«Возвращение Крестного отца»

Марк Вайнгартнер Возвращение Крестного отца

Посвящается моей семье

Тяжелые испытания ждут того, кто отважится пойти своей дорогой.

Сицилийская пословица

Они убивали моих друзей.

Оди Мерфи, американский актер, герой Второй мировой войны

Книга 1 Весна 1955

Глава 1

Холодным весенним днем 1955 года Майкл Корлеоне вызвал Ника Джерачи на встречу в Бруклине.

Пока новый дон находился в доме покойного отца на Лонг-Айленде, два парня в одежде механиков сидели, апатично уставившись в телевизор. Показывали кукольное шоу. «Механики» ожидали дальнейших указаний босса и одновременно наслаждались пышным бюстом дородной актрисы.

Майкл вошел в украшенную лепниной комнату, которую покойный отец использовал как кабинет, и сел за стол, некогда принадлежавший Тому Хейгену. Стол consigliere. Вообще-то Майкл мог бы позвонить из дома — Кей с детьми уехала в Нью-Гэмпшир к родственникам. Но обе телефонные линии прослушивались, хотя прекрасно знавший об этом Майкл забавлялся вовсю, водя копов за нос. А вот в доме отца телефонная линия, установленная по спецзаказу и за огромную взятку, была недосягаема даже для полиции. Новый дон набрал номер. Память у него была великолепная — никакая телефонная книжка не нужна! В доме было тихо — мать вместе с Конни и внуками уехала в Лас-Вегас. После второго гудка трубку сняла жена Джерачи. Майкл едва знал Шарлотту, однако тепло поприветствовал и спросил, как дела у дочерей. Корлеоне вообще редко пользовался телефоном и никогда раньше не звонил Джерачи домой. Обычно поручения передавались через третьи, а то и четвертые руки, чтобы отвести подозрение от самого дона. Ответив дрожащим голосом на безобидные вопросы, Шарлотта позвала к телефону мужа.

У Ника Джерачи был тяжелый день. Два судна с героином, которые ждали из Сицилии не раньше следующей недели, минувшей ночью прибыли — одно в Нью-Джерси, другое в Джексонвиль. Кто угодно другой на его месте угодил бы за решетку, а Джерачи ухитрился все уладить, сделав солидное пожертвование в фонд профсоюза автодорожников, председатель которого находился во Флориде, и лично посетив (с небольшим, но ценным подарком) главу клана Страччи, контролировавшего доки северного Джерси. К пяти вечера Джерачи уже мирно играл в пятнашки с дочками, а в спальне своего часа дожидался двухтомник о военном искусстве Древнего Рима. Когда зазвонил телефон, Джерачи как раз добавил лед в бокал «Шиваса». На вертеле шипели отбивные, а по радио передавали репортаж о бейсбольном матче. Шарлотта вынесла телефонную трубку во двор. Ее лицо было белее мела.

— Привет, Фаусто! — Кроме Майкла, единственным, кто так звал Ника Джерачи, был Винсент Форленца, крестный отец Кливленда. — Хочу, чтобы ты присутствовал на встрече с Тессио. В семь часов в «Двух Томах». Знаешь, где это?

На голубом небе не было ни облачка, но, увидев, как Шарлотта загоняет девочек в дом, можно было подумать, что на Лонг-Айленд надвигается ураган.

— Конечно, знаю, — отозвался Джерачи. — Частенько там обедаю. — Это был своего рода экзамен: спросит Ник о «встрече с Тессио» или не спросит. Джерачи экзаменов никогда не заваливал. Шестое чувство подсказывало — врать не стоит. — Не понимаю, о чем речь. Что за встреча?

— Ребята со Статен-Айленда придут поговорить о делах.

«Ребята со Статен-Айленда» — это, скорее всего, люди Барзини. Только если Тессио проводит мирные переговоры с доном Барзини, то почему звонит Майкл, а не сам Салли? Задумавшись, Джерачи уставился на подрумянивающиеся отбивные. Ответ был так очевиден, что Ник вздрогнул и тихо выругался.

Тессио мертв, и, скорее всего, не один он.

«Два Тома» выбраны неспроста. Это кафе любил Салли. Вероятно, он вступил в сговор с Барзини и вместе с ним готовил покушение на Майкла, а Корлеоне это предвидел.

Джерачи потыкал мясо длинной деревянной лопаточкой.

— Я вам нужен как телохранитель или как помощник на переговорах?

— Что-то ты долго не отвечал…

— Извините, отбивную переворачивал.

— Ты переживаешь, Фаусто. Не пойму, из-за чего?

Он намекает, что Джерачи не о чем беспокоиться? Или пытается понять, помогал ли он Тессио?

— Нет, сэр, не волнуюсь, — ответил Ник, подражая Джону Уэйну, — а скачу во весь опор вам на помощь!

— Что?

— Волнение — суть моей души, — вздохнул Джерачи, любивший черный юмор. — Так что пристрелите меня!

— Именно за это я тебя и ценю, — как ни в чем не бывало сказал Майкл. — Ты всегда волнуешься и переживаешь.

— Тогда позвольте быть откровенным и дать необычный совет. Не ставьте на «Рейнджеров».

Теперь долго молчал Корлеоне.

— Как ты догадался?

— Они в финал не выйдут.

— Почему это?

— Выиграют «Доджеры», ведь матч состоится в Филадельфии.

— Да, ты прав, — протянул Майкл.

Джерачи закурил.

— Любите бейсбол?

— Так, баловался в юности.

Ник не удивился. Сколько парней просадили кучу денег в букмекерских конторах!

— «Рейнджеры» — отличная команда, — миролюбиво проговорил Джерачи.

— Все так говорят, — отозвался Корлеоне. — А я тебя прощаю.

— За что?

— За откровенность и необычный совет.

Джерачи снял отбивные с вертела и уложил на плоскую тарелку.

— Рад, что оказался полезным!

Примерно через час Джерачи прибыл в «Два Тома» и оставил телохранителей возле кафе. Выбрав столик, он заказал себе эспрессо. Страшно ему не было. Майкл Корлеоне, в отличие от грубияна Санни и слюнтяя Фредо, унаследовал проницательность и осторожность отца. Он не станет убивать, не имея веской причины и доказательств. А к проверкам Джерачи готов, какими бы глупыми они ни казались. Ник был уверен, что сумеет выйти сухим из воды.

Сальваторе Тессио не сказал о Майкле ни единого худого слова, но Джерачи не сомневался, что рано или поздно Тессио вступит в сговор с Барзини. Должен же Салли злиться из-за дурацкой семейственности, которая сделала доном совсем зеленого Майкла! Должен же понимать, что перевод бизнеса на Запад — огромная глупость! И что с ним будет? Джерачи знал превеликое множество преуспевающих компаний, основанных отцами-иммигрантами и разоренных рожденными в Америке сыновьями с кучей дипломов и неуемными амбициями.

Ник взглянул на часы, подарок Тессио на окончание колледжа. Да уж, пунктуальность старого дона Майкл не унаследовал. Джерачи заказал второй эспрессо.

Сколько раз Ник демонстрировал свою верность клану Корлеоне! Никогда не высовывался, хотя на деле оказывался гораздо полезнее многих. Когда-то он был боксером-тяжеловесом и выступал под именем Эйса Джерачи (детское прозвище, которое ему не нравилось, потому что рифмовалось с американским произношением его имени: «Джерейси») и другими вымышленными именами. Ник был светловолосым, поэтому мог легко сойти за немца или ирландца. В свое время Эйс выдержал шесть раундов против парня, который впоследствии стал чемпионом мира в полутяжелом весе. Джерачи все детство проторчал в спортзалах, но поклялся, что никогда не станет одним из покалеченных ветеранов, подыхающих в нищете. Он дрался из-за денег, а вовсе не ради славы. Крестный из Кливленда (по совместительству глава местной мафии, как позже узнал Ник) свел его с Тессио, владельцем крупнейшего спортивного тотализатора в Нью-Йорке. В коммерческих турнирах никто не стремится проломить тебе череп. Затем к Джерачи стали обращаться, если кому-нибудь нужно было вправить мозги. Первым заказчиком стал Америго Бонасера, близкий друг Вито Корлеоне, у которого изнасиловали дочь. В заказах недостатка не было, и Джерачи скопил на учебу в колледже. К двадцати пяти годам он получил диплом, оставил рэкет и в свите Тессио стал считаться одним из самых перспективных. Ник единственный в клане закончил колледж, не носил пушку и не ходил по шлюхам, искренне считая, что кратчайший путь к благополучию — процветание клана. Он старался вовсю, поэтому на его странности никто не обращал внимания. Тактика Джерачи была гениальной — он завышал прибыль от каждого дела и отдавал семье шестьдесят, а то и семьдесят процентов вместо положенных пятидесяти. Даже если бы его махинации обнаружились, что могла сделать семья? В худшем случае пожурить! Джерачи тщательно просчитал все ходы: чем больше он платит, тем выше его авторитет в семье, а значит, тем больше людей будут платить ему свои пятьдесят процентов. А за тем, чтобы дань платили ему, Ник проследит. Каждому в Нью-Йорке было известно, что если тебе просто сломали челюсть, то, считай, пожалели — все могло кончиться намного хуже. По городу поползли страшные слухи о том, что делает с нерадивыми плательщиками боксер-профессионал. Джерачи казалось, что люди сами стремятся отдать ему деньги! Очень правильно! Запугивание и устрашение куда сильнее пистолета или кулака.

Во время войны Ник в должности портового инспектора бойко спекулировал продовольственными карточками. Тессио предложил ему вступить в клан Корлеоне, и торжественную церемонию посвящения проводил сам Вито. После войны Джерачи занялся ростовщичеством. Больше всего ему нравились строители-подрядчики, которые сначала и не подозревали, что величина расходов сильно завышена, и не умели разговаривать с многочисленными должниками. Ник мог помочь и в этом! В его сети попадали владельцы компаний — жадные дегенераты, мечтающие о легкой наживе. Довольно скоро Джерачи начинал использовать их компании для отмывания денег и даже платил жадным умникам дивиденды, чтобы было что указать в налоговой декларации. А потом, все как одна, фирмы становились банкротами. Целых тридцать дней продукцию беспрепятственно вывозили со складов и раздавали женам и подругам. Когда наступал отчетный период, в офисах компаний обычно вспыхивали пожары, уничтожавшие документацию. Такая грубая стратегия претила Нику, и, поступив на заочное отделение юридической академии, он постепенно заменил пожары более изящной процедурой банкротства. Все разоренные фирмы оформлялись на подставных лиц, а имущество Ник присваивал. Если владелец пытался поднять шум, ему, словно собаке кость, кидали тысячу долларов и небольшой земельный участок в Неваде или Флориде. Когда во главе клана Корлеоне встал Майкл, он, нарушив запрет отца, взял под контроль торговлю наркотиками. Главой нового направления был назначен Ник Джерачи, который выбрал себе помощников из regime[1] Тессио и Санни. За несколько месяцев Джерачи, словно паук, создал целую сеть, наладив связи с великим доном Чезаре Инделикато с Сицилии и семьями, контролирующими порты Нью-Джерси и Джексонвиля, аэропорты Нью-Йорка и Среднего Запада. Братья Корлеоне, неизвестные большинству работающих на них людей, стали самыми богатыми наркобаронами страны. Без денег, которые заработал для них Джерачи, они бы никогда не угнались за кланами Татталья и Барзини.

Едва пробило девять, в «Два Тома» вошли Питер Клеменца и три его телохранителя. Значит, вместо себя Майкл прислал caporegime! Это не сулит ничего хорошего, ведь Клеменца уже много лет планировал самые важные заказные убийства для клана Корлеоне. Выходит, Тессио мертв.

— Ты что-нибудь себе заказал? — тяжело дыша, спросил тучный Клеменца.

Джерачи покачал головой.

Питер замахал руками, словно пытаясь разогнать вызывающие аппетит запахи.

— Как ты можешь спокойно сидеть, у меня в желудке урчит от таких ароматов! Закажем что-нибудь легкое, так, на один зуб?

Пит заказал огромную порцию закуски из баклажанов, палтуса в креветочном соусе и две корзины итальянского хлеба. Теперь, когда Тессио убили, Клеменца остался последним обломком старой гвардии, единственным capo, служившим Вито Корлеоне.

— Тессио еще жив! — заговорщицки прошептал Клеменца, поднимаясь из-за стола.

У Джерачи засосало под ложечкой. Значит, его заставят нажать на курок, чтобы в очередной раз проверить на верность. Ник знал, что пройдет и такое испытание, но разве от этого легче?

Стемнело, Клеменца куда-то вез Ника, а по дороге учинил настоящий допрос. Джерачи решил, что безопаснее говорить правду. Он еще не знал, что утром того дня были убиты главы семейств Татталья и Барзини. Не мог он знать и того, что на встречу с ним Клеменца опоздал, потому что руководил устранением Карло Рицци, зятя Майкла Корлеоне. Убрав еще несколько человек, Клеменца постарался, чтобы убийства можно было принять за вендетту клана Барзини или Татталья. Этого Джерачи, естественно, тоже не знал, он мог только предполагать, и все его предположения оказались верны. Ник взял сигару, предложенную Клеменца, но так и не закурил.

Лимузин остановился на заброшенной автостоянке за Флэнбуш-авеню. Неподалеку Джерачи заметил два других автомобиля, в одном из которых ехали телохранители Клеменца, а в другом — его собственные. Увидев, что caporegime не выходит из машины, Джерачи запаниковал и стал искать глазами тех, кто его убьет. Как они решили его прикончить? Почему его люди стоят рядом и молчат? Неужели предательство?

Клеменца опустил окно.

— Все не так, как ты думаешь, парень, — сказал он. — Просто получилось… — Пит закрыл пухлыми ладонями лицо. Тяжело вздохнув, он быстро-быстро заговорил: — Мы с Салли знакомы черт знает сколько лет. Некоторые вещи не хочется видеть даже мне. Понимаешь?

Джерачи понимал.

Толстяк безутешно рыдал и, казалось, нисколько не стеснялся своих слез. Не сказав больше ни слова, он кивнул водителю, поднял окно и укатил прочь.

Ник молча смотрел, как в темноте тает свет фар.

В глубине автостоянки, в одном из хозяйственных отсеков Джерачи увидел два трупа: механики были убиты довольно давно, потому что кровь уже запеклась. В следующем отсеке Аль Нери, любимый киллер Майкла, стерег Сальваторе Тессио. Салли сидел, сгорбившись, словно бегун, которого сняли с дистанции как явного аутсайдера. Тессио дрожал, хоть и не от страха, а от какого-то недуга, который мучил его уже почти год. Джерачи слышал лишь шелест своих шагов и какой-то неестественный смех — где-то рядом работал телевизор.

Нери приветственно кивнул, а Тессио даже головы не поднял. Телохранитель Корлеоне похлопал старика по спине, изображая сочувствие. Так и не подняв глаз, Салли Тессио упал на колени, его губы беззвучно шевелились.

Нери передал Нику пистолет рукоятью вперед. Джерачи никогда не считался знатоком огнестрельного оружия. Пистолет был тяжелым, как банковский сейф, и длинным, как велосипедная спица, — скорее ружье, чем пистолет. Ник уже достаточно долго состоял в клане и знал, что для заказных убийств чаще всего используются стволы двадцать второго калибра с глушителем. Стреляют в голову три раза: второй раз для контроля, третий — для суперконтроля. Как бы то ни было, пистолет, который сейчас дали Джерачи, был больше и без глушителя. Черт побери, Тессио он любит, как отца, а вот Нери как-то приковал его наручниками к радиатору и надавал по яйцам. Ник так и не успел ему отомстить.

Джерачи глубоко вздохнул. Обычно он прислушивался к голосу рассудка, а не к голосу сердца. Сердце — всего лишь орган, перекачивающий кровь. Именно рассудок руководил его поступками. Джерачи часто мечтал о том, что со временем они с Шарлоттой переедут в Ки-Уэст, где можно спокойно встретить старость.

Теперь, глядя на Тессио, Ник понимал, что этого никогда не случится. Салли на двадцать с лишним лет старше, родился в прошлом веке и через секунду умрет. Кажется, за всю жизнь он не совершил ни одного опрометчивого поступка. И куда это привело Тессио? На грязную автостоянку, где человек, которого он считал сыном, сейчас прострелит ему голову.

— Простите, — пробормотал Тессио, по-прежнему глядя в грязный пол.

Эти слова могли быть адресованы семье Корлеоне, Джерачи или богу. Кому именно, Ник не знал и знать не хотел. Взяв пистолет, он подошел к старику сзади, заметив, как в неярком уличном свете сверкнула лысина.

— Нет, так не пойдет, — сказал Нери. — Смотри ему в глаза.

— Ты что, шутишь?

Киллер откашлялся:

— Разве похоже?

— Кто это придумал? — в бешенстве спросил Джерачи. У Нери не было пистолета, однако Ник понимал, что, если убьет кого-нибудь, кроме Тессио, с автостоянки ему не выбраться.

— Не знаю и знать не хочу, — отозвался Нери. — Сэр, я человек маленький.

Джерачи нахмурился. Надо же, у этого садиста есть чувство юмора! Почему он назвал его сэром?

— Что бы ни сделал Сальваторе Тессио, такой смерти он не заслужил.

— Да идите вы оба… — чуть слышно сказал Тессио.

— Смотри ему в лицо! — приказал Нери. — Ты, предатель!

Задрожав еще сильнее, Тессио поднял усталые сухие глаза на Джерачи и пробормотал несколько неизвестных Нику имен.

Джерачи поднял пистолет и, к своему ужасу, заметил, что рука не трясется. Ник прижал дуло ко лбу Тессио. Старик не шевелился, даже дрожать перестал. Дряблая кожа мягко проминалась под металлическим стволом. Джерачи никогда раньше не стрелял в упор.

— Кусочек души, — прошептал Тессио.

«Мой отец был великим, — сказал на похоронах Майкл Корлеоне, — потому что в любое дело вкладывал кусочек души. Он был простым смертным, но, думаю, многие согласятся, если я скажу, что среди людей он был богом».

— Чего ждешь? — хрипло спросил Тессио. — Sono fottuto! Стреляй скорее, слабак!

Джерачи выстрелил.

Тело Салли швырнуло о стену с такой силой, что его колени хрустнули, как сломанный изразец. Воздух наполнила мерцающая розоватая дымка. Небольшой осколок черепа Тессио ударил Нери по лицу и с грохотом упал на пол. Запахло кровью и испражнениями.

Ник потер плечо — оно болело от отдачи пистолета. Внезапно его охватила эйфория, начисто уничтожившая все чувства. Не было больше ни угрызений совести, ни страха, ни отвращения. «Я киллер, — думал он. — А киллеры убивают».

Повернувшись к Нери, Ник радостно засмеялся, чувствуя невероятный подъем. Это гораздо лучше, чем героин! Раньше, когда он убивал, то почти ничего не ощущал. Нет, это не так, если быть до конца честным. Правда заключается в том, что убивать людей здорово! Так мог бы сказать любой, кто хоть раз пробовал, да кто признается? В книге о Первой мировой войне, которую недавно прочел Джерачи, этому была посвящена целая глава. Мало кто отважится писать или говорить о том, что чувствует убийца. К тому же любой идиот догадается, что о нем подумают, признайся он, что ему нравится убивать. И все же убивать здорово! Ник испытывал подъем, возбуждение, похожее на сексуальное (еще одно слово, которого боятся ханжи-идиоты). Ты жив, а тот, кого ты убил, — нет! Ты все, а убитый — ничто! Ты сделал то, что приходило на ум многим из живущих, хотя мало кто на это отважился. Как легко и… восхитительно! Джерачи казалось, что он парит над грязным полом мастерской. На этот раз не будет ни сожаления, ни раскаяния. Какая разница, что случится потом? Разве это важно? Важна лишь эйфория и бесконечная легкость!

Джерачи хотелось обнять телохранителей Клеменца и угостить пивом, но он ограничился тем, что подошел к ним, угрожающе подняв пистолет. Бравые парни оказались трусливыми засранцами, потому что тут же скрылись в соседней комнате. Ник бросился к двери, прицелился в квадрат голубого света и выстрелил. Вместе с болью от отдачи Джерачи почувствовал изумление — неужели Нери так глуп, что оставил в пистолете несколько патронов? Через секунду раздался хлопок, затем звон битого стекла, и запахло паленым. Воистину, человечество не придумало лучшей мишени, чем работающий телевизор!

Мертвая тишина. Джерачи казалось, она длится целую вечность.

— Эй! — хрипло крикнул один из телохранителей. — Ну ты силен!

Всем сразу стало легче. Нери потрепал Джерачи по спине и забрал у него пистолет. Пора работать!

Ребята Клеменца костепилкой расчленяли трупы тех, кто собирался убить Майкла Корлеоне. Джерачи сидел на масляной канистре, захлебываясь адреналином, от которого комната закружилась перед глазами: закопченное окно, календарь с голыми девицами, ремни вентиляторов на железном крюке, лицо Салли, запонка на манжете. Целый калейдоскоп, не вызывающий никаких эмоций.

Когда парни закончили, Нери передал Джерачи костепилку и показал на голову Тессио. Вокруг зияющей раны начала запекаться кровь.

Джерачи послушно взял костепилку и опустился на колени. Впоследствии, вспоминая страшную смерть Тессио, он кипел от негодования, но в тот момент почти ничего не чувствовал. По сути, чем голова мертвеца отличается от ножки индейки? Разве что кость крупнее и костепилка режет лучше, чем серебряный нож, подаренный на годовщину свадьбы.

Ник Джерачи закрыл глаза Салли, а затем отложил костепилку. Эйфория постепенно проходила, и он был рад, что это случилось только сейчас.

Нери потрепал его по плечу и забрал пилу.

— Это было частью приказа.

— Что именно?

— Проверить твою реакцию.

Джерачи понимал, что спрашивать, как он отреагировал и кто отдал такой приказ, не стоит. Он просто стоял с непроницаемым выражением лица и молчал. Опустив руку в перепачканный кровью карман пиджака, Ник вытащил сигару, которую дал Клеменца. Она была толстой, густого шоколадного цвета, и Джерачи сел на канистру, наслаждаясь ее вкусом.

Парни Клеменца раздели убитых и разложили их одежду вместе с отрезанными частями тел по чемоданам. К Тессио никто не прикоснулся.

Именно тогда Ник осознал суть происходящего.

Посылать записку Барзини не имело смысла. Те, кто общался с Салли, были давно мертвы и в предупреждении не нуждались. Естественно, Корлеоне приложат все силы, чтобы тело Тессио было найдено. Этот район города контролируют Барзини, и копы, естественно, подумают, что это их рук дело. На Корлеоне не упадет ни тени подозрения. Не придется задействовать даже знакомых в суде и нью-йоркском департаменте полиции. Никаких взяток редакторам и журналистам — они и так напишут то, что хочет Майкл.

Прекрасно спланировано!

В последний раз взглянув на тело своего учителя, Джерачи сел в машину Альберта Нери. Он не испытывал ни страха, ни злости, лишь усталость. Ник безучастно смотрел перед собой, готовый к любым испытаниям.

После убийства Тессио в течение нескольких недель Джерачи работал бок о бок с Майклом Корлеоне, оттачивая стратегию войны с другими кланами. Как же он недооценивал нового дона! Семье Корлеоне принадлежали здания во всех пяти районах Нью-Йорка и пригородах, причем полный перечень недвижимости был известен лишь Майклу. В домах имелись подземные гаражи, полные легковых автомобилей и грузовиков с фальшивыми документами. Некоторые машины были бронированы, а объем двигателя увеличен до такой степени, что можно участвовать в «Формуле-1». Другие, крепкие на вид, разваливались при первом же резком повороте, создавая пробку и препятствуя погоне. Одной части обширного автопарка было суждено разбиться или утонуть в болоте. Другую использовали для того, чтобы вводить в заблуждение врагов, полицию и свидетелей. Склады оружия Корлеоне были разбросаны по всему городу: в химчистке на Бельмонт-авеню, под мешками с сахаром в бакалее на Кэррол-гарденс и в гробах на складе в Линденэрсте.

Майкл Корлеоне мечтал добиться полного политического контроля над целым штатом — Невадой и даже государством — Кубой. Чем больше узнавал об этих планах Джерачи, тем более вероятным казалось их исполнение. На службе братьев Корлеоне состояло больше агентов, чем в ФБР, а одним из самых ценных приобретений считалась фотография директора ФБР в женском платье за актом фелляции.

Грандиозный план Майкла сводился к следующему — мир в Нью-Йорке, перемещение капитала на Запад, затем организация новых преступных кланов по всей стране, одновременное укрепление торговых связей с Сицилией и, наконец, захват власти на Кубе, проникновение в Белый дом и даже Ватикан. Все новшества потребуют значительных вложений, чужих, разумеется, средств. В основном это будут «ссуды» пенсионных фондов и других общественных организаций. Профсоюзы автодорожников, электриков и мелиораторов получат щедрые дивиденды. Корлеоне будут постепенно отдаляться от уличных бандитов, создавая все больше слоев между ними и собой. Со временем они перестанут таиться и начнут играть в открытую, как и другие короли преступного мира.

Планы представлялись Нику вполне реальными, но совершенно ненужными. Разве они не занимаются самым прибыльном бизнесом на свете — торговлей наркотиками? Однако Джерачи беспрекословно подчинялся Майклу. В тот конкретный момент у него не было выбора, а в конечном итоге он так и так не останется в проигрыше. У Джерачи будет то, о чем так давно мечтал, — контроль над regime Тессио и одним из районов города. Если империя Корлеоне начнет разрушаться, Ник будет начеку, чтобы урвать то, что ему причитается.

Ник заставлял себя не думать о Тессио. У боксеров короткая память. Иначе на ринге нечего делать, тебя забьют до смерти. Джерачи не любил вспоминать свою спортивную карьеру, но теперь, когда со времени последнего поединка прошло десять лет, понял, что бокс сослужил ему добрую службу.

За лето 1955 года Ник Джерачи и Майкл Корлеоне стали почти друзьями. Дружба могла длиться многие годы, если бы не некоторые обстоятельства.

Если бы Майкл не решил сделать старшего брата Фредо sotto capo, первым заместителем. В клане Корлеоне никогда не было заместителей, и сам Майкл изобрел чисто формальную должность, чтобы наставить беспутного Фредо на путь истинный. И если бы Майкл объяснил это верхушке клана, ничего бы не случилось.

Если бы только Джерачи был коренным ньюйоркцем, а не уроженцем Кливленда, и не знал дона Винсента Форленца. Если бы Ник не был так честолюбив. Если бы он, услышав о назначении Фредо, не покрутил пальцем у виска. Если бы об этом не узнал Майкл. Если бы извинение Ника прозвучало искренне.

Если бы Фредо понимал, что его назначение — чистая формальность, и не корчил из себя босса. Тогда он не вздумал бы строить «город мертвых» на болотах Нью-Джерси и вполне мог отпраздновать сорок четвертый день рождения.

Если бы Том Хейген побольше участвовал в делах семьи и поменьше мечтал о кресле губернатора Невады.

Если бы двадцать лет назад в Кливленде дон Форленца после второго покушения на его жизнь и перед первым инфарктом назначил преемником кого-нибудь постарше. Если бы один из инфарктов все-таки не добил Форленца. Если бы Сал Нардуччи, человек тихий и безобидный, не ждал своего часа целых двадцать лет.

Если бы Вито Корлеоне не заметил молодого Нардуччи еще в ранге consigliere. Если бы незадолго до своей гибели Вито не сказал сыну, что если Нардуччи сделать доном, а не ждать, пока господь заберет к себе Форленца, то Барзини лишатся сильного союзника.

Если бы хоть одно из этих обстоятельств сложилось иначе, то — кто знает? — может быть, сейчас, когда вы читаете эти строки, Ник Джерачи и Майкл Корлеоне, два сморщенных старика, сидели бы у бассейна где-нибудь в Аризоне, попивали мартини в компании своих жен и украдкой принимали «Виагру».

Однако история не терпит сослагательного наклонения.

Вито Корлеоне любил говорить, что человек — раб своей судьбы. Его собственная жизнь, однако, полностью опровергла его любимый афоризм. Да, он бежал с Сицилии, когда за ним пришли враги его отца. Да, ему пришлось подчиниться, когда молодой бандит Пит Клеменца попросил его спрятать оружие. Да, совершая свое первое преступление — кражу дорогого ковра, Вито был уверен, что помогает Клеменца его переносить. Все эти события случились независимо от его желания. Неприятности случаются со всеми, ничего удивительного. Одни называют это судьбой, другие — шансом. И все же следующее преступление — угон грузовика — Корлеоне совершил сознательно. Когда ему предложили вступить в шайку, Вито мог отказаться. Сказав «да», он стал преступником и выбрал определенный жизненный путь. Сказав «нет», он мог бы пойти другой дорогой и, возможно, основать свое дело, которое сыновья могли бы продолжить, не становясь убийцами.

Вито от природы обладал блестящими математическими способностями, воображением и трезвым взглядом на жизнь. Вряд ли он мог верить во что-то столь нереальное, как рок.

Но кто из смертных не стал бы оправдывать свои грехи, даже самые страшные? Кто из нас, прямо или косвенно виновный в смерти нескольких сотен человек, не стал бы лгать себе, да так убедительно, чтобы самому поверить в эту ложь?

Ник Джерачи и Майкл Корлеоне были молоды, умны, честолюбивы и беспощадны. Они умели подмечать слабости других и использовать их ради собственного блага. Знакомые часто говорили, что они очень похожи и им суждено стать врагами. Говорят, что войны ведутся для того, чтобы потом люди жили в мире. Говорят, что земля плоская, а на ней правят демоны. Люди редко говорят мудрые слова и еще реже слушают. С этим согласился бы даже Вито Корлеоне.

Майкл Корлеоне и Ник Джерачи могли пойти другой дорогой, и тогда не случилось бы столько страшных событий. Это не судьба, а они сами решили уничтожить друг друга.

Глава 2

Крематорий принадлежал Америго Бонасере. У Нери имелся свой ключ. Они с Джерачи вошли через переднюю дверь, сняли перепачканную кровью одежду и переоделись в лучшее из того, что нашли в подсобке. Ник был довольно крупным мужчиной, и больше всего ему подошел костюм цвета детской неожиданности на два размера меньше, чем он обычно носил. Бонасера почти отошел от дел и перебрался в Майами-Бич. Его зять принял у Нери чемодан и тюк окровавленной одежды, не задав ни единого вопроса.

Один из телохранителей отвез Ника домой. Было около двенадцати ночи, и Шарлотта еще не спала. Сидя в постели, она решала кроссворд в «Таймс». Она отлично разгадывала кроссворды, но занималась этим, лишь когда ее что-то мучило.

Ник Джерачи остановился у кровати и, прекрасно понимая, как выглядит, решил обратить все в шутку. Он наклонил голову, насупил брови, широко раскинул руки и, изображая клоуна, произнес: «Э-ге-гей!»

Шарлотта даже не улыбнулась. О «заказных убийствах Филиппа Татталья и Эмилио Барзини» говорили в вечерних новостях. Женщина бросила «Таймс» на пол.

— Я очень устал, Шарлотта, — объявил Джерачи. — Поговорим завтра.

Ник выдержал испытующий взгляд жены. Лицо Шарлотты медленно порозовело — она изо всех сил боролась с желанием услышать рассказ мужа или, напротив, заявить ему, что его дела ее нисколько не интересуют.

Джерачи разделся и швырнул костюм в кресло. Пока он принимал душ и надевал пижаму, жена спрятала костюм (Ник больше никогда его не видел), выключила свет и притворилась спящей.

В Нью-Гэмпшире, в родительском доме, Кей Корлеоне лежала вместе со спящими детьми на кровати, пытаясь сосредоточиться на романе Достоевского. Ее мучили вопросы, которые она никогда не отважится задать мужу. Почему Майкл вдруг решил все бросить и приехать?

В гостиничном люксе Лас-Вегаса, в одном из лучших отелей города, славящемся отличным сервисом и кухней, Конни Корлеоне Рицци прижимала к груди новорожденного сына. Женщина смотрела на огни вечернего города и чувствовала себя счастливой. Такое случалось не часто, тем более в конце трудного дня. Сегодня, чтобы успеть на самолет, Конни пришлось подняться с петухами. Во время полета она отважно сражалась с отвратительным поведением шестилетнего Виктора и постоянным ворчанием матери, которая и пальцем не пошевелила, чтобы помочь дочери, и лишь брюзжала из-за того, что пропустит мессу. А вот самый младший из сыновей, крещенный вчера Майклом и названный Фрэнсисом Рицци в честь младшего брата Майка, казался настоящим ангелом. Малыш спал, а когда просыпался, негромко гулил. В первый раз он засмеялся, когда самолет пролетал над Скалистыми горами, а когда мать осторожно дула на крошечный лобик, он снова начинал смеяться. Это хороший знак. Дети приносят удачу! Здесь, в Лас-Вегасе, они начнут новую жизнь. Карло изменится. Он уже изменился. Он ни разу ее не бил, пока она была беременна этим ребенком. Даже Майкл с каждым днем все больше ему доверяет. Карло должен был прилететь в Вегас вместе с Конни, чтобы посмотреть дома и купить самое необходимое, но в последний момент Майкл велел ему остаться. Дела! Ни отец, ни старшие братья никогда так не относились к Карло. Он почувствовал себя нужным! Конни прижала малыша к груди и погладила тонкие светлые волосы. Младенец улыбнулся, мать подула ему на лоб, и мальчик засмеялся.

В соседней комнате Винсент снова стал прыгать на кровати, несмотря на многочисленные запреты матери. Зазвонил телефон. Наверняка это Карло. Трубку снял Виктор.

— Мама! — закричал мальчик. — Это дядя Том!

Конни встала, а малыш заплакал.

Закутавшись в темную шаль, Кармела Корлеоне вышла из гостиницы и, заслонив глаза от яркого неонового света, направилась вдоль по Стрипу, центральной улице Лас-Вегаса, бормоча что-то по-итальянски. Перевалило за девять, слишком поздно для службы, особенно в понедельник. Да и вообще, разве легко найти священника в этом вульгарном, сияющем неоном городе? Или любого человека в сутане? Да на худой конец, любой храм, пусть даже заброшенный, где она могла бы преклонить колени и молить о спасении заблудших душ своих детей! Дева Мария поймет, ведь она сама мать, потерявшая сына.

Книга 2 Сентябрь 1955

Глава 3

Четыре месяца спустя ранним утром воскресенья Майкл Корлеоне проснулся в своем доме в Лас-Вегасе рядом с женой. Этажом ниже крепко спали дети. Вчера в Детройте на свадьбе дочери одного из старых друзей отца он кивнул Салу Нардуччи, которого едва знал. Таким образом, план по устранению всех влиятельных врагов Корлеоне был приведен в действие.

Если все получится, сам Майкл выйдет сухим из воды. Если все получится, в преступном мире Америки настанет долгожданный мир. Безоговорочная победа клана Корлеоне казалась как никогда близкой. Восстановленное пластическими операциями лицо Майкла озарило подобие улыбки. Он лежал, наслаждаясь теплым ветерком и убранством своей новой спальни. За окном брезжил бледный утренний свет.

Из дома для гостей на вилле Джо Залукки, дона Детройта, расположенной на берегу грязной реки, вышли двое грузных мужчин. Оба были в шелковых рубашках с короткими рукавами, один в бирюзовой, другой — в оранжевой. Мужчину в оранжевом звали Фрэнк Фалконе. Он родился в Чикаго, а сейчас стоял во главе организованной преступности Лос-Анджелеса. Бирюзовую рубашку носил Тони Молинари, коллега Фалконе из Сан-Франциско. За ними следовали два телохранителя в пальто с тяжелыми чемоданами в руках. На поверхности реки было полно мертвой рыбы. Из гаража размером с небольшой коттедж к дорогим гостям выехал лимузин. Когда автомобиль оказался за воротами, к нему присоединилась полицейская машина с мигалками. Полиция города была давно куплена кланом Залукки.

У аэропорта процессия свернула с грязной дороги аллеи и подъехала к воротам с надписью «Для служебного автотранспорта». Полицейская машина остановилась, а лимузин двинулся к бетонированной площадке перед ангаром. Мужчины в шелковых рубашках выбрались из машины, не спеша попивая кофе из бумажных стаканчиков. Телохранители следовали за ними, словно тени.

К ним медленно подъехал самолет, украшенный эмблемой мясоперерабатывающей компании, которую контролировал клан Корлеоне. По паспорту пилота звали Фаусто Доминик Джерачи, но на шлеме было написано «Джеральд О'Мэлли». План полета даже не составлялся — в диспетчерском центре у Джерачи был свой человек, равно как и во всех аэропортах Америки.

Под креслом пилота лежала барсетка, туго набитая деньгами.

На другом берегу реки дверь в комнату № 14 мотеля «Укромный уголок» приоткрылась, и Фредо Корлеоне выглянул на улицу. Sotto capo крестного отца нью-йоркской мафии телосложением напоминал кеглю и был одет в мятую белую рубашку и черные брюки. На улицу Фредо смотрел с опаской. На автостоянке не было ни души, и все же Корлеоне подождал, пока мимо проедут две развалюхи. Шум моторов мог разбудить мертвецки пьяного, и Фредо услышал, как среди несвежих простыней кто-то зашевелился. Однако посмотреть на того, с кем провел ночь, он не удосужился.

Наконец на горизонте стало чисто. Натянув шляпу на самые глаза, Фредо шмыгнул за дверь, завернул за угол и быстро зашагал по набережной мимо кинотеатра для автомобилистов, где на каждом шагу валялись картонные стаканчики и пакеты от поп-корна. На пакетах был нарисован толстый похотливо улыбающийся клоун.

Это же не его шляпа! Возможно, ее оставил парень, который пригласил его в мотель, или ребята из бара, или один из телохранителей. Охрану к Фредо приставили недавно, и он не успел запомнить парней в лицо. Корлеоне похлопал по карманам рубашки. Сигареты остались в мотеле, зажигалка тоже. Зажигалка была дорогая, миланская, инкрустированная драгоценными камнями. Подарок Майкла, с гравировкой «Рождество 1954». Подписи не было. Отец всегда говорил, что не следует писать свое имя где попало. О том, чтобы вернуться, Фредо не подумал. К черту зажигалку! Перепрыгнув через канаву, он помчался к стоянке. «Линкольн», который ему одолжил Залукки, Корлеоне спрятал за мусоросжигательной печью. На заднем сиденье автомобиля валялись черный пиджак, желтая шелковая рубашка и бутылка виски.

Корлеоне сел за руль, хлебнул виски и бросил бутылку на заднее сиденье. «Пора бросить пить», — подумал он. А личная жизнь?! Боже, почему сначала чего-то сильно хочется, а потом и вспоминать противно? Нет, пора завязывать! Он перестанет ходить в ночные клубы, где мальчики ради косячка готовы на все. Он изменится прямо сейчас и поедет в Вегас, где о его пристрастиях никто не знает. Фредо завел мотор и выехал на улицу, словно почтенный отец канадского семейства, но на первом же светофоре допил виски и выбросил бутылку в окно. Прибавив скорость, он помчался по главному шоссе в аэропорт. Если поспешить, он без труда успеет на самолет. Начался дождь. Лишь включив дворники, Фредо заметил, что к лобовому стеклу прилеплена какая-то бумажка. Реклама или что-то в этом роде.

В комнате № 14 мотеля «Укромный уголок» проснулся мужчина. Совершенно голый. Это был владелец ресторана из Дирборна, женатый, отец двоих детей. Вытащив подушку из-под поясницы, он понюхал кончики пальцев и протер глаза.

— Трой! — позвал он. — Трой, где ты? О, нет, черт побери, только не это!

Затем он увидел зажигалку, а рядом с ней — пистолет. У ребят вроде Троя часто бывает при себе оружие, хотя такое мужчина видел впервые. «Кольт» сорок пятого калибра, а курок и рукоятка обмотаны белой изолентой. Мужчина никогда раньше не держал в руках настоящий пистолет. Он страдал диабетом, и голова начала кружиться. Где-то должны быть апельсины. Мужчина помнил, как Трой дал бармену пятьдесят долларов, и тот принес с кухни целый пакет. Три пришлось съесть прямо в баре, пока Трой сторожил у двери. Где же остальные апельсины?

Сердце бешено билось, на коже проступил пот. Мужчина позвонил администратору и попросил принести завтрак.

— Ты что, с ума сошел? Это не отель «Ритц»!

Неужели? Куда же он попал? Мужчина хотел спросить, но передумал. Сначала нужно съесть чего-нибудь сладкого. Интересно: есть здесь магазин или хотя бы торговый автомат? Можно попросить принести в номер конфеты или плитку шоколада? Мужчина спросил администратора.

— Ты что, совсем свихнулся?

Владелец ресторана пообещал пять долларов за конфету, и администратор охотно согласился.

Мужчина решил позвонить жене. Подобные ситуации случались и раньше. Придется сказать, что снял шлюху. Ведь обещал же он, что с парнями больше не будет… Мужчина начал набирать номер, но тут же понял, что междугородные звонки проходят через администратора. В приемной никто не отвечал. Наверное, администратор ушел за конфетами.

У мужчины было все: хорошая работа, дом, красавица жена и дети. Недавно его приняли в клуб «Ротари». Однако он ничего не мог с собой поделать и в воскресенье утром частенько просыпался в мотелях в объятиях смуглых черноглазых парней.

Мужчина огляделся в поисках апельсинов. Черт подери! Брюки здесь, а где же рубашка и шляпа? А машину он где оставил? Придется вызвать такси, а потом попросить жену объехать с ним бары. Ну уж нет! Проще купить новую машину!

Мужчина взял пистолет.

«Кольт» оказался довольно тяжелым, и, с трудом удерживая его в одной руке, мужчина засунул дуло в рот. Вкус какой-то солоноватый.

За окном раздался визг тормозов. Судя по звуку, с каким хлопнула дверца, машина большая. Наверное, это вернулся Трой. И тут дверца хлопнула снова — подъехала вторая машина.

Двое в темных костюмах.

Они приехали издалека, из Чикаго. Вообще-то им нужен был совсем другой человек, но голый мужчина этого не знал. За этим мотелем следили уже несколько часов, и этого он тоже не знал. Владелец ресторана вытащил «кольт» изо рта и прицелился в дверь. «Увидимся в аду!» — прошептал он. Кажется, так сказал герой в каком-то фильме. Мужчина никогда не славился мужеством и отвагой, и все же сейчас, сжимая в руке шестизарядный «кольт», он чувствовал себя настоящим суперменом.

Франческа Корлеоне жала на клаксон микроавтобуса уже целых десять минут. Примерно столько же она ждала в подземном гараже дома, где жила с мамой с тех самых пор, как ее отец, Санни Корлеоне, погиб в автомобильной катастрофе (она считала, что случилось именно так). После гибели отца семья перебралась из Нью-Йорка в маленький флоридский городок, к маминым родителям.

— Перестань! — воскликнула Кэтти, ее сестра-близнец, растянувшаяся на заднем сиденье с французским романом. Кэтти мечтала стать врачом и сегодня уезжала в медицинскую школу Барнарда. Сама Франческа поступила в университет Флориды и направлялась в Таллахасси. Больше всего на свете девушка мечтала жить одна, подальше от многочисленных родственников. После страшных событий в Нью-Йорке и лживых статей на первых страницах газет, на разные лады склонявших фамилию Корлеоне, начать самостоятельную жизнь будет непросто. Кэтти, наоборот, рвалась в Нью-Йорк, чтобы быть поближе к семье. Хотя сейчас там остались лишь бабушка Кармела и мерзкая тетя Конни. Дядя Карло просто исчез, как те придурки, что выходят за сигаретами и не возвращаются. Страшный поступок даже для такого идиота, как он. Хотя, наверное, нечто подобное приходит на ум всем, кто тесно общается с тетей Конни. Так что Кэтти, вне всякого сомнения, будут спрашивать, не является ли она родственницей знаменитых гангстеров. Если судить по последним месяцам, то и Франческе в Таллахасси не избежать пристального внимания к своей персоне.

Мать девочек, любившая держать все под контролем, собиралась отвезти их обеих. Отвезти! В Нью-Йорк! Слава богу, Франческа останется в Таллахасси! Девушка снова посигналила.

— Слушай, ты мне мешаешь! — заныла Кэтти.

— Можно подумать, что ты понимаешь хоть слово!

Обиженная Кэтти что-то ответила по-французски.

Франческа по-французски не говорила и собиралась облегчить себе жизнь, выбрав в качестве иностранного итальянский, хотя и его она, если честно, знала плоховато. Возможно, она вообще сумеет обойтись без иностранного.

— Мы же итальянки, — съязвила Франческа. — Почему ты учишь французский?

— Ну ты и стерва! — по-итальянски выругалась Кэтти.

— Звучит неплохо!

Кэтти пожала плечами.

— Ругаться по-итальянски ты умеешь. А читать?

— Когда ты без остановки сигналишь, я вообще читать не могу!

Мать уже целую вечность торчала в доме бабушки и дедушки, раздавая последние указания младшим братьям девочек: пятнадцатилетнему Фрэнки и десятилетнему Чипу. Настоящее имя Чипа было Сантино-младший, а с тех пор, как, вернувшись с бейсбольного матча, он заявил, что будет откликаться только на «Чипа», сестры стали звать его Тино. Для колледжа Франческа тоже могла бы выбрать другое имя: Фрэн Коллинз, Фрэнни Тейлор или Фрэнсис Уилсон. Могла бы, но не захотела. Фамилию и так искажали на американский манер: Корлеон вместо Корлеоне. Своей фамилией девушка гордилась, равно как и итальянскими корнями. Она гордилась папой, который решился пойти против отца и братьев, став честным бизнесменом. Да и фамилию она все равно сменит, когда выйдет замуж.

Франческа снова посигналила. Что мама так долго объясняет? Бабушка с дедушкой все равно сделают по-своему. Мальчишки без царя в голове, особенно Фрэнки, которого, кроме футбола, вообще ничего не интересует.

— Слушай, ты что… — начала Кэтти.

— …специально стараешься, чтобы я не скучала? — докончила предложение Франческа.

Вздохнув, Кэтти крепко обняла сестру.

Девочки расставались впервые за восемнадцать лет жизни.

Шоу Хэла Митчелла в отеле «Замок на песке» имело шумный успех. Джонни Фонтейн, участвовавший в восьмичасовом и полуночном представлениях, старался вовсю, развлекая толстосумов и золотую молодежь. Под утро Джонни возвращался в гостиничный люкс, где его ждали две цыпочки. Одна была белокурой француженкой и танцевала в казино неподалеку. Девчонка хвастала, что в прошлом году снялась в фильме Микки Руни. Доверили ей всего одну строчку: «Боже, смотри!» Но разве это важно? В той картине Микки Руни играет геолога, который работает в пустыне в то время, когда там проводят испытания ядерного оружия. Геолог попадает в зону радиации, а потом, получив большую дозу облучения, срывает банк на всех денежных автоматах, которых касается.

Вторая девушка была пышногрудой брюнеткой со шрамом на левой ягодице, скорее всего, нанесенным искусственно. Шрам Джонни нравился. Раз уж быть профессионалкой, то до конца! Как истинный джентльмен, Фонтейн спросил девушек, не возражают ли они против секса втроем. Те только рассмеялись и начали раздеваться. Брюнетка, которую звали Ева, в постели была просто богиней. Ева всегда знала, когда минет пора делать блондинке (увидев член Джонни, она воскликнула: «Боже, смотри!»), а когда это лучше получится у нее. Затем блондинка насаживалась на его кол, а Ева целовала подругу в губы и ласкала ее набухшие соски. Джонни быстро кончал, а потом снова и снова.

Да, Ева просто чудо! Нечасто встретишь такую девку! Однако накануне блондинка, которую звали Маргарита, или попросту Рита, пришла одна. Сегодня утром она еще спала, когда Джонни отправился в бассейн, находившийся на крыше отеля. Разве настоящие мужчины боятся холодной воды? Джонни скинул махровый халат и прыгнул в бассейн. Привыкнув к воде, он нырнул на глубину и задержал дыхание, считая до ста.

От большой глубины закружилась голова, хотя в последнее время он пил не так много, как казалось другим. В чем секрет? Джонни переходил от стола к столу, из кабака в кабак, повсюду оставляя недопитые бокалы. Это мало кто замечал, зато все присутствующие видели, с каким энтузиазмом Фонтейн поддерживает тосты. Участь любого, кто пытался за ним угнаться, была предначертана: доходягу отправляли домой на такси, которое вызывал не кто иной, как Фонтейн. Он всегда помнил, сколько выпил, где был и с кем общался.

Джонни проплыл пару раз туда-обратно и снова нырнул. Разогревшись, он от души наплавался и вылез из бассейна. Его внимание привлекла неоновая реклама под прозрачным куполом: «Незабываемое впечатление! Лучшая панорама взрыва бомбы в Лас-Вегасе!» Ниже был экран с ярко-лиловым ядерным грибом, а на бегущей строке указывалось время — завтра рано утром. Джонни уже слышал, что в бассейне будет работать бар, поставят столики, а под конец выберут мисс Ядерный Взрыв. Какой идиот встанет ни свет ни заря, чтобы посмотреть на взрыв с расстояния шестидесяти миль? Может, кто-то решил, что это отличный шанс облучиться, а потом срывать банк на денежных автоматах? Лучше бы на его шоу ходили! Джонни взял халат и вернулся в свой люкс.

Рита ушла, умница! В номере пахло виски, сигаретами и спермой. Украшением люкса считался фонтан со статуей. Обнаженная девушка стояла, изящно вытянув руки, а Джонни казалось, что она похожа на нищенку, которая клянчит деньги на ремонт отеля. Фонтейн оделся и принял маленькую зеленую таблетку, чтобы не заснуть по дороге в Лос-Анджелес.

Джонни вышел под палящее солнце стоянки и даже не поморщился — лишь поправил лацканы пиджака и сел в новенькую красную «Тойоту». Копы уже знали эту машину, даже в городе он гонял как ненормальный, а его ни разу не остановили. Фонтейн посмотрел на часы. Совсем скоро в студии начнут собираться музыканты, плюс час на болтовню и подготовку, и еще час Эдди Нильс, их музыкальный директор, будет заставлять их играть как следует. Джонни должен успеть к концу репетиции, немного поработать, затем к шести в аэропорт на чартерный рейс с Фалконе и Гасси Чичеро, и он вернется в Вегас задолго до начала частного концерта для Майкла Корлеоне.

Лишь в четыре часа утра, прибыв в комнату отдыха теннисного клуба «Виста дель мар», уставший и измученный Том Хейген обнаружил, что не взял с собой ракетку. Спортивный магазин откроется в девять, а на это время запланирован матч с послом на центральном корте. Опаздывать было нельзя. Когда Том спросил инструктора, может ли он взять чью-нибудь ракетку, тот взглянул на него так, будто Хейген наследил на белоснежной дорожке коридора. Том объяснил, что у него ранний матч, и попросил открыть магазин, но ему ответили, что ключ хранится в сейфе, доступ к которому имеет только директор клуба. Хейген вытащил две банкноты по сто долларов, однако инструктор лишь презрительно хмыкнул.

Вчера Том поднялся чуть свет, чтобы вылететь из Лос-Анджелеса в Детройт с Майклом Корлеоне. Сначала они встретились с Джо Залукки, затем присутствовали на свадьбе его дочери и торжественном приеме, а потом улетели обратно в Вегас. Майк уехал домой спать, а Хейгену пришлось отправиться в офис, где накопились неотложные дела. Домой он попал лишь на секунду, чтобы переодеться и поцеловать спящую малышку Джину, которой недавно исполнилось два, и жену Терезу, коллекционировавшую живопись и бредившую полотнами Джексона Поллока. Сыновья Фрэнк и Эндрю переживали кризис подросткового возраста. В их комнату, заваленную комиксами, пластинками и постерами, вход отцу был запрещен.

Пока Том собирал теннисную экипировку, Тереза ходила по новому дому с очередным произведением экспрессионизма в руках, решая, куда его поместить. Жене нравился Вегас и большой дом, который она принялась с воодушевлением обставлять. Каждая из картин стоила больше, чем сам особняк. Да, здорово быть женатым на женщине со вкусом.

— Повесим напротив красного Ротко в прихожей? — предложила Тереза.

— Может, лучше в спальню? — отозвался Том.

— Почему?

— Не знаю, — признался Том и прищурился, давая понять, что сейчас ему не до картин.

— Думаю, ты прав, — вздохнула Тереза, осторожно опустила картину на пол и взяла мужа за руку.

Они пошли в спальню, но Том слишком устал, и все получилось не лучшим образом.

Хейген давно перестал быть consigliere клана Корлеоне, однако со смертью Вито, которому Том служил много лет, и устранением Тессио Майклу требовался опытный помощник, тем более что Клеменца остался в Нью-Йорке. Майкл решил не назначать нового советника, пока не закончится война с Татталья и Барзини. Что-то тяготило нового дона, и Хейген догадывался, что это связано с событиями в Кливленде. В настоящее время Том фактически выполнял функции consigliere, но с нетерпением ждал новой должности. Ему уже сорок пять, больше, чем было его родителям, когда они погибли. Он слишком стар для криминальных разборок.

В дверь номера постучали, и Том поднялся, похвалив себя за то, что догадался заказать завтрак. Первую чашечку кофе он выпил еще до того, как за коридорным закрылась дверь. Кофе слабый. Хорошо, что он попросил не один кофейник, а два. Хейген вынес кофе на балкон. Восемь утра, а жарко, как в сауне. Минут за десять его халат промок насквозь.

Хейген принял душ, побрился и переоделся в теннисную форму. В восемь тридцать он уже стоял перед закрытой дверью магазина. Прождав пять минут, он вернулся в приемную. За стойкой дежурил другой администратор, пообещавший разыскать менеджера.

Том вернулся к магазину. Ждать становилось невозможно. Вито Корлеоне всегда учил ценить время, и свое и чужое. Хейген мерил шагами площадку перед магазином, боясь отлучиться в туалет. А что, если менеджер придет и уйдет? Наконец появилась девушка славянского типа, больше похожая на массажистку, чем на менеджера.

Хейген выбрал ракетку, швырнул на стол две сотни, разрешив оставить сдачу себе.

— Мы не принимаем наличные, — заявила девушка. — Вам нужно поставить свою подпись.

— Где?

— Вы член клуба? Что-то я вас не узнаю.

— Я гость господина Ши.

— Значит, должен расписаться он, или член его семьи, или помощник.

Хейген достал еще одну банкноту, заявив, что если девушка поможет, то пусть берет сто долларов как вознаграждение за усилия и время.

«Массажистка» посмотрела на него с тем же презрением, что и ее коллега-инструктор, и тем не менее деньги взяла.

Том боялся, что мочевой пузырь лопнет, но часы показывали пять минут десятого. Сорвав с ракетки упаковку, Хейген со всех ног бросился на корт.

На центральном корте Том никого не застал. Он так редко опаздывал, что не знал, как себя вести. Неужели посол прождал пятнадцать минут и ушел? Или он тоже опаздывает? Стоит ли ему ждать? Может, сбегать в туалет и вернуться?

Хейген воровато огляделся по сторонам. Кустов вокруг более чем достаточно, да вот он не из тех, кто писает в общественных местах. Том стоял, переминаясь с ноги на ногу. Наверняка посол решил не ждать и ушел. Когда терпеть стало невмоготу, Хейген бросился в туалет. Вернувшись, он заметил на сетке записку. «Посол не сможет сегодня выйти на игру и предлагает встретиться за ленчем. За вами заедут». Кто и когда заедет за Томом, записка умалчивала.

Кей Корлеоне показала на дорогу в аэропорт Лас-Вегаса.

— Он не свернул! — закричала она. — Майкл, мы пропустили поворот!

Муж, сидевший на заднем сиденье нового желтого «Кадиллака», лишь покачал головой.

— Мы что, поедем в Лос-Анджелес на машине? — не унималась она. — Ты с ума сошел!

Была пятая годовщина свадьбы Майкла и Кей. Сегодня утром Кей с родителями посетила мессу. У мужа с утра были какие-то дела, а после обеда был запланирован концерт Джонни Фонтейна, все средства от которого будут перечислены профсоюзу водителей грузового транспорта. Тем не менее Майкл обещал жене, что этот день будет посвящен ей — долгое свидание, как в старые добрые времена.

— Мы не едем в Лос-Анджелес, — покачал головой Корлеоне.

Кей посмотрела назад — на поворот, который они пропустили. Ей стало не по себе.

— Послушай, Майкл, кажется, после всех наших проблем и сложностей я не заслужила таких сюрпризов… — Она взмахнула руками, как спортивный арбитр, фиксирующий нарушение правил.

— На этот раз сюрприз будет приятным, обещаю, — улыбнулся Майкл.

Вскоре они подъехали к озеру, где у причала был пришвартован гидроплан. Он был зарегистрирован на имя киностудии Джонни Фонтейна, хотя ни сам Джонни, ни его работники никогда о нем не слышали.

— Сюрприз номер один! — объявил Корлеоне, показывая на гидроплан.

— Номер один? — переспросила жена. — Ты что, их считаешь? Тебе нужно было стать профессором математики! — Кей вздохнула, будто сожалея о том, кем действительно стал Майкл.

Они вышли из машины.

— Можно сказать, я стал бухгалтером или ревизором. — Корлеоне махнул рукой в сторону причала. — Прошу вас, мадам!

Кей стало страшно, но признаться в этом она не решалась. Нет, Майкл не замышляет ничего дурного!

— Сюрприз номер два…

— Майкл, перестань!

— Пилотом буду я!

Глаза Кей расширились от удивления.

— Когда я служил на флоте, нас учили управлять самолетом, — сказал он. «И в сорокаградусную жару посылали на острова, кишащие заразой и трупами повстанцев». — Летать мне понравилось, и я нанял инструктора.

Кей вздохнула. Сколько часов она провела в неизвестности, боясь даже подумать о том, что Майкл завел интрижку. Нет, этого не может быть! А о худшем она и думать не хотела.

— Хорошо, что у тебя есть хобби! — собравшись с духом, проговорила она. — Нельзя жить одной работой! Твой отец увлекался садоводством, другие играют в гольф.

— Гольф, — повторил муж. — А у тебя есть хобби?

— Нет.

— Можешь заняться гольфом, — съязвил Майкл. Он был одет в безукоризненный спортивного покроя пиджак и ослепительно белую сорочку с галстуком. Легкий ветерок шевелил его волосы.

— Вообще-то я бы хотела вернуться в школу, — нерешительно проговорила Кей.

— Это работа, — отрезал Майкл, — а тебе работа не нужна! Кто будет сидеть с Энтони и Мэри?

— Пока мы обустраиваем новый дом, твоя мама переедет сюда. Думаю, Кармела с удовольствием присмотрит за детьми! — Вообще-то Кей и подумать боялась, что скажет свекровь, если узнает, что она пошла работать. — Школа будет моим лучшим хобби!

— Ты действительно хочешь работать?

Кей отвела глаза. Дело вовсе не в этом!

— Я подумаю, — пообещал муж. Отец бы этого не одобрил, но Майкл хотел быть собой, а не тенью Вито Корлеоне. В молодости он позволил женить себя на правильной итальянской девушке, однако из этого не вышло ничего хорошего. Безопасность жены — единственное, что волновало Майкла. Он легонько сжал ее руку.

Кей вздохнула с облегчением.

— Слушай, я не полезу в эту штуковину, пока ты не скажешь, куда мы направляемся.

Майкл картинно пожал плечами.

— В Тахо, — равнодушно проговорил он, а в глазах плясали бесенята, — точнее, на озеро Тахо.

Несколько недель назад Кей упомянула, что мечтает побывать на этом озере. В тот момент ей показалось, что муж пропустил слова мимо ушей.

Она забралась в кабину гидроплана, и на секунду ее юбка задралась. Майклу захотелось овладеть ею здесь и сейчас, но он лишь обвел бедра Кей восхищенным взглядом. Нет ничего более возбуждающего, чем тайком разглядывать тело собственной жены.

— Если начнем падать, не бойся! — бодро проговорил он.

— Что?

— Такое редко, но случается! — Корлеоне выпятил нижнюю губу. — Даже если мы упадем, то не произойдет ничего страшного. Мы не утонем, а поплывем, как на лодке!

— Приятно слышать, — отозвалась Кей.

— Я тебя люблю! — сказал Майкл. — Надеюсь, ты не забыла.

— Тоже приятно слышать! — Кей старалась говорить спокойно, хотя ничего не получилось, и голос дрожал.

Гидроплан взлетел, и Кей почувствовала, как каждая клеточка ее тела расслабляется. Она и не догадывалась, в каком напряжении жила последнее время.

Глава 4

Над озером Эри небольшой самолет летел в самое сердце грозы. В кабине было жарко, но Нику Джерачи это нисколько не мешало. Все пассажиры самолета обливались потом так же, как и он. Телохранители ругали жару на все корки. Крутые ребята. Когда-то он был одним из них — надежным, готовым прийти на помощь по первому зову, если нужно — немым как рыба.

— Мне казалось, грозу мы уже обогнали, — проговорил Фрэнк Фалконе, грузный мужчина в оранжевой шелковой рубашке, не знавший, кто ведет самолет.

— Человеку свойственно ошибаться, — отозвался одетый в бирюзовую рубашку Тони Молинари, прекрасно осведомленный о личности пилота.

Устранение первых лиц из кланов Барзини, Татталья и Корлеоне взбудоражило Нью-Йорк, жизнь которого и так не походила на тишь да гладь, и привлекло внимание правоохранительных органов — от постовых до агентов ФБР (хотя директор бюро и сохранял олимпийское спокойствие, утверждая, что никакой мафии не существует). Все лето в городе было спокойно, даже притоны закрылись. Два оставшихся в живых дона — Отилио Кунео, более известный как Молочник Лео, и Энтони Страччи, которого все звали Черный Тони, рьяно соблюдали соглашение о прекращении огня. Является ли это окончательным перемирием, никто не знал.

— Вообще-то я имел в виду настоящую грозу, — проговорил Фалконе, — которая мешает нам лететь.

— В такую погоду даже шутить не получается, — покачал головой Молинари.

Телохранители заметно побледнели и мрачно смотрели на раскачивающийся пол салона.

— Это все из-за разницы температур воздуха и воды, — объявил Джерачи, старательно изображая пилота. — Знаете, гроза может настигнуть нас в любую минуту. По-моему, здорово!

Молинари похлопал его по плечу:

— Спасибо за объяснение, мистер Всезнайка!

— Всегда пожалуйста!

Фалконе чувствовал себя в Чикаго как рыба в воде и подкупал политиков, судей, полицейских, а в данный момент осваивал Лос-Анджелес. Молинари владел рестораном в порту Сан-Франциско и имел долю во всех предприятиях, которые его интересовали. Из краткого инструктажа Майкла Ник знал, что Фалконе и Молинари по-разному относятся к нью-йоркским кланам. Фалконе считал их снобами, а Молинари излишне жестокими. Молинари очень уважал покойного Вито Корлеоне, которого Фалконе никогда не жаловал. В последние годы эти два дона с Западного побережья сотрудничали все успешнее, особенно в торговле наркотиками, которые поставлялись из Мексики и Филиппин (безусловно, это было одной из причин, почему Майкл послал Ника на эту встречу). Пока во главе клана Корлеоне не встал Майкл, Фалконе и Молинари были самыми молодыми донами Америки.

— Эй, О'Мэлли! — позвал Фалконе.

Джерачи осторожно вел самолет сквозь грозовой фронт, стараясь попасть в попутный воздушный поток. Он прекрасно слышал Фалконе. На шлеме пилота было написано «Джеральд О'Мэлли». Погодные условия были далеки от идеальных. Наверное, поэтому Фалконе не стал возмущаться, когда Джерачи ему не ответил. Расчет Майкла оказался верным — лос-анджелесский дон сопоставил ирландское имя со светлыми волосами и широкими плечами пилота-самозванца. Наверняка Ника приняли за ирландца, работающего на кливлендскую семью. А почему бы и нет? На эту семью вместе с итальянцами работали евреи, ирландцы, афроамериканцы, так что ее можно было смело назвать интернациональной. Кливлендского дона Винсента Форленца за глаза звали Евреем.

Джерачи сознательно вел самолет сквозь самое сердце грозы. До Змеиного острова, на который они направлялись, было не так-то легко добраться. Фалконе не сразу согласился лететь самолетом, принадлежащим Корлеоне. Пусть убеждается!

Наконец самолет поднялся над облаками, и салон залили ослепительно яркие лучи солнца.

— Итак, О'Мэлли, ты из Кливленда? — продолжал допытываться Молинари.

— Да, сэр, я родился и вырос в Кливленде.

— А Ди Маджио не промах! В этом году его «Янки» задали перцу вашим «Индейцам»!

— В следующем году сочтемся!

Молинари начал рассказывать о матче, в котором Ди Маджио играл за «Морских котиков». Воистину, великий человек, он играл как бог! Уже несколько лет Тони не пропускал ни одного матча «Котиков» и с ума сходил по Джо Ди Маджио.

— А ведь ирландцы считают итальянцев идиотами, правда, О'Мэлли?

— Я так не считаю, сэр!

— Вы называете нас cacasangue! — не унимался Фалконе.

— Простите, сэр? — прикинулся идиотом Джерачи.

— Он говорит, нас считают пустоголовыми! — не выдержал один из телохранителей.

— Какой умница! — с издевкой произнес Джерачи, изображая одного из комиков.

Молинари и его телохранители рассмеялись.

— Ну, ты даешь! — восхищенно проговорил молодой дон Сан-Франциско, а Ник довольно захихикал.

Веселились все, кроме Фалконе.

Разговор не клеился: самолет трясло, а Фрэнк Фалконе подозрительно поглядывал на пилота. Гости немного поговорили о ресторанах и сегодняшнем боксерском поединке в Кливленде, на который они собирались, хотя и были приглашены на концерт Джонни Фонтейна в Лас-Вегас. Плевать они хотели на профсоюз и всех его членов! Затем обсудили «Неприкасаемых», сериал, который оба дона просто обожали. Джерачи смотрел несколько серий. Заурядная серенькая история о добропорядочных полицейских и кровожадных итальянцах, поглощающих спагетти тарелками. Ник любил читать и был категорически против покупки телевизора, но в прошлом году Шарлотта и девочки его упросили. И вот в один прекрасный день к ним во двор привезли самый большой телевизор из тех, что продавали в городе. В столовой больше никто не ужинал — вся семья собиралась у экрана. Стало почти невозможно вывезти родичей за город! Как хорошо, что его мать не видит, как деградируют внучки! Джерачи бы с радостью выбросил телевизор на помойку, но разве ему нужны скандалы с женой? Через неделю владелец строительной фирмы, добрый знакомый Ника, перебросил бригаду рабочих из Бронкса, где строили гараж, во двор Джерачи. Вскоре тутовые деревья, обрамлявшие небольшой открытый бассейн, исчезли, а у Ника появился крошечный летний домик, где он укрывался, молчаливо протестуя против всеобщего телезомбирования. Сам он включал треклятый ящик, только чтобы посмотреть спортивные соревнования.

Джерачи направил самолет в облачную гряду.

— Начинаем снижаться! — объявил он.

Самолет затрясло. Пассажиры вжались в кресла, подозрительно рассматривая каждую деталь, винт и гайку, будто ждали, что с минуты на минуту самолет развалится.

Джерачи держался очень уверенно, и вскоре за окнами показалась коричневая гладь озера.

— Это Змеиный остров? — спросил Молинари, показывая на узкую полоску земли.

— Совершенно верно! — ответил пилот.

— Куда же мы сядем? — поинтересовался Фалконе. — В этот крошечный огород?

Остров занимал чуть больше сорока акров и был в десять раз меньше Центрального парка Нью-Йорка. «Огородом» Фалконе назвал посадочную площадку, очень похожую на вспаханную грядку. На север тянулась длинная коса, которая, как всем казалось, заходила в канадские воды. Естественно, во время «сухого закона» ловкие ребята этим активно пользовались.

Остров находился в частном владении и принадлежал Соединенным Штатам настолько формально, что на нем выпускались собственные почтовые марки.

— Он гораздо больше, чем кажется сверху, — заверил пассажиров Джерачи. Остров принадлежал его крестному, а сам Ник никогда на нем не был.

Молинари потрепал Фалконе по плечу.

— Расслабься, дружище!

Фрэнк кивнул и угрюмо уставился на пустую кофейную чашку.

Через секунду они едва не упали в озеро — нисходящий воздушный поток, словно рука великана, швырнул самолет к воде. Перед глазами Джерачи мелькнули серые волны. Взяв себя в руки, он выровнял корпус самолета и набрал высоту.

— Ну-у-у, с первой попытки не вышло, — протянул Ник, дергая ручку управления. — Попробуем еще раз.

— Парень, ты нас убьешь, — простонал Молинари, который был всего на два года старше Ника.

Джерачи прочел Двадцать третий псалом на латыни, а когда дошел до места, где говорится, что человек не боится зла, вместо «потому что на все воля Твоя» сказал «потому что я самый крутой засранец Нью-Йорка».

— Никогда не слышал этот псалом на латыни, — засмеялся Фалконе.

— Ты знаешь латынь? — удивился Молинари.

— Учился в церковной школе.

— Наверное, тебя исключили в первую же неделю! Хватит болтать, не отвлекай пилота, Фрэнк.

Джерачи поднял вверх большой палец, показывая, что все отлично. Он поймал слабый ветерок, так что вторая попытка приземлиться оказалась более чем удачной. Лишь теперь, когда полет был окончен, одного из телохранителей начало рвать. Почувствовав отвратительный запах, Ник тут же закрыл рот ладонью. Другой телохранитель оказался не так проворен и испачкал одежду блевотиной. Через несколько минут на посадочной площадке показались люди Форленца в желтых дождевиках.

Пассажиры покидали салон, а Ник открыл окно, жадно вдыхая свежий воздух. Встречающие учтиво раскрыли над гостями огромные зонты, механики поставили под шасси подпорки, а носильщики вынесли из салона весь багаж за исключением небольшой кожаной сумки. У посадочной площадки Молинари и Фалконе ожидал черный экипаж с малиновой обивкой салона, запряженный тройкой белых коней. Он отвезет дорогих гостей на вершину холма.

Джерачи дождался, пока оба дона и их перепачканные рвотой телохранители сядут в экипаж. Как только они скрылись из виду, Ник сам понес кожаную сумку вверх по холму. Вот он открыл неприметную дверцу и по ступенькам спустился в грот, где когда-то располагалось процветающее казино. Мимо эстрады для оркестра и обвитой паутиной барной стойки он прошел в раздевалку и включил свет. На задней стене были раздвижные металлические двери, как в подземных гаражах Бруклина, а в остальном обстановка напоминала пентхаус где-нибудь в Вегасе: огромная кровать, бархатная обивка, мраморная ванна. За раздвижными дверями располагался склад, где хранились консервированные продукты, противогазы, кислородные канистры, баллоны воды и даже радиоприемники, работающие на коротких волнах. Прямо в скалу была вмонтирована огромная цистерна с топливом, а где-то еще наверняка скрывались другие комнаты и склады. Так что, если полиция вдруг устроит облаву, какой-нибудь маньяк захочет убить босса мафии или русские сбросят атомную бомбу, дон Форленца сможет укрываться здесь годами. Крестный Ника руководил бригадой геологов-старателей, которые занимались добычей соли в копях под кливлендским озером. Злые языки болтали, что про соль никто и не думает, а старатели день и ночь роют туннели со дна озера к Змеиному острову. Ник рассмеялся. Он, сын водителя грузовика, стоит в бункере, куда простой смертный и не мечтает попасть! Джерачи переложил деньги в сейф и застыл на пороге склада.

Деньги — просто иллюзия. Изящная кожаная сумка, в которой они лежат, имеет большую ценность, чем эти бумажки.

Деньги — всего лишь фантики, в которые играет правительство. Сотни тысяч фантиков, не стоящие и одного процента товара, стоимость которого они должны обеспечивать. Правительство — вот самая сильная банда! Печатают фантики, издают законы и уверены, что все им сойдет с рук! Насколько понимал Джерачи, бумажки, которые он привез на остров, — месячный доход от казино, которым владели Корлеоне и Форленца, и собранная рэкетирами дань. В этих бумажках — труд сотен людей, а они служат во благо небольшой группы избранных. Никчемные бумажки, ради которых дон Форленца продаст собственную мать. Пестрые фантики!

«Ты слишком много думаешь!» — часто говорил Нику отец.

Фредо открыл окно и протянул офицеру таможни водительские права.

— Мне нечего декларировать.

— А там что? Апельсины?

— Где апельсины?

— На заднем сиденье!

Ах да, сетка с апельсинами из бара! Естественно, он купил их не для себя! Даже умирая с голоду, Фредо не стал бы есть апельсины.

— Сэр, остановитесь вон там! Возле лейтенанта в белой форме!

— Да оставьте вы эти апельсины себе! Или раздайте голодным детям, мне все равно! — закричал Фредо. В день своей гибели Вито Корлеоне купил апельсины, и Фредо помнил, как пуля пробила один из них, прежде чем вспороть отцу живот. Остальные события расплылись в багровое пятно. Вот он хватает чей-то пистолет, а нападающие бегут мимо, не удостоив его ни единым выстрелом. По асфальту течет апельсиновый сок, смешиваясь с густой кровью. Фредо не догадался пощупать отцу пульс, но об этом почему-то не вспоминал. Вместо этого он сел на обочину и горько заплакал. Впоследствии этот снимок обошел все газеты, а удачливый фотограф был удостоен нескольких премий. — Совсем про них забыл.

— Мистер Фредерик, — таможенник изучал водительские права Фредо, выданные полицией Невады на имя Карла Фредерика, — сколько вы сегодня выпили?

Фредо непонимающе покачал головой.

— Так мне подъехать к парню в белом?

— Да, будьте столь любезны!

К лейтенанту в белом подошли двое в мундирах полиции Детройта. Быстро обернувшись, Фредо прикрыл бутылку желтой шелковой рубашкой. Лейтенант приказал выйти из машины.

С Санни случилось примерно то же самое! Если его, Фредо, подставили и собираются убить, то единственный шанс выжить — вытащить лежащий под задним сиденьем пистолет и, выходя из машины, открыть огонь. А вдруг это настоящие копы? Если он ранит парочку, его пристрелят на месте. Хотя Майк попадал в похожую заварушку и сумел выйти сухим из воды.

«Думай, Фредо, думай!»

Если копы настоящие и найдут пистолет, его точно арестуют. Естественно, Залукки поможет. Избавляться от пистолета уже все равно поздно.

Фредо незаметно поднял апельсин, открыл дверь и не спеша вышел. Никаких резких движений! Размахнувшись, он бросил апельсин в щеголя в белой форме и приготовился к смерти. Лейтенант легко увернулся. Копы схватили Корлеоне за руки раньше, чем апельсин приземлился на асфальт.

— Парни, с каких пор вы не верхом? — нагло спросил Фредо, а его глаза лихорадочно искали копа с автоматом.

— Вы въезжаете на территорию Соединенных Штатов, сэр, а не в Канаду. Пожалуйста, пройдемте.

— Ребята, а вы знаете, чья это машина? — не унимался Фредо. — Мистера Джо Залукки, очень уважаемого в Детройте бизнесмена.

Копы переглянулись, но Корлеоне не выпустили и повели к зданию таможни, имеющему форму треугольника. Сердце Фредо бешено колотилось, он продолжал озираться в поисках киллеров с автоматами. Неужели он слышал, как щелкнул затвор? Бежать, бежать отсюда! Корлеоне уже собирался вырваться, когда его подвели к длинной начерченной мелом линии и велели по ней пройтись.

Копы настоящие! Они его не убьют! Скорее всего…

— Мистер Залукки ждет не дождется своей машины! — осмелев, сказал Фредо.

— Руки в стороны, сэр! — велел один из копов. Он говорил с канадским акцентом, который всегда смешил Фредо.

— Слушайте, а вы точно не канадцы? — съязвил Корлеоне, но послушно развел руки.

Фредо казалось, что линию он прошел очень уверенно, хотя, похоже, эти умники так не считали, потому что его попросили прочитать алфавит задом наперед.

— Послушайте, парни, назовите ваши имена, и мистер Залукки выдаст вам премию. Я тоже в долгу не останусь!

Копы наклонили головы, совсем как псы на охоте.

Фредо радостно захихикал.

— Смешно, мистер Фредерик?

Корлеоне покачал головой. Похоже, нервы сдают! Улыбка тут же сползла с лица — ничего смешного нет!

— Простите, если неправильно вас понял, — начал один из копов, — вы предложили взятку?

— По-моему, я употребил слово «премия», — нахмурился Фредо.

— Вы употребили именно это слово, сэр. Просто Боб подумал, что вы предлагаете qui pro quo[2].

Боже, копы учат заумные словечки, а все потому, что им нечего делать! Нечего делать… Совсем как ему! Хорошо жить в свое удовольствие! Фредо посмотрел на себя со стороны, и уголки рта против его воли поползли кушам. Красавчик Фредо Корлеоне, обрюхативший половину манекенщиц Лас-Вегаса, возвращается в город, чтобы обрюхатить вторую половину! Да уж, смешно!

— Неприятности мне не нужны, так что не стоит придираться. — Он едва сдержался, чтобы не захихикать. — Послушайте, я прошел проверку или нет?

В этот момент к ним подошел лейтенант в белой форме. «Боже мой, — подумал Фредо, — он нашел пушку!» Однако в руках лейтенанта был не пистолет Фредо, а смятый листок бумаги, рекламное объявление, аккуратно вложенное в папку.

— Мистер Фредерик! — позвал щеголь в белом. — Как вы объясните это?

— Что это? — непонимающе спросил Фредо. Именно тогда он вспомнил: пистолет не под задним сиденьем, а на столике в мотеле!

Лейтенант поднес бумажку к глазам.

— Здесь написано «Прости меня, Фредо!» Кто такой Фредо?

Канадский акцент лейтенанта оказался еще сильнее, и Корлеоне расхохотался.

После трех часов вождения доктор советовал делать остановки, но Джонни Фонтейн боялся опоздать. В первый раз он остановился в Барстоу и выпил чашку чаю с медом и лимоном. Почти всю дорогу он ехал с превышением скорости, а в предместье Лос-Анджелеса проехал на красный свет. Тут же завыла сирена, и в погоню за Джонни бросился полицейский на мотоцикле. Благо, что до студии звукозаписи оставалось всего два квартала. К входу они подъехали одновременно, у парковки курил Фил Орнштейн, заместитель директора студии.

Джонни пригладил редеющие волосы, взял шляпу и неторопливо вышел из машины.

— Фил, надеюсь, ты все уладишь! — Джонни кивнул в сторону копа.

— Естественно, — отозвался Орнштейн. — Мы думали, ты приедешь ночью, забронировали номер в отеле «Амбассадор», а ты явился только сейчас.

— Вы ведь Джонни Фонтейн? — спросил коп, снимая шлем.

Не останавливаясь, Джонни повернулся к полицейскому, широко улыбнулся и щелкнул пальцами.

Фил, собиравшийся договориться с копом, устало вздохнул.

— Нам с женой очень понравился ваш последний фильм! — восхищенно проговорил полицейский.

Последним фильмом Джонни был дрянной вестерн — красавец ковбой на коне, спасающий людей от головорезов. Фонтейн поставил автограф прямо на блокноте со штрафными квитанциями.

— Записываете новый альбом? — поинтересовался коп.

— Пытаюсь!

— Моей жене нравились ваши пластинки!

Вот оно! Именно поэтому ни одна уважающая себя студия звукозаписи не предложила ему контракт! Певца, который нравится лишь женской аудитории, никто не принимает всерьез. Больше всего Джонни бесился, когда о нем говорили в прошедшем времени: не «любит», а «любила»! Его фильмы до сих пор пользовались популярностью, но, несмотря на наличие «Оскара», которым играла его маленькая дочь, именитые продюсеры по-прежнему смотрели на Фонтейна сверху вниз. Иногда случались долгие простои, а недоброжелатели начинали поговаривать, что ему пора на покой. Приходилось радоваться любым ролям, даже тем, что вызывали оскомину. Если честно, он никогда не болел кинематографом. Ведь, по сути, он не был ни актером, ни чечеточником, ни шансонье. Джонни Фонтейн был салонным певцом и возлагал огромные надежды на контракт с Национальной студией звукозаписи. Это шанс, которого он ждал всю жизнь! Он споет так, как еще никто на свете не пел! Тем не менее Фонтейн не отказывался от ролей, которые ему время от времени предлагали. Разве от куска хлеба отказываются?

— Как зовут твою жену? — спросил Джонни у копа.

— Айрин.

— Ты когда-нибудь возил свою Айрин в Вегас?

— Нет, но мы часто об этом говорим.

— Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать! Знаешь, я весь месяц пою в «Замке на песке». Шикарное место! Приезжайте, я вас проведу!

Коп рассыпался в благодарностях.

— Чертов легавый! — процедил сквозь зубы Фонтейн, когда они поднимались на лифте в студию. — Расхваливает твой талант, а сам уже прикидывает, чем можно поживиться!

— Ну ты и циник!

— Да расслабься, Фил! — Джонни посмотрел на свое отражение в металлической двери лифта и не нашел ни единого недостатка. Затем снял шляпу и пригладил волосы. — Все готово?

— Да, уже больше часа. Есть только одно «но»… Послушай меня, ладно?

Лицо Фонтейна превратилось в маску, но он приготовился слушать. В конце концов, это Фил Орнштейн предложил ему семилетний контракт. Если честно, то гонорар Джонни не устраивал, но разве в деньгах дело? Именно Фил убедил руководство студии, что голос Фонтейна можно снова сделать популярным, а его имидж выпивохи-скандалиста, во-первых, необоснован, а во-вторых, только подхлестнет интерес зрителей.

— Знаю, ты хотел сделать музыкальным редактором Эдди Нильса. Если ты настаиваешь, мы возражать не будем.

Джонни нажал на кнопку «Стоп», и лифт остановился. Именно Эдди Нильс работал с Джонни, когда его песни стали хитами. Тогда Фонтейн явился к нему домой и не уходил, пока старик не согласился устроить прослушивание прямо в облицованной мрамором прихожей. Несмотря на мерзкую акустику, голос Джонни звучал божественно, и Эдди согласился с ним работать.

— Хочешь сказать, что Эдди здесь нет?

— Именно! — поговорил Фил, похлопав себя по животу. — У него обострение язвы желудка. Вчера ночью его увезли в больницу. Он поправится, но…

— Но здесь его не ждут.

— Правильно, не ждут. Он отличный профессионал, не спорю, только у нас на примете есть другой парень. Специально для тебя.

Хорошо хоть, что у Фила хватило такта сказать «для тебя», а не «ради твоего возвращения»!

— Эдди вам никогда не нравился, — мрачно сказал Джонни. — Я даже знаю, кто новый продюсер! Тот парень, что играет на тромбоне!

— Да, это Сай Милнер, и он не так молод — ему уже за сорок. По нашей просьбе он подготовил несколько ремиксов.

Милнер играл на тромбоне в группе Лесса Галли, однако уже после ухода Джонни, так что раньше они никогда не встречались.

— Когда вы его пригласили? Вчера?

— Угу, он быстро работает. О его работоспособности ходят легенды.

«Значит, он легенда, а я старый пень!»

— А что с теми песнями, что приготовил Эдди?

— Мы обязательно включим их в новый альбом!

Фил пригладил волосы, которых у него почти не осталось. Похоже, он бессознательно копировал жесты собеседника.

— Почему ты уверен, что я начну артачиться? — Джонни снова нажал на кнопку «Стоп», и лифт поехал. — Успокойся, Фил, я профессионал. Обязательно попробуем старину Сая и его ремиксы! Вдруг выйдет что-нибудь стоящее?

— Спасибо, Джонни!

— Мне всегда нравились вежливые евреи!

— Да пошел ты!

— А смелые — еще больше!

Фонтейн вышел из лифта и направился к студии 1А, единственной, которая вмещала оркестр. Распахнув двери, Джонни прямиком направился к пепельному блондину в английском твидовом костюме и толстых очках в роговой оправе. Настоящий учитель начальных классов! А фигурой блондин больше напоминал спортсмена, чем музыканта! Джонни и Сай Милнер познакомились, обменявшись ничего не значащими фразами. Фонтейн щелкнул пальцем по микрофону, и Милнер кивнул.

Дав краткие указания инженеру-акустику, Сай занял место за дирижерским пультом. Музыканты были готовы и ждали его сигнала. Милнер снял пиджак, обнажив мускулистые руки, и взмахнул палочкой. Джонни потянулся к микрофону.

— За работу, господа! — скомандовал Милнер.

Больше он не произнес ни слова.

С самого первого аккорда Джонни старался доминировать над оркестром, который собрал Эдди Нильс. Казалось, время повернулось вспять! Он по-прежнему может петь! Даже лучше, чем раньше.

Песня закончилась, и собравшиеся в кабине для прослушивания беззвучно зааплодировали.

Милнер грузно опустился на табуретку. Фонтейн спросил, понравилось ли ему, но Сай не ответил. Музыканты приготовились играть ту же песню снова, и Милнер, ничего не сказав, махнул палочкой. Он не произнес ни слова и после второй попытки, лишь записывал какие-то ноты.

— Что ты делаешь?

Сай лишь молча покачал головой. Джонни вопросительно посмотрел на Фила, тот понял, что от него требуется, и пригласил обоих в кабину дня прослушивания.

— Пол-оркестра мы распускаем, — заявил Милнер.

Не «думаю, что…» или «может, нам стоит…», а утверждение в резкой безапелляционной форме. Джонни вознегодовал. Именно с этим оркестром он записал все свои хиты! Именно такие песни и музыка нужны людям!

Милнер слушал его спокойно, не перебивая, а когда Фонтейн выдохся, передал Филу листок, на котором были написаны имена тех, кого можно отослать домой. Орнштейн вопросительно посмотрел на Сая, а тот сказал, что ему все равно, кто это сделает.

— Чудесно! — рявкнул Джонни и упал в кожаное кресло.

Милнеру самому пришлось отпустить ненужных оркестрантов. Джонни просматривал список песен, отобранных для нового альбома, сравнивая ремиксы Милнера с оригинальными версиями Нильса. Было видно, что Сай спешил, ноты были написаны небрежно, иногда с ошибками. Разве так все было при Эдди?

Минутой позже Джонни снова стоял за микрофоном, угрюмо уставившись на лежащие на подставке ноты. Предстояло играть ремикс Милнера — старую песню Коула Портера, записанную бог весть когда. Неизвестно, чего больше хотелось Джонни — прибить Сая или обнять его как брата. Он мечтал доказать, что Милнер ничего не смыслит в музыке, сердцем чувствуя, что он гений.

Знакомые Джонни Фонтейна ни за что не узнали бы его в хмуром сутулом типе, мрачно разглядывавшем ноты. Уцелевшие оркестранты разошлись по местам. В этот момент в студию вошел мальчик, спросивший, кто здесь мистер Фонтейн и куда поставить его чай. Джонни молча показал на столик. Закрыв глаза, он плавно раскачивался в такт еще не зазвучавшей музыке, словно пропуская через себя музыкальный текст. Подготовка заняла несколько секунд, а Фонтейну казалось, что прошли годы. Он зажмурился. Много лет назад, когда он исполнял эту песню, его голос напоминал журчание лесного ручья. Что получится на этот раз?

Начало песни Джонни едва уловил. Благодаря долгим тренировкам в бассейне дыхательная система работала безотказно, и он мог не думать о физической стороне пения. Музыка была повсюду и, неподвластная оркестрантам, казалось, обладала собственной волей. Во время первого куплета Фонтейн ясно увидел парня из песни, пытающегося убедить себя, что переживет измену любимой. А когда начался припев, Джонни сам стал этим парнем. Он пел не для других людей, которые могли его слушать в студии, по радио или на частном концерте, потягивая виски. Он пел для себя и про себя, рассказывая историю своей любви. Как ни странно, присутствующие в студии не просто слышали песню. Они видели несчастного парня с израненным сердцем. Каждый представлял его по-своему, но видели все.

Песня закончилась.

Милнер опустил палочку и взглянул на инженера по акустике. Тот кивнул в ответ. Все присутствующие, включая поредевший оркестр, аплодировали стоя. Не сказав ни слова, Сай направился в кабину.

Джонни отошел от микрофона и посмотрел на сияющие лица оркестрантов. Вернулся Милнер и начал переустанавливать микрофоны. Фонтейн был готов поклясться, что в парне есть что-то сицилийское — он может добиться своего, не сказав ни слова.

— Простите, ребята, — начал Джонни, — все было здорово, но можно еще лучше. Мы только попробуем, ладно?

Милнер перевесил очередной микрофон.

— Восьмая строчка, Сай, — подсказал Джонни. — Можешь взять выше, как Пуччини?

Милнер вытащил из кармана какой-то мятый листок, похожий на квитанцию из химчистки, сел за пианино, сыграл пару аккордов, а потом, черкнув что-то на бумажке, дал указания оркестрантам.

Не скоро Фонтейн вернется к Эдди Нильсу!

Эта песня унесла его в дальние дали, в глубину собственной души, и Джонни точно знал, что сможет оказаться там снова. Он запишет целую пластинку песен, которые заставят людей плакать или смеяться в зависимости от слов и его настроения. А можно на одной пластинке записать песни группы Лесса Галли, чередуя с новыми, — получится нечто необыкновенное, непохожее на то, что когда-то играли джазмены.

Фил Орнштейн поздравлял всех собравшихся. Конечно, он не представлял, что на запись одной песни может уйти столько времени, да что поделаешь! Если Джонни Фонтейн будет продолжать в том же духе, то скоро люди будут сметать с полок магазинов все пластинки, выпущенные Национальной студией звукозаписи.

Милнер встал за дирижерский пульт, из-за толстых стекол очков казалось, что один глаз смотрит на оркестр, а второй — на Фонтейна. Джонни плотно закрыл глаза, и песня полилась.

Сай сыграл восьмую строчку повыше, и призрак Пуччини вознес песню на новые высоты, увлекая за собой душу Джонни Фонтейна.

Первый час полета Майкл и Кей почти не разговаривали. Лишь однажды Кей выразила восторг от дикой красоты пустыни, сравнивая ее с полотнами известного абстракциониста, работы которого были известны даже школьникам. Корлеоне сделал вид, будто понимает, о чем речь, про себя удивляясь, что не может быть до конца честным даже с женой.

Майкл спросил, как прошел переезд. Кей приготовилась рассказать, как на прошлой неделе Питер Клеменца с женой приехали в бывший дом Корлеоне. В кабинете Вито стояла Кармела. Она была пьяна и бормотала молитвы по-итальянски. «Это мой дом! — заявила она. — Никуда не поеду!» Нет, не стоит рассказывать. Майклу скоро доложат об этом во всех подробностях. Более того, вне всякого сомнения, он уже знает.

— Все в порядке, — вслух произнесла Кей. — Конни мне очень помогает.

Даже в такой безобидной фразе скрывался тайный смысл. Внешне Майкл остался спокойным, хотя прекрасно знал, что Конни по-прежнему винит брата в смерти Карло Рицци, несмотря на то что знакомый окружной прокурор уже вынес приговор одному из членов банды Барзини.

— Как странно, — пытаясь разрядить обстановку, проговорила Кей, — мы летим на гидроплане над пустыней!

Везде, насколько хватало глаз, лежало бескрайнее песчаное море. Через некоторое время на севере показались окутанные дымкой горы.

— Как дети? — спросил Майкл.

— Ты же сам видел! — отозвалась Кей. Когда они уезжали, двухлетняя Мэри громко плакала и звала: «Папа, папочка!» Энтони, который на следующий год должен был идти в детский сад, сидел на полу под огромной коробкой и, пробив в ней дырку, смотрел телевизор. Показывали кукольный спектакль, наверное, призывающий детей быть честными и добрыми. У кукол — кукольные проблемы. Никогда главному герою не придется мстить за убитых родственников. Его отца «Нью-Йорк таймс» не назовет «королем преступного мира», а дедушку не застрелят на улице. — Как они тебе?

— Кажется, новый дом им нравится. У них уже есть друзья?

— Майкл, я только распаковываюсь! Еще не успела…

— Понятно, я просто спросил.

Они вошли в воздушное пространство Рино.

— Как доехали твои родители?

— Все в порядке, — заверила его Кей. Ее отец преподавал теологию в Дартмуте, а последние пять лет помогал местному пастырю, старательно откладывая пенсию. Недавно они с мамой решили объехать Америку и купили трейлер. Вчера они прибыли в Лас-Вегас, чтобы помочь дочери с переездом и повидать внуков. — Им так понравилось на трейлерной стоянке, что они не хотят уезжать. Оказывается, у «Замка на песке» своя трейлерная стоянка.

— Пусть погостят у нас подольше.

— Да нет, они же решили путешествовать! — воскликнула Кей. — Итак, что ты придумал? Чем займемся в Тахо?

— Как насчет ужина и кино?

— Еще нет и одиннадцати!

— Тогда обед и дневной сеанс! На него мы наверняка успеем!

— Отлично! О боже, Майкл, посмотри! Какая красота!

Окруженное кольцом гор озеро оказалось больше, чем представляла Кей. У самого берега раскинулась сосновая роща. С высоты поверхность озера казалась гладкой, как полированная крышка стола.

— Никогда не видел места прекраснее! — восторженно сказал Майкл и посмотрел на жену. Кей вертелась на сиденье, пытаясь получше рассмотреть восхитительный пейзаж Тахо. Она казалась такой счастливой!

Гидроплан пошел на снижение и вскоре опустился на поверхность озера недалеко от причала. Вокруг не было ни души, только девственный лес и полоска пляжа.

— Что-то не вижу ни одного кафе, — осторожно проговорила Кей.

— Я знаю отличное место для ленча. Здесь, неподалеку.

Гидроплан приблизился к пристани, и из леса вышли трое в темных костюмах.

Затаив дыхание, Кей вжалась в сиденье. Мужчины были уже на причале, и она негромко окликнула мужа. Майкл покачал головой, что означало: «Не бойся, они работают на меня!»

Незнакомцы в черном на плотах подплыли к гидроплану и привязали его к причалу. Командовал ими Тони Нери, племянник Альберта Нери. Того самого, который разрядил целую обойму в грудь дона Эмилио Барзини и, выпотрошив телохранителя Татталья, помочился на кровоточащую рану. Тони заведовал охраной всех принадлежащих клану отелей. Как и Альберт, он когда-то был полицейским. Все трое казались совсем молодыми. Убедившись, что гидроплан надежно закреплен, они без слов скрылись в лесу.

Оставшись наедине с мужем, Кей вопросительно на него посмотрела. Неужели он ничего не объяснит?

— Подожди меня здесь! — велел Майкл и погладил себя по щеке. Левая часть лица была когда-то изуродована, и теперь, когда волновался, он бессознательно гладил щеку. Лишь ради жены он согласился на пластическую операцию. Следы, естественно, остались, и все же Кей старательно убеждала мужа, что он выгладит даже лучше, чем прежде!

Они подошли к купальне, и Майкл, пошарив над карнизом, взял ключ, открыл дверь и исчез внутри.

Кей очень хотелось узнать, чья это купальня, но она боялась. Боялась не ответа, а того, что Майкл будет недоволен, если она спросит.

Через секунду он вернулся с букетом бордовых роз. От неожиданности Кей даже отступила на шаг, затем подошла к мужу и взяла цветы.

— Поздравляю с годовщиной! — проговорил он, целуя жену.

— Я думала, ты даришь мне поездку!

— Это только часть подарка!

Майкл снова исчез в купальне и вернулся с клетчатым пледом и большой плетеной корзиной, из которой, словно скрещенные мечи, торчали два батона.

— Вуаля! — проговорил он. — Ленч на берегу! — И показал на полянку недалеко от пляжа.

Кей положила розы на песок и расстелила плед. Вскоре все было готово для ленча, а свежий ветер пробудил в обоих зверский аппетит. Утолив первый голод, Майкл помахал виноградной гроздью перед лицом Кей.

— Ладно, — согласилась она, — только один раз.

— Отлично, — похвалил Майкл, когда она откусила виноградину.

Кей огляделась по сторонам, но охрану не увидела.

— Послушай, — неуверенно начала она, — просто хочу спросить… — Почему она так волнуется, ведь вопрос не относится к его делам? Сегодня их день, Майкл сам пригласил ее на свидание. — Откуда взялась эта корзина?

— Я заказал, — спокойно ответил муж.

— Чья это собственность?

— Земля и озеро?

Кей напряженно кивнула.

— Ну, вообще-то твоя.

— Что значит «вообще-то»?

— Это твоя собственность! — Он встал и вытащил из кармана какой-то листок. Это оказалась ксерокопия купчей. Как и вся их собственность, земля была приобретена на ее имя. — Поздравляю с годовщиной!

Кей притворилась, что рассматривает розы. Муж может себе позволить такой подарок сразу после покупки дома в Вегасе! От этой мысли ей стало страшно и радостно одновременно.

— Ты знаешь, как произвести впечатление на девушку!

Майкл понял, что зря назвал это подарком к годовщине свадьбы — он перестарался и напугал Кей.

— Это последний подарок! — сказал он. Положив руку на воображаемую Библию, он продолжил: — Клянусь, больше никаких сюрпризов.

Кей попробовала клубнику.

— Ты купил землю, даже не поставив меня в известность?

Майкл покачал головой:

— Мне принадлежит часть компании, которая купила этот надел. Так что это своего рода инвестиция. Пусть надел принадлежит семье!

— Семье?

— Именно.

— Что ты подразумеваешь под «семьей»?

Майкл угрюмо посмотрел на озеро:

— Кей, пожалуйста! Сейчас мы переживаем не лучшие времена, но разве между нами что-то изменилось?

«Еще как изменилось», — подумала Кей, хотя вслух решила этого не произносить.

— Ты перевозишь нас в Лас-Вегас, а не успели мы распаковаться, как ты уже переселяешь нас в Тахо!

— Фредо ведь заранее подготовил наш переезд в Вегас! Да только в конечном итоге на озере Тахо нам будет лучше! Нам, Кей! Если хочешь, руководи архитектором и дизайнером сама. Пусть это будет дом твоей мечты! Это может занять год или даже два. Торопиться некуда! Дети будут расти у озера, гулять по лесу, кататься на лыжах, ездить верхом. — Майкл заглянул жене в глаза. — Когда я делал тебе предложение, то пообещал, что через пять лет наш бизнес станет законным.

— Я помню, — отозвалась Кей, хотя они давным-давно об этом не говорили.

— Свое слово я сдержу. Правда, пришлось внести кое-какие коррективы, и не все пошло, как я планировал. Я не предполагал, что отец так внезапно погибнет. Были и другие обстоятельства. Не получается неукоснительно следовать плану, если в нем задействованы другие люди. Но, — он поднял указательный палец, — мы близки к цели. Несмотря на все неудачи, с каждым днем все ближе. — Майкл улыбнулся и встал на колени. — Лас-Вегас имеет сложившуюся репутацию, и при любом исходе событий отель и казино останутся за нами. С озером Тахо иначе: здесь мы сможем делать то, что захотим. Дом будет таким, каким пожелаешь ты. С нами могут жить мама и твои родители. Кто угодно, места хватит всем!

Сестру и брата Майкл не упомянул, и, хорошо зная мужа, Кей понимала, что это не случайно.

— Я буду летать на гидроплане, а обычные самолеты могут приземляться в Рино, до него отсюда рукой подать! Карсон-Сити в часе езды, Сан-Франциско — в трех.

— Карсон-Сити?

— Столица Невады.

— Я думала, что столица Невады — Рино.

— Все так думают, но на самом деле это Карсон-Сити.

— Уверен?

— Я ездил туда по делам и видел резиденцию губернатора. Хочешь, докажу?

— Хочу.

— Поверь, Кей, это Карсон-Сити. Как мне это доказать?

— Ты же сам захотел.

Майкл взял яйцо и, держа его словно дротик, бросил в жену. Кей поймала и собиралась швырнуть в мужа. Она промахнулась, и, несколько раз отскочив от воды, яйцо упало в озеро. Майкл захохотал.

— Мне нравится видеть тебя таким, — сказала Кей.

— Что ты имеешь в виду?

— Не могу объяснить.

Майкл присел рядом с ней.

— Кей, я тоже многого не могу объяснить. Но у меня есть мечта, и сейчас она близка к воплощению, как никогда раньше. Хочу, чтобы наши дети росли, как ты, а не как я, чтобы они стали настоящими американцами, которые могут достичь любых высот. Ты ведь сама выросла в маленьком городке и училась в хорошем колледже. Пусть с детьми случится то же самое.

— Ты тоже учился в колледже, причем гораздо более престижном, чем мой.

— Но диплом так и не получил. Энтони и Мэри не придется бросать учебу. По крайней мере, для того, чтобы помогать мне. Я не стану на них давить, как на меня — отец. Для этого я и хочу перевезти вас в Тахо. Мы оградим семью…

Кей снова вопросительно изогнула бровь.

— Слушай, не надо цепляться к словам! Я имею в виду нашу семью, нас с детьми. Мы отдаляемся от… — Он схватил бутылку с молоком и выпил залпом. — От всего, связанного с Нью-Йорком. Так что наша жизнь сильно изменится. Собственность в Неваде (а население здесь пока небольшое) позволит реорганизовать и поднять бизнес до уровня, который в Нью-Йорке был просто недостижим. Самый сложный этап работы уже позади. Запомни мои слова: через пять лет бизнес семьи Корлеоне должен стать таким же легальным, как «Стандард Ойл».

— Должен стать, — эхом отозвалась Кей.

Майкл вздохнул. Если она станет так же придираться к ученикам, то их стоит пожалеть!

— Прости, но стопроцентной гарантии дать не могу. Знаешь, что для меня главное?

— Наверное, семья.

Корлеоне старался не замечать сквозившую в словах жены иронию.

— А что я должен сделать? Отойти от дел? Поступить в вечернюю школу, потом в колледж, а по ночам работать в магазине? Я несу ответственность и за других людей: в первую очередь это ты и дети, потом Фредо, Конни и мама, и это только самые близкие, деловых партнеров не считаю. Мы продали фирму по импорту оливкового масла, чтобы получить крупную сумму «чистыми», и тем не менее остаются вполне легальные компании, где мы владеем контрольным пакетом акций: заводы, строительные фирмы, десятки ресторанов, кафе, закусочных, разные газеты, радиостанции, букмекерские конторы, даже инвестиционная группа на Уолл-стрит. Мы сможем заниматься игрой на бирже и ростовщичеством, когда бизнес станет легальным. Финансирование предвыборных кампаний ничем не отличается от того, чем занимаются крупные корпорации и профсоюзы. Конечно, я мог бы отойти отдел и смотреть, как рушится наша империя. Или, — Майкл поднял указательный палец, — или можно провернуть несколько рискованных операций и привести в исполнение план, который, собственно, уже на восемьдесят процентов выполнен. Ты понимаешь, что я не могу посвятить тебя во все подробности. Просто поверь мне, и через пять лет мы будем сидеть на этом же месте и смотреть, как плещутся в озере наши дети — Мэри, Энтони, а может, и еще парочка, мой брат Том станет губернатором прекрасного штата Невада, а фамилия Корлеоне — такой же уважаемой, как Карнеги и Рокфеллер. У меня огромные планы, Кей, можно сказать, наполеоновские. Но больше всего мне бы хотелось, чтобы ты и дети были счастливы.

Они собрали остатки ленча в корзину. Майкл свистнул, и из леса появился Тони Нери. Вообще-то они с ребятами уже поели, да почему бы лишний раз не перекусить?

Майкл показал жене навес для лодок. Внутри был катер цвета морской волны с еловыми панелями. Корлеоне помог Кей забраться в лодку. Женщина ждала, что к ним присоединится Тони Нери, однако он остался под навесом.

— Слушай, что дарят на пятую годовщину свадьбы? — поинтересовался Майкл, толкая лодку в воду.

— Подарки из дерева. Кстати, чуть не забыла! — Она порылась в сумочке и вытащила открытку.

— Там что-то деревянное?

— Открой и посмотри!

Майкл улыбнулся и показал на лесистые берега озера.

— Дерево вокруг нас!

— Открытку посмотри!

Из открытки выпала брошюра.

— Смотри, там тоже дерево.

Это был карт-бланш из гольф-клуба Лас-Вегаса.

— На пятую годовщину свадьбы дарят предметы из дерева и металла. Я заказала тебе набор клюшек для гольфа, — объявила Кей, похлопав мужа по правому бицепсу. — Тебе остается только выбрать подходящие.

— Значит, клюшки?

— Тебе не понравилось? Ты не пойдешь их выбирать?

— Конечно, пойду, — пообещал Корлеоне, потирая левую щеку. — Отличный подарок! Буду играть в гольф, как все американские бизнесмены!

Майкл завел мотор, и они понеслись по озеру в сторону Рино. Кей села поближе к мужу, и он нежно обнял ее за талию. Лодка стремительно рассекала озерную гладь, и все двадцать минут до Рино голова Кей покоилась на плече Майкла.

— Спасибо! — неожиданно сказала она, когда оба вышли из лодки. — Мне нравится твой план и будущее, которое ты для нас придумал.

Кей нежно прильнула к его губам и тут же отстранилась — Майкл не любил, когда она выставляет напоказ свои чувства. Но на этот раз он притянул ее к себе, и страстный поцелуй догнал теплые губы Кей.

Когда наконец они насытились друг другом, то услышали аплодисменты. На берегу стояли два щуплых подростка с девочками.

— Пожалуйста, не обижайтесь, — покраснев до слез, извинялась одна из девочек. — Они просто идиоты! Не знаю, что с ними делать!

— Не расстраивайся, — успокоил ее Майкл. — Лучше скажи, есть здесь поблизости кинотеатр?

Перебивая друг друга, девочки объяснили, где находится кино. Мальчишки прятались за спинами подруг и корчили забавные рожи.

— Хочу сказать… — начала Кей.

— Что ты меня любишь!

— Ты не лучше, чем те мальчишки! — возмутилась жена. — Ты тоже меня любишь!

Кинотеатр оказался закрыт. Вообще-то в нем шел фильм, снятый киностудией Джонни Фонтейна, шестьдесят процентов которой принадлежали делаверской корпорации, контролируемой семьей Корлеоне. В какой-то момент Майкл хотел выкупить киностудию, но вовремя выяснил, что она давно не приносит прибыли. В этом фильме, равно как и в большинстве последних, Джонни Фонтейн уже не снимался. Майкл постучал в окно кинотеатра.

— Закрыто, Майкл!

Корлеоне лишь покачал головой и постучал еще раз. В коридор вышел лысоватый мужчина в джинсах и клетчатой рубашке и закричал, что они закрыты. Майкл забарабанил в дверь.

— Простите, мистер, по воскресеньям у нас только вечерний сеанс.

Майкл жестом попросил хозяина открыть дверь.

— Я все понимаю, — начал он, — но мы с женой решили сходить в кино, а э-э-э, — он взглянул на афишу, — Дирк Сандерс — ее любимый актер. Правда, милая?

— Да, самый любимый!

— Приходите вечером, к семи тридцати!

Майкл посмотрел на левую руку мужчины.

— Видите ли, в семь тридцать мы уже должны быть дома. Сегодня пятая годовщина нашей свадьбы! Вы ведь можете показать нам фильм прямо сейчас?

— Я владелец, а не механик!

— Тем более! И вы умеете обращаться с проектором?

— Да, конечно!

— Можно вас на пару слов? С глазу на глаз?

Владелец раздраженно закатил глаза, но Кей чувствовала, что он смущен холодным уверенным взглядом Майкла. Он все-таки позволил Корлеоне войти. Они о чем-то пошептались, а через секунду Майкл и Кей сидели в центре зала. Начинался фильм.

— Что ты ему сказал?

— Оказывается, у нас общие знакомые!

Главные герои фильма едва успели встретиться на улицах Парижа, а хозяин уже принес содовую и теплый поп-корн. Фильм оказался дрянным, и Майкл с Кей начали тискаться в темноте, словно подростки. Уйти они не могли, ведь фильм показывали специально для них.

— Смотри, — прошептала Кей, показывая на член мужа. — Настоящее дерево!

Майкл захохотал.

— Ш-ш-ш, — зашипела Кей.

— Мы же одни, — успокоил ее Майкл, — совсем одни.

Всего год назад один из двух мужчин, важно расхаживавших у выхода 10 Б аэропорта Детройта, был парикмахером на Корт-стрит, а из-за страстной любви к тотализаторам стал шестеркой Клеменца. Второй когда-то владел козьей фермой на Сицилии, около Прицци. Впоследствии верность боссу и острая нехватка рабочей силы в США позволили им навсегда забыть о бедности и голоде. Парикмахер был иммигрантом в третьем поколении, плохо говорившим по-итальянски, а вот бывший козопас почти не владел английским. Посадка на рейс в Лас-Вегас уже началась, а Фредо Корлеоне так и не появился. Козопас кивнул в сторону телефона-автомата. Парикмахер тяжело вздохнул. Разве у него есть выбор? Он снял трубку и начал бросать в телефон монетки.

— Дежурный оператор — ответил приятный женский голос из Вегаса. Ходили слухи, что обе операторши — эта и девушка в Бруклине — племянницы Рокко Лампоне, настоящие красотки и жуткие задаваки.

— Беспокоят из парикмахерской!

— Да, сэр, я поняла. Оставьте сообщение.

— Багаж потерян, — неуверенно проговорил парикмахер, опасаясь, что слово «потерян» поймут как «убит». — Мы не сможем отправить его вовремя.

— Я записала, сэр. Это все?

Это все? Когда дон Корлеоне узнает, что новые телохранители потеряли Фредо в дебрях Детройта, он им покажет «все»!

— Передайте, что я и мистер… э-э-э… — Парикмахер замялся, как же по-итальянски «коза»? Он прикрыл трубку ладонью. Козопас пил кофе.

— Сото si dice[3] «коза»?

— La capra[4] — недовольно ответил козопас.

Будто на Корт-стрит козы ходят стадами! Разве он виноват, что не знал чертово слово?

— Передайте, что я и мистер Капра постараемся найти багаж и отправить его следующим рейсом!

— Хорошо, сэр. Спасибо за звонок!

Сандра Корлеоне остановила трейлер прямо на лужайке возле университетского общежития.

— Мама! — с упреком воскликнула Франческа, надевая новый плащ. — Неужели нет другого места?

Все остальные машины стояли на парковке и подъездной аллее.

— Думаю, сегодня меня никто штрафовать не станет, — спокойно ответила Сандра, поворачиваясь к заднему сиденью, чтобы разбудить Кэтти. Дурной пример заразителен, и на лужайке остановились еще две машины. — Надо же где-то парковаться!

Открыв багажник, Кэтти стала вытаскивать вещи, упакованные в коробки из винного магазина, принадлежащего маминому жениху. У других первокурсников тоже были фирменные коробки и чемоданы. Нагрузив сестру и маму, сама Кэтти взяла лишь настольный вентилятор и радио.

— Должен же кто-то открыть вам дверь! — заявила она.

Парадные двери общежития были распахнуты настежь, и Кэтти вызвала лифт. Мама уже вспотела и, войдя в лифт, опустила коробки на пол кабины.

— Все в порядке, — единственное, что она смогла сказать. Сандре исполнилось тридцать семь, но из-за лишнего веса она выглядела намного старше.

— Глазам своим не верю, ты заставляешь маму поднимать тяжести! — негодовала Франческа.

— Глазам своим не верю, ты надела плащ! — съязвила Кэтти.

— Разве можно доверять синоптикам, — отозвалась Франческа. В университете существовал «одежный код», о чем Кэтти отлично знала. На Франческе были капри, а на инструктаже сказали, что следует одеваться женственно и элегантно. Что может быть элегантней плаща? Девушка не знала, распространяется ли код на день приезда, но предпочла не рисковать. Зачем лишние неприятности?

Они нашли комнату Франчески, и, поставив вентилятор и радио на стол, Кэтти тут же упала на кровать, скрючилась и застонала.

Франческа закатила глаза. У нее колики случались крайне редко. Зачем Кэтти привлекает к этому столько внимания? Говорить с ней об этом бесполезно, особенно сегодня.

— Где простыни? — спросила Сандра.

— На другой кровати, — ответила Франческа.

— Нет, не эти! — С помощью пилки для ногтей Сандра начала вскрывать коробки.

Франческа спустилась к машине, а когда вернулась, кровать была застелена розовым постельным бельем, а Кэтти с мокрым компрессом на лбу возлежала среди подушек, потягивая колу и слушая радио.

— Откуда кола?

— Начальница общежития принесла. Она приходила с тобой познакомиться. Пришлось сказать, что Франческа — это я.

Франческа пришла в ярость, но тут же взяла себя в руки. Это ведь только кола, а Кэтти скоро уедет…

— Спасибо! — только и сказала она.

— Не за что.

— Может, угостишь колой?

— Тш-ш-ш, играет Чарльз Мингус!

— Прекрасно! Так как насчет колы?

Кэтти протянула ей бутылку.

— Как можно думать о коле, когда играет Чарльз Мингус?

Франческа вытащила соломинку, чтобы побольше выпить, но чуть не подавилась. Шипучка попала в нос, и девушка поспешно отдала бутылку сестре.

По дороге за очередной порцией багажа Сандра заглянула в общую гостиную и, схватив стул, потащила Франческу к черному входу. Занятия начинались во вторник, а благодаря маме девушка уже нарушила два правила устава: «Не оставлять черный вход открытым» и «Не брать мебель из гостиной». Естественно, другие девушки и родители тут же последовали их примеру.

Сандра взяла целых три коробки и шла с огромным трудом. Опустив свою ношу на ступеньки у черного входа, Франческа стала ждать, пока мать ее нагонит.

— Ну почему ты не выбрала женский колледж? — воскликнула Сандра Корлеоне, показывая на здание, возле которого толпились парни и их родители. — Почему не захотела учиться с Кэтти?

Светлое платье Сандры промокло насквозь, так что просвечивало черное белье. Мать Франчески не была тучной, но лифчик и трусы казались огромными.

— Как же ты одна будешь носить вещи Кэтти?

— Все будет в порядке, не беспокойся. Слушай, нам ведь не говорили, что спальни мальчиков будут напротив! Не нравится мне это! — Сандра говорила громко, и люди начали оборачиваться.

Франческа едва сдержалась, чтобы не поправить: не «спальни мальчиков», а «мужские спальни».

В следующий раз Сандра взяла коробки полегче и все равно чуть не задохнулась, пока дошла до двери. Пришлось сесть на несчастный стул из гостиной, и он обреченно скрипнул. Вообще-то жительницы Флориды, где много солнца и фруктов, должны быть стройными, чтобы носить купальники и белые теннисные юбки! А вот Сандра Корлеоне полнела с каждым годом, и еще в прошлом месяце Франческа подсмотрела, как Стэн из винного щиплет маму за зад и говорит, что ему нравится ее попка! Черт знает что!

— Как же ты не потеешь? — изумилась Сандра.

— Не знаю, мама.

— Тебе нездоровится?

Франческа посмотрела на мать, задыхающуюся на краденом стуле:

— Все в порядке.

— Мальчишки прямо под окнами! — возмущалась Сандра, показывая пальцем на мужское общежитие. — Где это видано? Ну и порядки в этом университете!

Боже, отчего она кричит так громко!

— Ну почему ты не пошла в женский колледж?!

Наверное, это слышали даже парни в своем общежитии!

— Мама, это отличное место, понятно? — Девушка протянула руку, помогая Сандре подняться. — Пойдем!

Когда они попадут в Барнард, мама начнет причитать: «Ну почему ты уехала так далеко?!» Мать искренне считала, что Франческа и Кэтти просто обязаны жить, думать и вести себя одинаково. В прошлом году перед осенними танцами Сандра оттащила дочь в сторону и стала расхваливать ухажера Кэтти. Красавец, умница, из хорошей семьи! А Франческа почему отстает? Через несколько дней Кэтти и парень-мечта расстались. Пришлось Франческе проявлять инициативу и приглашать красавца на вечеринку к подруге. На следующее утро мать начала ее пилить: «Не стоит тратить на него время! Бабник, это и слепому видно!»

В последний раз Франческа спустилась к трейлеру одна. Только тут она заметила, что большинство дверей общежития украшены греческими буквами. Хотела же она приехать на неделю раньше, чтобы обзавестись подругами, но мама и Кэтти ее отговорили. Мама — потому что ей не хотелось развозить дочерей по отдельности, а Кэтти без конца повторяла, что девичьи компании нужны только протестанткам, потаскушкам и безголовым блондинкам. А у Франчески есть семья, так что подобная компания ей совершенно ни к чему. Франческа пыталась возразить, что с подругами будет веселее, но все же позволила себя убедить. Результат налицо — за неделю девушки перезнакомились, а она осталась одна, лишняя, чужая…

Вернувшись в комнату, Франческа обнаружила, что мать выложила вещи из чемоданов и раскладывает их по местам. У изголовья кровати был прикреплен образ Мадонны и красные бычьи рога. Ладно, как только мама уйдет, она запрячет все это подальше.

— Мам, я сама разберусь, — пробовала возразить Франческа.

— Ничего, мы не спешим, — отозвалась Сандра.

— Я лучше сама…

Кэтти захихикала:

— Почему ты честно не скажешь, что не хочешь, чтобы она шуровала в твоих шмотках?

— Мам, я не хочу, чтобы ты шуровала в моих шмотках!

— Дома я частенько шуровала в твоих шмотках! Что за язык?! Надеюсь, хоть в университете тебя научат нормально разговаривать. Ты что-то от меня прячешь?

— Ничего я не прячу! И мы уже не дома!

Сандра посмотрела на дочь так, будто та ее ударила. Затем она грузно опустилась за будущий стол Франчески и разрыдалась.

— Ну, что теперь делать? — накинулась на сестру Кэтти.

— А сама можешь хоть что-нибудь предложить?

— Разве я к тебе обращаюсь?

Слово за слово началась ссора, которая закончилась слезами. Под конец все трое лежали на кровати Франчески, прижавшись друг к другу. Для их семьи этот год стал настоящим испытанием. Сначала похороны дедушки Вито, в смерть которого девочки долго не могли поверить. Затем таинственное исчезновение дяди Карло. А потом отличился малыш Чип. Один из приятелей обозвал его «макаронником», и Чип в отместку разбил ему голову термосом. Но лишь семь лет назад они рыдали все втроем. Девочки были в школе на математике, когда их вызвали к директору, ничего не объяснив. В кабинете их ждала мать, ее лицо опухло от слез: «Ваш папа попал в аварию и погиб!» Тогда они упали на шикарный оранжевый диван директора и рыдали целую вечность. Теперь на узкой университетской кровати они вспоминали тот день, сильнее прижимаясь друг к другу.

Наконец они успокоились.

— Я просто хотела… — начала Сандра.

Договорить она не успела — в дверь постучали.

Франческа резко села, испугавшись того, что подумает начальница общежития. Но это была не она, а высокий мужчина в сине-зеленом костюме и коротко стриженная кудрявая женщина. У обоих на груди приколоты значки с именами.

— Извините, — сказал мужчина, которого, судя по значку, звали Боб, — это комната 322?

Номер комнаты был четко написан на двери, причем указательный палец Боба почти упирался в надпись.

— Простите нас, — вмешалась женщина, на значке которой красовалось «Барбара Сью (Бэбс)». Она, как и супруг, говорила с сильным южным акцентом. Заметив образ Мадонны, женщина нахмурилась. — Может, нам зайти попозже?

— Почему, это же ее комната! — возразил мужчина, проталкивая через порог смуглую девушку, которая угрюмо смотрела себе под ноги.

— Кажется, мы мешаем.

— Мы мешаем? — поинтересовался мужчина.

Сандра Корлеоне высморкалась. Кэтти промокнула слезы о чистую наволочку.

— Нет, что вы! — первой нашлась Франческа. — Входите, пожалуйста!

— Чудесно! — обрадовался мужчина. — Я преподобный Кимболл, это — моя жена миссис Кимболл и, наконец, наша дочь Сюзи. Пишется через «з», это полное имя, а не сокращение от «Сюзанны». Сюзи, поздоровайся!

— Здравствуйте! — отозвалась Сюзи, внимательно изучая туфли.

— Мы баптисты, — объявил Кимболл и покосился в сторону Мадонны. — Католики у нас живут в соседнем городке Фоли. Однажды я играл в гольф с их пастырем, отцом Роном.

Франческа представила себя и сестру с матерью, а когда назвала фамилию (Корлеон вместо Корлеоне), стала ждать неминуемого вопроса. Его не последовало.

Сюзи растерянно смотрела на сестер.

— Да, мы близнецы, — не вытерпела Кэтти. — Ты будешь жить с ней. А я еду в другую школу.

— Вы совершенно одинаковые?

— Конечно, нет! — съязвила Кэтти.

Сюзи выглядела совсем несчастной.

— Она шутит, — пожалела ее Франческа. — Мы одинаковые!

Заметив рога, Кимболл решил их потрогать. Естественно, они оказались настоящими!

— Сюзи — индианка, как и вы, ребята! — радостно объявил он.

— Мы ее удочерили, — добавила Бэбс.

— Но не из «Семинолов»! — заявил Боб и засмеялся так, что все, кто был в комнате, подпрыгнули.

— Не поняла, — тихо сказала Сандра.

Вздохнув, Кимболл перестал смеяться. Сюзи присела за свой будущий стол и молча уставилась на его пластиковую крышку.

— Во Флориде есть такая команда, «Семинолы». — Он пнул ногой невидимый мяч, а затем снова громко рассмеялся.

— Про «Семинолов» я слышала. Я имела в виду — мы не индейцы, а итальянцы.

Кимболлы многозначительно переглянулись.

— Интересно, — проговорил Боб. — Очень интересно.

Франческа извинилась, сказав, что маме и сестре пора ехать. Она скоро вернется и, если угодно, поможет Сюзи раскладывать шмотки.

Услышав слово «шмотки», Сандра поморщилась, но решила не отчитывать дочь при Кимболлах.

Держась за руки, Франческа и Кэтти молча спустились к машине.

— Мама, давай я поведу!

Открыв сумочку, Сандра достала носовой платок и ключи, которые бросила дочери.

— Постарайся не залететь! — сказала Кэтти.

Мама пропустила это мимо ушей, даже не поморщилась и не скривилась.

«Я не стану ни протестанткой, ни тупой блондинкой, ни чьей-то сестрой», — про себя пообещала Франческа.

— Не читай слишком много! — сказала она вслух.

— Не делай ничего такого, что не сделала бы я! — проговорила Кэтти.

— Может, ты и есть я?

Старая шутка! Девушки всегда удивлялись, как мама различала их с самого раннего детства. Другие родственники их путали до тех пор, пока сестры не выросли.

Они поцеловались, и Кэтти села в машину.

Франческа обняла маму.

— Как жаль, что вас не видит папа! — Сандра отступила на несколько шагов, любуясь дочерьми. — Его девочки стали студентками! — Мать громко высморкалась.

— Папа не любил слез, — возразила Франческа.

— Кому нравится, когда плачут жена и дети?

— Сам он тоже плакать не любил, — проговорила Франческа, вытирая слезы рукавом плаща.

— Ты шутишь? — воскликнула Сандра. — Санни не любил плакать? Да он рыдал больше всех! И фильмы, и итальянские песни могли растрогать его до слез. Неужели не помнишь?

Прошло семь лет, а Франческа отца почти не помнит…

Трейлер медленно поехал по обсаженной пальмами подъездной аллее и свернул за угол. «До встречи!» — прошептала Франческа. Девушка была уверена, что сестра сделала то же самое.

Глава 5

Ник Джерачи услышал шаги, приближающиеся из глубины заброшенного казино. Судя по звуку, человек сильно хромал и носил скрипучие туфли.

— Жаль твою маму, парень, — проговорил невидимый незнакомец.

Джерачи так и застыл на месте. К нему шел Смеющийся Сал Нардуччи, старый consigliere Форленца, в толстом мохеровом свитере с ромбовидными вставками. Когда Ник был подростком, Нардуччи частенько сиживал перед итало-американским клубом и курил крепкие сигары. Прозвище пристало само собой. В местном парке аттракционов был автомат «Смеющаяся Сал» — механическая кукла, которая смеялась, как испытавшая оргазм женщина. В Кливленде всех Салли, Сальваторе и даже Альбертов и Сар звали «Смеющимися Салами».

— Благодарю, — отозвался Джерачи. — Она долго болела, так что смерть стала своего рода избавлением.

Нардуччи обнял Ника, а когда отпустил, аккуратно похлопал по его карманам, хотя телохранители Фалконе и Молинари обыскали Джерачи еще в Детройте. Смеющийся Сал открыл сейф и, увидев мешок с деньгами, взял его в руки.

— Значит, климат Аризоны ей не помог? — Нардуччи положил мешок обратно в сейф, даже не заглянув внутрь. Неужели он умеет определять сумму по весу купюр? Полмиллиона сотнями весят десять с четвертью фунтов. — Там ведь тепло и сухо, верно?

— В Аризоне ей нравилось, — проговорил Джерачи. — У нее был свой бассейн, а она всегда любила плавать.

Consigliere Форленца закрыл сейф.

— Ее предки жили у моря, в Милаццо, так же, как и мои. Я вот не умею плавать, только в бокале с виски, от одной стенки до другой. Ты когда-нибудь там был?

— Где, в бокале виски?

— В Милаццо, на Сицилии?

— На Сицилии — да, а вот в Милаццо не довелось.

Ник был в Палермо на прошлой неделе, решая небольшие кадровые проблемы с кланом Инделикато.

Нардуччи потрепал его по плечу.

— Ну, как говорят, она попала в лучший мир.

— Можно сказать и так, — грустно отозвался Джерачи.

— Боже мой! — Сал сжал двуглавую мышцу Ника, будто спелый апельсин. — Эйс Джерачи! Да ты сможешь провести двадцать раундов против любого чемпиона!

— Не-е-ет! — скромно протянул Ник. — Раундов десять-одиннадцать, не больше.

— Знаешь, я часто ставил на тебя и потерял кучу денег! Кучу денег, парень!

— Надо было ставить на моих соперников. Лично я всегда делал именно так.

— Пробовал! — засмеялся Нардуччи. — А тогда ты выигрывал! Как отец?

— Потихоньку. — Фаусто Джерачи-старший когда-то водил грузовик и занимал какую-то должность в профсоюзе водителей грузового транспорта. Частенько он выполнял поручения Еврея, хотя в суть дела его никогда не посвящали. — Он живет в Тасконе вместе с сестрой, — сказал Джерачи. «И содержит мексиканку, наивно полагая, что о ней мне ничего не известно!» — С ним все в порядке. Если хотите знать, он скучает по работе!

— Пенсия не всем по нраву. К ней нужно привыкнуть.

У Ника Джерачи таких проблем не будет. «Покинуть семью можно только вперед ногами», — заметил Вито Корлеоне на символической церемонии посвящения.

— Мы готовы? — спросил Ник.

— Готовы! — Нардуччи хлопнул его по спине и повел в глубь казино. Джерачи оглянулся, запоминая лестницу, по которой они поднимались. Так, на всякий случай.

— Давно закрылось казино? — поинтересовался Ник.

— Еще во время морских учений, — ответил Нардуччи, имея в виду быстроходные катера, которые во времена «сухого закона» гоняли по Великим озерам между США и Канадой. — Сейчас у нас настоящие корабли! Их так быстро не обыщешь, а в качестве развлечения казино им в подметки не годится! Выгружаешь гостей и отправляешь в ночной круиз по озеру. Музыка, выпивка, девочки, а утром они садятся в машины и уезжают. За ночь просаживают кучу денег, но жутко довольны и с удовольствием приезжают еще.

Семья Страччи владела сетью подпольных казино в порту Джерси, хотя, насколько знал Джерачи, использовать таким образом корабли в Нью-Йорке еще не догадались. Наверное, когда страсти улягутся, Ник сам купит корабль!

— Есть еще парочка вполне законных предприятий в Вегасе и Гаване, и, пожалуй, все, — скромно сказал Нардуччи. — Ах да, еще какая-то мелочь в Западной Виргинии, но это я даже в расчет не беру. Весь штат стоит дешевле, чем один из моих кораблей!

Нардуччи провел Ника по грязному сырому коридору к старому лифту.

— Расслабься, парень! — ободряюще проговорил Сал. — Ну, кто здесь может тебя убить?

— Смогу расслабиться, если вы укроете меня одеялом и споете песенку!

Сал ухмыльнулся и нажал на кнопку. Ничего удивительного. Всех гангстеров учат, что лифт — это всегда ловушка.

— Слушай, давно хочу спросить, — сменил тему Нардуччи. — Как такой cafone, как ты, смог получить диплом юриста?

— По блату, естественно, — не задумываясь, ляпнул Джерачи, который добился всего сам. — Друзья помогли.

— Друзья, — повторил Нардуччи. — А ты молодец! — Он похлопал Ника по плечу.

Дверца лифта распахнулась, и Джерачи приготовился к худшему. Они вышли в застланный коврами коридор с резными столиками, креслами и диванчиками, явно ручной работы. Коридор привел их в мраморный зал. Молодая рыжеволосая медсестра привезла на инвалидном кресле Винсента Форленца. Еврея, как его называли за глаза. Нардуччи отправился за Фалконе и Молинари.

— Padrino[5] — поклонился Джерачи, — как ваше здоровье?

Скорее всего, его крестный в твердом рассудке, и все-таки с кресла больше не встанет.

— Эх, — прошамкал Форленца, — что знают эти врачи?

Джерачи расцеловал его в обе щеки, а затем приложился к кольцу, ведь Форленца был его крестным.

— Ты молодец, Фаусто, — похвалил Еврей. — Остальные только и делают, что тебя хвалят.

— Спасибо, крестный, — поблагодарил Джерачи. — Одно время нам не везло, а сейчас все налаживается.

Форленца усмехнулся. На лице мелькнуло что-то похожее на неодобрение. Сицилийцы не страдают всепоглощающим оптимизмом американцев и в торжество прогресса не верят.

Дон Винсент показал на стоящий у стены столик, к которому его тут же подкатила медсестра.

Вскоре вернулся Нардуччи с двумя донами и их телохранителями, слегка посвежевшими после полета. Фрэнк Фалконе выглядел довольно усталым, настоящий телок перед закланием. В соответствии с планом Молинари рассказал ему, кто такой Джерачи. Фалконе тупо уставился на портреты мужчин в средневековых костюмах и дородных женщин в тиарах.

— Это ваши друзья, дон Форленца?

— Так, дальние родственники! Энтони, Фрэнк, позвольте вам представить amico nostro. Нашего друга. — «Мой друг» означало партнера или союзника, в то время как «наш друг» прибавляло веса. — Фаусто Доминик Джерачи-младший.

— Зовите меня просто Ник.

— Ловкий парнишка из Кливленда, — продолжал Форленца. — Когда-то мы звали его Эйс. Сейчас он живет в Нью-Йорке. Мой крестник, чем я очень горжусь.

— Можно сказать, что мы уже знакомы, — заявил Фалконе.

— Ну, Фрэнк, позволь старику похвалиться крестником.

— Конечно-конечно, — пожал плечами дон Лос-Анджелеса.

— Джентльмены, — начал Джерачи, — дон Корлеоне посылает вам свой привет.

Форленца показал телохранителям на Джерачи.

— Парни, за работу.

Ника обыскали уже в который раз за день. «Ну, еще пару раз, и Форленца успокоится», — подумал он. На этот раз искали с особой дотошностью — под рубашкой, даже пояс трусов прощупали в поисках записывающих устройств. Закончив обыск, телохранители кивнули дону Винсенту. Через минуту официанты в белых париках принесли огромное хрустальное блюдо с biscotti all'uovo[6], клубнику со сливками, апельсины и чашки с дымящимся капуччино. Поставив на стол возле дона Форленца серебряный колокольчик, они удалились.

— Это тоже родственники, — ухмыльнулся Форленца, потягивая капуччино. — Прежде чем приступим к еде, хочу, чтобы вы уяснили: это я решил пригласить представителя дона Корлеоне.

Джерачи этому не верил, хотя и опровергнуть сказанное не мог.

— Простите, дон Винсент, и ты, как бишь тебя… Джерачи! Не обижайтесь, но я до сих пор не могу привыкнуть, что этого маленького pezzonovante Майкла все называют доном Корлеоне, — не выдержал Фрэнк.

Клан Фалконе имел связи с семьей Барзини и когда-то с Билли Гоффом, которого, по слухам, тоже убили Корлеоне.

— Фрэнк, пожалуйста, — заметил другу Молинари, — не надо лезть на рожон.

Форленца пригласил их к столу. Нардуччи устроился в кожаном кресле неподалеку, а телохранители — на низком диванчике у дальней стены. Медсестра поспешно вышла из зала.

Фалконе присвистнул:

— Обожаю баб в белой форме! Одень в белый халат любую уродину, и я тут же задеру ей юбку и задам по первое число! В больницах мой дружок стоит до тех пор, пока мне не сделают кровопускание!

— Фрэнк! — укоризненно проговорил Молинари.

— А что? Тони, дружище, с каких пор ты не понимаешь шуток?

Форленца расспросил Фалконе и Молинари о свадьбе дочери Джо Залукки и сына Питера Клеменца. Клеменца-младший под прикрытием отца строил торговые центры в Детройте. Фалконе еще долго не мог успокоиться и расспрашивал Ника, как кливлендский парень попал в семью Корлеоне. Джерачи рассказал, как оказался в Нью-Йорке с женой и малолетними детьми, а его крестный сделал пару звонков нужным людям. Фалконе презрительно скривился. Пришла пора ужинать. Форленца выпил воды и позвонил в колокольчик.

— Sangu sciura sangu, — проговорил он. — Кровь за кровь. На Сицилии эту традицию забыли. Из-за бесчисленных вендетт там поубивали почти всех мужчин! Америка — совсем другое дело. Мы процветаем как никогда раньше. У нас есть деньги, власть, уверенность в завтрашнем дне. Мы занимаемся законным бизнесом на Кубе, а представители присутствующих здесь семей — и в Неваде. Прибыль, которую мы получаем, может быть ограничена лишь скудным воображением обывателей и, — он поднял указательный палец, — и тем, что мы почти забыли о вендетте.

Форленца воздел глаза к лепному потолку и заговорил на сицилийском диалекте, который Джерачи едва понимал.

— Возможно, среди вас есть человек, которому известно, кто стоит за нью-йоркскими убийствами. — Еврей по очереди оглядел Джерачи, Фалконе и Молинари, а затем уткнулся в чашку с капуччино. — Убит Эмилио Барзини, великий человек и мой старый друг. Филипп Татталья мертв. — Форленца остановился, чтобы съесть тонкое biscotti, словно молча отдавая дань уважения слабому, подверженному порокам Татталья. — Убит Тессио, самый старый и мудрый caporegime Майкла Корлеоне. Убит зять дона Корлеоне, отец его крестника. Убиты еще пять amici nostri[7]. Что же случилось? Может, кто-нибудь из вас знает? Лично я — нет! Мои информаторы сообщают, что Барзини и Татталья решили уничтожить Корлеоне, но те оказались проворнее. Может быть! Другие говорят, что Майкл Корлеоне убил Барзини и Татталья, чтобы те не мешали перемещению бизнеса на Запад. Вполне вероятно. А может, это месть за убийства старших сыновей Вито Корлеоне и Филиппа Татталья семилетней давности? А что? В таких делах семь лет не срок. Или, — он взял еще одно печенье и неторопливо разжевал, — кто знает, возможно, решив захватить контроль над Нью-Йорком, в тайный заговор вступили дон Кунео и дон Страччи? Ведь у них всегда было куда меньше власти, чем у Татталья и Корлеоне. Что-то они подозрительно быстро согласились на перемирие! Именно эту версию журналисты считают самой вероятной и навязывают глупым обывателям.

Молинари и Фалконе понимающе закивали. Газетчики пишут то, за что им платят. Страччи хозяйничал в Нью-Джерси, а Кунео — на севере штата Нью-Йорк (и владел крупнейшим молокозаводом страны, за что его и прозвали Молочник Лео). Ни у кого из них не поднялась бы рука на три гораздо более могущественных семьи города.

— А может, их всех убили Корлеоне! — сказал по-английски Фалконе.

Джерачи представлял, как он удивится, если узнает, что его дурацкая гипербола соответствует действительности.

— Даже своих друзей и родственников? — возразил Молинари. Как бы Энтони Молинари ни уважал Вито Корлеоне, по всему выходило, что он слабо представляет, что творится в Нью-Йорке. — Да ты что, Фрэнк!

— Ну, не знаю, — пожал плечами Фалконе. — Как и дон Винсент, я не понимаю, что случилось. А люди болтают разное. Я, например, сам слышал, как дон Вито, мир его праху, клялся, что не станет мстить за смерть сына… как бишь его?

— Сантино, — подсказал Джерачи.

— Да что ты говоришь?! — воскликнул Фалконе и поднял чашку с капуччино, будто чокаясь с Ником. — Спасибо, О'Мэлли! Да, Сантино! Так вот, на Собрании старик поклялся, что не станет ни мстить, ни искать виновных. Тогда мы все поверили, что он говорит от имени семьи Корлеоне. А теперь ясно, что старик просто пыль в глаза пускал. Он не хотел этим заниматься лично, вот и все! Тут же отошел отдел, а когда благополучно умер, Майкл отомстил за братца.

— Простите, — вмешался Джерачи, — но дон Вито никогда не пускал пыль в глаза. Все было именно так, как он сказал.

— Дон Винсент! — нарочито громко позвал Фалконе. — Почему из всех нью-йоркских семей здесь представлены только Корлеоне? Почему я должен сидеть за одним столом с каким-то молокососом-soldato? Даже ваш consigliere и тот сидит отдельно!

— Ну, это же не переговоры, а просто дружеская беседа, верно? — постарался разрядить обстановку Молинари. — Если погода исправится, дон Форленца одолжит нам клюшки и мы сыграем в гольф!

— А кресло у меня очень даже удобное! — неожиданно вмешался Нардуччи.

— …или возьмем лодки и поедем на рыбалку. Или ты пригласишь медсестричку на коктейль и как следует отделаешь ее в задницу!

— Почему в задницу? — нахмурился Фалконе. — С чего ты взял, что я люблю in culo?[8] Кто-то сказал, что я этим занимаюсь?

— Ага, испугался! — торжествующе воскликнул Молинари.

Дон Форленца допил капуччино и опустил чашку на блюдце с такой силой, что оно раскололось. На это никто не обратил ни малейшего внимания и даже не подумал собрать осколки.

Раскрылась дверь, и в зал вбежали взволнованные телохранители. Смеющийся Сал велел им убираться.

— Мы не идиоты-полицейские, чтобы заниматься раскрытием преступлений, — начал Форленца. «Идиоты-полицейские» он произнес таким тоном, будто проглотил кошачье дерьмо. — У меня хватает своих проблем, — он перешел на сицилийский. — У вас, — он показал на Фалконе и Молинари, — надеюсь, тоже. Если в Кливленде появятся проблемы, то они не будут касаться никого в Нью-Йорке. Они будут мои и ничьи больше. Однако меня беспокоит то, что в Нью-Йорке проблемы возникают уж слишком часто. В газетах появляются глупые статьи, полиция допрашивает и угрожает нашим друзьям, не имеющим к Нью-Йорку никакого отношения. Под колпак попали даже наши влиятельные партнеры — владельцы предприятий и банковские инвесторы. В Вашингтоне заговорили о том, что ФБР пора переключиться с коммунистов на нас! Сенаторы угрожают расследованиями. Даже легальные предприятия могут привлечь внимание финансовой инспекции. У меня внуки в колледже, ребята обзаводятся семьями, а я боюсь даже передать им свой капитал! Мало ли кто заинтересуется… — Форленца выпил воды и осторожно поставил бокал на стол. — Сотни тысяч долларов потерянной прибыли — вот что всем нам угрожает.

Фалконе начал строить на тарелке замок из печенья, клубники, апельсиновых корок и осколков стекла, что валялись неподалеку.

— Мне кажется, что основных причин для беспокойства у нас четыре. — Дон Винсент выпятил пальцы левой руки, чтобы начать отсчет. Это был его любимый жест. Для Форленца всему существовали именно четыре причины: четыре причины, почему не любят евреев; четыре причины, почему Джо Луис нокаутирует Рокки Марсиано; четыре причины, почему говядина полезнее свинины. Наверное, если бы у дона Винсента был лишний палец, то на все про все нашлось бы пять причин.

— Первая, — он снова перешел на английский и загнул указательный палец, — Нью-Йорк. Нужно помочь им понять, что междоусобица нам ни к чему. А мир, каким бы хрупким и ненадежным он ни был, можно сохранить только совместными усилиями.

Все собравшиеся, включая Джерачи, согласно закивали.

— Вторая, — Форленца загнул средний палец, — Лас-Вегас. Семь лет назад в нью-йоркском банке мы решили, что Вегас будет общей территорией. Своего рода город будущего, где каждая семья найдет дело по душе. А теперь Корлеоне переносят туда свою штаб-квартиру, и…

Джерачи открыл рот, чтобы возразить, но дон Винсент жестом велел ему молчать.

— …и семьи Чикаго решили, что это изменит расстановку сил.

— Особенно Членонос, — задумчиво пробормотал Нардуччи.

— Между прочим, — вставил Фалконе, укрепляя замок частоколом из стекла и клубники, — он не любит, когда его так называют.

Естественно, царствовавший в Чикаго Луиджи Руссо предпочитал, чтобы его звали Луи. Колоритным прозвищем (которое газетчики сократили до «Носа») он был обязан местной шлюхе, которая везде рассказывала, что больше всего он любит засовывать свой длинный нос во влагалище партнерши. Обезглавленное тело болтушки нашли на берегу озера в штате Мичиган, а голова ее и вовсе пропала.

— Вот вам и проблема номер три, — Форленца загнул безымянный палец. — Чикаго.

Джерачи взглянул на Фалконе, чей бизнес, по сути, являлся филиалом чикагского. Никакой реакции. Тони сосредоточенно собирал со стола осколки для своей башни.

— Семь лет назад Носа на встречу даже не пригласили! — напомнил Форленца. — Представляете?

Когда-то, желая избавиться от господства Аль Капоне, семьи Нью-Йорка решили, будто все, что западнее Чикаго, будет контролироваться Чикаго. Живший в Джерачи кливлендский патриотизм подсказывал, что такой план мог одобрить только житель Нью-Йорка. Капоне лишился власти, и в городе начался хаос. Доны Лос-Анджелеса и Сан-Франциско рассорились в пух и прах, а Моу Грин из Нью-Йорка решил, что Лас-Вегас станет городом будущего, открытым для всех, кроме семей Чикаго. Грина убили, Корлеоне прибрали к рукам казино, но основная власть была сосредоточена в руках коалиции семей со Среднего Запада, с Детройтом и Кливлендом во главе. Руссо тоже участвовал в этой коалиции (равно как и Корлеоне, занимавшие в ней скромное место) и постоянно говорил о том, что его семье пора захватить положение подостойнее. Нос снова объединил семьи Чикаго и с каждым днем становился все сильнее. В Нью-Йорке лилась кровь, и многие стали считать, что именно Руссо — самая влиятельная фигура преступного мира Америки.

Форленца обреченно покачал головой.

— Семьям Нью-Йорка не удалось укротить Чикаго. Семь лет назад местные кланы называли то паршивыми овцами, то бешеными псами.

— Кастрированными цыплятами, — вставил Молинари, намекая на происхождение фамилии Капоне.

— Они больше похожи на диких зверей, — возразил Смеющийся Сал.

Фалконе продолжал укреплять замок. Высотой он был уже сантиметров двадцать. Низко опустив голову, Фрэнк пытался разглядеть в самых крупных осколках свое отражение.

— Проблема последняя, — дон Винсент загнул мизинец, — наркотики.

Форленца тяжело откинулся на спинку кресла. Он явно устал.

— Наркотики? — переспросил Молинари.

— О, боже, — простонал Нардуччи.

— Надоело, — прошипел Фрэнк.

Джерачи заставил себя молчать.

— Да, проблема не новая, — признал Форленца, — но до сих пор не решенная. Страшная вещь — эти наркотики. Если ими не займемся мы, то найдется кто-то другой, если…

— Да, если займемся, — перебил Фалконе, — а мы уже интенсивно занимаемся, это привлечет внимание копов, совсем как игорные дома, проституция, отмывание денег через профсоюзы и так далее. Да ладно вам, дон Винсент, сколько можно переливать из пустого в порожнее?! В ваше время был рай для алкоголиков и тех, кто на них наживался. — Аккомпанементом слову «рай» оглушительно грянул гром. — Вы неплохо поживились, и хватит! Для моего поколения золотое дно — наркотики, и кто знает, что будет дальше?

— Марсианские шлюхи, — чуть слышно пробормотал Нардуччи.

— Когда мы давали обеты, — не унимался Форленца, — то клялись на святых заступниках, что не будем заниматься наркотиками! — Он показал на замок из стекла, клубники и печенья, который строил Фалконе. — Что ты делаешь?

— Просто дурью маюсь, — огрызнулся Фрэнк. — Послушайте, дон Винсент, я люблю вас как отца, и тем не менее вы отстали от времени! У нас на Западе давно уже все налажено, каждый занимается своим делом — торчки колются, мелкие продавцы сбывают дурь торчкам, крупные дилеры контролируют мелких продавцов. Полный порядок, как и в любом другом бизнесе. Естественно, копы иногда вмешиваются, особенно в такие времена, как сейчас, но, если серьезно, разве нас это волнует? Да нисколько!

Джерачи знал, что кливлендская семья тоже торгует наркотиками, хотя в гораздо более скромных масштабах, да и занимаются этим в основном негры и ирландцы. «Сухой закон» канул в Лету, и бизнес Кливленда плавно перешел на игровые заведения, отмывание денег через профсоюзы и биржевые махинации. Новые идеи, равно как и новые люди, приживались с большим трудом. Отец Ника как-то сказал, что верхушка семьи не менялась уже более десяти лет.

Форленца продолжал твердить, что с выпивкой все обстояло иначе — даже копы пили, так что подпольная торговля спиртным была им на руку. Наркотики — совсем другое дело.

Фрэнк Фалконе поднял с пола большой осколок и посмотрел сквозь него на свет. Тем временем Молинари как можно мягче объяснил дону Винсенту, что копы нынче совсем не те.

— Ну все, хватит! — Форленца коротко свистнул, и вернулись два официанта. — Уберите это!

— Разве я просил что-то убирать? — Фалконе положил осколок на стол и с вызовом взглянул на официантов. — Только тронь замок, и я прострелю тебе голову!

«Вот она, сила Чикаго! — подумал Джерачи. — Влияние Носа приносит блестящие плоды».

Официанты словно к месту приросли. Один из них — седой мужчина славянской внешности — стал белее, чем его крахмальная манишка. Второй — высокий блондин с крашеными черными усиками — выжидающе посмотрел на хозяина.

— Уберите! — велел Форленца.

— Только попробуй! — Фалконе взял последнее biscotto и положил на вершину замка.

— У меня внук учится в художественном колледже, довольно дорогом, — сказал Нардуччи. — Там они как раз такие скульптуры и лепят. Думаю, вам стоит познакомиться!

— Правда? — Фрэнк повернулся к старому советнику. — И где же это?

— Где вы сможете встретиться или где этот колледж? — Нардуччи пожал плечами. — Даже не знаю, мне просто приносят счета. И похоже, мозгов у вас столько же! Детский сад!

Фалконе вскочил со стула и бросился на старого сопsigliere, но Джерачи, не сказав ни слова, двинул ему в челюсть. Голова лос-анджелесского дона безвольно откинулась назад, ноги подкосились, и он упал на мраморный пол.

Телохранители Фалконе бросились к столу. Джерачи поднялся. Время словно остановилось. На профессионалов они не похожи, так что особых проблем не будет.

Молинари расхохотался, и, как ни странно, через секунду рассмеялся распростертый на полу Фрэнк. Телохранители остановились, не понимая, что происходит. Джерачи не шелохнулся.

— Детский сад! — не унимался Молинари. — Тонко подмечено!

— Отличный удар, О'Мэлли! И это из положения сидя! Ничего себе!

— Привычка! — коротко ответил Ник. Нардуччи его даже не поблагодарил. — Простите! Сильно я вас?

— Ничего страшного, — пожал плечами Фалконе.

— Ты что, хотел ударить старика? — бросился на приятеля Молинари.

— Ну, не в первый раз, — отозвался Фалконе, утирая кровь. Вид у него был довольно жалкий, и все рассмеялись. Джерачи сел, а телохранители вернулись на свой диванчик. — Да плевать я хотел на этот замок! — процедил Фрэнк. — Забирайте!

Официанты с облегчением унесли творение Фрэнка Фалконе на кухню. Блондин с крашеными усиками даже нашел в себе силы вернуться и принести свежие напитки.

— Ну что, Фрэнк, оторвешь ему голову? — подначил Форленца.

— Да я пошутил! — промямлил Фалконе, и все снова рассмеялись.

Джерачи давно ждал удобного случая сказать то, что должен. Кажется, сейчас самое время. Он многозначительно взглянул на крестного.

Форленца кивнул.

Дон Винсент откашлялся, призывая к порядку, и, воспользовавшись образовавшейся паузой, неторопливо выпил стакан воды.

— Джентльмены! — объявил Форленца. — К сожалению, наш гость вынужден нас покинуть. — Под этим подразумевалось, что «наши разговоры не для его ушей», а вовсе не «его ждут в другом месте». — Однако он проделал долгий путь и, прежде чем уйти, хочет произнести несколько слов.

Обращаясь к «высокому собранию», Джерачи встал. Он поблагодарил дона Форленца и пообещал быть немногословным.

— Сидеть за этим столом — огромная честь, и дон Фалконе прав, мне здесь не место. Как вы справедливо заметили, — сказал он, обращаясь к Фрэнку и вспоминая Тессио, который всегда говорил, что недооценивать противника опасно, — я всего лишь молокосос-soldato. — Джерачи, естественно, так не считал, а просто подыгрывал лос-анжелесскому дону.

Нардуччи пробормотал в адрес Ника нечто хвалебное, но так тихо, что Джерачи ничего не разобрал.

— Хочу вас заверить, — продолжал Ник, — клан Корлеоне не представляет никакой опасности. Дон Майкл хочет мира и готов сделать для этого все от него зависящее. Он не планирует и никогда не планировал захватывать Лас-Вегас. Через три-четыре года семья Корлеоне переедет к озеру Тахо. То есть клан перестанет существовать как таковой. Естественно, наши нью-йоркские предприятия будут продолжать работать, но Майкл Корлеоне будет управлять ими из своей резиденции в Тахо, совсем как ведущие магнаты Америки — Карнеги, Форд, Хьюз и другие.

— Вот тебе и юридический колледж! — воскликнул Нардуччи, впечатленный словами Ника.

— В клан Корлеоне больше никого не будут принимать, а дон Майкл фактически перестанет быть доном. Все изменения будут проходить постепенно, с должным уважением к интересам других семей. Опыт клана Корлеоне будет полезен для тех, кто пожелает последовать примеру дона Майкла. — Джерачи задвинул стул. — Джентльмены, если вопросов больше нет…

Фалконе и Форленца смотрели на Молинари, который медленно покачал головой. Как старый друг семьи Корлеоне, вопросы должен был задавать именно он.

— В таком случае, если погода позволит, мы… — начал Джерачи.

— К черту погоду! — заорал Фалконе. Он поставил на одного из боксеров сто тысяч долларов. — Пора лететь, парень, и никакая погода нас не остановит.

Нардуччи пробормотал что-то о «воле божьей».

— К черту бога! — рявкнул Фрэнк. — Не обижайтесь, дон Винсент, но я не хочу застрять…

— Все будет в порядке! — пообещал Джерачи и вышел из зала.

Том Хейген вернулся в свой номер и швырнул на кровать ракетку, которая ему обошлась в триста долларов. Тенниску он снимать не стал, шорты сменил на легкие хлопковые брюки, а кроссовки — на мокасины. Наслаждаясь царящей в комнате прохладой, Том стал наблюдать за группами ярко одетых людей, которые играли, смеялись и пили коктейли на зеленых полях для гольфа. Всего десять лет назад здесь были только кактусы и песок, а любой, кто попадал сюда в полдень, мог умереть от теплового удара и жажды под пристальным вниманием кружащих в небе канюков. Стервятники и кактусы исчезли, а по изумрудно-зеленым полям на специальных картах разъезжали служащие, развозя холодное пиво, лед и свежие полотенца. Хейген вспомнил рассказы о Древнем Риме, где императоры охлаждали свои дворцы, заставляя рабов спускать с горных вершин бесчисленные тонны тающего снега. Рабы стерегли снег денно и нощно, обмахивая его огромными опахалами из папируса. Рай можно построить в любой точке земного шара, были бы деньги и желание.

Хейген попросил администратора позвонить, когда за ним пришлют машину, поставил будильник на 13:45 и лег спать.

Будильник зазвонил, и Хейген проснулся проголодавшимся. Как он ненавидел поздние ленчи! Том связался с администратором. «Нет, сэр, никто вас не спрашивал».

Хейген повесил трубку и уставился на телефон, от всей души желая, чтобы он зазвонил. Совсем как сопливый юнец в ожидании звонка подружки! Том снова взял трубку и попросил оператора соединить его с офисом Майка. Никто не отвечал. Хейген позвонил ему домой. Если бы встреча с послом не была так важна, Том был бы уже в самолете, на пути домой. Трубку взял отец Кей. Майкл с супругой уехали отмечать годовщину свадьбы. Том напрочь забыл, что у Майкла праздник! Надо будет его поздравить. Хейген позвонил жене сказать, что с ним все в порядке. Тереза рыдала, потому что пропал Горбанцо, их старая такса. Мальчики написали объявления и расклеили по всему району. А что, если пес убежал в пустыню? Там койоты, пумы, змеи! И завтра будут испытывать атомную бомбу! Том успокаивал жену, как мог. Старый Горбанцо на кривых лапках вряд ли удерет далеко, а уж шестьдесят с лишним миль до полигона ему явно не по силам.

Хейген посмотрел на ракетку — двадцать долларов ей красная цена, она в сто раз хуже той, что осталась дома! Том представил, как повел бы себя Санни. Наверняка пришел бы в ярость от такого неуважения, заказал все, что предлагает меню, съел самое вкусное и помочился на остальное. Разгромив номер дешевой ракеткой, заставил бы посла оплатить все расходы. И, прокричав: «Мы не принимаем наличные! Вам нужно поставить свою подпись!», Сантино направился бы в аэропорт.

В животе заурчало, и Том улыбнулся. Он так скучал по Санни!

Зазвонил телефон. Водитель прибыл!

Хейген вышел на улицу, но никакой машины не увидел. Том подошел к охраннику и услышал, что последний автомобиль припарковался здесь три часа назад. У Хейгена застучало в висках. В спешке он забыл солнечные очки. Солнце нещадно палило. У стойки администратора Том увидел негра в белом смокинге. Оказывается, посыльный ждал с другой стороны здания и приехал не на машине, а на шестиместном карте с белой крышей. Часы показывали половину третьего.

— Никогда не видел такого огромного карта! — воскликнул Хейген, закрываясь от солнечных лучей, ярко освещавших белые кожаные сиденья.

— Спасибо, сэр! — поблагодарил шофер, которому наверняка запрещали глазеть на гостей хозяина и приставать к ним с глупыми вопросами.

Карт поехал по полю для гольфа, лабиринтам теннисных кортов и второму полю. Вся поездка заняла минут пятнадцать, в течение которых водитель и пассажир старались не смотреть друг на друга.

Когда посол познакомился с Вито Корлеоне, его звали Микки Ши. Теперь в газетах он упоминался как М. Корбетт Ши, жена и близкие друзья звали его Корбетт, а для остальных он был «господин посол». Много лет назад его отец покинул графство Корк и обосновался в Балтиморе, открыв питейное заведение. Микки, самому старшему из шести детей, приходилось много работать: мыть полы, таскать тяжелые ящики, мести улицу и скалывать лед. Однако по сравнению с другими мальчишками с их улицы Микки считал себя счастливым. Скоро родители стали пить гораздо больше, чем любой из посетителей, и потеряли все. Мать, на редкость смелая женщина, выбрала страшную смерть. Взяв лежащий под кассой обрез, она выстрелила себе в рот. Убиравший снег Микки нашел ее бездыханное тело с разбитой головой в одном из темных проулков. Отец оказался куда слабее и пил, пока окончательно не потерял человеческий облик.

В семнадцать лет Микки забрали в армию, в хозяйственную часть. Согласно легенде, именно там, а не на улицах Балтимора, парень усвоил, что правила существуют для того, чтобы их нарушать. Черный рынок процветал и в мирное время, а когда Соединенные Штаты вступили в войну, расцвел махровым цветом. Через неделю после того, как объявили перемирие, сержант Ши купил себе приказ об увольнении. С войны он вернулся миллионером. Микки отправился в Нью-Йорк и открыл таверну на Адской Кухне. Ирландец, обладающий поразительным красноречием, он быстро завел знакомых в полиции и, что куда важнее, среди главарей ирландских банд. Новые друзья помогли купить несколько складов в портовом районе, где Микки оттачивал свой предпринимательский талант. Этим бы он и ограничился, но настали времена «сухого закона». Микки Ши оказался контрабандистом от бога. Он покупал склады, нанимал рабочих, знал, как провести товар, чтобы никто ничего не заподозрил. В армии рождается настоящая дружба, и приятели, осевшие в восточных городах и Канаде, помогали ему с удовольствием. Таверна Микки стала любимым заведением всех полицейских города. За одну ночь она превратилась в кафе-мороженое, а подвал после косметического ремонта — в подпольный бар. Полицейские в этом баре обслуживались бесплатно, а постоянным клиентам даже приплачивали. И не напрасно! Облав на Микки не устраивали ни разу. Слава о баре разошлась по всему городу, и в мгновение ока он стал самым модным заведением Нью-Йорка, где собирались оперные дивы и звезды Бродвея, редакторы газет и скандальные журналисты, члены городского совета и преуспевающие адвокаты, даже президенты банков и титаны с Уолл-стрит. Окрыленный успехом, Ши купил соседнее здание и прорыл к нему туннель, утроив площадь подземного бара. Каждую ночь в заведении играл оркестр. Предприятие Микки стало самым дерзким и успешным за всю историю «сухого закона» в Америке.

Правда, Ши был не из тех, кто останавливается на достигнутом. Во время войны разбогатели многие, но Микки видел, что над такими, как он, стоят другие, имеющие не только деньги, но и власть. Эти люди не пачкали руки о проституцию, наркотики и мелкие взятки! Через знакомых в полиции Нижнего Манхэттена Микки договорился, чтобы грузовики с оливковым маслом останавливали подальше от его складов, что, в свою очередь, спасало их от облавы. Но чем таким занимаются люди в грузовиках? Почему он должен получать прибыль лишь от складов и бара, когда можно еще нажиться на транспортировке продуктов и их продаже? Друзья из Канады помогли купить несколько катеров и автоцистерн, и вскоре водители грузовиков с маслом начали взрывать грузовики и катера Микки, естественно, вместе с его людьми. Чтобы найти и наказать виновных, Ши задействовал все свои связи — от Квебека до Манхэттена, от простого копа до окружного прокурора. Работа была проделана колоссальная, однако виновных так и не нашли.

Однажды Дженко Аббандандо, старый consigliere Вито Корлеоне, предшественник Хейгена, которому, по мнению Микки, принадлежала торговая компания «Дженко пура», через знакомого в полиции организовал встречу Ши и Вито Корлеоне. Они встретились в небольшом кафе на Адской Кухне, всего в шести кварталах от складов Микки. В подобные кафе Ши никогда не заходил. Острая жирная еда его не привлекала, он ел только хлеб и лапшу без соуса. Когда ленч подошел к концу, Вито объяснил, что погубившие людей Ши негодяи брали грузовики у «Дженко пура» внаем. В детали дон Корлеоне вдаваться не стал. Вместо этого заговорили о том, что деловые люди должны помогать друг другу, а конкуренция им ни к чему. Вито заявил, что познакомиться с обладающим такими связями человеком (перечислять всех знакомых Ши в мэрии, ирландских бандах и на Уолл-стрит было излишне) для него огромная честь. Друзья Микки стали друзьями дона Корлеоне. Ши помог Вито завести нужные знакомства среди политиков и юристов, а Корлеоне открыл Микки дорогу к большим деньгам, которые не заработаешь на наркотиках и девочках. Еще до конца «сухого закона» Ши сумел оборвать все видимые связи с источниками своего благосостояния и предстал перед общественностью в совершенно ином амплуа — М. Корбетт Ши, аристократ, белая кость и голубая кровь, директор брокерской фирмы, совладелец бейсбольной команды, филантроп, портрет которого украшал первые страницы газет и журналов. Дети Микки учились в Лоренсвилле и Принстоне, а подвиги его сыновей на войне освещались во всех газетах. На шесть недель Ши стал чрезвычайным полномочным послом в Канаде. Президента, назначившего его на этот пост, переизбрали до того, как Микки успел перевезти семью в Оттаву. Старшая дочь вышла замуж за наследника Рокфеллеров, старший сын стал губернатором Нью-Джерси.

В ту пору consigliere Корлеоне все еще был Дженко Аббандандо, так что с Хейгеном послу познакомиться не удалось.

Микки Ши считал, что должность посла он купил, но на самом деле ее помог добыть Хейген.

Вито Корлеоне с детства учил Тома, что, делая людям добро, лучше оставаться за кадром.

Железные ворота медленно раскрылись, и карт остановился перед каменным домом, построенным в стиле английского замка. За воротами мексиканцы укладывали дерн и сажали кактусы, а обнаженные по пояс молодые люди на лесах отделывали каменные плиты под старину. Хейген испугался, что еще немного, и голова разорвется от боли.

— Сюда, сэр. — Шофер по-прежнему старался не смотреть на гостя.

Прищурившись, Том направился к парадному входу и подумал, не предложить ли доброму вознице три сотни за две таблетки аспирина и солнечные очки.

— Нет, сэр, сюда.

Хейген удивленно вскинул глаза. Они стояли среди скал не до конца облагороженного двора. Шофер провел его вокруг дома к бассейну, будто внутрь ему заходить запрещалось. Том взглянул на часы. Почти три. Еще можно успеть на вечерний самолет в Вегас.

Бассейн имел форму буквы Р — одна дорожка и круглая ванна помельче, вокруг которой стояли белые скульптуры ангелов. Посол сидел за каменным столиком и что-то кричал в трубку белого телефона. На столе лежало блюдо с мясным ассорти и сыром, а перед послом — измазанная горчицей и засыпанная крошками тарелка. Этот наглец уже поел! К тому же он был абсолютно гол, что могло бы смутить Хейгена, если бы их предыдущая встреча не проходила в парной принстонского клуба. Кожа посла была цвета непрожаренного мяса, а грудь и ноги — гладкие, как у младенца. Солнечных очков он не носил.

— Привет! — прокричал он гостю, не прекращая разговора.

— Господин посол, — почтительно кивнул Хейген.

Посол знаком пригласил Тома присесть — на что он с благодарностью согласился, и приступать к еде, что Хейген проигнорировал. «Уже поел», — одними губами проговорил Том и тяжело вздохнул, будто сожалея, что не может насладиться гостеприимством посла.

Телефонные переговоры продолжались, хотя посол понизил тон и стал осторожнее в выражениях, несмотря на то что беседа была личная, а не деловая. В какой-то момент он прикрыл трубку ладонью и спросил Тома, не желает ли тот переодеться. Хейген покачал головой.

— Очень жаль, — проговорил посол.

Конечно, жаль, только pezzonovante может сидеть на солнцепеке нагишом. Не то чтобы Тому хотелось раздеться догола и окунуться в воду, но Ши наверняка считает, что его гость на такое не способен.

Наконец-то разговор подошел к концу.

— Ага, прибыл наш ирландский consigliere!

Слово «советник» Ши произнес, чудовищно его исковеркав. Интересно, это вышло случайно или он нарочно играет в ирландца?

— Немецко-ирландский, — уточнил Хейген.

— Ну, недостатки есть у всех, — невозмутимо посочувствовал посол.

— Я просто юрист, — вяло отбился Том.

— Тем хуже для вас! — заявил Ши. Странно слышать такое от человека, четверо детей которого учились в юридическом колледже. — Хотите выпить?

— Воду со льдом, — попросил Хейген. Посол отличался прекрасными манерами, так что сегодняшняя беспардонность наверняка не случайна.

— Может, что-нибудь покрепче?

— Благодарю вас, только воду. — Жаль, что нельзя попросить аспирин! — Побольше льда, пожалуйста!

— Я тоже бросил пить, — заявил посол. — Только изредка глоток-другой «Перно». — Ши поднял полупустой стакан. — Сливовый сок не желаете? — Хейген покачал головой, и посол велел слугам принести воду. — Знаете, мой отец спился так же, как и ваш! К черту выпивку!

Молодая темнокожая служанка в белом переднике принесла кувшин ледяной воды и хрустальный бокал. Хейген залпом проглотил один стакан, потом еще и еще.

— Жаль, что мы не встретились на корте, — проговорил Том, изображая удар ракеткой. — Слышал, вы отлично играете!

Посол посмотрел на него, будто не понимая, о чем речь.

— Все говорят, что вы прекрасный теннисист.

Ши кивнул, сделал себе бутерброд и, поманив за собой Тома, сел на верхнюю ступеньку бассейна, там, где было помельче. Его член скользнул в воду, и посол осторожно его вытащил.

— Спасибо, сэр! Но, если не возражаете, я посижу здесь, в тени.

— Вы многого себя лишаете! — держа бутерброд в зубах, Ши обрызгал лицо и грудь, а потом с аппетитом откусил большой кусок. У Тома тотчас заурчало в желудке. — Очень освежает!

Когда бутерброд был съеден, Хейген вежливо спросил, как поживает семья господина посла. О детях Ши мог рассказывать часами, особенно о Дэнни (Дэниэле Брендоне Ши, бывшем секретаре Верховного суда США, а ныне помощнике генерального прокурора штата Нью-Йорк) и его старшем брате Джимми (Джеймсе Кавано Ши, губернаторе Нью-Джерси). Оказывается, Дэнни, чья свадьба в прошлом году стала самым значительным событием в жизни Портленда, уже шесть месяцев встречается с известной телезвездой, ведущей кукольного шоу, которое смотрела жена Тома. А Джимми? Губернатор! Это его первый срок, но специалисты говорят, что ему можно баллотироваться в президенты.

А вот семья Тома посла Ши не интересовала.

Разговор перешел на многочисленных друзей и знакомых посла. Без умолку болтая, Ши ходил вокруг да около недавних событий в Нью-Йорке, но ничьих имен (ни живых, ни погибших) не называли. Похоже, о Тессио, Татталья и Барзини никому говорить не хотелось.

Ши зашел в воду и с наслаждением потянулся. Он был высоким мужчиной, особенно для своего поколения. Посол любил рассказывать, что в детстве мог побить любого мальчишку в районе. Чистой воды ложь, но большинство тех мальчишек давно спились, умерли и ничего доказать не смогут. А вот Ши стоит в собственном бассейне, цветущий, загорелый, с гордо вздымающимся пенисом!

Нырнув в воду, посол быстро проплыл десять кругов.

— Вода просто чудо, парень! Настоящий источник молодости! — Хейген понял, что у Ши даже дыхание не сбилось.

Если бы не жуткое солнце, головная боль и усталость, Том стал бы играть в дурацкую игру Ши.

— Так как, господин посол, можно считать, что мы обо всем договорились?

— Ну-ну, вы хотите всего и сразу!

Хейген взглянул на часы. Было почти четыре.

— Такой уж я человек!

Посол вышел из воды. Откуда взялась служанка с полотенцем и махровым халатом в руках, Том не знал. Вслед за хозяином он прошел на террасу, на которой, слава богу, солнца почти не было и работали кондиционеры.

— Вы с Майком мне льстите. Точнее, не мне, а Дэнни. — Ши остановился, чтобы Хейген осознал суть сказанного. — Я не могу остановить расследование и закрыть дело, и Дэнни не сможет, даже если захочет. Поймите, дело находится в ведении города, а не штата.

Хейген прекрасно понимал, что все сказанное имеет противоположный смысл. Возможности и желания Дэнни были упомянуты для того, чтобы в крайнем случае никто не догадался, кто именно помогает клану Корлеоне.

— Мы и не просим останавливать расследование, — отозвался Хейген. — Пусть восторжествует справедливость, а мы хотим вернуться к делам так, чтобы нам не мешали ложные обвинения и беспочвенные подозрения!

— Похвальное стремление, — кивнул посол. Значит, они договорились!

— Вы слишком добры ко мне, сэр! — заметил Хейген. — Вернее, вы преувеличиваете возможности нашей семьи. Уверен, вы знаете, что кандидатура председателя отчетно-выборного съезда зависит от очень многих людей. Кое-кого из них нам удалось убедить, и теперь точно известно, что съезд пройдет в Атлантик-Сити.

— Точно?

Хейген кивнул.

Посол победоносно потряс кулаком, что совершенно не сочеталось с его обычными манерами. Естественно, для него это прекрасная новость. Остается согласовать детали, и в любом случае проведение съезда, а значит, привлечение инвестиций, делегатов и их денег в свой штат сочтут величайшим достижением губернатора Ши.

— Атлантик-Сити — прекрасный город, — продолжал Хейген. — Совершенно естественно, что председателем съезда будет объявлен губернатор проводящего его штата. А потом… Кто знает, что может случиться потом?!

Хейген говорил так, будто Джеймс Ши уже был объявлен председателем съезда, и, судя по всему, посол поддался на провокацию.

— Как только Джимми объявят председателем, можно подумать… — начал Ши.

Хейген кивнул. Правда, на пути этого «как только» было слишком много «если».

— Давайте будем оптимистами с разумной долей осторожности, сэр, и назовем это отличной заявкой на 1960 год.

Какое удобное слово «заявка»! Если все пойдет по плану, то через пять лет подвластные Корлеоне профсоюзы поддержат Джеймса Кавано Ши в стремлении стать хозяином Белого дома.

— Говорят, что у вас самого есть планы, связанные с политикой, — проговорил посол, провожая Тома к карту.

— Сэр, вы поймете меня, как никто другой! — сказал Хейген. — Это ведь Америка, страна больших возможностей. Каждый мальчишка мечтает стать президентом.

Оглушительно рассмеявшись, посол подарил Тому кубинскую сигару.

— Вы далеко пойдете! — прокричал он вслед отъезжающему карту, будто Том Хейген был зеленым, ничего не добившимся юнцом.

Глава 6

Немало лет пройдет до того момента, как кто-нибудь не связанный с чикагским кланом узнает, что дон Луиджи Руссо заказал покушение на Фредо Корлеоне. Не то чтобы Руссо имел что-то против самого Фредо. Простым совпадением следует считать то, что всего за несколько месяцев до неудавшегося покушения отбившийся от рук сын (и полный тезка) Руссо переехал в Париж, где снял квартиру вместе с молодым парнем. Впрочем, за проведенный в Лас-Вегасе год Руссо-младший не раз поставлял отцу бесценные сведения о личной жизни и похождениях Фредо. Киллерам было приказано выждать момент, когда Фредо окажется в постели с очередным парнем, и обставить все так, будто, убив партнера, Корлеоне пустил себе пулю в лоб. Пренеприятные разбирательства с полицией унизят и ослабят Майкла Корлеоне, который недавно назначил старшего брата sotto capo, к вящему недовольству собственной семьи. Чикагский клан останется в тени, и вендетты можно не бояться. Хотя Руссо боялся вовсе не ответных мер со стороны Корлеоне. Ему очень хотелось стать членом Собрания — правящего органа Cosa Nostra[9], а если узнают, что он убил члена уважаемой семьи, то об этом можно забыть. Все прошло бы гладко, если бы киллера, положившего предсмертную записку на лобовое стекло машины Фредо, не сразил кишечный грипп.

Фредо Корлеоне проживет еще четыре года, но правды так и не узнает. Он бы все понял, если бы не включил дворники, которые смяли записку. Бумага полиняла, и единственными словами, которые можно было разобрать, стали: «Прости меня, Фредо!» Корлеоне подумал, что записку написал его знакомый из мотеля. Он оказался слабым и к тому же больным, а такие всегда просят прощения.

Задержавшие Фредо таможенники взяли у него образец почерка и задали множество вопросов, на которые Корлеоне был согласен отвечать лишь в присутствии адвоката. Он твердил, что хотя и находится далеко от родного города, его друг мистер Залукки наверняка найдет ему хорошего адвоката. Почерки не совпадали, а купленный капитан полиции заявил, что этого вполне достаточно. Все, кроме него, были уверены, что к ним попал Карл Фредерик, менеджер из Невады, один из немногих, кого выпивка не лишает возможности четко выражать свои мысли.

Фредо попросил разрешения сделать несколько звонков, и капитан сказал, что другие таможенники могут возвращаться к своим делам. Корлеоне позвонил в аэропорт и попросил диспетчера найти по радио телохранителей, которые ждут его уже больше часа, и передать номер телефона, по которому с ним можно связаться. Подкупленный Залукки капитан сидел за столом напротив и ел конфискованные апельсины. На шкафу с документами стоял старый радиоприемник, капитан покрутил ручки, и кабинет огласила жизнерадостная песня Перри Комо. Фредо нахмурился, а капитан извинился и тут же уменьшил громкость.

Фредо терпеливо ждал, но ни Фигаро, как он звал парикмахера, ни бывший козопас не позвонили. Корлеоне попросил телефонистку соединить его с Джо Залукки. Естественно, ему ответили, что среди абонентов такой не значится. Капитан налил себе кофе и с аппетитом поглощал апельсины, изо всех сил стараясь не смотреть на Фредо.

— Сэр? — позвал Корлеоне. — Вы случайно не знаете, как связаться с мистером Джо 3.?

— Понятия не имею, — отозвался капитан, польщенный, что его назвали «сэр». — Может, я чем-то могу вам помочь?

— Мистер 3. одолжил мне машину. Один рейс я уже пропустил, а если поеду обратно в Гросс-Пойнт, то опоздаю…

— Оставьте машину здесь, — перебил его капитан. — Мне как раз нужно в сторону аэропорта, так что я вас подвезу, а потом займусь машиной.

Такая любезность насторожила бы Фредо, но он вспомнил, что вчера видел капитана на свадьбе.

— Спасибо, — поблагодарил Корлеоне и снова набрал номер аэропорта. Никто не брал трубку, и Фредо позвонил в Лас-Вегас.

— Это мистер К., — представился он дежурной девушке. — Если меня будут спрашивать, передайте, что я опоздал на свой рейс и вылетаю следующим.

Напрасно Фредо заставил капитана уменьшить громкость радио. За песней Перри Комо начался выпуск новостей. Одним из главных событий дня было названо убийство в виндзорском мотеле. Владелец ресторана из Дирборна заявил, что к нему в номер ворвались вооруженные бандиты, которых он расстрелял из «кольта» сорок пятого калибра. Один из нападавших скончался на месте, второй, сорокалетний Оскар Джонфриддо, в критическом состоянии доставлен в больницу Армии спасения. Личность убитого пока не установлена. Задержанный заявил, что пистолет принадлежит его другу. «Я никогда раньше не держал оружие в руках, — сказал. — Мне так повезло!» По словам очевидцев, он больше напоминал победителя в крупной лотерее, чем преступника, на совести которого один, а может, и два трупа.

Естественно, капитан не придал этому особого значения, а громкость была снижена до минимума, так что Фредо ничего не услышал.

Зазвонил телефон. Капитан снял трубку. Это был Фигаро, бывший парикмахер, а ныне телохранитель. Корлеоне сказал, что скоро будет в аэропорту.

— Все в порядке! — проговорил довольный Фредо.

— Отлично! Можете забрать вещи, но не это. — Капитан показал на сетку с апельсинами, количество которых уменьшилось втрое. — Пистолет ввезти в страну куда проще, чем фрукты!

Пистолет!

Нери говорил, что вся партия «кольтов» абсолютно чиста и можно не волноваться. Плохо, что пистолет остался в мотеле. Что сказать Майку? Остаться без оружия еще страшнее… Фредо хотел попросить пистолет у капитана, но потом решил не рисковать.

Они сели в машину с мигалками. Взревел мотор, а по радио раздалось громкое: «А теперь немного музыки!» Пришлось капитану снова убавить громкость и извиниться. Песня была старая — «Вороны Нью-Хейвена», группа Лесса Галли в первом составе, когда солистом был Джонни Фонтейн. Как заявил ведущий, это одна из последних совместных работ Фонтейна и Галли.

— Моя жена обожала эту пластинку, — сказал капитал, показывая на радио.

— Не только ваша, — кивнул Фредо. — Именно так девушки и встречали будущих мужей — машина, хорошая музыка, приятный вечер.

— Представляю, сколько женщин было у этого Фонтейна!

— Бесчисленное множество, но он все равно отличный парень, — небрежно сказал Корлеоне.

— Вы знаете Джонни Фонтейна?

— Мы дружим, — пожал плечами Фредо.

Песня кончилась, а капитан недоверчиво смотрел на своего пассажира.

— Что, правда дружите?

— Правда, мой отец был его крестным.

— Кроме шуток?

— Кроме шуток!

— Тогда я кое-что спрошу, — начал капитан. — Правда, что у него член размером с руку?

— Откуда мне знать, черт возьми?

— Не знаю, может, вы вместе ходили в сауну и…

— Вы что, гомик?

Капитан лишь закатил глаза и включил сирену. Оставшуюся часть пути они проехали в полной тишине.

Глава 7

Кабинет Фила Орнштейна на сорок первом этаже был украшен золотыми и платиновыми дисками и портретами его некрасивой жены и детей. Ни одной фотографии певцов или музыкантов! Некоторые считали это притворством, а некоторые — признаком хорошего тона. Орнштейн показал Джонни на телефон.

— Разговаривай сколько захочешь! — любезно предложил он, наверняка надеясь, что Фонтейн ограничится парой фраз.

Милнер готовил оркестр к новой репетиции. Джонни начал набирать номер бывшей жены, но после первых трех цифр остановился. Джинни и девочки не знают, что он в Лос-Анджелесе, и если не звонить, то никогда и не узнают. Он собирался извиниться, что не сможет к ним заехать. Но разве ради этого стоит названивать?

Джонни достал упаковку с таблетками, прочитал аннотацию и выпил сразу две, не запивая.

Черт, он ведь давно не прыщавый подросток, который боится пригласить на свидание самую красивую девчонку в классе! С Джинни, бывшей женой, он познакомился еще в начальной школе. Ее семья жила через три дома.

Фонтейн снова набрал номер.

— Привет, это я, — сказал он.

— Здравствуй, любимый! — ответила Джинни иронично и тепло одновременно. Куда подевалась простая девчонка из Бруклина? — Как дела?

— Боже, как я рад тебя слышать! — воскликнул Джонни. — Чем занимаетесь?

Они только что вернулись из супермаркета, старшей дочери купили первый в жизни бюстгальтер.

— Не может быть! — не поверил Джонни.

— Когда ты в последний раз видел девочек?

Так! Он выступал в Атлантик-Сити, до этого в частных клубах Нью-Джерси и Чикаго, куда его пригласил сам Руссо, а еще раньше снимался в эпизодах в Новом Орлеане. Наверное, тогда!

— На День поминовения? — неуверенно спросил он.

— Что толку спрашивать! — вздохнула Джинни. — Откуда звонишь?

— А помнишь День труда в прошлом году или в позапрошлом? Как мы сняли коттедж у самого моря и устроили пикник?

— Нет, — ответила Джинни.

— Ты шутишь! — возмутился Фонтейн, слыша приглушенные крики девочек.

— Конечно, шучу! Это было в те счастливые времена, когда меня не существовало.

Лесс Галли настаивал, чтобы Джонни рассказывал журналистам, что он не женат, чтобы не спугнуть малолетних поклонниц.

— Я же не по собственной воле!

— От девчонок вообще отбоя не было! Каждый раз, выходя за сигаретами, ты мог подцепить…

— Помнишь, я готовил поп-корн и обжег руки…

— А потом ты испортил нам фейерверк!

— Да уж, — невесело признал Джонни.

— Завтра в нашем районе благотворительная вечеринка, мы печем пирог, — сказала Джинни. — Может, придешь?

— На вечеринку?

— Ты ведь в Калифорнии, правда? Тебя отлично слышно!

Фонтейн положил трубку на плечо и закрыл глаза руками.

— Нет, я не в Калифорнии, просто связь хорошая.

— Очень жаль! — проговорила Джинни. — Я готовлю куриное ризотто по рецепту твоей мамы! Вернее, его готовят девочки! Если не убьют друг друга, то все будет в порядке. Характеры у них — просто ужас, да еще и переходный возраст!

Джонни очень любил дочек, но с ними было сложно в любом возрасте.

Жена передала трубку младшей дочке, но в кабинет вернулся Филли и многозначительно постучал по часам.

— Передай маме, — сказал Джонни, — что я постараюсь прийти на завтрашнюю вечеринку.

— Хорошо, — отозвалась дочь, однако по голосу девочки было ясно, что отцу она давно не верит.

Зеленые таблетки-антидепрессанты прописал Джул Сегал, тот самый доктор, который обнаружил наросты на голосовых связках Фонтейна и направил к хирургу, который смог их удалить. После операции Джонни снова мог петь. Большинство докторов в Голливуде больше интересовались ножками молодых актрис и певичек, чем здоровьем пациентов, и наживали неплохое состояние, прописывая дорогие антидепрессанты и делая криминальные аборты. Джул Сегал волочился за каждой юбкой, что не мешало ему быть первоклассным специалистом, которого Корлеоне пригласили в новую больницу Лас-Вегаса на должность заведующего отделением хирургии. Так почему же зеленые таблетки не помогают Джонни?

Фонтейн покачал головой, стараясь взять себя в руки. Все в порядке, все под контролем. В день он выпивает четыре зеленые таблетки, двадцать чашек чая, столько же кофе, съедает пару бутербродов и почти не спит. Джонни казалось, в голове роятся тысячи крошечных муравьев, и не просто роятся, а танцуют какой-то бешеный танец. Сильно болела спина, и больше всего хотелось лечь на пол и заснуть. Но заснуть Джонни вряд ли бы удалось. После встречи с этим увальнем Милнером он чувствовал странное возбуждение и с нетерпением ждал следующей репетиции.

Вот бы сейчас заснуть и проспать несколько дней подряд!

Только бы его не покидало вдохновение!

В Лос-Анджелес Фонтейн приехал с твердым намерением записать добрую половину пластинки. Однако за несколько минут репетиции он понял, что будет здорово, если они сделают хоть одну песню так, чтобы понравилось и ему, и Милнеру. Тем не менее, когда до обратного рейса в Вегас оставалось всего несколько минут, Фонтейн записывал третью песню за день и понимал, что остановиться просто не может.

Песня закончилась, и, открыв глаза, Джонни увидел Джеки Пинг-Понга и Гасси Чичеро, стоявших у задней двери студии. Как давно они за ним наблюдают, Фонтейн не знал.

Милнер тем временем уже исчеркал целый блокнот. Когда дирижировал, он казался лаконичным и предельно собранным, но ноты фиксировал небрежно, одним порывом, словно голодный пес, терзающий отбивную. Происходящее вокруг его нисколько не волновало.

Джонни присел на стул и закурил.

— Ребята! — позвал он, обращаясь к Милнеру и Орнштейну. — За мной приехали! Все, мне пора! — Только теперь Фонтейн почувствовал, что еле стоит на ногах. Он помахал Гасси и Пинг-Понгу.

— Дружище! — радостно приветствовал его толстяк Джеки. — Выглядишь на миллион долларов, а поешь еще лучше!

Джонни знал, что на самом деле выглядит ужасно.

— Что может быть лучше миллиона долларов?

— Миллион долларов и минет, — предложил Гасси Чичеро, старый приятель Фонтейна.

— Нет! — закричал Джонни. — Если девка узнает, что у тебя есть миллион, то отработает бесплатно!

— Поэтому бесплатные минеты на самом деле стоят миллионов!

Фонтейн рассмеялся.

— Ну, ребята, если я выгляжу на миллион, то с каждого из вас минет!

Пинг-Понг и Чичеро обняли приятеля. Долгое время Джонни считал, что Джеки получил свое прозвище из-за круглых глаз навыкате, пока Фрэнк Фалконе не объяснил, что глаза здесь совершенно ни при чем. Прозвище произошло от имени — Игнасио Пиньятелли. Гасси Чичеро владел модным ночным клубом в Лос-Анджелесе, в котором некогда выступал Фонтейн. Став популярным, певец все реже заглядывал к старому знакомому, но, что бы ни писали газеты, Гасси и Джонни сумели сохранить самые теплые отношения.

— Тебе привет от Фрэнка Фалконе, — сказал Гасси. Чичеро был близок к верхушке лос-анджелесской семьи и каким-то непостижимым образом поддерживал связь с кланами Чикаго.

— Он не приедет на концерт? — не верил своим ушам Джонни.

— У мистера Фалконе появились кое-какие дела, — важно сказал Пинг-Понг. Толстая розовая рука сжимала небольшую сумочку. Джеки считался первым помощником Фалконе, хотя, за что именно он отвечал, Фонтейн не знал. — Он посылает не только привет, но и небольшой подарок.

— Большое спасибо! — поблагодарил Джонни.

— Тебе пришлют точно такую же, — пообещал Пинг-Понг. — Закажу на Сицилии. У меня там есть знакомый. Работает не покладая рук, шьет по десять таких в день. Натуральная кожа, превосходное качество! Куда тебе прислать? В «Замок на песке» или домой?

Наверное, это какая-то шутка, что-то связанное с кожей. Однако Джонни слишком устал и ничего придумать не мог.

— Эта сумка не для меня?

— Говорю же, тебе пришлют точно такую.

— Шутишь?

— Я не предлагаю тебе, а говорю. Понял? — Пинг-Понг передал сумку Джонни. — Эта для Майка Корлеоне, ясно?

Имелось в виду: «Хватит болтать! Ни в коем случае не открывай сумку!»

Сумка была туго набитой и довольно тяжелой. Джонни легонько ее потряс, словно ребенок рождественский подарок, а потом поднес к уху, будто пытаясь услышать, тикает она или нет.

— Чудак-человек! — Пинг-Понг прищурился и в упор посмотрел на Джонни, словно хотел убедиться, что Фонтейн его понял. — Засим спешу откланяться, нужно заняться семейными делами.

— Не беспокойся! — ответил Джонни, думая при этом: «Я что, твой носильщик?» Вслух он больше ничего не сказал, проглотив оскорбление, словно горькую пилюлю.

— Жаль, что нас не будет на концерте, — сказал Пинг-Понг. — Ты поешь как бог!

Милнер продолжал черкать на странице. Один за другим оркестранты выходили из студии. Джонни попрощался и пошел вслед за Гасси и Пинг-Понгом. У черного входа ждал серебристый «Роллс-Ройс».

— Почему не голубой? — вдруг спросил Джонни.

— Кто «голубой»? — нахмурился Пинг-Понг.

— Джонни шутит, он имеет в виду голубой автомобиль.

Пинг-Понг покачал головой, всем своим видом показывая, что шутка не удалась.

— Джонни, я предпочитаю серебристо-серый цвет, — подыграл Фонтейну Гасси.

Через секунду подкатил черный «Линкольн», в который сел недовольный Пинг-Понг.

Машина тронулась, и, увидев в руках Джеки что-то блестящее, Фонтейн бросился было за «Роллс-Ройсом», но тут же споткнулся и упал.

Это был не пистолет. Джонни и сам не понимал, почему ему так показалось.

— Отличная реакция! — похвалил Гасси. — Ты в порядке?

Джонни поднял упавшие на землю ключи от машины Чичеро.

— Нервы уже не те, — смущенно объяснил Фонтейн.

— Можно было просто сказать: «Спасибо, не хочу».

— Спасибо, не хочу?

— «Спасибо, не хочу вести твой дурацкий «Роллс-Ройс».

— Спасибо, не хочу вести твой дурацкий «Роллс-Ройс»! — рявкнул Джонни, швыряя приятелю ключи.

— Видишь, все не так страшно!

— Будем считать, я ничего не слышал! Я устал, разве не понимаешь? — сквозь зубы процедил Фонтейн. Солнце почти село. Джонни уже и не помнил, когда ему в последний раз удалось как следует выспаться.

Гасси потрепал Фонтейна по плечу, в который раз похвалив его голос. Они сели в машину и поехали в аэропорт. Джонни крутил ручку радио, переключаясь с одной станции на другую. Везде только поп-музыка! Вот он поймал новую станцию — снова невразумительное лепетание диджея и рок-н-ролл. Еще на одной станции — мамбо, считай, та же попса! Свою песню ему найти так и не удалось. Может, правы все, кроме Фила Орнштейна, и его ждет провал? Джонни так и вцепился в ручку радио. Наверное, Гасси уже понял, что его попутчик далеко не в лучшем настроении, и поэтому заговорил лишь на подъезде к аэропорту.

— Знаешь, чем «Роллс-Ройс» отличается от Марго Эштон? — наконец спросил Чичеро.

Марго была первой женой Гасси, а потом ушла к Джонни. Это ради нее Фонтейн бросил Джинни. Не просто влюбился, а превратился в раба, в тряпку, о которую она ноги вытирала. Однажды он решил навестить жену на съемочной площадке, и режиссер велел ему сварить спагетти для всей компании. И Джонни Фонтейн безропотно нацепил фартук и отправился на кухню. Вот так любовь! Чертова любовь!

— В салон «Роллс-Ройса» может попасть далеко не каждый мужчина!

— Где ты это слышал?

— Нечто подобное можно услышать в любом баре. Сравнивают дорогие машины и продажных девок, кто доступнее.

— Разве можно найти вторую такую Марго?

— Может, ты и прав, дружище, Марго всем шлюхам шлюха!

Гасси пропустил поворот к пассажирскому терминалу.

— Разве нам не туда? — спросил Джонни, показывая на частные ангары.

Чичеро покачал головой.

— Я ведь не лечу. Фрэнк прекрасно к тебе относится, но посылать самолет только ради тебя…

Гасси порылся в нагрудном кармане, и Фонтейн подумал, что сейчас он вытащит пистолет. Джонни ошибся, это оказался конверт.

— Чартерный рейс, зато первым классом.

Фонтейн проверил время отправления — оставалось еще пятнадцать минут.

— Тебя правда не будет на концерте?

— Вообще-то меня и не приглашали!

— Почему же? Я тебя приглашаю!

— Спасибо, — поблагодарил Гасси, — только у нас с Джиной другие планы.

Джиной звали девушку, на которой Гасси женился после того, как его бросила Марго Эштон. Сама Марго вышла за арабского шейха, но и с ним уже успела развестись.

— Сегодня наша пятая годовщина! — радостно сообщил Гасси, останавливая машину. К «Роллс-Ройсу» со всех ног бежали грузчики, представляя огромные чемоданы и соответственные чаевые. — Мы взяли билеты на следующую неделю, так что скоро увидимся!

— Ты купил билеты?

Если будешь петь так же, как сегодня, то можно сказать, что они мне достались даром!

— Если в следующий раз не попросишь у меня приглашение, то я обижусь и надеру тебе задницу!

Носильщиков набежало, наверное, человек двадцать. Джонни объявил, что чемоданов у него нет, только маленькая сумочка, которую он понесет сам. Настырные носильщики не разошлись, пока каждый не получил по двадцать долларов. Два парня в синей форме провели Джонни через толпу, что, естественно, не осталось незамеченным. Вокруг Фонтейна стали собираться люди, всем хотелось получить автограф. Вопреки здравому смыслу Джонни позволил одному из телохранителей понести сумку — ведь так было проще расписываться.

По трапу Фонтейн поднимался под оглушительные аплодисменты, сожалея о сотне долларов, которую пришлось отдать телохранителям. Помахав на прощание, он скрылся в салоне и занял место, крепко прижимая к себе сумочку. При других обстоятельствах он не упустил бы шанса поразвлечься с рыжеволосой стюардессой, а так пришлось попросить у нее подушку, бурбон со льдом и горячий чай с медом. Джонни посмотрел на сумочку. Кто угодно на его месте открыл бы ее, чтобы узнать, что внутри.

Прошла целая вечность, прежде чем девушка принесла напитки.

— Простите, но меда у нас нет, — сказала рыженькая.

— Чаю тоже нет?

— Вода закипит через минуту.

Девушка отвернулась к другому пассажиру, а Джонни открыл сумочку.

Внутри, как он и ожидал, лежали аккуратно сложенные пачки денег, а сверху отпечатанная на машинке записка «Тебе же не велели открывать!». Букву «О» в слове «открывать» разрисовали, превратив в забавную рожицу.

Фонтейн смял записку. Увидев, что стюардесса несет чай, он одним глотком выпил бурбон. Сложив пальцы левой руки пистолетом, он сделал вид, что целится в пышный бюст девушки, и захихикал, увидев, как густо она покраснела.

Когда стюардесса вернулась, чтобы проверить, готовы ли пассажиры первого класса ко взлету, Джонни уже крепко спал.

Глава 8

— Ты была в прошлом году в лагере «Дельта Три»? — спросила елейным голоском блондинка, стоявшая перед Франческой Корлеоне в очереди за ленчем. Кормили неплохо, но блондинка взяла лишь персики с творогом, зеленый салат без соуса и несладкий чай.

Увидев жалкое подобие ленча, Сюзи Кимболл, стоявшая за Корлеоне, заворчала.

— Боюсь, ты меня с кем-то путаешь, — сказала Франческа.

— Да? Ну, извини.

На месте Франчески любая другая девушка назвала бы свое имя, но шанс был упущен — блондинка вернулась к своим хихикающим подружкам.

В кафетерии было немало девушек, которые не украшали рукава греческими буквами и не робели при виде старшекурсников. Потенциальных подруг было хоть отбавляй, и все же Франческа ни на кого не обращала внимания. Для нее существовала лишь Сюзи Кимболл, тихая смуглая девушка, ходившая за ней по пятам и даже на ленч заказывавшая те же блюда.

— Знаешь, — произнес звонкий мужской голос за спиной Франчески, — раньше здесь учились только девушки.

Франческа обернулась. За соседним столиком сидел загорелый юноша в льняном костюме. Светлые волосы сильно вились, модные солнечные очки очень напоминали пилотские. В руках у парня была деревянная модель космического корабля.

— Что?

— Раньше это был женский колледж. — Парень криво улыбнулся, обнажив ослепительно белые зубы. — Ребят стали принимать только после войны. Извини, что подслушал. В тот день приехал мой младший брат, и я помогал ему заселиться. Здорово, что твоя мама так за тебя беспокоится! Видно, как сильно она тебя любит!

Его собственная мать была счастлива, что они с братом наконец-то поступили в университет — ее личная жизнь кипела, а взрослые дети — настоящая обуза. Парень опустил космический корабль на пол.

От терпкого аромата одеколона у Франчески перехватило дыхание.

Тем временем парень отвернулся от всех, даже от блондинки с персиками, чтобы поговорить с ней. Казалось, в нем море обаяния и ни капли нахальства. Наконец юноша вспомнил, что не представился, и извинился.

— Я Билли Ван Арсдейл, — протягивая руку, сказал он.

Вот он, ее шанс! Фрэн Коллинз? Фрэнни Тейлор? Фрэнсис Уилсон? Фрэнси Роберте? Девушка протянула руку и внезапно поняла, что ладони вспотели. Боже, у нее липкие руки! Но она решилась, отступать некуда.

В панике девушка взяла руку Билли пальцами, которые казались посуше, и, не осознавая, что делает, поднесла к губам.

Приятели Билли оглушительно захохотали.

— Франческа Корлеоне, — чуть слышно представилась девушка, сбитая с толку настолько, что фамилия прозвучала на чистейшем итальянском. Она улыбнулась, чтобы все подумали, что поцелуй — очень оригинальная шутка. — Слушай, а что это за корабль?

— Какое красивое имя! — сказал Билли.

— Она итальянка! — выпалила Сюзи Кимболл, словно отличница правильный ответ. Слышали все, и Билли, и его приятели. — Итальянцы отлично целуются. Слушай, я думала ты Корлеон, а не Корлеоне!

— Спагетти и моццарелла! — изображая итальянский акцент, прокричал один из ребят, и все засмеялись. Все, кроме Билли…

— Добро пожаловать в университет! — сказал он, стараясь перекричать хохот. — Если что-то понадобится…

— Милый, ну ты и бабник, — пропела блондинка с персиками.

— …буду рад помочь.

— Слушай, а ты та самая Корлеоне? — не унимался изображавший итальянский акцент парень. Теперь он сделал вид, что палит из автомата. — Это твои родственники?

— Не обращай внимания, — посоветовал Билли. — Они идиоты, но безобидные! Мне пора, но, если что, я в справочнике университета под буквами «В. Б.».

— Да, милый, — продолжала петь блондинка. — Вильям Брустер Ван Арсдейл-третий.

Билли устало закатил глаза, потрепал Франческу по плечу, взял свою ракету и был таков. Девушка думала, что его дружки станут над ней издеваться, но они потеряли к ней всякий интерес и вернулись к своим разговорам.

— Прости! — пролепетала Сюзи. Она дрожала, как выпоротая кошка.

Что могла ответить Франческа — «Да, я отлично целуюсь»? Зачем создавать себе проблемы?

— Ничего страшного, можешь называть меня как хочешь!

Внезапно Сюзи зажала рот руками:

— Жаль, что ты не видишь себя со стороны!

— Что такое?

Прогремел гром.

Сюзи покачала головой, однако Франческа догадалась сама. Плечо так и горело от прикосновения Билли.

После ленча девушки вернулись в комнату. Вещи Сюзи больше всего напоминали форму — одинаковые безликие блузки и юбки, белое белье и носочки. Было решено, что кровати лучше расположить в два яруса, чтобы стало посвободнее. Франческа предложила соседке выбрать место. Сюзи захотела верхнее. Кто же выбирает верхнее? Дождь перестал, и начальница общежития, раздав всем белые свечки, повела первокурсниц на собрание. На футбольном поле играл оркестр. Снова пошел мелкий дождь. Возле поля стояли ряды складных стульев. Франческа и Сюзи устроились в последнем ряду. Словно отверженные! Нужно что-то сделать, как-то оторваться от этой Сюзи, хотя обижать ее не хотелось.

Перед собравшимися выступил декан и представил попечителя университета, дородного мужчину в черном костюме. Декан сел, и только тогда рядом с ним Франческа заметила светлый льняной костюм, светлые кудри и ослепительно белые зубы. На секунду она подумала, что ей просто показалось. Но Сюзи ткнула подругу в бок.

— Это же Вильям Брустер Ван Арсдейл-третий!

— Думаю, это шутка, его не могут так звать.

— Видела бы ты свое лицо!

Франческа прищурилась, совсем как Дина Данн, известная актриса, игравшая роковых убийц. Пока попечитель говорил, Билли делал какие-то заметки на карточках. Франческа старалась себя убедить, что любовь с первого взгляда — страшная глупость и совсем не для нее.

Попечитель советовал студентам побольше думать об учебе, напоминая, что далеко не все из них окажутся в числе выпускников. Затем на поле вышли девушки из группы поддержки, и все зажгли свечи. Загремел гром.

Попечитель представил председателя студсовета.

— Хотя все, кто любит свежие флоридские фрукты, хорошо знакомы с этой семьей… Леди и джентльмены, мистер Вильям Брустер Ван Арсдейл-третий!

— Кто говорил, что это шутка?

Франческа пожала плечами. «Цитрус» Ван Арсдейл?

Под оглушительные аплодисменты Билли поднялся на подиум и достал из кармана модель ракеты. Дождь полил сильнее, но его это не смутило. Глядя на ракету, он стал говорить, что им повезло родиться в Америке в век покорения космоса. Свечи начали гаснуть, а студенты — расходиться. Дождь полил еще сильнее, и Франческа застегнула плащ на все пуговицы. Оркестранты побежали под навес. Через секунду беговая дорожка вокруг поля превратилась в грязь. Тем временем Билли спрятал ракету в карман и развеял свои карточки по ветру.

— Классическое образование должно основываться на общечеловеческих ценностях: любовь, семья, здравый смысл. Давайте же проявим здравый смысл прямо сейчас и спрячемся от дождя!

Разошлись уже почти все, кроме Франчески, которая демонстративно сидела на своем месте.

Боже, какая же она дура! Совершенно очевидно, что в кафетерии Билли либо изображал доброго самаритянина, пытающегося помочь двум никому не нужным первокурсницам, либо просто издевался.

Обернувшись, девушка увидела, как он идет под одним зонтом с деканом и попечителем. Похоже, этот Билли — всеобщий любимчик! Такие всегда изображают добродетельных!

Оставшись одна, Франческа с раздражением швырнула давно погасшую свечу прочь.

Нужно вернуться домой! Не в дурацкое общежитие, а домой, к маме!

Как и всегда в самые трудные моменты жизни, Франческа попыталась представить лицо отца. С каждым разом ей это удавалось все с большим трудом. Вот папа улыбается и замирает, как на фотографии. Интересно, она представляет папу или ту фотографию со свадьбы тети Конни? Папа такой сильный и надежный, кажется, он обнимает сразу всю семью! Они с Кэтти тоже были на этой свадьбе и танцевали с Джонни Фонтейном, который теперь казался абстрактным киногероем, вроде Микки-Мауса.

Обычно воспоминания помогали.

Девушка подняла лицо, подставив его под тяжелые капли. Боже, она не может вспомнить папин голос! Поддавшись черному отчаянию, Франческа поняла, что обманывает себя. С чего она взяла, что в этой фотографии сила семьи Корлеоне? Глупость какая-то! Нужно поменьше вспоминать тот день, старомодные платья, смокинги и военную форму дяди Майка! Есть ведь и другие фото, о которых она старалась не думать. Дядя Фредо, рыдающий на обочине дороги, дедушка Вито, прячущий лицо от репортеров, — именно этот снимок был опубликован в некрологе «Нью-Йорк таймс». Или полароидный снимок мамы в постели со Стэном из винного! Фотографию вместе с фаллоимитатором Кэтти нашла в мамином бюро. Или пожелтевший снимок папы, с радостной улыбкой забивающего багром тунца…

«Это твои родственники?» Что бы она ответила, если бы друзья Билли не оставили ее в покое? Франческа не знала.

Первая любовь часто бывает жестокой. Франческа Корлеоне не любила проявлять слабость. Но слезы текли по лицу вместе с дождевыми каплями.

Глава 9

Любой, кто мог наблюдать за тем, как Майкл Корлеоне сажает гидроплан на безмятежную гладь озера Мид, например водители двух стоящих у причала «Кадиллаков», наверняка подумал бы, что Майкл — пилот-профессионал. Кей крепко спала на пассажирском сиденье и проснулась, лишь когда летевшие с ними Томи Нери и два его помощника разразились аплодисментами.

Кей резко села.

— Боже мой!

Майкл рассмеялся, но тут же об этом пожалел. Испуг жены растрогал его до глубины души. Будь на ее месте кто-нибудь другой, он не упустил бы возможности похохотать. Только с Кей Майкл заставлял себя сдерживаться.

— Простите, миссис К., — извинился Томми. — Это нужно было видеть! Ваш муж — прирожденный пилот. Я всего несколько раз летал на самолете и страшно беспокоился.

Кей растерянно терла глаза.

— Я не над тобой смеялся, — на всякий случай сказал Майкл. — Ты в порядке?

— Гидропланы ведь держатся на воде? — спросила Кей, обращаясь к Нери.

— Да, мэм.

— Что тебе снилось? — поинтересовался Майкл.

Женщина прижала руку к груди, пытаясь успокоить неистово бьющееся сердце.

— Я в порядке. Мы дома?

— Да, на озере Мид.

— Я имела в виду именно это, а не какой-нибудь отель на Лонг-Бич!

Майклу очень не нравилось, что слово «дом» не имеет для Кей однозначного значения. А еще меньше ему нравилось, когда они ссорились, даже по пустякам, на глазах малознакомых людей. Поэтому он ответил, лишь когда гидроплан оказался в ангаре:

— Я прекрасно понял, что ты имела в виду.

Кей отстегнула привязные ремни и, не ответив, прошла мимо мужа, Тони и его помощников. Как обидно, что Майкл взял с собой попутчиков. Она направилась к машине — желтому «Кадиллаку» с черным откидным верхом.

Майкл велел помощникам передать привет Фредо и Питу Клеменца и сказал, что будет в «Замке на песке» не позднее чем в полседьмого.

Затем он сел в машину рядом с Кей.

— Свидание, — съязвила жена, — как в старые добрые времена, до самого вечера! Кажется, так ты сказал?

— Нужно же было их забрать! Ты все равно спала…

Кей пожала плечами, но примирительным жест не выглядел. При такой жизни, как у Майкла, можно было выбрать жену и попокладистее. Хотя он это уже проходил… Конечно, женщина вроде Аполлонии или его матери — настоящая сицилийка — не посмела бы перечить мужу, да только ему не нужна такая жена, а его детям — такая мать.

Однако в присутствии подчиненных он никаких пререканий не потерпит. Нельзя, чтобы они видели, что глава клана подвержен каким-то слабостям.

— Дела прежде всего, — сказал Майкл.

Вот и все, говорить больше нечего.

— Разумеется, ты прав! — вздохнула Кей.

До самого дома они ехали молча, слушая ковбойские песни по радио.

На подъездной аллее стоял трейлер родителей Кей, а через дорогу, там, где строился будущий дом Конни, — серый «Плимут». Очевидно, приехал коп. Потому что, если бы это был кто-то другой, ребята Альберта Нери давно бы отогнали машину в другое место.

Из дома лилась музыка — кто-то слушал оперу, но, какую именно, Майкл не знал. Классическую музыку Корлеоне никогда не любил, так что все записи в доме принадлежали его жене.

Прохладные отношения Кей с родителями ставили Майкла в тупик. Они ведь поддерживали ее во всем. Федеральные агенты не раз являлись к ее отцу, чтобы предупредить, что дочь связалась с гангстером и убийцей, и тем не менее, когда Корлеоне сделал Кей предложение, ее отец тут же дал свое благословение. Майкл собирался сказать что-нибудь, чтобы немного разрядить обстановку, когда внезапно понял, что музыка слишком громкая, чтобы доноситься из магнитофона, который привезли из Нью-Йорка. Значит, оперу слушают из стереоустановки в его кабинете.

— Он в моем кабинете, — глухо проговорил он.

— Папа теряет слух, — отозвалась Кей. — Пожалуйста, не злись.

— Он в моем кабинете, — повторил Майкл.

Кей поправила юбку и показала мужу на двор, где ее мать пыталась усадить маленькую Мэри на качели.

Поднявшись по лестнице, Корлеоне направился в свой кабинет. В зависимости от вкуса дизайн кабинета можно было назвать ужасным или восхитительным — оранжево-коричневая гамма, пластиковые стулья и источающие яркий свет торшеры. Два рыжеволосых мальчика, которых он никогда не видел, возились с игрушечными самосвалами на ковре. Торнтон Адамс сидел за столом Майкла, а на коленях держал Энтони. Глаза у обоих были закрыты, а на лицах — выражение блаженного экстаза, как у Иисуса на цветных витражах. Нажав на кнопку стереосистемы, Майкл выключил музыку.

Перепуганный Энтони был так похож на Кей, что у Майкла защемило сердце. Игравшие на ковре дети тут же убежали.

— Торнтон! — позвал Майкл.

— Я осмелился…

— Все в порядке, — перебил его Корлеоне.

— У нас будут неприятности? — спросил Энтони.

Губы мальчика дрожали, в глазах застыл испуг. Майкл порол сына всего пару раз, не больше. Почему мальчик так его боится? Пусть умники, которые утверждают, что разбираются в людях, попробуют воспитать ребенка!

— Нет, парень, никаких неприятностей не будет! — Майкл обнял сына. — Тебе нравится эта музыка?

— Я говорил дедушке, что нельзя…

— Все в порядке! Что вы слушали?

— Скажи ему, Тони.

— Пуччини.

— Он итальянец, — сказал Торнтон. — Вернее, был им, пока не умер.

— Знаю, — отозвался Майкл.

— Что? — пролепетал Энтони.

— Пуччини умер, — громко и отчетливо проговорил Майкл. — Ты ел? Принести тебе что-нибудь?

— Агнес готовит запеканку, — сказал Торнтон. — С бобами.

Аромата Майкл не чувствовал. Что это за запеканка без аромата?

— Пуччини умер? — побледневшими губами пробормотал Энтони.

Майкл взъерошил волосы мальчика.

— Он прожил долгую жизнь! — заявил он, хотя не имел о жизни Пуччини ни малейшего понятия. — Что это были за дети?

— Ваши соседи, — ответил Тортнтон. — Живут в соседнем доме. Кажется, Тони и Мэри с ними дружат. Пойдем, Тони, нам пора! Майкл, еще раз извиняюсь, если…

Корлеоне многозначительно посмотрел на тестя, подтолкнул сына к двери и остался один.

В соседней комнате зашумел душ — это Кей. Майкл достал из шкафа смокинг, тот самый, который надевал на свадьбу. Он немного поправился, неужели брюки придется расставлять? Сквозь стеклянную дверь ванной Майкл украдкой взглянул на Кей.

Фредо хотел как лучше… Наверное, в один прекрасный день эти слова украсят его надгробие. Взять, например, машину. Для брата Фредо купил роскошный «Кадиллак» с золотой решеткой и острыми, как сабли, шипами на колесах. Майкл считал это пустой тратой денег, а что вышло? Разве на Западе серый седан подошел бы лучше, чем яркая «ласточка», что украшает его подъездную дорожку? А эта стереоустановка? Фредо хвастал, что именно такие стоят в профессиональных студиях! Она заняла всю стену! Но разве дома такая игрушка нужна? Майкл точно знал, что сам он никогда не станет тратить время на музыку.

Корлеоне присел за письменный стол и лишь тогда почувствовал, как сильно устал. Два дня в Нью-Йорке, один в Детройте, смена часовых поясов, а затем этот полет на гидроплане. А день еще не кончился, ему предстояли переговоры в «Замке на песке», встреча с Джерачи, который должен вернуться со Змеиного острова, концерт Фонтейна и последующая церемония посвящения. Майкл рассеянно провел пальцем по большой керамической пепельнице с изображением русалки на скалистом острове. Пепельница отца. Давным-давно она треснула, так что пришлось склеивать. Майкл взял массивную, в форме льва, зажигалку и закурил. Нервно барабаня пальцами по поверхности стола, Корлеоне стал думать о гольфе. Отличная идея! Это спорт, развлечение и одновременно возможность завязать полезные знакомства. Надо срочно записаться в клуб!

Сгорбившись за столом, он заснул так крепко, будто его не ждала плотная вечерняя программа.

Внезапно Майкл открыл глаза:

— Я не сплю!

На плече лежала рука Кей.

— Я видела, как ты подглядываешь!

— Извини!

— Не извиняйся! Гораздо обиднее было бы, если бы ты не подглядывал!

— Зачем ты переоделась? Куда-то собралась?

Кей нахмурилась:

— Разве мы не идем на концерт Фонтейна? Пойдем, нам пора!

— К Фонтейну?

— Это все равно что жить в Нью-Йорке и не увидеть статую Свободы! Раз уж Джонни Фонтейн поет в твоем казино…

— Мы просто партнеры!

— Концерты идут уже несколько недель, а мы ни разу не ходили! Я слышала Фонтейна вживую десять лет назад на свадьбе твоей сестры. В первый и последний раз!

Неожиданно Кей рассмеялась.

— Видел бы ты свое лицо! — воскликнула она. — Ладно, дела так дела, езжай один. А мы с родителями сходим в ресторан «Мясной удар», который недавно открылся.

— Разве твоя мама не готовит запеканку?

— Ты хоть раз пробовал ее запеканки?

Майкл расцеловал жену:

— Вернусь поздно! Не жди меня, ложись спать!

— Ты всегда поздно! — улыбнулась Кей, но оба понимали, что это не шутка.

— Как дог'етег'? — спросил одетый в теннисную форму Хэл Митчелл. Сержант сильно картавил, и во время войны ему пришлось несладко. Мало того, что над ним смеялись даже рядовые, все пароли содержали букву «л», чтобы создать проблемы японцам.

— Все в порядке! — ответил Майкл, пожимая руку старому приятелю.

Рядом с Митчеллом стояли Том Хейген, который никогда никуда не опаздывал, и какой-то седой ковбой. Лысый старичок в инвалидном кресле протягивал Майклу руку. Корлеоне был единственным, кто надел смокинг. До концерта еще далеко, но где он потом сможет переодеться?

Кабинет Митчелла был завешан снимками кинозвезд и популярных певцов, на фоне которых выделялись пожелтевшие военные фотографии. Сержант Митчелл, рядовой первого класса Корлеоне, еще несколько ребят на фоне сожженного японского танка на острове Гуадалканал. Окна выходили на главный вход «Замка на песке». Яркая вывеска гласила: «Привет делегатам съезда профсоюзов!» На площади у входа собирались представители профсоюзов и друзья семьи Корлеоне.

Митчелл предложил Майклу занять его стол, но Корлеоне отказался. Старичок в инвалидном кресле был президентом банка Лас-Вегаса, а седой мужчина в ковбойской шляпе — адвокатом, ранее занимавшим пост генерального прокурора и председателя республиканской партии Невады. Согласно документам, эти двое, Митчелл и холдинговая группа Хейгена были крупнейшими акционерами казино. Официально строительная компания Майкла была лишь шестым, следом за Фредо, по величине акционером. В свое время это вызвало недоумение семьи и повышенный интерес финансовой инспекции Невады. А где же Фредо?

— Фредо Корлеоне просит его извинить — задержали рейс.

Майкл кивнул. Говорить не о чем, особенно в этом кабинете, наверняка напичканном подслушивающими устройствами.

Собрание продолжалось чуть больше часа. Все выглядело очень естественно, ведь ни президент банка, ни седовласый ковбой не подозревали, что каждое слово слышат копы. В общем, обычное собрание держателей контрольного пакета акций — обсуждались финансовый план, кадровые изменения, эффективность инвестиций и распределение доходов. Упомянули и предстоящую вечеринку на крыше, которую Хэл Митчелл устраивал по случаю проведения ядерных испытаний. Самому Майклу казалось, что только последний идиот встанет ни свет ни заря, чтобы услышать грохот, и заплатит десять долларов, чтобы увидеть дым, которым из окон номера можно любоваться бесплатно. Критиковать вечеринку он не стал — мысли Корлеоне крутились вокруг двух последующих встреч. Самые жаркие дебаты на этом собрании касались того, как будет называться казино на озере Тахо. Поддержали вариант, предложенный Митчеллом, — «Заоблачный дворец».

Собрание подошло к концу, и Майкл пригласил всех присутствующих на концерт Джонни Фонтейна. В конце концов, ведь Фонтейн их новый партнер, держатель десяти процентов акций «Заоблачного дворца».

Дождавшись, пока все разойдутся, Хейген позвонил Луи Руссо.

— Дон Руссо направляется в «Походную кухню», — сказал он Майклу.

Они вместе спускались по лестнице.

— Что произошло с Фредо? — спросил Майкл.

— Он будет здесь завтра утром, — отозвался Том. — Все в порядке, с ним два надежных человека.

— Ты имеешь в виду парикмахера и того парнишку с фермы?

— Именно.

Майкл покачал головой. Сразу после концерта парикмахера ждал сюрприз. Его примут в семью, о чем он пока что сам не догадывается.

— Как же Фредо мог опоздать на самолет?

— Не знаю. Почти все время от времени опаздывают.

— Ты же не опаздываешь!

— Как раз сегодня опоздал, — признался Хейген.

— Но на Собрание успел вовремя!

Том промолчал, он всегда был снисходителен к Фредо.

— Ну, как все прошло? — осведомился Майкл.

— Отлично. Мы не просчитались!

По коридору они прошли к «Походной кухне» — небольшому кафе, где подавали только завтрак. Майкл открыл дверь собственным ключом, и они с Томом заняли столик в самом углу. Через несколько секунд один из помощников Хэла Митчелла ввел Руссо с телохранителями и запер входную дверь. Руссо — довольно высокий, бледный, в огромных солнечных очках, — не успев зайти, тут же выключил свет, а его телохранители задернули шторы.

— Эй, ты привел своего ирландского consigliere! — прокричал он по-женски высоким голосом. — Как мило!

— Добро пожаловать в «Замок на песке», дон Руссо! — поприветствовал почтительно поднявшийся Хейген. Лишь очень внимательный наблюдатель мог бы разглядеть лицемерие, скрывавшееся за широкой улыбкой Тома.

Майкл не произнес ни слова до тех пор, пока телохранители Руссо не отошли за барную стойку в дальний конец кафе.

— Уверяю вас, дон Руссо, мы своевременно платим за электричество, — съязвил Майкл, показывая на светильники.

— Темнота лучше! — стоял на своем Руссо, протирая огромные очки, на фоне которых нос действительно походил на пенис. — Однажды в меня стреляли из окна кондитерской. Осколок попал в глаз. Вижу я неплохо, но на ярком свету глаза болят.

— Понимаю, дон Руссо! Мы просто хотим, чтобы вам было удобно, — отозвался Майкл.

— Похоже, тебе это не понравилось, — проговорил Нос, присаживаясь за стол. — Я зашел, выключил свет и задернул шторы, не сказав тебе ни слова. Ведь так? Теперь понимаешь, каково это?

— Каково что? — уточнил Том.

— Да ладно, ирландец! Ты прекрасно понимаешь, о чем я, равно как и твой босс. Вы, ньюйоркцы, одинаковые, любите решать за других! Договорились ведь, что все к западу от Чикаго будет контролироваться из Чикаго. Теперь вам кажется, что это слишком жирно, и вы идете на попятную. Старый козел Капоне потерял власть, и вы решили, что этот маразматик и есть Чикаго. А кто такие мы, остальные? Так, мелочь пузатая! Созывается Собрание, а нас на него даже не зовут! Моу Грин перевозит нью-йоркский капитал в Лас-Вегас и строит казино, а нас даже не спрашивают! А потом ты вдруг решил сделать Вегас открытым городом. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что это замечательно! Майами — открытый город, Гавана — открытый город, пусть, ради бога, все так и продолжается! Тем более что Лас-Вегас — настоящее золотое дно. Но зачем же проявлять неуважение? Тем более так явно. С нами никто не считается! Ладно, нам пришлось смириться. Несколько лет в Чикаго действительно царил хаос. Что случилось, то случилось. Вы выиграли, мы проиграли. Но теперь в Чикаго все в порядке, а вот в Нью-Йорке кровь так и лилась, пока вы не заключили перемирие. Дай бог, чтобы оно длилось как можно дольше. Я не об этом. Разве, когда вы отрывали друг другу головы, я попытался воспользоваться ситуацией? Нет, я решил не вмешиваться! И чем ответили вы? Чем отблагодарили? Перенесли штаб-квартиру в Вегас! В Вегас! Город, который территориально принадлежит нам! Кажется, я не дурак, но и не юрист, как этот ирландец, университетов не кончал! Так что объясни мне, Корлеоне, почему я должен это терпеть?

Луи Руссо окончил всего несколько классов, зато отлично разбирался в людях. Темные очки надежно скрывали его глаза от собеседников.

— Ценю вашу искренность, дон Руссо, — проговорил Майкл. — Честность — ценное качество.

Нос недовольно заворчал.

— Не знаю, откуда ваша информация, — продолжал Корлеоне, — и все же она неверна. Мы не стремимся завоевать Лас-Вегас. Здесь мы только временно. Я купил землю в Тахо и, как только построю дом, переберусь туда.

— Насколько мне известно, Тахо тоже к западу от Чикаго.

Майкл пожал плечами.

— Со временем это перестанет вас волновать.

— В настоящий момент меня это волнует.

— И напрасно, — с чувством сказал Майкл. — В будущем мы не будем принимать в семью новых членов. Я постепенно отдаляюсь отдел. В Тахо бизнес будет легальным. Надеюсь, вы мне поможете или, по крайней мере, не будете мешать. Вы, наверное, знаете, раз упомянули Дартмут, что я никогда не стремился заниматься делами отца. В его планы это тоже не входило. Как я сказал, это только временно. Мы открываем казино на озере Тахо, которое будет работать так чисто, что копы и агенты финансовой инспекции сами будут там играть.

— Ну, удачи тебе, умник!

— Надеюсь, вы говорите искренне, — сказал Майкл, вставая. — Потому что нам пора. Очень рад, что вы были нашими гостями. Надеюсь увидеть вас на концерте.

Том Хейген открыл дверь в кабинет Энцо Агуэлло, старого друга семьи Корлеоне, ныне главного кондитера казино. В кабинете их ждали трое: два capo — Рокко Лампоне и Питер Клеменца, а также начальник охраны Аль Нери. Вчера все они были в Детройте на свадьбе Клеменца-младшего и очень устали. Лампоне было всего тридцать, но выглядел он на все сорок. Он ходил с тростью с тех самых пор, как, награжденный «Пурпурным сердцем», вернулся из Северной Африки. С огромным усилием Клеменца поднялся со стула. Обычно Хейгену Питер казался этаким добродушным толстяком без возраста, но сегодня он выглядел откровенно плохо. Наверное, ему уже за семьдесят!

Они могли бы встретиться в одном из номеров первого этажа, однако у кабинета Энцо были свои преимущества: скромный, безопасный и от кухни недалеко. Настоящий бункер, который с помощью ультрасовременных устройств Нери надежно защитил от прослушивания. Закрыв за собой дверь, начальник охраны остался в коридоре.

— Где Фредо? — спросил Клеменца.

Майкл покачал головой.

— С ним все в порядке, — ответил Том. — Его самолет задерживается. В Детройте шторм. Он вернется завтра.

Клеменца и Лампоне переглянулись Они сидели на складных стульях вокруг темно-серого стола Энцо.

— Я не собирался ничего говорить, — сказал Клеменца, — но до меня дошли отвратительные слухи.

Телохранители Фредо ранее работали у Клеменца и поддерживали с бывшим capo довольно близкие отношения.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Майкл.

Пит только отмахнулся.

— Ну, пересказывать сплетни не стану, тем более что слышал их от негров и полоумных торчков. Нельзя верить всему, что они болтают. Хотя всем известно, что Фредо… — Клеменца поморщился, будто от резкой зубной боли. — Не мне говорить о вреде невоздержания, но он слишком много пьет.

— Невоздержание? — изогнул брови Майкл. — Где ты выучил это слово?

— Я отдал своего шалопая в тот же университет, где учился ты, Майкл. Оттуда оно и пришло. — Клеменца подмигнул. — В отличие от тебя сынок все же получил диплом.

— Он что, так и говорит «невоздержание»?

— Где еще я мог слышать это слово? Это одно из двух длинных английских слов, которые я знаю.

— А второе слово?

— Да ладно тебе! Бьюсь об заклад, минуту назад ты думал, что я вообще объясняюсь жестами!

От души посмеявшись, они принялись за работу.

Очень непродолжительное время Том Хейген проработал юристом в довольно известной фирме, и там на подобном собрании присутствовал бы целый эскадрон секретарш и стенографисток. И как бы они ни скрипели перьями, все равно упустили бы самое главное. В подземном кабинете никто ничего не записывал, однако, несмотря на усталость, собравшиеся впитывали каждое слово. Более трех часов они провели, решая проблемы и поедая жареных кальмаров и пасту.

Обсуждались потери на войне с кланами Татталья и Барзини, размер пенсии, которую решили выплатить семье Тессио. Как хорошо, что под влиянием полиции и прессы все считают, что Тессио и Карло Рицци пали от рук наемных убийц, подосланных Барзини или Татталья. Дошло до того, что на следующей неделе друг и бывший однокашник Майкла по университету, ныне работающий помощником окружного прокурора, собирался предъявить обвинение в убийстве Эмилио Барзини одному из членов семьи Татталья и обвинение в убийстве Филиппа Татталья одному из членов клана Барзини. Даже если обвиняемые не окажутся за решеткой, ФБР сочтет дело закрытым и не станет вмешиваться. Больше всего такой исход обрадует рядовых копов, давно и надежно подкупленных семьей Корлеоне. Обывателям захочется новых скандалов, и они скоро забудут об этих убийствах. Так что временное прекращение огня имеет отличные шансы превратиться в настоящий мир.

— Нечто подобное происходит каждые десять лет, — скептически проговорил Клеменца. — Мы говорим о мире, а потом с удовольствием лезем в драку. — В столе Энцо Питер нашел целую пачку зубочисток и сосредоточенно ковырялся в зубах, меняя зубочистки каждые две минуты. Все остальные курили толстые сигары, а вот Клеменца курить было нельзя, и он старался следовать советам доктора. — Вот увидите! На моей памяти это уже четвертое перемирие.

Собравшимся эта теория была отлично знакома, так что никто не стал ее комментировать.

— Значит, мир? Да, Майк? — спросил Клеменца, размахивая зубочисткой. — Созывать Собрание нет нужды?

Корлеоне кивнул скорее задумчиво, чем убедительно. Хейген знал, что Майкл не успел представить Собранию список тех, кого сегодня примут в семью, поэтому и созывать его он хочет меньше, чем кто-либо. Впрочем, лицо дона осталось непроницаемым.

— Рокко? — позвал он, приглашая высказаться второго capo.

Повисла долгая пауза. Хейген отметил, что все выглядит так, будто Майкл тщательно обдумывает вопрос и советуется с помощниками. Если бы во главе семьи стоял Санни, он бы, недолго думая, раздал указания и гордился бы своей решительностью. Дипломатичность Майкл унаследовал от отца.

Рокко Лампоне затянулся кубинской сигарой.

— Вопрос на шестьдесят четыре тысячи долларов! Как можно узнать, кончилась война или нет, пока кто-то не объявил перемирие?

Майкл задумчиво переплел пальцы. Собрание являлось чем-то вроде исполнительного комитета двадцати четырех преступных кланов Америки. Главы семи-восьми крупнейших семей, президиум, утверждали кандидатуры новых членов, новых capo, новых донов (которые утверждались почти всегда) и разбирали самые сложные споры и конфликты. Собрание старались созывать как можно реже.

— Думаю, да, — наконец сказал Лампоне, — можно объявить мир. На кого мы можем рассчитывать? Джо Залукки — это совершенно точно. Еще на Молинари, Молочника Лео, Тони Страччи. Кажется, все, кроме Молинари, в президиуме? Думаю, Форленца тоже нас поддержит. От Эйса есть новости?

— Пока нет, — отозвался Хейген. — Джерачи должен позвонить, когда начнется боксерский матч.

— Все должно быть в порядке, — проговорил Рокко. — Я имею в виду Джерачи, а не бокс. В этом поединке я бы поставил на мулата. У него отличный хук справа и дьявольская скорость.

Клеменца постучал по поверхности стола четыре раза и многозначительно посмотрел на Лампоне.

— Ну, с Форленца нас будет пять, — заявил Рокко. — Кто станет новым доном клана Барзини? Поли Фортунато?

— Скорее всего, да, — подтвердил Хейген.

— Тогда шесть. Фортунато — разумный парень и связан с Кливлендом намного теснее, чем Барзини. Иными словами, он сделает то же, что и Еврей. На остальных надеяться не стоит.

Вместо имени Татталья Рокко изобразил непристойный сицилийский жест. Эту семью он ненавидел всеми фибрами души. Именно он расстрелял Филиппа Татталья, подкараулив его в мотеле на Рассветной автостраде. Семидесятилетний Татталья в чем мать родила стоял у кровати, на которой лежала малолетняя проститутка. Рокко всадил в живот старика целых четыре пули. После этого в клане Татталья царил хаос, а новый дон Рико, брат Филиппа, был не из тех, кто способен на вендетту. Хотя от этой семьи можно ждать чего угодно.

Майкл продолжал молчать, и Лампоне нахмурился, словно школьник, который лезет из кожи вон, чтобы угодить учителю. Корлеоне был моложе всех собравшихся, и его старшие товарищи старались доказать ему свою полезность.

Наконец Майкл поднялся и подошел к месту, где должно было быть окно.

— Том, а ты что скажешь?

— Пока есть такая возможность, Собрание созывать не стоит, — ответил Хейген, который в ранге consigliere Вито Корлеоне, единственный из всех присутствующих, уже был на Собрании. Скорее всего, вместе с Майклом он посетит еще одно. — Причины следующие: в этом году умерли три члена Собрания. Появятся новые люди, и им придется решать: стоит ли приглашать Луи Руссо? Как они к нему относятся — неважно. Влияние Чикаго сейчас так велико, что им придется согласиться. Если Собрания не будет, Носа можно держать на крючке, пообещав рассмотреть его кандидатуру в следующий раз. Созыв Собрания фактически означает присутствие Руссо, а это чревато непредсказуемыми последствиями.

— Чем старше он становится, тем сильнее его нос напоминает член.

Майк улыбнулся. Клеменца всегда умел рассмешить Вито, но, откровенно говоря, развеселить сына было куда сложнее, чем отца.

— Когда Руссо получил прозвище, нос был просто большим, — не унимался Клеменца, доставая из пачки девятую зубочистку. — Теперь кончик красный и больше всего напоминает головку, а брови — лобковые волосы! Не хватает лишь выпирающей вены сбоку, и Носа можно привлекать за эксгибиционизм. — Он покачал головой. — За что посадили Капоне? Уклонение от уплаты налогов? Смех, да и только! Вот как это делают в Чикаго, — гнусаво проговорил Клеменца, изображая чикагский акцент.

Засмеялись все, даже Том Хейген, который искренне верил, что единственная причина, по которой ирландские и еврейские гангстеры могут стать политиками, — то, что они (как и сам Хейген) своевременно платят налоги. Правда и то, что в бизнесе, которым они занимаются, ходят наличные и не ведется никакой документации. Сотня агентов финансовой инспекции, работая двадцать четыре часа в сутки, не смогла бы определить и одного процента получаемой прибыли. И все-таки правительство — как обладающая огромным влиянием семья. Они требуют того, что считают своим по праву. Их нужно кормить, как прожорливых птенцов, или выбрасывать из гнезда.

Обсуждалось множество практических вопросов, касающихся семьи и ее интересов. Только под конец Майкл упомянул программу, которую они с отцом наметили в те месяцы, когда Вито был consigliere сына. Хейген рассказал о встрече с послом и честолюбивых планах Джеймса Кавано Ши на президентские выборы 1960 года. Об амбициях самого Хейгена собравшиеся знали — в этом году он будет баллотироваться в Сенат и проиграет. У губернатора (подкупленного кланом Корлеоне) появится законное основание назначить его членом кабинета. В 1960 году Том снова примет участие в выборах и победит.

— Прежде чем перейти к другим вопросам, поговорим о кадрах. Для начала нужно назначить кого-то на место Тессио. Есть предложения?

Все закачали головами. Выбор очевиден — трудно найти лучшего capo, чем Джерачи, особенно для тех, кто болезненно переживает смерть Тессио. Хотя и у его кандидатуры имелись противники. Ник был протеже Салли, а тот предал семью. Ходили слухи, что Джерачи замешан в каких-то темных делах с наркотиками. Ник молод (хотя и старше Майкла), родился и вырос в Кливленде, закончил колледж и несколько классов юридической академии. Хейген впервые услышал о Джерачи, когда он вместе с Поли Гатто наказал подонков, надругавшихся над дочерью Америго Бонасера. Три года спустя, когда Гатто убили, Пит предложил Ника в качестве преемника, но тогда capo назначили Рокко. Джерачи очень походил на Майкла и приносил семье колоссальный доход. Естественно, были и другие кандидатуры: братья Ди Мичели, Эдди Парадиз. Ребята постарше, верные и проверенные, и все-таки с Джерачи они не шли ни в какое сравнение.

— Могу только сказать, — вступил в разговор Клеменца, — что если бы на должность capo предложили самого Христа, то и у его кандидатуры нашлись бы противники. Я давно наблюдаю за Ником и могу сказать, что никогда не видел человека, который бы приносил семье столько денег. Воистину, парень глотает доллар, а выплевывает десять. Иногда умничает, однако и это приносит результат.

Майкл кивнул.

— Будут другие кандидатуры?

— Только Эдди Парадиз, — предложил Рокко.

— Эдди?

Рокко пожал плечами:

— Он отличный парень и прекрасно себя проявил.

— Ясно, — отозвался Майкл. — Еще предложения?

— Эдди — кузен моей жены, — объяснил Рокко. — Она обязательно спросит, поддержал ли я его. Ну, вы все женаты и понимаете, о чем я…

— Понятно, — кивнул Майкл. — Итак, новым capo будет Фаусто Джерачи!

Решение было встречено дружной поддержкой. Хейген никогда не слышал, чтобы кто-то еще называл Джерачи Фаусто. Майкл же крайне редко употреблял клички, эту особенность он унаследовал от отца. Вот Санни вел себя совершенно иначе: мог знать человека много лет, вести с ним дела, приглашать в гости, а фамилию часто узнавал из газетных некрологов.

— Теперь к твоим делам, Том.

Хейген кивнул, а Корлеоне посмотрел на Пита и Рокко.

— Поскольку Том решил заняться политикой, ему не следует поручать некоторые дела. С тех пор как снял с себя полномочия consigliere, он…

Том ни о чем Майкла не просил и такого разговора не ожидал.

— …стал моим адвокатом и советчиком. Таким образом, пост consigliere остается вакантным. Том столько сделал для моего отца… — Майкл сделал паузу — никакие слова не могли воздать должное Вито Корлеоне. — Достойной замены Тому я не вижу, и в течение следующего года обязанности consigliere будут распределены между capo. В крайнем случае я обращусь за советом к тебе, Том.

Ни слова о Фредо, и Хейген решил, что это не случайно.

— Однако, — продолжал Корлеоне и снова сделал паузу, — бывают ситуации, когда присутствие consigliere просто необходимо. В случае созыва Собрания, например. Не думаю, что найдется лучший кандидат, чем старый друг моего отца — Пит Клеменца.

Том зааплодировал и похлопал Клеменца по спине. Пит сказал, что это для него большая честь. Рокко обнял приятеля, и Клеменца попросил Нери принести граппы. Хейген улыбнулся: как только Клеменца и Лампоне уйдут, все важные тосты будут произноситься не под граппу, а под «Джека Дэниэлса» или «Джонни Уокера». А потом вообще в ход пойдет слабый кофе.

Оказалось, траппа хранится в ящике стола Энцо.

— Выпьем за то, чтобы умереть с улыбкой, — торжественно сказал Клеменца. — А наши враги пусть рыдают!

Они собирались расходиться, когда в дверь постучали.

— Простите, — сказал Нери, входя внутрь, — но, кажется, вы закругляетесь и…

Рядом протиснулся Джонни Фонтейн с изящной кожаной сумкой в руках, бормоча под нос что-то вроде: «Как ваши дела, парни?» Нери нахмурился. Он был не из тех, мимо кого проходят, не обратив внимания, особенно такие pezzonovante, как Фонтейн.

— Мы как раз о тебе говорили, — радостно начал Клеменца. — Знаешь, статуя, которую ты разбил, стоит три сотни?

— Ты дешево ее купил, — парировал Фонтейн. — Я думал, она стоит сотен пять.

Джонни никогда не был на короткой ноге с Майклом, но тут подошел и по-свойски обнял. Корлеоне никак не отреагировал.

Том Хейген вообще не обратил на Фонтейна никакого внимания.

На пороге показался запыхавшийся Хэл Митчелл, который успел переодеться в смокинг.

— Простите, начинается первое отделение и…

— Во-первых, — Фонтейн высоко поднял кожаную сумку и уронил на стол, за которым сидел Майкл. Сумка приземлилась с мягким стуком, — посылка от Фрэнка Фалконе. Он и мистер Пиньятелли сожалеют, что не смогут приехать на концерт.

Скорее всего, это «ссуда» пенсионного фонда работников киноиндустрии, который контролировал Фалконе, его доля в «Заоблачном дворце».

Майкл бесстрастно смотрел на сумку. На виске Фонтейна запульсировала вена. Корлеоне перевернул пустой стакан. Собравшиеся молча наблюдали за Майклом и Джонни, ожидая, что будет «во-вторых». Судя по всему, Фонтейн еще ожидает благодарности! И это после всего, что сделала для Джонни семья!

Непорядочность Фонтейна всегда удивляла Хейгена. Десять лет назад в день свадьбы Конни Корлеоне Том получил два задания: выбить американское гражданство для Энцо Агуэлло и роль в вестерне для Джонни. С тех пор Энцо не раз доказывал свою преданность, даже вместе с Майклом сторожил госпиталь, где лежал раненый Вито. В тот день за Корлеоне приехали вооруженные киллеры, так что Энцо фактически спас старому дону жизнь. А как отблагодарил семью Фонтейн?

Никто не заставлял Джонни подписывать контракт с Лессом Галли, зато потом Вито пришлось послать к Галли пару плечистых ребят, чтобы заставить его «расторгнуть контракт по своему желанию». Корлеоне заставил Джека Вольца снять Джонни в своем фильме, и Джек никуда бы не делся, но Фонтейна угораздило отбить у него молодую смазливую старлетку. Хейген вздрогнул. Почему после стольких лет, проведенных в семье Корлеоне, по ночам ему снится именно Люка Брази, перерезающий шею племенному рысаку Вольца? Кое-каких разборок Хейген даже не видел, а Джонни вообще вряд ли догадывался, как много для него делает семья. Еще одна бесценная черта Вито — он никогда не бравировал тем, что помогает людям. Даже «Оскара» Фонтейну купили Корлеоне. Столько одолжений, а что взамен?

Тишина становилась все более напряженной. Неужели этот клоун думает, что сможет перемолчать Майкла?

Наконец Фонтейн не выдержал.

— А во-вторых, — как ни в чем не бывало продолжал Джонни, показывая на горло, — мне очень жаль, но сегодня я выступать не могу.

— Да? — только и спросил Майкл.

Питер Клеменца поджал губы, и разжеванная зубочистка пролетела в миллиметрах от уха Фонтейна.

— Мне казалось, доктор Фредо как следует тебя заштопал. Этот еврей, как его? Джул Стайн?

— Джул Сегал, — поправил Джонни, оглядываясь по сторонам. — Кстати, вы не видели Фредо, парни? У меня для него подарок.

— Его самолет задерживается, — объявил Хейген.

— Ладно, это подождет, — пожал плечами Фонтейн. — Парни, вы меня знаете, я профессионал, — неуклюже кокетничал Джонни. — Голос у меня в порядке, а горло? — Он покачал головой. — Не на сто процентов. И тем не менее я все равно пел и собирал вам полные залы. Сегодня в Лос-Анджелесе я целый день записывал альбом. Устал так, что уснул раньше, чем самолет набрал высоту. А когда проснулся, горло сильно болело. Вот я и подумал, что…

— Ты ошибся!

— …что прополощу горло и завалюсь спать. В таком состоянии я петь не могу. Сейчас на сцене Недотепа. — Недотепой звали Морри Стриэйтора, комика, с незапамятных времен выступавшего с Фонтейном. — С ним зрители не заскучают, спросите сержанта, если не верите.

Спрашивать никто не стал, скабрезные шутки Недотепы вряд ли приводят публику в восторг.

— Я взял на себя смелость пригласить База Фрателло, — торопливо сказал Фонтейн. — У них с Дотти сегодня выходной, так что они смогут выступить вместо меня и будут здесь с минуты на минуту.

— Правда? — спросил ошарашенный Клеменца. — Чем больше я слушаю База, тем больше он мне нравится.

— Ничего подобного, Джонни, — вмешался Хэл. Его так и не пригласили войти, и он вместе с Нери стоял в дверях. — У База Фрателло и Дотти Эймз жесткий контракт. — Митчелл имел в виду казино «Касбах», которое контролировал Руссо.

— Он вступает в силу в понедельник. А сегодня, можно сказать, небольшой частный концерт. Так что ничего страшного.

Майкл просто впился глазами в Фонтейна, а потом левой рукой постучал по челюсти. Этот жест он подсознательно перенял у отца, и почему-то Хейгену стало не по себе.

— Майкл, — начал Фонтейн. — Майкл! — Никакой реакции. Нужно же как-то докричаться до этого парня! Наверное, в другой ситуации Джонни обратился бы за поддержкой к остальным присутствующим, но они сидели с деревянными лицами. Да, ситуация не из простых! И все же Джонни не терял надежды. — Дон Корлеоне, я очень вас уважаю! Это всего на один вечер!

Майкл молча разглядывал свои руки. Затем он откашлялся. Все испуганно смотрели на молодого дона.

— Не хочу иметь с тобой ничего общего, — очень четко и спокойно произнес он. — Убирайся!

Глава 10

На боксерский матч в Кливленде Фрэнк Фалконе поставил сто тысяч долларов. Он попадет на ринг, даже если придется плыть на спине Джерачи! Дон Форленца предложил один из кораблей, но Смеющийся Сал Нардуччи напомнил, что большие корабли уже ушли в Кливленд. Оставались рыбацкие лодки, но плыть на одной из них, да еще в шторм, смертельно опасно.

Лететь было всего минут пятнадцать. Джерачи велел Фалконе и Молинари не волноваться, заверив, что летал в шторм пострашнее этого, и пошел готовить самолет. Он связался с диспетчером местного аэропорта, где ему категорически запретили вылетать. Джерачи сделал вид, что ничего не слышит.

Итак, двухмоторный самолет с Тони Молинари, Фрэнком Фалконе, Гориллой Ричардом Аспромонте, Левшой Манчузо и пилотом Джеральдом О'Мэлли на борту поднялся в грозовое небо. С самой первой минуты полет превратился в настоящий бой. Пилот был так занят, сражаясь с непогодой, что и не подумал, что могут возникнуть проблемы с топливом. Перед отлетом он проверил оба бака. На резервный Ник переключился не для дополнительной безопасности, а потому что хотел полностью сосредоточиться на навигации. Пытаясь разглядеть среди туч огни кливлендского аэропорта, Джерачи решил, что слышит странный гул. Не задумываясь, он снова подключил оба топливных резервуара и прокричал по рации, что произошла диверсия. В такой ситуации в происходящем вряд ли разобрался бы даже пилот поопытнее Ника Джерачи.

Итак, самолет продолжал приближаться к Кливленду. Последние слова пилота, которые услышали диспетчеры аэропорта, были «sono fottuto», что значит «полное дерьмо».

Когда до берега осталось меньше мили, самолет упал в бурные воды озера Эри.

Джерачи сильно били в школе на футболе и позже на ринге. Однажды отец повез его кататься на катере, и они врезались в причал. Однако все эти удары не шли ни в какое сравнение с падением в озеро.

Самолет стремительно шел ко дну. Через несколько секунд Джерачи оказался под водой. Дверь заклинило, и Ник принялся колотить ногами в лобовое стекло, стараясь пробить дыру побольше. Вода казалась чернильно-черной. Он попытался вылезти в образовавшееся отверстие, но в ту же секунду его схватила чья-то рука. Чья именно, разобрать было невозможно — слишком темно. Ник попытался протащить человека за собой, и тот застрял. Еще немного — и обоим конец. Джерачи чувствовал, что у него почти не осталось воздуха. Пальцы цепко сжимали его руку. Ник с силой их расцепил, раздался хруст — он переломал кому-то кости.

Джерачи выбрался из тонущего самолета. По звуку дождевых капель он определил, где поверхность. Легкие болезненно сжимались, кадык вырывался из шеи. Руки немели, а по затылку растекалась тупая боль. Ему не выбраться на поверхность и не вдохнуть свежий воздух. Вот она, правда жизни! «Последние минуты нужно прожить достойно», — кажется, так пишут в книгах, однако Ник думал лишь о грязной воде совсем рядом с домом, которая станет его могилой. Из последних сил он плыл к поверхности, к свету, к жизни. Его мать очень любила плавать. Ах, мама! Вот он, образ, с которым можно умереть. Ник очень любил мать, она была такой хорошей! Боже, он ее видит! Она полулежит в шезлонге и пьет мартини. Кажется, она тоже умерла.

Джонни Фонтейн, Баз Фрателло и очаровательная Дотти Эймз закончили свой концерт зажигательным попурри. Успех был ошеломляющий, не ведающая о катастрофе над озером Эри публика веселилась вовсю. В основном зрителями были делегаты съезда профсоюзов с молодящимися женами. Чтобы подкрепить слова о примирении конкретным делом, Майкл Корлеоне пригласил и несколько особенных гостей, оплатив им проживание и культурную программу. Концерт был частным, поэтому его смогли посетить даже те, кто не имел права находиться в Лас-Вегасе. К примеру, справа от сцены сидел родной брат дона Молинари (отсидевший в тюрьме за похищение и вымогательство) и несколько важных персон из Сан-Франциско. В уборной над писсуаром склонился Карло Трамонти (убийство первой степени, кража в особо крупных размерах и поджог), крестный отец Нового Орлеана и Гаваны. В зале находились представители всех семей Нью-Йорка с женами и телохранителями. В самой глубине зала за столиком прятался бледный мужчина в огромных солнечных очках — не кто иной, как Нос Руссо из Чикаго (сокрытие краденого, разбой, подкуп должностного лица), которого многие агенты ФБР считали достойным занять вакантное место capo di tutti capi. На этом роскошном фоне почти не замеченным осталось присутствие некоторых деловых партнеров Корлеоне из Нью-Йорка. Всеобщее внимание по праву досталось счастливым новобрачным — Сьюзен Залукки и ее новоиспеченному супругу, Рею Клеменца, которые веселились у самой сцены.

Сидевший в отдалении Майкл Корлеоне закурил сигарету и взглянул на часы. Часы были швейцарские, довольно старые. Когда-то они принадлежали морскому пехотинцу по фамилии Вогельсон, который, умирая, подарил их Майклу.

Если все прошло гладко, пассажиры самолета должны быть уже мертвы.

Майкл не раз видел авиакатастрофы, причем с довольно близкого расстояния. Представить бледные от ужаса лица пассажиров не составляло ни малейшего труда. Корлеоне покачал головой. Нет, он не станет об этом думать!

Лучше размышлять о том, что его план сработал. У него было множество недостатков, кое-что пришлось менять на ходу, но главное — он сработал!

Теперь точно придется созывать Собрание. Хейген не прав, ни одно решение не будет иметь силы, если в его принятии не будет участвовать Нос. Однако мир с Чикаго не нужен Корлеоне, если Луи Руссо не сядет за стол переговоров в правильном настроении. А после этой катастрофы такое настроение у него обязательно появится.

Никогда в жизни Майкл не курил так быстро и с таким удовольствием. Он зажег еще одну сигарету и с наслаждением затянулся.

Он сделал то, что нужно, и точка. Теперь он сможет спать спокойно. Когда все закончится, примерно через месяц, он возьмет отпуск и будет дрыхнуть по двенадцать часов в сутки. С тех пор как стал взрослым, Майкл ни разу не был в отпуске! Во время войны он получал увольнение на берег — на Гавайи и в Новую Зеландию. А с семьей он никогда никуда не ездил! Нужно показать Кей и детям Акапулько. И Гавайи тоже! Почему бы и нет! Он будет дурачиться с Энтони и Мэри, как в далеком детстве с папой! Можно зарываться в горячий песок, мазать тело Кей маслом для загара! Можно сделать ей еще одного ребенка! Он будет носить цветастые рубашки и танцевать мамбу!

Майкл поднял стакан с водой.

«Папа, мы своего добились, — сказал он про себя. — Мы выиграли!»

— Боже всемогущий! — закричал Клеменца, показывая толстым пальцем на скачущего по сцене Фрателло. — Во дает!

— Да уж, впечатляет, — отозвался Майкл.

Спать Фонтейн не пошел, но старательно берег горло, исполняя большинство песен под фонограмму. Однако несколько песен, что он спел вживую, не оставили равнодушным никого. Он, конечно, проходимец и все же профессионал. Его сегодняшнее поведение взбесило Майкла, однако всерьез злиться на такого клоуна почему-то не получалось.

Что представлял из себя Фрателло? Сплошное недоразумение! Одно время его называли «макаронником на саксофоне», а потом он отложил инструмент и стал петь блюз в чисто негритянском стиле и с сильным итальянским акцентом. Вскоре Фрателло женился на длинноногой блондинке, годившейся ему в дочери, и вот пожалуйста, Баз Фрателло и Дотти Эймз — звезды вечернего телешоу.

Под конец Баз пробежался по сцене и, бросившись на пол, проскользнул между ног Дотти и уставился на ее промежность, словно видел впервые. Фонтейн громко засмеялся, а за ним и весь зал. Дотти помогла мужу подняться, и все трое низко поклонились публике. Зрители аплодировали стоя. Оркестранты продолжали играть бравурную мелодию, ожидая, что артистов вызовут на бис.

На плечо Корлеоне легла чья-то рука.

— Телефон, — прошептал Хэл Митчелл. — Это Том!

Майкл кивнул и вытащил сигарету изо рта. «Представление начинается!» — подумал он и посмотрел на столик Луи Руссо. Молодой парень что-то шептал Носу на ухо. Корлеоне смерил шептуна взглядом, и тот отвел глаза. Майкл потянулся к Клеменца.

Через несколько секунд оркестр заиграл популярную мелодию, и Баз, Дотти и Фонтейн снова выскочили на сцену. Очевидно, в этот момент Луи Руссо осознал, что именно произошло на озере Эри. Но когда он поверх солнечных очков взглянул на столик Корлеоне, там уже никого не было, даже свечу погасили.

Ник Джерачи всплыл на поверхность воды. Жадно вдохнув воздух, он пошевелил затекшими конечностями и закричал. Только сейчас он ощутил боль в сломанной ноге и ребрах.

Примерно в пятидесяти ярдах огромное нефтяное пятно отмечало то место, где самолет упал в озеро. В середине пятна на волнах покачивался обломок фюзеляжа с изображением льва, а рядом с ним — труп Фрэнка Фалконе.

По какой причине произошла катастрофа и кто виноват, Ник не знал. Боль и страх не позволяли думать четко и трезво.

Воспаленный мозг терзала одна-единственная мысль — все пассажиры погибли, ему тоже грозит смерть. И он не выживет, если попытается кого-нибудь спасти.

Сквозь пелену дождя на горизонте виднелся Кливленд. Собрав последние силы, Джерачи поплыл прочь. На север, обратно к Змеиному острову! Туда, где он сможет прийти в себя и как следует все обдумать. Туда, где он решит, как жить дальше. Ногу раздирала обжигающая боль, а сломанные ребра не давали нормально дышать. Тем не менее, когда катер береговой охраны подобрал теряющего сознание и последние силы Джерачи, он был всего в четверти мили от берега.

За парапетами самой высокой из трех мавританских башен, прямо под ее зеркальным шпилем находился зал, где должна была состояться торжественная церемония.

— Готов поспорить, сейчас ты чувствуешь вкус типографской краски, — сказал Клеменца, поддевая Майкла локтем. — Кажется, она где-то в глубине горла. Еще хуже машинного масла, правда?

Корлеоне посмотрел на собственное отражение в блестящих дверях лифта — предельно собранный, очень уверенный в себе человек, которому все нипочем.

— Знаешь, — проговорил Питер, — я всего несколько раз видел твоего отца…

Майкл нетерпеливо кивнул.

— А слезы и слабость он проявил лишь единожды! Вот так сила!

Это Клеменца привел Майкла на посвящение, состоявшееся через несколько недель после возвращения с Сицилии. Тремя годами раньше Майкл убил Соллоццо вместе с Макклоски, и находиться в США стало опасно. Через знакомых своих знакомых Клеменца достал билеты на бейсбол. Питер расстарался, и они сидели во втором ряду в самом центре стадиона. Это была первая игра с участием негров, которую увидел Майкл. Он и не знал, что спорт стал доступным для каждого, у кого есть талант и терпение. Семь последних лет он провел вдали от дома, почти ежедневно убивая и рискуя быть убитым. Можно сказать, он и не жил по-настоящему! Даже не смог присутствовать на похоронах брата…

В тот день «Доджеры» выиграли у Чикаго со счетом 4:1.

По дороге домой они посетили здание, где до отъезда Майкла на Сицилию располагалась типография. Клеменца купил дом на чужое имя и хотел осмотреть, чтобы решить — сдать его в аренду, продать или спалить. В общем-то предлог оказался не таким уж и надуманным.

В цеху, где когда-то стоял печатный станок, за длинным столом сидели Вито Корлеоне и Тессио. На столе были узкая свеча, икона, пистолет и нож. Майкл знал, что за этим последует — его принимают в семью. После того, что случилось, это было чистой формальностью. Тех двоих он убил по собственной инициативе: Соллоццо, который спланировал покушение на Вито Корлеоне, и того негодяя-полицейского, пробравшегося в больницу, чтобы завершить задуманное. Ублюдка, изуродовавшего лицо Майкла. Разрешения на эти убийства дал брату Санни, действующий дон. (Тессио возражал, утверждая, что таким образом парня превращают в потенциальный объект мести.) Позднее Вито утверждал, что никогда не хотел для сына такой жизни, но, судя по всему, надеялся, что тот поддержит честь семьи. На посвящении Майкла дон Вито пробормотал что-то неразборчивое, а потом его плечи задрожали, и он зарыдал. Вслед за боссом зарыдал и Клеменца. Церемонию посвящения на смеси английского и сицилийского Тессио провел с каким-то мрачным красноречием. Когда все закончилось, они распили две бутылки кьянти. Вито продолжал рыдать. Тяжелый запах типографской краски чувствовался в цеху, хотя сами станки давно куда-то исчезли. На следующий день одежда пахла так отвратительно, что Майклу пришлось ее выбросить. Через неделю типография сгорела дотла. Начальник пожарной охраны заявил, что возгорание произошло от удара молнии. А еще через месяц он подал в отставку и переехал во Флориду. Теперь он стоял во главе целой сети по отмыванию денег в небольшом городке: винный магазин, игровые автоматы и агентство недвижимости — и был помолвлен со вдовой Санни, Сандрой.

Майкл с Питом сели в лифт и поехали наверх.

— Форленца ни за что не навредил бы крестнику, — заявил Клеменца, который по приказу Майкла убил Карло Рицци. Во рту он держал зубочистку, на которую были насажены две оливки. — И не думаю, что кто-то мог проникнуть на этот треклятый остров без ведома Еврея, — уверенно сказал Клеменца. — Думаю, все произошло случайно.

По информации Тома Хейгена, в живых остался только один человек. Кто именно, выяснить не удалось. Удобнее всего будет, если уцелел один из донов. Если выжил Джерачи, то последствия предугадать довольно сложно. Трудно сказать, удастся ли выдать его за Джеральда О'Мэлли, никак не связанного с семьей Корлеоне. А понять, насколько Ник разобрался в случившемся, и вовсе невозможно. Проще всего списать произошедшее на шторм, но тогда план потеряет смысл. Впрочем, Майкл уже придумал, как использовать в своих интересах возможные варианты развития событий.

— Случайно вообще ничего не происходит, — веско возразил Корлеоне, — особенно с самолетом, на котором летят два дона.

— Тогда диверсия?

— Не знаю… Согласен, дон Форленца не стал бы убивать крестника, даже имея на это объективные причины. А, насколько мне известно, таких причин не было. Но я не уверен, что Змеиный остров — такая уж крепость.

— Если не Форленца…

Майкл пожал плечами, исподлобья наблюдая за Питом.

— Да, крепость, — прошептал Форленца, нажимая на кнопку аварийной остановки. — Значит, Руссо?

Корлеоне задумчиво кивнул.

— Один-единственный самолет, а сколько жертв! Пострадала наша семья, Молинари и даже их союзник Фалконе, безрассудный парень, который решил, что ему море по колено. И выглядит все так, будто заказчиком был Форленца. Устранены сразу четыре соперника, не только в Лас-Вегасе, но и на западе страны в целом.

— То, что западнее Чикаго, будет контролироваться Чикаго, — с издевкой проговорил Клеменца. — Ну и сила!

— Если все так, как ты говоришь, то Руссо — настоящий подонок! — горестно покачал головой Майкл.

Клеменца надул щеки, с шумом выдохнул, а потом снова нажал на кнопку. Когда двери лифта раскрылись, в зале уже было довольно много народа. Клеменца похлопал Майкла по спине.

— Не позволяй этому засранцу выбить тебя из колеи! — прошипел Питер. — Веселись в свое удовольствие, ладно? Зря ты, что ли, столько бегал по врачам после того, как коп подпортил тебе лицо? Улыбайся!

Майкл лгал.

Вернее, не лгал, а просто навел Клеменца на определенные размышления, а тот сделал нужные выводы. Если Пит так быстро попался на эту уловку, то и другие не замедлят.

Правда состояла в том, что Майкл Корлеоне попытался нанести удар сразу по четырем своим противникам на Западе. Это была самая простая часть плана. Более сложная состояла в том, чтобы сделать это, не привлекая внимания. Обставив все так, чтобы правды не узнал никто, даже Хейген и Пит, Майкл имел отличные шансы реализовать свои замыслы.

Фрэнк Фалконе представлял реальную угрозу. С тех пор, как по приказу Майкла убили Моу Грина, он стал самым большим препятствием на пути Корлеоне в Лас-Вегасе. Пиньятелли подчинялся Чикаго еще больше, чем Фалконе, но и с Корлеоне его связывали давние деловые отношения. Так, он являлся акционером «Заоблачного дворца», а в кожаной сумке, которую привез Фонтейн, находилось не что иное, как плата за устранение Фалконе. Так что с ним проблем не будет.

Тони Молинари был давним союзником, но его болезненный интерес к будущему переезду Майкла на озеро Тахо мог со временем перерасти в серьезный конфликт. Лучше удалить опухоль, пока она не превратилась в злокачественную.

Форленца уже стар, тем полезнее его дискредитировать в глазах всех семей. А уж как он хвастался своей крепостью на острове! Часть ответственности за катастрофу неминуемо ляжет на него, и даже если никто не будет мстить, его собственная семья подрежет ему крылья. Новым доном станет Сал Нардуччи, который вступил с Майклом в сговор и помог подготовить катастрофу. Нардуччи явно засиделся на должности consigliere, а став доном, он будет держать язык за зубами и оборвет все связи с Барзини.

Но больше всего надежд возлагалось на Чикаго. Доказать причастность Руссо ко всему случившемуся будет так же непросто, как и его невиновность. Правда, как только члены Собрания узнают, что погибший пилот О'Мэлли на самом деле новый capo Корлеоне, даже самые недогадливые поймут, кому выгоднее всего катастрофа.

Стал бы Форленца убивать своего крестника? Никогда!

Стал бы Майкл Корлеоне устранять только что назначенного capo? Маловероятно…

Остается Чикаго.

Майкл сможет нанести удар по Чикаго, не убив ни одного человека из этой семьи! Так что о возможной мести Руссо не может быть и речи. Нос сядет за стол переговоров уже не героем, а главным подозреваемым и, скорее всего, станет намного сговорчивее. Именно этого и добивался Корлеоне.

Труднее всего далось Майклу решение послать на верную смерть Джерачи.

Бесспорно, торговлю наркотиками Фаусто вел просто виртуозно. Проблема в его запальчивости и безграничных амбициях. Сомневаться в верности Джерачи не было ни малейших оснований, но слишком уж он привязан к Форленца и горюет о Тессио. А когда Майкл назначил Фредо sotto capo, Эйс прямо спросил, не выжил ли дон из ума. Дело было в маленьком ресторанчике, они обедали вдвоем, так что этого никто не слышал. Более того, Джерачи извинился. Мелочь, и тем не менее она убедила Майкла Корлеоне, что со временем проблема станет намного серьезнее.

Только после сцены в ресторане Корлеоне решился убить Джерачи. Все остальное можно простить. Фаусто ему верен, а ценных, даже бесценных качеств у него больше, чем недостатков. Майкл даже по-своему его любил.

Вито Корлеоне никогда бы не послал Фаусто Джерачи-младшего на верную смерть! Поступок Майкла был скорее в духе морского пехотинца, не раз ходившего в бой. Жизнь друга в обмен на достижение высокой цели.

Нет, план отличный, только бы узнать, кто именно выжил.

Питер Клеменца тоже лгал.

Он видел слезы Вито Корлеоне не только на посвящении его сына. Не успев оправиться от ранений, Вито вернулся с похорон Сантино в таком состоянии, что все, кто его встречал, были в шоке. Майкл на похоронах не присутствовал. А вот мать Майкла, его сестра с мужем, Том, Фредо и Пит Клеменца, который, обняв друга, поспешил домой, до конца дней не забудут боли и отчаяния, превративших дона Корлеоне в беспомощного старика.

Они никогда больше об этом не заговаривали.

Далеко не все присутствующие на концерте Фонтейна были приглашены на церемонию посвящения. Причем тринадцать счастливчиков-приглашенных так и не поняли, когда и куда исчезли остальные. Просто в один момент все были в зале, а в следующий, когда члены клана Корлеоне поставили в центр зала столы, застеленные белоснежными скатертями, чужаки исчезли.

Кто-то выключил свет. Ветераны клана от души поздравляли будущих членов. Новеньких было бы четырнадцать, если бы Фигаро по милости Фредо не задержался в аэропорту. На элиту оставалось только любоваться — мужчины в прекрасно сидящих костюмах, завсегдатаи модных бутиков, салонов и ресторанов, которые в сопровождении длинноногих девиц разъезжают на дорогих автомобилях и вершат собственное правосудие.

Словом, живут настоящей жизнью и дышат полной грудью. Стать одним из них — что может быть прекраснее?

Этажом выше в бассейне мирно плавали ни о чем не подозревающие туристы.

Когда снова вспыхнул свет, все увидели, что стол накрыт на тринадцать персон. Для каждого приготовлено по свече, иконе, кинжалу и, в знак покорения Дикого Запада, по незаряженному «кольту» сорок пятого калибра. Добавить «кольт» в свое время предложил Фредо.

Майкл Корлеоне сел за стол вместе с новобранцами. Воцарившаяся тишина ему явно нравилась. Он не был суеверным, но именно с такими людьми ему чаще всего приходилось работать. Майкл понимал, что рано или поздно новенькие поймут, что их тринадцать. Вместо того чтобы в ответственный день думать о всяких глупостях, пусть лучше радуются, что сидят за одним столом с боссом. Смешно, новички делают вид, будто не происходит ничего особенного, а сами боятся поднять глаза на него, человека, которому будут подчиняться до конца жизни.

Майклу казалось, он слышит голос сержанта Брадшо: «Только дураки корчат из себя героев. Настоящие пехотинцы не боятся показывать страх. Запомните раз и навсегда: опасность нужно уважать!»

Наконец Корлеоне поднялся.

— Хочу рассказать вам одну историю, — начал он, прохаживаясь вдоль столов. — Тысяча сто сорок лет назад в маленькой сицилийской деревеньке близ Корлеоне родился мальчик. Он жил в достатке и благополучии, пока ему не исполнилось двенадцать. В тот год с юга на Сицилию вторглись арабские орды. Они шли на север, уничтожая все на своем пути. Родителей мальчика убили, а сам он спрятался в заброшенной шахте и видел, как араб отрезает голову матери. Немеющими губами мать шептала слова любви, любви к своему единственному сыну. Арабы убивали, словно дикие звери, они ведь не мстили и не защищали свои дома, а просто грабили и убивали, продвигаясь к своей цели, к Палермо.

Корлеоне достал из нагрудного кармана сигарету. Кажется, у сидящих за столами вспотели ладони.

— Того мальчика звали Леолукас. — Майкл выдержал эффектную паузу, чтобы новички запомнили это имя. — Ему было всего двенадцать, но он упорно трудился и смог управлять семейным имением не хуже взрослого. Шли годы, и в глуши сицилийских равнин юноша нашел свое призвание. Он продал поместье, раздал деньги бедным и стал монахом. Много лет спустя он вернулся в родную деревню, совершил множество благородных поступков и умер во сне в возрасте ста лет.

— Cent'anni![10] — заорал Клеменца, и присутствующие едва не поперхнулись от страха.

— Пятьсот лет спустя заступничество святого Леолукаса спасло город Корлеоне во время эпидемии чумы. А в 1860 году, через тысячу лет после смерти, Леолукас сумел отомстить за смерть родителей, появившись в образе горящей белой башни перед наступающей армией Генриха Бурбона. Испугавшись, французы пошли в обход Корлеоне и попали прямо в руки отрядов Гарибальди, которые изгнали их с Сицилии. Эти и многие другие деяния Леолукаса были признаны его святейшеством папой римским, и с тех самых пор и навсегда… — Майкл глубоко затянулся и, пройдясь вдоль столов, взял икону, лежащую перед Тони Нери, одним из тринадцати новичков, и поцеловал, — святой Леолукас считается заступником Корлеоне. Джентльмены?

Крестный отец неторопливо махнул рукой, и тринадцать будущих членов семьи приложились к картонному образу святого Леолукаса.

— Всего через несколько лет после чудесного явления святого Леолукаса в образе горящей башни, — продолжал Майкл, — в небольшом доме у полей, который когда-то возделывал Леолукас, родился мальчик. Его детство было счастливым, но, когда ему исполнилось двенадцать, враги убили отца тремя выстрелами из обрезов — лупар. Мать закололи насмерть прямо на глазах мальчика. Умирая, она шептала сыну слова любви. Мальчик уцелел, однако убийцы разыскивали его, понимая, что в один прекрасный день он сможет отомстить. — Майкл снова затянулся, всеми фибрами души ощущая дыхание прошлого. — Парня звали Вито Андолини. Совсем ребенком он уехал в далекую Америку и, чтобы сбить с толку преследователей, сменил фамилию, назвавшись в честь родного города Корлеоне. Это был один из немногих сентиментальных поступков в его жизни, которую он прожил ради своей семьи, — Майкл ударил себя кулаком в грудь, — и ради своих детей. Молодой человек стал мужчиной, который, упорно работая, построил империю и не совершил ни одного недостойного поступка. В один прекрасный день он вернулся на Сицилию и отомстил за смерть родителей. Вито Корлеоне, который умер в начале этого года, был моим отцом. Я Майкл Корлеоне, его сын. Но эти люди, — Майкл показал на мужчин, стоявших полукругом около столов, — такие же члены семьи Корлеоне, как я. Если хотите присоединиться, добро пожаловать.

Майкл занял свое место. Следующую часть церемонии должен был исполнить Фредо. Что бы ни думали Ник Джерачи и остальные, пост sotto capo, на который Майкл назначил брата, был чистой формальностью. Привилегий Фредо получил совсем немного, столько же обязанностей, которые выполнял спустя рукава, и небольшой отряд верных, но довольно ограниченных людей. Никаких иллюзий по отношению к брату Майкл не питал — сколько ни подгоняй осла, рысака из него не выйдет.

Тяжело ударив об пол тростью, поднялся Питер Клеменца.

Вне всякого сомнения, тринадцать новичков понимали формальность церемонии, и все же традиции есть традиции. Клеменца начал объяснять, как организована семья. Майкл Корлеоне — крестный отец, чья власть абсолютна. Фредерико Корлеоне — его sotto capo. Рокко Лампоне и сам Клеменца — caporegime. О роли consigliere Клеменца умолчал. Со дня смерти Дженко Аббандандо в семье, можно сказать, не было полноценного consigliere. Том Хейген, не будучи сицилийцем, не мог принимать участия во всех церемониях, а сам Вито был помощником сына всего несколько месяцев.

— Прежде чем станете частью семьи, — продолжал Клеменца, — хочу, чтобы вы кое-что уяснили. — Прохаживаясь вдоль столиков, он перешел на сицилийский диалект. — Нас объединяет вовсе не бизнес, а кодекс чести. Если вы вступаете в семью, то ее интересы должны стать важнее родины, религиозных убеждений, ваших родителей, жен и детей. Семья может призвать от постели умирающей матери, а вам придется поцеловать ее пылающий лоб и уйти. — Клеменца остановился и тяжело облокотился на трость. — Все понятно? Вы готовы принять эти условия?

Собравшиеся согласно закивали.

Майкл встал и, в отличие от Клеменца, уверенно прошелся вдоль столов. Он уже слишком много съел и выпил, впереди много работы и очень мало сна.

— Существуют законы, которые нужно соблюдать беспрекословно, — начал он. — Категорически запрещается разглашать услышанные здесь секреты. Следует соблюдать omerta, обет молчания. Наказанием тому, кто нарушит обет, будет смерть. Запрещено поднимать руку на жен и детей членов семьи. Нарушителей также ждет смерть. Клянетесь соблюдать эти законы?

Тринадцать новичков поклялись.

Члены семьи со стажем заметили бы, что Майкл умолчал о третьем законе, неизменно упоминавшемся на посвящениях, которые проводил Вито. «Категорически запрещается заниматься торговлей наркотиками». Вслух никто ничего не сказал.

— Покинуть семью можно только вперед ногами, — заявил крестный отец.

«Кей, когда я сделал тебе предложение, то пообещал, что через пять лет наш бизнес станет легальным».

Корлеоне подошел к Тони Нери.

— Вашими верными друзьями будут пистолет, — Майкл взял «кольт» сорок пятого калибра, — и нож. — В другую руку он взял кинжал. Перекрестив «кольт» и кинжал, Корлеоне положил их на стол. — Согласны ли вы прийти по первому зову семьи с пистолетом и ножом в руках?

Майкл глубоко затянулся и кончиком сигареты зажег свечу на столе Тони Нери. Затем показал на правую руку Тони и кинжалом сделал на указательном пальце глубокий надрез. Положив палец на ладонь, он сильно его сжал, чтобы кровь текла как можно сильнее.

Один за другим той же процедуре подверглись остальные двенадцать новообращенных.

Корлеоне вернулся к столу Тони и постучал по плотно сжатому кулаку. Нери раскрыл ладони и прижал их друг к другу — окровавленную правую к чистой левой. Крестный отец взял со стола образ святого Леолукаса и поджег его пламенем свечи, а потом горящим бросил в раскрытые ладони Тони.

— Перекидывай туда-сюда, — прошептал Майкл.

Тони стал послушно перекидывать горящую иконку с одной ладони на другую.

— Если предашь друзей, то сгоришь, — глухо проговорил Корлеоне. — Сгоришь, как образ заступника в твоих окровавленных руках. Ты согласен?

— Да, крестный отец!

Майкл смотрел, как картонный образ превращается в кучку пепла. Затем нежно, как любовник, растер пепел ладонями Тони и расцеловал парня в обе щеки.

Один за другим двенадцать иконок сгорели в ладонях остальных двенадцати новичков.

— Теперь вы полноценные члены семьи, — наконец сказал Корлеоне. — Gli nomini qualificati. Джентльмены, пожалуйста, представьтесь братьям.

Зал огласился поздравлениями, звоном бокалов, тостами и благословениями на итальянском. Старшие члены семьи, стоящие внешним полукругом, следили, чтобы их младшие братья действительно представились и расцеловали всех находящихся в зале. Исполнив свой долг, Майкл незаметно вышел в одну из дверей и спустился по лестнице. Он понимал, что новости, которые ждут его дома, скорее всего, неприятные. Пусть! Главное, что заканчивался этот бесконечный день! Ему стало лучше, как только он вышел из прокуренного, пропахшего парами спиртного зала. Не нужны ему поцелуи, ничьи, кроме поцелуев Кей, Энтони и Мэри!

Воистину, покинуть семью можно только вперед ногами!

Корлеоне вышел к машине и стал ждать Альберта Нери, который должен был собрать «кольты». Внезапно он почувствовал, что желудок сжимается. Несколько секунд Майкл пытался сдержаться, а потом упал на колени, и его вырвало. Вышло все — граппа, виски, еда, которую любовно приготовил Энцо, даже попкорн до последнего зернышка.

— Все в порядке, босс? — спросил Нери, и уложенные в наволочку пистолеты весело звякнули.

— Да, конечно! — заверил его Майкл и попытался подняться. Правая штанина лопнула. — Все отлично, поехали!

Кинжалы, которыми пускали кровь новообращенным, оставались им в качестве сувениров. Они были замечательные, с инкрустированными камнями ручками и не стоили семье ни цента, потому что их достал знакомый Ника Джерачи.

Глава 11

Фредо Корлеоне во взятом напрокат «Шевроле» влетел на служебную стоянку казино. Проснувшиеся на заднем сиденье Фигаро и Капра начали ругаться по-английски и по-сицилийски соответственно.

— До скорого, парни! — бросил Фредо и выскочил из машины. Не задумываясь, он протянул двадцатку охраннику, а потом вдруг вспомнил, что встречал этого парня и раньше. — Если не секрет, какие самые большие чаевые ты получал?

— Сотню, и всего раз, — смущенно улыбнулся охранник.

«Фонтейн! Кто же еще!» — подумал Фредо, доставая из бумажника еще две сотни.

— Поставь машину в приличное место, но сначала разбуди тех двух лодырей, — сказал он, протягивая деньги охраннику. — Чей рекорд я только что побил?

— Ваш собственный, сэр, — ответил охранник. — Вы дали мне сотню на прошлой неделе.

Фредо рассмеялся и быстрым шагом вошел в гостиницу. Было три утра, но в «Замке на песке» время можно было определить только по присутствию мрачного вида женщин в стеганых халатах и бигуди, с сигаретами, торчащими из ненакрашенных ртов. Они бросали монетки в игральные автоматы с таким видом, будто готовили обед для семьи из десяти человек. Ни эти дамы, ни сидящие за карточным столом по сторонам не смотрели. За порядком следили крупье и охранники, хотя, если бы кого-то из рядовых служащих спросили, видели ли они мистера Фредо Корлеоне, они бы не поняли, о ком речь.

Фредо жил в люксе на третьем этаже — пять комнат, в том числе кабинет, бар и бильярдный стол величиной с футбольное поле. Корлеоне отсутствовал уже две недели, улаживая кое-какие дела в Нью-Йорке и помогая переезжать матери. Едва он открыл дверь, как сразу почувствовал — что-то не так. Во-первых, кто-то задернул шторы, и в комнатах было темно. Фредо никогда не закрывал шторы и не выключал телевизор, даже когда шла профилактика или он уезжал из города. Спал он, надев специальную темную маску.

Корлеоне тут же захлопнул дверь, пулей вылетел в коридор и опустил руку в карман, нащупывая пистолет.

Пистолета не было! Шикарный «кольт» сорок пятого калибра, совсем как в вестернах, пропал где-то в дебрях Детройта!

В другом конце коридора открылась дверь, и Фредо увидел старую ведьму с кружкой, полной мелочи, и подковой. За ней семенил старик в бермудах, цветастой рубашке и новехонькой ковбойской шляпе. Фредо застыл, не зная, на что решиться.

Из его номера не доносилось ни звука. Старуха явно видела, как он притаился у двери, но, низко опустив голову, брела к лестнице. Ее муж, очевидно, храбростью не отличался, потому что его морщинистое лицо так и перекосилось от страха.

Они быстро прошмыгнули на лестницу.

Фредо сосчитал до десяти и постучался.

— Эй! Есть тут кто-нибудь?

Стоило вызвать охрану, но Фредо устал, и мысли путались. Нужно принять душ и подняться в зал, где проходит посвящение. К тому же страшно не хотелось прослыть слюнтяем, который поднимает шум из-за того, что новой горничной не объяснили, что в номере мистера Корлеоне нельзя закрывать шторы и выключать телевизор.

В комнатах не было слышно ни звука. Наверное, действительно, все дело в новой горничной. Фредо потянулся к выключателю и тут же подумал, что в такой момент обычно и получают пулю в лоб. Ты отпускаешь охрану, коришь себя за трусость, а тут — бац!

Вспыхнул свет, и в ту же секунду в уборной послышался шорох. У Фредо перехватило дыхание — он не успел ни выбежать в коридор, ни закричать, ни пригнуться. Из туалетной комнаты вышла платиновая блондинка, абсолютно голая. Увидев Корлеоне, она дико закричала.

— Боже, — заголосила она, — ты до смерти меня напугал!

Французский акцент и, кажется, настоящий. Фредо закрыл входную дверь, чувствуя, что страх немного отступил.

— Мы знакомы?

Вместо ответа девушка подошла к нему и улыбнулась. Растительность на лобке была черной, а волосы и даже брови — платиновые.

— Знаешь, сколько я тебя жду?

— Я серьезно, детка, кто ты? Что здесь, черт возьми, происходит? Кто тебя впустил?

— Я жду тебя с пяти вечера, — как ни в чем не бывало продолжала блондинка. — Лед растаял несколько часов назад. — Она показала на стоящее у кровати серебряное ведерко. Незнакомка пожала плечами, и маленькие груди заколыхались. Соски были бледно-розовые с огромными полукружиями. — Прости, но шампанское я выпила.

Акцент настоящий, и говорит она медленно, глотая слова.

— Милая, ты хоть понимаешь, в чей номер попала?

— Думаю, да, — ответила девица, надувая губки. — Ты Фредо Корлеоне, верно?

«Фредо» у нее вышло больше похожим на «Фред».

— Тогда все-таки может объяснишь, кто ты такая?

Блондинка протянула руку и захихикала:

— Я Рита. Вообще-то полностью Маргарита, но друзья зовут меня Рита.

Фредо и не думал пожимать руку шлюхе.

— Слушай, Рита, назови хоть одну причину, по которой я не должен вызвать полицию?

— Разве не достаточно того, что в постели тебя ждет обнаженная девушка?

— Знаешь, крошка, мне все это начинает надоедать!

— Фи, — поморщилась Рита, — ты зануда! Меня прислал Джонни Фонтейн. Я, — девушка засмеялась, — твой подарок! Джонни велел раздеться и ждать тебя в постели. — Рита вспыхнула. — Если девушка пьет шампанское, значит, хочет поразвлечься.

— Поразвлечься? Очень мило со стороны мистера Фонтейна, но уже поздно. Ты пьяна, а я устал. У меня еще дела сегодня… То есть завтра! Неважно. Главное, тебе пора, птичка. Если хочешь, я вызову такси!

Девушка кивнула и пошла одеваться. Вещи были сложены на ночном столике так аккуратно, что Фредо чуть не задохнулся от умиления. А у нее красивые сильные ноги! Это было единственным, что он заметил.

Фредо достал из шкафа чистое белье и пошел переодеваться. Когда он вернулся, то увидел, что Рита успела надеть только розовый, в мелкий цветочек, лифчик. Нет, женщин ему никогда не понять! По идее, нужно сначала надевать трусики, ведь именно их снимают в последний момент. Так ведь нет, сначала женщины надевают лифчик! Закрыв лицо руками, девушка лежала на кровати и рыдала.

«Пьяная баба!» — с презрением подумал Фредо.

— Прости меня! — плакала она.

— Не извиняйся, — попросил Фредо. — Слушай, дело не в том, что… ну, я не знаю… — Он погладил ее по щеке. Рита подняла глаза. Слезы настоящие, она не притворялась. — Слушай, ты красивая девушка, просто у меня дела, ясно? Если хочешь, можешь подождать здесь…

Блондинка покачала головой.

— Ты ничего не понял. — Она вытерла лицо трусиками, розовыми в цветочек, как и лифчик. Фредо даже разглядел бирку. — Я этим не занимаюсь, то есть… — Девушка растерянно смотрела в потолок. — То есть занимаюсь, но… — Она обреченно вдохнула. — Я танцовщица и в очень приличном месте. Даже топлес не танцую… Я думала, это прикол. Я правильно выразилась? Прикол? Я не…

Фредо дал ей платок. Он встречал немало таких девиц с тех пор, как приехал в Лас-Вегас, и уже знал, что лучший способ их успокоить — выслушать до конца и дать носовой платок.

Корлеоне присел на кровать рядом с девушкой. Времени оставалось в обрез, но он погладил Риту по спине. Кожа гладкая, упругая, как у ребенка. Да, надо отдать им должное, танцовщицы умеют за собой следить. Только ему действительно пора! Джонни, конечно, отличный парень, и в любой другой день Фредо сотворил бы с девчонкой такое, о чем она и мечтать не могла в своей французской глуши!

— Кажется, я знаю, что делать!

Рита доверчиво посмотрела ему в глаза. Хорошо хоть рыдать перестала!

— Сколько тебе заплатил Джонни?

— Тысячу долларов.

— Жди меня здесь!

Фредо вошел в кабинет, снял со стены образ Мадонны и достал из сейфа две банкноты по тысяче долларов.

Вряд ли Рита видела хоть одну такую купюру, а две и подавно! Дизайн банкнот не менялся вот уже много лет: на одной стороне простая надпись «Одна тысяча долларов», а на другой — портрет президента Кливленда. Почему именно Кливленд, черт возьми?! Фредо аккуратно свернул банкноты пополам и, вернувшись к Рите, вложил ей в руку.

— Оставь себе тысячу, которую дал Джонни, и возьми это. Ты не должна чувствовать себя шлюхой, раз мы не…

— Не трахались?

В голосе было столько надежды, что Фредо не знал, что и делать. Он старательно избегал этого слова, боясь, что девчонка снова заплачет.

— Конечно, не трахались! И этого никто не узнает!

Рита кивнула и сложила купюры в карман красного платья.

— Если Джонни спросит, как все прошло, — Фредо был уверен, что Фонтейн спросит, — скажи, что я лучший любовник в твоей жизни. — Он игриво подмигнул девушке.

— Лучший в жизни, — послушно повторила Рита, натягивая трусики.

— Вот и молодец! — похвалил Фредо.

Зазвонил телефон. Это был Фигаро, новый телохранитель, настоящее имя которого Корлеоне запомнить не удосужился.

— Да, — успокоил телохранителя Фредо, — все в порядке.

Наблюдая, как одевается Рита, он снял туфли, носки и рубашку.

Пообещав с минуты на минуту появиться в зале, Фредо спросил, как проходит церемония и на месте ли Майкл. Оказалось, брат уже ушел.

— Очень жаль, — сказал Фредо, почувствовав явное облегчение.

Он перестал носить майки после одного фильма, где главная героиня сказала, что если парень носит майки, значит, отстал от жизни. Стоя перед Ритой по пояс голым, Фредо вдруг подумал: будь он на самом деле джентльменом, то подождал бы, пока девушка уйдет, или сам вышел в другую комнату. На Рите было красное шелковое платье, да только Фредо знал, что под ним дешевое белье, и в его глазах это лишало девушку всяческой привлекательности.

— Хорошая репродукция. — Рита показала на небольшой образ Мадонны у изголовья кровати. Первоначально номер украшала другая картина — индианка на белом коне, скачущая по выжженной прерии. — Это ты ее нарисовал?

— Что? Нет, конечно!

— А кто?

— Слушай, это же просто образ!

— Мне он очень нравится.

Девушка — просто прелесть, такая спокойная и держится с достоинством. Настоящая профессионалка!

— Откуда ты знаешь?

— Я изучала искусство. — Рита опустила глаза. Да, педикюр у нее не первой свежести. — Это было давно!

— Профессионалка! — бездумно повторил Фредо.

— Ну ладно, — сказала Рита, поднимая сумку.

— Пока, — проговорил Корлеоне, провожая ее до двери.

Девушка вытащила сигарету, и Фредо полез в карман за зажигалкой.

— Черт, — пробормотал он, — я потерял зажигалку.

— Ты милый, — проворковала девушка, засовывая сигарету Фредо за ухо.

— Не думаю, — холодно сказал Корлеоне, возвращая ей сигарету. — Я такие не курю, крошка.

Внезапно Рита прижалась к нему всем телом. На первый взгляд это был простой поцелуй. Но в три часа ночи действуют совсем другие законы, чем в три дня. Губы девушки раскрылись, и язык Фредо скользнул в ее рот, а руки потянулись к жестким платиновым волосам. С накрашенных губ слетел глухой стон, который испугал обоих.

Рита смотрела в глаза Фредо. Зрачки расширились, будто она видела в глазах Корлеоне то, что искала всю жизнь. Вероятно, она действительно не профессионалка. Проститутки никогда не смотрят так на клиентов.

— У меня в жизни столько проблем! — шептала она.

— Все так говорят! — отозвался Фредо. — Хотя ты, наверное, права.

Рита криво улыбнулась.

— Правда? А у тебя нет проблем?

— Не жалуюсь, — гордо сказал Фредо. — Кажется, у меня все под контролем.

— Уверен? — спросила Рита, водя пальчиком по ребрам Фредо.

Они снова поцеловались, ее губы были кисловатыми от шампанского, но Корлеоне это не смутило.

— Фредо Корлеоне! — пропела Рита.

Если бы не было три часа утра, то он наверняка бы подумал, что однажды эта крашеная куколка может проболтаться, что стояла голой перед Фредо Корлеоне, а он заплатил ей две тысячи за красивые глаза. Зачем ему спешить наверх? Все интересное уже наверняка закончилось.

— К твоим услугам, — бодро сказал Фредо.

— Ты грязный мальчишка, — проворковала она.

— Что?

— Ничего, — засмеялась Рита, глубоко вздохнула и взялась за ручку. — Надеюсь прочитать о тебе в газетах.

Ясно, она изображает бесстрашную французскую девушку.

Фредо коснулся ее руки.

— Останься, — попросил он.

Рита скорчила гримаску.

— Не знаю, — сказала она. — Ты не заберешь мои деньги?

— Я заплатил тебе не за секс, — возмутился Фредо, — а за то, чтобы ты отомстила Фонтейну.

Судя по всему, это предложение Риту заинтересовало.

— Думаешь, мне стоит отдать ему деньги?

— Именно! — улыбнулся Фредо. — И передай ему то, что я велел. Ты запомнила или мне записать на листочек?

— Ты лучший любовник в моей жизни! — без запинки отчеканил Рита. — Я все запомнила.

— И скажи, чтобы забрал свои деньги, — не унимался Фредо. — Что было так хорошо, что и денег не надо.

— Вот этого обещать не могу, — честно призналась Рита. — Может, встретимся как-нибудь. Например, завтра?

— Завтра уже наступило, детка!

Рита по-прежнему выглядела задумчивой. Она пососала палец и провела по груди Фредо — от яремной впадины до пряжки ремня.

— Я люблю секс, — словно признавая поражение, проговорила она. Голос был тонкий, совершенно не похожий на низкие гнусавые голоса француженок. — Это плохо, но я люблю его, совсем как парни!

«Совсем как парни!» — по телу Фредо словно пробежал ток. Естественно, она имела в виду нечто иное, но сказанного было достаточно, чтобы его завести. Корлеоне накрыл ладонью ее маленькую грудь.

Рита застонала, и стон прозвучал вполне профессионально. Слишком старалась, вряд ли ей было настолько приятно!

Они упали на постель, Рита расстегнула ремень и стянула с Фредо брюки вместе с трусами. Повернувшись к нему спиной, она начала расстегивать «молнию» платья.

— Не надо! — попросил Фредо.

Девушка подумала, что он сам хочет ее раздеть.

— Не снимай! Ты в нем просто супер!

Рита пожала плечами и опустилась на кровать рядом с Фредо. Некоторое время они целовались, а потом девушка положила руку на его член. Возможно, Фредо слишком много выпил и слишком долго ждал в аэропорту Детройта. Иначе как можно объяснить происходящее? Нет, ничего страшного не случится! У него ведь были девушки покрасивее, чем эта, и ничего! «Нет, я не буду об этом думать!» Лучше думать о Рите, о том, как ей идет это блестящее шелковое платье. Скоро все кончится, так что переживать не стоит! Жаль, что она не оставила шампанского!

Упав на колени, Рита взяла член Фредо в рот, прежде чем Корлеоне успел возразить. Фредо содрогнулся.

— Нет! — закричал он и, схватив за подмышки, притянул девушку к себе.

Француженка выглядела обиженной и уязвленной.

— Я не люблю минет, — объяснил он. — Не дуйся, ладно? Лучше поцелуй меня!

Рита послушалась. Прикрывая свое мужское достоинство рукой, Фредо стянул с девушки трусики и принялся ласкать.

— Повернись ко мне спиной.

Рита вздохнула. Происходящее явно начинало ее тяготить. Нет, ведет она себя, как настоящая профессионалка.

— Так мне нравится больше всего! — Фредо старался говорить как можно спокойнее.

Кажется, Рита неплохая девчонка и отдастся ему бесплатно. Возможно, потому, что считает его королем преступного мира, или потому, что он по-человечески к ней отнесся. Фредо поставил девушку на колени, задрал подол шелкового платья и резко в нее вошел. Скорее всего, ей было неприятно, но она подалась назад, чтобы ему было удобнее. Ритина покорность еще больше завела Фредо, и он начал быстро двигаться. Он хотел, чтобы девушка умоляла его продолжать, и она умоляла. Он унижал ее, и она унижалась.

Тело Фредо содрогнулось от удовольствия.

Вот бы кончить прямо на ее платье! Белые жемчужины на красном шелке, что может быть сексуальнее?! Но почему-то он не решился.

Неужели ему нравится такой секс?

Когда все закончилось, Фредо ничком упал на кровать и стал колотить себя кулаком по виску. Разве можно быть таким слабым! Как же он себя ненавидит!

Рита свернулась калачиком, словно беззащитный зверек, и зарыдала.

Фредо подошел к окну и раздвинул шторы. Так-то лучше! Неоновый свет всегда действовал на него успокаивающе!

Снова зазвонил телефон. Корлеоне велел Фигаро не трусить и обещал, что скоро появится. Телохранитель шумно радовался, что они вовремя унесли ноги из Лос-Анджелеса. Есть новости, от которых просто дух захватывает! Фредо пообещал, что поднимется в зал с минуты на минуту.

Достав носовой платок из тончайшего льна, он протянул его Рите.

— Эй, малышка! — весело окликнул он. — Красавица!

Рита высморкалась и сидела, хмуро уставившись в стену.

— Скоро вернусь! — пообещал он и посмотрел на часы. Еще в детстве Фредо научился приводить себя в порядок в рекордно короткие сроки. Он побрился, принял душ и облачился в тяжелый махровый халат.

Девушка ждала.

— Прости меня!

Вот это уже слишком! Фредо хотелось, чтобы Рита исчезла, но выгнать ее не хватало духа. Хорошо хоть реветь перестала!

— А ты быстро! — похвалила она. — Я имею в виду душ…

— Главное — опыт! — Когда его хвалили, Фредо всегда отвечал именно так. — Мне пора. Очень жаль, нужно идти! Можешь остаться сколько захочешь, — галантно предложил он. — Прости, но сейчас…

— У тебя дела, — подсказала она. — Все в порядке, я понимаю. — Рита промокнула глаза и показала на ванную. — Я мигом!

Пока ее не было, Фредо оделся и вызвал по телефону такси.

Она отсутствовала двенадцать бесконечных минут и наконец вышла умытая, причесанная, пахнущая дешевыми духами. Нет ничего отвратительнее дешевых духов, особенно если вылить на себя полфлакона. Корлеоне включил телевизор и вывел девушку в коридор.

— Мы ведь обо всем договорились? — осторожно спросил Фредо, вызывая лифт.

— Конечно! — Рита торжественно подняла правую руку. — Я держу свое слово! — Она через силу улыбнулась. — Обещаю никому не рассказывать. Это была лучшая ночь в моей жизни!

Что, черт возьми, она имеет в виду? Может, стоит попросить у нее телефон? Нет, так будет еще хуже!

Приехал лифт, и Фредо на прощание потрепал девушку по спине.

— Удачи в делах, Фредо Корлеоне. — Рита послала воздушный поцелуй.

Дверцы закрылись, и Фредо посмотрел на собственное отражение. Он снова вызвал лифт и нажал на кнопку шестого этажа. Прислонившись к прохладной полированной поверхности, Корлеоне тяжело вздохнул. Разве в его жизни мало проблем? Он с ними борется и не ропщет. А еще в отличие от некоторых не боится признать свои ошибки.

Люди считают его парнем славным, но слабым, и, видит бог, он это знал. Но разве многие смогли бы пережить бесконечно длинный день и решить столько проблем? Вот Фредерико Корлеоне сумел справиться со всем! Проснувшись, он не сразу понял, где находится и что делать дальше. Как же ему было плохо! И все же он смог унести ноги из этого мотеля и даже нашел машину. Ладно, пистолет он забыл, так ведь это случилось в другой стране, и поэтому можно считать, что инцидент исчерпан. На таможне все прошло не совсем гладко, но ведь апельсины действительно были не его, выпил он чуть больше обычного, а упоминание имени Джо Залукки можно считать оправданным риском. Последствия могли быть самыми ужасными, да все обошлось. Разве многие смогли бы продемонстрировать хладнокровие в подобной ситуации? По линии он прошел, можно сказать, на «отлично»! Эти мужланы с таможни пришли в полный восторг! Два испытания, и оба преодолены безукоризненно! Он не сказал ничего лишнего, даже адвоката не вызвал! Эти идиоты до сих пор уверены, что он Карл Фредерик, менеджер из Невады!

В конце концов, чем отличается от него Майк, которого все считают гением? Тем, что руководит отцовской империей? А он, Фредо, всегда мечтал иметь собственное, не зависящее от семьи дело. Что-нибудь побольше трейлерной стоянки, хотя, пожалуй, поменьше, чем «Дженерал моторс». Разве в этом есть что-то предосудительное? Так ведь нет, Майк не позволил ему отделиться от семьи и назначил sotto capo, своим помощником, придворным шутом, клоуном!

Фредо вышел на шестом этаже и открыл дверь в служебное крыло. Кому пришла на ум эта идея с казино? Ему, Фредо! Майк лишь детали доработал. А теперь, когда от посетителей отбоя нет, брат тянет одеяло на себя… Вот как! Не то чтобы Фредо нужна похвала, ну так, хотя бы элементарная благодарность…

— Что-нибудь выпьете, сэр? — услужливо спросил бармен.

— Нет, — гордо отказался Фредо, — ну, разве что холодного пива!

Наверное, стоило пойти пешком, чтобы немного размяться, но Фредо устал, а тут еще пиво… Пришлось вызвать лифт.

Лифт приехал, и навстречу Фредо вышли Фигаро, Капра и еще два парня из Нью-Йорка. Вид у них был, прямо сказать, не самый счастливый. Вряд ли это можно объяснить тем, что Фигаро понял, какое важное событие пропустил. Это было первое посвящение, проходящее за пределами Нью-Йорка. Фигаро о нем не знал, и вряд ли ему кто-нибудь рассказал.

— Черт побери! — закричал бывший парикмахер. — Мы уже хотели тебя искать. Вообще-то нас как раз послали на поиски. Где ты был?

— Ты звонил мне в номер раз сто и еще спрашиваешь, где я был?

— Просто ты так задержался! Когда мы пришли, там еще были люди, а теперь разошлись все, кроме Рокко. Он тебя ждет.

Значит, новости не для посторонних ушей.

— Что-то случилось?

Фигаро покачал головой.

— Не знаю, Рокко тебе сам расскажет.

— Неужели правда все разошлись? Остался хоть кто-нибудь, кроме Рокко?

Прежде чем Фигаро успел ответить, Капра, которого на самом деле звали Гаэтано Патерностро — имя слишком длинное и малоподходящее простоватому пастушку, — попросил объяснить суть вопроса. По-сицилийски Фредо говорил бегло, так что среагировал гораздо быстрее Фигаро. Парикмахер начинал его раздражать. Что себе позволяет этот увалень? Как Майк терпит его хамство?

— Я спросил нашего друга парикмахера, — на приличном сицилийском сказал Фредо, — сколько человек осталось в зале?

— Не знаю, пять или шесть, — простодушно ответил Капра.

Фредо кивнул. Пожалуй, все же стоит подняться в зал. Иначе зачем он так спешил в Вегас?

— Слушай, — обратился он к Фигаро, — а ты сам не догадываешься, почему я задержался?

— Если бы знал, то разве стал бы спрашивать? Слушай, Фредо, это моя работа, так что не делай из меня клоуна, ладно?

Капра и два других парня отошли выпить кофе.

— Разве еще нужно что-то делать? — едко спросил Фредо. — Ты разве не слышал в трубке женский голос?

— Издеваешься?

Боже, да у него, кажется, паранойя!

— Француженка, танцовщица. Я встретил ее в лифте, мы поболтали и… Ну, ты знаешь, как это бывает!

Фигаро был лет на десять старше Фредо, лысоватый и вряд ли пользовался услугами проституток.

— Да, ты жеребец! — восхищенно воскликнул Фигаро.

Зал, где проходила церемония, пропах сигаретами и спиртным. За покрытым грязной скатертью столом сидели четверо из бывшего regime Тессио и играли в домино. Среди них были братья Ди Мичели, у одного из них (Фредо никогда их не различал) был сын Эдди, которого сегодня приняли в семью. Двоих других Корлеоне не знал.

В ярком, цвета аквамарина, кресле сидел, развалившись, Рокко Лампоне и задумчиво смотрел в окно. Можно было подумать, что Фредо попал в один из баров, куда постоянные посетители приходят рано поутру за кружкой кофе, щедро сдобренного бренди. В такой час завсегдатаи чаще всего сидят в гордом одиночестве или начинают негромко пререкаться из-за музыки.

— Эге! — радостно закричал один из братьев Ди Мичели. — Это же наш sotto capo!

Фредо ожидал, что издевательства продолжатся. Он ведь не просил этот пост у Майкла. Все считают его слабым и явно не понимают, чего ради Фредо получил столько полномочий. А то, что он пропустил сегодняшнюю церемонию, никак не говорит в его пользу. Однако присутствующие в зале только закивали.

Рокко жестом подозвал к себе Фредо. Рядом с мягким аквамариновым креслом стоял складной металлический стул. В окно было видно, как расположившийся на сцене оркестр играет знакомую всем мелодию. Вокруг бассейна суетилось довольно много людей, но никто не плавал. По периметру стояли четыре карточных и два стола для игры в кости. Кроме того, работали четыре бара и сервировался шведский стол.

— Какого черта они там делают? — спросил Фредо, показывая в окно.

— Ты где был?

— Сначала в Лос-Анджелесе, потом в Детройте. Долгая история.

— Это я уже слышал. Я спрашиваю, где ты был с тех пор, как вернулся в гостиницу? Ты заставил меня ждать, как последний… — Лампоне схватился за больное колено. — Думаю, я ждал намного дольше, чем достаточно.

Один из игравших в домино захихикал. Фредо бросил на него свирепый взгляд, и Ди Мичели поспешно стер с лица улыбку.

— Что-то случилось? — испуганно спросил Корлеоне.

— Присядь, пожалуйста, — попросил Рокко. Судя по всему, он не мог подобрать нужные слова.

Фредо послушно сел.

— Что-то с мамой? — пролепетал он.

— Нет, — покачал головой Рокко. — Произошел несчастный случай. Ситуация довольно сложная.

Мэр Лас-Вегаса, бывшая танцовщица, до сих пор не утратившая своего шарма, повязала ярко-оранжевую ленту поверх пышного бюста брюнетки, которую Хэл Митчелл без всякого соревнования назначил мисс Ядерный Взрыв. С короной оказалось сложнее. Смоляная шевелюра мисс Ядерный Взрыв была уложена в форме гигантского гриба. Надеть ей корону, не прижавшись к пышному бюсту, было невозможно, поэтому мисс Ядерный Взрыв пришлось короновать себя самостоятельно, что ничуть не смутило девушку. Купальник сидел на бедрах так низко, что все ждали, что девица вот-вот его потеряет. К сожалению, этого не случилось. Оркестр заиграл вступление к американскому гимну, а девушка запела.

Все игорные столы были заняты, равно как и игровые автоматы. Гости расположились по периметру бассейна в шезлонгах, загорали и быстро поглощали закуски и прохладительные напитки.

Фредо вышел к бассейну в сопровождении своей свиты, которая не покидала его даже в гостинице. Фигаро, Капра и еще два парня из Нью-Йорка ходили за ним по пятам, чтобы защитить, пусть даже против его воли, от возможных последствий авиакастрофы.

Мисс Ядерный Взрыв улыбалась широко и так игриво, что у любого нормального мужчины возникало желание ее потискать. Наслаждаясь всеобщим вниманием, девушка запела очередную песню, написанную специально ко дню ядерных испытаний.

Происходящее не особо интересовало Фредо, и он кивнул в сторону выхода. Уставшие телохранители посмотрели на него, как на ангела-спасителя.

Именно тогда без всяких видимых причин вокруг бассейна возникла мертвая тишина. Оркестр перестал играть, гости разговаривать, стих даже шум, доносящийся с улицы. Фредо посмотрел на небо и все понял: на фоне сияющей голубизны виднелся гриб белого дыма.

Через секунду звуки вернулись.

И это все?

На крыше казино воцарилась прежняя суета. Гости загорали, растянувшись в шезлонгах, на игральных автоматах слова замелькали картинки и цифры. Новоиспеченная королева красоты восторженно аплодировала. Вдруг бассейн накрыла обжигающая воздушная волна, будто из недр промышленного вентилятора, и яркая вспышка на мгновение ослепила отдыхающих. Фредо поспешно зажмурился и закрыл глаза руками.

Несколькими секундами раньше на равнине в шестидесяти пяти милях от Лас-Вегаса, в заброшенном городке Роктауне, манекены, одетые в одежду из ближайшего супермаркета, были рассажены в кухнях самых обычных коттеджей, будто собирались позавтракать. Эпицентром взрыва должна была стать пятидесятифутовая башня, вокруг которой в закрытых загонах паслись удивительно спокойные свиньи. В миле от города двести американских солдат из окопов наблюдали, как правительство взрывает бомбу мощностью в двадцать девять килотонн. В первую же секунду после взрыва дома, манекены и свиньи, которые были поближе к башне, превратились в пепел, пламя и дым. Чуть дальше от города работали видеокамеры, что снимали пылающую обшивку домов и изуродованных манекенов. Сгорающие заживо свиньи разбегались куда глаза глядят, оглашая Роктаун истошным визгом. Еще через полсекунды не осталось ни обломков, ни свиней — только серый пепел, а горячий ветер, посильнее любого урагана, смел с лица земли последние напоминания о центре города. Пыль, в которой могло быть все, что угодно: песок, соль, частицы стали, урана, костной муки из свиней, убитых ради того, чтобы можно было изучать продукты распада живых организмов, разносилась по окраине, покрывая блестящие автомобили, дома, пластиковые манекены.

Окопы рухнули, и горячий пепел накрыл солдат. Жертв не было. Пока не было.

Свиньи, которые паслись более чем в тысяче ярдов от башни, остались живы, но обезумели от ожогов, так что солдатам пришлось их пристреливать, пока они не повредили счетчики Гейгера.

Среди беснующихся свиней встретил свою смерть и Горбанцо, верный пес Хейгенов.

Центр города действительно напоминал царство злого рока. Последние жители покинули Роктаун много лет назад, поэтому типовые коттеджи, приобретенные правительством у калифорнийского подрядчика, и продукты, закупленные у флоридского оптовика, могли бы вызвать многочисленные вопросы.

На крыше «Замка на песке» такие подробности никого не интересовали, и мероприятие шло своим чередом. Фредо Корлеоне вовремя прикрыл глаза руками, потому что уже через секунду тепловая волна исчезла. Горячий ветер принес какую-то пыль, но такую мелкую, что ни у кого не возникло лишних вопросов. Солнце пекло все жарче, так что ни думать, ни двигаться не хотелось.

— Это не к добру, — проговорил Фредо.

— Что именно, пыль? — спросил парикмахер.

Молодой козопас широко открыл рот, словно пытаясь поймать на язык снежинку.

— Красные твердят, будто ядерное оружие опасно, но они так говорят специально, чтобы мы прекратили испытания и они смогли нас догнать, — с важным видом проговорил Фигаро. — Все это ерунда! Подумаешь, пыль! Пошли отсюда!

— Ерунда, — повторил Фредо, смахивая невидимые пылинки с рубашки.

Чуть выше, в зеркальном зале, скрытом парапетом самой высокой башни казино, братья Ди Мичели застыли в полном недоумении. Окна взорвались, причем все осколки оказались в зале. Фредо ничего не заметил. С какой стати ему смотреть вверх?

Книга 3 Осень-зима 1955

Глава 12

Гибель Тони Молинари и Фрэнка Фалконе стала камнем, брошенным на безмятежную поверхность преступного мира, стоявшего на пороге перемирия. При других обстоятельствах произошедшее расценили бы как несчастный случай — тяжелые погодные условия, воздушные ямы над озером — причин более чем достаточно. Подозрение вызвало странное исчезновение пилота Джеральда О'Мэлли и его последние слова, переданные по радио диспетчерам кливлендского аэропорта. Кроме того, голос пилота оставался спокойным до последнего момента, когда он прокричал: «Sono fottuto». Диспетчеры аккуратно перевели эти слова как «Я пропал». Никаких доказательств диверсии официальное расследование не обнаружило. Заявление пилота расценили как проявление некомпетентности. Он явно не справился с управлением.

Безобидным совпадением можно было считать то обстоятельство, что последние похороны, которые посетили четверо погибших, были похоронами Вито Корлеоне. Но для мафии, рожденной средневековой Сицилией, любой человеческий поступок: добрый или злой, преднамеренный или спонтанный, является частью огромной паутины, где ощущается колебание любой, даже самой тонкой нити. Сицилийский диалект, единственный из западноевропейских, не имеет будущего времени, а для его носителей прошлое и настоящее представляют собой единое целое. Для сицилийцев, семь поколений которых выросли в условиях оккупации, случайных совпадений не существует, а любое слово или действие является частью определенного плана.

Команда береговой охраны подняла «О'Мэлли» на борт и доставила в ближайшую больницу. Разобрав текст на размокших водительских правах, в 10:25 вечера дежурная медсестра зарегистрировала его как «Джеральда О'Мэлли, 38 лет, ирландца, белого». На ногу и ребра наложили гипсовую повязку, раны обработали. По результатам предварительных анализов серьезных внутренних повреждений выявлено не было. Пострадавший был без сознания, но состояние его расценивалось как стабильное. Согласно медицинской карте доктора закончили осмотр пострадавшего в 4:18 утра. Последняя запись относилась к 4:30 утра, что вряд ли соответствовало действительности: в карте стояли лишь время и подпись, которая не принадлежала ни одному из докторов больницы.

К этому времени значительная часть вопросов относительно деталей полета и числа погибших прояснилась сама или была выявлена заинтересованными лицами.

Личность погибших еще не была установлена, а репортеры и представители правоохранительных органов пока не проявляли к этому должного интереса. Судя по всему, план полета был составлен и хранился в Детройте, но, где именно, никто сказать не мог. Самолет вылетел из Детройта рано утром и в последующие двенадцать часов должен был где-то остановиться на заправку. Однако, связываясь с аэропортом Кливленда, пилот сообщил, что летит прямо из Детройта. Диспетчер попробовал уточнить, однако связь была некачественной, судя по всему, из-за погодных условий.

Мясоперерабатывающая компания, чья эмблема красовалась на самолете, находилась в предместье Буффало, штат Нью-Йорк. Следователь связался с президентом компании, который, не до конца проснувшись, сначала сказал, что тот набрал неверный номер, а у компании нет никакого самолета. Следователь коварно спросил, уверен ли президент в правильности своих слов, и тот, выдержав долгую паузу, признал: «Да, это наш самолет!» — и положил трубку. К тому времени, как были сделаны необходимые звонки и следственная бригада выехала к дому президента, чтобы официально допросить, он успел побриться, принять душ и ожидал их в гостиной в компании адвоката, который когда-то был помощником прокурора штата. От имени своего клиента адвокат заявил, что на недельный срок самолет был передан в полное распоряжение мистеру Джозефу Залукки, дважды лауреату престижной премии «Филантроп года» и с 1953 года президенту попечительского совета Детройта. Таким образом господин президент сделал подарок ко дню бракосочетания дочери мистера Залукки, тем более что на торжественной церемонии он не смог присутствовать по причине высокой занятости. Господин президент ничего не знал ни о количестве пассажиров на борту самолета, ни о деталях полета, за исключением того, что сообщалось в газетах. Адвокат осведомился, привезли ли следователи ордер на арест или обыск, поблагодарил за проделанную работу и деликатность. Теперь господин президент хотел бы остаться один, чтобы осмыслить последствия ужасной трагедии.

Адвокат Джозефа Залукки заявил, что его подопечный ничего не знает о пилоте, по вине которого произошла катастрофа, кроме того, что он работал на крупную чартерную авиакомпанию из Нью-Йорка и считался очень опытным. Для обслуживания прибывших на свадьбу гостей его нанял секретарь господина Залукки по телефону. Пользуясь случаем, господин Залукки выражал соболезнования родным и близким погибших.

«Джеральд О'Мэлли» исчез из больницы между 4:18 и пятью часами утра, когда вошедшая в палату санитарка увидела пустую кровать и отсоединенную капельницу с питательным раствором. Аппарат, к которому привязали сломанную ногу пациента, пропал вместе с ним.

Полиция арестовывала Ника Джерачи несколько раз, хотя усадить его за решетку не удалось. Его отпечатки пальцев попали в картотеку, но в больницах их не проверяют, а после исчезновения пациента палату вымыли и продезинфицировали.

Ни одна из дежуривших в ту ночь медсестер объяснить произошедшего не могла, справедливо полагая, что Джеральд О'Мэлли находится на попечении другой. В результате вся ответственность легла на старшую медсестру, которую с позором разжаловали. Несчастная переехала во Флориду, где была вынуждена заняться обслуживанием больных на дому. Много лет спустя она мирно умерла во сне, а после оглашения завещания внезапно разбогатевшие дети удивились состоянию, которое мама сумела сколотить в годы Великой депрессии.

Исчезновением пилота занимались несколько следственных групп и бесчисленное количество репортеров. Безрезультатно. Сенаторы США сумели использовать происходящее с максимальной пользой, проводя бесчисленные заседания, посвященные этому и аналогичным делам. Делались громкие заявления о «непосредственной угрозе социальной стабильности», которую представляют преступные группировки, «исторической неизбежности» их возникновения и «долге перед грядущими поколениями», который сенаторы выполняли, проводя заседания на средства налогоплательщиков.

Водительские права пилота оказались настоящими, а вот свидетельство о рождении принадлежало мальчику, который умер, не прожив и года, и покоился на нью-гэмпширском кладбище.

Вся информация, которую полиции удалось собрать о Джеральде О'Мэлли, также относилась к умершему ребенку.

Правду знали только бог и Том Хейген. Вышеупомянутое кладбище находилось у дороги, которая вела прямо в город, где родилась и выросла Кей Адамс Корлеоне. Узнав, что Карло Рицци убил Майкл, она взяла детей и уехала к родителям. Муж позвонил лишь раз. Через неделю в Нью-Гэмпшир на лимузине с нью-йоркскими номерами приехал Том Хейген. Они с Кей долго гуляли по лесам. Майкл просил передать, что она может делать все, что считает нужным, при условии, что будет заботиться о детях. Он любит ее всем сердцем и готов пойти на любые уступки. Послание Майкла Том передал, предварительно рассказав Кей о том, как много ее муж сделал для блага семьи. Естественно, Кей пообещала вернуться. На обратном пути Хейген остановился в первой попавшейся библиотеке и, полистав подшивку газет, наткнулся на трогательную историю о Джеральде О'Мэлли, которого в возрасте одиннадцати месяцев призвал к себе господь. Припарковав лимузин подальше от любопытных глаз местных жителей, Хейген отправился в здание местной мэрии. Том обладал непримечательной внешностью и знал, как нужно себя вести в общественных местах. За свою жизнь он сумел раздобыть столько нотариально заверенных копий свидетельств о рождении, что получилась пухлая папка. Джерачи захотел ирландское имя, и свидетельство о рождении Джеральда О'Мэлли оказалось сверху.

Как только личность погибших была установлена и предана гласности, все, знавшие о Винсенте Форленца и его бункере на Змеином острове, сразу подумали, что самолет останавливался именно там. При этом никто даже не слышал, что пилот являлся крестником Форленца. Естественно, следователям не удалось ничего доказать. Полиция решила допросить старика через два дня после катастрофы. На допрос Форленца явился в сопровождении целого батальона адвокатов и поинтересовался, не злоупотребляют ли уважаемые следователи просмотром телесериалов. Гангстеры? На его любимом острове? Боже упаси! В любом случае все выходные Форленца провел дома, за исключением второй половины воскресенья. Именно тогда самолет и приземлился на Змеином острове? Что там было, совет? Не может быть! Вторую половину воскресенья Форленца провел на пикнике профсоюза грузоперевозчиков. Они сидели под огромным брезентовым навесом и потягивали пиво, не обращая внимания на капризы погоды. Это могут подтвердить ответственные члены профсоюза.

Описание внешности Джеральда О'Мэлли, которое удалось составить полиции, не внушало доверия. Спасатели, врачи и медсестры твердили, что смотрели на раны, а не на лицо. Их куда больше интересовало состояние жизненно важных органов, чем размер ушей, форма глаз (закрытых, раз пациент был без сознания) и носа, который покраснел и распух так, что размер оказалось невозможно определить.

Никому, кроме членов семей Корлеоне и Форленца, не было известно, что Джеральд О'Мэлли и Ник Джерачи — одно и то же лицо. За пределами этих семей никто не знал, кто такой Ник Джерачи и чем занимается. Семь лет на боксерском ринге изменили его лицо до неузнаваемости. У Ника было столько псевдонимов, что все не помнил и он сам. Любой боксер, обладающий хотя бы зачатками ума, может превратиться в телохранителя. Но удачливыми бизнесменами такие парни становятся крайне редко, а еще реже бизнесменами с высшим юридическим образованием. В Нью-Йорке Ника считали протеже Салли Тессио, хотя вряд ли кто-нибудь его знал как следует. Чем незауряднее человек, тем сложнее ему найти свое место в жизни. Либо он наслаждается всеобщим вниманием, либо его не знает никто. Человек может стать идолом, хотя вживую его никто никогда не видел. А может — серым кардиналом и жить самой обычной жизнью, так что никто никогда не догадается, кто сидел за соседним столиком, напевая свежий хит Джонни Фонтейна.

В жизни нет ничего невозможного, и Ник Джерачи на несколько месяцев просто исчез. Никто не знал, где он, почти никто его и не искал.

Только раз в жизни слепая старушка спросила Гориллу Ричарда Аспромонте, откуда взялась эта кличка. Его похороны состоялись в Лос-Анджелесе, а потом прошел прием в закрытом клубе Гасси Чичеро. Когда пришло время помянуть усопшего, все четверо братьев Аспромонте с надеждой посмотрели на Джеки Пинг-Понга. Пинг-Понг едва знал Гориллу, зато обладал потрясающим красноречием и смог хоть как-то утешить его рыдающую мать. Левшу Манчузо родители тихо, без всякой помпы, похоронили в Сан-Франциско. Единственной знаменитостью на церемонии был младший из братьев Ди Маджио, учившийся в одном классе с Левшой. От клана Молинари присутствовал младший брат Тони, Никодемо. Из уважения к покойному телохранители не решились даже подойти к могиле, а стояли на почтительном расстоянии вместе с небольшой группой копов и любопытных.

При обычных обстоятельствах дон посещает похороны своих помощников, только если считает их друзьями. Однако сложившиеся обстоятельства нельзя было назвать обычными. Пошли слухи, что таким образом Джеки Пинг-Понг и Никодемо Мясник Молинари берут в свои руки контроль над семьями.

Бывших боссов Аспромонте и Манчузо, Фрэнка Фалконе и Тони Молинари, соответственно, хоронили на следующий день. У покойных было много общих друзей, которые, естественно, не могли присутствовать на обоих похоронах одновременно.

Нужно было выбирать, и, затаив дыхание, семьи ждали, кто какие похороны выберет.

По дорожке мимо дома Хейгенов, которую заблокировала машина Альберта Нери и еще два лимузина, прохаживались Майкл Корлеоне, нервно куривший одну сигарету за другой, и Том Хейген с толстой кубинской сигарой в зубах. Корлеоне велел Тому как можно незаметнее собрать сумму, достаточную для возможного выкупа. Откуда возьмутся деньги, Майклу знать не хотелось, ведь и Хейгена нельзя слишком впутывать в дела семьи. Том остановился возле машины Нери. Из дома вышел Эндрю, тринадцатилетний сын Хейгенов. Под мышкой у парня был футбольный мяч, но, увидев машину Нери, Эндрю почему-то сделал недовольное лицо и вернулся в дом. Хейген смотрел куда-то вдаль через плечо Майкла, который объяснял, что именно следует сделать.

— Ты же не собираешься платить выкуп? — спросил Том.

Майкл посмотрел на него с явным разочарованием и пожал плечами. В ответ на это Хейген помолчал и втоптал недокуренную сигару в асфальт.

— Постарайся меня прикрыть, — сказал Том, и это прозвучало не как просьба, мольба или приказ, а сухая констатация факта.

Корлеоне кивнул, давая понять, что разговор окончен.

Вскоре после этого Рокко, Клеменца и Фредо были вызваны к Майклу домой. Когда, тяжело поднявшись по лестнице, они расселись вокруг стола, дон напрямую спросил: известно ли кому-нибудь, что случилось с Джерачи? Собравшиеся смотрели на него в полном недоумении.

— Это был не ты? — первым обрел дар речи Лампоне.

Майкл покачал головой, и за столом воцарилась мертвая тишина. Все понимали, насколько опасна сложившаяся ситуация, если враги семьи узнают, что пилотом был Джерачи!

— Ничего себе переделка! Хуже не бывает! — вздохнул Клеменца.

Корлеоне кивнул. Единственным способом прояснить ситуацию было созвать Собрание, впервые с тех пор, как убили Санни. Придется признать, что Джерачи сглупил, согласившись отвезти Фалконе в Кливленд. Если сказать, сколько Фрэнк поставил на тот матч, то вопросов не возникнет. Придется выплатить компенсацию, и после этого доны дадут слово, что вендетты не последует. Семьи заключат мирный договор, от которого все только выиграют. Конечно, созыв Собрания будет означать участие в нем Руссо, но в такой ситуации иного выхода нет.

— Проблема в том, что после исчезновения Ника созывать Собрание опасно, — признал Майкл. — По крайней мере, пока не станет известно, кто за этим стоит — друзья, враги или даже правительство!

Клеменца предположил, что в Кливленде что-то затевается, и Майкл неуверенно кивнул.

— Неужели это люди Форленца подстроили аварию? А может, они прекрасно знают, кто на самом деле был пилотом, и считают, что на них подозрение не падет? Естественно, в то, что Еврей решил погубить крестника, верится с трудом. Вполне возможно, что таким образом Форленца пытается защитить Джерачи. Защитить от своей собственной семьи!

На первом этаже работал телевизор, а маленький Энтони Корлеоне громко и довольно фальшиво пел песню из известного мюзикла.

— До чего же все сложно! — раздраженно воскликнул Фредо. — Голова идет кругом!

Майкл медленно кивнул, выдерживая необходимую паузу. Упрекать брата при посторонних, хотя Клеменца и Лампоне вряд ли могли считаться посторонними, совершенно не хотелось. Не для этого он назначил его sotto capo.

— Боюсь, это не поможет нам найти Джерачи, — мягко заметил он и склонился над письменным столом. Хватит рассуждать! Пора браться за дело.

На следующий день Клеменца вылетел в Нью-Йорк, чтобы убедиться, что все идет своим чередом. Днем позже вслед за ним отправился Рокко, которому было поручено возглавить отряд Джерачи до получения дальнейших указаний. Фредо, как первый помощник Майкла, должен был временно выполнять обязанности Рокко в Неваде.

Корлеоне давно считались союзниками Тони Молинари, который взял под свое покровительство Фредо после неудачного покушения на Вито Корлеоне. Именно клан Молинари помог Майклу укрепить свои позиции сначала в Лас-Вегасе, а потом в Тахо и Рино.

Что касается Фрэнка Фалконе, его ни Вито, ни Майкл не принимали всерьез, расценивая действия парня как неуклюжие попытки вырваться из-под влияния Чикаго.

Будь его воля, Майкл не пошел бы ни на похороны Фалконе, ни на похороны Молинари. Именно этого многие от него и ожидали, считая такой выбор самым осторожным и предусмотрительным. Однако это только слова, а у слов «предусмотрительность» и «осторожность» очень много синонимов — например, «слабость», «нерешительность» или даже «высокомерие»! Суть человека проявляется именно в его поступках и конкретных делах.

Фредо, который был к клану Молинари ближе всех, вылетел на похороны в Сан-Франциско, а Майкл в сопровождении Тони Нери и еще двух парней с озера Тахо отправился в Чикаго. В этом городе родился и делал первые шаги в преступном мире Фрэнк Фалконе, там он найдет свое последнее пристанище. Те, кто хорошо знал Вито Корлеоне, поняли, какими мотивами руководствуется Майкл: «Не спускай глаз с друзей, а с врагов — тем более».

Отпевали Фалконе в небольшой часовенке в итальянском квартале Чикаго, где когда-то венчались его родители. Для сентября было жарко. Полиция перекрыла движение в радиусе нескольких километров вокруг часовни. Высокие гости, в том числе вице-губернатор Калифорнии, экс-чемпион мира по боксу и несколько представителей шоу-бизнеса, Джонни Фонтейн в их числе, прибыли в сопровождении эскорта мотоциклистов. Другим, например Майклу Корлеоне, не хотелось привлекать внимание к своей персоне, и они появились заблаговременно, чтобы занять места. Фрэнк Фалконе считался героем преступного мира Чикаго, и если в самой часовенке стояла почтительная тишина, то собравшиеся на улице в тысячный раз обсуждали историю его жизни. Фалконе-старший держал лавочку и однажды, когда Фрэнку было всего пятнадцать, вместе с дочерью, которая работала на кассе, решил подсчитать дневную выручку. Тогда их и убили бандиты, покусившиеся на чужие деньги. Расследование проводилось спустя рукава. Не стесняясь матери и юного Фрэнка, следователь заявил, что все это «типичные разборки немытых макаронников». Несмотря на возраст, мальчик проявил настойчивость и добился встречи с самим Аль Капоне. Вскоре в районе вокзала нашли тело налетчика с шестьюдесятью четырьмя (!) ножевыми ранениями — на момент гибели Фалконе-старшему было сорок четыре года, а дочери — девятнадцать. Буквально через неделю следователь с приятелями отправился на рыбалку и бесследно пропал. Некоторое время лавочкой заправляли Фрэнк и синьора Фалконе, но уж слишком тяжелыми были воспоминания. Откуда ни возьмись (а точнее — из Трапани) появился покупатель, который выкупил и дом, и лавочку за очень приличные деньги, так что синьора Фалконе смогла поселиться рядом со своим братом. Фрэнк поступил на службу к мистеру Капоне, а когда у того появились проблемы, перебрался в Лос-Анджелес. Сначала юноша вел себя примерно, а проявив исполнительность и послушание, снискал всеобщую благосклонность. В верности молодого Фалконе никто не сомневался. Трудно сказать, когда именно, но со временем стало ясно — Фрэнк ни в чьем покровительстве не нуждается. Вероятно, характером он пошел в маму — та отказалась переехать в Калифорнию, хотя Фрэнк построил для нее дом с бассейном и садом.

Дорогу похоронной процессии к кладбищу Святой Кармелы расчищали двадцать конных полицейских. В украшенных специальными эмблемами машинах ехали политики и представители творческой интеллигенции. Тысячи простых людей шли пешком следом. За воротами кладбища процессия миновала загнивающий постамент на могиле Аль Капоне, на похоронах которого присутствовало не больше пяти человек, а Вито Корлеоне прислал цветы.

Семейный склеп Фалконе был выполнен из черного гранита, на вершине — ангел, к пухлой руке которого был привязан сокол[11]. Расправив крылья, гранитная птица рвалась на волю, образуя тень, в которой спрятались несколько скорбящих. Отец и сестра Фрэнка лежали на другом кладбище, но двери склепа украшали бронзовые таблички с их именами.

У самого гроба сидели мать, жена и дети Фрэнка и Луи Руссо в огромных солнечных очках. Остальные родственники стояли во втором ряду, вместе с Джеки Пинг-Понгом и Джонни Фонтейном, который рыдал, как женщина.

Сорок четыре почетных гостя — политики, полиция, судьи, спортсмены и кинозвезды — расположились в третьем ряду.

Майкл Корлеоне особого внимания к себе не привлек. Естественно, на фоне Джонни Фонтейна, вице-губернатора Калифорнии, а также бывшего посла в Канаде М. Корбетта Ши он не казался желанной добычей для репортеров. Лишь некоторые представители полиции знали о нем больше, чем остальные скорбящие. Да и то немного: Корлеоне отличился на войне, но разве в Америке мало героев? Весной его имя мелькало в газетах, однако фотографии оказались нечеткими, а всем известно, какая короткая у обывателей память. Естественно, в определенных кругах он был довольно известен, да вот в лицо его почти никто не знал. Среди почетных гостей Майкл увидел много знакомых, и все же подходить смысла не видел, считая, что короткого кивка более чем достаточно. Фонтейн вообще сделал вид, что слишком поглощен своим горем и никого не замечает.

Некоторое время Корлеоне молча наблюдал за происходящим, а затем, выразив соболезнования жене и матери покойного, уехал на неприметном черном «Додже».

Впервые за долгое время Майкл молча оплакивал своего отца.

Похоронная процессия дона Молинари двигалась к югу от Сан-Франциско, растянувшись по дороге почти на целый километр. Фредерико Корлеоне ехал в черно-белом «Кадиллаке», который так любил Тони. Фредо приехал один. Он сказал Майклу, что привезти Фигаро и Капру после всего того, что для него сделал Молинари, будет проявлением крайнего неуважения. К его огромному удивлению, брат согласился. Машину вел soldato Молинари, фамилию которого Фредо никак не удавалось запомнить. Вместе с ним в «Кадиллаке» были жена младшего брата Тони с двумя дочерьми.

Дорога казалась бесконечной, будто став еще длиннее от безутешного плача девочек и неуклюжих попыток Фредо их успокоить. Хорошо, что он догадался захватить два носовых платка из тончайшего шелка, украшенные монограммой. Сначала на растерзание девчонкам был отдан один, но маленькая идиотка сморкнулась так сильно, что из носа пошла кровь.

— Где же кладбище? — спросил Фредо, нетерпеливо оглядываясь по сторонам.

— В Кольме, — отозвался шофер. — Все они в Кольме.

— Кто в Кольме? Где, черт… — Фредо поспешно взял себя в руки. — Где эта Кольма?

— В Кольме находятся все кладбища. Мы почти приехали. В Сан-Франциско больше никого не хоронят. Давным-давно людей хоронили там, где они умирали, потом остались кладбища для богатых, а теперь вообще нужно ехать в Кольму. Говорят, все из-за землетрясений. Моя бабка твердит, что, когда задрожит земля, покойники повылетают из гробов, словно пробки из бутылок.

— Довольно, — зашипела жена Дино Молинари, многозначительно показывая на дочерей.

Водитель больше не сказал ни слова. Рассказ явно не для детских ушей, но девчонки перестали реветь и с интересом слушали.

Тем временем за окном город наконец-то сменился широкой равниной, усеянной могильными плитами, статуями, склепами — бесконечное царство мертвых. Почему-то вспомнились слова Санни, которые он произнес, выгоняя Фредо из семьи: «Лас-Вегас — город будущего». Нет, дорогой братец, это Кольма — город будущего, как раз для тебя, Санни! Фредо рассмеялся, однако смех прозвучал как-то нервно и сухо, и он тотчас же осекся.

Итальянское кладбище тянулось на многие мили по обе стороны дороги. Процессия въехала с южной стороны, миновав памятник, на котором были выгравированы руки, сжимающие цепь.

Фредо зачарованно покачал головой. Вот он, рэкет самого высшего уровня. Вне всяких сомнений, на этом кладбище хоронят только итальянцев, причем не самых бедных. Вполне вероятно, что один из кланов купил эту землю, еще когда усопших хоронили на задних дворах. Совсем как на Сицилии, где далекие предки Фредо выращивали оливки и виноград, пока кому-то не пришла на ум идея получше. Заказываешь в газете некрологи, проводишь фальшивое отпевание и получаешь разрешение на захоронение несуществующих покойников. Со временем в твоем распоряжении небольшое кладбище в Кольме! Параллельно предоставляешь работу сотням итальянских каменщиков, которые становятся твоими должниками. Земля достается почти за бесценок. Потом можно делать с ней все, что захочется! Американцы всегда славились короткой памятью. На крайний случай кладбище можно использовать по прямому назначению и получать прибыль со всего, что с этим связано: гробов, цветов, памятников, катафалков…

Плюс дополнительный доход, который приносит подобный бизнес. Боже, если бруклинское кладбище Америго Бонасера когда-нибудь обанкротится, под каждым камнем нового владельца будет ждать сюрприз!

Кольма… Даже звучит по-итальянски!

Внезапно Фредо почувствовал озноб, а солнечное сплетение болезненно сжалось. Болота штата Нью-Джерси тянулись перед глазами, как бесконечные Кольмы. У клана Корлеоне в кармане достаточно политиков, чтобы быстро получать разрешения на захоронения. Болото можно отбить у Страччи без особого труда. Фредо казалось, он слышит голос отца: «Никогда не упускай своих возможностей!»

— Ты в порядке? — спросила жена Дино.

Несмотря на приподнятое настроение, ему вполне удалось изобразить на лице скорбь. Жена Дино и дети вышли из машины, а Фредо, напоследок отхлебнув виски, поспешил занять место у гроба.

После похорон все вернулись в Сан-Франциско, точнее, в «Дары моря», лучший ресторан города, принадлежащий Молинари и закрытый с тех самых пор, как пришла страшная весть о гибели босса. Тем не менее, едва выйдя из машины, Фредо понял, что персонал ресторана провел эту неделю вовсе не в безутешных рыданиях. В воздухе плавали чарующие ароматы топленого масла, копченых крабов, пеламиды, омаров, кипящего маринада, а на рашперах жарились отбивные из нежнейшей телятины. Из машин выскакивали дети и тут же неслись на задний двор, где один из поваров ждал их не с требухой, как обычно, а с блестящими серебряными ведрами, полными живой рыбы. Мальчики постарше несли ведра к пристани, где бросали в воду одну рыбу за другой, привлекая целые стаи чаек и пеликанов. Фредо невольно засмотрелся на птиц, которые, казалось, нисколько не боятся истошно орущих детей. Перед глазами невольно встала картинка из далекого детства: он всегда пугался острых когтей пеликанов, в отличие от Конни, которая визжала и радовалась больше остальных. Майкл в таких забавах не участвовал, он сидел на мостках, заткнув уши и с неодобрением поглядывая, как транжирят хорошую рыбу. А что Санни? Он больше любил швырять в воду камни, если, конечно, не удавалось добраться до папиного ружья! Его дружок Хейген ни за что не стал бы стрелять в птиц, но до смерти боялся отцовского неодобрения.

А вот эти дети веселились от души, их не страшили даже жирные чайки, пикирующие прямо в ведра с рыбой! Недолго им осталось веселиться. С минуты на минуту явится чья-нибудь озлобленная тетушка и начнет поучать, как следует себя вести на похоронах бедного дяди Тони. Огромным усилием воли Фредо заставил себя повернуться к украшенному черными лентами входу в ресторан. Страшно хотелось вернуться в отель, чтобы обдумать, как лучше преподнести Майклу идею с кладбищами. Корлеоне был недостаточно пьян, чтобы дать волю своим эмоциям. Глубоко вдохнув, он заставил себя войти внутрь.

В ресторане Молинари всегда было довольно темно: обшивка из кипариса, кожаные перегородки, красные занавески, не закрывающие лишь окно, которое выходило на бухту. Сегодня были зашторены все окна без исключения, и в освещенном несколькими свечами зале собрались темноволосые, с оливкового цвета кожей люди, одетые в черное. Единственными яркими пятнами были скатерти, такие белые, что Фредо прищурился. В центре знаменитого мраморного фонтана стояла ледяная фигура Тони Молинари с вытянутой к барной стойке рукой. Все присутствующие осторожно касались холодного лба ледяного двойника погибшего дона.

В ресторане посетителей было куда больше, чем на кладбище, возможно потому, что подавали чудесные закуски. Фредо по очереди обнимал собравшихся и качал головой, выражая соболезнования по поводу трагедии. Некоторые делали многозначительные замечания относительно его нового назначения в семье. Корлеоне проявил ангельское терпение, а потом предложил отдать должное таланту шеф-повара. Чтобы не опьянеть, он пил пиво. У Фредо не было харизмы, как у отца и братьев, но, как ему казалось, он извлекал из этого пользу. Он никогда никого не подавлял. Женщины относились к нему по-матерински. Мужчины же, видя, что он едва следит за ходом беседы, наливали ему стаканчик и старались как можно быстрее от него отделаться. Жизнь в «Замке на песке» Фредо очень нравилась, потому что он любил развлекаться и развлекать других.

В семье Корлеоне все вели себя как роботы, тщательно обдумывая каждое слово. С Фредо люди могли расслабиться и побыть самими собой. Наверное, поэтому его очень любили. Его считают слабым, да только это большая ошибка. «Не стоит недооценивать своих врагов!» — часто поучал папа, правда, не Фредо, а Санни. Сколько раз отец отчитывал старшего брата, не обращая на среднего ровным счетом никакого внимания. Неизвестно, кому было обиднее!

Некоторые из собравшихся шептались о таинственном исчезновении пилота по фамилии О'Мэлли, причем с Фредо откровенничали куда охотнее, чем с Майклом. Он услышал все возможные теории относительно личности летчика. Чаще всего предполагали, что это полицейский или кто-то из кливлендской семьи. Возможно, и то, и другое. У нового главы клана Молинари была иная идея. Пожимая Фредо руку, Мясник прошептал: «Это же сделал Нос, верно?» И ему, и всем остальным Корлеоне говорил, что не имеет ни малейшего понятия. Майкл бы никогда так не поступил.

Ну почему он проигрывает по сравнению с братьями? Фредо стоял в мужской уборной и смотрелся в огромное зеркало. Он выпрямился и втянул в себя живот. Глаза у него, как поется в той песне, словно вишня в молоке. Впрочем, братья не сравнивают себя друг с другом! Фредо провел по редеющим волосам — кажется, с пивом пора заканчивать. Он смотрел на свое круглое лицо, стараясь не видеть сходства с отцом, квадратного подбородка Санни и миндалевидных глаз Майкла. Схватив упаковку жидкого мыла, Фредо швырнул в свое отражение. Зеленые капли были повсюду, зеркало треснуло. Корлеоне протянул сто долларов седому негру-уборщику, который понимающе кивнул и сказал, что очень скорбит по мистеру Тони. Фредо вернулся в почти пустой ресторан к растаявшей фигуре Молинари. Не желая ни с кем общаться и отчаянно ненавидя остальных Корлеоне, он вышел из ресторана.

Такси брать не хотелось, и Фредо решил прогуляться по пристани. Еще немного, и здесь станет опасно, ведь это район матросов и портовых грузчиков. Именно здесь находятся бары с самой сомнительной репутацией.

Нет, нельзя снова пускаться во все тяжкие!

Перед ним была Пауэлл-стрит, которая приведет прямо к отелю. Путь неблизкий, и все же прогулка ему не помешает. Фредо растерянно смотрел то на мрачного вида бары, то на Пауэлл-стрит. Насколько он помнил, она идет вдоль итальянского квартала. Там можно остановиться, передохнуть, выпить кофе и обдумать план с кладбищами. Правильно, как раз то, что нужно!

Едва свернув на Пауэлл-стрит, Корлеоне почувствовал облегчение. Не такой он и слабый!

Улица тянулась вверх по холму, и, пройдя несколько сот метров, Фредо остановился в нерешительности. Он слишком устал, чтобы думать о делах, и кофе уже не хотелось. Скорее чего-нибудь холодного, например пива.

Идти стало легче, а среди вывесок попадалось все больше итальянских. Но что-то изменилось, по улице бегали грязные дети в свитерах и широких брюках, полно черных и ни одного итальянца. Когда же он был здесь в последний раз? Году эдак в сорок седьмом? Или сорок восьмом? Наконец он увидел знакомое кафе. Правильно, кофе лучше, чем пиво! Однако, едва открыв дверь, Фредо увидел рыжего парня, играющего на барабане, и жирного негра, истошно оравшего черт знает что. Слишком шумно, накурено и не по-итальянски!

Чертовы негры, чертовы цыгане! Нет, без виски с содовой ему не обойтись!

Фредо остановился у другого итальянского ресторанчика, «У Энрико». Все как в старые добрые времена, кроме вывески «Живая музыка! Джаз!». Наверняка снова негры, но музыка казалась не такой дикой. Заплатив за вход три доллара, Фредо уселся в баре. Джаз-банд состоял из пианиста, барабанщика и саксофониста. Гремучая смесь, однако, заказав выпивку, Корлеоне стал кивать в такт музыке. Он единственный в баре был в костюме, и, наверное, поэтому к нему за столик стали подсаживаться местные завсегдатаи, наперебой предлагая марихуану. Корлеоне едва сдержался, чтобы не сказать, что идет с похорон парня, который сколотил на этой самой марихуане огромное состояние. После второго коктейля ему уже казалось, что это самый лучший джаз в его жизни. Скоро за его столиком собралась веселая компания: парни, девушки, негры, кое-кто даже курил «травку». Джаз-банд ушел на перерыв, а толстый норвежец в феске сообщил, что после антракта и намаза они продолжат радовать публику. Внезапно на плечо Фредо легла чья-то рука — парень лет тридцати с длинными бачками, в поношенном свитере и очках.

— Кажется, ты продюсер? — неуверенно спросил парень.

— Угу, — пробормотал Фредо, вспоминая, что именно врал, когда знакомился.

— Моя группа играет здесь завтра, — сказал очкарик на корявом английском.

Фредо внимательно разглядывал нового знакомого. «Голубой», без всякого сомнения.

— Меня зовут Дин, — представился парень. — Костюм у тебя просто супер!

— Рад познакомиться, Дин! — отозвался Фредо. — Может, присядешь? Я Трой.

Поиски пилота продолжались несколько недель, пока в канаве совсем недалеко от больницы не нашли тело. Сточные воды и нечистоты ускорили разложение, а останками полакомились местные крысы. Лицо обглодали подчистую, и когда коронеры поднимали тело, из ротового отверстия и прямой кишки выползали жирные крысы. Однако браслет с надписью «Джеральд О'Мэлли, 38 лет, ирландец, белый» и больничный халат сохранились неплохо. Согласно отчету судмедэксперта обнаруженные на трупе раны совпадали с теми, что были у пропавшего пилота. Каким образом тело попало в сточную канаву, никого не волновало. Главное, оно найдено.

Глава 13

По плану, Билли Ван Арсдейл и Франческа Корлеоне должны были лететь из Флориды в Нью-Йорк вместе с мамой и братьями Франчески, а также Стэном из винного. Все изменил ранний рождественский подарок родителей Билли — новенькая «Тойота». Машину купили в тот самый день, когда парень приехал на выходные на такой развалюхе, что было удивительно, как она не сломалась по дороге из Таллахасси. Шанс проехать полстраны на новой «Тойоте» упускать просто нельзя! Франческа знала, что скрывается за словами Билли, но возражать не стала. Билеты на самолет были уже куплены, однако родители Билли, уезжавшие в Австрию, связались с туроператором и обо всем договорились.

За день до отъезда Билли приехал к Франческе домой. Один раз он уже гостил у Корлеоне. Это случилось на День благодарения, через месяц после того, как они начали встречаться. Кажется, он понравился всем, кроме Кэтти, которая написала сестре, чтобы та не портила себе жизнь. Похоже, она просто ревнует!

На этот раз сестры не было, зато другие члены семьи не отставали. Не успел Билли обнять Франческу, как дедушка увел его чинить унитаз. Потом на сцену вышла бабушка с блюдом апельсинов. Половину она вырастила сама, половину купила в магазине. Пусть Билли скажет, какие лучше! На ужин подали отбивные, а Фрэнки поинтересовался, почему друг сестры не играет в футбол. Наверняка его выгнали из команды! Франческа собиралась пнуть братца под столом, но Билли не стушевался и рассказал смешную историю. Чип пролил на гостя кока-колу. Дважды! Разве десятилетний мальчишка может без всяких причин дважды пролить колу на одного и того же человека? Все, кроме Франчески, были уверены, что да.

После ужина Сандра проследила, как Билли и Франческа загружают в багажник целую тонну подарков (только под предлогом экономии удалось получить разрешение на поездку). После этого молодые попрощались у дома родителей Сандры, где предстояло ночевать Билли. Наедине не удалось провести ни минуты. Парня оставили ночевать лишь для того, чтобы они смогли выехать на рассвете. За двадцать четыре часа можно доехать до Нью-Йорка, не останавливаясь в отеле.

— Если все же придется остановиться, — в тысячный раз повторяла Сандра, — то, ради всего святого, что вы сделаете?

— Возьмем отдельные комнаты! — без запинки ответила Франческа. — И позвоним тебе.

— Когда позвоните?

— Сразу же, мама! Пожалуйста, не беспокойся!

— А счета за комнаты?

— Мы привезем их тебе! — Будто это что-то докажет! — Мама, не сходи с ума!

Те же самые инструкции Сандра повторила для Билли. Парень послушно все выслушал и пообещал вести себя примерно.

— Не хочу даже думать, что случится, если вы нарушите обещания! — пугала Сандра. — Наверное, вы хотите поцеловаться? Я вас оставлю.

«Что за лицемерие?! — думала Франческа. — В моем возрасте она уже была беременна!»

— Я тебя люблю! — шептал Билли, касаясь губ девушки. Словно по мановению волшебной палочки на крыльце зажегся свет.

— Мне нравится твоя семья, — хитро улыбнулся Ван Арсдейл.

— Они сумасшедшие!

— Тебе хочется больше независимости, но, когда ее слишком много, начинаешь ею тяготиться.

Уже в который раз девушка испугалась, что Билли встречается с ней только для того, чтобы шокировать родителей. Итальянка, экзотическая личность. Впрочем, до негритянки ей очень далеко, или до индианки, как ее подруга Сюзи. Набравшись смелости, девушка решилась:

— Слушай, ты точно любишь меня, а не мою семью?

Билли покачал головой, и Франческа тотчас же пожалела, что спросила. Наверное, он говорил это всем девушкам, с которыми встречался. Она начала извиняться, но парень не дал договорить и снова прильнул к ее губам. Заглянув в темные глаза Билли, Франческа увидела в них любовь.

Десять часов спустя они зарегистрировались как муж и жена в небольшой гостинице на севере Джексонвиля. Франческа боялась, что администратор не поверит, ведь ни у кого из них не было обручального кольца. Дело уладили щедрые чаевые.

— Не поверишь, сколько всего можно купить за двадцать долларов! — сказал Билли, когда они шли к своей комнате.

И вот Франческа уже стоит в ванной перед зеркалом, доставая бледно-зеленый пеньюар. Девушка знала, что мать проверит чемоданы, и предусмотрительно спрятала его в сумочке.

«Ну вот, — думала Франческа, — сейчас все и случится. — Она начала раздеваться. — Девушка, которая вот-вот потеряет невинность». Освободившись от одежды, Франческа аккуратно сложила ее в мраморную раковину, будто боялась, что лифчик и трусики могут взорваться. Погладив себя по животу, девушка стала растирать белые полоски, которые оставили на коже бретельки лифчика. Вытянув шею, она постаралась увидеть, как выглядит сзади, а потом расчесала длинные темные волосы. Теперь немного духов, на те точки, что советовали подружки, не забыв о курчавых волосах на лобке. Грудь большая, но, увы, не самой красивой формы, грудь сицилийской крестьянки, такая же, как у мамы (странно, что в такую минуту она о ней вспомнила). Девушка сделала глубокий вдох и попробовала принять соблазнительную позу, как в эротическом журнале. Неожиданно для себя она густо покраснела. Держа пеньюар за кружевные бретели, Франческа нахмурилась. Он очень красив, но почему-то ей не подходит. Вот пеньюар упал на аккуратную стопку белья, и Франческа застыла перед зеркалом обнаженная. На картину итальянских мастеров ее отражение совсем не похоже. Тело молодой испуганной девушки покрыто гусиной кожей, на лбу — капельки пота, на груди — красные пятна.

Франческа улыбается себе если не дерзкой, то, по крайней мере, смелой улыбкой и открывает дверь.

— Вот и все, — шепчет она, — прощай, маленькая девочка!

Прикрывая руками грудь, девушка шагнула в спальню, навстречу взрослой жизни.

Молодые люди запланировали все остановки заранее, пытаясь находить автозаправочные станции, где не будет очереди. Чтобы не тратить время, они старались как можно меньше пить. Ели только бутерброды, фрукты и маленькие пирожные с кремом, которые послала бабушка Франчески. Девушка предупредила, что увлекаться бабушкиными шедеврами опасно. Спать приходилось по очереди, и Франческа честно пыталась, но у нее не особо получалось. Чтобы наверстать четыре часа, проведенные в отеле, Билли гнал «Тойоту» так стремительно, обгоняя трейлеры и чопорные, чинные «Крайслеры», что заснуть было непросто. Тем более что на полную громкость работало радио, оглашая округу песнями Джонни Фонтейна.

Однажды их тормознули полицейские, но Билли показал права, удостоверение личности, еще какую-то бумажку и пробормотал что-то об «элементарной благодарности». Щедрое пожертвование Ван Арсдейла-старшего профсоюзу полицейских в очередной раз принесло богатые плоды. «Моя пожизненная отмазка», — пробормотал парень, густо краснея.

«Странная штука жизнь!» — думала Франческа, смотря на проносящиеся мимо каролинские сосны. Билли, старшекурсник, одаривший ее своим вниманием, председатель студсовета, любимец администрации, стал ее бойфрендом. Судя по тому, как он выполняет ее прихоти, парень сильно ее любит. Кто мог предполагать, что их отношения окажутся настолько серьезными?!

Из двух сестер Кэтти всегда считалась умницей, а Франческа — красавицей; по крайней мере, она уделяла своей внешности достаточно внимания. Кэтти вела несколько богемный образ жизни, таскала сигареты и слушала джаз. Франческа же была правильной католичкой и принимала активное участие в жизни школы. Домашними заданиями она особенно себя не загружала, зато любила короткие юбки и внимание мальчиков. Однако теперь, в разлуке с сестрой, Франческа с удивлением обнаружила, что бессознательно ее копирует. Еще осенью она решила обновить гардероб Сюзи, чтобы помочь той найти свой стиль, а вернувшись из супермаркета, увидела, что все покупки: прямые брюки и водолазки, сочетание красного и черного — копируют гардероб Кэтти. Даже курить она начала как-то неосознанно — просто открыла сумочку, а там оказались любимые сигареты сестры. Скорее всего, курение было связано с напряженной учебой. Франческа очень старалась и добилась неплохого результата. По крайней мере, профессора, входя в класс, частенько искали глазами поднятую руку Франчески Корлеоне. Что же все-таки было определяющим — успех в классе или бесчисленные сигареты, которые она с удовольствием курила, занимаясь по ночам в неярком свете настольной лампы?

Сколько раз Франческа видела Билли в библиотеке с одной девушкой, в кино — с другой и в баре на Теннесси-стрит — с третьей! Сама Франческа ходила в кино то с одногруппником (довольно скучный тип, ничего особенного), то с подругами. Билли всегда приветственно кивал, а иногда подходил переброситься парой слов. Ей казалось, что он по-прежнему играет роль доброго самаритянина. Встречаясь с Билли, Франческа вела себя вежливо, но довольно холодно. Ей и в голову не приходило, что она использует любимую тактику Кэтти. Образумила Франческу именно Сюзи, которая сказала, что, если подруга будет продолжать в таком же духе, Билли Ван Арсдейл никогда не отважится пригласить ее на свидание!

Неужели это видно даже со стороны? Она ведь ведет себя вежливо, потому что не доверяет собственному сердцу! Франческа велела Сюзи не молоть чепуху. Однако мисс Кимболл непросто сбить с толку. Вместе с младшим братом Билли Джорджем она ходила в театральный кружок и подслушала очень любопытный разговор.

«Ты в одной группе с Франческой Корлеоне?» — спросил Билли.

«Почему ты спрашиваешь?» — поинтересовался Джордж.

«Да так…»

«Она что, тебе нравится?»

«Заткнись, болван! — взревел Билли. — Так вы в одной группе или нет?»

«Ты же велел мне заткнуться!»

Билли набросился на брата с кулаками.

«Я знаком с ее подругой», — не выдержал напора Джордж.

— Слушай, а ты не врешь? — подозрительно спросила Франческа.

Хотя зачем Сюзи врать? Проанализировав отношения между своими братьями, Франческа пришла к выводу, что соседка ничего не придумала.

В следующий раз, столкнувшись с Билли, Франческа ничего не сказала и просто опустила глаза. А через секунду он пригласил ее на свидание в кафе за городом.

— Там играет Фергюсон, — пытался заинтриговать девушку Билли. — Знаешь его хит «Когда уходит женщина»?

— Я не люблю Фергюсона, — пробормотала Франческа, стараясь сдержать улыбку и густо краснея. На следующий день начальница общежития передала девушке красную розу и конверт с кассетой Фергюсона. Через два дня она и Билли уже встречались, а сейчас, два месяца спустя, ехали на север — в Нью-Йорк.

Теперь, после того, как они узнали друг друга до самого конца (четыре раза за четыре часа, за которые Франческа испытала и боль, и первое наслаждение, отчетливо осознавая, что в постели Билли побывали десятки девушек), она тайком смотрела на любимого и понимала — он совсем не такой, каким казался в начале знакомства. Среднего роста, с темными глазами, кривоватой улыбкой, довольно симпатичный, хотя, конечно, не красавец. Светлые волосы казались постоянно растрепанными, а гардероб будто позаимствован у флоридского адвоката — ботинки из светлой кожи, светлые костюмы и вечно мятые рубашки. Рубашки были мятыми всегда, причем мялись они уже через пять минут после того, как парень их надевал. В нагрудном кармане всегда лежали часы, которые принадлежали прадедушке Билли, губернатору Флориды. Парень ужасно танцевал, зато знал наизусть сотни песен и смеялся заразительнее любого комика. Его родители ненавидели друг друга и практически не занимались воспитанием сыновей. Вырастила Билли няня-негритянка, но она наглоталась таблеток после того, как ее сына убил Ку-клукс-клан. Парень нашел няню в ванной, а рядом — пустой пузырек со снотворным. С того самого дня он раз в неделю посещал психоаналитика и, не стесняясь, об этом рассказывал. Иными словами, несмотря на вполне заурядную внешность, Билли обладал природным обаянием и живым умом, которые притягивали людей. Он был прирожденным политиком — на треть благодаря фамилии, на треть благодаря знаниям и изысканным манерам, а последнюю треть определить было сложно. Франческе казалось, что это харизма.

Девушка вела машину только по территории Виргинии и смогла заснуть, когда ее сменил Билли. Проснулась она от того, что на плечо легла рука Ван Арсдейла. Франческа резко села, пытаясь всмотреться в неяркий зимний сумрак.

— Думаю, ты захочешь это увидеть, — сказал Билли. — Твой родной город.

Девушка протерла глаза. В голосе парня слышалась гордость, вид был правда потрясающий, и все-таки на возращение домой не похоже.

— Тебе нравится? — спросил Билли.

— Конечно! Слушай, ты устал? Ты когда-нибудь ездил при густом снеге? Сколько сейчас времени?

— Снег не проблема, мы ведь часто бываем в Австрии и берем напрокат машину. А со временем все в порядке, мы нагнали.

— Я тебя люблю, — сказала Франческа, целуя колючую щеку Билли.

— Юниор Джонсон к вашим услугам, мадам, — проговорил парень, изображая тягучий южный акцент.

Джонсон был ловким гонщиком, водившим за нос полицию во времена «сухого закона». Неужели Франческа не слышала про Юниора Джонсона? Это троюродный дядюшка Билли!

— Ara! Так вот откуда взялись деньги Ван Арсдейлов!

Парень начал что-то говорить, но тут же осекся.

— Все в порядке, Билли. Ты же хочешь узнать!

— Ты ничего не должна мне объяснять!

— Уверен? — Они обсуждали это и раньше, и девушка рассказала, как отец пошел против семьи, решив стать честным бизнесменом. Его фирма носила имя Корлеоне, но только из уважения к отцу. — Если есть вопросы, лучше задай сейчас, не ставь меня в неловкое положение перед семьей!

Парень не ожидал такой реакции и смотрел на девушку, разинув рот.

— Неужели ты думаешь, я стану…

— Я не думаю, а ты не станешь, — отозвалась Франческа. — Билли, мы оба устали, прости меня.

В канун Рождества на дорогах были пробки, и, пока добирались до Лонг-Бич, молодые люди потеряли лишний час.

Из сторожки у ворот, за которыми стояли дома ее родственников, вышел охранник. Билли опустил окно, и Франческа почувствовала дурманящий запах, доносящийся из дома бабушки. Она наклонилась, чтобы охранник смог ее увидеть.

Охранник назвал ее Кэтти и извинился, что не узнал без очков.

Без очков?

— Вообще-то я Франческа!

— Мы ожидали, что вы приедете на «Хонде», а не на «Тойоте», — оправдывался охранник. — Ваша мама путает машины. Вам лучше поспешить, она звонила уже раз сто!

Дом бабушки был первым и самым маленьким из восьми, стоящих полукругом за воротами. Никаких рождественских украшений! Бабушка до сих пор носила траур. По другую сторону аллеи спряталось бунгало, где когда-то жила ее семья. Перед входом построили снеговика, а на двери был венок размером с колесо.

Прежде чем Билли свернул с дорожки, из дома синьоры Корлеоне стали выходить родственники Франчески. Впереди шла Кэтти в больших очках в черной оправе.

— Проголодался? — спросила Франческа.

— Как волк! — отозвался Билли.

— Очень кстати. Советую есть всего и побольше, иначе они подумают, что тебе не нравится!

Франческа вышла из машины. Ее ошеломил холод (боже, неужели она жила в таком холодильнике?), а потом сила объятий Кэтти, которая буквально набросилась на сестру. Дико визжа, девушки стали целовать и обнимать друг друга. До разлуки с сестрой Кэтти никогда не выражала чувства так бурно. Только выпустив ее из объятий, Франческа поняла, что плачет.

— У тебя очки, — заметила она.

— А ты беременна, — прошептала Кэтти.

Ошеломленная Франческа стала легкой добычей родственников, которые едва не задушили ее в объятиях. Кэтти стояла в стороне с самым невинным видом. Франческа знала, что забеременеть можно и в самый первый раз. Они с Билли не предохранялись — девушка просчитала, что эти дни не самые благоприятные для зачатия. Откуда же Кэтти знает? Они, конечно, близнецы, но такая интуиция…

Билли взял огромную сетку с апельсинами в одну руку и с грейпфрутами — в другую.

— Где елка? — поинтересовался он.

— Какая елка? — переспросила Кэтти, прижимая к себе Мэри, дочку тети Кей. На вид просто настоящая мамочка!

— Какая елка? — эхом повторила маленькая Мэри.

— Рождественская, под которую кладут подарки.

— Мы итальянцы, Билли-бой, и елку не ставим.

— Итальянцы, Би-бой! — кричала Мэри.

Вот это уже старая добрая Кэтти!

— Ради бога! — воскликнула Франческа. — В нашем бунгало есть елка! Просто бабушка в трауре. Положи подарки возле presepe.

Услышав внучкино «ради бога», Кармела Корлеоне усмехнулась, а Билли непонимающе пожал плечами.

— Как же это называется? — пробормотала Франческа. — Ах, да! Ясли Христовы!

Кэтти поняла безмолвный вопрос Билли и кивнула. Да, presepe не мешают трауру бабушки Кармелы.

— Пойдем, ясли в гостиной, — сказала она Билли.

Сандра многозначительно изогнула брови и взглянула на часы.

— Снег, — отбилась Франческа. — Нас задержал снег.

— Что, во всех штатах шел снег?

— Нет, только после Виргинии, — попыталась вспомнить Франческа. На этом отрезке пути она крепко спала.

— По-моему, вы добрались довольно быстро, — вмешался толстый лысеющий мужчина. — Эд Федеричи, друг твоей тетушки, — представился он. Кэтти писала, что этот тип помолвлен с тетей Конни, хотя официальной церемонии еще не было. — Быстрехонько, учитывая снег и пробки.

— Не сердись на нее, девочка, — вступил в разговор Стэн Яблонски, как обычно игриво подмигивая Сандре. — Твоя мама весь день караулила тебя у окна.

Мужчины помогли выгрузить вещи, расспрашивая Билли о том, какой маршрут, дороги, заправки и переправы они использовали.

Неужели эти двое — единственные мужчины в семье? Стэн, который уже три года как помолвлен с мамой и не удосужился назначить день свадьбы, и этот бухгалтер, специалист по налогообложению, помолвленный с женщиной, которая официально еще замужем! Отец Франчески и Кэтти, Сантино, погиб. Дедушка Вито, который был душой любого семейного торжества, тоже умер. Дядя Майк не приедет, он уехал по делам то ли на Сицилию, то ли на Кубу. Дела — это хорошо, но не на Рождество! Дедушка Вито, наверное, в могиле переворачивается! Хейгены перебрались в Лас-Вегас и приехать не смогут. Дядя Фредо обещал быть еще вчера, однако позвонил и предупредил, что может не успеть. Дядя Карло, судя по всему, вообще исчез с лица земли.

Остались эти два горе-жениха и Билли. Ее Билли!

Франческа с жалостью посмотрела на парня, будто желая спасти его от ужасного вечера: игры в карты, футбола по телевизору, острых закусок, которые будет подсовывать бабушка. Как же ей хотелось прижаться к его груди и провести ладонью по светлым волосам. Боже, да она изнывает от желания! Кажется, вошла во вкус! Но у нее не было ни малейшего шанса — женщины, словно весенняя река, увлекли девушку на кухню.

Облака пара, кипящее масло, пласты теста, куски рыбы, а над всем этим — огромная белая печь, музейный экспонат, который переживет их всех. В соседней комнате на проигрывателе еще пылились пластинки с хитами 1945 года: Карузо, Ланцо, Фонтейн — Франческа помнила песни наизусть. По кухне носились дети, стараясь стащить конфету или сладкий пирожок. Тетя Кей, как наименее сведущая в итальянской кулинарии, мыла посуду. Мать Франчески, полная и пышущая здоровьем, и тетя Конни, сухая и надменная, друг друга недолюбливали, но на этой кухне действовали согласованно, не хуже, чем Фред Астер и Джинджер Роджерс. Двоюродная бабушка Ангелина, жилистая столетняя старуха, не знавшая ни слова по-английски, сидела в углу и бодро смешивала салат. Общее руководство осуществляла бабушка Кармела, которая успевала везде и всюду, готовила самые сложные блюда и молодела на глазах, заражая остальных энергией и любовью к семье.

Кэтти показала на целую пирамиду баклажанов, передала сестре нож поострее вместе с бутылкой вишневой колы, заботливо охлажденной в сугробе. Любимая кола Франчески, во Флориде ее не достать! Девушка даже расплакалась. Куда делась прежняя Кэтти-язва?

— Вот они, слезы счастья, — по-итальянски проговорила бабушка. Она подняла старую облупленную кружку, без которой, сколько помнила Франческа, не обходилось ни одно чаепитие. Когда-то на кружке было изображение Гавайских островов, но сейчас остались лишь расплывчатые пятна и разводы. — За рождественский ужин — самую важную и веселую часть праздника!

Разве эти слова из уст старой женщины, недавно потерявшей мужа, могут оставить кого-то безучастным? Все присутствующие на кухне нашли себе по кружке, чашке или стакану и с воодушевлением поддержали тост.

Кэтти положила голову на плечо сестры.

— А ты, оказывается, рева, — нежно проговорила она, и Франческа улыбнулась сквозь слезы.

Во время мессы Франческа ни на шаг не отходила от Билли, впервые попавшего в католический храм, шепотом подсказывая, что следует делать. Боже, как он неловок, но Франческу это только растрогало. Девушка чувствовала, что за ними внимательно следит Кэтти. «Что сейчас кажется трогательным, через год начнет раздражать», — всем своим видом говорила сестра, послушно повторявшая литанию.

Когда звон колокола призвал собравшихся к покаянию, Франческа четырежды ударила себя в грудь — за каждый час в джексонвильской гостинице. Подойдя к алтарю, она покаялась снова, за каждый раз, что они занимались любовью. К своему месту девушка шла, опустив глаза и стараясь на смотреть на Билли. Франческа взяла парня за руку и только тут заметила тетю Кей. Странно, и она тоже приняла причастие. Стоя на коленях, женщина шептала жаркие слова молитвы.

— Тетя ведь приняла католицизм, — напомнила по дороге домой Кэтти.

— Знаю, но прошло уже столько лет! — воскликнула Франческа. — Хотя, наверное, это ради детей…

Разговор происходил в «Тойоте» Билли.

Кэтти изогнула бровь. В тот момент она как никогда была похоже на Сандру Корлеоне.

— Per l'anima mortale di suo marita, — по-итальянски сказала Кэтти. «О спасении души мужа».

— Ты уверена? — с сомнением спросила Франческа.

— Она бывает в храме каждый день. Вместе с бабушкой и по той же причине.

— В церковь все ходят по одной причине, — сухо сказала Франческа. Сейчас они останутся с сестрой наедине, и она спросит, что та говорила о беременности. — Более или менее.

Кэтти посмотрела на нее с нескрываемым разочарованием.

Несмотря или скорее благодаря почти полному отсутствию мужчин за рождественским столом ужин получился на редкость шумным и веселым. Вино лилось рекой, будто женщины пытались отыграться за все предыдущие и последующие ужины. Когда подали закуски, начали читать рождественские послания детей, сначала самых младших, потом — старших. Чем старше были авторы посланий, тем менее интересными казались сами тексты. Тем не менее все поздравления встречались гулом аплодисментов. Особенно удачным получился текст тети Конни. Впервые за тридцать лет Кармела Корлеоне получила лишь одно послание, зато слова дочери звучали так искренне, в них было столько любви и благодарности, что сердце старой женщины дрогнуло.

Всех развеселила слышанная сотни раз история о том единственном случае, когда Вито Корлеоне вмешался в личную жизнь своих детей. Много лет назад он устроил встречу Конни с Карло Рицци, славным пареньком, блестяще окончившим колледж. На этот раз история прозвучала в изложении Эда Федеричи. Собравшиеся за столом засмеялись, а бабушка провозгласила тост за счастье и любовь.

Еда была настоящей мечтой гурмана: крабы и коктейль из креветок, жареная камбала и фаршированные кальмары, гребешки под соусом «Тысяча островов» и огромные порции пасты, а перед десертом — навага под шпинатом, вяленые помидоры, моццарелла со специями, известными лишь бабушке Ангелине.

— Риск сердечного приступа, — начал Эд Федеричи, затуманенными глазами глядя на свои руки, — наиболее велик в течение первого часа после сытного ужина.

Стэн сошел с дистанции, еще когда подали кальмаров, и спал в соседней комнате при голубом свете работающего телевизора. Фактически продолжали есть только двое: Фрэнки, обладавший аппетитом голодного волчонка, и Билли, работавший вилкой, словно золотоискатель киркой.

Конни зашикала на Эда и шлепнула по лысеющей макушке.

— Если мама услышит, то сердечный приступ будет у нее. — Конни пила вино целый день и только что открыла новую бутылку «Марсалы». Шлепок задумывался как игривый, но прозвучал так громко, что все сидящие за столом вздрогнули. Игравшие в соседних комнатах дети заглянули в столовую, чтобы узнать, что случилось. На макушке Эда алело огромное пятно.

Франческа увела Билли в бывший дедушкин кабинет, где тетя Кей сворачивала детский стол.

— Наелся, Билли? — спросила Кей.

— Да, миссис Корлеоне.

— Оставь место для десерта, — усмехнулась она. — Вы видели Энтони?

— Думаю, он на улице, — сказал Билли. — С Чипом и детьми Клеменца.

Это были дети бывших товарищей Франчески по играм. Почти все ее приятели уже переженились и жили на той же улице, что и Корлеоне.

— Ты отлично справился, милый, и всем понравился, — сказала Франческа, когда они остались одни.

— Почему ты ухмыляешься? — спросил Билли, падая на диван и хватаясь за живот.

Девушка опустилась на пол, рядом с диваном.

— Заплати за ужин, парень. Поцелуй меня.

Билли послушался. Поцелуй был долгим и страстным, не подходящим для дедушкиного кабинета. Когда Франческа открыла глаза, то увидела Кэтти.

— Не заставляй лить на вас воду, — прошипела сестра. — Нас ждет грязная посуда. Ты моешь, я вытираю.

Казалось, целую вечность Франческа не поднимала головы от тарелок, чашек, стаканов, подносов и детских бутылочек. Из небольшого радиоприемника, который где-то откопала Кэтти, лился джаз. В скрипящем кресле храпела бабушка Ангелина. Так что, можно сказать, девушки были одни.

— Где бабушка? — спросила Франческа.

— На мессе, вместе с тетей Кей.

— Во второй раз? Ты шутишь?

— Пойди посмотри, машины тети Кей нет. — Кэтти нагнулась над бабушкой Ангелиной. — Слава богу, она храпит, — пробормотала девушка. — Иначе пришлось бы каждую минуту проверять, не умерла ли бабка. Не смотри на меня так! Она же не понимает ни слова по-английски.

— Спорим, что она понимает больше, чем хочет показать?

— Так же, как и Би-бой?

— О чем это ты?

— Думаешь, никто ничего не понимает?

— Я вообще ничего не думаю!

— Значит, ты просто слепая! Этот красавчик все-таки пробрался в дедушкин кабинет! Неужели не понятно, что он тебя лишь использует?

— Использует меня? — воскликнула Франческа. — Да ты что! Я же сама привела его туда!

— Неужели он окончательно задурил тебе голову? — Очки Кэтти запотели от горячей воды, но это нисколько ее не смущало.

— Кажется, ты спятила! Жаль, очень жаль, — вздохнула Франческа, домывая фарфоровое блюдо для рыбы.

— Ты что, не понимаешь, для чего он сюда приехал? Мальчику захотелось экзотики. Будет о чем рассказать дружкам из яхт-клуба! Он провел Рождество в компании настоящих мафиози, которые прячут пистолеты в футлярах для скрипок!

Скрипку привез из Невады Энтони Корлеоне, чтобы сыграть «Тихую ночь» Грига. Немного фальшиво, но как трогательно!

Кэтти раздавила тонкий стакан и порезала руку. Ничего серьезного, однако кровь остановили далеко не сразу. Франческа аккуратно перевязала рану. Кэтти тяжело вдохнула, заглянула сестре в глаза и заговорила так тихо, что Франческа с трудом расслышала:

— Это все правда.

— Что правда?

Кэтти сполоснула раковину и велела Франческе одеться. Девушки ушли в самый дальний угол двора, куда не попадал свет прожекторов. Как в старые добрые времена, Кэтти вытащила сразу две сигареты и дала одну сестре.

— Знаешь что? Вы с Билли первые, кто, поцеловавшись в кабинете дедушки, не оказались… — Кэтти посмотрела на снег, будто пытаясь подобрать нужное слово.

— Не оказались где? — не поняла Франческа.

Кэтти взглянула на ночное небо и выпустила струйку дыма.

— Отгадай, сколько времени должно пройти, чтобы человека признали мертвым? Или чтобы церковь объявила брак недействительным?

— Думаю, пара месяцев.

— Ответ неверен, малышка! — Кэтти родилась на четыре минуты раньше. — Намного дольше! Ты только послушай!

Когда тетя Конни объявила о помолвке, Кэтти, как и остальная семья, была в шоке. Девушка подумала, что Конни беременна, но, найдя кое-что в ванной, поняла, что это не так. Кэтти с детства обожала добираться до сути вещей и осталась себе верна. Она сходила в библиотеку и сделала несколько звонков знающим людям. Чтобы человека объявили умершим, должен пройти целый год. Такой же срок требовался для признания брака недействительным даже в случаях, когда факт измены доказан.

— Да ладно тебе, — фыркнула Франческа. — Ты что, не знаешь нашу семью? Щедрые инвестиции в предвыборную кампанию судьи, пожертвования в пользу коллегии адвокатов, и дело сделано! Уверена, все именно так и было!

Кэтти покачала головой и уставилась в темноту.

— Ты не поняла! Конни не собирается никого подкупать. Ей не нужно, чтобы брак аннулировали. Все это ложь, сказка для таких дурочек, как мы. Дядя Карло не пропал. Его убили!

— Кто?

— Дядя Майк и его люди.

— Ты с ума сошла! — закричала Франческа. — Ведь не было никаких похорон!

— Я видела свидетельство о смерти, — гордо объявила Кэтти. — В канцелярии городской мэрии.

— Думаешь, в Нью-Йорке только один Карло Рицци?

Кэтти покачала головой.

— Не стоит полагаться на скоропалительные суждения. Только логика и тщательный анализ! — Сестра наверняка цитировала кого-то из преподавателей.

— К чему ты ведешь? — недоумевала Франческа.

Кэтти не ответила. Докурив сигарету, она достала еще две и только тогда продолжила рассказ.

Однажды в воскресенье они с тетей Конни договорились встретиться и пообедать в Вальдорфе. Конни явилась явно под парами в компании мужчины, который не был Эдом Федеричи. На прощание они поцеловались! Девушка попыталась успокоить тетю и довольно легкомысленно спросила, как дела с расторжением брака. Тут тетку и прорвало. Карло вовсе не пропал! Его убил Майк! Кэтти открыла рот, чтобы возразить, но тетя знаком велела ей молчать. Она была пьяна, и все же говорила очень уверенно. Майк и его люди убили Карло, потому что тот погубил твоего отца. Это Карло убил Санни!

Франческа истерически захохотала, однако осеклась, увидев глаза Кэтти. Глаза старухи на лице молодой девушки.

— Конни говорит, что Карло избил ее, зная, что папа явится на помощь. Так оно и случилось, а какие-то парни изрешетили нашего папу из пулемета, когда он платил дорожную пошлину на Джоунс-Бич.

— Тетя Конни свихнулась! И ты тоже, если веришь в эти бредни.

— Может, все-таки выслушаешь меня?

Франческа нерешительно кивнула.

— Папины телохранители прибыли на место трагедии и отвезли тело в похоронное бюро, которым владел знакомый дедушки Вито. Они постарались, чтобы информация не просочилась в газеты. За небольшую мзду полицейские обставили все как автокатастрофу.

— У папы не было телохранителей. Не может быть… — Франческа хотела сказать: «Не может быть, что нашего папу убили», но не смогла.

Кэтти швырнула окурок в сугроб.

— Да ладно тебе! Ты разве не помнишь телохранителей?

— Знаю, кого ты имеешь в виду. Так ведь это могли быть его коллеги по работе…

— Ты что, думаешь, я сочиняю? — спросила Кэтти, закусив нижнюю губу.

— Нет, я думаю, ты ошибаешься…

— Это еще не все, — мрачно объявила Кэтти.

Франческа испуганно смотрела на сестру.

— Тетя Конни говорит, что бандиты, которые… Ну, те, что ждали на Джоунс-Бич, работали на мафиози, который платил дяде Карло, чтобы тот ее колотил. Конни так рыдала, ты бы видела ее в тот момент! Ее собственный муж брал деньги за то, чтобы ее бить! Он избивал Конни для того, чтобы спровоцировать ее брата, — чуть слышно шептала Кэтти. — Чтобы убить нашего папу!

— Замолчи!

— А она прожила с ним еще семь лет! Ложилась в постель…

— Довольно, Кэтти!

— …рожала от него детей! И даже это не все! Конни говорит, что эти же люди стреляли в дедушку Вито и убили жену дяди Майка.

— Во-первых, тетю Кей никто не…

— Нет, не Кей! — раздраженно оборвала сестру Кэтти. — Аполлонию, нашу ровесницу с Сицилии, первую жену дяди Майка. Они подложили взрывчатку в машину…

Аполлония? Взрывчатка? У Франчески голова шла кругом. Кэтти вполне могла бы сочинить нечто подобное, а вот тетя Конни… Либо она поддалась на чью-то ложь, либо это правда.

Кэтти заговорила быстрее, смешивая истории тети Конни со своими собственными открытиями. С каждой секундой голос сестры становился все глуше. Сколько это длилось, пять минут или пять часов, Франческа не знала. Так больше не может продолжаться! Пора вернуться к Билли, но сдвинуться нет сил… Отрешившись от страшных слов сестры, девушка стала слушать, как смеются дети, как взрываются хлопушки и петарды. Внезапно все звуки стихли. Куда же они исчезли? Снежинки тают на темных волосах, вокруг спит сад, в котором спокойно умер дедушка.

— …вот почему тетя Кей стала католичкой и каждый день ходит на мессу, а то и по два раза. Стоя на коленях, они с бабушкой молятся о спасении душ своих мужей-убийц. Нашей маме тоже стоит…

Почему Кэтти лежит на снегу? Откуда кровь? Сигарета зажата в руке, а вот очки отлетели на целый метр! Опустив глаза, Франческа увидела, что ее ладонь сжата в кулак, пальцы болят — так сильно она ударила.

— Сумасшедшая! — прошептала Кэтти, пытаясь подняться.

Дико закричав, Франческа пнула лежащую сестру по ребрам. Удар не был точным, но достаточно сильным, чтобы Кэтти застонала от боли.

Даже не взглянув на скорчившуюся на снегу сестру, девушка побежала прочь.

Франческа лежала на двуспальной кровати в темной комнате, когда-то принадлежавшей дяде Фредо, который жил с родителями до тридцатилетия. Он переехал в Лас-Вегас уже десять лет назад, но по обстановке можно было предположить, что бабушка в любую минуту ждет возвращения блудного сына.

После того, что случилось на заднем дворе, Франческа спряталась в темной комнате. Через несколько минут в ванную кто-то вошел. Судя по шорохам, Кэтти. Сестра неслышно прошла в спальню дяди Фредо и легла на другую сторону кровати. Ее копия, но в пижаме. Сама Франческа носила только сорочки.

Очень долго они лежали молча, вглядываясь в темноту, но девушка знала — Кэтти не спит.

— Почему ты сказала, что я беременна? — наконец спросила Франческа.

— О чем ты?

— Ты так сказала, когда мы только приехали и ты бросилась мне на шею…

Кэтти молчала так долго, что можно было подумать, что она заснула.

— Ах, это, — наконец отозвалась она. — Неужели ты не помнишь? Когда мы прощались в Таллахасси, ты сказала, чтобы я не портила глаза чтением, а я — чтобы ты не забеременела. Сегодня, едва обняв меня, ты съязвила по поводу очков. Вот я и…

— Нет, ты тогда первая начала! Сказала, чтобы я не беременела, а я попросила не портить глаза.

— Как видишь, я не справилась. А ты?

— Со мной все в порядке!

— Уверена?

— Конечно! А ты сама с кем-то встречаешься?

— Нет, — слишком быстро ответила Кэтти, и Франческа поняла: настоящий ответ — «да».

О том, что случилось на заднем дворе, говорить не хотелось, равно как и о судьбе очков Кэтти. Девушки так и лежали на противоположных концах кровати и, засыпая, слышали, как бабушка встала и пошла готовить завтрак. Значит, уже полпятого! Во сне люди не могут себя контролировать, и девушки инстинктивно продвигались друг к другу. Тонкие руки переплелись, длинные волосы лежали одной волной. Они даже дышали совершенно синхронно, как одно целое.

— Милая моя, — прошептала Франческа, — что же я с тобой сделала?

— Может, ты и есть я? — сонно спросила Кэтти.

Через секунду обе крепко спали.

Франческа проснулась под визг детей и крики взрослых. За окном тихо шел снег. Вопли с первого этажа стали еще громче и пронзительнее. Бабушка Кармела пожелала кому-то счастливого Рождества. Значит, у них гости. Девушка поспешно спустилась вниз по лестнице. Услышав приближающиеся шаги, Франческа остановилась, чтобы не получить дверью по лицу. Навстречу вышли Кэтти и Билли, довольные, будто залезли в мешок Сайта-Клауса. На Билли был красный блейзер, зеленый галстук и рубашка такой белизны, что даже снег проигрывал в сравнении.

— Знаешь, кого привез ваш дядя? — спросил Билли.

— Который из них? — отозвалась Франческа, пытаясь пригладить волосы. Она даже зубы не успела вычистить.

— А как ты думаешь?

— Майк!

Кажется, они прекрасно поладили!

— Ради бога! — закатила глаза Кэтти. — Фредо, конечно! — Она была без очков, под глазом синяк, но несильный, так, легкая синева.

— Ну, отгадай, кого он привез! — не унимался Билли.

— Не знаю, — вяло отбилась Франческа. — Санта-Клауса?

— Нет, еще прикольнее!

— Кто прикольнее Санта-Клауса?

— Дина Данн! — объявил Билли.

Франческа укоризненно изогнула бровь. Во время последнего свидания они ходили на фильм с Диной Данн, где та играла глухую девушку, которая теряет мужа на пожаре.

— Может, хватит?

— Я серьезен, как никогда. — Билли поднял правую руку, будто давал клятву на суде. Даже в двадцать два года, в дурацком красном блейзере Билли Ван Арсдейла было легко представить на суде.

— Он не шутит! — вмешалась Кэтти. — Это правда Дина Данн. Я слышала, что они с дядей Фредо встречаются, но не думала…

В этот момент кухонная дверь открылась, и за бабушкой Кармелой Франческа увидела дядю Фредо и Дину Данн. Из-за пышной прически голова Дины казалась просто огромной. Она была еще выше и красивее, чем на экране. На левой руке сверкало кольцо с неправдоподобно большим бриллиантом.

— Мисс Данн! — изумленно пролепетала Франческа.

— Ну, что я тебе говорила? — воскликнула Кэтти. Девушка увлекалась французским кино, а над такими, как Дина, обычно издевалась. Но сейчас, глядя на нее, можно было подумать, что она член фан-клуба актрисы.

— Пожалуйста, дорогая, зови меня просто Дина! — Произношение было не американским, не британским, нечто среднее и искусственное.

Кинозвезда взяла Франческу за руку.

Дина излучала такую бешеную энергию, что у девушки закружилась голова. Столько всего случилось за последние сутки: четыре часа в джексонвильской гостинице, страшные откровения Кэтти, а теперь кинозвезда на бабушкиной кухне! Что же это делается?

Богатенький мальчик, которого любит Франческа, подает кофе обладательнице двух «Оскаров». Бабушка поет рождественскую песенку, причем не итальянскую, а английскую, про Санта-Клауса. Папа оказался убийцей. Дядя Фредо смотрит на свои ботинки с таким кислым видом, будто съел что-то несвежее. За его спиной вспыхнул яркий свет, словно кто-то делал фотографии. Франческа испугалась, что сейчас появятся репортеры с фото- и кинокамерами, а дядя Фредо даже не оглянулся.

Из соседней комнаты послышалось шуршание оберточной бумаги, горячие слова благодарности и голос матери, которая лгала Франческе всю жизнь.

— Если вы не поторопитесь, — кричала Сандра, — то пропустите Рождество!

— Рождество! — заголосила Дина Данн и схватила дядю Фредо за руку. Она оказалась не такой и высокой, просто стояла рядом с дядей Фредо, который вообще не вышел ростом, обладала эффектной походкой и прической, похожей на дом. Не стоит полагаться на скоропалительные суждения. Только логика и тщательный анализ! — Как мило!

Книга 4 1956–1957

Глава 14

Весной, после нескольких месяцев переговоров, наконец было созвано Собрание. Самым первым его постановлением было назначить Луи Руссо из Чикаго восьмым членом президиума. Вторым стала ратификация мирного договора. На Собрании присутствовали главы двадцати четырех семейств, и все искренне надеялись — на этот раз мир будет долгим и прочным.

Майкл вылетел в Нью-Йорк ночным рейсом в сопровождении трех телохранителей. Хейген участвовал в выборах на пост губернатора Невады и не мог присутствовать. Поскольку все ключевые решения были уже приняты, Майклу был нужен не блестящий стратег, а скорее друг, способный помочь советом. Кто подходит на эту должность лучше Клеменца? Назначать постоянного consigliere Майкл не собирался, все-таки эта должность требует определенного набора качеств. Это должен быть верный интриган, умеющий вести переговоры, и в то же время достаточно простодушный, одержимый интересами семьи, а не своими собственными. Идеальным consigliere для Майкла был бы отец. Директору любой фирмы помогает батальон адвокатов, президенту — кабинет министров и армия. Семье Корлеоне тоже нужны надежные помощники.

В аэропорту Майкла встречал Клеменца. Вид у старика был весьма решительный, с зубочисток он снова перешел на сигары. Словом, тот же Пит, которого Майкл знал в детстве, только с палочкой.

Из аэропорта они отправились в кондитерскую в Манхэттене, а затем на квартиру на Девяносто третьей улице, где Корлеоне держали в заложниках представителя семейства Боккикьо — совсем молодого парня, только вчера прибывшего с Сицилии. Его стерегли Фрэнки, Джо и Риччи Два Ствола — самые надежные люди из regime Клеменца. Заложнику было лет пятнадцать, не больше. Увидев Майкла, телохранители встали, а молодой Боккикьо, которого звали Кармине Марино, назвал его доном Корлеоне и дрожащим голосом поблагодарил за шанс увидеть Америку.

Единственное окно в квартире было замазано чем-то похожим на деготь.

— Вы не привезли кофе? — разочарованно спросил Риччи, посмотрев на пирожные.

— Сам свари, лентяй несчастный! — фыркнул Клеменца. — Или сгоняй в супермаркет! Хорошая выпечка сейчас редкость, а вот кофе продается на каждом углу. Я что, должен был разбиться в лепешку, испачкать машину, зато привезти маленькому Риччи хоть полстакана остывшего кофе?

Клеменца подмигнул Фрэнки, выложил пирожные, а затем, словно заправский туроператор, рассказал о сегодняшней программе.

Переговоры начинались в два. Представители всех семей брали в заложники кого-то из Боккикьо. Как ни абсурдно звучит, но именно так эта семья зарабатывала деньги. Если с Майклом или Клеменца что-то случится, мальчишку убьют, а Боккикьо не успокоятся, пока не отомстят, причем не убийцам родственника, а тем, кто поднял руку на Клеменца и Корлеоне. Клан Боккикьо издревле славился непримиримостью, их не страшили ни смерть, ни тюрьма. «Страхование жизни» от Боккикьо считалось надежнее сотни телохранителей и пользовалось огромным спросом.

Уже в машине Майкл спросил Клеменца, сколько лет заложнику.

— Кармине? — Толстяк задумался. — Не знаю. С некоторых пор я разучился определять возраст — все кажутся мне мальчишками.

— Думаю, ему всего пятнадцать!

— На свете осталось не так много Боккикьо! — отозвался Клеменца. — С другой стороны, иногда даже ты кажешься мне мальчишкой. Только не думай, что я хочу тебя обидеть!

— Все в порядке! — Так и есть, пятнадцать лет! Когда Майклу было пятнадцать, он заявил отцу, что скорее умрет, чем станет таким, как он. О том, что за этим последовало, вспоминать не хотелось. За исключением этого инцидента в пятнадцать лет Майкл был самым обычным подростком. — Не знал, что несовершеннолетним разрешается пересекать границу без сопровождающих.

— Чего не знаю, того не знаю, — проговорил Клеменца. — Впрочем, почти уверен, что он прибыл не на самолете. Наверняка третьим классом на каком-нибудь корабле. Если, конечно, третий класс еще существует! В общем, подобрали что подешевле! Они ему даже не платят! Сколько раз они посылали в Штаты тех, кто победнее, готовых на все, чтобы увидеть Америку. Выкуп мы заплатили более чем приличный, да кто знает, как эти Боккикьо распределяют деньги?

Клеменца покачал головой. Они пересекли мост и свернули на север.

— Слушай, — после долгой паузы начал Майкл, — что там болтают о Фредо?

— О чем это ты? — переспросил Пит.

Майкл устало смотрел на дорогу.

— То же самое, что всегда, — слишком много пьет, а на остальное я не обращаю внимания.

Корлеоне тяжело вздохнул:

— Ты слышал, что он гомосексуалист?

— С чего ты взял? Откуда такие мысли?

— Парень, которого он избил в Сан-Франциско, — гомосексуалист.

— Что не помешало ему быть вором. Он мог быть вором и «голубым» одновременно. Если бы все, кто убивает гомов, становились «голубыми», то нормальных парней просто бы не осталось.

По версии Фредо, после похорон Молинари он отправился на прогулку и зашел в кафе. Какой-то парень увязался с ним в отель, а потом попытался ограбить. Фредо избил нахала, а тот впоследствии скончался от побоев. Довольно странная история! Почему, например, парень не избил Фредо прямо на улице? Зачем ломиться в отель, где полно ненужных свидетелей? К тому же родители незадачливого грабителя недавно умерли и оставили ему тридцать тысяч. Не бог весть что, однако достаточно, чтобы не опускаться до грабежа. Хейген, действуя как независимый адвокат, сделал так, что дело закрыли, а информация не просочилась в газеты.

— Ты точно ничего об этом не слышал? — настаивал Майкл.

— Я не говорил, что не слышал! Слышал, но из ненадежных источников. Поэтому и не стал… Боже, Майк, это же Фредо, твой брат! Возможно, он наделал глупостей и избил гомика, так разве это означает, что он сам стал гомиком? Мы же говорим о Фредо! Помнишь, такой невысокий, с вьющимися волосами? Тратит все свое состояние на драгоценности, женат на кинозвезде… Ты ведь о нем говоришь? А знаешь, что я слышал из надежных источников? От этого доктора, как его, Сегала? Уже после того, как встретил Дину, Фредо обрюхатил одну французскую танцовщицу. Разве гомики так себя ведут?

Майкл не ответил.

Он дал Фредо шанс проявить себя, и что получилось? Беспробудное пьянство и беременные танцовщицы! Что пытается доказать Фредо, женившись на актрисе, с которой переспал весь Голливуд? Хотя, возможно, брак и пойдет ему на пользу… К тому же женитьба на кинозвезде, пусть даже не первой молодости, придает Фредо определенный статус. Может, все не так и плохо.

— Хочешь, что-то скажу? — спросил Пит. — Не думаю, что тебе это понравится, да только покойный дон Вито больше волновался из-за тебя. Естественно, пока ты не женился.

Майкл потянулся вперед, чтобы поймать что-нибудь интересное по радио. Несколько километров они с Клеменца молчали.

— Чертовы Боккикьо! — ни с того ни с сего сказал Пит.

— Что? — не понял Майкл. Они молчали слишком долго, и Корлеоне уже забыл, о чем шла речь. — Что с ними не так?

— Ну и бизнес у них, не позавидуешь! Как нечто подобное могло прийти в голову, особенно таким тупицам, как Боккикьо?

— Если судьба предрешена, то думать бесполезно, — задумчиво проговорил Майкл. — Приходится следовать зову.

— О чем это ты?

— Если кто из моих знакомых и следовал зову судьбы, то это ты, Пит.

Наморщив лоб, Клеменца попытался обдумать услышанное. Неожиданно он хитро ухмыльнулся.

— Чу! — прокричал он. — Кажется, судьба снова зовет! — Он приложил руку к уху, словно прислушиваясь к доносящемуся издалека сигналу. — Пит! — пропищал толстяк. — Тебе нужно отлить!

Ник Джерачи помнил катастрофу во всех деталях до того момента, когда он, окончательно обессилев, начал тонуть. Наверное, он мог вспомнить, и чьи цепкие пальцы сломал, выбираясь из самолета, да не очень-то хотел.

Ник был без сознания несколько дней, а когда очнулся, то увидел, что находится в лимонного цвета комнатке, такой маленькой, что почти всю ее занимала двуспальная кровать. Нога в гипсе и привязана к закрепленному на потолке блоку. Свет падает в двустворчатые до самого пола окна, за которыми виден балкон. Похоже, он не в больнице, но тогда откуда этот блок? Ник попытался вспомнить, как мог оказаться в столь странном месте.

Большинство докторов — евреи, и пожилой врач со стетоскопом, которого увидел пришедший в сознание Джерачи, обладал настолько колоритной внешностью, что его национальность вопросов не вызывала. Даже в таком состоянии Ник понимал (а впоследствии смог проверить), что, где бы он ни был, своим спасением он обязан крестному, Еврею Винсенту Форленца. Вот так каламбур!

— Эй, он проснулся! — прокричал врач кому-то в соседней комнате. Оттуда послышался скрип стульев и телефонные гудки.

— Кто вы? — чуть слышно спросил Джерачи. — Куда я попал?

— Я никто, — отозвался доктор, — и где нахожусь, не знаю, равно как и вы.

— Как долго я здесь?

Доктор вздохнул и вкратце рассказал Джерачи о его травмах. Ник догадался (и снова правильно), что в этой комнате он находится меньше недели. Сильнее всего болели ребра, но он ломал их несколько раз и знал, что особо волноваться не стоит. То же самое касается носа. Доктор осторожно снял с блока ногу и осмотрел.

— Единственное, что может иметь последствия, — сотрясение мозга. Оно ведь у вас не впервые?

— Я занимался боксом.

— Ясно, — пробормотал эскулап, — и, посмею предположить, не очень успешно.

— Вы видели меня на ринге?

— Я вижу вас первый раз в жизни и хочу предупредить, что голову нужно беречь. Еще одна травма, и станете инвалидом. Или еще хуже — идиотом.

— Отличные новости, док! Значит, я все еще не инвалид и даже не идиот!

— Определенно обещать ничего не могу! — радостно сказал доктор. — Но поправляетесь вы так быстро, что диву даешься!

— Это наследственное! — сообщил Ник. — Катаясь на катере, мой папа чуть не разбился, а через месяц уже играл в боулинг.

— Не говоря уже о том случае, когда в пятницу он получил пулевое ранение, а в понедельник спокойно вел грузовик!

— Откуда вы знаете?

— Ничего я не знаю, — попробовал отбиться доктор, а потом примирительно пожал плечами: — Врачи — люди общительные!

Доктор велел Джерачи как можно меньше шевелиться и исчез.

Внезапно Ник почувствовал, что пахнет пончиками. Пончики из «Прести»! Нет, глупости, разве по запаху можно узнать, из какой кондитерской пончик? Даже если он в Кливленде, то уж точно не в Малой Италии. Но через минуту Ник услышал на лестнице чьи-то шаги. Открылась дверь, и в лимонную комнатку, прихрамывая, вошел Смеющийся Сал Нардуччи с большим пакетом пончиков из «Прести».

— Чувствуешь, как пахнет? — спросил он. — Возьми сразу два!

Джерачи послушался.

Парни из соседней комнаты принесли стул, Нардуччи сел и объяснил все случившееся. Джерачи находился на третьем этаже небольшого дома в Малой Италии, в нескольких кварталах от того места, где родился. О его местонахождении известно только некоторым доверенным лицам дона Форленца. Из больницы его увезли по личному приказу дона, который он отдал, трезво рассудив, что в случившемся станут винить либо крестника, либо его самого.

— Не знаю, стоит ли тебе говорить, но многие считают, что если у друга инфаркт, то необходимо отомстить, пусть даже самому богу.

— Ты ведь был там, Сал. Ты видел, как Фрэнк… как дон Фалконе…

— Удар у тебя получился довольно посредственный!

«Не стоит благодарности!» — подумал Джерачи.

— Нет, я имею в виду боксерский поединок.

— Его боксер выиграл! Если бы Фрэнк не умер, то тот день был бы одним из самых счастливых в его жизни.

— Моя семья… Жена и…

— Шарлотта и девочки в порядке, — перебил Сал. — А что до твоего старика… Ну, ты же знаешь стариков… Он ведь никогда ничего не рассказывает, но нам кажется, все хорошо.

— Они знают, что я в порядке?

— В порядке, — повторил Нардуччи. — Не знаю… А разве ты в порядке, парень?

— Скоро буду, — пообещал Ник. — По авторитетному мнению доктора, я не инвалид и не идиот!

— Идиот не идиот, что они понимают, эти доктора? Послушай, что ты имел в виду, когда говорил о диверсии?

— Я никогда так не говорил!

Нардуччи поморщился:

— По-моему, все же говорил!

— Увы, я ничего подобного не помню!

— Неужели? И по рации не передавал? Диспетчерам кливлендского аэропорта? Припоминаешь?

— Нет, — соврал Джерачи.

— Постарайся вспомнить!

Ник отлично понимал, почему Нардуччи так суетится. Если диверсия все же была, то, значит, ее устроил тот, кто пробрался на остров. Даже если впоследствии выяснится, кто исполнитель и кто заказчик, дон Форленца все равно окажется виноват.

Неужели правда диверсия? Столько всего случилось в последние минуты перед катастрофой! Джерачи казалось, что он помнит все до малейших деталей, однако уяснить, почему случилось непоправимое, это не помогало. То, что он не справился с управлением, маловероятно. Понимая, что самолет вот-вот упадет, он наговорил и наделал немало глупостей. Джерачи действительно кричал, будто произошла диверсия. Диспетчер попросил повторить, а он не послушался, потому что думал о Шарлотте и дочках. На все ушло не больше пары секунд. Хотя, кто знает, может, их и не хватило? Посадочной полосы Ник не видел, и все-таки знал, что берег недалеко. Да, искусственный горизонт не работал, но тому могло быть множество причин. Приборы давали противоречивые показания, вот и пришлось положиться на интуицию. «Полагаться на интуицию ни в коем случае нельзя, — говорил обучавший Ника инструктор, бывший летчик-испытатель. — Доверяйте только реальным фактам». Хороший пилот никогда не спорит с фактами. И Ник боялся, что все произошло именно потому, что фактами он пренебрег.

— С самолетом было что-то не так, — вслух проговорил Джерачи. — Да все произошло слишком быстро…

Нардуччи пристально на него смотрел и явно ждал дальнейших объяснений.

— Если я и говорил что-то о диверсии, хотя и не могу вспомнить, то, скорее всего, просто рассуждал вслух, просчитывал возможные и невозможные варианты. — Нику казалось, что он съел оба пончика, но тут он с удивлением увидел, что остался приличный кусок. — То, что произошло, ужасно, и в этом не виноват никто.

— Не виноват никто, — повторил Нардуччи. — Ну, — задумчиво проговорил он, — это хорошо. У меня остался всего один вопрос.

— Внимательно слушаю!

— Расскажи про О'Мэлли! Кто знает, что он — это ты? Кто мог догадаться? На свете много умников, многие ребята сообразительнее, чем хотят показать! Не торопись с выводами. Попробуй восстановить ход событий, вспомни всех, кто мог участвовать… — Сал неожиданно вздрогнул.

Список подозреваемых был коротким: Нардуччи, Форленца и верхушка семьи Корлеоне. Оглашать его не было никакого смысла. Если бы Форленца хотел замести следы, Джерачи давно бы не было в живых. А вот если он хочет помочь Нику разобраться в том, что случилось, придется кое-что проверить.

На узкой проселочной дороге к северу от Нью-Йорка, облюбованной тракторами и пикапами, сегодня наблюдалось рекордное количество «Линкольнов» и «Кадиллаков». Одетые в парадную форму полицейские направили машину Клеменца к белому коттеджу за пастбищем. Судя по длинному ряду аккуратно припаркованных машин, они прибыли одними из последних. Будь на месте Пита Хейген, Майкл наверняка услышал бы, что Вито Корлеоне всегда приезжал первым. Что же, у отца был свой стиль, а у Майкла свой. Да и папа перед самой смертью часто говорил, что не стоит слепо его копировать. Клеменца насвистывал веселую мелодию и не задавал никаких вопросов, даже куда и как далеко придется идти.

Оба вышли из машины. За коттеджем стояла полевая кухня, а рядом на вертеле жарился поросенок, по размерам весьма похожий на молодого гиппопотама.

Ни Майкл, ни Клеменца никогда раньше не были на Собраниях, но к коттеджу шли с таким видом, будто знали, чего ждать. Майкл держался очень уверенно. Впрочем, он всегда старался держаться уверенно, даже в танке-амфибии перед высадкой на Пелелиу.

Нет, сегодня все будет иначе! Война давно закончилась, семьи подпишут мирный договор.

— Каждые десять лет, помяни мое слово! — Клеменца похлопал по часам, используя этот шанс, чтобы перевести дыхание. — Как часы.

— Вообще-то восемь, — заметил Майкл. Несмотря на страхование жизни от Боккикьо, он внимательно осматривал крышу коттеджа, разыскивая снайперов. Привычка.

— Значит, в следующий раз будет двенадцать, так что в среднем все равно получается десять! Ты только глянь на этого поросенка!

— Кажется, вечный мир тебя не привлекает! — рассмеялся Майкл.

Клеменца покачал головой и пошел к коттеджу.

— A chi consiglia non vuole il capo, — проговорил он. — Тот, кто дает советы, никогда не станет первым. Ничего не имею против Хейгена или Дженко, но советы давать не стану. Лучше буду просто помогать.

Задняя дверь открылась, и их встретил веселый гул голосов. С грустью взглянув на поросенка, Клеменца потрепал Майкла по плечу и шагнул вслед за ним.

Ник Джерачи провел в лимонной комнатке несколько недель, каждый день просыпаясь под запах пончиков и негромкие голоса женщин, говорящих по-итальянски. У Шарлотты и девочек было все в порядке, они знали, что он быстро выздоравливает. Ника уверяли, что Винсент Форленца и Майкл Корлеоне каждый день обсуждают, как безопаснее и быстрее вернуть его домой. Джерачи то и дело напоминали, что ему повезло: у него целых два крестных отца, которые его любят.

За все это время Ник так и не узнал имени доктора и чем тот обязан дону Форленца. Наверное, чем-то серьезным. Во время подготовки тела доктор стоял возле сточной канавы с блокнотом в руках и подсказывал людям дона Винсента, какие раны следует наносить, чтобы они совпадали с теми, что получил Джерачи. Свеженанесенные раны были тут же зашиты, причем шов оказался идентичным тому, который наложили врачи «Скорой помощи». Откуда взялся труп, Ник так и не узнал. Единственный вопрос, который он задал в день, когда его повезли на встречу с семьей в Аризону, касался роли крыс во всем этом мероприятии. Как удачно получилось, что крысы объели лицо и внутренности загнивающего трупа. Неужели такое случается со всеми телами, попадающими в канализацию? Или крысам кто-то помогал?

— Какая разница? — спросил Смеющийся Сал, когда они устроились в катафалке, который вез их к поезду.

— Лишние знания никогда не повредят, — пожал плечами Ник.

— Ты в своем амплуа! — кивнул Нардуччи. — Милый мальчик из колледжа!

— Я стараюсь!

— К сожалению, это не всем нравится!

— Очень жаль! — вздохнул Джерачи.

Он давно научился справляться с язвительными замечаниями Нардуччи и сам их успешно использовал.

Люди очень редко узнают в других себя. Хотя даже на боксерском ринге чемпиона легче всего побить его же оружием.

— Скорее всего, крысы бы и сами справились, да разве можно им доверять?

От Кливленда до Аризоны очень далеко, но лететь Джерачи отказался, даже на новехоньком самолете в компании симпатичной медсестры. Хватит с него самолетов! Поэтому путешествие проходило в гробу, погруженном в товарный вагон, а получателем ценного груза было похоронное бюро, то самое, которое использовал Ник, когда хоронил мать.

Хотя в гробу Джерачи сидел только в момент загрузки и выгрузки. После того как вагон тронулся, Ник мог открыть крышку, спать, читать, играть в карты с охранниками, выиграв у них все до последнего доллара. Охранников Джерачи жалел. У него было где спать, а у них нет! Проявляя добрую волю, Ник предложил вытащить мертвецов из других гробов, чтобы можно было переночевать, однако они отказались. Он хотел вернуть проигранное, но охранники боялись! Настоящие мальчики из Кливленда!

Поезд прибыл в Таскон, и, поблагодарив своих «сторожей», Ник влез в гроб и закрыл крышку. Боже, как мерзко пахнет бархатная подушка! Следующим, кого он увидит, будет либо Шарлотта, либо его убийца.

Ник лежал тихо, стараясь не шевелиться. Вот кто-то заговорил по-испански, гроб подняли и понесли. Носильщики попались нерадивые — гроб сильно качало, стукало о стены, а потом кто-то закричал: «Осторожно!», и гроб уронили на землю. Нику казалось, что он никогда не сможет нормально дышать. Мексиканцы грубо смеялись, а Джерачи зажал рукой рот, чтобы сдержать хрипы, сопровождавшие каждый вдох. Если он не дотерпит, то следующим, кого увидит, будет немытый мексиканец.

Носильщики продолжали смеяться и потчевать друг друга ругательствами на чудовищном английском. К счастью, дыхание быстро пришло в норму. Джерачи ударился головой, но обратил внимание на это только сейчас. Тем временем гроб погрузили в катафалк.

Майкл Корлеоне просил передать, что не винит Ника в случившемся и что после всего того, что он сделал для семьи, Джерачи заслужил несколько месяцев отдыха. Все хорошо, никто его не ищет, а беспрецедентные меры предосторожности приняты для того, чтобы сбить с толку копов и особо опасных умников.

Наверное, так и было, хотя то же самое говорят потенциальным жертвам.

Джерачи никогда не любил Майкла Корлеоне, но искренне им восхищался и доверял. Майкл спасет Ника по той простой причине, что он ему нужен. Корлеоне нужны его верность, умение делать деньги, блестящий ум. Майкл ведь мечтает превратить семью, в основном состоящую из туповатых сицилийских крестьян, в корпорацию, которая займет подобающее место на нью-йоркской фондовой бирже, крупнейшем и самом совершенном из мошеннических предприятий. Если он хочет добиться успеха, ему понадобятся такие люди, как Джерачи. Возможно, для кого-то он был серой посредственностью, выскочкой из Кливленда, который лез из кожи вон, работал, учился в вечерней школе, самостоятельно пробивая себе путь. Однако по сравнению с большинством парней из клана Корлеоне Ник просто Альберт Эйнштейн.

При всем при этом Джерачи допустил немало ошибок. Нельзя было идти на поводу у Фалконе и лететь в такую погоду. Нельзя было говорить о диверсии, не имея никаких доказательств. Да и после катастрофы он повел себя не лучшим образом — зачем так далеко уплывать от самолета, будто он в чем-то виноват. Многочисленные ошибки лишили его возможности выбирать, придется действовать исходя из ситуации.

Если его хотят убить, то способ выбрали довольно странный. Хотя что это доказывает? Он сам участвовал в гораздо более изощренных убийствах.

Когда его заставили прикончить Тессио, Джерачи страшно злился на Майкла Корлеоне. Однако с того страшного дня до сегодняшнего путешествия в гробу у Ника не было возможности обдумать случившееся.

Катафалк остановился, выгружавшие гроб люди не произнесли ни слова. Зловещий сигнал!

Голова раскалывалась, каждый вдох давался с огромным трудом. Естественно, в гробу имелись отверстия для воздуха, хотя за все время в пути Джерачи провел с закрытой крышкой не больше часа. Он задохнется! Киллер поднимет крышку и увидит, что жертва едва шевелится! Нет, нужно делать, как сказали! Он не поднимет крышку первым!

Носильщики положили гроб на пол, цементный, вне всякого сомнения. Скорее всего, это похоронное бюро братьев Ди Нардо. В ночь, когда Ник убил Тессио, они принесли головы в крематорий. Какой там был пол, тоже цементный?

С таким же успехом это может быть склад, кухня ресторана, чей-то гараж… Что угодно!

Отворилась дверь, к гробу подошел кто-то в туфлях на резиновой подошве. Ник затаил дыхание, вернее, то, что от него осталось.

Крышка поднялась… Шарлотта!

Ник медленно сел, ощущая, как кровь наполняется кислородом и онемевшее тело оживает. Боже, какое счастье дышать свежим воздухом! Как глупы люди, которые этого не понимают! Шарлотта загорела и выглядела очень довольной.

— Прекрасно выглядишь! — воскликнула она. Что ж, звучит вполне убедительно. Неужели она не видит, как жадно глотает воздух ее муж?

Когда дыхание пришло в норму, Ник увидел Барб и Бев, испуганно жавшихся к стене, держа костыли наготове, Шарлотта чмокнула Ника в губы. Как-то странно она себя ведет, но запаха алкоголя Джерачи не почувствовал.

— Добро пожаловать домой!

— Спасибо! — отозвался Ник. Судя по звукам, этажом выше шли похороны. На дом не очень похоже, хотя понятно, что она имеет в виду. — Я рад, что вернулся… Как вы?

Джерачи протянул руку в сторону дочерей. Они испуганно кивнули, но с места не сдвинулись.

— Много дел, — ответила Шарлотта, осторожно касаясь повязки на руке мужа. — А так все нормально.

Барб было одиннадцать, а Бев недавно исполнилось девять. Барб — белокурая копия Шарлотты, такая же загорелая, а Бев — бледная, темноволосая, нескладная и очень высокая.

Младшая дочь Ника переросла всех мальчишек и девчонок в классе, а старшую сестру — на целых пять сантиметров.

— Они побывали на съемочной площадке. Здесь недалеко, в пустыне. С тех пор только об этом и говорят! — Шарлотта кивнула дочерям. — Ну, девочки, расскажите папе!

Бев взяла костыль в одну руку и показала на отца.

— Видишь? — сказала она сестре. — Я же говорила, папа не умер!

— Пока не умер, — уточнила Барб.

Ник жестом велел Шарлотте подать костыли, но она не обратила внимания.

— Папочка никогда не умрет, — убежденно проговорила Бев.

— Ты дура! — обозвала сестру Барб. — Рано или поздно все умирают.

— Девочки, — вмешалась Шарлотта, — как вы себя ведете?

Кажется, она не находила ничего странного в том, что пришлось проехать две тысячи миль, чтобы вытащить из гроба живого мужа. Наверху орган заиграл что-то заунывное.

— Он тоже умрет, как и все люди! — не желала уступать Барб.

— Только не папочка, — упрямилась Бев. — Он обещал! Правда, папа?

Джерачи и в самом деле обещал. Его отец часто говорил, что обещание — это всегда долг. Ogni promesa е un debito. Только став отцом, Ник понял, насколько прав Джерачи-старший.

— Теперь понимаешь, как я живу? — спросила Шарлотта. Голос звучал достаточно бодро, не похоже, чтобы она притворялась. Улыбнувшись, она коснулась изуродованного лица мужа и поцеловала в губы. Никакой африканской страсти — обычный поцелуй, который жена дарит мужу за завтраком. Почему-то Джерачи, сидящему в гробу со сломанными ребрами, такой мимолетный поцелуй показался неуместным, особенно под аккомпанемент заунывной мелодии, доносящейся сверху. Хотя в защиту Шарлотты можно сказать, что в такой обстановке подходящее лобзание подобрать крайне сложно.

— Поможешь мне вылезти?

— Твой отец ждет в машине, — объявила Шарлотта. — Хочешь, позову?

— Нет. — Естественно, подняться отец не потрудился. — Просто дай мне руку, я сам справлюсь.

Шарлотта помогла мужу подняться, а девочки принесли костыли. Они двигались совершенно синхронно, будто репетировали эту сцену сотни раз. Больше всего они походили на крестьянок, подносящих скромные дары королю.

Ник прижал дочек к себе, и они робко улыбнулись.

— Ты ведь обещал, — прошептала Бев.

— Я держу слово, — чуть слышно ответил ее отец.

— Как хорошо, что ты вернулся, — проговорила Шарлотта.

Автостоянка перед похоронным бюро была размером с футбольное поле. На ней стояло машин пятьдесят, но отец Ника, Фаусто, занял самое лучшее место, поближе к входу. Наверняка он разведал обстановку еще вчера, а сегодня приехал на несколько часов раньше, чтобы никто не встал на облюбованное место. Фаусто сидел за рулем видавшего виды автомобиля и слушал мексиканское радио. Кондиционер работал на полную мощность, и, наверное, поэтому Джерачи-старший надел потрепанную стеганую куртку с эмблемой профсоюза на груди. Он внимательно смотрел, как Ник, путаясь в костылях, спустился по лестнице и уселся на пассажирское сиденье.

— Привет, сынок! — радостно прокричал он. — Ты похож на оживший бифштекс!

Кленовые столы для мирных переговоров были специально заказаны у местных умельцев. Их поставили четырехугольником в зале, где когда-то была конюшня. Краска на столах успела подсохнуть и все же пахла довольно сильно. Вообще-то запах казался терпимым, пока не смешался с дымом сигарет. Пришлось открыть окна, так что больной эмфиземой consigliere из Филадельфии и страдающий всеми известными недугами дон Форленца были вынуждены слушать из соседней комнаты. На улице было довольно прохладно, и все, кроме Луи Руссо, по всей вероятности желавшего что-то доказать, сидели в пальто и шарфах.

Во имя мира представители всех семей сошлись на следующем: в авиакатастрофе над озером Эри не виноват никто. Фрэнк Фалконе поставил сто тысяч долларов на боксерский матч в Кливленде и настоял на полете, невзирая на погодные условия. Когда самолет шел на снижение, один из диспетчеров услышал, как пилот говорил о диверсии. На самом деле в критической ситуации Джерачи просто думал вслух и старался исключить наименее вероятные причины аварии, например диверсию. Гром и молния мешали прохождению радиосигнала. Самолет упал в озеро, в результате чего погибли все, кроме Джерачи, который получил тяжелейшие травмы. Узнав об ужасной трагедии, дон Форленца убедился, что, если и произошла диверсия, как утверждает полиция, члены его семьи в ней не замешаны. Первым делом он вытащил своего крестника из ужасной больницы для бедных. А что ему оставалось? Если дон Фалконе и дон Молинари действительно погибли в результате диверсии, ответственность может быть возложена на кливлендскую семью, а что еще вероятнее — на его крестника, который лежит без сознания и не может себя защитить. Кто из присутствующих не попытался бы спасти своего крестника? К тому же Джерачи — член клана Корлеоне, и дон Форленца подумал, что Ник стал объектом возмездия одной из нью-йоркских семей. К тому времени, как Джерачи пришел в сознание, полиция уже исключила вероятность диверсии. Катастрофа произошла по воле божьей. Дон Корлеоне сообщил Собранию, что пропавшим пилотом был Фаусто Джерачи, и заявил, что вымышленное имя на правах пилота было призвано ввести в заблуждение правоохранительные органы, как и фальшивые водительские права в карманах большинства присутствующих. На этот раз игра с именами удалась — все давно догадывались, что Джеральд О'Мэлли на самом деле Фаусто Джерачи-младший, хотя полиция уверена, что О'Мэлли — обглоданный крысами труп.

Словно отдавая должное памяти четверых погибших, доны проявили здравый смысл и от обсуждения катастрофы плавно перешли к другим темам. Довольно скоро заключили договор о длительном перемирии, ради чего Собрание и созывалось.

В официальной версии произошедшего было много правды, но в нее не верил ни один из сидящих за свежевыкрашенными столами.

Не нашлось никаких доказательств, да только все твердо считали, что люди Луи Руссо проникли на маленький остров Винсента Форленца и устроили диверсию. К тому же четверо погибших представляли четырех главных противников расширения власти Чикаго на запад. В результате старый дон Форленца подвергся всеобщему осмеянию. Противостояние в Нью-Йорке предоставило Руссо великолепный шанс, которым тот не преминул воспользоваться. Многие доны вступили с ним в союз: Карло Трамонти из Нового Орлеана, Банни Конилио из Милуоки, Сэмми Драго из Тампы и новый хозяин Лос-Анджелеса — Джеки Пинг-Понг.

Никого, за исключением союзников Руссо, возвращение Чикаго к власти не радовало. Однако, по общему мнению, за столом переговоров Нос гораздо менее опасен, чем в роли воинственного чужака. Доказательства вины Носа не интересовали никого из присутствующих. Собственные дела гораздо важнее. Даже Мясник Молинари (под влиянием Майкла Корлеоне) согласился с официальной версией случившегося и поклялся, что не будет мстить.

Вслух обвинения никто не высказывал, так что Луи Руссо и его consigliere не могли на них ответить, даже зная, насколько они необоснованны. Диверсия произошла вовсе не по приказу Носа, хотя если у него и были какие-то соображения на этот счет, он не спешил ими делиться.

Естественно, Руссо было кое-что известно, так же, как и Джеки Пинг-Понгу. Что-то знал Сал Нардуччи, который из-за плохого самочувствия Форленца сидел за общим столом, будто уже захватил власть в Кливленде.

Парень, которого Нардуччи нанял, чтобы устроить диверсию, поехал в отпуск в Лас-Вегас и исчез. (Точнее, его не видели с тех самых пор, как не гнушавшийся дополнительными заработками Аль Нери застрелил его и закопал в пустыне.)

Многое, но далеко не все знал Питер Клеменца.

Майкл Корлеоне был почти уверен, что замел следы так искусно, что ни друг, ни враг, коп или capo не смогут восстановить реальный ход событий.

Кто мог предположить, что Майкл приказал убить Барзини и Татталья, собственного caporegime Тессио и мужа своей сестры, не говоря о второстепенных убийствах, связанных с названными выше, потом смог договориться о прекращении огня, а воспользовавшись хрупким перемирием, инсценировал авиакатастрофу, подставив под удар Ника Джерачи, недавно произведенного в capo, и Тони Молинари, давнего и надежного союзника? О том, что Джерачи или Тони Молинари предавали Майкла, не было известно в основном потому, что они его никогда не предавали.

Кто знал, для чего предназначались деньги, которые привез в кожаной сумочке Фонтейн? Все, даже Хейген, поверили, что это инвестиции в казино на озере Тахо.

Майкл сидел, постукивая по старым швейцарским часам, подаренным капралом Хэнком Вогельсоном. Кто мог предположить, что человек, видевший, как японские самолеты, управляемые камикадзе, взрывались, уничтожая целые казармы, сам хладнокровно спланирует авиакатастрофу?

Каждое утро Фаусто Джерачи-старший вставал раньше всех, варил кофе, в одних боксерках выходил на задний дворик и устраивался на раскладном стуле, читая свежие газеты и покуривая «Честерфилд». Покончив с чтением, он смотрел на пустой плавательный бассейн. Даже присутствие внучек не могло выбить его из привычной колеи.

Горькие мысли разъедали сердце Фаусто сильнее, чем серная кислота. Жизнь не удалась, и он винил в этом всех окружающих. Сколько лет подряд он поднимался в несусветную рань, залезал в замерзший грузовик, перевозил всевозможные грузы, бывало и такие, что представить невозможно! Какие только машины не водил! Угнанные, обгоревшие, напичканные трупами! Зачастую приходилось работать грузчиком и носильщиком, но Фаусто не роптал. Он искренне верил, что итальянцев все ненавидят, и был душой и сердцем предан Винни Форленца и его семье. Даже в тюрьме отсидел! Разве он жаловался? Никогда! Для всех он был скромным водителем Фаусто — невозмутимым, как вол, безропотно выполняющим приказы. Он столько сделал для семьи, что жена давно перестала молиться о спасении его души. А разве его считали равным? Нет! Естественно, ему платили, так даже неграм и евреям платят больше, чем Фаусто Джерачи. Наверное, он должен был быть благодарным за должность в профсоюзе грузоперевозчиков. Ха! Он так и остался марионеткой! Платили неплохо — а как иначе? — ведь приходилось целыми днями сидеть в душном кабинете, выслушивая мелкие жалобы разных лентяев. Тем не менее он делал свою работу. Несколько лет он провел, решая проблемы других людей. А кого волновали проблемы Фаусто Джерачи? И вот однажды, после стольких лет безупречной службы — бац! — и его просто выбросили. Должность отдали другому. Джерачи даже не стал интересоваться почему. Хватит с него унижений! Естественно, он получил щедрые откупные, поблагодарил дона Форленца и ушел. Старый верный Фаусто!

Господи, ну что у него за дети?! Дочь — высохшая старая дева, учительница, переехала в Таскон специально для того, чтобы испортить ему жизнь. Каждый вечер после уроков она навещает отца и начинает зудеть: «Съешь то, не ешь это! Сколько сигарет ты сегодня выкурил?» И так без конца! А мальчишка, названный в его честь? Всю жизнь считал себя лучше других, а мать его поощряла! И надо же, преуспел во всем: женился на блондинке с огромной грудью, поступил и окончил не только колледж, но и юридическую школу! А что за игра в пилотов? Сплошной фарс, чтобы доказать, что он не какой-то водитель грузовика, а пилот, самолеты водит! Да он из кожи вон лезет, чтобы оскорбить отца! А что за имя он выбрал для бокса? Эйс Джерачи! Тьфу, стыд один! Неужели этот заморыш не понимает, кому обязан всем, что имеет? Наверное, Винни Форленца или молодой выскочка Майкл Корлеоне для него дороже, чем родной отец!

Прежде чем остальные просыпались и начинали его донимать, Фаусто убирал стул и шел одеваться в гараж. Облачившись в халат и тапочки, он убирался во дворе. Барб и Бев по дороге в школу всегда останавливались, чтобы поцеловать дедушку. Как ему хотелось объяснить дурочкам, что этот страшный мир скоро проглотит их с потрохами, но вместо этого он только улыбался и желал внучкам доброго утра.

Затем Фаусто переодевался, брился и отправлялся на трейлерную стоянку, где жила Кончита Круз. Она едва говорила по-английски, но, встретившись в баре вскоре после приезда Фаусто, они быстро нашли общий язык. Кончита произносила его фамилию как «Хейраси», хотя даже это было лучше, чем то, как представлялся его собственный сын. Иногда они занимались сексом, однако чаще просто проводили вместе час-другой, почти не разговаривая. Смотрели телевизор, играли в карты и домино, делали друг другу массаж, а потом обедали. После обеда Фаусто целовал Кончиту в лоб, и она отправлялась на консервный завод, где работала по вечерам. Они никогда не клялись друг другу в любви и ничего не обещали. Каждый день, кроме воскресенья, проводив Кончиту, Фаусто ездил кататься в пустыню. Там на определенном участке дороги он изо всех сил жал на газ, с замиранием сердца наблюдая, как стрелка спидометра заходит за отметку 120 миль в час. В тот момент ему казалось, что бензин в баке закипает так же, как кровь в его жилах. Достигнув максимальной скорости, он отпускал педаль и как ни в чем не бывало возвращался домой. Знавшие о его пристрастии сын и невестка начинали причитать. Первое время Шарлотта вела себя примерно, да и Ник был слишком слаб, чтобы выступать. А вот как только сыну сняли гипс, у Фаусто начались проблемы. Стоило включить телевизор, тут же начинались пререкания. С каждым днем мальчишка все больше походил на покойную мать и издевался над отцом.

Похоже, сыну и невестке нечего делать. Фаусто просто бесило, сколько времени они тратят впустую. Шарлотта ездила в город, где транжирила деньги Ника, покупая совершенно ненужные вещи. Сам Ник либо брал напрокат машину и уезжал неизвестно куда, либо отправлялся в ближайший бар. Но чаще всего он оставался дома, целыми днями читал книжки и иногда принимал гостей.

Однажды, вернувшись домой, Фаусто застал сына наполняющим бассейн. Увидев, как нахмурился отец, Ник принялся рассуждать о том, что покойная мама всегда хотела, чтобы в бассейне была вода. Да, она умерла в бассейне, потому что ослабленное раком сердце не выдержало нагрузок. Зато она умерла не в муках, а получая удовольствие от любимого плавания. Да что этот щенок знает о смерти матери? Разве он вытаскивал из бассейна ее неподвижное тело? Эгоист несчастный! Да, конечно, он выполняет волю матери! Черта с два! Он наполняет бассейн ради себя самого! Несмотря на все доводы Фаусто, на следующий день, вернувшись домой, он увидел Ника в бассейне на надувном матрасе, читающего книгу о героях-летчиках. Каков жлоб! Всю жизнь его привлекали книги о героях: летчиках, капитанах, спортсменах, гонщиках. Спору нет, люди достойные, только зачем выставлять свой интерес напоказ?

К дочерям Ник относился словно к мальчишкам, особенно к бедняжке Бев, которая его обожала. Что же, судя по внешности, она останется старой девой, совсем как ее тетушка! Родители таскали девчонок повсюду: в зоопарк, цирк, кино и ресторан. Будто те в чем-то перед ними виноваты!

Даже слепому видно, что девочки прекрасно перенесли переезд — завели подруг, отлично успевали в школе. Они довольны всем, да вот родители этого не замечают.

Когда ни с того ни с сего сын с невесткой решили вернуться на Лонг-Бич, Фаусто узнал об этом именно от Шарлотты. Похоже, сын возгордился настолько, что на чувства отца не обращает никакого внимания. Произошла ссора. Нельзя сказать, что Фаусто Джерачи вел себя идеально, зато наконец высказал сыну все, что думает. Внучек сорвали с места в середине учебного года, они только успели привыкнуть, и что теперь? Родители везут их обратно за два месяца до окончания учебы. Махровый эгоизм! Неужели так трудно посчитаться с интересами детей? Нет, он не позволит! Пусть Ник возвращается в Нью-Йорк и увозит с собой Шарлотту. Естественно, в Нью-Йорке можно спустить гораздо больше денег, чем в Тасконе. А девочки остаются! Неужели Шарлотта думает, что Фаусто Джерачи, несколько лет проработавший в профсоюзе, не в состоянии пару месяцев позаботиться о собственных внучках? Неужели считает, что справится лучше его?

Ругая Шарлотту на все корки, он устроил небольшой погром и кое-что сломал. Но ведь это его дом и его собственность! Фаусто рыдал от боли и гнева, а сын с невесткой посоветовали обратиться к врачу.

Вот что получаешь взамен на откровенность — сплошные оскорбления. В жизни Фаусто Джерачи были две радости: внучки и мексиканка с трейлерной стоянки, которая ничего о нем не знала. И вот теперь внучек забирают… Фаусто отвез их на вокзал и долго махал вслед отходящему поезду. Сын, невестка и Барб даже не обернулись. Зато Бев расправила плечики, улыбнулась и послала деду воздушный поцелуй. Боже, она же просто красавица, когда улыбается!

На обед к Кончите Фаусто не успел, да ему и не хотелось. Он вернулся в опустевший дом и вынес из гаража складной стульчик. Скоро, совсем скоро Кончита исчезнет из его жизни. Фаусто посмотрел на бассейн. Еще пара-тройка сигарет, и он сольет воду из бассейна. Навсегда.

Историки и биографы семьи Корлеоне часто отмечали, что в юношеские годы все ответственные решения Майкл принимал в пику отцу. Ушел служить на флот, женился на Кей Адамс, возглавил семейный бизнес, когда Вито был в коме и не мог ему воспрепятствовать. Занялся торговлей наркотиками. Некоторые даже утверждали, что Майкл воспользовался смертью отца, чтобы развязать войну с Барзини и Татталья раньше, чем хотелось Вито.

Решение оставить Ника Джерачи в живых было одним из первых, что не вписывались в схему. Что бы ни говорили о возможных последствиях, Майкл поступил так же, как отец, по четырем причинам.

Во-первых, поставив Джерачи во главе бывшего regime Тессио, Майкл успокоил людей, взбудораженных убийством своего capo. Рядовые члены семьи очень любили Ника, не подозревая, что он и есть пилот О'Мэлли. Многие искренне верили, что Джерачи уехал в Таскон по делам, что вполне могло оказаться правдой. На Корлеоне работали несколько местных дельцов и даже капитан полиции, успешно занимавшийся контрабандой марихуаны.

Во-вторых, причин опасаться Джерачи заметно поубавилось. Даже если семьи Чикаго, Лос-Анджелеса и Сан-Франциско не станут подсылать киллеров, Ник все равно будет настороже, а значит, не станет плести интриги сам. Судя по всему, Джерачи искренне благодарен Майклу за то, что тот вытащил его из Кливленда и помог вернуться в Нью-Йорк. Теперь, когда власть постепенно переходит к Нардуччи, отношения Ника с Форленца становятся неопасными.

В-третьих, Джерачи приносил отличный доход. Все, чем он занимался, становилось прибыльным.

В-четвертых, Майкл Корлеоне хотел мира. Его семья не армия США: людей не так много, чтобы вести войну постоянно. Оставив Джерачи в живых, Майкл только укрепил всеобщую уверенность, что авиакатастрофу подстроил Луи Руссо. А это, в свою очередь, помогло заключить мирный договор на первом же Собрании с участием Чикаго.

Да и кому нужно второе Собрание? Зачем встречаться каждый год в одном и том же месте?

Присутствовавшие в белом коттедже не имели особых причин встречаться на следующий год. (Собрание 1957 года действительно оказалось формальностью, подведением итогов 1956 года и прелюдией к роковой весне 1958). Все проблемы решены, мирное соглашение подписано, да и в текущем году не было вооруженных конфликтов, сопоставимых с прошлогодними. Назначать дату следующего Собрания не было необходимости, тем более что предыдущие созывались для решения конкретных проблем.

Собираться каждый год решили не во время встречи, а сразу после нее. Возможно, этого бы не произошло, если бы не изменение погоды и не поросенок-гигант.

Майкл собирался уехать, как только закончится официальная часть. Однако в открытые окна несколько часов проникал соблазнительный аромат жареной поросятины. Клеменца, как и большинство собравшихся, не хотел отбывать, не попробовав даже кусочка. Чесночный хлеб оказался мягким и ароматным, совсем как на Сицилии. А пирог! Словом, угощение не бог весть какое, но весеннее солнышко пригревало все сильнее, и доны с удовольствием задержались.

На плечо Майкла Корлеоне легла ледяная рука.

— Мне нельзя свинину, — проговорил Руссо. По тональности его голос можно было сравнить с голосом трехлетней дочери Майкла. — Очень жаль, — покачал головой Нос, — да если я не сдержусь, то будет еще хуже. Поговорим, пока не уехали?

Они шли по лужайке, в то время как остальные наслаждались поросятиной. Consigliere Руссо побежал готовить машину.

— При всех болтать не хотелось. Я ведь впервые на Собрании и должен скорее слушать, чем говорить.

Майкл кивнул. Если честно, Руссо говорил гораздо больше, чем любой из донов.

— Я не так образован, как ты, — неприятным высоким голосом продолжал Нос, — и кое-что меня смущает. Когда ты говорил о переменах, то забыл про меня.

— Я не собираюсь никого поучать, и все-таки уверен, что придет время, когда во главе организованной преступности встанут другие. До итальянцев на улицах правили ирландцы, а еще раньше — евреи. Посмотрите, в некоторых городах к власти рвутся негры.

— Только не в Чикаго.

— Так или иначе, я уверен, что бессмысленно добиваться большей власти, если мы не собираемся выйти из тени. По крайней мере, именно так намерен поступить я.

Сгущающиеся сумерки огласились громким смехом. Пит Клеменца и Джо Залукки, новоиспеченные родственники, были явно в ударе и веселили остальных.

— Свет или тень, но ты опять про меня забываешь.

Майкл начал оправдываться.

— Нет-нет, не надо говорить со мной, как с недоумком! — завизжал Руссо.

На этот раз Корлеоне не стал извиняться или указывать Носу на неподобающее дону поведение.

— Попробую объяснить, — не унимался Руссо, — ты говорил, что когда-нибудь наши дети смогут стать конгрессменами, сенаторами, даже президентами, хотя и сейчас большинство этих парней у нас в кармане.

— Президент — нет, — возразил Майкл, но, вспомнив посла, подумал: «Пока нет».

— Пока нет, — прочитал его мысли Руссо. — Не смотри на меня так. Я знаю, что ты встречался с Микки Ши. Думаешь, он договорился только с тобой?

Несколько донов смотрели в их сторону, а подозрения нужны Майклу меньше всего.

— Нам пора возвращаться, — заметил Корлеоне.

— Я не собираюсь возвращаться, — напомнил Нос. — Мне пора домой. Послушай, хочу сказать, что в Чикаго мы выбираем кого удобно, а потом выжимаем все соки. Тех, кого не можем купить, покупают другие.

«Не надо говорить со мной, как с недоумком!» — подумал Корлеоне, но сдержался.

— Тогда зачем, — продолжал Руссо, — такая жизнь нашим детям? Зачем им становиться марионетками? Никого из нас нельзя назвать наивным, однако некоторые продолжают лелеять странные иллюзии. Не понимаю, ничего не понимаю!

Собравшиеся возле поросенка доны начали их окликать.

Майкл снисходительно улыбнулся:

— Купить можно кого угодно, дон Руссо. Даже одного из нас.

— Ладно, с этим ясно. Еще кое-что…

— Эй, Майк! — позвал Пит — Когда закончишь, подойди сюда, тебе нужно это услышать!

— Да? — обратился Майкл к Руссо.

— Я быстро, — пообещал Нос. — Хочу прояснить кое-что раз и навсегда. Уверен, ты знаешь, что на помощь Маранцано Капоне посылал моего брата Вилли и еще одного парня. Помнишь, когда Сальваторе Маранцано хотел разобраться с твоим отцом?

Так вот для чего Майкла позвали на прогулку!

— Мне рассказывали, — уклончиво ответил Корлеоне. Два молодчика прибыли в Нью-Йорк, чтобы убить Вито. Единственным, что вернулось в Чикаго, была голова Вилли Руссо.

— Хочу, чтобы ты знал, я считаю виновным Капоне. Нам не следовало вмешиваться в дела нью-йоркских семей. — Нос протянул тонкую руку. — Твой отец поступил правильно.

Майкл пожал ладонь Руссо. Они обнялись, поцеловались, а потом Нос сел в машину и уехал.

— Куда поехал дон Руссо? — спросил Клеменца, когда Майкл присоединился к пирующим. Не назвать чикагского дона Членоносом стоило Питу огромных волевых усилий.

— У него аллергия на свинину, — отозвался Майкл.

— Я думал, что единственный еврей среди нас — Винни Форленца, — сострил Залукки.

— Хватит! — прокричал со своего кресла Форленца. — Если бы я в свое время не послал евреев в Лас-Вегас, большинство из вас так и сидело бы с голыми задницами.

— Мы бы заработали еще больше, если бы получали по десять центов каждый раз, когда ты нам об этом напоминаешь! — нашелся Сэмми Драго, дон Тампы.

Форленца замахал руками:

— Эй, Джо, мы же собирались голосовать! Давайте проголосуем!

Разомлев от поросятины и хорошей компании, Пит предложил созывать Собрание каждый год. Джо Залукки горячо поддержал предложение родственника и поставил вопрос на голосование. Предложение Клеменца и Залукки было единогласно принято.

Незадолго до возвращения в Нью-Йорк Ник Джерачи встретился с Фредо Корлеоне в баре на съемочной площадке «Засады в Дуранго». Бар казался бы самым обычным, если бы не обилие проводов и осветительных приборов. Фредо был занят в фильме «Шулер-2», но еще не успел надеть костюм. Единственные посетители, они заняли столик у самого входа. Где-то рядом режиссер, толстый немец с моноклем, кричал, потому что ему не нравился цвет воды в луже.

— Читал эту дрянь? — спросил Фредо, швыряя на стол утреннюю газету. На первой странице красовалось: «Медовый месяц гангстера и кинозвезды». Первые два абзаца казались вполне невинными и целиком состояли из рассказа Дины Данн. В третьем упоминалось, что Фредо тоже получил роль и «дебютирует на экране в амплуа негодяя». Далее приводились цитаты из нью-йоркских газет, пестрящие словом «якобы». Судя по всему, Фредо взбесили фотографии, особенно та, где он сидит на тротуаре и рыдает в три ручья, вместо того чтобы спасать отца.

— Я покажу этим писакам! — кипятился Фредо.

— Зачем? Если позвонишь или явишься в редакцию, то сделаешь себе только хуже, у них появится прекрасный материал! — возразил Джерачи. — Кстати, отличный костюм! Поздравляю!

— Ты сказал «хуже»? Значит, ты согласен, что они сволочи! Ведь хорошая ситуация не может стать «хуже»!

— Да какая тебе разница? — недоумевал Джерачи. — Чертова тасконская газетенка!

— Но зачем столько врать?

Да уж, Дина Данн кинозвездой давно не считается! Как ни странно, пышные формы только мешали ее карьере. Скорее всего, она вышла за Фредо, чтобы жить, ни в чем себе не отказывая, после того, как большие роли иссякли окончательно.

Немецкий режиссер оглушительно заорал: «Снимаем!», по пыльной улице покатилась повозка, а Дина Данн закричала.

— Это по сценарию, — объяснил Фредо. — Фонтейн умирает, а Ди-Ди кричит.

Данн досталась роль безутешной вдовы шерифа, а Фонтейну — священника, погибшего от пуль.

— Неужели тебе больше некуда пойти, кроме как в редакцию паршивой газетенки?

— Ну зачем так писать? Мы ведь ничего не скрываем: поженились месяц назад и уже побывали в свадебном путешествии. Ездили на выходные в Акапулько, катались на розовых джипах, гуляли по пляжу…

— Что-то вы совсем недолго отдыхали…

— Мы люди занятые!

— Эй, не злись, ладно?

— Ты знаешь хоть одного человека, которому не хотелось бы отдохнуть подольше?

Джерачи знал такого человека — себя. Он не задержался бы и лишнего часа в компании такой эгоистки, как Дина Данн. Разве что если закрыть ее в темной комнате и заставить орать? Режиссер перевел съемки в другой павильон. Дина Данн закричала еще громче.

— Я никогда не был в Акапулько, — проговорил Джерачи. — Как там, здорово?

— Не знаю, наверное. Как и везде. — Фредо забарабанил по злополучной газете кулаком. — Слушай, может объяснишь? Дина приехала сюда три недели назад, я тоже появляюсь регулярно, а статью напечатали только сегодня. Почему?

— Ты женился на кинозвезде, Фредо. Чего ты ждал?

— Я женился на кинозвезде месяц назад!

— Ради бога, да ты и сам сейчас кинозвезда!

— К черту всю эту славу, если взамен получаешь такое… Две строчки, и столько грязи! Почему бы им не написать обо мне как о талантливом бизнесмене, пробующем себя на сцене?

Фредо говорил словами младшего брата. Майкл смирился с новым увлечением Фредо лишь потому, что оно помогало создавать новый образ семьи Корлеоне — не уличных бандитов, а вполне законопослушных бизнесменов и даже людей искусства.

— Слушай, — проговорил Джерачи, — я покупал эту газету несколько месяцев подряд. Думаю, ее почти никто не читает!

Фредо рассмеялся, но через секунду улыбка сползла с его лица.

— Ты наверняка шутишь! Ты вот читаешь, а все остальные — нет?

Джерачи пожал плечами и улыбнулся.

— Эх ты, умник, — усмехнулся Фредо и потрепал Ника по плечу.

Удивительно, однако еще три недели назад, когда съемки только начинались, Джерачи едва разговаривал с Фредо. А ведь sotto capo оказался неплохим парнем.

— Думаешь, это виски настоящее? — спросил Фредо, показывая на бутылки без опознавательных знаков, стоящие за грубой барной стойкой.

— Откуда мне знать? Пойди спроси!

Фредо только отмахнулся:

— Делать мне больше нечего!

— Хочешь аспирин? — предложил Джерачи.

— Уже выпил!

— Ночь была бурная!

— Знаешь что? — удрученно покачал головой Фредо. — У меня теперь все ночи бурные!

Прошлой ночью они оба вместе с женами решили выбраться из города и, поддавшись порыву, поехали в Мексику. Дина Данн потащила их на какое-то ужасное шоу с участием ослов. Все откровенно скучали, а Шарлотта вообще перестала разговаривать с мужем. Неудивительно, ведь болтали только о мисс Данн и ее неземной красоте. Джерачи пытался сменить тему, но выходило, будто он подыгрывает Дине. Когда они вернулись домой, Шарлотта заявила, что Ник строил актрисе глазки. Скандалить не хотелось. Совершенно ясно, жена разочарована тем, что кинозвезда, с которой она так хотела познакомиться, оказалась пустоголовой болтушкой. Не обращая на мужа никакого внимания, Дина рассказывала, как тот боится минетов, и смеялась, когда дрессированный осел прижимался к молодой индианке. Вернувшись в Нью-Йорк, Шарлотта наверняка разболтает об ужасной поездке всем подругам, чтобы прослыть светской львицей.

С улицы донесся страшный треск и грохот. Повозка развалилась.

— Не беспокойся! Это тоже по сценарию.

— Ясно, — протянул Джерачи. — Прости, но с некоторых пор подобные звуки меня пугают.

— Меня ты можешь не бояться, — усмехнулся Фредо. — Запугивание — это по части Майка.

Джерачи постарался скрыть изумление. Никогда раньше Фредо не говорил о брате с таким пренебрежением.

— Итак, Фонтейн здесь?

Фредо покачал головой.

— Он улетел с каким-то писателем, представляешь? Сейчас на площадке его дублер.

Наплевательское отношение Фонтейна к собственной киностудии становилось все более вопиющим. Никогда раньше он не уезжал до окончания съемок.

— И что? Это сойдет ему с рук?

— Не хочу об этом даже думать! — воскликнул Фредо. — В одно ухо мне зудит Дина, в другое — братец, а в третье — чертов Хейген.

— У тебя три уха? — насмешливо спросил Джерачи.

— По крайней мере, мне так кажется! Ощущение не из приятных, доложу тебе.

Затем заговорили о делах. Джерачи ожидал, что, как и в предыдущие встречи, Фредо станет рассказывать о том, что происходит в Нью-Йорке. На этот раз его ждала хорошая новость — мирные переговоры состоялись, Ник может вернуться домой.

Хотя это ничего не меняет. Может, его просто пытаются успокоить, а палачом назначен Фредо?

— Эй, ты меня слышал? Думал, ты обрадуешься, услышав эту новость…

Вошедшие в бар осветители начали готовить очередной кадр, реквизиторы посыпали пол опилками и разбросали карты, фишки для покера, грязные стаканы, а затем включили заунывную музыку — в следующем эпизоде пианист-неудачник должен был покончить жизнь самоубийством.

— Слушай, как у тебя дела со Страччи? — заговорщицким шепотом спросил Фредо. — Я имею в виду не сейчас, а то, что было до катастрофы. Поверь, это не пустой интерес.

— В Нью-Джерси у меня много друзей. — Если бы не щедрые проценты, которые Ник платил Черному Тони, наркотики семьи Корлеоне оседали бы в порту Нью-Джерси, вместо того чтобы плавно течь в Нью-Йорк. — А почему ты спрашиваешь?

— У меня есть идея, как заработать кучу бабок. С Майком я уже говорил, и он сказал, что ничего не выйдет. Может, тебе понравится? Чем дольше с тобой общаюсь, тем все больше склоняюсь к тому, что мы должны работать вместе.

— Не знаю, Фредо, — Джерачи старался не показать, как сильно удивлен: они далеко не друзья, a sottocapo пытается привлечь его на свою сторону в борьбе против брата. — Если дон отверг этот план…

— Не беспокойся, я об этом позабочусь! Я знаю Майкла, как никто другой!

— Уверен, что это так, — осторожно проговорил Джерачи. Такое вероломство считается возмутительным даже со стороны рядового члена семьи, а тут брат дона! — Буду с тобой откровенен, Фредо. Я не намерен…

— Ценю твою искренность, но хотя бы выслушай меня, ладно? Ты ведь юрист? Ты знаешь, что в Сан-Франциско запрещено хоронить людей?

Никакой он не юрист, однако объяснять это Фредо совершенно необязательно. Тем более что в этот миг в бар влетела Дина Данн.

— Бармен! — прорычала она. — Налейте мне лучшего виски в вашем заведении!

— Ого, это было великолепно! — искренне похвалил Джерачи. Дина отлично изобразила антигероя — неотесанного мужика, пытающегося пробиться в боксеры-профессионалы.

— В этом баре все виски паленое! — заметил Фредо.

— А ты всю жизнь пьешь только настоящее? Может, хватит выставляться, дорогой?

— Кстати, — игнорируя жену, Фредо обратился к Джерачи, — чуть не забыл! У меня есть знакомый модельер. — Корлеоне горделиво поправил лацканы пиджака. — Он из Беверли-Хиллз, и я пригласил его в Вегас на примерку. Он обшивает Фонтейна, который, собственно, мне его порекомендовал.

— В отличие от тебя, — вставила Дина Данн, — Джонни приходится шить брюки на заказ. Обычные ему просто не подходят, потому что его член…

— Да, это так, — выдавил улыбку Фредо.

— Что, правда большой? — поддел Дину Джерачи. Невероятно, Корлеоне позволяет жене разговаривать в таком тоне при посторонних!

— По крайней мере, так говорят, — как ни в чем не бывало ответил Фредо.

— Кто именно?

— Ну, милый, — Дина повернула стул спинкой к себе и уселась, вытянув роскошные ноги, — ты лучше спроси, кто так не говорит! — Она хитро подмигнула Джерачи.

Ник видел, что Фредо бесится, но на лице первого помощника дона застыла страшная улыбка.

— Однажды я снималась в одном фильме с Марго Эштон, когда она была замужем за Джонни. Режиссером был Флинн, этакий жирный ирландец. Так вот, он постоянно дразнил Марго, что она живет с худосочным Фонтейном. Марго терпела-терпела и наконец при всех заявила: «Джонни, может, и худой, но на его семьдесят пять килограммов приходится пять килограммов Джонни и семьдесят — прекрасного члена!»

Смех Фредо прозвучал резко и пронзительно.

— Какая милая женщина эта Марго Эштон! — воскликнул Джерачи, а про себя подумал: «А ты на пять процентов бездарная актриса, а на девяносто пять — непроходимая дура».

— Естественно, — с жаром продолжала Дина, — после ее слов я решила проверить, врет она или нет.

Лицо Фредо исказила гримаса отчаяния и боли. Всего раз в жизни Джерачи видел, чтобы выражение лица менялось так стремительно — у Бев, его младшенькой, когда та была совсем малышкой.

— Хочу признаться вам, джентльмены, в том, что хранила в тайне много лет…

— Извините, мне пора, — поспешил сбежать Джерачи — постельные приключения Дины и мертвецы Сан-Франциско подождут до следующего раза.

Питу Клеменца не давала покоя одна мысль.

Той ночью в «Замке на песке», когда они слушали Фонтейна, База Фрателло и Дотти Эймз, Хейген позвонил по телефону и сообщил, что произошла катастрофа. Так почему Майкл потрепал его по плечу, прежде чем переговорил с Томом? Откуда он знал, что досмотреть концерт не удастся?

Нет, делиться своими соображениями Клеменца не собирался. Но и не думать не мог. Мысль не давала спать, и в два часа ночи Пит, одетый в шелковую пижаму, тайком выбрался из дома и погнал «Кадиллак» с предельной скоростью по ночному шоссе.

Глава 15

Представитель Невады в Конгрессе США, в прошлом генеральный прокурор штата, был явным противником усиления власти Cosa Nostra в любимой Неваде. Однако в последнее время его занимали проблемы совсем другого характера — в отделении онкологии местной клиники ему поставили страшный диагноз. Перепугавшись, конгрессмен поехал в Вашингтон, где, пройдя анонимное исследование, получил аналогичное заключение — рак четвертой степени, давший метастазы, неоперабельный. По прогнозам врачей, жить ему осталось не больше шести месяцев. Никому ни о чем не рассказывая, он стал бороться с раком в одиночку. Умер конгрессмен через год, потеряв почти тридцать килограммов живого веса. По иронии судьбы, человек, которому предстояло назначить его преемника, был политическим оппонентом покойного. Губернатор предложил Томасу Ф. Хейгену, видному адвокату и финансисту из Лас-Вегаса, оставить притязания на пост губернатора и стать членом Конгресса. Как благородно поступил мистер Хейген, отказавшись от собственных амбиций ради чаяний народа Невады!

Кандидатура Хейгена вызвала огромный резонанс в обществе. Дело было даже не в деловых партнерах мистера Хейгена — едва ли он был единственным политиком, пользующимся поддержкой мафии, а в том, что в Неваде будущий конгрессмен поселился совсем недавно. Да и в политике он новичок. Что полезного он успел сделать? Пресса штата критиковала Хейгена на все корки. Центральные газеты предлагали читателям детальный анализ ситуации — у бывшего конгрессмена не было конкурентов, а вот ноябрьские выборы обещали стать состязанием между Томом Хейгеном и его предшественником — вернее, сторонниками покойного.

Чтобы добиться успеха, нужно научиться контролировать тех, кто на первый взгляд властью не обладает. Именно так семье Корлеоне удавалось управлять судьями. Коррупция и продажность процветают во всех слоях общества, но, к счастью обывателей, среднестатистического судью подкупить гораздо труднее, чем представителя другой профессии. На деле благосклонность судей — весьма дорогое удовольствие. Однако везде есть свои хитрости. Дела между судьями распределяют «совершенно произвольно» секретари, которым платят не больше, чем школьным учителям. Выходит, что тот, кто контролирует судей, имеет куда меньше власти, чем тот, кто сумеет договориться с секретарями.

Вот с прессой дела обстоят совершенно иначе. Любого журналиста можно купить, простив ему карточный долг, угостив ленчем или стаканом холодного пива, но у всех них есть одна пренеприятная черта — когда им кажется, что пахнет сенсацией, они забывают обо всем, в том числе и о верности. К счастью, они падки на новое и доверчивы, как дети. Нет, прессу следует контролировать «сверху». У обывателей очень короткая память. Если какая-то статья публикуется несколько дней, а потом заменяется новой, то читатели ждут не окончания старой статьи, а иных подробностей или совершенно нового материала. Чтобы контролировать прессу, нужно купить тех, кто умеет управлять общественным мнением и правильно подать новость.

Через несколько дней весьма привлекательный чернявый паренек в кожаной куртке — поп-звезда из штата Миссисипи, белый, но горланящий негритянские песенки, — приехал покорять Лас-Вегас. Конгрессмен Хейген был окончательно вытеснен с первых полос газет и из памяти обывателей откровенно провальным выступлением гнусавого Карузо. Все только и думали: означает ли это конец всеобщего увлечения рок-н-роллом, который наверняка насаждали коммунисты? В день, когда Хейген принес присягу, о нем написал лишь один дремучий репортер из Карсон-Сити, пытавшийся достучаться до читателей из дебрей последней страницы захудалой газеты. Партию покойного конгрессмена раздирали внутренние разборки, и оппоненты Тома, естественно, не успели выдвинуть кандидата и собрать для него нужное число подписей. Дела конгрессмена Хейгена шли куда лучше. Хотя его кандидатура была выдвинута значительно позже назначенного срока, он успел подготовить все необходимые документы, ходатайства и прошения всего за неделю. Секретарь избирательной комиссии заявил, что «в данных обстоятельствах мистер Хейген может участвовать в выборах на общих основаниях».

Структура любой криминальной семьи ничем не отличается от крупной корпорации или правительства. Хейген знал, чего добивается Майкл — легализовать собственный бизнес в рекордно короткие сроки. Корлеоне шел к цели, не спрашивая совета ни у кого, а у Тома было достаточно благоразумия, чтобы держать свое мнение при себе.

В отличие от Тома, Майкл никогда не работал в крупной корпорации. В криминальном бизнесе люди гибнут, только когда сами этого заслуживают, за очень редким исключением. А в легальном? Прежде чем Хейген перешел на службу к Вито Корлеоне, он несколько месяцев проработал юристом, выводя «максимально допустимый коэффициент смертности». Сколько людей должны погибнуть в производимых фирмой автомобилях, прежде чем возможные судебные иски окупят установку новых, более надежных и безопасных деталей? Число погибших детей, беременных женщин, менеджеров высшего звена — все фигурировало в отчете, который Том представил за день до увольнения.

С правительством дела обстоят еще хуже. Хейген знал это задолго до того, как начал собственную избирательную кампанию. Помните броненосец «Мэйн»? Страшная ложь, сфабрикованная ради того, чтобы втянуть страну в войну под притянутым за уши предлогом, а все для того, чтобы угодить и сделать еще богаче своих состоятельных друзей. В этой развязанной правительством войне погибло больше людей, чем во всех мафиозных разборках, вместе взятых. Как умело «сверху» используют стереотипы, укрепляя обывателей во мнении, что «итальянцы угрожают американскому обществу». Именно за счет обывателей правительство наживается, в то время как они, воображая, что живут «в самом демократичном государстве на свете», не в состоянии понять очевидного: власть подчиняется прихотям небольшой группы богатых. На выборах, как правило, богатый кандидат легко побеждает бедного. Обратное может произойти только по одной причине: кандидат победнее согласился стать марионеткой тех, кто поддерживал его богатого оппонента.

Вперед, американцы, выкурим проходимцев из правительства! Увидите, что случится, точнее, чего не случится. Может, сделать это лозунгом? «Голосуй за Хейгена — и увидишь, чего не произойдет!»

Том не сомневался, что правительство — не что иное, как криминальная семья с самой совершенной организацией. Иск против правительства выиграть почти невозможно. Даже если и выиграешь — пожалуйста, получи миллион долларов, а правительство тут же поднимет налог и соберет два дополнительно. Что могут сделать простые граждане? Ничего! Каждая страна имеет такое правительство, какое заслуживает.

Годами Хейген помогал политикам плести интриги во благо семьи Корлеоне, но, глядя в их потухшие глаза, понимал, в каких бездушных оппортунистов они превратились. Как ни странно, глаза казались безжизненными даже на фотографиях. Как правило, мужчины и женщины благодарили Тома, жали руку и приглашали заходить еще. Хейген поклялся, что если, заглянув в зеркало, увидит такой же остекленевший взор, то тут же пустит себе пулю в лоб.

Тому не хотелось работать за пределами Невады, да ему бы и не пришлось, если бы не непредвиденная кончина его предшественника. Пребывание Хейгена в Конгрессе беспокоило народ штата Невада, но куда меньше, чем самого Тома и его жену Терезу.

Тереза очень тяжело переживала критику в адрес мужа, даже когда страсти улеглись. Больше всего ее волновало, как это отразится на детях. А предстоящий переезд в Вашингтон пугал Терезу еще больше.

— Ты всегда добивался, чего хотел, — повторяла она, — а я точно знаю, что этого ты не хочешь.

Том пытался возражать, однако жена слишком хорошо его знала. Попросив немного времени, чтобы все обдумать, Тереза взяла детей и уехала на море к родственникам.

Возможно, именно из-за собственного нежелания, но переезд в Вашингтон дался Хейгену с огромным трудом. Лишь переехав реку Потомак, он осознал, кем был и кем стал. Он не питал ни малейших иллюзий относительно того, что происходит в столице, и все же, увидев Мемориал Линкольна, неожиданно оробел.

В первую ночь в отеле Том никак не мог заснуть. Сначала он подумал, что это из-за разницы во времени и большого количества кофе. Да только он летал постоянно, кофе пил литрами и после этого спокойно спал. Том раздвинул шторы, увидел яркие огни ночного города и почувствовал, как по коже бегут мурашки.

Он миллионер и член Конгресса США! Хейген истерически засмеялся.

Порыв был внезапным и стремительным — Том оделся и прежде, чем успел понять, какой сентиментальный поступок собирается совершить, вышел из отеля.

Хейген знал, что о том, что сейчас случится, никому рассказывать не стоит. Он пересек проспект Конституции и остановился у западной оконечности Зеркального пруда, пахнущего тухлыми яйцами. По воде плыли яркие блики света. Неподалеку на лавочке сидели подростки и целовались. Боже, как здесь красиво!

Сирота! Вот кем чувствовал себя Том, вот кем он и был на самом деле. Когда ему исполнилось десять, мама ослепла и умерла, а отец стал пить так, что потерял человеческий облик. Естественно, мальчика отправили в приют, откуда он сбежал и жил на улице, пока не встретил Санни Корлеоне, который потребовал, чтобы Тома приняли в семью. Как ни странно, Вито согласился. В то время Том не испытывал ничего, кроме благодарности, вопросы появились потом. В самом деле, зачем Корлеоне это сделал? Ведь мать мальчика умерла от венерической болезни, а отец был буйным алкоголиком. Том рос маленьким дипломатом, умел не задавать лишних вопросов и выбрасывать из головы ненужные мысли раньше, чем Вито отполировал эти умения до блеска и начал использовать.

И только в эту ночь, первую одинокую ночь в Вашингтоне, Хейген все понял. Вито сам был сиротой, которого семья Аббандандо приютила примерно в том же возрасте, что и он Тома. Выходит, Вито вырос в одном доме со своим будущим consigliere, а повзрослев, принял маленького оборвыша, который стал советником сначала ему самому, затем Санни и, наконец, Майклу.

Том стоял, раскинув руки, словно крылья, а потом начал медленно кружиться, пытаясь вобрать в себя как можно больше, запомнить этот миг навсегда. Мемориал Линкольна, Мемориал Джефферсона, памятник Вашингтону, Капитолийский холм, звездное небо над столицей его страны. Том так и стоял у западной оконечности Зеркального пруда, наблюдая за собственным отражением на его поверхности. Реалист и рационалист до мозга костей, Том не верил в бога и загробную жизнь, но в этот момент все обстояло совсем иначе. Ему казалось, что со дна пруда и с высоты звездного неба за ним наблюдают мертвые: Вашингтон, Джефферсон, Линкольн, умерший от рака конгрессмен, Санни и Вито Корлеоне, Бриджит и Марти Хейген, его родители. Тысячи неизвестных ему людей, которые погибли, защищая честь своей страны. Все они погибли и ради него, ради того, чтобы он выполнил свой долг и из голодного оборвыша превратился в конгрессмена Томаса Ф. Хейгена.

Позднее, во время заседаний Конгресса, Том часто вспоминал первый вечер и охватившую его эйфорию, особенно когда видел огонь в глазах своих новых коллег, искренне заинтересованных в том, чтобы всем американцам жилось лучше. В отличие от тех, кто, попав в Вашингтон, испытывает горькое разочарование, Хейген ничего подобного не чувствовал. Его искренне забавляло, что конгрессмены, которым он не раз давал взятки, притворяются, будто видят его впервые, когда Тома представляли им в новом амплуа. С другой стороны, за долгие годы работы у Корлеоне перед ним прошло огромное число просителей, и их лиц он тоже не помнил. Куда важнее другое — заседающим на Капитолийском холме зачастую не хватает добродетели и альтруизма, а у человека, умеющего быть самим собой, такого дефицита не возникнет.

В памятную ночь не обошлось без приключений — почувствовав, как в ребра упирается дуло пистолета, Том быстро вернулся с небес на землю. Перед ним стоял негр в ковбойской шляпе, надвинутой низко на глаза. Налетчик носил туфли на каучуковой подошве и подошел совсем неслышно.

— Надеюсь, часы тебе не слишком дороги! — нагло проговорил грабитель.

— Вовсе нет, — соврал Том. Их подарила Тереза на день свадьбы, — самые обычные часы.

— Часы просто отличные!

— Спасибо, расскажи об этом в ломбарде, куда их будешь сдавать! Кстати, мне нравится твоя шляпа.

— Мне тоже! Слушай, да ты богач! — радостно проговорил негр, возвращая Тому пустой бумажник.

— Теперь уже нет! — отозвался Том, у которого с собой было двести долларов.

— Знаешь, мне очень жаль, — сказал на прощание негр. — Но ничего не поделаешь, бизнес!

— Прекрасно тебя понимаю, — прокричал ему вслед Том. Наверное, это было самое необычное ограбление за всю историю Вашингтона. — Удачи тебе, парень!

Со свойственной ему пунктуальностью Том, направляясь на съезд партии в Атлантик-Сити, выехал от родителей Терезы в Эшбери-парк с большим запасом. Лишь в самом Атлантик-Сити с его бесконечными пробками Хейген решил взглянуть на часы. После ограбления в тот памятный вечер пришлось купить новые, точно такие же, чтобы не расстраивать жену. Черт, он забыл их на ночном столике! Вместе с удостоверением участника съезда! От досады Том сильно хлопнул ладонью по рулю.

Наверняка стоило приехать заранее и забронировать отель, но Хейген хотел привезти с собой Терезу и провести как можно больше времени с детьми. Даже мальчики очень ему обрадовались и без умолку трещали о машинах, подружках и жуткой музыке, которую оба слушали часами. Все прошло отлично! Тереза собиралась вернуться домой в конце лета (Том страшно боялся, что она откажется) и даже пообещала посещать с ним политические мероприятия при условии, что муж устроит ее в вашингтонскую галерею современного искусства.

Однако десять часов пути не проходят бесследно, и по закону подлости именно в этот день на дорогах были пробки. И вот теперь оказалось, что в спешке он забыл удостоверение! Если бы Том, как и планировалось, поехал вместе с председателем своего штаба, довольно неприятным, но очень старательным выпускником Гарварда, то Ральф (так звали умника) точно проследил бы, чтобы шеф ничего не забыл. Даже если бы в самый последний момент побежал купаться с дочерью!

Как долго он в раздражении лупил руль, Том не знал. Случайно увидев в зеркале заднего обзора свое разгоряченное лицо, он понял, что так и до инфаркта недалеко. Сделав глубокий вдох, Хейген приказал себе успокоиться.

Без удостоверения участника съезда припарковаться возле штаб-квартиры партии ему не разрешат. Машину пришлось оставить на соседней улице, и пока Том добирался к месту проведения съезда, успел вспотеть и запыхаться. Уговорить охранников не удалось, и приветственную речь губернатора Джеймса Кавано Ши он пропустил. Судя по бурным и продолжительным аплодисментам, она имела огромный успех.

Только тогда Хейген заметил, что на белом фасаде здания выгравированы слова: «Consiglio et prudential», что в переводе с латинского означало «благоразумие и мудрость».

Consiglio. Prudenza.

Если так пойдет и дальше, то Хейген не удивится, если подобное здание станет местом сбора криминальных семей. Возможно, он будет шокирован, но нисколько не удивлен. Если бы Том по-прежнему был consigliere, он предупредил бы Майка, что собрания семей — свадьбы, похороны, боксерские поединки, презентации ночных клубов — стали чересчур частыми, открытыми и помпезными. Хейген слышал, что Собрание в Нью-Йорке ратифицировало мирный договор. Что будет дальше? Доны выпустят собственные акции? На Собрания будут пускать телерепортеров?

Тем временем аплодисменты в зале перешли в овации.

Хейген тяжело вздохнул и, войдя в зал через общий вход, занял место в последнем ряду.

Совсем рядом рабочие сооружали сцену для концерта Джонни Фонтейна, который должен был состояться вечером. Вокруг будущей сцены суетились операторы с камерами в руках. Похоже, концерт будут снимать, но неизвестно, покажут ли где-нибудь, кроме киностудии Фонтейна. А оборудование для концерта, судя по всему, взято напрокат у семьи Страччи.

Какая разница, что Том пропустил речь губернатора? Разве кто-то об этом узнает? Какая разница, что, если бы не старания Тома, съезд состоялся бы в Чикаго? Пусть эту заслугу припишут кому-нибудь другому. Такое положение вещей вполне устраивало Хейгена. Он не любил привлекать внимание к своей персоне. Лучше быть «серым кардиналом» и играть тонко, чтобы убеждать в своей правоте олухов, которые верят, что в Америке царит демократия.

Том промокнул лоб. Переговоры вел он, а план разработал Майкл Корлеоне. Проведение съезда в Атлантик-Сити было ловким завершающим штрихом, от которого выигрывали все. В Нью-Джерси политика контролировалась кланом Страччи, но за пределами штата Черный Тони (с десяти лет красивший волосы в черный цвет) не обладал достаточным влиянием и был благодарен Корлеоне за поддержку купленных ими политиков. К тому же Страччи принадлежали швейная и перерабатывающая фабрика непосредственно в Атлантик-Сити и сеть подпольных казино на побережье. Все это укрепило дружественные отношения между кланами Корлеоне и Страччи, а заодно открыло порты Джерси для контрабандных операций Эйса Джерачи.

Проведение съезда в Нью-Джерси и все сопутствующие экономические привилегии для штата губернатор Джимми Ши искренне считал своей заслугой. Его речь транслировалась по всем каналам телевидения в прямом эфире, что позволило донести политическую программу до рекордного числа телезрителей. В качестве ответной услуги Дэнни Ши (не подозревавший, чьи интересы выражает отец) помог закрыть дела, связанные с недавним кровопролитием в Нью-Йорке. К тому же Джимми Ши (опять по ходатайству отца) обещал легализовать игорный бизнес в Атлантик-Сити. Таким образом, блистательная речь Джимми, знал он это или нет, давала ему отличные шансы стать первым президентом США, который обязан своим успехом итальянской мафии.

Естественно, со временем он все узнает.

Участники съезда снова разразились аплодисментами, а оркестр заиграл бравурный марш.

В тот вечер было произнесено много красивых и напыщенных фраз. Том Хейген, один из творцов этого съезда, просидел в заднем ряду, вытягивая шею, чтобы увидеть губернатора Ши. Он так и не сумел осмотреть великолепный зал, где проводился съезд. Ему говорили, что там находится один из самых больших органов на свете и ежегодно проводится конкурс «Мисс Алабама». Но ведь единственное различие между программой и приветственной речью мисс Алабама и губернатора Ши — семейные ценности, образование в массы, мир во всем мире — заключалось в том, что длинноногая красавица была в бикини и на высоких каблуках.

Ну и цирк! Хотя какая Тому разница?

Хейген решил отправиться в отель, в главном зале которого стараниями посла был организован торжественный прием. Скорее всего, еще рано, зато он придет первым и успеет выпить коктейль. Делегатов съезда приветствовало голубое знамя партии, хотя прием проводился целиком на средства посла. К удивлению Тома, в зале было уже довольно много народа. Прослушав зажигательную речь Джимми Ши, делегаты плавно переходили к следующему номеру программы. Они радостно приветствовали друг друга, выражая бурный восторг от красноречия губернатора, и жалели лишь о том, что Джимми Ши — умница, красавец, герой войны, не может представлять партию уже на ближайших выборах вместо старого хрыча из Огайо, не имеющего ни малейших шансов на успех.

Том понимал, что в зале немало подставных лиц, которым заплатили за то, чтобы они хвалили речь губернатора, какой бы она ни была. Он знал, что во время войны Джимми Ши действительно проявил себя с лучшей стороны, но его героизм был многократно преувеличен в глазах общества стараниями самого Тома и семьи Корлеоне. В Конгрессе он встречался со «старым хрычом из Огайо», который оказался весьма достойным и уважаемым человеком. А как красота и молодость могут помочь стать президентом США, Хейген не понимал. Он выпил двойной виски со льдом и стал внимательно разглядывать собравшихся, чтобы решить, кого стоит поприветствовать лично. Делегаты шумно встречали очередного гостя, а на плечо Тома легла рука.

— Господин конгрессмен! — закричал Фредо Корлеоне, одетый в белый смокинг безупречного покроя. — Обещаю голосовать только за тебя! Можно автограф?

Том приложил палец к губам.

— Что ты здесь делаешь? Как мама?

Сильно пьяный Фредо показал в сторону двери.

Пришел вовсе не Ши, как предполагал Хейген, а Джонни Фонтейн с многочисленной свитой.

— Я приехал с Джонни!

— А как мама?

Две недели назад Кармела Корлеоне попала в больницу с кровоизлиянием в мозг. Все предполагали худшее, но она выкарабкалась. Когда Том навещал ее в последний раз, то взял с Фредо слово, что тот останется в Нью-Йорке и позаботится о маме, однако он все-таки приехал.

— С ней все в порядке, — бодро сказал Корлеоне. — Мать дома.

— Знаю, что она дома. А ты почему не с ней?

— Не беспокойся, о ней есть кому Позаботиться!

Чистой воды ложь! Конни Корлеоне бросила Эда Федеричи и улетела в Европу с каким-то пьяным плейбоем. В последний раз телеграмма и цветы прибыли из Парижа. Бабушка Ангелина умерла весной. Майк и Кей были рядом с мамой в самое тяжелое время, но потом вернулись в Неваду. Естественно, возле Кармелы были профессиональные сиделки, и все же из родных людей — только Кэтти, дочка Санни, студентка медицинской школы Барнарда.

Том кивнул в сторону свиты Фонтейна. К своему удивлению, он заметил Гасси Чичеро, владельца лос-анджелесского клуба, и еще двоих из клана Руссо.

— А эти что здесь забыли?

— Их привез Джонни!

— С какой радости?

— Гасси был первым мужем Марго Эштон, а Джонни — вторым, помнишь? Они мои друзья. Да расслабься ты, Томми! Это же прием, ничего официального! Лучше скажи, ты слышал речь Джимми?

Фредо — делегат съезда? Ничего себе!

— Ты был в зале?

— Нет, смотрел по телевизору в пентхаусе, где остановились Джонни и Гасси. Вчера мы устраивали вечеринку, Джимми и Дэнни тоже приходили. Боже, как мы напились! Жаль, что тебя не было!

Тома, собственно, никто и не звал.

— Джимми и Дэнни Ши?

— Конечно, они самые!

Хейген понимал, что беседа несколько затянулась. После назначения конгрессменом в его жизни стало слишком много светских приемов, встреч и коктейлей! Тратить время на пустую болтовню с Фредо явно не стоит.

— Слушай, где ты остановился?

— Это самые большие буфера на свете! — Фредо кивнул в сторону Энни Магауан и ее легендарного бюста. Пышногрудая блондинка выступала в шоу Фонтейна вместо комика Недотепы, который, однако, не исчез из свиты Джонни. Прекрасная Энни постепенно вытесняла стареющую Мей Уэст в шутках о женщинах с большой грудью.

— Мне пора, Фредо.

— Ты с ней знаком?

— Мы встречались, но она, скорее всего, меня не помнит.

Наконец в зал вошел Джимми Ши в сопровождении отца и брата. Из стереоколонок полился гимн США.

— Ши и Хейген на выборы 1960 года! — заорал Фредо.

Боже, он не понимает, что говорит!

Воспользовавшись всеобщим замешательством, Хейген ускользнул от пьяного Фредо. Но народ все прибывал, и пожимать руки нужным людям с каждой минутой становилось труднее. Том старался вовсю, и все-таки несколько раз, когда ему казалось, что он узнал сенатора или конгрессмена, это оказывался совершенно незнакомый человек. Он попытался найти делегатов из Невады, они-то наверняка заметили, что конгрессмен Хейген отсутствовал на официальной части съезда. Единственной, кого он нашел, была учительница из Битти, крошечного городка в провинциальной глуши.

— Наш город называют «Воротами в Долину Смерти», — пыталась перекричать шум учительница.

— Да, я слышал, — отозвался Том. «Захолустью хоть есть чем похвастаться».

— У нас ведь шахтерский город, хотя почти все шахты уже закрыты или закрываются.

— Поэтому нам нужно выкурить подонков из правительства! — ни с того ни с сего ляпнул Хейген.

Учительница нахмурилась. Возможно, ей не понравилось слово «подонки», возможно, она считала подонком самого Хейгена и мечтала выкурить его из Конгресса. Том собирался извиниться, но тут лицо учительницы просветлело.

— Вы просто чудо! — восторженно воскликнула она.

В следующую секунду Хейген понял, что к нему приближается губернатор Ши, используя широкую улыбку наподобие плуга, расчищающего толпу. Вот он направил улыбку на учительницу и поднял вверх большой палец.

— Спасибо, что приехали, мне понадобится ваш голос! — проговорил Ши и похлопал учительницу по плечу. Затем настала очередь Хейгена, с которым Ши никогда не встречался. Он пожимал руку Тома, а улыбался уже следующему. Ну и ну, просто конвейерное производство, а не человек! Довольная улыбка на лице учительницы позволила Тому усвоить очень важный урок: красота и молодость — далеко не самые важные качества для кандидата в президенты, зато очень помогают в предвыборной гонке.

— Вы видели, как выступал губернатор Ши? — шепотом спросил он.

— Речь обычно слушают, а не смотрят! — снова нахмурилась учительница.

— Совершенно верно! — поспешно сказал Хейген.

— Хочу кое в чем признаться, — доверительно зашептала учительница. — Никогда в жизни не поступала вразрез с интересами партии, но в ноябре собираюсь голосовать против вас.

Учительница отстранилась и заговорщицки подмигнула Хейгену.

Что он мог ответить? «Леди, мой оппонент скончался от рака»?

— Отлично! — сказал Том, бессознательно копируя Ши. — Спасибо, что приехали!

Хейген ловко пробирался сквозь толпу, ухитряясь никого не задеть. Странно, в зале столько народа, а в баре — никого. Значит, все глазеют на знаменитостей.

Фонтейн, Ши и Энни Магауан взобрались на столик — Фонтейн и Ши стояли обнявшись, а Энни — чуть в стороне, целомудренно сложив руки на груди. Посол, стоявший рядом с ними, но на полу, громко свистнул. Глядя на него, Том не мог не вспомнить, как он, нагой и загорелый, приглашал искупаться в бассейне. Фонтейн объявил, что сейчас споет песню «Земля отцов», и пригласил всех подпевать. Несколько лет назад Том брал младшего сына Эндрю в кукольный театр на одно из первых представлений с участием Энни Магауан. В прошлом году Энни рассталась с Дэнни Ши (давно и счастливо женатым), оставила телевизионное шоу и занялась сольной карьерой.

Губернатор слез со стола и помахал рукой собравшимся. Фонтейн и Энни остались, упиваясь вниманием публики, они запели песню, которая первоначально посвящалась другому штату, но сегодня в их вольной интерпретации восхваляла достоинства Нью-Джерси.

Хейген вытащил из кармана небольшую карточку, на которой бисерным почерком его помощника были написаны фамилии и имена людей, с которыми следует встретиться, их слабые и сильные стороны и даже примерные темы для разговора. Ну, уж нет! С него хватит! Он возвращается в Эшбери-парк, к семье.

В коридоре Том заметил Фредо в компании двух парней из Чикаго и типа в клетчатой куртке из Майами.

— Том, уже уходишь? — спросил Фредо.

Хейген махнул рукой:

— Поговорим позже.

— Нет, подожди! — прокричал Корлеоне и бросил приятелям: — Ребята, я сейчас!

Том шел так быстро, что Фредо едва за ним поспевал.

— Хочу кое о чем спросить, — начал Корлеоне.

— Все давно улажено, — быстро ответил Хейген, предполагая, что речь пойдет о прошлогоднем инциденте в Сан-Франциско. — Не будем об этом, ладно?

— Слушай, Майкл тебе не говорил о моей идее? Что, если принять закон, запрещающий хоронить людей во всех пяти районах Нью-Йорка, включая Лонг-Айленд?

— На полтона тише, Фредо! — попросил Том, испуганно озираясь по сторонам.

— Я имею в виду не разборки, а обычные похороны, — пояснил Фредо. — Можно ввести ограничение, чтобы…

— Нет, — отрезал Хейген, — это не в моей компетенции. Слушай, мне действительно пора. Передай Дине привет!

В глазах Фредо читалось искреннее недоумение.

— Дина, твоя жена, припоминаешь?

Фредо кивнул:

— Скажи Терезе и детям, что я их люблю. Не забудешь?

Развязный тон Хейгену определенно не понравился. Схватив Фредо за шкирку, он поволок его на улицу.

— Слушай, Фредо, ты что, последние мозги пропил?

Корлеоне смотрел на него с вызовом, совсем как сыновья Тома, когда нашкодят.

— Хочешь поговорить о том, что случилось в Сан-Франциско?

Фредо демонстративно вытащил из кармана темные очки и надел, хотя никакого солнца не было.

— Слушай, Томми, иди к черту, ладно? Я не обязан перед тобой отчитываться!

— В какое дерьмо ты на этот раз вляпался? Голливудское?

— Ты что, не слышал? Я не обязан перед тобой отчитываться!

— Хороший друг Фонтейн, правда? У вас даже женщины общие!

— А ну повтори!

Хейген повторил.

— Это уже низко, Томми!

А он прав, действительно низко!

— Ладно, замяли! — пробормотал Хейген.

— Ну уж нет! — Фредо прижал Тома к кирпичной стене. — Ты-то ничего не забываешь! Если возникает проблема, ты мусолишь ее до тех пор, пока не найдешь решение. Даже когда решения не существует! — Фредо ударил Хейгена по легкому. — Ты мусолишь, — снова ударил, — мусолишь, — снова ударил, — и мусолишь!

Спина Тома билась о грязную кирпичную стену. Все, пиджаку конец! В детстве Фредо частенько дрался, но все успели об этом забыть, пока он не избил того парня из Сан-Франциско.

— Мне пора, — прохрипел Хейген. — Слышишь? Мне пора.

— Думаешь, ты самый умный? — Фредо с силой швырнул Тома на стену. — Ведь так?

— Хватит, Фредо, перестань!

— Отвечай!

— Может, у тебя и пушка есть?

— Ты что, меня боишься?

— Всю жизнь боялся!

Фредо рассмеялся, хрипло и невесело, а затем грубо потрепал Тома по щеке.

— Слушай, все ведь очень просто!

Что просто? Хейген поджал губы:

— Да, конечно!

— Все просто, — повторил Фредо. От него пахло луком и вином. На щеках пробивалась щетина. — Знаешь, что случается с такими кобелями, как Джонни? На свете много телок, их слишком много, поэтому они и попадают в постель к одному и тому же парню. Понял?

— Теоретически да, — кивнул Хейген.

Корлеоне отступил на шаг и снял очки.

— Когда увидишь Майка, передай, что я работаю над своим проектом, ладно?

— Я же сказал, что не…

— Слушай, тебе же надо идти. — Фредо нетерпеливо махнул рукой. — Вот и иди!

В Эшбери-парк Том вернулся поздно вечером. Первым, что он увидел, были сыновья, нещадно тузившие друг друга на заднем дворе.

Том выскочил из машины. Так, похоже, драка из-за девчонки, которая давно нравилась Эндрю и целовалась с Фрэнком. Некоторое время Хейген молча наблюдал за происходящим, но, увидев, что во двор выходит Тереза, тут же свистнул и растащил мальчишек. Строго посмотрев на обоих, он велел им дожидаться в машине, а сам пошел в спальню за часами. Джина вместе с бабушкой и дедушкой смотрела вестерн. Взяв дочку на руки, он пригласил Терезу в кафе-мороженое.

— У мамы с папой есть мороженое! — пробовала возражать Тереза, но муж многозначительно на нее посмотрел, и она села в машину.

В кафе-мороженое они добрались прямо к закрытию. Том, постучавшись в заднюю дверь, вручил владельцу пятьдесят долларов, и через минуту семья уже сидела за липким пластиковым столиком в неярком свете ламп. Джина, маленькая копия отца, ела рожок так аккуратно, что не проронила ни капли. Ореховый десерт Терезы таял в вазочке, в то время как она прикладывала влажные салфетки к разбитому лбу сына. Эндрю заказал пломбир с шоколадной крошкой, Фрэнк — банановый десерт, а сам Том — только кофе.

Когда все доели, Том поднялся и сообщил, что остаток лета они проведут в Вашингтоне. Всей семьей, вместе. К началу учебного года они вернутся в Неваду. А в ноябре, когда он проиграет выборы покойному конгрессмену, как они с этим справятся?

— Всей семьей, вместе, — неожиданно по-взрослому ответила Джина.

— Умница! — похвалил Том, чмокнув рыжеватую макушку дочки. — Знаю, сейчас не самое легкое время для нас. В газетах печатают отвратительные вещи, а кое-кто даже пытается оскорбить нашу семью. Но мы с этим справимся. Я член Конгресса США, это большая честь и огромная ответственность. Хочу, чтобы вы запомнили это время на всю жизнь.

Дети посмотрели на мать. Тяжело вздохнув, Тереза кивнула.

— Ты прав, — проговорила она. — Прости, что меня не было рядом!

— Не стоит, — мягко сказал Том, — я же все понимаю!

Привет Фредо он семье так и не передал — не хотелось портить себе настроение.

На следующий день они уехали в Вашингтон. К моменту их приезда Ральф перевез вещи Тома в апартаменты попросторнее и прислал молодого коллегу, чтобы тот показал семье город. Экскурсия получилась отличной! Хейгены увидели все памятники, побывали в Верховном суде и Библиотеке Конгресса. Тереза, получившая диплом по истории искусства, пришла в восторг от музеев и картинных галерей. Том с мальчиками играли в баскетбол в закрытом спорткомплексе Конгресса и постриглись в лучшем салоне города.

Проворный Ральф организовал встречу с самим президентом в Овальном кабинете. На счастье детей, Принцесса, президентская колли, сыгравшая Лэсси в знаменитом фильме, накануне ощенилась, и Хейгенам обещали щенка. По дороге в Белый дом они неожиданно попали под ливень. На снимке, сделанном личным фотографом президента, промокшие и продрогшие, они стояли вокруг натужно улыбающегося президента. Маленькая Джина прижимала к груди Элвиса (так решили назвать щенка) и лукаво смотрела на бело-рыжие волоски, прилипшие к элегантному костюму президента.

Том заказал максимально возможный формат снимка, который очень понравился всей семье. Когда Хейгены вернулись в Лас-Вегас, снимок повесили над каминной полкой взамен дорогущей литографии Пикассо, которая гораздо лучше смотрелась в гостиной.

Поражение Хейгена стало одним из самых разгромных за всю историю штата Невада. Какая убедительная победа мертвого кандидата над живым!

Снова и снова на собраниях клуба «Ротари», профсоюза шахтеров, скотоводов и учителей Невады обсуждалось, каким инертным, лишенным обаяния и красноречия оказался Хейген. Убежденный католик-ирландец в стане баптистов! Сам Том впервые увидел штат во время избирательной кампании. Да любой из сезонных рабочих прожил в Неваде дольше, чем конгрессмен Хейген! Самой большой ошибкой стали теледебаты с надменной сухонькой вдовой его предшественника. Это было последней отчаянной попыткой спасти ситуацию, которая к этому времени стала безнадежной. Том Хейген, адвокат от бога, умеющий хладнокровно отстаивать свои убеждения, на экранах телевизоров был похож на ящерицу. В Неваде обитает самое большое количество ящериц в стране. Если своих ящериц полно, зачем еще одна, к тому же чужая?!

За день до выборов в центральной газете Лас-Вегаса вышла статья, в которой Тома называли не только адвокатом покойного Вито Корлеоне, крестного отца нью-йоркской мафии, но и его незаконнорожденным сыном. Автор статьи, молодая и подающая надежды журналистка, утверждала, что Майкл и Фредо Корлеоне называют Тома «братом». Хейген не собирался ничего отрицать. Для него Вито был не только отцом, а еще и образцом добродетели, под патронатом которого была построена крупнейшая в Неваде клиника и галерея современного искусства. Том показал журналистке газетную статью, в которой фонд Корлеоне был назван одной из лучших благотворительных организаций в стране, и разворот журнала «Лайф», где рассказывалось о военных подвигах Майкла Корлеоне. Хейген заметил, что Корлеоне, названные в статье преступниками, никогда не были осуждены, даже мелких правонарушений не совершали. «Но их же не раз арестовывали, особенно покойного Сантино», — заметила настырная журналистка. В ответ на это Хейген вручил ей Конституцию США и посоветовал прочесть о презумпции невиновности. Судя по всему, к такому повороту событий журналистка готова не была.

Интересно, известна ли журналистке или ее редактору правда о Томе и его роли в клане Корлеоне? Если да, то сведения могли поступить из нескольких источников. Бывшие соседи и друзья Тома, Фонтейн, который его никогда не любил, чикагская семья, пристально следившая за каждым его шагом. Учитывая последние события, это мог быть даже Фредо. Вполне вероятно и то, что прыткая журналисточка раскопала сведения сама. В любом случае ни Том, ни Майкл не собирались тратить время на разгадывание загадки, по крайней мере сейчас. Да и зачем? Очевидно, что и без этой статьи Том все равно проиграл бы на выборах.

Некоторое время спустя в Вашингтоне решилась задачка попроще, и справедливость восторжествовала. Несколько недель кропотливой работы, и вот у невзрачного дома на берегу реки Анакостия остановился красно-черный «Кадиллак» с нью-йоркскими номерами. Шел сильный снег, но невысокий крепыш в блестящем костюме и дюжий здоровяк в темном плаще, казалось, ничего не замечают. Они подошли к одному из подъездов и, даже не сбавив шагу, выбили дверь. Через секунду прогремел выстрел. Соседей это не удивило. Выстрелы в этом районе звучали куда чаще, чем детский смех. Крепыш вынес из подъезда белую ковбойскую шляпу, а здоровяк в плаще — старые часы Хейгена. В квартире на втором этаже лежал без сознания молодой негр. Часы ему так понравились, что он решил оставить их себе. Его нокаутировал одним-единственным ударом Элвуд Кьюсик, боксер-тяжеловес. Совсем недавно беременную подружку Кьюсика помог устроить на аборт не кто иной, как Эйс Джерачи. Невысокого крепыша, племянника Тессио, звали Косимо Бароне, для друзей — Таракан Момо.

В качестве назидания Момо прострелил правую руку негра. Ворюга даже не пошевелился. Кьюсик, выполнявший подобное поручение впервые, поднял здоровую руку негра и проверил пульс. Кажется, в порядке, и дыхание тоже. Сам виноват, никто не заставлял его воровать! На рояле парень, конечно, играть не сможет, но если не умрет от потери крови, то все будет в полном порядке.

— А чьи это часы? — поинтересовался Кьюсик, примеряя их в машине.

Таракан Момо не ответил. Опустив солнцезащитный щиток, он пригладил жесткие густо напомаженные волосы. Через секунду они уже были за окраиной Вашингтона.

— Часы и шляпа принадлежат одному и тому же парню? — не унимался боксер.

— Почему бы тебе не примерить шляпу?

Кьюсик пожал плечами и послушался.

— Ну, что скажешь?

— Замечательно! Она твоя. Послушай, ковбой, давай немного помолчим, ладно?

Кьюсик снова пожал плечами и послушался.

Незадачливый вор, скрючившийся на полу грязной комнатки, принадлежал миру, где полицию звать не спешат, а если и вызывают, то помощь прибывает не скоро. Случилось так, что негр все-таки скончался от потери крови. Назовите это несправедливостью или силой непредвиденных обстоятельств, как хотите! Разве это должно было волновать Тома Хейгена? Разве он виноват в том, что случилось? Мертвый грабитель никому ничего не расскажет. Мертвые молчат.

Глава 16

Увидев в иллюминаторе очертания Сицилии, Кей Корлеоне задохнулась от восторга.

Майкл оторвал глаза от книги, которую читал. «Пейтон-Плейс» Грейс Майтелиус расхваливали мама Кей, Дина Данн и еще несколько знакомых. Сама Кей закончила ее несколько часов назад и была сильно разочарована.

— Что-то не так?

— Все в порядке, — отозвалась женщина. — Боже, ты никогда не говорил, как красива Сицилия!

Палермо защищали крепостные стены, а вокруг — гряда высоких с заснеженными вершинами гор. С высоты пейзаж представлял собой череду острых каменных шпилей и складок. Стоял февраль, но Средиземное море казалось нестерпимо синим, ярко переливающимся в солнечных лучах. Лишь легкая рябь нарушала его безмятежность. Приземляться предстояло к северо-востоку от города. Пытаясь отговорить жену от поездки, Майкл упоминал, что аэропорт Палермо — один из самых опасных на свете. Сам он чаще всего прилетал в Рим, а оттуда добирался поездом и паромом. Сделав вираж, самолет опустился к воде так низко, что пассажиры смогли разглядеть утлую серую лодчонку и небритые лица рыбаков. Кей, до этого добиравшаяся в Европу морем, была на седьмом небе от счастья и сказала, что отныне будет путешествовать только на самолете.

Лишь когда тень самолета упала на острые прибрежные скалы, женщина на секунду испугалась. Но вот пассажиров встряхнуло, и самолет коснулся земли. Да, на этот раз все обошлось.

— Наконец-то я увижу Сицилию! — восклицала Кей.

— Родину богини Венеры, — прошептал Майкл, поглаживая ягодицы жены.

Сколько раз Кей выслушивала рассуждения о сицилийском национальном характере! Сколько раз Майкл ездил в Палермо по делам, а три года фактически здесь прожил! Мог ведь он хоть раз взять ее с собой! Неделю на осмотр достопримечательностей, а вторую для себя, чтобы наконец-то побыть вдвоем. Неужели она этого не заслужила?

Самолет подкатил к терминалу, и Кей заметила зеленую лужайку, а рядом с ней — аккуратные ряды маленьких итальянских автомобилей. В огороженной веревками зоне стояли встречающие, улыбаясь и приветственно махая самолету. За пределами зоны расположились четверо карабинеров, вооруженных автоматами.

— Знакомые? — поинтересовалась Кей.

Она шутила, но Майкл неожиданно кивнул.

— Друзья. Вернее, друзья друзей. Нас ждет сюрприз — вечеринка на пляже в Монделло.

Кей многозначительно посмотрела на мужа.

— Я помню, — быстро ответил Корлеоне.

— Мы ведь договорились?

— Да, с моей стороны никаких сюрпризов не будет. За остальных поручиться не могу, на все воля божья!

— О чем это ты?

Неужели муж насмехается над тем, что она так часто ходит на мессу?

— Да так! — пробормотал он. — Послушай, я не знал, будут нас ждать или нет, и сообщил тебе о вечеринке, только когда увидел, что все получилось. Иначе было бы еще хуже!

Кей покачала головой и погладила мужа по плечу. Им обоим нужно отдохнуть.

— А нельзя сначала заехать в отель и принять душ?

— Ну, если тебе хочется… — проговорил он, подразумевая отказ. — Постарайся хоть изобразить удивление. Они ведь так старались!

Самолет остановился, и трое карабинеров бросились к люку с автоматами наголо. Стюардесса велела пассажирам оставаться на своих местах.

— Что происходит? — шепотом спросила Кей.

— Понятия не имею, — ответил Майкл и, повернув голову, посмотрел на Альберта Нери, сидящего через два ряда. Мирное соглашение соблюдалось, и Корлеоне взял с собой лишь одного телохранителя, хотя самого верного и надежного. Кей и Майкл были в пути уже почти двое суток и присутствия Нери почти не замечали.

Люк открылся, по трапу поднялись карабинеры и начали что-то обсуждать со стюардессой. Кей утешала себя тем, что достаточно хорошо говорит по-итальянски, и все же смысла беседы она не поняла.

Стюардесса обернулась к пассажирам.

— Прошу внимания! — на идеальном английском проговорила она. — Кто здесь мистер и миссис Майкл Корлеоне?

По-английски она говорила лучше, чем большинство людей Майкла. Даже «Корлеоне» она произнесла на американский манер: «Корлеон».

Нери поднялся и прошел к кабине пилота. Стюардесса спросила, зовут ли его Майкл Корлеоне, но он ничего не ответил.

Когда телохранитель прошел мимо их кресел, Майкл поднял руку, и Кей последовала его примеру.

— Сюрприз! — сорвалось с ее помертвевших губ.

— Уверен, ничего серьезного! — твердо сказал ее муж. — Небольшое недоразумение, только и всего!

Нери принялся объяснять стюардессе по-итальянски, какой важный человек Майкл Корлеоне и как необходимо оказать ему радушный прием. Он говорил очень быстро и тихо, и Кей так и не поняла, что происходит. Телохранитель показал на поднятые руки Майкла и Кей — «господин, госпожа», и Майкл кивнул. Стюардесса попросила супругов Корлеоне оставаться на своих местах, пока другие пассажиры покидают самолет. Нери тяжело опустился на свободное место в первом ряду.

— Что происходит? — спросила Кей.

— Все будет в порядке, — отозвался Корлеоне.

— Вообще-то я не тебя спрашиваю.

Когда все пассажиры вышли, карабинеры прошли в салон. Нери бросился им навстречу и прошептал несколько слов. Затем стражи порядка прошли к Майклу и Кей.

Корлеоне поприветствовал их по-итальянски. Один из карабинеров оказался старым знакомым. Майкл предложил им сесть, но стражи порядка остались стоять. Выяснилось, что из надежных источников им стало известно, что вечеринка в Монделло, скорее всего, окажется ловушкой. В данный момент господину Корлеоне и его жене небезопасно находиться на Сицилии.

— Из надежных источников? — переспросил Майкл по-итальянски.

Лица карабинеров остались непроницаемыми.

— Да, — по-английски сказал знакомый Корлеоне.

Майкл взглянул на Нери, который одними губами произнес:

«Чикаго». Что он имеет в виду? Может, что-то другое? Чье-то имя?

Корлеоне поднялся и показал в сторону кабины пилотов. Карабинеры прошли за ним, а потом снова послышался взволнованный шепот. Интересно, о чем они говорят? Кей не знала, что и думать. За окном счастливые пассажиры улыбались, обнимали родственников, а некоторые многозначительно показывали на самолет. Самые расторопные уже садились в машины… Женщина раздраженно опустила защитный экран. Наконец Майкл похлопал одного из карабинеров по спине.

— A che ora е ilprossimo volo per Roma?[12] — спросил он.

Знакомый карабинер расплылся в улыбке:

— Вам повезло, вы уже сидите в нужном самолете.

Коротко кивнув Кей, стражи порядка ушли.

Итак, Майкл с женой уже находились в самолете, который должен был вылететь в Рим, причем рейс являлся частным. Стюардессы заявили, что никаких недоразумений не возникнет, хотя объяснить, почему, затруднялись.

— Бесплатный пассажир, — подсказал Майкл, — это выражение вы пытаетесь вспомнить?

— Простите? — переспросила старшая стюардесса, владевшая английским гораздо лучше других.

— Nell'inglese le parole е deadhead[13].

— Бесплатный пассажир, — повторила стюардесса. — Большое спасибо!

Кажется, она обиделась, что Майкл нашел недостаток в ее английском.

— Опять вышло по-твоему, — раздраженно проговорила Кей. — Ты ведь не хотел на Сицилию, так и получилось!

— Кей, — с укоризной сказал Майкл, — ты ведь не серьезно?

— Подумай о маме! — воскликнула она, вспоминая о целом чемодане сувениров, любовно собранных Кармелой. Синьора Корлеоне так обрадовалась, узнав о предстоящей поездке, составила для них целую программу! Энтузиазм придал ей новых сил, которые помогли победить в схватке со смертью. Она поправлялась так быстро, что доктора только руками разводили.

— Я что-нибудь придумаю, — пообещал Майкл. — Все подарки найдут своих адресатов.

— Конечно, кто бы сомневался!

— Кей!

— Просто чувствую себя дурой! Бросить детей, потратить на перелеты два дня… Ради чего? Кажется, впустую!

Майкл не ответил, потому что не знал, что сказать. Сам он хотел поехать в отпуск вместе с детьми, чтобы, как и мечтал, целыми днями сидеть, зарывшись в горячий песок. Но в таком случае Кей пришлось бы присматривать за Энтони и Мэри, а это отдыхом не назовешь. Вот уже два года она растила детей практически без мужа. Сколько раз она рыдала вместе с ними! А на Рождество, которое Майкл провел на Кубе, Энтони и Мэри ревели так, что пришлось вызвать врача! Она так и не вернулась в школу и боялась, что уже никогда не вернется. Переезжать в Лас-Вегас Кей помогали только родители. А теперь появились новые заботы — она фактически руководила стройкой на озере Тахо. Планы были наполеоновские — их собственный дом, развлекательный центр, а также предварительный проект будущих домов Хейгенов, Конни и Эда Федеричи, Фредо и Дины Данн, плюс маленькие бунгало для гостей. Как ни странно, женщине нравилось строить собственный дом — принимать решения, решать проблемы, закупать образцы отделочных материалов. Она старается для семьи, для детей, для Майкла! И все же это была работа. Отдохнуть ей хотелось наедине с мужем, о чем она его и попросила.

— Что будем делать? — спросила Кей. — Вернемся домой?

— Необязательно. Если помнишь, я не хотел ехать на Сицилию, потому что опасался чего-то подобного.

— Ради бога, Майкл! Мы ведь удираем от убийц!

— Не удираем.

— Согласна, улетаем!

— Я не об этом! То, что мы не остались на Сицилии, — скорее проявление осторожности, чем страха или паники. Послушай, Кей, единственное, в чем я… как это… непоколебим, — защита моей семьи.

Женщина ничего не ответила и посмотрела в сторону. Майкл был непоколебим абсолютно во всем. В этом и состояло его главное достоинство и недостаток, его сила и слабость.

— Один из карабинеров — сын папиного старого друга, так что я могу ему доверять. Скорее всего, опасность не так велика, но они решили перестраховаться. Постарайся понять. В любом случае ты бы не пострадала, потому что…

— …поднимать руку на жен и детей запрещено кодексом чести, — закатив глаза, закончила Кей. — Наверняка на Сицилии все правила соблюдаются с двойной тщательностью. Хотя разве мне дано это понять? Я же не итальянка!

Майкл не ответил. Выглядел он ужасно, видимо, сказывалась усталость. Если бы Кей знала, каким испытанием обернется перелет из Лас-Вегаса в Палермо, то согласилась бы поехать хоть на Гавайи, хоть в Акапулько.

На борт поднялись пилоты, и Нери пошел к ним в кабину обсудить какие-то детали. Через несколько минут он вернулся в салон и занял место подальше от босса и его жены. Около взлетного поля не осталось ни машин, ни людей. Самолет оторвался от земли.

— Ты ничего не поймешь, пока сама не захочешь, — наконец сказал Майкл.

— О боже! — воскликнула Кей, вскочила и пересела на последний ряд. За несколько минут Майкл дважды заставил ее упомянуть имя господа всуе.

Корлеоне за ней не пошел.

Кей прекрасно знала, что со временем молчание и тишина принесут свои плоды. То, что сам Майкл часто прибегал к их помощи, вовсе не означало, что он неуязвим. Женщина сидела в последнем ряду справа, спокойно наблюдая, как Сицилия постепенно исчезает из виду.

Примерно через час к ней подошел муж.

— Здесь свободно? — спросил он.

— Ты дочитал книгу?

— Угу, кстати, она мне понравилась. Особенно конец.

— Это хорошо, — сказала Кей. В отпуск муж взял «Последнее ура» Эдвина О'Коннора, которую она подарила на Рождество. Очевидно, начало оказалось не самым захватывающим, потому что Майкла от чтения явно клонило в сон. Кей быстро дочитала свою книгу и взялась за «Последнее ура». Странно, что мужу не понравилось! Это была самая захватывающая книга о политике из тех, что она когда-то читала. — К сожалению, место занято.

— Кей, наверное, ты не понимаешь, потому что я… — Корлеоне закрыл глаза. Он так устал, что даже разговаривал с трудом, хотя вид у него был скорее подавленный. — Я так никогда и… Ну, ты понимаешь…. — Он не договорил. Лишь тяжело и почти обреченно вздохнул.

— Майкл…

— Хочу кое-что тебе рассказать. Я должен тебе рассказать.

Кей смотрела на него и не узнавала мужчину, в которого когда-то влюбилась. Лицо разбили, а потом сделали пластическую операцию. В волосах пробивалась седина, и — хотя Кей говорила себе, что ей просто кажется, — Майкл стал копией своего отца. Не изменился только взгляд. Он остался таким же, как и далекой теплой ночью в Нью-Гэмпшире, когда Майкл рассказал о том, что пережил в войну, а потом рыдал в ее объятиях.

Злость Кей словно улетучилась.

— Я рада, очень рада. Спасибо… — дрожащим голосом проговорила женщина и похлопала по соседнему сиденью.

— Прости меня, — проговорил Майкл, присаживаясь рядом.

— Не стоит. — Кей взяла его за руку. — Не надо извиняться. Просто поговори со мной.

В Риме они пробыли совсем недолго — успели только выспаться и поужинать в крошечном ресторанчике. На следующее утро, когда Майкл еще спал, его жена с помощью консьержа забронировала номер в Швейцарских Альпах и частный самолет, чтобы Корлеоне сам доставил их туда. Мужу наверняка понравятся Альпы. Сама Кей там никогда не была, но вчера, пролетая над горами, дала себе слово, что когда-нибудь они туда съездят. Похоже, что «когда-нибудь» наступит завтра!

Все было готово, однако, обернувшись, Кей увидела Альберта Нери в кожаном кресле. Телохранитель пил ароматный кофе с булочкой. Женщина покачала головой, и Нери одобрительно кивнул. Пришлось сказать консьержу, что ей нужна не одна комната, а две, причем не соседние. Обреченно кивнув, служитель стал крутить диск телефона.

Кей решила зайти в бар и выпить чашечку кофе. Бар плавно переходил в застекленное патио, и, пока женщина выбирала столик, парень ее возраста восторженно присвистнул. Его сосед назвал ее красавицей. Кей не ответила, но комплиментам явно обрадовалась. Ей ведь всего тридцать два, и приятно, когда на тебя обращают внимание!

Она выбрала столик у окна, залитый розоватым светом римского утра.

В день, когда Майкл сделал ей предложение, он сразу предупредил, что не сможет рассказывать ей о делах. Кей взбунтовалась: ведь Вито же доверяет своей жене! Майкл согласился, заметив, что мать верна отцу уже больше сорока лет. Если они поладят, то со временем Кей, возможно, услышит кое-что не совсем приятное. «Со временем» наступило вчера.

Наверное, ей следовало чувствовать испуг, ярость или хотя бы недоумение. Ничего подобного. Напротив, Кей давно не была такой счастливой. Абсурд? Но ведь счастье всегда абсурдно.

Муж оказался бандитом и скрывался на Сицилии вовсе не потому, что его несправедливо обвинили в убийстве. Майкл действительно прикончил полицейского и крупного наркодилера. Одному прострелил голову, второму — сердце и горло. Через три года он вернулся в Америку и, встретившись с Кей, признался, что не был ей верен, но лишь вчера рассказал, что юная пастушка Аполлония была его женой, которую за полгода до возвращения Майкла взорвали в начиненном взрывчаткой «Альфа-Ромео».

Старший брат, Санни, не погиб в аварии, его изрешетили из пулемета, когда он платил пошлину на Джоунз-Бич.

Все, что два года назад рассказал Хейген, оказалось правдой. Карло Рицци, Тессио, Барзини и Татталья убиты по приказу ее мужа. Том объяснил, что Майкл сделал это во благо семьи, а если Кей проговорится, ему не жить. Тот день стал одним из самых страшных в ее жизни.

Вчерашний, когда Майкл наконец смог ей довериться, тоже был не самым легким. Непросто слышать такие страшные вещи, тем не менее Кей была рада, что отношения с мужем потеплели. Как ни странно, она не удивилась. С самого начала их роман развивался необычно. Свое отчаянное веселье на свадьбе Конни она приписывала большому количеству выпитого, но на самом деле это был шок от хладнокровного рассказа Майкла о том, чем занимается семья. Когда он затащил ее на семейный снимок — за шесть лет до свадьбы, — она почувствовала, что попала в водоворот шекспировской пьесы. Волей-неволей приходилось играть. Со временем Кей даже понравилось.

Если честно, то у нее были собственные секреты, раскрывать которые совершенно не хотелось. Пока Корлеоне прятался на Сицилии, у нее был бурный роман с профессором истории. Но ведь она думала, что больше не увидит Майкла! Дина Данн говорила о Фредо такие вещи, о которых страшно даже заикнуться. Тома Хейгена тоже выдавать не стоит.

Кей влюбилась в Майкла в ночь, когда он рассказывал об ужасе, пережитом на островах Тихого океана. Обезглавленные трупы друзей, превращающиеся в пепел приятели, погребенные в горячей грязи однополчане. Он признался, что убивал, и в голосе слышалась ненависть. Грубая мужская жестокость и сила возбуждали Кей. Этот человек не только выжил, у него хватает мужества рассказывать о пережитом! Если она полюбила мужчину, который уничтожал врагов страны, то разве станет любить его меньше за то, что он истреблял кровных врагов семьи?

С тех пор прошли годы. Кей повзрослела и стала матерью. Изменилось многое, почти все, кроме эмоций, заставляющих кровь кипеть. Женщина торопливо допила кофе. Сердце бешено билось.

Кей быстро поднялась по лестнице. Нери ступал следом, но она даже не оглянулась. Она зашла в номер, закрыла дверь на замок и раздвинула шторы, чтобы в комнате было побольше света. Майкл пошевелился, но так и не проснулся. Кей разделась и юркнула под одеяло.

— Мы летим в Альпы! — прошептала она, и сердце забилось еще быстрее.

— Я не катаюсь на лыжах.

— При чем тут лыжи! Мы из комнаты выходить не будем.

— Только на мессу!

Не похоже, что он издевается.

— Даже на мессу! Я не должна ходить каждый день! — Удивительно, но, произнеся эти слова, Кей сама почувствовала, что необязательно бывать в храме ежедневно.

Пришло время сообщить Майклу подробности. Они полетят на маленьком самолете, пробудут в Швейцарии неделю, а потом — домой. Оставшиеся дни можно провести с детьми в Диснейленде. Кей уже отправила факс туроператору в Калифорнию и забронировала номер.

Майкл был поражен.

— Ты меня недооцениваешь! Хоть знаешь, с каким опережением идет строительство на озере Тахо?

— Мы правда полетим над Альпами?

— Думаю, тебе понравится, — улыбнулась Кей. — Если только ты не боишься…

— Конечно, понравится, люблю риск. — Майкл коснулся бедра жены, а она нежно поцеловала его в губы.

В постели у них редко возникали проблемы. Кей знала, что сегодня она вполне может забеременеть. Как ни странно, ей самой захотелось зачать ребенка именно в Риме. В последнее время они редко занимались любовью. Все происходило по накатанному сценарию: миссионерская поза, Майкл сверху — рутина, совсем как мытье посуды после ужина. На этот раз все произошло иначе. Быстрая смена позиций, что очень нравилось Кей: сначала сверху муж, потом она, потом сбоку, и вот она блаженно закрыла глаза, насаживаясь на мужа. Как ни странно, но Майкл держался дольше обычного. Неожиданно он отстранился, поднял жену на руки и усадил на мраморную раковину. Мрамор оказался холодным, Кей содрогнулась и обвила руками шею мужа. Тонкие пальцы Майкла заскользили по ее груди, выпуклому животу, белым бедрам, и Кей снова задрожала, на этот раз от возбуждения. Чувствуя, что конец близок, она бросилась в кровать и встала на четвереньки. Когда Майкл овладел ею, из горла женщины вырвался низкий стон. Теплые лучи солнца нежно касались кожи, согревая и обжигая. Простыня сбилась, обнажив полосатый матрас. Кей бессильно опустила руки и зарылась в мятую простынку лицом. Через несколько секунд она снова оказалась сверху, а Майкл вбирал ее в себя. В его лице читались беззащитность, страсть и любовь. Ее собственный оргазм был похож на электрошок — стремительный, болезненный, сладостный. Растворившись в розоватых солнечных лучах, она почувствовала, как Майкл взорвался где-то глубоко в ней. Десять секунд, показавшихся годами блаженства, и Кей без сил опустилась на промокший матрас.

Майкл нежно провел по ее спине, покрытой бусинками пота, и мизинцем вывел: «Я тебя люблю». Кей понемногу успокаивалась, сердце забилось ровнее, а потом слова полились стремительным потоком. Слова признательности и любви. Далеко не сразу она поняла, что говорит по-итальянски.

— Где ты это выучила? — изумился Майкл.

— Понятия не имею, — перешла на английский Кей. — Хотела сказать, как я тебя…

Майкл приложил палец к ее губам.

Что же, он прав, в такой момент слова не нужны.

Уши Микки-Мауса, а также платье и туфельки Золушки Мэри носила, не снимая. Девочке было всего три года, и она верила, что все сказочные герои в парке — настоящие. Энтони распевал песни, которые слышал на разных аттракционах. Ему было достаточно один раз услышать песню, и он запоминал мелодию и слова. Он рос очень серьезным и замкнутым, но Кей казалось, что с возрастом все придет в норму. Лучше всего мальчик ладил с дедушкой. Торнтон Адамс, страстный любитель оперы, уже приготовил подарок на очередной день рождения Тони — два раза в неделю к мальчику будет приходить преподаватель вокала.

Интересно, понимает ли Майкл, как много пропускает, не бывая дома? Тем не менее он изо всех сил старался наверстать упущенное. Дочку он просто обожал, с Энтони было посложнее, мальчишка рос маленькой копией Торнтона Адамса. Через несколько дней после возвращения из Калифорнии Майкл решил съездить в Нью-Йорк. Нужно было решить кое-какие проблемы и навестить маму, которая, хотя и шла на поправку, была еще очень слаба. Он собирал вещи и неожиданно позвал Кей. Выглянув в окно спальни, они увидели Энтони. Мальчик вырыл небольшую яму за качелями и, преклонив колени, молился.

— Он хоронит енотовую шапку! — объяснила Кей.

— Ты шутишь!

— Не злись, ладно?

— Я не злюсь, просто… — Корлеоне не мог подобрать слов, чтобы описать свои чувства.

— По-моему, это очень мило.

— Шапка стоила четыре доллара.

— Если ты чего-то не скрываешь, то, думаю, шапка за четыре доллара — небольшая потеря для семьи!

Майкл замялся. Естественно, все было не так просто, но рассказывать Кей совсем не хотелось. Хотя она сама все знала.

— Конечно же, дело не в деньгах!

— Правда? Тогда в чем же?

Кей прекрасно знала, что Энтони хоронит шапку не из скорби по убитому еноту. Несколько месяцев назад мальчик увидел по телевизору сенатора из Теннесси точно в такой же шапке, выступавшего с предвыборной программой. Кандидат в президенты обещал искоренить преступность и усадить за решетку «Корлеоне и ему подобных». Мальчик долго переживал, но с отцом так и не поделился. Он вообще старательно его избегал. А потом отец купил шапку… Кей показалось, что сейчас не лучшее время, чтобы Майкл общался с собственным сыном.

Корлеоне обреченно вздохнул.

— Наверное, он думает, что хоронит настоящего енота или кролика.

Кей чмокнула мужа в щеку, он нервно хихикнул и вышел в сад к Энтони. Увидев отца, мальчик низко опустил голову, а затем разразился громким «Аве Мария». Вид у Майкла был такой, будто он только что узнал: его сын — зеленый человечек с Марса.

Пока Майкл был в Нью-Йорке, выяснилось, что недостроенный дом на озере Тахо сгорел дотла. Новость сообщил Том Хейген, снова работавший семейным адвокатом. Возгорание произошло из-за попадания молнии. Естественно, страховка покроет все убытки. Фундамент не пострадал, так что под чутким руководством Кей дом можно восстановить в рекордно короткие сроки, особенно если нанять дополнительную бригаду строителей. К тому же в Рино сносят особняк, принадлежавший железнодорожному магнату, чтобы на его месте построить отель. Кей может забрать все, что понравится. Так что ничего страшного не случилось. Хейген знал, что она мечтает переехать этим летом, и поговорил с прорабом. Если работать сверхурочно, то ко Дню труда дом будет готов.

— Ты говорил с прорабом? От моего имени?

— Ну, его бригада занимается и нашим будущим домом!

— Майкл в курсе?

— Конечно!

Кей нахмурилась. Она держала Тома в дверях, не приглашая войти. Сегодня она поняла, что не беременна. Что же, в свете последних событий это даже к лучшему.

— С ним лично я не разговаривал, — уточнил Том. — Просто оставил сообщение.

— Кому? Кармеле?

— Нет, конечно! — уточнять Хейген не стал. — Знаю, о чем ты думаешь!

— Да что ты!

— Слушай, мы все выясним! — пообещал Том. — Но, знаешь, устроить грозу с молнией, да так, чтобы попало в дом, — это уже высший пилотаж!

— Ты уверен, что все дело в молнии?

— Уверен.

— Откуда ты знаешь? Кто-нибудь видел, как все произошло?

— Понимаю, Кей, ты расстроена. Я и сам расстроен, так же как и рабочие.

— Кто-нибудь видел, как это случилось?

За спиной Кей раздался плач Мэри, а Энтони, опустившись на колени, спел самую грустную песню из репертуара Гуффи.

Книга 5 1957–1959

Глава 17

— Кей разозлилась, когда узнала про «жучков»? — шепотом спросил Фредо, склонившись над ухом брата.

Майкл закурил. Кей и Дина отправились в дамскую комнату, находившуюся где-то в конце банкетного зала. Франческа, одна из дочерей Санни, только что обвенчалась с этим богатеньким аристократом, наследником Ван Арсдейлов. Парень повредил ногу, катаясь на лыжах, так что танцевать ему приходилось в гипсовой повязке. Словно вдохновившись его примером, почти все собравшиеся закружились в танце, даже Кармела, которая совсем недавно поднялась с постели. Синьора Корлеоне танцевала с Фрэнки, старшим сыном Санни, восходящей звездой футбола. Братья Корлеоне остались за столиком одни. Фредо не мог вспомнить, когда в последний раз им с братом удалось побыть вдвоем, пусть даже посреди банкетного зала.

— Она ничего не знает.

— Кей не дурочка. Догадается, вот увидишь!

Майкл тяжело вздохнул и закурил. Манеру курить он старательно перенимал у своих любимых киногероев. Санни нередко над ним смеялся, ведь поначалу это действительно выглядело нелепо — зеленый мальчишка с манерами взрослого. Однако со временем неестественность исчезла.

— Фредо, может, хоть ты не будешь меня учить, как обращаться с женщинами?

Тонкий намек на то, как ведет себя Дина, но Фредо пропустил его мимо ушей.

— Чертовы «жучки»! — прошипел он, намекая на подслушивающие устройства, найденные в недостроенном доме Майкла. Нери сумел их найти и обезвредить. Как ни странно «жучки» нашлись только в будущем поместье Майкла. — Слушай, а их это… выкурили? Всех вывели? А нам известно… — Он замялся. — Известно, что это за вид?

Майкл сузил глаза.

— Ты ведь вызвал дезинфекторов? — Фредо имел в виду: «Нери обо всем позаботился, верно?»

— Может, хватит умничать?

— О чем это ты?

— Сколько ты выпил?

— Что за вопрос?

— Почему ты не танцуешь? — спросил Майкл. — Дине же хочется танцевать!

Ясно, братец не хочет говорить об этом на людях. Хотя чего бояться, здесь же одни родственники! Даже если кто-то и прислушивался к их разговору, то все равно ничего не понял. «Жучки»? Да у каждого второго в доме тараканы. Их травят, выкуривают, специальные бригады вызывают. Особенно во Флориде. Да здесь в каждом отеле полно паразитов! Разве можно серьезно относиться к разговору о «жучках»? Ерунда какая-то!

— Ладно, забыли, — пробормотал Фредо.

— Ах, Фредо! — покачал головой Майкл.

— Слушай, не надо причитать! Что угодно, только не это!

— Все под контролем, — проговорил Майкл.

Фредо только руками развел: «Что это значит, скажи нормально!»

— Ты когда уезжаешь? — спросил Майкл. — Я сам завтра утром лечу в Гавану, но мы могли бы вместе позавтракать. Только ты и я… Или хотя бы прогуляться по пляжу.

— Отличная идея, Майки! Просто замечательная! Наш рейс после обеда, не помню точно, в котором часу. — До свадьбы Франчески братья не виделись несколько месяцев. Фредо почти постоянно жил в Лос-Анджелесе с Диной, а Майкл вообще на месте не сидел. Даже оказываясь в одном городе, они не проводили время, как подобает братьям: не ходили на рыбалку и баскетбол, не пили пиво. И дела давно не обсуждали. А Фредо не терпелось переговорить с Майклом о своем «кладбищенском» проекте. Он как следует все обдумал, а Ник Джерачи подал несколько свежих идей. На этой раз он точно убедит Майка!

— Кей тоже летит в Гавану?

— Я еду по делам. Разве ты не знаешь?

— Да, конечно! — Фредо хлопнул себя по голове. — Как поживает Хаймон Рот?

— Поговорим завтра, — нахмурился Майкл. — За завтраком.

Спрашивал Фредо из праздного любопытства. Во время «сухого закона» Хаймон Рот был партнером Вито Корлеоне, а сейчас крупнейшим еврейским авторитетом в Нью-Йорке, Гаване и Лас-Вегасе. Фредо и понятия не имел, что затеяли Хаймон и Майкл. Что-то особенное, судя по тому, сколько времени проводит на Кубе брат.

— Отлично ты придумал с завтраком! — похвалил Фредо. Вот и шанс узнать, что творится на Кубе.

— Когда стартует твое телешоу? — поинтересовался Майкл.

— В сентябре. На первое я пригласил Фонтейна.

После всего того, что они сделали для Фонтейна, Джонни просто не мог отказать.

— Замечательная идея!

— Пригласить Фонтейна или само шоу?

— И то и другое, но я имел в виду шоу.

— Правда?

— Нам нужно создать себе новую репутацию. Чтобы наши планы осуществились, нужно, чтобы люди воспринимали Корлеоне так же, как, например, Ван Арсдейлов. — Майкл показал на родственников Билли.

— Спасибо! — Голос Фредо звучал искренне.

Братья договорились встретиться утром у стойки администратора.

— Представляешь, я до сих пор их не различаю! — признался Майкл, показывая на Франческу и Кэтти.

— Ну, сегодня это легко! Франческа в подвенечном платье!

— Да что ты? — оглушительно рассмеялся Майкл.

Фредо обнял брата. Они так и сидели обнявшись и вспоминали Санни. Оба верили, что его дух спустился с небес, чтобы увидеть, как хороша его дочь в подвенечном платье! Поздравляя Франческу, Фредо и Майкл с трудом сдерживали слезы. Сейчас стыдиться было некого, и они дали волю эмоциям. Успокоившись, братья потрепали друг друга по плечу. Говорить больше не о чем.

Однако не каждому под силу справиться с эмоциями. Разве можно винить человека в том, что он пытается утопить свое горе на дне рюмки. Фредо понимал, что пьет слишком много, но при определенных обстоятельствах это вполне простительно. На этот раз все дело было в священнике — ну просто копия покойного отца Стефано, из-за которого Фредо хотел стать священником. Черные волосы, высокий, поджарый, словно марафонец… Об отце Стефано лучше не думать, ведь, вспоминая его, Фредо каждый раз непременно напивался.

Если люди перестанут пить, чтобы забыться, то закроются спиртовые заводы и исчезнет половина песен и книг. До самого конца приема Фредо вел себя вполне достойно. Он повел Дину танцевать, она казалась счастливой. Хотя разве мертвецки пьяная женщина может быть счастливой?

Вернувшись в номер, Фредо набросился на жену, словно голодный лев. Дина даже не пикнула, скорее всего, она ничего и не почувствовала.

Проснувшись на следующее утро, Фредо не помнил, как попал в номер. Он осторожно повернул тонкую руку Дины, чтобы узнать, сколько времени. Сердце бешено забилось. Часики от Картье показывали одиннадцать. В панике Фредо позвонил в номер Майка.

— Мне очень жаль, сэр, но мистер Корлеоне с супругой выехал час назад.

Шоу Фредо Корлеоне выходило нерегулярно, чаще всего по пятницам, на ультравысокой частоте из Лас-Вегаса. В 1959 году оно исчезло вместе с хозяином. Вещание велось из люкса в отеле «Замок на песке», обстановка которого была более чем скромной: круглый столик, кресла с леопардовой обшивкой, а за столиком — темный экран с неоновой эмблемой. Ниже приводится запись дебютного шоу от 30 сентября 1957 года, любезно предоставленная Национальным музеем радиовещания штата Невада.

«Фред Корлеоне. Это мое первое шоу, и, надеюсь, оно получится классическим, даже старомодным, если вы понимаете, о чем я. Что обычно бывает в шоу? Девчонки, музыка, короткие юбчонки и так далее и тому подобное. А звезд иногда бывает столько, что глаза разбегаются и уши вянут. Может, эти ребята не знают, чем привлечь аудиторию, и поступают по принципу «Чем больше, тем лучше»? Мы пойдем другим путем и посмотрим, что получится. Сегодня у нас будет один гость, зато какой! Кинозвезда, продюсер, певец, кумир женщин нескольких поколений и мой старинный приятель! Леди и джентльмены, мистер Джонни Фонтейн!

КОРЛЕОНЕ ВСТАЕТ И АПЛОДИРУЕТ. ФОНТЕЙН СНИСХОДИТЕЛЬНО КИВАЕТ В СТОРОНУ КАМЕРЫ. ОБА ПРИСАЖИВАЮТСЯ, ЗАКУРИВАЮТ, И НАЧИНАЕТСЯ БЕСЕДА.

Фред Корлеоне. Говорят, что «Грувсвиль» обещает стать самым продаваемым диском за всю историю звукозаписи. Рок-н-ролл постепенно сдает позиции, а твои песни на вершинах всех хит-парадов.

Джонни Фонтейн. Спасибо! Мой творческий путь не был усыпан розами, случалось всякое, но я сумел взять себя в руки. Мне посчастливилось работать с Саем Милнером, самым талантливым продюсером на свете. Надеюсь, слушатели оценят не только «Грувсвиль», но и наши новые работы: «Одинокая ночь» и «Блюз Фонтейна».

Фред Корлеоне. Уверен, эти диски станут платиновыми!

Джонни Фонтейн. Слушай, тебе нужно пригласить на шоу Сая. Сейчас мы записываем диск, о котором я и мечтать не мог: я пою дуэтом с Эллой Фитцджеральд.

Фред Корлеоне. Обязательно приглашу. (Делает знак ассистентам.) Кто-нибудь, запишите это мне в ежедневник. Сай Милнер — гений, мы пригласим его на наш ближайший эфир. Отличная идея.

Джонни Фонтейн. И Эллу пригласите! Среди певиц ей нет равных!

Фред Корлеоне. Обязательно.

Джонни Фонтейн. Слушай, я словами «гений» не разбрасываюсь!

Фред Корлеоне. В отличие от голливудских кривляк? Правильно, дружище!

Джонни Фонтейн. Любой, кто работал с Саем, подтвердит, что я прав. Он много лет играл на тромбоне в группе Лесса Галли, причем так…

Фред Корлеоне. Старину Лесса мы тоже пригласим!

Джонни Фонтейн …причем так, что его тромбон звучал, как человеческий голос. Сай знает, как заставить певца работать с полной отдачей! С ним выкладываешься больше, чем за мифический миллион долларов!

Фред Корлеоне. Что может быть лучше миллиона?

Джонни Фонтейн: Миллион и… (Затягивается и пожимает плечами.)

Фред Корлеоне. Твои диски приносят миллионы, причем самые настоящие.

Джонни Фонтейн. За годы работы в шоу-бизнесе я понял, что популярностью и успехом я обязан…

Фред Корлеоне. Огромной популярностью и головокружительным успехом!

Джонни Фонтейн …очень многим людям.

БУРНЫЕ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНЫЕ АПЛОДИСМЕНТЫ.

Спасибо, это действительно так.

Фред Корлеоне. Прав ли я, утверждая, что рок-н-ролл уходит? Лично я вообще не считаю его музыкой. Чего-то в нем не хватает! Класса, что ли. Или, может, харизмы?

Джонни Фонтейн. Рок-н-ролл с самого начала был ориентирован на неразборчивую публику. Так что, боюсь, его дни действительно сочтены.

Фред Корлеоне. Отлично! Вернее, спасибо, что высказался. А теперь давай поговорим о том, что больше всего интересует наших зрителей.

Джонни Фонтейн. Без проблем!

Фред Корлеоне. Если оценить наших звезд: певиц, актрис, телеведущих — по десятибалльной системе, где десять — самый высокий балл…

Джонни Фонтейн. Почему по десятибалльной?

Фред Корлеоне. Можно и по двадцать баллов! Так ведь суть та же: десять баллов делятся на два компонента: талант и красота. Разницы нет!

Джонни Фонтейн. Слушай, ты не говорил, что для участия в твоем шоу нужно быть профессором математики!

Фред Корлеоне. Объективности ради давай исключим твою невесту Энни Магауан. Вот у кого есть все: голос, пластика, актерский талант! Она ведь даже кукольное шоу вела. Сам я не смотрел, зато отзывы слышал самые лестные. Подожди, мы отвлеклись от темы!

Джонни Фонтейн. Я вообще не понимаю, к чему ты ведешь!

Фред Корлеоне. Итак, Энни, ты же знаешь, что о ней говорят? Эти… этот ее… Ну же, Джонни, помоги мне! Вдруг нас смотрят дети? Как мне лучше выразиться?

Джонни Фонтейн (ухмыляясь). Бюст?

Фред Корлеоне. Правильно, бюст! Он ведь, при всем уважении к вам обоим, чертовски популярен!

Джонни Фонтейн. Все в порядке, я спокойно к этому отношусь. Так что ты хотел спросить?

Фред Корлеоне. Кто из наших звезд обладает идеальным соотношением красоты и таланта?

Джонни Фонтейн (с притворным испугом оглядывается по сторонам). Слушай, ну и вопросы ты задаешь!

Фред Корлеоне. Да ладно! Мы же просто болтаем! Слушай, почему бы тебе не выступить здесь, в «Замке на песке»?

Джонни Фонтейн. Спасибо за приглашение! Я действительно давно не выступал в Лас-Вегасе! В ближайшее время запланированы концерты в Лос-Анджелесе и Чикаго, так что я приглашаю туда всех своих поклонников!

Фред Корлеоне. Наше шоу транслируется только в Лас-Вегасе, и то не везде. Представляешь, у меня дома этот канал не ловится!

Джонни Фонтейн. Так у вас здесь что: телевышка или так, комнатная антенна?

Фред Корлеоне. Шутишь? Конечно же, телевышка! Слушай, разве ты сегодня не споешь? Для наших слушателей? Если что, в «Замке на песке» есть свой ансамбль…

Джонни Фонтейн. Я бы с удовольствием, но нужно беречь горло. Скоро очень важные концерты, так что, прости…

Фред Корлеоне. Очень жаль. Парень, ты меня обидел…

Джонни Фонтейн. Тот поезд ушел еще раньше, чем я попал на перрон!

Фред Корлеоне (вновь улыбаясь). Ну ты и плут!

Джонни Фонтейн. Приходится быть…

Фред Корлеоне (обращаясь к кому-то за кулисами). Кто-то предупредил ребят из группы, что выступления не будет? Кто им звонил? Ты? Почему я обо всем узнаю последним? (Оборачивается к Фонтейну.) Ну что же, нет так нет! Что ты думаешь по поводу того, что «Доджеры» и «Джайанты» перебираются в Калифорнию?

Джонни Фонтейн. С мнением болельщиков они не считаются! Это же разбило сердца тысяч любителей бейсбола!

Фред Корлеоне. Ну, не знаю. Любой бизнес находится в постоянном движении. Компания моего брата, которая работает в строительстве и индустрии развлечений, тоже переехала на запад. Благодаря этому и появилось мое шоу. А чем хуже бейсбол? Я такой же патриот Нью-Йорка, как и ты, но почему любимая игра Америки не должна жить по американским законам?

Джонни Фонтейн. Бейсбол был и остается игрой простых американцев, воплощением их надежд и чаяний. А если бейсбольные поля Нью-Йорка исчезнут, то с ними исчезнет и часть моей души.

Фред Корлеоне. Так ты ведь сам перебрался в Лос-Анджелес!

Джонни Фонтейн. Я другое дело! Мои песни можно слушать где угодно, от Аляски до Гавайев. Тем более что я гастролирую по всей стране.

Фред Корлеоне. На счастье поклонникам! Раз «Доджеры» перебрались в Лос-Анджелес, то тебе и карты в руки!

Джонни Фонтейн (нервно закуривая очередную сигарету). Обязательно пойду на их матч! Но это будут уже не те «Доджеры»! Они предали Нью-Йорк и лишили себя прошлого!

Фред Корлеоне. Давай сменим тему! Лучше поговорим о политике. Я слышал, ты уже определился, которого из кандидатов в президенты будешь поддерживать. Птичка принесла на хвосте…

Джонни Фонтейн. Как дела у Дины?

Фред Корлеоне. Все в порядке. Но я имел в виду совсем другую птичку!

Джонни Фонтейн (подмигивая камере). Отвечая на предыдущий вопрос, хочу отметить, что если судить о гармонии красоты и таланта, то мало кто сравнится с Диной Данн. При всем уважении к вам обоим, она повелительница сердец всех мужчин Америки!

Фред Корлеоне. Спасибо, Джонни! Естественно, я полностью с тобой согласен. Для тех, кто не знает, ваш покорный слуга счастливо женат на обворожительной Дине Данн.

Джонни Фонтейн. Обладательнице «Оскара»!

Фред Корлеоне. Причем двукратной! Слушай, ты ведь и сам лауреат «Оскара». Он действительно тяжелый?

Джонни Фонтейн. «Оскар» не только большая честь, но и огромная ответственность. Он ко многому обязывает. Наверное, поэтому и кажется тяжелым.

Фред Корлеоне. Раз мы заговорили о наградах, думаю, твой кандидат в президенты — губернатор Ши из Нью-Джерси? Он же получил престижную премию за свою книгу!

Джонни Фонтейн. Если он будет участвовать в выборах, то я отдам за него свой голос. Он хороший человек и будет достойно защищать интересы страны. Слушай, а ты читал его книгу?

Фред Корлеоне. Она на моем ночном столике! Прочту перед тем, как губернатор придет к нам на шоу!

Джонни Фонтейн. Ши будет гостем твоего шоу?

Фредо Корлеоне. Скорее всего, да. Слушай, Джонни, хочу кое о чем тебя спросить. Ты видел фильм «Засада в Дуранго»?

Джонни Фонтейн. Видел ли я «Засаду в Дуранго»? (Громко смеется.) Ты что, шутишь?

Фред Корлеоне. Для тех, кто не знает, — Джонни снимался в этом фильме!

Джонни Фонтейн. Ты же тоже в нем играл. Вместе с женой.

Фред Корлеоне. Готов поспорить, наши зрители об этом не подозревают!

Джонни Фонтейн. Неудивительно! Шедевром этот фильм не назовешь! Сборы получились мизерные.

Фред Корлеоне. Правда, что ты закрываешь киностудию?

Джонни Фонтейн. Нет, с чего ты взял?

Фред Корлеоне. Значит, ты просто охладел к кинематографу… Иметь свою киностудию и не…

Джонни Фонтейн. Мы снимаем несколько фильмов, которые просто обречены на успех. Фильм о гладиаторах, например.

Фред Корлеоне. Мюзикл?

Джонни Фонтейн. Правильно. Причем песни будут что надо! Кстати, откуда ты знаешь?

Фред Корлеоне. Немного знаком с ребятами, которые пишут тебе песни. Слушай, нам пора платить по счетам.

Джонни Фонтейн. Ты не платишь по счетам?

Фред Корлеоне. Я имел в виду рекламную паузу!

Джонни Фонтейн. Мы вернемся к вам буквально через минуту.

Фред Корлеоне. Слушай, чье это шоу?

Джонни Фонтейн. Вот и я о том же? Зачем такому балбесу, как ты, телевизионное шоу? Не говоря уже о крошке Дине?

Фред Корлеоне. Все слышали? Я же говорил, Джонни Фонтейн — просто чудо! Оставайтесь с нами!»

Стоя у окна пентхауса в «Шато Мармонт», Фредо Корлеоне смотрел на Рассветную автостраду и ждал жену. Пентхаус здорово бил по карманам. Наверное, папа столько не платил за все восемь домов на Лонг-Айленде. И все же пентхаус того стоил. Где еще можно укрыться от назойливых поклонников Дины и вездесущих телохранителей? Фредо взглянул на часы. Почти два ночи, а столик в ресторане был забронирован на одиннадцать. Съемки обычно заканчивались в девять, но Фредо, снявшийся в трех фильмах, знал, что расписание весьма и весьма условно. Дина практически не снималась уже пять лет, что по голливудским меркам равнялось пяти векам. Роль она получила, обойдя на кастинге нескольких молодых актрис. Каждый день, возвращаясь домой, она говорила, каким ужасным получается фильм и как бездарен ее молодой партнер.

Отвернувшись от окна, Фредо будто случайно посмотрел на телефон. Нет, он сильный, он не будет звонить! Но руки уже сами крутили диск. Администратор соединил его с бунгало № 3. Уолли Морган, один из самых популярных поэтов-песенников страны, ответил после десятого гудка. Уолли служил на флоте, обожал гоночные машины и охоту. Кто бы подумал, что он окажется «голубым»! Фредо давно понял, что о людях нельзя судить по первому впечатлению. Особенно в Голливуде! Например, Фонтейн любил кричать, что ненавидит геев, растлевающих общество. Тем не менее на любой вечеринке в доме Джонни всегда было полно «голубых»! Нужно же кому-то развлекать дам, пока мужчины говорят о футболе или курят на заднем дворе! А где в это время был Фредо? С парнями, ругательски ругая бездарных тренеров и продажных игроков! Так что никто не посмеет назвать его геем!

Откашлявшись, Фредо спросил, может ли он заскочить и пропустить стаканчик на сон грядущий.

— Заскочить? — усмехнулся Морган. — Конечно, милый! Я приготовлю коктейли. Будь умницей, захвати немного «зеленых куколок», хорошо? Все, целую!

Милый? Куколки? Целую? Мерзость какая! Ну почему его тянет к этому парню? Захватив плавки и пузырек с таблетками, Фредо отправился к Уолли. Искупается он позже, чтобы освежиться и привести в порядок мысли.

Когда он попал в бассейн, было около четырех утра. Никого, кроме парочки, которая явно занималась любовью на глубине. Большой свет на ночь выключили, но Фредо все равно пошел переодеваться в кабинку. Он надеялся, что голубки уже закончили, но, выйдя к бассейну, увидел их снова. В бунгало № 3 Корлеоне не успел принять душ, так что искупаться нужно было обязательно. Любовники так и стояли, прижавшись к лестнице, и, казалось, никуда не спешили. Разве они мешают Фредо? Он вошел в воду там, где помельче, и стал энергично работать руками и ногами, чтобы согреться. Корлеоне ничего не ел с самого утра, но «зеленые куколки» утраивали силы. Он уже вылез из воды и собирал вещи, когда, взглянув на парочку, обнаружил, что бесстыжая нагая женщина — его жена.

— Ди-Ди?

Дина и ее любовник рассмеялись. Это же ее партнер по фильму, смазливый юнец Мэт Маршалл.

— Секунду! — отозвалась жена. — Видишь, сейчас я немного занята!

Низко опустив голову, Фредо шагнул к лифту. Вернувшись в пентхаус, он пристегнул к портупее, которую украл во время съемок «Залива Апачи», два заряженных «кольта». Несмотря на таблетки, Корлеоне был абсолютно спокоен. Возмездие оправданно и очень скоро свершится.

Однако, спустившись в бассейн, он никого не нашел.

Через несколько минут Фредо уже стоял в гараже «Шато Мармонт» и целился в новехонький бирюзовый «Корвет», который подарил Дине на последнюю годовщину свадьбы. Сердце бешено билось, и Корлеоне сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Указательный палец лег на курок. Боже, они же вместе ходили выбирать «Корвет», и их счастливые улыбающиеся лица украсили первые страницы газет и обложки журналов.

Фредо открыл огонь по заднему окну, шинам, сделал несколько выстрелов в дверь со стороны водителя, пассажирскую дверь, а на десерт — лобовое стекло! Как приятно быть вандалом! Стекла звенят, шины и обивка взрываются! Какой шум, какое зрелище! Жаль, что нет камеры!

Первый «кольт» вернулся на портупею, Корлеоне отстегнул второй и открыл капот. В гараж спустились управляющий и несколько помощников. Они знали, кто такой Фредо и что покалеченная машина принадлежит Дине Данн. За годы работы в отеле управляющий не раз видел, как знаменитости совершают поступки более чем странные и необъяснимые. Главное — не попасть под горячую руку.

— Могу я чем-то помочь? — как ни в чем не бывало осведомился администратор.

— Все в порядке, — отозвался Фредо и выстрелил в карбюратор, — машина застрахована.

Раздался взрыв, и повалил едкий белый дым. В гараж начали стекаться любопытные.

— Мистер Корлеоне, уже довольно поздно. Видите, сколько гостей…

Точный выстрел в блок двигателя.

— …вы уже разбудили! Прошу вас…

Еще два выстрела в пассажирское сиденье. Последняя пуля в цель не попала.

За спиной Фредо какая-то женщина истошно закричала по-французски. Обернувшись, Корлеоне увидел Мэта Маршалла. Босой, с голой грудью, в мятых брюках, он наступал на Фредо. Красивое лицо с тонкими чертами исказилось от гнева.

Фредо отстегнул второй «кольт» и направил оба на Маршалла, но тот либо спятил, либо догадался, что Корлеоне расстрелял все патроны, потому что продолжал наступать. Давно в мыслях у Фредо не было такого порядка и четкости. Маршалл бросился на него, но Корлеоне ловко увернулся, совсем как матадор от быка. Мэт упал на асфальт и разбил лицо в кровь. Поднявшись, он зарычал и снова налетел на Фредо. Корлеоне захотелось рассмеяться, однако вместо этого он наотмашь ударил обидчика. Маршалл тяжело осел на асфальт.

По толпе собравшихся пробежал ропот.

Фредо пристегнул «кольты» к портупее.

— Самооборона, — спокойно сказал он. — Вы все это видели.

На поруки Фредо взял не кто иной, как Том Хейген.

— Очень вовремя! — похвалил Корлеоне, когда они выходили из полицейского участка. — Ты что, на самолете прилетел?

— Вроде того. Боже мой, Фредо, ты первый гость «Шато Мармонт», которого упекли в каталажку!

— Шальные пули! — горько усмехнулся Корлеоне. — С кем не бывает! А вот собачку искренне жаль.

Истошно кричавшая француженка оказалась какой-то графиней. Она выгуливала той-пуделя, а одна из пуль пробила собаке голову. Другая пуля, пройдя сквозь «Корвет», попала в карбюратор белого «Феррари». История о том, как известный гонщик продал свою машину-победительницу Маршаллу за кругленькую сумму, в свое время обошла все газеты. Так что дрался парень вовсе не за честь Дины, а за свою драгоценную тачку.

— Есть кое-что посерьезнее шальных пуль, Фредо. Эти «кольты»…

— С ними все в порядке. Нери сказал, что они чисты.

— Хорошо, если так… Полиция Лос-Анджелеса обратилась за информацией в ФБР.

— С ними все в порядке!

Они сели в «Бьюик» Хейгена и по пути в «Шато Мармонт» угрюмо молчали. Администрация гостиницы не только не выселила Фредо, но и позволила снять номер Тому Хейгену. Нужно отдать должное деликатности обслуживающего персонала, щедрым чаевым, оплате вперед наличными и авторитету семьи Корлеоне.

Хейген и Фредо прогуливались по саду.

— Что за таблетки нашли у тебя в кармане?

— Антидепрессанты, Сегал прописал. — Это было правдой, по крайней мере, частичной. За таблетками к Сегалу, заведующему отделением хирургии в новой, построенной Корлеоне клинике, Фредо посылал Фигаро.

— А почему они были в пузырьке от аспирина?

— Аспирин кончился, и я пересыпал «куколок» в пузырек! И вообще, не существует закона, запрещающего хранить антидепрессанты в пузырьке от аспирина!

— Ну, не знаю… У Сегала уже были проблемы с полицией. Давным-давно, задолго до того, как он начал работать в нашей клинике. А сейчас у клиники такая хорошая репутация…

— Заставь другого доктора признать, что он прописал мне «куколки»! Заплати ему как следует! Ради бога, Томми! Ты же решал проблемы посерьезнее! Папа всегда говорил, что в тебе больше сицилийской крови, чем во всех нас, вместе взятых! Что с тобой? Неужели в Конгрессе тебе отшибло последние мозги? Рассказал же я тебе, что делал этот хлыщ с моей женой!

— Да, по телефону! Не самое мудрое решение!

Фредо равнодушно пожал плечами:

— Маршалл же жив, так что ничего страшного!

— И слава богу! — воскликнул Хейген. — С ним будет все в порядке, чего не скажешь о его лице!

— Что, личико испорчено?

— Да уж, испорчено! Высокие скулы фактически кормят Мэта Маршалла, а сейчас одна из них скорее в жидком, чем в твердом состоянии. Ситуация усугубляется тем, что фильм отснят лишь наполовину, а без Маршалла они не закончат. Можно попробовать договориться, но Лос-Анджелес — город непростой. Особенно с тех пор, как местные парни стали союзниками Чикаго.

— Мы же заключили мирный договор! Эти ребята меня знают и любят. Я сам все улажу!

— Ох, ну и задачу ты мне задал!

— Ладно тебе, Томми! Как бы ты поступил на моем месте?

— Даже не знаю… Ну, покалечил бы машину, той-пуделя и красавца-актера.

— По крайней мере, ты не сказал, что с Терезой такое бы никогда не случилось.

— С Терезой бы такое никогда не случилось!

— Фу, ну и зануда же ты!

— Сколько «куколок» ты сегодня проглотил?

— Ни одной! — Фредо не знал, какую из дорожек выбрать. Не хотелось попасть ни к бунгало № 3, ни к бассейну. — Я лишь изредка их принимаю! Давай пойдем по этой дорожке, она ведет к Рассветной автостраде.

— Знаю, — отозвался Хейген, — я не в первый раз останавливаюсь в «Шато Мармонт». Если помнишь, это я порекомендовал тебе этот отель.

— Тем более!

Они пошли в сторону Рассветной автострады.

— Давно хотел спросить… Кей сильно разозлилась, узнав про «жучков»?

— Она ничего не знает.

Фредо угадал: Майкл не собирается говорить Кей сам, он подошлет Хейгена. Боже, Майки боится собственной жены!

— Кей далеко не дура, она догадается. Рано или поздно заставит тебя обо всем рассказать.

— К чему это ты ведешь?

— Ну, Томми! Не знаю, какие у вас отношения, но каждому известно — ты у нее под каблучком.

— Что за бред?!

— Мой «кладбищенский» проект ты тоже назвал бредовым!

— «Кладбищенский» проект? Фредо, ты до сих пор его не забыл? Майкл же объяснил тебе, что сейчас не время для чего-то подобного! Мы отходим от рэкета, а просить об услуге Страччи или местных политиков, без которых ничего не выйдет, нам вообще ни к чему! В твоем проекте столько дыр! Удивительно, как ты сам их не видишь!

Завернув за угол, они столкнулись с Альфредом Хичкоком, прогуливающимся в компании Энни Магауан и ее агента. Фредо представил Тома как «конгрессмена Хейгена», а Энни поинтересовалась, как себя чувствует самый знаменитый человек в отеле. Корлеоне пообещал перезвонить и рассказать историю во всех подробностях. Джонни Фонтейна в городе не было. Выяснилось, что у него какие-то дела в Чикаго. Хичкок заявил, что ему пора, и троица поспешно удалилась.

— И какие же дыры в моем плане? — спросил Фредо, как только они остались одни.

— Во-первых, в Нью-Йорке наша семья будет заниматься лишь надежным проверенным бизнесом. Ничего нового. Если что и появится, то будет абсолютно легальным.

— В этом и прелесть моего проекта, Томми. Это ведь не рэкет! Игру можно вести легально!

— Фредо, нельзя жечь свечу сразу с двух концов! Ты не можешь быть у всех на виду, иметь жену-кинодиву, заниматься культурной программой в наших отелях, вести собственное шоу, которое, насколько мне известно, получается отличным…

— Спасибо, очень рад слышать.

— …и одновременно пропихивать нам с Майклом что-то вроде «кладбищенского» проекта. Да и вообще, чтобы его добиться, нужно быть очень осторожным. Фредо, встряхнись и взгляни в глаза реальности!

Встряхнуться было бы здорово, но чертовы копы забрали «куколок»!

— Тогда пусть на начальном этапе проектом займется кто-нибудь другой, — предложил Фредо. — Например, Рокко или, лучше всего, Ник Джерачи! А когда бизнес станет легальным, отдадите его мне. Идея-то моя, Том!

— Сами по себе идеи ничего не стоят! Умение воплощать их в жизнь — вот что ценится!

— Слушай, я сам знаю, как воплотить проект в жизнь! Я сумел бы наладить бизнес! Проблема в том, что вы с Майком суетесь во все дыры и ничего мне не позволяете!

Том начал что-то объяснять, но Фредо и слушать не желал.

— Да, конечно, все дело не в тебе, а в Майке! Черт побери, Том, он же использует нас обоих! Мы старше его и позволяем ему командовать! С какой радости?

Хейген нахмурился.

— Ты не итальянец, — не унимался Фредо, — и не кровный брат, ладно. Так ведь это еще не повод, чтобы делать из тебя мальчика на побегушках!

— Надо было бросить тебя в кутузке, сволочь неблагодарная! Там тебе самое место!

— Что ты сказал, козел?

Том устало закрыл глаза:

— Ничего.

— Что, опять струсил?

Хейген не ответил.

— Я задал тебе вопрос, ты, побирушка ирландская!

— Хочешь меня ударить? Давай же, Фредо!

— Знаю, к чему ты ведешь, Томми! Говори, не стесняйся. Не терпится напомнить мне о том ворюге из Сан-Франциско? — Распутный Дин стал первой жертвой Фредо, среднего брата Корлеоне, которого даже в семью приняли на льготных условиях. Все бы обошлось, если бы парень не вспомнил фотографию, на которой Фредо рыдал, сидя на мостовой! Корлеоне притворился, что не понимает, о чем речь. У него довольно заурядное лицо, Дин путает. Но парнишка продолжал твердить свое. Пришлось задушить его подушкой, избить труп и обставить все как попытку ограбления. Милый паренек, но со странностями. Он и гомосексуалистом не был, просто больной какой-то. В тот момент Фредо так боялся быть узнанным, что действовал, не задумываясь. Естественно, потом он перепугался, но, к счастью, все обошлось. — Ну, что уставился? Говори, если есть что сказать!

— Мне нечего сказать, — отозвался Хейген. — История мерзкая, но все давно в прошлом.

— Томми, ты начинаешь меня раздражать!

— Только начинаю?

Корлеоне замахнулся, однако Том оказался проворнее, схватил кулак Фредо, с силой вывернул, а потом ударил под правое ребро. Корлеоне стало нечем дышать; пошатнувшись, он упал на колени.

— Ненавижу тебя, — тяжело дыша, прохрипел Фредо.

— Что?

— Не успев появиться в доме, ты стал папиным любимчиком!

— Фредо, сколько тебе лет?

— Майка обожала мама, — продолжал Фредо, — Санни всегда был сам себе на уме, Конни — вообще девчонка. Папиным любимчиком был я, пока ты не появился. Ты хоть знал об этом? Да тебе плевать! Ты забрал то, что принадлежало мне по праву!

— Очень умно говорить это человеку, который вытащил тебя из переделки!

— Что это изменит? — нахально спросил Фредо. — Ты все равно меня вытащишь! Ты сделаешь то, что скажет Майк.

— Я предан семье!

— Вздор! Ты предан только Майку!

— Если бы ты видел себя со стороны!

Фредо снова бросился на Тома, но сильный удар в подбородок швырнул его под куст азиатского жасмина.

— Еще? Или достаточно?

Корлеоне сел и потер колючую щеку. Дыхание постепенно приходило в норму.

— Знаешь, сколько ночей я не спал нормально?

Хейген вытащил сигару, закурил, затянулся поглубже и протянул Фредо. Тот, сидя на корточках, взял ее далеко не сразу.

— Хочешь еще одну? — спросил Хейген, хлопая по нагрудному карману.

— Нет, спасибо.

Том кивнул:

— Проведай жену, Фредо.

— Хватит указывать! Ее наверняка нет в номере!

— Где же ей быть? Съемок-то сегодня нет.

— Она в номере?

Хейген похлопал Фредо по плечу:

— Я люблю тебя, Фредо. Ты ведь знаешь?

Корлеоне пожал плечами:

— Я тоже люблю тебя, Томми. И все-таки…

— Хватит об этом. Поговорили, и ладно!

— Наверное, между братьями такое бывает, верно?

Хейген кивнул, что означало: «может, да, а может, и нет».

— Кстати, отличная реакция, — похвалил Фредо. — Здорово ты поставил мне блок!

— Это кофе, — пошутил Том.

— Но все же будь поосторожнее, — посоветовал Фредо, — не то плохо кончишь!

— Пошли, пора отдыхать. Мы оба это заслужили.

Дина ждала его у порога. Робко поцеловав мужа, она приготовила ему горячую ванну с пеной. Фредо наслаждался ароматным паром, а Дина его брила.

Конечно, она одна из самых талантливых актрис своего поколения, но вряд ли ее покорность и благодарность были фальшивыми. Еще бы, муж дрался за ее честь! Возможно, поэтому в постели все получилось гораздо лучше, чем в последнее время.

— Откуда у такого балбеса, как я, такая красавица жена? — спросил Фредо потом, когда они лежали обнявшись.

— Муж и жена — одна сатана, — засмеялась Дина.

— Ты правда меня любишь?

— Конечно, милый, — промурлыкала она, нежно целуя Фредо в губы.

Глава 18

В марте в Нью-Йорк приехал Фаусто Джерачи-старший, впервые с тех самых пор, как Ник уехал из Кливленда. Наверное, можно не говорить, что он прибыл на грузовике. Многие тысячи миль, разделяющие Нью-Йорк и Аризону, Джерачи преодолел один всего за три дня. В конце концов, он же Шофер Фаусто.

Поначалу Джерачи-старший ни с кем не общался и угрюмо брюзжал, неодобрительно поглядывая на бассейн возле дома. Вскоре у него кончились сигареты, и Шарлотта предложила ему свои. Естественно, она курила дамские, но Фаусто заявил, что уже пробовал такие у своей знакомой и они вполне подойдут. Ник поинтересовался, не зовут ли знакомую Кончита Круз.

— Не суйся в мою жизнь, ладно? Хочешь, заплачу за сигареты? — Фаусто полез за кошельком.

— Папа, не надо.

— Ты, конечно, парень крутой, но мои дела тебя не касаются, ясно?

— Мы просто хотим, чтобы тебе было удобно.

— Не стоит утруждаться! — съязвил Фаусто. — Почему бы вам просто не заниматься своими делами? И возьми деньги, если не брезгуешь!

— У нас так не принято, папа, — запротестовал Ник. — Ты же наш гость!

— Гость? — насмешливо спросил отец. — Вообще-то я ваш родственник!

— Мы очень рады, что ты приехал! — сказал Ник, не замечая купюры, которую протягивал отец. Он обнял Фаусто и расцеловал в обе щеки.

Через час пять долларов лежали в кошельке Шарлотты.

На следующий день, который выдался на редкость теплым и солнечным, вся семья пообедала «У Пэтси», в любимом ресторанчике Ника, где его всегда ждал столик. Затем по предложению Шарлотты они отправились на прогулку по Гудзону. С палубы катера открывались потрясающие виды, Фаусто должно понравиться! Еще до свадьбы Ник с Шарлоттой частенько совершали прогулки по реке, а вот для девочек эта была первой. Старшеклассница Барб повсюду таскала с собой друзей. Даже сегодня на причале ее ждали несколько подруг. Бев в свои одиннадцать казалась старше сестры. Она не отходила от дедушки ни на шаг, расспрашивая об острове Эллис, который Фаусто в последний раз видел в глубоком детстве. Когда проплывали мимо острова Рузвельта, Бев упросила деда научить ее сицилийскому.

Когда позади осталась северная оконечность Манхэттена, Фаусто, ободренный вниманием внучки, отвел сына в сторону и сказал, что вообще-то приехал в Нью-Йорк по делу.

Ник осторожно кивнул.

— Еврей просил кое-что тебе передать, — заявил Фаусто, имея в виду Винни Форленца. — Долгая история и не для посторонних ушей. Мы далеко от Трои?

— От Трои? Какой еще Трои? В Нью-Йорке есть Троя? — Ник Джерачи понятия не имел, к чему клонит отец.

— Эх ты, умник! Троя, где была Елена и большой деревянный конь, в котором прятались какие-то парни. Да, в Нью-Йорке есть Троя!

— Мы должны пойти в Трою, чтобы ты мне все рассказал?

— Не нужна нам никакая Троя, можно поговорить в доме или политическом клубе Генри Хадсона, где угодно…

— Клуб Патрика Генри, — поправил Ник. — Но ведь его штаб-квартира в Бруклине!

— Какая разница! Хочу в Трою, и все тут! Неужели ты не выполнишь последнее желание умирающего отца?

— С каких пор ты умираешь?

— С того самого дня, как родился.

— А я думал, что с того самого дня, как родился я!

— Ты льстишь себе, умник!

Троя оказалась городком на севере штата Нью-Йорк, знаменитым петушиными боями. Прямо или косвенно любой клуб в городе контролировал Отилио Кунео. Фаусто обожал петушиные бои, а в одном из клубов Янгстауна оставил столько денег, что их с лихвой хватило бы, чтобы выкупить заведение. В Тасконе тоже проводились петушиные бои, но клуб принадлежал мексиканцам, которых Фаусто считал проходимцами.

— Ты шутишь! — воскликнул Ник. — В Янгстауне птичкам колют кокаин. Если нужна жертва, петуху пускают кровь, и он не держится на ногах, а если необходим победитель, дают немного кокаина, и птичка всех на куски рвет! Чем только их не травят! Мне рассказывали, что сильных петухов специально морят, чтобы на них никто не ставил, а больных кормят так, что перышки блестят!

— Много ты понимаешь! Мексиканцы в сто раз коварнее!

Ехать решили следующим утром в одиннадцать. Фаусто Джерачи поднялся чуть свет, чтобы в сотый раз свериться с картой и осмотреть машину. Естественно, машину поведет он! Вообще-то у Ника был водитель, его троюродный брат Джонни Ридикюль, но разве Фаусто доверит кому-нибудь свой грузовик? Сторонний наблюдатель заметил бы, что водит он совсем по-стариковски — голова низко опущена, на носу очки, пальцы судорожно сжимают руль, даже радио не играет. Все внимание на дорогу! А на самом деле Фаусто так водил даже в молодости. Старый неуклюжий грузовик порхал по шоссе, как ласточка, быстро выбираясь из любых пробок. За всю жизнь Фаусто не разбил ни одной машины (за исключением тех, которые калечились по приказу босса)! Образцовый водитель, которому следовало родиться пилотом «Формулы-1», Джерачи-старший отбывал срок за «аварию, повлекшую смерть пешехода», — пришлось прикрывать четырнадцатилетнюю племянницу Форленца, которая, взяв родительскую машину, поехала кататься и сбила старушку. Полицейских Фаусто чувствовал, словно гончий пес добычу. Он всегда знал, достаточно ли показать значок «Почетного работника дорожной полиции Огайо», купленный у приятеля за пять долларов, либо значок и аккуратно сложенную купюру в пятьдесят долларов. Пятьдесят долларов всегда лежали в «бардачке» между значком и правами. Однажды, когда ему было двенадцать, Ник стянул у отца приготовленную купюру. Отец поколотил его так, что синяки не сходили неделю. После этого случая парень записался на бокс и стал называть себя Ником, хотя до этого его звали Фаусто-младший или Фаустино.

Ник терпеливо ждал, когда отец расскажет свою историю. Судя по всему, поручение казалось ему серьезным, — уж больно важный был у Фаусто вид.

Вот они пересекли мост Джорджа Вашингтона и съехали на обочину, чтобы пропустить колонну грузовиков-пятитонок. Когда дорога освободилась, Фаусто тяжело вздохнул и стал рассказывать сыну то, что услышал от Винни Форленца.

— Слушаешь меня?

— Весь внимание! — с готовностью проговорил Ник.

Судя по всему, Сал Нардуччи устал ждать смерти Еврея.

В свое время Смеющийся Сал порешил немало народа, но поднять руку на босса не хватало пороха. Он пошел другим путем — решил дискредитировать Форленца, чтобы, опозоренный, тот добровольно ушел со сцены. Это Нардуччи нанял умельца, устроившего диверсию! Да, да, это устроил Нардуччи, так же как и похищение из больницы, а все для того, чтобы показать, как слаб и импульсивен Форленца. Следует признать, у него неплохо получилось.

— Но знаешь, Эйс, — как обычно, язвительно проговорил Фаусто, — не спеши докладывать боссу. Ведь заказчиком выступал именно он, pezzonovante эдакий!

Ник только головой покачал.

— Как ты считаешь, почему ты до сих пор жив? — поинтересовался Фаусто. — Думаешь, тебя бы оставили в живых, если бы ты действительно разбил самолет? У тебя много знакомых, которые, красиво спикировав в озеро, не получили пулю в лоб?

Ну, причин более чем достаточно! Он нужен Майклу, и это главное.

— Авиакатастрофу же признали несчастным случаем!

— А мне еще говорят, что мой сын — умница! Льстят, наверное!

Только теперь до Ника дошло, что в комиссии авиадиспетчеров работают обычные люди. Всегда найдется какой-нибудь лаборант, который за несколько зеленых бумажек закроет глаза на что угодно.

Ник подавленно слушал рассказ отца. Постепенно все становилось на места. С топливными резервуарами было что-то не так. Форленца заподозрил неладное, когда услышал о механике, который уехал в отпуск в Лас-Вегас и не вернулся. Парень был молодой, с претензиями, мечтал поступить в колледж.

— Говорю же тебе, в живых никого просто так не оставляют!

Беседа очень нравилась Фаусто, тем не менее на сына он даже не взглянул — следил за дорогой.

— Так вот, молодой механик не возвращается из Лас-Вегаса, его приятель поднимает шум, пытаясь выяснить, что случилось. Еврей тут же делает выводы. Механик исчез, судя по всему, — Фаусто приставил палец к виску, — ему вышибли мозги. Форленца приглашает этого приятеля на задушевную беседу. Несколько вопросов, а остальное можешь додумать сам.

— Хочешь сказать, что любопытный приятель, вернее, то, что от него осталось, лежит в бетонном фундаменте чьего-нибудь нового дома?

— Умница! Забудь про приятеля. Сам механик гораздо интереснее. Твой босс и Смеющийся Сал заплатили ему, чтобы он подлил в горючее какую-то дрянь. Ну-ка загляни в «бардачок»!

Ник сидел не шевелясь.

— Не бойся, бить не буду!

Памятная порка произошла тридцать лет назад, но до сегодняшнего дня ни отец, ни сын о случившемся не вспоминали. Сколько воды утекло с тех пор!

В «бардачке», как и во всем грузовике, царил идеальный порядок: значок, пятьдесят долларов, аккуратно свернутые в трубочку, водительские права, два чистых конверта и технический паспорт.

— Загляни в соседний, — посоветовал Фаусто.

Внутри лежали шесть билетов на поезд-экспресс до Кливленда. Ник может взять с собой охрану и в дороге ничего не опасаться.

Фаусто принялся объяснять детали встречи с доном Форленца, которая должна состояться в кливлендском музее изобразительных искусств. Скорее всего, Еврей будет ждать в закрытом на реконструкцию зале.

— Не знаю, помнишь ли ты Майка Зелински, поляка, с которым мы дружили?

— Шутишь? Конечно, помню!

Майк Зелински был крестным сестры Ника и единственным другом отца.

— Вот и славно! В музее нужно быть в девять пятнадцать без опоздания. Знаешь, там в вестибюле стоит такой жирный грек?

— Скульптура?

— Скульптура, статуя, какая разница?

— Припоминаю!

— Так вот, если увидишь Зелински возле статуи, то все в порядке, можно идти дальше. Если его не будет, то сразу же возвращайся в отель и никуда из номера не высовывайся.

Ник не знал, что и думать. Неужели Майкл на такое способен? Как он мог его предать?

— Знаю, о чем ты сейчас думаешь! Не будь таким наивным!

— С чего ты решил, что я наивный?

— Как давно ты в семье Корлеоне?

— К чему ты ведешь?

— Да ни к чему! Когда босс затевает какую-то гадость, шестерки даже не знают, ради чего их нанимают и какую цель преследуют. Они ведь просто шестерки, пешки в большой игре. Удивительно, что ты до сих пор жив, дорогой мой умник!

Хорошо, что до Трои далеко, а отец — попутчик не из болтливых. У Ника Джерачи было время все обдумать. Вернее, он пытался думать. Действовать нужно очень аккуратно, не привлекая к себе внимания. Тщательно все проверить и просчитать свои действия на несколько ходов вперед.

В одном Ник не сомневался: если все, что рассказал отец, правда, месть будет ужасной!

Вот наконец и Троя! Петушиные бои проводились в старом льдохранилище, часть которого переоборудовали в бар. Огромная автостоянка была практически не видна с дороги.

— Папа, как ты узнал про этот клуб?

Фаусто закатил глаза:

— Думаешь, только ты умник, а твой отец тупой как пробка?

Нику пришлось промолчать. Фаусто принялся жаловаться на холод. Странно, в Кливленде он никогда не мерз!

— Сейчас ведь уже март, папа…

— Кровь уже не греет, — заявил Фаусто, остановился и закурил Шарлоттину сигарету. Пренебрежительно фыркнув, он шагнул к двери.

— Что ты смеешься?

— Если память мне не изменяет, то «воздушный бой — убийство по последнему слову науки»! — Для своего возраста отец двигался на удивление быстро и легко.

— Откуда ты это взял?

— Из твоей книжки про пилотов, Шерлок Холмс несчастный! Ты оставил ее у меня в Тасконе! А ты что, думал, я не умею читать?

Ник вспомнил — эти строчки, кажется, были напечатаны на форзаце.

В клубе встретились несколько знакомых. Что ж, неудивительно, а в компании отца даже полезно! Пусть убеждается!

Отец и сын зашли в мужскую уборную.

— Слушай, если хочешь, чтобы я позаботился, ну ты сам знаешь о ком, — прошептал Фаусто, расстегивая ширинку, — то я хоть завтра!

— Спасибо, — улыбнулся Ник, — буду иметь в виду!

— Не стоит его недооценивать, — посоветовал отец. — В свое время он отправил к дьяволу больше парней, чем…

— Все будет в порядке, — перебил его Ник. — Первая ставка за мой счет! — объявил он, пропуская отца в зал.

По совету отца Ник поставил пять долларов, те самые, что Фаусто подбросил Шарлотте, на болезненного вида петушка, судя по клетке, страдающего диареей. Ставки были один к десяти. Фаусто посмотрел на пол клетки, поднял с пола комочек помета и поднес к носу. Через тридцать секунд петух с перепачканным пометом хвостом заклевал здорового крупного собрата. Шофер Фаусто не прогадал — диарею вызвали искусственно, добавив в корм английскую соль.

Получив пятьдесят долларов, оба Джерачи заметно повеселели и стали решать, на кого поставить в следующий раз.

Глава 19

В итальянском квартале был небольшой ресторанчик, куда можно было попасть, только являясь хорошим знакомым Пита Клеменца. По возрасту владелец заведения годился Питу в отцы, что особенно примечательно, если учесть, что сам Клеменца справил семидесятилетие. Дружили они с незапамятных времен. В то утро хозяин слег с гриппом, и на кухне, повязав поверх костюма белый фартук, царствовал Пит — пассеровал лук, показывая мастер-класс местным поварам. Охранники сидели за небольшим столиком и слушали одну из бесконечных историй Клеменца. Не нужно долго думать, почему Клеменца и Вито Корлеоне отлично ладили — Пит был прирожденным рассказчиком, а Вито умел слушать.

На этот раз Пит рассказывал о том, что произошло пять лет назад, когда он едва не угодил в тюрьму за вымогательство. К счастью, адвокат попался ловкий и вовремя подал апелляцию. Прямо из камеры Клеменца отправился к Тессио, который накануне купил новый телевизор.

— По сравнению с тем, что стоял в кутузке, ящик был такой, что слюнки текли: и картинка, и звук — все как в жизни. Был пятничный вечер, и Салли позвал ребят, чтобы посмотреть бокс, сделать ставки и пропустить по стаканчику. Тессио лично знал почти всех боксеров-профессионалов и мог предсказать исход любого поединка. Но, будучи парнем гостеприимным, он ставил на проигравших, позволяя заработать другим. В компанию затесался совсем молодой парнишка, которого толком никто не знал. Так вот, для новичка он задавал чересчур много вопросов. Мне это не понравилось, однако Салли сказал: «Пусть спрашивает, может, хоть поумнеет!» Через пять минут Риччи, мой приятель, подкараулил меня у сортира и спросил, не знаю ли я, кто этот молодой проныра. Я сказал, что понятия не имею. Тут начался первый бой, и Салли убавил звук, сказав, что терпеть не может комментатора. Затем он подошел к проныре и попросил объявить участников. Парень побледнел, но Салли вытащил пушку. «Добро пожаловать в Мэдисон Гарденс!» — начал парень, и, представляете, его голос доносился из телевизора! «Кто у нас в красном углу?» — спросил Салли. «В красном углу Бо Джек», — опять послышалось из телевизора. Салли улыбнулся и заметил, что этот комментатор тоже не годится. Риччи содрал с парня рубашку. Ну и видок! Волосатая грудь, а на ней провода и какие-то датчики! Я первый раз видел, чтобы микрофон крепился к телу! Примитивная штука работала через новый телевизор Салли. Тессио наклонился к микрофону и проговорил, чтобы слышали те, кто подслушивал: «Fatta il legge, trovato l'inganno», что можно перевести как «Законы существуют для того, чтобы их нарушать». Похоже, парнишка знал итальянский, потому что смекнул, что, несмотря на закон, запрещающий убивать полицейских, живым ему не уйти. От страха обоссался прямо на провода! Датчики начало коротить, а он — дрыгаться и истошно орать. Вот умора!

В тесной кухоньке раздался дружный смех.

Вдруг Клеменца побледнел и упал прямо на решетку гриля. Сначала никто и не понял, что у старика остановилось сердце. Когда телохранители опомнились, лицо Пита было похожим на бифштекс, а шелковый костюм занялся.

Таким образом, все работники торговой компании «Дженко пура»: президент Вито Корлеоне, управляющий Дженко Аббандандо и их помощники Сал Тессио и Пит Клеменца — были мертвы.

Кливлендский вокзал находился недалеко от озера, поэтому первыми гостей города приветствовали ледяные порывы ветра. Один из людей Ника, Эдди Парадиз, поскользнулся и упал прямо на грязном перроне. Он сломал руку, но это выяснилось только через пару дней.

У статуи в вестибюле ждал Зелински.

Было девять пятнадцать, музей открылся час назад. Джерачи провели в белый зал, где не было ничего, кроме огромного кресла Винсента Форленца, самого щедрого из анонимных спонсоров за всю историю музея. Повернувшись лицом к Джерачи, Еврей велел телохранителям принести стул. Ник заверил, что чувствует себя отлично и вполне может стоять. Медсестра и телохранители удалились в противоположный конец галереи, готовые в любую минуту прийти на помощь боссу.

Ник признался, что его первым побуждением было поколдовать над автомобилем Нардуччи, чтобы потом все выглядело как авария. Око за око! Форленца, как истинный дон Северо-Запада, предложил взорвать машину вместе с Салом. Тысяча мелких кусочков, никто ничего не докажет.

Идея с пытками нравилась обоим, но ведь Смеющийся Сал не расскажет ничего нового! Да, пытать не стоит, проще пристрелить предателя или взорвать машину.

Однако Ник уговорил Форленца оставить Сала в живых. Пока.

Во-первых, гибель или исчезновение Нардуччи привлечет внимание Майкла Корлеоне. Во-вторых, можно сказать, что самое опасное преступление Смеющийся Сал уже совершил, так что его можно больше не опасаться. А в-третьих, ни в одной семье consigliere не предавали своих боссов. Разве Кливленду нужна такая слава? Нет, дону Форленце нельзя привлекать к себе внимание!

Еще один не менее привлекательный вариант — убить Майкла Корлеоне. Только к чему это приведет? К беспорядкам, бесчисленным вендеттам, войне, миллионам долларов потерянной прибыли. То есть, даже получив моральное удовлетворение, они проиграют.

Нет, лучше поступить по-другому — не спускать с предателей глаз, а самим заключать новые союзы. С Черным Тони Страччи и его семьей Ник уже сотрудничал, а у Форленца налажены контакты с Поли Фортунато. Со смертью Клеменца Джерачи станет главой всех нью-йоркских предприятий, фактически боссом. Можно сказать, что три из пяти нью-йоркских семей уже на их стороне.

Следующий шаг — альянс с Чикаго. Луи Руссо уже сформировал целую коалицию: Милуоки, Тампа, Лос-Анджелес, Новый Орлеан и Даллас. Прибавьте это к уже имеющимся связям дона Форленца и Ника, и Майкл Корлеоне пожалеет, что родился на свет.

С Майклом нужно биться его же оружием. На роль козла отпущения идеально подходит Фредо. Они будут использовать его, как Майкл хотел использовать Ника.

Пусть враги перегрызут друг другу глотки, а Ник будет смотреть и наслаждаться. Чтобы все получилось, нужно действовать не спеша и очень аккуратно.

Когда дело закончится, Кливленд, Чикаго и другие семьи Среднего Запада будут контролировать большую часть страны. Ник Джерачи станет боссом бывшей семьи Корлеоне и захватит Нью-Йорк. Чтобы привести план в исполнение, нужно всего лишь поставить Фредо между Майклом и Хаймоном Ротом.

Дон Форленца покачал головой. Он казался таким болезненным, но холодные серые глаза свидетельствовали о сильном бойцовском характере.

— Скажи, Фаусто, а с чего Фредо будет нам помогать?

Фаусто. Только дон Форленца и Майкл Корлеоне звали его так, и каждый раз Нику становилось не по себе. Настоящий Фаусто, его отец, вообще не называл его по имени, все больше Эйс, «умник» или что-нибудь обидное.

— Помнишь, он рыдал на обочине, когда убили Вито? — спросил Форленца. — Это ведь случилось после того, как его брат Санни выступил против торговли наркотиками?

О том, что его крестник — крупнейший импортер героина в стране, дон Форленца не имел ни малейшего понятия.

— Не знаю, — соврал Джерачи. — Кажется, да!

— Насколько мне известно, Санни фактически подставил отца. А вот Фредо, похоже, слабак.

— Фредо — алкаш и ничего не контролирует. Мы заставим его вырыть себе могилу!

— Вырыть себе могилу?

— Ну, это просто фигура речи!

— Могилу либо роют, либо нет, — пожал плечами Форленца.

— Пусть так, хорошо. Вот как мы поступим: Фредо носится со своим планом построить в Нью-Джерси «город мертвых». Просто с ума сошел!

— «Город мертвых»?

— Сеть фальшивых кладбищ. Долго рассказывать. Майклу идея не понравилась, и, скорее всего, он прав. Но ты представь, Фредо женат на кинозвезде и живет на Западе, то есть на чужой территории. А почему? Он решил, что придумал сверхприбыльный бизнес, а Майкл слишком занят делами на Кубе, чтобы выслушивать всякую ерунду. К тому же его раздражает то, что братец оказался полным ничтожеством, на которое нельзя положиться.

Слушая собственные слова, Ник понимал, что обратного пути нет. Фактически он уже предал семью… К черту! Верность — улица с двухсторонним движением, и Ник никогда бы не совершил ничего подобного, если бы Майкл Корлеоне не попытался его убить.

По твердому убеждению Ника Джерачи, месть и предательство — понятия диаметрально противоположные. Так что он мстит, а не предает.

Дон Форленца устало закрыл глаза и сидел так тихо, что Джерачи испугался, что тот не дышит.

— Хаймон Рот — давний партнер Корлеоне, — принялся объяснять Джерачи. — С Вито он начал работать еще раньше, чем с вами. Однако на Кубе они получают такие барыши, что Майкл и Хаймон иногда не знают, как поделить прибыль. — Джерачи шагнул к инвалидной коляске и заговорил громче, на случай, если старик заснул. — Вот тут-то мы и выпустим на сцену Фредо. У Рота в Нью-Йорке много влиятельных знакомых. Если Фредо внушить, что Хаймон сможет помочь ему с кладбищами, он тут же постарается с ним встретиться.

Форленца внимательно слушал. Тонкие пальцы сжимали лежащий на коленях плед.

— Все действия мы будем совершать при помощи и с благословения Чикаго, — продолжал Джерачи. — Вся лос-анджелесская семья давно пляшет под дудку Руссо. Вам нужно будет попросить Носа об одолжении, пусть нажмет на Гасси Чичеро. Устроим так, чтобы один из людей Хаймона, Белобрысый Морти или Джонни Ола, «случайно» встретился с Фредо в БеверлиХиллз. Уверен, Фредо продаст Майкла с потрохами в обмен на то, что, если вы умрете в Нью-Йорке, он получит солидный куш.

Форленца поднял глаза на Ника.

— С чего это я должен умирать в Нью-Йорке?

— Крестный, я абсолютно уверен, что вы не умрете нигде и никогда!

Еврей засмеялся и замахал на Ника руками.

— Слушай, а с чего ты решил, что Нос захочет в этом участвовать?

— Во-первых и в-главных, ему это выгодно. А во-вторых, он обязательно поддержит именно вас. Ведь вы последний дон, не ставший ему ни врагом, ни марионеткой.

— Ты правда так считаешь? — спросил Форленца, явно польщенный.

— Думаете, я стал тем, кем стал, с помощью пустой болтовни?

Форленца засмеялся, он отлично знал своего крестника. Еврей согласился с планом и утвердил его, поцеловав Ника в лоб.

Если план сорвется, то виновным окажется Руссо. Если станут копать глубже, то ответственность ляжет на Форленца, который в переговорах с Чикаго не станет упоминать имени крестника. С одной стороны, он защитит Ника, а с другой — пусть Нос думает, что это Форленца придумал такой гениальный план. Джерачи не хотелось подставлять дона Винсента, но лучше так, чем признаваться самому.

Наконец перешли к обсуждению деталей.

— Доверьтесь мне, — увещевал Джерачи, — Фредо настолько глуп, что предаст брата, свято веря в то, что ему помогает!

— Никогда не говори: «Доверьтесь мне», потому что доверять тебе никто не станет.

— Правда?

— Доверься мне!

Джерачи усмехнулся:

— Крестный, вы мне тоже не доверяете?

— Кто, я? На все сто!

— Тогда можно попросить об одолжении?

Форленца поджал губы и недовольно кивнул.

— Когда придет время, я хочу лично убить эту крысу Нардуччи!

Эту крысу. Перед глазами встал труп Смеющегося Сала и жирная крыса, выползающая из его сфинктера.

— Признаюсь, я сам хотел тебя об этом попросить! — сказал Форленца.

Клеменца был старейшим другом Вито Корлеоне, но из родственников старого дона на похороны приехал только Фредо. У Кармелы снова появились тромбы, на этот раз в ногах, и она не могла путешествовать. У Майкла — дела, за его спиной все только и шептались о том, что Кей с ним разводится. Конни бросила второго мужа, неудачника Эда Федеричи, и пустилась во все тяжкие, загорая на пляжах Монако нагишом. Неясно, что помешало приехать Хейгену, однако его тоже не было, как и Рокко Лампоне, который превратился из искалеченного ветерана в caporegime при непосредственном участии Клеменца. Итак, пришел только Фредо, который меньше всех общался с Клеменца. Однако, когда Джерачи встретил его в аэропорту, Корлеоне заявил, что ни за что не пропустил бы похорон старика.

По дороге к месту проведения похорон Фредо и Ник остановились в бруклинском ботаническом саду. Когда-то это было любимое место Тессио, вслед за которым его полюбил Ник.

Среди недели посетителей было немного, да и «жучок» негде поставить!

Шел сильный снег, и японский садик с его декоративными камнями больше всего напоминал лунный пейзаж. Ник и Фредо прогуливались в сопровождении свиты Джерачи: Таракан Momo, Эдди Парадиз и два парня с Сицилии, такие жестокие, что остальные их побаивались. Еще двое — приехавший с Фредо Тони Нери и шофер Джонни Ридикюль, получивший свое прозвище благодаря калоприемнику, который пришлось носить после того, как собственная жена прострелила ему живот, — ждали в машине.

— Говорят, что никакого инфаркта у Пита не было, — осторожно проговорил Фредо.

— Вскрытие подтвердило закупорку коронарных сосудов, — возразил Джерачи. — Разве инфаркт можно спровоцировать? Боже, люди слишком много смотрят телевизор, вот мозги и атрофируются! Извини, это не в обиду тебе сказано.

— Да я не обижаюсь. Кстати, возможно, ты и прав, — отозвался Фредо.

Ходили слухи, что телохранители Клеменца не подняли его с гриля, а, наоборот, ткнули старика лицом, чтобы поджарить заживо. Якобы первоначально планировалось поджечь ресторан, чтобы замести следы, но у Пита случился инфаркт, и задача заметно облегчилась. Назывались даже имена коварных телохранителей, которые могли убить босса.

Существовали и другие мнения — Клеменца мог убрать Хаймон Рот, босс еврейской мафии, который вел переговоры с Майклом Корлеоне о контроле над Кубой. Нельзя исключать и Луи Руссо. Если бы это действительно было убийство, Джерачи бы поставил на братьев Розато, телохранителей Пита, некогда благоволивших дону Татталья. Тем не менее трудно поспорить с заключением патологоанатома — смерть наступила в результате закупорки коронарных сосудов.

— Хейген тоже сказал, что все это пустая болтовня, — признал Фредо.

— А дон?

— Майк согласился с Томом. Мы с ним об этом говорили, — ответил Корлеоне, сжимая кулаки.

Любой человек с зачатками интеллекта догадался бы, что Фредо лжет, а Нику даже не нужно было гадать. Один из телохранителей Корлеоне когда-то его стриг. Парня даже прозвали Фигаро. У Фигаро имелся кузен, прыткая личность и искусный сварщик, который по заказу Джерачи несколько раз устанавливал в двигателях машин двойное дно, чтобы перевозить с доков Джерси всякую всячину. Так вот, из авторитетных источников было известно, что Майкл и Фредо почти не разговаривали со дня свадьбы Франчески.

Фредо дрожал от холода. Он жил на Западе уже двенадцать лет и поотвык от такой температуры. Ерунда какая! Хочешь узнать, что такое холод, — отправляйся на поезде в Бруклин! Ник пожалел sotto capo и повел в оранжерею, где цвели орхидеи и прогуливались девочки-скауты.

— Как твоя мама? — спросил Джерачи. — Получше?

— С ней очень непросто! Переезд едва не стал роковым. Ее домик в Тахо — просто прелесть, но ведь нью-йоркскую резиденцию они строили вместе с папой. Столько воспоминаний…

— Моя мать была совсем другой, — грустно сказал Джерачи, глядя на густой снег. — Она обожала перемены!

— Перемены всегда к лучшему, — отозвался Фредо. — Слушай, я никогда раньше не видел рыжих орхидей!

Девочки ушли, оставив Фредо и Ника одних.

— Майк очень хотел приехать, — вздохнул Корлеоне. — Он считал Пита дядей, как и все мы.

Ник постарался придать лицу апатичное выражение.

— Уверен, дон знает, как лучше! — с чувством сказал он. Истинная причина отсутствия Майкла была отлично известна Нику — Корлеоне не хотел, чтобы нью-йоркские репортеры и ФБР видели его на похоронах. Навязчивое желание прослыть «чистым» бизнесменом перевесило даже верность старейшему другу отца, человеку, которого он, по собственному признанию, любил, если Майкл вообще способен на какие-то чувства и переживания. — Он, наверное, очень занят?

— Если честно, то не знаю, — признался Фредо.

Скорее всего, так оно и есть. Зато о делах Майкла был отлично осведомлен Джерачи. Судя по всему, Майкл и Рот не осознают, что их переговоры о контроле над Кубой бессмысленны, так как правящий режим Батисты фактически обречен. Вот Руссо времени даром не терял и щедро финансировал повстанцев. Даже если Батиста останется у власти, синдикат Кливленда и Чикаго сможет поссорить Рота и Корлеоне, умело играя на слабостях Фредо. Все соглашения и договоренности станут чистой формальностью, уж об этом Руссо позаботится.

Джерачи посмотрел на дверь. Пора идти.

Ник рассказал, как продвигается проект, который они с Фредо называли «Восточная Кольма». Переговоры со Страччи идут полным ходом. У Черного Тони есть человек, который охотно продаст Корлеоне свой участок в самом сердце джерсийских болот. А поскольку Джерачи уже давно возит героин с Сицилии между мраморными плитами, такими тяжелыми, что ни один таможенник не поднимет, то сам бог велел заняться изготовлением памятников.

— А у тебя как успехи?

— Все под контролем! Осталось только уладить детали с Майклом.

— Ты еще этим не занимался? — с притворным удивлением воскликнул Ник. — То, что могу, я сделаю. Но переговоры с мэрией, принятие новых законов — это не по моей части. Я знаю, к кому обратиться за помощью, как раскрутить бизнес, однако без благословения дона ничего не выйдет. Ведь именно он должен вести переговоры с местными властями. Допустим, дело пойдет, а что потом? Нужно же постоянно следить за спросом! Неужели ты не понимаешь, что сейчас все зависит только от Майкла?

— Да я понимаю, просто сейчас не время. У брата слишком много дел… Он считает, раз мы с тобой у руля, то все будет в порядке! Он так тебе доверяет!

Джерачи похлопал Фредо по спине.

— Спасибо, чертовски приятно слышать! Мне Майкл никогда не говорил ничего подобного!

Ник рисковал, но надо же как-то спровоцировать Фредо!

— Ну, он и мне не говорил… — замялся Корлеоне. — И тем не менее он считает именно так, я же его знаю!

— Я простой кливлендский парень, — затягивал силки Ник. — Делаю то, что скажут, и рад, если все получается. Своего стараюсь не упустить, хотя и на рожон не лезу. Фредо, я не хочу быть у руля! Ты попросил помочь, я помог, на этом все! Понимаешь, о чем я?

Фредо кивнул, и они с Джерачи вышли из оранжереи. По-прежнему шел сильный снег, однако из-за туч показалось солнце.

— Ненавижу холод! — поморщился Фредо. — Снег и солнце — в этом есть что-то неестественное. Будто природа сошла с ума и издевается над нами!

— Давай расставим все точки над «i», Фредо, — продолжал Ник. — Я не хочу вставать между тобой и Майклом.

— У нас с ним все в порядке!

— Просто уточняю. Не хочется разрываться между ним и тобой!

— Зачем разрываться? Между нами полное взаимопонимание! Те, кто считает иначе, не знают ни его, ни меня.

— «По-моему, ты протестуешь слишком бурно»[14].

— Что за ерунда!

Джерачи кивнул в сторону оранжереи.

— Так, вспомнилось… Это ведь Шекспир, Фредо! Ты же теперь актер, неплохо бы знать такие вещи!

— Хватит умничать, «простой кливлендский парень»! Считаешь меня дураком?

— Успокойся, я вообще никак не считаю! Просто вспомнилась шекспировская строчка, и все.

— Я видел шекспировские пьесы, и здесь, и в Италии!

— Да? Какие именно?

— Ну, так сразу не вспомнишь… Слушай, ты что, учитель литературы? Хватит указывать! К твоему сведению, у меня есть дела поважнее, чем читать книжки и ходить по театрам. Пьесы я видел, ясно? Тоже мне, умник!

— Хорошо-хорошо!

Некоторое время они шли молча. Пусть Фредо выпустит пары!

— Слушай, прости! — прервал молчание Ник. — Просто боюсь потерять расположение Майка, только и всего.

— Не бойся ты ничего! Дело слишком серьезное и масштабное, чтобы один человек мог уследить за всеми мелочами.

Если Фредо и правда так думает, то он не знает собственного брата.

— Высокомерие — вот главная беда Майка, — продолжал Фредо. — Он ведь даже не допускает, что у человека могут быть меркантильные желания. Например, я хочу открыть собственное дело. Что-то, принадлежащее только мне. Если ты не согласен…

— Фредо, не надо передергивать. Все, что хотел, я уже сказал. — Джерачи не ошибся в своих предположениях. Милый Фредо охотно продал брата за тринадцать сребреников. Как грустно! Но все же Фредо ему нравился. — Как ни крути, без помощи Майкла ничего не выйдет.

Корлеоне пожал плечами и посмотрел на свои мокасины:

— Кажется, я ошибся с обувью.

— Надо было надеть ковбойские сапоги! — посоветовал Джерачи.

— Какие еще сапоги?

— Я думал, в Голливуде все носят ковбойские сапоги и пару «кольтов» за поясом. Особенно Фредо Корлеоне — истребитель гоночных машин и карликовых пуделей!

Фредо засмеялся.

С чувством юмора у него все в порядке — еще один факт, говорящий в его пользу. И все же пешкой придется стать именно ему, ничего не поделаешь.

— Черт с ними, с машинами, — отозвался Фредо, — а вот собачку жаль!

— Ей правда оторвало голову?

Фредо воздел глаза к небу:

— Правда! Вот если бы я целился, то не попал бы ни за что на свете!

— Нам пора, — напомнил Ник, кивая в сторону выхода. — Опаздывать нельзя!

— Знаешь, у нас с тобой много общего!

— Весьма польщен! — Ник по-братски похлопал Фредо по спине.

Они пересекли шаткий деревянный мост над замерзшим прудом.

— Знаешь, как красиво здесь весной? Все деревья в цвету, розового столько, что словами не передать! — восторженно проговорил Ник.

— Обязательно приеду в апреле!

— Знаешь, давно хотел кое о чем тебя спросить…

— Спрашивай, дружище!

— Наверное, вопрос прозвучит бестактно, но в чем заключаются обязанности sotto capo? Майкл объяснял?

— Ты серьезно? С чего ты вдруг интересуешься?

— Потому что никто, и я в том числе, не понимает, что это за должность. Прости, да только всем кажется, что это чистой воды формальность!

— Формальность?! Да вы что, с ума посходили? У меня полно обязанностей! Таких, о которых нельзя рассказывать!

— Все понятно, просто…

— Наверное, после смерти Пита я стану посещать Собрания вместе с Майком! Это ответственнее, чем должность consigliere!

«Наверное»! Значит, этот идиот вообще не понимает, о чем речь! Пит ведь даже не был consigliere! Судя по всему, в дела семьи Фредо вообще не вникает!

— Но ты же у всех на виду! — с притворным удивлением воскликнул Джерачи.

— Ну, это сильно сказано! Крошечные роли, небольшое шоу… Семье это не помешает, скорее наоборот!

— Здесь я согласен, — признал Джерачи. — Все это очень поможет в создании нового имиджа семьи. Так ведь это далеко не все…

Они вернулись к машине.

— Не беспокойся! Мы с Майком обо всем договоримся!

Ник Джерачи не мог понять одного: если Майкл хочет превратить семью в мощную корпорацию наподобие «Дженерал моторс», зачем управлять ею, словно семейной лавочкой? «Корлеоне и сыновья», «Братья Корлеоне»… Разве у таких фирм есть шанс? Кто встал у руля, когда подстрелили Вито? Не Тессио, самый умный и преданный Вито человек, а смутьян Санни! Почему? Да потому что он Корлеоне! Фредо даже в дворники не годится, а Майкл сделал это ничтожество sotto capo!

Хейген не мог быть consigliere по определению, он ведь даже не итальянец! И все же он им стал, потому что вырос в семье Вито. Вот Майклу в способностях не откажешь! Однако отец сделал его боссом единолично, ни с кем не посоветовавшись. Разве можно ставить во главе семьи зеленого мальчишку? Получается, Санни, Майкл, Том и Фредо стали тем, кем стали, только благодаря фамилии? Воистину, лавочка «Братья Корлеоне»!

Семья оказалась во власти человека, который строит грандиозные планы и уничтожает неугодных. Он довольно умен, но разве кому-нибудь, кроме Салли Тессио, Ника Джерачи и, возможно, Тома Хейгена, приходило в голову, что их судьба полностью зависит от прихоти Майкла?

Если честно, то и сам Джерачи впервые об этом задумался только после того, как узнал, что Майкл пытался его убить. Что же, лучше поздно, чем никогда!

Похороны Питера Клеменца стали последними грандиозными похоронами в истории итальянской мафии. В соборе Святого Патрика было нечем дышать от сотен тысяч букетов и траурных венков. В прилагающихся записках чаще всего стояли лишь таинственные символы. В последний раз среди присутствующих было столько политиков и судей. Что касается представителей шоу-бизнеса, то они вообще редко упускают случай покрасоваться на публике, и тем не менее похороны Клеменца побили все рекорды. В толпе скорбящих можно было разглядеть почти всю элиту Нью-Йорка и даже гостей с далекой Сицилии. Никогда больше дон не придет на похороны члена другой семьи. Еще только раз соберется вместе вся Cosa Nostra. А пока шла церемония в дань памяти скромного импортера оливкового масла, который едва знал большинство присутствующих. Самым известным знакомым Клеменца был Джонни Фонтейн, но он на похоронах не появился.

Ник и Шарлотта Джерачи сидели за один ряд от Сала Нардуччи, его жены и сына Бадди, который вместе с Рэем Клеменца владел сетью супермаркетов, совершенно легальными инвесторами которой выступали семьи Корлеоне и Форленца. (Откуда взялся первоначальный капитал, молодых людей не волновало. Да и вообще, откуда берутся деньги и какой капитал является «первоначальным»?) Увидев Ника, Нардуччи долго хлопал его по спине.

Представители семей стали по очереди прощаться с Питом. Каждое выступление сопровождалось комментариями Смеющегося Сала, такими бестактными, что собравшимся стало неловко.

Когда служба закончилась, Нардуччи обернулся к Нику с Шарлоттой.

— Такой молодой! — восклицал он, утирая слезы. — Боже, какая трагедия!

Ник мрачно кивнул. Нардуччи и Клеменца были ровесниками.

Когда солистка Метрополитен-опера запела «Аве Мария», Шарлотта обернулась. Огромные двери храма открылись, и гроб с телом Клеменца вынесли под густой снег.

Глава 20

Эксперты приводят целый ряд причин, которые привели Cosa Nostra от золотой поры пятидесятых-шестидесятых годов к жалкому сегодняшнему состоянию. Громкие слушания в Сенате, пристальное внимание ФБР, переключившегося от «красной угрозы» на внутренние проблемы Америки, третье поколение иммигрантов, окончательно разорившее предприятия, основанные дедами и ослабленные отцами. Укоренившееся в сознании американцев убеждение (внедренное мафией и закрепленное Уотергейтом), что законы существуют для того, чтобы их нарушать. Огромные средства в обороте «легальных» фирм, получающих выгодные контракты от влиятельных друзей в правительстве. Но сильнее всего по мафии ударил закон «О борьбе с организованной преступностью», который значительно расширил полномочия правоохранительных органов. В результате крестные отцы оказались за решеткой, а рядовые члены семей стали верить, что чистосердечное признание выгоднее, чем соблюдение omerta.

Все эти факторы очень важны, но они явились следствием одного события, нанесшего сокрушительный удар по организованной преступности Америки. Примерно за месяц до Собрания на севере штата Нью-Йорк были заказаны две дюжины столиков.

Если бы столики купили заранее или взяли напрокат, то краска бы успела высохнуть. Тогда бы не пришлось открывать окна, и запах жареной поросятины не сыграл бы роковую роль. Возможно, у донов и consiglieres не разыгрался бы аппетит, они не остались бы на пикник и не договорились бы о следующей встрече.

Даже если бы столики заказали у другого плотника, а не у Флойда Кирби, история мафии могла сложиться иначе. Другой плотник мог бы использовать менее токсичную краску, и он не был бы женат на кузине десантника из Нью-Йорка. В канун Рождества десантник услышал о странном заказе и о тех, для кого якобы предназначались столики. Что же, о мафии слышали все.

О том, что директор местного пивзавода держит под контролем полицию округа, знали даже дети. Десантник пытался выяснить подробности предстоящего события у соседей, однако те испуганно молчали.

Мужчина решил во что бы то ни стало узнать, что за событие намечается. Он легко мог обо всем позабыть, но накануне он развелся, а женщина, которая жила в ржавом трейлере у дороги, оказалась милой и приветливой. Начался роман, а ко времени второго Собрания влюбленные успели пожениться. Женщина переехала из трейлера, хотя окончательно его не забросила, потому что владела крошечным наделом, на котором этот трейлер стоял. Итак, новоиспеченные супруги занимались любовью, когда по гравиевой дороге мимо трейлера пронеслась кавалькада «Линкольнов» и «Кадиллаков».

«Чтобы добиться успеха, нужно научиться контролировать тех, кто на первый взгляд властью не обладает» — эта аксиома в который раз доказала свою универсальность. Десантник щедро раздавал десятки баксов клеркам мотелей в обмен на обещание дать знать, если среди посетителей неожиданно окажется большое число гостей из других штатов с итальянскими фамилиями. Следует заметить, что итальянцев десантник не жаловал. Через год вложения окупились, информация поступила, и пошло-поехало!

Операция едва не сорвалась! Командир десантного отряда отказался дать подкрепление. В местном отделении ФБР парашютиста подняли на смех. В отчаянии он позвонил в пожарную охрану. К счастью, главный инспектор оказался молодым авантюристом и с жаром поддержал идею. Вдохновленный успехом десантник позвонил в пару газет и радиостанций. Через двадцать четыре часа они с пожарным инспектором сидели в трейлере с биноклями в руках. Двадцать лучших пожарных притаились у дороги в серых «Шевроле» с государственными номерами, готовые броситься в атаку. За кордоном «Шевроле» прятались специальные корреспонденты местных газет.

В результате журналисты стали настоящими героями — их снимки появились на первых страницах крупнейших газет и журналов страны, включая «Лайф». Репортаж с места событий надолго запомнился читателям — доблестные пожарники штурмуют белый коттедж, мафиози бросаются врассыпную, совсем как перепуганные тараканы.

Фотографии и правда получились колоритными — солидного вида мужчины в дорогих костюмах и белых шляпах пытаются скрыться от правосудия! Вот толстый Рико Татталья и дородный Поли Фортунато в наручниках на фоне жарящегося на вертеле поросенка! Вот притаившиеся в засаде пожарники наблюдают, как из бронированных «Кадиллаков» высаживаются доны Детройта, Тампы и Канзаса. А вот и главный герой дня — десантник-парашютист — улыбается во весь рот, а стоящий неподалеку Игнасио Пиньятелли, по прозвищу Джеки Пинг-Понг, пытается закрыть лицо руками.

Задержанных доставили в ближайший полицейский участок. Следовало предъявить обвинение, да только в чем? Собрание в белом коттедже выглядело весьма подозрительно, однако выезжать за город законом не запрещается! «Можно с уверенностью сказать, что они собрались не на пикник», — убеждал корреспондентов пожарный инспектор. Очень может быть, а тогда зачем они собрались? Об этом знали лишь задержанные, но они надменно молчали.

Вскоре в участок прибыл целый батальон дипломированных адвокатов во главе с бывшим конгрессменом, а ныне совладельцем крупнейшей адвокатской конторы Филадельфии Томасом Ф. Хейгеном. Представителям полиции напомнили, что Конституция США гарантирует гражданам свободу передвижения, так что их подзащитные могут собираться там, где им заблагорассудится.

Задержанные успешно использовали гарантированное Конституцией право не свидетельствовать против самих себя. В итоге было возбуждено всего несколько дел по факту сопротивления полиции, которые до суда так и не дошли. Несмотря на отчаянные усилия прокурора штата, единственным результатом задержания стала депортация на Сицилию троих задержанных, в том числе Сальваторе Нардуччи из Кливленда, который был привезен в страну шестьдесят лет назад грудным младенцем. Нардуччи заявил, будто понятия не имел о том, что так и не получил гражданства.

Косвенных последствий было гораздо больше. Именно после скандальных статей в лексикон американцев попали слова «мафия» и «Cosa Nostra». Корреспонденты красочно описывали международный преступный синдикат, о существовании которого до этого мало кто догадывался. В заголовках многих статей так и написали — «преступный синдикат». Слово «синдикат» режет американское ухо, уж слишком непонятное, а американцы любят, чтобы все было предельно ясно.

«Кто эти люди?» — вопрошали миллионы американцев.

До вышеописанных событий большинство рядовых полицейских, политиков и журналистов знали о мафии гораздо больше, чем сотрудники ФБР. Пришло время положить этому конец.

Сегодня двадцать три кленовых столика находятся на складе в округе Колумбия. Двадцать четвертый мог бы стать экспонатом любого американского музея. На медной пластинке можно было бы написать: «Столик, который нанес сокрушительный удар по организованной преступности». Рядом следовало поместить скелет молочного поросенка и макет коттеджа.

Вместо этого столик увезли в белый коттедж побольше, а хозяин Овального кабинета пользуется им и по сей день.

Том Хейген явился на помощь задержанным со скоростью метеора. Когда его спросили, как житель Невады смог так быстро перенестись в Нью-Йорк, Хейген ответил, что частенько бывает в городе по делам, и в этот раз именно так и случилось. Что же, очень похоже на правду.

Исполняя обязанности consigliere Майкла, Том был одним из самых молодых участников Собрания. Когда началась облава, он ускользнул, незамеченным добрался до ближайшего городка и зашел в ресторанчик. Его никто не искал, а машина, припаркованная у белого коттеджа, была зарегистрирована на другое имя. Итак, спокойно пообедав, Том отправился в ближайший супермаркет и купил большой чемодан. Узнав, что мэрия и суд находятся в соседнем городке, Хейген вызвал такси, добрался до места и зарегистрировался в первом попавшемся мотеле. Кто обратит внимание на усталого путешественника с чемоданами и ирландской фамилией? Не отдохнув и пяти минут, он отправился в цирюльню. Пока его стригли и укладывали, Том узнал подробности произошедшего. Позвонив из автомата в Лас-Вегас, Хейген вернулся в мотель и лег спать. Через несколько часов его разбудил телефонный звонок. Рокко Лампоне звонил из Тахо. Вызвав такси, Том отправился в полицейский участок. Майкла среди задержанных не оказалось, но в качестве широкого жеста Том оказал юридическую помощь нескольким друзьям семьи.

В 1959 году Майкл Корлеоне под присягой и в присутствии полномочных представителей Сената заявил, что в тот день в коттедже не был. Факт того, что ему удалось скрыться с места Собрания и избежать «незаконного ареста», он категорически отрицал.

Можно сказать, Майкл не лгал.

Из соображений безопасности они с Томом ехали к месту Собрания поодиночке (хотя услугами семейства Боккикьо воспользоваться не преминули). Окажись Майкл таким же пунктуальным, как Вито, его бы вместе со всеми потащили в полицейский участок, заковав в наручники. Конечно, во время войны он выбирался из ситуаций и пострашнее! Но это было тысячу лет и тысячу крепких сигарет назад. Кто знает, смог бы он убежать от преследователей?

Как обычно, Майкл опаздывал, причем на этот раз настолько, что Собрание начали без него. Подъезжая к гравиевой дорожке, Корлеоне уже собирался включить поворотник, когда заметил в кустах что-то желтое. У дороги стояли козлы для пилки дров, а за ними прятались какие-то парни.

В синем «Додже», на котором ехал Майкл, была полицейская рация. (Бывший коп Аль Нери настаивал, чтобы босс путешествовал на неприметной машине с рацией.) Настроившись на нужную волну, Корлеоне подслушал разговоры пожарных.

Что есть сил ударив по рулю, Майкл испустил душераздирающий вопль.

Это должно было быть его последнее Собрание! Майкл собирался объявить, что отходит от дел. Сегодня вечером, подписав договор на Кубе, он мечтал заснуть легальным бизнесменом. Корлеоне снова врезал по рулю.

«Спокойно, — приказал себе Майкл. — Только без паники».

Он закурил сигарету и, откинувшись на заднее сиденье, стал слушать, как пожарные обсуждают предстоящую облаву. Репортаж о конце света! Он и о бомбардировке Перл-Харбора услышал по радио.

Майкл не знал, куда едет по петляющей сельской дороге. От ярких лучей солнца клонило в сон, и Корлеоне из последних сил пытался следить за знаками дорожного движения. Какая разница, куда он едет? Пути назад все равно нет…

В то утро Фредо Корлеоне проснулся, не подозревая, что сегодня предаст брата. Ник Джерачи не ошибся. Корлеоне не догадывался, в какую переделку попал. Утро началось в «Шато Мармонт», когда Дина Данн, от которой до сих пор пахло алкоголем, вышла из душа и стащила с мужа одеяло.

— Проснись, дорогой, — мурлыкала она, полотенцем привязывая руки Фредо к спинке кровати.

— Что ты делаешь? — попытался протестовать Фредо.

— Ну, будь умницей! — не унималась Дина.

— Ты знаешь, сколько времени? Я спать хочу!

Дина нахмурилась и швырнула полотенце на пол.

— Ты что, хочешь, чтобы я шла сниматься, сочась от желания? Чтобы бросилась на нового партнера?

Однако Фредо был спокоен. Из весьма авторитетного источника (а Уолли Морган знает, что говорит) ему стало известно, что нового партнёра Дины вряд ли заинтересуют ее прелести.

Тем не менее он сделал так, как хотела жена.

— Нет, только не миссионерская поза! — взмолилась Дина.

Фредо уже был сверху.

— А мои желания уже не в счет? — проворчал Корлеоне, переворачивая жену на бок. — Я никогда так не кончаю!

— Хочешь взять меня сзади? — Фредо и ответить не успел, а Дина уже встала на четвереньки. — Только не в попу! — попросила она. — Имею же я право на нормальный оргазм?

— Очень надо! — фыркнул Корлеоне. Почему она постоянно к этому возвращается? Даже с Уолли Морганом они пробовали только минет, как, например, вчера вечером… Эрекция исчезла, и Фредо раздраженно опустился на кровать.

— Ну-ну, не расстраивайся. — Дина попробовала поработать руками. — Ничего страшного!

Фредо раздраженно отстранился.

— Просто очень обидно…

— Ты слишком много пьешь! — заметила Дина.

— А то ты не знала!

Некоторое время они просто лежали обнявшись и смотрели в зеркало, по просьбе Дины вмонтированное в потолок. Затем Дина решила удовлетворить себя сама. Фредо закурил сигарету и заинтересованно наблюдал за женой. В том, как это делала Дина, было что-то животное, дикое, первобытное. Если бы еще не видеть собственного отражения — толстый лысеющий тип с вялым, безжизненно висящим членом. Наконец Дина изогнулась и громко застонала. Вылитая самка во время течки! Когда все закончилось, она благодарно поцеловала мужа в щеку.

— Фредо! — выдержав долгую паузу, позвала Дина. — Милый, я все знаю.

— Что ты знаешь? — Фредо нехотя поднялся и пошел отлить. Естественно, он понимал, что имеет в виду Дина. Почему же так разозлился?

— Это же Голливуд! Многие используют брак в качестве прикрытия для… сам знаешь, для чего! Лично мне нужно только теплое гнездышко и немного нежности пару раз в неделю…

— О чем это ты? — продолжал прикидываться Фредо.

— Да так, — вздохнула Дина. — Ни о чем…

Фредо тщательно вымыл руки, медленно повернулся к двери и изо всех сил ударил по косяку.

— Раз начала, то говори! — побледнев от ярости, сказал он.

— Не то что? Что ты сделаешь? Ударишь меня или пристрелишь пару пуделей? Я только хотела сказать, что принимаю тебя таким, какой есть. Пытаюсь понять и простить, если так можно выразиться…

— Простить? За что?

Как же ему хотелось вышвырнуть ее из окна! Пьяная сучка с тлеющим окурком! Такие выбрасываются из окон каждый день!

— Ладно, — процедила Дина, — забудь. Вообще не стоило об этом заговаривать!

Санни с Майком прибили бы своих жен за нечто подобное. А его, Фредо, все считают слабаком, размазней! Пусть думают что хотят! Сам-то он знает, что это не так! У него хватит сил, чтобы не избить Дину до полусмерти и не вышвырнуть из окна. Стараясь дышать глубоко и ровно, он заказал завтрак в номер. Боже, как же ему хотелось запустить грейпфрутом Дине в лицо! Но он спокойно поел и дождался, пока она уйдет.

Как только за ней закрылись двери лифта, Фредо швырнул об стену стакан с апельсиновым соком.

Дав волю гневу, он схватил со стола лампу и тяжелым металлическим основанием разбил экран телевизора. Пепельница полетела в бар, где стояла неплохая коллекция спиртного. На подносе с завтраком лежал нож, и Корлеоне порезал диван, кресла, кровать и даже шторы!

Стесняться было некого, и Фредо носился по комнатам, кроша все, что попадалось под руку. Нетронутыми остались только одежда и драгоценности Дины, а также его собственный гардероб. Наверное, грохот раздавался по всему отелю, но узнать, что случилось, никто не пришел.

Наконец Корлеоне добрался до своего пистолета. Модель очень старая, таких уже не выпускают. Фредо вошел в ванную и несколько раз выстрелил в биде. Совершенно никчемная вещь!

Динина прихоть! Побаловалась, и хватит, в конце концов, это он платит за пентхаус. Осколок оцарапал щеку, потекла кровь, но Корлеоне ничего не замечал.

Взглянув в зеркало, Фредо выпустил пулю в лысеюшую голову собственного отражения, а затем несколько раз выстрелил в зеркало над кроватью. Осколки разлетелись дождем, ну и зрелище! Все сорок три года он был несчастным, зачем тянуть резину? Зачем мучиться и страдать?

Корлеоне посмотрел на часы. Боже, из-за Дины он обо всем позабыл! Через час у него встреча с Джулом Сегалом и потенциальными инвесторами в элитарный клуб Гасси Чичеро! Фредо позвонил администратору и заявил, что у жены накануне была бурная вечеринка.

— Пришлите кого-нибудь, чтобы оценить ущерб, — попросил он. — Без проблем, я все оплачу!

Администратор спросил, не слышал ли мистер Корлеоне выстрелы.

— Ах, это! — засмеялся Фредо. — Я смотрел вестерн, включив телевизор на полную мощность.

Корлеоне повесил трубку и раздраженно пнул искореженный телевизор. Затем он отравился в ванную, где на кафельном полу можно было плавать, и перекрыл воду. Фредо бросил удовлетворенный взгляд на апартаменты. Ужасный бардак, но на него потрачен всего один день, а в его жизни жуткий бардак творится уже сорок три года… Взяв костюм и ботинки, Фредо направился к двери. Переодеться можно и у Чичеро.

Дважды выйдя на «бис», обливающийся потом Дж. Дж. Уайт-младший наконец-то убрался за кулисы. Фредо и Джул Сегал сидели за столиком у самой сцены в компании двух адвокатов с Беверли-Хиллз — Джекобом Лоренсом и Алленом Барклаем. Именно адвокаты являлись формальными владельцами казино в Вегасе, на самом деле принадлежавшего Винсенту Форленца. Для них Фредо пригласил двух прехорошеньких актрис, а Сегал пришел с Люси Манчини, бывшей любовницей Санни Корлеоне. Мудрая Люси увела девушек пудрить носики.

За соседним столом в компании девиц сидели Фигаро и Капра.

— Как хочешь, док, но я остаюсь при своем мнении! — заявил Фредо, когда затихли овации.

— Знаю, к чему ты клонишь! — отозвался Сегал. — Тебе кажется, что сольные номера Уайта гораздо лучше, чем совместные выступления с Фонтейном и его тяжеловесный подхалимаж!

— Уверен, что лучшие комики на свете — евреи! — вмешался Лоренс. — Шутовство у нас в крови!

Барклай и Сегал оглушительно захохотали. Темнокожий Дж. Дж. Уайт женился на еврейке и принял иудаизм. Лоренс, Барклай и Сегал были евреями по рождению, хотя адвокатам пришлось сменить фамилии.

Фредо нахмурился.

— Уайт — просто чудо, — процедил он, — но речь не о нем, а о возможном соглашении с Нью-Джерси. Думаю, лучший способ заставить кого-то плясать под твою дудку — внушить, что человек сам до всего додумался.

— Тебя осенило только сейчас? — усмехнулся Сегал. — Сколько тебе лет, Фредо?

Сегал поседел много лет назад, но сейчас его волосы были цвета молочного шоколада, а загорелое лицо всего на несколько оттенков светлее.

Фредо натянуто улыбнулся.

— Конечно, можно обставить все так, чтобы вы поверили, будто придумали «кладбищенский проект» сами, но я люблю играть в открытую. Не хочу делать из вас клоунов и вводить в заблуждение. Джул столько раз мне помогал! Его друзья — мои друзья, так что я просто обязан дать вам шанс. Ваших кливлендских друзей я тоже прекрасно знаю. Ник Джерачи тоже в деле. Еврей — мой близкий друг! — гордо сказал Фредо, знакомый с Форленца только понаслышке. — В общем, идея была и остается моей. Забудьте о гордости, парни, и сможете отлично заработать.

Капра зарылся в осветленные локоны своей подружки. Его английский был недостаточно хорош, чтобы вникнуть в суть разговора. Фигаро, напротив, весь обратился в слух. Неужели Фредо просит денег у этих законников? Невероятно! Хотя Джерачи предупреждал, что может произойти нечто подобное. Когда-то Фигаро стриг белокурые волосы Ника, а в семью его привел Тессио (еще один старый клиент). Чем дольше цирюльник жил в Неваде и Калифорнии, тем сильнее разочаровывался в сыновьях Вито. Семье следовало остаться в Нью-Йорке, родном и горячо любимом Фигаро городе. Никто и ничто не заставит его предать Ника Джерачи!

Фигаро посмотрел на Гасси Чичеро, сидевшего в противоположном конце зала, и медленно кивнул. Чичеро тут же отправил к Фредо Белобрысого Морти и Джонни Ола, которые искренне верили, что помогают боссу договориться с Майклом Корлеоне. Гасси казалось, что он оказывает безобидную услугу своему покровителю, а кивок Фигаро подтверждает, что все идет по плану. Чичеро считал, что идея свести Ола и Морти с Фредо Корлеоне принадлежит Джеки Пинг-Понгу. Тот, в свою очередь, приписывал авторство Луи Руссо, а Руссо — Винсенту Форленца.

— Фредо, сам план кажется интересным, — заметил Сегал, — но что толку?

Корлеоне прищурился.

— План становится ценным только тогда, когда знаешь, как воплотить его в жизнь!

Да что позволяет себе этот еврейский потаскун? Забыл, как у него отняли лицензию? Да он так бы и перебивался криминальными абортами, если бы Корлеоне не подкупили дисциплинарную комиссию!

— Я знаю, как воплотить его в жизнь, — тихо, но очень четко проговорил Фредо, невольно подражая Майклу.

Однако на адвокатов ледяной тон не подействовал.

— Может, и так, — проговорил Лоренс, — но мы прикинули все возможные варианты, и прогнозы неутешительные. Поправки к существующему законодательству принимаются крайне редко. Даже если все получится, то владельцы действующих похоронных контор тут же возбудят встречные иски. Не знаю, как обстояли дела в Сан-Франциско, да это и неважно. На дворе двадцатый век, а Нью-Йорк мало похож на Калифорнию. Сейчас многое в руках адвокатов, таких, как мы с Алленом. В общем, придется изрядно раскошеливаться, причем на каждом этапе!

— Не понял, вы не хотите участвовать? — спросил Фредо.

Лоренс пожал плечами. К столу возвращались женщины.

— Есть и другие проблемы, — мрачно сказал Сегал. — Расскажи ему, Аллен!

— Кладбища могут содержаться лишь на доходы трастовых фондов. Другими словами, все источники инвестиций тщательно отслеживаются, а зная характер бизнеса вашей семьи, это не самый лучший вариант. Не обижайтесь, мистер Корлеоне, но здесь работают только «чистые» деньги!

— Не беспокойтесь, об этом я уже подумал! — без запинки солгал Фредо. Не говорить же о делах в присутствии женщин!

Вернувшись на свои места, девушки поцеловали кавалеров.

— Это далеко не все проблемы, — мрачно продолжал Лоренс. — Кто санкционирует массовый вывоз покойников за пределы штата? А закрепить за собой монополию в Нью-Джерси вообще невозможно, там ведь действует антимонопольная политика!

— Вывоз покойников? — ахнула Люси Манчини.

Фредо многозначительно посмотрел на мужчин. Неужели они не понимают, что сейчас не время обсуждать подробности? Девушки сидели, опустив глаза, а Люси густо покраснела. Уж ей-то следовало держать язык за зубами!

Сегал потрепал Фредо по плечу:

— Прости, старина, но, кажется, ничего не выйдет!

Адвокаты закивали, поддерживая приятеля.

Фредо поднялся и, подозвав официантку, заказал коктейли для всей компании.

— Дамы, надеюсь, вы меня извините? — Он сделал вид, что направляется в уборную, а сам возвращаться к столу не собирался. Вот бы отделаться от телохранителей и утопить остаток ночи в бокале виски!

В другом конце зала из-за стола тут же поднялся Джонни Ола, правая рука Хаймона Рота, и двинулся за Фредо, стараясь держаться на почтительном расстоянии.

«Может, просто пойти домой?» — вяло соображал Фредо. А где это? Где его дом? Последние десять лет домом считались гостиничные люксы. Отец умер, а мама переехала в Тахо. Там было место и для Фредо, да разве это дом? Так, загородный коттедж, дача… Фредо Корлеоне любил город, и чем больше, тем лучше. Что ему делать в глуши?

Увидев Гасси Чичеро, Фредо протянул ему купюру с изображением Кливленда. Гасси отказывался.

— Слушай, просто купи жене цветы, — раздраженно проговорил Фредо. — А еще лучше закажи мессу за спасение своей души!

— Месса — это дело! — засмеялся Гасси, прикарманивая тысячу долларов.

Склонившись над писсуаром, Фредо подумал, что предпримет Дина, когда вернется в пентхаус. По спине поползли мурашки. Это от страха или он снова перебрал?

В дверях Фредо столкнулся с Джонни Ола, причем так сильно, что у Ола слетела шляпа, а Корлеоне поскользнулся и упал. Уборщик бросился на помощь, но Ола оказался проворнее и помог Фредо подняться.

— Поранились? — обеспокоенно спросил Джонни, показывая на рассеченную щеку Корлеоне.

— Бритвой порезался, — отозвался Фредо.

— Вы ведь Фредерико Корлеоне, верно? Позвольте представиться, Джонни Ола. — Джонни протянул руку. — У нас немало общих друзей. Мне давно хотелось с вами встретиться, хотя и не ожидал, что все получится именно так, — усмехнулся Ола. — Нам нужно поговорить. И поскорее.

Дина, вне всякого сомнения, уже вернулась, и если бы Фредо все же решил насладиться ее реакцией, то спас бы себе жизнь.

— Мне кажется, сейчас самое время!

Через несколько минут Корлеоне ехал вслед за Ола и Белобрысым Морти. Процессия остановилась у ресторанчика «Муссо и Фрэнк». Свободных столиков не было, но официант услужливо повел их в отдельную кабинку, где стояли столы из красного дерева и мягкие кресла.

— Мой любимый ресторан! — радостно заметил Фредо. — Лучшие мартини в городе, а может, и на всем свете. Коктейли здесь смешивают на совесть, поверьте, итальянцы знают в этом толк!

Окажись ресторан похуже, выпей Фредо меньше мартини, и все могло сложиться по-другому. Корлеоне не считал себя слабаком, однако в тот вечер оказался явно не на высоте. Ола и Морти объяснили, что их босс и Майкл ведут какие-то дела. В подробности не вдавались, о Кубе даже не заговаривали. Ола лишь заметил, что Майкл проявляет недостаточно благоразумия. В любой другой день Фредо бы догадался, что Хаймон Рот задумал убить его младшего брата. Но в тот вечер, после разговора с Сегалом и компанией, он только и думал, что о высокомерии и недальновидности Майкла. Фредо изо всех сил старался держать эмоции под контролем, и все-таки у него не очень получалось.

Ола предложил сделку — информация о клане Корлеоне, так, ничего важного, в обмен на услугу по выбору Фредо. Это может быть премия или…

Именно тогда Морти и вытащил туза из рукава.

— Наш общий знакомый Джул Сегал рассказывал о «кладбищенском проекте». Кажется, идея интересная…

Запись последнего шоу Фредо Корлеоне, 23 марта 1959 года.

«Фред Корлеоне. Леди и джентльмены, сегодня мы ожидали совершенно особенную гостью, но ничего не вышло. Вместо этого, у нас будет гость, причем не менее особенный. Не хочу, чтобы вы подумали… (Трет глаза руками.). В общем, буду краток. Дина Данн, которая, как вы читали в газетах…

Мисс Дина Данн… (Смотрит за кулисы.) Разве я должен оправдываться?

РЕЖИССЕР БОРМОЧЕТ ЧТО-ТО НЕЧЛЕНОРАЗДЕЛЬНОЕ.

Фред Корлеоне. Вовсе нет. (Снова смотрит в камеру.) Не беспокойтесь, ребята. Чтобы избежать дальнейшей путаницы, хотя никакой путаницы не было, представлю нашего гостя. Сегодня это великолепный актер, в настоящий момент снимающийся с Джонни Фонтейном в вестерне. Подробности он расскажет сам. Вот он, встречайте, мистер Роберт Чадвик!

ВКЛЮЧАЕТ ЗАПИСЬ АПЛОДИСМЕНТОВ. ЭТО ПЕРВОЕ ШОУ, В КОТОРОМ ИСПОЛЬЗОВАЛАСЬ МАГНИТОФОННАЯ ЗАПИСЬ, НА ПРЕДЫДУЩИХ ЭФИРАХ ПРИСУТСТВОВАЛИ ЖИВЫЕ ЗРИТЕЛИ.

Роберт Чадвик (машет несуществующим зрителям). Спасибо всем, спасибо, Фредди!

Фред Корлеоне. Нет, это тебе спасибо, Бобби! Ты настоящий спаситель, пришел по первому зову…

Роберт Чадвик. Все в порядке! Конечно, с Диной Данн мне не сравниться…

Фред Корлеоне. Ну и шуточки у тебя… Если честно, то не думаю, что такой парень, как ты, с британским акцентом, испытывает недостаток в ролях! Я ведь прав?

Роберт Чадвик. Иногда мне приносят сценарии, на которых пятен от кофе больше, чем слов. Значит, до меня их просмотрела пара-тройка других актеров. Просмотрели и отказались… Но я не жалуюсь, кому сейчас легко?

Фред Корлеоне. Что?

Роберт Чадвик. Говорю, жизнь есть жизнь, ничего не поделаешь!

Фред Корлеоне. Извини, простоя…

Роберт Чадвик. Все в порядке! Кстати, прими мои соболезнования. В прошлом году я сам потерял мать, так что понимаю, каково тебе сейчас. Боль утихнет, всего лишь должно пройти некоторое время.

Фред Корлеоне (хмурится). Ты слышал, что моя мама… (Закрывает глаза и тяжело вздыхает). Это правда… Спасибо за поддержку.

Роберт Чадвик. Знаешь что? Жизнь — штука сложная и несправедливая. После смерти твоей матери и… Понимаю, ты не хочешь говорить об этом в эфире, но жаль, что все так вышло с твоей женой…

Фред Корлеоне. Еще раз спасибо за понимание и поддержку!

Роберт Чадвик. Так вот, после того, что случилось, обязательно наступит светлая полоса.

Фред Корлеоне. Было бы неплохо….

Роберт Чадвик (широко улыбаясь в камеру). Внимание, девушки! Этот парень снова свободен, так что не теряйте времени!

Фред Корлеоне. Ну, ты немного спешишь! Мне нужно прийти в себя и зализать раны…

Роберт Чадвик. Естественно, всему свое время.

Фред Корлеоне. Поговорим лучше о тебе. Слышал, ты счастливо женат!

Роберт Чадвик. Правда, в этом месяце у нас годовщина — семь лет совместной жизни!

Фред Корлеоне. А жена такая, что можно позавидовать! Сестра губернатора Джимми Ши!

Роберт Чадвик. Совершенно верно!

Фред Корлеоне. Наш будущий президент?

Роберт Чадвик. Кто, Маргарет?

Фред Корлеоне. Губернатор Ши, конечно же!

Роберт Чадвик. Очень на это надеюсь! Я знаю Джимми с детства, он прирожденный лидер и настоящий друг! Во время войны он вел себя как герой! Джимми столько сделал для Нью-Джерси! Уверен, именно такой президент нужен Америке: молодой, умный, амбициозный, умеющий зажечь огонь в сердцах американцев… Не хочу заниматься агитацией, но ты ведь сам спросил!

Фред Корлеоне. Что? Ах да. Я с тобой согласен. Это не политическое шоу, и все же я американец и имею право на собственное мнение. Дамы и господа, точка зрения, которую высказывают наши гости, не всегда совпадает… Как там дальше, черт возьми! Хотя какая разница? Самое время сменить тему!

Роберт Чадвик. Старина, я такой же американец, как ты!

Фред Корлеоне. Правда? Мне всегда казалось…

Роберт Чадвик. Я стал американским подданным в двенадцать лет.

Фред Корлеоне. Вот и чудесно! А теперь расскажи, как ты, Фонтейн и остальные, а именно Джин Джордан, Дж. Дж. Уайт…

Роберт Чадвик. Морри Стриэйтер, Баз Фрателло.

Фред Корлеоне. Верно! Неужели вы правда участвуете в ночном шоу в казино, название которого я сообщу чуть позже…

Роберт Чадвик. «Касбах».

Фред Корлеоне …а потом отправляетесь на съемки, где заняты целый день?

Роберт Чадвик. Ну, на самом деле все не так страшно!

Фред Корлеоне. Чем занимаешься конкретно ты?

Роберт Чадвик (смеясь). Да почти ничем!

Фред Корлеоне. Серьезно?

Роберт Чадвик. Ну, ни петь, ни танцевать я не умею, так что, пропустив пару стаканчиков, выхожу на сцену и начинаю рассказывать анекдоты. На грани приличия, однако людям нравится! Когда все вокруг веселятся, смех действует как наркотик!

Фред Корлеоне. Сейчас мы сделаем рекламную паузу, но сначала хочу спросить о новом фильме. Насколько я знаю, это вестерн, в котором ты, Фонтейн, Джино и Баз грабите казино в Вегасе?

Роберт Чадвик. К сожалению, это только кино!

Фред Корлеоне. Понимаю, я же сам…

Роберт Чадвик. Да, в «Засаде в Дуранго» ты сыграл просто блестяще! Поздравляю!

Фред Корлеоне. Спасибо! Слушай, а как вы поставите сцену кражи? По-моему, варианта два: либо сделать ее нереальной, но тогда зрители почувствуют фальшь, либо максимально приближенной к действительности, да вот тогда у вас точно появятся последователи.

Роберт Чадвик. Ну и вопрос!

Фред Корлеоне (пожимая плечами). Просто интересно…

Роберт Чадвик. Ты правда хочешь знать, как мы вышли из положения? Как грабили казино?

Фред Корлеоне. Конечно! Мне очень интересно!

Роберт Чадвик. А зачем после этого смотреть фильм?

Фред Корлеоне. От зрителей отбоя не будет, можешь мне поверить! (Обращается к воображаемой аудитории.) Ребята, хотите знать, как грабить казино? Лично я хочу!

ЗАПИСЬ АПЛОДИСМЕНТОВ.

Роберт Чадвик. Чудесно! Проблема в том, Фредди и уважаемые зрители, что, если я расскажу, придется вас всех поубивать!

ФРЕД КОРЛЕОНЕ НЕ ЗНАЕТ, ЧТО СКАЗАТЬ; ПОВИСАЕТ НЕЛОВКАЯ ПАУЗА.

Вот и славно! (Смотрит на стоящих за кулисами помощников.) Ребята, принесите мне дубинку потяжелее! Я тут вживаюсь в роль!

Фред Корлеоне. Мы вернемся к вам через минуту!

Роберт Чадвик. По крайней мере, один из нас!»

Через два дня Фредо Корлеоне отправился на озеро Тахо, чтобы подготовиться к похоронам. К тому же он обещал взять на рыбалку племянника Энтони.

Мальчику недавно исполнилось восемь, и он боготворил дядю Фредо.

Энтони очень любил рыбалку, и в тот день ему особенно хотелось пойти на озеро. Родители разводятся, и мальчику не давала покоя мысль, что в этом есть и его вина. Если бы он вел себя лучше, может, ничего бы не случилось? А сейчас их с сестренкой разлучают с мамой! Мамочка уезжает, папа всегда на работе, а Энтони остается за старшего в страшном доме, который месяц назад расстреляли из пулеметов какие-то люди… В стенах остались дыры!

Через час после маминого отъезда Тони сел в лодку вместе с дядей Фредо и мистером Нери, который работал вместе с папой. Мистер Нери велел мальчику звать его «дядя Альберт». Так он же на самом деле не дядя! Значит, звать его так — большой грех. Дьявол часто искушает детей, Тони ходил в воскресную школу и все знал.

Мистер Нери завел мотор. Дядя Фредо обещал показать секретный способ ловли на живца. Жаль, что мистер Нери тоже узнает этот секрет, однако мальчик так долго ждал обещанной рыбалки, что решил не капризничать!

Едва лодка оттолкнулась от берега, как на причал прибежала тетя Конни. Она кричала, что отец собирается отвезти Тони в Рино. Мальчик начал протестовать, но дядя Фредо пристально на него посмотрел и велел слушать тетю. Они поедут рыбачить завтра! Энтони закусил губу, чтобы не заплакать, и обреченно кивнул.

Тетя Конни повела Энтони домой. Сколько раз мальчик слышал, как родственники говорят про тетю некрасивые вещи! А сейчас она заботится о них с Мэри. Она, которая своих детей воспитать не может!

Тетя отправила Тони в детскую и попросила опустить жалюзи. А как же Рино? Тетя Конни ничего не ответила, просто велела закрыть дверь и не выходить на улицу.

В круглую дырку в стене мальчик подсмотрел, как дядя Тони и мистер Нери завели мотор и уплыли. Лодка исчезла из виду, а Энтони продолжал смотреть. Он остался один, совсем один. Тетя Конни увела Мэри с собой. Мальчик не плакал. Он никогда больше не будет плакать! Если он будет хорошо себя вести, может, мама и папа помирятся?

Через несколько минут Энтони услышал выстрел.

Вскоре на лодке вернулся мистер Нери. Один.

Мальчик начал всхлипывать. Его не могли успокоить несколько дней.

Когда развод родителей был в самом разгаре, Энтони, набравшись мужества, подошел к отцу и спросил, что случилось с дядей Фредо. Вскоре после этого Майкл Корлеоне отказался от опеки над своими несовершеннолетними детьми в пользу Кей Адамс Корлеоне.

Холодная вода озера Тахо препятствует образованию газов, благодаря которым трупы всплывают. Тело Фредерико Корлеоне так и не нашли. Энтони больше никогда не ходил на рыбалку.

Книга 6 1920–1945

Глава 21

Говорят, что младенцы приносят удачу. Нечто подобное случилось в семье Корлеоне с рождением Майкла.

Корлеоне прозябали в многоквартирном доме на Адской Кухне. Через самое сердце квартала проходили железнодорожные пути, и день и ночь по ним с грохотом проносились товарные составы, в основном везущие животных на заклание. Дети любили играть в ковбоев и частенько попадали под поезд.

За десять лет после рождения Сантино у Кармелы случилось четыре выкидыша. Она сумела выносить лишь Фредерико, который родился слабым и болезненным. Вито работал шесть дней в неделю в бакалее, которая принадлежала его приемным родителям. Чтобы хоть как-то свести концы с концами, он помог своим приятелям Клеменца и Тессио угнать грузовик. Каково было его удивление, когда дон Фануччи, держащий в страхе всю округу, отобрал у него три четверти его доли. За неделю до рождения Майкла Вито убил Фануччи, что так и не было доказано, зато принесло ему всеобщее уважение. Скоро он стал разбирать споры и улаживать конфликты местного масштаба, защищая лавочников от полиции и гангстеров.

Рождение Майкла прошло на диво безболезненно — несколько сильнейших схваток, и на свет появился прехорошенький мальчик. Оливковая кожа, длинные, как у девочки, ресницы, блестящие волосы. Акушерка хлопнула его по спине, мальчик начал дышать, но не заплакал. Акушерка вздохнула с облегчением — ребенок жив и, кажется, здоров! С той минуты, как Кармела поднесла его к груди, он стал ее любимцем. Пришедший навестить жену Вито сразу заметил, что сын — копия его отца, воевавшего на стороне Гарибальди. Корлеоне упал на колени и заплакал от счастья.

На следующий день, вспомнив оливковую рощу отца, Вито решил заняться импортом масла. Тессио и Клеменца стали его партнерами. Примерно в то же время в стране ввели «сухой закон», что позволило извлекать из грузовиков, в которых перевозили масло, дополнительную прибыль. Доходы семьи стремительно повышались.

В младенчестве температура Майкла редко поднималась до тридцати шести градусов. Вот вам и врожденное хладнокровие! Он рос на удивление спокойным, будто заранее знал, что добьется всего, чего пожелает. Крестили мальчишку прямо на улице. Казалось, на крестины собрались все итальянцы города, столько, что не поместятся ни в один храм! Крестным стал мрачный, вечно угрюмый Тессио, который весь вечер строил младенцу смешные рожи. А Майкл уже умел улыбаться!

Через год братья поняли, что малышу достается куда больше родительской любви, чем им обоим. Фредо подкладывал в кроватку братишке мышей и с горя начал писать в постель. В первый же день в школе Фредерико заявил, что младшего брата переехал паровоз!

Санни поступил иначе и привел в дом маленького грязного оборвыша, который неожиданно стал фаворитом отца. Мальчишке было двенадцать лет, родители умерли от пьянства, так что бродяжка добывал пропитание собственными мозгами. Судя по всему, мозгов у него было предостаточно. Оборвыша звали Том Хейген. Санни уступил приятелю свою кровать и стал спать на полу. Об усыновлении никто не заговаривал, но, как обычно, Вито решил проблему, не тратя лишних слов.

Самым первым событием, которое помнил Майкл, был переезд в Бронкс. Накануне ему исполнилось три года. Мама стояла на крыльце, прощаясь с соседями, и плакала, совсем как малышка Конни! Санни и Том уже уехали с вещами на новую квартиру. Майкл сидел в машине вместе с отцом и шофером. Фредо задержался на улице, грустно глядя на поезда. «Ты что копаешься?» — закричал Вито. Фредо хотелось сыграть в ковбоев. Санни играл миллион раз, а он — никогда, и теперь они уезжают… На лице мальчика было столько горя, что сердце отца дрогнуло. Взяв за руки Фредо и Майкла, он повел мальчишек к конному полицейскому. Через секунду старший из ребят сидел в седле, поджидая поезд! Когда вдалеке показался состав, Вито поднял Майкла на плечи. Они смотрели, как Фредо мчится навстречу поезду, крича от радости!

Новая квартира Корлеоне находилась в Бельмонте, на третьем этаже восьмиэтажного кирпичного дома. Квартира довольно скромная, но в ней был новый холодильник и центральное отопление. Вито принадлежал весь дом, однако об этом не знал даже управляющий! Маленькому Майклу Бельмонт казался настоящим раем. На улице мальчишки гоняли в футбол под одобрительные возгласы торговцев. Из раскрытых окон пахло жареным луком и свежей выпечкой. После ужина женщины собирались на веранде и перемывали друг другу кости. Мужчины обсуждали футбол и работу. Итальянцев в Бельмонте было больше, чем на всей Сицилии, и жили они очень дружно.

За квартирой Корлеоне находилась пожарная лестница, где дети спали, когда становилось особенно жарко. Настроение портилось, только когда ветер дул со стороны зоопарка на Артур-авеню.

— Прекратите! — велел Вито, услышав жалобы сыновей. — Вам не нравится запах? Этот зоопарк построили итальянцы, так что вы морщитесь, вдыхая запах их пота и крови! Неужели мои дети способны на что-то подобное?

Фредо с Санни продолжали жаловаться, а Майкл перестал. В зоопарке держали львов, которыми он восхищался. Ведь в переводе с итальянского «корлеоне» означает «львиное сердце»!

Корлеоне часто бывали в церкви, даже Вито выкраивал время, чтобы посетить службу, а уж мама и Фредо ходили на мессу каждый день. Когда Фредо исполнилось десять, во время семейного обеда он поднялся и заявил, что, поговорив с отцом Стефано, решил стать священником. Все восторженно зааплодировали. Поздно вечером Майкл вышел на парадную лестницу и услышал, как мама хвалится Фредо перед соседками. А когда брат вернулся домой, его лицо было перепачкано помадой.

В школе мальчишки частенько хвастались отцами, а Майкл молчал. Зачем хвастать? Любому драчуну и задире было известно, что его отец — уважаемый человек. Когда Вито Корлеоне шел по улице, люди кланялись, словно королю.

Однажды, когда Майклу исполнилось шесть, и Корлеоне мирно обедали, раздался стук в дверь. Это был Питер Клеменца. Извинившись, он вызвал Вито на разговор. Через несколько минут из гостиной послышалась ругань. Вито громко кричал на сицилийском, который Майкл понимал с трудом. Кормившая Конни мама притворилась, что ничего не слышит. Том усмехнулся и покачал головой.

— Это Санни! — прошептал Хейген. Санни на обеде не присутствовал, что в последнее время случалось все чаще, а ухмылка Тома доказывала, что со старшим братом не случилось ничего страшного.

И все же Майкл испугался. Только Санни и ему самому десять лет спустя удалось вывести из себя невозмутимого Вито. Отец говорил очень мало и тихо, но именно молчания Вито Корлеоне панически боялись все окружающие.

— Что он сделал?

— Очередная выходка в стиле cafone! — зашептал Том. — Санни в своем репертуаре.

Том и Санни учились в одной школе, но разошлись по разным компаниям. Хейген отлично учился и играл в теннис. Искренне привязанный и страшно благодарный Вито, Том стал идеальным сыном — умным, верным, воспитанным и одновременно скромным. Он беспрекословно слушался Вито, бегло говорил по-итальянски и, несмотря на ирландскую кровь, казался стопроцентным сицилийцем.

Что касается Санни, то его выгнали из футбольной команды за то, что он надерзил тренеру. Парень попросил отца принять меры, но Вито лишь отвесил сыну подзатыльник. Санни любил джин и тайком пробирался в Гарлем слушать джаз. Уже в шестнадцать он слыл ловеласом, причем предпочитал девушек постарше.

— А что за выходка в стиле cafone? — не унимался Майкл.

— Слышал поговорку: «A rubar poco si va in galera, a rubar tanto si fa carriera»? Если красть, то по-крупному! Санни с приятелями участвовал в налете!

— Хватит! — рявкнула Кармела, закрывая уши Конни. — Замолчите сейчас же!

Дверь открылась, и на кухню вернулся Вито, красный от гнева, с перекошенным лицом. Конни заревела, а Майкл с трудом сдержался, чтобы не последовать ее примеру.

Много лет спустя Майкл узнал, что Санни ограбил заправочную станцию, которую контролировала семья Маранцано. Естественно, брат об этом не знал, считая произошедшее невинной забавой. После обеда Вито отправился умасливать Маранцано, послав Клеменца на поиски Санни. Парня нашли в спальне сорокалетней вдовы! Без лишних церемоний Пит выдернул его из-под любовницы и потащил в офис «Дженко пура» под светлые очи отца.

Вито принялся объяснять сыну, как глупо он поступил, но Санни, не растерявшись, заявил, что видел, как отец убил Фануччи. Дон Корлеоне так и застыл с открытым ртом, а Сантино тут же сказал, что хочет бросить школу и вступить в семью. Отцу ничего не оставалось, кроме как согласиться.

Сам Вито считал, что максимально использовал немногочисленные возможности, которые предоставила ему жизнь. Он твердо верил, что у детей все сложится легче, и дал себе слово, что ни один из сыновей, даже Хейген, не пойдет по его стопам. Это одно из немногих обещаний, которые Вито не сдержал.

Однако в тот день шестилетний Майкл увидел, как отец вышел из себя, и знал, что в этом виноват Санни.

Очевидно, Тому тоже было не по себе, потому что через пять минут после ухода Вито и Клеменца он поднялся из-за стола.

— Мама, тебе чем-нибудь помочь?

Кармела покачала головой, ее лицо вытянулось и посерело.

Майкл бросился вслед за Томом. На улице дождь лил как из ведра. Хейген прислонился к стеклянной двери, вопросительно глядя на мальчика.

— Объясни, что происходит, Том! — настаивал Майкл. — Я имею право знать, мы же одна семья!

— Где ты научился так разговаривать, малыш?

Том огляделся по сторонам. Вокруг сновали жильцы, кое-кто с интересом прислушивался к разговору.

— Здесь не самое лучшее место! — Хейген показал на соседнее крыльцо, к которому братья побежали наперегонки.

В свои шестнадцать Том, естественно, не мог понимать всего, что происходит вокруг. Зато он лучше всех знал Санни, обожал Вито и обладал острым умом. В тот день под полосатым навесом мясной лавки он говорил с шестилетним Майклом, как со взрослым.

С тех пор Санни стал повсюду сопровождать отца и все реже появляться дома. Как ни странно, он сблизился с Фредо почти так же, как Майкл с Томом. На седьмой день рождения Хейген подарил Майклу теннисный свитер, который мальчик, подражая брату, носил набросив на плечи.

Один за другим старшие братья вылетели из гнезда — Санни снял квартирку на Манхэттене, а Том переехал в университетское общежитие. Их отъезд способствовал взрослению Фредо, который к тринадцати годам очень изменился и возмужал. Несмотря на невысокий рост, он успешно играл в футбол, а натерпевшись от хулиганов в начальной школе, выиграл юношеский турнир по боксу. Фредо и учился неплохо, особенно преуспевая по истории религии, которой занимался под руководством отца Стефано. Девушек он стеснялся, что только способствовало его популярности. Одноклассницы знали, что Фредо готовится в священники, а запретный плод всегда сладок!

Майкл не мог точно определить, когда застенчивость Фредо превратилась во что-то темное и неприятное, а самодостаточность переросла в эгоцентризм. Наверное, все происходило постепенно, но дня Майкла в один момент Фредо был слабаком, в другой — взрослым парнем, а в третий — мрачным типом, часами сидящим в комнате. В шестнадцать лет Фредо озвучил то, о чем Кармела догадывалась уже давно: он не желает становиться священником. Примерно в это же время он начал хуже учиться. У него были подружки, однако серьезных отношений не получалось. Со временем Фредо начал помогать отцу, хотя Вито не давал ему важных поручений — разве что передать сообщение, принести кофе, помочь разгрузить грузовик с маслом.

Отец постоянно твердил, что именно образование — ключ к успеху и благополучию. Они с Майклом любили ночью сидеть на пожарной лестнице и строить грандиозные планы. Отец говорил о будущем со всеми сыновьями, но только Том, в то время поступавший в юридическую академию, смог окончить школу и получить степень магистра в университете. Майкл любил и уважал отца, и все же очень боялся, что в шестнадцать лет характер испортится и он попадет в мир, о котором рассказывал Том.

Мир отца и Санни казался чужим и непонятным. Во время летних каникул Вито, предполагая, что ничего серьезного не случится, частенько брал младшего сына с собой. Казалось, они только бродят по клубам, ресторанам и кафе, отец пожимает руки, говорит, что они с сыном поужинали, но потом все равно ест. Через полчаса они уходили в другое место. В чем же смысл? В брошенных исподлобья взглядах и обрывках непонятных фраз?

Однажды Вито неожиданно вызвали в офис «Дженко пура». Майклу было велено ждать на улице. Мальчик взял бейсбольный мяч и пошел играть в тихий переулок неподалеку. К вящему удивлению Майкла, он увидел чужого мальчишку, явно ирландца, лениво кидавшего мяч об стенку.

— Это моя улица! — неожиданно для себя заявил Майкл.

— Да ну? Улица не принадлежит никому! — Мальчишка рассмеялся, обнажив белоснежные зубы. Смех прозвучал резковато, но напряжение исчезло.

Тем не менее ребята не разговаривали. Каждый мрачно швырял о стену свой мяч, стараясь превзойти другого. Стоит признать, что ни один из них стать звездой бейсбола не обещал.

— Знаешь, — наконец прервал тишину ирландец, — вон те грузовики принадлежат моему папе! Отгадай, что в них?

— Некоторые принадлежат моему отцу. Те, на которых написано «Дженко пура», видишь?

— В них спиртяга! — Мальчишка говорил совсем как Кэтрин Хэпберн, на странной смеси американского и британского. Майкл не сразу понял, что он имеет в виду спиртное. — Столько, что весь Нью-Йорк и половина Нью-Джерси могут напиться в стельку!

Майкл пожал плечами.

— Написано: «Оливковое масло»! — Майкл знал, что в канистрах, потому что, естественно, он уже заглядывал внутрь. — Где ты научился так разговаривать?

— Могу спросить тебя о том же! — отозвался мальчишка. — Ты ведь итальянец?

— Как могу, так и разговариваю!

— Ну, конечно! А знаешь, почему сюда не явятся копы и всех не арестуют?

— Ты с ума сошел! Потому что в канистрах оливковое масло!

— Нет, потому что папа подкупил всех полицейских города!

Майкл обеспокоено огляделся по сторонам. Никого! И все же это не повод, чтобы во все горло кричать о чем-то подобном!

— Врешь ты все! — сказал Майкл.

Ирландец принялся объяснять, как его отец подкупает копов, а также о побоях и убийствах, необходимых для успешной торговли контрабандным спиртным. Либо он говорит правду, либо обладает бурной фантазией.

— Ты выдумываешь! — заявил Майкл.

— Я слышал, итальянцы еще страшнее!

— Да ничего ты на самом деле не слышал, просто выставляешься!

— Можешь говорить что хочешь! — отозвался мальчишка. — А сейчас предлагаю стянуть бутылочку из грузовика и вместе ее распить!

Самому Майклу ничего подобного в голову не приходило, но он только кивнул. Фредо помогал какому-то парню разгружать грузовик, и Майкл сказал, что их зовет отец. Вытащив из канистры бутылку канадского виски, он вернулся к новому знакомому.

— Я думал, ты струсишь!. — восхищенно протянул ирландец.

— Ты ошибся, только и всего! — Майкл открыл бутылку и сделал большой глоток. Огненная жидкость обожгла горло, но мальчик мужественно проглотил. — Слушай, как тебя зовут?

— Джимми Ши, — ответил ирландец, взял бутылку и глотнул. Через секунду он закашлялся, побледнел и упал на колени.

Тут-то их и поймали отцы. Шутка ли, два одиннадцатилетних пацана среди бела дня пьют контрабандное виски! С тех пор мальчишки ни разу не встречались.

Когда «сухой закон» отменили, в жизни Вито Корлеоне настал новый этап. К тому времени он заработал достаточно для безбедного существования семьи, но на достигнутом решил не останавливаться. Вместо этого он попытался вступить в союз с Сальваторе Маранцано, крестным отцом нью-йоркской мафии. Неужели Вито строил корыстные, далеко идущие планы? Скорее у него просто не оставалось выхода. Санни и Фредо мало что знали и умели и могли запросто угодить в нехорошую историю. И все же почему такой талантливый и состоятельный человек, как Вито, не занялся легальным бизнесом? Ведь то время было идеальным для переезда в Лас-Вегас.

К сожалению, события развивались по-другому.

Маранцано с презрением отверг предложение Вито, и началась кровавая война. Чтобы поставить Корлеоне на место, Аль Капоне прислал в Нью-Йорк киллеров, одним из которых оказался Вилли Руссо, старший брат будущего дона. Популярность Вито среди бедных итальянцев в очередной раз сослужила добрую службу. Простой грузчик из Чикаго передал информацию о поезде, в котором едут киллеры, а простой носильщик из Нью-Йорка принес чемоданы высоких гостей к такси, за рулем которого сидел Люка Брази. Таксист связал пассажиров и отрубил им руки и ноги, спокойно наблюдая, как они умирают. В довершение всего он отрезал гостям головы и послал в Чикаго. В канун Нового года Тессио застрелил мирно обедающего в ресторане Маранцано. Осиротевшую семью возглавил Вито, а когда кланы Нью-Йорка разделились на пять лагерей, он стал capo di tutti capi, крестным отцом всего города. Реорганизация прошла без лишнего кровопролития, а фамилия Корлеоне даже не попала в газеты.

Возвышение Вито прошло незаметно для взрослеющего Майкла. Разве что у папы стало больше телохранителей, и он реже бывал дома. Много лет спустя, когда Майкл понял, что происходило в те годы, то был сильно удивлен. Жизнь в маленькой квартирке Бронкса текла своим чередом — Санни женился, Том получил диплом, Конни купили пони, а Майкл стал президентом класса. Даже Фредо выполз из своей скорлупы и стал вместе с младшим братом играть в пул на деньги. В критической ситуации Майкл сохранял холодную голову, да и Фредо был игроком от бога и просчитывал партию на несколько ходов вперед. Словом, прирожденный шулер! Все, кто отваживался сыграть со сладкой парочкой, уходили с пустыми карманами. Однажды братьев поколотили и отобрали выигрыш. На сцену тут же вышел Санни, который нашел и до смерти избил незадачливых проигравших. Расследованием убийства занялся подкупленный Корлеоне следователь. В результате за решеткой оказался молодой итальянец, семья которого навсегда избавилась от финансовых затруднений. Майкл узнал обо всем лет через пять от Санни, который превратил историю в забавный анекдот. Неужели они с Фредо не догадывались, почему их избили всего раз?

Почти на десять лет в Нью-Йорке воцарился мир. Страна переживала годы Великой депрессии, потом войну, а Вито Корлеоне продолжал богатеть. Он выписал с Сицилии бригаду каменщиков, которые строили склепы для несуществующих людей, на самом деле являющиеся бронированными сейфами. Корлеоне по-прежнему жили в скромной квартирке.

Однажды, когда перемирие было в самом разгаре, Майкл стоял у доски и решал задачу по геометрии. Вдруг в дверь постучали. Это был Фредо, который попросил отпустить брата с урока, заявив, что в семье случилась беда.

— В папу стреляли, — сказал Фредо, когда братья сели в машину, — прямо в грудь! Он поправится, но все равно…

Майкл едва улавливал смысл его слов. Машина стояла около школы, а сердце стучало так, будто они неслись по автостраде с бешеной скоростью.

— Кто в него стрелял?

— Да никто! — огрызнулся Фредо. — Какой-то ирландский идиот, который решил, что папа покусился на его территорию. Он подошел к нему на улице и выстрелил, а через секунду его пришили телохранители!

— Наш папа? — не понял Майкл. О чем это Фредо? Папа покусился на чужую территорию? Так ведь он же не бандит! Что же происходит?

— Ради всего святого, Майк! Не будь идиотом! — Фредо завел мотор, и они помчались по улице.

— Куда мы едем?

— Домой! В больнице сейчас не до нас!

«Что значит не до нас?» — хотел спросить Майк, но испугался.

Перед детьми Кармела старалась держать себя в руках, однако Майкл слишком хорошо ее знал. Когда все укладывались спать, он слышал, как мать подолгу молится в своей комнате. Горячие слова молитвы будили его по утрам, и, чтобы хоть чем-то помочь маме, он бежал на кухню. Кармела прогоняла его с кухни, затем порывисто обнимала, а через секунду Майк снова слышал непонятные латинские слова.

Когда к Вито стали пускать посетителей, Майкл неожиданно отказался его навещать.

— Он же поправится? — спросил он.

— Конечно, — ответил Фредо.

— Тогда мы увидимся, когда он вернется домой.

Кармела только руками всплеснула.

— У меня скоро экзамены, — стоял на своем Майкл. — Раз с папой все в порядке, я пойду в школу!

Мама потрепала его по щеке и сказала, что очень им гордится.

Однако на следующее утро ситуация повторилась. Фредо велел Конни и матери ждать в машине, а сам спросил брата, что он пытается доказать.

— Не знаю, — отозвался Майкл. — Правда, не знаю!

— Не знаешь? Какого черта…

— В него же не просто так стреляли! Значит, папа сам виноват…

— Что ты несешь?!

— Не кричи, Фредо. Папа — преступник, а преступники то и дело убивают друг друга. Обычное дело! Так что радуйся, что вас всех еще не перестреляли!

Фредо наотмашь ударил его по лицу. Майкл упал в любимое папино кресло и услышал хруст — он задел большую керамическую пепельницу, изображавшую русалку на скалистом острове. Пепельница упала и треснула пополам.

И все-таки Майкл не пошел в больницу. Фредо трясся от бессильного гнева, пока наконец не сдался. Пепельницу склеили, причем так искусно, что следов почти не было видно.

В день, когда выписывали Вито, Кармела поднялась чуть свет, чтобы приготовить праздничный обед. За столом собралась вся семья, пришли даже Санни с молодой женой Сандрой и Том с невестой Терезой. Вито похудел и казался измученным, но шутил и веселил всех собравшихся. Он ни словом не упрекнул Майкла за то, что сын ни разу не навестил его в больнице.

Обед шел своим чередом, вино лилось рекой, а в груди Майкла закипал гнев. Совсем скоро ему исполнится семнадцать. А вдруг придется пойти по проторенному братьями пути? Несмотря на объявленное перемирие, никакие деньги не могли спасти Вито от шальной пути или ножа бешеного головореза. Майкл очень любил семью, но одновременно мечтал вырваться из этой квартиры, этого города, этой жизни! Куда он отправится и что будет делать, юноша не знал. Лишь много лет спустя, став взрослым, он понял, что пытался убежать от самого себя и обмануть судьбу.

Когда Кармела и Конни приготовились подать десерт, Майкл постучал вилкой по бокалу и медленно поднялся. Во время обеда он молчал, и семья решила, что сейчас прозвучит тост. Юноша в упор посмотрел на отца. Вито улыбнулся, не подозревая, какие чувства переполняют младшего сына.

— Я скорее умру, — торжественно произнес Майкл, поднимая бокал, — чем стану таким, как ты!

Мертвая тишина накрыла собравшихся тяжелой пеленой. За столом остались Майкл и Вито, все остальные будто исчезли.

Вито не спеша доел куриное филе и отложил вилку. Затем он тщательно вытер рот и внимательно посмотрел на сына. Глаза дона Корлеоне превратились в льдинки.

Горло перехватило, Майкл стоял, сжимая в руке бокал вина. Сейчас отец будет над ним смеяться и скажет, что пока и мужчиной его не считает.

Но Вито и не думал смеяться, лишь пристально смотрел на младшего сына.

По спине Майкла побежали мурашки, колени задрожали. Тонкий бокал хрустнул, и на белоснежной скатерти появились пятна крови и вина. Все испуганно молчали, а Майклу казалось, что время остановилось.

Наконец Вито Корлеоне поднял свой бокал.

— Полностью поддерживаю твой тост, — тихо сказал он и выпил вино. — Желаю удачи!

Ноги подкосились, и Майкл тяжело опустился на стул.

— Сделай одолжение, — невозмутимо продолжал Вито, показывая на осколки, — помоги матери убрать со стола.

Майкл безропотно подчинился. Конни с мамой принесли кофе с пирожными, но все продолжали молчать, а Майкл перевязал палец салфеткой и сидел, низко опустив голову.

Разрядить обстановку не пытался никто, даже весельчак Санни и балагур Фредо.

До Майкла ни один из детей Вито не осмеливался восстать против отца. Сантино напоминал преданного пса, Фредо лез из кожи вон, чтобы угодить отцу. Том, хотя и был приемным сыном, ни в чем не уступал Фредо и наслаждался благосклонностью отца куда чаще. Роль послушной дочери полностью устраивала Конни, и она исполняла ее даже после смерти Вито. Как часто бывает в семьях, восстать против отца решился только его любимец.

Бунт протекал в добрых итальянских традициях: что бы ни происходило между отцом и сыном, на матери это не сказывалось. Майкл надышаться на нее не мог, что вызывало тайное неодобрение Вито. Майкл вел себя достойно, не доставлял особых проблем, но отцу казалось, что каждый поступок младшего сына направлен на то, чтобы подорвать его авторитет.

Например, когда Фредо проболтался, что отца беспокоят взаимоотношения Майкла с девушками, тот вообще перестал приводить подружек домой. На семнадцатый день рождения Санни решил устроить братишке сюрприз и пригласить проститутку, на что Майкл ответил, что «лучше не стоит, не то подружка обидится»! «Что за подружка?» — сгорал от любопытства Санни. Младший брат молчал, а на праздничном обеде в воскресенье появился в обществе пышногрудой блондинки, с которой встречался совсем недавно. А затем и вовсе стал приводить новых девушек каждую неделю, причем ни одна из них не была итальянкой! Всего раз Вито сделал ему замечание, на что Майкл ответил, что воплощением женственности для него является мать, второй такой он еще не встречал. «Вообще-то это не мое дело!» — прошептал Вито, весьма довольный разборчивостью сына. После этого Корлеоне ничего не знали о личной жизни Майкла целых семь лет, пока он не привел Кей Адамс на свадьбу Конни.

Майкл поступил в университет Нью-Йорка. Он выбрал Нью-Йорк, потому что там когда-то учился Том. После первого семестра Майкл узнал, что отец сделал солидное пожертвование в фонд помощи университету. Встретившись за обедом в отеле «Плаза» с Томом, Майкл заявил, что бросает учебу. Хейген ничего не ответил, и Майкл попросил разрешения пожить у них с Терезой. В то время Хейген работал на Уолл-стрит и снимал квартиру в самом центре.

— Найди репетитора, — посоветовал Том. — У многих первокурсников возникают проблемы с успеваемостью…

— Я один из лучших на потоке! — возмутился Корлеоне и объяснил, почему хочет уйти.

— Если бы учебу бросали все студенты, чьи отцы занимаются благотворительностью…

— Плевать мне на всех. Хочу, чтобы меня ценили только за собственные достижения.

— Майк, ну как можно быть таким наивным!

— Так мне можно у вас пожить или ты сначала спросишь Терезу?

Хейген покачал головой. Тереза будет очень рада, и если Майкл хочет испортить себе жизнь, Том не станет его останавливать.

Итак, после первого семестра Корлеоне с отличными отметками оставил один из лучших университетов страны и попробовал устроиться на работу. Потерпев неудачу, он, ужиная у Хейгенов, попросил в долг, чтобы записаться на курсы. Том заявил, что с удовольствием одолжит любую сумму, но не на сомнительные курсы, а на восстановление в университете. Майкл надулся.

— Вылитый отец, — заметил Хейген. Майкл понял, что имеет в виду Том. — Молчать ты умеешь не хуже Вито!

Корлеоне продолжал угрюмо смотреть в одну точку. Тереза убрала со стола, а он так и не проронил ни слова.

— От судьбы не убежишь! — напомнил Том.

— Мы живем в Америке, приемный братец! Здесь все только и делают, что пытаются убежать от судьбы.

Тома передернуло от гнева, но он сдержался.

— Нужны деньги? Тебе есть к кому обратиться! А я больше вмешиваться не желаю!

Майкл понял, что попал в тупик. Конечно, можно попросить помощи у отца. Он примет сына в семью и даст работу даже вопреки собственному желанию. Вито мечтал, чтобы сын закончил школу, потом университет и стал доктором, адвокатом или профессором, кем угодно, только чтобы пошел другой дорогой. Майклу тоже хотелось идти своей дорогой, самому проложить жизненный путь. Только где найти такую? В подавляющем большинстве случаев все возможные дороги были не только расчищены сильной рукой отца, но и заасфальтированы, ярко освещены и снабжены указателями.

Куда же ему податься?

Отец строил дом на Лонг-Айленде, в который весной должна была переехать вся семья: родители, шестнадцатилетняя Конни, не решающийся начать самостоятельную жизнь Фредо. Санни и Сандра, у которых только что родились двойняшки, поселятся неподалеку. Увидев на плане нового дома комнату, помеченную как «спальня Майка», парень снова почувствовал себя марионеткой отца.

Майкл пал жертвой юношеского негативизма — не понимая, чего хочет добиться в жизни, он точно знал, чего ему не хочется. Совсем как команда-аутсайдер, старающаяся не проиграть; как парашютист, пытающийся приземлиться куда угодно, только не на то высокое дерево; как бродячий торговец, не умеющий сидеть на одном месте; как Адам и Ева в раю, вольные делать все, что угодно, с одним-единственным ограничением.

В итоге Майкл Корлеоне сделал то же, что и тысячи разочарованных молодых американцев в тридцатые годы, — поступил на гражданскую службу.

Большинство его сослуживцев отправились работать на правительство от полной безысходности. Майкл знал, что до его рождения семья жила куда скромнее, но чтобы нечего было есть… Лагерь располагался в долине реки в штате Вермонт. Волонтеры сажали деревья, рыли канавы, строили дома. Как и всем итальянцам, Майклу не нравилась пресная еда, но в отличие от многих он и не думал жаловаться. Фамилию его постоянно перевирали, однако он никого не поправлял. Вечерами Корлеоне работал в вечерней школе, где для итальянцев и мексиканцев преподавали английский. Некоторые из них вообще не умели писать! Волонтерам платили тридцать долларов в неделю, двадцать два из которых тут же посылались семье. Ночью, ворочаясь на неудобной койке, Майкл пытался представить лицо отца, когда тот получает чеки. Лед в его сердце растаял лишь несколько лет спустя стараниями жен: Кей, второй жены и первой возлюбленной, а также Аполлонии, первой жены и второй возлюбленной.

В лагере работали около тысячи волонтеров, большинство из них были иммигрантами во втором или третьем поколении. Единственное, что их объединяло, — гордость за свою новую родину, подкрепленная тем, что каждый день они делают для нее что-то полезное. Так что, когда фашистская Германия захватила Чехословакию, в лагере не возникло ни одного конфликта между этническими немцами и чехами или словаками. Узнавая из газет о начале советско-финской войны или оккупации Албании войсками Муссолини, молодые люди вместе скорбели о погибших и думали, как это отразится на Соединенных Штатах.

— Вот увидишь, итальянцам такое еще аукнется, — заявил как-то вечером Джо Лукаделло, который вместе с Майклом вел занятия в вечерней школе.

Родители Джо были из Генуи, а сейчас жили в городе Камден, штат Нью-Джерси. Парень мечтал стать архитектором, но во время биржевого краха семья потеряла все. Так что теперь Лукаделло проектировал навесные стенки и бараки для беженцев. Острый на язык, худой и ловкий, как цирковая обезьянка, Джо стал лучшим другом Майкла в лагере.

— Я тоже об этом думал, — проговорил Майкл. — Если Америка вступит в войну, итальянцам придется несладко.

— Посмотри, немцам уже фигово…

— Ты прав, — кивнул Майкл.

— Можешь считать меня идиотом, но я готовлю покушение на Муссолини!

— Правда? — захохотал Майкл. — И как ты собираешься это сделать?

— Пока не знаю. Говорю же тебе, покушение только готовится!

Джо умел и строить планы, и претворять их в жизнь, что редко сочетается в одном человеке. Приходилось быть реалистом, и все же помечтать он очень любил.

— Сам подумай, кто тебя подпустит к Муссолини, у него же такая охрана!

— Майк, ты что, книг не читал? Нет ни одного героя, короля, поп-звезды или президента, которого невозможно убить!

А что, это мысль! Если честно, Майкл тоже об этом думал. Наверное, Джо прав.

— Разделавшись с Муссолини, ты примешься за Гитлера?

— Знаю, это пустые мечты, — вздохнул Джо. — Я не дурак и понимаю, что такому, как я, Муссолини не по зубам… Просто больно смотреть, как мир катится в тартарары, а ты ничего не можешь сделать!

Майкл был полностью согласен. Забыв о многовековой неприязни между сицилийцами и итальянцами с севера, они вместе ненавидели Муссолини. Оба боялись войны и разрушений, которые она с собой принесет. В то же время они понимали, что, если итальянцы свергнут диктатора, это возвысит их в глазах всего мира, так что пусть война продолжается!

Через несколько дней всеобщее внимание было приковано к Устике. Заключив соглашение с Гитлером, Муссолини направил войска на Сицилию. В результате всех известных и подозреваемых мафиози заключили в концлагерь на крошечном островке Устика. Как ошибался Вито, считая Муссолини самонадеянным диктатором-однодневкой! Переживая за пленников Устики, Майкл и Джо сетовали на нерешительность американского правительства. Как можно оставаться в стороне, когда нарушаются права человека! О том, что многие из заключенных — деловые партнеры отца, Майкл не упомянул. Лукаделло знал, что Корлеоне-старший занимается импортом оливкового масла — именно оно использовалось в столовой лагеря.

В июне 1940 года, когда Италия объявила войну антигитлеровской коалиции, у Джо Лукаделло созрел план.

— Мы отправляемся в Канаду! — объявил он.

— В Канаду?

Джо вытащил газетную вырезку. В статье говорилось, что королевская авиация Канады набирает на службу опытных американских пилотов. Подготовкой новобранцев будет заниматься Билли Бишоп, ас, прославившийся в годы Первой мировой.

— Замечательно! — воскликнул Майк. — Но ведь мы не опытные пилоты!

Как оказалось, Джо предусмотрел все до последних мелочей. У него был друг, пилот гражданской авиации, поливавший поля фермеров в засушливую погоду и травивший насекомых белыми кристаллами ДДТ. Именно он дал парням несколько уроков, а затем все трое направились в Оттаву. Для себя и Майкла Лукаделло подделал пилотские права. Сначала все шло гладко, но через два дня в казарме появился сам Билли Бишоп и спросил Майкла Корлеоне. То, что канадец правильно произнес итальянскую фамилию, сразу показалось недобрым знаком. Бишоп попросил показать права. В казарме было немало самозванцев, а ведь через несколько месяцев им предстояло биться с люфтваффе. Дело было даже не в правах! Интуиция подсказывала, что здесь замешан Вито! Какой смысл показывать фальшивые права и ставить под удар Джо?

— Простите, сэр, — негромко сказал Майкл. — Прав у меня нет.

Уже через час он возвращался в Вермонт на специальном автобусе. Шесть месяцев спустя Майкл снова сидел в автобусе, на этот раз направляясь в Нью-Йорк на день рождения к отцу. В кабине водителя работало радио. Внезапно эстрадный концерт прервался, и все пассажиры услышали о бомбардировке Перл-Харбора. На этот раз Корлеоне свой шанс не упустит! Прямо с вокзала он направился на Таймс-сквер. На площади уже собирались юнцы, готовые броситься в бой. Майкл решил пойти в авиацию и встал в очередь, но тут на деревянном подиуме появился офицер и заявил, что в пилоты будут готовить лишь тех, чей рост больше чем метр девяносто. Майклу не хватило пяти сантиметров! Зато морская пехота вполне соответствовала его идеалам — элитные войска, славящиеся суровой дисциплиной, огромными физическими нагрузками, особым кодексом чести. Пехотинцев тоже отбирали по росту, и все же Майклу терять было нечего, и он решил попробовать. В глазах младшего Корлеоне горел такой огонь, что проводивший отбор лейтенант согласно кивнул, назначая время и место сборов. На день рождения к отцу пришлось ехать на такси!

Итак, любимый сын Вито Корлеоне появился одним из последних и с порога объявил, что принят в морскую пехоту.

Вито принял новость спокойно, по крайней мере внешне. Как любой отец на его месте, он задал сотни вопросов. То, что Вито не одобряет решение сына, было очевидно, но озвучивать свое мнение он не стал.

Через несколько дней начались массовые аресты итальянцев. Правительство США объявило их военнопленными. Так, пекарь Энцо провел два года в тюрьме Нью-Джерси. Облавы устраивали на всех, кто носил итальянские фамилии. Арестовали даже родителей Терезы Хейген, но тут же отпустили за недостатком улик. Сотням людей попроще и победнее повезло меньше — не совершив никаких преступлений, они провели за решеткой многие месяцы и даже годы!

К Рождеству вышел указ, ограничивающий доступ итальянских иммигрантов в оборонную и связанные с ней отрасли промышленности. В результате по всей стране работу потеряли сотни трудолюбивых законопослушных докеров, рабочих и даже секретарей — машинисток!

Майкл в это время был на военной базе на острове Паррис, карабкаясь, словно ящерица, по острым прибрежным скалам.

Форма пехотинца не подходила рядовому Корлеоне — все было слишком большим: и сам костюм, и ботинки, и шлем. Однако Майкл ничего не замечал. Он так гордился, что его зачислили в пехоту! Когда Кармела Корлеоне получила фотографию сына, бритого, в странной, почти белого цвета форме, она рыдала три дня и три ночи. Фотографию поставили на каминную полку, и всякий раз, проходя мимо, мать тяжело вздыхала.

Во взводе Майкла Корлеоне было сорок семь пехотинцев, примерно поровну южан и северян. Майкл до этого и понятия не имел, что между Севером и Югом США существуют трения! Зато он был отлично осведомлен о противостоянии между Северной Италией и Сицилией. Странно, но в конфликтах оказалось немало общего! Представляя Юг Италии и Север США одновременно, Майкл мог примкнуть к любой из сторон. К счастью, споры по большей части возникали из-за пустяков. Из-за музыки, например. Южанам нравились медленные тягучие мелодии, а северянам то, что повеселее и побыстрее, особенно мюзиклы Коула Портера и Джонни Мерсера. Несмотря на знакомство с Джонни Фонтейном, Корлеоне в спорах о музыке не участвовал. Когда перебранки заходили слишком далеко, как из-под земли появлялся инструктор по строевой подготовке, а у тех, кто кричал громче всех, возникали проблемы. Прибыв в лагерь, новобранцы больше всего опасались собственного страха и неумелости, а уже через час они куда больше боялись сержанта Брадшо. Майкл старался изо всех сил, но и у него то и дело возникали опасения, что сержант его убьет! По ночам сын Кармелы Корлеоне ворочался на койке, радуясь, что попал в морскую пехоту.

Майкл удивлялся, что в пехоте так мало итальянцев, а вскоре узнал, что, кроме него, во взводе есть еще только один. Как и Корлеоне, Джо Ферраро родился в Нью-Йорке и играл в местной бейсбольной команде. Низкорослый, коренастый — прирожденный кетчер! Он записался добровольцем, как только услышал о том, что случилось в Перл-Харборе, хотя больше всего ему хотелось отправиться в Италию и убить Муссолини.

Джо с Майклом оказались самыми низкорослыми во взводе, хуже остальных бегали и стреляли. Зато они были очень выносливыми и старались изо всех сил. Все, что они слышали о железной дисциплине и колоссальных физических нагрузках, оказалось правдой. Новобранцы падали, поднимались, утирая слезы, снова падали и поднимались. Ночью многих рвало кровью, но Майкл полюбил долгие часы учений. Как не повезло другим пехотинцам, которые тренировались по четыре часа в день, а не восемь, как взвод сержанта Брадшо! Когда учения закончились, он впервые обратился к ним, как к братьям по оружию, как к равным.

Покидая остров Паррис, многие пехотинцы не скрывали слез — сержанта Брадшо полюбили все.

За время учения Майкл потерял пять килограммов и стал настоящим мужчиной.

Через несколько месяцев в бою за остров, не имевший ни названия, ни стратегического значения, Джо Ферраро был смертельно ранен японским снайпером.

Еще не рассвело, а пехотинцы уже схватили вещевые мешки и выстроились возле готовых к отъезду грузовиков. Полковник-южанин выкрикивал фамилии и места назначения. «Корлеоне!» — прогремел полковник. Однако то, что он сказал дальше, повергло Майкла в шок.

«Лагерь Эллиотт, морская пехота!»

Значит, его отправляют на Тихий океан! Мечты участвовать в освобождении Италии разбились вдребезги. Что теперь делать? Направить жалобу в Конгресс? Вряд ли поможет! Отец может купить всех конгрессменов с потрохами! Наверняка это он настоял, чтобы сына послали на Тихий океан, а не в Европу!

Майкл промолчал. Пехотинцы не ропщут!

Сидевший в грузовике парень протянул руку и помог Майклу взобраться.

— Добро пожаловать, новенький даго!

Майкл знал, что «даго» пехотинцы называют базу в Сан-Диего! О другом значении слова он тоже был прекрасно осведомлен, но не стал огрызаться! Отныне он в первую очередь пехотинец, а уже потом итальянец!

Майкл никогда раньше не был на Западе США и большую часть пути провел, прильнув к окну поезда. За такую красоту стоит воевать! Он и не думал, что в его стране есть столь дивные места! Чем ближе к Тихому океану, тем более диким и скалистым становился пейзаж.

В тридцати милях от Лас-Вегаса, где совсем недавно открылось первое большое казино, они остановились для контрольных учений. В ту ночь Майкл поймал кролика, освежевал и съел сырым. Он сидел у холодного ручья и смотрел на яркие огни города, который предприимчивые люди скоро превратят в центр игровой индустрии. Лас-Вегас переживет войну, распад Британской империи и Советского Союза, а также перемещение промышленности в страны Юго-Восточной Азии.

В Сан-Диего пехотинцы провели несколько недель — теоретическая подготовка, рукопашный бой, плавание, последний инструктаж. Когда пришло время отправляться, сердце Майкла упало. Его определяют в караульный отряд, окончательно и бесповоротно.

Добравшись до первого же телефона-автомата, Майкл позвонил Тому. Хейгены ужинали, и было слышно, как в квартире плачет ребенок.

— Хочу кое-что у тебя спросить, Том. Если соврешь, я никогда тебе не прощу.

— Таким тоном мужчины не разговаривают! — отрезал Хейген.

Майкл был молод и настроен решительно. Много лет спустя он понял, что Том фактически ответил на вопрос, который он собирался задать.

— Папа как-то повлиял на мое назначение?

— Куда тебя отправляют? — спросил Том.

— Я пошел в пехоту не для того, чтобы стать копом, — понизив голос, сказал Майкл.

— Ты стал копом? — удивленно спросил Том.

Майкл повесил трубку.

Через несколько дней он уже стоял на причале с автоматом в руках. Ребята, с которыми он проходил подготовку, отправлялись в свой первый рейд. Настроение у всех было приподнятое — они покажут японцам, где раки зимуют! Никого из них Майкл больше не видел.

Самой неприятной обязанностью караульного отряда было следить за тем, чтобы гражданское население соблюдало правила противовоздушной обороны. Сидеть без света никому не хотелось, а объяснять прописные истины каждому нарушителю не хватало терпения. Несколько ночей, и Майкл был готов колотить нерадивых граждан прикладом! К счастью, у него появилась идея получше. Командир, уважавший гражданское население куда меньше, чем Майкл, пришел в полный восторг.

— Никогда не думал, что скажу такое итальянцу, но ты, парень, можешь стать офицером!

На следующий день Майкл с двумя помощниками отправился на городской склад горюче-смазочных материалов. Парни весело провели время, взорвав две канистры из-под бензина. Как здорово, что хоть на время удалось избавиться от ноющих, вечно недовольных горожан и применить на практике знания о взрывчатых веществах.

Через день в местных газетах появилась статья (анонимным источником информации выступал Майкл) о том, что японские снайперы легко поразили склад с горючим. А все потому, что население не соблюдает правила противовоздушной обороны!

Майкл из кожи вон лез, чтобы его направили в Европу, обращался к командованию, но безрезультатно. Он попробовал записаться на курсы пилотов. В начале войны в пилоты брали лишь лиц с высшим образованием, потом правила смягчились. Нужно было сдать экзамен и набрать 117 баллов. Корлеоне набрал 130, и тем не менее его не взяли. Однажды, простояв в очереди четыре часа, он добился встречи с адмиралом Кингом. Увидев высокие баллы, адмирал обещал лично разобраться в происходящем и помочь с переводом в Европу. И снова ничего! Майкл провел в лагере Эллиот всего год, но ему казалось, что прошло лет десять.

Наконец Майкла осенило, что львиную долю работы за адмирала выполняет адъютант. Узнав о его музыкальных пристрастиях, Корлеоне тут же раздобыл два билета в первый ряд на концерт Джонни Фонтейна.

Через три дня Майкла перевели в военный батальон.

В бой Корлеоне отправился на бывшем пассажирском лайнере, перекрашенном в серый цвет. Он добился своего! Лайнер приближался к месту назначения, когда поступил приказ высаживаться на Гуадалканале.

Бои на острове Гуадалканал продолжались несколько недель под шквальным огнем японских крейсеров. Прибавьте к этому отчаянно сопротивляющихся пехотинцев, орудующих в подземных туннелях, и станет ясно, что битва еще не кончилась!

Побережье Гуадалканала напоминало свалку — сожженные машины самого разного вида: танки, джипы, плавающие гусеничные транспортеры. Но, впервые попав на остров, Майкл понял, каким он был раньше — кокосовые пальмы, белый песок, беззаботные отдыхающие — в общем, настоящий тропический рай.

Вместе с другими пехотинцами Майкл пересел на катер и помчался к берегу. Совсем рядом разрывались снаряды, и все-таки катер благополучно пришвартовался. Сделав несколько шагов, Корлеоне споткнулся обо что-то мягкое и растянулся на песке. Пришлось тут же подниматься и бежать к деревьям. Укрытием служила сеть из колючей проволоки, забаррикадированная почерневшими трупами. Пахло отвратительно — сладковатый аромат обгоревшего разлагающегося мяса быстро впитался в одежду, кожу и волосы, вызывая тошноту. Оглянувшись на берег, Майкл понял, что споткнулся о разлагающийся труп.

Японцы бросили трупы своих солдат и офицеров гнить у моря! Это были первые тела врагов, которые довелось увидеть Майклу.

Пехотинцы, составляющие постоянный контингент острова, казались одинаковыми — грязными, бородатыми и усталыми. Они почти не разговаривали. Майкл и остальные новички, сытые, довольные, одетые в чистую форму, внезапно почувствовали себя мальчишками, играющими в индейцев. Когда Корлеоне впервые взяли патрулировать остров, он вздрагивал при каждом шорохе. Его опытные спутники молча пожимали плечами и продолжали пробираться сквозь джунгли. Когда остальные бросались ничком на землю, Корлеоне следовал их примеру. Он был уверен — еще секунда, в него полетят пули, бомбы и трассирующие снаряды.

На второй день пребывания на острове Майкла поставили охранять аэродром. Внезапно послышался гул. Подбитый американский самолет, изрыгая клубы дыма, быстро приближался к земле. Пилот совершил аварийную посадку всего в сотне ярдов от взлетной полосы, и Корлеоне, не раздумывая, бросился на помощь. Однако его опередил джип, за рулем которого сидел сам командир взвода Хэл Митчелл, который запретил приближаться к самолету. Пламя слишком сильное, а пожарную машину давно подбили японцы. Подручными средствами и обычный пожар не потушить. Майкл заглянул в кабину. Несчастный пилот не мог выбраться. Вот он посмотрел прямо на Корлеоне и попросил, чтобы тот его пристрелил. Майкл поднял автомат, но сержант отрицательно покачал головой. Вскоре крики стихли, а Корлеоне отправили к фельдшеру обработать ожоги.

Примерно через неделю японцы сдали Гуадалканал. Старый контингент отправили домой и в восстановительные центры в Новой Зеландии. Батальон Майкла оставили охранять остров. Крошечная точка на карте, Гуадалканал был около ста миль длиной и двадцать шириной. На побережье — белый песок и пальмы, а в самом сердце острова — непроходимые джунгли. Война превратила курортный островок в настоящее пекло, а тут еще и пещеры…

Пещер пехотинцы боялись больше всего. Еще бы — груды разлагающихся тел, расщелины со сточными водами, огромные кусачие муравьи и крысы величиной с енота. В пещеры пехотинцы спускались небольшими группами в сопровождении добермана. Первых двух псов Майкл успел полюбить, но они взорвались, наткнувшись на начиненные взрывчаткой трупы.

Майклу удалось поймать одного японца! Истощенный, похожий на привидение, он показал на кортик Корлеоне. «Нож», — прохрипел пленник и показал, как вспорет себе живот. Майкл не собирался ему помогать, и японец вздохнул с облегчением.

Довольно скоро Корлеоне, как и многие другие пехотинцы, понял, что из операции по очистке пещер можно извлечь немалую выгоду. Он научился проверять карманы мертвых японцев за считанные секунды, раньше, чем сработает детонатор. В лагере награбленного добра было хоть отбавляй, а лучшие экземпляры отправлялись в Сан-Диего. Однако Майкл первым догадался, что ножи и кухонную утварь можно продавать местному населению и менять на продукты. Вскоре в рационе пехотинцев появилась рыба, а Корлеоне снискал всеобщее уважение.

Как-то утром Майкл проснулся и увидел, что на маленького щенка, которого он выменял у туземцев на пачку сигарет, напала крыса. Корлеоне выгнал крысу из палатки, но щенок погиб… На острове водились такие пауки, что в их сети попадались чайки, а пауки лакомились птичьим мясом. Операция на острове подходила к концу, когда в одной из пещер Майкл нашел альбом. Неужели какой-то японец проводил свободное время с карандашом в руках? На одном листе был самолет, на втором — семья за обедом, причем место во главе стола пустует… Принцесса, кошки, пони. Наверное, маленькая девочка прислала свой альбом папе, который погиб на этом острове. Корлеоне положил альбом на камень и приказал взорвать пещеру.

Вернувшись в лагерь, он узнал об освобождении Сицилии. Больше Майкл никогда не шарил по карманам мертвых японцев.

По сравнению с другими батальону Майкла повезло, что они попали на Гуадалканал. Хотя на соседних островах дела тоже обстояли неплохо.

Вот на Пелелиу, куда направляли контингент Гуадалканала, было гораздо страшнее. Попадавших туда пехотинцев можно было считать покойниками.

Перевозивший десантников линкор напоминал Ноев ковчег. На палубе не то что яблоку, вишневой косточке было негде упасть! Повсюду были люди и бронетехника в брезентовых чехлах. Жара стояла жуткая: сорок градусов днем и тридцать пять ночью. Спать приходилось в кабинах грузовиков и на палубе — где угодно, лишь бы подальше от палящих солнечных лучей. Майкл просто лежал с закрытыми глазами. Даже самым опытным ветеранам было не по себе.

Показавшийся на горизонте Пелелиу напоминал огненный шар, окруженный клубами дыма. Десятки линкоров обстреливали остров двенадцатидюймовыми снарядами, крейсеры палили из орудий поменьше. Грохот стоял невообразимый, казалось, остров вот-вот расколется на сотни мелких кусочков. В воздухе пахло мазутом. Десантники расселись по катерам и танкам-амфибиям, а затем двинулись к острову.

Воздух бороздили пули, а дым был таким густым, что Майкл не понимал, как пехотинцы смогли добраться до острова. Вот плавающий транспортер задел коралловый риф, и сержант Митчелл приказал высаживаться. Корлеоне побежал за остальными. Вокруг рвались снаряды, пехотинцы кричали от боли и падали замертво, но Майкл, низко опустив голову, бежал к поваленным деревьям, за которыми прятались другие десантники. Корлеоне видел, как снаряды попадают в транспортеры, а высаживающихся на берег косят из автоматов японцы. За несколько минут погибли сотни товарищей, их лица слились в бледное расплывчатое пятно. В затылок попала пуля, Майкл вздрогнул, но тут же взял себя в руки. Рана оказалась неглубокой, но сильно кровоточила. Позже Корлеоне вообще ничего не замечал, пока капрал из Коннектикута по имени Хэнк Вогельсон не спросил, как он себя чувствует.

В бою не всегда ясно, что происходит и почему. Где-то в Сан-Диего, в штабе, сидел полковник, который решил взять остров Пелелиу, не считаясь с потерями. Фактически несколько батальонов он послал на верную смерть. Не то чтобы он имел что-то против Майкла Корлеоне. Нет, как и сотни десантников, Майкл был просто пешкой. И его единственной мыслью во время штурма было не умереть. Он оказался счастливее многих других ребят, чья жизнь оборвалась на этом тихоокеанском острове.

Когда прибрежная зона осталась позади, десантники собрали из камней нечто вроде заградительной линии, чтобы можно было отстреливаться. Японские атаки поутихли, но пехотинцы всю ночь пролежали за заграждениями. Очевидно, противник выбрал выжидательную тактику.

С первыми лучами солнца сержант Митчелл решил начать штурм перевала, где скрывались снайперы. Майкл и десять других десантников бросились к небольшой рощице в пятидесяти ярдах к северу. Двоих тут же убили и еще двоих ранили. Но тут в бой вступил американский танк, и японцы затаились. До вершины оставалось не более двадцати футов. Хэл Митчелл послал вперед двух пехотинцев с автоматами и троих с огнеметами. Японцы сразу же открыли огонь, уложив штурмующих. Митчелл приказал Вогельсону и Корлеоне помочь ему унести с вершины раненых. Майкл стоял на прикрытии, в то время как Митчелл и Вогельсон спустили вниз одного из раненых. Они уже вернулись за вторым, когда осколочная мина ранила их обоих.

Когда впоследствии командиры и корреспонденты журнала «Лайф» спрашивали Корлеоне, как ему удалось вынести с вершины раненых товарищей и выбраться самому, Майкл не знал, что ответить. Возможно, видимость сильно ухудшилась из-за коралловой пыли, или японцы решили, что пехотинцы уже мертвы, и переключились на танк, который взорвался в ту самую минуту, как Корлеоне бросился к бункеру с огнеметом в руках. Как стрелять из огнемета, он не имел ни малейшего понятия. Просто нажал на гашетку, и по вершине побежал язык пламени.

Из пещеры раздалась пулеметная очередь, и Майклу показалось, что ему оторвало ногу. Он упал и попытался спрятаться за валунами. Запах паленого мяса и напалма сводил с ума. Он один на вершине, с простреленной ногой… Да его прикончит кто угодно!

Прямо перед ним лежали шестеро японцев с пустыми глазницами и страшными ожогами. Кожа обгорела, кости и мышцы наружу, хоть анатомию изучай! Корлеоне прятался за валунами целых двадцать минут, пока не прибыла подмога. Санитар в перепачканной кровью форме унес Майкла с вершины. Кажется, за двадцать минут прошла целая жизнь.

Как он попал с Пелелиу на Гавайи, Корлеоне не помнил.

Когда он пришел в сознание, первой мыслью было, что мама сильно беспокоится. Майкл написал ей длинное письмо и уговорил сиделку приложить к нему какой-нибудь сувенир. Санитарка выбрала кофейную кружку с изображением карты Гавайских островов. Получив подарок, а вместе с ним весть, что сын возвращается домой, Кармела Корлеоне наполнила кружку вином и выпила залпом, благодаря Деву Марию за то, то она услышала ее молитвы. С тех пор, проходя мимо стоящей на каминной полке фотографии, Кармела улыбалась.

Майкл и Хэл Митчелл поправились, а вот Хэнку Вогельсону повезло меньше. Умирая, он попросил санитара передать его часы Майклу Корлеоне. Получив этот неожиданный подарок, Майкл написал родителям Хэнка, рассказав, как храбро держался их сын, и предложил вернуть часы. Через две недели из Коннектикута пришел ответ. Вогельсоны благодарили Майкла, звали в гости и просили оставить часы себе.

Еще в госпитале Корлеоне узнал, что его зачислили на курсы пилотов и произвели в лейтенанты. Назначение было символическим, и в пилоты Майкл не пошел. Война для Майкла Корлеоне закончилась.

Перед самой выпиской в госпитале появился корреспондент из журнала «Лайф», чтобы взять интервью у лейтенанта Корлеоне. Прекрасно понимая, что за всем этим стоит отец, Майкл поблагодарил репортера. Медалью его наградили, а на войне найдутся настоящие герои. Но адмирал Кинг лично убедил Майкла дать интервью. «Оно поднимет боевой дух», — заявил он.

Корлеоне сфотографировали в новенькой, отлично сидящей форме. Выпуск посвящался героизму американских солдат. На обложке красовался портрет Оди Мерфи, а на следующей странице — Джеймса К. Ши, будущего президента Соединенных Штатов.

Книга 7 Январь-июнь 1961

Глава 22

Через десятые руки Ник Джерачи получил приказ. Босс хочет его видеть. Ник сразу понял, куда дует ветер, и предложил встретиться в ботаническом саду. «Место слишком людное», — ответили ему. Дон Корлеоне не желает привлекать к себе внимание после назначения в команду президента, особенно накануне инаугурации. В лимузине дона будет гораздо удобнее.

Все ясно: Ника хотят убить.

В такой ситуации приходится делать, что говорят. Другого выхода нет. К встрече с боссом нужно готовиться, как к выступлению на суде: продумать ответы на все возможные вопросы и надеяться на лучшее. Если не пойдешь, то навсегда останешься побитой собакой.

Если привести охрану, это возбудит подозрения. Нет, это полностью исключается, нож или пистолет тоже. Что, если его обыщут?! Если оружие найдут, то ему конец, да и где гарантия, что в момент истины он успеет выхватить нож или пистолет?

Джерачи прождал все утро за столиком таверны на Первой авеню вместе с Джонни Ридикюлем, Эдди Парадизом и Тараканом Момо. Несколько парней кружили на улице возле входа. Посетителей хватало, жители итальянского квартала с удовольствием пили утренний кофе. Хозяином таверны был боксер Элвуд Кьюсик, по совместительству «судебный пристав» Майкла Корлеоне.

Майкл уже пытался его убить, но Джерачи сумел отомстить. При помощи Форленца он вынудил Фредо поделиться кое-какой информацией с людьми Руссо, а после этого план уже работал сам. И глазом не моргнув, Фредо предал Майкла в обмен на пустые обещания. Слепому было ясно, что положение на Кубе далеко от стабильности, и все же Корлеоне, позарившись на миллионы, позволил себе попасть в ситуацию, в которой не оставалось ничего другого, кроме как убить собственного брата. После этого Кей развелась с ним и забрала детей. В борьбе за мифическую кубинскую империю Майкл потерял двух своих capo и соперников Джерачи — Рокко и Фрэнки Пэнтса. Воистину, Ник обрек Майкла на жизнь, которая оказалась хуже смерти.

Сейчас, сидя за столиком, Ник пытался понять, каким образом Корлеоне мог обо всем узнать. Подходящего ответа он не находил.

Через два часа дежуривший у окна Ридикюль доложил, что прибыл лимузин Майкла. Едва Ник вышел из таверны, как Момо и Эдди Парадиз двинулись за ним, словно тени. Джерачи приготовился к худшему, представив себе испуганные личики дочерей. Взяв себя в руки, он открыл дверцу.

— Привет, Фаусто!

— Дон Корлеоне! — Джерачи сел в машину и посмотрел на Майкла. Кроме сидящего за рулем Альберта Нери, в машине больше никого не было. — Катаетесь по городу?

Ник кивнул Момо, чтобы тот закрыл дверь. Нери нажал на газ.

— Погода отличная! Фаусто, тебе нужно снова сесть за штурвал самолета. Новыми моделями управлять легче легкого.

— Охотно верю! — отозвался Джерачи. Одним из подарков благодарного посла М. Корбетта Ши за поддержку избирательной кампании его сына был новенький самолет. — Знаете, во сне я часто летаю, и это хорошие сны, вовсе не кошмары. Однако, просыпаясь, я не представляю себя на пассажирском сиденье самолета. Кстати, поздравляю! Приятно видеть соотечественника в Белом доме!

— Ну, это же только временная команда, — скромно потупился Майкл. — А я один из многочисленных советников.

В прошлом Корлеоне не раз оказывали услуги семейству Ши, активно поддерживая президентскую кампанию Джеймса Кавано Ши. В обмен Майкл попросил эту должность. Из достоверных источников Джерачи было известно, что Майкл никогда не встречался с другими членами администрации. По сути, участие в команде президента является чистой формальностью. Скорее всего, Майклу нужна только репутация, связанная с этой должностью.

— Думаете, мы доживем до того дня, когда в президентское кресло сядет итальянец? — поинтересовался Джерачи.

— Уверен, что да.

В салоне машины Ник выбрал такое место, чтобы Нери не мог убить его на ходу. Сам Майкл, скорее всего, пачкаться не захочет, иначе он бы прикончил Джерачи прямо на месте, на глазах у людей Ника.

— Надеюсь, вы правы, дон Корлеоне.

— Зови меня просто Майкл, ладно? Мы ведь друзья, Фаусто, тем более что я отошел от дел.

— По крайней мере, так говорят! — Слухи о том, что Майкл занялся легальным бизнесом, ходили уже несколько лет и усилились после победы Ши на президентских выборах. — Только я не думал, что от таких дел, как наши, можно отойти. Разве кто-нибудь покинул семью иначе, чем вперед ногами? Кажется, мы давали клятву!

— Я дал слово и клятве не изменю. Я всегда буду частью семьи, которую создал отец, — торжественно произнес Майкл. — Только участвовать буду по-другому, как ровесники моего отца, которые много лет служили нам верой и правдой, а потом перебрались в Аризону или Флориду. Они заслужили покой, и я, надеюсь, тоже.

— Объясните, как это будет работать, — попросил Джерачи. — Я столько всего слышал, но считал пустой болтовней.

— Все просто. Ты, наверное, знаешь, что я обещал Клеменца и Тессио? Со временем они могли стать донами и создать свои семьи. Тессио нас предал, Пит мертв, однако обещание до сих пор действует!

— «Ogni promesa е un debito», верно? Так любит говорить мой отец.

— Совершенно верно! — воскликнул Майкл. — Сегодня я исполню обещание. Лучшего босса, чем ты, не придумаешь! Отныне семья твоя, на ее доходы я больше не претендую! Я выхожу из игры, так что это я должен звать тебя доном. Дон Джерачи! Поздравляю!

«Ну все, мне конец!»

— Спасибо! — поблагодарил Ник. — Неужели так просто?

— А чего ты ждал?

Почти инстинктивно Ник посмотрел на Нери. Они ехали на запад по Семьдесят девятой улице, к Центральному парку.

— Не знаю, что и сказать… Для меня это огромная честь!

— Ты ее заслужил!

Джерачи протянул правую руку:

— Если бы знал, то принес бы кольцо.

— Возьми мое! — предложил Майкл. — Его благословил его святейшество папа! — Корлеоне стал снимать кольцо. Джерачи всегда считал его воплощением вкуса — большой бриллиант в обрамлении сапфиров.

Неужели он подарит знак власти человеку, которого собирается убить? И кто добровольно отдаст кольцо, которое благословил дурацкий понтифик?

— Я пошутил! — торопливо сказал Джерачи. — Разве я могу его принять? Вы и так были слишком щедры! — Джерачи растопырил пальцы. Когда-то длинные и нежные, они огрубели и заскорузли от многочисленных боев без перчаток. — Тем более что размер явно не мой.

— Я заметил! — засмеялся Майкл, снова надевая кольцо на палец.

Интересно, когда он успел заметить?

— Знаете, как говорят? Большим пальцам…

— Большие кольца!

— Именно! Но все равно спасибо, Майкл! Сегодня сбылась моя мечта!

— Неужели ты не знал?

— Конечно же, знал! Правда, я слышал, что возникли какие-то проблемы с Собранием.

— У тебя отличные информаторы. Собрание настояло, чтобы я остался его членом. Я пробовал протестовать, да не тут-то было! Так что я остаюсь консультантом, как для семьи, так и для Собрания. Естественно, это соглашение следует сохранить в тайне! Все кандидаты на должность capo должны получить одобрение Собрания, а для начала их буду утверждать я. Полагаю, ты захочешь оставить Нобилио?

— Мне нужно подумать. — Нобилио, или Риччи Два Ствола, встал во главе бывшего regime Клеменца. О Риччи Ник слышал только хорошее: именно он помог создать нью-йоркским семьям монополию на торговлю цементом и пользовался всеобщим уважением. Однако сразу соглашаться со всем, что предложит Майкл, не хотелось. Даже если все происходящее не фарс. — Думаете, Риччи не обидится, что вы выбрали меня?

— Думаю, он обидится гораздо больше, если ты понизишь его в должности!

— Я и не собираюсь понижать его в должности! Просто думаю, как он воспримет новость?

— Наверное, не слишком удивится!

— Вы уже с ним говорили?

Майкл покачал головой:

— Еще нет, хотя если возникнут проблемы, то обязательно поговорю.

— Наверное, проблем не будет, — спокойно сказал Джерачи. Они с Риччи не раз обсуждали сплетни, и Два Ствола уверял, что будет рад видеть Ника боссом, если Собрание не будет возражать. Скорее всего, он говорил искренне. — Риччи — чудесный парень.

— Свой собственный regime выберешь сам, никого предлагать не буду. Просто поставь меня в известность.

— Договорились.

— Я буду твоим консультантом, но не consigliere. Хочу начать новую жизнь, чтобы прошлое не мешало.

— Понятно, — протянул Джерачи, хотя понимал далеко не все. — Consigliere тоже будете утверждать?

— Как хочешь.

— Если не возражаете, — начал Ник, — то я хотел бы видеть consigliere Тома Хейгена.

— К сожалению, возражаю, — заявил Майкл. — Мой брат Том останется моим адвокатом.

Еще один хороший знак. Если бы Корлеоне собирался его убить, то согласился бы на что угодно.

— Что ж, попытка не пытка. Вам всегда достаются лучшие головы!

— Я ведь тебе не нравлюсь, правда, Фаусто?

Ник быстро смекнул, что врать гораздо опаснее, чем говорить правду.

— Нет, если честно. Не обижайтесь, но у вас не слишком много поклонников.

— И ты меня боишься.

— Страх — враг логики, — сказал Джерачи. — Хотя вы правы, боюсь больше смерти. Знаю, к чему вы клоните, Майкл. Я готов взять на себя ответственность и понимаю, на какие жертвы пошли ваши родственники, чтобы создать империю. Теперь моя очередь. Я отдам семье все, что у меня есть!

Корлеоне похлопал Ника по спине.

Лимузин выехал на Бродвей.

О бывшем regime Лампоне разговор не зашел. Рокко убили два года назад в Майами, a capo до сих пор не назначили. Достойных кандидатов было предостаточно, в основном ребята из Невады: Аль Нери, его племянник Тони, Фигаро и еще несколько человек. Если Майкл хочет забрать их себе, то почему так прямо и не скажет? Задавать лишние вопросы и испытывать судьбу, особенно в присутствии Нери, не хотелось. К черту Неваду!

Джерачи потер подбородок:

— Возможно, я покажусь навязчивым, но ситуация мне не совсем ясна. Неужели вы полностью отходите отдел? Оставите себе пару казино в Неваде, и все?

— Хороший вопрос, — кивнул Майкл. — Я обещал жене и детям, что отойду отдел, и собираюсь сдержать слово. Если честно, это должно было случиться еще два года назад. Помимо казино в Неваде и на Кубе, я владел империей, которая приносила бы прибыль еще, по крайней мере, сто лет. Да вот на Кубе к власти пришли коммунисты, и мы все потеряли. Параллельно с этим семью постигли неприятности, которые требовали значительных капиталовложений и моего присутствия. Впрочем, за два года многое изменилось, особенно с победой Джимми Ши на президентских выборах. Обидно терять доход от игорного бизнеса на Кубе, зато удалось расширить влияние на Нью-Джерси. Губернатор этого штата стал президентом, и еще важнее то, что тебе удалось заключить взаимовыгодный договор с семьей Страччи. Сейчас ведутся переговоры по открытию казино в Атлантик-Сити, и я намерен остаться в Собрании на год, пока проект не утвердят. Интересно, как долго коммунисты останутся у руля на Острове свободы? Если бы не русские, мы бы уже давно вернули себе власть! Разница между Кубой и любой другой коммунистической державой в том, что она расположена всего в сотне миль от самой богатой страны на свете. Думаю, два или три года, и все вернется на круги своя. Ши дал мне слово, что его правительство сделает все возможное, чтобы собственность получили прежние владельцы. Веду я к тому, что без достаточного количества денежных и человеческих ресурсов мы не можем управлять казино, не боясь Луи Руссо и ему подобных. Ситуация такова: мне лучше отойти от дел сейчас, чем потом, когда станет слишком поздно.

— А кто будет раздавать взятки? — спросил Джерачи. Одним из самых ценных приобретений семьи Корлеоне была сеть коррумпированных чиновников и должностных лиц. — Я знаю многих копов и профсоюзных лидеров, кое-кого из судей, но, наверное, это меньше половины. А политики? Если я с кем и знаком, то шапочно и через третьи руки.

Джерачи курировал все дела семьи в Нью-Йорке, однако взятки раздавали исключительно Майкл и Хейген.

— Том тебе поможет, — пообещал Майкл. — Естественно, все приходит с опытом. Когда я стал боссом после папы, то понял, что к чему, месяцев через шесть.

— Если у политиков переходный период длится два месяца, то, надеюсь, мне шести хватит.

Майкл усмехнулся.

— А вам самому судьи и копы не понадобятся? — спросил Джерачи. — Ваш бизнес от них не зависит?

— Разве я так сказал? Кажется, я пообещал, что не буду пользоваться доходами семьи.

— Именно! Я понял, вы выходите из игры.

— Не будь наивным, Фаусто. В команде президента полно ловких парней, которые кормят еще больше народа, чем мы.

«Итак, ты отходишь отдел, лишь насколько тебе удобно, — подумал Джерачи. — Все ясно».

— А как же с Собранием? Кто в нем участвует, вы или я?

— Пока я, со временем ты ко мне присоединишься. Не спеши, научись управлять семьей, Собрание никуда не денется!

Они обсудили еще кое-какие детали. Лимузин снова пересек парк и поехал по Лексингтон-авеню, не самому подходящему месту для убийства. Значит, его оставят в живых, Майкл так и не догадался, под чью дудку плясал идиот Фредо. Но лучше прозондировать почву до конца.

— Кстати, возвращаясь к отличным информаторам, — как бы между прочим заметил Джерачи, — хочу кое-что вам рассказать. Вашего брата пытались убить.

— Кто?

— Луи Руссо! Членонос!

— Мои братья мертвы.

— Это случилось пару лет назад, а я узнал об этом совсем недавно.

— Которого из братьев пытались убить?

Джерачи взбесило, что всего минуту назад Майкл называл Тома братом, а сейчас заявляет, что «мои братья мертвы».

— Жертвой должен был стать Фредо, но покушение не удалось, и Руссо дал отбой. Помните День труда?

Уточнять, в каком именно году, не пришлось. Майкл кивнул.

— После свадьбы Клеменца-младшего Фредо оказался в канадском мотеле в компании… как бы сказать помягче… в компании другого мужчины. Киллеры хотели все обставить так, будто Фредо застрелился со стыда или раскаяния. Я бы назвал это провокацией, если бы не некоторые факты.

Боже, да разве по постному лицу Майкла что-то поймешь?

— Во-первых, когда парни Руссо прибыли в мотель, Фредо уже не застали, зато в постели нашли голого парня — владельца ресторана, женатого, отца двоих детей. Во-вторых, едва киллеры открыли дверь, как голый кабатчик схватил пистолет и открыл огонь. Пистолет у него был не простой, а «кольт» со спиленными номерами. Возможно, он случайно нашел пистолет Фредо. По словам Фигаро, ваш брат потерял его в Канаде, а «кольты» ему всегда нравились. Итак, голый парень убил одного из бандитов и тяжело ранил второго. На следующий день кто-то пробрался в больницу, усыпил сиделку хлороформом, перерезал горло раненому бандиту, а нож воткнул в глаз по самую рукоять, Днем позже кабатчик отправляется на встречу с адвокатом и навсегда исчезает. Через некоторое время его жена получает по почте его отрубленные руки.

— Хочешь сказать, что дон Руссо умело замел следы?

— Именно.

— Почему они ограничились только одной попыткой?

— Они хотели опозорить семью. Вы назначаете Фредо sotto capo, а он оказывается «голубым». Послушайте, я не утверждаю, что все было именно так. Просто делюсь информацией.

Майкл кивнул.

— Руссо хотел инсценировать самоубийство, — продолжал Джерачи. — Если бы все удалось, он вышел бы сухим из воды — ни мести, ни вендетты, ничего! Семья Корлеоне в дерьме, а они в выигрыше. Нос с ума сходил по Лас-Вегасу, искренне считая его своей территорией. А потом произошло крушение… Ну, вы понимаете, о чем я. У меня нет доказательств, но я уверен, что за катастрофой стоят Руссо и ваш брат. Фредо ведь почти что жил в Лос-Анджелесе. Думаю, именно там он нас и предал. — Джерачи поднял брови и пожал плечами. — Лос-Анджелес ведь ест с ладони Чикаго, верно?

Элита семьи Корлеоне давно шепталась о том, что именно Майкл приказал убить Фредо.

— Откуда тебе все это известно? — спросил Майкл.

— Отличный информатор, — усмехнулся Джерачи, — парнишка из ФБР.

— Из ФБР? — переспросил Майкл, в голосе которого отчетливо слышалось восхищение. Директор ФБР, несмотря на некоторые грешки, считался неподкупным.

— Помните, как Фредо арестовали в Лос-Анджелесе, когда он прибил пуделя? В полиции у него изъяли «кольт» со спиленными номерами. На этот раз в лаборатории сделали какие-то анализы и восстановили номер. «Кольт» оказался из той же партии, что и канадский! Помните, наш поставщик приобрел их в Рино и неизвестно кому продал? Спасибо, хоть не Джеральду О'Мэлли! Ах да, чуть не забыл!

Джерачи полез в нагрудный карман и вытащил вещицу, лежавшую рядом со спрятанным пистолетом, — зажигалку из Милана с гравировкой «Рождество 1954».

— Узнаете? — спросил Ник, кидая вещицу Корлеоне.

Майкл побагровел, ладонь, сжимавшая зажигалку, тут же превратилась в кулак.

— Кабатчик заявил, что эта штучка принадлежала его партнеру, — радостно объявил Ник. — Простите, Майкл, мне очень жаль! Только скажите, и я душу из Руссо вытрясу! Он за все ответит!

Корлеоне отвернулся к окну и несколько кварталов угрюмо молчал, сжимая зажигалку в кулаке.

Джерачи блефовал, никакого информатора в ФБР у него не было! Он просто узнал, что «кольты» из одной партии, а остальное додумал, полагаясь на интуицию. Зажигалку он получил от Руссо, а тот — от парня, который убил кабатчика.

Однако убить Руссо Ник предлагал совершенно искренне. Его regime не знал войны уже пять лет, денег было предостаточно, а последние несколько лет Чезаре Инделикато, крестный отец сицилийской мафии, поставлял Джерачи не только героин, но и людей. В Нью-Йорке у Ника было полным-полно парней, готовых ради него на что угодно. По всему Среднему Западу в пиццериях работали сотни итальянцев, которые мирно месили тесто, ожидая приказов Ника Джерачи. Скромный официант мог годами жить где-нибудь в Янгстауне, пользуясь заслуженным уважением соседей, пока не приходило время оказать Нику небольшую услугу. Парень отправлялся «в отпуск» и возвращался заметно посвежевшим. Никому и в голову не приходило связать его с убийством чикагского гангстера в сотне тысяч миль отсюда. Если Риччи Два Ствола хоть наполовину так хорош, как о нем говорят, Корлеоне смогут поставить Руссо на место. Подспудно Ник заметет следы, и Майкл в жизни не догадается, кто манипулировал олухом Фредо. Естественно, гораздо удобнее вести войну с благословения Корлеоне. Пусть он отдувается перед Собранием! Нику лишние заботы ни к чему.

— Огромное спасибо, — наконец проговорил Майкл. — Но я твердо решил удалиться от дел.

Лимузин остановился, они вернулись на Первую авеню, к бару Кьюсика. Интересно, Майкл действительно так долго думал или просто тянул время?

Ник Джерачи протянул левую руку и показал на ладонь.

— Qui sotto non ci piove! — «Под моим покровительством ты забудешь о страхе». — Un giorno avrai bisogno di me. — «Однажды тебе понадобится моя помощь».

Старое выражение! Так говорил Тессио, когда взялся опекать Ника, а Майкл наверняка слышал эти слова от отца.

— Спасибо, Фаусто! — поблагодарил Майкл.

— Не стоит!

Майкл улыбнулся, и по спине Ника побежали мурашки.

— Скажи честно, ты ведь думал, что я собираюсь тебя убить?

— Мне кажется, что рано или поздно все пытаются меня убить! — отозвался Джерачи. — Я подозреваю каждого. Привычка!

— Наверное, поэтому ты до сих пор жив.

Что, черт возьми, он имеет в виду? Покушения на Джерачи вообще или конкретно сегодняшний случай?

— Что вы, Майкл! С какой стати вам меня убивать? Тем более теперь, когда вы решили начать новую жизнь! Кстати, желаю вам удачи во всех начинаниях!

Корлеоне по-прежнему сжимал в руке зажигалку.

Они обнялись и поцеловались, потом лимузин отъехал, и Ник долго смотрел ему вслед. Когда Джерачи вернулся в бар, там собрался почти весь его regime, человек тридцать-сорок, не меньше. С трудом поднимая ноги, Ник поднялся по ступенькам и упал в огромное кожаное кресло. Вот он достал из кармана обручальное кольцо, и один за другим его люди стали опускаться на колени и прикладываться к нему губами.

Глава 23

— Мистер Фонтейн! Вам правда обещали должность в администрации Ши?

В кулуарах Зала Конституции было полным-полно журналистов. Джонни Фонтейн сидел за столом на небольшом подиуме, окруженный доброй сотней звезд театра и кино. Завтра на сцену выйдет еще больше! Приглашая принять участие в бале, посвященном инаугурации Джимми Ши, Фонтейн не получил ни одного отказа. Если завтра русские сбросят на Вашингтон атомную бомбу, от американского шоу-бизнеса останутся только актеры школьных театров, рок-музыканты и звезды порнофильмов.

— Должность? — с притворным ужасом воскликнул Джонни. — Никогда не считал, что эстрадный певец — это должность.

Журналисты засмеялись. Пусть думают, что предложение от Ши все-таки поступило. Вообще-то впервые о том, чтобы предоставить Фонтейну пост в администрации сына, заговорил сам посол. Случилось это в апартаментах «Замка на песке», когда они с Джонни по очереди развлекались с Ритой Дюваль. Не желает ли Джонни стать послом в Италии? А как насчет уютного тропического государства: безоблачное небо, фрукты, стаи обнаженных мулаток?

— Что можно сказать о будущем президентстве Ши, если его инаугурационным балом руководит такой человек, как вы, известный своими связями с мафией?

Джонни не мог поверить своим ушам! Что за бред?!

Вопрос задал репортер из нью-йоркской бульварной газетенки. Старый знакомый, однажды Джонни как следует его отдубасил. Чтобы дело не дошло до суда, пришлось выложить десять тысяч, но удовольствие, которое получил Фонтейн, стоило каждого уплаченного цента.

Бобби Чадвик, зять вступающего в должность президента, склонился над микрофоном.

— Простите, вы сказали: «Такой человек, как вы»? Такой, как Джонни Фонтейн? Наверное, вы прилетели с Урана, причем совсем недавно! У нас на Земле всем известно, что второго Джонни Фонтейна не существует!

Чадвик рассмеялся, но его смех потонул во всеобщем молчании — корреспонденты явно ждали ответа на вопрос. Боже, случись нечто подобное в ресторане или ночном клубе, Джонни было бы достаточно кивнуть, и наглецу бы оторвали задницу.

— Ну, нерадивые журналисты вообще любят разбрасываться огульными обвинениями, — спокойно сказал Фонтейн. — Обратимся к статистике. В США проживает более пяти миллионов выходцев из Италии. Согласно докладу Сената, опубликованному два года назад, с так называемой мафией связаны максимум четыре тысячи человек. То есть соотношение восемь к ста — из ста итальянцев всего восемь связаны с мафией. Тем не менее, услышав итальянскую фамилию, пресса тут же выносит обвинительный приговор.

— Вы связаны с мафией?

Ну уж нет, второй раз он в эту ловушку не попадет!

— На такие вопросы даже отвечать не стану!

— Возможно, я ошибаюсь, — вмешался сэр Оливер Смит-Крисмас, известный английский актер, который тоже стоял на подиуме, — однако не путаете ли вы владельцев ночных клубов и артистов, которые в них выступают? Где должен петь эстрадный певец, если не в ночном клубе?

— Олли совершенно прав! — поддержал друга Фонтейн. — Эра эстрадных ансамблей прошла, и теперь…

— Правда ли то, что Вито Корлеоне был вашим крестным? — не успокаивался дотошный репортер.

«В самом прямом смысле, урод ты этакий!»

— Он дружил с моими родителями и присутствовал на крещении.

— Президент Ши связан с организованной преступностью? — спросил корреспондент другой газеты. — Несколько лет назад Майкл Корлеоне проходил свидетелем на показательном процессе против мафии, а сегодня он член временной команды президента…

— Почему бы вам не спросить об этом Майкла Корлеоне? — посоветовал Джонни. — А еще лучше детишек из больницы, которую построили на деньги этой семьи. Разговор, конечно, интересный, но, может быть, вернемся к событию, ради которого мы здесь собрались? Может, вспомним о предстоящей инаугурации?

— Вы выросли в Нью-Йорке, — не унимался корреспондент бульварной газеты, — и тем не менее дружите с Луи Руссо из Чикаго и Игнасио Пигнателли из Лос-Анджелеса! — Боже, он даже фамилию Пиньятелли произносит неправильно! А еще выступает! — Сестра Пигнателли — акционер вашей новой студии звукозаписи. Разве можно быть членом нескольких семей сразу?

— Слушай, неужели я должен спуститься с подиума и научить тебя хорошим манерам?

— Вы снова хотите меня побить? Точнее, «разобраться», как говорят мафиози?

— Откуда мне знать, черт подери! — загрохотал Фонтейн, а журналисты оживились. Пресс-конференция явно удалась! — Откуда, ради всего святого, я могу это знать? — тут же поправился Джонни.

После того как Кей Корлеоне оставила мужа и уехала из Невады, она начала работать в частной школе в штате Мэн. Вместе с детьми она поселилась в коттедже на территории пансиона. Майклу это не нравилось, однако Кей нужна была работа не только ради денег, но и для того, чтобы укрепить свою независимость от бывшего мужа. Работу она искала как можно дальше от озера Тахо. Она не ожидала, что Майкл будет так сражаться за опеку над детьми, и сильно удивилась, когда муж ни с того ни с сего заявил, что проверил мэнскую школу и решил, что она идеально подходит для его детей. Кей не понимала, с чего вдруг он передумал. Корлеоне объяснил, что до этого использовал детей как пешек, и во время развода руководствовался не их интересами, а своими. Кей хотелось ему верить, и она сдержалась, чтобы не сказать: если бы он обращал больше внимания на детей, то до развода бы вообще не дошло.

Майкл не часто видел Тони и Мэри. Обычно он прилетал за ними на самолете и забирал на выходные в Нью-Йорк. Программа была очень насыщенной: катание на коньках, пони, зоопарк, кино, чем больше, тем лучше. Домой дети возвращались чуть живыми от усталости. Мэри, которой недавно исполнилось семь, обожала отца и рассказывала бесконечные истории о том, как отлично провела время. Девятилетний Тони больше молчал.

Когда Майкл впервые попросил Кей саму привезти детей в Нью-Йорк, сославшись на занятость, она отказалась. Он пригласил жену на инаугурационный бал, но Кей даже слышать об этом не хотела. Нет, он должен сам забрать детей, и никому из чужих она Энтони и Мэри не отдаст.

Все изменилось, когда Кей узнала про Джула Сегала. Когда они жили в Неваде, он был ее гинекологом. Она порекомендовала его подруге, от которой и узнала, что Сегала пристрелили год назад якобы во время вооруженного ограбления.

И вот сегодня, в день инаугурации, Кей ждала в люксе «Эссекс Хауза» с видом на Центральный парк. Дети прилипли к телевизионному экрану. Дома у них телевизора не было. Видя их восторженные лица, Кей поняла, что не ошиблась, привезя ребятишек в Вашингтон. Она посмотрела на часы. Бывший муж опаздывает! Похоже, ничто на свете не заставит Майкла изменить своим привычкам.

Наконец из холла послышались голоса. Майкл и, конечно же, Аль Нери!

— Почему он не одет? — спросил Корлеоне, показывая на Тони. Сам он уже облачился в смокинг.

— Я не собираюсь на твой дурацкий бал! — заявил Тони.

Кей так расстроилась, что даже не заметила, как мальчик снял костюм и переоделся в синие брюки и рубашку, в которых ходил в школу.

Мэри бросилась на шею отцу.

— Я еду! — закричала она. — Папочка, я похожа на принцессу? Ведь на бал ездят только принцессы.

— Конечно, милая! Ты настоящая принцесса! Давай, Тони, одевайся, тебе понравится!

Кей велела Тони переодеваться. Мальчишка схватил костюм и, низко опустив голову, побрел в ванную. Нери сидел на диване, с интересом следя за сюжетом мультфильма. Мэри крутилась среди взрослых, демонстрируя платье. Мать велела ей успокоиться и смотреть мультик вместе с дядей Альбертом. Затем она поманила Майкла в коридор.

— Кей, я сдержал слово! С сегодняшнего дня я занимаюсь только легальным бизнесом.

Женщина нахмурилась.

— Ты обещал это десять лет назад. — Судя по всему, это неловкая попытка возродить семью. И все же ради детей Кей надеялась, что муж говорит правду. Ведь иначе рано или поздно его убьют или посадят в тюрьму. А как бы это восприняли Энтони и Мэри? — Я очень рада, Майкл. Правда, рада!

— Отлично выглядишь, Кей! Работа и Мэн. Похоже, это тебе подходит.

— Майкл, хочу кое-что у тебя спросить. Пожалуйста, будь откровенен!

За долю секунды лицо Корлеоне превратилось в непроницаемую маску.

— Это ты приказал убить Джула Сегала?

— Нет!

Спокойно, без колебаний. Просто «нет», и все. Наверное, именно так и ведут себя лжецы!

— Прости, я тебе не верю! — твердо сказала Кей.

— Кажется, я как-то просил тебя не спрашивать меня о делах!

— Это касается не только тебя, но и меня! Ведь из-за меня ты убил доктора Сегала, верно? Все дело в…

— Прошу тебя, Кей! — По крайней мере, на его лице появились какие-то эмоции! — Не желаю об этом слышать!

— Все дело в аборте! Ну, что ты сделаешь? Ударишь меня снова? — Именно это случилось в одном из отелей Вашингтона. Пощечина, которая разбила их семью, словно хрустальную вазу.

— Нет, Кей! — пообещал Майкл. — Ничего подобного не случится.

— Если ограбление подстроил ты…

— Не желаю об этом говорить!

— …то ты знаешь, что Сегал здесь ни при чем!

— Кей, прекрати! Нам обоим известно, что, когда ты… когда это случилось, именно он был твоим лечащим врачом. Этот госпиталь принадлежит Корлеоне!

— Тогда ты без труда мог посмотреть историю болезни и узнать, что у меня был выкидыш!

— Ну конечно! Ради выкидыша ты полетела в Лас-Вегас и наблюдалась у врача, который делал аборты подружкам Фредо и Санни…

Кей показалось, что живот сжали огненные клещи.

— Боже мой, Майкл… Я знала, я так и знала. Ты просто взял и… Мне было так страшно и больно… Представь, каково жить в постоянном страхе за тебя, но однажды я поняла, что больше всего на свете боюсь собственного мужа!

— Меня! Я день и ночь заботился о семье, о тебе и детях!

— Майкл, на самом деле тебя заботила другая семья! Клан Корлеоне, а вовсе не наш тесный мирок. Именно с этой семьей ты был повенчан сразу после рождения. По сути, та сицилийская девушка была твоей второй женой, а я — третьей!

— Ни тебе, ни детям никогда ничего не угрожало и не будет угрожать!

— Да ладно тебе! Наш дом в Неваде атаковали, словно военный объект! Ты и Аполлонии обещал, что с ней ничего не случится? Наверное, мне нужно благодарить небо за то, что нас не разорвало на куски!

— Кей…

— А что ты имеешь в виду, говоря: «Никогда не будет угрожать»? Какой защитой может обеспечить бывшую жену и детей легальный бизнесмен? Парочкой головорезов? Легальный бизнесмен! Скажи еще законопослушный! Как ни назови, суть не меняется! Ни одно название на свете не смоет кровь с твоих рук!

— Ты закончила?

— Ты так ничего и не понял! Я не такая, как ты, Майкл! Я бы никогда не смогла убить нашего… нашего ребенка! Я полетела в Лас-Вегас, чтобы участвовать в благотворительной программе, и в первый же вечер у меня случился выкидыш. Целых две недели после этого от тебя не было ни слуху ни духу. Две недели! Ни одной женщине не пожелаю пережить нечто подобное в одиночку! Тогда я и решила уйти от тебя. Были и другие причины, о которых мы столько говорили… Но выкидыш стал последней каплей. Я знала, ты никогда не дашь мне развод, поэтому и решила сказать про аборт. Хотела увидеть боль на твоем лице. И увидела. Хотелось узнать, как ты отреагируешь, и я узнала. Ты меня ударил.

Майкл низко опустил голову и медленно кивнул.

— Джул Сегал вел мою беременность, Майкл! Ты что, правда думаешь, что хоть один доктор в Лас-Вегасе, а Джул Сегал особенно, решился бы сделать аборт жене Майкла Корлеоне? Да Сегал и чихнуть без твоего благословения боялся! Никогда в самом кошмарном сне мне бы ни приснилось, что ты пришлешь киллеров к врачу!

— Нам пора! — заявил Майкл и вернулся в зал. — Мэри, Тони, вы готовы? Кто хочет полетать на самолете?

Мэри радостно закричала, а Тони промолчал. Через несколько минут дети поцеловали Кей и ушли с отцом. Телевизор так никто и не выключил.

Кей Корлеоне, косвенно виновная в смерти Джула Сегала, без сил рухнула на кровать.

Винить некого, кроме себя самой. Майкл — убийца, а она полюбила его не вопреки, а благодаря этому факту. Кей догадывалась, кто убил тех двоих в ресторане. Она знала и о других убийствах, но закрывала на все глаза. Она вышла за него замуж и сменила религию, променяв ту, что допускала развод, на ту, что строго его запрещала. С тех пор Кей ежедневно исповедовалась, вымаливая прощение за то, что любит убийцу. Ей все-таки удалось выбить из Тома Хейгена, что дом в Тахо подожгли и сровняли с землей специально, потому что в фундаменте и балках обнаружили «жучков» ФБР. Тогда и следовало уйти. Нет, она осталась и отстроила дом. Когда люди в черных масках расстреляли дом из пулеметов и чуть не убили детей, Кей увезла Тони и Мэри из Тахо, и все же от Майкла не ушла. Она оставила его, лишь когда он бросил ее одну после выкидыша и приказал убить брата. Любая здравомыслящая женщина решилась бы на этот шаг намного раньше.

По телевизору передавали новости. Центральным событием дня, естественно, была инаугурация. Новый президент улыбался во весь экран. Приподняв голову, Кей разглядела в толпе Тома и Терезу Хейген. Поддавшись депрессии, она зарылась в подушки и зарыдала.

Глава 24

Одетая в розовое вечернее платье, выставлявшее напоказ налитые молоком груди и округлый живот, беременная вторым ребенком Франческа Ван Арсдейл бежала за сыном — двухлетним Вильямом Брустером Ван Арсдейлом-четвертым, которого все звали просто Санни. Поймать мальчишку в лабиринте комнат огромной квартиры на Капитолийском холме оказалось не так просто. Санни был почти голый, если не считать золотой футбольный шлем с символикой футбольной команды, который подарил на Рождество дядя Фрэнки Корлеоне. Услышав, как к дому подъехала машина, Франческа выглянула в окно и замерла — из шикарной машины Билли вышла женщина.

От неожиданности Франческа выронила пижаму с изображением Супермена. Это не нянька. Это она! Та женщина!

Франческа облокотилась о кухонный стол. Нет, ей показалось! Девушке лет пятнадцать, так что это все-таки нянька, а не стройная блондинка из флоридской команды Ши, с которой ей изменил муж.

— Фрэнси, ты готова? — спросил Билли, открывая дверь.

Увидев отца, Санни бросился к нему на руки, но не рассчитал и попал головой по промежности. Пока Билли приходил в себя, сидя в кожаном кресле, Франческа подняла пижаму и вручила няньке вместе с сыном и подробнейшими указаниями. Девушка оказалась младшей сестрой однокашника Билли по Гарварду.

— Прекрасно выглядишь! — похвалил Билли, галантно открывая дверцу машины перед женой.

Франческа прекрасно понимала, что похожа на жирную розовую свинью, и тем не менее постаралась сесть в машину как можно изящнее. Получилось у нее не очень, но Билли сделал вид, что ничего не замечает. Он наклонился к Франческе и нежно поцеловал в губы. Поцелуй получился что надо, но, отстранившись, Ван Арсдейл прошептал: «Спасибо!» С каких пор он благодарит ее за поцелуй?!

Вот уже несколько недель Франческа не знала покоя. Мать советовала поскорее обо всем забыть. Сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит! Неужели дочь не читает журналов? Согласно статистическим опросам, пятьдесят процентов мужчин изменяют женам! А почему только пятьдесят? Потому что другие пятьдесят мерзко врут и боятся признать очевидное! Иногда, хотя и не слишком часто, следует якобы с удивлением узнавать о существовании другой. Это может принести недурные плоды — чувство вины заставит мужа вести себя как во время медового месяца! Сестра Франчески, наоборот, советовала убить мужа. Впрочем, Кэтти никогда не нравился Билли. Она ведь не мать и не жена, несмотря на шлейф бойфрендов в Лондоне, где сестра писала диплом по европейской литературе. Материнство коренным образом изменяет мировоззрение женщины. Неужели подать на развод? А что потом? Одной растить двоих детей? И все же новоявленная преданность мужа пугала Франческу. Билли относился к ней с подчеркнутой нежностью, но за последние несколько месяцев они занимались любовью всего дважды. А ведь когда она была беременна маленьким Санни, большой живот возбуждал Билли, и он постоянно тянул жену в постель.

— Детка, ты должна увидеть мой кабинет! — заявил Билли. Сразу после приветственной речи Дэниэл Брендон Ши, брат президента и новый генеральный прокурор, собрал свой штаб на экстренное совещание. Билли пришлось работать даже в день инаугурации! — Он небольшой, зато на том же этаже, что и офис Дэнни.

— Ты называешь его Дэнни? — удивилась Франческа. «А меня ты зовешь деткой?» — подумала она.

— Он сам так велел, — отозвался Билли, самодовольно ударяя себя в грудь. Этот жест по-прежнему умилял Франческу, хотя и не так сильно, как раньше.

— Мой муж на короткой ноге с самим генеральным прокурором! — восхитилась Франческа. «Интересно, а ту женщину он тоже зовет деткой?» — Я так тобой горжусь!

Как ни странно, это было правдой.

— Он один из самых молодых генеральных прокуроров в истории Соединенных Штатов, — сообщил Билли, — и при этом один из самых лучших. Я мало в ком встречал столько ума и безрассудства одновременно.

— Кажется, он очень интересный человек, — заметила Франческа.

По дороге на бал Франческа и Билли заглянули на несколько приемов в посольствах и фешенебельных отелях. Каким-то шестым чувством Билли угадывал, где находится VIP-парковка, к кому подойти, с кем поздороваться. Оказавшись на очередном приеме, Франческа тут же бежала в туалет. Отлить хотелось постоянно. Яркая, бьющая в глаза роскошь посольств, особенно французского, ее угнетала. Кэтти умрет от зависти! А вот найти дамский туалет было непросто. Куда ни глянь, везде звезды и сильные мира сего. Все, абсолютно все бесцеремонно оглядывали ее расплывшуюся фигуру и норовили погладить тугой живот. Почему Билли не велит им держать свои грязные лапы подальше? Поясница просто раскалывалась от боли. Франческа Ван Арсдейл чувствовала себя лишней и всем чужой, ведь посетить итальянское посольство Билли не счел нужным. Она понимала, как сильно проигрывает любой из присутствующих женщин, которые делились на два лагеря: молодые красавицы с идеальной фигурой и безупречным макияжем и молодящиеся матроны, увешанные фамильными драгоценностями, способные поддержать любую беседу.

На каждом из приемов Билли не отходил от супруги ни на шаг. Столько интересных и, главное, полезных людей, а он вынужден сопровождать беременную жену! Франческа была готова сгореть со стыда.

Наконец они прибыли в Зал Конституции и поднимались по высоким ступеням, когда Франческа услышала незнакомый голос:

— Франческа! Би-бой!

Да это же Мэри Корлеоне и дядя Майкл! Она не видела их со дня свадьбы, значит, прошло три с лишним года! Боже, как постарел дядя!

Франческа хотела поднять Мэри на руки, но вовремя одумалась.

— Тебя не узнать! — сказала она девочке. — Ты так выросла!

— Ты тоже выросла! — воскликнула Мэри, гладя живот Франчески. — У нас одинаковые платья! Слушай, у тебя в животе ребеночек, верно? Я умная, мне уже семь лет!

Дядя Майкл попросил разрешения потрогать живот племянницы.

— Конечно, можно, — кивнула Франческа. — Ты и правда умница! — сказала она Мэри. — Это ребеночек, и довольно крупный.

Ребенок забил ножкой, и дядя Майкл улыбнулся. Тут Франческа заметила двоюродного брата Тони, стоявшего рядом с отцом. Она обняла мальчика, а тот промолчал. В некотором отдалении стоял мужчина в длинном пальто, скорее всего, телохранитель.

— Мой брат почти не разговаривает, — сообщила Мэри. — Только ты не бойся, с головой у него все в порядке! Зато он здорово поет! Интересно, на балу будут петь?

— Вот у тебя с головой явные проблемы. Слишком много болтаешь! — осадил сестру Тони.

— Как здорово, что я вас встретила! — радовалась Франческа. — Вы давно пришли?

— Ну, минут пятнадцать назад, — отозвался Майкл.

— Вы надолго в городе? Приходите посмотреть нашу новую квартиру. Мы еще не совсем переехали, но все равно…

Майкл и Билли переглянулись, и Ван Арсдейл отвел глаза. До этого они встречались лишь раз, на свадьбе, и тогда Билли вел себя довольно странно. Франческа догадывалась, что дело в негативном влиянии, которое может оказать ее семья на политическую карьеру мужа. У многих супругов существуют запретные темы для разговоров, у Ван Арсдейлов была только одна. Так что им повезло.

— Я здесь лишь на один день, — ответил племяннице Майкл, — так что давайте в следующий раз. На этой неделе временная команда президента заканчивает свою работу, однако я буду приезжать в Вашингтон по делам.

Билли протянул руку телохранителю.

— Билли Ван Арсдейл, — представился он.

— Мы встречались, — коротко ответил Альберт Нери, но руки не подал.

— Ну, дядя Майкл, — протянула Франческа. — Неужели даже на завтрак не придете?

— Папа, неужели мы не придем? — вмешалась Мэри. — Мама говорит, что от хорошего завтрака зависит весь день!

— Ты ешь на завтрак только сыр! — презрительно сказал Тони.

— Это что, из песни? — подначила брата Мэри. — Я ем все! Ну, пожалуйста, папочка, пойдем к Франческе!

Маргарита Дюваль вышла на сцену в сопровождении десяти девушек в красном кружевном белье и десяти стройных парней в обтягивающих кожаных штанах. В заключительной сцене пьесы «Земные удовольствия» зрители наблюдали пожар в публичном доме. Рита играла хозяйку дома, известную сводницу и подружку шерифа. Роль была маленькая, и все-таки за нее мадемуазель Дюваль получила приз «Тони». Злые языки болтали, что ради этого она переспала с председателем жюри.

Из-за кулис за ней наблюдал Джонни Фонтейн, одетый в белую накидку с алым подбоем и смокинг, заказанный у лучшего кутюрье Милана специально ко дню инаугурации. Джонни держал в руках невысокий бокал. Все думали, что это бурбон, а на самом деле там был чай с медом и кубиками льда.

— Очаровательная мадемуазель снова покоряет публику, — восхищенно проговорил Баз Фрателло. Они с Дотти выступали следующими. — Говорят, она трахается с самим Членоносом!

Джонни сам познакомил Риту с Джимми Ши и Луи Руссо, но на инаугурационный бал пригласил по собственной инициативе. Список участников составлял именно он, и хотя посол сделал несколько предложений, Фонтейн их проигнорировал. Риту, конечно, звездой не назовешь, и тем не менее приз «Тони» она все же получила. Для Джонни француженка стала чем-то вроде талисмана. Они встретились, когда Хэл Митчелл нанял ее в подтанцовку, а Джонни записывал «Блюз Фонтейна». Тогда Рита считалась начинающей французской танцовщицей и за пару долларов была на многое готова. С тех пор Джонни считал ее своим ангелом-хранителем и с нетерпением ждал новой встречи. Даже женитьба на Энни Магауан не помешала. Неделя, проведенная с Ритой в Акапулько, и вот он получил «Золотой глобус» за роль спивающегося полицейского.

Фальшивый бордель пожирали языки пламени. Публика сидела как завороженная.

— Ты только посмотри на него, — прошептал Фрателло, показывая на президента. Джимми Ши расположился на самом лучшем месте, скрестив руки на груди. Рядом с ним жена, стройная и ухоженная, как дорогая проститутка. — Теперь буду спать спокойно, зная, что лидер нашей страны — настоящий мужик, способный ценить хороших телок!

— Рука будет тянуться не к ядерной кнопке, а девкам под юбку, — вставил Джонни.

Баз довольно засмеялся.

— Знаешь, а там ведь тоже есть кнопка! — задумчиво проговорил Фрателло, и Джонни расхохотался.

— Слушай, Баз, хочу кое о чем тебя спросить, — задумчиво проговорил Фонтейн. — Ты итальянец, работаешь вместе со мной, у нас одни и те же знакомые. Почему меня обвиняют в связях с мафией, а тебя нет?

— Знаешь, кого называют грязным макаронником? Любого итальянца, который вышел из комнаты.

— Я серьезно.

— Я кажусь смешными нелепым. Ты когда-нибудь встречал смешных или нелепых гангстеров?

— Возможно, я тебя огорчу, но мне ты смешным не кажешься.

— Я люблю тебя, итальянский ублюдок!

Такие слова Фонтейн мало кому бы простил, а вот Фрателло все язвительные замечания сходили с рук.

— Да ладно тебе, Джонни! Тебе же принадлежит часть казино! Разве честный человек может владеть казино?

— Таких, как я, полно, и ты это знаешь!

— Я-то знаю, однако каждому же объяснять не станешь, — задумчиво проговорил Баз. — Послушай, классно ты вчера отшил репортеров! Так держать!

— О тебе я таких гадостей не читал!

— Да ты за неделю продал больше дисков, чем я за весь год! Помани пальчиком, и все киски города побегут за тобой стадами. Этого мало, ты участвуешь в президентской кампании типа, который волочится за каждой юбкой. Ты бесишься с жиру, дорогой мой даго, а сотни людей едва сводят концы с концами, сгорая от зависти. Просто забудь, не думай об этом, и будешь спать спокойнее!

Джимми Ши был весьма перспективным парнем, который смог повести за собой нацию. Результаты выборов даже фальсифицировать не пришлось — люди сами отдали ему свои голоса. Джонни помогал ему как мог, да сколько было таких помощников! Тем не менее Фонтейн очень гордился победой товарища и надеялся сполна насладиться дружбой с президентом. Он уже начал перепланировку своей виллы в Лас-Вегасе: строились бунгало для гостей, бассейн и даже посадочная площадка для вертолетов. Джонни все чаще снилось, как к нему в гости съезжаются работники секретных служб. Свой дом из белого кирпича он назовет Западным Белым домом.

Тем временем в пьесе наступила развязка. Сцену заполнили клубы дыма, а Рита, разорвав на себе платье, осталась в одном боди. Сидящие на дешевых местах обыватели наслаждались пьесой, но Джонни Фонтейну она казалась верхом безвкусия, а игра Риты — бледной и невыразительной.

— Есть еще одна причина, по которой никто не говорит, что я связан с мафией, — объявил Баз. — Угадай, какая?

— Не знаю, — проговорил Джонни, пятясь к сцене.

— Я на самом деле с ней не связан!

— На что это ты намекаешь?

Баз низко опустил голову.

— Прости, не хотел тебя обидеть! — Фрателло упал на колени и поцеловал кольцо-печатку, которое во время недолгого замужества подарила Фонтейну Энни Магауан. — Простите меня, крестный отец.

Лишь раз Билли Ван Арсдейл спросил Франческу Корлеоне, связана ли ее семья с мафией. Случилось это в день, когда Билли получил диплом университета Флориды. Ван Арсдейлы пригласили Билли с Франческой в элитарный клуб, но тихая семейная вечеринка превратилась в пьяную ссору. Еще немного, и пришлось бы вызывать полицию.

— Мне нравится твоя семья, — пытаясь разрядить обстановку, сказала Франческа. Однако Билли явно не оценил ее юмор.

— По крайней мере, мои родители не преступники!

— Это что, шутка?

— Не знаю. — Лицо Билли просветлело, и он задал вопрос, который носил за пазухой со дня их знакомства. — Твоя семья связана с мафией?

— Ты, кажется, в этом уверен? Думаешь все итальянцы в мафии? Едим мы только пиццу и спагетти, а пьем граппу!

— Я говорю не обо всех итальянцах, а о твоих родственниках мужского пола.

— Конечно же, нет! — Франческа нервно скомкала салфетку, влепила Билли пощечину и ушла, громко хлопнув дверью.

Тогда Франческа знала, что ее семья связана с мафией — с доказательствами Кэтти трудно поспорить. Однако лгуньей себя девушка не считала. То, что она слышала от сестры, касается только ее, Франчески. Гораздо больше волновало другое — неужели Билли встречается с ней только потому, что она не похожа на других? Может, ему просто наскучили блондинки? Вообще-то он всегда тяготел к новизне и экзотике — любил французское кино, альтернативную музыку, стихи неизвестных поэтов. Однажды он отправился в резервацию семинолов, чтобы поохотиться на крокодилов. Еженедельно у него появлялось новое хобби, даже стригся он каждый раз по-иному.

«Будет о чем рассказать дружкам из яхт-клуба! Он провел Рождество в компании настоящих мафиози, которые прячут пистолеты в футляры для скрипок!» — кажется, так сказала Кэтти?

В тот вечер Франческа пулей вылетела из клуба и побрела в темноту, не разбирая дороги. Нет, плакать она не будет. Ни за что! Билли — ее первая любовь, ничего, будут и другие! Он ведь так и так уезжает в Гарвард, а она остается в Таллахасси. Все равно у них ничего бы не вышло! Тем более он такой кретин! Фальшивка! Цитрус чертов! Как здорово, что она треснула его по лицу! Ладонь до сих пор приятно покалывало. При случае нужно будет поблагодарить Фрэнки, ведь именно на нем она практиковалась столько лет!

Шестое чувство, с помощью которого Билли так здорово ориентировался в особняках и посольствах, помогло в ту самую ночь. Франческа забрела в совершенно незнакомый район и, к своему ужасу, поняла, что заблудилась. В ту же секунду рядом затормозила машина. «Тойота» Билли! Он знал, где искать Франческу!

— Ого, ну и удар! — восторженно воскликнул он и улыбнулся, демонстрируя белоснежные зубы. Эта девушка умеет драться! Таких он еще не встречал! — Я люблю тебя, дикарка!

— Расскажи, как разбогатела твоя семья! — потребовала Франческа. — «За каждым богатством кроется преступление». — Так, кажется, писал Бальзак, горячо любимый Кэтти.

— Уверен, кроется, и не одно, — мрачно ответил Билли. — Эти сволочи способны на все!

«Эти сволочи» — так Билли называл своего отца и деда! Разве такое говорят о родственниках?

Франческа села в машину.

Они помирились, но ссора наложила отпечаток на их дальнейшие отношения.

Разлука протекала со свойственным молодости мелодраматизмом. Со стороны Франчески это выражалось в десятистраничных письмах, страшной ревности и огромных счетах за телефонные переговоры. Билли же утверждал, что занимается круглые сутки с перерывами на сон и еду. Он присылал отпечатанные на машинке открытки, сообщая, к примеру, что проходит практику в нью-йоркской фирме и на лето во Флориду не приедет. Тогда Франческа, одолжив у Сюзи Кимболл «Фольксваген-мини», сама поехала к любимому. Естественно, они спали вместе и ни о какой контрацепции не думали. Вернувшись домой, девушка поняла, что беременна.

Билли просил сделать аборт и даже записал ее на прием к доктору в Палм-Бич.

Франческа и слышать не хотела об аборте, хотя и ребенок ей был совершенно ни к чему. О замужестве она и не думала. Отношения с Билли протекали неровно, и, рассказывая обо всем Кэтти, она восклицала: «Никогда не выйду замуж за это ничтожество!» Девушка просто ждала, сама не зная, чего именно.

Прыжки с парашютом, очередное хобби, сыграло с Билли злую шутку — он сломал ногу, причем так, что попал в больницу. Вот тут-то и произошло необъяснимое, с точки зрения Франчески, изменение. Хотя кто может объяснить, почему человек принимает то или иное решение? В день выписки Билли полетел в Таллахасси и сделал Франческе предложение.

Вне себя от счастья, девушка согласилась.

Свадьба состоялась в июле, когда жених еще ходил на костылях. Загипсованная нога Билли не пролезала в штанину, и Франческа расстроилась. Брюки пришлось расширить, и одна проблема решилась сама собой. Существовали и другие, поэтому девушка продолжала расстраиваться. Беременная невеста — не самая приятная роль. Раз Билли на костылях, то и под руку не сможет ее взять! А кто поведет к алтарю? Явно не младшие братья или Стэн из винного, который так и не женился на маме! Дядя Фредо старше дяди Майка, и девушка лучше его знала. Так почему же ее тянет к дяде Майку? Потому что он красивый и считается героем войны? Из сомнительных источников в лице Кэтти и тети Конни девушка узнала кое-какие секреты. Тем не менее лучшего кандидата, чем дядя Майкл, не найти!

— Уверена, папа выбрал бы именно его! — сказала она Кэтти, ожидая, что сестра начнет возражать.

— Конечно! — неожиданно согласилась сестра. Никто, кроме нее, не мог сказать «конечно» с таким презрением. — Кого же еще?

Непоколебимая уверенность дяди Майкла быстро успокоила расшатанные нервы Франчески. Он заявил, что отец очень бы ею гордился. Сантино здесь, наблюдает за ней с небес. Но у дяди хватило ума и такта сказать все это заранее, так что они успели вместе поплакать. Когда все было готово к венчанию, Майкл взял перепуганную племянницу за руку и велел ни о чем не думать.

— Это ведь всего лишь свадьба, — пожал плечами он.

Франческа засмеялась. У нее замечательный дядя!

К алтарю она шла, искренне считая себя самой счастливой невестой на свете. Лишь когда Майкл передал ее руку Билли, девушка заметила, что по лицу дяди катятся слезы.

Билли все-таки смог взять жену под руку и шел без костылей, хотя медленно и очень осторожно. Во время торжественного приема он даже пытался вальсировать. Танцевал он в принципе плохо, поэтому гипсовая повязка мало что изменила.

Молодожены переехали в Бостон. После окончания юридической академии Билли отказался от доходной работы на Уоллстрит (в деньгах они и так не нуждались) ради должности секретаря в Верховном суде Флориды. Франческа побывала на выпускном вечере своей группы и едва узнала Сюзи Кимболл в уравновешенной, уверенной в себе женщине, отбывавшей на миссионерскую службу в Китай. О брошенной учебе Франческа не жалела. Теперь у нее есть семья! Она была счастлива до тех самых пор, пока Билли не оставил работу в суде и не вступил в предвыборный штаб Джимми Ши. Он совершенно перестал бывать дома, и Франческа обнаружила, что он занят не только работой.

Как она узнала о той женщине?

Франческа была настоящей Корлеоне, а в семье любили повторять, что Корлеоне обмануть невозможно. А еще она подсознательно ждала появления соперницы, как любая неуверенная в себе женщина, которая считает, что недостойна своего мужа.

Несмотря на окладистую белую бороду, Эрнст Хемингуэй совсем не Санта-Клаус. Он и не певец потерянного поколения. Ему не страшны перемены и конкуренты из числа писателей-однодневок, чья жизнь не стоит и нескольких дней, прожитых Хемингуэем. Никто и ничто на свете не отнимет у него самого главного — книг, а остальное неважно.

Эйнштейн вовсе не воплощение гения, а Пабло Пикассо — не смуглый любитель женских прелестей. Моцарт не испорченный ребенок, а Вирджиния Вулф и Сильвия Плат не жалкие бунтарки, протестующие против всепоглощающей гегемонии мужчин. Махатма Ганди и Мартин Лютер Кинг не славные темнокожие ребята, которых обожают белые. Малыш Рут не забавный толстяк, питающийся хот-догами и навещающий детей в больницах. Конечно, это мафия организовала поединок, во время которого Мухаммед Али нокаутировал Сонни Листона и стал чемпионом мира в супертяжелом весе. И все же свою часть работы Али выполнил. В памяти людей он навсегда останется парнем, нокаутировавшим одного из самых сильных боксеров современности, причем сделавшим это с необыкновенной красотой и даже изяществом.

Джонни Фонтейн обладал чудесным голосом и самым длинным пенисом в стране, которым он умело пользовался. При его непосредственном участии Лас-Вегас превратился из маленького городка в пустыне в настоящий мегаполис. Сын иммигрантов, он стал воплощением американской мечты.

Заслуги немалые!

Какая разница, что Джонни передал Джимми Ши полмиллиона долларов в кожаной сумке, которую подарил Пинг-Понг? К деньгам Джеки не имел никакого отношения, просто подобрал сумку, словно оправу, достойную бриллианта. К тому же в шоу-бизнесе принято делать дорогие подарки. Как-то раз Фонтейн нанял финансового аналитика, который посоветовал выбирать презенты поскромнее после того, как Джонни подарил ему «Ролекс». Концерты Фонтейна помогли будущему президенту собрать несколько миллионов долларов. Поэтому какая разница, что те полмиллиона были частью выручки казино «Касбах», которое контролировал Луи Руссо? Какая разница, кому отошли эти пятьсот тысяч или как они помогли Джимми Ши выиграть выборы, которые и так были у него в кармане?

Фонтейн познакомил Риту Дюваль с Луи Руссо и Джимми Ши (а также с Фредо Корлеоне, от которого она родила ребенка, которого отдала на усыновление в 1956 году, когда карьера пошла в гору). Все то, что случилось после, касается только Риты, а вовсе не Джонни Фонтейна.

Однажды Фонтейна избил помощник шерифа, жена которого была любовницей Джонни. Через несколько дней драчун умер в пустыне при таинственных обстоятельствах. Ну и что? У Фонтейна были сотни партнерш, в том числе и замужних, а в пустыне люди гибнут каждый день. Между этими непреложными истинами нет никакой связи.

Да, Джонни был крестником Вито Корлеоне, дружил с Майклом, Руссо, Тони Страччи, Гасси Чичеро и прочими. Так ведь многие общались со всеми вышеперечисленными лицами, посол М. Корбетт Ши, например. Ни в один из так называемых преступных синдикатов Джонни Фонтейн не входил, он просто был верен людям, которые не подвели его в трудную минуту.

Та-да-да-дам! Та-да-да-дам!

Прежде всего Джонни — певец, обладатель уникального голоса.

Он называл себя салонным певцом сначала из типично сицилийской покорности, затем из ложной скромности и, наконец, в пятидесятых-шестидесятых годах, когда вышли платиновые диски, по привычке.

Чтобы оценить талант Фонтейна, достаточно вспомнить бал, посвященный инаугурации Джеймса К. Ши.

В такой важный день полосатый смокинг казался бы клоунским костюмом на ком угодно, а вот на Фонтейне он сидел безупречно. Джонни был на сцене весь вечер, то в роли неунывающего ведущего, не дававшего зрителям скучать между номерами, то в совершенно иной ипостаси, когда они с Эллой Фицджеральд дуэтом исполнили гимн США.

За исключением гимна, зрители услышали только три песни Фонтейна. Почти все его хиты либо о несчастной любви, либо о страданиях героя-одиночки, поэтому пришлось исполнять то, что подходило по случаю.

Вот он стоит на сцене в островке голубого света, рядом на круглой табуретке — черный цилиндр. Музыканты играют вступление — сначала только фортепиано и ударные. Фонтейн подносит микрофон ко рту и начинает петь «Это была ты» — песню, которая считалась гимном любви и верности. Он поет, воздев глаза к потолку, а микрофон так и мелькает в руках — Джонни держит его под разными углами, чтобы варьировать тональность звука. Настоящий виртуоз! Сильных голосов сколько угодно, а вот виртуозов вокала, таких, как Фонтейн, можно пересчитать по пальцам.

Зал взрывается аплодисментами, а Фонтейн надевает цилиндр и поет более динамичную «Цену успеха», гарцуя по сцене не хуже Коула Портера. Песня кончается, публика рукоплещет стоя! На лице Фонтейна появляется довольная улыбка.

Мало кто помнит настоящий текст песни «Высокие мечты», которая стала своего рода гимном президентской кампании Ши, после того как Уолли Морган написал новые слова. Пользуясь моментом, Джонни запел песню в ее старом варианте, но после первого куплета поднялся занавес, и на сцену вышли все участники представления. Хор затянул новую версию песни, камеры показали зал, в котором включили большой свет. Все зрители стоя пели вместе с Фонтейном. Вот президент целует первую леди, а Фонтейн кидает ему свой цилиндр, который Джимми Ши ловко ловит и надевает на голову. Цилиндр ему впору!

Глава 25

— Я знаю, что тебя зовут Билли! — заявила Мэри Корлеоне. — Правда, Би-бой мне нравится больше. Так назвала тебя моя кузина Кэтти. Она очень похожа на Фрэнси, только без ребеночка! Раньше я вообще их не различала.

— Би-бой мне тоже нравится, — отозвался Билли, приглашая гостей войти. — Называй меня именно так, малышка!

Франческа поднялась в четыре утра, чтобы распаковать посуду, сходить за продуктами и приготовить завтрак. Она очень устала, но виду не показывала. В последнее время ребенок ворочался все сильнее, так что спать стало невозможно.

— Почти готово, — объявила Франческа. — Простите за беспорядок, мы переехали всего два дня назад. Билли, может, покажешь им квартиру? Потом сядем за стол. Эй, Санни, иди сюда немедленно! У нас гости!

Ее сын с разбегу налетел на Тони. Через несколько дней Санни исполнялось три года, а Тони было девять. Совсем как взрослый, он снисходительно посмотрел на малыша и не стал ввязываться в драку. Дядя Майкл был явно доволен тем, как повел себя сын. Никогда раньше Франческе не казалось, что Майкл похож на дедушку Вито, однако сегодня, заглянув в усталые глаза, она ужаснулась сходству.

— Значит, ты Санни! — протянул Корлеоне, поднимая мальчишку на руки. — Я твой дядя Майк. Слушай, а у тебя есть характер!

Франческа закатила глаза:

— Санни отказывается снять футбольный шлем, иногда даже спит в нем! Это все Фрэнки виноват! На Рождество он научил Санни играть в футбол.

Билли не сводил с Корлеоне беспокойных глаз, будто боялся, что тот уронит сына.

— Да уж, учитель что надо! — воскликнул Майкл. Второкурсник Фрэнки Корлеоне считался одним из лучших в своей команде.

— Тебе нравится футбол или какой-нибудь другой спорт? — спросил Билли у Тони.

Тони пожал плечами.

— Ну, в этом мы с тобой похожи, — проговорил Ван Арсдейл, ероша волосы мальчика.

— Он ненавидит спорт! — вмешалась Мэри.

— Мне все равно! — заявил Тони.

Мэри поднялась на цыпочки, чтобы взъерошить волосы брата, но тут же получила по рукам. Дядя Майкл поставил Санни на пол и быстро разнял Тони и Мэри.

— Прости нас, Франческа, — тихо сказал он, и дети успокоились. Похоже, Майкл отличный отец.

— Все в порядке! — отозвалась племянница. — Они ведь просто дети! Уверена, вы тоже дрались с братьями и тетей Конни. У нас с Кэтти даже до травм доходило!

— Прекрасная квартира! — поспешил сменить тему Майкл.

Дому, в котором располагалась новая квартира Франчески и Билли, исполнилось более ста лет. Когда-то это был особняк, но теперь его разделили на четыре просторные квартиры. Ван Арсдейлам, поселившимся на первом этаже, достался бывший бальный зал, который превратился в гостиную, столовую и кухню. На теплом деревянном полу с удовольствием играл Санни. Франческа была в восторге. Никогда в жизни она не жила в таком элегантном старинном доме. Здесь даже солнце светит по-другому! По несколько раз на дню она обходила комнаты, не в силах поверить, что это действительно ее дом!

Выглянув в окно, Франческа увидела Альберта Нери, сидящего в лимузине.

— Давайте пригласим вашего шофера! — предложила она, когда все устроились за столом. — Наверное, он проголодался!

— Он уже поел, — коротко ответил Майкл. — Мистер Нери очень рано встает.

За завтрак Франческа не слишком беспокоилась. Ведь из взрослых гостей — только дядя Майкл, а уж угодить детям она всегда умела! Тем не менее она извинилась, на случай если кому-то не понравятся сосиски. Она ведь в городе недавно и еще не разобралась в магазинах. Булочки тоже далеки от идеала, но гости уписывали за обе щеки. Эх, если бы не беременность, она бы съела большой кусок шоколадного торта! Ладно, пусть дети радуются!

Хорошо, что нашлись какие-то темы для разговора! Про тетю Кей Франческа спрашивать не решалась, хотя сгорала от любопытства. Корлеоне же католики, как же смогли развестись дядя Майк и тетя Конни, которая была замужем за Эдом Федеричи всего несколько месяцев? Почему же тогда Стэн из винного не женится на маме? А что, если ей придется разводиться с Билли? Что будет с детьми?

— Очень жаль, что вы расстались с Кей, — сказал Билли. Сказал, и все, а Франческа боялась спросить! Молодая женщина не знала, упрекать ли мужа за бестактность или восторгаться смелостью.

Майкл грустно кивнул, и племянница сочувственно коснулась его руки.

— Помню, мы с братом в детстве мечтали, чтобы родители развелись, — признался Билли. — А вы с Кей…

Франческа пнула его под столом.

— Наверное, у всех получается по-разному, — как ни в чем не бывало продолжал Билли. — Вы часто видитесь с Тони и Мэри?

— Не так часто, как хотелось бы, — спокойно ответил дядя Майк. — Буду стараться уделять им больше времени!

— У папы новый самолет! — гордо заявила Мэри. — Теперь он будет часто-часто к нам прилетать.

Тони взял второй кусок торта, хотя еще не доел тот, что лежал на тарелке.

— В Нью-Йорке у меня есть небольшая квартирка, где я останавливаюсь, когда приезжаю по делам, — рассказывал Майкл. — Пожалуй, стоит подыскать что-то побольше, чтобы дети могли жить со мной, когда я бываю в городе.

— Мне по-прежнему кажется, что вся семья живет в Нью-Йорке и только собирается переезжать в Неваду, — грустно сказала Франческа. — Кажется, я безнадежно отстала от жизни…

— На шесть лет, — уточнил Майкл, — из них четыре года в Тахо. Мне не хочется продавать особняки в Вегасе и Тахо. Они слишком большие, а для Тони и Мэри это и есть дом! Дом нужен каждому!

— Сейчас все иначе, — вмешался Билли. — Люди стали мобильнее, на месте не сидят! Вот мы с Фрэнси за три года совместной жизни сменили три адреса!

— Странно, несмотря на проведенные во Флориде годы, домом я считаю Нью-Йорк, — призналась Франческа. — Наверное, нужно было идти в колледж вместе с Кэтти! Ей так нравится в Нью-Йорке…

— Но тогда бы мы не встретились! — с ужасом проговорил Билли.

Франческа взглянула на мужа. Он казался таким испуганным и удрученным, что лед в ее сердце растаял.

— Ну что ты, любимый! — воскликнула молодая женщина, нежно касаясь его щеки.

— Фрэнси и Би-бой! — закричала Мэри. — Тони, спой песню про любовь!

— Пап, пусть она заткнется! — возмутился Тони.

Майкл Корлеоне поднял кофейную чашку:

— За любовь!

Лучше не скажешь!

Дети перестали ссориться и с жаром поддержали тост. Только Билли не проявил должного энтузиазма.

Гости собрались уходить, а Франческа передала большое блюдо с сосисками и сыром для телохранителя.

Ван Арсдейлы стояли на крыльце и махали удаляющемуся лимузину.

— Ты говоришь, что любишь мою семью, — начала Франческа. Санни носился по улице, пиная мишку, словно футбольный мяч, — но дядю Майкла не выносишь.

Разговор уже не в первый раз касался этой темы. Почему бы не избавиться от последнего табу?

Билли не ответил, только крикнул, чтобы Санни не играл на проезжей части. Вообще-то мальчик играл на тротуаре, и все же Ван Арсдейл поднял сына на руки и унес в дом.

Вечером, уложив Санни, Франческа вошла в спальню и увидела, что на ее половине кровати разложены документы. Сам Билли уже разделся и читал, подложив под спину подушки.

— Я сегодня сплю в зале? — спросила Франческа.

Билли испуганно поднял глаза и тут же сбросил документы на пол. Франческа легла, а муж выключил свет и начал делать ей массаж, очень осторожно, бережно, подолгу задерживаясь на отекших ногах и пояснице. Франческа так устала, что, падая на постель, думала только о том, чтобы заснуть. Но вот Билли снял с нее ночнушку и прильнул к губам. Женщина глухо застонала от возбуждения, а трепещущий язык мужа скользнул ей в рот.

— Тебе хорошо?

— Не болтай, просто люби меня.

На несколько минут Франческа позабыла об окружающем, перед глазами вспыхивали яркие звезды. Когда все кончилось, она в изнеможении откинулась на подушки, а смуглая рука Билли легла на ее огромный белый живот. Они еще долго лежали так, растворившись друг в друге.

Ребенок сильно забил ножкой.

— Говоришь, я не люблю твоего дядю? — начал Билли.

— Не будем об этом, — лениво сказала Франческа. Ответ она и так знала или думала, что знала. — Не стоило об этом заговаривать!

Внезапно резкая боль острым ножом полоснула по животу. Схватки начались!

— Ого-го! — воскликнул Билли. — Вот это пинок!

Франческа стиснула зубы, стараясь не кричать. Боль понемногу стихала.

— Помнишь, как я прыгал с парашютом и сломал ногу?

— Конечно, — отозвалась Франческа, стараясь дышать поглубже.

— Я врал, я никогда в жизни не прыгал с парашютом!

Схватки повторились, на этот раз боль была сильнее.

— Кажется, началось, — прошептала Франческа. — Ребенку надоело ждать.

В ту ночь Франческа пала жертвой рока, тяготевшего над семьей. Бабушка со стороны отца не любила об этом рассказывать, да только у нее было четыре выкидыша. Каждый год 22 июля бабушка со стороны мамы ставила свечку в память о потерянном в тот день ребенке. Выкидыши были у мамы и тети Конни.

Дочка Франчески оказалась настоящим бойцом. Родившись на три месяца раньше срока, она прожила почти день. Ее назвали Кармелой в честь прабабушки. Франческа захотела похоронить дочку в Нью-Йорке, где покоились все Корлеоне. Билли возражал: Кармела Ван Арсдейл должна покоиться во Флориде! Однако под влиянием обстоятельств он уступил, испугавшись слез Франчески.

За все заплатил дядя Майкл. Франческа знала, что Билли возражал. Хорошо, что у него хватило здравого смысла не отказаться от помощи. Похороны, проходившие под сильным снегопадом, получились скромными.

Родители Билли не приехали, совсем как Кэтти, приславшая из Лондона телеграмму с соболезнованиями. Зато рядом с сестрой были Фрэнки, ради похорон пропустивший важный матч, и Чип, которому в тот день исполнилось шестнадцать. Настоящие Корлеоне, семья!

Маленькую Кармелу похоронили на итальянском кладбище, где строгие мраморные плиты украшали лишь камеи с портретами усопших. Франческа целовала холодные лица родственников: бабушка Кармела, дедушка Вито, бабушка Ангелина, дядя Карло, Сантино Корлеоне. «Вот мы и встретились!» — подумала Франческа, заглянув в смеющиеся глаза отца.

Дядя Фредо числился пропавшим, так что его фотографии не было, так же как и снимка Кармелы Ван Арсдейл. Малышка прожила всего день, когда же делать фотографии?

В тот день больше всех ей помог дядя Майкл, а ведь он наверняка был занят! Он пришел самым первым и ушел, лишь убедившись, что с племянницей все в порядке. Никто, даже мать, не смог подобрать таких слов, как он, и утешить Франческу. То, что случилось, ужасно, но, наблюдая за сыном, игравшим с Мэри и Тони, она понимала, что обязана быть сильной и жить дальше.

Смерть дочери оказалась тяжелым испытанием для Билли, и он явно не знал, как успокоить жену.

Франческа сдерживалась с огромным трудом. Это все Билли виноват! Глупо, но она почти поверила, что судьба мстит им за то, что Ван Арсдейл заставлял ее сделать аборт, когда она была беременна Санни. Неужели он думает, что жена простит его после того, как он рассказал правду? Оказывается, он не собирался на ней жениться и передумал лишь после того, как люди дяди Майкла поколотили его и сломали ногу!

Кроме того, глядя на мужа, Франческа чувствовала его страх. Он боится, что полиция или ФБР сфотографируют его на похоронах в компании итальянского мафиози! Их ведь действительно фотографировали! Что за мерзкие бездушные твари эти репортеры! Франческа начала понимать, в каком напряжении живет ее дядя. Ее отец жил точно так же!

В день, когда похоронили ее дочь, Франческу осенило: Билли использовал деньги родителей, влез в предвыборный штаб Ши и стал помощником генерального прокурора, чтобы разрушить ее семью!

Что за бред! Франческа понимала, что от горя теряет разум! Эмоции зашкаливают, она не в состоянии трезво оценивать происходящие события. Это же Билли, любовь всей ее жизни!

И тем не менее…

Три года назад, цитируя Бальзака, Франческа заявила, что «за каждым богатством кроется преступление». На это Билли спокойно ответил, что преступлений могло быть несколько, а «эти сволочи способны на все!» Почему же его беспокоило лишь то, что совершили Корлеоне? «Потому что мы итальянцы», — ответила бы Кэтти. Именно она обнаружила, что дедушка Вито являлся деловым партнером отца нового президента. Они занимались контрабандой спиртного. Сейчас это и преступлением не считается, а тогда… Ныне, поколение спустя, Джеймс К. Ши хозяйничает в Белом доме, а Майкл Корлеоне (опять же по данным Кэтти и со слов тети Конни, которая перестала пить и считалась надежным информатором) порвал с преступным миром и стал легальным бизнесменом. Однако бессердечные репортеры не дают им покоя даже на похоронах крошки Кармелы! Почему? «Потому что мы итальянцы!» — из-за океана ответил голос Кэтти.

Через несколько недель после похорон, собравшись с духом, Франческа позвонила в Лондон. Разбудив сестру, она рассказала, как горько ей было оттого, что Кэтти не приехала на похороны.

— У вас были похороны? — не поняла Кэтти. — Я думала, это просто выкидыш…

— Просто выкидыш?! Она прожила почти…

— Ты знаешь, сколько здесь времени?

— Как ты могла не приехать?! Когда маленькая Кармела умерла, я…

— Ты дала ему имя? Боже мой! Назвала его в честь бабушки?

Его! Плод? Ребенка?

Франческа повесила трубку.

Хотя Джимми Ши предупредил, что не сможет отлучиться из Вашингтона в ближайшие три месяца, Джонни Фонтейн занялся перепланировкой виллы сразу после возвращения с инаугурационного бала. Обслуживающий виллу персонал пополнился десятью новыми служащими, в том числе и отставным офицером секретных служб, которого наняли на случай, если президент приедет в Лас-Вегас и захочет поразвлечься. Специально для президента была оборудована отдельная комната для гостей. В нее можно было попасть двумя способами: из зала и по подземному ходу, который вел из гаража в платяной шкаф. Именно этим способом офицер спецслужб будет подсылать к президенту девушек. Луи Руссо подарил Рите Дюваль номер люкс в «Касбахе», так что она будет неподалеку, но на крайний случай Фонтейн договорился еще с тремя голливудскими «королевами», обещавшими явиться по первому зову. Дэнни Ши снова начал встречаться с Энни Магауан. Их роман прервался лишь на время недолгого замужества Энни за Фонтейном. Джонни ясно дал понять, что будет рад видеть их в гостях, хоть вместе, хоть поодиночке. Лучшие повара Лос-Анджелеса получили по пятьдесят тысяч долларов после обязательства приезжать, когда возникнет потребность. Сам Джонни наркотиками никогда не баловался, а вот президент и Бобби Чадвик нюхали кокаин. Поэтому Гасси Чичеро поклялся, что будет поставлять лучший порошок на побережье.

Карьера Джонни переживала коммерческий пик. Возможно, этому способствовали инвестиции Луи Руссо и Джеки Пинг-Понга. Фонтейн этого точно не знал и знать не хотел. На него работает целый штаб менеджеров и юристов, вот они пусть и думают! То же самое касалось киностудии и инвестиций Корлеоне. Единственное, что понимал Фонтейн, — компании приносят прибыль. Его собственные диски пользовались бешеной популярностью, а авторский гонорар теперь в три раза превышал то, что платили в Национальной студии звукозаписи. Он переманил к себе Филли Орнштейна, о чем ни разу не пожалел — все альбомы, которые продюсировал Филли, становились по крайней мере золотыми. Успех имели даже самые провальные диски и картины. Единственный фильм, который стал банкротом, — «Жареные лопатки», где Оливер Смит-Крисмас сыграл смертельно больного адвоката, а Дж. Дж. Уайт — чернокожего певца, несправедливо обвиненного в изнасиловании белой девушки. Через несколько лет этот фильм причислили к классике мирового кинематографа. Если Фонтейн покупал акции, они взлетали в цене, земельные участки приносили баснословную прибыль. А «Заоблачный дворец», казино, двадцать процентов которого принадлежали Фонтейну? Он стал самым модным местом в Тахо, и от посетителей не было отбоя ни днем, ни ночью! Воистину, хорошо быть другом президента, но приятелем Джонни Фонтейна быть еще лучше!

С братьями Ши Джонни не разговаривал с самого дня инаугурации. Дела есть дела, и тем не менее, когда до установленного Джимми трехмесячного срока осталось несколько дней, Фонтейн не выдержал и позвонил. Секретарша отказалась соединять его с президентом.

— Могу я оставить сообщение?

— Конечно, мистер Фонтейн.

— Запишите: «Привози своего дружка в Вегас, пока он не отвалился. С любовью, Дж. Ф.». Передайте именно так.

Примерно через час в новостях сообщили, что неудавшееся вторжение на Кубу готовилось не кучкой отчаявшихся экс-патриантов, а спецслужбами США при непосредственном участии правительства. Джонни тут же пожалел, что оставил такое несуразное послание. Отставной офицер секретных служб заявил, что звонить секретарше, чтобы она не передавала сообщение, бесполезно. Оно наверняка уже попало в журнал и на стол президенту.

Однако шум и споры скоро поутихли. Оказалось, что операцию давным-давно спланировал предшественник Ши. Механизм был уже запущен, и президент не мог его остановить. Когда страсти улеглись, Корбетт Ши распространил заявление, что сын готовится к первой поездке на Запад. Президент подписал указ о создании нового национального парка под Лас-Вегасом и собирался выступить с приветственной речью на месте строительства. В Калифорнии планировалось еще несколько деловых встреч, а потом — отпуск.

— Вполне заслуженно, — заметил Джонни во время телефонного разговора с послом. Даже политические оппоненты Джимми были вынуждены признать, что, за исключением кубинской эскапады, молодой амбициозный президент начинал лучше, чем многие его предшественники. — Приезжайте заранее, если хотите, — пригласил Джонни. — С подругой или женой!

— С женой, ну конечно! — заржал посол. Он уже несколько раз гостил у Фонтейна в Беверли-Хиллз и каждый раз от души развлекался с девочками.

Посол прибыл через несколько дней в сопровождении всего одного телохранителя. Он безвылазно сидел у бассейна голым и разговаривал по телефону. Кажется, его что-то раздражало, но откровенничать посол не желал. Иногда, правда, поднимался в свою комнату, где его ждала очередная голливудская красавица. В город посол не выезжал — ни в театр, ни в казино, даже в теннис не играл, хотя на вилле был неплохой корт.

Фонтейн тем временем готовился к визиту президента, к вилле подъезжали грузовики с едой и напитками. За день до предполагаемого отъезда президента на Запад Джонни взял тележку и показал своему гостю, что изготовили местные умельцы. В тележке лежала огромная бронзовая пластинка с надписью: «Здесь спал президент Джеймс Кавано Ши».

— Что ты затеял?

— Неплохо, правда, Корбетт? Сегодня ее приделают к спинке кровати, на которой будет спать Джимми. Я хотел заключить слово «спал» в кавычки, но решил не рисковать.

Посол нахмурился.

— Не слишком ли большая?

— Да ладно вам, Корбетт! Для моих друзей все самое лучшее!

Ши покачал головой:

— Кажется, ты неправильно меня понял. Джимми не приедет.

Фонтейн засмеялся:

— Ну и шутки у вас! А если серьезно, не знаете, в котором часу они завтра прибывают? Мне нужно кое-что подготовить!

— Ты что, оглох, макаронник несчастный? Он не приедет! Я никогда не говорил, что сын собирается в Вегас. Ты пригласил меня, и я приехал! У Джимми полно дел. Он откроет строительство парка, произнесет речь, но отдыхать пока некогда. Даже если бы он и собрался в отпуск, то уж точно не в Лас-Вегас и не в гости к… к такому, как ты.

— Что плохого в том, чтобы побывать у меня в гостях? В чем проблема?

Впрочем, Джонни уже сам догадался.

— Ты же знаешь, мы ценим все, что ты для нас сделал! — с чувством сказал посол.

— Кажется, я получил от ворот поворот!

— Жаль, что так вышло, Джон. А все этот кубинский подонок! Он поставил моего сына в неловкое положение. Вот мы и думаем, как отомстить! Ты же итальянец и понимаешь, что такое месть!

— Что общего между кубинским подонком и таким вопиющим хамством? Для кого вся эта еда? Я столько готовился…

— Откуда мне знать! — загремел посол. Он поднялся и смотрел на Фонтейна, скрестив руки на груди. Ши был довольно высоким и сухопарым. Откуда в нем столько уверенности? Посол стоял перед Джонни, ветер трепал его увядший член, но выглядел он словно король. — Думаешь, меня это волнует?

Джонни Фонтейн покачал головой и с трудом подавил закипающий внутри гнев. Затем он положил пластинку на борт бассейна и ушел в дом. Нет, выбивать зубы отцу президента не самое лучшее решение! Можно, конечно, подослать к нему девочку с гонореей или сифилисом, да стоит ли пачкаться? Лучше просто не замечать старого козла!

На следующее утро посол уехал, даже не попрощавшись.

Внешне Джонни переживал оскорбление с типично сицилийским спокойствием. Он нанял фургон и помог слугам погрузить еду и напитки. Шоферу было велено их отвезти в лос-анджелесский приют для бедных и сказать, что это помощь от друга.

Джеймс Кавано Ши выступил с речью, которую Фонтейн смотрел по телевизору. Сложно сердиться на человека, который так заботится о стране!

Однако в самом конце репортажа сообщалось, что следующую неделю президент проведет на Малибу, в гостях у бывшего однокашника по Принстону, родственника президента Джона Адамса.

Фонтейн не мог поверить своим ушам.

«Макаронник несчастный!»

Джонни выключил телевизор и вышел на строительную площадку. К счастью, рабочие уже ушли. В ящике осталось несколько зарядов тротила, с помощью которого взрывали скалы. Фонтейн не был знаком с тротилом и ничего не боялся. Праведный гнев придавал уверенности, и вот по фитилю побежал язычок пламени. Джонни швырнул заряд на посадочную площадку для вертолетов. Через секунду на землю посыпались большие куски бетона.

«Макаронник несчастный!»

Второй заряд превратил площадку в подобие кратера Везувия.

Глава 26

Было еще совсем рано, когда Том Хейген вошел в клубный ресторан, чтобы выпить кофе. Как обычно, он заказал сразу две чашки, чтобы не зависеть от прихотей официантов.

— Мистер Хейген! — позвал его незнакомый голос.

Том оглянулся по сторонам.

— Господин посол! — воскликнул он и подошел к столику, за которым сидел Корбетт Ши, чтобы пожать ему руку. — Какая приятная неожиданность! — Вероятно, Ши желал сохранить свое пребывание на вилле Джонни Фонтейна в тайне. Но в Неваде для Тома Хейгена тайн почти не было. — Что привело вас в Лас-Вегас?

— Мой фонд рассматривает предложение построить театр при местном университете, — объяснил Ши. — Никогда не думал, что в Вегасе вообще есть университет, не говоря уж о театральном отделении! Вот и решил приехать, чтобы увидеть все своими глазами. Присаживайтесь, прошу вас!

Будто Хейген нуждался в его приглашении! Что ж, посол в своем репертуаре.

— Я всего на минутку! Еще совсем рано…

— Для чая никогда не рано! — заявил посол, поднимая чашку.

— Я пью кофе, — улыбнулся Хейген. — Вы член клуба?

Посол поморщился, будто Том спросил что-то неприличное.

— То, что делает ваш сын, просто замечательно, — с чувством сказал Хейген. — Я проработал в Вашингтоне совсем немного, но успел понять, как сложно провести в жизнь свое решение. Особенно если оно направлено на улучшение жизни рядовых американцев!

Посол проглотил наживку с готовностью неофита и начал перечислять достижения сына, естественно, не упомянув события на Кубе. Нельзя сказать, чтобы Хейген кривил душой. Фотографии президента украшали комнаты его детей вместе с портретами кинозвезд и солистов рок-групп. Кто бы ни стоял за победой Ши и каким бы неопытным он ни казался, Том с изумлением наблюдал, как быстро Джонни превращается в настоящего лидера. Совсем как Майкл, когда его учили управлять семьей!

Том допил вторую чашку. Пора идти.

— Вы надолго в городе? — спросил он посла.

— Уже уезжаю, — отозвался Ши. — Еще пара встреч, и бегом из этой мерзкой дыры в Калифорнию!

— Мы с вами так и не сыграли в теннис! — вспомнил Хейген.

— Что значит «так и не сыграли»?

— Ничего особенного! — отозвался Том. — Пожалуйста, передайте президенту мои наилучшие пожелания. В Лас-Вегасе он всегда желанный гость!

— Непременно передам.

Рабочий день подошел к концу, Хейген на секунду заскочил домой, а потом — в гольф-клуб. Подъехав к нужному полю на карте, он ухитрился не опоздать. Игра начиналась, его очередь бить по мячу. Том ударил изо всех сил, хотя его мысли были совершенно в другом месте.

Хейген каждый раз интуитивно чувствовал, где приземлится мяч, даже когда партнеры лупили по нему так, будто надеялись, что, ударившись о землю, мяч пробьет нефтяную скважину!

«Боже мой, нужно взять себя в руки!» — подумал Том.

— Мой мяч, мой мяч! — закричал Хейген, седлая карт. На этот раз его опередили, значит, по мячу будет бить другой.

— Нашел! Мой мяч! — радостно объявил Майкл Корлеоне. Он тоже слышал, что Корбетт Ши в городе. Вероятнее всего, президент собирался в гости к Фонтейну, а потом планы изменились. Вся история с театром — чистейшей воды ложь.

— Так ты растратишь всю свою фору! — заявил Майкл, нанося прицельный удар в сторону лунки. — Что-то ты сегодня спешишь!

— Да ладно тебе! — мрачно отозвался Том. — Фора не самое главное в гольфе! — Из всех собравшихся Хейген был самым опытным игроком. Обычно он поражал лунку девятью ударами, Майкл — пятнадцатью, у его друга Джо Лукаделло дела обстояли еще хуже. — Бей, раз нашел мяч, не тяни резину!

Хэл Митчелл, сидящий в карте вместе с Майклом, усмехнулся и покачал головой. При других обстоятельствах Хейген не стал бы таким тоном разговаривать с Майклом. Однако во всем, что касалось спорта, Том оставался непререкаемым авторитетом, совсем как много лет назад, когда учил братишку играть в теннис. Ни Хэла, ни Джо это не удивляло. Они знали Майкла довольно давно — Митчелл познакомился с ним во время войны, а Джо еще раньше, в волонтерском лагере. Лукаделло жил в Филадельфии, носил самую яркую одежду и черную повязку на глазу. В Вегасе он проводил отпуск, являясь личным гостем Корлеоне в «Замке на песке». Именно там они познакомились с Хейгеном.

— Майкл говорил, вы вместе служи'и в гражданской авиации, — сказал Митчелл Джо, который только что не попал по простейшему мячу. Вся компания отправлялась к новой лунке.

— В королевской авиации Канады, мистер Митчелл, — поправил Джо.

— Для д'узей я п'осто сер'жант, — заявил Хэл.

— Спасибо, друг!

— Ты бы нас видел, сержант! — воскликнул Корлеоне. — Бесшабашная парочка! Нам любое море казалось по колено. Мы и обычным самолетом едва управляли, а замахнулись на «мессершмитты»!

— Ну, это по молодости! — заявил Джо. — Война превратила мальчишек в мужчин в рекордно короткие сроки.

— Да уж, — пробормотал Корлеоне.

С момента предательства Фредо Майкл стал подвержен частым сменам настроения. Даже Тому было не по себе от «несчастного случая» на озере Тахо.

Нельзя зацикливаться на том, что случилось. Забыть, скорее забыть!

У следующей лунки Хейген не сплоховал и точным сильным ударом вогнал мяч в цель.

— Джо, я так и не понял, чем ты сейчас занимаешься? — спросил Митчелл, когда карты приближались к очередной трассе. — По-п'ежнему пиг'ат? Военный или г'аледанский?

— Очень смешно! — неожиданно воскликнул Джо. — Я знал, что ты управляешь казино, но, может, тебе стоит попробовать свои силы на сцене?

Естественно, Митчелл пытался сказать «пилот», но то, что получилось, больше напоминало «пират». Тому не хотелось поправлять Джо и тем самым ставить в неловкое положение Митчелла. Ну что за ситуация! Майк в другом карте, даже знак ему не подашь!

Именно в этот момент Тому впервые показалось, что Джо Лукаделло не просто старинный приятель Майкла, а член какой-то семьи.

— Не пиг'ат, а пиг'от! — рявкнул сержант. Он стал так энергично размахивать руками, изображая штурвал, что карт чуть не улетел в песчаный кювет. — На само'ете!

— А, понял! — воскликнул Лукаделло. — Прости меня! Нет, я вышел в отставку сразу после войны.

— Глаз тоже выби'и во в'емя войны? — не отставал Хэл.

— Вроде того, — отозвался Джо.

Вроде того? Хейген выбрался из карта и взял клюшку. Может, ему просто кажется? Многие ветераны не любят говорить о войне. Сам Том на войне не был, в отличие от этих троих. Кажется, Митчелла уклончивый ответ не покоробил.

Том сделал первый удар.

— Так чем именно ты занимаешься? — настаивал Митчелл.

— Мало ли чем, — отозвался Джо. — То одним, то другим, не все получается и далеко не всегда.

Хейген ударил было по мячу, но, услышав последнюю фразу, опустил клюшку. Правилами это запрещалось, однако сейчас Тому было не до правил. Слова Джо можно интерпретировать по-разному, особенно в свете растущих подозрений. Предполагалось, что Майкл приехал в Вегас на собрание акционеров, а Лукаделло в отпуске. Если же Джо — представитель другой семьи, то смысл происходящего меняется. Хейген всегда предполагал, что за назначением нового босса кроется нечто большее, чем просто желание стать законопослушным гражданином. Если Корлеоне действительно решил уйти в отставку, то зачем оставлять столько хвостов? На Собрании только обрадуются, если он полностью отойдет отдел. Майкл приводил столько красивых аргументов: семья, будущее детей, легальный бизнес… Может, он просто боится потерять связи — одно из самых ценных приобретений семьи Корлеоне?

Или дело здесь только в Джо?

Хейген снова замахнулся. Ситуация очень похожа на головоломку из тех, что любил составлять Вито, а Том впоследствии с удовольствием решал; причем любил делать это в одиночку, без помощи Майкла. Неужели ключ к разгадке — этот парень в оранжевых штанах? Надо бы проверить его подноготную. Майкл говорил, что они вместе работали в лагере добровольцев, и Хейген поверил. Джо утверждал, что он из небольшого городка на границе Нью-Джерси и Филадельфии. Том плохо знал кланы из Филадельфии — они никогда не отличались общительностью и редко покидали границы штата. Возможно, получится что-то узнать у ребят из Нью-Джерси. Президент Ши сам родился в Нью-Джерси. А Майкл Корлеоне и посол повязаны крепко-накрепко. Что же, до разгадки еще очень далеко, хотя некоторые варианты решения уже наметились. Том Хейген твердо верил, что у него все получится.

По-прежнему одетый в шорты и майку, Хейген включил свет в своем кабинете и сел за письменный стол, который Дженко Аббандандо когда-то вывез из дома Вито Корлеоне. На этот момент связи Тома позволяли собрать информацию о ком угодно за несколько минут. Пара телефонных звонков — и аккуратно отпечатанное досье в его распоряжении. Затратить на сбор информации час было, по его подсчетам, непозволительной роскошью. Хейген уже получил данные, которые Лукаделло указал при регистрации в «Замке на песке», плюс то, что узнал утром на поле для гольфа. Том прикинул, что Джо Лукаделло обойдется ему в двадцать минут и три телефонных звонка. Хейген посмотрел на часы, засек время и поднял телефонную трубку.

Прошло четыре часа, а он все еще ничего не добился. Ни в Королевских авиалиниях Канады, ни в вермонтском лагере добровольцев никогда не работал молодой человек по имени Джо Лукаделло. Его отпечатки пальцев в досье полиции США зарегистрированы не были. Судя по всему, он никогда не покупал ни машины, ни лодки, ни оружия. Налогов он тоже не платил. Из всего вышеперечисленного следовало, что Джо Лукаделло просто не существовало и Том все утро играл в гольф с приведением.

Чтобы четыре часа в офисе не пропали даром, Хейген решил проверить рассказ посла. Все, что он сказал, оказалось правдой: он гостил у Джонни, но уехал. А также посол встречался с деканом театрального факультета, которому не терпелось узнать, намерен ли мистер Ши строить театр.

— Посол — человек непредсказуемый, — подбодрил декана Хейген. — Желаю вам удачи.

Хейген снова посмотрел на часы. Времени на то, чтобы переодеться и успеть к открытию выставки в галерее современного искусства, было в обрез.

Том со всех ног бросился домой, переоблачился в бешеном темпе и в галерею примчался даже раньше, чем нужно. Тереза, как председатель худсовета, встречала художника в аэропорту. Пожилая смотрительница, дежурившая у малиновой ленты, погрозила Тому пальцем, велев вести себя поспокойнее. Услышавший шум директор галереи бросился к Хейгену, рассыпаясь в извинениях.

Том не считал себя знатоком живописи, но, взглянув на картины, сразу понял, что задумала Тереза, и усмехнулся. Его жена имела университетский диплом по истории искусства и увлекалась абстракционизмом. В возглавляемый ею худсовет входили седовласые фермерши, которые не особо разбирались в искусстве и дипломов не имели, зато точно знали, что им нравится: сельские пейзажи Нормана Рокуэлла, мрачные полотна индейцев и ранние творения Пикассо. Сегодняшняя выставка называлась «Комики, кошки и колеса — поп-арт Эрди Уорхола». Колеса на картинах были как в натуральную величину, так и размером с горошину, располагаясь колоннами и рядами. Комиков в лице Недотепы и Супермена художник кляксами разбросал между колесами. Седовласым фермершам могли понравиться кошки, а у Тома от них мурашки ползли по коже, особенно от зеленой с красными глазами, которая еще долго преследовала его в кошмарах.

Вот перерезали атласную ленту, а Терезы не было. В зале начали собираться первые посетители.

— Ничего себе колеса! — воскликнул Майкл Корлеоне, пришедший на выставку в компании акционеров, подставных лиц и Альберта Нери. После выставки вся компания направлялась на ужин в «Замок на песке», который готовил сам Энцо Аргуэлло. — Цветов столько, что глаза разбегаются!

— Наверное, в этом и состоит замысел, — предположил Хейген.

Наконец Тереза привезла художника, который оказался непримечательным молодым человеком с розоватыми волосами, в очках с толстыми оранжевыми стеклами. Фермерши тут же окружили его плотным кольцом.

— Этот Джо кажется славным парнем, — будто между прочим заметил Хейген.

— Так оно и есть, — отозвался Майкл. — Один из моих самых верных друзей.

— Неужели? — изумился Хейген.

— Что, вечер пропал даром? — В голосе Корлеоне звенел металл.

Откуда Майкл мог знать, чем он занимался после обеда? Том ведь всегда работал очень аккуратно — комар носа не подточит. Неужели в кабинете стоят подслушивающие устройства, а во всех телефонах — «жучки»?

— Ты ведь ничего не нашел, верно?

Лукаделло, все дело в Лукаделло!

— Я и правда навел справки о твоем приятеле, — с достоинством ответил Том. — Кроме того, у меня накопилась кое-какая работа. Но если хочешь знать, я действительно ничего не нашел!

— Если понадобилась информация о Джо, почему ты меня не спросил?

— Мне было просто любопытно!

Майкл взял с подноса бокал с вином и кивнул в сторону зеленой кошки.

— За праздное любопытство! — провозгласил он, однако пить не стал.

— Неужели меня продали? — недоумевал Хейген.

— Успокойся, никто тебя не продал, — ответил Корлеоне, переходя на сицилийский. — Я просто знаю тебя, Том, вот и смог предположить, что ты сделаешь и как поступишь. Ты адвокат до мозга костей, этим себя и выдал.

— Из какой он семьи? Я связался с Нунцио из Филадельфии и…

— Почему ты сразу записал Джо в мафиози, Том? Потому что у него итальянская фамилия? Ты меня разочаровываешь…

— Фамилия тут ни при чем! Зачем ты так?!

— Слушай, не кипятись! Джо сам тебе все расскажет. — Майкл снова заговорил по-английски: — Так или иначе, тебе придется его выслушать! Сегодня в полночь мы встречаемся в моем люксе.

Вырвавшись из стайки седовласых фермерш, окруживших Уорхола, Тереза подошла к мужу и Майклу Корлеоне:

— Вам нравится?

— Очень! — воскликнул Майкл.

— Чистой воды утопия, — заявил Том.

Тереза обняла мужа за плечи.

— Милый, я полностью с тобой согласна, — призналась она. — Да только выставка и сам Уорхол обречены на успех.

— Самолет задержался? — Том замахал руками, изображая самолет и сжимающего штурвал летчика. Совсем как сержант сегодня утром! Майкл невольно улыбнулся.

Тереза покачала головой:

— Нет, Уорхол попросил меня остановиться на Стрипе — ему вдруг захотелось пройтись. По пятнадцать минут стоял у каждого лотка, а у багетной мастерской и того дольше. Потом собрал все листки с рекламой публичных домов. Целую охапку, неизвестно для чего, а кто в результате их нес? Я, конечно!

— Неизвестно для чего? — усмехнулся Том.

— Не думаю, что он любит женщин, — возбужденно зашептала Тереза. — Тем не менее сейчас он всем рассказывает, что в ближайшем будущем Америка превратится в Лас-Вегас. Именно не уподобится, а превратится. Человек пробыл в городе всего три часа!

— Ну, некоторые схватывают на лету! — пожал плечами Майкл.

Когда после ужина Том пришел в люкс Майкла, Джо Лукаделло уже был на месте. Голый по пояс, он сидел за барной стойкой и играл в карты.

— Том, рад тебя видеть! Заходи! — Можно подумать, это его люкс. — Майк говорит, ты интересуешься моей скромной персоной. Весьма польщен!

После посещения выставки Том не отходил от Майкла ни на шаг. Интересно, когда он успел все рассказать Лукаделло?

Пришли Альберт и Тони Нери и, коротко кивнув собравшимся, закрылись в соседней комнате.

— Говоришь, Майк тебе сказал? — Том огляделся по сторонам и понял, почему все кажется таким знакомым. Стол для бильярда! Это же бывшие апартаменты Фредо, он жил здесь до женитьбы. В номере сделали ремонт, а стол остался. Корлеоне включил телевизор на полную громкость. И телевизор тот же! Фредо врубал его, чтобы не было слишком тихо, а Майкл — чтобы хоть как-то защититься от подслушивающих устройств. Показывали какое-то шоу для полуночников, все участники были одеты в белые тоги.

Держа в одной руке початую бутылку «Перно» и запечатанную «Джека Дэниэлса» — в другой, Джо вопросительно посмотрел на Тома. Воспользовавшись моментом, Хейген попытался заглянуть за темную повязку на глазу, но ничего не вышло.

— Пожалуй, я воздержусь, — сказал Том. — Слушай, не обижайся, но у меня был тяжелый день, и он еще не закончен. Лучше расскажи мне правду. Кто ты такой?

— Он Джо Лукаделло, — вмешался Майкл, разбивая шары на бильярдном столе. — Это истинная правда.

— Хотя я перестал им быть пятнадцать лет назад.

— Правда? А кто ты сейчас?

— Кто угодно или никто. Майк знает меня как Джо Лукаделло, потому что, когда мы встретились, я называл себя именно так. В некоторой степени я по-прежнему могу считаться Джо Лукаделло, хотя, как ты успел выяснить, за исключением карточки регистрации в «Замке на песке», которая, кстати, скоро исчезнет, об этом человеке больше нет никаких сведений. Некоторые помнят, что парень под таким именем некогда жил на свете, и это все!

— Значит, ты призрак!

— Горячо, очень горячо! — воскликнул Джо. — Ты почти угадал!

Майкл Корлеоне сильно ударил по шарам. Они столкнулись, издав резкий звук, от которого Том чуть не слетел с табуретки.

Тут Хейген и догадался. Кто похож на привидение? Призрак-шпион, агент ЦРУ.

— Уверен, что не хочешь выпить? — спросил Джо. — Что-то ты очень нервный!

— Он пьет кофе. — Корлеоне загнал два шара в лузу. — Крепкий, литрами!

— Парень, ты что, враг своему здоровью?

Хейген повернулся лицом к Майклу.

— Что здесь происходит? Этот одноглазый, которого никто не видел с незапамятных времен, приезжает в Вегас в отпуск и утверждает, что…

— …что он в деле, — вставил Джо.

Виртуозно работая кием, Корлеоне разыграл комбинацию из двух шаров.

— И мы должны ему верить? Просто так, на слово…

— Ты меня разочаровываешь, Том, — по-сицилийски сказал Майкл. — Зачем говорить о том, чего не знаешь? С чего ты решил, что я не видел Джо много лет? Разве я так сказал? Кажется, я просто упомянул, что мы вместе были в лагере. Почему ты уверен, что я не выяснил, на кого он работает? С чего ты взял, что он действительно приехал в отпуск, а не по делу? Например, чтобы кое-что нам предложить?

Нам? Хейген нахмурился.

Откуда Том и Майкл могут точно знать, что Джо не говорит по-сицилийски?

Корлеоне нанес блестящий удар от борта.

— Том, ты был моим адвокатом во время того слушания в Сенате, — начал Майкл по-английски. — Ты блестяще провел дело, но… — очередной шар закатился в лузу, — …у меня была запасная линия защиты.

— Ну, «защита» — это громко сказано, — заявил Джо, собирая карты с барной стойки. — Скорее подстраховка, дружеская помощь… Том, ты так отлично справился, что доделывать пришлось совсем немного…

Совсем немного доделывать?

Корлеоне отложил кий.

Оказалось, Лукаделло связался с Майклом незадолго до облавы на белый коттедж в штате Нью-Йорк, когда ФБР утвердило программу «Новых приоритетов» и удар по итальянской мафии стал только вопросом времени. Майкл и Джо не виделись с тех самых пор, как Билли Бишоп попросил Корлеоне предъявить права пилота. Майкл тут же признался, что никаких прав у него нет, и спас приятеля от позорного изгнания. Впоследствии Лукаделло был ранен под Ремагеном, сбежал из лагеря, а потом попал в американскую разведку. Сначала он работал в Европе, а последние несколько лет — на родине. Прошли годы, однако Джо был по-прежнему благодарен Корлеоне за то, что ради него тот пожертвовал своей мечтой, и надеялся отблагодарить. Пользуясь служебными связями, он вполне мог защитить от тюрьмы своих друзей, в том числе и Майкла. Даже если бы дошло до суда, Корлеоне вышел бы сухим из воды, а об участии Джо вообще бы никто не узнал. «Так в чем загвоздка?» — поинтересовался тогда Корлеоне. «Никакой загвоздки нет, — объяснял Джо. — Мы же не ФБР, информаторы нам не нужны. Ничего особенного не потребуется, максимум — небольшая услуга». Если Майкл или его люди не смогут сделать того, о чем попросит Лукаделло, никаких проблем не возникнет. Нет, и все, к нему обратятся в следующий раз! Джо — такой же бизнесмен, как Корлеоне, так что ни о какой кабале речь не идет.

Хейген постарался припомнить все дела за последние три года, которые показались ему странными, но тут же себя одернул. Сейчас не это главное!

— Почему вы вдруг решили ввести меня в курс дел? — поинтересовался Хейген.

— У Джо есть предложение, — сказал Майкл. — А мне нужен твой совет. Хочу кое-что предпринять, небольшой шаг назад, который позволит нам сделать десять шагов вперед. Если согласимся, то потребуется твое непосредственное участие.

— Что за предложение?

Майкл поднял кий и показал на Джо, будто передавая ему слово. Затем, внимательно посмотрев на стол, стал прикидывать, можно ли одним ударом загнать в лузу сразу четыре шара.

Джо похлопал Тома по плечу:

— Понимаю, то, что я расскажу, вам либо понравится и вы захотите участвовать, либо нет. В любом случае я говорю с людьми знающими и порядочными.

Корлеоне промахнулся по шару, хоть и ненамного.

— Много лет назад мы с Майклом обсуждали Муссолини, и я сказал, что на свете нет такого человека, которого нельзя убить.

— Конечно, ты говорил с таким жаром, что захочешь, не забудешь! — заметил Корлеоне.

— Господа, правительство США делает вам предложение. Исходит оно от самого Альберта Соффета, директора ЦРУ, и одобрено президентом. Согласны ли вы снова отправиться на Кубу и вернуться к делам? Как отнесетесь к тому, что за ваши старания будут платить, причем неплохие деньги? Заработок совершенно легальный, никаких проблем с налогами. Мы даже обучим ваших людей! Если вы согласитесь, это условие будет обязательным.

— Зачем дополнительное обучение?

— Революция многое изменила. Парням, которых вы пошлете на Кубу, понадобятся кое-какие знания и информация. Им помогут кубинское патриоты, сейчас живущие в изгнании. На что способны эти патриоты, нам известно. Мы гарантируем, что никто из участников не попадет в тюрьму в США или, еще хуже, на Кубе. Хочу сразу оговориться: если что-то пойдет не так, наше участие ни в коем случае не должно быть предано огласке. Если русские узнают, что за всем происходящим стоим мы или правительство, третьей мировой не избежать. Естественно, если ваши люди попадут в беду, мы постараемся помочь, хотя и не ценой разглашения тайны операции. Вы и ваши люди будете действовать как частные лица. Сегодняшней встречи никогда не было, я вообще не существую.

Хейгена бы развеселило предложение Джо и серьезный вид, с которым он все растолковывал, если бы не грандиозные масштабы операции. Корлеоне прибегали к физическому устранению лишь в крайнем случае. Убрать рядового копа — одно, а политического лидера — совсем другое, тем более в чужой стране. Всякое может случиться!

Вопреки общепринятому убеждению, активно культивируемому ФБР и ЦРУ, мафия никогда не убивает просто так, чаще всего — из мести или ради безопасности своих членов. За деньги — никогда, мафиози не наемные убийцы!

Хотя разве это не месть? Люди умирали за то, что пытались украсть у семьи сто долларов, а правительство Кубы присвоило казино. Разве это не то же самое, что спереть миллион?

Интересно, каких правил придерживается «отошедший от дел» дон?

Мастерски разыгранная комбинация, и все четыре шара закатились в угловую лузу. Пятый шар налетел на шестой подобно изголодавшемуся любовнику, и через секунду они вместе тоже исчезли в лузе.

— Ого! — воскликнул Джо. — Никогда не видел ничего подобного!

В дверь неожиданно постучали.

— Мы кого-то ждем? — удивился Хейген.

— Он опоздал, — объявил Джо, хотя открывать пошел Майкл. — Прошу прощения, хотя вам наверняка известно, что он опаздывает почти всегда!

К бильярдному столу приближался М. Корбетт Ши.

— Простите, господа, — извинился он. Телохранители остались в коридоре, что означало, что номер Майкла предварительно обыскали. — Задержался на встрече с сыновьями. Итак, могу я доложить президенту и генеральному прокурору, что мы обо всем договорились? Или остались какие-то проблемы? Если мне не изменяет память, дорогой consigliere, не далее как сегодня утром вы клялись в любви и преданности президенту!

Глава 27

После ухода Ши и Лукаделло Том смешал себе безалкогольный коктейль и вышел на балкон. Через дорогу над павильоном казино «Касбах» горела неоновая надпись «Джонни Фонтейн». Чикагское казино… Многие годы Хейген терзался мыслью, что они позволили самому популярному певцу Лас-Вегаса переметнуться к конкурентам. Том недолюбливал Фонтейна так же, как Вито, и презирал почти так же, как Майкл. Его бывший босс прав: из-за Фонтейна не стоит ссориться с другими семьями, хотя здесь Майкл частично покрывал Фредо, который отвечал за ангажирование артистов для «Замка на песке». Фредо всегда считал, что дружба важнее любых договоров, и явно попал впросак, когда Фонтейн, лебезивший перед Руссо, подписал шестилетний контракт с казино «Касбах». Всегда так: дружба дружбой, а денежки врозь.

Без денег вы мертвы! Хейген сделал глубокий вдох — не стоит давать волю эмоциям!

Дверь открылась, и на балкон вышел Майкл. В номере имелась стереосистема, и Корлеоне включил радио, наверное, опять для того, чтобы защититься от подслушивания. Передавали какую-то оперу. Том классическую музыку не любил, и Майкл должен был это помнить.

— Кажется, ты заранее знал, что скажет Лукаделло, — проговорил Хейген. — Когда ты впервые услышал об этом предложении?

Майкл щелкнул зажигалкой, инкрустированной драгоценными камнями и украшенной какой-то гравировкой. Пламя ярко высветило его смуглое лицо. Он глубоко и с наслаждением затянулся.

— Во время последней поездки на Кубу.

— В последний раз ты был на Кубе… — «Когда нас предал Фредо», — подумал Том, но вслух об этом сказать не решился. — Подготовка к революции уже шла полным ходом. Ты знал, что случится? Ты чувствовал?

— Тогда мы впервые обо всем поговорили, — рассказывал Майкл. — В то время это была скорее абстрактная идея, чем предложение. Я отказывался верить, что для революции достаточно харизмы одного человека. Мне казалось, его устранение ничего не изменит.

— А сейчас?

— И сейчас тоже. Только теперь неважно, изменится что-то или нет.

Да уж, загадка на загадке!

— Я люблю тебя, Майкл, — сказал Том, допивая коктейль. — Но, может, нам пора разойтись? Я имею в виду профессионально.

— Мне так не кажется, — твердо сказал Корлеоне.

— Ему не кажется! — передразнил Том. — А я устал от того, что меня считают идиотом, то посвящают в тайны, то держат в неведении! Сначала я просто твой брат, потом твой адвокат, потом consigliere, потом очередной политик, расположение которого ты купил, потом я исполняю твои обязанности, пока ты за границей, и, наконец, сейчас я пустое место, с которым можно даже не советоваться. Ты ведь знал, что я возмущаться не стану: ни перед парнем, которого я знаю всего несколько часов, ни перед Корбеттом Ши. Тем не менее вводить меня в курс дела ты не посчитал нужным — пусть этот дурачок сам во всем разбирается!

— Слушай, Том, тут и разбираться не в чем! Я только хотел, чтобы ты обо всем услышал не от меня, а от Джо, ведь это его операция, а не моя! Мы будем просто контрактниками, подрядчиками, если так можно выразиться! Микки Ши пригласили специально для тебя, как гаранта того, что президент полностью поддерживает операцию. Заметил, как злился Микки? Для нас это бизнес, новые возможности, деньги, а для них — месть. Я ведь не знал подробностей, поэтому и решил, что тебе будет полезнее услышать обо всем из первых рук.

Микки Ши! Так когда-то называл посла дон Вито.

— Том, если хочешь обсудить предложение Джо, то, пожалуйста, я готов! Если мы согласимся, то перед нами откроются огромные перспективы. Наш главный козырь — люди Джерачи, которых мы и пошлем на Кубу. Можно было задействовать ребят из Невады, но единственный из них, кто готов к такой операции, — Аль Нери, а его потерять мы не можем. Нет, использовать наших парней слишком рискованно. А вот если подключим людей Джерачи, то тут ситуация совсем иная: замечательно, если они со всем справятся, а если нет, вся ответственность ляжет на Фаусто. Я-то отошел от дел и вообще ни при чем!

Том с хрустом раскусил кубик льда, молча изучая ночное небо.

— Если покушение удастся, а коммунисты останутся у власти, — продолжал Майкл, — то мы, по крайней мере, неплохо заработаем. А если все получится, ты только подумай! На Кубе будет восстановлена демократия, мы сможем вернуться к делам. Все будет легально, а прибыль такая, какая в Штатах и не снилась! Наше правительство и марионетки, которых отправят на Кубу, будут бесконечно нам благодарны и станут блюсти наши интересы превыше других семей. Думаю, мы без труда убедим Собрание, что Джерачи и его люди действовали по нашей наводке. Если кто-то и будет недоволен, что мы связались с правительством, то миллионы, которые они заработают на Кубе, быстро заставят их замолчать. При любом развитии событий мы заработаем половину денег, а вторую половину получит Фаусто. Он никогда не узнает, что в деле замешаны мы. Джо и его помощники договорятся с ним напрямую, минуя нас. Можно сказать, Джерачи отстегнет нам половину заработка, только нашу долю будет приносить Лукаделло. Джерачи слишком агрессивен и честолюбив, чтобы отвергнуть такое заманчивое предложение. Его сицилийцы идеально подходят для кубинской миссии: они смелые, целеустремленные, беззаветно преданы Фаусто, а что особенно ценно — не связаны обетом, запрещающим убивать политиков и копов. Очень сомневаюсь, но, если Джерачи все-таки придет к нам за благословением или советом, мы прозрачно намекнем, что отошли от дел. Если предложит вступить в долю, мы откажемся. Лишь в случае благоприятного исхода Фаусто узнает о нашем участии в кубинской операции, скорее всего, от своего крестного — дона Форленца. А даже если и так, то что? В этом случае Джерачи станет героем, опять же благодаря нам. Однако самое главное во всей этой истории — то, что мне понадобится опытный и преданный человек, на которого я смогу положиться. Без тебя я не справлюсь, даже пробовать не хочу!

— Ты уже неплохо справляешься без меня! — заметил Хейген. — С тобой Джо, Аль Нери и Ник Джерачи, чтобы выполнять грязную работу. Ты легко обойдешься! Посмотри, какие потери несет мафия каждый год и все равно процветает! Это лучшее доказательство того, что незаменимых людей нет.

— Но мне нужен ты, Том! Ты столько лет общался с послом! Президент был и остается примерным сыном, он сделает все, что скажет отец.

— К послу можно подослать кого угодно — любого адвоката, юриста, судью!

— Ты единственный человек на свете, которому я доверяю, и ты это знаешь. Если я что-то от тебя скрывал, то не потому, что недооценивал, а потому, что старался защитить!

— Защитить меня? Ну, спасибо большое! — воскликнул Том.

— Слушай, что мне сказать? Что я человек, я ошибался и не всегда корректно себя вел по отношению к тебе? Хочешь, извинюсь? Ты этого добиваешься?

— Конечно, нет, — вздохнул Том. — Откровенные ответы на некоторые вопросы интересуют меня гораздо больше.

Майкл покорно кивнул.

— Я в вашем полном распоряжении, советник! Спрашивайте!

— Темная повязка на глазу Лукаделло — настоящая или фальшивка?

— Ничего себе вопрос!

— Погоди, очередь дойдет и до вещей посерьезнее.

— Джо сказал, что глаз выбили на войне, в подробности мы не вдавались.

— А само предложение — настоящее или фальшивка? Думаешь, Лукаделло обладает такими полномочиями? Что касается посла… Хотя он и сделал своего сына президентом, но реальной власти не имеет. Лично я никогда ему не доверял, уверен, что и ты тоже.

— Сначала моим единственным информатором был Лукаделло, — рассказывал Майкл, — однако, решив принять предложение, я настоял на встрече с Альбетом Соффетом. Ты же знаешь, что должность советника была чистой формальностью, в заседаниях переходного правительства я не участвовал. А вот с директором Соффетом встречался. Еще тогда мне казалось, что затея очень рискованная, ведь, как и то неудавшееся вторжение на Кубу, она санкционирована предыдущей администрацией. Тем не менее Соффет слово в слово подтвердил все то, что сказал Джо. Американские войска не могут захватить Кубу, потому что русские в долгу не останутся. Если ограничиться экономическими санкциями, то коммунисты останутся у власти еще лет на пятьдесят. Раз нет возможности действовать напрямую, правительство вынуждено прибегать к другим мерам. План А не удался, а план Б — это мы.

— Значит, именно для этого ты якобы отошел от дел?

— И да и нет. Послушай, я уже почти все рассказал, а о финансах и правовой стороне ты осведомлен лучше меня. Тебе известны все уловки, к которым мы прибегли, чтобы сделать Ши президентом. А что касается связей, то их мы и налаживали, и использовали вместе. Том, будь ты сицилийцем, наш тандем можно было бы назвать regime!

Хейген разглядывал пустой бокал.

— Вообще-то это была шутка, — сказал Майкл.

Том встряхнул стакан, и кубики льда загремели.

— Слышишь? Чем не мой смех?

Где-то внизу завыла сирена, и две машины выехали из расположенного по соседству депо.

— Ладно, так и быть, ты прав, я действительно кое о чем умолчал. Возникла еще пара проблем, которые я не смогу разрешить, если полностью отойду от дел. Для этого я и договорился с Собранием о том, что… Боже, Том, ты же сам мне помогал найти приемлемые условия!

— Итак, одна из этих двух проблем — Куба?

— Нет, Куба — это наше завтра, а проблемы касаются сегодняшнего дня.

Разыскивая сигару, Том похлопал себя по карманам. Вот она наконец! Как и многие сироты, он не доверял людям, даже родственникам! Однако в глубине души Хейген знал, что навсегда останется consigliere Майкла.

Корлеоне чиркнул зажигалкой. Ого, какое сильное у нее пламя!

Хейген откусил кончик кубинской сигары.

— Спасибо, — поблагодарил Том, прикуривая. — Отличная зажигалка.

— Старый подарок, — отозвался Майкл.

— Расскажи про те две проблемы, — попросил Том.

Майкл закурил сигарету и показал на «Касбах».

— Проблема номер один!

— Фонтейн? — не понял Хейген. — Я устал от догадок.

— Фонтейн! — презрительно скривился Майкл. — Нет, я имел в виду Носа. Если я полностью отойду отдел, Руссо тут же назначат capo di tutti capi, что нанесет сокрушительный удар по нашей позиции на озере Тахо. И на Кубе, когда мы туда вернемся. Нос тоже ринется на Остров свободы, и остановить его мы не сможем. В Неваде за нас есть кому постоять, но с Чикаго нам не справиться. Если я потеряю место в Собрании, а Руссо станет верховным боссом, то о наших амбициях придется забыть.

— Пожалуй, — согласился Хейген.

Концерт классической музыки прервал диджей, который объявил, что они слушали отрывок из оперы Масканьи «Сельская честь», а затем радостно объявил рекламную паузу.

— Не говоря уже о том, что если Членонос, прекрасно знающий посла, станет capo di tutti capi, то окажется гораздо ближе к президенту, чем мы. Такое развитие событий меня совсем не устраивает.

— Ну, чего-то подобного я и ожидал, — сказал Том. — Впервые слышу, чтобы ты называл Руссо Членоносом. Думал, ты вообще не сторонник кличек.

— Из первой проблемы плавно вытекает вторая, — улыбнулся Майкл, хотя улыбка получилась совсем не доброй. — Знаешь, кто дал мне эту зажигалку?

— Попробую угадать. Руссо?

— Значит, от догадок ты все-таки еще не устал!

Корлеоне рассказал о Джерачи, о том, как пытался его убить, а также о том, что при более благоприятных обстоятельствах попробует сделать это снова.

Том слушал молча, зная, что должен злиться из-за того, что Майкл слишком долго держал его в неведении, и старался сдержать оживление и восторг, которые вместо этого испытывал. Хейген смешал себе коктейль с «Джеком Дэниэлсом», а Корлеоне, который обычно не пил ничего крепче воды, тоже попросил приготовить ему коктейль.

— Есть еще один вопрос, — проговорил Том, передавая бокал Майклу. — Что помешает ЦРУ обойтись с нами так же, как ты собираешься поступить с Ником? Почему бы им вдоволь нами не попользоваться, а потом просто не уничтожить?

— Мой старший брат снова в игре! — радостно заметил Майкл.

— И?

— Все возможно, — признал Корлеоне. — Ситуация довольно щекотливая, но у нас достаточно связей, чтобы натравить ФБР на ЦРУ. И не забывай, у нас есть родственник в Министерстве юстиции.

— Кто, Билли Ван Арсдейл? — скривился Хейген. — Мальчик, который по-прежнему думает, что получил эту работу благодаря отцу? Он сделает все возможное, чтобы с нами не связываться.

— Он сделает то, что скажем мы, — заверил Майкл, — а именно: станет нашим осведомителем в Министерстве юстиции. Амбиции у маленького Билли бьют через край, и он не особенно с нами считается. Кажется, он боится, что, женившись на Франческе, навсегда застрял на мелкой работе, вместо того чтобы блистать в зале суда и давать интервью. Думаю, мы легко сможем ему помочь. Билли будет думать, что нас использует, а мы потом вежливо попросим его об услуге.

— Другими словами, — проговорил Хейген, с трудом сдерживая улыбку, — предложим ему то, от чего он не сможет отказаться. Блестяще, Майкл. Отец бы гордился тобой!

Вито Корлеоне никогда не бывал в Лас-Вегасе, но сидящие на балконе мужчины чувствовали его присутствие, словно прикосновение теплой ладони.

— Увидим, — проговорил Майкл. — Ценность плана проявляется на практике.

— За практику! — провозгласил Том. Братья чокнулись и выпили до дна.

Книга 8 1961–1962

Глава 28

Итак, Майкл Корлеоне и Ник Джерачи начали последний год сотрудничества в состоянии холодной войны.

Они организовывали покушения друг на друга и лишь чудом не узнали о неудачных попытках.

И тот и другой хранили зловещие секреты и боялись раскрыть карты раньше времени.

Без благословения и разрешения Собрания Джерачи не мог выступить против Майкла (или, например, против Руссо). А как получить такое разрешение, если членом Собрания не являешься? Не менее важно то, что, убив Майкла, Джерачи «убивал» для себя целую армию подкупленных политиков, судей, профсоюзных деятелей, полицейских, редакторов газет и журналов, телевизионных продюсеров и даже стратегически важных секретарей. Обо всех связях семьи знали только Корлеоне и Хейген. Приемыш Том предан семье душой и телом, что Майкл весьма успешно использует. По сути, те двое связаны, как сиамские близнецы. Джерачи казалось, что устранять Хейгена слишком опасно: лишь один шанс из тысячи, что все получится, при любом другом раскладе жертвой окажется сам Джерачи. Даже если удастся избавиться от Майкла, Ник не представлял, что сможет переманить Тома к себе. А ведь лучшего учителя, чем Хейген, не найдешь! Нет, такие люди на вес золота, Тома нельзя трогать!

Что касается Майкла, то он слишком много вложил в Джерачи, чтобы его убивать. Кого еще поставить во главе кубинской операции? Корлеоне был нужен человек, который подберет людей, проведет операцию, а потом тихо исчезнет, в общем — вылитый Джерачи.

А еще важнее с честью выдержать переходный период и стать в глазах других донов образцом для подражания. Прикончи Майкл сейчас Джерачи, и не сдержать ему слова, данного отцу и жене! Бывшей жене, покойному отцу… Для человека, решившего выполнять свои обещания, такие обстоятельства, как развод и смерть, роли не играют!

Дрожь впервые появилась у Ника Джерачи в тот день, когда Майкл Корлеоне произвел его в боссы. На следующий день она почти полностью исчезла и проявлялась лишь при сильной простуде до того самого дня, когда Ник вместе с Джо Лукаделло, которого он знал как агента Айка Розена, поехал в Нью-Джерси осмотреть болотистый участок земли. Это именно его Фредо Корлеоне некогда мечтал превратить в подобие Кольмы. Каким бы провальным ни был план Фредо, земля оказалась выгодной покупкой. Джерачи лишь использовал под складские нужды амбар, а землей так и не распорядился. Он мог продать ее в любой момент и получить двойную прибыль.

Они все ехали на одной машине: Джонни Ридикюль за рулем, рядом с ним — молодой Кармине Марино. Розен носил на глазу темную повязку и совершенно не походил на еврея. Он пригласил еще одного агента, надменного блондина, которого якобы звали Дойл Флауэр. Конгрессмен, рассказавший Джерачи, что участие Майкла в переходном правительстве было чистой формальностью, переговорил с Альбертом Соффетом и выяснил, что Розен и Флауэр действительно являются агентами ЦРУ. Тем не менее Ник попросил Эдди Парадиза и еще пару ребят выехать следом, на случай, если что-то пойдет не по плану.

Машина свернула с ухабистой проселочной дороги к амбару. Нерадивые водители мусоросборников и простые граждане годами использовали это место в качестве свалки. Так что частная собственность Ника Джерачи была завалена старыми плитами, унитазами, ржавеющими корпусами тракторов и легковушек. А ведь еще семь лет назад в этот район люди ездили на пикник!

— Лучшего места для трупов не придумаешь! — заявил Розен.

— Похоже, так считают многие, причем без моего ведома, — честно сказал Джерачи. Все покойники, обнаруженные на земле Ника, были жертвами бытовых убийств. Хозяйничающие в этом районе ребята Страччи знали, кому принадлежит участок, и уважали право собственности. — Копы любят делать из нас Фредди Крюгеров. Как только находят завернутый в ковер труп, то все, вините мафию.

— Мы не копы, — заметил Розен.

— У моей бабушки тоже была такая штука! — сказал Флауэр, показывая на калоприемник Джонни Ридикюля.

— Пришлось привыкнуть, — мрачно отозвался Джонни. — Так же, как твоему приятелю — к повязке.

— Ты что, посрал? — поинтересовался Розен. — Говном воняет!

Джонни повернул так резко, что пассажиров встряхнуло, и собрался ответить зарвавшемуся Розену, но его опередил Кармине.

— Это воняет не его дерьмо, а штат Нью-Джерси!

Флауэр и Джерачи дружно рассмеялись: атмосфера явно разрядилась. Кармине уже исполнилось тридцать, но он выглядел на десять лет моложе. Прирожденный лидер, он был крестником Чезаре Инделикато, дона из Палермо, под патронажем которого Джерачи занимался торговлей наркотиками. Родственник Боккикьо по материнской линии, он прибыл в страну в качестве заложника во время первой встречи глав всех семей. С тех пор прошло всего пять лет, а Кармине уже командовал шайкой молодых головорезов на Никербокер-авеню. У амбара стояли две машины. По доносящимся из салонов стонам было ясно, чем занимаются их владельцы. Машины так и подскакивали!

— Единственная проблема — местное население, — сказал Джерачи. — Да вы сами посмотрите! Стыд один!

Вот подъехал автомобиль с телохранителями Джерачи, но вышел из нее только Эдди Парадиз.

— Трясешься, совсем как эти машины! — заметил Розен. — Ты в порядке?

— Это все Джонни и чертов кондиционер, — пожаловался Джерачи, хотя в машине было совсем не холодно. Ник вышел, чтобы немного размяться. На свежем воздухе дрожь стихла.

Кармине тоже решил пройтись. Одним движением он вытащил из брючного кармана пистолет и трижды выстрелил по амбару.

Машины разом перестали подпрыгивать. Испуганные прелюбодеи натягивали на себя нижнее белье. Кармине выстрелил еще раз.

— Четыре выстрела в линию! — воскликнул Флауэр. — Что же, начало неплохое. Парень, ты прирожденный стрелок по амбарам! Гроза любовников!

Кармине помахал вслед удаляющимся машинам.

Все, даже агенты, снова рассмеялись.

— В последний раз, когда Кармине решил вспугнуть трахалыциков, — рассказывал Ридикюль, — машина застряла в грязи. Мы хотели их вытащить, а они бросили тачку и убежали. Потом одного из наших арестовали. Не знаю, можно ли назвать краденой машину, которую бросили сексуально озабоченные подростки!

— У той девки в «Форде» сиськи высший класс! — Агент Флауэр причмокнул губами.

— Да, с такими не заскучаешь! Ай да девка!

Розен кивнул, хотя его мысли явно были где-то далеко.

— Неплохо, совсем неплохо, — пробормотал он, и Джерачи не сразу понял, что Розен имеет в виду его собственность, а не пышный бюст блондинки.

Джерачи провел агентов в амбар. Он только снаружи казался ветхим, а изнутри был укреплен и бронирован, словно банковский сейф.

— У кого-нибудь есть листок бумаги? — спросил Розен, доставая из кармана карандаш.

Флауэр протянул миниатюрный блокнот.

— Побольше! — Розен размахивал карандашом, словно дирижер палочкой.

— Могу предложить картонную коробку.

Агент нахмурился, и в этот момент можно было заглянуть за темную повязку на глазу.

— Нет, нужна бумага.

— Прости, — сказал Эдди. — Я ничего не записываю и ничего не теряю.

Порывшись в машине, Джерачи нашел школьную тетрадь Бев.

— Подойдет?

Розен благодарно кивнул. Усевшись на деревянный пол амбара, он стал чертить план спортивного зала. Чертил он быстрее, чем многие люди пишут. Затем Розен вышел из амбара и, оглядевшись по сторонам, обозначил расположение будущих казарм. Вдохновившись видом Кармине и Джонни Ридикюля, паливших с болотной кочки в крыс и чаек, Розен нанес на схему стрельбище.

Ридикюль постоянно мазал, а вот Кармине стрелял, как настоящий Робин Гуд, превращая белоснежных птиц в кучки окровавленных перьев. За исключением бывших копов и ветеранов войны, в итальянской мафии мало кто мог попасть в летящую чайку. Убийства чаще всего совершались выстрелом в упор. Среди людей Джерачи не было ни одного снайпера, а ведь именно они понадобятся на Кубе. Значит, Кармине Марино станет одним из тех, кто отправится на Остров свободы бороться с заклятым врагом американской демократии!

— Ничего себе чертит! — восторженно прошептал Флауэр, кивая в сторону своего коллеги.

Розен передал им тетрадку. Несмотря на походные условия и быстроту исполнения, чертежи были выполнены с восхитительной аккуратностью. По ним можно было строить!

— Во мне умер архитектор, — будто извиняясь, пробормотал Айк.

Джерачи заявил, что его люди могут выполнить всю работу за неделю, но Розен нахмурился и сказал, что все не так-то просто. Оказывается, прежде чем начать строительство, нужно переделать огромное количество бумажной работы: патенты, разрешения, постановления и т. д.

Именно тогда Джерачи понял, насколько все серьезно и что эти два клоуна действительно работают на правительство.

Розен забрал тетрадку у Ника и стал скептически ее просматривать, словно старая дева товары интим-шопа.

— Ну, не знаю, — протянул агент ЦРУ. — Хотя бы с местным населением не было проблем!

— А какие проблемы могут возникнуть с местным населением?

— Если забрать у людей место, где они годами сваливали мусор и развлекались с нянями и домработницами, они вряд ли будут довольны, — глубокомысленно заявил Флауэр.

— Особенно в Нью-Джерси, — добавил Кармине, доставая из багажника новую обойму с патронами.

— Я родился и вырос в Нью-Джерси, сэр! — с вызовом сказал Розен.

— Тогда вы все сами знаете, — бросил Кармине, захлопывая багажник.

— Ты мне нравишься! — воскликнул Флауэр, ударив мафиози по спине.

— При чем тут моя спина? — возмутился Кармине. — Оставь ее в покое!

— Смешно, но наш мальчик не любит, когда его хлопают по плечу! — заявил Джерачи.

— Смешно, — подтвердил Кармине. — Многие, кто так делал, оказались на кладбище!

— Теперь я как никогда уверен, — начал Флауэр, — что лучшего кандидата, чем вы, мистер Марино, не придумаешь! Если забыть о подстреленных крысах и болезненном отношении к спине, ты парень что надо.

Кармине широко улыбнулся и в ответ похлопал Флауэра. Агент сделал вид, что собирается ответить тем же, но в последний момент передумал. Оба засмеялись.

— Первый даго, которому не нравится, что его хлопают по спине! — пробормотал Розен, и Джерачи показалось, что такое может сказать только итальянец.

— С местными проблем не будет, — пообещал Джерачи. — Можете мне поверить.

На следующий день на шоссе появилась вывеска: «Элитные земельные участки. В продаже с июня 1962 года». Местные жители умрут от любопытства. Закрутится такая интрига, что окупятся все затраты: дренирование, облагораживание, привлечение лучших юристов и адвокатов, подкуп местного земельного комитета. В общем, обычная для дона операция.

В тот вечер за ужином Джерачи колотило так сильно, что Барб и Бев перепугались, а Шарлотта хотела вызвать «Скорую».

— Это от кофе, — поспешно сказал Ник.

Жена давно просила его перейти на чай.

— Не получается, — признался Джерачи. — Сегодня вечером в клубе я выпил эспрессо.

Ник лгал, никакой кофе он не пил. Огромным усилием воли он заставил себя расслабиться, чтобы контролировать каждое свое движение. Утром дрожь началась снова. Жена сказала, что, если Ник не пойдет к доктору, она перережет ему подколенное сухожилие и силой отвезет в больницу. Джерачи заявил, что с ним все в порядке, а тряска пройдет. На это Шарлотта принесла с кухни самый большой нож. Ник засмеялся и заверил, что очень ее любит. Угрожающе размахивая ножом, жена заявила, что настроена серьезно и решительно.

— Я тоже, — ответил Ник и дрожащей рукой показал на телефон. — Будь лапочкой, набери для меня номер.

Когда Шарлотта положила трубку, дрожь утихла.

Личный доктор Джерачи внимательно осмотрел больного и задал кучу вопросов. Судя по всему, он был в тупике.

— Может, все дело в нервах? — вслух поинтересовался эскулап. — У вас проблемы на работе? Чрезмерные нагрузки, стресс? Или, может, дома неприятности?

— Думаете, я с ума сошел? К этому ведете?

Ник получил направление к специалисту.

— Если полсловом «специалист» подразумевается психиатр, то вас ожидает пренеприятный разговор, док.

Доктор заверил, что осознает серьезность ситуации.

Специалист был неврологом с мировым именем. Диагноз, который он поставил, — болезнь Паркинсона в начальной стадии, возникшая в результате многочисленных травм черепной коробки в бытность профессиональным боксером и обостренная сильным сотрясением мозга.

— По голове меня били не так уж и часто! — возмутился Джерачи.

— Вы, боксеры, все одинаковые! — засмеялся доктор. — Расскажите о сотрясении мозга. Оно ведь случилось недавно, правда?

Естественно, Ник не обмолвился об авиакатастрофе, которая едва не стоила ему жизни.

— Можно сказать и так, — проговорил Джерачи. — Если шесть лет — это недавно.

— Что случилось шесть лет назад?

— Я упал и потерял сознание. Пренеприятная травма!

Невролог посветил ему в глаза фонариком.

— Интересно, откуда вы упали? С Эмпайр-стейт-билдинг?

— Можно и так сказать, — заметил Джерачи.

Из окна отеля «Антика Фокаччерия» Ник Джерачи смотрел, как жилистый старик с серыми усами пересекает площадь Святого Франциска. Площадь была оазисом света, затерянным среди темных улиц Палермо. Считалось, что старик идет один.

На самом деле дон Чезаре никогда не был один. Он научил своих soldato и телохранителей сливаться с окружающей обстановкой. Сторонний наблюдатель ни за что не догадался бы, что молодой человек, облокотившийся на поношенный «Веспас» у кафедрального собора, — человек дона Чезаре, так же как и четверо, снующие перед рестораном и громко спорящие о футболе. Сторонний наблюдатель подумал бы, что пожилой мужчина, пересекающий площадь, — бывший учитель истории, а не герой освобождения Сицилии и самый влиятельный человек в Палермо.

Следует заметить, что Палермо — такой город, где все на все обращают внимание.

Было три часа, и ресторан еще не открылся для обычных посетителей. Обслуживающего столик официанта предварительно обыскали люди дона Чезаре, один из которых дежурил в дверях, а трое других следили за поварами на кухне.

За красным вином и сандвичами с говяжьей селезенкой, которыми славился ресторан, Джерачи и Инделикато обсуждали проблемы, связанные с торговлей наркотиками. Говорили по-английски, и вовсе не из соображений безопасности, а потому что, несмотря на частые поездки на Сицилию и детство, проведенное в окружении сицилийцев, Джерачи очень слабо говорил по-итальянски, а на сицилийском диалекте еще хуже. То есть он почти все понимал, а говорить не мог, словно срабатывала какая-то внутренняя блокировка.

— Дружище, страшно рад видеть тебя в Палермо! — проговорил дон Чезаре, доедая бутерброд и облизывая пальцы. — Только ведь ты проделал такой долгий путь не для того, чтобы поговорить со мной о наркотиках!

— На этот раз я привез жену и дочерей, — объяснил Джерачи. — Старшая осенью уезжает в колледж, так что это, возможно, наш последний отпуск вместе. Они никогда раньше не были на Сицилии, поэтому за десять дней надеются увидеть как можно больше. — Джерачи и семья могли бы пробыть на острове и дольше, если бы прилетели на самолете, но Ник не желал испытывать судьбу. — Я и сам плохо знаю Сицилию, даже в Таормине раньше не был!

Дон Чезаре горестно воздел руки к небу:

— Я владею самым лучшим отелем в Таормине. Почему ты заранее не предупредил, что приедешь, да еще с семьей? Вас бы приняли с королевскими почестями!

— Вы и так столько для меня сделали, дон Чезаре, что я не смею просить о большем.

Однако от старого дона просто так не отделаешься. Пришлось пообещать приехать на следующий год и непременно погостить в роскошном отеле дона Инделикато.

— Дон Чезаре, я хотел с вами встретиться еще по одной причине. Речь пойдет о вашем крестнике Кармине Марино.

Дон нахмурился:

— С ним все в порядке?

— Отлично, лучше и быть не может, — успокоил старика Джерачи. — Кармине — один из самых надежных моих людей. Поэтому я и хочу поговорить с вами о работе, которую собираюсь ему предложить. Работа очень важная, хорошо оплачиваемая, но опасная.

Как же хотелось Нику довериться старому дону! Инделикато был очень ценным и надежным союзником. Кроме того, он единственный из знакомых Джерачи имел дело с ЦРУ. Во время войны представители мафии, которых не изгнали на Устику, действовали совсем как движение Сопротивления во Франции. Через Лаки Лючано, депортированного из США дона, Инделикато встречался с представителями УСС, впоследствии превратившегося в ЦРУ, и поставлял бесценную информацию, которая легла в основу плана по захвату острова. Именно Инделикато пришла в голову мысль сбросить с самолета тысячи ярко-красных платков, украшенных большой буквой «L», символизировавшей Лаки Лючано, чтобы предупредить сицилийцев о том, что освобождение не за горами. Британские войска, не сотрудничавшие с мафией, понесли огромные потери при освобождении восточной части Сицилии, зато американцы, имея под рукой точные данные о противнике, оказались гораздо удачливее. После освобождения Сицилии многие города превратились в военные базы. Влияние американцев было так велико, что исполняющими обязанности мэра во многих городах были назначены мафиози. Вскоре войска союзников покинули остров, а доны так и остались мэрами. Когда уцелевшие на Устике вернулись домой, то обнаружили, что стараниями УСС политическое влияние мафии многократно возросло. Вскоре после этого Чезаре Инделикато был избран в итальянский парламент и долго возглавлял популярное движение по отделению Сицилии от Италии и вхождению в состав США на правах сорок девятого штата.

В конце концов Джерачи решил не рисковать.

— Подробности сообщить не могу, — извиняющимся тоном сказал Ник. — Только то, что Кармине хочет получить эту работу и ему придется командовать людьми, которых я с ним пошлю.

— Не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь! Хочешь получить благословение? Я ведь даже не знаю, о чем речь!

— Если велите отстранить Кармине от участия в этом проекте, я так и сделаю. Поймите, я не имею права разглашать тайну операции.

Дон Чезаре обдумывал услышанное.

— Насколько я понял, — ответил он наконец, — мой крестник Кармине, который каждый месяц присылает матери деньги, может погибнуть, выполняя эту секретную работу. Если это так, то мое благословение ни к чему.

Теперь задумался Джерачи.

— Ты ведь знаешь, что он родственник Боккикьо? Не хочу, чтобы потом смерть Кармине повесили на меня.

Голос дона Чезаре зазвучал неуверенно. Кажется, он просто зондирует почву. Разумеется, дон прекрасно знал, что за родня у Кармине Марино…

— Получается, Кармине знает о цели предстоящей операции и об опасности тоже, но все-таки готов за нее взяться, si?[15]

— Именно, он рвется в бой.

Дон медленно закивал, словно желая показать, что обдумывает возможные последствия своих слов.

— Кармине — мужчина, — сказал он, — и своей жизнью должен распоряжаться сам.

— Спасибо, дон Чезаре. — Джерачи почувствовал, что снова начинает дрожать, и, извинившись, вышел в уборную. На самом деле ему нужно было пройтись и сосредоточиться на ходьбе, чтобы дрожь прекратилась. Помочившись, он почувствовал себя гораздо лучше.

— По ряду причин, одной из которых будет назначение Кармине командиром, — начал Ник, возвращаясь на свое место, — для предстоящей операции лучше всего подойдут сицилийцы. Еще один довод в их пользу — отсутствие предрассудков, запрещающих убивать копов и государственных чиновников.

— Нужны люди? — спросил Инделикато. — Подберем, нет проблем!

— Спасибо большое, но ввозить иммигрантов специально для этой операции слишком рискованно. Нужны люди, уже некоторое время прожившие в Штатах. Привлекать одних ребят из отряда Кармине тоже опасно. Не дай бог, с парнем что-то случится, что тогда? Думаю, стоит обзвонить пиццерии и собрать самых лучших парней. Что скажете?

— Правильно, пусть вспомнят, зачем приехали в страну!

Почти все работники пиццерий на территории США обрели новую родину стараниями Чезаре Инделикато.

— Со многими из тех ребят я даже не знаком.

— И правильно! Они живут тихо, проблем никому не создают, зачем же с ними знакомиться?

— Тоже верно. Значит, у меня будут ребята, прожившие в стране лет по семь. Сам я почти никого из них не знаю… Дон Чезаре, не могли бы вы назвать четырех лучших парней из числа тех, кого вы отправляли в Штаты. Лучших в смысле силы характера, ума, выдержки.

Джерачи думал, что ответ последует не сразу, но дон Чезаре ответил, не задумываясь, и кратко описал каждого из четырех кандидатов. Если они хоть наполовину так хороши, то операция на Кубе пройдет без сучка без задоринки.

— Есть еще одна проблема, никак не связанная с тем, что мы до этого обсуждали, — мрачно сказал Джерачи. — Она касается предателя, человека из вашей среды, которого недавно депортировали из Штатов. Собрание считает его присутствие в Палермо крайне нежелательным. Да и присутствие вообще…

Джерачи мог обойтись и своими силами, но дон Чезаре все понимал: Ник теперь босс, а боссам пачкаться не пристало.

Хилый, болезненный монах-капуцин спускался по лестнице к подземному кладбищу монастыря. Несмотря на глаукому и артрит, монах не собирался превращаться в обузу. Он по-прежнему выполнял те же обязанности, что и много лет назад, когда прибыл в Палермо совсем молодым юношей. Работать в саду, готовить еду своим братьям во Христе, бальзамировать тела усопших капуцину нравилось, а вот продавать туристам открытки и собирать за ними мусор: банки из-под колы и пива, винные бутылки, лампы-вспышки и даже использованные презервативы — не очень.

Время было послеобеденное, примерно три часа дня, скоро кладбище откроется для посетителей. За железной решетчатой дверью ждала группа немецких туристов. Чем ниже спускался монах, тем тише становились грубые голоса пришельцев. Капуцин улыбнулся, благодаря Господа за то, что он щадит его уши.

На ступеньке валялся фантик. Монах пригнулся, чтобы его поднять, и колени хрустнули.

Перед ним простирались туннели, где нашли последний приют восемь тысяч сицилийцев. Распадающиеся скелеты в парадной одежде рядами свисали с крюков, черепа опущены, словно выражая покорность и смирение. Останки других покоились на грубых каменных полках в утопленных в стену альковах и нишах. Гробов было совсем немного, скелеты возлежали в них на деревянных подушках, покрытые слоем пыли, в которую превратилась плоть. В жизни усопшие были герцогами и баронессами, настоятелями монастырей и кардиналами, героями, сражавшимися на стороне Гарибальди и против него. Некоторые, предки монаха в том числе, запятнали свою репутацию, связавшись с теми, кого на Сицилии называли Друзьями. Восемь тысяч усопших: все они щедро заплатили ордену за то, чтобы их останки оказались в этой пещере. Капуцин не уставал удивляться человеческому безумию. Монахи перестали принимать тела в 1881 году, сделав исключение лишь для Бамбины, двухлетней девочки. Старый капуцин многое сделал, чтобы она появилась в этом склепе. Восемь тысяч человек страстно хотели остаться в памяти потомков, а в результате их забыли все, кроме Создателя. Искусные бальзамировщики и сухой холодный воздух пещер замедляли процесс разложения, да только всех, кроме Бамбины, ждали тлен и забвение.

Монах повернул налево, старательно всматриваясь в пол, чтобы не пропустить мусор или отвалившуюся кость. В этой части пещеры находились его дедушка и бабушка из небольшого городка Корлеоне. Оба висели на крюках в вертикальном положении. На дедушке зеленый бархатный пиджак, а под ним — сквозная рана, в которую был воткнут металлический прут, удерживавший хрупкое тело. Бабушка была в свадебном платье, зато со сломанной рукой, кость отвалилась много лет назад, и ее посадили на проволоку. Когда капуцин только появился в монастыре, у них еще были лица. В течение пятидесяти лет монах ежедневно наблюдал, как постепенно исчезают глаза и кожа. Он целовал кончики своих пальцев, аккуратно прикладывался ко лбам предков, бормотал молитвы и спешил прочь.

В самом конце туннеля покоилась Бамбина, очаровательная двухлетняя крошка, которая умерла в 1920 году и стала настоящим магнитом для туристов. Бальзамировавший девочку доктор хвастался перед монахами, что усовершенствовал саму процедуру. Хвастун умер, так и не раскрыв своего секрета. Убил его грех гордыни, как впоследствии рассказывал молодым послушникам капуцин, хотя на самом деле причина была банальнее — разрыв селезенки. Сколько дней провел старый монах, изучая записи доктора, но так и не понял, в чем заключается тайна! Двухлетняя девочка в гробу с прозрачной крышкой выглядела так, будто умерла пару дней назад.

Приближаясь к Бамбине, монах решил, что зрение играет с ним злую шутку. У стены возле гроба девочки он заметил тело, которое сохранилось ничуть не хуже, чем она.

Капуцин протер глаза. Лысый мужчина в плаще — на пальцах ярко сверкают бриллианты, на шее — цепочка с тяжелым амулетом. Вообще-то перед бальзамированием с усопших снимают драгоценности! Увидев характерные темные линии у рта мужчины, капуцин с облегчением вздохнул.

Марионетка, гигантская марионетка! Бриллианты наверняка фальшивые. Старая шутка, а капуцин жил в Палермо достаточно долго, чтобы спокойно реагировать на подобные проявления чувства юмора.

Монах подошел поближе.

Опущенные уголки рта на лице Сала Нардуччи оказались ручейками крови. Веревка, с помощью которой его удушили, валялась тут же, у начищенных ботинок.

Капуцин молча вбирал в себя жуткую сцену, и в его сердце что-то надломилось. Обычный вор забрал бы драгоценности, а простой убийца спрятал бы тело и ни за что не оставил бы его здесь, на монастырском кладбище рядом с Бамбиной! Монах закричал во весь голос, проклиная Друзей. Ну что ему еще сделать? Он жизнью пожертвовал, чтобы искупить страшные грехи своей семьи, а они нашли его даже на святой земле! И старика не пожалели, какое зверство! Нет, здесь не помогут ни молитвы, ни смирение! Гнев наполнил душу монаха, отравляя подобно яду. Проклятья стали громче.

Прибежавшие на крик братья потом рассказывали, что, когда старик потерял сознание и умер, его лицо было красным, как правая полоса итальянского флага.

Сидя на террасе своей роскошной виллы, из окон которой был виден весь Палермо, дон Чезаре Инделикато слушал отчет убийцы и в который раз убеждался, насколько неисповедимы пути Господни. Дон Чезаре никогда не встречался с покойным монахом, но его имя неоднократно слышал. Это дед дона Чезаре, Фелипе Краписи, убил деда монаха, предавшего интересы клана. Еще любопытнее оказалось то, что убить Нардуччи дона Чезаре просили дважды: сначала Томас Хейген, а потом Ник Джерачи. Верный soldato убил Нардуччи лишь раз, но Господу было угодно, чтобы жертв оказалось две.

Дон Чезаре поблагодарил убийцу и велел идти. Вот он остался один и, глядя на Палермо и темнеющие небеса, налил полный стакан граппы.

Какой тост он мог предложить своему городу, миру и Богу, которые сделали его таким богатым, счастливым и удачливым, помогая в непростых ситуациях и наказывая вместо него жалких муравьев, которые из кожи вон лезут, чтобы получить благословение Господне?

Что же придумать?

— Салют! — закричал Инделикато и глотнул граппы.

Звук эхом разнесся по скалам. Слушая повторение своего тоста, дон осушил стакан.

Глава 29

В доме на озере Тахо Тереза Хейген и Конни Корлеоне (которая снова взяла девичью фамилию) вместе готовили ужин. Такое случалось, когда они оставались вечерами одни, то есть почти постоянно. Готовили то на кухне Хейгенов, как случилось и в этот раз, то на кухне Корлеоне. За последние два года Конни сильно изменилась: перестала играть в светскую даму и вернулась домой помогать брату, совсем как незамужние и овдовевшие родственницы президентов, фактически исполняющие роль первой леди. На ее перерождение сильно повлияла Тереза. Она стала ей старшей сестрой, о которой Конни всю жизнь мечтала. Они даже ссорились, как сестры, но по-настоящему любили друг друга. Под влиянием Терезы Корлеоне увлеклась искусством и помогала миссис Хейген собирать средства на организацию симфонического оркестра. Обе дамы пытались заниматься политикой и пользовались услугами того же дизайнера, что и первая леди. Конни даже стала одеваться более консервативно.

Том и Майкл укрылись в кабинете Хейгена, ожидая, пока их позовут ужинать. Дети Конни сводили Майкла с ума, особенно его крестник, шестилетний Микки Рицци. Сестра помогала содержать дом, но Майклу было проще нанять экономку. Наблюдая за племянниками, он еще сильнее скучал по Энтони и Мэри. А тут еще дети Хейгенов! Джина Хейген и Мэри были ровесницами, ходили в одну школу и дружили. Нельзя было смотреть на Джину и не думать, что давно не видел дочку и не читал ей на ночь сказок.

Им с Томом было что обсудить. Хейген говорил с послом о расширении круга обязанностей Билли Ван Арсдейла. Ши пообещал поговорить с Дэнни (генеральным прокурором), однако Билли по-прежнему держали на бумажной работе, что никак не отвечало интересам Корлеоне.

Не оставили без внимания и Винсента Форленца с притянутым за уши объяснением, которым он обосновал устранение своего consigliere. В довершение всего Ник Джерачи желал поговорить с Майклом без свидетелей.

— Джерачи хоть намекнул, о чем хочет поговорить? — спросил Майкл, предполагая, что речь пойдет о Нардуччи.

— Нет, он ничего не объяснил, — ответил Том. — Только сказал, что может приехать сюда, если тебе так будет удобно… О, черт!

На лужайке перед домом двенадцатилетний Виктор Рицци, только что исключенный из школы за драки и употребление алкоголя, поставил подножку девятнадцатилетнему Эндрю Хейгену. Эндрю перешел на второй курс университета Нотр-Дам, изучал богословие и собирался стать священником — вряд ли он подстрекал Виктора к драке. По-видимому, Рицци собирался ударить Эндрю еще раз, но тот бросил клюшку в кусты и повалил наглеца на лужайку.

Майкл многозначительно посмотрел на Тома.

— Нет, даже не думай! — воскликнул Хейген. — Эндрю справится.

— Я беспокоюсь не за Эндрю.

Перепуганный пес Хейгенов с лаем носился по лужайке, и через секунду из кухни выбежала Конни в грязном фартуке. Эндрю взял Виктора за шкирку и передал разгневанной матери.

— Виктор никого тебе не напоминает? — поинтересовался Том.

Майкл подумал, что Хейген подразумевает его или Фредо, однако никакого сходства не видел. Тем более что они решили не говорить о Фредо без крайней нуиеды. Что случилось, то случилось, лишние слова и оправдания ни к чему. Разве такое можно оправдать?

— Ты имеешь в виду меня? Разве я дрался…

Том закатил глаза. Значит, он все-таки подразумевал Фредо!

— Разве… разве он нападал на вас с Санни?

Хейген мрачно покачал головой:

— Вообще не стоило об этом заговаривать! Старею, становлюсь слишком болтливым.

Через секунду Майкл понял, что Том имел в виду Кармелу, которая обожала ругаться с соседями из-за всяких мелочей.

— В любом случае Джерачи еще не скоро окажется в Тахо, ведь он не летает самолетами!

— Через неделю я встречаюсь с детьми.

— Тогда тебе лучше не видеться с Ником, — осторожно заметил Хейген.

— Это еще почему?

— Тебя могут заманить в ловушку, особенно в Нью-Йорке.

— Все будет в порядке! — заверил Майкл. — Нери позаботится об этом.

— А что, если Нардуччи перед смертью раскололся?

Сал Нардуччи никогда не был стоиком и, если его пытали, наверняка продал Корлеоне с потрохами. Рисковать не хотелось, да разве у них был выбор?

— Почему ты всегда предполагаешь худшее? — изумился Майкл. — Что мог узнать Джерачи и откуда? Мы ведь предупредили Инделикато, что к нему могут обратиться с подобной просьбой, и объяснили, как следует себя вести!

— Ты настолько уверен в Чезаре Инделикато? Меня он видел в первый раз, а с Джерачи знаком много лет.

— С Корлеоне он работает еще дольше! — возмущенно воскликнул Майкл. — Если бы не помощь моего отца, Инделикато до сих пор бы воровал кетчуп в супермаркетах. Так или иначе, зачем ему вредить себе? Дону заплатили за непыльную работу дважды! Да он так обрадовался, что думал только о том, как удачно облапошил вас с Джерачи!

— После той околесицы, что Форленца нес на Собрании о вендеттах, которые Нардуччи якобы готовит на Сицилии, — проговорил Хейген, — удивительно, что он не послал на остров своего киллера!

— Форленца скажет, что Джерачи — его крестник, который так и так находился на Сицилии по делам. Это правда, хотя все выглядит немного подозрительно. Еврея это нисколько не смущает. Он же объявил Собранию, что собирается сделать с Нардуччи! Сама откровенность, ну просто душа нараспашку!

— А ты по-прежнему уверен, что они носят камень за пазухой? — Под словом «они» подразумевались Форленца, Джерачи и Руссо.

— Разве в этой жизни можно быть уверенным хоть в чем-то? Мне так не кажется!

— Если бы это касалось кого-то другого, я бы сказал: «Будь осторожен!»

Майкл ухмыльнулся:

— Если бы я это услышал от кого-то другого, то наверняка бы обиделся!

— Кажется, я знаю, как уладить проблему с Руссо, — заявил Том.

Договорить ему помешала Конни, которая била в гонг так, будто звала на помощь, а не на ужин.

В этот вечер молитву перед едой прочел свежевыпоротый Виктор.

Франческа Ван Арсдейл несколько месяцев готовилась к пикнику, который должен был стать сюрпризом для мужа. Однако, когда она с маленьким Санни зашла за Билли на работу, он согласился далеко не сразу, ссылаясь на жару и обилие туристов.

— Ладно, я все равно не слишком занят! — наконец пробурчал Билли.

Судя по всему, он шел работать в Министерство юстиции, строя невероятно честолюбивые планы. Теперь, семь месяцев спустя, они потерпели крах, и Ван Арсдейл отказывался признаться в этом как самому себе, так и жене. Франческа напоминала, что он закончил юридическую академию всего два года назад, в ответ на что муж выдавал длинный список ничего не говорящих ей имен. Все эти счастливчики учились в Гарварде куда хуже, чем Билли, а за четырнадцать месяцев достигли невероятных карьерных и материальных высот.

— Уверена, что однажды другие выпускники Гарварда будут так же говорить о тебе: «Знаешь, чем сенатор Ван Арсдейл занимался…

— Хватит, Фрэнси!

— …через два года после окончания юридической академии? Работал в Министерстве юстиции США, и не у кого-нибудь, а у Дэниэла Брендона Ши! Лучшего генерального прокурора в истории США, а ныне нашего тридцать седьмого или черт знает какого президента!»

Санни скакал по лужайке, изображая мартышку из кукольного шоу с участием Энни Магауан. Вылитая мартышка с футбольным шлемом на голове! Вокруг Ван Арсдейлов стали собираться туристы.

— Где это он так научился? — прошептал Билли, расстилая на траве одеяло.

— Кукольный спектакль по телевизору! — объяснила Франческа. «Который идет уже полгода», — хотела она добавить, но сдержалась. Билли нахмурился: ему явно не нравилось повышенное внимание к его семье. Санни закончил танцевать, и зрители дружно зааплодировали. Франческа твердо сказала сыну, что на «бис» он не выйдет, потому что пора обедать.

Семейный обед на свежем воздухе, что может быть лучше? Ну почему Билли этого не ценит? Почему все время говорит о проблемах на работе? Смерть маленькой Кармелы Франческа фактически пережила одна, и с каждым днем ей все больше хотелось уехать из этого проклятого города! С тех пор как жена узнала о его интрижке, Билли был с ней очень нежен, до той самой ночи, когда случилось непоправимое. С того времени он почти не прикасался к Франческе. Билли попробовал лишь однажды, но возникли проблемы с эрекцией, а жена была еще слишком слаба, чтобы ему помочь. Франческа сильно расстроилась, да и Билли стал все чаще засыпать в гостиной перед телевизором.

— Ты не понимаешь, Фрэнси! — горячился муж. Боясь испачкать полосатый костюм, он сложил несколько салфеток и лишь потом сел на одеяло. — Я целыми днями сижу в библиотеке, конспектируя речи других адвокатов. Некоторые высказывания принадлежат моим ровесникам, а язык напоминает… танец мартышки!

— Танец мартышки! — закричал Санни и, швырнув на траву бутерброд с ветчиной, схватил футбольный шлем и пустился в пляс. Билли даже глазом не моргнул. Франческа тут же утихомирила сына, разрешив ему в качестве исключения не снимать футбольный шлем.

— Даже в Гарварде я ничем подобным не занимался!

Франческа не сразу поняла, что муж имеет в виду работу в библиотеке, а не попытки успокоить четырехлетнего сына, буквально помешавшегося на кукольном шоу. Подвижный мальчик отнимал столько энергии, что бороться с плаксивым, вечно ноющим мужем сил не хватало. Франческе было всего одиннадцать, когда умер отец, и образ, который она бережно хранила в памяти, наверное, мало соответствовал действительности. И все же не верилось, чтобы папа жаловался маме на работу и жизнь.

— Значит, в юридических изданиях о тебе больше не пишут? — легкомысленно спросила она.

— Да как ты можешь так говорить? — закричал Билли. — Сама-то ты даже колледж не закончила! У вас в семье ни у кого нет диплома!

— Разве? А как же тетя Кей, дядя Том и тетя Тереза?

— Они же не кровные родственники! — зло засмеялся Билли. — И, за исключением Терезы, даже не итальянцы!

— Кажется, ты забыл, что Кэтти получила диплом и учится в аспирантуре, — звенящим голосом проговорила она, — а Фрэнки — один из лучших студентов университета Нотр-Дам и…

— Фрэнки играет в футбол! Какой у него главный предмет? Теория физвоспитания?

— Вот это уже низко! — Фрэнки действительно больше играл в футбол, чем учился, но Франческа была рада, что брат нашел занятие по душе. — Я бы тоже получила диплом, — с вызовом начала она, — если бы ты не… — Молодая женщина посмотрела на Санни, с аппетитом уплетающего бутерброд. — Ну, ты сам все знаешь.

— Чтобы танцевать вальс, нужны двое, — едко заметил Билли. — По-моему, у тебя был шанс все уладить…

В ту же секунду Билли понял, как кощунственно прозвучали эти слова, и на его лице отразился ужас.

— Шанс все уладить? — Франческа не верила своим ушам.

— Прости меня. — Билли потянулся к жене, однако она оттолкнула его руку.

Остаток обеда он провел в извинениях, но ничего не помогало. Жена угрюмо молчала.

— Это все работа! — восклицал Билли. — Дошло до того, что она мешает нашим взаимоотношениям! Чувствую, что не раскрываю свой потенциал, и боюсь, что не смогу быть счастливым, пока положение вещей не изменится. Попробуй понять!

Что могла сказать Франческа? Что все понимает, что Билли следует поговорить с генеральным прокурором и объяснить, почему его не устраивает нынешняя ситуация. Но ведь она неделями повторяла одно и то же. Чего же он ждет? Франческу учили, что если не можешь решить какую-то проблему самостоятельно, нужно обращаться к тем, кто сильнее. Наверняка Билли учили тому же. Неужели он боится Дэниэла Брэндона Ши? Невероятно! Больше всего генеральный прокурор походил на тощего испуганного кролика, с которого хулиганы содрали очки. Он постоянно моргал, хотя говорил, что отлично видит.

Доев свой бутерброд, Билли поцеловал сынишку и заявил, что ему пора. Чтобы порадовать жену, он готов тут же отправиться в кабинет генерального прокурора для принципиального разговора с Дэнни Ши.

— Просто хочу, чтобы ты был счастлив, — покривив душой, сказала Франческа. С некоторых пор ей хотелось чего-то большего, чем счастье дипломированного супруга.

Они вместе вернулись к Министерству юстиции. Держа на руках спящего сына в футбольном шлеме, Билли остановил такси, чтобы жене не пришлось нести ребенка домой. Он чмокнул Франческу на прощание и поблагодарил ее, хотя так и не вспомнил, что это был за день!

Такси выехало на площадь Конституции.

— С годовщиной свадьбы! — прошептала Франческа.

— Вы что-то хотели, мэм? — спросил таксист.

— Ничего, — ответила Франческа, прижимая к груди Санни и изо всех сил стараясь не плакать.

В тот день Билли все-таки встретился с Дэнни Ши. Согласно стенографическому протоколу, составленному секретаршей генерального прокурора, произошло следующее:

«В 15:37 ГП (генеральный прокурор Дэниэл Брендон Ши) принял БВА (Билли Ван Арсдейла) с условием, что БВА будет его сопровождать во время традиционного забега на десятый этаж министерства. (Во многих книгах о братьях Ши рассказывалось о специфической манере ведения встреч: секретарша гналась за ГП и его собеседником с блокнотом в руках. О ее профессионализме и высокой скорости печати в книгах не упоминалось.) БВА согласился.

БВА сообщил о своей профессиональной готовности к работе и желании участвовать в процессах, чтобы проводить больше времени в зале суда и меньше — в библиотеке. БВА спросил, не имеет ли отношения гарвардский диплом к мелкой бумажной работе, к которой его привлекают, ссылаясь на то, что большинство других сотрудников получили образование в Принстоне. ГП категорически отрицал наличие какой-то связи, приводя в пример нескольких представителей национальных меньшинств, получивших образование в непривилегированных учебных заведениях, а ныне занимающих ключевые должности в аппарате президента. Упоминался также сенатор [вырезано цензурой], на работу к которому лично ГП устроил мисс [вырезано цензурой] из университета Майами, которая считалась «подружкой» БВА.

БВА извинился. ГП принял извинения.

БВА продолжал выражать неудовлетворение занимаемой должностью и попросил о переводе в другой отдел. ГП предложил обратиться к начальнику своего отдела. БВА возмутился, что ГП не желает помочь ему лично, учитывая [несколько строк вырезаны цензурой, разобрать удается лишь «Ван Арсдейл Цитрус инкорпорейтед», название написано верно, несмотря на предыдущие ошибки].

ГП заявил, что не понимает, о чем идет речь.

БВА объяснил, что его родители [две строчки вырезаны цензурой].

ГП выразил удивление, поскольку родственный фактор никогда не играл роли в выборе сотрудников. ГП заявил, что кандидатура БВА была впервые предложена МКШ (его отцом, бывшим послом в Канаде М. Корбеттом Ши). ГП считал, что БВА заинтересовал МКШ отличными результатами в Гарварде, а также активным участием в предвыборной кампании президента вместе с мисс [вырезано цензурой].

БВА был явно застигнут врасплох и отказывался поверить, что связи его семьи не сыграли никакой роли при поступлении на работу и не могут помочь сейчас.

ГП признал, что семейные связи все же присутствуют, но не в случае с Ван Арсдейлами, а родственниками жены БВА, девичья фамилия которой [вырезано цензурой].

БВА казался разочарованным, что его, оказывается, навязали ГП.

ГП заверил, что все гораздо сложнее, чем кажется. Напомнив БВА о подписанном им обязательстве о неразглашении информации, ГП заявил, что готовит целую программу, которая позволит привлечь к ответственности [девичья фамилия жены БВА вырезана цензурой] и им подобных.

БВА ответил, что он всем сердцем поддержит любую программу такого рода, и пообещал не рассказывать об услышанном жене и ее семье.

ГП был сильно удивлен.

ГП и БВА поднялись на десятый этаж здания.

БВА заверил, что приложит все усилия, чтобы ни одно преступление, совершенное родственниками жены, не осталось безнаказанным, ведь иначе на его политической карьере можно поставить жирный крест. БВА заявил, что пользуется полным доверием родственников жены и готов предоставить любую информацию, которая поможет правосудию.

ГП остался доволен услышанным и обещал еще раз подумать о переводе БВА в другой отдел. Он подал БВА махровое полотенце и поблагодарил за откровенность.

Встреча закончилась в 15:47 по восточному стандартному времени».

Аэропорт, который чаще всего встречал Майкла Корлеоне по приезде в Нью-Йорк, находился на Лонг-Айленде. Когда-то это был частный аэропорт, но со времен Второй мировой войны находился под контролем правительства. Несколько лет назад Ник Джерачи, в то время еще пользовавшийся воздушным транспортом, устроил так, чтобы самолеты семьи Корлеоне могли беспрепятственно приземляться в аэропорту.

Самолет Майкла остановился в пятидесяти футах от ангара, где ждал Джерачи. Ник подошел к Нери, который тщательно его обыскал, а затем поднялся в салон.

— Не закрывай люк, — попросил телохранителя Джерачи.

Нери вопросительно посмотрел на Майкла, и тот кивнул.

Нери оставил люк отрытым и встал неподалеку.

— Неужели мы больше не друзья? — спросил Корлеоне.

— Откуда такие мысли?

— Я тебя обыскал, а ты боишься встречаться со мной за закрытыми дверями.

— Про обыск ничего сказать не могу, — отозвался Джерачи, — хотя безропотно согласился. Я по-прежнему доверяю вам, как самому себе, несмотря на присутствие вооруженного до зубов мистера Нери. Просто… я впервые поднялся на борт самолета с тех пор, как… Ну, вызнаете.

Майкл все прекрасно понимал, поэтому молча кивнул и стал заполнять план полета для следующего отрезка пути.

— Даже на Кони-Айленд мы с дочерьми добираемся только морем, — горестно сказал Джерачи. — Поэтому в качестве личного одолжения прошу вас оставить люк открытым и на время нашего разговора выключить мотор.

Майкл слышал, что у Ника Джерачи что-то вроде нервного тика, но сам раньше этого не видел. Что же, на деле все не так страшно.

— Предлагаю разумный компромисс, — сказал Корлеоне, передав заполненный формуляр Нери, чтобы тот отнес диспетчеру. — Люк останется открытым, однако мотор будет работать.

Неужели Джерачи думает, что Майкл улетит без Нери и с открытым люком? Или что останется в тесном салоне тет-а-тет с бывшим чемпионом по боксу, хоть и страдающим тиком, да все еще способным сделать его инвалидом?

— Ну, хорошо, — уступил Джерачи. — Просто скажу, что хотел, и сразу уйду. Думаю, вам стоит об этом знать. Даже не знаю, с чего начать… В общем, я придумал, как вернуть нашу собственность на Кубе.

Майкл был искренне удивлен, хотя прекрасно знал обо всем, что рассказал Джерачи. Его поразило не предложение, поступившее от одноглазого «еврея» из ЦРУ, не окруженная колючей проволокой база в штате Нью-Йорк, которую охраняли федеральные агенты со сворой ротвейлеров, не горючая смесь из меркантильных сицилийцев и близких к отчаянию кубинцев, которых каким-то невероятным образом удалось привести к общему знаменателю. Еще несколько недель, и они мелкими отрядами по два-три человека проникнут на Кубу в надежде, что устранение одного человека даст желаемый результат. Майкла удивило то, что Фаусто обо всем ему рассказал.

— Что ты имел в виду под «нашей» собственностью? — спросил Майкл, выслушав Джерачи. — Мне не совсем ясно.

— Пусть это обозначает то, что хотите вы. Знаю, вы отошли от дел, но ведь игорным бизнесом занимаетесь вы, а не я. Мне казалось, вам будет полезно заранее узнать обо всех возможностях, которые могут представиться. Ну и о конкурентах, конечно.

О конкурентах?

— Что еще за конкуренты?

— Если бы я знал все, то давно бы пришел к вам за советом! Сначала мне дали понять, что в «кубинской» операции участвую только я. Затем я вдруг узнаю, что Сэмми Драго из Тампы получил подобное предложение и готовит своих боевиков на базе около Майами. Но это меня не особо волновало, пока я не выяснил, что на закрытой военной базе под Джексонвилем, которую я время от времени использую под собственные нужды, тренируются еще пятьдесят человек. Насколько мне удалось узнать, этих парней собрал Карло Трамонти из Нового Орлеана, но… — Джерачи усмехнулся, глядя на свои дрожащие ладони. — Но Трамонти — пустышка, а Драго — ничтожество. Сложите их вместе, и что получится? Вернее, кто? — Растопырив пальцы, Джерачи стал отсчитывать: — Р-У-С-С-О.

Майкл предполагал, что за «узнал» и «выяснил» скрываются вполне конкретные информаторы в лице Винсента Форленца либо самого Луи Руссо.

— Подожди, прошу тебя! Знаю, ты мне все это рассказал в знак расположения и дружбы, за что я очень тебе благодарен. Но давай на этом остановимся. Я вне игры. Предполагаю, что от своего кливлендского крестного ты получил противоположную информацию, и тем не менее я делаю все возможное, чтобы мое место на Собрании скорее стало твоим. Думаю, сейчас не лучшее время выяснять отношения с другими семьями.

Интересно: Джерачи кивает головой или просто трясется?

— Я знал, что не обязан просить вашего благословения, — поднимаясь, сказал Ник. — Просто хотел убедиться, что не навлекаю на себя нечто обратное — неодобрение или проклятие.

Последняя фраза показалась Майклу верхом малодушия.

— Удачи тебе и твоим ребятам на Кубе! — воскликнул Корлеоне. — Передай привет нашим казино. Мы ведь обо всем договорились?

— Обязательно передам, — пообещал Ник. — И мы договорились.

Через неделю к причалу на озере Тахо пристала утлая лодчонка Джо Лукаделло. Он приехал один, как и обещал. Капра и Тони Нери его встретили, обыскали и доложили Майклу, что все в порядке. Корлеоне тут же сообщил о прибытии гостя Тому, подождал, пока тот выйдет, и только тогда спустился на лужайку, где на алюминиевой скамеечке его ждали Лукаделло и Хейген.

— Том не хочет мне говорить, — пожаловался Джо. — Майкл, может, ты знаешь? Кто придумал собрать этих парней из пиццерий? Признаюсь честно, такого результата я не ожидал!

Идея принадлежала Джерачи, но зачем сообщать об этом Джо?

— Слушай, то, что рассказал Фаусто Джерачи, — правда? — поинтересовался Майкл.

— Ну, ты оригинален, как всегда, — проговорил Джо. — Никто, кроме тебя, не зовет его Фаусто!

Корлеоне пристально смотрел на приятеля.

— Да, это правда, — признал Джо. — В проекте участвуют и другие. Я никогда не утверждал обратного.

— Ты все знал и не сказал мне…

— Да, знал и не сказал! И уже не в первый раз! Чем больше узнаю о вашей, как ее… — Лукаделло замялся, подыскивая нужное слово, — …традиции, тем больше сходства вижу. Эти ваши секретные общества с обетом молчания, кодексом чести и так далее и тому подобное. Но в данной ситуации ЦРУ и мафия работают по-разному. Вы можете знать все обо всех, а у нас никто ни о чем всего не знает.

— Так не пойдет! — твердо сказал Майкл.

— Эти правила установил не я. К тому же не понимаю, из-за чего ты так переживаешь. Ты участник проекта. Как только задание будет выполнено, все участники, повторяю, все получат щедрую мзду. Операция отлично подготовлена. Мы ведь не сидим сложа руки и не собираемся превращать твоих людей в пушечное мясо. Всех подробностей я не знаю, но кое-что слышал. Так, на радиостанции, где часто выступает наш подопечный, будет распылен ЛСД, наркотик-галлюциноген, чтобы обращение к нации прозвучало особенно вдохновенно. Ребята колдуют над его любимыми сигарами и блеском для обуви, чтобы на коже появились высыпания, а борода наконец выпала. Сколько поросят и мартышек погибло во время испытания новых таблеток, которые мгновенно растворяются в ледяном дайкири! Последняя разработка — сверхмалая подводная лодка, которая доставит в лагуну, где наш герой любит нырять с аквалангом, очень симпатичную ракушку. Как только он попытается сорвать раковину, сработает взрывной механизм, и кубинская революция осиротеет. В общем, мы работаем не покладая рук и вас одних не оставим.

Над скамейкой повисла тишина.

— Ну как, ты будешь участвовать? — не вытерпел Лукаделло. — Желающих-то хоть отбавляй!

— Можешь гарантировать, что для наших людей будут созданы особые условия?

— Гарантировать? — воскликнул Джо. — Я тебе что, страховая компания? Этот твой Джерачи и так лучший кандидат, первым собрал свой отряд, и ребята у него замечательные. Начальство считает, что на Кубу отправятся именно они. Если честно, то кое-кому кажется, что со всей вашей междоусобной враждой некоторые семьи просто пользуются случаем и готовят боевиков, а в операции участвовать не намерены. Итак, я думаю, что именно твои люди будут участвовать в операции, хотя гарантировать ничего не могу. Когда решение будет принято окончательно, дам тебе знать, обещаю.

— Ясно, — только и сказал Корлеоне.

Они обсудили некоторые детали операции, в частности, что случится, когда отряд попадет на Кубу. Лукаделло успокоил Майкла, заверив, что тот может спокойно заниматься своими делами и довериться профессионализму ЦРУ.

— Никогда не думал, что удастся найти ребят, которые смогут сражаться с кубинцами на равных, — проговорил Лукаделло. — Дело не в том, что наши парни хуже или в чем-то уступают… Дело в мотивации: они работают за деньги. Даже если что-то не получится, у них останется премия, социальные льготы, компенсация семье и так далее. А этот выродок выдрессировал своих солдат так, что каждый из них знает: малейшая ошибка — и ему конец, и его семье. Поэтому кубинская разведка — одна из самых лучших в мире. А вот твои ребята, — Лукаделло восхищенно покачал головой, — совсем другие. С ними нам не страшны кубинские зомби!

Майкл рассыпался в благодарностях.

Джо поднялся со скамейки.

— Кто бы ни придумал собрать этих ребят из пиццерий, — сказал он Тому, когда тот отвязывал лодку от причала, — идея отличная! В ЦРУ ведь тоже есть что-то подобное — специальное подразделение, которое появилось совсем недавно. Их называют хамелеонами. Рассказываю я об этом потому, что вас это все равно не коснется. Так вот, хамелеон живет себе обычной жизнью и даже жиреет, пользуясь спонсорской помощью ЦРУ, пока в один прекрасный день не бросает все, чтобы выполнить наше задание. Уверен, однажды такой хамелеон станет президентом США!

Корлеоне смотрел вслед удаляющейся лодке, на его лице играла лукавая улыбка. Он уже знал по крайней мере троих хамелеонов: парня, который проиграл на выборах Джимми Ши, сына подкупленного семьей сенатора, который делал вид, что добывает нефть в Техасе, и, конечно же, Рэя, сына Питера Клеменца, владельца сети супермаркетов.

— Пора проведать Руссо, — объявил Майкл Хейгену. — У тебя появился дополнительный стимул.

— Ты уверен?

Майкл кивнул:

— Парни Джерачи либо справятся, либо нет, мы готовы к любому развитию событий. Новость Джо меня немного обескуражила, хотя, по сути, она ничего не меняет, только лишний раз подчеркивает, что нам нужно двигаться вперед. Единственное уязвимое место — наш мальчик в Министерстве юстиции. Наживку Билли уже проглотил, с готовностью предав Франческу и нас ради продвижения по служебной лестнице. Должно пройти еще немного времени, прежде чем он станет полезным и мы призовем его к ответу. Так что лучше начать с Руссо. Если ты, конечно, готов!

— Я готов! — с вызовом сказал Хейген.

— Это серьезный шаг.

— Я давно ждал этого дня. Очень и очень давно!

— Ну тогда все в порядке, — удовлетворенно проговорил Майкл, целуя старшего брата в щеку.

Глава 30

Менее чем через год после постройки первых сооружений на земле Джерачи их снесли, чтобы вернуть уплаченные налоги. Ник заявил, что у него есть ребята, которые выполнят работу за разумную сумму, но «агент Айк Розен» заметил, что и сносить нужно с умом. Действовать следовало крайне осторожно, чтобы не привлекать лишнего внимания. Боевиков разослали по домам, обязав в назначенный срок явиться на военную базу на одном из Багамских островов.

Первыми на Остров свободы по личному приказу директора ЦРУ Альберта Соффета отправились три кубинских экспатрианта. Логика была простая: если что-то пойдет не так, кубинцам будет проще смешаться с местным населением и исчезнуть, чем людям Джерачи. Ник был в бешенстве: он хотел, чтобы в первой группе был один кубинец (в качестве проводника и переводчика) и двое сицилийцев, чтобы задать положительный настрой операции. «Давайте только попробуем, — увещевал Джерачи руководство ЦРУ, — и увидите, как гладко все пройдет». Кубинцы приземлились на безымянном коралловом острове в нейтральных водах, где их ждал катер, украденный с виллы Эрнеста Хемингуэя. Родину они так и не увидели, потому что катер взорвался в открытом море при весьма подозрительных обстоятельствах. ЦРУ объявило, будто пилот оказался шпионом кубинского правительства. Все это Джерачи услышал не из первых рук, а от агента Розена. Терять людей Нику совсем не хотелось, но что, если диктатора устранит боевик другой семьи? Зачем было собирать и готовить итальянцев, если на остров с самого начала собирались отправить кубинцев?

Примерно через неделю Розен сообщил, что на Кубу отправляется очередная группа из трех человек, на этот раз на гидроплане. Лететь придется на максимально низкой высоте, ориентируясь на сигнал разведчика, который будет ждать на берегу. Джерачи предлагалось порекомендовать одного бойца. Ник настаивал на двоих, и тогда ему ясно дали понять: либо один, либо поедут одни кубинцы. Джерачи выбрал Кармине. Сицилийский soldato заверил босса, что все будет в порядке, он один справится за двоих.

Через несколько дней Джерачи сидел в своем летнем убежище за бассейном и пытался сосредоточиться на двухтомнике о военном искусстве Древнего Рима, который не мог дочитать вот уже семь лет. В дверь постучали. Подняв глаза, Ник увидел Шарлотту, явно пребывающую не в лучшем расположении духа. Чем дольше они были женаты, тем меньше ей нравилось принимать сообщения для мужа, особенно от тех, кто отказывался представляться.

— Неизвестный мужчина просил передать, что они на месте. Именно так и сказал: «Они на месте». Ты понимаешь, о чем речь?

— Да, конечно! — обрадовался Ник. Лучше и быть не могло!

— Как книга? — ехидно поинтересовалась жена.

— Не книга, а книги! — уточнил Джерачи. — А ты сама когда в последний раз что-нибудь читала? К твоему сведению, я заканчиваю первый том!

За окнами было еще темно, когда Хейген вышел из холла чикагской гостиницы и поймал такси, чтобы не опоздать на встречу с Луи Руссо. Тереза крепко спала, утром ей предстояла встреча в чикагской галерее искусств, где проходил национальный слет работников музеев. А завтра они отправятся в Саут-Бент проведать не только Эндрю, но и Фрэнки Корлеоне, который в этом сезоне играет за «Летучих ирландцев». Фрэнки достал билеты на итоговый матч против университета Сиракуз, где когда-то училась Тереза. В общем, выходные обещали быть увлекательными.

Хейгену хотелось взять напрокат лимузин, но это было бы слишком предсказуемо. Таксист оказался на редкость болтливым и без умолку трещал о какой-то футбольной команде. Тому было о чем подумать: он ведь не нервничал, выпил всего две чашки кофе, да и в машине не жарко… Почему же он так потеет? Наверное, все дело в давлении, и доктор не шутил, сказав, что, если срочно не начать лечение, в один прекрасный день Том лопнет, как напившийся крови клещ. Водитель продолжал нести ерунду, а Хейген не думал его останавливать: чем больше болтает, тем меньше запомнит своего пассажира.

Руссо ждал в собственном частном клубе, где-то у черта на куличках, а точнее, на границе со штатом Висконсин. Несмотря на раннее утро и отсутствие машин, поездка заняла больше часа. Тому показалось, что еще целый час он шел по бесконечной автостоянке к зданию клуба — белому амбару из крашеного шлакобетона. Надо же, клуб совсем маленький, а выступают в нем звезды первой величины, певцы вроде Джонни Фонтейна, комики, танцовщицы! Так и сегодня яркая вывеска над входом гласила: «Гектор Сантьяго, король румбы!» Концерты никогда не рекламировались, но в публике недостатка не было. Рядом с амбаром находился пруд размером с городской квартал. Темная вода тускло поблескивала за высокими кедрами. На другом берегу виднелось непримечательное трехэтажное здание без единого окна, по всей видимости, склад, переоборудованный под казино. Ночью по зеркальной поверхности пруда скользили гондолы. Своим клубом Руссо гордился безмерно: по многочисленным рассказам, даже деловые партнеры никогда не уезжали, не посетив его бесценное казино. Против собственной воли Хейген восторгался колоссальным объемом проделанной работы и дерзостью Луи Руссо, с которой он купил всех полицейских округи, раз его посетители так неспешно скользят по пруду к незаконному объекту игорного бизнеса.

За клубом в небольшом коттедже было нечто вроде пансиона, самую большую комнату которого Руссо забрал под офис. Чтобы попасть в заветную комнату на втором этаже, Хейгену пришлось пройти через металлоискатель, а потом — через стальные двери, какие часто встречаются в банковских хранилищах. Как и предполагал Том, у дверей кабинета сидели два головореза с автоматами наперевес. Один из них лениво обыскал гостя, а второй кивнул в сторону кабинета.

— Неужели сам consigliere моего друга Микки! — воскликнул Руссо, сверкая бриллиантовыми запонками. — Какая честь!

Поблагодарив Руссо, Том сел в предложенное кресло. Нос остался стоять, словно подчеркивая собственное превосходство.

— Майкл Корлеоне, — начал Хейген, — готов поддержать ваши притязания на пост capo di tutti capi и отказаться от места в Собрании в пользу Ника Джерачи, если мы договоримся по некоторым вопросам.

— Эй, вы это слышали? — спросил Руссо стороживших у двери телохранителей. — Послушай, ирландец, там, откуда я родом, сначала целуются и только потом идут в постель. Понял, о чем я?

Хейген кивнул:

— Я наполовину немец, дон Руссо, и совсем не хотел вас обидеть. Просто всем известно, вы человек занятой, и мне казалось, вы оцените, если я перейду сразу к делу.

— Хочешь кофе? Черт, где мои манеры! Может, пропустим по рюмочке, ирландец?

— Кофе достаточно, — ответил Том. Не рассказывать же Руссо о давлении! — Спасибо вам большое.

Нос нахмурился:

— Ты в порядке? По-моему, здесь не жарко.

— Все хорошо.

— Моя мама говорила, что «все в порядке» говорит скорее не о состоянии, а о настрое.

— Мудрая женщина.

— Да уж. Судя по твоему виду, ты либо страшно боишься, либо болеешь этой, как ее… тропической лихорадкой! Совсем как в джунглях… Эй, парни! — позвал он. — Принесите нашему ирландскому другу полотенце.

— Мне нужен только кофе, — тихо сказал Хейген, осушая чашечку двумя большими глотками.

— Лишь один человек так потел в моем кабинете — лазутчик с подслушивающим устройством на теле!

— Неужели?

Руссо кивнул.

— Обыщите меня, если хотите, — предложил Том, поднимая руки.

Членонос оказался человеком негордым и собственноручно обыскал Хейгена: ни микрофона, ни подслушивающего устройства. Руссо жестом велел гостю садиться.

На этот раз Том подождал, пока Нос сядет сам.

— По некоторым вопросам, говоришь? — переспросил Руссо, усаживаясь за стол. — Каким, например?

Стоя на балконе библиотеки города Сьенфуэгос, Кармине Марино зарядил автомат Калашникова и стал ждать, когда появится автоколонна. Оба вспыльчивых, вечно брюзжащих кубинца погибли в первую же ночь, так что объясняться приходилось на чудовищном испанском, сильно отдающем итальянским. Тем не менее ему удалось преодолеть двести миль по вражеской территории и встретиться с двумя девушками-связными, которые передали дальнейшие указания. К огромному разочарованию Кармине, девушки отказались заниматься с ним любовью. Разве шпионки не должны отдаваться борцам за свободу демократии жаркой кубинской ночью? Зачем тогда вообще бороться за демократию?! Наверное, они лесбиянки! Или он не кажется воплощением мужественности? Если он выберется из заварушки живым, то найдет того одноглазого еврея и объяснит, какой должна быть настоящая шпионка: пышногрудой, распутной, страстной! Да на Кубе таких девушек хоть отбавляй! Кармине не проведешь!

Солдаты едва сдерживали толпы экзальтированных кубинцев. Вот автоколонна приблизилась, и собравшиеся загудели. Восторженные крики звучали как-то неестественно, будто их записали на пленку. Совсем маленьким на Сицилии Кармине слышал, как толпа приветствует другого деспота — Муссолини.

У церкви колонна свернула за угол и теперь направлялась прямо к библиотеке. Все машины американские, смех один! Эти люди кричат о своей ненависти к Америке, а тут на тебе!

В четвертом по счету автомобиле, синем, с откидным верхом, сидел бородатый диктатор в военной форме, сладко улыбаясь угнетенному народу.

Марино сделал глубокий вдох и нажал на курок.

Бородатая голова резко откинулась назад. Кровь залила роскошные кожаные сиденья. Водитель изо всех сил нажал на газ.

Крики отчаяния и горя наполнили улицу, а полиция направила остаток колонны, в том числе черный седан, ехавший через две машины от «президентской», в которой находился кубинский лидер, на параллельную улицу, прочь из злополучного города.

Мужчина в синей машине с откидным верхом, любимый двойник диктатора, умер, не приходя в сознание.

Переодетого в женское платье Кармине Марино поймали на пути в бухту Гуантанамо.

Луи Руссо согласился со всеми предложениями Тома. Корлеоне смогут беспрепятственно контролировать свои казино в Неваде, без всякого вмешательства со стороны Чикаго, а также в Атлантик-Сити, если удастся легализовать игорный бизнес в Нью-Джерси. Хейген признал, что боевиков Джерачи на самом деле контролирует Майкл Корлеоне, а Руссо дал понять, что именно он стоит за отрядами Драго и Трамонти. Майкл Корлеоне и Луи Руссо никогда не были друзьями, но и общего у них было гораздо больше, чем с циничными оппортунистами из Белого дома или ЦРУ.

Немного поломавшись, Руссо согласился, что в случае, если его боевики будут первыми допущены к операции на Кубе, Корлеоне вернут себе контроль над Капри и островом Севилла Билтмор. Особенно если Майкл поможет Носу стать верховным боссом, первым за семь лет со дня смерти Вито Корлеоне.

Членонос соглашался абсолютно на все, и постепенно Тому стало ясно — живым его отсюда не выпустят. Они с Майклом предполагали, что может случиться нечто подобное. Но предполагать — это одно, а быть на краю могилы — совсем другое. Только бы пот перестал лить! Том отдал бы что угодно за душ и чистый костюм.

— Сегодня великий день, ирландец, — заявил Руссо. — Я бы с удовольствием с тобой выпил, однако, предлагая тебе спиртное, явно погорячился. В кабинете нет ничего крепче кофе. В клубе бар вполне приличный, но настоящая выпивка, лучшая в штате Иллинойс, ждет на другом берегу озера Луи.

Еще даже девяти не было!

— Благодарю вас, предложение весьма соблазнительное, да только мне пора ехать, — вежливо сказал Том.

— Ладно тебе, ирландец! Неужели не обмоем наше соглашение? Раз уж вы решили заниматься игорным бизнесом, тебе будет полезно напоследок взглянуть на мое казино. Сейчас там как раз перерыв, но… — Руссо снял темные очки — белки глаз казались красными, а радужка — грязно-зеленой. Нос улыбнулся.

По спине Хейгена поползли мурашки. Вряд ли это от пота и холодного воздуха из кондиционера, в чем Том пытался себя убедить.

— …но для друзей нет ничего невозможного, — заявил Руссо. — Ты когда-нибудь катался на гондоле?

— Кажется, нет!

Руссо проводил его до двери, и вооруженные телохранители поднялись им навстречу.

— Ребята, — радостно начал Нос, — наш друг ни разу не катался на гондоле. Должно же у человека перед смертью случиться что-то хорошее?

В полночь Джо Лукаделло позвонил в парадную дверь Ника Джерачи. Сам Ник с книгой в руках заснул в своем убежище, Шарлотта крепко спала, выпив снотворное, Барб уже уехала в колледж, так что из домофона раздался голос Бев Джерачи.

— Скажи отцу, что это Айк Розен.

— Он вас ждет?

— Да, конечно!

— Что с вашим глазом? — посмотрела в глазок Бев. — Выбили?

— Ага, на войне.

— Не верю! — воскликнула Бев.

Лукаделло поднял темную повязку. Глазница выглядела ужасно даже через дверной глазок. Перепуганная девочка вскрикнула и убежала, не забыв, однако, вызвать охрану, а Лукаделло, вздохнув, стал дожидаться приезда полиции. Ай да мафия, ай да Джерачи! Полиция охраняет его покой, ну надо же!

Через минуту у крыльца остановились сразу две патрульные машины. Лукаделло предъявил водительские права на имя Айка Розена. Он деловой партнер мистера Джерачи, а в столь неурочный час явился из-за непредвиденных проблем на таможне. Крики дочери разбудили Ника, который поблагодарил копов, быстро успокоил Бев и увел агента в свой домик.

Устроившись в кресле, Лукаделло рассказал о том, что случилось с Кармине.

— Не беспокойся, Кармине не расколется даже под пытками!

— Ну, это не самая страшная из твоих проблем!

— В самом деле? — Джерачи не понимал, к чему клонит агент, но уже то, что он сказал «твои» проблемы, а не «наши», не сулит ничего хорошего.

— Кубинцы не станут его пытать. Зачем? Гораздо выгоднее раздуть международный скандал из-за того, что иностранный наемник пытался убить их бородатого лидера. Русские тут же встанут на дыбы и обязательно обратятся в ООН. Когда парня депортируют, придется либо спрятать его за решетку, либо убрать.

— Об этом не волнуйтесь! — воскликнул Джерачи. — Кармине Марино все еще гражданин Италии, и, если его вернут на родину, о нем будет кому позаботиться. Его крестный…

Лукаделло покачал головой:

— Ты ничего не понял. Парня придется убрать задолго до того, как встанет вопрос о депортации. Кажется, именно здесь и начинаются твои проблемы.

Ну уж нет, Джерачи не позволит одноглазому ублюдку убить себя на собственном заднем дворе!

— А ну-ка встань! — приказал Ник гостю. — Хочу тебя обыскать!

— Как хочешь! — пожал плечами Розен. — Если бы я собирался тебя убить, то сам не стал бы пачкаться! А если будешь продолжать в таком же духе, то так и придется поступить.

Тем не менее Ник Джерачи его обыскал и нашел пистолет и два ножа.

— Можешь оставить на память! — съязвил Лукаделло. — Ты что, забыл? Я на твоей стороне!

Джерачи жестом велел ему сесть.

— Время позднее, я спал и никак не могу понять, почему это только мои проблемы, а не наши?

— Конечно же, это и мои проблемы тоже! Знаешь, от кого-то из начальства я слышал, что в ФБР знали о лагере Трамонти в Джексонвиле и уже начали расследование. Кое-кто считает, что в Бюро своевременно сообщили и о нашем отряде, но я до последнего не верил. Однако после того, что случилось, все это уже неважно. В ФБР же не дураки сидят, они легко сопоставят известные им факты и сделают выводы.

— А ты что, не сможешь меня защитить?

— Боюсь, руки у меня будут связаны, — ответил Розен. — Наших парней придется убрать.

— Тогда убей их всех! Возражать не стану.

— К сожалению, этим проблем не решить, — вздохнул Лукаделло. — Из достоверных источников нам известно, что твой бывший босс Майкл Корлеоне собирается тебя прикончить. Он ждал только успешного завершения операции. Теперь, когда все сорвалось, твоя жизнь в опасности. А еще уже из менее надежных источников мы узнали, что Луи Руссо также собирается тебя убить. По всей видимости, из-за… Ну, я не до конца разобрался, как у вас все работает. Но ведь есть какое-то Собрание, верно?

— Никогда ни о чем подобном не слышал, — пожал плечами Джерачи.

— Ну конечно же! Тем не менее все, что делает Руссо, имеет поддержку Собрания, а вот наша операция — нет. Получается, что ты нарушил их правила настолько, что Собрание уполномочило кого-то, кого — мы точно не знаем, скорее всего, мистера Руссо, тебя убить. Слушай, ты больше не трясешься!

— Тик приходит приступами.

— Если бы нечто подобное происходило со мной, я бы дрожал как осиновый лист.

— У меня болезнь Паркинсона, поэтому дело не в страхе. Кстати, с чего ты так уверен, что у тебя нет поводов бояться?

— Что ты, поводов предостаточно! — воскликнул Розен. — В любом случае события будут развиваться быстро, но тебе придется действовать еще быстрее.

— Мне, а не нам?

— Именно тебе, — подтвердил Лукаделло. — «Мы» здесь вообще ни при чем. Такого понятия, как «мы», просто не существует, и агента Айка Розена тоже.

По словам Лукаделло, самое большее, что он мог сделать, — вывезти семью Ника из страны. Он закажет билеты в один конец в любую точку земного шара, и дело с концом! Можно даже прислать в аэропорт агента, который их встретит и посодействует на первых порах. Такое срабатывает не во всех странах, однако чем дальше решит убежать Джерачи, тем лучше.

Ник посмотрел на лежащий на столе пистолет. Вот бы пристрелить этого мерзавца! Хуже-то все равно не будет!

Вдруг Ника осенило: он понял, как выбраться из этой заварушки или, по крайней мере, выиграть время.

— Ну хорошо, а теперь послушай, — проговорил Джерачи и приготовился загибать пальцы, сознательно копируя своего крестного, Винсента Форленца. — У меня четыре условия. Первое, — Джерачи загнул указательный палец, — я отправляюсь на Сицилию. Твоя помощь не потребуется: у меня есть друзья. Второе, — он загнул средний палец, — самолетом я не летаю, но билеты ты мне достанешь. И для моей семьи тоже. Если, конечно, они захотят со мной поехать, в чем я совершенно не уверен. Третье, — безымянный палец, — уверяю, мой друг Майкл Корлеоне не собирается меня пришить. Так что тебе стоит разобраться со своими информаторами. И четвертое, — Ник загнул мизинец, — категорически не советую убивать Кармине Марино.

— Первые три условия вполне выполнимы. А вот насчет Кармине… Я ведь тоже его люблю. Он не сделал ничего плохого: отправился, куда велели, выстрелил в того, кого считал мишенью, и уложил наповал. Даже придумал переодеться в женское платье, переступив через мужскую гордость. Если бы от меня что-то зависело, я бы завербовал его в агенты, но… Могу только сказать, что здесь я бессилен.

— Девичья фамилия матери Кармине — Боккикьо.

Но даже когда Джерачи объяснил, что искусство мести в семье Боккикьо превращено в коммерческое мероприятие, агент остался непреклонен.

— Кому они будут мстить? — засмеялся Лукаделло. — Правительству США?

Джерачи покачал головой:

— Они всегда выбирают конкретный объект.

— О чем это ты? Боккикьо придут за мной? Нет, знаю! За президентом!

Ника заколотила дрожь. Чтобы успокоиться, он схватил Лукаделло за шкирку и поднял на ноги.

— Кармине еще жив, — прошипел он. — Не тронь его, и они ни за кем не придут!

В этот час на месте оказался только один гондольер. Гондолы у Руссо были довольно большими, так что места хватило всем.

— Не смотри на меня так, ирландец! — попросил Луи Руссо, устраиваясь впереди. — Уверен, драться ты не умеешь. Чему только тебя учили?! Ладно, расслабься! Слушай, что я скажу, и проживешь дольше.

Телохранители радостно заржали, а гондольер лишь отвернулся и стал медленно работать шестом. Гондола заскользила по грязному искусственному пруду, пока гондольеру и Хейгену удалось переглянуться. Незнакомец незаметно кивнул Тому.

Хейген перестал потеть, всепоглощающее спокойствие овладело его существом. Руссо рассказывал, как приобрел этот земельный участок, а потом вырыл пруд. Том едва его слышал, он всматривался в растущие вдоль берега деревья, с нетерпением дожидаясь момента, когда гондола выплывет на середину озера и резко развернется. Никто не должен видеть, как он расстегивает ремень.

Вот они на нужном месте, разворачиваются, и гондольер вытягивает шест из воды. Сколько раз он водил гондолы вдоль и поперек треклятого озера! Теперь у него такие мышцы, что любой штангист позавидует! Хейген расстегнул ремень и встал, а гондольер взмахнул шестом, давая выход своей злости на всех самодовольных умников, которых он возил. Шест угодил в висок одного из телохранителей.

Второй вскочил, но не успел даже достать пистолет, как кожаный ремень Тома Хейгена сдавил ему горло.

Гондольер вытащил пистолет из кармана убитого и прицелился в Руссо.

Второй телохранитель побагровел, и Хейген почувствовал, как трахея рвется под его пальцами. Вот он перестал брыкаться, и Том отпихнул его на дно лодки.

Собравшийся прыгнуть за борт Руссо был вовремя схвачен за шиворот бдительным гондольером. Темные очки упали в воду и пошли ко дну.

— Я ведь согласился на все твои условия! Откуда такая неблагодарность? — рыдая, вопрошал чикагский дон.

— Не смей меня оскорблять! — загремел Хейген, вынимая из нагрудного кармана придушенного бандита пистолет с глушителем. Типичное оружие убийцы! Ладони Тома горели — оказывается, придушить человека не так-то просто! — Ты собирался меня убить! — заявил Хейген, размахивая пистолетом перед носом Руссо.

— Да ты с ума сошел! — скулил Нос. — Это же просто пушка!

— Даже если ты не собирался, мне плевать! Это ты научил Хаймона Рота, как заставить Фредо предать семью! А твои дружки из Лос-Анджелеса помогли устроить этот спектакль. Причин, чтобы тебя убить, хоть отбавляй!

— Ты меня убьешь? — Слезы застилали глаза Руссо и делали их менее страшными, из знаменитого на всю страну носа текли сопли. — Неужели? Ирландец, ты ведь не занимаешься грязной работой! Ты же конгрессменом был! Думаешь, тебе позволят кого-то убить? Ты ведь ирландец!

На какой-то момент Том забыл о годах, проведенных в семье Корлеоне. Холеный и вылощенный адвокат исчез, в гондоле стоял бездомный ирландский мальчишка. Он прожил целую зиму в грязных подвалах Нью-Йорка и ради заплесневелой буханки не боялся драться со взрослыми. Хейген поднял пистолет и криво улыбнулся.

— Поживи с мое с волками, и сам выть научишься, — тихо проговорил он.

Том выстрелил, и пуля пробила Руссо голову. Пистолет полетел в пруд, а вслед за ним и все три тела, к которым Хейген с гондольером заботливо привязали груз. Никто из гостей Носа ничего не заметил. Гондольер высадил Тома на берег и тщательно вымыл лодку. Никакой крови он не заметил (за что получил щедрую мзду), но лучше перестраховаться. Из клуба Хейген уехал на личной машине Руссо. Гондольер клялся памятью матери, что видел, как уезжает дон Луи. Машину через два дня обнаружили на стоянке аэропорта. В газетах сообщалось, что в тот день из Чикаго вылетели несколько человек, по описанию похожих на Луиджи Руссо. Проверили даже вымышленные имена, что использовал Членонос, и все-таки ни одна из зацепок ни к чему не привела.

Телохранители были верными soldato Руссо, и подкупить их было бы непросто. А вот гондольер за год зарабатывал меньше, чем стоили запонки его босса. Чикагского дона и телохранителей нашли через месяц. Химический состав воды ускорил разложение и сильно помешал процессу опознавания. Когда полиция штата осушила пруд и извлекла верхний слой ила, там обнаружилось множество останков в джутовых мешках, чемоданах и даже канистрах!

Гондольер к тому времени уже исчез.

Несмотря на все усилия, его не нашли ни полиция, ни чикагская семья. А гондольер мирно прожил остаток своих дней под вымышленным именем в Неваде, где на неизвестно откуда появившиеся деньги купил оружейную лавочку и кладбище. Городок, где он жил, находился всего в двадцати милях от облученных окрестностей Роктауна.

Доехав до ближайшего автомата, Джо Лукаделло позвонил Майклу Корлеоне и рассказал о том, что пришлось соврать Джерачи о планах Руссо и раскрыть карты Майкла. Итак, Джерачи собирается на Сицилию. Один, жена и дети с ним не поедут, что значительно упрощает задачу.

— Прости, что ничего не вышло, — сказал Лукаделло, имея в виду кубинскую операцию. — Знаю, ты очень на меня рассчитывал.

— Значит, мы сберегли силы для следующей битвы, — философски ответил Корлеоне. — О чем еще можно просить?

— Да, просить больше не о чем, — сказал Джо. — При условии, что ты молод.

Было темно, когда Винсент Форленца проснулся в своем особняке в Шагрин-Фоллз и понял, что не может дышать. Грудь ломило, будто на ней танцевал слон. Собрав все силы, Форленца потянулся к кнопке звонка, чтобы вызвать медсестру. Наверное, снова сердечный приступ. Что ж, не первый и наверняка не последний. Кстати, на этот раз все не так страшно. Наверное, на груди танцует слоненок или он начал привыкать к боли.

Медсестра вызвала «неотложку» и, как могла, успокоила Форленца. Кардиологом она, конечно, не была, но говорила искренне. Основные показатели организма у босса были в порядке.

Винсент Форленца был очень осторожным человеком. Сам господь не мог призвать его к себе, что говорить о простых смертных! Особняк в Шагрин-Фоллз и дом с бункером на Змеином острове больше напоминали крепости. Уже много лет Форленца не садился в машину, корабль или самолет, пока их не обыщут доверенные люди. Таковых у него было двое, причем парни не ладили и всячески старались уличить друг друга в недостаточной преданности дону. Все, что он ел, готовили на его глазах. Однако даже дону Форленца не пришло в голову допрашивать врачей, приехавших спасать ему жизнь. Это не пришло в голову ни охранникам, ни медсестре, которая не нашла ничего необычного в том, как врач и санитары осматривали старика. «Скорая» уехала, а через пять минут появилась другая, настоящая!

Первую машину нашли на следующий день всего в квартале от станции, с которой ее угнали. Винсента Форленца никто больше не видел.

На стадионе заиграли гимн США, а Том и Тереза Хейген вместе со своим сыном Эндрю, весьма симпатичным молодым человеком, встали. Том прижал руку к груди и неожиданно для себя запел во весь голос.

— Обычно ты просто мычишь! — воскликнула удивленная Тереза.

— Как можно мычать, когда играют гимн великой страны? — возмутился Том.

Фрэнки Корлеоне был самым низкорослым в команде, но в первой же схватке за мяч пробился сквозь строй, причем так сильно, что высокий защитник команды «Сиракузы» упал, не устояв на ногах. Трибуны взревели, а Фрэнки как ни в чем не бывало побежал к своей команде.

— Фрэнки! — закричал Эндрю.

— Племянник! — не отставала от сына Тереза.

Том и Тереза вздохнули с облегчением, когда защитник наконец поднялся и, прихрамывая, ушел с поля.

В следующем тайме «Сиракузы» попытались перехватить мяч. Принимающий был открыт, зрители замерли, но тут откуда ни возьмись появился Фрэнки и расстроил все планы.

— Эге-гей! — кричала Тереза. — Вперед, Фрэнки!

— Вперед, Киллер! — вторил жене Том, Киллер было новым прозвищем Фрэнки.

— Мама, разве ты болеешь не за «Сиракузы»?

Ноябрьский день казался идеальным для футбола — ясным и безветренным. Казалось, на трибунах собрались все жители городка.

— Я болею за семью, Эндрю, — сказала Тереза.

Майкл Корлеоне находился на борту яхты, принадлежащей старому другу отца, дону Чезаре Инделикато. Никогда Майкл не брал с собой столько охраны, как в эту поездку в Палермо, но дон Чезаре не обижался. Времена сейчас такие.

Уверенный, что ему ничего не угрожает, Корлеоне устроился с максимальным комфортом. Он пошел на неоправданный риск сознательно и отправился на Сицилию специально для того, чтобы увидеть, как с Ником Джерачи расправятся лучшие киллеры Палермо.

Майкл решил вернуться в Нью-Йорк. За исключением Хейгена, всех лучших людей семьи нужно убрать — связь с Джерачи делает их слишком опасными. Остаются посредственности вроде Эдди Парадиза и братьев Ди Мичели. Семьей придется снова управлять самому, от начала и до конца, и обставить все как триумфальное возвращение. Что же, после устранения Луи Руссо и Винни Форленца в глазах нью-йоркских семей он настоящий победитель. Однако все, о чем так долго мечтал Майкл — законный бизнес, мир, семейное счастье, — становилось недосягаемым, и, скорее всего, навсегда.

Даже устранение Джерачи не смягчит горечь разочарования!

И все же…

Пока они ждали, дон Чезаре с типично сицилийской настойчивостью расписывал преимущества членства в римской масонской ложе, которая называлась «Пропаганда два». Название в разговоре не упоминалось, но оба собеседника прекрасно понимали, о чем идет речь. «П2», как обычно называли ложу, была секретной организацией, влиятельнее, чем мафия, Ватикан и КГБ, вместе взятые. Майкл стал первым американцем, которому предлагали членство. Даже Вито Корлеоне не мог мечтать о чем-то подобном. Значит, несмотря на провал Кармине Марино, сильные мира сего видели в Майкле самую влиятельную фигуру американского преступного мира. Любой человек на месте Корлеоне был бы польщен, и Майкл придал лицу счастливое выражение.

Наконец на горизонте показался корабль. Лениво потягивая ледяную воду, Майкл стал смотреть, как люди дона Чезаре занимают свои места.

Корабль бросил якорь, и вскоре на причал вышли первые пассажиры. Ника Джерачи среди них не было.

Инделикато кивнул впередсмотрящему, тот помахал оранжевым флагом, показывая, что сейчас самое время подняться на корабль и найти объект.

— Они его найдут! — пообещал дон Чезаре. — Они профессионалы, а ему деваться некуда.

Однако вскоре по рации сообщили плохие новости. По всей видимости, объект от преследователей ускользнул.

Взбешенный Майкл тут же связался с США.

До Джо Лукаделло дозвониться не удалось, но его помощник заверил Майкла, что все идет по плану. По словам агента, проследить за Джерачи было непросто, да только если он не выпрыгнул в Средиземное море, то должен быть на корабле.

— Вне всякого сомнения, это он, — заверил помощник. — У меня копии его документов: паспорт, фотографии… Все в порядке.

Насвистывая мелодию старой итальянской песни, никем не замеченный Фаусто Джерачи-старший спокойно получил багаж и направился к каменной арке, встречавшей прибывших в древний город Палермо.

Чезаре Инделикато выглядел не менее смущенным и озадаченным, чем Майкл.

Глава 31

Среди ночи раздался телефонный звонок. Майкл Корлеоне еще не успел прийти в себя после изматывающего перелета из Палермо.

— Простите, что разбудила вас, дядя Майк. Кажется, произошел несчастный случай.

Майкл никогда не различал Кэтти и Франческу, тем более по голосам.

— Фрэнси! — позвала с кухни Кэтти Корлеоне. Ее поезд приехал в Вашингтон всего несколько часов назад, а Кэтти уже присвоила пишущую машинку Билли и разложила книги на кухонном столе Франчески, чтобы работать над диссертацией. — Тебя к телефону!

— Кто это? — спросила Франческа. Она была в ванной, где подстригала Санни челку.

С губ Кэтти сорвалось имя, которое Ван Арсдейлы договорились никогда не произносить, — имя высокой стройной блондинки, вместе с Билли участвовавшей в избирательной кампании Ши.

Франческа выронила ножницы. В какой-то момент она подумала, что сестра так мерзко шутит. Но Кэтти, конечно же, не шутила, она ведь даже не знала, как зовут любовницу Билли.

— Сиди здесь! — велела сыну Франческа.

В голосе матери было нечто такое, что заставило Санни послушаться. Он испуганно кивнул и остался в ванной.

Большую часть жизни Франческа и Кэтти ничего друг от друга не скрывали. Что же изменилось? Дело ведь не в том, что они пошли в разные колледжи. Франческа смотрела на телефон, чувствуя, как в висках стучит кровь. Все дело в парнях, в мужчинах. Разве не в них причина любых проблем? Больше всего Франческе сейчас хотелось закрыться в ванной и прижать сына к груди, чтобы он не стал одним из самовлюбленных, насквозь фальшивых социопатов.

Вместо этого она заставила себя успокоиться, глубоко вздохнула и взяла трубку.

— Простите, что побеспокоила вас. — По голосу блондинки казалось, что она недавно плакала. А еще казалось, что она находится где-то совсем радом. — Поверьте, мне нелегко было решиться на звонок.

— Где вы находитесь? — поинтересовалась Франческа.

— Послушайте, мне было бы легче вообще не звонить, — твердила разлучница, — намного легче. Просто хочу, чтобы восторжествовала справедливость.

— У тебя странные представления о справедливости, путана! — в сердцах закричала Франческа. — Кажется, ты в Вашингтоне? Только не смей врать!

— Врать мне ни к чему. Наоборот, я позвонила, чтобы рассказать правду.

Первым побуждением Франчески было повесить трубку. Почему-то ей казалось, что лучше не слышать того, что расскажет блондинка.

— Подожди! — велела Франческа и, прикрыв трубку рукой, попросила Кэтти достричь Санни. Затем она захлопнула дверь и зачем-то закрыла ее на замок. Ну и ситуация! Звонит любовница мужа! В отчаянии молодая женщина ударила ладонью по оштукатуренной стене и пробила в ней дыру. На шум прибежала Кэтти и, постучавшись к сестре, спросила, все ли в порядке. Пришлось соврать, что лучше и быть не может. Сестра вернулась к Санни, а Франческа снова взяла трубку. — Теперь рассказывай! — сказала она и прикрыла дрожащей рукой глаза, словно пытаясь защититься от того, что услышит.

— Для начала скажу, что вы правы, — проговорила блондинка. — Я в Вашингтоне и работаю в штате конгрессмена. Переехала я сюда не ради Билли, а ради работы, но со временем…

— Рыдать бесполезно! — оборвала девушку Франческа, услышав, как та всхлипывает. — Надеешься, что я тебя пожалею?

Блондинка взяла себя в руки и продолжила рассказ. Вскоре после смерти маленькой Кармелы они с Билли снова начали встречаться. Так все и тянулось, пока девушка не забеременела, а Билли не заставил ее сделать аборт. Вернувшись из больницы, она впала в депрессию, решила оставить работу и вернуться домой — в Сарасоту.

Стиснув зубы, Франческа прижала распухающую ладонь к спинке кровати. Хорошо, что боль хоть как-то сдерживает переполняющий ее гнев.

«Не сейчас! Я не доставлю этой шлюхе такой радости!»

Блондинка заявила, что звонит с работы. Они с Билли только что пообедали в китайском ресторане. Там и произошла ссора, которая привела к слезливой развязке. По словам девушки, рыдали оба: и она, и Билли.

— Ну что, тебе стало легче? — процедила миссис Ван Арсдейл. — День прожит не зря?

Ее бил озноб. Окажись Франческа в одной комнате с этой девкой, она бы точно ее убила. Повалила бы на пол и пинала до тех пор, пока башка не расколется! Хотя всадить ей в сердце нож тоже неплохо.

— Если честно, то нет, — призналась блондинка. — Знаю, вы меня ненавидите. Наверное, я это заслужила… И все же я не… — Она снова разрыдалась. — Я не из тех, кто…

— Все подлецы считают себя порядочными, — надменно сказала Франческа. — Знаешь, кто ты? Потаскушка! Сущность человека проявляется в поступках. Если ты ведешь себя как шлюха, значит, ты и есть шлюха! Все, мне пора!

— Подождите, не вешайте трубку! — заторопилась девушка. — Хочу рассказать вам кое-что важное! Думаю, это еще важнее, чем то, что я уже рассказала!

— Откуда ты знаешь, что для меня важно, а что — нет?

— Речь пойдет о вашей семье!

— Что случилось? — бросилась к сестре Кэтти. — Только не говори, будто все в порядке!

— Помоги мне перевязать руку, — попросила Франческа.

— Тебе нужно к врачу. Что тебя так расстроило?

— Помоги мне.

Нескольких лет, прожитых порознь, словно не бывало — сестры понимали друг друга с полувзгляда. У них появились тайны, но на мир они по-прежнему смотрели одними глазами. Семья есть семья, и у кого Франческе было просить помощи, если не у Кэтти?

Она кратко пересказала содержание разговора, и Кэтти поняла то, что требовалось. Она перевязала Франческе руку, помогла одеться и выслушала длинный перечень указаний относительно Санни: «Своди его в кафе у Восточного рынка, ему там нравится, только оденьтесь потеплее, обещали снег». Кэтти пыталась успокоить сестру, но осторожно, чтобы еще больше не распалить. Поцеловав Санни, Франческа схватила ключи от «Ягуара» Билли. Машина у них была лишь одна, хотя и стоила столько, что хватило бы на две. Естественно, водил ее Билли, берег как зеницу ока и давал жене с огромной неохотой. Сегодня он скрепя сердце разрешил Франческе встретить сестру на вокзале.

— Не делай ничего такого, что бы не сделала я, — проговорила Кэтти вслед убегающей сестре.

— Может, ты и есть я? — прокричала Франческа.

Вот и Министерство юстиции! Парковаться на служебной стоянке мог только Билли, и Франческе пришлось объехать здание и искать место на платной парковке. Ушибленная рука болела, но Франческу это даже радовало. Физическая боль отвлекала и не давала плакать. Нет, слезы ей сейчас нужны меньше всего.

Пытаясь успокоиться, Франческа ударила здоровой рукой по кожаной поверхности руля. Не помогло. «Сущность человека проявляется в поступках». Собственная щепетильность бесила молодую женщину — разве в такой момент стоит тратить время на поиски стоянки? Зарычав, как загнанный волк, она поставила «Ягуар» в сектор для грузового транспорта.

Пытаясь привести в порядок нервы, Франческа вошла в здание.

— Простите, миссис Ван Арсдейл, — проговорил оператор внутренней связи, — но мистер Ван Арсдейл на выездном совещании вместе с генеральным прокурором. Вернутся не раньше чем завтра.

Все это Франческа уже знала. Они с Билли договорились встретиться в баре Джорджтауна, чтобы потом поужинать и сходить в кино.

— Билли забыл кое-какие документы, — объяснила Франческа, — и попросил меня их привезти.

Через минуту она была в кабинете мужа и нашла то, о чем рассказывала блондинка, — пухлую папку на дне верхнего ящика стола. На папке имелся ярлычок «Страховка», написанный рукой Билли.

Ясно, что здесь просматривать папку нельзя. Прижимая ее к груди, Франческа поблагодарила оператора и бросилась вон из здания. К счастью, ее даже не оштрафовали за неправильную парковку. «Отличный знак», — подумала Франческа, хотя сама в это не верила.

В папке, как и обещала блондинка, хранилось полное досье на ее семью. Газетные вырезки, которые могли быть у каждого, но из газет, выходящих в разных штатах. Сотни тщательно подобранных и систематизированных фотографий, включая те, что делала сама Франческа еще до встречи с Билли. На снимках вся ее семья, хотя в основном родственники со стороны отца. Вот фотография свадьбы тети Конни, которая когда-то стояла на туалетном столике Франчески и якобы потерялась во время переезда. Вот четыре блокнота. В таких Франческа когда-то писала сочинения, а Билли заносил подробную информацию о ее семье. В конце каждого блокнота — отпечатанные на машинке страницы с кратким изложением содержания. Интересно, когда он начал их вести? Судя по первой записи — 25 декабря 1955 года, на следующий день после того, как они переспали в Джексонвильской гостинице. Однако Билли писал вовсе не о сексе, а подробно рассказывал о том, что происходило в доме бабушки Кармелы. На дневник не похоже, скорее на домашнее задание. И это точно не подделка — некоторые вещи мог знать только Билли, да и почерк точно его, судя по петлям на А и М.

«Он провел Рождество в компании настоящих мафиози».

Об этой папке Билли рассказал своей блондинистой девке! Наверное, даже показывал ее содержимое после того, как они занимались любовью в каком-нибудь отеле.

У Франчески закружилась голова, и, откинувшись на сиденье, она зарыдала. Что толку плакать, нужно что-то делать!

Она не беспомощная женщина, ревущая в машине неверного мужа.

Она Корлеоне, дочь великого воина Сантино Корлеоне!

«Помоги мне, папочка!» — просила она сначала тихо, а потом все громче и громче.

У Капитолийского холма ее остановил полисмен, чтобы выписать штраф, но, увидев перекошенное лицо и безумные глаза Франчески Корлеоне, поспешно убрал бланк. Полисмен побледнел, будто увидел призрак, и сокрушенно покачал головой.

На темной парковке у реки Потомак Франческа, притаившись в красном «Ягуаре», следила за баром, где она должна была встретиться с Билли. Она ждала уже довольно долго и успела прочитать все, что хранилось в мерзкой папке. Часов Франческа не носила, а те, что были в «Ягуаре», спешили. В сумочке был аспирин (рядом с кухонным ножом, свадебным подарком дяди Фредо и Дины Данн), но таблетки раскрошились. Больную руку задергало еще сильнее. И все же физическая и душевная боль вместе не давала ей потерять сознание, совсем как два смертельных яда, которые, попадая в кровь человека, смешиваются и не дают умереть.

Примерно через час в бар вошел Билли в сопровождении группы молодых адвокатов. Жену он не заметил, а если бы заметил, то все бы очень быстро закончилось. За нож бы Франческа не схватилась, зато точно закатила бы скандал. Выйти из машины она не решалась. Впрочем, она бы вышла, если бы четко знала, что будет делать дальше.

С одной стороны, Франческа жалела, что взяла нож, а с другой — сомневалась, сможет ли нанести удар левой рукой.

Франческа думала о сыне, и, как ни странно, это прибавляло ей решимости.

Нужно успокоиться, иначе ничего дельного не придумаешь.

Только сейчас Франческа поняла, что заблуждалась, считая, что, если бы папа был жив, ее жизнь сложилась бы по-другому.

Скорее всего, снова увидев Билли, она уже не будет так злиться. Но вот он, покачиваясь, вышел из бара и поднял воротник пальто. У Франчески потемнело перед глазами.

Страховка!

Сердце бешено забилось. Рука болела так сильно, что Франческа начала всхлипывать. Тем временем Билли завернул за угол и по узкой темной аллее пошел в сторону Эм-стрит. Ясно, что он задумал! Богатенький мальчик, который мог позволить себе «Ягуар», не желал платить за такси лишнего. На Эм-стрит с него возьмут на пару долларов меньше!

Франческа повернула ключ зажигания. Машина у Билли была быстрая, одна из самых быстрых в мире. Считанные доли секунды, и вот она несется по темной аллее!

Билли обернулся, заслонив глаза от света ярких фар, а Франческа так и вцепилась в руль. Неверный муж прямо перед ней! Криво улыбнувшись, Франческа наехала на Билли. Вот сверкнули подошвы его туфель, а голова ударилась о капот так сильно, будто тело упало с десятого этажа. «Ягуар» затормозил. Билли словно впечатался в капот.

Схватив папку, Франческа выскочила из машины. Будто одумавшись, она аккуратно прикрыла дверь и не торопясь пошла прочь.

Молодая женщина не пострадала. Слезы высохли сами собой, и плакать расхотелось. Ее моральных сил хватило, чтобы все осуществить, а физических — чтобы ушибленной рукой управлять машиной. Кажется, никто ничего не видел!

Пройдя ярдов пятьдесят, Франческа увидела туфлю Билли, но даже не сбавила шаг.

Она велела себе не глядеть на машину, однако, поворачивая на Эм-стрит, посмотреть пришлось.

С вершины холма «Ягуар» выглядел не так уж плохо. Билли неподвижно лежал на капоте, а по мостовой растекалась кровь. Сначала Франческа не поняла, откуда вся эта кровь, и лишь потом заметила, что ноги Билли не угодили под передний бампер. Они остались далеко позади, в самом начале темной аллеи!

Никакого раскаяния Франческа не испытывала.

Как попала домой, миссис Ван Арсдейл не помнила. Лишь ощущала, как болит рука да неистово бьется сердце всякий раз, когда за спиной завывала сирена. Огромным усилием воли она заставляла себя не оглядываться.

Кэтти строчила на машинке, а Санни спокойно спал в своей комнате.

Франческа тяжело опустилась на диван.

— Билли не звонил?

— Не знаю, — не отрываясь от работы, сказала Кэтти. — Я отключила телефон, чтобы не отвлекаться. Надеюсь, ты не волновалась. Санни — просто прелесть! Мы чудно провели время. Как рука?

— Помнишь, когда я узнала, что Билли мне изменяет, ты посоветовала его убить? Я так и сделала.

Кэтти рассмеялась, но, заглянув в потухшие глаза сестры, тут же осеклась:

— Боже мой, ты…

— Вот, посмотри. — Франческа передала сестре папку.

— Расскажи мне все! — велела Кэтти. — Только быстро.

Полиция приехала примерно через час после возвращения Франчески и через пять минут после того, как автобус увез Кэтти на вокзал, где она собиралась сесть на последний поезд в Нью-Йорк. В квартире не осталось никаких следов ее пребывания. О том, что едет в Вашингтон, Кэтти не сказала ни матери, ни ее жениху Стэну из винного. Они бы тут же стали причитать, вспоминая, как давно дочь не гостила у них во Флориде.

Когда детектив рассказал о случившемся, Франческа закричала и убежала в спальню, где убедительно изобразила истерику. Пришлось ударить по стене ладонью левой руки, сильно, но не настолько, чтобы что-то сломать. Тем не менее грохот раздался впечатляющий, и появившиеся в спальне полицейские увидели дыру в стене и распухающую, судя по всему, сломанную руку. Лед, от которого до приезда полиции спала опухоль, благополучно таял в унитазе.

К счастью, шум не разбудил маленького Санни. После того как полиция и присланный Дэнни Ши доктор ушли, Франческа отключила телефон и склонилась над кроваткой сына. Мальчик спал, прижимая к груди футбольный шлем.

Санни придется все рассказать. Она позвонит Кэтти в Нью-Йорк, а сестра сообщит страшную новость маме, родителям и брату Билли. А вот с Санни Франческе придется поговорить самой.

Молодая женщина вернулась на кухню и достала из духовки заветную папку. В который раз она просмотрела ее содержимое, недоумевая, как можно предать семью. И ради чего? Ради карьеры? Денег-то хватало. А у ее семьи были связи, вот Билли и решил сделать из них страховку!

Каково расти без отца, Франческа знала, зато не понимала, как можно расти с отцом, который решил уничтожить свою семью.

Никаких угрызений совести Франческа по-прежнему не испытывала.

Санни она скажет, что произошел несчастный случай, а его папа на небесах вместе с малышкой Кармелой. И все же когда-нибудь ее сын обязательно узнает правду.

Франческа подключила телефон и позвонила Кэтти. Они заранее договорились по телефону не откровенничать, на случай, если линия прослушивается. По сути, разговор состоял из двух частей: фальшивой, где безутешная миссис Ван Арсдейл рассказывала сестре о гибели мужа, и настоящей, где обсуждался список тех, кому нужно сообщить о трагедии.

За окном забрезжил рассвет. В Неваде глубокая ночь, но один звонок Франческа сделает.

— Простите, что разбудила вас, дядя Майк. Кажется, произошел несчастный случай…

На следующий день, как и предполагала Кэтти, администратор Министерства юстиции сообщил, что Франческа Ван Арсдейл накануне забирала документы по просьбе мужа. Однако ничего необычного или подозрительного в этом не было. По словам администратора, миссис Ван Арсдейл покинула министерство в хорошем расположении духа. По требованию полиции Франческа показала одну из папок Билли, благо покойный муж хранил некоторые документы дома. О папке с ярлычком «Страховка» детективы не заговаривали.

На вечер у Франчески имелось железное алиби: официанты кафе у Восточного рынка хором подтвердили, что видели ее вместе с маленьким Санни.

Соседи сообщили, что заметили, как Франческа с сыном вернулись домой, а потом целых два часа в квартире кто-то печатал на машинке.

Франческа заявила, что на машинке она печатала письмо сестре, которое отправила перед приходом полиции. Заявление было сделано в присутствии лучшего адвоката Нью-Йорка, с которым заранее договорился Том Хейген. Через несколько дней Кэтрин Корлеоне в присутствии того же адвоката сообщила, что письмо сестры получила, но, прочитав, выбросила. Многочисленные родственники, включая мать сестер, Сандру Корлеоне, подтвердили, что в последние годы между сестрами пробежал холодок и они почти не общались. Мать искренне надеялась, что эта ужасная история поможет Кэтти и Франческе сблизиться.

Руль и коробка передач красного «Ягуара» оказались тщательно вытертыми — никаких следов благодаря повязке на руке Франчески и стараниям людей дяди Майка. Тем не менее в салоне нашли отпечатки пальцев, принадлежащие четырем разным людям: три набора отпечатков принадлежали семье Ван Арсдейлов (к счастью, Кэтти носила перчатки), а четвертый — молодой женщине, состоящей в любовной связи с Билли Ван Арсдейлом.

Нашлось несколько свидетелей того, как в день гибели Билли эта женщина зарегистрировалась в отеле «Дюпон», а через полтора часа выехала из номера в слезах. Блондинка призналась коллегам по работе, будто в тот день Билли решил с ней порвать. Несколькими месяцами раньше она рассказывала тем же коллегам, что ждет ребенка, а Билли заставляет ее сделать аборт.

Во время очной ставки с коллегами и работниками гостиницы блондинка отвечала невпопад и вела себя очень нервно. В результате ее арестовали и обвинили в убийстве второй степени.

Книга 9 Лето 1962

Глава 32

Как и боялись организаторы операции, арест Кармине Марино вылился в международный скандал.

Масштаб того, что пыталось провернуть ЦРУ, застал президента Ши врасплох. Он сделал официальное заявление, пообещав привлечь итальянского подданного Марино к ответственности. Со своей стороны, итальянское правительство сообщило, что располагает досье на нескольких Кармине Марино, но ни один из них не похож на международного террориста. Кубинский диктатор твердил, что президент Ши несет личную ответственность за то, что произошло. Генсек ЦК КПСС не стал комментировать ситуацию, но посетил пышные похороны погибшего двойника.

Тайком от прессы Ши провел много часов, ругая на все корки бывшего президента США и председателя комитета по национальной безопасности. По всему выходило, что в диверсии замешан посол, но прежде, чем Джимми смог высказать ему свои подозрения, у М. Корбетта Ши случился инсульт. Он прожил еще несколько лет, однако разговаривать больше не мог.

Доказать связь Марино с печально известным кланом Корлеоне оказалось легче легкого. Даже контролируемые семьей газеты были вынуждены последовать примеру конкурентов и начать журналистское расследование.

Официально генеральный прокурор отрицал наличие каких-либо связей между правительством и так называемой «мафией». На закрытых встречах со своими подчиненными он обнародовал новый, крайне решительный план борьбы с организованной преступностью. Второго Билли Ван Арсдейла не найдешь, поэтому всем остальным придется работать за двоих.

Директор ФБР не забыл давней встречи с Томом Хейгеном, когда будущий конгрессмен показал черно-белый, но вполне четкий снимок, запечатлевший директора ФБР за актом фелляции. Что, если фотография попадет в газеты? Тем не менее у ФБР не оставалось другого выбора, как поддержать решительный план генерального прокурора.

В ООН за дело взялись обычные посредники — небольшие страны с развитой системой образования и слабой армией. Они пытались договориться о депортации или экстрадиции Кармине Марино либо на родину, либо в США, где через несколько месяцев ему должны были дать гражданство. Как минимум посредники настаивали на скором и справедливом суде над Кармино Марине на Кубе. Кубинское правительство устроило из встречи с посланцами ООН настоящее шоу, но для диктатора было выгодно, чтобы Марино оставался там, где был, — за решеткой, чтобы меч правосудия бесконечно долго висел над его шеей.

Вскоре новый кубино-американский кризис вытеснил убийство двойника диктатора со всеми последствиями с первых страниц мировой прессы. В кубинских газетах об этой истории написали всего однажды, когда Кармине Марино попытался бежать из тюрьмы и был застрелен. В американской прессе или по телевидению об этом не сообщалось.

Укрывшись в туннеле под Мэдисон-сквер-Гарден за два часа до начала концерта Джонни Фонтейна, Майкл Корлеоне, одетый в новый смокинг, ждал своего consigliere. Вот дон достал зажигалку покойного брата и закурил. Оказывается, в том, чтобы приходить заранее и ждать, нет ничего зазорного.

Сплетни вокруг возвращения Майкла в Нью-Йорк не утихали несколько месяцев. Его семья, как и многие другие, с нетерпением ждала возвращения дона. А почему бы и нет? Те, кто были верны Майклу, ни разу об этом не пожалели. Однако его персона интересовала не только преступный мир. Сплетни о нем и его семье печатались во всех газетах города. К своему ужасу, Майкл превратился в современного Робин Гуда. Ему приписывали сотни преступлений, но не было предъявлено ни одного обвинения. Луи Руссо и Эмилио Барзини убиты, а Корлеоне жив и как будто здоров. Большинство донов Америки были арестованы во время Собрания, а Майкла, которому сам бог велел попасть в число арестованных, среди них не оказалось. Тессио и Джерачи, самые талантливые люди его семьи, подвергали его авторитет сомнению, и где они теперь?

Несмотря на все трудности, с годами Корлеоне явно похорошел. Он носил самые дорогие костюмы, в волосах почти не было седины, а зубы казались белее, чем у президента. Настоящий герой войны, он летал на собственном самолете и был не менее популярен, чем Джонни Фонтейн. Он похоронил двоих братьев и не сломался. Каждый день в газетах появлялись заметки о развитии его романа с очаровательной Маргаритой Дюваль. Она переехала в Нью-Йорк, значит, они с Майклом будут жить вместе!

В Нью-Йорке стало модно жить «рядом с Майклом Корлеоне». Застройщики наперебой предлагали ему недвижимость, зная, что за ним потянутся толпы покупателей.

Майкл услышал, как его зовет Том Хейген.

Том оставил своих телохранителей у входа и спустился по туннелю к Майклу. Братья обнялись.

— Ты готов?

Корлеоне кивнул.

— Это же просто ужин, верно?

— Да, можно и так сказать, — отозвался Том.

Туннель вел их в самую обычную раздевалку, которой пользовалась нью-йоркская баскетбольная команда. Сегодня здесь должна была состояться встреча глав пяти семейств Нью-Йорка и их consigliere. Впервые четыре других дона: Черный Тони, Молочник Лео, Толстый Поли Фортунато и новый, Оззи Альтобелло, который заменил недавно скончавшегося Рико Татталья, — были друзьями семьи Корлеоне.

— Да ладно тебе, Майкл, — сказал Том, — все будет в порядке. Ты пытался сделать невозможное, ну не получилось, вернее, почти получилось, не нужно себя винить!

— Разве я похож на человека, который занимается самобичеванием?

— Только для тех, кто тебя знает. — Хейген по-отечески сжал плечо Майкла. — Ты ведь максималист. Это, конечно, хорошо, но иногда нужно вспомнить о том, чего уже достиг.

Майкл хотел было ответить, будто то, что есть, ему совсем не нужно. Но это не так, и Майкл прекрасно это знал. У него двое детей, брат и сестра, которые его любят, воспоминания о счастливом детстве, сила и желание начать все сначала. Он богат и живет в самой лучшей стране на свете.

Том снова похлопал брата по плечу. Они уже стояли на пороге раздевалки.

— Если он в Штатах, мы обязательно его найдем, — убежденно сказал Хейген, имея в виду Джерачи, имя которого они договорились не упоминать. — Нельзя же прятаться вечно!

Майкл был настроен менее оптимистически. Они оба слышали истории о сицилийских мафиози, которые жили под землей по двадцать, а то и тридцать лет. А ведь Америка гораздо больше Сицилии.

— Зато в Штатах больше жадных болтунов. Если он здесь, Майк, мы непременно его отыщем.

— Ты сам-то в это веришь?

— Человеку нужна надежда, Майки!

Откуда-то сверху раздался голос Фонтейна — подготовка к концерту шла полным ходом.

— Я надеюсь, — тихо проговорил Майкл.

Том Хейген открыл дверь.

Увидев Майкла, доны, как по команде, заулыбались и наперегонки бросились пожимать ему руку.

В огромной пещере на Змеином острове, где все было готово к длительной отсидке, Ник Джерачи наконец-то дочитал двухтомник о военном искусстве Древнего Рима. Эти два тома были единственными книгами, что он успел забрать из дома. В пещере имелись какие-то любовные романы и комиксы, но Джерачи не стал бы их читать ни при каких обстоятельствах. Он потерял счет дням и ночам и ложился спать, когда уставал. Как-то раз, проснувшись, он сварил себе кофе, достал блокнот и начал писать. «Исповедь Фаусто», так будет называться книга. Пусть люди узнают правду о преступном мире Америки.

Впрочем, разве он знает, как пишутся книги?

Черт побери, он ведь не глупее, чем эти писатели! Самое главное — начать. Ник взял ручку и начал.

«Мы живем по особым понятиям, более высоким и справедливым, чем те законы, что принимает правительство. В жизни я повидал достаточно и знаю, о чем говорю. Пока вы читаете эту книгу, правительство погубит больше невинных людей, чем живущие по понятиям люди за семь веков существования мафии. Можете мне поверить, хотя вы, скорее всего, не захотите. Как пожелаете! Не обижайтесь, но именно это и делает из вас идиотов, дорогие читатели. От лица моих бывших партнеров и, не почтите за дерзость, самого президента позвольте вас за это поблагодарить».

Ник остановился. Нет, он не останется в этой дыре на всю жизнь! Хотя в бункере созданы все условия для комфортной жизни. Уж книгу-то он точно успеет закончить!

Иногда ему казалось, что он слышит, как работают буры. Это рабочие копают туннель, который однажды соединит его бункер с Кливлендом. Хотя, может, ему только казалось. К тому времени, когда туннель достроят, он либо умрет, либо не выдержит и выйдет на поверхность. На иной исход лучше не рассчитывать, шансов никаких!

Ник Джерачи рассмеялся. Положение незавидное, но он не сдастся! Он вернется и отомстит!

Майкл Корлеоне и Франческа Ван Арсдейл вышли из лифта к пустому, ослепительно белому пентхаусу. Следом за ними шел Роджер Коул. Аль Нери ждал в кабине лифта, нажав красную кнопку блокировки. Кэтти Корлеоне с маленьким Санни ждала в номере люкс на одном из нижних этажей, который в случае покупки всего здания Майклом отходил сестрам.

Пентхаус занимал верхний, сороковой этаж, хотя само здание выглядело компактным. По сияющему мраморному полу Майкл прошел к окну, выходившему на Ист-Ривер и Куинс. С улицы дом казался довольно заурядным, зажатым между небоскребом и тупиком в конце Семьдесят второй улицы. На самых нижних этажах будут офисы. У лифта дежурила охрана, а у квартир на верхних этажах — посты. Нужно сказать Нери, чтобы он проверил каждого из работников охраны и произвел необходимые замены. Чтобы попасть в пентхаус, требовался специальный электронный ключ. Да, здесь гораздо безопаснее, чем на озере Тахо или Лонг-Бич! Роджер Коул руководил подбором и установкой охранной сигнализации и даже проверил каждый этаж на наличие подслушивающих устройств. Так что повторения того, что случилось в Тахо, можно не опасаться.

Франческе пентхаус явно нравился. Затаив дыхание, она смотрела на высокие окна, сверкающие полы и девственно-белые стены. Майкл боялся, что, осознав непоправимость того, что случилось с Билли, племянница впадет в депрессию. Однако ничего подобного не случилось и, судя по всему, уже не случится. Из всех четверых детей Франческа была больше остальных похожа на отца. Хладнокровное убийство мужа и полное отсутствие раскаяния — это как раз в духе Сантино Корлеоне. Откуда Франческе было знать, что ее вероломного мужа дядя давно обезопасил? Билли Ван Арсдейл уже проглотил наживку, заботливо приготовленную Хейгеном. Том собирался использовать амбициозного юнца в интересах семьи, а не мстить. Еще немного, и в Министерстве юстиции появился бы свой человек… Но перспективу вместе с потенциальным информатором переехали надвое. Ладно, Майкл заранее позаботился о том, чтобы Франческа не узнала правду.

— Детская там? — спросил Майкл, показывая в сторону коридора.

— Именно, — подобострастно кивнул Коул, — по коридору направо.

Коул был, пожалуй, самым известным застройщиком в Нью-Йорке. На самом деле его звали Руджеро Коломбо, он вырос на Адской Кухне по соседству с Корлеоне. Король недвижимости любил рассказывать душещипательную историю о том, как Вито Корлеоне убедил хозяина квартиры не выселять семью Коломбо несмотря на то, что они нарушили правило, запрещающее держать животных. А все ради того, чтобы маленький Руджеро смог оставить у себя щенка Рекса, в честь которого и была названа его фирма. Позднее при содействии Вито Руджеро (к тому времени уже Роджер) поступил в колледж. Коул помог Майклу Корлеоне заработать миллионы на торговле недвижимостью, сначала подпольной, а в последние годы — совершенно легальной. Если бы Майкл побольше полагался на таких, как Коул, то, возможно, смог бы сдержать слово, данное Кей и отцу. Может, еще не поздно все исправить? Может, стоит попробовать еще раз? Всему свое время, спешить не стоит. Для начала он вернулся в Нью-Йорк.

— Как часто вы их видите?

— Кого?

— Семью, Тони и Мэри.

Сначала Майкл подумал, что Роджер имеет в виду его бывших деловых партнеров.

— Они приезжают завтра.

Для Манхэттена комнаты довольно большие, хотя, конечно, меньше, чем в Тахо.

— Думаю, им понравится, — задумчиво проговорил Майкл.

— А вам самому? — поинтересовался Коул. — Если что-то не устраивает, могу подыскать что-нибудь еще.

— Кто продавец?

— Агентство «Рекс»! — улыбнулся Коул.

Значит, как партнер Коула, Майкл уже является совладельцем дома!

— А все здание продается?

— Вообще-то нет, только квартиры. Но для вас мы найдем подходящий вариант!

Корлеоне вновь смогут жить одной семьей! Кэтти пригласили преподавателем в университет, они с Франческой будут проживать вместе и растить маленького Санни. Конни с детьми поселится в соседнем люксе, а Том и Тереза Хейген смогут занять целый этаж. Все живущие здесь будут в безопасности. А главное — вместе!

Роджер с Майклом обсудили детали.

— Отлично, мне подходит!

Франческа захлопала в ладоши, а мужчины расцеловали друг друга в щеки. Через минуту все трое уже шли к лифту.

— Тех, кто родился в Нью-Йорке, всегда тянет домой, правда? — спросил Коул. — Я знал, что вы вернетесь! Добро пожаловать!

— Я сам рад, что вернулся! — проговорил Корлеоне, пожалуй, громче, чем ему хотелось. Дверцы лифта закрылись, а эхо разнесло голос Майкла по пустым комнатам его нового дома.

Об авторе

Марк Вайнгартнер получил степень магистра по литературе и искусству в университете Джорджа Мейсона. Первую книгу он выпустил в возрасте двадцати шести лет, еще будучи аспирантом. «Нью-Йорк таймс», «Лос-Анджелес таймс», «Чикаго сан таймс» и Нью-йоркская национальная библиотека называли его книги лучшими книгами года. Произведения Вайнгартнера публиковались в таких изданиях, как «Плейбой», «Домашний очаг», «Дамский клуб», «Родители». Романы и рассказы писателя удостоены многочисленных литературных премий.

Марк Вайнгартнер — профессор и заведующий кафедрой литературного творчества Государственного университета Флориды.

Примечания

1

Отдельная преступная группировка, «бригада» (итал.).

(обратно)

2

Одно за другое (лат.).

(обратно)

3

Как сказать (итал.).

(обратно)

4

Коза (итал.).

(обратно)

5

Батюшка (итал.).

(обратно)

6

Итальянское блюдо — сухие бисквиты.

(обратно)

7

Наших друзей (итал.).

(обратно)

8

Взад (итал.).

(обратно)

9

Название итальянской мафии; дословно — «наше дело» (итал.).

(обратно)

10

Сто лет (итал.).

(обратно)

11

От итал. Fаlсо — сокол.

(обратно)

12

А можно ли в ближайшее время улететь в Рим? (итал.).

(обратно)

13

По-английски говорят «deadhead» (бесплатный пассажир) (итал. — англ.).

(обратно)

14

Ссылка на цитату «По-моему, леди протестует слишком бурно». — У. Шекспир, «Гамлет», III акт, 2 сцена. Пер. Б. Пастернака.

(обратно)

15

Да (итал.).

(обратно)

Оглавление

Книга 1 Весна 1955

  Глава 1

  Глава 2

Книга 2 Сентябрь 1955

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

Книга 3 Осень-зима 1955

  Глава 12

  Глава 13

Книга 4 1956–1957

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

Книга 5 1957–1959

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

Книга 6 1920–1945

  Глава 21

Книга 7 Январь-июнь 1961

  Глава 22

  Глава 23

  Глава 24

  Глава 25

  Глава 26

  Глава 27

Книга 8 1961–1962

  Глава 28

  Глава 29

  Глава 30

  Глава 31

Книга 9 Лето 1962

  Глава 32

Об авторе X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?