Аманды, она не писала. Я ее продиктовал по памяти. Когда они закончили, я забрал оба листка, потом сел в кресло, закурил сигарету и стал молча размышлять. Это продолжалось достаточно долго, так что они оба занервничали.

— Когда вы впервые встретились с Антоном? — Вопрос был адресован Аманде.

— Когда я все еще была замужем за Реем Сент-Джеромом, — холодно ответила она. — Его дорогая доченька однажды заставила нас отправиться на балет, потому что ее лучшая подруга, Наташа Тамаер, танцевала главную партию. — Она воздела руки к потолку. — Я бы не вынесла еще одного такого кошмарного вечера. Сисси потащила нас в Наташину костюмерную после представления, и там мы познакомились с целой оравой танцоров, в том числе и с Антоном.

— Это стало началом потрясающей дружбы? — спросил я со скептической усмешкой.

— Будьте вы прокляты! — Она раздраженно пожала плечами. — Мне он показался привлекательным, поразительно красивое лицо и великолепная фигура. К тому же Рей по большей части отсутствовал, бросал на ветер остатки денег, как я полагаю. Поэтому я провела с Антоном долгий уик-энд в тихом отеле, все расходы, естественно, оплачивала я. Но только это как-то не сработало. Возможно, все было бы иначе, если бы я была танцовщицей или кем-то в этом роде? После этого мы изредка с ним встречались на какой-нибудь вечеринке или в ресторане. И только.

— Ваш муж узнал про этот уик-энд?

— Конечно. — Она зло ухмыльнулась. — Рей всегда узнавал все обо всем. Он посчитал, что это дало ему великолепный повод расторгнуть наш брак, не выделив мне никаких алиментов. Я предупредила Антона, что возможно судебное разбирательство, и пообещала ему пять тысяч долларов, если он каким-то образом сумеет убедить Рея обойтись без скандала. Он весьма хитро обтяпал дело! — В ее темных глазах вспыхнули злобные огоньки. — Он просто позвонил Рею и сказал ему, что если его, Антона, вызовут в суд, он покажет под присягой, что провел этот уик-энд вовсе не со мной, а с Реем. И он также представит в качестве свидетелей парочку своих друзей, которые заявят, что существовала продолжительная интимная дружба между ними, которая закончилась после дикой ссоры по поводу того самого уик-энда. Именно это является причиной того, что Рей старается оклеветать его при бракоразводном процессе.

— И это сработало?

— Он напугал Рея до смерти! — засмеялась Аманда (надо сознаться, ничего приятного в этом смехе не было). — Напугал до того, что Рей согласился дать мне развод на основании несовместимости характеров и стандартные сент-джеромовские алименты по договоренности с адвокатами, прежде чем дело поступит в суд; алименты выражались весьма симпатичной круглой суммой. — Она тяжело вздохнула. — Теперь я больше не получаю этот симпатичный чек, приходивший ко мне аккуратно первого числа каждого месяца.

— Вам известны подробности смерти Сент-Джерома?

— Конечно, — равнодушно бросила она, — его разорвало на кусочки, когда он забавлялся со взрывчатыми веществами в специальном ангаре на одном из своих нефтеносных полей. Безмозглый старый козел, скорее всего, наступил на нитроглицерин или нечто подобное просто для того, чтобы посмотреть, что случится.

— Представляю, какой был взрыв! — воскликнул я.

— И какие похороны, можете не сомневаться! Так мне рассказывали, — произнесла Аманда будничным голосом. — Вообще-то не похороны. День траура. Никакого гроба. Все, что удалось найти, это манжета от пиджака и один каблук. Остальное — кровавое месиво.

— Следователи страховой компании наверняка пытались доказать, что это было самоубийство, не так ли?

Она откровенно зевнула:

— Разве они не делают этого постоянно?

— Ты считаешь, что мне следует послать за копом, чтобы выбросить этого наглеца из твоего номера? — внезапно заорал Солон.

— Есть еще одна вещь, которую мы не испробовали, лейтенант, — беспечным голоском заговорила Аманда, — если я возьму вас сейчас за руку и отведу прямиком к себе в спаленку, обещаете ли вы мне после этого живехонько уйти отсюда, больше не задавая своих проклятых вопросов?

— В ваших устах такое предложение кажется столь заманчивым и многообещающим, что против него невозможно устоять, — приветливо улыбнулся я, — но так случилось, что я и без этого решил уходить, у меня на сегодня запланирована еще парочка неотложных дел.

— Сделайте великое одолжение, — взмолилась она, — займитесь ими на протяжении последующих двух недель, хорошо?

Я поднялся со стула и медленно зашагал к двери, затем остановился и внимательно посмотрел на них обоих.

— Знаете, — сказал я почти весело, — есть одна вещь, которая все еще не дает мне покоя… Как мне кажется, Антон намеренно втянул вас обоих в эту историю, в чем бы она ни заключалась, потому что ему необходимо было иметь пару козлов отпущения. На вас-то он и остановил свой выбор!

— И это не дает тебе покоя, коп? — заворчал Солон.

— Не это именно, — откровенно признался я, — меня терзает то, каким образом получилось, что Антон сам был убит.

— Лично я уверена, что вас должно мучить лишь одно: все те нелепости, которыми забита ваша голова, лейтенант.

— Если бы только это. — Я громко вздохнул. — К концу дела все непременно становится на свое место, никаких нелепостей не остается… То письмо, которое вы получили от Антона, о чем-то воистину загадочном и непонятном… Вы посчитали, что это может быть последнее завещание вашего бывшего супруга, которое он составил перед самой кончиной, и по нему вы должны получить огромные деньги, так?

— В то время мне не пришло в голову ничего иного, — ответила она, как бы защищаясь. — Конечно, если хорошенько задуматься, мое предположение кажется бессмысленным. Если бы Сисси обнаружила его, то просто уничтожила бы. Ну а если его нашел кто-то другой, почему он немедленно не связался со мной и не предложил своего рода сделку, дележ денег?

— Вы никогда не думали ни о чем другом, кроме завещания? А если Антон наткнулся на нечто совсем другое?

Она устало покачала головой:

— Нет, не думала.

— Вы никогда не предполагали, что причиной гибели Сент-Джерома могло быть что-то еще, а не несчастный случай или самоубийство?

Ее лицо напряглось.

— Вы имеете в виду убийство? — прошептала она.

— Нет, не убийство… Вы ни разу не задумывались над тем, что он, может быть, жив до сих пор? Что его столь своевременная гибель была инсценировкой, кем-то тщательно продуманной и спланированной? А если он до сих пор жив и здоров, тогда где удобнее всего ему скрываться без опасения быть разоблаченным, как не в том самом убежище, которое он предусмотрительно соорудил для себя много лет назад?

Аманда широко раскрыла рот, несколько минут ее лицо вообще ничего не выражало, настолько она была потрясена, затем винтики и колесики в ее голове снова заработали, и глаза опять холодно заблестели.

— Если дело обстояло таким образом, — невозмутимо продолжал я, — а Антон это выяснил, тогда у вашего бывшего мужа имелся веский мотив прикончить его, не так ли?

Я отворил дверь и вышел из номера. Если человек поднес спичку к запалу, подумал я, ему остается сделать лишь одно: как можно скорее удрать подальше, пока не произошел взрыв.

— Если вы, Уилер, не соизволили приступить к работе до полудня, — хмыкнул шериф Лейверс, — это еще не значит, что другие люди, наделенные чувством ответственности, к половине шестого не устали после напряженного рабочего дня. — Он многозначительно глянул на часы. — Так что если у вас имеется что-то важное для доклада, поспешите!

— Вы проверили данные о смерти Сент-Джерома?

— Проверил. — На мгновение на его лице промелькнуло подобие улыбки. — Как ни странно, вы изложили все факты совершенно правильно, Уилер. — Он откинулся на спинку кресла и положил ладони на свое колоссальное брюхо. — Получилось так, что у меня состоится вечером неформальная встреча кое с кем из партийного руководства. Как мне кажется, нам пора обсудить вопрос о соответствии по моральным соображениям нашего мэра… одним словом, поговорим о предстоящей избирательной кампании.

— Были найдены только его манжета и каблук от его ботинка? — спросил я.

— Совершенно верно.

— Откуда такая уверенность, что погиб именно он?

— Он вышел из управления нефтеприисков всего за десять минут до взрыва, — пояснил шериф, — в то время там находилось несколько правительственных чиновников, проверяющих меры безопасности и условия хранения взрывчатых веществ. Сент-Джером сообщил им, что разработал собственную систему охраны, и побежал за какими-то документами. Буквально тут же раздался невероятный грохот, барак, в котором скрылся Сент-Джером, взлетел к небу вместе с ним, как вы понимаете.

— Кто-нибудь видел его в этом сарае?

— Это исключается! — Лейверс покачал головой. — Работа уже закончилась, на месте остался только сам Сент-Джером и несколько инспекторов.

— Так был уже вечер?

— Разумеется. Вроде бы он сам вызвал инспекторов из города и договорился встретиться с ними на разработке в восемь часов, чтобы продемонстрировать какую-то новую установку. Оказывается, это было в его духе, ему, бывало, придет в голову какая-то новая идея, он сразу же, без промедления, вызывает целый консилиум, и попробуй возразить.

— Его дочь была поблизости, когда это произошло? — Я усмехнулся при виде его недоумевающей физиономии. — Я имею в виду, жила ли она на приисках или в ближайшем городе?

— Что-то не припомню… — Он наморщил лоб. — Я заставил клерка прочитать мне рапорт коронера по междугородному телефону, так что, возможно, кое-что недослышал. А это важно?

— Не думаю… Сержант Полник уже вернулся?

— С образцами почерков, которые вы велели ему проверить?

Я кивнул.

— Он оставил их в криминологической лаборатории у эксперта-графолога примерно час назад.

— У меня тут еще парочка других, — сказал я, кладя на стол образцы почерка Солона и Аманды Уоринг. — Как вы считаете, может ли Полник отнести и эти тоже на экспертизу сегодня вечером?

— Наверное, — проворчал Лейверс.

Я почти что дошел до выхода, когда меня пригвоздил к месту его неистовый рев.

— Сэр? — вежливо осведомился я, повернувшись к нему.

— Какого черта вы не можете сами отнести туда эти проклятые бумажонки?

— У меня совершенно нет времени, шериф. Мы, преданные своему делу копы…

— Преданные своему делу? — Он презрительно фыркнул. — Хотел бы я знать, какое особо важное дело не позволяет вам выкроить десять минут, чтобы самому зайти туда?

— Ну, — я тихонечко кашлянул, — для начала почистить свой пистолет…

— Почистить ваш… — Он оторопело смотрел на меня пару секунд. — Зачем вам это понадобилось?

Минут через пять я услышал, как зазвонил телефон в его кабинете, а еще через две он вышел в приемную. Я притворился, что не слышу его слоновьих шагов, и продолжал заниматься пистолетом. Он шумно откашлялся, так что я был вынужден поднять голову и убедиться, что он с недоумением разглядывает составные части моего верного 38-го, разложенные по всему столу.

— Вы же не рассчитываете пустить эту штуку в ход, не так ли? — неуверенно спросил он.

— Все дело в том, что я случайно уронил его в высокую траву вчера ночью, шериф, и не мог…

— Пожалуйста! — Он передернул плечами. — Избавьте меня от подробностей ваших сомнительных ночных похождений, лейтенант! Я не желаю все это выслушивать. Вплоть до настоящего момента я считал вас в достаточной мере джентльменом для того, чтобы заниматься своими любовными делами в цивилизованной обстановке!

— Это была совершенно безумная ночь, — заговорил я, воздевая глаза к потолку, но шериф заглушил мои слова новым приступом кашля.

— Сейчас мне позвонили, — решительно заговорил он, — Хардинг…

— Эксперт-графолог, — уточнил я, — я его хорошо знаю. Одно время мы с ним работали в одном здании, припоминаете?

— Ладно. Он говорит…

— Что ни один из образцов почерка, которые вручил ему Полник, не совпадают с почерком записки, предположительно написанной Амандой Уоринг, — поспешил я продолжить.

Лейверс издал странный звук:

— Откуда вы знаете?

— Это научно обоснованная догадка. — Я скромно улыбнулся. — Хотите услышать еще одну?

— Нет, — проворчал он, — но, полагаю, у меня нет выбора?

— Два других образца почерков, которые я только что вам вручил, тоже не подойдут… Вот почему я хочу, чтобы Полник незамедлительно отнес их в криминалистическую лабораторию. Время не ждет, мне не терпится получить доказательства правильности моей догадки.

Глава 8

Солнце пронизывало лучами густую крону деревьев, отбрасывающих длинные тени на грунтовую дорогу, а я раздумывал, что осталось всего каких-то девяносто минут до наступления темноты. Если мои расчеты были верны, мне этого хватит, если же я ошибался, то продолжительность светового периода не имела значения.

Моя гениальная догадка окажется неверной, и я вынужден буду кротко выслушать попреки Лейверса.

Пятью минутами позднее я уже дергал за веревку с узлами и снова читал выбитую на медной доске надпись:

«Я — УБЕЖИЩЕ, КОГДА НОЧЬ ПРИВОДИТ ОХОТНИКА».

Сколько ночей привело скольких охотников, мелькнуло у меня в голове, и скольких охотников приведет эта ночь?

Парадная дверь враждебно скрипнула, потом приоткрылась немного, так что я смог разглядеть удивленный блеск темных глаз.

— Ну неужели это снова тот коп? — произнесла Наташа красивым гортанным голосом со странным акцентом, который, вне всякого сомнения, не могла позаимствовать в школе маленькая Нэнси Копчек. — Что случилось, Эл? Вы все время возвращаетесь сюда. Может быть, все дело в моей фатальной притягательности?

Она распахнула дверь пошире и отступила назад с любезной улыбкой. Проходя мимо, я обратил внимание на то, что она все еще была в своей рабочей форме: черные лосины и балетки. Интересно, как же она выглядит в платье?

— Ваш сержант приходил днем, — словоохотливо начала она, — он предложил нам выполнить письменную работу. Вы приехали сообщить нам ее результаты, Эл?

— Нет. В данный момент я просто коп, живущий сполна жизнью копа. Я являюсь в какое-нибудь место и задаю вопросы, возвращаюсь снова в офис и записываю в трех экземплярах полученные ответы, затем продумываю новые вопросы, которые не успел задать, и так без конца.

— Это звучит потрясающе интересно. — Она сморщила носик. — Могу ли я проявить гостеприимство, предложив вам что-нибудь выпить? Или сначала вопросы, а потом удовольствие?

— Полагаю, с напитками придется немного обождать, — вздохнул я, — а где все остальные?

— Мы с Лоренсом все еще репетируем в гостиной. — Внезапно она мне заговорщицки подмигнула. — Я имею в виду балет. Мы — увлеченная пара, самая прилежная из всех. Расписание наших репетиций по вашей вине сегодня было нарушено… — Она неодобрительно покачала головой. — С вашей стороны было страшно необдуманно лягнуть главного танцора в коленную чашечку вчера ночью. В балетных кругах такое не практикуется, Эл. Ударьте его по носу, уж коли так хочется. Ткните пальцем ему в уши, но никогда не калечьте его ноги. Ноги у танцора должны быть надежными и крепкими…

— О’кей, учту на будущее… Так что же случилось? Признаться, меня больше волнуют дела житейские, нежели плодотворность ваших репетиций.

Очевидно, она обиделась, потому что тут же заговорила почти официальным тоном:

— Дики Гембл находится наверху, возится со своим коленом, которое вы ему повредили ночью, Чарвосье на кухне мудрит над ужином, Сисси в своей комнате, но я не уверена, что она отдыхает. Хотя все может быть после вчерашней ночи. Предоставляю вам возможность самому найти ответ на этот вопрос.

— Кому, мне? — спросил я с самым невинным видом.

— Вы даже не представляете, на какие жертвы мы, балерины, идем ради искусства… Поверите ли, я вынуждена была полностью отказаться от секса с пятнадцатилетнего возраста.

— Должно быть, это так тяжело, — сочувственно произнес я.

— И становится тяжелее с каждым днем! — Неожиданно она улыбнулась. — Но в скором времени я на полгода «уйду в отставку», найму бригаду сильных мужчин и отправлюсь вместе с ними на необитаемый остров. — Внезапно ее плечи поникли. — Вы хотите поспорить, что я не вернусь назад с целой командой превосходных балетных танцоров?

— Мне неловко вас прерывать, — очень вежливо произнес я, — но я вынужден напомнить, что явился сюда с массой новых вопросов.

— Долг зовет, и коп Эл внемлет призыву! — Она сурово пару раз кивнула. — Идем наверх или вниз?

— Наверх.

— В таком случае увидимся позднее. Бедняга Лоренс вообразит, что я исчезла с бродягой или что-нибудь в этом роде. Пока, Уилер!.

Она отвернулась от меня в изящном пируэте, затем побежала к гостиной. Я с удовольствием следил за покачиванием ее упругих ягодиц, пока она не скрылась из виду, затем с сожалением отправился наверх, раздумывая о том, действительно ли она отказалась от секса в пятнадцать лет или это было сказано для красного словца.

Я постучал в дверь комнаты Сисси Сент-Джером дважды, так и не дождавшись ответа, потом плюнул на все условности и вошел. Комната выглядела почти так же, как и прошлой ночью, разве что дневной свет как-то охладил — или разрядил? — вчерашнюю накаленную атмосферу.

Сама прелестница, стоявшая перед окном, повернулась ко мне лицом при звуке шагов. Ее отливающие золотом светлые волосы снова были закручены в немыслимую прическу, напоминающую осиное гнездо с воткнутым в него изящным черепаховым гребнем. На ней была пестрая шелковая блуза и зеленые шорты. Все вместе напоминало схватку соперничающих цветов, причем тонкий шелк плотно прилегал к ее роскошным формам. И все же я сразу заметил, что она утратила присущую ей жизнерадостность, о чем свидетельствовали ее бледные щеки и потускневшие глаза.

— Пожалуйста, не воображайте, что прошлая ночь наделила вас особыми привилегиями, — холодно заявила она, — в следующий раз стучите и ждите с той стороны, пока вас не пригласят.

— Я дважды стучал, Сисси!

— Возможно, я вас просто не слышала… Что вы хотите?

— Поговорить. Задать кое-какие вопросы в качестве лейтенанта, в кармане которого имеется значок, дающий на это право.

— Как отвратительно!

Она подошла к колоссальной кровати и бросилась на черное атласное покрывало, затем заложила руки за голову и уставилась в потолок, лицо ее ничего не выражало. Я подтянул поближе стул, стоявший у туалета, повернул его спинкой к кровати и сел на него верхом.

— Это была поразительная мысль — поговорить со мной «по душам». Ваш рассказ о смерти отца… Я согласен, обстоятельства для него были взрывоопасными, — сочувственно произнес я. — Выручил несчастный случай, только инспекторы страховой компании пытались доказать, что это было самоубийство, потому что он разорился. Они посчитали, что его гибель была слишком «кстати», превосходный способ обеспечить безбедное существование для дочери, когда она получит страховку.

— Я все это выслушивала тысячи раз, — жалобно произнесла она, — мой отец никогда бы не решился покончить с собой ни ради себя, ни ради меня, ни ради кого-либо еще!

Я сообщил ей историю Аманды Уоринг с того момента, когда Антон столкнулся с ней вроде бы совершенно случайно на Пятой авеню. Потом рассказал о нашей встрече в баре «Рикошет» и о человекообразной обезьяне по имени Ли Солон.

— Для меня это лишено всякого смысла, — сердито фыркнула Сисси, когда я закончил, — больше половины тут вранье. Аманда всегда была патологической лгуньей. У нее не стоило даже справляться, который час.

— Вы помните ту записку, которую я без всякого труда нашел в одном из карманов пиджака Антона? — спросил я. — Под которой стояла подпись «Аманда У.»?

— Конечно.

— Она ее не писала.

— Вы ведь не настолько наивны, чтобы поверить ей на слово? — рассмеялась она.

— Я верю эксперту-графологу, — ответил я, несколько приукрашая истину. — Эту записку не писала ни она, ни этот подонок Солон. А также ни Чарвосье, ни Гембл, ни Бомон, ни Наташа, ни вы сами!

— Тогда кто же ее написал? — скучающим голосом осведомилась она.

— Ваш старик!

Она неожиданно приподнялась на одном локте и посмотрела на меня испуганными глазами.

— Мой папа умер! — прошептала она. — Вот уже почти год назад.

— Возможно, его старый пиджак и пара ботинок и взлетели на воздух вместе с этим хранилищем взрывчатки, — хмыкнул я, — но этим все и ограничилось. Инсценировка собственной смерти была прекрасным решением всех его проблем. Он освободился от кошмара необдуманных капиталовложений и жадных женщин, а его страховка предоставила бы ему достаточное количество денег, даже если их и требовалось поделить на двоих, чтобы вы до конца дней своих жили роскошно, ну а он делал бы то же самое в другой стране. Существовало одно препятствие, ни один из вас не мог получить страховку до апробации его завещания, а это означало долгое ожидание. Таким образом, предполагаемому покойнику надо было подыскать тихое местечко, где он мог бы отсидеться, не опасаясь, что кто-то его случайно сможет обнаружить. Ну а такое великолепное укрытие существовало, он соорудил его именно для этих целей, это — «убежище». Причем его точное местонахождение было известно только вам двоим.

— Вы сумасшедший, — тихо сказала Сисси, — все это фантазия. Абсурдная фантазия!

— Меня поразило, почему вы с такой готовностью предложили мне свои услуги, когда я собрался осмотреть комнату Леквика, — я насмешливо подмигнул ей, — то, как вы бросились показывать мне его спальню, затем остались там, стараясь с помощью разных ухищрений доказать, что секс является вашим единственным интересом в жизни. После того как я нашел записку, вы едва дождались возможности сообщить мне, кто такая Аманда У. И поспешили заверить, что бродяга — вполне реальное существо. Это драматическое повествование о том, как вы видели его тень на лужайке однажды ночью и как он поднимал намеренно шум, чтобы дать знать обитателям дома, что он находится поблизости, не могли не насторожить меня. В тот момент я подумал, что уж слишком ретиво вы все это выкладываете, только я сначала не знал почему.

— Все это плод вашей необузданной фантазии… Ведь у вас нет ничего похожего на рациональное доказательство, верно?

— Я буду откровенен, откровенен до того, что мне даже больно об этом говорить! Да, в данный момент я не располагаю необходимыми доказательствами, но я смогу их раздобыть, если потребуется. Я сумею разыскать образец почерка вашего отца и передам его эксперту для сравнения с фальшивой запиской. Или вызову сюда небольшую армию полицейских в форме с приказом обыскать дом и прилегающую местность, поделив все это на крохотные участки. Я сделаю и то и другое, если вы вынудите меня, но я сомневаюсь, чтобы вы этого желали.

— Вы действительно свихнулись! — Она легла на спину и вновь уставилась в потолок. — Так что отправляйтесь на поиски доказательств, Уилер, а я подожду здесь вашего возвращения, которое, скорее всего, никогда не состоится!

— О’кей, — я вздохнул, — коли желаете, я все выложу вам. Леквика использовали для того, чтобы заманить Аманду Уоринг в Пайн-Сити. Она должна была находиться поблизости от вашего дома. Он же убедил ее привезти с собой этого борова Солона на тот случай, если в делах появятся затруднения. Антон Леквик не принадлежал к тем людям, которые бескорыстно делают что-то для других, значит, ему должны были платить. Он был приглашен в качестве второго основного танцора Чарвосье только потому, что на этом настаивал человек, финансировавший его. — Я впервые показал ей зубы. — Не вы ли? — Она закрыла глаза, явно не намереваясь отвечать на мой вопрос. Я решительно продолжил:

— Убежден, кто-то выяснил, что ваш отец жив и находится в этом доме. Они начали шантажировать вас обоих, и папаша решил, что единственный выход — их убить. Затем балетной группе, которую вас заставили финансировать, понадобилось место для репетиций. Замечательно! Отец велел предложить им этот дом. «Таким образом, — сказал он, — шантажист должен будет жить тоже здесь, ну а мы сможем найти подходящее время и место для убийства. Но нам потребуется козел отпущения, что может быть лучше моей дорогой бывшей женушки Аманды? И кто организует это лучше, чем проходимец Антон?»

— Такова ваша идея о логике поведения? Скажите-ка мне одну вещь. Был ли Антон Леквик тем самым шантажистом, о котором вы толкуете?

— Нет, конечно!

— Тогда почему же убили его, а не шантажиста? — Пухлые губы изогнулись в улыбке, она была довольна собой.

— Вы должны были представить Антону какие-то объяснения того, почему вы надумали привлечь к делу Аманду. К примеру, что вы решили над ней подшутить или поддразнить ее, возможно. Но что бы вы ему ни вкручивали, он был слишком сообразителен и не поверил этому. Вот он и стал рыскать вокруг дома, пока не узнал правду. Не стану притворяться, будто мне известно, что произошло той ночью между ним и вашим отцом. Может быть, Антон настолько вывел его из себя, что он, как говорится, взбесился. Но зато я знаю, чем все это закончилось: ваш отец задушил его, затем попытался придать случившемуся видимость самоубийства.

— Сразу же после этого он написал записку Антону, подписав ее «Аманда У.», и подсунул в такое место, где полиция должна была ее наверняка найти, — фыркнула она.

— Вы абсолютно правы. Это было единственное, что он мог сделать. Накануне вечером он передал через вас Антону, чтобы тот посетил Аманду и сказал ей, что он все выяснил, и договорился о встрече на следующий вечер в баре «Рикошет». Это было частью плана об убийстве шантажиста и о том, чтобы сделать Аманду козлом отпущения. Затем, вчера вечером, он столкнулся с тем, что убил не того, кого следовало, и что вряд ли полиция проглотит сказочку про самоубийство. Так что ему пришлось возвратиться к первоначальному плану, но только в отношении другого убийства!

— Вы все говорите, говорите, говорите! — возмутилась она. — Но где же главное?

— Ладно, как вам это понравится? Несколько часов назад Аманде стало известно, что ее обвели вокруг пальца и что Реймонд Сент-Джером, по всей вероятности, жив. Это ее настолько взбудоражило, что она не смогла усидеть на месте, могу поспорить, она скоро явится сюда, чтобы во всем разобраться. Хуже того, она привезет с собой Солона, а этот тип спит и видит, как бы кому-нибудь свернуть шею. Затем, как мне думается, убийство Антона до смерти напугало шантажиста еще вчера утром, но этого хватит не надолго! С минуты на минуту они должны отреагировать, и, как мне думается, тут будет не до учтивости!

Она села на край кровати и спрятала лицо в ладонях.

— У вашего отца практически не осталось шансов уйти от ответственности, — заговорил я почти ласково, — но вам следует выбрать, кто явится первым к нему. Шантажист? Аманда с Солоном? Или я? Только решайте как можно скорее, потому что уже не остается времени!

Она подняла заплаканное лицо и с тоской посмотрела на меня.

— Я знала, что из этого ничего не получится, — в отчаянии прошептала она, — это же было нелепо! Такой человек, как мой отец, планирует убийство? Это было равносильно тому, чтобы следить за ребенком, который играет в разбойников и доверчивых копов, после чего игра превращается в навязчивую идею. Ночь напролет он бродил вокруг дома, дабы убедить всех, что здесь шляется бродяга, про которого после убийства можно будет заявить полиции! Он не сомневался, что вы решите, будто это Солон. Он даже не обратил внимания на мои слова о том, что у Солона может быть железное алиби на все те ночи, когда он сам бродил в кромешной тьме. Потом, в то утро, когда я увидела Антона Леквика на этом кедре… — Она больше не могла говорить.

— Где сейчас находится ваш отец? — настойчиво спросил я.

Она в отчаянии посмотрела на меня:

— Не знаю. — Сисси медленно покачала головой. — Он исчез.

— Что вы имеете в виду?

— Именно это и имею в виду, его нет, — простонала она, — я его не видела с восьми вечера.

— Где он скрывался, когда они все приехали?

— В горе есть пещера, приблизительно в полумиле от дома. Никто бы не сумел ее отыскать. Папа наткнулся на нее совершенно случайно приблизительно через год после того, как построил дом. Мы обставили ее весьма удобно за пару дней до приезда балетной группы. Но его там нет! Я смотрела утром, второй раз днем. До еды он не дотрагивался, постель даже не смята.

— Как насчет того, чтобы сходить туда вдвоем?

— Ладно… — Она автоматически кивнула. — Только нам надо незаметно выскользнуть из дома, чтобы никто не знал, куда мы идем.

— Конечно. Поскольку вы это проделывали неоднократно, научите меня.

Она молча указала на окно.

— Снаружи есть балкон, рядом с которым растет дерево, так что спуститься по нему вниз очень просто. Комната эта когда-то принадлежала экономке, которую отец сначала держал, она забита всякой всячиной, так что в нее никто не заходит. Короче говоря, можно не беспокоиться, что тебя кто-нибудь заметит из окна.

— Прекрасно! Пошли!..

— Отправляйтесь первым, подождите меня у дальнего конца дома. Мне надо надеть другие туфли и брюки, прежде чем я снова стану продираться через все эти заросли к пещере.

Я осторожно выглянул из окна, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь перед домом, потом открыл дверь на балкон и вышел наружу. Сисси не обманывала, сказав, что все очень просто. Толстый ствол находился в каких-нибудь шести футах от выступа балкона, с которого мне ничего не стоило шагнуть на огромную ветвь. До земли я добрался в одно мгновение, затем быстро обошел дом и остановился, ожидая Сисси.

Ну чего еще можно ждать от женщины? — сердито подумал я минут через десять, когда она все еще не появилась. Скорее всего, она не может сделать выбор между темно-зелеными брюками и брюками в клетку!

Но тут Сисси вышла из-за угла, виновато улыбаясь:

— Извините, оказывается, мои проклятые туфли все время были под кроватью!

— А вы их искали в стенном шкафу? — проворчал я.

— Где же еще?

Внезапно в ее глазах появилось несчастное выражение.

— Мы не найдем его в пещере, вы ведь это знаете, да?

— Нет, откуда мне знать?

Потом я с любопытством посмотрел на нее:

— Откуда такая уверенность?

— Потому что я уверена, что случилось что-то ужасное, — прошептала она, — я это чувствую.

Глава 9

К тому времени, когда мы добрались до пещеры, я уже сомневался, что мы когда-либо сможем увидеть белый свет. Полмили растянулись в пару тысяч миль, как мне казалось, если верить моим ногам. Отойдя от дома, мы были вынуждены продираться сквозь непроходимую чащу, которая становилась с каждым шагом все гуще. Не говоря уже о том, что надо было преодолевать весьма крутой подъем вверх по неутрамбованной почве с частыми ямами и оврагами, заросшими виноградной лозой и какими-то колючими растениями, название которых мне не было известно. Пожалуй, ни с чем не сравнишь испуг из-за неожиданного падения, когда ты с грохотом приземляешься на собственный зад! Нервная система напряжена до предела, так что ты вообще перестаешь соображать.

Сисси на минуту остановилась, чтобы перевести дыхание, затем кивком указала на темную дыру в почти отвесной скале, которая была полностью скрыта обильной порослью виноградной лозы.

— Вот она, — сообщила девушка, тяжело дыша, — внутри есть фонарик, если вам захочется посмотреть, и большая лампа на батарейках, которую папа ухитрился прицепить наверху.

— Вы не зайдете внутрь?

Она решительно покачала головой:

— Я же вам раньше сказала, что его тут нет. Я подожду.

Я раздвинул свисающую лозу, пригнул немного голову и нырнул в настороженную темноту пещеры. Сделав еще несколько шагов внутрь, я оказался довольно далеко от входа, а нависшие лозы вновь затемнили отверстие.

Сисси упомянула о фонарике в пещере, который, скорее всего, должен был лежать на полу. Я собрался было опуститься на колени, чтобы нащупать его, потом без определенной причины передумал и выхватил пистолет из поясной кобуры за долю секунды до того, как в пещере стало твориться что-то кошмарное.

Хорошо знакомая ручища обхватила мою шею, преградив доступ воздуха в легкие.

Но я же был копом, профессионалом, а этот сукин сын со своими стальными пальцами снова ухитрился меня достать! Причем до нелепого легко, что больше всего оскорбило меня. Возможно, именно это и помогло мне справиться с мгновенной растерянностью.

Другая его рука пыталась дотянуться до моего пистолета, поэтому мне пришлось резким движением нагнуть вперед голову, а затем изо всей силы ударить его затылком по физиономии. Он охнул от боли. Захват руки на шее ослабел, я ухитрился на какой-то дюйм опустить вниз подбородок и впился зубами в его руку, почувствовав воистину звериный восторг. Он завопил тонким голосом и инстинктивно оттолкнул меня в сторону, стараясь высвободить собственную плоть.

Я, к счастью, не свалился в темноте, пролетев вперед пару шагов, пока не восстановил равновесие, молниеносно повернулся и нацелил свой 38-й в сгусток темноты, где, как я искренно надеялся, должна была находиться голова нападающего. Звук выстрела соединился с треском расщепляемой кости, и что-то тяжело свалилось к моим ногам на пол пещеры.

Я ухитрился сделать глубокий вдох, и в этот момент яркий желтый свет неожиданно разлился по всей пещере. Я непроизвольно зажмурился, ослепленный, несколько раз осторожно мигнул, прежде чем открыть глаза. Она стояла неподвижно, как будто приросла к полу, ее палец все еще находился на выключателе лампы, работающей на батарейках. Лампа была подвешена на крюке к потолку пещеры как раз над ее головой. В темных блестящих глазах, уставившихся на меня, не было страха, только шок, который постепенно исчезал.

— Когда же именно Сисси присоединилась к вашей бригаде? — спросил я резким голосом.

Она даже не соизволила показать, что слышала меня, только медленно опустила глаза и посмотрела на пол, затем затрясла головой, как будто не хотела признать случившегося.

— Нет! — почти простонала она. — Ох, Господи, нет! — Она вздернула подбородок, в ее глазах читались одновременно и ненависть, и сознание собственной вины. — Вы его убили? — прохрипела она. — Он мертв, да?

Я посмотрел на атлетическое тело, распростертое у моих ног. Он лежал на спине, повернув набок голову, тоненькая струйка крови сочилась из глубокой раны на пару дюймов выше левого уха, окрашивая белый свитер алыми пятнами. Дышал он тяжело и неровно, но все же дышал! Этот сукин сын, подумал я с негодованием, должен чувствовать себя счастливчиком.

— Он не умер, — буркнул я, — просто потерял сознание.

— Но у него кровотечение! — запротестовала она.

— Вы так из-за этого переживаете, Нэнси Копчек? — усмехнулся я. — Готовы стать рядом с ним и плакать кровавыми слезами?

Ее ноги были избиты и поцарапаны, когда она пробиралась сквозь чащу в пещеру, черные лосины по-прежнему обтягивали элегантное тело, привлекая внимание к тем интимным подробностям, на которых даже нудисты останавливали взор. Я почувствовал что-то вроде сожаления — такая потеря!

— Вы не удивлены? — изумилась она. — Вы знали?

— После того как Чарвосье поведал мне за завтраком, на каких условиях Сисси предложила финансовую поддержку его нью-йоркскому сезону, — откровенно ответил я, — и о том, что Наташа Тамаер должна быть его новой примой-балериной… — Я покачал головой. — Да и вы тоже не проявили сообразительность, рассказывая мне о своих каникулах с Сисси и ее отцом несколько лет тому назад.

— Мне показалось, вы проглотили предложенный мною образ: этакая пустоголовая куколка, которая всегда выкладывает все, что приходит ей в голову, с очаровательной наивностью. — Она состроила недовольную гримаску. — Неужели я вас ни капельки не обманула, Эл?

— Не слишком. Но вот этот сукин сын на полу, он таки обвел меня вокруг пальца. Ведь я все время подозревал Гембла.

Она улыбнулась:

— Именно по этой причине вы лягнули бедняжку Дики так зверски в коленную чашечку?

— Естественно! По моим расчетам, это должен был быть Гембл. Когда я оставил вас и Бомона в гостиной и вышел из парадной двери, затем обошел вокруг дома, я заметил, что впереди крадется человек. Я был убежден, что Гембл должен был уже находиться снаружи в ожидании, когда вы разыграете сцену, что слышите шаги бродяги, это выманит меня наружу. Вам было бы весьма просто заглянуть в его комнату после того, как Бомон отказался пойти, и заявить, будто вы разбудили его и он пошел меня искать! Он был слишком хорошо одет для человека, которого вытащили из кровати среди ночи!

— Вы поверили мне, когда я сказала, что слышу под окнами шаги бродяги?

— Я не был уверен, но это не имело значения. В любом случае это предоставляло мне возможность кое-что выяснить. Но этот сукин сын обманул меня, надев свой немыслимый халат и белую шелковую пижаму! — Я тихонечко ткнул бесчувственного хореографа носком ботинка под ребра. — Ведь я придирчиво осмотрел его, когда потом вернулся в дом, потому что штанины его пижамы должны были быть покрыты пятнами от травы и грязью, если именно он набросился на меня, а они выглядели девственно чистыми, иначе не назовешь!

— И что же вы решили? — фыркнула Наташа.

— Что в тот самый момент, когда я добрался до парадной двери, Бомон просто сорвал с себя свой наряд и вышел из французского окна в чем мать родила, перебежал лужайку, затаившись в ожидании, когда я обойду дом? Нет, я этого не решил. Но я догадался, почему было так важно убедить меня, что бродяга существовал на самом деле и находился возле дома той ночью.

— Почему же?

— Чтобы убедить Сисси, что ее отец был все еще жив, когда коп находился в доме. И вы могли быть почти уверены, что после того, как я получил зуботычины от «бродяги», она будет настолько счастлива, что ее отец не совершил вторичного убийства, что заманит меня в свою постель из чистой благодарности, если не из чего-то иного… Кстати, как вам удалось уговорить Бомона убить Реймонда Сент-Джерома?

Она пожала плечами:

— Это было совсем несложно. Все, что требовалось, это доказать, что Сент-Джером жив, и сказать Лоренсу, что именно он убил Антона. У них же была пылкая любовь, продолжавшаяся довольно долго, и Лоренс просто не мог дождаться возможности отомстить за Антона.

— Что он сделал с телом?

— Оно находится здесь.

Она кивком указала на конец пещеры:

— Тут что-то вроде маленького туннеля, который ведет вниз, в скалу, по нему можно спуститься на четвереньках. Лоренс явился сюда вчера, когда стемнело, и занялся… ну… — Она хмуро посмотрела на меня. — Это нужно было сделать. Ему нельзя было доверять; посмотрите, как он задушил Антона. Я была бы следующей жертвой, если бы не сделала чего-нибудь для своей собственной защиты.

— Как получилось, что Сисси присоединилась к вам? Для этого потребовалась какая-то хитрость?

— Мы сказали ей, что он сумасшедший, — вкрадчивым голосом пояснила Наташа, — маньяк! Убедить ее в этом оказалось весьма просто. Потом Лоренс заявил, что вчера отправился в пещеру попытаться урезонить его, но ее отец напал на него как бешеный пес, а он, защищаясь, случайно слишком сильно ударил его по голове. В известной степени, как мне кажется, она обрадовалась. Потом мы заявили, что впредь все будет великолепно. Она получит денежки из папенькиного состояния, финансирование балетного сезона ей зачтется, а потом она будет жить спокойно и счастливо до конца своих дней!

— За исключением одного пустяка, возможно? — вежливо произнес я, когда она закончила. — Если тот неугомонный лейтенант вернется назад и станет ясно, что он догадывается о происшедшем, вам придется что-то предпринять в отношении него, дабы защитить всех остальных.

— Вы были таким типичным «одиноким волком», — Наташа сверкнула белыми зубами, — что план дальнейших действий казался совершенно ясным. «Расскажи ему про пещеру, Сисси, дорогая, — посоветовали мы ей, — но позаботься о том, чтобы мы смогли добраться туда первыми».

— Она никак не могла разыскать свои туфли, которые находились под кроватью, — насмешливо произнес я, — как вам это нравится?

— Ладно, Эл, — напряженным голосом заговорила Наташа, — вы развлеклись и получили ответы на все вопросы, что будет теперь?

Я пнул ногой Бомона довольно резко на этот раз, он негромко застонал.

— Нам нужно дождаться, когда очухается этот сукин сын, — сказал я сердито, — он может идти или ползти назад домой, но одно несомненно: я не намерен его тащить на собственной спине.

— Сисси, должно быть, уже помешалась, — пробормотала Наташа, — не зная, что тут произошло.

— Пусть понервничает. Всегда сможет завопить или застонать, если неизвестность станет для нее невыносимой.

Я поискал сигарету свободной рукой, нащупал одну, сунул в рот и поднес зажигалку.

— Есть еще одна вещь. В Милане вы преждевременно стали необычайно темпераментной, поэтому они прогнали вас из балетной группы, так что вам пришлось вернуться домой, верно?

— Я бы не стала формулировать это таким образом, — пробурчала Наташа сквозь зубы.

— После этого, несмотря на вашу молодость и привлекательность, вам было трудно найти новую работу?

— Очень трудно, — вздохнула она, — в течение многих месяцев я безрезультатно обращалась в разные труппы, но они занесли меня в черный список, так что у меня не было ни единого шанса куда-то пристроиться.

— Очевидно, в это время вы и решили, что вам необходимо отдохнуть. Отправиться в какое-то спокойное уединённое местечко, куда не проникнут слухи о ваших… э-э… О вашем любвеобилии?

— Я была в отчаянии, — негромко заговорила она, — поверите ли, мне хотелось забиться в какую-нибудь щель и плакать до тех пор, пока не усну… К тому же у меня кончились деньги. Вы правы, конечно. Именно тогда я вспомнила про папашу Сисси и его убежище, оно показалось мне идеальным местом для моих целей. Я знала, что ее отец погиб от несчастного случая на одном из своих нефтяных приисков за несколько месяцев до этого, а в последнем письме Сисси сообщила мне, что вернулась снова на восток. В то время я сама находилась в Лос-Анджелесе, и мне уже не терпелось незамедлительно отправиться туда, вам знакомо такое состояние? — Ее глаза на мгновение затуманились. — Нет, по всей вероятности, вы его не знаете. Так или иначе, но я побросала кое-что в дорожный чемоданчик, сунула его в свою допотопную машину и отправилась в путь. Прибыла около десяти утра, заканчивала путешествие пешком. Не хватило горючего еще не доезжая до частной дороги. — Припоминая, она медленно покачала головой. — Я находилась ярдах в пятидесяти от дома, когда распахнулась парадная дверь и из дома вышел мужчина. Солнце било ему в глаза, он меня не видел, но зато я его прекрасно видела! Какое-то мгновение мне казалось, что я вижу призрак отца Сисси, но потом я успокоилась и решила, что призрак не стал бы курить сигару. Поэтому я обождала, пока он скроется за стеной дома, потом отправилась назад к машине. Мне пришлось проторчать пару часов у развилки, пока не появился какой-то грузовик. Я смогла разжиться горючим и доехать на своей развалюхе до цивилизованного мира!

— А через какое-то время пришел один божественный рассвет, когда до вас дошло полностью значение того призрака с сигарой, которого вы увидели невзначай, — подсказал я.

— Ну, я кое-что проверила, — ответила она с откровенной улыбкой, — Сисси и ее отец-призрак собирались в скором времени снова разбогатеть, когда все уладится. Я посчитала, что мое благородное намерение оставить их и далее в полном неведении о моей осведомленности со временем вознаградится сторицей. Примерно в это время я рассчитала, что Чарвосье пожелает вернуть назад заблудшего ангела — приближался его следующий сезон в Нью-Йорке, ну а ангел даже со слегка подмоченной репутацией предпочтительнее, чем отсутствие такового.

В этот момент застонал Бомон, открыл глаза, медленно повернул голову, пока не увидел меня.

— Привет, ясные глазки! — ворчливо произнес я. — С вашей головы куда-то исчезли все кудри, вам это известно?

Он заморгал глазами, потом медленно сел, застонал гораздо громче и осторожно пощупал рану над ухом:

— Что произошло?

— Вы сваляли дурака, — безжалостно изрекла Наташа.

— Я не…

Он приподнял правую руку и взглянул на посиневшее, кровоточащее предплечье, его глаза буквально остекленели от ужаса, потом он в панике перевел взгляд на меня.

— Вы ранили меня? — завопил он пронзительным фальцетом.

— Поднимайтесь на ноги, маэстро! Нам предстоит продолжительная прогулка, — не без злорадства сообщил я.

Неожиданно зашевелились виноградные лозы, закрывающие вход, затем появилась голова блондинки, венчающая тело Юноны. Оказавшись внутри, Сисси выпрямилась и обеспокоенно огляделась.

— Я устала ждать, — пробормотала она, — ну и подумала, что мне лучше войти внутрь…

Внезапно в ее глазах появилось выражение дикого ужаса.

— Нет, пожалуйста! — завопила она. — Нет, не надо…

После этого она стремительно налетела на меня, как будто внутри нее заработал мотор. У меня не было возможности перехватить ее, с самого начала она была слишком близко от меня, да и все произошло необычайно быстро. Ее голова врезалась мне в грудь, я не устоял на ногах и оказался на полу. Сисси, которую никак нельзя было назвать пушинкой, свалилась на меня, прижав к полу и выдавив у меня из легких весь воздух.

— Поднимайтесь! — заорал я, яростно глядя на ее испуганную физиономию. — Живее, пока я вас не убил!

— Я ничего не могла поделать, — застонала она, — это он меня толкнул!

Мне все же удалось вздохнуть, после чего я энергично повел плечами, и она скатилась на пол, размахивая руками и ногами. Я тут же поднялся на колени — и замер на месте, уставившись в дуло пистолета.

— Все правильно, панк! — раздался утробный голос Солона. — Остынь маленько! Поднимайся на ноги без спешки, ясно тебе?

Я подчинился и все проделал до противного медленно. Солон отступил назад на пару шагов, оказавшись таким образом рядом с Амандой Уоринг, которая стояла у самого входа.

— Мы были очень терпеливы, лейтенант, — Аманда обольстительно улыбнулась мне, — мы наблюдали за домом и долго ждали, когда же произойдет интересное. Потом мы увидели этих двух балерин… — Она пренебрежительно махнула рукой в сторону Наташи и Бомона, лицо которого приобрело обиженно-оскорбленное выражение. — Или же, наоборот, они оба мужчины? — небрежно добавила она. Теперь уже вспыхнула Наташа. — Так или иначе, за этими двумя, — продолжала Аманда, презрительно пожимая плечами, — мы видели, как они выскочили из дома и скрылись среди деревьев, а через несколько минут вы с Сисси двинулись в том же направлении. Естественно, мы отправились следом. Правильно, Ли?

— Все верно.

На его рябом лице появилась свирепая ухмылка.

— И мы обнаружили Золушку возле пещеры.

— У нас состоялась долгая спокойная беседа с Сисси, — равнодушно продолжала Аманда, — мне потребовалось только напомнить ей о том времени, когда она называла меня мамой, после чего она с радостью поделилась со мной всеми своими тайнами.

— Этот ее зверюга, — застонала Сисси, приподнимаясь с пола, — он зажал мне рот ладонью, а потом…

Мысль о том, что он позволил себе сделать с ней, заставила Сисси залиться горючими слезами.

— Вы, должно быть, Наташа… — Аманда окинула черноволосую балерину долгим оценивающим взглядом. — Та самая умница, которая уже преподнесла Сисси ее тщательно рассчитанное будущее чуть ли не по часам.

— Вы, по всей вероятности, та сука, которую ее отец планировал сделать козлом отпущения за мое убийство? — ровным голосом спросила Наташа.

Лицо Аманды немного потемнело, но голос по-прежнему оставался воркующим.

— Мы только что объяснили Сисси, что нам придется изменить ваши планы в отношении ее будущего. Почему-то мне не верится, что мы впятером сможем жить счастливо на наследство Сисси, а как вы считаете?

— Да, — тихо произнесла Наташа, ее темные глаза внезапно сделались огромными.

— Поэтому вы и… — Аманда взглянула на Бомона и слегка приподняла брови. — И уж не знаю, как это создание назвать! Можете оставаться здесь и избавить лейтенанта от чувства одиночества.

Ее лицо посуровело, когда она повернулась к Солону:

— Сначала я выведу наружу девушку.

— Для чего волноваться? — Он возбужденно расхохотался. — Может быть, шум заставит ее заткнуться? Я уже устал от ее нытья.

— Ладно, — быстро согласилась Аманда.

— Коп останется на закуску, — заявил Солон, — первым делом я разделаюсь с этим слизняком на полу, затем с тощей дамочкой, но копа сохраню напоследок.

— Думаю, что мне лучше подождать снаружи, пока все не закончится! — равнодушно произнесла Аманда.

Мой пистолет упал на пол, когда Сисси врезалась мне в грудь, и продолжал лежать в том же месте футах в шести от меня, так что не было надежды даже приблизиться к нему до того, как Солон проделает во мне любое количество дыр. Сисси находилась ближе, но это ничего не давало, горько подумал я, учитывая ее состояние. Я наблюдал за тем, как она с трудом поднимается сначала на четвереньки, продолжая истерично стонать, видимо надеясь все же присоединиться к Аманде.

— О’кей! — ликующим голосом заявил Солон. — Номер первый!

— Нет! — завопила Сисси и устремилась на коленях к выходу с бешеной скоростью. — Сначала выпустите меня отсюда! Я хочу пойти к Аманде!

Какое-то мгновение Солон с презрительной ухмылкой следил за ней, затем пожал плечами и направил свой пистолет в мертвенно-бледное лицо Бомона. Колени Сисси резко столкнули с места мой пистолет в ее безумном стремлении добраться до выхода, и он отлетел по касательной к Бомону. Его глаза расширились, когда он его увидел, затем в отчаянии схватил.

Дальнейшее произошло почти одновременно. Солон спустил курок, грохот 38-го в замкнутой пещере прозвучал как конец света. Наташа Тамаер исполнила потрясающий прыжок, который как по волшебству сократил расстояние между нею и Солоном, и ударила его обоими коленями в бок.

Мой пистолет выпал из пальцев Бомона, когда он повалился назад с выражением неописуемого ужаса в правом глазу, а на том месте, где должен был находиться левый, зияла кошмарная черная дыра. Я нырнул за пистолетом и услышал второй выстрел, заполнивший пещеру оглушающим грохотом. Но мой 38-й уже был зажат в ладони правой руки, я молниеносно перевернулся с бока на живот и поднял пистолет и голову одновременно.

Солону удалось оттолкнуть Наташу от себя, она неуклюже заспотыкалась, пытаясь сохранить равновесие. Я увидел выражение болезненного экстаза в глазах Солона, когда он повернул пистолет в мою сторону, но я трижды нажал на спуск.

Первая пуля была направлена немного высоко и ввинтилась в потолок пещеры над его головой, вторая проделала борозду в его засаленных черных кудрях, как бы приклеенных к черепу. Зато третья угодила ему в рот и застряла где-то в голове. Он умер на ногах, мгновение его остановившиеся глаза по-прежнему выражали дикое наслаждение, которое он получал от убийств. Затем Солон упал навзничь, сорвав на ходу занавес из виноградных лоз, и исчез с внешней стороны пещеры.

Я медленно поднялся на ноги, в голове у меня гудело от оглушающего грохота выстрелов.

— Эй, коп! — раздался слабенький голосок.

Я повернул голову и увидел, что Наташа прислонилась к стене пещеры, на ее губах было жалкое подобие улыбки.

— С вами все в порядке? — спросил я почти автоматически.

Ее аристократический носик неодобрительно сморщился.

— Я умираю, — холодно заявила она, — к тому же в таком отвратительном окружении.

— Я бы не стал этого утверждать, — усмехнулся я.

Но Наташа медленно и весьма грациозно опустилась на колени, ее недавняя улыбка сменилась болезненным выражением.

— Какой кошмар! — прошептала она прерывающимся голосом. — Я не знала, что это будет так больно. — Она вытянула вперед руку, как будто хотела за что-то ухватиться. — Эл, — простонала она, — где вы? Я не могу…

Неожиданно она свалилась головой вперед на пол, прежде чем я успел подхватить ее, и тут я увидел, что под ее левой лопаткой быстро разрастается кровавое пятно. Только тут я припомнил второй выстрел Солона в тот момент, когда я сам устремился за моим пистолетом, выпавшим из безжизненных пальцев Бомона.

Снаружи было уже почти темно, я даже споткнулся о тело Солона, когда пробирался сквозь густые виноградные лозы. Две темные фигуры Сисси и Аманды почти слились в один силуэт, они стояли рядышком, положив головы на плечи друг друга, и неудержимо рыдали. Я с минуту понаблюдал за этой душещипательной сценкой, причем у меня в голове мелькнула мысль о том, что ни один мужчина не поймет женщину.

Потом я медленно подошел к ним, намереваясь проводить двух последних женщин Реймонда Сент-Джерома назад по длинной дороге из его убежища.

Глава 10

Прошло около трех часов, когда я решил, что могу спокойно оставить сержанта Полника довести дело до конца. Из чистого человеколюбия я не стал упоминать о всех тех трудностях, с которыми ему придется столкнуться, чтобы извлечь три трупа из пещеры и доставить их назад в дом по непроходимой дороге в темноте. Вместо этого я сказал ему, что Сисси сможет подробно проинструктировать его, как отыскать пещеру, затем спросил его как бы между прочим, что он думает о вертолете на утро. Вопрос был глупым, мне следовало это предвидеть.

Очевидно, бравый сержант связывал слово «вертолет» с чем-то совершенно другим, потому что он задал мне кучу непонятных вопросов, пока я не сообразил, что он думает о сельскохозяйственной авиации, успешно борющейся с вредителями.

Он проводил меня до машины и буквально умилил своим вниманием и заботой.

— Вы уверены, что не хотите, чтобы вас кто-то довез до дома? — спросил он обеспокоенно.

— Я справлюсь с этим без всякого труда, спасибо, — сказал я сердито, — не маленький ведь?

Открывая дверцу машины, я едва не сорвал ее с петель и уже совсем было собрался протиснуться за руль, когда огромная ручища сержанта внезапно обняла меня за плечи.

— Сержант, что это за телячьи нежности, — прошептал я едва слышно, — будьте добры, уберите прочь свою руку…

— Конечно, конечно, лейтенант, — прошептал он тем же отвратительным голосом, почему-то подмигнув одним глазом, что меня вовсе не привело в восторг, — все, что вам требуется, это хорошенько выспаться ночью, и вы снова станете самим собою, могу поспорить!

Я в сердцах захлопнул дверцу машины, включил зажигание, потом снова посмотрел на сержанта.

— С каких это пор я перестал быть самим собою? — проворчал я.

— Полагаю, дело было трудным и утомительным, не так ли?

Он излучал симпатию и понимание.

— Вы имеете в виду, что я неправильно его разрешил? — Я пытался деликатно разобраться в лабиринте его причудливых мыслей.

— Лейтенант! — Он сочувственно покачал головой. — Я работал с вами множество раз, и это дело началось точно так же, как и все остальные. — На мгновение на его некрасивом лице появилась блаженная улыбка. — Три потрясающие дамочки и все прочее. Но посмотрите, чего вы добились. — Он горестно вздохнул. — Такая симпатичная танцовщица умерла. Вы обвинили крупную пышную блондинку в заговоре с целью убийства и куче других не менее тяжких преступлений, а затем… — Он в отчаянии снова покачал головой. — Вы обвиняете худенькую брюнеточку с такими ласковыми глазами в попытке убийства и все такое прочее… Я впервые вижу дело, где вы остались без дамочки, лейтенант!

Самым кошмарным было то, что он абсолютно прав, подумал я, закуривая сигарету с излишней сосредоточенностью. Затем снова скосил глаза на сержанта.

— Что-нибудь еще? — спросил я придушенным голосом.

— Ну, — он переминался с ноги на ногу, — мне не хотелось бы упоминать об этом, лейтенант, но поскольку вы сами мне это сказали и все такое… Парень, который притворялся бродягой и оглушил вас вчера ночью за домом, Бомон?

— Бомон.

— С кудрявыми волосами, в черных штанах?

— Точно.

— Понимаете, что я имею в виду, лейтенант? — На лбу Полника даже выступили бусинки пота. — Вы, должно быть, нездоровы! Я имею в виду, чтобы с таким молодцом, как вы, совладал голубенький… я хочу сказать, гомосексуалист.

Я рванул с места и помчался не разбирая дороги, чудом не врезавшись в придорожные деревья, и лишь после того, как едва не оказался в глубоком кювете, немного поостыл.

А минут через десять подумал: черт с ним, у человека должно быть чувство юмора и умение во всем находить забавную сторону. Ведь все на самом деле было смешно, если смотреть на случившееся с позиции Полника. Значит, меня поборол «голубенький», есть над чем посмеяться! Так смейся, что же ты повесил нос?

Домой я добрался около двенадцати. А к тому моменту, когда оказался перед дверью своей квартиры, был измученным и одиноким Уилером, испытывающим глубочайшую жалость к самому себе. Я был голоден, не ел с самого ленча. Я был усталым и подавленным, моя шея и горло продолжали болеть из-за этого… Наверное, сейчас мне больше всего хотелось бы оказаться в обществе милой, все понимающей женщины, но где такую взять?

Я отпер дверь, повесил вещи в стенной шкаф, находившийся в прихожей, и внезапно замер на месте, испытав неприятное чувство, будто я изволил ворваться в чужую квартиру. Всюду был включен свет, мой верный магнитофон играл, музыка, созданная для любых амурных ситуаций, если можно так выразиться, изливалась из пяти репродукторов, вмонтированных в стены.

Осторожно втянув в себя воздух, я убедился, что не обманулся в своих наблюдениях: в квартире действительно пахло в меру подрумянившейся свиной отбивной. Я медленно прошел в гостиную, уподобляясь боящемуся проснуться лунатику, и первое, что увидел, это большой бокал скотча с кубиками льда, ожидавший меня на кофейном столике, рядом с ним бутылка содовой.

Потом я вновь замер на месте, потому что не привык очень часто иметь дело с видениями, а мне хотелось разглядеть его как следует. Данное видение материализовалось на моей огромной кушетке и в основном было трехцветным: золотисто-медовым, розовато-кремовым и переливчато-черным.

Видение медленно выпрямилось и пригладило рукой золотисто-медовые волосы, пока я глазел в восторге на бархатистую кожу кремовато-белых плеч, рук и ног, все это было необычайно изящным. Черный атласный бюстгальтер с тонкими кружевами был тесноват, чтобы удерживать напор гордых южных грудей, зато он ничего не скрывал. Ее крохотные черные шелковые трусики с кружевными оборками с полным основанием можно было назвать всего лишь изящным украшением, нежели предметом одежды, служащим каким-то практическим целям.

— Привет, Эл! — улыбнулась Аннабел Джексон, ее большие голубые глаза излучали тепло и ласку. — Я ждала вас слишком долго…

Она поднялась на ноги и чисто женским движением закинула руки за голову.

— Я звонила, в офис, мне рассказали, что случилось. Как вы справились с этим делом, и все прочее… Очень рада за вас, Эл.

— Спасибо.

— Почему вы не сядете и не отдохнете, не выпьете? — Она кивком указала на кофейный столик. — Я поставила на плиту отбивную, когда увидела вашу машину у подъезда. Все скоро будет готово.

— Спасибо…

Я подошел к кушетке, затем послушно взял бокал.

— Эл!.. — Аннабел засмеялась. — Вы забыли про содовую!

Она сама подлила ее мне в бокал.

— Спасибо!

— Пойду переверну вашу отбивную, — пробормотала она, — я прекрасно знаю, что человек не может ни о чем думать, когда он голоден. Верно?

— Спасибо.

— Я так отвратительно себя вела сегодня днем в офисе… Мне до сих пор стыдно.

— Спасибо!

Она положила руки мне на плечи, потом медленно наклонилась. Я смотрел широко раскрытыми глазами за титанической борьбой между ее грудью и черным кружевным бюстгальтером, который, как мне казалось, был готов безоговорочно капитулировать. Затем ее теплые мягкие губы прижались к моим, обещая райское наслаждение в недалеком будущем.

— Эл? — Она снова откинула голову и посмотрела мне в глаза. — Ведь я обещала это вам, правда?

— Спасибо!

— И я это сделаю, — страстно продолжила она, — как только вы расправитесь с отбивной.

Я зачарованно следил за ее гибкими движениями, когда она отправилась на кухню, и внезапно все понял. Нет, я просто в точности знал, что где-то в неизвестном месте существовал улыбающийся, плутоватый, очень щедрый хранитель судьбы Уилера. Похожий на Пана божок с лицом сатира, наделенный сильным чувством справедливости, который понимал, что я должен быть вознагражден за то, что меня обвел вокруг пальца какой-то гомосексуалист. Именно он послал ко мне эту потрясающую блондинку. Может быть, сейчас он был недалеко от меня, даже в этой комнате? Я взглянул на потолок и пару секунд всматривался в него, прежде чем с чувством произнести:

— Спасибо!

Путеводный свет

Глава 1

Какой-то привыкший рано подниматься чудак случайно подцепил на крючок своей удочки мертвеца. И вот дежурный сержант, позвонивший мне, гогочет по телефону, уверяя, что этому рыбаку до конца его дней хватит такого улова для жаркого.

