«Тень убитого врага»

2025

Описание

Бизнесмен Андрей Тропинин жестоко предал своего компаньона и друга Глеба Студенецкого: увел у него жену. Глеб не простил предательства. Он подставил Андрея, и того за растрату и подлог осудили на восемь лет колонии. Но суровое наказание показалось взбешенному рогоносцу слишком мягким. Он захотел навсегда вычеркнуть бывшего друга из жизни и приказал своим подельникам-головорезам убить Андрея. Те выполнили приказ, и Глеб наконец вздохнул с облегчением. Но спустя восемь лет стали происходить странные вещи. Мертвый Андрей начал преследовать Студенецкого: он являлся к бывшему компаньону и грозил ему смертью…



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Тень убитого врага (fb2) - Тень убитого врага 947K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Сергей Иванович Зверев

Сергей Зверев Тень убитого врага

© Зверев С., 2014

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2014

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес, 2014

Глава 1

1

Два человека, предвкушая богатый улов, шли через лес, еще полный прохладным утренним туманом, едва-едва начинавшим рассеиваться, чтобы через час-другой исчезнуть без следа. Чистейший лесной воздух, густой и свежий, заставлял их дышать глубже, пробуждал смутные ассоциации, связанные с чем-то давным-давно как будто позабытым…

Первый мужчина сделал глубокий вдох – и вдруг замер.

– Б-блин! Ты чего?! – чуть не натолкнулся на него второй.

– Тихо. Ты ничего не чуешь? – предостерегающе поднял руку первый.

– Да вроде нет… А что такое?

– Запах.

Второй тоже глубоко вдохнул и произнес:

– Да-а… Тухлятиной какой-то тянет.

– Нет, брат. Здесь, похоже, дело серьезнее, – покачал головой первый мужчина. В свое время он прошел Афган, и запах этот кое-что ему напомнил. – Постой, – сказал он и свернул с тропы в подлесок.

Второй последовал за ним, брезгливо фыркая:

– Ф-фу… Ну и вонь! Ну куда тебя несет… – В голосе его уже чувствовался испуг.

– Вот оно, – остановившись, кивнул на кусты первый.

Второй почувствовал, как сердце его забилось сильно и тревожно, а в горле мгновенно пересохло. Дурной запах едва не валил с ног, но он, преодолевая робость, выглянул из-за плеча первого…

Из густых зарослей кустарника торчала человеческая рука.

– Вот и порыбачили, – тихо проговорил первый. – Ну что, звони, вызывай ментов… или, как они там сейчас, полиция, что ли…

– А может, – робко возразил второй, – того… ничего не видели, не слышали…

– Следы уже не спрячешь… Звони, – решительно ответил первый мужчина.

2

Прицел поймал человеческую фигуру, охватил ее и повел – не выпуская и не вздрагивая. Других фигур рядом не было, ничто не перекрывало обзор, и палец левой руки мягко, без малейшего рывка, лег на спусковой крючок, начал плавный нажим…

Есть! Цель поражена.

Как раз вовремя – у входа в супермаркет всегда толчея, фигура быстро смешалась с другими и через секунду канула в большой двустворчатой двери.

Целившийся довольно усмехнулся: глазомер его не обманул и имитация выстрела прошла успешно.

Его худощавое, с резкими чертами лицо слегка смягчилось, а взгляд, невыносимо острый в момент прицеливания, словно расплылся, возвращая хозяину, сидевшему за рулем темно-синего «Рено», нормальное отношение к миру.

В зеркале заднего вида он краем глаза уловил движение и чуть повернул голову – ага, коллеги пожаловали!

«Приора» цвета «мокрый асфальт» с желтым фонарем на крыше подлетела пулей, взвизгнула тормозами, ее передний бампер замер в дециметре от заднего бампера «Рено». Молодо-зелено! – качнул головой водитель.

Из «Приоры» выбрался паренек лет двадцати, страшно гордый своим лихачеством.

– Здорово, Колян!

«Черт возьми, какой я ему Колян?! В отцы гожусь, а тут на тебе…

А хотя, если подумать, кто ты такой, и как тебя звать? Наемный водила, холуй по вызову. И возраст тут совсем не почесть, даже наоборот. До зрелых лет дожил, а все баранку крутишь – ну, и кто ж ты такой после этого? Колян и есть, без отчества».

– Привет, – дежурно улыбнувшись, пожал протянутую руку Николай.

– Отдыхаем?

– Да ненадолго, я думаю. Сейчас кто-нибудь выйдет. – И Коля кивнул на дверь супермаркета.

Молодой цыкнул длинной струей слюны сквозь зубы.

– Это точно. Я вон в соседнем квартале клиента скинул – и сразу сюда. Тут-то уж пустым не останусь.

– Совершенно верно, – механически ответил Николай, задумавшись о чем-то своем.

– Слышь… – протянул парень, с интересом взглянув на него, – я давно… ну, то есть не давно, а вообще хотел тебя спросить: а ты раньше кем был? Ну не всю ведь жизнь ты в таксерах, правильно?

– А зачем тебе это? – спросил Николай, не поднимая глаз, и от тона, каким был задан этот вопрос, юноше словно наждаком по душе провели.

– Да нет! – смутился он и неловко соврал: – Это я так. Ну… интересно просто! Да я у всех спрашиваю из интереса.

Николаю не составило бы труда сочинить какую угодно легенду… да мутить мозги наивному юнцу не хотелось. А правды не скажешь. Он приготовился уже ответить что-нибудь правдоподобное, как…

Как на крыльцо универсама вышла молодая светловолосая женщина с мальчишкой лет десяти.

Мама и сын были одеты дорого и со вкусом – высший класс общества, видно сразу. Незримая аура этого класса чувствовалась и в ухоженности обоих, и в выражениях лиц, и в изысканно-небрежной прическе, и в безупречном педикюре мадам… Красивое, с классически-правильными чертами лицо женщины казалось надменным и печальным – лицо уставшей королевы. Ну а мальчишка, соответственно, – маленький принц.

– О-о, смотри какая! А между прочим, она такси ищет, я точно говорю, – тут же отреагировал молодой таксист и предложил: – Ну, Коль, давай!

Но Коля стремительно выскочил из машины.

– Нет, брат, лучше ты. Я… у меня сигареты кончились, а эта фифа ведь начнет нос воротить: простите, вы могли бы не курить?.. Знаю я таких. Ну ее в баню! Давай вези, а я в ларек, за куревом. – И исчез в небольшом скверике, за которым находился павильон автобусной остановки.

Младший коллега, растерявшись, открыл рот и ни черта не понял. Он бессмысленно смотрел вслед Николаю, который приблизился к ларьку на остановке и смешался с толпой…

– Вы свободны? – Ясный женский голос прозвучал так внезапно, что таксист вздрогнул и диковато обернулся:

– А?

– Я спрашиваю, вы свободны? – В голосе женщины проскользнуло нечто вроде иронии.

– А?.. Ну да, конечно. Свободен… Вам куда?

Николай наблюдал за ними, прячась за стеной павильона. Вот женщина с ребенком устроились на заднем сиденье, водила нырнул за руль… темно-серебристое авто подалось назад, потом резко – вперед и влево и помчалось, исчезая в потоке машин.

3

– Мам, – повернулся к женщине мальчик, но та не услышала, погрузившись в свои мысли. – Ма-ам! – повторил он громче и дернул ее за рукав блузки.

– Что, Костя? – вздрогнула от неожиданности Елена.

– Ты какая-то задумчивая в последнее время стала, – внимательно глядя на нее, заметил сын.

– Правда? – Елена постаралась улыбнуться как можно естественнее: – Да я вроде бы всю жизнь думаю!

Шутка не сработала. Костя был не по годам серьезный парнишка.

– Нет, – отрицательно покачал он головой, – раньше так не было.

– Правда? Старею, может быть?.. Ладно, сынок, отставить старость, думать больше не буду! – Елена рассмеялась и обхватила сына за плечи, тот улыбнулся в ответ, но как-то не по-детски.

Уловив ситуацию, она принялась весело болтать о всякой чепухе, о том, что в августе они поедут отдыхать в Испанию или Италию, а в ближайшие выходные отправятся в аквапарк… Ребенок, будь он хоть вундеркиндом, все равно ребенок. Костя сразу оживился, заговорил… и Елена поздравила себя с педагогической победой.

Победа-то победой, но, вообще-то, Костя был совершенно прав. Елена действительно стала слишком задумчивой в последние недели, и эта задумчивость совершенно не радовала.

Наверняка девяносто девять из ста женщин, узнав о мысленных тяготах Елены Студенецкой, дружно воскликнули бы: «С жиру бесится!» или «Мне бы твои заботы!..». В жизни жены миллионера, владельца сети магазинов, было все, что могут дать большие деньги. И что?.. Да то, что не в деньгах счастье – не было его у Елены, притом что денег – хоть залейся. А кроме денег было прошлое, о котором не хотелось вспоминать, и будущее, о котором не хотелось думать. Она же видела, что происходит с ее мужем, как он изменился за последнее время, за весну-лето этого года. Он и раньше-то…

Э, нет! Довольно, спохватилась Елена и сухо, но вежливо обратилась к таксисту:

– Здесь лучше этим путем, видите? Налево, в проулок, а там я покажу.

– Ага… – промычал тот, поворачивая влево.

Такси въехало в пригородный коттеджный поселок, официально – Кленовая роща, а в просторечии – Буржуйка, престижное место обитания «денежных мешков» и некоторых политических тузов. Через пять минут она велела припарковаться у ворот усадьбы с роскошным садом и небольшим прудом и, рассчитавшись, бросила:

– Спасибо. Идем, Костя.

Мать и сын выбрались из машины, и тут же калитка отворилась, в ней возникла рослая, плечистая фигура охранника.

– Добрый день, Елена Сергеевна, – предупредительно произнес он.

– Здравствуйте, Михаил, – кивнула она и повторила: – Костя, идем.

Направляясь к усадьбе – изящному, со вкусом выстроенному дому, вполне под стать дворцу какого-нибудь мелкого курфюрста из позапрошлого века, – Елена ощутила страшный дискомфорт. Ей до отвращения не хотелось идти туда, глаза бы не видели то, что она вынуждена называть своим домом. Но что делать, ради сына приходится терпеть.

– Мам, – подал голос Костя, – я погуляю у пруда?

– Конечно.

Елена проводила сына любящим взглядом и вошла в дом.

4

А ее супруг Глеб Студенецкий, сидя в это время в кабинете своего офиса, взглянул на часы и вызвал к себе по селектору секретаршу Катю:

– Екатерина, зайдите.

Через пять секунд Катя вошла в кабинет – изящная шатенка с нежно-смуглым лицом и светло-карими глазами.

– Слушаю, Глеб Александрович. – Голос у нее был мягкий, мелодичный.

– У меня через двадцать минут посетитель. Знаете?

– Да, Глеб Александрович.

– Отлично. В эти двадцать минут меня ни для кого нет. Ни для кого. – Он сделал выразительную паузу.

– Да, конечно, – кивнула Катя.

– Ступайте, – сказал Глеб и уткнулся в экран ноутбука, с головой уйдя в дела.

Лицо бизнесмена стало сосредоточенным, глаза быстро и цепко выхватывали нужные данные из множества строк. Кое-что он выписывал на бумагу. Это длилось минут десять, после чего он глубоко задумался.

Посидев так с минуту, коммерсант взялся за телефон.

– Это я, – начал он без предисловий. – Ну, посмотрел… по тому делу. Что?.. Да-да, по тому самому. Так здесь их чуть ли не сотня! – И непечатно выругался. – Можешь порекомендовать кого-то?

В трубке запульсировала быстрая развязная речь. Глеб слегка морщился – терпеть не мог такой манеры разговора, но человек на том конце провода был ему очень нужен, поэтому терпел и слушал. И перебил совершенно спокойно, без эмоций:

– Постой, повтори еще раз. Федотов? Смотрю… Нет такого. Еще давай… Михеев? Этот есть. Кто они в прошлом?.. Ага! – Студенецкий придвинул рабочий блокнот, быстро набросал на пустой странице: «Федотов, Михеев» и сказал: – Все, я гостя жду, бывай. До связи.

Он поудобнее уселся в рабочем кресле, расслабился и закрыл глаза. Тут же перед его мысленным взором возникло лицо человека. Мужчины. Худое, болезненное, с явными следами недавних бедствий. Человек смотрел на него, на Глеба Студенецкого, снизу вверх, и во взгляде его было совершенно невыносимое выражение – смесь страха, ненависти и отчаянной попытки сохранить человеческое достоинство… Невыносимое! Глеб и не вынес. Его передернуло, он поспешил открыть глаза и свистящим шепотом произнес:

– С-сволочь…

Мелодично запиликал и засигналил оранжевым глазком селектор. Глеб нажал кнопку.

– Глеб Александрович, к вам гость. – Катин голос – вышколенный, бесстрастный.

– Просите, – велел Студенецкий. – Я жду.

Глава 2

1

Артем Михеев был частным сыщиком без малого пять лет.

Он не без сожаления ушел из угрозыска, где сумел зарекомендовать себя толковым, расторопным опером. Но системе ум старшего лейтенанта Михеева был практически не нужен – думать от него не требовалось, требовались исполнительность, усердие и умение услужить начальству. А вот к этому как раз у Артема талантов не было.

Сам по себе, без всякого начальства, частный детектив Михеев быстро завоевал солидную репутацию, оброс клиентурой, стал стабильно и неплохо зарабатывать. Действовал он всегда очень щепетильно, строго в рамках закона, при этом сумел сохранить хорошие отношения с бывшими сослуживцами, без лишних слов помогая им в разных деликатных случаях.

Такой вот случай выпал и сегодня.

Он просматривал унылую многочасовую съемку скрытой камерой, когда зазвонил телефон. Артем глянул: ба, Витя, старый товарищ!

– Здорово, Михей, – по-свойски приветствовал тот и сразу перешел к делу.

Виктор Львов и Артем Михеев начинали вместе, «на земле», в райотделе тогда еще милиции. Обоим там казалось тесно, и оба оттуда вырвались: Артем пошел в Шерлоки Холмсы, а Виктор – в угрозыск городского УВД, где и дослужился уже до майора. Мужик он был деловой, цепкий, разговоров вокруг да около не водил.

– Можешь мне сегодня уделить час-полтора? – сразу спросил Виктор.

– После обеда, – ответил Артем. – В три годится?

– Самое то, – явно обрадовался майор.

Они договорились встретиться в сквере неподалеку от ГУВД.

Ровно в три Артем был в условленном месте. Через минуту на входе в сквер показалась коренастая фигура Львова.

«Располнел», – усмехнулся Михеев.

Самому Артему это не грозило: он был к полноте не склонен. Среднего роста, среднего телосложения, он и внешность имел самую заурядную – идеальную для артистов и сыщиков, при которой можно перевоплотиться в кого угодно. Виктор же обладал такой внешностью, что ему в театре доставались бы роли римских императоров, на худой конец генералов. Массивное лицо с крупными, резкими чертами, жесткая линия рта, твердый суровый взгляд – спасибо контингенту, с которым довелось общаться, научили. Даже среди друзей майор Львов не изменял этой суровой манере. Но Артем к ней давно привык.

– Ну, здоров еще раз. – Виктор крепко сжал Артему руку. – Присядем.

Уселись на пустую скамейку в тени кленов.

– Что, вновь зовут частный розыск на помощь государевой службе?.. – с ехидцей проговорил Артем.

– Да, – ответил Виктор без улыбки.

2

Майор Львов служил в так называемом «убойном» – отделе по расследованию убийств ГУВД, куда, естественно, стекалась вся информация о трагедиях, разыгравшихся в городе, и о подозрениях на это: пропавшие без вести, неопознанные трупы… обнаруженное оружие и взрывчатые вещества – бывало и такое! Строго говоря, сбор и обработка этой информации не были прямой обязанностью Львова, но загруженные, перезагруженные, замордованные кучей дел сотрудники охотно отфутболивали все это любителю анализа и обобщений. Случалось, по вечерам, оставшись один, майор просматривал сводки за последние несколько суток, сравнивал, сопоставлял… И вот несколько дней назад его внимание привлекло сообщение, вроде бы совершенно пустое с криминальной точки зрения. Несчастный случай. Пьяный мужчина свалился с пешеходного мостика в овраг, с высоты метров семь-восемь, и убился.

Пустяк – но взгляд бывалого опера почему-то зацепился за него. Почему?..

Подумав, Виктор вспомнил.

С месяц назад в сводке был похожий случай.

За каким-то чертом один «гопник», до слез знакомый местному отделению полиции, забрел на заброшенную стройку, полез вверх… и лишь к вечеру следующего дня кто-то случайно наткнулся на труп.

Грех было бы сказать, что по покойнику хоть кто-то всплакнул. Напротив, вздохнули с облегчением: молодой «баклан» уверенно шел к успеху, то бишь к карьере преступника, бессмысленного беспредельщика. И полет с крыши недостроенного дома предотвратил чьи-то слезы, несчастья, а возможно, и смерть.

Еще ничего толком не зная, профессиональным чутьем Виктор сопоставил эти два события, поразмышлял – и приступил к выяснению, что за личность этот летун с моста.

Установил адрес, нашел участкового. Тот при первом же упоминании о персонаже сморщился так, точно его хреном с редькой накормили. Виктор узнал, что «жмурик» был пакостнейшей сволочью, люто тиранил семью, не давал житья соседям – в пьяном виде, разумеется…

– …То есть трезвый-то он тоже был не сахар, – говорил участковый, усталый капитан средних лет, – но, по крайней мере, хоть не бушевал. Просто хмурый такой, угрюмый был, как будто злой на весь белый свет… Вроде ничего страшного, ходит таким барбосом, и ладно. Но как напьется!.. Правда, не то что напивался, ему уже со ста граммов башню срывало. Наверное, что-то в башке было не так, хотя на учете не состоял. Да мало ли таких скрытых психов по свету ходят!

– Вы не пробовали с ним как-то поговорить, урезонить?

Капитан только рукой махнул:

– Как не пробовать! Да говорю же, трезвый он набычится, молчит, слова не вытянешь. Я ему: осознал, мол, понимаешь, что это добром не кончится?

– А он?

– Мычит чего-то, то есть понял, мол, не буду больше… Да я вижу, что слова мои ему, что мертвому припарки. Не доходят. Ну, решил припугнуть: смотри, говорю, оформлю. По первому разу суток на пять, а потом пойдешь по «хулиганке», до трех лет.

– Помогло?

– Да черт его знает, – с досадой бросил капитан. – По нему ведь и не скажешь. Насупится, молчит как пень… Вроде притих, но разок все-таки нарвался.

– Нарвался? Это как?

– Да был случай с месяц назад. Вот так же стал своих гонять, те выбежали на улицу, крик, шум! И тут парень какой-то случайно подвернулся. Сразу понял, в чем дело, и вломил этому придурку, да хорошо вломил… Я бы этому парню, подвернись он мне, первый бы руку пожал! Этот охламон в самом деле тише стал. Я, грешным делом, стал надеяться, что хоть так дошло до дурака… Да где там! Видать, горбатого могила исправит.

И далее рассказал, что этот тип терпел-терпел, но все же сорвался и запил как-то особенно дико, даже не похоже на него. Перепуганные соседи позвонили в участок, но безобразник, побушевав в подъезде и вынеся пару стекол, исчез еще до прихода капитана, и больше никто его не видел. Живым.

– Ну а вообще… – Участковый криво ухмыльнулся: – Ну да что там, сами знаете. Оно, может, и грех так говорить, но я мысленно перекрестился: одной заботой меньше. Как нарочно кто помог, прости господи!..

Этот рассказ Виктора сомкнул в голове сыщика недостающие звенья картины…

– Даже так! – понимающе усмехнулся он.

– Да, – кивнул Львов.

Виктор несколько дней тщательно анализировал сводки, изучал подробности и теперь на основании отработанного им материала мог заявить, что в течение последних примерно месяцев шести в городе зафиксировано значительное число странных смертей, настигших всякое отребье: от ничтожной мрази, вроде тех двух, до опасного негодяя, подозреваемого в сбыте наркотиков. Наркополиция давно имела вид на этого субъекта, владельца небольшого продуктового магазина, оперативники подозревали, что это его дело лишь прикрытие для куда более прибыльного «бизнеса смерти», но доказать ничего не могли. Ровно ничего! Честный предприниматель, позитивный гражданин, даже депутат райсовета… Хитер был гад.

Но и на него… нашелся свой винт.

Труп коммерсанта с пулевой дыркой в голове был найден в пригородном лесопарке. Неподалеку удалось обнаружить следы шин, но, во-первых, мало ли кто тут мог проехать, а, во-вторых, такой резины по городу – тысячи колес, поди сыщи иголку в стоге сена. Нашли и пулю, но она тоже не дала ответов на вопросы. Тупик.

– И ты сделал вывод, что завелся у нас свой Робин Гуд, – кивнул Артем. – Санитар города, так сказать.

– Точно так. И поверь мне…

– Верю, верю. Уж кому-кому, а тебе поверю.

– Спасибо, – серьезно произнес Виктор. – Стало быть, ты меня понял.

Конечно, Артем понял весь дальнейший расклад. Если сейчас майор Львов сунется со своим грандиозным открытием к начальству, то получит по шапке за то, что дурью мается: умничает и корчит из себя великого сыщика, вместо того чтобы работать. А потом начальство, конечно, само взглянет на это дело, и если увидит в нем реальную перспективу, то подомнет под себя, и уж тогда – прости-прощай… Да и вообще, все здесь еще сыро, копать да копать, и, конечно, лучшего партнера, чем частный детектив, не найти. А его и искать не надо, он уже есть – свой парень Артем Михеев.

Артем отлично помнил, чем обязан Виктору: тот дважды прикрыл его в юридически скользких ситуациях и теперь имел полное право обратиться за помощью. Все это он просчитал в секунду. И ответ его был таков, в котором Виктор не сомневался:

– Я тебя понял. Помогу. Хочешь взять этого… заместителя Бога?

Виктор тоже понял – Михеев намекает, что тот неизвестный мститель – если он есть! – самочинно присвоил себе право решать, кому жить, а кому нет.

– Да, – сказал он. – Хочу. И я еще не все сказал.

– Слушаю.

Львов побродил взглядом по кронам берез и кленов, как бы собираясь с мыслями.

– Ты знаешь, – заговорил он наконец, – если б он только это делал… то есть истреблял одну эту погань, я бы, черт его знает, может быть, тоже ему руку пожал, как участковый парню, что того урода отметелил. Честно скажу, самому иной раз в голову приходили такие мысли, типа, к черту все эти процедуры, в куски бы рвал этих тварей! Но… Я давно понял, что просто так на этой тропе не удержишься. Вот и наш мистер Икс, похоже, берега потерял. На днях в лесу труп обнаружили – два рыбака случайно наткнулись. Личность установили: наш клиент, сидел когда-то за мелочовку, данные сохранились. Причем нормальным человеком был когда-то, но вот жизнь опустила, сел, вышел… потом жил где придется, побирался в людных местах…

– Причина смерти?

– Да в том-то и дело, что огнестрел в голову. Причем убит не там, не в лесу, привезли труп. Опять же проселочная дорога недалеко, опять же следов колес – множество. Правда, калибр пули не тот, меньше. Да кто ж его знает, может, у него целый арсенал! По нынешним-то временам это плевое дело.

– Однако… – задумчиво покачал головой Артем. – Ну а зачем ему, санитару нашему, такая морока? Если он решил город от отбросов зачистить, то к чему такие сложности?

– Согласен, – сказал Виктор. – Вот и я не знаю. Может, он немного того… – он покрутил пятерней у виска, – на этой почве. А может, и вправду совпадение! Ну и… как говорится, это не шахматы, тут думать надо. И я прошу мне помочь. У тебя наверняка агентура неплохая, я ж тебя знаю… Ну, словом, вот так.

Детектив не ответил, и Виктор, приняв это за сомнение, слегка нахмурился: отступился, что ли? Но Артем думал о другом.

Он уже размышлял о методе поиска. Да, задача непростая. Но это и разжигало сыщицкий азарт. Агентура неплохая… Агентура, товарищ майор, у меня такая, что узнаешь – обзавидуешься! Не количеством берем, но качеством. Думать надо, думать… это точно. Черт возьми, умеет же Витек найти подход!

– Слушай, – неожиданно вырвалось у Артема, – а тебе не приходила в голову мысль, что это кто-то из наших?

– Думал, конечно, – недовольно дернул уголком рта Виктор. – Мелькала мысль. Да толку-то?

– Ладно, – жестким тоном проговорил Артем. – Пойду думать.

3

Таймер жидко запиликал, извещая о том, что 18.00 – конец рабочего дня.

Когда Студенецкий вышел в приемную, Катя уже собрала бумаги, выключила компьютер и ожидала распоряжений.

– Вы свободны, – только и сказал он и снова скрылся в кабинете, сам не зная зачем.

Там сел на один из стульев, расставленных вокруг стола для совещаний, и погрузился в глубокую задумчивость. Вернее, не в задумчивость, а в созерцательность. Лицо привычно помрачнело, взгляд застыл. Со стороны могло показаться, что он смотрит какой-то чудовищно мрачный, депрессивный триллер: с отвращением, но не в силах оторваться… Правда, не так уж долго это продолжалось, через пару минут Глеб очнулся, брезгливая гримаса исказила его лицо, и он поспешил подняться.

Почти бегом пересек опустевший офис, кивком простился с охранником и вышел на автостоянку.

Там стояла только его машина – люкс-седан «Инфинити». Водителя Глеб обычно отпускал ближе к концу работы, домой и из дома добирался сам.

С давних пор у него выработалась привычка: перед тем как сесть в машину, обойти ее со всех сторон и внимательно осмотреть – это после того, как первую его «девятку», купленную в студенческие годы, ночью кто-то помял и бесследно исчез.

Глеб пустился в привычный обход по часовой стрелке, обогнул левое крыло…

И замер.

Из декоративной маски радиатора торчала аккуратно свернутая в трубку белая бумага.

Глеб смотрел на нее как зачарованный, затем обернулся по сторонам – никого. Осторожно приблизившись, он потянул листок двумя пальцами, словно тот мог его укусить.

Бумажная трубочка легко распалась, предъявив короткую надпись. Студенецкий уставился на нее, как бы не в силах понять смысл, наконец опомнился, сунул бумагу в карман и ринулся обратно в офис.

Охранник при виде шефа суетливо вскочил – таким хозяина видеть еще не приходилось. Всегда непроницаемо-надменный олигарх вдруг чуть не бабьим голосом выкрикнул:

– Эй! К моей машине никто не подходил?!

– Н-нет, Глеб Саныч, вроде никого… – заикаясь от растерянности, ответил охранник. – Ну, народу-то много было, подъезжали и сами, и на такси, и так подходили… Я все отслеживаю! У меня все под контролем, порядок всегда, и все спокойно…

Глеб хотел было рявкнуть: «А это призрак сделал?!» – и сунуть в нос ему бумагу, но вовремя сдержался. Знать об этом охраннику незачем. А потом, действительно, на стоянке народу – туча, за всеми не уследить.

– Ладно, – сказал он, успокоившись. – Это так… показалось, наверное. Я к себе поднимусь на пять минут.

В кабинете Глеб вынул из стола бумажку с выписанными им сегодня фамилиями: Федотов и Михеев, частные сыщики, и на миг задумался: кто?.. Михеев был в официальном списке, Федотова не было. Наконец, приняв решение, он снова набрал номер:

– Здравствуйте! Артем? Очень приятно, правда, не имею чести знать вашего отчества… Ну, хорошо. Полагаю, у меня есть для вас дело, полагаю также, что вы им заинтересуетесь. Что?.. Ах, по какой причине я так полагаю? Да по самой простой. Я готов вам хорошо заплатить. Очень хорошо. Не стану прибедняться: я состоятельный человек и готов сделать все, чтобы вы согласились. Если у вас есть желание обеспечить себя на год вперед… Что? Ах да, простите, не представился. Моя фамилия Студенецкий. Глеб Александрович Студенецкий. Бизнесмен. Слыхали? Ну и прекрасно! Итак, Артем, я хотел бы с вами встретиться. Да, прямо сейчас. Вы же умный человек и понимаете, что…

Прочее не важно.

4

Артем вполне осознал, какой редкий шанс ему выпал. Про Студенецкого он краем уха слышал, даже краем глаза видел в какой-то телепередаче: да, крупный предприниматель, бизнес-акула местного масштаба. Можно сорвать куш! Но, как назло, Михеев уже загорелся делом Виктора, и чем труднее оно представлялось, тем сильнее вскипало сыщицкое нутро, вбрасывало в кровь порции эндорфинов. И прерываться на таком взлете?..

Но в то же время он понимал, что от предложения этого клиента не откажется.

Тот предложил встретиться в солидном клубном ресторане. Войдя в холл, Артем сразу же наткнулся на сумрачного служителя, потребовавшего документы. Михеев предъявил удостоверение частного детектива, привратник придирчиво изучил его, после чего изрек:

– Вас ждут. – И указал, куда идти.

Студенецкий занял отдельный кабинет – с комфортом, достойным постоянного посетителя. Вошедшего Артема встретил любезно и корректно, изысканным жестом указал на стул:

– Прошу!

Пока он диктовал заказ симпатичной девушке-официантке, Артем успел цепким профессиональным взглядом окинуть своего визави.

Рослый, подтянутый, моложавый мужчина, одетый дорого и с тонким вкусом, более присущим аристократу, нежели буржуа. Особые приметы? Здесь сыщик мысленно усмехнулся, подумав, что в этой графе отметил бы: «очень красив» – синеглазый брюнет с классически правильными чертами лица… и еще что?..

Так… это уже не для графы, а для себя, чисто субъективно – что-то неприятное в этом красивом мужском лице уловил чуткий взор сыщика. Или… не скажешь «неприятное», но нечто не то. Что?.. Артем тут же поймал этот нюанс. Противоречие между твердым взглядом и капризной, какой-то не мужской складкой губ – такой изгиб рта характерен, скорее, для избалованного подростка…

На этом психологические изыски закончились. Студенецкий улыбнулся, но глаза его оставались холодно-отчужденными:

– Ну что, приступим?

– Конечно.

Сначала обговорили финансовые условия. Миллионер действительно проявил щедрость, даже аванс пообещал – тридцать процентов, с перечислением завтра. Детектив подумал, что этим авансом, скорее всего, дело и ограничится, а потом заказчик постарается его кинуть… Впрочем, возражать не стал.

– Теперь к сути, – сказал он. – Слушаю вас.

– В последние недели я стал ощущать преследование со стороны неизвестных лиц. Или лица, – четко сформулировал Студенецкий.

Тут принесли заказ, а когда официантка удалилась, Глеб продолжил излагать суть дела…

Началось с пустяка. Недели две назад вечером на домашний телефон позвонили. Чертыхнувшись – кому там неймется! – Глеб отвлекся от Интернета, взял трубку:

– Да!

Молчание.

– Да, слушаю вас! – выкрикнул Студенецкий уже недовольно, и вновь ответом была тишина. Он уже хотел отключиться, как уловил некий далекий неясный звук.

Что это?

Глеб напрягся, вслушиваясь. Звук потихоньку нарастал, очень медленно… и, наконец, стал отчетливо различим. Это был смех.

Странный. Тихий, журчащий, какой-то бесплотный – не мужской, не женский, без эмоций. В фильмах ужасов так смеются существа по ту сторону реальности.

Нехороший холодок пробежал по спине коммерсанта, он побледнел, и память его провалилась в яму, в которую ему очень не хотелось заглядывать…

Но сыщику он этого не сказал. Сказал иначе:

– Ну, пустяк, конечно, хотя и странно. Я бы об этой истории забыл, если бы не последующие события…

Случились они не сразу. Прошла примерно неделя.

Утром, как обычно, Глеб выехал на работу. Вывел «Инфинити» за ворота, повернул влево…

И метров через пятьдесят стал тормозить, не веря своим глазам.

На каменной ограде соседней усадьбы висел плакат, на котором крупными красными буквами было написано: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ», а под этой надписью на Глеба Студенецкого смотрел… Глеб Студенецкий. Под портретом была еще одна надпись, такими же крупными буквами, только черными: «ИЗМЕННИК».

– Вот тут я оцепенел, честно скажу, – признался Глеб.

– Стоп! – вскинул палец Артем. – Давайте поподробнее. Кто-то изготовил такой издевательский плакат и повесил на стену…

– Ну да, да, – слегка раздраженно перебил его Студеницкий. – Пародия, черт бы ее побрал!

– М-м… – задумчиво промычал Артем. – Этот самый плакат, он с вами?

– Нет, – поморщился Глеб, – дома. А я сюда прямо с работы.

– Жаль, – сказал Михеев и принялся задавать разные скучные вопросы: о шрифте, о фото – откуда оно могло взяться, о том, кто еще мог видеть плакат, чем бумага была прилеплена к стене… Глеб отвечал довольно терпеливо, и ответы были самые банальные: фото из Интернета, оно там в свободном доступе, вряд ли еще кто видел, ибо никаких расспросов потом не было, да и приклеено, казалось, совсем недавно, клей совсем свежий… Какой клей? Да черт его знает, клей как клей.

– Мне надо взглянуть, – заявил Артем, и Глеб обещал показать ему этот пасквильный лист.

– Ну а сегодня… – Он полез в карман пиджака и вынул бумагу, обнаруженную в решетке радиатора, попутно объяснив все обстоятельства находки: никто ничего и сигнализация промолчала.

На бумаге были два кратких слова: «Я ПРИДУ».

– Фактура текста та же, что на плакате? – спросил Артем.

– Да черт его знает, – пожал плечами Глеб. – Надо будет сравнить.

– Обязательно. Скажите, вы до меня ни к кому не обращались? Вообще, делились с кем-нибудь об этих событиях?

– Нет. Домашних тревожить не хочу, а в остальном… да и времени не было! Большой бизнес – это, знаете ли, каждый день на разрыв.

Артем кивнул, хотя ему и показалось странным, что после второго случая, уже явно неприятного – даже если это и шутка, то за такие шутки морду бить надо! – бизнесмен не шевельнулся, и поинтересовался:

– У вас семья?

– Да. Жена, сын.

Ответ был отрывистый, недовольный. Повисла короткая пауза…

– Ну и главное. Ваши соображения на этот счет? – снова заговорил Артем.

– Хотите сказать, подозреваю ли я кого-нибудь?

– Можно и так.

Артем внимательно посмотрел на клиента и по мимике его лица понял: да, подозревает. И говорить об этом не хочет. Хотя знает, что придется.

Глава 3

1

Елена проснулась словно от толчка и даже вздрогнула перед тем, как открыть глаза. Открыла – и секунды две соображала: где она, на каком свете?.. Вернувшись к действительности, тут же схватила телефон и набрала номер сына:

– Костя!

– Да, мама?

Ф-фу… Елена перевела дух, стряхивая остатки сна.

– Ты где?

– На площадке.

На территории имения Студенецких была, разумеется, оборудована и спортплощадка.

– Хорошо. – Елена взглянула на часы и добавила: – Скоро ужинать, не забывай.

– Да. Но папы еще нет.

– Приедет. Не опаздывай.

Она подошла к оконному проему и долго смотрела на ухоженный парк, погруженная в свои горькие мысли:

«Прошлого не вернуть. Будущего нет. Нет?.. Да вот же оно, будущее: жить ради сына, пока он не станет взрослым, женится, у него начнется своя, далекая от тебя жизнь… А тебе, Елена Сергеевна, собственно, на том можно и помирать».

От этой мысли слезы подступили к глазам, спазм перехватил горло. Елена сглотнула и резким движением руки смахнула слезы. Ну нет, не дождетесь! Будем жить. Что бы ни было, будем жить! А память… Ну что ж, она останется, и никто об этом не будет знать, кроме нее самой.

2

– Кого подозревать! – криво усмехнулся Студенецкий. – Ну, вы же понимаете, при моем статусе недоброжелателей хватает.

– Конкуренты?

– И они тоже. Но вряд ли они стали бы заниматься такими штуками.

– Это верно, – согласился Михеев. – А кроме них?..

– Есть и другие, вплоть до уволенных. Мало ли среди них придурков… всякие там патологические правдолюбы, сутяги… ну, понимаете.

Против этого тоже не возразишь, и Артем задумался.

– Ну, – сказал он, – давайте порассуждаем, насколько знаком с вашим бытом предполагаемый Икс. Он знает, где вы живете, как ездите на работу…

– Ну, это невеликие секреты.

– Согласен. Но звонок домой – надо же знать ваш домашний номер!

– Знаете, мне только сейчас почему-то пришло в голову, – встрепенулся Глеб. – Был у меня когда-то компаньон. Хороший парень, разумный, работоспособный. Но соблазнился быстрым заработком: пустить деньги в оборот под проценты. В общем-то, там действительно светил хороший куш, но риск был велик. Он обратился ко мне за советом…

– Как его звали? – перебил его Артем.

– Андрей. Андрей Тропинин, – как-то странно посмотрел на детектива Глеб. – Я сказал: решать тебе, но я бы не рискнул. Он не послушал, вложился. И прогорел. Действия его были квалифицированы как мошенничество в особо крупном…

– Ого!

– До десяти лет. Прокурор на суде и просил десятку, судья нашел смягчающие обстоятельства, снизил до восьми. Но и это, сами понимаете, не праздник. Жаль парня. Но… – Глеб прервался, нахмурился. И после паузы добавил: – Но он вообразил, что это я его подставил.

– А смысл какой?

– В том-то и дело, что формально смысл был, – многозначительно усмехнулся Студенецкий.

И разъяснил, что в уставе компании имелся хитрый пунктик, предусматривавший при наступлении форс-мажорных обстоятельств переход всех активов выбывшего компаньона к другому. Эта мера была своеобразной страховкой, а вообще между Глебом и Андреем царило джентльменское согласие.

Приговор суда также присутствовал в перечне форс-мажоров, хотя оба были уверены, что с ними такого никогда не случится. Но вот – от сумы да от тюрьмы…

– Разумеется, я уверял его, что все его активы вернутся к нему в должной пропорции, и, ведя дела, строго отсчитывал его половину. Плевать мне, кто там что думает на этот счет! Да, формально мотив есть: ищите, кому это выгодно, классика жанра… Но тогда, черт возьми, у каждого мужа, каждой жены есть мотив, ибо им выгодна смерть супруга, не так ли?!

– Не так, – возразил Артем. – Но это к делу не относится. Теперь позвольте вопрос: правильно я понимаю, что этот самый Тропинин должен был уже выйти из заключения?

– Нет. – Глеб с вызовом взглянул прямо в глаза Артему. – Формально да, но… Он умер.

3

Тяжкое мертвое слово из уст Глеба упало как-то так, что и Артема при всем его жизненном опыте передернуло.

– Умер, – повторил Глеб. – При… не знаю, при каких обстоятельствах.

– Там, в зоне?

– Да.

– Как вы это узнали?

– Признаться, точно не помню, – пожал плечами Студенецкий. – Связь с ним прервалась, когда его увезли на этап…

– Где отбывал?

– Не знаю. – В голосе Глеба прорвалась досада. – В Сибири где-то.

– Стало быть, никаких достоверных подтверждений, что он умер, нет?

– Выходит, что так.

– И вы допускаете…

– Допускаю! И не только это. Вообще допускаю все, что угодно. Посему я к вам и обратился, как к одному из лучших детективов.

– Ладно, – сказал Артем, после чего пошел разговор сугубо технический. Он посоветовал бизнесмену усилить охрану и установить дополнительные видеокамеры близ дома и офиса – самые рутинные и дежурные меры. Ну и, сказать правду, дело захватило его. Но внешне это никак не проявилось: Артем Михеев умел владеть собой.

Обговорив детали, партнеры подтвердили свои обязательства.

– Значит, я надеюсь, что завтра аванс будет на счету? – перед тем как попрощаться, вежливо спросил Артем.

– К вечеру, – пообещал Студенецкий.

Артем знал, что впечатления должны перебродить, устояться в нем, прежде чем он возьмется размышлять. Поэтому он сначала отдохнул, растянувшись на диване и стараясь ни о чем не думать, а когда дневная усталость отступила, занялся основным этапом работы, то есть постарался скрупулезно, до мельчайших деталей восстановить в памяти диалог со Студенецким. И чем дальше, тем отчетливее Артем сознавал, что в разговоре Глеб играл – как артист в театре, и достаточно умело.

Но в чем подтекст? Михеев стал прокручивать в голове отдельные эпизоды разговора…

Стоп! Вот оно. Поймал!

Артем вскочил, в волнении прошелся по комнате и снова сел.

Он вспомнил момент, когда Глеб заговорил об Андрее, и совершенно ясно понял: коммерсант к тому и подводил, чтобы о нем заговорить. С самого начала, может быть все две недели, Глеб подозревал этого загадочного Андрея, якобы покойника, в странных событиях, происходящих с ним.

Стало быть, надо разузнать самому о судьбе некоего Андрея Тропинина, некогда осужденного за мошенничество в особо крупном размере. Это, конечно, можно, если подключить Львова… да тому-то какой резон этим заниматься! Своих дел выше крыши.

И здесь такая мысль озарила Артема, что он замер.

4

Елена поймала себя на том, что ждет возвращения мужа как что-то неприятное, но неизбежное. Ожидание было тягучим, нудным, оно словно высасывало из женщины силы – черт подери, уж скорее бы пришел, что ли!..

Странная лень овладела ею. Костя сидел в своей комнате за компьютером, прислуга возилась внизу… а хозяйка роскошного дома с унылым видом сидела в кресле, и песчинки времени бесшумно сыпались и сыпались на нее.

Наконец во дворе послышался звук подъехавшей машины, и Елена, преодолевая слабость, подошла к окну. Ворота уже закрывались, а черный «Инфинити» медленно заезжал на стоянку. Она решила, что тянуть нечего, и спустилась вниз.

Муж и жена встретились на первом этаже в колонном зале, предназначенном для торжественных приемов.

– Добрый вечер, – поздоровалась Елена, ничем не выдавая своего настроения.

– Здравствуй, – вполне корректно ответил Глеб.

– Ужинать будешь?

– Что?.. Ах, это. Нет, спасибо. Пришлось в ресторан пойти с партнером, перекусили. Не беспокойся. Костя дома?

– Да, конечно.

– Ну, я к себе, надо поработать.

Все это говорилось мирным с обеих сторон тоном.

У Елены как камень с души свалился. Она сама не знала, чего ожидать от минуты встречи, а все разрулилось так просто и даже дружелюбно…

Почти.

– Я буду у себя, – сказала она, направляясь к своей комнате.

Муж кивнул и тоже удалился.

Зайдя к себе, Елена принялась задумчиво прохаживаться из угла в угол. Черт возьми! А может быть, не так уж все плохо?! Прошлого не вернуть, от будущего никуда не деться – так уж пусть это будущее будет таким… хотя бы сносным, что ли? Попробовать! Начать все снова!..

Сбросив пиджак и галстук, Глеб долго сидел в рабочем кресле.

Странная мысль блуждала в тайниках души, как подземная волна, способная грозно вырваться наружу – землетрясением, извержением вулкана… И он каждой своей клеточкой ощущал приближение этой волны.

Вспомнив, что у него есть бутылка с армянским коньяком, Студенецкий вскочил, раскупорил емкость и глотнул прямо из горлышка – грубо, по-плебейски, даже не ощутив дивный аромат и богатейшее послевкусие. Но черт с ним! Главное – коньяк горячо ударил в голову, и он вдруг понял, что надо делать.

Написать! Изложить все на бумаге. В прямом смысле. К черту все эти компьютеры! Перо, бумага – только так. Но с чего начать?.. Да с того, что есть, с него и начать!

Что чувствует убийца? Ничего. В том смысле, что эта гамма чувств не сравнима ни с чем, ее в этом мире как бы нет. Она принадлежит иному миру… если ее и сравнивать с чем-то, так только с ливнем, но с таким, как будто океан хлынул с небес и снес все, что мог. Да, это другой мир, бушующий, ревущий, другое измерение пространства!..

И ты другой.

Это самое главное. Переступить черту. Я прямо вижу ее. Это не бездонная пропасть, не стена до неба. Совсем нет! Просто черта, даже не краской, не мелом, а просто палкой прочерченная по земле. Пустяк.

Шагнул, и все. Чего проще? И все же большинство замирает перед ней в оцепенении. Табу! Запрет. Мышление дикаря, хоть и в современном обличье. Нельзя – и все. И разум отключается.

На этом запрете строится все здание цивилизации. В общем-то, правильно. Эта черта должна быть границей магического круга, за которую не дано заходить большинству.

Но есть те, кому позволено выйти. Кто способен. Их единицы, но больше и не надо. Это мы.

Я еще не встречал других, но знаю, что они должны быть. Пока же я знаю одного: себя. Имею право! Я разорвал заколдованный круг. И я живу уже в другом мире, дышу иным воздухом. Воздухом свободы.

Шаг за черту! Он был для меня совсем не труден. Я убедился, что все табу – лишь внутренний страх, призрак, вселенный в мою душу. Я сделал шаг – и призрак исчез. Отныне я сам работаю со своей душой и со всей этой жизнью. Я тот, кто решает, как этому миру жить.

Рука чуть было не дернулась написать: убийца. Но что-то остановило ее, и Глеб язвительно рассмеялся. Ишь ты! Стало быть, не все еще табу переступил, зря хвалился…

Но некто услужливый, невидимый тут же горячо шепнул в ухо: ну какой ты убийца? Убийца – значит, злодей, а ты разве делал зло?.. То-то и оно!

Готов ли я услышать о себе: убийца? Да, готов. Легко! Услышу – и отвечу спокойно, с достоинством: нет. Разве воин – убийца? Разве судья, выносящий приговор, – убийца?!

А ты – воин? Ты – судья? – тут же спросят меня. И я вновь отвечу достойно: да. Я – воин и судья большого мира.

Впрочем, вам этого не понять. Я делаю ваш мир лучше… хотя, сказать по правде, для меня это не главное. Главное – мой мир, который я создаю для себя. Я меняю себя, выхожу за черту, за кем-то положенные пределы, их больше нет для меня. Это мир без границ, это бесконечность…

– Глеб! – вдруг ворвалась в комнату Елена. – Глеб, слушай!..

– Куда?! – взревел он, вскочив. – Какого черта, кто позволил!.. – И бросился к ней с искаженным бешенством, совершенно сумасшедшим лицом.

Елена такого никогда не видела! Она замерла в страхе. На миг ей почудилось, что перед ней не муж, а кто-то совсем чужой. А еще через миг – глупая мысль! – что это и не человек, а какой-то демон. Ничего похожего на Глеба! Где его красивое лицо, где синие глаза?! Это существо надвигалось на нее, хрипло выкрикивая:

– Прочь! Вон отсюда! Кто разрешил входить без стука? Прочь, я сказал!

Ни слова не говоря, Елена развернулась и вышла, с силой хлопнув дверью.

Глеб стоял, тяжело дыша, отходя от вспышки. А когда начал соображать, даже пожалел о вырвавшихся грубых словах… но возмущение все еще кипело в нем. Он вяло выругался и вернулся за стол.

Творчество – тончайшая материя. Автора прервали, и творческий пыл исчез.

– Сбила, з-зараза… – проскрежетал он.

Перечитал написанное – оно показалось остывшим, совсем не тем, как поначалу. Момент истины ушел!

С полминуты он смотрел на бутылку, потом с гримасой отвращения поднес ее к губам и через силу стал пить.

Глава 4

1

В таксомоторной компании, где работал Николай, был принят посменный график: по двенадцать часов, с восьми до восьми, с утра до вечера. Отколесив дневную смену, Николай заехал в контору, сдал выручку, отчитался по бензину… Пока доехал домой (машина у него была своя), уже подходило к девяти.

Но настоящая работа еще не начиналась.

Таксист обитал в съемной «хрущевке-однушке» в тихом спальном районе. Жил одиноко, замкнуто, с соседями был вежлив, приветлив, но не более того. Дистанцию держал.

Поужинав, он с полчаса отдохнул, а в начале одиннадцатого решительно встал, включил ноутбук, подсоединил к нему фотоаппарат, из письменного стола достал несколько пухлых папок, а из них множество бумаг, исписанных, таблично расчерченных, и пачку фотографий. Все это было строго рассортировано, обозначено, подшито и так далее.

Николай заварил крепкого чаю, отхлебнул и углубился в бумаги.

Время летело быстро. Незаметно сгустились сумерки, превратились в ночь, а он ничего вокруг не замечал. Рассматривал снимки, рылся в Интернете, делал выписки, рисовал таблицы, сравнивал одно с другим. Застывал сосредоточенно, хмурился, покачивал головой, иногда что-то вычеркивал… Словом, ни дать ни взять ученый-исследователь. Особенно он задержался на двух фотографиях, транслированных с фотоаппарата на экран компьютера.

На одной были запечатлены трое мужчин на фоне машины – рядового белого «Шевроле», каких тысячи. Снимок плохой, поспешно сделанный, лиц совсем не разобрать, фигуры… ну, те еще как-то… но, в общем, все очень неудачно.

– Учись! – поморщившись, негромко произнес Николай.

На другой фотографии запечатлелось неказистое здание с вывеской «Автосервис». Он долго смотрел на оба снимка… потом взялся писать на разграфленном надвое по вертикали листе.

Время шло.

Николай трудился около двух часов, прежде чем вынудил себя остановиться. Не хотелось, работа спорилась… но завтра – то есть уже сегодня! – смена в восемь, а вставать в шесть.

Он выключил компьютер, собрал в том же неукоснительном порядке весь свой архив, спрятал в стол и стал готовиться ко сну.

Приняв душ, лег в кровать, заложил руки за голову и закрыл глаза, но сон никак не шел к нему, в голове роились всякие лишние мысли и воспоминания…

Женщина с мальчиком, которых он видел сегодня близ гастронома, возникли перед мысленным взором так четко, будто это было всего пять минут назад. Светлые волосы, тронутые легким ветерком, чуть прищуренные уставшие глаза…

Николай скрипнул зубами. Это лицо напомнило ему другое – моложе и без всякой усталости, без черточек скорби в уголках глаз и губ… Было, все было! Но где оно теперь?.. Нет его, и возврата не будет. И хватит об этом!

Елена ворочалась под покрывалом, все в ней кипело, бушевало, не давало покоя. Особенно обидным казалось то, что она влетела в кабинет к мужу с самыми добрыми намерениями, желая сказать, что хочет позабыть все плохое, начать жизнь с чистого листа… и в ответ такая адская реакция. «Как посмела! Кто разрешил без стука! Сколько раз я говорил!..» Да ни разу не говорил, урод. Как сумасшедший налетел… Кретин!

Елена злобно перевернулась на другой бок, скомкав простыню.

«Гад», – приглушенно прозвучало в тишине комнаты.

Память вновь услужливо нарисовала ту сцену, и Елена брезгливо поежилась. Но что-то задевало ее, нет, не искаженное злобой лицо мужа, а, скорее, дело в антураже кабинета… И даже не столько кабинета, сколько письменного стола. Что-то там было не так.

Не так, не так… Что же?

Чем-то это зацепило. Чем? Елена не могла понять, но и отцепиться уже не могла. Что там могло быть такого, на столе?..

Она перевернулась и уставилась в стену. Сон как рукой сняло. Теперь она не успокоится, пока не поймет, а для этого надо в первую очередь включить логику…

Но на этой мысли все и кончилось, через пару минут она уже крепко спала.

2

Артем долго не мог дозвониться до Виктора – на работе сказали, что его нет, и причину отсутствия, разумеется, объяснять не стали, а мобильный был недоступен. Наконец, черт знает с какого раза, сотовый майора вместо равнодушно-автоматических слов разразился длинным гудком.

– Да! – сразу же ответил Львов.

Михеев тоже сразу взял быка за рога: надо, мол, встретиться по вчерашнему делу. Есть информация.

– Так скоро? – с подозрением спросил Виктор.

– Ну а чего ж тянуть-то?! – ответил Артем слегка нахальным тоном.

И они условились насчет места встречи. На этот раз съехались на машинах: Артем на «Форде», Виктор на «Тойоте». Детектив пересел в машину майора.

– Ну, излагай, – сказал тот, вынимая пачку сигарет и предлагая Артему. Но он отказался – уже несколько месяцев как бросил курить.

Артем тщательно готовился к этому моменту. Надо быть очень убедительным. И он постарался.

Не стал наводить туману, рассказал о вчерашней встрече со Студенецким. При всем том, что суровая ментовская жизнь сделала из Виктора Львова скептика, рассказ Михеева неожиданно заинтересовал его, хотя фактов в нем не было, одна лишь психология. Главное, он вдруг вспомнил то дело восьмилетней давности, к которому, правда, отношения не имел, но в узких кругах слухи циркулировали активно.

– Постой-ка, как ты говоришь его? Тропинин?

– Ну да.

– Припоминаю.

– Да ты что?! – оживился Артем. – Можно подробнее?

– А ты сам не помнишь?

– Нет, не припоминаю.

– Говорили, вроде как подставили парня, только хрен докажешь… Так ты говоришь, этот тип, Студенецкий, сказал, что Тропинин решил, будто это он его подставил?

Артем кивнул и с некоторым удивлением посмотрел на Виктора:

– Ты думаешь?..

– Думаю, – усмехнулся тот. – Про Студенецкого слыхал кое-чего – как-никак фигура видная… Слышал разное, и все мельком. В сумме сказал бы так: отзывы неблагоприятные, но уважительные.

– Это как?

– Да вот так. Гад, говорят, но не мелкий, не из тех, кто, кроме денег, ничего не видит, за копейку мать родную продаст. Нет. Этот не такой. Другой масштаб личности. Денег у него немерено… но как бы они для него – ничто, как-то так.

– М-м?.. – Артем начал соображать. – Власть, значит?

– Черт его знает, – пожал плечами Виктор. – При таких бабках давно мог депутатом стать или там хрен знает кем… но нет пока.

– Я, наверное, не совсем то имел в виду, – покачал головой Артем. – Власть как упоение могуществом, а еще вернее – чувством игры и победы. Психология победителя в игре…

– А игра называется жизнь, – подхватил Виктор. – Да, я тебя понял. Очень может быть. Но давай ближе к делу.

– Давай, – согласился Артем.

Итак: судьба Андрея Тропинина неясна. Что с ним сталось? Если Студенецкий как-то мутно толкует о том, что не знает, значит, знает больше, чем говорит…

И Артем повторил набор своих аргументов, но с большим эмоциональным нажимом: человек через годы несет жажду мести, да не где-нибудь, а в тюрьме, где такого насмотрелся, что куда тебе! Тут у кого хочешь крышу снесет, причем у всех по-разному. Интеллигент, прошедший через тюрьму, – это может быть такой компот! Помесь ужа с ежом… Это вполне может обратиться в идею избавления мира от человечьей нечисти, а кого-то особо ненавистного он может начать травить изощренно…

Виктор с сомнением покачал головой, и Артем добавил:

– Во всяком случае, я бы поднял архивы на предмет этого Тропинина.

– Ладно. Попробуем. Прихваты у меня в УФСИНе есть, материалы раздобыть реально. И все-таки что-то тут не вяжется! – заметил Виктор. – Преследовать своего врага, при этом еще истреблять всякую сволочь да плюс к тому не забывать про бомжей?.. Что-то тут многовато для одной головы, прямо Шекспир какой-то. Гамлет, в смысле, я хотел сказать…

– Ну хорошо, – хмыкнул Артем. – А как тебе такой расклад…

И выдвинул новую версию: предположим, Тропинин действительно скончался в заключении. Но там он успел крепко сдружиться с кем-то, и этот кто-то, зная всю подноготную Андрея, решает отомстить за друга. Ну а кроме того, в башке у него и собственные тараканы, может, и психопатия развиться. И вот он приезжает сюда, тихо-мирно устраивается на работу, снимает квартиру…

– Стоп, стоп! – махнул рукой Виктор. – Ну, Артем, ты же профи! Чего понес? Остынь, не роман сочиняешь!

Артем вынужден был признать, что увлекся, но не упустил ввернуть:

– Но все-таки эта версия мне нравится.

– Ну и пусть нравится, на здоровье. – Виктор вдруг заторопился: – Ладно, с УФСИНом я свяжусь, по результатам отзвонюсь. Но ты на этом не зацикливайся! Версии версиями, но сейчас нужны данные!..

3

Это, положим, Артем знал и без майора.

Частный сыщик Михеев, конечно, не МВД с его могучим аппаратом, но кое в чем он мог дать фору громоздкому ведомству. Например – в работе с осведомителями. Опять же, у полиции сеть информаторов больше, это ясное дело, но как раз в силу малых масштабов Артем мог работать тоньше, ювелирнее. Да и психолог он на самом деле был хороший, а образ жизни с кем только его не сталкивал.

И самым необычным из всех, с кем Артема свела судьба, был человек удивительного таланта, которому этот талант был как гиря на поясе – черт его знает, может, и лучше бы, если бы этого таланта вообще не было.

Звали этого человека Александр Зарядьев.

Студенту театрального училища Зарядьеву все его педагоги прочили блестящую карьеру при условии, если он умерит неистовство души. Громадный дар и бешеный темперамент слились в нем в одно целое намертво, вырываясь на поверхность то неподражаемым Чацким в «Горе от ума»… то скандалом и дракой в полуподпольном заведении, где собиралась «золотая молодежь» Москвы. Сам же Саша отчаянно и весело сознавал, что иначе жить не может, и это вихревое, сумасшедшее пламя, бушующее в нем, творит на сцене чудеса, а не будь его – ну какой он, к черту, артист.

– Живу, краев не вижу, – смеясь, говорил он друзьям. – Не знаю, что это. Что?.. Жить, как вы?! Да я бы сдох!

И в чем-то молодой артист был прав. Только он наивно и легкомысленно думал, что эта гремучая смесь взметнет его в звездную высь, на актерский Олимп, где уже не страшны будут ему ни сума, ни тюрьма…

Но судьба сыграла с ним в другую игру.

Потом, годы спустя, Александр с горькой усмешкой вспоминал, что ему отчего-то страшно не хотелось ехать на ту вечеринку, на дачу в Барвихе… и главное, он сам не мог понять почему. Не лежала душа, и все тут! Но уломали дружки-приятели, наобещали, что на даче будет один сверхмодный в элитарных кругах андеграундный то ли бард, то ли рок-исполнитель… Зарядьеву, честно говоря, на этого подземного хрена было плевать с высокой башни – но не смог отказать друзьям.

И тем самым отказал себе.

Рок-звезда, конечно, не пришел, зато явились два «мажора» – папенькиных сынка, нестерпимо самоуверенных и наглых, с одним из которых у Саши сразу же случилась легкая словесная зацепка. Пижонистый юноша, видимо, не ожидал, что какой-то там актеришка осадит его столь язвительно и метко, возбудив женский смех – на тусовке оказалось и несколько хорошеньких девушек… Словом, критическая масса для конфликта созрела быстро.

Присутствие красоток Александра подхлестнуло. Хандру с него как сдуло, он ударился в фейерверк остроумия, начал пародировать всяких известных личностей – девчонки просто рыдали от смеха.

К этой минуте выпито было уже немало, а вот уже и воровато протянулся в воздухе привкус конопляного дымка… забить «косячок» на таких богемных посиделках было делом обычным. Словом, публика сделалась достаточно разгорячена и одурманена, чтобы быть беде. Беда и случилась.

Девчонок Саше удалось покорить. Особенно приглянулась ему одна кареглазая шатенка. Но не он один оказался в этой компании ценителем женских прелестей. Тот самый «мажор», что пострадал от его остроумия, считал, что эта девушка приглашена специально «под него». А тут этот фигляр, лицедей! Да кто он такой?!

Слово за слово – а Саша за этим в карман отродясь не лазил, – и пошла рубка.

Может, все бы обошлось не так и плохо, если бы эти козлы не накинулись вдвоем. Пьяные, они били торопливо, неумело, но зло, норовя искалечить. Ну, это взорвало Александра – что, гады, так?! – и его буйный нрав рванул наружу.

Хорошо еще, что Зарядьеву не попался под руку нож – страшно подумать, что могло тогда произойти. Подвернулся табурет – им рассвирепевший артист и пошел метелить противников, ничего уже не соображая от ярости. Потом он даже не мог вспомнить их. Помнил лишь перепуганные лица друзей и девушек и как кто-то из ребят растерянно и сердито кричал:

– Идиот, ты же их чуть не убил!..

Позже эти слова тоже поставили в строку.

Табуретный бой привел к тому, что у одного оказалась черепно-мозговая, у другого – сложный перелом челюсти… Вызвали «Скорую», медики, видя обстановку, сочли необходимым сообщить в милицию. И закрутилась юридическая машина.

Вокруг Александра схлестнулись три силы. Одна видимая – закон, и две подпольные: «мажоровы» папаши, с одной стороны, и заступники из театрального училища, с другой, – да, нашлись и такие среди Сашиных преподавателей, несмотря на то что на сам ректорат тоже серьезно наехали за упущения в воспитательной работе, кое-кого грозили даже снять с должности – бог весть чем это кончилось.

Ну а для Зарядьева это невидимое миру противоборство разных сил закончилось приговором: четыре года.

В колонии он числился в активистах, выступал, ясное дело, в самодеятельности, и дело уверенно шло к УДО. Но опять же подвел неукротимый нрав: ввязался в драку, в которую мог бы и не ввязываться… Но что случилось, то случилось. К активу со стороны большинства осужденных отношение было, мягко говоря, неважное, в свалке кто-то из блатной мелочи сунул заточкой в спину, пробил легкое. На ЧП, понятно, стаей слетелось разнообразное начальство, с удовольствием устраивало разборки: делало важный вид, указывало на недостатки в оперативной работе, мудро поучало… ну, у начальства работа такая.

Зарядьев не был зачинщиком драки, поэтому цеплять его не стали, но об УДО не было уже и речи: руководство колонии перестраховалось, судорожно прикрывало свою задницу. Сам же Александр долго валялся в лазарете, лечили скверно, рана никак не заживала… ну а в довершение всего открылся туберкулезный процесс.

Тут тюремные эскулапы спохватились. Из колонии Александра этапировали в спецбольницу, где за него взялись всерьез и держали до тех пор, пока не залечили чахотку наглухо. Главврач, увидя в артисте человека, криминальному миру чуждого, отнесся к нему с сочувствием:

– Тебе ведь обратно в зону не очень хочется? Вот и лежи, лечись, а уж я придумаю, как время протянуть.

И придумал. Александр освободился прямо из этой лечебницы, даже на два месяца позже срока – специально к началу лета. И, сказав горячее «спасибо» доброму доктору, сразу же рванул в Москву, наверстывать упущенное.

Но…

Но оказалось, что в одну реку невозможно войти дважды. Восстановиться на четвертый курс юридических оснований не было, как объяснили ему в ректорате, а впрочем, он почувствовал, что там не горят желанием связываться с обладателем судимости и едва залеченного туберкулеза… Из двух своих курсовых педагогов он встретил одного – второго, старика, выжили на пенсию.

– Ну что тебе сказать? – невесело пояснил преподаватель. – Снова поступать на первый курс, на общих основаниях? Ну во-первых, тебя постараются завалить, извини уж, сам себе такое реноме создал. А во-вторых, если и поступишь, то какого… прости, Вельзевула, ты будешь делать эти четыре года? Для тебя же это детский сад!

– Это верно, – ухмыльнулся Зарядьев.

– Эх, Саня, Саня! Дар твой – враг твой… Ладно! Слезами горю не поможешь, а вот советом – да. А совет мой тебе таков…

Оказалось, у него есть друг – главный режиссер ТЮЗа в крупном городе-миллионнике. Пообещал связаться с этим главрежем, рассказать все без утайки.

– …По моей рекомендации он тебя возьмет и с твоей биографией, и без диплома. Комнату даст в общаге, может быть, даже эту… как ее бишь, холеру…

– «Малосемейку».

– Ну да. Но уж ты его не подведи! А так – какой-никакой, но тыл у тебя будет, а уж как тебе дальше расти, пробиваться… это, друг мой, тебе думать, решать и действовать. Все в твоих руках. Непросто будет, но что в нашей жизни просто? Так что, если ты согласен – я звоню. Хоть сегодня.

– Я подумаю, – ответил Александр.

На самом деле он, по сути, уже решился.

Здраво рассуждая, ничего лучшего ему не светило… разве что вдруг случится чудо. И говоря: «подумаю», он оставлял этому чуду крохотный шанс, в который сам не верил.

А главное – его кураж, счастье и проклятие его жизни, куда-то делся, точно вытек в дыру, пробитую заточкой. Не было прежних огня, азарта, задора – говоря иначе, не стало того волшебства, что делает артиста из работника творцом. Ну а профессионализм у него оставался.

И он поехал в далекий, прежде незнакомый город. Квалификация его для местной сцены оказалась более чем, в ТЮЗ взяли без разговоров, «малосемейку» дали. И потекли будни провинциального актерства…

В один из этих дней на пути Зарядьева и возник частный сыщик Артем Михеев.

Глава 5

1

Когда Артем случайно встретил Зарядьева, Александр был уже человеком средних лет, со слишком ранней сединой… и, если бы не это, казался бы очень моложавым. Михеев, психолог по натуре, заинтересовался им – уж очень тот пластично двигался, эффектно говорил, живо реагировал на окружающее – и все это совершенно естественно, без всякого наигрывания… Познакомились. Разговорились. Артист охотно рассказал о себе.

Что больше всего поразило Артема – это то, что самый, казалось бы, типичный неудачник, застрявший в периферийном театре, исполнен детских надежд, что еще выпадет ему счастливый билет, сверкнет его звезда и заблистает он на столичных подмостках и на большом экране.

– Кураж мне нужен, кураж! – откровенничал он перед Артемом. – Я могу, я же чувствую! Тесно мне здесь. Иной раз думаешь: втиснуть бы в себя перед спектаклем граммов сто, не больше, так бы дал, что небо вспыхнуло бы!

– Так в чем проблема?

– Боюсь! Себя боюсь. Не удержусь, пойду вразнос. Знаю я себя. Уже сколько лет не пью.

– Совсем?

– Ни капли! А без этого настоящего куража нет, стопроцентного. Замкнутый круг! Но ничего, вырвусь! Огонь и воду прошел, так теперь впереди только медные трубы, верно?!

Артем дипломатично пожал плечами. Он слишком много видел судеб, в которых все завершалось только огнем да водой. Но не хотелось разочаровывать этого славного, талантливого, хотя и непутевого парня.

И тут в голову сыщику пришла поразительная мысль.

– Слушай, – сказал он, – а как у тебя с деньгами?

– Зарплата, что ли?

– Она самая.

– Да как! Дыра в кармане да вошь на аркане. Но ничего, халтурим помаленьку на утренниках, на корпоративах всяких.

– Ага… – протянул Артем, что-то обдумывая. – Ну, тогда у меня к тебе деловое предложение.

На «ты» они перешли сразу, легко и непринужденно.

Артем предложил Зарядьеву стать его агентом. За деньги, разумеется. Сказал, что это превосходное поле деятельности для артиста. Надо вживаться в среду, имитировать повадки, речь, мимику разных людей… Вот где для куража-то простор! А Артему – полезная информация.

– Старик, ты гений! – воскликнул, подпрыгнув от возбуждения, Александр. – Это же абсолютно гениально! Это же… да слов нет!

Но у прагматика Михеева слова были, и восторги пылкой натуры он ввел в конструктивное русло. Хотя по ходу дела сам увлекся, и вдвоем они принялись по-мальчишески азартно разрабатывать роли.

Зарядьев в запале предложил было роль бомжа, но разумные соображения пересилили такой соблазн. Чтобы натурально выглядеть бомжом… – для этого надо самому им стать. Нереально.

И тут Артема вновь осенило.

– Слушай, – спросил он, – а ты машину водишь?

И услышал в ответ, что водит превосходно: глазомер, реакция – лучше не бывает. Правда, чрезмерный задор и здесь дает о себе знать. Иной раз в горячке так и подмывает устроить гонки на дороге…

– Ну, гонки мы устраивать не будем, – улыбнулся Артем и предложил Александру стать таксистом. По-настоящему. Залегендироваться, так сказать. – С машиной решим вопрос, у меня в конторе есть одна. Ну, образ, грим, манеры – это по твоей части. И устраивайся в извоз, будешь баранку крутить в свободное время, сшибать копейку. И я тебе буду платить за сведения.

На том и порешили.

Зарядьев легко вжился в среду, сдружился с коллегами-шоферами, которые по театрам сроду не ходили, поэтому знать не знали, кто таков на самом деле их товарищ. Ну а с пассажирами уж Александр давал волю таланту – становился то веселым балаболом, то солидным, неспешно-рассудительным мужиком, то брюзгой, обиженным на весь белый свет… Короче, к каждому умел найти индивидуальный подход и вытрясти какую-никакую информацию.

А вот такая информация – «сарафанное радио» – и от пассажиров, и особенно от таксистов, в силу своей работы о многом осведомленных, и нужна была Михееву. Когда люди говорят свободно, открыто, в том числе, конечно, и всякую чушь, дело профессионала – отлавливать в пустой породе золотые крупинки, а Михеев в своем деле был профи.

Конечно, были у него и другие агенты, вообще грамотно построенная агентурная сеть – главное в сыскном деле, будь оно государственное или приватное, разница лишь в масштабах… Так вот, были и другие агенты, но номером один был Зарядьев.

И к кому же, как не к Александру, теперь должен обратиться Артем?..

2

Когда Михеев позвонил, в театре вот-вот кончилась дневная репетиция. Договорились встретиться через полчаса.

– Ты что-то радостный сегодня, – не преминул заметить сыщик приподнятое настроение Александра.

– Ну, так!.. – И Зарядьев радостно поведал, что их труппа приглашена на международный фестиваль детских театров. В Петербург. В октябре. Повезут спектакль с Александром Зарядьевым в главной роли.

Он был уверен, что дождался. Вот он, его звездный час! Уж там-то, на фестивале, он сверкнет так, что не заметить будет невозможно.

Артем терпеливо переждал бурление эмоций, после чего сказал:

– Ну, в добрый час. Я очень рад за тебя, Саня! Честное слово.

И это были не пустые слова, не дань вежливости. Михеев искренне желал Александру успехов, ибо считал, что тот их заслужил. Ну а то, что в этом случае он теряет своего лучшего агента… что ж, такова жизнь. Сашка все-таки талант, прошел сквозь тернии, так пусть теперь летит к звездам. Достоин!

Поговорив о высоком, обратились, наконец, к прозе.

Артем четко и лаконично передал картину, обрисованную Львовым, и поставил перед агентом задачу: выявить, проанализировать и уточнить всю информацию, которая могла бы касаться этой темы. При опыте, смекалке Зарядьева, при его знании людей – дело как раз для него.

Александр задумался, посерьезнел.

– Хм, – сказал он, машинально потерев пальцем бровь и переносицу. – Стало быть, кто-то вроде Робин Гуда у нас завелся?

– Есть подозрения.

– Или Дубровского… А я бы Дубровского сыграл! – мечтательно воскликнул Зарядьев. – Психотип мой. Прямо на меня так бы и легло. Я бы, знаешь, как сделал…

– Знаю, знаю, – с улыбкой перебил его Артем. – Ты, Саша, не отвлекайся. Ты вроде сказать что-то хотел?

– Сказать?.. А, ну да. Тут, видишь ли, какое дело…

Неделю назад он оказался рядом на стоянке с полузнакомым таксистом из другой фирмы – приятный такой в общении мужчина… не слишком молодой, но и «средних лет» не скажешь. Нечто между. Клиентов не было, и между ними завязался дружеский разговор.

– Любопытный мужик. – Александр прищурился, выпятил нижнюю губу, вспоминая и оценивая. – Любопытный… Не из пролетариев, явно.

– Как ты это понял?

– Как понял? Да помилуй бог, мне тут и понимать не надо, достаточно восприятий! Руки, жесты, интонации в голосе… Дорогой мой Пинкертон, не забывайте, что я изучал такие штуки, как сценическое движение и сценическая речь! Да и сам на сцене, слава богу, сколько уж… И в моторике, и в мимике, и в речи ловлю такие тонкости, какие даже и ты…

– Ладно, ладно! – Артем вскинул руки, пресекая новый полет вдохновения. – Согласен. Дальше!

– Да не знаю, – поморщился Зарядьев. – Показалось… очень уж он так говорил сдержанно, аккуратно как-то, каждое слово будто бы ощупывал…

– Ну и? – вновь подстегнул Михеев, уже догадываясь об ответе.

– Так после зоны частенько бывает. И не столько с блатными, сколько со случайными сидельцами, вроде меня. Зона ведь учит за каждое слово отвечать, и люди становятся очень осторожны со словами.

– А что же по тебе не скажешь?

– Ну, что там я! Я – особая статья. И потом, я не говорю – все, говорю – многие. Оно, конечно, есть такие, которых жизнь ничему не учит, до старости ложку в ухо несут…

– Ясно, ясно. Не отвлекайся.

– Так вот что-то эдак подмигнуло мне, что парень побывал в гостях у «хозяина». Да и вообще – будто бы вроде меня, не совсем тот, за кого себя выдает… Но это лишь впечатление, сразу оговорюсь! Мельком на его руки глянул – ничего, никаких наколок, чисто. Стали мы говорить о том о сем. Ну а актерское-то чутье… Сам понимаешь, нервы-то у нас наружу, как антенны, все мы чувствуем! Правда, ни черта не соображаем… ну, да это уже другая статья. Короче, парень с двойным дном, даже не сомневаюсь!

– Ты считаешь, он может нам реально помочь? – задумчиво проговорил Артем.

– Ну, конечно, зацепка хилая, что там говорить, – честно признал Зарядьев. – Но чем черт не шутит, если парень с таким жизненным опытом – а в такси на самом деле чего только не услышишь! – кто знает, может, и сумеет расклады вычислить.

Хотя Артема рассказ о таксисте не особо вдохновил, но он на всякий случай все же спросил:

– Телефон его знаешь?

– Да, обменялись. Дать тебе?

– Пока незачем. Но потолкуй, конечно. На безрыбье, как говорится…

Зарядьев, видя, что его сообщение воспринято без энтузиазма, не то чтобы почувствовал себя виноватым… но захотел помочь еще чем-то.

– Еще чем-то?.. – пожал плечами в ответ Михеев. – Да нет, пожалуй. Есть у меня одно дельце, да ты мне в нем не помощник.

– Это почему?

– Ну… без обид: там другой социальный уровень.

Сказав так, Артем ощутил некоторую неловкость и, решив смягчить ее, начал говорить о Студенецком.

– Студенецкий! Это буржуй-то?! Да я ж его знаю!.. – воскликнул Саша.

Артем тут же потребовал разъяснений.

Ну и выяснилось, что «знаю» – слишком громко сказано. Зарядьев с еще несколькими артистами выступал на корпоративе в фирме Студенецкого, устраивали они что-то вроде развлекательного шоу. Сам-то Александр витиевато назвал это «классическим варьете», но Артем знал, что это за варьете – кривляние перед жрущей полупьяной публикой. Он чуть не плюнул с досады на то, что попался на крючок актерского легкомыслия… Но куда же деваться, сказал «А», скажи и «Б» – пришлось поведать и о деле Студенецкого. Александр выслушал внимательно, сделал такое глубокомысленное лицо, что всю досаду Михеева как сдуло и он едва удержался от смеха.

– Ну что ж, – солидно сказал Зарядьев, – попробую и здесь забросить сети.

Артем от греха подальше не стал дальше протаптывать эту тропинку, лишь кивнул:

– Хорошо. Если что будет, звони сразу же.

– Обязательно!

И тут Артема неожиданно дернуло спросить:

– Слушай! А как парня… ну, таксиста, звать?

– Николай. Фамилию не знаю. Машина – темно-синий «Рено»… А что?

– Да нет, ничего. Ну, ладно, бывай, успехов на сцене!

И они распрощались.

3

Александр был буквально окрылен. Ветер удач вдруг дунул в его паруса. Все одно к одному! Спектакль, будущий фестиваль и даже небольшие деньги от Михева – все это символы, знаки фортуны, вдруг повернувшейся к нему лицом.

А все отчего? Оттого, что внял словам Артема. Лицедейство не на сцене, в новой обстановке, с иными целями – это было ново, необычно, остро, жгуче! Это встряхнуло почище спиртного или бесшабашного желания встрять в драку.

Размашисто шагая, дыша полной грудью, Саша переживал знакомый вихрь эмоций. Кураж вернулся! – он это чувствовал всем существом. И в таком приподнятом эмоциональном состоянии он вдруг решил позвонить Николаю.

– Коля? Привет, коллега! Узнал?.. Слушай, у меня сейчас один диалог любопытный состоялся… – И он, на задумываясь, поведал Николаю о разговоре с Михеевым, о подозрениях детектива относительно таинственного «Робин Гуда»… и о деле Студенецкого не удержался, разболтал и сознался, что сам является Михеевским агентом.

– Я бы хотел и тебя привлечь… – туманно протянул Зарядьев, на что получил уклончивый ответ.

– Что?.. Да, разумеется, не телефонный разговор, понимаю. Впрочем, думаю, мы к нему вернемся. Что?.. О да, разумеется! Все, будь здоров… Да! Коля, извини. – Саша понизил голос: – Извини за неуместное любопытство… мне по некоторым признакам показалось, что тебе в жизни довелось хлебнуть лиха. Побывать в местах не столь отдаленных… Да?! Ну, так я и понял. Признаюсь, самому пришлось погостить в этой системе, такая вот судьба-злодейка… Да, конечно, конечно, увидимся, все обсудим подробно. До встречи!

Этот неожиданный разговор еще плеснул адреналина в душу, и Зарядьев двинулся дальше, в сторону барачных кварталов. Зачем?.. Да кто ж его знает. Куда понесло, туда понесло. Между двумя домами было нечто вроде пустыря, густо заросшего всякой древесной дичью. Туда по тропке и зашагал артист – уверенно, твердо. Он шел, ухмылялся и думал, что это тропка возносит его вверх, вверх, к свету, к солнцу, к небу!..

Вдруг слева послышались голоса и смех. Точнее, грубое, дебильное ржание. Александр воинственно вскинулся. Что там еще за быдло?! И взял влево.

Там, среди зарослей, на крошечной полянке, устроились с пивом, чипсами и семечками четверо гопников. В центре пейзажа гордо торчала трехлитровая пластиковая бутылка пива «Бригадирское», которую, видимо, пускали по кругу, как индейцы трубку мира. При появлении незнакомого все четверо разом замолчали и изумленно уставились на него.

А он, усмехнувшись, окинул взглядом дурное общество и произнес:

– Ну что, веселая и незнакомая компания? Homo homini lupus est?

– Ты че, мужик? – настороженно сказал один из гопников, как видно, главный, в синей ветровке и черных трениках. – Ниче не попутал?

Пока это было сказано довольно нейтрально.

Александр ощущал распирающую изнутри силу, у него начало стучать в висках, но, к сожалению, усмешка, не сходившая с его лица, показалась парням оскорбительной.

– Не, че-то я не понял, – выпрямился главарь. – Ты че, мужик, «быкуешь», что ли?

– Я, – медленно выговорил Зарядьев и показал взглядом вверх, – иду путями звездными!..

– Ну и иди! – гаркнул вдруг другой пацан, и все недружно заржали.

– Иду, – повторил Александр. – А ты – урод. И все вы уроды!

Он сказал так и, испытав в этот момент острейшее, непередаваемое наслаждение, по-бойцовски выпятил грудь.

– Че?! – повскакали с мест гопники. – Че ты сказал, лох педальный… чмо тухлое… обрыган гнойный… – понеслось со всех сторон. Александр отвечал изысканно и едко, чего придурки, конечно, понять не могли, но чувствовали, что над ними язвят. – Ну, че ты, козел тупорылый? Тебе что, зубы жмут?.. Генерал, сунь ему в рыло!..

Видать, это у главного в синей ветровке такая кличка – Генерал.

Но ударил первым не он.

Или это Зарядьеву так показалось? Галдели и взмахивали руками вокруг него все четверо – и тот, что справа, взмахом слегка зацепил Александра по скуле.

Скорее всего, это у него вышло случайно, просто не рассчитал. Но этого Зарядьеву хватило.

Вот оно! Ярость, лихость, восторг полыхнули в мозгу, и он с размаху влепил тому парню – целил в глаз, но попал выше, кулак костяшками скользнул по надбровью. И тут же левый глаз у самого вспыхнул залпом ярчайших искр. Понеслось!

Александр молотил гопников отчаянно, сумбурно, ощущая упоение схваткой, хотя и на него градом сыпались поспешные удары.

И вдруг словно погас свет – Саша мгновенно провалился в темноту.

Драка замерла.

Трое застыли, глядя на лежащего, а один ухмылялся, покачивая, как дубинкой, полуметровым отрезком водопроводной трубы в правой руке.

Генерал рывком поднял на него взгляд:

– Ты че сделал, Мося?

– А че я? Ниче… дрыном вон по чайнику… успокоил.

– Да ты, по ходу, его на «глушняк» успокоил.

– Да ну! Так, слегка-то и тюкнул, только фары погасить. – И все же чувствовалось, что Мося слегка струхнул. – Не, пацаны, вы же сами видели, он же неадекват голимый, че с ним делать-то было?! Ну, я и того…

– Ладно, – принял решение Генерал. – Слушай меня! Нас тут не было, никто ничего не видел, не слышал. Поняли? Кого будут трясти – стоять на том твердо! Сейчас все по домам, чтобы в случае чего, это…

– Алиби, – подсказал один из парней.

– Ну! Мося, брось эту дуру, только вытри сперва, чтобы пальцев твоих не было… Ага, вот так. Сифон, почисть карманы у него, типа его бомжи того… с целью ограбления. Чего там?.. Мобила, лопатник? Ну, нормально! Бабки берем, остальное выкинуть, да чтобы никто не нашел… Выкинь, я сказал! Все на бомжей спишут… Ну все, братва, расход!

Глава 5

1

Звонок Александра застал Николая на линии, он ехал на заказ, и потому не мог говорить долго. Но суть он понял – чего ж тут не понять. Суть ткнула его как шилом. Прошлое встало перед глазами – не прогонишь. И он ответил «да» на последний вопрос Александра, уже думая о своем… затем спохватился, а потом решил: да какая разница!

Он отъездил до конца смены, вернулся домой… где уже никто и ничто не могло помешать ему погрузиться в воспоминания.

И память легко вернула огненный подвал, людей в казенных темных одеждах. Двое стоят, один лежит ничком. У того, что стоит слева, – в руке узкое стилетное лезвие…

Очень белое, бескровное, очень спокойное лицо. Вода. Много воды. Лицо в воде. Это река. Лицо мертвое. Тихий плеск волн. Мертвеца разворачивает течение – как бревно, ничего живого, движение волн кажется живее человеческого тела, и это жутко.

Николай скрипнул зубами и поднялся с дивана.

Сумерки заполняли комнату.

Тот, давно утонувший в реке, был какое-то время самым близким для него человеком. Вместе им пришлось бежать от смерти, грозившей одному из них. Но умер другой. А первый обманул смерть. Он жив. Его зовут Николай Ильин. И живет он в том числе и за того парня…

Николай решительно отогнал воспоминания и пошел на кухню ужинать.

Прошлое отогнал, но пришло настоящее. Частный сыщик Михеев. Артем. Саша все разболтал о своем работодателе…

Не допив чай, Николай выскочил из кухни и бросился к компьютеру. В Интернете без труда нашел список частных детективов города – ну а в нем почти сразу же Артема Михеева с номером мобильного телефона. Тщательно переписал номер в записную книжку и задумался: а зачем я это делаю?.. И тут же себе ответил: а то ты не знаешь зачем! Знаешь, конечно…

2

Елена проснулась – и разом вспомнила лютый ночной нуар.

Это было как вспышка черного пламени, обжегшая ее до судорог души. Она закрыла глаза, застонала от бессилия. Захотелось выкинуть себя на помойку. А потом ее пронзил острый приступ мстительности.

Но она пересилила себя. Полежала с закрытыми глазами, подождала, пока злобная жажда мщения сменится холодной рассудочной мыслью. «Месть – это блюдо, которое подают остывшим…» – вспомнила Елена, открыла глаза и ухмыльнулась. Ладно, изготовим это холодное блюдо, поперхнетесь, Глеб Александрович!

Самого Глеба Александровича уже не было – в чем, в чем, а в этом к нему не придерешься, с самодисциплиной у него было исключительно жестко. В каком бы разобранном состоянии он ни оказывался накануне, на следующее утро вставал строго в срок, умывался, завтракал, шел на работу. Вот и сейчас, как видно, ушел, пока жена спала.

Ей не хотелось вспоминать вчерашнее, но она сознавала, что для изготовления эффектного холодного блюда это необходимо. Так-то оно так, но с чего начать?..

Да с того, что она, как дура, вздумала начать все с чистого листа, выстроить отношения заново и полетела, окрыленная… Тьфу, дура! Влетела к нему. А он взвился, словно Дракула какой-то, и…

Стоп.

Ну-ка, ну-ка…

Да! Точно. Когда она влетела, Глеб сидел за столом и чиркал в блокноте, да с таким рвением, точно роман века творил. Что он писал?!

Елена вскочила как ошпаренная, наспех оделась, умылась. Первым делом, конечно, спустилась к Косте. Мальчик был у себя, играл онлайн в какую-то войнушку. На экране с неестественно-хлопушечными звуками оранжево вспыхивали бутафорские взрывы… Договорились после обеда поехать в детский парк, чему Костя очень обрадовался.

– Вот и отлично! – Елена взъерошила макушку сына и чмокнула его в щеку. – А я пока по своим делам.

И она устремилась в кабинет мужа. Ключ у нее имелся, впрочем, он не понадобился, комната оказалась незапертой. Елена походила по кабинету, осмотрелась, полезла в стол, пошарилась там – нет, ничего такого.

Где, где, где?..

И тут ее озарило.

Да где! В сейфе, конечно.

Она метнулась к секретеру, распахнула дверцу. Вот он, встроенный сейф с цифровой комбинацией. Так. Его устанавливала фирма… фирма-фирма, как же ее?.. Забыла, но это пустяк. Можно взглянуть. Справочник! Елена в азарте бросилась в другую комнату, помня, что телефонный справочник лежал среди книг на столе. Точно, вот он! Она быстро отыскала в оглавлении раздел «Системы контроля и безопасности», нашла нужную страницу и повела пальцем по строчкам…

Вот! Они, точно!

Фирма «Гефест». Установка сейфов, несгораемых шкафов. Телефон, адрес. Есть!

От восторга Елена готова была захлопать в ладоши. Она энергично поднялась со стула и быстрыми шагами прошлась по комнате.

Восторг схлынул, мысли потекли разумнее и конкретнее. Елена вспомнила, что сейф монтировали два наладчика, и даже имена их вдруг всплыли: один Максим, второй… нет, второй не вспомнился, ну и бог с ним. А тот самый Максим из «Гефеста»… он так поглядывал на нее, что никаких сомнений в природе этих взглядов не оставалось. Тогда это Елену немного рассмешило, потом она об этом напрочь забыла… а вот теперь вспомнила.

Елена снова присела на стул, лицо ее стало сосредоточенным, а через мгновение исказилось недоброй усмешкой.

– Ну что, Елена Сергеевна, – произнесла она медленно и с особым вкусом, – спецоперация начинается?..

3

Проснувшись, Николай постарался забыть вчерашнее. Будет еще для этого время, успеет поразмыслить… А пока – работа.

Как нарочно, с утра клиент следовал за клиентом, только успевай подхватывать. К полудню таксист вдруг ощутил, что вымотан так, как не уставал иной раз и к концу смены. Он сказал диспетчеру, что пообедает, отъехал в укромный закоулок, там остановился.

Несмотря на усталость, есть почему-то не хотелось.

Черт возьми, он ничего с собой не мог поделать!.. Та женщина у гастронома. Ее лицо постоянно возникало у него перед глазами…

Женщина из жизни покойника!

Николай горько усмехнулся.

Тот человек умер, но…

Но я-то жив!

Я жив, и никто мое дело за меня не сделает. А раз так, то и раскисать нечего, и пустые душевные переживания – прочь! К делу.

Он вернулся мыслью к позавчерашним материалам. Нет, за этим типом явно что-то кроется, есть тут тайна. Надо бы его пощупать поплотнее. Стало быть… стало быть, если будет заказ в ту сторону, взглянет обязательно…

4

Глеб стойко боролся с похмельем посредством черт-те скольких литров минералки и параллельно с этим железной рукой правил своей торговой империей, решал по телефону самые горящие вопросы и, как всегда разумно, принимал грамотные управленческие решения… К обеду ворох неотложных проблем постепенно разрулился, стало попроще.

И вот в этот момент, когда казалось бы, главные трудности осилил – работать да работать!.. – Глеб ощутил наплыв острой тоски и вполголоса выругался.

Черный кожаный блокнот остался в домашнем сейфе, а Студенецкий сейчас испытал неудержимый порыв к перу и бумаге. Он схватил чистый лист, ручку, мгновенно нацарапал несколько фраз, перечитал, усмехнулся:

– Бред!

В следующий миг он уже набирал номер на мобильном.

– Это я, – кратко, без приветствия, сказал он. – Надо увидеться. Что?.. Хорошо! Сейчас буду.

Отключившись, он поднялся, взял исписанный листок, скомкал, хотел выбросить… но передумал, расправил, сунул в карман и вышел.

В приемной его водитель Алексей игриво любезничал с Катей. При виде босса он как-то странно смутился, вскочил:

– Э-э… едем куда-то, Глеб Александрович?

Студенецкий посмотрел на него так, что парня заколбасило пуще прежнего… Но тут хозяин изволил усмехнуться:

– Я еду. А ты на сегодня свободен. Давай ключи.

5

Николай верно предвидел ближайшее будущее, и чуда здесь никакого не было. Просто поступил заказ в ту сторону – а почему бы ему не поступить?.. Он отвез двух пожилых болтливых тетушек, выговорил у диспетчерши двадцать минут «на свои дела» и решил просто увидеть место своими глазами, вживую, а не на фото из Интернета, чтобы сделать первичные выводы. Это всегда полезно.

Объект был в полукилометре от адреса. Известным ему кратчайшим путем Николай ловко покатил куда надо.

Это была не такая уж окраина, но типичная промзона: заборы, ангары, мастерские… Целью таксиста был автосервис – тот самый, что он вчера рассматривал на экране, он находился почти на перекрестке довольно оживленной магистрали и какого-то пыльного проулка. Коля подъехал не от шоссе, а пробрался перелеском к проулку, не выехав на него из предосторожности.

И правильно сделал.

В просветах меж деревьями стали просматриваться машины на стоянке перед автосервисом. Николай вгляделся… и в первый миг ему почудилось, что у него видения.

От неожиданности он тормознул посреди дороги и чуть ли не полминуты сидел, обомлев, а «Рено» перегораживал дорогу. Правда, к счастью, никто за эти полминуты здесь не возник.

Но тут и Николай спохватился, отогнал машину левее, на прогалину среди осинок, а сам, пройдя пешком, выбрал позицию, откуда обзор был отличный, а самого наблюдателя за густотой подлеска не разглядеть. Отсюда он прекрасно видел и авто, и его номер – никаких сомнений! Да и без номера, правду сказать, сомнений почти не было – вряд ли еще у кого в городе мог быть второй столь роскошный седан «Инфинити»…

Да, это представительское авто принадлежало Глебу Студенецкому.

Николай продолжил свои наблюдения.

Автосервис жил обычной деловой жизнью, хлопала дверь, в которую входили-выходили чумазые сотрудники в спецодежде. Но вот вышел крепкий, коротко стриженный парень в светлой рубашке, в джинсах – чистенький, аккуратный, явно не работяга. Он вытащил пачку сигарет, закурил… и, несмотря на такое мирное занятие, Николай сразу угадал, что этот молодой человек не просто так поглазеть на белый свет вышел. В его повадках чувствовалась напряженность, хотя он вовсе не озирался и не суетился, и было понятно, что наблюдать – одна из профессий парня.

Коля бесшумно отступил к машине. Время уже поджимало, да и главное он увидел. И какое главное! На это он даже не рассчитывал.

Подождав минуты три, он аккуратно отъехал обратно, и тут ожила рация:

– Двести первый! Двести первый, где вы?.. – недовольно проговорил женский голос.

– На месте, – отозвался Коля. – По последнему адресу.

– Примите заказ!..

6

– Ну, что же? – говорил тем временем хозяин сервиса. – Все в норме, все под контролем. О Михееве этом, сыщике, отзывы самые лучшие, да?.. Бывший опер, настоящий легавый! – гулко хохотнул он. – Возьмет след, так уж не отпустит!

– Ну, всякая палка о двух концах, – задумчиво пожал плечами Глеб. – А если по этому следу… да прямо к нам, а?

Хозяин с изумлением уставился на гостя темными выпуклыми глазами, и Студенецкий в который раз подумал, насколько внешность этого типа не вяжется с его слесарным ремеслом. Ну никак не скажешь, что перед тобой владелец автомастерской! А вот кутюрье какой-нибудь или приказчик из магазина модной одежды – это да, ловкий, прилизанный, увертливый, со сладкой улыбкой… наглядное подтверждение расхожей истины о том, насколько обманчива внешность.

– Ты что, Глеб Саныч? – сказал этот пижон так, что у олигарха прошелся по спине нехороший холодок. – Опять старую песню затянул? Опять сомнения, да?

Глеб мгновенно догадался, что здесь с ответом промахнуться нельзя. Промах будет стоить ему очень дорого, дороже не бывает. И так же мгновенно пришло верное решение.

– Нет, – сказал он равнодушно. – Нет, Гена. Я отлично понимаю, что рубеж пройден и назад пути нет. А потому и сомневаться поздно, и скованы мы одной цепью, вот так, – сделал он перекрестный охват запястий. – Стало быть, я твой надежный партнер навсегда. Можешь не сомневаться.

Гена вдруг заулыбался, стал таким же сладким-гладким, что и раньше, – будто и не было у него окаменевшего лица и жесткого, как стальной прут, взгляда.

– Нет-нет, я тебя, конечно, понимаю, и на твоем месте я бы тоже беспокоился. Но ты уж предоставь это мне, всю эту черную работу, так сказать… – Он засмеялся тихим мелким смешком. – Я создаю условия, в которых разыгрывается… что? Как это сказать?

– Пиршество духа.

– Во-во-во, оно самое! Вот ты молодец, Глеб Саныч, умеешь словом прямо в цель… Пиршество духа! А ты на этой сцене главный герой, да? Король Лир! Взлет космических страстей! И после этого то дерьмо, в котором какие-то черви копошатся, еще называют жизнью, да?! Вот она, жизнь-то, чаша бытия… Вселенная остановилась на тебе!

Слова попали в цель, Глеб ощутил то самое невыносимо острое чувство, и его пробрала сладостная дрожь…

Умный Гена, хитрый Гена все замечал, все видел.

– Может, по маленькой? Лечебная, так сказать, доза, а? – участливо предложил он.

– Да я, вообще-то, за рулем, – промямлил Глеб. – А водилу отпустил, теперь уж возвращать неловко…

– Ну, это пустяки! – вскочил с необыкновенным проворством Гена и живо полез в ближайший шкаф. – Если что, Валерка довезет. Легко! Ну, так как?

Глеб размышлял секунду, потом согласно кивнул:

– Да.

7

Елена свое слово сдержала: после обеда они с Костей поехали в парк, где и пробыли до вечера, обойдя бог весть сколько аттракционов, да и просто так сидели в тени деревьев, ели мороженое и фрукты… Мальчик был искренне рад, причем не столько развлечениям – этим-то его как раз было не удивить, – сколько тому, что мама рядом! Елена ощущала его настроение и мучилась угрызениями совести, мысленно давая клятвы, что как только, так сразу и займется сыном…

А что – «как только»?

Этого она не знала. Но что-то должно произойти. Неизвестное ей будущее неясным образом смыкалось с прошлым, которое она много лет пыталась забыть и которое так и не забылось. И что со всем этим делать, Елена совершенно не представляла.

Впрочем, вида она не подавала, продолжала весело болтать с Костей, а мысли ее текли сами собой и притекли к сейфу мужа, а оттуда до тех парней-наладчиков, вернее одного из них, того самого Макса… А вообще, чем сложнее задача, тем интереснее ее решать. Раз уж взялась, то надо довести до конца. И она доведет, ни за что не отступится, пока не узнает, что писал в блокноте муж.

Где-то в половине восьмого Елена с Костей на такси вернулись домой. Когда вошли на территорию, Елена увидела, что люкс-седан мужа стоит почему-то на улице, а не в гараже. На педантичного Глеба это было очень не похоже, и Елена удивилась, а Костя простодушно спросил:

– А что это папа машину в гараж не поставил?

Хозяйка вопросительно посмотрела на охранника.

Тот бесстрастно пожал плечами. Костя, хмыкнув, пошел вперед, а страж вдруг негромко произнес:

– Елена Сергеевна…

– Да? – Она приостановилась.

Лицо гарда было профессионально-равнодушным, но неуловимо изменился взгляд, что-то человеческое мелькнуло в нем. Елена удивилась еще больше.

– Слушаю вас, Михаил, – поощрила она, видя замешательство двухметрового детины. – Не стесняйтесь, говорите!

– Я… не знаю, может, это не мое дело, но такого раньше не было. Глеб Александрович раньше всегда приезжал сам или со своим водителем…

– А сейчас?

– А сейчас его привез какой-то парень. Незнакомый.

– Что вы! Не Алексей?

– Нет.

– А кто же?

– Не знаю, – корректно ответил охранник, и Елена выругала себя за то, что задала глупый вопрос.

– Да, извините… – пробормотала она, думая о том, что это и в самом деле необычно, прав Михаил.

– Ничего, – сказал он. – Но Глеб Александрович, похоже, его знает. Отпустил, как своего. А сам он, мне показалось… слегка не в форме.

Умел этот парень находить вежливые выражения.

– Вот как? – приподняла одну бровь Елена.

– Мне так показалось.

– По-онятно… Спасибо, Михаил! Думаю, что все пустяки, но все равно вы молодец.

– Служба, Елена Сергеевна.

– Да, конечно. Ну, всего вам доброго!

Она пошла в дом, размышляя на ходу. Конечно, это никакие не пустяки. В поведении мужа явно появилось нечто пугающе новое. Он прежде почти не пил, ну, или, по крайней мере, умел пить. Но прежде он и не писал в блокнотах что-то такое, отчего ревел, как лютый зверь, когда ему помешали…

Елена испытала тревогу.

Если так пойдет дальше, то…

Она не смогла закончить фразу. Если так, то что будет? Да не знала она, что будет! Знала только, что хорошего от этого ждать не приходится.

Блокнот, этот чертов блокнот из сейфа! Вот он, узел загадок, место, где сходятся пути! Вот она, смерть Кощея на конце иглы!..

Елена чуть не рассмеялась, ощутив, что хватила чересчур. Азарт смахнул тревогу, и она, расправив плечи, твердо и уверенно зашагала к дому.

8

Глеб сидел в кабинете за столом, сейф за спиной был открыт. На столе – небольшая бутылочка виски, отпитая на треть, рюмка и – секретный блокнот, раскрытый на рабочей странице.

Но записей там не прибавилось. Несколько строк, зло, резко перечеркнутых, вот и все. И сам Глеб сидел злой, нахохлившийся, хмель не брал его.

– Сволочь… Гена, – произнес бизнесмен хрипло, налил рюмку, но пить не стал.

С Геннадием Хвостенко, хозяином автосервиса, похожим то ли на сутенера, то ли на завсегдатая гей-клуба, они выпили порядком, и Глебу действительно стало легче, отпустило как-то. Гена заметил это и предложил:

– Давай еще.

Глеб кивнул, и он подлил ему еще виски.

Глеб даже не заметил, как окончательно опьянел, и домой его отвез Валера, один из подручных Хвостенко. Увидев, что жены с сыном еще нет, Глеб прошел к себе, попытался настроиться на творческий лад, но ничего из этого не вышло. Вдохновения не было. Он попытался было подхлестнуть его спиртным – мини-бутылочку презентовал ему Геннадий… нет, и это не сработало.

И вот теперь, на границе сумерек и ночи, он сидел и чувствовал, что медленно тонет в равнодушно-тоскливом забытьи. И чем дальше, тем отчетливее он сознавал, что все это особым образом связано с женой. Ему вдруг пришло в голову, что они соединены не просто узами супружества, но их судьбы сложно переплетены множеством тайных нитей. Вот про эти нити он ничего не мог понять!

В семье Студенецких давно установились отношения натянутого нейтралитета. Глеб не интересовался тем, что делает жена, и сам обладал полнейшей свободой действий, но ею не пользовался – не нужно это было ему, все время поглощал бизнес, да и по натуре он был чрезмерно брезглив и надменен. Прошлое?.. Нет, оно, конечно, не было забыто, но оба, и Глеб и Елена, по негласному обоюдному уговору как бы заперли его в шкаф с мутными стеклами – оно стояло там, смутно видимое, недвижимое и безгласное, и супруги делали вид, что не замечают его.

Глеб взглянул в сиротливый блокнот, перевел взгляд на рюмку. Нет, не идет мысль, ничего уже не выйдет сегодня… Он сделал усилие над собой и опрокинул порцию виски в горло. Спиртное горячо ударило в голову, жаркой волной стало расплываться по всему телу. Стиснув зубы, Глеб проскрежетал матерное ругательство… Схватил бутылку, налил еще рюмку, жадно выпил, вскочил и устремился в спальню жены – будь что будет!

Елена, проводив Костю, постаралась как можно незаметнее прошмыгнуть к себе и запереться изнутри, после чего испытала дивное облегчение.

«Как в крепости!..» – мелькнула мысль, и вслед за нею на душе стало немного смешно и очень противно.

– Ну и что, – медленно произнесла она вполголоса, – я теперь так и буду сидеть всю жизнь взаперти?..

Да нет, конечно. Она понимала, что это чем-то должно кончиться. Чем?! А вот на это ответа не было.

Мужа она сейчас видеть не могла. Физически его присутствия не вынесла бы. Вот сейчас вздумай он ворваться в ее комнату… Нет, это невозможно было представить! Она вдруг поняла, что в этом случае билась бы, кусалась и орала как безумная и не далась бы ему, пока жива.

Все эти мысли клубились в ней под нервное хождение из угла в угол. Ходила она быстро, резко – но вот замедлила шаг, лицо – злое, ненавидящее – изменилось, став сперва недоуменным, затем растерянным, беспомощным… и, наконец, она остановилась у окна, чувствуя, что сейчас разрыдается. Нет! Нет! Нельзя. Нельзя раскисать. Елена вздохнула, усиленно поморгала, не дав слезам пролиться. «Надо вспомнить что-нибудь хорошее!» – решила она. Что?

Что может помнить женщина, неудачливая в браке? Ушедшую, потерянную любовь – если она, конечно, была. В жизни Елены Студенецкой, когда-то Григорьевой, любовь была. Одна-единственная. Единственной, как видно, останется навсегда. И ее не вернешь.

Это так. Но что же делать с нею и с собой?!.

Елена не знала, что делать со своим грузом прошлого, будущего, любви, ненависти – просто не знала. И потому пусто смотрела в окно, и пусто текло сквозь нее время.

Что остается в этом мире от любви? Она знала, что на этот вопрос не должно быть ответа: ничего. Такого не может быть.

– Не может, – тихонько повторила Елена вслух, но с места не сдвинулась.

Сумерки заполняли комнату.

Вдруг она вздрогнула, ей почудился некий звук, раздавшийся в коридоре, и она бесшумно, как кошка, метнулась к двери. Вслушалась.

Нет, тихо.

Весь огромный дом был до странности тих – зловещая, напряженная тишина. Так ничего и не услышав, Елена на цыпочках отошла от окна, все так же бесшумно разделась и легла на кровать, закутавшись в простыню.

Она как-то сама не заметила, уснула или нет: сон не сон, так, забытье какое-то… И в этом состоянии снова услышала шорох и подскочила как ужаленная. Сна – ни в одном глазу. Сердце билось отчаянно.

Шорох повторился. Да! Никаких сомнений. Елену так и сорвало с места к двери. Кто-то явно нажимал на нее с той стороны.

– Кто? – полушепотом спросила она.

– Я, – глухо отозвалось оттуда.

– Что тебе?

– Все то же. – Глухой голос перешел в какой-то неестественный.

– Глеб, иди спать, я не желаю тебя видеть! – гневно выкрикнула Елена.

– Лена… – прозвучало вдруг с такой тоской, что она оторопела, а весь ее гнев улетучился. – Лена, я хотел поговорить, – донеслось из-за двери так же смиренно.

Ага! Это он прикидывается, чтобы обманом проникнуть сюда и наброситься… не выйдет!

– Глеб, я вижу насквозь все твои уловки. Если ты еще в состоянии соображать, то выслушай меня и запомни. Не смей больше приближаться ко мне!..

Чем больше она несла ядовитую словесную пургу, тем отчетливее понимала, что она сжигает за собою мосты и к прежнему возврата нет. А выговорившись, ощутила полную, звенящую какую-то пустоту и снова легла, уже не думая о том, что будет делать муж – бушевать, ломиться в дверь, плакать… Это ей стало совершенно безразлично. Что будет, то и будет.

Но ничего не было.

Глава 6

1

Когда после четвертой попытки дозвониться телефон Зарядьева ответил бесцветным: «Абонент недоступен…», Михеев чертыхнулся и всерьез задумался.

Ну вот куда он мог деться?.. Ладно, можно понять, что была репетиция и Александр отключил мобильный, а потом забыл включить. Но не на семь же часов! В конце концов, за это время самому понадобилось бы позвонить и увидел бы, что аппарат отключен!..

Тревога все усиливалась, но в этот момент телефон Артема ожил.

Звонил Львов. Как всегда, растекаться словесно не стал, сказал кратко:

– Есть кое-что. – И сразу решили, где и когда.

Был уже почти вечер, когда сыщики встретились в малолюдном месте.

– Ну, пляши, – хмуро пошутил Львов, вынимая толстую папку. – Пришлось напрячь кое-кого… Ничего, покряхтели да разродились. Держи!

Михеев вмиг оценил, что кроется за небрежными словами «пришлось кое-кого напрячь». В его руках было дело о смерти осужденного Андрея Тропинина, весь объем документов. Копии, разумеется. Но сомнений в подлинности оригиналов – ни малейших!

Он пролистал бумаги и потрясенно присвистнул:

– Н-ничего себе… Нет, я понимаю, конечно… Но как тебе это удалось?!

– Секрет фирмы, – отшутился Виктор. – Есть рычаги, а о большем не спрашивай. Ну, берешь товар?

– Не то слово, – серьезно ответил Артем. – Да-а, тут одного «спасибо» мало… На сколько ты мне это даешь?

– Завтра вернешь.

Михеев больше вопросов задавать не стал. Они распрощались, и Артем рванул домой, горя нетерпением скорее взяться за дело. Едва переодевшись, он сделал кофе покрепче и засел за изучение материала.

…Время летело, давно пришла ночь, а он все листал и перелистывал страницы, иногда возвращался назад, иногда застывал в раздумье. Канцелярское дело захватило его не хуже романа. За сухими терминами, за чудовищными глыбами сложносочиненных, сложноподчиненных предложений в актах экспертиз и постановлений… за безграмотными фразами в рапортах сотрудников колонии глаз опытного юриста различал, где правда, а где умелые или не очень попытки утопить ее в окольном словоблудии.

Наконец он захлопнул папку. Была уже глубокая ночь.

– Значит, так… – утвердительно произнес Артем и отправился спать.

2

Николай проснулся и долго смотрел в потолок, стараясь вспомнить сон.

Сегодня у него был выходной, лежи – не хочу, вот он и лежал. Вставать и вправду не хотелось.

Сон! Ведь что-то было, черт возьми, но что?! Тревога, сумрак, тяжесть… Может ли присниться тяжесть? Может. Она тревожная и темная.

Картинки прошлого вновь побежали перед взором.

Труп в огненном подвале, отблески пламени на лицах. Преисподняя.

Мертвец в реке.

Полумрак грязной комнаты, ободранные стены. Люди-тени, люди-черви, копошащиеся по углам…

Притон.

Труп на кровати, брызги крови и мозгов на стене.

Ночной лес, свет фар. Связанный человек на холодной земле с молодой, только что пробившейся травой. Весна. Каково умирать весной? Не просто умирать, а знать, что через две минуты тебя не станет?..

– Послушай! Слушай! Я… – Голос захлебнулся в надрывном кашле из-за долго заткнутого кляпом рта. – Я… Денег! Возьми! Сколько надо!.. У меня денег… как грязи! Бери! Половина твоя! Нет! Все твое! Дети… У меня дети!..

– А о других детях ты думал? Ты скольким жизнь сломал?

– Все! Все! Не буду! Клянусь!.. Я был подлец, сознаю. Я все понял! Осознал! Не буду! Никогда! Все! Клянусь! Богом!..

– Поздно Бога вспомнил.

– Я…

– Поздно. Сломанные судьбы, дети без отцов – что с ними стало?.. Не знаешь? А я знаю. Мальчик родился больным, два года промучился и умер. Мать от горя умом тронулась. Кто их обрек на мучения? Кто убил?

– Я! Я виноват! Я сволочь, знаю. Но я все понял!..

– Нет. В мире должна быть справедливость. Иначе все рухнет.

Короткий лязг затвора.

– Нет! Нет! Я…

Выстрел.

3

Николай встал.

Память! Память! Прошлое. К чему это?..

Да все один к одному.

Он сел за стол, взял листок, ручку и написал:

«Е.Г.

Студенецкий

Неизвестный

Михеев».

Подумал немного и приписал:

«Автосервис».

После чего задумался уже надолго, постукивая ручкой по столу. Затем соединил фигурной скобкой Студенецкого, неизвестного и Михеева и поставил знак вопроса. Усмехнулся.

Случайная встреча у гастронома. Вчерашний безумный звонок коллеги-таксиста. Шквал воспоминаний. Неразрывное сплетение прошлого и настоящего. Сон как тьма и тяжесть.

Все это сложилось в одну картину.

Петля судьбы! Она почти затянулась на шее Николая Ильина, и он физически ощутил ее давление. Еще немного, и она его задушит.

Значит, надо рвать.

И Николай вдруг понял, что к нему пришел такой миг, когда на карту надо поставить все. Ва-банк! Жестокая игра под названием «жизнь» поймет тебя лишь тогда, когда ты сам рванешься ей навстречу и подомнешь под себя. Иначе никак…

4

Наутро Артем первым делом позвонил Зарядьеву – снова недоступен. Черт возьми, да что ж это такое!.. Уж не запил ли?! Эта мысль крайне неприятно ткнула сыщика, но он не мог себе позволить расстраиваться, его ждало много дел, в том числе и встреча с Львовым.

Пересеклись они во второй половине дня, когда Михеев успел решить несколько проблем разной степени важности.

Бегло поздоровались.

– Слушай, – сказал Артем, – ты-то сам эти материалы смотрел?

– Практически нет. Так, глянул вполглаза. А твое мнение?

– Мое мнение… таково, что Студенецкому есть чего пугаться.

– Вот как?..

– Да. Не знаю, жив этот Тропинин, не жив… но туману там постарались напустить. Ну вот, суди сам…

Артем раскрыл папку, где предусмотрительно сделал несколько закладок. Четко, ясно, доказательно он указал на несоответствия в документах, хитро закамуфлированные, но различимые юридически вооруженным глазом.

– …Видел? Эти фокусники постарались замазать дыры в фактах, а начальство, похоже, закрыло глаза. Похоже?

– Пожалуй… – раздумчиво протянул Виктор. – И тогда встает вопрос: почему?

– Вот! Можем мы допустить, что начальство тут само как-то при делах?

– Ну, ты же знаешь, я не люблю строить версии на песке… – поморщился Виктор. – Ладно! Давай прикинем – чисто умозрительно! – что Тропинин умер. Есть?

– Есть.

– Так! Идем дальше. Могла это быть случайная смерть?

– Могла-то могла, но тогда зачем такие огороды городить, все путать?

– Ну, вот и один шаг до сути остался… – усмехнулся Львов.

– Ага! Стало быть, ты допускаешь, что Тропинина могли заказать?

– Так точно, товарищ частный детектив.

– И тогда… все упирается в вопрос: кто?

– И в поле для фантазий, – добавил майор. – Ладно! Я на тебя поработал, а ты на меня – как?

– Тружусь, – кивнул Артем. – Кое-что есть. И есть намеки, что одно с другим все-таки связано… Но пока сыро. Да, кстати, ты сводки по городу просматриваешь?

– Обязательно.

– Есть что-то в тему?

– Так явно нет, бытовуха все домашняя… Из уличного одно только: вчера… то есть позавчера, это в сводку вчера попало, мужика гопники грохнули в драке, но вроде бы случайно. Не хотели, но… Артист, представляешь!

Нехороший холодок пронесся по спине Михеева.

– Постой, кто – артист?

– Ну, покойник этот, царствие небесное. Вот ведь повезло наткнуться на этих уродов! Их уж повязали, вроде и «сознанка» в чистом виде есть. Один, правда, скрыться успел, ну да это дело времени…

– Постой, – почти безнадежно повторил Артем. – Фамилия есть артиста этого?

– Фамилия? Была. Э-э… как же его, дай бог памяти… Завьялов, кажется, или вроде того. А что?

– Зарядьев, может быть?

– О! Точно так. Знакомый, что ли?

– Более чем.

Артем враз ощутил глухую душевную пустоту – чего, признаться, от себя не ожидал, – и таким же пустым голосом поведал историю своих взаимоотношений с почившим Зарядьевым.

Львов не то чтобы сильно удивился, но впечатление на него это произвело.

– Да уж, – сказал он. – Неисповедимы пути… Ну что, сочувствую.

– Слушай, – осенило Артема, – а те придурки, гопники… они сейчас где?

– Ну… думаю, пока сидят в райотделе, в КПЗ.

– Можно их увидеть? Хотя бы одного?

– Это зачем? Что за мысли такие? – подозрительно уставился на приятеля Виктор.

– Да нет, – невесело усмехнулся Артем, – не бойся, все у меня с нервами в порядке. Мне важно знать кое-какие подробности. Ничего я не сотворю, гарантия! Ты меня знаешь.

– Так… Там у нас начальником райотдела кто?.. Ага! Нормальный мужик. Ну, погоди, я позвоню.

Он вышел из машины, довольно долго разговаривал по сотовому. Артем же продолжал тускло удивляться тому, как больно его задела новость и как трудно придется привыкать к жизни без лучшего агента…

– Ну, уговорил. Едем, что ли? – сухо бросил Виктор, вернувшись к машине.

– Да, – твердо сказал Артем.

5

В райотделе Михеев скромно постоял в коридоре, пока Львов секретничал в кабинете начальника. Минут через пять майор вышел.

– Решили. – Он мельком глянул в маленький листок. – Вот… Понизова Людмила Алексеевна. Это следак здешний, она дело ведет. Кабинет сто восемь. Пошли!

Сто восьмой кабинет оказался маленькой стандартной комнаткой, следователь Понизова – худощавой неулыбчивой девицей лет двадцати пяти с погонами старшего лейтенанта. Она и должна была по просьбе начальника допросить одного из подследственных.

– …Их всего четверо было, – сказала старлей. – Один сбежал, троих взяли.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что все четверо – горе горькое, уличная шушера с соответствующим интеллектом. Драка, судя по всему, вышла случайной: потерпевший, по единогласным показаниям троих, сам повел себя агрессивно и даже бешено, и когда ссора закономерно перетекла в рукопашную, один из четверки ударил противника по затылку, тот упал…

– …и этому я верю, – усмехнулась Понизова.

«Я тоже», – угрюмо подумал Михеев, знавший непредсказуемый нрав Александра.

Чему сразу не поверили задержанным – их дурацким сказкам, что они ни при чем, сидели дома, ничего не видели, не слышали… Прямых свидетелей, правда, не было, но без труда нашлись те, кто видел, как неразлучная четверка торчала на пустыре, гоготала, пила пиво, плевалась, материлась… в общем, весь пацанский набор. Ну а после этого расколоть придурков операм труда не составило.

Один, впрочем, лидер этой гоп-компании, оказался если не поумнее, то, по крайней мере, смекалистее прочих. Он-то и предписал своим олухам держаться версии «был дома, ничего не знаю», а сам, не дожидаясь развития событий, сгинул в неизвестном направлении.

– Ищем, – сказала Понизова.

В этот момент и привели одного из глупой троицы, коренастого парня с лицом одновременно пугливым, нахальным и бессмысленным.

– Садитесь, Силантьев, – сухо предложила следователь.

– Че?

– Садитесь, говорю.

– А… ага. – Опасливо зыркнув на незнакомцев, парень присел на табурет, шмыгнул носом.

– Разговор неофициальный, – предупредила Понизова, хотя бестолковый юнец вряд ли понял, что это значит. – Повторите, что вам известно по существу дела.

Тот с полминуты соображал, что от него требуется, и, наконец сообразив, заговорил:

– Ну, че… Этот мужик нарисовался, не пойми как, погнал пургу какую-то. Вообще, неадекват, я ж говорил… Я это… сперва подумал, что он обдолбанный в хлам, но потом вижу, вроде непохож… Не знаю! Ну, псих голимый. И как пошел граблями махать…

– Постойте. Вы утверждаете, что первый удар нанес незнакомый вам гражданин.

– Ну! Только это… Тут типа стремно все было, может, кто из наших первый зацепил, но не нарочно, это сто пудов! А он уже конкретно пошел рубить, отвечаю!

– Поймите, очень важно установить, кто первый нанес удар! Ну ладно, пока оставим это. Расскажите, что было дальше. Беседа не для протокола, напоминаю, так что можете говорить смело.

Парень помялся, явно не веря, но деваться некуда, продолжил:

– Ну, чего… Тут уже месилово пошло конкретное, Генерал ему зарядил с правой, он в ответку… Ну, тут и я подрубился… А он пошел как черт месить! Протезу с левой ка-ак сунет в рыло, тот с копыт! Ну, тут Мося ему по чердаку…

– Ч-черт! – вскипел Львов. – Говори нормально, пугало! Ну-ка, давай, переведи с бакланского на человеческий!

– Че?

– Я переведу, если не возражаете, – слегка улыбнулась Понизова. – Быстрее выйдет… Генерал – это их неформальный лидер. Евгений Боговаров, двадцать один год. Тот самый, что в розыске…

– Умный, – нехотя усмехнулся Михеев, – потому и Генерал?

– Представьте, не только, – неожиданно сказала Понизова. – Он и срочную отслужил, в наземном составе ВВС. И даже до ефрейтора дослужился… Ну, экземпляр перед вами – Виталий Силантьев, он же Сифон. Еще двое наших клиентов: Павел Моисеев, по кличке Мося, и Станислав Рябинин, он же Протез… Прочие термины, думаю, в переводе не нуждаются.

– Почему – Протез? – со скукой поинтересовался Михеев.

Молчание.

– Силантьев, вас спрашивают, – подсказала старший лейтенант.

– Че?.. А, Протез-то… Да это… когда мы еще мелкими были, у него такая хрень была, на руку надевается. Типа рука такая, на батарейках, там нажмешь – из пальцев типа ножи выскакивают, как когти. Ну, пластмассовые… Как в ужастике каком-то. Прикол, типа.

– Кошмар на улице Вязов, – вздохнул Львов и махнул рукой: – Ладно, пусть рассказывает как умеет.

– Продолжайте, Силантьев.

– Ну, чего там… Мося… Ну, Пашка… Моисеев то есть… приложил ему сзади, он и кони двинул. То есть мы сперва не поняли…

– Чем ударил?

– Да я ж говорил уже… Там труба такая валялась… ну, обрезок. Да он и махнул-то так, слегка, отвечаю! Я ж сам видел. Не хотел он! Так, слегка, чтобы этого чепушилу приглушить… то есть, извиняюсь, этого потерпевшего… А он – брык! – и упал. Ну и все. Генерал Мосе говорит: дурак ты, говорит, ты ж его на «глушняк» повалил…

Артем перестал слушать допрашиваемого. Ему, в общем-то, все стало ясно. Пацан, по большому счету, не врал. Скорее всего, Саня не удержался, прицепился к шпане ни с того ни с сего… Горестно задумавшись, он не заметил, как допрос кончился – впрочем, это уже не представляло интереса. Понизова вызвала конвоира, задержанного увели, и она сказала, как почудилось Артему, с легкой усмешкой:

– Этого достаточно, господа?

Мол, только ради начальства время тратила, по его требованию.

Мужчины переглянулись, и Львов серьезно ответил:

– Да, спасибо вам. Мы пошли.

6

– Ну? – спросил Виктор, когда они вышли на улицу.

– Ну что, – угрюмо буркнул Артем, – думаю, все так и было. Не врет этот… Сифон. Саня, он был человек импульсивный, порой даже до экзальтации доходило. Может, и в тот раз был слишком возбужден. Не удивлюсь, если экспертиза покажет инсульт или что-то в этом роде.

– М-да. И что теперь?

– Работать!.. – усмехнулся Артем.

Легко сказать. Когда расстались, Михеев пасмурно задумался: ну и что теперь делать? Конечно, есть у него еще агентура, есть и привязки в органах помимо Львова… но он и сам понимал, насколько все зыбко.

Ладно! Зыбко не зыбко, думать надо.

Ну, во-первых, поднять всю агентуру на предмет сведений, какие есть. Сориентировать всех на нужную информацию. Во-вторых… эх, поздновато пришла идея! Ладно, завтра с Виктором потолкует, плотно проанализируют все случаи, какие он считает подозрительными. По карте города пройдутся. Одна голова хорошо, две лучше – возможно, вместе выловят такие закономерности, которые от одного ускользнули…

Артем ощутил, как душа его наполняется уверенностью. Ничего! Терпение и труд все перетрут. Главное, не унывать!

И в этот миг зазвонил телефон. Артем глянул: незнакомый номер. Клиент, наверное, какой-нибудь! Не вовремя, конечно, но клиент всегда прав…

– Да!

– Частный детектив Михеев?

– Да. – Артем почему-то слегка насторожился. – Слушаю вас.

– Меня зовут Николай Ильин. Я таксист. Мне о вас рассказал ваш агент Александр, тоже таксист. Я бы хотел с вами встретиться.

Артем сглотнул сухой спазм в горле и сказал таким спокойным тоном, какого от себя не ждал:

– Я тоже о вас слышал. Когда бы вы хотели?

– Сейчас. – Николай предложил Михееву подъехать к нему, назвав адрес, и, усмехнувшись, добавил: – Думаю, я готов вас удивить.

– Хорошо, – сразу согласился Артем. – Еду.

Чутье сигналило ему, что он зацепил суть, поэтому он даже не сомневался, нажимая на акселератор и разворачиваясь. Вперед!

Через полчаса Михеев был в стандартном спальном районе: квартал стареньких «хрущевок», утонувших в густо разросшейся зелени. Опыт оперативно-розыскной работы помогал Артему легко ориентироваться среди безымянных зданий, помог и сейчас. А когда он увидел близ дома темно-синий «Рено», сразу понял, что достиг цели, и уже через пару минут стоял перед металлической дверью на третьем этаже. Нажал на звонок – и ему открыл худощавый, выше среднего роста мужчина.

– Артем?

– Я.

– Проходите.

7

Цепким взглядом Артем охватил обстановку квартиры.

Типичное съемно-холостяцкое жилье с худым уютом. Единственный для такого жилища необычный объект – новенький большой письменный стол со множеством ящиков… да еще офисное вращающееся кресло – в резком контрасте с утлой мебелью тридцатилетней давности. Впрочем, все в квартире аккуратно прибрано, видно, что квартирант солидный. Конечно, Михеев успел присмотреться и к нему.

Волосы светлые, лицо спокойное. Да уж, на усредненного «таксера» не очень-то похож, покойник Зарядьев все четко просек… Хотя в наши дни чего только не бывает с людьми, как только не швыряет их судьба!

Бог знает почему, но Артем сразу испытал симпатию к этому человеку, которого видел первый раз в жизни. Смотрел, как тот неспешно идет в комнату, поправляет сбившуюся рубаху, садится в кресло, забрасывая ногу на ногу… Все это мужчина проделывал с какой-то отточенной уверенностью, и во всем образе его – в скуповатых движениях рук, в прямой осанке, в спокойном и приятном выражении лица – были твердость и надежность.

И что-то подсказало сыщику мысль об ответной приязни.

Словно угадав это, Николай улыбнулся:

– Ну, что, коллега! Предлагаю поужинать чем бог послал, а заодно и потолкуем по-взрослому. Сдается мне, с вами можно говорить всерьез.

– Запросто, – кивнул Артем. – А почему – коллега?

– А вот и узнаете, – многозначительно посмотрел на него Николай и добавил: – И если не возражаешь, давай на «ты»?

– Не возражаю.

– Ну, тогда держись крепче.

– Двумя руками, – пошутил Михеев, а сыщицкое нутро так и обмерло в сладостном предчувствии улова…

И не обмануло.

Николай помолчал, плотно сжав губы, а затем произнес тоном человека, твердо решившего сделать шаг в неизвестность:

– Так вот, я никакой не Николай Ильин. Меня зовут Андрей Тропинин.

Глава 7

1

Елена проснулась поздно, зато мгновенно – раз! – и уже в дневном мире. Она вскочила, мигом оделась, и план действий, вчера продуманный, уже трубил, звал… и в мыслях ясность, в теле бодрость – горы готова свернуть!

Косте позвонил друг, соседский мальчик – вчера вернулся из Парижа, где был с родителями, горел желанием рассказать о Диснейленде и прочих чудесах. Елена с облегчением отпустила сына к соседям, а сама взялась за дело.

Глеб сознательно не баловал жену и сына персональным автотранспортом – если куда надо, сами добирайтесь. Купил специально для этого «Тойоту» – самую малую в модельном ряду: вот, мол, тебе, супруга, сама учись на права, сама езди, а от меня отстань. Елена поездила пару дней, потея и ужасаясь, после чего решила, что нервы дороже, и переключилась на такси, не слишком разбираясь в названиях фирм. Как подходила нужда, звонила по первому подвернувшемуся номеру.

Вот и сейчас – позвонила, вызвала. Авто подъехало быстро и до «Гефеста» домчалось лихо, с ветерком.

Ступив на крыльцо охранно-сигнальной фирмы, Елена вдруг испытала волнение. Разумеется, мысленно она проигрывала сценарий много раз: как входит в офис с независимо-любезным видом и сотрудники, враз опознав в пришедшей даму из высшего общества, начинают метаться, расстилаясь перед ней… Она и оделась соответствующе, и макияж наложила заметный, но строгий – для полноты образа.

Мысленно все это выходило преотлично. Но то теория! А вот практика – совсем другое дело… Елена ощутила, что трусит, и это ее слегка подзадорило.

– Добрый день! – ясным голосом приветствовала она охранника, молодого парня в чистенькой, отутюженной униформе.

– Здравствуйте! – охотно и почтительно откликнулся тот, видя перед собой красивую и стильную молодую женщину.

– Знаете, я вот по какому поводу… Недавно ваша компания устанавливала мне сейф. Это по адресу… в Кленовой роще, знаете?

Она ненавязчиво подчеркнула голосом «мне» и «в Кленовой роще». Ну кто же в городе не знает знаменитую «Буржуйку» и что за контингент живет там! Парень сделался еще почтительнее, а Елена – увереннее, теперь она просто полетела на крыльях бойкой речи:

– …Да. И ставил мне ваш сотрудник, Максим… вот, простите, забыла фамилию…

– Камышин!

– Да! – обрадовалась Елена, хотя знать не знала, Камышин тот или нет. – Именно он. Мне хотелось бы у него проконсультироваться. Никаких претензий, ни в коем случае! Просто…

И продолжая мило, хотя и чуть снисходительно улыбаться, она туманно поведала, что хочет уточнить одну особенность устройства сейфа. Но… это секрет! И поэтому она хотела бы побеседовать с установщиком приватно.

– То есть неофициально, – на всякий случай уточнила она. – Надеюсь, вы меня понимаете?

На лице юноши выразилась борьба мыслей.

С одной стороны, конечно, начальство не приветствует раздачу данных о сотрудниках. Но, с другой…

С другой стороны, ему с неимоверной силой захотелось услужить этой женщине. Она смотрела так… не скажешь словами. Да и вообще, ее глаза, голос, ее лицо!.. Парню казалось, что он смотрит в немыслимо прекрасную даль, словно он вдруг заглянул за горизонт – да так, что плакать хочется и не знаешь отчего.

Ну как тут не сказать?..

Рука сама потянулась к телефону:

– Вообще-то мы с Максом приятели… Ради него! Правда, у нас это не рекомендуется… Ну, это я к тому, что..

Елена горячо заверила, что все понимает, никому ни слова, ни полслова. Могила! И попросила записать номер на бумажку, мотивируя тем, что с техникой не очень в ладах.

Парнишка кивнул, стал бегло набрасывать цифры на маленький листочек-стикер.

– Спасибо! – Елена постаралась стать особенно очаровательно-милой. – Разумеется, все останется между нами… – Она лукаво подмигнула охраннику и вышла.

2

На улице Елена подобралась, стряхнула расслабленное настроение, достала бумажку с номером.

Пока сделан только первый шаг. Главное – впереди.

Сигнал пошел. Ответственный момент! Интонацию нужно подобрать очень тонко.

– Да, – отрывисто прозвучало в трубке.

– Максим?..

– Да. – Голос удивленно изменился.

– Это вас беспокоит… – мягко начала Елена, – хозяйка дома, где вы недавно устанавливали сейф. В кабинете моего мужа. По адресу…. Кленовая роща, помните? Меня зовут Елена.

В ответ на несколько секунд было молчание – парень не верил своим ушам… затем спохватился:

– Да-да, слушаю вас! Отлично помню, конечно… Мы с Васильичем… с Денисовым, это мой обычный напарник… Мы вдвоем у вас были!

– Наверное. Но меня, простите, совершенно не интересует ваш напарник. Я хотела бы поговорить лично с вами. И желательно с глазу на глаз, на нейтральной территории. У меня к вам… – здесь она умело сделала паузу, – я бы сказала, очень личное дело.

Ответом вновь было молчание, и Елена усмехнулась, верно разгадав его.

Молодой человек не мог поверить в то, что фортуна вдруг решила сыграть с ним в странную игру.

Конечно, ему запала в душу красивая хозяйка роскошного дома. Возможно, о такой женщине он мечтал, представлял рядом с собой… и вот она объявилась наяву. Конечно, болезненно сверлила мысль: нет, брат, это тебе не по чину, на чужой каравай рот разинул. Этой женщине никогда твоей не быть. Поэтому переживи грусть-тоску, пользуй то, что по твоему уровню, и старайся не грустить…

И кто бы мог подумать, что бесплотная и грустная мечта вдруг воплотится в реальный голос – пока из телефона, но ведь этот голос предлагает встретиться… Молодой человек был ошарашен: его мечта говорит, что хочет увидеться… и в этих словах тайна, ожидание, надежда! Конечно, он тут же бросил все дела ради этой встречи.

– Через полчаса?.. – многозначительно протянула Елена, как бы раздумывая, и милостиво согласилась: – Ну, хорошо.

И они договорились где: в кафе в уютном тихом районе.

Елена ни на миг не сомневалась, что Максим не то что придет – примчится! Так и вышло.

Когда она не спеша добралась до кафе, Максим был уже там, мерил шагами фасад, нетерпеливо мотаясь туда-сюда как маятник.

– Здравствуйте, Максим, – поздоровалась Елена, нарочно зайдя к нему со спины.

Он резко развернулся, уставился на женщину – и в его глазах Елена прочитала все. И поняла, что уже победила.

– Здравствуйте, – повторила она чуть нараспев.

– А… з-здравствуйте. – От сложного наплыва чувств юноша стал даже заикаться. – А я вас сразу узнал! – глупо брякнул он.

– Идемте? – Елена указала взглядом на вход в кафе.

– Да-да, – промямлил Максим и бросился по-джентльменски открывать дверь.

Елена решила говорить предельно просто, дружелюбно и уважительно, что было грамотным психологическим ходом. Максим наконец-то осознал, что происходящее с ним не сон, а самая что ни на есть истинная явь, попривык к этой мысли, даже заулыбался…

Они заказали всякую чепуху: чай-кофе, печеньки, дождались заказа и перешли к сути. Елена, сделав загадочно-многозначительный вид, спросила:

– Вы ведь хорошо помните, как устанавливали нам сейф?

– Да. – Максим слегка поперхнулся кофе, откашлялся. – Помню… очень хорошо.

– Значит, помните, что это сейф моего мужа. – Елена помолчала немного и продолжила: – Проблема в том, что в силу ряда обстоятельств мне очень бы хотелось взглянуть… на кое-какие документы. В общем… ну, думаю, вы меня понимаете.

– То есть… – натужно заговорил Максим, уводя взгляд и без нужды откашливаясь, – вы мне предлагаете…

И он неопределенно пошевелил пальцами.

Елене эти кружева вокруг да около поднадоели. Она усмехнулась и прямо заявила, что хочет проникнуть в сейф мужа, причем так, чтобы он об этом не узнал. Именно поэтому она и обратилась к специалисту.

Максим пригубил кофе, в секунду просчитав, подобно компьютеру, черт-те сколько вариантов ответа.

– Вообще-то наша фирма гарантирует, что никто, кроме владельца… ни одно иное лицо не знает секретного кода. Владелец сам его придумывает… – смутно промямлил сейф-технолог.

– Но? – Елена иронично усмехнулась.

– Но когда нельзя, но очень хочется… тогда бывает можно, – вымучил из себя шутку Максим.

– Прекрасно! Все-таки мы с вами друг друга понимаем, я убедилась. Ну а раз так, то сумеем и сотрудничать, верно? Я готова выслушать любые ваши предложения, Максим. Любые – подчеркиваю, – которые только могут возникнуть в разговоре между мужчиной и женщиной.

Она осталась очень довольна этой фразой, а Максим долго молчал, по капельке глотая свой «эспрессо» и, видимо, вновь не веря в то, что нечто заветное, о чем он мечтал робко и стыдливо, почти превратилось в реальность – ну не послышались же ему эти слова?! Стало быть, это нечто вот-вот может сбыться, осталось полшага до этого.

Наконец он отставил почти пустую чашечку и взглянул Елене прямо в глаза:

– Елена… простите, не знаю вашего отчества…

– И не надо. Для вас я – просто Елена.

– Ага. Ну… если я правильно понял ваши слова насчет мужчины и женщины…

– Да, – сказала она подчеркнуто сухо. – Вы меня поняли правильно. Я готова выслушать и это предложение.

– Ну, тогда можно считать, что предложение поступило, – сглотнув, произнес Максим.

Елена еще несколько секунд подразнила парня молчанием, прежде чем сказать:

– Тогда будем считать, что предложение принято.

– Так просто?.. – невольно вырвалось у него.

– Не вижу сложностей.

– Ну да… И что будем делать?

Елена не отказала себе в удовольствии едко усмехнуться:

– Ну а кто из нас в данной ситуации мужчина? Объявления типа: сдам квартиру на сутки, на ночь, на час, это же на каждом шагу… да вон, рекламная газета на стойке, наверняка там есть. Ищи, звони… кстати, я думаю, можно уже на «ты»?

– Да, – окончательно растерялся Максим. – Конечно… То есть прямо сейчас?

– Ну а чего тянуть-то, – с легким цинизмом ответила Елена.

Максим, оглушенный невероятным предложением, механически кивнул. Затем спохватился:

– Да! Сейчас все организую! – И ринулся за газетой, но она успела схватить его за руку:

– Секунду!

– Что?

Елена слегка приподняла правую бровь, придав лицу насмешливо-утонченное выражение:

– И главное, мой Казанова: не забудь про технику безопасности. Думаю, ты и сейчас меня правильно понял?.. Ну, иди.

3

Солнце еще светило ярко, но уже скоро день незаметно перетечет в вечер. Елена скучно подумала, что пора собираться, залеживаться нечего…

Но вставать не хотелось.

Лежа лицом к стене и чувствуя близкое присутствие мужчины, она испытывала к себе вялую брезгливость и ничего больше. Ни презрения, ни стыда, ни разочарования. Просто как будто походя испачкалась, надо стряхнуть это с себя, вот и все. Вот и все…

Парня, впрочем, жаль. Он как будто всерьез воспринял этот эпизод. Смешно… Ну да ладно, молодой, переживет.

Максим повернулся, положил руку ей на плечо, и она едва удержалась от того, чтобы не дернуть плечом, сбросив его руку. Но удержалась.

– Лена… – тихонько произнес Макс.

– Что?

– Да ничего. Так просто…

– Мне пора, – сказала она. – Выйди, пожалуйста, я оденусь.

– Зачем?

– Что – зачем?

– Выходить.

Елена мысленно вздохнула. Хотя… вот подходящий случай расставить все точки по своим местам. Она приподнялась и чуть повернула голову:

– Слушай, Максим. Давай не будем забывать: то, что между нами произошло, – бизнес и ничего личного. Чтобы без иллюзий, хорошо? Так вот выйди, пожалуйста, я тебя прошу.

Кровать заскрипела, Макс молча собрал свои вещи и вышел в другую комнату. Елена быстро оделась, причесалась, заправила постель и вышла следом.

Максим стоял у окна. При ее появлении он поспешил улыбнуться:

– Извини, если что.

– Не за что, – сухо бросила Елена.

– Слушай… Я понимаю, без вопросов. Но… я к тому, что, если вдруг тебе захочется развеяться, отдохнуть, просто провести время – я всегда к твоим услугам. Только позвони!

Елене захотелось съязвить, сострить на эту тему… но она вовремя спохватилась: сейф-то пока не открыт, дорогая моя Елена Сергеевна, великая комбинаторша!

Да, Максим раскрыл ей секрет. Фирма «Гефест» громогласно объявляет всем своим клиентам, что секретный код, набираемый каждым из них, знает только он сам, клиент. И это правда! Но не вся.

Кроме хозяйского кода имеется и другой, универсальный для всех сейфов, продаваемых «Гефестом». И есть хитромудрая юридическая процедура, защищающая фирму от эксцессов, связанных с тем, что либо кто-то из клиентов вдруг это узнает и поднимет крик, либо кто-то из бывших сотрудников вздумает раскрыть секрет. Допустим, уволят кого-то, и он, разобиженный, со злости вывалит все, что знает, в свободный доступ – что тогда?.. Да то, что никаких доказательств у этого «борца за правду» не будет, одни голословные бредни, на него тут же подадут в суд за клевету, и он же окажется крайним.

Максим рассказал все это Елене, ну и сообщил сам шифр, попросив не записывать его. Она уже решила было, что дело в шляпе, как вдруг залетела шальная мысль: а вдруг он схитрил с этим набором цифр ради еще одного свидания, а?! Ведь похоже, что и в самом деле парень втюрился, вот ведь цирк!..

– Максим, – мягко заговорила Елена, – я тебе сейчас ничего не могу сказать. Да, я пошла на это ради своих целей. Это… ну, несколько цинично, признаю. Но теперь мы с тобой… по крайней мере, не чужие люди. Я это чувствую, но разобраться в себе пока не могу. Дай мне время, ладно? Я обязательно с тобой свяжусь, в любом случае. Обещаю! К какому бы выводу я ни пришла, я тебе позвоню и скажу. Вот это я тебе обещаю твердо, а в остальном уж ты меня не неволь. Дай мне время!..

Она говорила это и чувствовала, что овладевает парнем, крутит им как хочет. С одной стороны, это ей ужасно льстило, но с другой – немного и беспокоило: мало ли на какие безумства способен влюбленный человек… Впрочем, на всякий чих не наздравствуешься, пока ей удалось его уболтать, вселить в него призрак надежды… ну, а там видно будет.

Расстались на хорошей ноте. Елена перед зеркалом окончательно привела себя в порядок, сбежала по лестнице, чувствуя в себе победный настрой. Время около пяти, надо было срочно возвращаться домой. Она включила телефон, дозвонилась Косте, с облегчением услышала, что все в порядке, и стала вызывать такси.

4

Когда после третьего звонка телефон жены ответил равнодушным: «Абонент недоступен…», Глеб чуть не шваркнул свой мобильник в стену. Краткая злая матерщина огласила кабинет.

Было за полдень. Часть дел уже сделана, часть требовала срочного решения, но Студенецкий чувствовал, что у него нет сил этим заниматься. Да и вообще, казалось, никаких сил не осталось. Он сидел в кресле, бессмысленно глядя в монитор, и ему казалось, что он медленно подтаивает, растекается, как оставленное на жаре мороженое…

В какой-то миг Глеб даже испугался. Черт возьми, что это с ним?! И сумел встряхнуться, сбросить слабость. «Ну, нет, не дождетесь!» – мысленно выкрикнул он неизвестно кому, и в этот момент зазвонил телефон. Это был Геннадий.

Глеб судорожным движением нажал кнопку:

– Да!

– Глеб Александрович? – Голос, как всегда, был слегка насмешлив – именно настолько, что не понятно, чего от человека с таким голосом ждать.

– Я, – нейтрально отозвался Глеб.

– Ты занят?

Бизнесмен ощутил раздражение. Геннадий спрашивал так, точно был уверен в ответе, словно купил он душу Глеба Студенецкого со всеми ее потрохами!

– Разумеется, – сухо ответил он. – А в чем дело?

Хвостенко помолчал, и в эти секунды молчания Глеб вдруг понял, зачем тот звонит.

Его обдало холодом и жаром одновременно. Теперь замолчал он. А Хвостенко, наоборот, тихонько засмеялся:

– Дело в том… что дело есть.

И этот лукавый ответ лишь подтвердил догадку Студенецкого.

– Что, сейчас? – ляпнул он, не успев подумать, о чем сразу же остро пожалел, но поздно. Слово не воробей, вылетело.

– Можно и сейчас… – еще вкрадчивее засмеялся Геннадий.

Но Студенецкий уже совладал с собой.

– Нет, сейчас не смогу, работа. А вот вечером…

– Хорошо, приезжай вечером. Но насчет «сейчас» я пошутил. Сегодня только предварительный прогон, да? Премьера через день-другой. Надо кое-что еще подготовить… Но если хочешь, приезжай, без вопросов.

И отключился.

Глеб какое-то время сидел, держа в руке телефон. Потом, сообразив, что это бессмысленно, бросил аппарат на стол. И в этот миг понял, что поедет к Хвостенко. Обязательно. Непременно!

Это подействовало на него угнетающе. Но он совершенно ясно сознавал, что пойдет. Не сможет пересилить себя.

Да и не хочет.

Он не знал, сколько просидел так, ссутулясь и глядя в точку, прежде чем зазвучал сигнал внутреннего селектора.

– Слушаю, – нажал он кнопку.

– Глеб Александрович, вам звонят из «Премьер-банка»… – раздался спокойный Катин голос.

– Соединяйте, – велел Глеб.

Глава 8

1

Артем молчал, глядя на Николая, объявившего себя Андреем.

– Удивлен? – спросил тот без улыбки, но с чем-то почти неуловимым в голосе – при всех своих психологических умениях Михеев не сумел ухватить это «что-то».

– Ну… признаться, внутренне к этому готов. То есть, – Артем усмехнулся, – когда я понял, что вокруг официальной смерти Тропинина напущено такого туману, я почти убедился в том, что он жив. И более того, где-то рядом… и еще более, какой-то ниточкой привязан к делу, которым я занимаюсь. Ты уж извини, что я так о тебе в третьем лице…

– Да ничего, – махнул рукой Андрей и вдруг засмеялся: – Вот что, коллега. Сдается мне, у нас намечается долгий разговор…

– Я готов.

– Это хорошо. Но не знаю, как ты, а я жрать хочу, как слон!

– Да и я не откажусь.

– Ну и отлично. А я, знаешь… сегодня у меня переломный день. Еще утром хотел тебе позвонить и открыться, да так и не решился. Целый день собирался. Лежал и думал, и есть почему-то не хотелось. Зато сейчас…

– Тебе обо мне Александр сказал? – перебил его Артем.

– Да. Позвонил позавчера вечером, какой-то возбужденный был.

Андрей посмотрел на Артема и по его изменившемуся лицу учуял что-то неладное.

– Что-то не так? – спросил он.

Михеев не сразу ответил. Не решился. Пришлось сделать усилие над собой, чтобы рассказать о трагедии.

По мере рассказа менялось и лицо Тропинина… и тут уже пришлось Михееву спрашивать, в чем дело.

– В чем! – горько усмехнулся Андрей. – Вот и еще одна смерть со мной рядом. Я… не знаю, заговоренный какой-то, что ли. Кто со мной соприкоснется – половина в мир иной отправится. Я не шучу.

– Понимаю, – серьезно ответил Артем. – Но я не суеверный, примет этих не боюсь. Со мной они не работают.

– А я надеюсь, что разорвал порочный круг… ладно, это особая тема. А пока все же предлагаю подкрепиться.

Ужин Андрей организовал быстрый и вкусный – закалка холостяцкой жизни. Поели с аппетитом, перешли из кухни в комнату.

– Вот теперь можно и поговорить. – Вновь нечто неуловимое промелькнуло в интонации Андрея, но на этот раз Артем угадал, что это связано с чем-то из прошлого. Слова «поели, теперь можно и поговорить», видимо, напомнили Андрею событие, сыгравшее в его жизни существенную роль.

Впрочем, это было одно мгновение. В следующее он уже отбросил фантомы и приступил к делу:

– Ну, слушай…

2

В темноте казалось, что вьюга воет тоскливее, чем днем.

В бараке было тихо, кое-кто похрапывал, постанывал во сне, да едва слышно шуршали под полом крысы.

Исправительная колония № 238 спала.

Хотя назвать это сном в привычном понимании было бы не совсем верно. Слишком уж тяжелая, мрачная аура нависла над этим местом. Скорее, лагерь неспокойно, вынужденно притих. Горели сильные прожектора по внешнему периметру, ходили и стояли на вышках часовые, почти по-домашнему светились окна караульного помещения… Покой, казалось бы. Но все же кое-где, и в бараках общего режима, и в камерах строгого, и в некоторых других помещениях, едва слышно струилась потаенная, странная, опасная жизнь.

Заключенный Тропинин неожиданно проснулся и, лежа на спине, прислушался к звукам тюремной ночи. Он не знал, который час, но чувство времени, в неволе обостряющееся, подсказывало, что уже не глубокая ночь, а последнее предутреннее затишье. Где-то начало пятого.

Андрей поежился под жидковатым казенным одеялом. В бараке было, мягко говоря, не жарко: топили ровно настолько, чтобы осужденные не мерзли. Он слегка выругал себя: угораздило же проснуться, терять столь драгоценное время сна! До подъема еще часа полтора, по здешним понятиям – царская роскошь, спи да спи… Давай, зэк Тропинин, постарайся уснуть! Ведь всякий лишний час забытья – минус мертвое время мертвого дома, хоть капелька, да все же полнит чашу, все ближе к возвращению в жизнь!..

Андрей знать не знал, что ждет его за воротами зоны, как ему придется жить, чем заниматься, но он об этом и не думал. Пока у него одна сверхзадача: дожить до конца срока и выйти отсюда.

В самом начале, в первые годы, когда он пытался взглянуть в будущее, оно казалось чем-то нереальным, призрачным, а жизнь сегодняшняя текла словно в серых сумерках. Воистину мертвое время, иначе не скажешь! А теперь вот то прошлое кажется немыслимым: вот так скажи бывалому зэку Тропинину, что впереди восемь лет – это показалось бы ему концом света. А тот серый туман… видимо, он сработал как психологическая анестезия, за что ему спасибо.

Теперь намного легче. Дни текут хоть и однообразно, но привычно, и вот уже за половину срока перевалило… и путь помалу, час за часом, день за днем, ночь за ночью – но туда, в зачет!

В лагерной иерархии Андрей занял самое устойчивое положение золотой середины: был самый рядовой работяга, «мужик» по здешней терминологии. План выполнял, косяков не делал, ни с кем близко не сходился, ни с кем не враждовал. Блатные его не замечали, отверженные приблизиться не смели, а такие же, как он, все понимая, старались не лезть в душу. Жизнь пришла в равновесие.

Странно звучит, но именно так и есть. Худое, бедное, но равновесие…

Ладно! Андрей зевнул. Сон незаметно подкрался к нему. Он закрыл глаза и начал дремать…

Но не суждено было ему сейчас уснуть.

Отчетливо скрипнула дверь. Андрей вздрогнул, и сон разом слетел с него. Вот ведь еще досада! А спустя секунду в дверной проем шагнул человек в форме. И только вот шагнул – предчувствие тут же кольнуло Андрея. И не обмануло.

Ноги в тяжелых берцах гулко протопали прямиком к его кровати. Когда военный вошел в промежуток между нарами, от него так неуютно повеяло морозной стылостью, что Андрея невольно передернул озноб.

Пришедший протянул руку, чтобы встряхнуть лежащего, но Андрей поспешно сказал:

– Я не сплю.

Рука задержалась на полпути.

– А чего это ты не спишь?

– Так. Проснулся чего-то. Бывает.

– Ну, выходит, оно и к лучшему. Осужденный Тропинин?

– Да.

– Ты мне и нужен. Подъем, одевайся. Дело есть.

Андрей отчасти узнал этого типа. Один из контролеров, прапорщик. Недавно служит здесь, меньше года. Но он совсем из другого отряда, какого черта ему от Андрея нужно?..

Ничего подобного, конечно, произнесено не было. Приказ прапора был грубейшим нарушением распорядка дня… но Андрей давно усвоил глубокую жизненную мудрость: в лагере люди в огромной степени выпадают из-под защиты высших сил. Жизнь человека становится случайностью, хрупкой игрушкой… Так что возмущаться, протестовать – Андрей знал по опыту – только хуже себе делать. Будь что будет.

Под ничего не выражающим взором архангела в форме Андрей встал, оделся, натянул бушлат, шапку, валенки.

– Готов? – скучно вымолвил вертухай. – Пошли.

– Куда идем? – все же вырвалось у Андрея.

– Вперед. Руки за спину!

Когда они вышли из барака, пурга остро ударила в лицо.

– Налево, – скомандовал голос сзади.

Андрей послушно повернул налево.

Метель замела все чистейшим снегом. Прямо новогодняя сказка, да и только! Лютая горечь, чуть ли не отчаяние куснула Андрея за самое сердце, но он справился с собой и просто шел по хрустевшей под ногами снежной целине навстречу неизвестности.

Очень быстро он понял, что конвоир ведет его к КПП, контрольно-пропускному пункту – к зданию, где кроме непосредственно проходной располагались караульное помещение, комната свиданий и некоторые административные службы. Ну и зачем туда?..

На миг у Андрея мелькнула сумасшедшая мысль насчет комнаты свиданий, но он вмиг пресек ее. «Чушь! Бред! Даже не думай об этом!» – сказал он себе.

Сказать-то легко, а вот прогнать от себя прошлое – старайся не старайся…

Оно всплывает в памяти всегда одним и тем же: лицом женщины, таким, в котором странным образом чудится полмира… ну, уж вся твоя жизнь – точно. С этим видением Андрею удалось справиться не сразу, оно не хотело уходить от него, и он закрыл глаза, стиснул зубы и шел, чувствуя, как метель остро стегает лицо и как ее крупинки тают на лице, на губах.

– Направо, – велел прапорщик.

Поднялись на крыльцо. Тропинин потопал валенками, сбивая с них снег.

– Вперед, – последовала команда. – Лицом к стене!

Андрей послушно стал лицом к стене.

– Заходи! – раздалось через пару секунд.

Ну, будь что будет. Андрей ступил в дверной проем и замер на пороге.

– Прошу к столу, – прозвучал приятный баритон. – Проходите, не стесняйтесь!

– Спасибо, – с трудом сглотнув, сказал Андрей и сделал шаг вперед.

3

За столом, улыбаясь, восседал лощеный, идеально выбритый, благоухающий дорогим парфюмом мужчина в аккуратно отутюженной робе заключенного.

– Прошу, – повторил он, хозяйским жестом указав на стол, и снял свежайшую салфетку, которой, как оказалось, были накрыты два блюда с бутербродами. Кроме них на столе имелись небольшой графин с коньяком, две рюмки и блюдечко с тонко нарезанным лимоном. А бутерброды были трех сортов: с копченой колбасой, красной рыбой и сыром.

Андрей подсел к столу, ощутив легкий спазм в желудке. Продуктов такого качества он не видел со дня своего ареста. Отоваривался, конечно, в местном ларьке, но подобных деликатесов там не было.

Импозантный мужчина в тюремной одежде, смотревшейся на нем, как неожиданный каприз Сен-Лорана, был не кто иной, как «смотрящий» над зоной по кличке Доктор. Андрей прежде видел его раза два-три издалека – он прибыл сюда полгода назад, до него местную иерархию возглавлял некто дядя Жора Донской, если и не легенда уголовного мира, то, по крайней мере, серьезный авторитет старого закала, твердо придерживавшийся воровских традиций. За все свои годы отсидки Андрей с ним и слова не сказал – понятно, для старого вора рядовой «мужик» был мелочью, одним из множества винтиков отдельной машины. Этот винтик стоял на своем месте, больше от него ничего не требовалось – а потому сверху его не замечали, чему сам он был только рад.

Все на свете начинается и заканчивается, вот подошел к концу и дяди-Жорин срок. Поскольку зона без «смотрящего» быть не должна, появился новый.

Этот в противоположность заскорузлому старику дяде Жоре был представитель совершенно новой генерации криминалитета, «белый воротничок» – молодой, элегантный и даже образованный! Кличка Доктор возникла не на пустом месте, а потому, что ее обладатель, по слухам, был и обладателем соответствующей ученой степени…

Но и он никак не касался жизни Андрея, продолжавшего тянуть свой срок. Представить было невозможно, что дело повернется таким образом! И, конечно, Андрей напрягся. Чего ждать от этой встречи со столь неожиданным началом?..

– Андрей Павлович? – обозначил дежурную вежливость негласный покровитель зоны.

– Да. – Андрей решил держаться аккуратно и нейтрально. – Тропинин.

– Рад знакомству. Меня зовут Вячеслав Ильич Кротов. Предлагаю отметить встречу.

Доктор взял графин, стал наполнять рюмки. Андрей не мог не отметить, как просто и располагающе он держится. В словах и манерах не было ни напыщенности, ни фальшивой вальяжности, вообще никакого позерства. Поменять обстановку и одежду – ну, как будто встретились два деловых партнера, один, конечно, покрупнее, а второй – зависимый от него.

– Будем здоровы, – пожелал старший партнер и запрокинул в рот рюмку. Не отстал и Андрей.

В былое время он знал толк в хороших коньяках и сразу понял: его угостили продуктом высшего качества.

– Армянский, – словно прочитав его мысли, сказал Вячеслав Ильич и улыбнулся: – Говорят, коньяк под лимон – чисто русское изобретение, так что давайте по русско-армянски…

Пока шел этот вводный диалог, Андрей немного присмотрелся к собеседнику. Лет сорок пять, но выглядит моложе, сорока не дашь. Холеное лицо с мощным подбородком, твердыми, но не заостренными чертами. И ничего порочного, ни малейшего признака уголовщины не было на этом лице. Чиновник, бизнесмен, полковник (генерал?..) – примерно так. Профессор? – и это допустимо.

Выпив, оба с видимым удовольствием отведали деликатесов. После второй рюмки авторитет вытер губы белоснежным платочком с таким видом, что сомнений не оставалось: вот оно, пришло время настоящего разговора.

– Андрей Павлович, – голос стал официальным и даже как бы торжественным, – вы поняли, должно быть, что я не стал бы поднимать вас с кровати посреди ночи просто так. Хочу потолковать с вами о важных материях. Об очень важных. В общих чертах я знаю вашу историю… болезни, простите за иронию. Но мне хотелось бы услышать это от вас лично.

От выпитого Андрей и захмелел, и осмелел. История болезни!.. А ведь метко сказано, черт возьми!

– Можно еще одну?.. – кивком указал он на графин.

– Одну можно, – ровным голосом сказал Доктор, но это прозвучало так, что еще одну Андрей не рискнул бы попросить. Благодарно кивнув, он выпил, слегка прикусил лимонный ломтик и начал рассказывать.

4

Когда Андрей закончил, до подъема оставалось четверть часа.

Тут уже Доктор разлил коньяк поровну и сказал:

– За распорядок дня не беспокойтесь. Это решим. Значит… вы уверены, что ваш компаньон вас сознательно подставил и сделал это юридически безупречно?

– Еще бы, – криво ухмыльнулся Андрей. – Он – молодец, а я – лох. В данной ситуации…

– Давайте выпьем, – предложил Вячеслав Ильич.

Когда выпили, он снова заговорил:

– Выходит, так вы расплатились за любовь. Романтическая история… Ну, да ладно! Было – и забыто. Или такое не забывается?

– Любовь забыть невозможно, – медленно покачал головой Андрей, – а жизнь не кончилась. Здесь я понял, что не сломаюсь. В общем-то, спасибо! Урок сильный, хотя и трудный.

Кротов посмотрел на Тропинина с явным интересом:

– Это очень разумно. Очень… Думаю, я не ошибся.

– Во мне?

– Именно. Сейчас объясню.

Вячеслав Ильич Кротов считал себя прирожденным лидером. Вся жизнь его складывалась так, что прямо-таки заставляла возглавлять разные организации, сперва чисто финансовые, а затем и с политическим оттенком. Именно занявшись политикой, он, глава финансово-инвестиционной компании, соприкоснулся с криминальным миром, точнее, с его деньгами, и обошелся с ними столь аккуратно, что заслужил уважение серьезных лиц. Но вместе с тем нажил и влиятельных врагов. Им-то и удалось организовать уголовное преследование и в итоге, добиться ареста, а затем и осуждения Кротова по «экономической» статье.

Но к этому времени финансист стал практически своим для группы влиятельных авторитетов нового покроя, тех, кого криминальный мир интересует не сам по себе, а как средство достижения денег и власти, вполне легализованных и, более того, высокого социального уровня людей.

В своей бизнес-жизни Андрею, конечно, доводилось встречать типов, поднявшихся на уголовщине, но, по большому счету, они оставались шпана шпаной, с соответствующими кругозором и повадками, хотя и обзаводились статусными признаками в виде особняков и дорогих машин… Нет, Доктору довелось общаться с совсем другим кругом лиц: умными, довольно циничными людьми, бесконечно далекими и от разбогатевшей шушеры, и от образа классического «вора в законе» – вечного арестанта без кола, без двора. Собственно, это самые типичные дельцы и политиканы, только делающие свои дела на горбах той части человечьей массы, что жаждет легких быстрых денег или дурной блатной романтики. Такую публику и тянет в криминал, где она становится рабочим скотом огромной экономической машины, управляемой респектабельными людьми, номинально – владельцами, учредителями, членами советов директоров крупных корпораций. Оттуда, со своих высот, они тянут и дергают за ниточки – и рядовая пехота блатного мира, и даже бригадиры низшего звена – все эти «бродяги» знать не знают, ради кого они идут на преступления, винтятся ментами, тянут сроки… вообще странствуют по Земле и умирают. А все ради вот этих представительных господ, тайного круга посвященных, незримыми нитями связанных друг с другом и с коррумпированным чиновничеством.

Кротов угодил в конфликтный водораздел между сразу несколькими группами и оказался крайним в ситуации, где были затронуты интересы людей покрупнее его самого. Даже самый близкий его покровитель с помощью отличных адвокатов не сумел отмазать финансиста от реального срока. Сумел лишь максимально этот срок снизить, после чего развел руками и сказал:

– Ну что ж, от сумы да от тюрьмы… сам знаешь. Отбудешь как в санатории, скромненьком таком, советских времен… ха-ха! Но уж раз такое дело, то будет у меня к тебе спецзадание.

Спецзадание заключалось в том, что Кротову предлагалось стать «смотрящим» в ИК-238, месте, где ему предстоит отбывать наказание. Наладить контакт с руководством колонии, поддерживать порядок…

– Ну, эту проблему я решил, – сказал Вячеслав Ильич с такой непередаваемой интонацией, что можно было не сомневаться: здешнее начальство он считает мелкой сошкой, недалекой солдатней, в его несложной психологии разобрался полностью и при соблюдении всех внешних ритуалов официального статус-кво прочно держит ситуацию под контролем. – Но это не главное, – неожиданно добавил он.

Главное – о чем он и сам подумал и в чем получил поддержку покровителя – поиск и подбор перспективных кадров как среди зэков, так и среди сотрудников колонии. Кадры эти нужны для построения будущей бизнес-империи. А возможно, и партии. Судимость нынче для политической карьеры не помеха.

– Задача непростая, – трезво признал Кротов, – но реальная. Вот отсюда и наш разговор. Я изучил ваше досье, познакомился лично и нахожу, что вы мне подходите. Слово за вами.

Андрей отметил это «мне», а не «нам», и позволил себе сострить:

– Надо так понимать, что вы делаете мне предложение, от которого…

– Вы не можете отказаться? – спокойно подхватил Доктор. И так же спокойно продолжил: – Совсем нет. Можете отказаться прямо сейчас. На этом наше знакомство будет закончено, вот и все.

Тропинин был уже опытным арестантом, да и помимо арестантского опыта был просто неглупым человеком, поэтому совершенно правильно понял подтекст этого «вот и все».

В случае отказа он, Андрей Тропинин, остается один на один с зоной. Собственно, так оно было и прежде, и, возможно, Доктор и в самом деле человек слова – просто перестанет замечать одного из рядовых осужденных, забудет о нем. Но может, и не забудет. Воспримет отказ как неуважение, хотя и виду не покажет. И тогда…

Тогда сделать жизнь зэка невыносимой легче легкого.

Андрей чуть было не брякнул: «А сколько времени вы мне дадите на размышление?» – но вовремя прикусил язык, сообразив, что, если б надо было, его влиятельный собеседник озвучил бы это сам. Нет, здесь каждое слово на вес золота!

– Да, – улыбнувшись, кивнул он. – Я все-таки соглашаюсь.

Доктор тоже лишь кивнул – и ни жеста больше.

– Это правильный выбор, – спокойно сказал он.

В графине оставалось коньяку лишь на две рюмки, их поровну Кротов и наполнил.

– Вот на этой ноте давайте первую встречу и закончим, – предложил он. – Сейчас вас проводят в лазарет, там отоспитесь, отдохнете до обеда, а потом продолжим тему. Ну, за будущее!

Глава 9

1

С этого дня жизнь Андрея в лагере и вправду изменилась.

Для начала его перевели на должность тихую и комфортную, но в то же время не связанную с «активом», и находиться на ней было не «западло» – Тропинин стал кладовщиком на хозяйственном складе.

Формально здесь все было совершенно логично: предыдущий кладовщик проворовался, строго по закону на него надо было возбудить уголовное дело, да администрация решила не наматывать на себя этот геморрой, а лишь перебросила воришку на общие работы – разумеется, на самые тяжелые. Ну а кандидатура осужденного Тропинина вполне подходящая: за все годы отсидки он ни разу не проштрафился, мог претендовать на УДО… кроме того, он не просто образованный, а профильно образованный человек – экономист, так что ему и флаг в руки.

А неформально – скоро по лагерю поползли слухи, что Тропинин – человек «смотрящего». Самого его, однако, не спрашивали – не решались, а когда кто-то из соседей все же осторожно полюбопытствовал, то получил смутный ответ вроде: «Меньше знаешь – крепче спишь…» И больше тема не поднималась.

Но отношение к нему изменилось, Андрей это заметил. В том числе и со стороны блатных, особенно низшего ранга.

С Кротовым он виделся нечасто, но достаточно регулярно, уже без всяких застолий, сугубо по делу. Вячеслав Ильич консультировался у Тропинина по экономическим вопросам – хотя и сам, разумеется, в них разбирался не хуже, но отчего бы не выслушать дармовое, так сказать, компетентное мнение? Андрей чувствовал, что его ответами босс доволен, да и правду сказать, были они действительно компетентные, четкие, дельные.

Между Тропининым и Кротовым стало протягиваться что-то похожее… ну, не на дружбу, конечно, но на некую доверительность. Мало-помалу они даже начали переходить на «ты»… Вячеслав Ильич, похоже, нуждался здесь, в зоне, в привычном круге общения. Да и Андрей тоже. Беседовать тет-а-тет им попросту нравилось.

При этом Андрей отлично сознавал, что «смотрящий» при всей своей веской, внушительной солидности – человек не просто жесткий, но лишенный жалости к врагам. И безжалостный не в бешенстве, не в ярости, а вполне разумно, холодно, настоящий наследник Макиавелли. Цель оправдывает средства. И тот покровитель, о котором он рассказывал, представляет для него ценность, пока он при власти. А понадобится, Доктор легко перешагнет и через него.

Ну хорошо, а сам-то Андрей Тропинин?.. А вот он и есть тот человек, что мог бы оказаться при Кротове на долгие годы. Он был порядочен и умел ценить добро, а Кротову, умному и расчетливому цинику, хотелось, чтобы рядом с ним были именно люди порядочные, – так это понял сам Тропинин.

Он видел, что этот обладатель ученой степени без всяких аффектов и показухи держал под контролем весь контингент зэков в лагере, владел информацией практически обо всем и, когда требовалось, карал за «косяки» строго по понятиям, не допуская беспредела. Авторитет он сумел приобрести настоящий, в том числе и у матерых уголовников со строгого режима – Андрей вполне мог оценить, насколько непроста эта задача… Хотя и оставались двое-трое закоренелых «бродяг», не признающих над собою власти лидера новой формации, но они погоды не делали.

Что же касается отношений Кротова с руководством колонии, они оставались закрытой книгой для всех, и Андрей ни разу не пытался даже намекнуть на эту тему, несмотря на возросшую доверительность отношений. Хотя однажды вздумал спросить о другом:

– Вячеслав Ильич! Простите за любопытство, а вот это ваш псевдоним…

– Какие основания имеет? – усмехнулся Кротов.

– Да.

– Самые прямые, Андрей Павлович. Я, если угодно, доктор в законе. Экономических наук. Утвержден ВАКом. Еще вопросы есть?

Последнее было сказано с особой иронией, отчего Андрей позволил себе ответить примерно так же:

– Никак нет.

Кротов кивнул. Больше разговора об этом не заходило.

А время между тем шло, зима сменилась весной – в этих краях она затяжная, с многочисленными заморозками, стужами, даже метелями… Но вот и это все осталось позади, солнце взяло свое, зазеленела земля, отчетливо обозначив близость лета. И хотя ничего вслух сказано не было, внутренний голос подсказывал Андрею, что недалек тот час, когда возникнет тема его, Андрея, УДО…

Внутренний голос не врал. Но он не мог знать всех обстоятельств, закручивающихся в эти дни вокруг трудной судьбы Андрея Тропинина.

Поэтому возникла совсем другая тема.

2

После – уже годы спустя, – думая о случившемся, Андрей находил, что кое-какие тревожные приметы начали подмигивать ему за несколько дней до этого. На полном серьезе он пришел к выводу, что первой такой приметой стала авария на складе: вдруг погас свет, сгорела электропроводка. Ну, починили, конечно, силами осужденных, причем негласным старшим оказался почему-то один из подручных Доктора, рецидивист по кличке Холод. Рядовые зэки-«мужики» возились с проводкой, конвойный, уверенный, что все будет в норме, отлучился по своим делам, а Холод контролировал процесс, то есть сидел на крыльце, курил, плевал сквозь зубы и мыслил о чем-то… Вдруг ни с того ни с сего он обратился к Тропинину:

– Слышь, «купец»! А ты не знаешь, случаем, что это с нашим «кумом»? Чего-то он в последние дни смурной ходит. Не в курсе?

«Кум» – это, понятно, начальник оперчасти колонии, подполковник Громаков.

– Да откуда ж мне знать?! – искренне удивился Андрей. – Я на него и не смотрю, мне тут своих забот хватает. А он что, озабоченный какой-то стал?

– Че-то типа того, – был ответ. – Недобрый знак!

Андрей и вправду не присматривался к подполковнику. Но тут он призадумался.

Такие типы, как этот Холод, впустую балаболить не станут – что-что, а это за годы, проведенные «у хозяина», Андрей усвоил точно.

– Вот как… – промолвил он озадаченно. – И что же это значит?

– А хрен знает, – пожал плечами рецидивист. – Поживем – увидим… Ладно, пойду гляну, что там эти наши трудовые резервы делают.

Потом Андрей часто вспоминал этот разговор и решил, что никакой двойной игры в словах Холода не было. Просто метким глазом прожженного блатаря он подметил изменения в повадках «кума» – чего, возможно, никто другой и не заметил бы.

Андрей навсегда запомнил, что эти ремонт и разговор были за день до того, как…

Как случилась предпоследняя встреча с Доктором.

3

Ее Андрей тоже запомнил очень хорошо.

На территории колонии, разумеется, действовал строгий порядок: перемещение осужденных только строем либо с конвоиром. И, разумеется, этот порядок негласно был отменен в отношении Доктора и двух его приближенных: Холода и Беркема, татарина откуда-то из-под Уфы. Эти трое могли ходить-бродить куда, когда и как им вздумается, администрация делала вид, что она этого не замечает. Впрочем, они этим правом не злоупотребляли, сохраняя в отношениях с официальным начальством аккуратный паритет. Андрей догадывался, что у Доктора с руководством есть и более потаенные дела, о которых не знают ни Холод, ни Беркем – но дальше себя этими догадками не морочил, полагая, что это его никак не касается…

Он ошибался.

В этот день он затеял частичную инвентаризацию комплектов зимней одежды. Забрался на соответствующий стеллаж, стал перебирать барахло – занятие неспешное, умиротворяющее… Позволил себе даже иронически пофилософствовать: думал ли он, будучи успешным бизнесменом, что когда-нибудь будет испытывать истинное удовольствие, сидя под крышей полутемного ангара и перебирая ватники, теплые штаны и шапки! А ведь и вправду удовольствие, ничего не скажешь.

Но его пресек отчетливый скрип входной двери. Андрей выглянул в проем: бог мой, Доктор с Беркемом!

Он проворно соскользнул со стеллажа, устремился к входу. Кротов заметил это, безмолвно сделал краткий жест, и его спутник, тоже молча кивнув, повернул обратно, вышел и прикрыл за собой дверь.

– Здравствуй, – сказал Вячеслав Ильич.

– Здравствуйте, – почтительно ответил Тропинин.

Кротов взглянул на него так, что Андрею стало немного не по себе.

– Есть разговор, Андрей.

Это прозвучало почти как ультиматум.

– Серьезный? – Андрей не собирался шутить, но «смотрящему» эта реплика показалась легкомысленной. Он тяжело посмотрел на собеседника:

– Уважаемый коллега! Никогда не задавайте лишних вопросов. Это в нашем деле очень важно. Ладно, все, закрыли тему. А разговор настолько серьезный, что этого ты себе, похоже, пока не представляешь.

Андрей испытал неприятное томление. Мысль сразу же метнулась к прошлому, к тем дням, что вместили в себе его, Андрея Тропинина, счастье и проклятие… и не ошиблась.

– В вашу жизнь, Андрей Павлович, – вновь зловеще перешел на «вы» Кротов, – вернулся ваш старый знакомый.

– Студенецкий, – усмехнулся Андрей всепонимающей усмешкой.

– Он самый. И не с подарком к летнему сезону… Вижу, не удивлен. Но сейчас, думаю, я тебя удивлю. Давай-ка присядем, минут десять у нас есть.

4

Для экстренной связи между формальным и неформальным владыками зоны существовал ряд условных сигналов, о которых знали только трое, и ни одна живая душа больше: триумвират «начальник» – «кум» – «смотрящий», то есть полковник Кузьменко – подполковник Громаков – доктор экономических наук Кротов. И было это совершенно как в шпионских триллерах: место машины начальника на стоянке, те или иные объявления на информационном табло… Несведущему человеку ни за что не догадаться.

Так вот в одном из своих свободных странствий по зоне Доктор увидел такой знак и понял, что предстоят события.

Начальник ИК-238 полковник Анатолий Федорович Кузьменко был старый волк тюремных чащоб, прошел все стадии служебной иерархии, начиная с вертухая на вышке. Восемнадцатилетним пацаном из украинской деревни он попал на службу во внутренние войска, ну а поскольку «хохол без лычки…», скажем так, никто, рядовой Кузьменко через год стал младшим сержантом, еще через год остался на сверхсрочную… ну а дальше, познав на себе промежуточные титулы прапорщика и младшего лейтенанта, вышел в полноценные офицеры. И своим горбом допер до полковника, прекрасно понимая, что генералом ему никогда не стать.

Надо признать, что при всей своей проницательности Доктор недооценил Кузьменко. Службу и сложности человеческих отношений в столь сумрачных условиях тот знал от и до. Умел выстраивать эти отношения так, что в колонии царил… ну если не мир, то хотя бы перемирие. В оперативной же работе, сам прослужив в «кумовьях» более десятка лет, мог дать сто очков вперед кому угодно. И потому от своего зама по оперчасти требовал лишь двух вещей: полного доверия и жесткого контроля за мероприятиями, проводимыми им самим. Первого из своих замов, вздумавшего было артачиться и проявлять самостоятельность, Кузьменко умело выжил из колонии, причем на повышение, а прибывший на замену Громаков, мужик неглупый, но без стержня в душе, быстро понял здешние расклады, понял, что под крылом полковника он приживется неплохо… словом, они поладили.

И со «смотрящими» Кузьменко сумел наладить контакт, что с Жорой Донским, что с Доктором – людьми абсолютно разными. С Жорой, не давая ему спуску, Анатолий Федорович стремился быть абсолютно честным. Что обещал – то делал, а чего сделать не мог, того не обещал. Мог обещать и неприятности, и делал их. Но никогда – исподтишка. И добился того, что старый рецидивист стал испытывать к «хозяину» нечто вроде уважения… С Доктором, человеком совершенно иного склада, и отношения сложились иные. Кротов, не отягощенный всякими воровскими кодексами, вел себя как бизнесмен или политикан, ну и полковник в ответ действовал так же – два деловых партнера, да и только.

При всем при том Кузьменко глубоко презирал обоих, да и вообще всех осужденных – это у него была какая-то классовая неприязнь, возникшая еще в годы срочной службы, притом что прекрасно замечал ответное пренебрежение к себе со стороны Кротова, никак, впрочем, не высказываемое. Ну что там какой-то тюремщик супротив магната! Замечал – и относился к этому совершенно равнодушно. Зэк не человек, это убеждение полковник никогда не высказывал вслух, возможно, и не думал даже о том, но подсознательно испытывал именно его. Непроходимую дистанцию между собой и ими он чувствовал и соблюдал железно.

Кузьменко ни на грош не верил слезливым историям многих осужденных о том, что вот-де сижу ни за что, по навету, по оговору… Наказания без вины не бывает! – твердо знал он и верил в жесткую, но справедливую правду жизни. Она сама сортирует людей по заслугам: кому орден, кому сума, кому тюрьма… кому свадьба со звоном, кому гроб с музыкой. И тех, кто оказался за решеткой, ему не жалко было ни на копейку. Хотя он был к ним справедлив. Специально никого не гнобил, но если кто подох – туда ему и дорога.

Он был начальником отряда в чине старшего лейтенанта, когда в его отряде оказался отвратительный тип – насильник и извращенец, растлевавший малолетних. Кузьменко и вида не подал, какое омерзение вызвал в нем этот гад, решив, что отрядные сами с ним разберутся как надо… Но, к некоторому его удивлению, негодяй сумел вжиться в суровые будни, ловкостью, изворотливостью, услужливостью ухитряясь оказаться нужным одному, другому… так и избегнул возмездия. У Кузьменко оказалось достаточно времени, чтобы убедиться в этом. Ублюдок стал в отряде «шнырем» и в этой роли оказался вполне в своей тарелке.

Когда Кузьменко представлял себе страдания и слезы детей, которых мучил этот гад, он сам себя пугался, ибо взгляд сразу застилало красной пеленой, а тело передергивали судороги. В этом было нечто вроде священной ярости, в которую ввергали себя берсерки, древнескандинавские воины. Кузьменко, правда, таких мудреных слов не знал, а вот ярость ощущал в полной мере.

Но он умел владеть собой. Пошел на контакт с извращенцем, и тот, охотно откликнувшись, мгновенно согласился, когда начотряда предложил ему стать осведомителем, стукачом – по распространенной терминологии. Старлей в этом и не сомневался.

Больше того, этот гаденыш оказался самым лучшим информатором, какого только знал будущий полковник за все долгие годы своей службы. Просто артист какой-то в деле шпионажа! Понятно, что и сам Кузьменко, и майор, начальник оперчасти, который, естественно, был в курсе, соблюдали строжайшую конспирацию, но и сам их подшефный оказался настоящим виртуозом двуличия… Впрочем, рано или поздно в отряде должны были догадаться, и в какой-то момент Анатолий предложил главному оперу колонии комбинацию: перевести стукача в разряд бесконвойных с сохранением оперативной связи с ним, Кузьменко (бесконвойники составляли отдельный отряд).

Нельзя сказать, что от этой идеи «кум» пришел в восторг.

– Хрен его знает… – скривившись, произнес он. – Конечно, кадр он ценный, не спорю. Но ведь подонок же, пробы ставить негде!

– В нашем деле как будто отбросов не бывает, – сентенциозно заметил старший лейтенант.

– Да я не про то, – вновь скривился майор. – А ну, как он чего натворит, за старое возьмется? Или тягу даст? Кто ж знает, что у него, сволоча, в башке!

– Да что ты, Михалыч! – совершенно искренне воскликнул Кузьменко. – Ну что ему тут творить? В деревне его и на порог не пустят, а бежать куда? До ближайшей трясины?.. – Колония находилась в глухом северном лесисто-болотном краю. – Но дело даже не в том, – неожиданно добавил он.

– А в чем?

– Если я что понял про него, так это то, что он трус и не дурак. Хитрый то есть, может, не шибко умный, но хитрый. За зоной будет вести себя смирно. И бежать ему смысла нет.

Опять же, не сказать, что младший офицер так уж убедил старшего, но последний не мог не согласиться с разумным предложением: действительно, расконвойника труднее поймать на стукачестве, хотя и отношение к ним, понятно, настороженное… Но Кузьменко был совершенно уверен, что при хитрости и изворотливости насильника информацию добывать он сумеет.

Порешили так.

Старший лейтенант оставался с «сексотом» на проводе – теперь у них была возможность видеться за пределами зоны, и они обговорили для этих встреч несколько глухих мест, благо недостатка в них в местной тайге не было. И график встреч был расписан, старший лейтенант, а вскоре и капитан (как раз получил это звание) Кузьменко старался его соблюдать, насколько возможно…

Строго по графику состоялась и эта их встреча.

5

Среди трех точек контакта, выбранных Анатолием, эта была самой удаленной и от лагеря, и от местных деревень: крохотная полянка на границе погибельной болотной топи.

Капитан прибыл первым. Сел на ствол поваленной ели, снял фуражку, стал обмахиваться ею, летом в этих северных краях бывают необычайно жаркие дни. Хорошо еще, что само лето на спад пошло – конец июля, комаров немного.

Легкий хруст ветки выдал приближавшегося стукача. Через минуту за спиной раздалось:

– А вот и я, гражданин капитан!

– Слышу, – сказал Кузьменко, не оборачиваясь.

С ним, да и вообще с начальством, осведомитель ухитрялся быть одновременно и нагловатым, и почтительным, отчего капитан испытывал особое омерзение. Но не выдавал его ни единым жестом.

– Разрешите присесть?

– Садись. – Капитан подвинулся. – Слушаю.

– Я закурю, с вашего позволения?

– Потом. Говори, у меня времени нет.

– Ну, чего говорить… Тишком такой базар пошел, будто бродяги с третьего отряда хотят на амнистию подорваться…

«Объявить себе амнистию» – на тюремном жаргоне означает совершить побег.

– Так. Кто?

– Ну… Динамит, Сумрак и вроде как Клещ. Но поручиться не могу! Хотя слушок вряд ли совсем фуфловый.

Кузьменко сразу этому поверил. Похоже на правду.

– Ясно. Разберемся. Еще что?

– Ну, так, по мелочевке…

И рассказал об этой мелочевке – действительно, пустяки, но и такие сведения даром не достаются.

– Все?

– Пока все.

– Ясно. Ладно, пошли.

«Сексот» полез в карман за сигаретами…

– Нет! – выкрикнул Кузьменко так нервно, что сам от себя не ожидал.

Тот замер в изумлении.

– Сухо… мало ли что, вдруг вспыхнет, – отрывисто бросил капитан, уже не заботясь о логике и стараясь не смотреть в глаза выродку.

– Что-то… вы как бы не в духе, гражданин капитан… – неуверенно ощерился тот.

Дрожь пробежала по спине Кузьменко. На миг он испугался, что выдаст себя, но тут же с собой справился:

– Ну, это не твое дело. Так… личное. Ладно, пошли. Пройдемся немного.

Зэк понял эти слова как извинение, бодро зашагал впереди, Кузьменко за ним. На ходу он беззвучно расстегнул кобуру.

Шаги двух человек по мягкой земле тоже были не слышны. Кузьменко зашел чуть левее.

До этого он хотел начать с вопроса: «Скажи, а тебе не снятся те дети, над которыми ты надругался? Ну хотя бы помнишь ты их лица, их глаза?..» – но теперь разводить психологический триллер было рискованно. Звериное чутье насильника уже наверняка что-то сигналило ему, и мозги бешено крутились, стараясь разгадать странную нервозность офицера…

И Анатолий решил, что пора.

– Жара… чтоб ее черти взяли, – сказал он самым мирным тоном, взглянув на небо. – А тебе сколько тут еще лет и зим?

– Ха-а! Лет-то два, да зима одна. Через год в ноябре попрощаемся, гражданин капитан!

Кузьменко вынул ПМ из кобуры и коротко сказал:

– Раньше.

– Чего… по досрочке хотите? – радостно обернулся рецидивист.

Все прочие мысли разом вылетели у него из головы. Ну а Кузьменко того и надо было.

– По другой.

– Это как?!

Капитан сделал паузу на пару секунд, не больше, потом медленно, но четко произнес:

– Я не хочу тебя обманывать. За боль, за слезы детей прощения нет. За это – смерть. Повернись!

Заключенный повернулся, и капитан выстрелил ему в грудь.

Время вдруг почти застыло.

Кузьменко увидел, как на лице смертельно раненного выражение недоумения сменяется страдальчески-покорным… и это было так странно, настолько он этого не ожидал, что его остро резанула жалость, и он поспешно выстрелил второй раз – в голову.

Капитан все рассчитал верно. Труп упал с берега в трясину, сразу почти утонув, хотя пришлось все же вталкивать его вглубь сухой здоровенной валежиной, которую затем, размахнувшись, он постарался зашвырнуть подальше в болото. После этого собрал гильзы, тщательнейшим образом осмотрел берег. Чисто! И на поверхности болота скоро не будет видно ничего…

И капитан Кузьменко навсегда покинул место убийства.

На поверке, естественно, отсутствие осужденного выявилось, поднялся шум, в колонии был введен чрезвычайный режим. Кузьменко пошел к «куму» с повинной:

– Михалыч, виноват! Мой «косяк» полностью, признаю.

– Садись, – велел майор, а сам встал.

Дело было в его кабинете.

Зам по оперработе с лязгом открыл дверцу сейфа, вытащил оттуда бутылку без этикетки, хлеб, сало, головку чеснока. И два стакана.

– Спирт, – пояснил майор хмуро, кивнув на бутылку. – Давай так, по-простому…

Выпили, закусили.

– Можешь не оправдываться, – неожиданно сказал «кум». – Я давно все понял.

И замолчал. Кузьменко тоже выжидательно молчал.

– Это правильно, – вдруг добавил майор. – Я тоже об этом думал. У меня дочке младшей десять лет…

– Знаю.

– Да. Ну и вот, представил себе… – Он не договорил, скрипнул зубами и взялся за бутылку.

– Я не буду, – предупредил Кузьменко.

– По чуть-чуть, и все. Сам больше не хочу. Я вот как мыслю: вряд ли этот таракан в бега ушел, кишка тонка, это ты прав. Поди, забрел куда по дурости, да и ухнул в топь. А тут ведь кричи не кричи, зови не зови… Как думаешь?

– Думаю, все так и было, – кивнул капитан.

На душе было смутно и погано. Спирт малость рассеял эту муть, но Кузьменко сознавал, что больше пить не стоит, не поможет.

– Ну а раз так, то и хрен с ним. С начальством решим, как и что. Голову с нас за это не снимут… ну а выговором больше, выговором меньше – такая уж у нас судьба в погонах.

– Верно, – согласился Кузьменко и взялся за стакан.

При всем своем пиетете к лычкам-звездочкам он не колеблясь рискнул бы карьерой ради справедливости, как он ее понимал. И, несмотря на муть в душе, ни разу не усомнился в том, что наказал подонка ровно так, как тот того заслуживал.

Что там между собой перетерло высокое руководство, начальник отряда, мелкая сошка, не узнал, но дело явно постарались замять, жизнь потекла своим чередом. С «кумом» они больше к подобным разговорам не возвращались… ну а потом служба раскидала по городам и весям и они расстались навсегда.

И за все свои годы Кузьменко никогда и никому, включая своих самых близких, об этом ни слова не сказал.

Но все до последней мелочи помнил.

6

И когда через много лет перед ним встала похожая моральная дилемма, память легко нарисовала ему те дальние события – словно они были вчера. Чутьем он безошибочно понял, что надо бы пойти прогуляться одному. Так и сделал, а по завершении прогулки уже знал, что принял решение. И уже не колеблясь позвонил Громакову.

Тайны оперативной работы вынуждают к излишней, может быть, осторожности, которая со стороны покажется смешной… но люди, причастные к этому, знают, что перестраховка здесь если и не всегда на пользу, то никогда не во вред. У начальника колонии с замом по оперчасти были кодовые фразы, по которым оба распознавали, когда и где нужно встретиться. В данном случае встретились на квартире у Громакова: сослуживец зашел в гости к сослуживцу, все совершенно естественно. Для натуральности и стол накрыли, только Громаков в нужный момент властно глянул на жену, и та послушно испарилась из комнаты.

И пошла серьезная тема.

Для Громакова она оказалась полной неожиданностью. Кузьменко поведал ему, что на него вышел некий человек. Адвокат. Предъявил лицензию, все в порядке. И выдвинул он глубоко конфиденциальное предложение: устранить одного из осужденных ИК-238, некоего Тропинина Андрея Павловича.

Громаков был не институтка, школу жизни прошел суровую, но тут и он вытаращил глаза:

– Да ты чего, Федорыч? А если того… провокация?!

Анатолий Федорович на это лишь усмехнулся:

– Засланный казачок? Нет, милый мой, на это у меня глаз алмаз. Вмиг бы раскусил, и никаких разговоров! Ступай, хлопче, подобру-поздорову, вот и весь сказ. Нет, тут все по правде.

Подполковник помолчал, отчаянно соображая, затем проговорил:

– Ну ладно. И что дальше?

А дальше, естественно, деньги. Адвокат предлагает за это деньги. Большие. Очень большие.

– Можно сразу службу оставить, – подмигнул подчиненному Кузьменко. – Жить на проценты с капитала.

Это он толково рассчитал. Громаков был мужик скаредный, на эту наживку клюнул сразу.

– А сколько? – жадно спросил он.

Кузьменко назвал суммы и честно добавил:

– Первое – мне, второе – тебе.

Но и от этого второго можно было подполковничьей голове пойти кругом. Она и пошла. А сам он поднялся и заходил по комнате.

– Так… – заговорил он вслух. – Так… Слушай… А как это дело с моральной точки? Тропинин-то этот, он кто? Не преступник же, так… бизнесмен, пожадничал просто, хапнул не по росту. Так вот и сидит по глупости. Хотя и не дурак.

– Ну, – сказал Кузьменко, – наказания без вины не бывает. Я его дело помню. Раз не дурак, тем более нечего было глупости делать. Вот и присел на свою голову… Но вообще ты прав.

– В каком смысле?

– В моральном. Не люблю я эту публику, но разница между ними, конечно, есть. И справедливость должна быть. Такое наказание для него чересчур. Не заслужил.

Громаков задумчиво кивнул. Видно было, что он усиленно соображает.

– А этот-то, адвокат? Он же посредник, наверное? – наконец спросил он.

– Конечно. А заказчик, ясное дело, тот, кто Тропинина сюда и сподобил.

– Да уж, бизнес… – усмехнулся подполковник. – Хуже волков. Тропинин-то, небось, и честнее их был, вот и загремел…

– Жалко его? – странно сощурился Кузьменко.

– Не без этого, – признался «кум».

– Но и грошей упустить не хочется, верно?

– То есть? – осторожно переспросил Громаков.

– Да ты меня понял, – вдруг жестко сказал Кузьменко.

Чего уж тут не понять? Как и бабки срубить, и греха на душу не взять?.. А очень просто: отчитаться перед заказчиком, что кончили Тропинина, а в самом деле кончить вместо него какую-нибудь сволочь, что недостойна жить.

– Есть в нашей богадельне такая мразь, которую только могила исправит?

– Да каждый второй, – хмыкнул «кум».

Полковник с этим теоретически согласился, однако вопрос надо было решать практически. Но и здесь Громаков надолго не задумался.

– Ну, тогда пусть Жареный. Эту тварь ни одна живая душа не пожалеет. И наши урки его на «перо» посадят с радостью.

Кузьменко чуть наклонил голову в знак согласия.

– Так. – Громаков вновь встал и заходил по комнате. На ходу ему лучше думалось. – Значит, так. В принципе решили… Теперь надо решать в деталях.

– Надо. – Начальник тоже поднялся. – Да, придется поработать. Но нерешаемых вопросов не бывает.

Глава 10

1

В течение двух-трех дней они вдвоем прорабатывали детали операции, стараясь не упустить ничего. И после этого Кузьменко подал условный сигнал Доктору.

Они встретились, полковник разложил ситуацию по полочкам. Денег, понятно, не предложил – Кротову такие деньги по колено, ну а, кроме того, данные партнерские отношения предполагают выполнение подобной услуги безусловным образом.

Кротов это прекрасно понимал, равно как и то, какой проблемный груз на него взваливает глава колонии. Вот тебе и солдафон! Поставил в позицию как миленького. Отказаться невозможно, а организовать… это надо пройти по лезвию, не оступиться, не упасть и не зарезаться.

Однако делать нечего. С такой исходной позиции «смотрящий» и начал действовать.

За десять минут он успел изложить Тропинину самые основные черты, не вдаваясь в подробности. Добавил неожиданно:

– Завтра выходишь на работу в кочегарку. Все, бывай! – И вышел. Видно было, что он очень не хочет быть замеченным здесь, на складе.

А Тропинин остался наедине со своими мыслями.

Пока ему было ясно следующее.

Студенецкий не успокоился на том, что упек бывшего друга на восемь лет в неволю. Теперь он решил уничтожить его в прямом смысле слова.

И со своей точки зрения он, наверное, прав. Разумеется, он думает о том, что будет, когда Андрей отбудет срок и вернется. И решил, что лучше всего, чтобы этого попросту не случилось. Все правильно!

Но всегда гладко бывает на бумаге, а в жизни пошли овраги. Начальник колонии заказ принял, но заказчика решил заслуженно бортануть. Подключил к делу Доктора. И Громакова, конечно! Вот почему тот ходил весь загруженный, не ошибся Холод, верно подметил! Судя по всему, затеялась сложная игра с подменой жертвы, где нюансы ему, Андрею, пока неведомы.

Ну, а что касается Глеба… Здесь Андрей испытывал сложные чувства. Ненависть? Нет, не то. Месть? Это ближе, но и это не так однозначно. Скорее, Студенецкий стал для него каким-то символом несправедливости и зла, населяющего этот мир, и мстить надо не столько ему, сколько тому самому мировому злу… Впрочем, чего сейчас толковать впустую! Сейчас главное – уцелеть; а об остальном можно будет потом подумать.

2

Он уцелел.

Кто знает, может, он действительно был нужен миру. Жизнь провела его через годы невредимым – допуская простительное преувеличение, можно сказать, без единой царапины. Хотя рядом смерть прошлась своей косой очень размашисто. И началось это еще в лагере.

Андрей так и не узнал никогда подробности комбинации, провернутой первыми лицами колонии. Как они представили сложившуюся ситуацию начальству, как прикрыли себя… Ведь побег, отягощенный убийством, – серьезное ЧП. Да, правду сказать, Андрей Тропинин, вскоре переставший Андреем Тропининым быть, и не стремился это узнать. Его действительно перевели в кочегарку, в подчинение странного, нелюдимого субъекта, почти отшельника, сидевшего за участие в какой-то ультралевой организации то ли троцкистского, то ли анархистского характера, причем собрались там не клоуны какие-нибудь, а вполне решительные типы, и оружейно-взрывной арсенал успели приобрести изрядный. Здесь-то их ФСБ и накрыла, и раскассировала революционеров по разным колониям, а лидера группировки при этом, конечно, постарались завалить, оформив это как «оказание сопротивления».

Андрей не знал, что анархиста-кочегара Кротов тоже умело прибрал к рукам, нажав на какие-то психологические кнопки, и что этот деятель, почему-то прозванный в лагере Гапоном, сыграет значимую роль в тайной операции…

Когда все это затеялось, Андрей ужаснулся: как он будет справляться с огромными котлами?! Но ему разъяснили, что по летнему времени это, во-первых, несложно, а во-вторых и в главных, здесь он будет числиться формально, в течение нескольких дней Гапон должен будет провести с ним курс молодого кочегара… а впрочем, это все тоже фикция.

Странное чувство испытал Андрей в эти дни: чувство живого присутствия рядом с собой своей судьбы или, как сказали бы умные китайцы, – дао! Это было совсем не похоже на тупое оцепенение, овладевшее им в первые месяцы неволи, когда время тащило опустошенного Тропинина невесть куда – нет, сейчас он ясно чувствовал тревожный и азартный пульс времени и понимал, что главное – не мешать, если кто-то над ним сейчас решает его судьбу, это вовсе не значит, что он игрушка в чьих-то руках. Скорее, наоборот, кто-то заинтересован сохранить жизнь Андрея Тропинина. Зачем? А вот это уже другой вопрос…

Ну а если говорить проще, то Андрей необъяснимым образом чувствовал уверенность в том, что все удастся, и он не вмешивался в ход событий.

С Гапоном, которого, вообще-то, звали Юрий Володин, они неожиданно поладили, чуть ли не сдружились – все же интеллигент с интеллигентом, в колонии это ценимо. Будущий анархист учился на географическом факультете, но бросил на четвертом курсе, ушел в «освободительное движение» – так пафосно он называл то, что Андрею казалось несусветной чушью, разумеется, о такой оценке он предпочел умолчать. В свою очередь, ультралевый радикал, узнав, кем был его коллега в прошлой жизни, сперва нахмурился… но затем толерантно заметил, что «и среди буржуа попадаются нормальные люди, это следует признать».

«Ну и на том спасибо», – иронически подумал Андрей, благоразумно не став уточнять, что же привязало освободителя к криминальному буржуа Кротову.

И в этом грязном жарком пристанище, рядом с чудаковатым троцкистом Андрей вдруг ощутил себя удивительно уютно. Работы было чуть – по летнему времени вполсилы работала одна топка из четырех, снабжая горячей водой мастерские промзоны и жилые дома служащих. Но все же – огонь, гул в трубах… по сравнению с другими объектами колонии это живо и малость таинственно.

Юрий был рослый, грузноватый парень лет тридцати, на вид неуклюжий, но очень сильный – Андрей в этом убедился, видя, как тот одну за другой швыряет в печь по полной лопате угля.

– А ты здоров, брат, – слегка польстил он ему однажды.

Тот присел рядом, отряхнул руки.

– Есть силенка, что верно, то верно. Да вот сердце у меня иной раз прихватывает, это скверно. Иной раз боюсь, что во сне копыта откину. Да только думаю, нет, жабы, сперва вы сдохнете! – И он потряс кулаком и разразился страстной антиглобалистической речью.

Андрей слушал ее с некоторым изумлением: ему трудно было представить, что подобное может всерьез волновать человеческие души. Да вот поди ж ты – бывает. Ну а в целом два столь разных человека, сами от себя не ожидая, нашли общий язык, и это хорошо.

Да вот беда – времени на дальнейшее им не оставили.

3

В летний сезон кочегарка обслуживалась одним человеком. На ночь она запиралась, за час до подъема отпиралась – для промзоны и жилзоны этого хватало. Ну а пока шла, так сказать, стажировка Тропинина, начальство немного изменило график работы котельной, имея в виду, что один кочегар мог подменять другого… Вообще, режим в эти дни несколько ослабел, Андрей это заметил и верно расценил как один из элементов большой игры. Час «Х» подступал, поток жизни стал еще напряженней и плотней, он явно выносил Андрея Тропинина на неизведанный рубеж…

И вот этот час настал.

Под вечер, уже незадолго до отбоя, в кочегарку неожиданно вошел Доктор.

– Желаю здравствовать, соратники, – хмуровато пошутил он. – Ну что, как будто пришло время собирать камни?..

Этой классической фразой Вячеслав Ильич открыл финальный акт тюремной драмы.

Он без обиняков предупредил, что сейчас им предстоит стать свидетелями убийства. А далее раскрыл технологию предстоящего дела. Не всю, а, как понял Андрей, в части, касающейся их.

Итак, будет убит некто Серафим Жарков по кличке Жареный – один из двух-трех представителей тотального «отрицалова» в этой колонии, не признающий власти ни администрации, ни «смотрящего», которого он презирал, считая фраером, беззаконно примазавшимся к воровскому миру. Труп Жаркова и спалят в топке, как… тут Кротов малость запнулся, избежав угрюмого слова – как тело Андрея Тропинина. Так что станет наш покойник жареным в прямом смысле слова, сумеречно сострил Вячеслав Ильич.

Андрей заикнулся было, а что, когда обнаружат останки, разве не идентифицируют их, как отличные от Тропинина? По зубам, например? На это Кротов внушительно заметил, что сие не их забота, в официальных документах все будет отражено как надо.

– Как нам надо, – уточнил он.

Стало быть, официально дело будет обстоять так: матерый уголовник Жарков, войдя в сговор с политзаключенным Володиным, организовали побег, проделав подземный ход из кочегарки…

Тут и Володин обомлел.

– Подземный ход?! – переспросил он.

– Не удивляйтесь, – многозначительно показал глазами вверх Кротов.

Андрей понял, что за годы пребывания здесь, наверное, не узнал и десятой доли тайной жизни, струящейся в лагере с ведома начальства… Ну а теперь и знать не надо.

Кротов меж тем продолжил легенду. Итак, Жарков и Володин подготовили побег. Но тут, как назло, в котельной оказался Тропинин.

В общем-то, они и не хотели его убивать – им от этого никакой пользы, наоборот, ненужная забота. Но у них не было выхода: дальше тянуть нельзя, больше не будет такого ослабления режима, как сейчас… Опасный свидетель, только и всего. И они убили его, кинули тело в печь и рванули, понимая, что запас времени в обрез: отсутствие трех осужденных выяснится очень скоро.

Тут Кротов глянул на часы и заметно заторопился:

– Итак, соратники! Вам предстоит действовать в условиях цейтнота. Будем предполагать, что тревога поднимется через час. Больше тянуть рискованно, это и начальство понимает. За этот час вам надо одолеть порядка семи километров. Непросто! Но возможно. И главное, вам придется переправиться через реку. Вот в этом месте. – Он извлек крупномасштабную карту («И это у него есть!..» – подивился Андрей мимоходом, вполне понимая, что дивиться тут нечему).

Для географа Володина карта была не сложнее букваря. Он глянул, все понял и кивнул:

– Да, нелегко. Но должны справиться.

– Постарайтесь. На том берегу вас будут ждать.

Кротов разъяснил, что его люди на том берегу подберут их на джипе. Маршрут продуман, будут готовы и документы, под которыми парням предстоит прожить несколько лет. Ну а потом…

– Потом я вас найду, – просто сказал он. – Нас ждут большие дела!

4

Андрей и Юрий затаились в хлипкой кандейке, где обычно пили чай. В щель между досками Андрей видел, как Доктор остановился близ рабочей топки, и по спине и затылку чувствовалось, что он напряжен, хотя и держится уверенно. Минуты три прошло, прежде чем входная дверь отворилась и вошел поджарый, выше среднего роста зэк с предельно заостренными, хищными чертами лица и волчьим взглядом.

Это и был Серафим Жарков по кличке Жареный.

Они встали один против другого, глаза в глаза. Разговор, видимо, шел о характере взаимоотношений. Доктор предъявлял матерому зэку требование соблюдать субординацию, а в ответ, похоже, слышал резкий отказ.

В кочегарке было шумно, слышно плохо, но вдруг до Андрея долетел злобный выкрик ощерившегося урки:

– …да ты же чмо голимое! Какой ты вор? Фуфло фраерское! Да я с тобой рядом срать не сяду!..

Андрей ушам своим не поверил. Он не представлял, что с Кротовым можно так разговаривать. И не представлял, что ждет того, кто вздумает швыряться такими словами… А что представлять: за спиной Жареного вдруг возник Холод.

Откуда взялся?! Андрей был готов поклясться, что он возник как из-под земли. Резкий бросок, блеск ножа! – и весь как пружина сжатый, озлобленный, оскаленный вор отчаянно дернулся – и обмяк.

Холод сразил Жареного с первого же выпада. Тело, пробитое заточкой, повалилось ничком на грязный пол. Доктор обернулся, махнул рукой подшефным. Те заторопились на безмолвный зов.

– Помогите, – распорядился босс.

Скажи кто лет семь назад бизнесмену Тропинину, что в его жизни наступит момент, когда он будет сжигать трупы, он бы расхохотался в ответ. Я? Андрей Тропинин?! Да что за дурацкая шутка!..

Вот тебе и шутка, вот тебе ирония жизни. Он, Андрей Тропинин, и еще двое таких же, как он, осужденных заталкивают тело четвертого зэка в пылающую печь, их обжигает жаром, они задыхаются, им тяжело, неудобно, тело гнется, провисает, руки падают, их надо подбирать и вместе с плечами проталкивать в окно топки, при этом продолжая держать тело на весу… и вообще, в этом всем нечто запредельное, иррациональное, такое, чего, в сущности, быть не может! Да, собственно, так и есть: он, Андрей Тропинин, сейчас не на земле, а в одном из кругов ада, описанных Данте, и делает то, что подобает обитателю преисподней.

С громадным трудом преодолев сопротивление мертвой плоти, не желавшей лезть в узкое отверстие, тело кое-как втолкнули в печь. Спасибо еще, что Гапон такой здоровый, благодаря ему и справились. Он потом и лопатой протолкнул труп поглубже в печь. Холод швырнул туда же окровавленную заточку.

– Хорошо! – с явным облегчением сказал Доктор. – Угля подбрось, пусть прогорит получше.

Гапон пошел мерно работать лопатой, забрасывая вглубь хрустящие черные куски угля. Зашвырнув с десяток лопат, он распрямился, болезненно сморщился:

– Д-дьявол… Сердце зашлось.

– Ну, довольно, – обеспокоился Кротов. – Пять минут передышки! Больше дать не могу.

Гапон присел. Лицо его заметно побледнело.

Минуты тянулись мучительно долго. Пламя в печи разгоралось, плясало, бросало резкие отблески, пожирая уголь и плоть.

Андрей ощутил знакомое спасительное опустошение: его «я» как бы замкнулось где-то в душевной глубине, а все происходящее вокруг – что-то вроде объемного кино. Вот Гапон встал, отряхнулся, вот Доктор что-то сказал… Это сказанное не сразу достигло сознания Андрея, хотя было оно самым простым.

– Ну, давайте, – говорил Вячеслав Ильич. – Маршрут известен – вперед, и держать темп! Нет ни одной минуты лишней… Все! Удачи вам, парни!

И Холод тоже поощрительно оскалился.

Гапон зашел в кандейку, взял с полки какой-то узел и здоровенный нож-тесак.

– Это для переправы, – пояснил он, и Андрей не стал уточнять.

Вход в подземелье был в таком месте, что вовек не догадаешься – вроде и на виду, и внимания не обратишь. Холод вынул из-за пазухи фонарь, вручил Гапону. Тот посветил в дыру, присвистнул: непросто придется! Но отважно полез в темноту.

– Ну, пора. – Кротов хлопнул Андрея по плечу и повторил: – Удачи!

Андрей встал на карачки, увидел уползавшие от него подошвы башмаков анархиста. Жутковато, слов нет. Почти ни черта не видно, тесно, запах сырой земли… «Могила!» – мелькнуло в голове словечко. Но пополз, куда ж деваться.

5

Каким образом был сделан этот подземный ход, кто знал о его существовании – вопросы, так и оставшиеся для Андрея без ответа. Точнее, он и не задавал себе таких вопросов. Какая разница!..

Подземное путешествие странным образом не задержалось в его памяти. Сколько времени они ползли?.. А черт его знает. Он помнил, как, согнувшись, канул в неопрятную дыру, помнил тесноту и вот этот запах сырой земли, навеявший ассоциацию с могильным тленом. И помнил, как выбрались.

Выход был проделан в пологом склоне лесного холма, и Юрий быстро заделал его дерном.

А вот ту вечернюю минуту Андрей запомнил очень хорошо. «Свобода…» – подумал он на редкость равнодушно, как-то притупленно, хотя это был первый его миг свободы спустя шесть с лишним лет после закрытия в КПЗ: до суда Тропинину не удалось выйти на волю, наверняка тоже благодаря Студенецкому… И вот он вдохнул воздух свободы. И что? Да ничего.

Володин тем временем набросил на себя плащ-палатку, став похожим на слегка модернизированного лешего, фонарь и нож сунул за пояс. Вынул карту, бегло сверился по ней с обстановкой и, махнув рукой: «Туда! Не отставай!» – ринулся вперед.

Семь километров по тайге – адова работа, но беглецов выручило то, что путь к реке лежал под уклон, земля как бы сама помогала им. Опять же, у Андрея плоховато удержался в памяти этот марш-бросок, помнился лишь вечер: северный день долог, солнце держится в небе чуть ли не до полуночи… Гапон несся сквозь заросли, как лось, Андрей едва поспевал за ним. Задыхался, выбивался из сил… но все же поспевал. Что-то подсказывало ему: все удастся! Он доберется, вживется в покинутый им мир и будет жить долго. Счастливо?.. А вот на этот вопрос пока ответа нет.

С такими мыслями Андрей оказался на пологом берегу реки, увидев метров через пятьдесят крутой и такой же лесной, таежный берег – где-то там их должна ожидать машина с людьми Кротова.

Володин, тяжело дыша и морщась, вынул карту, сверился.

– Похоже… сбились слегка… – произнес он, борясь с одышкой. – Идем по берегу, с километр южнее…

Географ почти не ошибся: прошагав метров восемьсот, беглецы услышали короткий негромкий свист.

Уже начинало смеркаться, но еще было хорошо видно человека, стоявшего на том берегу и махавшего рукой.

– Ну вот, – сказал Андрей. – Все верно.

– Да… Только придется пройти вверх по течению, чтобы как раз к ним вынесло… Ты как плаваешь?

– Да так… в меру, – не очень уверенно ответил Андрей, подумав, что могли бы и переправу предусмотреть – с резиновой лодкой, например… Впрочем, действительно, всего не предусмотришь.

– А у нас на геофаке специальная полевая практика была. Туристическую квалификацию присваивали в обязательном порядке. По ненаселенке надо было пройти. С переправой… Но там течение, конечно, послабее было.

Течение в этой реке и вправду было мощное. Но куда более серьезная проблема поджидала странников впереди…

Они достигли наконец той точки, где Юрий, оглядевшись, сопоставил расстояние с силой течения и, сбросив плащ-палатку, решительно произнес:

– Ну, все, хватит.

Вынул тесак, стал рубить им еловые ветви, объяснив, что сейчас приготовит плавсредство.

Все гениальное просто: нарубив изрядную охапку еловых лап, он уложил ее на плащ-палатку, велел Андрею притрамбовать, а сам взялся рубить еще и еще… Потом ловко завернул получившийся объем, крепко завязал концы палатки – получилось нечто вроде мешка или вытянутой подушки.

– Ну вот, – сказал Володин, – подсобное средство. Правда, и для одного-то маловато… ну да что ж делать! Расстояние невелико, да и течение, надеюсь, поможет. Ну, раздеваемся! Одежду в узел, я покажу.

Когда разделись, все увязали и ступили в реку – вот тут-то до Андрея дошло то, о чем его спутник, возможно, догадывался, а он и не подозревал. Вода была такая холодная, что дух захватило, втиснуло куда-то в середину груди, и Андрей, ошарашенный, замер, не зная, что ему делать.

– Прохладно? Ну, то-то же, Сибирь-матушка… – усмехнувшись, подтолкнул его Юрий. – Не стой, раньше нырнешь – раньше выйдешь. Вперед!

Когда Андрей нырнул – в первый миг показалось, что неизвестно, на каком он свете. Холод словно сжал клещами все тело. И тут сработал инстинкт – Андрей отчаянно заработал ногами и правой рукой, левой держась за мешок, который, к счастью, обладал некоторой плавучестью и не тонул. Володин слева от Андрея так же усердно молотил ногами и левой рукой, еще и слегка подбадривал его. Худо-бедно, но они двигались к высокому берегу. Андрей даже как-то обвыкся в ледяной воде, шок прошел, даже возник какой-то раж: ну вот он, этот берег, уже недалеко, и с каждым гребком все ближе, ближе… еще гребок! Еще! Еще! Вот он уже рядом! Все, самое трудное позади!..

– Юра! – отчаянно стуча зубами, выкрикнул он. – Мы все-таки справились!..

Юра не ответил.

И тут до Андрея дошло то, чего в азарте, увлеченный движением к цели, он не сразу заметил.

Грести стало труднее, а мешок совсем погрузился, почти утонул. Андрей заметил это, а в следующий миг сообразил, что Юрий как-то поник и едва держится правой рукой за мешок.

– Юра! – отчаянно вскрикнул он и схватил того за плечо.

Не ответив, Юра мягко завалился почему-то не вправо, а влево, правая рука безвольно сползла, тихо шлепнув по воде. Андрей увидел бледное, спокойное лицо спутника и понял, что окликать, теребить, вскрикивать уже незачем.

Тело ткнулось головой ему в бок, и он бешено заработал ногами, выкладываясь до предела, вновь стал грести… и вот он, берег! Андрей наконец почувствовал дно, встал и вброд достиг суши, весь сотрясаясь, стуча зубами от лютого холода.

Течение снесло его немного дальше, чем рассчитал Володин. К нему тут же подбежали двое, набросили какой-то грязноватый плед, что-то взбудораженно говорили… До Андрея не сразу дошло, что его спрашивают:

– Что с ним?! Что с твоим напарником?

Потихоньку согреваясь, но все еще стуча зубами, Андрей с трудом ответил:

– Он н-на сердце ж-жаловался… И с-сегодня нагрузки бешеные… Похоже, прихватило от холода. Н-не выдержало…

– Понятно. Ну, растирайся насухо да переодевайся. Паша, камней набери покрупнее, барахло ихнее утопим.

В робы и башмаки зэков насовали камней и постарались зашвырнуть подальше в реку. Туда же полетели фонарь и тесак. Андрей переоделся – м-да, не люкс, ношеная одежда с чужого плеча где-то поджимала, где-то была мешковата… Но он на эти мелочи не обратил внимания. Ему дали глотнуть чего-то спиртного, и тепло мало-помалу побежало по телу… ну, вот и согрелся.

Уже в машине, в стареньком «Мицубиси-Паджеро», заспешившем отсюда по ухабистой лесной дороге, Андрей с сокрушительной, непреодолимой силой ощутил, что его развезло и клонит в сон.

– Ребята, – виновато произнес он, – спать хочу, сил нет… Вздремну немного?

– Валяй, – кивнул мужчина, сидевший за рулем.

Кто были эти двое встречавших, каким боком они относились к Кротову – этого Андрей никогда не узнал. И это было ему совершенно неинтересно. Зевнув, он кое-как прилег на заднем сиденье, не обращая внимания на толчки и подскоки машины. И сон мгновенно овладел им.

Глава 11

1

Андрей замолчал, глядя в окно. Ясный летний закат пылал многоцветьем красок, постепенно темнея и угасая.

Артем тоже помолчал, пытаясь представить и осмыслить то, что услышал. Выходило как-то невесело.

– Ну, и что же дальше? – наконец спросил он.

Андрей повернулся к Артему, но сказал как-то так, словно сам себя спрашивал:

– Дальше-то? Ну, что дальше? Дальше – годы…

Андрей проснулся ночью, в первый миг не сообразил, где находится, потом понял – все в том же джипе. Приподнявшись, мутным взглядом посмотрел сквозь стекло и понял, что машина мчится по шоссе, а по обочинам лес, лес, лес… Он даже не почувствовал, как снова вырубился, а когда проснулся, то увидел, что вовсю сияет утренняя заря, отражаясь в широких стеклах заводских корпусов. «Паджеро» катил по промышленному предместью большого города.

Сидевший на пассажирском сиденье мужчина обернулся:

– Выспался?

– Да, – ответил Андрей и, откашлявшись, спросил: – Где мы?

Мужчина пояснил, что это город К., один из крупнейших городов Сибири, да и вообще страны. Жизненный опыт подсказал Андрею, что вопросов больше задавать не надо, он и не стал задавать, молча глядя в окно, и довольно скоро заметил, что водитель старается ехать окольными путями, минуя центр и большие магистрали, при этом очень аккуратно, дотошно соблюдая правила. Так и доехали до добротного дома в глубине квартала.

– Прибыли, – сказал один из провожатых и наскоро созвонился с кем-то по мобильному.

Поднялись на третий этаж, где у приоткрытой двери их ждал худощавый светловолосый мужчина среднего роста, средних лет, чрезвычайно спокойный. Фамилия его была Фролов. Имя… да какая разница! Фролов, и довольно.

В его обществе Тропинину было суждено прожить три с лишним года.

И к концу третьего года Андрей знал о Фролове немногим больше, чем в день встречи. Кто он?.. Ну, то, что человек Кротова, видимо, создававшего эмбрионы будущей империи по всей стране, это понятно. А вот кто он, так сказать, в миру? По косвенным приметам можно было догадаться, что он частный предприниматель, но чем промышляет, в какой сфере – этого Тропинин так и не выяснил. Еще менее узнал о его личной жизни. Собственно, он этим и не интересовался, а сам Фролов ни разу эти темы не затронул.

Когда водитель и пассажир «Паджеро» попрощались и уехали, Фролов сказал:

– Сейчас позавтракаем.

А следующие слова произнес уже после завтрака:

– Несколько дней поживешь у меня. Никуда ни ногой. Расположишься в дальней комнате. Ешь, спи, отдыхай. Продукты я обеспечу. Потом решим, что делать.

И Андрей провел несколько дней в упоительном безделье, после колонии показавшихся ему если не раем, то приближенным к нему. Он ел, спал, просто лежал, глядя в потолок или в окно… и это не надоедало, время как бы протекало сквозь него, как вода сквозь песок, – и он понимал, что это «эффект отходняка», с него сходила лагерная шкура, шесть лет напряжения, замкнутости, одиночества в стае. Неизвестно, понимал ли это Фролов, но вел он себя идеально: совершенно не докучал Андрею, как бы вообще не замечал чьего-то присутствия в своем доме, приходил, уходил, готовил еду, занимался какими-то своими делами… На третий день он дал Андрею пиджак, рубашку и галстук в тон, велел все это надеть, сфотографировал, а еще через два дня принес новенький паспорт на имя некоего Николая Ильина, в котором велел расписаться.

– И ты с тех пор по этому паспорту и живешь? – спросил Артем.

– Так и живу, – подтвердил Андрей-Николай. – И не только по нему, но и по другим сопутствующим документам – права, пенсионное, медицинская страховка… Уже привык. Проблем с ними еще не было, даже кредиты брал!

После получения паспорта у них с Фроловым состоялся серьезный разговор. Ясно, что жить в этом городе под именем Ильина придется до выхода Кротова на свободу, а может, и после того. И жить в изменившемся мире надо учиться заново, надо встраиваться в жизнь, как выразился Фролов. Стали думать, что же делать дальше. Работать вновь в финансовой сфере? Потребуют диплом, а где он, диплом?.. Так что карьерный рост пока закрыт. Придется выбрать что-нибудь попроще, где в бумаги будут смотреть не столь придирчиво.

Помолчали, подумали, и Фролов вдруг спросил:

– Машину водишь?

– Конечно! – кивнул Андрей. – Девять лет стажа. Правда, и перерыв шесть годков с лишним.

– Это не критично. Восстановим. Вот что, господин хороший, как паспорт сделал, так и права тебе сделаю. И ступай-ка ты в таксисты. Там водилы нарасхват, возьмут сразу… Да, города не знаешь, понимаю. Ничего, узнаешь. С месяц поездим вместе, попрактикуешься. А потом – рули, копейку зарабатывай. Шефа нашего, по моим прикидкам, нам еще пару лет ждать, выйдет он либо по УДО, либо по амнистии… Ну вот так эти годы и перебьешься. А потом пойдет новая жизнь. Согласен?

Андрей подумал – и согласился.

2

И в который раз жизнь продемонстрировала ему, что все планы, какими бы продуманными и эффективными ни были, она, эта жизнь, перекраивает по-своему…

– С тех пор прошло шесть лет, – сказал Андрей, и Артем его понял.

Прошло шесть лет, а Андрей Тропинин все тот же Николай Ильин и все так же крутит баранку в такси, правда, в другом городе. И ни в какую империю олигарха Кротова он не попал. Да и самой этой империи нет.

– Слушай, а ты вроде бы говорил, что опером был? – неожиданно спросил Андрей.

– Был.

– И фамилия Кротов ничем не запомнилась? Так вот ни разу не мелькнула?..

Артем удивился, напряг память… нет, ничего не вспомнилось.

– Немудрено, – вздохнул Тропинин. – Это дело как-то постарались замять. На самом деле, видимо, большая игра…

Какое дело-то? А дело трагическое и обыкновенное, которого, собственно, и надо было ожидать.

Фролов все предсказал верно и почти точно: Кротов через два с половиной года вышел по УДО, вернулся в Москву. Андрей и Фролов сдержанно, немногословно обсудили это событие, решив, что через месяц-другой Вячеслав Ильич начнет дергать за ниточки и надо быть к этому готовыми…

Но никаких ниточек никто не дернул.

Дней через десять после выхода из мест лишения свободы Вячеслав Ильич Кротов был убит снайпером на выходе из подъезда собственного дома. Убийство, насколько можно судить, остается нераскрытым и по сей день.

Что поразило тогда Андрея – ну если не поразило, то заставило крепко призадуматься, – необычно глухая реакция общественности и прессы. Ну, с общественностью ладно: шлепнули очередного почти олигарха с сомнительной репутацией, туда ему примерно и дорога! Помер, как говорится, Клим, да и хрен с ним. Но пресса-то!.. Резонансное преступление, можно раскрутить сенсацию, сделать себе имя, журналистскую карьеру! Нет, все как язык прикусили.

В долгой беседе Андрей и Фролов пришли к выводу, что здесь, несомненно, прослеживается влияние чьей-то твердой руки. Кому-то очень не хочется огласки и хочется, чтобы об убийстве, да и о самом Кротове, как можно быстрее забыли.

Кто она, эта рука?..

Оба они, люди умные, понимали, что гадать бессмысленно, но все же не удержались, погадали. Не мог ли это быть тот самый высокий таинственный покровитель Кротова, решивший, что его протеже рано или поздно выйдет из-под контроля и, стало быть, лучше погасить проблему еще на подступах?.. Сошлись на мысли, что вполне могло так быть, но… но с равным же резоном можно предположить и авторство кого-либо другого: надо полагать, что скрытых недругов у Вячеслава Ильича было более, чем достаточно.

– Ну что ж, – сказал Фролов и усмехнулся едва ли не впервые за время знакомства с Андреем. – Зацепил – тяни, сорвалось – не спрашивай?..

– Около того, – усмехнулся и Андрей.

– Да. И нам надо думать, что делать в данной ситуации.

Андрей не сомневался, что вопрос риторический, Фролов ответ знает. И не ошибся: совместный проект закончен, и его с Андреем больше ничего не связывает. Более того, устранившие Кротова, возможно, примутся зачищать его связи. Если он был устранен за то, что собирался создать свою персональную империю, то и зачатки этой несостоявшейся мафии по стратегическим соображениям надо бы выявить и выкорчевать.

Может, это и не так, а всего лишь перестраховка. Но лучше она, чем недостраховка. Ну, а раз так, то…

– То у нас с тобой отныне пути врозь.

Андрею показалось, что в голосе Фролова мелькнули нотки сожаления.

– Пожалуй, – бесстрастно ответил он.

К этому времени Николай Ильин уже вполне вписался в жизнь, в новый скромный быт. Работал в такси, снимал квартиру, встречался с женщинами, не заводя при этом длительных отношений. Город знал уже назубок – ночью разбуди, спроси, где какая улица, ответит без запинки… Словом, социально вполне адаптировался. И они с Фроловым, пожав друг другу руки, разбежались в разные стороны.

Месяц совершенно никак не контактировали, потом Андрей решил позвонить. Нарочно приобрел новую сим-карту, звякнул с нее – и, естественно, получил ответ: «Абонент недоступен». В общем-то, примерно того Андрей и ждал, потому повторять звонки не стал, а просто продолжал жить привычной жизнью, думая, что, может быть, когда-нибудь Фролов сам ему позвонит или как-то иначе найдет. При этом он регулярно просматривал Интернет на предмет новых сведений о Кротове… но ничего! Совершенно ничего, кроме первичных кратких сообщений о смерти. И это на самом деле было похоже на искусственно организованное молчание.

Шли дни, недели, месяцы. Отшумели и канули новогодние праздники – точно их не было, стихли метели, повеяло весной. И вот однажды – это был выходной – Андрей проснулся поздним утром в своей съемной квартире и вдруг отчетливо понял, что Фролов больше никогда не позвонит ему. И сам он никогда не увидит ни Фролова, ни кого-либо еще, кто был хоть как-то связан с Кротовым.

3

Андрей умолк и как-то странно поводил головой, словно воротник досадно натирал ему шею. Затем вдруг кратко рассмеялся:

– Вот ведь вспомнил! Даже не верится, что так было.

Ему теперь действительно трудно было воспроизвести то чувство, с которым он проснулся в тот уже далекий весенний день. Он вдруг понял, что остался на белом свете совершенно один. И даже более того, у него нет своего имени, он живет под чужим, он – человек-никто. Даже не капитан Немо. Потому что не капитан.

– Знаешь… – сказал он Артему, – я вот тогда подумал: я прожил три жизни, и все они кончались впустую. Бизнесмен Андрей Тропинин – жизнь рухнула. Заключенный ИК-238 – вовсе формально умер… И третья жизнь, тайная: приближенный мафиози Кротова. И здесь бесславный конец! И надо начинать четвертую.

Весь тот день Андрей, по сути, пролежал, глядя в потолок и думая.

Думал он о своей жизни, столь богатой на причудливые перепады. О том, что смерть почему-то упорно ходит с ним рядом, сметая знакомых и незнакомых, но не задевая его самого. Жарков. Володин. Кротов. Фролов?.. Неизвестно, что с ним, но, во всяком случае, больше его рядом не будет. Судьба – нарочно не придумаешь! Ну и что из этого следует, Андрей Павлович?

А то, что надо отрабатывать свое везение. Свой долг перед миром.

Так решил тогда Андрей Тропинин, и сейчас он так повторил Артему Михееву.

– Тебе не смешно это слышать? – внимательно посмотрел он на него.

– Нисколько, – серьезно ответил Артем. – Я тебя очень хорошо понимаю.

Да, он отлично понял собеседника. Тот пришел к выводу, что если он будет жить, как мышь в норе, наглухо закроется, замкнется от мира и высовываться не будет, то судьбе это не понравится. И она, конечно, найдет способ взять тихоню за хобот и потащить навстречу неприятностям. Каким?.. Да всяким! Хотя бы вот устроит ДТП с его участием – долго ли таксисту, который днями и ночами напролет колесит по городу, попасть в аварию не по своей вине, ибо мало ли пьяных дураков носится без мозгов и тормозов по улицам! И попадут документы водителя Николая Ильина в органы, и чей-то ментовский зоркий глаз зацепится за какие-то мелкие шероховатости… и «пойдет писать губерния» – откроется, что под этой личиной скрывается кто-то иной.

Следовательно, надо самому что-то делать с этим миром. Нести ему пользу. И Андрей Тропинин решил делать это самым прямым и радикальным образом, хотя и скрытным: втихомолку избавлять мир от человеческой дряни.

– Белая стрела, – сурово проговорил Артем, – в частном исполнении.

– Не одобряешь? – усмехнулся Андрей.

– Нет, – коротко ответил Артем. – Но и осуждать не возьмусь. Дело твое. Я ведь тоже, будучи опером, насмотрелся на всякую мразь так, что с души воротило… Да и в пинкертонах тоже хватило. Кстати, ты поэтому меня коллегой назвал?

– Поэтому, – кивнул Андрей.

Никому не ведомый, рядовой из рядовых таксист Николай Ильин зажил двойной жизнью. Год у него ушел на выявление отдельных персонажей – кандидатов на досрочное увольнение из человечества. Таковых в конце концов определилось пятеро, все подонки, пробы ставить негде. Это – во-первых, а во-вторых, за годы таксистской работы бывший Тропинин, ныне Ильин, оброс полукриминальными связями… Ну, может, оброс – громко сказано, но, во всяком случае, кое-какие ниточки протянулись. И вот по одной такой ниточке он очень тихо и аккуратно приобрел пистолет ПМ с совершенно нулевой стрелковой историей – тот много лет пролежал на складе длительного хранения в одной из воинских частей на территории то ли Украины, то ли Молдавии, а в неразберихе 90-х годов бесследно (по документам) исчез со склада вместе со многими другими боевыми стволами. Начнешь сейчас искать – ни за что не найдешь концов… Итак, официально не существующий, практически новый пистолет. И комплект патронов к нему. Сто штук.

Все это рассказал Андрею нелегальный продавец оружия. Проверить информацию, конечно, было невозможно, приходилось верить на слово. Но Андрей чувствовал, что продавец не врет.

– Ствол до сих пор у тебя? – спросил Артем.

– До сих пор, – подтвердил Андрей.

– Так. – Артем встал, прошелся по комнате. – Ну, вроде бы картина проясняется… А начал, стало быть, ты еще там?

И это Андрей подтвердил.

Начать он решил с самой отчаянной выходки, по типу «пан или пропал». Рассудил так: провалюсь, так провалюсь, все равно жить без смысла незачем. А выйдет дело – так потом будет легче.

И этот риск оправдался.

Андрей выявил наркопритон, который вроде бы и не особо прятался. Куда смотрела милиция, Андрей так и не понял, вся «наркошня» депрессивной окраины, где был когда-то завод, развалившийся в гиблые 90-е, дневала и ночевала в когда-то называвшейся квартирой жуткой дыре на первом этаже старой мрачной двухэтажки барачного вида.

Таксист действовал предельно нагло – после, вспоминая, диву давался и формулировал про себя нечто близкое к «дуракам везет». Он работал тогда в ночную смену, отвез клиента по адресу, недалеко от притона, сказал диспетчеру, что заедет перекусить в круглосуточный бар, создав себе хиленькое алиби… все лучше, чем никакое. Сам же окольными путями вернулся, машину оставил в соседнем квартале и прошел к бараку.

4

Этот ночной поход по угрюмой местности с редкими фонарями и еще более редкими светящимися окнами проходил, должно быть, под внимательным оком Андреевой судьбы. С пистолетом за пазухой шагал он по тьме жутких дворов и не встретил ни единой души. Где-то вдалеке лаяли собаки, вроде бы слышал он пьяные голоса… но это осталось фоном, никто не попался ему навстречу, и он, никем не замеченный, дошел до нужного подъезда. В двух угловых окнах жидко брезжил свет.

Андрей вошел в обшарпанный подъезд и увидел, что нужная ему дверь приоткрыта. Он шагнул туда и сразу же едва не споткнулся о человека, в страшно неудобной позе скорчившегося на полу, – перебравшего дозу наркомана.

Он прошел дальше. В смрадных комнатах был полумрак, горели настольная лампа и полуразбитое бра, кое-как приделанное к стене. В полумраке лежали или вяло копошились тела, но один худой сутулый мужчина находился в относительном адеквате – видимо, это был один из здешних барыг – и вопросительно посмотрел на Андрея.

Андрей сунул левую руку в карман, вынул смятую кучку купюр:

– Я по делу.

Глаза хозяина жадно и радостно блеснули в полутьме.

– Ага! Чего хочешь?

– Идем в кухню.

– Пошли, пошли, – оживленно зачастил наркоторговец. – Чего брать-то будешь?

– Объясню, – коротко бросил Андрей.

В кухню падал свет от того самого кривого бра.

– Ну? – сказал хозяин, приближаясь к нему вплотную.

Андрей кое-что соображал в разных системах оружия, точнее, короткостволов – жизнь научила. И знал о преимуществах самовзвода: системы, при которой первый выстрел делаешь без предварительного взвода курка, сразу нажимая на спуск. Правда, усилие нажатия в этом случае куда больше, чем при последующих выстрелах, что, ясное дело, отрицательно влияет на меткость. Но меткость Андрею в данном случае была ни к чему. А самовзвод – самое то.

– Гну, – грубо срифмовал Андрей и выхватил пистолет.

Ствол он воткнул прямо в грудную клетку выродка – и выстрел прозвучал почти как с глушителем. Наркоторговец и дернуться не успел.

То есть он дернулся, чуть не подскочил – но это была предсмертная судорога. Дернулся, застыл на секунду и не столько упал, сколько развалился, как кукла, у которой внутри что-то лопнуло. Сел на пол и уткнулся в угол.

Андрей стоял как вкопанный, глядя на труп. «Контрольный выстрел?..» – промелькнула мысль, но почему-то вдруг он испытал резкое отвращение и, развернувшись, вышел из кухни.

Никто из еще подававших признаки жизни на выстрел никак не отреагировал, хотя этих шевелящихся вроде бы и прибавилось: еще какие-то люди-тени вошкались в темных углах и тихо, невнятно бормотали нечто, словно бредили.

Андрею надо было найти второго барыгу. Он, конечно, помнил его лицо, но поди-ка тут разбери, в такой кромешной беде! Что делать, стал с отвращением искать. Нашел лежащим на засаленном диване – видать, этот подонок сам не прочь был отведать зелья. Андрей брезгливо повернул бесчувственную голову, вложил поглубже в глотку ствол «макара» и нажал на спуск…

Кровавую слякоть разнесло по подушке и по стене. Андрей брезгливо отвернулся, отыскал какую-то тряпку, морщась, протер часть кожух-затвора, сунул пистолет в карман и вышел из квартиры.

После первого в жизни убийства, да еще двойного, нервы его были вздернуты, и попадись кто навстречу: хоть милиция, хоть просто прохожий – черт знает что бы из этого вышло. Но он все еще находился под незримым крылом своего ангела-хранителя, поэтому просто вышел, просто пошел, просто вернулся к машине. Сел, поехал, связался с диспетчером и доложил бодрым голосом:

– Порядок! Перекусил, все нормально. К работе готов!

5

– И как? – с интересом спросил Артем. – Как ты после этого?

Тропинин помолчал, видимо, прокручивая в памяти те дни, и ответил:

– Да ты знаешь, в общем, спокойно. Конечно, какая-то муть в душе была… Помню, приехал тогда с ночной смены. Вырубился – чуть ли не двое суток спал, проснулся и не соображу, что сейчас, то ли утро, то ли вечер… Но терзаний совести не испытывал, нет. И в самом деле, это оказался самый трудный эпизод. Потом пошло легче.

Потом пошло легче. Постепенно благородный мститель научился уничтожать мелкую сволочь, имитируя несчастные случаи – эта сволочь была, как правило, пьяной или обдолбанной, и ее конец выглядел закономерным и не вызывал подозрений. С гадами более крупного масштаба приходилось, конечно, потруднее, но и здесь удалось провести несколько успешных акций… Опыт есть опыт. И тот же опыт подсказал Андрею момент, когда пора притормаживать – опасно, можно и залететь. Некая критическая масса набралась. И он решил пока притихнуть.

Притих-то притих, но жить без большой цели уже не мог. Жизнь стала пустой и пресной. И вот тут-то…

Тут на него и накатила тоска по прошлому.

Вспомнилось былое. Те люди, которых он, казалось бы, вычеркнул из жизни, пусть и не по доброй воле. Вернулись и слова, сказанные Кротову когда-то: любовь не проходит, а жить надо. Но живешь, лишь когда есть цель. А так – день за днем встречать рассветы, провожать закаты… Андрей понял, что так жить он не сможет. Ну и в довесок к этим мыслям вспомнилось, что и самого Кротова на свете нет…

Но в покинутом родном городе живут люди, о которых он, Андрей Тропинин, будет помнить вечно.

Он и сейчас разволновался, говоря об этом – лицо пошло пятнами, рука сама нашла связку ключей, стала перебирать ее, как четки.

– Я ведь не все тогда Кротову сказал, – признался Андрей.

Тогда, в долгой ночной беседе, Тропинин поведал мафиозному боссу о роковом треугольнике, сложившемся между ним, его деловым партнером Глебом Студенецким и невестой последнего Еленой. В первый же день, когда Глеб познакомил Андрея со своей невестой, тот испытал странное чувство, словно давно знает эту девушку. Точнее, знал когда-то – в прошлой жизни, что ли?..

Улучив момент, он как бы в шутку спросил Елену об этом.

– Вы знаете, у меня точно такое же чувство, – улыбнулась она. – Как будто где-то, когда-то… но не вспомнить.

Вот с этого «где-то, когда-то» и началось.

Молодых людей потянуло друг к другу, оба они ощутили это и не стали противиться… а честно говоря – не захотели. И невеста Глеба Студенецкого стала возлюбленной его партнера.

Любовникам приходилось урывать места и время для свиданий. Час-полтора на случайной съемной квартире – и они жадно, страстно, до безумия насыщались друг другом. Обессиленные, они лежали, обнявшись, и Елена сонно мурлыкала в ухо Андрею:

– Мы с тобой как двое одиноких, выброшенных на необитаемый остров, да?..

– Почему?.. – так же сонно спрашивал Андрей.

– Потому что нам предстоит вернуться в населенный мир, и мы не знаем, как это сделать…

Упоминание о возвращении навевало на Андрея тоску. Он представлял себе разговор с Глебом, пытался смоделировать его… но всякий раз малодушно откладывал. Потом-то, разумеется, Андрей осознал, что Студенецкий почти сразу все понял, но не подал вида, а затаил злобу и месть… Осознать-то осознал, но было уже поздно. Все мы задним умом умные!

Вот и к Андрею Тропинину житейская мудрость пришла только в утлой камере СИЗО. Он клял себя: ну как же мог так лопухнуться с этими заемом и вкладом, на которых погорел! Чего стоило догадаться, что Студенецкий решил отомстить изощренно, с подвохом! Воистину когда Бог захочет наказать, то отнимет прежде разум. Жадность затмила очи, купился на разводку… ну и сам виноват. Распустил губы, вот на крючок и дернули.

– Поэтому… – Андрей улыбнулся Артему и развел руками, – обижаться, по большому счету, надо на себя.

Артем неопределенно пожал плечами. «Меня интересуют факты, а не твой внутренний мир…» – примерно так можно было перевести этот жест, после которого сыщик спросил:

– Ну а невеста… Елена то есть, я так понимаю, вышла замуж за Студенецкого?

– Да. Почему?.. Признаться, не вникал. Но ничего странного не вижу. Они были стопроцентные жених и невеста. Отступать? Скандал на весь город, дурная слава… Хотя главное, думаю не в этом. Тогда я всего этого не знал и не понимал. Она ничего не сказала, ни слова, и я помалкивал, хотя, казалось бы, элементарная житейская логика… Ну, ты меня понимаешь.

– Да что ж тут не понять, – усмехнулся Артем. – Ты хочешь сказать, что сын Студенецких…

– Да. Именно это и хочу сказать. Еще в СИЗО я узнал, что Елена беременна, и потом, естественно, об этом думал, хотя сведений никаких не имел. Ну а сейчас я уверен, что парнишка – мой.

6

Что верно, то верно: много лет Андрей не то чтобы совсем не вспоминал былую жизнь, но воспринимал ее как нечто навсегда отрезанное. Ампутированное. А память об этом… ну, она сродни неизбежной фантомной боли, с которой приходится мириться.

И вдруг в дни вынужденного затишья к нему с неожиданной силой вернулось прошлое. Вернее, прошлое от него не уходило, но сейчас он с некоторым удивлением осознал, что никто, в общем-то, не мешает ему, Николаю Ильину, купить билет на самолет или поезд и… Впрочем, нет, на самолете с пистолетом не полетишь. Ладно, пусть поезд. Деньги есть, ну а там как сложится.

Стоило только так подумать – и эта идея взяла его в плен. Он подходил к зеркалу, придирчиво всматривался в себя и так и эдак и убеждался, что трудно, почти невозможно будет узнать в этом взрослом худощавом мужике с твердым взглядом и заостренными чертами лица блестящего молодого бизнесмена Андрея Тропинина. «Повезло!» – горько усмехался он. Редко кому выпадают такие замысловатые судьбы, стало быть, редко кого так круто меняет жизнь… Теперь его вряд ли узнают даже одноклассники, однокурсники… Люди, более близкие, конечно, узнать смогут, но Андрей за годы подпольной жизни приобрел прямо-таки волчье чутье и научился избегать острых ситуаций.

Идея взяла его в плен – иначе не скажешь. Когда он понял, что не в силах больше бороться с собой, тут же уволился с работы, взял билет на поезд – и через двое суток был в прошлой жизни.

Легко снял квартиру и пару дней только и делал, что ходил по родному городу, узнавая и не узнавая его. Его же самого никто не узнавал.

И на третий день он принял решение.

Свою миссию «социального санитара» он может выполнять и здесь, гадов и сволочей хватает и в этом городе. Да вот хотя бы один из них – Глеб Студенецкий…

Работу найти ему труда не составило, найти съемное жилье тоже. Обжился, втянулся. Пару раз угораздило наткнуться на знакомых в качестве клиентов, и ничего, не узнали. После этого он проникся уверенностью, что и здесь у него все получится.

Потихоньку начал выяснять обстановку, стал заводить картотеку на кандидатов в «заслуженные покойники» – делал это он уже умело, с полным знанием ремесла. Вот тут-то и настал черед приблизиться к человеку, роковым образом изменившему его жизнь…

Разумеется, через Интернет Андрей выяснил о Студенецком многое – внешнюю, разумеется, сторону, но все же. Нашел и офис (он теперь находился в другом месте), и место жительства… Сумел увидеть самого Глеба с безопасного расстояния, поразился тому, как мало тот изменился – нет, изменился, конечно, погрузнел, заматерел, но выглядел исключительно моложаво, элегантно – да что там говорить! – шикарно, настоящий солидный бизнесмен, почти олигарх.

Увидел Андрей и Елену.

Тоже издалека, конечно. Наблюдал с безопасного расстояния. Увидел – и всего перетряхнуло, горло перехватил спазм. Словно не было всех этих лет, черт возьми!..

Но они, конечно, были.

Ему показалось, что за годы Елена стала еще красивее, чем была. И она повзрослела, конечно. Но тем самым стала и роскошнее – юная принцесса превратилась в статную королеву, прекрасно знающую себе цену.

Но самое интересное, что с Еленой был мальчик. Ее сын, совершенно ясно.

– Мне одного взгляда хватило, – усмехнулся Андрей, – чтобы понять, что здесь к чему. Чьи гены поработали… Мой парень, готов руку дать на отсечение.

– Ну, если так… – протянул Артем. – Студенецкий, может быть, и полная сволочь, но вот чего я про него точно не скажу – что он дурак. Как же он этого не разглядел за… сколько лет?

– Двенадцать, – пожал плечами Андрей. – Думал, конечно, об этом, но ответа так и не нашел. Но, вообще-то, я ведь ничего не знаю о них… об их семье. Как они живут, что там творится?..

– Судя по моему общению со Студенецким, – осторожно предположил Артем, – живут они так себе. Нет, ничего сказано не было, но по косвенным признакам… А хотя, к черту сейчас психологию! Давай к фактам.

Факты же таковы: обжившись, устроившись таксистом, Андрей осторожно и умело продолжил свою миссию тихого санитара человечества. Он скрупулезно выявлял подонков, приносящих окружающим горе и страдания – опять же на разных уровнях, от забулдыг, бессмысленно отравляющих жизнь ближним, до подлецов, делающих прибыль и строящих благополучие на людских несчастьях…

– Когда ты приступил к устранениям? – спросил Артем.

– До Нового года, – ответил Андрей. – Месяцев семь-восемь тому назад.

– Ага… – Михеев подумал, что Львов почти не ошибся в сроках, и задал несколько конкретных вопросов: про алкаша, свалившегося с моста, про депутата-наркоторговца…

– Моя работа, – не стал отпираться Тропинин. – О барыге этом я случайно услышал в приватном разговоре, взял в разработку – все подтвердилось, подлец из подлецов! И рука не дрогнула. А тот пьянчуга… Здесь отчасти случайно вышло. Приехал на заказ, и вдруг шум, крик: этот скот пьяный семью свою гоняет. Не удержался, выскочил, вломил ему от души…

– А-а, так это ты и был!.. – И Артем коротко пересказал беседу с участковым.

– Я и был. И этого придурка в свой кондуит занес, стал наблюдать, как он себя ведет…

В одно из контрольных посещений Андрей обнаружил, что поднадзорный сорвался со всех привязей, разбушевался – ну совсем потерял берега.

– И это меня разозлило до предела, – признался он. – И как нарочно, понесло его на этот мостик, и народу никого, и сумерки…

– И тут судьба, – хмуро проронил Артем.

– Я так и рассудил, – хмыкнул в ответ Андрей.

После этих слов наступило короткое молчание. Затем Артем поинтересовался:

– Ну ладно. Это я еще могу понять. Но чего ради ты за бомжей взялся?! Решил и здесь чистку устроить?.. Понятно, что публика не самая приятная. Но…

– Бомжи? – недоуменно переспросил Андрей. – Вот уж кого не трогал, того не трогал… А что, есть данные, что их зачищают?

– Похоже на то, – кивнул Михеев.

– Нет, – твердо отказался Андрей. – Не моих рук дело.

И Артем ему поверил.

– Хм… – пробормотал он, – это что же, значит, отдельная история? Весело.

– Ну, знаешь, по этому контингенту статистика шаткая…

– Да знаю, – поморщился Артем. – Но надеяться на игру случайностей здесь не стоит. Ну и последний вопрос: зачем ты решил мне открыться?

– Ты думаешь, я не осознавал себя преступником? Еще как! И что всю жизнь так тянуться не может, тоже сознавал. А когда Саша мне позвонил – я это понял до самого нутра. Все, край! Кольцо вокруг меня сжимается. Надо выйти из него!

– То есть расшифроваться, – понял Артем.

– Именно так.

– Ну, брат, ты философ!

– Жизнь заставила. А иначе никак.

– И что, считаешь, прав?

– Да, – жестко проговорил Андрей. – Даже не сомневаюсь. Хотя…

– Хотя – что?

– Не знаю, цепь смертей прервалась или нет. Не знаю! Не уверен.

– Ну, за себя-то я спокоен. – Артем встал. – Этой мистикой кого другого пугать! А что случилось, то случилось… Который час?.. Ого! Ладно, устрою-ка я себе завтра выходной. Ну что, какие выводы?

– Не знаю, – невесело усмехнулся Андрей. – Мне, должно быть, и вправду выговориться надо было. А что дальше…

– А дальше – утро вечера мудренее, – закончил за него Артем. – Отложим на завтра, согласен?

– Да.

Оставшись один, Андрей впал в безрадостное раздумье. Что уж там говорить, такая жизнь, которую он выбрал, действительно не может тянуться бесконечно. Но чем она кончится?! Вот вопрос…

Ответа на этот вопрос у него не было, да, наверное, и никто не смог бы ему ответить.

Когда он начал все это, им двигала даже не язвительная мстительность – все это за годы ушло куда-то, а, скорее, моральный долг. Студенецкий заслужил жизнь жертвы, чувствующей, что за ней ведется ежедневный присмотр, а в какой-то миг начнется и охота. Заслужил – вот пусть и живет, как заяц в чужом лесу.

Но теперь… Андрей и сам не знал, что теперь.

– Старею? – произнес он вслух и даже не улыбнулся.

Ночь за окном молчала. Было очень тихо.

Глава 12

1

Артем вернулся домой порядком за полночь. Разговор все держал его за душу, и он долго не мог уснуть.

Он отлично помнил этот миг, когда его осенила мысль соединить дела Львова и Студенецкого. Как в воду глядел!

По сути, оба дела решены. И что дальше?

Рапортовать магнату о выполнении его задания он не хотел. Виктору?.. Но ведь и здесь, по сути, придется сдать Тропинина. Конечно, была надежда, что Львов, человек умный, отнесется к этому с пониманием… но с юридической точки зрения преступления из благородных побуждений есть те же преступления, и ничего более…

Не разрешив этой дилеммы, Михеев уснул, а проснулся все с нею же и, хмурый, уселся завтракать, размышляя. Вдруг он вспомнил, что собрался сделать сегодня выходным, и воспрял духом. Житейская мудрость подсказала ему: не знаешь, как поступить, – не делай совсем ничего. Жизнь сама подскажет или найдет выход.

Целый день отдыха – непозволительная роскошь, но полдня сыщик решил отдохнуть. Просто пройтись по улице. И телефон отключить, чтобы никто не доставал.

Так и сделал. Постарался все выкинуть из головы и просто шел не спеша, наслаждаясь летним теплом. Вспомнил, что черт-те сколько времени не гулял вот так, все бегом, бегом, с работой, с заботами…

Вот эта работа неожиданно оказалась сильнее Артема Михеева. Уже минут через десять он почувствовал, что в его прогулке что-то не так.

Что?..

С полминуты он шел по инерции, пытаясь понять, в чем дело, пока шестое чувство не шепнуло: слежка! За тобой, товарищ Михеев, следят.

Разумеется, он не подал виду, но внутренне напрягся. Почудилось? Надо проверить.

У хорошего опера всегда есть набор ходовых приемов: и как самому следить, и как незаметно проверять слежку, и как отрываться, если что. Имелись такие трюки, передаваемые из поколения в поколение, и у Артема. Ничего сверхсложного, умеренный артистизм и внимательность, больше ничего.

Он умело, так, что никто из прохожих и не подумал бы, начал проверяться. Сомнений не оставалось – следят! Артем без особого труда вычислил кто.

Это был неприметный парень лет тридцати, по внешним данным идеально подходящий на роль филера и явно владеющий элементами сыскного ремесла – но Артем легко догадался, что он малоопытен, и, оценив физические возможности преследователя, принял решение.

Для достоверности он повел наблюдателя по хозяйственным магазинам: типа ходит мужик, ищет что-то для дома, совершенно естественно… Заглянув в две точки, отправился в третью…

Повадки сыщика – это на всю жизнь. Однажды побывав в этом небольшом магазинчике в глубине старого квартала, Артем сразу же отметил, насколько удобно это помещение с оперативной точки зрения: дверь для посетителей, служебный вход-выход на другую сторону плюс еще один выход в подъезд – оттуда почему-то таскали коробки с товарами. Магазинчик был популярен, народу толпилось много, две продавщицы носились все в мыле, и следить за покупателями им было особо некогда. Артем тогда еще подумал, что толковый жулик без проблем может обнести эту торговую точку – на небольшую, правда, сумму. Просто так подумал, без всякой практической цели. Но вот теперь пригодилось!

Он вошел в магазин, потолкался близ прилавков, спросил что-то для проформы. Бегло глянул в окно. Наблюдатель спокойно пристроился на лавочке пустынного сейчас детского городка, уверенный, что у него все под контролем и ничего он не упустит… Ну и отлично! Как бы разглядывая всякую домашнюю мелочь на витрине, Артем сманеврировал поближе к сквозному проходу… и, улучив момент, исчез столь искусно, что ни продавцы, ни публика ничего не заметили.

Теперь тянуть нечего! Он пустился бегом вокруг соседнего дома, сделав заметный крюк. Это заняло у него с минуту, после чего он оказался у преследователя за спиной.

Умение быть тенью – один из критериев качества сыщика. Бесшумно Артем подошел к незадачливому «пинкертону». Правда, тот все же учуял приближение кого-то сзади, но было поздно.

Жестоким повадкам вывода противника из строя Михеева тоже учили, и он в свое время к этой школе отнесся очень серьезно, ряд приемов отточил до автоматизма, в том числе и этот. Артем понял, что незнакомец угадал его приближение – но секунда! – и левая рука сыщика обхватила горло парня так, что любое его движение приводило к удушью. Замок такой Артем мог фиксировать намертво. А в правой руке у него была связка ключей, самый здоровый из которых Михеев твердо упер в ребра преследователя – пусть думает, ствол это или что иное.

– Тихо, тихо, – вкрадчиво и грозно заговорил Артем, после того как парень, инстинктивно дернувшись, чуть не задушил себя. – Чем сильнее рыпаешься, тем хуже себе делаешь… Ну, сообразил?

Преследователь обозначил кивок.

– Вот и хорошо. – Михеев чуть ослабил хватку. – А теперь, думаю, самое время познакомиться.

2

Сергей Латышев пошел в свое время работать в милицию потому, что власть, по его мнению, давала ему силу и независимость. Когда же он осознал, что служба не мед, что здесь ты сам себе не принадлежишь и реально ходишь если не по границе жизни и смерти, но уж точно недалеко от нее… он покрыл худыми словами и себя самого, и тот день и час, когда черти дернули его принять такое решение. Хотел уволиться, да не тут-то было. Начальник пообещал снабдить такой характеристикой, с какой не то что охранником, мусорщиком не возьмут. Отчасти это был, конечно, блеф, Сергей понимал, но понимал и то, что шеф и вправду может сильно нагадить, поэтому скрепя сердце продолжал тянуть лямку рядового опера с «земли» – и даже на одну ступеньку вырос в чине. Ну а когда по МВД прошла очередная волна реформаторства со всякими вздорными словечками типа: реорганизация, оптимизация, эффективность… он постарался стать оптимизированным в первую очередь, что ему и удалось. Покинул службу со вполне вменяемым послужным списком.

Сначала радостно вздохнул: свобода! Потом радость потускнела: свобода свободой, а денег всегда не хватало. Устроился охранником в банк – наобещали много, а как дошло до оплаты, так хоть плачь. Попробовал в ЧОП – тоже оказалась служба собачья, и начальство такое же дурное, как везде, и так же скупилось на копейку… Попробовал таксистом – и здесь не то.

Так шли годы. Сергей закономерно приобретал все возможные комплексы застарелого неудачника. Он начал выпивать – немного, но раньше совсем не пил, к алкоголю испытывал отвращение. Собственно, водку он и сейчас не употреблял, однако в свободные вечера осаживался пивом до отупения и тотальной расслабляющей лени, от которой не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой… Он сделался желчным, недовольным на весь белый свет, поддатый, глядя в экран телевизора, комментировал все едко и матерно. И на работе с кассирами и покупателями общался тоже с большой иронией и язвительностью.

Все же он устроился работать охранником в супермаркет. Три смены подряд по двенадцать часов – трое суток отдыхаешь. Это давало возможность подработки, но, по правде говоря, уже не очень-то Сергей и стремился зарабатывать, лень и циничное равнодушие делались все сильнее и сильнее. Хотя давал объявления в Интернете, предлагая услуги частного детектива. И надо сказать, что на клиентов он умел произвести впечатление: обрюзгнуть еще не успел, одевался чистенько, терминологией владел… да и какими-никакими навыками оперативной работы тоже. Задания получал несложные – как правило, от ревнивых мужей и жен. Так что раз-другой в месяц срубить на этом деле немного бабла у него получалось.

Но вот попался ему клиент покрупнее, чем опутанный подозрениями супруг. Обходительный, элегантный мужчина с ловкими манерами – очевидно, небедный. Кто именно такой – разумеется, не сказал, а Сергей, разумеется, не спросил, но заметил, что в разговоре тот старается проверить его компетентность… И Сергей не упустил случая пустить пыль в глаза.

Подействовало.

– Ну, хорошо, – наконец произнес заказчик. – У меня к вам будет не совсем обычное задание. Надо проследить за вашим коллегой. Частным детективом. Справитесь?

– Не сомневайтесь, – солидно ответил Латышев.

И получил данные на некоего Артема Михеева, а когда увидел того воочию, вдруг узнал: да это ж тоже бывший опер, тоже из райотдела, но другого! Сергея и еще двоих ребят как-то кидали туда на усиление. Когда? Ох, давно, теперь уже и не вспомнить, кажется, целую вечность назад…

Сергей не ожидал, что это вызовет в нем такой ностальгический всплеск. Вспомнилось давнее, сослуживцы по конторе, ночные дежурства, тревоги, засады, разговоры по душам… да вообще все то, что уходит от нас безвозвратно, и не знаешь, что с этим делать, не вернуть и не догнать… и слов нет, чтобы все это передать.

Вот оно и всколыхнулось в душе, и стало горько и досадно: да что ж это я, за своим братом-опером, пусть и бывшим, таскаюсь по прихоти какого-то расфуфыренного буржуя?! При этом следить, конечно, продолжал – заказ есть заказ, – но в голове завихрились отчаянные мысли: а что, если подойти к этому Михееву да рассказать ему обо всем?..

На этой мысли Артем его и пленил, так что даже и подходить оказалось незачем.

Сергей все выложил, и Артем сразу же ему поверил – ибо верил своему психологическому опыту. Он решил смягчиться, повести игру на доверие.

– Ладно. А ты уверен, что этот тип тебя не контролирует? Что дублирующий хвост за тобой не идет?

– Проверялся. Вроде нет, – пожал плечами Сергей.

– Хм! Молодец… Что же меня-то прозевал?

– Расслабился. Прошлое накатило, ну и…

– Ясно. За мной давно ходишь?

– Второй день.

– Вот как! Заказчику что-то уже докладывал?

– Нет еще.

– Так. Хорошо! Будем считать, что я тебя перевербовываю. Согласен работать на меня?

– Да, – ни секунды не сомневался Сергей.

– Ладно. Еще раз опиши заказчика.

Латышев описал внешность вполне подробно и профессионально, не забыл и про особые приметы, среди которых на первом месте были явно выраженные пижонские повадки.

– Я бы вообще подумал, что он откуда-то из шоу-бизнеса или около того, – подчеркнул он.

Артем напряг память, пытаясь на основании данного описания представить облик заказчика… нет, ни с кем из известных ему лиц это прямо не ассоциировалось.

– Как, ты говоришь, его зовут? – переспросил он.

– Как зовут, не знаю, а представился как Георгий. Думаю, что врет.

– Это, пожалуй, ты верно думаешь… – задумчиво произнес Артем. – Встречались где?

– В нейтральном месте. Для связи номер мобильного, больше ничего не сказал.

– Ну-ну… Чего и следовало ожидать. Что ж, давай скоординируем легенду.

Договорились так: сегодня Сергей дает этому самому таинственному Георгию самую обыденную информацию: мол, Михеев эти два дня встречался с клиентами, заходил туда-то, заезжал сюда-то – Артем специально подобрал список адресов, которые легко проверялись и не могли вызвать подозрения. И вывод: наблюдение продолжается.

Расстались они уже как партнеры, обменялись телефонами. Артем неожиданно спросил:

– А когда, ты говоришь, вас к нам на усиление бросали?

– Да и не вспомнить уж, когда! Лет десять? Нет, поменьше, лет семь-восемь.

Артем вновь напряг память… и честно признал:

– Нет. Не припомню.

– Да мы совсем зеленые тогда были, вот начальству и не жалко было нас отдать. Трое. Один покойник уже, второй – не знаю… А с вами мы так, мельком виделись, с нами старший лейтенант Львов работал. Помните такого?

– Еще бы! – усмехнулся Артем. – Сейчас майор, в главке… Ну, договорились?

– Железно.

– Бывай! Будь на связи.

3

Расставшись с Сергеем, Артем крепко задумался. Что бы все это значило? Собственно, для выводов информации пока маловато, и хорошо бы с кем-нибудь толковым посоветоваться. С Львовым? Но ему придется докладывать про Андрея либо мямлить, что пока результатов нет. И то и другое не годится.

А что, если…

Артем внезапно остановился.

Ну да! А почему бы нет.

Почему бы не обратиться к самому Андрею? Мужик неглупый, тертый, да и в сыскном деле толк знает. Сегодня вроде бы у него выходной… Позвоню!

И он набрал номер Тропинина.

– Здравствуй, – не без иронии откликнулся тот на звонок. – Давно не виделись…

– Надо потолковать, – коротко сказал Артем и, договорившись о встрече, рванул к машине.

Азарт разбирал его, но чем ближе он подъезжал к жилищу Андрея, тем отчетливее понимал, что это не азарт, а нечто большее… И, наконец, осознал: это предчувствие. Он, Артем Михеев, находится на грани развязки. Узел судеб, спутанный много лет назад, готов распасться. В ближайшие дни, завтра-послезавтра. С этим предчувствием Артем к Андрею и прибыл.

Тот выслушал сыщика внимательно и с явным интересом – Михеев это заметил. А когда он закончил свой рассказ, Андрей задумчиво протянул:

– Любопытно… Очень любопытно…

– Что любопытно?

– Как он этого молодца описывал, повтори-ка, будь добр.

Артем повторно описал внешность вальяжного пижона, стараясь ничего не упустить. Андрей сделался еще задумчивее.

– Однако… – проговорил он. – Что-то мне этот портрет сильно напоминает одного персонажа из моей картотеки… Да что зря говорить, вот посмотри-ка сам!

Он включил компьютер, быстро вывел нужное изображение на экран. Снимок был неважный, фотограф явно снимал исподтишка, стараясь остаться незамеченным… но все же можно было различить набриолиненные темные волосы, горделивое выражение лица, прямую осанку… и правда, личность артистического склада.

– Похож, – признал Артем после внимательного рассмотрения. – Похож… Кто таков?

– Бизнесмен среднего пошиба, – усмехнулся Андрей. – Владелец автомастерской.

Михеев озадаченно приподнял брови: никак не вязался вид деятеля на фото с тусклым званием «труженик авторемонта»… Впрочем, чего только на свете не бывает!

– Занятно, – протянул Артем. – А каким манером он в твоем черном списке оказался?

– О, это очень интересная тема!..

И Тропинин поведал на самом деле необычную историю.

Что верно, то верно: работа в такси – неистощимый источник удивительной информации. И вот однажды, болтая от нечего делать в группе коллег, Андрей услышал рассказ о владельце автосервиса, который якобы содержит подпольный бордель – кто-то возил туда девок, те от большого ума всю дорогу трясли языками про оргии, устраиваемые там по ночам в скрытых помещениях, о которых непосвященные знать не знают… Ну, в общем-то, ничего странного – бизнесмен на то и бизнесмен, чтобы искать невидимую руку рынка везде, хотя бы и в помойке. Однако тайному борцу с пороками Андрею Тропинину это дело показалось достойным внимания, он как бы невзначай выспросил адрес сервиса и решил копнуть поглубже. А по мере копания перед ним стала вырисовываться отталкивающая истина.

Хозяин автосервиса, оказывается, не просто содержал публичный дом. Нет, у него имелась более изощренная и тонкая миссия, а именно он, оказывается, был широко известен в узких кругах как безотказный поставщик изысканного разврата.

– Ага… – кивнул Артем. – Кажется, понимаю.

Люди элиты – точно такие же, как все прочие, в смысле сексуальных странностей и отклонений. Вероятно, у них эти наклонности даже резче выпячены в силу сложной и напряженной жизни, а финансовых возможностей больше. Правда, и напоказ им выставляться нельзя: что какой-нибудь мелочи сойдет с рук, для солидного человека может стать крахом всего… Ну, и сумма всех этих обстоятельств, понятное дело, рождает спрос на очень потаенную индустрию извращений. А там, где есть спрос, обязательно рождается и предложение.

И оно родилось.

В кругах избранных, куда простым смертным доступ закрыт, тихонько, приватно, кулуарно заструились слухи: мол, Валерий там какой-нибудь Антонович, не хочешь ли выпустить из душевного подполья затаившихся там демонов при условии абсолютной конфиденциальности?.. Пожалуйста! У тебя неестественные половые привычки? Ты грезишь о том, как бы тебе переспать с двенадцатилетней нимфеткой?.. Тебе хочется поучаствовать в сексуальных ролевых играх на грани фола, в подземелье, при свечах, в антураже испанской инквизиции?.. А хочешь, для тебя женщину положат в гроб и загримируют под мертвую? Пожалуйста! Словом, любой похотливый каприз – любой! – фирма гарантирует. Равно как и конфиденциальность. Нигде не зарегистрированная фирма в лице одного человека, ну и, пожалуй, двух-трех молчаливых помощников. А этот человек, он в области разврата… или нет, конечно, в элитарных кругах так не говорят – в области изысканного, утонченного досуга может все. Дорого! Очень дорого. Но оно того стоит.

– Ясно, – махнул рукой Михеев. – Деньги не пахнут… Но неужели ты за это ему вердикт вынес?

– Нет, что ты! – удивился Андрей. – У меня доказательная база покрепче, чем у прокурорских будет. Цена ошибки слишком высока. Пока лишь наблюдаю. Но…

– Что – но?

– Да что-то мне подсказывает, что с этой тропинки обратного пути нет. Рано или поздно… Но дело даже не в этом! Тут в другом изюминка. Студенецкий! – вот в чем. Он пользуется его услугами!

– Да ты что?!

– Ну, по крайней мере, они знакомы. Это я установил точно. Остального не знаю, но что между ними может быть общего?

– Машина?

– Да ну, что ты! У Студенецкого «Инфинити», куда там в этой шарашкиной конторе, им и колеса отвернуть не доверят.

– Гм… – Артем крепко потер подбородок. – Ну если так, то совсем интересный замес выходит… Слушай! А у тебя в бумаге фото этого типа есть?

– Есть.

– Ага! Как его зовут, кстати?

– Хвостенко. Геннадий Хвостенко.

И тут Артем изложил свою идею: позвать Сергея и предъявить ему для чистоты эксперимента несколько фотографий на выбор. И если он опознает Хвостенко, то пасьянс сложится.

Скажем прямо, Андрей не пришел в восторг от этой идеи. Слишком уж он привык жить, не впуская никого в свою жизнь. Но и не понимать, что это необходимо для пользы дела, он не мог, поэтому все же согласился.

Артем набрал номер Сергея, не раскрывая подробностей, предложил приехать по указанному адресу: совместная работа началась. И в соответствии с договоренностями не бесплатно.

Сергей прибыл в течение часа. Артем познакомил его с Андреем, представив того как своего агента.

– Вот, взгляни-ка, – сказал он, раскладывая фотографии на столе. – Не узнаешь ли здесь кого-нибудь?

Сергей вгляделся и уверенно воскликнул:

– Ну как же! Вот мой заказчик собственной персоной! А откуда это у вас?!

– Пока секрет, – коротко ответил Артем. – Георгий, говоришь…

– Да врет, скорее всего!

– Конечно, врет. Ладно, спасибо! Ты нам очень помог. Все наши договоренности остаются в силе. Держи!

И он протянул Сергею честно заработанную пятисотку.

4

Оставшись вдвоем, Артем с Андреем пустились в недолгие рассуждения.

Итак, ясно, что Студенецкий и Хвостенко действуют заодно. Глеб, заподозрив в странных и зловещих намеках вокруг него руку давнего недруга, обратился к спецу по грязным делишкам Хвостенко, и тот придумал метод двойного поиска. Нанять хорошего, добросовестного сыщика, и пусть тот упирается, землю роет. А по его следу можно пустить и филера попроще, лишь бы тот вовремя и с толком докладывал о действиях первого. А уж по этим докладам Студенецкий и Хвостенко, люди умные, распознают, в каком направлении им идти. И когда искомое, будь то предполагаемый Тропинин или кто-то иной, засветится явно – Михеев станет им не нужен, они, в лице Студенецкого от услуг частного детектива откажутся и сами займутся своим вопросом.

А на роль дублера Хвостенко выбрал Сергея, убедившись, что он человек, с одной стороны, знающий, с другой – не обремененный моральными устоями. И все как будто рассчитал, сработал идеальный план. Но…

Но никакой план не может учесть все факторы, а дьявол, как известно, прячется в мелочах. Вот этот не учтенный умниками чертик и выскочил из непредусмотренной ими мелочи, сработав в пользу Михеева с Тропининым.

Это хорошо, но что дальше-то делать? Какое-то время можно водить Студенецкого за нос, но это не решение. Рано или поздно придется раскрывать карты. И пока неясно, как их раскрыть.

Артем широко шагал по комнате, фантазия его заработала:

– А что, если сделать так…

Допустим, он, Михеев, звонит Студенецкому и говорит, что есть важная информация по его делу – разговор не телефонный и так далее. Назначают встречу в каком-нибудь скромном, непафосном месте. Встречаются. Михеев говорит: ну вот, Глеб Александрович, я ваше задание выполнил.

И тут хорошо бы проследить за реакцией! Как изменится выражение лица Глеба. Забегают глаза, искривится линия рта… А впрочем, он наверняка умеет владеть собой и ни одна черточка на его лице не дрогнет. Ладно, пусть так. Но и в этом случае Михеев сделает условный знак, и перед Студенецким возникнет тот, чья жизнь стала его тенью, страхом и проклятием. Он вышел из тени и воплотился – вот он, реальный, живой, и с этим ничего не поделать. Ну, вот и свиделись, Глеб Александрович. Сколько лет, сколько зим…

И ведь юридически претензий к гражданину Ильину быть не может. Давай, Глеб Александрович, беги, доказывай, что тебя преследовал именно этот гражданин, если хочешь, чтобы тобой заинтересовались психиатры.

Значит, не побежишь. Значит, теперь тебе жить до конца твоих дней с осознанием того, что Андрей не тень. Он где-то рядом и в любой момент может прийти к тебе и предъявить счет – без всякого официоза. А может и не прийти, черт с тобой, с гнидой! Вот так и живи.

– Ну, как? – спросил Артем, явно довольный этим креативом.

– Эффектно. Но…

– Что – но?

Тропинин подумал, что в этом случае он, скорее всего, навсегда потеряет и Елену, и сына. Конечно, Глеб постарается их скрыть, чтобы Андрей больше никогда их не увидел. А он, Андрей, как бы странно это ни прозвучало, теперь не хотел смотреть в такое свое будущее, где не было бы этих родных ему людей.

– Странно, понимаю. Но… это как-то выше всех пониманий, – тихо проговорил он.

Артем пристально посмотрел на него:

– М-да. Психология… – И вдруг, вспомнив свои недавние предчувствия, оживился: – А ты знаешь, мне вот кажется, что пик событий в этом деле вот-вот… На днях все решится. Тоже не знаю почему, но чутью своему я уже давно верю.

– Ну, вот и подождем, – решил Андрей.

Глава 13

1

Елена, как и вчера, проснулась с радостным нетерпением, ощутив, что оно стало еще более жгучим и азартным. Она представила, как свободно, без помех откроет сейчас сейф мужа и наконец-то проникнет в тайну, не дающую ей покоя…

Да не тут-то было.

Наспех одевшись, она первым делом побежала проведать сына и там натолкнулась на неприятный сюрприз.

– А папа дома, – неожиданно заявил Костя.

Елена изменилась в лице:.

– То есть?

– Не знаю, – пожал плечами мальчик. – Сказал, что решил устроить себе законный выходной. Заслужил, говорит… Мам, можно я к Алеше пойду? Мы с ним вчера хотели в пейнтбол поиграть, у них в поместье площадка есть.

Алеша – тот самый соседский мальчик, на днях вернувшийся из Парижа.

– Что?.. Ах да, конечно, только будьте осторожны, – позволила Елена, неприятно озадаченная тем, что разгадка тайны откладывалась.

С испорченным настроением она спустилась на первый этаж и в парадном зале наткнулась на мужа. Тот пил свежевыжатый апельсиновый сок, стоя у окна.

– А, Елена Сергеевна! – дружелюбно воскликнул он. – Прошу, прошу… Слушай, вот ты со мной так сурово, как царица Савская, а я ведь, ей-богу, лишь хотел поговорить открыто, по душам. Ну что мы с тобой друг на друга дуемся? Понятно, кризисы во всем бывают, в том числе и в семейных отношениях, но раз так, надо их разрешать! Ведь нет неразрешимых проблем, верно?

Все это Глеб говорил, открыто глядя в лицо жены. Она прекрасно знала эту его повадку – он умел быть необыкновенно… да что там необыкновенно! – умел быть неотразимо обаятелен. Когда хотел, мог очаровать любого, и человек, узнавший его таким, наверняка бы не поверил, если бы ему сказали, какой душевный смрад таится под личиной синеглазого красавца с обворожительными манерами! Нелюдь в человеческом облике. Елену же таким дешевым лицемерием не купить. Но она тоже умела играть нужные роли.

Пока Глеб произносил дружественные речи, Елена стремительно соображала, как ей выстроить ответ. И выстроила.

Приняв вид надменный и отчасти иронический, заговорила холодно, но вместе с тем как бы давая понять, что может сменить гнев на милость.

– Послушай, Глеб, ты что, не понимаешь ситуации? Тебе не приходит в голову, насколько оскорбительно ты себя ведешь?.. А теперь кривляешься, какой-то вздор несешь! Не приходит?

– Приходит.

– Ну а к чему тогда весь этот цирк… Слушай, давай возьмем паузу. Я пока не могу ничего… Это ты верно сказал про кризис. А в этом случае нужно осмотреться, одуматься. Остыть, если угодно… Кстати, почему ты сегодня не на работе?

На миг ей показалось, что в его лице мелькнула злоба – настоящее вдруг выглянуло из-под маски, но тут же спряталось.

– Отгул, – сказал он кратко. – Имею право.

– Имеешь, – согласилась она. – Вот давай и мы в наших отношениях возьмем отгул.

Глеб помолчал, вновь глянул так, будто вонзил ледяное шило, и после томительной паузы проговорил:

– Значит, тайм-аут?.. Ну хорошо. Вернемся к этому через пару дней. – Взяв стакан, он вышел из гостиной. Елена перевела дух.

«А пары дней-то у тебя не будет!» – злорадно подумала она.

2

Глеб не то чтобы так уж проникся житейской мудростью жены, но этот разговор вдруг повернул его самого в область творчества. Он внезапно понял, как продолжить текст, начатый позавчера, быстро поднялся в кабинет, с нетерпением распахнул сейф, выхватил тетрадку. Слова сами побежали, потекли с кончика пера, и Глеб так увлекся, что не замечал ничего вокруг.

Он писал, писал и вновь переживал то, что происходило с ним. Ему дьявольски нравилось, что он пишет, и он подмигивал, кривил рот, скалился, хмыкал – и продолжал писать.

В таком взлете и настиг его телефонный звонок – как зенитный снаряд летчика.

Звонил Хвостенко.

Студенецкий вздрогнул и тупо уставился на телефон как на живое существо, внезапно вырвавшее его из сладостного плена вдохновения… а затем сообразил, что этот звонок не что иное как продолжение текста. Жизнь слилась с мыслью! Сердце забилось в необъяснимо-тревожном предчувствии, Глеб поспешно схватил трубку:

– Да!

– Здравствуй! – раздался чуть насмешливый, как всегда, голос Геннадия.

– Здравствую, – ответил Глеб, и Хвостенко рассмеялся, видимо, довольный чувством юмора партнера.

– Очень, очень хорошо, – сказал он, отсмеявшись. – Ну и у меня к тебе хорошие новости!

– Именно?

– А именно – у нас все готово. По плану, без изменений. Жду завтра.

И Глебу почудилось, что веселый голос оледенел на втором-третьем слове, и «жду завтра» прозвучало жестко, как приказ.

«Как приговор», – вдруг подумал он и стиснул зубы. Так сквозь стиснутые зубы и ответил:

– Я тебя понял.

– Жду, – повторил Хвостенко и отключился.

Глеб долго сидел, пусто глядя в точку. От воспаленного вдохновения не осталось и следа. На душу снизошел мрак. Бледной зарницей в этом мраке мелькнула было мысль о выпивке, но он тут же с раздражением прогнал ее и снова взял ручку. Но все в нем уже погасло, припадочный огонь не мог пылать долго, а гас мгновенно – и уже не подожжешь.

Студенецкий подержал ручку и аккуратно положил ее на стол. Встал, побродил по кабинету, потом лег на кожаный диван. Тоска давила его, но избавиться от нее он не мог. Заснуть – вот единственное, что он мог сделать. И он старался уснуть, думая о том, что завтрашний вечер вновь станет для него барьером, который он непременно должен взять. «Возьму! Возьму! Возьму!» – шептал он, глядя в одну точку.

3

А Андрей Тропинин проснулся среди ночи.

Проснулся – и подумал, что в непроглядной тьме льет дождь.

Сам не зная зачем, он встал, прошел на балкон.

Дождя никакого не было. Шумел листвой ночной ветер.

– Мерещится тебе, Коля… – сказал Андрей механически, и самому стало от этого смешно и грустно. Он вернулся к дивану, лег, но сон коварно упорхнул.

Андрей лежал и думал, что он так вжился в нынешнюю свою шкуру, что запросто называет себя Колей… Лежал и думал, и чем дальше, тем больше это казалось ему скорее грустным, чем смешным. И тем сильнее хотелось возвратиться от Николая Ильина к Андрею Тропинину.

Но возможно ли это?!

И он постарался выбросить эти мысли из головы и подумать о насущных задачах. Вспомнил слова Михеева о предчувствиях: вот-вот, мол, все решится… Странно, но и он сейчас ощутил в себе нечто подобное, с этим и заснул, а когда проснулся, то обнаружил, что все сложные чувства, обуревавшие его, соединились в одно огромное желание повидать Елену. Просто так, хотя бы издали.

Отвлек его раздавшийся в тишине звонок мобильника. Андрей беззлобно чертыхнулся: надо же, начальство звонит! Осчастливило… Ну-ка, что там?..

– Коля! – зачастил голос в трубке. – Извини, что беспокою, но… Выручай! Линия напрочь рассыпается: один заболел, другой сломался прямо на заказе, третий, паразит, похоже, запил, на звонки не отвечает… Ну конечно, все потом зачтется в лучшем виде: премия, отгул и все такое…

– Ладно, – прервал говорившего Андрей, зная цену этим басням. – Полчаса на сборы, и выезжаю.

– Вот спасибо! Вот и хорошо… Коля, я обещаю, в накладе не останешься. Потом за тебя отработают, я организую!

– Ладно, ладно, – повторил Андрей, отключился и стал собираться.

Через полчаса он был готов. Проверил все необходимое, сбежал по лестнице, сел в «Рено», запустил мотор, включил рацию…

И вдруг понял, что голос шефа и был голосом судьбы.

4

Елена спала эту ночь удивительно спокойно, без снов, без тревог – заснула, проснулась – и первая мысль о сейфе. А вторая – о том, что теперь-то разгадка рядом! Пять минут до нее. Можно прямо сейчас встать, пройти в кабинет мужа…

Она решила попридержать себя. Обошла дом, убедилась, что Глеб уехал на работу, прислуга занимается своим делом, Костя позавтракал и созвонился с Алешей, мальчики собрались пойти в кино на какой-то супермодный фильм.

Наконец Елена осталась наедине с тем, к чему стремилась все последние дни.

Но все же она подождала, когда приходящая прислуга закончит уборку наверху и вернется на первый этаж. Служебный персонал ходить на второй этаж без вызова не имел права. Сказав служанке какую-то незначащую любезность, Елена поднялась наверх, с упоением ощущая, что она – полная хозяйка этого мгновения. Что захочет сделать, то и будет.

И твердым шагом прошла в кабинет.

5

Андрей включился в работу сразу же – обычный будний день, заказы идут плотно. Работал, как всегда, почти на автомате, не занимая сознание текущими проблемами. Мозг правил автомобилем и разрешал дорожные ситуации бессознательно, а сознание было полно ожиданий. Артем своими словами о предчувствиях заразил его, а шеф, нежданно-негаданно, подстегнул, и Андрей ждал, что сегодня, возможно…

А что «возможно» – на этом мысль останавливалась.

И он как должное воспринял заказ на адрес неподалеку от элитного поселка. Как удачно все складывается, можно улучить момент и смотаться. А уж там… как получится.

Но получилось еще неожиданнее.

Андрей отвез клиента, усиленно задумался над благовидным предлогом, под которым смог бы на полчаса смыться с линии… и тут девичий голос в динамике рации разразился отчаянным призывом:

– Ребята, кто рядом с «Буржуйкой»? Отзовитесь, срочный заказ!

Сознание Тропинина не успело еще сообразить, что это значит, а рука уже схватила передатчик.

– Я! Двести первый… Двести первый рядом, слушаю!

– Двести первый, где вы?! – обрадованно заголосила рация.

Тропинин доложился где.

– Хорошо. Записывайте адрес.

– Пишу, – сказал Андрей. Взял ручку, стал записывать… и вдруг ручка застыла в руке.

Он записывал адрес дома Студенецких. Ну точно! Ошибки быть не может. Этот адрес впечатался в его память с первой же секунды, как Андрей его узнал.

Диспетчер еще что-то говорила, но Андрей уже нажал на газ…

Когда он подъехал к особняку, в голове у него, честно говоря, был полный сумбур. Он не знал, что скажет Елене, если ее увидит, не знал вообще ничего, что сейчас будет, кто выйдет из ворот, у которых он остановил «Рено»…

Вышел здоровенный детина в отлично сшитом черном костюме, со вкусом подобранных сорочке и галстуке – если б не рост, плечи и похожая на кувалду челюсть, вполне можно было бы принять за дипломата. Правда, и взгляд у этого субъекта был не дипломатический.

– Такси? – спросил он.

Андрей кивнул, и атлет скрылся на территории поместья.

Прошло минуты три, наконец из ворот быстро вышла, почти выбежала, Елена.

Она старалась казаться спокойной, но с первого же взгляда он понял, что она куда-то отчаянно спешит – случилось нечто такое, что потрясло ее до самых глубин. Обеими руками она зачем-то вцепилась в сумочку, будто там лежало что-то очень ценное.

Она и не взглянула на водителя, сразу бросилась на заднее сиденье и торопливо проговорила:

– В «Планету»! Знаете?.. И попрошу поскорее.

Андрей кивнул, «Рено» рванул, как подхлестнутый, пассажирка с сосредоточенным лицом взялась нажимать кнопки на телефоне. Он глянул в зеркало – лицо Елены, такое родное и такое чужое, было тревожно-напряженным, она явно не могла дозвониться.

– Ч-черт… – сорвалось у нее с губ, и тут же она раздраженно накинулась на него: – Товарищ водитель, нельзя ли побыстрее!

Эти слова и сорвали стоп-кран. Андрей круто свернул вправо в первый же переулок и затормозил.

– Что… В чем дело?! – возмутилась пассажирка.

Андрей повернулся к ней и просто сказал:

– Лена! Это я. Я вернулся. Не знал, что это случится так, но оно случилось, и, значит, это сильнее нас.

6

Когда водитель резко крутанул вправо и тормознул, Елену сильно кинуло вперед, и она в первый миг возмутилась: ни фига себе, что позволяет ничтожество какое-то!..

Она уже была готова обрушить на это ничтожество свой гнев, но тут шофер обернулся… и произошло чудо. Елена увидела, что незнакомое лицо таксиста течет, меняется, обретая иные, знакомые черты…

– Андрей!..

– Я.

– Андрей!..

– Я это, я. Это не сон.

– Андрей! Боже мой! Так не бывает!..

– Конечно, не бывает. Так просто есть.

– Андрей, господи! Но он… он мне сказал, что ты…

– Умер?

– Д-да…

– Ну, в чем-то так и есть. Хотя, по большому счету, это ложь. Я жив, и я с тобой.

– Боже мой! Как ты жил? Что с тобой было все эти годы?!. – Елена не выдержала и зарыдала во весь голос, уткнув лицо в ладони.

И в этот момент зазвонил телефон.

Слезы мгновенно высохли, и она схватила аппарат.

– Да! Костя!.. Ты где?!

Андрей услышал неразборчивый мальчишеский голос.

Что он ощутил?.. Правду сказать, мало что. И ему непросто было связать все вместе – эту минуту, слезы Елены и голос его сына, которого он видел пару раз издалека и совсем не знал…

«Ладно, – подумалось ему, – потом все встанет на свои места».

Елена же, переговорив с Костей, успокоилась и быстро произнесла:

– Слушай, ну, раз так… сейчас срочно надо решить одно дело.

– Слушаю.

– Я ушла от Глеба. Вот сейчас, полчаса назад. Я… я узнала нечто страшное. Хочу забрать сына, они с другом пошли в кино.

– И?..

– И куда глаза глядят. А с этим… я с ним больше не могу жить, не могу быть с ним под одной крышей, дышать одним воздухом! Я узнала… Слушай, давай заберем Костю, чтобы я была спокойна, а потом я тебе расскажу все.

– Едем. – Андрей развернулся. Не утерпев, все же спросил: – Костя – мой сын?

– Твой.

Какое-то время они мчались молча, затем Андрей осторожно спросил:

– Не стоит ему пока об этом говорить?

– А он знает, – просто ответила Елена.

«Рено» чуть не вильнул на встречку.

– Как?! Ты ему сказала?!

– Нет. Но он умный парень. Мы с ним ни разу не говорили на эту тему, но я же мать, неужели я не вижу, не знаю своего ребенка? Да знает он, что Глеб не родной ему отец, но не знает, кто настоящий. И я не представляю пока, как к этому подступиться.

Андрей рулил, напряженно размышляя.

– А что все-таки тебя так напугало? – поинтересовался он, заметив, что Елена как вцепилась в сумочку двумя руками, так и не выпускает ее.

– Ох, Андрей, потом!.. Все расскажу, обязательно, но сначала давай Костю заберем, чтобы я была спокойна!

– Хорошо, – кивнул Андрей.

Подкатили к «Планете», огромному комплексу со множеством бутиков, кафе, игровых площадок, кино– и концертных залов. Елена схватилась за телефон:

– Костя! Подходи к центральному входу… Да-да, у фонтана, будь там, жди меня. Слышишь?.. Что?.. Да, случилось. Я тебе потом объясню, а сейчас будь там и жди. Все! – Она повернулась к Андрею: – Андрей, ты как?

Андрей ее понял.

– Я с вами, – твердо сказал он, паркуясь на стоянке такси. – Беги скорей за сыном, и сюда.

– Да! Я быстро! Сейчас!.. – протараторила Елена и умчалась.

Андрей связался с диспетчером, доложил, что клиентша зафрахтовала его еще на какое-то время, возможно надолго. Решив эту проблему, он остался наедине с собой… и ощутил, что волнуется.

Через пять минут показались Елена с Костей.

Со странным чувством Андрей всматривался в лицо мальчика, хотя что он мог увидеть? Что парнишка похож на него? Но это он видел и раньше. И все же он смотрел и смотрел, не отрывая глаз… пока мальчик и женщина не приблизились к машине.

Задняя дверца распахнулась.

– Садись! Скорей, – нервно проговорила Елена, обращаясь к сыну.

– Здравствуй, – поздоровался с мальчиком Андрей.

– Здравствуйте, – ответил тот, очень серьезно глядя в лицо незнакомого мужчины.

– Костя, – странным голосом заговорила Елена, – это… Андрей Павлович. Он сейчас отвезет нас… – Она запнулась, ибо до сих пор не думала, куда же отвезет их Андрей Павлович.

– Вы таксист? – спросил Костя, продолжая смотреть все так же серьезно и внимательно.

Андрей сделал крохотную паузу перед тем, как ответить:

– Да.

Костя тоже помолчал, а потом тихо произнес:

– Андрей Павлович, вы мой отец?

Вот он, момент истины, когда невозможно солгать.

– Да, Костя. Я – твой отец. Жизнь – сложная штука, даже слишком сложная. Я бы упростил, будь моя воля. Но воля не моя. Словом… мы сейчас поедем ко мне. А что будет дальше, покажет время.

Костя перевел взгляд на мать:

– Мама, а как па… Глеб Александрович?

Лицо Елены было неподвижно. С этим окаменевшим лицом, не глядя на сына, она сказала:

– Костя, у тебя сегодня трудный день. Тебе пришлось столкнуться со взрослой жизнью. И сегодня, наверное, кончилось твое детство. – И тут она словно с обрыва в омут прыгнула: – Раз так, то я должна сказать тебе еще одно. Мы не можем жить вместе с Глебом Александровичем. Он убийца.

Глава 14

1

– Прочел? – спросил Андрей.

– Прочел, – ответил Артем и положил тетрадь на «торпеду».

Они сидели в «Рено» Андрея под окнами его квартиры, где находились Елена с Костей. Артем невольно вскинул взгляд на эти окна.

– Так она говорит, что последняя запись, – Артем кивком указал на тетрадь, – сделана вчера?

– Да. Готова под присягой это подтвердить.

– М-да… Думаю, это и без присяги ясно. Что ж… Тогда, пожалуй, концы с концами сходятся.

– Это ты насчет бомжей?

– Да, – хмуро сказал Артем. – Слушай, Андрей… дело-то аховое. Если верить этой записи, акция назначена на сегодня, так?

– Так.

– И, видимо, это будет вечер… Но вечер – понятие растяжимое… ч-черт! – Артем крепко задумался. Вдруг его взгляд прояснился, и он вытащил мобильник. – Ну что, попробуем так.

– Ты кому? – с подозрением спросил Андрей.

– Да все ему же! Нашему главному герою.

– Студенецкому?

– Да. Тихо! Теперь молчи, ни слова. И рацию лучше отключи… Глеб Александрович! Михеев беспокоит… Да, есть информация. Очень любопытная, думаю, вы заинтересуетесь. Нет-нет, не телефонный разговор, исключительно при встрече. Правда, – он подмигнул Андрею, – сейчас не смогу, занят. Возможно, вечером, в районе семи, вы как раз освободитесь… Не сможете? Ага… Ну, значит, завтра? Утром созвонимся и решим. Хорошо! До завтра. – Артем отключился и со значением взглянул на Тропинина: – Ну что, как будто теплее. К семи не может – значит, после работы сразу туда! Ну, пока они с этим… хозяином поговорят, нервишки себе потеребят, пощипают… Потом ритуал, это, наверное, на час?.. Ну а после того беседа под выпивку, думаю, так.

– Да, – кивнул Андрей. – Думаю, так и есть. Для полной гаммы чувств.

– Извращенцы! – Артем перекосился в брезгливой гримасе и даже рукой отмахнулся так, будто стряхнул нечто гадкое. Но эмоции эмоциями, а дело делом. И он, мгновенно перестроившись, заговорил уже другим тоном: – Ну что, Андрей Павлович, не знаю, порадую я тебя или нет, но иного решения я не вижу…

Артем изложил свое видение событий и логику действий. Сегодня вечером готовится убийство. Не предотвратить его они не имеют права. Как потом жить, смотреть в глаза людям, зная, что мог спасти человека и не спас?.. Значит, надо спасать. А помочь в этом может только один человек: майор полиции Виктор Львов. Именно он начал это дело, он подключил к нему частного детектива Артема Михеева, и сам он в этих раскладах как рыба в воде.

Но с этим решением, понятно, судьба Андрея Тропинина, он же Николай Ильин, оказывается полностью в руках Львова. И частный детектив Михеев, как бы он ни понимал душу Андрея, сколько бы ни сочувствовал ему, ничего сделать не может.

– И тогда выходит, что я тебя сдал, – заключил Артем. – Чего мне совсем не хочется. Значит, решение принимать тебе.

– Ну что тут принимать-то! За меня все принято, – усмехнулся Андрей.

– Не понял.

– Да и не надо. Это я так, про себя. Мелкая философия на глубоких местах… Звони майору. Ну, что смотришь? Звони!

– Ты хорошо подумал?

– Да уж как-нибудь, время было. Звони!

2

…Львов, одетый в джинсовую пару, грузно ввалился на заднее сиденье «Рено» и вопросительно глянул на Михеева. Тот принял вид лучшего студента курса на защите диплома.

– Прошу знакомиться, господа. Это майор полиции Виктор Львов, а это… тот самый Андрей Тропинин, бывший покойник, он же Николай Ильин, таксист.

– Так, – спокойно констатировал Львов. – Хорошее начало. Интересное. Дальше, надо думать, будет еще интереснее?

– Ваша правда, товарищ майор. Вот. – Артем взял тетрадь, потряс ею. – Собственноручный литературный труд нашего знакомого, господина Студенецкого. Психологический триллер, или записки сверхчеловека!

– О как! – воскликнул Виктор. – И правда, чем дальше в лес, тем партизаны толще. Предлагаешь мне прочесть это?

– И чем скорее, тем лучше. Ты поймешь почему. Хотя могу и кратко пересказать.

– Да нет уж, лучше ознакомиться с первоисточником.

– Тогда читай, но… – Артем глянул на телефонное табло, – время… нет, не деньги. Сегодня время – это жизнь.

– Разберемся, – бросил майор, извлек из нагрудного кармана очки для дальнозорких и принялся читать.

3

Вряд ли следует приводить здесь весь текст Глеба Студенецкого, где явное чувство стиля было перемешано с пьяным бредом и философским старьем – идеями, жеваными-пережеваными больше ста лет назад. Выделим квинтэссенцию.

Геннадий Хвостенко действительно специализировался на обслуживании тайных грехов элиты. Он сумел поставить дело так, что солидного человека, жаждавшего острых ощущений, жаждавшего самых изысканных специй в пресном потоке дней – самый надежный путь приводил к Геннадию. Здесь за немалые деньги и исключительно по рекомендации экономический или политический туз мог предаться любым своим прихотям, фирма, так сказать, гарантировала. Гадкие капризы местных патрициев оставались в глубокой тайне от мира.

Но погружение в запретные глубины чревато одной опасной особенностью: пресыщение наступает очень быстро. То, что вчера остро и пряно вздергивало нервы, сегодня так, едва пошевелит опустошенную душу, а завтра и вовсе не тронет… И для таких морально растленных, как римские вельможи, типов Хвостенко изобрел чудовищную игру.

Уколы наслаждения сумеречная душа способна получать от сознательного разрушения табу – запретов, устанавливаемых обществом. И чем дальше, тем более сильный запрет приходится ломать в себе, чтобы испытать приход кайфа. Ну а какой самый прочный, самый категорический запрет в любой практически культуре? Правильно: убийство. Убийство человека, разумеется.

И вот Хвостенко готов был предоставить избранным – единицам! – эту изуверскую услугу. Помимо просто тайных кабинетов он с помощью особо доверенных лиц соорудил особо тайный, глубокий подземный бункер, точнее, целую систему помещений: с вентиляцией, обогревом и иными коммуникациями… о существовании чего рядовые работники не должны были и подозревать, думая, что хозяин строит подземный склад. На самом же деле это был каземат, где для желающих разыгрывалось адское реалити-шоу под названием «Суд».

Завлечь какого-нибудь бомжа опытным помощникам Хвостенко не составляло труда. Почти любой из опустившихся субъектов радостно велся на обещание почти дармовой жратвы и выпивки – с туманным продолжением, что эту жратву попозже надо будет отработать… но кто ж из этой публики мыслит дальше нынешнего дня! Отработать там когда еще, а водка и закуска сейчас – так ура!

И вот такого горе-человека привозили в сервис, препровождали сначала в душевую, а потом в бункер. Все это, понятно, делалось ночью, опять-таки в глубоком секрете от обычных мастеров и слесарей. Ну а когда жертва оказывалась в бункере, ловушка захлопывалась навсегда. Выхода не было, а кричать, шуметь… хоть три года кричи, ни до кого не докричишься. Поэтому даже если у кого из пойманных и пробуждались какие-либо подозрения, было уже поздно.

Впрочем, сначала с подопытными обращались вполне сносно. Мыли, брили, давали новую дешевую одежду – темно-серую робу. Кормили без изысков, но сытно, водки не давали, но дешевого крепкого пива – пожалуйста… Узники заметно свежели, поправлялись, обретали человеческий вид. Если кто все же возникал с расспросами, отвечали с загадочным видом: подождите с недельку, все разъяснится… Чтобы успокоить, иногда пускались в расспросы, причем вежливо, на «вы»: а кем вы были по профессии, каков опыт работы?.. И, услышав ответ, радостно восклицали: ну что ж, это нам как раз и надо! Так что подождите немного, а пока отдыхайте, подкрепляйтесь, набирайтесь сил… Этого оказывалось достаточно. В бункере, без солнечного света, люди теряли счет дням, но это их не тревожило.

И вот наступал день, когда отъевшегося, отмытого, слегка поздоровевшего пленника приподнятым тоном просили на выход: «Ну, вот и настал ваш час!..» – говорили ему. Ничего не подозревая, он выходил, в узком коридоре ему мгновенно совали в нос тряпку с хлороформом – и сознание покидало его.

Когда же оно возвращалось, несчастный обнаруживал себя в незнакомом, ярко освещенном помещении – собственно, это был соседний бункер, в полушаге от комнаты, где содержался узник, но он там никогда не бывал.

И обнаруживал себя он привязанным к особому вертикальному станку, стоящим на коленях и зафиксированным так жестко, что не мог пошевелить ничем. И крикнуть тоже не мог: в рот был туго вбит кляп.

Кроме него, в комнате находились еще несколько мужчин: двое-трое с деловыми, равнодушными лицами и один бледный, с мятущимся взглядом, старающийся держать себя в руках и не очень справляющийся с этим. Это и был приглашенный гость, заплативший огромные – огромные! – деньги, чтобы исполнить в реалити-шоу главную роль. Исполнителя.

Одним из спокойно-деловых был Геннадий. Заметив, что пленник приходил в себя, он начинал инсценировку. Объявлял, что заседание специального трибунала объявляется открытым, и зачитывал по бумаге, в чем обвиняется подсудимый – это был перечень отвратительных грехов, где в зависимости от фантазии Хвостенко могли фигурировать и инцест, и скотоложство, и убийства, и даже колдовство. Зачитав обвинение, Хвостенко предлагал присутствующим высказаться.

Тут наступала свобода слова. И подручные хозяина, и будущий исполнитель вправе были говорить что угодно, но каждый обязан был в заключение вынести вердикт. А далее по большинству голосов определялся приговор. И он всегда был смертный.

Это понятно: что бы там ни вздумал болтать гость, у прочих присутствующих других решений быть не могло… Впрочем, и гости являлись сюда не затем, чтобы болтать либеральный вздор.

И тогда, утвердительно кивнув, Геннадий объявлял:

– Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. В исполнение привести немедленно!

И вручал исполнителю пистолет, в котором, как было заранее оговорено, имелся один патрон – в патроннике.

Ради этого и платились огромные деньги.

Запрет запрету рознь. Окунуться в грязь низменных страстей легко. Убить человека – совсем другое дело.

Конечно, Студенецкий не мог знать, что испытывали в этот миг другие. Он описывал свои ощущения.

Когда его рука почувствовала прохладную сталь пистолета, он с острейшим, немыслимым разрывом души понял, что сейчас делает шаг в иную сторону бытия. Все, что было до этого, – всего лишь легкомысленная болтовня. Легко Глеб подхватил осторожные разговоры Геннадия на эту тему, легко понял, к чему тот ведет, пустился в умный, ироничный, с легким изящным цинизмом монолог… и, когда Геннадий, решив, что клиент созрел, уже всерьез предложил принять участие в «Суде» и назвал сумму, от которой рядового обывателя хватил бы удар, – сразу согласился. Ну что там в самом-то деле никчемная жизнь какого-то отброса! – она и ему самому в тягость, не говоря уж о других. А Глебу Студенецкому – острейшая проверка себя, своих духовных сил. Он и согласился, и все это ему казалось – так, мультфильм для взрослых.

Побледнел и растерял иронию он тогда, когда очутился в зале «Суда» и увидел скованного человека, которого ему предстояло убить. Он встретил его взгляд, поспешно отвел глаза – и, душевно содрогнувшись, понял, что этот человек не отброс, он не родился на дне жизни от нищих и пьяных горемык, нет, он был настоящим человеком, но случилось так, что не выдержал трудных испытаний судьбы. И теперь платит за это.

Глеб вдруг стал думать, что расплата несоразмерна слабостям. Хвостенко начал читать обвинительную речь, перечисляя мнимые прегрешения подсудимого, а Студенецкий все думал и думал и никак не мог собраться с мыслями и с силами, он ощущал себя так, словно это не кому-то, а ему самому сказали, что его должны расстрелять и у него есть десять минут на прощание с миром. И он никак не мог найти, что же ему следует сделать или хотя бы сказать.

– …Таким образом, – равнодушным судейским голосом бубнил Геннадий, – по совокупности совершенных деяний подсудимый заслуживает высшей меры наказания, каковой является… – Он поднял голову, странно изменившимся взором обвел присутствующих и задержался на лице Глеба. И после этого сказал: – Смерть.

Секунда молчания показалась Глебу бездной. Первый из подельников Хвостенко глухо молвил:

– Смерть.

– Смерть, – эхом повторил второй.

И все взгляды обратились на Глеба.

Он вдруг подумал, что если сейчас откажется, то живым отсюда не выйдет. Мысль была глупой – рассуждая разумно, нетрудно было заключить, что это невозможно: Студенецкий – бизнес-фигура городского масштаба, связь его с Хвостенко вовсе не секрет, исчезновение вызовет сильнейший переполох…

Но разум в такие секунды не помощник.

Впрочем, Глеб сумел собраться, взять себя в руки и даже сообразить, что ничего ему не грозит. Причем сделал это мгновенно, задержка составила доли секунды – в пределах естественной человеческой реакции.

– Смерть, – прозвучало в четвертый раз.

– Единогласно, – объявил Геннадий. – Приговор окончательный и обжалованию не подлежит. В исполнение будет приведен немедленно. – Он сделал паузу и скомандовал: – Исполнитель!

Студенецкий вскочил, как школьник перед завучем. Ему сунули маленький пистолет – позже он узнал, что это ПСМ («пистолет самозарядный малогабаритный») – и указали рукой: вперед!

Вот тут Глеб ощутил, что цвета, запахи и звуки оставили его. Он остался наедине с тусклой и беззвучной картинкой: намертво связанный приговоренный с кляпом во рту – черты лица искажены и этим кляпом, и предыдущей скверной жизнью, теперь уже не узнать, каким он был когда-то, до того, как перестал быть человеком.

И Глеб видел, что теперь, в свой последний миг, его жертва сознает, что происходящее с ним – расплата за предательство своей судьбы, за то, что не стал тем, кем должен был стать, за неисполнение того, ради чего явился на этот свет. Он все это осознал, как осознал и то, что слишком поздно и ничего уже исправить нельзя. Единственное, что осталось ему в этой жизни, – умереть человеком, а не как тварь дрожащая. И он, ломая свою слабость, поднял голову, чтобы смотреть смерти в глаза.

Глеб понял, что больше он этого не выдержит, и, шагнув вперед, выстрелил в упор.

4

Виктор оторвался от чтива, посмотрел на Артема, на Андрея и, откашлявшись, хрипло спросил:

– Сами как считаете? Правда все это, или нет?

– Да, – сказал Андрей. Артем, поддержав его, кивнул.

– Да он же псих готовый. По нему «дурка» плачет. А эти трое – нелюди, – твердо проговорил Львов.

– Ну кто бы сомневался, – буркнул Михеев.

– Кстати, – приподнял Виктор руку с тетрадью, – откуда это взялось?

– Вот, – движением глаз указал на Андрея Артем, – наш истребитель нечисти добыл.

– Так это вы, – неласково проронил Львов, – незваный-непрошенный помощник правоохранительных органов?

– Видимо, я, – с достоинством ответил Андрей.

– Но к убийствам бомжей, как ты понял, он никакого отношения не имеет! – поспешил вставить Артем.

– Да чего ж тут не понять.

– Вот и хорошо, – с облегчением произнес Михеев. – Ты все прочел?

– Нет, – неожиданно ответил Львов. – Еще немного осталось.

На самом деле немного осталось.

Виктор, брезгливо морщась, пробежался по пьяным излияниям: как Глеб Студенецкий первые часы после убийства продолжал ощущать странную потерю чувств, мир для него лишился большинства красок, мелодий, ароматов… и как он объяснял это защитной реакцией организма. А потом он стал бороться с собой, убеждая себя, что совершил сильный поступок, что переступил барьер, дающийся немногим… и убедил, и ощутил прилив сил, взглянул на мир как победитель, как абсолютно свободная личность, перешагнувшая через табу, созданные для серой массы людишек, покорно несущих свое ярмо. И сломал барьер! В чем-то он покривил душой даже перед самим собой, но в целом… В целом описал как есть. Душа его наполнилась торжеством, он готов был ощутить себя новым Наполеоном… И вдруг началось это загадочное преследование.

Во время встречи с Михеевым Студенецкий не сказал детективу, что душа его суеверно содрогнулась. Когда раздался тот странный телефонный звонок в его доме и из трубки полился бесплотный смех, по спине миллионера потек какой-то совершенно запредельный холод. Не может быть! Этого не может быть!..

Он сразу же вспомнил Андрея: это что же, сам, своей рукой убил одного, и тут же воскрес другой, точно дух первого вернулся, чтобы мстить?! Нет, нет, этого не может быть!..

Конечно, он никому он об этом не сказал, даже виду не подал, все пережил наедине с собой. Но после случая с плакатом «Разыскивается» решил посоветоваться с Хвостенко.

Тот в мистику не верил, но в то, что Тропинин не сгинул в лагере, а как-то ухитрился уцелеть, а теперь живет под чужим именем и мстит – вполне. Впрочем, черт его знает, может быть, это вовсе и не он. Чего только не бывает между небом и землей!.. Но в любом случае рассудительный Геннадий предложил Студенецкому схему двойной слежки, подробно расписал ее… и тот ухватился за это.

А Геннадий, как бы невзначай, тут же сообщил Глебу, что у него, Хвостенко, уже готовится материал для следующего «Суда».

Это еще раз перевернуло все нутро миллионера. Какой-то необъяснимый микровзрыв случился в его мозгу, и он вцепился в мысль, что этот второй приговор и второе убийство окончательно разорвут цепи злых случайностей вокруг него и воспарит он над нашей грешной планетой даже не императором, а неким полубогом…

И все это он постарался излить на тетрадных листах.

– Бред, – с отвращением сказал Львов, отшвырнув тетрадь. – Нет, он маньяк, это точно. Хотя… Хотя, черт его знает, может, нарочно эту дрянь сочинил, чтобы его невменяемым признали. Бывает такое. Ну, ладно, детали уточним потом, а суть мне ясна. Одно неясно: если тот труп, что был в лесу обнаружен, это их работа… то как же они так прокололись? При такой-то постановке дела!

– Что думаешь делать? – нетерпеливо перебил его Артем.

– Ну, что! – усмехнулся Виктор. – А то ты нашу систему не знаешь. Если сейчас все делать официально, докладывать начальству… время потеряем безнадежно, так?

– Так.

– И этого бедолагу в подвале шлепнут… А втроем мы не справимся, не наш профиль.

– Тоже верно.

– Еще как верно… Значит, будем задействовать личные контакты. Вот что, сейчас едем…

– Погоди, – вновь перебил Артем и кивнул в сторону Тропинина: – Но я надеюсь, что Андрей заслужил… отпущение грехов?

– А я почем знаю? – удивился Львов. – Я что, поп, что ли?

– Ну ладно, ладно! Неудачно выразился. Но ты же понял, что я имею в виду!

– Да понял, конечно.

– Ну и?

– Я еще ничего не решил, – холодно ответил Львов.

– Ну, Виктор!..

– Я еще ничего не решил! И все, хватит об этом. Сейчас едем, куда я скажу. Все пересаживаемся в мою машину, и поехали!

5

Личные контакты Львова оказались командиром роты полицейского спецназа – на базу этого подразделения майор и велел ехать.

Комроты – тоже майор – невысокий, но дьявольски мощный, словно литой из чугуна, с похожими на гири кулаками, мужик лет сорока в сером «городском» камуфляже и черном берете, выслушав Львова, только покачал головой:

– Ну, Виктор Сергеич, ты хоть отдаешь отчет, во что меня втягиваешь?..

– Отдаю, Петрович, – очень спокойно ответил Львов. – Ответственность полностью беру на себя.

– Ну да, – с сарказмом проговорил камуфляжный майор, – а мне потом скажут: ты что, младенец бессмысленный, что повелся на эти сказки? И под зад коленом со службы, без пенсии… И куда прикажешь податься?

– Ну, ты без работы не останешься!..

– Ладно, шутки в сторону, – отмахнулся ротный. – Говоришь, речь о жизни и смерти? Задачка, однако! Мои люди ведь не бездельничают, там задействованы, сям задействованы… Отделения хватит?

– Десять человек?

– Двенадцать. Я – тринадцатый.

– Нормально. Но надо скрытно подобраться, чтобы никто ничего не заподозрил!

– Это уже наши заботы, – отрезал майор и стал распоряжаться.

Маскировочные мероприятия воплотились в грузовике «ГАЗ-3307» с тентованным кузовом – нарочито облезлом и ветхом, впрочем, не чересчур, в меру. Таких старых «рабочих лошадок» сотни колесят по городским улицам, по своим скучным делам, и никто на них не обращает внимания. Обычный штатский водила за рулем, а под тентом – невидимые миру бойцы в полном боевом снаряжении. Так старое авто и покатило к цели, громыхая каким-то разболтанным железом.

Михеев, Тропинин и два майора отправились на машине спецназовца, на удивление новеньком и солидном «Форд-Мондео». Сам же ротный, переодевшись в цивильное и пофыркав на себя дезодорантом, вполне себе преобразился в бизнесмена средней руки, правда, регулярно посещающего тренажерный зал… Одежда и аксессуары, не без самодовольства пояснил майор, были подобраны профессионалом.

В пути Андрей вслушивался в себя. Он сознавал, что сейчас может столкнуться лицом к лицу с человеком, ставшим злым гением его жизни. И что? Да ничего. Ну, почти ничего. Ни злобы, ни презрения, ни мстительного торжества. Только странная, слабая грусть от того, что мир устроен так несовершенно.

«Вот ведь объездила жизнь, совсем философом стал», – усмехнулся про себя Тропинин.

– Вот тот? – указал на здание автосервиса ротный, когда они подъехали.

– Да, – кивнул Андрей.

– Ага, въезд сюда один… Ну вот пока здесь и встанем. Отсюда нас не видать, а нам все видно. Мышь не проскочит!

Он связался по рации с командиром отделения, они довольно долго переговаривались – при этом грузовика совсем не было видно, ребята дело знали. Артем очень придирчиво, взглядом профессионального сыщика просканировал местность: ничего подозрительного, все чисто.

– Ну что, Андрей Палыч? – ободряюще произнес он. – Нет хуже, чем ждать и догонять?..

– Я ждал годы, – ответил Андрей. – Часа два-три на этом фоне… Хотя, конечно, эти последние часы – как последний шаг к вершине.

– Внимание, – негромко объявил майор Петрович. – Взгляните, это он? Не суетитесь, не мелькайте, только взгляните.

Андрей осторожно выглянул из-за плеча Львова, сидевшего на переднем сиденье, и увидел, что по дороге катит роскошный черный «Инфинити».

– Да, это он.

Черный автомобиль бесшумно свернул в проулок. Ротный завел двигатель, чуть продвинул «Форд» вперед. Все увидели, что «Инфинити» остановился у автосервиса, из-за руля выбрался рослый мужчина в светло-сером костюме.

Навстречу ему выбежал парень в футболке, джинсах, кроссовках, что-то сказал, кивая головой, потом сделал подобострастно-приглашающий жест. Высокий джентльмен суховато кивнул в ответ, оба вошли в железную дверь сервиса, и она захлопнулась.

– Он? – спросил спецназовец.

– Он, – подтвердил Андрей.

Майор включил рацию и повторил в передатчик:

– Внимание! Объект прибыл. Быть в готовности.

– Есть, – донеслось из невидимого грузовика.

– Ждем пять минут, потом движемся на разведку, – обратился комроты к своим пассажирам. – Кого-то из вас в этом сервисе могут знать?

– Нет, – ответил за всех Виктор.

– Отлично. Значит, подъезжаем. Я – бизнесмен, хочу видеть хозяина сервиса… ну, здесь я придумаю, как и что сказать. Вы – мои пассажиры, сидите тихо, мирно. Если вдруг какая-нибудь рожа выйдет проверять, на этот случай вы должны выглядеть очень естественно…

– Сложно, Петрович, – покачал головой Львов. – Лучше высади-ка нас, да сам сгоняй. А мы тут найдем как притаиться.

Майор задумался над словами коллеги – и согласился:

– Верно. Ну, тогда выметайтесь и ждите. Думаю, мне десяти минут хватит.

У него, видно, не было привычки бросать слова на ветер, потому что вернулся он через восемь с половиной минут.

– Ну что, в принципе мне все ясно. Бункер – понятно где, других мест быть не может… Захожу, спрашиваю аккуратно: где хозяин? Я, мол, бизнесмен, по системам вентиляции, могу кое-что предложить… Отвечают как-то неясно, мнутся. То ли вышел, то ли не вышел… И этого вашего хрыча не видать, который приехал. Если все так, как мы думаем, то наверняка они уже там. – И он показал пальцем вниз.

Все промолчали. Опытные в сыскных делах, они понимали, чего сейчас стоят и спешка, и опоздание. Поспешишь – шум на весь свет: ворвались ни с того ни с сего в частные владения, устроили маски-шоу… хлопот не оберешься. Упустишь время – может, и возьмешь с поличным, да человека уже не спасешь… Вот и лови момент, выгадывай…

Понимать-то понимали, но формально главным был сейчас комроты, ему и принимать решение. Сознавая это, он немного подумал и сказал:

– Ждем четверть часа – и штурм.

Так передал и по рации.

Стали ждать, и это время показалось Артему вечностью. Наконец Петрович взглянул на часы и сказал:

– Пора! Так, слушай мою команду: сейчас работаем мы, ваша задача – ни во что не лезть, молчать и сидеть тихо. Как закончим основу – скажем. Тогда начинаешь работать ты, – обратился он к Львову. – Вопросы?

Вопросов не было.

– Что же, тогда начнем, благословясь, – сказал майор и включил микрофон.

Андрей впервые видел спецоперацию живьем, и, в общем-то, она ничем принципиально не отличалась от того, что он видел в кино. «Форд» двинулся вперед, и тут же из какого-то проулка с натужным рычанием выполз крытый грузовик.

– Второй поворот влево, – скомандовал майор по рации. – До автосервиса – и там работаем!..

…Бойцы в камуфляже, в черных масках, с АКСУ в руках ловко попрыгали через борт, бросились к воротам сервиса. Маневр этот, как видно, был отработан до автоматизма – в дверь комплекса дюжина здоровенных ребят влетела в три секунды. И тотчас оттуда понеслись нарочито лютые выкрики:

– Лежать! Лицом вниз! Руки за голову!..

– Как бы они там дров не наломали, – обеспокоился Виктор. – Идем-ка! Вмешиваться не будем, но…

Впрочем, зря Львов беспокоился. Спецназовцы разобрались в ситуации быстро и верно. Поняв, что работяги, насмерть перепуганные, для дальнейших действий не помеха, они под руководством ротного бросились к двери, ведущей в бункер.

С ней справились легко, по бетонной лестнице сбежали вниз на глубину нескольких метров – и там наткнулись на дверь куда более массивную. Пришлось за дело взяться взрывнику: малый направленный взрыв начисто снес замок, бойцы рванули вперед, и уже оттуда зазвучало:

– На пол! На пол! Руки за голову! Не двигаться! Лицом вниз! – куда жестче и злее, чем в мастерской.

– Похоже, нам пора, – сказал Львов.

Глава 15

1

Спускаясь в бункер, Андрей в который раз спросил себя: ну что, какие чувства в душе, господин Тропинин?.. И вынужден был ответить, что никаких почти чувств не испытывает, кроме одного – ему казалось, будто все его прошлое осталось где-то так далеко, куда и дороги никакой нет. А будущее… А о будущем он ничего не знал.

Выкрики бойцов стали определеннее:

– Фамилия! Быстро!.. Оружие, документы, деньги, наркотики?.. Ясно! Лежать, не двигаться!

Затем в этом напористом многоголосии выделился голос ротного:

– Развязывайте! Это, видимо, и есть заложник… то есть пленник. Ему, возможно, помощь потребуется, давайте его наверх. Этих пакуйте, с ними потом разберемся. Так, а с этими… работать будешь, Сергеич?

– Да, – раздался голос Львова.

– Выводим! Двое остаются здесь, в распоряжении майора Львова.

Андрей посторонился. Бряцая снаряжением, мимо него бойцы проволокли двух скованных молодых мужчин, один из них – тот, кто встречал Студенецкого у ворот… Затем провели третьего, бывшего в прострации – с изможденным лицом, в серой, не по размеру спецодежде. Высунулся Виктор, сказал Артему строго, официальным тоном, ткнув пальцем вверх:

– Михеев! Потолкуй быстро с этими, выясни, что они с трупами делали. А у меня пока вот – клиент…

Артем кивнул, тоже пошел наверх. Львов скользнул взглядом по Андрею, но ничего не сказал.

Тот понял, что Виктор сейчас собирается допросить Хвостенко в маленьком боксе, где, очевидно, содержались жертвы до «процесса». Вход в другое помещение – зал «Суда» – заслонили две дюжие спины в камуфляже и бронежилетах. Андрей скромно подошел к двери бокса и увидел, что на узкой железной кровати сидит стреноженный, крепко помятый мужчина богемной внешности.

– Хвостенко Геннадий Борисович? – заглянув в паспорт, спросил Львов.

Тот криво ухмыльнулся, но ничего не сказал. Усмехнулся и Виктор:

– Не желаете разговаривать без адвоката?

– Не желаю, – с ядовитой вежливостью отреагировал задержанный.

– Законно, – не менее вежливо согласился опер. – Но этот разговор неофициальный, без протокола. И вот что… – тон вдруг изменился, – вот что я тебе, гнида, скажу: пожизненное тебе светит, как дураку утро, при любых раскладах. И никакой адвокат тут ничего не сделает. Но! – Здесь голос майора вновь стал издевательски-изысканным. – Я думаю, что и до суда дело не дойдет. Что-то подсказывает мне, Геннадий Борисович, что вы захотите свести счеты с жизнью в камере следственного изолятора. Путем повешения. Вот, собственно, и все, что я вам хотел сказать…

– Ну, тогда и тебе, мент, без протокола, да? – перебил его Хвостенко, зло кривя рот. – Не дождешься! Всех вас переживу! А что я сделал, о том ни разу не пожалел. Жизнь – говно, и не я ее такую изобрел. А эти скоты сами ко мне шли, сами бабки давали. Да плевал я на их деньги! Мне лишь в кайф было их, скотов, обдирать, да их рожи видеть, когда волына в руке и один шаг остался. А самое смешное – их в этот миг плющило, что вот сейчас он убьет, а потом мы его самого грохнем, и шито-крыто, никто ничего не узнает. Вот оно, зрелище-то! Они же, упыри, все живут в страхе, что вот-вот наступит миг, когда им придется ответ держать за всю ту кровь, что они пили. Лишь увидеть рожу, глаза этого гада – да только ради этого можно было все это!.. – И он вдруг залился диким, припадочным смехом.

Львов смотрел на него таким взглядом, словно перед ним не человек, а мокрица. Затем высунулся и окликнул бойцов:

– Ребята!

– Здесь, товарищ майор.

– Один кто-нибудь, забирайте этого гуся. Вот его документы. Второй – пока здесь побудь.

Хвостенко оборвал смех и, увлекаемый рослым спецназовцем, прокричал:

– А насчет того, майор, даже не надейся! Сто лет буду жить! Класть на вас всех буду! Королем буду жить!..

Так его и уволокли наверх, и тут же появился Артем.

– Чего это с ним? – кивнул он в сторону уходящих.

– Да сволочь, вот чего, – поморщился Виктор. – Ну, выяснил?

– Выяснил, – доложил Артем.

Трупы помощники Хвостенко утилизировали. Здесь же, на территории комплекса, по ночам. Рядовые работники ничего не знали. По крайней мере, так уверяют. Черт его знает, конечно, такое шило в мешке прятать?.. Но если кто и догадывался, тот помалкивал в тряпочку. В юридическом смысле, скорее всего, с них взятки гладки.

– Ладно, не о том речь. Что с телами?

– Уничтожали по ночам. Расчленяли, растворяли в кислоте. Говорят, что без следа. Подвал тоже мыли начисто. Платил им хозяин за это дело щедро. Но, говорят, страшное дело… после этого ни водка не брала, ни марафет, ничего.

– Водка не брала, но дело делали…

– Ну, бабло – сильный стимул в жизни, чего уж там. А в последний раз, говорят, рукой махнули: отвезли труп в лес, в место поглуше, там и спрятали. Ветками закидали.

– И этот труп нашли рыбаки… – пробормотал Виктор. – Ну, вот все и объяснилось.

– Но ты молодец! – с искренним воодушевлением проговорил Артем. – Как ты смог просечь исчезновение бомжей! Пять случаев было, эти признались. Думаю, под протокол они все подтвердят.

Виктор согласно кивнул, но не это сейчас занимало его. Он повернулся к Андрею и сказал:

– Ну что, борец за правду на Земле? Твой выход. Студенецкий там, – кивнул он на зал «Суда». – Будешь с ним разговаривать?

Андрей кивнул.

– Я, – продолжал Львов, – никогда не страдал романтизмом… или как там это назвать… Но сейчас ситуация необычная, готов признать. Я принял решение. – Он умолк. И все молчали. – Конечно, – прервал он молчание, – по всем правилам тебя за твою самодеятельность надо бы… – И сделал резкий рубящий жест, понятный без слов.

Андрей на это лишь пожал плечами.

– Но! Я хочу рассудить по справедливости. Как ни крути, а это ты нам всю шайку преподнес как на блюдечке. Поэтому своей личной властью объявляю тебе амнистию.

– Благодарю, – не дрогнув ни одним мускулом, серьезно произнес Андрей.

– Но это еще не все, – неожиданно добавил Львов.

– Да?

– Этот, – Виктор кивнул в сторону страшной комнаты, – думаю, заслужил, чтобы его участь решил ты… Я оставляю вас вдвоем плюс пистолет с одним патроном. Времени вам – десять минут. Все в твоих руках. За юридическую сторону можешь не беспокоиться, прикрою. Ровно через десять минут вернусь – и если все у вас тут будет в первозданном виде, забираем этого параноика, и пусть свой срок мотает. Или в «дурке» парится… А хотя нет, вряд ли это ему обломится. Ладно, черт с ним! Итак, если все будет как есть, – он наш. Ну а если вид будет другой… значит, так тому и быть. Все, пошли!

Они вошли в зал «Суда». Человек в светлом костюме лежал на бетонном полу лицом вниз, руки сомкнуты за спиной. У стены стояли два стула, на одном лежал пистолет ПСМ. Виктор вынул из него магазин, оттянул затвор и пробормотал:

– Хм, действительно один патрон, без обмана… Ну, тем лучше. Держи! Распакуй этого, – велел он спецназовцу.

Боец снял с лежащего наручники.

– Идем, – велел всем Львов. Артем и боец вышли, а сам он на секунду задержался, напомнив Андрею: – Десять минут. – И вышел следом.

2

Андрей присел на стул, держа пистолет. Глеб поднялся, инстинктивно отряхивая полы пиджака и колени.

– Ну, вот и увиделись, – сказал Тропинин так, словно они расстались вчера.

– Торжествуешь? – со злым вызовом спросил Глеб.

Он взял другой стул, отодвинул его подальше, сел и уставился на Андрея, взглядом, полным…

Полным чего? Да так и не скажешь. Злоба, ненависть, безумное отчаяние, бессилие?..

– Нет, – отрицательно покачал головой Андрей.

– Врешь! – ощерился Глеб.

– Ну, как хочешь, так и думай. Сколько лет прошло, Глеб! Знаешь, я, конечно, в первые годы вынашивал планы мести. Да и не только в первые. Ты ведь меня дважды уничтожить хотел. Первый раз – морально, второй – физически. Я этого не забывал. Ждал. И когда счел, что время пришло, начал мало-помалу включать «обратку», хотя и признаю, что глупо вышло.

– Глупо! Да! – выкрикнул Глеб, вспомнил телефонный звонок ниоткуда и затрясся. – Да ты всегда был бездарью!

– Да я и сейчас не забыл, – не обращая внимания на выпад, продолжил Андрей. – Только все изменилось в эти дни. И ничего не осталось из прошлого, хочешь верь, хочешь нет. Собственно, ты сам себе отомстил, опять же, не прими эти слова за злорадство. Ты хотел убить меня и тем самым убил себя. А я жив. Есть справедливость на Земле.

– Справедливость?! Ха-ха!.. – истерически расхохотался Студенецкий. – Ну а если так, то и тебе по справедливости прилетело! Ты мне жизнь сломал! Тогда… ну, когда я узнал о том… об измене, что вы за моей спиной снюхались, – так у меня такое чувство было, словно ты мне в душу плюнул! Нагадил!

– И ты все это скрыл, затаился и отомстил, – усмехнулся Андрей.

– Справедливость! Ты сам сказал – справедливость!.. – кривлялся в злобе Глеб.

– Это верно, – без улыбки сказал Андрей.

Несколько секунд в подземелье царило молчание. Нарушил его Глеб:

– Ну что? Теперь к ней побежишь? Ах, любимая, мы свободны! Следил я за твоим мужем и сдал его ментам. А я вернулся к тебе сквозь годы! Так? Да только не выйдет ни черта! Не уйдет она из дворца в твой рай в шалаше! Слишком привыкла к роскоши и на всем готовом. И сын не уйдет!..

– Мой сын, – спокойно произнес Андрей.

– Твой?! Да хрен тебе – твой! Ты его только сделал – и отправился… в лесные дали: закон – тайга, прокурор – медведь… А воспитывал его я! И это мой сын! А тебе – шиш с маслом!..

Глеб впал в неистовство, слюна закипела на губах, левый угол рта задергался, лицо исказилось и будто постарело. И он все что-то выкрикивал, брызгал слюной, сардонически хохотал… в общем-то, зрелище грустное и жалкое.

Андрей со скукой ждал, когда этот припадок ослабнет, но и тянуть было нельзя – оставалось пять минут.

– Глеб, – начал он, когда Студенецкий вроде бы малость поутих, – послушай.

– Ну?..

– Ты представляешь, до чего доигрался?

– Не твое собачье дело!..

– Теперь мое. – Андрей показал пистолет. – Не знаю, что решит суд, но в зону ты закроешься надолго, это точно. А это не сахар, уж поверь мне. И потому я все же хочу предоставить тебе возможность выбора. Небогатую, спору нет, но уж какая есть. Вот! – Он встал и положил пистолет на стул. – Это тот самый пистолет. И в нем один патрон, ты знаешь. Я оставляю его тебе.

– А-а… ты что, хочешь, чтобы я застрелился? – дрожащим голосом проговорил Глеб.

– Нет, – терпеливо произнес Андрей. – Хотеть – тебе. Я всего лишь даю тебе возможность выбора. У тебя примерно три минуты, потом за тобой придут… Так что выбирай. А я пойду. Надеюсь, больше не увидимся. Прощай!

3

Он вышел в коридор и сразу же увидел спускающиеся по лестнице ноги в джинсах – это шел Львов.

«Рановато что-то», – подумал Андрей, и тут за его спиной Глеб дико сорвался с места.

Рот Львова дернулся, рука метнулась вниз – и вынырнула с пистолетом.

– Пригнись! – дурным голосом рявкнул майор.

Андрей мгновенно упал на пол – и над его головой оглушительно грохнул выстрел. Ему показалось, что он оглох, но уже в следующую секунду до него донесся сердитый голос Львова, оравшего на него:

– …что за хрень! Ты что, ему пистолет оставил?!

– Да.

– Зачем?!

Тут сбежались на крики и выстрел Артем, ротный, кто-то из спецназовцев…

Андрей объяснил – зачем.

Виктор шумно выдохнул – слов у него на эти эмоции не хватило.

Артем осторожно обогнул Андрея, прошел вперед. Тогда и Андрей обернулся, хотя и без желания.

Глеб Студенецкий лежал навзничь, раскинув руки. Из-под затылка вязко расползалась лужа крови.

Артем нагнулся над трупом и объявил:

– Аккурат промеж глаз. Как это ты так метко?

– Жить захочешь, еще не так пальнешь! – сварливо буркнул Виктор.

Андрей не стал смотреть в лицо убитого.

– Я думаю, он не собирался стрелять, – заметил он.

– Ага! – рассердился Львов. – Это он выскочил хоровод плясать! Вылетел, морда перекошена, глаза дикие – и тебе в спину целил! Не собирался… Это по разуму – да, конечно, глупо. Но он же псих конкретный, его замкнуло, он и не думал, что с ним будет да как!

– Повезло, – сказал Артем.

– Повезло! – все еще сердито, но уже затихая, подтвердил Виктор. – А главное, все законно: чистое применение оружия при угрозе жизни окружающим… Ладно, чего тут тесниться, пошли наверх!

Когда выбрались на поверхность. Виктор обратился к ротному:

– Ну что, надо все в порядок приводить. Прокурорских вызывать, экспертов. Задним числом придется бумаги оформлять…

– Да в первый раз, что ли!.. – махнул рукой майор.

Львов взглянул на Михеева с Тропининым:

– Ну а отдельным штатским лицам, думаю, здесь делать нечего!

– Мы тоже так думаем, – вежливо ответил Артем. – Пошли, Андрей Палыч!

– Стой! – вдруг остановил их Виктор. Он смотрел на Тропинина так, словно очень хотел, чтобы тот его правильно понял. – Я надеюсь, Андрей Павлович, что после сегодняшнего ваши подпольные подвиги прекратятся. Так?

– Обещаю, – кивнул Андрей.

– Ловлю на слове. И волына твоя чтобы не маячила нигде! Лучше всего выкинь в реку. Смотри, в другой раз жалеть не буду!

– Я же сказал, обещаю.

– Ну и хорошо. Свободны, братья Холмсы!

– Идем, – дернул Андрея за рукав Михеев.

В проулке они чуть приостановились.

– Ну, что теперь делать думаешь? – спросил Артем.

– Теперь – домой, – усмехнулся Андрей.

– Да нет, я в широком смысле!

– Поживем – увидим.

– Я это к чему, – живо заговорил Михеев. – Может, ко мне пойдешь? С документами разберемся, это все вопросы второстепенные… А по сути как?

– Я подумаю, – пообещал Андрей. – Знаешь, пройдусь-ка я пешком. Вечерняя прогулка, так сказать. Надо бы проветрить мозги после всего этого.

Артем верно расценил это как желание побыть одному и пожал ему руку:

– Ну, давай! Координаты есть, если что, буду рад видеть!

На том и расстались.

Андрею действительно хотелось побыть одному. Он побрел по тропинке через лес, думая о жизни и понимая, как много ему еще предстоит осмыслить.

Он был прав, когда сказал Артему, что цепь смертей не кончилась. Но и в том, что разорвал прежний круг, тоже оказался прав. Теперь он испытал невероятное, прежде незнакомое ему облегчение. Все! Это была точно последняя смерть с ним рядом. Это был последний суд.

Судьба сделала большой круг – двенадцать лет! – и вернула его к Елене. Елена! Надо позвонить ей, рассказать, что случилось. Правду скрывать незачем.

И он набрал ее номер…

4

– …Хорошо. Ждем тебя, – постаралась как можно спокойнее сказать Елена. И так же спокойно встретила взгляд Кости. – Все хорошо, сынок! – улыбнулась она.

– Мы что, теперь здесь будем жить?.. – спросил мальчик.

– Временно, Костя. Несколько дней.

– А потом?

– Пока не знаю. Но ты об этом не думай. Все будет хорошо!

Она сказала это так уверенно и так задорно улыбнулась, что Костя облегченно вздохнул.

– Мам, а душ здесь можно принять? Освежиться хочу.

– Конечно! – подхватилась Елена. – Пойдем.

В убогом совмещенном санузле – бог мой, когда в последний раз видела такое?! – она настроила душ и сказала сыну, что может плескаться, сколько ему вздумается.

Оставшись одна, Елена постаралась упорядочить сумму вопросов, вставших перед ней. Первым делом всплыл в памяти Максим – и Елена ощутила свою вину перед ним. Надо быть честным с парнем!

Набрала номер, вышла на балкон.

– Максим? Здравствуй, это Елена, узнал?.. Да, я. Обещала позвонить и вот звоню. Максим, я не хочу тебя обманывать, говорю честно: между нами больше ничего не будет. Что?.. Нет-нет, ничего и никогда. Надеюсь, ты отнесешься к этому по-мужски и не будешь докучать мне. Я желаю тебе всего самого лучшего. Прощай!

Вернулась в комнату, села на диван. Подумала о том, что надо бы поменять сим-карту в телефоне, но тут же эту мысль смыло другими, более важными.

Как сказать Косте про смерть Глеба! Как он это воспримет? Вот ведь тема! Ведь будет уголовное дело, следствие, выяснение обстоятельств, допросы… Почему жена покойного и его сын оказались на квартире какого-то таксиста?! Ладно, тут, пожалуй, можно соврать, что шифр сейфа случайно подсмотрелся, из женского любопытства полезла узнать, какие там у мужа секреты, – и наткнулась на такое… А можно и без сейфа: мол, в столе нашла тетрадку. Прочитала, ужаснулась. Побежала, вызвала такси, случайному таксисту все вывалила, и он взялся помочь… М-да, громоздкая версия. Ладно, выкрутимся как-нибудь!

А вот еще вопросы: что с бизнесом Глеба, с его недвижимостью, с домом хотя бы?.. Елена имела самые смутные понятия о правилах наследования, но все же догадывалась, что жена является безоговорочным наследником. Не исключено, однако, что вылезут какие-нибудь боковые родственнички, завяжутся тяжбы… это с одной стороны, а с другой – муж был убит на месте преступления, и как это отразится на наследстве в юридическом смысле? Конфискация?.. Все это придется выяснять.

Но как же сказать Косте, боже мой, как сказать!.. Через пару минут он зайдет в комнату, посмотрит ей в глаза… Что она скажет ему?

Новая жизнь во всей ее сложности вставала перед ней и теми людьми, кого она считала родными. Надо было жить дальше, надо было искать в себе силы для этой новой жизни – и Елена глубоко вздохнула, как перед шагом в холодную воду незнакомой реки.

Оглавление

  • Глава 1
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  • Глава 2
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  • Глава 3
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  • Глава 4
  •   1
  •   2
  •   3
  • Глава 5
  •   1
  •   2
  •   3
  • Глава 5
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  •   8
  • Глава 6
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  •   7
  • Глава 7
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  • Глава 8
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  • Глава 9
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • Глава 10
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  • Глава 11
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • Глава 12
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  • Глава 13
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  •   6
  • Глава 14
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4
  •   5
  • Глава 15
  •   1
  •   2
  •   3
  •   4 Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

    Комментарии к книге «Тень убитого врага», Сергей Иванович Зверев

    Всего 0 комментариев

    Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

    РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

    Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства