«Солнечный удар»

Солнечный удар (fb2) - Солнечный удар (Друг мой сыщик - 7) 201K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Юрьевич Саканский

Сергей Саканский Солнечный удар Классический детектив

На обложке: памятник Шерлоку Холмсу в Лондоне работы Джона Даблдея. Жанровая картинка: Медведь-гора со стороны Гурзуфа.

Жаров ехал в патрульной машине с лейтенантом Клюевым, когда по рации передали ориентировку: на диком пляже под Медведем обнаружен труп женщины. От скучных, чисто технических подробностей сообщения Жаров испытал короткий приступ тошноты.

– Еще одна, – процедил сквозь зубы Клюев и круто вывернул руль. – Не завелся ли у нас опять какой-нибудь маньяк?

Жаров уже слышал о другой женщине, найденной сегодня утром за автобусной остановкой в Мисхоре.

– Это вряд ли, – сказал он, вытирая пот со лба. – Первая просто убита, похоже на ограбление. А тут – изнасилование, и довольно жестокое. Не думаю, что оба преступления связаны. Хотя…

– Что – хотя?

– Если бы мы с тобой были не обыкновенные ялтинские ребята, а герои какого-нибудь боевика, то в конце концов оба этих убийства оказались бы причудливым образом соединены.

– Почему? – спросил Клюев.

– Разве не понятно? Ты ж актером хотел быть, в любительском театре играл, читал достаточно… Не стал бы автор, будь тут не жизнь, а книга, упоминать какое-то событие, которое не имеет отношения к сюжету.

Машина проскочила гурзуфский пятачок и понеслась вдоль Артека. Морская гладь блистала, как расплавленный металл, и струя воздуха из открытого окошка была горячей, словно они неслись по пустыне.

– Пилипенко сейчас на первом трупе, – сообщил Клюев, придерживая наушник телефона. – Будет через час. Сказал – ничего не трогать.

– Это само собой, – Жаров высунул руку из окошка, ловя ладонью ветер.

– Убери, – сказал Клюев, – Еще подумают, что мы поворачиваем.

Жаров убрал руку, но выставил локоть. Поворачивать, честно говоря, было некуда. Крупно повезло сегодня, с горечью подумал он. Раз в месяц или несколько реже он навязывался сопровождать патруль, в надежде напасть на живой материал для газеты, и вот сегодня – сразу два трупа. Как тут не почувствовать себя мерзким стервятником, охочим до падали?

Именно так в общем итоге выглядит какой-нибудь Эркюль Пуаро: он всегда, с маниакальной точностью оказывается на месте преступления, часто даже за некоторое время до того, как преступление произойдет…

Обогнув Артек, машина выехала к обрыву. Здесь уже стоял пустой «уазик» гурзуфцев. Жаров и Клюев вышли: дальше можно было двигаться только пешком. Клюев стал было спускаться на пляж, но Жаров окликнул его:

– Здесь есть хорошая тропа поверху, а дальше – приличная лестница.

Они пошли верхом, сквозь можжевеловую рощу. Раскаленный воздух плавил смолу под корой, и в роще стоял густой запах хвои.

Вскоре они услышали голоса внизу.

– Наверное, это здесь, – сказал Клюев.

Они подошли к краю обрыва и увидели довольно жуткую картину.

Маленький пляж, с обеих сторон защищенный крупными камнями-отторженцами, свалившимися с Медведя лет сто назад. В центре пляжа, раскинув руки, согнутые в разные стороны, лежит мертвая женщина. Одно колено тоже подвернуто, и все это напоминает какой-то знак, символ.

Двое гурзуфских милиционеров стоят на краю пляжа, преградив путь любопытным. Небольшая толпа курортников расположилась в отдалении…

Клюев принялся спускаться, хватаясь за можжевеловые ветки, Жаров ринулся за ним, но тут одна деталь ландшафта привлекла его внимание. Чуть поодаль от лестницы, вырубленной в скале, на самом краю обрыва лежал плоский базальтовый валун.

Жаров подошел и, сам не понимая, зачем он это делает, присел на раскаленную поверхность камня.

Интуиция… Отсюда был виден, как на ладони, и маленький пляж, и мертвая девушка. Под камнем валялось множество окурков. Жаров подобрал один, другой – все это были сигареты «Ирбис», довольно редкая марка, в Ялте их нигде не купить.

Что-то в этих окурках казалось необычным, хотя все они были именно «Ирбисом». И тут он понял: необычным было само их количество – Жаров насчитал восемнадцать штук.

Сколько же часов надо просидеть на камне, чтобы выкурить такую уйму этих, довольно крепких сигарет?

Тем временем торс Клюева уже скрылся за краем обрыва, осталась одна голова, которая обернулась и недовольно крикнула:

– Ты идешь?

* * *

Вблизи все выглядело еще более отвратительно. Жаров понял, что эта картина теперь будет долго висеть перед его глазами, словно он сфотографировал ее и поставил себе на рабочий стол.

Мертвая девушка, похоже, совсем молодая, лежит навзничь, как сломанная кукла. Жаров мысленно сложил ее, пытаясь увидеть, какой она была… Вряд ли стройной, вряд ли соблазнительной. Но и на таких, как видно, находятся насильники.

Кожа на ее лице сильно поцарапана, содрана, будто бы девушку били головой о камень. На камнях темнеют пятна крови, белое платье все изваляно в песке и разорвано. Трусики валяются в углу пляжа, кем-то далеко отброшенные, они также разорваны. Зигзагом, словно некая буква, краснеет окровавленное полотенце…

Лица гурзуфских ментов были кислыми: похоже, молодые служаки впервые в жизни видели такое грязное убийство.

– В этой толпе есть тот, кто обнаружил труп? – спросил Жаров.

– Да, конечно. Мы их задержали. Вон те парень с девчонкой, что прячут в сумке ружье.

Жаров подошел к парочке и задал несколько вопросов. Как всегда, ни у кого из гражданских не возникло в голове крамольной мысли: кто, собственно, такой этот человек, и имеет ли он право допрашивать их?

Журналиста интересовало прежде всего то, насколько близко свидетели, парень и девушка с ружьем, подходили к телу. Оказалось – вообще не подходили: увидев труп издали, сразу позвонили в милицию. Жаров вернулся и спросил о том же юных милиционеров, гурзуфцев, которые примчались по вызову. Те также не возражали против того, что Жаров здесь распоряжается: они знали, кто такой Жаров и зачем он достаточно часто сопровождает следователя Пилипенку и других настоящих ментов.

Оказалось, что подошел только один из ребят, чтобы удостовериться, что девушка действительно мертва, и никакой медицинской помощи ей не нужно. Жаров кивнул.

Все дело было в том, что на пляжном песке он заметил столько следов, что даже не сразу смог сосчитать количество цепочек. Во всяком случае, две из них можно выкинуть – это были следы милиционера, туда и обратно. Жаров попросил его показать откуда он шел, и воткнул у начала его цепочки щепки плавника.

Песчаный пятачок, запечатлевший следы, был размером где-то десять на пять, с севера ограничивался базальтовой стеной обрыва – черной подошвой Медведь-горы, с запада и востока – двумя крупными, величиной с джип, глыбами-отторженцами. На юге, до самого берега, были навалены камни, более-менее окатанные морем.

На таких диких пляжах купаться не очень приятно и даже опасно: ноги можно переломать. Немудрено, что здесь бывает немного народу, в основном – браконьеры, любители поохоться с подводным ружьем. Вот почему девушку, убитую, скорее всего, вчера, обнаружили только на следующее утро. Она лежала почти в самом центре песчаного пятачка, и со всех сторон к ее телу вели следы.

Зазвонил мобильный Клюева. Оказалось, что Пилипенко уже выехал и будет через пятнадцать минут. Жаров сильно засомневался, что следователь сможет так быстро сюда добраться.

Он влез на западный отторженец, достал из сумки-кобуры пристегнутой к ремню джинсов, свой миниатюрный блокнот и принялся зарисовывать следы. Конечно, все здесь будет тщательно зафиксировано, но журналисту хотелось иметь и свою, частную базу данных.

Море слепило глаза. Где-то вдали мчался, оставляя пенистый след, пограничный катер. Похоже он поворачивал, почему-то двигаясь к берегу…

По следам невозможно было определить даже размер обуви – просто размытые углубления в мелком желтом песке. Впрочем, хорошо читалось направление следов, по коротким бороздам в песке, оставленным пятками идущих: нетрудно было понять, какая цепочка ведет туда, а какая – обратно.

С запада, со стороны Артека, шло три цепочки – две туда и обратно, одна – только туда. Ясно, что эти следы принадлежали несчастной девушке, которая уже не возвратилась с пляжа. Значит, с запада сюда пришли двое, и в том же направлении удалились. Если бы Жаров не показал Клюеву верхней тропы, то они бы тоже попали сюда с западной стороны, вдоль берега, где им пришлось бы сбивать подошвы о крупные камни, продвигаясь гораздо медленнее, чем поверху.

Четыре цепочки следов – две туда и две обратно – вели с востока. Дальше базальтовая подошва Медведя становилась все круче и вскоре обрывалась в море отвесной стеной. Так что, со стороны Партенита эти люди прийти никак не могли. Следовательно, они шли той же тропой, что Жаров с Клюевым, сквозь можжевеловую рощу, мимо плоского камня на краю обрыва.

Картина получалась сомнительная: четыре человека, разделившись по двое, достигли маленького пляжа разными путями – верхом и низом – и с обеих сторон напали на девушку.

Но это бессмысленно! Девушке все равно некуда бежать. Да и внезапное нападение, в этом случае – зачем?

То, что все эти следы именно вчерашние и связны с убийством, сомнения не вызывало: вчера на рассвете над всем Южным берегом прошел короткий, но сильный дождь, прервав длительную линию изнурительной июльской жары.

При мысли об этом дожде Жаров понял, что его так смутило наверху, возле плоского базальтового валуна. Он поднял голову. На самом краю обрыва можно было заметить маленькое черное пятно. Это и был тот валун, его торчащий над обрывом край.

Не только количество окурков от «Ирбиса» так озадачило журналиста, но и их состояние. Большая часть окурков была желтоватой, а это значило, что человек, куривший «Ирбис», сидел на камне, по крайней мере, два раза – до вчерашнего ливня и после. Скорее всего, он сидел здесь три или даже четыре дня, если предположить, что более двух часов провести на такой жаре трудно, а курить крепкий «Ирбис» чаще, чем раз в час, весьма проблематично.

Да и кому придет в голову без особой нужды жариться на раскаленном базальте?

* * *

Пилипенко удивил всех тем, что прибыл прямо из Мисхора на пограничном катере. Эта машина на подводных крыльях способна развивать до семидесяти километров в час при слабом волнении, она развернулась метрах в пяти от берега, и следователь, ни секунды не колеблясь, спрыгнул с бака, замочив по колено брюки. На таком солнце они высохнут через несколько минут.

В тот же момент Жаров увидел следственную бригаду: эксперт Минин, кинолог Ярцев с собакой, еще двое оперативников скакали по камням далеко на западе. Похоже, никто из них не знал верхней тропы.

Жаров с содроганием представил, как ребята из морга будут эвакуировать труп, волоча носилки по этим камням, и вдруг понял, зачем Пилипенке понадобился катер. Следователь тоже хорошо представлял себе окрестности Ялты.

Жаров показал свои метки – следы сержанта, который приближался к трупу, Пилипенко кивнул. Он был угрюм и молчалив. Подошел к телу, наступая в следы сержанта, несколько минут рассматривал девушку, сложив руки в замке на груди, что напоминало позу какого-то католического священника. Удручающее зрелище, даже для следователя.

– Странное дело, – сказал он, вернувшись к Жарову. – Платье все изваляно в песке, как снаружи так и изнутри.

– Что это может значить?

– Пока не знаю.

Следственная бригада, наконец, добралась. Переговариваясь и пошучивая друг с другом на подходе, они вдруг замолчали, увидев мертвую девушку.

– Работаем, – деловито распорядился Пилипенко. – И уведите отсюда толпу.

Гурзуфцы принялись исполнять приказ, даже с излишним рвением, хватая людей за локти и поторапливая любопытных дружеским похлопыванием по спинам. Толпа рассеялась: курортники побрели по камням в сторону Артека, его золотых пляжей, где валились россыпи муравьиных куколок – люди, ничего не знающие о том, что происходит в пятистах метрах от них.

Площадка была тщательно измерена и сфотографирована. Минин поднимался на оба камня-отторженца, снимая сверху.

Все, что имела девушка при себе, было – белое платье, купальник, пляжное одеяло и панамка.

– Женщины обычно носят с собой сумочки, – заметил Минин.

– Да знаю я, – хмуро обрубил Пилипенко.

– Если это курортница… – начал было Клюев, но следователь прервал его:

– Курортница. Сплошной загар. Много ты видел местных, которые столько времени проводят на пляже?

Когда труп перевернули, открылись новые ссадины. Казалось, насильники подражали самым жестоким западным фильмам. Что-то необычное было в этих травмах. Жаров подумал: наверное, потому, что тело долго пролежало на жаре.

– Странно, – будто услышал его мысли Минин. – На ее теле почти нет синяков. Такое ощущение, что убийцы не могли остановиться и продолжали избивать девушку уже после того, как она умерла.

– Клянусь, что я поймаю этих хищников, – тихо сказал Пилипенко, как бы сам себе, затем, подняв голову, обратился к окружающим:

– Их было, по крайней мере, двое.

– Четыре цепочки следов, туда и обратно, – напомнил Минин.

– Дай мне закончить. Двое, не менее, и четверо – не более. Они могли приходить на пляж не один раз. У девушки нет сумочки. Могли уйти, а затем вернуться, чтобы еще и ограбить. Ясно одно: две группы людей не связаны друг с другом. Они пришли сюда разными путями и разными путями ушли. И совершенно ясно, что это не обычное изнасилование, и за этим преступлением кроется нечто большее. Может быть – месть.

– Экспертиза покажет, – сказал Минин.

– Надеюсь, – Пилипенко нагнулся над трупом, осторожно откинул край белого платья. – Понятно, откуда так много песка на ткани. Только вот кому и зачем понадобилось одевать уже мертвую девушку?

* * *

Парни из морга прибыли нижней дорогой. Их лица выражали смятение: они думали, что им придется тащить труп под солнцепеком, полкилометра каменного завала. Но, увидев стоящий у берега пограничный катер, прибодрились, собираясь приступить к своей мрачной работе.

– Сначала собака, – сказал Пилипенко и махнул Ярцеву, который все это время сидел с Ральфой, далеко в стороне, за западным отторженцем.

Ищейка обнюхала девушку, ткнулась ей в пах, подняла голову и тихо зарычала. Это значило что она взяла след.

– Ищи! – приказал Ярцев, и Ральфа немедленно кинулась по восточным следам.

Она тянула поводок, взбираясь по крутой тропе, переходящей в лестницу, и Ярцев, матерясь себе под нос, полез за ней. Снизу казалось, будто собака поднимает кинолога на длинном канате. Когда она скрылась за кромкой обрыва, Ярцев стал походить на паука, карабкающегося по собственной нити.

– Она даже не обратила внимания на западные следы, – заметил Жаров.

– Что ж? Возможно, они не имеют отношения к убийству, – сказал Пилипенко. – Это могли быть случайные люди, которые увидели труп и удалились, не сочтя своим долгом позвонить в милицию.

Жаров пожал плечами. Было ясно, что следователь не очень-то верит этому предположению.

Друзья двинулись за кинологом, перебирая корни кустов. Примерно посередине склона, когда тропинка перешла в лестницу, они услышали громкий лай наверху. Жаров оглянулся и посмотрел вниз. Санитары уже разложили носилки и уложили на них труп. Окоченевшее тело с раскинутыми конечностями едва уместилось на брезенте.

– Что она нашла? – спросил Пилипенко, когда они преодолели обрыв.

– Камень, – коротко ответил Ярцев.

Ральфа сидела перед базальтовым валуном, прилежно сложив вместе передние лапы, неподвижная, словно памятник собаке. Все ее существо говорило: я нашла.

Пилипенко с удивлением посмотрел на Ярцева:

– И что? Дальше она не пойдет? Но это ж бессмыслица! Преступники не могли уехать отсюда на машине – слишком узкая тропа.

Он подошел к валуну, оглядел его, продолжая рассуждать:

– Ни на мотоцикле, ни даже на велосипеде – любая техника оставила бы здесь следы. Не улетели ж они отсюда?

– Обрати внимание на окурки, – сказал Жаров.

Пилипенко, поводя пальцами, сосчитал окурки, поднял один, осмотрел, затем положил его на то же самое место, верный своей привычке следователя.

– Можно было предположить, – продолжал Жаров, – что здесь жарились под солнышком и курили крепляк несколько здоровых парней – ведь женщины вряд ли будут курить «Ирбис». Но состояние окурков говорит о том, что человек или группа людей была здесь, по крайней мере, два раза.

Пилипенко сел на камень и посмотрел вниз.

– Пляж отсюда как на ладони. Причем, только пляж и ничего более. Все ясно: это – наблюдательный пункт, – сказал следователь.

– Значит, – подхватил Жаров, – девушка не в первый раз забрела на этот пляж и насильники несколько дней наблюдали за ней. Наверное, она была не одна, и они выжидали, когда ее спутник уйдет.

– Допустим, это были насильники, – сказал Пилипенко. – Только вот куда они делись? Почему собака не идет дальше?

– А она идет, – вдруг послышался голос Ярцева.

Пилипенко и Жаров обернулись. Ральфа теперь стояла на всех четырех, глядя вдоль тропы.

– Просто она учуяла эту стоянку, – пояснил Ярцев, – и ждала, пока вы осмотрите ее. А след – вот он: продолжается наверх.

Собака повела людей через можжевеловую рощу, полную густого смолистого запаха. След шел точно по тропе. Жаров с грустью подумал, что он доведет до стоянки перед Артеком и оборвется. Но Ральфа внезапно повернула направо, по едва заметному ответвлению тропы. Здесь этот знаменитый крымский аромат стал еще резче – казалось, в воздухе висят видимые пласты его живительного эфира. Жаров подумал: что это за мощный запах ведет Ральфу сквозь такой плотный фон?

Небольшая лестница поднялась на объездную грунтовую дорогу, затем начались виноградники, прилегающие к деревне Айкара. След вел именно в деревню, по узкому коридору, с обеих сторон обрамленному сеткой рабица, за которой, руку протяни, висели зреющие гроздья, также источая дурманящий дух муската и изабеллы, что не смутило собаку, ибо зов, ведущий ее, был намного сильнее.

Вот и деревня, она карабкалась по слону Медведя, разделенная подпорными стенками, лестницами, пока позволяла крутизна горы. Архитектурной доминантой, вроде собора или ратуши, было здание недавно выстроенного частного отеля – в три этажа, с красной крышей под черепицу, украшенной мансардами и башенками, во все глаза своих солнечных окон глядящее на скопище жалких деревенских халуп вокруг.

Ральфа облаяла калитку одной из халуп. Пилипенко повернул железную ручку – не заперто. Все вместе вошли во двор, окруженный множеством дверей клетушек, которые хозяйка халупы сдавала курортникам. Ральфа без колебаний выбрала одну из дверей, следователь распахнул ее.

Прямо за дверью была комнатка два на полтора, похожая на корабельную каюту. На одноместной железной кровати спал длинноволосый молодой человек. Серебристый кулон на его груди поймал луч солнца из маленького круглого окошка.

Собака вдруг жалобно заскулила, вывернув свои карие глаза на людей. Жаров понял природу запаха, что привел ее сюда: в этой комнатушке пахло самцом, его потом и секрецией.

Под окошком стояла деревянная тумбочка больничного образца. На тумбочке лежала зажигалка, пачка дешевых сигарет, рядом – консервная банка-пепельница и маленькая, в форме чебурека, дамская сумочка.

* * *

– Где ты это взял? – спросил Пилипенко, растолкав молодого человека.

– Нашел, – сказал он, хлопая глазами со сна и поправляя свои волосы, которыми, видать, гордился. – Там, внизу, в лесочке таких вонючих деревьев.

– Так, – сказал Пилипенко. – Никогда больше не говори «нашел». Я-то добрый, а другие будут тебя бить.

С этими словами следователь ткнул юношу двумя пальцами в солнечное сплетение. Тот согнулся, сидя на своей солдатской кровати. Когда рыбьи движения его крупного рта прекратились, Пилипенко спокойно спросил:

– Ну, и? Откуда у тебя эта сумочка?

Пока юноша корчился, он бегло поворошил пальцами внутри сумочки и лицо его стало еще более угрюмым.

– Я это… – начал юноша. – Внизу ее нашел, на пляже. Рядом со спящей девушкой. Честное слово!

– Спящей? – подал возмущенный голос Ярцев. – Это ты называешь спящей?

– Погоди, – оборвал его Пилипенко движением ладони. – Итак, ты спустился на пляж через можжевеловый лес. И что ты там увидел?

– Девушку. Она спала на одеяле.

– И рядом с ней лежала сумочка?

– Да.

– И ты ее взял – нашел?

– Да.

– Так вот. Это называется не нашел, а украл.

– И ты ему веришь? – не выдержал Жаров.

– Думаю, он этого все же не делал, – сказал следователь.

– Точно! – вскричал парень. – Я ничего этого не делал, клянусь!

Пилипенко и Жаров переглянулись.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «этого»? – спросил следователь.

– Ну… Ничего я такого не делал. Взял сумочку и вернулся обратно. Пришел сюда. Потом пошел пить пиво.

– Первая цепочка следов с востока, – задумчиво проговорил Пилипенко. – Думаю, парень не виновен в убийстве.

– Почему ты так думаешь? – спросил Жаров.

– Интуиция, – сердито сказал Пилипенко: было ясно, что он видит нечто такое, чего не замечает Жаров.

* * *

Примчавшаяся по вызову следователя бригада затолкала испуганного молодого человека в машину. Жаров было поставил ногу на подножку «газели», думая, что и они тоже поедут в управление, устроившись на местах перед зарешеченной автокамерой, но Пилипенко взял его за локоть.

– Погоди, – сказал он поводя в воздухе сумочкой-чебуреком. – Оказывается, у нас и здесь есть работа.

Они присели на скамейку у беленой стены халупы, в глубокой тени мушмулы. Пилипенко осторожно вытряхнул содержимое сумочки на облупленную доску скамейки. На первый взгляд, в сумочке не было ничего особенного: косметика, крем для загара, гребень… Простая шариковая ручка, которые продают в местных киосках. Лист бумаги, исписанный мелким почерком, явно с помощью этой ручки: похоже на какой-то черновик. Паспорт: за край обложки задвинуты билетики и визитки.

– Странно, – сказал Пилипенко, – вращая перед глазами какой-то флакончик, – он совершенно пуст. Зачем носить с собой порожнюю тару?

Следователь вывернул пробку и понюхал горлышко.

– Французские. Шанель номер пять, – сообщил он. – А вот это… – Пилипенко бережно взял визитку и выбросил вверх, словно игральную карту. – Я сразу приметил эмблему здешнего отеля, – сказал он, кивнув в сторону черепичной крыши, краснеющей среди листьев мушмулы. – Посмотрим, что тут еще… Так, авиабилет до Москвы, вылет через неделю. Фамилия в билете и паспорте совпадают.

Жаров взял паспорт убитой девушки и всмотрелся в ее черты. Там, на пляже, их трудно было различить из-за многочисленных травм.

Девушку звали Лиза Донцова, ей было двадцать полных лет, москвичка. Лицо на стандартной паспортной фотографии было невыразительным и некрасивым, отчего Жарову стало особенно жалко девушку. Он поймал себя на отвратительной мысли: будь эта бедная Лиза красавицей, он, может быть, и не испытал к ней такого щемящего чувства…

Но зачем? Что это за насильник, который позарился на нее – на это неброское тело, невзрачное лицо…

– Любопытное письмо, – прервал его размышления следователь, протягивая Жарову сложенный листок. – Похоже, это по твоей части. Мистика какая-то.

Жаров осторожно развернул листок писчей бумаги: такой можно купить на любой почте. По всей вероятности, письмо писалось самой Лизой Донцовой, иначе откуда оно взялось в ее сумочке, тем более, что оттенок пасты в шариковой ручке был идентичен бледно-синим каракулям на листке.

Жаров прочел:

Здравствуйте, Агния!

Настал момент, когда я должна раскрыть вам правду о том событии, которое произошло в Рождественскую ночь в Обители на белой горе, где в то же самое время были и вы. Нет, вы меня не знаете, хоть видели мельком тогда. Я…

Перечеркнуто. С новой строки.

Доброе время суток, Агния!

Когда я пишу эти слова, я чувствую на своей груди волшебный амулет, который может послужить доказательством того, что…

Перечеркнуто.

Здравствуй, Агния!

В моей груди бьется два сердца…

Перечеркнуто.

Инь и ян, которые были разломаны надвое…

На этом письмо обрывалось. Девушка явно не привыкла к письменной речи, и все эти слова давались ей с большим трудом, что можно было сказать не только по нескольким несостоявшимся попыткам, но и по замысловатым узорам на полях, которые чертила взволнованная рука. Что-то в этих узорах казалось Жарову знакомым, будто вот-вот сложится неких символ, объясняющий все…

Жаров вернул письмо Пилипенке, тот положил его обратно в сумочку-чебурек и снова запер ее на молнию.

– Обитель на белой горе… Два сердца… Волшебный амулет… – пробормотал Жаров. – Все это могут быть какие-то особые слова, понятные лишь узкому кругу людей. Я не вижу здесь ни малейшей информации.

– Ну, возможно, информация появится по ходу дела. А сейчас идем-ка в отель.

* * *

Они сделали несколько зигзагов по кривым улочкам деревни, стараясь держаться в тени, что впрочем, не добавляло комфорта на раскаленных камнях. Отель «Под Медведем» постоянно вращался перед глазами, показывая себя со всех сторон, но не желая приближаться. Это было компактное трехэтажное здание с высокой мансардой, выстроенное из белого керченского песчаника, вероятно, на месте прежней халупы. Наконец, они вышли на небольшую автостоянку, явно принадлежащую отелю, и по спиральной лестнице поднялись к парадному входу.

Точно: остатки халупы – низкая толстая стенка, прежде ограждающая двор, и арка ворот теперь смотрелись как некая крымско-татарская стилизация, специально устроенная здесь, чтобы подчеркнуть современные формы здания отеля «Под Медведем».

В саду, выбрасывая в пространство семицветную радугу, бушевал фонтан, что при местном дефиците воды можно было назвать расточительством, даже зная, что фонтан представляет собой замкнутую систему.

Хозяйка гостиницы восседала за стеклянным столом в своем офисе. Несмотря на стильную одежду деловой женщины и дорогой макияж, в ее облике проступали неистребимые черты типичной ялтинской хозяйки. Жаров с упоением вдыхал кондиционированный воздух офиса, постепенно приходя в себя после изнурительных спусков и подъемов на подходе к отелю. Золотые зубы и ярко накрашенный рот хозяйки сияли, словно напоминание о том, что скоро придется вернуться в мир горящих стекол, ослепительных стен, полного солнечного произвола…

– Эта девушка съехала вчера, – сказала хозяйка, возвращая следователю паспорт Лизы Донцовой.

– Нельзя ли подробнее? – сказал Пилипенко. – Долго ли она жила у вас, с кем встречалась?

– Вряд ли она с кем-то встречалась, кроме того мужчины, с которым приехала. Неделю назад, – ответила хозяйка на молчаливый кивок следователя. – Они собирались прожить у меня две недели, но вчера девушка почему-то покинула отель.

– А тот человек?

– Он остался. Проводил ее и отвез на машине, на вокзал или в аэропорт, я не знаю.

– Он сейчас в отеле?

– Нет. Я видела, как он уезжал утром и еще не возвращался.

– Что вы можете сказать об этой паре?

– Я не хочу сплетничать.

– Придется немного, поскольку речь идет об убийстве. И вы обязаны рассказать все, что знаете.

– Убийстве? Кого? То есть… Та девушка, которую нашли сегодня на пляже, и есть моя клиентка?

– Да.

Хозяйка замолчала и вдруг быстро перекрестилась. Жаров подумал, что сейчас, спустя всего два часа после того, как парни с Ленингардской-25 обнаружили труп, об этом знает не только каждый житель деревни, но и весь Гурзуф, и слух об ужасном убийстве на пляже стремительно движется по Южному берегу на запад и на восток, словно взрывная волна.

– Ну что ж… – сказала хозяйка, пролистав на столе книгу своих жильцов. – Что я знаю? Они приехали восьмого июля и сняли трехкомнатный люкс. Не в законном браке. Это видно по их паспортам. Он – Щеглов, она – Донцова.

– Этот Щеглов женат?

– В его паспорте нет штампа.

– Вероятно, небедный человек?

– Уж, конечно! Будет ли бедный жить в моем отеле? – хозяйка произнесла эти слова не без гордости, вдруг встрепенулась, посмотрела в окно: – Да вот и он, кстати! Как прилетели, сразу взял машину на прокат. Вы ж в курсе, сколько это стоит в день?

Риторический вопрос хозяйки остался без подтверждения. Жаров выглянул в окно. Да, он был в курсе, но не собирался кивать во ответ. Отсюда была видна автостоянка отеля, где, мигая тормозными огнями, парковался темно-синий «Вольво» с рекламными надписями прокатной фирмы на бортах. Хлопнула дверь. Водитель был крепкий животастый мужчина лет сорока, в белой майке и широких бежевых шортах. Выйдя из своего кондиционированного салона на солнцепек, он тяжело выдохнул воздух, надув щеки.

* * *

Пилипенко и Жаров поймали Щеглова в вестибюле отеля, в тот момент, когда он поставил ногу на первую ступеньку широкой винтовой лестницы, которая, стильно повторяя изгибы лестницы наружной, вела на верхние этажи. Сообщение о гибели девушки, отвезенной им вчера в неизвестном направлении, он принял стоически: лишь выпучил глаза так, что брови поползли на лоб.

Беседа проходила в его апартаментах, где был прохладный воздух и пахло фиалками, что также обеспечивал кондиционер.

– Куда вы отвезли девушку и как вы с нею расстались? – спросил следователь.

– Я даже не знаю, с чего начать, – помолчав, сказал Щеглов.

– Давайте с момента вашего приезда в Крым. Да и расскажите немного о себе. Кем вы доводились Донцовой Елизавете?

– Она была моей… Ну, подругой, как еще сказать?

– Можно еще сказать – невестой.

– Нет, ни в коем случае. Мы встречались. Я взял двухнедельный отпуск. Она поехала со мной. Я нашел этот отель по объявлению и арендовал номер.

– Почему она уехала?

– Да уехала-то она совсем недалеко. Просто мы поссорились. Я ей предложил снять другой номер в этом же отеле, но она не захотела. Тогда я решил подыскать новое место. Она собрала вещи и мы поехали, не имея четкого плана действий. На гурзуфском пятачке увидели толпу квартирных хозяек. Лиза не хотела уезжать далеко, потому что ей нравился здешний дикий пляж.

– Вы часто бывали с ней на этом пляже?

– Разумеется. Вот я и нашел ей жилье здесь, в деревне.

– В котором часу это было?

– Утром, часов в одиннадцать, я не смотрел. Я отвез ее и мы распрощались. Она пошла устраиваться, а я поехал в Ялту. В шахматный клуб. Я, видите ли, любитель.

– Больше вы не видели девушку?

– Нет. Я провел время в клубе до вечера. Затем приехал сюда.

– Проводите нас на ту квартиру, куда вы перевезли девушку, – предложил Пилипенко.

Когда все трое вышли на улицу, следователь вдруг замер, глядя в угол автостоянки. Он перемахнул через барьер и присел на корточки, разглядывая что-то на земле.

* * *

Темно-синий «Вольво» довез их до места через несколько минут, лавируя в узких улочках. Это была хорошо модернизированная халупа, сдававшаяся по-дорогому – с отдельным входом, душем и прочими удобствами. Именно это новое жилье Щеглов и снял своей девушке, и именно здесь ей так и не удалось пожить.

Хозяйка узнала Щеглова и приветствовала его широкой улыбкой, какой обычно одаряют многообещающих клиентов.

– А вашей подруги нет дома, – сказала она.

– Я знаю, – хмуро ответил Щеглов.

Пилипенко достал из сумочки ключ и показал хозяйке, другой рукой предъявив удостоверение следователя. С дамской сумочкой-чебуреком под мышкой он выглядел комично, но хозяйке не пришло в голову улыбнуться.

– О, боже! – только и воскликнула она, поскольку ей, как и ее боле преуспевающей коллеге из отеля, не составило труда сопоставить слухи об ужасном убийстве на пляже с исчезновением своей квартирантки.

– Вам не стоит сюда входить, – следователь обернулся к Щеглову. – Я буду весьма признателен, если вы подождете нас в своей машине.

Когда они остались одни, Жаров с нетерпением спросил друга:

– Что ты там такое нашел, на стоянке?

– Еще один наблюдательный пункт. Некто уютно устроился в тени туй, даже доску приспособил. Я еще сверху, с лестницы заметил окурки на земле.

– «Ирбис»?

– Он самый.

– И что можно увидеть с той точки?

– Два объекта, – Пилипенко нагнулся у двери, вставляя ключ в замок. – Саму стоянку и окна номера, в котором жила девушка.

Место, куда Щеглов привез свою подругу, было двухкомнатной квартирой с лоджией, ванной и маленькой кухней. Посуда чисто вымыта, разложена по полочкам, ловит солнечные лучи из окна. Ясно, что девушка ни разу не воспользовалась кухней, и эта бликующая обстановка сделана самой хозяйкой при генеральной уборке после предыдущих жильцов. Помойное ведро также чистое, с аккуратно расправленным черным пакетом для мусора.