Уж если я ненавижу что-то сильнее плоских шуток, так это когда приходится ни свет ни заря подниматься с постели из-за обнаруженного спозаранку трупа. У меня даже появилось предчувствие, что в скором времени я окажусь во власти ночных кошмаров примерно такого содержания: отвратительный покойник холодными, как лед, руками вытаскивает меня за шею из кровати и при этом еще омерзительно улыбается. Когда такое случится, я уйду из полиции и займусь моделированием одежды для пожилых полных дам.

К тому моменту, когда я добрался до берега озера, часы показывали всего шесть утра. Вершину горы Болд окаймляла яркая полоса солнечного света.

Самодовольное выражение на физиономиях моих коллег, дежуривших этой ночью, говорило о том, что они уже покончили с работой, в то время как меня она только ожидала.

— Доброго раннего утречка вам, лейтенант Уилер! — весело воскликнул доктор Мэрфи. — Я как раз собираюсь домой, чтобы снова нырнуть под одеяло.

— Вот-вот, валяйте, прыгайте туда с разбегу, если не боитесь, что у вашей жены будет нервное потрясение! — пробурчал я.

Неожиданно раздался грохочущий звук. На мгновение мне почудилось, будто гора Болд пробудилась от спячки и сейчас начнется извержение. Слава Богу, это всего лишь откашливался сержант Полник.

— Тело вот там, — сообщил он вполголоса. — Док считает, что оно пробыло в воде недолго.

— Во всяком случае, не более нескольких часов, — подтвердил Мэрфи. — С трупом-то не было никаких трудностей, чего не скажешь про парня, который выудил его из озера. С ним как раз пришлось повозиться.

В тот момент мне казалось, что осмотр тела все же предпочтительнее, нежели выслушивание всех этих идиотских сентенций, и я, осторожно ступая вдоль стоявших плотной стеной высоких влажных камышей, двинулся к месту, где лежал мертвец.

Это был мужчина лет тридцати пяти, босой, в черной рубашке из грубой хлопчатобумажной ткани и брюках. Пряди его густых черных волос словно прилипли к черепу. Широко растянутые вверх и вниз тонкие губы обнажали крепкие белые зубы: казалось, покойник даже сейчас продолжал рычать. Открытые карие глаза выражали лютую ненависть. И было отчего: левый бок мужчины являл собой кровавое месиво.

— Умер до того, как очутился в воде, — произнес Мэрфи, оказавшийся у меня за спиной. — Конечно, вскрытие покажет, сколько в него всадили пуль, но после того, как его подстрелили, он прожил максимум пару секунд.

— Благодарю вас, доктор Мэрфи, за такую точность, — проворчал я. — Не наградила ли вас природа случайно вторым зрением, с помощью которого вы могли бы назвать мне имя этого человека?

— Мэгнасон, — пробасил Полник. — Хэнк Мэгнасон. У его жены дом на озере, примерно в миле к югу отсюда. В наших местах Мэгнасона не видели уже более года, то есть вплоть до сегодняшнего утра, лейтенант.

Я медленно повернулся и пару секунд внимательно вглядывался в простодушную физиономию сержанта:

— Вы мне никогда не говорили, что вы седьмой сын седьмого сына.

— О чем это вы, лейтенант? — Он бросил обеспокоенный взгляд на Мэрфи. — Что это значит, док?

— Откуда мне знать? — пожал тот плечами. — Когда Уилер начинает нести подобную чушь, по большей части я просто его не слушаю.

— Извините мое любопытство, — пробормотал я. — У меня просто возникла мысль, не сообщил ли вам труп своего имени.

— Нет, сэр! Нет, лейтенант! — Полник радостно заулыбался, вновь почувствовав под ногами твердую землю. — Он же не мог этого сделать! К тому времени, когда я сюда явился, он уже был мертв.

— Догадываюсь, что вам ровным счетом наплевать на то, что я стою здесь и быстрехонько схожу с ума, — обратился я к Мэрфи. — Полник не обладает телепатией, труп не общался с ним, так откуда, черт возьми, он знает, как звали мертвеца?

Судя по всему, Мэрфи искренне забавлялся:

— Меня поражает, что такой сообразительный коп, как вы, Уилер, не может разобраться в таком пустяке. Или вы уже позабыли про молодца, который выудил труп из озера?

— Про человека-невидимку? — фыркнул я. — Он рассказал вам все, что было ему известно, и затем испарился.

— Я отправил его в больницу на «скорой помощи», — пояснил Мэрфи. — Ему шестьдесят четыре года, он далеко не богатырь. То, что он вытащил из воды этот труп, не принесло пользы его сердцу.

Я одарил Полника ледяной улыбкой:

— Вы успели поговорить с ним до появления «скорой», сержант?

— Очень славный старикан, но дрожал с ног до головы, как осиновый лист, лейтенант. Зовут его Джордж Спунер. Он не сказал больше ничего, кроме того, что я вам уже передал.

— Это труп человека по имени Мэгнасон, которого никто не видел уже более года, но у его жены имеется дом на озере примерно в миле южнее данного места, — монотонно повторил я. — Полагаю, мне надо отправиться потолковать с нею.

Мэрфи восхищенно закивал головой:

— По утрам вы особенно быстро соображаете, Уилер!

— Мне нужна его жена, чтобы опознать тело, — ответил я без улыбки. — Когда вы предполагаете произвести вскрытие?

— Сегодня днем. — Он лениво зевнул. — Так что мне удастся еще немного поспать.

— Значит, я поручаю вам отправить тело в морг, — сказал я ему. — Могу поспорить, у вашей жены найдется разумный довод, вынуждающий вас мыть руки перед тем, как прыгнуть к ней под одеяло.

— Я должен быть всегда в боевой готовности, — Мэрфи наградил меня воистину сатанинской улыбкой, — в ожидании того великого дня, когда я помою наконец руки после вскрытия вашей персоны, Уилер.

— Вы хотите, чтобы я отправился с вами, лейтенант? — поспешно спросил Полник, чтобы прекратить эту словесную перестрелку.

— Не сейчас, — ответил я. — Поезжайте в больницу. Если старина Спунер в состоянии говорить, выясните все, что ему еще известно об Мэгнасоне и его жене.

— Хорошо, лейтенант! — Обезьяноподобный лоб Полника нахмурился от сознания возложенной на него ответственности. — Что еще?

— Когда возвратитесь, мы потолкуем в офисе, — сказал я устало. — И проверьте содержимое карманов покойника, прежде чем сюда прибудет мясной фургон.

— Я уже проверил.

— Что обнаружили?

— Ничего, лейтенант.

— Похоже, денек будет не из легких, — позлорадствовал Мэрфи.

Я вернулся к своему «остину», забрался в него и, сделав подковообразный поворот, проехал пару сотен ярдов по поросшим густой травой кочкам, пока не выбрался на шоссейную дорогу и не двинулся по ней в южном направлении. Потом, остановив машину, закурил. Озеро теперь выглядело совсем иначе: глубокое и чистое, оно заманчиво манило голубой водой, сверкающей в ярких солнечных лучах. Невдалеке возвышался один-единственный дом. Его белоснежные стены под голубоватой кровельной дранкой казались необычайно нарядными. Аккуратно подстриженная лужайка полого спускалась к пристани, где покачивалось на якоре небольшое суденышко.

Все это являло собой такую мирную картину раннего погожего утра, что я почувствовал нечто вроде угрызений совести при мысли, что мне придется нарушить эту иллюзию известием о неожиданной насильственной смерти. Впрочем, совсем немного философии, вкрапленной в сознание здесь и там, делают жизнь копа иногда и стоящей.

Секунд через десять я припарковал машину на ухоженной, покрытой гравием подъездной дорожке и прошел к парадному крыльцу. Где-то в глубине дома раздалось приглушенное позвякивание дверного звонка, и примерно через минуту распахнулась дверь. На пороге стоял верзила в махровом халате, обернутом вокруг могучего тела, и взирал на меня отнюдь не радушно. Спутанные темные волосы нависали на черные глаза, густые усы щетинились над сердито сжатыми губами и воинственно выдвинутым вперед подбородком.

— Какого дьявола надо вам среди ночи? — рявкнул он..

Я показал ему значок и представился:

— Лейтенант Уилер из конторы шерифа. Я бы хотел поговорить с миссис Мэгнасон.

— О чем?

— Кто вы? — в ответ холодно поинтересовался я. — Объект дружеских сплетен ее соседей?

— Я Пол Брайан, старый друг дома, приехал в гости. — Он упорно демонстрировал свое недовольство. — Она еще спит. Не мог бы я ее заменить?

— Сомневаюсь. Из озера вытащили труп приблизительно в миле отсюда, и в нем опознали ее мужа.

— Хэнка? — Он недоверчиво глазел на меня пару секунд, потом медленно покачал головой. — Что вам известно об этом, разрази вас гром?

— Весьма немного, — снизошел я. — Именно по этой причине я здесь.

— А я-то был уверен, что он где-то чертовски далеко, на другом конце света! — Он снова покачал головой. — Для Гейл это будет настоящим ударом.

— Она была близка с мужем?

— Близка? — Он хохотнул. — Более года она не получала от него никаких вестей. Он ополчился на нее после… Я думаю, эту историю вы должны услышать от нее лично, верно? Конечно, она будет потрясена, узнав, что у него хватило наглости вернуться сюда, чтобы умереть. — Он чуть шире приоткрыл дверь. — Полагаю, вам лучше войти, лейтенант.

Я прошел за ним по широкому коридору в гостиную, где он небрежно махнул рукой на ближайшее кресло:

— Устраивайтесь поудобнее. Я схожу предупрежу Гейл и попрошу ее спуститься.

— Прекрасно, — кивнул я.

— У меня никак не укладывается в голове! Чтобы Хэнк явился сюда умирать!.. — Немного поколебавшись, Брайан спросил: — Как все-таки он умер, лейтенант? Несчастный случай или же самоубийство?

— Его убили, — ответил я.

— Ох! — Он растерянно заморгал глазами. — Я лучше схожу за Гейл!

Он вышел из комнаты с таким выражением лица, как будто ему поручили произнести надгробную речь над могилой совершенно неизвестного человека.

Я опустился в кресло и принялся разглядывать картину Пикассо в богатой раме на стене над открытым камином. Через несколько минут у меня возникло неприятное ощущение, будто кто-то за мной наблюдает. Повернув голову, я заметил мрачное девичье лицо, уставившееся на меня из-за косяка двери. Большие серые глаза оценивающе разглядывали меня пару секунд, прежде чем эта особа решилась пройти в комнату. Ее халатик из хлопчатобумажной материи в синий и красный горошек едва прикрывал колени, прекрасные черные волосы рассыпались по плечам. Ей было лет десять, не более.

— Привет, — улыбнулся я ей.

— Я Саманта, — представилась она ясным звонким голосом. — Я слушала за дверью, когда вы разговаривали с дядей Полом. — Она придвинулась чуть ближе ко мне. Ее глубоко посаженные серые глаза продолжали меня изучать. — Я слышала, что вы сказали про моего папу. Он умер, да?

— Очень сожалею, Саманта, но это так. — Формальная, лишенная тепла фраза, но, черт возьми, что еще я мог сказать?

О чем сожалеть? — Она пожала узенькими плечиками, едва прикрытыми тонким халатиком. — Когда-то мы все должны будем умереть. Если хорошенько подумать, этого не стоит бояться, правда? — Однако глаза ее смотрели тоскливо. — У вас нет путеводного света?

— Путеводного света? — пробормотал я.

— У моей мамы есть путеводный свет. — Девочка говорила с подкупающей уверенностью. — У меня тоже. Она узнала все это от Кендалла. — Она несколько раз торжественно кивнула головой. — Вы должны понять, что любовь не прекращается, ясно? Жизнь и смерть — части единого целого, так что любовь сохраняется в гробу и в могиле точно так же, как в любом другом месте. — Она сделала рукой широкий жест. — В доме, или в озере, или… — Тут ее голос чуть дрогнул. — Даже под озером…

Она уставилась на меня широко раскрытыми, но ничего не видевшими глазами, из которых на щеки медленно скатились две слезинки, потом быстро отвернулась и выскочила из комнаты. И сразу же все встало на свои места. Я взглянул на дверной проем, однако не обнаружил там никакого путеводного света, способного помочь десятилетней девочке, которая только что поняла, что слова не в силах защитить от истинного горя, разобраться в сложнейших вопросах.

На лестнице послышались шаги, и через несколько секунд в комнате вновь появился Брайан. А вслед за ним — и женщина.

Вдова Мэгнасон оказалась высокой брюнеткой. Разделенные прямым пробором волосы спадали двумя черными крыльями на плечи, образуя овальную рамку вокруг худенького лица. Точно такие же, как и у дочери, большие серые глаза; губы слегка дрожали, а резкий изгиб нижней губы говорил о том, что женщина была и эмоционально, и легко ранима. Голубая рубашка подчеркивала холмики ее небольшой груди. Шелковые брюки плотно облегали узкие бедра и стройные длинные ноги. На вид ей было около тридцати. Ее можно было посчитать и красавицей, и излишне худосочной — в зависимости от вкуса.

— Гейл, — произнес Брайан, взяв ее за локоть и слегка подтолкнув ко мне, — это лейтенант Уилер.

— Лейтенант, — она неуверенно улыбнулась, — Пол сказал мне. Что вы нашли тело моего мужа в озере… И что его убили…

— Очень сожалею, миссис Мэгнасон, — вежливо произнес я дежурную фразу. — Боюсь, я буду вынужден просить вас отправиться со мной и опознать тело.

— Понимаю, — она быстро кивнула. — Пол, вы поедете со мной?

— Конечно, — сказал Брайан. — Мы сможем там с вами встретиться, лейтенант?

— Безусловно.

— Полагаю, мне лучше пойти и переодеться во что-то… более подходящее, — произнесла вдова каким-то бесцветным тоном. — Извините меня, лейтенант, но я просто в шоке. Никак не ожидала свидеться с мужем, ни с живым, ни с мертвым, и даже получить от него известия.

Она быстро вышла из комнаты, и я прислушался к стуку ее каблучков, когда она взбегала вверх по лестнице. Раздался едва слышимый скребущий звук: это Брайан теребил усы большим пальцем. Он уже успел переодеться в строгий темно-серый костюм, выглядевший дорогим, но сидевший на нем неважно.

— Для нее это известие явилось настоящим ударом, — неожиданно сказал он. — Позднее, конечно, она будет рада, что все позади.

— Вы хотите сказать, она будет рада, что ее мужа убили?

— Нет! — Он сердито сверкнул глазами. — Будет рада, что между нею и Хэнком все кончено раз и навсегда. Рада, что она свободна и сможет жить спокойно — так, как ей нравится.

— Расскажите мне про Хэнка Мэгнасона, — попросил я.

— Полагаю, будет лучше, если вам о нем расскажет Гейл.

— С ней я поговорю позднее, — фыркнул я. — А сейчас я хочу выслушать вас.

Брайан выудил сигарету из измятой пачки и не спеша закурил. На его физиономии появилось несколько растерянное выражение.

— Он был лодырем и бездельником. Никуда не годным, порочным бездельником. Меня удивляет, что он прожил так долго. Как вы находите такой некролог?

— Во всяком случае, откровенным, — кивнул я головой. — Не могли бы вы подкрепить свои выводы какими-нибудь фактами?

— Я познакомился с ним и с Гейл примерно три года назад. Тогда они переехали в этот дом. У меня в полумиле отсюда бензоколонка, на пересечении нашей дороги с автомагистралью… Таким образом, мы стали соседями, а через какое-то время подружились. Хэнк по большей части бывал в отъезде, ну а я частенько заглядывал сюда пообедать с Гейл и этой девочкой, Самантой. Если Хэнк оказывался дома, он присоединялся к нам. Затем, этак года два назад, мне представилась возможность приобрести порядочный участок на озере как раз за станцией обслуживания. Это была необычайная удача. Мы находимся от Пайн-Сити достаточно далеко, и у людей, когда они попадают сюда, возникает ощущение, будто они вырвались уже из городской сутолоки. Если у меня появится земля, рассуждал я, то я смогу выстроить несколько маленьких домиков и открыть небольшой магазин. Я буду сдавать эти домики семьям, приезжающим к нам на субботу и воскресенье, а некоторые вообще станут проводить здесь весь отпуск. Я планировал не только сдавать им помещение, но и предоставлять лодки, продавать продукты, рыболовные принадлежности и обслуживать их машины. Имелась всего лишь одна загвоздка: у меня в наличии не было требуемой суммы денег. Поэтому однажды вечером, когда я приехал сюда пообедать, я затеял соответствующий разговор на эту тему. Хэнк проявил большой интерес и спросил, сколько денег понадобится. Я ответил: около двадцати тысяч. И тогда он заговорил о партнерстве. Десять тысяч он даст, ну а прибыль пополам. Я стану получать жалованье в качестве управляющего. Все это звучало великолепно. Мы, как положено, составили бумаги и подписали их. Потом втроем отпраздновали это событие. Владелец земли потребовал деньги наличными. Мы обо всем договорились в юридической конторе, и Хэнк отправился за деньгами и как в воду канул. Я вернулся сюда и расспросил Гейл. Оказалось, Хэнк ушел из дома, имея при себе десять тысяч. Только это были не его деньги, а ее. Мы сделали запрос в полиции, проверяли по больницам, но так ничего и не добились. Вскоре стало очевидно, что Хэнк сюда больше не заявится. Но, оказывается, и в этом я ошибался. — Брайан сунул окурок в переполненную пепельницу. Его сильные толстые пальцы действовали машинально. — Прошло месяца три, стояла поздняя осень. На улице было довольно холодно. Закрыв бензоколонку, я собирался лечь спать, как вдруг услышал стук в дверь. Время близилось к полуночи. В сейфе у меня была пара сотен долларов, поэтому, перед тем как направиться к двери, я на всякий случай схватил с пола большой гаечный ключ. В комнату ввалился нетвердой походкой Хэнк. Вид у него был кошмарный: лицо в порезах и ссадинах, правый глаз закрыт, раны кровоточили.

Сперва у меня появилось желание огреть его этим ключом, но уже через какое-то время я сунул ему в руку стаканчик со спиртным. — Он невесело усмехнулся. — Может, именно из-за моей мягкотелости до сих пор этому негодяю все сходило с рук. Он знал, что может положиться на чувство жалости и порядочность других людей. Так или иначе, он принялся рассказывать какую-то длинную, запутанную историю, будто ему только что удалось улизнуть от них, и если они снова схватят его, то непременно убьют. Поэтому ему надо немедленно убраться из страны, а для этого нужна монета. Я спросил его, кто это «они», но он понес такую околесицу, что я решил перейти к более важным для меня делам. Поинтересовался, что он сделал с теми десятью тысяча-, ми, и услышал, будто он попытался с помощью этих денег откупиться от них, но у него ничего не получилось. Когда же я спросил его, как он думает поступить теперь с женой и ребенком, то он ответил без раздумий, что ему до них нет дела, пусть катятся ко всем чертям. У Гейл полно денег, так что она может сама позаботиться о себе и девчонке. Тут я предложил ему убираться вон и заявил, что не дам ему ни гроша, даже если он решится купить нож, чтобы перерезать себе горло. Знаете, чем все это кончилось? Он схватил гаечный ключ, лежавший рядом со мной на столе, и ударил им меня по голове. Когда я очухался, он, разумеется, уже исчез, прихватил с собой деньги из сейфа. Вот почему меня поразило, что у него хватило наглости явиться сюда снова. Очевидно, эти «они»… Уж не знаю, кто они такие, нов конце концов они с ним рассчитались, лейтенант!

— Кто знает! — заметил я. — Вы говорили об этом с миссис Мэгнасон?

— Конечно, сотни раз! — Он быстро кивнул головой. — Но она про это ничего не знает. Хэнк всегда рассказывал весьма туманно о своем бизнесе, который так часто вынуждал его уезжать из дома, а если Гейл приставала к нему с расспросами, он выходил из себя. У него был такой вспыльчивый характер, что вскоре после свадьбы она вообще не задавала ему никаких вопросов.

— Кто такой Кендалл? — спросил я.

— Кендалл? — Он широко раскрыл глаза. — Черт возьми, от кого вы про него слыхали?

— Не важно… Кто он такой?

— Духовный наставник Гейл. — В его голосе зазвучало беспокойство. — Так он себя величает. Я-то считаю, что он или мошенник, охотящийся за ее деньгами, или один из ваших калифорнийских религиозных придурков. Примерно в пяти милях отсюда у него имеется так называемый Храм любви. — Он замер на мгновение, услышав, что миссис Мэгнасон спускается по лестнице. — Сделайте одолжение, лейтенант, не упоминайте его имя в присутствии Гейл, во всяком случае, сейчас. Возможно, у нее сдадут нервы, а визит в морг не предвещает ничего хорошего, верно?

— Ладно, — согласился я. — Кендалл… А как дальше?

— Не знаю, просто Кендалл.

Тут в гостиную вошла вдова, и лицо Брайана моментально стало непроницаемым.

Глава 2

Храм любви стоял в стороне от дороги, посреди живописной лужайки, окруженной апельсиновой рощей. Оставив машину на парковочной площадке, я зашагал по покрытой гравием подъездной дорожке к зданию. Снаружи оно выглядело одним из маниакальных творений калифорнийского модерна двадцатого столетия с налетом испанско-мавританского стиля. Довольно изящные ворота из кованого железа открывались во двор, огражденный от внешнего мира высокой стеной из белого необожженного кирпича.

Перед домом стояла соблазнительная Венера с урной, поднятой над головой. Я полюбовался тем, как вода стекала по великолепному мраморному телу богини, и лениво подумал, почему, сооружая фонтаны, скульпторы не могут не отдать дань эротизму.

Главный вход, видимо, находился под массивной аркой. Пройдя под ней, я оказался перед дверью из кованого железа, возле которой висел солидный медный колокол. Я дернул за веревку, и он отозвался низким звучным голосом. В тот момент я бы не удивился, если бы откуда-то появился гигантский евнух или во дворе мягко приземлился ковер-самолет.

Довольно скоро дверь широко распахнулась, и из полумрака возникло очаровательное создание. И только когда оно приблизилось ко мне, я осознал, что это вовсе не плод моей разыгравшейся не в меру фантазии. Однако я на всякий случай все же пару раз мигнул, желая убедиться, что это не был оптический обман.

Белокурые волосы девушки спускались ниже талии. Глаза под густыми ресницами мерцали сапфировым светом, а полные чувственные губы говорили о сладострастии. Ярко-желтое платье без рукавов и без пояса, собранное по шее, настолько четко выделяло водораздел между высокими грудями, что мне захотелось дотронуться до него рукой. Подол едва прикрывал колени.

Она наградила меня теплой улыбкой.

— Я — Джастис, — представилась она, и у меня появились все основания сравнить ее голос с мягким летним бризом. — Вам не хватает любви?

— В данный момент я предпочел бы чашечку кофе, — ответил я весьма прозаически.

Она медленно заморгала:

— Но это же Храм любви… Ради чего еще вы могли прийти сюда?

Ее левая рука медленно поднялась, подчеркивая важность вопроса. Я мог поспорить, что ей не была свойственна торопливость. Мне сразу захотелось выяснить кое-какие подробности о ее сексуальной жизни, но я сдержался и ограничился тем, что сообщил ей, кто я такой и что я желаю повидаться с человеком по имени Кендалл.

— По какому вопросу?

— По делу об убийстве.

Это ее ни капельки не смутило.

— Входите, лейтенант, — спокойно сказала девушка. — Постараюсь разыскать его для вас.

Я пошел сзади, не без удовольствия следя за умопомрачительным ритмичным покачиваем при каждом шаге ее округлых ягодиц, пока мы не оказались в комнате в конце длинного коридора. Здесь было прохладно и сумеречно, поскольку свет проникал сюда лишь через небольшие оконца, расположенные высоко вдоль одной из стен. В помещении царил строгий дух монастырского аскетизма, меблировка состояла из двух длинных деревянных скамеек, стоявших на черном кафельном полу.

— Подождите здесь, пожалуйста, — сказала блондинка.

Стоило ей уйти, как атмосфера в этой клети показалась мне гнетущей. Если она характерна для всего Храма любви, подумал я, то кому, черт возьми, может понадобиться сие заведение?

Я сразу же вспомнил привлекательную молодую вдову Гейл Мэгнасон. Невозможно представить ее в этакой обстановке.

Когда служитель в морге приподнял белую простыню и показал ей лицо трупа, она лишь кивнула головой, словно увидела случайного знакомого, которого недолго знала много лет назад. Но стоило Брайану привести ее обратно к машине, с ней началась настоящая истерика. Так что, возможно, в скором времени она вновь явится в Храм любви за участием и моральной поддержкой. Но все же не ранее того, как у них состоится продолжительный и вполне откровенный разговор в ее собственном доме. Во всяком случае, я на это надеюсь.

Наконец блондинка возвратилась в сопровождении человека, которому я бы дал лет тридцать. Высокого роста, он был сложен как идеал американского мужчины, если верить многочисленным иллюстрациям на данную тему в «Журнале для женщин»: широченные плечи, могучая грудная клетка и почти отсутствующие бедра. Густые, коротко подстриженные рыжеватые волосы, наилучшим образом подходившие к его слегка загорелому лицу, торчали вверх. Кажется, такая стрижка называется «сиу», по имени какого-то племени североамериканских индейцев. Темно-серые глаза словно источали внутренний свет, так что, когда он смотрел прямо на тебя, создавалось впечатление, будто ты находишься под лучом прожектора. Одет он был в тоненький свитер и старые джинсы, но ухитрялся при этом выглядеть настолько элегантно, что сразу же возникала мысль, будто подобную экипировку подобрал персонально для него сам Карден.

— Я Рейф Кендалл. — Он улыбнулся, демонстрируя великолепные белые зубы. Но самым примечательным у этого малого был безупречный голос с каким-то гипнотическим тембром. — Вы хотели поговорить со мной, лейтенант?

— Это и есть Храм любви? — Я медленно обвел взглядом помещение. — Не вижу здесь ничего такого, что могло бы заинтересовать полицию нравов.

— Слово «любовь» имеет более широкие значения, нежели просто сексуальный акт, — ответил Рейф беспечно. — Мы убеждены в возможности полнейшего излечения человека любовью. Ведь она способна разрешить большую часть эмоциональных проблем, если только люди будут достаточно глубоко верить в нее и прибегать к ее силе на протяжении всей своей жизни. Но мы не религиозная секта, лейтенант. Не интересуемся мы и психологией как таковой. Наша община состоит из людей, объединенных особой верой в силу любви. Существует она на добровольные пожертвования своих членов и регулярно уплачивает налоги. — Он снова улыбнулся. — Наши финансовые книги можно проверить в любой момент.

— Позволю себе прервать вас на этом, — буркнул я. — Ваши объяснения избавили меня от дополнительной работы по обдумыванию вопросов. Благодарю вас.

— Вы что-то сказали Джастис про убийство? — слегка пожал он плечами. — Я решительно ничего не знаю об этом, так что, видимо, вам все же придется задавать вопросы.

— Миссис Мэгнасон тоже является членом вашей… э-э… группы? — спросил я. — Сегодня утром тело ее мужа вытащили из озера примерно в миле от ее дома. Он был застрелен.

— Бедная Гейл! — Глаза Рейфа раскрылись чуть шире. — Это ужасно!

— Ее муж пропадал около года. Полагаю, она могла упоминать об этом.

— Чего не было, того не было. — Кендалл задумался на несколько секунд, затем решительно покачал головой. — Я всегда считал ее вдовой. Хотя сейчас сообразил, что она никогда этого не говорила, просто у меня сложилось такое впечатление. — Он взглянул на блондинку. — Что скажешь, Джастис?

— То же самое, — промолвила девушка. — Как ужасно все это для нее!

— Давно она ходит сюда? — поинтересовался я.

— Месяцев шесть, возможно, семь, — ответил Кендалл. — Мне она показалась страшно одинокой, нуждающейся в моральной поддержке. Сомневаюсь, чтобы за это время она пропустила хотя бы одно из наших еженедельных собраний. И у меня сложилось впечатление, что мы ей помогаем. — Голос его звучал теперь особенно сочувственно. — После подобной трагедии Гейл, естественно, потребуется вся та помощь, которую мы способны ей оказать.

— И также любовь? — вкрадчиво произнес я.

— Это в первую очередь! — Он одарил меня той улыбкой, которой первые ученики награждают своих догадливых учителей, задающих им «правильные» вопросы. — Конечно, мы сделаем для нее все, что в наших силах, лейтенант, можете в этом не сомневаться. Очень сожалею, что не могу помочь вам в вашем расследовании, но Гейл никогда не беседовала со мной о своей личной жизни, ибо у нас вообще не принято об этом говорить.

— Совершенно верно! — подхватила блондинка.

— Ну что же, благодарю, — сказал я. — Если у меня возникнут еще какие-нибудь вопросы, я снова наведаюсь сюда.

— Пожалуйста, лейтенант! — Теплый проникновенный голос придал этим двум словам смысл самого настоящего комплимента, которым, очевидно, я должен был гордиться. — Ты проводишь нашего гостя, Джастис?

— Конечно! — любезно воскликнула блондинка.

Я пошел следом за ней по длинному коридору. Она отворила для меня кованые ворота, потом отступила в сторону с вежливой улыбкой на лице. Когда я проходил мимо нее, она проговорила что-то, но так тихо, что я не разобрал ни слова.

— Что? Что? — переспросил я.

— Идите дальше, затем остановитесь и закурите сигарету, — шепнула девушка. — Он наблюдает за нами, но видна ему только моя спина.

Я проделал все так, как она велела, и, когда спичка загорелась, она снова шепнула:

— Он считает себя таким умным! Кендалл уверен, ему удастся любая авантюра. Но я не намерена мириться с тем, что он затеял тут самый настоящий уютненький рэкет! Ваш телефон имеется в справочнике? Просто кивните, если да. — Я едва заметно наклонил голову. — Прекрасно, будьте сегодня около восьми дома и ждите гостя. — Затем голос ее зазвучал в полную силу: — Всего доброго, лейтенант! Я, как и Рейф, крайне сожалею, что мы не смогли вам ничем помочь.

Она повернулась, и я заметил, как аппетитно вильнул под желтой тканью ее округлый задок. Потом я направился к машине. Вода по-прежнему каскадом струилась по пышным формам мраморной Венеры. Что же касается ковра-самолета, то я решил, что он наверняка выбился из графика и опаздывает. Во всяком случае, в данный момент его нигде не было видно, так что мне пришлось вновь забраться в свой «остин».

Полуденное солнце нещадно жгло мне затылок, пока я спешил назад к домику на озере. Мысли мои занимали и Кендалл, и эта блондинка Джастис, казавшиеся теперь чем-то нереальным, вне мира сего. Отрезвила меня лишь мысль, что труп-то был настоящий.

Парадную дверь отворила облаченная в аккуратную школьную форму Саманта. Длинные черные волосы были заплетены в две косы, большие серые глаза смотрели не по-детски серьезно.

— Привет! — Она оглядела меня с головы до ног. — Вы хотите видеть мою маму?

— Правильно, — неуверенно улыбнулся я. — Мистер Брайан с ней?

— Дядя Пол уехал домой. — Она распахнула дверь пошире. — Входите, пожалуйста, лейтенант. Пойду предупрежу маму, что вы приехали.

Я прошел следом за ней в гостиную. Она окинула ее придирчивым взором, как это делают идеальные хозяйки, опасаясь, не осталось ли где-то невытертой пыли, затем предложила мне стул.

— Мама наверху, в своей комнате. Плачет. — Девочка аккуратно скрестила на груди тоненькие руки и несколько раз сурово кивнула головой. — Из-за папы, наверное. Догадываюсь, что она утратила свой «путеводный свет»!

— Плохо, — пробормотал я.

— Надеюсь, она его вскоре снова отыщет. — Детский голосок звучал убежденно, как у зрелого человека. — Все взрослые таковы, знаете? Сначала они ругают тебя неизвестно за что, а через минуту уже говорят ласковые слова и пытаются что-то купить, чего ты совершенно не хочешь. Хорошо помню, когда папа был дома, все так и происходило. Они всегда кричали друг на друга, ссорились, но, как только я появлялась в комнате, притворялись, будто ничего не случилось. Вот почему я уверена, что мама скоро успокоится. Мне не верится, что она папу хоть сколько-то любила.

— А тебе нравился твой папа, Саманта?

— По-моему, да. — Она наклонила голову к плечу, в глазах у нее появилось задумчивое выражение. — Только я его очень редко видела: он обычно отсутствовал. И все же он мне больше нравился, чем дядя Пол, эта мокрая курица!

— Саманта! — Мы одновременно повернули головы и увидели на пороге гостиной Гейл Мэгнасон с пылавшим от гнева лицом. Она шагнула было к ребенку, но тут же остановилась. — Достаточно разглагольствований, молодая леди! Ступай-ка наверх в свою комнату и оставайся там, пока не надумаешь извиниться!

— Хорошо! — Девочка укоризненно кивнула головой, потом взглянула на меня. — Видите, лейтенант? Вот еще одна особенность взрослых: они тебе неустанно твердят, как важно всегда говорить правду, а когда ты это делаешь, бранят тебя. Я иногда задумываюсь над тем, стану ли я себя понимать, когда вырасту?

Она степенно вышла из комнаты, сгибая узкие плечики под гнетом своей десятилетней мудрости.

Гейл Мэгнасон подошла к ближайшему креслу и, опустившись в него, машинально поправила юбку, в чем не было никакой необходимости. Глаза у нее покраснели и припухли. Нижняя губа слегка подрагивала, возможно, вследствие родительского неодобрения поведения девочки.

— Крайне сожалею об этом, лейтенант! — беспомощно махнула она рукой. — Полагаю, подобные разговоры Саманты являются чистым ребячеством, тем более что после исчезновения Хэнка Пол Брайан показал себя нашим настоящим другом.

— Разумеется, — вежливо кивнул я. — Он рассказал мне о своих планах расширения предпринимательской деятельности и о том, как ваш муж исчез вместе с десятью тысячами долларов. Судя по его словам, это были ваши деньги, не так ли?

Ее длинные узкие пальцы стали перебирать края широкого подола.

— Мой отец умер три года назад и оставил мне значительное состояние. Если бы не это, даже не представляю, что бы мы делали сейчас.

— Я узнал от Брайана и о том, как однажды ночью к нему на бензоколонку заявился ваш супруг. Это случилось приблизительно через три месяца после его исчезновения с деньгами. Вы не представляете, что имел в виду Хэнк, заявив, будто «они» на него охотились?

Она покачала головой:

— Понятия не имею, лейтенант. Возможно, он просто выдумал все это, чтобы вызвать у Пола сочувствие.

— Как ваш супруг зарабатывал на жизнь? Чем занимался?

— Понимаю, это звучит глупо, — она нервно улыбнулась, — но я не смогу ответить на ваш вопрос. В начале нашей совместной жизни, когда Хэнк то и дело находился в отъезде, я приставала к нему с расспросами. Он отвечал уклончиво, отшучивался, уверял, что он странствующий торговец, продающий жираф в зоопарки или же трапеции в цирки. Потом мне все это надоело, я стала настаивать, чтобы он сказал мне правду, и тут он вышел из себя. — Ее рука машинально потянулась к лицу. — У меня синяк не проходил более недели. После этого я перестала задавать ему вопросы.

— Предполагали ли вы, что что-то не в порядке, в тот день, когда он исчез с вашими десятью тысячами?

— Нет. Он отнесся к той идее с большим энтузиазмом. Ему нравился Пол, он без конца твердил мне, какое это будет великолепное вложение капитала.

— Были ли у него враги?

— Мне об этом ничего не известно. Знаю лишь, что у него был ужасный характер, что правда, то правда. Временами казалось, он ненавидит всех, в том числе и самого себя. Наш брак не относился к идеальным, особенно в последние годы. Ради Саманты я старалась сглаживать острые углы. Хэнк чаще всего бывал в отлучке, но даже если он и находился дома, то держался отчужденно. Мы с ним никуда не ходили вместе, и нашим единственным другом был Пол Брайан. Еще один момент. Хэнк сильно пил. Практически ежедневно к обеду он уже еле стоял на ногах. — Она горестно вздохнула. — Я сожалею, что он умер, но только так, как мы жалеем любого умершего человека. Год назад он поступил с нами настолько подло, что терпение мое окончательно лопнуло, и я никак не могу понять, для чего он вернулся сюда умирать. Разумеется, я не хочу сказать, будто он предполагал, что его убьют, но все же, с какой целью он возвратился?

— А что, если он очень нуждался в чьей-то поддержке и решил, что вы единственный человек, который сможет ему помочь?

— Сомневаюсь, чтобы Хэнк полагался на меня, — слегка пожала она плечами. — Хотя вообще-то это не исключено.

— Кто-нибудь еще, помимо вас и Пола Брайана, знал вашего мужа? Не было ли у него друзей в городе?

— Если и были, он держал это в тайне.

— Вы не можете припомнить ничего такого, что помогло бы нам отыскать убийцу вашего мужа?

— Ничего! — без раздумий отрезала она. — Крайне сожалею, лейтенант.

Протянув Гейл визитную карточку, я произнес традиционную фразу о том, что если ей что-то придет на ум, то пусть позвонит мне, после чего она выпустила меня из дома.

Мысли о том, каким образом Хэнк Мэгнасон ухитрился быть человеком-невидимкой даже для собственной супруги, стали меня изрядно изводить, и я, направляясь к верному «остину», решил не размышлять больше об этом деле. Коп привык оперировать фактами, подлинными или искаженными, я же пока не располагал таковыми. Конечно, я мог бы высказать целый ряд предположений, однако не желал делать этого, поскольку и подобный прием не всегда безупречен. Не придет ли такой момент, когда я прибегну к новой методике, над которой не раз размышлял? Представьте себе, вы перестаете задавать вопросы и просто говорите: «Я уже знаю правду, но хочу услышать ее от вас». Если повезет, вам все откровенно выложат, но поверю ли я?

За рулем моей машины сидела Саманта, держа руку на рычаге переключения скоростей. Когда она подняла на меня глаза, на лице у нее было горделивое выражение.

— Я — первая женщина-водитель, победившая на «Индианаполис-Пятьсот», — объяснила она.

— Поздравляю! — сказал я серьезно.

— Вы бы посмотрели, как я поворачиваю на сто восемьдесят градусов на одном колесе! Знаете, сам Стирлинг Моос прислал мне телеграмму с просьбой научить его этому фокусу!

— Потрясающе! — воскликнул я подчеркнуто завистливым тоном.

Девочка вылезла из машины и вежливо распахнула передо мною дверцу. Я скользнул на водительское место и захлопнул дверцу. Она следила за мной уже знакомым мне взглядом, скрестив на груди руки.

— Может быть, как-нибудь ты пожелаешь поехать со мной на прогулку? — предложил я. — Я знаю одну грунтовую дорогу милях в пяти отсюда, по которой, по-моему, вообще никто не ездит. Там ты сможешь продемонстрировать мне свое мастерство.

— Это было бы замечательно! — И она с самым серьезным лицом принялась описывать мне всевозможные трюки на машинах, пересыпая свою речь техническими терминами.

— Ты знаешь ужасно много для девочки твоих лет, — наконец произнес я почтительно.

— Вы говорите сейчас как самый обыкновенный взрослый глупец! — Серые глаза укоризненно уставились на меня. — Вам никогда не удастся выяснить, кто убил моего папу, если вы будете ходить вокруг да около и думать о таких вот нелепостях, как эта! Только потому, что мне всего десять лет, вы воображаете, будто я ничего не знаю!

— Наоборот, я уверен, что тебе очень многое известно. Во всяком случае, ни одна девочка любого возраста не знает столько об автогонках!

— Все дело в том, что я терпеть не могу девчоночьи забавы, — сказала она с презрительной гримасой. — Девчонки абсолютно бесполезные создания, когда они занимаются своими делами. Года два назад, тогда я была очень маленькая, мама частенько покупала мне ужасных кукол с большими пустыми глазами и идиотскими ресницами. Почему-то все они напоминали мне ее саму, наверное, потому, что у всех них был невероятно глупый и беспомощный вид, совсем как у нее, когда она ссорилась с папой. Но мама вскоре перестала дарить мне кукол, так как увидела, что я их убивала. И только после этого я смогла наконец попросить ее покупать мне действительно полезные вещи, вроде моделей гоночных машин или конструкторов.

— Ты убивала своих кукол? — пробормотал я.

— Да. Старой папиной бритвой я обычно отрезала им головы, потом руки и ноги и прятала все, что оставалось от них, в разных местах по всему дому. Один раз у нее началась настоящая истерика, когда мама нашла отрезанную голову под подушкой у себя в кровати. Это была та кукла, у которой я сначала выковыряла глаза. — Девочка радостно засмеялась. — Мама жалуется, что не понимает меня. Она даже не знает, что именно этого я и хочу. Если взрослые начнут понимать детей, тогда нам придется для самозащиты убивать их, не правда ли? — Ее лицо внезапно помрачнело. — Теперь полагаю, она выйдет замуж за дядю Пола, и все станет вообще невыносимым.

— Ты думаешь, она сделает это? — спросил я только для того, чтобы что-то сказать.

— Да, несомненно! — закивала головой Саманта. — Пару недель назад я наткнулась на них, когда они целовались. — Она даже поперхнулась от отвращения. — Вы даже не представляете, как я была поражена. Такая немолодая женщина, как моя мать, занималась дурацкими нежностями! Впрочем, как мне думается, ни на что другое она и не способна, потому что она такая несамостоятельная. Наверное, мой папа и сердился на нее только из-за того, что ему надоело ее сюсюканье. Он считал маму настолько никчемной, что даже поколачивал ее. А когда ему это надоедало, снова уезжал. И все же, мне кажется, ему нравились такие, ни к чему не приспособленные девушки, потому что я видела его с другой глупышкой. У нее были рыжие волосы и идиотский смех. Зовут ее Чейри.

— Где ж ты ее видела? — спросил я как можно равнодушнее.

— На берегу озера, в паре миль от нашего дома. Это случилось как-то днем, уже довольно давно, до того, как папа бросил нас. Я преследовала индейцев в камышах, подкрадывалась к ним на животе, как вдруг увидела эту парочку. Папина машина была припаркована сзади на дороге, а они сидели на берегу. Он обнял ее за плечи и целовал. — Она снова наморщила курносый нос. — Тогда я впервые поняла, что и мужчины могут быть глупыми! Папа называл ее ягодка и дорогуша. Лично мне она не казалась похожей на ягодку, скорее напоминала перезревший апельсин. Вы бы только посмотрели на ее бессмысленно-счастливую физиономию!

— Они только нежничали или говорили еще о чем-то?

На лице у нее вновь появилось сосредоточенное выражение.

— Вы ищете ключи к разгадке этого преступления, верно? Я сомневаюсь, чтобы эта безмозглая рыжеволосая девица могла убить моего папу. Мне она не показалась достаточно сильной. Ноги у нее очень тонкие. Я даже подумала, не больна ли она этим… тубер… Я говорю о той гадости, которая заводится у человека в легких и убивает его. Если она на самом деле хворала, тогда это отчасти объясняет, почему папа любезничал с ней, понимаете? Он просто проявлял к ней доброту, зная, что она должна скоро умереть. Нет, они не сказали ничего важного. — Девочка закрыла глаза. — Когда они перестали нежничать, то начали отпускать глупые шуточки и смеяться как ненормальные. Мне показалось, что ничего остроумного и даже веселого в их шутках не было. Папа спросил ее, есть ли у нее путеводный свет, и они оба захохотали. Потом он заявил, что вот у Кендалла есть настоящий яркий свет, поскольку им руководят, после чего их хохот стал настолько громким, что я испугалась, как бы не оторвались у них головы.

— Что еще?

— Да ничего, они опять принялись обниматься и целоваться, ну а я двинулась дальше сквозь камыши в поисках индейцев.

— Ты рассказала про это своей матери?

— Я не так глупа! — произнесла Саманта презрительно. — Она бы тотчас принялась плакать. Когда дела идут скверно, ни на что иное она не способна. Сидит и льет слезы до головной боли. Когда я вырасту, то, если не буду ездить на гоночной машине, стану всюду ходить с тростью с серебряным набалдашником. И если кому-то вздумается обидеть меня, я вздую его как следует. Побью тростью прямо по голове. Возможно, после этого он останется калекой на всю жизнь, но винить в этом ему придется только самого себя!

— Почему дядя Пол «мокрая курица»?

— Потому что так оно и есть, — ответила она без раздумий. — Разве для этого должна быть причина? Или вы этого не знаете? Таким уж он уродился.

— Ну что же, пора прощаться, — сказал я. — Мне было приятно с тобой поговорить, Саманта.

— Вы не забудете про поездку на машине?

— Нет, не забуду! — пообещал я.

Внезапно она прикусила свой палец, самоуверенное выражение полностью исчезло с ее лица.

— Все разговоры о том, что люди обладают путеводным светом… Это же не может быть правдой, верно?

— Полагаю, что нет. На мой взгляд, это лишь идея. Одни верят в нее, другие — нет.

— Вы не верите? — быстро спросила она.

— Нет.

— Очень рада. А вот моя мама верит. И дядя Пол говорит, что тоже верит, но я-то думаю, что он просто хочет ей угодить. Мой же папа и та тощая Чейри не верили, иначе чего ради стали бы они так смеяться по этому поводу? Но если мама верит в путеводный свет, то почему она проплакала целый день из-за смерти папы? — Понемногу ее большие серые глаза вновь приобрели прежнее, не по-детски рассудительное выражение. — Или, возможно, она плакала вовсе не из-за папы?..

Глава 3

Мне бы следовало показаться в конторе шерифа, но я этого не сделал. День был бесконечно хлопотным и долгим, да и вечер, по моим расчетам, предстоял не менее напряженным. Поэтому, выйдя из особняка на озере, я отправился к себе домой, поспал три часика, принял душ, побрился и облачился в только что полученный из чистки костюм. Перекусил холодным бифштексом по-татарски, который можно не разогревать. Конечно, это не так уж вкусно, но, уверяю вас, вполне съедобно. После этого, в ожидании восьми часов, приготовил себе послеобеденный стаканчик и сигареты.

Бросив придирчивый взгляд на свою обитель, я решил, что все в полном порядке. Две настольные лампы давали достаточно света, чтобы не натыкаться на расставленную повсюду мебель. Основную ставку я делал на стопку долгоиграющих пластинок, которые были отобраны мною за их возбуждающе-обольстительные качества. Транслируемая через пять динамиков музыка в моей гостиной как бы неслышно проникает в сознание и души людей, хотя им и кажется, будто они ее не слушают, зачаровывает их и подчиняет себе, вызывая у них далеко не платонические желания.

Дверной звонок раздался в пять минут сорок три секунды девятого. Секунды через две я отворил дверь и был буквально ослеплен серебристым сиянием. Я непроизвольно зажмурился, но даже при этом ощущал перед собой яркий свет.

— Зачем было останавливать выбор на мне? — заворчал я. — Если вам вздумалось поговорить с землянином, то почему бы не подыскать для этого известного ученого или какую-то другую знаменитость? Не станете же вы уверять меня, что проделали столь длинный путь из космоса ради разговора с простым копом?

— Исходящее от меня сияние выражает мою сущность, — со слабым вздохом произнес голос. — Вы к этому привыкнете.

Я снова осторожно открыл глаза, и серебристый свет материализовался в вечерний туалет из сверкающей парчи. В жизни не видел подобных платьев! Впрочем, оно было сшито вовсе не из парчи, как показалось мне сперва, а из чего-то похожего на переливающийся пластик. У него не было рукавов, зато имелась металлическая «молния» — от ворота до подола, не доходившего до колен. На ногах красовались нарядные серебряные туфельки, специально подобранные под столь эффектное одеяние. Светлые волосы были стянуты на шее наподобие огромного узла. Такая прическа ей шла, поскольку подчеркивала необычное строение ее скул. Сапфировые глаза лучились. Довольно большой рот говорил о неисчерпаемых запасах чувственности.

Короче, она была из тех гостей, которые мне нравились на своей родной планете. И мне было ровным счетом наплевать на то, завтракают или нет они с копами, потому что до утра у нас имелась еще целая ночь.

Она вошла в гостиную первой. Остановилась посередине, неторопливо все осмотрела, потом опустилась на кушетку.

— Уютно, — пробормотала она.

— Я приготовлю нам по стаканчику.

— Прекрасно.

Я сходил на кухню за выпивкой, затем присоединился к гостье на кушетке, но сел не слишком близко. Как говорят англичане, залетают в дом лишь боязливые птицы, и им нужно время освоиться.

Девушка пригубила свой бокал, затем снова осмотрелась.

— Когда-нибудь вы с Кендаллом споетесь, — заявила она негромко. — У вас с ним одинаковые взгляды на внутреннее убранство дома, только у него больше денег, чтобы воплощать свои идеи на практике.

— А мне показалось, этот ваш храм походит скорее всего на полуразвалившийся монастырь, — буркнул я непочтительно.

И тут она резко изменила тему разговора — классическим образом, чисто по-женски, когда ты начинаешь сомневаться, правильно ли расслышал слова собеседницы:

— Что идет перед Уилером?

— Эл, — ответил я. — А что следует за Джастис?

— Хеллер.

— Хеллер? «Исчадие ада», можно так перевести? Что ж, подходит.

Она не отреагировала на мое замечание.

— А в храме вы ровным счетом ничего не видели, Эл. В следующий раз я сама буду вашим экскурсоводом и все вам покажу.

— В предвкушении всего того, что ожидает меня там, я лишусь сна! — произнес я с жаром. — Вы можете мне сказать, какого рода рэкет организовал Кендалл в своем худосочном Храме любви?

— Вполне легальный. — Ее сапфировые глаза внимательно следили за мной поверх бокала, который она поднесла к губам. — По сути дела, это не что иное, чем уже давно известная афера «одинокие сердца», но классом повыше. Мы встречаем с распростертыми объятиями любого одинокого человека как мужского, так и женского пола, если только он хорошо обеспечен. Подобным людям никто не представляет счетов за оказанные услуги, лишь намекают на то, что они могут сделать пожертвование, поскольку протекла крыша или случилось еще что-то непредвиденное. И, поверьте, они жертвуют!

— Кендалл лелеет одинокие женские сердца, а вы занимаетесь мужскими?

— Нечто в этом духе. — Она кивнула головой. — Но в наших взаимоотношениях не допускается ничего грубого, вроде неприкрытого секса. Правда, существует некий невысказанный намек, что в храме возможно получить какие-то утехи, развлечения или удовольствия, если добровольное пожертвование достаточно велико! Но подобное как-то ни разу о’гкрыто не происходило. Рейф слишком осторожный руководитель, чтобы рискнуть организовать откровенно бурное веселье, чреватое визитом полиции нравов.

— Вы имеете в виду, что это какое-то хитроумное надувательство? Мошенническая игра?

— Нечто из ряда вон выходящее, — уклончиво ответила она. — Вы любите, чтобы к каждой вещи был прикреплен совершенно точный ярлык, не так ли, Эл? По всей вероятности, это некий полицейский комплекс?

Она медленно перекинула ногу за ногу, и от ее блестящих туфелек отразился свет. Подол серебристого платья приподнялся еще на пару дюймов, открыв моему взору умопомрачительную частицу голого округлого бедра теплого медового цвета. Эта картина полностью лишила меня возможности сосредоточиться. Я неохотно закрыл на несколько секунд глаза и сделал пару глотков скотча.

— А если откровенно… Знайте, чтобы вас не мучил этот полицейский комплекс, что вы заставили Рейфа понервничать, — неохотно продолжала Джастис. — А когда он нервничает, он сразу же глупеет и может наломать дров. Именно по этой причине он и заявил, что не в силах помочь вам в расследовании, и вообразил притом, что вы ему поверили.

— Хотя с самого начала он прекрасно знал, кто убил Хэнка Мэгнасона? — подсказал я.

— Если вы воображаете, что я намерена помогать вам в выполнении ваших служебных обязанностей, то можете незамедлительно вручить мне свой полицейский значок: я не ударю лицом в грязь, — заявила она, мило улыбаясь. — У вас же, я уверена, отросла бы борода до колен, прежде чем вы научились бы справляться с моими обязанностями в Храме любви.

— Для этого я тоже должен был бы облачиться в серебряный костюм? — поинтересовался я.

— Вы не умеете слушать, вот в чем беда! — Она вздохнула. — Но, вообще-то, вы — коп, возможно, без специального образования. К тому же глухой из-за всех тумаков и ударов, которые получаете при исполнении служебных обязанностей, когда задерживаете молоденьких девчонок на панели, где они поджидают случайных кавалеров.

Я с восхищением посмотрел на нее:

— Слова так и льются у вас изо рта, будто вода из испорченного крана. Если вы расскажете что-то важное, я буду слушать вас еще более внимательно.

— У Рейфа есть приятель по имени Брайан. Именно он впервые привел миссис Мэгнасон в храм. Судя по тому, как она ведет себя с тех пор и какие делает «добровольные пожертвования», можно подумать, что Рейфа в ответ на ее молитвы ей послал сам Господь Бог. Вы меня слушаете?

— Да.

— Брайан не входит в нашу маленькую общину. После того как он привел к нам миссис Мэгнасон, он встречался с Рейфом только в так называемые «нерабочие» часы. Они друг с другом на короткой ноге, но Рейф со мной никогда о нем не говорит. Возможно, Брайан знает что-то такое о миссис Мэгнасон и ее убитом муже, что могло бы вам помочь?

— Постараюсь не забыть расспросить его, — пообещал я.

— Я для вас всего лишь источник информации, — усмехнулась она. — Что ж, продолжу. Упомяну еще об одном типе, которого можно назвать завсегдатаем наших небольших сборищ. Это некий Фенвик. «Зовите меня Чаком», — говорит он обычно. Толстый верзила, воображающий себя важной птицей. Из тех нахалов, которые заставляют девушку почувствовать, что ей не хватает рук для действенной самозащиты, и при этом самодовольно гогочет. Как мне думается, он считает похороны собственной матери самым радостным событием в своей жизни. Когда миссис Мэгнасон впервые появилась в храме, Фенвик приветствовал ее как старый друг и тут же принялся расспрашивать про мужа, но она решительно отшила его, будто он таракан или еще какая-то мразь, ползущая по ее телу. После этого он стал держаться от нее на порядочном расстоянии. Здоровался с ней с преувеличенным почтением. Поскольку поблизости всегда находится Рейф, она не замечает Фенвика и даже не знает, жив ли он или давно уже на том свете. Такое случается со всеми женщинами, с теми, конечно, что приходят в храм.

— Так где же я смогу разыскать весельчака Чака? — спросил я.

— Он живет где-то в Вэлли-Хейтс. — Милая улыбка вновь растянула ее губы. — Хотите, я разыщу его адрес в телефонном справочнике?

— Вы получаете в храме какое-нибудь жалованье или процент от прибыли?

— А как вы думаете?

— Вне всякого сомнения, вам принадлежит какая-то доля от общей суммы дохода. Иначе какого черта стали бы так стараться, чтобы помешать мне нажать на Кендалла и заставить его понервничать и натворить глупостей?

— Так вы считаете это единственной причиной того, что я здесь, Эл?

— А что же еще?

Она тихонько вздохнула:

— В данный момент, полагаю, я имею право каким-то образом выразить разочарование по поводу крушения моих планов?

Опустошив свой бокал, она швырнула его в противоположный конец комнаты. Раздался звук, походивший на слабый взрыв. Десятки мелких осколков рассыпались блестками по ковру.

Джастис поднялась с кушетки и, подбоченившись, с вызовом взглянула мне в лицо.

— Ладно, — произнесла она через минуту тихим голосом, — я действительно не хочу, чтобы вы запугивали Рейфа. И мне следует помочь вам поймать убийцу, Эл, чтобы не привлекать общественного мнения к нашему храму: газетная шумиха нам только повредит. Есть и еще одна причина, заставившая меня сюда прийти. Как я уже говорила раньше, Рейф проводит вполне определенную политику и поэтому никогда не позволит «одиноким сердцам» осуществить их чаяния и мечты. Иногда подобная позиция приводит к полному крушению всех надежд и планов, вынашиваемых одной связанной с храмом девушкой. Даже если она встретилась по делам бизнеса с привлекательным мужчиной. Иными словами, мне приходится выискивать возможность расслабиться где-то за пределами нашей обители и быть при этом исключительно осторожной при выборе партнера. Ну и кто может быть респектабельнее лейтенанта полиции?

— Действительно, кто? — произнес я внезапно охрипшим голосом.

Джастис потянулась правой рукой к затылку и произвела там какие-то манипуляции, после чего огромный узел развалился и светлые волосы рассыпались по плечам волнистым покрывалом, ниспадавшим чуть ли не до талии. Потом она расстегнула «молнию» на серебряном платье, высвободила руки, и одеяние упало на пол. Девушка же осталась стоять в крохотном бюстгальтере и трусиках из прозрачных кружев. Я почувствовал, как мой подбородок вонзился мне в грудь, но в тот момент у меня просто не было сил, чтобы вернуть его в нормальное положение.

Джастис скользнула мне на колени со спокойным величием зарубежного лайнера, бросившего якорь у Лонг-Бича, и у меня даже мелькнула мысль, не следует ли мне поднять флаги. Она обхватила обеими руками мою шею, и взгляд ее сапфировых глаз устремился на меня с расстояния всего в какие-то пять дюймов.

— Надеюсь, моя идея не показалась вам несовместимой с вашими желаниями, Эл?

— Не пугайте меня многосложными словами. Я испытываю затруднения даже с двухсложными, — пробормотал я. — Просто, когда парень, находясь в бодрствующем состоянии, оказывается вдруг в объятиях своего любимого сна, ему требуется какое-то время, чтобы освоиться.

— Ну что же, осваивайтесь, — проворковала она нежно. — Посмотрю, не смогу ли я вам чем-нибудь помочь.

В следующее мгновение ее губы прижались к моим. Я ощутил упругость ее полных грудей, упиравшихся в мою грудь. Правой рукой я сжал ее крутой бок и, совершенно неожиданно, «освоился». Ее руки исчезли у нее за спиной, бюстгальтер полетел вниз. Туда же, где поблескивало немыслимое платье.

— Это и есть мой путеводный свет! — воскликнул я совершенно искренне.

— Что?

Тело ее замерло, и лишь подрагивали, как и прежде, коралловые кончики грудей.

— Путеводный свет, — махнул я рукой. — Все это великолепное сверкание, фантастические переливы огней…

— Где вы подхватили эту фразу? — напряженным голосом спросила она.

— Храм любви! — продолжал я, словно не замечая происшедшей в ней перемены. — Мне и в голову не приходило, чтобы он мог переместиться в мое собственное жилище!

По выражению ее лица я ясно понял, что Храм любви лейтенанта Уилера только что рухнул. Я даже прислушался, не раздастся ли грохот падающих вниз колонн.

Джастис подняла с пола бюстгальтер и надела его. Затем вступила в центр серебряного платья и застегнула «молнию» до самого конца — до шеи.

Я всегда относился положительно к «стриптизу наоборот», но только после, а не до. У меня было сколько угодно времени, пока она закручивала узлом свои длинные волосы, и я с недоумением смотрел на сигаретный дымок, заметный при свете лампы.

— Я сказал что-то не так?

— Вы все прекрасно понимаете! — отрезала девушка. — Могу поспорить, вы считаете себя весьма прозорливым и ловким, Эл Уилер. А посему прощайте, сами ищите своего убийцу!

Схватив сумочку со стола, Джастис пошла к выходу. Я жадными глазами наблюдал за тем, как повиливает ее серебряная нижняя половина спины, пока она не скрылась в прихожей. Потом услышал, как за ней захлопнулась входная дверь, и непроизвольно присел, ожидая, что на мою голову сейчас обрушится потолок.

Путеводный свет. Это какой-то важный пароль? Но почему? И для чего?

«Ясно, не для секса», — мрачно подумал я.

Потом я налил себе «холостяцкий» стаканчик и выключил проигрыватель: кому теперь нужны эти рыдающие струны и душещипательные мелодии?

Мои часы подсказали, что было немногим более половины десятого. Таким образом, ночь практически еще не наступила и было бы просто безумием оставаться в квартире наедине со всеми этими сверкающими серебряными воспоминаниями, вдыхая аромат терпких духов, все еще витавший в воздухе.

Верх моего «остина» был открыт, и я, отъехав от обочины, с удовольствием ощутил на лице дуновение прохладного вечернего ветерка. Разумеется, направился я к Храму любви. Прибыв туда минут через двадцать, припарковал свою тачку в стороне от дороги, ярдов за пятьдесят от ограды.

Шагая к воротам, я спрашивал себя, какого черта я здесь делаю. Коп без ордера на обыск должен быть совершенно ненормальным, чтобы хотя бы теоретически помышлять о проникновении в дом. А коли уж я помешался, решил я, то к чему останавливаться на полпути?

На стоянке перед храмом пристроились три машины. Возможно, одна из них принадлежала Джастис, если только она умудрилась вернуться сюда до меня.

Кованые чугунные ворота были заперты, но я находился в том состоянии, когда, как говорится, и море по колено. Подпрыгнув с разбега, я ухитрился уцепиться за верх кирпичной стены, подтянулся и, перемахнув через ограду, довольно ловко упал во двор.

Сухая Венера теперь купалась лишь в призрачном лунном свете, и я подумал, что Кендалл наверняка скряга, привык считать каждый грош, раз отключает на ночь фонтан.

Подойдя к массивной арке, я заметил свет, проникавший через кованую решетку в двери. Но это не был тот путеводный свет, который я в тот момент искал. Поэтому я резко повернул налево и зашагал вниз по сводчатому проходу. Футах в тридцати от двери я обнаружил раскрытое окно, за которым стояла кромешная тьма, и решил, что любой грабитель при данных обстоятельствах посчитал бы себя счастливчиком, даже если бы он был так же глуп, как и я, отправившись на «дело» без электрического фонарика.

Когда я забрался внутрь, то темнота показалась мне абсолютной. Я довольно долго блуждал с вытянутыми вперед руками, пока не наткнулся на стену и не двинулся вдоль нее в поисках двери. Таковая нашлась. На протяжении еще нескольких нервных минут я тихонько, дюйм за дюймом, открывал ее, пока наконец не преуспел в этом занятии. Поскольку на меня никто не прикрикнул, я выбрался в тускло освещенный коридор, на полу которого лежал толстенный ковер, резко контрастировавший с монастырской строгостью убранства помещения, увиденного мною при первом посещении Храма любви.

Откуда-то доносилась едва различимая музыка. Я пошел на этот ориентир и, пройдя несколько ярдов, обнаружил закрытую дверь. Музыка означала, что за этой дверью находятся люди. На какое-то мгновение мое воображение нарисовало картину грандиозной оргии в этом удаленном от главного входа помещении, где Джастис, возможно, являлась центральной фигурой, а единственно важным, недостающим звеном в буйном веселии был Эл Уилер.

Я не был уверен в законности организации оргий в Южной Калифорнии: всевозможные газетные заметки из раздела светской хроники и сплетен сбивали меня с толку. Но если они не были легальными, то, подумал я, никто не потребует у меня пригласительного билета. И посему смело отворил дверь.

Низвергавшиеся повсюду оглушительные звуки на какое-то мгновение превратили меня в неподвижную статую с открытым ртом, а затем затянули внутрь. Я захлопнул за собой дверь, которая была, скорее всего, звуконепроницаемой, если превращала этот грохочущий бедлам в едва различимый в коридоре шепоток. И тут же сообразил, что я наверняка добрался до самого что ни на есть конца. В течение последнего получаса я определенно распрощался с жизнью, и это была преисподняя — особого рода, для лейтенантов, которые не стали праведниками на грешной земле и любили соблазнять представительниц женского пола не без помощи нежных напевов рыдающих струн.

Дикая какофония адских мелодий причиняла моим барабанным перепонкам невыносимую боль, вызывая страстное желание заткнуть уши. И в дополнение к этому помещение все вращалось перед глазами в постоянно изменяющемся калейдоскопе красок. Темно-синий свет, пронизывающий каждую деталь интерьера, сменялся ярко-розовым, потом зловеще-красным, постепенно выцветающим до нежно-янтарного, замещенного, в свою очередь, лимонно-желтым. И так далее и тому подобное.

Я обратил внимание на то, что мои ощущения быстро теряют остроту, а суждения притупляются. Инстинктивно, шмыгнув в сторону, я за что-то зацепился и упал бы лицом вниз, если бы не успел вытянуть вовремя руку в поисках опоры. Моя ладонь уперлась в стену и затем скользнула по ней. Пальцы наткнулись на выключатель. И тотчас сработал, очевидно, благоприобретенный за годы жизни рефлекс: я повернул его вправо, и через пару секунд музыка смолкла. Рядом с первым выключателем оказался еще один. Я не смог удержаться и щелкнул им. Наверное, вы догадываетесь, что после этого вращение постоянно менявшегося света замедлилось и, наконец, совершенно прекратилось, и комнату залил приятный полуночный свет.

Когда я приспособился к тишине и покою, которые в первое мгновение показались мне еще более болезненными, чем грохот безумной музыки, а мои глаза снова научились различать предметы, я осмотрелся.

Помещение было приблизительно в пару сотен квадратных футов, с низким потолком. На полу лежал такой же толстенный ковер, как и в коридоре.

В голубоватой мгле мне удалось разглядеть также, хотя и не без труда, что в комнате помимо меня находилось еще кое-что. Я не сразу сообразил, что это, и только когда подошел ближе, то понял, что передо мною огромный гроб, установленный наподобие козел. Сделав еще пару шагов, я определил, что изнутри он обит роскошным золотистым атласом, и, наконец, оказавшись в непосредственной близости от него, я убедился, что он не был пуст.

Что греха таить, сердце у меня екнуло, в голову полезла всякая чепуха. Судите сами, вся эта адская музыка и меняющаяся цветовая гамма служили лишь зловещей преамбулой к трупу в гробу! Я утратил способность соображать. Самым естественным было бы завопить от ужаса, но горло у меня сжалось. Я молча стоял, парализованный страхом, а проклятый труп между тем не спеша приподнялся и сел.

То была женщина, и к тому же живая.

Это первая разумная мысль, мелькнувшая у меня в голове, когда я заметил, как у того, кого я почел за покойника, медленно поднимаются и опускаются маленькие груди. Глаза у женщины оставались закрытыми, худенькое нагое тело при голубовато-призрачном освещении отдавало синевой, а два крыла черных волос, обрамлявших лицо, выглядели темнее ночи. Пару раз она моргнула, затем широко раскрыла очи и равнодушно посмотрела на меня. Припухлая нижняя губка подрагивала, и я уже собрался было спросить вдову Мэгнасон, какого черта она сидит в чем мать родила в этом саркофаге, как вдруг она заговорила сама.

— Он исчез, — пожаловалась Гейл недовольным тоном.

— Исчез?

— Да. Что вы сделали с ним?

— С ним? — повторил я как эхо. — О ком или о чем это вы?

— Я хочу, чтобы он вернулся прямо сейчас! — Она чуть растерянно улыбнулась. — Пожалуйста, верните его, хорошо?

— Кого «его»?

Я был в таком недоумении, что не мог придумать ничего лучшего, как изображать из себя послушное эхо.

— Путеводный свет, конечно! — Голос зазвучал нетерпеливо и раздраженно. — Мне нужен путеводный свет!

Я открыл рот, но не произнес ни единого слова: буквально в следующую же секунду кто-то ударил меня по затылку. На какое-то краткое мгновение мне представилась возможность самому лицезреть «путеводный свет» в виде молниеносно перемещавшихся цветов радуги, но потом ковер у меня из-под ног вытянули, и я сквозь отверстие в полу полетел в глубокое черное ничто. Во всяком случае, так мне показалось.

Глава 4

— Значит, кто-то оглушил вас ударом по затылку? — Шериф Лейверс передвинул свою массивную тушу подальше на сиденье. — И что потом?

— Когда я очнулся, то увидел, что сижу за рулем своей машины, — проворчал я. — Решив, что приключений для одной ночи более чем достаточно, я отправился прямо домой.

Шериф тщательно раскурил сигару, потом довольно долго смотрел в окно.

— А вы уверены, что вообще выходили из дому?

— Что вы хотите этим сказать?

— Ну… — Он уставился на меня. Лицо его едва проглядывало сквозь густой дым, превращавший шерифа в подобие Санта-Клауса с голубоватой бородой. — Даже вы должны признать, что ваша история звучит несколько неправдоподобно, Уилер. Взять хотя бы эту комнату с огнями и очень громкой джазовой музыкой, которую должны были слышать далеко вокруг. Затем эта нагая вдова, сидящая в обитом атласом гробу и умоляющая вас вернуть ей путеводный свет! — Он слегка прищурил глаза и пробормотал: — Я не думаю, что вы, так сказать, хронический псих, но, возможно, на вас нашло временное затмение? День был долгим и утомительным, вы ничего не ели, а только пили, прежде чем лечь спать…

— Я не сошел с ума, — холодно отрезал я. — Откуда же у меня шишка на затылке?

Шериф пожал плечами:

— Это могла сделать и какая-то дамочка в вашей же квартире, Уилер. Откровенно говоря, меня удивляет, что этого не случилось раньше.

— Вы не поверили ни единому слову, не так ли?

— За исключением того, что вас здорово огрели! — Он негромко захохотал. — Этому я охотно поверил.

— «Путеводный свет»! — настаивал я. — Это не бессмыслица. Комната напоминала в точности одну из тех сумасшедших дискотек со световыми эффектами, о которых так часто пишут в газетах.

— Какая еще там дискотека? — Его глаза между жировыми подушечками раскрылись пошире.

— Это новое увлечение, объяснил я. — Считается, что с помощью подобных световых трюков можно добиться такого же эффекта, как и от употребления наркотиков, которые, таким образом, теперь не обязательно вводить в организм.

— Послушайте, Уилер, я всего лишь простой старый окружной шериф. Вы не подшучиваете надо мной? Вы говорите серьезно? Выходит, люди принимают наркотики или что-то там еще, заменяющее их, только потому, что им нравится представлять, будто они сидят нагишом в гробу, в то время как пучок цветных огней пляшет вокруг них по стенам и потолку?

— Имеются наркотики, — заговорил я лекторским тоном, — которые дезориентируют чувства. Наркоманы уверяют, что они высвобождают и сознательное мышление, и подсознание, так что человек ощущает себя совершенно раскрепощенным.

Его глаза выражали полную растерянность. Можно было предположить, что он вот-вот откроет от удивления рот, проглотит свою изжеванную сигару и задохнется до смерти. Я не стал решать, спасу я его от гибели или нет, поскольку мне надо было продолжать разъяснение.

— Знаю, то, что я сказал, звучит фантастично, и все же это правда. Именно по этой причине возникает все больше и больше подобных психодискотек. Когда-то дискотека была просто местом, куда приходили потанцевать под соответствующую музыку, но теперь к этому добавляется… — Неожиданно я потряс головой и прекратил свои объяснения. — Вы правы! Хотите знать правду? Вчера я поскользнулся на блондинке и ударился затылком о стену.

Лейверс осторожно перебрал бумаги у себя на столе, затем через несколько секунд произнес:

— Давайте-ка поговорим об убийстве, а?

— Почему бы и нет? — Я улыбнулся, продемонстрировав ему великолепный набор всех своих зубов. — Полагаю, теперь уже поздно искать мою блондинку.

— Доктор Мэрфи извлек у покойника из груди четыре пули тридцать восьмого калибра. Все они были выпущены из одного пистолета. По его мнению, смерть наступила где-то от полуночи до двух часов утра. Практически это все, что нам дало вскрытие.

— Парни из криминалистической лаборатории больше ничего не подкинули?

— Ничего. — Шериф принялся выстукивать на крышке стола какой-то мотивчик пухлыми пальцами. — В карманах у Мэгнасона ничего не было, кроме носового платка. Убийца, несомненно, предусмотрительно их очистил.

— А Полник еще что-нибудь вытянул из того старикана, который выудил труп из озера?

— Нет. Так что считаю, вам следует сосредоточить внимание на вдове и ее приятеле Брайане. Почему бы не позабыть обитые атласом гробы и крутящиеся огни и не заняться испытанными старыми мотивами, вроде ревности и материального выигрыша?

Я пару секунд постоял с широко раскрытым ртом, затем в восхищении покачал головой:

— Черт возьми, шериф! Ваш блестящий, острый как бритва ум по временам так опережает меня, что я нахожу чертовски трудным за ним угнаться.

— Ну, — благосклонно заулыбался он мне сквозь сигарный дым, — почему бы вам не начать работать засучив рукава прямо сейчас? Или, возможно, вы предпочитаете, чтобы я вызвал городских криминалистов заняться этим случаем?

— Забавно, что вы заговорили о такой возможности! — воскликнул я, тотчас вскочив с кресла. — Я уже бегу!

Когда я проходил через приемную, Аннабел Джексон, личный секретарь шерифа, платиновая блондинка с большим количеством изгибов и закруглений, чем у автомагистрали номер один, сидела задумавшись перед умолкнувшей машинкой. Одета она была в накрахмаленную белую блузку и цветную юбку, которая, возможно, относилась к разряду полумини, если девушка стояла, но стоило только ей сесть, скрестив ноги, как в данный момент, и сей атрибут женского одеяния тотчас приобретал другие качественные характеристики.

— Лучшие годы жизни пролетают прямо перед вашими глазками, когда вы вот так сидите, печатая нудные отчеты шерифа о разных там убийствах, — сочувственно заметил я. — И все же не принимайте это слишком близко к сердцу, милочка, помните, что некий симпатичный свободолюбивый лейтенант всегда готов служить вам верой и правдой. Почему бы вам не вернуться в мир радостей и не договориться со мной о встрече на сегодняшний вечер?

Она приподняла голову, и ее вводящие в заблуждение по-детски голубые глаза несколько секунд внимательно разглядывали меня.

— Хорошо, — сказала она. — Заезжайте за мной около восьми.

— Ух! — ошеломленно выдохнул я.

— Мы пообедаем в каком-нибудь недорогом ресторанчике, затем завернем к вам домой, и под звуки проигрывателя вы начнете преследовать меня вокруг вашей чудовищной кушетки, — насмешливо фыркнула она. — Куда как интересно!

— На какое-то мгновение мне показалось, что вы были искренни! — произнес я с сожалением.

— Могу поспорить, что это напугало вас до полусмерти! — Она усмехнулась отнюдь не дружелюбно, потом лицо ее вновь стало серьезным. — А если бы я действительно согласилась сегодня с вами встретиться, Эл Уилер, что бы мне это дало, кроме того, что я задохнулась бы в ваших объятиях?

Я пожал плечами:

— Вами высказано всего лишь единичное суждение, но никоим образом не основная идея новой женской философии. Иногда, когда я на протяжении долгих часов рискую жизнью при расследовании опасного преступления, я испытываю необходимость немного расслабиться.

— Вся беда в том, что девушка, решившая помочь вам осуществить это желание, должна обладать исключительной энергией. — Она быстро покачала головой. — Все равно я благодарна вам, Эл. И, как мне думается, вы должны, невзирая ни на что, продолжать вести свое опасное расследование. Если же с вами что-нибудь случится, я пришлю цветы магнолии.

— Помните только, я вернусь с того света, чтобы неотступно находиться при вас в ванной, — пообещал я. — Каждый раз, когда вы, стоя под душем, станете покрываться гусиной кожей, знайте, что это я устроил вам такое сомнительное удовольствие! Тень Уилера будет преследовать вас вечно…

Но я напрасно расточал свое красноречие: Аннабел уже стучала на машинке, и лицо ее не выражало никаких эмоций, разве что сосредоточенное внимание. Так что мне не оставалось ничего иного, кроме как повернуться на каблуках и бесстрашно выйти под жаркое утреннее солнце навстречу нудному дню, заполненному бесконечными расспросами.

Примерно через полчаса я припарковал машину под огромной вывеской «Лейксайд: бензин — прокат лодок — рыболовные снасти» и вошел в кабинет.

Пол Брайан, в синем рабочем халате и с темным жирным мазком на подбородке, имел весьма деловой вид. Мне показалось, что мой приход не доставил ему большого удовольствия, но, с другой стороны, кто встречает с распростертыми объятиями сперва одного копа, а потом другого, явившегося не просто с дружеским визитом?

— Слушаю вас, лейтенант, — вежливо наклонил он голову.

— Как дела? То есть бизнес?

— Да так же. Не очень блестяще. — Глаза его смотрели утомленно. — Но вы, наверное, проделали весь этот путь не только для того, чтобы справиться о моих делах, лейтенант?

— Да, есть еще кое-что, — признался я. — Кого впервые осенила мысль о том, что Гейл Мэгнасон нуждается в небольшой дозе «путеводного света»? Вас или Рейфа Кендалла?

— Не понимаю, черт возьми, о чем вы толкуете! — Густые усы сердито ощетинились, подчеркивая явно отрицательное отношение их владельца к дотошному лейтенанту.

— «Путеводный свет» — это нечто такое, что Кендалл раздает в своем Храме любви, — пояснил я. — Возможно, после этого его клиенты настраиваются на то, чтобы делать щедрые добровольные пожертвования его заведению. Во всяком случае, как я слышал, Гейл Мэгнасон не поскупилась.

— Что бы Гейл ни делала и ни сделала там, меня это не касается! Это ее личное дело! — отрезал Брайан. — И ко мне не имеет никакого отношения.

— Не уверен. Как мне сообщили, именно вы познакомили Гейл с Кендаллом и его храмом.

— Вас неверно информировали.

— Леди обременена заботами. Ее муж исчезает, но остаетесь вы, верный друг семьи. Все ли ее деньги хранятся в банке? Или, может, вы действуете заодно со своим приятелем Кендаллом и уже вытянули у нее часть ее состояния? А потом, представьте себе, возвращается муж. Ваши планы под угрозой, и вы решаетесь на серьезный шаг. Например, всаживаете ему в грудь четыре пули и сбрасываете тело в озеро? Не правда ли, звучит правдоподобно?

— Вы обвиняете меня в убийстве Хэнка? — произнес Брайан охрипшим голосом.

— Я просто размышляю о том, что у вас имелся серьезный мотив, — ответил я, вытащив сигарету и предоставив ему возможность поднести мне спичку. — В прошлый раз вы рассказали мне историю о том, как Хэнк сбежал с деньгами, которые дала ему жена, чтобы он вложил их в ваше совместное предприятие. Интересно, как звали того человека, который намеревался продать вам земельный участок?

— Не помню.

— Ну а как фамилия его адвоката?

— Забыл. Это же было очень давно.

— А где вы находились позавчера от полуночи до двух часов утра?

Брайан немного подумал:

— Здесь. Спал.

— Один?

Его лицо побагровело.

— Послушайте, лейтенант, я достаточно долго терпел…

— Один? — холодно повторил я.

— Конечно! А как же, черт побери, иначе?

— Другими словами, у вас нет алиби?

— Если вы предполагаете, что я убил Хэнка Мэгнасона, значит, у вас не все дома. — Он глубоко вздохнул, и я с сожалением заметил, что ему удалось взять себя в руки. — То, что я рассказал вам о земельном участке, — чистая правда. Я непременно припомню имя парня, который мне его предлагал. Или спрошу Гейл, она наверняка не забыла.

— Что скажете про Кендалла? — не унимался я.

— Я никогда не знакомил с ним Гейл, это точно.

— Но сами-то вы его знаете?

— Конечно, — он кивнул головой. — Или, может, есть правило, запрещающее знакомство с Рейфом Кендаллом?

— Пока нет… Он ваш старый приятель?

— Я знаю его с тех пор, как он перебрался сюда и учредил этот храм. Мы не являемся близкими друзьями, но иногда встречаемся, чтобы выпить. Он ни разу не упомянул о том, что Гейл посещает его… заведение. Я тоже не говорил с ним на эту тему. Это их дело.

— Вы думаете жениться на Гейл, поскольку она овдовела?

— Не знаю. — Он потер ладонью подбородок, при этом жирное пятно размазалось еще сильнее. — Я бы хотел, но ей решать… Позднее, когда она успокоится после смерти мужа…

— Вы знали, что у Хэнка была приятельница?

— Нет. — Он страшно изумился. — Хотя, если хорошенько подумать, для такого обманщика это вполне естественно.

— Рыжеволосая девушка. Чейри. Может, вы знакомы с ней?

— Нет. Говорите, рыженькая? С таким именем? Запомню!

— Ладно, — сказал я, — мы еще увидимся. И пожалуйста, постарайтесь вспомнить, как звали того парня и его адвоката.

— Непременно. — Он энергично закивал. — Вспомню. Мою историю подтвердят, лейтенант.

— Если же нет, мы продолжим беседу, но в иных условиях: понимаете, когда в глаза вам бьет яркий свет, — сказал я не без ехидства.

Приглушенный звонок все еще раздавался внутри дома, когда Гейл Мэгнасон отворила мне дверь. Она снова была в рубашке и брючках из шелковой ткани, только иной расцветки. Лицо ее выглядело более свежим, чем в прошлый раз, и не таким растерянным.

— Лейтенант Уилер? — улыбнулась она натянуто. — Входите, пожалуйста.

Я прошел следом за ней в гостиную и сел напротив нее. Она зажала руки между колен и слегка наклонилась вперед с напряженно-внимательным выражением лица.

— Догадываюсь, вы хотели бы задать мне дополнительные вопросы, лейтенант. Можете не беспокоиться, я чувствую себя теперь значительно лучше. Смерть Хэнка явилась для меня страшным ударом, но я почти что полностью пришла в себя и способна оценить случившееся логически. Крайне сожалею, если мои слова звучат жестоко, но, учитывая, как он обращался со мной, его смерть не была большой потерей.

— Сначала я должен задать вам вот такой вопрос, миссис Мэгнасон, — вежливо заговорил я. — Где вы находились в ту ночь, когда был убит ваш муж? От полуночи до двух часов утра?

— Все понятно, лейтенант, — сурово кивнула она головой. — Я была здесь, в постели, и крепко спала.

— Был ли в доме кто-нибудь еще?

— Только Саманта, конечно. Она спала в своей комнате.

— Прекрасно, — улыбнулся я мило. — Миссис Мэгнасон, вы верите в то, что сны имеют какое-то значение?

— Я… я не знаю… — нервно рассмеялась она. — Какой странный вопрос!

— Вчера мне приснился сумасшедший сон, — произнес я совершенно серьезно. — Будто нахожусь я в Храме любви. Мне удалось проникнуть в помещение со звуконепроницаемыми стенами. Эта комната была самой настоящей психотехнической лабораторией, где экспериментировали над людьми. Там гремела совершенно дикая музыка, так, что ушам было больно, беспрерывно вращались яркие огни, цвет которых то и дело менялся. А посреди стоял огромный, обитый атласом гроб. Когда я приблизился к нему, лежавшая в нем особа неожиданно села. И этой особой были вы, миссис Мэгнасон.

— Я? — Ее серые глаза широко раскрылись, потом она быстро затрясла головой. — Ну, как я понимаю, подобные сны невозможно объяснить. Вы считаете это важным лейтенант?

— Пока что я мало знаю об этой истории, — ответил я задумчиво. — Но если все это было организовано для того, чтобы что-то воспроизвести, то этим «что-то», полагаю я, мог быть только «путеводный свет».

— Путеводный свет? — Голос у нее зазвучал слишком пронзительно, и она тут же прикусила свою пухлую нижнюю губу.

— Разве это не соответствует философии, проповедуемой Рейфом Кендаллом в Храме любви? — спросил я ровным голосом. — Путеводный свет. Непрекращающаяся любовь, извечная и вечная, пронизывающая все и вся, включая жизнь и смерть. Она не исчезает даже в гробу или в могиле, над озером или под ним. Не в этом ли суть путеводного света?

— Да, именно в этом, — медленно кивнула она головой.

— Вероятно, ваше сознание уже в достаточной степени восприняло теорию, — продолжал я все так же спокойно. — И теперь настало время воздействовать и на ваше подсознание. Не по этой ли причине вы лежали совершенно нагой в гробу, слушая грохочущую музыку, возбуждающую и подчиняющую себе нервную систему, и наблюдая за разноцветными вращающимися огнями?

На какое-то мгновение в глазах Гейл мелькнул неприкрытый ужас, но она тут же справилась с паникой и заставила себя улыбнуться.

— Очевидно, это был очень яркий сон, раз он произвел на вас такое впечатление, лейтенант!

— Полагаю, что да. — Я откинулся на спинку стула. — Знаете ли вы человека по имени Фенвик?

— Чака Фенвика? — Она подождала, когда я кивну. — Да. Но он мне очень не нравится. Он был приятелем Хэнка. Я встречалась с ним пару раз до того, как Хэнк… сбежал. Он часто приходит в храм, но я взяла за правило игнорировать его. Фенвик — премерзостный тип, и я не желаю поддерживать с ним знакомство, навязанное мне Хэнком.

Ее язык и манера изъясняться были несколько высокопарными. Такие речи обычно можно услышать в зале суда. Впрочем, выраженные подобным образом чувства казались достаточно искренними: судя по всему, она действительно ненавидела Чака Фенвика.

— Чем он зарабатывает на жизнь? — спросил я.

— Я никогда не интересовалась им настолько, чтобы что-то выяснять о его личной жизни, — ответила она каким-то деревянным голосом.

— Не помните ли вы человека, который собирался продать Полу Брайану землю? В то время, когда ваш муж договорился с ним о партнерстве?

— Я… — Гейл прижала руку ко лбу. — Извините, лейтенант, — жалко улыбнулась она. — Но после всего случившегося трудно припомнить подробности того, что произошло более года назад.

— Разумеется. — Моя улыбка была под стать ее наигранной искренности. — Возможно, вам удастся припомнить позднее, миссис Мэгнасон. Как мне говорили, храм никогда не просит денег у своих прихожан и содержится исключительно за счет добровольных пожертвований. Не так ли?

— Да.

— Имеете ли вы представление о том, сколько денег передано вами храму с тех пор, как начали туда ходить?

— Нет, затрудняюсь ответить. — Она слегка нахмурилась. — Я как-то не могу понять, к чему вам знать вещи, не имеющие никакого отношения к смерти моего мужа. И, кроме того, это нечто абсолютно личное.

— Забудем про мой вопрос, — предложил я. — Кстати, не знакомы ли вы с рыжеволосой девушкой по имени Чейри?

— Чейри? — Она задумалась на пару секунд, затем покачала головой. — Нет. Уверена, что не знакома.

— Ну что же, спасибо. — Я поднялся с места. — В данный момент я не стану больше докучать вам своими вопросами, миссис Мэгнасон.

Выйдя со мной в прихожую, она отворила парадную дверь.

— До свидания, лейтенант! Вы дадите мне знать, когда что-то выясните, не так ли? — На губах у нее промелькнула улыбка. — Я не слишком сильно любила мужа, но тем не менее я бы хотела, чтобы его убийцу поймали.

Я вернулся к машине. Саманты нигде не было видно: возможно, она была в школе или же играла где-то далеко. Мне почему-то не хватало серьезного взгляда ее больших серых глаз.

По дороге в Вэлли-Хейтс я остановился возле небольшого ресторанчика, чтобы проглотить сандвич со свиной отбивной, так что, когда я подъехал к дому, в котором, согласно телефонному справочнику, проживал Чак Фенвик, часы показывали уже два часа. Передо мной было типичное жилище человека со средним доходом. Окруженное аккуратно подстриженными газонами, оно было одним из длинной вереницы одинаковых зданий.

Я прошел по бетонированной подъездной дорожке к крыльцу, поднялся на несколько ступенек и нажал на звонок. Через несколько секунд дверь открылась. На пороге, подозрительно разглядывая меня, стояла молодая особа. Очевидно, она привыкла к неожиданным визитам всяких торговцев и умела выставлять их вон. Ее гибкое загорелое тело выглядело весьма крепким. Верхняя половина белого бикини прикрывала маленькие, торчащие вперед груди, в то время как на нижней половине имелось лишь жалкое подобие белого же пояска стыдливости. Зеленые глаза были обильно раскрашены черной тушью, а помада на полных губах большого рта выглядела уж слишком красной для этого времени суток. Волосы от ушей были подняты наверх, образуя на самой макушке гладкую ярко-рыжую шапку, лоб закрывала прямая челка, доходившая до бровей. Все вместе взятое создавало эффект необычайной чувственности, лишь слегка подпорченной уж слишком ненатуральным румянцем.

Рыжие волосы облегчили и сократили мой поиск. Если же я ошибался, то я ведь ни с кем не заключал пари, так что терять мне было нечего.

— Чейри? — спросил я.

— Эй! — Ее широкий рот растянулся в теплой улыбке. — Вы произнесли мое имя правильно. Большинство парней сначала его перевирают.

— И называют вас Чери — Вишенкой и даже Ягодкой? — Я тоже улыбнулся ей. — Такие парни, как Хэнк Мэгнасон? Могу поспорить!

Улыбка исчезла с ее лица, как если бы ее там никогда и не было. Она явно вознамерилась захлопнуть дверь перед моим носом, но я оказался человеком предусмотрительным и уже успел поставить внутрь ногу.

Глава 5

Гостиная была обставлена в точном соответствии с рекламой торговых журналов пятилетней давности, время же лишь уменьшило блеск полировки.

Чери — какого черта мне надо было изменять общепринятое произношение ее имени! — стояла, скрестив руки. Ее зеленые глаза взирали на меня одновременно с негодованием и страхом.

— Вы и Хэнк Мэгнасон, — заговорил я, — смеялись как ненормальные на берегу озера по поводу того, что Рейф Кендалл обладает подлинным путеводным светом, поскольку, им руководит.

— Не понимаю, что за околесицу вы несете! — Это было сказано весьма решительно, но бесцветным, монотонным голосом. — Вы, наверное, коп. Даже не знаю, о чем или о ком вы толкуете!

— Кто-то очень хотел видеть Хэнка мертвым, — продолжал я, не обращая внимания на ее отнекивания. — Ему всадили в грудь с близкого расстояния четыре пули, затем бросили труп в озеро. Догадываюсь, что в тот момент он уже не смеялся. Может быть, он искал путеводный свет, а?

— С минуты на минуту сюда явится Чак, — произнесла девушка напряженным голосом. — Коп вы или не коп, но он, обнаружив вас здесь со мной, даст вам доброго тумака. Так что не думаете ли вы, что вам лучше…

— Я стану тревожиться из-за Чака, когда он будет здесь. Но в данный момент я хочу услышать про вас и Хэнка Мэгнасона.

Лицо Чейри внезапно вытянулось.

— Послушайте, я охотно расскажу вам все про Хэнка и про себя, однако не сейчас. Обещаю позвонить вам в офис шерифа, как только… — Она замерла, услышав, как тихонько скрипнула входная дверь. — Слишком поздно… — В ее глазах появилось умоляющее выражение. — Бога ради, не упоминайте обо мне и Хэнке в присутствии Чака, прошу вас! Я позвоню вам в офис с утра пораньше. Даю слово!

Я уже собрался было поступить по-рыцарски, заявив, что меня это вполне устраивает, но тут дверь широко распахнулась и в комнату ввалился огромный детина. Его массивная фигура, казалось, сжала помещение до размеров кладовки. Наверное, ему было под сорок, рост — чуть выше шести футов, вес — за восемьдесят килограммов. Темные глаза поблескивали в глубоких глазницах на какой-то удивительно плоской физиономии, окруженной рыжеватой щетиной, толстые губы раздвинулись в неприятной ухмылке, демонстрируя очень крупные редкие зубы. С первого взгляда, несмотря на дорогой костюм, белоснежную рубашку и переливавшийся всеми цветами галстук, удерживаемый на месте золотой булавкой с несколькими жемчужинами, он мне напомнил неуклюжего слона.

Он довольно долго смотрел на рыжеголовую прелестницу, затем медленно перевел взгляд на меня. Его волчья не то улыбка, не то усмешка стала шире.

— Эй! — хихикнул он. — Похоже, вы тут неплохо устроились, вот только я явился не вовремя? — Он шагнул в центр комнаты, передвигаясь почему-то на пятках, нахохленный, как бойцовый петух. — Полагаю, ты едва успела натянуть на себя свое бикини, когда услыхала, как я повернул ключ в замке, верно, Чейри?

— Чак! — Голос рыжеволосой звучал так, словно ей было трудно говорить. — Это совсем не то, что ты воображаешь! Честное слово, это же…

Он сделал еще два шага, поднял руку и ударил девушку по щеке тыльной стороной ладони с такой силой, что та свалилась на пол. Чак повернулся и быстрыми шагами двинулся на меня, возбужденно посмеиваясь и сжав пальцы в кулаки размером с добрую дыню.

У меня не было при себе моего любимого магнума, поэтому пришлось прибегнуть к старому испытанному средству, дабы осадить «норовистого слона». Мой «тридцать восьмой» легко выскользнул из поясной кобуры, и я прицелился Чаку в грудь дюймов на пять ниже жемчужной булавки. Это заставило взбесившееся животное замедлить шаг, но не остановило его: он продолжал двигаться на меня словно глыба. Затрудняюсь сказать, было ли это следствием присущей ему смелости, или же непомерной глупости, или того и другого вместе, но в тот момент меня это не очень интересовало.

— Я всажу пулю тебе прямо в брюхо, — пообещал я.

И кто станет спорить с лейтенантом полиции, когда я скажу, что с моей стороны это была самозащита? — спросил я ворчливо.

— Лейтенант полиции? — Он захохотал, будто услышал веселую шутку, но на всякий случай замер на месте.

— Лейтенант Уилер из офиса шерифа. — Я извлек свободной рукой свой значок и показал ему. — Вы Фенвик?

— Точно. — Он быстро несколько раз кивнул. — Догадываюсь, я что-то напутал…

Он прошел к тому месту, где на полу с ошеломленным видом сидела Чейри, схватил ее за плечи без особых церемоний и поднял, как мешок картофеля.

— Произошла ошибка, куколка! — Это показалось ему настолько забавным, что он разразился каким-то раскатистым, утробным смехом. — Впрочем, ничего страшного. Пусть это послужит тебе предостережением, поняла?

Лицо Чейри сморщилось в жалкой улыбке. Как только он отпустил ее плечи, она бессильно рухнула на ближайший стул.

Когда все нормы вежливости были выполнены, Фенвик извлек из нагрудного кармана тоненькую сигару с обрезанным концом и зажег ее с помощью солидной золотой зажигалки.

— Полагаю, вы явились сюда не просто, чтобы провести время, лейтенант? — Он выпустил в мою сторону облачко душистого дыма. — Так что выкладывайте!

— Я расследую убийство, — объяснил я, пряча пистолет обратно в кобуру.

— Да?

— Убийство человека по имени Мэгнасон. Слышал, он был вашим близким другом?

— Бедный старина Хэнк! — Мысль о неожиданной смерти была для Фенвика настолько противоестественна, что он на мгновение перестал зубоскалить. — Я читал про это, лейтенант. Скажу откровенно, был потрясен. Замечательный парень Хэнк!

— Когда вы его видели в последний раз?

— Проклятие, это было так давно, что я едва ли сумею точно вспомнить… — Он неистово замахал сигарой. — Более года назад, так я думаю. Кто знает, куда уходит время, а? Раз — и года как не бывало… Да, конечно, прошло уже более года. Это точно.

— Но его жену вы после того встречали?

— А как же! Конечно, у нас с ней общие интересы. Место с совершенно идиотским названием Храм любви! Слышали о таком? — Он разразился громоподобным хохотом. — Но это совсем не то, что можно предположить, судя по названию. Это уж точно, можете не сомневаться. Руководит им очень приятный малый, Рейф Кендалл. Он осуществляет то, что сам именует «эмоциональный терапией». Мне эта штуковина здорово помогает. Думаю, что и Гейл Мэгнасон тоже. Потому что почти каждый раз, когда я там бываю, мы с ней встречаемся.

— Известны ли вам какие-то причины, по которым кому-то понадобилось устранить Мэгнасона?

— Нет, сэр. — Он энергично покачал головой. — Я всегда считал Хэнка симпатичным малым. Разве что пил он многовато, но если это является поводом для убийства, то наша страна в скором времени может обезлюдеть, верно? — Новый взрыв хохота в связи с собственным остроумием. — Нет, человека нельзя убить только за то, что он пьет!

— Чем он зарабатывал на жизнь?

— Вот это дельный вопрос, лейтенант! Настолько дельный, что я не знаю, как на него и ответить. Когда бы мы с ним ни встречались, у Хэнка всегда было полно монеты. Ну, сами понимаете, с какой стати я стал бы допытываться, откуда у него эти деньги? Впрочем, от кого-то я слышал, что у его жены их куры не клюют…

— А как вы зарабатываете на жизнь? — вежливо осведомился я.

— Я? — Новый взрыв хохота. — Полагаю, вы можете смело сказать, что я тоже занимаюсь делами, связанными со смертью, лейтенант, хотя не совсем так, как вы. Мне принадлежит «Бьютифул виста». Думаю, вы слышали о такой организации. Это частное кладбище.

Я покачал головой:

— Нет. А мне следовало бы слышать?

— Территория быстро заполняется, лейтенант. Сейчас у нас осталось не более десятка участков по три сотни долларов. Человек должен учитывать такие вещи, если он хочет быть похоронен стильно, и предусмотреть места для членов своей семьи, которые последуют за ним. Кладбище расположено на вершине холма в трех милях к югу от Палм-Сити. Вид потрясающий! Мы соорудили даже самый настоящий водопад, а музыка там звучит все двадцать четыре часа в сутки.

— Не думаю, чтобы я мог попасть туда на лейтенантское жалованье! — проворчал я.

— Самому вам в любом случае не попасть к нам, лейтенант! — завопил он в восторге. — Вас туда должны отвезти на катафалке!

Я мрачно посмотрел на него, в душе пожалев, что не всадил-таки в него пулю, когда у меня был такой прекрасный предлог для этого. Наконец он все же перестал ржать и даже смог вновь затянуться своей сигарой.

Чейри выпрямилась на стуле, осторожно растирая пальцами все еще багрово-красную щеку. Она не сводила взгляда с физиономии Фенвика, как будто он ее гипнотизировал, но каждый раз, когда он принимался хохотать, у нее по телу пробегала дрожь.

— Поверьте, крайне сожалею, что не могу вам помочь, лейтенант! — На этот раз смех Фенвика был как бы извиняющимся. — Забавно, что порой ты считаешь, будто кого-то прекрасно знаешь, а когда хорошенько задумаешься, то выясняется, что тебе о нем ни черта не известно.

— О нем вообще никто ничего не знает, в том числе и собственная жена, — пробурчал я. — Если бы я не видел его труп накануне утром, я бы просто не поверил, что на свете существовал человек по имени Хэнк Мэгнасон.

— Плохо, лейтенант! — Он кивнул в сторону рыжеголовой девушки. — А Чери вы не расспрашивали? Может, ей что-то известно?

— Нет, — прошептала Чейри, — я такого человека не знала.

— Очень жаль! — весело пророкотал Фенвик. — Похоже на то, что мы ничем не можем вам помочь!

— Если кому-то из вас что-то придет на ум, позвоните мне, буду весьма признателен. — Я вытащил из кармана визитную карточку. Протягивая ее Чаку, посмотрел в глаза рыженькой. — Меня легче всего застать в офисе по утрам, примерно в половине десятого. До свидания, мистер и миссис Фенвик.

— Тоже мне «миссис Фенвик»! — осклабился Чак. — К чему такая роскошь! Пройдет еще много времени до того, как какой-нибудь дамочке удастся запустить в меня глубоко коготки и заманить в мэрию. Ее зовут Чери Кордовер, лейтенант. Она просто моя приятельница.

— Всего лишь приятельница! — подтвердила Чейри слабым голоском.

Фенвик проводил меня до двери и продолжал стоять на крыльце, пока я не сделал подковообразный разворот на машине и не помчался назад в город.

У меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить над тем, как умно повел себя я с Чейри Кордовер. Галантность как-то не вяжется с должностью полицейского. Возможно, было бы куда правильней допросить девушку о ее взаимоотношениях с Хэнком Мэгнасоном в присутствии Фенвика: в результате неизбежного взрыва могли бы выясниться интересные факты.

Кончилось все тем, что я махнул рукой на происшедшее, решив, что сделанного не воротишь, а тот, кто все время оглядывается назад, рискует в один прекрасный день свалиться с высокой скалы в пропасть. Когда я вошел в контору, она являла собой обычную картину неустанной пчелиной деятельности. Аннабел, сидя перед машинкой, мрачно взирала на нее. Сержант Полник, развалившись в кресле, вычищал перочинным ножом грязь из-под ногтей. Бросив на меня взгляд обманутого великомученика, он возобновил свою маникюрную деятельность.

Я остановился возле столика секретарши, посмотрел на ее волосы цвета натурального меда и негромко кашлянул.

— День и без того был отвратительным, а тут еще явились вы, чтобы окончательно его испортить, — проворчала она, даже не потрудившись повернуться ко мне лицом.

— Вам не следует придираться к лейтенанту, — миролюбиво заметил Полник, — когда он единолично работает по убийству.

Я не слишком ласково посмотрел на него:

— Вам удалось еще что-нибудь узнать у старикана, который выудил труп из воды?

— Его зовут Джордж Спунер. Он ничего не знает. Во всяком случае, ничего важного.

— Скверно! — вздохнул я.

— Я вчера возвратился в офис, как вы сказали, и дожидался вас, но вы так и не появились. Поэтому шериф отправил меня разобраться в том, что случилось в ювелирном магазине. Кто-то запустил кирпичом в окно. — В голосе у него появились негодующие нотки. — Это сделал шестнадцатилетний юнец! Я обнаружил его в трех кварталах оттуда. Он сидел на краю канавы и рыдал, как будто у него настоящее горе. В грязном кулаке у него была по-прежнему зажата его добыча — брошка из поддельных бриллиантов ценой максимум в восемь долларов.

— Догадываюсь, как все это было. Вчера у меня был очень хлопотный день, я не имел возможности вернуться сюда и… — Неожиданно у меня в голове раздался едва слышный сигнальный звонок, к которому я привык прислушиваться. — Что в точности подразумеваете вы под «ничего важного»?

— О чем это вы, лейтенант?

— О Джордже Спунере, — напомнил я. — Вы сказали, что он больше ничего не знает. Во всяком случае, ничего важного.

— Ах, это! — Он пожал плечами. — Старик принялся вспоминать о том, как Мэгнасон имел обыкновение ловить рыбу на озере, но это было более года назад.

— Он ловил ее в одиночестве?

— Нет, с каким-то парнем по имени Шаффер, сказал дедуся. Вот я и подумал, что это старая история, верно?

— Возможно, — терпеливо ответил я. — Ну, а что вы узнали про этого Шаффера?

— Он по-прежнему удит рыбу на озере. — На лбу у Полника появились морщины. — Вот уж никогда не думал, что вы интересуетесь рыбной ловлей, лейтенант!

— Этот Уилер всегда старается вонзить свои когти во что-то или в кого-то, — злобно заявила Аннабел. — Городские власти должны принять какое-то постановление, обязующее его надевать на себя наручники, когда он приближается к женщине моложе сорока пяти лет.

— Насколько я понимаю, вас это не касается, — заметил я с самым невинным видом.

— Мне исполнилось двадцать три года, чтобы вы знали!

— Придется проверить ваши годовые отметины, чтобы быть вполне уверенным. Они все еще на прежнем месте? Вы знаете, как раз…

— Если вы не заткнетесь, Уилер, — сказала она, задыхаясь от негодования, — я разобью подставку о вашу голову!

— Одно время я ходил на рыбалку, — признался Полник, — и заработал морскую болезнь.

— На озере? — недоверчиво уставился я на него.

— Моя благоверная уверяет, что у меня нервный желудок… — Он задумчиво заморгал. — Наверное, это результат того, что вот уже пятнадцать лет, как я на ней женат.

— А этот Шаффер, — заговорил я решительно, — дед Спунер не упоминал, где он живет?

— Где-то в полумиле к северу от того места, где мы нашли тело. «Хранит себя для себя» — так выразился старикан, — как будто он что-то собой представляет!

— Иначе говоря, педераст? — буркнул я.

— Отшельник!

Аннабел понимающе улыбнулась Полнику:

— У лейтенанта такие грязные мысли потому, что он не получил достаточного образования, сержант. Его вышвырнули из школы второй ступени за то, что он приставал к учительницам.

— Нехорошо! — Полник покачал головой. — Разве можно досаждать тем, кто тебя учит? Лично я всегда старался сделать так, чтобы меня никто не изводил.

— Я все еще помню мисс Магнолию Блоссом, — произнес я мечтательно. — Потрясающая южная красавица! Платиновая блондинка с такими соблазнительными формами! Ни одной прямой линии, поверьте. Возраст — около двадцати трех лет, но быстро приближалась к сорока пяти. У нее имелась родинка как раз под… — Я замолчал, потому что Аннабел больно стукнула меня локтем под ребро.

— Так вы предполагаете, лейтенант, что этот Шаффер может оказаться важным свидетелем? — спросил Полник.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Во всяком случае, я с ним непременно потолкую.

— Хотите, чтобы и я с вами отправился?

Я не хотел, но у него в глазах появилось выражение такой собачьей преданности, что я без труда представил, как огорчил бы этого коккер-спаниеля мой очередной отказ от его услуг. Надо было немедленно что-то придумать.

— У меня для вас, сержант, имеется куда более важное задание, — заговорил я деловито. — В трех милях от города имеется новое и очень фешенебельное кладбище — «Бьютифул виста». Его владелец — некто Фенвик, в данный момент один из основных подозреваемых. Я хочу, чтобы вы отправились туда и повнимательней присмотрелись. Только никому не говорите, что вы коп. Прикиньтесь, будто намереваетесь приобрести один из их участков. Пусть они покажут вам там все. Вы же держите глаза широко открытыми: вдруг заметите что-то подозрительное.

— Не сомневайтесь, лейтенант! — Полник вскочил со стула с озабоченным видом. — Ясно, убийцу надо искать там. Я имею в виду, что ему удобно иметь собственное частное кладбище, чтобы хоронить там свои жертвы.

Я восхищенно прищелкнул языком:

— А я вот об этом даже и не подумал, сержант!

— Так я побежал?

— Обождите! — Я взглянул на часы. Половина пятого. — Мне думается, сегодня уже нет смысла приниматься за расследование. Займитесь этим завтра с самого утра, тогда у вас будет сколько угодно времени разнюхать все.

— Как прикажете, лейтенант! — Было видно, что Полник с трудом скрывает разочарование, но вскоре его лицо снова просветлело. — Может быть, мне стоит все же отправиться туда сейчас, просто для того, чтобы завтра не тратить время на поиски?

— Разве кто возражает? — произнес я, и через минуту он уже исчез.

Аннабел внимательно посмотрела на меня. В ее по-детски круглых глазах читалась какая-то нерешительность.

— Я до сих пор не научилась распознавать, когда вы поступаете жестоко с сержантом, а когда добры к нему.

— Для Полника это тоже загадка, — уклончиво заметил я, потому что меня самого иногда мучила в связи с этим совесть.

— Он тоже не знает, как вы к нему относитесь?

— Почему же не знает? Я его очень ценю…

Она свела брови, о чем-то задумавшись:

— Скажите-ка мне вот что, Эл. Думали ли вы когда-нибудь о женитьбе?

— Нет, — ответил я чистую правду.

— А задумывались ли о том, что станете делать, когда состаритесь? — Голос у нее звучал жалобно.

— Конечно! — Я кивнул несколько раз головой и заявил без смущения: — Стану принимать пилюли для сохранения половой активности.

Раздалось яростное крещендо на машинке. Аннабел напечатала чуть ли не половину листа, затем вытащила его из каретки и порвала на мелкие кусочки. Зато я успел вовремя заметить, что ее рука потянулась с совершенно определенным намерением к тяжелой металлической линейке, лежавшей на ее столе, и поспешно бросился к выходу.

Никак не возьму в толк, почему такая очаровательная блондинка, как Аннабел, думает о каком-то замужестве, когда имеет возможность хоть каждый день назначать свидание с таким не поддающимся никаким женским ухищрениям холостяком, как я? Разве найти девушке кого-то еще лучше Уилера?

Я размышлял на эту тему по пути к своей машине. Конечно, вслух я не высказывал подобных мыслей, опасаясь услышать в ответ совсем не то, что хотелось бы.

Похоже, я и берег озера должны были стать неразлучными друзьями. Если говорить честно, то, если бы у меня был выбор, я бы предпочел посетить дом Мэгнасона, но никак не обитель «отшельника», упомянутого Полником.

Едва заметная, заросшая травой тропинка привела меня к полуразвалившейся хибаре, примостившейся почти у самой воды. Из густых зарослей камыша за самым домом несло сыростью. Отвратительный запах гниющих водорослей проникал повсюду.

Входную дверь — я мог без опасения поспорить на любую сумму — не красили более тридцати лет. Постучав в нее, я в ожидании ответа закурил сигарету, главным образом для того, чтобы заглушить зловоние.

Отворивший мне дверь человек совершенно не подходил к развалюхе-дому. Я бы скорее отнес его к немногочисленной категории тех людей, которые могут зафрахтовать реактивный самолет, чтобы доставить себе удовольствие полюбоваться восходом солнца где-то в Акапулько или Каннах. Его светлые волосы правильнее было назвать ковриком из крутых завитков. Темные очки в толстой оправе скрывали его глаза. Открытая часть лица была сильно загорелой, тонкие, плотно сжатые губы контрастировали с одутловатыми щеками. Рост у него был средний, сверх положенного веса он набрал фунтов двадцать. Одежду его составляли рубашка ослепительно-голубого шелка, именуемого «средиземноморским», очень узкие брюки, тоном посветлее, и галстук в горошек фасона «шарфик». Дополняли картину синие замшевые босоножки. Возможно, темные очки понадобились ему только для того, чтобы не ослепнуть от собственного элегантного великолепия.

— Мистер Шаффер? — спросил я.

— Кто его спрашивает? — У него был четко выраженный южный акцент, но с некоторыми накладками. Так что, возможно, он просто часто бывал в тех местах, подумал я.

— Лейтенант Уилер из офиса шерифа. — У меня было прекрасное настроение, поэтому я великодушно позволил ему взглянуть на свой значок.

— Лайон внутри, — ответил он, широко распахивая дверь, — входите.

Я прошел мимо него в гостиную, скромную по размерам, но удобно обставленную. Небольшой человечек, выглядевший бывшим жокеем, начавший лысеть и набирать лишний вес, был занят приготовлением себе выпивки. Бросив на меня такой взгляд, будто я был какой-то тварью, только что выползшей из камыша, он тут же отвернулся, чтобы продолжить колдовать над стаканом.

— Мистер Шаффер, — начал я. — Я…

— Знаю. — Я слышал, как вы разговаривали с Доном. — Его хриплый голос звучал так, будто кто-то в свое время испробовал прочность его голосовых связок при помощи резинового шланга. — Вонючий коп! Только потому, что человек когда-то совершил ошибку, вы будете его терроризировать до конца дней его?

— Лайон Шаффер? — задумался я вслух. — Не тот ли Лайон Шаффер? Парень из Санта-Аниты, который ухитрился опоить всех лошадей в заезде, так что все они еле доползли до конюшен?

— Смешно такое слушать? — взвился Шаффер. — Вы прекрасно знаете, что дело против меня было сфабриковано. Два года в Сан-Квентине из-за какой-то лошади! Подумаешь, поддал я ей… Это тот проклятый сержант подсунул мне героин, и…

— Лайон, — мягко заговорил его элегантный приятель, — почему ты не прекратишь свое словоизвержение и не послушаешь сам? Я сомневаюсь, чтобы лейтенант вообще слышал о тебе хотя бы раз в жизни.

— Ух! — Шаффер уставился на него с открытым ртом, затем перевел взгляд на меня, но рот так и не соизволил закрыть.

— Вы правы, мистер… — Я вопросительно взглянул на черные очки.

— Эннан, — сказал он. — Дон Эннан. И я один-единственный раз видел внутренние апартаменты Сан-Квентина, да и то лишь в каком-то очень старом фильме, лейтенант.

Я снова посмотрел на Шаффера:

— Тело Хэнка Мэгнасона вытащили из озера в полумиле отсюда два дня назад. Возможно, вы об этом читали?

— Разумеется. — Он несколько раз кивнул головой. — Ну и что?

— Он был вашим приятелем?

— Я знал его. Разве преступление быть знакомым с парнем, которого ухлопали?

— Большинство людей не кидаются на других, пока их к этому не вынудят, — произнес я миролюбиво. — Вы же считаете, что вам следует бросаться на меня вот так, без всякой на то причины.

Эннан рассмеялся:

— А ведь лейтенант дело говорит, Лайон. Почему бы тебе на минуту не забыть о своем предубеждении против копов? Хотя бы для того, чтобы не казаться кругом виноватым?

Тут мне полагалось бы оборвать этого щеголя, запретить ему вмешиваться в разговор. Но между ними явно имелась какая-то, пока не ясная мне связь, которая меня крайне заинтересовала. Взгляд Эннана заставил его приятеля моментально замолчать, и тот, словно проглотив что-то — может, свое предубеждение против полицейских, — изобразил на физиономии слабое подобие улыбки.

— Точно, я знал Хэнка Мэгнасона, лейтенант. Мы с ним частенько вместе рыбачили… Но вообще-то мне мало что о нем известно.

— Похоже, его вообще тут никто не знал, — вздохнул я. — С женой-то его вы хоть знакомы?

Он отрицательно покачал головой:

— Я считал, что именно поэтому ему и нравилось ловить рыбу. Он как бы убегал от нее на озеро. Одно время он говорил мне, что с радостью бы бросил ее, такая она нудная, но денег у нее было много, а кому же захочется добровольно отказаться от такой благодати?

— Что же еще он рассказывал?

— Ха! — Он прищурил свои карие глазки, так что в уголках появились морщинки. — О жене, что ли?

— О чем угодно. О жене, о своей жизни, о своей приятельнице, своем бизнесе. Решительно обо всем.

— Я как-то ничего не запомнил. — У него на лице вновь появилось некое подобие улыбки. — Вы же знаете, как оно бывает, если ты занят рыбной ловлей, лейтенант! Два человека сидят тихонечко в лодке и по большей части молчат.

— Прежде всего, почему он рыбачил вместе с вами?

— Ну, я люблю рыбачить, почти всегда торчу на озере. Да и потом, я был его ближайшим соседом. Наверное, все дело в этом. Он был малый ничего себе, всегда приносил с собой бутылку спиртного. Мы с ним прекрасно чувствовали себя вдвоем, не мешали друг другу, что еще требуется?

— Когда вы в последний раз видели Мэгнасона?

— Не скажу точно. Более года назад, во всяком случае.

— Где вы находились пару дней назад от полуночи до двух часов утра?

Шаффер задумался на пару секунд.

— Я был в городе, устал от компании с самим собой. Такое со мной не часто случается… Пил в каком-то баре, помнится. — Он стал переминаться с ноги на ногу. — Признаться, бар я плохо запомнил: к тому времени, как там бросил якорь, я был уже здорово под градусами.

— И все-таки, как называется бар?

— Какая-то забегаловка на Третьей улице, если не ошибаюсь.

— Вы были один?

— Точно. Когда человек пьет всерьез, ему не нужна компания, верно?

Терпеть не могу, когда на мои вопросы отвечают вопросами. Но ничего не поделаешь! Ясно, алиби у него не было, а рассказанная им вполне реалистичная история могла быть и правдой, и чистейшим вымыслом. Надеюсь, придет такой день, когда я изобрету безошибочный детектор лжи, который можно будет носить на руке, как часы, и вытесню все другие аппараты подобного рода, если даже они уже запатентованы.

— Итак, он говорил о своей жене, — подсказал я. — А еще о ком?

— Больше ни о ком, насколько помню, лейтенант.

— Неужели ни разу не упомянул о дочке?

— А, о ней!.. — Шаффер энергично закивал. — О ней он мог болтать без умолку. Без ума был от ребенка!

— Айрис, — промолвил я. — Такое очаровательное создание! Я ее видел, сейчас ей пять лет Маленький светловолосый ангелочек. А какая умница!

— Айрис. — Он снова закивал. — Правильно, так ее зовут.

Я нахмурился.

— Это худенькая десятилетняя брюнетка, причем зовут ее Самантой! — загрохотал я. — Очевидно, вы здорово нервничаете, раз несете такие глупости, Шаффер!

— Просто многое я помню весьма смутно, лейтенант.

— Вот по этой причине мы и отправимся с вами в город в офис шерифа, посмотрим, оживит ли это вашу память! — холодно произнес я. — Вы бывший заключенный, поэтому не ждите, что с вами будут там обходиться внимательно и чутко.

— Возможно, пару раз он и упоминал о ребенке, точно не помню, — заныл Шаффер. — Откровенно говоря, лейтенант, я вообразил, что будет выглядеть убедительней, если я скажу, что он про нее часто говорил.

— Почему?

Он с жадностью поглядывал на нетронутый стакан с виски на столе перед собою, потом отвернулся от него и вытер губы тыльной стороной ладони.

— Ладно, скажу правду. Я всегда старался держаться подальше от этого типа. Находиться с ним рядом было для меня настоящим мучением! Мне ужасно не хотелось ездить с ним на рыбалку! Ужасно! Если я успевал заметить, что он приближается к дому, я нырял в кусты и отсиживался там. Он был вспыльчивым, как фитиль. Одно неосторожное слово — и он уже вышел из себя, жди если не зуботычины, то такой ругани, что хоть уши затыкай. Если мы все же выезжали с ним на ловлю, то большую часть времени я сидел с закрытым ртом и слушал его болтовню, опасаясь произнести что-то невпопад. Это тоже было скверно, потому что его злило мое молчание. Меня ни капельки не удивляет, что в конце концов его кто-то ухлопал, лейтенант. Он ненавидел весь мир и каждого живущего в нем человека.

— Как он зарабатывал на жизнь?

— Не имею понятия. Знаю только, что это требовало его частых отлучек. Он уезжал из дома недели на две-три, а то и на больший срок.

— Он когда-нибудь упоминал, где бывал?

— Помню, одно время он частенько вспоминал Чикаго. Была зима, он жаловался, что там было страшно холодно.

— Ну, а не упоминал ли Мэгнасон когда-либо Пола Брайана?

— Человека, которому принадлежит бензоколонка на перекрестке? Да нет, что-то не припомню.

Я постепенно свыкся с мыслью, что Мэгнасона никто не знал, в особенности люди, с которыми он был знаком. Это было гораздо хуже, чем высокая кирпичная стена, через которую можно как-то перемахнуть. Пожалуй, правильнее было бы сравнить мою ситуацию с резиновой сеткой: она вроде бы немножко поддается при твоем первом ударе, но тут же отталкивает тебя снова на прежнее место.

— Как вы зарабатываете на жизнь? — спросил я для проформы.

— Работаю немножко то тут, то там, — ответил Шаффер. — Летом всегда находятся туристы, которые арендуют мою лодку вместе со мной для рыбной ловли. Частенько у Брайана бывает много работы по ремонту машин, тогда он поручает мне отпускать на колонке горючее. — Он пожал плечами. — Да и потом, лейтенант, у меня здесь отнюдь не дворец, который я должен поддерживать в идеальном порядке.

Этого я не стал оспаривать.

— Ну а вы что скажете про себя, мистер Эннан? — Я посмотрел на синего денди. — Вы рыбак?

— Да, когда у меня на это есть время, — весело ответил он. — Мне ужасно нравится бывать здесь, на озере: кругом такая тишь и благодать. Иногда я приезжаю сюда половить рыбу, а иной раз, как, например, сегодня, чтобы просто немного выпить и поболтать с Лайоном. — Он извлек из кармана носовой платок, снял темные очки и принялся их неторопливо протирать. — Мне по душе покой, но, конечно, не кладбищенский, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Конечно, — кивнул я головой. — Как давно вы знакомы с Лайоном?

— Года три… Возможно, теперь уже четыре.

— Вы когда-нибудь встречались с Мэгнасоном?

— Ни разу не имел этого сомнительного удовольствия, лейтенант.

Он впервые посмотрел на меня без очков. Меня неприятно поразило то, что у него были бледно-голубые, совершенно безжизненные глаза, как у дохлой рыбы, пять минут назад снятой с крючка. Возможно, он все понял, потому что живо водрузил очки на нос. Затем, улыбнувшись мне, произнес вкрадчивым голосом:

— Кто знает, не повезло ли мне, раз я с ним никогда не встречался? Судя по словам Лайона, мы бы с ним не поладили. Кто знает? Вдруг бы он до такой степени взвинтил меня, что я бы утопил его в озере? — Его улыбка стала шире. — Очевидно, Бог меня хранит!

Глава б

Солнце стало клониться к горизонту, когда я оставил машину на месте для стоянки и пошел к зданию. На этот раз кованые чугунные ворота были распахнуты, а мраморная Венера блаженствовала под струями серебристой воды. Я пересек дворик и ударил в колокол у входа в храм. Через несколько минут из мрака по другую сторону чугунной решетки появилась какая-то фигура. Когда она приблизилась, я увидел, что она облачена в длинное черное одеяние, закрывавшее ее от шеи до лодыжек, а ее светлые волосы ниспадают почти до талии.

— Я Эл, — произнес я, — и мне нужна любовь.

— Я Джастис, — холодно ответила она, — и вы совершенно бессовестно обманули меня вчера.

— Разве это я облачился в серебряное платье и умчался куда-то в космос? — возразил я.

— Теперь это уже старая история… — Она нетерпеливо пожала плечами. — Вам что-то нужно?

— Вы обещали мне провести персональную экскурсию по храму за десять центов, помните?

Она сморщила нос:

— Сейчас уже почти семь, а в восемь у нас собрание. Нельзя ли с этим подождать до другого дня?

Я усмехнулся:

— С нами, офицерами полиции, шутки плохи. Мы народ подозрительный. Вели вы мне сейчас убираться ко всем чертям, и я не поручусь за то, что не помчусь в управление за ордером на обыск, не вернусь затем назад в разгар вашей встречи и не переверну здесь все вверх тормашками.

— Представляю, как это травмирует Рейфа! — Она неохотно отворила дверь. — И вот я стою с широкой приветственной улыбкой на губах, предназначенной специально для лейтенанта, хотя в душе я предпочла бы медленно перерезать ему горло тупым ножом.

Я прошел следом за Джастис по тускло освещенному коридору в приемную. Девушка включила электричество, и, когда мрак рассеялся, мне удалось рассмотреть кое-что, чего я не заметил прошлый раз. Например, волосы у нее были перехвачены красной лентой, а черное одеяние, прикрывавшее ее наподобие плащ-палатки, в действительности было прозрачным. Возможно, под ним было одето что-то еще, а может, и нет. Я не мог в этом разобраться, не сорвав с нее верхнюю хламиду. Но в тот момент такое действие показалось мне неуместным.

Джастис, очевидно, заметила огонек в моих глазах, потому что сделала шаг назад и предостерегающе подняла вверх руку:

— Спокойнее! Это одеяние строго символическое.

— У вас такие поразительные символы, что я в них совершенно не разбираюсь! — пожаловался я.

— Черный цвет, — она прикоснулась к своему облачению, — символ смерти, белое тело под одеждой — жизнь, а красная лента — грех. Сложите все это вместе, и что вы получите?

— Прекрасный способ умереть? — неуверенно пробормотал я.

— Только не говорите таких вещей в присутствии Рейфа, с ним может случиться удар. — Неожиданно она засмеялась. — Я бы сказала, что это просто невероятная чепуха, не так ли? Но когда с посетителями храма беседует Рейф, они слушают его внимательно и относятся к его словам весьма серьезно. Он говорит им: «Ты можешь расплатиться за грехи и помни: истинная любовь — настоящая, любого рода — сохраняется и после кончины. Привыкни к мысли о смерти, и она перестанет тебя тревожить». Мы даже получили обитый атласом гроб и помещение, оборудованное «психоделиковым джисмосом», как выражается Рейф, или со светозвуковыми эффектами, согласно вашей терминологии. Но вы ведь и сами все об этом знаете, Эл?

— Знаю? — спросил я, делая большие глаза.

Джастис слегка нахмурилась:

— Вы должны знать, иначе почему вчера вечером вы упомянули о путеводном свете? Именно из-за этого я так и обозлилась. Я решила, что вы будете и дальше расспрашивать меня о делах храма, притворившись, что ровным счетом ничего не знаете о них.

— Я всего лишь повторил сказанные кем-то слова. Вы поразили меня в своем серебряном туалете.

— Ох! — Ее сапфировые глаза посмотрели на меня без недавнего холода. — В таком случае я крайне сожалею, Эл.

— Забудьте и думать об этом недоразумении. Но мне бы хотелось взглянуть на гроб и прочие атрибуты.

— С удовольствием продемонстрирую вам их! — Она сделала пару шагов к двери, потом неожиданно остановилась. — Мне как-то не хочется, чтобы вы шли позади меня, Эл Уилер, когда я в этом наряде. Давайте лучше пойдем рядом, хорошо?

Секунд через тридцать я вновь очутился в помещении, погруженном в синеватый ночной полумрак. Но Джастис имела опыт в обращении с выключателями, и сейчас же все потонуло в золотисто-янтарном свете. Посреди комнаты стоял пустой, обитый атласом большой гроб. У меня возникло неприятное ощущение, что он чувствовал себя одиноко и присматривал себе постоянных обитателей.

Джастис продемонстрировала также и оглушительную джазовую музыку, и вращающиеся огни. Одной минуты этого сочетания оказалось достаточно, чтобы я завопил:

— Спасите!

— Ну вот, пожалуйста! — произнесла она, восстановив обстановку до более или менее нормальной. — Это и есть путеводный свет. Ты лежишь здесь в гробу, твой ум постепенно дезориентируется под воздействием музыки и света. Рейф уверяет, что это прекрасная психотерапия. Позднее люди, прошедшие эту процедуру, и в самом деле выглядят более раскрепощенными.

— Вы испытывали на себе воздействие этой терапии?

Она покачала головой:

— Я настолько свыклась с мыслью о смерти, что, когда она придет, я намерена не обращать на нее ни малейшего внимания и продолжать жить дальше.

— Нечестно использовать впустую чью-то личную «психоделиковую» дискотеку… Я правильно ее назвал, да? Как вы посмотрите на то, что я снова включу свет и музыку, а вы начнете ритуальный танец?

— Вот в этом? — Она провела обеими ладонями сверху вниз по своему черному одеянию, так что ее высокая грудь обозначилась в мельчайших подробностях. — Я бы не возражала, но внезапно может войти Рейф, а я вам уже говорила, что секс в наших владениях запрещен.

— Мы можем отправиться ко мне домой и приладить цветовую подсветку к моему проигрывателю, — предложил я вполне серьезно.

Джастис закусила на пару секунд нижнюю губу:

— Наша встреча может состояться около десяти вечера. Полагаю, я должна как-то компенсировать вам моральный ущерб, причиненный мною только из-за того, что я недопоняла вас накануне.

— Когда вы ополчились на меня, мир внезапно сжался в малюсенький, размером в горошинку, вакуум! — воскликнул я с чувством. — Ни тебе серебряных вспышек, ни запаха пряных духов: пустая кушетка да удовольствие слушать собственные вздохи и сетования.

— Около одиннадцати у вас дома?

— Я с радостью погружусь в предвкушение этой встречи, настрою себя на соответствующий лад, — пообещал я.

— Как это расшифровать?

— Мою скромную квартиру намеревается посетить сама жрица любви, и я должен как-то особо отметить это событие. Однако нельзя забывать, что за стеной живут соседи, так что громовые раскаты и молнии исключаются.

Она засмеялась, затем продела свою руку под мою:

— Нам лучше продолжить десятицентовую экскурсию: если верховный жрец поймает нас здесь, возможно, он вообразит, что произошло нечто недозволенное.

Посещение остальных помещений явилось своеобразной разрядкой после гроба и «психоделикового» оформления «терапевтической» комнаты. Они напоминали загородный клуб для узкого круга людей. Дорогая, современная обстановка, роскошные ковры.

Собственно храм представлял собой просторный зал. Три его стены были разрисованы изображениями восторженных женщин, мужчин и детей. Можно было поспорить, что никто из них никогда даже не слышал такого слова, как «секс», и, разумеется, не догадывался, что оно означает. Я даже искренне пожалел этих наивных взрослых. Сколько хлопот доставляло им выяснить, откуда берутся дети! Я уже не говорю о разрешении этой проблемы в практическом плане…

Перед возвышением у четвертой, задрапированной роскошным темно-синим занавесом стены стояло около трех десятков стульев. Помост не был ничем украшен, если не считать весьма элегантного белого с золотом стола.

Признаться, я был несколько разочарован.

— Остался один только кабинет, — сказала Джастис. — Сейчас там уже должен находиться Рейф. — Хотите его видеть?

— Пожалуй, — ответил я без всякого энтузиазма.

— Мне еще надо кое-что сделать до начала собрания, поэтому я вас покидаю. — Прошу, не запугивайте его слишком сильно, ладно?

— А вы не думаете, что это он может меня запугать? — буркнул я.

— Увидимся около одиннадцати. Держите проигрыватель наготове. Когда выйдете в коридор, поверните направо, кабинет будет прямо перед вами. — Она поднялась на цыпочки и чмокнула меня в кончик носа. — Пока! Пусть это поддержит вас в течение нескольких ближайших часов.

— Я в экстазе!

На мгновение передо мной мелькнули ее соблазнительные бело-розовые ягодицы, просвечивавшие сквозь тоненький черный шелк, но я не успел выразить вслух своего восхищения, потому что девушка исчезла. «Чистая любовь» — абсолютно невозможная концепция, когда рядом с тобой порхает Джастис в подобном одеянии, решил я. Но, возможно, прихожане Храма любви мужского пола обладают сильной волей и не отличаются широтой взглядов?

Дверь в кабинет была приоткрыта, поэтому я лишь для проформы постучал в нее и сразу же вошел. Кендалл в темном костюме, белой рубашке и скромном галстуке сидел за столом. Он поднял голову, и на его лице отразилось величайшее изумление.

— Лейтенант Уилер? Я и не предполагал о вашем визите.

— Джастис провела меня по всем помещениям. Ну и домик у вас!

Его темно-серые глаза в течение нескольких секунд придирчиво всматривались в мое лицо, затем он одарил меня ослепительной улыбкой, по сравнению с которой его белоснежная рубашка стала походить на серую тряпку.

— Я рад, что вам понравился наш храм, лейтенант. Вы здесь по собственной инициативе? Или это официальное посещение?

— Официальное, — деловито подтвердил я и сразу перешел к делу: — Вы видели миссис Мэгнасон после убийства ее мужа?

— Она приходила сюда вчера вечером для индивидуальной терапии. Думаю, эта процедура принесла ей большое облегчение, о чем я и рад вам сообщить. Когда она пришла, то казалась страшно расстроенной. Вполне естественная реакция, конечно.

— Но когда она уходила, ей стало значительно лучше?

— Да, она была куда спокойнее. Почти совсем не нервничала.

— Кто первым ввел ее в храм?

Рейф на мгновение задумался.

— Думаю, что Пол Брайан. Мы с ним старые друзья.

— Ваше учреждение посещается еще одним человеком, и я хотел бы кое-что выяснить относительно его. Это некий Фенвик.

— Чак? — Глаза Рейфа внезапно вспыхнули. — Он постоянно меня поражает. Под его грубоватой внешностью…

— …бьется сердце из чистого золота? — фыркнул я.

— …скрывается весьма одинокий и напуганный человек, отчаянно старающийся отыскать что-то важное в своей жизни. Я искренне верю в то, что нам удастся дать ему то, чего он так жаждет.

— Вы хотите сказать, что разрешаете ему лапать Джастис? — спросил я без обиняков.

Лицо Рейфа вспыхнуло под темным загаром.

— Я не люблю дешевых оскорблений, лейтенант!

— А я не могу позволить себе дорогие, — отрезал я. — Неужели вы воображаете, что я способен вместе с вами проливать слезы умиления над человеком, который устроил себе безоблачное существование за счет частного кладбища?

— Частные кладбища тоже необходимы. Лично меня абсолютно не интересует, чем человек занимается, важно лишь то, каков он сам.

— Догадываюсь, что именно в этом состоит наше основное различие, — подмигнул я ему. — Для меня важно лишь то, что человек делает, в особенности если это убийство.

На его лице промелькнуло что-то похожее на испуг.

— Вы хотите сказать, что Чак Фенвик — убийца?

— Кто знает? — пожал я плечами. — Под этой грубоватой, несговорчивой личиной, возможно, скрывается сердце маниакального убийцы.

— Мне нужно в скором времени проводить собрание. — Рейф взглянул на великолепные платиновые часы-браслет. — Я бы с радостью ответил на все ваши вопросы, лейтенант, но у меня нет времени заниматься вашими дикими предположениями.

— Хотелось бы получить список всех членов вашей общины, — сказал я, — их фамилии и адреса.

— Сейчас?

— Как только вы сумеете его предоставить.

— Утром, вас это устроит?

— Вполне, — кивнул я головой. — Подошлю кого-нибудь к вам сюда часиков в одиннадцать?

— Что ж, договорились. Еще вопросы, лейтенант?

— Пол Брайан говорит, что он ваш приятель, но решительно отрицает, что представил вам миссис Мэгнасон.

— Я мог и ошибиться. Раз Пол говорит, что он тут ни при чем, значит, так оно и есть. Разве это имеет какое-то значение, лейтенант?

— Я до сих пор еще не понял, — буркнул я.

— Неужели? — Голос его зазвучал откровенно издевательски.

— Послушайте, Кендалл, — заговорил я вполне миролюбиво, — вы организовали тут премиленький рэкет. Возможно, в нем действительно нет ничего противозаконного. Но сейчас, через миссис Мэгнасон, вы оказались замешанным в дело об убийстве, и, если мне понадобится развалить ваш храм на куски, чтобы добраться до убийцы, я это сделаю. Так что умерьте свой гонор и обдумывайте каждый свой шаг.

В одну секунду он оказался на ногах. Мне даже показалось, что от негодования у него вздыбились рыжие, коротко подстриженные волосы, а губы растянулись, как у дикого зверя при яростном рычании, обнажив крепкие белые зубы.

— Вы осмеливаетесь угрожать?! Приписываете мне какие-то противозаконные действия?! — произнес он каким-то придушенным голосом. — К вашему сведению, я искренне верю в пользу всего того, что я здесь делаю. Терапия любви помогает людям, я могу призвать в свидетели три десятка людей, которые подтвердят это в любой момент. А теперь убирайтесь отсюда, Уилер, в противном случае я вышвырну вас вон!

Я бросил быстрый взгляд на его широкие плечи и могучую грудь и решил, что он вполне способен привести в исполнение угрозу. Но копам никто не платит надбавку за постоянно проявляемую храбрость. И если ты хочешь прожить достаточно долго, чтобы заработать свою пенсию, не старайся никого поразить своим безмозглым бесстрашием.

И я быстренько двинулся к выходу, размышляя: «Если накануне вечером это он огрел меня по голове, то мне здорово повезло, поскольку голова у меня все еще держится на плечах». К себе на квартиру я вернулся в четверть десятого, испытывая сильный голод. Если вы не превратили одинокие трапезы в утонченное искусство, то через какое-то время вообще забудете, что такое «домашние обеды». Шеф-повар Уилер, воспользовавшись тем, что у него было достаточно свободного времени, решил приготовить один из своих кулинарных шедевров. Может, кого-то из вас заинтересует, как я стряпаю равиоли фламбэ. В таком случае, обращайтесь ко мне со специальным запросом. Даю вам слово, у меня это кушанье получается весьма пикантным и сытным.

Помыв посуду, я принялся за приборку помещения и приведение его к приходу моей гостьи в боевую готовность.

Справился я с этой задачей в самом начале десятого. Теперь мне предстояло провести два унылых часа в одиночестве. Впрочем, они не показались мне такими уж долгими, потому что я заснул на кушетке, а когда пробудился, часы показывали без двадцати одиннадцать. Мне только-только хватило времени на то, чтобы принять душ, переодеться и приготовить два бокала, как раздался дверной звонок.

На этот раз, когда я открыл дверь, не было слепящего блеска серебристой парчи, всего лишь шуршащая фантазия из кружев с вкрапленными кое-где в рисунок переливающимися разными цветами бусинами, которые походили на отдельные градины.

— Прекрасно, — простонал я, — значит, вы переменили планету?

— Это лишь еще одна грань моей личности, — заявила Джастис с вызовом. — Возможно, вы никогда не сможете привыкнуть к их обилию.

Волосы у нее были убраны со лба в огромный узел сзади. Эта прическа показалась мне не менее эффектной, чем прошлая.

Я провел девушку в гостиную, заметив на ходу, что на этот раз на ногах у нее были белые атласные туфельки. Она уселась на кушетку, скрестила ноги, и тут я впервые увидел, что град способен «падать вверх».

Я предложил Джастис высокий бокал. Она с удовольствием сделала глоток, затем откинулась на кушетку и удовлетворенно вздохнула.

— Здесь все же очень уютно, Эл. — Ее сапфировые глаза блеснули. — Признавайтесь, что вы сделали с Рейфом?

— Вы меня предупреждали, что он склонен нервничать по пустякам, — нахмурился я, скользнув к ней на кушетку. — Но, если хотите знать, разнервничался я, и по его милости. Был момент, когда я решил, что он растерзает меня на мелкие кусочки, а потом разотрет их ногами.

— Вы, должно быть, наступили на его любимую мозоль, — засмеялась Джастис. — Знаете, Эл, я заметила, у вас это здорово получается!

— Единственное, что я ему сказал, так это то, что он организовал неплохой рэкет в свою пользу и не желает, чтобы в него совал нос какой-то назойливый коп.

Она закатилась громким смехом:

— Ну разве можно говорить человеку такие кошмарные вещи?

— Он же знает, что это правда.

— Чудак, он сам не хочет этому верить. Сейчас, когда он загребает кучу денег, он упорно внушает себе, что его сумасшедшая терапия и болтовня о путеводном свете действительно творят чудеса. Упорствующий в своей неправоте — вот как бы я охарактеризовала Рейфа.

— Я бы подобрал куда более подходящий термин, но не хочу засорять ваши ушки, похожие на розовые раковинки, — заявил я галантно. — Ну как прошло ваше собрание?

— Нудно, как всегда.

— Фенвик присутствовал?

— Озорник Чак никогда не упускает возможности поглазеть сквозь мое прозрачное платье, — засмеялась она. — Он до сих пор не уверен, есть ли у меня что-нибудь под ним или же я надеваю эту хламиду на голое тело.

— Забавно, что вы об этом упомянули, — бросил я с деланным равнодушием. — Аналогичная мысль мелькнула и у меня в голове, когда я увидал вас сегодня в этом одеянии. Недозволенное любопытство, разумеется, но носите ли вы хотя бы…

— Они телесного цвета. Это одна из творческих находок Рейфа. А уж коли речь зашла об озорнике Чаке, сообщил ли он вам что-нибудь интересное о Мэгнасоне?

— Абсолютно ничего. Но я должен предупредить, у вас имеется соперница, пользующаяся благосклонностью Фенвика. Рыжеволосая красотка по имени Чейри, вроде бы его экономка.

— Эта такая безмозглая хохотушка? — Голос Джастис явно изменился: как известно, дамы соперниц не выносят.

— Я явился к нему за пять минут до его возвращения. Чейри, в одном бикини, изображала горничную. Пришел Фенвик и ополчился на нас. Естественно, он вообразил, что самое скверное уже произошло, и отвесил своей Вишенке-Чери такую оплеуху, что та полетела в другой конец комнаты. У озорника Чака буйный нрав, как и у Кендалла. Короче, два сапога — пара.

— В следующий раз, когда он надумает разглядывать меня сквозь мое черное одеяние, я ткну пальцем ему в глаз и скажу, что мне показалось, будто это вишенка! — фыркнула Джастис. — Ладно, я могу забыть о том, что такая мразь вообще существует… Ну, а что вы скажете о Брайане?

— Вы говорите, что миссис Мэгнасон именно Брайан представил Кендаллу. Рейф это подтверждает, а вот Брайан уверяет, что он этого не делал.

— Значит, он лжец.

— Или же?.. — подсказал я.

— Или же Рейф лжет? Но если это так, то, значит, лгу и я. Однако я сказала все как было. — Она допила свой бокал и сунула его мне в руку. — Вы можете принять его в качестве намека. В нашем храме спиртное не подают, и иной раз я просто умираю от жажды… Вы, как любой полицейский, ждете, чтобы я доказала вам, что не лгу в отношении Брайана. Ну, а я не в состоянии этого сделать, так что можете предложить мне еще один бокал, Эл Уилер!

Я отправился на кухню, смешал ей новую порцию и принес в комнату.

— Как вы смотрите на то, что я поверю вам на слово? — спросил я, когда она выхватила бокал у меня из рук. — Итак, чего ради Брайану лгать? Разве так уж важно, кто первым привел Гейл Мэгнасон в храм?

— А это уж вы сами решайте! — Она зевнула и потянулась всем телом. — В данный момент я не на работе. К тому же я не штрейкбрехер, чтобы вырывать кусок хлеба у бесчестных полицейских.

— Стать таким — моя заветная мечта! — воскликнул я с жаром. — С юных лет я все жду, когда кто-нибудь предпримет попытку превратить меня в бесчестного полицейского, но никто ничего подобного не делал. Вы знаете, как тоскливо жить из года в год на одно лейтенантское жалованье?

— Вы заставите меня через минуту расплакаться! — пробормотала она, сладко зевая. — Вы что, перестали делать взносы за свой проигрыватель или случилось еще что-нибудь?

— Музыки не хватает? — Я вскочил с кушетки как ужаленный. — Какой недозволительный промах с моей стороны!

— Что-то нежное и чувственное, Эл. Сегодня мне хочется быть самой собой и позабыть о всех трудностях жизни.

— Если бы только эта проклятая машина за один раз проигрывала тройное количество пластинок! — воскликнул я с жаром, быстро просматривая весь свой запас.

— Прежде чем мы с вами начнем сходить с ума, Эл, я хочу сообщить вам кое-что. — Я внимательно взглянул на нее. Ее сапфировые глаза смотрели серьезно. — Полагаю, я при этом нарушу в известной степени профессиональную тайну… или как там оно называется… Но что делать девушке, если она совершенно одна на ложе лейтенанта?

— К этому интересному вопросу мы сможем возвратиться позднее, — заметил я. — А сейчас давайте свое конфиденциальное сообщение.

— Вчера вечером в храме побывала миссис Мэгнасон ради персональной терапии, или «психоделикового» сеанса в гробу. Рейф велел мне присмотреть за ней, потому что она любит сбрасывать с себя решительно все, прежде чем улечься на атласные подушки в гробу. Для нее это никак не связано с сексом и, мне кажется, является всего лишь органической частью той белиберды, которую ей внушил Рейф.

— Может, освобождение от одежды символизирует освобождение от сдерживающих начал? — высказал я предположение. — Если тело ничем не связано, то и разум получает неограниченную свободу?

— Нечто в этом роде… — Ее брови немного приподнялись. — Если вдруг вы устанете быть копом, Эл, Рейф найдет применение вашему богатому воображению… Так или иначе, я засунула ее в гроб, включила подсветку и музыку и, как обычно, живенько ушла из комнаты, пока у меня не началось головокружение. Стандартное время для подобной терапии в соответствии с печатной инструкцией Рейфа — тридцать минут. Когда я через полчаса вернулась назад, музыка была выключена, а в помещении горел черно-синий свет. Можешь мне поверить, я была потрясена, пока не убедилась, что Гейл сидит в гробу и смотрит на меня. Но когда я подошла совсем близко, я убедилась, что она практически никого и ничего не видит. Ее глаза казались остекленевшими и, уж не знаю, как это объяснить, не сфокусированными, что ли? И тут внезапно она заговорила. Я не сразу поняла, что она воображает, будто беседует с Брайаном. Она без конца твердила о том, как сильно его любит, именно это помогает ей преодолеть чувство вины. Впрочем, они оба виноваты в одинаковой мере… После этого она принялась нести всякую чушь, которую ей внушил Рейф, о том, что самое главное для человека — истинная любовь, всеобъясняющая и всепрощающая… У меня лопнуло терпение. Я была не в состоянии слушать дальше ее бред и, дав ей пару пощечин, вывела ее из этого состояния. Первым делом она спросила меня, куда ушел Пол. Я ей ответила, что в этой комнате не было никого, кроме нас с ней, но она мне не поверила. Заявила, что Брайан находился рядом с ней, она с ним разговаривала. Кончилось тем, что она залилась слезами и обвинила его в том, что он похитил ее путеводный свет.

— Ну и как все это вам нравится? — спросил я совершенно серьезно.

Она вздохнула:

— Я понимаю, что это самая настоящая истерия. Но одно несомненно — она все время думает о Брайане.

— Я не силен в теории Фрейда, да и потом, кто знает, не имеем ли мы дело с параноидной шизофренией? Или же это какой-то комплексный психоз? А может, всего лишь обычные галлюцинации, вызванные всей обстановкой — световыми эффектами, дикой музыкой и воздействием атласной подкладки гроба на нагое тело? Я не пытаюсь усложнить картину, доктор Хеллер, лишь предлагаю не спешить с диагнозом. Таким образом, у нас выкроится время на куда более приятные забавы в сексуальном плане, нежели гадание на кофейной гуще о причинах нервических припадков этой миссис Мэгнасон!

— Будьте вы неладны! — У нее вспыхнули щеки. — А я-то подумала, это поможет вам.

— Возможно, так оно и есть, — ответил я совершенно искренне. — Но мне становится тошно при одной мысли о том, как будет выглядеть физиономия нашего окружного прокурора, если я преподнесу ему эту историю в качестве основания для обвинения. Прежде чем я начну раздумывать о поступках миссис Мэгнасон… или о виновности Брайана, мне нужно раздобыть целую кучу неопровержимых фактов.

— В таком случае включите пластинку, — буркнула Джастис. — Все лучше, чем сидеть вот так и слушать противный самоуверенный голос.

— Повинуюсь, мадам!

Я поставил пластинку и дождался, пока вкрадчивая чувственная мелодия, лившаяся из пяти динамиков, не заполнила все помещение, вызывая какие-то нервные токи вдоль моего позвоночника. Минутой позже я уже осмелился взглянуть на Джастис. Она допила свой бокал, затем осушила мой и закурила сигарету. Впрочем, судя по выражению ее лица, сигарета ей вовсе не требовалась: она могла бы вдыхать огонь и дым, просто думая обо мне.

Я схватил пустые бокалы и удалился на кухню. А когда возвратился с заново наполненными до краев сосудами и протянул их, вместо пальмовой ветви, ей, она равнодушно забрала у меня подношение. Опустошив первый бокал двумя быстрыми глотками, на мгновение подняла голову, глянула на меня и швырнула его в угол комнаты. Но он не долетел до противоположной стены, лишь пару раз подпрыгнул на ковре.

— Не разбился, — ровным голосом сообщила Джастис.

— Сегодня мне везет. — Наверное, мне лучше было бы не говорить так.

— Вы думаете?

Она опустошила одним продолжительным глотком второй бокал и, размахнувшись, бросила его с силой через всю комнату. В итоге, естественно, ковер был весь усеян десятками мелких осколков, на которые опасно наступать босыми ногами.

— Теперь у вас свободны обе руки, — произнес я миролюбиво.

— Это по теории Фрейда имеет особое значение? — фыркнула она.

— Только для копов. Один из первых уроков: никогда не нападай на женщину, держащую оружие, хотя бы в одной руке, потому что она способна тебя изувечить.

Она разыграла целую сценку: сначала медленно закрыла глаза, затем заткнула уши обеими руками.

— Пожалуйста, прекратите свое словоизвержение, — произнесла она молящим голосом. — Я больше не выдерживаю. Вы не что иное, как передвигающийся, никогда не замолкающий громкоговоритель. К тому же на кривых ногах!

Схватив ее за запястья и рывком подняв на ноги, я плюхнулся на кушетку и затем, уже другим рывком, бросил ее лицом вниз к себе на колени. Все ее искусственные цветные градинки засверкали, когда я задрал подол юбки Джастис выше талии, обнажив округлые полушария ее мягкого места, обтянутые белыми шелковыми трусиками. Я отшлепал ее отнюдь не символически: каждой половинке досталось по пять увесистых шлепков, — после чего решил, что этого достаточно, потому что моя ладонь буквально горела.

Секунд пять после столь наглядного урока длилось тягостное молчание. Потом она медленно повернула голову и посмотрела на меня через плечо. Огромный узел волос на шее распустился, светлые пряди торчали во все стороны. Лицо пылало, в глазах читалась холодная непримиримая ярость, готовая взорваться с большей разрушительной силой, нежели атомная бомба.

— Ты!.. — прошипела она. — Я убью тебя за это! Вырежу у тебя все внутренности и вместо них заполню твое брюхо раскаленными камнями! Я… А-а-ах!

В порыве мести, придумывая для меня все более изощренные способы наказания, она позабыла о том, что занимала весьма неустойчивое положение поперек моего колена. Когда повернулась ее голова, повернулись и плечи, равновесие было нарушено, и она скатилась с колена на пол. Приземлилась она спиной. Раздавшийся при этом шум нельзя было назвать слабым, и я не сомневался, что ей было очень больно. Во всяком случае, я бы ей посочувствовал, если бы в этот момент не хохотал. А когда взрыв моего непочтительного смеха сменился просто смешком, Джастис уже стояла на ногах.

— Я… я… — Она не могла найти подходящих слов, чтобы выразить свое негодование. Потом в сапфировых глазах вновь появилась ярость. — Черт возьми, что тут смешного?

Я беспомощно свалился на спину:

— Радость моя, вы бы посмотрели на свои волосы!

Она вскинула руки к затылку и нащупала два солидных валика, которые торчали по обе стороны ее головы. Ее глаза расширились от ужаса, она издала пронзительный жалобный вопль, схватила свою сумочку и побежала в ванную.

Окончательно успокоившись, я поднял с пола оставшийся целым бокал и отправился на кухню.

Первый стаканчик показался мне настолько вкусным, что я смешал себе второй и выпил его уже с расстановкой. Третий отнес в гостиную. Опустился на кушетку и обеспокоенно подумал, какого черта Джастис застряла так надолго в ванной комнате. Конечно, женская прическа — вещь трудоемкая и сложная, но сколько требуется времени, чтобы закрутить узел у себя на шее? Минут пятнадцать?

Прошло еще пять минут. Я прикончил третий стаканчик. Беспокойство мое усиливалось. Может, она поскользнулась и лежит на полу? Или выскочила из окна?

Я подошел к ванной комнате и осторожно постучал в дверь:

— Джастис? Вы в порядке?

— Я здесь, Эл, — ответил мне мурлыкающий голос, но доносился он не из ванной.

— Где вы? — спросил я ворчливо.

— В спальне.

Горловые мурлыкающие нотки были типично женскими, призывными. Моя спина отреагировала соответствующим образом: Джастис могла ждать за дверью моего появления с чем-то тяжелым и нанести смертельный удар своей миниатюрной ручкой. Но мне нужно было рискнуть, потому что подобное мурлыканье не очень-то часто доводится слышать.

Дверь в спальню была приоткрыта. Я распахнул ее и обождал несколько секунд, но ничего не случилось, поэтому я вошел в комнату. В помещении было темно, если не считать интимного треугольничка света, отбрасываемого прикроватной лампочкой. Джастис полулежала на подушках. Ее голова оставалась в полумраке, но зато все остальное, начиная от шеи, было выставлено в мягком свете на показ. Длинные, достигавшие талии светлые волосы ласкали гордый подъем увенчанных коралловыми пуговками грудей. Свет и тень, очевидно, сговорились, чтобы представить ее нагое тело в самом обольстительном виде. Каждая его линия казалась непревзойденным творением природы…

Пока я стоял, любуясь ею и боясь нарушить колдовское очарование этой картины, ее руки медленно поднялись и обхватили обе груди призывным жестом.

— Эл!.. — Мурлыкающая вибрация исходила из глубины ее горла.

— Джастис! — с трудом выдохнул я.

— Вот теперь смейтесь! — произнесла она торжествующе.

Глава 7

На следующее утро я проснулся около восьми. Оказалось, она уже ушла. Сохранился лишь едва различимый запах ее духов, и, как я считаю, он не был плодом моего воображения.

Для чего такая спешка? — подумал я сердито. Но тут же одернул себя: кто знает, не требует ли Кендалл, чтобы его священнослужители высокого ранга обязательно возвращались к завтраку в храм?

Через пятнадцать минут, приняв душ и одевшись, чтобы начать трудовой день, я обнаружил на кухне записку, которая была прислонена к пустой кофейной чашке со следами губной помады по краю.

Джастис писала мне:

«Почему раньше мне никто ничего не говорил про копов? Я бы не стала напрасно тратить время с обычными суперменами, если бы знала! В восторге буквально от каждого момента вплоть до того, как ты захрапел. Позови меня. Джастис».

В контору я явился в четверть десятого, подкрепившись по дороге завтраком в кафетерии при отеле. Обычно моя утренняя трапеза состоит из чашки кофе и какой-нибудь булочки, но на этот раз я был настолько голоден по разным оккультным причинам, что закусил солидно.

Удивленный взгляд, который бросила на меня Аннабел при моем появлении, быстро превратился в подозрительный после того, как она внимательно меня осмотрела.

— У вас такой вид, будто ночь у вас прошла беспокойно, — холодно заявила она. — Расследование, конечно?

— Надеюсь, вы не станете возражать, милочка, если я буду с вами откровенен? Прямо скажу, прежде ничего подобного за вами не замечал. Но последнее время, похоже, вас сильно заботит секс. Для такой симпатичной и здоровой девушки, как вы, в этом нет ничего удивительного. Однако, если вы задумали выйти замуж, то это бесперспективно. Должно пройти не менее полугода, чтобы разобраться, подходят ли двое людей друг для дружки. Так что не проявляйте неоправданной торопливости.

— Вы большой специалист в вопросах семьи и брака! — фыркнула она.

— Правильно. Я знаток в любом аспекте брака, естественно, — согласился я. — Мои родители были женаты уйму лет.

Я присел на краешек сильно поцарапанного стола, который служил мне рабочим местом: право на отдельный кабинет имел лишь один шериф, — и принялся изучать ее лицо, которое с полным основанием можно было назвать привлекательным, если не красивым.

От Аннабел исходила та юная свежесть, которая вообще не могла существовать в природе. Волосы цвета натурального меда отличались естественным блеском, одевалась она в, казалось бы, простые платья, но сшитые настолько идеально, что подчеркивали все преимущества ее прекрасной фигуры и полностью скрывали недостатки, коли таковые существовали. Если я немного наклонял вбок голову, мне удавалось разглядеть два приятно округлых колена, обтянутых узкой юбкой. Нужно ли еще упоминать ее соблазнительные бедра и тоненькую талию?

Должен признаться, что самому себе я казался вполне удовлетворенным сатиром: появляясь ненадолго в конторе, я мог по достоинству оценить все внешние достоинства девушки глазами художника без жажды стать их обладателем.

— Наконец-то я разобралась, что причин для волнения у меня нет, — сообщила она доверительно. — Я все задавала себе вопрос, чего ради я напяливаю на себя одежду, когда вы все время раздеваете меня глазами. А потом сообразила, что вы ведь почти не бываете на своем месте. — Она с надеждой посмотрела на меня. — Вы ведь скоро уходите, лейтенант?

— Я жду важный телефонный звонок, — ответил я. — Очаровательные тайны, сообщенные ярко-розовыми губками одной бойкой девушки.

— В десять минут десятого? — возмутилась почему-то Аннабел.

— В девять тридцать, чтобы быть точным. Вот когда она должна позвонить, — произнес я весьма сдержанно.

— Надеюсь, что она позвонит вовремя, — угрюмо заявила Аннабел. — Двадцать минут терпеть ваше общество — это выше моих сил!

— Хорошо, — притворился я оскорбленным. — В таком случае не стану вам докучать. Пойду поговорю с шерифом.

— Очень бы хотела, чтобы вы это сделали! — воскликнула она. — Но в данный момент он в Сити-Холле, вернется после одиннадцати.

Ее светловолосая головка склонилась над пишущей машинкой не менее чем на минуту. Потом, не выдержав, она снова посмотрела на меня:

— А что плохого в женитьбе?

— Вы делаете мне предложение?

— Выйти замуж за вас? — дико захохотала она. — Только ненормальная может подумать о подобном, даже теоретически. Это то же, что пытаться привязать к колышку облезлого старого козла, привыкшего бродить на свободе куда ему вздумается.

— Благодарю за лестное сравнение, Аннабел Джексон! — проворчал я.

— Не надо принимать это на свой счет! — Она залилась неприятным смехом, затем на ее лице появилось суровое выражение. — Любая девушка должна разбираться в подобных вещах. Как вы считаете, будет нормальный мужчина противиться даже разговорам о женитьбе с такой яростью, как вы?

— Догадываюсь, что мы, двуглавые чудовища, составляем отдельную расу, — снизошел я до ответа.

— Судьба распорядилась несправедливо, создав меня девушкой, — вздохнула Аннабел. — Если мне судьбой суждено стать усохшей старой девой, то какие у меня шансы соблазнить красивого молодого человека? Никаких, вот в чем все дело. А вот вы посвящаете большую часть своего времени тому, чтобы совращать молоденьких девушек. Я не знаю, красавицы ли они, но вряд ли вы видели их всех при дневном свете.

— Почему вы просто не схватите свою пишущую машинку и не используете ее на то, чтобы превратить свои крошечные куриные мозги в бесформенную массу? — холодно поинтересовался я.

— Я всего лишь прошу совета. — Ее детские голубые глаза округлились, став сразу наивными. — Я хочу сказать, от человека много старше меня, обладающего богатым опытом, в известной степени не совсем… Я решила, что вы в состоянии помочь.

— Понятно. Вы хотите сидеть на своем месте, а я должен схватить машинку и выбить вам куриные мозги?

— Вот видите! — Она глубоко вздохнула. Кстати, это выглядело весьма эффектно, учитывая ее узкое платье по фигуре. — Вы не желаете помочь девушке, которая хочет отказаться от кушетки и ультрасовременного проигрывателя ради двуспальной кровати и стиральной машины.

— Это что — конкретное предложение?

— В данный момент нет. — Она оперлась локтями о стол и положила подбородок на ладони. Глаза ее укоризненно смотрели на меня. — У меня имелся поклонник, некто Харольд, занимавший солидное место помощника менеджера супермаркета. Неплохая наружность, я даже примирилась с его усами и очками, потому что он был честный, надежный, вежливый, уважительно относился к девушкам. Короче, он обладал всем тем, чего нет у вас, Эл, но это ни к чему не привело.

— Вам с ним было скучно? — торжествующе улыбнулся я.

— Его мамочка решила, что он должен жениться на дочери директора супермаркета, — мрачно сообщила она. — Харольд страшно извинялся, когда сообщил мне об этом, но ему не хотелось спорить с матерью, поскольку за все двадцать восемь лет со дня своего рождения он ни разу ей не возразил.

— Вы слишком молоды, чтобы думать о замужестве, — произнес я убежденно. — Вам надо жить весело и беззаботно, заводить романы, влюбляться…

— Иногда плясать вокруг кушетки под музыку проигрывателя, — устало произнесла она. — Очевидно, я немного помешалась, когда решилась серьезно поговорить с вами о замужестве.

Мои часы показывали без двадцати десять, но, возможно, они спешили.

— Который час? — быстро осведомился я.

Аннабел молча указала на настенные часы у меня над головой. Я взглянул наверх. Да, без двадцати десять. Вероятно, Чейри сегодня утром немного проспала.

— Могу поспорить, она не позвонит, — злорадно заявила Аннабел.

— Кто знает, не сбежала ли она с помощником менеджера супермаркета или с его маменькой? — хмыкнул я.

— Раз вы хотите с ней поговорить, зачем ждать? Почему самому не позвонить ей? — резонно посоветовала Аннабел.

Я отыскал номер телефона в доме Фенвика в Вэлли-Хейтс и набрал его. Звонок раздался не менее пяти раз.

Я положил на место трубку и позвонил вторично. Так продолжалось долго, пока я не сдался и не обратился на станцию. Они проверили линию и ответили, что все в порядке. Положив трубку на рычаг, я подумал, что это печальный результат моей галантности.

— Возможно, она пришлет вам почтовую открытку с видом Ниагарского водопада, — с притворным сочувствием произнесла Аннабел.

— В следующий раз, когда я увижу ее, она полетит у меня в ближайший водопад! — обещал я. — То есть после того, как я сломаю ей шею, дам зуботычину и…

Зазвонил телефон. Пару секунд я не мог поверить, что это так. Потом все же схватил трубку и гаркнул:

— Уилер!

— Лейтенант Уилер?

Это был действительно женский голос, но он казался настолько напряженным, что я не мог его узнать.

— Точно. Это лейтенант Уилер.

— Говорит Гейл Мэгнасон. Я… — Голос ее звучал все тише и тише, а под конец совсем замолк.

— Да, миссис Мэгнасон? — подбодрил я ее.

— Я должна вас немедленно видеть. Это очень важно.

— Сейчас же еду к вам домой.

— Благодарю вас. — Голос моментально окреп. — Просто я дальше не могу с этим жить. Я изо всех сил старалась прогнать эти мысли из головы… Видит Бог, как я старалась!.. Но это бесполезно. Понимаете, все это возвращается опять и опять…

— Успокойтесь, — заговорил я почти ласково. — Я буду у вас минут через тридцать.

— Благодарю вас, лейтенант. Крайне важно, чтобы я поскорее с вами повидалась. Так вы считаете, что можете приехать ко мне домой прямо сейчас?

— Бегу! — крикнул я.

Аннабел с любопытством смотрела на меня:

— Что-то это мало походит на «очаровательные тайны, сообщенные ярко-розовыми губками»…

— Это был другой звонок, — сказал я обеспокоенно. — Со мной разговаривала миссис Мэгнасон. Похоже, у нее большие неприятности. Сейчас я еду к ней домой. Если меня спросит девица по имени Чейри Кордовер, передайте ей, чтобы оставила номер, по которому я смогу ее разыскать, и позвоните мне в дом Мэгнасона, хорошо?

— Да, конечно, — кивнула она головой. — Девушка строго по линии расследования, так?

— Так, — кивнул я пару раз.

— По непонятной причине я стала чувствовать себя несколько лучше.

— Да? — Я был уже на полпути к двери, но последнее заявление Аннабел заставило меня остановиться.

— Это не изменило моего мнения о вас как о неисправимом донжуане, чтобы не употребить более крепкое выражение. — Она склонила голову над машинкой. — Вы все еще ставите на свой проигрыватель те поразительные пластинки Эллингтона?

— Конечно. — Я в недоумении смотрел на ее медовый затылок. — А что?

— На какое-то мгновение я поддалась ностальгическим чувствам. — Она подняла голову и с отсутствующим выражением уставилась на меня. — Знаете, внезапно начинаешь о чем-то скучать…

Пальцы ее яростно забегали по клавиатуре, как будто их подгоняло сознание уязвленной гордости, а я чуть ли не на цыпочках вышел из помещения, потрясенный до глубины души признанием Аннабел, что она тоскует по моему проигрывателю. Последний раз она была у меня в квартире примерно год назад. Вечер закончился несколько неожиданно: она ударила меня по голове тонким каблуком своей нарядной туфельки.

На пути к озеру мне было не о чем думать, поэтому я не превышал дозволенных скоростей и следил за всеми дорожными знаками.

Когда я припарковал машину на довольно изрытой подъездной дорожке, сверкавший белизной домик с его отливавшей голубым крышей выглядел точно так же, как и прежде. Я нетерпеливо нажал на дверной звонок. Мне показалось, что раздавшийся внутри звук был каким-то сердитым, словно в нем чувствовался упрек. Отворилась дверь, и большие серые глаза, обведенные темными кругами, посмотрели на меня с недетской серьезностью.

— Привет, Саманта!

— Доброе утро, лейтенант! — ,Ее голос почему-то звучал весьма формально. — Моя мать в гостиной.

— Благодарю, — улыбнулся я ей. — Мне нравится твое платье.

Торжественное выражение ее лица не изменилось, когда она глянула на свое шелковое платье цвета лаванды с кружевным воротничком и манжетами.

— Это мое выходное. Мама сказала, что я должна надеть его сейчас. Мне его разрешают носить только в редких случаях. Сегодня какой-то особый день, лейтенант?

— Не знаю, возможно, я смогу это выяснить, поговорив с твоей матерью.

— Она страшно расстроена и взволнована… — Саманта несколько раз кивнула головой. — Мне кажется, она проплакала всю ночь. Я пыталась ее уговорить что-то съесть на завтрак, но она отказалась, послала меня наверх и велела переодеться в мое самое нарядное платье. Присмотрите за ней, пожалуйста.

— Непременно! — доверительно ответил я. — Почему бы тебе самой не приняться за завтрак, пока я не добьюсь того, что и ей захочется поесть?

Девочка медленно заморгала длинными ресницами и внезапно взглянула на меня с неприкрытой враждебностью.

— Я думаю, вы совершенно ничего не понимаете! — произнесла она с усталым вздохом.

Я наблюдал, как она медленно поднимается вверх по лестнице, волоча ноги на каждой ступеньке, пока не скрылась из поля моего зрения. Только после этого я прошел через прихожую в гостиную.

Гейл Мэгнасон съежилась в кресле. На ней было черное одеяние, доходившее ей до лодыжек, которое я уже видел прежде. Волосы взлохмачены, явно не причесаны, на лице отчетливо обозначились следы от слез, глаза припухли и покраснели, щеки провалились. Зато нижняя губа увеличилась в размере, и я подумал, что Гейл искусала ее чуть ли не до крови.

Когда я вошел в комнату, миссис Мэгнасон подняла на меня глаза, заметно вздрогнула и плотнее завернулась в черную хламиду.

— Я приехал сюда как только смог быстро, — сказал я. Мой голос, громкий и резкий, явно не соответствовал мертвящей тишине комнаты. — В чем дело, миссис Мэгнасон? Что вас тревожит?

— Тревожит? — Ее голос показался мне хрупким и ломким, вот-вот начнется истерика. — Оснований для тревоги нет, особенно у вас, лейтенант. Наоборот, для вас все сейчас закончится.

— Я вас не понимаю, миссис Мэгнасон.

Она отвернулась и уставилась глазами на большой камин:

— По всей вероятности, все это нужно будет как-то оформить официально, но я смогу явиться в офис шерифа позднее. Видите ли, я хочу сделать признание, лейтенант.

— В чем?

— Речь идет о смерти моего мужа. Понимаете, это я его убила.

Присев на кончик ближайшего стула, я внимательно следил за ней. Она по-прежнему смотрела в камин. Очевидно, моя реакция ее ни капельки не интересовала.

— Вы хотите мне об этом рассказать? — спросил я.

— Так принято, наверное? — Никакого сарказма в ее голосе не было. — Я лгала вам, лейтенант, уверяя, что не имею понятия, как зарабатывает мой муж на жизнь. В действительности я прекрасно знала. Он был вором и убийцей. Профессиональный преступник, действовавший в других частях страны, чтобы чувствовать себя в безопасности, когда возвращался домой. У него имелась определенная система. Однажды, будучи сильно пьяным, он сказал мне о ней. Всегда новый город, не слишком большой, но и не маленький. Главное — действовать не спеша. Он притворялся, будто желает вложить деньги в земельный участок, беседовал с агентами по продаже недвижимости. Им всегда бывает известно, что творится в городе, уверял он. Через несколько недель он выбирал три-четыре самых перспективных варианта. Лучше всего иметь дело с наличными, говорил он мне. То есть с выручкой от разных торговых заведений. Не очень крупных, владельцы которых не прибегают к услугам специального транспорта и вооруженной охраны. Например, некоторые бары, расположенные вблизи крупных заводов, всегда имеют колоссальную выручку, в особенности если дождаться дня получки. Сама техника ограбления у него была отработана до мелочей… А потом он возвращался домой с добычей. — Она снова зябко повела плечами. — Когда он приезжал домой, для меня начинался настоящий кошмар. Сначала он напивался и орал на меня, потом дело уже дошло до побоев, после чего он обычно использовал меня… Я собиралась оставить его. Как-то раз окончательно сложила все свои вещи, и тут он неожиданно возвратился домой. Зверски избив меня, он пригрозил, что, если я попытаюсь все же от него уйти, он разыщет меня даже на другом конце земли и отберет у меня Саманту. Я знала, что это не пустые слова, и смирилась. Мы придумали правдоподобную историю о том, что после смерти моего отца мне досталось много денег. Этим объяснялись те большие суммы, которые перечислялись на мой счет из моего родного дома в Арканзасе. В банке я сообщила, что моими денежными делами занимается наша старая юридическая фирма, и мне поверили. Мы платили налог с этих так называемых дивидендов, и Хэнк чувствовал себя в полной безопасности.

— А как же россказни, будто он исчез с деньгами, которые якобы вы дали ему для совместного предприятия с Брайаном? — спросил я.

— Эту дурацкую ложь изобрел Пол в то первое утро, когда вы появились здесь. Ему было известно кое-что, вот он и пытался меня оградить. В действительности Хэнк потребовал деньги, я их ему дала: при сложившихся обстоятельствах я не могла ничего иного сделать, если хотела остаться в живых. Он допустил крупную ошибку, совершил федеральное правонарушение, и попал в поле зрения ФБР. Он собрался бежать из страны. В тот вечер он заявил мне, что не сможет видеть меня до конца жизни. — Она тихонько вздохнула. — Я решила, что избавилась от него навсегда. Мы с Самантой могли жить здесь счастливо. Через какое-то время я бы получила развод с Хэнком, поскольку он оставил семью, после чего, возможно, вышла бы за Пола Брайана. Прошел почти год, и Хэнк вернулся. Поздно вечером, часов в десять. Саманта спала у себя наверху, я сидела в этой комнате. Я услышала, как в замке поворачивается ключ. Клянусь, на минуту мое сердце перестало биться. Затем Хэнк ввалился в дом с таким видом, будто бы он отсюда никогда не уезжал. Горячка прошла, объяснил он, но ему все еще слишком рискованно оставаться здесь. Ему нужны деньги. Сколько еще осталось в банке? Что-то около восьмидесяти тысяч. Он заявил, что ему требуется все. Я спросила, на что же будем жить мы с девочкой. Он посоветовал мне найти себе работу: уже давно пора перестать жить барыней. Что касается Саманты, я могу о ней не беспокоиться: он заберет ее с собой, чтобы быть уверенным, что, когда ему понадобятся деньги, я буду посылать ему в требуемом количестве. Я стала умолять его не делать такого. Пообещала отправиться в банк на следующее же утро, снять со счета все, что там оставалось, и принести ему. Он возразил, что это будет выглядеть подозрительно, его план гораздо лучше, а если я буду вести себя разумно, месяцев через шесть — девять получу Саманту назад. Потом он выхватил из кармана пистолет и наставил его на меня. Если я не сделаю в точности так, как он велит, я не только больше никогда не увижу Саманту, но он вернется и убьет меня. Мне кажется, в тот момент я помешалась от ужаса. Не от мысли, что он меня убьет, а от страха за Саманту. Что с ней может случиться за то время, когда она будет жить с ним? Ведь он никогда ее не любил, не заботился о ней. Для него она была всего лишь «отродьем», проклятой помехой, мешавшей ему всегда и везде. Он этого даже не скрывал. Вот я и подумала: мне безразлично, что станет со мной, но я обязана что-то предпринять, чтобы не дать ему увезти девочку. — Ее голос упал почти до шепота. — Я стояла перед камином, рядом с которым вот на этой полочке находился набор старинных утюгов. — Она указала место приблизительно в трех футах от того, где в данный момент сидела. — Я повернулась к Хэнку на какое-то мгновение спиной, притворившись, что слишком расстроена, чтобы смотреть ему в лицо, затем схватила один из утюгов и кинулась на мучителя. Удар по голове пришелся сбоку и сопровождался кошмарным звуком… — Теперь ее била дрожь. — Он свалился, пистолет оказался на полу. Я подумала, что убила Хэнка, но через несколько секунд он сел и начал проклинать меня ужасным монотонным голосом, который показался мне куда страшнее его обычных криков. Потом он встал на ноги, и по выражению его лица я поняла, что он прикончит меня. Тогда я быстро подняла пистолет и прицелилась в него. Если он приблизится ко мне, предостерегла я его, я нажму на крючок. Он громко рассмеялся и пошел на меня. Я не уверена, однако мне помнится, я его снова предупредила. Я до сих пор отчетливо вижу злобный взгляд его глаз, когда он подходил все ближе и ближе. Выстрел прозвучал гораздо громче, чем я предполагала… Кажется, я даже подумала, что у меня от грохота переломится рука. Но я знала, что должна стрелять и стрелять, пока не буду уверена, что он уже не сможет до меня добраться. — Она закрыла глаза обеими руками. — И неожиданно — это было самым ужасным, лейтенант, я увидела, что он лежит на полу, вся грудь у него залита кровью, глаза по-прежнему широко раскрыты, но ничего не видят!

— Ну, а как Саманта? — спросил я. — Неужели звук выстрелов ее не разбудил?

— Разбудил, да. Она выглянула из спальни и позвала меня. Я ей сказала, что это всего лишь выхлоп газов проезжавшей мимо машины, и она вернулась в кровать. Убедившись, что девочка спит, я протащила тело Хэнка через весь дом к входной двери и дальше, к краю лужайки. В нормальном состоянии я бы не смогла этого сделать: Хэнк был высоким и тяжелым, — но в ту ночь у меня неизвестно откуда взялись силы. Я погрузила его пистолет и все утюги в лодку. Гребла что было мочи, затем, отплыв подальше, сбросила его в воду, а следом пистолет и утюги. Назад я возвращалась очень медленно, выбилась совершенно из сил, но в конце концов добралась до берега. Саманта продолжала спокойно спать. Я приняла душ и легла в постель. Вы сами понимаете, что спала я плохо, можно только удивляться, что мне вообще удалось заснуть.

— Итак, к тому времени, когда я явился на следующее утро к вам, Брайан, чтобы защитить вас, уже придумал целую историю о причине исчезновения вашего мужа?

— Он был в курсе, что я убила Хэнка, — быстро ответила Гейл. — Но я ему объяснила, как Хэнк добывал деньги, и Брайан решил, что в моих интересах, чтобы полиция ничего об этом не узнала. Конечно, с его стороны это было непростительной глупостью. Но в то же время — очень трогательно, что он сочинил такую неправдоподобную историю, чтобы только я осталась в стороне. Надеюсь, вы не отнесетесь к нему слишком строго, лейтенант?

Я пожал плечами:

— Большинство людей, замешанных в той или иной степени в преступлениях, непременно что-то замалчивают или что-то придумывают… Лично я не вижу причины для вашего беспокойства за Пола Брайана, миссис Мэгнасон.

Благодарю вас! — Она попыталась улыбнуться, но у нее ничего не получилось. — Ну, а что теперь? Очевидно, нам надо отправиться в офис шерифа, после чего вы посадите меня за решетку?

— Да, нам придется побывать у шерифа и соблюсти кое-какие формальности, — подтвердил я. — Вы должны будете сделать официальное заявление, повторить то, что вы сообщили мне, чтобы ваши показания были застенографированы и подписаны вами. Я сомневаюсь, что нам следует держать вас под замком. Даже самый несведущий адвокат в подобном деле найдет основания для того, чтобы вас выпустили, под залог. Во всяком случае, можно сейчас особенно не спешить. Вам нужно одеться и кое-что сделать. Что будет с Самантой? С кем она сможет пожить какое-то время?

— У меня есть миссис Вудбэнк. Она прибирает в доме и присматривает за Самантой, когда я ухожу по вечерам. Живет она в миле отсюда и, уверена, не откажется приютить у себя девочку. Она позаботится о ней, пока не будет внесена окончательная ясность в данное дело.

— Желаете, чтобы я вызвал ее, пока вы будете одеваться?

— Была бы очень признательна. Номер ее телефона записан на листке возле аппарата в прихожей.

Миссис Мэгнасон медленно, словно дряхлая старуха, поднялась с места и неслышно двинулась к двери, но, не дойдя до нее пары шагов, споткнулась и едва не упала.

— Что с вами?

Я подскочил к ней, но она уже сама выпрямилась и повернулась ко мне лицом.

Пожалуйста, — заговорила она голосом напуганного ребенка, — пожалуйста, помогите мне!

Конечно, миссис Мэгнасон, — ответил я успокоительно. — Что именно я могу сделать?

Ее глаза вновь приобрели какой-то остекленевший, неживой вид.

— Мне необходим путеводный свет! — прошептала она. — Пожалуйста, дайте его мне. Я должна получить путеводный свет!

Ее колени неожиданно подогнулись, и она свалилась бесформенной грудой на ковер.

Глава 8

— С ней все будет в порядке! — авторитетно заявил доктор Мэрфи. — Нервное истощение. Если хотите, найду латинский термин, чтобы звучало солиднее.

— Меня больше устраивают простые слова… Чем мы сможем помочь ей?

— Она нуждается в полнейшем покое, как минимум, в течение нескольких дней. Я вызову санитарную машину и отправлю ее в окружную больницу. Медицинский персонал там опытный, они и без моих указаний разберутся, что ей требуется.

— Вы останетесь здесь до прибытия «скорой помощи»? Мне необходимо еще кое-что сделать в срочном порядке.

— Хорошо. Полагаю, в доме нет наивного девятнадцатилетнего создания, которое нуждалось бы в заботе и утешении в самом достойном смысле этих слов?

Но я не был расположен шутить и сухо ответил, что дочери миссис Мэгнасон всего десять лет, но у нее, слава Богу, имеется надежная домработница, так что ребенок не останется без присмотра.

Доктор Мэрфи понял, что мне не до зубоскальства. Я оставил его возле дверей в спальную комнату и спустился вниз по лестнице. На кушетке сидела миссис Вудбэнк и разговаривала с Самантой. Это была симпатичная особа лет пятидесяти, с добрым лицом, и я подумал, что ничего лучшего в данной ситуации и желать не приходится.

— Как мама? — быстро спросила Саманта.

— Доктор говорит, что все обойдется, — ответил я. — Но ей необходимо несколько дней полного покоя, поэтому ее сейчас отвезут в окружную больницу. Полагаю, ты не против остаться на это время с миссис Вудбэнк?

— С большим удовольствием! — живо ответила она. — Вы еще тут задержитесь, лейтенант?

— Крайне сожалею, но мне надо еще кое-что сделать, Саманта. Не думай, я не забыл про свое обещание попрактиковать с тобой технику вождения машины. Я специально заеду к миссис Вудбэнк за тобой, как только у меня появится такая возможность.

— Хорошо! — На минуту она вновь превратилась в нормального десятилетнего ребенка. — Можно мне дойти с вами до машины?

— Конечно!

Она выбежала первой из дома, и это дало мне возможность поговорить с миссис Вудбэнк.

— Не беспокойтесь, лейтенант, — твердо произнесла женщина. — Девочке со мной будет хорошо, она может оставаться у меня столько, сколько потребуется, и даже дольше. Говорю это совершенно искренне.

— Вот это замечательно! Перемена обстановки пойдет Саманте на пользу.

— Ей нужно гораздо больше! — Миссис Вудбэнк поджала губы. — То воспитание, которое получает эта бедная девочка, противоестественно. Если бы миссис Мэгнасон не была так серьезно больна, я бы давно ей высказала все, что у меня на душе!

Саманта, разумеется, сидела на водительском месте в машине и, очевидно, обдумывала сложный зигзагообразный поворот или еще какой-то трюк, когда я подошел к ней. Глаза у нее были полузакрыты, она щурилась от столба пыли, поднятой только что проехавшим по дороге автомобилем. По непонятной мне причине она твердо держала язык за зубами. Я сказал что-то заумное о той манере, в которой она задумала осуществить этот поворот. Девочка немного расслабилась и отодвинулась от рулевого колеса, потом бросила на меня мимолетный взгляд.

— Я слушаю, Саманта!

Она с некоторым сомнением покачала головой. Наверное, ожидала от меня чего-то более эффектного, а не столь прозаического приглашения к задушевной беседе.

— Я слышала, как она сказала, будто убила папу той ночью. Слышала каждое словечко!

— Послушай, — заговорил я с предельной откровенностью, — я плохо разбираюсь в детской психологии. Понимаешь, по большей части у меня после разговоров с тобой возникает ощущение, что если ты десятилетняя девочка, то мне самому не больше пяти. Так что если тебе есть что мне сообщить, то выкладывай. Слушаю тебя внимательно.

— Угу! — Она не могла полностью скрыть горделивую улыбку, появившуюся у нее на губах. — Я не верю, что она это сделала. Она солгала, когда заявила, будто я проснулась от выстрелов, потому что я спала той ночью так же крепко, как всегда. Чтобы быть известным гонщиком, надо обладать стальными нервами, верно? Вот у меня как раз такие нервы.

— Что-нибудь еще? — спросил я.

— Прошлой ночью меня что-то разбудило. — Лицо у нее вспыхнуло. — Вообще-то я знаю причину. Я съела слишком много яблочного пирога за обедом, так что стала икать и никак не могла успокоиться.

— Могу только посочувствовать, — промолвил я совершенно серьезно. — Со мной такое бывает от жирной свинины.

— Я услыхала голоса. Сначала я решила, что снова явился дядя Пол, но, прислушавшись, я сообразила, что говорит какая-то женщина. — Для большего эффекта Саманта выдержала паузу. — Вы, полагаю, представляете, как мне стало любопытно!

— Лично я убежден в том, что твое любопытство возбуждается решительно всем. Но продолжай, пожалуйста.

— Я осторожно спустилась вниз по лестнице, и на тебе, вот она собственной персоной! Сидит в гостиной, словно она тут хозяйка, и разговаривает с мамой.

— Кто она? — вежливо осведомился я.

— Да та самая! — Глаза Саманты заблестели от возбуждения. — Та глупая рыжеголовая хохотушка, которая тогда была на берегу озера с моим папой. Вы же помните! Чейри. И так же сильно размалевана, как в прошлый раз.

— Вчера вечером сюда приходила Чейри?..

Она нетерпеливо передернула узенькими плечиками:

— Почему вы так невнимательно слушаете? Я только что про это сказала.

— О чем они разговаривали?

— У меня не было возможности послушать, потому что мама встала, и мне пришлось поскорее бежать вверх по лестнице. Она тоже поднялась сразу следом за мной и воспользовалась параллельным телефоном в своей спальне. Я слышала, как он звякнул, когда мама закончила разговор. После этого она снова спустилась вниз. — Саманта сунула палец себе в рот и громко обсосала его, после чего забормотала почти неразборчиво: — Позднее подъехала машина и остановилась снаружи. Произошел долгий разговор, и машина снова уехала. А я… я выглянула из окна, когда она отъезжала, и… и… это был большой черный катафалк. Я страшно испугалась, потому что решила, что мама умерла внизу, так что теперь мне придется до конца дней своих жить с этой дурехой Чейри. Но тут я услыхала, что мама поднимается вверх по лестнице и идет в свою комнату. Значит, все было в порядке. Однако сегодня утром Чейри в доме не было. Возможно, она умерла этой ночью и катафалк приезжал за ней?

— Или за ней заехал ее приятель, а он как раз и ездит на этом катафалке? — высказал я предположение.

— Вы ужасно глупы! — Она быстро выбралась из машины и сердито хлопнула дверцей. — Это не могло быть такой ерундой! Понимаете, не могло!

После этой фразы она торопливо побежала назад к дому, и вскоре я услышал, как за ней с шумом закрылась входная дверь.

Я доехал до бензоколонки на пересечении дорог. Брайан был занят в гараже переливанием машинного масла. Он вылез из какой-то ямы, вытер нос концом довольно грязной тряпки, бросил ее на землю и поздоровался со мной без всякого энтузиазма.

— Те байки, что вы порассказали мне о том, как Мэгнасон удрал с деньгами, которые вы якобы должны были уплатить за участок земли, — заговорил я с места в карьер, — история о вашем предполагаемом партнерстве — все это вранье чистой воды, не так ли?

В его темных глазах появилось растерянное выражение.

— О чем вы это?

— Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю, — повысил я голос, — и такие шуточки караются законом.

Его пушистые усы сразу обвисли.

— Послушайте, лейтенант. Я подумал… ну… — Он неуверенно пожал могучими плечами. — Черт побери, я хотел оградить Гейл от неприятностей, только и всего.

— Наломали дров, ничего не скажешь! — фыркнул я возмущенно. — Она только что призналась в том, что застрелила мужа.

— Она… что?!

— Вы меня слышали… Сообщила, как он вернулся домой тем вечером, требуя отдать ему все деньги и угрожая увезти с собой Саманту, чтобы заставить Гейл плясать под его дудку.

— Я этому не верю! — Однако по выражению его лица было ясно, что он поверил решительно всему. — Если даже она говорит, что убила его, она наверняка лжет, кого-то защищая. Гейл не способна никого убить.

— Она рассказала вам, каким образом Хэнк зарабатывал деньги?

— Говорила. Грабил банки или что-то в этом роде.

— И по какой причине ему пришлось скрыться год назад?

— За ним охотилось ФБР.

— Ну, а история о том, как он явился ночью сюда и ударил вас вашим же гаечным ключом, — это тоже было плодом вашего воображения?

Он кивнул с несчастным видом:

— Сам не знаю, какой бес в меня вселился, лейтенант, честное слово! После того как я придумал первую историю про партнерство и все остальное, мне пришлось продолжать в том же духе.

— Вы на самом деле не представляли себе, кем в действительности был Мэгнасон, пока Гейл не выложила вам все как есть?

— Если хотите знать правду, лейтенант, я с ним ни разу в жизни даже не встречался. Мне было известно о нем лишь то, что я слышал от Гейл.

Я довольно долго смотрел на него, потом покачал головой:

— Н-да, с вами будет много хлопот! Оказывается, вы прирожденный врун, а это всегда приводит к неприятностям.

— Приходится с вами согласиться, лейтенант. — Он провел ладонью по лицу, позабыв, что рука у него грязная, в результате на лбу и щеке появилась жирная полоса. — Что теперь будет с Гейл?

— Она потеряла сознание из-за нервного истощения, как определил врач. Несколько дней полежит в окружной больнице, и все будет в порядке, без дурных последствий.

— Ну это уже кое-что! — облегченно вздохнул он. — А девочка?

— Саманта пока поживет у миссис Вудбэнк.

— И это неплохо. Миссис Вудбэнк действительно симпатичная особа.

— Я продолжаю вносить ясность в то вранье, которое вы тут насочиняли, — заговорил я напористо. — Вы заявили, что Кендалл ваш хороший друг.

— Ну-у, — протянул он неуверенно, — я его на самом деле знаю, но назвать его своим другом не могу, тем более хорошим.

— Тогда дурной друг?

— И это тоже неверно. Я просто встречался с ним, только и всего.

— Он уверяет, что вы познакомили Гейл с ним и с храмом. Раньше вы это отрицали. Будете и дальше отрицать?

— Да. Не представляю, чего ради он надумал такое сказать. Гейл уже ходила в храм до нашего с ней знакомства.

— Когда вы познакомились?

— Восемь-девять месяцев назад. Однажды она пришла сюда за бутылкой бензина, если не ошибаюсь, и мы разговорились. Она страдала от одиночества, хотя и была рада, что Хэнк ее оставил. Ну а я же был холостяком… Вот с этого и пошло.

Я зажег сигарету, с трудом переборов неизвестно откуда появившееся желание стукнуть его по носу. Он стоял и глядел на меня, чем-то напоминая огромного быка, а я не мог определить, недостаточно ли он сообразителен или, наоборот, чересчур… Очевидно, по этой причине мне и не терпелось его ударить.

— Итак, вы обрушили на меня поток глупой, неоправданной лжи, — заговорил я, тщательно подбирая слова. — В результате я потратил напрасно уйму времени и энергии, и, понятно, вы теперь мне не слишком нравитесь. Вот сейчас вы утверждаете, что Кендалл лжет, уверяя, что вы познакомили его с Гейл. Хотите немного подумать об этом? Возможно, вы вспомните, что в действительности все было иначе?

— Нет! — упрямо воскликнул он. — Лжет Кендалл, хотя я не могу понять почему.

— Честное слово, мне хочется стукнуть вас по носу!

Он внезапно широко улыбнулся и расправил плечи:

— Попробуйте!

— И тем самым дать вам прекрасный повод избить меня до полусмерти? Наверное, вы считаете, что я тронулся? — Я затянулся сигаретой, затем вышел наружу из гаража. — В этой истории есть что-то еще, Брайан.

— Что именно? — Его усы снова воинственно топорщились.

— Пока не знаю, — признался я, — но убежден, что я еще не разобрался во всем до конца. Чего-то вы мне не сказали. Возможно, вы сами не знаете, что это такое.

Он стал неуверенно переминаться с ноги на ногу:

— Вы, часом, не умеете читать чужие мысли?

— Я начинаю сомневаться в том, что я коп, — хмыкнул я. — Может быть, это как-то связано с Кендаллом?

— В который раз я должен вам повторять, что знаю его, как знаю почти всех, кто живет поблизости от моей бензоколонки. Ведь я тут обосновался почти восемь лет назад. Это большой срок.

— Знаете ли вы девицу, которая работает с Кендаллом в его храме, Джастис Хеллер?

— Видел ее несколько раз. Прямо скажем, красотка.

— Что скажете про Лайона Шаффера?

— Разумеется, Лайона я знаю. Иногда я подкидываю ему работенку: он накачивает бензин, если сам я занят серьезным ремонтом.

— Знали ли вы, что он бывший заключенный?

— Нет, не знал. Но разве это что-то меняет? — Быстрым жестом он отбросил со лба темные волосы. — Вам надо уразуметь кое-что в отношении человека, пытающегося заработать себе на жизнь здесь, на озере. Я просто не могу позволить себе не быть в хороших отношениях решительно со всеми обитателями здешних мест, независимо от того, нравятся они мне или нет. Тут же не так много жителей, чтобы я мог ковыряться: этот хорош, а тот — нет. Так что постарайтесь использовать с максимальной пользой те сведения, которыми вы располагаете, но занимайтесь только своими делами. Последнее — самое главное!

— Знаете ли вы человека по имени Фенвик?

— Нет, про него я даже не слыхал никогда.

— Не хотите ли вы поделиться со мной своим мнением о Чейри Кордовер, которая одно время была девушкой Хэнка?

— Про нее я тоже не слыхал.

— Должно быть, вы один из самых заядлых «не-суй-свой-нос-не-в-свое-дело» людей!

— Пусть так! — Его лицо слегка побагровело под слоем жирных пятен. — Итак, Лайон Шаффер — бывший осужденный, сказали вы мне? Я мог бы об этом догадаться, потому что он заставил меня однажды здорово понервничать. Раньше я частенько ходил удить рыбу на озере. По какой-то причине ему это было не по душе. Как-то вечером прихожу я сюда, а он стоит посреди кабинета. «Ты, наверное, совсем рассеянный, раз оставляешь дверь настежь, уходя на целый день», — произнес он. Я же прекрасно помнил, что запер дверь на все замки. А он подмигнул мне и заявил, что мы должны обтяпать одно дельце. Не стану упоминать подробности, но суть дела заключалась в том, чтобы я отказался от рыбной ловли на озере, он же будет давать мне столько свежей рыбы, сколько я захочу.

— Почему ему не нравится, что вы ловите там рыбу?

— Черт побери, откуда мне знать? — Брайан чуть не подпрыгнул от негодования. — Возьмите того же Кендалла. Когда ты с ним разговариваешь, он производит впечатление симпатичного малого. После того как я по-настоящему узнал Гейл, я посчитал, что не будет ничего плохого, если я спрошу Кендалла, как обстоят ее дела в храме. Так он чуть не оторвал мне голову за такую дерзость. «Не твое дело! — заорал он на меня. — Не суй нос, куда не просят!» Как вам это нравится? Разве это нормально?

— Сколько раз вы ночевали в доме Гейл? — спросил я как бы между прочим.

Его лицо вспыхнуло еще сильнее.

— Разве это ваше дело, лейтенант?

— Я имею в виду — до той ночи, когда я встретил вас там, явившись с известием о том, что из озера вытащено тело Хэнка?

— Много раз, — буркнул он, не глядя на меня. — Полагаю, что личная жизнь…

 — Припоминаю, что парадную дверь открыли вы, — продолжал я с невозмутимым видом. — Вы были в халате и имели такой вид, будто только что поднялись с постели.

— Так оно и было на самом деле. Не забывайте, что вы явились очень рано.

— С чьей постели вы поднялись? — спросил я ровным голосом.

— Постойте, лейтенант, я не намерен…

— С чьей постели вы поднялись? — повторил я напористо.

— Это была кровать Гейл. Но какого…

— Вы спали там всю ночь?

— Черт побери, конечно! Я спал там всю ночь!

— Неужели вас ни капельки не удивило, когда она вернулась среди ночи и легла рядом с вами после того, как ей удалось утопить труп своего мужа в озере?

— Я… я хочу сказать… Эй! — вытаращил он глаза. — Так вот вы о чем, лейтенант!

— И даже четыре выстрела не разбудили вас?

— Она не могла его застрелить в ту ночь, когда я там был! Я пролежал рядом с ней в постели до самого утра! Поднялся, когда раздался ваш звонок в дверь.

— Не сомневаюсь, что у моего желания стукнуть вас по носу имелись веские основания! — подмигнул я ему. — Неужто вы сами не могли этого сообразить?

— Я так счастлив, что разрешаю вам дать мне настоящую затрещину: я ее вполне заслуживаю, лейтенант! — Его физиономия расплылась в улыбке. — Выходит, что бы Гейл ни говорила, вы не намерены ей верить?

— Ее признание с самого начала не произвело на меня большого впечатления, — честно ответил я. — Но я доволен: у меня теперь есть доказательство того, что оно ложное.

— Однако с какой стати ей было возводить на себя такую напраслину? Чего ради она вздумала признаваться не в каком-то пустяке, а в столь тяжком преступлении? — Лицо у него посуровело. — Должна же была она понимать, что ее заявление будет опровергнуто, поскольку ночь она провела со мной.

— Я думаю, все дело в том, что кто-то другой не имел об этом понятия, а Гейл забыла ему сообщить о данном обстоятельстве, — медленно произнес я. — Я также считаю, что вы правы, говоря, что здесь людям следует заниматься своими делами, не интересуясь занятиями соседей. И еще одна мысль приходит мне в голову: были бы вы до сих пор живы, если бы Гейл не позабыла, что вы находились с ней в ночь убийства?

— Я что-то вас не понимаю, — произнес он слабым голосом.

— Теперь вам можно не волноваться, потому что сейчас уже им ничего не исправить, даже если бы они убрали вас, — заявил я, чтобы успокоить его. — Вы собираетесь жениться на ней?

— Да, конечно.

— Как вы относитесь к ребенку?

— Девочка мне очень нравится, но сблизиться с ней мне не удается. Вы же знаете, как оно бывает? Я ее мнимый дядюшка, а она вечно натыкается на нас, когда мы целуемся на кухне или где-то в другом месте.

— Даже если бы вы спрятались в погребе, Саманта вас все равно бы засекла, — заметил я, качая головой. — Поверьте, на земле нет такого места, где от нее можно было бы спрятаться. Что вы водите?

Он заморгал глазами:

— Что я вожу?

— В смысле автомобиля…

— А-а… — Лицо у него прояснилось. — У меня имеется небольшая спортивная машина иностранной марки. Ей около пяти лет, но я ее держу в полнейшем порядке. Блестит, как новенькая!

— Вам следует в ближайшее же время нанести визит миссис Вудбэнк, — сказал я, хмуря брови. — Саманта мечтает научиться водить машину. Теоретически она изучила черт знает какие фокусы, практически же ровным счетом ничего не знает.

— Та-ак… — протянул он, не спуская с меня глаз.

— Она намеревается стать чемпионом международных авторалли — когда вырастет, конечно. Так что сейчас путь к ее сердцу лежит через вот такие уроки, причем руководить ею надо на полном серьезе, придираться ко всем ошибкам и не допускать небрежностей. Самое же главное — не вздумайте ей дарить кукол: такого оскорбления она не потерпит.

— Прекрасно… Огромное спасибо. Я утром же поеду туда. Как вы считаете, могу я посетить Гейл в окружной больнице?

— Почему нет? Сейчас ей необходимы дружеское участие и поддержка, а вы практически — ее единственный друг.

— Надеюсь, больница ей поможет, — пробормотал он. — Я начал беспокоиться за нее еще до того, как Хэнк снова появился и позволил себя ухлопать. Поверите ли, по временам она бывала в таком состоянии, что едва ли узнавала меня и даже девочку…

— После своих визитов в храм?

— Все это начиналось сразу после них, но настоящий ад наступал дня через два.

— Путеводный свет, — сказал я самому себе, но вслух.

— И это тоже. Она не переставала об этом говорить. Порой мне казалось, что я помешаюсь, коли она не перестанет нести такую чушь!

— А упоминала ли она когда-нибудь джазовую музыку, крутящиеся огни и обитый атласом гроб?

— Вы, должно быть, смеетесь? — Он сердито посмотрел на меня, не допуская, что я говорю серьезно.

— Нет-нет.

— Она изводила меня, твердя бесконечно, какой замечательный человек Кендалл и сколь удивительна его потрясающая теория путеводного света. А эта чушь о вечной любви, которая никогда не исчезает, и поэтому никто не должен бояться смерти?! Эти мысли не оставляли ее и ночью. Она частенько будила меня своими вздохами и стонами. Видели бы вы, как иногда она начинала метаться по всей кровати! А тут как-то две ночи подряд умоляла во сне дать ей путеводный свет. Знаете, мне начинает казаться, что пора кому-то вплотную заняться и Кендаллом, и его Храмом любви. Там творится что-то нехорошее.

— Возможно, — произнес я с сомнением в голосе. — Мне вот начинает казаться, что единственное место, где нельзя найти никакого путеводного света, — это Храм любви.

Глава 9

Когда я вошел в контору, Аннабел улыбнулась, и это было настолько неожиданно, что я запнулся о собственную ногу и едва не свалился плашмя.

— Я и не подозревала у вас таких акробатических способностей, Эл! — весело воскликнула она. — Полагаю, вы имеете полное право быть пьяным в столь позднее время дня.

Я восстановил равновесие, осторожно добрался до своего неказистого стола и присел на его краешек.

— Шериф вернулся?

Она покачала головой:

— Нет, он звонил час назад. Проторчит в Сити-Холле до вечера.

— Пожалуй, это самое лучшее место, где ему торчать, — заявил я миролюбиво. — Надеюсь, они нашли достаточно прочную веревку, способную удержать его тушу?

— Мне бы очень хотелось рассмеяться, честное слово, но это совсем не смешно. Кстати, ваша приятельница так и не звонила.

— У нее имеется знакомый, которому принадлежит катафалк, — сказал я. — Может быть, они до сих пор развозят трупы.

Аннабел слегка вздрогнула:

— Что-то у вас сегодня слишком мрачное настроение!

— Я вампир наоборот, — сообщил я доверительно, — сплю по ночам, а вурдалаку — или как это называется? — в дневное время. Кстати, у вас не найдется лишней пинты крови, которую вы могли бы мне преподнести?

— Прекратите! — крикнула она. — У меня от ваших шуточек мурашки по спине бегают.

Я соскочил с краешка стола и двинулся к ней, имитируя действия вампира, сведения о которых я почерпнул из довольно многочисленных телефильмов на эту тему.

— Всего лишь один небольшой укус в основании вашей лебединой шейки! — прошипел я. — Вы ничего не почувствуете, в особенности Позднее, вплоть до того момента, когда вы пробудитесь рядом со мной в нашем гробу любви.

— Эл! — Голос у нее зазвучал октавой выше. — Немедленно прекратите валять дурака!

— Ваша головка у меня на плече, — засюсюкал я дурашливым голоском, каким говорят с маленькими, — мои губы прижмутся к вашему горлышку, а ваша прекрасная свежая кровь потечет в мои вены!

Когда я подошел ближе, она вскочила со стула и побежала прочь от меня. Мне удалось схватить ее за плечо, и я вцепился — разумеется, не в горло, а в ворот платья. Аннабел дико завопила, бросилась в сторону и… выскочила из платья. Не думайте, что это потребовало от меня каких-то усилий. Просто «молния» на спине, от самого верха до подола, быстро прекратив сопротивление, разошлась на две половины, платье соскользнуло вниз, задержавшись лишь у колен, и Аннабел как бы выпала из него. Я заинтересованно смотрел, как девушка ползет по полу на коленях. Меня привел в восторг ее черный кружевной бюстгальтер и такие же трусики с оборочкой вокруг ног.

Я вроде бы смутно слышал, как позади меня хлопнула дверь, но в тот момент разве что землетрясение могло отвлечь мое внимание от столь потрясающего зрелища. Впрочем, землетрясение произошло — всего через пару секунд и непосредственно у меня на загривке. Удар был настолько силен, что я пролетел на животе по всему полу до противоположной стены. Принять сидячее положение удалось лишь через несколько минут.

— Господи! — пробормотал придушенный голос. — Я страшно извиняюсь, лейтенант. Но, увидев мисс Аннабел в такой позе и все прочее, я решил, что вы какой-то сексуальный маньяк, который только что ворвался в офис.

Я с трудом поднялся на ноги, прислонился к столу и принялся с величайшей осторожностью растирать сзади шею.

— Не переживайте, сержант, — процедил я сквозь стиснутые зубы. — Возможно, что мне не грозит ничего особенного, разве что пожизненный паралич.

— Замечательно, лейтенант! — Полник облегченно вздохнул. — Я-то перепугался, что сильно вас стукнул.

— Ну, а что там с мисс Джексон? — поинтересовался я.

— Ну, у нее был расстроенный вид. Знаете, она встала на ноги и что-то произнесла вслух… — На его щеках появились два красных пятна. — По всей вероятности, она говорила о ком-то другом и упомянула ваше имя по ошибке. Так же и произнесенные ею слова… Очевидно, она где-то их слышала и не поняла, что они означают, а? Во всяком случае, закончив говорить, она подхватила платье с пола и прошла в дамский туалет. — Теперь на его физиономии появилось мечтательное выражение. — Как бы я хотел, чтобы моя старая леди приобрела для себя такие же вещицы, которые были надеты на мисс Джексон! Тогда мне было бы чего ожидать, когда я возвращаюсь домой.

— Отправь кого-нибудь за списком имен к человеку по имени Кендалл в Храм любви, — сказал я. — Можете поручить это ближайшей патрульной машине. Пусть они сразу же доставят его сюда.

— Все ясно, лейтенант!

Он, переваливаясь с одной ноги на другую, помчался выполнять мое поручение с грацией какого-то доисторического быка. А я подсел к телефону и позвонил в окружную больницу. Попросил соединить меня с доктором Мэрфи.

— Миссис Мэгнасон, — заговорил я без всяких преамбул. — Существует ли вероятность того, что она употребляла наркотики?

— Забавно, что вы упомянули об этом, я только что собирался звонить вам, — ответил он. Следов уколов нет, значит, она принимала их внутрь. Все признаки налицо — расширены зрачки, замедленная респирация, явное недоедание. Могу поспорить, что она ничего не ела минимум в течение пяти последних дней. Сейчас проделаю тестирование крови и перезвоню вам.

— Спасибо, — сказал я. — Что за наркотик?

— Героин.

Я положил на место трубку как раз в тот момент, когда Полник ввалился в контору.

— Все организовано, лейтенант. — Он сиял от гордости. — Машина в двух милях от того места.

— Прекрасно, я хочу, чтобы вы…

— Я должен сообщить вам про это кладбище, — загудел он, как труба. — Вам следует самому на него посмотреть, лейтенант. Они называют его «Бьютифул виста» — «Прелестный вид»… И это без обмана. Кладбище находится на самой вершине холма, а оттуда видны все окрестности на многие мили.

— Только не тем, кого хоронят! — буркнул я.

— Ну, в этом вы правы. Но все равно там такая красотища! Они устроили огромный водопад, все время играет музыка, что-то нежное и печальное. Пару раз я едва не расплакался. А некоторые надгробия — настоящие произведения искусства. Высечены из мрамора, все такое. Я очень тщательно осмотрел все кладбище, как вы велели, лейтенант.

— Замечательно! Не хотите ли…

— Все там очень уютно и торжественно, — продолжал он мечтательно, не обращая на меня внимания. — Старший агент лично провел меня по всему кладбищу. Он был одет в такой костюм — видели бы вы только, — который мне и не снился, и походил в нем не на коммерсанта, а на государственного деятеля. К тому же у него соответствующий голос, вкрадчивый, бархатистый, с каким-то южным акцентом. Вроде бы он из иностранцев. Или, может, из Новой Англии, а? Да, лейтенант? — Полник несколько раз покачал головой. — В «Бьютифул висте» нет ничего плохого, можете поверить мне на слово. Как выразился мистер Эннан, ты гораздо дольше мертвый, чем живой, так что почему бы заранее не позаботиться о…

— Ох, заткнитесь, сержант!

— Лейтенант! — Полник, очевидно, не поверил своим ушам. — Прошу прощения!

Я на мгновение зажмурился:

— Вы проделали большую работу. Я рад слышать, что кладбище выше всяческих похвал. Но вам прекрасно известно, как люди в наши дни ловко мошенничают и идут на всякого рода обман…

— Лейтенант, — голос сержанта нервно задрожал, — вы себя хорошо чувствуете?

— Как раз сегодня утром, — произнес я сокрушенно, — я разговаривал с одним типом пятнадцать минут, прежде чем припомнил, что должен был держать в голове относительно его. И теперь снова случилось то же самое!

— Но меня-то вы помните, лейтенант? — Он только что не рыдал. — Я сержант Полник.

— Вы незабываемы, — сказал я. — Повторите мне еще раз имя старшего агента.

— Эннан.

— Молодой, кудрявые светлые волосы, тонкие губы, возможно, носит темные очки?

— Все точно, лейтенант, это он! — радостно закивал Полник. — Вы думаете приобрести там участок?

— Непременно, только не для себя.

Полник снова взволновался:

— Вы уверены, что чувствуете себя нормально, лейтенант?

— Снаружи стоял большой черный катафалк. — Я внимательно посмотрел на сержанта. Не знаю уж, почему это его напугало, но только он попятился назад с неожиданной для такой туши поспешностью. — Вот что мне сказала Саманта. Она выглянула из окна и увидела, как этот большой черный катафалк отъезжал прочь.

— Эта Саманта, — все так же обеспокоенно пробормотал он, — всего лишь цыпленок, да?

— Скажите-ка мне вот что, любезный, — зловеще улыбнулся я ему, — куда мог направляться катафалк?

— Ну, на какое-то кладбище, скорее всего…

Он обеспокоенно ожидал моей реакции.

— Вы не только правы, вы блестяще правы, сержант! Я ведь знал про это кладбище со вчерашнего дня, а про катафалк — сегодня с утра, но связал ли я их сразу вместе? — Я покачал головой. — Так вы предполагаете, что я немного того, помешался?

— Да нет, вид у вас прекрасный, лейтенант. Просто мне показалось, что вы… малость переутомились… Ну и все такое.

— Припоминаете, как вы навели меня на одного типа по имени Шаффер, который имел обыкновение вместе с Мэгнасоном ловить рыбу?

— Точно, лейтенант! — Полник горделиво расправил плечи.

— Это был горячий след, — сообщил я правдиво. — Шаффер — бывший преступник, получил срок за торговлю героином. У него хижина на берегу озера, в полумиле от дома Мэгнасона. Я хочу, чтобы вы сейчас же отправились туда и задержали Шаффера по подозрению в распространении наркотиков. Но только не тащите его сюда.

— Только не тащить его сюда? — Он холодно улыбнулся. — Вы хотите, чтобы я до конца жизни возил его туда-сюда в машине?

— Он маленького росточка… — Я поднял руку футов на пять над полом. — Примерно вот такой. Взглянет на вас один раз и станет призывать на помощь маму. Отвезите его в какое-нибудь место, где в радиусе целой мили не будет никого, кроме вас двоих. Скажите ему, что нам все известно про путеводный свет и почему он требовал от таких людей, как Брайан, держаться подальше от озера. Предупредите его, что получили от меня строгий приказ не привозить его в управление, пока он не укажет, где хранится их товар.

— Все понял, лейтенант! Так на него можно маленько и поднажать?

— Нажимайте, сколько посчитаете необходимым. Но перед тем как доставить его в офис, убедитесь, что от него ничего не отвалилось.

— Ясно! — Он несколько раз кивнул. — Допустим, его не будет дома?

— Тогда дождитесь, когда он туда явится. Только спрячьтесь в каком-нибудь укромном местечке, чтобы он не смог вас сразу увидеть и улизнуть.

В помещение вошел коп в форме и подал мне лист бумаги с машинописным текстом.

— От мистера Кендалла, лейтенант!

— Благодарю.

— Храм любви? — Он выжидательно посмотрел на меня.

— Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я отправлю вас туда на две недели для идеологической обработки, и вы вернетесь назад с чувством преданной любви к окружному шерифу! — пригрозил я.

— Какой ужас! — Лицо у него побледнело, он выскочил из помещения.

— Еще что-нибудь в отношении этого Шаффера? — спросил Полник.

— Возможно, он быстрее разговорится, если вы скажете ему, что он не должен беспокоиться за остальных, поскольку мы о них уже позаботились.

— Каких остальных?

— Пока я еще точно не знаю, — хмыкнул я. — Но ему-то они известны наверняка.

— К тому времени, как я доставлю его сюда, он мне припомнит всех своих знакомых и родственников до седьмого колена! — пообещал Полник и, громыхая ботинками, выскочил из конторы. Мне показалось, что комната сразу стала необычайно просторной.

Когда я поднял глаза, то увидел Аннабел в том же самом платье, только сидевшем теперь на ней несколько мешковато. Лицо ее больше походило на туго натянутую белую маску.

— Это был несчастный случай, клянусь! — заговорил я с жаром. — Я хотел схватить вас за плечо, а вцепился в ворот. Вы рванулись в сторону, и «молния» не выдержала. Разве я мог это предвидеть?

— Застежка безнадежно испорчена! — прошипела она. — «Молния» разошлась, теперь ее надо просто выбросить. А я купила это платье всего две недели назад. Двадцать семь долларов пятьдесят центов за привилегию слушать идиотские шуточки про вампиров и возможность продемонстрировать всем свое нижнее белье! Нет, при первом же удобном случае я убью вас, Эл Уилер!

— Может, вы попытаетесь разыскать мне шерифа в Сити-Холле? — попросил я униженно. — Дело срочное, я не шучу.

— У вас что, парализованы обе руки? — холодно спросила она.

— Мне нужно заняться другими делами.

Она схватила телефонный аппарат и стала набирать номер. Я же принялся внимательно просматривать присланный Кендаллом список. Конечно, я не ожидал увидеть в нем что-то особенное и оказался прав. Но если дела пойдут нормально, то в дальнейшем значение этого списка резко возрастет. Поэтому я сунул его в верхний ящик своего письменного стола и подумал с тревогой, что было бы очень жаль, если бы его кто-то употребил в качестве туалетной бумаги.

— На сегодняшний день шеф недосягаем, — сообщила Аннабел. — Они с мэром где-то перекусили или перекусят, а потом отправятся играть в гольф, но никто не знает в точности, куда именно.

— Все равно благодарю… — Я на секунду нахмурился. — Еще одна просьба. Неподалеку имеется частное кладбище «Бьютифул виста». Там продают индивидуальные участки по довольно солидным ценам — от трехсот долларов и выше. Не могли бы вы позвонить им и сказать, что хотели бы сегодня днем привести туда свою маму посмотреть что к чему. Но она крайне впечатлительная особа, поэтому вы решили сперва убедиться, не будет ли там в это время каких-то похорон.

— Это снова какая-то идиотская шуточка? — недоверчиво спросила она.

— Пусть все мои блондинки немедленно превратятся в лысых матрон, вынужденных носить парики, если я дурачусь! — поклялся я.

— Ладно.

Она вытащила из ящика телефонный справочник, я же закурил сигарету и принялся в который уже раз думать о том, есть ли хоть какие-то шансы, что Чейри Кордовер до сих пор жива. Я так и не пришел к определенному решению, когда Аннабел опустила трубку на рычаг.

— Сегодня днем я могу быть совершенно спокойна за мамочку, — сказала она. — По расписанию ближайшие похороны у них назначены на завтра в одиннадцать утра.

— Возможно, они планируют управиться еще с одними где-то около полуночи? — произнес я ворчливо. — Что скажете в отношении небольшого диктанта?

— А я и не сообразила, что вы наш новый шериф! — фыркнула она. — Поздравляю и все такое прочее!

— Все это действительно не терпит отлагательства! — взмолился я униженно-смиренным тоном, от которого у самого непроизвольно сжалось сердце.

— Ладно, так и быть, — снизошла она, положила на колени блокнот и приподняла в ожидании карандаш.

— Это для Лейверса, для кого же еще! — пояснил я.

Потом я подробно изложил признание Гейл Мэгнасон, обосновал его очевидную несостоятельность в связи с показаниями Брайана, упомянул о том, что доктор Мэрфи предполагает, что Гейл глотала героин, и попытался, наконец, увязать все это вместе:

«Шаффер, бывший преступник, осужденный за торговлю героином, живет отшельником в хижине на берегу озера. Не любит, чтобы местные жители, вроде Брайана, занимались рыбной ловлей, и всячески их отваживает. Его приятель, некто Эннан, — старший агент на новомодном кладбище, принадлежащем Чаку Фенвику, прихожанину Храма любви. Чейри Кордовер была приятельницей Мэгнасона, возможно, одновременно она жила и с Чаком Фенвиком. Она пришла в ужас при виде его, когда я повстречался с ней в его доме и пообещал ей зайти еще раз сегодня утром. Саманта Мэгнасон видела Чейри в своем доме вчера вечером. Та разговаривала с ее матерью. Позднее девочка наблюдала из окна, как от дома отъезжал большой черный катафалк, а сегодня утром Чейри в их доме не оказалось. Вопрос: если кто-то увез приятельницу Фенвика в этом катафалке, куда еще могли отвезти ее, кроме как на частное кладбище Фенвика?»

Мне потребовалось несколько минут, чтобы отдышаться.

«Храм любви Кендалла действует уже несколько лет, но я ни разу не слышал про него, пока он не стал фигурировать в деле Мэгнасона. Допустим, что для распространения зелья в Южной Калифорнии наркотическому синдикату требовалось спокойное, укромное место. Большинство людей считают Кендалла безвредным безумцем и не видят в его храме ничего дурного. Таким образом, у преступников вполне узаконенный повод еженедельно бывать в пресловутой обители, чтобы спокойно обделывать свои делишки. Оптовые торговцы, желающие приобрести наркотики, могли регулярно приезжать на собрания прихожан храма с заявками на свежий товар. Не исключено, что у них имелся пароль вроде „путеводного света“, как свидетельство их сопричастности к нелегальному бизнесу.

Поскольку в храм являлись и не связанные с преступной организацией люди, я сомневаюсь, чтобы там держали весь запас наркотиков. Скорее всего, товар укрывался где-то в другом месте, возможно, на берегу озера. Это мог делать и Шаффер, в обязанности которого входило следить за тем, чтобы никто не наткнулся случайно на хранилище.

Еще одно предположение: Мэгнасон был их курьером. Он разъезжал по всей стране, закупал товар для синдиката и доставлял его Шафферу. Этим объясняются его частые длительные отлучки из дома и то, почему никто не имел понятия, как он зарабатывает себе на жизнь. Когда он полностью исчез с год назад, он, видимо, решил использовать деньги синдиката в личных целях, например для каких-то спекуляций. Но тогда какого черта он вернулся назад? Предоставляю вам возможность ответить на этот вопрос лично — главным образом потому, что сам я не знаю на него ответ.

Если Чейри Кордовер еще жива, то она находится либо в храме, либо на кладбище, и я намерен попытаться отыскать ее. Если я не дам о себе знать сегодня до десяти вечера, советую вам произвести рейды в оба места и позаботиться о дальнейших шагах. И угораздило же вас выбрать такой день для игры в гольф! Надеюсь, что вы продуетесь в пух и прах!

С сердечным приветом. Э. Уилер».

Небесно-голубые глаза Аннабел казались еще более недоумевающими, чем всегда, когда она швырнула блокнот на свой стол.

— Почему вы должны быть героем?

— Ну, а кому еще проявлять героизм?

— Ладно… — Она повела плечами. — Значит, отряд из одного человека? Но зачем идти в такие опасные места в одиночку? В данный момент работают три патрульные машины и в каждой — по двое здоровенных полицейских.

— Если привлечь их к операции, это уже будет рейд, — вздохнул я. — Но не имея ни ордера, ни приказа, я просто не смогу действовать. Сами подумайте, что случится, если я не разыщу девушку. Синдикат будет предупрежден, и им ничего не стоит прервать на время операции… — Я прищелкнул пальцами. — После этого им остается одно: вызвать своих адвокатов и предъявить округу счет за нанесение морального или еще черт знает какого ущерба на сто тысяч долларов. Догадываетесь, кто появится на улице с плакатом «Ищу работу. Согласен убирать урны в городском парке»?

— Понятно, вы правы, но все равно считаю ваше геройство глупостью.

— Я всегда глуп, но по большей части оказываюсь прав, — пожаловался я.

— Сохраните это изречение для своих мемуаров, если только вы проживете достаточно долго, чтобы начать их писать! — фыркнула она. — Что касается вашего послания шерифу, я его сейчас перепечатаю и буду периодически ему звонить, авось мне удастся его разыскать.

— Спасибо. — Я подошел почти к самой двери и, посчитав, что нахожусь в относительной безопасности, повернулся к ней. — А если вы все еще продолжаете думать о замужестве, то вам надо почаще появляться перед мужчинами в вашем черном кружевном белье. Зрелище потрясающее!

Ее лицо побагровело. Она вскочила со стула и бросилась к столу, где всегда находилась в боевой готовности ее металлическая линейка, вызывавшая у меня чувство уважения: Аннабел удалось-таки один раз стукнуть меня ею по голове. Но в тот день фортуна явно отвернулась от девушки. Испорченная «молния» была не в состоянии противостоять ее атлетическим движениям, и стоило Аннабел с торжествующим криком выпрямиться с орудием мщения в правой руке, как злополучное платье вновь разошлось на спине и соскользнуло вниз до колен. На этот раз бедняжка не смогла даже криком выразить ужас, поскольку он парализовал ее горловые связки, и я успел безнаказанно выскочить за дверь. Но, разумеется, не удержался и, снова приоткрыв ее, правда самую малость, прокричал в страшном возбуждении:

— Эй, никогда не думал, что черные нейлоновые кружева могут быть такими прозрачными!

Глава 10

«Жизнь была бы просто невыносимой, если бы я был вынужден днем и ночью стоять под холодным душем», — думал я, пересекая дворик. Но мраморную Венеру, кажется, это совершенно не смущало. Она даже слегка откинула назад голову, так что водяные струи, прежде чем оказаться на вызывающей жгучее желание груди и в конечном счете попасть в бассейн под статуей, били ей прямо в глаза. Эта картина навела меня на размышления: я задумался над тем, приятно ли заниматься любовью под душем. Слишком много случайных нежелательных побочных явлений, решил я. Например, можно поскользнуться на кусочке мыла или же в самый ответственный момент резко изменится температура воды. Или же… Нет, этот вопрос слишком сложный, чтобы сразу же найти на него ответ.

Медный колокол издал заунывный звук. В ожидании я посмотрел на часы. Они показывали четыре тридцать, и я удивился, куда девалась добрая половина дня. Затем на меня сквозь чугунные узоры решетки уставился Кендалл — приблизительно с таким же «приветливым» выражением, которым вы бы встретили надоевшего вам кота, утонувшего, как вы надеялись, три дня назад.

— Вот уж никогда не думал, что у вас хватит наглости снова явиться сюда после вчерашнего, Уилер! — кислым голосом промямлил он.

— Я пришел с миром, — заявил я. — Убийца Мэгнасона признался в содеянном, вот я и подумал, что вы имеете право узнать подробности.

— О?! — Его голос немного оттаял. — Это другое дело.

От отомкнул ворота и отступил в сторону:

— Почему бы нам не пройти в мои апартаменты?

— А Джастис здесь? — спросил я на ходу. — Возможно, ее это тоже заинтересует.

— Вообще-то она тут, но я не представляю, где именно. — Он распахнул дверь в кабинет и пропустил меня вперед. — Впрочем, мы сейчас все организуем.

Он отодвинул в сторону панель на стене, нажал на уйму каких-то кнопок, затем снял с крючка ручной микрофон.

— Джастис? — заговорил он в него. — Я у себя. Со мной лейтенант Уилер. Кто-то признался в убийстве Мэгнасона, вот он и заскочил сюда сообщить нам подробности. Если они тебя интересуют, в твоем распоряжении две минуты. Итак, до встречи.

После этого он аккуратно повесил микрофон на место и задвинул панель. Я испытал чувство зависти, глядя на него. Он был одет в старенький свитер и выцветшие брюки, но на нем и это выглядело творением Кардена. А я недавно выложил сотню долларов за костюм, но вид у него уже был такой, будто я спал в нем по меньшей мере три месяца.

— Садитесь, лейтенант. — Он указал мне на глубокое кресло, сам же, обойдя вокруг письменного стола, устроился на вращающемся кресле.

— В распоряжении Джастис минута и пятнадцать секунд, — объявил он, посмотрев на свои платиновые часы-браслет.

Я уселся и закурил сигарету. «Все романтические мечты имеют оборотную сторону, — мелькнула у меня в голове совершенно трезвая мысль. — Ну кто может представить, что Храму любви требуется ультрасовременный кабинет?»

— Прошло уже пятьдесят секунд, — сообщил Кендалл.

Еще через десять секунд в коридоре раздались быстрые шаги. Джастис влетела в кабинет и упала, запыхавшись от бега, в ближайшее кресло. Ее длинные светлые волосы были уложены локонами вокруг лба и на макушке головы, в итоге она напоминала родную сестру Медузы Горгоны, только весьма красивую. На ней были блузка военного покроя из золотисто-лимонного шелка и узкие черные брючки, обрисовывавшие плавные округлые линии бедер и ног, на которых я увидел высокие сапожки из золотистой кожи.

— Я так спешила, — наконец сообщила она. — Я находилась как раз в противоположном краю храма, и, если бы у вас хватило сообразительности засечь время, вы наверняка могли бы поздравить меня с новым олимпийским рекордом. — Ее сапфировые глаза тайно подарили мне лучистую улыбку. — За последнюю ночь, как я полагаю, я уже поставила один рекорд, но сомневаюсь, что этот вид спорта включен в программу Олимпийских игр, не так ли?

— У греков наверняка имелся особый термин для него, — сказал я в ответ, усмехаясь.

— Уверен, что подобный разговор весьма интересен для вас обоих, — холодно заметил Кендалл, — но все же куда важнее знать, кто убил Мэгнасона.

— Его жена, — выпалил я.

— Гейл?! — На мгновение у Кендалла отвисла челюсть. — Не могу этому поверить!

— Совесть, — тоненьким голоском изрекла Джастис. — Она была не в состоянии переносить больше чувство вины!

Я преподнес им сгущенную версию признания Гейл Мэгнасон. Они внимательно выслушали меня. Затем наступило молчание.

— Бедная Гейл! — не выдержал Кендалл. — Где она сейчас?

— В окружной больнице. Ее подержат там некоторое время.

— А после этого состоится суд? — предположила Джастис.

— Ей, конечно, попадет за ту путаницу, которую она пыталась внести в расследование своим ложным признанием, — продолжал я беспечно. — Да и то только в том случае, если она откажется сообщить, где получала героин.

Они оба недоумевающе посмотрели на меня. На этот раз у Кендалла в полном смысле слова отвисла челюсть.

— Ложное признание? — пробормотал он растерянно.

— Совершенно верно! — согласно закивал я головой. — Понимаете, она была не совсем нормальном состоянии, когда делала это признание, поэтому позабыла об одном важном моменте. В ту ночь, когда был убит Хэнк Мэгнасон, в доме Гейл находился Пол Брайан. Не просто в ее доме, но и в одной с нею постели. Ясно, что человек, заставивший ее сделать полиции подобное признание, об этом не знал.

— Каким образом кто-то смог заставить ее возвести на себя такую напраслину? Признаться в преступлении, которого она не совершала? — с любопытством спросила Джастис.

— Это легко объяснить. Гейл принадлежит к категории легко ранимых, безвольных людей. У нее имеется десятилетняя дочка, беспокойство за судьбу которой делает ее еще более уязвимой. Примените к ней какое-то особое «успокаивающее средство», вроде гроба с атласной внутренней обивкой в сочетании с индивидуально подобранной «психоделиковой» дискотекой, затем, когда ее мышление дезориентировано, начните пичкать ее героином. Она превратится в наркоманку буквально за несколько сеансов. И что еще важнее, такого человека, как Гейл Мэгнасон, ничего не стоит сделать настолько податливой любому внушению, что она выполнит без раздумий все, что ей прикажут. В особенности если пригрозить оставить ее без «путеводного света», коли она осмелится ослушаться.

— Вы пытаетесь сказать, что именно так с ней обращались в храме? — вскочил со стула Кендалл. — Она намеренно подвергалась самовнушению во время сеансов «психоделиковой» терапии? А потом ей давали, — он словно подавился на этом слове, — наркотики?

— Именно это я и говорю, — вежливо согласился я. — К тому же я могу это доказать.

— Вы, должно быть, не в своем уме? — Он изо всей силы ударил кулаком по крышке стола. — Моя терапия…

— Ею злоупотребляли! — бросил я. — Ваш храм использовали в качестве распределительного центра наркотического синдиката с того самого момента, как он был сооружен. Либо один из вас, либо вы оба принадлежите к этому синдикату. Желаете над этим поразмыслить, Кендалл?

Он медленно опустился на стул, его лицо заметно побледнело под загаром.

— Вы в этом уверены? — спросил он шепотом. — Не могло произойти никакой ошибки?

— Ошибка исключается, — произнес я официальным тоном.

— Эл, — глаза Джастис превратились в два огромных сапфировых светильника, — так ради этого явились вы сюда? Чтобы выяснить, кто из нас замешан в этой истории?

— Конечно.

— Вы уже что-то решили?

— Я считаю, что с синдикатом связан всего один из вас, второй ничего не подозревает.

Ее губы неожиданно задрожали.

— Ну, а основное решение вы уже приняли, Эл?

— Возьмем Кендалла, — сказал я. — Вчера вечером, когда я вскользь упомянул о том, что им организован тут «симпатичный рэкет», он был готов в полном смысле слова выбросить меня из своих владений. Что его потрясло больше всего за последние пять минут? Мысль о том, что кто-то осмеливается покушаться на его сумасшедшую терапию, используя ее в своих корыстных целях. Он верит в нее! В этот идиотизм! Подумать только, голый человек лежит в шикарном гробу, в то время как ежеминутно меняется цветовая подсветка, а джазовая музыка гремит так, что становится больно ушам… — Я медленно покачал головой. — Могу допустить, что Кендалл слегка помешался на своей светозвукотерапии, но я не верю, что он является членом синдиката!

— Следовательно, остаюсь я? — прошептала она.

— Вы, — согласился я. — Буквально с первой минуты вы проявляли горячую готовность помочь мне в расследовании и старались держать меня подальше от Кендалла. Это было очень умно. Вы мне заявили, что это безобидный рэкет, который не может никому навредить. Потом вы попытались натравить меня на Брайана, дабы я не прозевал наличие связи между ним и Гейл Мэгнасон. Вы также обратили мое внимание на Фенвика, потому что все это отвлекало меня: я, так сказать, был при деле, а озорник Чак мог сам позаботиться о себе, поскольку он тоже член синдиката. Таким образом, вы с ним вдвоем присматривали за мной, причем — круглосуточно. В тот вечер, когда я упомянул о «путеводном свете», вы страшно разнервничались, потому что боялись, не известно ли мне куда больше, чем я говорю. И ополчились на меня. Именно ваша реакция возбудила у меня и любопытство, и желание выяснить, в чем же дело. Чем я и занялся позднее. Обнаружив под сводчатым проходом в храм незапертое окно, влез в него и в конечном итоге оказался в «психоделиковом» зале. Так он у вас именуется? Признаться, он произвел на меня неизгладимое впечатление, поскольку ни с чем подобным я до этого не сталкивался. Представляете, увидеть сидящей в гробу совершенно голую Гейл Мэгнасон! И только мы затеяли с ней весьма занятный разговор, как кто-то с силой ударил меня по затылку, незаметно подкравшись с тыла. Очнулся я лишь в собственной машине. Потребовалось какое-то время, чтобы сообразить, что раз вы являетесь членом синдиката, а не Кендалл, значит, на территории храма должен находиться на случай тревоги кто-то еще — тот сильный человек, который нанес мне этот удар и протащил меня на себе до машины.

Я извлек свой «тридцать восьмой» из поясной кобуры и, держа его в правой руке, направил дуло в пол.

— Этот силач должен пребывать здесь постоянно, — продолжил я тем же ровным голосом, — так что, когда Кендалл передал вам по радио, что я здесь, догадываюсь, что и он об этом слышал.

— Вижу, противостоять супермену не так-то просто, — вкрадчиво произнесла Джастис. — Ну, а что вам фактически известно, Эл?

— Вполне достаточно! Мэгнасон был вашим курьером, постоянно ездил в разные места за товаром вплоть до того момента, когда его осенило, что он может заниматься столь прибыльным делом самостоятельно, имея в качестве начального капитала ваши денежки. Но, по-видимому, ему не повезло, и эти деньги были растрачены… — Я на мгновение замолчал, пока не нашел единственный логически обоснованный ответ на тот вопрос, который не давал мне покоя. — А посему он возвратился в эти края, дабы добраться до тайника, где, как он знал, можно было раздобыть целое состояние. Вы не решались хранить наркотики в храме постоянно. Они были спрятаны где-то еще, и лишь определенное, заказанное покупателями количество доставлялось сюда для продажи в дни собраний прихожан. Мэгнасон полагал, что вы не допускаете возможность того, что он вновь покажется здесь, так что, с его точки зрения, рискнуть следовало: в конце концов, он всю жизнь ходил по краю пропасти. Только вы его поймали на месте.

— Бедный Хэнк! — промурлыкала она. — Он никогда не отличался особой сообразительностью. К тому же ему вечно не везло!

— Но то, что его труп бросили в озеро, тоже нельзя назвать ни разумным решением, ни удачной мыслью! — заметил я. — Его надо было бы стильно похоронить на одном из дорогих участков в «Бьютифул висте». Кто-то, очевидно, нажал на спусковой крючок, не дав себе труда задуматься о последствиях. А когда опомнился, тело Хэнка уже исчезло в водах озера.

— Вы имеете в виду конкретного человека, Эл?

— Эннан. У него внешность профессионального убийцы, причем он этим гордится и из чистого тщеславия всем своим видом подсказывает людям, кто он такой. Когда я с ним случайно встретился, он не мог отказать себе в удовольствии подразнить меня возможностью того, что он бы мог убить Мэгнасона у меня под носом.

— Что еще? — улыбнулась она мне обольстительно. — Вы, оказывается, куда сообразительней, чем я представляла, Эл! — Она плотно обвила себя руками под грудью. — Хм-м-м! Я чувствую страшную слабость… Знаете, нечто вроде внутренней дрожи.

— Хранителем «товара» является Шаффер, — продолжал я размышлять вслух, решив, что от этого хуже не станет. — Парень, притаившийся снаружи, рано или поздно все равно должен будет пошевелиться, и чем больше он услышит, тем скорее сообразит, что каким-то образом ему необходимо до меня добраться.

— Хорошо! — восторженно закивала головой Джастис. — А теперь давайте поговорим о членах синдиката, ладно? Так сказать, круговой обзор. Нужно же все расставить по своим местам.

— Вы и Фенвик — мозговой центр организации, как я догадываюсь. Эннан и Шаффер выполняют черновую работу. Мэгнасон тоже был из их числа, пока не взбунтовался.

— Вы получаете высший балл за сообразительность и даже еще плюс за старательность. — Она принялась аплодировать.

— Скажите мне одну вещь, — попросил я. — Где вам удалось отыскать такого человека, как Кендалл?

— У нас имелись территориальные права, — заговорила Джастис ровным голосом, — но нам требовался, так сказать, фасад. Причем фасад особого рода. Если копы вынудят нас скакать с места на место, это отрицательно скажется на настроении покупателей. А если оптовики соберутся вместе и начнут жаловаться, ты можешь потерять территорию. Как-то я проводила в одиночестве уик-энд в Сан-Франциско и — как бы это выразиться! — изводилась от скуки. Потом заметила эту немыслимую пародию на мужчину. Он сидел один-одинешенек в баре. — Она посмотрела на сразу постаревшее лицо Кендалла и мило улыбнулась ему. — Я подумала, что мы проведем остальную часть уик-энда у меня в гостиничном номере, и оказалась права, только ошиблась в причине. Он говорил не переставая о своих бредовых теориях всепобеждающей силы любви, о том, как люди перестанут бояться смерти, если только поверят в любовь. И знаете, пока он толковал об этом, я ему верила. И через какое-то время даже прекратила попытки заманить его в постель. Затем утром в понедельник в аэропорту до меня неожиданно дошло, что ведь это именно то, чего нам недоставало. То специфическое прикрытие, которое нам так требовалось. Я сказала Кендаллу, что мой друг по имени Чак Фенвик и я сама согласны предоставить средства на сооружение храма и его дальнейшее функционирование. Ну, а когда сия обитель была почти готова, Рейф предложил мне работать в ней вместе с ним. До этого я ломала себе голову, каким образом внушить ему такую мысль, потому что кто-то должен был обслуживать покупателей-оптовиков и постоянно находиться на месте. А в итоге все само собой разрешилось. Вы знаете эти детские головоломки, состоящие из сотен разнообразных кусочков. После того, как каждый оказывается на своем месте, получается картинка.

— Вроде бы расставлены все точки над «і», картинка из разрозненных кусочков сложена, — хмыкнул я. — Если Эннан стоит снаружи, почему бы не пригласить его к нам? Ведь у него уже могли начаться желудочные колики!

— Вы правы, Дон там. — Джастис пару раз кивнула головой. Ее сапфировые глаза приобрели внезапно злобное выражение. — В действительности вы вовсе не такой умник-разумник, как воображаете. Неужели вы до сих пор не уяснили, что решительно во всем имеется икс-фактор?

Этакий малюсенький, непредсказуемый кусочек, который поможет тебе преуспеть в любом деле, если только ты им правильно воспользуешься.

— Если он хочет болтаться за дверью до того момента, когда сюда приедут полицейские, меня это вполне устраивает, — заметил я.

— Никаких полицейских не будет, — сообщила она доверительно. — В то время как вы старались разобраться во мне, думаете, я не делала того же в отношении вас? Вы и Дон Эннан составите великолепную пару. У него тщеславие профессионального убийцы, ну а вы сейчас, Эл, играете роль армии, состоящей из единственного бойца, потому что психологически вы просто не способны действовать иначе!

— Таким образом, мы имеем максимальную ничью? — спросил я. — Эннан ждет в коридоре, а я — здесь. Что ж, никаких проблем, у меня имеется удобное кресло.

— Мне очень жаль вас, Эл! Честное слово, жаль! — Ее голос вновь превратился в чисто женское призывное мурлыканье. — Я бы очень хотела в последний разок побывать в ваших объятиях — надо сказать, с вами мне было очень даже хорошо, — но я не могу рисковать. Так что, дорогой, я вынуждена поставить на карту свой икс-фактор, чтобы в известной мере помочь Дону выиграть эту партию. Не забывайте об этом, Эл. — Она слегка повысила голос: — Ладно, Дон, мы закончили наши разговоры.

Я слегка повернулся, чтобы лучше видеть дверь и одновременно краешком глаза следить за Джастис, затем приподнял свой «тридцать восьмой». Теперь я нацелил пистолет на дверь, так что можно было провести от его дула невидимую линию примерно на высоте солнечного сплетения Эннана.

— Лейтенант! — Из коридора донесся слабенький голосок, который правильнее было бы назвать приглушенным воплем. — Пожалуйста, не стреляйте.

Из-за дверного косяка выглянуло перепуганное лицо Чейри Кордовер.

— Он прижал пистолет к моей спине, — прошептала она. — Говорит, что, если вы не отдадите ей свое оружие, — она кивнула в сторону Джастис, — он меня застрелит.

— Прострелю в нескольких местах, лейтенант, — послышался приятный голос Эннана. — Раны будут несмертельны, но, несомненно, весьма болезненны, потому что я хочу, чтобы она кричала, а вы уже слышали ее визг. Молящая о помощи девушка всегда толкает мужчину на рыцарские поступки, вы согласны со мной?

На мгновение он замолчал, зато застонала Чейри.

— Ужасно худосочная особа, на ней не так-то много мякоти, — задумчиво продолжал Эннан. — Наверное, мне лучше всего прострелить ей левую ягодицу: рана сама по себе не опасная, но достаточно чувствительная. Каково ваше мнение, лейтенант?

Я подумал о том, что проклятый икс-фактор оказался сильнее меня и продолжать сопротивление не имеет смысла. Вне всякого сомнения, Эннан не шутил, хотя, возможно, и получал удовольствие от этой словесной пытки: садизм ведь может быть различным.

Я переложил пистолет из правой руки в левую и протянул его Джастис дулом вперед.

— Благодарю вас, Эл, — презрительно фыркнула она, забирая оружие. — Для полицейского — непозволительная роскошь иметь джентльменские инстинкты, но я их высоко ценю у мужчин.

Чейри, спотыкаясь, вошла в кабинет. Следом за ней шагнул Эннан — по-прежнему в темных очках.

— Что вы собираетесь с ними делать? — хриплым голосом спросил Кендалл.

— Предоставить им дорогое место вечного упокоения на «Бьютифул висте», что еще? — сразу же ответила Джастис. — Им придется поделить наш роскошный, обитый атласом гроб, достаточно просторный для двоих. Уверена, они не будут возражать, когда станут забивать крышку, потому что к этому моменту они оба будут уже мертвы.

— Вы не можете! — забормотал Кендалл. — Это же хладнокровное убийство!

— Что мне больше всего нравится в вас, Рейф, так это то, что вы такой сообразительный! — Голос Джастис неожиданно зазвучал твердо и властно. — Вбейте себе в тупую голову: вы увязли в этом деле по самую шею точно так же, как и мы. Чего вы хотите? Встать на защиту слабых, как новоявленный Дон Кихот, и, вероятно, провести десять лет жизни в тюрьме? Или же вы предпочитаете и дальше поучать людей в своем Храме любви? Только решайте быстрее, потому что, возможно, нам придется заказывать еще один гроб.

— Я… я не знаю… — Он посмотрел на меня и тут же отвел глаза. — Вы должны убить и девушку?

— В особенности девушку, — подтвердила Джастис. — Продажная сучка, предательница и вертихвостка! Она одновременно водила за нос Чака и Мэгнасона, затем, когда на сцене появился лейтенант, нервы у нее натянулись, как струна на гитаре. Она собиралась донести на Чака, но допустила ошибку, явившись к вдове Мэгнасона за помощью. Все, чего она добилась от Гейл, была твердо заученная реакция, которую я прочно вбила той в ее одурманенную «психоделиковую» голову! Гейл тут же ухитрилась позвонить мне по телефону и рассказала, что произошло. Я вызвала Чака, и Дон отправился за мерзавкой на катафалке. Рейф, вы все еще можете выбирать: двоих укладывать в гроб или постараться втиснуть троих?

— Я… ух… полагаю, это их собственная вина, — пробормотал он дрожащим голосом. — Я ничего тут не могу поделать.

— Временно запри их в «психоделиковом» зале, — приказала Эннану Джастис. — Чак приедет позднее на катафалке. Они тем временем могут примериться к своему новому постоянному жилищу, освоить его габариты. — В ее глазах появилось какое-то отсутствующее выражение, когда она взглянула на меня. — Меня не будет при вашей кончине: я не выношу вида крови. Так что счастливого пути, Эл, куда бы вы ни направлялись!

— Ну, пошли! — грубо прикрикнул Эннан и дал такого пинка Чейри, что та, вылетев в коридор, лишь чудом не свалилась на пол.

Мы двигались небольшой процессией: Чейри шествовала первой, за ней — я, а замыкающим был Эннан. Я обдумывал сотни способов отнять у него пистолет по пути в «психоделиковый» зал, но ни один из них не давал мне шанса остаться в живых.

Таким образом мы подошли к «терапевтической» в той же последовательности. Эннан велел Чейри зайти и включить свет. Она подчинилась, и через минуту по стенам зала завертелся калейдоскоп меняющихся цветов.

— Не тот выключатель, идиотка! — заорал он. — Рядом с этим!

Она выключила первый и нажала на второй. Помещение залил приятный янтарный свет, который придал обитому атласом гробу вид чего-то раскаленного из Дантова Ада.

— Входите, коп! — повысил голос Эннан. — Я запру дверь снаружи. А когда вы услышите, как ключ снова поворачивается в замке, то знайте, пришло время читать молитвы. — Он хохотнул противненьким голосом. — Если вам наскучит долгое ожидание, то можете использовать этот гроб в качестве ложа любви. Так сказать, последнее земное удовольствие…

Я шагнул в зал и медленно повернулся к нему. С руками, прижатыми к бокам.

— Одно небольшое одолжение? — попросил я очень вежливо.

— Например?

— У меня кончились сигареты.

— Это скверно. — Его тонкие губы изогнулись в издевательской улыбке. — Я думаю, сейчас подходящее время бросить курить, лейтенант. Может быть, таким образом вы продлите свою жизнь на целых пять минут.

Мое левое плечо было частично скрыто от него дверной коробкой. Пока мы разговаривали, мне удалось приподнять его на пару дюймов. Оставалось преодолеть еще один дюйм, но я не мог торопиться, понимая, что, если сделаю резкое движение, он тут же, не задумываясь, всадит в меня все пули подряд.

— Ладно, — вздохнул я. — Раз нет сигарет, ничего не поделаешь. Тогда хоть удовлетворите мое любопытство. Каким образом вы добрались до Мэгнасона?

— Его заметил Лайон, когда тот пробирался сквозь камыши, — мрачно ухмыльнулся он. — По всей вероятности, Хэнк воображал, что Лайон по скудоумию не перепрятал товар в другое место после того, как он сбежал. В общем, Лайон мне позвонил, и я туда поехал. Добрался, когда было уже темно, около одиннадцати ночи. Лайон был уверен, что Хэнк все еще находился где-то там, среди камышей, но не знал, где именно. Мы взяли сильный фонарик на лодку и начали продираться сквозь заросли возле берега. Я понимал, что Хэнк трус в душе, давно уже паникует, боится, что мы услышим, как он выбирается из тростников. Действительно, минут через двадцать мы услышали его где-то в сотне ярдов от себя: он поднял такой шум, будто там находился целый полк солдат. Мы направили лодку к тому месту и тут чуть было не умерли от смеха. Он заблудился в камышах, был по грудь в жидкой грязи. Его явно засасывало. Лайон предложил оставить его там: пусть себе утонет, — но мне это показалось рискованным. После того как мы ушли бы, какой-нибудь болван мог услыхать его вопли и прибежать к нему на помощь. Поэтому мы все же забрали его в лодку. Я держал его под прицелом, а Лайон сидел на веслах. Мы плыли по открытой воде к его дому. И тут Хэнк совершил черт знает какую глупость! — Лицо Эннана выразило негодование. — Он вообразил что сам доплывет до берега, и вскочил на ноги с явным намерением нырнуть через борт.

И вы не удержались от чисто инстинктивного поступка? — осведомился я уважительно.

— Совершенно верно, — одобрительно закивал он. — Полагаю, вы представляете, как оно бывает? Если палец находится на крючке, ты его уже не остановишь.

— Правильно, в особенности если тебе не хочется его останавливать! — подхватил я. — Последнее немаловажно. Это тот самый пистолет?

— Точно. Я всегда любил «тридцать восьмой» с…

Мое левое плечо нажало на выключатель. Янтарный свет запрыгал вверх-вниз по стене, быстро сменился ярко-красным, чернильно-синим и вновь вспыхнул пурпурными сполохами. Только я не замер в экстазе, чтобы оценить эти световые эффекты.

Пока Эннан рассказывал, он так увлекся повествованием о собственной сообразительности, что его правая рука слегка ослабила хватку. Не очень заметно, но все же пистолет опустился вниз на пару дюймов. Но затем чисто рефлекторно он начал выпрямлять дуло пистолета, чтобы в любой момент нажать на крючок. Так что я легко мог получить пулю себе в живот. Удовольствие небольшое, надо признаться.

Предвидя такую возможность, я опередил Эннана: нажав на выключатель левым плечом, тотчас ударил противника правой ногой. Носок моего ботинка угодил ему в пах. Он охнул и сложился пополам. Я услышал, как пуля впилась в пол, после чего Эннан, так и не разгибая спины от дикой боли, опустился на колени. Я дождался, пока калейдоскоп снова сменится с черно-синего на яркий янтарный, чтобы разглядеть пистолет на полу и схватить его.

Эннан заунывно скулил, но я решил, что никто не сможет поручиться за то, что он выкинет в следующий момент. Поэтому для профилактики я ударил его по голове рукояткой пистолета, и он свалился на пол бесформенным тюком.

Затем с помощью выключателя я остановил цветовую карусель. Помещение вновь залил приятный золотистый свет.

Чейри молча смотрела на меня, ее глаза блестели.

— Не знаю, как вам это удалось, лейтенант, — произнесла она наконец потрясенно, — но я, честное слово, безумно рада!

— Его тщеславие превысило мое, — произнес я самодовольно. — Ему даже в голову не приходило хотя бы изредка снимать эти черные очки, этот киношный отличительный признак наемного убийцы. И когда огни завертелись по стенам, он превратился в слепца, заблудившегося в тумане!

Наклонившись, я схватил Эннана за воротник и втащил в комнату.

— Оставим его здесь, — сказал я. — Возможно, ему придется по душе этот сюрприз, когда он очухается.

Я вытолкал Чейри в коридор и запер дверь за Эннаном на ключ, включив предварительно и цветовую карусель, и оглушительную джазовую музыку, дабы он мог испытать на себе все прелести «эмоциональной» терапии Рейфа Кендалла. Ключ я опустил себе в карман. Чейри послушно поджидала меня.

— Что теперь вы намерены делать? — шепотом осведомилась она.

— Проберемся на цыпочках назад в кабинет и устроим там небольшое представление. Но только держитесь позади меня, когда мы прибудем туда.

— Я обязана вам жизнью, — произнесла она все тем же потрясенным голосом. — Знаете, когда я высунула тогда голову из-за дверного косяка, мне показалось, что вы намереваетесь снести ее прочь с моих плеч.

Мне хотелось бы прорепетировать про себя речь, которую я произнесу по возвращении в кабинет Кендалла, но времени не оставалось, ибо мы уже были в нескольких шагах от двери.

Я перенес вес своего тела на пятки, так что шаги мои сделались неожиданно гулкими, совершенно не похожими на мою походку, и вошел в кабинет. Рейф полулежал, навалившись грудью на стол и спрятав лицо в ладонях. Джастис по-прежнему сидела на том же стуле, а мой пистолет находился неподалеку от нее на краешке стола. Не знаю, видели ли вы когда-нибудь смену всевозможных эмоций на чьем-либо лице, но я получил полную возможность наблюдать это на ее физиономии. Сначала она просто не поверила своим глазам, закончила же тем, что не захотела им поверить.

— Таковы правила игры, — произнес я, с удовольствием начав свою неотрепетированную речь. — Вы сами сказали, что каждый игрок должен иметь про запас собственный икс-фактор на случай экстремальной ситуации.

Джастис откашлялась:

— Ну и каким же икс-фактором воспользовались вы, Эл?

— Темными очками, они мне помогли, — ответил я. — Плохо, да?

— Что там с Доном?

— Спит в «психоделиковом» зале, но мы оставили все на ходу, так что он не будет чувствовать себя одиноким, когда очухается.

— И что же дальше?

— Позвоню в офис, они приедут за вами.

Кендалл неожиданно поднял голову. Глаза у него казались мутными, совершенно безжизненными, как будто внутреннее свечение навсегда покинуло их.

— Я рад, — пробормотал он. — Моя совесть не позволяла мне идти на это!

— Мра-азь! — рявкнул я возмущенно. — Вы пособник в попытке на убийство!

— Эл! — Мурлыкающие нотки вновь появились в голосе Джастис.

— Что? — Я поглядел на ее сапфировые глаза. У меня появилось неприятное чувство, что они смеялись надо мной.

— Вы были правы относительно правил игры, но когда один из игроков хоть чуть-чуть зевнет, его противник находит возможность прибегнуть к новому икс-фактору, например такому! — Она метнулась в сторону и схватила со стола мой пистолет.

— Бросьте его! — завопил я.

Но она не стала его бросать, а держала, не шевелясь, в вытянутой руке.

— Все дело в ваших прирожденных джентльменских инстинктах. Если бы вы были умнее, то прострелили бы Чейри голову в то мгновение, когда она появилась из-за двери. Тогда бы вы продолжали контролировать положение вещей, но у вас, разумеется, не поднялась рука. — Она издевательски улыбнулась. — Вы не сможете и меня застрелить — девушку, с которой занимались любовью лишь вчера ночью. Но я, благодарение Богу, не страдаю от таких рыцарских комплексов. —  Ее рука начала медленно описывать дугу, в конце которой дуло пистолета непременно нацелилось бы мне в грудь. — Так что выбирайте: либо вы бросаете пистолет, Эл, либо я прикончу вас через пару секунд.

— Я убью вас прежде, — произнес я каким-то опустошенным голосом.

— Попробую все же рискнуть!

Ее улыбка становилась шире по мере того, как пистолет все ближе придвигался к конечной точке воображаемой дуги, где он будет направлен прямиком мне в грудь.

Кендалл рванулся внезапно куда-то в сторону, рука его взметнулась вверх, чтобы тотчас с силой опуститься Джастис на плечо, и та тяжело рухнула со стула на пол. А через какую-то незначительную долю секунды громыхнул пистолет у меня в руке.

Откуда-то из-за моей спины выскочила Чейри, схватила с пола мой собственный пистолет, и торопливо, словно он был раскален докрасна, сунула мне в руку. Я с олимпийским спокойствием спрятал его назад в кобуру и, признаться, почувствовал себя куда уверенней.

— Могу вас поздравить, — сказал я Кендаллу. — Вам удалось сорваться с крючка, на котором вы крепко сидели. Теперь вы всего лишь важный свидетель, а не пособник в покушении на убийство.

Я не был уверен, что Рейф расслышал мои слова, потому что он произвольно снова упал на стул и невидящими глазами уставился в противоположную стену.

Джастис с приглушенным стоном медленно поднялась с пола и посмотрела на пулевое отверстие в спинке стула, на котором только что сидела. Оно находилось примерно в том месте, где была бы ее левая грудь, если бы Кендалл не столкнул ее неожиданно на пол. Потом она медленно повернула голову и взглянула на меня. Можно было смело сказать, что она не верила своим глазам.

— Я была бы мертва, не вмешайся Рейф… — Она конвульсивно проглотила какой-то комок, застрявший в ее горле. — Вы действительно вознамерились пристрелить меня?

— Только в случае необходимости, — ответил я совершенно правдиво. — Садитесь и расслабьтесь, милочка!

Она свалилась в кресло. Ее колотила дрожь. Сделав шаг назад, я протянул пистолет Чейри.

— Держите ее под прицелом и нажимайте без раздумий на крючок, если она шевельнется! — распорядился я.

— Это доставило бы мне огромное удовольствие! — мстительно заявила девушка.

— Слышите? — подмигнул я Джастис. — Она застрелит вас без всяких колебаний, так что ведите себя смирно.

Затем я поднял телефонную трубку и набрал номер конторы. Мне ответила Аннабел.

— Какого черта вы там торчите? — изумился я. — Рабочий день давно кончился…

— Эл, у вас все в порядке? — Голос у нее звучал напряженно.

— Все прекрасно. Вам удалось разыскать шерифа?

— Еще нет, но сержант Полник уже вернулся. Он просит передать вам, что извлек наркотики из тайника, а Шаффер чувствовал себя самым счастливым человеком на земле, когда за ним заперли дверь тюремной камеры.

— Великолепно! — обрадовался я. — Распорядитесь, чтобы Полник отправился в «Бьютифул висту» и доставил в управление владельца кладбища Чака Фенвика.

Полнику лучше взять с собой еще пару парней, Фенвик не столь смирный, как Шаффер. И еще прошу прислать к бывшему Храму любви две патрульные машины, причем чем скорее, тем лучше. Все ясно?

— Да. Не беспокойтесь, Эл! — Голос у Аннабел звучал непривычно мягко, и я решил, что это телефонные штучки, плохая связь. — Вы нашли девушку?

— Она здесь и до сих пор жива… После того как отделаюсь от находящихся здесь’людей, я поеду домой. Все остальное мы отработаем уже завтра утром вместе с шерифом. Но не слишком рано.

— Я передам ему! — пообещала она и быстро повесила трубку.

Первая патрульная машина прибыла минут через десять. Я сдал Джастис офицерам, объяснил, как им найти Эннана и вручил им ключ от зала. Сказал, что парочку следует задержать за покушение на убийство. Таким образом, до утра они никуда не денутся, а там пусть вызывают своих адвокатов. Конфискованные наркотики — это не пустяк!

Вторая машина появилась пятью минутами позже. Чейри с надеждой посмотрела на меня, услышав в коридоре шаги офицеров.

— Теперь мне можно уехать?

— Вы шутите? — завопил я. — Вы же основной свидетель. Я распоряжусь, чтобы они отвезли вас в отель за счет округа, поселили в хорошем номере и поручили толковому копу находиться неотлучно при вас все двадцать четыре часа в сутки до самого суда.

— Ну ладно… — Сперва она вздохнула, потом заговорщически подмигнула мне: — Полагаю, все могло бы обернуться хуже. А теперь у меня уютный номер в отеле и суровый верзила-полицейский для компании днем и ночью.

Часовая стрелка приближалась к восьми, когда я добрался до дома и приготовил себе выпивку. Вообще-то я должен был чувствовать себя страшно усталым, но ничего подобного, разве что испытывал небольшую горечь.

Несмотря ни на что, я не мог позабыть, как выглядела Джастис, когда я впервые вошел в спальню и увидел ее там нагой. Ее тело купалось в неярком свете лампы…

Признаться, меня заедало то, что я никак не мог справиться со своей по-юношески глупой памятью, которая упорно цеплялась за подобные картины — даже после того, как дамочка пыталась меня убить. И не раз, а дважды! Поэтому я приготовил себе второй бокал и принялся думать о том, какими словами встречу завтра утром Лейверса. Но даже эти мысли не доставляли мне удовольствия. И я уныло подумал, что приближающаяся ночь не сулит мне ни удовольствия, ни отдыха.

Внезапно раздался дверной звонок.

Если это Лейверс, решил я, схвачу клюшку и сыграю с ним в гольф, используя его самого в качестве мяча, чтобы выпроводить вон из квартиры.

Но когда я открыл дверь, мимо меня провальсировало некое белокурое фантастическое видение. Переливающийся голубой восточный халат ниспадал с его плеч и обвивался легким облаком дюйма на четыре выше колен.

Я снова запер дверь, потому что дивная дева была уже за моей спиной, и медленно вернулся в гостиную. Над проигрывателем склонилось голубое облако, провальсировавшее через пару секунд на кухню. Я остался на месте, вслушиваясь в волшебные звуки старой пластинки Эллингтона и моля Бога; чтобы не случилось ничего худшего. Хватит и того, что я только что сошел с ума.

Голубое облако снова ворвалось в гостиную и замерло передо мной. Мои пальцы автоматически сомкнулись вокруг бокала, который сунули мне в руку.

— Если под этим голубым облаком скрывается действительно Аннабел Джексон, — медленно заговорил я, — то как получилось, что вы не разыскиваете нового Харольда?

— Я слишком молода, чтобы всерьез думать о замужестве, — весело ответила она. — И вы были правы, знаете ли… Если бы он бросил один только взгляд на мой черный кружевной гарнитур, его бы хватил родимчик и он побежал бы с воплями к своей мамочке. — Она сделала какое-то движение плечами, и ее голубое облако затрепетало, как крылья птицы. — Кроме того, кому нужен Харольд, когда можно провести время с местным героем, посидеть на удобной кушетке и послушать удивительные старые мелодии Эллингтона?

— Счастье мое, — произнес’я почтительно, — я никогда не подозревал, что вы обладаете таким отменным вкусом.

— Это особый вид благодарности, — вежливо пояснила она. — Я пытаюсь ликвидировать недостатки в вашем воспитании и тягу к девицам, которые не отличаются требовательностью…

Она повторила свое непонятное движение, и я зажмурился, пока голубое облако не успокоилось.

— Эл, — спросила она обеспокоенно, — вы не заболели?

— Все дело в голубом облаке, под которым вы скрываетесь, — объяснил я. — У меня сложилось впечатление, что оно живет собственной жизнью. Меня страшит, как бы у него не появились человеконенавистнические устремления.

— Вам следовало сказать об этом раньше! — Ее голос был полон сочувствия. — Я немедленно от него отделаюсь.

У меня глаза чуть не выскочили из орбит, когда голубое облако поднялось вертикально к потолку, а затем упало на ковер, как будто его проткнули в нескольких местах.

— Вот, пожалуйста! — Аннабел затолкала его ногой под ближайшее кресло. — Так лучше?

Она повернулась ко мне с плутоватой улыбкой на лице, и мой язык буквально прилип к гортани. Ее твердые точащие вперед груди были едва прикрыты прозрачным белым кружевным бюстгальтером. Белые же кружевные трусики походили скорее на затвердевшую дымку, целью которой было подчеркнуть умопомрачительный изгиб ее бедер. Тут все было продумано и учтено: и кружевная оборочка на этой дымке, и небесно-голубые подвязки, натягивавшие нейлоновые чулки.

— Эл? — Ее беспокойство заметно усилилось. — Послушайте, уж не собираетесь ли вы разыгрывать из себя второго Харольда?

Я опустошил бокал одним долгим глотком, потом выронил его на пол.

— Цветок магнолии! — произнес я хрипловато. — Умчимся вместе со мной в безбрежную даль!

Я поднял ее, и через пару шагов мы оба оказались на кушетке, которая слегка прогнулась под нами. Но в свое время я заказал ее у хорошего мастера. Он, очевидно, угадал во мне опытного соблазнителя и постарался все предусмотреть. Поверите ли, даже пружины не застонали. Получилось так, что Аннабел оказалась поверх меня, и это послужило причиной для взрыва смеха и недвусмысленных шуток.

— Эл, ненасытный Эл! — вздохнула она. — Никогда бы не подумала, что я способна затосковать по этой кушетке! — Внезапно она нахмурилась. — Кажется, я потеряла свой бюстгальтер?

— Знаете, я могу его заменить, если хотите. Бюстгальтер Уилера не только поддерживает девичью грудь, — добавил я скромно, — он также живет собственной жизнью.

— Это прекрасно! — вздохнула она и впилась белыми зубками в мою нижнюю губу.

ШЛюХИ

Глава 1

Я остановил машину перед домиком, заглушил мотор и остался сидеть. Громадные тихоокеанские валы лениво пенились по кромке песка и в сочетании с бирюзовыми небесами создавали превосходный фон для всей этой идиллической картины. Все было тихо-спокойно. Но блаженное мое состояние продлилось всего лишь пару секунд, до тех пор пока дверь домика не распахнулась и к моей машине не поспешила какая-то женщина.

Она была высокая и стройная, длинные соломенного цвета волосы лежали по плечам. Тесные белые джинсы туго обтягивали зад, пышная грудь, на которую я уставился завороженным взглядом в надежде, что кофточка вот-вот лопнет, казалось, заслонила весь свет. Но тут незнакомка замедлила ход. Я вылез из машины, невольно продолжая с жадностью разглядывать грудь незнакомки.

— Я думала, вы никогда не доедете, — начала она осуждающим тоном. — Я, кажется, прождала вечность!

Мне пришлось оправдываться:

— Еще полмили, и вы бы пересекли границу округа и оказались вне юрисдикции местного шерифа. — Я представился: — Лейтенант Уилер.

— Стефани Чэннинг. Это ужасно! — Ее синие глаза все еще метали молнии. — Чак сказал, я могу арендовать домик на уик-энд, я забрала ключ у него в офисе сегодня после обеда. Приехала сюда примерно с час назад, зашла внутрь, а там — она, мертвая на постели.

— Кто? — спокойно поинтересовался я.

— Кто? — Кажется, я не внушал ей доверия. — Да откуда ж мне знать!

— Придется взглянуть.

— Мысль неплохая, — съехидничала она. — Пора что-то предпринять.

Симпатичный домик выглядел внутри вполне по-спартански. Через гостиную я прошел в спальню, отметив, что моя провожатая отстала. Посреди широкой кровати лежала обнаженная стройная женщина со сложенными на маленькой груди руками, темные волосы разметались по подушке. Подойдя ближе, я увидел на левом виске страшную черную рану, хотя крови запеклось на удивление мало. Каким безмятежным было выражение ее миловидного лица — при таких-то обстоятельствах. Осмотрев тело, я пришел к заключению, что при жизни она была на редкость привлекательной.

Потом открыл комод и стенной шкаф — везде пусто. Перед глазами промелькнула странная картина — девушка пришла голая с пляжа, вытянулась на кровати в позе скромницы и вежливо попросила убийцу приниматься за дело.

Вернувшись в гостиную, я нашел Стефани Чэннинг на краешке ротангового кресла. Она застыла, обхватив себя руками.

— Ну? — Резкий звук ее голоса не предвещал ничего хорошего.

— Следователь будет с минуты на минуту. После осмотра перевезем тело в морг.

— Чем скорее, тем лучше. Вы же понимаете, у меня весь уик-энд пропал, даже не начавшись.

— Для той девушки в спальне пропало намного больше. Кто такой Чак?

— Чак Генри. Хороший мой приятель.

— Где можно его найти?

 — Где-то на Восточном побережье. Он улетел в Нью-Йорк сегодня в два пополудни и планировал вернуться к понедельнику.

— Отлично, — хмыкнул я.

— Сомневаюсь, однако, чтобы он ее знал, — продолжила она с уверенностью. — Она совершенно не в его вкусе.

— А вы в его вкусе?

Синие глаза сузились.

— У нас абсолютно платонические отношения. Чака больше интересуют конфузливые дурочки, у которых, кроме хихиканья и жеманства, нечего за душой. Он, собственно, не больно-то Отличается от прочих мужчин — все та же смесь патетических восклицаний, болтовни, трогательных прогулок и безумного вожделения. — Она горделиво вскинула голову. — Вам бы следовало знать, лейтенант, что я являюсь одним из учредителей организации ШЛюХИ.

Я восхитился:

— Вы прекрасно сохранились.

— Что?

— Ну, для учредителя второй в мире древнейшей профессии.

Она холодно расшифровала:

— ШЛюХИ — это сокращенно Школа любви холодных интеллектуалок.

— Что-то вроде своеобразного женского движения? — осенило меня.

— Естественно. — Она ехидно улыбнулась. — Сейчас вы скажете: так вы лесбиянки?

— Так вы лесбиянки? — невольно вырвалось у меня.

— Типичный образчик дутого мужского тщеславия. Нет, я не лесбиянка. Более того, готова к серьезным отношениям с мужчиной, но произойдет это лишь на основе равенства. Для начала это должен быть мужчина, который станет относиться ко мне не только как к объекту для секса.

— Полагаю, то же самое скажет и мужчина. Об этом много говорят, да толку мало.

Нас прервал резкий стук в дверь. Стефани чуть не упала с кресла.

— Это док Мэрфи. Полицейский врач, — сказал я. — Все в порядке, он не кусается, только пугает.

Я пересек гостиную, открыл дверь и — попал… в Диснейленд. На пороге стояли Микки и Дональд в огромных нелепых масках утенка и мышонка, сделанных из папье-маше. В широких белых комбинезонах, делающих более объемными их высокие фигуры, в белых перчатках и белых башмаках. Лишь одна вещь была явно лишней — это пистолет, который Микки держал в руке. Ствол пистолета уперся мне прямо в живот. Интуиция подсказала, что сейчас не до вопросов — кровь застыла в жилах.

— Вот это здорово. — Голос из-под маски звучал как-то неестественно-механически.

— Руки на голову! — таким же ненатуральным голосом скомандовал Дональд.

Я выполнил его требование, и через секунду рука Микки извлекла из кобуры мой пистолет 38-го калибра.

— Полиция? — поинтересовался Дональд.

— Полиция, — подтвердил Микки.

— Местный, — сказал Дональд, — это никуда не годится. Совсем никуда не годится.

— Верно. — Оружие в руке Микки дернулось в мою сторону. — Ну-ка, подвинься, полицейский хренов.

Я отступил на середину комнаты. Позади меня было слышно затрудненное дыхание. Обернувшись, я увидел Стефани Чэннинг с искаженным лицом. Она тяжело дышала, ее грудь словно пыталась разорвать ткань кофточки.

— Кто она? — спросил Дональд.

— Понятия не имею, — ответил Микки. — Может, получила премиальные за неделю работы. Труп, должно быть, в спальне, так что уберем его. Может, этот малый ждет компанию.

— Сдается, он ждет по кумполу, — осклабился Дональд, — давай исполним его желание?

— Если только он будет настаивать. Пока иди и вытащи труп из спальни.

Маски остались спокойными даже при звуках подъезжавшего автомобиля.

— Все просто, коп, — сказал Микки, пока снаружи выключали зажигание, — сейчас ты избавишься от приехавших — и быстро! — не то мы убьем тебя, девицу и того, кто там приперся в самый неподходящий момент.

В дверь с силой постучали, я пошел под дулом пистолета Микки. Приоткрыл дверь на целых три дюйма и уставил глаза в глаза доку Мэрфи. Кустистые брови резко взметнулись, а я ощутил желудочный спазм.

— Ну как ты там, Эл? — меланхолично спросил Мэрфи. — Все скучаешь с трупом наедине?

— Это была ошибка, — пробормотал я.

— Всякое убийство ошибочно, — весело отозвался он, — просто пока выполняешь служебные обязанности, поменьше морализируй.

— Это просто ошибка. Никакого убийства, нет ни трупа, ничего. Прости за беспокойство.

Мэрфи удивленно прищурил глаз:

— О’кей, ну, так дай зайти. Выкурим по сигарете и поплачем друг другу в жилетку по поводу такой скучной жизни, безо всяких трупов.

Он толкнул дверь. Я уперся со своей стороны, не давая приоткрыть ее ни на дюйм больше. Мы поборолись секунд десять, потом Мэрфи притомился.

— Ты не хочешь покурить?

— Прости, док. — Я ему выразительно подмигнул. — Как-нибудь в другой раз.

— Ты меня выталкиваешь? — Он что-то заподозрил. — Эй, Уилер! Ты там, случаем, не заперся ли с каким цыпленком?

— Именно. — Я опять подмигнул. — Знаешь ведь, как это бывает?

— Давненько не занимался, — с сожалением констатировал он. — У моей жены на этот счет встроенный радар.

— Да, трудновато. — Я почувствовал, как мое левое веко самопроизвольно дернулось. — Ты же понимаешь, как противно бывает, когда тебя прерывают в самый ответственный момент.

— Понимаю, понимаю. Ты уверен, что не хочешь избавиться с моей помощью от нервного тика в левом глазу?

Явственно ощущая вороненую сталь пистолета у себя на пояснице, я промычал:

— Да нет, спасибо. Это все от влажности, — и захлопнул дверь прямо у него перед носом.

Несколько секунд не было ничего слышно, потом раздался рев мотора, зазвучавший радостной симфонией. Когда звуки затихли, ствол оружия перестал упираться мне в спину. Медленно повернувшись, я увидел, что пистолет Микки все еще направлен прямо на меня. Рядом стоял Дональд, труп свешивался с его плеча. Все это вдруг представилось мне абсурдистской картиной раннего Энди Уорхола.

— Мы вначале допустили ошибку, — произнес Микки. — И сейчас с этим покончим. Тебе будет не о чем беспокоиться, коп, — никаких вещественных доказательств, ни убийства, ничего.

— Спасибо! — ответил я.

Дональд указал на Стефани Чэннинг, остававшуюся безмолвной и безучастной.

— А с ней что?

Микки задумался ненадолго и наконец решил:

— Мы с ней прокатимся — подбросим в город.

— А с этим? — Дональд ткнул в меня пальцем.

— О нем позаботимся, когда ты упрячешь двух девок в машину. — Голос из-под маски Микки звучал утомленно.

— О’кей. — Дональд тряхнул плечом, и мертвая девушка непристойно качнулась.

Микки расположился так, чтобы держать нас со Стефани в поле зрения. Он раздраженно обратился к ней:

— Вот что, златовласка, ты всего лишь досадная неожиданность, так что, если не будешь делать, что тебе велят, считай, что мертва. Ясно?

— Ясно, — дерзко ответила она.

— Ну-ну. — Микки малость напрягся и повел пистолетом. — Это что еще за штучки? Я с тобой, сестричка, не шутки шучу.

Стефани Чэннинг продолжала зло глядеть на него. Вернулся Дональд, уже без трупа, и хлопнул дверью:

— Я вот что подумал. А как мы с ней поедем? Мы не можем быть на шоссе в масках, нас засекут.

— Уймись. Она покатит первым классом — в багажнике.

Стефани разозлилась:

— Какого черта? Ни в каком багажнике я не потащусь. У меня клаустрофобия.

— Ладно, сестренка. — Дональд помахал пистолетом у Стефани перед носом. — Кончай базар.

Он с силой сгреб ее в охапку, впившись пальцами в предплечье, и грубо поволок к выходу. Когда они исчезли, стало вдруг очень тихо. Микки произнес задумчиво:

— Может, мой напарник и прав. Дать тебе по башке — и решить все проблемы. Но сегодня у моей матушки день рождения и я уж больно чувствительный. Так что твое счастье, малый. Ну-ка, повернись.

Я нехотя повернулся к нему спиной, и в следующий миг удар рукоятки пистолета по голове погрузил меня в болезненное беспамятство.

Глава 2

После того как я завершил свой рассказ, наступило глубокое молчание. Шериф Лейверс сурово стиснул челюсти и медленно снял обертку с большой сигары.

— Как показал док Мэрфи, ты там укрылся с какой-то особой и просто не желал, чтобы тебе мешали, — произнес он безразличным тоном.

Я проворчал:

— Только там была не одна она. Их было две. Причем одна мертвая.

— И не забудьте Микки и Дональда, — почтительно вставил сержант Стивенс. — Похоже, лейтенант, вы открыли новый вид оргий!

Сержант Стивенс был молод, лет двадцати пяти, блондин с блестящими голубыми глазами и носом, некогда сломанным и сносно восстановленным. Вообще-то он мне скорее нравился, однако в тот момент мне хотелось поправить ему нос еще разок.

— И все это произошло около семи вечера в пятницу? — спросил Лейверс.

— Да.

— И какого черта ты заявил об этом только в понедельник утром?

— Потому что я весь уик-энд ждал новостей от Стефани Чэннинг. Если б кто-нибудь мне рассказал такую историю, я бы тоже не поверил. Как вы или… — Я метнул взгляд на Стивенса. — Или как только что вот этот наилучший представитель мужского пола.

— Но вы от нее ничего не получили, лейтенант, — мягко вопросил Стивенс. — Разумеется?

— Что значит разумеется? — прорычал я.

— То и значит, — рявкнул Лейверс. — Слушай, Уилер, а ты хорошо проспался после выходных, может, у тебя были галлюцинации?

— Парил в небесах, шериф, и обозревал все с высоты. Только так и можно, вы разве не знаете?

Он хмыкнул:

— Никакой фантазии — ни у тебя, ни у остальных.

В дверь вежливо постучали, вошла секретарша шерифа, краса и гордость всех южан Аннабел Джексон. Она извинилась за беспокойство:

— Там кто-то срочно звонит лейтенанту Уилеру. Говорит, не может ждать.

Лейверс распорядился:

— Переключи его на мой номер.

— Хорошо, сэр. — Она одарила Стивенса чарующей улыбкой и перед тем, как выйти, бросила на меня пристальный взгляд.

— Замечательная девушка Аннабел Джексон, — выговорил Стивенс, когда дверь за ней закрылась.

— Еще бы, — поддакнул я мечтательно. — Уж я-то знаю.

Зазвонил телефон. Я потянулся к аппарату Лейверса, взял трубку и назвался.

— Уилер долбаный? — переспросил противный голос.

— Кто это, черт побери?

Он хохотнул:

— Твой старый приятель Микки. Сегодня понедельник, и, значит, что? Можешь забрать свою блондинку.

— Каким образом?

— В Лэйксайде. — Он говорил очень быстро. — Туда ведет такая пыльная дорога вдоль старой апельсиновой рощи. Мили через четыре увидишь старую лачугу, которую еще никто не растащил, внутри нее и найдешь.

— А что с другой? С умершей.

— Ай, брось, коп! — Опять хохот. — Это все плод твоего воображения — так же, как и я! — И Микки повесил трубку.

Я пересказал разговор шерифу и Стивенсу, те довольно долго смотрели друг на друга в молчании.

— Мне надо взглянуть на Лэйксайд, — начал я.

— Погоди, Уилер. — Лейверс пустил к потолку клуб сизого дыма. — Может, лучше сержант поедет вместо тебя?

— Что? — Я аж задохнулся.

— Ну, — он помассировал свой солидный живот, — прошлый раз, когда ты там с ними связался, вышло не очень удачно. Может, они опять вздумали поиграть с тобой.

— Слушайте вы, надутый…

Стивенс быстренько вмешался:

— Я думаю, лейтенант имеет в виду, что на сей раз он будет во всеоружии.

— Заткнись! — рявкнул я на него.

Лейверс побагровел:

— Ну хватит! Выметайся сейчас же, Уилер, и только попробуй оказаться покойником!

— Если кто и будет на этот раз покойником, то только не ваш покорный слуга, — пообещал я, направляясь к двери.

— Лейтенант, — голос Стивенса был искренен, — не хотите взять мой пистолет?

— За каким еще дьяволом?

— Ну, вы же сказали, что… э-э… Микки ваш забрал…

— И оставил рядом со мной на полу, я его обнаружил, когда пришел в себя.

— Скажите на милость, какой мягкосердечный убийца! — бросил Стивенс.

— А прибавить мягкоголового сержанта — и будет славная команда! Ну прямо Микки и Плуто!

Двадцать минут я петлял в пыли по старой апельсиновой роще, еще минут через десять наткнулся на хибару. Держалась она, похоже, на честном слове. Я осторожно поднялся по деревянным ступенькам и на цыпочках прошел сквозь засыпанную термитами веранду внутрь.

Она лежала на провисшей холщовой койке, одетая в ту же самую одежду, что и в пятницу вечером. Выглядела она неважно. Лицо было бледным, с подтеками грязи, блузка не застегнута, предоставив обозрению роскошную грудь; прическа — а-ля птичье гнездо. После того как я пару раз окликнул ее, веки слабо затрепетали.

— Лейтенант, — шепнула она.

— Да. Стефани, с вами все нормально?

Она открыла глаза, явно пытаясь сосредоточить взгляд на моем лице.

— Какой сегодня день?

— Понедельник.

Она присела, спустив ноги на пол, и откинула волосы со лба.

— Это был такой кошмар, — голос ее дрожал, — казалось, ему не будет конца. До сих пор не пойму, что было на самом деле, а что — померещилось.

— Постарайтесь припомнить, что произошло, когда вас поволокли к машине.

— Они заперли меня в багажнике, — начала она тихо. — Там можно было задохнуться, и, когда вытащили оттуда, я была в полной прострации. Они вкололи что-то, и все сразу смешалось. Я вроде бы пару раз очнулась, и тогда кто-то опять делал укол, и все повторялось.

— Давайте я вас отвезу в больницу провериться.

Она решительно качнула головой:

— Нет! Все нормально, отвезете меня, пожалуйста, домой.

Я помог ей подняться, она оперлась на мою руку, и мы пошли к машине. С облегчением усевшись на сиденье, она откинула голову назад и прикрыла глаза:

— Господи, как же я устала. Кажется, что бы со мной сейчас ни сделали, ничего бы не заметила. Пытайте, насилуйте — все равно. Отчаянно хочется спать.

— Звучит безумно романтично. Где ваш дом?

— Пайн-стрит, 2146.

— Вы не значитесь в телефонной книге. — В моем голосе звучало осуждение. — За последние дни я в этом убедился.

— Большое, старое, бестолковое здание — у нас там вроде кооператива для четырех девушек. Это еще и неофициальная штаб-квартира организации ШЛюХИ. Поэтому наш телефон зарегистрирован под именем Д. Жуан. Просто ради смеха.

— Обхохочешься, — отозвался я, включая зажигание.

Мы проехали молча минут пять, потом я вспомнил, что я не только сиделка, но вроде еще и полицейский.

— Так где найти Чака Генри?

— Он в Нью-Йорке.

— На уик-энде, — добавил я терпеливо, — а сегодня понедельник, припоминаете?

— Простите. У меня еще все путается. Он должен сегодня вернуться. У него офис на углу Пятой; двухэтажный пережиток более невинной эры, отделенный от дороги заросшим палисадником.

Я остановился на истертой бетонной площадке и помог Стефани вылезти из машины.

— Благодарю, лейтенант, — произнесла она, вымученно улыбаясь. — Я уже в порядке.

— Уверены? — переспросил я машинально.

— Вполне. Прочие девушки работают, я же мечтаю только добраться до постели и завалиться.

— Ладно. Я с вами свяжусь.

Судя по выражению лица, последнее предложение ее не сильно порадовало. Кивнув, она поплелась к подъезду. Я подождал, пока Стефани зашла в дом, потом возвратился на шоссе и поехал по направлению к центру. Ближайшая от угла Скрэнтон и Пятой авеню парковка была в двух кварталах; интересно, почему-то подумалось мне, и отчего так никогда не бывает в телевизионных детективах?

Офис «Предприятий Чарлза Генри» я обнаружил совсем близко, в деловом районе, который явно знавал лучшие времена — в пору индейских факторий. Древний лифт с трудом дотащил меня на четвертый этаж, и я попал в небольшой уголок, служивший приемной. Вдоль одной стены сверху донизу угрожающе возвышались картонные коробки; напротив примостился небольшой стол, за которым сидела секретарша.

У нее были темные короткие волосы с неровно подстриженной челкой. На миниатюрном личике эльфа странно смотрелись глубоко посаженные, притворно невинные серые глаза, рот выдавал чувственность. Черный, тесный свитер подчеркивал словно высокомерно приподнятую небольшую грудь, черные брючки обтягивали тугие бедра. Она улыбнулась, как в замедленной съемке, обнаружив белые хищные зубки.

— Вы, надо полагать, одно из самых удачных предприятий Чарлза Генри? — начал я.

Она оттопырила нижнюю губку:

— А вы встречались с мистером Генри?

— Этого я жаждал больше всего на свете, пока не встретил вас.

— Неприятно это вам говорить, но мистер Генри занимается тем же бизнесом, что и вы, — продажами, и он никогда ничего не покупает. — Она опять надула губки. — Даже завтрак для своей помощницы.

— Меня зовут Эл Уилер, и я не имею никакого отношения к торговле. Мне надо просто поболтать с мистером Генри.

Она взглянула на крошечные часики:

— Мое имя Мэриан Нортон. Если самолет прилетел вовремя, он должен быть здесь минут через пятнадцать. Можете подождать у него в кабинете, если хотите.

— Спасибо. — Я кивнул на дверь, где была табличка с фамилией Генри. — Туда?

Она кивнула:

— Умница. Другой путь — только через окно.

Кабинет был побольше приемной, но столь же неопрятный. Те же картонные коробки громоздились вдоль стен, полуоткрытый выдвижной ящик железного шкафа прогнулся под тяжестью втиснутых туда папок. Вся мебель состояла из обшарпанного стола и шикарного директорского кресла. Оконные стекла были покрыты хорошим слоем пыли, но это не мешало лицезреть впечатляющую панораму городского морга. Я закурил, подумав, не лучше ли было скоротать время в приемной. Обратной стороной валялась фотография в рамке. Я по детской привычке уселся прямо на стол. Красивое лицо темноволосой женщины недовольно, словно осуждающе, смотрело на меня. Такое знакомое лицо. Помнится, в последний раз я видел его и рану на левом виске. Я все еще рассматривал фото, когда вошла секретарша и произнесла скороговоркой:

— Не везет вам, Эл Уилер. Мистер Генри только что позвонил из аэропорта. Он занят с каким-то важным клиентом, его не будет часов до пяти.

— Плоховато, — заметил я рассеянно. — А я вот восхитился его вкусом при выборе подружек.

Она бросила небрежный взгляд на фото:

— Это не подружка, это его сестра.

— Между ними есть сходство?

Она прыснула:

— Вы даже не понимаете, как это смешно! Мистер Генри по меньшей мере лет на десять старше, на шестьдесят фунтов тяжелее и быстро лысеет.

— Как ее зовут?

— Рона. — Она изучающе посмотрела на меня. — А почему она вас так интересует, Эл Уилер?

— Мне кажется, я как-то ее встретил с девушкой по имени Стефани Чэннинг.

— Неудивительно. Они с другими девушками делят одно жилье.

— На Пайн-стрит?

Она кивнула:

— Стефани и меня спрашивала, не хотела ли бы я тоже жить с ними из экономии. Но я бы с ума сошла. Они там все помешались на женских правах — такая скука и занудство. Да кого это теперь волнует? Я никогда не нуждалась в свободе. Мне нравится заниматься своим делом, а не превратиться в слушательницу школы озлобленных жизнью баб, которые сами яйца выеденного не стоят.

— Так Рона Генри подруга Стефани Чэннинг, — повторил я внезапно охрипшим голосом. — И живет она в том же чертовом доме!

Она широко раскрыла глаза:

— Ну да. Я же вам только что говорила. Что с вами, Эл Уилер?

— Я только что оказался самым большим болваном по эту сторону Атлантики. Либо в пятницу вечером я спятил.

— Ничего себе заявочки, — заметила она с иронией. — Почему бы не пригласить меня на ленч и не рассказать все, как было?

— У меня нет времени думать про ленч. Как насчет обеда?

— Нормально, — согласилась она. — Где?

— Попозже договоримся. Часов в пять я вернусь немножко потолковать с Чаком Генри.

— Зачем? Это так важно? Он такой слюнтяй! — Она прищурилась. — Это деловой разговор?

— Что-то вроде.

— Рот на замке, да? — проговорила она вкрадчиво. — Надеюсь, ты не гомик. Не хотелось бы терять целый вечер понапрасну.

Глава 3

Волосы у нее были ярко-рыжие, а в зеленых глазах мерцал опасный холодный огонек. Она стояла, выпрямившись во весь рост, в высоких сапогах черной кожи, зад любовно обхватывали черные брюки, а под тончайшего шелка блузкой виднелась розовая грудь с темными сосками.

— Только не представляйтесь водопроводчиком, — начала она ледяным тоном. — Он уже был пару часов назад, и кран работает исправно.

— Лейтенант Уилер из полиции, — попытался я сбить с нее спесь.

— А, ищейка, — протянула она понимающе.

— Мне надо поговорить со Стефани Чэннинг.

— Какая жалость, ее тут нет.

— Я ее высадил здесь не более часа назад.

— Она быстро приняла душ, переоделась и ушла. Куда — не сказала, а я не спрашивала.

— А как насчет Роны Генри?

— Рона приходит и уходит. Кажется, ушла в четверг. Может, вернется на этой неделе, а может, и нет.

— Держу пари, вы тоже из учредителей этой вашей организации ШЛюХИ.

Она приподняла бровь:

— Тебя это пугает, малыш? Встретиться впервые в своей дурацкой похотливой жизни с женщинами на равных?

Я поглядел многозначительно на ее грудь под тонкой тканью, потом на изогнутый абрис крепких ляжек. Не слишком субтильна, подумал я, но, верно, своему назначению соответствует.

— Может, это внесет необходимую толику волнений в мое тупое похотливое существование.

— Обязательно внесет, похотливая ищейка. — Она невольно напряглась. — Ну в чем дело? Что там Стефани сделала?

— Не то, что сделала, а то, чего не сделала или не рассказала мне.

— Не имею ни малейшего желания продолжать разговор.

Я спросил безо всякой надежды:

— Как вас зовут?

— Лиза Фрейзер.

— И вы, девушки, живете здесь вчетвером?

— Да.

— Вы, Стефани, Рона и кто еще?

— Элис Медина. Она стюардесса, теперь где-то в Европе. Мы все ведем вольный образ жизни.

— Ей-богу, смахивает на бордель.

Она усмехнулась:

— Ладно, чего доискиваться истины на пороге. Давайте-ка зайдем на минутку.

Я послушно проследовал за ней через переднюю в просторную гостиную, решительно старомодную, чуть ли не благоухающую лавандой. Это меня несколько обескуражило, я ожидал увидеть вычурную мебель и любительские гравюры.

Она села в обитое ситцем кресло, предложив мне место на кушетке:

— Что бы ни было у вас на уме, лейтенант, почему бы нам не покончить с этим, и вы сможете уйти, да и я останусь довольна.

Она скрестила ноги, ее грудь словно напряглась под тонкой материей.

— В чем дело? — тоном командира спросила она, поймав мой взгляд. — У вас что, сдвиг на почве женской груди, что ли?

Пойманный так по-детски на месте преступления, я уставился на ее хмурую физиономию. Она неприятно резко засмеялась:

— Это многое объясняет. Смешной недотепа, да еще, наверное, с материнским комплексом.

— Все-то вы знаете. Я вот только что понял, что представляет собой эта ваша школа. Вы учите не любви, а словесному поносу.

— Не пытайтесь со мной пикироваться. Рассказывайте то, что собирались, да поживее.

Я начал довольно сдержанно:

— Меня интересует образ жизни вашего дома на четыре девичьи персоны. Вы сказали, Элис Медина стюардесса. На что живут остальные?

— Я свободный художник. — Она даже не старалась скрыть скуку. — Рона занимается торговлей у своего брата за проценты. Стефани подрабатывает как манекенщица, но лишь когда на нее найдет охота, не слишком часто. У нее еще есть рента с доставшегося от матери наследства, и это не дает развиться в ней комплексу вины, когда она чувствует отвращение к труду.

— И вы не видели Рону Генри с прошлого четверга?

— Да. А что вы так интересуетесь Роной? С ней что-нибудь случилось?

— Этот вопрос я задаю сам себе. Она что-нибудь сказала уходя?

Она задумалась на секунду:

— По-моему, она собиралась на очередную продажу. Эти места Рона исходила вдоль и поперек.

— Вы знаете ее брата?

— Чака? Он дает нам время от времени попользоваться своим пляжным домиком. Стефани провела там уикэнд. Вы и сами это знаете.

Что за чертовщина, подумал я уныло. По логике вещей оставалось только сдать свой полицейский жетон и пройти трехгодичный курс психоанализа. Встав с кушетки, я улыбнулся рассеянно Лизе Фрейзер и направился к двери. Она вскочила вслед за мной, вбежала в переднюю и загородила спиной дверь.

— Погоди, Шерлок! — Она была настроена весьма решительно. — Ты отсюда не выйдешь, пока не расскажешь мне все!

— Если б я все знал, то не задавал бы дурацких вопросов. Почему бы вам не спросить Стефани, когда она вернется? Может, она ответит.

Лиза покачала головой:

— Тебе придется рассказать чертовски много, если хочешь отсюда выбраться, лейтенант!

Схватив ее за талию и приподняв над полом, я повернулся и поставил девушку на место, уравняв наши позиции. Зеленые глаза упреждающе сверкнули, и в следующий момент она решила хорошенько мне вмазать. Я успел увернуться, ее рука лишь задела мое левое плечо. В этот миг, потеряв равновесие, она невольно упала на меня, от неожиданности навалившись всем телом. Боясь очередного удара, я обхватил ее очень крепко. И вдруг ярость в ее зеленых глазах постепенно стала меркнуть, а тело медленно слабеть. Она мягко поводила бедрами, словно отзываясь на мои непроизвольные послания. Движения становились интенсивнее, и я почувствовал в своем теле прилив крови. Она что-то шепнула хрипло, опуская веки. Нежно прижала свои губы к моим и мягко ввела язык в мой рот. Я нежно начал одной рукой поглаживать ее наливавшуюся грудь, а другую повел вдоль талии, ниже, к трусикам. Я почувствовал волнение ее тела, у меня заныло в паху. Но стоило мне лишь подумать о быстроте всего происходящего, как она мягко оттолкнулась от меня.

— Нет, — произнесла она осипшим голосом, — не сейчас. Не стоит заходить так далеко.

— Почему нет? — Я тоже невольно отстранился. — Такое прекрасное начало хорошо бы завершить.

Она провела кончиком розового языка по нижней губе и сказала задумчиво:

— Не следи я за собой, лейтенант, меня бы по вашей милости выпроводили из нашей школы под барабанный бой!

— Каждая религия нуждается в своих мучениках.

Она резко распахнула дверь:

— Будет и на нашей улице праздник.

Следовало бы что-нибудь на это ответить, но я решил пустить все на самотек. По-прежнему ощущая покалывание в низу живота, небрежно улыбнувшись на прощанье, я поспешил к автомобилю. Не успел я сделать и трех шагов, как дверь позади меня захлопнулась, я остался в дураках.

Часы показывали начало третьего, и желудок требовал завтрака. Я прихватил сандвич и кофе и подумал, чем бы заполнить пару часов до визита к Чарлзу Генри. Без особой надежды зашел в городской морг. Служитель уведомил, что за уик-энд поступил только шестидесятилетний мужчина, скончавшийся во время игры в гольф на тринадцатой лунке. Ключа к разгадке моей задачи это не дало, поскольку тринадцатая лунка никоим образом не помогала мне отыскать тело Роны Генри.

Повинуясь внезапному порыву, я решил заскочить к шерифу в офис. Вдруг кто-нибудь в мое отсутствие доставил ее тело — в подарочной упаковке. Аннабел Джексон таинственно взглянула на меня поверх пишущей машинки:

— Эл Уилер, шериф с полдня уже вас поминает, я даже подумала, может, это как-то вам передалось.

— А что же сержант Стивенс? — поинтересовался я громогласно. — Я думал, этот светлокудрый шерифский любимчик где-то здесь.

— Его с полудня нет.

— Что же есть у Стивенса такого, чего не хватает мне? — потребовал я ответа.

Она задумалась немного дольше, чем требовалось.

— Хороший вопрос. Вы оба развратники, конечно, только он по-юношески более прямолинейный.

— Вот до чего вы опустились, — произнес я с горечью. — Мальчишек соблазняете. Домашним печеньем со стаканом молока за задвинутыми шторами дома после школы!

И я проследовал, игнорируя ее пренебрежительное фырканье, в кабинет к шерифу.

Лейверс встретил меня тем самым приветственным рыком, который он обычно приберегал для ненасытного соседского кота.

— Где тебя носило? Что, еще три трупа из-под самого носа хвостом смахнули хитрецы Микки и Дональд?

Я присел на подлокотник кресла для посетителей:

— Девушка была там, где сказал Микки. Я отвез ее домой.

— Ты отвез ее домой. — Он спародировал благоговейный жест. — Блестящий ход! Только не говори, что тебе это все приснилось!

— Она весь уик-энд была под влиянием сильных снотворных. Ничего не помнит.

— То есть никаких концов? Никакой надежды опознать похитителей? Короче, вообще ничего, что могло бы помочь нам?

— Похоже на то.

— Ну, Уилер, давай-ка все разложим по полочкам. В прошлую пятницу вечером ты поехал к пляжному домику на вызов по делу об убийстве и обнаружил там мертвую брюнетку и живую блондинку. Тут же появились два клоуна и утащили обеих, а тебя оставили на полу бездыханным. Ты являешься сегодня утром, и Микки сообщает великодушно, где отыскать ту блондинку. Ты отвозишь ее домой. Она же, находясь долгое время под действием транквилизаторов, не в состоянии дать хоть какие-нибудь показания по делу. Так?

— Думаю, что так, — пришлось признать мне.

— Забудь об этом.

— Как?

— Как слышал! Тебе сказано забыть об этом. Если тело обнаружится, сможешь начать расследование заново. Пока же я все это считаю плодом твоего воображения. — Он раздраженно повернулся, и кресло под ним угрожающе заскрипело. — Займись делами поважнее.

Слыхал когда-нибудь о человеке по имени Хуан Эрнандес?

— Не думаю.

— Следовало бы иногда почитывать местную прессу. А может, тебе надо вначале просто научиться читать. Эрнандес — новый руководитель нового отделения нового профсоюза сборщиков фруктов, который только что организовали в Санрайз-Вэлли.

— Еще какие новости?

Недобрый взгляд Лейверса заставил меня умолкнуть.

— Владельцам плантаций это не нравится. Они считают, им незачем было создавать профсоюз прежде, так на черта им заниматься этим теперь. У них есть, правда, своя ассоциация, но они полагают, это совсем другое дело. Во главе ее Херб Лоури — горячая голова. Эрнандес тоже вспыльчив. Сложи их вместе, что получится?

— Дайте подумать. — Мне что-то поднадоело состязаться с шерифом в риторике. — Наверное, две горячие головы.

Он снял обертку с сигары и вставил ее толстым концом себе в рот с такой силой, как будто собирался сам себе лечить гланды.

— Эрнандес хочет организовать вечером в среду массовую демонстрацию против владельцев-плантаторов в самом центре долины. Лоури и прочие говорят, что они этого не допустят. Эрнандес же утверждает, что его людей не остановишь. А тем временем разные паршивые группировки, о которых никто и Слыхом не слыхивал, собираются в поддержку тех либо других.

— А нельзя все это прекратить Легально?

Лейверс потряс головой:

— Все, что они собираются сделать, — это промаршировать на протяжении трех миль через центр долины и в конце пути устроить митинг. Что делать нам? Нанять две тысячи людей во избежание дорожной пробки?

— Что же вы от меня хотите? - спросил я, ощущая посасывание под ложечкой.

— Пойти потолковать с Лоури. Постараться остудить его. Я уже послал Стивенса к Эрнандесу с той же целью. Может, они столкуются. У Стивенса довольно привлекательный вид юного идеалиста, пускай припадет к стопам Эрнандеса. В то время как ты…

— Типично капиталистические штучки — профессиональный штрейкбрехер в сапогах и черной прорезиненной куртке должен воззвать к Лоури! — взвился я.

Лейверс сверлил меня взглядом:

— Я не могу сделать этого сам. Штаб-квартира ассоциации находится в помещении их центрального склада. Думаю, там ты его отыщешь.

— О’кей, — я поднялся, — значит, завтра с утра я прямо отсюда…

— Сейчас же!.

— Сейчас?

— И побыстрее. — Он глядел на меня сквозь густой сизый дым. — Или ты предпочтешь, чтобы я снял тебя с дежурства и затребовал освидетельствования минимум тремя психиатрами на предмет твоей вменяемости?

Я мгновенно представил себя одновременно перед тремя психоаналитиками со своими россказнями про Микки и Дональда и почтительно отреагировал:

— Уже иду, сэр.

Улучив момент позвонить в офис Чарлза Генри, я объяснил оживленной собеседнице на другом конце, что дела не отпускают меня и что не можем ли мы встретиться попозже в ресторане?

— Почему бы не у вас дома? — внесла предложение оживленная собеседница. — Терпеть не могу ждать в одиночестве в ресторане, пока метрдотель мучительно соображает, клиент вы или жулик.

— Почему бы и не у меня, — с охотой согласился я. — Около восьми.

— Просто прекрасно. Вы, наверное, будете изнемогать после долгого, тяжелого трудового дня, Эл Уилер. Не предупредить ли вам консьержа, что я приду, скажем, часам к семи и приготовлю ужин.

— Превосходная идея. — Я даже поперхнулся. — Что-нибудь захватить?

— Хорошо бы бутылочку импортного вина. Скажем, эльзасского белого.

— По двенадцать баксов? — ужаснулся я. — На полицейскую зарплату?

Несколько секунд я вслушивался в наступившую тишину на линии.

— На… чью… зарплату? — наконец спросила она дрогнувшим голосом.

— Я, кажется, забыл прежде представиться. Я лейтенант полиции.

— Коп! — вскрикнула она. — Умереть не встать. Забудь обо всем, Эл! Только мне ищейки не хватало! — И она бросила трубку.

Мне не оставалось ничего, как сделать то же самое. Аннабел Джексон с грустью посмотрела на меня.

— Вы замечаете, — обратился я к ней жалостно, — в последнее время как-то недолюбливают полицейских офицеров.

Она кивнула задумчиво:

— Я, между прочим, состою в одном движении. И иной раз перед сном леплю из пластилина куклу, похожую на вас, и втыкаю в нее иголки!

Глава 4

К пяти часам Санрайз-Вэлли походила на громадную парную. Я оставил машину перед центральным складом в надежде, что все это не мираж, порожденный пеклом. Внутри температура из-за вентилятора была градусов на десять ниже, то есть на стадии знойной духоты. Кладовщик удостоверился, что продавать мне ничего не придется, и продолжал ковырять в зубах.

— Херб Лоури здесь? — спросил я.

— А кто им интересуется?

— Лейтенант Уилер из полицейского управления.

Он кивнул в сторону двери:

— Найдете его там. Бога ради, лейтенант, надеюсь, вы не создадите лишних проблем. Хербу сейчас не до того.

— А кому до того? — ответил я беспечно и зашагал к двери.

Это было складское помещение, приспособленное под временный кабинет. Все пространство завалено товаром, оставалось место лишь для стола и стула. К столу приставлен 88-й винчестер. Тяжело поднявшийся мне навстречу мужчина был высокого роста, крепкого сложения, с грубо вылепленным лицом.

— Херб Лоури? — обратился я к нему.

Он окинул меня взглядом холодных серых глаз и ответил густым басом:

— Ну я Лоури. А вы кто?

— Лейтенант Уилер. Шериф попросил меня заехать повидаться с вами.

— Вот как?

— Маленькая дружеская беседа по поводу предстоящей субботы.

— Поговорите с Эрнандесом. Если и будут неприятности, зачинщиком станет он.

— А вы и ваша ассоциация их прекратят.

— Правильно.

— Сейчас с Эрнандесом беседует сержант Стивенс. И мы просим вас обоих об одном: сохранять хладнокровие.

— Лейтенант, в целом ситуация простая: ни с каким профсоюзом мы соглашений не подписываем и никаким профсоюзным законом не руководствуемся. Так что Эрнандес может изощряться где угодно, только не в Санрайз-Вэлли!

— Но он ведь всего лишь хочет провести своих людей по дороге и в конце устроить митинг. Что в этом такого?

— Лейтенант, вы нездешний, и вам трудно понять. — Он смотрел на меня неодобрительно. — Наши деды начинали здесь. Практически каждый теперь фермер в третьем поколении. Фрукты созревают, их надо собирать. Поэтому раз в год мы их сюда пускаем. Кучу бездельников-бродяг, которые, если б не мы, сдохли с голоду. Мы им платим за работу и предоставляем на время жилье. И все это время оставлять здесь что-нибудь без присмотра, включая наших дочерей, небезопасно. А теперь у них объявился новый лидер! Явился из ниоткуда какой-то коммунистический ублюдок и стал выставлять нам условия, на каких эти лентяи станут работать. Да еще угрожает, запугать нас хочет. Условия нам диктует — в нашей-то долине, в наших садах, в наших домах, нам, хозяевам! — Он резко возвысил голос: — Вот что я вам скажу, лейтенант. Ни у кого тут сердце кровью не обливается. И коммунистов-предателей нет! И если этот мексиканский подонок попробует повести своих в среду, это будет последнее деяние в его жизни!

— Ваша ассоциация собирается применить насилие, — предостерег я.

— Ну и что? — Он обозлился. — Это что, нарушение закона? Мы только защищаем свою собственность от озверевших мерзавцев.

— Это, может, не мое дело, но просто из любопытства. Предположим, они откажутся собирать урожай?

Он отмахнулся:

— Не получится. У них хватит денег, чтобы продержаться не больше недели. Потом придут голодные и начнут работать. А за ними, как овцы, и остальные потянутся.

— Может, и не потянутся. Они дождутся, когда урожай станет гнить, и тогда владельцам останется либо подписывать соглашение с профсоюзом, либо разоряться.

— Лейтенант, я уже сказал: вы тут пришлый. Вы просто не понимаете. Да я пари держу, они вернутся и начнут работать через неделю, и вся эта идиотская затея с соглашением растает как дым!

— Сколько у вас членов в ассоциации?

— Примерно тридцать пять. Разумеется, у большинства из них есть семьи, не считая постоянных работников, которые, конечно, на нашей стороне.

— Если у них есть свои восемьдесят восьмые винчестеры, — сказал я холодно, — скажите им, пусть лучше оставят их в среду дома. То же относится и к вам.

Он презрительно скривил губы:

— Лейтенант, человек имеет право на защиту своей собственности. И передайте этому вашему заплывшему жиром шерифу, что выборы через шесть месяцев. У всех здешних владельцев собственности есть право голоса, и мы им воспользуемся! А у тех подлецов такого права нет. Пускай он это помнит!

Я предпринял последнюю попытку, стараясь сдерживаться:

— Послушайте, мистер Лоури. Вы говорите, в любом случае одержите победу. Так какого черта вас беспокоит, пойдет ли Эрнандес со своими людьми в эту среду?

Он все упрямился:

— Знаю я их, мерзавцев. Они ищут приключений, так они их найдут!

— Я слышал, им могут оказать поддержку.

— Ну просто сердце кровью обливается! — Он смачно плюнул на пол. — Они нарываются на неприятности, что ж, Эрнандес и прочие свое получат!

— Ладно, — подытожил я. — Вот что, Лоури. В среду здесь будет вершиться беззаконие. И если кто-то попытается спровоцировать беспорядки, то получит гораздо больше, чем может предположить. Это в равной мере относится и к вашей ассоциации, и к Эрнандесу.

Он снова сплюнул:

— Отправляйся-ка лучше назад и передай мои слова шерифу. А не то меня от твоей морды тошнит!

Я вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Кладовщик все еще с предельным вниманием занимался своими зубами. Снаружи меня чуть не хватил тепловой удар, а раскаленная кожа сиденья немилосердно обожгла. Такая погода гарантированно способствует тому, что всякое терпение лопается. Мне оставалось только молить Бога, чтоб в среду разразился ураган с ливнем.

Примерно через милю езды я увидел шагавшую впереди фигуру. Я замедлил ход, шагавший обернулся, подняв с надеждой руку. «Это со мной, верно, от жары, — подумалось мне, — или под влиянием последних событий, беспорядочного образа жизни и возлияний. Что бы этот мираж значил — Микки, вышагивающий по дороге под палящим солнцем?»

Резко притормозив, я вытащил из кобуры своего любимца и положил на колени. Все пространство окна заполнила дурацкая маска из папье-маше, не менее дурацкий голос сказал:

— Вот спасибо, мистер! Никак не думал, не гадал, что меня подвезут. Кого ж тут встретишь в такую погоду, кроме такого дурака, как я.

— Ну-ка, сними маску, — произнес я каким-то незнакомым голосом.

— Пожалуйста, — с готовностью отозвался Микки.

Маска исчезла, открыв взмокшее бесхитростное лицо подростка лет семнадцати. Я спрятал оружие и открыл дверцу. Он забрался, прикрыл дверцу и взглянул на меня с благодарностью:

— Еще раз спасибо, мистер. Мне еще милю до дома. С другой стороны от Лоури.

— На здоровье. — Я завел мотор. — Что это за маска?

— А, это, — он застенчиво усмехнулся, — да чепуха. На той неделе тут были из города парень с дамой. Они их раздавали всем бесплатно. Говорили, какая-то реклама.

— Все одинаковые?

— Нет, можно было выбрать Микки или Дональда. Мне больше Микки понравился.

— Да, выбор нешуточный, — сказал я, припомнив недавние события. — Ты тут работаешь?

— Да нет! — Его даже передернуло. — Я тут живу, мистер. У моего старика сад рядом с Хербом Лоури. Знаете Херба?

— Да, я с ним только что говорил на складе. Об Эрнандесе, понимаешь.

Парень достал мятую сигарету из кармана джинсов, прикурил. Потом неохотно продолжил:

— Херб что надо. Как он заставил Пита Мендозу плясать под свою дудку.

— Пит Мендоза, — повторил я. — Кажется, я его не знаю.

— Он один из организаторов ассоциации, о которой вспомнили пару недель назад, когда стало ясно, что со сборщиками будут проблемы. Мне Пит нравится. Не дурак, то, что нам сейчас и нужно. Знаете, какой он ловкач, мистер. Когда он услыхал, что у всех ребят эти маски, он сказал: придержите их до среды. Каково, а?

— Не пойму что-то.

Он прищелкнул языком от удовольствия:

— И я не понял, мистер. Ну и ловкач же Пит. Мы их все наденем, если этот Эрнандес со своей шайкой подымут свару. Тогда поди узнай, кто есть кто!

— При настоящих беспорядках никого нельзя будет опознать, — резюмировал я.

— Ну да! — Он был в полном восторге. — Сам бы я до этого не додумался, а вот Пит смог.

— Да уж.

— Я прям среды жду не дождусь. Мы их, подлецов, хорошенько проучим. Они у нас перестанут болтать про свои профсоюзы.

— У вас есть что-нибудь конкретное?

— У Пита, думаю, да, но он пока нам не говорит. Велит только быть наготове.

— С оружием, и все такое, — добавил я беспечно.

Он хохотнул:

— Шутите, мистер. Об этом прежде времени никто не знает.

— Он тут живет?

— Нет. Он, по-моему, остановился у Херба Лоури, но я не уверен. Пит настоящий профессионал, и спасибо Хербу, что привез его сюда вовремя. — Он поглядел в окошко. — Буду признателен, если выбросите меня вон у тех ворот.

Я остановился у указанных ворот, он вылез, аккуратно придерживая маску обеими руками.

— Ты не помнишь, как звали того, кто раздавал эти маски?

Он опять просунул веснушчатое лицо в окошко:

— Мистер, мне и в голову не пришло его спросить. Такой толстый коротышка, он потом исходил. Ну и пташка же с ним была! Это нечто! Длинные черные волосы и фигура как из журнала. Классная баба! Вот бы ее встретить одну где-нибудь в темном уголке!

— Ты и у нее имя не опросил? — подколол я его.

— Рона, — ответил он. — Я слышал, как он ее называл пару раз. Запомнил, потому что подумал про себя: классное имя. Ну, спасибо, мистер, что подвезли. Надеюсь, увидимся где-нибудь в среду, если решите прийти повеселиться.

— Будь спок, — уверил я его.

Глава 5

Припарковавшись на выщербленной площадке у старомодного двухэтажного дома, я подошел Ко входу. Летний вечер только начинался — погодка вполне подходящая для таких вот планомерно теряющих рассудок, вроде меня. Дверь отворилась, и вновь появилась она, рыжеволосая, в высоких сапогах, с явно удивленным выражением зеленых глаз.

— А вот и на нашей улице праздник, — произнесла она холодно.

— Теперь я полицейский. Хочу поговорить со Стефани Чэннинг.

— Может, ей не хочется с вами говорить.

Я повысил голос:

— Не желаете проехаться со мной и зарегистрироваться в качестве хозяйки борделя?

Она задумалась и предложила:

— Не лучше ли нам зайти в дом?

Мы прошли в «лавандовую» гостиную, где Лиза Фрейзер предложила мне сесть:

— Подождите здесь. Пойду узнаю, сможет ли Стефани уделить вам пару минут.

— Постарайтесь ее поторопить. Вероятно, это прелестное место, но жить тут мне не хотелось бы.

Ее передернуло.

— Что за дикие мысли!

Между тем я закурил и задумался, отчего это двум таким привлекательным девушкам пришло в голову создавать какую-то собственную женскую школу? Будь они плоскогрудые лесбиянки с мужским характером, еще можно понять. Рона Генри была, бесспорно, красива, и даже если Элис Медина — отсутствующая стюардесса — похожа на нотр-дамскую химеру, все равно счет 3:0 в пользу красоты. Покуда я предавался философским изысканиям, дверь открылась и в комнату вошла девушка.

Блестящие черные волосы были уложены в короткую прическу-афро. С овального лица на меня с интересом смотрели бархатистые карие глаза; нос был прямой лепки, рот выражал скорее не чувственность, а податливость. Тело гибкое и стройное и весьма женственное в тонком свитере под горло, обтягивающем упругую грудь, внизу плотно облегающие брюки. Ничего кровожадно-садистского.

Она поприветствовала меня мелодичным голоском:

— Так вы лейтенант Уилер. Я о вас много слышала.

— И наверняка мало хорошего. Что с вами случилось? Кто-то захватил самолет и посадил его прямо в Лос-Анджелесе?

Она посмотрела на меня с интересом:

— Захватил? О чем вы, я не пойму?

— Вы, надо полагать, четвертый жилец. Та, что сейчас должна быть предположительно в Европе, Элис Медина.

Она улыбнулась:

— Сэр, вы заблуждаетесь. Вас кто-то обманул. С вашего позволения, я Рона Генри.

Кровь застучала у меня в висках. Я прохрипел:

— Рона Генри? Но вы мертвы!

Она внимательно посмотрела на свои руки. Потом произнесла в изумлении:

— Я этого не чувствую. Я, вероятно, единственный в своем роде труп.

— Вы уверены, что вы Рона Генри? — спросил я сдавленным голосом.

— Минуту назад была уверена. Вы нормально себя чувствуете, лейтенант?

— Не сказал бы.

— Ну так присядем. Стефани будет немного погодя. Она собиралась в ванную, а для нее это своего рода ритуал, ее торопить нельзя. Не хотите ли выпить?

— Отличная мысль, — откликнулся я с благодарностью. — Виски и немного содовой.

— Я сейчас. — Она остановилась в дверях и с тревогой оглянулась на меня. — Постарайтесь расслабиться, глубоко дышите и ни о чем не думайте.

А что же с показаниями Стефани Чэннинг, тупо размышлял я. Единственным объяснением было, что блондинка обозналась, не опознав свою сожительницу. Тогда почему Мэриан Нортон признала на фотографии (на столе Чака Генри) убитой его сестру? Хороший вопрос, признался я сам себе, и следует его задать той секретарше. Вновь появилась Рона с двумя бокалами, один протянула мне и села напротив.

— Я бы подняла бокал за живых, — заявила она задумчиво, — но тогда придется исключить меня.

— За живых, — поднял я бокал, — определенно включая вас.

— Рада слышать.

Виски было приличным.

— Стефани рассказывала, что случилось в прошлую пятницу вечером?

— Это был просто ад! — Ее лицо помрачнело. — Быть похищенной, провести весь уик-энд под действием наркотиков — уже хорошего мало, но обнаружить еще и мертвое тело и… — тут ее внезапно озарило, — так вы думали, несчастная убитая была я? Но почему?

— Я сегодня заезжал в офис Чарлза Генри. На столе вашего брата лежала фотография убитой, и его секретарша сказала, это его сестра.

Рона Генри смотрела на меня недоверчиво.

— Сказала — что? С чего бы это?

— Хороший вопрос, — подытожил я.

— Я думаю, она новенькая. Работает там какую-нибудь пару недель. — Она пожала плечами. — Но все же непонятно, почему она думает, что на фото у Чака я?

— А вы ее помните?

Она рассмеялась:

— Они быстро меняются. Чак вечно то влюбляется, то разочаровывается. Честно говоря, не знаю, как ему это удается.

— Девушка темноволосая, — поддел я.

— Я редко захожу в офис. Занимаюсь у Чака торговлей, но не по найму, чтобы не быть связанной и иметь свободное время, так меня больше устраивает.

— Что вы продаете?

— Всякую всячину. Чак предпочитает разное калифорнийское или западное барахло. У него хороший сбыт и здесь, и на восточном побережье.

— Поэтому он был на уик-энде в Нью-Йорке?

Она кивнула:

— У него несколько собственных поставщиков с Запада, очень для него ценных.

— А какого именно рода товар?

— Разный. — Она задумалась. — От черных сатиновых рубашек с вышитой золотом вашей собственной монограммой до искусственных паучков-шутих, чтобы подкладывать в коктейль. Вы не поверите, лейтенант, сколько народу все еще покупает эту дребедень.

— А как насчет масок из папье-маше?

— То же самое. Недавно была большая партия.

— Особенно масок Микки и Дональда, и, в частности, в Солнечной долине.

Она удивилась:

— Откуда вы знаете?

— У меня там приятель живет, — припомнил я того парнишку. — Только он мне сказал: вы с братом их не продавали, а раздавали.

— Ну, Чак не настолько великодушен, — усмехнулась она. — За маски было кем-то щедро заплачено. Но не спрашивайте меня, кому это захотелось отметить Рождество в августе!

— Таким образом, клиент, купивший маски, попросил вас раздать их в долине бесплатно.

— Чак говорил, это было одним из условий покупки — раздать их всем детям в долине. Их там пара сотен, и к концу дня я была как выжатый лимон! Да еще эта жара.

— Вы знаете имя клиента?

Она покачала головой и внимательно посмотрела на меня:

— Почему это для вас так важно, лейтенант?

— У меня еще нет полной уверенности. Вы слышали про тамошние волнения?

— Что-то по поводу организации сборщиков фруктов, а хозяева их не пускают? В тот день было много всякой болтовни, но было так жарко, что я, боюсь, не обратила внимания.

— Сборщики собираются устроить в среду марш протеста через самую сердцевину долины. Хозяева намерены твердо их не пустить. Все это может кончиться очень скверно: вплоть до убийств. Вы бы смогли опознать убийц среди пары сотен людей в масках?

Она застыла в изумлении:

— Какой ужас! Я уверена, Чак и понятия не имел…

— При складывающихся обстоятельствах, надо полагать, он не станет возражать, если я задам ему несколько вопросов? Где он живет?

— У него квартира в новом высотном здании на Четвертой улице, номер 501, восьмой этаж.

— Отлично. — Я допил спиртное и поднялся. — И за виски тоже спасибо.

— Ерунда. Вам это было нужно. Хотите увидеться со Стефани? Она должна выйти из ванной.

— Не беспокойтесь. Вы только что ее реабилитировали, так что с этим можно подождать.

Она поглядела на меня с сомнением:

— Порой, лейтенант, вы словно куда-то мысленно исчезаете.

— Порой мне бы хотелось куда-то скрыться от самого себя, — произнес я задумчиво. — Но пусть будет так, как есть. В сущности, я очень правдив. Возможно, в этом и проблема.

Неплохо было бы добавить еще, как с ними нелегка, и как трудно побороть животные инстинкты, и насколько легче им поддаваться. Но я не рассчитывал на адекватный отклик, поэтому промолчал. Может, представится случай поговорить об этом позже, когда схлынут дела поважнее.

Дорога от Пайн-стрит к новому зданию заняла не больше десяти минут. Поднявшись в лифте на восьмой этаж, я подумал: надо было бы проверить номер квартиры. На этаже их было две, и жильцы здесь считали недостойным себя вешать на двери таблички с именами. «Да плевать, — подумал я, — шансов у меня пятьдесят на пятьдесят», — и нажал на звонок ближайшей двери.

За дверью долго возились с ключами и замками, потом ее открыли, и мне в голову ударил миллион децибел тяжелого рока, нос уловил безошибочный запах. Там явно была вечеринка с каким-то отребьем, где любому нормальному человеку инсульт грозил в первые же минуты.

— Вовремя явился. Тут как раз мужиков не хватает. Все ползают по стенам, и конец. В отключке. На ногах не стоят. Проходи раздевайся. Сейчас все групповуху любят.

Она стояла в дверях, завернувшись в громадное полотенце и выразительно поводя голубыми глазами. Ее желтые волосы были собраны в какую-то кривобокую чалму, которая пыталась свалиться при очередном повороте головы. Конец полотенца покоился на груди, правда, ноги стояли довольно устойчиво.

— Я ищу Чака Генри.

— Чего? — Она прислонила руку воронкой к уху, при этом конец полотенца отогнулся, приоткрыв пышную грудь.

— Чак Генри, — прокричал я ей.

— А, привет, Чак. А я Ирма, тоже не хухры-мухры.

Она постаралась, и ей удалось сосредоточить взгляд на мне. — Заходи, я тебе налью.

— Да не я Чак Генри, — воскликнул я в отчаянии, — я его ищу.

Она сделала надменный жест:

— О’кей. Ты, видать, желаешь поиграть в недотрогу.

В следующий момент дверь передо мной захлопнулась, в ушах наступила блаженная тишина. Я стал звонить в другую дверь — безрезультатно. Так что либо Чака Генри не было дома, либо он не отвечал на звонок. В какой-то миг я испытал облегчение: пойду-ка сейчас домой и хорошенько напьюсь. И тут вновь ворвался безумный рев хард-рока, и опять наступила тишина. Я обернулся и снова увидал создание в банном полотенце.

— Чак Генри, — сказала она. — Я только что вспомнила. — Она показала трясущимся пальцем на дверь позади меня. — Он живет там. Не идет ко мне, а я подумала, надо найти кого-то именно для него. У меня подруга Соня занимается умерщвлением плоти, так этот трясущийся студень ей как раз подойдет и вызовет у нее нужный прилив презрения и отвращения. — Правая рука ее дернулась, пролив несколько капель мартини в ложбинку на груди.

— А, черт! Холодно, — поежилась она.

— Видно, Чака нет дома, — предположил я.

— Он был дома, когда я приглашала его зайти на вечеринку. Чертов дурень сказал, что очень устал. Представляешь? Ну-ка, подержи. — И она сунула мне свой стакан, который я едва успел подхватить. — Для мила дружка и сережка из ушка, вот что старая Ирма всегда говорит.

Она исчезла в недрах своей квартиры, а я тем временем допил ее мартини.

Вот. Она дала мне ключ. — Я ему делаю большое одолжение, поливаю цветы и все такое по выходным, а этот паршивец говорит, что он, видишь ли, устал, чтобы зайти ко мне! Так чертовски устал, что даже забыл забрать свой запасной ключ!

Благодарю. — Взамен я передал ей ее стакан.

Если он там спит или еще чего, так подними и приведи ко мне, — она постаралась мне подмигнуть, — а если вы оба, голубчики, захотите прийти, это будет прекрасно. Понятно?

— Ты, Ирма, прелесть, — заявил я отважно.

Она заглянула в свой стакан, и глаза ее вдруг увлажнились.

— Пустой, — проговорила она жалобно. — Верно, какой-то стервец вылакал, пока я не видела!

Я кивнул в сторону полуоткрытой двери:

— Там, кажется, настоящая оргия. Кто-то мне сказал, они льют мартини в пивные кружки.

— Правда? — Она приосанилась. — Ну, я им сейчас устрою!

Я подождал, пока ее поглотит полянка с групповухой и всем прочим, и позволил себе заглянуть к Чаку. На полную инспекцию всех комнат ушло минут пять. Квартира была пуста; все шкафы и ящики очищены. Было впечатление, что он упаковывался и смывался в спешке. Единственной оставшейся вещью была маска из папье-маше, радостно скалившаяся на меня с верха шкафа.

Теперь точно пора домой. Наверное, на своей собственной подушке я, может, буду в безопасности от тех, кто столько дурачился надо мной.

Глава 6

Войдя домой, я первым делом налил себе виски со льдом и вставил кассету в плейер. Мягкий перебор гитарных струн несколько меня расслабил. Чуть погодя я отправился в ванную и долго плескался под душем.

Обтеревшись насухо, я решил, что мне не повредит еще порция выпивки, и, как был нагишом, потопал на кухню.

Там на столе стояла сумка с продуктами, которые я не покупал, и, пока я пытался сообразить, откуда они взялись, сбоку кто-то вынырнул. Глубоко посаженные серые глаза широко распахнулись, внимательно обозревая мои достоинства. Гостья плотоядно усмехнулась:

— Внешность, допустим, я знаю, но и все остальное впечатляет. На первый взгляд, по крайней мере.

Мне очень хотелось наподдать ей как следует и уйти. Всему свое время и место, я практически ее не знал. Но через десять минут, полностью одетый, я вновь появился на кухне. Мэриан Нортон энергично-весело нарезала сочное мясо. На ней было простое бело-голубое платье, столь тонкое и легкое, что кое-где просвечивалось ее тело. Я мог разглядеть небольшую высокую грудь и тонкую полоску белых трусиков — единственного, что было у нее под платьем.

— Ну вот, — сверкнула она хищными белыми зубками. — Вы и вернулись. Но теперь, когда вы одеты, совсем не интересно.

— Что случилось? — спросил я, не спеша отрывая взгляд от ее персиковых грудок.

— Ну, когда я положила трубку, то решила, что была с вами слишком резка и должна принести извинения. То есть вы не виноваты, что вы… так что я тут. — Она ослепительно улыбнулась. — Ваш консьерж не возражал, чтобы я к вам зашла. По его реакции я поняла, что это обычная вещь. Он и глазом не моргнул. — Она приостановилась и дорезала еще немного мяса. Не хотите ли оказать мне услугу и налить что-нибудь?

Я приготовил нам с ней выпить:

— Что мы едим?

— Бифштекс с каперсами, картофель фри, цуккини в сухарях. Я делаю две вещи по-настоящему здорово, и одна из них — готовка. Теперь убирайся из кухни, ужин будет через пятнадцать минут.

Еда была восхитительна, вино хорошим, гитара создавала прелестный фон. Полчаса спустя я был преисполнен блаженства. Мэриан Нортон убрала посуду, уселась на диван и слегка вздохнула:

— Напоследок неплохо бы выпить. Как ты думаешь?

— Конечно. С содовой, без?

— Со льдом.

Я приготовил и сел рядом с ней, но не слишком близко, опасаясь проявлений чувств после еды, питья и всего остального.

— Твой босс вернулся в офис сегодня? — спросил я как бы между прочим.

— Нет. — Она отхлебнула виски. — Должно быть, где-то задержался.

— Ты давно у него работаешь, Мэриан?

— Несчастные две недели. — Она поморщилась. — Я, наверное, трачу свои таланты. Большую часть времени его там не бывает, да и когда бывает — разница невелика.

— Ты встречала его сестру?

Она слегка повернулась и посмотрела на меня в упор:

— Что это, Эл? Форменный допрос?

— Просто любопытство.

— Нет, никогда.

— Это ее фото на столе?

— Да.

— Ты это знаешь, потому что он тебе сказал?

Она откровенно зевнула:

— Ну да, кто же еще?

— Мэриан, дорогуша, ты замечательно готовишь, но скверно врешь.

— Я — что?

— Врешь неважнецки. Я виделся с Роной Генри два часа назад, и она совсем не похожа на ту девушку на фото. Только не говори мне, что Чак не знает, как выглядит его родная сестра!

— Ну, на самом-то деле Чак не говорил мне, что это фото его сестры. Просто я знаю, что она с ним связана по делам, ну и подумала: это, должно быть, ее фотография. Разве не так?

— Все равно не вяжется.

Она покорно пожала плечами:

— Ну, не знаю. Я думала, ты мне поставишь хорошую оценку за усердие. — Ее глаза сверкнули. — Ты что, собираешься делать из этого судебный процесс?

— Кто-то уже сделал из этого процесс об убийстве, — ответил я жестко, — когда пустил ей пулю в лоб вечером в прошлую пятницу.

Она содрогнулась, лицо ее посерело.

— Ты смеешься! Ты шутишь!

Я продолжил:

— Потом кто-то из ему одному известных дьявольских побуждений решил убрать тело с места убийства. Пока я не смогу найти кого-нибудь для ее опознания, я не могу вести расследование.

Она допила залпом спиртное и подвинула стакан в мою сторону:

— Могу я попросить еще?

— ШЛюХИ, — произнес я, она вздрогнула как от удара. Я пояснил: — То есть школа любви холодных интеллектуалок. Ты ведь состоишь там, верно?

— С чего ты взял? — спросила она подавленно.

— Так вдруг все сошлось. Твоя реакция по телефону, когда ты впервые узнала, что я полицейский: только мне ищейки не хватало! Но потом что-то заставило тебя переменить отношение. Или, может быть, кто-то?

— Буду очень признательна, если ты мне еще нальешь, — прошептала она.

— О’кей. — Я взял у нее стакан. — А я буду очень признателен, если получу от тебя, Мэриан, дорогуша, правдивые ответы. Иначе, у меня такое странное предчувствие, что я начну действовать как настоящий полицейский.

Я прошел на кухню и вернулся с наполненным стаканом. Она вымученно поблагодарила меня и уткнулась носом в холодное стекло стакана.

— Могу я разок позвонить?

— Своему адвокату, разумеется, — усмехнулся я.

— Пожалуйста, Эл!

— Да на здоровье.

Она подошла к телефону и набрала номер:

— Это Мэриан. Я у Уилера дома, он только что уличил меня во лжи насчет фотографии на столе у Чака… Да, я понимаю! Но какого черта Рона говорила с ним два часа назад, если… Хорошо! Он еще говорит, я член школы и если он не добьется от меня правды, то станет действовать полицейскими методами — я ему верю! Нет, я не соблазнила его… Да… да… и это тоже! Я ему скажу, но не знаю, поверит ли он мне… Ладно, но тебе лучше приехать сюда поскорее!

Она повесила трубку и повернулась, приняв довольно чопорный вид.

— Вы поверите мне, если я скажу, что как… э-э… младший член организации ШЛюХИ только что получила указания?

— Возможно, после того, как услышу, какие это указания.

— Мне велено не говорить вам ни слова. Я должна немедленно отправиться домой. Э-э… старший член организации прибудет сюда через полчаса и ответит на все ваши вопросы.

— А если я на все это наплюю?

— Ну, не знаю. — Она слабо улыбнулась. — Может, они первым делом оборвут мне все нашивки и выгонят из организации.

— Где ты живешь?

— Вы, наверное, уже догадались. В доме на Пайн-стрит.

— Как я слышал, Элис Медина — четвертый член вашей миленькой школы.

— Элис очень осторожна. Она больше не живет с нами. — Мэриан взглянула на меня с мольбой. — Так мне можно идти?

— Да разве я могу быть против, когда прочие весельчаки шумною толпой несутся вприпрыжку на ближайший лужок. Конечно, можешь идти. Я еще успею подзубрить мои веселенькие россказни до появления старшего члена из вашего милого пайн-стритовского домика.

— Спасибо. — Она обернулась и направилась к двери, делая вид, что не торопится. — Хотелось бы думать, что в следующий раз все выйдет получше, Эл, но я сильно сомневаюсь.

— Знаешь, есть такие кактусы, — задумчиво проговорил я, — которые действительно принимают за грибы, а потом испытывают галлюцинации. Надеюсь, эти цуккини не были…

Ответом мне был звук хлопнувшей двери. Пора выпить, подумал я, и пожалел о только что упущенной возможности. Я вообразил весь тот разнузданный разврат, коему мы могли бы предаться, но от этого не стало легче. Среди всех этих сумасбродств хоть поесть удалось.

Я попивал виски, время тянулось, и я уже почти что уверился в том, что Мэриан Нортон меня надула, как в дверь позвонили.

Она была в тех же самых сапогах и тонкой шелковой блузке, натянутой на классической формы грудь. Рыжие волосы мягко отсвечивали, зеленые глаза ярко горели.

— Ну, привет, разбойник, — поздоровалась она. — Праздник все еще на твоей улице.

Она продефилировала в гостиную, я проследовал за ней, взирая с любопытством на ее мерно покачивающиеся ягодицы. И внезапно ощутил страстное желание стиснуть их ладонями. Лиза Фрейзер расположилась по-хозяйски на диване, указала пальцем на мой полупустой стакан и скомандовала:

— Мне тоже чего-нибудь.

Я выполнил ее просьбу, не забыл и про себя и уселся в кресло напротив.

— Догадываюсь, что всякий, кто хочет вступить в организацию ШЛюХИ, должен доказать две вещи. Первое — что она женщина, и второе — что она отъявленная лгунья.

— Какое свинство!

— Вы сюда явились раздавать комплименты?

У нее дрожали уголки рта.

— Вы хотели знать, почему Мэриан солгала вам про фотографию на столе в кабинете Чака. Объяснить не просто, это потребует времени.

— А у меня только и есть, что время, еще особенный личный магнетизм и полбутылки виски на кухне.

— ШЛюХИ — не просто женское движение, — торжественно заявила она, — оно имеет политическую направленность.

— Скажите пожалуйста!

Она уловила насмешку в моем голосе:

— Женщинам надо доказать свою эффективность в политике, для того чтобы мужчины восприняли их всерьез. Вот почему мы должны объединяться с активными прогрессивными движениями.

— Какими?

— Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Хуан Эрнандес?

— Руководитель профсоюза сборщиков фруктов, — кивнул я.

— И о борьбе, которую он ведет с владельцами плантаций в Солнечной долине?

— И что, ШЛюХИ с ним объединились?

— Самым прямым образом, — самодовольно подтвердила она. — Мы активная организация и верим, что будущее не только за маршами и развешиванием плакатов. Мы веруем в действие.

— Как делали и в группе Баадер-Майнхоф[1], — сухо добавил я, — и японская красная армия, и палестинцы. Все они ныне мертвы. Вы поздновато вскочили на подножку, дорогая. Терроризм изгоняют.

Она покосилась на меня:

— Вы и в самом деле так думаете? Ну так вот, у меня есть иные сведения. Пока это все еще в зародыше и идет своим чередом, не допуская прежних ошибок, какие были в Энтеббе или Могадишо[2], но мы внесем свой вклад в изменение порядка вещей. Интересует вас это?

Я пожал плечами:

— Расскажите про ваш альянс со сборщиками фруктов — это ближе к делу.

— Для начала двое из нас побродили по долине. Работники там мужчины, и, как всем мужчинам, им охота поболтать с привлекательными Девушками. Мы скоро узнали, что Херб Лоури, предположительно их глава, вовсе таковым не является. Он номинальное лицо. Вся реальная сила у человека по имени Мендоза. Так что следующим логическим шагом для нас было сблизиться с ним.

— Насколько сблизиться?

— Достаточно близко! Господи, Уилер, а как вы думаете? Она с ним переспала. Когда такие большие задачи… Словом, ей удалось сблизиться с ним и внушить к себе доверие. Потом, это невероятное совпадение, Чаку Генри поступил заказ на двести масок из папье-маше. Клиент оплатил наличными, поставив единственное условие: раздать маски бесплатно всем детям в округе. Ну, это вы уже знаете. Чак с Роной их раздали, конечно, нас заинтриговало зачем. Девушка, которую подсунули Мендозе, имела какую-то информацию. Проблема была в том, что Мендоза ее заподозрил и все время за ней следил. Она думала, что сможет отлучиться на часок вечером в прошлую пятницу и что безопаснее всего встретиться в пляжном домике Чака. Вот Стефани Чэннинг и отправилась туда на встречу, ну, остальное вы знаете.

— Это ее тело было в спальне?

Она кивнула:

— И мы собираемся отомстить за ее смерть во что бы то ни стало!

— За чью смерть?

— Ну, смерть Элис, конечно.

— Элис Медины, стюардессы?

— Я выдумала этот полет экспромтом, — призналась она. — Думала объяснить этим ее отсутствие в течение некоторого времени. На самом деле Элис — свободный художник, как и я.

— Так Стефани Чэннинг должна же была знать ее. Какого черта она не сказала?

— Стефани запаниковала и бросилась вызывать полицию, не позвонив мне. В таком состоянии, я думаю, это объяснимо. Я велела ей проявить осторожность. Сказать, что она никогда не видела девушку прежде, а просто попросила приятеля предоставить ей пляжный домик на уик-энд. Конечно, ей надо было упомянуть имя Чака, но он в это время отсутствовал, и мы имели возможность покончить с этим делом к его возвращению.

— Почему вы ей велели не опознавать тело?

— Потому что должны же ШЛюХИ думать о себе. Я не желаю, чтобы полиция вмешивалась и расстраивала нашу работу. Мы сами в состоянии найти убийцу Элис!

Для одного раза всего этого более чем достаточно, решил я. Взяв свой опустевший стакан, я пошел на кухню за добавкой. Когда я вернулся, она сидела с таким же самодовольным видом; я даже чуть приуныл.

— Значит, на фотографии на столе Генри — произнес я, — была Элис Медина.

— Разумеется!

— Так почему Мэриан Нортон сказала, что это его сестра Рона?

— Думаю, Мэриан не слишком сообразительна. Она совершенно забыла про эту фотографию, поэтому, когда вы к ней пристали, она и сказала первое, что пришло в голову. Истина в том, что Элис была в некотором смысле подружкой Чака.

— В некотором смысле?

— Ну, Чак по ней с ума сходил, а она его лишь терпела.

— Я вот своим тупым полицейским умишком стараюсь извлечь из всего услышанного хоть какое-то рациональное зерно. Ладно, вы велели Стефани не опознавать тело Элис Медины, и она не стала. Мэриан Нортон забыла про фотографию в кабинете и назвала первое попавшееся имя. Так зачем сегодня, когда я явился к вам, вы послали настоящую Рону поболтать со мной?

Она потупила глаза, потом с вызовом ответила:

— Буду откровенной, лейтенант. Я надеялась вас запутать. И для Роны, и для остальных было бы ни к чему, если б вы развернули настоящую охоту на нее. Она поучаствовала в этой маленькой лжи, будто Мэриан проработала только две недели и потому просто спутала.

— Так вот почему Мэриан переменила свое мнение насчет сегодняшнего ужина со мной. Это вы его изменили.

Она с улыбкой согласилась:

— Я решила, что пришла пора узнать точно, сколько же вам удалось нарыть.

— И сколько же мне удалось нарыть?

— Ровно столько, сколько я рассказала. — Она усмехнулась. — Сколько влезет в ваше высокомерное мужское «я».

— Вполне очевидно, что подобная изощренная хитрость пригодится в политике. Но почему вы решили, что ваша организация ШЛюХИ эффективнее полиции в поимке убийц Элис Медины?

— Мы готовы пожертвовать, если потребуется, всем, чтобы найти убийцу Элис. Ненавижу хвастаться, лейтенант, но когда говорю «всем», подразумеваю нечто потрясающее.

— Среднестатистически для вас четверых это прозвучало бы, к примеру, так: 144–100–148[3].

Она усмехнулась:

— Надо полагать, тогда я вас на минутку заинтересовала.

— Логично будет прямо сейчас отправить вас всех в окружную тюрьму.

— За что?

— За препятствование офицеру полиции при исполнении им служебных обязанностей. Хватит, чтоб отвязаться от вас хоть на несколько дней.

— Лейтенант, — она надула губки, — я готова кое-что вам предложить.

— А я не смогу отказаться?

— Зависит от вас.

— Вот что значит быть заподозренным в продажности.

— Посмотрим, — заявила она таинственно, поднимаясь с дивана и вставая прямо передо мной.

Заинтригованный, я наблюдал, как она расстегивает белую шелковую блузку сверху донизу. Потом сбрасывает ее, словно кожу, оголяясь до пояса, открывая крепкую, прекрасной формы грудь с коралловыми сосками.

— Ну, — сказала она, — давайте отложим остальное на время. Правда, я не покупаю милостей. Скажем, просто у меня разгорелся аппетит.

— Где мне найти Мендозу? — спросил я.

Это озадачило ее, но лишь на долю секунды. Зеленые глаза вновь загорелись огнем нетерпения, она села и стала осторожно снимать черные кожаные сапоги.

— Я не знаю, где найти Мендозу, лейтенант, — произнесла она ровным голосом. — У Элис не было случая сказать нам об этом.

Даже расстегнутые, черные брюки словно прилипли к коже, и стягивание их оказалось кропотливым процессом. Наконец, несколько раз вильнув бедрами, ей это удалось. Под ними оставались черные трусики размером с почтовую марку.

— Микки и Дональд, — сказал я внезапно охрипшим голосом, — они оба казались такими миленькими в своих масках. Почему им понадобилось убрать тело Элис, как вы думаете?

— Если б я это знала, лейтенант, — ответила она со смешком, — я бы, наверное, знала и их лично — так ведь?

Лиза Фрейзер со странной, застывшей усмешкой медленно стянула трусики через одну ногу, потом через вторую. И встала передо мной полностью обнаженная. В горле у меня пересохло.

— Мы можем поговорить об этом позже, — сказала она сухо, — всему свое время.

Я почувствовал боль в паху по мере ее приближения ко мне.

— Видно, вашей школе надо что-то предпринять с женским освободительным движением, — прохрипел я.

— Вот я и освобождаюсь, — ответила она мягко. — Я хочу кое-чего и хочу, чтобы это дал мне ты. Ты можешь сделать это, а? — спросила она резче. — Ты способен?

— Ты меня подкупаешь. — Теперь я стал тверд, как скала.

— Не подкупаю, лейтенант, — требую.

Она все время брала инициативу на себя. То она опускалась на меня, лежащего навзничь, то поднималась медленно и податливо, то вела себя как опытная наездница, то взнуздывая, то отпуская поводья, а в финале, при последних мощных содроганиях, откинула голову и, уже не сдерживаясь, захохотала. Посмотрела на меня, обессиленного, с триумфальным выражением лица. И произнесла удовлетворенно:

— Я всегда получаю то, что хочу, лейтенант! Вот что приходит с освобождением, если ты холодный интеллектуал.

Глава 7

— Эрнандес говорит, они хотят всего лишь провести мирную демонстрацию в долине, — рассказывал сержант Стивенс. — Выказать солидарность сборщикам фруктов.

Они намереваются пройти маршем по дороге до конца долины и там устроить короткий митинг. Он гарантирует, что никаких беспорядков его люди не спровоцируют. Они будут организованы, но не вооружены и даже не создадут пробок на дороге. Эрнандес обещает, что они будут отходить в сторону и давать проезд. Знаете, я им отчасти восхищаюсь. Очень приятный и, видимо, очень искренний парень. И у нас остановить их завтра шансов не больше, чем снести муниципалитет!

— Я думал, шериф этим уже занимался, — произнес я невинным тоном.

Лейверс, сдирающий обертку со свежей сигары, бросил на меня свирепый взгляд и прорычал:

— Что с Лоури?

— Он тоже вполне откровенен, — заметил я. — Полагает, в долине отсутствуют лица, у которых сердца исходят кровью, и если какой-то чертов мексиканец попробует в среду вывести своих людей, это станет последней заботой в его жизни. Это не означает, что хозяева запланировали насильственные акции. Они просто защищают свою собственность!

Шериф хмыкнул:

— Сколько людей у Эрнандеса, Стивенс?

— Пять-шесть сотен.

— Надо, наверно, отправить туда человек тридцать. — Шериф закурил сигару. — В случае неконтролируемых беспорядков черт знает что может выйти. И поздно будет просить губернатора вызывать национальную гвардию!

— Помните моих старых друзей Микки и Дональда?

— А как же, лейтенант! — с готовностью отозвался Стивенс. — Прошлой ночью только о них и думал, а следом шли сразу тридцать четыре сексуальные фантазии!

— Уилер, все ты виноват, — проворчал Лейверс.

— В чем? — простодушно спросил я.

— Подрываешь его моральные устои. Он был уже почти полноценный сержант, когда подпал под твое влияние.

— Вы, как всегда, на высоте, шериф. Ну вот вам еще кое-что. Кто-то заплатил за пару сотен этих масок, чтобы на прошлой неделе раздать их бесплатно детям в долине.

— Вот как. — Его голос прозвучал утомленно.

— А что, если дети их не наденут. А наденут сами плантаторы и их работники? И предположим, кто-то пустит в Эрнандеса пулю прежде, чем они дойдут до конца пути? И попробуйте-ка отыскать убийцу из двух сотен Микки-Дональдов!.

Сигара вылетела у него изо рта, словно пробка из бутылки. Он уставился на меня:

— Ты что, шутишь, Уилер!

— Та мертвая девушка, что я выдумал в пятницу… — сказал я. — Ее звали Элис Медина, и убийство ее связано каким-то образом с событиями в долине.

— Нет, шериф, это не от жары и не от духоты, — произнес Стивенс, глядя, как лицо Лейверса наливается кровью.

— Там есть малый по имени Мендоза, Пит Мендоза, — сказал я. — Кто-нибудь слышал о таком?

Оба отрицательно покачали головой.

— Предположительно, он правит бал за спиной Лоури, — продолжил я. — Думаю, нам надо найти его, и побыстрее.

Лицо Лейверса скрылось за завесой сизого дыма. Он выпалил с яростью:

— Вот как! Одинокий всадник Уилер скачет опять и приводит в замешательство всех нас, простых дурней-полицейских!

После паузы Лейверс заговорил сдержанно:

— Если вы считаете, что найдете ответы на ваши вопросы в Солнечной долине, я готов пойти вам навстречу. Делайте, что считаете нужным, и можете брать любого из наших людей. Но чтоб вернулись с ответом через двадцать четыре часа.

— У меня такое чувство, шериф, — отвечал я искренне, — словно вы хотите, чтоб завтра в долине что-нибудь стряслось и виноват был бы я.

— Я тебе сделал предложение, — прогремел он, — или воспользуйся, или заткнись.

— Может, я спятил, но я воспользуюсь.

— Конечно же, разве одиночка Уилер откажется от случая покрыть себя славой, — пробормотал он сухо. — Хочешь взять с собой Тонто?

Я взглянул на Стивенса:

— Почему бы и нет. Если станет очень скучно в последующие двадцать четыре часа, он у меня будет под рукой, чтобы поделиться своими сексуальными фантазиями — в Час по штуке.

Мы уже были у двери, когда Лейверс рассмеялся. Я оглянулся, и зря. Он фыркнул:

— Знаете что? Вы со спины оба — ну просто вылитые Микки и Дональд!

Мы вышли в приемную, где Аннабел Джексон одарила нас чарующей улыбкой. Она проворковала:

— Ты что-то не в духе, миленький. Еще бы — на твоем месте, в компании с лейтенантом.

— Замечательная была девушка, сержант, — произнес я с ностальгическим вздохом. — Но это было еще до тебя и до того, как она растолстела.

— Эл Уилер! — Аннабел вспыхнула. — Если вы думаете, что…

— Аннабел не толстая, — заторопился Стивенс. — У нее восхитительная фигура.

— А, — я кивнул понимающе, — я не понял сразу, что это она фигурировала в твоих сексуальных фантазиях ночью.

И заторопился к дверям, не оставляя ему выбора. Иногда ранг имеет свои преимущества, и я всегда предпочитаю ими пользоваться. Хоть Стивенс и на несколько лет моложе, самодовольно размышлял я, но ему еще надо поучиться искусству обхождения с разными пташками. Он нагнал меня на улице, и мы в молчании зашли в ближайшее кафе. Я заказал обоим кофе и закурил.

— У вас сегодня скверное настроение, лейтенант, — заговорил он отчужденно. — Сначала вы задели шерифа, потом принялись за меня.

— Ты должен быть тише воды, ниже травы. Не забывай, что герой этой маленькой мелодрамы — по крайней мере в пределах следующих двадцати четырех часов — я, и получить мне в придачу девушку было бы вполне справедливо.

— Аннабел?

— Любую — на расстоянии протянутой руки! — Я размешал сахар в кофе и усмехнулся. — Вот теперь я как раз в настроении выслушать первую из твоих ночных фантазий.

— Ну, не знаю. Большинство из них очень грубые. Мне бы не хотелось вас смущать, вызывая минувшие воспоминания.

Я так и поперхнулся, а у него хватило благородства не рассмеяться.

— Если б я тебе рассказал все, что знаю, ты бы смутился точно так же. Так что лучше уж не стану. Ладно, теперь послушай, что надо сделать, хотя это может прозвучать как относительно легкое задание.

— Да, лейтенант, — ответил он тихо, — а может, нет.

— Есть такой человек по имени Чарлз Генри и живет он продажей всякой всячины. Я хочу, чтобы ты его отыскал, это будет нелегко. — Я передал ему адреса офиса и дома Генри. — Начни с офиса. У него очень миленькая секретарша по имени Мэриан Нортон, она, может быть, там, а может, и нет. Если ее нет, то взломай дверь и проникни внутрь. В кабинете Генри есть фотография девушки, чье имя Элис Медина. Она была убита вечером в прошлую пятницу. Отнеси снимок в лабораторию и закажи дюжину копий.

Стивенс старательно записывал данные в маленький черный блокнот. Я продолжил:

— Напротив его квартиры живет буйная блондинка, не дура выпить. Потолкуй с ней вежливенько, и она даст тебе ключ от его квартиры. Я туда заглядывал вчера вечером, и, судя по оставленным вещам, он спешно смотался. Но мог и вернуться.

— Один вопрос, лейтенант. Если я найду Чарлза Генри, что тогда?

— Тащи его к шерифу и держи до моего прихода. Скажи, что его подозревают в убийстве или задержали за плевок на тротуар, все, что угодно!

— Я очень рад, что вы не рассказали, все что знаете, лейтенант, — высказался он с благодарностью, — я и с этим-то уже совсем запутался.

— Помни одно, сержант, — заключил я веско, — если наткнешься где на индейцев — они твои друзья!

Он уставился на меня.

— Пока, Тонто! — И я весело с ним распрощался.

Солнечная долина была все той же одной громадной парной, и я порадовался наличию вентилятора, спустя час входя на центральный склад. Там было так же тихо, как накануне, и кладовщик все так же потихоньку возился со своими зубами. Я спросил:

— Лоури там?

— Херб занят. У него совещание.

— Я как раз к нему на совещание.

На миг показалось, он собирается мне воспрепятствовать, но потом махнул рукой. Духота, подумал я, забирает все силы. Внутри так называемого кабинета сидел за столом Лоури и с ним парочка типов из породы видавших виды.

— Вам какого черта надо? — рявкнул Лоури.

— Где мне найти Мендозу? — спросил я.

— Кого?

— Пита Мендозу. Я слыхал, вы являетесь лишь вывеской вашей организации, а реальный мозг за сценой — это он. — Я откровенно издевался. — Поэтому мне нужно переговорить с начальником, больше я ни в ком не нуждаюсь!

— Слушай, Херб, — вмешался один из типов, — что это он тут разоряется, да и вошел не постучав. Не поучить ли его хорошим манерам.

— Уилером его зовут, — сказал Лоури. — Лейтенант из полиции. Большая шишка!

— Ну да, — сплюнул тот на пол, — шишка!

— Мендоза, — повторил я терпеливо.

— Мендоза, — протянул Лоури, — что-то не припомню. А ты, Деке?

— Ничего мне не говорит, — отозвался тот, что сплюнул.

— Чарли? — Лоури посмотрел на другого.

Тот задумался:

— Мендоза… Помнится, кузина у меня вышла замуж за Мендозу пару годков назад, только это было в Сан-Диего.

— Похоже, этот начальник — только в вашем воображении, лейтенант, — заключил Лоури почти счастливо.

— Ну что ж, надеюсь, — ответил я. — Тогда мне нет нужды предлагать ему защиту. Нас предупредили, что наиболее свирепые из окружения Эрнандеса собираются потревожить его завтра перед их походом. Но если он существует лишь в моем воображении…

Лоури яростно поскреб подбородок:

— Так, и что у этих мерзавцев на уме?

— А вам-то что?

— Вы правду говорите, лейтенант?

— Нет, — отвечал я, теряя терпение. — Только что выдумал. И помчался сюда сломя голову по этой проклятущей жаре!

— Если что-то случится с Питом, — произнес Чарли, — будет очень плохо, Херб.

— Он сам о себе позаботится, — отрезал Лоури.

Но Чарли помотал головой:

— Да, но знать бы, где и о чем заботиться.

— Лейтенант, может, шутит, — сказал Лоури. — Он говорит, может, он все это выдумал.

— Боюсь, ты не прав, Херб. — Чарли повернулся ко мне. — Милей южнее вы отыщете местечко Куни. Пит там.

— Надеюсь только, что ты действуешь правильно, Чарли, — хмыкнул Лоури. — Ну все!

Чарли пожал массивными плечами и отвернулся. Его приятель Деке подумал и снова сплюнул на пол. Однако не самый чистый на свете склад, подумал я, решив смыться; вышел наружу, тщательно прикрыв за собой дверь.

От стены отделился кладовщик со спичкой во рту. Он доверительно сказал:

— Лейтенант, когда доберетесь до Куни, оставайтесь в машине, пока кто-нибудь не выйдет из дома, ладно?

— Продолжайте.

— Там у этого Мендозы пара очень нервных ребят. Они, по-моему, похожи на профессиональных охранников или что-то вроде того. Я бы не рисковал. Только и всего.

— Спасибо.

— Я не люблю насилия. Просто приходится здесь подрабатывать. Присматриваю за складом.

— Понятно. А что, этот Мендоза не местный?

Он решительно покачал головой:

— Они его привезли из Лос-Анджелеса с месяц назад, когда узнали, что намечаются проблемы с профсоюзом. Херб и прочие решили, раз у сборщиков будет в руководителях профессионал Эрнандес, им тоже нужен профессионал.

— Профессионал чего?

Он покривился:

— Я спросил то же самое, когда услыхал о его приезде, и тоже не получил ответа, лейтенант!

Глава 8

Пит Мендоза был маленьким человечком с грациозными повадками тигрового кота. Возраст около тридцати пяти. Крупная голова, темные курчавые волосы, ухоженные усики, прямо старомодный голливудский бандит. Он полулежал на диване с банкой пива в одной руке и тонкой сигаретой в другой. Черные как смоль глаза контрастировали с белой кожей лица. А может, не столько кошка, сколько гремучая змея. Кондиционер мягко шелестел, и я ощущал высыхающие на лице капли холодного пота.

— Сожалею, что вам пришлось изобретать эту историю для Херба Лоури только для того, чтобы отыскать меня, лейтенант, — промурлыкал он. — Я всегда полагался на сотрудничество с органами правопорядка для разрешения конфликтов.

Раз ты такой хороший, подумалось мне, мог бы предложить баночку пива или хотя бы присесть.

— Вы специалист по производственным конфликтам? — спросил я.

Он умоляюще взмахнул рукой:

— Я не специалист, лейтенант. Да и кто специалист в наши времена? Но за последние несколько лет приобрел некоторый опыт. Всегда есть две стороны, и если одна настаивает на применении силы, а другая отмалчивается — это обычно воспринимается как проявление слабости.

— А когда обе решат применить силу, одна из них обязательно получит свое, — добавил я.

Он пожал плечами:

— Не слушайте Херба Лоури и его болванов, они не стоят внимания. Они меня привезли сюда кое-что выполнить для них, и это именно то, чем я занимаюсь. Уверяю вас, лейтенант, с нашей стороны не будет никаких провокаций и насилия. Если вы тревожитесь о завтрашних событиях, так есть простое решение. Велите только Эрнандесу отозвать свою толпу!

— Вы знаете девушку по имени Элис Медина? — спросил я коротко.

Сигаретный дымок поднимался почти по прямой. Он переспросил нараспев:

— Элис Медина? Почему вы спрашиваете, лейтенант?

— Она исчезла в прошлую пятницу.

— Жаль. — Он покачал головой. — Но я впервые слышу это имя.

— Она не была вашей подружкой? — переспросил я недоверчиво.

— Хотите назвать меня лжецом, лейтенант?

Я стал пояснять:

— У девушки была подруга, она мне рассказала, что Элис позвонила ей в пятницу и сообщила, что имеет взрывоопасную информацию. Трудность была в том, что вы уже ее заподозрили и все время за ней следили. Но она решила, что сможет отлучиться на час в пятницу вечером, и назначила свидание подруге в безопасном, как она думала, месте. — Тут я несколько покривил душой. — Больше ее не видели.

— Все это звучит дико по отношению ко мне, — ответил он непринужденно. — Вам надо выбирать, кому верить — подруге или мне. Повторяю, я никогда не слышал ни о какой девке по имени Элис Медина. Подруга, видать, тоже ого-го. А может, ее подруга одновременно подруга Эрнандеса и пытается втянуть меня в историю.

— Вы завтра наденете маску, как и все остальные? — спросил я.

Он озадаченно на меня уставился:

— Я — что?

Я рассказал ему о бесплатно розданных масках и о том, как они превосходно могут скрыть всякого, кто запланировал на следующий день нечто незаконное, например убийство Эрнандеса.

— В первый раз об этом слышу. А кто, кстати, раздавал маски?

— Малый по имени Чак Генри, он занимается торговлей. Я еще не отыскал его заказчика, поскольку не могу найти и его самого. Предположительно, Элис Медина была когда-то и его подружкой.

Он допил пиво и вдруг смял банку сильными пальцами. Его вопрос прозвучал резко:

— Лейтенант, кто вы такой? Из этих новых копов с дипломом колледжа в кармане, втайне симпатизирующих всем этим маршам протеста, сидячим забастовкам и коммунистам-террористам, расплодившимся по всей стране?

— Что заставляет вас спрашивать об этом?

— Я так чувствую. Вы являетесь сюда и несете какую-то чушь про мою пропавшую подружку — о которой я в жизни не слышал! — и по тому, как вы рассказываете, можно понять, что я ее убил! Потом весь этот вздор о раздаче детских масок, чтоб скрыть завтра толпу потенциальных убийц. Вы не задумывались об Эрнандесе и его присных, кто намеренно пытается меня опорочить?

— Пока нет, — ответил я вежливо, — но дайте время.

Он швырнул окурок в металлическую пепельницу и быстро встал.

— Лейтенант, я профессионал. Меня призвала организация работодателей, когда ситуация полностью вышла из-под контроля. Я не создаю трудностей, я их разрешаю.

— Прекрасно. Так что, если завтра возникнут какие-либо трудности, мистер Мендоза, можно рассчитывать, что вы с ними справитесь, так?

— Не делайте из меня дурака, лейтенант. — Он надменно скривил губы. — Что бы ни произошло завтра, зависит от Эрнандеса и его команды. Я уже вам говорил, мы не собираемся ничего начинать, но если они затеют что-либо, мы тоже не останемся в стороне.

— Если услышите об Элис Медине, буду признателен за информацию.

— Используя здешние связи, я через час буду знать каждый ее шаг здесь.

Выйдя из комнаты, я обнаружил двух ожидавших меня ребят, в точности подходящих под описание кладовщика. Один из них скроил улыбку, потом оба проводили меня до машины и подождали, пока я не скрылся из виду.

На обратном пути, вновь пересекая эту парилку, я непрестанно думал об Элис Медине. Намечавшиеся на завтра события были не моей заботой. Такого рода политическая конфронтация могла бы добавить шерифу несколько седых волос, но с ней теоретически могла бы справиться сила вкупе с дисциплиной и выдержкой со стороны закона. Так, между прочим, сказано на пятой странице справочника Уилера «Полицейский — за и против».

Почему Микки и Дональду было столь важно убрать тело девушки из пляжного домика тем вечером? Зачем они утащили с собой Стефани Чэннинг и продержали весь уик-энд? Хорошенькие вопросики, подумал я, и ни на один из них у меня ответа не было. Да еще сидящий во мне мазохист подсказал третий: а что они сделали с телом?

С трупом все не так просто. Похоронить, так кто-то обязательно вскоре приметит выросший холмик. Бросить в море, его приливом прибьет к берегу. Ну и так далее. Следовательно, продолжал допрос мой рассудок, куда же упрятать тело? И тут же проклюнулся логичный ответ: в то одно-единственное место, где искать никому и в голову не придет.

Еще час гонки туда, куда вело меня предчувствие, и вот я вновь припарковался перед пляжным домиком, где в прошлую пятницу разыгрались известные события. Огромные океанские валы все так же лениво наползали на песок, и все тот же бирюзовый небосвод служил декорацией этой прелестной идиллии.

Входная дверь легко поддалась, я зашел внутрь. Толкнул дверь спальни, и мои пальцы судорожно стали нащупывать оружие. На кровати навзничь лежал Дональд. Я потихоньку разжал руку, когда осознал, что он даже не пошевельнулся. Осторожно приподняв ему голову, я стащил маску с лица. Почти с облегчением увидал длинные черные волосы, раскинувшиеся по подушке, это был не новый труп. То же самое тело, которое я видел в прошлую пятницу, уже с признаками разложения в виде сине-зеленых пятен на коже. Тот, кто надел на нее широкий белый комбинезон, белые перчатки и ботинки, напялил маску из папье-маше, должно быть, был знаком с черным юмором.

Я прошел в гостиную и позвонил в участок. В голосе дежурного, пообещавшего мне выслать следователя и труповозку вторично на то же самое место, сквозило легкое недоверие. Он также сказал, что сержант Стивенс хочет поговорить со мной. Мне пришлось набраться терпения, пока тот возьмет трубку.

— Извините, что заставил вас ждать, лейтенант, — радостно доложил он. — Аннабел только что рассказывала мне, как ваш диван сложился в самый разгар любовной сцены, — и я никак не мог удержаться от смеха.

— Прошу прощения, что прервал ваше веселье, сержант, — заметил я мрачно. — У вас, верно, еще не нашлось времени выполнить то, что я просил.

— Нет, что вы, я попал в кабинет Генри без проблем, — продолжил он более официально. — Его секретарша отдала мне фотографию, и в лаборатории сейчас печатают снимки. Она сказала, что не видела босса и понятия не имеет, где его найти.

— Ты пробовал зайти к нему домой?

— Все пусто, только та маска на верху шкафа.

— Ладно. Этот Пит Мендоза профессиональный организатор, правда, не знаю чего. Ассоциация плантаторов привезла его из Лос-Анджелеса. Посмотри, нельзя ли что-нибудь о нем разузнать.

— Обязательно, лейтенант. — Он был весь внимание.

— Ладно, Тонто. И держись подальше от прелестных блондинок!

Повесив трубку, я ухмыльнулся про себя, вспомнив, как диван действительно сложился в самый неподходящий момент. Только Аннабел томно растянулась на нем, как ее зад плотно зажало двумя огромными пружинами. Даже спустя неделю она с гневом отказывалась продемонстрировать мне синяки. Шум приближавшейся машины прервал мои воспоминания. Но это не могли быть ни док Мэрфи, ни труповозка. Я сел в ротанговое кресло и стал ждать, поигрывая своим тридцативосьмикалибровиком.

Через секунду дверь широко распахнулась, на пороге появился маленький толстенький человек, он резко остановился, увидя направленное на него оружие. По его лицу тут же заструился пот, словно он попал в сауну.

— Что это значит? — спросил он фальцетом.

— А вы кто такой? — рявкнул я.

— Моя фамилия Генри, Чак Генри. — Он судорожно глотнул. — Не уберете ли этот проклятый пистолет, пока он не убил кого-нибудь?

— Я вас искал, Чак, — сказал я, пряча пистолет. — Я лейтенант Уилер из полицейского управления. — Я показал свой жетон. — Что вы тут делаете?

— Это мой дом. Я его владелец.

— Так. — Я скрипнул зубами. — А почему вы здесь именно в это время?

— Одна моя приятельница позвонила и попросила встретиться по срочному делу, я сразу же поехал.

— Как ее зовут?

— Элис Медина. Это моя подружка.

— Ну, так она ждет вас в спальне.

— Элис? — Он мигнул мутными глазками. — В спальне? — На его пухлом лице опять выступил пот. — Вы уверены?

— Идите взгляните.

В наступившей тишине я закурил. Жесткое ротанговое сиденье неприятно впивалось в мой зад, пришлось подняться. Маленький толстяк вернулся с ошеломленным выражением лица.

— Она мертва. — Слезы катились по его щекам, перемешиваясь с потом. — Я так ее любил! Я знаю, конечно, что она не воспринимала меня серьезно, но я бы женился на ней, если б она дала мне шанс. А теперь какой-то ублюдок убил ее!

— У меня просто сердце разрывается! — проворчал я. — Теперь расскажите, как это вам удалось поговорить с мертвецом.

— Что? — Его мутные глаза вылезли из орбит. — Вы что, спятили?

— Элис Медина мертва с пятницы. Как же она вызвала вас сюда сегодня?

— Она мертва четыре дня? — едва выговорил он. — Но это невозможно! Я же вам говорю, она мне звонила не более часа назад.

— Куда?

— Ко мне в офис.

Я бросил окурок на пол и растоптал.

— Чак, вас нелегко найти. Последнюю пару дней я обшарил все в поисках вас. В понедельник я был у вас в офисе, когда вы позвонили из аэропорта, предупредив, что вас не будет до пяти. Ваша секретарша позже доложила, что вы так и не появились. Я вчера вечером осмотрел вашу квартиру, и там все выглядело так, словно вы убегали в большой спешке и навсегда. Так где вы были начиная с пятницы?

Слезы мигом прекратились, но их заменили капельки пота. Он сказал хрипло:

— Я был в Нью-Йорке, провел там уик-энд и вернулся примерно в полдень в понедельник. Связался с заказчиком, который живет около аэропорта, и тот предложил задержаться у него на ночь. Сегодня мы закончили свои дела до полудня, я поехал к себе в офис, и вот тогда позвонила Элис или кто-то ею притворившийся.

— Все вы врете, Чак. — Я был нетерпелив. — Кто платил за те маски из папье-маше и их раздачу детям в долине?

Он вздрогнул, увидев выражение моего лица.

— Не знаю. Клянусь, лейтенант! Это было в мое отсутствие. Секретарша сказала, он пришел и не глядя оплатил полную розничную стоимость двухсот масок — то есть более чем достаточно, чтобы их еще и раздать. Он не назвался, а девушка даже не запомнила, как он выглядел.

— Когда вы в последний раз видели Элис?

— В начале прошлой недели. Она сказала про какие-то свои дела, что будет занята в течение нескольких дней.

— Дела какого рода?

— Она не объяснила. — Он пожал покатыми плечами. — Элис, она ведь — была — свободный художник. Не было ничего необычного в том, что ей надо было провести где-то несколько дней на заработках.

— Почему вы забрали все из своей квартиры?

— Я не забирал. — Он опять замигал. — Меня что же, еще и обокрали вдобавок?

— Чак, вы меня сведете с ума! То ли вы отъявленный врун, то ли идиот, а может, то и другое сразу.

— Я сказал вам правду, лейтенант, — упрямо повторил он. — Что поделать, если вы не верите.

— Вам надо вернуться и проверить свою квартиру. Я подошлю кого-нибудь туда, и вы перечислите все, что пропало. Последний вопрос: вы подтверждаете, что в спальне тело Элис Медины?

Он решительно кивнул:

— Разумеется, лейтенант!

— О’кей. Пожалуйста, не потеряйтесь на пути до дома.

Я подождал, пока он уйдет, и позвонил в полицию снова. Стивенс доложил, что ожидает сведений по Мендозе, я его похвалил. Потом велел ему отправляться на квартиру Генри и дожидаться хозяина. Еще попросил, чтобы после того, как они зафиксируют, что предположительно украдено из квартиры, проследить за толстяком до конца дня. Стивенс сказал, что у него вечером свидание, и я огорчился. Мы холодно распрощались, я положил трубку, повернулся и увидал на пороге дока Мэрфи.

— В спальне, — сказал я ему. — То же самое тело, что я обнаружил здесь в пятницу вечером. То, чему никто не поверил.

— Я разочарован в тебе, Уилер, — произнес Мэрфи скорбно. — Труп может покараулить всякий. А вот как ты проворонил живого?

Глава 9

Я был у себя дома уже почти час — время достаточное для того, чтобы приготовить бифштекс и приняться за вторую порцию выпивки, — как зазвонил телефон.

— Ну что, совсем запутался, Уилер? — поинтересовался далекий голос.

— Кто говорит? — огрызнулся я.

— Опять твой старый приятель Микки. — И опять тот же самый невыносимый смешок. — Чак Генри был у тебя прямо в лапах, а ты дал ему уйти. Грубая оплошность, лейтенант. Особенно теперь, когда он знает, что Элис Медина мертва.

— Довольно странно, что ты мне все это выбалтываешь.

— Нас с приятелем Дональдом наняли забрать тело и поместить его куда следует, рядышком с убийцей. Но дела приняли другой оборот. Сначала на нашем пути стал ты с той полоумной блондинкой, а после… — Голос на мгновение затих. — Давай не будем тревожиться о том, что будет после! Дело в том, что теперь Чак узнал, что его подружка мертва, он знает и убийцу. Чак, естественно, никакой не герой и быть убитым не собирается, верно?

— О’кей. Так кто же убил Элис?

— Мендоза, — довольно доложил голос в трубке. — Кто же еще? Он немножко поздновато хватился, когда обнаружил, что Элис ему подослали те сумасбродные бабы из этой их дурной организации ШЛюХИ. К тому времени она слишком много знала насчет планов Эрнандеса с компанией и их завтрашнего марша. Так вот он ее и пристрелил и упрятал в домике у Чака в надежде, что подозрение падет на того.

— Как он узнал о Генри и его домике?

— Может, спрашивал у Элис. Может, он со своей профессиональной «крышей» — ну, охранниками, понимаешь, заставил ее все выложить. — Голос вдруг окреп. — Лейтенант, для расспросов больше нет времени! Чак минут десять назад выехал в долину, тебе следует поторопиться, если хочешь отловить его прежде, чем он доберется до Мендозы.

И мой старый приятель Микки положил трубку. Я отыскал номер Генри в телефонной книге и набрал его. На второй звонок последовало напряженное «алло».

— Стивенс, это Уилер.

— Он еще не показывался, лейтенант, — ответил сержант уже нормальным тоном.

— И не покажется. Так что закрывай лавочку и иди на свидание.

— Ой, спасибо, лейтенант! — обрадовался он. — Спасибо за двоих. Аннабел Джексон благодарит вас тоже. — И он положил трубку, опасаясь, как бы я не переменил решение.

Я гнал машину изо всех сил, и все равно казалось, путь до Куни занял чертовски много времени. По дороге мне не встретилась машина с Чаком Генри. Перед домом же стояло три автомобиля, каждый из которых мог быть его. Я выключил зажигание и фары, вылез, меня тут же ослепил свет фонарика.

— Что вам угодно? — спросил голос, в котором я признал одного из охранников Мендозы.

— Увидеться с Мендозой, и срочно.

Я сделал пару шагов по направлению к дому.

— Стоять на месте! — скомандовал голос грубо. — Мистер Мендоза ни с кем не встречается сегодня вечером. Он очень занят.

— Я представитель закона. Со мной он встретится.

Я шагнул еще, и меня пронзил звук выстрела, мимо головы рикошетом пролетел осколок камня.

— Слушай, коп, — голос даже повеселел, — ночь темная, а мы все здесь очень нервные. Кто-то услышит шуршание, сделает предупредительный выстрел, а потом, ко всеобщему прискорбию, на дороге найдут мертвого лейтенанта.

— Вам это просто так не пройдет.

— А мы отгоним вашу машину на шоссе, будто вы шли пешком, вложим в руки оружие — и получится, что вы подкрадывались. И если уж не убедим полицию, что вас убили люди Эрнандеса, то, во всяком случае, запутаем их так, чтоб они хотя бы версию такую допустили. Так что, лейтенант, либо предъявите официальную бумагу, дающую вам право вторгаться сюда, либо убирайтесь подобру-поздорову!

Складывалась ситуация подобная тем, которые Уилер Бесстрашный преодолевает одним махом. Не колеблясь ни секунды, я влез в машину и отъехал на порядочное расстояние. Убедившись, что этого достаточно, чтобы не был слышен шум мотора, я остановился на обочине. Остаточный холодок внизу живота напомнил мне, что охранник пристрелил бы меня не раздумывая. Что это, интересно, такое произошло в доме, что стоило убийства полицейского?

Я пересек дорогу, перебрался через изгородь и пошел сквозь апельсиновую рощу к дому. Уже показались звезды, и легкий ветерок овевал мое лицо. Через несколько минут показался темный массив дома, я решил зайти с тыла. Надо было ожидать, что люди Мендозы наблюдают с тыла, так же как и с фасада. Мне требовалось как-то их отвлечь плюс немного удачи.

Ярдах в двадцати от дома я вытащил пистолет и быстро выстрелил пару раз в освещенное окно кухни, расположенное достаточно высоко, чтобы не задеть кого-нибудь внутри. Потом стал пробираться, словно маньяк, вдоль стены к наружной веранде. Если моя задумка верна, все внутри должны будут собраться у задней стены. Если нет, то, верно, получу сейчас пулю в живот.

На веранде никого не было. Я быстро сделал несколько шагов, и тут свет в доме погас. Не раздумывая, я ухнул вниз, опершись руками и коленями, повинуясь автоматическому рефлексу и испытывая приступ клаустрофобии, как будто меня завернули в непроницаемый конверт. Несомненно, это был логичный поступок с их стороны. Дом, освещенный изнутри, являл собой для кого-то, кто пытался заглянуть в кухонное окно, легкую мишень. Без освещения они могли относительно безопасно пользоваться внутри карманными фонарями. Я прокрался по веранде, поднялся на ноги и нащупал дверную ручку. Она легко поддалась, я проскользнул внутрь. Перевел дух и чуть расслабился. Пока все сработало отлично! Оставалось только подождать, когда свет загорится снова и кто-нибудь войдет в комнату. И тут свет загорелся, к чему я оказался совершенно не готов. Инстинктивно зажмурившись, я получил сильнейший удар по правой руке. Пальцы разжались, пистолет упал на пол.

— Глупый коп, — произнес спокойный голос, — мы что тут, по-твоему, любители?

Голова у меня повернулась против воли, и я увидел охранника, угрожавшего мне пятнадцать минут назад. Он стоял поодаль, прислонившись спиной к стене, наставив на меня ствол пистолета.

— Эй, Пит! Иди сюда. Готово дело.

Появился Мендоза в сопровождении второго охранника.

— Самый старый в мире трюк, — произнес мой приятель без тени насмешки. — Швырни что-нибудь в тыл дома и беги к фасаду.

— Где Чак Генри? — спросил я Мендозу.

— Кто? — О прикурил сигарету.

— Невысокий толстяк, который опередил меня минут на десять, чтобы убить вас.

— Что он там болтает про какого-то толстяка, — произнес кто-то у него за спиной, — что он там еще выдумывает?

— Заткнись, — бросил ему строго Мендоза. — Я никогда не слышал ни о каком маленьком толстяке по имени Чак Генри.

— Элис Медина была его подружкой, — сказал я. — Или, во всяком случае, полагала, что была. Сегодня он увидал ее тело, кто-то сказал ему, что ее убили вы.

Дай мне пива, — бросил он через плечо.

Охранник пожал плечами и вышел. Мендоза буквально впился в меня своими жгучими темными глазами. Потом повторил более выразительно:

— Я никогда не слышал ни о каком Чаке Генри. Вы можете забрать свое оружие и уйти, лейтенант. Я готов забыть обо всем происшедшем здесь сегодня. Спишем все на ваш чрезмерный энтузиазм.

— Мне бы хотелось так и сделать, мистер Мендоза. Только никак не могу понять, отчего десять минут назад было настолько важным не пускать меня в дом, что ваш приятель, — я кивнул на охранника рядом с собой, — был готов убить меня, сделай я еще шаг.

— Мы и сейчас можем, Пит, — высказался тот.

Так даже лучше. Те две пули, что он выпустил по кухне, послужат доказательством. Вполне естественно открыть огонь в целях самозащиты. Это что, наша вина, что мы оказались столь удачливы или неудачливы, что убили полицейского? Разыграем как по нотам.

Мендоза попыхивал сигаретой, в комнате воцарилась тягостная тишина. Вернулся второй тип с открытой банкой пива, которую Мендоза взял у него не глядя.

— Ну а дальше что? — промурлыкал он. — Проделать это для нас пара пустяков. Но даже если все сойдет чисто, дальше-то что?

— Ну, сойдет чисто, и делу конец, — пробормотал охранник нетерпеливо.

— Лэйф, ну ты же не дурак, — произнес Мендоза, — зачем же болтать глупости? Даже если сойдет чисто, все равно история всплывет. Называется, наняли Мендозу с ребятами решить проблему. Спросят: а постой-ка, не они ли убили копа где-то в Южной Калифорнии? С такой репутацией мы полгода будем на пособии по безработице!

— Ну хорошо, Пит, ты что предлагаешь?

— Надо попытаться договориться с лейтенантом здесь.

— С ним? — Лэйф засмеялся. — Он, может, несколько туповат, но уж, безусловно, предан делу. Что ты собираешься ему предложить? Полсотни баксов в месяц одной купюрой в конверте, посланном по почте?

Мендоза отпил пива и вытер пот носовым платком. Потом произнес мягко:

— Просто попытаюсь. Если не получится, мы всегда сможем воспользоваться твоим вариантом.

— О’кей. — Лэйф раздраженно дернул плечом. — Все же, по-моему, ты спятил!

— Не желаете присесть, лейтенант? — Мендоза указал на диван.

Поскольку это больше походило на приказ, чем на приглашение, я сел. Мендоза устроился в кресле напротив, использовав паузу, чтобы допить пиво.

— Во всякого рода операциях, подобно этой, я настаивал на предоставлении мне заказчиками помещения под штаб. — И он сделал рукой широкий жест. — Такой вот. Пока Тони и Лэйф охраняют меня с флангов, я могу расслабиться и заняться работой. Мы пробыли здесь примерно сутки, когда появилась эта женщина.

— Элис Медина? — поинтересовался я.

— Разумеется. Она появилась с первоклассной рекомендацией, которой можно было верить на сто процентов.

— От кого?

— Не ждите от меня ответа, лейтенант. — Он тонко усмехнулся. — Скажем так: в сравнении с рекомендовавшей ее группой метеобюро — это просто детский сад! Она заявила, что очень хорошо знакома со здешней местностью, знает прекрасно сложившуюся ситуацию и уверена, что может оказать большую помощь, так почему бы ей не присоединиться к нам в целях экономии времени. Тут не было ничего, кроме интеллигентско-любительского энтузиазма, особенно со стороны девушки, да еще и хорошенькой. Вы ее видели, лейтенант?

— Только мертвую, — бросил я сухо.

— На другой день она выдала поразительную информацию. Сказала, что знает малого, получившего целую партию тех дурацких масок, и почему бы нам не…

— Это все я знаю, — прервал я его. — Что дальше?

— Хозяева плантаций дали денег, она отправилась и все организовала. Просто прекрасно. Она трудилась не покладая рук весь день и…

— И осчастливила Пита ночью, — добавил Лэйф.

— Это не важно, — строго заметил Мендоза. — Потом, ближе к полудню в прошлую пятницу, сказала о каких-то личных делах в Пайн-Сити и обещала вернуться поздно вечером. С тех пор мы ее не видели.

— Правильно, — важно подтвердил тот, кого звали Тони. — Пит был на грани отчаяния, я его таким еще не видал.

— Ох, не разрывайте мне сердце! — воскликнул я.

— Это правда. — Мендоза раздавил окурок в пепельнице. — Она никогда ничего не говорила о своей прежней жизни, и мы даже не знали, есть ли, например, у нее муж. Поэтому, когда вы сказали мне, что она мертва, мне ничего не оставалось, как притвориться, что я о ней и слыхом не слыхивал. А потом мы подумали, что это дело рук Эрнандеса.

— Вы ей полностью доверяли?

— Полностью.

— То есть, если у вас были какие-то особые планы на завтра, она бы об этом знала?

— Лейтенант, у нас нет никаких особых планов на завтра, — произнес он резко. — Все, чем мы заняты, это защита…

— Да ладно, — отмахнулся я, — слышал я уже всю эту чепуху! Но предположим, у вас были особые планы. Тогда бы Эрнандес захотел выведать их у нее, а не убивать, а?

Мендоза пожал плечами:

— Может, он и пытался что-нибудь разведать, но не поверил, когда она сказала, что ничего не знает. А кто это сказал Генри, что я ее убил?

— Микки Маус, — ответил я.

— У него паршивое чувство юмора, — проворчал Лэйф. — На то он и коп паршивый.

— Ладно, — произнес Мендоза. — Давайте говорить прямо. Минут за десять до того, как вы сюда явились первый раз, прибыл маленький толстяк. Он исходил потом и так нервничал, что едва мог слово сказать.

— Смеху подобно, — вставил Лэйф, — как можно всерьез говорить с таким типом.

— Так вот, — продолжил Мендоза, — он представился Чаком Генри, торговцем, раздавшим маски. Спросил, знаем ли мы, что Элис мертва, убита, а мы ответили, что полиция нас уведомила вчера.

— Сказал, что он приятель Элис. — Тони как бы оправдывался. — Что у него для нас важные сведения. Жизненно важные, так как указывают прямо на убийцу, и что за тысячу баксов эти сведения будут нашими.

— Тысяча баксов была обещана как бы между прочим, — сказал Лэйф. — Но мы действительно желали получить информацию. И мы ответили: согласны, если сведения подлинные.

— Единственный способ удостовериться в подлинности — увидеть самим, — добавил Тони. — Покажи нам, сказали мы ему.

— Он запустил руку в карман и… вытащил пистолет, — дополнил Лэйф.

— К тому времени он совсем обезумел, — продолжил Мендоза, — сказал, что знает, что я убил Элис, и что собирается меня убить, хотя бы это и было последним делом в его жизни.

— Вы не обыскали его по приходе? — спросил я Лэйфа недоверчиво.

Тот ответил с неохотой:

— Да кто мог подумать, что у такого смешного человечка будет с собой оружие.

— Да и говорил он слишком много, — добавил Тони. — Может, хотел еще сильнее взвинтить себя, прежде чем спустить курок.

— Это дало Лэйфу шанс выстрелить первым, — подытожил Мендоза.

— Благодарю покорно! — отозвался тот с горечью. — Вы все так разложили копу по полочкам, словно он сам его пристрелил.

— Не важно, — отрывисто бросил Мендоза. — Ты спас мне жизнь. Еще миг, и Генри бы меня пристрелил. Я это прочел в его глазах.

— Где тело? — спросил я.

— В кухне. Мы едва успели его перетащить до вашего прихода.

— Таким образом, вы утверждаете, что Лэйф застрелил его, спасая вас, в целях самозащиты?

— Что же еще? — Он глядел на меня почти с мольбой.

— Так мы и доложим Большому жюри присяжных, — резюмировал я.

— А пока? — спросил Лэйф.

— Вы все явитесь в полицейское управление и сделаете заявления. Если вы признаетесь в убийстве Генри, мы должны вас зарегистрировать и…

— Нет, — заговорил Мендоза. — Мы здесь должны договориться. Нам нужно двадцать четыре часа, только и всего. Завтра, по окончании демонстрации, мы явимся в полицию и сделаем все, что требуется. Но не ранее.

— Шутки шутите, — сказал я, — вы к утру уже будете в Мексике!

— Лейтенант, я откровенен с вами, — голос Мендозы звучал тихо, — последние два заказа мы отработали не слишком хорошо.

— Оба провалены! — прорычал Лэйф. — И все из-за тех же самых глупостей, которые ты делаешь теперь, Пит.

— Заткнись! — зло оборвал его Мендоза и обратился ко мне: — Лейтенант, я сейчас делаю то, чего не делал никогда в жизни. Я вас умоляю! Дайте нам двадцать четыре часа завершить начатое дело, и потом мы будем сотрудничать с вами всю оставшуюся жизнь.

— Ну вы же понимаете, Мендоза. Мы поедем сейчас же, а дальнейшее зависит от шерифа.

— Глупый коп, но верный, — проворчал Лэйф. — Я же с самого начала говорил, Пит, ты зря тратишь с ним время! Теперь придется перейти к моему варианту. — Он быстро переместился за диван и приставил пистолет к моей шее. — Подымайся, коп!

Я выполнил приказание. В кулаке Мендозы треснула судорожно сплюснутая пивная банка. Монотонный голос Лэйфа холодно звучал позади меня:

— Так вот. У нас есть пули, всаженные им в кухню из его оружия. Для нас он бродяга. Может, какие другие полицейские нам и не поверят, но и доказать ничего не смогут.

— Ты говорил, лейтенант дурак, — зашептал Мендоза. — Ты говорил, я дурак. — Он резким движением отшвырнул смятую банку. — Теперь послушай меня, Лэйф! Это ты самый большой дурак! Просто ответь мне: если мы приняли по ошибке лейтенанта за бродягу, то за кого мы приняли того толстяка?

— Решим это позже, — ответил Лэйф. — Пока же ты, Пит, не в состоянии что-либо сообразить. Так что беру все на себя.

— Да кто ты такой? — Лицо Мендозы побагровело. Он выхватил пистолет. — Пока я начальник, чертов псих!

Почувствовав, что ствол оторвался от моего затылка, я решил, что будущее мое в качестве прослойки сандвича между ними весьма ограничено во времени. И резко рванулся вперед, туда, где на полу валялся мой пистолет, а следом прогремели два выстрела подряд. Ухватив правой рукой своего любимца 38-го калибра, я отпрыгнул в сторону. Лэйф снова выстрелил, и пуля угодила как раз в то место, которое я покинул секундой ранее. Я выстрелил дважды, и обе пули попали ему в грудь. Он пошатнулся, колени подогнулись, и он рухнул на пол.

Тони стоял на месте с вытянутыми вперед руками и широко разведенными пальцами. Поднявшись на ноги, я увидал Мендозу в кресле в полной прострации. Один черный глаз смотрел на меня, другой представлял собой кровавое месиво.

— Что заставило тебя выйти из игры? — спросил я Тони.

Он пожал плечами и ухмыльнулся:

— Я ведь жив, не так ли, лейтенант?

— О’кей. Пошли на кухню.

— Как скажете, лейтенант. — Он был почти вежлив.

Чак Генри лежал на полу вниз лицом. Он был убит двумя выстрелами в спину. В общем, решил я, это была не лучшая ночь Эла Уилера.

Глава 10

В доме на Пайн-стрит царила тишина. Света видно не было. Возможно, руководство организации ШЛюХИ пораньше улеглось спать. Я подошел к двери и нажал на звонок. Лишь после третьей попытки загорелся свет, дверь приоткрылась дюйма на три, и я увидел сквозь проем правильный носик и бархатистые карие глаза. —.

— А, это вы, лейтенант, — произнесла Рона Генри с облегчением, — проходите.

Она открыла дверь пошире, и я вошел.

Прежняя прическа-афро уступила место только что вымытым волосам, гладко зачесанным по обе стороны головы. Платье из тонкой белой ткани подчеркивало плавные изгибы ее тела, приоткрывая ложбинку на молочной спелости груди, которая слегка поднималась при каждом вздохе. Мы прошли в гостиную, она предложила выпить. Когда Рона вернулась, я сидел на кушетке. Протянув мне бокал, она чуть призадумалась, прежде чем сесть рядышком — достаточно близко для дружеской беседы, но не более того. Я бросил взгляд на часы. Начало двенадцатого.

— Где остальные? — спросил я. — Легли пораньше?

Она покачала головой:

— Здесь одна я, лейтенант. Они решили сделать перерыв и поехали на пляж. Ну а мне… Я не особо туда стремлюсь. — Она подняла бокал и посмотрела вопросительно на меня. — Прошлый раз мы здесь с вами, помнится, выпили за живых. Сейчас тот же тост?

— Что, если мы выпьем в память Элис Медины? — предложил я.

Бархатные глаза расширились. Она пролепетала:

— В память Элис? Значит, ее нет в живых?

— В прошлую пятницу в пляжном домике Стефани Чэннинг обнаружила ее тело. Но по неведомым причинам у нее случился провал памяти, и она не признала старую подругу.

— Я… не понимаю..

— Думаю, понимаете очень даже хорошо.

— Что вы подразумеваете? — спросила она слабым голосом.

— Элис, должно быть, была чрезвычайно предана делу организации ШЛюХИ, вызвавшись стать любовницей Пита Мендозы и все такое прочее, — высказал я предположение.

— Я ничего об этом не знаю, — произнесла она натянуто.

— И даже то, в каких отношениях она состояла с вашим братом?

Рона призадумалась. Я не торопил ее с ответом, поскольку вопрос казался вполне безобидным и был шанс получить правдивую информацию.

— Точно не скажу. С точки зрения Элис, Чак по ней с ума сходил. Я никогда не видела, чтобы он так увивался вокруг какой-то другой девицы.

— Когда вы виделись с ним в последний раз?

— Где-то на той неделе, перед его поездкой в Нью-Йорк. Я думаю, он все еще занят делами, потому что пока не вернулся.

— Почему вы так думаете? — спросил я.

Она уставилась на меня с искренним удивлением:

— Мэриан сказала, что на этой неделе он еще не показывался в офисе, и дома у него телефон не отвечал.

— Он вернулся, — сказал я тихо. — И обнаружил сегодня тело Элис. Тот, кто убил ее, отвез тело в пляжный домик. Другой полицейский поджидал в его квартире, но он там так и не появился. Насколько я знаю, кто-то сказал ему, что его подружку убил Пит Мендоза. Он отправился в долину с целью его убить.

— И что он?.. — пролепетала она.

— Он был во всеоружии, но один из людей Мендозы его опередил.

— Чак мертв?

— Мне очень жаль. — Голос мой прозвучал не вполне искренне.

Ее лицо внезапно скривилось, слезы полились по щекам. Я взял у нее бокал, поставил на столик и, обхватив за плечи, утешал, пока она не стала успокаиваться. Наконец она сумела выговорить дрожащим голосом:

— Непонятно, зачем Чак совершил это безумство?

— Не знаю, — ответил я искренне. — И не знаю даже, Мендоза ли убил Элис Медину.

— Вы арестовали того, кто убил брата?

— И он, и Мендоза мертвы, — произнес я устало. — Славная была ночка с точки зрения принятия превентивных мер!

— Чак и я никогда не были особенно близки, — сказала Рона, — но он последний из нашей семьи. — Опять закапали слезы, она быстро поднялась, извинилась сдавленным голосом и выскочила из комнаты.

Сейчас было самое время разыграть роль симпатичного копа, подняться и потихоньку удалиться, оставив ее наедине со своим горем. Но именно сейчас у меня на это не было времени. Рона вернулась минут через пять. Она была бледна и собранна, только с предательски покрасневшими веками.

— Извините, лейтенант. — Она опять уселась на кушетку и выпила залпом полбокала.

— Расскажите мне про организацию ШЛюХИ, — попросил я.

Карие глаза глянули на меня с удивлением поверх края бокала.

— А что рассказывать? Полагаю, вы уже знаете, это женское освободительное движение, замаскировавшее себя под таким названием. Довольно экстравагантно. По мне, так эта шутка дурного вкуса слишком затянулась, но другие девушки восприняли ее всерьез. Даже Чак.

— Вот как?

— Когда он рассказывал мне про ту замечательную девушку, которую встретил в Лос-Анджелесе и которая с подругами хочет жить в Пайн-Сити, он также добавил, что они члены организации ШЛюХИ. Я вначале думала, все это шуточки, но потом поняла, что Чак воспринял это вполне серьезно. Он хотел, чтобы мы совместно арендовали жилье. Идея меня не слишком захватила, но брат настаивал, и я в конце концов согласилась.

— Вы арендовали этот дом вместе с остальными девушками?

— В целом все более или менее устроилось, — подтвердила она. — У них своя жизнь, у меня своя.

— Давно ли вы живете все вместе?

— Три недели. И вот все вдребезги! Убили Элис, а теперь вот и Чак!

— Что за человек была Элис? — спросил я.

Она на минутку задумалась.

— Натура очень страстная. У Стефани и Лизы проявлялось чувство юмора, даже по отношению к организации ШЛюХИ, у Элис никогда. Как будто она собиралась всю себя посвятить этому делу, это для нее была своего рода религия.

— Вы сказали, Чак по ней с ума сходил, а она как будто была к нему равнодушна?

— Думаю, да. — Она допила свою порцию. — Мне иногда казалось, она просто Чака использует. Но не могла разгадать целей.

— Может, хотела отпугнуть подруг от вас обоих, — предположил я.

— Зачем ей это?

Я усмехнулся, допил спиртное и поднялся:

— Я же полицейский и всего лишь задаю вопросы. Простите, что мне пришлось принести скорбную весть о вашем брате.

— Вам надо уходить?

— Долг призывает, как говорится.

— Лейтенант Уилер, — произнесла она, — а имя у вас есть?

— Эл.

— Мне бы хотелось, чтобы вы остались, — произнесла она очень мягко.

Я честно ответил:

— Мне бы тоже хотелось. Но именно сейчас — не время и не место.

— Именно что время и место, Эл.

Она поднялась и выпрямилась. При этом, случайно или нет, платье распахнулось, открыв ее прекрасную стройную фигуру — воплощение зрелой чувственности, прямо противоположное девственной невинности, — груди, как спелые гранаты, прелестный темный треугольник лобка, поделенный пополам. Она не сделала попытки прикрыться, и я понял, что платье распахнулось намеренно.

Она протянула ко мне руки, словно в мольбе.

— Не уходи, Эл. Пожалуйста, останься со мной. Мы займемся любовью, я так хочу, и это справедливо, как ты не понимаешь? Жизнь побеждает смерть. Проклятье! Помоги мне забыть смерть Чака или, по крайней мере, помоги мне с этим смириться!

— Рона, извини, — только и смог ответить я.

Она довольно чувствительно ударила меня тыльной стороной ладони по лицу и всхлипнула:

— Несчастный сукин сын! Убирайся отсюда, и чтоб я больше тебя не видела!

Резко повернувшись, она выбежала. Я услышал, как дверь ее спальни захлопнулась. Иногда становится вполне очевидным, думал я с горечью, направляясь к выходу, что прав был мой отец, надо мне было выбрать другую работу. Усевшись в машину, я поехал к пляжу, подобно тем девицам, ощущая настоятельную необходимость устроить себе перерыв посреди недели.

К пляжному домику я добрался почти в полночь. Будь у меня побольше времени, я бы обязательно полюбовался полной луной, сиявшей на безоблачном ночном небе и озарявшей мягким светом все те же извечные океанские валы. Перед домиком стоял старенький фургон, я примостился около него.

Дверь отворилась, на пороге, приветливо улыбаясь, показалась Лиза Фрейзер. Когда я приблизился, она протянула мне стакан и произнесла легко и спокойно:

— Добро пожаловать, лейтенант. Виски со льдом, специально для вас. Но без содовой, уж извините нас, жителей пустыни.

— Благодарю. Вы меня ждали?

— Я звонила Роне минут двадцать назад, просто удостовериться, что ей там не слишком одиноко. Она мне все рассказала про ваш краткий визит и ужасную новость о Чаке. — Ее зеленые глаза излучали дружелюбие. — Вы должны мне все рассказать попозже, теперь же я хочу, чтобы вы вошли и встретились еще кое с кем.

На ней по-прежнему были черные брюки и высокие сапоги черной кожи, вместо белой блузки — черная. Я подумал о властном характере этой девушки и о том, какими интересами заполнена ее жизнь.

Она посторонилась, пропуская меня, я зашел в гостиную. Человеку, поднявшемуся мне навстречу с ротангового кресла, было лет тридцать пять. Среднего роста, широкоплеч, сразу видно, что силищи его хватило бы на троих. Кожа — то, что можно было разглядеть под густыми усами и спутанной бородой, — загорела до черноты. Он улыбнулся, открыв сияющие белизной зубы.

— Лейтенант, — промурлыкала Лиза Фрейзер, — позвольте представить вам Хуана Эрнандеса.

— Очень рад, лейтенант. — Эрнандес сжал мне руку словно клещами. — Я только что услыхал про Мендозу. Не могу сказать, что это разрывает мне душу, но мне жаль, что все получилось таким образом.

Ответить на это было нечего, я просто усмехнулся и отпил из своего стакана.

— Хуан пользуется полной поддержкой организации ШЛюХИ в своей борьбе за признание профсоюза и предоставление людям нормальных трудовых и жилищных условий, — заговорила Лиза, как на митинге. — Мы тут в последний раз прикидываем, какую помощь может оказать организация завтра на демонстрации.

— Улыбки восхищения, трепещущие платочки и галлоны лимонада жаждущим героям, когда все кончится, — посоветовал я.

— Вы циник, — заметила она беспечно. — Что, собственно, еще ждать от полицейского.

— Всегда можно ждать от него чего-нибудь особенного, — добавил я.

Ее глаза выражали чувство беспомощности, пришедшее на смену беспечности.

— Ну, думаю, мне пора, — заявил Эрнандес решительно. — Поздно уже, а мне рано вставать.

— Проследите только, чтобы ваши люди не сбились с дороги во время марша во избежание неприятностей, — дал я совет.

Лиза съехидничала:

— Лейтенант знает, о чем говорит. Только вслушайтесь в его командирски властный тон. Сразу видно — порядок на дорогах всегда был его коньком.

Я сделал сладкую мину:

— Не умничайте, это может и по вас срикошетить.

— Ах, Господи, — прикинулась она удрученной, — я что-то не то сказала?

— Я пошел, — бросил Эрнандес.

Лиза проводила его до видавшего виды фургона, я тем временем удостоверился, что спальня пуста. Взревел мотор, и девушка вернулась, прикрыв за собой дверь.

— Он очень хороший человек — в этаком крестьянском духе, — сказала она. — Но до того упертый, просто с ума сойти!

— Что с остальными девочками? — спросил я. — Тренируются на пляже перед завтрашним маршем?

— Услыхав новости о Чаке, они решили вернуться домой, составить Роне компанию. Но поскольку должен был прийти Хуан, кому-то надо было остаться и встретиться с ним.

— Это для вас важно? Я имею в виду, оказать помощь со стороны Школы любви на демонстрации, — спросил я.

— Не думаю, что эти чертовы плантаторы так легко сдадутся только потому, что лишились Мендозы.

— Может, вы и правы, — ответил я вежливо. — Жаль, я упустил остальных двух девочек. Надеюсь, они с пути не собьются.

— С какой стати? — Она была сегодня на редкость терпелива.

— Ну, у них такая скверная память. Когда Стефани обнаружила в прошлую пятницу тело в спальне, то даже не вспомнила, что оно принадлежит ее подруге Элис Медине.

— Я говорила вам об этом.

— Говорили, — подтвердил я. — Потому что боялись, что выйдут на след школы. Вот думаю, почему Мэриан Нортон запуталась с фотографией Элис Медины на столе Чака Генри, опознав ее как его сестру.

— Я надеялась, это вполне очевидно даже для таких куриных мозгов, как ваши, — усмехнулась она.

— Видите ли, — отвечал я дружелюбно, — у меня возникло подозрение, что вы мне наговорили кучу всякой чепухи, чтобы я меньше размышлял о деле.

— Не совсем вас понимаю, но звучит красиво!

— Думаю, что я с самого начала недооценивал Школу любви, а именно этого вам от меня и надо было.

— Устала я от пустых разговоров, не пойму ни слова! Мне надо выпить. — Она кивнула в сторону ротангового кресла. — Если вы желаете остаться, лейтенант, присядьте и освежите мозги, пока я принесу выпивку.

Выпивку она готовила очень долго. Я сел в кресло и принялся потягивать то, что на вкус было хорошим шотландским виски со льдом. Наконец появилась Лиза и судорожно протянула мне свой стакан.

— Подержи-ка, — скомандовала она. — Мне надо в туалет.

— Будь как дома. У меня вся ночь впереди.

Это явно ее разозлило, она быстро ушла в спальню.

Я лениво размышлял на тему, поносит ли меня все еще шериф Лейверс или же плюнул и пошел домой. Передав единственного выжившего после перестрелки Тони ближайшей патрульной группе и попросив их позаботиться обо всех прочих формальностях, сам я направился на Пайн-стрит. Тони божился, что ничего не знал о планах Мендозы ни по поводу демонстрации, ни насчет убийства Элис Медины. Он так клялся, что, кажется, разуверился в собственном имени. А посему я великодушно скинул все это на шерифа, а сам покатил восвояси.

— Я тут вдруг припомнила, нам осталось кое-что доделать с прошлого раза, — раздался гортанный голос Лизы. — Отчего бы не начать прямо сейчас, с того момента, где мы остановились?

Она возвышалась в дверном проеме в одних черных сапогах, подчеркивающих белизну ее кожи и рыжеволосый конус лобка.

— На этот раз я надела сапоги. Подумала, ты сочтешь это более пикантным.

— Не думай обо мне, — прохрипел я сдавленно.

— А я и не думаю. Просто хотела посмотреть на твою реакцию. — Она шагнула в комнату. — Я рада, что ты не отказался от моего предложения в прошлый раз. Надеюсь, не откажешься и сейчас.

Рыжий треугольник сверкал как рубин. Зрелище было неотразимым.

— Ты требуешь? — осведомился я потрясенно.

— Требую.

— К сапогам, верно, хорошо подойдет хлыст, — сказал я. — Для полноты картины.

— Тебе это нравится? Полегче или посильнее?

— Нет, нет. Не обязательно. Так просто, разные мысли лезут в голову. Бывает, знаешь.

Уголки ее рта опустились книзу. В зеленых глазах зажегся недобрый огонек, она двинулась мне навстречу, покачивая тяжелыми грудями.

— Чего ты ждешь, лейтенант? — требовательно спросила она. — Разденешься, наконец, или нет? — В ее тоне явственно послышался свист воображаемого хлыста.

— Что это с вами, девками? — задумчиво спросил я. — То есть что это я вдруг стал такой соблазнительный? То Мэриан Нортон из кожи вон лезла, мол, я вся твоя, а когда не сработало, явилась ты. Сегодня вечером Рона молила о любви, и я не поддался, теперь опять ты с сапогами и прочим выдаешь неприличные авансы.

Она остановилась примерно в двух футах от меня. Большие коралловые соски набухли и отвердели, клитор наверняка налился от желания, или, может, мне застило глаза, поскольку я тоже стал ощущать яростную неудовлетворенность. Она произнесла насмешливо:

— Будешь вести себя хорошо, лейтенант, а не нести околесицу, тогда позволю тебе лечь и отдаться мне. Выпустишь таким образом свой пар.

— Вот спасибо! — Я надеялся, что выказал нужное смирение.

— Ну так оставь стаканы и приступим. — Она захохотала низким грудным голосом, так что по спине прошел холодок.

Потянувшись, я осторожно поставил стаканы на пол, но выпрямиться не смог, потому что что-то твердое треснуло меня по затылку. Я вылетел из кресла на пол, ткнувшись головой в ноги Лизы. Все еще ощущая всполохи боли в голове, успел расслышать ее дьявольский смех:

— Даже стыдно. Надо бы немного подождать. Он не такой уж дурак, хотя и с большим самомнением. Может, когда все кончится, кто-то из нас по-честному раскроет ему все ловушки. Будет приз простаку.

Глава 11

Затылок у меня болел дьявольски, а нос чесался. По крайней мере, решил я в приступе философской отстраненности, могу заняться чесанием носа. Как бы не так! Левую ногу свело сильнейшей судорогой, облегчить которую можно было, наверное, лишь вытянувшись. Я с трудом приоткрыл глаза, убедившись, что свет не чрезмерно ярок.

«Ты все еще в пляжном домике. В спальне, так? — вопрошал жалобно мой мозг. — Лежишь на постели, очевидно спиной к стене, поскольку можешь лицезреть остальную часть помещения.

Руки связаны у тебя за спиной, ноги тоже связаны. Мало того, кто-то больно ловкий связал еще запястья и щиколотки — так что весь ты перевязан, как рождественская индюшка перед тем, как ее засунут в духовку!»

— Ты еще жив, а? — спросил я сам себя нравоучительно. — Помни, Уилер, нельзя иметь все сразу!

Несколько минут я тихонько сочинял яростный гимн против всего мира в целом и Школы любви в частности. Внезапно дверь отворилась, и вошла Лиза Фрейзер. Она была одета полностью, хотя мне было на это абсолютно наплевать. В тот момент сексуальных желаний во мне было не больше, чем у кастрированного петуха. Что меня действительно встревожило, так это шприц в ее правой руке.

— Вижу, вы проснулись, лейтенант, — заговорила она благодушно. — Надеюсь, вам не слишком неудобно.

— Вы забыли клюквенный морс, — прохрипел я.

— Опять ваши дурацкие шуточки. — Она поморщилась. — Ну, больше вам не придется беспокоиться. — Жестом доктора Франкенштейна она указала на шприц. — Скоро вы будете во власти Морфея.

— Я буду мертвецом?

— Я имею в виду, — она была по-прежнему иронична, — что в этом шприце достаточно демерола, чтобы вы уснули сном невинного младенца. Каковым вы и являетесь, полагаю. — Она залилась дурацким смехом, а я жалостно возмечтал, как бы добыть нож потупее да поковыряться у нее…

— Ну а потом? — спросил я.

— Завтра пополудни нас унесет ветром, — отвечала она бесстрастно. — Ну а где-то по пути кто-нибудь из нас надумает звякнуть шерифу и даст ему знать, где им подобрать своего давно пропавшего лейтенанта.

— Вы просто прелесть! — поблагодарил я сдавленным голосом.

— Все будет хорошо, — продолжила она самодовольно, — ну а теперь, лейтенант, баиньки!

— Вы говорили, что Школа любви холодных интеллектуалок — политически ориентированная организация, — заговорил я быстро. — Думаю, это было самым важным из того, что вы мне наплели.

— Вы меня опять неправильно поняли.

— Сама идея любого женского движения звучит для мужского уха скверной шуткой, тем более если назвать его ШЛюХИ. Ведь в этом же была основная мысль, так? Вы должны были быть уверены, что никто — и в особенности я — ни на секунду не воспринял вас всерьез. И вы могли при этом позволить себе говорить правду, сознавая, что я никогда в это не поверю.

— Полицейский начинает соображать — это настораживает.

— Для всякого уважающего себя полицейского все здесь шиворот-навыворот. То у меня был труп, то его вдруг не стало. У меня даже была свидетельница, но ее утащили вместе с трупом. Подозрение — мотив — возможность. Черт! Я даже не мог точно опознать тело, вплоть до сегодняшнего вечера. И это являлось частью всей игры, верно? Заставить полицейского носиться по сужающейся спирали, пока все полностью не перепутается, и достигнуть тем самым первоначальной цели.

Она ободряюще кивнула:

— Что-то вроде того, лейтенант.

— У меня есть пара безумных идей. Я бы хотел их высказать при всей своей безнадежной тупости.

— При условии, что будете благоразумны. Да и кто я такая, чтобы отказать вам в последней просьбе?

— Мендоза сказал, Элис Медина явилась к нему с наилучшими рекомендациями от организации, которую он не назвал, но упомянул, что она из крайне правых. Верно?

— Возможно.

— Моя догадка такова: она решила поначалу, что вы здесь лишь в целях поддержки Мендозы, но у вас идеи были самого разного свойства и, докопавшись до истины, она этому воспротивилась.

— Звучит убедительно. — От ее усмешки у меня мороз пробежал по спине. — Элис готова была бежать к Мендозе и выложить ему все наши планы!

— И вы ее убили?

— Не могли же мы поставить под удар все дело только из-за ее излишней чувствительности. Я же вам говорила, лейтенант: всякое движение нуждается в своих жертвах.

— И потому Стефани Чэннинг позвонила в полицию и заявила об убийстве?

— Бывают обстоятельства, при которых лучше действовать напрямую. Когда Элис не вернулась в долину, Мендозе стало явно ее недоставать. Он знал все о Чаке Генри и о масках, которые тот роздал детям, и, вероятно, догадывался, что Чак работал с Элис. Потом, если б Чак услыхал, что Элис пропала, он стал бы задавать неудобные вопросы, а он точно знал, где их задать. Поэтому, когда вы все так старательно вычислили — поздновато, конечно! — мы сочли наилучшим в подобной ситуации запутать полицию. Пусть Стефани разыграет невинную овечку, только что обнаружившую тело незнакомой ей девушки в снятом на уик-энд пляжном домике. А потом… — Тут она зевнула. — Ну, вы знаете, что произошло потом.

— Вы использовали Чака Генри, потому что это было удобно?

— Он был братом Роны и жил в Пайн-Сити. Чтобы быть уверенными, что он все сделает по нашему желанию, мы его сразу же познакомили с Элис. Она для этого очень подходила. Я подозревала, что она была настоящая нимфоманка, нуждавшаяся в интеллектуальном подтверждении своего стремления затащить в постель как можно больше мужчин. Может, я была не права, но способ сработал. Чак был без ума от нее, все шло по плану. Но потом она стала сходить с ума и почти расстроила все дело!

— Уезжая в Нью-Йорк, Чак не собирался возвращаться, — предположил я. — Позднее Элис собиралась к нему присоединиться.

Она несколько удивилась:

— Почему вы так решили?

— Он освободил Всю квартиру. Думаю, единственное, что заставило его вернуться, — желание знать, что принудило Элис изменить решение.

— В прошлую пятницу, когда мы встретились, тут произошла целая история. Элис решила порвать с нами — она встретила истинную любовь. Она также яростно противилась мысли о том, чтобы убрать Мендозу, поскольку это могло затронуть ее любимого Чака. И мы в конце концов были вынуждены убить ее.

Все это произносилось голосом, напрочь лишенным эмоций, как будто она рассказывала о незначительном дорожном происшествии.

— Чак говорил, Элис позвонила и велела ему срочно приехать к ней в домик, — сказал я. — Это не могла быть она, поскольку к тому времени уже три дня как была мертва. Значит, кто-то сымитировал ее голос по телефону. Когда было уже слишком поздно, а Чак так и не появился в своей квартире, как обещал, я догадался, что он, наверное, точно вычислил имитатора.

— И он стал звонить на Пайн-стрит, — продолжила она. — Мы убедили его, что это Мендоза убил его единственную любовь, и он ринулся в долину восстанавливать справедливость. Мы следили за ним все время и даже одолжили оружие!

— И был еще звонок от Микки, оказавшего большую помощь, — проворчал я. — Это вы задержали его настолько, чтобы я опоздал?

— Конечно. Это прекрасно разрешало вопрос с возвращением Чака.

— А разве Мендоза, напоровшийся на собственное убийство, не расстроил немножко ваши блистательные планы? — поинтересовался я.

— Это был просто подарок судьбы. Мендоза давно уже был обречен. В первой части нашего плана было решено избавиться от него навсегда. Надо сказать, мы запланировали для него другой, более драматичный исход.

— Не вызовет ли это осложнений? — уколол я. — Когда плантаторы услышат, что их великий импортный профессионал отправлен на тот свет тем, кто мстил за свою убитую подругу.

— Как вы наивны, лейтенант. Одно удовольствие обводить вас вокруг пальца! Мы очень хорошо поработали, чтобы по всей долине расползлись слухи о том, что Чак Генри симпатизировал коммунистам и работал на Эрнандеса. К началу завтрашней демонстрации все плантаторы будут на таком взводе!

— А какого черта делал здесь Эрнандес?

— А вы не знали, что можно играть с двух сторон против центра? — слукавила она.

— А как же Рона Генри? Как она относится ко всему этому, зная, что ее брат мертв?

— Думаю, довольна. Она его с детства терпеть не могла. — Лиза придвинулась ближе к постели, взяла шприц и скомандовала: — А теперь пора спать, лейтенант!

— Еще одно. Чего вы, черт возьми, хотите всем этим добиться?

— Небольшого хаоса. Добавим еще одну краску в общую картину. Гражданские волнения, больше споров, больше неуверенности великому богобоязненному среднему классу, желающему лишь сохранить статус-кво, где они могут делать деньги и спать спокойно. — Ее лицо посуровело. — Наши цели — Школы любви холодных интеллектуалок и иже с ними — всеобщие беды, и для этого мы пользуемся всеми доступными средствами, включая локальные стычки между кучками твердолобых плантаторов и организующихся в союз сборщиков. Все пошло на пользу, особенно когда вы поспособствовали тому, чтобы убрать одного лишнего слабака — Мендозу.

— Вы сошли с ума!

Она сохраняла презрительное спокойствие.

— Я и не ожидала понимания от тупого полицейского. В конечном счете подавляющее большинство смирится со всем, что хоть отдаленно напоминает решение: революции — гражданские войны — все, что остановит хаос. И вот тогда власть возьмем мы.

— Вы уверены, что в шприце только демерол? — спросил я.

— А почему вы усомнились?

Я честно ответил:

— Вы мне уже слишком много рассказали, чтобы оставить в живых до утра.

Она засмеялась вновь, а я при этом содрогнулся.

— Не беспокойтесь, лейтенант. Подумайте сами. Когда все закончится и мы исчезнем с глаз долой, кто же, будучи в здравом уме, поверит вашим бредням про женскую политическую группировку, да еще и с таким вызывающим названием, как ШЛюХИ?

С неудовольствием я был вынужден признаться самому себе в справедливости этих слов. Она закатала рукав, а мне больше ничего не оставалось, как наблюдать за иглой — стерильной, хотелось бы надеяться! — входящей в вену. Она выжала поршень до отказа.

— Так! — Лиза на шаг отступила и ухмыльнулась. — Сладких снов, лейтенант, до утра. Счастливо! Кто-нибудь из полиции должен обнаружить вас и спасти от голодной смерти.

Она выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь и оставив меня в темноте. Лишь узкая полоска света проникала под дверь. Я наблюдал, пока полоска не стала превращаться в бледно-розовый столб и украдкой вползать в комнату. Потом столб вдруг взметнулся над полом и стал обретать очертания. Какой-то частью сознания я словно увидел, даже не удивившись, что очертания эти принадлежат мертвой девушке Элис Медине, со страшной черной дыркой в левом виске.

— Простите, — произнесла она нерешительно, — я подумала, что вы Чак. Но вы ведь не Чак, да?

— Ни Боже мой, — отвечал я серьезно.

— Ну, — она столь энергично дернула плечами, что каскад светлячков осыпался на пол, образуя сияющий фиолетовый коврик, — тогда мне надо уйти и материализоваться где-нибудь еще.

Я видел, как она упорхнула под дверь, оставляя позади сверкающие шарики света. Каждый раз, когда я закрывал глаза, эти шарики взрывались у меня в мозгу. И вовсе они не были световыми. Они были из демерола, так же как и призрак Элис Медины — из демерола, и весь этот проклятый мир — из демерола. Мысль была глубокая. Столь глубокая, что с ней я и решил заснуть.

Глава 12

Когда я открыл глаза, повсюду был яркий дневной свет. Ноги и руки сводила судорога. Я сделал усилие и перевернулся, уткнувшись лицом в подушку. Может, быстрая кончина от асфиксии предпочтительнее голодной смерти. Еще одно усилие, и на этот раз мне удалось сползти с постели. Глухой удар, с которым я свалился на пол, не способствовал облегчению демерольного похмелья.

Я полежал — легко контуженный — пару минут, потом вспомнил, что единственное, что они упустили из виду, — это заткнуть мне рот. Шансов, что кто-то находится в пределах мили от пустынного пляжа, было немного, но мне, кроме собственного голоса, терять было нечего. И я стал вопить «Помогите!» во всю мощь своих легких с полуминутными интервалами, пока горло не пересохло. Проводить таким образом утро не очень-то весело, но выбора у меня не было. Проглотив слюну, я начал все снова. После третьего отчаянного вопля дверь спальни открылась. Лежа спиной к двери, я уже рисовал в воображении Лизу Фрейзер, крадущуюся с двухфутовым кинжалом.

— Извините меня. — Женский голос звучал очень нервно. — У вас неприятности?

— Нет, — ответил я с безмерным облегчением, — просто я мазохист и занят своей обычной зарядкой!

— О, — голос зазвучал еще более нервно, — извините, что вас побеспокоила.

— Постойте! — взвизгнул я. — Ну, разумеется, у меня неприятности.

Перед моими глазами появилась пара длинных загорелых ног. Я окинул взглядом крошечное черное бикини, голый живот, задержался беспомощным взглядом на груди и наконец взглянул на лицо. Блондинка с длинными мокрыми волосами взирала на меня широко поставленными голубыми глазами с явным сомнением.

— Что случилось? — подозрительно спросила она.

Надо быть попроще, подумал я.

— Я лейтенант полиции. Приехал вчера вечером произвести арест, и кто-то прыгнул на меня сзади и ударил по голове. Когда очнулся, они уже ушли, оставив меня связанным.

Она задумчиво оттопырила пухлую губку, в то время как я внутренне выходил из себя.

— Хотелось бы вам верить — честно! — но я не могу понять, как лейтенант полиции может быть таким глупым.

— Мой жетон в кармане брюк, — прохрипел я.

— Какой жетон?

— Значок! — Горло сжал спазм. — Кусок металла с надписью «лейтенант».

— Вы шутите. — Она нервно рассмеялась. — Скажите, что вы шутите.

— В брючном кармане, — повторил я хрипло.

— Вы говорите так уверенно, что придется вам, пожалуй, поверить.

Став сзади на колени, она бесцеремонно опрокинула меня на спину. Кажется, я лежал целую вечность, прислушиваясь, как она там возится с узелками.

— О’кей, — наконец выдохнула она с облегчением, — теперь вы свободны.

Прежде чем осторожно подняться, мне пришлось размять ноги.

— Благодарю, — сказал я, массируя запястья. — Как это вы тут оказались?

— Я здесь купаюсь каждое утро. Услышала зов о помощи. Вы уверены, что это не трюк?

— Какой трюк?

— Завлечь меня сюда. Вы могли видеть, как я здесь плаваю ежедневно, а потом притвориться полицейским, нуждающимся в помощи. — В её глазах появился проблеск надежды. — Ну, то есть завлечь меня сюда — кругом никого, вот и делай со мной что хочешь.

— Как вас зовут? — спросил я дрогнувшим голосом.

— Анджела Тумис. А вас?

— Эл Уилер.

Она поморщилась и еще раз укорила меня:

— Так вы ничего такого не имели в виду, а? Не подсматривали за мной целыми днями, не вызывали извращенных фантазий о том, что бы со мной сделали, попадись я вам в лапы?

— Мне пора, — бросил я, не дожидаясь, пока у меня лопнет башка. — Еще раз спасибо за все.

Я довольно резво покинул домик, поскольку в тот момент менее всего был расположен к долгим беседам со всякими разодетыми в бикини сумасбродками. Машина стояла все там же, перед домиком, и перед тем, как сесть за руль, я посмотрел на часы. 10.32. Демонстрация должна была начаться в одиннадцать, добраться туда на полной скорости можно будет лишь через час. По моим расчетам, Эрнандесу и его людям тоже понадобится примерно час, чтобы подойти к месту митинга.

Мне хватило пятидесяти минут. Дорога привела к краю долины, и последние минут пять езды по грязи довели меня до сердцебиения. Я тормознул около упреждающего знака перед полицейским заграждением и вылез из машины. Бросив взгляд на узнавшего меня полицейского в форме, я понял, что он лишь секунду назад оставил намерение задать мне хорошую головомойку.

— Ну как дела? — спросил я.

— Они примерно на полпути, лейтенант. Никаких происшествий. Пока, во всяком случае. Шериф едет впереди в патрульной машине и передает по радиотелефону: все в порядке. Но тут их поджидают все хозяева-плантаторы.

— Кто здесь командует?

— Сержант Стивенс. — Он указал вправо. — Он где-то там.

Я тут же отыскал Стивенса и ухватил его за руку. Он обернулся и с удивлением уставился на меня:

— Привет, лейтенант! У вас точно была хорошенькая ночка!

— Но не то, что ты думаешь, — хмыкнул я.

— Шериф жаждал вашей головы, насаженной на пику, после того как вы пропали вчера ночью.

— С этим разберемся потом. Сколько здесь народу?

— Две, может, три сотни. Пока все тихо. Но я не знаю, что будет, когда появится Эрнандес с компанией.

— Есть тут люди в масках Микки и Дональда?

— Да полно.

— Надо со всех снять маски, — сказал я. — Прикажи своим начать сейчас же.

Стивенс смутился:

— Лейтенант, шериф нам приказал строго-настрого не вмешиваться, пока толпа не выйдет из повиновения. Любое вмешательство, даже такая мелочь, как приказание снять маски, может спровоцировать беспорядки.

— Да плевать, что там шериф сказал! Я должен быть уверен, что никто в толпе не будет в маске, когда появится Эрнандес. — Воспользовавшись паузой, я прикурил. — Прикажи начать немедленно, слышишь?

Он откашлялся:

— Лейтенант, по правде сказать, со мной здесь только четыре человека. Потом, когда подойдет Эрнандес, вместе с ним появятся и шериф, и остальные. Тогда другое дело. Но пока я не могу позволить себе снимать кого-то из людей с заграждений, потому что…

— Конечно, — ответил я. — Понятно.

— Ну так как же, лейтенант? — переспросил он с ноткой недоверчивости.

— Надо как-то исхитриться, — громко сказал я сам себе. — Полагаю, достанется нам обоим, сержант. Возьми на себя одну сторону дороги, а я возьму другую.

— Извините, — пробормотал он, — я даже не знаю, о чем вы говорите.

— Об убийстве. Я знаю, что кое-кто намеревается убить Эрнандеса, и он будет в маске. Единственный шанс остановить убийство — это успеть опознать их до того, как они начнут стрелять.

— Вы себя нормально чувствуете, лейтенант?

— Омерзительно. Но я знаю, что прав.

— Если вы правы, лейтенант, в такой толпе будет нелегко опознать потенциальных убийц.

— Еще бы!

— Ладно, — заторопился он, — давайте я возьму эту сторону дороги, а вы — ту.

— Отлично. Они могут носить еще и белые комбинезоны.

— Я это запомню, лейтенант, — заключил он с иронией и зашагал прочь.

Я перешел на другую сторону дороги, туда, где толпа разбилась на кучки у изгороди, отмечавшей границу чьего-то участка. Окинув их взглядом, я отметил пару дюжин масок, причем Микки было больше, чем Дональдов в соотношении 2:1. Некоторые были явно детьми, но большинство — мужчины. Никаких белых комбинезонов видно не было. На лицах без масок читалось угрюмое ожидание — несомненно-, Лиза Фрейзер убедила их, что Мендозу убили люди Эрнандеса.

Пока я расхаживал вдоль толпы, спина моя хорошо прожарилась на полуденном солнце и мне захотелось обратно, домой, под холодный душ. Я преодолевал ярдов пятьдесят до того места, где толпа уменьшалась и заканчивалась, потом поворачивал обратно к заграждению. На другой стороне дороги народу казалось больше, и я мысленно пожелал Стивенсу удачи — он явно в этом нуждался. Да и я тоже! Время текло медленно, у меня рубашка уже прилипла к телу. Наконец показалась патрульная машина, и толпа беспокойно зашевелилась. Я пробился к изгороди, став к ней спиной, и принялся наблюдать одновременно и за толпой, и за демонстрантами.

Эрнандес, шедший футах в шести впереди своих, среди которых были и женщины, имел вид героя со строгим, решительным выражением лица. Патрульная машина остановилась у заграждения, с заднего сиденья поднялась грузная фигура Лейверса. Рядом остановился Эрнандес, повернулся лицом к своим соратникам, подняв руки кверху. Демонстранты покорно остановились, наступила тишина.

— Кто-то должен убить этого мерзавца! — произнесли рядом вполголоса.

— Люди! — начал Эрнандес звонким голосом.

На другой стороне в толпе произошла какая-то свара, потом на середину дороги между Эрнандесом и его сторонниками выбежали две девушки. Они стали прямо перед ним. Я без труда узнал Рону Генри и Мэриан Нортон. Обе были раздеты до пояса, с нарисованными на каждой груди и на каждой ягодице (едва прикрытой черными шортами) апельсинами. Обе начали плясать перед демонстрантами.

— Эй, Эрнандес! — разносился ясный голос Роны. — Почему ты не хочешь собирать их фрукты?

— Правда, Эрнандес, — вторила ей Мэриан, — если ты не станешь собирать их фрукты, мы не дадим тебе собрать наши!

Толпа издала одобрительный рев. Я выдернул из кобуры пистолет и беспомощно огляделся. Мозг педантично подсказывал: если убийце требовался отвлекающий маневр — то вот он!

И тут краем глаза я увидал промелькнувший белый комбинезон. Ринувшись за ним, я чуть не сшиб с ног малого, стоявшего рядом. Толпа хохотала, хлопала в ладоши и притопывала ногами, пока две девицы кривлялись перед беспомощным Эрнандесом. Снова возник белый комбинезон, на сей раз ближе, и я стал продираться к нему сквозь тесную толпу. Рядом запротестовал Микки подростковым голосом, а дородный Дональд больно пихнул меня под ребро.

Из толпы раздался протестующий свист, когда двое полицейских двинулись навстречу девицам, а я заметил, как белые комбинезоны остановились позади двух парней в первом ряду. В глазах вдруг сверкнуло отражение какого-то металлического предмета. Прямо передо мной стояла женщина ростом не более пяти футов.

— Дайте пройти! — прорычал я ей в ухо.

— Пошел вон, черт! — Она даже головы не повернула.

На пререкания времени не оставалось. Схватив за плечи, я сиганул через ее голову, в следующую секунду ударив с размаху по плечам белый комбинезон. Владелец его дико вскрикнул, и оба мы повалились на парней в переднем ряду. Рука в белой перчатке судорожно пыталась нащупать упавший на землю пистолет, но я оказался быстрее.

Откуда-то с той стороны дороги быстро выстрелили дважды, и началось всеобщее смятение. Завизжали женщины, в толпе все смешалось. Я содрал маску Дональда с владельца белого комбинезона. Длинные соломенного цвета волосы разметались по плечам, я увидал белое от ярости лицо Стефани Чэннинг.

— Все равно нас не остановить!

Я сдал ее на руки подоспевшего полицейского в форме, готового, казалось, надеть наручники и на меня за разжигание беспорядков, а сам пошел на ту сторону дороги. Девушек в бикини и Эрнандеса окружили несколько человек в синей форме. Загорелое лицо Эрнандеса было бледно, он зажимал рукой правое плечо, откуда сочилась кровь.

Толпа отхлынула от того места, где одиноко стоял Стивенс, а у ног его лежало безжизненное тело.

— Я не видел его до первого выстрела, лейтенант, — сказал он извиняющимся тоном, — и решил, что пора его остановить, прежде чем он успеет выстрелить вторично.

— Ты действовал прекрасно. Однако он похож на Эрнандеса, только с крыльями.

— А я еще думал, вы спятили!

Он поглядел на неподвижную фигуру у своих ног — сквозь белый комбинезон просачивалась кровь, образуя пятно на груди, и спросил:

— Кто он такой?

Нагнувшись, я снял маску Микки, скрывавшую лицо Лизы Фрейзер. Глаза ее были широко открыты, в них как будто застыл вопрос, а рот скривился в ухмылке.

— Женщина! — Голос Стивенса поднялся на октаву. — Если б я знал, что это женщина, я бы…

— …Не застрелил ее?

— Думаю, да, — кивнул он.

— Вот поэтому я и не сказал тебе, что это будет женщина!

В шесть вечера бар Чарли являл собой подобие гавани. В ушах у меня еще звенело от тех громов и молний, что низвергал Лейверс всю вторую половину дня. И Мэриан, и Рона раскололись и рассказали нам все. Стефани Чэннинг оставалась отчужденно-молчаливой, и я понял, что она никогда не изменит своего образа мыслей. Но другие две девицы рассказали более чем достаточно, чтобы удовлетворить каких угодно присяжных. Это Лиза убила Элис Медину, и я решил, что теперь сержанту Стивенсу чуточку полегчает. И еще я искренне надеялся на четыре мартини, выпитые им за последние четверть часа.

— Знаете что, лейтенант? — вдруг сказал он. — Одно совершенно невероятно!

— Ты прав, — откликнулся я. — Что?

— Да эта Школа любви холодных интеллектуалок. Пять женщин столь преданы безумной, связанной с политикой идее, что готовы ради нее на убийство!

— Четыре, — поправил я его. — К Элис Медине пришла любовь, и она решила выйти из игры. Но лучше забудь об этом.

— Да как же можно забыть? — вскинулся он.

— Взгляни на это по-иному. Давно ты в полиции?

— Почти шесть лет.

— И за все это время убил только одну женщину, — посочувствовал я ему. — Это очень средний показатель.

— Да как вы… — Увидав мою усмешку, он расплылся в улыбке. — Может, вы и правы.

— Ты спас Эрнандесу жизнь и сразил убийцу. Может, шериф даст тебе медаль.

— Пока что он дал мне всего лишь нахлобучку за то, что я вас слушаю! Как еще насчет выпить, лейтенант?

— Давай на посошок.

— Важное свидание? — спросил он.

— Со стереомузыкой и бутылкой шотландского виски, — ответил я. — Иногда требуется полечить нервы.

— Мне все это до сих пор кажется фантазией.

— Да так и есть. Со мной такого не бывало. Во всяком случае, я запомню тот способ, посредством которого я выбрался, да и то лишь потому, что некая сексуально озабоченная пташка любит купаться по утрам на пустом пляже. Может, — продолжал я мечтательно, — у нее что и получится в эти дни. Ну да не важно! Просто, если мне опять попадется подобное дело, я сдам свой значок назад.

— Ну, — Стивенс добил пятый мартини, — пора идти, важное свидание и все такое.

— Та же счастливица, что и прошлой ночью? — поинтересовался я.

— Да нет. — Вид у него вдруг стал озадаченный. — Такая миленькая малышка, только что въехала в квартиру прямо надо мной. Студентка-френолог — желает поисследовать мои умственные шишки.

— Начнет с головки? — осведомился я громко.

Вернувшись к себе около семи, я долго полоскался в душе, брился, чистил зубы, потом переоделся во все свежее, поставил стереопластинку и налил большую порцию виски со льдом и почти без содовой. Почувствовал себя лучше. Много лучше. Демерольное похмелье испарилось, руки и ноги были в полном порядке.

Где-то после восьми позвонили в дверь. На какой-то неприятный миг я представил себе, что это пляжная пташка — Анджела, как ее там, — нашла мой адрес и заявилась предложить себя в качестве моей сексуальной пленницы, исполнившись надежд на все невообразимое, что я бы сотворил с ее загорелым, тренированным телом. Но стоило мне открыть дверь, все мои страхи улетучились, сменившись жгучим любопытством.

— Ну, привет. — И Аннабел Джексон, сияя ослепительной улыбкой, вальсирующей походкой проследовала мимо меня в гостиную.

Я догнал ее на кухне, где она распаковывала покупки из ближайшего магазина, в частности пучок свежей мяты. Она заявила жизнерадостно:

— Мой папаша готовил лучшие коктейли во всем благословенном округе.

— Если я номер два, мне придется постараться еще сильнее, — сказал я. — Но что, скажи на милость, стряслось с номером один?

Она поглядела на меня своими голубыми глазами ласково и невинно.

— Ты же знаешь, что всегда был для меня номером один, Эл. Ну, в большинстве случаев, по крайней мере.

— Номер один, — скрипнул я зубами. — Как сержант Стивенс, с которым у тебя вчера было свидание.

Она пожала плечами:

— Полагаю, коктейль немного подождет. Не возражаешь?

— Нисколько.

— Ну, тогда отправляйся туда, заведи музыку, выпей, притуши свет — не до конца — и расслабься. Я к тебе присоединюсь через пару минут. Да, а большой диван все пружинит?

— Пружинит, — ответил я.

— Отлично. — Она одарила меня теплой улыбкой. — Я сейчас.

Я вернулся в гостиную, взял новую порцию спиртного и сел на диван. Весь мир безумен, включая Аннабел Джексон, так уж случилось. Я потягивал виски, вкус был хороший. Позади раздался мягкий голос:

— Ну вот, а теперь я тебе все расскажу. Сержант Стивенс и правда хороший парень, да и красавчик к тому же. Но очень уж уравновешенный. Никакого соблазна, все по правилам, просто замечательно. А когда это происходит — где же магия, авантюра, неизведанное и все связанные с этим опасности? Понимаешь, Уилер? Все так предсказуемо, вплоть до прощального поцелуя. Видел бы ты выражение его лица, когда я пожаловалась на головную боль и выставила его вчера в девять тридцать вечера!

Она обошла диван и села рядышком, и тут только я увидел, что из одежды на ней нет ровно ничего. Она глубоко вздохнула:

— Очень теплая ночь, правда? Теперь мне совсем хорошо. Как в старой привычной одежде.

— В старой привычной одежде. — Я чуть не захлебнулся виски.

Грудь ее словно несколько увеличилась, заметил я краем глаза. Смотрелась она вполне по-домашнему.

— Хорошо. Чувствую себя как дома. Надеюсь, ты больше не нервничаешь. Я-то точно нет.

Мы сидели молча, пока я допивал виски. Потом она поднялась и повернулась ко мне лицом. Передо мной в необозримой восхитительной перспективе вырисовывалась фантастическая грудь, соски напряглись, давая понять, что она готова даже и без мятного коктейля.

— Странное дело, — выговорил я сдавленным голосом, — что-то я вдруг занервничал.

Она издала довольный смешок:

— И все ты врешь, Эл Уилер.

— Да чтоб мне провалиться.

Одним движением я вскочил и обхватил ее; после чего мы взяли курс на спальню.

— Сначала спальня. Диван мы оставим на потом.

Примечания

1

Баадер-Майнхоф — террористическая организация. (Здесь и далее примеч. перев.)

(обратно)

2

Энтеббе и Могадишо — места совершения крупных террористических актов.

(обратно)

3

144–100–148 — бюст — талия — бедра.

(обратно)

Оглавление

Полицейский и призрак

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

Пляска смерти

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

Путеводный свет

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава б

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

ШЛюХИ

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg