«Большая кража»

Элмор Леонард Большая кража

1

Под стрекотание 16-миллиметрового проектора они наблюдали, как на экране Райан бьет бригадира мексиканских рабочих-сезонников. В подвале здания суда графства Холден находились трое: помощник окружного прокурора — тот самый, что принес сюда эту пленку; помощник местного шерифа, одетый в форму и управляющий сейчас проектором, и мистер Уолтер Маджестик, мировой судья из Женева-Бич.

На экране Райан занес для удара бейсбольную биту, не отрывая взгляда от Луиса Камачо, которого Райан на экране загораживал. Осторожно переступая вбок, Луис Камачо приближался к противнику, явно собираясь броситься на него.

Помощник прокурора объяснил, откуда у него взялась эта пленка:

— Один парень снимает фильм о жизни сезонных рабочих. Случилось так, что он там оказался и заснял все.

— Я видел в газете фотографию, — заметил мистер Маджестик.

— Это все он же. Когда в кинокамере кончилась пленка, он схватил фотоаппарат.

На экране Райан, стоя на месте с занесенной битой, медленно поворачивался, продолжая следить за Камачо. Бригадир сделал вдруг выпад в сторону противника и тут же отскочил, едва увернувшись от удара битой.

Помощник прокурора обернулся к полицейскому:

— Останови здесь!

Тот щелкнул выключателем на проекторе, и изображение на экране замерло, чуть-чуть не в фокусе.

— Ну что, видели нож?

— Трудно сказать, — покачал головой мистер Маджестик. — Парень с битой его загораживает.

Проектор застрекотал, изображение стало четким: Камачо по-прежнему двигался боком, прижав левую руку к телу, Райан перемещался вместе с ним. Райан снова поднял биту.

— Смотрите внимательно. Сейчас он сломает ему челюсть, — предупредил помощник прокурора.

Покадровое воспроизведение позволило во всех подробностях рассмотреть, как Райан сделал шаг вперед, как изогнулся всем телом, как напряглись мышцы сжимающей биту руки, как, наконец, толстая бита влетела в лицо Луиса Камачо. Оно было похоже не на лицо человека, а скорее на вырезанную из дерева ацтекскую маску — то ли вообще без глаз, то ли с еще не нарисованными глазами. Круглые солнечные очки Камачо повисли в воздухе, цепляясь одной дужкой за ухо. Хотя его ступни в кадр не попали, казалось, что Камачо не стоит на земле, а, оторванный от нее энергией удара, повис в воздухе.

— Ларри, — обратился помощник прокурора к полицейскому, — оставь этот кадр на экране и включи свет. Уолтер, я хотел бы прочитать вам показания Луиса Камачо.

Лампы дневного света на потолке помигали и зажглись в полную силу. Изображение на экране стало бледным, но обе фигуры были по-прежнему хорошо видны. Когда загорелся свет, мистер Маджестик, мировой судья из Женева-Бич, несколько раз моргнул, не отрывая своих глаз от Джека Райана.

Помощник прокурора начал читать протокол:

— Он называет свое имя, сообщает, где живет и когда это случилось: 26 июля, около семи часов вечера. Затем дежурный полицейский Дж. Р. Колман говорит: «Расскажите своими словами, как все произошло». Уолтер, вы меня слушаете?

— Конечно, продолжайте.

— Камачо: «После ужина я пошел к автобусу, поскольку мы с Райаном договорились встретиться: он обещал кое-что в автобусе подремонтировать. Когда он не появился, я отправился искать его и нашел на поле, где несколько мужчин и ребят играли в бейсбол. Ну, парни выпили немного пива и стали играть в бейсбол. Райан был с ними, но не играл. Там было несколько девушек, с которыми Райан разговаривал. Я спросил его, почему он не занимается ремонтом, на что он ответил в непечатных выражениях. Я напомнил, что техническое обслуживание автобуса входит в его обязанности, но ответ был точно такой же. Одной из причин, по которым я…»

— Прошу прощения, — перебил мистер Маджестик. — Ларри, это действительно записано со слов парня?

Помощник шерифа почесал в затылке:

— Ну, сами понимаете, это стандартные выражения для протокола.

— А что именно сказал Райан?

— Послал его на хрен.

— Вы считаете это непечатным выражением?

— Уолтер… — Помощник прокурора отметил шариковой ручкой то место, где он прервал чтение протокола, и посмотрел на мистера Маджестика. — Камачо утверждает: «Одной из причин, по которым я принял его в свою бригаду в Сан-Антонио, было то, что он представился автомехаником и заверил меня, что всегда сумеет починить автобус. Я согласился взять его на работу, но у меня все-таки возникло подозрение, что он просто захотел бесплатно добраться до Детройта…»

— Он что, из Детройта? — удивился мистер Маджестик.

— Из Хайленд-Парка, — ответил помощник прокурора. — Считайте, одно и то же. Далее Камачо сказал: «Когда я снова попросил Райана заняться ремонтом, он схватил валявшуюся на земле биту и велел мне проваливать, иначе он разобьет мне голову. Я попросил его оставить биту и спокойно поговорить, но он бросился на меня, и не успел я защититься или разоружить его, как он нанес мне два удара — по руке и по лицу». — Помощник прокурора сделал паузу. — Обратите внимание, Уолтер, как он описывает ситуацию: «Не успел я защититься или разоружить его…»

— Его просто вырубили, — сказал мистер Маджестик.

— «…как он нанес мне два удара — по руке и по лицу. Я упал на землю, но сознания не потерял. Помню, что вокруг меня собралось много народу. Потом приехали полицейские, вызвали „скорую помощь“, и меня отвезли в больницу города Холден, штат Мичиган». — Помощник прокурора продолжил скороговоркой зачитывать последние фразы протокола: — «С моих слов записано верно, показания даны в присутствии свидетелей, все содержащиеся в них сведения соответствуют действительности». — Помощник прокурора оторвался от бумаг и посмотрел на мирового судью из Женева-Бич: — Уолтер, что вы об этом думаете?

Мистер Маджестик пожал плечами, указал на бледную тень на экране и сказал:

— Пока что могу сказать только одно: у этого парня классный замах, отличная стойка, вот разве что он слишком подается вперед.

Боб Роджерс-младший тянул время до последнего. Конверт с заработанными Райаном деньгами он привез в офис шерифа лишь в полдень в воскресенье. Он сообщил дежурному полицейскому Дж. Р. Колману, что́ это за конверт и кому он предназначен. Колман сказал, что деньги следовало доставить еще вчера; тогда бы они сразу выпустили Райана. Боб Роджерс-младший сказал, что вчера он был занят, да и лишний день на нарах пойдет Райану только на пользу. Положив конверт на стол, он вышел из офиса, поправил чуть сбившуюся набок соломенную ковбойскую шляпу и, спустившись по ступенькам, подошел к припаркованному по соседству темно-зеленому пикапу. Райан появится примерно через четверть часа, поэтому он развернулся и проехал по главной улице к магазину «Рексолл», где купил пачку сигарет и толстый воскресный выпуск «Детройт фри пресс». Потом снова развернулся, подъехал к зданию участка и остановился прямо под запрещающим знаком. По расчетам Боба-младшего, Райану в этот момент уже вернули шнурки от ботинок и теперь советовали поживее проваливать из Холдена.

— Распишись внизу, — сказал Дж. Р. Колман. Дождавшись, когда Райан поставил свою подпись, он достал из проволочной — как в супермаркете — корзины бумажник Райана, его ремень и конверт с зарплатой.

Дж. Р. Колман с непроницаемым выражением лица наблюдал за тем, как Райан открывает бумажник и пересчитывает лежащие в нем три долларовых банкноты, вставляет ремень в шлевки своих брюк защитного цвета, застегивает его и прячет бумажник в задний карман. Затем Райан взял лежавший на столе конверт и посмотрел на него.

— Это принесли с работы, — сказал Дж. Р. Колман.

— Конверт распечатан.

— Такой он и был.

Райан прочитал сумму, напечатанную на конверте, потом вытащил деньги и пересчитал их: пятьдесят семь долларов.

— До дома доехать хватит, — сказал Дж. Р. Колман. — Автобусная станция в двух кварталах отсюда.

Райан сложил конверт пополам и сунул в карман рубашки. Затем, будто вспомнив о чем-то, похлопал себя по карманам, оглядел пустой стол и наконец проговорил:

— У меня была расческа.

— Нет здесь никакой расчески.

— Вижу, что нет. На кой хрен кому-то понадобилась моя расческа?

— У тебя не было расчески.

— Нет, была. У меня всегда с собой расческа.

— Если ее здесь нет, значит, не было.

— Новая расческа стоит десять центов, — сказал Райан. — Какому, интересно знать, уроду понадобилась чужая расческа?

Желая поскорее закончить этот разговор, Дж. Р. Колман сказал:

— Если хочешь, могу лично проводить тебя до автобуса.

— Спасибо за заботу, — огрызнулся Райан. — До скорого.

— Вот уж ни к чему, — миролюбиво проговорил Дж. Р. Колман.

Боб Роджерс-младший рассчитывал, что Райан сразу же подойдет к его пикапу. Не заметить машину с надписью белыми буквами на зеленой дверце: «РИТЧИ ФУДС ИНКОРПОРЕЙТЕД, ЖЕНЕВА-БИЧ, МИЧИГАН» — было просто невозможно. К его удивлению, Райан, спускаясь с крыльца участка, оглядывался вокруг, рассматривал деревья и улицу. Боб-младший сидел, высунув локоть в окно. Когда Райан подошел к машине, Боб поправил соломенную шляпу, повыше отогнул поля, надвинул ее на глаза и положил руки на руль. Райан открыл дверцу и вопросительно посмотрел на Боба. Тот спросил:

— Подбросить тебя куда-нибудь?

— Ну, типа того. Ты ведь на север собрался?

— Это ты верно заметил, — согласился Боб-младший. — А тебе, парень, надо на юг. Полторы сотни миль — и ты в Детройте.

— Я, вообще-то, хотел забрать свои вещи.

— Обойдешься без барахла. Все, что тебе сейчас нужно, — это билет на автобус. А еще проще — иди на ту сторону улицы и голосуй.

Щурясь на солнце, Райан бросил взгляд вдоль улицы. Осмотрел выстроившиеся в линию дома с магазинами на первых этажах и припаркованные под углом к движению машины. Потом снова обернулся к Бобу-младшему:

— Сигареты не найдется?

— Никак нет.

— А что это за квадратная хреновина торчит у тебя из кармана?

— Просто квадратная хреновина, и все дела, — ответил Боб-младший.

— Ну ладно, до скорого, — сказал Райан, хлопнул дверцей и пошел вдоль улицы по тротуару.

Боб-младший смотрел ему в спину. Он дождался, пока Райан дойдет до перекрестка, после чего, одним пальцем переключив рычаг коробки передач, направил машину вслед за ним. Поравнявшись с Райаном, Боб-младший сказал:

— Эй, парень, наш разговор еще не окончился. — Проехав еще немного, он остановил пикап. — Я кое-что хочу тебе сказать.

— Валяй.

— Подойди-ка ближе, я не собираюсь кричать. — Боб-младший положил воскресную газету рядом, а сам, перегнувшись через пассажирское место, выглянул в правое окно пикапа.

— Ну что? — спросил Райан.

— Слушай, те две недели, что ты прожил вместе с бригадой, нам с тобой беседовать особо не приходилось, так?

— Не приходилось.

— Правильно. А это значит, что ты совсем меня не знаешь.

Райан неопределенно-выжидательно покачал головой.

— Мы, приятель, не беседовали с тобой не потому, что ты этого не хотел, а потому, что мне это было ни к чему, — сказал Боб-младший. — Зато теперь я кое-что тебе скажу. Езжай отсюда домой. И сделай одолжение — побыстрее, тебе же лучше будет. Хоть ты и не белый человек, но, по крайней мере, похож на белого, так что послушайся моего совета.

Райан по-прежнему молчал и пристально смотрел на собеседника — высокого, крепко сбитого мужчину в ковбойской шляпе, надвинутой на глаза. Этот цепной пес с громадными лапами превосходил Райана весом фунтов на тридцать, а жизненным опытом, вероятно, лет на десять. «И при этом, — вдруг пронеслось в голове у Райана, — у него, наверное, совершенно детский белый лобик». Он никогда не видел Боба-младшего без шляпы. Наверное, и в постели ее не снимает.

— Ты больше у меня не работаешь, — продолжал Боб-младший. — Так что я прекрасно понимаю: по закону ты имеешь право поступать так, как тебе вздумается. Но я постараюсь тебя убедить, и у меня есть для этого один аргумент. Понимаешь, о чем я?

«Черт возьми!» — подумал Райан, а вслух сказал:

— Не понимаю. Что за аргумент?

— Лу Камачо. — Боб-младший сделал многозначительную паузу. — Сломать челюсть бригадиру на глазах у его подчиненных — это тебе не шутки. Как только он узнает, что ты все еще здесь, он устроит так, что ты получишь нож под ребро и рта раскрыть не успеешь.

— Об этом я как-то не подумал, — сказал Райан.

— Такое сплошь и рядом бывает. И если это случится, мне придется валандаться с шерифом, а то и с полицией штата столько времени, что огурцы будет не вывезти с полей до самого Рождества, — сказал Боб-младший. — Понимаешь, к чему я все это?

Райан кивнул.

— Про огурцы я тоже как-то не подумал.

— Из-за них тебя сегодня и освободили, — пояснил Боб-младший.

Райан опять кивнул:

— Понимаю.

Боб-младший пристально посмотрел на него и чуть повысил голос:

— Ни хрена ты не понимаешь, но я тебе все объясню. Слушай внимательно: «Ритчи Фудс» нанимает тебя и таких, как ты, в это время года, потому что «Ритчи Фудс» солит, маринует, консервирует и продает огурцы. И корнишоны, и для гамбургеров, и всякую маринованную мелочь. Их раскладывают по банкам и отправляют покупателям. Но проблема, парень, в том, что мы продаем в банках не огурцы, а маленькие огурчики. Большие огурцы тут не годятся. Их нужно собрать до того, как они вырастут. А если я буду просиживать штаны у всяких там следователей или, упаси бог, в судах, то эти кретины ни хрена не соберут вовремя. Теперь понимаешь?

— Значит, так: чем быстрее я заберу свои шмотки, тем быстрее меня здесь не будет. — С этими словами Райан обезоруживающе улыбнулся. — Так почему бы тебе не подбросить меня до лагеря? Если, конечно, тебе по дороге.

Боб-младший покачал головой, давая понять, каких трудов ему стоит общаться с Райаном. Наконец сказал:

— Черт с тобой, садись в машину. Но с одним условием: забираешь свое барахло и проваливаешь. Идет?

— Да, сэр, — с ухмылкой ответил Райан. — Большое спасибо.

По дороге Райан просмотрел первую страницу воскресного приложения к газете: комиксы про Дика Трейси. Саму газету Боб-младший так и не позволил ему раскрыть; по его словам, он купил ее самому мистеру Ритчи. Райан, впрочем, и не настаивал. Ехать было совсем недалеко: свернуть налево с шоссе и проехать миль шесть по местной дороге в сторону Женева-Бич. От поворота до Женева-Бич оставалось и того меньше — какая-то пара миль. Там шоссе заканчивалось, упираясь в берег озера Гурон. Райан думал, что Боб-младший высадит его у поворота и поедет в Женева-Бич, но, к его удивлению, тот свернул на узкую гравиевую дорогу, ведущую к лагерю. По этой извилистой дороге Боб-младший ехал, почти не сбавляя скорости, и, чтобы не оказаться в кювете, ему пришлось полностью сосредоточиться на дороге. Райан ничего против этого не имел. «Пусть ковбой покажет, на что он способен», — подумал он. Сам Райан чувствовал себя великолепно. После недели в Холденской тюрьме даже раскинувшиеся на обе стороны дороги огуречные поля выглядели райскими садами. Можно было успокоиться и расслабиться. Приедет, помоется, соберет шмотки — и назад на шоссе. Если повезет, часам к пяти уже будет в Детройте. Райан стал думать о том, чем займется, когда вернется домой. Прежде всего примет горячий душ и как следует поест, а потом выберется куда-нибудь и попьет пива. Или просто завалится спать. Неплохо для разнообразия выспаться в настоящей постели.

Впереди показались дома для сезонных рабочих. Лагерь напомнил Райану одну фотографию в журнале «Лайф» заброшенной военной базы времен Второй мировой войны — такие же покосившиеся казармы-бараки, душевая и туалеты вокруг центральной площадки, вытоптанной множеством ног. Серые стены явно перестояли срок, отпущенный им при строительстве. Окна — либо забиты досками, либо выбиты и зияют как пустые глазницы. Довершали картину старые газеты и конфетные фантики в траве, пробивающейся у самых стен. «Странное дело, — подумал Райан, — ни одного ребенка». Обычно в лагере полно детей. Как раз взрослых днем не видно: почти все работают в поле, зато дети бегают повсюду. Всего в этом сезоне приехало восемьдесят семь семей, а детей, казалось, было несколько сотен. Куда же они все подевались? Райан вспомнил, что сегодня воскресенье. Наверное, пошли на мессу или готовятся к ней, а может, сбежали в лес.

Так оно и было. Райан увидел людей, направляющихся от лачуг к вязам слева от дороги. Приезжавший в воскресенье священник всегда устанавливал складной алтарь (явно сделанный из карточного столика) в тени вязов. Свой «олдсмобиль» он оставлял на обочине дороги и там, за машиной, переодевался. Тем временем несколько женщин накрывали карточный столик белой скатертью и выкладывали на него распятие и молитвенник.

— Приехали, — сказал Райан.

— Тебе куда?

— К сараю.

Затормозив, Боб ухмыльнулся, поглядев в зеркало заднего вида.

— Холостяцкая казарма, значит? Ладно, иди, только не забудь, о чем я тебе говорил.

Ни сказав ни слова, Райан вышел и направился к сараю. За его спиной зафырчал мотор пикапа, но затем, судя по звуку, снова смолк. Райан не оглянулся — довольно с него этого цепного пса, теперь он может забыть о Бобе-младшем раз и навсегда. Райан открыл дверь и вошел в сырое, пропахшее плесенью помещение. Когда-то здесь хранили инвентарь или инструменты; теперь земляной пол был застелен старыми газетами, на которых валялись джутовые циновки и соломенные тюфяки. В этой части барака, отделенной от остальных помещений тонкой перегородкой, они жили втроем. Теперь эта, с позволения сказать, комната переходила в полное распоряжение Билли Руиса и Фрэнка Писарро. Райан обрадовался, обнаружив, что их обоих нет.

Первое, что он увидел, переступив порог, была его собственная фотография с заметкой из «Фри пресс», которую прикрепили на стене между Аль Калине и Тони Олива: Райан держал в руке бейсбольную биту, а Луис Камачо лежал на земле. Заголовок гласил:

СЕЗОННЫЙ РАБОЧИЙ РАСПРАВЛЯЕТСЯ С БРИГАДИРОМ

Расхождения во взглядах привели к тому, что Джек С. Райан нанес серьезные телесные повреждения Луису Камачо, бригадиру сборщиков огурцов, прибывших из Техаса для месячной работы на полях Мичигана. Луис Камачо доставлен в больницу. Райан задержан, во время следствия он будет находиться под стражей.

Дальше говорилось о парне, заснявшем драку на пленку, но это Райан читать не стал. Он снял рубашку и бросил ее на свой тюфяк, потом взял с полки безопасную бритву и мыло и, перекинув через шею полотенце, вышел на улицу.

Пикап по-прежнему стоял неподалеку от барака. Боб-младший вылез из машины и стоял у водительской двери темно-зеленого «линкольна-кабриолета». До сих пор Райану не доводилось видеть эту машину с опущенным верхом, а уж тем более с такого близкого расстояния. Обычно она проезжала где-то вдалеке, чуть ли не на горизонте, оставляя за собой шлейф пыли. Сборщики огурцов провожали ее взглядами, и кто-нибудь говорил: «Мистер Ритчи поехал». За работу принимались лишь после того, как машина исчезала из виду.

Обойдя пикап, Джек Райан увидел вблизи и самого мистера Ритчи — цветущего вида мужчину лет сорока пяти, в солнечных очках, высоколобого, начинающего лысеть. Взгляд Райана остановился на сидевшей рядом с мистером Ритчи девушке: большие круглые солнечные очки в стиле Одри Хепберн; она просматривала воскресное юмористическое приложение к газете. В тот момент, когда Райан взглянул на девушку, она убрала кончиком пальца прядку темных волос с лица: прямые и длинные волосы падали ей на плечи. По возрасту она вполне годилась мистеру Ритчи в дочери, но Райан был уверен, что это вовсе не его дочь.

Мистер Ритчи и Боб-младший посмотрели на Райана, и Боб, опершись одной рукой о дверцу «линкольна», а другой себе в бок, едва заметно кивнул, подзывая Райана. Из кабриолета доносилась музыка, а за ним, в тени вязов, Райан видел священника в зеленом облачении и людей, преклонивших колени перед складным алтарем.

Молчание нарушил Боб-младший:

— Мистер Ритчи хочет, чтобы я еще раз напомнил: в твоем присутствии здесь больше никто не нуждается.

— Я уеду, как только помоюсь. — Райан почувствовал на себе взгляд девушки, оторвавшейся от газеты, но продолжал смотреть на Боба-младшего. Впрочем, когда заговорил мистер Ритчи, он слегка к нему повернулся. При этом Райан перехватил висевшее на шее полотенце так, чтобы эффектно напрячь загорелые мышцы рук и груди.

— Ты ведь не профессиональный сборщик овощей? — спросил мистер Ритчи.

— В первый раз этим занимаюсь.

— Зачем же тогда приехал?

— Ну… надо было чем-то заняться.

— Разве в Техасе ты не работал?

— Некоторое время играл в мяч.

— В бейсбол?

— Да, сэр, это такая игра, в которую играют летом.

Мистер Ритчи бросил на него взгляд:

— Я слышал, что тебя уже арестовывали. За что?

— Один раз за то, что оказал сопротивление при аресте, — ответил Райан и замолчал.

— А еще за что? — спросил мистер Ритчи.

— В другой раз — за ПЧЖ.

— Что значит — ПЧЖ? — подала голос девушка.

Теперь Райан посмотрел на нее: симпатичный носик, большие круглые солнечные очки, темные волосы, обрамляющие лицо.

— Это значит — проникновение в чужое жилище, — пояснил Боб-младший. — Как правило, кража со взломом.

Девушка подняла глаза на Райана. Она сказала: «О!» — и снова отбросила прядь волос кончиком пальца, так мягко и нежно, словно ласкала себя.

«Лет девятнадцать-двадцать», — подумал Райан. Стройная, загорелая, в белых шортах и бело-сине-коричневом топе, напоминающем верхнюю часть старомодных купальников, она сидела в открытой машине, поджав ноги, и, воспользовавшись подходящим моментом, убрала с коленей газету, чтобы Райан, Боб-младший и вообще любой желающий мог убедиться, какие у нее красивые загорелые ноги.

— Забери сейчас яхту в клубе, — сказал мистер Ритчи, обращаясь к Бобу-младшему. — Оставишь ее на якоре возле пляжа.

Боб-младший вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал:

— Будет сделано.

— В полпятого я уезжаю в Детройт. После этого и займись яхтой.

— Хорошо, — кивнул Боб-младший. — Вы когда возвращаетесь — в пятницу?

Мистер Ритчи вдруг посмотрел на Райана и сказал:

— Мы тебя не задерживаем. Ты, кажется, собирался уезжать.

— Я просто не понял, закончен разговор со мной или нет, — сказал Райан.

— Закончен.

— Смотри у меня, — пригрозил Боб-младший.

Глядя прямо в глаза мистеру Ритчи, Райан вдруг заявил:

— Если вы собираетесь ехать в Детройт, то нельзя ли мне…

— Я тебе что сказал? — Ковбойская шляпа Боба-младшего дернулась в направлении Райана. — Немедленно. Тебе что, нужно подробнее объяснить? Ты должен уехать немедленно. Сию минуту.

Райан чувствовал, что девушка продолжает на него смотреть. Он перевел взгляд с самодовольной физиономии мистера Ритчи на его спутницу и одарил ее очаровательной, неотразимой улыбкой, которая должна была заверить всех окружающих, что Джек Райан — отличный парень. Потом пожал плечами и в тот момент, когда девушка улыбнулась ему в ответ, развернулся и зашагал в сторону душевого павильона.

Когда он снова вышел под лучи солнца — побритый, помытый, на редкость в хорошем настроении, — ни кабриолета, ни пикапа уже не было. Он посмотрел туда, где в тени вязов священник в зеленом облачении читал молитву, а люди стояли на коленях перед складным алтарем. Он даже почувствовал какую-то неловкость оттого, что на нем нет рубашки, и хотел было поторопиться, но заставил себя пройти мимо молящихся медленно. Черт побери, это все-таки не церковь. Если священнику хочется использовать это место в качестве церкви, то это его личное дело. Со стороны вязов донесся негромкий голос священника: «Sursum corda», а многоголосый хор молящихся ответил ему на более низкой ноте: «Habemus ad Dominum». Священник не говорил по-испански, и прихожане убедили его служить мессу по-латыни. «Gratias agamus Domino, deo nostra», — сказал священник.

«Dignum et justum est», — мысленно откликнулся Райан. У него оставалась четверть часа, пока не закончится месса, и лучше было бы в это время уложиться. Кое с кем из рабочих он успел подружиться, и теперь, если завести с ними прощальные разговоры, выбраться из лагеря не удастся до самого вечера. Марлен Десеа он не разглядел, но решил, что она где-то там, под вязами. Пожалуй, это даже хорошо, что он с ней не встретился. Нет, он ничего не обещал Марлен, но прекрасно понимал, что на прощание придется что-то ей сказать. В конце концов все закончилось бы банальной ложью, что вот, дескать, он съездит ненадолго домой и в ближайшем будущем приедет к ней в Сан-Антонио. Насчет Билли Руиса и Фрэнка Писарро он не беспокоился. Он вообще ни разу не вспомнил о них, пока не увидел по соседству с сараем фургон Писарро — голубой «форд» 56-го года, сизый от старости, с неровными рыжими полосами ржавчины, разъевшей кузов и колесные арки.

Они ждали его в каморке: Билли — оскалив свои ужасные зубы, Писарро — растянувшись на тюфяке в сапогах и в темных очках.

— Эй, Фрэнк, ты только погляди, кто пришел, — сказал Билли Руис.

Писарро и без того в упор смотрел на Райана, но приподнял голову и, изобразив на лице подобие улыбки, заметил:

— Надо же. И как раз вовремя.

— Наверное, почуял, что мы тут кое-что разведали, — сказал Билли Руис.

— Точно, — согласился Писарро. — У него на такие дела нюх.

Райан разложил на тюфяке рюкзак, надел чистую рубаху, а все остальное сунул в рюкзак.

— Ты только посмотри на него, — усмехнулся Писарро. — Решил, что и впрямь уезжает. Как бы нам его не упустить. Давай-ка побыстрее расскажем, что мы тут такое придумали.

2

— Видишь вон там? — спросил Билли Руис. — Коричневый? Из-за деревьев его плохо видно.

— Вижу, — сказал Райан.

— А компанию, что возится с парусной лодкой, видишь? Как раз из этого дома. Те, что разжигают костер на берегу, тоже оттуда.

— Сколько их, говоришь?

— Точно не знаю, но машин штук двадцать. Фрэнк говорит, они начали приезжать еще до полудня.

— Ну что ж, пока что мне все нравится, — сказал Райан. Он перекатывал из угла в угол рта тонкую сигару. Ему действительно все нравилось, и чувствовал он себя превосходно; то, что они затеяли, было ему по душе.

Они шли по пляжу вдоль самой кромки воды, там, где набегавшие на берег волны оставляли за собой гладкий и влажный песок. Шли босиком, закатав брюки по колено и засунув сандалии в задний карман; у обоих темные очки и рыбацкие шапочки. Они неспешно прогуливались, наслаждаясь хорошей погодой и приятной беседой. Ни дать ни взять — два приятеля из дачного поселка вышли размяться. Они разглядывали стоявшие на якоре недалеко от берега лодки и людей на пляже, время от времени посматривали на коттеджи, ярусами поднимавшиеся вверх по склонам прибрежных холмов. Большинство любителей покупаться и позагорать покинули в это время дня пляж, где оставались только копошащиеся в песке дети и немногочисленные гуляющие.

— Как тебе нравится вот эта? — спросил Билли Руис. — Что скажешь? В красном бикини?

— Может, годика через два, не раньше, — ответил Райан.

— Ни черта ты не понимаешь. Молоденькая, нетронутая — самый класс!

— А вон та — очень даже ничего.

Недалеко от них спускалась по лестнице девушка. На ней были темные очки и длинная белая футболка, доходившая до середины бедер. Из-за этого не было видно, какой на ней купальник.

— Хрен ее разберет. Ни кожи, ни рожи не видно, — пожаловался Билли Руис.

— Ты только посмотри, как она двигается. По походке все можно определить.

— Смотри лучше на дом, — сказал Билли Руис.

Это был большой двухэтажный дом, выкрашенный в коричневый цвет. Построен он был, судя по всему, очень давно и настолько слился с пейзажем, что казался такой же его неотъемлемой частью, как окружающие сосны. Спокойную, практически природную цветовую гамму дома и деревьев нарушал белый прямоугольник — намалеванный на холсте транспарант, подвешенный в воротах. Подойдя ближе, Райан и Билли прочитали на нем надпись.

«ЕЖЕГОДНАЯ ВСТРЕЧА ВЫПУСКНИКОВ „АЛЬФА ЧИКАГО“» — красные буквы на почти белом фоне. На террасе перед домом Райан заметил несколько человек. Вероятно, большинство выпускников вместе с женами отправились на пляж; наверняка это они расположились пестрым цыганским табором на шезлонгах и пляжных полотенцах, кто-то устанавливал парус на вытащенной на берег лодке, кто-то разжигал костер, один держал в руке бутылку пива, другой — бумажный стаканчик.

— Мне все больше это нравится, — сказал Райан, пожевал кончик сигары и направился от кромки воды в сторону дома.

— Может, лучше здесь свернем, чтобы не попадаться им на глаза?

— Пройдем мимо них, а потом свернем между деревьями.

— Сейчас бы еще по пиву.

— Пока хватит.

Они подходили к группе отдыхающих, возившихся с парусной лодкой. Вдруг, будто что-то заметив, Райан повернул из глубины пляжа к воде и потащил за собой Билли Руиса. Тот не сразу понял, что происходит, но последовал за ним. Райан остановился буквально в нескольких шагах от веселой компании и стал разглядывать их необычное судно: пластмассовый катамаран — два узких корпуса с плоской палубой между ними. «Черт возьми, кажется, он собирается с ними заговорить», — подумал Билли Руис и, когда они немного отошли, прошептал:

— Ты что, специально хочешь, чтобы они нас заметили?

— Никогда не видел такой лодки, — сказал Райан. — Как два стручка. Только слышал про катамараны, а видеть не приходилось.

— Слушай, может, попросишься с ними покататься?

Лицо Райана расплылось в довольной улыбке. Перекатив в очередной раз сигару из угла в угол рта, он снова взглянул на дом и похлопал Билли по плечу.

— Да не суетись ты! Мы от них довольно далеко.

Они пересекли наконец пляж и стали карабкаться по крутому склону, поросшему кустарником и молодым сосняком. На мгновение задержались, чтобы обуться, и вскоре вышли к подъездной дорожке, которая шла позади коттеджей. Слышался шум проезжающих по Прибрежному шоссе машин, но самих машин из-за деревьев не было видно. На дорожке, ведущей к коричневому дому, царила тишина: ни одного автомобиля, кроме тех, что уже приехали и припарковались по обе стороны, больше не подъезжало. Машины стояли во дворе и под деревом, к которому была прибита доска со стрелкой-указателем и крупной надписью: «ВАМ СЮДА!» — и какая-то надпись помельче.

— Отличное место для отдыха! — заметил Райан. — И очень симпатичная и активная компания отдыхающих — каждый занят каким-то своим делом.

Билли Руис с тревогой смотрел в ту сторону, куда уводила подъездная дорожка, и одними губами ругался:

— Этот козел Писарро! Говорили же ему..

Райан чувствовал, как в животе у него холодеет, но так бывает всегда, когда идешь на дело. Ничего с этим не поделаешь, давно пора привыкнуть. Он остановился и, засунув руки в карманы, стал наблюдать за Билли Руисом: тому было явно не по себе. Он шепотом ругался и напряженно оглядывался, втягивал голову в плечи, ходил по обочине из стороны в сторону, пнул попавшийся под ногу камень. Наконец решил закурить и вытащил пачку из кармана рубашки, но зажечь сигарету ему удалось лишь с третьей спички.

Было четыре часа с четвертью. «Уехал бы я из лагеря в час дня, как собирался, был бы уже в Детройте», — подумал Райан. Писарро с Билли Руисом сбили его с намеченного плана. Около полудня они заехали в ближайший магазинчик за сигаретами и обнаружили там веселую компанию. Чикагские выпускники затоваривались пивом, льдом и алкогольными коктейлями в банках. Писарро и Билли Руис проследили, в какой дом на побережье они направляются. Пока все развивалось именно так, как рассказывал Райан, когда в субботние вечера, накачавшись вином и текилой, они фантазировали, как бы урвать хороший куш. Черт возьми, теперь уж никак нельзя ехать домой, не попытав счастья. Потом, попозже, а сейчас надо хотя бы на все взглянуть. Короче говоря, они взяли упаковку холодного пива, проехали мимо коричневого дома и остановились в лесопарке. Там выпили по три банки каждый и все обговорили, хотя без споров не обошлось. Райан хотел, чтобы Писарро пошел с ним в дом, но тот настаивал на том, что будет вести машину, ведь машина как-никак его. («Можешь вести фургон на обратном пути», — предложил Райан. Писарро уперся: «Я буду за рулем все время. Я, и никто другой». — «Фрэнк, — сказал Райан, — если Билли случайно разобьет твое корыто, мы рассчитаемся с тобой из нашей с ним доли. Ты нужен мне в доме». Писарро не желал и слышать никаких доводов. «Я буду за рулем, — твердил он, как попугай. — Я, и никто другой».) Ну и хрен с ним, решил Райан, не хватало еще спорить. Конечно, не худо было бы закатать ему справа в челюсть, чтобы привести в чувство и напомнить, кто здесь главный, но, с другой стороны, сделать это никогда не поздно. А третий человек в любом случае будет не лишним. В общем, они с Билли Руисом отправились на пляж вдвоем. Чтобы успокоить Билли, Райан сказал:

— Скоро приедет. Никуда не денется.

— Кружит, наверное, где-нибудь неподалеку. Не думал, что мы так задержимся.

— Вот именно. Так что и злиться на него не за что, — сказал Райан. Не успел он произнести эти слова, как они услышали стук захлопываемой дверцы и жужжание стартера. Через несколько секунд одна из стоявших во дворе машин выехала на дорожку и покатила в сторону шоссе.

Билли Руис замер как вкопанный.

— Куда это он поперся?

— Может, горчицы решил прикупить, — небрежно сказал Райан. — Я серьезно! Все захватили: и уголь для жаровни, и гамбургеры, и бумажные тарелки, а вот горчицу забыли.

Они продолжали смотреть вслед машине, пока та не скрылась за поворотом, и одновременно с затихающим звуком ее мотора до них донесся лязг и грохот приближающегося фургона Писарро.

— А вот и наш приятель, — сказал Райан.

Билли Руис с облегчением вздохнул и с удовольствием затянулся сигаретой.

— Вы уже давно должны быть здесь, — напустился на них Писарро. — Я приезжал, а вас не было. Где вас черти носили?

— Не кипятись. Пришлось хорошенько все осмотреть и обдумать, — сказал Райан. — Главное, что теперь мы вместе и можем заняться делом. — В первый и последний раз, подумал он про себя и снова обратился к Писарро: — Ты жди здесь. Даже если кто-нибудь появится, все равно сиди в фургоне и жди.

— А если копы?

— Ты что, забыл, о чем мы договаривались? Нам нужен не просто водила, а надежное прикрытие.

— Я хочу быть уверен.

— Ишь ты, уверен он хочет быть, — усмехнулся Райан.

Он распахнул заднюю дверцу фургона и вытащил оттуда коробку с пивом. Бутылки — и полные, и пустые — были выставлены из коробки в фургон, после чего Райан с Билли Руисом, переглянувшись, направились в сторону коричневого дома. Райан по-прежнему перекатывал в губах уже потухший окурок сигары.

— Что, если кто-нибудь нас видит? — спросил Билли Руис.

«Больше никогда в жизни не свяжусь с этими уродами», — подумал Райан. Вслух же сказал:

— Билли, а что мы сейчас делаем? Мы привезли пиво. Хватит тебе дергаться.

Они обогнули стоявшие вдоль дорожки машины и прошли во двор.

— Жди здесь, — велел Райан. — Слышишь меня? Стой и жди, когда я дам тебе знак. Пока знак не дам, не двигайся. Но как только позову — иди в дом немедленно. Ты понял — немедленно!

Билли Руис кивнул, пытаясь сосредоточиться на этих словах. Райан неторопливо прошел между стоявшими возле самого дома машинами. Коробку из-под пива он держал перед собой обеими руками так, словно она была полной. Поднявшись на террасу, он поставил коробку на пол и постучал в застекленную часть двери. Ответа не было. Райан подождал и постучал еще раз, потом, уткнувшись лицом в стекло, попытался рассмотреть, что происходит в доме. Так и не дождавшись ответа на свой стук, он поднял коробку и вошел в дом.

Билли Руис ждал. Он понимал, что наступил самый ответственный и самый опасный этап операции. Из-за деревьев, с Прибрежного шоссе доносился шум проезжавших машин. Оглянувшись, он увидел на подъездной дорожке ржавый фургон Фрэнка Писарро и его самого, стоящего возле кабины. «Сядь в машину, идиот чертов! Какого хрена лишний раз светиться», — мысленно закричал Руис. Боковым зрением он заметил какое-то движение в доме и тотчас же забыл о Фрэнке Писарро. В дверном проеме показался Райан и махнул рукой. Руис торопливо прошел между машинами и поднялся на крыльцо, полностью доверившись Райану — его опыту, наглости и везучести.

Вынув изо рта сигарный окурок, Райан положил руку на плечо Билли Руису, притянул его к себе и негромко сказал:

— В гостиной кто-то есть. Но ты не психуй, все под контролем. Дверь в гостиную — в самом конце холла, а лестница наверх гораздо ближе, на полдороге. Я поднимаюсь первым. Ты берешь коробку и идешь за мной, только не сразу. Выжди чуть-чуть. Если услышишь, что я с кем-то разговариваю, — разворачивайся и уходи. Ты понял? Только не вздумай бежать. Просто уходи.

Вот оно. Все так просто. Как наигранная комбинация в американском футболе. Ты получаешь мяч и пробиваешься напролом. Бросаешь мяч любому, кто свободен. В конце концов это может сработать, а может не сработать — тут уж не угадаешь.

Билли Руис зашел вслед за Райаном в дом и оказался на кухне, каких он никогда прежде не видел, вышел в холл и услышал в гостиной женский голос и смех. В холле было сумрачно, но лестницу отлично освещали два окна, расположенные на площадке. Билли видел, как Райан завернул за угол лестницы. Он последовал за ним, а когда оказался в холле второго этажа, Райан уже нашел ту комнату, в которой выпускники «Альфа Чикаго» переодевались для пляжа. Райан вошел туда, позвал Руиса и запер дверь изнутри.

— Посмотри в ванной, — шепотом скомандовал он. Он взял у Руиса коробку из-под пива и поставил ее на кровать. Затем, сунув окурок сигары в пепельницу на ночном столике, принялся перебирать рубашки и брюки, валявшиеся на кровати, кресле и туалетном столике, вынимать из карманов бумажники и складывать в коробку. При этом он не забывал пощупать карман на предмет наличия в нем банкнот; на мелочь он решил времени не тратить. Шаря по карманам, он одновременно осмотрел комнату, намечая возможный путь к отступлению: в спальне было два окна, одно выходило на торцевую сторону дома, другое — на заднюю, из него можно было выбраться на крышу веранды. «Отлично, — подумал Райан. — Мы не в тупике».

— Вторая спальня, — прошептал Билли Руис. Он был захвачен происходящим, но еще не окончательно поборол в себе страх. — Там должны быть женские платья.

— Сейчас ими займусь, — кивнул Райан. — Подожди меня здесь.

Он прошел через ванную в смежную спальню, запер дверь из спальни в холл и занялся оставленной здесь одеждой. Некоторые вещи были аккуратно сложены, другие валялись в беспорядке, точно так же, как у мужчин. «Интересно, кто с кем приехал?» — подумал Райан. Будь у него побольше времени, он с удовольствием попробовал бы решить это уравнение. Впрочем, сейчас он был занят другой арифметикой. На туалетном столике лежало семь сумочек. Перетащив их в мужскую спальню, он выложил из сумочек кошельки в коробку и проверил боковые кармашки на предмет банкнот. В кошельках и бумажниках копаться не было времени, ими он займется позже.

Опустошив сумочки, Райан отнес их назад в женскую спальню и положил на туалетный столик. Жаль, что не все дамы оставили свои сумочки, ну да ладно. Семь штук, остальные наверняка раскиданы по всему дому. Когда настанет пора уезжать, некоторые дамочки наверняка будут бродить туда-сюда и жаловаться мужьям: «Ничего не понимаю! Куда подевалась моя сумка?» Мужья же будут предлагать привычное решение проблемы: «Постарайся вспомнить, дорогая, куда ты ее положила». Думая об этом, Райан не забыл проверить карманы нескольких летних жакетов. Ничего, кроме носовых платков и расчесок.

В ванной Райан чуть задержался, чтобы обследовать содержимое аптечки. Ему всегда нравилось рассматривать лекарства и косметику, особенно незнакомую. Он взял с полки флакон «Джейд Ист» и, разглядывая этикетку, вернулся в спальню.

Билли Руис смотрел на него круглыми глазами.

— Что ты делаешь? — изумленно спросил он Райана, который втирал в подбородок лосьон после бритья.

В ответ Райан замер и приложил палец к губам. Потом осторожно завернул крышечку и положил флакон на кровать. Только тогда Билли понял, что́ Райана встревожило: со стороны лестницы раздавался скрип ступеней. Потом послышались шаги в холле. Ручка двери повернулась.

С того места, где стоял Райан, ему хорошо были видны и дергающаяся дверная ручка, и паническое выражение на лице Руиса. «Нужно подойти к нему, — подумал Райан, — и успокоить». Он неслышно приблизился к Руису, стоявшему в изножье кровати, и положил ему руку на плечо.

Ручка повернулась в одну сторону, потом в другую. С той стороны явно не понимали, что дверь заперта, и пытались то толкать ее, то тянуть.

— Эй, ребята, кто там? — Пауза. — Позвольте мне войти.

Выждав несколько секунд, Райан как ни в чем не бывало ответил:

— Минуточку.

После чего подошел к стенному шкафу и принялся копаться в висевших там свитерах, куртках и спортивных брюках. Его добычей становились банкноты, которые перекочевали все в ту же коробку из-под пива.

— Чем вы там занимаетесь? Мне нужно в туалет.

— Сходи в другой.

— Эй, да кто здесь?

— Слушай, мы… в общем, мы выйдем, если ты спустишься вниз.

— Кто это «мы»?

Молчание. Ничего, пусть поломает голову, подумал Райан. Можно еще что-нибудь сказать, но Райан решил не рисковать.

Послышался звук шагов и щелчок открывшейся и закрывшейся двери во вторую ванную комнату. Все ясно: этот сукин сын тихонько приоткроет дверь и будет наблюдать, кто выйдет из спальни. Ну разве так можно?

— Пора сваливать, — шепотом сказал Райан.

Они подошли к открытому окну, выходившему на крышу задней веранды, и сняли противомоскитную сетку. Передав Руису коробку, Райан перевалил через подоконник, ползком добрался до края крыши веранды и прислушался. Внизу было тихо. Медлить было нельзя, и Райан, перегнувшись через край, одним махом соскочил на землю. Билли Руис передал ему коробку, потом спрыгнул сам. Через несколько секунд они уже скрылись в окружавших дом кустах и направились к дожидавшемуся их фургону Писарро. Они не бежали, а шли, причем шли неторопливо. Райан сказал, что нужно идти именно так, а Билли Руис уже понял: Райану в таких делах можно доверять.

3

Подъехав к Прибрежному шоссе, Фрэнк Писарро свернул налево, в сторону Женева-Бич, находившейся в четырех милях отсюда, и от души нажал на педаль газа. На третьей передаче его ветхий фургончик разогнался аж до сорока миль в час. Сидевший позади него в грузовом отсеке Райан открыл коробку из-под пива и, положив Писарро руку на плечо, сказал:

— Полегче, приятель!

Писарро глянул в зеркало заднего вида, потом на дорогу перед собой и нехотя снизил скорость. Несущийся на всех парах ржавый фургон мог привлечь к себе внимание. Райан посмотрел на дорогу через ветровое стекло и подумал: «Главное — не спешить. Никогда не спешить». Приподнявшись, он глянул в пыльное заднее стекло. Все в порядке. В пределах видимости тащится несколько машин. Когда Райан вывалил на пол все деньги, кошельки и бумажники, Билли Руис подполз на четвереньках поближе и принялся, изображая жонглера, хватать их и подбрасывать.

— Сколько тут кошельков, как ты думаешь? — спросил Руис.

— Не знаю. Штук тридцать пять.

— Кого-то мы упустили.

— Ясное дело. Кто-то вообще не стал переодеваться, кто-то переоделся в другой комнате.

Билли Руис хихикнул.

— Хотел бы я взглянуть на рожу того парня, который небось до сих пор сидит в сортире и поджидает нас.

Они методично проверили каждый бумажник, пройдясь по всем отделениям и кармашкам. Райан велел брать только деньги, а все остальное складывать обратно в коробку. Вскоре Билли Руис протянул Райану собранные деньги. Джек рассортировал банкноты по номиналу, сложил в общую пачку и принялся считать.

— Отличный денек, — сказал Райан.

Писарро, не оборачиваясь, спросил через плечо:

— Сколько там?

— Отличный денек, — повторил Райан.

Всего набралось семьсот семьдесят долларов, грех жаловаться. Учитывая квалификацию своих помощников, Райан мог сказать, что дело удалось провернуть легко и гладко. Сумма казалась ему в каком-то смысле знаком удачи: семьсот семьдесят.

Он отсчитал из пачки две сотни и со словами «Это Фрэнку» протянул их Билли Руису, но вдруг отдернул руку и задумался, после чего решительно располовинил эту сумму. Билли послушно передал Фрэнку Писарро сто долларов. Тем временем Райан отсчитал еще двести долларов и протянул их Билли:

— Это тебе.

— Эй, — донесся голос Писарро, который, разложив деньги на руле, пересчитал их. — Это что — моя доля?

— Твоя, — ответил Райан.

— Что-то маловато. Сколько у вас всего?

— Семьсот.

— А мне, значит, только сотня? Ни хрена себе!

— Столько полагается тому, кто отсиживался в машине.

— Да ты что, парень! Я ведь тебе говорил — я задолжал Камачо четыре с половиной сотни.

— Я помню, — кивнул Райан. — Ты говорил.

Билли Руис недобро посмотрел на него. Райан почувствовал это и взглянул на костистое желтоватое лицо с неподвижными, широко раскрытыми глазами.

— Я не отсиживался в машине, — сказал Билли Руис.

— Ты недоволен?

— Мы с тобой все делали вместе, от начала до конца.

— Может, скажешь, что и без меня бы обошелся?

Руис ничего не ответил, отвернулся и уставился на дорогу. Райан посмотрел на остававшуюся у него в руках пачку денег, стараясь при этом не упускать из виду Билли Руиса. Вот ведь тупой ублюдок; ему бы только огурцы и собирать. Да он бы в одиночку и близко к этому дому не подошел. А о том, чтобы провернуть такое дело, нечего даже и мечтать. Его послушать — где он только в жизни не бывал, чего только не делал! И пьет-то он больше всех, и баб у него было столько, что на целый батальон хватит, а посмотришь на него — и блевать тянет. Штаны того и гляди с задницы свалятся. И ведь бесполезно объяснять, каким уродом он выглядит. Двух слов связать не может, а строит из себя хрен знает что.

Райан молча вытащил из пачки две двадцатидолларовые купюры и одну десятку и вложил в руку Руиса. Тот посмотрел на него своим пустым взглядом, потом глянул на деньги и ухмыльнулся. Он был доволен. Пятьдесят баксов. «Черт возьми, урвал полсотни и счастлив», — подумал Райан.

Что думает по этому поводу Писарро, Райана не интересовало. Он считал, что расплатился с обоими по справедливости. А через несколько минут он распрощается с ними раз и навсегда.

Кое-какие выводы на будущее стоит из этого сделать. Нельзя допускать всякую шушеру до дележа добычи. Сам, впрочем, виноват: нечего было с такими связываться. Теперь надо забыть их, как дурной сон. «Вспомни свое старое правило, — сказал себе Райан. — Сделал дело — намотай на ус, что́ вышло неправильно, а об остальном забудь».

— Смотри, вот то место, о котором я тебе говорил, — воскликнул Билли Руис. Он перебрался поближе к переднему сиденью и показывал на обочину слева. — Видишь площадку для гольфа? А там… — он сделал паузу, выжидая, пока машина минует небольшой перелесок, — наверху, куда уходит дорога, видишь указатель?

Указатель был выполнен в старом английском стиле — в виде выкрашенной зеленой краской доски, свисающей на цепях с двух столбов. На доске крупными белыми буквами было выведено: «ПОНТЕ», а ниже помельче: «Частная собственность».

— Вспомнил, что я тебе рассказывал? — не унимался Билли Руис. — То самое местечко. Там живет народ с такими бабками — мало не покажется. Ты бы только видел, какие у них дома понастроены — настоящие дворцы. Черт возьми, тот, что мы сегодня обнесли, рядом с ними просто курятник.

Райан посмотрел в ту сторону, куда указывал Руис, через заднее стекло. От шоссе действительно уходила в сторону подъездная дорога.

— Вы там уже были?

— О чем и говорю, — ответил Билли Руис. — Еще в прошлом году туда сунулись — чтобы осмотреться, — так нас живо оттуда поперли.

— Кто это вас попер?

— Не знаю. Какой-то хрыч в форме. Мы и свалили, чтобы не привлекать внимания.

— Полицейский?

— Вроде бы охранник. Там, на въезде, у него маленький домик. Он нас и выпер. А если как-то его обойти — так там просто золотое дно.

— Не знаю, — сказал Райан. — Надо бы посмотреть.

— Я тебе говорю: только бери.

— Если ты так считаешь…

«Да пошел ты на хрен», — подумал Райан. Он посмотрел вперед. Через каких-нибудь две-три минуты он наконец избавится от этой деревенщины. «Остановимся на перекрестке — возьму рюкзак и свалю от них куда глаза глядят». Впрочем, нет: оставался еще один, последний штрих.

Он подождал, пока позади останутся дешевые мотели на окраине Женева-Бич, яркие вывески «Гольфа Пат-Пат» и «Молочной королевы», а впереди покажутся первые городские кварталы, магазины и светофор на перекрестке. Справа появился супермаркет «IGA».

— Слушай, — обратился Райан к Писарро, — ты супермаркет видишь?

— Так он же закрыт, — ответил Писарро.

— Сам знаю. Ты, главное, это место хорошенько запомни. — Слева мелькнула вывеска бара «Пирс», какое-то белое здание и несколько ангаров для катеров. «Может, выпить здесь пару пива, — подумал Райан. — И пожрать бы не мешало». В любом случае часам к девяти вечера он доберется до Детройта.

— Останови-ка, — неожиданно сказал он Писарро.

— На кой черт?

— Я выхожу, — сказал Райан.

— Парень, да ты что? — обернулся к нему Билли Руис. — Как это выходишь? Мы же с тобой столько дел собирались провернуть.

Они подкатили к пересечению Прибрежного шоссе с Главной улицей, и Писарро пришлось сбавить скорость на красный свет. Райан тем временем отдавал последние указания:

— Объедешь этот квартал и вернешься к супермаркету с задней стороны. Там где-нибудь наверняка будет гора всяких коробок, ящиков и мусора. Там и выброси нашу коробку. Понял? Только там.

— Послушай, — сказал Писарро. — Что это вдруг ты сваливать надумал? Мне, между прочим, кучу бабок надо отдать, да и заработать бы немного не мешало. Мы навели тебя на выгодное дельце, а ты сливки снял и теперь соскочить вздумал. — Он остановил фургон под светофором.

Билли Руис тоже стал уговаривать:

— Ну куда ты сейчас потащишься? Ведь мы такие дела можем хоть каждую неделю проворачивать.

— Вот и займитесь этим вместе с Фрэнком, — сказал Райан. Он открыл заднюю дверцу и, прихватив рюкзак, вышел.

Билли Руис высунулся из машины:

— Да подожди ты! Давай посидим где-нибудь и все обсудим.

— Побереги пальцы, Билли, — сказал Райан и захлопнул дверцу. Пересекая улицу к бару «Пирс», он слышал, что Писарро что-то ему кричит, затем донесся знакомый хриплый гудок, потом еще один… Но он не оглянулся. «Нет, ребята, сказано — сделано. Я и так с вами слишком задержался».

— То есть как это — забрал у тебя ключи? — спросил Боб-младший.

— Забрал — и все, — ответила девушка. — Так что «мустанг» на месте, а завести его я не могу.

— Наверное, из-за того, что случилось на прошлой неделе.

— Подумаешь, — сказала девушка.

— Он не хочет, чтобы у тебя опять были неприятности.

— Прямо поражаюсь, как ты даже в его отсутствие умудряешься лизать ему задницу.

— Ну, знаешь… — Боб-младший оборвал себя на полуслове. — В конце концов, это его машина.

— А вот и нет! Она записана на мое имя. Я это сама проверила, Ваня.

— Так ведь это он ее тебе подарил.

— Подумаешь! Облагодетельствовал.

— Когда у тебя суд?

— Понятия не имею. Кажется, в следующем месяце.

— Говорят, у одного из этих ребят серьезная травма.

— Ничего хорошего, — согласилась девушка.

— Хотя, если разобраться, сам и виноват.

— Конечно, — подтвердила девушка.

Боб-младший устроился поудобнее в белом шезлонге и сказал:

— Слушай, иди сюда. Чего в доме торчать? — Его слова относились к девушке по имени Нэнси, которая с начала июня жила в доме мистера Ритчи. — Отдохни немного.

— Сейчас, только возьму свитер.

— Принеси и мне что-нибудь.

— Смеешься, что ли? Одежды Рея на тебя не налезут.

— Я шучу, мне и так тепло.

Боб-младший повернулся и проследил взглядом за тем, как Нэнси идет по веранде к стеклянной двери в дом. Возможно, в ней и было фунтов десять лишку, но, черт побери, она на редкость хороша: маленькая и крепенькая, в белых шортах и полосатом топе, не столько скрывавшем, сколько подчеркивавшем достоинства ее фигуры. Когда она наклонялась, вырез топа соблазнительно приоткрывал изрядную часть ее бюста. Нэнси, конечно же, прекрасно об этом знала. Провожая ее взглядом, Боб-младший заметил, что, войдя в стеклянную дверь, она повернула налево, в сторону кабинета, где находился бар. Может, и выпивку принесет?

Это было бы здорово. Напоить бы ее, чтобы не ломалась. Вокруг было тихо, лишь где-то вдалеке урчал лодочный мотор. Внутренний дворик роскошного особняка, бассейн и большая часть лужайки утопали в тени деревьев; забор и живая изгородь с двух сторон надежно укрывали этот оазис от посторонних глаз. Тем восхитительнее был открывавшийся вид на озеро и крутой склон, по которому можно было спуститься на пляж по новой лестнице: сорок восемь ступенек и две площадки. Боб прекрасно знал все эти цифры, потому что сам построил в конце июня эту лестницу. Помогали ему два парня из бригады сборщиков огурцов. Пока они работали, Нэнси загорала возле бассейна в раздельном купальнике, выставляя напоказ свой живот. Поиздевалась над Бобом и мексиканцами в свое удовольствие. Впрочем, в отличие от рабочих, Боб имел возможность приходить в дом и после окончания строительства лестницы.

Сегодня он выждал до половины шестого, чтобы избежать встречи с мистером Ритчи, который как раз собирался в Детройт. Если бы мистер Ритчи еще не уехал, у Боба была заготовлена отличная отмазка: он с полным правом мог сказать, что пришел проверить, где находится яхта и не нужно ли перегнать ее к причалу яхт-клуба. Мистер Ритчи частенько поступал так по воскресеньям: вместе с Нэнси они катались пару часов по озеру, а потом оставляли яхту на якоре возле дома, чтобы не тратить время на поездку в клуб. Мистер Ритчи переодевался, садился в машину и уезжал в Детройт. В таких случаях в обязанности Боба-младшего входило вызвать по телефону кого-нибудь из клуба, кто перегнал бы яхту на место. Вот и сейчас яхта покачивалась на волнах перед домом — красивое судно, тридцать восемь футов в длину, борта выкрашены в белый и темно-зеленый (цвет консервированных огурчиков), как и все, что принадлежало мистеру Ритчи: белый дом с зеленым тентом над террасой, устроенной на крыше первого этажа, зеленые кусты живой изгороди, зеленая плитка вокруг бассейна, зеленый «мустанг», зеленый «линкольн»; все оборудование, используемое на ферме, тоже было зеленого цвета. В зеленый и белый цвета был выкрашен и охотничий домик в глухом уголке принадлежавшего мистеру Ритчи поместья. В общем-то, Боб-младший ничего не имел против зеленого с белым: ну, нравятся тебе эти цвета, есть тебе что в них покрасить — и слава богу, хотя лично ему больше было по душе сочетание синего с золотым — в такой форме он выступал за «Холден Консолидейтед».

Нэнси вернулась в голубом свитере с воротником-матроской, отлично сочетавшемся с ее темными волосами. В доме она пробыла довольно долго, но, к разочарованию Боба, не удосужилась принести ни бутылку, ни бокалы. Его вообще удивило, что сегодня она задумчивая и какая-то медлительная, а ведь обычно эта вертушка на месте усидеть не в силах.

— Я думала, где-то есть запасные ключи, — сказала Нэнси, — но не нашла.

— Знаешь что? Если уж тебе так хочется, возьми мой пикап. Только мистеру Ритчи не говори.

— Вот ведь сукин сын. Думает, если забрал ключи — то я всю неделю буду сидеть тут в четырех стенах, его дожидаться.

Боб-младший посмотрел на девушку и осведомился:

— А разве это не является одним из условий вашей сделки?

— Наша сделка, Ваня, — не твоего ума дело.

— В таком случае поговорим о чем-нибудь другом. Принесла бы немного выпить.

— Я не хочу пить. Я хочу чем-нибудь заняться.

— Ну, не знаю, — задумчиво произнес Боб-младший. — Может, покатаешься на яхте?

— Спасибо, сегодня я уже каталась.

— А что вы делаете, когда уплываете на яхте?

Нэнси как стояла, уперев руки в бока и неотрывно глядя на раскинувшееся перед ней до самого горизонта озеро, так и осталась стоять, не удостоив Боба ответом.

— Рыбу ловите?

Нэнси бросила на Боба такой взгляд, что он сразу принял правила игры и сменил тон.

— Я понял. Вы купаетесь в чем мать родила, а потом он гоняется за тобой по всей яхте.

— Точно, — кивнула Нэнси. — Как это ты догадался?

— Слушай, давай куда-нибудь съездим. В конце концов, до вечера еще полно времени.

— А жена тебя не хватится?

— Она уехала в Бэд-Экс, маму навестить.

— И всех детишек с собой взяла? А в это время папочка… так чем, ты говоришь, собирается заняться папочка?

— Да брось ты. Я имел в виду… ну, на яхте покататься.

— Я уже сказала: кататься я не хочу. Сыта по горло этой чертовой яхтой.

— Тогда, чтобы мозги лучше работали, принеси нам что-нибудь выпить. Например, «Колд Дак».[1]

— Я хочу чем-нибудь заняться.

— Чем же выпивка — не занятие?

— Я хочу выбраться отсюда.

— И что будешь делать? Опять парней на дороге сбивать, как кегли?

Нэнси пристально посмотрела на него и, выдержав паузу, сказала:

— Я бы с удовольствием, да вот у тебя для этого, боюсь, кишка тонка.

— Я знаю кое-какие занятия и получше.

— У тебя духу не хватит даже вывезти меня отсюда — просто чтобы проветриться, — заметила Нэнси. — Разве я не права? Будешь всю дорогу торчать здесь, пока Рея нет дома, а чтоб взять и увезти меня куда-нибудь развеяться — так нет, сразу в кусты.

— Ну, и куда же ты хочешь?

— Куда угодно, только бы отсюда.

— А какой смысл? У тебя здесь есть все, что нужно.

— Мне надо уехать отсюда, — сказала Нэнси. — Так что выбирай: или вези меня кататься, или вали домой.

Когда они доехали до Женева-Бич, было около семи. Боб-младший сказал, что, если ей захочется чем-то заняться, пусть предупредит его, потому что ничего хорошего ей захотеться не может. Нэнси пообещала сообщать ему о всех своих желаниях.

— Если мы куда-нибудь поедем, я схожу куплю себе сигареты. — Боб-младший остановил машину возле тротуара и зашел в магазинчик.

Нэнси осталась сидеть в пикапе, лениво наблюдая за прохожими. Через минуту это ей наскучило, и она принялась расчесываться, повернув к себе зеркало заднего вида. Приведя себя в порядок, она, не вынимая расчески из волос, принялась себя разглядывать. Потом вытащила расческу и минуту посидела спокойно. Вдруг ее взгляд уткнулся в знакомую фигуру на другой стороне улицы: прямо напротив машины находился ресторан, откуда вышел Джек Райан в сопровождении какого-то тяжеловесного дядьки. Они остановились на перекрестке, по зеленому сигналу светофора перешли Прибрежное шоссе и свернули к бару «Пирс».

Когда вернулся Боб-младший, он заметил, что Нэнси успела причесаться.

— Я знаю, куда мне хочется сходить, — сказала она.

4

Когда Нэнси Хейес было шестнадцать лет, она с удовольствием подрабатывала, приглядывая за чужими детьми. Делала она это не от большой нужды и вовсе не потому, что ей нечем было заняться. На свидание с кем-нибудь из парней она могла рассчитывать хоть каждый вечер, а что касается денег, то отец каждый месяц присылал ей чек на сто долларов в конверте с надписью «На личные расходы». Эти деньги поступали в ее адрес в тот же день, когда мать получала чек на причитавшиеся после развода алименты. Так что Нэнси проводила вечера в чужих домах и с чужими детьми просто потому, что ей это нравилось.

В то время они с матерью жили в Форт-Лодердейле в белом домике за тридцать тысяч долларов, с жалюзи на окнах, покрытым керамической плиткой полом и небольшим, неправильной формы бассейном во дворе. От дома до океана было меньше семи миль. Другое дело, что неподалеку от них, по другую сторону торгового центра «Оушен Майл», дома были совсем другие — дорогие и роскошные. От каждого дома к океану был проложен канал, а у пристани перед многими домами покачивались большие белоснежные яхты. Как правило, владельцы приезжали сюда лишь на несколько месяцев в году — с Нового года до Пасхи. Светская жизнь у этих людей не прекращалась ни на один день, и, чтобы поспевать на все приемы и вечеринки, многим приходилось решать вопрос, с кем оставить привезенных в это благословенное курортное место маленьких детей. Самым везучим удавалось заполучить в качестве бэбиситтера Нэнси Хейес. Нэнси была очаровательна: темные волосы, карие глаза, уже не детская, но и не совсем взрослая фигура, особенно эффектная в обтягивающей футболке и сидящих низко на бедрах брючках. Она была очень благовоспитанной девушкой. Как бы поздно ни возвращались родители, они никогда не заставали Нэнси спящей. Чтобы не скучать, она приносила с собой какую-нибудь книгу.

Книга оказалась отличной фишкой. Нэнси быстро сообразила, что лучшее впечатление на родителей производят русские классики и автобиографии знаменитостей. Она оставляла книгу на кофейном столике в гостиной, а к тому времени, когда родители возвращались, перекладывала закладку на тридцать-сорок страниц вперед. На самом же деле ей было не до чтения. Больше всего Нэнси в ее работе нравилась возможность походить по чужому дому и порыться в чужих вещах. Дождавшись, когда дети заснут, она приступала к планомерному осмотру, который начинался обычно с гостиной и заканчивался хозяйской спальней. В письменных столах тоже интересно было покопаться, особенно если где-нибудь в нижнем ящике лежали письма. Занятно было и полистать чековую книжку главы семейства. В кухнях и столовых делать особо было нечего. Кое-что любопытное попадалось в комнатах для гостей и на верандах. Но интереснее всего были, конечно, спальни.

Надо сказать, что ничего особо шокирующего Нэнси так и не обнаружила — ни писем от чужого мужа под стопкой нижнего белья замужней женщины, ни порножурналов в ящике письменного стола ее супруга. С некоторой натяжкой к тайным порокам клиентов Нэнси можно было отнести разве что номер нудистского журнала под тремя аккуратно сложенными накрахмаленными белыми рубашками. Как-то ей удалось отыскать в ящике с носками и носовыми платками револьвер, впрочем незаряженный. В общем, ее поиски заканчивались некоторым разочарованием — ищешь-ищешь что-то, а в итоге ничего интересного. Тем не менее Нэнси нравился процесс поиска. Приятно было сознавать, что в один прекрасный вечер она может найти что-нибудь невероятное.

Помимо этого Нэнси ужасно нравилось ломать и разбивать вещи. Время от времени она позволяла себе уронить стакан или тарелку в кухне, но настоящее удовольствие испытывала тогда, когда удавалось разбить что-то действительно дорогое — лампу, фарфоровую статуэтку или зеркало. К сожалению, она не могла позволить себе повторить этот номер в одном и том же доме и даже в соседних домах. Ограничивали ее возможности и дети, которые хорошо говорили. Нэнси, например, очень любила затеять в гостиной игру в мяч с двух-трехлетним малышом, а потом вдруг запустить мяч в настольную лампу. Если Нэнси промахивалась, игра продолжалась до победного броска. Разумеется, обвинение выдвигалось в адрес маленького Грега. («Мне ужасно жаль, миссис Питерсон, я только на минутку отвернулась, а он уже тащит лампу за провод. Я бросилась к нему, но он…») Нэнси чрезвычайно убедительно сокрушалась по поводу случившегося.

К двум первым развлечениям вскоре добавилась еще одна игра, в которую она играла с отвозившими ее домой отцами, впрочем, не всегда и не со всеми. Самым подходящим оказывался обычно папаша, которому было за тридцать, а то и за сорок, который стильно одевался, выглядел моложе своих лет и — очень немаловажный момент — был слегка навеселе, когда ему предстояло подвезти ее домой. Правильно разыгрываемая партия затягивалась на несколько месяцев и требовала не меньше дюжины поездок. Поначалу Нэнси вела себя исключительно скромно. Она садилась на пассажирское сиденье, клала книгу себе на колени и готова была всю дорогу молчать, если только отец семейства не заговаривал с ней первым. Вопросы, которые ей задавали, обычно касались содержания книги и успехов в школе. Отвечая на первый взгляд коротко и без особых подробностей, Нэнси, тем не менее, умудрялась поразить собеседника достаточно глубокими для ее возраста суждениями о литературе и словно невзначай упомянуть о том, что ей вот-вот исполнится семнадцать лет. В следующих поездках она, к удивлению провожающего, раскрывалась как дружелюбная, вполне современная и искренняя девушка. Сорокалетнему отцу семейства становилось ясно, что судьба свела его с незаурядным подростком, с девушкой, которая читает серьезные книги, интересуется всем, что происходит в мире, и имеет обо всем свое собственное мнение. Лучше всего Нэнси разбиралась с миром подростков, со всем тем, что у них считалось модным, достойным внимания и «продвинутым». Иногда разговор настолько увлекал обоих собеседников, что, доехав до дома Нэнси, они продолжали вести его еще минут десять-пятнадцать. И вот, когда наступал подходящий момент (где-то между пятой и восьмой поездкой), Нэнси, едва усевшись в машину, умудрялась не на шутку смутить своего провожатого.

Обычно все начиналось с невинного вопроса, так или иначе связанного с предыдущим разговором. Например: «Как вы думаете, если подростки начинают слишком уж „отрываться“, это хорошо или плохо?» Не подозревающий подвоха мужчина просит ее уточнить значение слова «отрываться». Секунду-другую подумав, Нэнси дает короткое пояснение, сопровождая его примером: «Ну, они уезжают куда-нибудь, сидят в машине в укромном месте…»

— Ну, если они просто сидят в машине и слушают музыку..

— Нет-нет, я имею в виду тот случай, когда они влюблены или, по крайней мере, испытывают сильное физическое влечение.

— Ты хочешь знать, одобряю ли я ранние половые связи?

— Ой, что вы… Я вовсе не это имела в виду… Ну, вы сами понимаете: они могут просто обниматься…

В таком духе проходит весь разговор по дороге домой. Когда провожающий настраивается на продолжение пикантной беседы у ворот дома Нэнси и, припарковав машину, начинает продуманную по дороге фразу: «Ну, ты знаешь…», она вдруг смотрит на часы и хватается за голову:

— Боже мой, я уже полчаса как должна быть дома!

Осыпав провожающего благодарностями, Нэнси выскакивает из машины и захлопывает дверцу прямо перед его физиономией.

В следующий раз важно было уловить настроение отца семейства: собирается ли он возвращаться к теме предыдущего разговора или будет выжидать, пока первый шаг сделает она. Если разговор никак не переходит на нужную тему, Нэнси сама ошарашивает собеседника:

— Скажите мне: ну почему, почему так? Почему молодые люди такие нетерпеливые? У них вообще только одно на уме.

— Ну, дело здесь в их физиологии. Да и в психологии тоже.

Тогда, с искренним и невинным выражением на лице, Нэнси спрашивает:

— А что, мужчины, которые постарше, — они тоже такие?

— В общем-то да. Я имею в виду не стариков, а мужчин среднего возраста.

— Мне всегда интересно, что некоторые девушки выходят замуж за мужчин гораздо старше себя.

— Ну, смотря что понимать под словами «гораздо старше»…

— Тут по телевизору показывали одного актера — забыла, как его зовут, — ему уже пятьдесят лет, а его девушке — двадцать два. Представить себе не могу — двадцать восемь лет разницы!

— Ну, если им хорошо вдвоем, если у них общие интересы, если они любят друг друга, то почему бы и нет?

— Хм-м. Ну, если они действительно любят друг друга…

Все — наживка проглочена. Серьезный, вполне здравомыслящий отец семейства уже мысленно прикидывает, нельзя ли как-то воспользоваться ситуацией: полумрак, таинственно мерцающие огоньки на приборной панели, замкнутое пространство, негромкая музыка, да еще эти загорелые ноги в коротеньких шортах.

— Сколько тебе, говоришь, лет — семнадцать? Это значит… что у нас с тобой всего восемнадцать лет разницы, — говорит мужчина, отбрасывая три, а то и шесть лет от своего возраста. — Можешь ты себе представить: пройдет года два, и — если бы, конечно, я не был женат — мы встретились бы и заинтересовались друг другом?

— Я как-то об этом не думала.

— Но согласись, такое вполне могло бы случиться.

— Ну да… наверное… почему бы и нет.

В течение всего одного сезона — с декабря по апрель — на эту удочку попались шестеро в изрядном подпитии приезжающих с вечеринок папаш. Все они жили в радиусе одной мили, но не были знакомы (Нэнси тщательно это проверила). Каждый из них пришел к мысли, что очаровательная Нэнси Хейес со всеми своими девически-женскими достоинствами вполне могла бы быть не только бэбиситтером. Трое из шести сорвались с крючка: как и остальные, они были явно заинтересованы Нэнси; им нравилось болтать с ней на рискованные темы; они изводили себя соблазнительной возможностью; но главного, решительного шага они так и не сделали.

Троим уйти не удалось.

Один из них, в очередной раз подвозя Нэнси домой, свернул с дороги перед поворотом на ее улицу, и машина с заглушённым мотором бесшумно вкатилась в ивовые заросли, плотно обступавшие заброшенный канал. Мужчина подтянул Нэнси поближе к себе, перегнулся через разделявший водительское и пассажирское сиденья подлокотник и под приглушенные звуки голоса Синатры, напустив на лицо выражение усталости от привычной рутины и счастья от встречи с чем-то новым и действительно захватывающим, ласково, но настойчиво поцеловал ее в губы. Когда поцелуй закончился, Нэнси придвинулась поближе и, устроившись на сиденье поудобнее, положила голову ему на плечо…

Другой совершенно случайно наткнулся на Нэнси днем в торговом центре «Оушен Майл». Разумеется, эта случайная встреча состоялась не где-нибудь, а в книжном отделе. Галантный джентльмен не мог не предложить юной леди подбросить ее домой. По дороге речь зашла о погоде и о духоте, от которой ну просто нечем дышать. В связи с этим мужчина предложил своей спутнице прокатиться в Баия-Мар и посмотреть, как возвращаются в порт рыбацкие лодки. В Баия-Мар они задержались, купили упаковку пива и проехали вдоль пляжа почти до Помпано, туда, где прямо на глазах рос целый город из многоквартирных домов. В лучах заходящего солнца они напоминали огромные бетонные соты, поднимающиеся прямо из голой каменистой земли. Папаша припарковал машину в густой тени сооружения, которому в ближайшем будущем предстояло стать восточным крылом здания «Кастиль», и выпил три баночки пива, время от времени давая ей отхлебнуть глоточек. Нэнси прикладывалась к пиву все чаще и все основательнее, а ее спутник словно невзначай завел разговор о том, насколько ему легче общаться с Нэнси, чем с собственной женой, поскольку жена совершенно его не понимает. Он был исключительно нежен и корректен, когда, обняв ее одной рукой за плечи, другой взял за подбородок и, до последней секунды глядя ей прямо в глаза, поцеловал ее и погладил по щеке. Устроившись поудобнее, Нэнси ласково и покорно положила голову ему на плечо…

Третий как-то вернулся домой в полдень после игры в гольф и обнаружил, что его супруга отправилась в Майами пройтись по магазинам, оставив Нэнси присматривать за ребенком: девушка в белом раздельном купальнике сидела у бортика бассейна с мелкой стороны и внимательно следила за плещущимся в воде четырехлетним малышом. Теперь Нэнси могла уйти, но хозяин дома попросил ее задержаться и уложить ребенка в постель на «тихий час», пока сам он переоденется. Ребенок быстро уснул, и как-то само собой получилось, что хозяин дома, выпив сразу три коктейля, вышел на террасу в одних плавках и, чтобы остудиться, быстренько проплыл взад-вперед по бассейну. Все это время Нэнси наблюдала за ним, сидя в шезлонге. Он выбрался из бассейна и стал, старательно втягивая живот, растираться большим махровым полотенцем прямо у нее на глазах. Потом спросил, купалась ли сама Нэнси, и услышал, что ей пора уже уходить. В ответ отец семейства стал дразнить ее, обзывать трусливым цыпленком и утверждать, что, пока она не искупается, никуда ее не отпустит. Нэнси встала с шезлонга и направилась к дому. Разгоряченный мужчина схватил ее за руку и потащил к бассейну. Она сопротивлялась ровно столько, сколько было нужно, а затем позволила поднять себя на руки и бросить в воду. Только после этого ей позволено было пойти в дом, причем мужчина последовал за ней, завернув по пути на кухню и выпив там еще один коктейль. Нэнси прошла в гостевую спальню, прикрыла за собой дверь и, сняв лифчик, стала вытирать волосы. Долго ждать не пришлось. Со словами «Надеюсь, ты одета?» мужчина открыл дверь и вошел в комнату. Нэнси, как и подобает в таких случаях, взвизгнула и отвернулась. В зеркале платяного шкафа ей было хорошо видно, как он подходит к ней, кладет ей руки на бедра и обнимает за талию. Не в силах сдержать порыв нежности, Нэнси роняет голову на плечо своего нового друга…

При этом каждому из троих она задавала один и тот же вопрос (все так же положив голову жертве на плечо):

— Знаешь, что я собираюсь сейчас сделать?

И каждый из них шепотом говорил:

— Нет. А что ты собираешься сделать?

И она отвечала:

— Я собираюсь написать твоей жене, как ты воспользовался неопытностью и доверчивостью шестнадцатилетней девушки, вот что.

Именно так она и поступила. Во всех трех случаях.

Рей Ритчи, папаша номер два, тот, что возил Нэнси в Помпано, прочитал письмо, которое протянула ему жена, и сказал: «Да, я люблю молоденьких девушек, и ты прекрасно об этом знаешь. Но я всегда соблюдаю меру». В его устах это прозвучало как алиби. У Рея Ритчи бывали какие-то истории на стороне, начиная с ни к чему не обязывающих встреч по уикендам и вплоть до тянувшихся годами романов в городе, где он работал. Он прекрасно понимал, что и в этом случае его супруга не станет поднимать шума. Рей Ритчи был очень занят, много ездил по стране и за границу, его капиталы были вложены еще в несколько компаний помимо собственной фирмы «Ритчи Фудс»; его жена жила в доме, стоившем сто пятьдесят тысяч долларов, получала изрядные суммы на текущие расходы, состояла в многочисленных клубах, имела собственный счет в банке, их ребенок учился в хорошей школе, и она готова была закрыть глаза на многое.

В следующий раз Нэнси увиделась с Реем Ритчи почти через год. Она больше не сидела с чужими детьми, а работала продавщицей в отделе готовой одежды в «Оушен Майл». Встретив старую знакомую, Рей Ритчи на этот раз не стал предлагать ей прокатиться до Баия-Мар или до Помпано, а увез ее в отель «Лукайан-Бич» на Багамах на весь уикенд — с субботы до самого вторника.

Праздник 4 июля Нэнси встретила в роли «Мисс Веселый Огурчик». Облаченная в темно-зеленый купальник и темно-зеленые туфельки на высоком каблуке, она ехала по Женева-Бич вслед за духовым оркестром «Холден Консолидейтед», приветливо помахивая стоящим на тротуарах зевакам с крыши принадлежащего Рею Ритчи «линкольн-континенталя». В августе она написала маме, что нашла хорошую работу — в отделе по связям с общественностью фирмы «Ритчи Фудс». Письмо было написано в снятой для нее за четыреста долларов в месяц квартире с видом на реку Детройт.

В роли «Мисс Веселый Огурчик» она бывала на презентациях, торжественных открытиях новых магазинов и других рекламных мероприятиях. Вместе с Реем ездила в Кливленд, Чикаго и Миннеаполис. Позировала фотографам на фоне прилавков с товарами «Ритчи Фудс», раздавала гостям образцы продукции… Порой ей приходилось подолгу дожидаться Рея в «люксе» какой-нибудь очередной гостиницы. Иногда нужно было собраться в дорогу буквально за несколько минут и мчаться с Реем в аэропорт. Она сидела с Реем и его помощниками то за столом переговоров, то в каком-нибудь престижном клубе — единственная девушка среди присутствующих. Оставаясь одна в своей квартире, она целыми днями слушала музыку — радио и пластинки. Постепенно ее вкусы менялись — от «Hermits» к «Loving Spoonful», потом к «Blues Magoos» и «The Mamas and the Papas». Нэнси читала «Вог» и «Базар». Ходила по квартире и смотрелась в зеркало. Глядела в окно на неподвижную зимнюю реку Детройт и открывавшуюся за ней панораму индустриального ландшафта и изрезанного заводскими трубами горизонта Виндзора в Онтарио. Со скуки она даже завела роман с одним из менеджеров рекламного агентства, обслуживавшего «Ритчи Фудс», который только делал вид, будто ему все это в радость, а на самом деле каждую секунду вздрагивал, опасаясь, что Рей Ритчи застукает его со своей девчонкой. Больше всего Нэнси бесила необходимость проводить в одиночестве все уикенды, когда Рей отправлялся в Форт-Лодердейл к семье. Она уже подумывала на какое-то время уехать — например, проведать старушку-маму, как вдруг Рей предложил ей переехать на лето в особняк на озере, пообещав, что в сезон сельскохозяйственных работ будет часто туда приезжать, и заверив, что летом там гораздо прохладнее и приятнее, чем в Детройте.

Разговор состоялся майским днем в детройтской квартире, где солнце из раскрытых окон заливало своими лучами бледно-голубой ковер и где царила полная тишина, потому что, когда появлялся Рей, он сразу же выключал приемник. У него было всего десять минут, чтобы переодеться, упаковать сменный костюм и отправиться в аэропорт: через сорок минут он летел в Чикаго. Нэнси молча подала ему виски с содовой и уселась на кушетку в углу гостиной, наблюдая за тем, как он переодевается, собирает сумку, то и дело протягивая руку к стакану, отвечает на звонки и сам куда-то звонит. Предложение перебраться в загородный особняк прозвучало довольно неожиданно.

— А как же твоя жена? Она разве там не бывает?

— Была раза два. Ей больше нравится сидеть дома и играть в гольф. Каждое утро играет в гольф, а после полудня пьет джин с тоником.

— А все-таки, что мне делать, если она вдруг приедет?

— Ничего особенного — переберешься в охотничий домик. Есть у меня там такой коттеджик в дальнем углу поместья. Или вернешься сюда, если захочешь.

— Значит, мне придется все время быть настороже и, как только она войдет через парадный вход, тихонечко смыться через заднюю дверь?

— Если тебе это не нравится, — сказал Рей Ритчи, — я попрошу кого-нибудь отвезти тебя в аэропорт.

— Да что ты говоришь? Приятно знать, что ты и дня без меня прожить не можешь.

— Слушай, разве я что-нибудь тебе обещал? По-моему, мы квиты и не связаны друг с другом никакими обязательствами. Хочешь уехать — пожалуйста, я тебя не держу. Или я тебе что-нибудь должен?

— Ты настоящий бизнесмен, ничего не скажешь.

— И ничего плохого в этом не вижу. У нас с тобой своего рода сделка.

— Про сделку ты ничего не говорил.

— Нэнси, ты ведь умная девочка, — сказал Рей Ритчи. — Сама понимаешь — если я захочу тебя кем-то заменить, мне понадобится на это не больше недели.

После того, как он уехал, Нэнси еще долго сидела на кушетке в предвечерней тишине и остро, как никогда раньше, испытывала чувство одиночества. Мысленно она представляла себе, как Рей и его сотрудники приземляются в Чикаго и отправляются на свои дурацкие переговоры или на осмотр какой-то дурацкой фабрики, а затем принимают свои дурацкие решения, касающиеся их в высшей степени дурацкого бизнеса.

А она тут сидит в своей клетке и ждет его.

А дальше что? Да все как обычно. Завтра он позвонит ей — сразу после полудня — и предупредит, что часов в семь зайдет с двумя своими коллегами по работе. Она будет жарить им бифштексы, а они часов до одиннадцати, пока не надоест, обсуждать свои дурацкие дела. Потом они с Реем останутся одни, и тут руководитель преуспевающей корпорации превратится в любовника и скажет что-нибудь, с его точки зрения, чрезвычайно нежное и трогательное. Например: «Поди сюда, моя куколка. Соскучилась без меня?» О господи! Ну и тоска. А потом они разыграют сцену всепоглощающей страсти. Она посмотрит на него из-под спадающей на глаза пряди волос, затем выключит свет во всей квартире и отнесет бокалы на кухню, а когда вернется в спальню, он будет ждать ее, сбросив прямо на пол очень дорогой костюм итальянского покроя с пиджаком на одной пуговице, втянув живот и дыша «скотчем».

Просто дурдом какой-то!

«И это ничтожество может найти мне замену меньше чем за неделю? — подумала Нэнси. — Нет, вы это слышали?»

Ну хорошо. Что она может сейчас сделать? Собрать свои шмотки и убраться отсюда раз и навсегда.

Можно перебить все лампы, посуду и стекла в квартире, а потом убраться отсюда.

Можно вызвать на утро грузчиков из фирмы «Братья Айвори», чтобы они вывезли всю мебель и вещи и оставили их у себя на складе.

Но ничего из этого Нэнси не сделала. Она встала с дивана, включила радио и попыталась представить себе, какой он — этот особняк на берегу озера, понравится ли ей там и будет ли чем заняться. Уйти сейчас, просто так, убив целый год на Рея Ритчи, и даже не столько на него самого, сколько на ожидание его редких появлений? Нет-нет, отступные, которые ему придется заплатить за разрыв с ней, будут куда солиднее, чем стоимость мебели и всякого тряпья. Нет, Реймонд, ты расплатишься за это собственной шкурой.

В течение первой половины июня Нэнси с удовольствием валялась на солнце возле бассейна, посвятив все время достижению качественного загара; но к концу месяца загорать ей осточертело, равно как и разыгрывать из себя хозяйку дома в те дни, когда приезжал Рей.

Примерно неделю она развлекалась стрельбой из спортивного пистолета. Она купила длинноствольный «Вудсмен» 22-го калибра еще во Флориде: то ли потому, что он ей понравился, то ли потому, что ей просто хотелось знать — у нее есть оружие. Пожалуй, это была главная причина. Первой ее мишенью стала стеклянная витрина магазинчика, приютившегося на обочине Прибрежного шоссе. Нэнси отлично запомнила, как все происходило в первый раз. Это было вечером: сначала она проехала в одну сторону, потом развернулась за поворотом и поехала в обратном направлении на скорости около сорока миль в час. Магазин стоял на противоположной стороне дороги. Он был закрыт, но внутри горел свет. Стрелять пришлось с левой руки, опершись левым локтем о дверцу машины. Она выстрелила трижды, и звон разбитого стекла засвидетельствовал по крайней мере одно попадание. С тех пор Нэнси на некоторое время нашла себе увлекательную игру: стреляла с обеих рук, то прицельно, то навскидку, в самые разные мишени: в коттеджи, в магазинные вывески, в дорожные знаки — в общем, во все, что попадалось на пути. При этом стреляла на большой скорости: до семидесяти миль в час. Все походило на тир наоборот: двигались не мишени, а стрелок мчался мимо них на умопомрачительной скорости. Стреляла она и по яхтам и лодкам, выбирая позицию где-нибудь среди деревьев или на уединенном участке берега, но это ей не понравилось, потому что лодки обычно находились слишком далеко и с берега трудно было определить, попала она или нет. За июнь Нэнси всего четыре раза выезжала «на охоту» в обитаемые места, но этого оказалось достаточно для того, чтобы местные газеты в Женева-Бич и Холдене поместили на первых страницах репортажи под заголовками типа «Снайпер-привидение». Текст сопровождался фотографиями разбитых витрин и окон. Нэнси просмотрела и детройтские газеты, но в них о стрелке-невидимке не упоминалось.

Однажды она чуть было не рассказала о своем хобби Бобу-младшему, но в последний момент сдержалась. Потом и вовсе поняла, что не стоит делиться с ним своей тайной, он все равно бы ее не понял. Нэнси живо представила себе, как Боб-младший хмурится и после паузы выдает какую-нибудь чушь. К тому же ей нравилось водить его за нос, скрывая даже то, что вовсе не было тайной.

Пока Боб-младший строил новую лестницу на пляж, вкапывал в склон опорные столбы и приколачивал к ним ступеньки и перила, Нэнси загорала и купалась напротив дома и по нескольку раз в день ходила мимо Боба по недостроенной лестнице. Работа заняла неделю, хотя Нэнси была уверена, что при его сноровке он вполне мог бы справиться и за пару дней. Ей нравилось лежать на циновке в своем голубом раздельном купальнике и время от времени поглядывать на него: Боб Роджерс-младший был голый по пояс, в ковбойской шляпе, с пучками разнокалиберных гвоздей в карманах плотницкого фартука. Его кожу покрывал красноватый загар, а волосы на груди и на руках блестели на солнце. В целом он выглядел неплохо, довольно брутально, вот только живот уже нависал над ремнем, так что через несколько лет он явно обзаведется внушительных размеров брюшком.

На третий день строительства Нэнси не стала спускаться на пляж, а вместо этого, провалявшись дома до обеда, часа в три дня появилась на краю склона с бутылкой пива в одной руке и большим хрустальным бокалом в другой. Какое впечатление произвело ее появление в короткой юбке на Боба-младшего, стоявшего вниз по склону, нетрудно было догадаться. Он поднялся вверх, и они отправились вместе к бассейну, где выпили и поболтали. Нэнси то, скромно опустив глаза, чертила большим пальцем ноги на песке какие-то линии, то вдруг поднимала взгляд и улыбалась ему, а один раз, проходя по бортику бассейна, даже сделала вид, будто бы теряет равновесие, и, чтобы не упасть в воду, схватила его за руку. Мускулы у него оказались очень крепкие. Но этот тупица ничего не понял. Он выкурил пару сигарет и, маленькими глотками отхлебывая пиво, явно старался растянуть удовольствие.

На следующий день, когда Боб-младший заглянул после обеда к Нэнси, на нем была свежая спортивная рубашка. Он объяснил, что задевал куда-то плотницкий уровень и хочет проверить, не оставил ли его на лестнице.

Пройдя вниз и вверх по ступенькам и даже поворошив кое-где траву, Боб сообщил, что инструмента здесь нет и что, скорее всего, он завалился в кузове пикапа, так что придется посмотреть там. Но раз уж он все равно здесь, не хочет ли она с ним прокатиться?

— А куда? — спросила Нэнси.

— Не знаю. Можно вдоль берега.

— А почему бы не посидеть здесь? — сказала Нэнси и бросила на Боба томный взгляд своих карих глаз. — Дома все равно никого нет.

— Ну, смотри, это ты меня пригласила, я не напрашивался, — ухмыльнулся Боб-младший.

В тот момент Нэнси и сама еще не знала, как именно хочет его использовать. Тем не менее она провела его во внутренний дворик, налила пива и произвела над ним серию традиционных, абсолютно предсказуемых экспериментов: бросала игривые взгляды из-под упавших на лицо волос, ставила ногу на край его кресла, наклонялась, чтобы поправить ремешок сандалии, предоставляя ему возможность заглянуть в вырез ее блузки. Где-то после третьего пива он брякнул что-то насчет своих детей. Черт, как же она об этом не подумала? Могла бы и догадаться. Чего еще можно ждать от парня из глухой провинции? Конечно, он женат: ему уже за тридцать, и всю жизнь он прожил в Женева-Бич.

— А твоя жена тоже из Женева-Бич?

— Нет, из Холдена.

— Но вы вместе ходили в школу.

— Да. Откуда ты знаешь?

— И женаты вы уже… лет десять?

— Девять.

— Ага. У вас трое детей.

— Двое. Одному мальчику восемь лет, другому шесть.

— А ты, значит, заботливый папочка? На рыбалку-то их возишь? В походы ходите?

— Ну, выбираемся иногда на природу. Я тут пару лет назад катер неплохой купил. Восемнадцать футов, да и мотор ничего: «Меркурий», девяносто пять лошадиных сил. Под такой размер то, что надо.

— Я в этом ничего не понимаю, но звучит внушительно.

— Отличная посудина. На ней можно куда угодно плавать. По всему озеру.

— А что там делать?

— Рыбу ловить. И вообще все, что хочешь. — Посмотрев на Нэнси, Боб-младший добавил: — Могу и тебя как-нибудь покатать.

— Когда? — спросила Нэнси. Нужно было ковать железо, пока горячо.

В первый раз Бобу пришлось поднять мотор и подойти на веслах почти к самому берегу, потому что Нэнси не знала, как выглядит его катер. Потом Нэнси стала с удовольствием добираться до него вплавь. Бобу нравилось смотреть, как она уверенными движениями гребет к катеру, но еще больше нравилось вытаскивать ее сверкающее от воды тело на борт. Поднимал он ее легко, при этом мышцы его живота и плеч эффектно напрягались и перекатывались под кожей.

Боб становился за штурвал и давал полный газ. Нэнси вытягивалась в пластиковом шезлонге на палубе и наслаждалась солнцем и ветром под рев девяноста пяти лошадиных сил, ощущая на себе взгляды Боба. Мысленно она потешалась над ним, подолгу молчала и даже дремала. Будет ему о чем вспомнить, когда он вернется домой, к своей уроженке Холдена и двум мальчикам — восьми и шести лет.

Во время третьей поездки она разыграла перед ним спектакль, который он запомнил на всю оставшуюся жизнь. Пока Боб, увлекшись маневрированием в одной из бухт озера, перестал косить глаза в ее сторону, она быстро сняла лифчик, снова откинулась назад и, как ни в чем не бывало, закрыла глаза.

Конечно, она с удовольствием бы посмотрела на его физиономию, когда он обернется, но для большего эффекта пришлось этим пожертвовать. Сыграть все нужно как по нотам: закрытые глаза, расслабленная поза, в общем, сама естественность и невинность. Наконец случилось то, что должно было случиться: мотор затих и в тишине послышался звук шагов Боба по палубе.

— Эй, на корме! Ты, случайно, ничего не потеряла?

Она открыла глаза и покачала головой:

— Не-а.

— Я, конечно, слышал, что бывают такие купальники — топлес, но, честно говоря…

Он остановился прямо перед Нэнси и положил руку на край шезлонга, а потом самым, как ему казалось, чувственным голосом произнес:

— Между прочим, если на теле не останется незагорелых мест, то ведь и загар не будет так заметен, а?

— Ну и что! Я хочу до конца лета загореть целиком.

— Целиком так целиком. Не волнуйся, здесь тебя никто не увидит.

— Не знаю. Я немного стесняюсь.

— Кого стесняться-то? Тут никого нет.

— А ты?

— Я? Черт, неужели ты думаешь, что я до сих пор не видел голой девчонки?

— Видел, конечно, — кивнула Нэнси. — Свою жену.

Боб-младший рассмеялся.

— Уверяю тебя, и кроме нее я еще кое-кого в жизни повидал. Так что можешь загорать, как тебе хочется. — Это было сказано вполне серьезным тоном.

— Я, пожалуй… — Нэнси замялась. — Просто я еще, наверное, недостаточно хорошо тебя знаю.

Она скромно, почти застенчиво улыбнулась. Потом снова закрыла глаза и, чуть повернувшись, положила голову на алюминиевый поручень, предоставив Бобу возможность разглядеть ее в профиль — от носа до пупка.

Когда прошла минута, она уже точно знала: Боб не станет ее лапать. Он на такой риск не пойдет. Прямо перед ним находится сейчас нечто такое, о чем он раньше и мечтать не мог. И все же осторожность победила в нем инстинкты. Он бы не простил себе, если бы излишним напором испортил то, что так удачно начиналось.

Потом они вместе искупались, нырнув в озеро прямо с борта, а на обратном пути Боб-младший поинтересовался, не хочет ли Нэнси завтра повторить прогулку. Нэнси отказалась под тем предлогом, что весь день будет ждать звонка от Рея. В течение нескольких следующих дней она избегала общения с Бобом, и, как только его катер подплывал поближе к берегу возле дома, она уходила с террасы внутрь. Боб-младший закладывал пару лихих виражей и убирался восвояси, не получив приглашения заглянуть в гости.

На следующей неделе Нэнси увидела его пикап у светофора на окраине Женева-Бич и застала Боба врасплох, неожиданно вскочив на подножку и погладив его по плечу. Выражение испуга, на миг появившееся на лице Боба, тотчас же сменилось довольной, до идиотизма искренней улыбкой.

— Где же ты была все это время, прекрасная незнакомка?

Они условились встретиться завтра, и на следующий день Боб, довольный собой и жизнью, снова повез Нэнси кататься по озеру. Прикуривая одну сигарету от другой, он рассказывал ей, как называются и какую погоду предвещают те или иные облака, показывал разные ориентиры на берегу, по которым можно выбрать кратчайший путь, и не переставал расхваливать свой катер — особенно его маневренность и легкость в управлении.

— Знаешь, — сказал он наконец, заглушив мотор, — я еще в жизни не встречал такой девушки, как ты.

— Тебе это только кажется, — отмахнулась Нэнси.

— Ничего себе — кажется. Уж я-то знаю, что говорю.

— Возможно, просто я понимаю тебя лучше, чем твоя жена… — сказала Нэнси, а про себя подумала: «Сейчас он скажет…»

— Странно, что ты сама об этом говоришь. Так оно на самом деле и есть.

— А я еще никогда не встречала такого мужчины, как ты, — заявила вдруг Нэнси.

Боб Роджерс-младший щелчком пальца отправил за борт очередной окурок и, пристально посмотрев на Нэнси, спросил:

— Сегодня будешь загорать без лифчика?

— Сегодня нет.

— Почему же?

— Что-то прохладно.

— Прохладно! Да ты что! Сегодня тридцать градусов!

— Не знаю, — пожала плечами Нэнси. — Меня что-то знобит. Наверное, простудилась немного. У тебя найдется свитер?

На обратном пути они в основном молчали. Боб поглядывал на Нэнси, сидевшую, как обычно, на корме в его фланелевой рубахе — слишком просторной для нее. Время от времени она ласково, но сдержанно улыбалась, давая понять, что если уж ему так ее хочется, то придется совершить нечто большее, чем прокатить пару раз на катере. Ясно тебе, деревенщина?

И вот теперь, когда Боб по-прежнему терялся в догадках, чего же ждет от него эта женщина, Нэнси избрала для себя другой, более интересный, с ее точки зрения, объект для развлечений, а может быть, и компаньона в одном очень важном деле.

Она прекрасно помнила тот момент, когда впервые увидела Райана, подошедшего к машине Рея и не упустившего случая эффектно поиграть мышцами и произвести на нее впечатление. Во Флориде она была знакома с несколькими парнями, которых можно было отнести к собирательному типу Джек Райан. Она вполне могла представить, как он причесывает волосы, как смотрится в зеркало, как открывает на кухне банку пива: загорелый, с не слишком массивными, но рельефными мускулами, стройный, знающий себе цену. Он даже двигается в слегка замедленном темпе, словно любуясь собой.

Но было в этом парне что-то еще, помимо вполне объяснимой при его внешних данных склонности к позерству и криминальных фактов его биографии — сопротивление при аресте, проникновение в чужое жилище, кража со взломом и то, что он натворил с бригадиром. Нет, что-то большее. Нэнси еще не сформулировала для себя, какие чувства она испытывает к этому парню. Это были не обычные, сексуально окрашенные чувства девчонки к парню, которые моментальной вспышкой проскакивают между ними, позволяя увидеть друг в друге вероятных партнеров. Нет, здесь было что-то иное, четкое и рациональное: буквально в несколько секунд Нэнси вдруг поняла, что именно Джек Райан или пусть другой человек, но такого же типа поможет ей выбраться из той жизненной западни, в которую она угодила.

Эта мысль пришла ей в голову сразу же, как только она увидела Джека Райана в лагере сезонных рабочих. Сначала она даже испугалась масштабности своих мстительных замыслов, касающихся Рея Ритчи. Но чем больше она о них думала, тем больше они ей нравились. Это был потрясающий план: во-первых, возможность выйти из надоевшей игры, во-вторых, месть тому, кто дал ей понять, что она в этой партии — всего лишь пешка. Проблема заключалась в одном: все зависело от согласия Райана. Нельзя было забывать о том, что он вроде бы собирался уехать из Женева-Бич, и к тому же вовсе не факт, что возникший в ее воображении лихой и рисковый парень на самом деле таков. Впрочем, что-то подсказывало Нэнси, что если у Райана будет повод не уезжать отсюда, если он на самом деле захочет остаться, — то он останется. Торопиться ему особо некуда.

Ну а если такого повода нет, то она должна его дать. Что не так-то и трудно. Ну а потом проверить, на что он на самом деле способен.

«Надо же, — подумала Нэнси, — я сама это все придумала, а теперь успех дела зависит от того, хватит ли у Джека Райана воли и азарта».

Вот со всем этим и надо было разобраться.

5

— Эй, приятель, если ты не слишком торопишься, не выпьешь ли со мной пива? — обратился мистер Маджестик к парню, сидевшему за стойкой бара через три табурета от него. Чтобы тот понял, что предложение относится именно к нему, мистеру Маджестику пришлось повернуться всем телом, воспользовавшись вращающимся табуретом.

Райан уже успел обратить на него внимание. Этот полный человек напоминал ему частного охранника, вышедшего на пенсию. Он сидел, облокотившись на стойку и поставив прямо перед собой пепельницу, в которой уже давным-давно торчал окурок потухшей сигары. Толстяк успел поговорить с барменом о сегодняшней рыбалке и пожаловался на отсутствие клева. Райан не особенно прислушивался к их разговору: просто они оказались поблизости и их слова невольно долетали до его слуха. Получив приглашение выпить, Райан после секундного размышления принял его. Он и сам собирался заказать еще пива, и, если толстяк хочет выставить ему кружку за свой счет, возражать он не станет. А если общаться с ним надоест, можно просто встать и уйти. Мистер Маджестик подсел к Райану, и разговор начался достаточно неожиданно: толстяк не только узнал Райана — что было неудивительно, учитывая появившуюся в местной газете его фотографию с бейсбольной битой, — но и был в некотором смысле знаком с Луисом Камачо.

— Я этого парня видел раньше, — сообщил мистер Маджестик.

Как выяснилось, примерно за две недели до той драки мистер Маджестик вытолкал Камачо и девчонку из лагеря сезонников со своего частного пляжа.

— Я не запрещаю людям ходить по пляжу вдоль озера, если им это нужно. Другое дело, если ты внаглую вторгаешься в частное владение, расстилаешь там подстилку и заваливаешься на нее вместе с девчонкой. Тогда будь готов к тому, что появится хозяин и попросит тебя убраться туда, откуда ты явился. Я ему так и сказал: «Это частная собственность». А он как начал на меня орать! Я человек уже немолодой и много чего повидал, но такой ругани мне еще не приходилось слышать. Ну ты-то, я думаю, его уже наслушался. Мне-то, собственно говоря, наплевать, как этот ублюдок меня называет. Но ведь все это происходит прямо на глазах у людей, которые у меня остановились. Меня так и подмывало вмазать этому сукину сыну промеж глаз. Но тут я подумал: на что это будет похоже? Мы живем в цивилизованной стране, и негоже хозяину лезть в драку, чтобы выставить незаконно вторгшегося человека. Такие вопросы нужно решать без кулаков.

— Вы сдаете отдыхающим домики? — спросил Райан.

— Домики? Ну, это скромно сказано. Вообще-то мой пансионат называется «Бэй Виста», это на Прибрежном шоссе. Так вот, у меня не домики, а каба́ны. В каждой каба́не по две спальни, ванная, гостиная, небольшая кухонька и веранда с противомоскитной сеткой. Отдыхай — не хочу. Отдельно стоит мотель на семь номеров. Ну, там комнатки попроще, но парковка прямо у дверей, все как положено. Есть бассейн, терраса с шаффлбордом[2] и детская площадка.

— А с Камачо чем дело кончилось?

— Ну, его девчонка растерялась, как шлюха на исповеди, и стала уговаривать его — по-испански, конечно, я ни черта не понял. Кончилось тем, что они ушли. Но когда порядочно отошли, он повернулся и показал мне средний палец. Тут уж я совсем из себя вышел, чуть вдогонку за ним не бросился.

— Наш бригадир явно нарывался, — покачал головой Райан. — Если бы не я, его все равно кто-нибудь отделал бы.

— Вот и я так думаю, — сказал мистер Маджестик. — Ты не торопишься? Давай еще по одной.

— Я не против.

— Может, за столик пересядем? Там удобнее. Можно ноги вытянуть.

Райан согласился. Здесь ему нравилось. Заведение насквозь пропахло пивом, но это не какая-то забегаловка, где не продохнуть, а бар в прибрежном городке: тут тебе и рыболовные сети по стенам, и засушенные морские ежи и звезды, пучки каких-то водорослей, и, кстати, отличный вид на лодочную стоянку. Здесь было тихо и спокойно, но спокойствие не унылое, а живое. Если про кафе или бар говорят, что в нем тихо, это вовсе не значит, что там стоит полная тишина. Так и здесь: приглушенная музыка, посетители о чем-то болтают. Одеты все кто во что горазд. Для вечернего выхода в свет никто специально не переодевался. Да и вообще большинство посетителей заходят сюда по дороге с лодочной стоянки: передохнуть немного и выпить пару рюмочек. Нет, действительно очень приятно. Райан уже приметил обслуживающую столики официантку, тоже на удивление симпатичную — светлые волосы, завязанные в «конский хвост», красные обтягивающие брючки. Неплохо. Она в очередной раз прошла мимо Райана, направляясь к сервировочной части стойки, вдоль которой тянулись сверкающие хромированные поручни.

Разговор с мистером Маджестиком становился все более оживленным: сыграли свою роль и две кружки «Митчлоба» с картофелем фри и орешками, и общее настроение бара. Мистер Маджестик продолжал расспрашивать Райана о его драке с Камачо: почему так получилось, что это за человек и так далее. Прозвучал и вопрос, показавшийся Райану несколько бестактным: «И что ты, парень, почувствовал, когда закатал ему битой в челюсть?»

В ответ Райан только пожал плечами, и на минуту-другую разговор прервался. Впрочем, особого напряжения между собеседниками не возникло. Райан лениво потягивал пиво и поглядывал по сторонам. Молчание нарушил мистер Маджестик:

— Слушай, хочешь я тебе кое-что скажу?

— Валяйте.

— Когда мы сидели там, за стойкой, я не собирался тебе говорить, что кое-что про тебя знаю. А теперь решил: почему бы и нет?

— В смысле?

— Ты знаешь, что есть кинопленка, где заснято, как ты метелишь этого парня?

— Слышал об этом.

— Я недавно ее смотрел. Три раза подряд.

Райан внимательно посмотрел на собеседника.

— Чего же ради вам ее показывали?

— Если бы руководство фирмы «Ритчи Фудс» не договорилось с шерифом, тебя пришлось бы судить. И знаешь, кто бы этим занимался? — Мистер Маджестик сделал паузу. — Лично я, собственной персоной. Я тут мировой судья.

Райан продолжал смотреть на него. Мистер Маджестик пояснил:

— Я сказал это, чтобы объяснить, почему видел эту пленку.

— Сколько с меня за пиво?

— Брось, тут у меня пожизненная скидка от местной торговой палаты.

Райан и не подумал улыбнуться в ответ.

— Мне пора идти.

— Ну если ты так распсиховался по этому поводу, тебе и впрямь пора отсюда двигать.

— Я давно уже ни по какому поводу не психую. — Райан не спеша допил свое пиво.

— Тебе ведь сказали, чтобы ты уезжал, — сказал мистер Маджестик, помолчав. — Хотя если обвинение снято, как они заставят тебя уехать?

— Если меня очень не захотят здесь видеть, то способ найдется. Могут посадить за бродяжничество или еще что-нибудь.

— У тебя деньги-то есть?

Райан спокойно посмотрел ему в глаза.

— Мне хватит.

— В таком случае тебя не имеют права задержать за бродяжничество. Тебя хоть раз в жизни за это арестовывали?

— Нет.

— Когда я был у шерифа, он сказал, что у тебя была пара арестов. Что, вещи из машин воровал?

— Угон автомобиля без цели похищения. Обвинение отозвано.

— А как насчет сопротивления при аресте?

— Да достал он меня, и без того хреново было. В общем, врезал я ему.

— Полицейскому?

— Нет, еще до него.

— А чем ударил?

— Пивной бутылкой.

— «Розочкой»?

— Нет, просто бутылкой по башке. Меня и арестовали-то вовсе не за то, что я его ударил. Это уже потом, отдельная история. Коп велел мне бросить бутылку.

— А ты сделал это не так быстро, как он хотел.

Райан следил глазами за официанткой. На ее лице застыла профессиональная маска: ничего не говори, я тут всяких повидала, ты ничуть не лучше. Что у нее в самом деле на уме и какая она в жизни — ни за что не разберешь. Вполне возможно, что просто тупая девица, к которой подступиться трудно исключительно из-за ее тупости. Райан таких женщин терпеть не мог. Впрочем, нельзя было не признать: выглядела она неплохо — пышная гофрированная блузка, красные брючки в обтяжку. Ни дать ни взять костюм старинного фехтовальщика. Когда она подошла с очередной парой пива, мистер Маджестик по-отечески положил ей руку на бедро, но официантка и ухом не повела.

— Как тебя зовут, милочка? — Лапа мистера Маджестика по-прежнему лежала на ее обтянутом красным бедре.

— Мэри-Джейн.

— Мэри-Джейн, позволь представить тебе Джека Райана.

— А я его уже видела, — сообщила официантка, поставила кружки на стол и посмотрела на Райана. Он не мог не улыбнуться. Вот как. Она его уже видела. Она, можно сказать, с ним уже знакома. Она уже составила о нем свое мнение. Когда Мэри-Джейн отправилась обратно к стойке, он проводил ее оценивающим взглядом, задержав его на соблазнительных бедрах.

— Бывают такие люди, которым я и сам бы с удовольствием врезал той же самой бутылкой, — продолжил разговор мистер Маджестик. — Когда-то у меня был бар в Детройте, лет пятнадцать тому назад. После смены ко мне приходили парни с главного конвейера «Доджа». Все заказывали по рюмочке и по пиву. Сначала выпивали у стойки, потом шли за столики и брали что-нибудь покрепче.

Райан продолжал следить глазами за официанткой. Очень уж ему понравилась черная ленточка, которой был перетянут ее хвостик. Блондинка с черной ленточкой в волосах.

— Я возвращаюсь от столиков за стойку, — продолжал мистер Маджестик, — и — раз-два-три — разливаю следующий заказ. Несу им, а один из парней в первый раз ко мне зашел. Он и говорит: «Как вы вообще помните, кто из нас что пьет?» Я только пожал плечами. А что говорить? С ними и так все ясно. Все поляки в том районе заказывали «Семь корон» и «Строс». Шестьдесят пять центов.

Когда мистер Маджестик предложил Райану перейти через дорогу в ресторан «Эстелла» и поужинать там, Джек почему-то «забыл» свой рюкзак в баре. Ресторан оказался самым обыкновенным: угловые диванчики, столы и буфет из пластика под мрамор, салфетки и подставки под тарелки, сообщающие о том, что «Мичиган — страна чудесных озер». Они заказали по бифштексу и, после того как Райан поспорил, что вареной картошки не окажется, и выиграл спор, довольствовались американской фри.

Мистер Маджестик уставился на него:

— Ты любишь отварную картошку?

— Люблю, если посыпать ее укропом или петрушкой, — сказал Райан. — Тогда это настоящая картошка. Ну, в том смысле, что у нее картофельный вкус.

— Точно! — воскликнул мистер Маджестик, словно экзаменатор, получивший от студента правильный ответ.

— Когда я жил дома, — сказал Райан, — по воскресеньям мама жарила телятину или свинину, а на гарнир была вареная картошка. Не пюре и не жареная, а вареная. Достаешь из кастрюли две-три картофелины покрупнее, ломаешь их вилкой, так что они полтарелки занимают, и поливаешь сверху маслом. Только вот попробуй заказать такую картошку где-нибудь в ресторане — ничего не получится.

— А где ты жил в Детройте?

— В Хайленд-Парке. Это к северу от бывшего фордовского тракторного завода.

— Да уж знаю, где это. А твой отец на «Форде» работал?

— Нет, в Детройтской муниципальной транспортной компании. Но уже умер. Мне тогда тринадцать лет было.

— Были у меня знакомые в транспортной компании Детройта. Ну да с тех пор много воды утекло. Они работали там, когда по городу еще трамваи ходили. Все моего возраста или постарше, так что теперь на пенсии или чем-то другим занимаются.

— Трамвай водить отцу, кажется, не приходилось. Он водил вудвордовский автобус. Ехал в центр — ставил на стекло табличку «Набережная». Обратно на кольцо — «Фэйр-Граундз».

— Помню такие таблички.

Когда им подали заказанные бифштексы с картофелем фри, разговор на некоторое время прервался. Райан вспомнил вдруг воскресные семейные обеды в столовой, которая была также его спальней: за столом собирались мама и две старшие сестры. Одна из сестер приглашала на обед своего очередного парня; отец нередко работал по выходным, поэтому на семейных обедах он бывал не всегда. Семья жила в небольшой квартирке с двумя спальнями на пятом, верхнем этаже старого многоквартирного дома; одна спальня принадлежала отцу с матерью, другая — сестрам; в спальне сестер царил редкостный беспорядок: на кроватях, стульях и даже на полу была раскидана одежда, журналы, щипцы для завивки волос и всякое барахло. Райан спал в столовой на диван-кровати, а его рубашки, носки и нижнее белье хранились в нижнем ящике письменного стола в гостиной. В столовой, за общим обеденным столом он делал уроки под громкие звуки телевизора в гостиной. Иногда отец приходил с работы не один, а со сменщиком, и они садились в столовой ужинать. Райан хорошо помнил, как отец появлялся в дверях в лихо заломленной на затылок серо-голубой форменной фуражке: ни дать ни взять летчик-истребитель из фильмов о Второй мировой войне. Если по пути домой он заходил куда-нибудь выпить, это можно было определить в ту же секунду, как он ступал на порог. В те дни, когда не нужно были идти на работу, отец надевал чистую спортивную рубашку, тщательно причесывался, чистил обувь и садился за обеденный стол раскладывать пасьянс. За пасьянсом он мог провести большую часть дня, держа сигарету в углу рта и лениво пробегая взглядом по разложенным на столе рядам карт. Ближе к вечеру он выпивал пару бутылок пива и читал газету. Кроме газет, он ничего не читал.

— Горчицы хочешь?

— Нет, я лучше с кетчупом.

Отец вообще не был похож на водителя автобуса. Он хорошо выглядел. Темноволосый. Подтянутый и аккуратный. Всегда прилично одетый. Но всего лишь водитель автобуса в свои сорок с лишним. Зарабатывал он сто двадцать пять долларов в неделю и жил с женой и тремя детьми в небольшой квартирке с кухонными запахами и осыпавшейся в прихожей штукатуркой. Он, конечно, мог эффектно сдвинуть на затылок фуражку и, расправив плечи, представить себя за штурвалом «Боинга-707» или за рулем грузовика со взрывчаткой в сопровождении полицейского эскорта, но реальность оставалась реальностью: Детройтская муниципальная транспортная компания, водитель рейсового автобуса, и ничего ты с этим не поделаешь.

— Как насчет десерта?

— Пожалуй, нет. — Налив себе воды, Райан вдруг сказал: — Когда отец умер, ему было всего сорок шесть.

— Ну… — Мистер Маджестик тоже налил воды, и тут взгляд Райана уперся в его руку со стаканом: потрескавшаяся задубелая кожа, выпирающие суставы, желтые, коротко подстриженные ногти, не слишком гибкие, но и не утратившие силы пальцы; в этой руке даже толстый стакан для воды казался хрупким фужером. — Не знаю, что и сказать. Так жизнь устроена: люди живут, а потом умирают.

— Это-то понятно. Рано или поздно мы все умрем.

— Я не это имел в виду, — сказал мистер Маджестик. — Я хотел сказать, что смерть — это часть нашего предназначения. Самоубийство — страшный грех, но все мы приходим в этот мир лишь затем, чтобы рано или поздно умереть. Ты католик? Судя по твоему имени…

— Да. Был католиком.

— В таком случае ты правильно меня поймешь.

— Но я никогда не был алтарным служкой и вообще не слишком-то ревностно посещал церковь.

— Да ради бога, никто и не требует, чтобы ты был алтарным служкой. Но тебя ведь чему-то учили? Часто или редко, но ты ведь ходил в церковь?

— Давайте лучше не будем об этом.

Мистер Маджестик посмотрел на него очень серьезно, но потом как-то вдруг обмяк, успокоился и улыбнулся всей своей вставной челюстью.

— И то верно. Можно подумать, что кроме смерти нам с тобой и поговорить не о чем. Ладно, вставай, пойдем обратно в «Пирс».

Официантки в красных брючках нигде не было видно. Судя по всему, она отработала смену и ушла, и теперь столы обслуживала другая — с индейской внешностью и непроницаемым выражением лица. За несколькими столиками видны были женские силуэты, слышались женские голоса, но девушки, конечно же, пришли в бар со своими кавалерами. Вообще, пока они отсутствовали, в баре стало людно и шумно и свет горел ярче. За длинным столом вдоль стены сидела группа немцев, по виду студентов. Судя по всему, они вернулись с прогулки на арендованной яхте, а может, и сами учились управлять катерами или парусными лодками, и теперь во весь голос обсуждали свои впечатления. В общем, здесь уже не было той умиротворенности, что час назад.

Пробираясь вслед за мистером Маджестиком к свободному столику с пивными кружками в руках, Райан заметил вошедшего в бар Боба Роджерса-младшего в сопровождении девушки. Спутницу Боба он узнал не сразу: его внимание было занято Бобом-младшим. Тот прошел к стойке и взгромоздился на ближайший табурет. Одет он был едва ли не в вечерний костюм: в разноцветную, яркую, хорошо выглаженную спортивную рубашку с длинным отложным воротником, короткие рукава которой были еще и закатаны, дабы продемонстрировать окружающим объем бицепсов. Солидности внешности Боба должны были добавить и две толстые серебряные цепочки — на шее и запястье. Волосы у него были зачесаны назад на манер Роя Роджерса. Пришедшая с ним девушка сразу же направилась к дверям дамской комнаты.

Мистер Маджестик снова вернулся к воспоминаниям.

— Перехватить рабочих, возвращающихся со смены на главном конвейере «Доджа», — это еще полдела. Куда труднее было сделать так, чтобы они просидели у тебя весь вечер.

Боб-младший снял шляпу и обернулся, чтобы оглядеть бар. Райан даже не обрадовался тому, что угадал верно: по контрасту с загорелым лицом лоб Боба казался абсолютно белым.

— Ну так вот. Как-то в августе мы придумали такую фишку: кукуруза. Повесили на входе объявление: кукуруза без ограничений, плати пятьдесят центов и ешь сколько влезет. Поставили плитку прямо в углу бара, а на нее котел. В этом-то весь прикол, — продолжал рассказывать мистер Маджестик. — Котел у нас был всего один, и помещалась в нем дюжина початков, максимум — полторы. Вот ребята и клевали на приманку: приходили, заказывали кукурузу, собираясь за пятьдесят центов наесться до отвала. Предложение и впрямь выгодное. Вот только выходила одна маленькая закавыка: нужно было подождать, пока сварится очередная порция. Ну а сидеть в баре и просто так ждать никто, ясное дело, не станет. В любом случае по паре стаканчиков каждый из них, дожидаясь свою кукурузу, заказывал. В общем, продажа выпивки у нас резко пошла вверх. Но самое смешное, что и на кукурузе мы тоже не оставались внакладе — покупали мы ее по двадцать пять центов за дюжину, а посетители платили пятьдесят. Так что, сам понимаешь, мало кто дожидался, пока ему сварят вторую порцию, и, даже если кто-то из особо проворных получал в свое распоряжение весь первый котелок, больше двенадцати-пятнадцати початков ему все равно не доставалось! — Мистер Маджестик торжествующе улыбнулся.

Райан из вежливости изобразил подобие смеха. На самом деле он как-то с трудом представлял себе поляков, уплетающих за обе щеки кукурузу. Он смотрел на темноволосую девушку, которая вернулась из дамской комнаты и направилась к Бобу-младшему. Райан узнал ее и, к своему удивлению, почувствовал, как по всему его телу пробежала электрическая искра, а на физиономии расплылась глупая улыбка.

Согнав улыбку с лица, он спросил мистера Маджестика:

— Вы знаете Боба Роджерса, который работает у Ритчи?

Мистер Маджестик тяжелым кулаком вытер скатившуюся по щеке слезу — набежавшую то ли от пива, то ли от воспоминаний — и переспросил:

— Боба-младшего? Конечно. Мы с его отцом частенько в картишки перекидываемся.

— Он сидит вон там, у стойки.

Мистер Маджестик посмотрел в указанном направлении:

— Вижу.

— А что там за девушка с ним?

На этот раз мистер Маджестик даже обернулся, чтобы присмотреться повнимательнее. Впрочем, двигался он медленно, а взгляд его блуждал — чтобы никто не догадался, что он кого-то высматривает. Повернувшись снова к Райану, он отхлебнул пива.

— Этой маленькой леди, между прочим, грозят большие неприятности.

— А кто она такая?

— Забыл, как ее зовут, кажется, Нэнси. Официально числится секретаршей мистера Ритчи, но, сам понимаешь, в эту сказку ни один дурак не верит.

— Он что — ее здесь держит?

— Именно так, приятель.

— И где же?

— У него тут неплохой особняк на берегу озера. Иногда приезжает отдохнуть на пару дней его жена, и тогда он тихонько выпроваживает девчонку в охотничий коттедж, недалеко, кстати, от той фермы, где вы работали.

— Она вроде бы совсем молодая.

— А как по-твоему, с какого возраста этим можно заниматься?

— Я имею в виду — молодая для Ритчи.

— Я его как-то об этом не спрашивал.

— А что она делает здесь с Бобом-младшим?

Мистер Маджестик снова словно случайно оглянулся и сказал:

— Вот ведь дубина. У него же все есть — хорошая работа, милая семья, новый катер недавно купил. Его старик сдает огуречные поля в аренду «Ритчи Фудс», а Боба-младшего держат там управляющим…

— Мудак он редкостный.

Мистер Маджестик пожал плечами и изобразил на лице неопределенное выражение.

— Да нет, парень вполне нормальный. Силой бог не обидел, да и работать умеет. Вот только заносит его. Воображает себя одиноким рейнджером или еще кем. Вписался в героический образ.

— Вы сказали, что этой девушке грозят серьезные неприятности?

— Нарушение правил дорожного движения и создание аварийной ситуации. В следующем месяце она должна явиться ко мне в суд — не помню точно, какого числа.

— Но в этом ведь нет ничего серьезного?

Мистер Маджестик перегнулся через стол и пояснил:

— Она ведь не просто красный свет проскочила. Чуть не угробила двух местных парней.

— Это доказано?

— Разберемся. Сидят, понимаешь, эти двое ребят из Женева-Бич в своей машине — тоже, кстати, те еще гопники, — делать им нечего, думают, чем бы заняться: девчонку подцепить, гадость какую-нибудь устроить или погонять на машине за кем-то. Сидят и видят, что мимо них проезжает наша знакомая на «мустанге». Естественно, они подруливают к ней на перекрестке и пытаются познакомиться, подцепить ее. Ну, ты сам представляешь, как это у них получается. Сначала наверняка спросили, не хочет ли она с ними покататься, а потом предложили заехать в ближайшие кусты или что-то вроде этого. В общем, меня там не было, точно не знаю.

— Так что же случилось?

— А вот что. Судя по всему, она сумела их отшить, и ребята поехали своей дорогой. Но когда через пару миль свернули с Прибрежного шоссе на проселок, обнаружили, что за ними на полной скорости несется машина со включенными фарами. Они приняли вправо, чтобы машина проехала мимо, но она не проехала, а врезалась им в задний бампер. Они сразу и не поняли, что происходит. Поддали газу, а та машина — ну, сам понимаешь, в ней была наша знакомая — снова их в бампер. Ребята попытались оторваться, но девчонка прицепилась к ним, как приклеенная. А поскольку машина у нее помощнее, она и погнала их перед собой. Говорят, миль семьдесят в час ехала.

— Да ну?

— Они попытались затормозить, но не сообразили, что надо сразу педаль до отказа в пол вдавливать, чтобы колеса заблокировать. Тогда бы она их далеко не утолкала. А они думали, все так обойдется, да и тачку жалко было. Вот и стали тормозить постепенно. Сам понимаешь — надолго тормозных колодок в таком режиме не хватит. Тормоза перегрелись, и их машина покатилась вперед как обычная тележка. Скорость очень приличная — парни клянутся, что не меньше семидесяти. А впереди Т-образный перекресток, за которым вспаханное поле. Они пытались вырулить, но куда там — при такой-то скорости. В общем, перелетели через придорожную канаву, ткнулись в землю и еще три раза перевернулись.

— Что с ребятами-то?

— Один вроде бы ничего, отделался синяками. А второму досталось: обе ноги сломаны и внутренние повреждения. Врачи говорят — дело серьезное.

— А откуда они узнали, что это была именно она?

— Да они же ее видели!

— Я в том смысле, что они все это и выдумать могли — насчет погони.

— Ну а как же ее «мустанг»? Весь передок смят просто в хлам.

— Ты же велел уехать ему отсюда, — сказала Нэнси.

— Кому?

Отбросив с лица прядь волос, она кивнула в сторону столика, за которым сидел Райан.

— Вон тому парню. Сегодня в лагере.

— Вот сукин сын! Просто глазам своим не верю, — сказал Боб-младший.

Он обернулся взглянуть на Райана, и рубашка на его спине едва не лопнула. Нэнси положила свою ладонь на его руку.

— Может, он просто решил отдохнуть перед отъездом? — невинным голосом спросила девушка.

— Что-то слишком долго отдыхает.

— А может, он вообще надумал остаться?

— Как надумал, так и раздумает. Он отбудет у меня сегодня же, даже если мне придется гнать его до самого шоссе пинками.

— Что, если он тебя не боится? — При этих словах ладонь Нэнси переместилась с предплечья Боба на его бицепс. — Вспомни, как он отделал того мексиканца.

— А ему и не нужно меня бояться, — сказал Боб-младший. — Достаточно иметь в голове каплю мозгов.

— Ты поговоришь с ним?

— Если он не свалит отсюда до нашего ухода, придется ему кое-что растолковать.

— А я уже собираюсь уходить. Что нам тут делать? — сказала Нэнси.

Мистер Маджестик разглядывал на свет опустевшую кружку. Неожиданно он обратился к Райану:

— Я вот что подумал: не хочешь ли ты поработать у меня в «Бэй Виста»? — Он посмотрел на Райана с таким видом, будто бы сам удивился своим словам. — А что? Сорок баксов в неделю, даже пятьдесят — и своя комната. Ну и питание.

— А что делать-то?

— Все, что придется. Что-нибудь покрасить, пляж привести в порядок, ремонтные работы. Раньше я и сам управлялся, да вот артрит замучил. Видишь, что с суставами?

— И долго работать? Я имею в виду — до конца лета?

— До конца лета точно, а может, и потом останешься. Я в этом году не хочу закрывать пансионат осенью. Начнется охотничий сезон, понаедут парни из Детройта — вот и можно сдавать им комнаты, кормежку организовывать. Ты, кстати, готовить умеешь?

— Было дело — работал в одном заведении. Что-то вроде «Белой башни», только побольше.

— Поваром?

— Шеф-поваром по жареным блюдам.

— Неплохо. Ну а что после охотничьего сезона — еще и сам не знаю. Тут в наших холмах собирается развернуться одна солидная контора — оборудовать всякие спуски-подъемники для лыжников. Если все сложится, будет смысл поработать и зимой.

— А кто еще с вами работает в пансионате — жена?

— Она умерла два года назад. Два раза в год приезжает дочка из Уоррена, внуков с собой привозит. Ронни и Гейл — вот с ними потеха-то. Дочка, кстати, и помогла мне привести пансионат в божеский вид. Заказала мебель, занавески, картинки всякие — в общем, всё. Теперь и людей пускать не стыдно.

— Ну, вы так все расписали — прямо и не знаю.

Девушка, пришедшая с Бобом-младшим, — Нэнси — опять смотрела на него, и у него вновь возникло странное ощущение — как и тогда, с официанткой в красных брючках, — что она все про него знает. Ну если и не все, то, по крайней мере, гораздо больше, чем он знает о ней. Нэнси соскользнула с табурета у стойки, а следом за ней Боб-младший развернулся и нашел глазами Джека Райана.

Мистер Маджестик снова перегнулся через стол:

— Хочешь, я кое-что тебе скажу?

— Минуточку. Похоже, кое-кто хочет к нам присоединиться.

Мистер Маджестик выпрямился, оглянулся и увидел, что Боб-младший энергично приближается к их столику. Девушка стояла у бара, наблюдая за тем, как будут разворачиваться события.

— Ты что, приятель, в кошки-мышки играть со мной вздумал? — обратился Боб-младший к Райану. — Решил показать мне, какой ты крутой?

— Черт возьми, — сказал мистер Маджестик. — Никому и в голову не придет соревноваться с тобой в крутизне.

— Привет, Уолтер, — без тени улыбки на лице сказал Боб-младший.

— Слушай, одинокий рейнджер, а где же твоя шляпа?

— Уолтер, вы не будете возражать, если я перекинусь парой слов с этим парнем?

— Дай-ка подумать, — сказал мистер Маджестик. — Нет, пожалуй, буду.

Боб-младший смотрел на Райана, не особо прислушиваясь к мистеру Маджестику.

— Ты помнишь, что я сказал тебе сегодня утром? Я не люблю дважды повторять одно и то же.

— А что ты ему сказал? — спросил мистер Маджестик.

Боб-младший, по-прежнему обращаясь только к Райану, предложил:

— Может, выйдем на пару минут?

Мистер Маджестик протянул руку через стол и опустил ее на плечо Райана.

— Сиди как сидишь.

— Уолтер, это касается дел фирмы.

— Какой еще фирмы? Разве он работает в вашей фирме?

— Мы с ним рассчитались, но при одном условии: чтобы он уехал, как только получит деньги, — сказал Боб-младший. — Я собираюсь проследить, чтобы он действительно уехал отсюда, а не ошивался в поисках неприятностей на свою задницу.

— Послушай, Боб, — обратился к нему мистер Маджестик, — что за чепуха? Какие еще условия? Вы заплатили ему то, что были должны за работу. Больше он у вас не работает, и у тебя нет никаких законных оснований требовать, чтобы он уехал из города.

— Уолтер, вы старый друг моего отца и вообще человек уважаемый, но я вас уверяю: это дело касается только меня и этого парня.

Райан тем временем допил пиво и взял другую кружку, но пить не стал. Он понимал, что может сейчас сорваться из-за любого пустяка. И даже поймал себя на том, что прикидывает, как удобнее врезать Бобу-младшему, учитывая, что тот стоит прямо у стола, уперев руки в бока, и большая серебряная пряжка его ковбойского ремня находится аккурат напротив глаз Райана.

Райан вдруг предложил:

— Слушай, ну чего ты здесь встал? Почему бы тебе и твоей подружке не присесть к нам, не поговорить и не выпить пива? В ногах правды нет.

Мистер Маджестик, довольно улыбнувшись, поддержал идею:

— По-моему, удачное предложение. Что скажешь, Боб? Посидите с нами, время еще раннее.

— Мы уже посидели и сейчас собираемся уходить. Но мне очень хотелось бы, чтобы этот тип ушел из бара одновременно с нами.

Райан посмотрел на Боба и сказал:

— Не дави на меня, ладно? Ты ведь теперь не мой начальник, так что — извини, я не обязан больше тебя слушаться.

— Послушай, парень, если бы я был один, я бы просто погрузил тебя в свой пикап и вывез к чертовой матери из города.

— Это вряд ли, — сказал Райан.

В разговор опять вступил уже не на шутку рассердившийся мистер Маджестик. Он перевел взгляд с Райана на Боба-младшего и прежде, чем тот успел ответить Райану, сказал:

— Я пригласил этого парня выпить со мной пива. Я свое еще не допил, он тоже. Возможно, мы выпьем еще по одной, а может, закажем еще штук десять. Я пока не решил. Вот только хотелось бы знать — ты так и будешь торчать у нас над душой, пока мы не кончим пить?

— Уолтер, я утром объяснил этому парню, что он должен делать, как только соберет свои шмотки.

— Отлично — ты ему объяснил. А теперь, Боб, либо садись с нами, либо постой где-нибудь в другом месте.

— Уолтер, вы говорите, будто бы я мешаю людям отдыхать. А я говорю, что у меня к этому парню есть дело.

— Похоже, что каждый из нас по-своему прав, — заметил мистер Маджестик, — и никто не хочет слушать другого. Ну что ж, останемся каждый при своем. Но пока мы с тобой препираемся, юная леди, с которой ты сюда пришел, предоставлена самой себе. Разве так ведут себя с дамами, Боб? Что бы сказал по этому поводу твой отец? Я уж не говорю о том, что бы сказала по этому поводу твоя жена.

Боб-младший выдержал паузу достаточную, по его мнению, чтобы дать собеседникам понять, что он по-прежнему собирается делать именно то, что задумал, а не то, к чему его принуждают. Медленно переведя взгляд с Райана на мистера Маджестика и обратно, он сказал:

— Мы с ней собирались уходить. Я должен отвезти ее домой, но не удивляйтесь, если через некоторое время я снова здесь появлюсь. — Еще один тяжелый взгляд в сторону Райана подтверждал серьезность намерений Боба-младшего. После чего он повернулся и отошел.

Нэнси внимательно следила за всей этой сценой, глядя в основном на Райана. Когда Боб-младший подошел к ней, она очень серьезно на него посмотрела и направилась к выходу, уверенная, что он последует за ней.

— Хочешь, я кое-что тебе скажу? — снова обратился к Райану мистер Маджестик. По его глазам было видно, что пил он все-таки пиво, а не лимонад, но говорил он в общем спокойно, и язык у него практически не заплетался. — Тебе, наверное, интересно знать, почему я хочу взять на работу именно тебя. Хочешь, скажу?

— Давайте, — согласился Райан. Было ясно, что мистер Маджестик скажет все и без его согласия.

— Возможно, это и глупо звучит — не знаю, не мне судить. Но дело в том, что я посмотрел ту пленку, поговорил о тебе с ребятами шерифа, навел справки и вдруг сказал сам себе: «Старина, да ведь это отличный парень. Он умеет за себя постоять. Пожалуй, он не всегда прав и слишком часто лезет в драку, но, во всяком случае, тяжелая жизнь научила его сопротивляться и бороться в самой безнадежной ситуации. Ну не было у него возможности учиться в колледже или освоить хорошее ремесло…» Скажи, у тебя есть профессия?

— Такой, чтобы я с нее хоть цент получил, — никогда не было.

— Вот именно, — согласился мистер Маджестик. — Ни высшего образования, ни хорошей профессии, ни хорошей работы. Что он теперь будет делать? Я вижу, что парень-то он неплохой. Есть в нем что-то такое, чего нет в большинстве других людей. Что именно? Наверное, вот это умение не сдаваться. Но поверь мне: никогда не помешает уверенность, что есть кто-то, кто прикроет тебя с тыла. Помощь — дело такое, от нее лучше не отказываться. Понял, что я имею в виду?

То, как девушка смотрела на него, стоя у бара, тот взгляд, которым (он в этом был уверен) она попрощалась с ним, перед тем как уйти, — все это не могло оставить Райана равнодушным.

— Ты меня слушаешь? Понял, что я говорю?

— Да-да, конечно.

— Ну так вот, я себе и сказал: «Что этот парень будет теперь делать и можешь ли ты ему помочь? Он так и будет тратить лучшие годы на то, чтобы бродяжничать, нарываться на неприятности, ходить по грани между законом и преступлением? Или ты позволишь ему как-то зацепиться за нормальную жизнь, дашь жилье, нормальную работу..»

— Именно так и сказали?

— Ну, может, не в таких выражениях, но в общем…

— Я согласен работать в «Бэй Виста».

— До конца лета, скажем до Дня труда,[3] а там посмотрим.

— Сторож при мотеле?

— Никакой не сторож.

— Ну, тогда подручный. Я буду вашим подручным и мастером на все руки.

— Только учти, я не собираюсь заниматься благотворительностью. Ты нанимаешься на работу — значит, будешь работать. Я выгоню тебя к чертовой матери, если окажется, что ты разгильдяй.

— Если я возьмусь за эту работу.

— Если возьмешься за эту работу.

— А можете вы меня прикрыть от Боба-младшего? Чтобы со мной ничего не случилось.

Мистер Маджестик внимательно смотрел на Райана. По его глазам ничего нельзя было прочесть, но морщины, идущие от носа к губам, чуть углубились, намекая на улыбку. Он сидел за столом, ссутулившись и не сводя глаз с Райана, и наконец сказал:

— Ты, конечно, умеешь за себя постоять, но во всем остальном, черт возьми, редкостный придурок.

— Я, между прочим, не просил вас заниматься моей судьбой.

— Забудь, — сказал мистер Маджестик. — Не обижайся, — спокойно добавил он. — Значит, так. Я сейчас еду домой. Если хочешь — поехали вместе, хочешь — оставайся здесь, мне все равно. Если захочешь поразмять мозговые извилины, подумай над моим предложением. Примешь его — приезжай ко мне завтра в восемь утра. Не приедешь — не надо. Я не собираюсь тебе ничего навязывать. Выбор за тобой, поступай так, как тебе хочется.

Мистер Маджестик поднялся из-за стола, расплатился у бара по счету и вышел на улицу, ни разу не обернувшись.

— Что случилось? — спросила Райана официантка с индейской внешностью. — Ему нехорошо?

— Да нет, просто решил поехать домой.

— Он сказал, вы можете заказывать все, что хотите.

Райан посмотрел на нее и заметил:

— Я его об этом не просил.

— А кто сказал, что просили? — Официантка собрала со стола пустые кружки и бутылки. Через несколько минут она увидела, как Райан с рюкзаком на плече выходит из бара на улицу.

6

Большое окно каба́ны № 5 выходило на мелкую сторону плавательного бассейна. Сейчас, в девять утра, ни в воде, ни у бассейна не было ни души. Домики прикрывали часть неподвижной поверхности воды от лучей утреннего солнца.

Вирджиния Мюррей проснулась, когда не было еще и семи утра. Она позавтракала (апельсиновый сок, тосты, арахисовое масло), застелила постель, приняла душ, причесалась и надела поверх купальника махровый халатик. Еще она успела написать письмо родителям, сообщив им, что здесь превосходно — не нужно каждый день вставать ни свет ни заря и тащиться на работу. Теперь она ничуть не огорчается тому, что подруги не поехали с ней, а, пожалуй, даже этому рада. Одной, как выяснилось, отдыхается лучше.

С дивана напротив большого окна, по бокам которого свисали шторы с цветочным орнаментом, она видела бассейн и несколько домиков по другую сторону от него. Этот уже знакомый пейзаж она воспринимала как декорацию в каком-то диковинном театре: солнце освещало сцену, а сама она сидела в затемненном зрительном зале. Вот-вот должен прозвенеть третий звонок. Она посмотрела на часы: начало десятого. Вирджиния поправила лифчик купальника, чтобы верхняя его косточка не упиралась в грудь. Заглянула в плетеную соломенную сумку, чтобы удостовериться, что полотенце на месте. Бумажные носовые платки тоже. И расческа. Вирджиния достала ее из сумки, пошла в ванную и снова принялась причесываться перед зеркалом. Она поворачивала голову, следя в зеркале за движениями руки и время от времени заглядывая себе в глаза. Вернувшись в комнату, она уселась на диван, на вчерашнее полотенце, посмотрела в окно и убедилась, что на сцене появились первые действующие лица: у края бассейна стояли два маленьких мальчика.

Это дети Фишеров из каба́ны № 14, окна которой выходят на озеро. Сейчас должна прийти их сестра, девочка-подросток, в чьи обязанности входит присматривать за малышами; отец явится позже, а мать и вовсе не выйдет из домика до одиннадцати. К этому времени должно проявиться большинство отдыхающих в «Бэй Виста»: сначала набегут дети — они возникнут словно ниоткуда и в ту же минуту окажутся везде; взрослые будут выходить постепенно, один за другим, приветствовать друг друга и, тщательно выбирая шезлонги, расставлять их группами или, наоборот, подальше от других, чтобы подремать в одиночестве. Кто-то поставит шезлонг так, чтобы наблюдать за бассейном, кто-то повернет его к солнцу, кто-то развернет в тень.

Фишеры наверняка устроятся возле бассейна.

У самого бассейна расположится и пара молодоженов, проводящая медовый месяц в каба́не № 10, прямо напротив домика Вирджинии Мюррей.

К бассейну выйдет и семья с маленькими черноволосыми ребятишками, по-видимому итальянцы. Мать семейства непременно подсядет к миссис Фишер, и женщины — обе с полными ногами, обе в пляжных халатах и соломенных шляпах с одинаковыми украшениями, похожими на сосновые шишки, — примутся болтать.

Семья из номера 1 останется на лужайке перед своей каба́ной за столиком под тентом. Оттуда, оставаясь в тени, они будут присматривать за играющими на берегу озера детьми.

Две молодые пары из одиннадцатого номера — еще бездетные или куда-то пристроившие детей, — выставившие целую баррикаду из пустых пивных банок у входа на свою веранду (этих банок Вирджиния Мюррей насчитала в субботу больше сотни), спустятся на пляж часов в десять; ближе к полудню один из мужчин сходит в магазин за пивом; в час они отправятся на ланч, в два снова вернутся на пляж, а с четырех начнут накачиваться пивом и радоваться жизни. Мужчины будут по очереди рассказывать анекдоты, и все четверо просто покатываться со смеху.

Женщина из номера девять — та, рыжая, которая даже к бассейну выходит, как следует накрасившись, — появится вместе с дочкой часов в одиннадцать. Впрочем, дочка уже успеет несколько раз выбежать к бассейну, поздороваться со всеми и посмотреть, как играют другие дети. Иногда девочка просила маму отвести ее на пляж: ребенку очень хотелось повозиться в песке и искупаться не в бассейне, а в бескрайнем озере, но мать неизменно говорила ей одно и то же: «Черил-Энн, сегодня слишком жарко. На таком солнцепеке недолго и обгореть».

В «Бэй Виста» — в каба́нах и в мотеле, расположенном близ шоссе, — отдыхали и другие люди, которые выходили кто к бассейну, а кто и на пляж. Многих из них Вирджиния Мюррей узнавала в лицо, но еще не придумала для них прозвищ и не составила о них определенного мнения.

Был здесь, конечно, и мистер Маджестик. Он показался Вирджинии довольно милым. В нем просвечивало какое-то природное дружелюбие, восполнявшее отсутствие хороших манер; он всегда ходил в майке (именно в майке, а не в рубашке и даже не в футболке) и бейсбольной шапочке, и, похоже, никто не видел, чтобы он шел куда-нибудь просто так, а не для того, чтобы что-то починить, наладить или переставить. Если он не работал в одном из домиков, то его можно было найти на пляже, где он ремонтировал плот для рафтинга или сидел за рычагами маленького бульдозера, которым в очередной раз разравнивал пляжный песок.

Ну а со вчерашнего утра здесь появился новенький, Джек Райан.

Теперь Вирджиния Мюррей не сомневалась: это тот самый парень, фотографию которого с бейсбольной битой она видела в местной газете. Так уж получилось, что газета недельной давности сохранилась у нее в комнате, и вчера, заворачивая в нее кожуру от грейпфрута, она наткнулась взглядом на эту фотографию. Сомнений не было: это он.

Сидя на диване в своем купальнике цвета морской волны и разглядывая картину, открывавшуюся перед ней в окне каба́ны № 5, она ждала, когда у бассейна забурлит настоящая курортная жизнь, и пыталась вспомнить, кого же Джек Райан ей напоминает. Тип парней, к которым черная кожаная куртка словно приросла. С другой стороны, он не производит впечатление давно не мытого грязнули. Осанка и манера двигаться — как у тореадора. Точно — он ужасно похож на тореадора с постера, который висит у нее дома: «Plaza de Toros de Linares», а под надписью — тореро, который, изогнувшись всем телом, уклоняется от проносящегося в нескольких дюймах от него быка.

Вчера он не говорил ни с кем, кроме мистера Маджестика. Вирджинии даже стало интересно: а что, если самой с ним заговорить? Впрочем, общие темы для разговора у них вряд ли найдутся: парень был явно не из ее круга и не ее типа. Она представила, что поздно вечером сидит одна в своей каба́не № 5. Вот она откладывает книгу, выключает свет и лежит в темноте. Нет-нет, это не должно произойти сразу. Пройдет несколько минут — и вдруг до нее донесется какое-то шуршание, потом скрип: это отворится входная дверь. Лежа в темноте с открытыми глазами, она будет слушать, как кто-то пробирается через гостиную. Потом услышит движение в холле и увидит темный силуэт в дверном проеме спальни. И она, собрав в кулак всю свою волю, дождется, когда незнакомец подойдет к ней, и, включив внезапно лампу на ночном столике, как ни в чем не бывало спросит: «Вам чем-нибудь помочь?» Естественно, в свете лампы окажется Джек Райан, крадущийся к ее кровати с кухонным ножом в руках.

Надо бы подумать о дальнейшем, представить все в подробностях Например, она до сих пор не знает, о чем будет с ним говорить. Во всяком случае говорить нужно хладнокровно и убедительно, чтобы сразу же обезоружить идущего на преступление человека. Обязательно нужно перехватить его взгляд, а в своем взгляде выразить не страх, а сострадание и понимание. Постепенно он успокоится, отложит нож и присядет на краешек кровати. Она будет его расспрашивать, а он расскажет о себе, о своей прошлой жизни, о мучающих его проблемах. Она будет слушать совершенно спокойно и ни в коем случае не покажет, что шокирована чем-то из услышанного. Потом он спросит можно ли ему прийти еще раз и опять поговорить с нею. А она прикоснется к его руке, улыбнется и скажет: «Ну конечно. А сейчас идите к себе, вы так переволновались, и как следует выспитесь».

Что-то вроде этого. Вирджиния попробовала представить, как сидит рядом с Джеком Райаном на пляже, но одернула себя. Не нужно забегать вперед. Всему свое время.

Со своего дивана она увидела, как ожидаемый ею Джек Райан появился между домиками номер десять и одиннадцать. В его руках был длинный алюминиевый шест с мелкой капроновой сеткой на конце. Вирджиния взглянула на часы. Девять двадцать.

Она наблюдала, как Джек Райан, опустив сетку в воду в глубоком конце бассейна, идет вдоль бортика, тщательно собирая с поверхности упавшие в бассейн листья и насекомых. Проходя мимо фишеровских мальчишек, он что-то сказал им, и те со смехом попрыгали в воду и поплыли наперегонки, пытаясь угнаться за сеткой. Джек Райан дошел до конца бассейна и, перейдя к другому берегу, направился в противоположную сторону. Сосредоточенный на своем деле, с длинным шестом в вытянутых руках, он походил скорее на лодочника, чем на тореадора. Точно, подумала Вирджиния: смуглый гондольер, только без обуви, рубашки и ремня (гондольеры, насколько она знала, носят широкие черные ремни). Да и брюки на гондольере должны быть другие — какие именно, она не помнила, но уж точно не обрезанные по колено полуармейские штаны цвета хаки. «Как же эти гондольеры одеваются?» — пыталась вспомнить Вирджиния. Оказывается, кое-что из ее поездки в Европу уже стерлось из памяти, хотя она была там с родителями всего четыре года назад, когда получила диплом в колледже Мэригроув.

Когда к бассейну вышла наконец старшая дочь Фишеров, Вирджиния Мюррей встала с дивана и направилась в спальню. Стоя перед зеркалом и стараясь не глядеть себе в глаза, она набросила на волосы и небрежно повязала легкий платочек. Даже беглого взгляда на свое лицо ей хватило, чтобы понять — его выражение неуловимо изменилось. Пожав плечами, она отвернулась от зеркала, но, прежде чем вернуться в гостиную, подошла к окну, возле которого стояла ее кровать. Отодвинув щеколду, она попыталась поднять раму. Бесполезно. Та даже не дрогнула. Вирджиния вернулась в гостиную, взяла лежавшую на диване соломенную сумку, сняла с крючка у ванной пляжное полотенце, перекинула его через плечо и вышла за порог каба́ны № 5, аккуратно прикрыв за собой дверь. Она надела темные очки, взглянула на небо и, полной грудью вдохнув свежий утренний воздух, направилась к бассейну.

— Ты посмотри, там сплошь жуки и всякий мусор, — сказал мистер Маджестик. — Завтра дам тебе насос и щетку. Пройдешься по дну.

— Что еще?

— Пляж. Особенно там, где дети вчера хот-доги жарили. С этого лучше начать, не возражаешь?

— Мне все равно.

Мистер Маджестик внимательно посмотрел на Райана.

— Проверь душевую насадку в номере девять. Душ еле брызгает, а смеситель подтекает.

— Никогда в жизни не чинил ни душ, ни кран.

— Скорей всего, нужно его просто прочистить. Снимешь и принесешь в мастерскую, а я покажу, что делать. Инструменты в кладовке рядом с твоей комнатой.

— Что еще?

— Пока займись этим, а я посмотрю. Если вспомню что-нибудь, скажу.

— Я еще не завтракал.

— Раньше надо вставать. Я завтракаю в семь утра. Если хочешь есть, приходи ко мне в семь.

— Большое спасибо.

— Только не обижайся — такой уж у меня порядок, — сказал мистер Маджестик и направился в проход между домиками номер одиннадцать и двенадцать.

Райан опустил конец шеста в воду, а другой рукой достал из кармана брюк почти пустую пачку «Кэмела». Первая затяжка не доставила никакого удовольствия. Впрочем, чему тут удивляться — с утра не ел и даже глотка кофе не сделал.

Он снова взялся за шест и принялся чистить бассейн.

— Если у вас найдется время… — сказала Вирджиния Мюррей.

Видимо, он ее не услышал, потому что прошел мимо, внимательно наблюдая за капроновой сеткой.

Вирджиния дождалась, пока он пойдет обратно, и, когда он поравнялся с ее шезлонгом, снова обратилась к нему:

— Извините, вы не могли бы посмотреть, что у меня с окном?

— Что?

— У меня одно окно не открывается. Как я ни старалась, ничего не получается.

— В каком номере?

— В пятом.

— Хорошо, я зайду.

— Когда ветер дует с озера, все в порядке, я просто оставляю дверь открытой и вставляю противомоскитную сетку. Еще и лучше: сквозняка нет. Но когда ветер с другой стороны, в спальне очень душно.

— Хорошо, я зайду. Номер пять.

— А когда вы сможете?

— Сначала мне нужно закончить эту работу, а потом есть еще одно дело.

— Большое спасибо. — Вирджиния снова уткнулась в лежавший у нее на коленях журнал. Вроде как поговорили.

Райан еще раз обошел бассейн и направился к кладовке. На сегодня жуков хватит. Он повесил шест на два крюка, взял ящик с инструментом и, обогнув каба́ну № 9, постучал в дверь. Маленькая девочка с удивлением посмотрела на нежданного гостя через стекло.

— Мама еще спит.

— Я пришел починить душ.

В помещении стоял какой-то странный запах. Гостиная явно нуждалась в уборке, кухня — тем более. Впрочем, завтрак маленькой девочки на столе выглядел весьма аппетитно: мюсли с молоком, ломоть белого хлеба и открытые банки с арахисовым маслом и виноградным джемом.

— Ты уже позавтракала?

— Угу.

— А я еще не завтракал, — сказал Райан. — Ты умеешь делать бутерброды с арахисовым маслом и джемом?

— Конечно.

— Тогда давай договоримся: я пойду чинить душ, а ты сделай мне бутерброд.

Дверь в спальню была открыта, но туда Райан заглядывать не стал. В ванной царил редкостный беспорядок: на полу песок и грязные полотенца, на крышке туалетного бачка бигуди и косметика. Эту рыжую он приметил еще вчера — одна с маленькой дочкой, симпатичная мордашка и неплохая фигура. Впрочем, побывав в ее временном жилище, Райан понял, что этот вариант ему не подходит. Он открутил гаечным ключом душевую насадку — это оказалось проще, чем он предполагал, — и вернулся в гостиную.

— Ого, а у тебя неплохо получилось. Ты настоящий специалист по бутербродам.

— Меня мама научила, — сообщила девочка.

— Замечательно. Когда она проснется, скажешь, что эту штуку от душа я забрал с собой, ладно?

Выйдя из домика, Райан вдохнул полной грудью. Он не торопясь, обходным путем позади домиков направился к дому мистера Маджестика, с аппетитом уминая бутерброд с арахисовым маслом и джемом. «Бэй Виста» оказался очень даже неплохим местом: два ряда блочных коттеджей, выкрашенных в золотисто-охристый цвет, выстроились вдоль озера. От Прибрежного шоссе их отделял мотель на семь номеров. Райану достался седьмой номер, рядом с офисом. Окна коттеджей выходили на бассейн, во внутренний двор, на площадки для шаффлборда и барбекю. Исключение составляли только домики номер один и четырнадцать: из них открывался вид на пляж и озеро, и платили за них на двадцать долларов больше, чем за остальные.

Небольшой дом сельского типа, где жил мистер Маджестик, стоял ближе к пляжу, сразу за кабалой № 1. Бежевый «додж-универсал» делил гараж с маленьким бульдозером, на который спереди был навешен отвал для песка, а сзади — небольшая борона. Прикрыв навесом пространство между домом и гаражом, мистер Маджестик устроил тут летнюю мастерскую.

— Вот эта штуковина от душа.

Мистер Маджестик кивнул и поинтересовался:

— А на пляже уже закончил?

— Нет, как раз туда собираюсь.

— Давай покажу, как ее чистить. — Мистер Маджестик вытер руки тряпкой и взял у Райана душевую насадку. — Разбирается она вот так. А теперь нужно очистить ее изнутри от ржавчины и всякого мусора.

— Может, я займусь сначала пляжем, пока там народу немного?

— Ну да, а если дама из девятого номера захочет принять душ?

— У меня такое подозрение, что она вообще не моется.

— Какого черта ты себе позволяешь?

— С какой стати ей принимать душ именно сейчас? Кто лезет в ванную в десять утра?

— Ладно, шагай на пляж. Эту штуку я сам почищу. Да, запомни: перерыв на обед у нас или в полдень, или в шесть вечера. Это зависит от того, нужно мне быть в суде или нет.

— Я и забыл, что вы судья.

— Мировой судья. Сегодня приходи обедать в полдень.

Райан заглянул в гараж и вскоре вышел оттуда:

— Что-то не могу найти грабли.

— Обойди с той стороны — за углом сразу увидишь.

Райан обогнул дом мистера Маджестика и оказался на солнечной стороне. Здесь все так и сияло. Особенно хороши были цветы на клумбах. Бетонные формы для клумб были выкрашены белой краской — ни дать ни взять цветничок перед штабом воинской части, если, конечно, не считать птичьих гнезд и пластмассовых фламинго, маячивших среди цветов.

Райан подобрал лежащие на дорожке грабли и направился на пляж, где ему предстояло разобраться с остатками вчерашнего детского пикника: убрать угли, фантики от конфет и лимонадные бутылки. Нужно было захватить какую-нибудь коробку для мусора, жаль, сразу не сообразил. Впрочем, за коробкой можно будет сходить и позже, а пока он прошелся по пляжу и сгреб мусор в пять-шесть компактных кучек. На пляже было замечательно: солнце уже припекало вовсю, с озера то и дело налетал прохладный бриз. Райан надел темные очки и закурил. Людей на пляже было мало. Компания любителей пива из одиннадцатого номера еще приходила в себя после вчерашнего: им было не до анекдотов. Парочка из номера десять лежала бок о бок на покрывале; они были заняты исключительно друг другом. Малыши из номера один возились в песке, а несколько мальчишек постарше, вооружившись пластмассовыми битами и легкими мячами, изображали игру в бейсбол.

На мгновение отвлекшись от дела, Райан засмотрелся на одну удачную, сделанную по-взрослому подачу: пластмассовый мяч взмыл высоко в воздух и, описав красивую дугу, упал на песок. В следующую секунду Райан о бейсболистах забыл: ярдах в пятидесяти он заметил девушку в купальнике, которая прогуливалась вдоль кромки воды. Впрочем, и с этого расстояния Райан мгновенно понял, кого занесло на пляж: темные волосы, темные очки, стройная загорелая фигура в желтом купальнике — раздельном, но не совсем бикини; плоский живот и изящная линия ног — тонких и на редкость красивых.

Девушка посмотрела в его сторону и кончиками пальцев убрала с лица волосы. Она видела его, в этом Райан был уверен; но это, конечно, еще не значило, что она его узнала, а не приняла за какого-то парня, убирающего мусор. Сначала Райан подумал, что стоило бы махнуть рукой или даже пойти ей навстречу, но потом решил, что это по меньшей мере глупо. Он смотрел, как девушка уходит по полосе мокрого прибрежного песка все дальше и дальше. Райан следил за ней до тех пор, пока ее силуэт не растворился на фоне песка и зелени.

Если летний особняк Рея Ритчи находится в той стороне, значит, она идет домой. Если же он расположен в другом месте, значит… значит, она рано или поздно пойдет обратно. Он вспомнил, как она смотрела на него в баре и как мистер Маджестик сказал, что Рей Ритчи держит ее здесь. Среди его знакомых девушек не было ни одной, которую бы кто-то «держал у себя». Спроси его, какая женщина может претендовать на такое положение, и он сказал бы, что это должна быть шикарная блондинка с роскошным бюстом, явно постарше этой девчонки, повыше ростом и притом всегда, даже в постели, в туфлях на высоком каблуке. Еще он вспомнил, как мистер Маджестик переспросил его: «А как по-твоему, с какого возраста этим можно заниматься?» Ему и самому было интересно, сколько ей лет, откуда она родом, где познакомилась с Реем Ритчи и, конечно, как так получилось, что она стала жить с ним, как он ей это предложил.

Когда она пойдет обратно, нужно будет с ней о чем-нибудь заговорить, но о чем именно — Райану не приходило в голову, и он, чтобы не терять зря времени, снова взялся за грабли.

«Да расслабься ты, — наконец мысленно одернул он себя. — В чем дело-то? Она наверняка вернется». Его ничуть не удивило, когда вдали показался ее силуэт и стал медленно, страшно медленно приближаться. Райан никак не мог придумать, с какими словами к ней обратиться. Мысленно он перебрал кучу вариантов. «Привет, как дела?» Не годится. «Эй, посмотрите, кто к нам пришел!» Еще хуже. «Ну, и куда это мы собрались?» Нет, совершенно не годится.

Райан перешел поближе к воде и стал лениво орудовать граблями, разравнивая песок. В сторону приближающейся девушки он не глядел, но по-прежнему видел своим мысленным взором ее стройные загорелые ноги и длинные темные волосы.

Время он рассчитал точно и словно случайно обернулся именно в тот момент, когда она была уже в нескольких шагах от него. Райан подтянул грабли к себе и оперся о рукоятку, словно о копье.

Девушка посмотрела на него, неторопливо перевела взгляд в сторону и пошла дальше. Райан подождал, пока она пройдет мимо, чтобы ей пришлось обернуться, и сказал:

— Привет.

Она сделала еще два-три шага, после чего медленно повернулась вполоборота, слегка расставила ноги и посмотрела на него.

Не дождавшись ответного приветствия, Райан сказал:

— Я хотел тебя кое о чем спросить. — Он выждал паузу, чтобы она спросила: «О чем?»

Но она не спросила, тоже умела держать паузу.

Наконец, сдавшись, Райан нарушил молчание:

— Интересно знать, почему ты так странно смотрела на меня вчера в баре?

Выждав еще несколько секунд, она спросила:

— А ты уверен, что я смотрела именно на тебя?

Райан кивнул:

— Уверен. Может быть, хватит валять дурака?

Чуть заметная улыбка скользнула по ее губам.

— А почему бы нет? На то и дурак, чтобы его валять.

Порыв ветра бросил ей несколько прядей на лицо. Привычным движением она отвела их от красивого загорелого лба и темно-карих глаз.

— По-моему, мы теряем зря время, — сказал Райан.

— Ну что ж, давай перейдем к делу.

Она стояла и разглядывала его; он по-прежнему опирался о рукоятку граблей, вперив взгляд в девушку.

— Я не ожидала тебя увидеть, — заметила Нэнси. — Значит, Боба-младшего не боишься?

— Если я хочу здесь остаться, то это мое личное дело.

— А как ты получил работу?

— Сам не пойму. Мужик, с которым мы сидели в баре, предложил мне поработать у него.

— На все лето?

— Наверное.

— Похоже, ты и сам не знаешь. Впрочем, не все от тебя зависит.

Они с Райаном продолжали смотреть друг на друга. Он не переставал удивляться. Ему не хватало слов! Такое случилось с ним, пожалуй, впервые. Обычно никаких проблем в общении с девушками у него не было — лезть в карман за словом он не привык. «Да что же в тебе такого особенного?» — подумал он.

Нэнси тоже смотрела на него: не улыбалась, не провоцировала на что-нибудь остроумное — просто стояла и смотрела. Впрочем, на этот раз первой нарушила молчание она:

— Ну что ж, давай перейдем к делу.

— Да мне, в общем-то, торопиться некуда, — ответил Райан.

— Короче: если хочешь, можешь заглянуть ко мне. — Она указала жестом направление. — Примерно миля в ту сторону. Увидишь там белую лестницу и фонарь на самом верху.

— Надеюсь, что мистера Ритчи нет дома.

— Ну да, а ты как думал?

— А кто же там с тобой? Горничная?

— Никого.

— И тебе не страшно одной?

Она покачала головой и снова отбросила волосы.

— Мне это нравится.

— И чем же ты занимаешься?

— Да так, всем понемногу.

— Например?

— Приходи сегодня — сам узнаешь.

— Я подумаю.

Нэнси пожала плечами и, развернувшись, пошла в сторону дома. Она явно ждала, что он еще что-нибудь скажет. Даже по ее спине, походке было видно, что с каждым шагом она напрягается и волнуется все больше. «Ничего, ничего, — думал Райан, — с девчонками нужно построже. Привыкли, что стоит им вильнуть хвостом, как парень делает стойку. На сегодня с меня хватит. Никуда она не денется. Придет сама — не сегодня, так завтра. Скорее всего, завтра. В это же время и в этом же месте. Разве я не прав? Ты абсолютно прав, старина. Абсолютно».

7

Однажды, когда Джеку Райану было тринадцать лет, он набрался смелости и повис на руках на крыше своего пятиэтажного дома. Сделал он это просто так — захотел проверить, сможет или нет. Начал он с того, что сел на краю крыши с той стороны, где не было карниза, потом перевернулся и лег на крышу грудью, уцепившись за нее растопыренными пальцами. Он лежал, прижавшись лицом к теплому сухому гудрону, а его ноги висели в воздухе. Потом подтянулся на руках и забросил колено на крышу. Остальное было просто. Он походил по крыше, чтобы перевести дыхание, встряхивая руками и ногами, как это делают спринтеры перед тем, как выйти к стартовым колодкам. Дело было летним утром, и на крыше он был один — один над кронами тополей и целым лесом печных труб, телевизионных антенн и крыш других зданий. До него доносился гул машин, кативших по Вудворд-авеню, и выделявшийся на фоне общего шума рокот автомобиля, медленно пробиравшегося вдоль его длинного дома. Вздохнув, Райан снова подошел к краю крыши и посидел там, свесив ноги. Теперь он знал, что может сделать это и что в этом нет ничего особенно трудного. Главное — быть осторожным и не натворить каких-нибудь глупостей от страха или от избытка смелости. Но одного знания было ему уже недостаточно.

В тот же день он надел свой любимый свитер без рукавов, бейсбольную шапочку — в должной мере грязную и мятую — и отправился на «Форд Филд» на тренировку. Он отстоял сколько нужно в семи футах от третьей базы, невзирая на солнце и поднятую над стадионом пыль, и с каждой подачей ощущал себя все сильнее и опытнее. Он все делал, как его учили: в нужный момент приседал, расслабленно держа руки, после чего, поправив шапочку, дожидался следующей подачи, разглядывая углубление в японской перчатке и притаптывая землю перед собой носками кроссовок.

После тренировки и ланча он позвал с собой нескольких приятелей. Все вместе поднялись на крышу, где он, никого ни о чем не предупредив, подошел к самому краю и через мгновение уже повис, держась за крышу одними руками. Лица друзей, которые он увидел, вскарабкавшись обратно, он запомнил на всю жизнь.

«Рисковать или нет?» — думал он в то утро и все-таки рискнул перевернуться на живот и постепенно сползти вниз, пока под ладонями не оказался край крыши. Не забыть только сначала посмотреть, нет ли там острой грани или раскрошившейся штукатурки. А потом — висеть, чувствуя, как наливаются приятной тяжестью пальцы и касаются стены ноги. «Считай до десяти», — приказал он себе. До пяти все шло легко, он считал медленно, потом стал считать быстрее и поймал себя на том, что начал подтягиваться раньше времени. В наказание за это он заставил себя снова повиснуть всем телом и остаться в таком положении пару лишних секунд. После чего подчеркнуто неторопливо подтянулся, перевалил через край и так и остался лежать лицом вниз, не в силах даже перевернуться на спину.

Наконец Райан поднялся, отошел от края крыши и вдруг подумал: «А зачем вообще кому-то что-то рассказывать? Если ты что-то можешь и знаешь об этом, что тебе еще нужно? Разве этого не достаточно?» И он действительно никому больше ни о чем не говорил и даже не намекал. Даже тем приятелям, что были с ним в первый раз, он сказал, что с его стороны это была глупость и больше он рисковать не намерен. Но одно дело — никому ни о чем не рассказывать, и совсем другое — время от времени проверять себя на смелость. И с тех пор иногда он снова делал это — поднимался на крышу и висел там на одних руках.

В то утро, сгребая мусор на пляже, Райан несколько раз вспомнил об этом случае из своего детства.

— Если тебе нечего делать, — сказал мистер Маджестик Райану, — останься посмотреть телевизор.

— Спасибо, но у меня есть кое-какие дела.

— И как же ее зовут? — усмехнулся мистер Маджестик и отправил в рот кусок ветчины. Пережевывая мясо, он добавил: — Сегодня показывают «Макхейла на флоте». Тот еще сукин сын — видел уже?

— Видел.

Донна накрыла стол на веранде: ветчина, жареная картошка соломкой, горошек, яблочное пюре, пиво, хлеб домашней выпечки и фруктовое желе на десерт. Райан слышал, как она возится на кухне и гремит кастрюлями.

— Этот фильм напоминает мне те времена, когда я сам служил, — сказал мистер Маджестик. — На самом деле все, что показывают в «Макхейле на флоте», — вранье. Нам в такие красивые истории попадать не доводилось. Но общую атмосферу передает верно. Знаешь, кто такие «морские пчелы»?

— Что-то слышал, — сказал Райан.

— Военно-строительный батальон. Мы построили и поддерживали в рабочем состоянии посадочную полосу в Лос-Негрос — это на Адмиралтейских островах. Слыхал про такие?

— Кажется, нет.

— Новую Гвинею знаешь?

Райан кивнул. Где-то повыше Австралии.

— Ну вот, к северу от Новой Гвинеи миль на четыреста, — сказал мистер Маджестик. — Это и есть Адмиралтейские острова. Одно время у нас там не было настоящей работы, так мы стали делать браслеты — ну, для часов или просто для украшения, ты такие наверняка видел. Многие на них свои имена гравируют. Делали их из нержавейки или из алюминия и вставляли туда камушки, «кошачьи глазки», которые покупали у гуков.[4] Маленькие такие круглые камушки, обычно коричневые, черные с белым, иногда зеленые. А потом продавали это барахло ребятам из морской авиации — летчикам, механикам. Смех, да и только. Блестящий мусор, а эти отчаянные парни набрасывались на него, как дикари. Можно было за один браслет выменять бутылку виски, которая в тех краях стоила тридцать пять баксов. До того, как нас туда перебросили, остров охраняла Первая кавалерийская дивизия. Без лошадей, правда. Одно название, что кавалерийская.

— Я знаю, они сейчас во Вьетнаме, — сказал Райан. — Ясное дело, тоже без лошадей.

— Был у нас там один случай, — стал вспоминать мистер Маджестик. — Угроза, что японцы высадятся на остров с западного берега. А там сплошь кокосовые пальмы. Вот нас, «морских пчел», и направили туда, чтобы мы выкорчевали бульдозерами кокосовые пальмы и обеспечили сектор обстрела для пулеметов. Тогда-то мы с ребятами из Первой кавалерийской и познакомились — позже их перебросили на Филиппины — и продавали им всякое барахло. Они как раз вели бои за взлетную полосу, которую нам пришлось строить практически заново. С ходу ее взять не удалось. Ну, наши окопались, стали прикидывать, как выбить оттуда косоглазых. Но и те времени зря не теряли и знаешь что придумали? Вдруг наши видят, что на них прямо по посадочной полосе идет целая толпа совершенно голых японских баб. Уж не знаю, гейши они там были или еще кто, но идут прямо на наши окопы с пулеметами в чем мать родила. Ну, парни, конечно, обалдели, а потом почуяли, что дело неладно, и давай орать: «Стой! Руки вверх!» А этим хоть бы что — прут себе и прут. Ну и тогда наши начали лупить из пулеметов, и вдруг на взлетной полосе взрыв за взрывом. Только потом дошло: оказывается, эти стервы несли по две гранаты под мышками. Представляешь, что придумали? Подойти к американским парням вплотную и просто поднять руки.

— И что, они действительно голые были?

— Я тебе говорю — голые до нитки.

— Наверное, их заставили это сделать.

— Ну, знаешь… — Мистер Маджестик задумался и, почесав в затылке, сказал: — Мы привыкли думать, что американские парни храбрецы, но ведь и у японцев смелые бойцы были. — Мистер Маджестик доел желе и тщательно выскреб до дна баночку. — Ты-то сам служил?

— Собирался вроде, даже на призывной пункт пришел, а меня завернули. Отец у меня в спецназе отслужил, а мне отлуп: «Негоден к строевой». У меня травма колена была, когда я в школе в футбол играл. И еще спину повредил.

— Это как — в аварию попал, что ли?

— Нет, что-то там внутри было. Сначала просто покалывало, а однажды залез под душ после игры… я тогда в классе «С» выступал…

— Ты играл в бейсбол?

— Ну да. Сначала в школе, потом в классе «С».

— Да ты что? Я, между прочим, когда-то был менеджером одной команды в Легионе.

— В Легионе я не играл. Сначала меня взяли в школьную команду, потом включили в список Детройтской федерации. Потом играл в классе «С» в Техасе. Ну так вот: вылезаю я из душа и роняю полотенце. Нагнулся за ним, и вдруг мне в спину будто ледяное шило воткнули — там, где поясница.

— Еще бы, у самого такое было.

— Две недели в больнице провалялся, пошевелиться не мог. Пытаешься перевернуться — и сразу же такая боль, что орать хочется.

— У меня один в один такое было. В копчике.

— Врач сказал: ущемление диска.

— Да, в копчике, там, где кончается позвоночник. Я тогда сразу же к врачу-остеологу. Тот меня покрутил, помял как следует, и я стал как новенький.

— Сейчас вроде бы не беспокоит, — сказал Райан. — Но иной раз чувствую, что что-то там внутри есть.

— Ну, с такой болячкой в армию нечего было и соваться.

Райан, не поднимая глаз, ковырял ложкой свое желе.

— Не знаю, я просто подумал — а вдруг мне там понравится.

— Что я тебе могу сказать? — вздохнул мистер Маджестик. — Армия может понравиться только тому, кому по душе армейский образ жизни.

Обед подходил к концу, когда в дверь постучал один из любителей пива из одиннадцатого номера и спросил мистера Маджестика, не обналичит ли тот ему чек. Мистер Маджестик ответил, что сделает это с удовольствием, и парень из одиннадцатого номера тотчас же подписал чек на сто долларов.

Со своего места Райан видел, как мистер Маджестик, войдя в гостиную, открыл висевший над письменным столом шкафчик и вытащил оттуда металлический ящик. Отсчитав несколько банкнот, он закрыл ящик и пошел через гостиную в холл.

— Одна и та же история, — сказал парень из одиннадцатого номера. — Вроде бы берешь наличку с запасом, а все равно не хватает.

— Знакомое дело, — кивнул Райан.

Парень из одиннадцатого номера заглянул в гостиную и сказал:

— Здорово у вас тут все обставлено.

— Неплохо, но при условии, что тебе нравится лиловый цвет, — улыбнулся Райан.

Он вспомнил, что мистер Маджестик рассказывал ему про свою дочь, которая помогла ему все здесь устроить. Домик, в котором жил мистер Маджестик, был совершенно не похож внутри на типичный сельский дом в северных штатах. Чего стоило хотя бы сиреневое ковровое покрытие на полу. Шторы были желто-серо-лиловые. В этой же гамме была выдержана обивка дивана и двух кресел: лилово-черные полосы с серебряными нитями. На столе перед окном стояла лампа, сделанная из выловленного в озере топляка. На стенах висели гравюры в белых рамках, изображающие улицы какого-то города, скорее всего Парижа. Над камином, отделанным черным мрамором, висела картина с изображением охотничьей собаки. В углу стоял белый портативный телевизор «Сильвания», а перед ним черный пластмассовый стул с высокой спинкой. Когда мистер Маджестик смотрел телевизор, он подкладывал под голову маленькую подушечку с изображением моста Маккинак. В общем, его дочка из Уоррена, штат Мичиган, украшая этот дом, постаралась на славу. Впрочем, мистер Маджестик добавил несколько штрихов лично от себя: на дверцах шкафчиков и дверных косяках были развешаны самодельные знаки наподобие дорожных указателей или предупредительных табличек, вывешиваемых на строительных площадках: на табличке «ОСТОРОЖНО, РАБОТАЮТ ЛЮДИ» слово «работают» было заменено словом «ПЬЮТ», другое объявление многозначительно гласило: «ЕДИНСТВЕННОЕ, ЧЕГО НЕ КУПИШЬ ЗА ДЕНЬГИ, — БЕДНОСТЬ», третье: «Я СКУЧАЮ ПО АЙКУ. ЧЕРТ ВОЗЬМИ, Я ДАЖЕ ПО ГАРРИ СКУЧАЮ».[5]

А чего стоил красный коврик с золотой каймой над письменным столом! Текст на нем гласил: «ОФИЦИАЛЬНАЯ ГОСТЕВАЯ КОВРОВАЯ ДОРОЖКА. МЫ ВАМ ОЧЕНЬ РАДЫ!»

В общем, все эти объявления и указатели были сделаны с юмором, но с обстановкой дома совершенно не гармонировали. Такого рода таблички неплохо смотрятся в загородных домах, только не в этом доме, обставленном наподобие городской квартиры.

Мистер Маджестик вернулся из холла в гостиную. Он открыл металлический ящик и положил в него полученный от постояльца чек.

— Вы уж извините, что доставил вам беспокойство, — сказал парень из номера одиннадцать.

— Никакого беспокойства, всегда рад помочь, — ответил мистер Маджестик.

Сразу за домом мистера Маджестика начиналась «ничья» территория, где мог отдыхать или устраивать пикники кто угодно. Несмотря на то, что эта земля не принадлежала мистеру Маджестику, он велел Райану убрать мусор, скопившийся в непосредственной близости от территории «Бэй Виста» — слишком уж, по его мнению, безобразно выглядели все эти пивные банки, пакеты и кострища в непосредственной близости от пансионата. Райан походил немного по лужайке, собирая банки и швыряя их ради развлечения в кусты, за которыми окопались вьетконговцы. Посмотрев на обгоревшие коряги и камни в импровизированных очагах, он решил, что нужно попросить у мистера Маджестика бульдозер и сгрести все это к кустам. Он вдруг представил себя за рычагами бульдозера, который с поднятым наподобие щита скребком штурмует укрепленный район с дотами и огневыми точками вьетконговцев. А то ведь косоглазые не дремлют, так и поливают свинцом.

Нагнувшись, он поднял с земли пивную банку, сделал два шага и с силой швырнул ее в самую гущу зарослей.

— Хороший бросок, — раздался голос мистера Маджестика, который незаметно подошел со стороны пансионата.

— Когда-то неплохо получалось. Куда все девалось — ума не приложу.

— Ты на какой позиции стоял?

— На третьей. Три сезона в классе «С». Потом, правда, пришлось пропустить два сезона из-за спины — я вам рассказывал. Нынешним летом опять решил попробовать: поехал в июне в Техас, думал — раз спина не болит, значит, сыграю.

— Ну и что?

— Два года без тренировок — не шутка. Совсем форму потерял.

Мистер Маджестик улыбнулся.

— Ничего, ты даже здесь тренироваться умудряешься. Еще наберешь форму и поиграешь. А пока давай сделаем перерыв. — Он посмотрел на небо. — Скоро дождь пойдет. Когда вот такой ветер начинается — жди дождя, верная примета.

Райан тоже взглянул на небо и удивленно заметил:

— Вроде бы солнце светит.

— Это ненадолго, — заверил его мистер Маджестик. — Под дождем здесь все равно делать нечего. Езжай-ка ты, парень, в город и купи краску.

— Какую краску?

— Ты не знаешь, что такое краска?

— Я не знаю, какая именно краска вам нужна.

— Я тебе объясню, — сказал мистер Маджестик. — А как же иначе?

Вот старый сыч! Все-таки прав оказался насчет дождя. Райану пришлось включить «дворники» еще на полдороге к Женева-Бич. К тому времени, как он добрался до города и припарковался, дождь лил вовсю.

Движение в городе было более плотным, чем обычно по уикендам: видимо, многие обитатели окрестных поселков и пансионатов последовали одной и той же логике — раз на природе делать нечего, надо ехать в город. Когда дождь припустил сильнее, большая часть пешеходов, особенно дети и подростки, попряталась под навесами и в дверных проемах. Мужчины, проявляя чудеса героизма, бегом мчались к своим машинам и, подъехав как можно ближе к своим семьям, ставили машины вдоль тротуара во второй ряд, чтобы провести спасательную операцию. Райан не понимал, почему все так боятся дождя. Он шел спокойно, не обращая на него внимания. Ну, промокнешь ты, и что особенного?

Сначала он купил краску, потом сигареты, бутылку «Джейд Ист» и свежий номер журнала для мужчин. К этому времени дождь стих и небо стало проясняться. Из-за туч выглянуло солнце. Райан поставил краску в багажник, сел за руль и завел мотор. Окажись он здесь минутой раньше или позже — и Билли Руис прошел бы мимо. Но Билли Руис заметил его, подбежал к машине и, даже не спросив разрешения, с радостной улыбкой на лице завалился на пассажирское место.

— Здорово, старик! А я думал, ты уехал! — сказал Билли, ласково поглаживая сиденье и переднюю панель. — Ты уже и тачкой успел разжиться!

— Это не моя. Это одного мужика, у которого я работаю.

— Работаешь? Где это ты работаешь?

— Тут недалеко, по Прибрежному шоссе. — Мгновение поколебавшись и поглядев на удивленное лицо Билли Руиса, Райан все же уточнил: — В пансионате «Бэй Виста».

— А, знаю. Ты теперь там?

— Со вчерашнего дня.

— Клевое местечко.

— Я ведь там работаю, а не отдыхаю.

— Да и я бы не отказался, когда вокруг целые табуны баб в купальниках. — Улыбка на физиономии Билли Руиса расплылась еще шире. — Вряд ли ты переламываешься.

— Всяко лучше, чем огурцы собирать.

— Ну, ты сравнил!

— Как вы там, заканчиваете?

— Несколько дней осталось, — сказал Билли Руис. — Привезли в помощь бригаду подростков из Бэй-Сити и Сагино, да им бы в носу ковырять этими огурцами! Сегодня половина и вовсе на поле не вышла.

— Тем больше работы вам достанется.

— Я этой работой уже по горло сыт. А ты про Фрэнка слышал?

— Что-то натворил?

— Выперли его, вот что.

— Серьезно?

— Я тебе говорю. Он в последние дни так напивался, что не только работать — на ногах стоять не мог. Сам понимаешь, деньги карман жгут. Вчера весь день в лагере провалялся, сегодня утром опять не вышел; тогда Боб-младший выволок его из барака, дал пинка под зад и велел проваливать подальше.

— А с какой радости он пить-то начал?

Билли Руис нахмурился.

— Как деньги завелись, так и запил.

— Вот дурило!

— Еще бы. Да попробуй скажи ему это.

— Уезжать собирается?

— Куда там! Говорит, его корыто до Техаса не доедет.

— Сел бы на автобус, и все дела.

— Это до него не доходит.

Райан подбросил Билли Руиса до лагеря — вернее, до поворота в лагерь, — высадил его и поехал обратно в Женева-Бич, задумавшись о Фрэнке Писарро. Вспомнил его сальные волосы, темные очки и большой рот. Фрэнк Писарро был его ошибкой. Он надолго его запомнит и внесет в список своих серьезных ошибок — таких, которые ни в коем случае нельзя повторять. Впрочем, Райан понимал, что зароки давать легко, а вот выполнять их куда труднее.

Он свернул на Прибрежное шоссе и на последнем перекрестке снова повернул налево, чтобы обогнуть супермаркет «IGA». Вокруг магазина было припарковано столько машин, что ему с трудом удалось протиснуться на стоянку и выехать с нее через ворота, возле которых стояли мусорные контейнеры. Контейнеры были полны мусора, а рядом с ними возвышалась целая груда коробок и ящиков. Коробки как коробки, и кто знает, вывозили их с субботы или нет. Во всяком случае, коробки из-под пива «Строс» Райан не углядел.

Всю дорогу по Прибрежному шоссе он мысленно возвращался к этой коробке. Он даже приказал себе забыть о ней, раз уж он не может выяснить, где она сейчас находится. Но перестать думать по приказу оказалось не так-то просто. Конечно, забыть о коробке из-под пива он бы еще смог, но вот забыть о Фрэнке Писарро было потруднее. Райан никак не мог выбросить из головы этого человека. Надо же было так проколоться! Ведь у Фрэнка Писарро на роже написано, что с ним нельзя иметь абсолютно никаких дел. Нехорошее ощущение, когда сделал что-то, чего не надо было делать.

Или наоборот: что-то надо было сделать, а ты не сделал. Об этом Райан подумал, когда увидел девушку из домика номер пять.

Он уже поставил машину мистера Маджестика в гараж и шел позади домиков в мотель, когда заметил ее. Она отъезжала с парковочной площадки за пятым номером в чистеньком «корвейре» светло-коричневого цвета. Райан тотчас вспомнил, что не выполнил свое обещание, но отступать было некуда. Девушка притормозила и подождала, пока он поравняется с машиной.

— Я собралась ехать, но решила, что вы идете ко мне чинить окно.

Честно говоря, если бы машина отъезжала не от пятого домика, Райан и не узнал бы девушку. Она накрасилась и принарядилась: белые бусы, белая заколка в волосах, солнечные очки в белой оправе с крохотными жемчужинками. На пассажирском сиденье лежали свитер и сумочка в тон платью.

— Да-да, окно, — кивнул Райан. — Я не забыл, просто сегодня что-то замотался. Много работы…

— А завтра?

— Обязательно. С утра сразу же к вам.

— Только, пожалуйста, не очень рано. Я ведь все-таки на отдыхе, — засмеялась она.

— Когда вам будет удобно.

— Ну вот и отлично. — Она помедлила. — Может, вас куда-нибудь подбросить? Я еду в Женеву.

— Я только что оттуда.

А она действительно ничего. Худющая, правда, но когда приоденется — очень даже ничего.

— Ну что ж, спасибо, — сказала Вирджиния Мюррей и, чуть подав машину назад, чтобы лучше вписаться в поворот, поехала к выезду на шоссе.

Интересно, за что она его благодарит?

Задняя стена каба́ны № 5 и то самое неоткрывающееся окно находились в нескольких метрах от него. Райан сделал было пару шагов, чтобы взглянуть на него, но вдруг передумал и направился в мотель.

Ближе к вечеру он сходил на шоссе в закусочную «А&W», где прямо в окно продавали чизбургеры и пиво, поужинал и погонял немного шарик в игровом автомате. Там он встретил рыжеволосую женщину из девятого номера. В обтягивающих слаксах, с большими белыми клипсами в ушах и с лентой в волосах она выглядела довольно привлекательно. Но она была с дочкой, и потому Райан не стал к ней подходить. Когда он вернулся в «Бэй Виста», был уже девятый час. Двое мужчин с сигарами расположились во внутреннем дворике, несколько ребятишек играли в шаффлборд, но большая часть обитателей пансионата разошлась по своим домикам — играть в карты или укладывать детей. Райан решил было заглянуть к мистеру Маджестику, но тут же передумал и завалился на кровать с мужским журналом. Он прочитал статью «Франция прощает своего героя-предателя», проглядел «Короткую счастливую жизнь летательного аппарата из Канзаса» и дошел до материала «Сталин и заговор против американской валюты: десять миллионов долларов потрачены впустую», но потом послал все это к черту, отшвырнул журнал, встал с кровати, обулся и вышел на улицу.

8

Райан любил быть один. Не все время, конечно, но, когда он оказывался один, это его ничуть не огорчало, а наоборот. Вот и сейчас он радовался тому, что никого нет рядом, что он на пляже один и никто не мешает ему слушать плеск озерной воды и шум ветра в деревьях. Крыши домов, вырисовывавшиеся на фоне неба, запросто могли принадлежать каким-нибудь тростниковым или бамбуковым хижинам. Лежавшие на пляже лодки вполне могли оказаться вьетконговскими сампанами. Агентура донесла, что противник доставил на побережье большую партию минометов и пулеметов — поставка из Китая, и теперь Райана отправили в разведку севернее Чу Лая; его забросили в тыл противника одного. Нужно выяснить, где у вьетконговцев в джунглях находятся командные пункты и склады с оружием и взрывчаткой, и передать эту информацию флотилии военных катеров, бросивших якорь в пяти милях вниз по течению. Многие люди боятся темноты. Райана это удивляло. Что может быть страшного в темноте, если никакой реальной опасности рядом нет? Другое дело, когда парни из спецназа или из подразделения подводных пловцов-диверсантов пробираются по ночным джунглям с автоматами «М-16» в руках и с раскрашенными с целью маскировки лицами — вот тут да: один неверный шаг, и тебе конец. Вот где действительно страшно. А некоторые боятся оказаться в темноте даже здесь, в двух шагах от оживленной трассы, практически под окнами домиков пансионата. Впрочем, свойственная большинству людей боязнь темноты была сейчас Райану только на руку.

А темнота — так к ней можно привыкнуть. Нужно настроить себя на то, что там, куда ты идешь, даже в темноте будет хорошо. Самое главное — развить в себе спокойствие и хладнокровие. Спокойствие, но не успокоенность. Спокойствие — это умение держать в узде нервы и просчитывать каждый шаг. А успокоенность — это такая обманчивая крутизна. Но крутых и без тебя на свете хватает. По твоим венам должна течь кровь, растворенная в ледяной воде. Как у Кэри Гранта. Вот кто никогда не терял головы. Поливая девчонку шампанским или спасаясь бегом по крыше от здоровенного детины с железным крюком вместо руки, он всегда остается все тем же Кэри Грантом. Вот и пригодилось ему спокойствие в драке с тем детиной на крыше, и перекинул он гиганта через себя, и тот покатился по крыше, цепляясь своим крюком за железные листы и высекая искры.

Кэри Грант был виртуозом по части кражи драгоценностей. Но что он с ними делал — неизвестно. Райан знал в Хайленд-Парке одного армянина, который скупал краденые телевизоры, одежду, меха и все такое; но идти к нему с бриллиантовым колье за сто тысяч долларов было бы просто смешно. «Привет, Гарри, я тут урвал ожерелье с брюликами, цена ему сто кусков. Сколько дашь за него наличкой?» Посмотреть бы при этом на физиономию Гарри.

Впрочем, хватит об этом. Спите спокойно, окрестные жители. У Райана нет машины, ближайший надежный ломбард находится в ста пятидесяти милях отсюда, и потому можете не беспокоиться за свои телевизоры и кейсы. Да и вообще пора с этим завязывать.

Было время, когда он работал на пару с одним чернокожим, Леоном Вуди. Поначалу они выслеживали подходящий объект по элементарным, бросающимся в глаза признакам: скопившимся на ступеньках крыльца газетам, темным окнам и не открывающимся несколько дней подряд форточкам, по давно не стриженным лужайкам перед домом. Такие дома стоило взять на заметку. Кроме того, имело смысл обратить внимание на дома, в которых свет по вечерам загорался всегда в одно и то же время и в одних и тех же окнах: например, два освещенных окна внизу и одно на втором этаже. И так три-четыре вечера кряду. К такому дому они подходили, не особо таясь, на всякий случай звонили или стучали и, если никто не отвечал, спокойно забирались внутрь.

Леон Вуди любил еще такой способ: ближе к вечеру он шел погулять и звонил в первую же чем-то приглянувшуюся ему дверь. Если хозяева оказывались дома, он представлялся этаким мастером на все руки и спрашивал, не нужно ли что сделать — покрасить стены или прибрать во дворе. Глава семейства редко бывал в это время дома, поэтому переговоры велись обычно с хозяйкой. Та, естественно, отвечала, что ей ничего не нужно, поскольку такого рода домашними делами занимается муж. Тогда Леон Вуди словно невзначай спрашивал ее о соседях — не знает ли случайно леди, дома они сейчас или нет и нельзя ли у них заняться какой-нибудь работенкой? Иногда леди отвечала, что соседей, мол, дома нет и долго не будет, потому что они уехали на лето во Флориду. Лучшей наводки и не надо. Леон Вуди печально качал головой и говорил: «Ну и жизнь! Скоро бедному человеку негде будет подзаработать», но в глазах его прыгали смешливые искорки. Чертов чернокожий едва сдерживал смех. В тех редких случаях, когда хозяйка дома предлагала им какую-нибудь работу, Леон Вуди говорил: «Большое спасибо, мэм. Мы очень ценим ваше участие. Только сейчас уже поздновато, если вы не возражаете, мы придем завтра с самого утра». Как только они оказывались за воротами, Леон Вуди хлопал Райана по плечу: «С самого, мать твою, утра!»

Если на звонок никто не выходил, они объезжали дом, припарковывали машину и стучали в заднюю дверь. Если и тут ответа не было — забирались в дом, обычно через подвальное окно. Первым делом они искали чемоданы и коробки — чтобы сложить в них добычу. Дом они покидали с чемоданами, набитыми одеждой, меховыми шубами, серебром, а также с телевизорами и радиоприемниками в коробках — в общем, со всем тем, что можно было, по их мнению, удачно сбыть, и грузили все в машину.

То, чем они занимались, нравилось им обоим. Эти «проникновения в чужое жилище» оказались на редкость увлекательной забавой. Впрочем, ни Леон Вуди, ни Джек Райан не показывали друг другу, что занимаются этим не столько ради наживы, сколько для удовольствия. Они понимали друг друга с полуслова. Им не приходилось подолгу обсуждать план действий, о чем-то спорить. Смысл забавы состоял в том, чтобы влезть куда хочешь, отдохнуть в свое удовольствие, ну и, конечно, подобрать что плохо лежит или очень понравилось. Как-то раз Райан начал всерьез обшаривать шкафы, а Леон Вуди сел в гостиной в кресло, налил себе что-то из бара и стал листать журнал. Проявлением высшего шика Райан считал тот случай, когда в дом, в который они только что забрались, вдруг явился посыльный из химчистки. Вместо того чтобы затаиться и переждать, Райан подошел к двери, принял у парня два костюма и пальто, поставил какую-то закорючку в квитанции, поблагодарил его и упаковал полученные вещи в чемодан. Этот рекорд крутизны держался за Райаном довольно долго. Леону Вуди удалось побить его, пожалуй, только после того, как он снял трубку зазвонившего телефона и на вопрос хозяина дома, кто это говорит, что он там делает и где, черт возьми, его жена, ответил: «Где-где? В спальне, конечно, меня ждет. А ты как думал?» И повесил трубку, подмигнув Райану. В тот раз, впрочем, пришлось поторопиться. Через несколько минут они уже были в соседнем квартале, откуда увидели через перекресток, как к дому подъехала полицейская машина с мигалкой.

Как-то раз Леон Вуди притащил на дело целый набор электроинструментов, который он, само собой, тоже не покупал. Порвав провод, ведущий к освещающему крыльцо фонарю, они подключили дрель и высверлили замок. В тот раз все прошло гладко, но Райан сказал, что использовать такой шумный способ слишком часто не стоит. Леон Вуди с ним согласился, но в глубине души считал, что использование техники свидетельствует о профессиональном подходе к делу. В любом случае им обоим нравилось менять стиль и методы таким образом, чтобы каждое новое «проникновение в чужое жилище» отличалось от предыдущего. Леон Вуди вообще был клевый парень — длинный и костлявый, но удивительно подвижный и шустрый. В старших классах он всерьез занимался баскетболом и по окончании школы получил несколько предложений от колледжей, но сдать вступительные экзамены не смог бы даже в сельскую школу. Проблема заключалась в том, что Леон Вуди подсел на героин. Это произошло давно, еще до того, как он познакомился с Райаном, и обходилась ему эта слабость недешево — долларов пятнадцать-двадцать в день. Что не мешало ему быть отличным парнем и специалистом в своем деле. Райан был уверен, что Леону не составило бы труда проникнуть в намеченный дом в воскресный день, даже если бы перед ним собралось полсотни зевак.

В темноте кое-где мелькали огоньки, слабые, едва заметные светящиеся точки. Казалось, это были далекие звезды, а не реальные огоньки на реальном пляже в реальном мире.

Через какое-то время Райан увидел над головой большой оранжевый фонарь, по яркости соперничавший с луной, а по цвету походивший на солнце. Берег в этом месте был не плоским, как у «Бэй Виста», а круто поднимался вверх. Примерно через каждые двести футов склон прочерчивали спускавшиеся с холма к пляжу деревянные лестницы. Над той лестницей, перед которой остановился Райан, словно маяк, горел яркий оранжевый фонарь.

Подойдя к ступенькам, Райан остановился и задумался. Терзавшее его сомнение, что он попусту теряет время, превратилось наконец в четкую уверенность. В общем-то, выбор теперь оставался только один: либо пойти прогуляться дальше, либо вернуться к себе и лечь в постель. Он склонялся ко второму варианту. «На кой черт я сюда поперся? — подумал он. — Завтра вставать ни свет ни заря. Предположим, это лестница именно в ее дом, ну а дальше-то что? Поднимусь, постучу в дверь и скажу: „Привет, я тут случайно мимо проходил“? Да пошло оно все к чертям собачьим!»

Нэнси наблюдала за ним. Стоя наверху, выше круга света, отбрасываемого фонарем, она видела, как Райан идет по берегу озера. Пройдя чуть дальше за ее лестницу, он остановился, явно собираясь повернуть обратно. Нэнси встала перед фонарем, чтобы ее силуэт — стройная девушка в темном свитере, шортах и кроссовках — был хорошо виден снизу. Поняв, что он собирается пройти мимо, она вышла из круга света и стала спускаться к пляжу.

Остановившись на нижней ступеньке, она облокотилась на перила и стала ждать. Райан смотрел на вершину склона, где горел фонарь, и заметил девушку, лишь почти поравнявшись с лестницей, на расстоянии нескольких шагов.

— Джек Райан собственной персоной, — сказала Нэнси. — Вот так сюрприз.

Райан подошел к ней вплотную и удивился, что она не сделала ни шагу назад. Он понял, что она не только ждала его и надеялась, что он придет, на даже высматривала его на берегу.

— Я гуляю, — сказал Райан.

— Ага.

— Думаешь, я тебя искал?

— Да нет, ты просто гуляешь.

— Вышел вечерком пройтись по пляжу, ничего особенного.

— Я тебе верю, — сказала Нэнси. — Хочешь, пройдемся вместе?

— Я уже домой собирался.

— Почему бы еще немного не погулять?

Они пошли вдоль берега, и вскоре напряжение, висевшее между ними, несколько рассеялось, хотя Райан понимал, что о полном спокойствии рядом с этой девчонкой и мечтать нечего. Разговор поначалу как-то не клеился, да они особенно и не старались. Чтобы совсем уж не молчать, Нэнси задавала вопросы о лагере сезонных рабочих, о Камачо, о том, тяжело ли работать на уборке огурцов. Райан отвечал коротко, не вдаваясь в подробности: в лагере жить можно. Камачо получил то, на что нарывался. Последствия драки его не беспокоят, потому что полиция закрыла дело, а самого Камачо он не боится. Уборка огурцов — тяжелая и неблагодарная работа. Они остановились на минутку, чтобы закурить. Райан, прикрывая спичку от ветра, сложил ладони лодочкой. Волосы Нэнси едва ощутимо коснулись его рук. На мгновение огонь высветил ее лицо, и Райан в первый раз признался себе, что она действительно красивая. Ни дать ни взять — богатая девчонка из какого-нибудь фильма.

— Ты похожа на одну киноактрису, — сказал Райан.

— На какую?

— Не помню, как ее звали.

— Ну какая она, какого типа?

— Да вот на тебя похожа. С длинными темными волосами.

— А она сексуальная?

— По-моему, да.

— А во что она была одета?

— Нашла о чем спрашивать. Разве я такое помню?

— Я, наверное, это кино не видела, — усмехнулась она. — Я вообще редко хожу в кино.

Некоторое время они шли молча, потом Райан спросил:

— А телевизор-то смотришь?

— Довольно редко. А ты?

— Если что-нибудь хорошее показывают, то да.

— Например?

— Фильмы про войну и все в таком духе. Или шпионские детективы.

— Ну да, понятно, чтобы на настоящую жизнь не было похоже. Ведь все это сплошное вранье.

— Вовсе не обязательно, чтобы все было как в жизни, главное, чтобы фильм был хороший.

— Кино — это скучно.

— Ничего себе! А что же тогда интересно?

— Самой что-нибудь делать. — Нэнси посмотрела на него из-под падающих на лицо прядей волос. — Что-то, что производит впечатление. Оставляет след. Отметину какую-то.

— Например?

— Ну, не знаю. Например, стрелять. Вот что мне нравится.

— Стрелять в кого-нибудь?

— Стрелять во что-нибудь — и чтобы все разлетелось, когда попадешь.

— Может, лучше динамит?

— Здорово. По-моему, динамит — это прикольно.

— Но ты подумай: чтобы динамит взорвался, нужны детонаторы, провода всякие. Сто раз подумать, как все подключить. Столько времени уйдет — уже не до приколов будет. Лучше уж тогда граната.

— Граната — это самое то! Выдернул чеку — и бросай.

— Можно еще гранату к чему-нибудь привязать и проволочку натянуть, — предложил Райан. — Для прикола над тем, кто пройдет или проедет.

— Нет, лучше самой бросить, — возразила Нэнси. — Когда еще там кто-нибудь пройдет, где проволочка натянута. Слишком долго ждать.

— Ну ладно, можно и бросить. А куда бросать-то?

— О, если бы у меня была граната, я бы придумала, — заверила Нэнси. — Представляешь, если бросить ее кому-нибудь на веранду или в окно — разве не прикольно? Вот бы оторвались!

— Мне один знакомый мужик недавно рассказывал, что во время Второй мировой войны япошки гнали на наши позиции голых женщин — ну, своих гейш — с гранатами под мышками. Вот это прикол так прикол! Они думали, что наши по женщинам стрелять не будут, тем более что те вроде бы без оружия. Те подойдут к нашим окопам, поднимут руки — и ба-бах!

— Ты веришь, что это на самом деле было?

— Этот мужик воевал.

— Все равно не верю.

— Почему?

— Да ты сам подумай: с чего им прямо к окопам, на верную смерть идти? Почему не бросить гранаты с расстояния?

— Ничего ты не понимаешь. Им приказали. На войне приказы не обсуждают.

— А зачем голыми идти? Да нет, твой приятель просто тебя разыграл.

— Он не приятель, я же сказал — знакомый.

— Я уверена, что он и вообще в армии не служил, не то чтобы с японцами воевать, — заявила Нэнси.

— Мне, в общем-то, наплевать, — сказал Райан. — Правда это или нет — все равно. Я же не говорю, что сам видел. За что купил, за то и продал.

Нэнси остановилась и посмотрела на вершину склона, туда, где темноту слегка рассеивал свет из окон ближайших домов. Райан тоже остановился.

— Слушай, — сказала она, — давай наберем камней? Сыграем в войну, как будто это настоящие гранаты.

— А что с ними делать-то?

— Как что? Бросать.

— Бросать камни?

— Ну да. Давай помоги их искать.

Вот странная девчонка! Черт возьми, теперь надо еще искать камни. Рассказать только кому: чем можно заниматься с девчонкой вечером на пляже? На полном серьезе искать в темноте камни. Самое идиотское дело, какое только можно себе представить. Но Райан не мог не признаться, что ему это нравится и он чувствует себя с Нэнси абсолютно в своей тарелке.

— Какие нужны — побольше или поменьше?

— Не очень большие, меньше моего кулака, — ответила Нэнси. — Чтобы не слишком тяжелые были.

— Согласен, — кивнул Райан. — Тяжелые далеко не швырнешь. Сколько надо штук?

— Сколько найдем. Считать не собираюсь. Пусть те считают, к кому они попадут.

Совершенно ненормальная! Таких девчонок Райану прежде встречать не приходилось. Набрав камней, они поднялись по склону и прошли по лужайке. В доме, к которому они подошли, было совсем темно, и он был затенен деревьями и кустарником.

— Хозяева, наверное, в клубе, — шепнула Нэнси.

— Ты что, их знаешь?

— Да нет. Просто здесь все по вечерам в клубах торчат.

— Ты собираешься обстрелять камнями этот дом?

— Ага. Начнем вон с того окна.

— А почему именно этот? Ты ведь их не знаешь…

— Просто потому, что этот дом здесь, — сказала девушка.

— А что, если они легли спать?

— Какая разница?

Они пригнулись у невысокой живой изгороди. Когда Нэнси поднялась, Райан придержал ее за руку.

— Подожди минутку. Подумай сначала, что будешь делать после того, как швырнешь камень?

— Откуда я знаю? Побегу, наверное. А ты что, хочешь здесь остаться?

— А куда побежишь — подумала? Надо иметь план действий.

— План ему подавай! Обогнем дом и побежим туда, где фасад.

— А потом?

— Да ты не волнуйся. Держись за меня, Ваня.

«Ну вот, дожили, — подумал он. — Ваня. Куда это я вляпался? Надо сваливать отсюда, пока не поздно». Но не успел он оглянуться, как Нэнси, пригнувшись, уже быстро шла по лужайке к дому, и Райан, не переставая удивляться себе, последовал за ней. Больше всего его рассмешило то, что, подражая Нэнси, он тоже пригнулся. Какая чушь! Пригибаться абсолютно бесполезно — это не спасет тебя от посторонних взглядов, а скорее наоборот, привлечет внимание. Спокойствие — вот лучшая маскировка. Спокойно приходишь и спокойно уходишь. А спрятаться, втягивая голову в плечи, еще никому не удавалось.

Нэнси остановилась метрах в семи от окна, на замену которого хозяевам предстояло потратить долларов триста. Размахнувшись, она бросила камень, который держала в левой руке, причем сделала это неловко, как это всегда получается у правшей, которые делают что-то левой рукой. Камень, не долетев до цели, упал в кусты. «Черт возьми!» — негромко, но отчетливо прозвучал голос Нэнси. Она сделала еще несколько шагов вперед, по-прежнему пригибаясь, повернулась боком и тем же неловким движением швырнула второй камень. На этот раз она своего добилась: окно, только что тускло блестевшее в ночи, взорвалось целым водопадом осколков. Радостно вскрикнув, Нэнси метнулась куда-то в сторону, за левый угол дома. Райан тренированным движением правой руки занес камень на уровне плеча. «Какого хрена ты здесь делаешь?» — подумал он. Впрочем, он понимал, что выбрал не самое лучшее время для раздумий. Он не глядя сделал быстрый резкий бросок и услышал, как камень влетел в открытое окно и с грохотом обо что-то там ударился. Райан услышал это уже на бегу.

— Я здесь! — донесся до него шепот со стороны сосен, росших вдоль подъездной дорожки.

Нэнси сильно запыхалась, ее плечи поднимались в такт дыханию. Но когда Райан подбежал к ней, она, задыхаясь от восторга, спросила:

— Ты слышал?

— И ты еще спрашиваешь? Да по-моему, вся Женева слышала.

— Громко было, правда? Как настоящая граната.

— Будь это настоящая граната, ты бы и сама взорвалась. Бросаешь как девчонка. Тренироваться надо.

— Там свет не зажегся? — Успокоившись, она снова заговорила в своей прежней хладнокровной манере.

— Я не видел. Наверное, они и правда в клубе.

Посмотрев на него, она предложила:

— Давай попробуем теперь там, где кто-нибудь дома.

— Думаешь, будет веселее?

— Посмотрим, что они станут делать.

— Да ничего особенного: выбегут во двор.

— Вот и проверим. — В голосе Нэнси послышалось раздражение. — Давай сначала дом выберем.

До этого Райан никогда не бывал в Пойнте — старом, заросшем деревьями поселке, состоящем из комфортабельных домов. Большие особняки стояли за линией вязов, выстроившихся вдоль линии пляжа, а дома меньшего размера, но тоже недешевые, располагались возле дорожек, отделенные друг от друга сосняком и березовыми рощицами. Домов оказалось больше, чем предполагал Райан, — неясные силуэты в тени деревьев, мягкий свет ламп, обозначающий окна, завешанные противомоскитными сетками веранды за подстриженными лужайками. Там и сям на подъездных дорожках тускло поблескивали полированные бока машин, но нигде не было слышно шума мотора, не было видно отсветов приближающихся фар. Райан даже удивился: он никак не мог представить себе, что после такого грохота, который они устроили, в окрестностях будут по-прежнему царить тишина и покой.

Они прошли вдоль вязов, высматривая свет в доме, потом Нэнси увлекла Райана через дорожку к соснам возле двухэтажного кирпичного дома в колониальном стиле.

— Нравится? — спросил Райан.

— Пока не знаю, — пожала плечами Нэнси. — Свет горит, а людей не видно.

— Они, наверное, с другой стороны, на кухне. Решили выпить перед сном по стакану молока.

— Все равно, давай и этих грохнем. Для тренировки.

Слова у Нэнси с делом не расходились. Не дождавшись ответа Райана, она пересекла лужайку, потом ведущую к входной двери тропинку и остановилась метрах в пяти от окна. Брошенный левой рукой камень на этот раз сразу угодил в стекло. Райан из отработанного положения игрока второй позиции швырнул свой камень в соседнее окно. Оба камня попали в цель почти одновременно, с разницей в полсекунды: раз-два, и звон разбитого стекла послышался одновременно и прозвучал особенно звонко, чуть ли не музыкально. Райан побежал вслед за Нэнси к деревьям на той стороне двора, после чего они вернулись к подъездной дороге и спрятались в тени вязов.

— Смотри, — сказал Райан, — входная дверь открылась.

Они увидели, как в свете лампы над крыльцом появился мужчина, который, постояв немного на ступеньках, спустился к разбитым окнам. В одном из изуродованных камнями оконных проемов показалась другая фигура — женская.

— Она велит ему немедленно вернуться в дом, — сказал Райан. — «Иди домой, неизвестно, кто там скрывается в темноте».

— А тут мы, голубочки, — хихикнула Нэнси. — Жаль, не слышно, что они говорят. Мы слишком далеко убежали.

— Ничего, далеко — не близко. Он сейчас полицию вызовет.

— Думаешь?

— А ты бы что на его месте сделала?

— Наверное, в полицию бы позвонила. Давай дождемся полицейской машины, а когда она подъедет — мы по тачке ба-бах!

— Давай лучше свалим отсюда и выпьем где-нибудь по пиву.

— На пиво мы с тобой еще не заработали, — заявила Нэнси. — Пошли.

Нэнси двигалась в тени деревьев первой, Райан следовал за ней, глядя то себе под ноги, чтобы не споткнуться, то на ноги Нэнси. В какой-то момент он не успел вовремя затормозить и налетел на нее. Чтобы девушка не упала, он схватил ее рукой за плечо, ощутил под пальцами ее ключицу и удивился, насколько она тонкая и хрупкая. От Нэнси приятно пахло, но не духами — от нее пахло чистотой.

— Нашла, — сказала Нэнси. — Отличный вариант.

Райан посмотрел через дорогу и увидел за лужайкой окруженный металлической оградой невысокий, с плоской крышей дом, явно недавно построенный. Дом и лужайку освещал причудливый розовато-серый свет фонаря, установленного в кустах. В окнах горел приглушенный свет. Освещена была и вытянувшаяся вдоль правой стены веранда, затянутая сеткой. К ней почти вплотную подступили березы.

— К ним, наверное, друзья приехали, — предположила Нэнси. — Сидят, болтают, выпивают после ужина.

Райан насчитал на веранде пятерых, три из них женщины. Из дома, держа в каждой руке по бокалу, вышел еще один мужчина.

— Освежающие напитки, — сказала Нэнси. — Посуда объемистая. Наверное, каких-нибудь коктейлей намешали, вроде мартини.

— «Колд Дак», — предположил Райан.

Откуда-то донесся звук мотора, и через несколько секунд прямо мимо них по дорожке, сверкнув фарами за деревьями, проехала машина с эмблемой шерифа на дверце. Задние габаритные огни стали удаляться в темноту, но через квартал от них вспыхнули ярко-красным: водитель нажал на тормоз.

— Они пробудут там минут десять, — сказал Райан. — Потом начнут обыскивать окрестности — будут ездить по всем дорожкам.

— И кого же они собираются так найти — не вылезая из машины?

— Так положено по инструкции. Они и сами понимают, что это пустая формальность.

— Ну и ладно. Пусть живут по своим идиотским инструкциям. А мы с тобой знаешь что сделаем?

— Ну?

— Слушай: теперь ты обойдешь дом, подберешься поближе и разобьешь окно на кухне, — сказала Нэнси.

— Чего ради-то?

— Ты что, не въехал?

— А ты останешься здесь и будешь следить за верандой?

— Вот именно.

— Учти, у нас минут пять, не больше.

— Больше и не понадобится.

— Подожди, — сказал Райан. — У меня камней нет.

Протянув ему камень, Нэнси строго сказала:

— Держи. Но это в долг, не забудь потом вернуть.

С этими словами она развернулась и направилась к березам, чтобы выбрать там подходящую позицию. Райану, чтобы подойти ближе к кухонному окну, пришлось перейти дорогу, с которой ему хорошо были видны красные огни стоп-сигнала полицейской машины. Дома здесь были разделены густым кустарником и довольно высокой изгородью. Двигаясь вплотную к ней, он обогнул участок, пересек задний двор, освещенный ярким светом из окон кухни и столовой, и подобрался к дому со стороны гаража. Он подумал, что, доведись ему снова встретиться с Леоном Вуди (если, конечно, Леона выпустят из спецлечебницы для наркоманов), он так ему сразу и скажет: «Здорово, брат, я тут новое развлечение придумал. Ну, не совсем сам, кое-кто подсказал». Леон Вуди спросит: «Что за развлечение, брат?» А он скажет: «Стекла бить. Очень просто: гуляешь ночью, выбираешь подходящие окна и бьешь их». На что Леон Вуди ответит: «Стекла бить? Неплохо придумано, брат». Черт возьми, да что за бред такой, подумал Райан и изо всех сил швырнул камень в освещенное окно.

Отскочив за угол гаража, он высунул голову и стал ждать, что будет дальше. В кухне появился мужчина — вероятно, хозяин дома. Он стоял там и смотрел на окно, не зная, чего ждать дальше. Вскоре к нему присоединились все те, кто сидел на веранде, Райан отступил за гараж, а потом стал пробираться между березами, огибая дом со стороны веранды. Он старался разглядеть девушку между деревьями, угадать ее силуэт в темноте, так как вслух ее звать было нельзя. Среди деревьев Нэнси не было видно. Тогда Райан решил подойти к веранде.

Поравнявшись с крыльцом, Райан буквально обомлел: Нэнси была на веранде! Она стояла там с бутылкой и двумя бокалами в руках, пытаясь прихватить со стола что-то еще. Наконец догадалась сунуть бутылку под мышку. Затем, держа в одной руке два бокала, в другой ведерко со льдом, а под мышкой бутылку, подошла к затянутой противомоскитной сеткой двери веранды, толкнула ее коленом и вышла на лужайку. Не бегом, хотя и не слишком мешкая, она пересекла освещенную часть двора, и здесь, под березой, ее встретил Райан. «Да, Леон, — подумал он, — дело ведь не только в том, чтобы окна бить. Тут все куда круче задумано, брат. Швыряешь в окно камень, а когда все бегут выяснить, что там такое случилось, заходишь в дом с другой стороны и прихватываешь бутылку виски и ведерко со льдом». А Леон Вуди сказал бы: «Да, брат, клево придумано. Как же безо льда-то».

9

— Мне нравятся потрескавшиеся губы.

— Это от солнца, — сказал Райан. — Целый день на улице, а погода сама видишь какая.

— Так даже лучше. Чувствуешь, когда целуешься. Если все гладко и скользко, совсем не то удовольствие.

— Да, говорят, некоторых это заводит.

— На что заводит? — Лежавшая рядом на песке Нэнси приподнялась на локте, провела губами по его щеке и нежно укусила за нижнюю губу.

— Ну, я-то от тебя уже давно завелся, — сказал Райан.

— Да что ты говоришь? Уже давно?

Райану было хорошо, и он не собирался торопить события. Лучше слегка потянуть время, хотя это и не всегда проще, чем лезть напролом. Приподняв бутылку, он спросил:

— Еще хочешь?

Она покачала головой. Райан тоже приподнялся на локте, сунул руку в ведерко со льдом и со вздохом констатировал:

— Вода. Не желаешь ли «Бурбона» с холодной водичкой?

— Я думала, что прихватила «Скотч».

— Ты права. Ты просто молодец.

— Спасибо.

— Особенно классно получился проход по лужайке. Молодец, что не побежала. Есть у меня один приятель, он сумел бы оценить это по достоинству.

— Ты с ним вместе работал?

— Было дело — ковры чистили.

— Я не об этом. Я имела в виду проникновение в чужое жилище, ПЧЖ. Отлично звучит — ПЧЖ! А ведь, казалось бы, всего три буковки.

— Надо бы еще льда. У тебя дома в холодильнике не найдется?

Они лежали на песке совсем недалеко от лестницы, над которой маяком горел оранжевый фонарь. Райан видел его свет на фоне темного неба.

— Я бы чего-нибудь другого выпила, — прищурившись, сказала Нэнси.

— Например?

— «Колд Дак». Вот только дома у меня его нет. — Придвинувшись к Райану, она негромким таинственным голосом сказала: — Но я знаю, где его можно достать. Пошли.

Опять. Просто наваждение какое-то. Райан прихватил бутылку, ведерко и бокалы и пошел по песку вслед за Нэнси. Не он вел ее, а она его, а он старался от нее не отстать. Нэнси остановилась у самой песчаной кромки и посмотрела на озеро, вода в котором была еще темнее, чем небо.

— Вон там, — сказала Нэнси.

— Я ничего не вижу.

— Яхта.

Он разглядел белый силуэт футах в пятидесяти от берега. Судя по размерам, это была прогулочная яхта круизного класса. Сумев как-то упорядочить перепутавшиеся от приключений, выпитого виски и близости Нэнси мысли, Райан сообразил, что они находятся прямо напротив ее дома, и оранжевый фонарь на вершине склона светит как раз над ними.

— Это, небось, Рея?

— Ее днем должны были перегнать на стоянку в яхт-клуб, — пояснила Нэнси, — но почему-то не перегнали. — Она взглянула на Райана, который держал в руках трофеи из дома. — Нам это больше не нужно.

— Что мне со всем этим барахлом делать?

— Просто брось, и дело с концом.

— Ну да, а завтра всё это найдут прямо перед твоим домом.

— Ну и что?

— Лучше я закопаю.

У подножья склона он руками выкопал в песке яму, бросил в нее ведерко, бокалы и бутылку и хорошенько завалил песком. Когда Райан вернулся к воде, Нэнси нигде не было видно. На берегу валялась ее одежда.

Райан снял рубашку и брюки, сложил их и бросил на песок рядом со свитером и шортами Нэнси. Потом зашел в одних трусах в воду и стал продвигаться вперед, осторожно ощупывая ногами дно. Здесь было неглубоко; Райан успел пройти половину расстояния до яхты, когда вода дошла ему до пояса. Но ночью, без солнца, вода оказалась чертовски холодной. Чтобы привыкнуть к этому холоду, Райан нырнул и, задержав дыхание, проплыл несколько метров под водой. Вынырнув, он энергично поплыл к яхте, присмотрел удобный поручень возле кормы, легко подтянулся и тут же оказался на нижней кормовой палубе, прикрытой парусиновым тентом.

— Ты где?

— Здесь, внутри.

Ориентируясь на голос Нэнси, Райан прошел к распахнутой двери, спустился на три ступеньки вниз, сделал несколько шагов по узкому коридорчику и оказался в спальной каюте. Помещение освещала одна-единственная тусклая лампа над входом. В ее свете он разглядел Нэнси, которая стояла в дальнем конце каюты и пыталась откупорить бутылку, похожую на шампанское. Пряди мокрых волос прилипли к ее лицу, и их было не сдуть и не стряхнуть одним движением головы. На ней был уже другой свитер — черный в полоску, с V-образным вырезом, длиной доходивший до бедер.

— Мне нравится, — сказал Райан.

— Это мое выходное платье, — ответила Нэнси, внимательно глядя ему в глаза.

— Я имел в виду яхту, — уточнил Райан. Очень хорошо. Пускай немного подергается. Он прекрасно понимал, что Нэнси играет с ним, заводит его своим соблазнительным свитером и пристальными взглядами, и решил сделать несколько ответных ходов, чтобы она поняла, что до сих пор он играл с ней в поддавки. Нэнси будто бы только заметила, что Райан стоит в мокрых трусах, прилипших к телу, и сказала:

— Там в шкафу есть полотенце.

Райан вернулся, вытираясь, и стал рассматривать каюту. Гладкий, отполированный потолок, светильники с арматурой из желтой меди; позади стойки с холодильником и раковиной из нержавеющей стали — еще одно полуотгороженное спальное помещение. Неплохо здесь: медь и полированное дерево, откидной столик, подвешенный на петлях к стене. Как будто маленькая квартирка. Похоже, девочка, ты сюда не за шампанским приплыла, да и не за «Колд Даком» — он разглядел этикетку на бутылке, когда Нэнси наполняла два бокала.

Райан сел на скамью, прислонившись к откинутой столешнице, и прислушался. За бортом яхты плескалась вода, и судно чуть покачивалось на слабой волне. Якорная цепь слегка поскрипывала в клюзе у самого носа. Да, тут отлично. На такой посудине можно и пожить. Плывешь себе, куда тебе захочется.

— Как ты думаешь, сколько стоит это корыто?

— Ну, примерно двадцать пять.

— Двадцать пять чего?

— Тысяч. — Нэнси снова пристально посмотрела на Райана.

— Сплаваем куда-нибудь, — предложил Райан. — Как тебе, например, круиз в Нассау?

— Я там уже была, — ответила Нэнси.

— На этой яхте?

— Нет, на кече — это парусник, побольше. Вместе с экипажем нас было девять человек. Мамины друзья.

— Так вы и жили прямо на яхте? И ночевали?

— По большей части да.

— Вот это класс! — восхищенно сказал Райан.

— Ага, сидишь весь день, словно привязанная, и смотришь, как остальные пьют. Податься-то все равно некуда. Часам к пяти все напивались в хлам.

— Значит, ты была там с родителями?

— Не совсем. Промежуточный период между отцами. Одного уже не было, а другого еще не было. Мама как раз подыскивала подходящую кандидатуру и без конца мне говорила: «Дорогая, почему бы тебе не спуститься вниз в каюту и не отдохнуть?» Или еще: «Почему бы тебе не поплавать и не поискать красивые ракушки?» Или не свернуть себе шею — вот что она имела в виду. Я в этом просто уверена. Она считала, что мне все должно быть страшно интересно. «Милая, почему бы тебе не поговорить вон с тем интересным мальчиком? Он как раз твоего возраста, и у вас наверняка найдутся темы для беседы».

— Сколько тебе тогда было лет?

— Четырнадцать.

— А какие у тебя сейчас с матерью отношения?

— Мы практически не видимся.

— А она знает, чем ты занимаешься… я имею в виду, где ты и как живешь?

— А ты рассказывал своей матери, что грабишь квартиры?

— Я этим больше не занимаюсь, — возразил Райан.

— Ну хорошо, а тогда, когда за тобой числились эти самые проникновения в чужое жилище? Ты ей рассказывал?

— Нет.

— Вот видишь. А я мамочке призналась, что живу с Реем Ритчи, — сказала Нэнси. — И она наверняка сообразила, что это значит — он содержит меня за то, что я с ним трахаюсь. Только вряд ли она станет мозги напрягать и как-то это для себя формулировать. Она любит, чтобы все было прили-и-ично, — проговорила Нэнси с издевательской улыбкой на лице.

— Ну, это понятно. А чего ты от нее хочешь?

— Да ничего не хочу. Она вся какая-то ненастоящая. Фальшивая насквозь. Это даже на первый взгляд заметно, а если уж копнуть… — Нэнси повертела в руках сигаретную пачку и раздраженно смяла ее в кулаке. — Черт возьми, курево кончилось.

— В каком смысле — ненастоящая?

Нэнси задумалась, свернувшись клубочком в углу дивана и натянув на колени явно великоватый ей свитер.

— Понимаешь, моя мать все время старается изображать из себя идеальную леди. То есть внешне она и есть Идеальная Леди, которая живет абсолютно идеальной, положительной жизнью. Но внутри этой идеальной леди сидит самая обыкновенная стерва, ничуть не лучше других. По-моему, три ее неудачных брака вполне достаточное доказательство ее стервозности.

Райан покачал головой и спросил:

— Значит, говоришь, внутри нее живет стерва?

— Она, конечно, никогда в этом не признается, но ведь это так. — Нэнси усмехнулась. — Знаешь, это даже прикольно — видеть, как из нее лезет какая-то дрянь. Иногда ей даже приходится бить эту дрянь по башке, чтобы та обратно залезла.

— Что-то я не въезжаю, — сказал Райан.

— Ну и не надо. Курева вот ни черта не осталось, — сказала Нэнси. Она допила свой «Колд Дак» и снова наполнила бокалы. — Ну как, нравится?

— Вроде бы ничего.

— Я-то знаю, что ты сейчас с радостью тяпнул бы виски и пива.

— То или другое.

— Старина Боб-младший ничего не признает, кроме пива. А Рей — любитель «мартини» и прочих коктейлей.

Райан нагнулся вперед, ухватившись руками за край стола.

— Можно я тебя кое о чем спрошу?

— О том, что я здесь делаю?

— Что-то вроде того.

— Да ничего особенного, — сказала Нэнси. — Плыву себе по течению, жду, как все повернется. Ну и, конечно, как все остальные, надеюсь, не выпадет ли счастливый билет.

— Но почему Рей Ритчи — он же на двадцать лет тебя старше?

— На двадцать пять.

— Вот я и говорю: какого черта?

— А почему ты воруешь?

— Я же тебе сказал: больше я этим не занимаюсь.

— А ты деньги когда-нибудь крал?

Райан на секунду замешкался:

— Иногда, если на виду лежали.

— И сколько получалось — я имею в виду, самое большое за один раз?

— Семьдесят восемь баксов.

Нэнси медленно вертела ножку своего бокала.

— А если бы у тебя на виду лежали пятьдесят тысяч? — Нэнси взглянула на Райана снизу вверх. — От пятидесяти до пятидесяти пяти. У тебя хватило бы духу их взять? Или кишка тонка?

Райан, сохраняя внешнее спокойствие, продолжал глядеть Нэнси в глаза. В тишине раздавался скрип якорной цепи, и он ждал, когда же она прервет эту тишину. Райан не улыбался и на лице Нэнси не заметил улыбки; он не стал спрашивать, говорит ли она серьезно, не стал отшучиваться и прикалываться. Судя по ее тону и по глазам, эта лихая авантюра задумывалась ею совершенно всерьез, и всю игру с ним она затеяла только для того, чтобы провернуть неподъемное для нее одной дело.

Нэнси первой нарушила молчание:

— Если не хочешь говорить об этом…

— А чьи эти пятьдесят тысяч — Рея?

— Угу.

— И где они?

— В его охотничьем домике.

— Ты хочешь сказать, что он держит в охотничьем домике пятьдесят тысяч, а сам торчит в Детройте?

— Эти деньги привозят накануне выдачи зарплаты сезонным рабочим, — глядя в глаза Райану, сказала Нэнси. — Перемножь сам: триста пятьдесят рабочих, и каждому полагается по полторы сотни долларов. Так?

— Вроде того.

— Так вот, получается пятьдесят две тысячи пятьсот. И не чеками, а наличными. Все уже разложено по конвертам. Триста пятьдесят конвертов в двух картонных коробках.

— Откуда ты знаешь?

— По прошлому году да и в этом году другим сезонникам уже платили — за посадку, и что там они еще весной делали.

— А кто привозит деньги, Рей? Как они оказываются в домике?

— Этого я точно не знаю, — сказала Нэнси. — В прошлом году мы как раз там были, и приехала полицейская машина. Боб-младший вылез из нее с коробками и отнес коробки в кабинет Рея.

— Говоришь, деньги уже разложены по конвертам?

— Угу. На следующий день Боб-младший садится за складной стол, рабочие подходят и расписываются в ведомости, а он отдает им конверты.

— Откуда ты знаешь, что деньги привезут накануне?

— Боб-младший мне сказал.

— Ты что, его расспрашивала?

— Ну, не в лоб, конечно. Так, во время разговора выплыло. Он сказал, что всегда так делают.

— Ну хорошо, а дальше что? Они привозят деньги, оставляют в домике и забывают о них на всю ночь, а ключик кладут под коврик?

— Не совсем так, — чуть замявшись, ответила Нэнси. — Боб-младший сказал, что он там останется. Не знаю, в той же самой комнате или в какой-то другой, но он ночует в домике.

— Приплыли. Если он сидит задницей на этих коробках, как, по-твоему, мы сможем их спереть?

Нэнси пожала плечами:

— Пока не знаю. Может, ты там где-нибудь спрячешься и дождешься, когда он пойдет в туалет?

— Чтобы такое провернуть, нужно обеспечить себе свободный вход в дом и в эту комнату, — спокойно, словно уже приступив к разработке плана, сказал Райан. — Если у тебя на все про все будет одна минута, рисковать нельзя: никаких тебе взломов, никакого шума.

— Почему бы нам не съездить туда? Все продумаем, может, и запасной вход-выход обеспечим.

Райан допил свой «Колд Дак» и спросил:

— Сигарет здесь точно нет?

— Я везде смотрела.

— Давно ты уже над этим делом думаешь?

— С воскресенья, когда тебя увидела.

— Почему меня?

— Не скромничай. Это ведь по твоему профилю.

— Пятьдесят штук — это тебе не телевизор спереть.

— Ну да, — кивнула Нэнси. — Деньги намного легче. Взгляни на мое предложение с этой стороны.

— Не знаю, стоит ли вообще об этом думать. Тебе-то это зачем? Ты и без того имеешь все, что хочешь.

— И то, чего не хочу, — сказала Нэнси, наклонив голову к Райану, отчего пряди волос снова упали ей на лицо. — Давай обойдемся без лишних «зачем» и «почему», ладно?

Райан попытался мысленно представить себе пятьдесят тысяч баксов.

— И ты, значит, предлагаешь эти бабки поделить?

— Само собой. Я ведь не жадная.

— А ты не боишься, что я загребу их все и смоюсь?

— Не боюсь, потому что ты знаешь, что я все знаю, и не будешь спать спокойно до тех пор, пока за тобой не придут копы.

— Ну хорошо, предположим, сопрем мы эти коробки, а дальше что? Нас ведь сразу хватятся. Как мы сматываться будем?

— А мы и не будем, — уверенно ответила Нэнси. — Спрячем деньги, и все. Ну кто на нас с тобой подумает?

— Где же мы их спрячем?

— Как где? В доме на озере.

— Не гони!

— Я серьезно. Место — лучше не придумаешь, прямо под носом у Рея. Тебе только придется проторчать в Женева-Бич до тех пор, пока мы с Реем не уедем отсюда на зиму. А потом заберешься в дом и возьмешь деньги там, где я их оставлю. Я пробуду с ним в Детройте пару недель, а потом разругаюсь в хлам и уйду. Совсем.

— Ну хорошо, встретимся мы с тобой в Детройте, — сказал Райан, — а дальше что?

Нэнси улыбнулась и как-то забавно, чуть по-детски повела плечами.

— Не знаю, — улыбнулась она. — А что бы ты хотел?

— Отдохнуть где-нибудь.

— Предлагаю морской круиз. Вроде того, о котором я рассказывала.

— На такие деньги можно и свою яхту купить.

— Конечно, еще и на машину останется, и на новые шмотки. Деньги — дело такое, на них все, что хочешь, купить можно.

Райан кивнул:

— Все, что хочешь. А ты-то чего хочешь? Что тебе нужно?

Сделав большой глоток из бокала, Нэнси переспросила:

— Ты на самом деле хочешь знать?

— Конечно. Выкладывай.

— Я бы хотела в Голливуд поехать. Думаю, двадцати пяти тысяч вполне хватит, чтобы раскрутиться.

— Ты серьезно?

— А почему бы нет? Главное, чтобы на первое время хватило. А там подцеплю себе продюсера. Мне ведь многого не надо — лишь бы был богатеньким и не противным.

— Ну, если ты решила пробиваться… Думаешь, получится?

— А что тут думать-то? Я только пальчиком поманю — и через пять минут каждый второй побежит за мной, задрав штаны.

— Я так думаю, что не задрав, а спустив.

Нэнси поморщилась, давая понять, что шутка ей не понравилась, а потом пожала плечами.

— Уверена, что с этим проблем не будет.

— А как же актерский талант?

— Это просто умение притворяться, — сказала Нэнси. — Ты только посмотри, как я живу: сплошная игра, как в кино.

— Значит, в твои планы не входит, чтобы мы оставались вместе?

Нэнси снова пожала плечами.

— По правде говоря… нет, не знаю. Понимаешь, Джеки, на данный момент мне нужен не любовник, а человек, который способен проникнуть туда, куда нужно, и взять там то, что нужно. Человек, способный на проникновение в чужое жилище.

Райан не стал ее перебивать.

— Мне нужны эти деньги, — твердо сказала Нэнси. — Я считаю, что Рей изрядно мне задолжал, пожалуй, даже больше, чем на эту сумму. Почему идешь на это дело ты — можешь не объяснять, это меня не касается. Твоей совестью я становиться не собираюсь.

— Значит, ты хочешь, чтоб я подумал над этим предложением?

— Если сразу не можешь сказать «да» или «нет» — подумай.

— У тебя, между прочим, было время подумать. Теперь я тоже хотел бы собраться с мыслями.

— Тоже мне, сравнил, — возразила Нэнси. — Тебе достаточно только сказать, хочешь ты это сделать или нет.

— Хочу или не хочу — это еще не все. Нужно сначала разобраться, возможно ли это в принципе, съездить посмотреть, что это за домик, — сказал Райан. — Тогда и решу.

— Завтра у нас среда. Если деньги привезут в пятницу, времени у тебя остается в обрез.

— Посмотрим. Попробую завтра одолжить машину у того мужика, на которого я работаю. Скажу, что у меня кое-какие дела в городе. Без предварительного осмотра я в этот домик ни за что не сунусь.

— Вот ведь скотина этот Рей! — вдруг воскликнула Нэнси. — Забрал ключи от машины, а то съездил бы на моей.

Райан кивнул.

— Слышал я про твою машину и про то, как ты на ней ездишь. — Он живо представил себе, как Нэнси гонит по дороге на своем «мустанге», толкая передним бампером автомобиль, в котором сидят двое насмерть перепуганных парней. Он с удовольствием расспросил бы ее, как все получилось, но предпочел пока не переключаться на другую тему, а предложил: — А что, если я твою машину заведу?

— Без ключей?

— Если найдешь кусок проволоки — вопросов нет. Сделаю все за минуту.

Какие провода и как именно закоротить, чтобы завести машину, Райану показал один его старый приятель, Бад Лонг. Оказалось, что все не слишком сложно: всего-то и нужно перемкнуть провода стартера и бросить провод от аккумулятора на катушку зажигания. Главное, чтобы полярность совпала, а не то можно контакты сжечь. Бад Лонг работал в одной кредитной компании. Офис ее находился в Детройте в районе Ливернойс, где не одну милю занимали стоянки продающихся подержанных машин. Девяносто процентов кредитов, выдававшихся этой фирмой, естественно, предназначались для покупки автомобиля. Если кто-либо из покупателей не торопился с выплатами по кредиту и делал вид, будто высланные на его имя извещения и уведомления затерялись на почте, Бад Лонг по негласному уговору с руководством должен был приехать ночью и при помощи куска провода восстановить права собственности фирмы на автомобиль. Несколько раз Райан и еще пара ребят присоединялись к Баду Лонгу — просто нечем было заняться, и он показал, как это делается. Обычно они быстро открывали машину, поднимали капот и меньше чем через минуту уезжали. Но несколько раз, когда кто-то заставал их за этим делом, приходилось бросать начатое и, оставив машину с открытыми дверцами, поднятым капотом и висящей проволокой, уходить проходными дворами на соседнюю улицу, где Бад Лонг предусмотрительно парковал свой автомобиль. Однажды они даже схлопотали заряд картечи из помпового ружья 16-го калибра в заднюю панель и багажник машины, но все-таки им удалось уйти с добычей. (Бад Лонг сказал, что тот козел, у которого они увели тачку, наверняка и ружье в кредит купил, да так за него и не расплатился.)

Угонять машины вместе с Бадом Лонгом было прикольно. Во-первых, все было законно — или, по крайней мере, выглядело законным, — во-вторых, Бад свое дело знал. Вот только через некоторое время те двое парней, что ездили вместе с ними, решили самостоятельно поиграть в такие игрушки — они угоняли первую понравившуюся машину и ехали, куда им было нужно, или просто катались по городу. Глупо, конечно, было ввязываться в это дело, но раза два Райан не смог отказать себе в удовольствии прокатиться с друзьями, когда те заезжали за ним на угнанной машине. Покатавшись или доехав до нужного места, ребята просто оставляли машину у тротуара. Казалось, все шло нормально и риск попасться был невелик. Но как-то раз — в половине третьего ночи на Ист-Джефферсон, неподалеку от завода «Юниройал», — этот кретин Билли Моррисон (а в том, что он кретин, Райан успел уже неоднократно убедиться) выбросил пустую пивную бутылку из окна машины на дорогу. И надо же было такому случиться, что буквально в полусотне метров за ними ехала полицейская машина. Их догнали, остановили, обыскали, отвезли в участок на Бобьен и обвинили в угоне автомобиля. Райан позвонил своей старшей сестре Мэрион, которая была замужем за адвокатом, и рассказал, что случилось. А его милый зятек Карл, добрейшей души человек, заявил, что Райану полезно немного посидеть в кутузке — может, научится уму-разуму. На следующий день, правда, было подано ходатайство об освобождении под залог, разумеется в сопровождении ходатайства о признании задержанного невиновным, и все решилось довольно быстро. Сумма залога была определена в пятьсот долларов. Но поскольку собрать такую сумму без помощи своего чертова зятя Райан не мог, ему пришлось отсидеть неделю в тюрьме графства Уэйн. На суде Карл почти не следил за ходом процесса, проболтав все это время с другим таким же уродом — адвокатом Билли Моррисона. Они стояли и трепались, держа под мышкой свои портфели, и просто проморгали тот момент утреннего заседания суда, когда еще можно было что-то изменить. В результате Райан, даже не поняв толком, что вокруг происходит, был вместе с Билли Моррисоном признан виновным в незаконном перемещении автомобиля. Учитывая то, что оба парня попались впервые, им дали по году условно. Когда Райан вышел вслед за Карлом из здания суда, тот пригласил его на ланч, сообщив, что им нужно «кое о чем поговорить».

На следующий же день — это, насколько понимал Райан, был мировой рекорд оперативности — он опять оказался в зарешеченном распределителе вместе с другими клиентами утреннего заседания — вороватыми бомжами и чернокожими проститутками. Мало того, он угодил к тому же самому судье, что и накануне. На этот раз перед судом предстали не Билли Моррисон и Джек Райан, а один Джек Райан.

В общем, оставалось лишь смириться с судьбой и признать свое редкостное невезение, потому что просто так столько неприятных совпадений случиться не могло.

Он опять пошел на ланч с Карлом и выслушал положенные нотации; потом пошел в кино и вернулся домой. Не то чтобы он очень хотел туда возвращаться, но надо же было куда-то идти, вот он и пошел.

Они по-прежнему жили в квартире в Хайленд-Парк: он с матерью, а в последние семь месяцев еще и его сестра Пегги со своим мужем Фрэнком, работавшим по ночам в пекарне. Райану снова пришлось переселиться на диванчик в столовой. Когда он пришел, все трое были дома. Мама рассказала, что она за него очень беспокоилась, но Карл не велел ей навещать Райана в тюрьме и приходить на судебные слушания. Он помнил, что поесть ему не предложили, потому что вся семья уже пообедала. (Обедали в половине шестого вечера, так как Фрэнк без четверти семь уходил на работу, а он любил после обеда посидеть немного перед телевизором.) Джеку ничего не оставили, потому что не знали, что он придет домой. Он помнил, как мать стала рыться в кошельке, а потом спросила Фрэнка, не одалживала ли она ему на прошлой неделе пять долларов. Ей пришлось спросить дважды, потому что он смотрел телевизор и не расслышал вопроса. Фрэнк сидел в футболке, его длинные темные волосы были зачесаны кверху, а Пегги, усевшись рядом с ним и набрав полный рот шпилек, сооружала себе прическу и делала вид, что не может ответить. Наконец Фрэнк раздраженно сказал, что давно уже вернул долг и странно, что она этого не помнит. Райан сказал, что у него есть деньги, и запомнил, что мать посоветовала ему идти не в «Мейджорс», а в «Сэйфуэй», потому что там на этой неделе торгуют со скидкой и можно получить три фунта гамбургеров всего за один доллар десять центов. Еще она сказала, что на свиные отбивные там тоже хорошая скидка, и если у него останутся деньги, то неплохо было бы купить хотя бы одну на воскресенье — это будет его вкладом в семейный обед; а Фрэнк принесет с работы пирог. Запомнилось Райану и то, как мать сетовала, что у них по соседству нет дешевого универсама «А&Р». И уже с порога он услышал голос сестры, которая стала спорить с мамой, что «А&Р» — это, конечно, здорово, продукты там дешевые, зато почтовых марок там не купишь.

Ни в какой «Сэйфуэй» он не пошел, а прямым ходом направился в бар на Вудворд, рядом с Седьмой милей, и выпил там пива. Домой возвращаться абсолютно не хотелось. Вернешься — а они все еще обсуждают «А&Р». Раньше, впрочем, дома тоже не было особенно весело. Когда он возвращался, отец сидел в столовой и раскладывал на обеденном столе пасьянс, а мать слушала в гостиной радио. Они почти не разговаривали друг с другом — худощавый, тщательно причесанный мужчина и начинающая полнеть женщина. Мать могла притащить купленный где-нибудь на барахолке вытертый ковер или какую-то тряпку, которую считала подходящим платьем для выпускного вечера Пегги, а отец, едва подняв глаза, говорил: «Ага, хорошо. Все в порядке». И снова утыкался носом в карты, и только сигаретный дым пеленой расстилался по комнате. Райан задумывался, занимались ли хоть когда-нибудь его родители любовью. Он просто не мог себе такого представить. Ему казалось, что худощавый мужчина с тщательно причесанными волосами и начищенными зубами и начинающая полнеть женщина, скорее всего, просто лежали в постели, думая о том, нужно ли в этом году покупать новую стиральную машину «Бендикс» или лучше отложить покупку на следующий год. Мужчина курил сигарету, а женщина в конце концов говорила: «Ведь старый „Бендикс“ у нас уже девять лет». Райан не представлял, чтобы в постели они занимались тем, чем обычно занимаются там мужчины и женщины. Он, хоть убей, не мог даже вообразить себе их первое знакомство, как они ходили на свидания и вообще их совместное существование до того, как он появился на свет. Он понимал, что, вероятно, было между ними что-то живое, какое-то чувство. Что произошло потом, он не знал, но был готов поспорить с кем угодно, что все проблемы, возникшие между его родителями, были связаны с нехваткой денег. Нельзя всю жизнь жить, подсчитывая каждый цент, чтобы купить гамбургер. Это все время напрягает, и в один прекрасный день ты так и остаешься напряженным, словно черствеешь, и перестаешь при этом испытывать все прочие чувства. Порой, когда он оставался с отцом наедине, того словно подменяли. Райана поражало, как много отец знает. Иногда он предлагал сыграть в города и страны, и Райан начинал его спрашивать, в какой стране какая столица, и оказывалось, что отец знал их все, даже в маленьких странах Центральной Америки. А еще он много знал о таких местах, как Гвадалканал и Тарава, и рассказывал о том, как люди погибали только потому, что кто-то с большими звездами на погонах облажался и отдал не тот приказ. Он рассказывал все подробно, и слушать его было одно удовольствие. Райан даже забывал о том, что отец не был на войне. Он мог доходчиво объяснить сыну-подростку, что и как идет неправильно в Детройтской муниципальной транспортной конторе. Он рассказывал о том, что новых автобусов не хватает и приходится ремонтировать старые, и о том, что все выгодные рейсы и удобные смены отдают неграм, потому что начальство боится обвинений в расовой дискриминации. (Позже, уже работая с Леоном Вуди, Райан иногда задумывался, что сказал бы отец, узнай он об этом. И еще он задумывался, стал бы он квартирным вором, если бы отец был жив? Но потом — потом все как отрезало. Почему, собственно, он должен заботиться о том, что скажет кто-то? Никакого отношения к его реальной жизни и к тому, как он зарабатывает кусок хлеба, это не имеет. С тех пор Райан перестал оглядываться назад и сравнивать свою нынешнюю жизнь с прошлой.)

Когда в бар зашел Билли Моррисон, Райан готов был броситься с кулаками на этого сукина сына, но Билли так обезоруживающе улыбался и так явно был рад его видеть, что мысли о мести враз испарились. Они выпили пива, поздравив друг друга с тем, как удачно и, можно сказать, с наименьшими потерями им удалось выкрутиться из такой неприятной ситуации. Примерно в полдвенадцатого Билли Моррисон начал подначивать Райана насчет того, не хочет ли тот провернуть одно маленькое дельце. Просто чтобы поразвлечься. Райан подумал, что Билли имеет в виду — заглянуть куда-нибудь, где можно познакомиться с девчонками, но тот сказал: парень, сегодня не время тратить силы на «перспективные разработки», нужно действовать наверняка. За деньги я не хочу, сказал Райан. Да ладно, отмахнулся Билли и объявил, что у него есть один очень интересный вариант. Нужно только дойти до ближайшей бензозаправки на Джон-роуд.

Чертова заправка. Ничего более идиотского Райан и представить себе не мог. Но Билли Моррисон твердил, мол, парень, это совсем простое дело, все равно что масло в машине поменять. Дежурный на заправке понимающе кивнул и набрал какой-то телефонный номер. Они минут двадцать ждали, покуривая сигареты, прежде чем к ним подъехал «понтиак-универсал», где на переднем сиденье находились двое парней — совсем молодых, а на заднем он, присмотревшись, увидел девчонку лет шестнадцати с длинными темными спутанными волосами и в узкой юбке, задравшейся на бедрах. После вас, кривляясь, сказал Билли Моррисон, уступая Райану право первому залезть на заднее сиденье к девчонке. Она была хорошенькая, но на нее было вылито слишком много духов, а кроме того, ему не понравились ее волосы; но еще больше не понравились двое парней, сидевшие впереди. В общем, во всей этой затее ему решительно ничего не нравилось. Это он сразу понял, сидя в темноте на заднем сиденье машины, которая поехала по Джон-роуд в направлении Шестой мили. Парень рядом с водителем, спросил, не хочет ли Райан пива. Ну да, пожалуй. Парень протянул ему теплую бутылку и, как только Райан открыл ее, сказал, что это будет стоить доллар. Райан ничего не ответил и тут же рассчитался. Он спросил девушку, не желает ли она тоже выпить, но она сказала, что нет. Это было единственное слово, которое он услышал от нее за все то время, что находился в машине. Одно-единственное. Парни, сидевшие впереди, время от времени перекидывались парой слов, но что именно они говорили, Райан не мог разобрать. Больше всего Райану запомнилась напряженная тишина в машине. Эту тишину нарушил звук его собственного голоса, спрашивающего, куда они едут. Парень, сидевший рядом с водителем, сказал, что на двор за школой. Он пояснил, что иногда они ездят в парк или за дровяной склад, но сегодня самое подходящее место — школьный двор. Там за тобой одеяло лежит, сказал парень. Райан глотнул еще теплого пива. Спустя примерно минуту он опять нарушил молчание и спросил, сколько будет стоить вся «услуга», и парень рядом с водителем, не оборачиваясь, ответил, что десять баксов.

Тогда Райан сказал, что пусть лучше они отвезут его обратно, потому что сегодня он не собирается ни на что тратить деньги. В это время впереди у Шестой мили замаячил светофор, но их машина, не доехав до перекрестка, свернула налево в какой-то узкий проулок и остановилась. Фары высветили мусорные контейнеры и кучи вываленных прямо на землю отбросов возле стен магазинов. Потом фары погасли, и парень, сидевший рядом с водителем, — он был примерно того же возраста, что и Райан, с узким лицом и длинными волосами, — развернулся, положил руку на спинку сиденья и сказал, что с Райана причитается десять баксов. Он объяснил: отвезут ли они Райана на школьный двор, обратно к заправке или еще куда-нибудь, все равно это будет стоить десять баксов. Райан сказал: нет, он передумал. Парень, глянув ему в глаза, заметил, что, мол, бесплатно ничего не бывает. У них на все единая ставка: десять баксов. Райан ответил: о'кей, тогда я предлагаю сделку — вы не везете меня обратно, я выйду прямо здесь.

В машине зажегся свет, когда водитель открыл свою дверцу. Райан помнил, что успел обратить внимание на девушку: волосы у нее оказались светлее, чем он думал; а струйка, которая потекла за рукав рубашки, показалась холоднее, чем пиво, которое он пил. Струйка потекла, потому что он перехватил бутылку за горлышко; тогда он увидел, что парень, сидевший рядом с водителем, отпрянул и скрылся за спинкой сиденья. Райан выскочил и изо всех сил захлопнул дверцу. Сначала он метнулся к багажнику, но, оказавшись в темноте, резко изменил направление движения. Когда водитель обогнул машину спереди, Райан бросился на него и изо всех сил ударил бутылкой сбоку по голове, отчего тот как подкошенный рухнул на капот.

Бутылка не разбилась. Во всех фильмах, которые он видел, бутылка в таком случае разбивалась, а эта нет. Он не бросил ее, а кинулся бежать со всех ног — по проулку и направо, мимо глухой кирпичной стены магазина до Шестой мили, потом перебежал улицу и, перейдя с бега на шаг, пошел по тротуару в восточном направлении, даже не соображая, что по-прежнему держит в руке бутылку. Он был уже в следующем квартале, когда услышал, что его догоняет машина. Он не хотел оглядываться и смотреть, что это за машина, он хотел, чтобы она проехала мимо и не мешала ему идти.

Но машина почему-то не обгоняла его, хотя он не слышал, чтобы она затормозила и остановилась. Тогда он все-таки обернулся и увидел, что это полицейская машина с черно-желтой надписью на боковых дверцах. И он опять побежал. Он вовсе не считал, что так будет лучше, а просто побежал, и все. Потом, подумав об этом, понял, что сделал глупость, и раз и навсегда зарекся когда-нибудь еще так поступать; но было уже слишком поздно. Он добежал до угла и обогнул его; помчался вдоль железного забора, ограждавшего дровяной склад, а потом перемахнул через забор. Он забрался в темноте и тишине в узкую щель между двумя штабелями размером два на четыре и стоял там неподвижно с пивной бутылкой в руке до тех пор, пока его не осветили фонарем. Свет ударил ему прямо в глаза, он разжал руку, выпустил бутылку и вышел из прохода между штабелями.

Разбиравший дела на утреннем заседании судья, приятный на вид спокойный мужчина с начинавшими седеть висками, приговорил его к двум месяцам заключения в Детройтской исправительной колонии.

В его жизни было много невезения. Пора уже наконец настать такому моменту, когда удача повернется к нему лицом. Должно же когда-нибудь человеку повезти, и, возможно, сейчас как раз начинается такой период. Здорово было снова получить в свое распоряжение машину. Здорово было нестись по ночной дороге, включив музыку. А какой кайф — загнать машину на парковку в «Бэй Виста» и поставить ее прямо перед офисом. Если все это действительно признаки начавшейся полосы везения, то следует повнимательнее присмотреться к ним и, не откладывая дела в долгий ящик, принять решение. Если все пойдет так удачно и дальше, значит, надо соглашаться с тем, что предлагает тебе судьба. А уж если скажешь «да», то надо браться за дело и идти до конца.

Собственно говоря, почему он решил, что это дело будет труднее, чем вламываться в чужие дома и красть телевизоры и шубы? Почему это должно быть труднее, чем войти в свою собственную комнату?

В его комнате, на его кровати сидел, привалясь к стене и с ногами прямо на покрывале, Фрэнк Писарро.

— Привет, Джек, как дела?

— Убери ноги с кровати.

— Да ты, кажется, не в настроении? — Писарро отодвинулся на угол кровати и сел, свесив ноги, но не опустив их на пол.

— Как ты меня нашел?

— Билли сказал. Да что с тобой такое?

— Я спрашиваю, как ты нашел мою комнату?

— Спросил какого-то мужика, он и сказал.

— Он сказал, чтобы ты вошел в мою комнату и чувствовал себя как дома?

— Нет, сначала я постучал, а потом подумал — может, ты спишь и не слышишь, как я стучу. Ну, я ткнулся в дверь, а она незаперта. Я и вошел. Послушай, меня ведь с работы выперли.

— Я в курсе.

— Билли, наверное, рассказал. Зато он другого не знает — про автобус.

— Фрэнк, давай в другой раз поговорим.

— Да ты только послушай. Камачо хочет, чтобы я вел автобус на обратной дороге в Техас, чтобы отработать те деньги, которые я ему должен. Понял? Отвезти его туда пассажиром, а мой фургон здесь бросить, потому что это ведро уже свое отъездило.

Райан чуть помедлил с ответом.

— По-моему, это правильно.

— Ясно, но только как все остальные-то домой доберутся? Въезжаешь?

— Как доберутся? Да на автобусе.

— А вот и хрен тебе. Камачо говорит: «Я не обязан развозить их по домам». Тут даже я рот разинул и говорю: «Да ведь они тебе уже заплатили за обратную дорогу». А он: «Это раньше так было, когда я числился бригадиром. А теперь я больше не бригадир и никого никуда доставлять не должен». Вот ведь скотина! Но это еще не все. «Пусть, — говорит, — заплатят пятьсот долларов прокатной компании, где я брал автобус, а мне дадут денег на билет на самолет, — тогда я оставлю автобус здесь».

— Во наворотил. И что, ребята ему поверили?

— А что им оставалось делать? Они все его проклинают, но связываться с ним боятся.

— А тебе-то что волноваться? У тебя ведь машина.

— Как что волноваться? Они же мои друзья.

— Брось ты, Фрэнк. С каких это пор ты стал о друзьях заботиться?

— Да ты что! Я с ними семь лет вместе отпахал.

— Ну ладно, допустим. А ко мне ты зачем приперся?

— Слушай, старик, мы ведь друзья? Вот Билли и говорит: «Почему бы нам не занять денег у Джека?» — На плоском открытом лице Писарро не было заметно ни тени смущения.

— Пятьсот долларов, значит?

— Ну, Билли сказал, что у тебя наверняка еще бабки остались. А если даже ты их потратил, тебе ничего не стоит снова хорошенько разжиться. Мы ведь тебе вон какие рыбные места показали.

— А сам Билли где?

— Не захотел со мной идти. Говорит, не хочет тебя ни о чем просить.

— Ты бы тоже мог не утруждаться.

— Слушай, я ведь не милостыню прошу. Я возьму деньги в долг, а потом мы с тобой рассчитаемся.

— Ты думаешь, у меня есть пятьсот долларов?

— Если даже нет, тебе нетрудно их раздобыть. Мы тебе поможем.

— То есть если я дам тебе в долг все, что у меня есть, ты потом мне вернешь?

— Ну да, ты же меня знаешь. Мое слово верное.

— А когда?

— В следующем году, когда мы снова сюда приедем.

— Рад был с тобой познакомиться, Фрэнк.

— Парень, ну ты только о себе и думаешь. А ведь у них у всех семьи. Как они обратно домой-то добираться будут?

— Да не дави ты на жалость. У меня тоже семья есть.

— Значит, тебе абсолютно наплевать, что случится со всеми этими людьми?

— Все, Фрэнк, пока.

— Ну ладно, жмот, — сказал Писарро. Он медленно поднялся с кровати. — Подожди, и до тебя еще доберемся.

Писарро прошел мимо Райана и открыл дверь; со спины он выглядел и вовсе жалко: сутулый, в грязных, заношенных чуть ли не до дыр штанах с вечно набитыми какой-то дрянью карманами и растянутой резинкой на поясе.

— Погоди минутку, — окликнул его Райан. — Ты на своем фургоне?

— Я же тебе сказал: фургон накрылся.

— Так ты пешком обратно пойдешь?

— Нет, черт возьми, такси вызову.

На мгновение Райан задумался, глядя на Писарро, придерживающего открытую дверь, но только на мгновение.

— Ладно, Фрэнк, пока, — сказал он.

Писарро заметил «мустанг», припаркованный перед офисом. Он увидел машину, когда проходил мимо, и что-то показалось ему в ней знакомым. Конечно, темно-зеленый «мустанг» — не такая уж редкость, но эту машину он где-то уже видел. Фрэнк дошел до поворота с шоссе на «Бэй Виста», нырнул под придорожные деревья и через минуту вырулил оттуда на своем ржавом, но вполне еще работоспособном фургоне. Он гнал свою развалюху в сторону Женева-Бич с максимальной скоростью, на которую было способно это корыто. Подгоняла его мысль об одном очень важном деле, но увы: когда он добрался до города, все бары и торгующие алкоголем магазины были уже закрыты. Казалось, весь город заперся на ночь. Чертов Райан, все из-за него.

Прождав Райана попусту и к тому же не отыскав у него в комнате выпивки, Писарро надеялся успеть купить бутылку текилы или джина. Или хотя бы бутылку красного. Если он купит вина, пара баксов еще останется. Сейчас у него всего четыре доллара и шестьдесят центов из той сотни, что выделил ему Райан. Нет, Райан и впрямь оборзел. Конечно, Фрэнк сидел тогда в фургоне, но, черт возьми, это же его фургон, и кто-то должен был сидеть за рулем. Надо было сразу тогда съехать с обочины, остановить машину и разобраться с ним, чтобы не зарывался. «Эй, парень, ты что, охренел? Где моя доля? Вот эта вонючая сотня долларов — и есть моя доля?» Раскроить ему рожу, чтобы надолго запомнил. То, что он с Камачо расправился, еще ничего не значит: один раз повезло, а в другой раз может и не повезти.

Райан ему сразу не понравился. Еще на той заправке в Сан-Антонио: Райан стоял там с рюкзаком за плечами, надеясь уехать автостопом. Он стоял, руки в боки, и разглядывал их, когда они подъехали — автобус, фургон и две легковые машины, все с сезонными рабочими. Потом он поговорил с Камачо и залез в автобус на водительское место. Уже тогда Фрэнк Писарро отнесся к нему с неприязнью. Эта неприязнь только усилилась, когда Райан начал улаживать проблемы с владельцами магазинов, не желавшими обслуживать их ораву; он уговорил их отпускать продукты оптом, чтобы можно было понаделать сэндвичей. И в том оклахомском городке, где Райан договорился с хозяином бензоколонки, чтобы тот открыл для них полуразвалившийся душевой павильон и пустил воду, позволив воспользоваться такой неслыханной роскошью всей бригаде. После чего он вообще вообразил себя пупом земли. А уж когда он начал клеиться к Марлен Десеа и уговорил ее перебраться к нему в автобус, Фрэнк Писарро вообще поимел на него зуб. Когда после этого кто-то из девчонок спросил: «Фрэнк, можно я покатаюсь вместе с тобой?», он отшил ее, и больше никто с ним не ездил.

Камачо был прав, когда говорил, что Райан не собирается всерьез работать на уборке огурцов, а только хочет оказаться поближе к Детройту. Он добился того, чего хотел, и теперь его с ними больше ничего не связывало — даже на Марлен Десеа ему было наплевать. Он от нее свое получил. Он вообще использовал всех и вся, что попадалось ему по дороге. Использовал он фургон Фрэнка? Да, ездил на нем. Использовал Билли Руиса? Конечно: срубил с его помощью бабок. Он использовал их обоих, и вообще поступал так со всеми, а получив то, что хотел, — просто сваливал. Такой вот тип.

Миновав Женева-Бич, Писарро поехал дальше на юг, а потом свернул с шоссе на грунтовую дорогу, ведущую через огуречные поля к лагерю сезонных рабочих.

Чертовы огурцы! Стоят уже поперек горла. Он может собрать этих вонючих огурцов в десять раз больше, чем сопляки из Сагино и Бэй-Сити, но если хозяева хотят, чтобы на них сопляки горбатились, это их дело. А его-то за что выперли? Ну да, с субботы выпивал лишку, спустил почти сто баксов, но ведь не один пил — и других угощал. Как ни крути, сотня была, да сплыла, а Камачо он должен четыреста пятьдесят, притом что работы у него нет, а до Сан-Антонио тысяча шестьсот семьдесят миль.

Но Райан не уехал. Так что, парень, Райан у тебя на крючке. Надо только придумать, как ему все сказать, не получив при этом зубодробительный удар в челюсть. Например, вот так:

— Привет, Джек. Помнишь ту коробку из-под пива? Ту самую, с кошельками. Ты еще велел мне выкинуть ее на помойку. Так вот, никуда я ее не выкидывал, не такой я дурак, а спрятал в одном надежном месте. Да еще и имя твое на ней написал.

Главная проблема — сказать это Райану так, чтобы он ясно понял: единственный для него вариант — эту коробку выкупить.

— Короче, старик, давай договоримся. Сколько ты мне за нее дашь? А то, не дай бог, найдет ее кто-нибудь вместе с кошельками и твоим именем.

Этот момент будет самым трудным. Сукин сын наверняка будет угрожать и вообще черт знает что может натворить. А ты ему быстренько скажи:

— Только учти: если со мной что-нибудь случится, один мой приятель — ты его не знаешь — отнесет эту коробку в полицию. Что ты на это скажешь?

А потом сказать, сколько с него за коробку причитается. Пятьсот долларов в самый раз. Нет, лучше шестьсот. У него, конечно, таких денег нет, но пускай пораскинет мозгами, где их добыть.

Вообще-то Фрэнк собирался наехать на Райана с этим требованием уже сегодня. Для начала сочинил эту историю с автобусом, чтобы посмотреть, не удастся ли выудить хоть какие-то деньги без особых усилий и без риска. А потом хотел выложить главный козырь — коробку из-под пива, но почему-то скис, не смог завести разговор на эту тему.

Может, лучше написать? Расписать все подробно и подсунуть листок под дверь. Но в любом случае рано или поздно придется встретиться с Райаном, а иначе как же получить деньги? Черт возьми, ну почему все так трудно?

Фрэнк Писарро и сам не понял, что именно навело его на нужные воспоминания, но факт оставался фактом: он вдруг сообразил, чья машина стоит перед мотелем. Ну конечно, именно эта машина с девчонкой за рулем проезжала не раз мимо лагеря, прямо здесь, возле сарая, у которого он сейчас остановился. Он вспомнил и темно-зеленый «мустанг», и то, что на нем ездит подружка мистера Ритчи. Спутать эту машину с другой он не мог: чего стоят хотя бы вмятины на решетке радиатора! Именно эта тачка со смятым радиатором и стоит сейчас перед мотелем, где живет Джек Райан.

Писарро заглушил мотор и выключил фары, но еще некоторое время посидел в фургоне. Зеленый «мустанг» не давал ему покоя. Он буквально нюхом чувствовал: Джек Райан должен этот «мустанг» каким-то образом использовать.

10

— По-моему, я очень удачно с ней договорился, — сказал мистер Маджестик. — За тридцать баксов в неделю Донна приходит каждый день, кроме воскресенья. А по воскресеньям я и сам не прочь поджарить себе бифштекс, нужно только хорошую вырезку купить. Есть у меня один парень знакомый, он в «IGA» в мясном отделе работает, так в его смену я всегда могу рассчитывать на отличные куски.

Сказав это, мистер Маджестик подцепил на вилку кусок жареной колбаски и обмакнул его в соус чили. После чего настала очередь квашеной капусты, изрядную порцию которой он, используя нож, положил себе поверх колбаски. Продолжая жевать, он взял кусок хлеба и от души намазал его маслом. Потом добавил:

— Она сама печет хлеб. Два-три раза в неделю, и приносит свежий. То есть действительно свежий.

— Здо́рово, очень вкусно, — кивнул Райан.

— Еще Донна здесь убирает, два раза в неделю пылесосит.

Райан ел быстро. Он опять опоздал к завтраку и, естественно, ужасно проголодался. Вообще-то он собирался встать пораньше и с самого утра съездить к охотничьему домику мистера Ритчи, чтобы осмотреться, пока там никого нет. Нужно так съездить, чтобы никто его ни там, ни по дороге не увидел. И на́ тебе — проспал и поездку, и завтрак. Придется ехать после работы, но сейчас ему не очень хотелось об этом думать.

— Да, готовить она умеет, — сказал Райан.

— Я бы не стал ее держать, если бы она плохо готовила, — заметил мистер Маджестик.

— А у вас с ней какие-то отношения?

— С Донной? — Мистер Маджестик непроизвольно бросил взгляд на дверь в гостиную. — Черт возьми, придет же такое в голову! Ты что думаешь, я сексуальный маньяк?

— А что такого? Она, конечно, немолодая, но выглядит неплохо, — возразил Райан. — По-моему, лучше что-то, чем ничего.

— Вот молодежь! У вас одно только на уме.

— Это ведь естественно, разве нет?

— Пусть естественно, но это не значит, что только об этом и нужно думать.

— Правда? А о чем тогда? Вот вы, например, о чем думаете?

— Ну, ты загнул! Да о чем угодно, — сказал мистер Маджестик. — Например: не поселиться ли мне здесь насовсем? То есть и на зиму тоже. В конце концов, ну что там, в Детройте, хорошего? Я прекрасно мог бы жить и здесь. Я тебе уже рассказывал, что хочу оставить пансионат открытым на охотничий сезон?

— Да.

— Ну вот, а теперь еще одна мысль появилась — специальный охотничий домик.

— Как у Ритчи?

— Нет, он просто перестроил бывший фермерский дом. Слышал когда-нибудь про коттеджи-шалаши?

— Вроде бы нет.

— Похожи на швейцарские шале: такая высокая крутая крыша, которая спускается до самой земли. И в самом деле на шалаш похоже. На севере, куда люди на лыжах ездят кататься, все склоны такими домиками утыканы. Их продают в разобранном виде, а потом привозят и собирают.

— Я вспомнил: видел такие на фотографиях.

— Вот я и прикидываю: заказать бы пару таких шалашиков, — мечтательно сказал мистер Маджестик, — из тех, что побольше. Бывают такие, где по десять человек остановиться могут — с учетом комнаты на втором этаже. Надо только бойлер поставить и подключить отопление и горячую воду.

— У вас ведь есть уже каба́ны, — сказал Райан.

— Это другое дело. С ними, правда, тоже придется повозиться. Если соберусь пускать постояльцев осенью, значит, хочешь не хочешь, нужна новая система отопления. Но тут, я думаю, хватит обычных обогревателей, ведь они будут сдаваться осенью, а не зимой. На лыжах-то в этих местах не катаются. Есть у меня еще одна идея: тут один человек надумал продавать свой участок, а он очень уж хорош — на отшибе, в лесу, на озере. Знаешь дорогу, которая идет через лагерь сезонных рабочих и дальше мимо охотничьего домика Ритчи?

— Ну да, а что?

— Ну так вот: если по ней проехать еще полмили, то увидишь указатель с надписью «Роджерс». Поворачиваешь налево и едешь по проселку вверх по холму прямо через лес.

— Вот где действительно глухомань.

— Правильно. Вот там бы и поставить два таких коттеджа-шалаша и запустить человек двадцать охотников. А что? Двадцать пять баксов в день — с трехразовым питанием, коктейлями, льдом и прочими мелочами. По-моему, двадцать пять баксов в день — не так уж и дорого.

— Пожалуй.

— И это в самых оленьих местах. Оленей там как коров на ферме. А раз озеро рядом, любители пострелять уток тоже приезжать будут. Да я сам знаю с десяток таких, которым только позвони, и они тут же покидают шмотки в машину и приедут. А ведь у каждого из них тоже есть друзья-охотники.

— Ну так почему вы до сих пор этим не занялись?

Мистер Маджестик удивленно посмотрел на Райана, пожал плечами и сказал:

— Сам не знаю. В этом сезоне, думаю, займусь.

— Вы представляете: будете сшибать по пятьсот баксов в день.

— Ну, это грязными. Надо еще все расходы вычесть. Понадобится человек, а то и двое, которые будут там работать. Причем такие, которые и обед приготовить могут, и ружья почистить.

— А что тут сложного?

— Сложного ничего. Только попробуй таких ребят найди. Вот ты, например, в оружии что-нибудь понимаешь?

— Когда-то работал в оружейном магазине, — сказал Райан. — Чего там только не продавали: и охотничьи гладкостволки, и помповые ружья, ну и нарезные карабины.

— Погоди, ты вроде говорил, что работал еще и поваром?

— Было дело. Шеф-поваром по жареным блюдам.

— Хорошо готовил?

— Приходилось. Вечером, конечно, каждый готовил то, что лучше умеет, а во время ланча уже не делили, гнали все подряд, только бы клиентов побыстрее обслужить. Котлеты, яичницы, блинчики, горячие бутерброды. Официантки без конца подбегают с новыми заказами, только успевай у плиты поворачиваться.

— Смотри-ка ты, — покачал головой мистер Маджестик. — Для молодого парня ты в этой жизни уже немало повидал.

— Кое-что пришлось, — усмехнулся Райан. Он рассказал мистеру Маджестику, как был шеф-поваром по жареным блюдам, как продавал оружие в магазине, как работал в спортивном супермаркете «Сиэрс», но не стал распространяться о том, что занимался чисткой ковров, — потому что именно здесь он познакомился с Леоном Вуди.

Сначала сюда устроился один приятель Райана. Потом он решил уволиться и пойти учиться какой-нибудь профессии, связанной с электроникой, а чтобы не подводить своего босса, стал искать себе перед увольнением замену и рассказал об этой работе Райану. Хорошая оплата, физически не переламываешься, работаешь в больших красивых домах, а самое главное — женщины, богатые бабенки. По словам приятеля, большинство из них шляется по дому чуть ли не в одном белье, демонстрируя все свои прелести, а некоторые просто изнывают от скуки — ясное дело, торчат целыми днями дома одни, — и прямо-таки напрашиваются, честное слово. Да ты что? — спросил Райан. А приятель сказал — точно, ты только представь себе: какая-нибудь нагибается к тебе, будто случайно, а лифчика на ней нет. А некоторые так и ходят — халат нараспашку.

На самом деле Райану ничего подобного увидеть не довелось. Он вообще редко видел кого-нибудь в доме: только когда встречали и провожали. Через несколько недель он понял, что купился на байки приятеля обо всех этих любвеобильных домохозяйках. Впрочем, он не был на него в обиде, работа ему нравилась. Больше всего привлекала возможность бывать в чужих домах и видеть вещи, которые принадлежат незнакомым людям. Совсем не то, что видишь, когда приходишь к кому-нибудь в гости. Особенно захватывающими были минуты, когда он, выключив пылесос, стоял в комнате в тишине или поднимался по лестнице в спальню. У него всегда возникало чувство, что вот-вот должно произойти что-то необыкновенное.

До сих пор Райану и в голову не приходило воровать чужие вещи. Нет, конечно, еще школьником он, как и другие дети, приворовывал кое-какую мелочь, вроде расчесок или конфет в ближайшем магазинчике. Единственной его крупной кражей были бейсбольная перчатка, бейсбольная шапочка, кроссовки и зеленый джемпер с желтыми рукавами из «Сиэрс». Сделать это было нетрудно. Все ребята в его команде восьмиклассников обзавелись таким образом формой. Они выносили ее в четыре приема — по одной вещи за раз, под плащами или в сумках, и никого из них не поймали. Самой большой неудачей можно было считать то, что двое взяли джемпера не того цвета, а когда понесли их обратно, желто-зеленых уже не было.

Как-то, когда Райан работал в комнате один, ему вдруг пришло в голову: а что, если вернуться сюда еще раз позже? Хозяйка обмолвилась, что завтра они всей семьей уезжают во Флориду. Все время, пока он чистил ковер, Райан пытался вообразить, что можно почувствовать, оказавшись в этом доме ночью. Потом задумался над тем, хватило ли бы у него смелости забраться в дом, если бы он знал, что там спят люди. Или если бы не знал, спят они или нет и сколько их вообще. Черт возьми, решиться на такой визит — это уже совсем другое дело, высший пилотаж. Но если ты точно знаешь, что в доме никого нет, в том числе и собаки, если тебе знакомо расположение комнат и ты уверен, что попасть внутрь нетрудно, то… почему бы не попробовать?

В следующий раз, работая вместе с Леоном Вуди, он придумал, как можно попасть в дом в отсутствие хозяев. Они передвигали мебель на середину комнаты и мыли шампунем ковры вдоль плинтусов, а потом ставили мебель обратно, аккуратно подкладывая под ножки полоски алюминиевой фольги. Подвинув стол к окну, Райан отвел в сторону тяжелую штору и открыл щеколду боковой створки окна. Потом увидел, что Леон Вуди пристально на него смотрит.

Леон Вуди покачал головой, усмехаясь, и Райан спросил:

— Что уставился-то?

— Ничего, — ответил Леон Вуди все с той же усмешкой.

Больше они об этом не говорили до тех пор, пока не закончили работу. Лишь в машине Леон Вуди сказал:

— Слушай, брат, зачем ты хочешь втравить в неприятности приличную фирму? Если уж тебе так неймется залезть в чей-то дом, выбери такой, где мы не работали.

Райан сказал, что Леон несет какую-то чушь. Он, дескать, вообще не понимает, что тот имеет в виду.

— Думаешь, я слепой? — спросил Леон Вуди. — Я видел, как ты там озирался. Могу дать тебе один совет, парень. Если будешь лазать по чужим домам, когда там кто-то есть, то рано или поздно найдется герой, который сумеет прострелить тебе задницу. Так что заруби себе на носу: в чужой дом можно лезть только тогда, когда там никого нет, когда ты точно знаешь, что там никого нет, а лучше всего — когда ты имеешь письменное подтверждение в том, что там никого нет.

— А ты что, когда-нибудь этим занимался?

Леон Вуди рассмеялся.

— Что значит «занимался»? Именно этим я и занимаюсь.

— А я только один раз попробовал…

— …и теперь снова захотелось.

— Я и брать-то ничего не собираюсь.

Леон Вуди удивленно посмотрел на него:

— А зачем же тогда лезть в чужой дом?

— Не знаю, — сказал Райан и понял, как глупо прозвучал его ответ. — Ну, наверное, чтобы себя проверить — могу я это сделать или нет. — Нет, все равно глупо.

— Что-то вроде игры, что ли?

— Типа того.

— А ты хоть понимаешь, какая в этой игре ставка? Ну, если ты проиграешь?

— Так это часть игры — риск. Без риска было бы неинтересно. Риск — главное условие игры.

— Часть игры — риск, а еще что?

— Ну, цель игры, наверное, почувствовать себя крутым.

— Нет, парень, здесь ты ошибаешься. Цель игры — это обзавестись белым «меркьюри», повесить в шкаф пятнадцать костюмов, поставить под ними двенадцать пар обуви и знать, что в любой момент дня и ночи тебе достаточно только свистнуть — и у тебя будет столько девчонок, сколько ты захочешь. В любое время.

— Если тебе деньги нужны, — сказал Райан, — то это совсем другое дело.

— Естественно. Только не вешай мне лапшу на уши, будто бы тебе деньги не нужны и ты никогда не хотел стать богатым.

— Ну, любой хочет быть при деньгах. Чтобы, по крайней мере, на нормальную жизнь хватало.

— А тебе хватает?

— Да так, худо-бедно.

— Нет, я спрашиваю: тебе на нормальную жизнь хватает?

— Сам понимаешь, если бы я в роскоши купался, то здесь бы с тобой не работал.

— Ну так вот, брат, — сказал Леон Вуди, — подумай как следует о нормальной жизни.

Райан не без труда расстался со своим представлением об этом деле как об игре. Он понимал, что давно пора относиться ко всему серьезно, и все равно слом происходил в нем очень тяжело. Он нарушал закон и понимал это, но старался об этом не думать. Конечно, забираться в чужие дома нехорошо, но он ведь не берет ничего такого, что было бы на самом деле необходимо. Телевизор, норковый жакет, пара каких-нибудь часов, и при этом все ведь застраховано. Они с Леоном сумеют сбыть все долларов за двести пятьдесят, максимум за триста. А страховая компания выплатит пострадавшим полную стоимость похищенного, и хозяин дома купит не просто телевизор, а новый телевизор, и новую норку для жены, и часы, конечно, тоже новые. Причем купит не просто так, а со скидкой, потому что хозяин такого шикарного дома наверняка какая-нибудь большая шишка и у него везде хорошие связи. Ты только попробуй честным путем заработать на такой домишко и все находящееся в нем барахло. Наверняка его хозяин — тот еще мерзавец и в своем бизнесе облапошивает всех почем зря. В бизнесе это в порядке вещей, а вот залезть в чужой дом — не в порядке. Почему?

Впрочем, зачем все время думать о грустном? Вряд ли ты сумеешь оправдать проникновение в чужой дом, но разве когда-то ты беспокоился о том, чтобы оправдывать свои поступки? Поймают так поймают. Тут уж не будет никаких оправданий и извинений. Нечего выкручиваться. Если идешь на такое дело, нужно в глубине души быть готовым к самому неприятному исходу. Правильно? Именно так и нужно думать, иначе просто свихнешься. А лучше вообще об этом не думать и не портить нервы лишними переживаниями.

Несмотря на предупреждения Леона Вуди, Райан по-прежнему испытывал страстное желание забраться в чужой дом, не зная точно, есть там кто-нибудь или нет, и в конце концов он это сделал. В первый раз он постоял на ступеньках лестницы, осмотрелся и ушел, не взяв абсолютно ничего. В следующий раз поднялся на второй этаж, стараясь держаться края лестницы и аккуратно ступать с пятки на носок, равномерно распределяя вес при каждом шаге. Так он добрался до холла второго этажа и вошел в спальню, где мирно спали мужчина и женщина. Из бумажника, лежавшего на туалетном столике, он взял семьдесят восемь долларов. Он хотел рассказать об этом приключении Леону Вуди, но в последний момент почему-то передумал. Дело было не в деньгах, которыми следовало бы поделиться. Просто Леон Вуди подумал бы, что он чокнутый.

В конце концов он перестал беспокоиться и о Леоне Вуди, и о его мнении. Леон Вуди сам был на волосок от тюрьмы. Каким-то образом копы сумели выйти на него и дважды явились к нему домой с ордером на обыск. Они хотели знать, на какие шиши он приобрел машину и дорогие шмотки и вообще вел безбедную жизнь. Леон Вуди, правда, сумел отмазаться, сославшись на тотализатор: «На правильных лошадок ставить надо, ребята, вот что я вам скажу». На третий раз Райана и Леона застукали. Они обчистили один дом и по дороге домой заехали в бар выпить по паре кружек пива. Просидели там полчаса, не больше, а когда вышли, возле машины Леона их поджидали двое полицейских в штатском. Райана привлекли к суду вместе с Леоном по статье «проникновение в чужое жилище», но дали условный срок. Леон получил полгода общего режима за хранение краденого. Естественно, он потерял и свою работу чистильщика ковров. Вскоре после освобождения его снова арестовали — на этот раз за хранение наркотиков — и по решению суда отправили на принудительное лечение. Райан поначалу писал ему, но Леон Вуди на письма не отвечал. Наверное, не до писем было.

В следующие восемь месяцев Райан очень осторожно занимался «проникновением в чужие жилища» и скопил за это время около четырех тысяч долларов. Он не стал покупать себе дорогих тряпок и переезжать в отдельную квартиру, потому что знал: мать обязательно что-то заподозрит и начнет задавать неприятные вопросы. Впрочем, когда он принес домой краденый телевизор (их собственный сломался), никто — ни мать, ни сестра, ни его любимый зятек Фрэнк — не спросили, где он его взял.

Дождавшись начала лета, Райан махнул на автобусе в Техас — попробовать возобновить прерванную бейсбольную карьеру в классе С.

— Все эти мысли мне покоя не дают, — пожаловался мистер Маджестик. — Я ведь и тот свой бар именно поэтому продал. Собственный бизнес — он ни на секунду не отпускает. Ходишь и думаешь, что бы еще сделать, чтоб как следует раскрутиться. Только если найдешь в себе силы и бросишь дело, почувствуешь себя по-настоящему свободным, пусть и ненадолго.

— Да тут и своего бизнеса не нужно, — сказал Райан. — Когда меня из «Сиэрс» уволили — словно гора с плеч.

— Я тебя понимаю. А когда ты из бейсбола уходил, как себя чувствовал?

— Вы что, смеетесь? Играть я перестал только из-за спины.

— И долго в классе С выступал?

— Три сезона. Я вроде бы уже рассказывал, — ответил Райан. — Игра в командах такого уровня только летом прокормить и может. Остальную часть года работал где придется, много мест поменял. Ну а в последние два лета из-за спины не до бейсбола было. Потом вроде полегчало, и в нынешнем июне я решил снова попробовать. Думал, что все получится.

— Ну и как? — с интересом спросил мистер Маджестик.

— Какое там! Нет, сначала мне показалось, что нужно только разыграться. А потом… не знаю, в общем, спина не позволяет как следует сделать замах. Ну я не стал дожидаться, пока меня выпрут, собрал манатки — и домой.

— Вот почему тебя к сезонникам занесло?

— Ну да. Мы с бригадиром договорились, что я доведу автобус до места назначения и починю его, если что по дороге сломается. Я и подумал: зачем деньги на билет тратить, если можно так добраться?

— Да, бригадира ты здорово отделал, на совесть.

— Он, честно говоря, сам напросился. Не я, так кто-нибудь другой ему бы рожу начистил.

Мистер Маджестик допил пиво и вытер губы бумажной салфеткой.

— Что у тебя на сегодня осталось?

— Я не закончил еще тот участок чистить — который ничей. Коряги горелые остались и мелкий мусор.

— Слушай, а ведь мы еще не договорились насчет твоего выходного.

— Мне, в общем-то, все равно, — сказал Райан. — Может быть, суббота?

— Суббота отпадает — это у нас самый напряженный день. Одни уезжают, другие приезжают. Так что выбирай: или завтра, или в пятницу.

— Давайте завтра.

— Если тебе нечем будет заняться, смотайся, взгляни на тот участок. Ну, про который я тебе рассказывал, где висит указатель «Роджерс». — Мистер Маджестик сделал паузу. — Я смотрю, у тебя машина появилась.

— Дали покататься.

— Вот уж не думал, что она так запросто даст тебе машину.

Мистер Маджестик замолчал, но Райан не стал спешить ему на помощь; если старикану не терпится сунуть свой нос в чужие дела, пусть сам придумает, как это сделать.

Наконец мистер Маджестик продолжил свою мысль:

— Это ведь та машина, на которой она чуть двоих парней не угробила.

— Я уже понял, — сказал Райан. — Посмотришь на бампер — и все сразу ясно станет.

— У одного парня переломы обеих ног и травмы внутренних органов.

— Вы мне говорили.

— Это я так — чтобы напомнить, — подытожил мистер Маджестик и встал из-за стола.

Райан выкурил сигарету и еще с полчаса посидел в шезлонге на солнце. Потом неторопливо принялся собирать в кучи мусор, скопившийся за долгое время в траве и на песке, и сжигать его. За этим занятием его и застал мистер Маджестик, прикативший от пансионата на бульдозере. Райану давно хотелось посмотреть, как работает эта забавная желтая машина — наверное, самая маленькая из выпускаемых такого рода, но очень шумная. Впрочем, там, где объем работ был небольшим, этого бульдозера вполне хватало. Мистер Маджестик показал, как управлять рычагами и педалями, объяснил, как функционирует навесной отвал, и следующие два часа Райан в свое удовольствие играл с машиной, оказавшейся на редкость проворной и мощной; он выкопал что-то вроде траншеи для несгоревших остатков мусора и закопал их.

Когда мимо него проследовали любители пива из номера одиннадцать с коробкой скотч-тоника, Райан понял, что уже больше четырех и с работой можно закругляться. Оставшуюся часть мусора он закопает завтра. Нет, в пятницу. За два с половиной часа на воздухе и рядом с чадящим дизельным двигателем он весь перепачкался и вспотел; на нем были только обрезанные по колено армейского типа штаны, так что он зашел прямо в них в озеро и сплавал до буйка и обратно. Вообще-то он не был особенно хорошим пловцом, по крайней мере специально плаванием не занимался, но с удовольствием размялся, вспомнив, как накануне сплавал до яхты и обратно. Странное дело: ни разу за весь день он не вспомнил про Нэнси. Теперь, освежившись снаружи, он захотел охладиться и внутри. Лучше всего для этого годилось пиво. Оглядев пляж и прикинув, где находятся любители пива, он выбрал такую траекторию, чтобы пройти мимо них. Он готов был улыбнуться им и сказать «привет», если они посмотрят на него, но план сорвался: компания смеялась над очередным анекдотом, и, похоже, Райана никто не заметил.

— Тебе звонили! — крикнул мистер Маджестик, направляющийся от своего дома к каба́не № 1.

— Куда идти? К вам?

— Нет, она оставила сообщение. Просила передать время: шесть часов.

— А как ее зовут?

Мистер Маджестик с серьезным видом посмотрел на Райана.

— Не догадался спросить. Честно говоря, я не подумал, что у тебя здесь столько подружек, что ты даже не знаешь, кто из них тебе звонит.

Райан кивнул и направился к себе. Черт с ним, пусть думает, что хочет.

Он огибал плавательный бассейн, когда навстречу ему из номера 5 вышла Вирджиния Мюррей. Он понял, что она ждала его и что деваться некуда.

— Привет… Вы, кажется, идете чинить мое окно?

Купальник на ней был мокрый. Все понятно: она была в бассейне, увидела Райана, сбегала домой, стерла с лица масло для загара и вышла ему навстречу.

— Привет. Я совсем забыл… то есть нет, не забыл, просто работы опять столько, что сегодня не успел.

— А сейчас не посмотрите, что там такое?

Фигура у нее в порядке. Очень даже неплохая: симпатичный бюст, красивые ноги, никакого намека на лишний вес, вот только обгорела сильно; всего неделю здесь, а уже обгорела. Может, она до этого вообще сто лет не загорала?

— Я бы с удовольствием, но мне надо спешить. Меня ждет один человек, — сказал Райан на ходу. — Завтра зайду точно, обещаю.

Она кивнула и вроде бы даже улыбнулась.

Райан свернул с Прибрежного шоссе и поехал по извилистой, обсаженной с обеих сторон деревьями дороге на Олд Пойнт. Свернув на нужную подъездную дорожку, он вскоре увидел перед собой белый двухэтажный дом с пристроенным гаражом, тщательно ухоженным газоном и подстриженными кустами. Красовавшаяся на почтовом ящике табличка «Р. Дж. Ритчи» заставила его чуть помедлить. Вчера вечером Райан не сумел хорошенько рассмотреть дом, особенно с этой стороны. Они с Нэнси поднялись к особняку со стороны озера, и он ждал у гаража, пока Нэнси искала кусок подходящего провода. Райан повернул и медленно поехал к дому.

— Ты опоздал, Ваня!

Голос Нэнси прозвучал откуда-то сверху, и Райан увидел ее в окне второго этажа.

— Заходи, — сказала она. — Дверь открыта.

Только тут он заметил, что она держит в руках какой-то предмет. Райан подъехал к гаражу и заглушил мотор. Потом посмотрел оттуда вверх и увидел пистолет. Нэнси целилась прямо в него.

11

Райан пошел через кухню в гостиную. По незнакомому дому он шел не спеша, оглядываясь, стараясь почувствовать царящую здесь атмосферу: контраст между белыми стенами и темным деревом, прикрытый восточным ковром лакированный пол, железную лестницу с имитацией кованой решетки, которая, делая изящный оборот, уходила вверх. Через открытую дверь была видна столовая, также выдержанная в контрастном сочетании белого с темным. Посреди комнаты стоял большой тяжелый стол, по стенам были развешаны какие-то кованые металлические предметы.

Да, обчистить такой дом мог разве что тяжеловес. Райан сделал еще несколько шагов и заглянул в следующую комнату. Здесь стены были обиты деревянными панелями, тяжелые серо-зеленые кресла стояли по углам, рядом с каждым — столик с большой пепельницей в сине-зеленых тонах. На стенах развешаны картины. О них Райан ничего не мог сказать: возможно, очень дорогие, но сколько за них можно выручить, он не представлял. Вот за цветной телевизор удалось бы получить у перекупщика сотни полторы. Райан вернулся в гостиную и подошел к стеклянным дверям в передней стене. Ниже, прямо за открытой верандой, он увидел лужайку с большим плавательным бассейном.

За его спиной послышался какой-то звук, и он оглянулся. По лестнице спускалась Нэнси — сначала в железном кружеве ступенек и перил мелькнули загорелые ноги, плетеная пляжная сумка из соломки, затем золотистого цвета шорты, свитер и, наконец, темные волосы.

— Ну что, съездил в охотничий домик? — спросила она.

Райан даже вздрогнул, когда сообразил, что не выполнил условий договора и не только не съездил в охотничий домик Рея, но и вообще о нем забыл.

— Времени не было.

Нэнси холодно посмотрела на него и отвернулась.

— На меня столько сегодня работы навалили, что не продохнуть, — начал вдруг оправдываться Райан, направляясь вслед за Нэнси через стеклянные двери во внутренний дворик. Он заметил, что в сумке, которую она положила на столик у шезлонга, было что-то тяжелое.

— Заряжен?

Нэнси повернулась к нему, и холод в ее взгляде сменился легкой улыбкой.

— Конечно.

— Какой калибр?

— Двадцать второй.

— Собираешься пострелять?

— Хотела бы. Окна — отличные мишени.

— Их мы уже били.

— Но ведь не из пистолета.

— А ты пробовала?

— Было дело, но очень давно. Кстати, ты есть хочешь?

— Не отказался бы. А где ты тут подходящие окна нашла?

— Я все здесь прочесала, как разведчица. А что еще делать-то? Заняться совершенно нечем.

— И захватила, значит, с собой пистолет, чтобы пострелять по окнам?

— Или по лодкам. Знаешь, как прикольно по лодкам стрелять?

— Знать не знаю, но могу себе представить. А по машинам?

— Слушай, про машины я как-то не подумала. — Нэнси явно была удивлена. — Наверное, еще прикольнее.

— И не говори.

— Но сейчас не до шуток. Пистолет я захватила только для того, чтобы ты знал: оружие у нас есть.

— Проникновение в чужое жилище и вооруженное ограбление — это, между прочим, большая разница, — сказал Райан.

— Семьдесят восемь долларов и пятьдесят тысяч долларов — тоже большая разница, — сказала Нэнси. — Все зависит от того, насколько ты хочешь получить эти деньги.

В глубине дома зазвонил телефон. Взгляд Нэнси замер на лице Райана: ей явно хотелось посмотреть на его реакцию. Спектакля не получилось: Райан спокойно смотрел ей в глаза, и она, выждав несколько секунд, улыбнулась и вышла.

Как только она скрылась в доме, Райан подошел к столику и вынул из пляжной сумки спортивный пистолет с длинным стволом. Модель была знакомая: ему приходилось продавать такую в оружейном магазине. Райан вытянул руку и прицелился в фонарь над лестницей, ведущей к пляжу. Затем, откинув зажимную скобу на полированной рукоятке, вынул обойму и убедился, что пистолет заряжен. Потом вставил обойму назад и положил пистолет в сумку.

Райан прогулялся немного возле бассейна, засунув руки в карманы, потом прошелся по лужайке. Он по-прежнему ощущал в руке полированную рукоятку и приятную тяжесть оружия. Райан ясно видел, как он выхватывает пистолет из-под плаща перед окошечком кассы — нет, не в банке, конечно, боже упаси, а в какой-нибудь крохотной кредитной компании вроде той, где работал Бад Лонг, где весь штат сотрудников за стойкой — два-три человека. Он выхватывает пистолет, Леон Вуди отрывается от заявления о выдаче кредита, которое он уже несколько минут заполняет, перепрыгивает через стойку и собирает деньги. План офиса нужно изучить заранее, а также предусмотреть отходные пути и рассчитать время так, чтобы войти в офис за несколько минут до закрытия. Схема, в общем-то, самая обычная, только делать все нужно быстро. Войти, взять и уйти. Как-то они говорили с Леоном Вуди на эту тему. Всего один раз, и больше к этому разговору не возвращались. Это уже вооруженное ограбление, то есть дело нешуточное. У них хватило смелости обчистить несколько домов, но это еще не значит, что им достанет духу напасть на людей в открытую, угрожая оружием.

Райан снова прошел к дальнему концу лужайки, к верхнему краю склона, уступами спускающемуся на пляж. Яхты на прежнем месте не было видно; должно быть, парень из яхт-клуба перегнал ее к пристани.

Было тихо; под ногами приятно пружинила ровно подстриженная трава. Райан обернулся и посмотрел назад. Ему вдруг пришло в голову, что он ни разу в жизни не стриг газон. У его семьи, естественно, никогда не было лужайки, а поработать на чужих ему как-то не довелось. Траву стригли недавно, и выглядела она ничуть не хуже тех полей, на которых Райану приходилось играть. Но к такой траве надо еще приноровиться, мяч отскакивает от нее по-особому. Впрочем, приспособиться можно к любой площадке.

Нэнси вышла из дома с подносом в руках, поставила его на столик возле шезлонга и посмотрела на Райана.

Райану было хорошо. Хорошо, но не совсем спокойно. Его не покидало какое-то тревожное чувство. Такое же чувство возникало перед игрой или когда он забирался в чужой дом. Он не хотел, чтобы Нэнси что-то заметила, но и преодолеть свое беспокойство он не мог. Вот девушка, вот бассейн, вот дворик — все, казалось бы, хорошо, но что-то здесь не так. Почему-то он не мог почувствовать себя так же, как в баре «Пирс», где он сидит с кружкой холодного пива и без единой мысли в голове. Нет, что-то здесь не так.

— Пиво или «Колд Дак»? — спросила Нэнси. На подносе стояли две бутылки пива, большая бутылка «Колд Дак» и картонная тарелка с кусками жареного цыпленка. — По телефону заказала, — пояснила Нэнси. — Цыпленок, конечно, так себе, но ждать от тебя приглашения на ужин вряд ли придется.

Райан откупорил бутылку пива, сел в шезлонг, закурил и молча стал ждать. На этот раз нервы у Нэнси оказались крепче, и Райан спросил первым:

— Кто звонил? Рей?

— Рей звонил днем. Это Боб-младший, — ответила Нэнси и после секундной паузы добавила: — Хочет заглянуть.

— Что ты ему сказала?

— Ничего особенного. Устала, мол, и собираюсь лечь спать. Он отпустил по этому поводу какую-то шуточку, но я сказала, что, как только увижу его пикап на подъезде к дому, сразу же позвоню его жене.

— Что-то я не понимаю, зачем ты вообще с ним общаешься, — сказал Райан.

— Надо же хоть чем-то заняться, — сказала Нэнси, наливая себе в бокал «Колд Дак». — А заодно присмотреться к нему — такой ли он на самом деле крутой, каким хочет казаться.

— Далась тебе эта крутизна. Как будто у людей других качеств нет.

Нэнси посмотрела на Райана сквозь бокал с коктейлем.

— Лично я не знаю ничего более важного. Крутизна — это ведь надежность.

— Смотри не нарвись на неприятности. А вдруг Рей узнает?

— О Бобе-младшем?

— Не обязательно о нем. Что, если кто-нибудь настучит ему, что видел нас вместе?

Нэнси как-то по-детски пожала плечами.

— Не знаю. Что-нибудь придумаю. — Она придвинула шезлонг вплотную к шезлонгу Райана и села в него. — А почему это тебя интересует? Волнуешься, Ваня?

— Ты сказала, что днем он звонил, а ведь ехать сюда не так долго.

— До субботы он здесь не появится. Он уезжает в Кливленд.

— И что это значит?

— А то, что раньше вечера пятницы он здесь не появится. Ну что, доволен?

— Я вот думаю, привезут ли в таком случае деньги.

— Привезут, если их собираются выплатить в субботу. Вряд ли будут переносить день получки — кому охота тянуть время и объясняться с мексиканцами. — Нэнси помолчала. — Так что придется сегодня съездить в охотничий домик.

Райан покачал головой.

— Я должен побывать там, когда светло.

— Ты ведь его видел.

— Но тогда я еще не знал, какое дело мне предстоит.

— Я сегодня весь день об этом думала, — сказала Нэнси. — Давай съездим прямо сейчас.

— Завтра у меня выходной, — спокойно сказал Райан. — Завтра и съезжу.

— Ладно, и я с тобой. Осмотрим все вокруг, а вечером облазим его внутри.

Райану захотелось вдруг взять ее за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы вернуть к реальности.

— Учти, что у нас может ничего не получиться, — сказал он. — Ты такую возможность рассматриваешь?

— Пока не попробуешь, все равно не узнаешь, — сказала Нэнси. — Но мы-то с тобой не из пугливых, правда?

Райан махнул рукой и принялся за цыпленка. Еда и вторая бутылка пива немного его расслабили. Нэнси сидела рядом, лицом к нему, ее загорелое колено почти касалось его шезлонга. Взяв обеими руками кусок цыпленка, она откусывала от него мелкие кусочки и поглядывала поверх бокала на Райана. Волосы то и дело падали ей на лицо, приходилось убирать их. Они ели молча, и Райан совсем было расслабился. Сидишь в шезлонге, куришь сигарету, рядом симпатичная темноволосая девчонка — так близко, что к ней можно прикоснуться… Но в какой-то момент Райан вдруг сказал себе: «Эй, старик, да ведь тебя просто разводят!»

Точно: она забрасывает наживку, чтобы подцепить его на крючок. Строит ему глазки, намекает на то, что его ожидают все радости мира, а чтобы их заслужить, нужно всего-то и ничего — сделать то, что она хочет. Место и время выбрано безошибочно: теплый вечер, романтическая обстановка, фонари, подсвечивающие воду в выложенном блестящим кафелем бассейне…

«Легко же тебе все удавалось, — подумал Райан, — если ты так в себе уверена».

Посидев еще немного в тишине и поразмыслив над происходящим, Райан пришел к выводу, что Нэнси нарочно старается уверить его в том, что все получится легко и просто.

Лихо она придумала: урвать пятьдесят кусков, даже не почувствовав, как все непросто и опасно.

Он мог забраться в чужой дом, и Леон Вуди мог забраться в чужой дом, и много других парней могли забраться в чужой дом, но это вовсе не значит, что и она может забраться в чужой дом. Это тебе не камнями в окна швыряться и тут же смываться, это уже не игрушки; рисковать здесь приходится по-настоящему. Нет, вполне возможно, что она и смогла бы такое провернуть, но ведь сначала надо попробовать. А пробовать, не зная заранее, какой будет результат, ей явно не хотелось. Вот зачем он ей понадобился! Ведь если бы дело было простым и легким, на кой бы черт он ей сдался? Но зачем рисковать и брать на себя грязную работу, если для этого есть вьючный мул? Она и сама бы не прочь была все обтяпать, но просто напрягаться не захотела. Грыжу себе пускай другие зарабатывают.

— Слушай, если бы тебе пришлось лезть в чей-то дом, — спросил Райан, — как бы ты это сделала?

Нэнси ответила не сразу:

— Для начала попробовала бы просто войти в дверь.

— А если кто-то есть дома?

— Подожди, я думала, что ты спрашиваешь про охотничий домик.

— Нет, про какой-то чужой дом, куда тебе ужасно захотелось попасть.

— Ну, тогда… — Нэнси опять задумалась. — Сначала я все равно попробую открыть дверь. — Она улыбнулась. — Очень тихо и осторожно.

— Допустим, она заперта.

— Тогда через окно.

— Допустим, все окна заперты на щеколды.

— Ну, не знаю. Тогда, наверное, разобью стекло.

— А ты знаешь, как это сделать, чтобы не было шума?

— Слушай, что ты ко мне привязался? Сейчас лето, и окна никто не закрывает, — сказала Нэнси. — Проделаешь дыру в противомоскитной сетке, вот и все.

— Ну да, если окно открыто.

Нэнси вдруг оживилась и выпрямилась в шезлонге.

— А давай попробуем. Залезем в какой-нибудь дом.

— Чего ради? Смысла не вижу.

— Так, по приколу.

Леон Вуди тоже тогда сказал: «Что-то вроде игры, да?» А он, усевшись за руль пикапа, ответил ему: «Ну да, типа того».

— А ты когда-нибудь раньше это пробовала? — спросил Райан.

Нэнси покачала головой.

— Ну, как бы нет.

— Что значит — как бы? Или пробовала, или нет. Какое тут может быть «как бы»?

— Мне приходилось бывать в чужих домах, когда там никого не было дома.

— Ну и как, понравилось?

— Конечно. А тебе нет?

Леон Вуди сказал тогда: «А ты хоть понимаешь, что можешь проиграть?» И он ответил: «Так это же главная часть игры — риск».

— Значит на самом деле ты не забиралась в чужие дома, — сказал Райан. — Откуда же ты знаешь, что у тебя хватит на это духу?

— Да брось ты! Что тут трудного. — Нэнси потянулась через столик за сигаретой. — Подумаешь, в дом забраться.

Вот так-то. Оказывается, это совсем нетрудно.

Райан подождал, пока она закурит и погасит спичку, а потом, глядя ей в глаза, спросил:

— Хочешь попробовать?

— Только сегодня без камней, — сказал Райан. — Договорились?

— Без камней так без камней, — согласилась Нэнси. — Я так думаю: если в окнах нет света, значит, дома никого нет. Уже стемнело, но ложиться спать еще рано.

— Может, хозяева сидят на веранде?

— Может быть, — сказала Нэнси. — И потом, если свет включен, это еще не значит, что в доме кто-то есть. Я, например, когда ухожу, всегда оставляю свет включенным.

— Многие так делают.

— Значит, надо подобраться поближе и выяснить наверняка.

Нэнси явно завелась. Впрочем, она вообще легко заводится. Хотя, конечно, могла его и разыгрывать. Пока что все это одни разговоры, в деле он ее еще не видел. Битье окон — не в счет. А что касается смелости, то между такими приколами и настоящим делом целая пропасть.

— Какой дом выбираешь? — спросил Райан.

— Вон тот, темный.

— Пойдем.

Этот момент он хорошо запомнит и, когда придет время, вспомнит, что сам произнес это слово: «Пойдем». Дождавшись, когда он предложил ей перейти от слов к делу, она улыбнулась — эту улыбку он тоже запомнит — и направилась вслед за ним туда, где в густой тени деревьев стояли дома. Они прошли рощу, пересекли лужайку и оказались у крыльца дома, в котором не было освещено ни одно окно. «Вот это уже дело, а не просто болтовня, — подумал Райан. — Сейчас посмотрим, чего ты стоишь».

Райан нажал кнопку звонка.

— Что ты скажешь, если кто-нибудь выйдет? — Голос Нэнси звучал спокойно, без намека на дрожь.

— Спрошу, не знают ли они, где живут Моррисоны?

— А если окажется, что Моррисоны — они и есть?

Райан еще раз позвонил и подождал. Он дал хозяевам достаточно времени, чтобы спуститься, даже если они были наверху, в постели. Выждав еще немного, он нажал на ручку, чтобы выяснить, заперт ли дом. Ручка повернулась под его ладонью, дверь отворилась.

— Я же тебе говорила, что тут нет ничего сложного, — сказала Нэнси и проскользнула вслед за Райаном в дом.

— Постой здесь, я пойду посмотрю.

Он пересек в темноте дом и дошел до кухни. Выглянув там в окно, он заметил в открытых дверях гаража тускло отсвечивающий бампер машины и так же тихо вернулся.

Нэнси сидела на крыльце и курила. Райан резким движением выхватил у нее сигарету, чтобы выбросить ее, но Нэнси так на него посмотрела, что он, сделав затяжку, вернул сигарету девушке.

— Ну что?

— Они ушли куда-то ненадолго. Наверное, к соседям.

— Оттуда ты знаешь?

— Откуда надо, оттуда и знаю.

Нэнси пожала плечами. Это движение Райан заметил даже в полумраке. Еще ему показалось, что она улыбнулась. Впрочем, он не был уверен. Спустившись по ступенькам, они пересекли лужайку и вышли на пляж.

— Если машина в гараже, — сказал Райан, — значит, хозяева где-то недалеко.

— Я тут вот что подумала, Джеки. Если мы забрались в дом, где точно никого нет, — ну, какой, спрашивается, в этом прикол?

Райан посмотрел на нее и прямо-таки услышал голос Леона Вуди: «В чужой дом можно лезть только тогда, когда там никого нет, когда ты точно знаешь, что там никого нет, а лучше всего — когда ты имеешь письменное подтверждение в том, что там никого нет».

Он смотрел на нее до тех пор, пока она не решилась что-то сказать, но тут же перехватил инициативу.

— Пойдем.

Они опять ушли с пляжа в тень деревьев и направились к ближайшему дому, в котором горел свет. Как и в тот раз, когда они били стекла, они, пригибаясь, быстро пересекли лужайку, спрятались в густой тени деревьев и наконец, добравшись до самого дома, присели на корточки перед окном и осторожно заглянули внутрь.

— В карты играют, — сказал Райан.

— В джин. Судя по их рожам, она выигрывает, а он злится.

— Ладно, пойдем.

Смотреть действительно было не на что. Да ничего особо интересного и не будет — Райан был в этом уверен. Если ожидаешь что-то необыкновенное, то по закону подлости все окажется донельзя тоскливым и будничным. Он вспомнил, как, устроившись работать чистильщиком ковров, ожидал, что каждый день будет глазеть на полураздетых и скучающих домохозяек. Как же, разбежался!

Они шли по кромке пляжа от одного дома к другому и видели, как люди играют в карты, читают, смотрят телевизор, едят, пьют, болтают — чаще всего пьют.

— Может, удастся застать кого-нибудь в постели, — сказала Нэнси.

— Когда люди ложатся в постель, они обычно гасят свет.

— Между прочим, не все.

— А тебе бы понравилось, если бы за тобой кто-нибудь подсматривал?

— Я как-то об этом не думала, — спокойно сказала Нэнси.

Они видели людей, играющих в карты — на этот раз в бридж, и тех, кто просто сидел и ничего не делал. В одном доме они увидели женщину, которая сидела в одиночестве и читала. Нэнси поскребла пальцем по противомоскитной сетке. Женщина буквально подпрыгнула и замерла, уставившись в окно: от страха она не могла пошевелиться.

Утащив Нэнси за деревья, Райан сказал:

— Прикольно! Может, найдем какую-нибудь старую леди с больным сердцем?

Райан не узнал коричневый дом, к которому они подошли. Если бы они вышли со стороны пляжа, то узнал бы непременно — даже в темноте. Он помнил, что дом находится где-то в этой стороне, но теперь, оказавшись перед самой верандой, он не узнал дом, потому что был совсем рядом с ним.

Они прошли под темными окнами к задней веранде, а Райан все еще не узнавал дом. Нэнси направилась к гаражу и заглянула внутрь.

Вернувшись, она сказала:

— Машины в гараже нет, предлагаю заглянуть к ним.

Обе двери были заперты, они влезли через окно гостиной. Для этого Райан проделал дырку в противомоскитной сетке и приподнял щеколду; он забрался первым, Нэнси — за ним. По его знаку она замерла посреди холла, а он прошел к задней двери, осторожно отпер замок и проверил, легко ли открывается дверь. Теперь, имея в своем распоряжении три пути отступления, он почувствовал себя гораздо спокойнее.

Неяркий свет, отбросивший тень на стену, напугал его. Оказывается, Нэнси открыла холодильник.

— Пива хочешь? — Она нагнулась, изучая содержимое холодильника и одной рукой протягивая ему банку. — Выбор, в общем-то, небогатый.

— Они ведь не ждали нас в гости, — усмехнулся Райан. Отогнув язычок крышки, он с удовольствием сделал большой глоток.

— Соус для салата, горчица, молоко, маринованные огурцы, джем, опять горчица — да сколько же у них горчицы? Четыре банки, и еще кетчуп — две, нет, три бутылки. Похоже, они питаются только горчицей и кетчупом.

— Наверное, у них гости были.

С этими словами Райан шагнул к двери, ведущей в холл, и вдруг понял, куда их занесло. Он понял это еще до того, как вышел в холл и увидел справа лестницу и два светлых пятна — два окна, выходящих во двор и на подъездную дорожку.

— В кухне редко бывает что-нибудь интересное, — послышался сзади голос Нэнси. — Мне больше нравятся спальни.

Странно было снова оказаться здесь. В первый момент, когда он догадался, что это за дом, в нем шевельнулось знакомое чувство, как будто что-то идет не так. Да нет же, все нормально. Ну да, тот самый дом. Мы могли забраться и в соседний или начать с другого конца пляжа; в конце концов, это самый обычный дом. А то, что он попал сюда во второй раз, ничего не меняет. Правильно? Леон Вуди сказал бы: «Да, брат, это ничего не меняет. Просто ты во второй раз залез в один и тот же дом и не сразу въехал, в чем дело». Забавно получилось. Но специально Райан этого делать не стал бы.

Они поднялись по лестнице в том же порядке — Райан впереди. Райан на миг остановился и прислушался. Потом, хорошо зная расположение комнат, повернул направо, в первую спальню — ту, где они с Билли Руисом нашли мужскую одежду. Комнату он узнал сразу же: окно, выходящее на крышу задней веранды, шкаф, две кровати, ночной столик с пепельницей, где он оставил тогда окурок сигары. Ему вдруг стало интересно, не лежит ли окурок в пепельнице до сих пор. Он прекрасно понимал, что там, конечно же, ничего нет, но все-таки он прошел между кроватями, чтобы убедиться в этом. Нэнси тем временем подошла к шкафу и принялась один за другим выдвигать ящики.

Райан сел на кровать, отхлебнул пива и стал наблюдать за ней. Выдвинув очередной ящик, Нэнси рылась в нем, проводя руками под сложенными вещами и проверяя все углы, потом задвигала и принималась за следующий. «Нет, ты только посмотри, что она делает: роется в шмотках, ищет деньги и драгоценности, которые хозяева могли спрятать среди белья». Леон Вуди покачал бы головой и сказал: «Деньги и драгоценности. Слушай, брат, а ты разве не учил ее не выдвигать ящики, а вытаскивать их, переворачивать и искать ценности среди шмоток на полу?»

Нет, Райан не учил ее этому. Допив пиво, он прошел через ванную в смежную спальню — ту, где в воскресенье переодевались женщины, — и бегло осмотрел ящики шкафа. По другую сторону коридора находились еще две спальни. Он заглянул в каждую, но не обнаружил там ничего такого, что следовало бы прихватить с собой, находясь без машины за сто пятьдесят миль от Детройта. Вдруг он вспомнил что-то, зашел из второй спальни в ванную и открыл аптечку над раковиной. «Джейд Ист» стоял на своем месте. Он вылил немного лосьона на ладонь и, глядя в зеркало, где в темноте едва виднелось его отражение, протер подбородок.

Вернувшись в спальню, где он оставил Нэнси, Райан удивился полной тишине. Пожав плечами, он повернулся к двери и вдруг боковым зрением уловил какое-то шевеление на постели — вернее сказать, в постели, потому что Нэнси была именно там: лежала, сбросив покрывало и забравшись под одеяло. Она внимательно глядела на Райана, явно дожидаясь, когда он наконец ее обнаружит. Он взглянул на Нэнси, прошел между кроватями и сел на свободную.

— Сдаюсь, — сказал Райан. — Говори, что ты еще придумала и что ты там делаешь?

— Тебя жду, — ответила она, и он поймал на себе ее многозначительный взгляд из-под падающих на глаза темных волос, отчетливо выделявшихся на белой подушке. — Угадай, надето на мне что-нибудь или нет.

— Что за шутки!

— Угадай.

Райан прищурился, потом медленно, растягивая для большего эффекта слова, сказал:

— Думаю, что кое-что все-таки осталось.

— Угадал, — сказала Нэнси. — Знаешь, какой полагается приз за правильный ответ?

— Послушай, я знаю местечко получше.

— Где?

— У меня в комнате.

— Ни за что. Прямо здесь.

— Но почему?

— Мне кажется, такого еще никто не делал.

— Я просто уверен в этом и даже могу объяснить почему, — сказал Райан.

— Подумай только: секс в чужом доме, в который ты забрался тайком от хозяев. Отличная новая игра.

— Не уверен, что эта игра будет веселой. Как можно этим заниматься, постоянно прислушиваясь, не идет ли кто.

Нэнси улыбнулась:

— А по-моему, в этом-то и весь кайф. Ты только представь себе, какие у них были бы рожи!

— Нет, ты все-таки скажи мне: зачем тебе это нужно? — проговорил Райан. — Скажешь?

— «Зачем». Опять «зачем». Только это и слышу — зачем, почему. Знаешь, Ваня, на самом деле ты, оказывается, ужасный зануда. Я думала, с тобой будет весело, а теперь уж и не знаю…

— Ну-ка подвинься.

— Сначала разденься. Давай, раздевайся, так полагается по правилам игры.

— Кроссовки тоже?

— Все снимай.

Райан расстегнул рубашку и посмотрел на Нэнси.

— Я сказала — все, — повторила она.

— Сниму, не сомневайся. — Райан наклонился к ней. Одеяло, под которым лежала Нэнси, натянулось — она явно намеревалась прятаться под ним до конца.

— Нет, только когда совсем разденешься.

Наклонившись совсем близко к ней, он уперся ладонями в подушку, так что ее голова оказалась между его руками. Ей и повернуться было некуда. Она фыркнула.

— Ты что?

— Ты меня раздавишь.

— Слишком много говоришь.

— Я тебе сказала, что по правилам…

Теперь лицо Райана оказалось совсем рядом с ее лицом, их губам было очень удобно соединиться, и ему оставалось сделать одно последнее движение, как вдруг он напрягся и замер.

Почти касаясь его губ, она прошептала:

— Что случилось?

— Ш-ш-ш.

Оба замерли. В комнате и во всем доме было тихо.

— Я ничего не слышала.

Райан медленно поднялся и, оторвав руки от подушки, приложил палец к губам. Потом неслышно обошел кровать и выглянул за дверь. Постоял несколько секунд в дверях, прислушиваясь к тишине, посмотрел на Нэнси, а потом бесшумно закрыл дверь и запер ее изнутри. После чего подошел к окну, выглянул наружу, чуть помедлив, осторожно вынул раму с противомоскитной сеткой и опустил ее на крышу веранды. Потом перешагнул через подоконник и, оказавшись на крыше, снова посмотрел на Нэнси:

— Ты что, собираешься их здесь дожидаться?

— А где они?

Райан махнул рукой, указывая вниз, и прошептал:

— Пошли.

Он пробрался к краю крыши и, на мгновение свесившись на руках, легко спрыгнул на землю. Не теряя ни секунды, Райан перебежал через двор, перемахнул живую изгородь и, спрятавшись в высоком кустарнике, обернулся. Он увидел, как Нэнси, полностью одетая, выбирается из окна. Осторожно пройдя по крыше, она остановилась на краю и нерешительно глянула вниз. Райан усмехнулся. Он терпеливо ждал, понимая, что она все равно спрыгнет — другого выбора у нее не было. Каждая секунда казалась ей сейчас долгой, как минута. Наконец она опустилась на колени, снова посмотрела вниз, потом легла на живот и осторожно свесила вниз ноги. «Ноги наверняка расшибет, — подумал Райан, — но делать нечего». Нэнси спрыгнула наконец с крыши, упала на землю, но тут же, не издав ни звука, вскочила.

Райан тихо крикнул: «Эй!», подождал, пока она подбежит к нему, схватил ее за руку и потащил напролом через кусты к пляжу. Добежав до невысокого холмика, возвышавшегося над песком, Райан неожиданно повернулся и повалился на песок, увлекая ее за собой. Они несколько раз перекатились друг через друга и остались лежать на песке бок о бок, причем Райан навалился на нее, перекинув через нее одну ногу. Он слышал ее дыхание, с которым она пыталась совладать, видел красивый носик, полуоткрытый рот и закрытые глаза. Он подождал, пока она откроет глаза, потом подождал еще немного, чувствуя, как слабеет ее тело.

— Быстро же ты оделась.

Лицо Нэнси оставалось абсолютно спокойным, но Райан уловил ее выжидающий взгляд, которым она буквально буравила его.

— Ты ничего не слышал, — сказала она наконец. — Не было там никого.

— Сделай одолжение, — проговорил Райан, — перестань болтать, а? Давай помолчим немного.

— Если бы мне захотелось помолчать, — сказала Нэнси, — я бы предпочла молчать с кем-нибудь другим.

— Тебе что, песочек не нравится?

— Я не любительница свежего воздуха и дикой природы. Ты, Ваня, мог бы уже это заметить. И вообще, слезай с меня.

— Да я еще на тебя и не залез. И потом, я так устал, что не могу пошевелиться.

— А ты попробуй, — сказала Нэнси.

Райан любил иногда взглянуть на себя со стороны, например, когда стоял в двух метрах от третьей базы и готовился к подаче, гулял по пляжу, или сидел за рулем машины. Обычно это случалось с ним тогда, когда рядом были другие люди — но не все, а только некоторые. Например, во время бесед с мистером Маджестиком ему и в голову не приходило задуматься над тем, как он выглядит со стороны. Зато когда он находился рядом с Нэнси, ему все время хотелось увидеть себя со стороны, и практически всегда оказывалось, что он выглядит ужасно. Большой такой клоун, шут гороховый, который хочет произвести впечатление на девчонку и потому несет всякую чушь. Ну не получалось у него вести себя рядом с ней нормально, как положено взрослому, уверенному в себе человеку. Райан пытался что-то с собой сделать, но безуспешно. Каждую секунду он чувствовал, что она следит за ним, смеется над его очередным проколом, выясняет, на что он годен, а он только дергается, как рыба на крючке, и тщетно пытается заставить Нэнси играть по его правилам. Райан был уверен, что ее такое положение дел вполне устраивает. Причем он не мог даже сказать, искренне она ведет себя с ним или образ сытой, ухоженной и наслаждающейся жизнью девчонки — лишь одна из ее масок. Что, если под ней скрывается совсем другой человек — вроде ее матери, которая на людях всегда была кем-то другим? Может, и у нее все это — подделка. Она крутая, и он крутой, и каждый пытается быть круче другого. «Интересно, сколько все это может продолжаться?» — думал Райан. Крутизна каждого из них возрастала и очень скоро должна была затмить все прочие черты характера. А какой, спрашивается, смысл быть круче самого себя, если от тебя уже ничего не оставалось? От того, кем ты был — кем бы ты ни был.

Эти мысли крутились у него в голове, пока он вел машину, изо всех сил стараясь держаться как можно более естественно. Он не сказал Нэнси, куда они едут, но это стало ясно после того, как они свернули с шоссе к сияющей синим неоном вывеске «Бэй Виста», под которой виднелась небольшая красная табличка «Мест нет».

— Хочу показать тебе, где я живу.

Он вышел из машины, дождался ее и повел вокруг мотеля.

— Ух ты! — вырвалось у Нэнси, когда она оказалась перед темным плавательным бассейном в замкнутом пространстве, образованном каба́нами.

— Ты чего?

— Да так… просто представила себе их всех у бассейна, — ответила Нэнси.

— Многие ходят на пляж.

— Тоже прикольно. Похоже, наверное, на какой-нибудь черноморский курорт.

Он открыл дверь своей комнаты — под номером семь, и Нэнси, оглядываясь, остановилась на пороге. Райану даже пришлось слегка подтолкнуть ее, чтобы закрыть дверь. Он остановился рядом и тоже огляделся.

— А что? У тебя очень даже неплохо.

— Сойдет, — поморщившись, сказал Райан. — Главное, что кровать удобная. Стены надо бы, конечно, покрасить заново. Не знаю только, когда у меня до них дойдут руки.

— На стены можно какие-нибудь картинки повесить. Тогда то, что ободрано, будет выглядеть как будто так и надо.

— Неплохая идея. Удастся прикрыть самые крупные дырки.

— Купи себе репродукции старинных картин — они гроши стоят.

— Думаешь, в этой дыре их продают?

— Наверняка.

— Ну ладно, считай, что дырки в штукатурке я уже прикрыл.

— А что ты еще собирался мне показать?

— Больше нечего. Просто хотел, чтобы ты узнала, где я живу.

— Здорово, — буркнула Нэнси и повернулась к двери.

— Я думал, мы могли бы где-нибудь посидеть, — сказал Райан.

— Или полежать.

Райан улыбнулся.

— Покажи мне, что тут у вас еще есть, — попросила Нэнси.

Они снова вышли на улицу и прогулялись вдоль бассейна. Нэнси обратила внимание на то, что почти во всех окнах горит свет.

— Курортный бизнес здесь процветает, а?

— Тут много семей. С детьми приезжают.

— О, — сказала Нэнси, — с детьми. Тут наверняка весело.

Она подошла к бассейну, Райан — за ней. Стоя на бортике, Нэнси пристально смотрела в воду. У стоявшего позади нее Райана вдруг мелькнула хулиганская мысль: «Дать бы ей пинка под зад и пойти за пивом».

Ну и что, собственно говоря, он этим докажет?

Доказать, может быть, ничего и не докажет, но сама мысль Райану понравилась. Из одиннадцатого номера он слышал шум: любители пива пополняли запас пустых банок и бутылок для баррикады перед входом в домик. Райан огляделся. За сдвинутыми шторами в номере пять горел свет. Номер пять, дамочка со сломанным окном, или что там у нее. Тоже, кажется, ведет какую-то игру. Можно прямо сейчас постучать к ней и сказать: «Эй, дорогуша, я пришел посмотреть твое окно». Она ведь ничего такого не ждет. Застанешь ее врасплох и услышишь из-за двери: «Какое окно?»

— Извини меня, — сказала Нэнси у него за спиной.

Райан едва удержался, чтобы не обернуться, и представил себе, что она стоит в шаге за спиной — маленькая красивая темноволосая девчонка — и терпеливо ждет, когда можно будет продолжить игру: бросить ему мячик или дернуть за поводок. Угораздило же связаться с такой заразой.

— С чего это ты вдруг вздумала извиняться? — спросил он, обернувшись к ней.

— Не знаю. Мне почему-то кажется, что ты на меня злишься.

— С какой стати?

— Мне просто не хотелось оставаться в комнате.

— А недавно ты сказала, что не очень-то любишь свежий воздух.

— Я имела в виду не свежий воздух, а то, чем иногда занимаются на свежем воздухе. Просто я сейчас не в том настроении, чтобы… — Нэнси сделала к нему шаг. — Но оно — настроение то есть — должно обязательно измениться. Договорились?

— Буду очень обязан.

— Не сердись, пожалуйста. Давай лучше что-нибудь придумаем.

— Давай, только сразу договоримся: если надумаешь бить тут стекла, угадай с трех раз, кому придется их вставлять.

— Ну вот так-то лучше. — Она улыбнулась. — Ладно, не будем трогать твои стекла. Просто прогуляемся, посмотрим, как вы тут устроились.

— На что ты хочешь смотреть-то — на тупые семейства с их тупыми детишками?

Сделав еще шаг, Нэнси подошла вплотную к Райану, подняла руки и неожиданно сильным движением притянула его голову к себе. В следующую секунду она уже целовала его в губы, причем совсем не так, как он ожидал, — не требовательно и агрессивно, а мягко и нежно. От неожиданности Райан настолько оторопел, что прошло некоторое время, прежде чем его руки обняли ее. Но Нэнси не дала ему обнять себя хорошенько. Резко отстранившись, она сказала:

— Ну давай, показывай мне вашу «Бэй Виллу».

— «Висту».

— Ладно, показывай «Бэй Висту».

Держась за руки, они пошли в сторону пляжа. Прикинув, как он выглядит сейчас со стороны, Райан порадовался, что никто на них не смотрит и что вообще темно.

— Отсюда все каба́ны видны. Четырнадцать штук.

— Каба́ны?

— Так домики называются. По крайней мере, так их называет мистер Маджестик.

— Тот старикан, с которым вы тогда в «Пирсе» сидели?

— Ну да.

— А где он живет?

— У него тут свой дом. Вон там, с другой стороны от первого номера.

— Покажи.

— Чего смотреть-то? Дом как дом.

Уличный фонарь с каким-то старомодным отражателем вроде тарелки отбрасывал резко очерченное пятно света на садик перед домом мистера Маджестика. Лампа была закреплена на ветке ближайшей пихты и освещала аккуратно подстриженные кусты, окаймленные белыми камнями клумбы, перекликающиеся с ними стволы тонких березок и пару пластмассовых фламинго.

— Красиво, — прошептала Нэнси. Они обошли лужайку по широкой дуге — границе между светом и тенью.

— Он дома, — сказал Райан. — Наверное, телевизор смотрит.

— Наверняка, — ответила Нэнси. — Смотри, какая у него там красивая лампа.

— Это ему все дочь обустроила: мебель привезла, внутри все отделала.

— Я хочу посмотреть.

Они добрались до дальнего края лужайки, и Нэнси, оставаясь в тени, направилась к той стороне дома, которая выходила на участок ничейной земли. Окно было открыто, розоватый свет струился сквозь противомоскитную сетку.

Райан схватил ее за руку:

— Дверь с другой стороны.

— А я и не собираюсь входить.

Она выдернула руку, и Райану ничего не оставалось, как последовать за ней. У самой стены они остановились, и Нэнси осторожно заглянула внутрь.

Мистер Маджестик действительно сидел перед телевизором в своем кресле с выдвижной спинкой. С банкой пива в одной руке и сигарой в другой он внимательно наблюдал за тем, как разворачиваются события в каком-то вестерне. Не отрывая глаз от экрана, он слегка поднимал голову, отхлебывая пиво, и спинка кресла поднималась вслед за ним. Затягиваясь сигарой, он снова откидывался назад, и оба они — мистер Маджестик и его кресло — возвращались в прежнее положение.

— Клево, — сказала Нэнси.

Райан отчетливо слышал диалог героев фильма: знакомый мужской голос с характерным тягучим западным акцентом и женский. Он узнал голос и акцент: перепутать было невозможно. Райана разобрало любопытство, и он заглянул через окно в комнату, где его взгляд, миновав фигуру мистера Маджестика, уткнулся в Рэндолфа Скотта в ковбойской шляпе с загнутыми полями. Женщина тоже показалась ему знакомой — довольно красивая, хотя и не очень молодая, — но фамилию он так и не вспомнил. Ее голос звучал устало, она отчаялась и говорила, что ей все равно, что с ней будет дальше. На что Рэндолф Скотт сумел дать, по мнению Райана, вполне убедительный и достойный ответ: «Если тебе плохо и ты жалеешь себя, я могу сказать тебе только одно… ты живая, а он мертв — а это огромная разница».

— Мне нравится такое сочетание: лиловое с серебром, — прошептала Нэнси. — И коричневое.

Райан видел этот фильм, он ему понравился. Ричард Бун играл плохого парня. Он с парочкой других негодяев захватил в заложники Рэндолфа и эту женщину вместе с ее мужем. Бандиты рассчитывали на выкуп, потому что у женщины был богатый отец. Муж оказался трусом и повел себя как последнее чмо. Бандиты его, естественно, пристрелили, а потом, как только получили выкуп, собирались пристрелить и Рэндолфа с женщиной, ну и, сами понимаете, Рэндолфу пришлось выкручиваться.

— Видишь картины? — спросила Нэнси. — Те самые репродукции, про которые я тебе говорила: их продают в магазине.

— Ш-ш-ш.

— И рамки вместе с ними — будто старинные. Красиво смотрятся.

Мистер Маджестик и его кресло вдруг выпрямились. Он обернулся, прислушался, и им пришлось отпрянуть от окна.

Наступила тишина. Райан неподвижно стоял в темноте, прижавшись спиной к стене. Он услышал из окна лошадиное ржание и затихающий стук копыт. Ни музыки, ни диалога. Что-то там происходит. Кажется, тот самый момент, когда Рэндолф скрытно проникает за парнем по имени Билли-Джек в пещеру, где сообщники оставили Билли-Джека караулить женщину. И вот Рэндолф пробирается за ним, а тот неожиданно оборачивается, и вы уже думаете, что сейчас им придется схватиться врукопашную, но нет — Рэндолф выхватывает обрез и сует ствол прямо Билли-Джеку под челюсть, и — бах! — плохого парня больше нет, без всех этих дурацких драк.

Нэнси снова заглянула в окно.

— Очень красиво, — прошептала она и хихикнула.

— Пойдем, — сказал Райан.

— Подожди минутку.

— Он тебя услышит.

Бах! — раздалось в комнате, и Райан туда заглянул. Именно этот эпизод. Рэндолф стоит с обрезом в руках, а бабенка прижала руки к лицу. Небось штаны намочила от страха.

— Боже мой, где он покупает такую мебель, как ты думаешь?

— Все, хватит, пойдем отсюда.

— Если бы сама не видела, ни за что бы не поверила. Одна лампа в большом окне на веранде чего стоит…

— Пойдем, я тебе говорю.

— …с целлофановым абажуром. Слушай, помнишь этот анекдот: кто победил на польском конкурсе красоты?

Райан отрицательно покачал головой, из последних сил сохраняя терпение.

— Никто, — прошептала Нэнси и рассмеялась.

Мистер Маджестик повернулся в кресле, потом поднялся, и спинка кресла выпрямилась. Он сделал шаг к окну, но тут же развернулся, быстрыми шагами пересек комнату и направился к двери на крыльцо.

— Он идет. Уходим, — сказал Райан. С противоположной стороны дома хлопнула дверь.

Нэнси опять смотрела в окно.

— Ты прав. Пора сваливать.

— Подожди минутку…

Но она, не дождавшись Райана, побежала вдруг по лужайке и скрылась в кустах на ничьей территории. Послышалось шуршание веток. В первый момент он хотел было побежать за ней, но почему-то передумал. Выждав еще чуть-чуть, Райан обогнул дом, вышел из-за угла и чуть не столкнулся с мистером Маджестиком, который шел через освещенный сад, мимо двух фламинго.

— Так это ты?

— Что — я?

— Тут кто-то смеялся.

— Что вы имеете в виду? — спросил Райан.

— Я имею в виду, что кто-то смеялся. Что еще можно иметь в виду?

— Может, это на пляже.

— Кто-то смеялся прямо под моим окном.

— Не знаю, я ничего не слышал.

Мистер Маджестик недоверчиво уставился на него.

— Ты хочешь сказать, что вышел с той стороны и ничего не слышал?

— Я просто гулял.

— Ты что, уши затыкаешь, когда идешь гулять?

— Я ничего не слышал. Сколько раз повторять?

— И никакой девчонки не видел? Мне показалось, что смех женский.

— Ни девчонки не видел, и вообще никого.

— Ну, не знаю, — сказал мистер Маджестик, пожав плечами. — Может, со мной что-то не так. Надо проверить мои чертовы уши.

Разговор вроде бы подошел к концу. Мистер Маджестик замолчал и собирался уже идти обратно в дом. Потом снова посмотрел на Райана и сказал:

— А телевизор не хочешь посмотреть? Хороший фильм показывают.

— Я его уже видел, — ответил Райан.

И тут же пожалел, что брякнул такую глупость. Он услышал себя со стороны и увидел мистера Маджестика, замершего с удивленно поднятыми бровями. Возникла неловкая пауза.

— А откуда ты знаешь, что видел?

— Я как раз мимо проходил и услышал ваш телевизор. Фильм действительно хороший, вот я его сразу и вспомнил. Они там чего-то говорили, потом стрелять начали. Это вестерн, да? С Рэндолфом Скоттом?

— Значит, ты слышишь, какой фильм идет по телевизору в доме, — сказал мистер Маджестик, — но не слышишь, что кто-то смеется как раз там, где ты идешь?

— Да не слышал я ничего. Черт возьми, я что, должен вам расписку написать?

— Ладно, не психуй.

— Как же не психовать? Вы мне верите или нет?

— Перестань, чего ты кипятишься? Все, забыли.

— Ничего не забыли. Вы говорите, что я вру, а мне это не нравится.

— Да ладно тебе. Ничего такого я не говорил.

Шагнув вплотную к мистеру Маджестику, Райан спросил:

— Так вы верите мне или нет?

— О'кей, я тебе верю, — сказал мистер Маджестик. — Доволен? Или я должен тебе расписку написать?

— Ладно, забыли, — усмехнувшись, ответил Райан. Он прошел мимо мистера Маджестика, и его силуэт, покинув световой круг, слился с окружающей темнотой.

Нэнси рассчитывала, что Райан догонит ее на пляже, но он все не появлялся. Тогда она подумала, что он решил воспользоваться машиной и оказаться у дома раньше нее. Точно, он обгонит ее и встретит какой-нибудь пошлой фразой типа «Ну, и где ты шлялась?» После чего все его действия будут подчинены одной-единственной цели — как можно скорее затащить ее в спальню. Что вполне естественно. Если девушка просит парня украсть пятьдесят тысяч долларов, с ее стороны было бы невежливо отказаться с ним переспать. Райан наверняка так и думает, да и с какой стати ему думать иначе? Нэнси рассматривала все это как часть сюжета, романтический мотив в разыгрываемой по ее сценарию пьесе под названием «Великое похищение зарплаты сборщиков огурцов». Нет, лучше так: «Нэнси и Джек на берегу моря». Хотя на самом деле это озеро. Нет, название должно быть современным: «Крутая парочка урывает себе немного бабок». А в том, что они эти бабки урвут, Нэнси не сомневалась. Другое дело, если что-нибудь случится: тогда Райану придется отдуваться одному. Нэнси уже решила, что при неблагоприятном исходе она просто упрется и будет отрицать даже знакомство с этим парнем. Это будет — если уж так случится — печальным эпилогом пьесы, а назвать его можно так: «Не повезло, Ваня». Или: «Что-то находишь, а что-то теряешь».

И все-таки будет обидно, если исход окажется неблагоприятным, потому что Джек Райан ей нравился. Нравилось, как он на нее смотрит. Нравилось его лицо, глаза и стройная, худощавая загорелая фигура. Нравилось, как он стоит, уперев руки в бедра, — уверенный в себе, но не пытающийся нагло давить на нее. Нравилось то, что он говорил, но еще больше — его спокойная манера говорить. Какая все-таки жалость, что Джек — это не Рей. Если бы Джек Райан был Реем Ритчи, все в ее жизни было бы совершенно по-другому. Нет, это вовсе не значит, что она останется с Райаном навсегда, — насчет своего будущего она должна хорошенько подумать; но, по крайней мере, ее жизнь была бы сейчас куда веселее. Ужасно жалко, что Джек — не Рей. Увы, мир устроен так, что никто из Райанов не может поменяться местами ни с кем из Ритчи, и это очень грустно.

Нэнси стала думать, что будет, когда она вернется домой. Она включит лампу и проигрыватель, а все остальное предоставит Джеку. Он наверняка будет спокойным и немногословным, но и терять зря время тоже не станет. Для начала можно будет поплавать голышом в бассейне: проверить, насколько Райан крут на самом деле.

Нэнси поднялась по лестнице на лужайку перед домом. Бассейн, подсвеченный снизу, отчего вода казалась слегка зеленоватой, выглядел ужасно эротичным. Если бы она точно знала, что он на нее смотрит, можно было бы устроить маленькую прелюдию перед главным действием. В гостиной света не было.

Это и понятно: сидит где-нибудь на диване в темноте, чтобы хорошо видеть лужайку и бассейн, и обдумывает, какой бы пошлой фразой ее встретить и как именно ее сказать. Возможно, и сейчас на нее смотрит.

Да, он смотрит на нее; она это просто кожей чувствует.

Нэнси подошла к краю бассейна, сняла сандалии и попробовала воду ногой. Потом стащила через голову свитер и тряхнула волосами. Расстегнула пуговицы на блузке и снова попробовала воду. Главное — не торопиться. Он наверняка уже переполз на край дивана, чтобы лучше видеть. Ничего, сейчас она снимет блузку, он увидит, что под ней нет лифчика, и тогда-то уж не сможет остаться на месте. Ну, Ваня, приготовься. Настало время расстегнуть шорты и снять их, игриво покачивая бедрами. Ничего, подумала Нэнси, пусть посмотрит. Нечасто перед ним такие спектакли разыгрывают. Она неторопливо прошла вдоль бортика, положив руки на бедра и уверенная в том, что произвела должное впечатление. Потом повернулась, так же медленно прошла обратно и нырнула.

Нэнси пересекла весь бассейн под водой, вынырнула, снова нырнула и, оттолкнувшись от стены, доплыла до середины бассейна. Здесь она поднялась на поверхность, перевела дыхание и опять поплыла на глубину медленными плавными гребками. От мелкого края к глубокому и обратно — у него будет время выйти из дома и спуститься к бассейну. Еще один поворот — и на полпути к тумбочке для ныряния Нэнси заметила человека, выходящего из дома, из густой темноты внутреннего дворика. Она снова нырнула, чтобы дать ему возможность подойти поближе, и вынырнула, плавно рассекая воду. Она увидела коробку с пивными банками, которую он легко нес одной рукой. Нэнси успела удивиться тому, зачем он привез целую упаковку, и в тот же момент поняла, что это вовсе не Джек Райан, а какой-то совершенно незнакомый ей мужчина. Она была уверена, что никогда раньше не видела этого человека, который подошел прямо к краю бассейна. В его темных очках зеленоватыми дугами отражались подсвечивающие бассейн огни ламп.

— Давай-ка вылезай, — с ухмылкой сказал Фрэнк Писарро. — У меня кое-что для тебя есть.

Нэнси оперлась рукой о бортик бассейна и, посмотрев на незнакомца, сухо сказала:

— Пошел вон.

— Слушай, давай договоримся, что ты не будешь на меня орать, о'кей?

— У мистера Ритчи есть договор с частной охраной, и они как раз сейчас должны делать очередной обход…

— Они специально приходят посмотреть, как ты купаешься, да? — все с той же ухмылкой поинтересовался Писарро. — Черт возьми, я вполне их понимаю.

— Выкладывай, что тебе нужно, — сказала Нэнси, — и проваливай отсюда.

— Я хотел тебе кое-что предложить на продажу.

— Ты проник на частную территорию без разрешения, — строго сказала Нэнси. — Так что не трать напрасно время. Если охрана застанет тебя здесь, тебе придется долго объяснять, какого черта ты тут делаешь. Они арестуют тебя и отвезут в тюрьму, даже вопросов задавать не станут. Одного того, что ты находишься здесь без моего разрешения, вполне достаточно, чтобы предъявить тебе обвинение.

Писарро терпеливо ждал. Потом сказал:

— Это бумажники. И кошельки.

— Что-что?

— Бумажники. У меня есть несколько бумажников, которые я хочу продать тебе за пятьсот долларов.

Нэнси призадумалась. Этот парень — или полный псих, или прикидывается идиотом. Вслух же она спокойно сказала:

— Мне не нужны бумажники. Так что уходи, пожалуйста.

Писарро пожал плечами.

— Ладно. Если тебе не нужны эти бумажники, мне остается только одно — отнести их в растреклятую полицию. — Поставив коробку у бортика, он наклонил ее, откинул крышку и продемонстрировал Нэнси содержимое. — Все эти бумажники украдены в одном месте. Ну что, въезжаешь потихоньку?

Нэнси решила, что искать какой-то смысл в словах этого странного типа бесполезно. Оставалось только придумать, как от него отвязаться. Мысль о том, чтобы привлечь к этому делу полицию, показалась ей вполне здравой.

— Отнеси их в полицию. Я думаю, там оценят твою помощь.

— А то как же, — сказал Писарро. — Я ведь могу рассказать им, кто украл эти бумажники. Ну, а если мне не захочется самому связываться с копами, я просто оставлю эту коробку там, где полиция обязательно на нее наткнется. А внутри будет написано имя того, кто все это провернул. — Писарро пристально посмотрел на Нэнси. — Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?

— Ничего я не понимаю и понимать не хочу. Сейчас придет охрана, и тебя…

— Хватит мне лапшу на уши вешать, — перебил ее Писарро. — Какая, на хрен, охрана? Я тут три часа проторчал, пока тебя дожидался, и ни одного охранника не было. — Писарро улыбался во весь рот и нагло смотрел на Нэнси, пытаясь лучше разглядеть ее искаженную водой фигуру. — Ладно, вылезай, — примирительно сказал он. — Если ты и в самом деле не в курсе, так и быть, объясню, что к чему.

12

Проклятый купальник. То есть не купальник, а та косточка или что там еще, которая так противно впивается в ребро с правой стороны. Сам-то купальник Вирджинии Мюррей нравится: цельнокроеный, цвета морской волны, с пунктиром белых декоративных пуговиц посередине, он делает ее стройнее. Кто бы мог подумать, что он окажется таким неудобным. Косточка, поддерживающая грудь, видимо, вшита как-то неправильно, неприятно натирает ей правую подмышку и оставляет припухлый след. (Впервые почувствовав дискомфорт — в первый же день по приезде, — она напугалась до смерти, нащупав эту припухлость: решила, что у нее опухоль.) На самом деле проблема заключается в другом: она взяла с собой и другой купальник, но его желто-зеленый орнамент в сочетании с любой юбкой делал ее похожей на хиппи.

Вирджиния уже успела позавтракать. И написать очередное письмо маме с папой: «Даже не верится, что уже четверг и скоро придется возвращаться домой. Две недели пролетели очень быстро. Раз — и все кончилось! Я выезжаю в субботу утром, часов в десять (спешить некуда), и приеду домой около двух. Очень соскучилась по вам обоим».

Она причесалась, надела злосчастный купальник цвета морской волны, постояла немного перед зеркалом и снова причесалась. Вернувшись в гостиную, Вирджиния села на диван и приготовилась смотреть ежедневный спектакль под названием «Утро начинается», одновременно проглядывая новый номер «Космополитен», который, по ее мнению, в последнее время стал ужасно сексуальным.

Вирджиния удивилась, обнаружив изменение в актерском составе: мистер Маджестик впервые за неделю сам вышел чистить бассейн вместо Джека Райана. Она даже посмотрела на часы: да, именно в это время, в девять пятнадцать или в девять двадцать, Райан с алюминиевым шестом появлялся в предыдущие дни у бассейна.

Наверное, ему поручили сегодня какую-то другую работу. Возможно, он собирает сейчас на пляже мусор.

Можно было бы спуститься на пляж и выяснить, так ли это, но тогда придется пробыть там какое-то время, а Вирджиния не любила лежать на песке, пусть даже на постеленном пляжном полотенце. Утро выдалось на редкость жаркое. Неожиданно она поймала себя на том, что представляет себя вместе с Джеком Райаном на пляже. Самое странное в этом то, что они на пляже одни. День клонится к вечеру, она лежит на спине, закрыв под темными очками глаза, очень загорелая, с расстегнутыми и сброшенными с плеч бретельками купальника цвета морской волны. Она почувствует, как кто-то подходит к ней, — не услышит, а именно почувствует, — откроет глаза и увидит, что над ней стоит Джек Райан. Она молча посмотрит на него, на его сильные загорелые руки и рельефную мускулатуру обнаженной груди и живота. Наконец, не дождавшись, когда она заговорит, он чуть смущенно спросит: «Могу я к вам присоединиться?» Она с чуть заметной улыбкой согласится. Он опустится на колени, а она сядет на своем полотенце, придерживая руками верхнюю часть купальника, чтобы та не упала с груди. Они некоторое время будут болтать ни о чем, но она почувствует, что он хочет ей что-то сказать, но никак не может решиться. Потом они пойдут вместе купаться и поплывут бок о бок далеко-далеко, на целые полмили по озеру Гурон, а потом, усталые, возвратятся обратно.

Они сядут в ее машину и поедут кататься по Прибрежному шоссе, выберут ресторан с видом на озеро, закажут себе жареную озерную форель и белое вино и во время ужина будут любоваться великолепным зрелищем — закатом солнца над озером. На обратном пути он снова попытается заговорить с ней о том, что его беспокоит. Он будет говорить сбивчиво, явно стесняясь, потому что еще никогда в жизни ему не приходилось выражать словами те мысли и чувства, что владеют им. Он скажет, что никогда не встречал такой девушки, как она. Те, кого он знал, были слишком практичны и думали только о себе. Но она — совсем другая. Она очень, очень добрая. И милая. Не просто миленькая, а милая по-настоящему. И ему с ней… тут он, конечно, совсем застесняется и будет подбирать самое простое слово… так вот, ему с ней хорошо. А Вирджиния улыбнется — не засмеется, а тепло улыбнется — и ответит: «Спасибо, это очень любезно с вашей стороны, но я отлично знаю, что я самая обыкновенная девушка и никаких особых талантов или устремлений у меня нет». А он скажет: «Что же тогда меня в вас так привлекает?» И она ответит: «Возможно, весь секрет в том, что я умею видеть в людях лучшее, что в них есть. Это любовь Господня, и каждый может обнаружить ее в самом себе. — Она чуть печально улыбнется и добавит: — Это совсем нетрудно, нужно только найти время и смотреть внимательно».

Что произойдет потом, она представляла себе довольно смутно.

Зато, черт побери, она прекрасно знала, что сделает сейчас: снимет этот проклятый купальник цвета морской волны, косточка которого впивается ей в ребро, наденет желто-зеленый и проведет последние дни отпуска с комфортом, пусть даже и будет выглядеть как самая настоящая хиппи.

Вирджиния направилась в ванную. Желто-зеленый купальник висел на крючке на наружной стороне двери рядом с махровым халатом. Отличная идея — эта наружная дверь: возвращаешься с пляжа и заходишь с улицы прямо в ванную, не растаскивая песок по всему дому; главное при этом — не забыть запереть за собой входную дверь.

Вирджиния сняла купальник цвета морской волны и протянула руку, чтобы повесить его на крючок. Повернувшись к двери, она мимоходом бросила оценивающий взгляд на свое отражение в зеркале над раковиной. В тот самый момент, когда она потянулась за желто-зеленым купальником, в дверь постучали. Несколько быстрых и требовательных ударов прозвучали для нее как тревожная барабанная дробь. Она стояла возле двери голая с купальником цвета морской волны в руке. Стук раздался совсем рядом, в каких-то двух футах от нее.

Завтракать Райан поехал в Женева-Бич.

Вчера вечером, распрощавшись с мистером Маджестиком после не слишком приятного разговора, он вернулся к себе и стал ждать Нэнси. «Мустанг» стоял у него под дверью, и ему почему-то и в голову не пришло, что она может пойти домой пешком. Он лег на кровать, взял в руки свежий номер журнала для мужчин и от нечего делать прочитал статью об одном парне из Норвича, который за пятнадцать лет сумел подцепить на крючок, подсечь, вытащить в лодку, а затем выпустить обратно больше двух тысяч щук. Когда стало ясно, что Нэнси не придет, Райан подумал о том, что надо самому съездить к ней домой. Остановило его то, что, если мистер Маджестик, встревоженный подозрительным смехом под своим окном, все еще шатается по округе, он увидит его или услышит шум заводящегося мотора и поймет, куда Райан направился, потому что «мустанг» ему хорошо знаком. Вполне возможно, что все обойдется и мистер Маджестик не свяжет женский смех за окном с машиной Нэнси, но Райан предпочел не рисковать. Не стоит давать старому хрычу лишнюю пишу для размышлений. Честно говоря, парковать машину в «Бэй Виста» с самого начала было с его стороны изрядной глупостью. Можно, конечно, не заморачиваться с машиной и прогуляться до дома Нэнси пешком по берегу, но стоило ли оно того — в этом Райан уже начал сомневаться. В конце концов, завтра они все равно увидятся. А тут еще ему попалась интересная статья о том, как Эрли Винн так усердно отрабатывал подачу, что однажды сбил с ног своего сына, который подавал ему мяч. Дочитав статью, Райан довольно быстро заснул.

Наутро в кафе «Эстелла» Райан заказал себе яичницу, сосиски и стакан молока. Потом попросил кофе, который выпил, просматривая спортивную страницу «Детройт фри пресс». «Тигры» играют сегодня в Вашингтоне, а завтра отправляются в Бостон, где открывают серию из пяти игр. А ведь он, между прочим, за весь этот сезон не видел еще ни одной игры. Да что там — даже по телевизору посмотрел всего несколько подач.

Возможно, вечером, если все сложится удачно, он посмотрит сегодняшнюю игру. Он, конечно, с трудом представлял себе, чтобы Нэнси смотрела бейсбол, но, может быть, у нее хватит ума не возражать, если он потратит на это время.

План на сегодня вырисовывался такой: съездить к охотничьему домику Рея, хорошенько осмотреть на месте, что к чему, а вечером, когда стемнеет, забраться внутрь и приготовить все к ночи с пятницы на субботу. Первая поездка не должна занять много времени. А потом весь день будет в их распоряжении, и он собирался провести его в доме Нэнси. Он купит в городе пива, вина, которое нравится Нэнси, и пару бифштексов, чтобы они могли отдохнуть в свое удовольствие, ни о чем не беспокоясь. Ехать к ней сейчас было, пожалуй, рановато — наверняка она еще спит.

Вернувшись после завтрака в «Бэй Виста», Райан не знал, чем заняться. Ему не хотелось болтаться кругом, чтобы не нарваться на мистера Маджестика, но не хотелось и сидеть в четырех стенах и читать. Неожиданно он вспомнил о девице из пятого номера, у которой, по ее словам, было что-то не в порядке с окном.

Вирджиния Мюррей замерла на месте. Больше всего ей хотелось отскочить от двери, а еще лучше — схватить махровый халат и надеть его, не касаясь двери. Но что, если он услышит шум? Надо было сразу же сказать что-то на стук: «Минуточку», или «Кто там?», или что-нибудь еще. Тогда она могла бы ходить по ванной сколько вздумается, а теперь уже поздно.

Стук повторился, еще более громкий и энергичный, и ей даже показалось, что край двери задрожал под натиском с той стороны. Затем опять воцарилась тишина. Постепенно Вирджиния стала успокаиваться. Ну чего ей бояться? Можно подождать, пока тот, кто стучится, уйдет, не будет же он стоять у двери целый день. Но в эту секунду она увидела, как поворачивается дверная ручка, и неожиданно для самой себя подпрыгнула на месте и словно со стороны услышала собственный голос:

— Что вы хотите?

Тот, кто стоял за дверью, мгновение помедлил, а потом оттуда донеслось:

— Я пришел починить ваше окно.

Нужно было срочно что-то отвечать.

— А вы не могли бы зайти попозже?

— Сегодня у меня выходной. Я собираюсь уехать, так что до завтра, боюсь, у меня не будет времени.

— Подождите, пожалуйста, минутку.

Вирджиния набросила махровый халат, стараясь действовать быстро, но без суеты. Затянула пояс и, посмотрев в зеркало, поплотнее запахнула отвороты, но, как только она отвела руку, халат тут же распахнулся на груди. Вирджиния побежала в спальню, сбросила халат и тотчас же пожалела об этом: она чувствовала себя голой и представляла, как он нетерпеливо ждет за дверью. Если ожидание затянется, он наверняка догадается, что она стоит в ванной абсолютно голая. Надо поспешить. Надо что-то придумать. (Матерь Божья, помоги мне!) Надо срочно что-то надеть. Ну хоть что-нибудь. Вирджиния рванулась к шкафу и скинула с плечиков платье. Отличное легонькое платьице для жаркого летнего дня. Боже мой, оно слишком тонкое! Но надеть придется именно его, хотя бы потому, что оно уже у нее в руках и молния расстегнута. Вирджиния проворно влезла в платье, застегнула молнию почти до самого верха, поправила платье на бедрах и посмотрелась в зеркало. Увиденное приятно ее удивило. Она выглядела очень неплохо и даже казалась спокойной.

Только открыв дверь, Вирджиния с ужасом сообразила, что она босиком.

— Вы, кажется, жаловались, что у вас не открывается окно.

— Да, входите, пожалуйста. — Она на мгновение замялась. — Это в спальне.

Райан принес с собой металлический ящик с инструментом. Закрывая за собой дверь, он заметил на полу ванной купальник цвета морской волны. То, что Вирджиния была в платье, но без обуви, тоже не ускользнуло от его внимания, когда он шел за ней в спальню. Она поспешно нагнулась возле кровати, подбирая что-то с пола; при этом платье у нее на спине натянулось, предательски выдав отсутствие бюстгальтера. Более того, когда Вирджиния выпрямилась и встала перед ним, освещенная лучами утреннего солнца, Райан уже точно знал, что у нее под платьем, черт побери, вообще ничего нет.

Он поставил ящик с инструментом на пол.

— Посмотрим, что там случилось.

Вирджиния первой подошла к окну и попыталась приподнять раму, демонстрируя, что оно действительно не открывается. Райан тоже подошел, встал с ней рядом и локтем отвел ее руку от оконной задвижки. При этом Вирджиния слегка ударилась запястьем о подоконник и, непроизвольно разжав кулак, выронила на пол какой-то белый кружевной комочек. Райан опустил глаза и увидел на носке своей кроссовки неожиданное украшение: ее белые трусики, спланировав, упали ему прямо на ногу.

Он поднял взгляд и посмотрел Вирджинии в лицо. А она вполне ничего. Хорошая кожа. Зеленоватого оттенка глаза. И пахнет от нее приятно — каким-то лосьоном. Чистенькая девочка. И очень странный взгляд: в нем сочетаются закрытость и готовность пойти на все. Живет здесь уже две недели, а все время одна. Ей лет двадцать семь, вероятно, замужем; не самая, конечно, шикарная женщина на свете, но и не дурнушка, и при этом у нее какие-то проблемы.

Райан положил ей руки на плечи и медленно повернул к себе лицом. Она смотрела на него своим странным взглядом, широко раскрыв глаза. Он придвинулся ближе, руки скользнули по ее рукам, ловко обняли за талию и крепко прижали; почувствовав, что наступил нужный момент, Райан прижался губами к ее губам и, стремительным, но точным движением повалив Вирджинию на постель, рухнул рядом с ней.

Поначалу он даже не понял, что она сопротивляется. Он думал, что она ломается, разыгрывает комедию, но потом, продолжая ее целовать и прижимать к себе, он открыл глаза и увидел один ее глаз — гигантский глаз, сфокусированный на нем, всевидящее око, проникающее внутрь него — и наполненное ужасом.

Этого не может быть. Не может быть, чтобы взрослую женщину охватил такой ужас, чтобы у нее был такой безумный взгляд.

Он стал нежно целовать ее в губы и в щеки, его рука скользнула по ее бедру, а потом под мышку.

Очень тихо, едва оторвав от нее губы, он прошептал: «Закрой глаза». Еще один поцелуй в щеку. Она закрыла глаза, открыла и снова закрыла, а он целовал ее глаза, нос, уголки рта, губы, а тем временем его левая рука коварно пробралась под мышку и направилась оттуда к прикрытой лишь тонкой тканью груди. Все шло вроде бы так, как и должно было идти, но, как только подушечка его большого пальца придвинулась ближе к соблазнительной выпуклости, Вирджиния вздрогнула вдруг всем телом, вскрикнула и открыла глаза.

Все так же шепотом, надеясь, что еще удастся вернуть ее в прежнее состояние полузабытья, Райан спросил:

— Что-то не так?

— Мне там больно, — пробормотала Вирджиния. Судя по голосу, она по-прежнему пребывала в полудремотном состоянии и не стремилась из него выйти.

— Больно?

— Это из-за купальника. Натерла косточкой.

— Извини. — Его рука переместилась к ней на спину, пальцы осторожно прошлись вдоль позвоночника и нащупали молнию. Застежка подалась на удивление легко. По мере того как молния расстегивалась, Райан ощущал под ладонью ее гладкую кожу. Вирджиния словно бы не понимала, что он с ней делает, но, почувствовав его руку опасно низко, снова вздрогнула и открыла глаза.

— Не надо.

— Что — не надо?

Она не ответила. Не пошевелилась. Она по-прежнему смотрела ему в глаза.

— Я опять сделал тебе больно?

— Пожалуйста, не надо.

— Не надо что?

Она продолжала глядеть на него.

— Скажи мне, почему не надо? — прошептал Райан нежно и терпеливо.

Негромко, но очень отчетливо и с ощущением собственной правоты она сказала:

— Потому что это грех.

— Что значит — грех?

— Грех.

— Грех — то, что мы делаем?

— Грех, и ты это знаешь, — сказала Вирджиния.

— Но что тут плохого? Так задумано природой, и все люди…

— Если они женаты, — возразила Вирджиния Мюррей.

— Но если нам хорошо друг с другом, почему просто не побыть вместе? — Райан улыбнулся.

— Для меня это грех. — Вирджиния на мгновение замолчала, а затем с явным усилием заставила себя произнести: — Я католичка.

— Ну и отлично, — поддержал ее Райан. — Я тоже.

— Нет, ты не католик.

— Католик, Богом клянусь.

— Если ты католик, прочитай «Символ веры».

— Ой, ну перестань.

— Любой католик должен знать «Символ веры» наизусть.

— Ну хорошо. Каюсь пред тобой, Господь всемогущий…

— Это же покаянная молитва!

— Верую в Бога, Отца Всемогущего, — забубнил Райан, — Творца всего сущего на земле и на небесах… Эй, ты что?

— Отпусти меня, пожалуйста.

— Ради бога, ты же первая все это затеяла.

— Пожалуйста, не говори так.

— Зачем тогда было передо мной без трусов задницей крутить?

Вирджиния отодвинулась от него, сбросила с себя его руки и закрыла лицо ладонями. Приглушенно, явно борясь со слезами, она выговорила:

— Пожалуйста, уходи.

— Что?

— Уходи!

— Черт возьми, да неужели ты думаешь, что я собираюсь остаться? — Райан вскочил с кровати и подтянул брюки. — Еще не хватало тебя уламывать, — сказал он. — Ты уж, будь любезна, сама реши, что тебе нужно, а что нет.

— Я думала, ты вчера приедешь, — сказала Нэнси.

Райан сидел за рулем ее «мустанга». Он лишь на мгновение отвлекся от дороги и внимательно на нее посмотрел. Они уже проехали Женева-Бич и мчались по автостраде на юг. Солнце заливало шоссе своими лучами.

— Я собирался, — сказал Райан, — но старикан никак не уходил. Всю ночь бродил по пансионату.

— Ну и что?

— Он мог меня заметить.

— И что с того?

— Я не хотел лишних расспросов.

— Ты что, боишься его?

Райан бросил еще один взгляд в ее сторону.

— Нет. С какой стати мне его бояться?

— Мне понравился его домик, — сказала Нэнси. — Классный.

— Ему тоже нравится.

— Он, кстати, местный мировой судья, — заметила Нэнси. — Ты в курсе?

— Конечно. Он рассказал мне, что скоро будет тебя судить.

— Жду не дождусь.

— На кой черт ты это натворила? Я имею в виду ту историю с парнями.

— Они сами напросились. Я думала, хоть ты это поймешь.

— А если бы они погибли?

— Лучше скажи, как мне вести себя на суде, — сказала Нэнси. — Что лучше: изобразить маленькую раскаявшуюся девочку или наоборот — произвести на судью неизгладимое впечатление?

— Честно говоря, не знаю, — ответил Райан. — Я ведь в суде его не видел. Бог его знает, какой он там. А Рей тебе адвоката наймет?

— Наверное, куда он денется. Правда, мы с ним об этом еще не говорили.

«Мустанг» свернул с шоссе и покатил по проселочной дороге, поднимая за собой столб пыли, тающий в солнечном свете. По обеим сторонам дороги тянулись убранные поля.

— Смотри-ка, все огурцы уже собрали, — сказал Райан. — Сейчас, наверное, к Холдену перебрались. Надеюсь, Боб-младший тоже с ними.

Дальше дорога была совсем разбита, и Райану пришлось сбавить скорость, чтобы «мустанг» не чиркал брюхом по неровностям дороги.

— Посмотри-ка вон туда, — показал Райан. — Это и есть сборщики огурцов, видишь? — Вскоре машина поравнялась с ними. — Представляешь себе, каково это — вкалывать так целыми днями?

— Но ты же с ними работал, — заметила Нэнси.

— Таким уж я уродился. Хлебом не корми — дай погорбатиться. Но если честно, то после первого дня я хотел свалить отсюда куда глаза глядят. Думал, спину не разогну. Сборщиком огурцов, наверное, нужно родиться. Вот Билли Руис — недомерок какой-то, а начнет работать — не угонишься.

Машина все так же медленно, покачиваясь, двигалась по дороге, теперь уже напоминающей простую колею в поле. Жаркое августовское солнце стояло почти в зените. Вдали тут и там виднелись небольшие группы сборщиков. Они постепенно продвигались вдоль грядок, но издали казалось, что люди застыли на месте.

— Нужно все собрать на этой неделе, — объяснил Райан. — Еще несколько дней — и огурцы перерастут положенный размер и будут уже просто огурцами — маринованные корнишоны и пикули из них не сделаешь…

— Обожаю лекции о маринованных огурцах, — перебила его Нэнси.

Райан посмотрел на нее:

— Ты хоть иногда об этом задумывалась?

— Только об огурцах и думаю.

— Если владелец фирмы не найдет достаточно сборщиков — и притом хороших, способных убрать урожай за короткий срок, — он останется без прибыли. Поэтому и используют сезонных рабочих, которые вкалывают с утра до ночи за гроши.

— Обожаю лекции о сезонных рабочих.

Мало-помалу «мустанг» приближался к хорошо знакомому Райану сараю и шеренге одноэтажных строений, напоминающих заброшенную военную часть. Издали могло показаться, что в этих полуразвалившихся, открытых всем ветрам лачугах никого нет, но по мере приближения там обнаруживались признаки жизни: развешанное на веревках белье, крики детей.

Дети, игравшие возле сарая, заметили «мустанга» и побежали за ним вслед, громко вопя на смеси английского и испанского. В дверях одного из домиков показалась женщина в футболке и синих джинсах; другая, в мужской широкополой соломенной шляпе, сидела на перевернутом тазу для стирки. В тени сарая Райан увидел еще нескольких женщин; одна вышла на солнцепек и, поднырнув под веревку, сплошь увешанную заношенным тряпьем — остатками джинсовой ткани и армейского хаки, — обернулась и внимательно смотрела вслед проезжающему «мустангу» и бегущим за ним детям.

Райан слышал радостные крики детей и спиной чувствовал взгляды женщин. Повернувшись к Нэнси, он сказал:

— Видишь вон тот сарай? Я там жил — еще с двумя парнями.

— Здо́рово.

— Ну уж не знаю. Хотя не могу сказать, что мне было там очень плохо, — пожал плечами Райан. — Вообще-то, все, что говорят и пишут про лагеря сезонных рабочих, особенно про ужасные условия, в которых живут люди, — чистая правда. Но когда сам там оказываешься — знакомишься с людьми, привыкаешь к их образу жизни, общаешься с ними, смеешься над чем-то, — все оказывается не так уж страшно. По вечерам мы играли в бейсбол или просто мяч пинали, а иногда кто-нибудь приносил гитару, и они, представляешь, пели.

— Тебя послушать, так одно удовольствие, — сказала Нэнси.

Райан посмотрел на нее.

— Вовсе не удовольствие. Но даже в этом беспросветном существовании находилось что-то хорошее.

— Хочешь? — спросила Нэнси, наливая себе «Колд Дак» в бокал на высокой ножке. Оказывается, она прихватила с собой бутылку в мешке с колотым льдом и пару бокалов.

— Я попозже, — сказал Райан.

Дорога обогнула лагерь, вильнула в сторону, и вскоре ее обступили с двух сторон разросшиеся деревья. Проехав еще немного по зеленому коридору, они оказались возле охотничьего домика Рея, переделанного из двухэтажного фермерского дома. Здание огибала тщательно утрамбованная дорожка.

— Ты бывал внутри? — спросила Нэнси.

— Нет, я и так близко-то раньше не подходил.

— У него там повсюду оленьи головы да индейские одеяла на стенах.

— Ну да, охотничий домик — нужно создать подходящую атмосферу.

Свернув на дорожку, Райан поехал на малой скорости, внимательно оглядывая местность. Судя по всему, в доме уже несколько дней никого не было, он выглядел пустынным. Райан заметил изгиб дорожки, уходивший к еще одной дороге, и решительно повернул машину в ту сторону.

Нэнси внимательно посмотрела на него и поинтересовалась:

— И это вся твоя разведка?

— Посмотрим, куда ведет эта дорога и сможем ли мы по ней отсюда выбраться, — пояснил Райан.

Указатель по ходу движения машины он заметил издали, но прочесть надпись сразу не смог. Когда они подъехали ближе, он разобрал слово «Роджерс» и вспомнил рассказ мистера Маджестика об этом участке посреди леса — идеальном месте для постройки охотничьего домика или пары больших коттеджей-шалашей с котельной и системой отопления. Это было именно то место.

Нэнси тоже увидела указатель, но, когда Райан свернул на узкую дорогу, спросила:

— А сюда-то зачем?

— Посмотрим, можно ли отсюда куда-нибудь выехать, — сказал Райан.

Дорога, уходившая во владения Роджерса, была такой узкой, что время от времени машина буквально раздвигала своими крыльями ветки кустов и деревьев, нависшие над колеей. Ехали очень медленно. На ухабах то и дело скрипели пружины подвески, а капот то вздымался перед их глазами к небу, то чуть не утыкался в землю. Дорога стала уходить вверх, петляя между растущими на склоне деревьями. Они сомкнули свои кроны, и лишь редкие солнечные лучи пробивались сквозь прорехи в этой зеленой крыше. Ехали молча, по крайней мере до тех пор, пока дорога не привела их на вершину лесистого холма, где уперлась в явно искусственно расчищенную поляну. Только здесь Нэнси нарушила молчание:

— Ну вот, вроде и приехали.

Господи, как здесь было тихо! Райан даже вздрогнул, когда по привычке громко захлопнул за собой дверцу. Но этот звук тут же был поглощен стеной леса, и на поляне вновь воцарилась тишина. Райан прошел чуть вперед и понял, что тишину нарушает лишь звук его собственных шагов. Место не было глухим и заброшенным, время от времени сюда, видимо, приезжали на пикник. Он заметил в траве несколько банок из-под пива — совсем проржавевших и новых, коричневую бутылку из-под виски и обрывки бумаги. Видимо, кто-то знал это место и приезжал сюда. Райан вдруг с удивлением подумал, что никогда еще не бывал в таком тихом и глухом лесу. В любом лесопарковом пригороде Детройта — в Палмер-Парк или на Белл-Айл, — как бы далеко ты ни забрался, откуда-то из-за деревьев непременно раздавались голоса людей, рассевшихся у костра или играющих в мяч. Здесь же он попал в самый настоящий дремучий лес.

— Ну, и что дальше? — спросила Нэнси.

Он не стал отвечать. Пересек поляну и увидел, что с нее открывается замечательный вид на озеро, лежащее внизу и окаймленное по берегам могучими деревьями. Затем прошел вдоль опушки, отметив про себя, что прокладывать в этом лесу путь было бы не легче, чем в джунглях. С другой стороны в узком просвете между деревьями он отчетливо увидел и охотничий домик, и огуречные поля с лагерем сезонных рабочих. Отсюда ветхость и убогость лачуг не бросалась в глаза — наоборот, лагерь казался в солнечном свете почти игрушечным. Он увидел разноцветные квадратики — крыши старых машин, на которых добрались сюда рабочие из Техаса, и яркий желтый прямоугольник автобуса Луиса Камачо.

Черт возьми, да у этого ведра на спидометре больше ста двадцати тысяч миль!

— Смотри, наш лагерь видно, — сказал Райан.

Нэнси по-прежнему сидела в машине и только переспросила:

— Правда?

— Иди сюда. Даже автобус видно, на котором мы приехали.

— Как-нибудь в другой раз, — бесстрастным тоном ответила Нэнси.

— Ума не приложу, как этот автобус сюда доехал и не развалился. Я вообще в таком дурдоме раньше никогда не ездил. Это не то что междугородний автобус — это другой стиль жизни: ты просто на четыре дня переселяешься в автобус. — Райан вернулся к машине. — Теперь я созрел. Налей-ка и мне.

Нэнси плеснула «Колд Дак» в бокал и протянула Райану. Тот поднял бокал, посмотрел сквозь темно-красную жидкость на солнце и улыбнулся.

— Я вспомнил Билли Руиса: он пьет какое-то пойло из хлебной водки с травками. Не пробовала? Гадость редкостная.

— И что, башню сносит?

— Страшное дело. А цвет тоже красноватый — наверное, от каких-нибудь корешков, на которых ее настаивают. — Райан снова улыбнулся, глядя на бокал. — Он всегда вот так поднимает бутылку и смотрит, сколько отравы у него осталось. Садимся мы, например, обедать, а он кусок проглотит, потом отхлебнет, поднимет бутылку и рассматривает на свет, прикидывает, сколько еще кусков нужно съесть, чтобы каждый было чем запить. Видишь, сколько у меня воспоминаний об этих ребятах.

— Поехали, — сказала Нэнси.

Райан отвернулся от машины и посмотрел на деревья в том направлении, где находился лагерь. С этого места его не было видно — вид открывался только с одного края поляны.

— Я их так и не понял, — сказал Райан. — Как они живут, как приспосабливаются к своей тяжелой жизни. Они ведь не жалуются и даже не считают, что им сильно не повезло. Иногда мне кажется, что они живут настоящей, почти счастливой жизнью. Но не в том смысле, что они такие тупые и примитивные, что им ничего больше не надо. Ты, наверное, думаешь…

— Я ничего не думаю, — перебила его Нэнси, — и не понимаю, о чем ты говоришь.

Райан попытался выразить свою мысль более отчетливо.

— Они умеют все это принять. Может быть, это и неправильно, не знаю. Но, даже работая за гроши и живя в таких жутких условиях, они сохраняют что-то такое, чего у многих людей нет.

— Понятно, — сказала Нэнси. — Они сохраняют достоинство.

— Ладно, забудь.

— Или врожденное благородство?

Райан допил свой бокал, изо всех сил стараясь оставаться спокойным.

— Ну скажи, я тоже хочу знать, что ты в них нашел, — не унималась Нэнси.

— Да пошла ты в задницу, — буркнул Райан.

Нэнси улыбнулась, потом засмеялась и, наконец, запрокинув голову, расхохоталась в полный голос. Райан удивленно уставился на нее. Что-то в этой сцене показалось ему необычным и странным. Он смотрел на нее до тех пор, пока наконец не сообразил, что за три дня их знакомства он впервые услышал, как она смеется.

А. Дж. Бэнкс, представитель Сельскохозяйственной ассоциации, позвонил Бобу Роджерсу-младшему и поинтересовался, сколько будет стоить снос лагеря сезонных рабочих. В ассоциации давно предлагали снести этот лагерь, расчистить место и распахать освободившуюся территорию. Боб-младший, понимая, что этот вопрос сулит ему новые заботы, ответил, что он не работает в компании по сносу, а потому понятия об этом не имеет. А. Дж. Бэнкс сказал, что если Боб-младший сумел соорудить эти хибары, то, черт подери, неужели он не сообразит, во сколько обойдется от них избавиться? Боб-младший пообещал съездить на место, прикинуть объем работы и перезвонить в ассоциацию. Вот почему он ехал сейчас в сторону лагеря сезонников и гадал, действительно ли он видел впереди пылящий по проселку «мустанг» Нэнси. Вряд ли он перепутал эту машину с какой-нибудь другой. А впрочем, кто его знает.

Эта мысль не давала ему покоя, и, осмотрев лагерь и прикинув, сколько грузовиков потребуется, чтобы вывезти остатки сломанных бульдозером строений, он не поехал обратно на шоссе, а решил прокатиться немного по проселочной дороге. Никакого зеленого «мустанга» у охотничьего домика мистера Ритчи он не обнаружил. Колея, уходившая в лес за домом, вела в никуда: попетляв по склонам, она обрывалась возле озера, милях в пятнадцати от Женева-Бич. Боб-младший не был там с весны, с тех пор, как они с отцом решили продать участок в лесу. Он сделал тогда указатель на доске, чтобы потенциальным покупателям легче было найти нужное место. Время от времени некоторые из них — например, мистер Маджестик — добирались до этой глухомани. Но чаще туда отправлялись подростки из окрестных поселков, чтобы как следует оторваться. Что касается следов от колес, которые увидел Боб-младший, то они могли быть и старыми. Но тут он вспомнил, что позавчера здесь шел дождь.

Присмотревшись внимательнее к следам шин в колее, он понял, что кто-то проезжал тут совсем недавно. То, что это могла быть машина Нэнси, уже как-то вылетело у него из головы. Ему просто было любопытно, кто оставил следы. Включив первую передачу, Боб-младший вырулил на колею, уводившую в глубь леса.

Услышав шум приближающейся машины, Райан сразу понял, что это не к добру, а когда узнал пикап Боба-младшего, тихо выругался, поставил бокал на капот «мустанга» и огляделся вокруг в поисках чего-нибудь подходящего. Он не стал делать вид, будто ничего особенного не происходит; впрочем, излишней суеты в его движениях тоже не было. Заметив поваленное дерево, он подошел к нему, и к тому времени, когда Боб-младший вылез из пикапа, в руках Райана оказался здоровенный почти прямой сук, на который он и оперся в позе отдыхающего копьеносца.

Сидевшая в машине Нэнси, приподняв в приветственном жесте бокал и расслабленно положив другую руку на спинку сиденья, сказала: «Привет, Боб» — и стала ждать, что будет дальше.

Боб-младший осмотрелся, чтобы оценить ситуацию. С Нэнси все было ясно. Увидев на капоте «мустанга» недопитый бокал, он сплюнул и перевел взгляд на Джека Райана. Тот молча стоял чуть поодаль, опираясь на свою дубину, или палку, или хрен знает как назвать эту штуку, которой он вооружился. Нэнси и Райан продолжали молчать, явно давая понять, что право очередного хода перешло к нему. Ну, Райан — он-то сам напросился, и с ним, ясное дело, придется разобраться: ему было сказано, чтобы проваливал отсюда, но он так и не уехал. Следовательно, он должен получить урок, который запомнит надолго. А тот факт, что за ними наблюдала Нэнси, требовал от Боба показательного выступления. Девчонка должна понять, что такие сопляки, как Райан, для него, Боба Роджерса-младшего, не соперники. В общем, надо было по возможности эффектно и убедительно отделать Райана. Сняв свою ковбойскую шляпу и солнечные очки, Боб-младший положил их через окно в кабину пикапа.

— Боб, — вдруг обратилась к нему Нэнси, — «Колд Дак» глотнуть не хочешь?

— Спасибо, я потом, — ответил Боб-младший. Потом на мгновение отвел взгляд от Райана и спросил: — Что ты здесь делаешь? — И тут же понял, что зря затеял этот разговор.

— Сама не знаю, — ответила Нэнси. — Он меня сюда привез.

— Он что… позволил себе что-нибудь лишнее?

— Ну, ты спросил! Дай-ка подумать… Нет, знаешь, вот именно лишнего он себе и не позволил.

Нэнси явно развеселилась.

Вновь посмотрев на Райана, Боб-младший презрительно скривил губы:

— Парнишка любит играть со всякими палками. Если нет бейсбольной биты, найдет какую-нибудь корягу.

Райан молча стоял и ждал.

— Крутой парень наш Райан, когда у него в руках дубина. Эй, мальчик, а ты по-честному драться никогда не пробовал?

Райан нахмурился и, глядя на Боба исподлобья, спросил:

— По-честному? Это, по-твоему, как? Натянуть канаты и позвать судью?

— Настоящие мужики дерутся кулаками, — сказал Боб-младший.

— Ну, это не ко мне. Вот ты у нас настоящий мужик, так и иди сюда, а я уж как-нибудь по-детски попробую.

— У меня в кузове, между прочим, монтировка есть, — сообщил Боб-младший. — Может, я лучше ею воспользуюсь.

— Ну, это ты как хочешь, — сказал Райан. — Только скажи мне сначала, какого, собственно говоря, хрена ты в драку лезешь?

— Хочу поучить тебя уму-разуму. Ты, видно, решил, что крутизны тебе не занимать и на меня тебе плевать.

— Разве я когда-нибудь такое говорил?

— Еще не хватало, чтобы ты об этом говорил. Да я таких, как ты, насквозь вижу. Как только увидел тебя, сразу понял, что в бригаде одни неприятности будут.

Райан продолжал изучающе рассматривать Боба.

— Значит, твердо решил драться?

— Ты сам на драку нарвался, — ответил Боб-младший.

Райан посмотрел на Нэнси и сказал:

— Скажи ему, что это вовсе не обязательно. Что ты и без драки его уважаешь.

Удивленно вскинув брови, Нэнси ответила:

— Это не ко мне. Что тут у вас происходит, я понятия не имею.

— Просто скажи ему, что не хочешь, чтобы мы били друг другу морды.

— Оставь ее в покое, — рявкнул Боб-младший.

Райан покачал головой и сказал:

— Нет, Боб, ты, кажется, полный кретин. Она же специально нас стравливает. Нашла себе клоунов.

— Ты, как я вижу, за шкуру свою дрожишь, — процедил сквозь зубы Боб-младший. — Да еще при этом за бабью спину прячешься. Вот и вся твоя крутизна.

Райан понял, что драки не избежать и что она вот-вот начнется. Еще с первых своих мальчишеских драк он научился распознавать этот момент по напряжению, железной хваткой схватывавшему солнечное сплетение. То, что противник перешел этот невидимый рубеж, он определял по глазам. Райан много думал об этом и пришел к такому выводу: противник чувствует то же самое, думает точно так же, решимость и страх точно так же борются в нем, а мозг судорожно просчитывает возможное развитие драки, выискивает самый выигрышный для себя вариант. И сколь бы сильным ни был противник, стопроцентной уверенности в том, что драка закончится его победой, у него нет. Разобравшись в этом, Райан вывел для себя твердое правило: если ты понял, что драки не миновать, если поймал в себе и в глазах противника это ощущение неизбежности, — сразу же переходи к делу. Бей первым и как можно сильнее.

Боб-младший, сам того не желая, облегчил Райану задачу. Когда тот уже готов был взорваться, Боб вдруг отступил назад и, повернувшись вполоборота, заглянул в кузов пикапа в поисках монтировки или баллонного ключа. Райан тут же бросился вперед. Боб-младший боковым зрением заметил его движение и, переведя взгляд, был просто поражен, с какой скоростью он двигался. В два прыжка Райан оказался на расстоянии удара, и Боб увидел, что дубина описывает дугу, окончание которой явно приходилось ему в голову.

Боб-младший присел и одновременно попятился вдоль борта пикапа. Он успел поднять руку, и удар дубинки пришелся ему по предплечью.

Рука онемела от боли, настолько сильной, что Боб-младший даже на секунду закрыл глаза. Продолжая прикрывать голову, он не уследил за тем, как дубина взлетела во второй раз, и по адской боли в ноге понял, что теперь удар пришелся по левому колену. Стало ясно, что этот сукин сын не даст ему ни мгновения передышки, и Бобу оставалось лишь одно — невзирая на боль, броситься вперед. Третий удар обрушился ему на левое плечо, но Боб-младший уже набрал скорость, и остановить его было нелегко. Он обеими руками перехватил просвистевшую в воздухе палку и стал выкручивать ее из цепких ладоней Райана. В этот момент он впервые с начала драки разглядел лицо противника, напряженно смотревшего ему прямо в глаза.

— Ну все, парень, отмахался ты своей палкой.

Не успел он договорить эти слова, как Райан неожиданно отпустил дубинку и левой рукой изо всех сил ударил Боба в лицо.

Боб отшатнулся и, не успев еще понять, что случилось, получил второй удар в лицо — теперь уже справа. Райан понял, что это его последний резерв, которым он может воспользоваться. Нужно во что бы то ни стало свалить противника с ног. Он обрушил на Боба-младшего град ударов. Не особо изощряясь в технике, Райан просто молотил его по лицу то справа, то слева с хорошим замахом от плеча, вкладывая в каждый удар весь вес своего тела, всю свою силу. Ошарашенный этим шквалом, Боб шаг за шагом отступал, но, к ужасу и изумлению Райана, продолжал крепко держаться на ногах и даже не думал падать.

Боб выпустил из рук дубину и сделал шаг назад, выиграв таким образом долю секунды. Он успел вытереть рукавом кровь с лица, сделать глубокий вдох и, глядя прямо на Райана, перешел в атаку. Райан уловил это движение и встал в глухую защитную стойку, прикрыв лицо уже уставшими от множества нанесенных ударов руками.

Нэнси тем временем подлила себе «Колд Дак» и, потягивая коктейль, наблюдала, как они молотят друг друга. Боб-младший был явно крупнее; рядом с ним Джеки, честно говоря, смотрелся доходягой. Тем не менее именно он сумел первым пустить кровь противнику. Сейчас лицо Боба-младшего представляло собой жутковатую кровавую маску, клетчатая рубашка спереди тоже была вся залита кровью. Но он всего этого, казалось, не замечал. Нэнси увидела, как он принимает плечом летящий кулак Райана, не успевает заслониться от удара слева и Райан впечатывает ему кулак прямо в челюсть — ух ты! Но Боб не отшатнулся, и в следующую секунду его огромный и тяжеленный, как пушечное ядро, кулак обрушился в лицо Райана. Тот, пропустив удар такой силы, сбился с ритма, и Боб воспользовался этим, чтобы ударить еще раз и еще. Райан не удержался на ногах и, зашатавшись, рухнул на колени.

Ну вот и повеселились, подумала Нэнси. Неплохо. Молотили они друг друга довольно долго. Затем, к своему удивлению, она увидела, что Райан пытается встать. Сначала его движение было очень медленным, а затем буквально в долю секунды Райан распрямился и нанес Бобу боковой удар справа. Тот опять отступил, но быстро собрался, и вот противники уже снова из последних сил обрушили друг на друга град ударов. Наконец Райан упал.

Он упал на четвереньки и на этот раз даже не пытался подняться. Руки и рот невероятно болели. Он хотел прикоснуться к челюсти, чтобы проверить, осталось ли там хоть что-то целое, но боялся, что как только оторвет руку от земли, не устоит на четвереньках и упадет лицом в траву. Противник? Ну, он, наверное, здоровей быка будет, если сумел устоять, получив столько ударов. Доказывать ему что бы то ни было, по крайней мере сегодня, Райан больше не собирался.

Он не сразу увидел, что Боб-младший тоже не удержался на ногах. Райан повернул голову в сторону и обнаружил, что его противник сидит на земле в нескольких футах от него и, запрокинув голову и закрыв глаза, прижимает к носу платок.

С немалым трудом Райан перекатился на бок, а потом сел. Черт, и плечи тоже болят. Присмотревшись к Бобу-младшему, он сплюнул слюну с кровью и, еле ворочая языком, сказал:

— Не так делаешь.

Боб-младший открыл глаза, скосил их на Райана, но ничего не ответил.

— Так кровь не остановишь, — пояснил свою мысль Райан.

— Пошел ты, — пробормотал Боб-младший в платок. — Посижу с запрокинутой головой — и все.

— Не так, — сказал Райан. — Чтобы остановить кровь, надо как следует просморкаться, а потом зажать нос и наклониться вперед.

— Да ты охренел.

— Все думают, что нужно голову запрокидывать, — настаивал Райан, — а на самом деле все наоборот: наклони ее вперед. Ну, попробуй.

Боб-младший недоверчиво посмотрел на него, но послушался совета, убрал платок и наклонился вперед. Кровь из разбитого носа закапала на траву.

— Давай-давай, высморкайся, — сказал Райан. — А теперь зажми рукой: сейчас лучше будет. — Он посмотрел на Боба, чтобы убедиться, что тот делает правильно.

Примерно через минуту тот сказал:

— Столько кровищи я не видел с тех пор, как освежевывал оленя, которого подстрелил недалеко отсюда прошлой осенью. — Голос его звучал в нос, словно при простуде, и он снова приложил к лицу платок.

— А что, здесь много оленей?

— До хрена. Спустись к озеру и пройдись вдоль берега: на каждом шагу тропинки, по которым они ходят на водопой.

— Я никогда не охотился.

— А того, в прошлом году, я даже специально не выслеживал. Только сошел с дороги, не успел еще ружье с плеча снять, а он уже стоит, будто дожидается.

— А что у тебя за ствол?

— У меня их несколько. В тот раз я карабин с собой взял, он даром что старый, а отсюда до самого Холдена дострелит.

— Слушай, тут есть один человек, Уолтер Маджестик, — сказал Райан, — так он хочет в этих местах охотничий домик поставить.

— А ты что, его знаешь?

— Я сейчас у него работаю.

— Эй, — сказала Нэнси из машины. — У вас что, антракт, что ли?

Райан посмотрел на Боба-младшего и сказал:

— Я собираюсь сейчас сесть в машину и уехать. Возражений нет?

Боб-младший покачал головой:

— Плевать я хотел на то, что ты собираешься делать.

Он все еще сидел на траве, когда «мустанг», развернувшись на поляне, скрылся в узком тоннеле лесной дороги.

Райан и Нэнси не проронили ни слова до тех пор, пока не выехали из леса и не свернули на проселочную дорогу к лагерю. Райан чувствовал на себе ее взгляд и наконец не выдержал:

— Ну что, понравилось? Получила, что хотела?

— Ты тоже хорош: еще меня и обвиняешь? — Нэнси сидела вполоборота, опершись спиной о дверцу машины, и смотрела на него. — Как ты себя чувствуешь?

— А ты как думаешь? Как будто по морде надавали.

— На вид вроде бы ничего. Могло быть и хуже. На, глотни. — Она протянула Райану бокал, и тот, сделав глоток, поморщился. Сначала ему обожгло десны и нёбо, а затем ободрало пересохшее горло. Зубы и челюсти Райана страшно болели. Открывая и закрывая рот, он слышал у себя под ухом какой-то клацающий звук. Пальцы и ладони саднило, смотреть на них было страшно: грязь с земли и кровь покрывали их сплошной коркой. Нэнси забрала у него бокал, но он так и продолжал держать руль одной рукой. Впереди он заметил группу возвращавшихся с поля рабочих-сборщиков. Услышав звук автомобильного мотора, они стали оборачиваться и отходить на обочину.

— Ну что ж, по крайней мере один вопрос эта драка помогла решить, — сказал Райан.

— Ты о чем?

— Я в тот охотничий домик больше не сунусь. Сколько там будет денег — меня не касается.

Нэнси уставилась в лобовое стекло и ответила не сразу. Наконец сказала:

— Я так и знала, что ты откажешься. Не знала, когда и под каким предлогом, но давно уже это поняла.

— Значит, ты умнее меня, — усмехнулся Райан, — потому что я решил это только что.

— Не надо себя обманывать. Может, ты и хотел обокрасть этот дом, но на самом деле орешек тебе не по зубам, — сказала Нэнси. — Ты как был мелким воришкой-домушником, Ваня, так им и останешься. И сколько бы ты ни мечтал о большой краже, вроде пятидесяти тысяч, тебе этого не потянуть.

— Что ты несешь? — возразил Райан. — Он же нас видел. Представь себе: полиция спрашивает у него: «Вы кого-нибудь видели здесь в последнее время?» Ясное дело, он сразу же нас вспомнит. По крайней мере, меня он точно не забудет, а чтобы сложить два плюс два, большого ума не потребуется.

— По-моему, ты просто не в духе, — заметила Нэнси.

— Верно подмечено. С чего бы это, как ты думаешь?

— Ты злишься потому, что решил, будто бы я спровоцировала вас на драку.

— Это к делу не относится, — сказал Райан.

— Но ведь тот факт, что Боб нас видел, еще ничего не доказывает.

— Я не собираюсь так рисковать, — сказал Райан.

— Ладно, поговорим об этом позже. Сейчас поедем ко мне, я обработаю твои раны, а там посмотрим. Договорились?

— Нам не о чем договариваться.

Машина почти поравнялась с сезонниками, уступившими ей дорогу. Райан сказал:

— Поставь бокалы на пол.

Фрэнк Писарро, услышав шум мотора, выглянул из двери сарая и остался стоять, глядя на поднятое машиной облако пыли. На другой стороне дороги он увидел Билли Руиса; тот возвращался с поля и теперь, перескочив через кювет, стоял на краю дороги и тоже глядел вслед машине. После чего направился к сараю.

— Кажется, это Джек, — сказал он.

— А кто же еще? — сказал Писарро. — Решил показать нам, какую он себе телку завел, да еще и с тачкой впридачу.

— Я ему рукой помахал, — сказал Билли Руис, — но он не заметил.

— Да видел он тебя.

— Не думаю.

— Видел, видел, — сказал Писарро. — Он всех нас видел.

— Тогда почему он хотя бы рукой не махнул?

— Ишь чего захотел! В такой машине он теперь мистер Джек Райан.

Билли Руис покачал головой:

— Да нет, он просто меня не заметил. Иначе бы обязательно помахал.

— Черт возьми, да заткнись ты со своим маханием! Видел — не видел, какая разница? Он теперь тебя и в упор не разглядит. Плевать ему на тебя.

Сплюнув на землю, Писарро отошел от двери и скрылся в темноте сарая. Он нашел сигарету, закурил и улегся на свой тюфяк, давая понять, что не собирается продолжать этот дурацкий разговор. Ему нужно было подумать — о Райане, об этой девчонке, купающейся голой по ночам, свести кое-какие мысли воедино и сообразить, что делать дальше.

Исходный пункт таков: коробку с бумажниками он продал девчонке. Поторопился, конечно. Всю вчерашнюю ночь он провел без сна, вспоминая эту девчонку: как она вылезла из бассейна и как стояла, вытираясь, прямо перед ним, даже не пытаясь прикрыться, пока они обсуждали Джека Райана и бумажники. Она надела блузку и шорты, и он снова повторил свою цену: пятьсот долларов. Девчонка ушла в дом и принесла оттуда восемьдесят долларов. Блузку при этом застегнуть она так и не удосужилась. Не надо было отдавать ей коробку, пусть раздобыла бы еще деньжат, но у нее было только восемьдесят, а он, одурманенный близостью наличных, взял их.

Не надо было продавать все бумажники сразу, а торговать ими по-одному: приходить раз в неделю и получать причитающиеся ему бабки, и чтобы она выносила их в чем мать родила.

Наверное, можно было затащить ее в дом или завалить прямо там, на траве. Она явно на это напрашивалась. Это был бы класс — поиметь девчонку самого мистера Ритчи, но именно поэтому он ее и не тронул. Во-первых, он просто не мог поверить своим глазам — любовница самого хозяина стоит перед ним совершенно голая, — а во-вторых, понимал, что, если дотронется до нее, с ним что-то произойдет. Что именно, он не знал. Что-то ужасное.

Ну ладно, вчера он не все по уму сделал, но после драки кулаками не машут. У него, кстати, есть еще один козырь, и если он сумеет выложить его в нужный момент, то сможет получить с этой наглой девчонки деньги. Он ведь вполне может позвонить в полицию и рассказать все о Райане и о его воскресном воровстве.

Итак, нужно явиться к ней ночью, когда она будет одна, без Райана, и растолковать этой стерве, во сколько ей обойдется его молчание: пятьсот долларов, или он звонит в полицию. И уж на этот раз стоять на своем и не размениваться на мелочи. Восемьдесят баксов! Ишь чего придумала!

Он начал придумывать, как именно он ей об этом скажет. Например: «Если у тебя самой нет бабок, пусть твой дружок постарается. Что-что, а воровать он умеет. Мне, в общем-то, все равно, где ты их раздобудешь».

И самое главное — не забыть повторить: «Пятьсот, и ни долларом меньше. Если не согласна — я звоню в полицию».

Фрэнк Писарро лежал на своем тюфяке в пропахшем плесенью сарае с застеленным газетами полом и жестяной крышей, курил сигарету, и вдруг его осенило: «Погоди-ка, старина. На кой черт тебе связываться с полицией? Полиция тут не нужна. Есть кое-что получше полиции».

А скажет он ей так: «Если не заплатишь пятьсот баксов, я напишу кое-кому письмо. Коротенькое такое письмецо мистеру Ритчи».

13

В первый момент, очнувшись и открыв глаза, Райан никак не мог сообразить, где он находится. Все тело по-прежнему ныло, но уже не так сильно. Слегка пошевелившись, вытянув ноги и подвигав руками, он ощутил прохладные металлические трубки шезлонга. Вроде бы даже почувствовал какое-то удовольствие от того, что тело болит: словно сделал наконец тяжелую и неприятную работу. Он был рад, что подрался с Бобом-младшим, и рад, что все теперь позади. И рад, что Боб-младший их там увидел.

Возможно, он и впрямь не решился бы на кражу, и все разговоры с Нэнси так и остались бы пустыми разговорами. Наверное, не застукай их там Боб-младший, он и сам бы придумал какой-нибудь предлог, чтобы отказаться от дела. А может, стал бы тянуть время и сбежал бы в самый последний момент. Кто знает. Гадать, как оно могло бы быть, — занятие неблагодарное.

Скорее всего, он просто устал. Хотя нет, дело не в этом. То есть он, конечно, устал, и все тело болит после драки, но к его отказу это не имеет никакого отношения. Причина явно в другом.

Он чувствовал себя так, будто у него гора с плеч свалилась. Он мог просто так взять и сказать себе: «Вот видишь, тебе не нужно лезть в этот дом. Не нужно воровать деньги и думать, как бы с ними не попасться. Ты не будешь замешан в преступлении и можешь спать спокойно и не дрожать от страха, что девчонка кому-нибудь проболтается. Не нужно ждать неприятностей. Можно вообще об этом не думать».

Ему хотелось курить. В кармане рубашки ничего не было. Возможно, сигареты лежат рядом, на пластмассовом столе рядом с шезлонгом, но было слишком темно, чтобы разглядеть, так ли это. Повернувшись, чтобы взглянуть на стол, он немного огляделся. В комнате, выходившей на внутренний дворик, было темно, лишь узкая полоска света пробивалась откуда-то из глубины дома. Лестница, ведущая на второй этаж, тоже была погружена в темноту. Нэнси нигде не было видно, и он подумал, что она, наверное, легла спать. Сколько сейчас времени, он не знал. Наверное, больше десяти. Значит, он проспал часа три. Райан подумал было окунуться, чтобы освежить уставшее тело, но рассудил, что дело того не стоит. Самое трудное еще впереди — завтра. С утра, когда он проснется, у него будет болеть все, даже то, что сегодня не болело, и с этим ничего не поделаешь. Интересно, подумал он, на кой черт она выключила свет.

Нэнси услышала шаги Райана на крыльце, ведущем из внутреннего дворика. Сидя в большом кресле в темноте, она увидела его силуэт на веранде; увидела, как он распахнул стеклянную дверь и вошел; увидела, как он остановился, осмотрелся и почему-то направился к ближайшей двери — в курительную комнату. Когда он оказался возле кресла, в котором Нэнси, свернувшись калачиком, могла бы спрятаться и при свете, она окликнула его:

— Привет.

Райан ответил не сразу. Ее голос прозвучал для него неожиданно, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, откуда именно она говорит, и придумать, что сказать в ответ.

— А я-то думал, что сам застигну тебя врасплох, — сказал Райан.

— Я в курительной не сплю, — сказала Нэнси.

Райан наклонился над креслом и включил настенную лампу.

— А где ты спишь?

— Наверху.

— Покажешь мне?

— Потом, — ответила Нэнси. — Я принесла все, что нужно.

— Что, например?

— Все, что можно достать из бара. — Нэнси пристально рассматривала его, слегка наклонив голову и подняв глаза. — Пиво в морозилке, — добавила она.

— Я, в общем-то, ничего не хочу.

— Зато я хочу.

— Вот уж не думал, что ты пьешь пиво.

— Иногда — почему бы и нет? Не принесешь мне?

Она видела, как он пошел в кухню, уголком глаза заметила, что он нашарил выключатель и зажег свет. Слышала, как открылась дверца холодильника, а через мгновение захлопнулась.

Из кухни донеслось:

— Здесь нет никакого пива.

Нэнси смотрела на стеклянную дверь, выходившую на террасу. Она была распахнута, и в проеме открывался черный прямоугольник ночи, а в стекле виднелось смутное отражение комнаты. Она видела там себя, сидящую в кресле.

— Посмотри в буфете рядом с морозилкой. На нижней полке.

— Ты, часом, не англичанка? Надо же такое придумать — пиво теплое пить.

— Сунь пару бутылок в морозилку. Пять минут — и холодное.

— Может, выпьем чего-нибудь другого?

— Не хочу я ничего другого. Я хочу пива.

Райан выглянул из кухни и сказал:

— Если уж ты чего-то захочешь, то от своего не отступишься.

Нэнси замерла в ожидании. Вот скрипнула дверь буфета. Вот донесся какой-то еле слышный шорох — наверное, он достал коробку. Потом все стихло. Чтобы отвлечься, Нэнси начала считать про себя: тысяча один, тысяча два, тысяча три, тысяча четыре…

— Нет здесь никакого пива, — послышался наконец голос Райана.

Она посмотрела через плечо и увидела Райана, появившегося в дверях.

— Там груда старых бумажников, а пивом даже не пахнет.

Нэнси повернулась всем телом и, перевесившись через подлокотник, спросила:

— Ты их не узнаешь?

Райан пристально посмотрел на нее. Наконец вошел в гостиную, пододвинул оттоманку к креслу Нэнси и сел напротив нее.

— Я никогда в жизни не делал гадостей девушкам, — сказал Райан. — Я никогда в жизни не кричал на девушек, а уж тем более не бил их.

— Пиво в бильярдной, — сказала Нэнси.

— Я бы выпил чего-нибудь другого.

— Весь бар в твоем распоряжении. Чего нет здесь, найдешь в морозилке в бильярдной.

— Ты всегда так говоришь?

— Как?

— Называешь холодильник морозилкой.

Нэнси слегка нахмурилась.

— Нет, а что?

— Ничего. Дурацкое слово, — сказал Райан.

Он встал и пошел к лестнице, которая вела в бильярдную. Одинокий шар-светильник, висящий над баром, бросал мягкий розовый свет на полированное дерево. Он нашел бутылку «Бурбона» и налил в бокал, взятый с полки. Потом достал из холодильника лед и пиво, бросил в бокал два кубика и открыл пиво. Обнаружив в баре похожую на ежа сигаретницу с торчащими во все стороны фильтрами, он с удовольствием закурил, медленно затянулся, сделал глоток виски и направился обратно.

Нэнси по-прежнему сидела в кресле неподвижно. Она подождала, пока Райан поставит перед ней на столик пиво, бокал и бутылку «Бурбона» и сядет на оттоманку.

— Ну хорошо, — сказал он. — Теперь скажи, как называется игра, в которую мы играем?

Он терпеливо смотрел на нее.

— У тебя все время разный голос, — сказала Нэнси, — как будто у тебя постоянно меняется настроение. Как же я сразу не поняла: ты — человек настроения!

— Так как называется игра?

— Быть человеком настроения, конечно, можно, но при одном условии: если ты в своем настроении честен. Большинство людей просто прикидывается, что им хорошо или плохо. Не знаю, к какому типу тебя отнести.

Райан допил виски и встал с кресла.

— Пока, Нэнси.

— Новая игра называется «Если не будешь меня слушаться, я пойду в полицию и отнесу им эти бумажники», — сказала Нэнси. — Название, конечно, слишком длинное, но название для игры не самое главное. Главное, чтобы игра была прикольной.

— Название такое, что язык сломаешь, — согласился Райан. — А с чего ты решила, что я имею к этому какое-то отношение?

— А мне один твой приятель рассказал, по имени Фрэнк. Явился сюда вчера вечером и объявил, что отнесет бумажники в полицию, если я не дам ему пятьсот долларов.

— Пятьсот?

— Сошлись на восьмидесяти. Он вроде бы остался доволен.

— А почему он решил, что это дело тебя заинтересует?

— Наверное, видел тебя в моей машине и решил, что между нами что-то есть.

— Ну, — сказал Райан, — то, что он здесь наболтал, — это его личное дело.

— Мое тоже, — сказала Нэнси. — Я скажу, что видела, как ты выходил из того дома. Я пошла за тобой, выследила, куда ты идешь, и подобрала коробку там, где ты ее выкинул.

— Связываться с полицией — хлопот не оберешься. Тебе это нужно?

— Это все только из-за того, что ты мне нужен.

Райан покачал головой:

— Боюсь, ты присмотрела себе не того парня.

— А я боюсь, что, если твоего приятеля арестуют, — возразила Нэнси, — он повесит все дело на тебя.

Райан снова сел, плеснул виски поверх подтаявших кубиков льда и сделал большой глоток. Потом представил себе, как Фрэнк Писарро сидит в офисе шерифа на жестком стуле и строчит показания под присмотром Дж. Р. Колмана.

— Я так понимаю, ты хочешь что-то получить, — сказал Райан.

— Правильно.

— Ну что ж, я об этом подумаю.

Нэнси улыбнулась.

— Очень хорошо. Я так и решила, что сначала ты немножко позлишься, а потом возьмешь себя в руки, как подобает мальчику, который собирается стать настоящим мужчиной.

— Сначала я хочу во всем разобраться, — проговорил Райан. — Давай посмотрим, правильно ли я тебя понял. Итак: если я отказываюсь участвовать в твоем деле, ты звонишь копам и натравливаешь их на Фрэнка Писарро.

— Именно так.

— И на то, что Боб-младший видел нас, тебе наплевать.

— Абсолютно.

— Ну что ж, я должен подумать, — сказал Райан. Он поднял бокал. — Могу я взять еще льда?

— Сделай одолжение.

— Пива, как я понимаю, ты больше не хочешь.

— Ненавижу пиво.

Райан пошел на кухню и бросил себе в бокал льда из холодильника. Потом взял под мышку коробку из-под пива и вернулся в гостиную. Нэнси внимательно смотрела, как он садится на оттоманку.

— Я все обдумал, — объявил Райан. — Мой ответ — нет.

Нэнси немного помолчала и сказала:

— О'кей.

— А эту коробку я лучше возьму с собой.

— Ради бога. Мне она не нужна.

Райан сел на краешек оттоманки лицом к ней, так что его колени прикоснулись к ее поджатым ногам.

— Послушай, — сказал он, — позволь мне дать тебе один совет, ладно? Как только ты заявишь в полицию, об этом узнает вся округа. Говорить здесь людям больше не о чем. Ты станешь предметом сплетен до конца сезона. Местная полиция начнет задавать тебе вопросы, а поскольку она не очень щепетильна в вопросах сохранения тайны, все появится в газетах. Нравится тебе это или нет, но наверняка всплывет и кое-что из твоих делишек. Тебе это нужно? Ты здесь неплохо устроилась. Почему ты хочешь все разрушить?

— Я вот что подумала: история о твоих воскресных похождениях появится в газете Женева-Бич уже завтра. Ты, пожалуй, прав — шум поднимется, разговоры пойдут.

— Обо мне — разве что на пару дней.

— Представь, что с этой дырой случится: все начнут двери запирать.

— Ты вот еще что учти, — сказал Райан. — Боб-младший тоже прочтет об ограблении, почешет репу да, пожалуй, что-нибудь и придумает, чтобы без денежек не остаться. С него станется и у шерифа пару человек для охраны выпросить. Огласка в любом случае нам не на пользу.

— Ну ладно, ладно, успокойся, — совсем другим тоном сказала вдруг Нэнси. Она взяла его сигарету, затянулась, а потом откинулась в кресле. Одарила Райана ласковой улыбкой и нежным, теплым взглядом. — Я ведь все это так, просто по приколу затеяла. Хотелось посмотреть, как ты отреагируешь. Неужели ты всерьез решил, что я пойду в полицию?

— С тебя станется. Если вобьешь себе в голову, что это забавно.

— Джеки… — В ее голосе звучали обида и разочарование.

— А если будешь уверена, что тебе это сойдет с рук, ты и еще больше глупостей натворишь, — сказал Райан. — Но, боюсь, в нашем случае остаться в стороне тебе не удастся. В газете напечатают твою фотографию, историю твоей жизни, и все будут знать о тебе всю подноготную. А там приедет Рей и такого даст тебе пинка, что забудешь, как его зовут, а не то что — сколько с него денег содрать можно.

Нэнси прижалась к ручке своего кресла, освободила место и похлопала по подушке.

— Ну хватит, хватит, — сказала она, капризно поглядев на него. — Иди сюда, давай мириться.

Райан чувствовал, что торопиться нельзя — никаких резких движений. Словно собираешься погладить животное, которое может укусить тебя за руку — не со зла, а просто от испуга. Так что сейчас самое главное — действовать аккуратно. Все бумажники с именами ограбленных людей лежали в этой коробке, и всего минуту назад Нэнси готова была отомстить ему за то, что он не захотел ей подчиняться. И вдруг такая перемена — милая девушка сидит в кресле, поджав ноги, и не пытается меня запугать, а рассчитывает исключительно на свое женское обаяние. И хотя весь этот вид кроткой овечки был явным притворством, все равно она выглядела гораздо привлекательнее любой другой девчонки, которую он когда-нибудь видел.

Райан медленно скользнул в кресло рядом с ней, уперся руками в спинку и наклонился, чтобы поцеловать Нэнси. Он почувствовал, как ее руки обхватили его за шею и пальцы запутались в его волосах, когда она не сильно, но настойчиво потянула его к себе. Их лица сблизились, губы соприкоснулись, а затем на миг разъединились — лишь затем, чтобы она смогла прошептать:

— Пойдем наверх.

Райан шел домой вдоль пляжа, держа под мышкой коробку из-под пива. Мокрый песок был прохладным, дул ночной бриз, челюсть и плечи по-прежнему болели. Представив себе, как он смотрится сейчас со стороны в темноте, Райан криво усмехнулся и покачал головой. Потом вспомнил, как совсем недавно стоял перед кроватью, застегивая рубашку и заправляя ее в брюки. Нежное загорелое тело Нэнси четко вырисовывалось на белой простыне; она неподвижно лежала на спине, положив одну руку на живот и слегка раскинув ноги, и смотрела на него отсутствующим взглядом. Райану уже не раз приходилось вот так одеваться перед девушкой, лежащей в постели. Он говорил что-нибудь такое, что заставляло ее засмеяться или хотя бы улыбнуться; иногда он снова набрасывался на нее, в шутливой борьбе стаскивал с кровати, а потом, шлепнув по заднице, говорил: «Пока, еще увидимся». С некоторыми из них он действительно снова виделся, а кого-то не видел больше никогда. Райан любил девчонок. Он никогда не тащил девушку в постель, если она этого не хотела, и никогда не говорил: «Докажи, что ты меня любишь». Он с девушками развлекался, ему было с ними весело, а им было весело с ним. Вот и сейчас он думал, что развлекался с Нэнси, но вовсе не был в этом уверен. Было ли ему весело именно потому, что он с ней, или просто потому, что он совершил какие-то действия, которые оказались забавными?

Любая другая девушка, с которой ему доводилось общаться, была прежде всего живым человеком, а сейчас он поймал себя на мысли, что никогда не думал о Нэнси как о человеке. Он совершенно не мог представить, какая она наедине с собой. Как она ведет себя, когда остается одна? Например, как зевает, когда на нее никто не смотрит? Это невозможно было себе представить. Ту девчонку на заднем сиденье фургона, которую двое парней предлагали ему за десять баксов и бутылку пива, — ее он тоже не мог представить себе как человека. Думая об этом, он чувствовал, что постепенно запутывается, и заставил себя отвлечься от этой темы и вернуться в реальность, в темноту, где слабый прибой набегал на песчаный берег. Он поставил коробку из-под пива на песок и сложил ладони лодочкой, чтобы закурить сигарету. Взглянул на свои руки, освещенные огоньком спички, и снова увидел себя со стороны: лихой пес Джек Райан только что подцепил очередную девчонку и теперь по дороге домой остановился закурить.

А Леон Вуди сказал бы…

Нет, нет, Лео, не говори ничего. Джек Райан сам все скажет. Он скажет, что этому лихому псу только кажется, будто он кого-то подцепил. А на самом деле все наоборот: это его подцепили. Подцепили, подсекли, заарканили. И поимели заодно.

В общем, что бы ни происходило сейчас между ним и Нэнси, нужно как-то избавиться от коробки из-под пива. Он уже подходил к «Бэй Виста» и вдруг вспомнил о пустом участке ничейной земли позади дома мистера Маджестика.

Райан оказался именно таким, каким Нэнси его себе и представляла. Чувственный, но не теряющий головы, понимающий, чего от него ждут, и не забывающий о себе. И при всем при этом абсолютно естественный. Хорошее тело — худое и мускулистое, к тому же двигающееся безукоризненно, — он, судя по всему, тренировал его с тех пор, как понял, для чего на свете существуют девчонки. Он не мог отказать себе в удовольствии покрасоваться перед ней после того, как все кончилось: демонстративно неторопливо одевался прямо у ее постели — что вполне вписывалось в ее представление о Райане.

Нет, Джеки, конечно, в полном порядке. Вот было бы прикольно свистнуть эти бабки, встретиться с ним в Детройте и свалить на недельку куда-нибудь подальше — во Флориду или, еще лучше, на Багамы. А потом, прежде чем бросить его, привезти домой и показать мамочке.

Лежа в постели, положив одну руку на живот, а другой играя с прядью волос, Нэнси представила себе, как она приходит домой и говорит: «Мама, познакомься, это Джек Райан». Мама сидит в тени пальмы, а перед ней на столике со стеклянной столешницей — портсигар, зажигалка и водка с тоником. Услышав голос Нэнси, мама уронит на колени толстенный роман и снимет очки для чтения, которыми вынуждена пользоваться в последние годы, но не положит их на столик, а будет держать сложенными где-то под подбородком. Вот она окидывает взглядом Райана и пытается сложить губы в подобие приветственной улыбки. Затем, аккуратно поправив прическу и выиграв тем самым секунду-другую, заставит себя вежливо кивнуть, более заметно улыбнуться. Убедительно ли это у нее получится? Вряд ли. Ощущение того, что здесь что-то не так, не будет покидать ее и, само собой, отразится на всем ее поведении. Она будет пялиться на него в упор своими маленькими коричневыми камушками, будет его разглядывать и за ним наблюдать.

— Мама, это Джек из Детройта.

Взглянуть ей в глаза — в эти маленькие коричневые камушки. Взглянуть, как будет вести себя Джек Райан. А, собственно говоря, что с ним станется? Вряд ли он будет ее оценивающе разглядывать, хотя посмотреть еще есть на что. Для своих сорока четырех лет мама очень даже неплохо выглядит: шикарная и лощеная дама, которая носит белое и жемчуг, чтобы оттенить свой загар. Но Райан почувствует себя рядом с ней не в своей тарелке. Еще бы, это ведь тебе не какая-нибудь провинциальная девчонка, а настоящая светская дама. Мама выведет его из равновесия своей холодностью. Он оглядит внутренний дворик дома. Сунет руку в карман, чтобы показать, что чувствует себя непринужденно, посмотрит на маленький, неправильной формы бассейн, на белый оштукатуренный дом, а сам будет судорожно думать, что бы такое сказать. Отличная получилась бы сцена, подумала Нэнси. Забавно было бы притащить его к мамочке и оставить ей на съедение. Прикольно взглянуть, как мама будет смотреть на него: опасаясь, как бы он до чего-нибудь не дотронулся или, боже упаси, не подошел к ней вплотную, она станет невозмутимо его разглядывать, боясь в то же время пошевелиться, сидя неподвижно и ожидая, когда же он наконец уйдет.

— Мама, познакомься, это Джек Райан. Он вор-домушник и недавно чуть не до смерти избил человека. — Вот это ее немножко бы встряхнуло.

Может быть, и встряхнуло бы, но не обязательно. Насколько помнила Нэнси, ее мать не слишком потрясла даже история с двумя парнями в Лодердейле — теми парнями, с которыми Нэнси познакомилась в Баия-Мар и привезла их домой, потому что знала, что мать уехала и дома осталась только Лоретта, прислуга.

Ей было тогда пятнадцать лет. Но она и сейчас прекрасно помнит, как эти два парня стояли перед ней, держа руки на бедрах, одетые в шорты и футболки какой-то команды с номерами двадцать три и тридцать с чем-то. Оба были шести футов с лишним ростом и могли за двадцать секунд проглотить банку пива. Высокие, сильные, любители покрасоваться, вроде бы взрослые, но на самом деле все равно мальчишки. Сейчас ей бы и в голову не пришло поставить их в один ряд с Джеком Райаном. Сейчас она знает, что рост и габариты не имеют особого значения. Сейчас она четко представляет, что любого парня младше двадцати одного года, неженатого (определение, недавно появившееся в ее классификации) и ни разу не арестованного за хулиганство, нанесение телесных повреждений и тому подобное, следует однозначно отнести к разряду несовершеннолетних сопляков.

Они сидели у маленького, неправильной формы бассейна, поставив перед собой три упаковки пива по шесть банок в каждой и транзисторный приемник. Чтобы скрыть смущение, парни то лакали пиво, то хлопали в такт музыке по поручням шезлонгов. Лоретта — черная кожа и белый форменный передник — появилась в дверном проеме гостиной, выходившей на террасу, неодобрительно нахмурилась и попыталась перехватить взгляд Нэнси. Один из парней заметил это и сказал: «Там вроде бы твоя служанка хочет с тобой поговорить». Но, увидев, что Нэнси демонстративно не замечает Лоретту, парни тоже включились в игру.

Нэнси вдруг пожаловалась:

— Жаль что за нами подсматривают. Будь мы одни, можно было бы по-настоящему оторваться.

Один из парней поднял брови и сказал:

— Интересно-интересно.

А второй спросил:

— Чем бы мы могли, например, заняться?

А Нэнси ответила:

— Могли бы в бассейне поплавать.

Один из них глупо улыбнулся:

— Да мы плавки с собой не захватили.

Нэнси пожала плечами и удивленно спросила:

— Ну и что с того?

Подождав, пока выпитое пиво хорошенько ударит парням в голову, она подкинула им идею: подумайте, ребята, как избавиться от Лоретты. Она немало позабавилась, слушая их полупьяную болтовню. Запирать Лоретту в ее комнате было бесполезно — у нее был ключ.

В конечном итоге парни вытащили из комнаты Нэнси металлическую кровать с сеткой и матрасом; стараясь не шуметь, подтащили ее к открытой двери комнаты Лоретты и поставили «на попа», перегородив дверной проем подобием тюремной решетки и полосатым матрасом. Лоретта их не видела. Когда она пыталась выглянуть, они услышали лишь ее приглушенный матрасом голос. Они смеялись, и Нэнси смеялась вместе с ними, всем своим весом удерживая эту баррикаду, пока они носили стулья, чтобы перегородить все пространство между матрасом и противоположной стеной коридора. Когда дело было сделано, парни сбросили футболки и шорты и нырнули в бассейн. Нэнси пошла в свою комнату и надела не вызывающий, но все же достаточно открытый купальник. Она выключила в доме весь свет, в том числе и лампочки, подсвечивающие бассейн. Оттуда раздались удивленные вопли: эй, что происходит? Но когда Нэнси вышла из дома и они увидели ее, то заулыбались, и один присвистнул, а другой сказал: «Вот это класс!» Мокрые молодые атлеты в мокрых свисающих трусах.

Они играли в пятнашки, то и дело прыгая в бассейн и касаясь друг друга в воде, и время от времени делали перерыв, чтобы хлебнуть пива. Наигравшись, Нэнси села в шезлонг, и ребята последовали ее примеру. Нэнси запыхалась и не пыталась скрыть это: ее грудь и плоский живот эффектно поднимались и опускались в такт дыханию. Посидев так несколько минут и физически ощущая на себе жадные взгляды, Нэнси потянулась, снова демонстрируя живот, и сказала, что хочет пойти переодеться.

Кстати, не поможет ли кто-нибудь из гостей расстегнуть ей лифчик? А то тянуться к застежке на спине очень неудобно.

Помочь, разумеется, хотели оба, и пока они толкались, отпихивали друг друга и боролись за выгодную позицию, Нэнси сама завела руки за спину и расстегнула застежку. Уходя с террасы в дом, она прекрасно понимала, что парни пожирают ее глазами и, словно загипнотизированные, готовы последовать за ней. Она вошла в дом, закрыла за собой стеклянную дверь и защелкнула замок. Потом сняла лифчик. Она стояла спиной к стеклянной двери до тех пор, пока они не подошли к двери вплотную; один из них попытался ее открыть. Тогда она обернулась.

Один из парней сказал:

— Хватит тебе валять дурака. Открой дверь.

Нэнси переводила взгляд с одного на другого — высокие жилистые атлеты старались выглядеть непринужденно в своих мокрых свисающих трусах. Она опустила руки на бедра, подцепила большими пальцами низко сидящий пояс трусиков и улыбнулась.

— Хватит тебе ломаться. Открывай.

— А что вы мне за это дадите? — спросила Нэнси.

— А то ты не знаешь. — Оба парня заржали.

— Выходи, — снова потребовал один из них.

— Как это — выходи? Я собираюсь ложиться спать, — ответила Нэнси.

— Так ты дверь-то открой, и мы с тобой пойдем.

— А что вы мне за это дадите? — снова повторила Нэнси.

На этот раз ребята переглянулись — теперь уже молча и серьезно. Наконец один спросил:

— А что ты хочешь?

В ответ на это Нэнси, скромно улыбнувшись, ответила:

— Пятьдесят баксов, Ваня. С каждого.

Она и сейчас помнила идиотское выражение, застывшее у них на физиономиях.

Так же хорошо она запомнила и то, как смотрела на нее мать, когда узнала об этой истории. Она даже не представляла, что можно так смотреть на человека — совершенно невидящим взглядом, будто на пустую стену.

— Нэнси, это правда?

История о «засидевшихся» у Нэнси ребятах дошла до матери по довольно длинной цепочке. У одного из парней, как выяснилось, были довольно доверительные отношения с отцом. И вот маленький мальчик рассказал большому мальчику об удачном походе к девочке. Большой мальчик рассказал об этом своей жене, та — своей подруге, а та — матери Нэнси. Подруга заверила, что не верит ни единому слову из того, что сама же рассказывает, но при этом сочла своим долгом поделиться с матерью Нэнси, потому что, возможно, ей будет интересно узнать, за какую ерунду могут зацепиться злые языки. И вот — театральная сцена: мать сидит в кресле в гостиной, в нескольких шагах позади нее немым укором совести стоит Лоретта.

— Нэнси, это правда?

Взгляд матери сурово сверлит пространство в нескольких дюймах от глаз Нэнси. Со стороны и не подумаешь, что она смотрит не на дочь, а мимо. Умудрившись все-таки перехватить взгляд матери, Нэнси спокойно отвечает:

— Да, мама, это правда.

Коричневые камушки глаз не меняют своего положения, равно как не меняется и выражение лица.

— Ты хоть понимаешь, что говоришь? — спрашивает мать. — Неужели ты хочешь, чтобы мы поверили, что ты предложила себя этим двум мальчикам?

— Ага.

— Никаких «ага», дорогая. Отвечать нужно «да» или «нет».

— Да.

— В таком случае скажи мне, почему ты это сделала?

— Не знаю.

— Может, ты решила, что это весело и остроумно — с тебя станется. Но ты бы хоть о последствиях подумала.

Нэнси, явно заинтересовавшись таким поворотом разговора, спрашивает:

— О каких последствиях?

— Как — о каких? — не чувствуя подвоха, говорит мать. — Ведь об этом могут узнать. Что про нас скажут?

Нэнси против собственной воли расплывается в улыбке.

— Мама, ты неподражаема.

— Не вижу ничего смешного, — строго говорит мать. — Я хочу знать, что здесь произошло.

Нэнси смотрит на Лоретту, та — на мать Нэнси. Решив, что отпираться бессмысленно, да и неинтересно, Нэнси говорит:

— Мама, что бы тебе ни наговорили, это, скорее всего, правда.

— Лоретта утверждает, что они ушли еще до полуночи.

— А как ты думаешь, сколько на это требуется времени? — интересуется Нэнси.

Суровое выражение лица матери не меняется.

— Я хочу, чтобы ты призналась, что все это неправда и что шутка получилась неумной и вообще не слишком удачной.

— Мама, я тебе уже сказала. Я действительно предложила себя мальчикам.

— Ну хорошо, — говорит мать, вставая с кресла и одергивая платье на бедрах. — По-моему, ты слишком настойчиво пытаешься навязать мне свое чувство юмора. Не вижу никакого смысла продолжать этот разговор.

— Я тоже, тем более что это правда.

— Дело, конечно, твое, — говорит мать, — но до тех пор, пока ты не признаешься в том, что все это твоя глупая выдумка, я запрещаю тебе выходить из дома. — Мать разворачивается и, словно актриса сцену, покидает комнату.

— Хочешь, я расскажу тебе, чем мы с ними занимались? — говорит Нэнси ей в спину. — Ты меня хочешь выслушать или нет?

Мать ее слушать не хочет. Занавес. Через несколько дней Нэнси говорит, что в этой истории правда — только часть, а именно то, что касается запирания Лоретты в ее комнате с помощью матраса, кровати и прочей мебели. Мать объявляет, что это прекрасно укладывается в представление о подростковых выходках — детских по глупости и вполне взрослых по масштабам. Сил-то у ребят хоть отбавляй. После чего мать поспешно озвучивает вывод, что все остальное мальчики просто выдумали. Это какая-то извращенная шутка. А сколько нервов из-за нее потрачено. Признание Нэнси вознаграждено: ей снова разрешают выходить из дома.

Все это, конечно, было прикольно, но уж очень по-детски. Тогда она была маленькой девочкой, а сейчас она уже большая девочка и должна думать и поступать как большая девочка. Все ведь относительно. То, что когда-то казалось верхом дерзости и сумасшедшими деньгами, теперь представляется невинной, в общем-то безвредной выходкой, сущей мелочью по сравнению с большим кушем, который можно урвать, играя в настоящие взрослые игры.

Было время, когда она веселилась, играя с мальчиками в отсутствие матери.

Потом она веселилась, играя на сексуальных инстинктах уважаемых папаш, подвозивших милую девочку домой.

Весело было заводить Боба-младшего.

Валять дурака с Джеком Райаном и обдумывать, как украсть у Рея пятьдесят тысяч, — тоже очень весело. Но все это меркнет по сравнению с игрой, правила которой Нэнси сочиняет сейчас, прямо на ходу.

Если все получится, если не случится ничего непредвиденного и удастся правильно рассчитать время, тогда то, что она задумала, станет действительно большим приколом.

14

Как только Райан начал чистить бассейн, подбежали фишеровские дети и спросили, можно ли им попрыгать в воду и поплавать, держась за сачок, но Райан ответил, что они взбаламутят воду, а ему нужно управиться с бассейном как можно скорее, потому что у него очень много другой работы. Так что дурачиться некогда. Сегодня ему было не до игры с детьми. Убрав шест с сеткой, он взял в сарае мистера Маджестика грабли и коробку для мусора и поспешил с ними на пляж. Там никого еще не было, и никто не отвлекал Райана от одолевавших его мыслей.

Первым делом нужно было решить, стоит ли беспокоиться по поводу сложившейся ситуации.

Тут, впрочем, ответ был однозначным: как только в твои дела вмешиваются другие люди, немедленно появляется повод для беспокойства.

Даже если бы Нэнси не «обрадовала» его коробкой из-под пива, все равно ему было о чем беспокоиться. Избавиться от коробки как раз оказалось не самым трудным делом, и он справился с ним с утра пораньше, выкопав бульдозером яму футов в пять глубиной и похоронив там злосчастную коробку. Избавиться от Нэнси было не так легко, а ведь кроме нее оставались еще Билли Руис и Фрэнк Писарро. Неприятностей от каждого из них можно было ожидать в любой момент. Как их избежать? «А что, если ответ заключен уже в самом вопросе?» — подумал Райан. Если нельзя избежать, то можно сбежать. Исчезнуть. Раствориться.

В то же время большие деньги в охотничьем домике Рея Ритчи еще никуда от него не делись. Если очень захочет, он сумеет провернуть это дело и выйти сухим из воды.

Странно: чем отчетливее он себе представлял, как все это будет происходить, тем меньше нравилась ему эта затея. Что-то здесь было не так. Он попытался представить, как они с Нэнси грабят какие-то другие дома, и понял, что это ему тоже не по душе. Вдруг Райана осенило: он выглядел полным идиотом потому, что делал то, что хотела и придумывала Нэнси. Все это превращалось в игру. Нэнси любит поговорить о том, что ей в жизни не хватает чего-то настоящего, но на самом деле она постоянно заменяет настоящую жизнь игрой и приколами. Попробуй залезь с ней вместе в какой-нибудь дом — потеха да и только. Ничего общего с тем, чем они занимались с Леоном Вуди. Вот где была настоящая жизнь! Но все было давно и вряд ли когда повторится. Это как свеситься с края крыши: однажды он сделал это и понял, что может сделать в любой момент, но понял и другое — сам, по доброй воле, он больше никогда не станет перегибаться через карниз и висеть на руках.

В правую сандалию Райана набился песок. Он разулся и стал его вытряхивать и в этот момент увидел мистера Маджестика, который шел по пляжу в его сторону. Райан вспомнил, что не видел мистера Маджестика со среды, когда они с Нэнси заглядывали к нему в окно, и подумал, что это не очень хорошо. Надо бы объясниться. Но неожиданно обратился к самому себе: «Да что ты суетишься? Пошел он к чертовой бабушке, этот старый хрыч» — и с этой мыслью встретил взгляд мистера Маджестика.

Тот, мельком взглянув на Райана, остановился рядом с ним и стал смотреть на озеро, щуря глаза от отражающегося от поверхности воды солнца.

— Что делаешь? — спросил он.

— Как что? Чищу пляж.

Мистер Маджестик снова бросил взгляд на Райана и нахмурился.

— Что это с тобой?

— Ничего.

— Вижу я твое «ничего».

— Ну, у меня с одним парнем возникли некоторые разногласия.

— Значит, я так понимаю: если у тебя с кем-то возникают разногласия, без драки тебе никак не обойтись? А еще лучше — битой ему вмазать.

— Не я первый начал.

— Ну ладно. Слушай, тут нужно кое-что покрасить. В пятом номере. Большую часть я покрасил еще в начале сезона, но до кухни руки как-то не дошли.

— А как же пляж? — спросил Райан, глядя в ту сторону, откуда могла появиться Нэнси.

— Тут и без того чисто, — сказал мистер Маджестик.

— Народ сейчас позавтракает и придет загорать.

— Ну и что? Я же тебе говорю — здесь и без того чисто.

— Не знаю, — сказал Райан. — Вон мусор разбросан. Да еще около лестницы пройтись нужно.

— Хорошо, доделывай все здесь, а потом зайдешь ко мне, я дам тебе краску. Красить, в общем-то, немного: одну стенку в кухне — какая-то она обшарпанная — и кое-что по мелочам. Пятый номер, запомнил?

Райан посмотрел на мистера Маджестика и сообразил, что тот уже называл ему этот номер.

— Пятый, говорите? Там, где эта девица остановилась — та, что одна?

— Да. Она вчера уехала, так что нужно воспользоваться свободным днем, чтобы все покрасить, пока новые постояльцы не приехали.

— Пятый, значит?

— Пятый. Я тебе об этом в который раз уже говорю.

— А когда она уехала?

— Вчера после обеда.

— С чего бы это ей уезжать раньше времени?

— Откуда я знаю. Сказала, что уезжает, — пусть едет. Я не стал спрашивать почему. Сказал только, надеюсь, вам у нас понравилось, приезжайте еще. Ну, заканчивай здесь побыстрее, сгребай мусор и зайди ко мне. А я пойду пока краску приготовлю.

Мистер Маджестик направился в сторону своего дома, но, пройдя несколько шагов, вдруг обернулся и спросил:

— Слушай, а что это ты сегодня устроил ни свет ни заря? Такой шум поднял.

— Какой еще шум?

— На кой черт в такую рань бульдозер было заводить? Я на часы взглянул, так просто обалдел: половина восьмого.

— Решил побыстрее покончить с той свалкой. Сегодня много работы, вот и решил начать пораньше.

— В половине восьмого!

— Зато дело закончено, — заявил Райан.

Еще с полчаса он, не слишком усердствуя, водил граблями по песку, от чего его оторвал мистер Маджестик, который вышел на крыльцо своего дома и позвал Райана перекусить. Тот подошел к кромке воды, вымыл руки и посмотрел в сторону дома Нэнси. На берегу не было видно ни души. «Главное — не волноваться, — мысленно приказал он себе. — Если ты ей нужен, она сама тебя найдет».

Они с мистером Маджестиком положили себе по тарелке салата с тунцом и поставили посередине большое блюдо с помидорами, перцем и луком. Дополняли завтрак отварная кукуруза, свежий хлеб домашней выпечки и пиво. За едой обсуждали, в какой упаковке пиво лучше сохраняется — в бутылках или в банках, затем разговор перешел на то, какое пиво лучше — пастеризованное или нефильтрованное, и в итоге пришли к выводу, что разницы почти никакой. Главное — чтобы пиво холодное было, а все остальное — мелочи.

Мистер Маджестик вдруг вспомнил, что вечером по телевизору будут показывать бейсбол. Детройт против Бостона. Маклейн против Макдермотта.

— Заходи вечерком. Начало то ли в восемь, то ли в полдевятого.

— Постараюсь, — сказал Райан.

Работать маляром Райан не стал бы ни за что на свете, но покрасить иногда что-нибудь был не прочь. Работа, в конце концов, не тяжелая, а главное, никто не мешает.

Так было и здесь, на кухне домика номер пять. Райан закончил красить дверцу шкафчика над кухонным столом и слез со стула. Лицо той девушки то и дело вставало у него перед глазами. Райан тряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, закурил и пошел в спальню. Не вынимая сигареты изо рта, он повернул щеколду на окне, отодвинул ее и попытался приподнять раму. Рама не шевелилась. Райан взялся за нее обеими руками и потянул как следует, почти в полную силу. Никакого эффекта, раму словно приклеили. Присмотревшись, Райан понял, что так оно и есть: засохшая краска намертво прихватила фрамугу к неподвижной части рамы. Судя по всему, окно покрасили весной и закрыли, не дав краске высохнуть. Теперь она держала фрамугу крепче любого клея.

Райан снова вспомнил ее лицо — большие испуганные глаза буквально в двух дюймах от него. Тогда ему показалось, что в этих глазах горит страсть, теперь же в этой пустой комнате он понял, что девушку парализовал ужас. Бедняга хотела, чтобы ей помогли открыть окно, а ее чуть не изнасиловали.

Райану стало вдруг не по себе. Увидеться бы с ней снова — всего на минуту, и он бы ей все объяснил. Так бы и сказал: «Простите меня. У нас какое-то недоразумение вышло. Понимаете, я подумал…» Может быть, сказать не эти слова, но в любом случае извиниться…

Нет, ничего не получится. Никогда больше они не увидятся.

Ее образ снова и снова вставал перед его мысленным взором, и каждый раз Райан чуть сильнее нажимал на малярную кисть.

Ну почему же она не осталась хотя бы еще на один день? Он сумел бы загладить свою оплошность. Он ведь умеет быть вполне приличным и вежливым молодым человеком. Можно было бы куда-нибудь ее пригласить, заказать какой-нибудь коктейль — например, «Том Коллинз»,[6] и этот день, возможно, стал бы лучшим в ее не слишком богатой событиями жизни.

Между прочим, и с Билли Руисом, когда они встретились в последний раз, тоже можно было обойтись повежливее.

Райан подумал вдруг о Билли Руисе и остальных сезонниках и не на шутку обеспокоился тем, как они будут добираться домой, если не смогут заплатить Камачо за автобус.

Если, конечно, правда, что Камачо хочет содрать с них за обратную дорогу пятьсот долларов. Фрэнку Писарро тоже вынь да положь пятьсот долларов за бумажники. Какого черта? Неужели в этой жизни все стоит пятьсот долларов? Надо бы выяснить, что творится в лагере. Потолковать с Фрэнком о бумажниках, но главное — выяснить насчет автобуса.

Вошел мистер Маджестик и оглядел результаты работы Райана.

— Давай-ка шкафчик и изнутри покрасим.

— Изнутри? Да кто его изнутри будет рассматривать?

— У тебя краска осталась?

— Есть еще.

— Там тебя, кстати, к телефону зовут, — вдруг сказал мистер Маджестик.

— И кто же?

— А сам-то как думаешь?

Райан проследовал за мистером Маджестиком в его дом, по дороге вытирая руки тряпкой, смоченной в растворителе. Зайдя в гостиную, он сунул тряпку в задний карман джинсов и кончиками пальцев взял трубку. Мистер Маджестик подошел к письменному столу и стал с деловым видом открывать и закрывать ящики. Наконец вынул откуда-то коробку со старыми счетами и квитанциями и с нарочитой заинтересованностью принялся их перебирать.

— Алло?

— Привет. Все утро проспала, — сказала Нэнси. — Видимо, вчера переутомилась.

— А я-то думаю: куда ты подевалась?

— Вечером зайдешь?

— Думаю, что да.

— В половине десятого, — сказала Нэнси.

— А что так поздно?

— У меня для тебя сюрприз.

— А может, как-нибудь обойдемся без сюрпризов?

— Нет, честно, настоящий сюрприз. Только обязательно приходи вовремя.

— Договорились.

— Так придешь?

— Я же сказал.

— Там что, рядом с тобой кто-то есть?

— Ага.

— Тот, что трубку снимал?

— Точно.

— Тебе еще, наверное, влетит за этот звонок. Этот тип не хотел за тобой идти, пришлось сказать, что дело очень срочное.

— Понятно.

— Он подумает, что мне просто приспичило.

— Ну ладно. До встречи.

— В половине десятого, — повторила Нэнси. — Поднимешься с пляжа по лестнице — и заходи. Дверь с веранды я оставлю открытой. Договорились?

— Договорились, — сказал Райан.

Нэнси повесила трубку.

Не успел Райан опустить трубку на рычаг телефона, как мистер Маджестик оторвался от своих бумажек и сказал:

— Раз уж ты все равно здесь — взял бы еще краски.

— Да у меня ее полно.

— На всякий случай.

— Я же сказал: краски хватит.

— Слушай, — проговорил вдруг мистер Маджестик совсем другим тоном, — эта девушка, которая тебе звонит…

— Да?

Мистер Маджестик неожиданно улыбнулся, в очередной раз продемонстрировав Райану свои шикарные зубы, а затем, пожав плечами, проговорил:

— А в общем-то, какое мне дело? Ты человек взрослый…

— Я как раз собирался вам об этом напомнить.

На пороге он вдруг обернулся и спросил:

— Послушайте, а как звали ту девушку из пятого домика?

После работы Райан попросил у мистера Маджестика машину, чтобы съездить в город пообедать. Тот предложил ему пообедать вместе — холодное мясо и картофельный салат, — но Райан поблагодарил и сказал, что ему все равно нужно кое-что купить в магазине.

Женева-Бич он проехал без остановки — и прямиком в лагерь сезонных рабочих к своему старому сараю. Когда Билли Руис увидел его на пороге, у него глаза полезли на лоб от удивления. В помещении он был один. Райан огляделся и, даже не поздоровавшись, сразу перешел к делу:

— Почему вы не оставили коробку из-под пива там, где вам было велено — на помойке за универсамом?

Лицо Билли Руиса по-прежнему представляло собой застывшую маску удивления.

— Я спрашиваю: где коробка?

— Фрэнк сказал, что выкинул ее в тот же вечер. Он решил, что лучше сделать это, когда совсем стемнеет.

— А где Фрэнк?

— Я уже тебе говорил: его уволили.

— Я слышал, что он поведет на обратном пути автобус Камачо.

Билли Руис нахмурился:

— С какой это стати? У него есть свой фургон.

— Мне сказали, что фургон накрылся.

— Да он все время накрывается, но Фрэнк худо-бедно чинит его и едет дальше. Неужели ты думаешь, что он его здесь оставит?

— Кто же тогда поведет автобус?

— Не знаю. У нас теперь новый бригадир. Говорят, он нанял какого-то парня, который работал на автобусе.

— Значит, у вас все устроилось? — спросил Райан.

— Ну да. Как только нам завтра заплатят — сразу же двинем домой. На следующий год нас уже пригласили, так что, глядишь, еще и увидимся.

— Может быть, — сказал Райан. — Кто знает, как оно в жизни повернется.

На обратном пути Райан решил, что раз уж взял машину, чтобы пообедать, то неплохо было бы действительно где-то перекусить. Он заглянул в кафе, а потом перешел дорогу и посидел за парой кружек пива в баре «Пирс», глядя на закат над озером. «Хорошо здесь все-таки», — подумал он.

15

Незадолго до девяти Нэнси переоделась в короткую летнюю пижаму. Оставив в спальне гореть одну лампу, она спустилась вниз и погасила весь свет, даже на кухне. Заодно удостоверилась, что кухонная дверь, выходящая во двор, заперта на замок. Потом заперла дверь, выходящую из бильярдной к гаражу. Единственным незапертым входом в дом осталась стеклянная дверь, отделявшая веранду от гостиной. Нэнси бесшумно открыла ее и, удостоверившись, что она нигде не заедает, так же тихо закрыла.

Большое глубокое кресло она не без труда подвинула так, чтобы оно оказалось прямо напротив двери, но при этом в тени в глубине комнаты. Теперь настала очередь маленькой тяжелой оттоманки без спинки и с невысокими подлокотниками. Нэнси подтащила ее поближе к креслу и поставила так, чтобы можно было упереться в диванчик ногами, не боясь, что он сдвинется с места.

Она села в кресло и положила правую руку на стоящий рядом столик. Убрала руку, снова положила ее на столик и на несколько дюймов передвинула лампу.

Райан мог появиться в любой момент. Ему было сказано прийти в половине десятого, но он вполне мог опоздать, засидевшись, например, в «Пирсе» или задержавшись в дороге. С другой стороны, не явится ли Райан раньше назначенного срока? Этого тоже нельзя было исключать. Единственное, в чем Нэнси была абсолютно уверена, — это в том, что Райан придет. Он просто не мог не прийти. Он приходил сюда каждый вечер начиная со вторника, а после вчерашней ночи прочно сидит у нее на крючке. Он может, конечно, повыпендриваться и поиграть в независимость, но, в конце концов, мужик — он и есть мужик, и не в их обычаях упускать то, что само плывет в руки.

Нэнси стала думать о том, как все сложится завтра, и попыталась представить себе физиономию Рея, когда он узнает, что произошло. Ну и рожа у него будет, когда он, мрачнее тучи, войдет в дом! Главное при этом — не рассмеяться. Да и улыбаться нежелательно.

Ну ладно, завтра будет завтра, а сейчас лучше не отвлекаться и сосредоточиться на наблюдении за двором. Единственным источником света вне дома оставался оранжевый фонарь над верхней площадкой лестницы, ведущей к пляжу. Когда Райан подойдет к дому, его силуэт будет четко виден на фоне оранжевого светового пятна.

— Ты куда собрался? — спросил мистер Маджестик, стоя под фонарем посреди лужайки с тоненькими березками, пластмассовыми фламинго и выкрашенными камнями. — Я так сразу и подумал, что это ты.

Райан вступил в круг света.

— Да вот на пляж хочу сходить, прогуляться.

Мистер Маджестик не торопясь раскурил сигару и сказал:

— Бейсбол как раз показывают. Я сначала у Фишеров смотрел, но им детей надо укладывать.

— Кто, вы сказали, сегодня играет? Балтимор?

— И Бостон.

— Правильно. И Маклейн будет играть. Если вы не возражаете, я зайду чуть попозже.

— Пока у них по нулям, — доложил мистер Маджестик и сразу же добавил: — Тут с час назад один твой приятель заходил.

— Это еще кто?

— Боб-младший. — Вынув сигару изо рта, мистер Маджестик выпустил дым и внимательно посмотрел на Райана. — Рассказал, что встретил тебя на том охотничьем участке, про который я говорил, и решил, что ты там без разрешения ошиваешься.

— Так и сказал?

— Ты ему сказал, что работаешь у меня, ну он и заехал проверить, так ли это.

— А что вы?

— Как что? Ты здесь работаешь? Работаешь. А еще посоветовал ему посидеть с тобой где-нибудь в баре, заказать себе пива и забыть все ваши разногласия.

— Я был бы не против.

— Он парень неплохой, поверь мне. — Райан промолчал, и мистер Маджестик переменил тему: — Ну, и как тебе тот участок? Что скажешь?

— Не знаю. На вид место неплохое.

— А как насчет охоты?

— Боб-младший говорит, что в прошлом году подстрелил из карабина оленя буквально в двух шагах от дороги. Вполне возможно, что охотиться там есть на кого.

Мистер Маджестик удивленно поднял брови и попыхтел сигарой:

— Объясни мне, ради бога, что же вы там все-таки делали: морды друг другу били или за жизнь беседовали?

— Да занятно все как-то обернулось, — согласился Райан.

— Просто обхохочешься. Ну ладно, пойду бейсбол смотреть. Заходи в любой момент.

Глядя вслед удаляющемуся в сторону озера Райану, мистер Маджестик еще пару раз затянулся и не торопясь пошел через лужайку к дому.

Райан успел пройти ярдов пятьдесят, прежде чем понял, что идет к дому Нэнси если и не против своей воли, то по крайней мере с желанием чуть-чуть задержаться. Он остановился, посмотрел на озеро, на далекие огоньки с обеих сторон, потом обернулся и, как всегда, улыбнулся при виде сада перед домом мистера Маджестика с пластмассовыми фламинго в круге света. С той точки, где он стоял, было видно освещенное боковое окно, через которое они с Нэнси подглядывали за мистером Маджестиком. Сейчас он, как и тогда, сидит перед телевизором и, прикладываясь время от времени к бутылке пива, внимательно следит за тем, что происходит на экране. Разница только в том, что сегодня показывают не вестерн, а бейсбольный матч. Потоптавшись минуту-другую на месте, Райан разобрался наконец в своих мыслях.

Подойдя к дому поближе, он узнал знакомый голос бейсбольного комментатора — Джорджа Келла, с его тягучим арканзасским выговором, еще до того, как заглянул в окно. Мистер Маджестик, как и предполагалось, сидел перед телевизором, протянув ноги на специально принесенную с кухни скамеечку.

Подавал Бостон. Питчером тренеры выставили Маклейна, и он был явно в ударе. Джордж Келл не скупился на комплименты. Игра сегодня шла не только у Маклейна, но и у всей команды. Детройтские «Тигры» явно хотели порадовать своих болельщиков победой. У Райана даже под ложечкой засосало. Как, оказывается, давно он не видел хорошего бейсбола. «Какого черта, — подумал он, — я что, ей чем-то обязан? Ничего с ней не станется, подождет. Посмотрю хотя бы пару иннингов. Куда, в конце концов, торопиться?»

Фрэнк Писарро начал пить с пяти часов вечера. За это время он опорожнил две бутылки красного вина и уполовинил пинту водки — пришлось взять водку, потому что в магазине не было больше текилы, а парень за прилавком еще и заявил: «На вас, ребята, не напасешься…» Пошел он к чертям собачьим, козел. Через пару дней Фрэнк Писарро с друзьями уедет отсюда, и что он тогда будет делать? Лапу сосать и ждать, когда они снова вернутся? Ведь без них, сезонных рабочих, он наверняка разорится.

Поначалу Писарро собирался приберечь водку на вечер, чтобы прийти к девчонке с непочатой бутылкой, но это чертово вино здорово его подкосило, через час он уже никуда не годился, и пришлось прибегнуть к водке как к восстанавливающему силы средству. Помогло. Теперь он чувствовал себя отлично и четко видел все вокруг себя: силуэты домов в темноте, освещенные окна за деревьями. В общем, не жизнь, а сплошное удовольствие. Вот только, черт возьми, сигареты забыл.

Ничего, у девчонки найдутся. Но если сейчас у нее Райан, придется с куревом подождать. Подождем, мы не гордые. Рано или поздно Райан отвалит, и очаровательная подружка мистера Ритчи и мистера Райана останется одна. Эй, девочка, а как насчет того, чтобы расширить список дружков? Мистер Ритчи, мистер Райан, а теперь еще и мистер Писарро. Соглашайся, дура, и я вздрючу тебя так, как ни одному из твоих хахалей не удавалось — ни мистеру Ритчи, ни чертову Джеку Райану.

Он посидит и подождет, а когда девочка останется одна — тут-то и возьмет ее тепленькой. Она, конечно, для вида поломается, но сообразит, что деваться некуда. Вот только лучше было бы, если бы она была одна, чтобы не ждать долго.

Он проберется в тени дома и выйдет прямо к плавательному бассейну, где увидит, как и в прошлый раз, купающуюся девчонку с темными волосами и сверкающим в воде телом. А когда она вылезет из воды, он будет сидеть в шезлонге за столиком и в знак приветствия поднимет бутылку с остатками водки.

Хотя нет, черт с ней, с водкой. Лучше сразу же подойти к бассейну и найти ее полотенце. Она вылезет, встанет, держа руки на бедрах, и увидит его с полотенцем в руках. Он скажет: «Ну-ка иди сюда. Давай я тебя вытру», подойдет к ней с полотенцем, как тореадор с плащом.

Господи Иисусе, подумал Писарро. Он даже застонал от удовольствия и потряс головой, чтобы вернуться к реальности. Мысленно он уже обнимал Нэнси, накидывал на нее полотенце и ощущал под руками ее гладкую загорелую кожу.

Пускай девочка порадуется жизни. Он сначала немножко подурачится с ней, будет ласково вытирать ее, а она расслабится, начнет хихикать, говорить, что ей щекотно, потом положит голову ему на плечо, и вот тут-то, как гром среди ясного неба, прозвучат его слова: «Ты должна мне пятьсот долларов». А она, еще полушутя, переспросит: «Пятьсот долларов? Это еще почему?» А он скажет: «Потому что, если ты мне их не дашь, я расскажу кое-кому, как вы тут с Джеком Райаном развлекаетесь». Она спросит: «Это еще кому?» А он ответит: «Да есть тут один человек по имени мистер Рей Ритчи».

Вот только почему-то в этом чертовом доме ни одно окно не горит. Нет там, что ли, никого? Фрэнк Писарро оставил свой фургон на другой стороне Прибрежного шоссе и прошел пешком. Вот и особняк мистера Ритчи: перепутать он не мог; почему же в окнах нет света? А впрочем, она вполне может быть на другой стороне, поближе к бассейну. Ладно, обойдем, сказал Фрэнк Писарро.

Черт возьми, а если Райан сидит возле бассейна и услышит его? По правде говоря, встреча с Джеком не входила в его планы. В тот раз ему повезло: Нэнси была одна. Но где гарантия, что сейчас Райана нет? Он решил сделать крюк и, спустившись на пляж по соседней улице, вернуться к особняку со стороны озера. Он помнил, что оттуда, с верхней площадки лестницы, все видно как на ладони. Тогда можно будет, не рискуя засветиться, выяснить, есть там Райан или нет. А если и ее не будет, это не страшно. Можно подождать на лужайке, а можно и заглянуть в дом. Не может быть, чтобы у мистера Ритчи не нашлось бутылочки текилы.

— Ну что, допил свою? — спросил мистер Маджестик.

Райан, сидевший на диване, наклонился, поднял стоявшую перед ним жестяную банку и удостоверился, что она еще не пуста.

— Нет еще.

— Допьешь — сходи на кухню еще за одной. И мне прихвати. — Мистер Маджестик уселся обратно в кресло, и на мгновение воцарилось молчание.

— Какой счет?

— Один-один.

— На основной базе поделили очко, — сказал мистер Маджестик. — Как бы ты подавал этому парню?

— Пожалуй, резаным ударом. Ниже и в сторону от него. — Райан посмотрел на бостонского игрока, который промазал при очередной подаче, позволив сопернику отправиться на третью базу.

— Не успеет, — сказал мистер Маджестик.

Райан взглянул на расстановку игроков.

— Не знаю. Это короткая стена поля, пока мяч летит, можно пробежать две базы.

— Этот сукин сын опять подает по уходящей. Если тот сдвинется, сможет отбить рукояткой, — произнес мистер Маджестик.

— Лучше было ловить внизу, — сказал Райан.

Когда отбивающий отправил мяч на вторую базу, мистер Маджестик воскликнул:

— Я же тебе говорил!

Голос Джорджа Келла в телевизоре комментировал:

— Перед шестым иннингом «Тигры» имеют преимущество в два очка. Посмотрим, смогут ли они добиться большего. По-моему, для Дэнни Маклейна это не должно составить больших трудностей.

— Ты знаешь комментатора? — спросил мистер Маджестик.

— Да, это Келл. Отличный был игрок, — ответил Райан.

— А знаешь, что он, когда играл в высшей лиге, отбил больше двух тысяч мячей?

— Две тысячи пятьдесят два, — ответил Райан.

— А тебе известно, что у него на родине установили памятный знак? В Свифтоне. Въезжаешь в город, а на знаке написано: «Свифтон, штат Арканзас, — родина Джорджа Келла».

Хлебнув пива, Райан задумчиво произнес:

— Не уверен, что хотел бы получить такой знак в свою честь. А уж тем более, чтобы его на мой дом повесили. Ну представьте себе: проезжает мимо какой-нибудь урод, который знает, что сегодня у тебя матч на другом конце страны. Значит, дома никого нет. Он вламывается к тебе в дом и выносит из него все, что захочет. Или сидишь ты дома усталый, а какой-то чокнутый фанат швыряет тебе в окна камни.

— Такое вполне может случиться, — кивнул головой мистер Маджестик. — Но если ты можешь заработать такую кучу денег, как Келл, тебе на все эти мелкие неприятности наплевать. Ну, разбил какой-то придурок окно — так завтра новое вставишь. Понимаешь, когда ты только начинаешь выступать, жизнь знаменитого спортсмена предстает тебе в розовых тонах. На самом деле у него бывают вещи и похуже разбитых окон, а ведь это его жизнь, то, что он делает. Если бы ты остался в бейсболе, возможно, в твою честь тоже повесили бы такой знак.

— Ну да, как же.

— А почему бы и нет? Если бы спина тебя не подвела.

— Знаете, что я вам скажу? — сказал Райан. — Даже если бы моя спина была в полном порядке, мне все равно не удавалось бы как следует отбивать эти проклятые крученые мячи.

Нэнси заметила какое-то движение на дальнем конце лужайки: чей-то силуэт мелькнул в свете оранжевого фонаря и пропал в темноте; она едва разглядела его снова, когда он пересекал двор, стараясь побыстрее добраться до густой тени сосен. Нэнси продолжала накручивать на палец правой руки прядь волос. Она сидела, поставив ноги на край оттоманки, согнув колени и неподвижно замерев в ожидании. Единственное, что ее удивило, — это то, насколько осторожно, словно чего-то опасаясь, Райан подходил к дому. Странно: он же знает, что кроме нее здесь никого нет. Мог бы не скрываясь пройти через двор прямо в дом. Когда она снова увидела его — на этот раз возле бассейна, — она отвела правую руку от лица.

Рука, описав заранее отрепетированную дугу, легла на край стола, и ладонь Нэнси одним движением нащупала и обхватила знакомую рукоятку пистолета.

Ожидание затягивалось. Нэнси гадала, что могло его задержать. Кажется, обходит дом с другой стороны. Но зачем ему это — непонятно. Разве что решил для полного спокойствия взглянуть на гараж и подъездную дорожку с улицы? Ни единого звука не раздавалось ни снаружи, ни внутри дома.

Она ждала, потому что была уверена — он вернется. А еще была уверена в том, что, когда он переступит порог стеклянной двери в пяти метрах от ее кресла, она сумеет сделать то, что задумала. Поэтому она не двигалась и не сводила глаз со стекла.

Тишина. Потом — какой-то едва слышный звук. Слегка поскрипывают под его ногами ступени деревянной лестницы. Над краем террасы показался темный силуэт его головы, плечи, все тело. На мгновение он остановился и обернулся, словно желая удостовериться, что во дворе за его спиной никого нет. Когда он снова повернулся к двери, Нэнси подняла пистолет перед собой и положила длинный ствол на свои согнутые колени. Подойдя вплотную к двери, он осторожно, явно стараясь не производить лишнего шума, отворил дверь. Когда он шагнул в комнату, Нэнси проговорила:

— Привет, Джеки.

Она услышала, как он произнес что-то вроде «Это не…», но больше ничего сказать не успел. Плавным движением Нэнси подняла пистолет на уровень глаз, прицелилась прямо в центр темного силуэта, выстрелила четыре раза и продолжала стрелять, пока он падал на спину — наружу, на веранду. Она могла бы поклясться, что услышала во внутреннем дворике звон бьющегося стекла — словно кто-то уронил стакан или бутылку.

Нэнси вылезла из большого кресла, в котором просидела больше часа, и направилась к выходу на веранду, гадая, открыты у него глаза или закрыты.

— Какого черта Маклейна вывели из игры? — кипятился мистер Маджестик. — Черт возьми, еще пара ударов, и они отобьются.

— У тех и у других были трудные мячи, — сказал Райан.

— Могут еще подержаться.

— С преимуществом в одно очко надо быть осторожным. Слушайте, — озаботился он вдруг, — а который час?

Мистер Маджестик с трудом оторвался от экрана, чтобы бросить взгляд на часы.

— Четверть десятого. Я бы его оставил. Сколько его подач не отбили?

— Шесть.

— Шесть ударов. Этого парня не собьешь.

Они увидели, как тренер прошел в нишу, где сидела команда. Маклейн остался на месте подачи.

Джордж Келл сказал:

— По-видимому, Дэнни Маклейн остается в игре. Он отлично делает свою работу. Возможно, сейчас будет разыграно решающее очко.

Мистер Маджестик встал с кресла.

— Ничего не поделаешь, — сказал он, — надо пойти отлить. Принести еще пива?

— Нет, спасибо, мне хватит.

— Может, хайбол?[7] Все, что хочешь. Угощаю.

— Нет, пожалуй. Я тут договорился кое с кем встретиться в половине десятого, — признался Райан.

Мистер Маджестик, уже стоявший на пороге комнаты, внимательно посмотрел на него.

— Я думал, ты с ней уже встречался.

— Нет, только собирался. Пошел было в ту сторону, а потом остановился и подумал: почему бы не посмотреть пару иннингов?

— Как думаешь, она на тебя здорово рассердится?

— Не знаю.

— Она тебе нравится?

— Поговорить иногда бывает интересно.

— Ну ладно, это твое дело.

— Пожалуй, пора им и заняться, — сказал Райан. — Раньше развяжусь — раньше спать лягу.

Какой-нибудь журналист, думала Нэнси, непременно должен написать о Джеке Райане статью в «Ридерз дайджест» под названием: «Самый везучий человек из всех, кого я когда-либо встречал».

Глядя на лежащего перед ней на веранде Фрэнка Писарро, Нэнси сначала изумилась, потом почувствовала разочарование и, наконец, гнев. Впрочем, она сумела все-таки успокоиться и решила перетащить Фрэнка через порог внутрь гостиной и закрыть стеклянную дверь. В конце концов, подумала Нэнси, не так все и плохо. Этот урод заслужил свое не меньше, чем Райан. Нужно относиться ко всему философски и воспринимать мелкие неприятности, как подобает большой девочке. Не удалось подстрелить Райана, зато на пулю нарвался его приятель, и он справился с этой задачей ничуть не хуже. Он был мертв, и это она убила его.

Пожалуй, Нэнси больше всего беспокоило то, что теперь уже стрельба по окнам не будет доставлять ей такого удовольствия, как прежде.

Она включила весь свет в гостиной, потом на кухне и настольную лампу в курительной. Потянувшись было к телефону, вдруг одернула себя, отвела протянутую к трубке руку и быстро подошла к столику, стоявшему рядом с большим креслом. Она совершенно забыла об уликах. Нэнси взяла со столика свой заранее приготовленный бумажник, часы, жемчужное ожерелье и несколько золотых булавок для галстука из верхнего ящика письменного стола. Все это она быстро рассовала по карманам Фрэнка. Мысленно Нэнси уже представляла, как будет происходить ее разговор с полицейским. Она слышала суровый голос: «Он был в вашей комнате?» И свой собственный голос, который отвечал: «Я слышала, как он ходит внизу, но от страха боялась даже пошевелиться, чтобы он не услышал, что в доме кто-то есть. Я выждала некоторое время. Боялась спуститься, пока не подумала, что он уже ушел. Потом внизу все стихло. Я набралась смелости и пошла вниз. Сама не знаю зачем, взяла оружие, — наверное, инстинктивно. Этот пистолет я купила в подарок своему боссу. Мистеру Ритчи». Она улыбнулась. Это будет изящный штрих. Просто великолепно. Особенно если газетчики будут цитировать протокол слово в слово. «Мой босс». А еще лучше «дядя Рей». Это уже шедевр.

Нэнси снова пошла в кабинет, чтобы позвонить по телефону, но и в этот раз положила телефонную трубку на место и пошла обратно.

Вот это да. С террасы в дом входил Джеки.

Нэнси дала ему достаточно времени хорошенько рассмотреть Фрэнка Писарро. Она глубоко вдохнула, медленно выдохнула, поправила вырез своей коротенькой пижамы и шагнула в гостиную как раз в тот момент, когда Райан поднимался с колен. Услышав ее, он перешагнул через ноги Фрэнка Писарро и поднял на нее глаза.

— Опять опаздываешь, — сказала Нэнси.

— Виноват, — сказал Райан. — Ты знаешь, что он мертв?

Нэнси кивнула, почти физически ощущая, что Райан не сводит с нее глаз.

— Он пришел и опять стал требовать денег, — сказала Нэнси. — Грозился, что, если я не дам еще денег, он отправится в полицию и заложит тебя.

— Ты, значит, поговорила с ним, а потом взяла и пристрелила?

— Он начал приставать ко мне. После разговора.

— А у тебя как раз случайно оказался под рукой пистолет.

— Он сначала постучал в дверь, — объяснила Нэнси. — Я поняла, что это не ты, и здорово испугалась. Поэтому и взяла пистолет.

— Полицию вызвала?

— Нет еще.

— А что ты собираешься им сказать?

Нэнси перехватила взгляд Райана.

— Скажу, что застрелила грабителя.

— Тогда твои фотографии завтра же появятся в газетах.

— Я об этом не подумала.

— Если повезет, может, и в журналах напечатают. В «Лайфе», например.

— Ты серьезно? Неужели «Лайф» может этим заинтересоваться?

— А то как же. Придется тебе везде появляться в темных очках, а люди все равно будут узнавать тебя, тыкать пальцем и шептаться: «Смотри, это она».

— Правда?

— Это еще что. Кто-нибудь в Голливуде увидит фотографию симпатичной маленькой девочки с длинными волосами, которая пристрелила вора, забравшегося в дом ее богатого любовника, умилится, прослезится — и вот ты уже там.

— Это круто.

— Рея ты, конечно, здорово подставила. Может, его жена и догадывалась о твоем существовании, но совсем другое дело, когда о любовнице становится известно всем. Ей придется что-то решать. И это решение может стоить ему больших денег и нервов. Впрочем, насколько я понимаю, над проблемами Рея ты можешь теперь поприкалываться в свое удовольствие.

— Тебя послушать — так все пойдет как по маслу, — задумчиво сказала Нэнси.

— И его жалкие пятьдесят тысяч даже воровать не придется. Ты пристрелила сборщика огурцов и благодаря этому нашла свое счастье.

— Сказка про Золушку, — усмехнулась Нэнси. — Мне нравится.

Она, похоже, действительно стала представлять себе такое сказочное развитие событий, когда остановилась возле большого кресла и медленно опустилась в него.

— Сколько раз ты в него стреляла?

— Не знаю. Я не считала.

— Ты начала стрелять, как только он ступил на порог.

— Нет, я была наверху и услышала, как он здесь ходит. Я сначала испугалась и рискнула спуститься, только когда решила, что он уже ушел. Спустилась — а он ждет меня.

— Ты стреляла во Фрэнка, когда он входил в дверь, — отчетливо и медленно повторил Райан. — Выстрелила семь раз. Он не стучался. Он просто открыл дверь и собирался войти.

Нэнси с удивленным видом посмотрела на Райана.

— Да, это так. Потому что я оставила дверь открытой для тебя. Но он постучался.

— Я хочу сказать, — перебил ее Райан, — что ты не хотела убивать Фрэнка.

— Ну да, я же и не спорю! Конечно, убивать его я не хотела.

— Ты ведь думала, что это я пришел.

— Ну да.

— И ты хотела убить меня.

Нэнси неподвижно сидела в кресле.

— Я… но почему?

— Причин у тебя было более чем достаточно, — сказал Райан. — Но главная из них вот в чем: ты решила, что это будет прикольно. — Он подождал немного, потом подошел к диванчику и сел напротив нее. — Ну и как, прикол удался? Весело было?

— Нормально.

— Не совсем так, как ты рассчитывала.

— В этом-то, наверное, и состоит главный прикол.

Она следила за ним глазами, когда Райан поднялся с дивана и направился в курительную.

— Куда ты идешь?

— Звонить в полицию.

— Я сама.

— Ты скажешь что-нибудь не так.

— Если ты меня заложишь, Джеки, я тебя тоже заложу.

Райан на мгновение задержался на пороге. Он чувствовал себя усталым. Медленно покачав головой, он сказал:

— Слушай, хватит уже.

— Я серьезно. Я скажу, что ты пришел вместе с ним. И про кошельки ворованные расскажу.

— Хорошо, — согласился Райан. — Расскажи им про кошельки.

Он пошел в кабинет, снял телефонную трубку, и она слышала, как он сказал оператору:

— Соедините меня с полицией. — Последовало долгое молчание. Потом снова его голос: — Я хочу сообщить о стрельбе из огнестрельного оружия. — Снова пауза, потом отчетливые, как удары молота, слова: — Около Олд Пойнта… Дом Рея Ритчи… Что?.. Нет, вы увидите, когда будете здесь.

Когда он вернулся в гостиную, Нэнси сказала:

— Для тебя все обернулось удачно, Джеки. Посмотрим, как это на тебе отразится.

Райан ногой передвинул оттоманку к большому, отделанному ореховым шпоном телевизору, который можно было бы толкнуть перекупщику за полторы сотни долларов, пощелкал и покрутил ручками настройки. На экране показался Маклейн. Джордж Келл проговорил:

— Два-два, середина девятого иннинга.

Настроившись на нужную программу, Райан спокойно опустился на диванчик.

Нэнси, перегнувшись через подлокотник большого кресла, молчала и не сводила с него глаз.

— Джеки… — сказала она, но не дождалась ответа. — Эй, Джек, великий любовник! Ты меня слышишь? А что, если я скажу полиции, что ты пришел, застал его врасплох и вы подрались? Что ты за меня вступился? Ведь ты даже выглядишь так, как будто только что дрался.

Нэнси замолчала, ожидая ответа.

— Я скажу, что ты спас мне жизнь. Ты оттащил его от меня, и… послушай… пока вы дрались, я достала пистолет. Я хотела только попугать его, но увидела, что он схватил что-то тяжелое, ну, например каминную кочергу, и бросился на тебя. Я вынуждена была стрелять. — Ее глаза внезапно расширились: — Джек, ты представляешь, тогда в газетах напечатают фотографии нас обоих. И в «Лайфе» тоже — откроем журнал, а там наша фотография в таких шикарных черных очках! А потом нас обоих будут снимать в кино! Ведь это так здорово — в кино. Почему ты молчишь? — По ее лицу было видно, что она слегка фальшивит, и однако же на самом деле загорелась новой идеей.

Райан посмотрел на нее. Выждав момент, когда она посмотрела на него, он прервал ее одной фразой:

— Я уже снимался в кино.

Он снова повернулся к телевизору, где Маклейн, развернувшись, сделал бросок от плеча. Хорош, сукин сын, но и у него наверняка есть какие-то проблемы.

— Послушай, я ведь серьезно, — сказала Нэнси. — Это должно сработать. Это будет еще прикольнее с кем-нибудь другим. — Нэнси ждала, продолжая смотреть на него. — Ну почему ты меня не слушаешь? Посмотри на меня. Это будет великолепно. Расскажем полиции, что здесь произошло, а через пару дней сядем в машину и поедем… куда захочешь. Просто поедем. Джек, ну послушай же меня!

Маклейн после небольшой паузы сделал очередную подачу.

— Немного высоковато, — заметил Джордж Келл.

— Мы можем устроить все так, чтобы это выглядело отлично, — продолжала Нэнси. Она помолчала, а потом вскочила с кресла. — Скажем, что он хотел меня изнасиловать. Послушай… — она положила руки на вырез своей короткой пижамы, — перед тем, как я схватила пистолет, он набросился на меня и порвал пижаму. — Она дернула за вырез с такой силой, что с пижамы отлетели почти все пуговицы. Потом она распахнула ее и сказала: — Джеки, ты только посмотри, что он наделал.

Райан оглянулся, посмотрел на ее грудь, одобрительно кивнул и снова уставился в телевизор.

Нэнси на мгновение задумалась, но тут же, не сбавляя темпа, продолжила придумывать детали своей версии:

— А потом, совершенно внезапно, просто взбесился, стал носиться по комнате и крушить все подряд.

Она подбежала к камину и схватила каминную кочергу. Взмахнув ею, она первым делом обрушилась на картину, стоявшую на каминной полке, разодрала полотно и сломала подставку. Потом настала очередь старинного стеклянного буфета и хранившейся в нем посуды. Она разбила все стеклянные, хрустальные и фарфоровые предметы в нем: вазы, пепельницы, фигурки, зеркало; все до последнего бокала было разбито вдребезги и под громкий звон превратилось в груду черепков и обломков. Она разнесла громадное, от пола до потолка, стекло, отделявшее гостиную от веранды, раскидала зазубренные осколки, вывалившиеся из рамы. Лампы она сначала не трогала, но потом дошла очередь и до них: она била их одну за другой, и они гасли, рассыпая напоследок снопы искр. Комната постепенно погрузилась в сумерки, а потом в полную темноту. В гостиной остался лишь один источник света — плоское белое светящееся пятно телевизионного экрана.

Наступила тишина. Нэнси неподвижно стояла возле большого кресла в своей разорванной пижаме, а тишина все длилась, пока Джордж Келл наконец не произнес:

— В конце девятого иннинга счет равный, подает Детройт. Если они…

Райан выключил звук. Он сидел, освещенный голубоватым сиянием экрана. Позади него Эл Кэлайни безмолвно взвешивал в руках две биты.

— Ну как, все разбила? — спросил Райан.

— Кажется, да, — кивнула Нэнси.

— Присела бы тогда, отдохнула.

— Джеки…

— Слушай, вот этого не надо, ладно? Не говори больше ничего. А то придется врезать тебе хорошенько, чтобы ты замолчала, а мне бы этого не хотелось.

Когда Эл Кэлайни занял место отбивающего игрока, коснулся концом биты основной базы и притоптал землю своими кроссовками, они услышали доносящийся издалека, со стороны Прибрежного шоссе, слабый звук полицейской сирены.

— Сядь и не дергайся, — сказал Райан. — Думать больше не о чем.

Нэнси медленно опустилась в кресло, свернулась калачиком, перегнулась через подлокотник и положила лицо на руку. Она смотрела на плавательный бассейн, на лужайку, на оранжевый фонарь, пронзающий ночное небо ярким, почти солнечным лучом, а свободной рукой, сама того не заметив, откинула с лица волосы и стала наматывать на палец непокорную прядь.

Примечания

1

Коктейль из равных долей шампанского и бургундского. В Америке продается в готовом виде в бутылках.

(обратно)

2

Игра с передвижением деревянных кружочков по размеченной доске.

(обратно)

3

Отмечается в США и Канаде в первый понедельник сентября.

(обратно)

4

Gook (англ.) — пренебрежительное прозвище жителей тихоокеанских островов.

(обратно)

5

Имеются в виду президенты США Гарри Трумэн (1944–1953) и Дуайт Эйзенхауэр (1954–1961), представлявшие Республиканскую партию и проводившие консервативную политику.

(обратно)

6

Слабоалкогольный напиток из джина с тоником и соком лимона или лайма с добавлением сиропа.

(обратно)

7

Американское жаргонное название виски с содовой и со льдом.

(обратно)

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15 X Имя пользователя * Пароль * Запомнить меня

Регистрация

Забыли пароль?