«Сбывшееся ожидание»

Федор Московцев Сбывшееся ожидание 

От автора

«Сбывшееся ожидание» – это пятая книга романа Фёдора Московцева «Реальные истории».

Сюжетные линии романа «Сбывшееся ожидание»:

– Выйдя на свободу, гендиректор Стройхолдинга Александр Капранов заказывает Андрея Разгона (через силовиков пытается подставить и упрятать за решетку). Причина – ревность и месть: Капранов узнаёт, что его погибшая любовница спала с Андреем, и в момент гибели в ДТП находилась с ним в одной машине (она погибла, он чудом уцелел).

– Андрей Разгон недружелюбно обращается с журналисткой, явившейся к нему в офис, чтобы собрать материал для статьи о том, что принадлежащая Андрею компания Совинком пилит бюджетные деньги. Журналистка, посчитав себя оскорбленной, подает в суд (статья 130 – «Оскорбление»), выигрывает, но суд апелляционной инстанции отменяет решение мирового судьи. Тяжба длится более чем полгода. Между тем, Андрей обходится без судов, когда примерно в таких же выражениях оскорбляют его девушку…

– Чтобы поправить свои дела и расплатиться с долгами, Андрей пускается в авантюру – знакомится с людьми, связанными с Центробанком, которые располагают информацией о том, у каких банков в ближайшее время отзовут лицензию и могут выписать необеспеченные вексели этих банков. За 50 % номинала и на условиях отсрочки платежа они предоставляют липовые векселя известных и уважаемых банков, о надвигающихся проблемах которых рядовому обывателю пока ничего не известно. Задача Андрея – собрать пул поставщиков, чтобы набрать у них ликвидный товар на сумму не менее миллион долларов, расплатиться с ними липовыми векселями, и оперативно реализовать товар, чтобы вытащить деньги.

– Деловые будни Андрея Разгона, являющегося хозяином фирмы, торгующей медицинскими расходными материалами и оборудованием, и являющегося соучредителем компании, занимающейся продажами свинцово-содержащего сырья и аккумуляторных батарей (тендеры, взаимоотношения с клиентами, чиновниками, силовиками). Высокопоставленный чиновник предлагает Андрею воспользоваться услугами И.Г. Давиденко, бывшего начальника ОБЭП, чтобы отжимать конкурентов и гарантированно выигрывать городские и областные тендеры, и Андрей принимает предложение.

– Андрей исследует темные стороны своего подсознания и пытается побороть внутренних демонов, но в результате совершает поступки, которые многим могут показаться запредельными и нецивилизованными.

Глава 1

Волгоград, март 2003 года

Иосиф Григорьевич Давиденко жестом пригласил Вячеслава Ивановича Уварова и Александра Михайловича Капранова проследовать за ним в кабинет.

– Вы еще не бывали в моём кабинете, Александр Михайлович? Я вам его покажу. Вы любите книги, да-а-а, вижу повадки старого библиофила – как говорится: рыбак рыбака узнает по походке. Уверен: мои книги вас заинтересуют.

Последние два года Капранова, гендиректора строительной компании «Стройхолдинг», из всех книг больше всего интересовал Уголовный кодекс – всё это время его и его сына плющит прокуратура, в январе они были осуждены за убийство Дениса Еремеева, соучредителя «Стройхолдинга», и если Капранову-старшему за очень большие деньги удалось освободиться из колонии ($5,000 за минус-год, при сроке 8 лет за освобождение пришлось заплатить $40,000), то насчёт сына попросили повременить – он основной фигурант, через год-другой можно будет что-то придумать с его 14-летним сроком.

Они прошли по обширной пустой галерее, потолок которой был расписан тяжеловесной живописью, изображавшей буколический пейзаж, на фоне которого сладострастные сатиры гонялись за испуганными нимфами, хватая их за обнаженные бедра. Этот натяжной потолок изготовила одна фирма, которую Иосиф Григорьевич курировал, будучи начальником областного ОБЭП.

Он провёл гостей в свой кабинет – это квадратное помещение занимало весь нижний этаж западного крыла и освещалось с севера, запада и с юга тремя незанавешенными окнами, откуда открывались три светлых, прелестных и великолепных вида: на юге – лужайка и деревья сада, на западе – низина, и над ней простор небес и солнце; на севере – озарённые более четким, холодным светом отлогие пашни, лиловая земля, далекий дымок над кровлями домов, тонкая игла колокольни при маленькой церковке. Отсюда ограды нигде не видно – она конечно же присутствовала, хотя нужды в ней не было. Дело в том, что земли вокруг домовладения Давиденко принадлежали владельцу керамического завода – это скупленные за бесценок советские колхозы. Дымок над кровлями и церковка – там как раз находится конный завод, единственное доходное предприятие одного из бывших колхозов. Територрия строго охраняется – стоимость одного скакуна зашкаливает за полмиллиона евро.

Царственная, в стиле ампир мебель – стол и шесть стульев-кресел, всё обитое тёмной кожей, огромный под старину напольный глобус Волгоградской области (подарен друзьями на день рождения – как намёк на то, что Иосиф Григорьевич практически всю жизнь безвылазно пробыл в Волгограде) составляли всю меблировку этой строгой комнаты. Забранные решетками шкафы закрывали стены до самого потолка. За решетками из золоченой медной проволоки виднелись корешки книг. Исключение составляла северная стена – там вместо шкафов располагался камин, в котором спокойно разместилась бы лошадь.

Иосиф Григорьевич отворил один из шкафов и вынул оттуда поочередно «Собачье сердце» Булгакова, «Фауста» Гёте, и «Божественную комедию» Данте Алигьери. Они были переплетены в кожу «под дерево» – богато иллюстрированная штучная работа, каждый экземпляр стоил около $200.

Капранов не был утонченным библиографом, тем не менее он пришёл в восторг, когда, пролистав творение Данте, наткнулся на изображения ада – каким его видит английский художник Уильям Блейк.

Уваров по-свойски открыл один из богатых шкафов, и, отодвинув бутафорские корешки древних фолиантов с тиснеными виньетками, постучал по находящейся в нише дверце сейфа:

– Давай, хвастайся!

То был намёк, чтобы друг показал новое приобретение – немецкий кинжал SS Ernst Rohm Honour, коллекционную редкость, так называемую full Rohm version – кинжал с выгравированным на лезвии именем Эрнста Рема. Таких клинков было выпущено 10,000 экземпляров, они являлись частью экипировки офицеров СС и СА, а после «Ночи длинных ножей» имя руководителя SA было удалено («Ночь длинных ножей» – 30 июня 1934 года, когда руководство штурмовых отрядов (SA) во главе с Эрнстом Ремом казнили и это силовое подразделение переподчинили Гиммлеру), и ножей в первоначальном виде осталось немного.

Иосиф Григорьевич открыл сейф, и, мельком показав его содержимое Капранову (Уваров досконально знал всё оружие, что там хранится – огнестрельное и холодное, за исключением означенного кинжала), сделав короткую презентацию, он извлёк full glory – кинжал в ножнах и портупею.

Капранов осмотрелся, гадая, сколько в этой комнате настоящих книг, и что может прятаться за остальными богатыми оттиснутыми золотом корешками. Уваров расчехлил нож – массивный обоюдоострый клинок с черной амфорообразно-выпуклой рукояткой, на которой красовался орёл со свастикой и логотип SS – две молнии.

– Умели – умели Гансы делать оружие.

– Легко рубит деревья толщиной в руку, – сказал Иосиф Григорьевич.

Он извлёк из сейфа жёсткий диск, винчестер, вставил в разъём системного блока и включил компьютер. Внимание его собеседников переключилось на экран.

– Вот, полюбуйтесь – накопитель размером с блокнот, а в нём информации больше, чем во всей библиотеке. Это могильщик сразу нескольких индустрий и спаситель лесов. Зачем печатать столько макулатуры и размещать её в шкафах, когда можно всё хранить на компьютере. К тому же – очень удобный поиск.

Он принялся листать папки и галереи – каталоги оружия, учебные фильмы по метанию ножей и боям без правил, эротические фотосессии и видеофильмы.

– Содержание некоторых файлов довольно нескромно и зазорно, особенно с участием подростков, – вынужден был признать Иосиф Григорьевич, впрочем, открыв одну особенно нравившуюся ему экспозицию в режиме слайд-просмотра.

И он принялся рассуждать, развивая свою рационализаторскую мысль.

– Все вокруг очень умные и продвинутые – как я посмотрю. Все знают, как надо делать и как не надо. Работать надо только на себя. Надо покупать продукты у экологически чистых несертифицированных крестьян, а изготовление вина не доверять даже им, надо покупать вещи на ликвидациях за 10 % стоимости, крупные вещи: квартиры, машины, драгоценности – через службу судебных приставов, то есть конфискат – за 15–20 % стоимости, медиа-продукцию и книги скачивать из интернета бесплатно – ибо нет такой медиа-продукции, за которую вообще стоит платить. Не надо: ходить на выборы, платить налоги, смотреть телевизор, шляться по супермаркетам и моллам даже не за покупками – в толпе повышается угроза теракта, лазить в интернете самому (искать информацию и контент нужно поручать специальному человеку, чтобы самому не втягиваться в это пагубное дело), возбраняется брать в руки а тем более покупать газеты и журналы, ни в коем случае не поддаваться на рекламные уловки и покупать «самое новое и современное» – ибо за это придется платить три цены, а спустя полгода это подешевеет, кроме того все новые версии продуктов сырые (что особенно заметно на новых автомобилях) и нуждаются в доработках. Не надо пользоваться услугами крупных авторизованных сервисов – там сидят хитро сделанные мажоры, которые ничего не умеют, кроме как стричь купоны. И ни в коем случае не надо работать на дядю, а если всё-таки приходиться, следует сделать таким образом, чтобы твой доход превышал дядин, а по итогам вашего сотрудничества дядя оказался банкротом.

Вот так обстоят дела. Все всё знают, все – существа разумные, никого не провести. Однако, вопрос знатокам: промышленность процветает, с каждым годом появляются всё новые и новые ниши, всё больше ненужной продукции находит своего покупателя. Кто же он, этот дойный баран современной экономики, гомо олигофрен – который ходит на выборы, платит налоги, работает на дядю, получая за свой труд в десять раз меньше чем он стоит, смотрит телевизор, затаривается ядохимикатами продающимися в продуктовых отделах супермаркетов а потом еще и потребляет их внутрь, покупает лицензионный медиаконтент, переплачивает втридорога за новинки, несмотря на то что тупой – дальше тупеет просматривая попсовую кинопродукцию, слушая музыку и играя в компьютерные игры. Если бы все вдруг поумнели, рухнули бы целые отрасли – миллионы безработных, коллапс, настоящий кризис, а не игрушечный как это происходит в нашей стране. Ан нет – всё процветает. Особенно мне непонятны компьютерные игры – когда человек платит за виртуальный дом, виртуальное оружие. Каким же надо быть идиотом?! Получается, государство (= паразит и денежный насос) и экономика (на 90 % экономика ненужных вещей) держатся на идиотах?! Ведь руководство корпораций, выводя новый продукт на рынок, просчитывает целевую аудиторию: в следующем квартале миллион имбецилов купят каждый по 60 литров пива со вкусом дихлофоса а к ним двадцать миллионов канцерогенных сухариков со вкусом хлеба, миллион пубертатных пигалиц купят три миллиона дисков Димы Билана, десять миллионов придурков купят двести миллионов овец и баранов на виртуальной ферме. Может я оторвался от жизни, работа-дом, дом-работа, но мне бы хотелось увидеть хотя бы одну жертву массовой культуры – фриковатого индустриального пиндоса с лэптопом, склонного к ожирению, ношению гейской одежды и вещам, имеющим отношение к пидор-уорлд.

Закончив, Иосиф Григорьевич посмотрел на своих собеседников, ожидая услышать их мнение. Капранов никогда не интересовался маркетингом, тем более сейчас – Стройхолдинг осваивал государственный бюджет, выделенный на постройку дешевого социального жилья, деньги уже получены, необходимо поставить блочные типовые дома, и гендиректора не интересует, что за люди там будут проживать и какова их потребительская корзина.

– Гм… знаете…

Иосиф Григорьевич знал – не для праздных бесед в выходной день к нему приехал Капранов, весь в делах и проблемах. Поэтому решил уже не злоупотреблять терпением хозяина Стройхолдинга и напрямую спросил:

– У вас срочное дело?

– Да, Иосиф Григорьевич, хочу закрыть одного урода, и не имею возможностей, обращаюсь к вам – как к…

Речь пошла за Андрея Разгона, который дал показания против Капрановых на состоявшемся в январе суде. Иосифу Григорьевичу было известно, что прокуратура сфабриковала дело под давлением вице-губернатора Анатолия Шмерко, крестного отца Дениса Еремеева, но также ему было известно, что после убийства Дениса Капрановы стали единоличными хозяевами крупного строительного треста и сливали в сторону Шмерко, который исчерпал свой ресурс как подгонщик государственных строительных подрядов. Иосиф Григорьевич Давиденко, бывший начальник ОБЭП, а ныне заместитель гендиректора компании «Волга-Трансойл» по юридическим вопросам, не был уполномочен ни духовной, ни гражданской властью разбираться в мотивах, которые могли быть у Капрановых к устранению Дениса Еремеева, но считал, что Кекеев, начальник следственного комитета при прокуратуре области, неспроста устроил показательную травлю гендиректора крупной строительной компании.

Всё же его заинтересовало предложение Капранова:

– Андрей Разгон… чем его подцепили следователи – как заставили дать показания? Я слышал, шесть лет назад его избивали в камере СИЗО, а он не сказал ни слова.

– Скотина, мразь, подонок! Я жажду его крови! На его показаниях держится всё дело. Установлен настоящий убийца, есть его отпечатки пальцев, но он в бегах. А нас закрыли как заказчиков.

Иосифа Григорьевича не интересовал разовый платёж – Капранов сейчас наобещает горы золотые, выбьет слово, а потом технично соскочит. Недаром ходят слухи, что Стройхолдинг продаёт одну квартиру сразу нескольким людям, которые потом ничего не могут доказать в суде. Бывшего начальника ОБЭП интересовала возможность взять под опеку предпринимателя и ежемесячно получать с него платежи за «решение вопросов», поэтому он спросил:

– А чем он занимается, Разгон?

– Да бизнес какой-то – медицинский.

Уваров вложил кинжал в ножны и положил на стол:

– Это мелюзга, Иосиф, не стоит заниматься – время зря убьёшь.

Тут Иосиф Григорьевич вспомнил, что Андрей Разгон похож на него как сын на отца, реальный двойник – так уж распорядилась природа.

– У этого Разгона – отец полковник милиции, давеча из СИЗО парня вытаскивал сам Рубайлов, депутат Госдумы – наш человек, рукопожатный. Парень и сам не промах – это разумный человек, не зомби и не олигофрен. Не индустриальный пиндос – это точно.

– В камере двоих замочил – правда в порядке самообороны, а третьего ночью задушили его друзья, – добавил Уваров. – Да, у него связи в «офисе». Я бы советовал…

Он запнулся, и Иосиф Григорьевич докончил мысль:

– Знаете, Александр Михайлович, китайское правило: пленных не брать. Если вы хотите избавиться от Андрея Разгона, это надо делать быстро одним ударом. «Избавиться» я имею в виду насовсем избавиться. Если вы вздумаете играть игрушки, он зайдёт к вам со спины, и незаметно для вас отправит на седьмое небо.

– Оставьте его в покое – он пешка в руках следователя Сташина, – подхватил Уваров.

Договаривайтесь с Кекеевым, который виноват во всех ваших бедах. И займитесь освобождением сына – в этом мы вам сможем помочь. Где он сейчас находится?

– В Самаре.

– Я знаю самарский УИН. Можем освободить не через два года, а прямо сейчас.

(управление исполнения наказаний – прим.)

Капранов сильно сдал за последний год – телом, но не душой. Он не мог отказаться от мести, ярость буквально клокотала в нём:

– Я выяснил всю правду и не хочу прятаться, не хочу левого освобождения для сына – чтобы он тоже прятался и не мог показаться в родном городе. Я никакими мелкими чувствами не обуреваем и хочу полной реабилитации для себя и для сына – чтобы не носить клеймо убийцы! А все отморозки во главе с этим козлом Разгоном должны сесть в тюрьму – надо как можно скорее покончить с этим делом.

Уваров, вытащив из сейфа метательный нож и целясь в воображаемую мишень над головой Капранова:

– Говорите «жажду крови», а сами комплименты делаете. Козёл – не самый плохой пацан: сколько коз он может обработать!

От этого зоологического комментария Капранов побагровел, а Давиденко, пряча улыбку, отвернулся. Причина пристрастного отношения к Андрею Разгону была как раз в «мелких чувствах»: месть и ревность. Он спал с Ольгой Шериной, любовницей Капранова, которая погибла в аварии в горах Абхазии год назад. Она была в машине вместе с Разгоном, который чудом уцелел в ДТП, правда, получил серьезные травмы. Ольга Шерина была смыслом жизни для Капранова, он так и не оправился от потери, а обстоятельства личной жизни кокотки узнал только после её смерти, и теперь её молодой любовник стал врагом номер один.

– Петух гребаный, – только и смог выдавить из себя Капранов.

Упрямый Уваров не смог согласиться и с этим.

– Я вот всегда удивляюсь, почему в криминальном мире пассивных гомосексуалистов называют петухами, хотя они исполняют полностью противоположную петушиную функцию. Один петух обрабатывает целый курятник – всем бы быть такими пидарасами, как петух. Поэтому, если вы называете петуха «гребаным», то необходимо уточнить – кем.

Иосиф Григорьевич чуть не зашёлся хохотом от этих зоологических параллелей, слишком явно намекавших на петушиную недостаточность престарелого папика, заведшего любовницу, которая ему в дочери годится. Чтобы защитить гостя от дальнейших подобных сравнений, он спросил:

– Вы выяснили правду? Что же это за правда такая?

– Правда в том, что настоящий убийца по данным прокуратуры, которые совпадают с моими – это Сергей Волкорезов, одноклассник Татьяны Кондауровой, жених её лучшей подруги Елены Калашниковой. Они дружат втроём с детства. Волкорезов рос без отца, и Виктор Кондауров стал для него ролевой моделью. Поэтому юноша поклялся отомстить за убийство, и прикончил Дениса – сына адвоката Еремеева, которого считал убийцей Виктора – поскольку сам адвокат пропал без вести. Так что заказчик убийства – не я, а ваша гостья – Татьяна Кондаурова.

Иосиф Григорьевич посмотрел на него взглядом, способным привести в трепет вселенную:

– Вы вообще в своём уме – она еще девочка, ребенок.

– Девочка… последнюю девочку в 37-м году трамвай задавил, – желчно процедил Капранов. – Оторва с бешеным нравом и манерами рыночной хабалки! У неё с детства приводы в милицию, она шла по убийству на автозаправке, а сейчас спит – как вы думаете с кем? С Андреем Разгоном! Всё сходится, круг замкнулся! «Ребёнок»… Смешно! Ха-ха-ха! Да я вам сейчас такое расскажу…

Не дав договорить, Иосиф Григорьевич холодно пресёк попытку Капранова очернить то, что считал святым.

– Я вас попрошу – в моём доме… Арина Кондурова и её семья находятся под моей защитой! Так было и так будет всегда!

Бесцеремонно отодвинув наседавшего Капранова, он выключил компьютер и отсоединил винчестер:

– Позвольте я запру шкафы. Надо быть осторожным – мой сын уже взрослый, ему легко может прийти фантазия порыться в кабинете. А тут есть такое… что не должно попадаться в руки ни молодому человеку, ни уважающей себя женщине… независимо от возраста.

И Давиденко замкнул шкафы с благонамеренным усердием, приятно убеждённый, что заточает сластолюбие, греховное сомнение, жажду насилия, и прочие дурные помыслы. Он испытывал гордую удовлетворенность от того, что запирает на замок всемирное зло. Это чувство было безупречно и прекрасно.

Положив связку ключей в карман, Иосиф Григорьевич повернулся к гостям:

– Становится поздно. Не пора ли вернуться к дамам?

Для Капранова это прозвучало намёком, что ему пора убираться восвояси.

В галерее они увидели предмет недавнего обсуждения – Татьяну Кондаурову. Она уединилась, чтобы поговорить по телефону. Это было эмоциональное обсуждение предстоящей встречи, в которой, судя по жестикуляции и интонациям грубоватого для хрупкой девушки голоса, она была очень заинтересована. Увидев мужчин, изящная брюнетка, похожая на принцессу из аниме, стала говорить чуть тише. Они, в свою очередь, непроизвольно приосанились, Уваров поправил прическу, а Давиденко вскинул глаза к расписному потолку и залюбовался нимфой с распущенными волосами, настигнутой сатиром. В Волгограде всегда хватает сексапильных девушек, но та, кто выделяется на их фоне, представляет серьёзную угрозу для общества.

С момента перестройки и капитального ремонта прошло почти четыре года, и с тех пор в этом доме, который Иосиф Григорьевич называл «симфонией дерева, стекла, свежего воздуха и света», ничего не изменилось – а зачем менять совершенство!? Светлое вдохновение никогда не покидало его, особенно в лофте, куда сейчас он проследовал вместе с Уваровым и Капрановым. Лофт вмещал собрание красивых, причудливых и просто занятных предметов. Сочетание всех этих разнообразных вещей совсем не казалось беспорядочным, а, напротив, выглядело искусно продуманным и простым одновременно. Во всём чувствовалась очаровательная импровизация. Пушистые ковры из овечьих шкур соседствовали с прямыми линиями коктейльного стола из тика и молочного стекла. Предметы дизайна Джо Понти и Casa Armani, венская ширма 30-х годов, китайский лакированный шкаф уравновешивались чисто декоративными предметами. Коробки, миски, подносы расположились в задуманном хозяйкой порядке, на стенах ассиметрично развешаны картины.

Две раздвижные стены из стали и стекла отделяли спальню от остальной части лофта и зрительно усложняли пространство. А ощущение высоты возникало благодаря стеллажам, заполненным книгами в белых переплетах. Вид у них немного нереальный в потоках солнечного света, льющегося через три огромных, от пола до потолка, окна. Гости признавались, что, когда заходят с улицы, у них создаётся впечатление, что попадают в засыпанный снегом сад. Иосиф Григорьевич много работал именно здесь, а не в кабинете. Лофт заполнялся солнечным светом в первой половине дня и отраженными золотыми лучами – во второй.

Хозяйка, Лариса Давиденко с коктейльным бокалом в руках шушукалась у окна с женой Капранова. Арина Кондаурова нашла собеседницу в лице Марии Уваровой, супруги начальника УБОП. 24-летний Георгий, сын Иосифа и Ларисы Давиденко, занимал в своей комнате 10-летнего Кирилла, младшего сына Арины Кондауровой.

– … завидую тебе – такая стремительная, самостоятельная, независимая, сильная… – говорила Мария.

– Уж лучше бы я оставалась слабой, зависимой и беззащитной… – отвечала Арина, откровенно улыбаясь хозяину дома.

Капранов направился к своей жене, чтобы увести её из дома, где его не понимают. Пройдясь по зале, Иосиф Григорьевич с Уваровым остановились возле раздвижной стены из стекла и стали, матовая поверхность которой отражала всё, что происходит в комнате, в причудливо-измененной форме.

– Знаешь, Слава, ей-богу не понимаю – разве можно так беситься из-за баб? Зачем делать глупости ради ничтожных женщин?! Разгон ударился головой во время аварии, а умом тронулся этот старый мстительный папик, который сейчас заберет свою чертовку и увеется. Понимаю, горе – погибла содержантка, его печаль достойна похвалы, а с другой стороны, леди выпрыгнула из дилижанса – пони легче. А месть – это свойственная слабакам низменная непродуктивная страстишка. Мститель тратит энергию и средства, а взамен получает что? Нелепое удовлетворение, которое не является чувственным, этот конечный продукт нельзя ощутить, потрогать, измерить, оценить в валюте. Бред какой-то.

– Нам нужно снова набрать клиентов, – сказал Уваров. – Вспомни, бывали времена, каждую неделю ты давал мне особые поручения. Сейчас сижу бездействую. Скоро не на что будет на охоту съездить, бензин дорожает, патроны тоже.

– Предприниматель не тот, мельчает, – вздохнул Иосиф Григорьевич. – Работать не с кем. Но я понял твою печаль, будем посмотреть, что тут можно сделать.

Они подошли к дивану, на котором устроились Арина с Марией.

– Скучаете? Скоро будем обедать.

– Не видели Таню? – спросила Арина.

Иосиф Григорьевич указал на выход, ведущий в галерею:

– Последний раз мы её видели там.

Поднявшись, Арина направилась на поиски дочери. Иосиф Григорьевич украдкой посмотрел ей вслед. Эта женщина давно нравилась ему, но он, верный супружескому долгу, кроме дружеского общения с вдовой Виктора Кондаурова, не смел мечтать о большем. Когда она скрылась в полумраке коридора, Иосиф Григорьевич перевёл взгляд на свою жену – она пыталась уговорить Капрановых остаться, но глава семьи, нервно откланиваясь, тянул жену на выход. Пускай себе проваливает, ибо сказано: гость хорош, когда вовремя приходит и не забывает вовремя уйти.

Надо же – в своём маниакальном стремлении посадить соперника готов очернить кого угодно, даже прекрасную, как весення роза, девушку. Он жаждет крови – вы только посмотрите, какой кровожданый! Иосиф Григорьевич гораздо миролюбивее, несмотря на то, что владеет целым оружейным арсеналом. И почему нигде не сказано, что делать с торопливыми?! «Надо скорее покончить с этим делом». Надо же! «А вы не слышали, Александр Михайлович, – мысленно обратился Иосиф Григорьевич к Капранову, который никак не мог уговорить свою жену поскорее убраться отсюда, – что те, кто торопятся, уже мертвы».

Арина нашла Таню в галерее – девушка стояла у окна и любовалась садом, оголенные стволы которого заливались багрянцем в лучах заката.

– Что с Георгием – до чего договорились?

Мать интересовало, будет ли продолжение Таниного похода в театр с отпрыском Давиденко. Мальчик из приличной семьи не принадлежал к числу людей, с которыми хочется болтать взахлёб, на его лице темпераментная девушка вряд ли надолго задержит свой ищущий взгляд, Арину привлекало в Георгии то, что с Таней не случится ничего плохого, если она будет с ним. Впрочем, хорошего – тоже.

– Когда мне можно уехать? – не поворачиваясь в сторону матери и не отвечая на её вопрос, спросила Таня. Андрей задержался с приездом на сутки, и она не могла ни о чём думать, кроме как о предстоящем свидании.

– Поужинаешь и поедешь – сейчас подадут барбекю.

Не меняя позы, Таня повернула голову и посмотрела на мать:

– Мы поужинаем в «Замке на песках».

Арина опустила глаза.

– Ну хорошо. Пойдём, попрощаешься с…

– Не буду ни с кем прощаться, – оборвала Таня, энергично тряхнув головкой, будто сбрасывая с себя что-то прилипшее к волосам.

Минуя общий зал, они прошли в прихожую, и, одевшись, вышли на улицу.

Таня открыла с брелка темно-синий «Пассат» с затонированными стеклами, села за руль, завела мотор и в ожидании, пока машина прогреется, принялась инструктировать мать повеселевшим голосом:

– Завтра… святой Иосиф вас с Кириллом довезёт до дому. Раньше двенадцати… лучше часа дня не показывайтесь – мы будем спать!

Провожая взглядом удаляющиеся огоньки, Арина вспоминала, как поступала в Танином возрасте, когда припирала нужда. Говорила родителям, что заболела подруга, нужно дежурить у её постели всю ночь, как бы чего не случилось. А сама мчалась с молодым человеком в общагу или другое укромное место. Но Арине никогда не приходило в голову выставить родителей из дому, чтобы привести мужика. Соплячка Таня же практикует это регулярно, первый раз она зарядила два года назад, ей не было еще и 18-ти: «Приехал Андрей, нам нужно побыть вдвоём. Может, съездишь с Кириллом к бабушке – давно собиралась… Мы можем в гостинице, но я брезгую ихние простыни».

* * *

Полная спокойствия, Арина вытянула руки и склонила голову набок, глядя на угасающее пламя. Она коротала вечер одна, в кабинете, куда Иосиф привёл её, чтобы показать библиотеку и любезно разрешил посидеть у камина. Под властью меланхолических чар, навеянных созерцанием догорающих углей и пепла, она вспоминала Виктора, их счастливые дни, думала о Тане, которой передался по наследству материнский темперамент и отцовская прагматичность. Этой прагматичности очень недоставало самой Арине. Она была склонна к рискованным комбинациям и наверняка бы неразумно распорядилась деньгами и имуществом мужа, погибшего семь лет назад, если бы не поддержка его друзей, Юрия Солодовникова и Владислава Каданникова, бескорыстно помогавших вдове словом и делом. А ещё Иосиф. Она чувствовала его симпатии… и ей было грустно оттого, что такой сильный и цельный мужчина робеет как юноша и не может сделать то, что страстно желает.

Как бы Таня поступила на её месте? О, стоит ли сомневаться! Эта амазонка окрутила бы его в два счёта. У неё начисто отсутствуют предрассудки и логические блоки, мешающие жить, она живёт по принципу «всё что вижу – моё». Глядя на тлеющие угли, подернутые пеплом, Арина, подумав о дочери, тепло улыбнулась. Чем старше становилась Таня, тем становилось очевиднее, насколько она превосходит мать по части житейской мудрости. Это была какая-то врождённая правильность – что-то такое, чему Арина не могла дать объяснение. Она была спокойна за дочь, на пути которой в недобрый час встретился Андрей Разгон – невероятно обаятельный, но в целом, конечно, скотина. Матери в страшном сне не могло присниться, что мировоззрение дочери сформировалось как раз под влиянием этого негодяя.

Арина порывисто тряхнула головой, пожала плечами более резко, чем можно было ожидать от этой очаровательной светской женщины, и, сидя у камина, теперь уже угасшего, сказала самой себе: «Да, за Таню я спокойна! Её дорога – прямая и светлая».

Глава 2

«Медлительность – мать раздумий и мачеха удачи», – так звучит народная мудрость. Но на Совинкоме долгие раздумия могут привести к русскому народному тотемному животному – песцу. К тому самому, который подкрадывается незаметно. Наверное потому, что Совинком – это не народная компания. И здесь подходит другая поговорка: в большой семье клювом не щёлкают.

Областной комитет по ценам проверяет кардиоцентр и собирается устроить встречные проверки с поставщикми – сообщила Ирина Кондукова в очередном электронном письме. Она подумала, что Андрей свяжется со Станиславом Халанским, главврачом кардиоцентра, или с главным экономистом, и там подскажут, нужно что-то делать или нет. Андрей решил, что ей там на месте виднее, и она, если что, сама разрулит ситуацию.

В итоге возник грандиозный скандал из-за того, что в офисе все подумали друг на друга и профазанили момент, когда можно было локализовать ситуацию.

До сих пор кардиоцентр закупал расходные материалы по котировочным заявкам. Хотя в столицах уже шли поползновения, чтобы отнять у бюджетополучателей право самостоятельно тратить свои деньги и передать его специальным комитетам при администрациях соответствующих территорий. И в волгоградской городской администрации уже фомировался соответствующий департамент. Как будто в этих комитетах будут работать не люди, а специально выращенные ангелы, которые не знают, как договариваться с поставщиками насчет комиссионных. В областной же администрации пока не делалось резких телодвижений в эту сторону. У власти находилась так называемая старая гвардия. И пока на месте Николай Максюта, губернаторствующий уже третий срок подряд, ничего не изменится. То есть начальник облздравотдела и главный врач кардиоцентра, которым губернатор очень многим обязан, сохраняют свои должности и работают так, как привыкли. А в кардиоцентре привыкли следующим образом. Заместитель главного врача получал заявки от заведующих отделениями на расходные материалы: рентгенпленка, шприцы, шовный материал, реанимационная расходка, химреактивы, и так далее, и отправлял фирмам-поставщикам (координаты которых брал из справочника) запросы – так называемые котировочные заявки. Получив от фирм коммерческие предложения, заместитель составлял таблицу, в которой сравнивались цены и условия поставки на одинаковые позиции. После чего созывалась комиссия, состоящая из заведующих, главного экономиста и начмеда (все сотрудники кардиоцентра), на которой утверждались поставщики, у которых кардиоцентр будет закупать продукцию для своих нужд.

На самом деле заявки никуда не отправлялись, коммерческие предложения от московских и петербургских компаний изготавливали этажом ниже, в отделении реабилитации, в кабинете 1-093 – в офисе Совинкома. В сейфе хранились печати всех известных фирм, на компьютере сделали их бланки, так что котировочные комиссии были поставлены на поток. Выигрывал всегда Совинком или же аффилированная компания – чтобы не выглядело слишком подозрительно, почему это бюджетная организация постоянно закупает на одной и той же фирме. Заместитель звонил Ирине Кондуковой или сразу Елене Николовой, которая обрабатывала заявки, и говорил, например: «Мне нужна рентгенпленка Фуджи 50 упаковок – несите котировочные заявки от трех фирм плюс сразу ваш счет на оплату».

И вот люди из областного комитета по ценам, явившись к заместителю главврача кардиоцентра, взялись за проверку. Их интересовала формальная сторона вопроса, в их компетенцию не входила проверка подлинности всех документов. То есть если все бумаги в порядке, – их это устроит. Заместитель сам не особенно разбирался в документах, поскольку занималась ими Лена Николова, и он, представив её проверяющим как свою помощницу, велел ей показать им интересующие их бумаги.

И тут произошло непонятное. Все настолько привыкли к этой рутине с котировочными заявками, и к этим частым комиссиям, которые уже никто не принимал всерьёз – придут, пять минут поковыряются в бумагах, потом полдня сидят пьют чай – что очередной визит проверяющих прошёл незамеченным. И никто не понял, как они оказались в планово-экономическом отделе и раскопали документацию на поставки оксигенаторов производства итальянской фирмы Dideco, хрянящиеся там, а не у заместителя главврача. Этот раздел они затронули впервые – Халанский тщательно оберегал его от постороннего внимания, так как лично занимался закупками данной продукции. Эта область оставалась неохваченной Совинкомом (среднемесячный объем составлял около миллиона рублей, другим белым пятном были кардиостимуляторы, закупки которых отслеживали лично главврач кардиоцентра и начальник облздравотдела). Когда Андрей впервые услышал об этой теме от Игоря Быстрова, тогдашнего заведующего кардиохирургией, то принялся двигать продукцию, конкурирующую по отношению к Dideco, но сразу понял, что это бесполезно. У Халанского сложились личные отношения с московским представителем Dideco, и, бывая в Москве, они встречались и Халанский забирал свои 15 % (о чём не особенно скрывал). Оксигенаторы предназначались для реанимационного отделения, но Маньковскому, его заведующему, ничего не обламывалось с этого (обычная практика была такова, что фирмы-поставщики платили администрации и втайне от руководства – еще и заведующим, так как в противном случае те могли создать кошмарные сложности). Инвазивный Игорь Быстров вытребовал у руководства Dideco 5 % для себя (втайне от Халанского). А Маньковский, конечный потребитель продукции, остался ни с чем. Это было равносильно тому, как если бы он, обойдя Быстрова, получал на Johnson&Johnson 5 % за шовный материал, которым шьёт Быстров, заведующий кардиохирургией.

Маньковский после отъезда Быстрова в Петербург сделал робкую попытку выпросить на Dideco для себя 5 %, но у него не получилось. Тогда он, проведя маркетинг, нашёл альтернативных поставщиков с более дешевой продукцией и попытался сориентировать на них Халанского. Но тот в упор не замечал низкие цены и продолжал заказывать у Dideco. Игнорируя существование целого штата сотрудников, отвечавших за формирование заказа и закупок, Халанский лично отслеживал всю цепочку – начиная от старшей медсестры реанимации и заканичвая главным бухгалтером, проводившим платёж. На Dideco знали только его голос и больше ни с кем не обсуждали заявки оксигенаторов.

У Маньковского это стало идеей фикс – показать всем, что Халанский слишком попирает приличия, что кардиоцентр закупает оксигенаторы по сильно завышенным ценам, и что главврач постоянно путается и создаёт проблемы для работы реанимационного отделения, – не разбираясь в продукции, и при своей занятости не имея возможности заниматься этой мелочевкой. Но Халанский был другого мнения и 15 % с миллиона рублей ежемесячно – это не мелочи. Ради этого можно уделить десять минут времени, взять у медсестры заявку, позвонить в Москву и заказать продукцию.

Маньковский попытался подключить Андрея к оксигенаторному противостоянию, снабжая прайс-листами и требуя, чтобы хозяин Совинкома и его сотрудники провели через администрацию кардиоцентра нового поставщика. Но Андрей и сам не стал, и запретил своим людям связываться с оксигенаторами во избежание проблем. То, что Халанский верен раз и навсегда выбранному поставщику – это было хорошим знаком. Значит, если кто-то попытается изжить Совинком, то встретит такое же сопротивление.

И вот, проверяющие из областного комитета по ценам добрались до бумаг, касающихся закупок оксигенаторов. И встали в ступор – а где котировочные заявки, предложения других фирм, где конкурс?! Они не могли представить, что в кардиоцентре может быть допущено такое грубое нарушение правил. Два дня они, что называется, катали вату – ждали объяснений. И эти объяснения были, просто те, к кому обратились проверяющие, не могли их дать. Налицо была разобщенность в работе руководства кардиоцентра – прежде всего потому, что данный вопрос замкнул на себя главный врач.

И заинтересованное лицо не замедлило появиться в гуще событий. Маньковского видели с проверяющими, потом к их компании примкнула журналистка, корреспондент местной газеты «Городские вести», в которой уже на следующий день появилась статья на целый разворот – «В областном кардиоцентре воруют бюджетные средства через карманную структуру под названием Совинком». Журналистка явно поспешила с выводами, и тиснула статью, не получив официального объяснения, на основании услышанных от разных людей фраз: «волгоградская фирма Совинком» (это она услышала в планово-экономическом отделе), «без конкурса закупаются оксигенаторы по завышенным ценам» (это ей шепнул Маньковский), «директор Совинкома келейно встречается с главврачом по выходным дням» (донесли охранники). Эти фразы были скомпилированы и на выходе получилась разгромная статья, в которой присутствовал полный набор штампов и газетных страшилок, которые с таким удовольсвием хавает тупой обыватель: коррупция, плохая медицинская помощь, мафия обкрадывает народ.

Халанский, узнав об этом, не повёл и бровью. Начальник областного комитета по ценам отозвал проверяющих и приостановил проверку. Определенный резонанс получился на заседании областной думы, когда трое левых депутатов, уцепиввшись за долгожданный инфоповод, подняли истерику и подали запрос с требованием полномасштабной проверки кардиоцентра и его «карманной структуры», фирмы Совинком. Им ответили, что данные организации и так проверяют чаще, чем установлено законодательством, но левым депутатам это показалось недостаточно и они отправили запрос в прокуратуру.

Руководство кардиоцентра так и не снизошло до объяснений. Контролирующие организации (облздравотдел, областной комитет по ценам, КРУ), которые должны были (кому???!) как-то отреагировать, также сохраняли ледяное спокойствие. Какое им дело до того, что пишут в прессе? Кто читает, тот пускай волнуется. А к ним официально никто не обращался и у них нет данных о нарушениях. В итоге крайним оказался Маньковский. Поначалу он, испугавшись резонанса, взял больничный и спрятался дома. Но когда он увидел своё имя в газетах – на него ссылалась журналистка – его испуг достиг крайней степени, и он бросился защищать главврача, чтобы тот не подумал, будто поднявшаяся шумиха – его рук дело. Он сам собрал все документы, подтверждающие, что продукция компании Dideco явлется эксклюзивной и московское представительство – единственный авторизованный дилер в России (Халанский держал наготове железобетонные документы даже из Министерства здравоохранения), кроме того, сам, как заведующий реанимационным отделением, присягнул, что никакой альтернативы оксигенаторам Dideco на сегодняшний день не существует.

Софья Интраллигатор – журналистка, написавшая статью, получила выговор от руководства, несмотря на то, что городская пресса традиционно более смелая, чем областная и специализируется на жареных фактах и сомнительных залипухах. Собственно говоря, если бы ей с самого начала было известно, что волгоградская компания Совинком не имеет никакого отношения к поставкам оксигенаторов по завышенным ценам, то не стала бы связываться. Кардиоцентр без конкурса закупает в Москве что-то непонятное и дорогое? Это слишком сложно и требует детальной проверки. Другое дело – местные шуры-муры, на смакование которых заточена целевая аудитория «Городских вестей».

Но Софье нужно было реабилитироваться. В защиту Совинкома никто не выступил, поэтому она продолжила разработку этой темы. Появилась новая статья: «Кардиоцентр сдаёт помещение коммерческой организации под названием Совинком, через которую закупает почти 100 % расходных материалов». В приведенных фактах не было ничего противозаконного, но форма подачи материала призывала целевую аудиторию думать о коррупционной подоплеке такого местонахождения фирмы и таких закупок.

Ну и какой же репортаж без интервью с главными фигурантами! Общение с прессой Халанский доверил своему заместителю, но тот выдал Софье такой поток сознания, который она не смогла перенести на бумагу таким образом, чтобы продолжить коррупционную тему.

Нужно было выслушать другую сторону, и, поскольку хозяин Совинкома строжайше запретил своим сотрудникам давать интервью, Софье пришлось самой его отлавливать.

* * *

Прилетев в субботу в Волгоград утренним рейсом из Москвы, Андрей из аэропорта поехал сразу в кардиоцентр. Его встретил новый водитель, Арам Кардашян, 20-летний чернявый смазливый паренёк. Его взяла на работу Ирина по объявлению в газете. Он работал на своей машине, новенькой семёрке «Жигули», типичном ара-мобиле – вдрабадан затонированном, на дисках, со всеми ништяками – аэрокосмическая стереосистема, подсветка днища, и так далее. Для Ирины это был странный выбор, если она принимала мужчин на работу, то это были степенные люди в возрасте за сорок. Этот держался угловато, как-то чересчур стесненно, опасливо поглядывая на гендиректора. Андрей попытался его разговорить, но тот зажался, отвечал невпопад, и разговор сам собой умолк.

«Зато с бабами умеет обращаться – тут сомнений никаких», – уверенно решил Андрей, исподволь понаблюдав за Арамом. Первоначальное мнение о нём изменилось. Нет, никакой он не петушок. Это уже опытный жеребец.

«Да и хрен с ним, – продолжил свои размышления Андрей. – Даже если Ира с ним трахается, на здоровье – главное, чтобы не платила ему из кассы фирмы за переработку».

Он почему-то решил, что Арам специализируется на женщинах старше него. Тишин, в подчинении которого он находился, характеризовал его как добросовестного и исполнительного парня, небо и земля по сравнению с несколькими предыдущими водителями. В нём определённо чувствовалась какая-то взрослость, несмотря на юный вид. Да, скорее всего за его гормональным фоном присматривают зрелые женщины. А на малолеток он будет западать, когда станет постарше. Что называется, будет передавать опыт.

Так размышлял Андрей, от нечего делать разглядывая породистого самца. На Третьей Продольной, длинной трёхполосной автостраде, на которой можно как следует разогнаться, Арам так газанул, что Андрей судорожно схватился за ручку двери:

– Тормози, что ты делаешь?!

Реакция Арама его поразила: стиснув зубы, вцепившись в руль, он поддал ещё.

– А ну тормози, ты что, оглох? – грубо крикнул Андрей.

Но тот не отреагировал и в этот раз. После третьего окрика Арам повернул свою красивую голову:

– Здесь ограничение всего 100 километров в час, а я иду 120.

Андрей посмотрел на спидометр – стрелка дёргалась на 130–140 километрах. Такая скорость не чувствуется на иномарке, но на Жигулях ощущение, будто машина пошла на взлёт. Он приказал остановиться. Арам повиновался с мрачным ожесточением.

Машина резко затормозила на обочине. Андрей собирался устроить выволочку, но, взглянув на странного водителя, передумал. Тот отвернулся к окну, от него исходила мощная отрицательная энергетика – так что выходи и лови такси. Как с ним дальше ехать, проехали меньше половины пути.

Андрей тяжело вздохнул:

– Давай, Шумахер, трогай. Но не так быстро, мы никуда не торопимся – твой рабочий день до шести, а сейчас только полдвенадцатого.

Однако, добравшись до офиса, он его отпустил, решив, что возьмет такси. Присутствовашая при этом Ирина возразила:

– Не надо, пусть остаётся, ему специально вчера дали отгул, чтобы он сегодня возил тебя весь день.

Андрей внимательно рассматривал их обоих, пытаясь разгадать, насколько они близки. Арам выглядел гораздо спокойнее, почти улыбался. Ирина так вообще сияла. Есть такие специалисты, которые, увидев парня и девушку, сразу безошибочно определяют, спят они или ещё нет. Андрей не относился к такому типу людей. Он уже решил отпустить водителя и подтвердил это.

– Как вы могли допустить эту историю с Дидеко? – напористо сказал Андрей, когда за Арамом закрылась дверь.

Он размышлял над этим всю дорогу от Петербурга до Волгограда, обдумал каждую деталь. Два дня проверяющие беспомощно сидели в планово-экономическом отделе в ожидании объяснений по оксигенаторам, время от времени кто-то из них спускался в Совинком по поводу встречных проверок, и за это время можно было прорубить ситуацию, состыковать их с заместителем главврача или с кем-то ещё, кто прояснил бы вопрос. Ситуация была обратима до того момента, пока там не появился Маньковский с журналисткой.

У Ирины не было поводов для беспокойства:

– Да всё в порядке, чего ты так волнуешься?

– Да как же мне не волноваться? Я не шоумен, мне не нужна реклама. Я не хочу привлекать враждебное внимание. Знаешь, как в обществе относятся к людям, 100 % занимающим какую-то нишу? Сказать?

У него накипело, ему нужно было высказаться, но он не успел – открылась дверь, и в кабинет вошла корпулентная неухоженная мадам лет 38 во всём – о ужас! – розовом с шухером на голове, а ноздреватая кожа лица подчеркивала её неповторимый шарм.

– О! Дайте попробую угадать, вы – Андрей Разгон, – сказала она с ходу.

Андрей с Ириной находились у самого входа в кабинет, на диване. Продолговатый офис был поделен высоким шкафом на две половины, и они еще не прошли на дальнюю директорскую, в этом случае можно было сказать Ирине просто чтобы выпроводила крокодилицу, в которой Андрей угадал ту самую журналистку. Теперь придётся выпроваживать самому и объясняться, потому как до этого все сотрудники кивали на него и своё молчание объясняли запретом руководства.

– Меня зовут Софья Интраллигатор, я представляю ежедневную городскую газету «Городские вести», – женщина в розовом вытащила визитку и передала Андрею.

– У вас уже есть, вам не даю, – прибавила она, обращаясь к Ирине.

На этом, по её мнению, с прелиминариями покончено, она взяла стул, стоявший у окна, напротив секретарского места, развернула его, чтобы быть лицом к руководству Совинкома, и устроилась на нём. Вынула диктофон из сумочки. Интервью началось.

– Итак, Андрей Александрович, расскажите пожалуйста, как вам удаётся удерживаться в областном кардиоцентре столько лет на позициях, как вас тут называют, «поставщика номер один»?

– А с чего вы вообще взяли, что я буду с вами разговаривать?

– Еще как будете – вы несете социальную функцию и должны отчитаться перед согражданами. Мы поговорим, а потом сфотографируемся.

Тут Андрей заметил, что у журналистки непропорционально маленькая для её комплекции грудь, и данный артефакт не скрывается, а подчеркивается дизайном её розовой блузки с прозрачной сеточкой на самом таком месте.

– Слушайте, чего вы вообще несёте, какие ещё «функции». И вообще – меня раздражают ваша разовая кофточка, ваши сиськи и ваш диктофон.

Софью Интраллигатор это ничуть не смутило – напротив, такой поворот её очень устроил.

– Говорите, говорите, микрофон включен. Ваши реплики будут дословно отражены в статье.

– А? В статье? Да мне по хую, как вы напишете. Так же, как и вы. Я не люблю непрофессионалов. Непрофессионалам тут делать нечего. Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании.

Андрей сказал первое, что пришло в голову, и его в данной ситуации прежде всего раздражало то, что журналистка, не владея вопросом, на пустом месте лепит дешевую сенсацию на потребу скучающим люмпенам. Но своим замечанием он попал в самую точку и больно задел за живое.

– А вы научитесь себя вести, – презрительно сказала Софья Интраллигатор. – «Серьёзный человек», «солидная компания». Тоже мне – звезда.

– Ага… пизда, – машинально срифмовал Андрей.

И вполголоса повторил в сторону:

– Тупая жирная пизда.

Журналистка шумно встала и направилась к выходу:

– Вы явно не в себе.

Андрей насмешливо бросил ей вдогонку:

– Хорошо, что не в тебе!

Обладательница внушительного багажника раскрыла нараспашку дверь и вышла, не закрыв за собой. Коридор наполнился нервным цоканьем её розовых сапог. Ирина бесшумно поднялась с дивана, подошла к двери и закрыла её. Цоканье стихло.

– Что ты наделал – она записала всё на диктофон.

– Да и хуй с ним, – ответил Андрей повеселевшим тоном, уже представляя, как будет пересказывать этот случай Тане сегодня вечером. – Давай займемся делами. Покажи мне взаиморасчеты по кардиоцентру.

Глава 3

Они ехали по улице Советской, безлюдной в этот час. Таня, держа левой рукой руль, правой гладила Андрея по коленке:

– Любишь свою Таню, да? Скажи!

Он ответил, что сразу оценил её, как только первый раз увидел. А вообще, последние сутки места себе не находит в предвкушении встречи. Она это уже поняла – поэтому они, не заезжая в ресторан, направляются к ней домой.

– А ведь это я всё устроила – пришла к тебе сама, помнишь, а? Еще упрашивала, чтобы ты меня взял. Скажи, я поступила правильно? С первого же раза, как я тебя увидела там на кладбище, я знала, что буду твоей. Что мне оставалось делать – кроме как придти к тебе? И я не жалею. А ты?

Она остановила машину возле подъезда и заглушила мотор. Они вышли. В тумане вырисовывались легкие остовы деревьев, посаженных во дворе. В охватившей их беспредельной тишине замирал шум колёс автомобиля, проехавшего по улице Гагарина в сторону Волги. Казалось, они одни остались в этом безмолвном городе.

Войдя в подъезд, они поднялись на этаж, зашли в квартиру. Танина комната уже мало походила на девичью. Сюда ворвался вызывающий и смелый красный цвет, составивший оригинальное сочетание с классической черно-белой парой: ярко-красная мягкая мебель, в отделке которой использована золотая нить, вишнево-красный абажур ночной лампы, бордовые портьеры, черно-белый ковер с этническим принтом, похожим на рисунок зебры, гармонирующий с фигурками двух зебр на невысоком светлом, цвета топленого молока книжном шкафчике. Который в наборе с письменным столом создавал Танино рабочее место. Для вещей предусмотрен шкаф-купе с дверцами из матового полупрозрачного пластика, напоминающего о легком утреннем тумане и удачно сочетающимся со светлыми молочно-бежевыми стенами. Единственным темным предметом оставалось фортепиано Krakauer, стоявшее посередине комнаты.

Пока раздевались, Таня расспрашивала подробности сегодняшнего происшествия:

– Ты прямо так и сказал ей: «Пизда, тупая жирная пизда»?

– Да, Танюш, прямо так и сказал.

– А она была страшная и жирная?

– Не то слово – крокодил. Вместо сисек – две папилломы растущие на шее.

Таня раздевалась со спокойной гордостью, что придавало ей особое очарование. Она так безмятежно любовалась своим обнаженным телом, что покрывало у её ног казалось красным павлином.

– Странно: почему она оскорбилась – ведь ты сказал правду. Красивую умную девушку – меня например, никто не назовёт тупой пиздой.

Когда Андрей увидел её голой и светлой, как ручьи и звёзды, он сказал:

– Тем более ты должна надевать максимум одежды – то что мне принадлежит, могу видеть только я, больше никто!

Она скользнула в постель, прильнула к нему и обдала его восхитительной свежестью.

Они были очень удивлены, когда, придя в себя, увидели, что уже почти полночь.

– Неохота никуда ехать, – лениво протянула Таня, включив торшер. – Может попьём чай с бутербродами.

Прижавшись к его груди, она сказала:

– У тебя кожа нежнее моей.

В наступившей тишине слышалось только прерывистое Танино дыхание. Цвет её кожи напоминал розу, упавшую в молоко, а запах пьянил, навевая приятные мысли. Согнув ноги в коленях, она болтала ими в воздухе. Внезапно думы Андрея омрачились – ему показалось подозрительным, что обладательница такого совершенного тела начинает делать мужчине комплименты. Таня взрослела, в ней пробудился темперамент, она с трудом выдерживала разлуку, и он стал чаще летать в Волгоград – ревновал и боялся, как она справляется с проснувшимися желаниями, не начнёт ли смотреть по сторонам.

– Знаешь, Танюш, мне кажется я вижу призраки. Вчера ночью мне приснилось… черт знает что, не могу вспомнить, мужчина это или женщина, сон такой путаный. Я пытался прогнать его, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой – всё окаменело. Не мог вообще двинуться с места. Сейчас, перед тем как ты включила свет, там за окном в тумане – кажется что-то мелькнуло. Что характерно, мне мерещатся призраки, или я начинаю о них думать, когда слушаю джаз.

Она прекратила болтать ногами, на миг они замерли в воздухе, и она их опустила.

– Призрак… может это не мужчина и не женщина, а… дракон. А дракон – это рептилия. У рептилий – плохое зрение, но они могут забираться на скалы, это такой скалистый ужас. Скалы – это каменные глыбы с крутыми склонами и острыми выступами, место обитания скальцев. Скальцы – маленький но гордый народ, скальцы храбры, но плохо разбираются в теоретических науках, не умеют вести себя в обществе дам, и отвратительно пахнут – потому что пасут баранов. Бараны – самцы домашней овцы…

Продолжая наговаривать, она потерлась влажной промежностью о его ногу. Он сильнее прижал Таню к себе и почувствовал, как всё её гибкое и крепкое тело отзывается на его ласку. Оказалось, что им уже не только не до ресторана, но и не до бутербродов с чаем.

Позже, выключив торшер, Андрей посмотрел в сторону окна и вспомнил о своих тревогах:

– Тебе всё хиханьки да хаханьки, а у меня в последнее время поднялся уровень тревожности.

– Ты слушаешь много психотропной музыки, которая ебёт твой мозг, – ответила Таня, зевая. – Значит, чтобы это дело прекратить, нужно…

Андрей задумался. Через пару часов, а может, под утро, он снова овладеет ею, возможно не просыпаясь, это будет частью и продолжением их сновидений, а утром они будут гадать, был ли это сон или они на самом деле занимались любовью, начнут подсчитывать общее количество заходов. Вместе с приятными мыслями в сознание стало проникать беспокойство. Ему померещилась вереница причудливых образов, комната, такая уютная комната в крепко замкнутой квартире, открывала широкий доступ к вторжению сверхъестественного мира. Интимная темнота превратилась в кишащий мрак. Легион рогатых чертенят водил в нём хороводы, медленной поступью, рыдая, проходила девушка из черного мрамора. Черти исчезли, оставив после себя части человеческого тела. Возле пианино скелеты вели хоровод, а сидящая на окне обезьяна играла на трубе. Семь прекрасных женщин в золотых и серебряных платьях и в плащах цвета солнца, цвета луны и цвета всех времён года висели на стене с перерезанным горлом, и кровь ручьями стекала на белый мраморный пол.

Когда Таня, утомленная, заснула, Андрей приподнялся на локте и, вытянув шею, приоткрыв рот, стал прислушиваться. Ему показалось, что он слышит, будто кто-то скребет по стеклу. Поднявшись с постели, он подбежал к окну и увидел тополь, дальше за ним всё терялось в туманной мгле. Наперёд зная, чтоʹ сейчас увидит, он хотел закрыть лицо руками, но у него не хватило сил поднять руки и перед его глазами встало лицо Ольги Шериной.

Глава 4

Все, кто мог вникнуть в ситуацию и помочь советом, были лицами женского пола, с которыми нельзя обсуждать других девушек, а мужчины, которым Андрей мог открыться, ответили бы ему примерно так же, как Таня. И он, находясь в Волгограде, выкроил пару часов, чтобы встретиться с Аркадием Решетниковым – старым другом, одноклассником, единственным человеком, который мог выслушать, вникнуть в это тонкое дело и дать совет.

Они приехали в кафе «Блиндаж», расположенное на Мамаевом Кургане, приятное место, где можно отдохнуть от удручающей злобы дня, и, любуясь из окон живописными видами – парк, статуя Мать-Родины, вкушали изысканный обед и вели непринужденную беседу, толкуя попеременно об обстановке в горячих точках, Чечне, полевых командирах, новостях фармацевтической промышленности, задержке эякуляции и Анне Николь Смит. После огневого борща, в ожидании семги, Андрей облокотился о стол и сказал:

– У меня проблема – внутреннего характера. На меня накатываются приступы беспричинного страха. Ничего не могу с собой поделать.

– Это связано с делами? Ты говорил – долги.

– Долги долгами, меня это раздражает, когда думаю об этом, меня накрывает ярость. Страх – это по другому поводу. Мне снилась Оля Шерина, а вчера я видел её в окне. Это было ночью у Тани. И первый раз я увидел этот призрак год назад – тоже у Тани, ночью в её комнате.

И Андрей весело, учитывая хорошо проведенную ночь и прекрасный обед, изложил, что именно зудит в его заднице. Выслушав детальный рассказ, Аркадий высказал предположение: вероятно, его морально ответственный друг мучается угрызениями совести. И попытался успокоить:

– Не считай себя виноватым в смерти Ольги. Она стала жертвой случайной катастрофы – в которой ты между прочим тоже пострадал. К тому же – твоя бывшая будто специально пересела в твою машину, бросив своего папика, а потом поехала с тобой в горы, сев за руль. По сути разобраться – она сознательно двигалась навстречу смерти. Притянула аварию.

Аркадий попробовал рассеять страхи, одолевающие Андрея, убеждая его простыми рассуждениями: те образы, что он видит, не имеют реальной основы, они порождены его собственными мыслями. Возможно, помрачению рассудка способствовала общая усталость, предрасположенность к приливам крови, последствия травмы, в конце концов.

По мере насыщения Андрея всё меньше волновали призраки, и он предположил уже более спокойным тоном:

– Может ОНА смотрит оттуда и ревнует меня к Тане?

С этими словами он поднял вилку зубцами кверху, затем погрузил её в золотистое рыбье мясо. Поддерживая такой мистический поворот разговора, Аркадий заметил, что там где Андрей – там кровь, и в основном это женская кровь.

– …ты живешь в состоянии перманентного жертвоприношения. И начинаешь грезить призраками, если по каким-то причинам очередная жертва медлит со смертью.

Когда Андрей полностью выговорился и насытился, ему заметно полегчало. В этом был своеобразный ритуал – Аркадий был его отдушиной, ему можно было поверять самые сокровенные тайны.

– Меня волнует Таня, – сказал Аркадий, приступая к десерту, черносливам и грецким орехам под взбитыми сливками. – Никогда не встречал такой оторвы.

– А что Таня… самое милое создание какое только может быть.

– «Милое создание» с боевым пистолетом, из которого она валит людей как солдатиков в детской игре?

Тут Андрей вспомнил, как его подруга обошлась с Верхолетовым, в недобрый для него час зашедшим в её подъезд. Так и не удалось выяснить, зачем она попросила своего одноклассника, Сергея Волкорезова, переделать подаренный Андреем газовый пистолет ИЖ-79-9 под боевой патрон ПМ, – таким образом оружие из средства обороны превратилось в средство нападения. А ведь в огнестрельном оружии есть своего рода тотемическая магия, которая всегда будет заставлять людей совершать ужасные поступки. Любой, кто берет в руки пистолет, первым делом начинает целиться в прохожих.

– Послушай, Аркадий… она защищалась и не рассчитала силы. Волнение, аффект – ну ты понял.

– Ты привык жертвовать, но сейчас меня волнует, как бы ты с такой подругой сам не превратился в жертву.

Андрею было сложно представить в виде монстра девушку, с которой провёл восхитительную ночь и ещё такие же полдня, но Аркадий, интересовавшийся мистическими явлениями, принялся рассуждать. Его тоже беспокоила бессоница, он часто просыпался по ночам, часа в три – половине четвертого, мучился кошмарами и не мог заснуть до самого утра. Он объяснял это наличием военного полигона на территории области, в Капъяре, в котором регулярно испытывают оружие, что-то взрывают, отчего дрожат дома и мосты. Но сегодня ему захотелось разыграть друга:

– … не то, чтобы твоя Таня с трудом ходит на двух ногах, не может танцевать, переворачивать страницы книги, у неё отвратительные манеры, она ест руками и периодически сплёвывает пищу в сторону, она не знакома с последними тенденциями моды и ходит в чем попало. Как раз наоборот, с внешностью у неё полный порядок. У неё нет клыков и когтей, но… ты заметил, какой у неё неестественно низкий грубый голос! Очень не подходит её милой внешности. А клыки и когти ей не нужны – потому что у неё есть пистолет Макарова. Всё сходится: монстр, поселившийся в привлекательном Танином теле, прошёл трудный драматический период становления в обществе. И если принять положение, что монстры живут среди нас, то Таня – убедительный кандидат на эту роль.

– Ладно, оставь в покое мою милую, – отмахнулся Андрей, он не мог даже в шутку строить подобные предположения. – Сначала мне приписал пристрастие к кровищи, трагедиям и прочей смури, теперь за Таню принялся.

Глава 5

Обдумывая всё, что произошло в его жизни, Андрей чувствовал себя вполне уравновешенным человеком. Но он позволял своим изъянам взять верх над достоинствами, и это не могло не огорчать. Он требовал от жизни слишком много такого, чего не мог пока себе позволить.

Он чересчур много ломал голову, правильно ли развивается его карьера, и эти думы не приносили ничего, кроме беспокойства. Ему быстро удалось преодолеть стадию среднего класса (многие считают что середняк хуже безработного), необходимо задуматься о стратегических планах, а у него голова болит от совершенных пустяков, которые ни за что не должны его беспокоить. Какой маразм, что сознание превращается в нелепую базу данных, которая посылает в организм сигналы тревоги почти что без повода.

Беспокойство возникало спонтанно, безотносительно неприятностей, иногда на фоне хорошего настроения. Он думал о том, как хорошо налажена его жизнь, удовлетворенно констатировал ежегодный прирост доходов, как вдруг у него начинала болеть голова из-за какой-нибудь глупости. По мнительности сначала казалось, что сказываются последствия травмы, из-за чего дважды была сделана энцефалограмма – но после всестороннего исследования врачи пришли к выводу, что болезнь не имеет материального субстрата, иными словами, голова болит просто потому что болит.

Какие бы демоны ни скрывались в голове Андрея, какими бы ни были подлинные причины его тревог, он не собирался делиться сведениями на этот счет даже со своими близкими. Единственно, с кем он мог обсудить причины своих панических атак, была Катя. Он приходил к своим родителям, садился напротив её портрета, написанного сухумским художником, включал Дьюка Эллингтона, её любимого музыканта, и предавался воспоминаниям. Он вспоминал их лето 1996 года, вёл бесконечные мысленные диалоги с погибшей возлюбленной. Это не излечивало его, не избавляло от тревог, а лишь растравляло раны. Но позволяло забыться, отвлечься, – одни грустные мысли заменялись другими, одинаково угнетенные состояния плавно перетекали одно в другое.

«Перспективный умник, заключенный в мещанскую клетку», – такой диагноз Андрей самокритично выставил самому себе.

Его душевные метания были сродни поискам утраченного времени. И нет лучше способа попасть в складку памяти, чем прослушивание музыки, которую когда-то вместе слушали. Звуки саксофона, свингующая импровизация вовлекали в безудержный круговорот музыкальной стихии, сквозь барабанные перепонки музыкальные фразы проникали в сознание, гипнотизирующее музыкальное полотно обволакивало мозг, положив начало магическому трансу.

Интенсивные сакософонные пассажи навсегда и крепко входили в память. Стереть их оттуда невозможно – разве что выстрелом в висок. Лучше и не пытаться понять, в чём коренится сила джазовой импровизации, её притягивающий и завораживающий мощный магнетизм – так можно ненароком познать тайну своего ДНК.

«Жизнь, как джаз – сплошная импровизация», – вспоминал он Катины слова, слушая Эллингтона, и добавлял от себя: «а ещё это грандиозное катарсическое путешествие».

Он видел сны, но уже не те, что раньше. Периодически ему снились кошмары – долгое падение с большой высоты, либо невыносимо долгое преследование, в конце которого у него настолько тяжелели руки и ноги, что он не мог ими пошевелить, чтобы бежать и обороняться. Теперь же ему стало сниться, будто не его преследуют, а он сам за кем-то гонится, а догнав, убивает с особой жестокостью.

Когда он поделился с матерью, она категорично заявила, что травмированая психика – результат того, что он проработал семь лет в морге. Тогда он ничего не чувствовал, вскрывая по 10–15 трупов в день, а сейчас всё это всплывает из подсознания и приходит по ночам в виде кошмаров.

Время проходило почти незаметно для Андрея; это было одно из наименее устойчивых представлений, которые он знал. Все его силы поглощались постоянным напряжением, в котором он находился и которое было отражением глухой внутренней борьбы, никогда не прекращавшейся. Она шла чаще в глубине его сознания, в темных его пространствах, вне возможности сколько-нибудь логического контроля. Ему начинало казаться, что он близок к победе и что недалёк тот день, когда и все его тягостные видения исчезнут, не оставив даже отчетливого воспоминания. Во всяком случае, они теперь всё чаще и чаще становились почти бесформенными: перед ним мелькали неопределенные обрывки чьего-то существования, не успевающие проясниться, и его возвращение к действительности всякий раз приходило быстрее, чем раньше. Но это ещё не было победой: время от времени всё вдруг тускнело и расплывалось, он переставал слышать шум улицы или говор людей – и тогда он с тупым ужасом ждал возвращения одного из тех длительных кошмаров, которые он знал так недавно. Это продолжалось несколько бесконечных минут: потом в его уши врывался прежний гул, его охватывала короткая дрожь, а за ней следовало успокоение.

Но перед внутренним взглядом оставалось видение: захлёбывающийся в собственной крови мужчина – бледный, изо рта льёт кровь; зубы выбиты, челюсть раздроблена, а в мертвых глазах застыл безумный страх и мольба о пощаде.

Глава 6

Когда Андрей прибыл в офис, совещание было в самом разгаре. На него никто не обратил внимание. Пришлось чуть ли не силком впихивать свою руку компаньонам для рукопожатия. Разговор происходил в новом кабинете, этот «сумурай-сарай» завод выделил Экссону достаточно давно, но сюда так и не купили приличную мебель и не сделали ремонт. Вызывающая простота всегда была фирменным стилем компании Экссон. Доставшаяся от Электро-Балта мебель вся уже сломалась, помещение своим убитым видом напоминало декорации к фильму «Заброшенный город». Да и во всем офисе (то есть в «людской», в соседнем кабинете, где находились секретарь с бухгалтером) единственным дорогостоящим предметом была мини-АТС. Признаком того, что здесь бывают люди, было наличие большого количества журналов знакомств, бюллетеней недвижимости, автомобильных журналов и буклетов туристических фирм. По этой литературе можно было судить об интересах обитателей офиса. Очутившись здесь, сторонний наблюдатель вряд ли бы заподозрил, что работающие тут люди зарабатывают до $15,000 в месяц.

В тот день обсуждали ситуацию вокруг компании «Судотехнология». Говорили в основном Артур с Владимиром. Алексей вообще редко подавал голос, когда речь касалась стратегических вопросов, он напряженно слушал и в такие моменты никакая сила не могла его отвлечь от этого занятия. Игорь принимал участие, подавая реплики, на которые отвечал его брат Владимир. С некоторых пор бывший кардиохирург энергично вошел в тему (до этого он строил иллюзии по поводу возврата к врачебной деятельности), что не мог не отметить Быстров-«старший» (они хоть и были близнецами, но Владимир, неформальный лидер компании, считался главным).

– Лично мне насрать на их картель, – горячился Артур, – пускай диктуют условия друг другу, но не мне.

Владимир терпеливо поправил:

– Сколько раз тебе говорить: нет «тебя», есть «мы» и наша команда. Забудь слово «мне». Твоё – что ты насрёшь, остальное всё общее.

– Это моё выражение Вовок, не занимайся плагиатом.

– Ты не умеешь слушать, Артур, я же сказал: твоё – что насрёшь.

Некоторое время они муссировали эту важную тему, пока Игорь не вернул их к исходному вопросу:

– Как мы влезем на Белорусскую дорогу, если у этого… польского мудня родственники в правительстве?

Ответил Артур:

– У нас там тоже подвязки, давай поборемся. Я считаю: не надо «делить рынок», не надо ни с кем договариваться, не надо уступать своих клиентов. Сегодня мы отказываемся от Белорусской ж-д, а завтра нас выгонят из нашего офиса.

Андрей положил перед Артуром несколько пачек банкнот – снятые со счета деньги, комиссионные для руководства Электро-Балта, гендиректора и его замов – но тот, занятый разговором, не посмотрел на дензнаки. Беседа вилась между Ансимовыми и Быстровыми, слова, как теннисный мячик, перескакивали между ними четверыми, и пятому было никак не вклиниться, потому что ему не делали передачу.

«Польским муднем» Игорь назвал хозяина «Судотехнологии», важного господина по имени Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский. Его компания представляла целый холдинг и работала в различных направлениях. Причем довольно успешно. Так, одна из его фирм, «Бонапарт» (названия организаций не отличались скромностью), являлась одной из крупнейших на рекламном рынке Петербурга. Г-н Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский был очень амбициозным человеком, он всегда ставил глобальные задачи, и, к огорчению конкурентов, всегда достигал результатов. Так же как Экссон, он работал по снабжению материально-технических складов (МТС) управлений железных дорог. Ещё два года назад Судотехнология закупала на Экссоне аккумуляторные батареи железнодорожной группы и перепродавала на Белорусскую ж-д и на другие дороги, но с развитием бизнеса у её хозяина появилась идея замкнуть на себя поставки батарей по всем железным дорогам России и СНГ (и не только батарей, ему выделили несколько других позиций). У него было достаточно влияния и возможностей для осуществления этой задачи. Его тесть занимал важный пост в правительстве Белоруссии, имелись высокопоставленные знакомые в Москве, кроме того, он сам по себе был величина. Это был серьезный противник.

В настоящий момент он подтягивал к себе производителей аккумуляторных батарей, чтобы поучаствовать в их бизнесе с дальним прицелом отжать этот бизнес и впоследствии занять пост главного снабженца в ОАО «Российские железные дороги» и замкнуть на себе всю цепочку от производителя до плательщика поставляемых товаров и услуг. Крупные игроки, такие как гендиректор Электро-Балта, сразу сообразили, с кем имеют дело и не садились за стол переговоров с хозяином Судотехнологии. И в его орбиту попали разные ремесленники, такие как Иуда Шлемович Чмырюк, хозяин компании «Исток», чей отец работал главным инженером на Электро-Балте и помог сыну наладить производство батарей, аналогичных тем, что выпускает завод. Правда, они уступали по качеству – всё-таки кустарное производство, но зато цена дешевая. Он примкнул к Судотехнологии в надежде на то, что ему помогут модернизировать производство и обеспечат победу на крупных тендерах в Росжелдорснабе, Октябрьской ж-д и других серьезных организациях. А пока что дела его шли неважно (иначе он бы не искал помощи на стороне). Чмырюк собрал вокруг себя других неудачников и создал что-то вроде ассоциации противодействия экспансии Экссона, поставлявшего аккумуляторы на все железные дороги России. Члены ассоциации требовали поделить рынок, распределить сферы влияния, на деле это означало, чтобы Экссон отказался от части своих клиентов, не получая взамен ничего, кроме одобрения участников ассоциации. Идея картельного соглашения была абсурдна по определению, так как подобное возможно, если в переговорах примут участие все игроки, включая хозяев Тюменского аккумуляторного завода, Пауэр Интернэшнл, и других. Эти потуги можно было сравнить со съездом адыгейских виноделов, вздумавших потеснить LVMH. Мудель-Телепень-Оболенский временно держал при себе эту мелюзгу, поскольку они бесплатно выполняли множество услуг в надежде, что когда-нибудь им воздастся (не предполагая, что такие боссы, как он, никогда не платят – потому-то и являются большими боссами). Но Андрею было невдомёк, почему его компаньоны зациклились на Чмырюке со товарищи, которых гендиректор Электро-Балта, науськанный Артуром, изрядно потрепал. Так например, санэпиднадзор приостановил производство аккумуляторов на Истоке. Изначально это была идея Чмырюка – подстрекаемый им комитет по экологии наехал на Электро-Балт (вредное производство почти в центре Петербурга), но когда на заводе выяснили, не без подсказки Артура, кто является заказчиком наезда, орудие повернулось в его же сторону.

– Иуде сделали обрезание, – ухмыльнулся Владимир, смакуя детали событий.

– Нам не следует даже отвечать на их звонки, Вовок, – сказал Артур, – и пошла она нахуй Белоруссия. Мы не будем за неё бороться. Пускай этот поляк, как его… Через-Хуй-Кидала, выигрывает тендер, всё равно в итоге обратится к нам за батареями. В Тюмени даже если ему дадут хорошие цены на 32ТН450, с учетом доставки батареи подорожают вдвое, а Чмырюк разморозит свою лавочку только к концу года в лучшем случае. Ближайшие полгода Судотехнологии негде перехватиться товаром.

Владимир стоял спиной к Андрею, и его богатое мимикой лицо изобразило что-то такое, заставившее Артура обратить свой взгляд на официального гендиректора и учредителя Экссона. Игорь с Алексеем тоже воззрились на Андрея.

– Дело принципа, ты сам сказал – мы не можем уступать даже мелких клиентов, а Белоруссия – это в какой-то степени государство, – произнес Владимир, не оборачиваясь.

– А что, витиеватый, ты не хочешь заняться этим делом? – наконец Артур увидел Андрея.

– Я дам тебе все координаты, – обернувшись, подхватил Владимир, – мы работали в Минске ещё до Экссона, продавали через Базис-Стэп.

– Там на Белорусской дороге два татарина, с ними еще Фарид закорешился, потом нам передал, – добавил Артур.

– Ты найдешь с ними общий язык, – продолжил Владимир, – их фамилии Надхуллин и Подхуллин, начальник отдела снабжения и его зам. Давай Андрей, мы даём тебе карт-бланш, не проеби дело.

И они наперебой принялись объяснять Андрею все детали, вводить в курс дела. С их слов получалось, что всё достаточно легко, тем более что в Минске есть агент влияния, некий Вальдемар Буковский, закупающий на Экссоне батареи и перепродающий через местную сбытовую сеть. Правда, по железнодорожной продукции у него продажи довольно скудные, почти никаких. Но у него есть наработки, которые позволят пробиться на МТС Белорусской железной дороги и выиграть очередной тендер на поставку аккумуляторных батарей.

– Так пускай выигрывает тендер, если «есть наработки», – скептически ответил Андрей, – а мы продадим ему батареи. Ему же больше негде взять продукцию.

– Он не производитель и не является дилером завода, – скороговоркой возразил Владимир.

Тут Андрей вспомнил, что делал для этого самого Вальдемара гарантийные письма от Электро-Балта для кучи его фирм, и этими документами подтверждалось, что данные организации являются официальными дилерами аккумуляторного завода. Но Вальдемар благополучно проигрывал все тендеры, в которых участвовал. Андрей напомнил об этом, но Владимир тут же парировал:

– Он сам засветился, и его фирма тоже. Он не может участвовать в тендере.

– Мы уже работали в Минске, нам нужно туда вернуться и влезть самим, а Вальдемар просто поможет и отойдет в сторону, – прибавил Артур.

Эти уговоры не были просьбой, Андрею ничего не оставалось, кроме как согласиться и заняться белоруским тендером. В последнее время его одолевали мысли, что он становится лишним звеном и от него хотят избавиться, ему во что бы то ни стало нужно было доказать свою незаменимость. В случае успеха в Минске он докажет свою состоятельность как человек, способный приносить на фирму прибыль (до этого он только выполнял монотонную рутину), и ни у кого не возникнет идеи заменить его, равноправного учредителя, на двух-трёх шнурков, взятых на фиксированный оклад.

Закончив с объяснением, Артур взял лежавшие на столе деньги и отправился на заводоуправление, чтобы выдать заводчанам причитавшиеся им комиссионные. Владимир поручил Игорю, чтобы тот дал Андрею все минские контакты. Андрей записал в блокнот сегодняшние расходы – гендиректору Электро-Балта с учетом инфляции и подорожания продукции причиталось 1,500 рублей за каждую заведенную на завод тонну свинца и столько же за каждую отгруженную Экссону тепловозную аккумуляторную батарею 32ТН450; а его замам соотвественно по 800 рублей на двоих. После чего принялся разбираться с белорусским делом.

* * *

Переговоры с белорусскими товарищами не дали ничего определенного. Сотрудники управления железной дороги – начальник отдела снабжения Надхуллин и его заместитель Подхуллин уклончиво ответили, что будут проводить тендер по закупке тепловозных аккумуляторных батарей, дата не утверждена, приблизительно конкурс состоится в начале лета. Сумма лота – пятнадцать миллионов рублей. К участию в конкурсе допускаются только производители. Вальдемар оказался человеком с редуцированным геном сомнения. Он сразу заявил, что «все вопросы решены, тендер наш».

– А что ты хотел – чтобы эти чинуши тебе ответили по телефону, что сидят у меня на откате? – вопрошал он. – Конечно, они говорят для прикрытия, будто конкурс состоится по всем правилам.

Насчет допуска только производителей, и отсева посредников и даже официальных дилеров Вальдемар невозмутимо отвечал, что непосредственно перед конкурсом это ограничение снимут и допустят «эксклюзивных дилеров». Учитывая свою практику, в частности казанские сделки с больницей номер шесть, Андрей допускал возможность подобных манипуляций. Азимов, главный врач «шестерки», по своему усмотрению назначал, переносил и отменял тендеры, а если видел, что Совинком не проходит, то на ходу менял условия конкурса. Но история продаж у Вальдемара сильно хромала. Исполнители с управления белорусской ж-д, конечно, по телефону ничего определенного не скажут. Например, не скажут, что на белорусской земле госслужащим строжайше запрещено брать комиссионные. В Белоруссии это по старинке называется взяточничеством и очень строго наказывается. Это разрешается буквально нескольким людям, количество которых можно пересчитать по пальцам одной руки, и соответственно берут они очень много, и называют их не взяточниками, а «лобби». И родственник хозяина Судотехнологии, человека с непривычным для русского уха именем Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский, которого Артур Ансимов назвал «Через-Хуй-Кидала», этот родственник входит в очень узкий круг людей, которым белорусский президент-самодержец, по кличке «батька», позволяет принимать комиссионные. Соответсвенно у Через-Хуй-Кидалы есть своя делянка, то есть строго зафиксированный за ним государственный бюджет, который он осваивает. И если за ним закреплено исключительное право снабжения железной дороги, то никто не может отогнать его от этой кормушки. Те поставки, о которых упоминали Владимир с Артуром, вероятнее всего проходили через фирмы, подконтрольные всесильному Пшемыславу.

Однако у Владимира были свои соображения на этот счет, а чем ещё объяснить, что он игнорирует очевидные вещи.

Дальше, чем бесполезные телефонные переговоры, Андрей не продвинулся. Он понимал, что на него скинули проблему, которую ему нужно решить самостоятельно. Ведь его компаньоны решают гораздо более серьезные задачи и не посвящают в свои сложности, просто выдают результат. И от него ждут то же самое: сказано – сделано.

В один из дней Артур с Владимиром вернулись к белорусскому вопросу. Позвонил Вальдемар и сообщил, что «начались шевеления», возможно, что тендер проведут раньше начала лета, возможно, в течение ближайшего месяца, и особо информировать не будут. Между тем официальные лица по-прежнему, как заведенные, утверждают, будто «дата проведения конкурса не утверждена».

Опять же учредители Экссона совещались в своём трогательно запущенном офисе, в этот раз Андрей принимал полноценное участие:

– Послушайте, этот тендер – просто фикция, для отвода глаз. Чтобы никто не сказал, будто в Белоруссии нет демократии. Её и у нас нет, так же как и там, а выяснить наши перспективы можно только у тех, кто рулит ситуацией – то есть начальник дороги и корнет Оболенский.

– Вот ты и выясни, – предложил Владимир. – Да, пойди к шляхте и спроси.

– ??!!

Несколько секунд они смотрели друг на друга. Лукавые серые глаза Быстрова-главного не выдавали то, что у него на уме.

– Он может пойти к нему в офис и там пошнырять – может что подслушает, пизданет какие-то бумаги, подсмотрит, – сказал Артур.

– Да, витиеватый, сходи к шляхтичу в его офис, – моментально подхватил Владимир.

Андрей оторопело смотрел на них, предложение сходить пошпионить к конкуренту выглядело довольно нелепо, но было непохоже, чтобы компаньоны шутили. Вспомнив, что они и не такое вытворяли, и ему самому приходилось выуживать сведения самыми необычными способами, Андрей согласился.

– Его офис тут рядом с нами, на улице Промышленной, четырехэтажное здание, на первом находится «Бонапарт», рекламный монстр, там еще вывеска – Наполеон в ермолке…

принялся инструктировать Владимир.

– В треуголке, – поправил Артур.

– В треугольной хуйне. Кабинет Муделя… Оболенского… что за фамилия!!! Находится на третьем…

– Все его зовут Боссом, так его и называй: Босс. Можешь к нему обращаться по имени-отчеству – Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский – если ты не любитель краткости, но пока ты будешь выговаривать, он забудет суть дела, а если что-то напутаешь в произношении – то пиздец всему нашему плану.

Через полчаса, проинструктированный, Андрей выехал на задание.

* * *

Оказалось, что это недалеко от завода, минут семь в сторону метро Нарвская, можно было дойти пешком, заодно прогуляться. Но день был серый, хмурый, да и огромные грязные лужи не предвещали приятной прогулки. Пришлось ехать на машине.

Офис Судотехнологии был не чета офису Экссона – четырехэтажное здание, охраняемый двор со шлагбаумом. Андрей и не собирался проезжать вовнутрь, оставил машину подальше, но его не пустили и пешего. Охранник в черной униформе строго поинтересовался, что нужно посетителю.

– Визитки заказать, – сказал Андрей.

Охранник вернулся в будку, и оттуда позвонил на базу. Ему что-то ответили, и он жестом подозвал Андрея. Пришлось назваться, показать документ, все данные занесли в журнал и выдали бэйджик, который нужно нацепить на видное место.

Андрей прошёл во внутренний двор и с любопытством осмотрелся. Его внимание привлекли автомобили – у входа в здание стояла новенькая шестерка БМВ и Роллс-ройс Фантом (это были хозяйские), а также семерка БМВ и Range Rover (эти были с белорусскими номерами). Причем машины были не в базовой комплектации, а в тюнинге от явно недешевого ателье. Времени полюбоваться не было – его нетерпеливо поджидал другой охранник, которого оповестили о приходе посетителя.

– Вы хотите заказать визитки? – спросил он.

И провёл внутрь здания – холл, небольшой коридор, далее просторный зал, поделенный перегородками на офисы-соты, и передал эстафету девушке-менеджеру, которую также предупредили о клиенте. Таким образом, попасть на третий этаж решительно не представлялось возможным – когда пересекали холл, Андрей успел заметить, что у лестницы стоят охранники и имеется вертушка, зеленую кнопку которой скорее всего нажимают по разрешению самого главного.

Ничего не оставалось, кроме как обозревать внутреннее убранство рекламной фирмы «Бонапарт». Всё было строго, по-деловому, все сотрудники в униформе – белый верх, темный низ, юноши в синих галстуках, девушки в красно-синих шейных платочках.

Андрея предельно корректно обслужила преувеличенно серьезная девушка, внимательно выслушавашая все пожелания насчет визиток – так, будто от этого заказа зависело будущее «Бонапарта».

Андрей внутренне усмехнулся – у него никогда не было личных визиток. Когда работал на инофирмах, ему делали корпоративные. Которые он никому не давал, все комплекты от шести фирм валялись нетронутыми где-то на волгоградской квартире. Зачем продвигать чужие фирмы, в первую очередь надо продвигать себя! Обычно он писал на листочке номер мобильного телефона, и этого было достаточно.

Вначале он немного растерялся – какие данные указать. Но потом придумал на ходу: фирма Совинком, должность: генеральный директор, адрес: Петербург, набережная Мойки дом 70. Телефон продиктовал свой мобильный. Услышав «Мойка 70», девушка немного удивленно вскинула брови. Андрей еще раз повторил, и она зафиксировала услышанное в блокноте.

Он попытался завязать разговор – спросил, может ли заказать рекламную кампанию своей продукции – медицинского оборудования, и может ли быть уверен, что Бонапарт обеспечит мощный промоушен. Девушка ответила односложно – «все клиенты остаются довольны нашими услугами». Ну никак её не разговорить. Да и что она могла сказать?! Наверняка она не знала о планах хозяина этого здания относительно Белорусской железной дороги. Андрей продолжил расспросы, касающиеся рекламного бизнеса, но это было пустой тратой времени. И он, оплатив в кассе свой заказ, пошёл на выход. Самостоятельно ему это сделать не удалось. Менеджер препоручила его охраннику, тот вывел во двор и проследил, чтобы посетитель сдал бэйджик другому охраннику, у шлагбаума и покинул территорию.

Результаты шпионской вылазки получились потрясающие. Очевидно, другого никто и не ожидал. Когда Андрей вернулся на завод, Владимир с Артуром уже уехали, а Игорь с Алексеем даже не оторвались от своих дел, чтобы спросить о результатах. Андрей уныло сообщил, как съездил. Алексей попросил набрать Владимира и сообщить номера белорусских машин. Идентификация приезжих внесла некоторое оживление в белорусский проект. Оказалось, что семерка БМВ и Рэйндж Ровер принадлежат тестю хозяина Судотехнологии. Учитывая, что в распоряжении влиятельного белоруса целый автопарк, нельзя было быть уверенным, что приезжал лично он, а не кто-то из его людей.

– Чего сидишь, давай пиздячь! – Алексей отвлек Андрея от безрадостного оцепенения.

Андрей энергично взялся за рутину – согласование отгрузки очередной партии батарей на заводоуправлении, сверка расчетов с коммерческим отделом Электро-Балта, комиссионные начальнику транспортного цеха (распоряжавшегося заводскими грузчиками, он фактически находился на зарплате у Экссона), и так далее. Но белорусский вопрос как был, так и остался открытым. Что делать?!

К концу рабочего дня он выдавил решение:

– Надо ехать в Минск и там разбираться на месте.

Он сообщил это Владимиру по телефону. Тот был на фитнесе, и, крутя педали велотренажера, ответил:

– Ну давай, витиеватый, без проблем.

Глава 7

Надхуллин оказался не готов принять Андрея по первому же звонку. Да и вообще – начальнику отдела снабжения было невдомек, почему он должен принимать коммерсантов. Когда тендер объявят – тогда и подавайте свою оферту, это можно сделать почтой, совсем необязательно выезжать к заказчику. Всё же Андрей добился, чтобы ему назначили аудиенцию. Подхуллин оказался более разговорчивым и сообщил, что тендер состоится в первых числах июня, и конечно же приоритет будет отдан Электро-Балту и его дилерам, поскольку в течение многих лет Белорусская ж-д закупает батареи данного производителя и все довольны качеством и ценами этой продукции.

Что касается Вальдемара, то он гнул свою линию: всё в порядке, я решаю вопросы. Насчет поездки он заявил, что ситуация под контролем, и приезжать есть смысл только в том случае, если петербургские партнеры хотят его проверить.

Помимо всего прочего, у Андрея появилась еще одна причина, чтобы преуспеть в белорусском деле во что бы то ни стало. Он потерпел поражение в вопросе, в котором по идее должен быть асом. Разбирательство с московской фирмой Русток окончилось неудачно для Экссона. Дубовицкая, та самая бухгалтерша из Рустока, запутавшая взаиморасчеты и профазанившая двести тысяч рублей, была с позором уволена, а вместо неё взяли грамотную женщину, которая распутала все неувязки, нашла недостающие документы, и доказала минусовое сальдо Экссона. А эти двести тысяч давно пошли в доход и были поделены между компаньонами. То, что правда всплыла наружу, стало большим разочарованием. Одно дело погнаться за прибылью и не получить её, и совсем другой коленкор, когда положил деньги в карман и вдруг оказывается, что их нужно вернуть. Владимир командировал Андрея в Москву: «Давай, решай проблему, это твоя работа!» Андрей поехал, и новая бухгалтер, разложив на столе бумаги, в присутствии гендиректора документально доказала, что Экссон должен Рустоку двести тысяч.

Компаньоны, вынужденные расстаться каждый с кровными сорока тысячами, смотрели на Андрея как на врага, отнимающего последние штаны.

Быстровы, хоть и продолжали получать доход с тех средств, что инвестировали в Совинком, волгоградский бизнес Андрея (по сути навязали деньги под процент и фактически посадили на ростовщическую иглу), недовольно кривились в присутствии Ансимовых, от которых эти операции тщательно скрывались. Мол, Разгон живет на дармовщинку и не развивает новые темы.

На самом деле покой Андрею только снился. И хотя он привык к напряженному рабочему графику, дела заполнили всё время его бодрствования, от утреннего пробуждения и до вечернего отхода ко сну, результаты его не радовали. Лишь в отношении Волгограда и Казани он почти успокоился. Основные клиенты, в первую очередь кардиоцентр и казанская больница номер шесть, не давали никаких поводов для волнения. Кроме того, на Совинкоме сложился надёжный коллектив. Так получилось, что принятая на работу в ноябре прошлого года Марина Маликова часто ездила в Казань и Волгоград – там у неё лучше получалось с продажами, чем в родном Петербурге, где, хоть и был обширный круг знакомств, но её везде воспринимали не как личность, а как сотрудницу Эльсинор Фармасьютикалз. Она оттуда уволилась, и теперь она никто. Клиенты были привязаны к Эльсинору. И теперь к ним ходит новый сотрудник этой американской компании, предлагая бесплатные инструменты, зазывая на заграничные конференции, приманивая бонусами. А в провинции всё для неё оказалось гораздо проще. И, хоть она сопротивлялась и не хотела брать на себя руководящие полномочия («мне не нужна ответственность, хочу тихо-спокойно выполнять свою работу»), всё же Андрей делегировал ей некоторые контролирующие функции – съездить проверить то, другое, доложить обстановку на местах, проконтролировать выполнение приказа и так далее. Её лёгкий характер способствовал тому, что она быстро освоилась и сдружилась со всеми сотрудниками.

Весь коллектив единодушно выступил против Риммы Абрамовой, бывшей сотрудницы Совинкома, переметнувшейся в «Джонсон и Джонсон». По условиям трудоустройства она переехала в Самару. При увольнении из Совинкома Андрей поставил ей условие: «Совинком forever, ты устраиваешься на Джонсон, но будешь работать на нас – скидывать заказы, подгонять клиентов, и так далее. Только на таких условиях я даю тебе рекомендацию». Впрочем, зная её крысиную натуру, он не рассчитывал на её благодарность или хотя бы лояльность. Так оно и получилось. На словах пообещав поддержку, она не только не сбросила ни одного заказа (продинамила как самарского сотрудника, так и волгоградских, которые специально приезжали в Самару, чтобы Римма провела их по клиентам), но и принялась на ровном месте создавать проблемы. Она обзвонила всех волгоградских клиентов, кого только знала, и настойчиво рекомендовала им некую самарскую фирму – джонсоновского дистрибьютора, с которой очень быстро снюхалась. Это был не то что опрометчивый, но бесполезный, неумный и недальновидный шаг. Андрею это стало известно в первый же день, тем более что Абрамова настолько сглупила, что обратилась к Кумару Калымову, заведующему рентгенхирургическим отделением волгоградского кардиоцентра. Даже если отбросить тот факт, что у Андрея с ним сложились не только тесные деловые, но и дружеские отношения (а Абрамова знала его только в лицо – ей было запрещено контактировать с сотрудниками кардиоцентра); то всё равно Калымов при всём желании не смог бы провести через конкурсы в кардиоцентре новую фирму. Совинком был в кардиоцентре поставщиком по умолчанию (либо, чтобы не вызывать подозрение, отгружали от аффилированных структур). Абрамова непонятно чего наговорила самарским фирмачам, но они приехали к Калымову уже для подписания договора, они пребывали в абсолютной уверенности, что у них тут всё схвачено и Римма «всё порешала». И крайне удивились тому, что Калымов не стал с ними разговаривать и молча показал им на дверь. В администрации кардиоцентра также никто не уделил им внимание.

В свете этой недружественной выходки Андрей написал тяжелую телегу на имя непосредственного начальника Абрамовой, менеджера по регионам компании Johnson & Johnson. В письме было указано, что Совинком исторически снабжает волгоградский кардиоцентр расходными материалами производства Johnson & Johnson, является добросовестным дилером, отрабатывает на 100 % этого стратегического клиента, и никто не cможет продавать туда продукции Джонсона больше, чем это делает Совинком. Поскольку самарская фирма не сама влезла в кардиоцентр, а с подачи представителя Джонсона, есть все основания полагать, что он действует по поручению своего руководства (ну и само собой активно лоббирует дилера, что в принципе на инофирмах запрещено). В связи с этим гендиректору Совинкома хотелось бы знать намерения компании Johnson & Johnson – может это недовольство работой волгоградского дилера.

В ответном письме менеджер по регионам Джонсона отметил заслуги фирмы Совинком – благодаря которой Джонсону удалось прочно закрепиться в Волгограде и других городах Южного региона. И выразил недоумение по поводу Риммы Абрамовой. Вообще он предполагал, что она наоборот станет двигать в Самаре родную фирму – Совинком, откуда вылупилась родом, и даже заранее простил ей это лоббирование. Он всё понимает, что пуповина ещё не высохла, по старой доброй памяти бывший сотрудник Совинкома чисто из благодарности будет помогать тем, благодаря кому получил хорошую должность на инофирме. И начальник Абрамовой заверил, что поставит ей на вид, прикажет не лезть в Волгоград и не ломать сложившийся рынок.

Римма со своей самарской конторой нарисовалась и в Казани, но и там ей дали отпор. Вообще осталось непонятным, на что она рассчитывала (и что хотела показать).

Но тем не менее Самара выпадала. Тамошнего сотрудника пришлось уволить из-за низких продаж.

На тот момент, весной 2003 года, из Волгограда нельзя было выжать больше того, что уже имелось. Да, можно было упереться рогом и пойти войной на чужие делянки. Но оно того не стоило, если и одержишь победу, то при внимательном анализе результата окажется, что эта победа – пиррова. И Андрей сделал упор на Петербург.

Он потратил на Винцаса Блайваса и Богдана Радько уже столько усилий, что справедливо ожидал отдачи. Однако было бы наивным что-либо ждать от этих быков, старательно косивших под гламурных подонков (у них это почти получалось), если бы не одно обстоятельство. Ренат Акчурин, двоюродный брат Андрея, работавший у того же Коршунова (в шестерках у которого ходили Радько и Блайвас), был подстраховкой как в отношении них, но самое главное – мог вывести на своего хозяина. Строго говоря, изначально Андрей на это и рассчитывал. «Гламурные подонки» были промежуточным звеном, но внимание им уделялось столько, чтобы они почувствовали иллюзию собственной исключительности. Андрей наведывался к ним в офис, участвовал в их мероприятих – эпических кутежах с привлечением профессионалов развлекательной сферы и отрядов путантреста. Его компаньоны тоже были не дураки оттопыриться, но делали как-то всё порознь, до групповух не доходило. Радько и Блайвас презрели все условности. Они знали толк в угаре и пореве и существовали в формате перманентного алкошабаша.

Вне всякого сомнения, Андрей нуждался в компенсации, так как моральные издержки от тесного продолжительного контакта с этими парнями были очень значительны. Радько, носитель корневого русского фольклора, в своей речи употреблял только слова, содержащиеся в словарях обсценной и жаргонной лексики – и то самые ходовые. Причем будучи цельной личностью, он не делал различий между слушателями, и одинаково разговаривал как с шофёром, так и с депутатом (впрочем разницы в культурном развитии никакой). Отдавая речевую команду секретарше, чтобы та подала ему чай, положив в чашку две ложки сахара и тщательно размешав, он не произносил ни одного слова, напрямую обозначающих конкретные предметы. Слова «чашка», «чай», «ложка», «сахар», «размешать» – они отсутствовали. Их заменяли такие выражения, как хуйня, ебатня, ебалаʹ, ёбаныйврот и производные от них. Но говорил он так, что не оставалось никаких сомнений относительно его пожеланий. Распоряжение звучало ясно и доходчиво.

Но он хотя бы что-то говорил. И то радовало. Потому что Блайвас играл в молчанку. Если открывал рот, то для того, чтобы поведать о своей крутизне и былых подвигах, злоупотребляя фразами «ёпта», «по большому счёту», «я жил этой жизнью», «в этом городе мы все вопросы порешаем», «ладненько». В остальное время он сканировал Андрея своими воловьими глазами, пытаясь проникнуть в самые сокровенные мысли. Андрей знал этот приём – своего рода гипноз, при котором подопытный начинает испытывать неловкость, и, чтобы хоть что-то сказать, выбалтывает то, что следует хранить в тайне, даёт какие-то обещания. Но такие приемы не для Андрея Разгона. Он вынужденно общался с Блайвасом и считал, что тот сам должен развлекать и испытывать неловкость, если развлекуха не получается.

Из своего мега-пафосного офиса, находящегося в цокольном этаже здания по адресу Мойка 70 (где им временно позволяли находиться – просто присматривать) Блайвас и Радько переехали в новое помещение. Оно находилось на первом этаже того же здания, но окнами в основном выходило на Вознесенский проспект, и только три окна выходили на Мойку. Вход был со двора. В угловом подъезде (в котором остались всего три квартиры не купленные Коршуновым – жильцы отчаянно сопротивлялись экспансии) нужно было нажать на кнопку домофона, и секретарь или охранник впускали посетителя. Жильцы-могикане (пока что) открывали дверь своими брелками.

Новый офис сделали из двух квартир. Получилось очень удобное угловое помещение с кухней, санузлом, просторными кабинетами, хорошим ремонтом и дорогой мебелью. Да еще с видом на Мойку, Исаакиевскую площадь, и Мариинский дворец.

Со слов Блайваса, Коршунов планировал, выкупив все квартиры этого дома, а также трёх других, составляющих двор, сделать тут гостиницу с бизнес-центром и накрыть двор стеклянной крышей по типу Атриума на Невском проспекте. Эти три фразы – выкупив все квартиры, сделать гостиницу с бизнес-центром, накрыть двор стеклянной крышей – Блайвас мог мусолить часами, перемежая своими любимыми выражениями «ёпта», «по большому счёту», «я жил этой жизнью», «в этом городе мы все вопросы порешаем». Когда Андрей приходил к нему в офис, Блайвас произносил это сначала у себя в кабинете (самое роскошное угловое помещение с окнами на площадь и Вознесенский проспект), затем вёл Андрея во двор, где повторял это вновь, обводя двор рукой, и пристально вглядываясь в лицо собеседнику. Долго стоял, вглядываясь и поводя рукой. Так они стояли, изредка перебрасываясь фразами: «Нормально тут будет, ёпта». – «Да, охуенно». – «А по большому счёту, ёпта, что тут еще можно сделать?» – «Ничего, только гостиницу и бизнес-центр». – «Ну а что ты предлагаешь, ёпта, это же исторический центр, ёпта». – «Я бы тоже так поступил – были бы деньги и возможности». – «В этом городе по большому счёту мы можем порешать любые вопросы, ёпта».

Пообсуждав, возвращались обратно в роскошный кабинет, чтобы там продолжить по новой – теми же словами и жестами. У Андрея день был расписан по минутам и во время таких встреч он с трудом сдерживался, чтобы не послать Блайваса нахуй. Бывало, когда выходил на улицу и садился в машину, случалась истерика. Но он продолжал окучивать «решальщика вопросов». Так они испытывали терпение друг друга – выжидая кто что предложит.

И вот в один из дней прозвучала конкретика. Блайвас и Радько провели Андрея по всем помещениям, которыми распоряжались, и намекнули, что могли бы довольно недорого сдать их в аренду. Это был всего лишь намёк, произнесенный со стороны Радько с применением фраз «хуйня», «ебатня», «ебалаʹ», «ёбаныйврот», со стороны Блайваса – «ёпта», «по большому счёту», «я жил этой жизнью», «в этом городе мы все вопросы порешаем». Впрямую не говорилось ничего конкретного, но прозвучало убедительно. Предполагалось, что это не они предлагают, а клиент должен сам уламывать их, а они будут думать, как это можно устроить (ну эти помещения не сдаются, разве только для своих – раз уж так надо, можно подумать, хорошему человеку можно всё что угодно сделать). О стоимости тоже не говорили – подразумевалось, что проситель понимает исключительность оферты (действительно, подобных мест в городе не так уж много) и сам назовёт достойную цену.

То был поворотный момент в их отношениях. Необходимо было либо принимать предложение и двигаться дальше, либо закрывать проект. Просто так встречаться и сканировать друг друга становилось уже невмоготу. Существовал еще вариант – забить на них и попытаться получить то же самое через Рената – и элитный офис в историческом центре города за очень умеренную плату, и выход на Коршунова. Но Ренат изначально дистанцировался от всех подобных вопросов, к тому же пока ещё не чувствовал уверенности, что имеет право голоса что-либо просить у хозяина. Что касается помещений, то Радько с Блайвасом откровенно мухлевали. Им было запрещено использовать доверенные им площади в корыстных целях. Если бы они могли, то официально бы сдали их через агентство, с официальным же заключением договора аренды и соотвественно цены зарядили бы по полной программе. А тут они «пускают по дружбе» порядочного человека, которому доверяют, который их не сдаст и будет соблюдать некоторые условности (молчать если кто спросит, а в случае приезда хозяина, если неожиданно он встретится – говорить определенную легенду). Само собой, что никто из случайных арендаторов на такие условия не пойдет.

Но они, прожженые волки, работали с папой уже достаточно долго, знали в этой организации все ходы и выходы, и не ввязывались бы в это дело даже при малейшей вероятности возникновения проблем.

Андрей для вида выждал несколько дней, после чего отправился к Блайвасу и поинтересовался о возможности сдачи офиса в аренду. Тот удивленно переспросил:

– Что, ко мне поближе захотел, ёпта!?

Как будто это не он водил по всему дому, показывая все площади. Однако же, соблюдая условности, они какое-то время перебрасывались фразами наподобие: «надо же, по большому счету давно пора нам сделать что-то общее, какой-то бизнес», «да, Винц, давно собирался». Затем Блайвас повёл Андрея по офису, чтобы определиться с конкретными кабинетами. Он открывал двери, приговаривая: вот здесь ты будешь командовать, здесь будут сидеть твои рабочие (он сделал упор на слове «рабочие»).

Тут возникло недоразумение. Блайвас рассчитывал сдать целый блок – четыре кабинета площадью около 80 кв метров, а Андрей нацелился на две дальние смежные комнатки общей площадью примерно 25 кв метров. И предложил за них $250 в месяц. Два других помещения, зал площадью около 35 кв метров, и 20-метровый кабинет, ему были пока не нужны. Какое-то время Блайвас в обычной своей манере, стоял, набычившись, глядя на Андрея в упор. Что означало: либо всё бери, либо ничего. Как не хотел Андрей что-либо обещать, зная манеру Блайваса выуживать обещания и подлавливать на словах, всё же туманно намекнул, что возьмет больше площадей «как только раскрутится». Они ударили по рукам.

Это были шикарные условия – в кабинетах уже стояла приличная импортная мебель, можно пользоваться кухней, офис, естественно, охраняемый, заходи и пользуйся. Единственнно чего не было – оргтехники. Этот вопрос был поручен брату Максиму, который, завалив зимнюю сессию в мединституте, приехал в Питер и жил у Андрея.

На Экссоне не знали обо всей этой деятельности. Прерогатива контактов с людьми, решающими вопросы преимущественно силовыми способами, принадлежала Артуру Ансимову. Если бы компаньоны узнали, что Андрей общается с подобным контингентом (Коршунов был довольно одиозной фигурой, а газетные писаки прилепили ему пошлый обывательский ярлык «вор в законе». К слову говоря, среди своих он имел погоняло «Бармалей»), то возникли бы осложнения, потому что лишняя реклама никому не нужна. Сам Коршунов не того уровня, он давно принадлежал к сверхэлите, а вот его шестерки, – такие типы как Блайвас и Радько, традиционно рассматривают обеспеченных людей как дойных коров. Поэтому Андрей ничего не рассказывал про них компаньонам, а Блайвасу ничего не говорил о своих заводских делах. Ему было известно только то, что у Андрея в Волгограде медицинский бизнес.

Но в начале 2003 года у Игоря Быстрова внезапно обострился интерес к продажам медоборудования. Он уже было махнул рукой, но поскольку продажи медицинских расходных материалов и оборудования в Петербурге возросли (благодаря Марине Маликовой), он подумал, что наступил долгожданный прорыв и дело будет. Он активировал свой телефонный справочник, поднял все свои старые связи и по новому кругу стал окучивать всех, кто может посодействовать в продажах. Зашла речь об офисе, о персонале (менеджеры по продажам, коммивояжеры). Игорь даже внёс деньги на рекрутинг, и Андрей подал заявку в кадровое агентство, стал ходить на собеседования.

Этот бизнес имеет одну интересную особенность. Он не такой доходный, как скажем, оптово-розничная торговля табачно-алкогольной продукцией, особенно для низшего и среднего персонала, однако повсеместно принято, чтобы у компании, торгующей медицинским оборудованием, был приличный офис. Барыга, ворочающий миллионами, может ютиться в рыночной подсобке и в хуй не дуть, а какому-нибудь хомячку или планктону, который работает на унитаз, подавай представительский офис только на том основании, что он занимается продажами медоборудования. Это законы жанра, и с этим надо считаться.

На заводе долго муссировали эту тему, в том числе покупку оборудования (томографа например) и открытие клиники, просчитывали рентабельность, писали бизнес-планы. Но это был очередной виток пиздежа. Всё что связано с медициной – очень сомнительно в плане отдачи на вложенный рубль. Быстровы и Ансимовы предпочитали покупать недвижимость, сдавать её в аренду или перепродавать. Никаких заморочек с персоналом, который всяко наебёт или наделает проблем.

И тем более никто не собирался выёбываться перед наймитами – для их комфорта закупать мебель и ремонтировать офис на заводе. Еще чего не хватало. Офис должен быть функциональным и желательно, чтобы его можно было покинуть безо всякого сожаления и головной боли, что оттуда надо много чего ценного вывозить. Так что заводское помещение не годилось для проекта (хотя это был самый оптимальный вариант – четвертый этаж в сороковом корпусе на территории аккумуляторного завода Электро-Балт, где находились кабинеты Экссона, практически пустовал и можно было задаром занять еще несколько огромных помещений вместе с мебелью, правда очень убогой).

Поскольку Игорь индуцировал насчет развития медицинского бизнеса в Петербурге, то Андрей решил: чтобы не разводить тайны, открыться насчет офиса на Исаакиевской площади. Винцас Блайвас был представлен как «знакомый хозяина арендованной квартиры». Что было отчасти правдой – квартира, которую Андрей снимал, была найдена через Блайваса. Осенью 2002 года, когда Мариам заявила, что «нужно жить нормальной семьёй», Андрей стал подыскивать более просторную площадь вместо однокомнатной квартиры на улице Марата. Найти подходящий вариант – это адски трудная задача. Средней ценовой категории нет. Либо сверхдорогие элитные апартаменты, либо убитые халабуды.

В разговоре с Блайвасом Андрей случайно обмолвился о своих затруднениях, и тот оперативно свёл со своим знакомым, который доделывал ремонт в новой квартире, переезжал туда, а старую намеревался сдать надёжным людям. Это было удачное совпадение. Когда же Андрей прибыл на место, то просто не поверил своим глазам – трёхкомнатная квартира в самом начале Большеохтинского проспекта (напротив гостиницы «Охта», вид на Неву, стоянка через дорогу) с приличным ремонтом и мебелью всего за $400 (однокомнатная на Марата обходилась в $350). Чудеса, учитывая еще полную вменяемость хозяина (что было редкостью, Андрей к этому времени сменил три квартиры, а уж пересмотрел десятки, и все хозяева до одного были со странностями). Новый хозяин был немного постарше Андрея, тоже предприниматель, они сразу нашли общий язык. Никаких договоров и залогов не потребовалось. Оказалось, что Влад (так звали хозяина) приобрел квартиру в доме на Малоохтинском проспекте – этот вариант в своё время Андрей рассматривал в качестве покупки, но дом был в стадии сдачи, все интересные варианты раскуплены и оставалось лишь несколько дорогостоящих квартир.

Можно было заезжать на квартиру и ничего не делать в плане улучшения жилищных условий, как это было со всеми предыдущими – проводка, канализация, утепление, разные бытовые мелочи. Ведь тут жил нормальный человек, который всё уже сделал. И Андрей заехал туда вместе с семьёй в середине декабря 2002 года.

И теперь он представил дело так, будто Влад свёл его с Винцасом Блайвасом, а тот предлагает офис премиум класса за смешные деньги. Игорь Быстров приехал на смотрины и ему сразу всё понравилось. Сюда не стыдно приводить влиятельных персон на переговоры. Хорошо ещё в тот день во дворе не толпились быки с пушками, как иногда бывало. В самом офисе обычно было немноголюдно. Кроме тех четырёх кабинетов, которые предложил Блайвас, было ещё три (один из которых занимал он сам, второй – Радько, третий пустовал). Кроме того, имелась кухня, санузел, и холл, в котором были диванчики для посетителей и секретарское место у окна.

Таким образом, к моменту отъезда в Минск возникли предпосылки полностью легализовать в глазах Владимира Быстрова медицинский бизнес. (дело в том, что он, хоть и получал оттуда дивиденды, но до сих пор косился, если Андрей занимался своей фирмой из офиса Экссона на заводе Электро-Балт – звонил, готовил документы, и так далее. По его быстровскому мнению этим надо заниматься по ночам. А откуда берутся деньги ему на проценты – это ему параллельно). То есть всё зависело именно от Владимира. Игорь, хоть и являлся закопёрщиком всего процесса (изначально с его подачи Андрей затеял медицинский бизнес в Петербурге), хоть и пытался выглядеть самостоятельно относительно своего брата, но тот имел право вето на все его решения.

Кроме того, этим делом заинтересовались Ансимовы, и выразили желание поучаствовать в нём – как деньгами, так и действием, им нужно только объяснить, что и как.

За два часа до отъезда в Минск Андрей встретился с Ренатом в кафе «Онтромэ» на Большой Морской улице. Оно находилось прямо напротив входа во Внешторгбанк, в котором были счета всех фирм, и Андрей, заезжая в банк, каждый раз заходил в Онтромэ выпить кофе.

Оказалось, что оно принадлежит, или относится к сфере влияния Коршунова – Ренат показал бармену дисконтную карту, и ему дали скидку 50 %. У него была самая крутая 50 % карта, по которой он мог покупать вполцены товары и услуги по торговым и развлекательным точкам, принадлежащим его шефу – магазины, ночные клубы, рестораны и т. д.

– Неплохо устроился, – заметил Андрей.

– А что скидка, мне бы лучше деньгами.

Как обычно, они заняли место у окна. Андрей взял себе латтэ, Ренат – травяной чай. Он всегда был положительный, а теперь стал резко положительный.

– Послушай, Ренат, ты не мог бы потолковать с Бармалеем…

Андрей на секунду задумался, какую просьбу озвучить первой, – столько всего накопилось: белорусский тендер, медицинские поставки, еще было бы неплохо пролезть на метрополитен, закупавший много аккумуляторных батарей (директор которого был личным другом Коршунова).

Но он не успел высказать просьбу, Ренат плавал на своей волне и спешил поделиться тем, что у него наболело:

– Ленка мразь, надо было её утопить в Средиземном море…

И он высказал сердце Андрею, своему единственному конфиденту. Больше никому он не мог поведать свои интимные вопросы.

Андрей изобразил предельное понимание и участие.

– Что на этот раз?

Оказалось, его двоюродный брат в очередной раз наступил на свои любимые грабли. Что характерно, новую подругу тоже звали Лена. Девушек с другими именами Ренат просто игнорировал.

Андрей внёс предложение:

– А ты не пробовал знакомиться… там со Светами или Дашами!?

– Все Лены – твари!

– Ну зачем ты так. Вот у меня в Волгограде работают две Лены – Гусева и Николова. Идеальные сотрудницы, если бы не они, я бы не сидел сейчас так спокойно, попивая кофеечек.

– «Идеальные сотрудницы»?! – выкрикнул Ренат. – А позволительно спросить: ты их пробовал выебать?

Андрей покосился в сторону соседнего столика.

– Выебать? Как выебать?

– Как выебать? А как обычно ебут? Хуем разумеется.

– Но это же подчиненные, так нельзя.

– Нельзя?! Это ты говоришь «нельзя»? А то ты ни разу…

Неожиданно запнувшись, Ренат посмотрел в окно.

– Я просто не понимаю, почему не найти обыкновеную девушку, пусть не красотку, но безо всяких заёбов.

Между тем его очередная Лена по фамилии Шаабан не была красоткой, ради которой стоило так расстраиваться. По крайней мере, Андрей бы никогда не влип в историю из-за подобной девицы. Чтобы какая-то прошмондовка спутала мысли и поставила мозги набекрень?! Да никогда в жизни!

Ренат приступил к рассказу, и чем дальше он говорил, тем больше Андрей хмурился. Казалось невероятным, что красивый, здоровый, сильный, обеспеченный молодой человек может попасть в зависимость от какой-то клюшки. Они знакомы два года, он водит её по самым дорогим местам, даёт деньги на шмотки, устраивает ей различные дела, недавно ездил с ней в Турцию, а в интимном вопросе не продвинулся дальше лёгкого поцелуя – даже не взасос. Даже на курорте, ночуя в одной постели целую неделю, она умудрилась продинамить. Она принимает его ухаживания с царским снисхождением, сама между тем лохушка с района. Живёт где-то на проспекте Большевиков и не позволяет ему подниматься к ней на этаж, он всё время ждёт её у подъезда. Как-то раз он должен был передать ей ноутбук, и проезжая мимо, позвонил ей, но она не ответила. Тогда, чтобы лишний раз не мотаться в этот район, он просто заехал к ней на квартиру. Позвонил в дверь, ему открыли, и он передал ноутбук Лениной матери. Ренат догадывался, что его подруга не дочь миллионера, но не предполагал, что она живёт в таком бомжатнике. Облезлые стены, ободранный линолеум – default обстановка при сдаче дома в эксплуатацию в семьдесят лохматом году и с тех пор тут ничего не менялось.

Уровень Лены Шаабан – это дешевое бухло на лавочке, в лучшем случае районные гадюшники, и непонятно с чего колотить понты. Там, где она живёт, местные выходят на улицу только для того, чтобы купить бухла, а потом показывать друг другу жопы. Но когда она с Ренатом, то отказывается идти в бистро, ей подавай дорогой a-la card, она будет долго манерничать, прежде чем выберет блюдо и напитки. А напитки она выбирает не из дешевых и истребляет с неистовством прожженного кутилы. Гуляет так, будто живёт последний день. За вечер ей необходимо обойти максимум увеселительных заведений и спустить как можно больше денег. И в каждом из них – в ресторане, кинотеатре, ночном клубе, боулинге – ей нужно много еды и выпивки.

– Она будто чувствует сколько у меня наличных, – жаловался Ренат. – Сколько бы ни взял, к утру не остается ни копейки. Пиздец какая прорва. Жрёт и пьёт как будто её дома не кормят.

И у него получается двойной расход – ему приходится вызывать шлюх. Раз ему девушка не даёт, должен ведь он как-то выходить из ситуации.

За эти два года Ренат несколько раз прекращал изнурительные встречи – просто переставал ей звонить. Но потом не выдерживал и снова набирал её номер. Она выставляет его круглым идиотом, когда он пытается сократить дистанцию общения, и он уже потерял всякую надежду.

– Но… всё бы хуйсним, но после Турции… Это полный беспредел, она просто отмороженная сучка, – обреченно вздохнул Ренат.

– Ей сейчас двадцать лет, она не может ходить нетраханная, – резюмировал Андрей, выслушав эту жуткую историю. – Может она подрабатывает проституцией, тут в Питере каждая первая этим занимается: бухгалтерки, учителки, банковские работницы, ну а для студенток это подработка по умолчанию. Порочный город, город греха. Ещё Достоевский писал об этом. Ну а то, что она смогла удержаться и не отдалась тебе, живя неделю в пятизвездном отеле на море – это говорит об опыте общения с мужчинами. Не каждая способна на такой подвиг.

– У меня были мысли, – чуть не застонал Ренат. – И даже некоторые улики. Хотел… и собирался установить слежку… но неудобняк перед ребятами. Гейша, куртизанка ебучая.

– Своими сравнениями ты оскорбляешь куртизанок. У них по крайней мере есть понятия. Если получили деньги, то отрабатывают. Могут конечно помариновать… но не больше получаса.

На Рената было жалко смотреть. 29 лет, высокий, сильный, атлетически сложенный парень, дорого одет – модель с обложки гламурного журнала, и беспомощно сидит, обхватив руками кружку с бабулячьим напитком, каким-то отваром для прочистки кишечника. Бесстыжая тварь, чучело, довела его до такого состояния. Он верил в возможность возвышенного события в простой, обыкновенной жизни лохушки с района, неразрывность духовного и материального. Напрасные надежды. И какое же будет разочарование, когда он получит доступ к телу, и обнаружит, что тургор мышечной трубки не соответствует размерам инвестиций.

Андрей подумал о своих делах. Да, в таком контексте беседы упоминание Бармалея неуместно. Ну да ладно, нужно брата поддержать.

– Послушай, Ренат, ты не думал, что это не в ней, а в тебе всё дело? Ты сам воздвиг ей пьедестал, на который поместил её, приподняв из грязи. И она плюёт и срёт на тебя оттуда, с высоты. Не исключено, что ничего особенного в ней нет и ты будешь разочарован, получив доступ к телу. И ты поймёшь, что все твои инвестиции оказались напрасными.

Ренат покачал головой. Он и сам всё прекрасно понимает, но ничего не может поделать. Проблема крепко засела в голове. Клин клином тоже не помогает – да, у него бывают другие девушки, не только более сговорчивые в плане секса, но по моральным качествам более достойные, но Леночка затмила всех. Видимо, она действует гипнозом, а чем ещё можно объяснить такое продолжительное зомбирование.

Разговор подходил к концу. По улице мимо окна, возле которого они сидели, прошла девушка с компактной дорожной сумкой. Увидев за стеклом Андрея, она помахала рукой. Это была Юля – студентка фармацевтического института, она отправлялась с ним в Минск за компанию. С ней и её подругой Светой познакомился Игорь. Свету оприходовал сам, а Юлю свёл с Андреем. То был легкий необременительный флирт без каких бы то ни было обязательств.

Юля открыла дверь кафе, у Андрея оставалось несколько секунд, чтобы сказать какие-то слова утешения. Видит околевший баран, перед лицом белорусской проблемы Андрей остается один на один.

– Послушай, Ренат… у тебя много достоинств, которых нет у других. И ты их не ценишь. Вот я не западаю на таких динамщиц, как твоя Леночка, но запутываю отношения с нормальными девушками. И еще неясно, что лучше, а что хуже.

К ним подошла Юля, и Андрей поднялся ей навстречу, чтобы поцеловать и принять у неё сумку. Затем направился к барной стойке, чтобы заказать ей кофе. Ренат последовал за ним. Там, у стойки, где их никто не слышал, Андрей продолжил:

– Вот взял в дорогу неплохую чиксу, мы очень мило проведем время, но у меня затруднения с моими компаньонами. Меня могут выжать с компании, такой вариант возможен. У меня серьёзные долги, и если я не разрулю вопрос, будет банкротство и жопа. Тебе непонятно слово «разрулить», потому что ты так грамотно раскидываешь рамсы, что не приходится лавировать и выкручиваться. У тебя всё чётко, по понятиям. Твоя дорога прямая и ровная. Вот твоё главное достоинство. А Лена-пизда-по-колено, это шелуха, мусор. Пройдёт затмение, и ты найдёшь себе хорошую девушку. Цени то, что у тебя есть и у тебя не отнять – твой характер, твоё благополучие. Твою работу.

Лицо Рената стало проясняться. Он не стал ничего заказывать, и, дослушав тираду Андрея, попрощавшись, ушёл.

У Андрея с Юлей оставалось немного времени на посиделки в кафе. Уже пора было идти ловить такси и ехать на Витебский вокзал.

Уже в купе, когда устроились, раздался звонок. Побеспокоил Игорь Быстров. Обвинительным тоном, с какой-то претензией, он передал волю своего брата – никаких офисов пусть даже забесплатно и левых бизнесов. Только завод Электро-Балт и родное аккумуляторное дело. И поинтересовался – что там с Белорусской железной дорогой.

– Я только сел в вагон, еду в Минск, – ответил Андрей. – Так я внёс деньги, договорился с новыми сотрудниками, кадровое агентство…

– Володя спрашивает когда мы будем бузовать батареи на Белоруссию, – перебил Игорь вызывающим тоном.

Это была типичная манера Быстровых – наезжать для профилактики. Андрей что-то в тон ответил и отключил трубку. Поезд тронулся. За окном медленно поплыла платформа с провожающим людом.

Андрей злился, и прежде всего на себя. Зная Быстровых, как он не мог предугадать, что Игорь в своей обычной манере замутит дело, индуцирует всех вокруг, а потом соскочит, как только Владимир, немного подыграв, поддакнув для поддержания разговора, запретит ему заниматься ерундой.

Но Андрей не мог так просто бросить начатое дело. К тому же он завязался со знакомыми Игоря – ответственными людьми из петербургских медучреждений, которые, если их подвести, начнут ему звонить как гаранту. И тот же Игорь, который только что потребовал оставить «левые дела», будет Андрею выговаривать (уже был такой прецедент, причем из-за пустяка Игорь закатил истерику).

«Какого хрена я взвалил на себя еще одну проблему! – терзался Андрей, глядя на сидевшую напротив и улыбавшуюся ему Юлю. – Мало мне было Совинкома и Экссона, на кой черт ещё один бизнес?!»

Действительно, хоть обороты по Петербургу и возросли до $20,000 в месяц, но ради этого не стоило убивать столько времени и отвлекаться от тех дел, которые приносят основной доход и на которых держится благополучие.

Поезд достаточно отъехал от вокзала, уже и проводник, выполнив свою рутину удалился, и было как-то неприлично, находясь в СВ-вагоне, оставаться на почтительном расстоянии от приятной девушки. Андрей перебрался к ней. Уж она-то не будет ему парить мозги этот вечер.

Глава 8

Утром началось интересное. Андрея на Минском вокзале никто не встретил. Другим сюрпризом оказалось отсутствие связи. Мегафоновская трубка не ловила сеть. На неё заранее были положены деньги, поэтому причина неконтакта была чисто техническая. Юля предложила свою – у неё был такой же мегафоновский прямой питерский номер, но всё прекрасно работало, телефон находился в роуминге.

С десятого раза дозвонившись до Вальдемара, Андрей узнал невероятные вещи. Водитель, который должен был встретить, задержан милицией и находится в кутузке. Буквально за сутки с самоуверенным Вальдемаром произошли серьезные изменения. Он заикался, что-то лепетал, всё указывало на то, что он подавлен и чего-то боится. Стал говорить о каких-то облавах и наездах. В итоге сказал, что данный номер отключает и будет перезванивать с другой трубки – потому что этот прослушивается милицией. И включал он его только потому, что ждал звонок от Андрея.

– Но мне-то что делать? – возмутился Андрей. – Я тут приехал, стою на вокзале как идиот!

Вальдемар срывающимся голосом сообщил, что у него нет готового плана, он будет действовать по обстановке и даст знать, как только что-то прояснится. Завершающая фраза особенно порадовала:

– Будь на вокзале, в город пока не выходи.

Извинившись перед Юлей, пообещав, что заплатит за звонки, Андрей отзвонился в Петербург и доложил о возникших сложностях. Артур сказал, что всей компанией пытаются дозвониться до Вальдемара, но у него не отвечает ни один номер – ни мобильный, ни домашний, ни офисный. Сейчас они посовещаются и сообщат своё решение.

Андрей с Юлей разменяли в обменном пункте деньги и пошли в кафе. Вокзал был на удивление нарядный, в модерновом стиле, видимо, недавно отреставрированный. Всё сверкает, идеальная чистота. Даже не верилось, что за пределами этих стен бушуют аккумуляторные страсти. Надо же, рехнуться можно, – такое нелюбезное обращение с конкурентами – облава, милицийский наезд.

Компаньоны совещались недолго. Позвонил Артур и сказал, что если Вальдемар не проявится в течение получаса, то Андрею следует самому ехать в управление железной дороги и действовать самостоятельно. Они сейчас сидели и вчетвером кумекали, но проанализировав все предыдущие переговоры с Вальдемаром и с другими белорусами, так и не смогли понять, до чего всё-таки договорились – настолько мутные эти переговорщики. Оставалось непонятно, какая фирма выйдет на тендер – Экссон (в этом случае Вальдемар получает комиссионные – часть берет себе а остальное раскидывает среди местных), либо какая-то из Вальдемаровских фирм, и в этом случае он снимает со счета деньги, которые ему перечислят с дороги, и откатывает Экссону.

– Может он вообще ничего не решает а просто примазывается? – предположил Андрей. – Мы выиграем тендер, а он скажет, что это полностью его заслуга и потребует воздух, который не заработал.

– Ну так иди и выясни его прихваты, – подвел итог Артур. – У него могут быть свои проблемы с мусорами безотносительно тендера на дороге. На нас никто не выходил и мы никому не обещали, что не полезем на дорогу, поэтому нам нечего бояться.

«Никто не выходил, кроме «Через-Хуй-Кидалы» – могучественного Пшемыслава Гржимековича Мудель-Телепень-Оболенского», – мрачно подумал Андрей, выключив Юлин телефон.

Она была его спасительницей – сложно представить, как действовать без мобильной связи в такой обстановке. Вальдемар не выходил в эфир. Через полчаса позвонил Владимир и велел выходить в город, брать такси и ехать в управление железной дороги:

– Застрой их по ранжиру, Надхуллина, Подхуллина – всех этих чамаров. Просто покажи, кто тут главный. Давай, витиеватый, смотри не проеби дело.

Это было хорошее напутствие. Особенно в части «Просто покажи, кто тут главный».

Андрей с Юлей вышли на улицу. И прямо возле такси раздался долгожданный звонок. Вальдемар позвонил с нового номера и попросил подъехать к такому-то адресу.

– А ты не хочешь заехать за мной на вокзал? – огрызнулся Андрей.

В своё время Вальдемара встречали в Питере и возили по городу – как же, партнер прибыл, надо показать уважение. Но тут, у себя на родине, он сказал, что при другой, менее тревожной обстановке, не только бы встретил, но развлекал бы день и ночь, а сейчас всё иначе. И повторил адрес, куда надо подъехать. Андрей, сев вместе с Юлей в машину, передал таксисту трубку, чтобы тот ознакомился с предстоящим маршрутом.

Ехали недолго, но успели добраться до каких-то ебеней – непонятный частный сектор, пустыри, трубы, недостроенные новостройки. Вальдемар – вальяжный полный парень лет 35-ти с лицом выпивающего помещика – загнал свой Мерседес Е-класса в палисадник, так что его не было видно с дороги, а сам спрятался за дерево. Деловые переговоры на уровне. Андрей был не особенно щепетилен – какая разница, где общаться, был бы толк.

Не успели они двумя словами переброситься, как Андрею в кусты позвонил Владимир из Петербурга. Андрей сразу передал трубку Вальдемару, и тот стал объясняться. Мол, до вчерашнего дня всё было в ажуре. Надхуллин назвал дату проведения тендера, а некий посредник сообщил стоимость соглашения – 10 %. И тогда наша компания победит на конкурсе. Для себя Вальдемар хочет 5 %.

А утром к нему на фирму приехали милиционеры, они обыскали весь офис, забрали кое-какие документы и опечатали помещение, так что теперь туда не попасть, чтобы подготовить бумаги.

Из этого разговора Андрей так и не уловил, какая организация в итоге выйдет на тендер. Он привёз коммерческие предложения от кучи фирм, и у него с собой были даже пропечатанные бланки гарантийных писем от Электро-Балта, в которых указывалось, что податель сей бумаги является официальным эксклюзивным дилером аккумуляторного завода. Нужно только вписать название организации и её реквизиты.

После того, как поговорили с Владимиром Быстровым, Андрей с Вальдемаром некоторое время молча стояли в тени деревьев. Но это было бесполезное занятие. Принимающая сторона предложила устроиться в Мерседесе.

Андрей вернулся к машине, позвал Юлю, расплатился с таксистом и отпустил его. После чего все забрались внутрь Мерседеса и стали думать. Тут снова позвонили из Питера. На этот раз Артур. Он сказал, что нечего клопа давить, надо ехать уже в управление дороги. Очевидно, они мало что поняли из рассказа Вальдемара (как обычно, включив спикерфон, коллективно прослушивали весь разговор с ним), и решили, что их представитель – Андрей, должен пойти к заказчику и лично всё выяснить.

И Мерседес, выехав из-под сени акаций, покатил по улице. Логичнее было бы сделать это сразу – ещё утром по прибытию петербургского поезда встретить партнера и отвезти в управление, и не терять добрых два часа на эти шпионские игры.

Но Вальдемар оставался верен взятому им курсу. Андрей не стал анализировать, играет он или на него действительно наехали менты, и спокойно отреагировал, когда белорусский партнер остановил машину за несколько кварталов от нужного места. Управление находилось не только не в прямой видимости от этого места, но без специальной схемы сложно было понять, как туда добраться. Андрей попросил подъехать поближе, чтобы сориентироваться, но Вальдемар замахал руками и заявил, что не может там показываться, иначе всё пропало.

– Там не должны знать, что я с вами связан, – сказал он.

Юлину сумку оставили в машине, хотя никто уже не гарантировал, что её не заберут менты. И действительно, петляя дворами, пришлось переспрашивать прохожих, чтобы добраться до управления. Беспрепятственно прошли на территорию и по указаниям работников нашли нужное здание. В отличие от тех управлений и материально-технических складов, где удалось побывать, здесь всё размещалось в одном месте – склады, гаражи, ангары, подъездные железнодорожные пути, а также непосредственно само здание управления, в котором находилось начальство, управляющееся всем этим хозяйством. Поражала идеальная чистота и порядок. И не просто опрятность. На аллеях предприятия были разбиты клумбы, высажены туи и ели, кустарники подстрижены. Рабочие ходили в новенькой сверкающей униформе, особое внимание Андрей обратил на автопогрузчики и электрокары. В отличие от развалюшек а-ля совьет юнион, царствующих на аналогичных российских предприятих (даже на МТС Московской железной дороги в Мытищах), здесь ездили новенькие Тойоты, будто только что сошедшие с конвейера. Чудеса! А говорят, что на госпредприятии по определению не может быть порядка.

Надхуллина на месте не оказалось, отошёл на обед. Было без десяти двенадцать, и Андрея принял в своем минималистском кабинете Подхуллин, оказавшийся не замом начальника отдела снабжения, а исполнителем, отвечающим за закупки товаров электротехнической группы. Примерно то же самое, что Руслан Якушев с Татхимфармпрепаратов, и даже внешне они были похожи – рост выше среднего, плотное телосложение, широкое лицо, короткая стрижка, большие очки. Возраст у обоих около 30 лет. Молодые исполнители, но от них много чего зависит.

Действуя по собственной инициативе, Андрей предложил деньги – сразу после вступительного слова, в котором объяснил, что является единственным дилером аккумуляторного завода Электро-Балт, и что Экссон – это торговый дом завода, само предприятие не занимается продажами (за исключением военной продукции – танковых батарей, батарей для военных судов и подлодок).

(как-то раз Андрей присутствовал на переговорах, которые проводил Владимир в одном солидном учреждении, – тот не моргнув глазом заявил, что буквально на днях продал оптовую партию батарей для подлодок стоимостью один миллион долларов за одну единицу. До таких высот красноречия Андрей еще не дошёл, да и не было особой нужды, поскольку компания уже была достаточно известна и не настолько бедствовала, чтобы приукрашивать свои достижения).

– Мы с вами уже работали – когда были в составе фирмы Базис-Стэп, – достойно произнес Андрей. – И даже после этого, когда на накладных стояли печати других фирм, уверен, что вы получали наши батареи. Если только вы не закупали тюменские. Вся продукция Электро-Балта проходит через наши руки, в начале аккумуляторной цепочки стоим мы. Кто бы ни выиграл тендер, мы не останемся в проигрыше. Просто я лично – я не хочу, чтобы наживались недобросовестные посредники и спекулянты. И предлагаю взять напрямую у нас, минуя всю цепочку. От себя лично готов предложить… процент за содействие, давай обсуждать сколько. В заводских ценах…

Он вынул официальный заводской прайс-лист, от которого Экссон имел скидку 20 %, и положил на стол:

– … в этих ценах забито на всё про всё около 10 %, но надо учитывать, что кое-что нужно заносить наверх…

Он поднял глаза. Потом перевел взгляд на собеседника:

– Но я готов отдать 10 % в одни руки и больше не морочиться.

Подхуллин не закричал, не набросился на посетителя, не выставил за дверь. Он благосклонно выслушал и дал некоторые разъяснения. На Андрея работало то обстоятельство, что организация, которую он представлял, была хорошо известна на аккумуляторном рынке, и в управлении белорусской железной дороги прекрасно знали цену всем помойкам с поддельными гарантийными письмами от заводов, с документами которых носятся местные предприниматели.

У Подхуллина как у исполнителя не было полномочий при выборе поставщика и он не являлся членом тендерной комиссии. Конечно, со своей стороны он может доложить руководству очевидные вещи – сравнительные характеристики аккумуляторов. Но руководители грамотные люди, причем с большим стажем, и такое объяснение будет выглядеть довольно глупо. И оно не стоит 1 % суммы лота.

– Всё же мне бы хотелось разобраться в ситуации – именно за этим я сюда приехал, – смиренно произнес Андрей. – Если мне прямо скажут, что здесь ловить нехуя, то я сяду на поезд и уеду. Я же не настолько тупой, чтобы лезть в чужую игру. Но вы сами в какой-то степени авансировали мне и моим товарищам, что наша победа на конкурсе вполне возможна, дали надежду. Поэтому мы ввязались в это дело.

Выждав паузу, прибавил:

– Так что, стоит мне дальше работать в этом направлении, или не дожидаясь твоего шефа попиздовать на вокзал?!

Подхуллин, тяжело вздохнув, опустил голову:

– Я бы посоветовал прежде поговорить с шефом.

– А кто участвует в тендерной комиссии?

– Надхуллин – начальник отдела снабжения, замначальника всей железной дороги, а также трое из министерства путей сообщения.

– У вас это не одно и то же – управление железной дороги и министерство путей сообщения?

Переписав все данные в блокнот, Андрей задал вопрос, который, конечно же, являлся риторическим – кто из перечисленных граждан является обладателем решающего голоса. Сколько бы шнурков ни сидело в комитете, решение принимает один человек. Возможно, он и не посещает этот балаган – заседания тендерной комиссии.

Подхуллин тонко улыбнулся и воздержался от ответа.

Уже в дверях, предупредив, что пока не прощается, Андрей, покидая крошечный, явно не по размерам хозяина кабинетик, задал последний вопрос:

– А ты знаешь такого Вальдемара Буковского, он тут работает на дороге?

На этот вопрос Подхуллин ответил сразу и без вздохов:

– Да ходит тут, только без толку.

Юля терпеливо ждала в коридоре. Она сказала, что давно так интересно не проводила время. Такая интрига, всё так загадочно.

– Вот именно – выбраться из трёх сосен всегда сложнее, чем из большого леса. Это настоящая загадка, – ответил Андрей и направился в приемную Надхуллина.

Начальник отдела снабжения оказался небольшим сухоньким человечком предсмертного возраста, чья голова ненамного возвышалась из глубин кресла над поверхностью стола, и Андрей уже собирался предложить ему класть доску на подлокотники – как это делают в парикмахерских, когда туда приводят стричь детей. И ему совсем не нужен такой огромный кабинет, для него вполне сгодится вольер для хомячков.

– Мы вам всё сообщили по телефону, – раздраженно отрезал он, не дослушав Андрея. – Тендер состоится шестого июня, заявки на него мы начнем принимать со следующей недели.

Андрей попытался завести конструктивный разговор, но начальник отдела снабжения пресекал все попытки наладить более менее дружеский диалог. Не дожидаясь, приезда милиции, Андрей попрощался.

– Но мы с вами так хорошо работали, мне бы хотелось для себя знать – стоит ли нам строить какие-то планы, или же отказаться от дальнейшего сотрудничества, – сделал Андрей последний проброс уже на выходе из кабинета величиной с футбольный зал.

– Общайтесь с моим заместителем Презерманом, – уже спокойнее сказал Надхуллин, поднимая трубку.

«Новые лица, и какие! – не сдержав улыбки, подумал Андрей. – Видимо, этот Презерман отвечает за вагонные поставки гондонов».

Узнав у секретаря где, находится кабинет Презермана, Андрей направился к нему. Там царила гармония – кабинет соответствовал комплекции хозяина. Презерман оказался среднего роста среднего телосложения мужчина средних лет, похожий на детского писателя Корнея Чуковского. Мясистый нос, рот что называется калошей, добрый взгляд. Вполне приятный человек, пожал руку, принял по-простому. Правда, слушал рассеянно, беспрерывно отвечая на телефонные звонки и сам звоня. Минут за десять Андрей изложил вводную часть и пора уже было приступать к главному – процент комиссионных и условия передачи денег, но для этого нужен подходящий момент и внимание со стороны клиента. А поймать его заинтересованный взгляд всё никак не удавалось.

В кабинет без стука стали заходить люди, они говорили все одновременно и Презерман одновременно всем отвечал. Решались производственные вопросы, на Андрея никто не обращал внимание. Просители вступали в полемику между собой, спорили, среди этого гвалта Презерман давал им указания, отвечал на телефонные звонки и сам звонил.

Наконец он заметил присутствие Андрея:

– Вы не могли бы выйти, подождите в коридоре.

Андрей повиновался.

Они сидели с Юлей в коридоре и ждали. Он позвонил в Петербург, доложил Артуру обстановку и стал размышлять – может, этот Презерман как раз решает вопросы и является посредником между коммерсантами и руководством, принимает капусту и раскидывает на всю толпу? Тогда его нужно плотно окучивать. Но не так-то просто оказалось уединиться с ним для беседы. Андрей не мог подгадать момент, чтобы снова заглянуть в кабинет. Стал вычислять, сколько народу зашло и сколько вышло, чтобы понять, один там Презерман внутри или с кем-то, но это оказалось сложной задачей.

Наконец, после сорока минут ожидания все покинули кабинет, но и сам Презерман вышел. Андрей поднялся ему навстречу, но он сказал, что идет к шефу на совещание.

И потянулось томительное ожидание. Успели наговориться, пересказать друг другу кучу анекдотов и смешных историй. Андрей сходил к Подхуллину и поспрашивал за Презермана – что за зверь такой и какой имеет вес. Оказалось, что очень активный деятель (а это и так было видно), что касается влияния на исход тендера, который состоится 06.06. – нельзя сказать что-либо определенное, это надо спрашивать у самого Презермана.

Совещались два часа. Когда Презерман вернулся в свой кабинет, Андрей дал ему полминуты, затем уверенно заглянул вовнутрь:

– Можно?

Заместитель начальника отдела снабжения смотрел на него невидящим и непонимающим взглядом. И снова без стука вошли один за другим три человека, расположились за приставным столом и стали что-то спрашивать, обсуждать – в общем, работа закипела. Андрей ретировался.

Снова ожидание.

– Хорошо еще, здесь нет охраны и можно шастать где угодно, – поделился он своими наблюдениями с Юлей. – В Петербурге занюханный ЖЭК охраняется, как режимный объект.

И только через час удалось прорваться в вожделенный кабинет. Поджав толстые губы, сузив глаза, Презерман буквально зашипел:

– Что вам нужно?

Андрей ничуть не растерялся:

– Ну как же – мы говорили за тендер на поставку тепловозных аккумуляторных батарей 32ТН450 производства завода Электро…

Замначальника отдела снабжения не стал дожидаться конца фразы:

– Вам разве не было сказано, что конкурс состоится шестого июня, а документы мы начнем принимать со следующей недели!!

– Да, но…

– Вот и действуйте в сответствии с этой информацией!

Это был сокрушительное отфутболивание. Андрей удалился, еле сдерживая ярость.

– Как прошла встреча? – спросила Юля.

– Послал на хуй, – улыбнулся Андрей.

– Послал нахуй?!

– Да, крошка. Послал нахуй. А глаза такие добрые-добрые.

Если до этого он что-то сомневался, то жестокий отпор придал ему решимости, он был намерен сидеть здесь день и ночь, пока не добьётся результата: чтобы руководство Белорусской железной дороги четко сказало, что Экссон возьмёт тендер на 15 миллионов, сколько это будет Экссону стоить, и кому надо заносить комиссионные. Но тут позвонил Артур и велел покинуть управление, не предпринимать никаких шагов и ждать новых указаний. Андрей попробовал возразить, мол, открылось второе дыхание и он теперь точно положит тут всех на лопатки, но Ансимов-старший настоятельно потребовал убраться с этого здания и вообще с территории Белорусской железной дороги – только что получена информация, что Босс для устранения конкурентов подключил каких-то очень опасных бойцов.

Нехотя согласившись, Андрей отключил трубку. Он зашёл попрощаться с Подхуллиным и не удержался от едкого высказывания:

– Кто бы ни влез к вам на тендер, в итоге ему придется обращаться к нам. Тюменские батареи обойдутся вам в копеечку, есть ещё два производителя, но они минимум полгода не работают, по техзаданию вам подходят саратовские батареи, которые стоят в пять раз дороже, 150 тысяч за комплект, но вы чисто технически не можете за оставшиеся два месяца переделать тендер и собрать заявки из депо. Я только не понимаю, какого хуя я тут у вас делаю. Мог бы сидеть и ждать заявку у себя дома. Но теперь, раз уж я сюда приехал, то вашему победителю батареи обойдутся гораздо дороже, чем в моём прайс-листе. Либо вам придётся переплачивать, либо победитель конкурса понесет убыток, чтобы перед вами не ударить лицом в грязь.

Улыбку Подхуллина при этих словах вполне можно было назвать мефистофельской.

Андрей и сам понимал, что блефует и просто выпускает пар. В конце концов, чиновникам плевать, по каким ценам они будут закупать аккумуляторы и будут ли закупать их вообще. Они могут переориентироваться на саратовские тепловозные батареи, которые стоят в пять раз дороже, зато служат дольше чем 32ТН450. А могут вообще отменить тендер и ничего не закупать, а тепловозы будут ездить на честном слове – президент, если нужно, соответствующий указ подпишет.

Раскланявшись с Подхуллиным, Андрей позвонил Вальдемару. Юля проверила баланс:

– У меня сколько было денег, столько и осталось на счету!

– Не волнуйся, когда вернемся, номер заблокируют, – успокоил Андрей. – Из роуминга счета приходят с опозданием. Я так уже два номера выбросил с долгами по триста баксов на каждом.

Какое-то время блукали по району, чтобы найти Вальдемара – он всё еще играл в свои кошки-мышки, и упорно не желал признавать, что абсолютно ничего не изменится, даже если он въедет на своём Мерседесе прямо в кабинет к Надхуллину. Хотя, возможно, хозяин – серый кардинал, который рулит всеми тендерами, лично приказал Вальдемару не появляться на железной дороге.

Настроение его улучшилось по сравнению с утренним. Андрей не стал ему докладывать все подробности, – просто рассказал, что «пообщался с народом, покалякал о том о сём».

– Вот видишь, всё в порядке, они показали тебе свой респект, и шестого июня подпишут все тендерные бумаги, а я им занесу капусточку, – заверил минский коммерсант так, будто сегодня его ни разу не обыскивали и не закрыли в кутузку водителя (которого выпустили только к концу дня).

Андрей проверил свой телефон – трубка по прежнему не ловила сеть. И спросил:

– А ты не думаешь, что Босс перебьёт нам всю мазу – как он это делает последние два года?

В ответ Вальдемар как собственную выдал информацию, полученную от Артура, – о том, что если хозяин Судотехнологии выиграет тендер, то ему негде будет взять аккумуляторы, так как у Истока закрыли производство, а Тюменские батареи, даже если их купить у официальных дилеров в Петербурге, договорившись о скидке на большой объем, с учетом доставки в Минск обойдутся дороже Электро-Балтовских. В любом случае у Экссона экономика получается интереснее, чем у всех остальных.

Андрею это было прекрасно известно – потому что он сам эту экономику считал. Но он внимательно слушал то, что ему говорилось.

– Послушай, Вальдемар, а где тут у вас можно поесть? Мы голодные как звери.

Вальдемар привёз их в какую-то пиццерию – пластмассовый павильончик на отшибе, в подозрительном месте на каком-то пустыре. Впрочем, готовили там неплохо. Андрей не ошибся – Вальдемар был тот еще кутила. Хоть и за рулём, за обедом он выпил больше полбутылки водки – ерунда, менты у него прихвачены. (тогда спрашивается, почему они трясут тебя, как нелегального таджика и закрывают твоих людей!?)

А после кафе отвёз гостей в отель. В принципе можно было возвращаться в Петербург, но Андрей не хотел расстраивать Юлю, ждавшую его весь день в коридоре казенного дома и заслужившую entertainment.

Глава 9

– Сучий хвост, продажный легавый, пёс режимный, каким был оборотнем в погонах, таким и остался! – бушевал Александр Михайлович Капранов в своём офисе, находящемся в здании администрации Дзержинского района, куда был вынужден тайком пробираться вечерами и по выходным дням – официально гендиректор Стройхолдинга находился в заключении, и люди, которым он заплатил за досрочное освобождение, не просто поверили на слово, что он не будет светиться в городе, но и взяли крупный залог, который по уговору обязаны вернуть через пять лет, а в случае, если он засветится – они акцептируют залог.

Человеком, который согласно народным приметам должен был икать в то время, когда его ругают, являлся Иосиф Григорьевич Давиденко, отказавший Капранову в очень важном деле. Единственным слушателем нелегального гендиректора был Станислав Закревский, бывший подопечный Давиденко и несостоявшийся зять Капранова.

(два года назад на одном из светских приёмов Закревский познакомился с незаурядной блондинкой, Ольгой Шериной, любовницей Капранова, и принялся её усиленно обхаживать. Из-за ограниченного круга общения, и по стечению обстоятельств он был единственным в городе человеком, за исключением жены Капранова, кто не был информирован насчёт личной жизни Ольги. А сам Капранов, соответственно, не был в курсе насчёт Андрея Разгона, которого она, осмелев, представила двоюродным братом и хлопотала за него в решении разных коммерческих вопросов. Как раз в тот момент стала раскручиваться тема с убийством Дениса Еремеева – его крестный, вице-губернатор Анатолий Шмерко, обвинил в убийстве Капранова, своего компаньона, и его сына Дмитрия; и пользуясь влиянием, надавил на прокуратуру, потребовав скорейшей расправы над предполагаемыми убийцами. Кекеев, начальник следственного комитета прокуратуры, оперативно отреагировал и упрятал за решетку Капрановых, отца и сына, следователи в кратчайшие сроки размотали дело, добыли улики, а на завершающем этапе нашли способ подтянуть Андрея Разгона, ставшего единственным вменяемым свидетелем обвинения. На протяжении всего следствия Закревский активно защищал Капрановых. Он потерял работу в МВД из-за обструкции, устроенной начальником СУ СК прокуратуры области, и лишился подработок – Давиденко также отказался от его услуг, так как тот мог скомпрометировать. Закревский находился на содержании у Капранова, который сэкономил на нём кучу денег – нигде бы он не нашел более добросовестного защитника, тем более такого грамотного и со связями в Москве, в условиях тотального давления со стороны областного УВД. На тот момент, к кому бы Капранов ни обратился, все бы его кинули. А Закревский был сильно мотивирован – женитьбой на Ольге, которая представилась племянницей Капранова, и играла эту роль до конца, вплоть до трагедии в горах. Она искусно держала дистанцию, поддерживая нужный градус любовного пыла, но не подпуская к телу. Влюбленному дали понять, что свадьба состоится как только Капрановы будут полностью реабилитированы. Какой может быть праздник, когда вся родня – к тому же такая богатая родня – под следствием. Капранов-старший отнюдь не собирался отказываться от Ольги и выдавать её замуж, но особенно и не задумывался, каким образом избавится от Закревского в случае, если тот выиграет все процессы. Она ушла сама. Капранов побывал в горах на месте ДТП, повесил венок на дерево, стоящее у дороги, забрал тело погибшей из морга, привёз в Волгоград, похоронил, заказал памятник – статую Ольги из черного мрамора в натуральную величину. После чего приступил к расследованию. Он выяснил подробности происшествия, а также то, что Андрей Разгон – никакой не родственник Ольге, а самый что ни на есть любовник, связь с которым тянется аж с 1997 года. И он стал для Капранова-старшего врагом номер один, для уничтожения которого не жалко никаких сил и средств. Закревский продолжал считать Ольгу племянницей шефа, и всё так же решал сложные юридические вопросы, касающиеся его реабилитации и освобождения его сына. К ним добавился ещё один – месть).

В этот солнечный апрельский день солнце светило для всех влюбленных, но не для двух почитателей красоты погибшей блондинки. Гендиректор Стройхолдинга зарылся в бумагах, и, просматривая договора, сметы, диктуя распоряжения верному адьютанту, Закревскому, продолжал костерить Давиденко и Разгона – даром что похожи, одного поля ягода, прислужники сатаны, заслужившие неоперабельную опухоль головного мозга.

– В чем состоит его бизнес? – спросил он, оторвавшись от договора на поставку кирпича.

– Продажа медицинского оборудования.

– Это понятно, под кем сидит?

– Халанский – кардиоцентр.

– Халанский, закарябай его кошки, точно, как я мог забыть. Халанский – это облаздравотдел, губернатор и областное УВД. Не пойдёт.

Капранов снова уткнулся в бумаги. Изучив смету на строительство нового объекта, он позвонил прорабу на участок и долго отчитывал его за то, что в доме по улице Хорошева периметр не закрыт окнами. Объект пора сдавать, а три верхних этажа не застеклены. Что за безобразие?!

Закревский записывал в блокнот за шефом – всё, о чём сейчас говорится, надо будет взять на контроль, потому что шеф не свободен в своих перемещениях по городу и не со всеми сотрудниками Стройхолдинга может общаться.

– Ты говорил, Стас – иногородний бизнес, – последовал очередной вопрос.

– Да, Александр Михайлович, Разгон большую часть времени находится в Петербурге, на него зарегистрированы две волгоградские фирмы – Совинком и Экссон. Совинком ведет деятельность тут, в Волгограде, а Экссон – в Петербурге. У Экссона открыт расчетный счёт в петербургском филиале Внешторгбанка и ММБ – Международного Московского Банка. Через знакомых оперов из ОБЭПа я узнал, что со счета Экссона в ММБ ежемесячно перечисляются крупные суммы, порядка 20–30 миллионов рублей на расчетный счет Совинкома в Кировском филиале Волгопромбанка, после чего перечисляются в счет взаиморасчетов за Экссон. Странные трансакции – как интересно бухгалтер за них отчитывается.

– Тридцать миллионов – ничего себе, чтоб я так жил!

– Я думаю, Разгон – подставной директор и у него там учредители, которые всем рулят. Вот за эти странные перечисления можно зацепиться и покрутить его, Александр Михайлович.

– Нет, Стас, исключено. Обе фирмы зарегистрированы в Волгограде, а Халанский напрямую общается с областным УВД и прикроет мерзавца. И еще неизвестно, что ему пообещали в прокуратуре за его показания. Хотя… остался у меня один туз – не туз, но козырный валет это точно. Второв, директор оптовки. Через него можно договориться с теми начальниками, кого не успел купить Давиденко.

Закревский, собравший очень много информации по Андрею Разгону, возразил:

– Вадим Второв? Да он одноклассник и однокурсник Разгона, они очень хорошо дружат и почти каждую неделю в бане парятся.

В этот момент Капранов вспомнил, что Ольга встречалась ещё и со Второвым и пожелал двум друзьям быть кастрированными рыбным ножом. Потом спросил:

– Черт возьми, везде одни друзья. У тебя на Питер выход есть?

– Нет, Александр Михайлович, только Москва. Но Экссон работает со многими крупными московскими компаниями. Я смотрел расчетный счет, тут солидные фирмы. Я могу покрутить их через московский ОБЭП, может найдём криминал, устроим встречную проверку, запустим дело. Если подует ветер из Москвы, волгоградцы обязаны будут возбудиться делом – ну, вы же знаете.

Капранов знал. Первый раз, когда их с сыном упрятали в СИЗО, в котором они встретили 2000 год, именно благодаря вмешательству Генпрокуратуры, с которой договорился Закревский через своих бывших однокурсников, Капранову-старшему удалось освободиться. Потом выпустили и сына, но, к сожалению, ненадолго.

Гендиректор Стройхолдинга полез в сейф, вытащил оттуда пачку банкнот и принялся отсчитывать купюры. Отсчитав, передал их Закревскому:

– Возьми, это командировочные плюс аванс. Работай по Самаре – это в первую очередь, надо найти хороший выход на Управление исполнения наказаний, чтобы освободить Димку не через два года, а сейчас. И работай по Разгону – нужен хороший криминал для хорошего уголовного дела.

Глава 10

Белорусский тендер уже никто не обсуждал – а зачем говорить о несуществующих предметах. Дела на Экссоне шли хорошо. Продажи стабильно росли, соответственно увеличивались доходы участников. В начале года была легкая нервозность в связи с закрытием на Электро-Балте производства аккумуляторов автомобильной группы и отменой бартерных сделок. Только денежные взаимоотношения. Поначалу казалось – нечем работать. Но Владимир с Артуром нашли новых поставщиков стартерных аккумуляторных батарей – в Казахстане. Раньше их ругали перед покупателями, говорили, что внутри казахских батарей песок вместо свинца, теперь стали позиционировать как best of the best. Причина смены курса – да всё просто. Владимир придумал такую версию – Экссон выкупил казахский аккумуляторный завод в Талды-Кургане и модернизировал производство.

Электро-Балт стал закупать на Экссоне больше сырья, плюс к свинцу, сурьме, соде и полипропилену добавилась медь. Медный прокат был очень тяжелой позицией и самой низкорентабельной – сотни наименований со сложными параметрами (размеры, коды), заказ нужно было собирать по всей стране, это 100 % заказной предоплатный товар, к тому же производители, например Кировский завод цветных металлов, неаккуратно выполняли договорные обязательства. Но всё равно это деньги, и надо было отрабатывать заявки.

Финансовое состояние Андрея улучшалось. Он вернул Второву четыреста тысяч рублей, которые занимал осенью под процент. Оставались Быстровы, но с ними было не так просто. Они бы приняли деньги, но, потеряв этот источник дохода, нашли бы предлог запретить Андрею заниматься волгоградскими делами. А так, учитывая их заинтересованность, Владимир позволял Андрею в будние дни летать в Волгоград.

Но офис на Исаакиевской площади пришлось засекретить. Первое время им занимался Максим – оборудовал оргтехникой, сидел на телефоне. Но необходим был штатный офис-менеджер, и Андрей вспомнил про Снежану Сачко – ту самую из коммерческого отдела Электро-Балта, которая занималась актами сверок с Экссоном, и которую хотели взять себе в офис, но отказались из-за возможной недружественной реакции заводчан. Она уволилась с завода из-за низкой зарплаты (всё-таки у аккумуляторного вождя недостаточно сильный зомбо-фактор, раз люди уходят), но у Андрея остался её номер телефона. Он позвонил ей, предложил работу и она, услышав условия, тут же согласилась. Он даже усумнился – не слишком ли большой предложил оклад, может следовало пробить, сколько она получала на заводе.

– Ты продолжаешь общаться с кем-нибудь из заводских? – спросил он первым делом, когда она прибыла в офис на Мойке, 70.

Оказалось, общается. Тогда он попросил никому не говорить, у кого она сейчас работает. Хотя понимал, насколько это несерьёзно. Каким бы ни был человек золотым, завтра может испортиться и доставить кучу неприятностей. Всё это уже проходили. Но у Андрея притупилось чувство опасности. Оно и раньше не особенно беспокоило, но теперь в связи с прогрессирующим ростом доходов совсем исчезло.

Кроме того, ему просто некого было брать. Уже был печальный опыт найма офис-менеджеров. И хотя в такой центровой офис гораздо проще найти нормальных работников, нежели на завод, но высок риск, что девки, придя туда, начнут понтоваться и строить из себя гранд-мадамов. В любом случае, даже если предположить, что убив массу времени, найти компьютерно-грамотного и адекватного человека, то ему очень долго придется объяснять специфику работы. Бизнес начинается с нуля, нет клиентской базы, банально нет папок, бумаг, и программы 1С. Кроме того – environment. Увидев Радько и Блайваса, Снежана испуганно спросила, что это за «обандиченные товарищи». Человеку с улицы многие вещи не объяснишь. К тому же большинство людей могут выполнять ограниченное количество простых повторяющихся манипуляций и подвисают, когда им даёшь поручение, хотя бы немного отличающееся от повседневной рутины.

Андрею нужен был шустрый человек, понимающий его с полуслова, и которому бы он доверял. И Снежана, с которой он сработался ещё на заводе, ему вполне подходила.

До этого по Петербургу отгружали от Совинкома. Но поскольку предполагалось широко разворачиваться и не только за счет знакомых Игоря Быстрова, то понадобилась фирма с петербургской регистрацией. Андрей поднял зарегистриованное прошлой осенью ООО «Северный Альянс». Оно было сделано про запас, причем это была чистая фирма – учредителем была Ирина Кондукова. Андрей предвидел, что когда-нибудь понадобится легальная фирма. И вот этот час пробил.

Из сэйлзмэнов, предложенных рекрутинговой фирмой, на первое время были выбраны двое – 31-летний Антон Грамматиков и 38-летняя Алина Тимощенко, вполне нормальные ребята, с опытом работы, причем Тимощенко прекрасно ориентировалась в медоборудовании и могла не только заниматься продажами, но ещё и готовить коммерческие предложения по технике сложной комплектации.

Они приняли все условности, в частности туманное объяснение по поводу того, как будут происходить отгрузки. На первое время договорились так: если у них появляется заявка, им нужно передать её Снежане. А дальше – не их дело, товар будет отгружен без их участия. И когда пошли заказы (менеджеры получили стандартные прайс-листы Совинкома – продукция Джонсон и Джонсон, Б.Браун, и т. д), то они исполнялись так: Снежана передавала заявку Андрею, он пересылал её в Волгоград, а оттуда поездом передавали товар, который встречал офисный водитель Блайваса и отвозил клиентам. Это было неудобно и возможно нерентабельно, поэтому Андрей попросил Тимощенко, чтобы она составила список наиболее ходовых позиций, на основании которого будет сформирован склад. (хотя понимал, что это утопия – люди держат многомиллионные запасы и сидят на жопе в трепетном ожидании, когда же капризный клиент закажет хоть что-нибудь; а если бы Тимощенко обладала уникальными знаниями и могла предвидеть с точностью до одной позиции, что купят в следующем месяце, то не пошла бы наймитом в Северный Альянс).

Марина Маликова, хоть и обрадовалась появлению удобного офиса в центре города, но в целом отнеслась скептически к идее развивать бизнес в Петербурге. По её убеждению, это сшибание копеек. Здесь гораздо сложнее выйти на приличный оборот, чем в том же самом Волгограде. Хотя… возможно всё. Но она пошла по пути наименьшего сопротивления и ей было проще раз в две недели съездить в Волгоград, Казань, Ростов или ещё куда-нибудь, и взять там нормальный заказ, нежели закинув язык на плечо, носиться по Петербургу. У неё сложились хорошие отношения с волгоградскими клиентами, с которыми Совинком уже работал, но не на 100 %, было ещё куда двигаться, чтобы увеличить своё присутствие. Областная клиническая больница, Областной онкологический диспансер, и Центральный городской роддом – изначально ими занималась Римма Абрамова и нанятые ею менеджеры, затем, по распоряжению Ирины Кондуковой эти клиенты были признаны корпоративными, которыми должны заниматься офис-менеджеры и получать за это просто оклад, а не проценты. Она сама стала работать с ними, но, вынужденная уделять основное внимание стратегическим клиентам – кардиоцентру и казанской больнице номер шесть – не вникала во все тонкости и в конечном счете упускала крупные заказы.

Марина сумела так разыграть карты, что эти клиенты достались ей, и она стала получать процент с продаж по ним. И продажи выросли, так как она плотно занималась с руководителями этих медучреждений.

Это были достаточно сложные люди, с которыми Андрей в своё время не смог наладить отношения. Главным врачом Областной клинической больницы (ОКБ) была Чернова Нина Александровна – недавно на этой должности, до этого работала начмедом (фактически долгое время исполняла обязанности главного врача, который, будучи депутатом областной думы, полностью делегировал ей свои полномочия; и вот она получила эту должность официально). Это была улыбчивая женщина приятной полноты, необычайно активная и деятельная. Андрей мысленно окрестил её Анной Карениной, описание которой у Толстого вполне годилось для характеристики внешности Черновой.

Андрей был с ней в прекрасных отношениях, но не смог установить с ней full contact – как с главным врачом кардиоцентра, например.

Областной клинический онкодиспансер вообще был тёмным лесом, и Андрей удивился, как Марина умудрилась туда пролезть. Деньги там водились неплохие, но тратились, к сожалению, мимо Совинкома. Долгое время онкодиспансером руководил Валерий Симонов – сосед Андрея по двору (был соседом, когда Андрей жил с родителями), с дочерью которого он одно время встречался. Андрей здоровался с ним за руку, был вхож в квартиру, но когда явился на приём в качестве потенциального поставщика, тот держался отстраненно и даже несколько надменно. Контакт не состоялся. Андрей не стал упорствовать, ковыряться в мотивах оппонента, ломать установки.

К моменту переезда в Петербург главного врача онкологии заменили. Произошло это следующим образом. В один из дней к Симонову пришёл знакомый из ОБЭПа и предупредил, что назавтра планируется операция «Чистые руки» – к кому-то из заведующих придёт подставной клиент с мечеными купюрами, поэтому в этот день деньги от клиентов принимать не надо, а для подстраховки желательно всю неделю ни от кого деньги не принимать. Симонов поблагодарил за своевременное предупреждение, собрал заведующих и сказал, чтобы ближайшую неделю ни от кого деньги не брали – ОБЭПу нужны показатели по взяткам, и они устраивают показательные облавы. Утром на планерке он снова всех собрал и предупредил вторично.

А буквально через полчаса к Кудинову, одному из заведующих, пришёл пациент и заплатил за операцию $1,500. Кудинов принял деньги, выпроводил клиента, и тут же в кабинет заведующего ворвались ОБЭПовцы, обыскали и нашли меченые купюры.

А дальше случилось непонятное. По результату разборок Кудинов остался на должности и ему даже оплатили стажировку в Италии, а Симонова сняли. Но поступили благородно, сделали рокировку – он получил должность заместителя главного врача по хирургии в Областной клинической больнице (ОКБ), а его старинный друг Вячеслав Патрушев, занимавший это место, перебрался в кресло главврача онкодиспансера.

С Патрушевым у Андрея вообще было никак – ни в бытность его зам. по хирургии в ОКБ, ни позже, когда он стал главврачом онкодиспансера. Но с Симоновым отношения вдруг заиграли новыми красками. На новой должности в ОКБ он стал делать всё от него зависящее для фирмы Совинком.

Что касается Центрального роддома – к руководителю этого медучреждения Андрей испытывал откровенную неприязнь. И кажется это было взаимно. Евгений Карман (так его звали) вообще не был тем человеком, которого встречают с искренней улыбкой; про таких говорят «на драной козе не подъедешь». Своими манерами он напоминал задиристого петуха. Когда Андрей учился в институте, Карман был заведующим кафедрой гинекологии и деканом лечебного факультета. Но вёл себя как министр здравоохранения. С ним было сложнее договориться, чем с ректором. Ему не удалось снискать любовь студентов. Его даже поколачивали. Однажды он не поставил допуск к экзаменам одной чеченке, а за ней приехал жених, чтобы забрать домой на каникулы. Парень пытался договориться с Карманом, но тот, даже не выслушав, сразу перешёл на личности и национальности – вам чеченам надо уважать наши порядки. И всё бы ничего, но когда стало известно, что Карман другим решает вопросы за деньги и залупился конкретно на чеченку, её жених подкараулил декана в темном переулке и поменял ему лицо. Он забрал невесту и увёз домой, а Карман, выйдя из больницы, отчислил её из института.

У Андрея были свои счеты с Карманом. По милости главного врача роддома, всё ещё остававшегося зав. кафедрой гинекологии, Максим, брат Андрея, чуть не вылетел из института и ценой неимоверных усилий удалось взять академический отпуск – благодаря вмешательству отца, который вышел напрямую на ректора и уладил дело. Карман прекрасно знал фамилию Разгон – Совинком работал с Центральным роддомом и главный врач получал полагающиеся ему 10 % (правда не лично от Андрея а сначала от Риммы Абрамовой а потом после её увольнения – от Ирины Кондуковой). Но всё равно не поставил Максиму зачет и тот не вышел на сессию. С Карманом договорились и отремонтировали ему служебный кабинет, но он не выполнил обещание – не поставил зачет, и больше того, лично звонил декану и требовал чтобы Максиму не ставили допуск без зачета по гинекологии. Причины этой неприязни оставались загадкой – Андрей нигде не переходил Карману дорогу, тот исправно получал комиссионные, бонусы, и благотворительную помощь на роддом. Но вдруг взял и подгадил на ровном месте.

И вот Марина нашла к нему подход. А также к другим сложным людям – главврачам ОКБ и онкодиспансера. Новым сотрудникам – Грамматикову и Тимощенко, Андрей поставил её в пример:

– Вы видите, к чему мы стремимся. Наш приоритет – не мелкие продажи у множества клиентов. Нам не нужно 1 % присутствие у 100 клиентов, нам нужно 100 % присутствие у одного крупного клиента. Потом, присев на бюджет одного учреждения, закрепившись, начинаем экспансию в новые места.

В Петербурге этот наказ было крайне сложно выполнить. Андрей понимал, что если у него ничего не получилось, то у его сотрудников шансов вообще никаких. Винцас Блайвас периодически подкидывал варианты, но ни один не удалось отработать. Как-то раз, например, он водил Андрея в службу снабжения Ленинградского военного округа. Андрея принял важный господин, председатель тендерной комиссии в управлении, находящемся в солидном желтом здании возле Витебского вокзала. Были озвучены пожелания – участие в госзакупках, поставки медицинских расходных материалов, оборудования и медикаментов. Зашли не с улицы, а по знакомству, но председатель, вместо того, чтобы объяснить механизм работы, найти способ вхождения в эту тему, заговорил о трудностях, которые препятствуют этому – двадцать членов комиссии, со всеми не договориться, сотни фирм-участников, которые следят за всеми и чуть что подают в суд, и так далее. Андрей предложил своё ноу-хау: занизить стоимость отдельных позиций лота, которые по договоренности с конечным потребителем не будут выбираться, и завысить цены на то, что реально будут брать, общая сумма лота при этом будет ниже чем у конкурентов. Председатель этот вариант отверг, оказалось, что комиссия рассматривает не целый лот, а каждую позицию по отдельности, сколько бы их ни было – иногда десятки тысяч. Будут заседать день, ночь, неделю, но проанализируют каждый пункт, пусть это даже десять пачек аспирина или упаковка бинтов. И если фирма укажет заниженную стоимость в оферте, выиграет тендер и откажется от поставки отдельных позиций, то ей закатают неустойку.

Блайвасу были недоступны эти мелкие детали, в конце переговоров он спросил, достигнут результат или нет. Он был должен сообщить человеку, который устроил встречу – есть контакт или нет. В зависимости от этого тот человек будет строить свои дальнейшие отношения с председателем тендерной комиссии ЛенВО. А этот председатель в свою очередь хотел и нашим и вашим, и, чтобы показать своё участие, но ничего при этом не делать, снова затянул про трудности, мешающие Совинкому поучаствовать в закупках. Разговор пошёл по кругу, и в итоге, когда вышли из кабинета, Андрей сказал Блайвасу:

– Он уже с кем-то работает. Я не знаю его кухни, поэтому могу до бесконечности гадать и предлагать свои механизмы и хуй угадаю. Если бы он захотел с нами сотрудничать, то предложил бы свои механизмы, как обойти комиссию. Или по крайней мере подробно рассказал бы, как проходит тендер, а мы бы сами изыскали способ. А эту мудянку пускай расскажет своей бабушке – будто двадцать сверхчестных парней сидят день и ночь и обсуждают поставку упаковки бинтов.

Винцас Блайвас был далеко не однозначным человеком. Нельзя было сказать: вот этот парень понторез, обувальщик и кидала; или наоборот: он-де такой пестатый, весь белый и пушистый. У него были положительные качества, он много помогал на первоначальном этапе становления Северного Альянса – в частности с развозкой, предоставляя своих водителей, со складом, и так далее. Отдельно стоило поклониться ему за то, что нашел вариант с квартирой, это было ежемесячной экономией минимум двести долларов. Узнав об открытой вакансии бухгалтера, Блайвас предложил свою тёщу. Это был экономный вариант – у неё уже имелась работа, и она согласилась поработать совместителем. Ввиду того, что фирма не развернулась и деятельности пока никакой, штатный бухгалтер не требовался.

Иногда они ужинали в любимом заведении Блайваса, ресторане «Швабский домик» на Заневской площади, находящемся недалеко как от Андреева дома, так и от дома Блайваса. В последних числах апреля, за несколько дней до поездки в Сочи (Андрей приобщился к давней традиции Ансимовых-Быстровых проводить майские праздники в сочинском пансионате «Заполярье»), они встретились в этом ресторане, чтобы поужинать и обсудить дела. Заказали темное пиво, свиную рульку с красной капустой и сосиски.

– Вижу у тебя дела идут, ёпта! – отметил Блайвас.

(на самом деле продажи не особенно радовали, Андрей больше изображал движуху, и со стороны создавалась иллюзия бурной деятельности. Этот приём уже прокатывал в других местах, и не было причины не пройти ему и здесь).

Андрей поддержал разговор и привёл примеры удачных сделок в других городах. Возможно, если здесь бить в одну точку, упорно обрабатывать влиятельных людей, аналогичные подвиги на петербургской земле не за горами.

– Ты по большому счёту работаешь по фармацефтии, – сказал Блайвас то ли в виде предположения, то ли вывода.

Ценное наблюдение, особенно если учесть что вот уже целый год только и разговоров, что о медикаметах и медоборудовании.

Андрей кивнул – да, мол, я «работаю по фармацефтии».

– Есть один хуёк… – Блайвас отпил пива, и, отправив в рот кусок мяса, некоторое время пережевывал.

«Хуйками» он называл всех, кто со свирепым видом не носится по городу на Геленвагене и не носит кожаные косухи. Теоретически Андрей тоже подходил под это определение.

Сделав еще один глоток, Блайвас продолжил:

– Этот хуёк продаёт товары для здоровья, он собственник франшизы на эту деятельность…

Подошедшей официантке в национальном немецком балахоне он сказал, чтобы повторила пиво и принесла триста грамм водки. Она забрала пустые кружки, и, вместо того, чтобы отнести их и передать заказ бармену, встала в сторонке и принялась обсуждать посетителей с другими работницами – в частности услышанные слова «хуёк» и «фармацефтия». Это было фирменным стилем заведения – официантки здесь традиционно греют уши и комментируют разговоры клиентов.

Блайвас докончил сложносочиненное предложение:

– … называется «Лавка жизни» – знаешь такую хуйню?

Андрей усмехнулся:

– Её надо назвать «Лавка смерти» – там продают иконки, амулеты и беспантовые пищевые добавки, а клиенты – старушатина одной ногой в могиле. Разве это бизнес?

Долгое сосредоточенное жевание, кружка тёмного и сто грамм Абсолюта помогли Блайвасу сконцентрироваться и выдать следующее предложение:

– Восемьсот торговых точек в России, хозяин ездит на Бентли, могу сделать с ним встречу, сходи, попробуй к нему притулиться. Зовут его…

Он обвёл зал своим волооким взором, мучительно вспоминая имя. Официантки в немецких цветастых платьях замерли в ожидании.

– … погоняло «Босс», на самом деле у него тройная польская фамилия, ёпта, начинается на «Мудень», заканчивается на «Оболенский». Хуй проссышь, но он очень крут.

Официантки хором прыснули. Андрей поперхнулся пивом и от неожиданности выдал без запинки имя-отчество хозяина Судотехнологии:

– Что?!! Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский!

Официантки зашлись хохотом. Если бы они только знали аккредитив этого человека с таким странным именем, то мигом бы заткнулись и, выучив назубок его имя, наперегонки побежали бы к нему свататься.

Андрей перегнулся через стол и приблизившись к собеседнику, убедительно произнёс:

– Сделай мне с ним встречу… завтра-послезавтра… пока я не уехал… вобщем до первого мая.

Глава 11

До переезда в Петербург Андрей не знал такого слова – «погода». В других местах метеоусловия тоже существуют, но люди на них не зацикливаются. В Петербурге же все только и говорят, что о погоде: какая была с утра, что сейчас, какие прогнозы на вечер, что слышно насчет осадков. Не разговоры, а сплошные семинары погодоведения. Погода руководит мыслями и настроением петербуржцев. Зимой и ранней весной люди ходят сумрачные, злобно-тоскливые. После того, как в марте сойдет и растает снег, определяется стабильно-солнечная погода, настроение людей резко улучшается. А начиная со второй половины апреля устанавливается такая благодать, что настроение, обусловленное избытком солнца и прочими благоприятными погодными факторами, уже ничто не может испортить. Неприятности как бы сами собой переносятся на холодное время года.

29 апреля, последний рабочий день перед отпуском, в офисе Экссона уже никто не работал. Владимир Быстров вообще не появился. Тридцатое хоть и было средой и официальным рабочим днём, но решили уже не устраивать рабочих подвигов и на десять утра уже были взяты авиабилеты на Сочи.

Артур прямо из людской во всеуслышание договаривался насчет приезда на море девушки Светы, с которой познакомился в Волгограде две недели назад, свидание длилось полтора часа и закончилось легким поцелуем. Да и за эти две недели он звонил ей всего три раза. Она была не против поездки в Сочи, но вот её мама… И Артур, попросив к телефону маму 19-летней девушки, принялся её уламывать. Для начала заявил, что берёт на себя всю ответственность и гарантирует безопасность пребывания девушки. Говорил таким тоном, будто выступает от лица партии и правительства. И вообще, у вице-президента концерна «Росвооружение» (так он представился) не может быть проблем с безопасностью. Светина мама была подавлена мощью всех этих громких титулов и брэндов и быстро согласилась – пусть господин вице-президент приезжает в Волгоград, представляется, знакомится с нею, после чего забирает её дочь на отдых. Но у Артура был уже билет на утро, и ему не хотелось его сдавать, переться в Волгоград и терять минимум два дня (из Волгограда нет самолетов до Сочи и придется ехать поездом).

И он зарядил, будто находится в Париже на международном авиасалоне, и если подорвется в Волгоград, то у него сорвется продажа оптовой партии бомбардировщиков. Тут Светина мама и вовсе сникла. У неё не хватило смелости сказать, что в таком случае пускай топ-менеджер Росвооружения приезжает в Волгоград на смотрины, когда закончится Парижский авиасалон. Вместо этого она пролепетала: «Как же Светочка доберется до Сочи одна?» Артур не растерялся:

– Я пришлю за ней военный самолёт.

Все, кто слышал, угорали. Не просто самолёт пришлёт, а ВОЕННЫЙ. Казалось, не видать Артуру Светы как собственных ушей и придется ехать на Невский проспект снимать новых девушек. Или уже успокоиться и прорабатывать женскую тему по прибытию в город черных ночей. Но Светина мама повелась и запротестовала: «Что вы, зачем вам столько беспокойства, мы купим ей билет на поезд и проводим, вы только встретьте её на вокзале». Артур важно ответил, что хоть у него полным полно дел в Париже, в частности, продажа в Индию двух подлодок и авианосца, но он берёт сверхзвуковой истребитель, чтобы вылететь в Сочи и успеть встретить Свету на вокзале. И уже совсем лишним выглядел вопрос: «Сколько вам нужно выслать денег?» Светина мама испуганно ответила, что сама купит билет на поезд и денег никаких не нужно.

Окончание переговоров потонуло в дружном хохоте.

Андрей приехал на работу раньше обычного. Он сходил на заводоуправление, подписал акт сверки, забрал накладные на сегодняшнюю сборку 22-х батарей 32ТН450, одну копию занес на склад, отдал кладовщице и предупредил, что нужно разукомплектовать батареи, вынуть оттуда запасные банки, вновь собрать, и двенадцать комплектов сегодня заберут покупатели, а остальные надо запереть на складе. С этого года почти 100 % сборок разукомплектовывали и вынимали оттуда запасные батареи, чтобы собрать из них дополнительные. (Электро-Балт производил тепловозные аккумуляторные батареи 32ТН450 и 48ТН450, соответственно 18 и 26 аккумуляторных секций на поддоне плюс набор перемычек, масса – 1250 и 1750 кг соответственно, в этом комплекте две батареи было запасными. Об этом имелась запись в паспорте, но туда мало кто заглядывал, и однажды Владимиру пришла в голову идея недогружать клиентам дополнительные банки, разукомлектовывать поддоны и из образовавшейся экономии формировать новые комплекты). Таким образом из девяти комплектов синтезировали еще один, получалась чистая прибыль 11 %. Если раньше многие инженера-комплектовщики, работающие на железных дорогах, разбирались в этом, то сейчас был только один отмороженный клиент, «Промжелдоркомплект» из Коломенска, где знали всю механику и всегда требовали, чтобы батареи поставлялись в соответствии с паспортом.

Единственным неудобством было то, что если раньше продукцию отгружали прямо из заводского цеха, то теперь приходилось тащить её на склад для манипуляций с дополнительными секциями. Но оно того стоило. (стоимость тепловозной аккумуляторной батареи 32ТН450 составляла 36,000 рублей, а 48ТН450 – 54,000 рублей).

Закончив со складскими работниками, Андрей вернулся в офис, где проверил все документы и просмотрел по компьютеру взаиморасчеты. Помимо того, что было у Корины (бухгалтера) в программе 1С, он вёл отдельную таблицу, в которую заносил активы и пассивы. Со знаком «плюс» были цифры остатков по складу, долги покупателей, касса, остатки на расчетных счетах, долги завода, прочие долги. Со знаком «минус» – долги заводу, долги по комиссионным, долги клиентам за непоставленную продукцию, долги поставщикам, прочие долги. Отдельной строкой шла сумма уставного фонда и расчет чистой прибыли. Это был простенький управленческий учёт, у бухгалтеров имелись подробные расшифровки всех цифр, за исключением данных по комиссионным, прибыли и уставному фонду. Когда только начинали работать, Андрей путался и в этом нехитром уравнении, но те времена остались в далёком прошлом. Сейчас били все цифры, и пора бы на Совинкоме установить такой же порядок. Когда у Андрея было такое отличное настроение, как в этот день, он раздумывал – а не объединить ли всё в одно хозяйство, чтобы его компаньоны принимали участие в управлении волгоградским бизнесом. Правда, прежде чем показать им изнутри своё хозяйство, необходимо его как следует подшаманить, – потому как если они узнают о существовании непонятно откуда взявшихся долгов, то поставят под сомнение его деловые качества. С другой стороны, если навести там порядок, убрать долги, тогда помощь друзей не понадобится.

Прибыль сняли со счета и раскидали на пятерых днём раньше, Андрею в этот день уже нечего было делать, и в половине десятого он засобирался – нужно было ехать на Московский вокзал встречать Таню. Это была уважительная причина, чтобы покинуть рабочее место. Он обещал вернуться, но Игорь, по обыкновению ухмыльнувшись, сказал:

– Ага, вернёшься… Сейчас выйдешь за ворота и отключишь телефон.

Артур тоже засомневался в правдивости слов Андрея и попросил завести будильник, чтобы завтра не проспать и успеть в аэропорт.

Мариам уехала в Волгоград еще в марте, и если раньше Андрей относился индифферентно к отсутствию жены, то последний отъезд его насторожил. Здесь в Питере созданы все условия, для ребёнка взяли няню, что еще нужно. Но если Мариам приспичит что-то сделать, то она найдёт миллион причин и подводит под свой поступок целую научную базу. И Андрей подвёл свою под свой поступок – сказал жене, что уезжает вместе с Артуром в Рязань на переговоры по свинцу на заводах «Рязцветмет» и «КПВР Сплав». Это было правдоподобное объяснение – Артур действительно туда ездил, обычно на два-три дня, но иногда на неделю. И теоретически мог взять с собой Андрея.

Если у Андрея оставались какие-то печали на душе, то они мгновенно рассеялись, когда он увидел Таню. Выйдя из вагона волгоградского поезда, она, выронив сумку, бросилась ему на шею. В город вместе с ней ворвалась жизнь, молодая, нетерпеливая.

Они стояли, обнявшись, среди суетливой толпы, и не могли оторваться друг от друга. Сколько было в их истории таких волнующих моментов – встреч, расставаний на вокзалах, в аэропортах, но никогда Андрея так не переполняло счастье, как в этот солнечный апрельский день.

С вокзала он повёл её на Пушкинскую улицу, где оставил машину. До встречи с Боссом оставалось два часа, и, чтобы скоротать время, Андрей выбрал кофейню «Рико» на Пушкинской улице. Сюда вряд ли зайдут его друзья, которые, он был уверен, вслед за ним уехали с завода и сейчас гуляют по Невскому. Их излюбленные точки – кафе «Жили-Были», «Марко Поло», «Абрикосов» – тусовочные места, где всегда полно молодёжи. В тихое «Рико» они никогда не заглядывали.

– Здесь так классно! – восторгалась Таня. – Когда мы улетаем?

– Завтра утром, Танюш. Сейчас съездим в одно место, потом погуляем по городу.

В этот раз Андрея ждали в строгом четырёхэтажном здании на улице Промышленной и даже позволили заехать во двор. Охранник проверил документы и провёл их с Таней внутрь, а другой охранник отвёл на третий этаж в приемную. В просторном светлом холле, украшенном полотнами импрессионистов, их встретила секретарь – приподнявшись из-за конторки, предложила присесть на диван. Андрей прочитал её имя на табличке: Тереза Телебзда. Что было неудивительно. У Пшемыслава Гржимековича Мудель-Телепень-Оболенского не могло быть секретаря с другой фамилией. Наталья Иванова никогда бы не смогла сюда устроиться.

Тереза Телебзда сверилась со списком встреч:

– Вы Андрей Разгон?

Он подтвердил – да, именно так. Тогда секретарь позвонила шефу, и, получив удовлетворительный ответ, предложила пройти в кабинет:

– Пшемыслав Гржимекович готов вас принять.

Тане, оставшейся в приемной, она предложила напитки.

Кабинет хозяина Судотехнологии являл собой нечто среднее между элегантным лофтом и тронным залом римского цезаря. Тут были колонны, бюсты императоров, поражающие яркостью красок эпические полотна, всё это гармонично соседствовало с модернистской мебелью и коврами. Помещение размером с неф собора Святого Петра было поделено (опять же колоннами) на две зоны. В меньшей из них, рабочей, симметрично стояли два стола в хай-тек стиле, за одним из которых сидела девушка в деловом костюме, второй пустовал, в другой зоне центральную часть занимал массивный диван, напротив него стеклянный журнальный столик и несколько кресел.

С расположившимся в одном из кресел Пшемыславом Гржимековичем Андрей был уже знаком – год назад, когда Судотехнология закупала у Экссона акумуляторы и не строила имперских планов порабощения аккумуляторного рынка, он приезжал сюда за деньгами, Босс всегда расплачивался наличными долларами. Интересная деталь, ведь при его занятости и могуществе эту работу он мог бы делегировать бухгалтеру. Перед этим важным господином, подтянутым, с четким классическим контуром лица вершителя судеб, хотелось преклонить колено, встать под его знамена и ринуться в бой по мановению его руки. Он был почти равен по красоте греческим богам и явно достоин зубила Церетели.

С другим мужчиной, сидевшим рядом, Андрей был тоже знаком. Им оказался не кто иной, как Вальдемар Буковский. Андрей изумился, как если бы увидел здесь всех своих компаньонов. Хотя, положа руку на сердце, Владимир иногда встречается с Боссом покалякать о том о сём. То, что они сейчас в оппозиции друг к другу и злейшие конкуренты, ещё не означает, что они не могут пересечься и потолковать как бизнесмен с бизнесменом.

Обменявшись рукопожатиями с обоими, Андрей устроился на диване – напротив своих собеседников. Босс начал беседу:

– Итак, Андрей, в этот раз тебя привёл сюда интерес к одному из моих предприятий…

– «Лавка жизни», – подхватил Андрей. – У меня в Волгограде медицинский бизнес, есть аптека и планируется развитие розничной сети, и если ваш ассортимент… перекликается с аптечным… там… лекарства, парафармация, гомеопатия, и так далее, не вижу причины, почему бы не открывать аптеки под вашей вывеской. Я бы хотел узнать подробнее о вашем предприятии и что это такое – «Лавка жизни».

– Это торжество человеческого над низменным, – важно отвечал Босс. – Бог, безначальный и бесконечный, в милости своей помогает нам. Поможет и тебе, если купишь франшизу.

– А-а… могу я ознакомиться поближе с…

– Только здесь в Петербурге территоррия вся поделена. Ты говоришь – Волгоград?

– Да, и если у вас там не охвачено, то я мог бы занять эту нишу.

– Без проблем, Андрей. Только не забывай, что нужно видеть этот мир без прикрас. Ты должен досконально изучить своё окружение.

Дальнейший разговор под кофе, принесенный секретарём, происходил в эзотерическом ключе. «Страна управляется чудесами… Когда хамбо-лама восстанет, для нас это будет сигналом»… и так далее.

Основное вырешили, и Босс, поднявшись, склонил и резко выпрямил голову:

– Вальдемар посвятит тебя в детали.

И направился в рабочую зону кабинета, к своему столу. Андрей с Вальдемаром вышли в приемную. Таня, оторвавшись от журнала, посмотрела на них.

– А-а… это со мной, – объяснил Андрей.

Вальдемар с изумленным восхищением посмотрел на неё и отвёл его в сторону.

– Мне нравится твой стиль – ты здесь, ты там, стравливаешь одних с другими и спишь со всеми подряд.

Андрей решил поставить его на место:

– Послушай, Вальдемар, я здесь по поводу медицинского бизнеса, с которого мои компаньоны получают дивиденды. То есть я уполномочен делать всё, что угодно, лишь бы денежный поток не останавливался. А ты неделю назад разыграл спектакль в Минске и теперь, оказывается, ты находишься в услужении у того, против кого мы все скооперировались. Как это понимать?

Вальдемар стал понуро оправдываться. С его слов, наезд на его фирму действительно имел место – он слишком близко подобрался к руководству Белорусской железной дороги и уже почти склонил на свою сторону заместителя начальника, который вот-вот отдал бы ему аккумуляторную тему (забрав этот раздел у Судотехнологии). Карлики иногда побеждают великанов. Но Босс нанёс ответный удар. И если бы Экссон находился в Минске, его бы постигла та же участь. Но в Петербурге хозяин Судотехнологии не имеет возможности распоряжаться силовиками как своими дворовыми людьми.

Вальдемар пребывал в глубоком унынии – милиция опечатала офис, забрала документы, проводит встречные проверки с клиентами, его бизнес на грани разорения. Но неожиданно в его сторону пробился светлый лучик – великий и ужасный Босс, увидев его фото, решил сделать лицом компании «Лавка жизни». То есть его face будет фигурировать на всяких этикетках, рекламных проспектах, постерах. Ещё ему надо будет выступать перед воинами боевой гомеопатии, участвовать в дайвинг-семинарах глубоководного погружения в дзен, съездах адептов шамбалы-мандалы и прочей аяхуяски.

«Тебе бы хотя бы неделю не бухать и красноту глаз убрать при помощи Визина», – подумал Андрей. Вальдемар по-прежнему имел такой вид, как будто он половину дня общается с богемной интеллигенцией, а другую – выпивает со слесарями на автобазе. Эти впечатления Андрей оставил при себе, вслух же спросил:

– И ты занимаешься франшизами?

– Нет, этим занимается специальный отдел. Франшиза стоит десять тысяч долларов, плюс ты должен закупить товар и выполнять кое-какие условия – об этом тебе расскажут.

Своё место в компании Вальдемар пока не видел четко. И не представлял, чем ещё, кроме физиономии и артистических данных, заинтересовал Босса. Скорее всего, минский бизнесмен станет помощником хозяина Судотехнологии по этому направлению – розничная сеть «Лавка жизни», либо будет руководить развитием сети в Белоруссии.

Андрей понял, что если не купит франшизу, то к нему здесь потеряют всякий интерес. А влившись в эту сектантскую ячейку, можно будет через Вальдемара толкать другие вопросы.

– Я сейчас не сильно располагаю временем, – степенно произнес Андрей. – К тому же отпуск на носу, две недели страна не работает.

Вальдемар мельком посмотрел в Танину сторону:

– Мы работаем.

– Поэтому давай я загляну сюда во второй половине мая. Какой твой местный номер?

Вальдемар продиктовал номер своего петербургского телефона. На прощание Андрей коснулся аккумуляторной темы:

– Так что в итоге с тендером на белорусской ж-д?

На лице Вальдемара, на этой новоиспеченной эмблеме «Лавки жизни», изобразилось удивление, – будто его спросили о чем-то бесконечно далёком, из раннего детства, например, следил ли он за движением какашек, когда смывал унитаз.

– А, это… Босс послал туда Лечи Вайнаха разрулить все проблемы.

– Лечи Вайнах? Это что, чечен?

– Между прочим, приличнейший, интеллигентнейший, добрейшей души человек и специалист в своём деле.

* * *

С делами было покончено. Впереди минимум десять беззаботных дней (ещё не определилось время пребывания в Сочи), когда можно позабыть обо всём на свете и предаться отдыху.

Андрей с Таней поехали в центр. Гулять по Невскому проспекту само по себе развлечение, удивительно, что за это не взимают плату. Можно пройтись по одной стороне от Адмиралтейства до Площади Восстания, перейти на другую сторону и вернуться обратно на Дворцовую площадь. И это будет интереснее просмотра очередного дрянного голивудского блокбастера.

Когда проходили по Аничковому мосту, у Андрея зазвонил телефон. Это был Артур. Он срочно звал в магазин «Найк» – там собралась вся компания и нужно что-то купить, чтобы получить 15 % скидку. Они уже выбрали всё, что хотели, и тем не менее им не хватает пяти тысяч до требуемой суммы. Андрей сказал, что у него всё есть, ему ничего не нужно в Найке. Можно купить носки, но не на сумму пять тысяч.

– Возьми себе ролики! – предложил Артур.

– Но я не умею кататься на роликах!

От Ансимовых было не так просто отвязаться:

– Мы тоже не умеем, будем вместе учиться, – крикнули они в трубку оба, Алексей и Артур.

– Ладно, куда мне подойти.

Закончив разговор, Андрей махнул рукой в сторону желтого здания на набережной Фонтанки:

– Это ММБ – Московский Международный Банк. Я там открыл расчетный счет для Экссона. А во Внешторгбанке счет закрыли.

– А куда мы сейчас пойдём?

– Покупать роликовые коньки.

Спортивный магазин Найк, куда Ансимовы устроили нашествие, находился на нечетной стороне Невского проспекта недалеко от улицы Марата. Андрей с Таней дошли туда за несколько минут. Все уже выбрали покупки и ждали прихода Андрея – чтобы он взял чего-нибудь на сумму пять тысяч и помог сэкономить им 15 %. Предупрежденная ими продавщица уже приготовила несколько пар роликовых коньков 43-го размера. Средняя стоимость их была как раз 5000 рублей.

– Давай Андрей-Саныч, не стесняйся, бери ролики себе и своей девушке! – напутствовал Артур.

– А Игорь тоже себе взял? – поинтересовался Андрей.

Игорь Быстров ухмыльнулся – нет, он не любитель таких острых ощущений и предпочитает ходить пешком. Себе он взял куртку и кроссовки. Роликами затарились Ансимовы, взяв под них ещё и специальные сумки. Всё это уже лежало на кассе.

Скептически вздохнув, Андрей стал примерять приготовленные ролики. Тане принесли коньки её размера и она тоже приступила к примерке. В итоге Андрей остановил свой выбор на роликах серо-стального цвета, который ему не нравился, но они оказались самыми лучшими и самыми удобными. Таня выбрала красно-черные.

Все прошли на кассу, заваленную покупками, ожидающими, когда их оплатят.

– Тебе же не нравятся бледные цвета, – сказала Таня.

– Знаешь, кажется я первый раз в жизни сделал выбор в пользу функциональности, а не внешнего вида или предпочтений вкуса.

Глава 12

Пансионат «Заполярье» расположен в Центральном районе Сочи, окружен красивым парком из субтропических растений, имеет собственный пляж и развитую инфраструктуру для диагностики и лечения широкого спектра заболеваний.

Поселились в корпусе, расположенном на первой линии, прямо у моря. Кроме него, такое выгодное расположение имел только один корпус – красивое старое здание, как выяснилось это бывшая дача Берии. Все остальные корпуса, в том числе дорогостоящие бунгало, находились на горе, куда нужно было подниматься по лестнице либо на лифте.

Это место клубного семейного отдыха, здесь много детских аттракционов, зоны детского отдыха на открытом воздухе, работают аниматоры. Андрей решил, что если сам не приедет сюда летом с семьёй, то отправит в этот санаторий Мариам с ребенком.

У его компании были несколько другие интересы. Кроме этих интересов, Быстровы решили заняться оздоровлением. Будучи абсолютно здоровыми, они сразу по прибытию отправились в диагностический корпус и пошли по врачам, чтобы им назначили какие-нибудь процедуры. И исправно посещали прописанные курсы – массаж, физиотерапия, иглоукалывание, прочистка кишечника от шлаков и токсинов. За это Алексей прозвал их старикашками. «Вы что, лечиться сюда приехали», – смеялся Артур. Но Быстровы, не обращая внимание на смешки, упорно оздоравливались.

Море было ещё холодное, поэтому купались в основном в большом крытом бассейне с морской водой и водяными горками, находящемся в непосредственной близости от пляжа.

Что касается роликовых коньков, то места для катания было немного. Территория санатория большая, но ровных поверхностей мало. Артур попытался освоить горы и спуски и с непривычки упал и сломал ребро. На этом роликовые эксперименты закончились. В санатории было где приложить физическую силу – большой теннис, бадминтон, велосипеды, и так далее.

Предусмотренное путёвкой питание было отвратительным. Кормили в старозаветной советской столовке на первом этаже гостиницы и эта кормёжка напоминала больничную или армейскую жратву – повара спиздили мясо и всё более менее съедобное и поэтому готовят из подручных материалов: немного коры дубовой, немного дорожной пыли, солдат не умрёт голодным.

Зато на территории имелось два открытых кафе – на пляже и на горе, на выходе из санатория. В них готовили изумительный шашлык, кебаб и рыбу (форель, сёмгу, и тд), и продавали домашнее вино и чачу. Поэтому столовались обычно в этих кафе. Был еще ресторан, но цены в нём зашкаливали.

Самыми интересными мероприятиями были поездки в горы, в частности на Красную Поляну. Ансимовы поднимались на подъемнике на самый верх, где ещё лежал снег и можно было погонять на взятых напрокат лыжах. Андрей вообще был чужд горным лыжам, и они с Таней просто гуляли или катались на сдаваемом напрокат открытом УАЗике.

В одну из таких поездок, когда они приехали на Красную поляну вдвоём, и, оставив такси, углубились в горы, Таня поделилась наблюдениями, которые ей не понравились. Друзья Андрея, с виду приличные семейные люди, ведут себя как замученные спермотоксикозом юнцы, неужели и он такой?! Неужели когда она, его любимая девушка, скрывается из виду, он тоже начинает всех подряд кадрить, тащить к себе в постель?!

Тропа, по которой они шли, обрывалась над самой крутизной. Вьющиеся стебли дикого винограда оплетали высокий карагач. Долина внизу расплывалась в голубоватой мгле.

– Я не разделяю их увлечений, – глядя ей в глаза, твёрдо произнёс Андрей. – У нас ведь не клуб по интересам, а рабочий коллектив. Мы собрались вместе не по этому признаку, нас объединяют деловые интересы.

Он напомнил ей всю историю взаимоотношений с компаньонами, которую она прекрасно знала, так как всё это развивалось на её глазах. Но впечатления от увиденного были слишким яркими. Например, случайно услышанный рассказ Игоря – он познакомился с девушкой, привёл в номер, незаметно хапнул в ванной Виагру. Препарат подействовал, но девушка не дала, и Игорю пришлось полночи провести по пояс в холодном море – стояк был страшенный, а трахнуть некого. И ходить в таком виде, с торчащим хуем, по санаторию неприлично. Он не знал, что можно вызвать проституток, и когда ему сказали об этом, то он сокрушался, что так бездарно провёл время.

Повествование сопровождалось фривольными шутками и скабрезностями, и это шокировало Таню. Что, женатые парни приехали сюда за такими вот милыми приключениями?!

Из других наблюдений – отношения Артура с прибывшей из Волгограда Светой, с которой, как выяснилось, у Тани есть общие знакомые. Таня считала Артура серьёзным человеком, уважала его, но как теперь к нему относиться после всего увиденного!? Допустим, у женатого мужчины могут быть отношения на стороне – но это должны быть отношения, а не блядство. Артур зачем-то придумал легенду, будто он – вице-президент Росвооружения, Андрей – президент, остальные типа тоже топ-менеджеры, и вся компания играет в эту игру – плетут небылицы о продажах баллистических ракет, крейсеров, о том, что прибыли в Сочи на атомной подводной лодке, с которой в перископы день и ночь личная охрана наблюдает за ними, и так далее и тому подобное. То есть для Артура это развлекуха, девушка на несколько дней, раз он безоглядно скармливает ей весь этот shit. А она-то какая дура – верит в эти небылицы. В компанию прибился некий москвич (ему почему-то дали прозвище Ириска), Владимир играет с ним в теннис, и этот Ириска немного не дотягивает по материальному уровню до учредителей Экссона, и за него везде платят. И вчера в ресторане Заполярье, во время шоу-программы, когда он вышел, Света спросила Андрея, как он, человек такого уровня, президент Росвооружения, терпит за своим столом этого низкопробного мужлана Ириску, рыночного торговца бритвенными принадлежностями. Андрей объяснил ей, что это личное дело Владимира – если ему нравится партнер по теннису, то он волен таскать его везде за собой, поить и кормить и оплачивать разные услуги.

Таню волновали не великосветские замашки девушки Артура, что она там себе возомнила, а то, как он к ней относится. Может, и Андрей точно так же держит Таню за идиотку, и всё что он говорит ей – такая же клюква?! Ещё Таню беспокоило, чтоʹ Света расскажет по прибытию в Волгоград их общим знакомым. Какое вообще Росвооружение, когда всем прекрасно известно, чем занимается Андрей Разгон. Таня будет выглядеть соучастницей розыгрыша, поскольку поддержала этот балаган, а ей это не нужно.

И многое другое, много других эпизодов.

Колыхались поникшие ветки. Зыбкая дымка обволакивала простиравшуюся внизу долину. Облака темнели, низко клубясь над лесом, чуть не задевая вершины гор.

Андрей чувствовал, как между ними ложится тень. И стал горячо убеждал Таню, что не стоит отождествлять его с остальной компанией.

– Ты разве мне не веришь?! Они ездят сюда лет десять подряд, а я с ними тут впервые и естественно с тобой – а с кем же еще мне ехать?! Может нам стоило поехать вдвоём в другое место?

– Нет, очень хорошо, что я увидела, как вы проводите досуг.

Глава 13

Голубой воздух загадочно мерцал и, маня надеждой, увлекал в лунные дали. Деревья словно растворились в бледном сиянии, и трава едва прикрыла искрящийся, как кристалл, родник. Прозрачнее воды, точно вырезанные из стекла, листья вызванивали таинственный напев, наполняя парк очарованием. И под нежный звон листьев, поблескивая холодными огоньками, кружились светлячки.

Таня удивлённо оглянулась: словно сквозь зелёную прозрачную занавесь сверкал парк – сад без теней, сад грёз. Светло-светло, как в детском сне.

Стараясь удержать шум сердца, слушала она Андрея. Он не говорил прямо, что любит её, но каждое его слово дышало страстью.

– Почему ты никогда не скажешь, что любишь? – сказала она.

– Но ты знаешь.

– Скажи! Скажи, что любишь меня, я хочу чтобы ты сказал!

– Я тебя люблю, – прошептал он.

– Скажи громче!

Андрей повторил громче.

Он чувствовал, что не по-рыцарски пользуется неискушенностью чистого сердца. Что может дать он мечте, отягощенный годами прошлого и проблемами настоящего? Что может дать взамен рая, который таит в себе любовь Тани? Она достойна большего – достойна голубого замка, сооруженного из радостей. А он кто? Трава, которой случайно коснулись её ножки, пробегая тропинкой жизни. Он даже не в силах пожертвовать ради неё… ничем не может. Да, как не хватает ему прямолинейности и правильности Рената.

Словно слившийся с побледневшей ночью, опустив голову, стоял Андрей перед Таней. Где-то рядом раздался веселый смех. По аллее, взявшись за руки, шли Артур со Светой. Андрей выступил из-за дерева:

– Хрю-хрю!

– АндрейСаныч, тыʹ что ли?

Света сказала, что они ищут ресторан – там идёт шоу, на которое она хочет попасть. Но они заблудились в лабиринте аллей.

– Ресторан там, – показала Таня.

– Ресторан там, – одновременно произнес Артур, показывая в противоположную сторону.

Возможно, он бы поиздержался на развлечения, но опасаясь насмешек чересчур экономных Быстровых, решил в этот вечер ограничиться прогулкой. В конце концов, ароматы южной ночи и стрекот цикад – это гораздо лучше, чем прокуренный зал и громыханье свадебно-похоронного давай-забухаем-оркестра.

Попытались сориентироваться. Андрей, разгадав замысел Артура, подыграл ему и показал в сторону моря, где находился их корпус – мол, ресторан там. В итоге выбрали нечто среднее и пошли по тропинке, которая в итоге выходит к гостинице.

Артур отдалился от своей дамы, которая осточертела ему нарезанием понтов, разговорами о гламурных тусовках и нарядах Анджелины Джоли, и рассказал Андрею о том, как прошли телефонные переговоры с заместителями гендиректора Электро-Балта и как он видит развитие отношений с самим гендиректором, которого за глаза называли Бородой, аккумуляторным вождём или аккумуляторным могулом.

– … вот так, АндрейСаныч, Борода – непростой парень. Твой Халанский тоже не лыком шит, но между ними две большие разницы. Халанский руководит государственным предприятием, он моет через тебя бюджетные деньги. Он нашел тебя и закрыл этот важный вопрос на какое-то время. Для маленького города, где все друг друга знают, это существенно – найти такого надежного человека. К тому же, сам Халанский – уникальный человек, он ценит стабильность; плюс его пенсионный возраст. Поэтому ты спокойно уехал и занимаешься другими делами. Приезжаешь в Волгоград, оказываешь уважение, и возвращаешься в Питер. Нет тебя в городе, чорт с ним, даже лучше – меньше вероятность, что ты нажрёшься в кабаке и проболтаешься, а весь город услышит, сколько ты платишь главврачу кардиоцентра.

Мы с Володей для того вас и пригласили в Питер, чтобы вы поддерживали наш бизнес, а мы бы стали разрабатывать новые темы. У Володи голова – Дом Советов, идей – миллион. Думаешь, нам нужна была эта революция с Фаридом? Когда был создан «Экссон», мы с Володей первый год получали в два раза меньше, чем у татарина, а времени убивали в два раза больше, плюс нервотрепка. Вспомни, как мы ругались. Вся затея была для того, чтобы мы смогли спокойно начать новое дело, ну и, конечно, поддержать родных братьев.

Но аккумуляторный вождь хер нам даст успокоиться. У него каждый день новые придумки: то ему предлагают лучшие условия на свинец, и он верещит, что мы его обуваем; потом он рвет на себе бороду и требует, чтобы мы загнали на завод полмиллиона долларов и на время забыли про них, а все наши платежи шли поверх депозита; замы через день его накручивают, будто мы останавливаем завод по свинцу, или по полипропилену, задерживаем поставки. Я ночи не сплю, прокручиваю в голове как тоʹ сказать, как ʹэто. Он же какой: поймает на слове, и выкручивает руки, требует лучшие условия. Не будем забывать, Борода – директор акционерного общества, у него всегда в запасе куча поставщиков и покупателей. Раньше на заводе работали десять фирм, он мог взять товар и заплатить через год, и все терпели. Нам он платит вовремя, а все почему? Потому что мы с Володей ведем его на поводке, каждое наше предложение содержит в себе вилку. Он вынужден поступать так, как нам нужно. Он знает рынок лучше нас, работает всю жизнь на нем, мы ему нужны, как рыбке зонтик. Тем не менее он повелся, выгнал всех и работает с нами.

Был бы он директором госпредприятия, как твой Халанский, он бы вел себя по-другому. Но он, помимо наших взаимоотношений, вынужден ещё зарабатывать прибыль для акционеров. Поэтому его так колбасит, если его коммерческий директор сообщает ему о падении цен на свинец на Лондонской бирже, и начинает сравнивать изменившиеся цены с нашими.

Нам еще повезло, что «Электро-Балт» – полугосударственное предприятие, из-за военных заказов никто не позволит его выкупить. Все аккумуляторные заводы в стране уже скуплены ведущими игроками рынка, перед которыми мы – пешки. Так что, молись, АндрейСаныч, на настоящее, чтобы ситуация наша не менялась в худшую сторону.

… Так, переговариваясь, две пары шли по тёмному парку. И если бы маршрут пересекался с главной аллеей, то вышли бы на лестницу, ведущую к морю, и Света бы поняла, что ресторан находится совершенно в другой стороне. Но они петляли по склонам, спуск по горе прошёл незаметно, и они оказались позади того самого старинного домика, бывшей дачи Берии, на берегу моря, а напротив находился их корпус. Два фонаря освещали лужайку. Сейчас для Светы настанет момент истины, и Артур, решив продлить поиски ресторана, развернул её: «Пойдём кое-что покажу». И увлёк её обратно в темноту.

Для Артура, водящего за бороду аккумуляторного вождя, не составило труда обвести вокруг пальца провинциальную лохушку. Всегда здоровая, чуть простоватая внешность Артура и неизменное благодушие располагали к себе, внушали доверие. Просто поэт народной жизни. Владимир старался казаться простым, косил под дурачка, но его выдавали хитрые серые глаза. Кроме того, в последнее время он стал очень дорого одеваться и наводить гламурный лоск, и если бы спустился в подземку, то вряд ли слился бы с толпой. Впрочем, выделялся он и на дороге, – когда ехал на своем Мерседесе S-класса. Гендиректор Электро-Балта наверняка бы не стал с ним работать, заподозрив его в том, что он чрезмерно наживается на своих клиентах. В отличие от Артура Ансимова, Владимир Быстров не был похож на человека, взявшего исходной точкой своих исканий жизнь в её естественном, трудовом, народном аспекте.

После того, как Артур скрылся в темноте со своей девушкой, Андрей некоторое время думал о том, как это важно – правильно выглядеть.

Отблески двух светильников падали бабочками на зелёную траву. Запах, исходивший от Тани, приятно щекотал ноздри. Всё поплыло перед глазами. Граница между отвлеченным и действительным, между идеей и актом не была ни отчетливой, ни неподвижной. Андрею надо было сделать необыкновенное усилие воли, чтобы вспомнить, живут ли они с Таней в горах, в том самом доме, обстановку которого он увидел в мельчайших подробностях, когда находился без сознания после аварии, случившейся зимой прошлого года на горной дороге в Абхазии; или по-прежнему находятся в разных городах, и он женат на Мариам, которая большую часть времени проводит в Волгограде. Как наивно было бы думать, что вся его жизнь, это длительное и сложное движение, начало которого теряется для него в необъяснимой тьме, может быть сведена к последовательности внешних и очевидных фактов его существования. Остальное, зыбкое и неверное, могло быть названо уходом от действительности, бредом или сумасшествием. Но и в нём была тоже своеобразная последовательность, не менее несомненная, идущая от одного провала в безумие до другого – до той минуты, вероятно, когда последние остатки его сознания будут поглощены надвинувшимся мраком и либо он исчезнет окончательно, либо, после долгого перерыва, похожего на многолетний душевный обморок, он увидит себя однажды в горах. Их с Таней дом находится на горном лесистом склоне, он в нескольких уровнях. Лесные красавцы обступают усадьбу со всех сторон, их вершины теряются в синеве. Из окон главного фасада, и с террас открывается вид на горы – высокие хребты виднеются за лесом в глубоком отливе неба. Их вершины, окутанные полупрозрачной дымкой, выглядывают из-за пологих отрогов. Всюду видны глубокие провалы, нагромождения разрушенных скал. Облака пристают к вершинам, как сказочные корабли, и бороздят синь, сдавленную мрачными утесами. Золотом блестят туманы, сползающие с крутых отрогов, точно волна волос.

Вокруг хребта шумит множество рек и речек, вытекающих из вечнотающих снегов. Шумные потоки вырывают в земле глубокие ложбины и силой разрывают цепи лысых и черных гор, образуют ущелья, а вырвавшись на раздольную плоскость, своевольно катят по ней свои струи.

В эту тёплую ночь, рядом с Таней, Андрей видел перед собой ту нирвану, о которой часто мечтал, засыпая, которую видел во сне, которую хотел, к которой стремился, и которую принимал как должное, ибо она стала частью него.

Таня слушала Андрея, и всё окружающее потеряло реальность. Сознание ловило слова. Ей привиделся дом, окруженный лесисто-зелеными склонами, которые отражаются в озере, окаймленном темно-красными скалами. Из окон дома доносятся призывные звуки чарующей музыки, и с голубым отливом розы, в такт мелодии, нежно шуршат у Таниных ног. И Андрей ласково нашёптывает ей слова любви и указывает на гору, покрытую соснами, которая величественно расступается, открывая безбрежный простор незнакомого мира. И оттуда широко струится будоражащая сердце свежесть, подхватывает Таню благоуханной волной и уносит в сверкающую неземную даль.

* * *

Через прозрачные занавеси в комнату проникло утро, скользнуло оранжевой полоской по полуоткрытым створкам, по покрывалу, лежащему на полу, по небрежно брошенным на стул вещам, кинуло блики на рубиновые четки, заиграло подвязками малинового бикини, подкралось к смятым простыням, и коснулось полуопущенных густых черных ресниц.

Таня с трудом открыла глаза, и, осматривая комнату, приподнялась на локтях. Неровно подымалась грудь, улыбка тронула уголки Таниных губ, и она ладонью заслонилась от яркого света, словно стремилась сберечь какие-то сладостные видения.

Прильнув к Андрею, она принялась его тормошить:

– Андрей, мой любимый Андрей!

– Да, Танюш, – ответил он, просыпаясь.

– Скажи, – требовательно произнесла она и задумалась.

– Да…

– Скажи, это правда, всё так и будет – как ты вчера рассказывал?

Он вспомнил, что открыл ей вчера ночью на берегу моря, под плеск волн, свою мечту, которая стала и её, Таниной мечтой, и уверенно ответил:

– Да, детка, всё так и будет.

Глава 14

В лице Семёна Пустовалова, выпускника Волгоградской Высшей Следственной Школы, отдел по борьбе с экономическими преступлениями Северо-Восточного Административного округа города Москвы получил самого яркого кретина в своей истории. Он путал статью 159-ю (Мошенничество) со статьей 149-й (Воспрепятствование проведению собрания, митинга, демонстрации, шествия), взятку с Вяткой, черный нал с черным калом, поэтому ему не то что заполнить протокол, поручить ведение допроса доверяли не всегда. А прижился он в отделе потому, что его талант жонглировать фактами, соединять несоединимое и притягивать за хвост не относящееся к делу, не раз помогал вытаскивать безнадежные дела, – если вдруг недобросовестный предприниматель или коррумпированный чиновник соскальзывал за недостатком улик.

К нему, к своему товарищу-однокурснику, обратился Станислав Закревский, выполняя поручение Александра Капранова. После окончания ВУЗа друзья не теряли связь и помогали друг другу в личных и служебных делах.

Соответственно, их встреча проходила в неформальной обстановке. Закревский не стал стеснять друга и, прибыв в Москву, поселился в «Комете», ведомственной гостинице МВД, а вечером они встретились в пивной «Пена» на проспекте Андропова. Пустовалов не настолько обжился в Москве, чтобы на ходу выслушивать приехавшего из провинции товарища, и прежде чем приступить к обсуждению дела, основательно загрузился водкой, не забывая при этом и про пиво.

Уже через полчаса после первой стопки Закревский понял, что не только не изложит просьбу, а даже слова не вставит для поддержания разговора – беседу не было нужды поддерживать, так как наливал и солировал Пустовалов:

– Три года назад произошло беспрецедентное событие. Не стало нашей Ани Плитковской. Правозащитники и гражданское общество до сих пор спрашивает власть, кто убил Плитковскую, хотя любой неравнодушный человек знает, что ее смерть заказал Путин в честь своего дня рождения. И это будет одним из главных обвинений на неминуемо надвигающемся Нюрнберге-2, ведь падение режима неизбежно. Анна, Аня, Анечка, Энни, Энн, Аннушка, Аннет, Антуаннета, Нюра. Милая девочка, зачем ты покинула нас?? Горькими слезами оплакивала ее смерть демократическая общественность. Вдвойне обидно, ведь она не только душой, но и телом принадлежала оплоту Свободу, получив паспорт гражданина США, т. е. была настоящим человеком. Милая Анна, ты ведь была моим настоящим другом. Сколько радостных минут мы провели вместе, защищая права человека. Помню, сбежим с какой-нибудь скучной правозащитной конференции (естественно, предварительно зарегистрировавшись) и гуляем по живописным местам Коломенского заповедника, взявшись за руки. Потом шли в наш трактир «Пена», заказывали по бокалу Карлсберга, и Аня с воодушевлением начинала рассказывать об ичкерийских борцах за свободу. Она была просто повернута на этой теме – в хорошем смысле. Я помню, как горели ее глаза, когда она рассказывала нам о романтике Шамиле Басаеве, скромном и застенчивом интеллигенте Хаттабе, художнике и поэте Салмане Радуеве, балагуре и шутнике Мовсаре Бараеве, возвышенном орле Джохаре Дудаеве… и птенцах его гнезда Лечи Вайнахе, Зазе Вахаеве и Умаре Радулове. Ее рассказы настолько овладевали слушателями «Пены», что в наиболее патетических местах все дружно ревели «Смэрт проклятым урусам!», а бармен Саламон брал большой нож, залезал на барную стойку и рычал «Рэзат буду шакалов!». Как вызывали у нее печаль и депрессию сообщение о гибели каждого полевого командира отважных оппозиционеров, и с какой детской радостью она начинала слушать сводки о потерях федералов-оккупантов, говоря каждому: «Вот видите, я же говорила».

Аня была исключительно честным и беспристрастным журналистом, мастером пера, настоящим профессионалом. А как она умела выбивать гранты у правозащитных организаций! Бывало, в своих отчетах с такими яркими подробностями описывала свою правозащитную деятельность и зверства российской военщины в Ичкерии, что хоть стой, хоть падай. Глянешь на нее с легкой укоризной, «Аня, ну нельзя же так, никто не поверит», а она скромно потупит глаза в пол и с хитрецой ответит мне моими же словами, которые давно стали популярной поговоркой у правозащитников: «Ради красного словца не пожалею и Альбац». Ну что тут с этой милой чертовкой после этого делать, оставалось только одобрять и обнимать. Так получилось, что в тот день я совершенно замотался и не знал события новостных лент. Придя после напряженной защиты прав человека расслабиться в «Пену», я стал как громом пораженной. «Пена» бурлила и негодовала. Мимо меня пронеслись все в слезах интеллигенты Аркаша Гобман и Абрам Жидовских. На полу корчился с пеной изо рта диссидент Яков Айлисман. Из-за столов с негодованием доносилось «Они убили Энни». Еще ничего не понимая, я обратился к Изе Шниперсону и он, со слезами на глазах, ввел меня в курс произошедшего: «Убили Аню-то нашу, ту, что противостояла тоталитарному режиму, такая совестливая, приличная…». Не описать предела моего горя, как только я осознал произошедшее. Решено было тут же закатить траурный пир горой, чтоб торжественно проводить нашу Анну в последний путь. Все пили элитный деревенский самогонище – Косорыловку, в больших количествах и каждый старался рассказать историю о Плитковской попечальнее и потрагичнее. Бармен Саламон настолько растрогался и рассентиментальничался после этого, что объявил, что поминки за счет заведения. Что тут началось. Несмотря на траурную атмосферу, кто-то танцевал на столах, кто-то дрался у барной стойки за новую порцию Косорыловки. Казалось, в тот день весь проспект Андропова захотел уместиться в «Пене», чтобы достойно оплакать убитую правозащитницу. Не было пределов нашему горю и печали. До сих пор тот траурный пир вспоминается многими, хотя прошло уже три долгих годов. Завсегдатаи нашего кабака, все между прочим совестливые демократические интеллигенты, часто предаются воспоминаниям о благих делах демократической журналистки: «А помнишь, как бухали, когда Плитковскую грохнули?» «Дааа, жалко, что у нее не было как у кошки девяти жизней», и тут же все закатывали глаза в печали.

… Ближе к полуночи Закревскому стало ясно, что деловой разговор сегодня не состоится – Пустовалова конкретно повело.

Поговорить удалось только на следующий день. Закревский, очнувшись у себя в гостинице, привёл себя в порядок и, добравшись до отделения, еще час дожидался своего товарища. Тот прибыл только к полудню и первым делом отчитался перед шефом, что ездил брать «Барьер», недобросовестную юридическую фирму, сотрудники которой разводят клиентов на деньги за юридические консультации сомнительного качества по сильно завышенной цене. Какой он «брал барьер», было понятно по его одутловатой физиономии, а особенно по выхлопу. Отчитавшись, Пустовалов вышел на перекур.

– Чего там у тебя? – спросил он, выйдя на улицу.

– Петербургская контора зарегистрированная в Волгограде работает по Москве…

Руки Пустовалова дрожали, пока он прикуривал. Затянувшись, он переспросил:

– В пакете чего там у тебя лежит?

– А… это пиво – Карлсберг. Достать?

– Можно не спрашивать.

Под пиво, Закревский изложил просьбу: нарыть криминал во взаимоотношениях фирмы Экссон со следующими московскими компаниями – МТС Московской железной дороги, УГМК Транс, Пауэр Интернэшнл, Металл СВ.

– Дело, достойное демократического правозащитника, – икнул Пустовалов. – Первые две конторы – пролетарий, это структуры РЖД, а с третьей повезло – мы по ней работали. Пауэр – это брэнд, а работает фирма через сеть поганок-однодневок. Тебе нужно через московскую фирму наехать на волгоградский Экссон?

– Угу. Чтобы учредителя притянуть по статье – мошенничество, неуплата налогов, чем серьезнее статья, тем лучше, желательно уголовщина.

– Я понимаю, что тебя не интересует мочеиспускательный акт вандализма на ковёр в присутственном месте. Учредитель Экссона должен как минимум загреметь в СИЗО.

Закревский утвердительно кивнул. Пустовалов икнул в ответ:

– Сделаем. Пойду немного поработаю. Давай, в пять часов – в «Пене», обсудим злодеяния твоего мошенника.

Окурок и пустая пивная бутылка полетели в мусорное ведро. Семен Пустовалов, в одном лице кошмар и спасение ОБЭП СВАО города Москвы приступил к своим должностным обязанностям.

Глава 15

Интервью с Софьей Интраллигатор, журналисткой волгоградской газеты «Городские вести», имело некоторые последствия. Помимо того, что она подняла визг на страницах издания, был подан иск по статье 130 УК РФ («Оскорбление»). Андрей посоветовался с Халанским, тот рассказал несколько случаев, из которых стало ясно, что готовых рецептов не существует. Всё зависит от личности истца, от его возможностей и связей. Бывает так, что убийцу освобождают из-под стражи в зале суда, а бывает, что осуждают невиновного. Это были очевидные вещи, оставалось лишь выяснить, на что способна Софья Интраллигатор.

Сам Халанский частенько судился – в основном с многочисленными городскими службами, выбравшими кардиоцентр мишенью для своих придирок (пожарники, коммунальщики, и так далее). Зачастую это были мелочные счёты, которые было проще заплатить, чем судиться, но Халанский занял принципиальную позицию: не платить ни копейки дармоедам. Однажды коммунальщики выставили счёт на 500 рублей, главврач послал их и заявил, что не собирается платить, и они вчинили кардиоцентру иск на 500 рублей плюс пени и штрафы. Халанский лично явился на суд, выиграл его, а после оглашения судебного решения, выйдя в коридор, достал из кошелька 500-рублевую купюру, и со словами «Подавись, сука!» скомкал её и бросил в лицо истцу.

Все почему-то считали кардиоцентр золотым дном, и пытались проехаться за его счет. В том числе горздравотдел. Работая и с теми, и с другими, Андрей выслушивал обе стороны и пришёл к выводу, что неправ горздравотдел, направляющий в кардиоцентр сотни больных на операции и не желающий за них платить.

– Пусть оперируют, они получают деньги из федерального бюджета в том числе за городских больных, а у нас нет денег дополнительно им платить! – утверждал руководитель горздравотдела.

Но Андрей-то знал, что деньги у горздравотдела есть. Просто, когда есть возможность спихнуть проблему и не платить, то никому не придёт в голову расставаться с деньгами.

А Халанский, разложив на столе документы, убедительно доказал, что не имеет возможности оплачивать операции городским больным, так как средства, поступающие из областного и федерального бюджетов, распределены до копейки, и чисто физически оттуда нельзя выдрать на другие расходы.

– Вся эта новая городская администрация – распальцованная братия, некомпетентные хамы и выскочки, – говорил он. – Они предпочитают гнуть пальцы вместо того, чтобы работать. У них есть все возможности, чтобы организовать свой бюджет и наладить кардиохирургическую помощь городскому населению, но они не делают этого из-за своей упёртости и ограниченности.

Первое судебное заседание Андрей пропустил – просто проигнорировал письма, которые пришли на адрес прописки (он был прописан на родительской квартире). Стало известно, что редакция «Городских вестей» не осталась в стороне от этого дела и подключила все связи, чтобы выиграть суд. Андрей попросил Вадима Второва найти юриста, и тот устроил встречу в своём офисе на оптово-строительном рынке.

Юрист, Лев Рогозин, пришёл на встречу подготовленным. Он был в курсе вопроса и по его мнению, это дело не удастся спустить на тормозах, придётся как-то отреагировать. Если конечно не смущает штраф минимум сорок тысяч рублей (если у истца есть выход на судью, то может быть любая запредельная сумма), или исправительные работы сроком до полугода – такая ответственность предусмотрена 130-й статьей.

Он подсказал выход: сыграть на расхождении между законодательством и естественной логикой человека – носителя русского языка. Термины законодательства, а точнее, стоящие за ними понятия, отличаются от слов русского языка и связанными с ними представлениями. Термин «оскорбление» понимается в языке законодательства не так, как в обычной речи. В статье 130 УК РФ говорится, что оскорбление – это «унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме». Тут присутствуют два признака: а) направленность на унижение чести и достоинства и б) неприличная форма. Предполагается еще один признак, в статье явно не указанный, – это умышленный характер деяния.

Таким образом, понятие унижения чести и достоинства субъективно и юридически точно неопределимо. Трудно, хотя и возможно установить умышленность оскорбления. И, наконец, столь же туманно понятие «неприличной формы».

Умышленность оскорбления отмечается также в комментариях к УК: «Субъективная сторона данного преступления может быть выражена лишь в прямом умысле. Виновный осознаёт, что совершает действия, унижающие честь и достоинство другого человека, и желает совершить эти действия».

Рогозин попросил конкретно воспроизвести разговор с Софьей Интраллигатор. Андрей подробно рассказал – описал монументальную фигуру журналистки, растянутые на этом монументе розовые одеяния, и набросал на листке то, что помнил из своих слов:

«Меня раздражает ваша розовая кофточка, ваши сиськи, и ваш диктофон. Мне по хую, что вы напишете в статье, так же как и вы. Я не люблю непрофессионалов, непрофессионалам тут делать нечего. Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании. Пизда. Тупая жирная пизда. Хорошо, что не в тебе (реплика в ответ на замечание: «Вы явно не в себе»)».

– Так ты прямо назвал её «пиздой», а потом добавил «тупая жирная пизда»? – уточнил Рогозин.

– Нет, она презрительно назвала меня «звездой», типа я слишком высокого о себе мнения, а я перфразировал: «ага, пизда». А потом негромко в сторону: «тупая жирная пизда». То есть здесь выглядело сомнительно, говорил я это ей, или же просто так, безотносительно данного случая, вне контекста беседы.

– Получается, ты впрямую не говорил ей: «Вы, Софья Интраллигатор – пизда, тупая жирная пизда?»

– Нет, впрямую я не называл её пиздой, тупой жирной пиздой. Но она всё равно разозлилась, тупая жирная пизда – так что офис озарился светом оскала её физиономии лица.

Рогозин облегченно вздохнул:

– Это меняет дело. А они подняли шум – якобы это было прямое грубое неотесанное оскорбление и требуют миллионные компенсации.

Он попросил ещё раз тщательно вспомнить всё сказанное обеими сторонами, весь разговор от начала до конца – запись, к сожалению, только у истицы, а она ею не делится. Андрей заново изложил всю беседу, и Рогозин записал всё в блокнот.

– Итак, что мы имеем, – подытожил юрист. – Мы должны доказать, что твои замечания не предполагали приписывание истице каких-либо характеристик, и что твои высказывания не имели целью умышленно её оскорбить. Думаю, это несложно доказать – если ты вспомнил всё и не говорил что-то сверх того, что мы сейчас записали.

– Но ты можешь взять у следствия пленку – они обязаны предоставить адвокату материалы обвинения.

– Это я сделаю, но не уверен, что будет результат. Они конечно обязаны, но на деле могут отказать на законном основании.

Андрей оформил юристу доверенность вести дело и выступать в суде, а также договорился насчёт оплаты. И со спокойной совестью уехал в Петербург.

Глава 16

Мирное созерцание величия господня не было свойственно натуре Иосифа Григорьевича Давиденко, бывшего начальника областного ОБЭП, а ныне заместителя генерального директора компании «Волга-Трансойл» по юридическим вопросам. Но настал день, когда ему потребовалось если не обращение в веру, то хотя бы участие и поддержка со стороны человека, способного направлять умы. Давиденко щелкал людей как орешки, поэтому психологи и разные штатные жилетки для плакания не годились – не тот калибр. Друзья – тоже не то, слишком уж щекотливая проблема. Необходим был мощный, и в то же время надёжный конфидент, который, впустив признание в себя, похоронит его вместе с собой.

Иосифу Григорьевичу изменила жена, и разноцветный мир, изобилующий необычайными вещами, показался серой пустыней. Казалось невероятным вскрыть обман после 25 лет совместной жизни. И хороший подарок на пятидесятилетие! Это произошло не в молодости – время, когда играют страсти, а сейчас, когда его Ларисе 48. Впрочем, её роман с Малышевым Дмитрием, военкомом, тянется уже давно. Доподлинно неизвестно, когда всё началось, возможно, с молодых лет. Вне всякого сомнения – многие знали, и, как водится, молчали. Как говорится, муж узнаёт последним. Классический, как по книге, или по фильму, сценарий – бывший однокурсник, с которым не виделись лет тридцать, будучи проездом из Архангельска в Геленджик, разыскал его, и предложил встретиться. Давиденко пригласил его в гости, и, когда Лариса вышла, тот поинтересовался: а что, она развелась с Малышевым? Давиденко удивился – она никогда не была за ним замужем. Тогда сослуживец поведал, что лет десять назад в Москве на afterparty в Минобороны видел эту женщину в компании волгоградского военкома Дмитрия Малышева. Было какое-то совещание в министерстве, на котором присутствовали только военные, а вечером в гостинице «Россия» устроили сабантуй, куда Малышев явился с дамой. Они не скрывали своих отношений а также то, что проживают в одном номере. И вот сейчас приезжий опознал в Ларисе Давиденко ту самую даму. У него даже фотографии сохранились. Вернувшись с отдыха, он отсканировал их и отправил обманутому мужу по электронной почте. Давиденко уже подключил свои полицейские возможности и убедился, что показания разоблачителя соответствуют действительности.

Сказать, что он сильно расстроился – ничего не сказать. Его потрясение было сопоставимо со схождением Земли с орбиты – своё семейное положение он считал чем-то незыблемым, раз и навсегда установленным. Поскольку сам никогда не изменял, то считал абсолютно невозможным, что могут изменять ему.

У него не возникло сомнений, как нужно поступить. К сожалению, не было никакой возможности всем участникам событий оперативно поменять гражданство на иранское – справедливый иранский суд приговорил бы изменницу к закидыванию камнями до смерти, а её любовника – к 99 ударам розгами (после чего не все выживают). Но у себя в Волгограде Давиденко кое-что предпринял: военкома Малышева сняли и возбудили уголовное дело по факту растраты казенных денег, а адвоката Ларису Давиденко обвинили в даче взяток ряду должностных лиц. И это не всё – Иосиф Григорьевич поклялся себе, что будет мстить до последнего, пока не выживет обоих прелюбодеев из города. Развод это само собой, жена Малышева также подала на расторжение брака. 23-летний Георгий, общий сын Иосифа и Ларисы, проживает отдельно в собственной квартире, и волен сам выстраивать отношения с обоими родителями.

Враждебное преследование жены и её любовника отняло много времени, сил и средств. Но месть не успокоила его. Иосиф Григорьевич не находил себе места ни в одном из опустевших жилищ – ни в четырехкомнатной квартире по улице Краснознаменской, ни в загородном доме. Раздел имущества никак не предполагался – у изменницы есть какая-то конура, доставшаяся от её родителей, пусть туда проваливает вместе с любовником. По принципу «пусть у меня сдохнет корова, но и у соседа тоже» бывший начальник ОБЭП был намерен потратить сколько угодно, лишь бы превратить жизнь бывшей супруги в ад.

Иосиф Григорьевич искал успокоения, но нигде не мог найти. Напрасно он старался охладить мысли, разгоряченные жаждой мести. После долгих раздумий он пришёл к выводу, что в атеистических координатах эта задача неразрешима.

Впервые архиепископа Гедеона он случайно увидел по телевизору. И подумал, что человек, облеченный таким высоким саном, управляющийся с целой епархией, наверняка чего-то стоит и у него обширный опыт общения с прихожанами, обращающимися с самыми различными проблемами.

«Начну издалека, – решил Давиденко. – Если увижу, что он мне подходит, расскажу всё».

Он договорился заранее – приехал лично в храм, передал через священника визитку и на словах передал, что ему нужна аудиенция у архиепископа. И посыльный, сходив и вернувшись, сообщил дату и время встречи.

В назначенный день Давиденко прибыл в церковь, благочестиво отслужил молебен, после чего диакон отвёл его в притвор. Стены, покрытые белой штукатуркой, отполированной под мрамор и украшенной узорчатой позолотой, походили на дорогой китайский фарфор. С потолка свисала огромная хрустальная люстра. В ослепительно-белом облачении и митре, опираясь на посох, стоял возле алтаря архиепископ Гедеон. Золотым крестом он благословил склонившегося перед ним полковника. Протянув туго набитый конверт, Давиденко попросил принять даяния для нужд храма и не оставлять его без пастырского благословения и мудрых советов.

Архиепископ, растроганный не столько щедростью прихожанина, сколько его волнением, твёрдо обещал просить за него перед богом, и да поможет ему господь.

Потом, преклонив колено в исповедальне, Давиденко, как и было задумано, начал с событий, которые не занимали его так сильно, как измена жены. Прежде чем открыть глубину пережитых им чувств, рассказал о способах достижения целей, кратчайшие из которых, как правило, сопряжены с силовым давлением на тех, кто сопротивляется. На третьем эпизоде он прервался:

– Не утруждаю ли я вас, ваше святейшество, повестью о неспокойной жизни милицейского чина?

– Мой благородный друг, я душою слушаю тебя, и если бы обладал второй жизнью, хотел бы прожить подобно тебе.

Давиденко заметно успокоился.

– Не торопитесь, есть в моей жизни и тёмные пятна.

– Даже на луне существуют пятна только в четырнадцатый день её рождения. Мой Иосиф, удостой меня доверием.

Архиепископ улыбнулся, и лицо его стало круглым и добрым. Давиденко понял, что Гедеон заслуживает доверия, и перешёл к главному. Подробно, не пренебрегая деталями, он рассказал обо всём – и об измене, и о том, что сделал в плане наказания и что планирует сделать ещё.

– … но нет уверенности, святитель, что отомстив, обрету я покой. Что делать?

Гедеон пристальным взглядом измерил худощавую, не лишенную элегантности фигуру полковника Давиденко.

– Не сподобил господь бог наш видеть тихую жизнь. Увы, всевышний послал нам изменников в наказание за грехи наши! Прислужники ада вольности много себе дозволяют. Неблагочестиво! Сатане на утеху! Да будет над их головами пламя и пепел!

Архиепископ минуту молчал, а Иосиф Григорьевич не осмелился нарушить раздумье владыки. И вдруг зазвучал голос. Нет, это не был голос наместника бога на земле, – нежнейшие звуки лютни разливались в воздухе. И казалось, ангелы, легко взмахивая крыльями, услаждают правоверных сладчайшим ветерком.

В смятении Иосиф Григорьевич откинулся к стене. Он моргнул раз, другой. Да прославится имя господа! Бледный, с трясущимися руками внимал он неземному голосу.

– Ты верно поступил, обратившись за советом к богу. Но устремив свой взор к сияющему престолу, ты не замечаешь, что творится на земле. Ты ослабил свою длань. Кроме солнца, есть тьма. Ад состоит из семи пространств. В джегеннеме есть ущелье, в нём семь тысяч зданий, в каждом здании семь тысяч келий, в каждой келье семь тысяч черных змей, в желудке каждой змеи семь тысяч кувшинов, наполненных ядом. И всё это вместилось в одной чёрной душе Ларисы Давиденко… кое-что перепало мирянам, работавшим на тебя. Паства твоя разбрелась аки непослушное стадо.

Иосиф Григорьевич вздрогнул. Странный озноб охватил его, ноги подкашивались, и глаза приковались к озаренному ласковой улыбкой лицу архиепископа. И таким близким и родным вдруг стал святой отец… ближе родителей, ближе жизни… и безудержно захотелось распластаться у подножия кресла и в рыданиях, в горячем признании искупить грехи. Он подался вперед:

– Сколь ты сведущ, святой отец! Восхищаюсь всё больше тобой и горжусь, ибо умом ты прославляешь православную веру!

Помедлив, архиепископ Гедеон продолжил:

– Не грешен, сын мой, занят я одними делами церкви. И на благо, ради укрепления её мощи и власти, ради обогащения дома божьего, не отрываю мысли свои от дел мирских… Вижу, снедают тебя грехи малые и большие. Кайся сын мой, кайся!

Торжественно возвысив голос, он совершил плавный и незаметный переход в разговоре от трансцедентных поисков к делам насущным. Ему необходим земельный участок в собственность под постройку новой церкви, находящийся на улице Елисеевской в центре густонаселенного жилого массива, рядом с супермаркетом «Пятерочка». И чем скорее, тем лучше, нужно оформить в комитете по имуществу все бумаги, согласовать проект, и приступить к строительству. Кандидат в мэры Евгений Ищенко уже доказал преданность небесному трону и воздвиг несколько церквей, готов и сейчас не только оформить землю, но и построить новую церковь возле принадлежащего ему супермаркета «Пятерочка». Видит Николай Угодник, что если это сделает кандидат в мэры, то с амвона будут прославлять его, а не кого-то другого. С такой поддержкой он не останется вечным кандидатом-неудачником.

Словно обкуренный, выслушал Иосиф Григорьевич подробный наказ Гедеона, и, пробормотав невнятные обещания, откланялся.

Всю дорогу до дому он был словно в трансе, и только оказавшись в квартире среди привычных вещей, очнулся. Волшебный дым испарился. Зачем, спрашивается, «старый седой полковник» потащился к этому пройдохе в рясе, который вместо конкретных рекомендаций или хотя бы душеспасительной беседы дал эзотерическое описание изменницы-жены и за это затребовал услугу, которая стоит как минимум тридцать тысяч долларов!? Да еще замахивается на постройку церкви – еще несколько раз по столько же! У Ищенко деньги куры не клюют, вот пускай строит церкви. Посмотрим, помогут ли небеса, когда его выведут из здания городской администрации в наручниках.

Через несколько дней Иосиф Григорьевич снова прибыл к архиепископу Гедеону, который принял в том же притворе, и смиренно поведал, что готов помочь церкви. Отблески синих и малиновых лампад падали на пол, как подкрашенные льдинки. Гедеон разгладил бороду, поправил крест на шелковой рясе и такое начал:

– Я много темных часов провёл, созерцая звёзды, рассеянные богом для умиления непосвященных и беспокойства мудрецов, которые, проникнув в тайны вселенной, раскрыли избранным книгу решений божьих. Иосиф Григорьевич, мы благосклонно принимаем твою помощь.

– Мудрость святого отца озаряет меня! – восхитился Иосиф Григорьевич. – Увы, святой отец, за срок твоих созерцаний звёзды изменили свой путь. Не далее как сегодня Гетманов Афанасий Иванович из Госкомимущества доложил о невозможности передачи в собственность желаемого участка, так как приоритетное право оформления земли принадлежит владельцам расположенной рядом автостоянки.

Воцарилась тишина, тяжелая, как медная гора. Брови архиепископа сошлись в одну черту, а на губах промелькнула насмешка:

– С какого изменчивого часа отважный полковник не держит слова?

Ничуть не смутившись, бывший начальник ОБЭП попросил благосклонно выслушать его слова, ибо в щедротах своих бог начертал его благополучие, удостоил лицезреть ниспосланного всевышним наместника вселенной.

Склонив голову, Иосиф Григорьевич смиренно закончил свою речь следующими словами:

– Ты, владыка, насыпал в мои уши бирюзу, и я, словно у порога рая, слышу слова, подобные кристаллам золота, и вижу сквозь пламя восторга, как благословенный тобой зодчий…

Тут он еле сдержался, чтобы не выругаться в адрес будущего мэра.

– … воздвигнет узорчатой кладкой храм. Ты подобен морю, а я – капле, но твоё снисхождение подняло меня до самого солнца, твои глаза отражают вселенную, у тебя ключи к сокровенным тайнам, ты видишь души правоверных!

Архиепископ Гедеон пристально вглядывался в начальника правового отдела компании «Волга-Трансойл»: не иначе как бывший милиционер в ночь на воскресенье наглотался изречений Ветхого Завета.

– Бог в своём милосердии неизменно благославляет труд каменщиков…

На мгновенье Гедеон смешался, сбитый с толку нарядными речами полковника, но быстро нашелся и громко сказал:

– … и всех, кто им платит, ибо они помогают всевышнему украшать созданную им землю. Они вкладывают свой, угодный богу труд в стены церквей, часовен, прочих святых обителей. И в минуту раздумья я, наместник бога, удостоился услышать его благоухающий шёпот: «Воззри милостиво на стоящего у твоего священного алтаря, и пусть его слова, подобные камню, будут правдивы и крепки!»

Закончив торжественное присловье, Гедеон более спокойным голосом изложил святую просьбу: наехать на владельцев автостоянки, чтобы они отказались от своих притязаний на участок и уступили его церкви; а также продумать способ, как без готового проекта протолкнуть вопрос в Госкомимуществе.

Иосиф Григорьевич с трепетом и восхощением отважился произнести такие слова:

– Богу было угодно, всесведующий отец, чтобы я нёс своё бремя на своей службе и не вкладывал труд в стены церквей, часовен, и прочих святых обителей. Я тяну лямку на службе, у меня есть скромный угол, где я смиренно коротаю ночи, есть куда приткнуться чтобы утешиться… Выше этого моя обыденная душа не поднимается, а разум не ведает за постройки и не задумывается…

Едва сдерживаясь, чертыхаясь в бороду, Гедеон криво перекрестил святого раба Иосифа и скорее прогнал, чем проводил с богом:

– Ступай, и да пребудет с тобой бог, ибо сказано: кто владеет собственным адом и раем, тому ни к чему задумываться.

Глава 17

Андрей удивился, узнав, что ему, такому белому пушистому, хотят проломить голову. Это кровожадное намерение высказал Марьян Хмарук, менеджер московской компании «Пауэр Интернэшнл», в телефонном разговоре с Игорем Быстровым. Дословно это прозвучало так: «Я сщас пойду найму братков и вашему Разгону проломят череп!».

Основание – отрицательный ответ налоговой инспекции № 10 города Волгограда на запрос из московской ГНИ, в которой зарегистрирован Пауэр. Хмарук отвечал за возврат НДС по экспортным поставкам, он подготовил документы и послал в налоговую инспекцию. В рамках встречной проверки налоговики отправили запрос по месту регистрации ООО «Экссон», который отгружал аккумуляторные батареи на «Пауэр Интернешнл». А волгоградцы сообщили, что такой фирмы не существует.

Это был правильный ответ, – в конце прошлого года Андрей ликвидировал предыдущее ООО из-за многочисленных бухгалтерских недочетов, допущенных еще предыдущим бухгалтером, Юлей Чуприной. Действовали по старой схеме – знакомый юрист сделал слияние с левой фирмой, Андрей вышел из состава учредителей, и все обязательства перешли на новое юрлицо и нового учредителя (бомж или труп, в общем неодушевленный предмет). Экссон снялся по месту прежней регистрации (собственно в результате слияния он перестал называться Экссоном) и перешёл на учет в другую налоговую инспекцию. Что там дальше, Андрея уже не касалось – это проблема юриста, получившего за услугу $1500.

И вот теперь экспортер «Пауэр Интернэшнл» не может вернуть из бюджета экспортный НДС. Пострадал конкретный менеджер – Хмарук (на Пауэре была материальная ответственность исполнителей).

Игорь Быстров, услышав такое, немного смутился. Рассказывая об этом остальным компаньонам, он выглядел стушевавшимся.

– Надо было предупреждать – я всем делаю нужные ответы из налоговой… – сказал как ни в чем не бывало Андрей, имея в виду аналогичный случай с Николаем Руденко, директором «Торгового дома Электро-Балт».

– Это неважно! – не дав договорить, возмутился Артур. – Какого хуя он нам угрожает, как он сказал, Игорь, «пойду найму братков»?

И он потянулся к телефонному аппарату.

Все отлично понимали, что когда хотят что-то делать, то делают без предупреждений, а подобные наезды – глупый блеф. Но данный просчет работника Пауэра, чьи сотрудники давно достали своими придирками, нужно было использовать по максимуму.

Когда соединили с Хмаруком, Артур начал по-простому:

– Ты в курсе, что среди пацанов принято отвечать за базар? Ты хотел «нанять братков», «проломить череп», таковы твои намерения? Ну давай, ахтунг, малыш!

Хмарук быстро сник. Раздувшиеся яички иссохлись, пиписка хмуро опустилась. Минута переговоров, и Хмарук согласился ждать сколько угодной долго нужного ответа из волгоградской налоговой. Владимир продублировал, позвонив гендиректору Пауэра и пожаловашись на агрессивного сотрудника. Если солидная московская компания работает с ОПГ (=оргпреступная группировка), то надо как-то передоговариваться, устраивать встречи «крыш». Гендиректор принялся заверять, что Пауэр не работает с ОПГ, и что чересчур импульсивный Хмарук получит выговор.

– Да у них у самих помойка на помойке, – заметил Андрей, когда все умолкли. – У нас хотя бы есть живой учредитель и гендиректор, одно юрлицо, а у них куча поганок и левых учредителей. А директора и менеджеры действуют по доверенности от Васи Бритозалупкина.

Владимир скептически на него посмотрел:

– Помойка на помойке… ты расскажи, почему им пришёл такой ответ, который им не позволяет получить возврат НДС.

Ансимовы и Быстровы – Алексей, Артур, Владимир и Игорь – вопросительно воззрились на Андрея.

– А что возврат… – уклончиво начал Андрей. – Всяк сиротку обидит. И вообще, мы всех предупредили, что меняем юрлицо, разослали письма. Я, зубр бухгалтерии и джедай экономики…

Он вспомнил, каких трудов ему стоило объяснить компаньонам, зачем это делается. Им было в общем безразлично, но смена ИНН была сопряжена с проблемами у клиентов, которых часто проверяют (в первую очередь аккумуляторный завод Электро-Балт), и экспортеров. По хорошему, с такими организациями необходимо поддерживать плотный контакт, периодически спрашивать, не намечаются ли экспортные сделки, или аудиторские проверки. Рядовым сотрудникам обычно на всё наплевать, они никогда ничего не помнят и спохватываются, только когда возникает проблема.

Вот с Руденко удалось уладить аналогичный вопрос. Он договорился со своей налоговой инспекцией, чтобы отослали новый запрос в ту налоговую инспекцию, в которой зарегистрирован правопреемник Экссона, а Андрей через своего юриста договорился с последней, чтобы дали нужный ответ. Правда, это было сложно, юриста долго обрабатывали (фирмы-то все давно похоронили, по некоторым ведутся уголовные дела) и пришлось заплатить.

Андрею удалось перевести стрелы на Хмарука, но Владимира не очень устроил такой ответ. Он приказал «сиротке» и «зубру бухгалтерии» связаться с Хмаруком, договориться насчет нового запроса из московской налоговой, соответственно договориться с волгоградцами, и держать это дело на контроле – поскольку из-за распиздяйства исполнителей дело может сорваться на любом этапе.

– Как поживает Таня? – сурово поинтересовался Артур, когда закончили обсуждение возврата НДС для Пауэр Интернэшнл.

– А что Таня… – машинально переспросил Андрей.

То был не случайный вопрос – четыре пары глаз снова пытливо сверлили его. Выходило так, что компаньоны обсуждали его личную жизнь за его спиной.

– В чем дело, при чем тут Таня?

Артур моментально расслабился, Владимир уткнулся в блокнот со своими расчетами.

– Да всё в порядке, – широко улыбнулся Артур. – Ты взрослый «сиротка» и сам разберешься со своими бабами.

– Он может, – усмехнулся Алексей.

– Покоритель вагин, – хмыкнул Игорь.

– Сто вагин и он один, – оторвавшись от расчетов, прибавил Владимир.

– Только подумай, зачем тебе вторая семья? – напористо продолжил Артур. – А Танька получается как вторая жена тебе. Интересно – это когда бабы каждый день разные, а какой смысл зацикливаться на одной? У тебя дома жена, и ты идешь на свидание с такой же, считай, женой, которую ты давно знаешь и которая тебе давно надоела. Объясни, в чем фишка? Может у Таньки там поперек, лучше чем у других? Где логика?

Никто не поддержал Артура, но и не остановил. Четыре сперматозавра сговорились чтобы прочитать мораль своему товарищу. Алексей с Игорем продолжали разглядывать Андрея. Владимир, закончив с расчетами, встал из-за стола и направился на выход, бросив через плечо, что едет «на дорогу» (имелось в виду управление Октябрьской железной дороги на Фонтанке, 117).

– Да… мы просто встречаемся, не понимаю в чем дело… – проговорил Андрей неуверенно.

Он не мог понять, чем вызван такой пристрастный допрос – ревностью Артура (он неоднократно говорил, что если бы Таня была его девушкой, он бы не раздумывая женился на ней, бросив жену), или же всеобщей боязнью, что Андрей потеряет голову и это скажется на работе. (такое уже бывало причем не с кем-нибудь, а с тем же Артуром, который сейчас читает нотации – когда он, работая еще у Фарида на «Базис-Стэп», сошелся там с одной сотрудницей, и у него сорвало крышу, он на целых полгода забил на работу – ездил на курорты, или сутками напролет зависал с подругой на квартире. Кое-как вышел из коллапса, Владимир уже не знал, что с ним делать).

– Или пускай не берет её на отдых вместе со всеми, – вмешался Игорь. – Она смотрит с осуждением, как мы снимаем тёлок – точно как жена.

И добавил строго:

– Не бери её больше с нами в Сочи – ездий один и снимай тёлочек как все.

Артур снова взял слово, – он принялся на все лады убеждать Андрея, как это неразумно жить на две семьи, а если так приперла Таня, то надо разводиться, жениться на ней, и ездить в Сочи «как все». Игорь ему поддакивал. Алексей многозначительно молчал.

Андрея возмутило такое вмешательство, но огромное количество факторов не позволяло ему вступить в открытую полемику с компаньонами. К тому же они встали на сторону Мариам, его законной жены, матери его ребенка.

– Что значит «на две семьи»? – с деланным возмущением сказал он. – Таня не жена мне вовсе, так, видимся иногда.

Позже, размышляя над состоявшейся в офисе беседой и над её продолжением в фитнес-клубе, Андрей отметил, что компаньоны ставят Таню на уровень главбаб, то есть жён. Тактико-технические характеристики остальных девушек обычно разбирали холодно и строго, в таких выражениях, как например «широкий багажник», «невьебенный развал», «рабочий рот», «бритая пилотка», «грамотный станок», «стоячие сисяндры» и так далее. Обсуждать внешние данные жен, их вкусы, и интимные вопросы считалось табу. По негласному уговору обсуждались только отношения со своими вторыми половинами.

(исключение – Владимир, он иногда что-то рассказывал в своей обычной полушутливой манере, но он был такой человек, который может сначала сказать одно, а через минуту – диаметрально противоположное, и подвести научную базу под оба утверждения, поэтому все его выкладки нуждались в тщательном анализе: делить ли это на два, или умножать на десять).

Глава 18

Таня страдала. В сердце её разгорался поединок между чувством любви и неприязни. Вместо того, чтобы воплотить их мечту в реальность, Андрей уехал в свой Питер, вернулся к своим развращенным друзьям и к своим непонятным делам. Между тем приличная фазенда в горах Абхазии стоит меньше, чем они просадили в эту поездку в Сочи. Кроме того, задолжавший Андрею Василий Гурамович Кохраидзе, который совсем недавно был весь в проблемах и избегал кредитора, широко развернулся в Абхазии и теперь открыт для диалога. Он приходился Кондауровым каким-то дальним-предальним родственником, седьмая вода на киселе, и Арина, Танина мать, по её просьбе выяснила его нынешнее положение. А ещё контейнер с вещами покойной жены Василия, с которыми он не захотел возиться и отдал Андрею – этот контейнер до сих пор находится на даче Кондауровых на Зеленом острове. Для хранения Андрей другого места не нашёл, кроме этого – когда собирали вещи на московской квартире Кохраидзе, Андрей рассеянно рассуждал, где бы это всё разместить, и Таня предложила: «У меня на даче». Андрей согласился, а потом, видимо, забыл про это. Но в конце концов, это материальные ценности, там какой-то очень дорогой антиквариат. Необходимо либо распутать долговой клубок с Василием – пускай в счет долга покупает приличную усадьбу в Абхазии, либо произвести оценку тех вещей, что находятся в контейнере. И если их стоимость сопоставима с размером долга, реализовать их, акцептировать эти деньги, объявить об этом Василию, и таким образом закрыть данный вопрос.

Это Танино видение разрешения вопроса. Андрей достаточно обеспеченный человек, чтобы устроить их судьбу так, как они запланировали, – своими средствами, без привлечения тех денег, что задолжал Василий. Таким образом, вариантов много, и Тане было невдомёк, почему бы не взяться за дело прямо сейчас. Андрей может забрать свою долю на Экссоне, уехать с Таней туда, куда они запланировали, в их Эдем; его волгоградскую фирму, Совинком, никто у него не отнимает, она приносит стабильный ежемесячный доход, и для её функционирования совсем не нужно его личное присутствие в Волгограде. На эти деньги можно безбедно существовать. Вот и вся недолга.

То, что он вернулся в Питер, к своим погрязшим в блядстве друзьям-компаньонам, свидетельствует об одном: он такой же, как они. А его отношение к ней – такое же, может ненамного лучше, чем отношение Артура к той одноразовой девушке Свете, которую вызвали в Сочи, чтобы попользовать недельку и бросить.

Свои мысли, свои сомнения Таня очень эмоционально высказала матери. Так уж сложилось, что подобные серьёзные разговоры велись в Таниной комнате, она сидела на крутящемся табурете за пианино, Арина стояла перед ней. Эта беседа не стала исключением. И раз уже речь зашла за Андрея, Арина живо вспомнила, как три (строго говоря два с половиной года назад) тут же, на этом месте, она настойчиво уговаривала дочь, пытаясь запретить ей встречаться с ним, но та упорно отстаивала своё право на любовь. Правда, тогда фотография на которой они вместе в обнимку на набережной, стояла в красивой рамке на пианино, а сейчас валяется на полу, а осколки стекла от разбитой рамки разбросаны по всей комнате.

Арине пришлось признать, что её дочь находится в руках женатого парня, и таких забав у него, возможно ещё с десяток – раз уж в процесс его мышления плотно задействованы органы внутренней секреции. Желания, хотя бы самые невинные, имеют ту плохую сторону, что подчиняют нас другому человеку и ставят нас в зависимость. Такая мысль была мучительна, однако не отбила у Тани охоты безраздельно владеть предметом страсти.

– Меня умиляет твоя логика, – сказала Арина. – Ты относишься к его жене как к пустому месту, хотя её существование неоспоримо, и ревнуешь к любовницам, которые существуют лишь в твоём воображении – они якобы присутствуют, потому что присутствуют у его друзей. А тебе не кажется, дорогая моя, что чем больше он изменяет своей жене, тем меньше шанс, что он с ней разведется? Что она единственная женщина, которую он любит и к которой по-настоящему привязан?!

Таня посмотрела на мать с некоторой долей сожаления.

– Эх, мама, как ты не поймёшь: старая жена, обремененная детьми, нужна мужчине только для виду, а для любви он всегда хочет горячие объятия.

Арина чуть не поперхнулась от смеха:

– Что значит «старая»? Она всего на пять лет тебя старше. Следуя твоей логике, мужчина каждый год должен для любви искать себе шестнадцатилетних. И ты уже на три года состарилась. Пора твоему Андрею искать новую. Что касается «обремен…

Она не успела высказать самый весомый довод: дети привязывают мужчин к «старым» женам так, что никакие «горячие объятия» не в силах оторвать – Таня оборвала её.

– Я убью его, чтобы он никому не достался!

Бушующая кровь – плохой советчик. Арина обрадовалась, что не успела сказать насчет самого мощного якоря – детей… И она не знала, чем помочь дочери. Другое увлечение? Но новый парень не для любви, а просто чтобы утереть нос, отомстить другому – это глупость. Длительное путешествие? Но Арина не имела возможности сопровождать дочь, а одну отпускать слишком опасно.

Вообще, как ни крути, как это ни безнравственно, но объективно стоит признать, что Арина спокойна за Таню, когда та с Андреем. Этот парень надёжен, что уже немаловажно. По нынешним временам это большая редкость. Он положительно влияет на Таню. Что было до этого, просто страшно вспомнить – сигареты, спиртное, приводы в милицию, отмороженные друзья. Хотя Таня и говорит о каких-то его недостатках, будто чувствует, что он ей «изменяет» (ага, хорошенькое дельце, с женой значит не изменяет, а с кем-то другим помимо жены – изменяет!), всё же он стабилен и держит какую-то правильную линию. Отношения длятся три года, и за всё это время Арина не знала тех проблем, которые бывают у Таниных ровесниц: залёты, ранние замужества со всякими козлами, бросание института, проблемы с алкоголем и наркотиками, модельный (= порно-модельный и блядский) бизнес, проституция и стриптиз, сомнительные секты и группы, эмо, готы, суицидники, и прочие адепты потустороннего. Ну, существуют сложности, куда же без них, но это сложности социально зрелых адекватных людей, которые можно спокойно цивилизованно решать. Куда приятнее обсуждать сорвавшуюся встречу (главная Танина проблема – не смогла выехать к Андрею или он перенёс поездку в Волгоград), чем например аборт.

Но ему слишком легко всё даётся, не прикладывая усилий, он получает то, что другим достаётся с огромным трудом. Кровь слишком спокойно течет в его толстых жилах. Не мешало бы ему добавить проблем, чтобы он начал ценить то, что имеет.

Из всего, что думает по этому поводу, для ответа Арина выбрала нечто нейтральное.

– Но он постоянен, он надёжен.

– А ты что, защищаешь его? – вскрикнула Таня.

– Я не хочу резких движений с твоей стороны. Выучись, получи диплом, заработай специальность, потом будешь устраивать революции в личной жизни.

– Что значит «революции»?

– Это значит частая смена партнеров, – нравоучительно произнесла Арина. – Андрей тебя устраивает как мужчина, пусть пока будет, не надо его убивать, слышишь – это яʹ тебе говорю!

Таня пожала плечами:

– К чему такой фанатизм?! Вообще не понимаю, из-за чего люди начинают убивать друг друга.

Глава 19

В добрый час обратился Закревский к своему однокурснику и другу Пустовалову. А ещё помогло чутьё – надо же выбрать из полусотни московских контрагентов Экссона сомнительную контору – Пауэр Интернэшнл. Хотя не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться: фирма с таким названием по определению не может быть добропорядочной. Все левые поганки называют наподобие Топ Прайоритис, Эллаед Менеджмент, Хай Тех Продактс, Интернэшнл Девелопмент.

Хотя, в случае с Пауэр Интернэшнл это не совсем так. Компания ведёт крупный бизнес, связанный с дистрибьюцией аккумуляторных батарей и даже открыла собственную линию по производству аккумуляторов. Но некоторые бизнес-процессы осуществляет через левые прокладки, которые носят аналогичное название с материнской фирмой. Так, закупками тепловозных батарей на Экссоне занимается «Пауэр Интернэшнл Аккумулятор». А продажи Экссону стартерных батарей идут через другую фирму – «Пауэр Интернэшнл Источники Тока». Все эти подробности оперативно выяснил Пустовалов. ОБЭП давно присматривается к этой компании, время от времени кого-то подтягивают за профильные правонарушения, но основная задача – выяснить, как Пауэр обналичивает деньги (а средства крутятся немалые) и накрыть контору, занимающуюся незаконным обналичиванием денег.

У начальства Пустовалова не было особого желания заниматься Пауэром как таковым – это крупная компания, работающая в реальном секторе, хоть и махинирует, но в разумных пределах. Рук не хватает, чтобы ловить махровых жуликов, так что пускай производственники спокойно себе работают. Но для своего волгоградского друга Пустовалов организовал встречу с Марьяном Хмаруком, исполнителем с Пауэр Интернэшнл, отвечавшим за продажи батарей тепловозной группы. Пустовалов позвонил Хмаруку на мобильный телефон и предложил: добровольная явка в отдел по борьбе с экономическими преступлениями Северо-Восточного Административного округа, либо вызов повесткой. Хмарук предпочел явиться без повестки.

Это был малокровный желчный человечек средних лет, и всё, что наблюдатель хотел бы о нём узнать, легко можно было понять по его прическе – аккуратно уложенному кудрявому «рыбьему хвосту», в равной степени говорящему о подлинно раблезианских амбициях и столь же отчаянном отсутствии всякой морали. Закревский сразу понял, что Хмарук не относится к числу крепких орешков, четких парней, живущих по поняткам, которые скорее сядут, чем выложат милиции компромат даже на своих врагов.

Напарник Пустовалова вышел, Закревский устроился за его столом, Хмарук оказался в проходе между столами, но сел ближе к Пустовалову, с которым уже несколько раз встречался.

– Итак, гражданин Хмарук, – начал хозяин кабинета, – мы с моим коллегой работаем по Экссону, в частности по учредителю и гендиректору Андрею Разгону, который причастен… вобщем очень серьёзно причастен… и хотели бы сейчас, для начала без протокола, услышать что-нибудь интересное о нём.

– Разгон! – «рыбий хвост» живо задергался. – Этот распиздяй завалил мне возврат НДС, я попадаю на большие бабки!

Закревский с Пустоваловым обменялись довольными взглядами – здорово, с первого раза фдисятку. Пустовалов попросил свидетеля рассказать всё коллеге, «ведущему дело», и Хмарук, повернувшись к Закревскому, принялся излагать.

Пауэр Интернэшнл отгрузил на Узбекистан купленные у Экссона тепловозные аккумуляторные батареи 32ТН450 производства завода Электро-Балт. Хмарук собрал все документы, касающиеся сделки, и отправил по почте в налоговую инспекцию. Которая, проведя встречную проверку Экссона выявила, что такой фирмы не существует – она снята с учета. На основании этого московская налоговая инспекция отказала Пауэру в возврате НДС. Со всеми менеджерами Пауэр заключает договора материальной ответственности, и теперь Хмарук обязан возместить компании убытки, а как он будет возмещать свои – это его проблема.

– Экссон сняли с учета – значит криминальное банкротство в Волгограде, – обратился Пустовалов к Закревскому, но тот отмахнулся – всё не то, памятуя о том, что у Разгона в родном городе всё схвачено и нужен мощный компромат, чтобы местные правоохранительные органы зашевелились. И начал опрашивать свидетеля: «Что вы знаете про Экссон? Как Андрей Разгон обналичивает деньги? С какими бандитами общается Разгон?»

Но Марьян Хмарук не был в курсе всех этих дел и даже не высказал ни одной догадки или озарительного предположения. Чтобы взбодрить его память, Пустовалов напомнил про обнал, который тот практикует (правда мелкими суммами – эпизод незначительный для того, чтобы выезжать на фирму с мигалками, но для дружеской беседы сойдёт):

– Как поживает мусью Вексельберг?

Хмарук ощерился и ответил что-то подобающее случаю – мол, коптит и без того прокопченное московское небо. Лейзер Вексельберг занимался незаконным обналичиванием и промышлял поддельными ценными бумагами, разными мелкими гешефтами, и Хмарук часто прибегал к его услугам.

– А вы не хотите собраться с Вексельбергом по-братски как-нибудь в шабад, посидеть, покумекать по Разгону, – предложил Пустовалов. – Появятся идеи – не стесняйтесь, делитесь с ОБЭПом, мы, со своей стороны, будем ходатайствовать, чтобы вас возвели в звание старшего цадика.

* * *

Оперативно, без напоминаний, Хмарук принёс Пустовалову добытую у Вексельберга информацию – так сказать, с доставкой в отделение. Лейзер Вексельберг, он же Лёня Вексель, периодически оказывает услуги людям Владислава Коршунова – регистрирует левые фирмы, обналичивает деньги, устраивает заказные налоговые проверки, банкротит фирмы, и так далее. Но к самому Коршунову это никак не относится, он птица очень высокого полёта, легализовавшийся вор в законе, отсидевший в общей сложности около 18 лет. Сейчас он солидный бизнесмен, владелец торговых центров, различной коммерческой недвижимости, и давно отошёл от темных дел. А вот его шестерки, оставшиеся «с тех времён», до сих пор шурупят – каждый в меру своей испорченности.

Так вот петербургские смотрящие Коршунова каким-то боком связаны с Андреем Разгоном, имеют общие дела.

Вексельберг промышляет ценными бумагами, в том числе поддельными, по этому направлению сотрудничает с Завом. Зав, он же Залёт Ваххабитов – член чеченской диаспоры и вообще очень страшный человек. Хмарук рассказал про чеченцев так, до кучи, чтобы сблизиться с обэповцами и в будущем иметь возможность обращаться к ним по разным вопросам.

– Что за левая хуйня – Залёт Ваххабитов, – подал голос напарник Пустовалова – сидели в кабинете втроём, и напарник тоже принимал участие в разговоре. – Ты еще скажи: Рулон Обоев, Бидон Отстоев, Кошмар Страхов. Кто тебе скормил эту шнягу?

Хмарук смутился – он в точности передал то, что сообщил Вексельберг, однако, судя по всему, тот решил его разыграть. Хмарук повинился, и, пообещав уточнить имена-фамилии, удалился, провожаемый подозрительными взглядами оперативников.

Он перепроверил сведения, Пустовалов тоже не сидел сложа руки и навёл справки у знакомых из уголовного розыска. И оказалось, что Залёт Ваххабитов (он действительно так представился Вексельбергу) – это находящийся в федеральном розыске Заза Вахаев, причастный к убийству журналиста Исраэля Соркина.

В конце 90-х в Москве было организовано преступное сообщество. Его создал Лечи Вайнах, выходец из Грозного, для совершения заказных убийств. Он организовал несколько тяжких и особо тяжких преступлений, в том числе убийство Исраэля Соркина. Преступный авторитет Мозаид нанял Лечи Вайнаха и его соратников Зазу Вахаева и Умара Радулова для совершения убийства журналиста. Причиной стала написанная Соркиным книга «Разговор с варваром», в которой прогрессивный журналист впервые назвал ичкерийских сепаратистов «бандой террористов». 8 марта 2003 года на улице Скотопрогонной Исраэль Соркин был расстрелян в упор. Через час журналист скончался в больнице, не приходя в сознание.

Следователи прокуратуры уже шли по следу этой преступной группы и быстро установили, что убийство Соркина – очередное преступление в целом ряду заказных убийств. К сожалению, выйти на след бандитов пока не удаётся.

«Это будет адский замес», – решил Пустовалов, задумавший объединить Вексельберга, Разгона и Вайнаха со товарищи в один большой криминальный эпизод, из которого Разгону не выбраться без ущерба для своей юридической неприкосновенности.

Глава 20

Во второй половине мая в Петербург приехала Мариам с ребенком, вместе с ней прибыли её мать и бабушка. Андрей был рад её приезду, но вместе с тем несколько удивлен. Ввиду предстоящего празднования трехсотлетия Петербурга городские власти настойчиво советовали жителям на время покинуть город. Праздник устраивался не для горожан, а для высоких иностранных делегаций, планировалось прибытие президента страны и глав государств большой восьмерки, соответственно вместе с ними должны прибыть многолюдные свиты. Собственно, им тоже этот праздник на хуй не нужен, они бы с гораздо большим удовольствием оттянулись на Багамских островах, вместо того, чтобы глазеть на народные массы. Но необходимо соблюдать этикет, условности, все дела.

Реальный праздник был у фирм, выигравших тендер на обслуживание праздничных мероприятий. На одно только озеленение закопали несколько миллиардов рублей. Винцас Блайвас, сумевший немного позолотить ручку на подрядах треста зеленого хозяйства, сообщил, что в этих сделках забита фантастическая рентабельность – так как практически невозможно проконтролировать, сколько посажено цветов и деревьев, а тем более сколько из них принялось.

Петербург опустел. По улицам стало приятно ездить даже в будние дни – никаких пробок. Предприятия отправляли работников во внеочередной отпуск. Все здравомыслящие люди покидали город в преддверии предстоящего дурдома, который должен был состояться в начале июня – празднование дня города.

А Мариам с матерью приехала специально для того, чтобы принять участие в празднике.

– Какой «праздник»?! – удивленно спросил Андрей. – Что ты называешь «праздником» – толпу пьяного быдла, заблеванные и обоссаные тротуары, парки, пьяный дебош, драки?

Мариам прекрасно знала его отношение к народным гуляньям, больше того, они уже однажды побывали в переделке во время дня города в Волгограде. Андрей всегда уезжал из города, придумывал себе командировки на время городских праздников, если таковые в ближайшее время планировались. На Экссоне объявили коллективный отпуск, все разъехались кто куда – Владимир улетел в Сингапур, Игорь – на Мадейру, Ансимовы поехали в Волгоград навестить родителей. Андрей был вынужден остаться – уклониться в этот раз не представлялось возможным. У него сложилось впечатление, что Мариам нарочно делает всё наоборот. Знает, абсолютно точно знает, какое это будет попадалово и разочарование на так называемом празднике, но с идиотской настойчивостью попрется туда, потащит с собой Андрея просто чтобы позлить его. Хорошо еще, что Алик останется дома – бабушка с ним посидит.

Андрей красочно описал предстоящее мероприятие – пьяную толпу, люмпенов, которые мочатся в кустах, давку и так далее. Поведение гегемонов прекрасно объясняется обстановкой ярмарочного веселья и снисходительностью моральных норм балаганной культуры. Потом спросил, осталось ли у неё желание идти на праздник, а точнее – наблюдение народных нравов. Мариам благодушно ответила, что приехала специально на празднование 300-летия Петербурга. Будет лазерное шоу (пригласили новомодного японского светотехника, стоимость его услуг – умопомрачительная сумма $15,000,000, половина которых осядет в карманах городских чиновников в виде откатов), а также парад старинных судов на Неве на участке между Дворцовым мостом и Троицким и импровизированный морской бой в районе Зимнего дворца. Причем в первый день, собственно день города, третьего июня, шоу будет показано исключительно для высоких гостей – весь центр будет перекрыт, доступ только для правительственных делегаций. На следующий день всё то же самое покажут толпе. Ужесточился паспортный контроль, въезд в город ограничили, жителям очередной раз официально напомнили, для кого устраивается день города и рекомендовали на время уехать из города.

Уже не в силах отговорить её от этой безумной затеи, Андрей срывался на мелочах, – да, как пятна на Солнце, так и у джентльменов бывают маленькие недостатки. Всю их совместную жизнь, а это уже шесть лет, Мариам доводила его тем, что наглухо задраивала окна квартиры даже в самую жару, курила при закрытых окнах, а в холодное время года, игнорируя наличие электрических обогревателей, включала все конфорки газовой плиты для обогрева. Другой момент, который выводил Андрея из себя – Мариам клала в холодильник продукты без упаковки, кастрюли и тарелки – соответсвенно без крышек. От этого продукты приобретали несьедобный вкус. А холодильник всё время держала приоткрытым – не закрывала полностью. Сколько Андрей ни бился, Мариам упрямо делала по-своему. Насчет холодильника, еле сдерживая ярость, он объяснял, что электроприбор портится, если держать дверцу открытой, Мариам огрызалась: «Сама знаю, не делай из меня идиотку!», но всё равно оставляла холодильник приоткрытым.

А когда родился Алик, она опять же с каким-то дьявольским упрямством противодействовала его закаливанию, хотя прекрасно знала все рекомендованные педиатрами правила – этому обучали на нескольких кафедрах в мединституте. Квартира никогда не проветривалась, ребенка укутывали так, что он постоянно потел, а на улицу надевали чрезвычайно теплую одежду, но дрянную (хоть и дорогую) обувь из синтетических материалов, в которой ноги сначала быстро потели а потом мерзли. Результат – ребенок рос болезненным. Андрей пытался доказать, что причина частых болезней Алика – неправильный тепловой режим, что его необходимо закаливать, а Мариам твердила, что нельзя приступать к закаливаниям, пока ребенок болен, а болеет он потому, что его настырный папаша, как только она отвернется, открывает форточки и моет ребенку ноги холодной водой.

Для собственного спокойствия, поскольку не представлялось возможным переломить ситуацию, Андрей старался реже бывать дома. А наблюдая все безобразия – задраенные форточки, полные пепельницы окурков, открытый холодильник, испорченные продукты – просто отключался, думал о делах.

Но в этот раз, ввиду предстоящего «праздника» его прорвало, он прошелся по всем пунктам. Мариам совершенно невозмутимо выдержала его нападки, кажется её порадовало, что муж сильно перенервничал. Обычный список претензий показался Андрею недостаточным, и он припомнил, что когда заселялись в эту трехкомнатную квартиру на Большеохтинском проспекте, он обустроил себе рабочее место в самой маленькой комнате. Стол, и напротив него книжный шкаф (половину которого оккупировала Мариам), заняли половину комнаты, на оставшейся части был диван и большой пластмассовый контейнер с игрушками Алика. (Его вещи и игрушки были и в оставшихся двух комнатах – в спальне и зале).

Едва Андрей оборудовал рабочее пространство, Мариам потребовала, чтобы он убрал письменный стол. Андрей сначала не понял, и она громогласно заявила, что «нормальные мужики не превращают квартиру в офис». У неё сложилось некое представление об «идеальных мужиках», которые выполняют по дому всю поденную работу (даже если у них достаточно денег нанять сантехников, автослесарей, других рабочих – всё равно «нормальный мужик» «должен» всё делать своими руками), у таких «мужиков» фиксированный рабочий день, в идеале они вообще не ходят на работу, а зарплату им приносят домой.

Андрей опешил:

– Послушай, я занимаю чуть больше чем один квадратный метр – компактный стол и стул; книжный шкаф наполовину твой, и ты прогоняешь меня даже с этих полутора метров? Ты вообще, соображаешь что ты говоришь? Тебе мало двух с половиной комнат?

Ему показалось что Мариам играет, шутит, но она непреклонно требовала, чтобы рабочий стол был убран и договорилась до того, что обвинила в том, что ему «насрать на семью». Андрей напомнил: в Волгограде у них такая же по площади квартира, и там у него отдельная комната, в которой оборудован полноценный рабочий кабинет. То есть получается, что там ему не «насрать» на семью, а здесь, занимая меньшую площадь – «насрать». Мариам упорствовала – здесь, в Петербурге, всё по другому, что именно по-другому, она объяснить не смогла, но ей нужно, чтобы он убрал свой рабочий стол.

Андрей привёл пример – они жили до этого на съемных двухкомнатных квартирах, и даже в однокомнатной, и во всех них у него было примерно такое же рабочее место, и все были довольны. Что же изменилось при переезде в большую по площади квартиру? Но Мариам стояла на своём: заниматься работой он должен в офисе, и опять же поставила в пример воображаемых «идеальных мужиков», тогда он заявил, что ему абсолютно необходим рабочий стол, и если ей мало пространства, тогда он снимет четырех-, пяти-, шестикомнатную квартиру, скольки угодно комнатную квартиру, в которой у него будет свой небольшой угол – с рабочим столом и книжным шкафом. Но, желчно заметил он напоследок, будь там хоть сто комнат, Мариам всё равно будет недостаточно и она потребует, чтобы он убрал свой стол. Потому что дело не в нем, а в её упертости.

Дело приняло серьезный оборот. Пререкания перешли в скандал с криками и взаимными оскорблениями, после которого супруги не разговаривали несколько дней. Андрей оставил последнее слово за собой, заявив, что его рабочее место останется неприкосновенным, и порекомендовал жене не борзеть и осваивать под свои нужды оставшуюся площадь – две с половиной комнаты плюс просторную кухню, плюс лоджию.

И сейчас, в этот приезд Мариам в канун ненавистного праздника, Андрей вспомнил тот скандал:

– Ну, и ради чего ты устроила тогда мега-срач? Приезжаешь сюда раз в год, и в эти несколько дней тебе необходимо, чтобы у меня тут не было рабочего места?!

Но у неё было абсолютно непробиваемое настроение. Она действительно радовалась, что сумела досадить мужу.

* * *

Реальная картина мероприятия оказалась хуже, чем Андрей представлял себе, хуже его самых страшных кошмаров – предстоящий народный «праздник» для получения моральных и физических травм вполне сгодится. В шесть вечера вместе с женой и тещей он выехал на такси в сторону центра. Праздничное представление должно было происходить в районе стрелки Васильевского острова, но таксист был вынужден остановить машину уже на набережной Робеспьера – дальше всё было забито народом. Пришлось выйти и дальше идти своим ходом. Кое-как продравшись через толпу, дошли до Литейного моста и увидели нечто невообразимое. Набережные по обе стороны Невы и мосты были не то что битком забиты народом, – казалось, что люди сидят друг на друге. Пробираться дальше можно было только расталкивая локтями людей, вдоль домов, где оставался узенький проход, а на тротуарах и проезжей части люди стояли так плотно друг к другу, что даже не могли пошевелиться. Оставалась совершенно непонятной их мотивация – с какой целью они тут собрались, ведь даже находясь у перил набережной, отсюда невозможно ничего увидеть – слишком далеко до Дворцовой набережной, где состоится представление. И неужели они будут кантоваться здесь до полуночи, а возможно и дольше – ведь, зажатые в гуще толпы, они чисто физически не смогут выбраться.

Андрей предложил ретироваться, пока они не оказались замурованными в этой ловушке (хотя это было ужеʹ затруднительно, так как все двигались в сторону Дворцовой набережной), но Мариам с матерью, как одержимые, шли вперёд. Он задал резонный вопрос: если уже здесь, в районе Литейного моста, не протолкнуться, что же будет дальше?!

Но его никто не услышал, его спутницам передалось безумие толпы – они как бараны ломились в направлении ожидавшегося шоу. Возле кулька (Институт культуры) пришлось остановиться – они оказались запертыми со всех сторон. Каких-то несколько минут назад еще можно было предпринять попытки к бегству, но теперь без вариантов.

– Ты как, сможешь продержаться в таком состоянии до утра? – язвительно поинтересовался он у Мариам.

Со всех сторон наседала толпа, – отнюдь не джентльменов и фотомоделей, становилось уже невозможно не только двигаться, но даже совершать дыхательные движения. Ценой неимоверных усилий удалось пробиться на Марсово поле. А народ всё прибывал и прибывал на набережную, забитую сверх меры. Далее вдоль реки в направлении Дворцовой набережной двигаться было невозможно в принципе, не осталось прохода даже вдоль домов. Троицкий мост также стоял в мертвую.

Толпа, руководствуясь простыми ассоциациями, была миролюбиво настроена, мужичье с промзон притащилось сюда со своими бабами и выблядками, в пакетах семейный ужин – димедрольное пиво, паленая водка, колбаса. Флаги и яркие огоньки внушают веселые и мирные мысли. Глазея на праздничное убранство, люмпены пускаются в пляс. Всё бы хорошо, но несметнейшая орда пусть даже миролюбиво настроенных граждан опасна, учитывая то, что у них с собой в пакетах сотни декалитров дешевого бухла.

Андрей снова предложил вернуться домой – пешком по Садовой улице дойти до Невского проспекта, и там поймать какой-нибудь транспорт. Но Мариам с тещей, получив неожиданную возможность относительно свободно передвигаться, вознамерились идти в обход в сторону Дворцовой площади – через Марсово поле, уже забитое народом почти под завязку, и похожее на лагерь беженцев, выживших в пейнтбольном сражении. Толпы беспокойными валами перекатывались через поле. Ошеломленные горожане будто потеряли себя, – они наталкивались друг на друга, орали, в общем, неупорядоченное броуновское движение в увеличенном масштабе.

– Но там то же самое, а может еще хуже! – заорал Андрей, перекрикивая пьяный гвалт.

Жена и теща не вняли голосу разума, они, работая локтями, уже ломились в сторону храма Спаса-на-Крови.

«Вот что должно произойти, чтобы они остановились, – с ужасом подумал Андрей, – перелом ребер, удушение, затаптывание ногами?!»

На мгновение у него возникла мысль – может развернуться и поехать домой? Мариам шла в обычной своей манере, ничего не видя вокруг себя. Она всегда так ходила, а её спутнику приходилось семенить следом, не отвлекаясь, чтобы не потерять её из виду. Сколько раз он выговаривал ей, что нужно следить за тем, с кем идешь, особенно если это ребенок. Как она гуляла с Аликом – страшно представить. В такой толпе нетрудно потеряться, и если Андрей исчезнет, его объяснение будет правдоподобно выглядеть. Эти две идиотки наверное долго будут биться как рыба об лед в этом столпотворении, и нескоро обнаружат его исчезновение.

Но он продолжал идти вслед за ними, ругая себя за нерешительность. Колыхаясь, как обломки кораблекрушения, скорее по воле живых волн, нежели по собственному желанию, они добрались до канала Грибоедова, и снова встали. Дальше можно было двигаться, только прорубив большак в толпе при помощи мачете. Со всех сторон толкали, наседали, и Андрей снова попытался уговорить Мариам вернуться домой. Но у неё, как и у тёщи, начался психоз:

– Может как-то можно пробраться?!

Куда пробраться – они уже не соображали. Куда-то НАДО двигаться, и всё тут. Дворами, через Шведский переулок, прошли на Большую Конюшенную улицу, и там опять остановились, не зная что делать. Расстояние менее километра они преодолели за два часа. Следующий час они толкались, давились и душились среди пахнущих плохим пивом сограждан, пытаясь пробраться на Дворцовую площадь – по Невскому проспекту, затем через Волынский переулок, дворами мимо Академической капеллы и через мост, затем через Конюшенный переулок. Но всё бесполезно. Люди тупо стояли сплошной стеной, и чтобы пробраться сквозь толпу, нужен был как минимум бульдозер.

– Может как-то где-то можно пройти? – с остервенелостью деревенской одержимой твердила тёща.

Куда пройти, а самое главное зачем – это, видимо, даже для неё оставалось тайной. Просто надо идти. Уже и Мариам охладела к проекту, – она вообще не могла слишком долго сосредотачиваться на каком-то одном предмете, – но всё же отвергала предложение Андрея пойти в ночной клуб со странным названием «Саквояж беременной шпионки», расположенный на Большой Конюшенной улице. Было уже очевидно глупо тыкаться в спины людей, скопившихся в переулках, проходах, на тротуарах, парапетах набережных – куривших, поющих, выпивающих, ругающихся, целующихся, завывающих как зловещие мертвецы и пляшущие лохо-дэнс. И стоять чего-то ждать – тоже было глупо. Возвращаться домой было проблематично, движение на Невском проспекте закрыто, Большая Конюшенная улица почти стоит – там тоже толпа, и очевидно что придется идти пешком, толкаться до самого дома, потому что весь центр на тот момент представлял собой Ходынское поле. Бухать, давиться и толкаться – всенародный смысл происходящего.

«Мы три с половиной часа толкаемся как идиоты, неужели ты думаешь, что до утра хоть что-то изменится?!» – эту фразу Андрей в разных вариациях, с добавлением эксплицитных терминов, повторил раз сто, но Мариам вместе с тещей продолжала метаться, пытаясь протиснуться на Дворцовую площадь.

Наконец, терпение Андрея лопнуло, и он, обругав жену последними словами, заявил, что направляется в ночной клуб на Конюшенной, а его одержимые спутницы пускай толкаются среди пьяни. Мариам не стала его удерживать, такое было впечатление, что она, охваченная психозом, вообще ничего не соображала.

Впрочем, они явились в клуб, неожиданно пустой в такой-то день, довольно скоро – Андрей еще не успел приговорить заказанные двести грамм водки. И тут же принялись звонить знакомым и родственникам, сообщать подробности «праздника» – типа прямой репортаж с места событий. Судя по их возбужденным голосам, они всерьёз думали, что ад, в котором им чуть не свернули шею – это и есть праздник. Теща подняла тост – за день города, Мариам добавила что-то полагающееся случаю. У Андрея был свой вариант тоста – чтоб эти придурки, находящиеся снаружи, передавили друг друга – но он оставил это пожелание при себе.

В продолжении ночи они неоднократно выходили из заведения, чтобы разведать обстановку, Мариам даже предложила совсем уйти и «праздновать» на улице, так как внутри скучно: «тут никого нет, все на празднике», но Андрей заявил, что под угрозой расстрела не сдвинется с места до закрытия клуба, то есть до шести утра.

Клуб действительно пустовал, занято всего три столика, но не потому, что «все на празднике», а по причине того, что целевая аудитория заведения, люди вменяемые, либо свалили из города, либо не решились идти сюда во время этого бедлама.

Даже выпив как следует, Андрей продолжал злиться на жену, у которой все понятия с ног на голову – действительно, почему с тремя занятыми столиками в заведении скучно, неужели было бы веселее, если бы тут гудела толпа народу. Артисты добросовестно отыгрывают шоу-программу, независимо от количества посетителей, и что должно измениться в случае увеличения последних – непонятно, они что, добавляют веселья?!

Ситуация снаружи не особенно изменилась к половине пятого утра. Та же самая толпа, не рассосавшаяся за ночь, только теперь народ двигался не в сторону Дворцовой площади, а обратно. Чем они занимались на улице всю ночь – без еды, выпивки, без развлечений, без туалета, в конце концов? Нетрудно догадаться – бухло захватили с собой, развлекали сами себя, а нужду справляли прямо на улице. А теперь это людское стадо, огромное количество небрежно одетых людей с выбитыми зубами бродят по Адмиралтейскому району в в поисках опохмелятора и места для ночлега – запоздалого или раннего, кому как.

Вместе с толпой дошли до Владимирского проспекта, а там посчастливилось взять такси. Из-за форс-мажорных обстоятельств таксист зарядил запредельную сумму, 1,500 рублей (обычная такса отсюда до Большеохтинского проспекта была 120–150 рублей), еле-еле сбили цену до 1200. Теща наотрез отказалась ехать за такие деньги, и Мариам насильно затолкнула её в машину. Других не было, а если не такси, то пришлось бы идти пешком, причем непонятно куда – нужный мост (Петра Великого, или Охтинский) разведен. Таксист рванул в объезд, через Володарский мост, поездка оказалась очередным кошмаром. Такой гигантской пробки Андрей не видел даже в Москве. Весь город устремился к Володарскому мосту – автомобили, транспортные средства общего пользования, велосипеды, пешие, конные, трезвый и пьяный, стар и млад. Реальный апокалипсис. На подъездах к мосту водитель-лихач вытворял такое, что теща от страха кричала как потерпевшая – беспрерывно сигналя, он ехал по тротуарам буквально по ногам пешеходов, – а проезжая часть стояла вмертвую, двигаться вперед можно было только по пешеходной дороге. На той стороне Невы уже можно было ехать в нормальном режиме. По Октябрьской набережной до дома домчали быстро – всего за пятнадцать минут.

Так закончился этот праздник, похожий на Варфоломеевскую ночь.

А наутро Мариам учинила скандал за вчерашнее – она припомнила, что когда они с матерью очередной раз выходили из ночного клуба посмотреть на «праздник», то Андрей, пытаясь её остановить, сказал, что если она сейчас выйдет вопреки предупреждению на улицу, то он не ручается за её безопасность и умывает руки, будь что будет.

Вчера она не отреагировала, чтобы не испортить праздник, но теперь ей захотелось выяснить отношения.

– Ты не мужик! – кричала она. – Не можешь заступиться за жену! А если бы на меня напали, ты видел сколько там было гопников!?

Андрей, занятый своими мыслями, пропустил это мимо ушей. Он давно научился «вдыхать аромат роз, не замечая шипов». В конце концов мириться с глупыми заявлениями куда проще, чем с духотой, табачным дымом и испорченными продуктами.

Глава 21

Вопреки заверениям Льва Рогозина, что дело яйца выеденного не стоит, суд не снял обвинения с Андрея по поводу оскорбления Софьи Интраллигатор. Но и не удовлетворил иск истицы. Судья назначил новое заседание, так как ему не хватало данных, чтобы вынести решение. Рогозин отправил Андрею электронное сообщение, в котором подробно изложил, как проходило заседание.

«… истица, Софья Интраллигатор, обвиняет Андрея Разгона в нанесении ей словесного оскорбления, в доказательство чего предъявляет диктофонную запись, требует 500,000 рублей в счет возмещения морального вреда и требует возбудить уголовное дело по факту оскорбления.

Прослушав запись, судья спросил истицу (выступавшую частным обвинителем), какие конкретно слова она приняла за оскорбление. Она ответила: «пизда», «тупая жирная пизда». Тогда судья спросил меня как доверенное лицо и адвоката, произносил ли Андрей Разгон в адрес гражданки Софьи Интраллигатор слова «пизда», «тупая жирная пизда», преследуя при этом цель умышленно её оскорбить. Я ответил, что Андрей Разгон не произносил таких слов в адрес гражданки Софьи Интраллигатор и не имел намерений умышленно оскорбить её.

У истицы были ещё вопросы – она оскорблена еще и тем, что её обвинили в непрофессионализме. Тогда судья спросил меня, называл ли Андрей Разгон истицу непрофессионалом, преследуя при этом цель оскорбить её достоинство. Я снова дал отрицательный ответ.

В итоге мировой судья судебного участка № 10 Гуськов О.Б. не смог склониться в чью-либо пользу, коль скоро обвиняемый добровольно не признал свою вину, – для разрешения вопроса, являлись ли его высказывания умышленными оскорблениями, судье необходимо заключение эксперта и свидетельские показания. В роли эксперта могут выступить компетентные специалисты по лингвистическим экспертизам – такие, например, как ученые Института русского языка РАН (Российская академия наук).

Что касается свидетелей, то истица даже не сочла нужным упомянуть, что при разговоре присутствовала твоя сотрудница. Которую можно привлечь в качестве свидетеля защиты – она-то покажет, что ты не оскорблял журналистку, а просто бубнил в сторону.

Итак, на сегодняшний день:

1. состоявшийся процесс закончился ничем. дата следующего судебного заседания – 10 сентября 2003 года.

2. судья будет выносить решение на основании лингвистической экспертизы. Потребуется исследование аудиозаписи интервью с сопоставлением вербального и невербального поведения участников (сопоставление возможно только на основании свидетельских показаний). Тут два пути – мы ищем своего эксперта (это только Москва, здесь у нас таких специалистов нет), который даёт нам нужное заключение. Но это крупные расходы. Другой путь – истица ищет эксперта сама (в конце концов это же ей надо, без заключения лингвиста судья не вынесет решение), и если она вдруг выигрывает суд (вероятность очень мала), мы подаём апелляцию и находим своего эксперта.

3. на следующее судебное заседание мы приводим своего свидетеля – твою сотрудницу Ирину Кондукову.

До связи,

Лев Рогозин.

Глава 22

Винцас Блайвас постоянно что-то предлагал, но пока что не получалось с ним довести до ума хоть какой-нибудь проект. Были предложения по недорогим помещениям в собственность, по ворованным автозапчастям, по серым схемам импорта любого товара за 10 % суммы инвойса, по конфискованным товарам за одну пятую стоимости. Однажды Блайвас привёл в офис некоего молодого коммерсанта, и вместе с Радько разводил его, Андрей принимал участие во встрече и предполагалось, что он поможет наклонить этого парня. Радько и Блайвас предлагали коммерсанту (внешне похожему на Билла Гейтса – типичный ботаник, да и зарабатывал он неплохо) «создать общее дело», «начать перспективный бизнес». Реально это означало, что будет создана новая структура, учредителями которой станут Радько, Блайвас, и ботаник. И ботаник будет вести свой успешный бизнес от этой фирмы, а Радько и Блайвас будут получать по 1\3 чистой прибыли. Про свой вклад в «общее дело» они говорили долго и туманно, много было сказано высоких фраз (мы в этом городе решаем все вопросы и т. д) но если выпарить сухой остаток из этого тумана, то их участие ограничивалось предоставлением офиса, охраной, и умозрительным проталкиванием вопросов в любых инстанциях. Как это выглядит на практике, Андрей уже знал – никак. Блайвас не помог ни в одном вопросе, которые ему давались, в частности с медицинскими продажами. А то, что, со своей стороны предлагал он (автозапчасти, таможня, конфискат) – возможно, это были стоящие направления, но чтобы превратить их в доходный бизнес, необходимо бросить все свои дела и заниматься только этим.

Получалось, что ботаник должен положить в общий котёл свой реальный бизнес (он занимался компьютерами), а решальщики вопросов – Радько с Блайвасом, вносят некий виртуальный административно-силовой ресурс.

В ходе встречи Андрей лишний раз убедился, что на первоначальном этапе знакомства его хотели точно так же попользовать. Но для Блайваса он был тёмной лошадкой – никто не знал, что у него за бизнес, и кто за ним стоит. Блайвасу было известно лишь о существовании крупного волгоградского бизнеса, находящегося под крышей областной администрации Волгограда. Об аккумуляторном бизнесе он ничего не знал. Кроме того, у Андрея был туз в рукаве – его двоюродный брат Ренат Акчурин, работавший в той же епархии, что и Блайвас – у Коршунова.

И если с Андреем как-то нежничали, то на ботанике «решальщики» испытали все свои наработки. Беседа длилась два часа. Но ботаник соскочил. Он изобразил безмерное восхищение возможностями своих потенциальных соучредителей и глумливо (как показалось Андрею) поинтересовался: зачем он, маленький серый человечек, понадобился таким великим людям, – которые как бы между делом пробивают пятно для строительства газпромовского офиса в Таврическом саду, участвуют в строительстве нового моста через Неву и т. д (Блайвас важно сопел, что «занимается этими вопросами»). В общем, компьютерный коммерсант предпочёл пробиваться своими силами в этом сложном и опасном мире. Хоть и говорят: «каждому жулику – по лоху», но для Блайваса и Радько количество лохов было строго лимитировано.

Весь июнь Блайвас допекал Андрея одним делом – просил, требовал и почти угрожал, заставляя встретиться с неким Лейзером Вексельбергом. Объяснение было дано исчерпывающее, в духе Блайваса: «Интересное дельце из банковской сферы». Всё бы ничего, но Вексельберг был жителем Москвы. Зная цену всему тому, что предлагает Винцас Блайвас, Андрей не собирался специально ехать в столицу ради очередного непонятного проекта, «интересного дельца из банковской сферы». Но бывая проездом в Москве, он также не имел возможности встретиться с Вексельбергом. Обычно он прибывал в столицу поездом рано утром в 6-00, самое позднее 6-30 и с Ленинградского вокзала сразу ехал в аэропорт Домодедово. На обратном пути (из Волгограда, Казани или другого города) он прилетал в Домодедово вечерним рейсом, примерно в девять часов, и вылетал на Петербург рейсом авиакомпании Трансаэро в 22–20 либо ехал на Ленинградский вокзал, откуда ночным поездом отправлялся на Питер. И он просто не мог себе позволить находиться в Москве больше чем два часа, необходимые для трансфера из аэропорта на вокзал и наоборот. Специально переться в город – на это нужно минимум полдня, и всё ради чего? Ради очередного левого дела!?

В начале июля Андрей специально прилетел в Москву на переговоры в «Джонсон и Джонсон», а также в компанию РИПЛ, с которой так и не расплатился до конца за поставленные в Казань мониторы и центральную станцию. Инженеры РИПЛа по нижайшей просьбе Андрея смонтировали и запустили оборудование в родильном доме РКБ (там назревал скандал), но свои деньги фирма РИПЛ до сих пор не получила. Блайвас, осведомлённый обо всех передвижениях Андрея, вцепился в ухо, требуя немедленно ехать на встречу с Лейзером Вексельбергом. Он звонил каждые двадцать минут с одним и тем же вопросом: «Ты доехал? Ты с ним встретился?» В этот раз Андрей прибыл в Москву по воздуху, и дорога из аэропорта Шереметьево до города заняла почти три часа. Ленинградка вся стояла, пешеходы по обочине двигались быстрее, чем такси. И за эти три часа Блайвас своими звонками выклевал весь мозг. Андрей слушал его как радио и решил про себя, что сначала сделает свои дела, а потом, если останется время, отзвонится Вексельбергу. И уже придумал отмазку на случай, если времени для встречи не будет. Но когда подъехали к Тверской и он на очередной звонок Блайваса ответил, что направляется на улицу Тульскую в офис «Джонсон и Джонсон», тот взревел: «Ёпта, Вексельберг тебя ждёт у переговорного пункта на Тверской!» Оказывается, Андрей час назад, когда проезжали мимо аэровокзала, машинально назначил встречу на углу Тверской и Газетного переулка. Блайвас, сидя в своём питерском офисе, следил за всеми перемещениями Андрея и уже направил Вексельберга в указанное место. Пришлось согласиться. Блайвас в двадцатый раз скинул SMS-кой телефон Вексельберга и сказал, что перезвонит (а кто бы сомневался!)

Грамотно он состыковал двух людей в огромном мегаполисе. Андрей остановил такси на углу Газетного переулка, расплатился и без труда нашёл серую Хонду с номером 673, сел на переднее сиденье и представился сидевшему за рулём красивому еврею с козлиным лицом, сладкой улыбкой и жестким взглядом:

– Ну здравствуй, это я.

Вексельберг вяло пожал протянутую ему руку и резко тронул с места. У него была типичная манера езды москвича, которому приходится много перемещаться по городу. Так, обгоняя, подрезая, объезжая пробки по тротуарам и немыслимыми кущерями-подворотнями, добрались до места, и по дороге он объяснил суть дела: некие таинственные люди имеют доступ к инсайдерской информации Центробанка, и им известно, когда у какого банка отзовут лицензию. И они предлагают такую схему: набрать у поставщиков товар на условиях отсрочки платежа и расплатиться с ними векселями банка – без пяти минут банкрота. Подготовку векселей они берут на себя. От партнера необходим пул фирм-кредиторов.

«Что ж, наконец Блайвас подбосячил нормальную тему», – оживился Андрей.

Вексельберг явно нервничал. Он оставил машину за несколько кварталов от нужного места. «На всякий случай», – сказал он, и его беспокойство передалось Андрею. Он успокоил себя тем, что пока что никого не кинул, а просто идёт на переговоры. Выяснилось, что Вексельберг с Блайвасом незнаком, никогда в глаза не видел, а состыковались они через длинную цепочку посредников. И за свою работу, сводничество с банкирами, рассчитывает на процент от суммы предполагаемой сделки.

Идти пришлось долго. Андрей не ориентировался на местности, но точно помнил, что за пределы Садового кольца не выезжали. Наконец, подошли к солидному заведению, английскому пабу под названием «Гудермес», прямо на тротуаре возле которого стояла белая семерка-БМВ с номерами 666, двадцатый регион, и вошли вовнутрь. Там было пусто. В уютной полутьме царствовали кожа, дерево, звучала подходящая для английского паба музыка – мужской хор брутально исполнял боевую песню ичкерийцев-дружинников, в звуковое полотно трека было искусно вплетено огромное количество сэмплов экзотических инструментов, а местами – автоматные очереди и звуки ракетного удара. Вексельберг попросил бармена позвать Лечи, и тот по мобильному вызвал хозяина: «К вам пришли».

Обстановка выглядела достойно: тяжелые деревянные балки, массивная резная мебель, высокие дубовые панели, перегородки между столами, создающие сидящими за ними посетителями ощущение того, что они находятся в отдельном кабинете. Окна находились почти под потолком, гости не могли видеть то, что творится снаружи, а прохожие не могли видеть того, что внутри.

Из служебного помещения в зал вышли трое мужчин. Они представились: Лечи, Умар, Заза. Как правоверные английские джентльмены, Лечи и Умар с суровыми, будто высеченными из камня лицами, были в деловых костюмах от Аlexander McQueen, а раскачанный печальный буйвол Заза – в зеленой футбольной майке с изображением белого полумесяца и надписью Chelsea на груди, полосатых брюках и спортивных туфлях – всё от Kenzo. Осведомившись, как гости доехали, не дожидаясь ответа, хозяева предложили приступить к делу. Прошли в отдельный кабинет и устроились за столом – хозяева напротив гостей. Это были колоритные типы, Андрей бы их точно узнал на улице после единственной встречи. Лечи был постарше, лет под шестьдесят, седой, Умар не старше 35-ти, Заза – самый молодой, лет около 25-ти. Заглянул официант, подал меню, и Лечи предложил что-нибудь выбрать покушать. Гости отказались, но он настойчиво повторил:

– Что-то выпить – не стесняйтесь, вы в гостях!

Андрей попросил коньяк, Вексельберг отказался от угощения, Лечи с Умаром заказали Гиннес, Заза – гранатовый сок. Когда официант удалился, стороны некоторое время изучающе разглядывали друг друга.

– На какую фирму нужно выписать вексели, – глядя больше на Вексельберга, вопросительно произнёс Умар.

– Нет, это он набирает клиентов, я – посредник, – быстро заговорил Вексельберг с видом человека, которому приставили нож к горлу.

Андрей вступил в беседу:

– У меня фирма по продаже медоборудования. Полчаса назад мне предложили эту схему, я бы хотел узнать условия.

Лечи ткнул пальцем Вексельберга:

– Но ты выступаешь гарантом.

Тот поёжился и ничего не ответил. В кабинете появился официант с заказом. Расставив напитки, он спросил, нет ли ещё пожеланий, и удалился. Лечи отхлебнул пива и вытер салфеткой губы.

– А как я буду работать, я его не знаю.

Вексельберг посмотрел на Андрея и сказал, что тоже его не знает, видит впервые. Андрей взял коньячную рюмку, она была горячей, как полагается, поднес к носу, вдохнул аромат:

– Слушайте, я вас всех тут впервые вижу, вы как-то определитесь между собой.

Резиденты английского паба «Гудермес» свирепо поглядели на Вексельберга, тот обреченно согласился:

– Ладно, я гарант.

Любой бы на его месте согласился.

У них были какие-то сложные взаимоотношения, распутывание которых не входило в сегодняшние планы Андрея. У него впереди две важные встречи… и две-три порции хорошего коньяка будут очень кстати.

– У тебя пока нет готового клиента кому выписать вексель, – обратился к Андрею Умар.

– Пока нет.

Умар и Лечи переглянулись, Заза издал грозный рык.

– Мы не успеем на Зенит-Банк, – сказал Лечи и пояснил:

– Мы не можем заранее сказать, какой будет банк, постоянно идёт работа, кого-то банкротят, отзывают лицензии, ты когда обеспечишь конкретным заказчиком, назовёшь сумму, и мы определимся с банком.

Умар принялся выпытывать, о каких суммах идёт речь. После некоторых колебаний Андрей озвучил: средний долг составляет 100,000 рублей. Заза злобно рыкнул, Умар и Лечи переменились в лице.

– Это несерьёзно.

– Это не работа.

Они вопросительно уставились на Вексельберга, мол, кого ты нам привёл. Тот посмотрел на Андрея как на вьетнамца-лоточника. Умар заявил, что они работают от миллиона долларов.

– Давайте я вам кое-что разъясню, – вмешался Андрей. – У меня десятки клиентов и более сотни поставщиков. В прайс-листе две тысячи наименований, и всё я на складе не держу. А как вы думете – это современное предприятие. Ваш ресторан, я думаю, тоже не с одним поставщиком работает, а выбирает по одной-двум позициям у десятка разных фирм. Вы смотрите, у кого лучше цены, и не отдаёте весь заказ в одни руки, а дробите на несколько фирм. Так и я – мне придётся набирать у нескольких компаний товар на нужную сумму – хотя бы потому, что это не алмазный рынок, и не рынок оружия. Да я вообще затрудняюсь сказать, кто, в какой отрасли, сможет отгрузить без предоплаты на миллион долларов.

– По сто тысяч рублей это получится около 250 фирм, в банке придется выписывать 250 векселей, это никто не будет делать, – произнёс Умар, в его голосе явственно чувствовались обвинительные нотки.

Андрей не смог скрыть усмешки:

– Как будто вам предлагают камни таскать. Я каждую неделю заказываю векселя во Внешторгбанке, там есть специальный отдел. Девчата клепают их как на конвейере. Не вижу никакой сложности – напечатать одну бумажку или три сотни.

– Тебе выписывают простые векселя, – бесстрастно заметил Лечи.

– Ну да, простые, – согласился Андрей.

– На них по-русски написано: простой вексель.

Андрей и на это согласился. Тогда Лечи внёс существенную коррективу в рассуждение о том, что «векселя можно клепать на конвейере»:

– Банк акцептирует деньги, которые находятся на твоём счёте, взамен даёт тебе простой вексель с погашением не ранее оговоренного срока, так?

– Так.

– Ну а мы даём тебе вексель, за который тебе не надо платить в банк – эти деньги ты отдашь нам наличными, ясно?!

Досказав, Лечи обратился к своим помощникам на незнакомом наречии. Они принялись что-то обсуждать вполголоса.

Тот, кто утверждает, что безошибочно определяет род занятий по внешности человека и по одежде, сильно преувеличивает свои возможности. Андрей много раз убеждался, насколько обманчив может быть экстерьер и был свидетелем самых невероятных несоответствий вывески внутреннему содержанию. Поэтому он не стал утруждать себя анализом своих конрагентов. Просто ждал, наблюдая, как они совещаются между собой на каком-то кавказском наречии. В котором очень много слов, заимствованных из русского языка. Из их разговора Андрей понял, что им вполне понятна невозможность взять у одного поставщика товар без предоплаты на миллион долларов. Чем бы они ни занимались, но они многое понимают в современном бизнесе.

У Андрея зазвонил телефон. Беспокоил Блайвас – ему уже не терпелось получить свою долю. Пришлось его огорчить – до светлого дня зарплаты ещё очень далеко.

Наконец, они до чего-то договорились. Выступил Умар:

– Зачем тебе брать у фирм товар без предоплаты? Ты приходишь на фирму, набираешь на миллион долларов… хуй с ним – приходишь на две фирмы и в каждой набираешь товар по полмиллиона долларов и расплачиваешься векселями. Зачем тебе брать товар на отсрочку, если ты можешь купить по предоплате за вексель?

Андрей потёр руки:

– А с чего вы взяли, что фирмы обрадуются левым векселям какого-то Гоп-Стоп-Банка? Я так понял, что если вы выпишете мне вексель, то я буду ОБЯЗАН…

Андрей сделал ударение на это слово и посмотрел на Вексельберга, которого уполномочили быть гарантом.

– … буду обязан его оплатить с дисконтом…

– 50 %, – вставил Умар.

Не подав виду (это были кабальные условия, получалось, что Андрей, выполнив самую грязную работу, получал меньше всех – с учетом цепочки посредников), Андрей продолжил:

– … буду обязан оплатить его с дисконтом 50 %. Но прежде чем брать на себя риск, я должен быть уверен, что гарантированно возьму ликвидный товар – чтобы быстро реализовать и обеспечить сделку реальными деньгами.

Увидев понимание в глазах контрагентов, даже у Зазы, человека-зверя, почти одноклеточного существа, он продолжил:

– Я вижу работу так: я договариваюсь с поставщиками, что куплю у них товар и оплачу векселями, и если они подпишут договор, то я сразу же обращаюсь к вам. Либо возьму на условиях отсрочки и расплачусь векселями, просто поставив их перед фактом, якобы другой возможности расплатиться нет.

(в последнем случае, правда, Андрей вообще не видел необходимости задействовать своих новых знакомых на условиях 50 %, потому что если уж он получит товар без предоплаты, то может забрать 100 % вырученных денег и самостоятельно динамить кредиторов – примеров тому тьма).

У Лечи остался еще один аргумент:

– Может у тебя, или твоих друзей, есть долги. Ты можешь собрать всех готовых кредиторов и отдать им необеспеченный вексель, а 50 % денег отдашь нам.

Андрей открыто усмехнулся – грозные, как пираты Талибского моря, ребята знают в шутке толк. В описанном случае гораздо действеннее обратиться в «офис» – там тоже работают за 50 % и могут, в отличие от левых бумажек, обеспечить безопасность.

– А зачем кредиторам левые бумажки? Им нужны деньги. Допустим, они примут необеспеченный вексель, но это отсрочка на один день. Они пойдут в банк или на биржу, там откажут в погашении векселя, потому что банк выдавший его, уже не отвечает по своим обязательствам, и тогда кредиторы возвращаются ко мне и начинают требовать настоящие деньги – они же знают где я живу. А лопухов, которые схавают необеспеченный вексель, можно опрокинуть и без предъявления левых бумаг.

– Тебя послушать – так мы вообще левую хуйню предлагаем, – сказал Умар. – Продавцы, с которыми ты расплатишься нашими векселями, тоже могут придти к тебе домой и настучать по башке, несмотря на то, что у тебя в договоре заранее будет стоять: оплата векселями.

– У тебя по бумаге будет честная договоренность, – прибавил Лечи. – В договоре с твоим продавцом будет прописано: товар оплачивается векселем такого-то банка. Если они подпишут, как потом повернут в обратку? Как будут приходить угрожать в твой дом? Это получается беспредел, так каждый может прийти к другому в дом с пистолетом и сказать: давай сюда деньги!!

Чтобы не запутывать переговоры, Андрей не стал говорить им, что сам не будет договариваться с поставщиками, и если не найдёт подставное лицо, то откажется от этой схемы. А решение озвучил такое:

– Давайте так: я усвоил информацию, которой вы поделились со мной, и попробую набрать клиентов. Если у меня что-то получится – я вам отзвонюсь.

Умар поинтересовался насчёт сроков. Андрей назвал временной период от фонаря – два месяца. Умар и Лечи обменялись недовольными взглядами и откинулись на спинки кресел с таким видом, будто сосут горькую пилюлю. Заза зарычал. Явно не коренные москвичи, но уже приобщились к местной культуре – сидя на месте, ничего не делая, хотят получить всё и строят из себя недовольных, когда провинциалы не доставляют им это по первому требованию. Но деваться некуда, и они, переговорив между собой на непонятном кавказском наречии, сказали, что согласны ждать два месяца. И теперь им захотелось заключить крепкий мужской договор – получить слово, гарантию того, что всё именно так и будет: ровно через два месяца им принесут заявку минимум на миллион долларов, на эту сумму они выпишут вексель очередного банка-банкрота, после чего получат 50 % номинала векселя. Но Андрей молчал, он считал эти переговоры предварительными, и, поскольку не брал в долг деньги или какой-нибудь товар, то не считал себя в чем-то обязанным. На Вексельберга было жалко смотреть – ему явно не хотелось быть гарантом. Видимо, он знал не понаслышке, что значит пообещать и не сделать.

Очевидно, резиденты Гудермеса работали по типу Блайваса – искали кого-то глупее себя, разводили понты, навязывали свои условия и добивались, чтобы взятый в оборот человек дал слово, пообещал что-либо в ущерб себе, а потом методично, используя силовой ресурс, заставляли выполнить обещанное. И ведь искренне верят, что их время очень дорого стоит, и раз уж они потратили пять минут на переговоры, то непременно ДОЛЖНЫ по итогам встречи зафиксировать миллионную прибыль. Они в принципе не рассматривают вероятность того, что партнёр может отказаться от их кабальных условий и предложить свои, равноправные.

Андрей так и не дал никаких обещаний, предоставив Вексельбергу заканчивать встречу так, как было принято в их социуме – что-то гарантировал, обозначал какие-то временные рамки, называл цифры.

– У вас, бизнесменов, есть часы, – Лечи навёл резкость на Rado, выглянувшие из-за манжета рубашки на руке Андрея. – А мы, джигиты, держим под контролем время.

Слова главного джедая Гудермеса прозвучали внятно, как удар в солнечное сплетение.

После переговоров, напоминавших джигитовку, идя по улице в поисках такси (Вексельберг сразу, как только вышли из заведения, быстро попрощался и исчез), Андрей прокручивал в голове состоявшийся разговор, вспоминая, давал ли он конкретные обещания. Видит сопливый верблюд, что нет, не давал. Значит, по понятиям данного социума, ничего не должен.

Эта встреча была полезна тем, что после неё две последующие Андрей провёл на раз-два-три: на РИПЛе, который уже подготовил предарбитражное письмо, удалось выторговать очередную отсрочку платежа; а в Джонсоне выбить дополнительные скидки.

* * *

Проект с векселями, предложенный Андрею во время поездки в нерезиновую столицу Кавказа, Москву, был не очень-то выгоден и даже опасен. Деньги на всю толпу зарабатывать должен Андрей, при этом он рисковал гораздо больше других участников (которые по сути дела были просто посредниками-сводниками), и меньше всех получал. 50 % сразу забирали джигиты, 10 % хотел себе Вексельберг, остальные 40 % распределялись между Андреем, Радько и Блайвасом. Легальный бизнес гораздо прибыльнее, чем эта серая схема. Что касается риска, то, если разобраться, то все, кроме Андрея, находились в безопасности. (конечно, рисковал еще тот, кто выписывал вексель и информатор из Центробанка, который сливал данные, у каких банков отзовут лицензию). А Андрею предстояло самое стремное – разбираться с обманутыми продавцами, с котороми он расплатится необеспеченными векселями за товар. И этот товар ещё предстоит продать. А чтобы его быстро реализовать, нужно будет сделать скидку – это еще один убыток. Нет, это левая схема, подписаться на которую может только полный идиот. Особенно если учесть, что в деле участвует Лечи Вайнах – тот самый, которого Вальдемар охаракатеризовал как «очень приличного, интеллигентнейшего, добрейшей души человека и специалиста в своём деле». А специальности у него две: ресторатор и дизайнер жизни. Дизайнер в том плане, что запросто может кого-нибудь подрезать.

Но Блайвас так упорно наседал, что Андрей уже собрался уйти из его офиса, закрыть весь этот медицинский проект, несмотря на то, что взял на работу ещё двоих менеджеров по продажам и арендовал дополнительный кабинет, тот самый, тридцатипятиметровый, который изначально предлагал Блайвас. Назревала ссора. Волки действительно не приручаются, сегодня они подпускают к себе и дают себя погладить, а завтра перегрызут тебе глотку. Позабыв про братания, клятвы дружбы и лобзания в дёсны, Блайвас включил свою бандитскую тему: заявил, что Андрей дал слово, то есть подписал кровью договор, из-за неисполнения которого у людей пошли убытки. То есть они потратили время и силы, а значит ДОЛЖНЫ получить предполагаемый доход. Из-за того, что они пошли Андрею навстречу и уделили ему время, им пришлось пренебречь другими, более доходными проектами. И если он не хочет заниматься сверхдоходным вексельным проектом, то пусть компенсирует упущенную выгоду в размере $900,000.

То был явный беспредел – ведь Андрей никому ничего не обещал, с таким же успехом можно подтянуть к этому вопросу любого прохожего, – взять и тупо наехать на случайного человека, который вообще не в курсе дела. И он был вынужден обратиться к Ренату за помощью.

Встретились, как обычно, в Онтромэ на Большой Морской.

– Если он не прекратит наезды, я ёбну этого жирного пидора в тёмной переулке, – сказал Андрей, когда устроились за их традиционным столиком у окна.

(Блайвас бросил пить и курить, и за два месяца изрядно раздобрел – у него проснулся жуткий аппетит, он присел на три мясных диеты – одной не наедался).

– А это дело такое невыгодное? – заинтересованно спросил Ренат. В отличие от Радько и Блайваса, выказывавших Коршунову, своему хозяину показное подобострастие, а в душе завидовавших ему и люто ненавидевших его, Ренат испытывал к нему искреннее уважение, но тот был очень сложный человек и зачастую обращался не очень вежливо. И Ренат подумывал о другой работе. В настоящее время в его обязанности входило сопровождение Коршунова во время его приездов в Петербург – это примерно один-два дня в неделю, иногда реже.

Андрей объяснил, что дело было бы выгодным, если работать 50 на 50 с тем, кто выписывает вексели, исключив цепочку посредников. Кроме того, неизбежны организационые расходы, чтобы замести следы во избежание разборок с фирмами-поставщиками: левый офис, найм подставных людей, и так далее, и эти расходы ни на кого не повесишь, – ни Блайвас, ни тем более Лечи с Умаром не согласятся их компенсировать.

А вообще – ну его к черту. Андрей представил, какое получит облегчение, когда избавится от офиса на Мойке, 70. Мизерный выхлоп с этого предприятия не стоит жертв, которые ему приносятся. Андрей мог бы, как его компаньоны, освободившись в четыре часа дня, ехать на фитнес, заниматься другими личными делами, – вместо того, чтобы ещё до восьми вечера воспитывать придурковатых менеджеров и убивать время на Блайваса, терпеть его выходки. Марина, его единственный ценный сотрудник, не нуждается в офисе, её клиенты находятся в других городах. Если закрыть беспонтовую контору, то можно повысить ей зарплату – она не обидится.

Но Ренат неожиданно загорелся:

– Последнее предложение, Андрей. Предложи жирному пидору свои условия: ты согласен на 50 % плюс делите пополам организационные расходы. С Лечи пусть сам договаривается, Вексельберг в пролёте. Согласится – хорошо, не согласится – ты уходишь.

– Так я ему говорю: мне невыгодны его условия. Он ничего не хочет понимать.

– Надо говорить на понятном языке – ты же сам учил: с людьми надо говорить так, чтобы они сразу въезжали. Не надо констатировать факт, что тебе невыгодно. Надо в ультимативной форме предложить выгодный тебе вариант.

– Послушай, Ренат: я уже ничего не хочу. Ебись оно конём.

Ренат предложил свои услуги – он сам поговорит с Блайвасом и примет непосредственное участие в проекте, будет делать всё, что прикажет Андрей. По деньгам – возьмёт столько, сколько Андрей сочтёт нужным ему заплатить. Развивая мысль, он сказал, что достаточно поездил с Коршуновым, чтобы некоторые влиятельные люди стали воспринимать его, тень хозяина, всерьёз, и теперь можно обращаться к ним с личными просьбами.

Андрей устало вздохнул:

– Давай, без проблем.

А в душе пожелал, чтобы у Рената не получилось наклонить Блайваса и навязать свои условия.

Обсудив дело, перешли к личному. Ренат развязался с Леной Шаабан… почти полностью и нашёл другую девушку, которую тоже зовут Лена. Эта новая Лена по фамилии Новикова гораздо лучше прежней – и не только внешне. Она не капризничает, не противится сексу, и не тянет воздух. Ренат не жадный, он понимает, что на девушку нужно тратить деньги, но предпочитает делать это по собственной инициативе, а не так, как это происходило с Леночкой Шаабан. А ещё в отношениях нужна отдача и признательность, а не игра в одни ворота – один отдаёт всё, а другой потребляет и не даёт ничего.

Самое главное, что Ренат уже не страдает – ему удалось избавиться от зависимости… но он по-прежнему желает Леночке скорой смерти от удушья в помойной канаве с хуем бомжа в глотке. Время от времени он встречается с Леночкой, правда, уже не он ей, а она ему названивает. Встречи проходят не так как раньше, а с гораздо меньшим размахом и почти на ходу, длятся не более часа.

– Теперь она меня доёбывает с работой, – пожаловался Ренат. – Хочет, чтобы я её пристроил на тёплое местечко.

– Где бы она сидела, в хуй не дула и получала дохуя денег.

– Ага, типа того.

Они принялись вышучивать попытки бывшей девушки Рената упасть на хвост и на халяву устроить себе содержание. И Андрей вдруг вспомнил Машу Либерт, аналогичные её способности и то, как она ими пользовалась.

– Слушай, а давай её возьмём на работу.

– Думаешь удастся присунуть! – расхохотался Ренат.

Но Андрей уже не шутил – эта динамщица идеально подходила на роль переговорщика с клиентами, у которых предстояло закупать продукцию и расплачиваться левыми векселями. Ренат, мгновенно став серьёзным, выслушал объяснение и согласился: да, лучшей кандидатуры, чем Леночка Шаабан, для этой роли не придумать. Но только Андрей пусть сам с ней возится, а у Рената с ней сложился такой формат общения, при котором он не может ей что-то приказать, а тем более такое, что с общепринятой точки зрения является предосудительным.

* * *

Как уже часто бывало, если Андрею никто не вредил, то он брал инициативу в свои руки и портил всё дело. Леночка Шаабан была принята на работу в качестве офис-менеджера и на первых порах ей было поручено подсчитывать прибыльность сделок. Ей передали всю информацию по сделкам – счета на оплату, банковские выписки, приходные накладные, расходные накладные, и она должна была высчитать «грязный доход», то есть без учета комиссионных клиентам и транспортных расходов. То был мартышкин труд, потому что всё то же самое можно сделать в программе 1С несколькими кликами. Но Андрей просто не знал, чем её ещё занять, поэтому предложил эту рутину. Предлагать ей реальную работу было неразумно, так как априори эта динамщица являлась временным сотрудником.

Беспристрастный наблюдатель вряд ли назвал бы Леночку идеалом красоты. Это обычная не лишенная приятности девушка: симпатичное лицо, большие выразительные серые глаза, губки бантиком, грудь и талия… под вопросом, красивые длинные ноги. Она могла бы стать моделью – если бы занималась фитнесом и выполняла принятые в данной отрасли условия.

Главные её достоинства раскрывались при общении. У неё, несомненно, был талант притягивать мужчин, крутить их на деньги и держать дистанцию при длительном общении. Андрей сначала скептически воспринял душераздирающий рассказ Рената про поездку в Турцию (реальный кошмар – жить неделю в одном номере с динамщицей, словно подключенной к морозильной камере, в то время как стены отеля содрогаются от блядских стонов и русские туристки вешаются гроздьями даже на местных турок), но познакомившись с ней поближе, понял, что она способна на такие вещи. Он сам попался на её удочку.

Непонятно как, каким способом она завлекла его на свидание и продержала до утра, таская по заведениям, в которых не отделаешься заказом минеральной воды. Сначала после работы они зашли в бистро «Анталья» на Большой Морской (вокруг офиса это самое демократичное место), в котором Андрей сразу заказал пиво вместо дорогих вин, а когда официант спросил «Какое?», демонстративно ответил: «Самое дешевое!»

Он твёрдо решил, что сейчас поужинает и поедет домой, а Леночка пускай добирается к себе на проспект Большевиков общественным транспортом. Но она применила все свои навыки обольщения, и понеслась пизда по кочкам: ресторан «Эрмитаж», ночные клубы «Трибунал», “Hollywood nites”, «Магриб»…

И что характерно, ему не только не удалось её затащить в постель (об этом не могло быть и речи – она девушка порядочная, у неё принципы!.. о которых Ренат говорил: ага, принцип лохануть мужика, оставить его с носом), не получилось не только поцеловать, но даже просто потанцевать и подержаться за ручку. Ночь прошла в алкогольном угаре, по части истребления крепких напитков худая Леночка могла посоревноваться со 150-килограммовым мужиком; и Андрей пришёл домой в семь утра с головной болью и пустым кошельком, ломая голову, зачем, ради чего предпринята эта вылазка с беспонтовой сучкой. Он позвонил Ренату и дал наказ:

– Если ещё хоть раз поведусь с ней – можешь разбить мне ебало, я разрешаю!

Однако уже через пару часов засомневался – девушкам с красивыми длинными ногами он мог простить любой недостаток, даже отсутствие мозгов. А ножки у Леночки были чудо как хороши.

Глава 23

Ренат заставил поумнеть неразумного Блайваса, который после долгих переговоров (быстро соглашаться не мог) потушил жадный огонь в глазах и согласился умерить притязания, правда, за счет Лейзера Вексельберга с последующем отжатием Лечи Вайнаха. Блайвас пока не выходил на Лечи, но не сомневался, что найдёт способ подвинуть джигитов. Теперь условия сделки стали выглядеть следующим образом: Андрею достается 40 % и заботы по реализации товара, купленного за вексели (то есть дисконт придётся взять на себя), Блайвасу всё остальное (плюс то, что он отожмёт у джигитов), и он соглашается оплатить половину организационных расходов.

То, что у Блайваса кровь в жилах ещё не закисла, сомневаться не приходилось. В один из дней, когда Андрей приехал в офис, к нему тут же с порога подскочил Блайвас и спросил, достаточно ли широкий багажник у Вольво.

– Смотря кого ты туда хочешь запихать, – ответил Андрей.

– Так, сейчас поедем на твоей Вольве на Манежную, – скомандовал Блайвас и пошёл к Радько, из кабинета которого раздавались громкие голоса.

Андрей отправился на кухню, но не успел заварить кофе, как влетели Радько с Блайвасом и стали наперебой что-то говорить о предстоящей поездке. Было непонято, что им нужно, ясно только, что поездка очень важна для них – оба были чрезвычайно возбуждены.

Андрей почувствовал неладное: зачем хотят воспользоваться его машиной, если багажник Геленвагена, на котором ездит Блайвас, гораздо вместительней, чем у Вольво.

– Минут через десять, ладненько? – сказал Блайвас, но тут на кухне появился Ренат:

– Не, Андрея не будем трогать.

Радько с Блайвасом вопросительно на него уставились, тогда он сказал, что в соседнем дворе (соседний дом тоже принадлежал Коршунову) ржавеет старый Форд Скорпио, служебный автомобиль, на котором год как никто не ездит, надо воспользоваться им.

– А вдруг не заведется? – обеспокоился Радько.

Ренат повторил сказанное: Андрея сюда впутывать нельзя.

Позже он рассказал, в чём дело. В казино «Вегас» на Манежной площади был замечен коммерсант, задолжавший кому-то из своих, по поводу которого к Радько обращались полгода назад. Тогда должника поймать не удалось, и вот совершенно случайно один знакомый увидел его в казино и тут же отзвонился.

Туда отправились вчетвером – Радько, Ренат, Блайвас и ещё один боец – на том самом старом Форде Скорпио, который удалось-таки завести. Коммерсант-должник всё ещё был в Вегасе – беспечно проигрывал свои денежки. Его без проблем вывели, растолковав охранникам, кто такие и зачем пришли, и, немного помутузив, запихали в багажник Форда и повезли за город. Выбрали Приморское направление, и за Ольгино, найдя подходящий лесок, свернули с дороги. Остановившись среди деревьев, вышли из машины, открыли багажник. Должник был едва жив – рядом с канистрой бензина как-то плохо дышится. Однако тёпленький ещё – люди от транспортировки страдают меньше, чем продукты. Его вытащили, бросили на землю и принялись поколачивать бейсбольными битами.

Поняв, что он готов к разговору, вытащили кляп изо рта и спросили:

– Где деньги, сученыш?

Его обыскали и обнаружили ключи от машины и техпаспорт на Лексус LX470, документ был выписан не его имя.

– Полтора лимона есть, – удовлетворенно заметил Радько. С общей суммы долга пять миллионов рублей им причиталась половина, и эти деньги надо как-то заработать. Забрав ключи с документами, порылись в карманах, но больше ничего интересного не нашли и приступили к допросу третьей степени, обсуждая по ходу, что лучше – расчленить должника или обесчленить. Пнув его в пах, Радько повторил вопрос:

– Где прячешь лавэ, пидрила?

Доводы были приведены весомые, и должнику пришлось пойти навстречу кредиторам, рассказать, какими средствами и имуществом располагает на данный момент времени, сколько может выдать наличностью или отдать ликвидными активами.

Если ранее Андрей считал Радько и Блайваса сдувшимися бычарами и понторезами, то сейчас никаких сомнений не осталось: они смогут уговорить Вексельберга отказаться от комиссионных и заставить Лечи Вайнаха изменить условия сделки.

Глава 24

В очередном послании своим волгоградским заместителям, Ирине Кондуковой и Марине Маликовой (которая хоть и проживала в Петербурге, но работала в основном по Волгограду и Казани), Андрей акцентировал внимание на приоритетах компании и вопросах экономики. Совершенно случайно Максим выявил факт продажи товара по ценам ниже себестоимости. Клиенту (горздравотделу) был выставлен счёт, цены в нем указали от балды, а когда его оплатили, то оборудование закупили по ценам выше тех, что указали в счете. Фирма сработала в убыток, тем более что по договоренности с клиентом (руководитель горздравотдела Евгений Карман) ему были выплачены комиссионные 10 % от суммы поставки. Это был клиент Марины Маликовой, но в её обязанности входили переговоры и продажи, а за цены и поставку отвечала Елена Николова. По её тону Андрей понял, что это её просчет. Она не оправдывалась и никак не объясняла ситуацию, просто закрылась – делайте что хотите. Учитывая её заслуги, Андрей не стал на неё давить. К тому же, это не имело смысла, она относилась к такому типу людей, которые сами себя наказывают (переживания, угрызения совести) гораздо сильнее, чем это сделали бы окружающие.

В отправленном электронном письме он в мягкой форме высказал свои пожелания.

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: Марине Маликовой, Ирине Кондуковой

Привет!

Напоминаю о приоритетах нашей компании:

1. Продажа продукции «Johnson & Johnson». Завоевание дистрибьютора № 1 на Юге России. Об этом в разное время мне говорили московские руководители Джонсона – С.С. Ефуни, А. Галеева, С. Карпова и предлагали всяческое содействие. Пока что активности с нашей стороны недостаточно, надо сделать все чтобы достигнуть цели.

2. Освоение бюджетов крупных платежеспособных стационаров нашего региона, участие в крупных программах, поставка для них всего, от «А до Я».

3. Дистрибьюция Рюша, Б.Брауна, Хартмана, Ники, Артемы.

4. Развитие розничной сети.

Конкретные планы по реализации этих задач прошу высылать еженедельно (на следующую неделю вместе с отчетами), + ежемесячно на следующий месяц (также вместе с отчетом за месяц).

Для того, чтобы отдел продаж нормально получал зарплату каждый месяц, нужно предоставить в конце месяца руководителю акт выполненных работ (желательно чтобы в нем все было хорошо – и результаты, и планы). На человека должно быть не менее 500 т руб, наш Южный регион это позволяет. Среди месяца нет времени на проверки, а к зарплате у каждого сотрудника отдела продаж должны быть в наличии отчеты на каждый день по форме. У Вас же должна быть полная ясность в отношении того, сколько денег крутится в регионе и как нам освоить эти деньги.

Для достижения этой цели Вам нужно:

– чаще бывать у соответствующих чиновников, которые реально принимают решения

– анализировать ситуацию, советоваться, принимать правильные решения

– Настраивать народ на работу, осуществлять постоянный супервайзинг подчиненных. Если у сотрудника продажи 0, в конце месяца он должен предоставить поминутный отчет о проделанной работе (это не шутка). Руководство должно точно знать, за что фирма выплачивает зарплату. Для этих целей составляется «Акт выполненных работ». В принципе, если директору непонятно, чем сотрудник занимался целый месяц, и если времяпровождение сотрудника на работе не принесло фирме пользу, то компания имеет полное право не выплачивать сотруднику зарплату. Эту идею надо обязательно донести до народа под разными соусами.

– Итак, мы договорились, что без «Актов» продажные люди у нас зарплату не получают. Причем воды в этих документов быть не должно, нужны только дельные предложения.

– На фирме обязательно должен быть постоянный просмотр и набор народа. Необязательно брать на работу еженедельно всяких разных людей, но просматривать двоих-троих – обязательно! Для этого надо постоянно публиковаться в соответствующей прессе, объявление давайте обсудим и разместим.

– На фирме в принципе не должно быть авралов и форс-мажорных ситуаций. Приготовьте народ к тому, что при любой такой ситуации будет крайний, кто покроет все убытки. Для этого необходимо просмотреть должностные инструкции каждого, все ли подписано, все ли предусмотрено. Очень важный пункт!!! Не буду ни на кого показывать пальцем, но оборудование для горздравотдела (Е. Кармана) закуплено без оформления всех необходимых документов, хотя я миллион раз предупреждал, что так делать нельзя.

– Итак, при любой форс-мажорной ситуации я категорически запрещаю использовать бюджет фирмы для покрытия убытков. При таких ситуациях обязательно должен быть подготовлен тот, кто за все заплатит. Даже при таких «мелочах», как поломка компьютеров. Я категорически против форс-мажорных ремонтов компьютеров за счет фирмы. Компьютеры, которые установлены в офисе в СПб и волгоградские, закуплены в одном месте. За 2 года и 3 месяца ежедневной эксплуатации на ремонт «питерских» не израсходовано ни копейки! (клянусь всеми святыми!). Сколько денег израсходовано на ремонт волгоградских компьютеров за этот период? Идею вы понимаете.

– Необходимо всеми возможными способами ежемесячно увеличивать продажи и расширять нашу зону охвата.

kisses,

Андрей Разгон

Однако, буквально через пару дней после отправки этого письма Ирина прислала сообщение, в котором говорилось:

From: sovincom@vlink.ru

To: andrey-razgon@peterlink.ru

Андрей, привет,

С Рыбниковым получилось не очень хорошо, а именно:

Фирма поставщик (ИнтерМедика Москва) предложила нам анализатор газов/электролитов крови RapidLab 348 за 20800 долл. США (дала нам 20 % скидку от прайса) Мы сделали накрутку 25 % (учитывая Рыбникову 10 %) и сделали ему коммерческое предложение 26000долл. США.

Рыбников показал мне в свою очередь коммерческое предложение ООО Медкомплекс (Москва), где этот анализатор стоит 19900 долл США (в этой цене уже есть его 10 %).

Разница очень значительная 6100 долл США.

Мне кажется, что Лена Николова выставила цены с учетом 20 % НДС (без НДС – 21666), а в Медкомплексе цена выставлена без НДС (19900). Разница конечно есть, но меньше-1766 у.е.

Давай что-то с Леной решать.

Пока,

Ира.

Это был уже серьёзный просчёт. Хорошо ещё, что не со стратегическим клиентом, а с главврачом железнодорожной больницы. С которым, хоть и поддерживались теплые дружеские отношения, но он изначально не пожелал сделать Совинком своим основным поставщиком, и с 1998 года так и не изменил свою позицию.

В ответном послании Андрей попросил Ирину найти Елене Николовой помощницу, акцентируя внимание, что именно помощницу – Елена очень ревниво относилась к новым людям, особенно к тем, кого навязывали ей в подчинение.

А поскольку на фирме снова началась вакханалия самодеятельности – народ стал самостоятельно обзванивать поставщиков, делать коммерческие предложения, выставлять счета клиентам (это строго запрещалось, для этого существовал отдел закупок), то пришлось написать приказ:

«Сотрудникам ООО «Совинком-М» запрещается высылать в адрес сторонних организаций корреспонденцию без подписи зам. директора Кондуковой И.А.»

Глава 25

Как и было запланировано, Андрей отправил семью в сочинский санаторий «Заполярье», в котором отдыхал с компанией на майских праздниках. Он не мог вырваться туда на две недели, и само собой получилось, что путевки были куплены на Мариам, Алика, её мать и бабушку. Тёща ездила с ними отдыхать, даже если присутствовал Андрей – она помогала присматривать за ребенком, и конечно же, должна была поехать в отсутствие Андрея.

Он так и не определился, на сколько дней поедет в Сочи, а чем дальше, тем больше возникало сомнений, поедет ли вообще. На Экссоне его бы отпустили, возможно, даже на две недели. Строгого распорядка не было, каждый компаньон самостоятельно мог взять себе отпуск, предполагалось, что все люди сознательные и будут выкраивать время для отдыха по минимуму, и не во время авралов. Так оно и было, никто из членов команды не утрировал и не злоупотреблял доверием.

Так обстояло дело на Экссоне. Но у Андрея был еще волгоградский бизнес, Совинком, здесь никак не представлялась возможность расслабиться. Эта фирма, как газ, заполняла весь предоставленный объем, – то есть всё свободное время хозяина. Сколько ни уделяй времени, всё равно остаются нерешенные вопросы.

Отрицательное сальдо (это помимо кредитов Волгопромбанка и прочих займов – $50,000) составляло около $20,000. Происхождение задолженности (общая сумма достигала свыше $70,000) оставалось непонятным, скорее всего это долги, тянущиеся с 2000–2001 годов, когда было много организационных вопросов, связанных с переездом в Петербург и началом работы на Экссоне (внесение уставных денег). Постепенно долг нарастал, это явление Андрей объяснял себе тем, что вынужден обслуживать кредиты. $20,000 (забота о других $50,000 как бы отодвигалась на далекую туманную перспективу) – не экстремальная сумма, при существующих доходах можно расплатиться в течение двух-трех месяцев, однако, сколько Андрей ни просчитывал, какие бы графики ни составлял, как ни сводил дебет с кредитом, у него не получалось навести порядок в своих волгоградских делах.

Структура задолженности – это долги поставщикам. Фирма постоянно перехватывалась товаром, брала на условиях отсрочки платежа, а когда подходил срок оплаты, расчет производился из средств, перечисленных клиентами (предоплатные деньги), и снова брался товар на реализацию – в этой или в другой компании. Динамить клиентов с поставками было опасно – могли прекратить сотрудничество.

Кроме двадцатитысячного долга перед поставщиками расходных материалов и пятидесятитысячного – перед банком и Быстровыми, существовал долг в размере свыше $30,000 перед московской компанией РИПЛ за поставленные кардиомониторы и центральную станцию (всё это было продано в Республиканскую клиническую больницу, город Казань, а деньги благополучно освоены в 2000–2001 гг). Андрей вёл бесконечные переговоры с руководством РИПЛа, рассказывал истории о недобросовестных плательщиках (реальную информацию никто не мог узнать, для этого необходимо иметь очень хороший контакт с бухгалтерией Минздрава РТ, откуда перечислялись деньги); в общем крутил динамо. Если на РИПЛе начинали серьезно возмущаться, угрожать судом, Андрей переводил мизерные суммы – просто чтобы показать динамику платежей. Существовала вероятность того, что РИПЛ перейдет от угроз к делу, выиграет суд, бросит инкассо на расчетный счет и заберет причитающиеся деньги. Но Андрею почему-то казалось, что в ближайшее время этого не произойдет. И в его таблице взаиморасчетов компания РИПЛ отсутствовала.

Оставался еще один неурегулированный денежный вопрос – с московской компанией «Медкомплекс». Василий Кохраидзе, бывший директор этой фирмы, взял у Андрея $30,000 наличными (эти деньги Совинком должен был перечислить на Медкомплекс – оплата за полученную продукцию), и уехал в Абхазию. Что касается линии поведения с учредителями Медкомплекса, своими хозяевами, Василий посоветовал «валить всё на него». Между учредителями пошел раздрай, и Василий был уверен, что в возникшей путанице следы Совинкома потеряются. Однако, в середние прошлого, 2002 года на Андрея вышел один из учредителей Медкомплекса, и, угрожая судом, потребовал вернуть долг. Но показал при этом другие реквизиты – не те, что фигурировали в договоре поставки. Возникло подозрение, что он мухлюет и хочет присвоить эти деньги, скрыв от своих компаньонов, которые не знают о дебиторе под названием Совинком.

Андрей вступил с ним в переговоры, и, используя ту же тактику, что и с РИПЛом, заволокитил процесс.

Весной снова побеспокоили из Медкомплекса – позвонила новая бухгалтер и попросила акт сверки. Её, разумеется, продинамили. Больше никто не тревожил.

Тогда, в 2001 году, Василий взял в долг $5000, и эта сумма в числе прочих храпела в том самом отрицательном сальдо, которое Андрей закрывал кредитами, за которые соответственно платил проценты. Но он не решался потребовать назад эти деньги, так как перед этим Василий долгое время кредитовал Совинком, отгружая без предоплаты товар с Медкомплекса. Пять тысяч он попросил в трудное для него время, и Андрей рассчитывал на его джентльменское отношение и сознательность – что он, выпутавшись из сложной ситуации, сам вернет долг. Эта сумма значилась в его таблице взаиморасчетов в колонке со знаком «плюс», то есть как актив, но со знаком вопроса.

Слабо веря, что сможет расплатиться с долгами постепенно, наладив грамотную финансовую политику и не прибегая к рискованным методам, Андрей надеялся, что подвернется сделка, на которой он поднимет крупную сумму и решит все свои проблемы. С такими мыслями он прилетел в Волгоград в первой половине июля, сразу после отъезда Мариам в Сочи. Он чувствовал, что в родном городе много скрытых возможностей, есть неиспользованный потенциал, нужно только найти его. Он бы повременил с визитом, но ему не давала покоя Таня. Она не захотела ехать к нему в Петербург, это был тревожный симптом. Андрей начал ревновать, ему вдруг стало казаться, что Таня чересчур долго не снимает трубку, когда он звонит (с ней рядом кто-то находится, и ей приходится выходить, чтобы ответить?!), и как-то неласково разговаривает, будто с посторонним. А уж если она не брала трубку, а потом перезванивала, в таких случаях Андрей вовсе терял голову.

Как обычно, Андрей прилетел в Волгоград в субботу в полдень. Таня встретила его в аэропорту. Это был сюрприз – его должен был встречать Тишин и везти в кардиоцентр. Сначала Андрей планировал позаниматься делами, а уж потом – встречаться с Таней. Но она позвонила и сказала, что приедет в аэропорт. И ему пришлось отменить Тишина.

Она приехала на мамином «Пассате». Андрей отметил светящиеся глаза и по-новому уложенные волосы. Встретила она, как ему показалось, немного суховато, буднично, и только когда устроились в машине, за темными стеклами отдалась чувствам. В её объятиях он успокоился. Да, это была его Таня, зря он волновался, подозревал. Эта девушка не может обмануть.

На Самарском разъезде она повернула на Третью Продольную в сторону, противоположную кардиоцентру. Андрей указал ей на это, и она удивилась:

– Ты собрался на работу?

Он напомнил, что всегда по субботам работает, и сегодняшний день – не исключение, в офисе его уже ждут. После работы, часов в семь, можно встретиться – для начала поужинать в ресторане «Волгоград», давно там не были, потом уединиться в гостиничном номере того же «Волгограда»…

Она снизила скорость, деловые планы Андрея шли вразрез с её планами.

– Вечером мне нужно к маме на дачу! – вдруг выпалила она. В этом поспешном завлении, и в её неуверенном взгляде чувствовалось отражение каких-то смутных колебаний.

Это была шокирующая неожиданность, Андрей даже не нашелся сразу что ответить. Опомнившись, сказал:

– Что значит «к маме на дачу»? Я же приехал, ты не видишь – на мне вроде нету шапки-невидимки.

Она ничего не ответила. Приняв какое-то решение, прибавила скорость, продолжая двигаться в том же направлении.

– Алло, Таня! Что всё это значит? У тебя на вечер какие-то планы?

Она оставила вопрос без внимания, так же как не потрудилась объяснить, куда направляется вместо кардиоцентра. Возле поста ГАИ машину остановил милиционер с радаром. Таня вышла объясняться, Андрей в это время отзвонился в офис, сказал что скоро будет. Когда она, заплатив штраф за превышение скорости, вернулась, он строго спросил:

– Объясни, что происходит.

– Ты так хочешь?

– Нет, буду сидеть жевать сопли, пока моя девушка за моей спиной крутит шашни! Кто он?!

Не заводя машину, она положила руки на руль, потом опустила на колени и отвернулась к окну. Андрея бувально трясло, он не представлял себе, как переживёт её признание. Выйти из машины, бежать куда глаза глядят? Внезапно он понял, что ничего не сделает, даже если она признается, что изменяет ему, и он будет ещё просить, чтобы она не бросала его.

– Никого у меня нет, – глухо сказала она, повернувшись, – я не такая блядь, как ты…

Он широко раскрыл глаза.

– …и твои друганы, – добавила она.

Он успокоился – она не имеет ничего конкретного, просто накручивает под впечатлением того, что увидела в Сочи. Словно тяжелая гора свалилась с плеч. Он облегченно вздохнул.

– Думаешь мне приятно сидеть тут одной и ждать, когда его величество оторвется от своих дел и привезет сюда свою задницу на денек – большую часть которого будет торчать в офисе?! Давай, катись на свою работу!

Сказав это, она устремила свой взгляд прямо перед собой, на дорогу, где неутомимый милиционер с радаром останавливал одну машину за другой. Стоящий на обочине Пассат был для него хорошим прикрытием.

– И ты решила отвезти меня похоронить?! – полушутливо сказал Андрей, указывая на видневшеся за постом ГАИ Краснооктябрьское кладбище. – Лопату не забыла?

Он наклонился к ней, и она, схватив его шею, с силой притянув к себе, стала жадно целовать.

– За что я люблю тебя, скажи, за что?!

Они прекратили целоваться, когда заметили, что остановленные ГАИшником водители, обходя Пассат, с любопытством глазеют на них через незатонированное лобовое стекло. Показав им поднятый кверху средний палец левой руки, Таня повернула ключ зажигания. По круговому движению она развернулась и поехала в обратную сторону. Вынув трубку, Андрей позвонил в офис, и сказал Ирине, чтобы все расходились, потому что у него непредвиденные обстоятельства, о своих дальнейших планах он позвонит дополнительно.

Таня ударила по тормозам:

– Блина! Что ты раньше не сказал, я уже развернулась!

– А куда ты хотела поехать?

– На дачу.

Когда приехали на дачу, находящуюся сразу за Волжской плотиной, на так называемом Зеленом острове, Таня оставила машину у забора, после чего прошли на участок. Не дойдя до дома, откуда-то из-за виноградника послышался обрадованный голос Арины:

– Вы приехали? А я еще не накрыла вам…

Тут показалась она сама, и улыбка моментально слетела с её лица:

– Андрей?!

Таня выступила вперёд:

– Лена… не смогла приехать, у ней там с Сергеем какие-то дела…

Арина с легким замешательством выдала экспресс-объяснение – мол, Танина подруга, Лена, приезд которой ожидался сегодня, никак не привезёт сюда своего парня, который должен тут сделать одну мужскую работу; и очень хорошо, что приехал другой мужчина – Андрей. Он почувствовал некоторую неловкость, и, оставшись с Таней наедине, высказал сомнения:

– Что-то я не понял – здесь что, ждали другого парня? О какой «мужской работе» идёт речь?! Мой соперник, кто он?

– Не он, а они – футбольная команда «Ротор», – ответила Таня с ясной улыбкой и уклончивым жестом.

Солнечные блики на потолке то становились ярче, то тускнели.

– Я тебе покажу Роттер…дам через Попенгаген, – нахмурившись, Андрей стал приближаться к ней, но она попятилась от него к окну.

Он сумрачно разглядывал обстановку девичьей комнаты, пытаясь разглядеть среди постеров с изображениями кинозвёзд фотографию какого-нибудь задрота, а среди её вещей – что-либо мужское. Она, угадав его мысли, ткнула пальцем в плакат, на котором красовалась сладенькая мордашка Киану Ривза:

– Вот он – мой любовник, только что прыгнул в окно и убежал по стенам – как только завидел тебя, такого стра-а-шного!

Бросив быстрый взгляд на голливудского красавца, повинного в ускорении полового созревания целого поколения девочек-подростков, Андрей рванулся к Тане, но она, перескочив через кровать, швырнула в него свои шортики:

– А вот его штанишки, он их не успел надеть!

Андрей не мог злиться, глядя на задорную и несколько развязную улыбку на Таниных по-детски припухлых губах, назревавшая ссора перешла в веселое пререкание. Таня позволила ему загнать себя в угол комнаты, горячие руки обвились вокруг его шеи. Он попытался отпустить язвительный комментарий по поводу слишком сладенькой внешности Киану, но его губы обжег опьяняющий поцелуй. Андрей тотчас потерял дар речи, но не сообразительность, ибо поспешил набросить на дверь задвижку, чтобы не ворвался Кирилл, Танин младший брат.

Глава 26

Тревога! Как зарождается она? Каким путём утверждает свою власть над всем существом человека? В какой весёлый или невесёлый час опаляет душу лихорадочным огнём?

Тревога беспрестанно нарастала, и не в характере Андрея было покорно мириться с беспокойством, он знал: раз подкралась, то уж ни на миг не оставит, пока не разгадаешь причин её возникновения. Но между стремлениями и реалиями неизбежно быть люфту. Задерживая свои мысли на событиях последних недель, Андрей старался не упустить мельчайших подробностей.

«Может РИПЛ подаёт в арбитраж? Может, Медкомплекс? – гадал он. – Компаньоны узнали про мой офис на Мойке, 70? А как они думают, в какие тяжкие мне приходиться пускаться, чтобы выплачивать им процент?! Каждый из них имеет шабашку на стороне, кроме Алексея, я же не предъявляю им за это».

И вместе с тем он понимал, что находится на особом положении. Братья по любому договорятся между собой, а каждый его просчёт будут рассматривать через увеличительное стекло.

Он много размышлял, могло ли происшествие с Ольгой Шериной спроецироваться на его жизнь, – помимо физических последствий травмы (приступы сильной головной боли и боли в позвоночнике). Иногда у него складывалось ощущение, что она передала ему эстафетную палочку в какой-то сумасшедшей гонке на длинную дистанцию. Она ненавидела содержавшего её папика, но никак не могла отказаться от его денег. Беспрерывно заводила знакомства, но лучшее, чем располагала, оставался Андрей. Но Андрей так и не женился на ней, а она надеялась на это до самого конца. И вот его руками, в конце концов, так уж получилось, папика засадили за решетку.

Андрей это сделал на удивление спокойно – проговорил на очной ставке и на суде то, что велел следователь Сташин, после суда встретился с ним, забрал компрометирующие видеопленки и фото, взял честное джентльменское слово, что никаких копий не осталось, и попрощался, как со старым добрым другом – такие уж сложились отношения за эти годы. Андрей не загонялся по поводу собственной безопасности, он был уверен, что Капранов и его сын, хоть и крутизна крутейшая, строительные магнаты, но никогда не решатся на что-то серьёзное. Максимум, на что они способны – сгондобить уголовное дело. А могут ли они вообще кому-то навредить, если сами себя защитить не могут?!

Начальник следственного управления при прокуратуре Кекеев со следователем Сташиным, конечно, классически сработали и всего-навсего по навету вице-губернатора Шмерко закрыли гендиректора одной из крупнейших строительных компаний области. Конечно же, не Капрановы заказали Еремеева-младшего. (кстати, исполнитель до сих пор в бегах – ай да молодец! Хотя, судя по тому, как работает прокуратура, вполне возможно, что исполнитель идентифицирован с той же точностью, что и заказчики – пятьдесят на пятьдесят!)

Итак, Капрановы выйдут на свободу лет через восемь, это минимум. Озвереют ли они в тюрьме настолько, что начнут мстить самым кровавым образом? Вряд ли, ведь наверняка будут чалиться не со всеми, а на какой-нибудь комфортной хазе – могут себе позволить. Даже если заведут знакомство с урками и сделают заказ – урки их кинут, сколько бы им ни заплатили. Андрей достаточно насмотрелся на подобные варианты и знал: если заказчик неспособен сам, своими руками грохнуть, то его швырнут на деньги – он ведь не сможет придти и наказать за невыполненный заказ. У людей, работающих в этой сфере, своя психология – если им не угрожает физическая расправа, то можно руку дать на отсечение – они опрокинут лоха. А лохами они считают всех тех, кто не может постоять за себя с оружием в руках – фактически весь остальной мир.

Прокачав ситуацию с Капрановыми, Андрей пришёл к выводу, что с их стороны ему бояться нечего. Из каких же глубин появилась тревога? Разгадать – значит предотвратить.

Интересно, что как только Мариам перестала его третировать насчет религии, он сам потянулся к церкви. Он стал заглядывать в Исаакиевский собор, в котором, стоя перед образом Николая Угодника, просил у Всевышнего ниспослать удачу в делах, спокойствие и избавление от непонятных тревог. А однажды, проезжая по Владимирскому проспекту, остановил машину напротив Собора Владимирской иконы Божией Матери. Выйдя из авто, вошёл внутрь храма, купил свечку, отыскал икону с изображением любимого святого – Николая Угодника, поставив свечку, постоял, мысленно желая себе всех благ. Когда проходил по залу, ему подвернулся священнослужитель в черной рясе, и Андрей поинтересовался, можно ли поговорить с батюшкой.

– Желаете исповедоваться? – спросил служка.

– Да, есть такое желание.

Служка рекомендовал отца Пантелеймона – самого мощного священника во всём Питере, когда он читает проповедь, самые крутые ребята в церкви опускают глаза. Отец Пантелеймон так возносит молитвы, что кровь стынет в жилах.

«То, что надо», – согласился Андрей. В исповедальне, оставшись один на один с джедаем кадила, Андрей, рассказав вкратце о своих тревогах, спросил:

– Что мне делать, я пытаюсь выяснить, на чьей стороне мне нужно находиться: в лагере добрых сил или идти рука об руку с дьяволом? 90 % людей портят мне настроение, а оно и так не очень-то. Как с точки зрения церкви, жажда крови – это uncool?

Выслушав ответ святого отца, произнесенный елейным наставительным тоном, Андрей с горечью подумал: «Много бы отдал, лишь бы быть таким же глупым, как эта скотина. Это были бы самые надежные инвестиции. Только такие животные способны находить места, где можно прямо из воздуха подымать громадные деньжищи».

Подумать только – получить пятьдесят долларов за совет: «каждый день обязательно читать утренние и вечерние молитвы, в течение дня читать молитвословы, каноны, акафисты, библию вечером читать обязательно – только при такой молитвенной нагрузке взрывы в голове зальются словно пожарной пеной». Хороший заработок за десять минут рутинной болтовни. А если бы на руке прихожанина были бы не Rado, а Vacheron Constantin, то разводилово в рясе запросил бы штукаря.

«Мир насправедливо устроен, – размышлял Андрей, когда, расплатившись с попом, вышел в залу. – Но с другой стороны, справедливость – мечта нескольких дураков. Несправедливость придумана богом. Учения о первородном грехе было достаточно, чтобы сделать из человека христианина, а учения об искуплении содержит все истины, человеческие и божеские. А любовь бога можно завоевать, лишь совершив столько же жестокостей, сколько совершил он сам».

Андрей продолжал существовать как-то ощупью, в постоянном и беспредметном беспокойстве, почти в метафизическом, и чувствовал по временам такую усталость, точно ему бесконечно много лет. Его преследовали кровавые видения, он жил ожиданием. …Любовь бога можно завоевать, лишь совершив столько же жестокостей, сколько совершил он сам… Ну и с кого начнём?

Глава 27

В этот раз Закревский, минуя Пустовалова, напрямую обратился к Хмаруку, чтобы обсудить положение и скоординировать дальнейшие действия. На встречу, происходившую в пиццерии Сбарро на Тверской, Хмарук привёл Вексельберга.

– Итак, что мы имеем, – начал Закревский, когда расплатились на кассе и проследовав к столику, разложили на нём свой заказ и расселись по местам. – Разгон клюнул и проглотил наживку. Махинация с векселями на сумму миллион долларов тянет на хорошую статью 159 часть четвертая, «Мошенничество в особо крупных размерах». Кроме того – Вахаев, Радулов и Вайнах проходят по убийству и находятся в розыске. Конечно, противозаконно и я должен сообщить данные, что они появлялись в таком-то заведении, но пока придержу инфу – пока они не всплывут с интересующим меня криминалом, с векселями. А как только они передадут векселя Разгону и он ими расплатится за товар – тут мы повяжем всю компанию, и общими усилиями подтянем мерзавца к убийствам и прочей каке-бяке, думаю Радулов, Вахаев и Вайнах не будут возражать, если часть их вины падёт на него.

Хмарук видел ситуацию в более мрачном свете.

– Уголовщина – это не то. Уголовные дела по хую как Разгону, так и Вайнаху с Радуловым. Ты думаешь, почему эти волки, находясь в федеральном розыске, свободно разгуливают по Москве? Ты «придержишь инфу» – а думаешь никто не в курсе, что у Вайнаха ресторан в центре города, и там собирается вся его братва? Точно так же Разгон – да ебал он в рот весь твой компромат, неважно на сколько статей ты его наберешь.

– То есть как это «по хую»? – удивился Закревский. – Это же серьезные статьи – мошенничество, организованная преступность, заказные убийства.

Хмарук объяснил: предполагаемые преступники – уважаемые люди, бизнесмены со связями, и всегда смогут договориться со следователями, а если не с ними, то с судьёй или прокурором. Поэтому вексели – это гнилая затея.

Для Закревского, выпускника Высшей Следственной Школы, такие рассуждения были неприемлемы в принципе:

– Нет, подожди, я не пойму, как это так – «гнилая затея»? Заза Вахаев заочно осужден за убийство Исраэля Соркина, как только его возьмут, сразу его в клетку и по этапу. Вина его подельников полностью доказана. Мы подтягиваем сюда Разгона и захлопываем крышку.

Хмарук, руководствуясь всё теми же соображениями, решительно отмёл доводы Закревского и напомнил, что ни он, ни Вексельберг, не будут давать официальных показаний против Вайнаха и Радулова, и никогда не признаются операм, что встречались с бандитами.

Закревскому захотелось узнать, где слабые места «солидных уважаемые людей, бизнесменов со связями», и он спросил:

– Ну хорошо, чем по-твоему можно пронять этих людей? Расскажи, правда, я отказываюсь принимать твою точку зрения о том, что уголовные дела – это хуйня.

Марьян Хмарук долгое время проработал в крупной компании и, конечно же знал все сильные стороны корпоративной машины. Пока человек в деле, в бизнесе – он неуязвим. Какие бы у него ни были неприятности, он всегда сможет объяснить партнерам, что его личные проблемы – не личные, а корпоративные, это происки конкурентов, врагов компании. И корпорация встанет на защиту своего пострадавшего, но преданного сотрудника. Но если этот сотрудник облажался перед компанией и его вышвырнули на улицу – он никто, он становится уязвимым и его можно упрятать за решетку просто за переход улицы на красный свет. Поэтому – не надо тратить время на добычу компромата против Андрея Разгона. Чтобы уничтожить его, необходимо скомпрометировать его перед его компаньонами. Лишившись стабильного дохода и поддержки друзей, он двух минут на улице не протянет и его можно будет взять просто голыми руками.

Во время этого объяснения Лейзер Вексельберг, по кличке Лёня Вексель, давно расправившийся со своим заказом – а он взял себе стакан зеленого чая – воззрившись в потолок, беззвучно шевелил губами – читал молитву. Он всю жизнь работал один, не понимал корпоративных принципов, и эта беседа была не для него.

– Но как, по какому принципу собирать информацию, чтобы скомпрометировать Разгона перед компаньонами? – Закревский по-прежнему отказывался принимать точку зрения Хмарука. – Я могу найти в его поведении состав преступления, потому что я знаю Уголовный кодекс и знаю, что правильно а что неправедно с точки зрения УК и Конституции. А как я узнаю, что правильно и неправильно с точки зрения учредительного договора Экссона и его свода законов? А вдруг они живут по беспределу и у них нет никаких правил? Это означает, что Разгона невозможно скомпрометировать перед компаньонами, так получается? Нет, это неправильная система координат, я не понимаю и не могу принять эту точку зрения.

Хмарук терпеливо попытался разъяснить.

– Я излагаю свою позицию. Я нахожусь в аналогичной ситуации. Разгон подосрал мне с возвратом НДС, компания повесила на меня этот долг – двадцать тысяч долларов, и высчитывает из моих доходов. Мне больше не доверяют экспортные сделки и вообще косятся в мою сторону. О моих проблемах узнали на стороне, и некоторые нужные люди перестали со мной считаться. Я стал на порядок уязвимее – всё потому, что потерял доверие компании.

Прожевав свою тефтелю, Закревский запил минералкой и сказал:

– Нет, как ни крути, я не могу это понять. Это что получается, у нас нет единой системы координат, общепринятых норм и правил? Чтобы привлечь преступника к ответсвенности, мы должны испросить разрешения у его работодателя? Бред какой-то.

– Нет, ну есть общепринятое универсальное средство – абсолютно беспроигрышное, – сказал Хмарук, ожесточенно работая ножом, разрезая пиццу. – И никаких разрешений не нужно.

– Ну-ка, скажи пожалуйста.

– Физическое устранение.

– Нет, исключено. Мой шеф на это не пойдёт, – отвернувшись от Хмарука, который уже явно понёс какую-то чушь, Закревский обратился к Вексельбергу, никак не участвующему в совещании:

– Товарищи, давайте сосредоточимся и решим-таки проблему. Вы вообще, собираетесь отрабатывать бюджет?!

* * *

Вернувшись в Волгоград, Закревский отчитался перед Капрановым. Был вторник, середина рабочего дня, гендиректор Стройхолдинга вынужденно находился у себя на коттедже, откуда управлял своим строительным трестом, периодически срываясь на крик и злясь, что не может лично съездить на стройплощадку проконтролировать укладку Урсы для вентилируемого фасада, или сходить в земельный комитет договориться насчет выделения пятна под новый объект.

Закревский дождался, пока Капранов, отложив дела, обратит на него утомленный строительными делами взор, и приступил к докладу:

– Александр Михайлович, всплывает небольшая проблемка. Лейзер Вексельберг, еврейский жулик, вышел через знакомых на Разгона – получилась длинная цепочка разномастного жулья, неважно, в итоге Разгон согласился поучаствовать в мошеннической схеме с поддельными векселями, в которой, кроме него и Вексельберга, задействованы чеченские бандиты, промышляющие заказными убийствами. Мои опера из московского ОБЭП подсказывают такое решение: дождаться пока Разгон организует всю схему, получит фальшивые векселя, расплатится с поставщиками, и его действия обрастут составом преступления по статье 159-й, мы раскрываем местонахождение чеченцев, накрываем всю банду, УБОПовцы обрабатывают бандитов, чтобы они дали нужные показания против Разгона, и таким образом он идет по двум или даже трём статьям, включая соучастие в убийствах. Вексельберг активно сращивает всю схему и снабжает следствие аудиозаписями переговоров – за что ОБЭП даёт ему поблажки по его делишкам.

Капранов довольно потер руками:

– Отличная схема, а в чем тут проблема?

– Да есть тут один знаток корпоративной философии – Марьян Хмарук, деловой партнер Разгона, он высказал некоторые мысли…

Закревский пересказал услышанное от Хмарука, Капранов, изредка прерываясь на звонки, выслушал, и дал такой ответ:

– В принципе он прав. Но всё зависит от того, как сработают твои московские друзья. Если Пустовалов такой эффективный службист, как ты его расписываешь, то сможет организовать хорошее уголовное дело, которое получит широкую огласку и от него не так просто будет отвертеться. Прорабатывай вексельную схему, а по ходу дела попробуй подставить Разгона перед чеченцами. Думаю это несложно, он распиздяй и бабник, а значит необязательный человек и наверняка где-нибудь засыпется, не выполнит обязательства перед чеченцами. А они люди суровые, быстрые на расправу. Возможно, он не дотянет до суда…

– Да, такой вариант подсказывал и Хмарук.

– Подставить Разгона перед чеченцами?

– Нет, Александр Михайлович, обойтись без подстав – просто заказать Разгона.

– Кому? Тем же чеченцам? А это идея.

И строительный магнат, вынужденный скрываться как презренный уголовник, задумался, насколько прекрасен будет мир без подонка, устроившего такой кошмар для почтенной семьи Капрановых.

– Нет, Стас, – покачал он головой. – Идея заманчивая, но я не такой подонок, чтобы заказывать убийство. Давай прорабатывать схему с векселями и постарайся, чтобы еврейский жулик подставил Разгона перед чеченцами.

– А как с корпоративной этикой и питерскими компаньонами Разгона?

– Сама по себе идея здравая, но ты представляешь, сколько нужно денег, чтобы изучить жизнь компаньонов и найти в чем уличить Разгона перед ними? Мы можем нанять детективов, которые будут следить за учредителями Экссона день и ночь, но если Разгон добросовестно ведет дела и не ворует у своих компаньонов – хрен мы его в чем уличим.

Глава 28

Вальдемар Буковский, активист здорового и успешного образа жизни, принял Андрея в своём офисе – Босс выделил ему кабинет на одном этаже со своим. Помещение было завалено рекламной продукцией компании «Лавка жизни» и упаковками книг, Андрей еле протиснулся, чтобы подойти к столу.

– Россия сильна читателем! – поприветствовал он хозяина кабинета и сразу изложил цель визита: участие в городских тендерах по закупке медоборудования. Вальдемар обещал переговорить насчет этого с Боссом, у которого наверняка есть соответствующие знакомства и связи – в городской и областной администрации, необходимо, чтобы он вывел на людей, ответственных за закупки. Со своей стороны Андрей пообещал 10–20 % от суммы сделок.

– Писателем! – откликнулся Вальдемар. – Россия сильна писателем!

Он поставил автограф на первой странице одной из книг и вручил Андрею. Обложку средней толщины талмуда украшало фото Вальдемара, подпись гласила: «Как стать успешным человеком».

Усевшись, Андрей мельком пролистал книгу. Заурядный мануал для self-made мэнов. Читателю предлагается взять на вооружение смекалку, осмотрительность, решимость. Каждая глава представляет собой проповедь на четко сформулированную тему: «Планируй всё до самого конца», «Мути воду, чтобы поймать рыбку», «Добивайся победы действием, а не доводами», «Заставь других работать на себя и пользуйся результатами», и так далее. Выглядел сей труд как разглагольствования потерявшего последние остатки совести Капитана Очевидность. Однако, учитывая то, что на первом этаже здания находится одна из крупнейших рекламных компаний города, не оставалось сомнений, что это фуфло станет бестселлером и выдержит несколько переизданий.

– Пипл хавает? – полувопросительно, полуутвердительно сказал Андрей.

– Нелепо, но народ верит, ибо во что верить, если не в сказки.

– 590 страниц! Когда успел написать?

Писатель отмахнулся:

– Есть тут один литературный таджик – настрочил за пятьсот долларей. Дальше дело техники – ну ты понимаешь.

Положив подарок в портфель, Андрей напомнил о цели визита: поставки медоборудования бюджетным организациям города, главврачи, ответственные сотрудники мэрии. Вальдемар ответил, что «Босс думает», и переключился на обсуждение своих дел – новая упаковка и этикетки с изображением новоявленного писателя-брэнда для оздоровительной, магической и эзотерической продукции, которой торгует корпорация «Лавка жизни», экспансия в регионы. Причем тараторил с таким запалом, что впору тянуться за успокоительным. Прямо он не спрашивал, но Андрей уразумел, чтоʹ от него ждут – покупка франшизы. Раздумывая, как бы вернуть разговор на интересующую тему, Андрей заметил за стеклом в шкафу небольшую желтую статуэтку, и спросил, что это такое. Вальдемар поднялся с кресла, открыл шкаф, снял её и передал Андрею.

Это была статуэтка Будды из литого золота. Вместо пупка у Будды был довольно крупный овальный рубин. В противоположность традиционным изображениям, бог был представлен не сидя, а стоя. Обе руки его были прямо вытянуты вверх, без малейшего сгиба в локтях, безволосая голова была склонена несколько набок, тяжелые веки нависали над глазами, рот был открыт, и на лице было выражение сурового экстаза, переданное с необыкновенной силой. На золотом животе, с непонятной и мертвой значительностью тускло блестел рубин.

– Коллекционируешь предметы культа? – поинтересовался Андрей, возвращая статуэтку.

Поставив её на место, Вальдемар объяснил:

– Мы сейчас закрепим один брэнд – то есть меня, потом примемся за другой. А то у нас получается нестыковка – продаем амулеты, волшебные палочки, и святую воду, а кто освятил – непонятно.

– Ну как кто? Христос, или святой буй какой-нибудь – Николай, Иоанн, их полно.

– Не-е-ет! Мы не можем использовать христианские торговые марки – придется платить РПЦ, эти пастухи ангелов засудят, ну их нахуй. Мы создадим своего святого, типа Будды. Есть на примете один воскресший буддист…

Вальдемар неожиданно прервался, потом добавил шепотом:

– Босс разрабатывает одну перспективную тему… буддизм, нирвана, вся хуйня. Народу понравится эта муля, вот, послушай…

Раскрыв блокнот, он прочитал написанный под диктовку Босса текст брошюры:

– … современная городская цивилизация, зловонные мегаполисы… миром правят невежественные и преступные тираны… земная апокалиптическая мерзость, характерная для любой эпохи человеческой истории так же неизбежна, как отвратительная… и только нирвана…

Андрей бы точно заснул, если бы не настойчивые мысли о крупномасштабных поставках медоборудования. Поняв, что зря теряет время, он прервал Вальдемара, начинавшего впадать в экстаз от начитки магического текста, и, сказав, что опаздывает на другую встречу, попрощался.

Глава 29

Вопрос возврата НДС, поднятый Хмаруком, менеджером московской компании Пауэр Интернэшнл, оставался открытым. Дело застопорилось в самом начале – договорились, что Пауэр обратится в свою налоговую инспекцию с просьбой отправить повторный запрос в волгоградскую налоговую, в которой был зарегистрирован Экссон (предыдущий, который закрыли в начале года), после чего Андрей договорится, чтобы эта налоговая дала Москве нужный ответ. После наезда Артура Хмарук заметно присмирел, разговаривал предельно вежливо, но вскоре вновь восстал. И заявил, что данная проблема – это проблема Экссона, поэтому он, представитель Пауэр Интернэшнл, потерпевшая сторона, палец о палец не ударит, чтобы её решить. Вне всякого сомнения, за грубостью он скрывал свою беспомощность – сунулся в свою налоговую, ему дали от ворот поворот, и ему ничего не оставалось, кроме как скинуть вопрос на контрагента.

Артур и Владимир спрашивали с Андрея, который был вынужден искать выходы на нужную налоговую инспекцию в городе Москве. Тут подвернулся Лейзер Вексельберг – тот самый «гарант» по вексельной теме, а по сути дела лишнее звено, ненужный посредник. Его трясли Умар и Лечи, а он в свою очередь надоедал Андрею звонками (а заодно и Блайвасу) – когда, мол, будут клиенты, которым можно впарить левые векселя.

– Слушай, Лейзер, у меня проблема, мне нужен выход на московскую налоговую инспекцию… – Андрей сделал проброс во время очередного телефонного разговора с «гарантом»– москвичом. Мол, нет возможности заняться векселями, пока не решен вопрос с возвратом НДС для Пауэр Интернэшнл.

И каково было его удивление, когда Вексельберг отзвонился и сообщил, что Андрея готовы принять в означенной налоговой инспекции.

– Уровень штатного юриста налоговой устроит? – поинтересовался Вексельберг.

Андрея устроил бы уровень уборщицы – лишь бы решить вопрос. Он получил добро у Владимира Быстрова на поездку и отправился в Москву.

Офис Лейзера Вексельберга располагался на Тверской улице, в здании, находящемся на углу Тверской и Глинищевского переулка – в нем была полюбившаяся Андрею пиццерия Сбарро. Как раз в этом здании когда-то находилась юридическая фирма, регистрировавшая Экссон № 1 в 1999 году. Фирма обитала в точно таком же кабинетике, что и контора Вексельберга под названием «Рубикон», возможно, это был тот же самый офис – серый, невзрачный и безликий. Хозяин вынужден крутиться как белка в колесе, как и все в этом сумасшедшем мегаполисе, ему не до имиджев. Его замученный вид свидетельствовал о том, насколько ему осточертело в этом городе.

Вексельберг вяло ответил на рукопожатие и не поддержал вступительную беседу ни о чем, какие принято вести в провинции – что почем, хоккей с мячом, необязательный пиздеж о погоде, о политике, о надвигающемся апокалипсисе и его вестниках – деятелях российской эстрады, о бабах в конце-то концов. Он спросил за пул поставщиков, который Андрей как бы обещал сформировать в течение двух месяцев после переговоров с Зазой, Умаром и Лечи, после чего продиктовал адрес и телефон юриста из налоговой инспекции.

– Послушай, Лейзер… – Андрей довольно фамильярно ткнул собеседника пальцем. – Вот эта твоя излишняя деловитость когда-нибудь тебя доведёт. Ну кто же так гостей встречает? Сводил бы меня в Сбарро, угостил ланчем! Если бы ты приехал ко мне в Волгоград, я бы тебя только под утро отпустил по делам.

У Вексельберга не было сил даже на мало-мальское проявление эмоций. Пока Андрей высказывался насчет вечеринки, пикника, бани, или хотя бы маленького сабантуйчика, хозяин безликой юридической фирмочки, подняв очи, безмолвно шевелил губами, читая молитву – плотские утехи не были его излюбленным коньком. Дождавшись, когда гость умолкнет, он устало осведомился насчет продвижения совместного вексельного проекта – второй раз, и попросил отзвониться сообщить по результату похода в налоговую инспекцию. Андрей пообещал, что всё так и сделает, и откланялся.

Открыв дверь и стоя одной ногой в коридоре, Андрей, взглянув на вывеску, сказал:

– Подумай над тем, чтобы перейти свой Рубикон. А то, знаешь, есть другая река – Лета…

Вексельберг никак не отреагировал, устремив расфокусированный взгляд в бесконечность, он думал о чем-то о далеком.

Юрист из налоговой, которого дал Вексельберг, оказался шустрым молодым человеком, он не стал проводить Андрея в свой кабинет, предпочтя провести переговоры на свежем воздухе. Покуривая дамские сигаретки Vogue, он, отзвонившись Вексельбергу и убедившись, что тот гарантирует за клиента, принялся окучивать Андрея на предмет разных услуг, связанных с восстановлением бухучета, заказных налоговых проверок и банкротств. Средняя сумма составляла $25,000. Андрею нужно было всего-навсего, чтобы канцелярия подняла исходящие письма, нашла то, что было отправлено в адрес волгоградской налоговой инспекции № 10 и касалось Пауэр Интернэшнл и продублировала его – но уже по другому адресу, и он не намерен был платить за эту услугу более $100.

Юрист, уразумев, что зря курил целых десять минут и распрягался о своих возможностях в данном фискальном учреждении, как-то сник и заторопился на свое рабочее место, не сказав ничего конкретного – сделает или не сделает то, что попросили. Андрей вполголоса выругался ему в спину. Эти москвичи строят из себя черт знает что – вот этот гусь с важным видом наговорил текст, и мысленно зафиксировал сделку. И наверняка состроит недовольную рожу, даже если ему скажут, чтобы подъехал и забрал свою двадцатку зелени куда-нибудь за пределы Садового кольца.

Андрей так и сказал Вексельбергу – особо не подбирая выражения – что юрист из налоговой просто зажравшийся мудак и понтов с него никаких. Вексельберг вяло пообещал уточнить обстановку и отключился.

Сложнее было отчитываться в проделанной работе перед Владимиром. Да и это крайне несерьезно – говорить, что прокатался зря, потратил целый рабочий день. Поразмышляв, Андрей направился вслед за чрезмерно деловым юристом – в здание налоговой инспекции.

Охранники явно не ждали его. Андрей представился как сотрудник организации-налогоплательщика Пауэр Интернэшнл, ему порекомендовали обратиться в соответствующее окошко и отдать регистратору документ по установленной форме, а та уже передаст кому полагается. Но его это не устроило.

– Понимаете, у меня форс-мажорное дело, мне нужно в приемную, или в канцелярию, или куда у вас там… – принялся он уговаривать церберов.

На переговоры ушло минут пять. В конце концов охранники сдались и пропустили.

«Охраняют, как режимный объект, – недовольно отметил про себя Андрей. – В Волгограде свободно можно шастать по всей налоговой и только перед кабинетом начальника могут возникнуть небольшие сложности, а переговорив с секретаршей, можно попасть на прием и к самому начальнику».

Он направился прямо в приемную, и, добившись внимания улыбчивой женщины-секретаря, приступил к расспросам. Она, как и охранники, направила опять же на первый этаж и назвала номер окна, куда нужно подать документ по специально установленной форме.

– Мне не нужен документ, – взмолился Андрей. – Мне нужно точно знать, будет ли отправлен повторный запрос в Волгоград, и когда это произойдет. Если мне скажут «Да», то я напишу любой документ. Но я не могу отправить письмо в никуда а потом сидеть и тупо ждать результат.

Секретарь настаивала на своем – идите в окошко регистратуры и баста. Некоторое время продолжался разговор слепого с глухим. Наконец она, отложив свои дела, стала звонить по нужным телефонам и объяснять должностным лицам, что у неё тут находится упертый проситель и невесть что требует. В конце концов она, вникнув во все тонкости, переговорив со всеми ответственными людьми, выдала:

– Вам нужно написать письмо на фирменном бланке с вашей просьбой и отдать в 18-е окно на первом этаже.

– Что, вот и всё – так все просто? – усумнился Андрей. – Не нужно ни туда, ни сюда…

– Это обычная процедура, вам не нужно ни с кем договариваться, – секретарь уже настроилась на его волну и сделала соответствующий жест, показывающий характер договореностей – денежный, подношение спиртных напитков и ценных подарков. – Просто письмо и вам повторят запрос просто так.

– Вы лично гарантируете? – строго спросил Андрей.

– Клянусь! – пообещала секретарь с абсолютно серьезным лицом.

«Ах, Хмарук, ах подлец!» – приговаривал Андрей, набирая Пауэр Интернэшнл уже на улице. Судя по всему, этот оболтус вообще не знает, где находится налоговая инспекция.

Когда Андрея соединили и он высказал Хмаруку свои претензии, а заодно попросил срочно написать нужное письмо и принести в налоговую, в окошко номер 18, тот не поверил:

– Этого не может быть! Чтобы повторить запрос, нужны договоренности с начальником налоговой!

– Ну да, я договорился, – уступил Андрей. – С тебя 10 % скидка на тюменские аккумуляторы.

Глава 30

Казалось бы, живя с женой по разным городам, видясь раз в две-три недели, сложнее найти повод для ссоры, чем постоянно проживая под одной крышей. Но тем не менее у Разгонов это получалось запросто. Если раньше Андрей винил во всем Мариам, то теперь стал замечать вину и за собой. Так получалось, что если не она затеет свару, то он компенсирует упущение и к чему-нибудь придерется. Так или иначе, ожесточенный от постоянных споров и ссор с женой, Андрей не поехал к ней в Сочи. Он скучал по сыну, но, памятуя о родственницах жены, решил, что будет больше времени проводить с ним дома, когда Мариам вернется в Петербург. В поездках она сама была не подарок, неорганизованная и повсюду опаздывающая, а вкупе с родственницами синтезировалась адская смесь, – несобранность в кубе. Андрей раньше думал, что она его специально доводит – не может собраться к поезду, сколько бы времени ни было для сборов, и, каким бы ни был дорожный чемодан, все вещи в него не умещаются и приходиться дополнительно брать с собой несколько пакетов и сумочек, непременно хлипких, которые рвутся на вокзале и аэропорту в самый неподходящий момент, и из них всё вываливается. Уезжать с курорта было пыткой – с учетом приобретенных вещей и сувениров не хватало никаких сумок, новые Мариам категорически отказывалась покупать и пыталась распихивать всё по пакетам, которые опять же рвались в аэропорту, а поскольку их необходимо сдавать в багаж, то приходилось их упаковывать, а упаковка стоила дороже, чем новая сумка. Один вид многочисленных пакетов и маленьких сумочек приводил Андрея в неописуемую ярость.

– Давай всё барахло сложим в один вместительный чемодан или сумку – чтоб было одно большое место, а не двадцать мелких, за которыми сложно уследить и для их переноски не хватает рук, – предлагал он, и раз в квартал приобретал по сумке или чемодану. В конце концов он купил огромную функциональную сумку на колесиках, в которую при желании мог уместиться сам, и буквально взмолился: «Ради всех святых, пользуйся этой сумкой, туда всё поместится!» Он отправил Мариам в Волгоград с этой сумкой, первый раз в жизни как цивилизованный человек проводив семью до поезда с приличным багажом, без этих пакетов, сеток и кошелок. Но через пару месяцев, когда встречал их обратно, то, зайдя в купе, с ужасом увидел всё то же самое – бесчисленные пакеты, свертки, кульки и картонные коробки. Мариам не смогла внятно объяснить, почему не воспользовалась новой сумкой. Рук не хватало, чтобы всё унести до машины, и пришлось брать грузчика, слупившего за услуги треть стоимости саквояжа Samsonite. Всё вернулось на круги своя. А в приложении с тещей а тем более бабушкой ситуация усугублялась катастрофически – прибавлялись ведра, сумчонки, сетки и прочий бабулячий реквизит. Андрей недоумевал: зачем при наличии арсенала багажной клади устраивать публичное представление а-ля передислокация бомжей!? Кроме того, собираясь вместе, они дезорганизовывали друг друга, и создавали кошмарные сложности в отелях, на экскурсиях, ну а вокзалы с аэропортами – это был их излюбленный конёк: потеря сумок, билетов, опаздывание, перепутывание платформ и стоек регистрации, и так далее.

Реваз (несмотря на то что уже завел другую семью, в которой росли двое детей, он поддерживал Мариам – свою старшую дочь) и родители Андрея бросали монету при проводах на вокзале – кто придет первый, чтобы принять на себя основную порцию маразма. Из года в год проводы проходили по одному и тому же сценарию. Теща несколько суток паковала вещи, но когда за ней заезжали, оказывалось, что нужно что-то перепаковать, что-то добавить, а еще за чем-то заехать к другим родственникам. При этом она разыгрывала сцены – стоя посреди комнаты, заваленной разнокалиберными кошелками, театрально возмущаясь, зачем эти хлопоты, она и так сама доберется до вокзала, пусть все оставят её в покое. Как она угадывала, неясно, но количество мест всегда было в три раза больше, чем рук у провожающих её людей. И приходилось делать несколько рейсов из квартиры до машины и соответственно от машины до купе. В основном это был хлам, который она «не успела разобрать», добрая половина которого выбрасывалась по ходу пути.

На перроне начиналось самое интересное – теща (или Мариам) забывала в какой сумке билет. И искала до самого отправления поезда. Причем со всеми картонками, пакетами и кульками нужно было успеть найти вагон и погрузиться в него.

Но и это не всё – сколько бы ни давали денег, она (или Мариам) упорно брали билеты в плацкартный вагон, каждый раз оправдываясь (оправдания звучали как обвинения), что вынуждены были израсходовать деньги на более необходимые вещи, и вообще, они экономные непритязательные люди и вполне могут доехать в плацкарте в компании мамлюков, полубомжей, гопоты, солдатни и прочего люмпена.

Они-то да, но вот Алик, из-за которого в проводах участвовали деды – родители Андрея и Реваз, и который растерянно, хлопая глазами, лицезрел вокзальную вакханалию, – он не мог ехать на плацкарте. И проигравший (Реваз или Александр Андреевич – на это тоже заранее бросали монету) непосредственно перед отправлением поезда раскошеливался и покупал билет в нормальный вагон либо договаривался с начальником поезда насчет отдельных мест в специальных купе для отдыха проводников.

Памятуя об этом, они загодя просили Андрея снабжать Мариам и ребенка билетами (а также тещу, бабушку и прочих, если они ехали в довесок). Но даже если он покупал им билеты, они неизменно меняли планы, сдавали билеты в мягкий вагон, вместо них приобретали плацкарту, и обыгрывали раз навсегда заведенный сценарий: сотня единиц багажа, мы сами не надо нас провожать, две минуты до отправления, поиски билетов, сцена возле плацкартного вагона, бегом в кассу за новыми билетами либо переговоры с проводниками.

Но и это не всё. Кто-то внушил им мысль, что по пути в Петербург они непременно должны заехать в Москву – вот так, с многочисленным багажом и малолетним ребенком на руках. Мимо столицы никак не проехать. Обязательно находилась причина – купить на распродаже на Савеловском рынке в павильоне номер 128-0987 уникальный комбинезон для Алика (чаще всего прикрывались ребенком) или что-то в этом роде.

– Послушай, ну миллионы людей покупают одежду в Петербурге, я сам тут одеваюсь, ты одна считаешь, что должна одеваться в Москве, – Андрей поначалу пытался урезонить Мариам, но потом махнул рукой.

Она выдвигала причины одна нелепее другой: на московских рынках всё дешевле («дешевле» – особенно с учетом пересадки и трансфера, к тому же в последнее время обозначилась обратная тенденция – москвичи стали ездить за одеждой в провинцию, поскольку там вещи те же самые, а наценка ниже), лучше выбор и так далее.

И они, всем женсоветом, плюс ребенок, с сотней единиц багажа щемились в Москву, чтобы там толкаться с вокзала на вокзал, устраивая на ходу свары, теряя вещи и опаздывая к отправлению поезда (периодически случалось и такое).

Итак, Андрей думал, что Мариам только при нем расползается во времени и пространстве, чтобы обратить на себя максимум внимания и позлить его, а оказалось, что она сама по себе такая.

Он сильно беспокоился за ребенка, но в итоге у него развилось запредельное защитное торможение, когда он уже не мог ни соображать, ни осмысливать ситуацию и по телефону контролировать перемещения жены, ни даже волноваться. А видеть всё это безобразие, участвовать в нём, сознавая что бесполезно что-либо изменить и упорядочить – это было невмоготу. Он просто перестал путешествовать с семьёй.

* * *

А в конце июля, выполняя данное Тане обещание провести с ней минимум неделю не отвлекаясь на работу, отправился с ней на Кипр. Сначала планировал в Абхазию, но потом передумал – дорога пролегала по побережью, Сочи не объехать, а там мало ли какая случайность. Что называется, по закону подлости.

И непонятно по какому закону ему достался отель «Elysium» в Пафосе – тот самый, в котором останавливались с Мариам во время свадебного путешествия. Вылетали из московского аэропорта Шереметьево, и Андрей удовлетворенно отметил, что из багажа у Тани с собой – только одна компактная дорожная сумка.

Аэропорт Ларнаки находится недалеко от моря, и при заходе на посадку самолёт летит прямо над водой, так что можно в деталях разглядеть катера и находящихся на них людей. Те, кто не знает об этом, впадают в панику – складывается впечатление, что самолёт совершает вынужденную посадку на воду. Кто-то закричал, Таня испуганно прижалась к Андрею. Он успокоил: «Долетели, сейчас приземлимся на взлетно-посадочную полосу».

Она тут же поинтересовалась: «А с кем ты здесь был?»

С недавних пор в народных массах появились новые веяния – так называемые открытые отношения, стало модным, вступая в новую связь, давать подробный отчет в том, сколько до этого было партнеров, где когда и с кем бывал, кем-чем переболел – давать полные расклады, весь анамнез. Все стали такие продвинутые, такие открытые и современные. Может кому-то это надо. Но не Андрею. Ему был нужен спокойный отдых, не омраченный разными инсинуациями с ревнивой подругой.

– Я был здесь с родителями, – сказал он и таким образом закрыл вопрос.

Элизиум гостеприимно встретил их – величественный отель, архитектура которого сочетает элементы греческой, римской и венецианской архитектуры, в постройке использован местный природный камень, мрамор, ценные породы древесины, здание украшают колонны, мозаики, фонтаны, дизайн интерьера можно охарактеризовать как дворцовый; имеется обширная внутренняя территория с благоухающими цветниками и садом с произрастающими в нём лимонными и оливковыми деревьями; с многоуровневым, в виде амфитеатра, бассейном, в фокусе которого находится ротонда с гидромассажным бассейном внутри; отель располагает шестью ресторанами, магазинами, рекреационной зоной, включающей фитнес, спа, сауны, дайвинг-центр, пилатес, теннисные корты, бильярд… в непосредственной близости находится памятник старины – археологические раскопки «Гробницы Королей» (Tombs of the Kings) и живописная гавань – в 10 минутах ходьбы. Отель расположен обособленно, в историческом центре древнего Пафоса, в 25 минутах от самого Пафоса, на удаленни от других застроек, располагает собственным пляжем, левый народ здесь не ходит – что выгодно отличает его от всех остальных, даже таких же пятизвездных, находящихся непосредственно в городе, в местах массовой застройки, в которой сосредоточено общаковское развлекалово – карусельки, дэнсинги под открытым небом, гадюшники с пластиковой посудой и прочая шаурма. Обычные пятизвездные номера здесь – самые дешевые, Элизиум рассчитан на публику выше среднего, которая может позволить себе двухэтажные номера с собственным садом и бассейном, королевские апартаменты, традиционные киприотские мезонеты, разнообразные сьюты или же отдельную виллу.

Андрей взял делюкс с видом на море (когда был здесь шесть лет назад с Мариам, у них был такой же делюкс, но с видом на внутреннюю территорию, впрочем море тоже было видно, но в отдалении, зато хорошо просматривался амфитеатр, фонтаны и каскады). Что ни говори, видеть открытое море гораздо приятнее, чем двор и стены.

Таня наслаждалась – Андрей неотлучно находился рядом, никуда не торопился и не звонил по делам. Первый день они бродили по отелю и прилегающей территории, купались, просто сидели на террасе. Машину взяли на второй день – Рено Меган Кабрио с откидным верхом. У Андрея уже была сноровка, а Тане пришлось привыкать к правому рулю и правостороннему движению.

Ему хотелось сразу распланировать поездки и он спросил, где бы ей хотелось побывать. Она искренне удивилась: «Зачем?» Всё, что нужно – есть на месте.

– Ну, Египет, Израиль, Иордания? – предложил он.

Она равнодушно пожала плечами – имело бы смысл, если бы они поселились тут на год, а за неделю им даже не освоить всё, чем располагает отель. Но Андрею хотелось показать, что помимо роскошного Элизиума, на Кипре есть другая сторона – тёмная: многолюдный, жужжащий по ночам Лимассол; Никосия, наполненная гвалтом мечетей, доносящимся с турецкой стороны; красивый но не оборудованный пляж Афродиты и многие другие малоприятные моменты. Съездили (раз взяли напрокат машину – надо же куда-то ездить) и в столицу, и в Лимассол, и просто покатались по острову, любуясь красотами.

Андрей хотел съездить в Израиль, но земля обетованная была на тот момент закрыта для посещений туристов из-за местных беспорядков. Отправились в Египет – на лайнере из порта Лимассола. Он отплывал в семь вечера, время в пути – двенадцать часов. Эта поездка стала настоящим разочарованием. Андрей чертыхался – прибыв в рай, ты за свои же деньги добровольно устраиваешь себе ад. Круизный лайнер (был тот же самый с громким названием Princess Cypriana), казавшийся шесть лет назад верхом шика, теперь мог порадовать разве только крестьянина дешевым блеском, низкопробными шоу и отвратительной едой. Испорченным оказался даже момент, который, казалось, ничем невозможно испортить – добравшись до каюты, разделись, легли в постель и занялись любовью, и в самый кульминационный момент ввалилась горничная, открыв дверь своим ключом и, что интересно, не сразу сообразила, что надо бы выйти, а некоторое время стояла, уставившись на заинтересовавшее её зрелище. Непонятно, что ей было нужно ночью в каюте, из-за тонкой двери которой доносятся характерные звуки – а может именно это она и хотела увидеть.

Порт-Саид, куда приплыли утром, поразил своей нищетой. Несколько метров от пункта таможенного досмотра до автобуса дошли, яростно отбиваясь от попрошаек и торговцев сувенирами, которые набрасывались на туристов, будто находятся на грани голодной смерти. Колонну автобусов сопровождали джипы-пикапы, в кузовах которых сидели автоматчики. Это настораживало – видимо, в этой стране не всё благополучно. Для беспрепятственного проезда движение в городе перекрыли, в России такие почести предоставляются только президентскому кортежу; полицейские дежурили вдоль дорог, а местные черномазые удивленно глазели на проезжающие автобусы. Порт-Саид представляет собой огромную мусорную свалку, – ничего общего с городом, пригодным для проживания людей. Неудивительно, что власти вынуждены прибегнуть к вооруженной охране туристов.

Во время долгой дороги через пустыню и вдоль Суэцкого канала экскурсовод развлекала рассказами о местной культуре. Египет, оказывается, страна оголтелого матриархата и оплот феминизма. Закон не просто защищает женщину – эта защита сильно смахивает на дискриминацию мужчин. Мужчины могут вступать в брак не только если имеют работу и могут содержать семью, – они обязаны иметь на счету сумму, которой достаточно, чтобы безбедно прожить всю оставшуюся жизнь. Жена может развестись, просто если заподозрила мужа в измене, ей не нужно собирать улики, и муж по суду обязан ей выплатить солидную компенсацию, даже если у них нет детей. И так далее. Поэтому египтяне женятся поздно, лет в сорок, когда накопят достаточно средств, а до этого бесплатно трахают русских туристок.

В Каире, куда прибыли после изнурительной поездки, в полной мере насладились помоечными красотами – целые поселения, где народ живет в картонных коробках; кладбище, на котором в склепах и среди могил обитает миллион человек (население Волгограда!), грязный Нил, и так далее.

Пирамиды, одно из чудес света, конечная цель путешествия, ради которой предпринята поездка, – оказались одним из самых сильных разочарований. На осмотр было отведено 45 минут, но Андрей с Таней выдержали минут двадцать на улице, на 60-градусной жаре, способной расплавить силиконовые имплантаты в ягодицах. Несколько фотографий на фоне пирамид и сфинкса – и в автобус. Тем более что Таня, на которой были шорты и короткий топ, подверглась атаке местных спермотоксикозных бедуинов, – несмотря на то, что Андрей находился рядом. Одного, пытавшегося дотронуться до неё, он чуть не ударил. Ну а отборный русский мат, изрыгаемый им, местные верблюдоёбы надолго запомнят.

Они не угомонились даже когда Андрей с Таней забрались в автобус. Она, сидя у окна, задрав ноги, принялась отирать от пыли ступни влажными гигиеническими салфетками. Тщательно, сантиметр за сантиметром – пятку, щиколотки, свод стопы, пальцы…

Обезумевшие бедуины снаружи отчаянно жестикулировали, гортанно вопили и стучали ладонями по стеклу. Таня помахала им использованной салфеткой, они, казалось, сейчас перевернут автобус.

– Может, выйдешь устроишь аукцион, продашь им салфетку, – предложила она. – Они найдут ей применение.

– Прекрати, – строго ответил Андрей и сделал ей знак – мол, давай поменяемся местами.

Она пересела на его место, он – на её, и повернулся спиной к окну, загораживая обзор:

– Зачем ты это делаешь? Знаешь ведь, что я не люблю этот твой эксгибиционизм. Ненавижу когда пялятся на то, что мне принадлежит.

Она безропотно пообещала надевать просторные брюки и закрытую обувь.

Последовавшую за этим экскурсию в Исторический музей с осмотром мумий еле вынесли, а в Музей папируса и прочие сувенирные лавки даже не выходили. Всё то же самое, причём гораздо дешевле можно приобрести в магазине отеля или даже в Волгограде – в любом сувенирном магазине.

– Какая-то кладбищенская культура, культ смерти, – сделал вывод Андрей. – Ты только посмотри: всё, абсолютно всё в этой стране связано с похоронами, смертью и потусторонним миром. Пирамиды, гробницы, надгробия, мумии, загробные миры и прочий мумифицированный замогильный эротизм.

Обратная дорога казалась нескончаемой. Несмотря на кондиционер, в автобусе было душно, сиденья неудобные – не поспишь.

Еда в ресторане лайнера (более походившем на советский буфет) показалась божественной, еще бы, со вчерашнего вечера не ели и не пили – экскурсовод предупредила, что выданный в автобусе паёк несъедобный и воду, во избежание отравления, желательно не пить.

Стоило, конечно же, проехаться по всем местам, дабы убедиться, что роскошный номер отеля Элизиум лучше, чем тесная каюта-каморка на лайнере, рестораны Элизиума лучше, чем придорожные тошниловки, бассейны и оборудованный пляж лучше, чем каменистый берег, шоу в Элизиуме – лучше чем дискотека 80-х в ночном клубе Arsinoe в Лимассоле, автомобильная прогулка в открытом Меган Кабрио – чем поездка в душном автобусе по пустыне, ну а бикини-дефиле по территории Элизиума – приятнее и безопаснее, чем лихорадка вокруг пирамид.

Что касается питания – кухня Элизиума выше всяких похвал. Ей уделяется особое внимание, это важнейший элемент пребывания в отеле. Шесть ресторанов предлагают гостям восхитительные гастрономические изыски, а также аппетитное здоровое питание с использованием местных ингредиентов. На кухни ресторанов поставляются свежие овощи и травы, выращенные фермерами на землях, прилегающих к отелю. Никаких суррогатов, приготовленных из собачьих потрохов в Китае, упакованных в Реутово и проданных через пять лет после истечения срока годности.

Завтрак обычно проходил в Lemonia Piazza. Стилизованная под живописную сельскую площадь, окруженная арками и тяжелыми деревянными балками, и мощенная желтой плиткой, Lemonia Piazza предлагала все удовольствия чревоугодничанья под открытым небом с видом на фонтаны и каскады.

Обедали и ужинали обычно в ресторане Mediterraneo под открытым небом всего лишь в нескольких шагах от моря, в котором подавали блюда кипрской и средиземноморской кухни, с открытой кухней и деревянной мебелью в народном стиле.

Андрей, сдержанный на словах (Таня требовала громких признаний в любви, он отшучивался, что возвышенные чувства прячет в своем опаленном сердце), благодаря питанию, насыщенному афродизиаками, средиземноморскому воздуху, который сам по себе афродизиак, общей расслабленной атмосфере, а возможно благодаря всем этим факторам ставил один секс-рекорд за другим (по количеству и продолжительности любовных актов за день). Каждый выход неизбежно сопровождался жаркими объятиями и стремительным соитием – на пляже, в фитнес-зале, на террасе и даже в уборной комнате ресторана. Вожделение подступало внезапно – во время купания, прогулки, автомобильной поездки, спортивных упражений, еды или посещения часовни либо осмотра достопримечательностей – накрывало полностью и с ним невозможно было совладать, найти силы добраться до номера, чтобы там со всеми удобствами сочетаться в несказанном порыве любви, даже если до апартаментов оставался всего один лестничный пролёт. Занятный случай произошёл в ресторане Epicurean, интерьер которого впечатлял каменными арками и французскими окнами до пола, открывающими бескрайний вид на сады и водоёмы. То, что Таня расстегнула Андрею ширинку прямо за столом, а он задрал её и без того коротенькую юбочку – это не в счет. Пришлось воспользоваться туалетом. И несмотря на то, что в роскошной уборной были все удобства, в том числе кушетка, любовью занимались стоя, в позе возбужденной цапли. По идее, мужская биологически активная жидкость, обладающая высокой адгезивностью, должна остаться внутри у женщины и там раствориться. Однако, когда вернулись за стол, к блюдам из средиземноморской рыбы, она у Тани вся вытекла и осталась на нежно-кремовой бархатной обивке кресла в виде характерного пятна. Теперь никто бы не смог возразить против того, что Андрей Разгон и Татьяна Кондаурова оставили в Элизиуме заметный след.

Последние сутки вообще не покидали периметр сексодрома – огромной двуспальной кровати, и даже еду с напитками заказывали в номер.

Андрей, хоть и не очень-то понимавший куда движется, всю жизнь стремился добраться до пункта назначения как можно быстрее. Очертания это пункта стали предельно ясны на Кипре. Это и был тот самый пункт – то самое, ради чего стоит жить. Ради счастливых мгновений, которые пережил вместе с Таней, подобной спелому гранату и расцветающей лилии. Так что если и придется когда-то умереть, то это можно сделать с улыбкой на устах, не обижаясь на бога за то, что он тебя кинул.

У него никогда не было своего дома. Их с Мариам волгоградская квартира была подарена Ревазом на свадьбу и отремонтирована в соответствии со вкусами хозяйки. Да и как можно назвать ДОМОМ ячейку, бокс (пусть даже просторный и комфортабельный) в многоэтажке?! Андрей привык скитаться, он жил на съемных квартирах, в гостиницах, а купленная им петербургская квартира на Морском Фасаде (жилой комплекс на Васильевском острове) еще не была сдана. И где бы он ни находился, в каких бы комфортных условиях ни был, с кем бы ни проводил время, даже в лучшие моменты своей жизни чувствовал, что часть его рыщет где-то очень далеко. И только здесь, в Элизиуме, ему удалось собрать все свои части воедино.

Он много мечтал о доме, построенном в каком-нибудь райском уголке, рисовал в своем воображении наружную отделку и интерьер, а здесь в Элизиуме своими глазами увидел, как всё это должно выглядеть. А лучше всего – ничего не строить, а жить здесь, всё давно придумано и построено. Мы прибыли в рай, у нас всё есть. Главное, чтобы была необременительная умственная работа, позволяющая оплачивать счета.

Глава 31

Компаньоны, пораженые переменами в экстерьере Андрея (загар, счастливый вид, что называется летящая походка и светящийся взгляд), засыпали вопросами: где был, а главное с кем.

– С женой – в Заполярье, – отмахнулся он.

Ответом ему был дружный хохот.

– Покажи загранпаспорт, – потребовал Владимир.

– С Танюхой ездил на Канары, – убежденно сказал Игорь.

Артур вспомнил, как Андрей обзванивал турфирмы насчет Кипра и поделился с остальными своими наблюдениями: «Он летал на Кипр, отнюдь не с женой».

Правила поведения в этой компании были таковы, что разрешалось один раз отмахнуться левой отмазкой, каждый имеет право на какое-то личное пространство, но если за этим следуют настойчивые расспросы, необходимо дать честный ответ. Можно соврать, но если ложь примут за правду в такой ситуации, когда все требуют правду – впоследствии жди неприятностей, когда правда вскроется.

– Я был с Таней на Кипре, – признался Андрей.

И рассказал подробности – в каком отеле, какова стоимость, какую брал машину напрокат, куда ездил. На удивление, признание приняли спокойно, правда, Артур с Владимиром обменялись многозначительными взглядами. И только Игорь скривился – зачем возить тёлок за границу, их можно ебать и в городе.

– Что тут непонятного – она тебя хочет женить на себе, – принялся он выговаривать Андрею. – Всем бабам нужно одно: создать ячейку! Всё, пиздец, больше им на хуй ничего не нужно.

Он постучал себе по лбу, для убедительности подошёл к Андрею, чтобы постучать и ему:

– Сколько тебе можно вдалбливать?

Затем схватил за горло и стал почти по-настоящему душить:

– Тебе мало жены? На хуй тебе еще одна душегубка?

Артур, еще раз переглянувшись с Владимиром, оттолкнул его:

– Ладно, ни хера ты не понимаешь. Привык шпилить уборщиц в заводском сортире.

(Это был намёк на шашни Игоря с заводским персоналом – в последнее время он совсем обленился, глубоко закопал планку и приходовал то бухгалтерку, то вахтершу, не побрезговал даже уборщицей).

– Да вы вообще ёбнулись – мажоры, – проворчал Игорь.

С этими словами он сел за стол и уткнулся в бюллетень недвижимости.

(Под «вы» он подразумевал и Артура, недавно вывозившего любовницу на Кипр – только в Айа-Напу).

– Какую машину брал – Меган Кабрио? – спросил Артур. – А я Пежо – тоже открытый. Вино привез пацанам?

Андрей вынул из портфеля бутылку «Commandaria» – захватил с собой, предвидя что придётся признаваться. Взяв бутылку, Владимир повертел её в руках, и поставил на полку стеллажа:

– Ладно, ребята, кончай пездеть, давайте поработаем немножко. А то будет вам Кипр…

* * *

Во второй половине дня всплыл вопрос по Пауэр Интернэшнл – Владимиру позвонили из Москвы, а он набрал Андрею из Спорт-бара, за просмотром футбольного матча Челси – Реал, в котором он поставил $100 на авторитет Романа Абрамовича.

– Что с НДС для Пауэра, витиеватый? – спросил он под рёв болельщиков.

Андрей был подготовлен к вопросу и сразу ответил, что письмо от проблемного московского контрагента забрал лично и отнес в налоговую перед поездкой на Кипр, потому что доверия к ихним бухгалтерам никакого, они всё делают на отъебись и документы отправляют по почте, не проверяя, как они дошли. Той самой женщине из приемной, которая гарантировала решение вопроса, занесен букет цветов, и она, растроганная, пообещала, что всё будет сделано в лучшем виде.

Владимир был в своём репертуаре и поинтересовался, за чей счёт цветы и проезд до Москвы. Андрей ответил – всё за свой счёт.

– Это понятно, витиеватый, что ты заплатил за Кипр из своего кармана – за последний месяц я не видел перерасхода по кассе на 200,000 рублей, я на всякий случай спрашиваю: может ты Танюшкин проезд до Москвы впиздячил за счёт фирмы. А за цветы можешь взять из нашей кассы три тысячи рублей, – расщедрился Владимир и тут же отключился – нападающий Челси закатил мяч в ворота Реала.

Глава 32

Так уж получается, что улетая из Домодедово в Волгоград, обязательно встретишь знакомых. В этот раз Андрею попался Сергей Владимирович Третьяков. Катиного отца встреча обрадовала, он буквально преобразился, увидев знакомое лицо. Он прилетел из Владивостока, и на Волгоград у него был тот же рейс, что и у Андрея – на 9-25 утра. С явным облегчением он вручил увесистый пакет:

– Наконец избавился от тяжести, держи, это тебе.

И пояснил, что в пакете дальневосточные деликатесы: красная икра, красная рыба, крабовое мясо. Андрей неловко чувствовал перед Катиным отцом с самой первой встречи, а в момент вручения такого подарка совсем растерялся:

– Что вы, Сергей Владимирович, может не надо…

А Третьяков, то обнимая растроганного Андрея, то упрекая в излишней скромности, забрасывал его расспросами о работе, о семье. Приличия требовали учтивого ответа, но Андрей, едва успевая обдумывать, с неудовольствием замечал, что слова его катятся, подобно орехам по неровной доске.

При прохождении досмотра возникли вопросы с продуктами, но Третьяков быстро всё урегулировал, показав своё военное удостоверение и необходимые сертификаты.

Из дальнейшего разговора Андрей понял, что Третьяков боялся, что они не увидятся в этот раз, поэтому был так взбудоражен при встрече. Он думал, что Андрей специально прилетает на Катину годовщину из Петербурга, и, время идёт, шесть лет прошло, и когда-то должен наступить момент, когда острота потери притупится, и дай бог вспомнить дату, не говоря уже о потребности ехать в другой город чтобы почтить память погибшей невесты. Но Андрей бы всё равно приехал, даже если бы не было попутных дел по бизнесу.

Когда устроились, Сергей Владимирович поинтересовался насчет семьи. Андрей уклончиво ответил, что всё в порядке, но после двух рюмок виски (хорошо задалось утро!) посетовал, что семейная жизнь как-то не клеится – они живут с женой по разным городам, всё время находятся причины быть порознь, и, видимо, это судьба.

– Эх, Петербург… – тяжело вздохнул Сергей Владимирович. – Устраивал я Катьку то в Питере, то в Москве…

Андрей почувствовал щемящее чувство вины, которое, так уж получилось, всегда испытывал в присутствии Катиного отца.

– Ты прав, судьба, – согласился Сергей Владимирович. – Не вини себя – так уж было предуготовлено свыше. Знаешь эту притчу про исфаганского цирюльника? Насчет семьи – тоже не мучайся. Дети – не повод для того, чтобы тянуть волокиту с посторонним человеком. Отношения не те – бросай, ибо сказано: «треснувший кувшин, сколько ни чини, целым не станет». Знаешь Катину маму – мою первую жену? Вообще прогрессивные люди считают, что в браке надо жить максимум лет десять. Потом менять партнера. Спокойнее надо к этому относиться, без фанатизма. Вот у меня… сколько уже… Но дети – дети нужны, и чем больше, тем лучше. У меня их… стало двое. Говорят: один ребенок – это считай ни одного; двое детей – это один ребенок, трое детей – это двое. Но Катя… первое чадо, самое любимое. У меня с ней была генетическая связь, такое не со всеми детьми бывает. Знаешь как говорят: «это папин ребенок», а это «мамин». Катя была «папиной» дочкой. Её не стало, и мир обрушился.

Еще многими переживаниями Катин отец делился с Андреем, который, величественный в своей душевной верности, стал в этот день дороже и ближе.

Андрей вглядывался в полумглу за бортом, словно видел в ней очертания далеких гор и рек, он отдался воспоминаниям, глубоко врезавшимся в его память. Они с Катей в горах, он ведёт её, сияющую весенним солнцем, сквозь мятущийся лес, сквозь раздвинувшееся ущелье, сквозь порозовевший туман. Он вспомнил клятвы вечной любви и верности, которые давал ей. Можно объехать весь мир, познать пропасть женщин, приобрести всё, что можно только купить за деньги, но, оглянувшись, увидеть в туманной мгле прожитых лет нечто такое, по сравнению с чем всё остальное – мираж, лишние кадры, тлен, ушедшая в песок вода.

Глава 33

По Пауэр Интернэшнл ситуация осложнилась – но не для Экссона, а лично для Андрея. Он оплатил все издержки, связанные с переадресацией повторного запроса из московской налоговой инспекции – оно поступило в приемную 10-й налоговой инспекции по городу Волгограду и было перенаправлено в налоговую Иловлинского района. Где, в свою очередь, его должным образом обработали и ответили, что указанный контрагент существует и подтвердили данные встречной проверки. Артур с Владимиром сказали, что все эти расходы должны быть оплачены из общей кассы, но перед этим распинались (правда по другому поводу), что Экссон – сильная команда, слабых звеньев нет, и каждый на своём участке выполняет работу на 200 %, а Владимир персонально похвалил Андрея за образцовый труд. Андрей понял намёк и не стал вешать расходы на фирму, так как они были прямым следствием его ошибок.

С этим всё сложилось благополучно. Удар пришел с другой стороны, откуда никак не предполагалось его получить. Позвонил Вексельберг и потребовал пять тысяч долларов за решение вопроса по налоговой. От такой наглости у Андрея перехватило дыхание – то был развод на уровне гопоты с Нижнего Тракторного поселка.

– Вы чего там – гребете и берегов не видите? – ответил он, и отключил трубку, взбешенный до такой степени, что не мог продолжать разговор.

Новый звонок не заставил себя долго ждать – Вексельберг заявил, что если юрист из налоговой, тот самый, с которым беседовал Андрей, не получит деньги за свою работу, то Пауэр Интернэшнл никогда не возместит свой НДС, а соответственно у Экссона возникнут проблемы.

Едва владея собой, Андрей поблагодарил за предупреждение. После, он долго думал над этим пустячным инцидентом – непростительно долго, игнорируя более важные дела, которые требовали его внимания. Он продумал всё до мельчайших подробностей и воспроизвёл в уме все действия жуликов. Юристишка увидел его в налоговой, или же пронюхал, что Андрей заходил в приемную и преподнес цветы. Конечно же, это событие. Узнать подробности дела – не вопрос для такого проныры. И он выставил это таким образом, будто именно благодаря ему всё прошло гладко. Вопрос в другом – как он может напакостить? Всесторонне обдумав проблему, Андрей пришёл к выводу, что ничем не рискует, у него есть копии всех писем – то, за что он отвечает по работе, ну а если у Пауэр Интернэшнл возникнут сложности со своей собственной налоговой инспекцией, то это Экссона не касается.

А на следующий день, после обеда позвонил Хмарук, ацкий сотона с Пауэр Интернэшнл, и сообщил, что его компания останавливает погрузку фуры для Экссона из-за наезда чеченов, которым задолжал Андрей Разгон. Цена вопроса – пятьдесят тысяч долларов. Если в течение двух часов вопрос с чеченами не решится, то Пауэр будет вынужден отдать им деньги – полтора миллиона рублей, которые Экссон перечислил в виде предоплаты за стартерные аккумуляторные батареи, и разорвет контракт, потому что проблемные клиенты, связанные с опасным горским народом, никому не нужны.

Андрей, преувеличенно элегантный в эти дни в майке терракотового цвета, черных слаксах – всё от Hugo Boss и английских туфлях Loake (подбитые гвоздями с искусственно «состаренной» кожей они смахивали на подобранные на свалке шестидесятнические милицейские ботинки, но это были сделанные на заказ туфли ручной работы, о чем Андрей не спешил всем рассказывать), в общем красивый, загорелый и спортивный парень почувствовал себя как последний мудак под взглядами своих компаньонов, братьев Ансимовых и братьев Быстровых.

Нужно срочно дать объяснение до того, как зададут резонный вопрос: что еще за хуйня и какие чечены? Но он настолько опешил от такого демарша, что не смог ничего вымолвить и сидел, как манекен.

– Что еще за хуйня и какие чечены? – вопрос, как и предполагал Андрей, озвучил Артур.

– Да это хуйня какая-то, – ответил Андрей тоном, будто это действительно хуйня, – парень обдолбился вчера за просмотром сериала, вот его и плющит.

В течение нескольких минут они перебрасывались вопросами-ответами, хуйня это или нет, насколько хуёвая эта хуйня, велика ли вероятность, что эта хуйня произошла по вине Андрея – пока у него не зазвонил мобильный телефон.

– Тихо ребята! Чечены звонят, – сказал Владимир и, необычайно проворно для своих 100 килограммов подскочил и прислонился головой к тому виску Андрея, со стороны которого была прислонена к уху трубка.

Это побеспокоил Вексельберг. Участливым тоном он сообщил, что готов решить проблему, связанную с чеченами и Пауэром, за $25,000. В распоряжении Андрея – ровно один час. Если за это время деньги не переведут, будет приведен в действие следующий пакет устрашающих мер.

– Кто это? Что за хуй? Какие двадцать пять тонн? – Владимир плохо разобрал о чём речь.

Для Андрея всё стало более менее ясно (два жулика, Хмарук и Вексельберг, скооперировались и пытаются шантажировать), и он, рискуя быть разоблаченным в связях с джигитами из Гудермеса, протянул Владимиру свой мобильный телефон:

– Без понятия кто это – перезвони спроси.

Артур, неотрывно следивший за Андреем, грозно надвинулся – вчетвером сидели за одним столом, и только Владимир всё ещё стоял возле Андрея – и громко сказал:

– А что за «перезвони» – ты как с нами разговариваешь? Ты блядь впутываешь нас в какую-то хуйню, а потом говоришь «перезвони»?

Андрей почти спокойным тоном (правда у него покраснели кончики ушей, что не преминули заметить его друзья) раскинул рамсы:

– А как мне разговаривать? Вы на меня наехали из-за какого-то олигофрена, который раз в две недели ебёт нам мозги. Вы меня держите за идиота, ничего не проверили, а уже обвиняете!

– Никто не обвиняет, мы спрашиваем! – подозрительно ласково произнёс Артур.

– Да как же вы «спрашиваете»?! – у Андрея горело лицо, и его возмущение выглядело правдоподобно.

Артур взял из рук Андрея трубку и стал разбираться, как набрать последнему звонившему абоненту.

– Так, где тут у тебя входящие…

Андрей никогда не забивал номера в телефон – банально не освоил эту опцию и все нужные номера знал наизусть, что облегчило ему участь в данной непростой ситуации. Владимир почувствовал, что дело действительно – хуйня, и засобирался. Алексей с Игорем всё еще напряженно следили за Андреем.

Найдя последний звонивший номер, Артур нажал на вызов. Пошёл гудок, ответили сразу:

– Да, Андрей!

– Это не Андрей, это его старший брат. Так что там, сколько Андрей задолжал чеченам?

– Ааа… как бы я уполномочен вести переговоры с Андреем.

Для этой беседы Артур выбрал такой тон, каким разговаривают с подзаборной пьянью:

– А ты блядь разуполномочься и поговори со мной. Сколько, называй сумму.

– Как бы это моё дело и Андрея, я не могу…

– А ты смоги, ты вымогатель или так – поссать вышел? Ты как вообще собрался деньги получать?

– Аааа… как бы мы договорились на двадцать пять тысяч долларов.

Артур уже вовсю улыбался, остальные тоже расслабились. Чтобы все слышали, он нажал на спикерфон:

– Как охуительно, как раз столько у меня сейчас в кармане. Подъезжай к заводу и забирай своё бабло.

Владимир заулюлюкал, Игорь ухмыльнулся, а Алексей крикнул:

– Только возьми пакет побольше!

Вексельберг разъединился. Артур вернул Андрею трубку:

– Держи, жертва. Где ты таких уродов цепляешь?

– Позвони на Пауэр – как там наша фура, – сказал Владимир в дверях, – перезвонишь мне как машина загрузится.

И вышел из кабинета. Хмарука на работе не было, мобильный его не отвечал, складские телефоны на Пауэре оказались заняты. Руководство Паур Интернэшнл ничего не знало про чеченов, оказалось, этой темой владел один только Хмарук. Чеченская угроза оказалась вымышленной. Но насчет срыва погрузки он не наврал. Когда дозвонились на склад, кладовщик ответил, что фура для Экссона не будет грузиться из-за проблем с документами. Тут же перезвонил водитель и стал возмущаться: его поставили под погрузку, он простоял растентованный два часа, а теперь оказывается – хрен с маслом! И он, как все работяги, стал качать права и требовать неустойку.

На выяснение обстоятельств ушло полчаса. Как обычно на Пауэр Интернэшнл, всё замыкалось на каком-то одном менеджере, и никто в офисе не владел вопросом. И этим ответственным менеджером был не Хмарук, а некий Иевлев, который в данный момент времени отсутствовал. А его мобильный телефон никто не знал – это новый сотрудник.

Главным для Андрея было то, что с него снят вопрос. Неприятно конечно, что придется платить транспортной компании неустойку – около пяти тысяч рублей. Но он был готов заплатить её из своего кармана, лишь бы не всплыли обстоятельства его знакомства с Зазой, Умаром и Лечи, и прицепом за ними Блайвасом.

До конца рабочего дня пытались решить вопрос с погрузкой фуры. Бухгалтерия подтвердила получение денег на расчетный счёт и выписку накладных. Все бумаги на отгрузку готовы. Но складские работники утверждают, что не получали бегунок, на котором должна стоять подпись ответственного менеджера.

– Вы понимаете, что у меня срывается поставка моему клиенту! – кричал в трубку Артур. – Завтра ваш ёбаный менеджер заплатит мне неустойку!

Но это было завтра. А сегодня была неурегулированная непонятка с Хмаруком и Вексельбергом. На стоянке возле таможни, перед тем, как разойтись по своим машинам, Артур похлопал Андрея по плечу:

– Давай, не бзди, завтра разберемся!

Андрей почти спокойно уселся в свой Вольво, завёл мотор. И тотчас раздался звонок. Какой-то незнакомый номер. Андрей ответил.

Это был Хмарук.

Андрей с трудом изобразил улыбку – мимо проезжали Ансимовы на спортивном мотоцикле БМВ, Алексей с заднего сиденья помахал рукой. С другой стороны просигналил Игорь, выруливавший со стоянки на Мицубиси Паджеро Спорт, и Андрей, повернув голову, посигналил в ответ. Голос в трубке между тем вещал:

– Слышь ты, пижон, сейчас скину тебе реквизиты, ты на них переведешь пятьдесят тонн зелени, не переведешь – твои компаньоны узнают все подробности чеченской сделки а также то, как чечены собираются отжать у Быстрова аккумуляторный бизнес, а ты им в этом помогаешь. Время тебе даётся до утра. Ты чего там притих – змея в жопу залезла?

Последнее предложение Хмарук произнёс в пустоту – Андрей разъединился. Подумав, вообще отключил трубку. Ему пришла в голову мысль и самому отключиться, и он вместо офиса на Мойке, 70, отправился на фитнес. Не подключая сотовый, он отзвонился с ресепшн Ренату по городскому телефону и предупредил, что сегодня не приедет. Затем поднялся на второй этаж, переоделся, вышел в зал и занялся на тренажерах. Владимир, как обычно, тусовался по залу, приставая к девушкам. Заметив Андрея, подошёл, и затеял ничего не значащий разговор о спортивной одежде, волгоградском бизнесе, и опять же о девушках. Затем, оборвав самого себя, напомнил, что нужно молчать и ничего не говорить Ансимовым о том, что Быстровы крутят деньги у Андрея на его волгоградской фирме, ещё напомнил о том, что подходит срок выплаты процентов, и, не дослушав ответ, отчалил.

Этим вечером Андрей вместо обычного часа-полутора пробыл в спортивном клубе три с половиной часа – поработал на тренажерах, поплавал в бассейне, сходил в сауну, посетил салон красоты, долго сидел в баре, в котором, вместо обычных коктейлей – яблоко с сельдереем и свежевыжатый апельсиновый сок с перепелиными яйцами – принял усиленное питание в виде омлета из страусиного яйца и морковного салата.

Идя на парковку, расположенную в подвале торгового комплекса «Сенная», он вспомнил, что Ансимовых-то в клубе не было. Странно – они из фитнеса практически не вылазят, приезжают туда даже просто подрыхнуть полчаса на лежанке возле бассейна.

Вечером на домашний телефон позвонил Ренат. И сообщил интересные новости: в конце рабочего дня вокруг офиса на Мойке нарезал круги ярко-синий спортивный мотоцикл БМВ с двумя парнями. Они даже заехали во двор и стояли там минут двадцать, подозрительно разглядывая всех, кто входит и выходит из подъездов. Тот, что за рулём, был без шлема, и в нем Ренат узнал одного из компаньонов Андрея.

– Они видели Снежану? – обеспокоенно спросил Андрей.

Оказалось, нет – Ренат предусмотрительно придержал её, велел не высовываться и по окончанию рабочего дня, дождавшись, пока синий БМВ скроется, вывез на своей машине. И он посоветовал Андрею некоторое время, пока ситуация не нормализуется, не показываться в офисе.

Включив сотовый, Андрей обнаружил СМС с реквизитами, на которые нужно перечислить пятьдесят тысяч долларов. По крайней мере, на это надеялся отправивший их Хмарук.

Осознание опасности пришло позже, когда он лёг спать. Он долго ворочался, пытаясь заснуть, только сейчас он начал соображать, что же такое сообщил Хмарук Артуру, из-за чего тот отменил фитнес и отправился не куда-нибудь, а на Мойку, 70. Не надо быть профессором логики, чтобы догадаться – шантажист сдал все левые дела Андрея, включая фирму, находящуюся под присмотром Блайваса. Ему стало страшно, и он принялся ругать себя на все лады – дурак, безмозглый идиот, погнавшись за миражом, упустил главное – Экссон, компанию, в которой ежемесячно получает чистыми от 10 до 15 тысяч долларов. Вспомнились угрозы Владимира – выпиздим с фирмы, отправишься в свой Волгоград – часто звучавшие в первый год становления петербургского бизнеса. Сейчас эти угрозы могут стать реальностью – смотря что преподнесет Хмарук. А что Волгоград – там с виду успешный, а на самом деле проблемный бизнес, большие обороты, но долги почему-то постоянно растут, чистую прибыль невозможно высчитать, получается, что постоянно перехватываешься и живёшь в долг. Латать дыры, платить проценты по долгам приходиться из зарплаты Экссона. Компаньоны Андрея богатеют, а он беднеет – и всё из-за безумных проектов, в которые он ввязывается.

Надо во что бы то ни стало придумать оправдание – до утра, чтобы объяснить пацанам ситуацию, а позже – расправиться с Хмаруком. Но что объяснять? Что он им наговорил такого?

Надо срочно спасать ситуацию – ибо замаячил реальный неиллюзорный пиздец.

Это были не те мысли, что помогают заснуть. Андрей поднялся с постели, пошёл на кухню, выпил чаю с мёдом. Вернулся в кабинет, включил ноутбук, открыл текстовый редактор, и стал набрасывать варианты объяснений.

Бесполезно. Чем больше он писал, тем становилось очевиднее, что придётся импровизировать на месте. И он ничего не смог придумать более полезного, кроме как собраться и поехать в ночной клуб Магриб – прекрасное место, где нужные решения сами собой приходят в отягощенную проблемами голову. Там, в обстановке упадочного интимизма он пробыл до двух часов, вдыхая пьянящий, душный запах то ли гарема, то ли восточного борделя, а остаток ночи провёл на квартире для свиданий на углу Апраксина переулка и Фонтанки, которую снимал вскладчину с Быстровыми, в обществе дамы полусвета, чья работа и опасна и трудна и совершенно напрасно трактуется некоторыми умниками как «лёгкое поведение».

Глава 34

Четыре пары глаз пытливо взирали на Андрея. Ему нужно было ответить на множество вопросов, которые, как он сразу понял, задавались наобум – Хмарук не сказал ничего конкретного, а главное, не предоставил никаких вещественных улик. Всё на уровне пиздежа. Самое паршивое в данной ситуации было то, что фуру на Пауэре так и не загрузили.

Ухмыльнувшись, Владимир отметил бледный и осунувшийся вид Андрея:

– Судя по всему, витиеватый, ты провёл ноченьку, пытаясь решить вопрос по нашей фуре, застрявшей на Пауэре?

(утром, когда выходили из дома, на славу потрудившаяся девушка тоже сделала Андрею комплимент: «Ты выглядишь заёбанным в буквальном смысле слова»)

– Ты работаешь с Бармалеем? – осведомился Артур.

Тут же последовал вопрос: кто такой Винцас Блайвас, кто такой Заза Вахаев, Лечи Вайнах и Умар Радулов и какие у них планы в отношении Экссона. Андрей спокойно всё отрицал, что касается Блайваса – в своё время, когда только планировали снять офис под медицинский бизнес, он уже объяснял, что Винцас Блайвас – это знакомый хозяина съемной квартиры, в которой проживает сам Андрей, а здание по адресу Мойка 70, возможно, принадлежит Коршунову, но Андрей с ним незнаком. А поскольку принято общее решение – не арендовать офис на Исаакиевской площади и закрыть медицинскую тему, то так оно и сделано – никаких дел с Блайвасом не было и нет.

Тут в кабинет зашла Вероника, секретарь, и разрядила обстановку, сообщив, что дозвонилась до Иевлева, ответственного менеджера с Пауэр Интернэшнл, и он, извинившись за вчерашнее недоразумение, дал команду грузить фуру, что касается претензии, она направлена руководству, и возможно, по акту сверки взаимных расчетов в конце месяца сумма неустойки за простой фуры будет списана с Пауэр Интернэшнл. Компания взыщет эти деньги с Хмарука – вчера он отработал последний день, и за этот день перед увольнением много чего неприятного успел сделать, в том числе задержал погрузку аккумуляторов в адрес Экссона.

– Что за зверь такой – Хмарук, какой национальности? – поинтересовался Игорь. – Ты его видел?

– Полукровка-полупидор-полурослик, – утвердительно кивнув, ответил Андрей.

Благородное арийское лицо Артура скривилось в презрительной ухмылке:

– Лупарик, жид пархатый.

Инцидент был исчерпан, но осадок остался – Андрею нужно было во что бы то ни стало реабилитироваться, снять с себя подозрения, как-то укрепиться. Он почувствовал, что компаньоны так просто не оставят без внимания поступивший сигнал и когда-нибудь возьмут в разработу полученную от Хмарука информацию.

Андрей успокоился, но, оказалось, преждевременно – во второй половине дня позвонила бухгалтер с Пауэр Интернэшнл и сообщила, что не может подписать акт сверки взаимных расчетов, потому что у неё недостаёт документов. В таком виде, как сейчас, в этом документе получается отрицательное для Экссона сальдо в размере 1,200,000 рублей. Таким образом, снова встал вопрос служебного соответствия Андрея Разгона. Он даже не нашёл в себе силы произнести обычную свою присказку, что он «зубр бухгалтерии» и «джедай экономики».

Глава 35

Иосиф Григорьевич давно интересовался Ариной Кондауровой, но, в отличие от своей жены, находясь в браке, не был волен в своих действиях. Но теперь его ничто не останавливало. Он знал, что Арина, выдержав траур по погибшему мужу, втайне (прежде всего от чересчур ревнивой дочери), принимает ухаживания некоторых мужчин (лучше бы в своё время он так хорошо знал о похождениях своей жены!!!), и решил рискнуть.

Жарким августовским днём он пригласил её в театр музыкальной комедии, и она сразу же согласилась.

Смотрели Кармен Бизе – гениальное произведение, высший образец музыкальной драмы, которая на крыльях блистательной музыки высоко поднимается над повседневностью, хотя трактует повседневный сюжет. Именно постольку, поскольку незамысловатые перипетии романа солдата и сигарной работницы захвачены яркостью и выразительностью гениальной музыки, они приобретают общечеловеческий характер, в которой легко узнаваема так называемая «вечная драма» мужчины и женщины, в особенности если прибавить к этому и Микаэлу. Мужчину, которого оторвали от дел его жизни и от предназначенной ему верной и любящей подруги, тянет к демонической женщине, женщине прежде всего, сладострастной самке, которая стремится менять мужчин; а рядом – противополагаемая ей другая женщина, весьма светлая, но и весьма скучная.

Конечно, вся эта драма ни на какую «вечность» претендовать не может. Она отражает собой довольно типичные перипетии половых отношений. Но они так обычны, что, выраженная мощной и сильной музыкой, эта драма приобретает характер широкого смысла.

После представления, выйдя на улицу, стали обсуждать увиденное. Их взгляды полностью совпали. Но Арина заметила, что невозможно создать сильный образ без применения некоторых приёмов, принятия на веру некоторых условностей.

– … так, через точку, не лежащую на данной прямой, нельзя провести более одной прямой, параллельной данной. Однако стоит нанести на обычной эвклидовой плоскости круг и начать рассматривать лишь его внутренность, исключив из рассмотрения окружность и внележащую область, то можно убедиться, что положение о возможности проведения через одну точку двух параллельных к третьей прямых выполняется. Таким образом, характер отграниченности пространства позволяет обычные отношения на театральной сцене рассматривать как модель чего-то возвышенного и преувеличенно романтического.

Театр остался у них позади по правую руку, слева был парк Центральной набережной, прямо перед ними – проезжая часть улицы Чуйкова. Это место было равноудалено от их домов. Арине нужно было направо, Иосифу Григорьевичу – налево. Когда переходили дорогу, он умышленно взял немного влево, и Арина последовала за ним. И они, взойдя на тротуар, пошли по направлению его дома. Всё произошло самым естественным образом. Она взяла его под руку:

– … знаешь, я думала обо всём, что происходит…

* * *

Утром, к завтраку, Арина вышла одевшись и накрасившись. Иосиф Григорьевич, возившийся с бутербродами, удивленно сказал:

– Что за официоз?! Я там приготовил халат.

Она немного смутилась:

– Ну… я как бы оделась…

Он долго ждал эту ночь, готовился к этому событию, и хотел поговорить о том, что между ними произошло, но макияж и вечернее платье направили разговор в другое русло. Заговорили о делах.

– Мне тут один… знакомец… направил на путь истинный, – Иосиф Григорьевич пододвинул ей поближе тарелку с бутербродами, щедро намазанными крупнозернистой красной икрой. – Угощайся!

И налил себе чай из заварочного чайника. Перед Ариной стояла чашка каппучино.

– Говорит, разбрелось моё стадо. А ведь правда, я как устроился к Рустэму, забросил все свои дела. Никто ко мне не ходит, передачки не носит. Высокая зарплата расслабляет.

Надкусив бутерброд, Арина довольным голосом протянула:

– М-м-м… какая вкуснятина! Нежнейшая икра! Либо′ не из магазина, через закрытые каналы?

– А, это один служивый, хороший друг с Дальнего Востока привёз, приезжал надысь…

Он осёкся, заметив её реакцию. Она чуть заметно поджала губы и отложила бутерброд. Некоторое время длилось неловкое молчание. Оба одновременно подумали, как же хорошо быть молодыми, начинать отношения с чистого листа, когда ещё нет рядом никаких теней и груз прошлых лет не отягощает память. И одновременно улыбнулись:

– Прости, я, ишачья голова…

– Извини, что было, то прошло, просто я непроизвольно… Так что ты говорил про стадо?

– Да, стадо… – ухватился Иосиф Григорьевич. – Последний, Моничев – сама знаешь что с ним стало. А ведь у меня был целый список. Все обращались за советом, ну и я помогал как мог. Уже не помню, с какого изменчивого часа начался массовый исход, но сейчас гол как сокол, и сижу на одной зарплате.

– Ну неплохо – джип купил.

– Это мне Рустэм оплатил. Но я не привык жить одними подачками.

Арина чуть откинула голову и сузила глаза:

– А есть такой Андрей Разгон, молодой предприниматель, у него крупнейшая в городе фирма по медоборудованию, сам живёт в Питере, там у него тоже серьёзный бизнес.

– Андрей Разгон… знаю такого. Правда лично не знаком. Но он же сидит под Халанским, и вряд ли примет моё приглашение. Не нужен я ему, и мне его никоим боком не подцепить. Как ты сказала – даже в существующем отграниченном пространстве наши прямые не пересекаются.

Отодвинув чашку, Арина уперлась локтями о стол, немного подалась вперёд:

– Ну а Карман?

– Что карман?

– Гинеколог, Евгений Карман, главврач роддома, – пояснила Арина. – Недавно его назначили начальником горздравотдела. Разгон с ним работает. Поручи Карману, он до столба докопается – тем более на новой должности.

– Вижу, Андрей Разгон тебе не очень дорог, – Иосиф Григорьевич не мог взять в толк, с чего бы это Арина так невзлюбила парня.

– Что значит… я же не на гильотину веду его, а в руки доброго и справедливого аксакала, к которому коммерсанты «обращаются за советом», – настойчиво продолжила Арина.

– «За советом», – усмехнулся Иосиф Григорьевич. – Рукопожатный человек, он нам службу сослужил, а гражданская совесть для меня – не пустой звук.

Заметив её равнодушный взгляд, прибавил:

– Ну смотри, дело твоё.

– Что значит «моё»? Не моё, а наше! У тебя появится возможность самому покупать эксклюзивную икорку, ну и мне что-то обломится от щедрот, надеюсь.

Это был совсем не тот разговор, который хотелось вести после ночи, проведенной с такой приятной женщиной. Иосиф Григорьевич не знал, как повернуть его в желаемое русло, и задумался – как поддержать беседу.

«Крупнейшая в городе фирма по медоборудованию, в Питере серьёзный бизнес – прямо мечта вымогателя», – подумал он. Ему вспомнились заголовки газетных статей – «Принадлежащая распоясавшемуся предпринимателю А.Разгону фирма Совинком распоряжается бюджетными деньгами как своими».

После непродолжительной паузы Иосиф Григорьевич задумчиво произнес:

– Будем посмотреть, что можно с твоим… пардон, нашим Разгоном сделать.

Он решил, что если набирать клиентов, то неплохо начать с такого вот молодого успешного коммерсанта. А кого брать под опеку, торговцев шаурмой?! Нет, где нет больших денег, там нет серьёзных дядек. Глаза бывшего начальника ОБЭП уже доставали богатый офис в кардиоцентре, аптеки, банковские счета.

Глава 36

Проблему обсуждали в неофициальном офисе – в кофейне Онтромэ на Большой Морской улице. Андрей рассказал Ренату о том, что два лупаря, Хмарук и Вексельберг, стакнулись и организовали враждебный альянс, Ренат же поведал о недовольстве Блайваса – вексельный проект чересчур затянулся.

– У него хватает наглости торопить меня? – возмутился Андрей. – Он сидит на своей широкой жопе и получает долю за посредничество и еще поторапливает меня?! Всё идёт моими силами, я взял дополнительный кредит в Волгопромбанке миллион рублей под 25 % годовых, мои сотрудники, прочие издержки, а этот боров сидит что-то хрюкает!

– Он что-то вякнул за чеченов – оттуда ветер дует, – кивнул Ренат.

– Он с ними напрямую общается?

Ренат не смог точно ответить на этот вопрос. Андрею захотелось внести ясность и разложить всё по полочкам:

– Последний раз мы договорились, что выключаем Вексельберга из схемы, и наша доля увеличивается, так?

Ренат снова кивнул, Андрей продолжил:

– Это должен сделать Винц – ну должен он хоть что-то сделать, убрать Вексельберга, например, и поторговаться с Лечи чтобы уступил дополнительно процентов двадцать.

Оказалось, что и этот вопрос невыяснен – Блайвас только требует не запинаясь, в остальном он изъясняется размытыми категориями. Он палец о палец не ударил, чтобы выполнить свои обещания, но почему-то знает, что ДОЛЖЕН получить 20 % от общей суммы сделки – от миллиона долларов. Откуда знает, непонятно – наверное, ангелы ему напели.

– Мы умываем руки, – заключил Андрей. – Он не выполнил свою часть работы, значит и мы…

– Так не пойдет, – возразил Ренат. – С ним так нельзя. Он сможет доебаться и ты заплатишь.

– Но почему?!

Они прорабатывали разные варианты, Ренат не смог предложить ничего конкретного, но продолжал настаивать, что нельзя идти напролом и добиваться справедливости от Блайваса. Он будет отводиться, обещать, в итоге ничего не сделает, но настанет час, когда он потребует свою долю, которую умозрительно считает своей, и так раскинет рамсы, что по понятиям будет прав, а для выбивания долга задействует очень мощный механизм. Достаточно вспомнить, как он отжал Геленваген у менеджера, управляющего принадлежащими Коршунову торговыми центрами – вначале долго ходил уговаривал, как-то раз подловил на обещании продать за смешные деньги, и в итоге хозяин машины сам не понял, как оказался зажатым в угол своими же собственными словами.

– Так, мне это надоело, я еду в Москву! – нетерпеливо произнес Андрей, постукивая пальцами по столу.

Ренат заметно насторожился:

– Что ты задумал?

– А что я задумал… разыщу Лечи, поговорю с ним, выясню все обстоятельства, договорюсь напрямую. Устраню ненужных посредников – Вексельберга… и Блайваса.

Ренат не поддержал идею, но и не смог внятно возразить. По его мнению, к Лечи не стоит соваться одному, без посредника, который бы в случае чего выступил гарантом, и желательно, чтобы это был такой парень, которого не жалко потерять.

Андрей сменил тему и поинтересовался, как поживает двигатель вексельного проекта – королева гламура северных широт, одевающаяся в дорогих продуктовых магазинах. Ренат в ответ расхохотался:

– Леночка?! А то ты не знаешь, как она поживает!

Андрей невозмутимо ответил, что Леночка Шаабан, конечно, занимает его мысли, но не настолько, чтобы с ней встречаться. Правда, была пара…тройка разорительных угарных встреч, в ходе которых обошли кучу увеселительных заведений, в каждом из них Леночка перепробовала всё, что только было в меню, включая кальяны, караоке и даже детские игровые автоматы, в оконцовке она выгребла из бумажника Андрея всё до копейки и утром на прощание помахала ручкой. Ну никак, никак не хочет эта продувная ветреница поиграть в старую добрую игру «спрячь колбаску» – по крайней мере с Андреем. От её походки бросает в легкую сексуальную лихорадку, и… пожалуй, Андрей предпримет ещё одну попытку… может и две.

Собственно, эти истории можно было и не рассказывать Ренату – он это проходил много раз и, слава всем святым, что избавился от пагубной зависимости. Вне всяких сомнений, Леночка – такая девушка, за которую не стыдно монеты бросить, но если делать только то, что не стыдно, то можно вылететь в трубу.

До конца недели Андрей маялся в ожидании новых недружественных вылазок со стороны Хмарука и Вексельберга и оправдывался перед компаньонами за непонятку по взаиморасчетам с Пауэр Интернэшнл (Владимир устроил жесткую выволочку, и Андрей благодарил бога, что на тот момент с Пауэром не было никаких сделок, которые бы заблокировали из-за несогласованного акта сверки и отрицательного сальдо Экссона). В пятницу Андрей выехал ночным поездом в Москву, предварительно созвонившись с Таней. Они договорились встретиться в Волгограде, но в сложившейся ситуации Андрей не знал наверняка, сможет ли приехать. И она, выклянчив у матери деньги на обновку, вылетела в Москву. Арина в последнюю минуту собралась сама – её заинтересовали сезонные скидки, но её настроение ухудшилось, когда она узнала, что на самом деле Таню интересует не летняя коллекция Escada, а вскруживший ей голову Андрей – милый, но совершенно отъявленный сукин сын. Впрочем, шустрая Таня успела-таки по-быстрому обежать интересующие её магазины, купила то, что хотела и тут же надела на себя: обкислоченные джинсы с яркими вставками, тигрово-леопардовую рубашку на пуговицах, танкетки на толстой платформе из прозрачного плексигласа, создающие иллюзию практически босых ног. В таком виде она отправилась вместе с матерью на Тверскую, где ждал Андрей.

Он почувствовал исходящий от Арины негатив, когда встретился с ними на Тверской у памятника Юрию Долгорукому. Отделавшись дежурными фразами, она отправилась по магазинам, оставив молодых людей наедине.

– Что с ней? Что не так? – удивленно спросил Андрей, разглядывая подругу, необычайно эффектно смотревшуюся в обновках.

Таня взяла его за руку:

– Пойдём. Это аэрофобия – она плохо переносит самолёт.

Они поймали такси, и тут Андрей понял, что не сможет точно описать водителю место, куда им нужно. Сначала поехали по Никитской, свернули в какой-то переулок, стали петлять по разным кущерям.

– Это анлийский паб, выглядит дорого, у входа – белая семерка-БМВ с номерами 666, двадцатый регион, – только и мог объяснить Андрей.

– А-а-а! белая БМВ двадцатый регион! – обрадованно воскликнул таксист. – Сейчас мигом домчу, это рядом!

Действительно, всё так и было, как описал Андрей – английский паб «Гудермес» и белая БМВ напротив входа. Расплатившись, они с Таней выбрались из такси.

– Пойдём!

– Сейчас, подожди, – у тяжелой дубовой двери Андрей остановился и задумался.

Они отошли в сторону, на несколько метров. Затем Андрей предложил зайти за угол (здание, на первом этаже которого было заведение, находилось в углублении, в кармане, зажатом между двумя другими домами).

Вынув телефон, Андрей набрал Рената. Когда тот ответил, сказал:

– Я тут в Москве, нашёл ресторан, который принадлежит Лечи. Он там – машина у входа стоит. Вот стою думаю, с чего начать разговор. Какие у тебя идеи – что ему сказать?

– Что, Лечи? Ты собрался идти к нему? – Ренат буквально кричал, будто впервые услышал, что Андрей собрался переговорить с джигитами. – Беги оттуда без оглядки, не будь идиотом. Просто запиши адрес, Винц узнает городской номер, позвонит напрямую мимо Вексельберга и обо всём договорится.

Ругнувшись по поводу необдуманной поездки, предпринятой Андреем, Ренат еще раз попросил не соваться в это осиное гнездо, а просто записать адрес и предоставить Блайвасу вести переговоры. Ворон ворону глаз не выклюет, и там, где Андрей скажет много лишнего и возьмет на себя массу невыполнимых обязательств, по которым придётся расплачиваться больше чем деньгами, Блайвас сумеет извлечь пользу – выключить Вексельберга из схемы и договориться о скидках.

– Думаешь они спустились с гор и возрадуются, увидев свет на твоём лице? – сказал напоследок Ренат.

Довод подействовал.

– Пойдём в наше кафе, – сказал Андрей, закончив разговор. – Ты завтракала?

Пока дошли до Сбарро на углу Тверской и Глинищевского переулка, Андрей рассказал, что в деле, благодаря которому решится много проблем, возникло некоторое препятствие, мешающее продвижению вперёд. Помеха сама по себе незначительная, но если её не локализовать, то может перерасти в большую проблему. Он привёл пример:

– Это как мелкая вредная собачонка, – сказал он, открывая перед Таней дверь пиццерии. – Эта тварь лает и путается под ногами, если её не пнуть, чтобы она отлетела в сторону и заткнулась, она может забежать сзади и больно укусить.

Они стали выбирать еду. Попросив себе порцию палтуса, Таня спросила:

– Ты закончишь этот проект, и все твои неприятности закончатся? Тебе перестанут являться призраки?

– Да, Танюш, именно так.

Они набрали два подноса – лазанью, мясо по-турински, грибной суп, салаты, расплатились на кассе, и, выбрав столик в центре зала, расположились на диване.

– Везде мне нравится сидеть у окна, кроме этого заведения, – сказал Андрей, расставляя тарелки.

Целуя Танину руку, он залюбовался бугорком у основания большого пальца:

– Обожаю твои ручки!

Она притворно возмутилась:

– Тащишься по моим конечностям – запястье, пальцы ног, щиколотки, сухожилия, синовиальные влагалища. А мозги – умище, а?! Главное не замечаешь – какая я умная!

Улыбнувшись, он похвалил её за тонкий ум, но его улыбка внезапно омрачилась: в заведение зашли, один за другим, Хмарук и Вексельберг. Повернувшись, Таня проследила за его взглядом:

– Это кто такие?

– Что называется, вспомни говно, оно и приплывёт. Это те самые шавки, о которых я только что говорил.

Таня с Андреем и в толпе обращали на себя внимание, а в центре зала пустого кафе их невозможно было не заметить. Хмарук с Вексельбергом изменили маршрут и вместо стоек со снедью подошли к их столику и заняли стулья напротив них.

– Кайфуем! – ощерился усевшийся напротив Тани Хмарук.

Глаза Вексельберга, сидевшего напротив Андрея, по обыкновению, были устремлены в небо. У Андрея было жгучее желание подняться с диванчика, обойти стол и совершить какой-нибудь тяжкий антисемитский проступок – надрать задницу двум сионистам прямо здесь и сейчас, в самый что ни на есть шабад. Но он сдержался – всё-таки центр Москвы, итальянская пиццерия, а не какой-нибудь булдырь в промзоне. И он удостоил их максимально изысканным ответом, на который был способен:

– Я по субботам не подаю – даже таким охуенно кошерным парням, как вы!

Хмарук был расположен к диалогу, его обрадовало, что можно прямо сейчас осуществить разработанный им план.

– Давай-давай, выёбывайся. Мы поднимаем ставки – сто тысяч долларов в обмен на папку с хорошим уголовным делом и документами, без которых тебе не подпишут акт сверки. Володя Быстров вряд ли обрадуется, когда узнает, что директор Экссона…

Не досказав, Хмарук прервался, и Андрей, надкусив чесночную булочку, и запив морсом, прожевав, подтолкнул к продолжению разговора:

– Чего заткнулся, змея заползла в жопу? Давай, двигай тему, что там «директор Экссона».

Лицо Хмарука в этот момент казалось необыкновенно выразительным в том смысле, что на нём как будто была написана его судьба. При взгляде на него становилось ясно, что это лицо обреченного человека и что жизнь, которая ему предстоит, не будет долгой: либо он умрёт от неизлечимой болезни, либо будет убит при сведении счётов и его труп подберут милиционеры – с пулей в груди или перерезанным горлом. Во всяком случае, таково было впечатление Андрея и ничто не могло его изменить. А слова, которые в следующую секунду произнёс Хмарук, подтвердили это чувство:

– А это мы обсудим в офисе – сейчас встанем, поднимемся к нам, ты оставишь свою тупую пизду сторожить вашу жрачку…

Договорить он не успел – выскочив из-за стола, Андрей обежал вокруг столика и опрокинул назад стул, на котором сидел Хмарук. Он повалился спиной наземь, и Андрей принялся что есть силы гвоздить ему рёбра носками своих крепких английских ботинок и потчевать звонкими тумаками по лицу. С подшибленным глазом и носом, из которого кровь била искристым фонтаном, Хмарук, будучи худ и лёгок, комично подпрыгивал под ударами и делал какие-то движения, словно стремился вознестись на воздух. У него был вид утопающего – такой, какой бывает у близоруких, когда они теряют очки. Его окровавленное лицо выражало бесконечную муку существа, для которого наносимые ему удары тренированных кулаков и подбитых гвоздями ботинок составляли единственную связь с внешним миром.

Андрей опомнился, лишь когда двое охранников в черной униформе, схватив за руки, оттащили от избиваемого, а третий загородил его собой. Андрей попытался вырваться, но охранники крепко удерживая, сделали пару шагов в направлении подсобных помещений. Трое мужчин, работников пиццерии – обслуга в белой спецодежде и шапочках – стояли рядом, готовые придти на помощь охранникам. Избитый до синего цвета Хмарук с передвинутыми на лоб глазами лежал на полу, возле него суетилась кассирша. Администратор вызывал по телефону спецслужбы – милицию и скорую помощь. Андрей попытался высвободиться, ему удалось сбросить с себя одного охранника, но его тут же снова взяли на захват. Выручила Таня – обругав охранников, назвав их тупыми уродами, она оттолкнула одного, ударила сумочкой другого, а третьего попыталась ударить ногой, но тот успел увернуться. Её энергичное вмешательство возымело действие. Охранники ослабили хватку, опешив от смелого выпада юной леди с лицом испорченной принцессы и хрипатым, будто прокуренным голосом, напоминающим скрипучий бас мафиози. Воспользовавшись этим, Андрей высвободился, и рванул на выход. Опередив его, Таня открыла перед ним стеклянную дверь, и, пропустив вперед себя, выбежала вслед за ним на улицу.

– Нет, надо его добить, – Андрей, стиснув кулаки, направился было обратно, но Таня его удержала. – Ты чего, сдурел – милицию вызывают! Пойдем отсюда.

Тут Андрей заметил глазеющих на него зевак, некоторые снимали его на телефон. И они с Таней, взявшись за руки, быстрым шагом направились вглубь Глинищевского переулка.

Глава 37

Всё дурное обычно подкрадывается незаметно. Судебное заседание по делу об оскорблении журналистки Софьи Интраллигатор не стало исключением. Оно было проиграно – вопреки прогнозам адвоката Льва Рогозина. Как и в прошлый раз, оскорбленная журналистка выступила частным обвинителем и в качестве эксперта привела с собой Леонтия Буковкина, замначальника департамента культуры при областной администрации, председателя союза писателей, считавшегося самым грамотным эспертом города Волгограда в области словесности. Собственно говоря, лингвистическая экспертиза проводилась экспертно-правовым центром «Регион», который, не имея в штате соответствующих специалистов, обратился к Буковкину и получил нужную консультацию, на основании которой составил своё заключение.

По электронной почте Андрею прислали два отчета о судебном заседании, фактически дублировавших друг друга – от Ирины Кондуковой, явившейся в качестве свидетеля защиты, и Льва Рогозина. В них сообщалось следующее.

Выслушав истицу, судья судебного участка № 10 Гуськов О.Б., уже знакомый с материалами дела, спросил у представителя и защитника обвиняемого, Льва Рогозина,

произносил ли Андрей Разгон в адрес гражданки Софьи Интраллигатор слова «пизда», «тупая жирная пизда», преследуя при этом цель умышленно её оскорбить. Защитник ответил, что Андрей Разгон не произносил таких слов в адрес гражданки Софьи Интраллигатор и не имел намерений умышленно оскорбить её.

Тогда судья задал вопрос: называл ли Андрей Разгон истицу непрофессионалом, преследуя при этом цель оскорбить её достоинство. Защитник снова дал отрицательный ответ.

Тут вмешалась Софья Интраллигатор – она попросила суд выслушать приведенного ею эксперта. Буковкин, замначальника департамента культуры и председатель союза писателей, заявил, что проанализировал аудиозапись интервью и выявил, что в ходе беседы интервьюируемый Андрей Разгон ввёл в общее поле зрения говорящего и слушающего негативную характеристику, которая приписывалась слушающему. Понятно, что любой речевой акт адресован слушающему, однако в данном конкретном случае негативная характеристика не просто ему адресована, но замарывает его, угрожая его общественному лицу. Отрицательная характеристика вербализовалась в неприличной форме, а именно: «пизда», «тупая жирная пизда».

Кроме того, явным признаком оскорбления является повышение статуса говорящего за счёт понижения статуса адресата: «меня раздражают ваша розовая кофточка, ваши сиськи и ваш диктофон. Да мне по хую, как вы напишете. Так же, как и вы. Я не люблю непрофессионалов. Непрофессионалам тут делать нечего. Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании».

Инвектива «Я не люблю непрофессионалов. Непрофессионалам тут делать нечего», – это ярко выраженная отрицательная оценка Андрея Разгона, данная журналистке Софье Интраллигатор. То есть говорящий приписывает адресату отрицательную характеристику – непрофессионализм.

Кроме того, в оскорбительном контексте употреблено слово подворотня:

«Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании».

То есть Андрей Разгон намеренно сравнивает Софью Интраллигатор с низшими слоями общества, обитающими в подворотнях, с целью унизить её достоинство.

Всё вышеперечисленное – очевидные признаки оскорбления, непосредственно направленного на унижение личного достоинства человека.

Помимо этого, в ответ на замечание по поводу недостойного поведения: «Вы явно не в себе», Андрей Разгон угрожающе произнес: «Хорошо, что не в тебе!», что в сложившейся обстановке расценивается как то, что им не исключалась возможность полового акта с Софьей Интраллигатор. Насильственного полового акта, а значит это квалифицируется как попытка изнасилования. В связи с чем обвинитель требует возбудить уголовное дело по статье 66 УК РФ «Неоконченное преступление» (по которому предусмотрено наказание: лишение свободы на срок в размере трех четвертей максимального срока или размера наиболее строгого вида наказания, предусмотренного соответствующей статьей Особенной части настоящего Кодекса за оконченное преступление).

Заслушаны свидетельские показания Ирины Кондуковой – то самое сопоставление аудиозаписи с вербальным и невербальным поведением участников. С её слов, Андрей Разгон произнёс слово «пизда», рифмуя сказанное Софьей Интраллигатор: «Тоже мне звезда». Что касается продолжения фразы, а именно «тупая жирная пизда» – свидетельница затрудняется ответить, произносил ли эти слова Андрей Разгон. По поводу непрофессионализма – свидетельница утверждает, что её директору присущи абстрактные высказывания, он часто, продолжая мысль собеседника, развивает её и уводит на новые направления. По аналогии в данном случае Андрей Разгон повёл речь о непрофессиоаналах в общем, не имея в виду журналистку Софью Интраллигатор. Произнося: «а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании», он смотрел в сторону своего рабочего места, имея в виду всех тех, с кем ему приходится общаться по работе.

А сказанное им «Хорошо, что не в тебе!» в ответ на замечание «Вы явно не в себе» относилось вовсе не к Софье Интраллигатор, а к Ирине. Андрей Разгон посчитал интервью законченным и начал разговор со своей сотрудницей. И эта фраза была произнесена в контексте новой беседы, а что под этим подразумевалось – это частный вопрос отношений директора и его зама.

Когда Ирина закончила, истица обвинила её в пристрастности и попросила судью не приобщать свидетельские показания к делу. Защитник охарактеризовал происшествие в офисе Совинкома как вялую перебранку и языковую игру, основанную на рифмовании слов; по контексту которого невозможно установить, что конкретно имеется в виду – приписывание характеристики, оскорбление, или что-то другое. Это тот случай, когда говорящий должен сам пояснить, что он имел в виду.

А поскольку говорящий утверждает, что не имел намерений оскорбить адресата, то следует принять его слова за истину и закрыть дело.

В ходе процесса у судьи сложилось решение – едва дослушав доводы защиты, он вынес постановление: действия А.А. Разгона квалифицируются по ст. 130 УК РФ, он признается виновным в оскорблении, т. е. унижении чести и достоинства Софьи Интраллигатор, выраженном в неприличной форме, и ему назначается штраф в размере 10 тысяч рублей. Гражданский иск о компенсации морального ущерба удовлетворяется частично: в пользу потерпевшей взыскивается тридцать тысяч рублей. Суд обязывает А.А. Разгона оплатить потерпевшей стоимость экспертизы в сумме 11 000 рублей. В возбуждении уголовного дела по статье 66 УК РФ – отказать.

Это решение оказалось для Андрей обременительным довеском к его многочисленным перерасходам. Принято считать, что одно только фиксирование расходов снижает их количество. Однако траты его не уменьшались, как бы скрупулезно он их ни записывал. Штрафы ГАИшникам (в основном за превышение скорости и выезд на встречную полосу – без этого по городу никак), командировочные расходы, развлечения, всякие дурацкие растраты – всё это требовало упорядочивания, а вместо этого данная статья росла от месяца к месяцу.

Он принял принципиальное решение: не платить Софье Интраллигатор ни копейки, выиграть апелляцию, а все издержки повесить на строптивую журналистку.

На следующий день после суда Лев Рогозин подал апелляционную жалобу в Центральный районный суд. Тяжба продолжилась.

Глава 38

– Нет, нет, и нет! – вот уже битый час Марьян Хмарук отказывался, а Закревский упорно настаивал на подаче заявления. Какое везение – прямо под камерами мерзавец Разгон наконец совершает противоправные действия, наносит тяжкие телесные повреждения – множественные переломы рёбер и ушиб головного мозга, которое при правильной диагностике можно квалифицировать как угрожающие жизни, а заинтересованный потерпевший не хочет воспользоваться долгожданным шансом.

РОВД готово возбудиться уголовным делом и без заявления потерпевшего, и Закревский, обсудив с Пустоваловым такую возможность, отправился к Хмаруку в травматологическое отделение Центрального института травматологии и ортопедии ("ЦИТО им. Н.Н.Приорова"), в палате интенсивной терапии которого тот находился, с твёрдой уверенностью, что он подпишет любые бумаги, которые помогут упрятать обидчика за решетку. Подкараулить и задержать которого в Москве не составит труда, и судить его будут тут же, не дав возможность снестись с волгоградскими или петербургскими друзьями. Всё, что нужно – показания потерпевшей стороны.

– Его компаньоны приедут сюда и встанут лагерем перед зданием суда и такое устроят – никаких денег не пожалеют, чтобы его вытащить, – мрачно пророчествовал Хмарук. – Ещё бы – герой, вступился за оскорбленную девушку. Я не хочу выглядеть посмешищем. Показаний никаких не дам, сам разберусь по-своему.

Закревский не стал расстраивать травматологического пациента, забинтованная голова которого вызывала горячее сочувствие – дело в том, что видеозапись потасовки просочилась в интернет и вызвала бурю эмоций у пользователей сети.

Глава 39

В понедельник утром все ещё были на взводе после субботнего футбольного матча. Играли во время загородной поездки на остров Эссари (за Выборгом на границе с Финляндией). Андрей играл за Быстровых, Ансимовы приняли в свою команду Данилу, старшего сына Игоря Быстрова. Напряженность возникла на 40-й минуте, когда начался дождь. Счёт был равный, 6:6, из-за дождя решили играть до очередного гола, но Ансимовы, пропустив мяч, как обычно принялись яростно спорить, но потом, вынужденные засчитать гол, стали настаивать на продолжении игры, и Владимир, несмотря на уговоры Игоря, уступил. Теперь, чтобы победить, команда Ансимовых должна была забить два гола. Женщины, наблюдавшие за матчем, ушли в дом из-за того, что дождь усилился. Минут пятнадцать мяч переходил от одной команды к другой, все попытки пробить по воротам оказались неудачными. Владимир, получив пас от Андрея, отразившего атаку, повёл единоличную игру. Он долго водил по полю, не пробивая по воротам сам и не давая пас Игорю, крутившемуся возле вражеских ворот. Артур с Алексеем, успокоившись, отвязались от него и сгруппировались у своих ворот, решив встретить противника здесь вместо того, чтобы гоняться за ним по всему полю; Данила, 17-летний акселерат, упорно пытался отбить мяч. Артур попытался встрять между ними, он даже, решив, что отнимет мяч, велел Даниле бежать к воротам принимать пас, но у парня заклинило непременно самому вырвать мяч у дяди. У того тоже возникло необоримое желание, отбросив щенка, отправить мяч в ворота. Алексей, Артур, Игорь и Андрей наблюдали, как дядя с племянником ведут принципиальный спортивный поединок, невзирая на дождь и грязь. Владимир сознательно доводил парня, играя с ним как кошка с мышкой, провоцируя его на запрещенные приемы. Данила не сдавался, рассвирепев, он оттеснил дядю к краю поля, и там наконец, допустил промах – сделал подножку. Однако Владимир удержался на ногах, и некоторое время они водили мяч в оффсайде (условном оффсайде – играли на поляне, никаких четких границ не было, а вместо ворот поставили камни). Наконец, увидев, что мальчишка вот-вот набросится на него с кулаками, Владимир сделал точную передачу Игорю, и тот реализовал пас, отправив мяч в пустые ворота – Артур с Алексеем, не ожидавшие такого исхода, расслабились и пропустили гол.

Тут все втроём – оба Ансимова и Данила Быстров – заявили, что гол не засчитывается и потребовали угловой, так как пас был передан из оффсайда. Владимир с Игорем вначале спокойно, а по мере того как противники повышали голос, более эмоционально отвечали, что игра закончена, счет 8:6, и пора идти на обед. Андрей, никогда не испытывавший спортивной злости, а тем более в футболе, наблюдал за набиравшей обороты потасовкой, желая только одного: чтобы спор поскорее закончился и неважно в чью пользу – все уже вымокли до нитки, а дождь всё усиливался. А уйти с поля, бросив игру – значило опозориться на веки вечные.

Ансимовы уже кричали во всё горло, что на момент передачи паса положение было вне игры, поэтому восьмой гол на засчитывается. Владимир не менее яростно утверждал, что о положении вне игры надо было говорить раньше, границы поля не оговаривались, играли где придётся, а поскольку уже проехали, то и нечего спорить – после драки кулаками не машут. Игорь, вытаращив глаза, также отстаивал свой гол – первый в сегодняшнем матче. Дождавшись, что противники зафиксируются именно на восьмом мяче, Владимир сделал великодушный жест – он уступил, сделав оговорку, что матч заканчивается со счетом 7:6 в их пользу, а восьмой гол пускай остается на совести игроков-неудачников, которые зарабатывают очки не игрой, а нудным сутяжничеством. Разгадав маневр брата, Игорь для виду затеял с ним спор, мол, нечего разбрасываться голами, справедливость превыше всего. Но вскоре уступил – надоело находиться под ливнем, который лил уже как из ведра.

Пошёл разговор за понятия – так нечестно, не по-спортивному, хватить жилить – Ансимовы уже не помнили, какими доводами убедили продолжить матч после седьмого гола, последующий спор наслоился на предыдущий, и им надо было отыграть в обратную, чтобы заставить противника продолжить игру.

– Мы же договорились, Вовок, что будем играть до следующего гола, – сказал Артур.

Алексей, поддерживая брата, добавил, что надо держать слово, так как тот, кто не выполняет свои обещания – не спортсмен и не мужик. Так, придираясь к словам, назначая и отменяя штрафные и пенальти, кое-как договорились о следующих условиях: угловой с последующей игрой не до гола, а на время – двадцать минут. Но тут возникла загвоздка – каждая сторона считала, что именно её игрок должен сбрасывать с угла. Никто не хотел уступать, так как каждый уже сделал столько уступок, что дальше некуда.

– Мяч ушел за линию от тебя! – грозно надвигался Данила на Владимира.

– Ты мне сделал подножку! – отвечал тот.

– У тебя были руки! – огрызался Данила.

Артур предложил компромиссный вариант: пенальти по пять раз в ворота каждой команды, Алексею больше понравилась идея провести жеребьёвку, но в итоге спор перешёл на личности. Дядя с племянником сцепились не на шутку – Данила, размахивая кулаками, кричал что его «ничего не ебёт», Владимир требовал, чтобы Игорь взял своего щенка на поводок, а то хуже будет. Игорь поначалу пытался урезонить сына, но после слов Владимира «молоко на губах не обсохло а всё туда же, недоносок» призвал брата к порядку. На шум сбежались испуганные женщины – издалека всё походило на драку. Мать Данилы – жена Игоря, схватив сына за руку, пыталась оттащить его в сторону. Жена Владимира вместе с Игорем пытались тоже самое сделать соответственно с мужем и братом. Артур с Алексеем заняли нейтральную позицию, журя обоих: ну так же нельзя, вы же родственники, это же какая-то братоубийственная война получается.

Между братьями Быстровыми пошёл серьёзный разговор:

– Я же тебе говорил! – зло бросил Владимир. – Я же тебе говорил: нехуй баловать, жеще надо воспитывать, жеще!

– Чего?! – Игорь смертельно оскорбился, что его при всех низводят до положения младшего, которому указывают как он должен воспитывать своих детей. – На себя посмотри, своих воспитывай!

– Хули ты там говорил, мудак! – взорвался Данила и, вырвавшись от матери, набросился на Владимира. И ударил бы, если бы не вцепившийся в него Артур.

Изрыгающего страшные ругательства парня отвели в сторону, но как только он почувствовал, что хватка ослабла, вырвался, и, обозвав всех козлами и предателями, побежал в сторону леса.

– Данила, вернись! – крикнула вдогонку мать, но он уже скрылся среди сосен и поросших зеленым мхом огромных валунов.

– Что вы наделали, лбы здоровые, обидели мальчишку! – предъявила она братьям Быстровым, но получилось так, что Ансимовым, так как близнецы отошли метров на двадцать в сторону ото всех и бурно выясняли отношения. Тогда она бросилась вслед за сыном и через полминуты её светлая куртка исчезла в соснах.

– А вы что тут делаете?! – жена Владимира набросилась на мокнущих под дождём оставшихся детей, – 10-летнего сына Артура, двух своих дочерей 12-ти и 4-х лет и 14-летнюю дочь Игоря, – которые прибежали из дома посмотреть что тут делается. И они вдвоём вместе с женой Артура повели детей обратно, под крышу.

Артур, Алексей, и Андрей остались под дождём, который и не думал стихать.

– Да-а-а, заводные яйца поссорились, – протянул Ансимов-старший (имея в виду давнишний спор – Быстровы однояйцевые близнецы или разнояйцевые).

Грязный мяч одиноко валялся посередине поля. Ни играть, ни дискутировать было не с кем, и трое оставшихся игроков проследовали за женщинами и детьми в дом.

Это был шестикомнатный коттедж с кухней и большим общим залом. Приведя себя в порядок, приняв душ и переодевшись, все собрались в зале за большим столом. Вскоре появились Владимир с Игорем. Данила с матерью проскочили в свою комнату так, что их никто не заметил. Он уже не показывался и она отнесла ему ужин в номер.

Общий застольный разговор не клеился. Посмотрев по телевизору какой-то проходной боевик, разошлись по своим комнатам около одиннадцати часов.

На следующий день общей компанией уже не собирались, каждый общался только со своими семейными, Андрей с Алексеем, будучи без своих вторых половин, коротали время на берегу. Уехали первым же катером, а там, забрав машины со стоянки, разъехались не попрощавшись, без дежурных «давай пока до связи».

Так прошёл этот совместный уик-энд, который кстати перед этим довольно долго планировали, обсуждали и согласовывали.

Утро понедельника на работе началось не с обсуждения, кто где кого выебал накануне – Владимир обычно цеплял баб возле кинотеатра и там же в кинозале их приходовал, Игорь подбирал голосующих тёлок на дороге и шпилил их в салоне машины, Артур снимал на Невском проспекте и трахал на пляже возле Петропавловской крепости… то были обычные утренние рабочие новости, но в этот день всё обстояло по-другому. Во-первых – накануне был семейный уик-энд, а во-вторых – Быстровы всё ещё не отошли от грандиозной разборки и продолжали жлобить друг на друга, и оба вместе злились на Ансимовых, не признавших своё поражение в субботнем матче; а Ансимовы, в свою очередь, дулись на Быстровых из-за того, что те не продолжили игру и не дали отыграться, свой проигрыш они считали чистой случайностью и происками нечистоплотных соперников.

«Мне бы ваши проблемы!» – недоумевал Андрей, получивший утром по электронной почте взаиморасчеты по Совинкому, из которых явствовало, что на сегодняшний день долг фирмы составляет около трех миллионов рублей. И это не считая взятых у Быстровых под процент двадцати тысяч долларов, о которых Ирина, составлявшая отчет, не знала. А ещё неурегулированный вопрос с Пауэр Интернэшнл – непонятно откуда взявшаяся задолженность. Из-за этого для Андрея настали кошмарные времена – приблизительно то же самое, что в 2001 году, когда он жил на чемоданах, боялся, что его вот-вот вышвырнут из компании и придётся возвращаться в Волгоград. И его трясло от одного только вида Владимира Быстрова, и если, подъезжая к стоянке, Андрей не обнаруживал его машину, то испытывал чувство, сопоставимое с оргазмом.

Этим утром Ансимовы и Быстровы общались преимущественно с Вероникой, секретарём, и Кориной, бухгалтером, так что девушки были нарасхват. Если Артуру надо было что-то узнать у Владимира, или же у Владимира возникал вопрос к Игорю, то беседа шла через Андрея – например Артур спрашивал Андрея, Андрей задавал вопрос Владимиру, тот отвечал, и Андрей передавал сказанное Артуру, причем все находились в одном помещении и слышали начало и конец диалога.

В одиннадцать Андрей с Алексеем и Артуром отправились на заводоуправление. Ансимов-старший должен был переговорить с гендиректором завода по поводу очередной закупки сырья, инструкции по поводу предстоящей беседы он получил от Владимира (Владимир сказал Андрею: «пускай этот мудак Ансимов, который умеет только баб ебать и деньги считать, и ни хуя не умеет играть в футбол, пускай скажет Бороде…», далее шёл текст сообщения; и Андрей передал пожелание Артуру, тот ответил, что данный план действий – это лучшее, что можно сделать в сложившейся ситуации на заводе, и попросил передать Владимиру, что так всё и скажет гендиректору Электро-Балта, и Андрей сказал Владимиру, что Артур исполнит всё в соответствии с инструкциями).

Андрей с Алексеем совершили рутинный обход заводчан: коммерческий отдел, в котором забрали подписанные гендиректором накладные на вчерашнюю сборку тепловозных батарей (обычно завод выставлял счёт, например на 120 комплектов, Экссон его проплачивал, после чего выбирал продукцию, которая изготавливалась постепенно, по 24 комплекта в день); заместитель директора по производству – обсудить сколько сегодня будет собрано батарей и сколько из них отдадут Экссону; коммерческие директора – просто поговорить послушать сплетни и узнать новые веяния; бухгалтерия – то же самое; начальник транспортного цеха – обсудить сегодняшние отгрузки, сколько придёт фур, сколько нужно автокаров и грузчиков; кладовщица – передать накладные, чтобы она организовала отпуск продукции со склада и сообщить те же данные по сегодняшним отгрузкам, что и начальнику транспортного цеха. Отдельным пунктом шло посещение рядовых сотрудников коммерческого отдела. Это были молодые люди примерно одного возраста с Алексеем и Андреем, то есть 27–30 лет, в количестве четырёх человек, которые занимали отдельный кабинет и отвечали за снабжение и сбыт, и подчинялись, по настроению генерального директора, то заместителю по производству, то коммерческому директору, то ведущим сотрудникам коммерческого отдела (сидевшие в отдельном кабинете две женщины среднего возраста отвечавшие за взаиморасчеты и отпуск продукции), то главному бухгалтеру, то финансовому директору. Строгой, раз навсегда установленной иерархии не было, в принципе, любой вышестоящий чин мог зайти к ребятам в кабинет и приказать: так, человек, сделай мне расчет… или что-то в этом роде. Это была грамотная политика, Андрей на Совинкоме чисто интуитивно выработал такую же – чтобы сотрудники постоянно грызлись между собой за благосклоность хозяина, который любое непопулярное решение может провести в жизнь через подвернувшегося под руку менеджера среднего звена, и на него же спихнуть ответственность в случае неудачи. Конечно, любой здравомыслящий человек понимает, что хозяин в ответе за всё что происходит на предприятии… но это понимается головой, а душа и сердце говорят, что хозяин – он хороший и доверчивый, а вот коммерческий директор – мудак и постоянно науськивает главного на разные неблаговидные дела.

Эти четверо из коммерческого отдела были единственными, кому ничего не перепадало от Экссона. Остальные хоть что-то, да имели – заместители, директора, начальники, грузчики, бухгалтера. И если трое ребят были вполне адекватны и просто выполняли свою работу, то четвертый, по имени Евгений Чебыкин, постоянно находил причину доебаться. То ему не нравились сертификаты на свинец, то он находил погрешности во взаиморасчетах и требовал остановить очередную отгрузку, то он заявлял, что не может принять акт выполненных работ за транспортные услуги. Одну и ту же накладную переделывали по многу раз, потому что ему ни один вариант не нравился. Сначала он говорил, что в накладной надо указывать цену продукции и отдельной строкой расшифровывать транспортные расходы, потому что он «должен видеть за что завод платит». Когда ему приносили новые накладные плюс отдельные документы от транспортной компании, подтверждающие получение услуг по перевозке, он заявлял, что документы составлены неправильно, не по установленным нормативам, и «бухгалтерия их не примет». (бывало он возникал через полгода после того, как бухгалтерия приняла документы и они был проверены аудиторами). Накладные приходилось переделывать заново – вбивать транспортные расходы в цену продукции, а на следующий день весь завод обсуждал, что Экссон обдирает предприятие на доставке и что за такие деньги можно возить из Америки.

А поскольку всегда было неясно, кому подчиняется Чебыкин, то найти управу на него было сложно. Все руководители, кому бы ни пожаловались и ни попросили пропустить документы, услышав, что их заблокировал Чебыкин, горестно вздыхали и пожимали плечами: «Ах, ну раз Чебыкин против…» Единственный, кто мог с ним совладать, был гендиректор, но не будешь же обращаться к хозяину по всякой ерунде – по сертификатам, например.

И в это раз не обошлось без шпилек.

– Говорят Экссон не подаёт отчётность в налоговую! – прогнусил Чебыкин. – Смотрите аккуратнее – у нас может быть встречная проверка!

Алексей посмотрел на него как хозяин на собаку, которая лает на мирных прохожих:

– Да что ты, дружок! Бог с тобой.

Андрей отреагировал более резко, так как это камень в его огород:

– А ты никак стал главным акционером Электро-Балта?!

Что означало: сиди на своём месте и не высовывайся, главный бухгалтер как-нибудь сам разберется. Чебыкин прикусил губу – вот так, выскочка, опозорился перед коллегами.

Обедать отправились в заводскую столовую. За время трапезы Владимир позвонил три раза Андрею на трубку с одним-единственным вопросом: хватит жрать, когда вы явитесь в офис? Ему не терпелось узнать результаты переговоров с аккумуляторным вождём – гендиректором Электро-Балта. Быстровы никогда не ходили в заводскую столовую – брезговали. А зря – готовили неплохо, и за пятьдесят рублей можно было нажраться до отвала. (в городе даже в самых демократичных бистро средний обед стоил не менее 200 рублей). Кроме того, поход в общественную столовку имел важное политическое значение: заводчане видели, что коммерсанты, замкнувшие на себя снабжение и сбыт предприятия, фактически организовавшие при заводе торговый дом – это обычные пацаны, как Гаврила с пятого цеха или Клава с проходной, им не впадлу лакать рассольник из одной кастрюли с рабочими, жрать руками оладьи, вымазавши морду сметаной. Поэтому у Андрея, Алексея и Артура не возникало проблем, чтобы о чем-либо договориться с заводчанами или выведать нужную информацию. Как говорится – знали заводскую кухню изнутри.

Между тем аккумуляторный вождь, несмотря на свой пролетарский вид и поразительное сходство с Лениным и Дзержинским, стремался общаковской еды, ему готовили отдельно и питался он в отдельном кабинетике, либо ему приносили поднос с едой в приемную. Это священнодействие – приготовление еды из отдельных продуктов в отдельной посуде и питание отдельно от коллектива – плохо работало на имидж. Само собой, все халдеи, задействованные в готовке и трансфере господской еды, подробно рассказывали о процессе, конечно же, по ходу приукрашивая. И какой-нибудь ханыга-грузчик получал информацию через десятые руки в сильно искаженном виде, и ему могло померещиться всё что угодно – трехметровые омары, черная икра в золотом ведре. И эти рассказы очевидцев он нёс дальше – за проходную, в массы.

А ведь достаточно просто посидеть в столовке, выпить хотя бы компотик с печенюшкой, но со всеми, и не будет этих кривотолков и классовой неприязни.

На обратном пути из столовой Андрей рассказал Алексею и Артуру, что все ранее виденные им крупные руководители всегда принимали питание в общественной столовой предприятия вместе со своими работниками и ели ту же самую еду, что и все: главные врачи кардиоцентра и МНТК «Микрохирургия глаза», гендиректор областной фармации, главы представительств иностранных компаний (Шеринг, Алкон Фармасьютикалз, Джонсон и Джонсон), и так далее.

– А этот Борода отрывается от народа и ведёт себя как отщепенец, – резюмировал Андрей.

Рассказывая, он обдумывал, что будет сейчас говорить о Пауэр Интернэшнл и об отчетности. Артур за обедом сказал вскользь, что до Бороды каким-то образом дошло, что у Экссона проблемы в налоговой, и это повлияло на принятие решения по закупкам сырья.

Быстровы сидели по разным кабинетам – Игорь находился в людской вместе с Вероникой и Кориной, Владимир – в новом помещении, которое, хоть и планировали, но не стали ремонтировать, чтобы оно ничем не отличалось от заводских помещений излишним комфортом. В нём все и собрались.

– Ну что? – Владимир, минуя Андрея, обратился напрямую к Артуру. А тот, опять же напрямую, ответил:

– Хуйня, Вовок, Борода заказал сто тонн С-1 у Шамлина.

– ??!!

– Инна подслушала – Барышников утром заходил и накрутил шефа.

Инна – это была секретарь из приемной, Барышников – коммерчсекий директор. Несмотря на то, что получал процент с каждой заведенной на завод тонны свинца и с каждой отгруженной на Экссон батареи, он периодически глючил и начинал на ровном месте плести интриги. Артур завёл с Инной чисто приятельские отношения – ничего личного! —

и она частенько выбалтывала разные секреты.

Артур изложил подробности переговоров, некоторое время возмущались по поводу этой вертлявой бляди – Барышникова, который всегда и вашим и нашим, затем Владимир поинтересовался, действовал ли Артур по инструкции или понёс отсебятину.

– Всё сказал, Вовок, как учили: мы наехали на «Исток», мы расширяем географию продаж, мы обязуемся выкупать больше батарей.

– А он что?

– Хочет чтобы мы завели на завод пятнадцать миллионов и на время забыли о них.

– Он совсем охуел?

– Говорит: хотя бы пять.

– Но мы устаканили вопрос, что мы не идиоты и мы не будем загонять на завод даже сто баксов! – дико вращая глазами, прокричал Владимир. – Какого хуя ему нужно!?

– Борода страхуется – вдруг возникнут проблемы при встречной налоговой проверке и у Электро-Балта не примут к зачету НДС, и тогда он акцептирует эти деньги – на сумму недоимки.

Тут все взоры обратились в сторону Андрея. Он не стал выдавать подготовленное объяснение, чтобы являть собой иллюстрацию поговорки «на воре шапка горит», решил подождать, чтобы ответить на конкретные вопросы. И они не замедлили посыпаться.

– Опять витиеватый проебал всё дело!

– Ответь, почему ты никак не наладишь учёт?

– Ты же говорил, что волгоградский бухгалтер держит руку на пульсе!

Даже Игорь, традиционно вступавшийся за Андрея, своего протеже, когда его начинали клевать, на этот раз присоединился к своим товарищам:

– На каком пульсе Андрюха держит руку? На лобковой артерии у какой-нибудь тёлки!?

Эта шутка на какую-то долю секунды развеселила компаньонов, на лицах промелькнули улыбки, но вмиг исчезли – ситуация складывалась серьёзная, завод может вообще отказаться от услуг Экссона.

– Что там опять у тебя стряслось? – Владимир, ходивший по кабинету из угла в угол, вплотную приблизился к Андрею, стоявшему у окна.

– А я хуй его знаю. Мало ли какие фобии возникнут у номера первого.

(опасаясь что кто-нибудь из заводчан подслушивает под дверью, в своих разговорах «номером первым» называли гендиректора Электро-Балта, а «номером вторым» – коммерческого директора, под такими же кличками они фигурировали во внутренней кассовой отчетности, учитывающей выдачу им комиссионных).

– А ты узнай, – Владимир повернулся к остальным. – Насчет нашего участка работы ни у кого из клиентов не возникает фобий. Почему-то все как сговорились, боятся твоей бухгалтерской хуйни!

Игорь поддержал брата. Артур молча с осуждением смотрел на Андрея, которому уже надоело выслушивать пустые предъявы и он сказал, обращаясь к Владимиру:

– Может пример приведешь что ли!

Алексей вспомнил про то, что говорилось в коммерческом отделе:

– Чебыкин что-то пизданул про налоговую отчетность.

Владимир вопросительно на него посмотрел, и он повторил: «Чебыкин сказал, будто слышал, что Экссон не подаёт отчетность в налоговую».

Все стали возмущаться – опять этот урод суёт нос куда его не просят. Но у Андрея было своё видение вопроса, и он его изложил:

– Первичная хуйня не в Чебыкине, а в Бороде! Чебыкин бы не стал выёбываться, если бы не чувствовал поддержку. Скорее всего Борода решил взять сто тонн у Шамлина и поручил Чебыкину найти причину как до нас доебаться. Тот нарыл про бухгалтерскую отчетность, скорее всего созванивался с Пауэром, а Барышников пробил цены и доложил что у Шамлина дешевле. Я у себя на фирме тоже так делаю – сам ни на кого не выезжаю, всё время прикрываюсь такими вот Чебыкинами.

Некоторое время Владимир переваривал сказанное, ходя по кабинету, затем остановился рядом с Артуром, сидевшим на тумбочке:

– По чём он покупает С-1 у Шамлина?

– По шестьсот пятьдесят баксов за тонну, Вовок.

(эту информацию Артур также узнал от Инны).

– По шестьсот пятьдесят?! Мы сами берем по такой цене!

– Плюс ж-д тариф от Владикавказа.

Настроение Владимира моментально улучшилось:

– Да он его просто лоханёт, заплатит за свинец через год или совсем кинет. А у нас пусть берет за деньги.

Эта идея всем понравилась. Собственно говоря, так оно и выходило – аккумуляторный вождь постоянно кого-нибудь кидал, динамил по оплате, а Экссону не только аккуратно оплачивал поставленный товар, но даже делал предоплату.

– Так что с отчетностью, витиеватый? – повеселевшим тоном спросил Владимир.

– А что с отчетностью… пусть предъявят конкретику – где конкретно наша налоговая не ответила по встречной проверке. А так каждый может оклеветать честного человека. Всяк сиротку обидит.

– Кто – ты «честный»? – расхохотался Владимир, а за ним все остальные.

– Вот что, – сказал он, когда все стихли. – Пусть тебе срочно вышлют копии всей отчетности с отметкой налоговой, сделай заверенные нотариусом копии, чтобы всё серьезно выглядело, и покажи на заводе всем – Барышникову, Хуишникову, бухгалтерии, короче каждой заводской пизде. Пусть убедятся, что у нас всё в порядке.

Внезапно умолкнув, он некоторое время обдумывал, затем спросил, во сколько обходится доставка одного вагона, то есть 65 тонн свинца, от Владикавказа и из Рязани. Когда Алексей дал цифру, Владимир предложить сделать следующим образом: Артур завтра пойдёт к Бороде и предложит сплав ССУА по $550 за тонну без учета доставки. Сплав будет закуплен в Рязани на «Рязцветмете», а доставлен будет машинами АТП-10, которое даёт самые низкие цены на перевозки. В накладных свинец будет указан фактически по себестоимости – пусть Борода пробьёт все цены по всей стране, а Экссон будет зарабатывать на доставке (транспортные услуги тоже не секрет, просто никто не в курсе, что АТП-10 предоставляет Экссону большие скидки).

– Главное, Артур, – втолковывал Владимир, – нарисуй ему наглядно всю экономику: вот цена во Владикавказе или на Озенках, не говори что в Рязани, вот твои 1500 рублей с каждой тонны, вот мои двести, вот транспорт, вот страховка. В конце концов, он сам прекрасно знает все цены, может взять хоть в Лондоне, хоть в Талды-Кургане. Но никто ему не откатит так, как мы. Нарисуй, пометь маркером – пусть видит, что его прибыль больше нашей, что мы работаем в ноль, что мы честные пацаны. А наш интерес будет храпеть в доставке. Андрей нарисует любые транспортные накладные.

И он повернулся к Андрею:

– Нарисуешь, витиеватый?

– Вообще не вопрос, – ответил Андрей.

– АндрейСаныч нарисует, – хмыкнул Артур. – Нарисует что свинец доставлен подлодками через Северный Полюс вокруг Антарктиды.

Андрей испытал огромное облегчение, когда после работы, дойдя до машины, открыл дверь и буквально повалился на сиденье. Никто сегодня не вспомнил про не подписанный Пауэром акт сверки. Хорошо ещё, что Экссону пока не нужны курские аккумуляторы, которые обычно закупаются на Пауэр Интернэшнл. Владимир предложил бы Андрею заплатить из своего кармана спорную сумму, чтобы урегулировать вопрос с поставщиком и иметь возможность спокойно заказывать и перечислять предоплату, не боясь, что её зачтут в счёт предыдущих долгов.

Поначалу Владимир с Артуром безапеляционно наезжали: типа Андрей перечислил деньги на Совинком, а оттуда не перевёл на Пауэр в счет взаиморасчетов – скрысил, проебал, спустил на баб. Прямо как в 2001 году – тогда эти разговоры велись каждый день.

… Всю дорогу до дому Андрей прокручивал в уме эту ситуацию – откуда могла взяться задолженность с контрагентом, с которым всё всегда ровно, все цифры совпадают копейка в копейку. Так ни до чего не додумавшись, поставил машину на стоянку и поплелся домой. Впереди была бессонная ночь – штудирование бумаг, поиск недостающих документов по всем базам.

Глава 40

Марина Маликова была лучшим sales-менеджером за всю историю Совинкома. На подвиги способны многие, но все почему-то, провернув одну-две удачные сделки, сразу сдуваются, теряют тонус. Мало кто способен на длительное трудовое напряжение. А если попадается способный человек, то его способности перечеркиваются отрицательными качествами, как например крысятничество и изменничество у Риммы Абрамовой.

Если брать в общем, то можно по пальцам одной руки пересчитать тех, кто внес положительный вклад в развитие фирмы. Добавив другую руку, можно перечислить отрицательных персонажей, и пусть они были плохими, но оказались запоминающимися яркими людьми. Про остальных можно снять фильм под названием The Expendables – если конечно вспомнить хотя бы нескольких и описать их внешность, личные характеристики, какие-то их дела.

Что касается Марины, то её профессиональные способности удачно сочетались с положительными личными качествами.

И Андрей счел чистой случайностью, неблагоприятным стечением обстоятельств то, что она завела дружбу не с теми людьми. В конце концов, ей велели передать для шефа информацию, и на её месте мог оказаться кто угодно.

Один из ни-туда-ни-сюда-клиентов, с которыми Андрей никак не мог наладить отношения, Евгений Карман, бывший главврач Центрального роддома, а теперь начальник горздравотдела, вызвал Марину к себе и передал следующее: «Твоему директору, Андрею Разгону, нужно повидаться с одним влиятельным человеком и установить с ним сотрудничество. Мы переходим на новую форму работы, и вашей фирме необходима поддержка силовиков». На вопрос, что это за влиятельный человек, Карман ответил: «Давиденко, бывший начальник ОБЭП. Хотя… бывших милиционеров не бывает».

Когда Марина передала это Андрею (в неофициальном офисе, в котором проходили все важные обсуждения – в кафе «Онтромэ»), его возмущению не было предела:

– Меня разводят на деньги?! У меня что, на лбу написано: «мудак»?! Это услуга «вы мне платите за то, что я защищаю вас от себя самого»!? Карман, мудило гороховое, он вообще за кого меня держит?! Мне не нужна «крыша», я работаю с Халанским и все вопросы к нему.

Марина вначале не поняла, в её представлении начальник горздравотдела предлагал взаимовыгодное сотрудничество, и Андрей объяснил, что взаимовыгодная форма работы существует сейчас с главврачом кардиоцентра, с другими руководителями здравоохранения, с тем же Карманом, но если сюда приплетать милицию, то это начнется, мягко говоря, игра в одни ворота – милиционерам будут платить деньги, а они будут важничать, надувать щёки, и разбираться с проверками, которые сами же инициировали.

Марина принялась виновато оправдываться: мол, она тут ни при чём, просто передаёт то, что просили передать. Андрей стал выпытывать, известно ли Карману об оборотах Совинкома, о петербургских делах, она отвечала, что лишнего нигде не болтает.

В своей обычной манере Андрей попытался заиграть и съехать с этого дела пусть даже ценой отказа от городских поставок (через горздравотдел), но настырный Карман допёк Марину звонками, и она взмолилась: «Андрюша, милый, свяжись с ним, я не хочу быть посредником в данном вопросе».

Андрей хоть и был знаком с Карманом, но с ним напрямую не общался – как клиент он был неинтересен, а удовольствие от личного общения с этим отмороженным кадром – довольно сомнительное. Прошёл месяц после того, как Марина первый раз попросила связаться с руководителем горздравотдела, прежде чем Андрей решился на звонок. Карман без лишних предисловий спросил, когда директор Совинкома придёт к нему, и Андрей назвал удобное для себя время – суббота на следующей неделе, в полдень. Карман согласился на то, что встреча состоится в выходной. Но и без этого было ясно, что планируется наебалово – а с какого ещё перепуга высокомерный Карман, к которому крайне сложно пробиться, а тем более сговориться насчёт выгодного дела, к тому же только что став большим начальником, будет так упорно добиваться встречи с предпринимателем?! Да еще согласился принять в выходной.

Но Андрей всё же решился. Во-первых, потому что был уверен в своих позициях, а во-вторых, зародилась надежда: а вдруг ему предложат что-то стоящее. В крайнем случае всегда можно отказаться – если не прямо, то косвенно, сослаться на трудности, придумать причину, и так далее.

Как было запланировано, так он и прибыл в Волгоград – в назначенный им самим день, в субботу, традиционным маршрутом, из Петербурга в Москву ночным поездом, а оттуда утренним самолётом до родного города. Тут его поджидал маленький сюрприз. Встречал Тишин, и Андрей, вспомнив про Арама, поинтересовался как поживает этот жиголо.

– А он давно уволился, вы разве не знали? – ответил Тишин.

Нет, Андрей ничего такого не знал. Ему никто не докладывал, а он и не интересовался водительскими судьбами. По датам получалось, что Арам покинул Совинком сразу после той памятной поездки, когда он вёз Андрея из аэропорта и что-то сильно разнервничался. Единственным подозрительным моментом явилось то, что Ирина как-то обошла данный вопрос, хотя должна объяснять изменения сумм в платежных ведомостях. Убыла рабочая душа, значит в следующем месяце общая сумма зарплаты сотрудникам должна уменьшиться. Андрей всегда с удовольствием отмечал такие светлые моменты, и нервничал, если сумма к выдаче увеличивалась по сравнению с предыдущим месяцем.

«Надо будет проверить все кассовые отчеты», – подумал он и поинтересовался у всезнайки-Тишина, трахалась ли Ирина с Арамом.

Тот удивлённо уставился, хотя ему всегда были по душе такие разговоры, обсуждение пикантных подробностей личной жизни – своей и чужой; и Андрею пришлось уточнить:

– Ну, может были какие-то подозрительные моменты – например катаются подолгу вдвоём, возвращаются раскрасневшиеся, смущенно поглядывают друг на друга, воркуют как голубки.

– Не было, Андрей Александрович, Ира всегда ездит со мной.

И Тишин заговорил о трудностях, свалившихся на него после ухода Арама: нового водителя не берут, приходится работать за двоих. А Арам всё-таки был хорошим парнем, Тишин скидывал на него всю рутину.

Проехали полпути, когда закончили обсуждение убывшего жиголо, и, когда проезжали Самарский разъезд, Тишин заговорил о своих сердечных делах. И сразу повеселел. Оказывается, у него сейчас отношения с одной «роскошной обеспеченной женщиной», которая вытворяет такие вещи, что с ума можно сойти. Обоим приходиться скрываться – он женат, а она, хоть и формально свободна, но у неё запутанные отношения с неким высокопоставленным господином. Тишину в этой ситуации особенно импонировало то, что он наставляет рога человеку, который по статусу гораздо выше него. Это щекотало его мужское самолюбие.

Буквально на днях она принимала его на своей богатой даче. Поролись как слоны, и после очередного захода Тишину захотелось немного вздремнуть. Он прикрыл глаза… открывает – уже утро. На часах – семь. Роскошная обеспеченная женщина спит, прижавшись, рядом, он потянулся за вещами, а она не хочет его отпускать. Кое-как выбравшись из гостеприимной фазенды, Тишин стремглав понёсся домой. У него нет ни мобильного телефона, ни даже пейджера, связи с женой никакой, и он полагался на провидение, что оно ему поможет грамотно отмазаться. Что он плёл жене – уже сам не помнит, что-то про то, будто отправлял поездом шефу на Петербург посылку, поезд сильно задержали, потом возникли дополнительные сложности, и пошло-поехало. Ревнивая жена сразу стала осматривать член – не опух ли, не покраснел, как это бывает после ебли; она всегда так делает. Обошлось.

– … хорошо, что утром не бросил палку на дорожку, ага, – покачал головой Тишин. – А ведь была мысль, уж больно хорошая женщина, ага.

Они уже подъехали к горздравотделу, находящемуся на улице Советской, но Андрея так разобрал смех, что он не мог остановиться. Успокаивался, но потом заливался хохотом, снова представив, как жена Тишина, пухлая белая пышка, нагнувшись, пристрастно осматривает его член. А ещё эти милые подробности: для того, чтобы отбить запах посторонних женщин от своих причиндал, перед возвращением домой старику Тишину приходится засовывать писюн в буррито. И по прибытию в родные пенаты писька благоухает как «Пико де Гайо».

Афанасию Тишину было уже под пятьдесят, но выглядел он презентабельно: аккуратный, подтянутый. У него были некоторые странности, подмеченные Андреем при трудоустройстве – бывал скован, зажат, будто чувствовал за собой вину. Случались запои – взять хотя бы эпохальный алкошабаш после растаможки Стеррада весной 2000 года. Но что касается противоположного пола – тут Тишин творил чудеса. Со своим возрастом, при крайне скромном бюджете таскал девок, которые ему в дочери годились. Красавчег, бывало, у Андрея так не получалось в командировке, в Казани например, зацепить приличную чиксу, а Тишин работал на раз-два-три. С его способностями вообще не вопрос развести даму в возрасте, какая бы она ни была «роскошная-обеспеченная».

Насмеявшись, Андрей посмотрел на часы. Время ещё оставалось, и он выслушал другую историю, уже не такую веселую. 23-летний Степан, старший сын Тишина, встречался с дочерью «хорошей», «роскошно-обеспеченной» женщины, гарной 19-летней красоткой.

– Ничего себе, да у вас там семейный подряд, – изумился Андрей. – Представляю как отрывается Степан.

– Ага, отрывается, – печально вздохнул Тишин. – Как бы не так.

И он поведал, что его стремление женить сына на богатой наследнице встретило понимание со стороны «хорошей женщины». Всё-таки Степан – серьезный, ответственный, целеустремленный и не избалованный парень, в отличие от развращенной золотой молодежи. Это не считая его внешних данных – красив, накачан. Есть перспективы по работе – он служит в органах МВД и его планируют перевести на хорошую должность в ФСБ. И девчонка была не против – сама звонила, приглашала погулять. Но она оказалась ему не по зубам, одни её часики стоят дороже, чем весь его гардероб. А точнее, он сам для себя так решил – будто она его держит за второсортного. И он решил прекратить знакомство, чем сильно всех огорчил. Кинул девку через хуй. Не захотел быть в примаках. Нашёл себе пэтэушницу старше себя, которую привёл в переполненную родительскую квартиру – вместо того, чтобы жить с молодой женой в отдельной хате.

– Нет, так нельзя, – согласился Андрей. – У Степана заниженная самооценка. Это хуже чем если была бы завышенная.

И поинтересовался:

– Ну хоть присунул девчонке? Или совсем растерялся?

– В том-то и дело, не знаю! Молчит как партизан, глаза отводит. Возможно, присунул, говорю же, девка сама на него вешалась, к нам домой приходила. Ей хотелось любви, чтобы разъебаться со своим женатиком, который ей запудрил мозги…

Тут подъехала золотистая Волга с государственными номерами, из неё вышел Евгений Карман и направился к главному входу. Андрей засуетился:

– Так, мне пора.

– Я перееду на ту сторону в тенёк, Андрей Александрович.

Андрей взял с заднего сиденья портфель, открыл дверь и поставил правую ногу на асфальт:

– Нет, ждать не надо. Езжайте домой, Афанасий Тихонович, сегодня же суббота.

Ему пришлось дважды повторить, чтобы Тишин усвоил: ждать не нужно. Андрей был скорее деспотом, чем демократичным руководителем, но в бытовых мелочах не утрировал. Мог заставить заняться офисной работой в выходной день, но такие вещи как извоз – это уже мракобесие.

* * *

Карман встретил в своём большом кабинете, ничем не отличавшемся от офиса коммерческой фирмы средней руки – безвкусные стеновые панели мышиного цвета, заурядная но добротная, на века, офисная мебель. Под стать интерьеру была одежда хозяина кабинета – серый москвошвеевский костюмчег. Определенные сдвиги произошли – раньше, занимая скромные должности, Карман предпочитал дорогие вещи и выглядел как магнат, из-за чего был предметом насмешек студентов. Действительно, смотрелось нелепо, когда одетый от кутюр скромный заведующий кафедрой лезет в переполненный троллейбус.

Карман, человек без улыбки, всегда был суров, как босс мафии. И немногословен – пустопорожней болтовне предпочитал многозначительное молчание.

С этим тоже произошли изменения – сощурив глаза, он изобразил кривое подобие улыбки и ответил невпопад на стандартное приветствие:

– Привет, садись. А я сегодня иду на инаугурацию. Там в ресторане «Волгоград» будут все наши.

На лацкане его пиджака Андрей заметил значок проправительственной партии «Единая Россия». Он никогда не слышал так много текста от Кармана и немного растерялся. На самом деле это был знак высочайшего расположения – завести отвлеченную светскую беседу вместо кивка или односложных «Да», «Нет».

Андрей растерянно опустился на стул, и Карман пояснил:

– У нас прошли выборы и сегодня инаугурация мэра.

Вводная часть встречи, которую на Востоке превратили в особый ритуал и вид искусства, подошла к концу. Лицо начальника горздравотдела обрело обычную свою неласковость, и он резковато спросил:

– Был уже у Давиденко?

– Дык… я не знаю кто это такой – Марина сказала встретиться с вами, а вы всё скажете.

На лице начальника горздравотдела промелькнула тень неудовольствия, мол, заебала эта непонятливая молодежь.

– Это влиятельный человек. Новые времена, с рынка будут убирать часть фирм… Тебе нужно заручиться его поддержкой. Он тебя примет сегодня, пиши телефон…

И, прежде чем Андрей успел достать блокнот, Карман продиктовал номер мобильного телефона таинственного Иосифа Григорьевича Давиденко. Оставались ещё вопросы, в частности, приближающийся тендер на 15 миллионов рублей, на котором должен председательствовать Карман. Марина из-за его назойливости и желания поскорее увидеть Андрея, которое доминировало над всем остальным, не смогла выяснить, как сыграют этот тендер – сколько из 15 миллионов достанется Совинкому.

– Аа… Евгений Владимирович… Марина что-то говорила, но я недопонял насчет пятнадцатимиллионного тендера…

Карман не дал договорить:

– Сходи к Давиденко… Потом поговорим.

И, резко кивнув, отрывисто добавил:

– Давай… беги… работай!

Встреча была коротка. Выйдя на улицу, Андрей увидел, что Тишин ещё не уехал – его Жигуленок стоял на светофоре на пересечении улиц Советской и Комсомольской. Видимо, не сразу отчалил от горздравотдела, а ходил в какой-нибудь магазин. Андрей не стал ему маяковать, а вместо этого пошёл в противоположную сторону. Захотелось пройтись по тихой улице до конца, до 7-й Гвардейской, и поразмыслить, стоит ли связываться с этими волчарами. Но, как обычно, мыслительный процесс не пошёл. Андрей уже знал за собой эту особенность – сколько бы ни размышлял в одиночестве, гениальные умозаключения никак не вывести. Всё равно каждый раз приходиться действовать по наитию. В данном конкретном случае он рассчитывал на то, что когда дойдёт до конца улицы, упрётся в бывшее трамвайное кольцо напротив здания Арбитражного суда, то нужное решение само придёт. И всего-то останется – сделать то, что подскажет интуиция.

На пересечении с улицей Гагарина заданный ход мыслей прервался – тут в двух шагах жила Таня. Эх, сейчас бы повернуть налево, зайти в арку, там направо… Но Андрей сдержал себя: он на работе. И не стал даже звонить ей, решил, не отвлекаясь, сделать дело, развлечения подождут.

Чем ближе до 7-й Гвардейской, тем больше Андрей ощущал, что поддаётся влиянию Кармана, перенимает манеру держаться. Скулы сводит, глаза сужаются, лицо деревенеет. Так, где тут магазин социальной одежды, а где принимают в партию «Единая Россия»!?

Когда дошёл до конца Советской улицы, всё же подумал: «А ну его нахуй! Сейчас как забуримся с Танькой в «Замок на песках»!»

Рука потянулась в карман за телефоном. Напротив того места, где остановился в раздумиях Андрей, над площадью, где раньше было трамвайное кольцо, возвышалось пятиэтажное здание Арбитражного суда. В милицейский «бобик» грузились судебные приставы. Он думал о Тане, а рука набирала телефонный номер Давиденко. Андрей почувствовал, что держится неестественно прямо, по-военному, и ослабил осанку.

Абонент ответил сразу, после первого же гудка. Бодрый голос произнес: «Алло, я вас слушаю». Андрей тут же включился, отбросил недобрые мысли:

– Иосиф Григорьевич?

– Так точно!

– Я от Евгения Владимировича…

Давиденко сказал, что ждёт, может принять прямо сейчас, и тут Андрей вспомнил, что Карман не сообщил такую деталь, как адрес. Пришлось уточнять, и оказалось, что это рядом с 7-й Гвардейской – в Центральном парке культуры и отдыха, быстрым шагом можно дойти минут за пятнадцать.

И он назвал время прибытия: через пятнадцать минут.

* * *

Управление компании «Волга-Трансойл» высилось своими тремя строгими этажами над зеленым двором и садом, окруженным массивной чугунной оградой. Высокий худощавый мужчина в спортивном костюме натирал полиролью единственный автомобиль на стоянке перед зданием, – черный новенький Мицубиси Паджеро.

Андрею это показалось странным, машина и так сияет чистотой, на ней, что называется, муха не еблась. Сам он ездил на мойку только когда совсем припрёт, танки грязи не боятся, а уж о натирке тряпками не могло быть и речи.

Присмотревшись к натиральщику, он внутренне вздрогнул, увидев сходство мужчины в спортивном костюме с самим собой. Только тот был возрастом лет на двадцать постарше, брюнет, и весь его облик был более суховат и аскетичен.

«Святой Иосиф!» – мелькнула мысль, Андрей вспомнил, что′ говорили про этого милиционера Катя и Таня. Очевидно, встреча была неизбежна.

Он подошёл к двойнику, представился:

– Здравствуйте, это я вам звонил, Разгон моя фамилия.

Давиденко отвлёкся от своего занятия, и, оставив тряпку на капоте, сделал шаг навстречу и протянул руку:

– Надо же! Евгений Владимирович в своём репертуаре, всё говорит в последний момент. Знал бы, что ко мне нагрянет высокий гость из Питера, оделся бы поприличнее, ботинки бы новые прикупил, рубашку…

Так, насмешливо приговаривая и внешне оставаясь серьёзным, Давиденко провёл Андрея мимо охранника внутрь здания. Где всё было дорого и строго, и только аляповатые масляные картины с ромашками и подсолнухами диссонировали с предельно лаконичным интерьером.

Андрей оценил и юмор Давиденко, и вышивку на дизайнерской спортивной куртке «Hugo Boss», и его автомобиль без обвеса, безо всяких наворотов и лишних деталей.

«Наверное, его кабинет будет выглядеть преувеличенно пустынно: ни бумаг, ни компьютера, только дорогой стол и кожаное кресло», – подумал он.

Так оно и оказалось. Но в небольшом кабинете на втором этаже, возле двери которого на стене была закреплена табличка, свидетельствующая, что хозяин кабинета занимает должность начальника юридического отдела компании «Статус», компьютер всё же присутствовал – справа от двери возле шкафа со стеклянными дверцами тарахтел системный блок без монитора, без клавиатуры и мыши.

Давиденко специальным образом проследил, чтобы дверь кабинета осталась немного приоткрытой, и устроился в кресле за своим рабочим столом, Андрей – напротив, за приставным столом. Прежде чем начать беседу, Давиденко, глядя в упор на своего гостя, положил прямо перед собой мобильный телефон, последнюю модель Sony Ericsson, популярную среди особистов, записывающих на диктофон все свои разговоры (об этом рассказывал Ренат, и Андрей сразу подумал, что именно для этих целей перед ним сейчас положили аппарат).

Иосиф Григорьевич начал беседу.

– Женёк наверное предупредил, что фармацевтический рынок будут весь перетряхивать. Кого-то прижмут за несоответствие, неправильно оформленную лицензию. Останутся только те, кто платит администрации. Для таких компаний будет зелёнка, остальные пойдут чеканным шагом нахуй.

– Да вы знаете, Иосиф Григорьевич, мы особо с ним не говорили – он торопился на инаугурацию.

Особист покачал головой.

– Ммм… инаугурация… эти пиндосы… ничего не изменилось. Малолетние выскочки, выкормыши московских аллигархов. Чипура сказал этому пиндосу – в присутствии губернатора, я рядом стоял и всё слышал – генерал сказал так: «Женя… собирай вещи и уёбывай обратно в Москву, ты нам здесь не нужен». И если этот выскочка не примет наши условия…

В этом месте беседы бывший начальник областного управления ОБЭП устремил свой взгляд через приоткрытую дверь кабинета в глубь коридора, словно там находился магический кристалл областного УВД, показывающий, сколько отмерено свободных лет только что избранному мэру.

– … года через два его сольют, – наконец определился Давиденко.

Генерал Чипура возглавлял областное УВД, но тут такой вопрос начинался: кто такой «Женёк»? И Андрей спросил об этом – кто подразумевается под именем «Женёк», уж не Карман ли?

Давиденко не стал корить за серость – оно понятно, там в Северных Пальмирах ничего не знают про волгоградские выборы. «Женёк» – это Евгений Ищенко, новый мэр Волгограда. Андрей вспомнил этого щетинистого парня, своего ровесника, который добился больших успехов в Москве, он уже баллотировался на пост мэра города четыре года назад, и неудачно, а вот теперь победил благодаря грамотно организованной пиар-кампании, расчитанной на люмпенов и темный малообразованный народ: прямая покупка голосов избирателей, косметический ремонт заблеванных подъездов, показуха со строительством культовых сооружений – церквей.

Андрей ничего не имел против Евгения Ищенко – молодец, добился своего. Миллионер, работает в серьезной группе, активно скупающей трубные и подшипниковые заводы. И внешне приятно выглядит. Вообще, если на то пошло, в Волгограде редко встретишь неприятную морду – в отличие от других городов, особенно Петербурга. Но он вспомнил одну деталь, которая в контексте разговора выглядела уместно:

– Как-то раз летел с ним одним самолётом, сидели рядом. Знаете, рейсом Москва-Волгоград летает одна и та же публика. У Ищенко на груди крест, он всю дорогу играл в компьютерную игру на ноутбуке, а при взлёте и посадке истово крестился. От этих примочек меня наружу выворачивает.

– Выворачивает от чего? – уточнил Давиденко.

– От того и другого. Компьютерные игрушки – это для дебилов. Я уже молчу про кресты и эти ритуальные движения. Чтобы совместно с попами, с этими жабами в рясах, объёбывать народ, совсем необязательно самому носить крест, креститься, а тем более быть набожным.

Давиденко откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки:

– Хм… а как же кормление пяти тыщ физичеких душ пятью батонами, прогулки по воде без плавсредства, и святое бесконтактное зачатие? Ты разве не веришь в чудеса?

– Для кого-то святое и бесконтактное, а для кого-то не святое и очень даже контактное, – вдруг развеселился Андрей.

Обсудив эту важную тему, Давиденко вернулся к цели сегодняшней встречи. Стороны заключают договор, заказчик вносит первый платёж, исполнитель отзванивается контролирующим органам – ОБЭП, Госнаркоконтроль, налоговую полицию, горздравотдел, и пр; и эти организации исключают ООО «Совинком» из списка фирм, подлежащих уничтожению. Договор заключается чисто по-мужски – крепкое рукопожатие и работа закипела. От плательщика требуются деньги, копии уставных документов и данные работающих сотрудников.

Андрей впал в некоторое недоумение: что, вот и всё, несите ваши денежки, и мы будем за эти деньги защищать вас от нас, таких невьебенно страшных. Проговорив свою фабулу, Давиденко выжидающе умолк, но молчание затянулось, Андрей не мог заставить себя сказать что-либо. Происходящее выглядело настолько нелепо, что было непонятно, как на это реагировать.

Для завершающего аккорда Давиденко необходимо было узнать финансовые возможности клиента, чтобы назначить сумму ежемесячного платежа. Он спросил, какие обороты у фирмы Совинком. Но Андрей, войдя в ступор, безмолвствовал.

Разгадав его настроение, Давиденко, будто спохватившись, привёл некоторые доводы. У него многочисленные связи во всех госструктурах, на самом высоком уровне, поэтому можно обращаться к нему по любым вопросам: госзакупки, тендеры, хлобукнуть конкурентов. Инициатива должна исходить от заказчика. Андрей – стратег, Иосиф Григорьевич – тактик. Правда, так получилось, что первое общее дело известно тактику в большей степени, чем стратегу:

– … Женёк не посвятил тебя?

– В смысле… Карман?

– Так точно. Его епархия проводит тендер на пятнадцать миллионов рублей, он председательствует на тендере, но там будут чужие люди из городской администрации, которые могут привести чуждые нам фирмы. Мы их расстреляем из крупнокалиберного дихлофоса и возьмём тендер. Как?! А я скажу, как. Я вброшу в комиссию письмо за подписью замначальника УВД о том, что правоохранительные органы не могут гарантировать благонадёжность некоторых участников конкурса. В черный список войдут все фирмы, кроме Совинкома. И комиссии ничего не останется другого, кроме как объявить Совинком победителем.

– Вот так, всё так просто?

– План прост, а потому красив.

– Но… Иосиф Григорьевич… мы не знаем, какую квоту даёт нам Карман.

– А куда этот изверг спустил наши деньги?

Расслабившись, избавившись от внутреннего напряжения, Андрей пояснил: некоторые закупаемые позиции поставляются напрямую отечественными заводами-производителями, по цене никак не влезть. Поэтому поставку данного оборудования (рентгенаппаратура) не может быть доверена Совинкому. В комментариях он высказался, что, вероятнее всего, указанные производители априори договорились с Карманом и сами составляли техзадание под своё оборудование, поэтому, чтобы освоить заложенную в бюджете сумму, необходимо менять государственную заявку, составленную в прошлом году. Андрей разъяснил некоторые тонкости госзакупок, выслушанные с величайшим вниманием. К концу встречи мнение о собеседнике изменилось – он увидел в бывшем особисте партнера. Действительно, если Давиденко будет отрабатывать зарплату, приносить прибыль, то почему бы с ним не посотрудничать.

– Ну так что, какую ты мне назначаешь зарплату? – спросил Иосиф Григорьевич, дослушав до конца рассказ об особенностях бюджетного финансирования здравоохранения.

Андрей решил, что у особиста нет возможностей пробить его платежеспособность и существенно занизил сумму своих оборотов, назвав цифру два миллиона рублей. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, затем Давиденко озвучил приговорчик: ежемесячный платёж составит двадцать тысяч рублей.

При существующих оборотах это было по-божески – если он собирается делать то, что обещает. Но если бы обороты действительно составляли два миллиона в месяц, это была бы чрезмерная сумма. Андрей некоторое время колебался: согласиться на двадцать тысяч или поторговаться для вида. И он согласился, хотя тут же пожалел и принялся себя мысленно ругать: да, Ансимовы и Быстровы по головке бы не погладили, если бы увидели, что он уступил, не поторговавшись. Нет, не умеет он притворяться валенком, возомнил себя барином.

* * *

Первый платёж, вместе с учредительными документами Андрей отнес Иосифу Григорьевичу в понедельник. Тот объяснил, как разрешаются непредвиденные проблемы: надо просто позвонить на мобильный телефон и обозначить вопрос. Можно звонить в любое время дня и ночи. Если абонент недоступен, надо звонить в офис, – здесь круглосуточно дежурят охранники.

В случае, если на Совинком заявятся какие-то службы с проверками, необходимо потребовать документы (официальные сотрудники обязаны предъявить удостоверение и документ, на основании которого производится проверка), переписать данные, и отзвониться. Давиденко выйдет на руководство беспокоящего органа и решит проблему – проверяющие перестанут доёбываться.

Если же пожалуют «офисные» – им можно просто сказать, что Совинком работает с ним, Иосифом Григорьевичем Давиденко, и вопрос сразу закроется.

В этом месте разговора Андрей вдруг пожалел, что связался с особистом. О чём вообще речь, какой такой «офис»? Он сам туда вхож, если что, тем более что «офисные» никогда не сунутся в организацию (ВОКЦ – волгоградский кардиоцентр), руководитель которой работает с самим губернатором. А Совинком это считай структурное подразделение кардиоцентра.

В общем, Андрей решил, что услуги Давиденко не стоят двадцать тысяч рублей в месяц.

От особиста Андрей направился к Карману. Тот спросил с порога:

– Поговорил с Давиденко?

Услышав утвердительный ответ (Андрей был уверен, что два разводилы уже созвонились), начальник горздравотдела сказал:

– Мы обо всём договорились, теперь наши люди поработают на своём уровне. Скажи Марине, пусть подъедет.

Бросив взгляд на телефонную трубку, лежавшую на столе, добавил:

– Хотя… я сам ей сейчас наберу.

Затем посмотрел на Андрея, едва успевшего присесть:

– Давай, беги работай!

* * *

В эту поездку его ждал ещё один сюрприз, строго говоря, это было продолжение первого, – связанного с уволившимся водителем Арамом. Причем неприятный. Максим, вернувшийся из Петербурга домой и восстановившийся в мединституте, выдал новость, от которой у Андрея закипело всё внутри. Это произошло весной, но стало известно только сейчас. Будучи у родителей, Максим случайно подслушал их разговор, из контекста которого понял, что речь идёт о жене брата, Мариам, и об Араме. А точнее, о НИХ. Родители разговаривали за закрытыми дверьми, и не собирались ничего рассказывать, но Максим ворвался к ним и заставил выложить всё начистоту.

Выяснилось следующее. Мариам с сыном гостила у своей матери, и Александр Андреевич с Ольгой Альбертовной отправились туда, чтобы навестить внука. Они зашли во двор, и напротив подъезда увидели Мариам и Арама (им было известно, что это водитель с Совинкома). Жена хозяина и его хорошенький водитель стояли в тени тутового дерева. Он что-то с жаром говорил, она внимала ему в радостном смущении (признаком чего являлись её зардевшиеся ушки). Они были настолько поглощены беседой, что не заметили прошедших в нескольких метрах от них двух нежелательных свидетелей, свекра и свекровь. Александр Андреевич с Ольгой Альбертовной подошли к двери подъезда, а Мариам всё так же оставалась там где была, теперь уже спиной к ним, внимая речам пылкого юноши, опустив глаза и покачивая на пальце связку ключей. То, что он говорил, вероятно, не очень отличалось от того, что говорил пастушке волопас Оаристиса. И действие его слов тоже не вызывало сомнений. Александру Андреевичу показалось, что Арам назначал ей свидание. Ольга Альбертовна тоже угадала смысл этой группы.

Когда поднялись, мать Мариам удивилась, как это они разминулись с ней во дворе и пошла на балкон, чтобы её позвать. Та тут же примчалась и своим поведением выдала себя окончательно. Она чересчур настойчиво принялась расспрашивать, заметили её родители мужа во дворе или нет, после чего безапелляционно заявила, что ходила в магазин, поэтому неудивительно, что они её не видели. Её уши уже не горели. Но её возбуждение явно чувствовалось.

После этого происшествия Александр Андреевич с Ольгой Альбертовной долго обсуждали, следует ли говорить Андрею, и в итоге решили смолчать. Они были уверены, что Мариам выкрутится и будет мстить, и не могли предугадать, как отреагирует Андрей, – после переезда в Петербург он не баловал их вниманием и, бывая в Волгограде, не всегда заезжал к ним в гости.

В тот момент, когда их разговор подслушал Максим, они дискутировали, прекратился ли роман (у них не было сомнений, что связь имела место – на момент свидания у подъезда отношения находились в такой фазе, когда сдерживающие факторы бессильны), либо всё ещё продолжается. Ольга Альбертовна придерживалась мнения, что любовники, испугавшись, перегорели прежде чем страсть успела накалиться до нужного градуса и перейти в прочное чувство. Кроме того, она считала Мариам поверхностной и неспособной на глубокое чувство в принципе.

Александр Андреевич, напротив, считал, что не так всё просто. Он во всём усматривал подтекст и скрытый смысл. Арам уволился, а Мариам рванула в Петербург – значит они заметают следы. В наше время расстояния не помеха, и он может легко последовать за ней – тем более что девушка она небедная и сможет поддержать его в чужом городе. Летом она довольно спокойно отнеслась к тому, что Андрей не поехал с ней на море. О чём это говорит? Конечно же о том, что Мариам заранее всё просчитала и знала, что если он не поедет, то с легкостью оплатит проживание её родственниц (за ребенком-то надо присматривать). В «Заполярье» было оплачено два номера на две недели, в одном из которых проживали мать и бабушка Мариам вместе с Аликом, а в другом – два голубка, Арам и Мариам.

Далее. Она вдруг стала искать себе работу, и если раньше настойчиво требовала, чтобы Андрей взял её на фирму, то теперь подыскивает место по специальности. И уже прошла собеседование в психиатрической больнице. Всё сходится – не хочет зависеть от Андрея.

– Да, но что такое Арам? – возразила Ольга Альбертовна.

Она верила, что материальное благополучие что-то значит для Мариам.

Александр Андреевич и тут нашёлся:

– А что благополучие… один предложит благополучие, другой – то, что имеет… Думаешь, ей принципиально, что это находится в разных местах?! И в конце концов – разве влюбленные рассуждают?

На этом месте разговор был прерван – в комнату вошёл Максим и потребовал объяснений. И родителям ничего не оставалось, кроме как выложить всё начистоту.

А Максим соответственно рассказал всё брату. Андрей просмотрел свои записи в блокноте, уточнил некоторые данные на фирме, и вычислил: родители застукали Мариам менее чем за сутки до его приезда. В тот день, в пятницу, Араму дали выходной, чтобы он на следующий день в субботу возил шефа, значит он не мог находиться у её подъезда по работе. То есть действительно приехал на свидание.

Всплыли ещё детали. В один из приездов он заметил, что руки Алика сильно расцарапаны от запястья до плеча. На вопрос, что это такое, Мариам ответила что-то невразумительное и быстро замяла разговор. Теперь выяснилось, что когда Арам возил её по городу (Мариам с самого начала ездила с ним, а не с Тишиным), она сажала ребенка на заднем сиденье, вместе с водительской собакой. (получается они не просто ездили по городу, коль скоро в салоне машины оказалась собака – значит заезжали к нему домой).

Когда Ольга Альбертовна увидела, что трехлетний ребенок находится на заднем сиденье машины без автокресла, непристегнутый (на старых моделях Жигулей не было ремней безопасности для сидящих сзади пассажиров), с овчаркой, а Мариам, сидя спереди, любезничает с водителем, то попыталась наехать, но та в своей излюбленой манере притворилась непонимающей и технично выкрутилась.

Немного позже, увидев глубокие царапины на руках мальчика, Ольга Альбертовна потребовала объяснений, но Мариам опять же изобразила непонимание и что-то сбивичиво проговорила. Никто не понял что, но не про собаку. Больше того, в конце разбирательства она вообще отрицала, что ездила по городу с водителем на переднем сиденье, а ребенок в это время находился сзади непристегнутый да еще с овчаркой без намордника. Ольга Альбертовна даже растерялась от такой наглой лжи и стала сомневаться в правдивости своих глаз. А сыну не рассказала только потому, что опасалась, как бы он, скорый на расправу, не укокошил обоих – и водителя, и жену.

Андрей, разумеется, допускал, что молодая привлекательная девушка может быть объектом страсти. И возможно ответит взаимностью в условиях длительного раздельного проживания супругов. Он внутренне готовился к тому, что когда-нибудь придётся выслушать нечто подобное, но оказался не готов. Для него это известие стало ударом и испортило настроение на несколько дней.

Даже если простить флирт, то останется эпизод с Аликом – блядство на глазах ребенка это преступление, которому нет никакого оправдания. И Мариам как психиатру должно быть известно, что 100 % извращенцев видели в детстве мать с разными мужчинами. Да, нужно решать свои половые вопросы, никуда от этого не деться – но только не при сыне.

… На свидании с Таней он гонял мрачные думы, чем сильно её обеспокоил. В момент близости он получал двойное удовольствие: помимо полагающегося случаю наслаждения ещё и радость мщения.

Он был амбивалентным человеком. У многих первое впечатление является правильным, он же не мог этим похвастаться, чаще последующие ощущения после встречи или события приводили к более точным выводам; по крайней мере, отличались от первоначальных, испытываемых во время самого события.

Так было и в этом случае. Когда Максим передавал ему новость о связи Мариам с водителем, Андрей был вне себя от ярости. Он кипел два дня и не мог связно думать. Потом до него дошло, что он вовсе не ревнует свою жену. Никогда не ревновал, почему сейчас должен?!

Тогда что с ним происходит? Разобравшись в себе (он не применял какие-либо специальные методики самоанализа, мысли сами текли в его сознании), он обнаружил, что… испытывает отвращение к Мариам. Возможно, дело было в личности её бойфренда. Но, к счастью, не было возможности сравнить с ощущениями, испытанными в случае, если бы на месте юного смазливого водителя оказался бы зрелый солидный коммерсант (Мариам всегда подчеркивала, что не представляет, как можно связываться с желторотыми юнцами тем более младше себя, тем более с халдеем; по её мнению мужчина должен быть старше женщины минимум на 15 лет и быть уже зрелым, состоявшимся, добившимся чего-то в жизни; а к обслуживающему персоналу она всегда испытывала классовую неприязнь и часто конфликтовала по этому поводу с мужем, пытавшимся заставить её держать себя в руках и не наезжать на водителей, официантов, продавщиц, и тп).

Андрей прокручивал в голове картинку, описанную братом и родителями (после Максима, он пожелал лично выслушать это от родителей), и у него появилось чувство, будто он соприкоснулся с чем-то отвратительным. Он никогда не испытывал ничего подобного. Бывали девушки на один вечер, они быстро забывались, общение с ними не было сопряжено с сильными эмоциями. Бывали серьёзные отношения, когда раскрывалась вся палитра чувств: любовь, ревность, исступление, ненависть. Но всё это находилось в тех границах, в которых приличный человек может оставаться и как-то обращаться и с этим материалом, и с предметом страсти – выяснять отношения, страдать, даже следить.

Многие знакомые в аналогичных случаях прежде всего проводили расследование, чтобы проверить, был ли факт измены (слежка, опрос свидетелей, распечатка звонков, анализ СМС-сообщений, электронной почты, и многое-многое другое, всегда найдутся доброжелатели, которые всё видели и даже зафиксировали события на каких-нибудь носителях). И по результатам расследования – разговор по душам, разбирательство с обвиняемым. То есть люди как-то работали с обстоятельствами и с другими себе подобными людьми.

Андрей брезгливо отверг все эти меры. Те, другие люди, его знакомые, если бы обратились к нему за советом или помощью, он бы пошёл навстречу и понял бы многие моменты. А он сейчас не может ни к кому обратиться за советом или помощью, настолько мерзко всё выглядит. Может, дело в мезальянсе – жена сошлась с молоденьким петушком-водилой. (Сошлась или просто постояла под деревом – это для Андрея не имело значения, пусть даже половой акт не зафиксирован, но совершенно точно состоялся в сознании двух участников).

Мезальянс или её неумение вести себя и лучше обтяпывать свои делишки, то, что другим даётся легко, она проделала с какой-то неуклюжестью и тяжеловесностью, ведь недаром презирают не тех, кто ограбил банк, а тех, кто украл в хлебном булочку; как бы то ни было, но то, что Андрей простил бы другим, он не мог простить Мариам. Он не оставлял ей ни единого шанса.

Но и сделать ничего он с ней не мог. Даже для выволочки, для скандала (не говоря уже о чем-то серьезном) нужна энергия, а Андрею было просто не по себе, он чувствовал, что омерзение широкой волной грязи заливает пламя его гнева. Нет, он не найдёт в себе силы для выяснения отношений с женой.

Как ни старался он отогнать мучительные образы и назойливые думы, они всё снова и снова возникали в его мозгу. То, что он представил себе, выслушав рассказ родителей, плюс то, что додумал дальше, внушало ему физическое отвращение. Дорога и вынужденное бездействие стимулировало мышление к поискам причины этого гадкого чувства.

«Нельзя, – рассуждал он, – относиться безразлично к тому, что вызывает в нас сильные желания, что волнует плоть и кровь. Иногда, слив страсть, делается противно от того, что произошло. Способна ли Мариам сама по себе возбудить противоречивые чувства? Хороший вопрос. Безусловно, она одна из самых приятных воплощений Венеры, вожделенной людьми и богами, хотя… для меня наименее таинственных её воплощений. Образ жены, слитой с образом моего водителя, в едином порыве и во взаимном чувстве, как раз низводит её к тому примитивному типу, который может только привлекать или отталкивать. Итак, всякий эротический акт либо разжигает желание, либо охлаждает его и поэтому с одинаковой силой либо привлекает либо отталкивает взгляд, в зависимости от физиологического предрасположения тех, кто его видит, а иногда и в зависимости от последовательных душевных состояний одного и того же свидетеля. Например, целующаяся парочка может вызвать у прохожего улыбку, и он подумает: «Любо дорого смотреть», либо отвращение («Фу противно лижутся»), и вряд ли кто-то отдает себе отчет о природе возникших ощущений.

Такое наблюдение приводит к пониманию истинных причин того, что эротические акты всегда и везде совершались тайно, дабы не вызывать в окружающих сильные и противоположные эмоции (это не относится к люмпенам, быдлу, и прочим низкоорганизованным и недоразвитым гуманоидам, в среде которых царит простота нравов). Да, существует другой перекос – когда скрывают даже всё то, что может напоминать об эротике. Так рождается лицемерие и ханжество. Во всём нужна МЕРА. Если не затемнять смысл стыдливости, не присоединять к ней нелепые предрассудки, то можно сделать вывод, что стыдливость – это привычная добродетель, которая коренится в свойстве человеческого ума, общем для всех людей».

Так размышлял Андрей всю дорогу от Волгограда до Петербурга. Резюме получилось такое: он ничего не скажет Мариам, не подаст виду, что ему что-то известно. «Мужчина никогда добровольно не прекратит удобные и привычные семейные отношения», – заезженный штамп, но увы, это так.

* * *

Всё шло обычным путём. Поезд прибыл на Московский вокзал в половине седьмого утра. Стряхнув с себя дорожную пыль, Андрей забрал машину со стоянки на Площади Восстания и направился в кофейню «Идеальная чашка», расположенную на углу Невского проспекта и Большой Морской улицы. Там он пробыл до 8-15, и оттуда поехал на завод.

К девяти утра он успел обсудить волгоградскиее новости с Игорем, который всегда приезжал раньше всех, а в начале десятого у него зазвонил мобильный телефон. Это была Ирина, взволнованным голосом она сообщила, что в офис Совинкома вломились ОБЭПовцы, у них официальное предписание провести полномасштабную проверку – с выемкой документов, всё как полагается. Ей кое-как удалось их выпроводить – фирма не может останавливать работу, надо предупреждать заранее о таких мероприятиях, но они вернутся не позднее чем в четыре часа дня. Ирина записала их данные – это сотрудники районного ОБЭП (ОБЭП Советского района).

Успокоив её, сказав, что всё сейчас уладит, Андрей отсоединился. И задумался. В это трудно поверить – что Иосиф Григорьевич Давиденко, весь такой джентльмен, так грубо работает. Только вчера получил деньги, заключил договор, наметил вектор развития, а сегодня демонстрирует свою мощь, играет мускулами. Прислал народ.

Теоретически можно предположить, что какой-нибудь Госнаркоконтроль обморозился и нагрянул с проверкой (за всю историю Совинкома еще никто ни разу не приходил на фирму с проверками – встречные проверки из кардиоцентра, о которых уведомляли не менее чем за месяц, не в счёт). И вот на следующий день после того, как договорились и заплатили за то, чтобы фирму не трясли, пожаловали спецслужбы, и не какой-то туманный Госнаркоконтроль, а ОБЭП, родная епархия Давиденко, которой он руководил много лет. По его сценарию предполагается, что новый клиент должен позвонить, пожаловаться, и проверяющих отзовут.

Андрей всегда противодействовал давлению, мог заартачиться, даже если ему с излишней настойчивостью предлагали что-то хорошее. В данном случае, с этим ОБЭПовским наездом, он решил утереть нос Давиденко, и обратился к Второву, плотно работавшему с Советским ОБЭПом.

Тот перезвонил в течение получаса и сказал, что ситуация крайне сложная: несмотря на то, что Михаил Стульников, начальник Советского ОБЭП – свой человек (прежний начальник, Игорь Ракитский, пошёл на повышение в областное УВД, с ним контакт не потерян). Можно решить любой вопрос, но в данном конкретном случае проверка заказная – позвонили из областного УВД (кто позвонил – эту фамилию по телефону называть нельзя), и велели как следует отшпендихорить Совинком. Со своей стороны Второв пообещал сделать всё возможное, чтобы по максимуму задинамить дело.

Другого выхода не оставалось – надо звонить особисту. Но Андрей решил подождать до обеда. Тем более что пришли Владимир с Артуром, и закипела работа.

История с белорусским тендером завершилась предсказуемым образом – Судотехнология выиграла конкурс, однако, не имея возможности выполнить обязательства по государственному контракту, поставить в срок тепловозные батареи 32ТН450 и 48ТН450, вынуждена была обратиться на Экссон («Исток» так и не восстановил производство, а продукция Тюменского завода обходилась дороже указанных в контракте цен).

Владимир злорадствовал, но подличать не стал, – установил цены для Судотехнологии ниже тех, по которым эта компания должна была отгрузить на Белорусскую ж-д… на 1 %. С учетом доставки Босс выходил в ноль. Конечно, если принять во внимание, что он должен откатить своим белорусским друзьям как минимум 10 %, получается, что деньги на комиссионные он будет вынужден вынуть из собственного кармана. Лучше бы он не упирался, а уступил Экссону эту сделку – тогда бы не попал на проценты.

Своим крупным заказом хозяин Судотехнологии, Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский, вносил сумятицу в график поставок. Он платил наличными сто двадцать тысяч долларов и требовал немедленной отгрузки ста комплектов батарей 32ТН450. У Экссона были расписаны все сборки на месяц вперёд (ЭлектроБалт производил 20–22 комплекта в день), и кого-то из клиентов придется отодвинуть. Владимир с Артуром засели за бумаги, чтобы определиться, кому задержать отгрузки, а Андрей с Алексеем отправились на заводоуправление, чтобы проконтролировать отпуск заводом уже оплаченной продукции (бывало, что ЭлектроБалт не отгружал даже по накладным, которые гендиректор только что подписал, аккумуляторный вождь был непредсказуемый человек, и нельзя было оставаться спокойным, пока батареи не переместятся из сборочного цеха на склад Экссона).

По дороге Андрей воодушевленно рассказал о своих волгоградских делах – завязался с руководством горздравотдела, планирует открыть сеть аптек. Он всегда находился на подъеме (чисто внешне), когда у него были неприятности. Алексей сказал, что они с братом присматриваются к Совинкому. До них дошла информация, что Быстровы там крутят деньги, получают хорошую прибыль, и такая идея Ансимовым понравилась.

«Ещё чего не хватало! – мрачно подумал Андрей. – Если понадобятся деньги, то лучше взять кредит в Волгопромбанке под 24 % годовых, чем у этих товарищей под 10 % в месяц».

А ещё лучше ни у кого не занимать, а работать на своих деньгах. Сегодняшний день сулил много приятных вещей. После рутинного обхода заводчан (бухгалтерия, коммерческий отдел, три заместителя гендиректора, начальник транспортного цеха) Андрей не вернулся в офис, а поехал на улицу Промышленную – на Судотехнологию, чтобы забрать у Босса предоплату за первую партию батарей. Очень своевременно получить деньги сегодня – Андрей как обычно перерасходовал оборотные средства (окончательный расчёт за квартиру на «Морском Фасаде»), и образовалась очередная финансовая дыра. Помимо всего прочего, Игорь торопил с покупкой машины, Mitsubishi Pajero Sport. Прежде чем её купить, он посоветовался с Андреем, договоренность была такая, что Андрей возьмёт у него эту машину через год-полтора. И вот подошёл срок. Игорь уже присмотрел себе новый авто, Volvo S80, и напомнил об уговоре.

Это была выгодная сделка – $24,000 за полуторагодовалую машину в отличном состоянии, еще на гарантии, пробег около 12000 км. Андрей уже на ней покатался, ему всё понравилось, он давно хотел внедорожник.

Но как на него выкроить деньги?

По дороге Андрей позвонил Иосифу Григорьевичу и рассказал об утреннем происшествии. Тот выслушал так, будто ни разу не был инициатором данного происшествия. И пообещал всё уладить. Доброжелательные интонации его голоса вывели Андрея из себя, и он, закончив разговор, весь путь до офиса Судотехнологии громко и безобразно ругался.

Охранники провели Андрея в приемную без проволочек, там его встретила секретарь, улыбчивая женщина с ласкающим слух именем Тереза Телебзда, и провела к Боссу.

Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский находился на рабочей половине своего внушительного офиса-лофта, он сидел за столом, перед ним был открыт ноутбук, а за столом напротив, как и в прошлый раз, сидела необычайно серьёзная девушка в черном деловом костюме и тоже что-то там смотрела на своём лэптопе.

Босс махнул рукой, мол, устраивайся на диване, а сам полез в сейф за деньгами. Андрей присел на диван в рекреационной зоне лофта, отделенной колоннами от рабочей зоны, и принялся разглядывать обстановку – картины, бюсты, мебель.

Подошёл Босс, положил на журнальный столик наполненный пачками денег фирменный пакет компании «Бонапарт», и уселся в кресло напротив Андрея. Правила поведения в этом месте были таковы, что продавец не пересчитывает финансы, а покупатель не берет роспись в получении денежных средств, всё на доверии.

Лишь одно напоминание:

– Владимир обещал отгрузить мне сто батарей в течение трёх дней.

Андрей подтвердил эти намерения:

– Да, мы формируем вашу заявку. Задержаны отгрузки всем другим клиентам.

И прибавил несколько подобающих случаю фраз, чтобы получилась видимость некоей светской беседы. Зазвонил интерком, серьезная девушка в черном ответила, после чего обратилась к хозяину:

– Пшемыслав Гржимекович, извините, тут…

Босс устремил внимательный взгляд на свою помощницу:

– Да, Мирка, говори.

– Нам нужно оплатить завтрашнюю презентацию – аренду зала, фуршет.

На лице Босса изобразилось удивление:

– Нам? Что значит «нам»!?

Из их короткого разговора Андрея понял, что речь идёт о презентации благотворительного фонда Клавдии Пайпер. (эту историю он слышал от Владимира Быстрова). 26-летняя Клавдия Пайпер – бывшая модель, которую год назад её бойфренд в приступе ревности облил кислотой. Этот бойфренд в настоящий момент в бегах и выставлен в федеральный розыск. Клавдия перенесла свыше сорока операций в лучших клиниках Петербурга и Москвы, плюс пять трехнедельных курсов в Ламалу (Франция). (средства позволяли). Всё же один глаз ослеп, лицо изуродовано, прежний вид полностью восстановить не удалось.

Босс увидел репортаж о ней по телевизору и решил оказать ей поддержку. Её именем назван учрежденный им благотворительный фонд, который будет помогать аналогичным жертвам насилия. Попечителями новой благотворительной организации стали Лех Ямпольский, пластический хирург, который делал операции Клавдии Пайпер, Матеуш Сикорский, телевизионный продюсер, и Шимон Дуниковский, коммерческий советник. Всё уже готово, открыт расчетный счет, на который должны поступать средства, по телевизору идет реклама, а проведение презентации, которая должна состояться в пятизвездной гостинице «Гранд Отель Европа», оказывается, никто не оплатил.

Перебрав все возможные варианты, Босс попросил свою помощницу Мирку, чтобы та уговорила Клавдию Пайпер оплатить аренду зала в Гранд Отеле Европа и фуршет – всё-таки она получает неплохой промоушен, с обезображенным лицом ей, как модели, все дороги закрыты, а чтобы ей состояться в каком-то другом качестве, пи-ар ой как нужен.

– Позвони, скажи ей что из-за накладок, которые только что у нас образовались, мы не можем сегодня перечислить средства, пусть заплатит из своих – не отменять же завтра презентацию, а потом сочтемся, – приказал Босс.

И обратился к Андрею:

– Так что там с «Лавкой жизни», ты купил франшизу?

Андрей удивился – владелец крупного холдинга помнит о каком-то франшизнике, одном из тысячи. Но, не подав виду, бодро произнёс, что в Волгограде пертурбации, только что прошли выборы, меняют всех чиновников, а потому происходят непонятки со всем: с арендой, с оформлением собственности, с платежами и так далее. Все замерли и ждут, когда ситуация устаканится. Он всем так говорил, когда возникала необходимость в чем-нибудь оправдаться.

Босс проявил осведомленность и сказал, что да, действительно, один из его волгоградских контрагентов также пострадал от чиновничьей чахорды. И умолк, давая понять, что пора разбегаться.

Они обменялись прощальным рукопожатием, и Андрей откланялся, напоследок бегло осмотрев офис, вся обстановка которого, казалось, зафиксировала мысли и идеи хозяина, принципиально превосходившие по своей глубине все интеллектуальные изыскания современников, и эти идеи бизнесмена-мыслителя коренились в самом центре социальных, идеологических и политических устремлений эпохи.

А в офисе его ждало разочарование. Деньги, на которые он рассчитывал, уплыли. Владимир с Артуром решили взять из очередной раскидки прибыли немного на жизнь, а основную сумму оставить в обороте, пополнив таким образом уставный фонд. Он увеличивался до $450,000, и доля каждого участника составляла теперь $90,000. Гендиректор ЭлектроБалта поставил условие: выкупать больше батарей, и компания не управлялась имеющимися средствами, возникла необходимость финансового вливания. С одной стороны это радовало – увеличиваются обороты, растёт прибыль. Но отдача на вложенные средства ожидалась не ранее чем через два месяца, а деньги Андрею нужны были ещё вчера.

Без плавного перехода Владимир нанёс ещё один удар, жёстко напомнив про Пауэр Интернэшнл. Он велел потрясти волгоградских сотрудников Совинкома, которые, по его мнению, спиздили миллион двести тысяч рублей (на самом деле это был мерзкий намёк на то, что деньги прикарманил Андрей), и довольно грубо заявил, что в крайнем случае эти деньги вычтут из уставных – тех самых 90 тысяч долларов.

Разговор происходил при Веронике и Корине (Владимир намеренно затевал подобные выволочки при девушках), что было вдвойне неприятно.

– Мы ведь нашли накладную, – вступилась Корина за Андрея (она была его протеже, он до сих пор приплачивал ей за вредность, её зарплата была на 50 %, чем это проходило по официальной кассе).

– Какую ещё нахуй накладную, – вызверился Владимир. В этот день он решил всем показать, кто тут главный.

Раскрыв программу 1С, Корина разыскала нужный документ:

– Вот, смотрите.

Она созванивалась с бухгалтерией Пауэр Интернэшнл, и совместными усилиями удалось восстановить все взаиморасчеты со всеми аффилированными фирмами (Пауэр, как и Русток, вёл деятельность от нескольких юридических лиц), заявленная недостача 1,200,000 – это поставка 30-ти комплектов тепловозных батарей весной этого года в адрес одной из подконтрольных Пауэру структур.

– Что ты мне показываешь? – скривился Владимир, демонстративно не признававший компьютер и монитор и имеющий дело исключительно с бумагами.

Корина распечатала документ и протянула Владимиру. Весь коллектив, затаив дыхание, наблюдал эту сцену. Все ждали, как отреагирует Владимир.

– Что ещё за левая хуйня? – неформальный лидер Экссона, пробежав глазами накладную, небрежно бросил обратно на стол.

Но он уже понял, что никакая это не хуйня, а доказательство того, что заявленная недостача в 1,200,000 рублей – это недоразумение. Вероника, Алексей и Игорь, облегченно вздохнули. Андрей всё ещё напряженно следил за Владимиром – что ещё он придумает. Артур подозрительно разглядывал Андрея.

Казалось, инцидент исчерпан. Но Владимир, держа марку, ещё раз наехал:

– Когда ты, блядь, наладишь учёт? Почему у тебя постоянно пропадают документы?!

Пробормотав до кучи серию ругательств, от которых покраснели даже привыкшие ко всему Вероника и Корина, он вышел, хлопнув дверью. Артур, продолжая тему, напомнил Андрею, что из-за неподписанного акта сверки с Пауэром приходиться закупать аккумуляторы автомобильной группы, а также НК-125 и НК-250 у других поставщиков, а не на Пауэре, где цены ниже. Это прямой убыток для компании. И хотя Пауэр продолжает закупать на Экссоне тепловозные батареи, по-прежнему опасно перечислять им предоплату из-за того, что они могут акцептировать эти деньги в счет долга.

Андрей, придя в себя, заявил, что всё в порядке – документ нашёлся и нет никаких причин для беспокойства. Всё случившееся – буря в стакане воды. Корина вступилась за шефа, и, выложив на стол все акты сверок, стала доказывать, что у Экссона с Пауэром всё ровно.

– А где оригинал накладной? Почему оригинала нет ни у Пауэра, ни у нас, и у Пауэра нет бухгалтерских проводок и наших платежей? – не глядя на то, что показывает Корина, спросил Артур (на протяжении всего разговора он следил пронизывающим взглядом за Андреем).

На этот вопрос никто не смог ответить. Никто из присутсвующих не был вхож в бухгалтерию Пауэр Интернэшнл и не мог знать, куда запропастились выписки по расчетному счету одной из поганок Пауэра, на которую Совинком в счет взаиморасчетов с Экссоном перечислил деньги. Корина и бухгалтер Пауэра выверили все взаиморасчеты с начала года, все цифры совпадали – но они совпадали по компьютеру. Не хватало нескольких оригинальных документов (с которых даже копии пропали), подтверждающих несколько отгрузок и платежей. Сумма недостачи – миллион двести тысяч рублей. Корина показала накладную, сумма которой совпадала с недостачей, но никто не мог сказать точно, что загвоздка произошла именно из-за этой поставки. Руководство Пауэр Интернэшнл склонно думать, что Экссон мухлюет и пытается прикарманить эти деньги (на самом деле всё было наоборот – как в своё время Экссон опрокинул Русток, правда, на Рустоке в конечном счёте обнаружили все документы, распутали клубок и заставили Экссон вернуть двести тысяч).

Так или иначе, вопрос повис в воздухе. Артур с Владимиром дали понять Андрею, что недовольны его работой.

* * *

С грустным сердцем Андрей отправился во Внешторгбанк, чтобы внести на расчетный счет наличные деньги и перечислить на ЭлектроБалт в оплату счета, только что полученного в коммерческом отделе. Операционистка с кассиром немало подивились: довольно необычная операция для клиента, который через день снимает с расчетного счета крупные суммы. Но таковы были реалии сегодняшнего дня.

А когда он, забрав пропечатанное платежное поручение, вышел на улицу, у него зазвонил телефон. Давиденко отчитался в выполнении первого задания: проверка в отношении ООО Совинком прекращена, можно спать спокойно. Что тут можно ответить?! Спасибо, блядь.

Вслед за Давиденко позвонил Второв. Он длинно выругался по поводу того, что Андрей одновременно заряжает разных людей на одну и ту же просьбу. Мол, пришлось задействовать Ракитского, и он неловко встрял, обратившись к замначальника областного УВД, в то время как это дело было уже на контроле. Получилось, что он высунулся с Совинкомом и обозначил свою заинтересованность. А так как Андрей с самого начала пообещал, что данная просьба не забесплатно, то придется заплатить – рублей тридцать, не меньше.

– Тридцать тысяч? – ошалело переспросил Андрей.

– А что ты хочешь, мазафака, Стульников с Ракитским уже зарисовались с твоей фирмой, они должны занести в областное УВД доляшку, иначе подумают, что они скрысили. Ты же сам сказал, что заплатишь – вот и плати.

Это было чудовищное попадалово, по глупости проебал тысячу долларов. Но пришлось согласиться. Второв присовокупил, что распоряжение прекратить проверку в отношении Совинкома отдал тот же самый человек, который перед этим приказал учинить эту проверку. Для Андрея это не стало окрытием. На прощание Второв дал совет: не вести себя как звонарь и не заряжать сразу нескольких людей на одно дело, к тому же такое скользкое.

Прежде чем пойти в офис на Исаакиевской площади, он заглянул в свой неформальный офис – кофейню Онтромэ. Нужно было настроиться, сосредоточиться, дабы не растеряться перед Блайвасом и сворой менеджеров. Возникла парадоксальная ситуация, как когда-то давно, на заре предпринимательской деятельности, в самом первом волгоградском офисе на Рабоче-Крестьянской, 22: он терялся перед своими гаврилами. Не он ими, а они им помыкали. Начальник составлял планы, вынашивал идеи, мысленно распределял поручения, однако, по приходу в офис все заготовки рассыпались под натиском сотрудников. Они сводили на нет планы начальника и навязывали свои. Грузили его своим дерьмом. Он спрашивал, выполнили ли они план визитов по конкретным медучреждениям, а ему предлагали закупиться редкими диковинными позициями и держать их на складе, потому что клиент N, возможно когда-нибудь их выберет.

Андрей с неохотой шёл в этот фешенебельный офис. Он уже усвоил: сколько ни убей там времени, результат один. Можно вообще туда не приходить, ничего не изменится. Самое грустное было то, что «Северный Альянс» (ООО, зарегистрированное в Петербурге на Ирину Кондукову, от которого велась деятельность) себя не окупал. Первый всплеск дал некоторую надежду, но с арендой дополнительных площадей и наймом новых сотрудников работа пошла в минус. Блайвас в итоге сдал Андрею весь блок, который изначально собирался сдать – три кабинета, плюс один небольшой секретарский, фактически получалось четыре, ежемесячный платёж составил $1000. Кухня и санузел получались общими. (для сравнения: официальная аренда в кардиоцентре составляла $250, плюс $100 Андрей заносил Халанскому в конверте. Это свыше 250 квадратных метров полезной площади – офис, склад, розничная точка – аптека. И эта аренда тысячу раз себя оправдывает – учитывая обороты по расчетному счёту и розничные продажи медикаментов через аптечный пункт).

Также Блайвас навязал своего секретаря, она сидела в холле за своей конторкой, дел у неё было немного – ответить на два звонка в день, нажать кнопку домофона, заварить Богдану Радько чай и размешать в нём сахар. И Блайвас предложил Андрею оплачивать ей половину зарплаты и пользовать на полную катушку.

На настоящий момент на фирме работало восемь человек: бухгалтер, два офис-менеджера, четверо менеджеров по продажам (Марина не в счёт, она была вне этого штата, так как работала преимущественно по регионам). Плюс двое совместителей: водитель и секретарь, оба от Блайваса. Внешне это были совершенно нормальные адекватные люди, они не пороли косяков, как иные волгоградские деятели. Но и полезного ничего не делали, слишком уж они безынициативные, мыслят шаблонами, подстраиваются под всякие условности и не могут срастить хорошую денежную схему.

… Андрей засиделся в Онтромэ. К традиционной чашке латтэ добавился фруктовый десерт и стакан свежевыжатого грейпфрутового сока. Было пять часов, когда он покинул заведение. Он решил: что бы ни говорили ему сотрудники, в ответ надо хмуриться, не решать никаких вопросов, откладывать всё на потом, говорить, чтобы на сегодня оставили в покое. Пускай потом пеняют на него, что мол, из-за того, что их не выслушали, у них сорвалась сделка на миллион долларов. Всё это ерунда. У них по определению не может быть никаких сделок, кроме копеечной по стоимости заявки на тысячу разнокалиберных лабораторных стекол, каждое из которых нужно заказывать у разных поставщиков, а потом доставлять этот заказ в область, в какое-нибудь Колпино.

Придя в офис, Андрей не сразу проследовал на свою половину. Для начала заглянул к Блайвасу, там, в роскошном угловом кабинете с видом на Исаакиевскую площадь и Мариинский дворец, состоялся очередной сеанс взаимного сканирования, или двустороннего гипноза. За двадцать минут Блайвас четырежды задал один и тот же вопрос: «Что там с векселями, ёпта?», и трижды получал ответ, что всё в процессе, люди работают, и с каждым разом ответ становился менее пространным. Было слышно, как в холле осторожно ступают сотрудники «Северного Альянса» и спрашивают у секретаря, что там шеф, не выходил ли ещё, долго ли продлится беседа. Андрей знал, что как только выйдет, на него тут же набросятся с тысячами идиотских вопросов, которые, пораскинув мозгами, можно решить самостоятельно, не дожидаясь шефа весь день. И он злорадствовал – пускай курят, шеф уйдёт ровно в шесть часов, и похую мороз.

Содержательная беседа с Блайвасом была прервана звонком – вблизи офиса, в ресторане «Адамант» находился Ренат (также как и все дома вокруг ресторан принадлежал Бармалею), и хотел встретиться. Блайвас недовольно сузил глазищи – он ревниво относился к Ренату, стремительно набиравшему рейтинг в компании. Если так дальше пойдёт, то Блайвас станет не нужен, так как Ренат сможет более эффективно выполнять поручения Андрея.

Оставив сумрачного Блайваса додумывать свою думу, Андрей вышел в холл. Там ждала Тимощенко с кучей документов в руках, из-за угла выглядывал Грамматиков. Всё было предельно предсказуемо: Снежана наверняка спокойно сидит у себя, зная что в любой момент может запросто увести шефа в отдельный кабинет, двумя короткими фразами изложить свою просьбу и получить гарантированное добро; Леночка тоже спокойно сидит на месте, зная что шеф не сможет пройти мимо неё и сам отведет в кабинет, где будет расспрашивать что и как, любезничать, и в итоге тоже выполнит любую просьбу.

Андрей заговорил с Тимощенко, делая вид, что вникает, но как только вошёл Ренат, шагнул ему навстречу, и не говоря ни слова, развернул его обратно на выход:

– Пойдём, дело есть.

Они выехали со двора и, доехав до канала Грибоедова, припарковали машины на набережной. Андрей не хотел, чтобы народ, выходя из офиса, прицепился со своей болтовней ещё и на улице.

– Что там Леночка – воспылал самовоспламеняющейся страстью? – глумливо поинтересовался Ренат. – До хуя спустил денег?

Проницательный брат знал где спрашивать. Отношения с Леночкой, внезапно и мощно обрушившиеся на Андрея, оказались недешевым проектом даже для владельца двух преуспевающих фирм.

– Мне нужна помощь…

Андрей сделал паузу, во время которой подумал сначала, стоит ли ехать домой, может вместо этого закатиться с Леночкой в ночной клуб; а затем зло усмехнулся про себя: эта тварь должна отработать спущенные на неё деньги. Решив, что так будет правильно, прибавил:

– Дело… щепетильное.

– Я же говорил, можешь рассчитывать, сделаю всё, независимо, как это дело комментируется уголовным кодексом.

Андрей напомнил про вексельную схему, работа по которой прекратилась, едва начавшись. Леночка Шаабан стала нарабатывать кредитную историю с поставщиками, для контактов с ними она оставляла номер Скайлинка, мобильного телефона с прямым городским номером, но, немотря на предупреждения, звонила с этой трубки и в офис, и сотрудникам, и шефу, и вообще всем подряд. Для получения груза в транспортных компаниях наняли водителя, с которым познакомились на вокзале, но всё та же тщательно проинструктированная Леночка говорила ему довозить товар до офиса на Мойке, 70, вместо того, чтобы в условленном месте передавать его другому человеку. Когда ей указывали на её просчеты, она делала круглые глаза:

– Зачем морочиться, пусть сразу привозит в офис.

То была, конечно, классика жанра – работник начинает передумывать то, что уже до мельчайших подробностей продумал начальник. Из-за таких мелочей рушатся самые великие планы.

И постепенно проект с векселями заглох. Теперь его нужно было реанимировать.

Ренат задал резонный вопрос:

– Как ты мыслишь разводить на оплату векселями, если фирма не имеет офиса, а из сотрудников только тупая кобыла с левым телефоном?

Андрей согласился с доводом, но ему не хотелось нести дополнительные расходы. И так уже много потрачено: Леночка, левый водитель, левая фирма, трубка, и так далее. Но без офиса действительно как-то несерьёзно. Поразмыслив, Ренат вспомнил, что у него есть на примете хозяин здания, который сдаёт помещения, он может предоставить конуру и потом в случае чего, ни за что не выдаст, кому сдавал. Человек надежный, и арендная плата невысокая.

– Организовать можно всё, – подытожил Ренат. – Ты только скажи: надо или не надо.

Двух мнений не было, конечно же надо. Во-первых, уже потрачены деньги, и эти организационные расходы надо как-то отбить. А во-вторых, нужно в конце концов выровнять финансовое положение. Долги не уменьшаются, а растут, и с этим нужно что-то делать.

– Так, давай выработаем четкую программу, и будем её придерживаться, – решился Андрей. – Ты возглавляешь проект, и чтобы ни одна тварь не могла нарушить правила…

С этими словами он вынул из портфеля блокнот и стал набрасывать план действий и схему взаимодействия всех участников.

В идеале работа должна быть построена следующим образом. Леночка завязывается с московскими поставщиками – желательно из тех, с кем не работает Совинком. Она заказывает товар для волгоградских клиентов (заявки ей передаёт Ренат, который в свою очередь получает их от Лены Николовой). По выставленным счетам производится оплата с левой фирмы, (под названием «Октагон» специально для этих целей купленной за $300. До сих пор пользовались услугами знакомого юриста Корины Янчилиной, специализирующегося на регистрации ООО с левыми учредителями – бомжами, покойниками, алкашами, и тд, он выдавал учредительные документы, договор расчетного счета в выбранном банке, копию банковской карточки, на которой видна роспись – простая, чтобы её можно было запросто подделать, и на всякий случай факсимиле с оттиском настоящей подписи человека, расписывавшегося на банковской карточке и договоре расчетного счета). После оплаты товар на московской фирме забирает Костя Васильев (бывший сотрудник Совинкома, переехавший в Москву и выполняющий различные поручения, это его подработка). Товар он будет получать по доверенности, поэтому для него надо сделать какой-то левый документ, хотя бы права, любого качества, всё равно проверять никто не будет. Получив товар, он отправляет его в Волгоград. В случае, если заявка поступит от Северного Альянса, тогда товар отгружается на Петербург, и левый водитель забирает его со склада транспортной компании и передаёт своему человеку в условленном месте подальше от Исаакиевской площади. Леночка пускай находится в левом офисе, который Ренат арендует у своего знакомого – принимает звонки от поставщиков, побольше разговаривает с ними, чтобы они привыкли к её голосу. Если заявок будет мало, надо округлять их в большую сторону, закупать впрок ходовые позиции, пусть лежат на складе. Николова без запинки в любое время дня и ночи скажет, какой товар ходовой, а какой нет. За два месяца нужно подружиться минимум с десятком поставщиков, у каждого из которых выбрать товар на миллион рублей.

Чтобы фирмачи не подумали, что тут театр одного актера, Ренату следует также вступить с ними в перетер – звонить, обсуждать какие-нибудь вопросы. Можно разными голосами – от лица экспедитора, менеджера, зав. департаментом, гендиректора.

Леночка должна пару раз съездить в Москву, чтобы посетить намеченные фирмы и засвидетельствовать, что вот она такая звезда, руководитель отдела закупок компании «Баобаб Корпорэйшн». Она вскружит всем голову, её даже не надо специально просить об этом.

Операцию надо завершить к середине декабря – страна начинает бухать и очнется только к концу января, делов никаких не будет. Продавцы, конечно, деньги примут, но вряд ли соберут весь заказанный товар.

Итак, когда ситуация созреет, кто-то (возможно Ренат или сам Андрей) обзванивает поставщиков и интересуется, примут ли они вексель в оплату очередной поставки (вообще их заранее надо к этому готовить, если они сразу скажут, что работают только с живыми деньгами, то с такими придирами вообще нечего ловить). Утрясается общая сумма, в каждой фирме надо заказать на три миллиона рублей (за месяц до дня Икс надо предупредить, что будет такой заказ, чтобы поставщики затарили склад всем необходимым, а то вдруг у них не окажется в наличии нужного количества, считай вся работа насмарку). По результатам, когда будет известна точная сумма, Блайвас отзванивается Умару и Лечи и заказывает вексели. Звонить надо заранее, возможно, Октагону придется открыть расчетный счет в банке, который будет выдавать вексель. В итоге Лечи должен выписать порядка десяти векселей на фирму Октагон, на конкретные суммы (общая сумма – тридцать миллионов рублей), и этими векселями Октагон расплатится за заказанный товар – рентгепленка, шприцы, шовный материал, медикаменты для аптек, и так далее.

Далее – Леночка отправляется в Москву, где ей передают вексели, она объезжает фирмы, подписывает соответсвующие договора поставки, акты приема-передачи векселей, Константин Васильев следом за ней забирает товар со складов и отправляет в Волгоград.

Чтобы не зависнуть с такой крупной партией и вовремя расплатиться с джигитами, необходимо заранее провести маркетинг и прозондировать ситуацию – где это всё реализовать. Конечно, надо упасть в ценах, придумать что-то типа новогодней распродажи и установить конечный срок до 30 декабря.

Для Рената остались неясными некоторые моменты.

– А позволительно спросить: ты не думаешь, что Леночка всё напутает? Я сам тут многое не догоняю, как ты мыслишь, что эта мормышка сделает всё как надо.

Действительно, это было слабое звено. Со всем остальным получалось более менее складно, ну а когда двадцатилетняя девка расплачивается трёхмиллионным векселем и начинает что-то путаться, возникнут подозрения, продавцы могут отказать в отгрузке и попросить расплатиться настоящими деньгами.

– Ну… я могу сходить с ней, только паспорт на входе не буду показывать, – неуверенно проговорил Андрей.

– Ты можешь сходить, а зачем тогда скрываться, нанимать левые офисы, чтобы в конце идти самому? Давай не будем прятаться и поведем работу из нашего офиса на Мойке 70.

Да, Ренат поднял серьёзный вопрос. Над ним предстояло поработать – найти презентабельного представителя. И надежного – чтобы не скрылся с векселями.

И Ренат сам же на него ответил, предложив себя:

– Ладно, если что – я с ней схожу. Только объясни, что говорить людям – ты сказал с ними разговоры разговоривать, а о чём?

Этот вопрос был гораздо проще предыдущего. Андрей объяснил: поставщикам надо толкать идею, что Октагон плотно сидит на поставках госпиталю Ленинградского военного округа. Мол, с тендерным комитетом всё схвачено, доказательством чего является предоплата в течение двух месяцев. Фирмы, работающие на данном рынке, наверняка наслышаны об этом медучреждении, знают, что военные склады время от времени пополняются, при этом производятся закупки на крупные суммы. И все знают, что в военном ведомстве всё очень мутно. Поэтому обрадуются, что кто-то решает эти вопросы и готов закупиться у московских посредников вместо того, чтобы сработать напрямую с иностранным производителем.

… Темные воды канала таинственно мерцали, отражая огни фонарей. Около часа Андрей с Ренатом, стоя у перил, обсуждали вексельный проект. Договорившись обо всём, распределив роли, попрощались и разъехались. Стратегия была намечена, осталось претворить её в жизнь.

Однако мысли принимали немного другой вектор по мере удаления от места, где состоялось обсуждение вексельного проекта. Андрей ехал по набережной канала Грибоедова в сторону Невского проспекта, и игривые помыслы, связанные с Леночкой, стали виться в его голове. Он принялся размышлять, как бы совместить одно с другим…

Сложности этого дня отвлекли внимание Андрея от размышлений по поводу Мариам. Он вспомнил о ней, лишь когда подъехал к стоянке. Острота ситуации притупилась, сейчас, даже если бы он сильно захотел, не смог бы разозлиться настолько, чтобы начать разбирательство с женой.

Придя домой, он хорошо провел вечер, позанимался с сыном, а ночью с легким сердцем выполнил супружеский долг – что называется, укрепил семью.

Глава 41

– Обойдусь без помощи, сам спущусь, – прохрипел Лечи Вайнах, неохотно выбираясь из постели.

Кровать, на которой он возлежал, находилась в глубине захламленной спальни трехкомнатной квартиры, находящейся над его рестораном. Окна комнаты были плотно занавешены. Обои, которыми оклены стены, изображали винтажную текстуру тяжело-бордового цвета. Лечи только что перенес воспаление легких и гемопневмоторакс, на его груди, в правой части, красовался рубец и шов – следы огнестрельного ранения. Впервые за последние два месяца он чувствовал себя настолько хорошо, чтобы подняться на ноги. На вид он вполне крепок, но ступал по полу с большой осторожностью. Стрелявший в него конкурент давно отправлен к праотцам, а Лечи всё ещё боялся новых подстав.

Спустившись по внутренней лестнице, он задержался в кабинете, чтобы переговорить с Зазой.

– Пришёл иудей, принёс заказ, – доложил Заза, оторвавшись от мониторов, на которых можно было видеть всё, что творится внутри и снаружи английского паба «Гудермес».

– Тот самый, за которого звонили из Бнай Брит? – уточнил Лечи.

– Где-то я уже видел эту губастую рожу – ты только посмотри как глаза таращит, – Заза вытянул руку в сторону монитора, на котором пришедший заказчик, прохаживающийся по залу ресторана, выглядел немного по-другому, нежели на экране телевизора.

– Конечно же видел – это правозащитник, наш человек, он борется за права ичкерийских повстанцев.

Заза в ответ вскинул руки – ну да, кто же не знает Исмаила Троханова, благополучие его дому! За полевых командиров можно только порадоваться, когда их проблемами занимается видный со всех сторон правозащитник. Спектр его деятельности очень широк, но в основном его активность сосредоточена в области защиты прав человека и борьбы против тоталитарных режимов вкупе с крупными корпорациями (преимущественно российскими), чья деятельность небезопасна для населения. А ещё его беспокоит тема отчуждения, дегуманизации человеческих отношений, а также возможная гибель океанов и исчерпаемость нефтяных ресурсов, способная спровоцировать конец света. По его собственному признанию, не проходит и дня, чтобы он с горечью не думал о том, сколько пластиковых бутылок плавает в мировом океане. Однако, на всех не угодишь, можно очернить кого угодно, даже носителей таких светлых идей. Официальная пресса не жалует Троханова и пустила слух, будто правозащитник куплен Западом, чтобы раскачивать хрупкую лодку суверенной демократии, и существует на деньги ЦРУ, передаваемые в виде грантов Greenpeace и Freedom House.

Заза, выйдя в зал, проводил гостя в отдельный кабинет, через несколько минут, после того, как официант принёс напитки, там появился Лечи.

После дежурного обмена любезностями Лечи как бы между прочим спросил, может ли чем-то помочь уважаемому гостю. Троханов в ответ вытащил из внутреннего кармана пиджака конверт, вынул оттуда несколько фотографий и положил их на стол перед собеседником. Зазе и Лечи одного только беглого взгляда было достаточно, чтобы узнать изображенного на снимках человека – то был Андрей Разгон, приходивший сюда, в этот ресторан вместе с Лейзером Вексельбергом. Ничем не выдав осведомленности, они сделали вид, что внимательно разглядывают фото; выждав несколько времени, Лечи сказал:

– Твоё желание – наше желание, твои враги – мои враги. Считай, что этот человек мертв. Но удостой мой слух – чем прогневал тебя этот симпатичный на вид паренёк?

– Не меня. Меня привела к тебе боль других людей, которую я принимаю как свою. Мне тесно на одной земле с этой мразью. Такие, как он, загрязняют мир. Тут много аспектов. Профессиональная этика. Профессиональные интересы. Личное оскорбление. Месть.

Лечи поднял вверх обе руки, как бы призывая в свидетели небо:

– Иншаллах! Одного пункта достаточно, зачем терпел и набирал столько много боли?

Проговорив всё, что нужно, чтобы заказчик остался доволен и принёс поскорее деньги, Лечи быстро завершил встречу, и, поддерживаемый Зазой, поднялся в свои апартаменты. Заза помог ему раздеться и лечь в кровать, и, выслушав распоряжения по поводу приема пищи, лекарств, визита медсестры, оставил пациента. Лечи в этот день ничего не интересовало, кроме собственного здоровья, поддержания своей физической оболочки. О деле он не думал.

Об этом пришло время думать на следующий день, когда поверенный Троханова принёс деньги, $50,000 и данные по Андрею Разгону, включая маршрут предполагаемых междугородных поездок. Лечи облачилася в полосатый костюм, повязал галстук, надел лакированные туфли, и в таком виде принял Зазу и Умара в кабинете – самой большой комнате своей квартиры, напоминающей антикварный салон. Оплату заказа – пять пачек стодолларовых банкнот, и фотографии Андрея Разгона, лежали на стоявшем посередине комнаты столе в стиле барокко, за которым расположился шеф и двое его сподручных.

– Мы получили деньги, – с этого очевидного факта Лечи начал планёрку.

Заза шумно заговорил, всем своим видом демонстрируя готовность скорее отправиться на задание. Умар почувствовал некий подвох и промолчал. Выслушав горячего Зазу, Лечи сказал, что Бнай Брит, от лица которой пришел Троханов – могущественная организация, объединяющая евреев всего света, но в этом деле, как сам признал заказчик, содержится много аспектов. Один из которых – то обстоятельство, что заказанный связан с ними важным коммерческим делом, сулящим доход $500,000, поэтому должен задержаться на этом свете как минимум до конца сделки.

– Пятьсот тысяч больше пятидесяти, а, Заза, дать калькулятор посчитать?

– Лечи, я понимаю что есть дело, но векселя – это побочное дело, а заказы – наш основной бизнес. Ты сам злился, что Разгон тормозит и торопил нашего поручителя, Вексельберга.

– Он больше не поручитель – это раз, – поправил Лечи. – Мы могли грохнуть Разгона, если бы Вексельберг оставался поручителем – причем вместе с ним самим. Но мы не можем трогать человека, за которого поручились люди Коршунова.

Умар смекнул, в чём дело – три дня назад приезжал человек из Петербурга по имени Винцас Блайвас, его привезли люди Коршунова на личном лимузине этого магната, бронированном Мерседесе стоимостью полмиллиона долларов. Приехавший заявил, что Вексельберг выходит из игры, доля его переходит ему, Блайвасу, и попросил сделать скидку, так как в деле встретились неожиданные трудности. Умару стало ясно, что скорее всего Троханов отправится рейсом Taliban airlines за свои же деньги, но у Зазы оставались вопросы:

– Я бы не хотел разбираться с Бнай Брит. Мы получили деньги и обязаны выполнить заказ.

Лечи почувствовал недомогание, и подытожил встречу в следующих словах:

– Потому я взял с Троханова 100 % предоплату, а не половину, как обычно. А то мало ли что с ним произойдет и он не донесёт нам остальное. В любом случае я поставлю в известность Блайваса – пусть он решает, что делать с его человеком. Его хозяин, Коршунов, в Бнай Брит весит больше чем Троханов – хоть сам и русский.

Тут же, в присутствии Умара и Зазы, он набрал Блайваса и сообщил, что у Андрея Разгона возникли проблемы, и поинтересовался, насколько он дорог офису господина Коршунова. Блайвас ответил – а Лечи оторвал трубку от уха, чтобы его товарищи слышали ответ – что Андрей Разгон контролирует вексельный проект, и кроме того, у него, у Блайваса, с ним серьёзный бизнес.

– Пятьдесят тысяч зеленых, Винц, пятьдесят тысяч лежат передо мной плюс фотография Разгона, всё это мне принёс один малосимпатичный идеолог гиперсионизма, но это серьёзные вещи – я имею в виду наличность.

После секундного колебания Блайвас сказал, что выезжает в Москву для личной беседы.

– Ну, вы слышали, – спокойно произнёс Лечи, закончив телефонный разговор, – подождём, что нам скажут питерцы.

Глава 42

Ренат крепко взялся за дело. Андрей сориентировал на него Елену Николову, отвечавшую в Совинкоме за закупки. В Волгоград было отправлено письмо:

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: Ирине Кондуковой

Ира, привет!

Проследи, пожалуйста, чтобы заявки к нам поступали следующим образом:

1. в электронном виде

2. по адресу alians-spb@peterlink.ru на имя Сачко С.

3. должен быть указан клиент и телефон отв. лица от клиента

4. все позиции должны быть указаны четко, с максимально возможной детализацией

5. форма оплаты – предоплата, отсрочка, особые условия, тендер, и другие условия сделки.

6. Цены: в каком диапазоне должны быть цены. Тут могут быть варианты: клиент сам указывает как выставлять счет, ценообразование на наше усмотрение, ценообразование с учетом рыночной конъюнктуры (если у нас нет договоренностей с клиентом и мы не знаем как себя вести). Во всех случаях – необходимо предоставлять маркетинговую информацию (почем конкуренты продают аналогичный товар в этом регионе / предлагают в этой больнице). Если такая информация не предоставляется вместе с заявкой (может быть неудобно сразу все оформить), раз в неделю ее надо пересылать вместе с планами и отчетами. Вообще этот пункт очень важный, т. к. от правильного ценообразования зависит очень много.

7. ФИО ответственного менеджера. В бумажном варианте – обязательно подпись. Это означает, что менеджер отвечает за все предоставленные сведения, а также за ход всей сделки. Обязательно приложение заявки от клиента.

8. Недопустимо: надиктовывание заявки по телефону и пересылка по факсу невнятных иероглифов. Я запретил принимать в работу такие заявки. Мы и так попадаем на деньги, причем немалые из-за бесконечных телефонных переговоров.

Ира, разберись, пожалуйста с распечатками междугородних переговоров. Сообщи всем в офисе, что с 29.09. фирма оплачивает только следующие переговоры по межгороду:

– офисные петербургские номера

– номера междугородних клиентов, которые предварительно фигурируют в заявках

– И ВСЁ, все остальные междугородние переговоры мы будем равномерно вешать на коллектив.

Зам. директора, т. е. тебе разрешается звонить куда угодно, просто необходимо установить форму учета звонков чтобы не запутаться (звонить по карточке, записывать звонки, и т. д.).

Kisses, Андрей Разгон

В данном послании Андрей затронул назревшую проблему: Елена Николова не успевала обрабатывать возросшее количество заявок, с помощниками что-то не клеилось, а вернее, она никого не воспринимала, никому не доверяла, и ревниво относилась ко всем, кого ей навяливали в качестве подмоги. Возможно, думала, что ей готовят замену и ни с кем не делилась информацией, которой располагала.

Нужно было что-то делать с петербургскими сотрудниками. Бестолковые ребята-менеджерята с высшим слизистым образованием. Можно набрать товара на миллион и даже на миллиард долларов, но с такими продавцами, как Тимощенко, Грамматиков и иже с ними он будет висеть мертвым грузом до второго пришествия. Что ни говори, а в Волгограде народ гораздо активнее. Юг, хуле. Чтобы расшевелить петербургский ботанический сад, Андрей написал специальную инструкцию:

ОБЩИЕ ТРЕБОВАНИЯ К СОТРУДНИКАМ

ООО «СЕВЕРНЫЙ АЛЬЯНС»

Дорогие коллеги,

Для достижения взаимопонимания между сотрудниками необходимо установить внутрифирменные правила, которые позволят нам повысить нашу производительность, и, в конечном счете, наше благосостояние

1. Лояльность Компании.

2. 100 % деловой активности направлено на работу в Компании.

3. Соблюдение должностных инструкций.

4. Безусловное выполнение устных и письменных указаний руководства.

5. Самостоятельность при выполнении задач, поставленных Компанией. При возникновении трудностей – самостоятельное устранение проблем и достижение результата (т. е. сотрудник ищет способы достижения результата вместо поиска причин не выполнять задание).

6. Профессионализм, полное соответствие занимаемой должности, 100 % профпригодность. Для достижения этого – постоянное самосовершенствование, коучинг, увеличение результативности.

7. В ежедневной работе – принятие правильных решений, и 100 % ответственность за непродуманные действия. (Не прибегая к помощи других, сотрудник самостоятельно устраняет причиненный ущерб).

8. Соблюдение принципа предупреждения форс-мажорных ситуаций. Компания всегда помогает своим сотрудникам и стремится создать максимально комфортные условия для них. При этом идеальный сотрудник Компании – благополучный человек, который не создает неприятности ни себе, ни окружающим.

9. Креативность и поиск новых решений для продвижения Компании.

10. Сотрудник мотивирован и выполняет свою работу более чем на 100 %.

11. Умение работать в команде.

Компания безусловно выполняет свои обязательства перед сотрудниками при 100 % служебном соответствии.

При выполнении настоящих правил, отсутствии замечаний, сотрудник Компании ежемесячно получает премию, равную 1/10 оклада.

Kisses,

Андрей Разгон

Глава 43

– Так… ещё раз – что тебе сказали джигиты? – выслушав Блайваса, Ренат попросил повторить ещё раз, так как услышанное плохо укладывалось в голове.

Винцас Блайвас, чуть подавшись вперёд в своём массивном кожаном кресле, вторично проговорил сказанное: Лечи Вайнах получил пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы убрать Андрея Разгона, и сообщил об этом, испытывая уважение к людям, приехавшим от Коршунова.

– По большому счёту, шёл бы он в пизду, но в таком случае нет никаких гарантий… Надо что-то занести ему – чтоб он вместо Андрея ёбнул заказчика, – подытожил Блайвас.

– Блядь ты ёбаный жирный боров! – взорвался Ренат. – Ты сидишь тут в своём роскошном кабинете яйца чешешь, а мой брат хуячит по всей стране, зарабатывает тебе воздух, и ты так спокойно рассуждаешь: «надо что-то занести чечену». Ну так вынь из своего бумажника капусту и занеси!

Но Блайваса было не пронять такими предъявами. Полчаса переговоров, и Ренат был вынужден пообещать тридцать тысяч долларов, чтобы уладить вопрос. Он решил пожертвовать своими сбережениями, и ничего пока не говорить Андрею – когда-нибудь скажет, свои люди всегда сочтутся. Но для профилактики жестко предупредил Блайваса, чтобы тот не расслаблялся:

– Смотри, если с братом что-то случится – я приду спрошу с тебя.

Глава 44

Лечи Вайнах разговаривал с Винцасом Блайвасом с глазу на глаз в отдельном кабинете своего ресторана, а когда тот удалился, оставив на столе три пачки стодолларовых банкнот – две целых и одну ополовиненную – в комнату зашли Умар и Заза.

– Вот как выходит, – задумчиво произнёс Лечи, когда его товарищи уселись напротив него, – Троханов проиграл, его аллах оказался слабее, чем у Андрея Разгона.

Умар покосился на деньги. Он сравнил эту сиротливую кучку с той, что принёс Троханов и пришёл к выводу, что трохановкая выглядела посолиднее.

– Это что, двадцать пять тонн? Всего?!

Лечи и сам не понял, как это Блайвас умудрился развести на двадцать пять тысяч, что вдвое меньше стандартного тарифа. Что-то долго плёл, про какие-то совместные проекты с Газпромом и Лукойлом, а что именно – уже и не вспомнить. Хороший попался Разгону поручитель – если по его вине с векселями что-то пойдёт не так, он вместо того, чтобы ответить и заплатить неустойку, ещё и сам предъявит так, что не отвертишься.

– Говорю же: у Разгона аллах сильнее, значит жизнь его дороже, чем Троханова – в два раза!

Тут оба его подручных, Умар и Заза, принялись наперебой высказывать свои контр-аргументы: пускай бы Разгон, раз такой дорогой, заплатит хотя бы ещё два раза по столько – двадцать пять и ещё раз двадцать пять.

Но Лечи уже принял решение:

– Вот Троханов за него и заплатил – двадцать пять и ещё раз двадцать пять. Он сам сказал, когда сидел тут: чужую боль принимаю как свою. Так что Заза, отправляйся на задание не позднее, чем сейчас, ибо ты сам говорил: взяли деньги, поэтому обязаны выполнить заказ.

Закрыв глаза, сделав глубокий вдох, Лечи открыл их, посмотрел на Зазу, потом на Умара, и скомандовал:

– Ладно, за дело! Что делать – вы знаете. Сначала помогите мне подняться до квартиры, а то у меня сердце прихватило, дышать не могу.

* * *

Они увидели в окно подъехавшую светло-зеленую Хундай, из которой вышел Исмаил Троханов, и заняли позиции: Умар, которого Троханов не видел и не знал, остался у окна на площадке между двумя лестничными пролётами; в майке, трико и шлепанцах на босу ногу, куря и болтая по телефону, он изображал парня, прибывшего в гости к подруге и вышедшего в подъезд покурить; Заза поднялся выше на два пролёта, он должен был дождаться, пока Троханов подойдёт к своей квартире и начнёт открывать дверь.

И всё пошло по плану. Троханов прошествовал по лестнице (лифта в доме не было) мимо Умара, который, дымя сигаретой, докладывал в трубку несуществующему собеседнику, что сейчас присунет тёлке палочку и приедет играть в покер, Заза в это время выглядывал из-за лестницы, поджидая жертву – по плану он должен стрелять первым. Правая рука, одетая в резиновую перчатку, сжимала пистолет ТТ. Троханов подошёл к двери своей квартиры, полез за ключами, и в этот момент Заза, переперыгнув через несколько ступенек, спустился на лестничную площадку, вытянул руку и нажал на курок. Раздался щелчок, – патрон заклинило. Троханов резко обернулся. Он узнал Зазу. Мельком взглянув на Умара, стоящего наготове с пистолетом, сразу всё понял. Заза снова нажал на спуск – с тем же результатом. Троханов, с налившимися кровью глазами, отвисшей челюстью, стал похож на того самого телевизионного Троханова – яростно клеймящего режим, выступающего в защиту демократических свобод:

– Ублюдки! Мрази! Продажное зверьё!

Тут, в свою очередь, у Зазы глаза налились кровью, и вместо того, чтобы по-спортивному передать эстафету страхующему товарищу, бросился с кулаками на жертву, чем лишил Умара возможности сразу первым применить оружие. Заза отчаянно колошматил руками и ногами Троханова, изрыгая страшные ругательства в ответ на нанесенное оскорбление. Тут Умар, державший на мушке сцепившуюся группу и не решавшийся выстрелить, услышал, как в подъезд зашли люди и прикрикнул на разбушевавшегося напарника:

– Отойди от него, тупая чурка!

И, как только опомнившийся Заза отпрянул, Умар, не поднимаясь по лестнице, от окна три раза подряд выстрелил в лежащего на полу Троханова. Одновременно, они побросали оружие и побежали вниз по лестнице, стягивая с себя резиновые перчатки. Вихрем промчавшись мимо перепуганных жильцов, мужчину и женщину, вошедших в подъезд и в ужасе вжавшихся в стену, Заза и Умар выскочили на улицу, сели в поджидавшую их «девятку» и скрылись.

* * *

Лечи даже не нашёл в себе силы подняться с постели, чтобы отчитать провинившихся.

– Вот объясни, Заза, знаю что ты баран, но объясни, зачем взял ТТ. Ладно, допустим: ты, верблюжий помёт, пошёл на заказ, вооружившись тяжелой железной игрушкой; объясни, зачем стал пробовать стрелять, вместо того чтобы запустить её в голову. Если бы ты его кинул – толку было бы больше.

Заза стоял, понуро опустив голову, Умар тоже. Обоим было от чего расстраиваться – Зазе из-за того, что не подготовил боеспособное оружие, Умару – из-за того, что произвёл три выстрела, ни один из которых не стал смертельным: две пули попали в живот, третья – в плечо. Троханов остался жив и находится в реанимации. Только что по телевизору радостно сообщили, что жизнь правозащитника вне опасности.

– Убью его, клянусь аллахом! – прорычал сквозь зубы Заза. – Такое оскорбление только кровью смывается!

– Ты его убьёшь, да? – почти весело произнёс Лечи. – А как ты его будешь убивать, ну-ка, расскажи мне. Я как раз хотел поспать, расскажи мне сказочку.

– Мы исправимся, – твёрдо сказал Умар, вложив в эти слова максимум уверенности.

Отчитав их, дав подробные инструкции, как дальше действовать, Лечи отпустил их, и, дождавшись, когда за ними щелкнет дверь, потянулся за телефонной трубкой. Он решил, что настало время воспользоваться приглашением Пшемыслава погостить в Польше.

Глава 45

Под вексельный проект Андрей занял три миллиона рублей – один в Волгопромбанке, один у Быстровых и один у Вадима Второва. Последние два были довольно обременительны в плане обслуживания долга – десять процентов в месяц. Но банк не давал больше одного миллиона без солидного обеспечения. Год назад не дали бы и миллион под товар в обороте, но сейчас банкиры настолько зауважали директора Совинкома за ежемесячные обороты по расчетному счету – пятнадцать-двадцать миллионов рублей, что подписали кредитные документы не глядя и быстро выдали ссуду. (по бумагам предполагалось, что находящийся на складе Совинкома товар на сумму два миллиона рублей, вдвое больше чем выданная ссуда, находится без движения и в случае непогашения будет изъят банком, на деле же сотрудники кредитного отдела формально взглянули на него и даже не проверяли соответствие записей в кредитных документах фактическому наличию. Чтобы всё выглядело более менее правдоподобно, и на случай тщательной проверки Ирина завысила стоимость имеющегося товара в десять раз, чтобы выйти на сумму два миллиона рублей. Кредитный отдел не проверял рыночную стоимость товара, а даже если бы захотели, то вряд ли бы смогли быстро узнать – товар очень специфический). Во избежание подозрений Андрей запросил в банке столько денег, сколько бы выдали с ходу, под липовый залог и без объяснений. Попроси чуть больше, банкиры стали бы разбираться, мусолить, в головном офисе затеяли бы проверку, потребовали бы недвижимость в залог. А миллион рублей Кировский филиал Волгопромбанка выдал не морщась.

На эти деньги Леночка Шаабан с Ренатом по заявкам из Волгограда закупали товар на московских фирмах, а Константин Васильев забирал его в Москве и отправлял в Волгоград либо иногородним клиентам, предварительно поменяв документы. Планировалось, что оборот составит пять-шесть миллионов в месяц, то есть оборачиваемость заемных средств составит две недели, но, конечно же, этого не произошло, несмотря на то, что значительно выросли розничные продажи в аптеке кардиоцентра. Кроме того, некоторые позиции можно было взять у иностранных производителей только под заказ – такие наименовании поставщики не держали наготовое на складах. Например, продукция Cordis для рентгенхирургического отделения кардиоцентра производства Джонсон и Джонсон – срок поставки составлял около двух месяцев, и если заказывать её через московских посредников, то товар выходил на 20 % дороже, чем если брать напрямую. Кроме того, поставщики, у которых Совинком наработал скидку, стали роптать: как это так, почему перестали покупать? Это было чревато аннулированием заработанных скидок и прекращением хороших отношений. Никто же не знал, что товар по-прежнему закупается Совинкомом – но через подставную фирму под названием Октагон.

Помимо этого, замаячила другая сложность – тендер в горздравотделе, который, судя по всему, будет выигран. Из 15 миллионов рублей Карман отдаёт Совинкому одиннадцать, четыре миллиона уйдут отечественному предприятию-производителю рентгенаппаратуры, специально под которую готовилось техзадание. Ребята основательно подготовились к конкурсу, загодя, честь им и хвала. На одиннадацать миллионов надо будет поставить в городские больницы прикроватные мониторы, инкубаторы для новорожденных, и УЗИ-аппаратуру. Условия поставки – предоплата 25 %, оставшиеся деньги горздравотдел перечислит по факту поставки. То есть, Совинком должен иметь около пяти миллионов рублей свободных денег, чтобы выполнить обязательства по договору, либо договариваться об отсрочке платежа с поставщиками. Вряд ли кто-нибудь из поставщиков рискнет отдать товар без предоплаты фирме, с которой не налажены отношения, а предполагается всего лишь разовая сделка. Возможно, с Джонсоном или другими постоянными поставщиками удалось бы договориться об отсрочке, но с производителем инкубаторов – исключено.

Андрей молил бога, чтобы конкурс перенесли на следующий год, когда на расчетный счет начнут поступать деньги за реализуемый по вексельной схеме товар. Но это было невозможно, так как средства под оборудование заложены в городском бюджете и горздравотдел обязан их израсходовать в этом году.

Таким образом, во что бы то ни стало нужно было форсировать вексельный проект, чтобы к моменту поступения на расчетный счет бюджетных денег по результатам выигранного тендера туда же, на счет поступило бы минимум пять миллионов рублей за реализованный товар, приобретенный у московских фирм за левые векселя. А как форсировать вексельный проект? Выход один: обаяние Леночки. Она разучила все приёмы для владычества над мужскими сердцами – пусть окучит как следует поставщиков, чтобы они не задавали ненужных вопросов, когда она явится к ним за товаром и расплатится с виду нормальными, а на деле необеспеченными векселями.

Глава 46

– Последний раз ложусь в этот кардиоцентр, ноги моей здесь больше не будет!

Александр Михайлович Капранов смачно плюнул в сторону бежево-желтого здания волгоградского областного кардиологического центра и отвернулся.

Вместе с Закревским, пришедшим его навестить в стационаре, он прогуливался по территории кардиоцентра, вокруг росли вечнозеленые деревья, вдали виднелись холмы Горной Поляны, яблоневые сады, совсем вдалеке виднелась Волга, приятная умиротворяющая картина, и не было никаких причин для волнений, столь опасных для кардиологического больного. Никаких. Кроме портрета Андрея Разгона, висящего на первом этаже кардиоцентра на доске почета – рядом с портретом губернатора, депутата Госдумы, и других именитых горожан, оказавших кардиоцентру поддержку либо спонсорскую помощь. Капранов плевать хотел на квалифицированный и внимательный персонал, который через слово воспевает оду директору фирмы Совинком – поставщика номер один кардиоцентра. Все, начиная от главврача и заканчивая охранниками на входе, нахваливают Андрея Разгона. Капранов даже был вынужден, скрепя больное сердце, купить лекарства в аптеке, принадлежащей Разгону, расположенной в холле возле главного входа – просто не было других вариантов, больница находится на отшибе, до другой ближайшей аптеки два дня лесом три дня полем, а в четверг повернуть налево.

Закревский выслушал все эти душераздирающие страсти, после чего рассказал план, по воплощению которого Капранов сможет спокойно лечиться в волгоградском кардиоцентре, потому что хозяина Совинкома там уже не будет.

– Мы умертвим того парня, которого избил Разгон в кафе на глазах десятка свидетелей, и Разгон пойдет по убийству.

От неожиданности Капранов остановился посреди территории ненавистного ему кардиоцентра, где, казалось даже среди деревьев бродит призрак Андрея Разгона.

– Умертвим… в смысле – убьём?

Закревский поторопился его успокоить – здесь, в парке, не к кому обратиться за помощью, если случится инфаркт.

– Нет же, Александр Михайлович, только по бумагам. Хотя, возможно, потерпевший, Хмарук его фамилия, облегчит нам задачу – состояние его стабильно тяжёлое. Я разговаривал с Пустоваловым – это его идея – он предлагает выписать Хмаруку свидетельство о смерти, история болезни у нас уже есть – там очень много страшных диагнозов, и возбудиться уголовным делом по мокрой статье.

– Ну так давай, действуй, мне нужен результат, чем скорее тем лучше – хочу еще в этой жизни отпраздновать арест Разгона и его этапирование… хотя его похороны мне нравятся больше.

Закревский сделал характерный жест – money money.

– Сколько? – спросил Капранов.

– На всё про всё около тридцати тысяч долларов – это врачи больницы, судмедэксперт, следствие, еще надо что-то пообещать Хмаруку – ему же придется жить под новым именем. Идея такая: судмедэксперт подбирает труп подходящего бомжа, его опознают как Хмарука, выписывают нужное свидетельство о смерти, к которому прикладывается история болезни. В документе будет указано, что смерть наступила в результате полученной травмы. Сам Хмарук продолжает жить под паспортом этого бомжа. Но его надо мотивироать – он готов поквитаться с Разгоном, но у него в голове какие-то другие идеи, боюсь мы его теряем – я имею в виду теряем для нашего дела.

– Мало его Разгон пиздил – даже здесь умудрился наебать, сучок!

Они посмеялись над удачной шуткой и некоторое время зубоскалили на этот счёт. Реально, Хмарук им больше нравился мертвым, так как при этом обходился гораздо дешевле. Капранов взял тайм-аут для размышления – издержки на заваливание Разгона перевалили за сто тысяч рублей (Закревский не вылазит из столицы), а результатов никаких. А тут такая громадная сумма – а есть ли гарантия? Этот вопрос он и задал: обязуется ли Пустовалов, приняв тридцать тысяч долларов, упрятать негодяя за решетку?

Закревский не стал размахивать шашкой и что-то обещать, а дал обтекаемый ответ:

– Тут каждый на своём участке выполняет свою задачу: свидетельство о смерти, новый паспорт Хмаруку, следователь заводит уголовное дело, сыщики ловят Разгона когда он будет проездом в Москве. Мы с Пустоваловым беремся дирижировать всем этим оркестром. Пустовалов – мой закадычный друг, ему можно доверять, как мне. Если вы мне доверяете, Александр Михайлович…

– Да, доверяю, Стас, – решился Капранов. – Ты получишь эти деньги, но умоляю: экономь и не транжирь направо налево. Эти москвичи хапают и обдирают провинциалов, для них тридцать тысяч долларов – на один вечер обожраться кислоты и поторчать в клубешнике.

Глава 47

– Ну чего, неохота умирать? А придётся, – Пустовалов особо не церемонился в проведении переговоров с Хмаруком. Который после увольнения из Пауэр Интернэшнл стал символом тупика в бизнесе – типичный такой московский пустой бамбук, а после неудачного визита в Сбарро стал символом чего-то более плохого.

– Ну посмотри: куда ты пойдёшь отсюда? Ты и здесь-то находишься в кредит, а выйдешь из больнички – что дальше?

Пустовалов намекнул на то, что возможности страхового полиса были исчерпаны еще в реанимации, и не будь спонсора-Закревского, некого было бы сейчас уговаривать. Закревский, находившийся тут же, в больничной палате, у постели Хмарука, важно закивал. А сам подумал: Капранов бы не обрадовался, если бы узнал, что его деньги расходуются так неэкономно…

– Мне нужно будет минимум тысяча долларов в месяц на первый год, пока я встану на ноги с новым паспортом, – наконец выдавил Хмарук.

– Думаю шеф возьмёт тебя на стройку баксов на четыреста, – живо отреагировал Закревский.

– Чего?! Четыре сотни в Москве…

Пустовалов внёс небольшую, в тысячу километров, поправку:

– Это не Москва, а Волгоград – там в Волгограде люди на сто баксов зажигают и еще откладывают по двести.

– Мы полностью обеспечим тебе жильё и работу в Волгограде, позаботимся обо всём, – подхватил Закревский. – Мой шеф – гендиректор одной из крупнейших в городе строительных компаний. Просто ему Разгон поперёк горла встал.

– Мне тоже, – покачал забинтованной головой Хмарук. – Мне тоже.

По его взгляду стало ясно, что он подписывается на это дело. Если, открывая дверь Сбарро, он питал какие-то иллюзии, что сможет шантажом выманить у Разгона тысяч пятьдесят зеленых, то теперь им овладело отчаяние, хоть лезь в петлю. И если его, оказавшегося в такой заднице преуспевающего менеджера, возьмут под крыло сильные люди, он только рад. К тому же это поможет поквитаться с Разгоном.

– Что? Что не так? – спросил Закревский, заметив в сощуренных глазах Хмарука отблески каких-то притаившихся дум.

Хмарук бескровно улыбнулся – он действительно решил напоследок перед отбытием в Волгоград разыграть одну комбинацию, вдруг получится. Он выкрал в бухгалтерии Пауэр Интернэшнл документы, отсутствие которых заметно усложняет проведение взаиморасчетов с Экссоном (руководство Пауэра в подобных мутных ситуациях начинает подозревать контрагентов в подлоге и обмане, а начав подозревать, само начинает обманывать и делать подлоги) – эта неразбериха ударит по репутации Разгона и осложнит его отношения с компаньонами.

Ну, об этом Хмарук подумает потом, а сейчас надо выторговать себе хорошие условия у волгоградских доброхотов.

Глава 48

Игра началась с проливного дождя, который, к счастью, продолжался лишь несколько минут, и не отпугнул игроков. На четвертой минуте первого тайма счет в матче был открыт Артуром Ансимовым, после чего несколько раз Ансимовы создавали опасные моменты у ворот Быстровых (за которых в этот раз играл Андрей). Во время очередной атаки Алексей Ансимов сумел забить еще один гол в ворота противника (на воротах стоял Игорь), таким образом, счет стал 2:0 в пользу Ансимовых. В дальнейшем – игра Быстровых активизировалась, и Игорь, бросив свои ворота, совершил бросок в сторону ворот Ансимовых, но был сбит с ног Артуром и упал на мокрую землю. Воспользовавшись короткой заминкой, Владимир перехватил мяч и закатил в ворота противника. Начался обычный для таких спорных случаев скандал. Быстровы предъявили за некорректное поведение на поле, Ансимовы оспаривали забитый гол – после падения было вне игры, поэтому Владимир не имел права касаться мяча. Спорили минут десять, и договорились насчет пенальти в ворота Ансимовых, который успешно пробил Владимир, размочив счет до 2:1. Стоявший на воротах Алексей не сумел отбить мяч Игра продолжилась. Инициатива игроков постоянно переходила от одних ворот к другим с невероятной быстротой. На тридцатой минуте Алексей забил третий гол, а на сороковой минуте сразу два мяча от имени Быстровых отправились в ворота Ансимовых, и счет сравнялся – 3:3. Далее последовала мощная атака Ансимовых, которую стоявший в защите Андрей успешно отразил. А через несколько минут счет стал 4:3 с помощью Владимира Быстрова. И сразу возник новый скандал. По мнению Ансимовых, удар был произведен из офф-сайда, поэтому гол не может быть засчитан, Быстровы же указывали на отсутствие разметки (играли на спортивной площадке неподалеку от дома Артура в поселке Южный Всеволожского района, где всё, включая ворота было чисто символическим). Спорили до хрипоты, так что вмешались наблюдавшие за матчем жены Владимира, Артура, и Игоря. В конце концов, договорились насчет углового. Владимир дал пас Игорю, тот отправил мяч в сторону ворот, но промахнулся. А завершающий гол забил Андрей, причем так, что даже склочные Ансимовы не смогли докопаться – послал с угла крученый мяч, который залетел в ворота вопреки всем законам физики, а стоявший в защите Алексей даже не счел нужным броситься к воротам, настолько нереальным казалось забить гол из этой позиции.

– У тебя не нога, а какая-то блядь кривуля, – вытаращил глаза Артур, подняв правую ногу и выгибая её в разные стороны. – Теперь у тебя будет погоняло – Андрюха Корявый.

Ансимовы требовали продолжить матч, им хотелось отыграться, но раскрасневшиеся, мокрые от пота Быстровы заявили, что хватит.

Таким образом, матч закончился со счетом 4:3 в пользу Быстровых. Прохладная пасмурная погода не остановила от купания. На двух джипах, Рэйнж Ровере Артура и Паджеро Спорт Игоря, поехали на озеро – на легковой машине было не добраться, и Андрей с Владимиром оставили свои машины, Вольво и Мерседес, возле спортивной площадки.

Ехали минут двадцать через лес, причем в двух местах чуть не застряли в грязи. Игорь всю дорогу допекал Андрея насчет покупки джипа. Все сроки прошли, внесен залог за новую машину, а Андрей бездействует. Насчет залога Игорь, как обычно, преувеличивал, он только-только подобрал хороший вариант, но он был прав насчет медлительности Андрея. Которая была вызвана все теми же финансовыми неурядицами. Чтобы отвязаться, Андрей дал расплывчатые сроки – в самое ближайшее время.

За время поездки игроки ничуть не остыли, и, прибыв на место, быстро скинули одежду и с разбегу прыгнули в воду. Холодная вода приятно обожгла тело. Озеро было красивое, чистое, вода прозрачная. Природа вокруг также радовала глаз. Неплохое место выбрал Артур для проживания – лес буквально через дорогу, озеро в двадцати минутах езды, это при разбитой дороге. Жены Владимира, Игоря и Артура, младшая дочь Игоря и обе дочери Владимира, поеживаясь, наблюдали за купальщиками (сыновья Артура и Игоря в тот день были на учебе, поэтому не приняли участие в игре). Действительно, в такую сырую погоду на улице было зябко и в теплой одежде, чего уж говорить про купание в холодной воде.

После купания устроили небольшой пикник. Андрей чувствовал себя белой вороной – все с женами и детьми, а он тут один без семьи. «Надо срочно вытаскивать Мариам с Аликом из Волгограда, какого хрена они там торчат!» – решил он.

Глава 49

Суд состоялся в начале ноября. Апелляционная инстанция Центрального районного суда города Волгограда в составе председательствующего заместителя председателя суда Добронравова Л.Н., судьи Гашпар Т.В. и помощника судьи Бурлаковой В.Н. рассмотрела апелляционную жалобу Разгона А.А. на приговор мирового судьи судебного участка № 10 Гуськова О.Б.

Андрей прибыл на суд вместе с защитником, Львом Рогозиным, и экспертом Геннадием Резником, доктором филологических наук, профессором, заведующим отделом экспериментальной лексикографии Института русского языка РАН (Российская академия наук). Софья Интраллигатор, извещенная мировым судьей (ей была направлена копия жалобы), также явилась на суд, вместе со своим экспертом, Леонтием Буковкиным, замначальником департамента культуры при областной администрации, председателем союза писателей города Волгограда.

Объектами проверки в суде апелляционной инстанции в соответствии стало судебное решение мирового судьи судебного участка № 10 Гуськова О.Б… Кроме того, в жалобе отдельным пунктом фигурировала просьба взыскать с Софьи Интраллигатор 99,500 рублей – расходы Андрея Разгона на адвоката, экспертизу и командировочные расходы московского профессора (реальная сумма расходов была увеличена в полтора раза).

Вначале суд выслушал от Льва Рогозина отношение к судебному решению мирового судьи, адвокат также указал на некомпетентность Леонтия Буковкина, эксперта противной стороны, мнение которого мировой суд не имел права учитывать, после чего Геннадий Резник обосновал содержание жалоб.

Он попунктно разобрал весь диалог между Софьей Интраллигатор и Андреем Разгоном – каждое слово, каждую фразу. Он позиционировал свои выводы не как личное субъективное мнение, а как окончательный вердикт, вынесенный высшей филологической инстанцией.

Итак, во фразе «меня раздражают ваша разовая кофточка, ваши сиськи и ваш микрофон» Софье Интраллигатор не приписываются никакие отрицательные характеристики. То, что С. Интраллигатор носит розовую кофточку, держит в руках микрофон и так далее, само по себе нельзя рассматривать как отрицательные характеристики. Коммуникативная направленность данной фразы – выражение субъективной реакции А.Разгона на это (в данном случае – реакция раздражения).

Во фразе «Да мне по хую, как вы напишете. Так же, как и вы. Я не люблю непрофессионалов. Непрофессионалам тут делать нечего. Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании», – говорящий, А.Разгон, в какой-то степени приписывает Софье Интраллигатор отрицательную характеристику – непрофессионализм. Для выражения этой характеристики используется слово литературного русского языка – «непрофессионал» (в формах «непрофессионалов», «непрофессионалам»). Обсценная идиома «по хую» не приписывает Софье Интраллигатор никаких отрицательных характеристик: она в данном фрагменте употреблена в значении «всё равно, не интересно, безразлично».

Во фрагменте:

Софья Интраллигатор:

– А вы научитесь себя вести. «Серьёзный человек», «солидная компания». Тоже мне – звезда.

Андрей Разгон:

– Ага… пизда… тупая жирная пизда.

В этом фрагменте использование слова «пизда» допускает две различные интерпретации. В первом случае Софье Интраллигатор приписывается некоторая характеристика, и она выражена в неприличной форме. Во втором случае речь идёт о языковой игре, основанной на рифме со словом «звезда». Поскольку высказывание состоит из одного слова и следует после частицы «ага», употребленной в значении согласия, по контексту невозможно установить, что конкретно имеется в виду – приписывание характеристики или языковая игра. В данном случае говорящий должен сам проинтерпретировать своё коммуникативное намерение.

То же самое относится к продолжению фразы – «тупая жирная пизда» – относились ли эти слова к Софье Интраллигатор, или же были сказаны в рифму, в сторону, и не имели целью оскорбить адресата. То есть Андрей Разгон должен сам пояснить, что подразумевал, произнося фразу: «Ага… пизда… тупая жирная пизда».

Итак, единственная обнаруженная инвектива – это косвенно выраженная отрицательная оценка во фразе А.Разгона «Я не люблю непрофессионалов. Непрофессионалам тут делать нечего». Вывод по третьей фразе, «пизда, тупая жирная пизда», требует уточнения. Языковая игра, основанная на рифме, есть в любом случае. Вопрос в том, сопровождается ли она еще и негативной оценкой и направленностью этой оценки на Софью Интраллигатор. Вопрос мог бы быть снят при исследовании видеозаписи интервью, но суд такими материалами не располагает.

Семантика обсценной идиомы «по хую», использованной в разговоре, требует внимательного изучения. Так же как и вопрос, можно ли считать, что реплика используется для оскорбления адресата.

Идиома «по хую» (кто-либо, что-либо, кому-либо) употребляется в современном русском языке в значении «кто-либо\что-либо совершенно не затрагивает субъекта, потому что он волевым усилием исключает это из своей личной сферы». Именно это значение реализуется и во фразе: «А? В статье? Да мне по хую, как вы напишете. Так же, как и вы». В этом случае говорящий даёт понять адресату, что он «исключает то, что напишет адресат, из своей личной сферы», то есть что А.Разгону безразлично, что о нём напишет журналистка. Продолжение фразы «Так же, как и вы» указывает на то, что говорящему безразлична и сама журналистка.

Отсюда следует, что фразу «А? В статье? Да мне по хую, как вы напишете. Так же, как и вы» нельзя рассматривать как оскорбление. Действительно, в ней непосредственно адресату не приписывается никаких отрицательно оцениваемых характеристик.

Что касается употребления слово «пизда» в вышеуказанном контексте – это слово может пониматься в двух смыслах. При первом понимании Софье Интраллигатор в неприличной форме приписывается некоторая характеристика. Во втором понимании речь идет о языковой игре, основанной на рифме со словом «звезда», при этом обмен репликами напоминает ситуацию вялой перебранки, например: – Когда же ты, наконец, блин, вынесешь мусор? – Мусор – хуюсор.

В последнем случае участники ситуации общения скорее выражают неудовольствие друг другом, чем обмениваются взаимными оскорблениями. Поскольку речевой акт А.Разгона состоит из одного слова и следует после частицы «ага», употребленной в значении реакции-согласия, по контексту невозможно установить, что конкретно имеется в виду – приписываемая характеристика или языковая игра и вялая перебранка.

Фраза «тупая жирная пизда», последовавшая вслед за словом «пизда», не имела отношения к адресату, так как, по показаниям свидетеля, была произнесена в сторону.

Это тот самый случай, когда говорящий должен сам пояснить, что он имел в виду.

Стилистическое характеристика слова «сиськи» – тут необходимо разобрать обращение А.Разгона к Софье Интраллигатор: «И вообще – меня раздражают ваша разовая кофточка, ваши сиськи и ваш микрофон». Слово «сиська» квалифицируется в толковых словарях русского языка как просторечие. В приведенном фрагменте слово «сиськи» употреблено с той же стилистической окраской. Изменение стилистических характеристик слов в принципе возможно, но это очень редкий случай и зависит скорее не от контекста, а от значения. Так, идиома «сумасшедший дом» в значении «место пребывания и лечения сумасшедших» относится к нейтральному слою фразеологизмов, а в значении «беспорядок» – к идиомам разговорного стиля речи. В данном случае значение слова «сиська» не меняется и сохраняет свои стилистические характеристики. Определение стилистической принадлежности обсуждаемой лексемы не имеет решающего значения. Действительно, фрагмент с данным словом передаёт раздражение А.Разгона, оценки личности Софьи Интраллигатор здесь нет (хотя косвенная оценка возможна). Тем самым и выяснение формы выражения теряет смысл.

Вопрос с использованием слова «подворотня» в следующем контексте:

«Надо сначала разобраться в вопросе, потом являться к серьёзным людям; а не так как вы – вчера у подворотни, а сегодня здесь, в офисе солидной компании», – тут вывод однозначен: слово «подворотня» не используется для оскорбления адресата. В рассматриваемом контексте оно употребляется как метафора. Как известно, метафора представляет собой способ осмысления одной сущности в терминах другой, в основе которого лежит идея сходства, уподобления одной сущности – другой. В тексте метафоры имеют различные метафорические следствия, которые определяются сущностью ситуации общения. Так, метафора народ\общество – это стадо в примерах из современной публицистики обращает внимание на идею «несамостоятельности, пассивности», поскольку знания о мире говорит нам, что стадо животных (например, коров – как прототипический вариант для европейской культуры) управляется пастухом.

В рассматриваемом фрагменте слово «подворотня» как метафора может влечь различные следствия: от приписывания крайне негативных свойств (подворотня как место обитания социально отверженных слоёв общества) до сопоставления с любопытными, поклонницами, ожидающими артиста у запасного выхода из театра. Многообразие метафорических следствий не позволяет однозначно указать на то или иное понимание.

Само по себе слово «подворотня» не относится к числу неприличных. Иными словами, метафора подворотни может рассматриваться как оскорбление только в контексте явного следствия, включающего очевидно бранное, неприличное или обсценное выражение. Например, слово «проститутка». Очевидно, однако, что при негативном понимании обсуждаемой метафоры с тем же успехом можно предположить и другие варианты негативно-оценочных лексем, обозначающих представителей низов общества, обитающих «в подворотнях» – пэтэушница, бомжиха, алкоголичка, и пр. Разумеется, они несут явный негативный компонент, но квалифицировать их как «неприличную форму выражения» всё-таки нельзя. Неопределенность семантического следствия оказывается в данном случае решающим фактором при оценке рассматриваемой метафоры: она не может рассматриваться как оскорбление в смысле статьи 130 УК РФ.

В результате проведенного анализа обнаруживается, что как оскорбление может рассматриваться фрагмент с элементами языковой игры, рифмования. Этот фрагмент многозначен, и по аудиозаписи невозможно определённо сделать вывод, что оскорбление в смысле статьи 130 УК РФ имело место.

Таковы были доводы эксперта Резника, заведующего отделом экспериментальной лексикографии Института русского языка Российская академия наук, которые он изложил на заседании суда апелляционной инстанции.

Суд выслушал и другую сторону. Софья Интраллигатор, тётя тонного водоизмещения, заявила, что слова «пизда, тупая жирная пизда» были адресованы ей и оскорбили её, равно как и приписываемый ей непрофессионализм; а Леонтий Буковкин, толстый мужчина с низким лбом и плоским черепом напомнил о том, что является доктором наук, профессиональным филологом, поэтому его мнение должно учитываться судом. Он считает грубым оскорблением все вышеперечисленные фразы – пизда тупая жирная пизда, непрофессионал, сиськи, подворотня – и просит суд учесть его мнение как истину. Речевое поведение А.Разгона в рассматриваемой ситуации не только нарушает «неписанные законы» – моральные нормы, принятые в обществе, но и является оскорблением с точки зрения закона, показания Софьи Интраллигатор и аудиозапись дают оснований сделать вывод о наличии в действиях А.Разгона уголовно наказуемого деяния, предусмотренного статьёй 130 УК РФ.

Председательствующий обратился к единственному свидетелю, Ирине Кондуковой, с вопросом, кому были адресованы слова «пизда, тупая жирная пизда». Ирина ответила, что в момент прознесения этих слов голова говорящего была повернута в сторону, следовательно, данная фраза не была адресована Софье Интраллигатор. Кроме того, тон говорящего и его мимика указывают на то, что говорящий был настроен доброжелательно и не имел намерений оскорбить собеседника.

Председательствующий объявил прения. Лаврентий Буковкин обратился к своему московскому коллеге-филологу, Геннадию Резнику:

– Коллега, вы перемудрили. Каждое научное слово в вашем выступлении является хорошо проплаченной отмазкой зарвавшегося предпринимателя. Никто поэтому даже не заметил, что вы допускаете возможность наличия оскорбления. Вы бы лучше по-простому сказали – не подумайте, мол, плохого, это у них там, у барыг, так принято выражаться, это у них речекряк такой.

– Что значит… – растерянно пробормотал Резник.

– Что значит?! Вы, московский профессор из Российской Академии Наук, считаете, что слово «сиськи» вполне допустимо в обиходной речи. Но я, провинциал, вполне могу предположить, что дама-журналистка предпочла бы слово «грудь» или, к примеру, «молочная железа». Вы конечно скажете, что это её проблема – такая у неё профессия. Но я, как интеллигентный человек, считаю…

Податель апелляционной жалобы и двое его защитников не дали Буковкину докончить, заговорив втроём одновременно, они внесли некоторую сумятицу, но, начав говорить, Андрей и Лев Рогозин сразу умолкли, сочтя, что Резник скажет умнее, чем они.

И он сказал:

– Знаете, что я вам скажу, мой провинциальный коллега… если вы прямо сейчас не измените своё экспертное заключение и не скоррелируете его в соответствии с моим, то Андрей Разгон подает на вас иск по факту публичного оскорбления в зале суда. Да, прямо сейчас, во время процесса. Вы назвали его зарвавшимся барыгой, и я как эксперт Российской Академии Наук подтверждаю, что это оскорбление личности. Кроме того, вы назвали мои слова «хорошо проплаченной отмазкой». То есть вы приписываете мне некоторые отрицательные характеристики – публично, при свидетелях. Я это расцениваю как оскорбление. Ну так что, меняем экспертное заключение или нет?

Буковкин обескураженно присел:

– Пусть решает суд.

На этом прения закончились. Председательствующий, руководствуясь рекомендацией эксперта испросить у ответчика пояснения, что он имел в виду, произнося те или иные фразы, задал Андрею вопрос:

– Андрей Александрович, скажите суду, вы называли присутствующую здесь гражданку Интраллигатор пиздой… жирной тупой пиздой? Если называли, была ли у вас цель оскорбить её?

Андрей мотнул головой:

– Нет, ваша честь, я не называл гражданку Интраллигатор пиздой, тупой жирной пиздой. По контексту нашего диалога я срифмовал слово «пизда» со словом «звезда», которое произнесла Софья Интраллигатор.

Приняв этот ответ, судья Добронравов повторил тот же вопрос, но со словом «подворотня» – произнося его, собирался ли Андрей оскорбить журналистку. И снова отрицательный ответ – нет, не собирался. Далее последовали остальные спорные слова и словосочетания – сиськи, непрофессионал, по хую.

По каждому пункту Андрей дал отрицательный ответ: он не имел намерения оскорбить Софью Интраллигатор, всё говорилось либо в рифму, либо вообще не в её адрес.

Получив эти ответы, председательствующий Добронравов переглянулся с коллегой, судьёй Гашпар, который едва заметно кивнул. И тогда Добронравов озвучил решение: апелляционный суд отменяет судебное решение мирового судьи судебного участка № 10 Гуськова О.Б., признавшего Андрея Разгона виновным в оскорблении Софьи Интраллигатор; и удовлетворяет гражданский иск о компенсации морального ущерба: с Софьи Интраллигатор в пользу Андрея Разгона взыскивается 99,500 тысяч рублей.

Глава 50

Андрей никак не мог выбрать форму управленческой отчетности, чтобы снабдить ею своих сотрудников и получать от них наглядные отчеты, в которых отражалась бы вся деятельность фирмы – оптовые продажи по нескольким городам и розница. Оптимальная на тот момент времени (и универсальная) программа 1С была для него слишком сложна, он никак не мог её освоить. И он бомбил своего заместителя, Ирину Кондукову, и главного бухгалтера Елену Гусеву электронными письмами:

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: отчетность

ОТЧЕТНОСТЬ:

1. Отчет по продажам (ежемесячно), в том числе продажи аптеки. Предоставляют: Кондукова И. (Волгоград), Тимощенко А. (Петербург)

2. Расходы (ежемесячно), в том числе телефонные переговоры, сверка их с кассовыми отчетами (кассовые отчеты ведутся ежедневно). Отв.: Гусева Е., Сачко С.

3. Бюджет на следующий месяц, включает: а) План продаж (оптовой фирмы и аптеки), должен превышать продажи предыдущего месяца(отв. – Кондукова И., Тимощенко А., зав. аптекой, б) планируемые расходы (отв. Гусева Е., Сачко С.)

4. Отчетность по движению денежных средств по р/c (по всем имеющимся счетам) отв.: Гусева Е., Сачко С. (ежедневно)

5. Взаиморасчеты с контрагентами (покупатели, поставщики) – Сачко С., Гусева Е.

6. Учет сделок (заявки, текущие сделки).

Общая схема движения документов:

– поступление заявки от клиента (см. инструкцию по заполнению заявок)

– заявка фиксируется в соответствующей папке

– анализ поступившей заявки (будет ли фирма выполнять заявку).

– Передача заявки в отдел снабжения

– Отдел снабжения передает коммерческое предложение или счет. Оценка рентабельности сделки (транспорт, наценка, учет всех интересов). На счете / коммерческом предложении 2 подписи: Тимощенко Е., Сачко С… Счет оформляется бухгалтером в программе 1С.

– Контроль исполнения заявки (счет должен быть передан клиенту – через менеджера, и оплачен клиентом).

– Заказ товара (в случае оплаты счета или в случае отгрузки на условиях отсрочки платежа) – поручение на закупку в отдел снабжения. Отдел снабжения (Тимощенко А.) предоставляет счет от поставщика. При этом должно быть обоснование выбора данного поставщика.

– Оплата товара (Максим Р). Перед тем, как отправить платежное поручение в банк, должны быть собраны все документы, касающиеся данной сделки (заявки, договора с клиентом и поставщиком со спецификациями, сертификатами, согласованными сроками отгрузок и оплат, штрафными санкциями за несвоевременную отгрузку или оплату, и пр.). Ни в коем случае не давать команду на оплату, если нет всей информации по сделке!

– Доставка товара – компетенция отдела снабжения (Тимощенко А., исполнитель – Грамматиков А.). С транспортными компаниями обязательно должны быть подписаны договора, с указанием их ответственности за сохранность груза.

– Отгрузка товара клиенту – расходные документы оформляются бухгалтером (в 1С)

– Пропечатанные клиентом расходные документы должны быть переданы в бухгалтерию.

КОНТРОЛЬ ВЕДЕНИЯ ПАПОК:

1. Клиенты

2. Коммерческие предложения для клиентов, стандартные коммерческие предложения (в электронном виде, на бумаге).

3. Входящие счета, коммерческие предложения от поставщиков.

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: Елене Гусевой

Лена, привет!

Я нашел программиста, который сделает удобную программу для аптеки на базе 1С. Ему нужно предоставить следующую информацию:

1. Какой у нас кассовый аппарат

2. Сколько работающих пользователей

3. Упрощенный ли у нас учет (проводятся ли накладные и наименования или проводятся суммы / суммы от поставщиков и суммы продаж).

4. Какая сейчас существует связь между бухгалтерией и торговлей, между складом и торговлей (имеется в виду связь в 1С).

5. Как сейчас вообще происходит учет в аптеке

И для меня информация:

– кто работает в аптеке и как происходит распределение обязанностей (прием, приход, ценообразование, продажа за прилавком, и пр.)

– куда сдают выручку в конце дня, как происходит передача выручки

Проследи, пожалуйста, чтобы зав. аптекой регулярно высылала:

– на каждый день – остаток на начало дня, приход / расход, остаток на конец дня, кол-во выручки (все это по наименованиям и по сумме). Также проконтролируй, как это все ведется (чтобы зав. аптекой делала это быстро и без напряжения, чтобы вся эта отчетность не занимала чересчур много времени). Когда мы сделаем программу, это будет совсем просто. Естественно, все отчеты должны друг с другом сходиться чтобы можно было проследить за длительный период весь товарооборот.

Еще один момент. Я поручал Юле (еще вместе с Аней) сделать отчет по сделкам с начала года, они расписывались в приказе, но я не заметил что кто-то что-то сделал. Чтобы к Новому Году сотрудники офиса получили премии, работу надо сделать в этом году, и желательно до конца ноября. Сделать надо следующее: 1. Таблицу «Движение по счетам Совинкома», схема есть, только надо объединить там все счета, например:

Таблица уже ведется, надо только узнать, что сделано, чтобы не делать двойную работу.

2. Учет сделок, что надо делать, у Юли есть.

Также, высылай мне, пожалуйста, взаиморасчеты по всем контрагентам по пятницам. Кстати, у нас бывает левый приход, как он учитывается?

kisses,

Андрей Разгон

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: Ирине Кондуковой

Ира, привет!

Давай договоримся относительно исполнительности сотрудников, работающих у нас на фирме. Доведи до сведения остальных как приказ директора, и ссылайся на меня, при выполнении следующего:

Отдавая приказ, поручение, задание, пиши кратко на бумаге, что нужно сделать, далее один экземпляр с подписью сотрудника оставляй у себя (и сохраняй в папке «текущие задания»), другой оставляй сотруднику. При выполнении задания твой листок перемещается в папку «выполненные задания». У кого накопится много невыполненных заданий, будут проблемы при выплате зарплаты. У меня твердое намерение в этом месяце сократить издержки, поэтому максимально набирай фактический материал для штрафования. Если что-то не клеится с доводами при объяснении поручений, ссылайся на меня / рекомендуй обратиться ко мне.

Для сведения: в свое время кардиоцентр, Казань, Ставрополь, ж-д больницу, МНТК, + несколько мелких клиентов обслуживали 4 человека (включая меня и бухгалтера). Ты их всех знаешь – это Юля Чуприна, Афанасий Тишин, Лена Николова, и я. Фирма была стабильно в плюсах. Так вот в этом месяце я намерен выйти на такую же рентабельность, как в старые добрые времена, любыми способами.

Напомни Марине про план на ноябрь, не только в цифрах, нужны разъяснения как она будет действовать как супервайзер, чтобы достичь этого результата.

kisses

Андрей Разгон.

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: Ирине Кондуковой

Ира, привет!

Я изучил информацию по должникам, которую мне прислала Лена Гусева. У меня такие вопросы:

– по ее данным ДМЦ нам должен 254183,21 руб, по твоим – 203142,85 (?)

– РКБ и РКБ 4 – расхождения в копейках между тобой и Гусевой (ну это мелочи)

– По Медтехфарму расхождения существенные – 9295 руб.

– Роддом 2 (Казань) – долг 3016 – это реальный долг или туфта?

– Что за долги у клиентов Фарм Маркет, Медиал Плюс, Ильва? Это кто такие?

– Реально ли должен нам Полимедфарм 60405 руб.?

– Как идет борьба со злостными должниками? Разошли всем письма, а с понедельника будем всех душить через арбитраж, особенно Элисту, все равно с клиентами через Совинком мы работать не будем.

– Что с ДМЦ? Я звонил вообще Ольге Александровне на прошлой неделе, а что она говорит сейчас? Зашли к ней Оксану, пускай она ее придушит.

Как вообще происходит процесс подсчета долгов клиентов? Я так полагаю, вычесть из одного числа другое – арифметика для первоклассника, почему же у нас такой бардак?

kisses,

Андрей Разгон.

Глава 51

Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский обедал в гордом одиночестве в своём заведении – ресторане польской кухни «Сделаем заказ». Этот московский ресторан был приобретен три года назад, тогда же было принято решение открыть в столице офис, однако, встретившись пару раз с клиентами в отдельном кабинете ресторана, от офиса решили отказаться – лишние расходы.

Яркая эпоха завоеваний, слияний и поглощений требовала достойного, великолепного и торжественного оформления, поэтому ресторан был отделан так, чтобы подчеркнуть величие хозяина – как и все остальные принадлежащие ему объекты недвижимости. Стены были отделаны преимущественно венецианской фактурной штукатуркой, интерьер (мебель, панно, разнообразные украшения, окна, двери, осветительные приборы и так далее) включал в себя элементы барокко с характерными хитросплетениями сцепок, связок, врезок.

В этот раз компанию должны были составить трое функционеров из международной организации Бнай Брит. Когда их провели в кабинет, Босс от неожиданности перестал жевать бутерброд с черной икрой – никогда до этого ему не доводилось лицезреть столь вычурных и махровых семитов, более пейсатых, лупоглазых и губастых.

– Шалом, – сами собой произнесли его губы. – Что будем заказывать: свининка по-польски, копченое сало, рулька ароматная, варшавская ветчина, краковские колбаски…

Официант роздал гостям меню. Они, передав свои визитки, принялись его изучать. Босс разложил визитные карточки в ряд, чтобы не перепутать хасидов, и прочитал их имена слева направо: напротив находились Зеев Бабл и Адольф Шаевич, на стуле справа расположился Берл Шварцман.

– Кошерное меню у вас имеется? – осведомился Бабл.

– Есть кошерный польский самогон, – Босс представил свой любимый напиток, приготовляемый по рецепту его деда. – Не побоюсь этого слова – кошернейший! Чисто слеза!

Российским представителям ордена Бнай Брит стало ясно: плакал их кошерный обед, и они отложили меню. Босс так и понял, но для приличия спросил:

– Итак… сделали заказ?

– Лечи Вайнах, – крякнул Шаевич.

– А еще Заза Вахаев и Умар Радулов, – добавил Бабл.

– Хотим отомстить за наших братьев, – пояснил Шварцман.

У Босса прямо глаза разбежались. Однако, уяснив из последующего объяснения цель визита, он вскипел от негодования:

– Да как вы… вы явились сюда, в ресторан высокой польской кухни с такими непристойнейшими вещами?

– Вы покрываете преступников, Пшемыслав Гржимекович, – невозмутимо предъявил Шварцман. – Бандформирование Лечи Вайнаха совершило несколько терактов, повлекших за собой смерть людей, ряд заказных убийств, в том числе Исраэля Соркина, следствие располагает всеми уликами, но застопорилось из-за того, что вы сделали бандитам польское гражданство и переправили их в Польщу. А демократическая Польша конечно же их не выдаёт.

– И не выдаст, это демократия, а не тоталитарный беспредел, – вырвалось у Босса.

На самом деле никуда Лечи сотоварищи не выезжал, деза об их пребывании в Польше вброшена в МУР через своих оперов, и очень хорошо, что она дошла до пейсатых.

– То есть я хотел сказать, что Польша руководствуется христианскими принципами и живёт под флагом добра. – поправил себя Босс. – А вдруг вы захотите расправиться с Вайнахом, устроить самосуд!?

– Все мы живём по справедливости, только понимаем её по-разному, – примирительно произнёс Шаевич. – Сто тысяч долларов – по-моему это справедливо.

– Вы считаете меня какой-то продажной девкой, – оскорбился Босс.

– Хорошо, сто пятьдесят, – тяжело вздохнул Шаевич.

– Мы бы могли задействовать Моссад, разведчики-снайперы выследили бы преступников и уничтожили безо всяких юридических проволочек, вдруг они никуда из Москвы не выезжали, – скороговоркой проговорил Шварцман.

Вот он какой, Боссу он сразу не понравился.

– Но мы хотим обставить всё законно – публичный суд и приговор, чтобы российская и мировая общественность увидела торжество справедливости, – выступил Бабл. – Самосуд в темном переулке – это совсем не то, что мы хотим.

Шаевич сделал нужный акцент:

– Что нам надо сейчас… Возможно, через некоторое время мы пересмотрим приоритеты. Сегодня нам нужно, чтобы польская сторона выдала России преступников, находящихся здесь в федеральном розыске.

– Добро, – решился Босс и произнёс с видом человека, принявшего трудное, но справедливое решение. – Мне как совестливому неравнодушному человеку близки ваши чаяния…

Он оглядел своих собеседников, словно ощупывая внутренние карманы их лапсердаков – у кого финансы, кто будет расплачиваться.

– … и принимаю ваш гешефт, – Босс докончил фразу и почтительно склонил голову.

Держателем финансов оказался Бабл. По знаку Шаевича он расстегнул находившуюся на коленях кожаную папку, и стал выкладывать оттуда на стол пачки стодолларовых купюр. Отсчитав пятнадцать, застегнул папку и воззрился на Босса. Его спутники смотрели туда же.

– Итак, мы договорились призвать преступника к ответу, значит, так победим, – резюмировал Босс. – Завтра буду в польском посольстве говорить с нашим дипломатом, мы сделаем необходимые звонки в Варшаву, и в кратчайшие сроки нелюдь выдадут российской стороне. Мои интересы, ваши интересы и важнейшие интересы всего человечества будут удовлетворены. Ведь никто кроме нас!

Шаевич уточнил время очередного созвона или встречи, высказал пожелание – минимум два раза в день контактировать, чтобы иметь свежую информацию о продвижении общего дела. На прощание Босс долго жал руки – всем троим, приговаривая: «Никто кроме нас! Так победим!»

Когда они ушли несолоно хлебавши, он сложил деньги в портфель и позвонил в колокольчик официанту, чтобы принёс обед – бараний бок с мятным соусом, с картофелем и сельдереем.

* * *

Босс принял Лечи Вайнаха за ужином – в том же самом кабинете. Усадив его напротив себя – на то место, где несколько часов назад сидел Зеев Бабл, Босс уселся в своё кресло, находящееся напротив входа. Ещё до еды, прямо, откровенно, не ослабляя огонь фактов, он изложил ситуацию: депутаты Госдумы бузят, Генпрокуратура требует устроить показательный суд, нужные политики теряют рейтинг. Поддельные паспорта, хоть и совсем настоящие, но там на фотографиях – лица, знакомые каждому оперативнику. Выход такой: сдаться, подготовить и провести суд со своими присяжными, которые оправдают по всем статьям. После чего жить открыто, не скрываясь, имея на руках официально выданную индульгенцию.

– Ты же говорил – с Генпрократурой порядок, следствие приостановлено, – удивился Лечи. – Мы заплатили сколько им было нужно.

– Ну так сегодня днём возобновили – им дали по рогам из Кремля. Насчет денег – ничего платить больше не нужно, сам всё организую, на свои, в смысле из зарплаты, что ты мне ежемесячно платишь. Месячишко на нарах – а потом на Канарах!

Услышав про нары, Лечи поперхнулся говяжьей зразой:

– Мне нельзя: врач прописал постельный домашний режим. Подчеркиваю: ДОМАШНИЙ!

Доверительно склонившись, Босс сказал:

– Я тут беседовал с… людьми из Генпрокуратуры, они требовали отдать вас троих… на время, следствие по-быстрому, суд. Я пообещал… вынужден был, иначе всем нам болт, но не сказал, что отдам всех. Сказал: милиция арестует требуемую вами преступность. Но я не говорил, что под суд пойдут Вайнах, Радулов, Вахаев. Думаю, одного получат, и хватит. В итоге мы ударили по рукам и расстались. По правилам… по нашим правилам они смогут обратиться с повторной просьбой не раньше чем… созреет ситуация… полгода минимум. А через полгода ты будешь в Польше.

Лечи сделал уточнение:

– В Англии.

– А как же Польша? Ты же так хотел посетить Варшаву, град мазовецких князей, побродить по ботаническому саду, насладиться видами Старувки.

– Доктор сказал: лондонский климат мне больше подходит.

Босс вынужденно согласился на дополнительные хлопоты – организовать Лечи выезд в Великобританию. Больше за едой о делах не разговаривали. Ближе к концу встречи, за чаем, Лечи назвал имя того, кто будет чалиться: Умар. Хотелось бы проучить провинившегося Зазу, но он совершенно не умеет вести себя в обществе, чего доброго пришьёт кого-нибудь из прокурорских. По заказу не может, а сымпровизировать – запросто. Поэтому – Умар.

Босс изложил своё видение данного проекта. Сейчас он займётся подготовкой, обговорит с прокуратурой все детали. Когда всё будет готово, он даст сигнал, и Умар явится с повинной. На допросах будет присутствовать адвокат, он будет контролировать, как бы следователи не присовокупили к протоколам чего-нибудь лишнее. Больше от подследственного ничего не требуется – отдыхать в люксовой камере, ходить на допросы, шалтай болтай. Суд присяжных большинством голосов оправдает Умара, а заодно и Лечи, которого будут судить заочно. Что касается Зазы – действительно, ему лучше пока не высовываться, потому что он уже заочно осуждён и решение заочного суда может конечно быть обжаловано, но это тема отдельной беседы.

– Сейчас сидите тихо и не высовывайтесь, – подытожил Босс. – Как только я дам сигнал – сразу же собрался в пять минут и приехал по нужному адресу к нужному человеку. Всё будет расписано по минутам, поэтому без опозданий.

Глава 52

Уже стало традицией – проводить с Таней ночь накануне дня рождения, с пятого на шестое ноября, и Андрей ни в коем случае не хотел бы ломать этот славный обычай. Таня бы не воспротивилась, если бы оставшиеся дни и ночи Андрея также принадлежали ей одной, однако, в данном временном отрезке, – осень 2003 года, – этому было много препятствий.

Именно о них, об этих препятствиях, заговорил Андрей, едва прибыв в ночной клуб «Пиранья» вместе с Таней вечером пятого ноября. Соединить судьбы – было самым естественным логическим поступком после поездки на Кипр, где все профильные греческие и киприотские боги встали на сторону влюбленных и пожелали счастья в совместной жизни. Но как всё организовать (?!), имея столь запутанную финансовую ситуацию и множество обязательств перед серьёзными людьми, и эти обязательства получили нехорошую тенденцию к увеличению.

– Вексельный проект завершится только к концу декабря, и то – это только начало, полученную продукцию надо умудриться быстро продать, чтобы расплатиться с джигитами, – объяснял Андрей, сидя за стойкой бара с бокалом шампанского.

Таня, как казалось ему, слишком спокойно принимала объяснения, она подозрительно быстро отошла от киприотской волшебной эйфории и погрузилась в повседневную жизнь. Андрей ревновал, часто звонил ей из Петербурга, а начиная со второй половины августа стал чаще летать в Волгоград – практически каждую неделю, по выходным. При этом, имея на руках билет, раздираемый ревностью, он никогда не называл точную дату приезда: «может приеду», «не знаю как получится», а по прибытию в Волгоград звонил Тане, уже стоя возле её подъезда или являлся к ней домой без предварительного звонка. Но ему никогда не удавалось её подловить, что наводило на новые сомнения: хорошо шифруется??

Это недоверие лишь усугубляло его тревожный фон.

– Ты надолго? – спросила она, дослушав про вексели и про сложности на Совинкоме.

– Я только приехал, – напомнил Андрей, пытливо вглядываясь в её мерцающие в свете стробоскопов серо-зеленые глаза.

– Просто спрашиваю – ты опять меня подозреваешь в измене! – обиженно протянула она.

– Всё время жду, ожидаю какую-то подляну.

– Ну знаешь, если бы не твой день рождения… – оскорбилась она и отвернулась.

Андрей слез с барного стула, и зашёл с другой стороны, чтобы встать к ней лицом:

– Прости Танюша, я от ревности скоро с ума сойду.

– Значит любишь?

– Безумно.

Они разговоривали, крича друг другу на ухо – звуковым пространством правил его величество ритм. Идеально организованный шум и до бесконечности повторяющиеся рефрены вгоняли посетителей клуба в какой-то шаманский транс. Отточенный минимализм треков вгрызался в подкорку. И гости, сами не замечали, как уже тряслись на танцполе. Не начать двигать задницей под треки, которые жарил-миксовал ди-джей, мог разве только инвалид.

После физзарядки на танцполе (танцевальных движений, которые с натяжкой можно было бы назвать танцами) Андрей почувствовал голод и предложил поехать в ресторан «Волгоград». Таня сказала, что можно поужинать в клубе – тут ведь тоже есть ресторан.

– Здесь отвратная кухня, – поморщился Андрей, вспомнив «банные набеги» вместе с Второвым со-товарищи.

(как правило, когда он приходил к Вадиму Второву в его баню, то в конце вечера всей большой компанией, среди которой был и совладалец Пираньи, приезжали сюда, в этот клуб, и продолжали гулять – правда в отдельном зале, изредка выходя в народ. Что Андрей вынес из этого – воспоминание о том, что здесь плохо готовят даже для хозяина. Но это ничуть не умаляет достоинства Пираньи как ночного клуба).

В «Волгоград» прибыли под закрытие, около полуночи, и официанты уже отказывались принимать заказ.

– Может «Замок на песках», он до пяти утра, – предложила Таня.

Но Андрею хотелось гулять в «Волгограде» – только здесь душа поёт и разворачивается во всю ширь огромного зала. Если праздновать – то только здесь!

– Я звоню Второву, – заявил Андрей, вынимая трубку.

Таня робко выразила протест, действия Андрея уже стали напоминать тупое быкование, но ей неожиданно передался кураж, захотелось чего-то по-настоящему весёлого.

– … Вадик, у тебя же есть в твоем телефонном справочнике номер… Зверева, хозяина… – Андрей громко терзал Второва, который спросонья не мог понять, чего от него требуется.

А поняв, попытался втиснуть друга в рамки благоразумия:

– Ты охуел, дружище – тебе мало ресторанов?

Ему было невдомёк – зачем устраивать какие-то безумные кутежи накануне официального дня рождения, на котором будет присутствовать жена и друзья с семьями.

– Иди проспись – завтра погуляем! – убеждал он.

Но Андрею во что бы то ни стало был необходим этот зал сегодня, сейчас – и музыканты пускай тоже остаются.

– Вадик… мне допизды сколько это будет стоить – пусть Зверев свистнет своим людям, чтобы тормознулись на пару… тройку часиков.

– Мазафака, ты слишком усложняешь дело – езжай в Пиранью и не выёбывайся!

Это был намёк на их недавний разговор, в котором Второв убеждал не разводить эту романтику с Таней. Андрей тогда озлился – его роман почему-то всем мешает жить.

– В силе притяжения между полами есть что-то извращённо сложное, – возразил он как можно спокойнее.

Этот довод оказалось нечем крыть – и уже через десять минут к Андрею подошёл администратор, которому по просьбе Второва отзвонился хозяин заведения, и угодливо изогнулся:

– Чего изволите? До которого часа задержать музыкантов?

Они взяли салат с французской фасолью, микс морепродуктов – frutti di mare, а под это Malesan Bordeaux и коньяк Метаксу.

Заиграла музыка, мягкая и лиричная – едва различимые нежные, «щеточками» ударные, прохладное фортепиано, саксофон, гитара с квакушкой и вокал.

Казалось бы, на праздновании дня рождения, в присутствии возлюбленной, преуспевающий бизнесмен, строящий свою жизнь в соответствии с высшими стандартами качества, не должен говорить о каких-то там трудностях. Но именно сейчас, в этом богато декорированном зале, расцвеченном сотнями ярких огней огромных хрустальных люстр, тревога Андрея нашла широкий выход. Он вкратце обрисовал Тане свою сложную ситуацию и рассказал о снедающих его страхах.

– Чего ты боишься? – удивленно спросила она.

– Чего я боюсь?

– Ты говоришь «страх» – вот и скажи, чего ты боишься.

– Я не боюсь чего-то конкретного, по мне разве видно, что я чего-то боюсь? Я спокойно делаю дела, встречаюсь с партнерами, клиентами, заключаю сделки. Но я чувствую: должна произойти какая-то хуйня. Что-то произойдёт. Я могу всё потерять.

– Ты размахнулся – взялся за многое, и не справляешься. Надо чем-то пожертвовать, что-то убрать, а основное – оставить.

– Но у меня всё взаимосвязано, увязано в один клубок, нельзя избавиться от одного без ущерба для другого.

На это у Тани сразу нашелся готовый ответ:

– Убирай Экссон – я ненавижу твоих компаньонов!

Андрей покачал головой – Таня ещё не знала про петербургскую квартиру (Морской Фасад на Васильевском острове) и многие другие якоря, крепко связывающие его с северной столицей. Нет, Питер он никак не может бросить.

Певец на сцене превратился в чтеца – он словно рассказывал свою историю старому другу, попыхивая сигарой и медленно потягивая хорошее виски, а его вкрадчивый голос хорошо звучал со скачущим, разухабистым фортепиано.

– Знаешь, Танюша, в шахматах есть такая позиция – вилка. Как бы ты ни пошёл, теряешь фигуру. Помимо блядства, которое ты инкриминируешь моим компаньонам, они может сами не осознают, но они хотят меня слить – я им уже не нужен. Поэтому они принудительно ссужают меня деньгами под высокий процент, чтобы компенсировать прибыль которую я получаю по их мнению незаслуженно на Экссоне, то есть отбираю у них. А в последнее время они цепляются по каждому поводу, чтобы уличить меня в некомпетентности. А здесь, в Волгограде, мне упал на хвост опасный тип, и я чувствую – добром это не кончится.

– Опасный тип?

– Да, Танюш, и ты его кажется знаешь – Давиденко его фамилия.

– Святой Иосиф?!

– Иосиф, но далеко не святой.

– А вы похожи, – задумчиво произнесла Таня. – Как будто совсем разные, но чем-то совсем одинаковые.

Медленно растворяющиеся в музыкальном пространстве гитарные кластеры и нежный перезвон колокольчиков сменились джазовым субтоном саксофона. Эхом отдавалось в музыке звучание дудука. Темп убыстрился. Зазвучали гортанные восточные интонации зурны. К зурне присоединился альт-саксофон.

– Работай с Ренатом – он порядочный! – предложила Таня.

– Понимаешь, Танюша, «порядочный человек» – это не профессия. А бизнес – это сложная штука, её нельзя взять и с ходу замутить, собравшись с «порядочным человеком» даже при наличии денег. Даже если денег очень много – все они вылетят в трубу без работающей схемы. Совинком создавался несколько лет усилиями многих людей. Так получилось, что эти люди куда-то подевались и всё досталось мне. Володя с Артуром долго и кропотливо создавали свой аккумуляторный бизнес, сращивали схему. Выставили Фарида с завода, а по ходу ещё восемь других фирм.

– Но что же нам делать? Должен же кто-то пожертвоваться… ну ты понял.

Принесли французский салат. Официант подлил вина.

Тане и в голову не могло придти, что у Андрея нет в запасе того, кем можно пожертвовать для поддержания бизнеса.

Во внешнем виде Андрея всё говорило в пользу того, что он находится в превосходной форме, душевном комфорте и гармонии с окружающей средой – свеж, румян, много и с аппетитом ест, весело шутит и адекватно реагирует на подругу, изысканно привлекательную в дискотечном мини-платье с яркими африканскими принтами в комплекте с тонкими облегающими легинсами по колено.

Возможно, из-за того, что Таня пока не зарабатывала на жизнь сама, она не могла оценить, насколько пагубным может оказаться обычный поход в ресторан для карманов Андрея, обладателя харизмы мессии и властного голоса политика. Романтический вечер превращается в сошествие во ад, так как Андрею необходимо как можно убедительнее продемонстрировать свои тёмные стороны. Которые безусловно нравились Тане, только ей было невдомёк, насколько это дорого. Так, посещение стриптиз-клуба «Каир», куда они отправились из «Волгограда», обошлось в $200, а пробыли они там не более пятнадцати минут.

Заплатив за вход (сто баксов за двоих), они заняли столик, заказали мартини; музыка – однообразное гитарное мясо, от которого быстро устаёшь, стриптиз был так себе, и они решили устроить свой. Страстно целовались, ну и руки тоже не бездействовали. Таня принялась стягивать с Андрея водолазку:

– Смотри, кобыла голая к нам подошла!

Обращать внимание на голых тёток в присутствии своей девушки как-то неприлично, но он повернул голову, и первое что увидел, оказался появившийся как из-под земли администратор, лоснящийся хлыщ в бабочке. Наклонившись, он попросил покинуть заведение, мол, неприлично себя ведёте.

– Что значит «неприлично»?! – возмутилась Таня. – Сидим, никого не трогаем – кроме друг друга.

Андрей вступил в полемику, решив для себя, что быковать не будет и постарается держаться в рамках приличия:

– Блядь, какого хуя, у вас на сцене такое блядство, что хоть святых выноси, не говоря уже про разные подсобные помещения, а вы нам «неприлично ведете»!?

Таня поинтересовалась: «Как в вашем блядюжнике трактуются правила приличного поведения?» Хлыщ в бабочке пояснил: «Нужно спокойно сидеть и смотреть представление».

Андрея разобрал смех:

– Вообще с чувством юмора у вас в порядке – назвать «представлением» выход голой страхолюдины, которая стоит и трясёт своей шахной прямо в бокал!

Несмотря на несколько резкий тон, выбранный для полемики, дружелюбный вид Андрея, его улыбка, располагали к себе. Играла громкая музыка, никто не слышал их разговора, и администратор легкой усмешкой дал понять, что оценил высказывания гостей, но призывает их к порядку.

Была маза остаться, но Таня усугубила ситуацию, справедливо заметив:

– «Смотреть представление»!? Да ваши бляди такие страшные – смотреть не на что!

К столику стали подтягиваться вышибалы – быки фанерные в черных дешевеньких костюмчиках. Администратор кивнул в сторону Андрея:

– Гости собираются уйти. Кажется они не знают где у нас выход.

Один из вышибал потянулся к Андрею, собираясь взять за шиворот. Андрей хотел как можно миролюбивее разрулить ситуацию, собирался спокойно покинуть заведение, но так получилось, что когда он поднялся, вышибала, перелетев через стол, свалился на пол, облитый опрокинутым на себя мартини. Остальные, в количестве четырёх человек встали в стойку. Музыку выключили, стриптизерши, стоя у пилона, с любопытством взирали на происходящее.

Андрей вынул из заднего кармана брюк бумажник:

– Давай обсудим ситуацию, только без этих… быков.

Предложение было адресовано администратору, который отнесся к нему с явным пренебрежением – вообще в Волгограде даже самый последний халдей имеет гонор покруче, чем у магната, и скорее сдохнет с голоду, нежели прогнется перед клиентом.

– Гости хотят посетить наш дальний чулан, – презрительно скорчившись, скомандовал администратор.

Вышибала, которого уронили на пол, поднявшись, нецензурно выругался – что уже было Андрею в плюс, оказалось что он просто толкнул цербера и тот перелетел через стол, а вот если бы к нему применили приём… на этот случай у Андрея было слишком мало с собой наличности. Охранник, находившийся ближе всех к столику, сделал выпад, но Андрей увернулся и снова обратился к администратору, помахав бумажником:

– Слушай, земляк, я же сейчас позвоню людям, и тебе вообще ничего не обломится. Давай поговорим – я признаю свою вину и готов компенсировать…

На лице администратора изобразились сомнения. Фраза «я признаю свою вину» в Волгограде значит гораздо больше, чем «готов компенсировать» – этим людишкам ни в коем случае нельзя показывать своё превосходство, а потакая их тщеславию, можно сделать всё что угодно. И Андрей принялся развивать эту тему:

– Послушай – ну выпили, назехерили, с кем не бывает, у меня сегодня день рождения. Приношу извинения – ну пьяный дурак, чего с меня взять, кроме…

Тут он пошевелил правой рукой, в которой держал бумажник, но так, чтобы никто не заметил, кроме администратора. Это возымело действие.

– Пройдем ко мне.

Охранники расступились, пропуская Андрея и Таню.

Кабинет администратора представлял собой тесный закуток рядом с выходом, разместиться втроём представлялось проблемой, и Таня встала в дверях, не зная куда ей деться.

– Подождите снаружи, – скомандовал ей администратор.

Она сделала шаг назад, а Андрей примостился возле двери, которую оставил приоткрытой, чтобы видеть вышедшую в коридор Таню.

– Ты чего творишь, козёл, ты вообще понимаешь где ты находишься! – администратор заговорил за понятия, впрочем, теплым и даже полудружеским тоном, не соответствующим произносимой речи – дабы клиент не раздумал насчет денег.

Андрей сделал шаг по направлению к столу, положил на край три тысячи рублей, и вернулся к двери:

– Прости, брат… достаточно? Чем могу, больше нет…

Администратор удовлетворенно кивнул, мол, вполне.

– Ты куда блядь суёшься, ты соображаешь, что могли с тобой сделать эти парни – они служили в спецназе, в Чечне!

Он проговорил полагающийся ситуации текст, после чего проводил Андрея с Таней до выхода. Вышибалы, «бывшие спецназовцы», «участники боевых действий в Чечне», неодобрительно смотрели незадачливым гостям вслед.

– Мы были почти единственные посетители, – как ни в чем не бывало сказал Андрей, когда оказались на улице. – Не понимаю, как с такой политикой это заведение до сих пор не закрылось.

На светофоре, на углу проспекта Ленина и Краснознаменской, он остановился. Таня взяв его за руку, потянула вперёд:

– Пошли, дорога пустая.

Когда перешли проезжую часть и двинулись по тротуару вдоль художественной галереи, Таня, показывая рукой на дом, сообщила:

– Здесь живёт твой друг «святой Иосиф».

– С такими друзьями враги не нужны. А он неплохо устроился – тут шикарные квартирки.

– У него четырёхкомнатная.

Андрей бросил на Таню один из тех взглядов, коими так часто одаривал её в последнее время. Её громкий смех гулко раскатился в зияющей пустоте темной арки.

– Что – заревновал к нему? Да он мне в дедушки годится!

И более спокойным тоном добавила:

– Мама была у него в гостях – это её знакомый, я же тебе говорила.

В половине четвертого ночи все дороги ведут на набережную. Андрей с Таней туда и направлялись – в Пиранью, откуда ушли три с лишним часа назад.

Придя в клуб, сразу ворвались в тему. Они сами не заметили, как оказались в гуще немалого количества колоритных персонажей, сошедшихся в оргаистическом танце у сцены. На которой представляли эротический перформанс голые девки, выходившие то в страусиных перьях, то в медицинских шапочках и белых халатах, которые тут же срывались и летели в толпу – а-ля развратные медсестры, то в каких-то цветастых хламидах, которые также недолго развевались на телах девчонок. Театрализованная подача длинных ног, упругих поп и сисек, логично срежиссированный свет вкупе с мощной волной звука вызвали горячую реакцию публики. Ди-джей жарил забойный сет, выдавая одну за одной единым энергетическим сгустком сатанинские ЛСД-треки. Люди на танцполе сгрудились плотной стеной, прыгали, махали руками, устроили настоящий слэм. Градус накала страстей ощущался физически – среди разгоряченных тел, как в парилке, было нечем дышать. Время от времени из толпы, вжимавшейся в сцену, охрана и сочувствующие выносили обмякшие тела молодых девушек, казавшихся бездыханными, их бледные лица были в потёках то ли слёз, то ли пота.

По ходу макабрических танцев травмы получили, кажется, все: чья-то голова была задета ботинком человека, путешествующего по рукам, кто-то выползал из толпы с разбитым лицом и сломанными очками, а кто-то бесцеремонно был скинут охранниками со сцены. Создавалось ощущение, что недовольных не осталось.

Рассвет встречали на причале, на нижней террасе речного вокзала – с двумя бутылками шампанского, парой пластиковых стаканчиков и шоколадкой. Мрачноватое граффити на стенах и бетонных столбах придавали месту особенный шарм. Утренняя заря – розово-красная полоска, сдавленная тёмно-синим ночным небосводом за рекой, предвещала восход светила.

Андрей вспомнил – здесь, на этом месте три года назад он сорвал с Таниных губ первый поцелуй. Каждая стадия отношений имеет свою прелесть, но самой нежной и возвышенной является та, когда неопытной милашке не нужны дорогие клубы-рестораны-лимузины, а всё, что ей требуется – чтобы её водили за ручку по паркам и набережным, шепча на ушко милые глупости.

– Я забыла про подарок, – спохватилась Таня так, будто опоздала на последний рейс Ноева ковчега. – Стой! Закрой глаза…

Андрей выполнил её команду прежде чем что-либо сообразить и ответить.

– … вытяни вперед руку… нет, не ту, где часы…

Он почувствовал прикосновение металла на запястье правой, вытянутой вперёд руке.

– Готово… можешь открывать свои очи.

Открыв глаза, он согнул правую руку в локте, чтобы посмотреть на подарок:

– Танюша… ты с ума сошла!

На его руке сиял золотой браслет со звёздочками и полулуниями – тот самый, который когда-то был снят с погибшего Виктора Кондаурова, Таниного отца.

– Это же… твоего папы… я не могу.

– Ещё чего – это копия. Сделан на заказ. Папин подарю… когда ты на мне женишься.

Побледневшее небо погасило последнюю звезду. Алая заря отодвинула серый ночной небосклон, прогоняя тьму, показалось ярко-желтое солнце. На реке задрожали блики света. По волнам побежали ярко-розовые огоньки.

Бессонная ночь совсем не утомила Таню. Ей захотелось петь. Она выбрала на телефоне трек и включила его. Зазвучали текучие, спокойные электронно-акустические текстуры. Когда зазвучали слова, Таня стала подпевать, всё громче и громче, заглушая своим голосом доносящийся из динамика телефона голос певицы.

Восемь часов после побега Лампа луны, музыка снега В замке из двух сдвинутых кресел Мы празднуем ночь и ты снова весел Тихая ночь, вдруг быстрые кони Трепет свечи и крики погони Нам бы к утру до церкви добраться Чтобы войти и обвенчаться Ни слова о вечном В бокале на дне только одна вода Останься беспечным не мери любовь, словом всегда Навсегда – это слишком долго Я о многом успею забыть Навсегда – это слишком долго Чтобы что-то решать и никогда не решить Они смотрели на темную поверхность реки. Она беззвучно текла, и глядя на воду, Андрей постепенно переставал чувствовать бедную ограниченность логических способностей, которую ощущал всегда, когда сталкивался со сложной проблемой по бизнесу. Ему вдруг стало казаться, что он больше не стиснут со всех сторон – несовершенством мышления, временем, обстоятельствами, личными и незначителными подробностями своей жизни, физическими особенностями. Он ощутил душевную свободу так, будто её отражение приближалось к нему, исполняя чьё-то божественное обещание – в безмолвном великолепии водяной бесконечности. Мысли текли не так, как в обычное время, и в них появилась отрешенность от внешних обстоятельств, влиявших на них. В нём что-то сместилось. Он отвёл глаза от реки, и в чудовищной быстроте зрительного взлёта перед ним появились облака. Мертвенно-бледное небо не могло порадовать богатством красок, оно не гармонировало с сегодняшним настроением. Но Андрею вдруг пришло в голову, как хорошо жить, имея неутомимое сердце, огромные легкие, мускульную силу юного тела; жить, будучи окруженным человеческой теплотой, в мире, где испытывают благодарность к женщине, которая тебе принадлежит, в мире, где плачут от того, что умер ребёнок или убит на войне муж, где говорят – я никого не любил, кроме тебя, где живут маленькие дети и щенята, в том мире, за пределами которого только холод и смерть. И ему вдруг вспомнился Хмарук, Андрей представил его лежащим на секционном столе, с характерными синюшно-багровыми трупными пятнами, с разрезом по Шору – от горла до лобка, утроба пуста – органокомплекс вытащили за язык с горловиной и положили рядом с телом, судмедэксперт ковыряется во внутренних органах, отрезает кусочки тканей на анализ и складывает их в наполненные формалином баночки; кожа и подлежащие ткани головы рассечены от уха до уха и натянуты на лицо, поэтому его не видно, кроме подбородка и носа, а из черепа выпилен сегмент на 1\4, оттуда извлечен мозг, и выложен тут же рядом на блестящей поверхности секционного стола. Когда Андрей работал в судмедэкспертизе, то часто представлял мёртвыми живых ещё людей – сладкие сны доктора Менгеля. И сейчас вдруг представился Хмарук. Ему, как раз, действительно своевременно совершить переход туда, «где нет ни болести, ни воздыхания, но жизнь бесконечная», достойно завершив таким образом своё земное путешествие. А что ещё остаётся ему в пределах одного человеческого существования? Да практически ничего. Никакое лечение не вернёт ему потерянного здоровья, возможность полного восстановления ничтожна – чудес не бывает. Совершив теоретическое умерщвление Хмарука в своём воображении, Андрей вынул свою трубку, посмотрел на время – половина седьмого. Он стал набирать номер.

– Ты кому? – спросила Таня.

– Сейчас… подожди.

Абонент на том конце провода явно не ожидал услышать Андрея в столь ранний час.

– Аркадий… слушай, приходи сейчас сюда к нам – на набережную…

Андрей звонил своему старому другу, однокласснику, Аркадию Решетникову, для которого приглашение прозвучало столь дико, что он тут же согласился придти. Через полчаса, когда он разыскал Андрея и Таню на речном вокзале, возле причала номер тринадцать, у них еще оставалось половина от второй бутылки шампанского. По просьбе Андрея Аркадий прибыл со своей женой. Они лишь пригубили шипучку, удивленно разглядывая странную растрепанную пару, коротающую время в мрачном и холодном бетонном ущелье, явно довольную друг другом и выбранным местом.

Жена Аркадия поёжилась:

– Прохладно тут у вас.

– Да им жарко! – возразил Аркадий.

Крепко прижав к себе Таню, Андрей смотрел на друга осоловевшими глазами, понимая, что нужно что-то сказать гостям, и не находя слов.

Позже, днём, когда Аркадий позвонил уточнить насчёт официального празднования в кругу семьи, он напомнил об утреннем малом приёме: «Какого черта ты заставил меня переться на причал? Ты же был наедине с красивой девушкой!»

– Просто хотел, чтобы она увидела меня на фоне нормальной пары, – объяснил Андрей.

– Хотел увидеть нормальную пару?! – насмешливо переспросил Аркадий. – Ну так подошёл бы с Таней к зеркалу и посмотрел бы в него.

Глава 53

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: tatiana-kondaurova@mail.ru

Subject: LOVE

Свернул трамвай на улицу Титова, Разбрызгивая по небу сирень, И облака – и я с тобою снова – Летят над головами, добрый день! День добрый, это наша остановка, Знакомый по бессонице пейзаж. Кондуктор, на руке татуировка Не «твой навеки», а «бессменно ваш». С окурком «Примы» я на первом плане, Хотя меня давно в помине нет. Мне 18 лет, в моём кармане Отвёртка, зажигалка и кастет. То за руку здороваясь, то просто Кивая подвернувшейся шпане, С короткой стрижкой, небольшого роста, Как верно вспоминают обо мне, Перехожу на нужный переулок; Что, муза, тушь растёрла по щекам? Я для тебя забрал цветы у чурок, И никому тебя я не отдам. Я мир швырну к ногам твоим, ребёнок, И мы с тобой простимся навсегда, Красавица, когда крупье-подонок Кивнёт амбалам в троечках, когда, Весь выигрыш поставивший на слово, Я проиграю, и в последний раз Свернёт трамвай на улицу Титова, Где ты стоишь и слёзы льёшь из глаз.

¡kisses!

Глава 54

Как бы ни хотелось Андрею оттянуть светлый момент победы на тендере горздравотдела, событие это было неизбежно, как вечерний закат солнца. Для обсуждения конкретных деталей Карман дал своего заместителя, Николая Кочемасова, работавшего когда-то заместителем гендиректора «Городского аптечного склада». После смерти Першина эта полугосударственная структура, через которую чиновники городской администрации осваивали бюджетные деньги, стала потихоньку загибаться и оттуда, как водится, стали расползаться сотрудники – как тараканы из замерзающего дома.

Кочемасов, так же как его нынешний шеф, был совсем не модный штрих, и в своей выходной одежде был похож на Чикатило: шляпо, бледный плащик, кургузый портфельчик (а в нём, вероятно – кухонный нож, веревка, ацетон и перчатки). Марина боялась его и ходила к нему только в сопровождении мужчин. И они с Андреем в очередной приезд пришли к нему вдвоём, чтобы обсудить предстоящие поставки прикроватных мониторов, инкубаторов для новорожденных, и УЗИ-аппаратуры.

– Вы ведь сможете сделать нам 100 % предоплату под документы о якобы полной поставке оборудования? – спросила в лоб Марина, как только, поздоровавшись, устроились в креслах. – Нам-то всё равно, просто, насколько мне известно, вам нужно израсходовать ваши пятнадцать миллионов до конца года…

Кочемасов раскрыл свой знаковый портфель (Марина с нескрываемым ужасом следила за всеми его движениями), и вытащил оттуда спецификацию. Андрей принялся наговаривать текст, изобилующий подробностями очень тесного сотрудничества с заводами-производителями мониторов-инкубаторов. Оборудование на подходе, и почти готово к установке в городских учреждениях здравоохранения.

– Мы готовим к продаже сеть аптек, – оторвавшись от бумаг, сказал Кочемасов. – «Городской аптечный склад» на ладан дышит, имущество будет передано Совинкому в ближайшее время и переоформлены договора аренды. Список утверждается…

Заметив недоумение собеседников, заместитель начальника горздравотдела спросил:

– Как?! Вы не в курсе? Шеф ничего не говорил? Ну ничего, скоро скажет.

Из дальнейшего объяснения Андрей понял, что розничное звено ЗАО «Городской аптечный склад» стало пробуксовывать, так же как оптовое, и в настоящий момент рассматривается его передача в надёжные сильные руки. Что касается оптовых поставок – тут тоже никаких сомнений, и грядущий тендер – убедительное тому доказательство.

Заместитель говорил от лица шефа, а у хозяина Совинкома, означенного обладателя «надёжных сильных рук», зачесалась спина – это прорезывались крылья. Андрей не мог поверить своим ушам – на него сделали ставку, его фирма станет карманной структурой гоздравотдела!

Позже Давиденко и Карман подтвердили сказанное – бюджет на новый, 2004 год, будет сверстан под Совинком. Андрей предвидел подобное развитие событий, но не ожидал, что всё произойдёт уже в этом году. Предполагалось, что вначале сделают проверку на вшивость – посмотрят, как пройдёт первая поставка. Но ему поверили на слово.

После приема в горздравотделе и встречи с Давиденко, Андрей, прибыв в свой офис, навёл шорох среди сотрудников – в преддверии великих событий и свершений необходимо привести своё воинство в полный боевой порядок, чтобы не опозориться перед людьми, доверяющими ему очень серьёзные дела.

Уехав, он не оставлял без внимания свой персонал ни на минуту, беспрерывно звонил и бомбил электронными сообщениями.

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: Ирине Кондуковой

Привет!

До сих пор не проведен взаимозачет с кардиоцентром по задолженности Экссона и старых долгов кардиоцентра перед Совинкомом. Это надо сделать очень быстро и аккуратно. С главным врачом я договорился, от вас нужны документы.

kisses,

Андрей Разгон

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: Ирине Кондуковой, взаиморасчеты

Ира, привет!

Наблюдается неразбериха во взаиморасчетах с кардиоцентром:

– по счету 514 перегружено на 5670р, причем счет выставлен на 35000р, оплачено 13230р, и наблюдается перегруз.

– По счету 503 – перегруз на 76190 р

– По счету 502 – перегруз на 76455 р

– По счету 364 – счет на одну сумму, оплачена другая сумма, перегруз на 8246,96 р (тот кто на отгрузках у нас, точно сидит на игле!!!)

– Счет 501 вообще оплачен или нет? Какая по нему задолженность? В нормальных организациях вообще делают так во избежание путаницы: если отгружают без оплаты – делают счет на эту сумму и эта сумма фигурирует во взаиморасчетах

– По счету 259 перегруз 36300р

– По счету 694 – перегруз на 10560р

– Счет 583 от 06.11.02 – закрыть взаиморасчетами НЕМЕДЛЕННО!!!!!!

– По счету 504 – перегруз на 21067,5р

– Счет 500 выставлен на 246760р, оплачено 61420р, перегруз против оплаченной суммы на 123380р (явно кто-то курнул добре отгружая по этому счету!!!)

– Во взаиморасчетах от 11.11. присутствовали строки 82 и 83 в которых были цифры 10490р и 5150р, отгрузки 30.10. и 02.10. соответственно. К чему это относилось? Что это за цифры?

– Счет 269 – перегруз на 95904,72 – тут уже признаки белой горячки

– Счет 635 – оплачено 162741,54, отгружено на сумму 116938,62 + 25860, должна быть задолженность 20002, а у тебя стоит задолженность по счету 65805 (???!!!)

– Счет 716 – была задолженность у кардиоцентра перед нами на 11.11. 67620р, сейчас этой задолженности нет, хотя они не платили по этому счету. Куда делся этот счет?

– Счет 681 – перегруз на 2065 р против оплаченной суммы

– Счет 684 – он не оплачен, по нему отгрузка на 79233,28р их задолженность следовательно должна быть 79233,28р (раз счет не оплачен), а у тебя стоит наша задолженность 74776,61р (!!!???) Что это значит?!

– Счет 654 был указан во взаиморасчетах 11.11. и по нему была задолженность кардиоцентра перед нами 134640р. Во взаиморасчетах современных его уже нет. По нему кардиоцентр нам не платил. Куда он делся?

– 26.09. отгрузка на 69000р у тебя присутствует во взаиморасчетах от 11.11. По смыслу непонятно, куда это отнести. Что это такое?

Cудя по всему, было отгружено много стентов, а во взаиморасчетах этой задолженности нет. Кому и сколько мы будем платить за стенты?

На прошлой неделе был левый приход, и опять он вообще нигде не фигурирует. Непонятно, почему. Я же много раз объяснял, как нужно поступать в таких случаях.

Скажи пожалуйста, ведь когда мне присылали счета на оплату и говорили, что это «по оплаченным счетам», и это был очередной перегруз, можно же было заказать по счетам, которые реально не закрыты? Про свои долги ВОКЦ знать не знает, зато все наши долги рассматривают по микроскопом. Зачем нам эта головная боль?

В общем, мне понятно, что в офисе не дружат не только с арифметикой, но и с головой. Поэтому, надо срочно сделать следующее:

1. Переделать счета, по которым прошла сейчас оплата и по которым у нас долги (а также старые незакрытые счета) и вставить туда тот товар, который был перегружен. Таким образом, мы закроем незакрытые на сегодняшний день счета.

2. При этом ни в коем случае не показывать общее отрицательное сальдо! ОЧЕНЬ ВАЖНО!

3. С 24.11. прекратить полностью самостоятельный документооборот. Все документы будут вестись у меня в офисе и пересылаться по электронной почте (счета, приход-расход и пр.). Все технические подробности сотрудникам Волгограда и Петербурга необходимо утрясти между собой, причем без часовых телефонных переговоров. Заказывать из Волгограда у поставщиков тоже ничего не нужно, если кто-то что-то закажет, сам и будет оплачивать товар, предупреди, пожалуйста всех.

4. Грамматикову А. поручено вести показатель порожних заявок. Он круглосуточно занимается левыми заявками, по которым никогда в жизни оплаты не будет. Я самостоятельно буду фильтровать, какие из этих заявок левые, а по каким возможно движение. И если процент левых заявок достигнет критической массы, я думаю имеет смысл, чтобы кто-нибудь оплатил из своего кармана услуги Грамматикова А.

5. Дополнительный телефон в офисе 973-75-34, у Снежаны и Антона спроси мобильный телефон для быстрого дозвона.

Ира, все должно быть сделано сотрудниками именно так, как я написал, и в кратчайшие сроки.

kisses

Андрей Разгон

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: Ирине Кондуковой, Марине Маликовой, Елене Гусевой

Добрый день!

Вам нужно сделать следующее:

1. Расширить аптеку и сделать 2-ю кассу. Отв. – Кондукова И. (исп. Тишин. А.Т., + Светлана Сергеевна. Не использовать аптечную кассу для текущих расходов фирмы. В конце каждого месяца отчитываться перед генеральным директором о работе аптеки (отчет бухгалтера и зав. аптекой).

2. Передать Сачко С. все взаиморасчеты с контрагентами для внесения их в программу 1С. Вся деятельность по ООО «Совинком» будет осуществляться аналогично «Экссону». С Совинкомом будет работать только кардиоцентр, с остальными клиентами – «Северный Альянс». Схема работы такая: заявка от менеджера направляется в Петербург по электронной почте, при этом менеджер получает подтверждение от секретаря о принятии заявки (по эл. почте ответ – заявки такие-то приняты). Далее – получение счета или коммерческого предложения по электронной почте. Документ считается недействительным, если он не зафиксирован в программе в Петербургском офисе. То же самое с приходом и расходом: сначала делаются проводки в Петербурге, далее информация передается в Волгоград. Необходимо договориться со Снежаной, Екатериной, и Алексеем для эффективной работы, преимущественно использовать электронную почту для общения с целью минимизировать междугороднюю связь. Таким образом, организация эффективного взаимодействия – ответственность ваша совместная. Сроки налаживания работы – до конца текущей недели. Отв.: Гусева Елена.

3. Составить бюджет фирмы на декабрь 03 в сроки до 13.12.03. Графы «доходы» – заполняют Маликова М., Кондукова И., Светлана Сергеевна (каждый за свой участок, вписываются ожидаемые суммы оборотов), графу «расходы» заполняет Гусева Елена (зарплату в этот документ вписывать не нужно). Обязательны расшифровки каждой статьи. Текущий бюджет – утверждать до 30 числа текущего месяца. Без отчета по расходам, доходам, и утверждения бюджета на следующий месяц зарплата начисляться не будет. Чтобы фирма не проседала, доходы должны увеличиваться ежемесячно. Если в текущем месяце невысокие обороты, соответственно расходов должно быть меньше. Поэтому я буду с непониманием относиться к таким отчетам по расходам как в предыдущие месяцы, с большими счетами за телефон, ремонты компьютеров и пр. Деньги на расходы я буду перечислять из Петербурга согласно принятого бюджета, или сразу всю сумму, при невозможности этого – при заблаговременном информировании за один день. Самостоятельные финансовые транзакции запрещаются. Контроль за исполнением – Кондукова Ирина.

4. Каждый участок работы (компьютеры, документы, др. имущество и информация) закрепить за конкретными сотрудниками, подписать соответствующие документы с указанием ответственности за порчу или потерю. Отв. – Кондукова И. Срок – до конца текущей недели.

5. Закрыть счет в Альфа-Банке. Отв. Гусева Елена. Сроки уже были установлены.

6. Отчеты по сделкам с начала года. Форма отчетов – уже передана, сроки (конец ноября) – также. Отв. – Гусева Е.

7. Договориться с аудиторами о проверке ООО «Экссон» за период с начала 2003 г. Отв. – Кондукова И.

Внимание! Доведите до сведения всех сотрудников, что приказы и задания будут храниться в папке «ТЕКУЩИЕ ЗАДАНИЯ» до их окончательного исполнения. Эта папка будет анализироваться в конце месяца при выплате зарплат и премий.

Kisses,

Андрей Разгон

From: andrey-razgon@peterlink.ru

To: sovincom@vlink.ru

Subject: отдел сбыта

Дорогие коллеги,

Убедительная просьба отдавать в работу только те заявки, по которым будут оплаты. Сейчас дела обстоят таким образом, что наши коммерческие предложения и счета используются для тендеров в качестве альтернатив. Другими словами, персонал нашей фирмы используют как лохов, при заполнении конкурсных заявок и организации тендеров. Целый коллектив тиражирует тонны бумаги, обрабатывает левые заявки только для того, чтобы какие-то прохиндеи воспользовались бесплатной рабочей силой, а отдел сбыта потворствует этому.

Напоминаю Вам о том, что в конце месяца надо будет заполнять «Акт выполненных работ». Визиты к первым лицам, принимающим решения, получение маркетинговой информации, наличие реальных проектов – все это должно быть отражено в означенном документе. Пока что реальный проект есть только у Марины (по Астрахани).

Давайте в конце концов уважать чужой труд, не заставляйте своих коллег париться, если дело яйца выеденного не стоит. Вас же брали на работу как профессионалов в области продаж (а значит и в области межличностного общения и коммуникации), вы должны на раз-два определять, где Вам говорят дело, а где гонят туфту. Безответственная обработка левых заявок только помогает конкурентам выиграть конкурс, а помощь конкурентам – это уже вредительство.

И активнее работайте, пожалуйста, активнее. Уже середина ноября, а продаж нет. Нельзя сидеть сложа руки в наше время. Жизнь усложняется и набирает темп каждый день, а вы все как мухи сонные. Не будет требуемых результатов в конце месяца, бумаги никому не подпишу, нерасторопные вы мои.

Kisses,

Андрей Разгон

Глава 55

С недавних пор Андрей снимал один эту трёхкомнатную квартиру на углу Апраксина переулка и набережной Фонтанки. Третий этаж, три комнаты выходили на воду, балкон угловой комнаты как раз приходился на (скошенный) угол здания, а окно кухни выходило на Апраксин переулок – прямо напротив находился ресторан «Тритон».

Изначально квартиру наняли на троих – вместе с Быстровыми, чтобы водить девушек. Что называется, не еби где живёшь, и не живи где ебёшь. Прописная истина, о нарушении которой можно написать тома: оставленные на постели или в ванной волосы, следы помады, забытые трусики, предметы женского туалета и гигиены, наблюдения любопытных соседей, и многое, многое другое.

Быстровы спустя год вышли из проекта – поссорились из-за бабы. Обычно близнецы менялись тёлками, но тут Игорь зажал одну для брата – шибко сильно запал на семнадцатилетнюю профурсетку, и Владимир позвонил ей с телефона Игоря, пока тот выходил из офиса покурить, и наговорил ей таких нецензурных гадостей (от лица Игоря – а их голоса были абсолютно идентичны), что она, уже прожженная несмотря на юный возраст, разрыдалась. Вернувшись с перекура, Игорь через некоторое время позвонил ей, но она не ответила. Один раз, другой, третий… Он занервничал и послал ей СМС. Непонятка длилась полдня, прежде чем он выяснил, что случилось. И тут разразилась такая буря, какую никто не ожидал от Быстровых – сдержанно-флегматичного Игоря и непробиваемого Владимира. Напрасно Артур пытался встрять: «Вы чего, совсем охуели – из-за куска пизды поссорились!» Всплыли интересные детали: жадный, жаднее чем десять еврейских общин, вместе взятых – Игорь, оказывается пообещал своей блудне, что заплатит ей за институт. (Владимир, когда позвонил ей, первым делом сказал: «Шла бы ты на хуй со своим институтом, ничего платить не буду!») Ссора вышла суровая – братья собачились до конца рабочего дня, и после этого неделю не разговаривали.

Была ли ссора причиной того, что Быстровы отказались от съемной квартиры, или же они обзавелись другими, но Андрей должен был определиться: будет он снимать эту хазу или нет. Одному дорого, но ему так нравилось это место, отсюда так удобно ездить на завод – не зависишь от мостов, которые нужно проскочить до восьми часов утра, и вечером проезд до дома (Большеохтинский проспект) становится свободным только после восьми. С Апраксина переулка до Электро-Балта (угол Калинина и Трефолева) езды минут десять-пятнадцать, иногда бывают пробки в районе Обводного канала, но от этой напасти никуда не деться. До фитнеса (всей компанией взяли абонемент в недавно открывшийся Reebok, расположенный на улице Ефимова) – несколько минут по Фонтанке, и до офиса Северного Альянса (Исаакиевская площадь) – столько же. Невский проспект и все нужные адреса – под боком. Непонятно, почему Быстровы отказались – ведь как удобно по дороге с работы, или на работу, заехать сюда на часик, кинуть палку какой-нибудь чиксе, и поехал дальше.

Здесь осталась купленная вскладчину мебель – спальный гарнитур и диван. Мебель качественная, импортная, жалко бросать. И, как обычно бывало с Андреем, он вперёд сделал то, что ему подсказывала интуиция, а потом подумал: сообщил Быстровым, что расторгнул договор аренды и сдал ключи, а сам не только не сделал это, но еще прикупил дополнительную мебель и кое что для улучшения комфорта, – ковры, шторы, светильники, зеркала, картины, телевизор, стиральную машину, стереосистему, журнальный столик, письменный стол, кресла, и разные бытовые мелочи, – всё недешевое и очень качественное. Кроме того, развесил по стенам коллекцию масок, привезенных из разных стран, которую Мариам запрещала вешать дома из-за разных странных суеверий. Квартира преобразилась и стали заметны некоторые изъяны ремонта – качественного, но уже устаревшего и неактуального.

Андрею здесь нравилось бывать, иногда он заезжал сюда перед работой или после работы один, без группы поддержки – просто посидеть, выпить кофе, позаниматься за новым письменным столом, очень стильным, выполненным в виде огромной запятой. А поскольку Мариам давно не показывалась в Петербурге, он совсем перебрался на Апраксин переулок, и заезжал на Большеохтинский проспект лишь иногда, – бывало она контролировала его и звонила вечерами на ту квартиру.

И он решил поступить следующим образом: если Мариам с сыном окончательно переедет в Петербург, прекратит свои разъезды туда-сюда (в конце концов надо держать её при себе – не подобает искушать ни единое создание в мире, даже самое святое), если у них наконец установится нормальная семейная жизнь, то он покажет ей эту квартиру и уговорит сюда переехать, разница в цене несущественная и компенсируется несомненными преимуществами.

Но с другой стороны, осталось перекантоваться всего только год – квартира на Морском Фасаде будет сдана в конце первого квартала 2004 года (это уже с учетом всех мыслимых и немыслимых задержек), примерно полгода будет длиться ремонт, мебель и обстановка вся есть, – всё, можно переезжать.

В любом случае Андрей решил придержать эту съемную квартиру на Апраксином переулке… на всякий случай… по крайней мере до тех пор… пока не завершится вексельный проект с участием Леночки Шаабан. К целому сонму девиц лёгкого поведения, побывавших на этой квартире, всенепременно понадобилось присовокупить ещё одну. Чтож, мы – вечные дети и вечно тянемся за новою игрушкой, хуле.

«Но как, каким дьявольским способом она захомутала меня?» – задавал себе вопрос Андрей и не находил ответа. Что характерно, он не принадлежал к числу внушаемых людей. Однажды Мариам привела его к гадалке-ясновидящей – очень продвинутой, с обширной клиентской базой, приём по записи, во дворе очередь. Он так и не понял, к чему этот балаган, видимо, Мариам придумала какую-то мулю, чтобы его зазомбировать, навесить шоры. Придя к назначенному времени к гадалке, ничем не примечательной женщине лет 45-ти, усевшись напротив неё, Андрей произнес пару фраз, наподобие «покопайтесь в моём прошлом, отыщите проблемы и решите их», но был прерван такими словами:

– Молодой человек, вы – не мой клиент, зачем вы сюда пришли?

Ясновидящая в двух словах объяснилась: она опытный физиономист и психолог, и, глядя на ассиметричное лицо Андрея, оценив его взгляд и интонацию, поняла, что перед ней абсолютно не внушаемый тип, работать с таким бесполезно и опасно – может повредить репутации гадалки. Она выпроводила его, не взяв денег.

В чём же природа Леночкиного магнетизма? Ведь с ней даже не о чем поговорить. Она преимуществено молчит, изредка поправляя речевые ошибки собеседника – особенно хорошо она знала, где правильно поставить ударение. Порой с ней было тягостно подолгу находиться, так как она не поддерживает разговор, слушает собеседника как радио. Её дежурная улыбка может означать всё, что угодно, например это: «Ты такой прикольный. Я обязательно буду рассказывать о тебе следующему парню, с которым мы потратим твои денежки».

У всех девушек, с которыми Андрея сводила его непростая судьба, помимо внешних достоинств присутствовали другие качества, возбуждавшие интерес и стремление к общению с ними. С Мариной Маликовой полезно пообщаться на профессиональные темы, она толковый sales-менеджер, а с её приходом на Совинком ценность встреч многократно возросла. Имоджин просто приятно было послушать, за один только её певучий венгерский говор можно было влюбиться. Ольга Шерина отличалась оригинальностью мысли и парадоксальностью суждений. И так далее.

Таня обладает изумительным чувством юмора, она тонко подмечает суть вещей и может дать краткую юмористическую характеристику кому-либо или чему-либо – да так, что будешь хохотать весь день. Кроме того, она на понятих, в ней есть внутренний стержень, правильные взгляды на жизнь.

Мариам… в ней тоже есть что-то дьявольское, заставляющее терять голову и слепо следовать за ней, но у неё столько достоинств, что Андрей никогда с ней не разведется. У неё домашнее воспитание, она никогда не шлялась по кабакам и не будет. Она хорошая экономная хозяйка, даже в период ухаживания не позволяла Андрею много тратить на гулянки. Она искусный собеседник, с ней можно разговаривать часами без устали, дискутировать, находить зерно истины.

Кроме того – национальные особенности (девичья фамилия Мариам – Авазашвили). Ты смотришь на девушку и видишь то, что видишь, в то время как общаясь с русской, имеешь дело «хуйпаймискем». Ведь русские женщины – удивительные создания. В большинстве своем – с самооценкой не в ладу: она у них либо сильно завышенная (и тогда это уже не женщины, а «тупые пёзды»), либо заниженная, превращающая женщину в чмо. Ведь как чаще всего бывает с русскими бабами? Сначала она сидит на такой звезде, что на хромой козе не подъедешь, невесть что из себя строит, кочевряжится. Такое ощущение, что золотой колпак в пизде носит.

Проходит время, она даёт, и очень скоро – ее не узнать: на смену сучке пришла Жучка, написывающая простыни смс и готовая по первому звонку сорваться на минет. Что называется: «Я с мужиками либо хамка, либо тряпка». И это очень печально, когда девушка перед тобой строит целку, а с остальными мужиками она шалава конченая. В отличие от национальных меньшинств, спокойные и уверенные в себе женщины среди русских в дефиците. Русских швыряет как на американских горках: из прожженных циничных паскуд в бессловесные, дерьмоглотающие твари и обратно, а потом – по новой. И так – до бесконечности… Смотришь на все это, и тошно становится. Бедные русские мужики: им приходится иметь дело «хуйпаймискем».

Это о личности Мариам, резко отличающейся в лучшую сторону от вышеперечисленных «хуйпаймискем». А самое главное, что выдвинулось на первый план – она мать его сына, Алика, в котором Андрей души не чаял.

И, само собой разумеющееся, все перечисленные замечательные девушки, включая «хуйпаймискем» – давали… давали мужчине почувствовать себя мужчиной. Леночка же, монструозное создание, давала мужику почувствовать себя задротом. А ведь казалось бы – свою бесцветность, бесполезность, никчемность она должна компенсировать ударным постельным трудом. Но нет, она выбрала другой путь – динамо.

Разобраться по совести, Леночка Шаабан с излишним высокомерием упорствует в добродетели, обращая её в предмет гордыни (если предположить, что она действительно никому не даёт). В этом стремлении чересчур высоко ценить свою плоть и хранить с излишней щепетильностью то, что достойно лишь презрения – во всём этом есть нечто слишком уж чувственное. Беря шире, помимо Леночки на каждом шагу встречаются высоконравственные девицы, которые воображают себя вместилищем некоего клада, требующего постоянной охраны, и поэтому явно преувеличивают то значение, какое придают их особе общество, точнее сказать, противоположный пол. Они почитают себя какими-то ходячими святыми дарами.

Анализируя, почему Леночка, это порожняковое создание поглощает столько драгоценного внимания, фемино-эстет Андрей был вынужден диагностировать у себя наличие зависимости. Не то чтобы он культивировал свои недостатки, но в данном конкретном случае вывел некую самоуспокоительную формулу: «бывают слабости и у Геркулесов».

Глава 56

Известие о выигранном тендере застало Андрея по дороге в банк ММБ, куда он ехал, чтобы забрать оригиналы выписок. Вряд ли могло что-то сорваться при наличии договоренностей и страховки со всех сторон, но какие-то сомнения оставались.

Марина позвонила на мобильный телефон и отчиталась: согласно договоренности на тендере в городском отделе здравоохранения Совинкому досталось одиннадцать миллионов рублей – это контракты на поставку инкубаторов, прикроватных мониторов и УЗИ-аппаратуры.

Хозяин Совинкома устремил на небо взгляд, полный благодарности. Словно под действием его взгляда, огромное облако, озаренное оранжевыми отсветами солнца, распалось на отдельные облачка, показавшиеся Андрею мешками, набитыми деньгами, устремившимися в кассу фирмы.

При встрече Марина рассказала подробности. Её, вопреки всем правилам, пустили на заседание тендерной комиссии. Начальник горздравотдела озвучил лоты, после чего заместитель зачитал предложения фирм. Затем, не соблюдая сколько-нибудь полагающихся приличий, не спросив разрешения, со своего места поднялся силовик (член комиссии, заместитель начальника управления ОБЭП), и зачитал письмо в тендерный комитет, подписанное начальником областного УВД, генералом Чипурой. Из которого следовало, что Управление внутренних дел Волгоградской области не может гарантировать безопасность сделок, если они будут заключены с фирмами… далее шёл полный перечень всех фирм-участников тендера, за исключением Совинкома и того самого отечественного завода-производителя, с которым Карман договорился о поставке рентгенаппаратуры на 4 миллиона рублей.

Собравшиеся просто охренели. Двенадцати человекам ясно дали понять, какие они идиоты и вообще лишние здесь люди. Деньги давно распилены, а всё, что нужно от членов конкурсной комиссии – поставить подписи и поскорее съебаться.

Что они и сделали – под насмешливым взглядом самодовольного Кармана.

Андрей недоумевал – как Иосиф Григорьевич умудрился подписать письмо у самого Чипуры. Тендер в горздравотделе, да еще на такую мизерную сумму, 15 миллионов рублей – это не уровень генерала. Это пальба из пушки по воробьям, игра мускулами, демонстрация силы.

Но, пусть это останется внутренним вопросом особиста – ему видней. Он прекрасно выступил и показал себя в новом амплуа, поднявшись на высшую ступень эволюции, став адептом невидимой руки рынка – в том смысле, что сам являлся этой рукой.

Задача Андрея – вовремя расплатиться с людьми, доверяющими ему серьёзные дела.

Марина предупредила, что горздравотдел должен израсходовать деньги в этом году, всю сумму скинут до конца декабря, и комиссионные надо передать Карману до Нового года. И заплатить поставщикам нужно до января, так как с нового года цены могут измениться. Но даже известие о том, что не удастся, как обычно, покрутить деньги, не омрачила радости Андрея. Схема работает – это главное! Карман и Давиденко – реальные партнеры, а не пассажиры, как это показалось на первый взгляд.

На следующий день после заседания тендера, на котором Совинком был объявлен победителем, Карман подписал государственный контракт, и горздравотдел перечислил 2,750,000 рублей – 25 % от суммы договора. Марина договорилась, что оставшиеся деньги будут перечислены по предъявлению накладных, без реальной поставки (все понимают, как это сложно – отгрузить без предоплаты на одиннадцать миллионов), но нужно соблюсти приличия и выдержать хотя бы неделю.

Обналичив деньги на комиссионные начальнику горздравотдела, Андрей вылетел в Волгоград.

Для поздней осени в Волгограде характерна неустойчивая погода и туманы, особенно в районе неудачно построенного аэропорта. Бывает, объявляют нелётную погоду даже когда в самом городе ясно так что яснее некуда.

Когда Андрей прибыл в Волгоград, дымчатые туманы, нависшие над городом, всё больше сгущались в косматые тучи. Но душа хозяина Совинкома с каждым мгновением освобождалась от тумана недоверия и солнце долгожданной финансовой стабильности освещало ему дорогу к новому партнеру – Иосифу Григорьевичу Давиденко.

Андрей жил среди разумных людей, которые каждый свой шаг сверяют с учебником по логике. Будучи нестабилен, как волгоградская погода поздней осенью, он завидовал своим друзьям. Завидовал Вальдемару, дела которого ясны как солнышко: реклама, брэнд, книги, промоушен, и никаких гвоздей в виде проблемной экономики. Завидовал Быстровым, долг перед которыми в среднем составлял $15,000 на брата, в сумме $30,000 («в среднем» – потому что варьировал от месяца к месяцу, Андрей периодически перехватывался по пять-десять тысяч долларов дополнительно на короткие сроки, месяц-полтора). Завидовал Второву, превратившему своё предприятие в надёжный механизм выколачивания денег с арендаторов. Завидовал многим другим.

Андрей был вынужден платить проценты Вадиму Второву и Быстровым – Игорю и Владимиру, а остальных кредиторов развлекал посулами, обещаниями, говорил о новых контрактах, перспективных проектах. Ничего угрожающего заметно не было, напротив, события разворачивались самым благоприятным образом. В сложивщейся обстановке Андрей боялся только самого себя – как бы его внутренние демоны не вытворили чего-то такого, что разрушило бы всё достигнутое. Опасаясь, что в самый ответственный момент выкинет ненужный финт, он предупредил своих помощников, чтобы следили за каждым его шагом и, не стесняясь, делали замечания, если заметят что-либо угрожающее в его действиях.

В Волгограде первым по списку встреч был руководитель горздравотдела, Евгений Карман. К нему и направился Андрей сразу из аэропорта.

В приемной тщетно ждали аудиенции торговые представители фирм-конкурентов – те, что постарше, в дешевеньких костюмчиках, купленных у китайцев на Тракторном рынке, созерцательно-спокойно восседали на стульях; у стены благоговейно теснились пылкие юноши – в таких же костюмах, купленных на 50 % дороже в центральных магазинах.

Андрей, проскочив замусоренную приемную, проследовал в кабинет, и, закрыв за собой обе двери, приступил к главному. Милостиво приняв пухлый конверт, Карман поднял трубку и, набрав заместителя, позвал его к себе, велев «прихватить чего-нибудь».

Через минуту появился Кочемасов со своим знаковым портфелем, из которого извлёк бутылку водки 0,75 и выставил на стол. Прохладительные напитки нашлись у хозяина кабинета – заместитель достал их из холодильника. Он услужливо сервировал стол, а когда было налито, Карман поднял тост:

– Ну… с почином!

После первой он сразу велел наливать ещё, и поведал, что в новом году на Совинкоме замкнутся все поставки в городские учреждения здравоохранения. Обрадованный Андрей поспешил отблагодарить, на что Карман невозмутимо ответил:

– А как ты хотел – привычка мыслить о партнерах по бизнесу стала моей второй природой!

Заговорили о делах. Кочемасов перечислил адреса аптек, которые будут переданы Совинкому. Взяв у него бумагу, Андрей пробежал глазами перечень, но не увидел то, на что в первую очередь рассчитывал – самые проходные и высокорентабельные муниципальные аптеки на Аллее Героев, улице Мира, и улице Рабоче-Крестьянской в районе Торгового центра. Из всего списка, насчитывавшего пятнадцать адресов, стоящими оказались максимум два объекта. Остальные Андрей плохо представлял, так как они находились в глухой глухомани. Одна из аптек – номер 19 в Горсаду – он помнил, вовсе была заколочена и давно уже бездействовала по причине низкой посещаемости. В этом месте хорошо бы работало бистро или зал игровых автоматов, но никак не аптека.

Эти соображения Андрей оставил при себе, решив, что когда войдёт в роль городского поставщика номер один, то вымутит себе центровые аптеки, а от барахла избавится. А сейчас надо поддерживать светские беседы, на которые хмурый Карман, наконец, сподобился. На поверку оказалось, что хмурый он только для чужих, а для своих он очень даже любезный и интересный собеседник.

Поддав ещё, Карман ввёл своих слушателей в эмоциональную атмосферу своих переживаний.

– … самый фееричный секас был, когда я вызвал тёлок, а дело было в субботу вечером, все были заняты, и после трехчасового ожидания мне привезли без выбора всего одну – полупьяную, в кожаной куртке на голое тело, там не было даже колготок и трусов – и это в холодное время года! Я как гинеколог говорю: застудишь органы. А как вы хотели – привычка мыслить о женских органах стала моей второй природой. Оказалось, девушка на предыдущих вызовах растеряла всю одежду. Делать нечего, суббота, аншлаг, взял её – и что она вытворяла, не передать словами. Час, другой, продлил её до утра, а утром она уходить не хотела – так ей всё понравилось. Так, к чему это я? А, вот к чему: парни, которые пороли её до меня, как следует разогрели киску, поэтому со мной она была как ураган. Я снял сливки. Так-то.

Кочемасов, ковыряясь в безднах своего портфеля, заметил:

– В таких обстоятельствах… общение с противоположным полом… уничтожает всякую вероятность эстетического воздействия.

Карман посмотрел на Андрея. Нужно было как-то откомментировать сказанное, и Андрей не замедлил с ответом:

– Ммм… в моём сердце живёт определенный тип Красоты. Люблю невинные души.

Карман оседлал свою волну, и плавал по ней, как неутомимый серфер.

– … я уже в таком возрасте, когда по инерции кого-то цепляешь – потому что НАДО, все цепляют баб, но радость испытываешь когда тебя отшивают, а не когда дают…

Андрей уже это слышал – от Анзора Бараташвили. «Неужели и я такой буду под сраку лет – старый ленивый козёл?!» – размышлял он, слушая разошедщегося не на шутку Кармана.

0,75 раздавили быстро, Кочемасову пришлось идти за новой бутылкой. Как только не стало и её, переместились в ресторан «Золотая бочка», находящийся недалеко от горздравотдела – на улице Советской напротив Центрального рынка. Соответственно, остальные встречи, выражаясь гинекологическим языком – накрылись женским половым органом. Визит к Халанскому и Давиденко пришлось перенести на следующий день.

Вечером Андрей произвёл калькуляцию и удовлетворённо отметил, что расходы на гулянки и развлечения составляют менее 10 % от семейных расходов (в этом году включавших в себя платежи за квартиру на Морском Фасаде, покупку мебели, разъезды Мариам, отдых семьи на море и в Кисловодске, другие крупные расходы. Кроме того, в этом году он планировал купить джип). Проанализировав офисные расходы, он обнаружил огромный простор для обрезаний, подрезаний и разной кройки. Особенно это касалось петербургского офиса, который, по хорошему, надо сократить, редуцировать – сразу по окончанию вексельного проекта. Другой проблемой, из-за которой возникла путаница во взаиморасчетах с кардиоцентром, был заведующий рентгенхирургическим отделением Кумар Калымов. Ежемесячные выплаты в его сторону доходили до $10,000, Андрей давно запутался в расчетах, он уже не вникал во все тонкости и выдавал столько, сколько скажет заведующий. Калымов до сих пор практиковал возвраты (то есть экономил поставляемую в отделение продукцию, тайком от руководства кардиоцентра возвращал на Совинком, откуда расходные материалы снова отгружались на кардиоцентр, а полученные за неё на расчетный счет деньги обналичивались и за вычетом 15 % выплачивались заведующему). Для Совинкома это была невыгодная и опасная практика. Поначалу, в 1998–1999 годах, когда только начинали работать, Андрей шёл на любые ухищрения, чтобы заручиться поддержкой заведующих. Но сейчас гораздо прибыльнее было работать без этих серых схем – например, чистая рентабельность по стентам производства Джонсон и Джонсон для той же рентгенхирургии составляла 25 %, тогда как по возвратным схемам Совинкому оставалось чистыми всего около 5 % (Калымов изначально выторговал такие кабальные условия и ни за что не хотел уступать). Ирина настоятельно требовала проведение полномасштабной сверки, она была уверена, что Шрэк мухлюет (так называли Калымова за поразительное сходство с грозным огром) и от него одни убытки. У Андрея не доходили руки до проведения тотальной сверки с Калымовым и другими заведующими, и Ирина как-то раз даже пригрозила, что стукнет Халанскому, дабы прекратить эти разорительные поборы.

В целом, на Совинкоме в абсолютных цифрах продажи росли и составляли к концу 2003 года в среднем 6 миллионов рублей в месяц – только по расходному материалу, что являлось основным бизнесом; продажа медоборудования, как непостоянная величина – не в счёт. Основными клиентами, делавшими 80 % оборота, оставались волгоградский кардиоцентр и казанская больница № 6.

В тот вечер, после встречи с Карманом, Андрей ознакомился с подготовленным Мариной отчётом по сделке с горздравотделом. Чистая прибыль (после вычета комиссионных ей как ответственному менеджеру, и начальнику горздравотдела) составляла всего около трёхсот тысяч рублей. (еще Давиденко наверняка что-нибудь попросит дополнительно для себя). Это был мизер – и в основном из-за того, что поставляемое оборудование не являлось для Совинкома профильным. В следующем году во что бы то ни стало необходимо впарить горздравотделу продукцию, на которую Совинком имеет большие скидки – Джонсон и Б.Браун.

На следующий день, приведя себя в порядок после вчерашней пьянки, Андрей отправился к особисту. Голова несильно, но гудела, мысли соответсвенно были невесёлые. Вспомнилось вдруг, как быстро соскочил с городских поставок Вадим Второв. «Это гнилая тема, трясина» – сказал он тогда. Про то, чем кончил Першин, гендиректор «Городского аптечного склада», даже не хотелось думать.

Войдя к Иосифу Григорьевичу, Андрей первым делом, пожав руку, поблагодарил за прекрасно исполненный отстрел конкурентов на минувшем тендере. Чувствуя, что от него чего-то ждут, поинтересовался как бы вскользь:

– Иосиф Григорьевич… дорогой, – негромко сказал Андрей, вкладывая в свои слова чувство глубочайшей признательности, – сколько заплатили вы за это?

Иосиф Григорьевич сразу смекнул, о чём идёт речь – о письме в тендерный комитет, подписанном генералом.

– Ничего по сравнению с твоей радостью. – Особист виновато добавил: – Сто тысяч.

Чистая прибыль Совинкома уменьшилась на 30 %. Андрей, подавив тяжелый вздох, сообщил, что доставит указанную сумму в ближайшие два дня.

Погода за окном была безрадостная, пасмурная, гнетущая – под стать настроению. Иосиф Григорьевич сварил кофе и принёс в кабинет две чашки. Ещё раз сходив на кухню, принёс Андрею кусочек торта. Спохватившись, что темно, включил свет, а то, мол, пронесешь мимо рта самый сладкий кусок.

Сообщив, что новый кофейный аппарат гораздо лучше прежнего, Иосиф Григорьевич проговорил не то с лукавством, не то с восхищением:

– Я сразу разгадал в тебе порядочного рукопожатного человека. Поэтому взвалил на себя тяжелый труд – сопутствовать тебе в твоих исканиях, улавливать твой успех… Твои желания и мои желания – братья-близнецы.

Андрей не остался должником в изъявлении лучших чувств. Радости, впрочем, от этого немного – как от тендера в горздравотделе, так и от знакомства в целом. Величие события выигрывает – статус конкурса, вмешательство УВД – но действенность уничтожена попаданием в зависимость к матёрому волку. Андрей уже не заблуждался относительно намерений Давиденко и знал, какая опасность надвигается на его бизнес. Но он решил, что выиграет этот поединок – наведёт мосты в горздравотделе, будет осваивать городской бюджет, приберёт к рукам городскую аптечную сеть, и сольёт бывшего особиста – а чем он лучше других. Их внешнее сходство не прибавляло симпатий, а еще сильнее отталкивало Андрея от своего двойника.

Пожимая ему руку на прощание, сладко улыбаясь, Андрей продумывал дальнейшие ходы в затеянной ими игре в «сто забот». Для обоих не осталось сомнений в том, что это будет непростой поединок.

* * *

Через несколько дней первая стрела была выпущена. На Совинком пришло письмо из налоговой инспекции – в соответствии со статьей 88 НК (камеральная проверка) требование в пятидневный срок внести исправления в декларацию по налогу на добавленную стоимость за сентябрь 2003 года и предоставить дополнительную декларацию по НДС за указанный период. Непредставление указанных документов влекло ответственность, предусмотренную Налоговым кодексом РФ об административных правонарушениях. Елена Гусева, главный бухгалтер, схватилась за голову – она кое-как закрыла данный период, Андрей по своей занятости не предоставил ей вовремя документы Экссона, тесно связанного с Совинкомом, и нужно делать дополнительный перерасчет, а это ей не нравилось. Эти перерасчеты, отправленные вдогонку, у неё в кишках уже сидят.

Вслед за этим письмом как из рога изобилия посыпались другие – решения, требования, уведомления, каждое из которых требовало пристального внимания. Гусева винила налоговую инспекцию в предвзятости, непонятно откуда взявшейся, также она обвиняла Андрея, вовремя не предоставляющего оригиналы документов по Экссону. Андрей знал за собой эту беду, но про налоговую инспекцию услышал впервые. Всегда дружили с налоговиками, с чего бы это вдруг они начали придираться?

В итоге пришлось сделать то, что он не хотел больше всего на свете: обратиться к Давиденко. Гусева никак не управлялась и попросила как-то договориться с налоговиками – чтобы отодвинули сроки и поставили отметки на некоторых исправленных декларациях по НДС. Ирине Кондуковой не удалось пробиться на приём к начальнику налоговой инспекции и ей пришлось просить Андрея. И Андрей был вынужден звонить особисту. Тот словно ждал звонка (по крайней мере Андрею так показалось). На следующий день Ирину приняли во всех отделах, куда совсем недавно не пускали и выполнили все её просьбы.

Андрей явственно почувствовал себя втиснутым в обойму, из которой крайне трудно будет выбраться.

Глава 57

Деньги на новую машину Андрей изъял из оборотных средств, – как он обычно делал, когда не хватало финансов на срочные бытовые вопросы. Волгоградский кардиоцентр перечислил около миллиона рублей, деньги поступили на расчетный счет Совинкома во Внешторгбанке, Андрей перевёл 720,000 на счет поганки под названием «Торгмаш» и снял со счета. После чего отвез деньги Игорю Быстрову, забрал у него ключи, документы (генеральную доверенность жена Игоря, на которую был оформлен Мицубиси Паджеро Спорт, выписала заранее), и уехал на новоприобретенном авто.

Указания по поводу того, у кого какой товар взять в долг, чтобы закрыть задолженность перед кардиоцентром, Андрей сделал до того, как отправиться в банк.

Он мог бы и попозже купить джип, после очередной раскидки прибыли, но торопился к приезду Мариам с Аликом. Её восьмёрка-жигули уже давно была продана Игорю Быстрову, купившему её в качестве учебной машины для своего старшего сына, а потом, ушатанная, перекочевала к жене Владимира Быстрова – для тех же целей. Поэтому Мариам необходим автомобиль, особенно если она перестанет шататься туда-сюда из одного города в другой и осядет в Петербурге.

Разговоры о покупке джипа у Игоря шли давно, но Мариам не давала своего окончательного согласия. У неё всё еще не прошла абулия (отсутствие воли, неспособность принять решение) и предвзятое отношение ко всему, что предлагает муж, одержимое желание сделать всё наоборот – начиная с выключения музыки, которую он слушает, и заканчивая крупными приобретениями. Поэтому Андрей не поставил её в известность насчет новой машины, так как заранее знал, что она скажет: «Приеду в Питер, разберемся на месте»; а после приезда она бы долго капризничала – не тот цвет, не тот салон, и вообще не та машина.

Он хотел сделать ей и сыну сюрприз. Он ждал их приезда, в последнее время его одолевали мысли, что пора закругляться с этим раздельным проживанием и воссоединить семью. Кроме того, он хотел завести второго ребенка. У большинства его знакомых более одного ребенка; Алику в декабре исполняется четыре года, и пора бы ему обзавеститсь братиком или сестричкой.

Эти разговоры велись и раньше, но Мариам с апломбом заявляла: «Нечего плодить нищету!». Осталось непонятным, что она имела в виду – трехкомнатную квартиру недалеко от центра (правда съемную), две машины, собственную трехкомнатную квартиру в Волгограде, благоустроенную дачу там же, доход мужа выше среднего (в среднем $10,000 в месяц). Впрочем, она твердила то же самое перед тем, как забеременеть первым ребенком, когда Андрей зарабатывал в десять раз меньше.

Сейчас, когда выплачен последний взнос за трехкомнатную квартиру на «Морском Фасаде» (сдача объекта намечена на конец первого квартала 2004 года), грех вообще говорить что-либо про «плодить нищету».

Андрей дорожил семьёй и считал её чем-то незыблемым. Мариам была дорога ему тем, что, во-первых, с ней была связана история – настоящая история отношений равноправных молодых людей. Когда познакомились, он еще был никто, и её нельзя было заподозрить в корыстолюбии. Все последующие итрижки так или иначе были связаны с покровительством, взятием юных особ под опеку. Это уже немного не то.

Во-вторых, можно сказать, что Мариам была не просто свидетелем, а полноправным участником его успеха. Она, хоть и ворчала, что он «задрал своими делами», всё же терпеливо выслушивала его бесконечные рассуждения о своем бизнесе – что сделать, как поступить; принимала участие, советовала. Большинство решений выкристаллизовывалось в его сознании только после разговора с женой – устного или телефонного. Когда они находились в разных городах, на телефонные переговоры уходило не менее часа в день, счета за связь зашкаливали за $100 в месяц.

Таким образом, с Мариам он связывал свой успех и верил в то, что пока они вместе, его бизнесу ничего не угрожает.

По поводу его отношений с Татьяной негативно высказались все друзья, включая Второва. Мариам была знакома с их женами, все вместе собирались по праздникам, и ломать установленный порядок считалось верхом неблагоразумия. Все настойчиво советовали держать жену при себе в Петербурге и завести второго ребенка. Реваз (тесть) пошел еще дальше и потребовал, чтобы Андрей привлек Мариам к своим делам на фирме, раз уж она так хорошо в них разбирается. Упрекнув в том, что запер в четырёх стенах и оставил бездействовать лучшую из лучших, поставил в пример себя. Не совсем удачный пример – всем было известно, что сам он давно превратился в свадебного генерала, а делами на его фирме заправляет его молодая (моложе Мариам) бухгалтерша, дослужившаяся до должности жены. И это было диаметрально противоположное тому, что говорилось два года назад – тогда Реваз, узнав, что Андрей обсуждает с Мариам рабочие вопросы, советовал «не показывать жене свою жопу», то есть не посвящать её в свой бизнес.

Андрей подготовился к приезду – сделал генеральную уборку, наготовил еды, отпросился с работы, чтобы в означенный день (волгоградский поезд прибывает на Московский вокзал в 10–15 утра) не только встретить и отвезти домой, но и побыть с семьей весь день.

Перед поездом он зашел за цветами в салон, находящийся в главном зале вокзала, а когда выходил с букетом, увидел того, кого меньше всего хотел сегодня встретить – Маргариту, двоюродную тётку Мариам. К этой родственнице жены у Андрея были давние счеты. Когда-то эта дама самым беспардонным образом встряла в супружескую ссору и даже пришла с мужем-ментом, чтобы «заступиться» за племянницу, больше того, помогала собирать вещи Андрея, чтобы его поскорее выставить из дома. Как это обычно бывает, вслед за бурной ссорой последовало бурное примирение, а третьи участники стали врагами на всю жизнь. Потом, когда Разгоны перебрались в Петербург, Мариам упрашивала Андрея помочь Маргарите с трудоустройством и жильем – ей тоже вдруг захотелось в северную столицу. Андрей ответил резким отказом. Мариам затаилась, а позже, когда засобиралась в Волгоград, поставила перед фактом: на днях приезжает Маргарита, она нашла здесь работу, и ей негде жить. Мол, встречай её и сели в нашей квартире. Она тут поживёт, потом приедет её муж с детьми – он тоже вот-вот получит перевод по службе, он подыщет квартиру и они съедут.

Андрей даже не нашелся сразу, что ответить на это дикое заявление. Но Мариам оно не казалось диким – она уезжает в Волгоград и может оставить пустующую трехкомнатную квартиру своей родственнице (между прочим одной из самых любимых), и Андрей, ютящийся на 1\2 самой маленькой комнаты, совсем не помешает семье из четырех человек, привыкшей к куда более стесненным условиям (в Волгограде проживают с другими родственниками – шесть человек в микрогабаритной хрущевке).

Итак, на ровном месте (по мнению Андрея вопрос выеденного яйца не стоил – пошли все в жопу и точка), возник грандиозный скандал с привлечением родствеников. Мариам, как обычно, пригрозила разводом. И прочитала нотацию о том, как плохо быть злопамятным. Андрей предложил компромиссный вариант – он даст Маргарите бессрочную ссуду на годовую аренду квартиры, и даже посодействует в поисках (по опыту было известно – приезжему человеку крайне сложно сориентироваться в Петербурге и можно запросто налететь на жуликов). Это Мариам не устроило – она требовала, чтобы Андрей в её отсутствие поселил вместе с собой её родственников. Начался новый виток скандала.

– Определись, что ты хочешь: помочь Маргарите освоиться в Петербурге, или ты хочешь поселить её ко мне? – вопрошал Андрей, предлагая всё новые и новые услуги, обещая сделать всё, что в его силах для облегчения жизни новым петербуржцам, лишь бы только они не квартировались на его жилплощади.

Но Мариам уперлась – либо так, либо никак. Не помогло вмешательство Реваза, пытавшегося её урезонить. Ему самому остопиздил весь этот колхоз, вся эта многолюдная родня, еще с тех пор, когда он еще жил с её родной матерью. Собственно говоря, именно поэтому он стал пропадать в командировках, что заебался лицезреть в своей квартире эту кодлу.

– Ни чихнуть, ни пёрнуть, в трусах по квартире не походить, даже родную жену не выебать, – жаловался Реваз.

Последнее слово осталось за Мариам – уезжая из Петербурга, она заявила, что если Андрей не встретит Маргариту и не поселит у себя, то пускай живет как хочет, больше у него нет семьи.

Едва поезд отошёл от перрона, Андрей отправил SMS: «Я не буду встречать Маргариту, но мои предложения в плане материальной поддержки остаются в силе. Не бросайся словами насчет семьи – наша семья есть и будет».

Кое-как конфликт удалось погасить. Про Маргариту ничего не было слышно, за помощью никто не обращался. И вот теперь оказывается, что она благополучно переехала в Питер, устроилась, и даже явилась на вокзал встретить племянницу.

Чтобы лишние несколько минут не стоять с ней на перроне, Андрей скоротал время в кофейне «Чижик-Пыжик», и за полминуты до прибытия поезда вышел из-за столика и быстрым шагом направился к вагону.

Встреча была бурной. Андрей схватил сына на руки, вручил цветы Мариам, расцеловал её, долго тискал сына, кружился с ним по перрону. Это было действительно теплая встреча, Алик звонко шлёпал отца по лбу и заливисто смеялся над рожицами, который тот ему корчил. Мариам была растрогана, и разговаривала с Андреем большую часть времени, пока шли до автостоянки, находящейся на Площади Восстания рядом с гостиницей «Октябрьской», напротив здания Московского вокзала.

Возле машины Андрей остановился, обе руки были заняты поклажей, он поставил одну сумку, и полез в карман за ключами. Мариам осмотрелась:

– Что-то не вижу нашу Вольво.

Андрей нажал кнопку брелка. Мариам краем глаза увидела, как загорелись и погасли фары джипа (Андрей на всех машинах отключал звуковое сопровождение при нажатии брелка, установка на сигнализацию и снятие происходило бесшумно). Она удивленно воззрилась на сверкающий Мицубиси Паджеро Спорт глубокого синего цвета, на новых 18-ти дюймовых дисках (одно колесо – диск + широкая резина – стоило $500), на них машина выглядела гораздо внушительнее, Артур Ансимов отметил, что на прежних колесах бричка вообще не смотрелась. «Не ожидали мы от тебя, АндрейСаныч, такого прорыва в автомобилестроении», – сказал он и бросился покупать новые колеса на свой Рэйнж Ровер.

Мариам не разделяла восторга по поводу безупречного вида новой машины.

– Ты всё-таки купил без моего согласия? – набросилась она на Андрея. – Так и знала, что ты сделаешь всё втихаря!

И принялась на все лады распекать его, впрочем, беззлобно, всё-таки рядом ребенок, родственница, а в руках – только что преподнесенный букет лилий. У Маргариты, всё еще старавшейся изобразить подобие улыбки, перекосилась физиономия, и в таком виде у неё были все шансы победить на всемирном конкурсе фальшивых улыбок. Она хотела попросить взаймы денег, а в сложившейся ситуации вряд ли получится это сделать. И она незаметно испарилась.

Алик бесился в салоне, Андрей под шум жены укладывал вещи в багажник, отсутствие Маргариты заметили, лишь когда сели в машину.

– Тебе не стыдно, а? – недовольно сказала Мариам. – Трудно было подбросить Риту до дому, теперь как она будет добираться на общественном транспорте.

Она попыталась дозвониться на мобильный, но безуспешно, видимо, Маргарита нырнула в подземку.

Дома, увидев идеальный порядок и приготовленный обед, Мариам совсем успокоилась.

– Хороший джип, мне нравится, но почему не спросил разрешения хотя бы для приличия? – это было последнее замечание по поводу купленной машины.

Глава 58

Смерть Марьяна Хмарука и возмездие за этот бесчеловечный акт насилия над личностью выглядели следущим образом.

Днём 17 декабря бывший ведущий менеджер Пауэр Интернэшнл, во время вынужденного отпуска по случаю увольнения находившийся в офисе Лейзера Вексельберга и помогавший по работе, получил звонок от Станислава Закревского.

– Давай живей в больницу – легенду не забыл!? – прозвучало в трубке.

Это означало, что в судмедэкспертизу поступил подходящий труп и надо госпитализироваться в травматологию (откуда он был выписан три месяца назад), жалуясь на нестерпимые головные боли, сопровождающиеся тошнотой, головокружением, и периодическим выпадением зрения. А ночью он должен скончаться и прямо из больничной койки перекочевать на секционный стол.

– Позвонили, в больницу надо, – сказал Хмарук.

– Надо – значит надо, – назидательно произнёс Вексельберг. – Принеси-ка мне из Сбарро филе судака с отварной картошкой. Да и поезжай.

Не без внутреннего содрогания отправился Хмарук на последнее задание – с того раза они еще ни разу не заходили в Сбарро, ни он, ни Вексельберг, а питаться по молчаливому уговору ходили в основном в едальню «Дрова» на Никольской улице.

В этот раз, когда он зашёл в Сбарро, ему показалось, что персонал так и пялится на него. Он упорно не смотрел в сторону того злополучного столика, но на самом выходе, уже толкнув дверь, не выдержав, обернулся. Ничего не подозревавшая шумная молодёжная компания что-то обсуждала – мелькали руки, звенела посуда.

Хмарук, сжавшись, прощальным взглядом оглядел весь зал, куда он так любил захаживать, и вышел. Ничего, через год-два он снова будет зависать здесь. А Разгон будет жрать тюремную баланду – если выживет в той заварушке, что ему приготовили.

В приемном покое Центрального института травматологии и ортопедии ("ЦИТО им. Н.Н.Приорова") его принял врач, который должен в этот день дежурить сутки – он и обнаружит ночью его бездыханное тело и отправит в морг. С диагнозом «посттравматический синдром под вопросом» Хмарук на носилках был отправлен в процедурную травматологического отделения, где и пролежал под капельницей два часа. После этого своими ногами дошёл до палаты, лег на койку. До конца дня ему поставили еще пару уколов, дали горсть таблеток. Соседи по палате, трое мужиков пытались его разговорить, но ему не хотелось. Завтра у них на одну тему прибавится…

Когда погас свет, он стал морально готовиться к предстоящему мероприятию. Ждать пришлось долго – до половины второго ночи. Он всё продумал, вплоть до мелочей. Но всё прошло как-то обыденно. Впорхнула медсестра, обошла спящих пациентов, остановилась возле Хмарука, наклонилась, пощупала пульс. Быстро вышла и через полминуты вернулась вместе с врачом. Оба подошли, постояли над ним, пощупали пульс на руке и на шее, всё больше оглядываясь на обитателей палаты. Затем медсестра вышла и вскоре возвратилась с каталкой. На которую и погрузили Хмарука, натянув простыню на голову. Один из больных, проснувшись, поинтересовался: «Что с ним?», но ему никто не ответил.

На грузовом лифте каталка была спущена вниз, а там, у выхода приёмного покоя уже ждал микроавтобус «Скорой помощи». На переднем сиденье находился Пустовалов с готовым направлением на вскрытие в судмедэкспертизу Экспертно-Криминалистического Центра, подписанным оперуполномоченным ОВД района Войковский. Закревский находился в салоне, во время поездки он позволил покойнику подняться с носилок и сесть в кресло, чтобы не так трясло. До морга доехали на рысях. Хмарук вновь улегся на носилки, накрылся простыней, в таком виде Пустовалов с Закревским вынесли его и оттащили в секционный зал. Там он скинул с себя простыню и встал на ноги. При виде распотрошенного трупа, с которым работал судмедэксперт, Хмарука чуть не вытошнило. Да еще этот тошнотворный сладковатый запах.

– Какие мы нежные, – с издевательской ухмылкой сказал Пустовалов. – Твой спаситель между прочим, подойди поздоровкайся, покажи уважение. Ба! Да вы с ним похожи как два брата.

Действительно, найденный в лесополосе деклассированный субьект, смерть которого наступила вследствие отравления суррогатами алкоголя и чьим паспортом воспользуется Хмарук, был очень на него похож и комплекцией, и лицом.

Все находившиеся в секционном зале были в теме – Закревский, Пустовалов, судмедэксперт, следователь из Следственного управления при УВД по Северному административному округу, Хмарук и его двойник, которого уже зашивали. Хмарук, стараясь на него не смотреть, изучал его паспорт. Новые фамилия, имя и отчество были запоминающиеся и вполне сносные – Панфилов Алексей Васильевич.

– А если обвиняемый потребует эксгумацию? – выдвинул предположение следователь.

Пустовалов всегда имел наготове исчерпывающий ответ:

– Тогда гражданин Хмарук заберётся в могилу, чтобы при эксгумации все увидели, что это его мертвое тело там лежит, а не чьё-то другое.

Такой план действий всем понравился, за исключением Хмарука, шутки Пустовалова уже порядком ему надоели. Отпустив еще пару подобных шуток, Пустовалов поинтересовался, сдавал ли где-нибудь лже-покойник кровь, образцы тканей на анализ, где проживают его родственники, подорвутся ли они в Москву на опознание. На это Хмарук ответил, что кровь последний раз сдавал пять лет назад в Молдавии, откуда сам родом. А родственники его вряд ли приедут. Самого близкого человека – мать, он поставит в известность, не разглашая подробностей, чтобы она никуда не ездила.

– Гм… мать… – задумался следователь. – Кто-нибудь очень умный захочет проверить её на родство с этим Панфиловым.

Закревский невозмутимо пожал плечами. Следователь понял намёк – ему заплатили, и это его головная боль, как обрубить все концы.

Через полчаса судмедэксперт выписал свидетельство о смерти, в котором причиной летального исхода значилось «кровоизлияния в вещество головного мозга, внутреннее кровотечение в головном мозге». На вопрос, поставленный в направлении на вскрытие – могла ли быть причиной смерти травма, полученная 13 сентября – судмедэксперт, изучив историю болезни, ответил, что кровоизлияние и внутреннее кровотечение в головном мозге, повлекшее смерть, явилось прямым следствием полученной травмы.

Документы были уже готовы, но следователь поставил в известность, что для порядка надо выждать хотя бы неделю, только потом действовать, ловить убивца – так как обычно ответ из судебки приходит через месяц, и только при громких убийствах, когда речь идёт о поимке особо опасных преступников, допускаются внеочередные ночные вскрытия. При таких рядовых случаях, как больничная смерть пострадавшего в драке обывателя, вскрытие проводят в порядке очереди, в дневное время, а ответы на вопросы, фигурирующие в направлении, следствие получает примерно через месяц после вскрытия.

На следующий день Панфилов был погребен муниципальной похоронной службой вместе с другими двадцатью безродными. Он был похоронен как Хмарук. Сам же Хмарук, забрав паспорт Панфилова, получил несколько дней на сборы. Закревский скрыл от следователя и от Пустовалова, что позволил Хмаруку-Панфилову шататься по Москве. Они четко приказали, чтобы он прямо из морга немедленно выезжал в самое дальнее село Волгоградской области, и им даже в голову не могло прийти, что это элементарное требование не будет выполнено.

Но на Хмарука-Панфилова напала такая тоска из-за того, что он покидает столицу, в которую с таким трудом прорвался из Молдавии, что он впал в депрессию. Закревский отправил бы его силой, но Хмарук-Панфилов, съехав со своей съемной квартиры, поселился у Вексельберга, и в ответ на настойчивые требования по телефону кормил завтраками: сейчас доделаю последнее дело и сразу возьму билет на Волгоград. Вексельберг между тем, узнав, что у его друга появился левый паспорт, принялся уговаривать открыть на него фирмы-помойки для обналичивания и прочих незаконных махинаций, набрать денежных и потребительских кредитов, и так далее.

– Всё равно ты скроешься в Тьмутаракани, тебе ничего не угрожает, – соблазнял Вексельберг вконец размякшего от переживаний товарища.

Хмарук-Панфилов колебался. Так, в тоске и душевных метаниях, он провёл несколько дней. Миновала неделя, и на исходе восьмого дня Закревскому позвонил разъяренный Капранов и велел разыскать упрямого лже-покойника, посадить на цепь и привезти в Волгоград.

– И никаких контактов с волгоградской милицией, скажи своим друзьям, чтоб не совались в Волгоград! – кричал он так, что Закревскому пришлось оторвать трубку от своего уха.

Капранов только что узнал от знакомых из городской администрации, что Давиденко взял под крыло Разгона и обеспечиваает ему «крышу», и теперь поставки медоборудования по городским тендерам пойдут через Совинком. Случилось самое плохое, что могло случиться – два мерзавца снюхались, и у Разгона появилась надежная защита.

– Ловите его в Москве или Питере, ты слышишь меня, не допусти утечки информации! – неистовствовал Капранов, боявшийся что его деньги, инвестированные в проект, пропадут из-за какой-нибудь глупой случайности.

Закревский, выслушав брань и обвинения в распиздяйстве, решил признаться Пустовалову в малодушии. Ничего другого не оставалось – в этом городе никого, кроме Пустовалова, не было, кто бы мог застроить Хмарука-Панфилова и депортировать его в Волгоград.

Глава 59

Франшизу «Лавки жизни» пришлось взять. Андрей увяз в проекте с векселями, приближался день Икс, когда надо ехать в Москву и заключать договора купли-продажи товара под необеспеченные ценные бумаги (Лечи определился с банком – это будет ЛОХО-Банк, у которого в середине января отзовут лицензию), а исполнитель так и не найден. Эта кукла, Леночка Шаабан – не в счет. Необходим был человек, который подписался бы на дело, не особенно вникая в него, просто за идею; который бы на уровне разыграл спектакль перед фирмачами, который бы убедил охранников на входе в бизнес-центр не проверять у него документы, который… много разных условий. Им соответствовал Сергей Верхолетов, но он, увы, еще в прошлом году отправился в сад вечного уединения.

Ренат напрашивался сам, но Андрей не стал им рисковать. Как-то само собой получилось, что основной кандидатурой стал Вальдемар. Он и не подозревал об этом, но Андрей, общаясь с ним, всё больше убеждался, что лучшего исполнителя не найти. Представительная внешность, умение убеждать, а точнее охмурять собеседника, много других достоинств, а самое главное – его можно спонтанно сподвигнуть на любую авантюру, и он не будет особенно вникать и задавать лишние вопросы. Загораясь идеей, он в своем рвении упускал из виду сомнительные обстоятельства, и даже смысл действия.

Но нужно было проявить себя и сделать хоть что-то из обещанного, чтобы отношения не выглядели, как игра в одни ворота. И Андрей перечислил на ООО «Лавка Жизни» триста пятьдесят тысяч рублей (из оборотных средств), рассчитывая разместить торговую точку от этой богадельни в одной из аптек, которые горздравотдел, в соответствии с обещанием Евгения Кармана, передаст Совинкому. Отвлечение оборотных средств, как всегда происходило болезненно, Ирина Кондукова и Лена Николова уже докладывали о задержках платежей поставщикам, некоторые из них начинают сомневаться, стоит ли отгружать Совинкому без предоплаты. Что самое плохое – участились случаи задержки поставки клиентам по оплаченым счетам из-за того, что хозяин постоянно крутит деньги. Но Андрей рискнул – по итогам вексельного проекта он рассчитывал получить $300,000 чистыми, игра стоила свеч.

Во время подписания договора франшизы, и в ходе последующих встреч с Вальдемаром Андрей намекал, что ему потребуется помощь «в решении одного вопроса». Мол, из-за хлопот по организации волгоградского магазина «Лавки Жизни» срываются важные встречи в Москве, а поскольку Вальдемар планирует провести в столице всю вторую половину декабря, то не мог бы он кое-что сделать…

Если бы Андрей далеко заранее начал его разводить, то скорее всего, ничего бы не получилось. По аналогии с Верхолетовым, Вальдемар был таким человеком, которого нужно резко брать в охапку и бросать на амбразуру. При длительной подготовке программные файлы в его голове повреждаются и к нужному моменту перестают работать. Он как бы уже переживает все ощущения, связанные с заданием, оно теряет соблазн новизны, и перестает интересовать.

Формальной причиной, по которой Вальдемар должен был заменить Андрея на московских переговорах, были срочные дела в Волгограде, однако к назначенному времени Андрей оказался в Москве – приехал на машине вместе с Ренатом и Леночкой. И надо же такому случиться, что столкнулся с Вальдемаром рано утром в понедельник, 22 декабря, без двадцати восемь, в холле управления Московской железной дороги на Краснопрудной улице, дом 20.

Они оба прибыли по поручениям своих шефов – Андрей должен был передать конверт с документами и комиссионными исполнителю, который проталкивал Экссон на Московской железной дороге; а Вальдемар должен был сделать то же самое, только в другом кабинете.

Андрей был немного обескуражен – накануне вечером он звонил Вальдемару и говорил, что срочно едет в Волгоград, и вдруг спустя десять часов такая встреча. Но он быстро нашелся:

– Кто рано встаёт, тому бог даёт. Я тут проездом, сейчас отдам документы – и в Домодедово на волгоградский рейс.

Вальдемар понимающе кивнул – да, он в курсе, что из Петербурга на Волгоград приходится ездить через Москву.

Изначально предполагалось, что Андрей позвонит ему утром и попросит проехаться по фирмам, где нужно будет заключить договора купли-продажи, и расплатиться за полученный товар векселями. Сопровождать его будет Леночка, которая вела переговоры, а детали изложит Ренат. Ренат передаст доверенности на получение товара Косте Васильеву, который объедет склады поставщиков и заберет оплаченную продукцию (только на двух фирмах офис и склад находились в одном месте, в девяти других это были разные адреса).

– Ладно, сейчас переговорю с человеком, и мы с тобой обсудим, – важно произнес Вальдемар и направился к нужному ему исполнителю.

«Переговорю с человеком» означало выполнить курьерское задание – просто передать документы, но он всегда важничал, когда дело касалось поручений Босса. И они разошлись по разным кабинетам. Передав конверт, уведомив, что в первом квартале 2004 года отгрузки на МТС Московской железной дороги будут проходить через Совинком, Андрей первым вышел на улицу и некоторое время прохаживался в одиночестве перед входом (Ренат с Леночкой поехали устраиваться в гостиницу).

«Интересно, трахнет он её в конце концов или нет, – размышлял Андрей. – Вероятность такая существует – Ренат уже планирует жениться на той, другой, новой девушке, которую тоже зовут Лена, он полгода живёт с ней, прекратил все блядки. То есть Леночка Шаабан для него уже не существует. Такой холод подстегнет её, и она, возможно, сама на него полезет».

Вальдемар материализовался перед Андреем и прервал размышления.

– Ну что, командир, давай командуй, у меня полдня свободных есть.

– А что полдня… тут двенадцать адресов, боюсь полдня не хватит, тут ебатни на двое суток, – рассеяно ответил Андрей. Чувствовалось, что Вальдемар повёлся, он заинтересован получить обещанную ему тысячу долларов, и в ближайшие два-три дня из него можно вить веревки.

– Сейчас мы доедем до гостиницы «Украина»… – приступил к объяснению Андрей, но его прервал звонок.

Нажав зеленую кнопку и прислонив трубку уху, он тут же отдернул её – оттуда шёл громкий поток ругательств. Звонил кто-то из Быстровых – то была обычная их манера общения. Прислушавшись, Андрей узнал Игоря. С минуту он изрыгал проклятия, и по изменившимся интонациям стало ясно, что ничего серьезного не случилось, тем более что на заднем плане послышался хохот и веселые реплики Ансимовых.

Наконец, Игорь объяснил, в чем дело. Он напомнил, что вчера Андрей попросил его позвонить исполнителю с московской железной дороги (Роман Бычинский, от которого Андрей только что вышел), как бы от лица Андрея извиниться и сказать, что встреча переносится на следующую неделю. Андрей сказал компаньонам, что ему срочно нужно в Волгоград, поэтому он заедет в московское управление на обратном пути. Он действительно планировал так сделать, но в последний момент передумал – нужно было проконтролировать Рената, Леночку, и Радько с Блайвасом, которые взяли на себя труд забрать у Лечи векселя. А после этого уже ехать в Волгоград. Поэтому он, располагая временем, решил заехать в управление железной дороги. Почему попросил Игоря, а не стал звонить сам и договариваться о переносе встречи, – потому что по идее в это время, в восемь утра, должен был ехать на метро или на электричке «Авиаэкспресс» в сторону аэропорта, а там шумно и неудобно разговаривать с важной персоной с Управления Московской железной дороги.

А позвонить и предупредить об изменившихся обстоятельствах забыл, и Игорь ровно в восемь утра, как договаривались, позвонил Роману Бычинскому, представился Андреем Разгоном, извинился, сообщил о том, что срочно вылетел в Волгоград, поэтому встреча срывается, но на обратном пути, в следующий понедельник, заедет в любое удобное время и передаст конверт. Проговорив текст, Игорь несколько мгновений ждал, пока собеседник переварит сказаное. Наконец, Бычинский выдал:

– Ты чего, Андрюха, совсем ёбнулся? Ты же десять минут назад зашел ко мне и передал конверт!

Игорь, обалдев, положил трубку.

Но всё обошлось – все восприняли инцидент как забавное недоразумение, Артур, взяв у Игоря трубку, в своей обычной манере сказал, что Андрей постоянно думает о пилотках и поэтому забывает о делах, затем трубку взял Алексей и продолжил тему, в конце концов трубка вернулась к Игорю, который, пожелав успехов, отключился.

Закончив разговор, Андрей расхохотался. Да, смешно получилось. Правда, как теперь оправдываться перед Бычинским?!

– Ладно, поехали в «Украину», – сказал он Вальдемару весело.

И они пошли ловить такси.

* * *

Совещание в Леночкином номере напоминало сходняк заговорщиков. (Андрей угадал: почувствовав резкое охлаждение Рената, она включила всё своё недюжинное обаяние, чтобы вернуть строптивца обратно. Очевидно, в эту поездку что-то произойдёт. Да, у таких динамщиц как она, никогда ничего не происходит, просто она рассчитывает на обычный шабаш до утра с посещением всех самых дорогих увеселительных заведений).

Опасения Рената не оправдались (по поводу того, что в последний момент всё может сорваться, когда Леночка и Вальдемар узнают, что здесь нечисто). Произошло с точностью до наоборот. Уяснив, что здесь нечисто и попахивает криминалом, главные фигуранты проявили предельную заинтересованность, и никакая сила не заставила бы их отказаться от участия в проекте, они сделались до невозможности таинственными – говорили вполголоса, подозрительно посматривая на дверь. Андрей забеспокоился, насколько естественно они будут смотреться в деле.

Посмотрев на часы – было половина десятого, пора выдвигаться в сторону первой по списку фирмы, «Медасс», офис которой находился в районе Лубянки – Андрей подытожил:

– Итак, сценарий такой: ты, Леночка, представляешься секретарю или кто там у них на входе, говоришь, что мы такие-то такие-то, у нас назначена встреча с вашим руководством. Вас проводят к директору или кто там по иерархии вами занимается. Ты представляешь Вальдемара: познакомьтесь, пожалуйста, это наш директор Владимир Иванович – не уточняй, какой директор – коммерческий или генеральный, меньше ненужных деталей.

Сообщнически подмигнув, он продолжил, обращаясь к Вальдемару:

– Далее, ты с каким-нибудь присловьем, здрасьте-пизду-подкрасьте, вступаешь в разговор, и не растекаясь по древу – времени у нас мало – как бы ставишь в известность, что нам надо выбрать товар в соответствии с договором, и немного извиняешься за то, что приходиться расплачиваться векселями, а не живыми деньгами. Своим тоном ты должен индуцировать фирмачей на то, чтобы они стали говорить «что вы что вы, мы рады такой крупной предоплате, и нам всё равно, чем вы расплатитесь». На самом деле, это мы им делаем одолжение, закупая на их сраной фирме. Хороший подарок на рождество и новый год. Просто кагбэ оправдываясь, вверни такую фразу: «мы продали стерилизационное оборудование на Норникель и с нами расплатились векселями, а у нас горит поставка на военный госпиталь ЛенВО, и какое-то заключительное присловье».

Подводя черту, Андрей сделал характерный жест, как бы рассекая пространство впереди себя ребром ладони:

– Одно условие: не говорите много, но и не стройте из себя слишком деловых, всё должно быть в меру. Слов должно быть мало, но каждое по делу. Основня идея – отвлечь внимание продавца от векселя, пусть радуются факту продажи и относятся к вам как к долгожданному покупателю.

Осмотрев обоих и отметив правильный выбор одежды – по-деловому, но не слишком нарядно, без вычурности – он закончил:

– Вальдемар… ты можешь говорить еще: здрасьте, вот сопровождаю девушку, страшно одну отпускать с такими бумагами, или что-то в этом духе – оппоненты должны отреагировать таким образом: «что вы, она сама по себе ценность, дороже любого векселя, мы бы сами с удовольствием сопровождали бы её», то есть любым способом надо отвлечь их внимание от векселя.

Три пары глаз зачарованно смотрели на него. Да, скажи им сейчас, что мы идём грабить банк, они и на это подпишутся. Даже не спросили, а где же собственно векселя. А векселя ждали на первом этаже, в холле, – по плану их должен был забрать Винцас Блайвас в девять утра и привезти сюда.

Тут как по команде, зазвонил телефон. Андрей вынул трубку – да, это Блайвас. Он уже здесь, и ценные бумаги, векселя ЛОХО-Банка при нём.

Андрей, Ренат, и Леночка с Вальдемаром спустились в холл. Блайвас прибыл со своим неразлучным напарником, Богданом Радько – оба в своих кожаных куртках и штанах от Gianfranco Ferré, они улыбались так, как если бы им объявили о наступлении вечной весны, а в целом выглядели как ведущие сотрудники министерства распальцовок. Они будут следовать за машиной Рената, выдавать Вальдемару и Леночке по одному векселю и координировать экспедитора, Костю Васильева – передавать ему полученные доверенности и следить за погрузкой товара. Андрей озабоченно осмотрел свою команду – пожалуй, справятся. Можно оставить театр вексельных действий и поехать, как запланировал, в Волгоград. Ведущая роль, как запланировано, отводилась вишенке некисло состряпянного торта – длинноногой Леночке, неотразимой в образе демонической ангелицы-вамп с лицом порнозвезды.

– Давай ёпта, езжай, мы тут справимся, – подбодрил Блайвас.

Радько громогласно уточнил, куда отправлять машину с полученным товаром. Вопрос, как и вся его речь, прозвучал на арго, не было произнесено ни слова «машина», ни слово «товар», но все поняли, что он имел в виду.

– В Волгоград, – ответил Андрей.

И грустно констатировал про себя, что питерские сотрудники, интеллигенты в трипизданутом поколении, не смогли сформировать портфель заказов и вся нагрузка по реализации полученной продукции ляжет на волгоградский офис.

До Нового Арбата его подбросил Блайвас – на черном Геленвагене, который одолжил на день у московских коллег. Андрей вышел и стал ловить такси, чтобы доехать до Павелецкого вокзала, а оттуда на скоростной электричке «Авиаэкспресс» – до аэропорта Домодедово. Но звонок из Петербурга изменил его планы.

Звонил Владимир. Узнав, что Андрей всё еще Москве, он поручил подъехать на фирму УГМК Транс и побеседовать с директором. Вопрос тот же самый, что и с Пауэр Интернэшнл – хозяева УГМК Транс волнуются насчет налоговых проверок и возврата НДС, поэтому хотят убедиться, что Экссон – законопослушная фирма, не помойка, а Андрей Разгон – реальный человек, а не подставной директор.

«Придется лететь вечерним рейсом», – вздохнув про себя, подумал Андрей, записывая адрес. Подъехавшему таксисту он продиктовал: улица Мясницкая, 46-й дом. Ехали долго, по московским меркам достаточно быстро – двадцать минут. Расплатившись, Андрей пошёл искать дом 46\2, строение третье. Подходя к зданию, ему показалось, что он вернулся к гостинице «Украина», откуда уехал сорок минут назад – так же как и там, у входа стояли две знакомые машины, черный Геленваген Блайваса и синий Мицубиси Лансер Рената. Блайвас и Радько стояли рядом и курили. Увидев Андрея, из своей машины выбрался и Ренат.

– Ты не уехал, ёпта! – обрадованно воскликнул Блайвас.

Подойдя, Андрей объяснил причину задержки. А его люди здесь потому, что в этом офисном центре находится Медасс, первая по списку фирма. Ничего себе совпадение!

Андрей попросил их подальше отъехать от входа, где могут быть установлены видеокамеры. Кроме того, машины видны из окон.

– Давай иди, советчик! – пробасил Ренат.

Опасливо посмотрев на окна, он забрался в свою машину. Побросав окурки, Блайвас и Радько сели в Геленваген. Заведя машину, Блайвас стал сдавать задом.

Андрей дал грамотные инструкции, а сам пошёл внутрь здания. И очень удивился (да, с чего бы это!), увидев в холле Вальдемара с Леночкой. Рядом отирался шнурок из Медасса, увязавшийся с ними, чтобы проводить. Кто бы сомневался, что за Леночкой кто-то увяжется. Странно, что здесь только один парень, а не вся мужская часть фирмы. Леночка вежливо улыбалась, выслушивая какую-то чушь, Вальдемар, поглядывая на часы, нервно переминался. Дело сделано, договор подписан, вексель передан, доверенность на получение товара получена, и нечего тут задерживаться, времени в обрез.

Андрей подошел на ресепшн и вполголоса назвал себя. Охранник кивнул – ему уже позвонили, и принялся выписывать пропуск. Тут случилось непредвиденное – Леночка другого способа не нашла избавиться от назойливого шнурка, кроме как, сказав «О, это наш шеф!», позвать Андрея по имени и подойти к нему. Хорошее начало операции. Да, сколько конспирации, и всё для того, чтобы глупая кукла запалила самым тупым образом. Андрей сделал удивленное лицо, и, сказав, что сильно торопится, поспешил в сторону лестницы. Краем глаза он заметил, что сотрудник «Медасса» провожает взглядом Леночку. Тут она, отойдя два шага от ресепшн, снова окликнула Андрея. Ружейный залп произвел бы такой же эффект, как её звонкий голос.

Она махнула рукой – мол, стой, я сама подойду, и подошла к нему быстрым шагом:

– Позвони мне вечером, ты мне нужен.

И, улыбнувшись самой обольстительной своей улыбкой, развернулась и пошла на выход походкой манекенщицы, как по подиуму. Андрей невольно засмотрелся. Сотрудник Медасса, который задержался у банкомата – тоже.

Андрея трясло, как в лихорадке. Когда поднялся на третий этаж, немного успокоился. Острое желание и чувство опасности замешались в немыслимый коктейль.

На УГМК Транс его принял исполнитель, отвечавший за поставки аккумуляторных батарей. Эта фирма каким-то образом влезла на железную дорогу и вклинилась между службой снабжения и поставщиками. Вероятно, учредителями этой компании были высокопоставленные чиновники РАО РЖД (Акционерное общество «Российские железные дороги») или МПС (министерство путей сообщения). УГМК Транс поставлял продукцию на те же самые управления железных дорог, что и Экссон, в том числе на Московскую железную дорогу. Экссон отгружал аккумуляторы на УГМК Транс по тем же ценам, что и на Московскую железную дорогу, за вычетом 10 % (комиссионные Бычинскому). По сути дела безразлично, кому продавать, но иметь отношения с конечным потребителем всяко лучше, чем с посредником, который может в любой момент обратиться к другому поставщику. Но деваться некуда, исполнители с железных дорог, отвечавшие за закупки, сами сориентировали на УГМК Транс поставщиков, с которыми долгое время работали.

Руководство УГМК Транс, видимо, было наслышаны о проблемах, с которыми столкнулся Пауэр Интернэшнл, поэтому решили пробить Экссон во избежание будущих сложностей. Исполнитель, принявший Андрея, даже не заглянул в учредительные документы Экссона, предъявленные ему, а извиняющимся тоном пустился в объяснения:

– Понимаете, Андрей Александрович, сейчас по Москве пошла такая тема – ОБЭП арестовывает счета подозрительных фирм, как правило тех, учредители которых являются учредителями нескольких контор. Вы же знаете, как регистрируют поганки – берут паспорт бомжа или алкаша, а то и умершего человека, и клепают сотню-две левых фирм. Менты арестовывают счета и ждут – если придут хозяева и предъявят документы, объяснения, счета разблокируют. Если нет – деньги изымаются. Наша компания работает с бюджетом, поэтому мы вынуждены проверять своих контрагентов. Мы вас знаем, вы извините за такие проверки – это просто формальность. Я давно знаком с Владимиром Быстровым, теперь вот познакомился с учредителем фирмы Экссон.

Поулыбавшись друг другу, поставщик и покупатель расстались, как говорится, лучшими друзьями.

Ближайший рейс на Волгоград был в 17–00 из Шереметьево, и Андрей, побродив по подземному торговому комплексу Охотный ряд, пообедав там же в Сбарро, купил авиабилет и отправился в аэропорт. Время от времени, отвлекаясь от своих забот, он думал о Леночке. Он добрался на метро до Речного вокзала, а там пересел на маршрутку, на которой доехал до аэропорта Шереметьево. Несколько раз ему приходила на ум идея – сдать билет и остаться, чтобы вечером встретиться с Леночкой, а утром полететь в Волгоград. Всё равно вечером в офисе дел никаких. Но, с другой стороны, самый ранний утренний рейс – 9-30, самолет прилетает в Волгоград в начале двенадцатого, пока доберешься до офиса – считай половина рабочего дня потеряно. Всё же он сомневался – может стоит попробовать… Он вспоминал Леночкин взгляд и её слова: «Позвони мне вечером, ты мне нужен», прозвучавшие как приглашение в очередной ночной кошмар. Да, если бы Ренат узнал его мысли, то разразился бы презрительным хохотом. Он-то полностью избавился от зависимости, а Андрей… Андрей и сам не понимал, что с ним происходит. Отгоняя мысли о Леночке, думая о делах, он мужественно встал в очередь, и, выстояв её, подал документы для прохождения паспортного контроля (в Шереметьево все пассажиры сначала проходят паспортный контроль, осмотр, после чего отправляются на регистрацию).

Женщина в форме, взглянув на документы, вернула их обратно:

– Рановато вы прибыли в аэропорт.

– Что не так? – удивился Андрей. Он точно видел на табло, что регистрация на Волгоград уже открыта.

– У вас билет на 17-е января, а сегодня только 22-е декабря, – равнодушно ответила служащая и стала просматривать документы следующего по очереди пассажира.

Андрей забрал свой паспорт и билет, на котором действительно была указана дата 17.01.2004, и время 17–00.

Он мысленно выругался – как же так, купив билет, не проверил его. То ли он сказал невнятно, то ли кассир недопоняла, но из-за этого недоразумения поездка в Волгоград оказалась под угрозой срыва.

Андрей побежал на кассы, – там отказались принять билет, это можно сделать только в той кассе, где он был приобретен, а все билеты на этот рейс уже раскуплены. Это был неожиданный удар – летая авиакомпанией «Волга-авиаэкспресс» через аэропорт Домодедово, Андрей крайне редко видел, чтобы салон самолета был полностью заполнен, свободные места всегда оставались. А здесь, в «Аэрофлоте», такой ажиотаж. Кассир попросила подождать, вдруг снимут бронь, и в систему попадут несколько билетов; но ожидание оказалось напрасным – никто не отменил бронь, все желающие вылетели в город на Волге.

У него был шанс – поехать в Домодедово и оттуда вылететь рейсом 22–20, билет на который можно было взять прямо здесь, и услужливая кассирша предложила такой вариант. Сказав, что подумает, он пошёл в кафе, взял двести грамм кампари, сел за столик и задумался. Но это было пустой тратой времени, внутренне он уже принял решение. Когда вернулся к кассе, то попросил билет на утренний рейс Домодедово-Волгоград. После чего отправился в центр, чтобы сдать билет, ошибочно взятый на 17-е число вместо сегодняшнего. Взгляд его просветлел – не иначе как судьба предоставила ему шанс сделать то, что не удалось Ренату и многим другим парням.

Однако, когда он сдал билет, его снова разобрали сомнения. Было половина седьмого, и он еще успевал в Домодедово на вечерний рейс. В Волгограде ждала куча не терпящих отлагательства вопросов – до сих пор не проведен взаимозачет с кардиоцентром по задолженности Экссона и других аффилированных фирм, от которых отгружали кардиоцентру (чтобы постоянные поставки от одной фирмы не вызывало подозрений у контролирующих органов), а еще старых долгов кардиоцентра перед Совинкомом. Это надо сделать очень быстро и аккуратно. С главным врачом Андрей договорился, от Лены Гусевой, бухгалтера, нужны документы. По самой Гусевой возник вопрос – она собралась уходить. Причина – накопившаяся усталость. Она работала без выходных с раннего утра и до позднего вечера. На ней висели все фирмы – Совинком, Экссон, левые обналичивающие конторы, взаиморасчеты между ними всеми, розница (аптека), плюс она курировала зарегистрированный в Петербурге «Северный Альянс». Помощников она не брала, хотя ей постоянно предлагали это, потому что никому не доверяла, особенно «тупым пёздам», которых столько развелось вокруг. В конце прошлой недели, а именно два дня назад, в субботу, она заявила Ирине, что уходит, потому что у неё нервный срыв на почве переработки, кроме того, она не успевает заниматься ребенком. Андрей сначала подумал, что дело поправимо – предложить прибавку, и Елена Гусева останется, но Ирина позвонила в воскресенье и сказала, что решение об уходе принято бухгалтером не на скорую руку. Она намерена отдохнуть полгода, а затем устроиться на спокойное место, пусть даже на меньшую зарплату, но чтобы в её ведении было одно юридическое лицо, и без таких немыслимых сложностей, как на Совинкоме. Особенно беспокоили Гусеву крупные суммы, 20–30 миллионов рублей ежемесячно, которые Экссон перечислял Совинкому для того, чтобы показывать обороты в Волгопромбанке, и эти транзакции надо было как-то документально закрывать. Андрей это делал намеренно, рассчитывая взять еще один кредит, для чего нужно создать перед банкирами картину преуспевающей фирмы. А для бухгалтера это была кошмарная головная боль – приходилось придумывать липовые договора займа, взаимозачеты, и так далее.

Бродя всё по тому же Охотному ряду, беспрерывно смотря на часы, он мучался: что делать? Мчаться в аэропорт, чтобы уже с утра начать заниматься делами? Или попробовать с Леночкой… Рука сама потянулась к трубке – в конце концов, у него каменная воля, но не сердце… Он набрал Леночку, и, дождавшись ответа, промурлыкал:

– Аллё-у-у, куда мне подъехать?

Она ждала в холле гостиницы «Украина», в баре, вместе с ней был Вальдемар. Они отчитались в проделанной работе – отработали половину векселей, завтра утром Блайвас заберёт оставшиеся и к вечеру дело будет сделано – весь товар получат и отправят в Волгоград. Острота положения распаляла их, они готовы были заниматься этим сколь угодно долгое время – разводить фирмачей на левые отгрузки.

– Что значит «половина» векселей? – переспросил Андрей.

– Ну так, – ответил Вальдемар, и повторил сказанное: по его сведениям, Блайвас получил не все векселя, и завтра будет снова встречаться с представителями банка. Собственно, это его не касается. А касаемо векселей – если бы сегодня был в наличии весь пакет, его бы не успели отработать.

Андрей набрал Блайваса, и тот, узнав, что все находятся в баре, сказал, что сейчас спустится. Андрей рассказал о случившемся недоразумении с билетами, оправдываясь больше перед Вальдемаром, которому столько раз твердил, что ему нужно позарез в Волгоград, а в итоге, глядя на Леночку, не смог скрыть довольной улыбки. Она тоже не выглядела грустной. Они с Вальдемаром принялись наперебой рассказывать подробности сегодняшних визитов, какие фирмачи лопухи, с какой легкостью подписали все бумаги и выдали доверенности на товар.

Блайвас пришел вместе с Богданом Радько и Ренатом. Они присели за стол, а он, отведя Андрея в сторону, сообщил, что, узнав о невозможности объехать все фирмы и выбрать товар одним днем, решил не рисковать и взять только половину векселей:

– Это риск ёпта – мы получаем бумаги и становимся гарантами. Я взял вексель и должен держать слово – через десять дней 30 % суммы, в конце января – оставшееся. Поэтому мы с Богданом решили посмотреть, как это выглядит на практике и взяли половину.

– Ну и как – всё нормально?

Блайвас согласился – сработали технично, забрали весь товар без проволочек. Андрей напомнил, что сделано полдела, а наверное даже меньше – ведь самое сложное это получить деньги за товар, продать его. Готовых заявок от покупателей, которые уже сделали предоплату или гарантированно выкупят товар – меньше чем на четверть объема. Еще примерно на 50 % общего количества есть предварительная договоренность, вероятность того, что покупатели оплатят продукцию в течение месяца, можно оценить 70–80 %. Оставшаяся 1\4 часть товара – под вопросом, она гарантированно реализуется в течение двух-трех месяцев, но никак не к концу января.

– По большому счету это охуенно, – Блайвас расплылся в довольной улыбке. – Если будет так как ты говоришь.

Он покосился в сторону Леночки, и его по-воловьи выпуклые глаза загорелись петушиным вожделением:

– Чё, яйца к ней подкатываешь?

Андрей сморщился, как от зубной боли – да ну, мол, динамщица хитро сделанная. Блайвас тут же предложил:

– Отдай её нам, мы с Богом её чпокнем на два смычка. От хитро сделанной до хитро выебанной – одна поездка на шашлыки.

При этих словах Андрей внутренне вздрогнул:

– Посмотрим.

Блайвас осклабился:

– Кого ты собрался наебать – вижу, как ты на неё запал.

Они вернулись к столику. Там обсуждали планы на вечер, Вальдемар зазывал в ресторан «Сделаем заказ», Ренат предлагал не выебываться и скромно поужинать в бистро «Ёлки-Палки».

– Мне надо где-то скинуть сумку, – сказал Андрей.

– Давай у меня в номере, – с готовностью отозвалась Леночка.

Она поднялась со своего места, и перед тем, как развернуться чтобы пойти к лифтам, Андрей успел заметить, с каким сожалением смотрит на него Ренат.

В лифте Андрей приобнял Леночку, она не сопротивлялась и даже немного прижалась к нему. Она поинтересовалась, пускают ли его в гостиницу без регистрации, и всё происходило так, будто двое молодых людей, между которыми всё давно решено, на секунду заглянули в свой гостиничный номер с тем, чтобы через непродолжительное время туда вернуться и остаться до утра. Андрей удовлетворенно отметил, что кровать в номере двуспальная.

Когда спустились, то обнаружили потери в своих рядах. Радько, Блайвас и Ренат ушли, оставив Вальдемара одного. Ренат не захотел лицезреть, как Андрей будет окучивать Леночку, а Радько с Блайвасом в дорогие рестораны ходили, только если за них кто-то платит, а за свой счет питались в более демократичных местах. А скорее всего они поедут в специфические заведения для одиноких мужчин.

Леночка просияла – такой поворот событий её очень устраивал.

Ресторан «Сделаем заказ», куда они прибыли, походил на филиал Версаля. Обставленный в стиле барокко, с гнутыми линиями, стремительной резьбой, всевозможными плоскостными изгибами и выпуклостями – запечатленными в бронзе, позолоте, цветном камне, перламутре, древесине ценных пород, с лакеями в ливреях, это был словно отблеск эпохи Короля-Солнце, Людовика IV. Под стать была и публика – террариум миллионеров, что стало ясно уже по автомобилям, припаркованным напротив входа. Тестостерон плавал в воздухе, женщины были одеты с невероятным блеском, а халдеи, как водится, собирали капусту. Никогда столь многие не расстаются с таким количеством денег за столь короткий промежуток времени, как в этом заповеднике толстосумов – не считая, конечно, случаев, когда для сбора средств используется АК-47.

Леночка явно готовилась к долгому вечеру: принесенное официантом меню она изучала с серьёзностью налогового инспектора и в итоге заказала карпаччо, ризотто, суши трёх видов и суси четырех разновидностей. Андрей с Вальдемаром заказали телятину.

Обычно Леночка вела себя преувеличенно манерно в дорогих местах, но в этот раз, будучи чрезвычайно возбужденной, верещала как тетерев на току, размахивала бокалом виски и рассказывала о том, что, случись ей работать порноактрисой, она бы взяла псевдоним Надин Ауэрман. Повезло, что она не раздавала по обыкновению бесплатные инструкции официантам, как им работать, вместо этого прозвучала история о её отношениях с краской для волос:

– … как-то раз я покрасилась в блондинку, как Мадонна в фильме «Кто эта девчонка?», и это было большой ошибкой. Темно-шоколадный мне идёт гораздо больше. Мой натуральный цвет…

Леночка посмотрела по сторонам в поисках наглядной иллюстрации, а когда никого с подходящим цветом волос не обнаружилось, лихо задрала юбку:

– Вот тут всё видно!

Она отпустила подол прежде, чем он успел взмыть на критическую высоту, – долю секунды сидевший рядом Андрей был уверен, что этим дело не ограничится.

– … Ренат… он просто невыносим. С ним невозможно появляться в приличных местах. Он страдает метеоризмом – рулады, источаемые его телесным низом, не идут ни в какое сравнение с его баритоном. Я сама не святая, могу и пернуть, но никогда не делала это при Ренате.

Она явно считала, что ведет себя взрывоопасно и провокационно, но эту точку зрения способны были разделить разве что девочки-отличницы из старших классов. В этот вечер Андрею показалось, что перед ним самый невинный женский образ из всех, что он когда-либо видел.

В тот момент, когда официант, расставив тарелки с заказанными блюдами, пожелав приятного аппетита, повернулся и отошёл от стола, Андрей заметил появление в зале Босса, в сопровождении помощницы Мирки. Секунда, и они бы исчезли за дверью отдельного кабинета, но хозяин Судотехнологии, увидев Вальдемара, остановился.

– Что он тут делает? – едва слышно спросил Андрей.

– Вообще-то это его ресторан, – ответил Вальдемар, поднимаясь.

Босс махнул рукой, мол, сиди, я сам подойду. Он подошел, а Мирка осталась на месте. Осмотрев всех сидящих, и остановив свой взгляд на раскрасневшейся Леночке, сказал:

– А я думал, ты улетел в Улан-Удэ.

– Пшемыслав Гржимекович… – подскочил только что усевшийся Вальдемар. – У меня тут возникла заминка…

Леночка ответила всесильному Боссу вызывающим взглядом и поджала губы. Он взял со стола прозрачный файл с документами, и, пробежав глазами, прочитал:

– … продавец продал, а покупатель купил… продукция оплачена векселем ЛОХО-Банка номиналом…

Заинтересовавшись, он присел рядом с Вальдемаром, и, махнув Мирке, мол, заходи в кабинет, делай заказ, я сейчас, продолжил:

– А ты что, завязался с Лечи Вайнахом по векселям?

Вальдемар был ни жив ни мертв, и Андрей счел нужным вмешаться:

– Это мой проект…

Но тут же запнулся, не зная что сказать – придумывать липу бесполезно, а правда такова, что её лучше держать при себе.

Босс разоблачил вымысел легким приподнятием бровей:

– Твой проект… а документы подписаны Вальдемаром – я его кривой почерк узнаю из тысячи.

– Пшемыслав Гржимекович, – очнулся Вальдемар, – это так, в свободное время… другу помочь, я сейчас же вылетаю в… Удэ.

– Да меня не интересует, когда ты вылетишь в дацан, мне нужен результат. Просто прежде чем что-то затевать, ты бы подошел и посоветовался. Знаешь ведь свою проблему – а, Вальдемар, знаешь?

Вальдемар опустил голову, приготовившись к самому худшему. Леночка продолжала надменно разглядывать Босса, глаза её расширились, как блюдца, весь её вид как бы требовал некоей сатисфакции. У себя на районе хам, потревоживший пацанов, когда они кайфуют, ответил бы за свои рамсы, но она немного попутала место. Здесь статусный ресторан самого Босса, а не тошниловка на раёне, в которой заправляют местные быки и пьяненькие шлюшки. Как Шрэк не мог вписаться в королевское семейство и вёл во дворце так же, как у себя на болоте, так и Леночка не могла избавиться от некоторых стереотипов поведения. Но Шрэк тосковал по болоту и не прятал своё истинное я, а внутри Леночки зародилась некая светская львица, вступившая в конфликт с районной шмарой.

Босс продолжал плющить Вальдемара:

– А я тебе скажу – Лечи и Заза в бегах, а Умара Радулова два часа назад закрыли по подозрению в организации убийств, кроме того, нанесение тяжких увечий. Собственно если бы я не вмешался, он так бы разгуливал на свободе – его уже разок судили, но суд присяжных его оправдал. Но Клавдия Пайпер, небезысвестная тебе особа, в честь которой назван мой благотворительный фонд, слёзно просила меня помочь расквитаться с Умаром.

– А… это он её облил кислотой? – робко поинтересовался Вальдемар.

Босс кивнул:

– Да, он. Она с ним встречалась… и… в общем, он приревновал её и изуродовал ей лицо. Но она ничего не смогла доказать, и он остался на свободе. А когда вышла на нужных людей, он скрылся.

Потерев руки, добавил:

– Но теперь правосудие восторжествовало… благодаря…

Андрей мысленно закончил фразу:

«Нескольким десяткам тысяч долларов, которые заплатила тебе Клава Пайпер или её родственники».

Хозяин Судотехнологии стал вынимать из файла документы, один за другим:

– Ну и насколько ты влип с Умаром?

Андрея бросило в жар:

– Пшемыслав Гржимекович… вы знаете, у меня проблема… можно с вами переговорить?

Босс устремил на него свой всепроникающий взгляд:

– Если по делу, то можно.

Андрей поспешно поднялся, Босс – степенно – тоже. На прощание он улыбнулся Леночке: «Мадам…», бросил недовольный взгляд на Вальдемара, и подошел к Андрею:

– Говори!

– Мы взяли только половину векселей, – начал Андрей, и, отдалившись еще на один шаг от стола, продолжил. – Завтра Умар должен выдать оставшиеся.

Он кратко изложил ситуацию, одновременно размышляя, нужны ли сейчас джигиты, или пускай чалятся.

Объективно, джигиты были сейчас нужны, как лисице – папаха, в случае если Лечи с Зазой в бегах, а Умара надолго закроют, можно не спеша реализовать товар и забрать себе всю выручку – как раз получится запланированные $500,000. Однако, Лечи и Заза только для милиции в розыске, для остальных граждан они всегда на месте; а Умара как посадили, так и выпустят, и они, собравшись все вместе, могут потребовать свои деньги, а именно $500,000, несмотря на то, что векселей было получено на половину оговоренной суммы – миллиона долларов. Скажут: мы вам давали, а вы не взяли, так что пеняйте на себя – мы сделали вексели на миллион и по уговору должны получить половину с него. И по понятиям будут правы. А если сейчас договориться насчет освобождения Умара, за это можно будет сбить цену, потребовать с них скидку.

Босс с высоты своего роста (в нем было под два метра – почти наголову выше Андрея) дружелюбно взирал на собеседника, сочувственно вслушивался, вскидывал глаза к голубому потолку, по цвету схожему с небом в безоблачный день, и исподволь зорко следил за Вальдемаром и Леночкой.

– Он нам нужен, без него схема разрушится, – закончил Андрей. – Я готов пойти на издержки, если можно что-то сделать.

Босс нахмурился, его властное лицо приняло суровое неумолимое выражение:

– Но как это так – его официально арестовали, у следствия есть неопровержимые улики.

– Ну так бывает что… что подследственного выпускают по болезни, под подписку о невыезде. Нам нужен Умар хотя бы на пару дней.

– А кто рулит всей темой, кто принимает решения?

– Я.

Может, у Босса и были какие-то задвижки, но его ни в коем случае нельзя было обвинить, что он не прислушивается к просьбам, не входит в ситуацию.

– Сколько? – деловито осведомился он.

– Двадцать тысяч – долларов.

– Нет, это слишком мало. Давай сорок.

– Да, конечно – я просто не знал тарифов, – согласился Андрей, напустив на себя безмятежный вид.

Босс ощупывал собеседника взглядом, словно пытаясь заглянуть во все карманы.

– Ну так давай, у тебя деньги с собой?

– Нет, у меня будет такая сумма… дня через…

– Но Умар тебе нужен завтра? – нетерпеливо спросил Босс.

– Так точно.

Сорок тысяч долларов Андрей не смог бы наскрести даже через неделю, но это просчет Блайваса, ему и платить. А Блайвас смог бы найти такую сумму – но только не в Москве, а у себя дома. В любом случае нужно созвониться с ним, но впутывать в разговор третьего было бы тактической ошибкой.

– Три дня, Пшемыслав Гржимекович, максимум к четвергу. Четверг – крайний срок. Знаете, я в чужом городе… Вернувшись домой, в Питер…

Голосом, пронизанным искренним участием, Босс ответил:

– Андрей! Неделя тебя устроит? К следующему понедельнику соберешь пятьдесят зеленых?

– Пятьдесят тысяч!?

– А как ты хотел? Я тебе делаю дело авансом, а ты еще ставишь условия, – любезно, но строго проговорил Босс.

Андрею ничего не оставалось делать, кроме как согласиться. Они скрепили уговор рукопожатием, Босс отправился в отдельный кабинет своего ресторана, чтобы обрадовать свою подругу свалившимся с неба заработком, усевшись на обычное место напротив двери, он набрал Лечи, чтобы поставить в известность об изменившихся обстоятельствах – присяжные, которые должны судить Умара, в последнюю минуту заменены другими, к которым нет подхода, поэтому Умару придётся организовать побег. Что касается реабилитации и закрытии всех уголовных дел – об этом позже, в следующем году. Эту версию Босс придумал, пока дошёл от столика Андрея и Вальдемара до своего. Лечи терпеливо выслушал и напомнил об Англии – ему хотелось поскорее перебраться в свободную демократическую страну, в которой можно спокойно дожидаться судов, которые бы реабилитировали его в России.

Насчет сионистов из Бнай Брит, как перед ними оправдываться за исчезновение Умара Радулова из камеры СИЗО, Босс решил подумать после ужина – дабы не портить аппетит.

Опечаленный Андрей присоединился к своей компании.

– Всё нормально? – поинтересовалась Леночка, которой передалось удрученное настроение её спутников.

Андрей постарался придать лицу беззаботное выражение:

– Давай вмажем!

– Фу! Что значит «вмажем»! – Леночку бросало из крайности в крайность.

«Уж лучше бы ты дурачилась», – подумал Андрей, ожидая появление псевдоинтеллигентских заскоков, по части которых Леночка была так сильна.

Вальдемар и не пытался казаться веселым. Не доев свою телятину, он попрощался, сославшись на то, что срочно должен звонить в Белоруссию.

– Завтра в девять – в холле гостиницы! – напомнил ему вдогонку Андрей.

Тот, обернувшись, махнул рукой – ОК!

Леночка начала с расспросов, что это за мерзкий тип подсаживался к ним за столик, что это за надменная блядь его сопровождала, не удосужившаяся подойти и поздороваться, а когда её любопытство было удовлетворено, вопросила, зачем создавать семью, чтобы потом изменять с подобными шлюхами.

И вообще,

– …прежде чем создать семью, нужно пожить вместе год-два, хорошо изучить друг друга, проникнуться проблемами друг друга, девушка должна стирать носки своему парню, он должен знать марку её любимых прокладок…

Это было немного не то, о чем хотел бы поговорить Андрей. Да и заведение стало его напрягать. Он предложил сменить дислокацию. Оказалось, что Леночка не против. Расправившись с блюдом, они покинули ресторан и отправились в ночной клуб. Перед тем, как сесть в такси, Андрей имел продолжительную беседу с Блайвасом и Радько, подъехавшими по его звонку. Блайвас, хоть и понял за собой просчет – не взял все векселя сразу, всё же не хотел брать на себя внезапно возникшие издержки.

– Достань ему сорок тонн к утру – и сэкономишь десять тысяч, – предложил Андрей. – Нет, если мне не веришь – пойди поторгуйся с ним, он еще здесь, я проведу тебя в его кабинет.

«И что, ты прямо с НИМ стоял и торговался за освобождение чеха?» – этот вопрос, заданный недоверчивым тоном, Блайвас задал пять раз, набыченно глядя на дубовую входную дверь с раззолоченной ручкой. Но внутрь так и не вошёл.

– Так что нам делать, епта? – наконец спросил он, когда до него дошло, что Андрей тут главный.

– А что делать… наберешь с утра Умару – его сотовый должен быть включен… если только Босс не напиздел… поедешь возьмешь у него вексели, и скажешь, что его освобождение обошлось нам в сто косарей… плюс дополнительная отсрочка по оплате товара… скажем, в один месяц.

Радько толкнул Блайваса в бок:

– Ебать – а он волокёт, умеет лавэ считать.

Тот не удержался от хохота:

– Вот медицина – «сто косарей», «отсрочка». Я хуй бы догадался, а он, бля, сразу тему просек.

– Ёб твою в гроб, включил насос по теме.

Вуду-Лаунж, куда они приехали в начале одиннадцатого, был заполнен всего лишь на треть. Разумеется, Леночке не подошла барная стойка («Ты что, ты представляешь, как МЫ будем ТАМ сидеть!?»), и она потащила Андрея за отдельный столик. Он вспомнил рассказы Рената – даже при пустом зале Леночка считала впадлу сидеть за обычным столом, ей непременно нужен был ВИП. К счастью, здесь, в этом ночном клубе ВИП-зоны не было, по крайней мере, она на бросалась в глаза. И конечно же, Леночка заказала еды, хотя только что плотно поужинала. Андрей взял мартини. Время шло, и ему нужно было продвигать свои дела.

Звуковым оформлением служила гнусная пластилиновая попса – незатейливые синтезаторные ритмы и нехитрые бесстыжие тексты, в которые то и дело вторгалась хулиганская читка – гимн года для всех несмышленых пигалиц.

– Ты просто обворожительна! – проворковал Андрей, придав голосу сладость меда. – Этот вечер мне особенно дорог – я хочу признаться кое-в-чем, но прежде…

Привстав, он перегнулся через стол, и поцеловал её в губы. Она не ответила на поцелуй. Сев обратно, он собрался продолжить свои речи, но она опередила:

– Ты постоянно пытаешься мне угодить: Леночка, не нужно ли тебе то, Леночка не нужно ли тебе это, ты уже готов звезду с неба достать!

– А что, нужно накернить тебя с ноги?! – опешил он.

– Понимаешь… со мной нужно не так. Конечно, мне приятно, что ты такой галантный, но… нужно потверже. Я избалована мужским вниманием, у меня столько ухажеров, и ото всех я слышу: Леночка пожалуйста, Леночка мерси. А мне хочется почувствовать твердую руку, чтобы меня обломали, обуздали.

– Вообще не вопрос, – ответил Андрей.

И он развернул подошедшую официантку, принесшую бутылку мартини, и попросил стакан минералки – самой дешевой. И подчеркнул:

– Самую дешевую минералку!

Играла какая-то психоделическая музыка, мягкие синтезаторные переборы, неторопливый бит и архаичная атмосфера которой были отмечены внятным клеймом второсортного и не будили ни эмоций, ни воображения, и нагоняли преждевременный климакс. Такая музыка была бы вполне уместна на занятиях йогой в доме престарелых.

Леночка начала с инструкции по обращению, а закончила высокоумными рассуждениями о смысле жизни.

– …что мы из себя представляем? Зачем мы созданы? Ради чего живём? Возможно ли совершенство? Что будет после смерти? Только эти вопросы имеют значение в нашей жизни. Остальное – суета, тлен. Жизнь имеет смысл, только если человек ищет ответы на эти вопросы…

Пошли запредельные выкладки, услышать которые Андрей никак не ожидал. Если разговор о том, как нужно обломать динамщицу, прямо вёл к цели сегодняшнего вечера, то тема смысла жизни, да еще в такой интерпретации, вела в никуда. «Для чего мы живём?» – с таким же успехом можно искать ответы на вопрос: зачем встаёт хуй?

В переыве между двумя глотками самой дешевой минералки, когда Леночка на секунду умолкла, он подал голос:

– Вообще один человек, поумнее меня, сказал, что смысл жизни – ходить по магазинам и трахаться.

– Андрей, будь, наконец серьезным!

– Да я ничего, за что купил, за то продал, ничего личного. Это формулу жизни вывели два шведских профессора из Стокгольмской школы экономики – Кьелл Нордстрем и Йонас Риддерстрале. Слыхала про таких?

– Не «слыхала», а «слышала», – нравоучительно поправила она. – Где ты этой гадости набрался? Такое впечатление, что твоё общение происходит на уровне шлюх.

Её следующая выкладка заставила его вспомнить кошмарные истории, рассказанные Ренатом. Леночка не без гордости поведала, что может «спать с мужчиной и не спать» – то есть проводить с мужчиной ночь в одной постели и не отдаться ему. И она считала это огромным достоинством – умение раззадорить мужика и оставить его наедине со своим вздыбленным хуем. По её рассказам выходило, что расшвыривать взводы мужиков, лопающихся от своей крутизны – её любимое занятие.

Похвалившись своим достоинством, она продолжила философские изыскания, и через некоторое время Андрею показалось, что он впадает в гипнотический транс. Её ротик выглядел вполне себе порочно, и лучше бы она его открывала для чего-то другого, но не для того, чтобы перерабатывать звуки и слоги с монотонной обреченностью молотилки комбайна «Дон». Перед глазами Андрея поплыло, он перестал понимать кто он, где он и зачем. «Нужна срочная перезагрузка!» – подумал он и отпросился в туалет.

В кабинке он попытался привести свои мысли в порядок, собраться для решающего броска. Он чувствовал такое напряжение, как если бы ему нужно было к утру погасить все долги – перед кредиторами а заодно и перед Умаром. Тут он услышал цоканье каблуков и женские голоса. В мужской туалет зашли несколько девушек.

– Блиааа… клиентов никого.

– Ага, какой-то хрен угостил дешевым шампанским, вроде повелся на 200 баксов, хуй с ним, там у него дома бабушка – метро Текстильщики. Потом блядь соскочил.

Андрей прислушался к разговорам шлюх, и постепенно его отпустило. И почему он так настроился на секс, с чего он решил, что эта прожженная динамщица ему уступит? Он до конца осознал всю бессмысленность сегодняшнего мероприятия и горько пожалел, что не уехал в Волгоград.

Внезапно он насторожился. Кажется, заговорили о нём.

– … одни чмыри собрались. Есть там один, блондин в костюме, сидит в зале с девкой.

– Да ланнн, «с девкой», она ему не даст.

Проститутки не уходили, ждать в кабинке бессмысленно, и Андрей, открыв дверь, обнаружил себя. Четыре размалеванные шмары удивленно воззрились на него.

– Салют, девчата, сто баксов – и я ваш!

– Нихуяссе! – выдавила одна. – А это чо – мужской сортир?!

Он кивнул:

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о миньете в туалете.

Вернувшись к Леночке, Андрей чувствовал себя более раскованно. Он решил, что ему наплевать, чем закончится вечер, он не будет пытаться соблазнить Леночку, посягать на её честь, не в последнюю очередь потому, что, чего бы он ни предпринял, это уже кто-то делал до него и обломался. Единственное, что его беспокоило, как бы не задержаться тут до утра, по обычному Леночкиному сценарию – тогда он не успеет забрать у неё свою сумку. Ну ничего, сейчас он поздравит её с днём строителя – она строит из себя чорт знает что – и отправит в гостиницу, а сам поедет в аэропорт.

Пошёл какой-то шумовой сквозняк – исполнители то пулеметной бочкой, то резкими гитарными риффами прокладывали дорогу в персональный ад.

Леночка продолжала нести свою развинченную околесицу, теперь уже про иностранные языки, оказывается, она еще и полиглот плюс ко всем своим прелестям – знает испанский, а недавно подсела на арабский, и это такой красивый язык, что пожалуй, станет её любимым. С его помощью проще всего познать смысл жизни. Было бы замечательно, если бы Андрей нашел ей толкового репетитора, а то на общаковских курсах изучать арабский нивкосяк. Она даже знает, где такого репетитора можно найти, и сколько ему заплатить.

Услышав про языки, Андрей оживился:

– Знаешь, могу определить тебя на изучение редкого полинезийского языка – каури. На нём в начале прошлого столетия говорила только одна желтолицая старуха. Эта женщина умерла, оставив попугая. Один немецкий ученый записал несколько слов этого наречия, так сказать, с клюва попугая. Он составил словарь. И этот словарь, по моим сведениям, изучают в Школе восточных языков – а у меня там родственница работает, могу сделать протекцию.

Получив такой ответ, Леночка задумалась, впрочем, размышляла она недолго, и вскоре застрочила с пулеметной скоростью по новой: смысл жизни, спать с мужиками и не отдаваться им, знание арабского языка – прямая дорога в постель к арабскому шейху…

Ближе к полуночи Андрея потянуло в сон. Леночка, напротив, обрела второе дыхание.

– Слушай, пойдем уже отсюда, а то я сплю, – бесцеремонно оборвал он её, и, махнув рукой официантке, сделал жест, – мол, принесите счет.

«Вобщем, никто не выжил», – так можно было назвать песню с прорезавшимся непонятно с какого перепугу саксофоном, под которую покидали заведение. Сеанс музыкальной мастурбации и насилия над высшей нервной деятельностью, сопровождавшийся звуковым терроризмом, подошёл к концу. Андрей почувствовал, что настала пора играть свою игру.

В такси, на заднем сиденье, Леночка не сопротивлялась, когда он обнял её, и властно прижал к себе. Лишь спросила:

– Ты отдаешь себе отчет?

– ???

– Мы же едем в гостиницу, номера у тебя нет…

– Как-то так.

– Ты останешься до утра, может что-то произойти.

– Как бы может, – обескровленный долгим общением, Андрей отвечал односложно.

– Ну, ты возьмёшь на себя ответственность, если что-то произойдёт?

Андрей пробудился от дрёмы, в которую начал было впадать:

– Да-а-а… конечно!

Он ощутил сильное возбуждение, в голове помутилось, ему так захотелось её, и это было не какие-то пустые надежды, а почти сбывшееся ожидание. Она доверчиво прижалась к нему, и он явственно почувствовал, что она в его власти. Он хотел её, планировал соблазнить, но до сей поры всё было не то, как-то обыденно и выспренно. Сейчас в нём проснулся дремавший до поры демон. К тому же водка, заполированная темным пивом и мартини, давала о себе знать.

Они благополучно миновали охранников на входе, те равнодушно посмотрели в их сторону и не проверили у Андрея гостиничную карту. Проститутки, дежурившие почти на всех диванах, находящихся в холле, более придирчиво разглядели вошедших. В лифте Андрей почувствовал, что власть его ускользает. Ему показалось, что у Леночки переменилось настроение.

Войдя в номер, Андрей снял пальто, повесил его на вешалку. Затем снял туфли. Но дальше прихожей он не продвинулся – прямо перед ним возникла Леночка, она протянула ему его сумку и холодно процедила:

– Вот. Твои вещи.

Да, с ней явно что-то не так. Либо она изначально запланировала этот спектакль и сейчас получает особую форму оргазма оттого, что жестко прокатила парня. Андрей попытался обернуть всё в шутку, но понял, что всё очень серьёзно – о чем свидетельствовала следующая фраза:

– Давай, спускайся вниз, там полно шлюх, найдешь себе кого-нибудь.

Он начал что-то говорить о чувствах, которые его обуревают, попытался её обнять, но получил неожиданно резкий отпор. Он даже не ожидал, что эта хрупкая девушка может быть столь энергична. Вот тебе «два метра сухостоя»! От её толчка Андрей, считавший себя тренированным, отлетел к двери. Сумка полетела ему вслед.

– Убирайся!

Если бы не этот крик, если бы ему не нужно было сделать несколько шагов по предбаннику обратно, в сторону комнаты, чтобы забрать пальто и туфли и там встретить её презрительный торжествующий взгляд, Андрей бы может убрался восвояси, кипя злобой и проклиная себя. Однако, сделав шаг за своими вещами, он почувствовал призыв темных сил. Кровоточащая трясина, затягивавшая его в себя, которой он долго сопротивлялся, победила.

«Вот дерьмо! Какого чорта! Я проучу динамщицу!»

Одним прыжком он сбил её с ног, повалил на диван, и, прежде чем она успела опомниться, скрутил её руки у ней за спиной, левой рукой взял их на захват в области запястья, правой зажал рот, ногами раздвинул её ноги. Она сделала несколько энергичных, но бесполезных телодвижений, и он, вдавив кулаком левой руки в матрас, резко дернул в обратную сторону. Получившейся амплитуды оказалось достаточно, чтобы её позвоночник хрустнул от удара костяшками, натренированными отжиманиями на твердом полу. Чтобы она усвоила урок, он сжал её, беря на излом все кости и суставы её тела. После чего чуть ослабил правую ладонь, сжимавшую Леночкин рот.

– Сейчас я тебя выебу. А если вдруг у меня не получится – придушу.

Она часто и тяжело дышала, у неё не осталось сил на крик.

Выкручивая левой рукой её запястья, давя кулаком на позвоночник, правой рукой он задрал юбку и стал стягивать колготки.

– Ублюдок, больно, сломаешь! – вскрикнула она.

Тогда он схватил подушку, и придавил ею Леночкино лицо.

Она была права, – спиной она лежала на его кулаке, а сверху сам он давил на неё всей своей массой, выгнутый позвоночник запросто мог сломаться. Ему пришлось ослабить натиск, но перед этим он прошёлся по всем болевым точкам – для профилактики. Дальнейшее он проделал почти без насилия – после приглашения, произнесенного сквозь зубы: «Залезай уже, скотина». Самым трудным оказался последний этап, на котором казалось, не будет никаких препятствий. Леночка лежала неподвижно, с закрытыми глазами, безвольно, безучастно, она уже не сопротивлялась, и только по её слабому дыханию Андрей знал, что она жива. Он осторожно, очень нежно, помассировал ей пальцем, почувствовал готовность принять его, но… сам не смог войти. Теперь он был хозяином положения, он полностью раздел её, и разделся сам. Наконец она была в его власти, но сколько ни пытался, сколько ни давил, войти никак не удавалось. Это получилось лишь после получаса взаимных мучений – в конце концов она всё же стала помогать ему, направляя рукой, прижимая его к себе.

Кончив, он долго лежал, лаская её. Она неподвижно смотрела в потолок, руки её растянулись вдоль туловища. Наконец, он вышел, и пристроившись сбоку, мельком взглянул на низ живота – сначала её, потом у себя. Промежность, его и её, была в крови.

– Мне нужно в ванную, – хрипло прошептала Леночка.

Андрей её не держал, но она поднялась с кровати, лишь когда он дал команду:

– Давай, иди в ванную.

Встав с кровати и сделав два шага, она закачалась, и, потеряв сознание, упала.

* * *

То, что произошло потом, с натяжкой можно было назвать любовью – после того, как он на руках отнес её в ванную, помог помыться, вымылся сам, и они легли в постель. Выдерживая марку, он не стал извиняться, хотя следовало – вспомнилась судебно-медицинская практика, многочисленные эпизоды обращения девушек по поводу изнасилований. Подавляющее большинство из которых не являлось изнасилованием в чистом виде, и в роли жертвы выступали мужчины – их шантажировали. Одна дама сделала это своей профессией – её приводили на освидетельствование минимум раз в неделю, она подавала заявление по поводу изнасилования, которое потом забирала, когда попавший мужик с ней расплачивался.

По-хорошему надо было создать видимость необычайно высоких чувств, поговорить о прекрасном будущем – чтобы оно не омрачилось заявлением в милицию по поводу изнасилования. Эти мысли тлели где-то на задворках сознания, но вскоре погасли. После ванной Андрей с Леночкой занимались сексом по взаимному согласию.

В шесть утра он стал собираться, нужно было ехать в аэропорт.

– Везучка, у тебя есть три часа поспать перед работой, – сказал он в виде напоминания.

– Помнишь, что я тебе говорила… – напомнила она в свою очередь.

Он это очень хорошо помнил, правда, до конца не осознал.

– … про ответственность за всё, что произойдёт, – докончила она фразу.

Он кивнул. Одевшись, подошёл к ней, наклонился, поцеловал в губы, и вышел прочь.

…Так, с водкой, трэшем и угаром, закончился этот крупный мозгоразрушающий проект.

* * *

Андрей не думал об этом по дороге в аэропорт и во время полета, потому что крепко спал – и в такси, и в самолёте. На работе был цейтнот, также было не до размышлений. Он уже не состоял на службе темных сил, призывавших убивать и насиловать девушек, а управлял более мирными процессами – деловыми. Время от времени Леночка напоминала о своём существовании – звонила и докладывала о ходе операции, как проводит переговоры, подписывает договора и забирает доверенности на получение товара. Ту же самую информацию давали Ренат с Блайвасом, поэтому Андрей знал обо всём, как бы если находился рядом со своими товарищами в Москве. Босс сработал хорошо, как закрыл Умара, так и освободил – его выпустили еще до того, как рассвело. Блайвас не спал почти всю ночь, нервничал, и стал названивать Умару с шести утра. В восемь абонент вышел в эфир, и Блайвас тут же его подсек. Он потребовал немедленно встретиться. Встреча произошла там же – в английском пабе «Гудермес». Умар, парфюмированный тюремными запахами, выдал оставшиеся векселя, а взвинченный Блайвас набросился на него с требованием компенсировать $100,000 за освобождение, дать дополнительный дисконт и отсрочку платежа. Не тут-то было. Умар возразил: если бы все вексели забрали вчера, то не нужно было бы его освобождать. Всё равно это не имело значения, частями выбраны ценные бумаги или одним махом. Их выписали по договоренности – окончательной договоренности в минувшую пятницу, когда утрясли сумму сделки, счетчик включился, и контрагенты – то есть Блайвас со товарищи – обязаны в оговоренные сроки вернуть оговоренные 40 % номинала векселей, даже если не заберут их. Однако, Блайвас не тот человек, которого можно запросто срубить с хвоста. Он дал понять, а Радько ему помог, что располагает возможностями упрятать обратно за решетку только что откинувшегося Умара. Объяснил, что Умар находится на свободе не потому, что такой ловкий, а потому что нужен для дела.

И Умар был вынужден сдаться – ему не с кем было посоветоваться насчет людей Коршунова, так как Лечи был в бегах. Умар согласился, чтобы указанные $100,000 вычли из тех денег, которые пойдут в уплату векселей, и дал дополнительный месяц отсрочки. Первый платеж – в последний рабочий день декабря, уменьшился до $70,000. Стороны закрепили соглашение крепким рукопожатием, и Умар буквально вытолкал Радько и Блайваса из своего заведения, изрыгая проклятия в адрес Клавдии Пайпер, которую за её блядство следовало не обливать кислотой, а закопать, чтобы её никто не нашел.

Оказавшись в кардиоцентре, в своём офисе, Андрей прежде всего проверил, сколько денег перечислил кардиоцентр Совинкому с момента прошлого визита в Волгоград. Это была сумма, с которой нужно отчитаться перед Халанским. Сумма уже была известна, сейчас Андрей, как обычно, проверил её, сверил с прошлым отчетом, сделанным для Халанского, и написал новый, в котором, как всегда, расшифровал каждый платеж (для каких отделений закупалась продукция), вывел четыре суммы – аренда (неофициальная часть), доход от аптеки, 5 % от общей суммы всех платежей (с этих денег главврач откатывает заведующим отделениями и начмеду), и 3 % от общей суммы (эти деньги главврач забирает себе, о них никто не знает, кроме него и хозяина Совинкома); и суммировал их. Затем вынул из портфеля деньги, снятые со счета в Петербурге, отсчитал четыре суммы и разложил их по отдельным конвертам. Которые положил во внутренний карман пиджака. Созвонившись с Халанским, узнав, что он готов принять, направился в приемную.

Оказавшись в кабинете главврача, закрыв за собой дверь, Андрей проделал процедуру, давно ставшую ритуальной: подошёл к столу, поздоровался за руку с главным, положил на край стола четыре конверта и накрыл их свернутым вдвое листком бумаги, на котором была выведена расшифровка платежей, затем сел за приставной стол, посмотрел в окно, увидев краем глаза, что главный смахнул конверты в тумбочку, а расшифровку, пробежав глазами, порвал и выбросил в мусорное ведро, повернулся к нему лицом:

– Вот, как-то так.

Пошли обычные для таких случаев разговоры – о погоде, о трудностях существования в условиях постоянных разъездов. Как обычно, Халанский поинтересовался, не слишком ли утомляют Андрея дальние поездки и процедуры по обналичиванию денег – может, ну его к черту, сидеть на месте оно спокойнее. Два года назад переезд директора Совинкома в Петербург вызвал шоковое состояние у главврача кардиоцентра. Андрей придумал легенду – получение второго высшего образования, но она как-то сама собой рассыпалась. Халанский постепенно привык, что хозяин фирмы-поставщика номер один проживает в другом городе и появляется в кардиоцентре раз в две недели по выходным. Система работала без сбоев, Совинком поставлял расходные материалы вовремя, и не было никаких причин для беспокойства. Но известие о том, что у Андрея в Петербурге ещё какой-то бизнес, насторожило Халанского. Он чаще стал задавать вопрос, насколько хлопотно вести одновременно столько дел, не отвлекают ли Андрея дела кардиоцентра от основного бизнеса. Ведь человеку не нужно так много денег, можно… и нужно довольствоваться малым.

– … вещи, престиж, социальные роли владеют нами, превращают нас в ёмкости для всего лишнего, да… Я не проповедую аскетизм в «келье под елью», я просто знаю, что жадность фраера сгубила. Лучше иметь стабильно и понемногу, да…

– Да, Станислав Анатольевич, – согласился Андрей. – Минимум материального максимума – этот принцип мне близок.

Общаясь с Халанским, неизбежно прийти к выводу, что люди не так уж безнадёжны. Андрей доложил о появлении нового поставщика – словацкой фирмы Egamed, поставляющей расходные материалы для отделения рентгенхирургии. Эта фирма сама вышла на Совинком – а другого варианта не было, куда бы ни обратились фирмачи, им везде бы указали на поставщика по умолчанию. Они предлагали продукцию, назначение которой Андрей слабо себе представлял, уяснил только название: Amplatzer, а также то, что это совершенно новое направление, не конкурирует с Джонсоном, а создаёт дополнительную нишу. Соответственно, кардиоцентр будет тратить больше денег на закупку (и получать дополнительную прибыль, так как услуги рентгенхирургии платные), и на продажи продукции Джонсон и Джонсон это никак не повлияет. Узнав о возможностях фирмы Совинком, руководство Egamed дало эксклюзивные условия, позволяющие стать дилером по Югу России.

– Мы растаможили первую партию, Станислав Анатольевич, товар поступил в отделение, – доложил Андрей.

Халанский кивнул – директор Egamed дозвонился и до него, и получил лестные отзывы о фирме Совинком. Собственно, поэтому Совинкому и дали такие выгодные условия.

На прощание Андрей напомнил о существовании компании Шварц Фарма, выпускающей широкий спектр кардиологических препаратов, в которой Вадим Второв до сих пор числился региональным представителем и предоставлял Совинкому беспрецедентные условия – отсрочку платежа три месяца и скидки 50 % (даже на таких условиях Андрей умудрялся динамить с платежами). Основным потребителем дорогостоящей продукции Шварц Фармы являлся кардиоцентр, и Андрей давал скидку по цене и комиссионные 25 % вместо обычных 8 %.

– 25 процентов, – сказал он, кивнув в сторону прайс-листа, который до этого положил на стол прямо перед Халанским.

Тот, вот уже наверное в 20-й раз за последние четыре года, что Совинком поставляет эту продукцию в кардиоцентр, ужаснулся:

– Не слишком ли вам сложно… Андрей… такие суммы??!

Андрей заверил, что несложно – просто его друг даёт специальные скидки на большой объем, а кардиоцентр – это клиент номер один для Совинкома.

Как обычно, Халанский вышел из-за стола, чтобы пожать на прощание руку. Проводив до двери, ещё раз, с галантным поклоном, пожал руку:

– Будем работать!

Беседа с Леной Гусевой по поводу её ухода состоялась в конце рабочего дня, когда все сотрудники уехали домой. Остались заинтересованные люди: хозяин фирмы – Андрей, и его заместитель, Ирина Кондукова – те, кому предстоят мучения после увольнения грамотного и ответственного бухгалтера. Да, долго они не знали забот, расслабились. От знакомых Андрей слышал душераздирающие истории про долбоебов-бухгалтеров и всевозможные подставы из-за неправильного учета.

Лена Гусева не относилась к людям, которые бросают слова на ветер. Она твердо решила уйти, но Андрей всё же попытался её отговорить, и предложил несколько вариантов: оплачиваемый отпуск любой продолжительности и последующее восстановление на работе, частичная занятость и курирование нового бухгалтера, консультации и аудит. Но она отвергла их все. Она поблагодарила за заботу, и повторила то, что уже сказала Ирине: усталость, жалобы на здоровье (прежде всего зрение), а также всё возрастающий объем работы плюс её специфика – большое количество аффилированных структур, крупные денежные транзакции между ними, которые надо как-то документально оформлять, крупные суммы, перечисляемые на помойки для обналичивания, и взаимоотношения с этими левыми помойками, которые также необходимо закрывать документами.

– Мне страшно, Андрей Александрович, – сказала она в заключение, – когда я вижу эти космические суммы, которые уходят непонятно куда, мне становится просто страшно.

Если в решении других вопросов Андрей мог как-то подсобить, то лечение фобии «космических сумм» – не по его части. Договорились, что Лена Гусева тестирует нового бухгалтера, насчет которого Ирина уже обратилась в кадровое агентство, передает дела, и увольняется. Андрей напомнил про годовой баланс, и Лена согласилась, что просто обязана его сделать по бухгалтерской этике – закрыть год, только потом уходить.

Когда она отправилась домой, обсудили положение. Какие-то странности творятся с другой Леной – Николовой. Всегда точная, она за последние три месяца допустила несколько оплошностей – заказала товар по заявкам менеджеров дороже, чем он был выставлен по счету потребителям, тем не менее по чьему-то недосмотру товар был отгружен, и с перечисленных сумм были выплачены комиссионные клиентам и проценты ответственному менеджеру. Фирма же сработала в убыток. Андрей попенял Ирину – разве просто так она ставит подпись на всех исходящих документах?! Если замдиректора расписывается, это значит, что вся сделка проверена и подвохов нет. Сколько было из-за этого скандалов на Экссоне в первый год работы! У Владимира Быстрова случалась истерика, если он видел, что Андрей подписывает не глядя документы и даже если при подписании бумаг рядом нет калькулятора. Хотя на Экссоне не было ни разу такого случая, чтобы сработали в минус. Сам Владимир обсчитывал каждую сделку, постоянно проверял за другими и знал наизусть все цифры.

В ответ на претензию Ирина ответила, что не успевает проверять все сделки, её хватает только на кардиоцентр и Казань. Новая сотрудница отдела снабжения, Наталья Писарева, еще недостаточно компетентна. Вообще она туповата, заметила Ирина, но если её поднатаскать, из неё получится хороший исполнитель.

– А что с Леной? – обеспокоенно спросил Андрей. – Что-то не то? Она нервничает, чего-то боится? И почему её сегодня не было?

Помолчав, Ирина ответила:

– Она беременна, на третьем месяце. И у неё открылся псориаз.

– Беременна? Псориаз?

Ирина повторила – у Лены Николовой был псориаз, легкой степени, по крайней мере никто не замечал, но на фоне беременности болезнь резко обострилась. Поэтому в помещении Лена носит медицинскую шапочку – на голове резко выраженное шелушение. По крайней мере, последний раз она была в шапочке. А вообще она уже неделю не выходит на работу по состоянию здоровья.

Это был тяжелый удар – выпадали два надежных сотрудника. Теперь кто придет на их место и каких неприятностей ждать от новых людей? Таких, кто действовал без понуканий, работал самостоятельно и был предан фирме, оставалось трое – Марина Маликова, Ирина Кондукова, и Афанасий Тишин. Остальные, если вдруг не выйдут на работу, то фирма от этого только выиграет.

Андрей стремился к неизведанным высотам, строил великие планы, а оголившиеся тылы могли замедлить поступательное движение вперёд. Теперь вместо двух людей, которые закрывали все вопросы на месте, о существовании которых Андрей даже не подозревал, возьмут десять олигофренов, которые будут доебывать звонками, требуя пошаговых инструкций, и один хрен все перепутают. В его практике бывали такие моменты, и примерно месяц назад он, будучи в бане у Второва, выслушал от одного приятеля подобную историю – как залихорадило фирму после увольнения нескольких работников, державших все нити.

Шок был настолько сильный, что Андрей спокойно выслушал идиотскую речь Вальдемара, напившегося по случаю удачного завершения вексельной истории и вздумавшего трезвонить всем подряд.

– Господин Разгон, вы меня слышите? – орал он так, что его было слышно из коридора. – Вам звонят из офиса сихана седьмого дана. Сегодня 15-й день месяца Золотистой Свиньи шестого тысячелетия периода Кали-юги. Мы с вами должны сопровождать сихана в Иволгинский дацан с целью узреть новейшее чудо света – нетленное тело буддийского монаха в состоянии самантхи.

Фоном этого бреда был звон посуды, развеселая попса и пьяная разноголосица. Вальдемар где-то гулял.

– Смотри не проеби наше всё! – напутствовал Андрей.

– Наша вселенная находится в чайнике Люй Дун-Биня, продающего всякую мелочь на базаре в Чаньани, – прокричал Вальдемар и отключился.

Глава 60

Капранов ликовал. Наконец Андрей Разгон получит по заслугам, – этот урод, ёбарь-террорист и прохиндей, в отношении матери которого можно сказать: лучше бы она сделала аборт. Закревский договорился с москвичами, и сотрудники московского уголовного розыска примут мерзавца по прилёту в Москву. Известно место, дата и даже точное время: аэропорт Домодедово, 24 декабря в 14–40. Разгон взял билет Волгоград-Домодедово на 13–00 – сыщики всё пробили. Так что ему не уйти. Ловушка захлопнется. Его встретят и обработают по старой доброй схеме, не дав созвониться со своими друганами, которые, конечно же смогли бы его вытащить. Осудят и отправят по этапу, и пускай его компаньоны и родственники носят ему передачки. А там…

Да, долго, слишком долго велась эта охота. Но, как говорится – семь раз отмерь, один раз пиздец.

Раз в неделю Капранов, оставляя семью, на сутки уединялся в своём коттедже на пересечении Ангарской улицы и Третьей Продольной, чтобы погрустить в одиночестве, посмотреть фото и видео, запечатлевшие погибшую Ольгу. Рана его не заживала, он сознательно растравлял её. Он не упрекал Ольгу в том, что она ему изменяла, виновником всех бед он считал Разгона.

И в этот день, 23 декабря, находясь в своём доме, в котором Ольга была частым гостем, Капранов размышлял, сможет ли взять грех на душу. Когда Закревский намекнул на такую возможность, как физическое устранение, Капранов её решительно отверг. Но чем ближе к развязке, тем более заманчивой казалась идея навсегда избавиться от мрази, похитившей любовь всей жизни. Смерть за смерть!

Не говоря себе ни «да», ни «нет», Капранов решил подождать до суда, ибо сказано: лисицу сначала ловят, а потом сдирают с неё шкуру.

Глава 61

Валерий Зюбенко, замначальника уголовного розыска при УВД Волгоградской области, пребывал в мрачном настроении. Работая простым опером в ОБЭП Советского района, он получал гораздо больше – в основном за счёт подработок, которые постоянно подкидывал шеф, тогдашний начальник областного ОБЭП, Иосиф Григорьевич Давиденко. А здесь, при должности, – никаких шабашек, если что-то проклёвывается, то это такая лажа, за которую стыдно браться. И опасно. То ли дело Иосиф Григорьевич, всегда предлагавший стопроцентные схемы, его задания Зюбенко всегда выполнял не задумываясь, потому что всё было продумано до мельчайших подробностей.

В этот вечер Зюбенко решил пригласить в кафе Ивана Семенова, своего сотрудника, которому доверял больше, чем остальным, как следует врезать водки и поговорить по душам – может совместными усилиями замутить какое-нибудь дело. Надоело сидеть на одной зарплате, ждать у моря погоды. Но Семёнов что-то задерживался. Рабочий день закончился, Зюбенко дважды заходил к Семёнову в кабинет, тот возился с бумагами, куда-то звонил. На часах начало седьмого, а этот труженик никак не угомонится. Наконец, Зюбенко не выдержал. Собравшись, он закрыл свой кабинет, прошел к Семенову, и встал, что называется, над его душой.

– Так, товарищ стахановец, долго еще?

Тот пробивал по базе некоего Андрея Разгона. Эта фамилия показалась Зюбенко знакомой, и он поинтересовался, по какому делу проходит данный гражданин.

– Ребята из Москвы позвонили, – сказал Семенов. – Просят узнать время вылета одного нашего местного кадра в Москву.

– Ну и как, ты узнал?

– Да, Валерий Иванович, завтра рейсом 13–00 Разгон вылетает на Домодедово – только что поступили данные, что в кассах взят билет.

Зюбенко задумался – он сегодня ничего не слышал про клиента по фамилии Разгон. Последний раз он слышал эту фамилию лет семь назад.

– Ну а в чём дело, почему нет официальной ориентировки, ориентировки?

– Дык…

Секунду поразмышляв, Семёнов объяснился: позвонили московские знакомые, бывшие однокурсники, лично просили пробить время вылета из Волгограда означенного гражданина Разгона. Возможно, придётся взять его здесь и препроводить в Москву – дело срочное, горит.

– Подожди! – Зюбенко отстранил руку Семенова, потянувшуся за телефоном. – Горит у него. Никуда не звони, не звони, ничего не делай, не делай!

Он вышел в коридор, и в дверях, обернувшись, снова приказал ничего не предпринимать без его разрешения. В коридоре, отойдя к окну, он набрал Давиденко.

– Привествую тебя, братское сердце, братское сердце! – поздоровался он, когда абонент ответил. – Как поживаешь, как твоё драгоценное, драгоценное?

– Спасибо, Валера, не дождёшься. Сам-то как? Как на новом месте?

– На «х» начинается, на «о» заканчивается, но не «хорошо».

– Что так?

Зюбенко посмотрел в сторону кабинета, откуда только что вышел:

– Потом расскажу. Тут такое дело, Иосиф Григорьевич, Григорьевич. Помнишь, был у нас такой Андрей Разгон, фигурант по делу о микросхемах. Ну, на тебя похож, крепкий паренек, в камере двоих зеков замочил.

– Да, помню, а что с ним?

– Москва его хочет, только что дали ориентировку, ориентировку.

– Что?!

Не дослушав объяснение, Давиденко приказал ничего не предпринимать, сам он сейчас срочно подъедет в УВД, чтобы лично разобраться в этом вопросе.

Глава 62

Кончив, Андрей ослабил объятия и попытался поцеловать Таню, но она, шумно выдохнув, с силой оттолкнула его так, что он чуть не упал с кровати.

– Что с тобой? – изумился он.

– Это я должна спросить, что с тобой, – откликнулась она, разминая затекшие суставы. – Что это значит, что сейчас было?

– Что было… мы занимались любовью.

Он попытался к ней приблизиться, но она оттолкнула его и отодвинулась на другой край кровати:

– Никто сейчас тут не занимался любовью.

Сердце бешено стучало, она никак не могла прийти в себя после пережитого потрясения. В потемневших глазах отражались боль и отчаяние.

– Скажи, у тебя появилась рабыня, которую ты душишь, мучаешь в постели? Или что, почему ты такой грубый, где твоя нежность, где, скажи?

Не выдержав, она разрыдалась.

До Андрея медленно доходило, что же сейчас произошло. Он часто действовал, не посоветовавшись со своим разумом, – особенно за последние двое суток. Где-то трезвонил мобильный телефон, сообразив, что это его, Андрей, соскользнув с кровати, поднял с пола брюки, вынул из кармана трубку, и нажал на зеленую кнопку:

– У аппарата!

– Господин концессионер, ты готов к вылету?

– Вальдемар, ты что ли? К какому нахуй вылету?

Потребовалось время, чтобы Андрей сообразил, о чем речь. Предыдущий звонок Вальдемара не был пьяным базаром, он действительно собирался лететь в Улан-Удэ, чтобы посетить какое-то буддистское поселение, в котором полоумные монахи оберегают мумию своего вождя, очень навороченного ламы. Это как-то связано с «Лавкой жизни», и Андрей просто обязан составить Вальдемару компанию. Это явная блажь, но отказаться не представлялось возможным – учитывая, какую услугу он оказал.

– Когда ты хочешь, чтоб я вылетел, – уточнил Андрей.

– Вылет послезавтра в семь вечера из Домодедово!

Для Тани это стало новым ударом. Вскочив с постели, она стала собирать вещи, чтобы одеться:

– Ты обещал, что проведешь со мной неделю!

Андрею с трудом удалось уговорить её вернуться в постель. Укрыв её одеялом, он принялся нашептывать ей ласковые слова. Но она не могла успокоиться, и, источая из глаз солёные жемчужины, продолжала сыпать обвинениями, называть его обманщиком и предателем. Она ничего не хотела понимать – ни обстоятельств, ни трудностей.

Буря улеглась с трудом. После пререканий Таня снисходительно позволила себя поцеловать и сама поцеловала его. Андрей успокоился – всё в порядке, она не стала бы целовать его, если в ней оставалась хотя бы йота недовольства.

– Полетели со мной, – предложил Андрей. – Ты когда-нибудь видела мумию?

Таня изумленно раскрыла глаза, и переспросила, позабыв обо всём, что говорила только что:

– Мумию?! Какую еще мумию?

– Ну это… был такой крутой сибирский лама… – напрягая память, мобилизуя воображение, стал объяснять Андрей.

Каким бы диким ни выглядело приглашение Вальдемара, оно оказалось очень уместным. Конечно, куда приятнее слетать в Сочи, Абхазию, а тем более на Кипр, но экзотическая поездка по буддистским местам тоже подойдет. В здравом уме такое вряд придет в голову. Компаньоны отпустили Андрея на неделю в качестве компенсации – они все вместе улетали в Таиланд на две недели, а Андрей оставался один на хозяйстве. (поездка с женами в Таиланд – еще большая дикость, чем в сибирскую глушь, нетрудно себе представить, какое это будет разочарование находиться со своим самоваром в этом очаге разврата, цитадели мировой проституции). И на него была возложена очень ответственная задача – в последних числах декабря Электро-Балт должен перечислить около тринадцати миллионов рублей, и необходимо в кратчайшие сроки организовать доставку сырья – свинца, сплава, полипропилена и сурьмы. На сегодняшний день еще не было точно известно, у кого взять требуемую продукцию. Владимир с Артуром сменили гнев на милость и перестали попрекать за тот инцидент с Пауэр Интернэшнл. Владимир лично встретился с гендиректором Пауэра, провёл переговоры, и уговорил подписать все акты сверок, несмотря на отсутствие многих документов, и таким образом документально подтвердить, что Экссон ничего не должен Пауэру. Напоследок, Владимир, конечно же, не удержался от колкостей: «Андрей Александрович, я тут выполняю за тебя твою работу…» Но в целом отношения наладились.

До конца декабря Андрей был свободен, и он пообещал провести это время с Таней. В Петербург он не торопился, ибо сказано: не спеши туда, где тебя не ждут. Вслед за Мариам приехала её мать, а потом и незамужняя подруга с дочкой. Дом, как обычно, превратился в общежитие.

– Мы полетим вместе, Танюш. Это будет что-то с чем-то.

Она мягко провела длинными, прохладными пальцами по его волосам:

– Андрей… мой любимый Андрей…

Он расчувствовался: как не походила предельная почтительность Тани на своеволие Мариам. Его ожидания в отношении жены не осуществились – по поводу второго ребенка она сказала, что нечего об этом думать, пока не будет готова их собственная квартира на Морском Фасаде (то есть сдана и отремонтирована). Что касается нежных чувств – Мариам убила их нахрен несколькими ядовитыми фразами, заставив Андрея вспомнить давно забытые времена её вампиризма, когда она методично доводила его и не успокаивалась, пока он не сорвется. Обшаривая стол (водился за ней такой грешок), она обнаружила листок с записанной на ней так называемой вечерней молитвой, – текст был озаглавлен «My pray» и содержал установки самовнушения, читая на ночь, Андрей задавал себе боевой настрой, поднимал дух. И во время очередной стычки Мариам с издевкой стала цитировать фразы оттуда: «Ну как же, ты же такой умный, сильный, у тебя «мозг как компьютер», ты «на ходу решаешь все вопросы»… и так далее. Это было сказано в связи с некоторыми его просчетами, она ясно дала понять, какой он занимается ерундой. И это у неё блестяще получилось – Андрей почувствовал так, будто его раздели на публике. Высыпалось много ядовитых слов, от которых не было противоядия. Это было жестокое унижение, но он улыбнулся, не подал виду, отшутился, однако Мариам, почувствовав насколько сильно он уязвлен, просияла – он увидел знакомый блеск в её глазах. «Что за бред, – размышлял он, отойдя от шока. – Она кончает с этого что ли, вампирша чертова?!»

Они молча лежали, лаская друг друга, но раздавшийся звонок прервал блаженство. На этот раз был Давиденко. Андрей выбрался из постели, вытащил трубку из кармана брюк, вернулся к Тане, которая прильнула к нему, как только он опять оказался рядом.

– Алло, Иосиф Григорьевич!

– Андрей, ничего что беспокою?

– Нет, Иосиф Григорьевич. Я тут немного задержался в Волгограде.

– Прекрасно. Никуда не уезжай.

Сделав небольшую паузу, Давиденко задал вопрос:

– Андрей Александрович, понимаю: у тебя напряженный график, полно работы, но напряги память и вспомни, ты никого не убивал 13 сентября текущего года в Москве, на Тверской улице в итальянской пиццерии Сбарро?

– В смысле «убивал»? Я там нахлобучил одного козла за то, что он оскорбил мою девушку. Но я его не убивал.

– Так вот он умер на днях, и вскрытие показало, что от полученных травм. Тебя ищут.

Андрей с Таней переглянулись. Они внимательно выслушали то, что рассказал Иосиф Григорьевич, и Андрей спросил:

– Что же мне теперь делать?

– Я тут кое-что предпринял без твоего ведома – ты уж извини. Но думаю, так надо. У меня тут в уголовном розыске работает мой бывший сотрудник – это я его туда пристроил, но дело не в этом. Он позвонил в Москву и забожился на пидора, что всю неделю с 10 по 17 сентября гражданин Разгон находился в камере областного УВД. То есть сделал тебе железное алиби. Пока что на словах, но москвичи тоже звонили и просили оказать содействие тоже на словах. Как только они пришлют официальный запрос или ориентировку, мой человек тоже будет должен сделать официальные бумаги. А для этого нужны финансы.

Иосиф Григорьевич умолк, собираясь с мыслями.

– Сколько? – спросил Андрей.

– Да ты понимаешь, если решать всю проблему целиком… чувствую, что москвичи мухлюют, что-то здесь не так. Если они мухлюют, возможно, что тебе не придется платить. Тебе придётся побыть в Волгограде, пока я всё выясню.

– Но у меня аврал, срочные дела, Иосиф Григорьевич. Завтра мне нужно лететь на Москву, а послезавтра, 25-го я должен вечером вылететь из Москвы… на север.

– Так, аврал, на север… А ты где сейчас находишься?

Андрей оглядел гостиничный номер:

– Я это… в гостях.

– Знаешь, что… подъезжай сейчас в ресторан Маяк. Во сколько там будешь?

Андрей сказал, что подъедет через полчаса и отключился. Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Затем Таня спросила:

– Он откинулся – тот мудак?

– Поверить не могу.

– Но ты бил его по голове – руками и ногами. Я ещё подумала: как ты можешь так бить кулаками по твердому черепу – тебе наверное больно рукам.

– Я отжимаюсь на кулаках и каждый день тренируюсь на твердой груше. Сейчас не об этом.

Он задумался. Через полчаса Давиденко предьявит счёт, который надо будет сейчас же оплатить. Андрей поморщился – опять расходы!

* * *

Двести тысяч рублей – такой получился приговорчик. Прибыль от сделки по горздравотделу накрылась пилоткой – как бы выразился руководитель этого учреждения. Иосиф Григорьевич немало подивился, когда Андрей запросто раскрыл портфель и выложил на стол две пачки 1000-рублевок по сто тысяч рублей. Андрей был уверен на 200 %, что теперь особист поднимет тариф, уразумев, что предприниматель тянет гораздо больше, чем 20,000 рублей в месяц, но выхода не было – послезавтра в семь вечера нужно вылететь с Вальдемаром в Улан-Удэ из Москвы, а для этого необходимо решить все проблемы. Да и вообще – как работать и жить, когда на тебя завели уголовное дело и ты в розыске?!

– Отлично! Прямо сейчас я урегулирую все вопросы, – Иосиф Григорьевич взял со стола деньги и положил во внутрений карман пиджака. Он немного покривил душой – Андрей мог совершенно бесплатно и без посторонней помощи решить проблему, его родителям, Ольге Альбертовне и Александру Андреевичу достаточно поднять трубку и позвонить Юрию Ивановичу Рубайлову, депутату Госдумы, который находится в Москве, и попросить о помощи, и все московские шавки заткнутся. Рубайлов вытащит их непутевого сына, как уже бывало. Но тогда у Андрея возникнет закономерный вопрос: а зачем ему Давиденко?

– У тебя проблемы, Андрей, и серьёзные. Заведено уголовное дело. Но теперь, – Иосиф Григорьевич похлопал по карманам, где лежали деньги, – оно будет приостановлено, причину они сами придумают. Размытое изображение на плёнке, сбивчивые показания свидетелей. Это их головная боль. Москвичи-мироеды получают сто пятьдесят тысяч, полтинник остается в Волгограде. Наш уголовный розыск состряпает протокол задержания задним числом – ты якобы провёл в камере… в которой ты уже бывал в 1996 году… трое суток – с 11 по 14 сентября. Бонус: за эти деньги, пятьдесят тысяч, тебе сделают аналогичную бумагу на любые даты, которые предъявят москвичи. Они скажут допустим: Разгон в таких-то числах конфликтовал с погибшим Хмаруком, а мы им: «Хуй вам! Гражданин Разгон в этих числах сидел в камере областного УВД!» Цени, таких услуг за такие деньги тебе никто больше не окажет ни в одном субьекте Российской Федерации.

– Спасибочки. Я могу улететь самолётом?

Иосиф Григорьевич покачал головой.

– Я бы не советовал – ближайшую неделю. Ни поездом, ни самолётом. Езжай на машине. Чувствую…

Тут он шумно втянул носом воздух.

– … чую, дело заказное. Вспоминай, кому дорогу перешёл.

– Вообще без понятия. Я живу по правде и никому не причинил вреда.

Иосиф Григорьевич повторил инструкции и пообещал как следует разобраться в этом деле – по его глубокому убеждению, что-то здесь не так. Он поднимет все свои связи, чтобы доподлинно разобраться в уголовном деле, которое, вероятно, слабали по чьему-то заказу. Но вместе с тем, для безопасности, он посоветовал не пользоваться общественным транспортом, так как уголовный розыск имеет доступ к системе воздушных и железнодорожных перевозок и может узнать, что такой-то гражданин купил билет на такой-то рейс.

Внимательно посмотрев на подопечного, Иосиф Григорьевич сказал:

– Поэтому ответ такой: завтрашний билет сдай, и без моих инструкций никуда из города не выезжай!

Глава 63

Приняв деньги, Иосиф Григорьевич Давиденко пришел домой и из дому позвонил бывшему коллеге, с которым прежде имел дела, начальнику отдела по борьбе с экономическими преступлениями УВД по СВАО г. Москвы, Дмитрию Николаевичу Сокольничьему. Дело было изложено таким образом: Следственное управление при УВД по Северному административному округу города Москвы возбудилось уголовным делом в отношении клиента, волгоградского предпринимателя Андрея Разгона. Следователь Поспелов считает, что 13 сентября Андрей Разгон нанес Марьяну Хмаруку несовместимые с жизнью травмы, отчего тот скончался в ЦИТО имени Приорова 18 декабря – спустя три месяца. Задача: прекратить дело или хотя бы заволокитить его и если оно заказное, то установить кто заказчик. Давиденко был не чужой человек, поэтому Сокольничий оперативно отреагировал на просьбу и уже на следующий день в два часа дня встретился с начальником Следственного управления, переговорил с ним, после чего отзвонился в Волгоград и и дал такой ответ: «Действительно, заведено уголовное дело, подразумевается, что это убийство и для поимки подозреваемого задействован уголовный розыск».

Давиденко прозрачно намекнул, что есть некоторый бюджет – предприниматель готов раскошелиться, чтобы его оставили в покое. Сокольничий подумал, что у него плохо со слухом – волгоградский коллега никогда не порол чушь, а тут явно какой-то нонсенс: как можно говорить по телефону такие вещи, тем более речь идёт об убийстве.

– Дима, выслушай меня внимательно, – терпеливо и с некоторой долей дружеской теплоты сказал Иосиф Григорьевич. – Я уже штатский человек и могу запросто придти как адвокат моего клиента к следователю Поспелову и предъявить: слушай, Поспелов, а ну-ка объясни, с какого перепугу ты мобилизуешь уголовный розыск по факту больничной смерти уже на седьмой день после этой смерти? Тогда как официальный ответ из судмедэкспетизы ты должен получить только через месяц! Это только один вопрос, Дима, а таких вопросов может быть сотня. Я как адвокат захочу проследить весь путь Хмарука, еще живого от дома до больницы и уже мертвого Хмарука от больницы до кладбища. И уверен, что на этом пути не всё чисто.

Сокольничий задумался – да, действительно здесь что-то не то. Явная взята предвзятость. Давиденко было мало, что его собеседник просто становится на его точку зрения, ему был нужен результат.

– Дима, говорю открытым текстом: у меня на руках сто тысяч рублей. Отправляю их тебе срочным переводом, ты ими распоряжайся как хочешь, но мне нужно, чтобы мой клиент мог уже сейчас спокойно перемещаться по стране – то есть чтобы ребята из уголовного розыска не караулили его на вокзалах и аэропортах. И второе: пускай Поспелов, если взял деньги чтобы открыть дело, отчитается перед заказчиком, что дело есть, оно открыто, но не более того. Пусть приостановит или найдет способ чтобы заволокитить. Потому что если он будет дальше копать под моего клиента, то я мобилизую Генпрокуратуру и потребую эксгумацию трупа и широкомасштабную проверку всего этого дела.

Сокольничий молчал, но уже продуктивно – не противодействуя, а соображая, какими словами будет объяснять услышанное начальнику Следственного управления и можно ли будет объясниться на сухую, не делясь теми деньгами, что переведут из Волгограда. Чтобы закрепить материал, Давиденко прибавил:

– Оферта действительна в течение двух часов. Извини, не могу ждать: мой клиент должен взять авиабилет, а для этого сыщики, которые его пасут, должны выйти из системы.

Сокольничий утвердительно крякнул, и тогда Давиденко завершил беседу:

– Жду от тебя хорошие новости в обмен на контрольную цифру денежного перевода.

Глава 64

24 декабря с трёх часов дня жизнь Станислава Закревского превратилась в ад. Разгон не прилетел рейсом 13–00, и сотрудники уголовного розыска зря прождали в Домодедово. Позже стало известно, что он сдал билет. Новый не приобретал – ни на поезд, ни на самолёт, и оперативники гадали, что предпринять. Закревский бы поехал пить пиво в «Пену» с Пустоваловым, но Капранов, сидя в своём коттедже, населенном призраками, так достал по телефону, что ничего другого не оставалось, кроме как что-то придумывать.

– Так, заебало всё, погнали в «Пену», сегодня пенный день, – Пустовалов трезво рассуждал, что Разгон рано или поздно объявится, не в Москве так в Питере, надо просто спокойно подождать. В пять вечера они вышли из отделения, погода прямо благоухала, и служебный транспорт готов был везти на базу – то есть в «Пену».

– Давай что-то придумаем, – Закревский, тревожно сжимая трубку, которую каждые пятнадцать минут разрывало звонками из Волгограда, переминался с ноги на ногу – уже не знал что делать.

Пустовалов затолкал нервного товарища в служебный Форд:

– Поехали квасить! Давай, ямщик, не жалей лошадей. На проспект Андропова! С мигалками!

– Поехали заберём Хмарука! – сказал Закревский.

Он подумал: хотя этот идиот сам по себе никому не нужен, но будет хотя бы какой-то результат, чтобы отчитаться перед шефом. Пустовалов нехотя согласился – они уже сделали пару безрезультатных рейсов в офис Вексельберга на Тверской, чтож, бог любит троицу.

«Неужели в Волгограде случился прокол?» – гадал Закревский. Вчера, вопреки запрету, он созвонился с волгоградскими сыщиками из уголовного розыска – однокурсниками, с которыми учился в Высшей следственной школе, и попросил пробить по местной базе время вылета Андрея Разгона из Волгограда (или время отбытия поезда – если он взял железнодорожный билет). Через Москву не удалось это сделать, и Закревский рискнул. Он подумал, что Капранов сильно преувеличивает, будто в Волгограде всё куплено. Не может такого быть, что Разгон скупил на корню всю волгоградскую милицию, которая только и ждёт, как бы ему услужить. Ребята помогли, и установили дату и время вылета. Что же случилось, почему он сдал билет?!

Вместо «Пены» они приехали на Тверскую, где встретились с лейтенантом Сергеем Звонарёвым, терминатора сыска, одним из тех, кто зря проторчал в зале прилёта аэропорта Домодедово в ожидании Андрея Разгона.

Втроём они стояли на углу Тверской и Глинищевского переулка и обсуждали ситуацию.

– Я просто попросил Ваньку Семёнова пробить по базе грёбаного Разгона, – пробормотал Закревский.

Они с Пустоваловым стали припоминать, как всё происходило. Вчера утром они зарядили Ивана Семёнова, до пяти вечера никакой информации не поступало, потом, после работы отправились сюда, на Тверскую. Около шести Семёнов скинул СМС, Закревский перезвонил с мобильного, и тот сообщил, что система, наконец, выдала информацию: Андрей Разгон приобрёл в авиакассе билет на завтрашний (то есть это уже сегодняшний рейс 13–00). Далее, они с Пустоваловым поднялись в офис Вексельберга, постояли перед закрытой дверью, и спустились вниз. Телефонные звонки Хмарук-Панфилов проигнорировал, позже отзвонился и сказал, что «был очень сильно занят». На требование немедленно подъехать тоже не отреагировал – включил дурака, будто ничего не слышит и вскоре связь прервалась. От нечего делать Закревский снова позвонил Семёнову в Волгоград и какое-то время общался по мобильному.

– Брось париться! – Пустовалов похлопал друга по плечу. – Ну задержался хлопчик, ничего страшного, через день объявится. Или ты думаешь, что над душой Семенова, пока он с тобой общался, стояло заинтересованное лицо и ждало, когда поступит информация по твоему ушлёпку – Разгону?! Таких совпадений не бывает!

Они находились на оживленной улице, напротив входа в Сбарро. Как в песне, «мимо пролетали дорогие лимузины в них женщины холодные с горящими глазами», и у Звонарёва закрадывалось подозрение, что после беспонтового ожидания в аэропорту предстоит не менее бесполезное времяпровождение на Тверской – главной панели страны.

– Друг… – Пустовалов приобнял товарища. – С меня поляна – сегодня проставляюсь в «Пене», будет море бухла, жратвы и разврата, одним словом: мясо! Но у нас проблема: надо экстрадировать из Москвы одного придурка…

Тут он поднял голову, всматриваясь в окна верхних этажей офисного центра.

– … он тут в одном из офисов – совершенно напрасно противится спецоперации по спасению его трусливой жопы.

– Юридическая контора «Рубикон», четвертый этаж, – подсказал Закревский.

– Ага, вам нужна моя стальная хватка и мои мускулы, – догадался Звонарёв.

Они прошли внутрь здания, поднялись на этаж. Предчувствие не обмануло Звонарёва – офис «Рубикона» оказался заперт. Стоя возле закрытой двери, Закревский позвонил Хмаруку-Панфилову на мобильный, кипя от злости в ожидании очередной отмазки.

– Ты где? – резко спросил он, когда лже-покойник снял трубку.

Хмарук-Панфилов, как и предполагалось, затянул свою песню о том, что у него в Москве осталось одно очень важное дело, когда он его закончит, то будет готов к отъезду в Волгоград. Не дав ему договорить, а Закревскому дослушать, Пустовалов выхватил трубку:

– Ты где, ёбтвою мать?

Хмарук-Панфилов, словно не слыша прямого вопроса, всё тем же монотонным голосом продолжал тянуть про свои «неотложные» дела. На самом деле они с Вексельбергом вышли в супермаркет за выпивкой, и теперь, судя по всему, придется передислоцироваться домой, коль скоро возле офиса засада. Адрес Вексельберга никто из милиционеров не знал.

– Ты где находишься, мудак? – взревел Пустовалов.

– Что… что такое? Я плохо слышу!

– Стой на месте, ебанутый! Стой и не отключайся, ты меня слышишь!?

В ответ Хмарук-Панфилов пролепетал что-то нечленораздельное, и тогда Пустовалов повторил приказ: прекратить движение и, не разрывая соединение, оставаться там, где они с Вексельбергом находятся, вплоть до светлого момента встречи. И снова произнес вопрос: «Где ты есть физически? Говори адрес!»

Закревский, Пустовалов и Звонарёв уже вышли на улицу, и если бы Хмарук-Панфилов в точности выполнил данные ему указания, то ждать бы ему, а милиционерам идти пришлось бы недолго, потому что они с Вексельбергом недалеко ушли. Но он отключил трубку.

Выругавшись и испугав своим громким голосом прохожих, Пустовалов стал перенабирать Хмарука, но тщетно, тот не брал трубку. Тут телефон издал два коротких гудка – пришло сообщение. Раскрыв его, Пустовалов прочитал вслух:

«Буду готов к отъезду завтра около девяти вечера. Не надо на меня давить. Если меня будут прессовать то я выйду из игры».

Пустовалов вернул Закревскому трубку:

– Знаешь, а твой шеф правильно сказал: Разгону следовало посильнее отпиздить этого мудака. У меня у самого кулаки чешутся.

Звонарёв повёл своими мощными плечами:

– Что-то мутные у вас клиенты: один не приехал, другой скрывается. Не с кем работать.

Закревский задумался: что бы это могло значить – намерение «выйти из игры». В той игре, что они затеяли, выход может быть только один. Вообще-то суицидальный фон у Хмарука просматривается, причем довольно четко. Что ж, это будет оптимальный выход. Всё ещё пребывая в злобном расположении духа, в тревожном ожидании выволочки от Капранова, Закревский набил ответное сообщение: «Давай сучонок, выходи из игры, выбери здание повыше. Только для начала возмести мне все деньги что я на тебя потратил».

Отправив сообщение, он раскрыл его и показал товарищам, уже переключившимся на другую тему – предстоящую пьянку в «Пене». Звонарёв заскромничал – он не девочка, чтобы на халяву зависать. Мол, не отработал харчи.

– Ничего, мы тебе открываем кредит! – стоял на своём Пустовалов.

Оба тянули резину просто чтобы позубоскалить – их связывали не корыстные шкурные интересы, а настоящая дружба. Поход в пивную уже было никак не отменить, как восход солнца, они ждали, не поступят ли новые приказы от Закревского. Ничего не поступило – командующий операцией был сильно озадачен, как будет оправдываться перед тем, кто оплачивает весь проект – перед Капрановым.

Закревский вяло махнул рукой – мол, поехали. Они погрузились в машину. Белый милицейский Форд взял курс на проспект Андропова.

– Где этот задрот может столько время прятаться? – сказал Пустовалов.

– Когда я его последний раз видел, судя по его виду, он много времени проводит в подвале, дроча своей собаке, – задумчиво ответил Закревский.

Водитель затрясся от хохота и случайно включил сирену. Ехавшие впереди машины заморгали поворотниками, и стали перестраиваться вправо, уступая дорогу.

Глава 65

Таня попыталась отговорить Андрея от похода в Сбарро, но ей вдруг тоже овладело желание придти туда, занять то же самое место, и пускай какая-нибудь тварь до них докопается! Живым никто не выберется, будьте покойны! В общественных местах рядом с Андреем её охватывало радостное возбуждение и ожидание чего-то экстраординарного. И, надо заметить, что это ожидание не было напрасным – с ними постоянно происходило что-то необычное. Таня чувствовала себя, как кинозвезда, на которую устремлены все взгляды – ещё бы, она такая красавишная да ещё с шикарным мужчиной, и сейчас обязательно произойдёт что-то такое, отчего все просто охуеют.

25 декабря, они добрались до Тверской к одиннадцати – на частнике, с которым Андрей сторговался на десять тысяч рублей, что было на четыре тысячи дороже, если бы добирались самолётом. Московские таксисты поездку на расстояние 1000 км оценивают в три раза дороже, около $1000. А волгоградский водитель за символические триста пятьдесят долларов довёз аж до центра. Ему, бедняге, не спавшему ночь, ещё выбираться из этого дурдома. И всего-то за шесть тысяч рублей – примерно столько составит его чистая прибыль без учёта износа машины.

Для них эта ночь тоже была не сахар – а вы попробуйте провести десять часов на заднем сиденье «девятки» пусть даже в обнимку с любимым человеком! Слегка покачиваясь с дороги, они проследовали в кафе, которое считали по праву своим. Для начала по-хозяйски прошли в уборную, чтобы совершить элементарный туалет, затем вышли в зал, забили свой столик в центре зала, поставив там на диванчике свои сумки, набрали еды, расплатились на кассе, и, расположившись за столиком, приступили к неспешному завтраку.

– Думаешь святой Иосиф всё сделает? – сказала Таня.

Андрей был уверен, что особист не подкачает, поэтому так вольготно себя ощущал. Он бы не разгуливал по Тверской, а тем более не заявился сюда в кафе с подругой, если бы хоть капельку сомневался в своей безопасности. Двести тысяч, что были отданы Давиденко – то была зарплата петербургского офиса, которую Андрей приготовил, чтобы передать людям через Рената. Новогоднюю зарплату нельзя задерживать, волгоградский офис уже давно получил всё, что причитается. Для петербуржцев придется что-то придумывать, и Андрей уже созвонился с Блайвасом, чтобы перезанять у него на несколько дней. Блайвас может перехватиться у своих московских коллег – всё равно занимать для Босса, заодно прихватит лишние $7000 и передаст Ренату, чтобы тот раздал сотрудникам. Андрей мог как угодно злиться на своих людей, опускать и унижать их, но когда речь шла о заранее оговоренной зарплате – он не мог нарушить своё обещание… если только не расставался навсегда.

– Если не сделает – я скину с хвоста лишнюю обезьяну, – философски заметил Андрей.

Он находился на подъёме – после ночи, проведенной на подпрыгивающем заднем сиденье «девятки», приняв на грудь сто грамм виски, в лучах влюбленных взглядов красавицы-подруги. Его немного повело, но у него были объективные причины покуражиться: перед новогодними праздниками он закрыл все обязательства перед сотрудниками, компаньонами, стратегическими контрагентами, а самое главное перед семьёй и… ближайшим окружением. Никто из тех, кто был ему дорог или очень важен в связи с коммерческими интересами, не был обижен. Ну разве он не душка после этого?!

– Прошлый раз мы набрали два подноса и не съели, – он помахал кулаками в воздухе, наглядно демонстрируя, чем был прерван обед.

– Думаешь сегодня удастся всё съесть?

Он оглядел полупустой зал, взглянул на дверь – нет ли поблизости того, кто бы смог помешать им позавтракать.

– На горизонте чисто.

Всё же трапеза была прервана, правда, на короткое время – позвонил Давиденко. Справившись, как прошла поездка, он доложил о достигнутых результатах:

– Докладываю, товарищ генерал: следователь Поспелов из Следственного управления при УВД по Северному административному округу нарисовал крест на пузе, что приостановит дело. Второе: начальник УВД по САО г. Москвы полковник Алексеев сообщил, что находяшиеся в его подчинении оперуполномоченные уголовного розыска не задействованы в розыске гражданина Разгона Андрея Александровича. Поэтому, если тебя кто-то побеспокоит в Москве или Петербурге – звони, будем разбираться.

Дав полминуты на то, чтобы переварить информацию, Иосиф Григорьевич спросил, будут ли ещё какие поручения.

– Нет, спасибо, у меня прямо гора с плеч! – сказал Андрей.

– Да, вот еще что! – спохватился Иосиф Григорьевич. – Я тут провёл изыскания, может тебе пригодится информация: последний раз оперуполномоченному волгоградского Угро звонили из Москвы по мобильному, абонент находился на улице Тверской в районе Глинищевского переулка.

У Андрея глаза расширились от удивления – ему что-то говорили, он что-то отвечал, но всё проходило мимо сознания. Здесь, в этом доме, на первом этаже которого он находится, плетется заговор.

– … так что, гражданин начальник, работай спокойно, но имей в виду: кто-то по тебе работает, сорвалось по делу Хмарука, проявится в другом месте. Отдыхай. Ты там где, в гостинице?

– Да вот, сижу в том самом кафе, караулю новую жертву, – Андрей сделал характерный жест рукой, будто пытаясь кого-то задушить.

Иосиф Григорьевич рассмеялся – шутка ему понравилась. Ему и в голову не могло прийти, что Андрей не шутит и вместо отдыха после дороги припёрся в злополучное кафе. Пожелав друг другу всего наилучшего и поздравив с наступающими праздниками, они разъединились.

«Винц – скотина! – мысленно выругался Андрей. – Значит так он выключил Вексельберга, что тот сидит себе спокойненько и заказывает всех подряд, организует уголовные дела».

На него накатился припадок внезапной и бешеной злобы – так, точно Лейзер Вексельберг воплощал в себе причину той длительной тревоги, которую Андрей испытывал всё это время, так, точно виновником головных болей и ночных кошмаров был именно жалкий юристишка, хозяин фирмы «Рубикон», находящейся тремя этажами выше.

Андрей разглядывал свой мобильный телефон, размышляя, кому позвонить – Ренату или Блайвасу. Повертев в руках трубку, сунул обратно в карман брюк – сначала надо позавтракать, потом решение само придёт. Самое главное – не идти на поводу у ненависти.

Глава 66

Голова трещала так, будто на неё свалился башенный кран. Трое участников вчерашнего алкошабаша чувствовали себя прескверно. Ситуация с головной болью усугублялась тем, что всем троим необходимо придумать отмазки. Звонарёву и Пустовалову надо как-то оправдать перед начальством невыход на работу, Закревскому нужно вспомнить, что он вчера наплёл Капранову и придумать такую новую легенду, чтобы она коррелировала со вчерашней.

Первым очухался Пустовалов. Он принял душ, затем выделил из своих запасов – компания расквартировалась в его холостяцкой берлоге – три бутылки пива на опохмел. После чего отзвонился шефу и отрапортовался, что «выехал на задание», не особенно уточняя на какое.

Звонарев не успел никому позвонить – начальство вышло на него само. Он начал что-то плести про то, что вчера до полуночи караулил Разгона в аэропорту, ночевал там же в зале ожидания, и вот с утра пораньше тут у табло с расписанием волгоградских рейсов… но замначальника департамента уголовного розыска Веселовский оборвал его:

– Ты до сих пор в порту?! Давай срочно сюда! Тот, без вести пропавший по делу об убийстве в лесополосе…

Дослушав, Звонарёв отключил трубку. До него не сразу дошло, что поимка Разгона отменяется и его перебрасывают на другой участок работы. Когда он это понял, то сразу же обрадовал своих друзей. Пустовалов уже набирал Поспелова. Тот бодро отрапортовал: всё путём, дело идёт, контора пишет, но по его слишком радостному тону стало понятно, что на самом деле всё обстоит совсем не так и возникли некоторые сложности.

Закревский отключил трубку – ему стало не по себе от одной только мысли, что вот сейчас позвонит Капранов, и надо что-то ему говорить. И он, посмотрев в глаза другу, спросил:

– Сёма, как же так – мы заплатили людям деньги, столько сколько нужно, и теперь что, пиздец?!

Пустовалов отвёл взгляд – действительно, справедливый вопрос. Он почему-то озлился на Хмарука, по его мнению, неприятности начались из-за того, что лже-покойник стал придумывать себе какие-то дела, чтобы остаться в Москве. И ляпнул спьяну:

– Поехали найдём его и отмудохаем!

– Это самое умное что ты смог придумать?!

Но уже через два глотка пива мысль поймать и как следует нахлобучить Хмарука не казалась Закревскому столь дикой.

Глава 67

Хмарук-Панфилов ждал. Мысль, долго зревшая в его мозгу, наконец оформилась и приняла четкие очертания. Под влиянием Вексельберга он хотел было замутить какое-нибудь дельце, но всё, что предлагалось, было слишком мелким, недостойным разума высшего порядка. Ну что такое контора по обналичиванию денег и левые кредиты? Так, занятие для шаромыжников. Он, урожденный Хмарук, Панфилов по паспорту, выбирает свой собственный путь. Сегодня знакомые хулиганы из Подольска привезут ему ствол, заказанный два дня назад, вечером назойливый Закревский отправит в Волгоград, и там, работая у таинственного строительного магната, оплатившего лечение и весь этот проект с уголовным делом об убийстве, новый переродившийся Марьян Хмарук, осуществит то, что должен: разыщет и убьёт Андрея Разгона. Осуществит месть, – благородный акт отмщения. Ибо сказано: тот, кто не убивает нас… пожалеет об этом. Разгону неизбежно пожалеть о многом. Сделав это, перешагнув через труп, предварительно плюнув ему в лицо, Хмарук пойдёт дальше. Он выйдет на руководство местной мафии и станет наёмным киллером – будет устранять неугодных людей. Там, в провинции, наверняка дефицит опытных киллеров, аккуратно выполняющих заказы, небось орудует неотесанная шпана. Вот Хмарук застроит всех по ранжиру – покажет кто тут главный. Набив руку, получив ценный опыт, он двинет на Москву. Это будет торжественное возвращение в столицу, вынужденно оставленную на время чрезвычайной ситуации. И кто знает – может когда-нибудь ему закажут гендиректора Пауэр Интернэшнл, этот чванливый хмырь никогда не вызывал особого уважения.

– Скоро обед – сходишь принесёшь, – голос Вексельберга бесцеремонно вторгся с какой-то мирской суетой в лучезарный мир. – Мне принеси филе судака с картошкой, себе сам выберешь.

«Вечно он говорит «себе сам выберешь», – мысленно проворчал Хмарук-Панфилов, – как будто можно выбрать что-то не самому».

Он посмотрел на часы – без пяти двенадцать. Подольские приедут в три. Вексельберг ещё не в курсе нового огнестрельного проекта, Хмарук решил, что расскажет после обеда, чтобы не портить аппетит перед едой – слишком нежное у этого коммерсанта пищеварение, кишка тонка. Себя Хмарук уже считал состоявшимся бандитом, а для настоящего бандита все коммерсанты представляют собой что-то вроде расходного материала.

Но Вексельберг хороший, – Хмарук-Панфилов улыбнулся, глядя как тот, по обыкновению, когда нечем себя занять, возносит молитву. Будущий киллер решил, что когда триумфально вернется в Москву, то купит Вексельбергу приличный офис, может выкупит весь этот этаж… может даже два. У всех крутых мафиози есть свои юристы, обтяпывающие их дела. Вексельберг – голова, справится.

Мысли его были прерваны звуками, нехарактерными для аппендикса, в котором находился офис «Рубикона» – то был звук человеческих шагов. Кто-то приближался к кабинету. Здесь, в этой кишке, был заколоченный туалет, несколько кабинетов не нашедших арендаторов, и контора Вексельберга, куда уже год как не захаживал ни один клиент.

«Кто это – Закревский? Но ему рано, договорились же на вечер», – Хмарук-Панфилов нервно заёрзал на стуле.

– Ты кого-нибудь ждёшь? – спросил он Вексельберга, но тот, подняв глаза, шевелил толстыми губами – читал молитву.

Шаги затихли. Люди – а их там шагало минимум двое – остановились возле двери «Рубикона» с той стороны, со стороны коридора. И никто ведь не услышит, даже если здесь будут палить из двух стволов. Никто не придёт на помощь. И, что самое обидное – не отомстит. Ведь Хмарук уже труп – правда пока только по бумагам. Боже правый! Он почувствовал во рту привкус смерти – непередаваемый вкус.

Его обезумевшие от страха глаза уставились на ручку двери – она, зашевелившись, опустилась вниз. Дверь резко распахнулась…

Глава 68

«Ну и что, что самолёт улетел? Никуда не уходи, я фрахтую чартер!»

Сидя над графином водки в аэропорту Домодедово, Андрей разглядывал спешащих в разные стороны хмурых граждан в ушанках. В руке были зажаты билеты на самолёт Москва – Улан-Удэ, улетевший 20 минут назад. В Москве выдался на редкость снежный четверг, и его спутники – Вальдемар Буковский и президент Российского союза каратэ кёкусинкай, сихан седьмого дана господин Толкалин, застряли в мертвой пробке на Каширском шоссе. Телефонная трубка периодически доносила вести об их отчаянных попытках прорваться в аэропорт – так, Вальдемар пытался дать ментам тысячу долларов с целью пересесть в «жигули» с мигалкой, но менты честно сказали, что не берутся успеть.

Когда запыхавшиеся адепты наконец ворвались в ВИП-зону, Вальдемар первым делом бросился фрахтовать чартер. Однако чартер фрахтовался так себе: во-первых, за него просили 70 тысяч долларов, что не пугало отважную компанию, во-вторых, маршрут надо было согласовать до утра. А вот это концессионеров не устраивало. В результате было принято решение лететь завтра регулярным рейсом. Вальдемар остался доволен. Его в Улан-Удэ ждал не только полумертвый монах, но тысячи живых и здоровых адептов сетевого маркетинга, собравшихся из холодных городов и весей, дабы услышать автора книги «Как стать успешным человеком», проводящего одноименный тренинг.

Андрей и господин Толкалин испытывали сомнения в необходимости демонстрировать мирозданию подобное ослиное упрямство. Вселенская кармическая комиссия в который раз за день намекала, что в буддийском дацане кого-то не ждут.

«Не бэ, ребята, – отмел пораженческое настроение Вальдемар. – Всё путём. Господин Оболенский 100 тысяч пожертвовал. Мумию посмотрим – и домой».

И оглянулся – он назвал редуцированную версию фамилии Босса, и опасался, что его случайно услышит кто-то из знакомых.

Андрей мысленно усмехнулся.

«Если Пшемыслав Гржимекович Мудель-Телепень-Оболенский, или, как его называли на Экссоне, Через-Хуй-Кидала, отслюнявил 100 тысяч, значит вытащил как минимум миллион».

И уточнил:

– А сто тысяч чего – грина?

Опасения Вальдемара оказались не напрасными – к стойке регистрации приближался САМ, как обычно, с неразлучной помощницей Миркой. Он заметил концессионеров, но не соизволил подойти. Однако, когда к нему подошли всем гамузом, как-то вяло отреагировал – из-за непогоды на неопределенное время откладывали его рейс на Сочи.

– По метеоусловиям Сочи, – пояснила служащая аэропорта.

– Начинается… – застонал Босс. – Нам придется ждать в этих дешевых дермантиновых креслах и каждые полчаса выслушивать, что информацию объявят как только так сразу.

– Зато будет время, чтобы подумать о спасении души, – поддел единственный из собравшихся, кто имел на это право – Мирка. Обладательница, как говорят в Англии never end’s legs зачем-то надела обувь предназначенную для коротконожек – ботфорты на высоченой шпильке, наверное затем, чтобы возвыситься над своим хозяином и отпускать с этой высоты в его сторону колкости.

Он мило улыбнулся ей в ответ и оглядел присутствующих.

– Таня, – представил Андрей свою подругу.

Мирка протянула ей руку и представилась. Босс последовал её примеру и по-свойски назвал себя:

– Пшемыслав.

После чего, высказав рыцарское восхищение красотой Тани, шутливо упрекнул Андрея – зачем так долго скрывал такое сокровище от общества, а под конец, разошедшись, выдал комплимент: «Ты добрая девушка, из наших». И неожиданно умолк, о чем-то задумавшись.

Некоторое время просто стояли, перебрасываясь дежурными фразами, ругая небесную канцелярию, не зная что предпринять. В ВИП-зоне было условия для комфортного времяпровождения, но дать команду должен был старшой. А следующий рейс на Улан-Удэ был только через двенадцать часов, и по-хорошему Вальдемару, Андрею с Таней и господину Толкалину можно было бы поехать в город.

– Что за лупарик рядом с Минаевым? – поинтересовался Андрей, указывая на висящий на стене телевизор – там шла популярная передача, ток-шоу Сергея Минаева «Честный четверг».

– Ну как же – Троханов, – первой отозвалась Мирка, вслед за ней Вальдемар удивлённо спросил: как, разве Андрей не знает Исмаила Троханова, главного телемужчину современности, он вовсе не еврей, а… впрочем, с определением национальности вышла заминка.

– Я действительно не знаю, кто такой Троханов, и почему я должен, если он меня не знает? – пожал плечами Андрей. – Этому лупарю ни жарко ни холодно оттого, есть ли я на белом свете, и у нас это, кажется, взаимно.

Оказалось, даже Таня знала про писателя, общественного деятеля, адепта восстановления мировой справедливости и картофельного антиглобализма, правозащитника, оплота свободы и поборника истины, беспощедного к большим и малым слабостям человеческим… в общем гнусного интеллигента – Исмаила Троханова. Но никто из собравшихся не успел ничего о нём сказать – он это сделал сам, появившись как из-под земли:

– Напрасно, Андрей Александрович, вы так думаете – я всем своим организмом ощущаю ваше существование на этом свете.

Прямо перед Андреем материализовался стойкий жизнелюбивый дядюшка с дисфункциями организма – тот самый, чей больщой мясистый нос, толстые губы, срезанный лоб и бесцветные навыкате глаза всё еще мелькали на экране.

– А ты чо за хуй? – машинально выпалил Андрей.

Таня, Вальдемар и Мирка в состоянии, которое можно охарактеризовать как культурный шок, растерянно взирали на известную публичную фигуру, невесть как появившуюся в публичном месте. Толкалин с Боссом стояли в сторонке и им не посчастливилось стать участниками диалога с селебрити.

На самом деле всё оказалось банально просто – Троханова, как и многих других, подвёл футбольный матч в Петербурге, на который вот уже вторые сутки отправляются болельщики Москвы – рейс за рейсом, эшелон за эшелоном. Правозащитник не смог улететь из Москвы, и его тщательно распланированный маршрут полетел в тартарары. Но появилась долгожданная возможность изобличить подонка:

– Подонков узнаю по почерку – теперь я лично убедился, насколько права была журналистка Софья Интраллигатор. Вы оскорбили уважаемого человека, к тому же женщину, и к этому преступлению – а я уверен, что было много-много других – прибавилось еще одно. А ваша умственная и душевная нищета оскорбляет и огорчает всех интеллигентных людей. Давайте, радуйтесь, злословьте, недолго осталось.

Высказавшись, видный общественно-политический деятель достойно удалился. Настала очередь Мирки и Вальдемара задать вопросы:

– Кто такая Софья Интраллигатор?

– Волгоградская журналистка – жопа что прицеп, приперлась в мой офис, стала мести пургу, я назвал её жирной тупой пиздой. Сначала об этом знали трое – я, она, и весь Волгоград, но благодаря её статьям и судам в двух инстанциях об этом узнала вся страна, включая этого тележида, – с этими словами Андрей протянул руку к экрану, словно стараясь дотянуться до грозного правозащитника.

Ток-шоу продолжалось, монументальное кудахтанье, прекратившись в режиме живого исполнения, доносилось из динамиков. Минаев спросил мнение Троханова – найдут ли бандитов, стрелявших в него.

– Я знаю кто это сделал, и следственным органам тоже известны их имена. Я вижу своих врагов – они меня сталкивают с пути, но я иду к тому, чтобы их уничтожить.

Телепередача была единственным развлечением путешественников, которых задержала непогода. Исход вечера определили Блайвас и Радько, вбежавшие в зал и, никого не замечая, подлетевшие к стойке регистрации. Зловещие боевые приматы в дизайнерской коже потребовали «представителя авиакомпании», и служащая бросилась исполнять их поручение. Радько, заметив краем глаза знакомых, повернулся и широко осклабился:

– Ебать-колотить!

Они какое-то время обсуждали с представителем авиакомпании, как можно попасть на переполненный самолет на Петербург, тот, к сожалению, ничего не мог сделать даже за большие деньги. В обычный день можно что-то придумать, всегда минут за двадцать до вылета снимают чью-нибудь бронь, освобождаются места, и ответственные работники за дополнительные деньги продают эти места. Но сегодня все футбольные фанаты Москвы подорвались в Петербург на матч, поэтому мест никаких нет.

В другой день Блайвас довел бы человека до белого каления – он всегда делал вид, что не понимает с первого раза и задавал по кругу одни и те же вопросы, на которые уже дали отрицательный ответ. Но сейчас, увидев наблюдавшую за ним внушительную компанию, в числе которой был всесильный Босс, Блайвас изобразил подобие улыбки и отпустил представителя авиакомпании.

Вместе с Радько они подошли ко всем и вкратце обрисовали свою ситуацию:

– Епта, мы проебали все рейсы.

– Ебаные футболлеры, говорил надо пиздрячить на машине с Ренатом!

Босс одарил их милостивой улыбкой – ранее днем Блайвас лично передал ему оперативно раздобытые $50,000, и не было никаких причин на него кукситься.

– Ну чтож, раз уж мы все тут собрались, самое время устроить банкет в банкетном зале, петь песни про туман-непогоду. Мирка…

Он вполголоса дал ей задание, и она направилась к администратору, чтобы оставить свой номер телефона и поручить отзвониться, как только станет известно точное время вылета.

И компания направилась в гостиницу Домодедово Аэротель, находящуюся в прямой видимости аэропорта.

Заселились все, кроме Блайваса и Радько, несмотря на то, что Босс платил за всех, они рассчитывали либо уехать на вокзал, либо, в крайнем случае, завалиться к Вальдемару и переночевать у него.

После заселения собрались в ресторане, полутемный зал которого был совершенно пуст, и заняли стол (пришлось сдвинуть два) рядом со сценой. Радько приглушил телевизор, стоявший на тумбочке неподалеку, и, захватив пульт, вернувшись на место, изрыгая свою обычную моторную похабель, стал щелкать каналами.

Когда определились с напитками (все единогласно отказались от крепкого алкоголя), Босс поднял бокал:

– Существует обычай – разливать вино под песни пожелания. Давайте не будем его нарушать. Хочу пожелать всем нам, чтобы ожидания наши сбылись, и мы, вопреки непогоде, оказались там, куда стремимся!

Рояльный аккорд возвестил о начале представления. Последовавшая за ним томительная пауза заставила зрителей сконцентрировать внимание на трёх музыкантах, разложивших на сцене инструменты и приготовившихся к выступлению. Из негромкой дроби малого барабана и чуть слышных отголосков мелких ударных вырастал звук саксофона. Саксофонист играл короткими, прерывистыми фразами, умело используя свингующие паузы.

Радько одновременно следил за телеэкраном и сценой. Блайвас внимал рассказам Андрея, сидевшего справа от него и в десятый раз по кругу твердившего одну и ту же историю – товар прибыл в Волгоград двумя грузовиками, приходуется на складе Совинкома, кое-какие средства поступили в качестве предоплаты, и к понедельнику, 29 декабря необходимые 70 тысяч долларов соберутся на расчетном счете, Снежана их обналичит и принесёт в офис. Дальнейшие платежи – увы, только после Нового года. А оживившийся интерес к уцененным расходным материалам (в связи с имеющейся информацией о росте цен с первого января) даёт уверенность, что в течение января, максимум до середины февраля – весь товар будет продан и участники проекта получат свою долю. Товар выбран самый ходовой (Лена Николова постаралась): сердечные протезы и клапаны, шовный материал, рентгенпленка, шприцы, дезинфектанты, расходные материалы для реанимации, медикаменты для аптек, интраокулярные линзы (для МНТК), и так далее. Скинув хотя бы 10 %, всё это очень быстро можно продать.

Таня, сидевшая от Андрея по правую руку, устав слушать одно и то же (Блайвас иначе не усваивал информацию), переключила своё внимание на эстраду. Тем более что вступил рояль, инструмент, которым она прекрасно владела и могла по достоинству оценить игру, и возник полифонический эпизод равноправного творческого взаимодействия – три свободно и независимо высказывающихся голоса переосмысливали идею традиционного джазового трио.

«Почему бы мне не сколотить джаз-банд?» – размышляла она, всецело захваченная выступлением трио.

Вальдемар пил как обычно – как жеребец на водопое, официанты забегались подливать ему. Мирка, сидевшая напротив него и рядом с Боссом, успевала беседовать с обоими. Общая беседа не вязалась, но вскоре Босс, умевший объединять разнородные предметы в олно целое, заинтересованно осведомился, что это за девушка была два дня назад с Вальдемаром в ресторане.

– Которую мы так разозлили своим появлением, – вставила Мирка не без ехидства.

Вальдемар бросил насторженный взгляд в сторону Андрея, вслед за ним то же самое сделала и Таня, оторвавшись от эстрады.

– Нет, я просто хотел принести извинения за то, что ворвался в вашу беседу. Думаю, не послать ли ей цветов, – с сожалением произнес Босс.

Хмель слетел словно камень, отвалившийся со скалы – Вальдемар стал путано виниться – мол, познакомились недавно в Питере, ничего особенного, взял девицу в дорожку.

Босс удивленно вскинул брови:

– В смысле, ты её не знаешь?

Все, в том числе державшийся немного отстраненно Толкалин, с живейшим интересом следили за ходом беседы. Сихан седьмого дана был вынужден придвинуться поближе к Радько, а тот, в свою очередь, к Боссу, чтобы лучше слышать.

Вальдемар оправдывался, как мог:

– Да так, пересекались пару раз.

– «Пересекались», и ты притащил её в мой ресторан, не предупредил меня, что это левая девка, и я наговорил при ней бог знает что!

Очередная новость привлекла всеобщее внимание, и Радько сделал звук телевизора погромче. У Вальдемара появился небольшой перерывчик, чтобы продумать линию поведения. Между ним и Андреем находился Блайвас, никак не пообщаться и не договориться, к тому же что рядом с Андреем находится его подруга. И Вальдемар устремил свой взгляд туда же, куда и все – на экран телевизора. Тем более что передаваемая новость касалась всех собравшихся за этим столом. Ну, или почти всех.

– … сегодня в полдень в своем собственном офисе на Тверской улице был застрелен Лейзер Вексельберг, – вещал диктор. – и Алексей Панфилов. При жизни Вексельберг занимался незаконным обналичиванием денежных средств и махинациями с векселями и другими ценными бумагами. Он находился в разработке отдела по борьбе с экономическими преступлениями СВАО города Москвы. По официальной версии, убийцы действовали в рамках неписанного кодекса мафии…

На экране крупным планом давали залитую кровью обстановку офиса, в котором как минимум двое присутствующих имели возможность побывать. Кровавые потеки на стене, трупы на носилках (правда накрытые) впечатляли ужасом реального происшествия, сознанием достоверности происходящего.

Официальная версия понравилась всем собравшимся, на лицах мгновенно отобразилась ирония разной степени. Блайвас фыркнул. Радько, опустив голову, почесал затылок.

– Какая печальная ирония – Вексельберга погубили векселя, – изрёк Босс тоном настолько трагического Пьеро, что захотелось зажмуриться и убежать в самый тёмный угол дома горько плакать.

После чего продолжил с Вальдемаром:

– Что теперь прикажешь делать со случайной девкой, за которую ты, естественно, поручиться не можешь, и которая, мало того, что видела меня и слышала кое-что, что ей не нужно слышать, но и еще, как выясняется, засветилась с векселями?

Глубокая дума легла на чело Вальдемара. Он молчал, тогда Босс обратился к остальным:

– Кто-нибудь её знает, что это за девочка и с кем она живёт?

Саксофонист, сменивший основной инструмент на скрипку, поддерживал рояль интенсивными вибрирующими пассажами, тогда как барабанщик играл виолончельным смычком по краю тарелки.

На мгновение все замерли. Таня подозрительно осведомилась:

– Кто это такая?

Андрей шепнул ей на ухо:

– А что… это та самая, бывшая Рената… а может не совсем бывшая, которая вела проект с векселями. Ренат сам её подложил… то есть предложил, чтобы наказать за… ну, помнишь, я тебе рассказывал.

Таню такой ответ устроил. Андрея подмывало сказать, что Леночка Шаабан – креатура отсутствующего здесь двоюродного брата Рената, но сидевший напротив Радько каким-то сверхъестественным образом разгадал намерения, и, отодвинувшись так, чтобы его не видел Босс, мотнул головой и прижал к губам палец, – мол, молчи и не высовывайся.

Уже под хмельком и внешне безмятежен, Андрей не без внутреннего содрогания прислушивался к тому, что говорят – решалась судьба самой необычной девушки, которую ему когда-либо приходилось лишать невинности.

Романтическое настроение скрипичного соло перешло в бурную конфликтность, в которой вспыхивающие реминесценции заглушались исступлёнными форте почти всей рояльной клавиатуры.

Гримаса недовольства исказила благородное лицо Босса. Не дождавшись пояснений, он, взяв глубоко трагические ноты, продолжил:

– Что же это получается – мы затеяли крупный религиозно-благотворительный проект, под флагом добра, ты, Вальдемар, именем бога учишь людей жить, и одновременно с этим вершишь непригожие дела: махинируешь с векселями, с твоей подачи из-под стражи освобождают опасных преступников…

Темп убыстрился до предела. Возникшее крещендо вывело солирующий саксофон на передний план. Его неистовый, мятежный звук породил музыку высочайшего эмоционального накала. Ударные, бассет и рояль оказали интенсивную ритмическую поддержку этой неудержимой саксофоной атаке.

Осуждающе посмотрев на пригорюнившегося Вальдемара, рукавом отиравшего крупный пот со лба, Блайвас обратился к Боссу:

– Мы уладим это дело, выясним что это за сучка, по большому счету не проблема. В своем городе мы все вопросы…

Босс тонко улыбнулся – для него Петербург был тоже «свой» город, причем в гораздо большей степени «свой», чем для Блайваса. И ткнул его пальцем:

– Ты – ты лично гарантируешь мне это?

– Конечно, Пшемыслав Гржимекович, без вопросов, – хором ответили Радько с Блайвасом, оглушив Босса сразу с двух сторон.

Андрей вздрогнул и невольно прикрыл глаза: эти двое своё дело знают. Не имеющие ни души, ни разума, они не ведают никакого милосердия. Но надо отдать им должное, в отношении дам они не лишены галантности – когда бьют доской от серфинга по голове, непременно скажут что-то типа: пошла волна, подруга! Таня, внимательно следившая за ним, ткнула его в бок: «Что с тобой?» Ни одним движением не выдал Андрей своего волнения. Очнувшись, раскрыв глаза, взмахнул рукой:

– Музыка! Люблю джаз, давно не слышал подобное, да еще в живом исполнении.

– Череп твой в трёх местах пробит – это след от мужских обид, – сделав глоток вина, запел не чуждый романтике Радько.

Неожиданно оставленный без аккомпанемента саксофон замедлил музыкальное движение, фактура разрядилась, три запинающиеся фразы, и музыка перешла в следующую часть, где пианист, переняв музыкальное лидерство, начал своё драматическое соло.

– Я хочу тоже так играть, – шепнула Таня Андрею на ухо.

Вальдемар, по природе своей не могущий долго расстраиваться, вполголоса говорил Мирке, уже не касаясь сегодняшнего инцидента, полностью исчерпанного:

– В жизни много препятствий. Это одно из них. Я надеюсь, что эта глава скоро закончится.

Меняя саксофон и тромбон, саксофонист исполнил три динамичных двойных соло, оставивших впечатление фантастической инструментальной виртуозности. Далее, солируя без сопровождения, он постепенно снизил громкость исполнения и вскоре медленно удалился за пределы им самим созданной резонирующей звуковой галактики.

Собравшиеся доброжелательно внимали заключительным словам Босса.

– … я раньше не верил в чудеса, но чем еще, как не чудом, объяснить, что мы появились на свет такими, какие мы есть, встретили своих любимых, и пребываем в мире и согласии, тогда как другие, менее удачливые наши братья и сёстры, попадают к шайтану на шампур, и разве не в этом состоит величайшая натурфилософская загадка всех времён. Хочу учредить новый благотворительный фонд: «Совесть против насилия»…

Кажется, пили немного, но до своих комнат добирались не без помощи чудес, о которых толковал Босс.

В сопровождении Тани отход ко сну никак нельзя было назвать будничным. А в эту ночь отход ко сну для Андрея стал еще менее будничным. В одном месте сошлись огромные потоки смыслов, людей, событий, и он познал суровую отраду жертвы.

Глава 69

Эту ночь Исмаил Троханов провёл дома с семьёй, в своей московской квартире – впервые после покушения, вопреки советам друзей (и милиции) скрываться на время пока не поймают киллеров. Но одного уже схватили – причём не благодаря официальному следствию (по некоторым соображениям Троханов не выдал следователям, что опознал нападавших), а стараниями товарищей из Бнай Брит, для которых помощь и взаимовыручка – это не пустой звук.

Он не мог скрываться потому, что общественная деятельность была для него всем, – главным смыслом жизни. Достаточно на два месяца исчезнуть с телеэкранов и первых полос СМИ, как о твоей персоне забудут и придётся снова изобретать инфоповоды, чтобы о тебе вновь заговорили.

Поездка в Петербург, где намечался митинг протеста против вырубки леса из-за расширения трассы Е-95, сорвалась, и Троханов посчитал футбольный матч знамением судьбы. Больше двух месяцев он не был дома – сначала больница, потом скрывался как преступник по съемным квартирам, опасаясь повторного покушения, и вот толпы футбольных фанатов, заполнившие все транспортные средства общественного пользования, самолеты, поезда и автобусы, решили исход дела – он пришёл домой. В конце концов, какой из него правозащитник, если сам себя не может защитить!?

Жена, открыв дверь, обрадовалась и перепугалась одновременно. Она лишний раз боялась навестить его там, где он скрывался – предупредили, что киллеры запросто могут выследить; а тут он сам явился!

Он успокоил её – один из киллеров, Умар Радулов, находится в СИЗО, двое других скоро будут депортированы из Польши, их ждёт справедливый суд – сначала официальный, а потом, на этапе… об этом тоже позаботятся. Боже, сколько дел! Сколько нечисти бродит по земле – антисемиты, ксенофобы, гомофобы, насильники-педофилы, казнокрады, режимные псы, сталинисты, путинисты, националисты, экологические преступники, прочие гойя-гопота, которая не знает, как креститься, и, конечно же Андрей Разгон, последнее бедствие для остатков Вселенной, чья безнаказанность становится уже национальным позором.

Троханов заказал из ресторана «7,40» фаршированную щуку, морковный пирог с медом, латкес из мацы, форшмак из путассу, харосет по-иерусалимски. Посидели тихо, по-семейному – пришла тётя Рахэль, племянница Пуришка, Менчманы – Мордехай и Циля, и дядюшка Йерахмиэль. Обсудили новости: усиление шекеля привело к тому, что российские экспортеры мяса не выдерживают конкуренции с израильскими фермерами, ожидается рост продажи баранины в страны Закавказья, сельское хозяйство Израиля по-прежнему не оставляет сомнений относительно того, кто является крупнейшим заготовщиком рогатого скота на свете.

Спалось хорошо – давно его сон не был столь безмятежен. Вот что значит родной дом. Троханов проснулся в пять утра – за четверть часа до того времени, на которое завёл будильник. Встал, пошёл в ванную. Когда вышел, чуткая супруга, также проснувшись, уже приготовила завтрак – травяной чай и свекольный пирог.

В шесть пятнадцать позвонили – диспетчер попросила выйти к такси. Одновременно они услышали, как к дому подъехала машина. Открыв окно, Троханов выглянул во двор – у подъезда стояла желтая «Волга»-такси. Вдоль дома вереницей выстроились машины жильцов – стандартный набор, у каждого своё место, на котором это авто ночует уже несколько лет. В остальном тоже как обычно – палисадник, детская площадка, трансформаторная будка. Хорошо освещенный двор был как на ладони. По статистике 80 % правонарушений совершается в темное время суток, но в освещаемых местах в шесть раз меньше, нежели в тех, районная администрация которых экономит на фонарных столбах и электричестве.

Прощаясь, жена перекрестила его:

– аде'ха тфила.

– Он шоме'а тфила' – ответил он.

Изменение дворовой мизансцены Троханов прежде почувствовал, а потом, подойдя к такси, уже увидел: из тени, отбрасываемой трансформаторной будкой, выдвинулась мужская фигура с автоматом в руках, боковое зрение зафиксировало ещё одного – справа. Троханов, всё ещё ощущавший тепло домашнего очага, не сразу почувствовал себя жертвой. Находясь под прицелами двух бойцов с автоматами, он достойно двигался к двери, которую вежливый таксист приоткрыл для него. Их огневые позиции располагались таким образом, что вместе с жертвой они образовали прямоугольный треугольник – как во время предыдущего покушения. Но на этот раз они выбрали более надёжное оружие. Две автоматные очереди слились в одну. Когда дуэт умолк, послышался женский крик, вой автомобильных сигнализаций, подключившихся к полифонии – на нескольких машинах сработала охрана, перезвон клаксонов которой отыгрывал заупокойную мессу по погибшему правозащитнику.

Двое стрелявших, побросав автоматы, подошли к изрешеченному пулями такси и встали над окровавленным телом Троханова. Тот, что подошёл от трансформаторной будки, пригнувшись, посмотрел внутрь машины, увидев водителя, чья голова покоилась на баранке, спросил товарища:

– Что, Умар, на этот раз не промахнёшься мимо головы?

Тот, не расслышав из-за серенады автомобильных сирен, наполнивших двор и отчаянного женского вопля, доносившегося с третьего этажа, вытащил из-за пазухи пистолет и переспросил:

– Чего?!

Не дожидаясь ответа, Умар прицелился и трижды выстрелил Троханову в голову – на глазах его жены, голосившей из раскрытого кухонного окна, и десятка соседей, опасливо, как бы не стали палить по окнам, наблюдавших из-за темных стекол своих квартир за всем происходящим.

Умар бросил пистолет, и они вместе с напарником быстрым шагом направились в сторону арки, в которой их поджидала машина.

Глава 70

«Мумией» бывший аккумуляторный торговец, а ныне руководитель проекта «Лавка жизни», Вальдемар Буковский назвал нетленное тело бывшего главы буддистов России XII пандита хамбо-ламы Итигэлова, извлеченное из могилы в сентябре 2002 года. Эксгумация тогда стала мировой сенсацией. История «нетленного покойника» вкратце такова.

Хамбо-лама Даша-Доржо Итигэлов был главой буддистов России с 1911 по 1917 год и при жизни прославился как искусный врач и философ. Всю жизнь он провел в Бурятии, из которой выезжал один раз – на празднование 300-летия дома Романовых. С приходом большевиков Итигэлов призвал монахов покинуть пределы России. На вопрос, почему не уходит сам, лама отвечал, что до него красные не доберутся. И был прав.

15 июня 1927 года уже очень пожилой хамбо-лама пришёл к своим ученикам и попросил их читать над ним буддийскую молитву «Благожелание уходящему». Ученики в смятении отказались, потому что такую молитву читают только над мертвыми людьми. Тогда хамбо-лама сел в позу лотоса, прочел сам себе молитву и перестал дышать. Но перед этим сказал ученикам: «Придите ко мне через тридцать лет. Посмотрите моё тело. А через 75 лет я к вам вернусь». Убедившись, что тело учителя имеет все признаки смерти, потрясенные монахи обернули его в синие платки, поместили в кедровый саркофаг, засыпали крупной солью и опустили в специальный мавзолей бухман в местности Хухэ-Зурхэн, что означает Синее Сердце.

В соответствии с завещанием Итигэлова монахи поднимали и осматривали тело дважды – в 1957 году и 1973 годах, однако извлекать не решались, опасаясь репрессий со стороны государства. Наконец в 2002 году тело Итигэлова было эксгумировано в присутствии судмедэкспертов. Специалисты отметили целостность кожного покрова, ногтей, волос, эластичность тканей и подвижность суставов. Впервые в истории крупнейшие авторитеты в области судебно-медицинской экспертизы объявили живым человеческое тело, пролежавшее в могиле 75 лет. Согласно буддийскому канону, лама при жизни ввёл себя в состояние самантхи, то есть с помощью медитации сверхусилием воли снизил до нуля обмен веществ и погрузился в бессрочный анабиоз. Монахи заключили учителя в стеклянный куб, который установили в специальном помещении – диважин-дудане.

С 11 сентября 2002 года – даты эксгумации – прошел год и три месяца. Интерес СМИ к этому феномену отнюдь не угас. За последние месяцы центральные каналы телевидения показали сразу несколько сюжетов из Иволгинского дацана, приятно разнообразивших сводки о росте удоев и вездесущего президента Путина. Корреспонденты сообщали леденящие подробности – у тела не только растут волосы и ногти, но на днях, когда монахи стригли эти ногти, из нечаянно нанесенной ранки показалась кровь. Все люди, видевшие тело учителя, немедленно исцеляются от болезней. Жаль только, что увидеть его практически невозможно, поскольку монахи в загадочный диважин-дудан никого не допускают и снимать ни за какие деньги не дают. Исключения делаются лишь для высшего буддийского духовенства и особых гостей. Например, сиханов 7-го дана.

Доподлинно неизвестно, кто, сколько и зачем заплатил присутсвовашим на вскрытии судмедэкспертам (а были ли они вообще?!) за то, что они подтвердили всю эту мудянку насчет «целостности кожного покрова, ногтей, волос, эластичности тканей и подвижности суставов», но этот таинственный человек оставил данную тему, и в неё влез Босс. Никто особенно не разбирался, а был ли мальчик, то бишь Итигэлова, он собственно и не нужен, телевидение и другие СМИ уже бесплатно распиарили это потустороннее явление, всю шамбалу-мандалу, и Босс, хозяин франшизы «Лавка жизни» взял под опеку Иволгинский дацан и объявил Итигэлова иконой, или символом предприятия. Во всех торговых точках франшизы продается соответствующая сувенирно-полиграфическая продукция – амулеты, открытки, брошюрки, талмуды, заговоренные четки, святая вода, разные волшебные примочки и прочая аяхуяска. Планируется запись волшебного ДВД, запуск телепередачи, посвященной изучению банановости бога и организация паломнического тура по святым местам.

Всю предысторию рассказал Вальдемар во время перелета, всё еще дрожа после вчерашнего. Улучив момент, когда Тани не было рядом, он упрекнул Андрея за то, что пострадал из-за Леночки. А в конечном счете виноват во всём Андрей – её работодатель, друг, любовник, спонсор, и так далее. Андрей витиевато отвёлся:

– … творец, блуждающий в поисках прекрасных и значительных уроков, должен доставлять себе удовольствие видеть… и не только видеть, но и ощущать… разнообразие форм…

* * *

– Добро пожаловать в наш город!

Изумленные путники, – Вальдемар, сихан 7-го дана Толкалин, Андрей и Таня, – стояли посреди аэропорта Улан-Удэ перед живописной группой пожилых дам в бурятских национальных сарафанах, кичках и бусах. В руках у дам был каравай, увенчанный солонкой, и пиала с молоком. На глазах обалдевшей публики Вальдемар преломил хлеб – действо не предназначалось для посторонних глаз, но ввиду невероятной везучести прибывших дверь депутатского зала оказалось наглухо заперта.

Человек-брэнд, икона биоэкспериментального княжества «Лавка жизни» решил окончательно сразить аборигенов, витиевато поприветствовав их, и изложив цель визита в следующих выражениях:

– …уважаемые уфимцы! Дорогие уфимки и уфологи! Неизбежно мне сказать такое слово: «Лавка жизни» даёт мне силы, достаточные для всех моих желаний, и я прибыл к вам как жертва пытливости и любви к мудрости, ибо сказано: «Кто путешествует ради науки, тому бог облегчает дорогу в рай».

В машине выяснилось, что это не Уфа, а Улан-Удэ. А дамы с караваем – чиновницы местной администрации и члены фан-клуба обаяшки Вальдемара. По его просьбе они обеспечили связь с Иволгинским дацаном. Хотя связь эта почти оборвалась, так как монахи ждали гостей вчера: тем, кто накоротке с пустотой, бесполезно рассказывать о столичных пробках. Оставив Вальдемара в оперном театре являть сибирским людям чудо жизненного успеха, сихан 7-го дана Толкалин, Андрей и Таня поспешили в дацан.

Казалось невероятным, что такие холодные места, как Улан-Удэ, годятся для человеческого проживания. Однозначно, что для существования живых организмов они требуют аккуратной и дорогостоящей цивилизации. В смысле красивых и теплых домов с каминами, зимних садов и вечнозеленой хвои. Такие представления, похоже, разделяли дореволюционные архитекторы, забабахавшие в центре Улан-Удэ роскошный оперный театр – чтобы было, как в Италии. Ныне театр пребывает в запустении, равно как и город, в основном состоящий из серых пятиэтажек. На фоне панельного совжилья избы со столбиками дыма из труб выглядят куда органичнее. Живут в избах так, как жили один, два, а может и десять веков назад – разве что предки современных жителей обходились без телевизора.

Багровое солнце уже почти улезло за горизонт, когда перед путниками появился указатель «Иволгинск». В предчувствии сумерек воздух стал чуть синеватым и особенно ясным, как если бы между глазом и замерзшим миром положили линзу или лабораторное стекло. Особенная ясность показалась неслучайной, когда за очередным поворотом на фоне серых изб и сараев встали красно-сине-желтые пагоды с гнутыми крышами. Глаз зажмурился с целью сморгнуть видение – но вопреки ожиданиям пагоды за избами никуда не делись. Перед приезжими был Иволгинский дацан.

* * *

Звон маленьких колокольчиков долго не утихает в морозном воздухе, когда крутишь жестяной барабан. Такие барабаны есть во всех буддистских монастырях – считается, что прикосновение к ним приносит удачу. Тане удача не улыбнулась – строгий монах в китайской шелковой куртке сказал, что женщинам вход к телу ламы строго воспрещен. Попытки коррумпировать буддистское духовенство, к чести буддистского духовенства, закончились ничем. К телу были допущен только сихан с фотоаппаратом. Но снимать не разрешили – сказали, что не разрешают никому.

– А как же телевидение? – Толкалин попытался уличить монахов в двойных стандартах.

– Мы им свои съемки предоставили.

Вот и верь после этого в эксклюзивные репортажи. Экстраполируя на всё остальное, можно предположить, что и судмедэкспертам монахи «своё» тело предоставили.

Толкалин был шокирован. Получалось, что шесть тысяч километров он преодолел, чтобы убедиться в лживости ТВ. Выглядело всё это довольно глупо. Даже Вальдемар, которому было наплевать на подлинность всей этой истории, несказанно возмутился. Ему-то, как представителю спонсора, эти жулики должны показать все заимки. Но особенно расстраиваться он не стал во-первых потому, что никогда сильно не расстраивался, а во-вторых – потому что при помощи милиции можно проникнуть куда угодно и снять на видео всё что угодно. А поддержку милиции обеспечит всесильный Босс, просто пока в этом нет необходимости. Иконки, молитвенники, святую воду и волшебные погремушки изготавливают в Петербурге безо всякого участия монахов и тем более почившего ламы.

Особенно ни на что не надеясь, Вальдемар попросил о встрече с человеком по имени Бимба. За сутки пребывания в Иволгинском дацане все так привыкли слышать «нет», что удивились положительному ответу.

О монахе по имени Бимба Доржиев публика давно наслышана. Он лично выкапывал из могилы кедровый саркофаг. Именно он поддерживал нетленного покойника в надлежащем порядке. В журнальной статье процесс описывался дивной фразой: «В обязанности служителя, ответственного за сохранение «собрания драгоценного тела», входит переодевать хамбо-ламу в соответствие с сезоном, взвешивать и ежедневно читать над ним специальную молитву «Хвала взаимозависимому происхождению» – коренной будийский текст о пустотности всех вещей».

Специалист по переодеванию и пустотности вещей оказался плотным круглолицым бурятом, одетым в синий ватник – точно такие же Экссон поставлял на Забайкальскую железную дорогу, вместе с одеялами и аптечками, пока эту тему не перехватил производитель спецодежды.

Встреча происходила в буддистском храме. Вальдемар, Андрей и Таня представились и получили в ответ чеширскую улыбку. Поскольку с гостями не церемонились, Вальдемар тоже начал без обиняков:

– Вы стрижете Учителю ногти?

Глаза ламы Бимбы быстро окинули храмовое пространство. В описанную его взглядом окружность попали колесо сансары, зеленая богиня Тара и огромный золотой Будда, головой подпирающий потолок.

– Не стригу.

– Но по телевизору говорили, что вы стригли Учителю ногти и поранили его. И что у него текла кровь.

– Я никогда не стриг Учителю ногти. Потому что у него нет ногтей.

– Но по телевизору… – не унимался Вальдемар.

– Мы не смотрим телевизор.

– А что такое состояние самантхи?

– Это… тебе это нельзя понять.

– Скажите, ваш Учитель – он живой или мертвый? – вмешалась Таня.

– Не так, не так.

В этой дыре совершенно нечем уже было себя занять, но Вальдемара утомило это небольшое развлечение – беседа с жуликоватым бурятом, в хитрых масленных глазках которого читались все его мыслишки. Таня решила задать ещё пару вопросов.

– Ну, а Учитель может встать и пойти?

– Нет.

– А когда-нибудь сможет?

– Когда-нибудь.

Она прекратила терзать ламу Бимбу – чудо, в которое он верил, или по крайней мере делал вид, явно не нуждалось в сводках о волосах и ногтях и не имело никакого отношения к развесистой клюкве для телезрителей. Это подтвердил независимый источник: сихан Толкалин, допущенный к святая святых, честно сказал, что у тела не то что ногти – пальцы невозможно различить. Труп трупом. Хотя с точки зрения пустотности всех вещей всё это не имело никакого значения.

Монахи вздохнули с облегчением, когда интерес гостей к их Учителю был исчерпан. Вальдемар купил у монахов четки в виде черепов и DVD с фильмом «Завещание XII хамбо-ламы», самодовольно заметив, что этот храм, главная база хамбо-ламы – единственное место в России, в котором продажи сувенирной продукции с логотипом хамбо-ламы не контролируются корпорацией «Лавка жизни». Пока не контролируются.

Толкнув тяжелую дверь, Вальдемар, Андрей и Таня оказались на улице. Их как будто ударили в лицо ледяным кулаком – застывший воздух не годился для дыхания. Было тихо, как в фильме ужасов. Из тьмы, словно бритва, торчал туманный серп, освещавший гнутые крыши дацана. На всей земле сделалось так пусто и холодно, как пусто и холодно бывает лишь внутри чайника некоего Люй Дун Биня, продающего всякую мелочь на базаре в Чаньяни.

– Вот это колопиздище! – Вальдемара пробрало до костей.

DVD-фильм «Завещание XII хамбо-ламы» так и не удалось посмотреть – купленный у монахов диск оказался пустым. Андрей спросил Вальдемара: а собирается ли Босс продвигать Совинком на рынке медицинского оборудования и расходных материалов – участие в крупных тендерах, вагонные поставки продукции в медучреждения Петербурга и Ленобласти? Ни одна трудность не обойдена в этом деле, что называется, пройдены все круги ада; ради этого, собственно говоря, и затевалась вся возня с «Лавкой жизни», которая при других раскладах нахуй никому не нужна. Хозяин Совинкома надрывает свои скудные силёнки, пытаясь пробиться на петербургский рынок медоборудования, тогда как это можно сделать легко и непринужденно – при поддержке Босса.

– Я говорил Боссу, и не раз, – доложил Вальдемар. – Он интересуется, какова рентабельность, есть ли конкуренты, которым придется переходить дорогу.

Андрей объяснил, что рентабельность сделок составляет от 20 до 50 процентов, из которых половина, то есть 10–25 % достанется Боссу, но издержки его не касаются, от него требуется влияние, административный ресурс. Насчет конкуренции – она присутствует, как везде, очень много сильных игроков – как везде, где крутятся большие деньги.

– 10 процентов… – усмехнулся Вальдемар. – На волшебной воде и пустых дисках мы имеем почти 100 % рентабельности, безо всякой конкуренции – это наша поляна и мы её топчем. Я уже молчу про освоение бюджета, выделенного Академией Наук на изучение чудесного явления воскрешения из мертвых. Вряд ли Босс заинтересуется темой с рентабельностью 10 %. А издержки его касаются, еще как, влияние и административный ресурс – это и есть издержки, это его капитал, которым Босс участвует в деятельности и которым рискует.

После Иволгино-буддистских экскурсий Таня с Андреем пробыли два дня в Москве. Они гуляли по городу, ходили по магазинам, в кино и на модные показы, проводимые в рамках Volvo-Fashion-Week.

В последнюю ночь она сделала ему признание:

– Андрей… я пришла к тебе… в смысле, знаешь, все о ком-нибудь мечтают, даже если любят. Мне уже не нужно ни о ком мечтать, моя мечта сбылась, и это – ты.

– В смысле… а что – до этого…

– Ты опять ревнуешь?! Нет, никого у меня не было, ты – мой первый и единственный. Просто… ну вот… как сказать… все же мечтают о чем-то несбыточном – это не должен быть реальный конкретный человек, а обязательно инфернальное создание – эльф, сказочный принц на крылатом коне, ангел какой-нибудь, я не знаю, что-то в этом роде.

– Хм… допустим.

Он вспомнил Володины рассказы – бывало, он когда трахает жену, не может кончить, пока не представит себе какую-нибудь порноактрису.

– Я ни о ком особо не мечтала… но… сейчас поняла, что ты и есть мой сказочный принц. Я пришла к тебе.

Поезд на Волгоград отправлялся с Павелецкого вокзала в два часа дня, и Андрей купил билет на самолёт на то же время – следующий рейс, на который имелись в наличии места, был только вечером, ловить в столице абсолютно нехрен, а в Петербурге у него накопилась огромная куча дел. Поэтому в день отъезда, позавтракав в гостинице они выписались и отправились на Тверскую, посидели около часа в кофейне, затем поймали такси и поехали в Шереметьево. В аэропорту Таня вышла вместе с ним на улицу, чтобы обняться на прощание.

– Позвони как долетишь!

– Хорошо.

– Скажи – любищь?

– Конечно люблю! – горячо отозвался он.

Поцеловавшись, они попрощались и пожелали друг другу счастливой дороги. Таня вернулась на заднее сиденье такси, которое повезло её на вокзал, Андрей зашагал в сторону здания аэропорта, зоны вылета.

«Я пришла к тебе», – вспомнил он Танины слова, перебирая в памяти события последних дней. Наконец-то, дождался. Сам-то он давно к ней пришёл. Любил её, не задумываясь об этом. Сама судьба, обняв стройный Танин стан, привела её к нему. В контексте поиска утраченного времени появление Тани можно расценить как возвращение того, что было – но уже не так, как когда-то. Во многом даже лучше. Он был благодарен ей еще и за то, что, общаясь с ней, находил объяснение своих маний, не говоря уже о смыслах навязчивых ночных кошмаров. По её мнению, не надо ничего держать в себе: хочешь сказать – скажи, хочешь сделать – сделай, как на это отреагируют окружающие – это уже их проблемы. Это как газы выпустить: лучше разок облегчиться и не рефлексировать. По такому принципу живут его компаньоны, Ансимовы и Быстровы, но Андрей почему-то усваивает нужные приёмы поведения не у них, причем в готовом виде, а доискивается сам бог знает каким опытным путём. Хорошо, что рядом есть Таня, которая одной меткой фразой может расставить всё по местам. И Андрей должен уделять ей больше внимания и всегда учитывать её интересы.

Правда, в душе его таинственной мирились ложь и истина, это было, что называется, место единения добра и зла, как тут разрулить ко всеобщему удовольствию всех тех, за кого он в ответе – покажет следующий сет. Конечно, он в ответе за тех, кого приручил. Но не в ответе за своих внутренних демонов – они-то ещё не приручены.

Во время полёта Андрей обдумывал свои дела. По вексельному проекту всё шло по графику. Совинком получил на расчетный счёт всю запланированную предоплату, осталось только отгрузить прибывший из Москвы товар. Клиенты, с которыми достигнуты предварительные договоренности, подтвердили намерение выбрать заказанную продукцию в первые же рабочие дни января. Если возникнут пробуксовки с реализацией – ничего страшного, Умар прижат, подождёт, беспокоить не будет. По реализации взятого на фирмах товара Андрей закрывает все проблемные долги перед поставщиками, возвращает ссуды, которые был вынужден взять под грабительский процент у Второва и Быстровых, возможно даже вернёт кредит Волгопромбанку. В любом случае он наконец впервые за долгое время выходит в плюс. Даже с учетом неизбежного дисконта, даже с учетом того, что сотрудники проебут или спиздят процентов десять, всё равно должно остаться не менее $250,000. Этого достаточно, чтобы выйти из кризиса. Теперь он будет тщательно следить за расходами и распланирует экономику с учётом допущенных ошибок. Ему не придется обслуживать ссуды, бремя долгов безвозвратно уходит в прошлое. Офис на Мойке, 70 нужно закрыть, а народ уволить, – раз уж не получилось с Боссом наладить этот бизнес в Питере, сейчас самый подходящий момент – Винцас Блайвас получит неплохой куш и не будет дёргаться, можно пообещать ему разные совместные дела, для выполнения которых офисные площади и бесполезные шнурки-планктоны не требуются.

Итак, то, о чём он мечтал как о несбыточном сне, внезапно прибило щедрой волной.

Казалось бы, успешное завершение вексельного проекта сулило, наконец, спокойствие и должно было радовать Андрея – но почему-то он ощущал не радость, а, увы, томительную усталость.

30 декабря… он вспомнил, что обещал Леночке вернуться именно сегодня и провести с ней ночь. Но он не позвонил ей ни с аэропорта, ни из дома – вернее, со съемной квартиры на углу Апраксина переулка и Фонтанки, обставленной им с такой тщательностью.

Добравшись до своей берлоги, он снял верхнюю одежду и разложил вещи, сунул в стереосистему компакт-диск Джорджа Бенсона и нажал на Play, уселся в кожаное кресло, положил портфель на стол прямо перед собой. Какой большой и удобный письменный стол, хватает места и для бумаг, и для ноутбука, и еще остается достаточно пространства для чего-то ещё – портфеля например – чтобы не нагибаясь вытаскивать из него нужные бумаги, или наоборот класть их туда.

Он отзвонился Тане и сообщил, что добрался до дома и уже успел по ней соскучиться. Она сказала, что едет в поезде, тоже соскучилась и чувствует усталость – сейчас постелет себе и ляжет спать. Договорившись о времени следующего созвона, они разъединились.

Мариам он звонить пока не стал. Представив, какой там творится дурдом – в квартире на Большеохтинском проспекте, где сейчас её родственники да еще подруга с ребенком, Андрей решил, что сейчас позанимается делами, разберет электронную почту, возможно, съездит в офис на Исаакиевской площади, а там видно будет.

Может Леночка… Ему как-то раз удалось хитростью заманить её сюда, ей тут понравилось, она долго разглядывала картины, маски, ходила по комнатам, присматривалась. Правда, в тот раз ей не понравились откровенные намёки Андрея, но сейчас совсем другой коленкор! Сегодня есть реальная маза засадить ей.

Дальнейшие размышления привели к грустным мыслям. Он не выдал Леночке зарплату за декабрь, а ведь давно пора – волгоградским сотрудникам зарплата и новогодние премиальные выданы неделю назад, чтобы люди могли приготовиться к празднику, петербургским сотрудникам Андрей передал деньги через Рената, и он раздал их, вернувшись из Москвы. Насчет Леночки – Андрей решил ей выдать сам, хороший повод для встречи, а заодно и… прожарить её до самой печени. Теперь она, вся такая шальная и с БДСМ-наклонностями, стопудово начнёт испытывать слабость к поебацца.

Мысль о том, что придётся ей платить, очень расстроила Андрея. Он всегда и везде неохотно платил, а теперь, когда Леночка выполнила то, ради чего её брали на работу и перестала быть нужной – платежи в её сторону выглядели полным абсурдом.

Он расстегнул портфель и первое, что увидел – купленную в аэропорту бутылку портвейна Graham’s. Ничего себе, совсем забыл про неё – «классический образчик британского стиля, неагрессивное, сбалансированное десятью годами выдержки вино». Надо промочить горло. Усталость давила на него. Он с трудом заставил себя встать, пойти на кухню и взять штопор с бокалом. Вернувшись в кабинет, он сел в кресло, открыл бутылку, налил себе вина.

Этим бокалом он отпраздновал свою победу. Подумать только! За последние два месяца его расходы существенно сократились, а все прежние долги в течение ближайших полутора-двух месяцев нивелируются благодаря удачно проведенной операции с векселями. Криминальная сторона вопроса его не касается – безопасностью занимаются Блайвас, Радько и Ренат. Андрей, как и его компаньоны, будет тратить заработанные деньги на себя, а не затыкать ими дыры и платить проценты по долгам.

Завтра они с Мариам и Аликом поедут праздновать Новый год в пансионат «Северная Пальмира», находящийся в Зеленогорске на берегу Финского залива. А сейчас…

Андрей потянулся за бутылкой, но вместо того, чтобы налить в бокал, сделал несколько глотков прямо из горла. Он стал раздумывать, с чего начать – с каких документов. А может, вынуть ноутбук и проверить почту? То был плохой знак, свидетельствующий о нежелании работать, обычно он не размышлял, а делал всё подряд. Вместо документов и ноутбука последовал ещё один глоток портвейна.

Всё же он полез в портфель и наугад вытащил оттуда несколько документов. Верхней оказалась заявка Московской железной дороги на первый квартал 2004 года – с этим всё ясно, надо просто передать бумагу Владимиру. Далее… следующим был сложенный вчетверо листок с зияющим круглым отверстием по центру, бумага вокруг которого вся была пропитана чем-то бурым. Полностью развернуть его, не повредив, не удалось, но оказалось достаточно, чтобы увидеть заголовок документа: свидетельство о смерти, выписанное на имя Марьяна Ефимовича Хмарука. Причина смерти осталась неясной – в нужном месте документ был пробит и выпачкан кровью.

Именно сейчас, при виде документа, Андрею стало ясно, что всё произошедшее – нечто реальное и несомненное, это действительность, а не неотразимая абстракция: захлёбывающийся в собственной крови Хмарук – бледный, изо рта льёт кровь; зубы выбиты, челюсть раздроблена, а в мертвых глазах застыл безумный страх и мольба о пощаде.

Андрей закрыл глаза, чтобы прогнать видение. Но перед внутренним взглядом возник всё тот же Хмарук, похожий на кролика в луче автомобильных фар, в глазах которого застыла мольба о пощаде, напрасная мольба, ведь смерть презирает цепляющихся за жизнь; а рядом Вексельберг, чья жизнь оборвалась раньше, чем он смог сообразить о грозившей опасности – так пожелал бог, ибо Вексельберг слишком утруждал глаза, устремив их в небо, а земля не была в пределах его глаз… Потом они оба исчезли, окруженные молочной мягкостью уходящего дня, и в таком виде, неверном и призрачном, напомнили некоторые образы воображения, прежде возникавшие в сознании Андрея. В таком освещении чувствовался только что исчезнувший солнечный луч, оставивший в этом воздухе почти неуловимый, но несомненный след своего медленного растворения. Почему-то две фигуры привиделись в сумерках, которые ещё не наступили. Сумерки – это сейчас, а тогда был полдень.

Усилия памяти незаметно переходили в нечто другое, более привычное. Да, столько всего произошло за минувший год, что строгому мужчине не грех и всплакнуть. Правда, львиная доля всех впечатлений начисто выветривается из памяти. А что в остатке?!

Он очнулся, когда почувствовал, что сползает с кресла. Спать в кресле, да ещё в одежде? Он взял телефон и набил Тане сообщение: «Детка, осторожней со стволом. Отдай Волкорезову а еще лучше выбрось в Волгу». Затем поднялся и пошёл в спальню. Только половина пятого, ему хватит двух часов, чтобы проспаться, а потом он поедет домой, в семью – к Мариам и Алику.

Глава 71

Снег, нападавший вчера, стремительно таял, а с утра зарядил дождь. Непрерывный ливень, образуя серые завесы, словно навсегда смыл с неба продрогшее солнце. Безмолвные свинцовые тучи сковали небо.

День клонился к сумеркам, покрывавшим улицы мутно-серым саваном.

Леночка Шаабан торопилась – перед занятием по арабскому языку ей нужно забежать на педикюр, а потом, если останется время, заскочить в недавно открывшийся дискаунтер на проспекте Большевиков – там должны подвезти новую партию фирменной уцененки. Как назло, в этот вечер все кавалеры куда-то подевались, никто не может организовать трансфер на машине, а то можно было бы заехать в самый крупный дискаунт-центр на Синопской набережной, куда общественным транспортом никак не добраться.

Ренат вечно занят, Андрей задерживается в командировке (никогда не укладывается в заданные им самим временные рамки, надо его проучить), и Леночка вынуждена была познать не только бессмысленную скуку – отсутствие развлечений, но и унизительные ограничения – экономия, социальные парикмахерские, покупка шмоток на распродажах, опять же езда на общественном транспорте.

«Вот приедет Андрей…» – от этой мысли у неё заныло внизу живота. Она вспомнила, как грубо он взял её и стала продумывать сценарий сегодняшней встречи.

«Может, поиграть в уси-пуси, телячьи нежности… нет, не стоит, нечего ему расслабляться. Чтобы научить пунктуальности, крепче привязать и получить от него всё что нужно – необходимо держать дистанцию».

Общение с Андреем определило новый в существовании Леночки угол зрения на жизнь, новые приоритеты и задачи. До него она влачила бессмысленное сумеречное существование, разменивалась по мелочам – просто не ведала, что можно жить по максимуму. Точнее, не знала, куда приложить свою кипучую энергию. Теперь знает. И, начиная с той памятной ночи в гостинице «Украина», и продолжая нынешней… и последующими…

…в этом месте размышлений у неё снова заныло внизу живота, и она решила, что сегодня ночью не будет долго сопротивляться.

… она прониклась уверенностью: начиная с этого дня её жизнь будет развиваться в самой тесной связи с жизнью Андрея Разгона и его компании. А учитывая историю с векселями, насчет своего участия в которой Леночка не строила иллюзий…

Эти сумерки, день, ночь, принадлежат ей – сегодня она намерена решительно поговорить с Андреем. У ней не осталось никаких сомнений, что он пойдет на все её условия.

Выпорхнув из подъезда, она сделала несколько шагов и остановилась – прямо перед ней из темноты возникла грузная сильная мужская фигура. Парень во всём кожаном был настроен явно недружелюбно.

Приятные мысли испарились.

– Ты?! – испуганно выдохнула она.

Краем глаза она заметила старый ржавый Форд Скорпио, стоящий под окнами прямо в палисаднике; утром она слышала, как ругались соседи по поводу хамов, поломавших все кусты.

– Не ждала меня, ёпта! – расплылся в улыбке парень в коже, глаза которого зажглись простой человеческой радостью.

Как быстро стемнело! Когда она выглядывала в окно, было еще светло. Казалось что темнота обусловлена не заходом солнца, а сгустившимся мраком черных туч. Вокруг стояла совершенная тишина, и звук шагов, послышавшихся сзади, показался тревожно громким. По-воловьи выпуклые глаза парня в коже уже смотрели сквозь неё на того, кто подкрался сзади. Тут её что-то ударило по голове с необыкновенной силой, и она потеряла сознание.

Не благополучной идиллией, как это она нарисовала в своём воображении, а трагическим содержанием – содержанием межличностных конфликтов – определился исход нынешнего вечера. Круг превращений девочки, открывшей когда-то внутри себя сказочный Эдем, естественным образом замкнулся. Эти сумерки, вечер, возможно часть ночи принадлежали ещё ей, а завтра она будет безмолвна, как эти свинцовые тучи.

Конец пятой книги. Продолжение следует.

Оглавление

От автора

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40

Глава 41

Глава 42

Глава 43

Глава 44

Глава 45

Глава 46

Глава 47

Глава 48

Глава 49

Глава 50

Глава 51

Глава 52

Глава 53

Глава 54

Глава 55

Глава 56

Глава 57

Глава 58

Глава 59

Глава 60

Глава 61

Глава 62

Глава 63

Глава 64

Глава 65

Глава 66

Глава 67

Глава 68

Глава 69

Глава 70

Глава 71

Реклама на сайте