В спальне стоят два тугих чемодана, в кресле – раскрытая сумка. Несколько носильных вещей – летние платья, шорты, блузки – в беспорядке валяются на полу. Ощущение такое, что девушка примеряла их перед зеркалом, вставленным в дверцу шкафа, и почему-то долго не могла выбрать, во что одеться.

Пилипенко нагнулся и выудил из груды вещей длинный красный поясок.

– Странно, – произнес он, играя пояском, натягивая и отпуская его. – Поясок есть, а платья нет.

– Может, оно где-нибудь в чемоданах? – предположил Жаров.

– Это вряд ли. Хотя, можно проверить, конечно.

Он поднял чемодан, поставил на кровать и раскрыл. Тоже самое проделал и с другим чемоданом.

– Вещи сложены как попало, похоже, девушка собиралась в спешке… Ну, разумеется, красного платья здесь нет, да и кому придет в голову упаковывать платье и поясок отдельно?

Чемоданы содержали самые обыкновенные предметы, правда, их было чересчур много – начиная с десятка разноцветных блузок и футболок и кончая вычурным эротическим бельем – черным, белым, розовым…

– Если учесть, что девушка приехала только на две недели, то она имела возможность переодеваться несколько раз в день. Гм… Два вечерних платья. Актриса, а не девушка. Или… – следователь замолчал, укладывая вещи обратно в чемодан.

– Что – или?

– Потом скажу. Есть одна мысль, И я ее проверю немедленно.

– Может быть, ты думаешь то же, что и я? – спросил Жаров.

– Это вряд ли.

Жаров не стал уточнять, боясь, что друг поднимет его на смех. В самом деле, почему бы не предположить, что эти вещи принадлежали не одной, а двум девушкам? Жаров вспомнил ту, другую, найденную за автобусной остановкой в Мисхоре…

Когда они спустились с веранды и снова сели в машину Щеглова, следователь спросил его:

– В чем была причина вашей ссоры?

– Не думаю, что это имеет отношение к делу, – холодно ответил Щеглов, включая зажигание.

– Это, положим, мне решать, – сказал Пилипенко. – Ответьте на вопрос и считайте его официальным, хотя я вас пока и не задержал.

– Задержать – меня? По какому праву? – Щеглов вывел машину в переулок, делая вид, что внимательно следит за извилистой дорогой. – Впрочем, я расскажу, никакой тайны тут нет. Дело в том, что… Лиза думала, что я… В общем, она поставила вопрос ребром. Так они часто делают, знаете?

– Не понимаю, о чем вы говорите, – сказал Пилипенко.

Жаров, в отличие от своего друга, понимал. На определенном этапе отношений женщины часто пускают в ход своеобразный шантаж.

– Это началось сразу, как только мы вылетели из Москвы, – продолжал Щеглов. – Раньше у нас были свободные, ни к чему не обязывающие отношения, но тут она, наверное, посчитала, что совместное путешествие – это нечто очень серьезное. Вот и стала у нее созревать такая мысль: либо мы женимся, либо расстанемся. И дальше – больше. В конце концов, вчера это стало совершенно невыносимым, и я выбрал один из вариантов. Мы расстались немедленно, и я отвез ее сюда.

– Вам знакома эта вещь? – Пилипенко достал из кармана смотанный в кольцо поясок и развернул перед газами Щеглова, будто выпустив на волю змею.

– Это поясок, – от внимания Жарова не ускользнуло, что Щеглов весь напрягся.

– От какого платья? Вы видели красное платье на ней?

– Красное платье, красное платье… – пробормотал Щеглов, бегая глазами и потея, несмотря на достаточную прохладу в салоне машины. – Нет, не припомню.

Еще один поворот, и они въехали на стоянку, вышли, вразнобой хлопнув дверцами. Пилипенко зашил в память своего аппарата телефон Щеглова и попросил его не покидать Большую Ялту в ближайшие дни.

– Вот откуда такое разнообразие нарядов, – сказал он Жарову, когда Щеглов скрылся за поворотом лестницы. – Девушка просто очень хотела понравиться человеку, которому была безразлична. Чувствую, что мотивы и причины преступления где-то здесь, связанные со Щегловым. Он явно в чем-то лжет. А парень не виноват.

– Ты что же – веришь этому предприимчивому юноше? Что он нашел спящую девушку, подобрал ее сумочку и скрылся?

– Не знаю, в каком виде он нашел девушку – спящей или уже мертвой. Но это не он убил и растерзал ее. Допустим, дело было так. Девушка спустилась на пляж. Первая цепочка следов, ведущая с запада и только в одном направлении. Она загорала, потом уснула. Вскоре появился парень, соблазнился сумочкой, взял ее и удалился. Цепочка следов с востока – туда и обратно. Затем появились те, кто сделали с девушкой все это… Гм! Не получается. Двое могли прийти с запада – две цепочки туда и обратно. Остается одна цепочка с востока, и совершенно не ясно, кому она может принадлежать. Разве что…

– Наблюдательный пост!

– Именно. Был некто, следивший за девушкой, следивший упорно и тщательно. И юношу, который украл, и тех двоих, кто изнасиловал, он видел сверху. Когда все было кончено, он спустился вниз, ему и принадлежит последняя восточная цепочка.

– Зачем ему спускаться?

– Чтобы удостовериться, что девушка мертва. Или, может быть, чтобы забрать какую-то вещь. Думаю, что ответ зашифрован в черновике письма, которое пыталась написать девушка. Во всяком случае, мальчишка пойдет за кражу сумочки, но никак не за убийство и изнасилование.

– Почему ты так уверен в его невиновности?

– Я что же – зря его сигаретой потчевал? Учитывая, что я сам бросаю курить и к куреву стараюсь пореже прикасаться? Чистые руки, неповрежденные фаланги пальцев. На теле парня также ни одной царапины. Как можно так жестоко избить жертву, чтобы самому остаться совершенно чистым?

В этот момент телефон следователя зазвонил. Жаров слышал в трубке взволнованный голос, похоже, принадлежащий эксперту Минину.

После этого разговора Пилипенко казался даже не озабоченным – ошарашенным.

– Леня говорит, – глухим голосом сообщил он, – что сперма во влагалище жертвы принадлежит именно ему, этому голубоглазому невинному юноше.

* * *

Пилипенко положил на стол перед задержанным данные экспертизы. На допросе, не считая стенографистки, присутствовали Минин и Жаров, последний стоял, привалившись к подоконнику. Все смотрели на юношу с тревожным любопытством, следователь внутренне клокотал, что было видно по пульсирующей жилке на его виске. Его профиль заострился, словно у покойника, казалось, что он сейчас бросится на подозреваемого, чтобы собственными руками свершить правосудие.

Парня звали Олег Горенко, ему было 17 лет, он приехал из Донецка – за счет родителей, которые решили таким образом премировать его по случаю окончания школы. Здесь, в деревне, можно было снять комнату без удобств по самой низкой цене, что он и сделал.

– А теперь ты расскажешь подробно, что произошло вчера на пляже, – сказал Пилипенко. – Это твой последний шанс сказать правду. Мы имеем достаточно оснований, чтобы передать твое дело в суд. Но чистосердечное признание облегчит твою участь, и приговор будет мягче.

Жаров понял, что Пилипенко лукавит, все присутствующие в кабинете, кроме самого Олега, знали, что парень обречен: каким бы мягким ни был приговор, вряд ли с такой статьей он выйдет из зоны живым. Жаров даже заметил некую печаль в глазах стенографистки: девушка уже жалела этого Олега, предполагая его судьбу, жалела не как преступника, совершившего ужасное убийство, а как красивого голубоглазого мужчину.

– Я расскажу, – сказал он. – Я молчал, потому что… Стеснялся, вы понимаете?

Олег бросил взгляд в сторону стенографистки и вдруг покраснел. – Я не могу говорить об этом при женщине.

– Лена, выйди, – приказал Пилипенко, не поднимая головы.

Жаров знал, что беседа записывается на магнитофон, и стенограмму можно сделать позже. Лена захлопнула свой блокнот и вышла из кабинета, бросив на парня взгляд из дверного проема.

– Вчера утром я пошел купаться, – начал, наконец, он. – И увидел девушку. Она сидела на одеяле. Она что-то делала со своей головой. Я подошел и увидел кровь, девушка вытирала голову полотенцем и смотрела на полотенце, которое было в крови. Я стал ей помогать. Как я подумал, девушка упала и ударилась о камень. Поскользнулась, наверное, когда выходила из воды, ведь там скользкие камни, вы знаете. И я увидел рану у нее, волосы слиплись от крови.

Жаров и Минин переглянулись, у Минина было удивленное лицо, он скептически покачал головой.

– Тогда я нашел в ее сумочке флакон духов, они ведь на спирту. И промыл девушке рану.

Слушая, Пилипенко задумчиво играл очками над столом: похоже, он верил Олегу, имея в виду, что флакончик в сумочке-чебуреке был действительно пуст, а на пляже найдено окровавленное полотенце.

– Мне удалось остановить кровь. А после мы сидели рядом. Она плакала, я ее утешал… И мы полюбили друг друга! – вдруг повысил голос парень.

– Что? – не понял Пилипенко.

– Полюбили и все! С первого взгляда, разве так не бывает? Я полюбил ее, она полюбила меня. И мы занялись любовью.

Пилипенко мрачно смотрел на парня, подперев щеку рукой, Минин опустил голову, чтобы никто не увидел его невольной улыбки. Жаров чувствовал, что часть истории действительно правда, но никак не мог понять, где граница, отделяющая ее от лжи.

– Потом девушка уснула, – продолжал Олег. – Ну, тогда я взял ее сумочку и ушел. Сам не знаю, как это вышло… Когда я доставал флакон с духами, то увидел в сумочке деньги… Ну и… Вот…

– О чем вы с ней говорили? – спросил Пилипенко.

– Так… Мы почти и не говорили. Все было ясно по глазам. Любовь, понимаете? – парень почему-то глянул на пустой стул, где только что сидела стенографистка. – Правда, она говорила что-то, но как бы сама с собой…

– Так. С этого места давай-ка подробнее.

– Ну, она как будто обращалась к самой себе или к кому-то, кого не было видно.

– К невидимке, значит. Что же она говорила невидимке?

– Что-то про белую гору и про инь-ян. Я не понял.

Жаров вздрогнул. Эта загадочная «белая гора», «Обитель на белой горе», равно как «инь-ян» были в черновике письма.

– Постарайся вспомнить, – сказал он. – Подробнее. Какие именно слова она произнесла?

– Она сказала… Я не помню точно. Инь и ян соединились на белой горе. Вроде того… Потом она отключилась, вы понимаете?

– Не понимаю, – возразил Пилипенко.

– Ну, ей было слишком хорошо со мной, вот она и вырубилась.

Юноша хлопал голубыми глазами, в его голосе сквозило торжество. Пилипенко перевернул фотографии, которые до сих пор лежали на его столе глянцем вниз.

– Вот так она вырубилась? – тихо спросил он Олега.

Тот посмотрел. Его лицо исказил настоящий ужас.

– Нет, нет! Это было совсем не так!

– Ты хочешь сказать, что это сделал не ты?

– Честное слово – не я!

– Ты уже много раз давал мне свое честное слово.

– Но это не я, клянусь! Когда я уходил, она спокойно спала на одеяле.

В этот момент дверь приоткрылась, и кто-то из коридора окликнул Минина. Тот подошел, от волнения шаркая по полу громче обычного, и принял из руки, мелькнувшей в щели, тонкую папку бумаг. Вернувшись на свое место, эксперт углубился в чтение.

Между тем Олег продолжал лепетать:

– Это правда, мы по взаимному согласию. Девушка совсем не сопротивлялась. Она сама этого хотела… Она была счастлива, честное слово!

Минин поднял голову от своих бумаг и произнес бесстрастным голосом:

– Доктор принес результаты вскрытия. Гематомы на теле девушки образовались не во всех точках ударов. Кровоизлияние было минимальным. Это значит, что он продолжал насиловать и терзать девушку уже после того, как наступила смерть. И… Ох! Разрыв ануса, также после смерти.

Пилипенко стал медленно подниматься над столом.

– Какого ануса? – прокричал парень, весь сжавшись. – Я ведь вовсе не… – Он захныкал.

Жаров подумал, что его друг сейчас схватит парня за длинные космы и будет бить его головой об стол, пока тот не умрет.

– Что-что-что? – вдруг донесся голос Минина, который перевернул страницу. – Но это невероятно!

Следователь оглянулся, замер с растопыренной ладонью, протянутой в сторону подозреваемого.

– Не может быть, – сказал Минин. – Тут написано, что смерть девушки наступила в результате отравления.

– Как это? – не выдержал Жаров.

– Очень просто. Факты, термины. Девушка была отравлена. Причем, яд был введен в организм за несколько часов до смерти. И этот яд… Невозможно! Эр-ейч-сан шестнадцать. Медленно действующий, но смертельный. На жаргоне разведчиков он называется «солнечный удар». Применяется спецслужбами. Вызывает симптомы, сходные с сильным тепловым ударом, так что, если не провести специальное исследование, которое сделал мой коллега, так и должно показаться окружающим – солнечный удар.

Пилипенко нажал на кнопку звонка, и в дверях немедленно появился сержант.

– Уведите его, – сказал следователь, затем, повернувшись к Минину и Жарову, устало произнес:

– Выходит, теперь наша история превращается в шпионский детектив. Ну, конечно! Наблюдательные посты, некто, следивший за девушкой незадолго до убийства. Черновик письма, возможно, содержащий шифрограмму. И, наконец, яд, который не купишь в аптеке… Похоже, пора передать это дело разведчикам. Пусть смотрят по своим базам данных.

– Это еще не все, – мрачно произнес Минин. – Не все, что написано в этом документе. Вскрытие показало, что девушка была на четвертом месяце беременности.

– Значит, двойное убийство… Раньше за такое полагалась исключительная мера. Нет, рано бросаться в СБУ. Еще бы пару вопросов этому Щеглову…

* * *

Пилипенко задумчиво вел машину, почти не глядя на дорогу. Жаров молчал, ворочая некую мысль, которая проклюнулась после последнего сообщения Минина.

– Знаешь что, – сказал он, – я, кажется понимаю смысл ее неоконченного письма, хотя бы частично.

– Что именно?

– В письме говорится о втором сердце, что можно было принять за какой-то мистический символ. Похоже, это означает всего лишь то, что девушка была беременна. Возможно, что и другие загадочные фразы, например, «Обитель на белой горе», значит что-то совершенно банальное…

Щеглов ждал их в своем номере, предупрежденный звонком. На оба вопроса, заданные ему Пилипенкой, последовал отрицательный ответ. Нет, он не знал, что Лиза беременна, да и вообще, вовсе не обязательно, что от него. Девушка была свободна, возможно, встречалась с другими мужчинами. Нет, в то утро они постоянно были вместе, и никто к ним не подходил. Они долго выясняли отношения, пока не выяснили их до конца, пока не решили, что должны расстаться немедленно.

– Если это так, – невозмутимо произнес Пилипенко, то у меня есть все основания полагать, что это именно вы подсыпали девушке яд. Скажем, во время совместного завтрака.

– Яд? – удивился Щеглов, и лицо его переменилось.

Следователь внимательно наблюдал за ним.

– А ведь вы что-то знаете, – вдруг сказал он.

– Нет! – возразил Щеглов, слишком громко для того, чтобы ему верить. – Ничего я не знаю сверх уже сказанного. Просто это непонятно. Кому и зачем надо было травить Лизу? Впрочем, в кафе было людно. Мы смотрели, как лыжники взлетают на парапланах. Мимо ходило много людей. Кто-то мог бросить ей в стакан какую-нибудь капсулу. Я не знаю.

– Может быть, объектом отравления была не Лиза, а вы? – предположил Пилипенко. – У вас есть враги?

– Множество. У бизнесмена всегда есть враги. Но все они остались в Москве.

– Почему бы кому-то из них не последовать за вами сюда? – задумчиво проговорил Пилипенко, не спрашивая, а будто рассуждая вслух. – Да, вот еще что, – вдруг встрепенулся он. – Думаю, вы должны это увидеть, – и следователь выложил на стол фотографии места преступления.

Реакция Щеглова была неожиданной: его затрясло.

– Что вы мне показываете? Разве это она?

Он взял одну фотографию, приблизил ее к глазам и с негодованием отшвырнул.

Жаров задумался. Только теперь он сообразил, что Щеглову раньше не были известны подробности убийства, он даже не знал об изнасиловании. Известие о смерти своей девушки он принял сегодня утром почти равнодушно. Или только теперь, запоздало пришло к нему переживание? Как-то не верится…

– Кто же это сделал? – почти вскрикнул он.

– Пока не известно, – сказал Пилипенко. – По крайней мере, вряд ли это сделали вы.

– Да уж…

– Вряд ли бы вы стали насиловать девушку, тем более, мертвую, ту, которую только что бросили.

– Мертвую?

– Именно. Тот или те, кто это сделали…

И следователь в нескольких словах рассказал Щеглову об Олеге, о «любви с первого взгляда», об украденной сумочке.

– Любовь, значит… – неприятным голосом пробормотал Щеглов, и на сей раз его реакцию можно было понять.

* * *

– Он что-то скрывает, – с уверенностью сказал Пилипенко, когда они спустились на стоянку. – И Щеглов, и парнишка лгут, а у нас не хватает материала, чтобы их изобличить.

– Может быть, они как-то связаны друг с другом? – предположил Жаров.

– Может быть, – отозвался Пилипенко. – Ясно одно: это тупик. Нет больше никаких фактов и вряд ли они еще появятся. Если начальство ознакомится с существующими выкладками, то мне просто прикажут повесить все на мальчишку.

– Невзирая на письмо, на эти наблюдательные посты? На поведение Щеглова?

– Да. Все это покажется несущественным, не имеющим отношения к делу. «Наблюдательные посты» – это всего лишь моя фантазия: мало ли кто где сидел и курил «Ирбис»? Щеглов просто по-своему переживает случившееся, потому и неадекватен. Лишние следы принадлежат случайным людям: мало ли кто шатается по пляжу… Короче, дело закроют и все.

– А яд? «Солнечный удар», который непонятно как, кем и зачем…

– На это просто закроют глаза. Может быть девушка решила покончить с собой, но смерть пришла к ней в другом обличье…

Пилипенко открыл дверцу своего «жигуленка» и повел головой, приглашая Жарова в машину.

– Нет, я останусь, – вдруг решил он. – Похожу тут вокруг, может быть, найду еще какой-нибудь из этих загадочных «постов».

– Ну, как знаешь.

Когда машина скрылась за поворотом, Жаров уже пожалел, что не поехал. Придется возвращаться своим ходом… Что он сможет здесь найти? Пустая трата времени.

Жаров обошел отель, заглядывая под каждый куст. Нигде не было видно ни окурков «Ирбиса», ни каких-либо следов наблюдения.

Итак, мы имеем два «поста» – на обрыве над пляжем и около автостоянки. Все-таки, версия о том, что следили не за девушкой, а за Щегловым, отпадает, потому что, судя по состоянию окурков, наблюдатель у базальтового валуна был на своем месте в день убийства, уже после того, как Щеглов расстался с девушкой и отвез ее на новую квартиру.

Жаров прошел через можжевеловую рощу. Мучительный жаркий день подходил к концу, солнце светило почти горизонтально, рельефно выявляя стволы. Запах смолы стал еще гуще…

Вот и базальтовый валун, с черными, маслянисто блестящими боками. Жаров представил, как на нем сидит какой-то спецназовец в камуфляжной форме… Немыслимо. Или такой человек в строгой шляпе, в темных очках… М-да. Шпионская версия не клеилась.

Жаров спустился на пляж, цепляясь за горячие корни. Здесь уже ничто не говорило о происшедшей трагедии, только камни помнили кровь, а весь песчаный пятачок был уже испещрен следами.

Здесь будут купаться и загорать, заниматься любовью, даже не зная, что произошло на этом песке, на этих камнях. Впрочем, еще не известно, что и как здесь произошло…

В вечерних лучах место выглядело по-новому, камни сверкали, два крупных валуна-отторженца, казалось, парили над пляжем… Вдруг Жаров заметил какую-то искру среди голышей. Он медленно подошел, не теряя ее из виду. Просто кусок разбитого стекла? Или…

Нет! Это было именно то самое «или», маленькая сверкающая капля, именно оно – нечто новое, что могло двинуть расследование дальше.

Жаров нагнулся и подобрал маленький кулон на серебряной цепочке.

Цепочка разорвана. Кулон выполнен в форме капли. Где-то совсем недавно блеснула точно такая же капля… Жаров зажмурился, представив, будто в темноте шарит луч прожектора, описывая над морем круг – в поисках неостывшего воспоминания…

Ну, конечно же! Подобный кулон он видел сегодня утром на груди Олега Горенко, голубоглазого мальчишки, который был виновен лишь в том, что подобрал сумочку, что по обоюдному согласию занимался «любовью с первого взгляда» с девушкой, которую убил и растерзал неизвестно кто.

* * *

Жаров ехал в маршрутке, идущей на автовокзал Ялты, довольный своим уловом. Несколько раз он порывался позвонить Пилипенке, но передумывал, пряча мобильник в карман. Следователь наверняка вырубился после трудного дня, который был отмечен сразу двумя убийствами. Жаров покажет ему свою находку завтра с утра.

Теперь все показания молодого человека можно поставить под сомнение. Жарову уже мерещилось какое-то тайное общество, все члены которого носят одинаковые кулоны. Некий масонский заговор… «Обитель на белой горе…» Секта жестоко карает провинившегося адепта, а палачом служит именно он, Олег Горенко.

«Газель» мчалась по Южнобережному шоссе в сторону Ялты. Солнце скрылось за горами, стремительно темнело, но жара и духота ничуть не отступали, будто бы этот изнурительный день лишь притворился умершим.

Домой той ночью Жаров не поехал, поскольку компьютер был у него только в офисе редакции. Слава богу, он забыл утром выключить кондиционер и, войдя, словно сразу окунулся в холодную воду.

Он набрал в поисковике ключевые слова: «солнечный удар яд» и получил исчерпывающую информацию по этому веществу. Воистину, мировая паутина не ведает тайн!

Яд «Rh-SUN/16» применялся еще советским КГБ, когда надо было убрать человека где-нибудь в соответствующей обстановке, например, на морском курорте. Так, в 1976-м году был отравлен болгарский агент Ламбовски, он умер на пляже в Варне, на глазах у сотен людей, и только посвященные знали истинную причину его гибели. В нынешней бандитской цивилизации «солнечным ударом» никого не удивишь, и спецслужбы от него давно отказались, зато было несколько случаев применения этого секретного яда различными мафиозными группировками, так сказать, для внутреннего пользования, когда заведомо ясно, что ни милиция, ни тем более комитет вмешиваться в разборку не будут. В принципе, вещество можно достать, хотя оно и стоит недешево. Из всей добытой информации Жаров сделал вывод: тот, кто покушался на девушку, не мог быть рядовым гражданином, вроде Щеглова, он наверняка имеет отношение к каким-то особым подразделениям, например, является профессиональным киллером. Если же здесь действует секта, то неизвестно, чем могут быть ограничены ее возможности.

Следующий запрос в мировую паутину был сделан Жаровым по словосочетанию «Обитель на белой горе». Здесь его ждало разочарование: как это часто случается, ответ всего лишь поставил перед ним новый вопрос. «Обитель на белой горе» была всего лишь подмосковной турбазой, которая предлагала «великолепный зимний отдых, катание на горных и беговых лыжах, верховую езду, бассейн, сауну…»

Жаров не помнил дословно содержания неоконченного письма, но ему все же казалось, что за словами «Белая гора» должно стоять нечто большее…

Итак, что же случилось 15-го июля в татарской деревне у подножья Медведя?

Кто-то наблюдал за Лизой Донцовой в течение нескольких дней, делая это с большим упорством, несмотря на изнурительную жару.

Утром 15-го этот человек каким-то образом отравил девушку, рассчитывая, что смерть наступит через несколько часов и будет выглядеть как несчастный случай, тепловой удар.

В то же самое время с девушкой начинают происходить события, не имеющие отношения к готовящемуся убийству. Лиза ссорится со Щегловым, он отвозит ее на новую квартиру и расстается с нею. Девушка идет на пляж. Там появляется молодой человек… Трудно, конечно, поверить в «любовь с первого взгляда», но кто их поймет, это поколение? Ведь ходят же они на дискотеку, где гасят свет, и все занимаются повальным сексом, что для них естественно. Ну, допустим. Девушка была брошена. Она пожелала отомстить своему любовнику, и тут появился Олег… Впрочем, в эту версию не вписывается кулон.

Олег не совершал жестокого убийства своими руками, иначе на его теле были бы характерные ссадины. Может быть, он был наводящим, отвлекал жертву, пока с запада на пляж не подошли еще двое?

Стоп! Рана на ее голове, пустой флакон из-под духов… Значит, Олег все же частично говорил правду… Но неужели эта рана действительно осталась от того, что девушка случайно упала, выходя из воды? Пожалуй, в этой ситуации такая случайность невозможна.

Так или иначе, Олег уходит со сцены, прихватив деталь реквизита – сумочку. И тут же появляется некто или – если этот человек не возвращался на пляж дважды, оставив две цепочки следов – некие двое. И они убивают девушку. Которая и так уже умирает от яда.

По всей логике, этот некто не мог быть отравителем: ведь он знал, что девушка вот-вот должна умереть.

И вряд ли тот, кто нанес девушке увечья, был случайным человеком. Этого не может быть, просто по теории вероятностей.

Сделав свое дело, убийца (или двое убийц) уходит, но на пляж спускается наблюдатель, он же отравитель. Получается, что за девушкой охотились сазу две независимые силы, которые не знали о действиях друг друга, но обе одинаково желали смерти своей жертве. Кем же она была, эта несчастная Лиза Донцова, если для ее уничтожения понадобилось применить столько изощренных средств?

* * *

Жаров не любил заводить будильник: его принципом было вставать, когда сон пройдет сам по себе, иначе весь день будешь ходить с чугунной головой. Обычно он самопроизвольно просыпался около восьми, но сегодня, просидев до трех ночи в интернете, продолжал мирно дрыхнуть и в восемь, и в девять… В половине десятого его разбудил телефонный звонок. Это был Пилипенко.

– У меня в машине есть одно место, – сказал он. – Можем за тобой заехать.

– Куда направляемся? – бодрым голосом спросил Жаров, но следователь почему-то все равно понял, что его друг только что разлепил глаза.

– Успеешь почистить зубы, а побриться – вряд ли. Едем снова в сторону Артека.

– Новые подробности? У меня, заешь ли, тоже…

– Все свое «тоже» расскажешь по пути. Дело уже другое. Та женщина, которая была найдена на автобусной останове в Мисхоре. Короче, выходи на улицу, мы, видишь ли, спешим.

Машина подъехала через пять минут, Жаров едва успел одеться. За рулем «уазика» был Клюев. Пилипенко сидел спереди, сзади еще трое – Леня Минин и двое оперативников – те ребята, которые обычно выезжают на обыск.

Оказывается, сегодня утром в милицию позвонила женщина. Она сделала заявление, что два дня назад пропала ее квартирантка. Гурзуфские ребята догадались доставить хозяйку в судебный морг, где она опознала женщину, найденную в Мисхоре. Самое поразительное было в том, что убитая тоже снимала квартиру в деревне Айкара.

– Какая-то заколдованная деревня, – сказа Жаров. – Будет досадно, если это окажется простым совпадением.

– Это не может быть совпадением, – сказал Пилипенко. – Я еще раз проверил материалы по делу женщины из Мисхора. На ней, представь, было красное платье.

– Ну и что?

– Поясок. Тот самый поясок без платья, который мы нашли в квартире Лизы Донцовой, принадлежит платью той, что была убита в Мисхоре.

Жаров даже присвистнул от удивления. Выходит, что женщина, убитая в Мисхоре, была связана с Лизой, убитой на пляже. Она была у нее дома и оставила там свой поясок. И обе были убиты в один и тот же день.

– А у меня тоже новости, – сказал Жаров и протянул следователю кулон, найденный на пляже.

Выслушав его короткий рассказ и соображения по этому поводу, Пилипенко усмехнулся:

– Ты всюду видишь мистику, а все объясняется гораздо проще. На что похож этот кулон?

– На каплю воды, на запятую…

– На клюв, на клык, на червяка… – подхватил следователь. – Это всего лишь инь. Или ян. Если сложить с другим таким же кулоном, получится известный восточный символ.

– Инь-ян упоминаются в письме!

– Да. Мне знакома эта вещица. Она продается в киосках, кажется, ее делают в Симферополе. Изначально это медальон с двойной цепочкой, круглый, инь и ян. Но если его разломить, а он специально так сделан, что его можно легко разломить, то получится два кулона: один инь, другой – ян. Игра для влюбленных. Кто-то покупает медальон и носит его, пока не встретит свою половину. Когда ему кажется, что он ее встретил, то разламывает медальон и отдает вторую часть ему или ей, соответственно.

– Получается, что Олег и Лиза были знакомы давно, и про любовь с первого взгляда он тоже насвистел?

– Да он много чего насвистел… И я еще раз допрошу его при первой же возможности. А сейчас у нас другое, не менее интересное дело.

– То, что ты нашел этот кулон на пляже, – подал голос до сих пор молчавший Минин, – не говорит впрямую о том, что парень и девушка были знакомы раньше.

– Но это же очевидно! – воскликнул Жаров. – Одна половина у него, другая – у нее.

– Если подумать, то можно принять и другую версию.

– Какую, например?

Минин не ответил. Машина остановилась перед двухэтажным домом. Все вышли на улицу, которая уже была раскалена добела, несмотря на то, что шел всего лишь одиннадцатый час утра.

* * *

Слишком много в этом деле квартирных хозяек, – подумал Жаров, когда очередная, уже третья хозяйка провела их в комнату убитой.

Двое оперативников огляделись по сторонам, быстро натянули перчатки и, не сговариваясь, двинулись к противоположным стенам. Минин распахнул планшет, готовый вести протокол обыска.

– Стойте! – вдруг встрепенулся Пилипенко.

Оперативники замерли, словно в детской игре, белея своими перчатками на весу.

– Кто-то уже побывал здесь до нас, – сказал следователь. – Смотрите: ящики стола не задвинуты. Пепельница валяется на полу. Постель явно ворошили.

Вывод напрашивался сам собой: причиной убийства могла быть какая-то важная вещь, которая находилась в этой комнате. Жаров внимательно осмотрелся вокруг, надеясь первым определить, что именно здесь пропало.

Минин отложил блокнот и принялся фотографировать явные следы предыдущего обыска. По многим признакам было видно, что здесь орудовал непрофессионал.

– Витя, не трогай тут ничего! – прикрикнул Пилипенко на Жарова, который склонился над опрокинутой пепельницей.

– А я и не трогаю, – невозмутимо огрызнулся Жаров.

– А ты, – следователь повернулся к Минину, – поищи-ка для начала все возможные отпечатки.

– Я не трогаю, – повторил Жаров. – Я просто рассматриваю окурки этого крепкого «Ирбиса».

– Что? – удивленно отозвался Пилипенко.

– «Ирбиса», – сказал Жаров. – Того самого, с наблюдательных постов.

– Початый блок «Ирбиса» в ящике серванта, – механическим голосом сообщил оперативник и, не оборачиваясь, показал коробку на вытянутой руке.

– Так. Вот и найден тот, вернее, та, кто следил за Донцовой Лизой.

– Видеокамера с телеобъективом на полке серванта, – доложил оперативник.

– Кассета?

– Без кассеты, – последовал ответ.

– Здесь же: цифровая камера с двадцатикратным зумом.

– Без карты памяти, – догадался следователь.

– Да. Тот, кто был здесь до нас, забрал всю информацию, – подтвердил оперативник.

– При девушке не было никаких вещей, даже документов и мобильного телефона. Очевидно, убийца и их забрал с собой.

– Паспорт на имя Павловой Инны Степановны, – тотчас донесся голос оперативника. – В верхнем ящике стола.

– Регистрация?

– Москва.

Пилипенко вдруг сорвался с места и быстро прошел на кухню. Жаров проследовал за ним. Кухонная утварь была почти не тронута, в мусорном ведре валялись опорожненные консервные банки.

– Ничего себе, женщина! – воскликнул Жаров. – Так может питаться только какой-нибудь командировочный.

– Возможно, она и была своего рода командировочной, – сказал Пилипенко и открыл газовую плиту.

Вскоре он извлек оттуда две пластиковые коробки и портативный компьютер.

– Это по твоей части, – сказал он, протягивая компьютер Жарову.

Журналист поискал глазами розетку, поводя в воздухе штепселем, и через несколько минут на дисплее засветилась оболочка Windows. Пилипенко тем временем раскрыл коробки.

– Набор отмычек, – объявил он. – Аптечка.

Минин вошел в кухню и склонился над столом, перебирая пузырьки и пеналы.

– Вот он! – воскликнул эксперт. – Эр-ейч-сан шестнадцать, в просторечии – «солнечный удар». Упаковка из пяти капсул. Не хватает одной.

Жаров не удивился. Он был уверен, что многие нити сойдутся именно здесь, в этой квартире.

– Как тебя угораздило заглянуть в газовую плиту? – спросил он.

– Элементарно, – сказал Пилипенко. – Курортники всегда делают свои тайники именно здесь.

– Тайники?

– Ну да. Просто на случай кражи, что не редкость. Хранят свои ценные вещи. Еще в унитазных бачках, но это, в основном, мужики, прячут спиртное, чтобы было тем утешиться, если ограбят.

Жаров меж тем пощелкал клавишами, поводил пальцем по экранчику мыши. Многие файлы и папки были запаролены, судя по их названиям, там хранились фотографии. В одном открывшемся файле была электронная копия записной книжки из мобильного телефона Павловой. Первым же номером значилась некая Агния.

– А вот и адресат таинственного письма, – сообщил Жаров следователю.

Тот достал свой блокнот и списал с дисплея номер.

– Еще один документ, – подал голос оперативник из комнаты.

Пилипенко и Жаров выглянули из кухни. Рука в белой перчатке демонстрировала коричневую книжицу.

– Павлова И.С., – прочитал оперативник. – Сотрудница московского детективного агентства «Лунный Флинт».

* * *

Больше ничего существенного найдено не было, но и найденное казалось вполне достаточным для построения новых версий.

Пилипенко уединился на балконе, глубоко задумавшись. Жаров видел его сгорбленную спину на фоне ярко блестящего моря, Медведя и двух косматых кипарисов. Журналист и сам пытался соображать, но головоломка никак не складывалась.

Итак, Инна Павлова, профессиональный сыщик, женщина, оснащенная по последнему слову техники, специально приехала из Москвы, чтобы следить за Лизой Донцовой. Утром 15 июля она подсыпала ей яд, вероятно, в толчее кафе, где Лиза завтракала со своим спутником Щегловым. В то же утро произошло непредвиденное: Щеглов и Лиза расстались, мужчина отвез ее на новую квартиру. Павлова продолжала следить за нею, сидя на камне над пляжем, вероятно, для того, чтобы своими глазами увидеть, что «солнечный удар» довел дело до конца. В этот момент появляется еще один непредвиденный фактор – молодой человек, тайный любовник Лизы. Об этом свидетельствует разломанный медальон, одна половинка которого была у Олега, другая, найденная на пляже – возле тела Лизы. Все его показания не в счет, они были любовниками, это очевидно.

Олег не насиловал девушку: зачем мужчине насиловать собственную любовницу? С другой стороны, зачем воровать у любовницы сумку? И кто же, наконец, изнасиловал умирающую девушку, кто и зачем надругался над мертвым телом? В какой момент и зачем Павлова спустилась на пляж? До убийства или после? И кто такая Агния, и какой смысл письма Лизы к этой женщине?

– Идем в гостиницу, – прервал размышления Жарова Пилипенко, войдя в комнату с балкона. – Еще один вопрос к Щеглову, и дело будет закончено.

* * *

В холле отеля «Под Медведем» было пусто и сумеречно. Едва Пилипенко и Жаров вошли, как двери за ними снова распахнулись, и на пороге возник парень в бейсболке. Через плечо у него висела сумка, вроде почтальонской, но эмблема на ней говорила о том, что парень работает в фотоателье.

– Вы не подскажете, – спросил он, очевидно приняв Пилипенку и Жарова за постояльцев отеля, – как мне найти господина Щеглова Степана Сергеевича?

Пилипенко сделал шаг в его сторону, сойдя со ступени лестницы, и спокойным голосом произнес:

– Щеглов Степан Сергеевич – это я.

Молодой человек просиял дежурной обворожительной улыбкой и сунул руку в свою сумку.

– Фирма «Недремлющее око» благодарит вас как одного из наших лучших клиентов. Вот ваши фотографии. Вы можете выбрать те, что считаете подходящими. За те, которые вам не понравятся, мы, разумеется, денег не возьмем.

– Я беру все, – сказал Пилипенко и развернул свой бумажник.

– В таком случае, с вас двадцать один шестьдесят.

Пилипенко достал две десятки и пятерку. Парень надеялся на чаевые, но следователь молча смотрел на него, ожидая, когда тот отсчитает сдачу и выдаст квитанцию.

– Трудно будет провести расходы через бухгалтерию, – сказал он, когда парень ушел, – но надеюсь, что эта маленькая афера небесполезна… Ого! – воскликнул он, вытащив фотографии. – Да это и есть последнее звено, как в теории Дарвина. Смотри.

Пилипенко протянул пачку фотографий Жарову: журналист пролистал ее. Это были обычные фото парочки, суда по заднему плану, сделанные на улице Рузвельта, где и размещалась фирма «Недремлющее око». Вероятно, за два дня до расставания, за два дня до убийства Щеглов и Лиза прогуливалась по вечерней Ялте, и фотограф поймал их на улице, прямо перед своим ателье.

Несколько фотографий представляли их вместе в обнимку, две были сделаны по отдельности: Щеглов, облокотившийся о ствол пальмы, Лиза в той же позе, у той же пальмы… У Жарова защемило сердце: через день разыграется трагедия, девушка, хитро сощурившая глаза, соблазнительно улыбающаяся, эта некрасивая несчастная девушка будет жестоко убита.

Жаров вернул фотографии другу.

– Зря ты выложил свои деньги, – сказал он. – Лучше отдать эти фото Щеглову, на добрую память.

– Так ты ничего не заметил? – удивленно воскликнул Пилипенко.

– А что? – удивился в свою очередь Жаров. – Дай-ка мне еще раз посмотреть.

– Нет, – отрезал следователь. – Пусть будет один ноль в мою пользу.

Они поднялись по винтовой лестнице и вышли в коридор третьего этажа. Следователь постучал в дверь номера Щеглова, и за дверью послышалось угрюмое «Да!»

– Дайте мне ваш мобильный телефон! – с ходу, безо всяких приветствий, бросил Пилипенко.

– Зачем? – удивился Щеглов.

– Дайте, я должен посмотреть.

– Какая в этом необходимость? – упирался Щеглов.

– Я вынужден повторить, – холодным голосом произнес Пилипенко, – что в любой момент могу задержать вас. И тогда все ваши личные вещи будут досмотрены автоматически.

– Ну, хорошо, – Щеглов протянул следователю свой аппарат.

Пилипенко потыкал пальцами в клавиши.

– У вас весьма объемная записная книжка, – сказал он.

– Я деловой человек, и мои связи… – начал было Щеглов.

– Но нужное мне имя стоит первым в списке, в алфавитном порядке, – перебил его Пилипенко. – Кто такая Агния?

– Агния? – Щеглов опять выдал себя слишком громким голосом. – Так… Одна моя знакомая.

– Только знакомая?

– Ну, в общем, если угодно, это моя невеста.

– Вы были с ней нынешней зимой на турбазе «Белая гора»?

– Ну, был, а что?

– Именно там вы и познакомились с Лизой?

– Да, черт возьми! Но какое это имеет…

– Скоро узнаете. Никуда не уходите сегодня вечером. Здесь, в вашем номере, ожидается некое… Скажем, собрание.

– Собрание? По какому поводу? Собрание – кого?

– Ваше любопытство будет исчерпывающим образом удовлетворено. Часиков эдак в шесть.

Вернувшись на квартиру Павловой, где продолжался обыск, Пилипенко отдал распоряжения Минину и Клюеву. Он говорил тихо, Жаров не слышал его. Лицо следователя стало непроницаемым и загадочным. Это значит, что до поры до времени он ничего не скажет Жарову.

* * *

В шесть вечера, как он и обещал, несколько человек вошли в апартаменты Щеглова. Хозяин с удивлением огладывал свое жилище, которое сразу стало похоже на какой-то конференц-зал. Жаров примостился в кресле у окна, на небольшой диванчик у камина сели обе квартирные хозяйки – владелица отеля «Под Медведем» и женщина, сдавшая квартиру Лизе Донцовой, после того, как та поссорилась со своим любовником. Минин занял журнальный столик в углу, наконец, появился Клюев, который ввел Олега Горенко, закованного в наручники. Щеглов, наблюдая, как его апартаменты осваивают чужие люди, не двинулся с места: он сидел во втором кресле у окна, скрестив руки на груди. Места, чтобы присесть, не хватило только Пилипенке, но он, похоже, не переживал по этому поводу, стоя посередине комнаты, словно оратор, готовящийся к выступлению.

Когда все успокоились, следователь подошел к столику Минина, взял какие-то предметы и высоко поднял их над головой.

– У меня в руках два медальона, – провозгласил он. – Сложенные вместе, они образуют единое целое, а именно – древний восточный знак инь-ян, символизирующий любовь. Дайте мне лист первый, Леонид Михайлович, – Пилипенко обратился к Минину, и тот протянул следователю верхний листок, сняв его с общей стопки.

Взял он также и пачку фотографий, вручил ее Щеглову. Тот принялся рассматривать их, брови его поползли наверх.

– Экспертиза показала, – продолжал Пилипенко, – что это два обломка одного медальона. Вполне возможно, что это и есть тот самый медальон, который изображен на данных фотографиях. Медальон был найден рядом с телом Донцовой. На одной фотографии он еще цел и находится у девушки. Все это говорит о том, что вы были на пляже в день убийства.

– Это ни о чем не говорит, – холодно возразил Щеглов. – Такие медальоны продаются чуть ли не в каждом ларьке курорта.

– Такие, но не этот, – сказал Пилипенко. – Вот еще фотографии, сильно увеличенные их фрагменты. По характеру зазубрин излома медальон, найденный на пляже, идентичен тому, что висит на вашей груди на фото номер два. Это именно тот медальон, и он найден на пляже, а это значит, что вы были там в день убийства.

– Почему именно в день убийства? – сказал Щеглов. – Мы с Лизой бывали на этом пляже и раньше. Я мог обронить медальон в любой другой день.

– Нет, не мог, – сказал Пилипенко. – Дело в том, что фотографии были сделаны двенадцатого числа, так написано в квитанции. Накануне убийства, четырнадцатого, шел дождь, и по вашим собственным показаниям, вы не были на пляже. Остается пятнадцатое – день убийства.

– Ну, хорошо, – помедлив, сказал Щеглов. – Я расскажу всю правду. В то утро я действительно был с Лизой на пляже. Я отвез ее на новое место, мы расстались. Эта женщина подтвердит, – кивнул он в строну одной из хозяек.

– Да, это так и было… – сказала она, но в голосе почему-то прозвучала неуверенность.

Щеглов продолжал:

– Я уже отъехал, как вдруг мне захотелось снова увидеть Лизу. Я остановил машину ниже ее нового дома, у тропинки, ведущей на море. Я знал, что она сразу пойдет купаться и пойдет именно туда. Так и вышло. Она спускалась по тропинке, через рощу этих пахучих деревьев. Я хотел помириться с нею и пошел рядом. Так мы и дошли до пляжа. Но все мои попытки оказались напрасными. Тогда я сорвал с себя медальон, этот символ, даже разорвал цепочку, швырнул ей под ноги и ушел.

– Просто ушел? Не ударил ее, пальцем не тронул, да? – спросил Пилипенко.

– Да! Я ударил ее. Но я не делал с нею того, что вы мне тут показывали на ваших фото. Чего вы от меня хотите? У вас уже есть преступник, – Щеглов указал на парня, понуро сидевшего в углу.

– А когда ты ударил ее, она упала? – спросил Пилипенко.

– Да, она упала.

– И ударилась головой о камень.

– Да.

– И потом ты вернулся. Где-то через полчаса. И увидел, что она мертва.

– Да! Да! – вскричал Щеглов. – Это было убийство по нечаянности. Я не хотел ее убивать. Когда я вернулся, я увидел ее лежащей. На камнях вокруг были пятна крови. Рядом валялся окровавленный платок. И она была мертва. Но я повторяю: я не делал с нею ничего этого!

– Кто же тогда с нею все это сделал? – спросил Пилипенко, как бы размышляя вслух. – Может быть ты?

– Я этого не делал! – сквозь слезы воскликнул Олег.

– Ну да, – сказал Пилипенко. – Вы просто полюбили друг друга с первого взгляда, как Адам и Ева. Ты сделал свое дело, потом девушка уснула, и ты пошел домой, прихватив на память ее сумочку и медальон.

– Да, именно так, я ж ничего не говорю! Девушка была в крови, я помог ей промыть рану на затылке, дал ей свой платок.

– И ты больше не возвращался на пляж?

– Нет.

– Тогда понятно, кому принадлежат следы, идущие с востока, – сказал следователь. – Пока вырисовывается такая картина. Щеглов и девушка вышли на пляж, оставив две цепочки следов. Щеглов ударил девушку, она упала, поранила голову, но была еще жива. Затем появился молодой человек, влюбился в девушку, и она влюбилась в него. И они занялись любовью – чего только не бывает на свете? Девушка уснула. Влюбленный юноша покинул ее, прихватив на память сумочку и медальон. Но дело-то том, что девушка не уснула, а умерла. Вот почему Щеглов, который вернулся минут через десять, обнаружил ее мертвой. И умерла она вовсе не от действий Щеглова или этого молодого человека. Лиза умерла, потому что ее отравили еще утром. Только вот кто и зачем?

– Как отравили? – встрепенулась хозяйка отеля.

– Просто. Одним незаметным движением в кафе за завтраком. Стакан воды, сока, чашка чая или кофе. Некто подсыпал девушке яд. И этим некто была Павлова Инна. Потому что этот яд был обнаружен среди ее вещей. Только вот неясно, зачем она это сделала? Вы случайно не знаете? – следователь обратился к Щеглову.

Тот покачал головой:

– Нет.

– И кто затем убил Павлову, тоже не имеете понятия?

– Нет.

– И главное: зачем убили Павлову?

Воцарилась тишина. Казалось, что все присутствующие напряженно размышляют.

– Кое-кто из сидящих здесь знает ответы на эти вопросы. Расскажите нам, – следователь обратился к хозяйке отеля, – при каких обстоятельствах Лиза покинула ваш дом?

– Обыкновенно. Села в машину и уехала.

– Она выразила вам свою признательность, попрощалась?

– Да. Помахала рукой, кода шла по двору. А что?

– Расскажите подробнее что вы видели в тот день?

– Я была на кухне. Окна кухни выходят во двор отеля. В дверь постучался господин Щеглов. Он сказал, что его девушка съезжает. Мы немного поговорили. Он был очень грустный. Сказал, что они поссорились и решили жить отдельно. Что подыскал для нее другое место. Я видела в окно, как они шли к машине, несли чемоданы и сумку. Он нес ее чемоданы в обеих руках. Девушка несла еще сумку через плечо и пакет. У нее вообще было очень много вещей. Я открыла окно и крикнула ей, дескать, не забывайте и приезжайте еще. И подругам рекомендуйте мою гостиницу. Она помахала рукой.

– Она улыбалась?

– Не знаю. Наверное. Обычно люди улыбаются, когда говорят «до свиданья». Я не видела издали.

– Достаточно, – сказал Пилипенко. – А теперь вы, – он обратился ко второй хозяйке. – Поведайте нам, как приехала девушка.

Хозяйка огляделась, заговорила с недоумением, не представляя, что такое важное хотят от нее услышать:

– Приехала, как всегда они приезжают. Я сидела на пятачке, с другими хозяйками. Подъехала машина, мужчина вышел и подошел к нам. Мы его теребим, каждая хочет зазвать к себе. Мужчина расспросил, какие условия. Выбрал меня. Я села в машину, и мы поехали. Я показала, как ехать. Они приехали, мужчина отдал деньги вперед. Сразу уехал. Девушка расположилась, переоделась и пошла на пляж. Больше я ее не видела, ведь ее убили.

Пилипенко взял из стопки на столе Минина две фотографии, подошел к женщине вплотную и показал ей.

– Какая из этих двух девушек приехала к вам пятнадцатого июня?

Хозяйка поколебалась, переводя взгляд. Потом уверено указала на одно из фото.

Пилипенко обернулся к Клюеву:

– Занесите в протокол, лейтенант. Гражданка Барышева опознала фото номер два. И теперь я готов рассказать вам, что произошло пятнадцатого июля. Но сначала некая предыстория.

Есть в Подмосковье один дом отдыха, туда предпочитают ездить зимой. Там горнолыжная база, как у нас на Ай-Петри, люди катаются. Называется этот дом «Обитель Белой горы». Так вот, нынешней зимой Щеглов и его невеста, Агния, как раз отдыхали в «Белой горе». Там Щеглов познакомился с Лизой Донцовой, девушкой, которая была убита на пляже. С ней он и приехал в Ялту, остановившись в отеле «Под Медведем».

Утром пятнадцатого июля они отправились на маленький дикий пляж. Загорали, купались, но вскоре повздорили…

– Позвольте! – произнес Щеглов. – Я ведь уже дал показания. Мы не просто отправились утром на пляж. Сначала я отвез девушку на другую квартиру.

– Я сказал то, что сказал, – возразил Пилипенко. – Кстати, еще немного истории. Ваша невеста, Агния, знала об этой девушке. И она знала, что вы едете на курорт с нею. Она наняла частного детектива. Гм! Скорее, даже не детектива, а киллера. В общем, мастера на все руки. В его, вернее, в ее задачу входило следить за вами, подготовить компрометирующий материал. Выяснить, насколько далеко зашли ваши отношения, и не собираетесь ли вы передумать насчет женитьбы с Агнией. Но последняя, крайняя задача этой женщины была вот в чем. Если выяснится, что будущий брак в самом деле находится на грани срыва, то девушку придется убрать. Именно это, в конце концов, и выяснилось. Именно это она, Павлова Инна, и сделала, подсыпав девушке яд. Лиза должна была умереть к полудню, и ее смерть могла была выглядеть, как солнечный удар. И Лиза действительно умерла.

– Но кто же тогда?.. – не выдержал Клюев, но Пилипенко прервал его:

– Кто же тогда ее изнасиловал? Да никто. Не было никакого изнасилования. Вот как все произошло. Любовники поссорились. Щеглов швырнул на камни свой медальон, ударил девушку и ушел с пляжа. Буквально через минуту, с другой стороны, с востока, на пляж вышел вот этот молодой человек. Он увидел девушку, которая была ранена, он помог ей промыть рану и остановить кровотечение. Девушка была в полуобморочном состоянии. Она уже умирала от яда, не давая себе отчета в своих действиях. И никакая это была не любовь с первого взгляда – просто парень воспользовался ситуацией. Затем ему показалось, что девушка заснула, утомленная, так сказать, его ласками. В то время, как девушка умерла. Недолго думая, парень прихватил ее вещи и удалился. Через несколько минут вернулся Щеглов и обнаружил девушку мертвой. Он не знал, что тут произошло в его отсутствие. Он подумал, что это он убил девушку, что она ударилась головой о камень. И в панике он бежал с пляжа.

– Но откуда же все-таки признаки изнасилования? – спросил Жаров.

– А тут наступил следующий акт трагедии, правда, далеко не последний. Все это время присутствовал незримый свидетель. Наверху, на обрыве сидела Павлова, частный детектив-киллер. И курила свои сигареты «Ирбис». Все, о чем я сейчас рассказал, она наблюдала с начала и до конца. Да, действительно, девушка умерла. Произошло то, чего она и добивалась. Но произошло не так. Пробитая голова не входила в ее планы. С этим ранением смерть девушки уже походила на убийство. А в убийстве мы заподозрили бы, прежде всего, Щеглова. Но ее заказчице, Агнии, вовсе не нужен был жених-убийца, которого отправят в тюрьму.

И тогда Павловой пришла в голову некая идея. Она спустилась с обрыва и обустроила сцену на пляже так, как она должна была выглядеть по ее замыслу. Она одела мертвую девушку в ее платье, затем это платье разорвала. Нанесла телу увечья. Картина получилась такая, будто бы девушку изнасиловали.

Затем она перешла к следующему этапу своего плана. Она разыскала Щеглова в гостинице, который был в полном смятении: он не знал, куда деть вещи девушки, как объяснить ее исчезновение. И тогда Инна рассказала ему все о себе, рассказала, что ее наняли следить за ним. Правда она умолчала о молодом человеке и о том, что сама сделала с трупом девушки.

Она представила все дело так, будто Щеглов сам невольно убил девушку. Так ей было легче уговорить его проделать все дальнейшее.

Инна переоделась в красное платье девушки, правда, забыла одну деталь – поясок. Она надела светлый парик из своего арсенала. Хозяйка отеля видела ее только издали, поэтому иллюзия была безупречной.

Лиза как будто бы съехала из гостиницы и устроилась на новом месте. Затем якобы отправилась на пляж, где ее изнасиловали и убили. Когда я показывал хозяйке этого нового жилья фотографию мертвой, изуродованной девушки, она опознала ее, потому что труп, на самом деле, был неузнаваем. Но теперь, когда я показал ей фото обеих жертв, она признала в той, что приехала к ней, не Лизу, а Инну. Которая также была убита в этот день.

– Кто ж ее убил? – спросил Щеглов дрожащим голосом.

– Да вы убили, Степан Сергеевич! – весело воскликнул Пилипенко. – Вы и убили.

– Я… Не убивал… – тихо произнес Щеглов.

– Полноте, Степан Сергеевич! Вас переполняли самые разные чувства. Вы ненавидели Павлову за то, что она следила за вами, за то, что так грубо вмешалась в вашу личную жизнь. Кроме того, вы боялись, что трюк с переодеванием раскроется. Вы свернули ей шею, отвезли на трассу и выбросили труп за остановкой в Мисхоре. Затем ее ключом открыли ее комнату, забрали кассеты и флэшку из фотокамеры. Как и где вы их уничтожили, не имеет значения. И судить вас будут не за убийство вашей любовницы, которого вы не совершали, а за убийство гражданки Павловой Инны. Лейтенант Клюев! Задержите подозреваемого.

Клюев встал, сделал шаг, но вдруг остановился в нерешительности.

– А что делать с этим? – спросил он, кивнув в сторону Олега. – Неужели отпустить? Ведь он совершил кражу, украл сумочку…

– Нет, не украл, – сказал Пилипенко. – Поскольку девушка была мертва, получается, что сумочку он нашел. А за то, что парень снял медальон с трупа, тоже нельзя его посадить.

– Может быть, за изнасилование? Ведь девушка была в бессознательном состоянии и, фактически, он ее изнасиловал.

– Нет, – сказал Пилипенко. – Здесь нет никакого уголовного дела. Просто – любовь с первого взгляда.

Клюев пожал плечами, подошел к Олегу и снял с него наручники. Затем подошел к Щеглову и защелкнул наручники на его запястьях.

* * *

Пилипенко и Жаров сидели в редакции «Крымского криминального курьера». Кондиционер с трудом переваривал жару.

– Тебе не противно, что этот удачливый молодой человек так легко отделался? – спросил Жаров.

– Противно, – ответил следователь. – Но закон есть закон, как говаривал старина Фернандель.

– А как же невеста Щеглова, заказчица?

– О ней позаботятся московские ребята. Меня только одно утешает. С такими наклонностями этот юноша, Горенко Олег, недалеко уйдет по свободному миру. Не мы, так другие наши коллеги в каком-нибудь другом городе… Но рано или поздно он совершит настоящие преступление. И вот тогда ему уже не уйти от правосудия.

– Мы не говорим ему «прощай», – сказал Жаров, – мы говорим: «До свидания».

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg