«Банда Мило»

Дэнни Кинг Банда Мило

1. Отличные идеи

Это все Гуди придумал.

Впрочем, о чем я? Всегда все придумывал Гуди. «Слышь, а ну как нам спереть тачку мистера Келли, отогнать ее подальше от его дома и раздолбать вдребезги. Развеемся, а заодно и проучим старика: будет знать, как оставлять нас после уроков. Ну как? Ты со мной? Да брось! Не будь бабой. Да что с тобой? Ты что, сдрейфил?..» и все такое прочее.

Страшно подумать, что из-за боязни прослыть трусами многие пятнадцатилетние ребятишки в конечном итоге калечат себе жизнь. Однако все происходит именно так. Под давлением сверстников. Скольких ученых, врачей, математиков и банкиров лишилось общество за эти годы лишь потому, что они боялись потерять лицо перед товарищами? Им несть числа. Кажется, на каждого школьника, добросовестно выполняющего дома задание учителя — не думаю, что таких много, — приходится дюжина сорванцов, слоняющихся по улицам с пакетом доверху набитым собачьим дерьмом, специально приготовленным для «украшения» директорского дома. Так по крайней мере обстояли дела в моей школе.

Мне, глупцу, не следовало прислушиваться к чужому мнению, но разве в таком возрасте вы не внимали словам приятелей? Внимал и я. Причем всегда.

— Не туда, Гуди! Сюда! Уедем подальше! Куда-нибудь в захолустье! — вопил я, когда на скорости шестьдесят миль в час мы направлялись в сторону главной улицы.

— Чепуха. Лучше прокатимся. Себя покажем и на людей поглядим.

— Нет, Гуди, не надо! — тщетно протестовал я.

Мой протест на корню зарубили Норрис, Патси — для вас Том Паттерсон — и Джеко — Майкл Джексон. Не тот, о котором вы подумали. Просто мамаша Джеко фанатела от его звездного тезки, а когда вышла замуж за мистера Джексона, то вбила себе в голову, что сына нужно непременно назвать в честь ее кумира. Так уж случилось, что Джеко оказался тоже слегка чокнутым и вполне соответствовал имени. Петь, насколько мне известно, он не умел, а из всех пятнадцатилетних пацанов водился исключительно с нами. Мы все одногодки.

— Не тупи. Нас никто не должен засечь. Зачем нам лишние свидетели? — настаивал я.

— Зачем нам лишние свидетели, — педерастически кривляясь, передразнил меня Гуди, а придурки на заднем сиденье едва не лопнули от смеха.

— Гляньте, Мило струсил, словно девчонка! — завизжал Норрис, и внезапно под капотом как-то по-девчачьи всхлипнул мотор.

— Никакая я не девчонка. Просто с таким же успехом можно рулить прямо в полицейский участок и сразу сдаваться в лапы копам.

— Отлично придумано! — завопил Гуди и, вывернув руль влево и проскочив ряд красных светофоров, повез нас по Парк-авеню прямиком к отделению полиции.

— Нет, Гуди, только не это! — взвыл я, но поздно: участок приближался, Гуди сбросил скорость и собрался было повернуть к входу — я уже не сомневался, что он это сделает, — как вдруг в самый последний момент выжал газ, и мы пронеслись мимо. — Гуди, ты совсем охренел! Из-за тебя заметут всех нас!

— Что? Я охренел? — переспросил он, взвизгнули тормоза, и, воткнув заднюю скорость, Гуди развернул тачку. — Ну, раз уж я так охренел, тогда, пожалуй, вернусь обратно.

— Эй, Гуди, может, не надо? Не такая уж это удачная мысль, — наконец-то прозрел еще кто-то, кроме меня.

— Не будь педиком, Патси. Глотни вон лучше из бутылки. Где она у тебя? — бросил Гуди, утопив ногой педаль газа.

На сей раз наш идиот практически заехал на территорию полицейского управления — кучка копов даже вывалила на улицу, чтобы поглазеть на обнаглевших недоумков, — но в этот момент Гуди выполнил лихой разворот.

— Давай, Гуди, жми, черт тебя подери! — в один голос завопили мы с Патси, Норрисом и Джеко, когда машина опять подкатила к полудюжине участковых тупиц. — Давай же, дави на газ, жми!

— Стараюсь, но в тачке Келли задняя скорость в каком-то чудном месте. Я-то привык к «мотору» отчима, — объяснил Гуди.

Наконец мы все-таки вырулили из полицейского участка обратно на дорогу, но копы уже загружались в машины, чтобы броситься в погоню.

— Не о чем беспокоиться, ведь я — лихой водила, — утешил нас Гуди и вдавил в пол педаль газа.

Лишь два обстоятельства играли сейчас нам на руку: во-первых, мы были трезвы (впрочем, Джеко все-таки успел глотнуть немного), и, во-вторых, время перевалило уже за полночь, так что на улицах шаталось не так много людей, для которых мы представляли угрозу. Во всем остальном новый день начинался для нас не слишком удачно.

Я обернулся и увидел, что полицейские так близко, что вот-вот ухватят нас за задницу. На крышах их машин мигали голубые маячки, и у меня вдруг возникло ужасное чувство неминуемого конца, от которого жутко засосало под ложечкой. Я бросил взгляд на спидометр: Гуди разогнался до скорости свыше семидесяти миль в час. Что же лучше? Притормозить, но остаться целыми, или рискнуть всем и попытаться удрать? Так или иначе, навряд ли мое мнение имело хоть какой-нибудь вес: Гуди слишком увлекся, тупо швырял тачку Келли по улицам города, играя нашими жизнями, словно в компьютерной игре, и уже не внимал моим крикам, равно как и воплям Норриса, Патси и Джеко. Просто ужасно чувствовать себя абсолютно беспомощным. Сейчас-то мне не стыдно признаться в этом. А тогда на переднем сиденье «кавалера» я не знал, куда девать свои чертовы глаза. И, думаю, выдрал бы их из орбит, продлись наше маленькое приключение чуть дольше. Однако оно окончилось ровно через две минуты после старта. Наш лихач Гуди никак не мог решиться, свернуть в сторону Ричмонд-Кресент или нет. И закончил тем, что похоронил тачку Келли, въехав в зад фургону «Шерпа».

— Валим отсюда! — предложил он, и мы все высыпали из машины и пустились наутек.

Там, на дороге, я даже не заметил, что на самом деле нас преследовал не один, а два полицейских автомобиля. И когда один остановился позади и из-него вывалили легавые, второй проехал чуть вперед и зажал нас словно в тиски. Я подумал, что лучше бы нам рвануть вперед прямо навстречу полицейским. В конце концов, их всего-то двое, а нас пятеро, так что наша участь целиком и полностью в наших собственных ногах. Впрочем, у Гуди имелись на сей счет свои соображения, и, крикнув: «За мной!», он скрылся за стеной дома. Мы, как болваны, рванули за ним, тем самым загнав себя в ловушку на чьем-то заднем дворе. Когда законники стали наступать на нас со всех сторон, их число удвоилось, а наши шансы, соответственно, вдвое сократились. Единственной дорогой к отступлению оставался путь через задний забор, прямиком в черный как смоль пролесок. И мы бросились карабкаться на скрипучую стену из дерева, в то время как четыре пары огромных мужиков в форме стремительно нас окружали. Я почти перебрался — оставалось только перекинуть ногу, — как вдруг чья-то мускулистая рука ухватила меня за лодыжку. Я попытался высвободиться, но не успел и ахнуть, как перевес оказался на стороне копа. Я брыкался и пинался, хотя уже осознавал, что попался. Один его рывок — и я на лужайке сада с ушибами рук и ног. Тут же его коллеги очутились у меня на спине, заковали меня в наручники и пригрозили хорошенькой взбучкой, если я решу выкинуть еще хоть один номер.

— Наподдайте малолетнему засранцу! Не жалейте негодяя! — визгливо кричала из проема запасного входа какая-то дамочка в ночной рубашке, а законники благодарили ее за содействие и просили вернуться в дом.

Копы подняли меня на ноги, и я оглянулся посмотреть, скольких наших им удалось замести.

Как выяснилось, одного лишь меня.

Мне влепили три месяца. Три месяца колонии для малолетних преступников. В прошлом мне уже делали предупреждение за нарушение границ чужого владения и умышленное причинение ущерба частной собственности (да и старик устроил мне недетский разнос), так что на этот раз меня сослали. В первый день заключения я едва не наложил в штаны — что было, то было, — но в конечном счете все оказалось не так и страшно. Что-то вроде закрытой школы, только повсюду слоняются всякие недоумки. Встречались там и довольно-таки славные малые, и если получалось войти к ним в доверие — а у меня почему-то всегда получалось, — они охотно вводили тебя во все тонкости дела. Время от времени мне даже удавалось поразвлечься, хотя, должен признаться, в основном я старался не высовываться и втихаря глотал «зелень», дожидаясь своей очереди на волю.

Что это был за день! Словно в один миг наступили Рождество и день рождения, как будто я одновременно получил водительские права и лишился девственности. Все утро я улыбался. Пока за мной не приехали родители и все не испортили. Мама запричитала о моей тяжкой доле. Причем эту пластинку заело. И надолго. Она не умолкала ни на минуту, ни даже на секунду. А я и сказать ничего не мог, опасаясь отцовской затрещины. Вот так: ни тебе торжества, ни веселья, лишь страдание. Страдание и мука, да еще досада. Избежать всего этого тоже не представлялось возможным. Мне силой навязали игру в пай-мальчика и запретили когда-либо еще встречаться с друзьями. Уж не знаю, каким образом это наказание должно было подействовать и в какую личность мне надлежало переродиться в результате, только к пятому дню я находился на грани того, чтобы принять ванну в обнимку с тостером.

К счастью, мне полагалось вернуться в школу. И старикам пришлось меня отпустить, как бы они ни боялись оставлять меня без присмотра. Из моей старой школы меня исключили — очевидно, после того как машина мистера Келли превратилась в гармошку. Так что меня направили в новую (специальную) школу в соседнем городе, где обучали трудных (специальных) детей. Боже мой, что это было за местечко! Просто психушка какая-то! Там я столкнулся с кучей чокнутых придурков, включая Боба, с которым знаюсь и по сей день. Именно с ним я и схлопотал свой следующий срок за ограбление «Эр-Джи ньюс».

Мы и взяли-то всего сигареты и шоколадки. И за это нам впаяли двенадцать месяцев.

Не стану утомлять вас подробностями. В общем, я вновь сел на старую карусель и прокатился все по тому же кругу: колония для малолетних, освобождение, страдания, горе и вездесущая угроза отцовского подзатыльника, затем выход в огромный мир за новыми неприятностями.

На этот раз в школу я не вернулся. Экзамены я пропустил — даже не припомню сейчас, какие именно должен был сдавать: вроде общий и по металлообработке, — поэтому соответствующие власти приняли решение оставить мысль о моем образовании по причине абсолютной ее бесполезности и сосредоточиться на приобретении мной ремесла. Я сказал им, что интересуюсь работой с инструментами — в анкете я в шутку указал «лом и кусачки», — и мне подыскали местечко в местной ремонтной мастерской, где я мог обучаться и зарабатывать при этом колоссальную сумму в двадцать пять фунтов в неделю. Естественно, долго это длиться не могло, и по прошествии пяти месяцев я начал пополнять свои доходы за счет местных магазинов. Так, воровал помаленьку по воскресеньям. В этом деле я неплохо преуспевал и подзаработал кучу деньжат, сбывая приятелям альбомы, пленки с записями, компьютерные игрушки, а также шмотки и все такое прочее. Все шло как по маслу, и мне следовало бы продолжать заниматься тем, что у меня хорошо получалось, но тут появился Гуди, чтобы обсудить со мной свои новые отличные идеи.

Результат — три года.

И, кстати, все досталось мне одному. Увертливый ублюдок Гуди снова смылся, а я опять стал козлом отпущения. Хотя парню тоже немного перепало: он вынужден был бежать и поступить на службу в армию. Вот такие дела.

Ну, вы не хуже меня знаете дальнейший сценарий развития событий. С той лишь разницей, что теперь меня посадили в тюрьму, а не в детскую колонию. Так что я стал настоящим оперившимся преступником. Судья прямо так и сказал: мол, из разряда малолетних преступников я уже перешел в разряд закоренелых, а посему «должно быть соответствующим и отношение» ко мне. Думаю, этим он намеревался меня оскорбить, однако я воспринял его слова за комплимент и даже занес их в свой дневник, который начал вести с недавнего времени. Справедливости ради должен отметить, что слова эти польстили мне одному, судя по истошному скорбному воплю, донесшемуся до всех из зала суда сразу после того, как судья озвучил свою оценку. Сидевший рядом на скамье судебный пристав бросил на меня пронзительный осуждающий взгляд. Невероятно, но вдобавок к тому, что впаяли мне трешку, они еще и пытались вызвать во мне чувство вины за то, что я разбил сердце своей бедной старенькой матушке. Так или иначе, я не виновен в том, что явился для нее таким разочарованием. Сама виновата: не следовало возлагать на меня слишком много надежд.

После очередного освобождения домой возвращаться я не стал. Нашел себе временное пристанище и вернулся на работу в мастерскую. Гленн весьма удивил, когда дал согласие снова принять меня на работу. Но, как выяснилось, помимо ремонта он промышлял еще кое-какими делишками, о которых умалчивал доселе, и ему пригодился бы парень с моими растущими талантами. Что ж, подумал я, это как нельзя кстати.

Результат — пять лет.

Если сложить все вместе, прибавить пару наказаний помягче за нарушение режима условно-досрочного освобождения и время, когда я дважды находился под следствием (примерно шесть месяцев, причем в суде мне оба раза выносили оправдательный приговор), затем отбросить досрочные освобождения и суммировать все время, которое я отсидел, то получится… дайте-ка прикинуть… что-то около семи с половиной лет. Семь с половиной лет? А ведь мне нет еще двадцати восьми.

Этого достаточно, чтобы нормальный человек задумался над собственной жизнью.

Достаточно даже для оперившегося преступника.

Картина стала еще ярче, когда Элис перестала меня навещать. Целый год я каждую неделю писал ей письма, извел полдюжины телефонных карточек, оставляя сообщения на автоответчике. Никакой реакции.

Я не мог взять в толк, почему она не отвечает. Нет, только не Элис. Не моя любимая. Та девочка, которая стояла рядом и держала меня за руку в момент, когда целый мир повернулся ко мне спиной. Девочка, которая не отступалась от меня и шла до самого конца, которая называла меня родственной душой и готова была состариться и умереть рядом со мной. Разве это была не Элис?

Нет же. Она самая. Но Элис исчезла с лица Земли, и я не видел ее долгих три с половиной года. Это возымело такое действие, о каком все судьи, инспектора, курирующие условно осужденных, и тюремные психологи могли лишь мечтать. Свой срок я мотал, не сводя глаз с её фотографии, вычеркивая дни и молясь о последнем шансе.

2. И Рождество, и день рождения, и получение водительских прав, и лишение девственности

И вот наконец снова наступил этот день. Такой же чудесный, как и обычно. Ради него даже стоило мотать срок. Хотя, может, и не стоило.

— Ты там поосторожнее, Мило, — провожая меня у ворот, напутствовал мистер Баньярд. Я уже собирался ответить ему тем же — вне всяких сомнений, дало о себе знать приподнятое настроение, — как он добавил: — Постарайся на этот раз подольше задержаться на воле. Камеры нужны нам для других заключенных.

Вот как? Значит, именно так все и будет?

Я не удостоил его комментарий ответом. К тому же Баньярд захлопнул ворота прежде, чем я успел что-то придумать. Я просто коснулся двери, развернулся и зашагал в новую жизнь.

Несмотря на такую рань, я отправился в магазин и купил четыре банки топлива, чтобы скоротать время в поезде по дороге домой. Первую я с треском откупорил прямо на улице и одним глотком осушил, не успев отойти от лавки и десяти ярдов. Ничего вкуснее в жизни не пробовал! Какая-то старуха на автобусной остановке уставилась на меня, не скрывая презрения, так что я попытался ее успокоить.

— Только что с вышки. Буровой, что на Северном море. Там не разрешают употреблять алкоголь. Если бы я не выпил, точно отбросил бы копыта.

Не думаю, что тетка поверила. На самом деле в этом даже нет ее вины. Если бы я действительно вернулся с буровой вышки, с какой это стати стал бы я пить свою первую долгожданную банку пива у остановки, на которой написано «Тюрьма Брикетом»? Впрочем, не важно.

Стоя там, я заметил, что ее сумочка открылась, и оттуда вывалилась десятка. Поблизости никого. Старуха наступила на нее ногой, так что незачем опасаться, что банкноту сдует ветром. Я все продумал. Как только подъедет автобус и водитель отворит дверь, я скажу: «Сначала дамы» и, нагнувшись, подберу десятку. Лучше не бывает. Десять минут на свободе — и я уже богаче на десять фунтов.

Минутку, минутку! — вдруг подумал я. Что это такое творится? Три с половиной года я только и твердил о том, чтобы порвать с преступным прошлым, а тут, не успев еще отойти от тюрьмы, уже планирую, как бы это стащить у старушки выигранные в лото денежки. Нет, не могу.

Не дожидаясь смены настроения, я крикнул старой склочнице:

— Простите, уважаемая, кажется, вы что-то выронили, — и пальцем ткнул ей под ноги.

— Ох! Батюшки! Ох ты, боже мой! Спасибо тебе, паренек. Проклятая застежка. Она постоянно меня подводит, — залепетала она и заплясала вокруг десятки, пытаясь вытащить ее из-под ног. — В наши дни так редко можно встретить столь честных людей, — добавила старушка и одарила меня улыбкой.

И знаете: мне стало приятно. Разумеется, десятка пригодилась бы больше: я купил бы еще пивка, шоколадок и сигарет. Но что с того? Зато теперь я получил уважение и восхищение милой старушенции. И это вдруг затмило все пиво, шоколадки и сигареты мира. Я почувствовал себя лучше. Для начала очень неплохо. Я даже фунтов на десять вырос в собственных глазах. Нет, сегодня ничто не испортит мне настроение. Спустя пару часов, как раз когда мой поезд прибывал на станцию, я поедал себя поедом. Я так бесился. Снова и снова прокручивал в голове тот случай и все старался припомнить, почему это, собственно говоря, мнение какой-то несчастной старой коровы, которая с первого взгляда даже не обратила на меня внимания, лучше, чем десятифунтовая бумажка. Просто в голове не укладывалось. Да, конечно, я дал себе клятву завязать и больше не заниматься воровством. Но это ведь называлось бы не воровством, а находкой. Я ведь не виноват, что старой дуре нравится разгуливать по улицам с расстегнутой сумкой, так? И зачем только я открыл рот? Вот идиот! Просто бред какой-то!

Я сошел с поезда. Изнутри меня пожирала тупая боль, возникшая вследствие упущенной возможности. И тут увидел брата, ожидавшего меня в конце платформы. Я подошел, подал ему руку, поздоровался и выбросил из головы чертову десятку.

— Как ты, морда? — спросил Терри.

— Неплохо, чел. Ты один?

— Ага. По-моему, твой выход из тюряги давно уже не новость для пацанов. Пошли. Там моя тачка.

— Долго ты ждал? — справился я.

— Порядком.

— Да уж. Я тоже.

Мы нашли машину Терри там, где он ее и оставил — неплохо для этого городка, — и забрались внутрь. Сколько приятных, радостных впечатлений обещал этот день! Салон нагрелся, поэтому я опустил окно и полной грудью вдохнул гемпширского воздуха.

Он пах, как… впрочем, как самый обыкновенный воздух.

Хотелось бы сказать, что он имел аромат свободы, или цветов, или же детей, играющих со щенятами, или чего-то еще в этом роде, но ничего подобного. Он пах просто воздухом. Впрочем, хорошо хоть не воняло хлоркой и мочой, от одного этого меня переполнило счастье.

— Что, опять в отпуск, Мило? Как на этот раз? Надолго? На месяц? На два? — принялся поучать Терри.

— Ну вот, поехали. Можно хоть раз обойтись без нотаций и не портить мне радость от первого дня на воле?

— Просто спросил. Раз уж ты поселишься у меня, я, пожалуй, имею право узнать, как долго это продлится.

— За решетку я больше не вернусь, — заявил я. — Никогда.

— Да ты что? Правда? Опять решил завязать? Вот здорово.

— На сей раз так и будет. Точно тебе говорю. Не собираюсь провести остаток жизни в тюряге. Это исключено.

— Боже мой, жалко, что я не требовал с тебя по «штуке» каждый раз, когда ты говорил: «Все. С прошлым покончено. Я изменился. Дайте мне шанс», — глумился Терри; я и представить не мог, какого он обо мне мнения. — Но не успеешь опомниться, как какой-нибудь ублюдок уговаривает тебя помочь ему сбыть груз краденого кирпича иди укрыть угнанную тачку или же втягивает тебя еще в какое-то сомнительное дельце, — и ты опять в камере, недоумеваешь, как снова оказался таким придурком, и клянешься, что это в последний раз.

Но как бы не так, Даррен. И все потому, что ты — идиот. Об этом можно кричать сколько угодно, только вряд ли до тебя когда-либо дойдет. Ты не способен усваивать уроки.

— Скажи-ка, ты заранее подготовил эту замечательную речь?

— Да.

— Впечатляет.

— Спасибо.

— И все-таки ты ошибаешься. Согласен, все сказанное в определенной мере справедливо. В прошлом я действительно совершал идиотские поступки, но эти дни минули. Я вывел для себя несколько простых правил, и если смогу придерживаться их, то никогда не вернусь за решетку.

— Что еще за правила?

— Никогда не прикасаться ни к чему, что вызывает подозрение. И даже не помышлять об этом.

— Что ж, удачи тебе, дружище. Только не обижайся, если я больше не пойду вносить за тебя залог.

— Не буду. Я действительно изменился, но не вправе винить тех, кто мне не верит, — признал я. — Мое дело — доказать. Вот, например, сегодня утром я заметил, что одна старушенция обронила десятку, и сообщил ей об этом. Я сказал: «Эй, гляньте, у вас выпало десять фунтов», и если бы не я, бабка даже этого бы не заметила.

— Правда? — спросил Терри и как-то насмешливо на меня поглядел. — Да ты гонишь. На твоем месте я бы ее загреб, — заявил он, чем совершенно взбесил меня.

Секунду-две мы молчали. Я глядел на проносящиеся мимо деревенские пейзажи. Как же хорошо вновь оказаться на воле и сразу увидеть столько растительности.

— Куда мы едем? — поинтересовался я.

— Ко мне. Закинешь шмотки. Потом дернем по кружке пивка.

— Отменяется. Поехали к матери.

— Неудачная мысль, Даррен. Она не желает тебя видеть.

— Да брось. Подвези меня. Куплю ей цветов, покаюсь и все такое. Все утрясется. Может, сразу и покончим с этим. Все равно рано или поздно мы столкнемся.

— Тебе решать, но я предупреждаю: она действительно не желает тебя видеть.

— Доверься мне. Я знаю, что говорю. По пути будет кладбище, остановишься там. Я нарву цветов.

Я позвонил в дверь. Терри, бренча ключами, стоял позади меня. Прошло несколько секунд, и за матовым стеклом возникла фигура. Дверь распахнулась.

— Привет, мам. Вот я и на свободе. Слушай, я понимаю, что не имею права ждать от тебя милости. Мне всего лишь хотелось повидаться и попросить прощения за все свои грехи. Я так сожалею обо всем, что произошло. Как было бы здорово поставить на этом точку и жить дальше. Вот, это тебе. — С этими словами я выудил из-за спины дюжину лилий.

— Вали отсюда, дерьмо! — взревела она и с грохотом захлопнула дверь перед моим носом.

— Ну что? Теперь по пивку? — справился Терри.

— Пожалуй. Самое время. Два девяносто за кружку. Что еще за хрень такая?

— Все немного подорожало с тех пор, как тебя упекли, да? — обслуживая нас, справился Рон.

— Совсем чуть-чуть. Интересно, кто теперь кого грабит?

Рон отворил пару висячих замков и передвинул под прилавок ящик для пожертвований.

— Уберу-ка я его от греха подальше. Вдруг тебе взбредет в голову поправить свое материальное положение, — объяснил он, и у меня не было достаточных оснований для принятия мер. То есть у моего старого воплощения они наверняка бы нашлись. Но я уже не тот, что прежде. Я переменился.

— Прости за музыкальный автомат, — промямлил я, и Рон ответил, что не о чем беспокоиться и что все давно забыто.

Хотя, судя по сердитому взгляду, каким он меня окинул, забыл Рон далеко не все. Так что мы с Терри, прихватив наполненные кружки, пересели на места поудобнее. За разговором брат поведал мне все последние новости. Гуди вернулся из армии и должен был подгрести к нам с минуты на минуту. Патси до сих пор работал в «Эр-Джи ньюс» и успел пережить развод. Джеко выиграл в лотерею десять тысяч фунтов и умудрился промотать их за четыре месяца. А еще у кого-то — забыл у кого — новые шины. Терри не упомянул только одного имени. И это резало слух.

— А как там Элис? — наконец справился я сам, Терри пожал плечами.

— А что Элис?

— Ну, как живет? Где? Чем занимается?

— Да так. Помаленьку, — отрезал он, так ничего мне и не поведав.

Я так понял, что на подходе плохие новости, и приготовился к худшему.

— Говори.

— Бог ты мой… Мне жаль, Даррен, но она вышла замуж.

— Замуж? — Минуту я переваривал информацию, после чего продолжил допрос: — За кого?

— За Маккенна. Младшего из братьев. За Брайана.

— Только не за этого недоумка! Ты шутишь!

Маккенн? Признаться честно, я знал его чисто визуально, и при всей своей объективности моя острая реакция не была достаточно обоснована, хотя такое я наверняка сказал бы и о любом другом парне. Я просто не мог представить себе Элис — мою Элис — чьей-то чужой миссис Маккенн. Вот и все.

Я отчаянно пытался изыскать слова, но не совсем знал, что говорить. Я допускал, что у Элис есть другой мужчина, но чтобы выйти замуж?.. Как-то быстро все у нее получилось с этим парнем.

— У них серьезно? — допытывался я, а Терри аж заморгал от изумления.

— По-моему, я так и сказал.

Знаю, может, я и сморозил глупость, но, повторяю, я не мог найти подходящих выражений. Думаю, на самом деле я хотел спросить, явился ли ее брак жестом отчаяния, прыжком в объятия первого встречного с целью досадить мне, Даррену, за то, что я снова попал за решетку? Или у них все по-настоящему? Когда наконец слова у меня нашлись, настала очередь Терри недоумевать. Он перестал таращиться на меня с открытым ртом, чтобы сообщить, что у Элис с Маккенном родился ребенок. Выходит, они заключили подлинный брачный союз.

— Даже если и нет, ты все равно тут ни хрена не поделаешь. Мой тебе совет: оставь все как есть и налаживай собственную жизнь, — проповедовал он, и я не стал спорить.

Раньше мне слишком часто приходилось слышать подобные высказывания. Обычное дело в тюрьме. «Оставь все как есть». «Тут уже ничего не поделаешь». «Налаживай свою жизнь». «Все в прошлом». «Жизнь на этом не кончается». Слышать такое невыносимо, но каждый раз при виде объекта подобной рекомендации я про себя думал, что совет, в общем, верный. Нравится мне или нет, я должен принять его.

Это вовсе не означает, что такого поворота событий я не ожидал. Просто подтвердились мои худшие опасения. Если уж на то пошло, намного тяжелее пребывать в неведении. Теперь я по крайней мере знал, что лучик надежды погас, и мог «жить своей жизнью». Раньше, когда я кучами отправлял в никуда свои письма и умолял автоответчик, у меня был шанс. Теперь уже нет. Элис ускользнула от меня — прямо как та десятка! — так что попытаюсь выкинуть ее из головы и позабыть обо всем, что с ней связано.

И только я приступил к этой процедуре, как вошло еще одно лицо из прошлого и обозвало меня козлом.

— Гуди, — улыбнулся я в ответ.

— Это мое имя. И нечего трепать его понапрасну. По пиву?

— По орешкам, по чипсам и по свиным хрящам.

В общем, это примерно все, что касается моего первого дня возвращения в большой мир. Мы с Терри и Гуди трепались до глубокой ночи — так они сказали, — но после девяти часов все происходящее потеряло всякий смысл, и я не стану утомлять вас скучными подробностями. Чуть позже в дело вступил кебаб, да Гуди в шутку закидал меня чипсами, но это все.

О, чуть не забыл. Еще кое-что: в какой-то момент появился Норрис — тоже возжелал повидаться со мной, — но Терри послал его на хрен и кинулся в драку. Я подумал, что за время моего заключения они, должно быть, что-то не поделили. На этом и остановился. А все обстояло серьезнее.

Причем намного.

3. Торговля лицом

Следующим утром я проснулся с жуткой головной болью и сушняком. Еще бы: я ведь всю ночь пил «Стеллу». Осушил два стакана воды, проглотил два аспирина, и меня тут же вычистило в унитаз. Потом я выпил еще два стакана воды и еще пару таблеток, но снова проблевался. Видимо, мои мозги еще не успели перестроиться из тюремного режима, потому что Терри, проходя мимо, отметил, что в благовоспитанном обществе для подобных процедур люди, как правило, закрывают дверь.

— Тебе разве не надо на работу? — поинтересовался я, когда пятью минутами позднее братишка протянул мне чашку чая (уже на кухне).

— Нет. Я заболел. Похоже на грипп. Сейчас позвоню в офис.

— Пойду пройдусь. Ты вроде говорил, что приготовишь для меня дубликаты ключей?

— Ой, совсем забыл. На, возьми мои. Сделаешь сам — все равно тебе гулять. Только верни мне их до вечера, ладно? — предложил он, и впервые за три с половиной года я взял в руки ключи. — Это что-то типа фомки. С их помощью проникают в дом, — пояснил Терри.

— Все ясно.

Первая остановка — «Эр-Джи ньюс». Нужно повидаться с Патси. Я надеялся, что он подгребет прошлой ночью, но парень так и не появился.

— Я даже не знал, что ты освобождаешься, — разъяснил он.

— Разве Терри тебе не сообщил?

— Нет. Честно говоря, мы почти не видимся. К тому же после развода я вообще редко выхожу в люди.

— Знаю, Терри уже успел меня огорчить. Сожалею, друг.

— Да уж. Бывает. Сейчас встречаюсь с новой телкой. Зовут Сандра. У нее сиськи побольше, — поведал мне Патси и руками продемонстрировал их размер.

— Что ж, неплохо. Все, что ни делается, то к лучшему, — заключил я, а мой приятель продолжал активно жестикулировать. — Так где старина Хадсон? На пенсии или как?

— Еще лучше. Помер. Рухнул прямо здесь, ага, — объяснил Патси, указывая на пол за прилавком. — Все записали камеры слежения. Хочешь взглянуть? Все уже поглядели, — добавил он и повел меня к монитору, где и показал десятисекундный ролик о скоропостижной кончине старика Хадсона на стеллаже с шоколадными батончиками «Марс». — Я подумывал разместить его в Интернете, но не знаю, как это делается. А ты? Думаю, на этом можно сколотить состояние.

— Прости, дружище, компьютеры — не мой конек.

— Помнится, ты продавал их партиями. Должен ведь ты иметь хоть какое-то представление?

— Ни малейшего. Можно мне плитку молочного шоколада?

— Ага. Заплатишь? — спросил он.

— Нет, — отозвался я.

— Нет? Ну, угощайся тогда, — вздохнул он, и я поспешно схватил одну из огромных шоколадок стоимостью три фунта.

— Ты ведь знаешь, кто работает по соседству? — уточнил Патси. Я знал. — Хочешь с ней повидаться?

— Так, подумал, может, заскочить на минутку, поздороваться. Что тут такого?

— А тебе известно о…

— О Маккенне? Да.

— А о…

— И о ребенке.

— Тогда ладно. Ты же не собираешься заделать ей еще одного?

— Конечно, нет. Что ты несешь?

— А конфета для нее?

— Нет. Хотя она бы не отказалась. Можно взять вторую?

Патси замялся, начал невнятно что-то бормотать себе под нос, тогда я обозвал его козлом, и он позволил мне взять еще одну плитку. На этот раз я взял с орехами и изюмом. Если Элис откажется принимать от меня угощения — что, вероятнее всего, и произойдет, — я смогу попробовать и одну, и вторую.

— И поосторожнее там! Позвони, когда в следующий раз соберешься попить пивка. Я обязательно подтянусь.

— Обещаю. За шоколадки спасибо. Увидимся на неделе.

Будучи еще моей девушкой, Элис работала в аптеке. К моему удивлению, ничего не изменилось, несмотря на то, что она выскочила замуж и родила ребенка. Хотя Элис всегда совершала поступки, которым я не мог дать разумных объяснений. Например встречалась со мной.

— Есть что-нибудь от боли в заднице? — войдя внутрь, потребовал я.

Элис только нахмурилась.

— Я слышала, что ты выходишь. Мои поздравления. Очень рада за тебя. Когда тебя выпустили? Сегодня утром?

— Нет, вчера еще. Как ты?

— Замужем. — И она выставила мне на обозрение безымянный палец.

— Уже знаю. Поздравь себя. И его тоже.

— Его зовут Марк.

— Правда? Хотя я не вправе был ожидать, что ты назовешь его в мою честь.

— Как? Подонком?

— Уж кому и пристало обзываться, так это мне. Но я не такой. Я выше этого. Я просто собирался заскочить и пожелать тебе всего счастья в мире.

— Что ж, теперь ты это сделал, так что убирайся отсюда и никогда больше не смей являться.

— Даже за упаковкой пластыря?

— Даже если тебе отрежет голову.

— Я только хотел довести до твоего сведения, что я изменился. Я теперь не тот, что раньше.

— Отлично, Даррен, но ты опоздал на четыре года. Что мне прикажешь делать? Бросить ради тебя мужа и ребенка?

— Ладно, спасибо, что дождалась.

Надо же! Элис может шевелиться, когда захочет. А еще у нее весьма неплохой левый хук, так что мне, чтобы на него не нарваться, пришлось выдвинуть стеллаж с солнечными очками.

— Ты мерзавец! Ты законченный ублюдочный подонок!!!

— Все, все. Давай сделаем глубокий вдох и успокоимся, ладно?

— Восемь проклятых лет я слонялась то вокруг одной тюрьмы, то вокруг другой только для того, чтобы увидеть твою никчемную задницу. И ради чего? Чтобы ты через минуту после освобождения снова влип в какую-нибудь историю и тут же загремел обратно? Негодяй! Подонок, подонок, подонок!!! Все, довольно, Мило. Ты сам все испортил. У тебя был шанс — точнее, сотни шансов, — и ты все их упустил.

— Я не виноват…

— Конечно, нет. «Это все Гуди, или Патси, или Гленн, сю-сю-сю», — принялась кривляться она. Да, в каждом человеке живет пародист.

— У меня не было выбора.

— Ты так ничего и не понял? У тебя был выбор. Просто ты выбрал не то, что нужно. Впрочем, как и всегда. В общем, Даррен, мы освободились оба, и я тоже не собираюсь возвращаться назад.

— Можем мы хотя бы по-дружески выпить за это и зарыть топор войны?

— Будь у меня топор, я зарыла бы его в твоей гребаной башке.

— Знаешь, девушки не должны сквернословить. Им это не идет.

Стеллаж не помог. Элис снова набросилась на меня, так что пришлось спасаться бегством. Только пробежав полпути до главной улицы, мне удалось от нее оторваться.

На этом сцена трогательного примирения влюбленных, которую несколько последних дней я постоянно прокручивал в голове, подошла к концу. По крайней мере теперь мне ясно, что Элис до сих пор ко мне неравнодушна. Сами посудите: с какой стати так злиться и кидаться на того, кто ни хрена для тебя не значит? Это уже что-то. Хоть какое-то утешение. Что еще можно извлечь из подобной ситуации? Только крохи утешения.

Однако мой вид не у всех вызывал столь негативную реакцию. Детектив Хейнс — для вас и для меня Уизл — продемонстрировал положительный настрой, когда через пару дней дома у Терри я открыл ему дверь.

— Что, ненадолго тебя хватило, Мило? — сиял он от удовольствия.

— О чем вы?

Уизл и его друг, инспектор Росс, соблаговолили все разъяснить мне по дороге в участок. Оказалось, вчера вечером некто грабанул управляющего местного ресторана «Харвестер», когда тот выходил, чтобы положить вечернюю выручку в ночной сейф на главной улице. Уизл и Росс подумали, что я могу помочь им с исследованием — или расследованием? Никак не могу запомнить, как правильно. В общем, мы нашли тихое помещение, магнитофон и приступили к беседе.

— Говорю же, это не я.

— А мы уверены, что ты. Окажи себе услугу и признайся, что приложил руку к этому делу. В будущем тебе зачтется, — высказался Уизл.

— Сколько можно твердить одно и то же? Вчера вечером я сидел дома, — наверное, в десятый раз повторил я. — У вас ведь ничего нет? Так? Кто-то что-то спер, и поскольку вам не с чем работать, вы решили пойти простым путем: притащить сюда меня и хорошенько прижать. Даже если этот номер не пройдет, всегда можно сказать потерпевшему, что преступника задержали, но вынуждены были освободить за недостаточностью улик. И тогда вы по крайней мере не будете выглядеть абсолютно некомпетентными идиотами.

Уизл повернулся к Россу и покачал головой.

— Не знаю, что с нами происходит. И надо же нам было снова арестовать невиновного. Боже мой, сколько их на нашем счету?

— Должно быть, сотни, сержант. Кажется, и на сей раз нам не повезло, — как-то бесстрастно ответил Росс.

Как я справедливо и отметил, они не имели против меня никаких улик. Клянусь, я этого не делал. Я обязательно признался бы вам, если бы имел к этому делу хоть какое-то отношение. Ребята просто предприняли операцию по спасению собственной репутации, а я призван был в этом помочь. Насколько я понял, в ближайшие месяцы подобное ожидает меня сплошь и рядом. Так что следует вести себя поосторожнее, чтобы не дать им ни малейшего повода сомневаться в моей непричастности к всякого рода сомнительным делишкам. Внезапно мне стало жаль, что я не могу на всю катушку воспользоваться своим коротким настоящим. Но нет. Я ни за что не передумаю. Видите ли, проблема в том, что, коли заработал определенную репутацию, законники уже никогда с тебя не слезут: либо они запишут все прегрешения на твой счет, либо решат, что тебе есть что скрывать. В конечном итоге тебя упекут за решетку и будут держать до тех пор, пока ты не расколешься. Подобный поворот ни в коей мере меня не устраивал. В общем, я посчитал, что если буду дружелюбен, окажу содействие и отвечу на все вопросы честно и откровенно, в самой искренней и прямолинейной манере, то окажусь на свободе уже через полчаса. К несчастью, мой послужной список свидетельствовал не в мою пользу. Меня далеко не назовешь ветераном презумпции невиновности.

— Послушай-ка, милок, думаешь, ты мотал срок? То были детские забавы в сравнении с тем, за что мы можем упечь тебя на этот раз. Вооруженное ограбление? Нанесение тяжких телесных повреждений? Это уже со всем другой разряд, Мило. Новая лига, — разъяснил Уизл.

— Если уж вы так уверены, что это сделал я, то предъявите обвинение и докажите мою виновность в суде. Ничего нового я сообщить вам не могу. Я этого не делал. Вчера ночью я находился дома и смотрел телик со своим братом. Можете спросить у него самого.

— Тебе известно, что означает слово «привычный», Мило? — спросил Уизл.

— Приходилось слышать.

— Уверен, что приходилось. Но «привычный» относится к природе человека, его привычкам, понимаешь? Привычное поведение — это нечто, заложенное в каждом из нас от природы. Это нечто постоянное, то, от чего мы никогда не сможем избавиться. Знаешь почему? Потому что это — твое «Я». От себя не убежишь. Такое никому не под силу. Вот ты, например, привычный вор. И ты никогда не сможешь не воровать, как лев не сможет не пожирать антилоп. Это у тебя в крови. Знаешь, мне даже жаль тебя. Правда. Потому что ты никогда не сможешь жить нормальной жизнью, как все остальные. По одной лишь причине: то, что считаешь нормальным ты, все остальные отвергают. Мы не можем допустить, чтобы ты поступал естественным для себя образом. Но ты ведь не изменишься. Не бросишь прежних привычек. Так и будешь метаться из тюрьмы на волю, с воли — обратно в тюрьму, и в конце концов кого-нибудь прикончишь, после чего тебя уже никогда не выпустят на свободу. Видишь? У тебя никогда и ни за что в жизни не получится завязать, если только… — Внезапно он замолчал и выдержал паузу для создания драматического эффекта.

Ну, давай же, Уизл, продолжай. Сделай милость, подумал я. Поведай мне, как я могу разорвать этот круг. Все что угодно, только покажи, где подписать.

— Если только, — продолжил он, — ты сам себе не признаешься, что у тебя проблема. Пока не осознаешь, кроме полицейских участков, тюрем, камер и параш, в твоей жизни больше ничего нет. И не будет. До самой смерти. Пока не найдется тот, кто тебе поможет. Только учти, помощи ждать не от кого. Единственный, кто может помочь тебе, — это ты сам. И начать нужно с того, что признать свои ошибки. Начать все с чистого листа. Оставить прошлое позади, — распространялся коп, постоянно протирая рукой стол, будто это школьная доска, а я — деревенский идиот.

— А львам это помогает? — уточнил я, от чего Росс рассмеялся. Уизл бросил на него резкий взгляд, и тот тут же умолк.

— Считаешь себя шутником? Думаешь, это удачная шутка? Ничуть, — помрачнел Уизл.

— Это вовсе не шутка. Просто я здесь действительно ни при чем. И я совсем не виню вас за то, что притащили меня сюда — сам, возможно, поступил бы точно так же на вашем месте, — только к данному делу я не имею никакого отношения. Тут уж ничего не поделаешь. И я ни за что не подпишусь за то, чего не делал, только потому, что вы хотите, чтобы я перестал пожирать антилоп. Вот так. Что теперь? Что будем дальше делать?

— Я могу запереть тебя на пару дней. Посмотрим, как тебе такое понравится, — пригрозил Уизл.

— Знаю, только подобная мера не изменит ни одного моего ответа, и мне ничего не стоит отсидеть два дня. Вам это прекрасно известно. Так какой смысл? Вы ведь в курсе, что вчера ночью там был не я. Может, вы не знали этого, когда тащили меня сюда, но теперь-то знаете. И я знаю, что вы знаете. Так что решайте сами.

Меня отпустили спустя пятнадцать минут, строго бросив вслед: «Мы не спустим с тебя глаз». И я заскочил за Гуди, чтобы вытащить его на улицу размяться. Он — впрочем, как всегда, — воспринял меня буквально и вытащил с собой футбольный мяч, так что мы потащились в парк, где каждый неоднократно выиграл Кубок УЕФА, пробив по нескольку серий пенальти. Потом это занятие нам наскучило — да и порядком измотало организм, — и мы уселись на качели немного перевести дух. Раскачиваясь взад-вперед на старых грязных покрышках, я словно вернулся на пятнадцать, а то и двадцать лет назад и просто-таки ошалел от удивления, обнаружив, насколько выросла моя задница с тех пор, как я играл тут в последний раз. Гуди со всех сил оттолкнулся ногами от земли, пытаясь раскачаться как можно выше, так что только в самом конце прогулки нам все-таки удалось потрепаться за жизнь.

Думаю, каждый из нас с большей охотой поболтал бы за кружечкой пива, но откуда взять деньги?

— Это должно было случиться, Мило. Она ведь не могла вечно находиться в ожидании твоего освобождения, — изложил Гуди, когда я начал было высказываться по поводу Элис. — Все девчонки такие. Им нужно, чтобы их парень ночью лежал в постели рядом, а не где-нибудь в тюряге за мили от них. Она ведь живой человек из плоти и крови. Прямо как мы с тобой, — объяснил он, потом вдруг стал таким серьезным и, кивнув со знанием дела, произнес последнюю реплику по этой теме: — Потребности.

— Какой хрени ты начитался?

— Я — человек бывалый и кое-что знаю о жизни. В армии то же самое. С девчонками везет не больше, чем с зарплатой. Я знаю, о чем говорю. Одно дело — по-быстрому перепихнуться с какой-нибудь престарелой давалкой во время увольнительной. Любовь и романтика со всеми вытекающими последствиями — совсем другое. Если ты годами отсутствуешь в поле зрения, можешь смело забыть об этом. Лично я и не думал, что она протянет с тобой так долго.

— Вроде бы ты должен быть на моей стороне.

— Это горькая правда, Мило. Никто не любит ее слышать. Кстати о птичках, как ты теперь решаешь старую проблему?.. — И он присвистнул, насколько я понял, имея в виду секс.

— Примерно так же, как и в тюряге, — ответил я.

— Правда? Терри подмахивает тебе в душе?

— Во-во. К тому же до охренения редко. Нужно срочно что-нибудь придумать. Может, так я скорее отделаюсь от мыслей о Элис.

— Знаешь, Мило, моя сестрица до сих пор по тебе сохнет, — приподняв бровь, намекнул Гуди. — Ты ведь помнишь Барбару? — продолжал он, как будто бы я не знаю, о ком из сестер он говорит.

Много лет назад у нас с Баб было что-то вроде отношений. Я порвал с ней, когда запал на Элис. Баб имела на сей счет иную точку зрения. Выбирая моменты, когда я был без Элис, она поджидала меня в пабах или у меня дома и, словно отчаянная поклонница, предлагала мне себя на блюдечке с голубой каемочкой, доводя до исступления. Девчонка даже писала мне в тюрягу, когда я мотал три последних срока, и уверяла, что будет ждать меня до скончания времен. Спустя четыре месяца она выскочила замуж за Колина и начала производить на свет белый детишек с ограниченными умственными возможностями. Насколько мне известно, она работала на компанию «Эссо» и, по всей видимости, сбавлять темп не собиралась.

— Разве Барбара не замужем затем парнем Колином?

— Ну, это только по вечерам и выходным. Его весь день не бывает дома. Ты мог бы заскочить и… — Гуди снова присвистнул, — в любое удобное для тебя время. Думаю, Баб не откажется оказать тебе подобную услугу.

— Фу! Без обид, Гуди, но на это я пойти не могу. Противно как-то.

— Что ж, предложение остается в силе. Обращайся, когда надумаешь.

— Спасибо. Учту, — буркнул я и призадумался.

Спать с Баб всегда представлялось мне довольно чудным занятием, потому как она — копия Гуди, только прибавьте сюда шевелюру, очки и сиськи. Так что его предложение практически лишено смысла.

— А, вот еще, о чем я хотел с тобой перебазарить — о работе. Что там у тебя наклевывается?

— Ну, на днях я зарегистрировался на бирже труда, так что ожидаю вызова на следующей неделе. А что?

— Если есть желание, могу свести тебя с одним парнем. Время от времени я выполнял для него разную работенку и на будущей неделе собираюсь подзаработать немного деньжат. Он платит наличными, так что никому ничего объяснять не придется.

— За что платят? Надеюсь, ничего криминального? Потому что, честно говоря, я не…

— Нет, ничего подобного. Просто придется немного поработать руками: может, канаву вырыть или кирпич перетащить — в общем, что-то типа того. Ну как? Устраивает?

— Ни хрена. Хотя, с другой стороны, мне сейчас все равно делать нечего, так что, пожалуй, придется согласиться. Хоть узнаю, что такое физический труд. Сильно тяжело? — спросил я в надежде, что Гуди подбодрит меня.

— Вот что я скажу: ты хотя бы будешь знать, что заработал эти деньги. Погорбатиться, конечно, придется. Но это ведь всего-то на пару-тройку дней, так что вполне выносимо. В общем, я ему звоню.

Так Гуди и сделал, и вот спустя несколько дней мы у черта на куличках посреди какого-то поля копаем ряд неглубоких канав меж живых изгородей, спроектированных для защиты от проникновения на поля этого типа караванов всякого бродячего люда. Подтянулся и сам хозяин, точнее, он и его куртка «Барбор». Раздал распоряжения, велел поаккуратнее обращаться с сигаретами и не устроить ему тут пожар и снова скрылся в своем огромном доме, а мы остались дальше разбираться с делами.

Гуди ничуть не обманул: работа действительно оказалась тяжелой. Даже по египетской шкале. Температура воздуха, должно быть, перевалила за двадцать градусов, и к полудню и почва, и моя спина окончательно и бесповоротно изжарились. В такие дни люди обычно говорят: «Погода — просто чудо!», но это лишь при условии, что они бездельничают где-нибудь на открытом воздухе, попивая пиво у бассейна или в другом милом местечке. Только вот для работы такая погода совсем не годится. Сплошное мучение. К тому же мы находились на природе, в какой-то глуши, и повсюду кишели ползучие гады и крылатые насекомые, которые то и дело пытались покончить с собой в моей глотке, запрыгивая в нее каждый раз, когда я открывал рот.

Гадость какая!

Просто отвратительно.

В конце концов меня все достало.

— Довольно. Я так больше не могу! — практически взвыл я и, отшвырнув в сторону лопату, капитулировал.

— На, попей водички, — сказал Гуди и протянул мне двухлитровую бутылку из-под «колы», наполненную водопроводной водой. Я выпил, сколько смог, а остатки вылил на голову. Вода смыла с лица пот, даруя мне милостивое облегчение. Открыв глаза, я обнаружил, что воды в бутылке осталось примерно на дюйм на самом дне, и подумал, что следует угостить Гуди, пока она совсем не закончилась.

— Это мне? Вот спасибо. Уверен, что больше не хочешь? — буркнул он и выхватил воду из моих рук.

— Времени сколько? — задыхаясь, выпалил я.

— Только что пробило три. Давай, осталось поработать всего-то пару часов, и на сегодня мы свободны.

— С меня и так хватит на сегодня, Сил моих больше нет, — повторил я.

— Слушай, нужно продолжать, иначе Тед просто даст нам от ворот поворот. Давай, выше нос. Не успеешь и глазом моргнуть, как мы уже будем сидеть в пабе, — призвал Гуди и снова принялся вдребезги разбивать киркой комья твердой, как камень, земли. — Преодолей болевой порог, — добавил он.

Так я и поступил, но обнаружил, что за ним скрывается еще больше боли.

Ближе к концу дня производительность моего труда значительно упала. Меня даже пробрала такая лихорадка, что я начал подумывать о скорой безвременной кончине. Тогда наконец явился Тед, чтобы подбросить нас до города и выплатить по шестьдесят фунтов каждому.

— И это все, что вы сделали? Черт подери, ребята, да моя старенькая мамаша вырыла бы в два раза больше. Нет, всю сумму я не выплачу. Сожалею, но придется удержать с каждого по десятке. А то вы, парни, вконец обнаглеете.

После непродолжительной словесной перепалки Гуди — у меня уже не осталось сил, чтобы просто стоять, — выторговал назад полный заработок, но с условием, что я прекращаю участие в проекте, потому что такой педик, как я, и горох лущить не в состоянии. Только меня это нисколько не задело. Все были счастливы, и Тед наконец-то подбросил нас до дома.

— Прости, что больше ничем не могу помочь, но все-таки нужно вести дела, — молвил Тед по пути в Уайт-Лайон.

— Да все путем. Честно. Не берите в голову.

— Гуди сказал, ты только что освободился, — продолжал он, видимо, ожидая, что я примусь развивать тему. Я не стал, так что Тед снова взял инициативу в свои руки. — Чем еще ты планируешь заниматься?

— Не знаю. Может, в офисе поработаю, — отозвался я, вызвав у Теда приступ смеха.

— В офисе! Не обижайся, приятель, но если твой послужной список хотя бы наполовину соответствует рассказам Гуди, какой же офис захочет принять тебя на работу?

— Не знаю. Что-нибудь придумаю, — возразил я.

— Надеюсь, у тебя все получится. Скажу откровенно: землекоп из тебя никудышный, и я очень сомневаюсь, что тебя завалят иными предложениями.

4. Предложение

— Думаю, на самом деле не все так плохо, — двадцатью минутами позже искренне заметил Гуди, когда мы по самые брови окунулись в холодный лагер.

— Не так плохо? Да просто ужасно. У меня ничего не получилось. Теперь представь, сколько я приложил усилий, чтобы получилось хоть что-то, — сказал я и сам содрогнулся от этой мысли.

— Честный труд, — рассмеялся за стойкой Рон. — Ничто на свете так не усиливает жажду.

— Рон прав. Я действительно чувствую, что сегодня заработал свои деньги, — гордо произнес Гуди.

— А я не хочу чувствовать, что заработал деньги. Хочу, чтобы состояние было такое, будто я их нашел, и не заморачиваться по поводу морального удовлетворения от честно заработанных денег, — возразил я и еще сильнее пожалел о том, что не прихватил тогда десятку той старушенции. Осушил бокал, Гуди — свой, и мы заказали еще два, а также соленый арахис и жареный бекон, чтобы снизить вред от употребления алкоголя на пустой желудок.

— Закажем чего-нибудь поесть? — поинтересовался Гуди.

— Только не в этом гадючнике, — буркнул я, глядя на цены в меню. Как такое возможно, чтобы обычный бутерброд с беконом стоил четыре фунта девяносто пять пенсов.

— Тогда перекусим чипсами, — предложил Гуди.

— Ты что, правда намерен продолжать трудиться на Теда? — поинтересовался я.

— Да, а что здесь такого? Платят наличными. Весь день на свежем воздухе. И никто не стоит целый день над душой.

— Не понимаю, как ты можешь этим заниматься.

— Ай, ко всему привыкаешь.

— Не хочу я ни к чему привыкать. Мы даже за решеткой так не вкалывали. А по мне, так лучше сдохнуть, чем горбатиться на воле. У меня руки отнимаются. Ноги ноют. А спина болит так, словно на ней мясник разделывал говяжью тушу.

— Погода не всегда выдается такая солнечная, — попытался утешить Гуди, но ему удалось лишь нарисовать в моем сознании картины снега, слякоти, воющего ветра и грязи.

— По мне, так уж лучше вернуться в тюрягу, — пробормотал я себе под нос.

— Ага, думаю, я тоже предпочел бы вернуться в армию, — разделил мои чувства Гуди.

— Кстати, а почему ты не там? Почему ушел? — спросил я, и тут меня внезапно осенило: ведь Гуди никогда не рассказывал о времени, проведенном в рядах вооруженных сил. Мы либо болтали о футболе, либо вспоминали старые добрые времена, либо обсуждали мои прошлые выходки, но он ни разу даже словом не обмолвился о службе в армии. Признаться, до этого момента я и сам не проявлял интереса к данному вопросу. Слишком уж увлекся собственной вновь обретенной свободой, чтобы заботиться о том, что там думает Гуди. Теперь мне вдруг стало интересно.

— Я не сам ушел. Меня вышвырнули. Ясно? — выпалил он, и я заинтересовался даже больше прежнего.

Гуди уточнил:

— Несанкционированная стрельба, — заявил он и объяснил популярнее: — Прострелил кое-кому задницу.

— Кто? Ты? Ты правда кого-то подстрелил? Кого? За что? Давай-ка колись, чувак, кому ты там продырявил зад? Восполни-ка пробелы.

— Так, одному трусу в Боснии. Нас туда ненадолго забросили с миссией ООН.

— И зачем ты в него стрелял?

— Он удирал, я не хотел этого допустить, — изложил мой друг таким тоном, будто в мире нет ничего более очевидного, и у меня сложилось впечатление, что именно это он и сказал в свое оправдание, когда предстал перед трибуналом.

— Но ты ведь его не убил?

— Нет. Всего лишь продырявил штаны. Он не пострадал. То есть, конечно, пострадал: он вопил как резаный и все залил кровью. Ну, ты ведь понимаешь, что я хочу сказать. Он выжил… вроде.

— Ну и психопат же ты, — заключил я, но Гуди лишь пожал плечами. — Интересно, что при этом чувствуешь? Ну, когда в тебя врезается пуля.

— Не знаю. Их языком я не владею, так что и не спрашивал. Но, кажется, боль довольно-таки жгучая.

Вот в такой манере некоторое время и продолжалась наша беседа, Гуди постоянно обходил вопрос своей службы в рядах вооруженных сил, так что становилось ясно: он либо не желает вдаваться в воспоминания, либо хочет приберечь их для себя. И его можно понять. Я никогда не служил в армии, так что толку разговаривать со мной на эту тему? Я — лицо гражданское и никогда не вникну во все тонкости дерьмовой армейской жизни, расскажи он мне об этом хоть целую сотню раз. Так какой смысл напрасно сотрясать воздух? В отношении тюрьмы я вел себя аналогично. Разумеется, если бы я повстречал какого-нибудь рецидивиста, мы, вполне возможно, обменялись бы уголовным опытом и впечатлениями за кружечкой-другой пива, но обсуждать подобное с людьми, ни разу не знававшими ужасов тюремного заключения, не совсем корректно. Наверное, такое чувство испытывает представитель любого рода деятельности. Если вам не приходилось учиться на дантиста, то вам вряд ли удастся поддержать разговор о зубах даже на уровне местного пломбировщика дырок, повстречай вы его в пабе. В конечном итоге разговор вместе с пивом плавно перетек в другое русло, а свои вопросы я решил отложить до лучших времен.

Хотя русло, куда, собственно, направился наш разговор, не совсем совпадало с моими интересами.

— Ты уже виделся с Норрисом? — поинтересовался Гуди.

Я поведал ему о нашей короткой встрече в ночь после моего возвращения и о его исчезновении после нападок Терри.

— А что?

— Да нет, ничего. Просто он тебя искал, чтобы перекинуться парой словечек, но при Терри разговаривать не мог, — объяснил Гуди и с заговорщическим видом вдруг перешел на шепот. — Что-то по поводу работы.

— Ну, ясно. Значит, Мило на воле уже целых пятнадцать минут; давайте-ка придумаем что-нибудь, и поживее, чтобы до вечернего чаепития он вернулся обратно в тюрягу? Выходит так?

— А? Не знаю я. Это все, что мне известно, — возразил Гуди. — Он только сказал, что есть работенка — настоящее дело, — и подумал, что она может тебя заинтересовать.

— Погоди-ка. Значит, поэтому Терри на него набросился? — рассудил я. Дошло наконец. Гуди как-то неубедительно пожал плечами. — Так-так, если ты в курсе и Терри тоже, скольким еще людям проболтался этот трепач?

— Может, стоит спросить самого Норриса? — равнодушно потягивая пиво, предложил Гуди.

— Ага, отличная мысль. Я пять минут болтаю с ним о его планах, он уходит, выполняет задуманное, а меня загребают за преступный сговор.

— Брось, не преувеличивай. Что тут противозаконного, если ты просто поболтаешь в пабе с приятелем за кружечкой пива? — поднажал Гуди.

— Нет, меня это не интересует. И знать ничего не хочу. Как вы, чуваки, понять не можете? Я теперь не тот, что прежде. Я полностью изменился. Исправился. Я ведь рассказывал, как у старушенции из сумки выпала десятка?

— Мило, эту историю ты рассказывал уже раз шесть. И, кстати, в пятницу вечером ты, помнится, заявил, что нужно было толкнуть засранку на дорогу и кусачками срезать кольца с ее старушечьих пальцев.

— Не мог я такого сказать, — протестовал я, пытаясь припомнить, было такое или нет.

— О нет. Конечно, не мог. Такое ведь противоречит твоей натуре, ворюга хренов!

— Даже если и так, то это всего лишь шутка.

— Преступный сговор с целью обчистить старушку. Это пять лет, дружище.

— Думаю, версия слегка притянута за уши. Я всего-то хотел сказать… — Я вдруг замолк и воссоздал в памяти недавний разговор с Гуди. Особой проницательностью я никогда не отличался, но за годы, проведенные в неволе, видимо, у меня в голове установилась система заблаговременного предупреждения о подозрительном предложении. — В пабе, ты сказал?

— Что? — переспросил Гуди, взглянув на меня огромными глазами, словно щенок, наложивший кучку в любимый тапок хозяина.

— «Что тут противозаконного, если ты просто поболтаешь в пабе с приятелем за кружечкой пива?» Это же твои слова. Норрис собирался сегодня прийти сюда, так?

— Кто его знает? — бросил Гуди и украдкой взглянул на часы.

— Ах вы, кучка ублюдков! С такими друзьями, как вы, и легавых не надо.

— Ты давай-ка не пыли! Вчера я с ним встретился и сказал, что мы, может, зайдем сюда сегодня после работы. И все. Нет здесь никакого заговора. Мы вовсе не встречаемся тайно. Ничего подобного.

— Да пошел ты! Я ухожу, — рявкнул я и взялся стремительно допивать пиво.

— Слишком поздно. Я уже попросил повторить, — затараторил Гуди и как бешеный принялся пальцами сигнализировать находившемуся в противоположном конце бара Рону. — Слушай, кончай. Оставайся — пропустим еще по бокальчику. Совсем не обязательно разговаривать с Норрисом, когда он придет. Скажешь ему, чтоб отвалил. Или что-то типа того. Брось, не уходи. Потусуйся еще немного, пиво на подходе, — взмолился мой друг.

Подтянулся Рон и спросил, что нам угодно.

— Еще две «Стеллы», — ответил Гуди, в спешке размахивая пустым стаканом. — И два пакетика кешью.

Не в силах сопротивляться напору Гуди, я смирился с участью выпить заказанное пиво, однако еще больше утвердился в намерении не ввязываться в то, к чему не лежит душа. Я снова и снова повторял про себя слово «нет», представляя себе угодливые речи слащавого Норриса, и забрасывал в рот масляные орешки.

— Не волнуйся, вероятно, это будет что-нибудь вроде кражи яблок из соседского сада, — сказал Гуди, когда Норрис изобразил удивление при виде нас обоих.

Но я-то знал, что это не так.

Супермаркет.

И не простой супермаркет, а та охрененная махина за городом у кольцевой дороги, где некогда располагался газовый завод. Его и хотел бомбануть Норрис.

Пару лет назад он работал там в ночную смену — расставлял корм для животных и жестяные банки с консервами — и, очевидно, решил, что обладает всеми секретными данными, чтобы вынести место за десять минут. Разумеется, не корм и консервы, а сто двадцать тысяч фунтов — это по меньшей мере! — использованных непрослеживаемых банкнот, которые можно найти в воскресном сейфе менеджера. По всей видимости, мероприятие планировалось на воскресенье, поскольку только в этот день выручку нельзя изъять и поместить в банк. На самом деле там будет не только воскресный сбор, но и деньги, вырученные за субботу. Так что действует специальное предложение: сопрешь одно, второе получишь бесплатно. По крайней мере так полагал Норрис.

По его словам, от нас требовалось всего-то войти туда посреди ночи, скомандовать всем на пол, вывести из строя сигнализацию, найти менеджера, за ноги, за руки отволочь его в кабинет, заставить открыть сейф, после чего запрыгнуть в машину и благополучно умчаться прочь. Все это можно осуществить максимум вчетвером (опять же словами Норриса). И, замечу, похоже, он знал, о чем говорит.

— А как же укладчики? Продавцы? Сотрудники охраны? Не знаю… девчонки из офиса? Мы их так и оставим? Просто крикнем: «На пол!» и «Не звонить легавым, пока мы не смотрим!» — так получается? — поинтересовался я у Норриса.

— О них не беспокойся. Это сборище идиотов. Мне еще никогда не доводилось работать с такими придурками. Пихни им в лицо обрез, они тут же наложат в штаны и не посмеют пикнуть в твою сторону, — уверенно ответил мой приятель.

— Как же ты пихнешь им в лицо обрез, если они рассредоточены по всему огромнейшему магазину? Прежде всего нужно собрать их в одном месте. Кто-то должен будет следить за ними. Только тогда можно заняться чем-то другим. А как сам понимаешь, для этого необходимы люди. Так что вчетвером у нас ни хрена не выйдет, — возразил я и сразу заметил, что как-то неосторожно употребил слово «нас», а потому заставил себя вспомнить более подходящее слово «нет» и не забывать о нем до самого закрытия бара.

— Слушай, все выгорит, — заметил Гуди, оторвавшись от сосиски в тесте, когда мы вышагивали по центральной улице.

— Господи ты боже мой! Мать твою, Гуди, сменишь ты наконец пластинку? Мне даже самому не верится, что я об этом говорю. Я завязал, вникаешь ты? Все. Конец. Я на пенсии. Больше никаких дел. И думать об этом не желаю, — заявил я и, дабы продемонстрировать степень своей раздраженности, прибавил шагу и стал энергичнее копаться пальцами в пакетике чипсов.

— Мило, дружище, ты только подумай о денежках. Сто двадцать штук! И это как минимум!!! Все твои прошлые дела и рядом не лежали! Ты никогда еще не участвовал в таком крупном дельце.

— Точно. И начинать не собираюсь.

— Послушай, нам не обязательно сразу соглашаться. Можно ведь сначала все обдумать, взвесить, прежде чем отказаться от идеи. Если все действительно так просто, как он говорит, то…

Я оборвал его, развеяв по тротуару горячий непропеченный картофель.

— Так просто, как он говорит? Тебе, похоже, следует проверить твою чертову башку, если ты веришь всему, что болтают всякие недоумки! Он — просто идиот. Тюряги кишат парнями вроде него. Настолько жадными до бабок, что даже не удосуживаются обернуться и проверить, не стоит ли у них за спиной коп. В голове одни честолюбивые замыслы и ни капли разума.

Я утер подбородок и счистил с пальцев остатки чипсов. Тут Гуди решил пойти по другому пути.

— Тогда давай обойдемся без него. Он владеет информацией. Мы ею воспользуемся и все сделаем сами.

Вот это действительно вызвало у меня смех.

— Ага. Я просто мечтаю совершить такое крупное ограбление, подразумевающее двадцатилетний срок, зная, что Норрис — этот тип, который за жирный кусок полицейского вознаграждения продаст собственную любимую бабулю, — слоняется по городу и носит в своей тупой башке все детали преступления.

— Ему не выгодно сдавать нас копам. Так он скомпрометирует себя.

— Слушай, хотите ввязаться — на здоровье! Собирайте восемь или девять идиотов и валяйте, в тюряге всем места хватит. Я даже буду навещать вас время от времени. Только, пожалуйста, меня не трогайте. Я в этом участвовать не желаю. Не могу я больше растрачивать свою жизнь, сидя за решеткой.

— Да я ведь просто говорю, что нужно подумать. Что здесь плохого? — заканючил Гуди, чем окончательно лишил меня покоя.

Черт, как же я это ненавижу! Неужели людям настолько трудно принимать в качестве ответа слово «нет»? Почему так происходит всю мою жизнь? Все уговаривают, пилят, канючат… Я ведь не хожу и не принуждаю их совершать поступки, ими неприемлемые. Так почему они так со мной поступают? Нет. Нет. НЕТ!

— Ты так и не понял? У меня последняя возможность наладить жизнь. Я даже не допускаю мысли о том, чтоб пойти на дело. Даже в шутку об этом не помышляю. Слишком велика тяга. Это, как и наркотик, вызывает привыкание.

— О чем это ты? — уставившись на меня, спросил Гуди.

— Сформулирую иначе. Тебе приходилось встречать завязавшего алкоголика? Мне — да. И вот что я тебе скажу: эти ребята больше никогда в жизни ни за что не прикоснутся к спиртному. Я был лично знаком с одним таким парнем. Он знал, что следующие тридцать лет своей жизни может прекрасно и счастливо существовать, и для этого ему вовсе нет нужды в божественном дурмане спиртного. Как осознавал чувак и то, что стоит ему втянуть носом запах фартука барменши, и он выползет из заведения, заполненный под завязку, с бутылкой пива в руке, не успев понять, что с ним произошло. Смысл в том, что, зная это, парень просто избегал соблазна. Вот и я тоже. Я никогда не вернусь на тот путь именно потому, что так сильно люблю процесс.

Просто говоря об этом, я вспомнил, как дрожит тело, когда в кровь выбрасывается убойная доза адреналина перед очередным делом, как от дикого восторга практически взрывается голова после его завершения. Да-а, самое приятное ощущение в мире. Оно лучше хмеля, лучше секса. Его даже не сравнить с чувством, испытываемым при освобождении из тюрьмы. Потому что, сидя за решеткой, ты все равно знаешь, что рано или поздно, но однажды покинешь ее стены, и окажешься на свободе. В воровском же ремесле никогда не знаешь наверняка, удастся ли тебе улизнуть.

— Знаешь что? — промолвил Гуди, угрожая мне недоеденной сосиской. — Похоже, ты потерял хватку.

Невероятно.

Как это возможно, чтобы двое людей, разговаривающих на одном и том же языке, не могли донести друг до друга свои мысли? Это очередной раз доказывало то, что я говорил о Гуди. Разве я давил на него, когда он не хотел рассказывать о своей армейской жизни? Нет, потому как понял, что для него это болезненная тема, и перевел нашу беседу в другое русло. Почему он не может сделать то же для меня? Я неоднократно объяснил ему свою позицию, но до парня, очевидно, она так и не дошла. Да, мы оба приняли на грудь, и пиво во многом препятствовало восприятию информации на слух. И все-таки как можно быть таким козлом?

Я с отвращением отшвырнул в сторону остатки чипсов, послал Гуди к чертям и направился домой, бормоча себе под нос: «Нет, нет и нет!»

5. Никакой надежды

— Так какой у вас опыт работы, мистер Майлс?

— Ну, я могу взломать и завести любую тачку до 1994 года выпуска. Умею скручивать пробег. Еще имею навыки обращения с домашней сигнализацией. Карабкаюсь, как шимпанзе, по водосточным трубам и, как призрак, пробираюсь в дом через окно. Также знаю, как купить в магазине три диска, заплатив за два. И полагаю, поупражнявшись минут пять, сумею в точности, до закорючки воспроизвести вашу подпись.

Пару минут мистер Барнс изучал мою беспорядочную биографию, после чего задал вопрос, которого я так сильно боялся:

— Так какой у вас опыт работы, мистер Майлс?

Если честно, то небольшой. И это видно по большим черным дырам в моем жизнеописании.

— Полтора года я проработал в сфере розничной торговли автомобилями и автозапчастями. Имею диплом механика. Пару месяцев — а на самом деле три или даже четыре — трудился в газетном киоске, три недели — на кондитерской фабрике. У меня была собственная бригада мойщиков окон. Случилось также работать со стариками в общине (если быть точным, целых восемьдесят часов), так что я неплохо нахожу общий язык с людьми, — излагал я, хотя, говоря по правде, с того злосчастного лета в общине у меня развилась пожизненная ненависть к этим несчастным созданиям, к вонючим, лицемерным, надменным, злобным, умалишенным и занудным — трижды занудным и наискучнейшим престарелым засранцам.

— Понятно, — вымолвил мистер Барнс, опустил мою анкету на стол и, скрестив руки, подался вперед. — В таком случае, каким образом, по вашему мнению, ваш опыт — кроме того, что вы умеете ладить с людьми, — может пригодиться вам в торговле обувью?

Отличный вопрос!

Хотя, с другой стороны, какого еще я ожидал, устраиваясь на работу в обувной магазин?

— Ну… — начал было я и неожиданно обнаружил, что зашел в тупик.

Это дерьмо продолжалось уже несколько недель, и я так от него устал, что едва ли мог скрыть выражение полного презрения к торговому народцу. И что они о себе возомнили? Этот жалкий менеджер из магазина обуви, например? Сидит тут и считает себя Богом.

Как ваши знания, умения и навыки помогут вам продавать обувь? Да никак! Все, черт возьми. Это тупик.

Если вы никогда раньше не работали в обувном магазине и если вы не квалифицированный хиропрактик, то о каком еще необходимом опыте может идти речь?

Я отчаянно ломал голову, пытаясь изобрести подходящий ответ, но на ум приходило лишь одно: схватить этого умника за галстук, вытащить из-за стола и отлупцевать так, как он того заслуживал.

Как меня все достало! Сил больше моих нет!!!

Это уже восьмое собеседование, и каждое проходило по стандартному сценарию. Какой-нибудь ничтожный придурок в дерьмовом костюмчике приходил в необычайное возбуждение, пытаясь заставить меня умолять его о том, чтобы он соблаговолил предоставить мне работенку, на которой я мог бы зарабатывать пять фунтов в час. Все равно, укладывая ли консервные банки в коробки, подметая ли с пола людские волосы, обслуживая ли столы в баре, поджаривая ли картошку, подстригая ли лужайки, выгружая ли корпусную мебель с машины или развозя пиццу… А теперь вот еще втюхивая гражданам второсортную обувку. Я так от этого устал, так утомился. До смерти!

Каким же надо быть неудачником, чтобы ответить ему: «О да! Я всегда мечтал трудиться в обувном магазине и помогать людям, подбирая для них ботинки нужного размера и к подходящему случаю! Это просто потрясающе! И однажды я надеюсь, как и вы, дослужиться до менеджера. Чтобы по прошествии пятидесяти лет, оглянувшись на свою жизнь, с гордостью произнести: „Я все-таки этого добился!“» Вот чего ждал от меня этот козел. Но его шансы услышать от меня такие слова равнялись моим получить место в магазине обуви.

Видите, расклад изначально был не в мою пользу. На собеседования меня направлял центр занятости, так что все, с кем я должен был встречаться, знали о моих достижениях еще до того, как я переступал порог офиса. И кто предоставит работу типу вроде меня? На сей счет Тед оказался прав. Для меня загадка даже то, что эти люди вообще соглашались на встречи со мной. Возможно, за это им полагались какие-то правительственные выплаты или снижение налоговой ставки? Может, это такая программа поддержки неудачников? Я лично выгадывал из бесконечных хождений лишь одно — то, что продолжал получать пособие. Так что здесь по обе стороны стола имело место практическое применение бюрократии.

Зачем же тогда превращать процесс собеседования в такое напряженное занятие? И унизительное ко всему? Понимаете, если прознают, что вы не посещаете подобные встречи, вас просто снимут с пособия. Это и разумно отчасти. Иначе все «пособники» врывались бы в офис, распахнув дверь с ноги, и со всей ответственностью кидали бы восседающему за столом интервьюеру, что он — недоумок. Но такое не действует в отношении старины Барнси. Нет, для него это вопрос власти. Он просто получает удовольствие, изображая из себя крупную фигуру, большого и влиятельного человека, в особенности с тем, кто никогда в жизни при иных обстоятельствах не позволил бы себе терпеть подобное отношение от розовощекого лысеющего типчика с женоподобными ручонками и бабскими очками на переносице. Но что я мог поделать?

Откровенно говоря, из всех предложенных ранее вариантов этот представлялся наиболее привлекательным. Еще бы: не надо таскать тяжести, не надо садиться за руль и мотаться по дорогам в любом состоянии здоровья и погоды, не надо истекать потом на жаркой кухне. Ну покопаешься в поисках восьмого размера где-нибудь в подсобке, ну подержишь дамочку-покупательницу за тонкую изящную лодыжку смело, по-джентльменски, одновременно поглядывая ей под юбку. Да уж, это вам не лопатой махать. Намного приятнее! И риска никакого.

В общем, помявшись секунд пять, я так и не придумал ни одного подходящего ответа на вопрос, чем, собственно, мой опыт мог бы помочь мне продавать обувь, так что в конечном итоге решился ляпнуть первое, что пришло в голову.

— Ну, скажем, благодаря своей подготовке я до сих пор стою на ногах.

Барнси недоумевающее взглянул на меня, словно не мог уразуметь, какое отношение имеет к делу сказанное мной. Он прямо так и заявил.

— Что ж… Ладно. Ничем. Никаким образом то, чем я занимался раньше, не поможет мне в продаже обуви. Ну и хрен с ним. Зато я уверен, что справлюсь. То есть это, во всяком случае, не сложнее того, чем я промышлял ранее.

Я что, только что произнес на собеседовании «хрен с ним»?

— Э-э-э… В общем-то нет. Перейдем к следующему вопросу, — предложил Барнси, и у меня не было оснований это оспаривать. — У вас есть судимости?

Ни один интервьюер еще не спрашивал меня об этом. Такое произошло впервые. Мы еще шутили с Гуди, что, если такой вопрос возникнет, я отвечу: «Разумеется. Мой рекорд по магнитолам, сворованным за одну ночь, до сих пор еще не побил никто из Гемпшира». Теперь же, когда мне его действительно задали, этот ответ не казался мне таким уж удачным. Я принял решение ответить серьезно, а Гуди сообщить, что сделал, как мы и договаривались.

— Да. Я месяц назад освободился из тюрьмы.

— И за что вы там сидели?

Мне как-то не хотелось распространяться на эту тему, так что я вымолвил просто:

— За кражу.

Видимо, Барнси, любопытный засранец, этим не удовлетворился и решил дожать:

— И что же вы сделали?

— Кое-что украл.

— Что именно?

— Без обид, но полагаю, это вас не касается, — недвусмысленно заявил я, и парень, очевидно, сдался.

— Ну… э-э-э… В принципе нет. Я спросил лишь потому, что моя работа — управлять магазином, и по долгу службы я обязан знать… э-э… владеть информацией о подчиненных. — Он поперхнулся, закашлялся, принялся суетливо шуршать разложенными на столе бумагами и поправлять съехавшие с переносицы очки — и все под моим пристальным суровым взглядом.

— Да, у меня есть судимость. Да, я был осужден за кражу. Но все в прошлом. Я исправился. Ясно мне и то, что, приняв меня на работу, человек вынужден будет вести за мной круглосуточное наблюдение… И я это понимаю. Возможно, именно по этой причине вы можете от кого угодно ожидать кражи, но только не от меня. И даже не потому, что вы не спустите с меня глаз, а потому, что я совсем отчаялся доказывать людям, что изменился. Все, о чем я прошу, это дать мне шанс. Общество в целом недолюбливает преступников. И я больше не желаю быть таковым. Так что, предоставив мне работу, вы избавите общество от одного из них… Согласны? Это ведь совсем не дурной поступок.

Работу я не получил. Какая неожиданность! Да и кому, в конце концов, это надо — работать в гребаном обувном магазине?

Вот чего мне действительно хотелось, так это вернуться в автомобильную торговлю. Машины и всякого рода механизмы являлись первой моей любовью. К несчастью, в радиусе пятидесяти миль не было ни одного автосервиса, который согласился бы иметь со мной дело и без омерзения заглянуть мне в глаза. Меня даже на собеседование бы не допустили. Хотя, если подумать, в этом нет ничего удивительного. Учитывая мой послужной список угонов, любой автосервис, рискнувший взять меня на работу, просто обязан иметь кристально чистую репутацию, потому что мое присутствие повлечет за собой пристальное внимание к нему со стороны правоохранительных органов. А много ли у нас автомастерских, которые могут похвастаться доброй славой? Нет. Так что, похоже, я закрыл задвижку двери, ведущей в автомобильную отрасль. И какие еще альтернативы остались открытыми?

В тюряге у меня была куча возможностей получить профессиональное образование, но я все как-то отлынивал. Не хотелось. Я по большей части сконцентрировался на получении диплома механика и, по совету Терри, аттестата по английскому и математике. Тогда этого казалось вполне достаточно. Зачем тратить силы на обучение плотницкому делу или компьютерному программированию, когда я по освобождении намерен работать механиком? Все-таки удивительная штука — непредусмотрительность! Хотя, с другой стороны, многим ли парням, прошедшим обучение на компьютерных курсах, после освобождения удастся заполучить местечко в «Диксоне»? Как-то с трудом себе это представляю.

Меня вообще удивило, насколько, находясь в заключении, я подсел на изучение английского. Когда мне приходилось сталкиваться с ним в школе, сей предмет давался мне непосильным трудом; за решеткой же он предстал мне как путь на волю. За время последнего срока я перечитал кучу книг, в большинстве своем остросюжетных: Реймонда Чендлера, Дика Френсиса, П.Д. Джеймса, Агату Кристи — короче, детективы. Они казались мне потрясающими, я просто зачитывался ими. И даже чуть было не рискнул написать собственную книгу. Выдумал детектива по имени Опасный Дик Дэнджер, который носился по Гемпширу, расследуя убийства. Проблема заключалась в том, что каждый раз, садясь за написание, я не мог отделаться от образа этого придурка Уизла. Он каждый раз всплывал в моей голове как Дик Дэнджер, так что я то прихлопывал ему пальцы дверцей автомобиля, то спускал с лестницы, то проламывал башку… Бедняга даже не мог толком приступить к расследованию, поскольку, едва оправившись, получал очередной пинок под зад. Сюжет тоже не отличался оригинальностью. Дика Дэнджера вызывали расследовать убийство в отдаленном районе города. Спустя полстраницы он выяснял, что это дело рук дворецкого. После этого я уже не знал, что с ним делать. Ничего не лезло в голову. Так что я снова подставлял детектива Дика под удар, выбивал из него дерьмо — вот и сказочке конец! В общей сложности я написал пять подобных сочинений. Самое содержательное из них размешалось на восьми страницах. И преподаватель английского заявил, что их никогда не опубликуют. Так что мой интерес к сочинительству иссяк. Забавная штука, но мои книжки нравились многим сотоварищам по тюряге. Должно быть, что-то их зацепило.

Только вот все это никаким образом не могло помочь мне в поисках работы. А работа мне действительно была необходима. Позарез. Не мог же я до самой пенсии находиться в подвешенном состоянии и бездельничать на диване у Терри! Я должен подняться и что-то предпринять. Только не копать. И не работать руками. И не таскать тяжести. Такое мне не подходит. Я просто не могу этим заниматься. И вовсе не потому, что не хочу — хотя в этом что-то есть, — и не потому, что считаю эту работу слишком унизительной для себя. Нет. Просто я не предназначен для подобного вида деятельности. С таким же успехом можно пытаться выиграть гран-при на повозке, что молоко развозит. Даже если повысить мощность, установив на нее высокоэффективный движок от «феррари», обуть в гоночные диски да еще убрать сзади решетку и дать фору на старте, она все равно никогда не победит. Почему? Да потому что молочные повозки не предназначены для участия в гран-при, как я не предназначен для копания гребаных канав.

Надо придумать что-нибудь другое. Совсем другое. Дайте мне шанс, и я им воспользуюсь.

По дороге домой из обувного магазина наткнулся на Элис. Она стояла на автобусной остановке со своим малышом в коляске, так что я остановился поздороваться. Я надеялся, что она заметит на мне костюм — костюм Терри — и поверит в абсолютную серьезность моего намерения порвать с прошлой жизнью. Но знаете, что она спросила?

— У тебя сегодня суд, Даррен, или что-то в этом роде?

— Нет, — небрежно бросил я. — На самом деле я возвращаюсь с собеседования. Думаю, оно прошло удачно. — И, взглянув на мальчугана, добавил: — А это кто такой? Тот, о ком я думаю?

— Нет, просто какой-то ребенок. Только что нашла на улице.

Я пропустил ее слова мимо ушей, однако решил приберечь для себя притворные комплименты в адрес ее привлекательного отпрыска. Каким он, кстати сказать, и не являлся. Из него вряд ли вырастет красавец. Скорее наоборот.

— Послушай, Элис. По-моему, как-то неудачно у нас все началось. Я просто хочу снова попытаться наладить с тобой отношения, — выпалил я, все еще находясь под впечатлением от собеседования в обувном магазине.

— Даррен, похоже, ты так ничего и не понял. Нас больше не существует в природе. Все кончено.

— Погоди минутку. Мы что, даже друзьями остаться не можем?

— Мои друзья не обращаются со мной так, как это делал ты.

— Я уже принес свои извинения.

— Я тоже. Прости, что ты снова ушел, несмотря на мои страстные речи о том, как тяжело и невыносимо мне с тобой расставаться. Я ведь тебя предупреждала, чтобы больше такого не повторялось. Помнишь, как я тебе это говорила?

— Да, — ответил я, хотя помнил смутно.

Подобного рода разговоров в те времена мы заводили бесчисленное множество, так что с уверенностью сказать, какой из них Элис имеет в виду, я вряд ли мог. Тогда слова ее воспринимались мной как своего рода комплименты вроде: «Я люблю тебя и не хочу расставаться ни на миг». Я и не осознавал, что на самом деле слышу угрозы. Вот в этом все женщины: нет чтоб подойти и выдать все прямым текстом, так им вечно надо запрятать смысл где-нибудь между строк, и храни вас Господь Бог, если до вас он не дошел.

— Помочь вам донести покупки до дома? — Это все, что я нашелся сказать.

— Нет уж, спасибо. Не могу я доверить тебе яйца. Вдруг ты с ними сбежишь.

— Бьешь ниже пояса.

— Ага. Я так и думала, что это тебя заденет.

— Мамочка сердится на плохого дядю за то, что он ушел, — обратился я к Марку, который в ответ пустил из носа несколько пузырей.

— Мамочка не сердится. Мамочка всего лишь хочет, чтобы плохой дядька занялся тем, что у него получается лучше всего, и снова ушел.

— Мамочка не любит плохого дядю, хотя когда-то мы с ней дружили.

— Да, но плохой дядя скверно обошелся с мамочкой, поэтому мы больше с ним не дружим.

— Плохой дядя хочет просто извиниться и попросить прощения за свой скверный поступок.

— Мамочке не нужны извинения плохого дядьки. Мамочка хочет жить своей жизнью.

— Я знаю. Но городок наш маленький. Поэтому мамочка будет постоянно сталкиваться с плохим дядей. И плохой дядя хочет помириться с мамочкой и снова быть друзьями.

— Мамочка советует плохому дядьке переходить на противоположную сторону улицы каждый раз, когда он ее увидит, и больше никогда ей не докучать.

— Вот видишь, какая она, — сказал я Марку, хотя его, похоже, это тоже ничуть не волновало.

Из-за угла вырулил автобус, и Элис принялась собирать сумки и пакеты. Я и надеяться не смел, что она вообще взглянет в мою сторону даже чтобы попрощаться, но вместо этого она сбросила личину непробиваемой стервы и заговорила со мной тоном, который я уже начал забывать.

— Послушай, Даррен. Мне трудно будет это произнести, но я все равно скажу. Тогда ты просто не сможешь более меня доставать. Когда-то я действительно тебя любила. Любила сильно. Даже слишком. До безумия… Но что, ты думаешь, я вспоминаю, оглядываясь на те дни? Только боль. Не любовь… а боль. Это неправильно. Ты очень сильно ранил меня, Даррен. И ранил так, что и представить себе не можешь… А я никогда не смогу простить тебя за это. А свою фантазию о том, что мы можем начать все сначала и снова быть вместе… Просто выкинь ее из головы. Этого не будет никогда. Ты для меня в прошлом… Всего лишь воспоминание. Я попытаюсь думать о тебе нежно, когда смогу, но такое вряд ли будет часто случаться. Я теперь живу ради себя и Марка.

Я обратил внимание, что она не сказала «ради себя, Марка и Брайана».

Элис подалась вперед и слегка поцеловала меня в губы.

— Прощай, — промолвила она, глядя прямо мне в глаза, и я тут же понял, что все по-настоящему.

Дверь автобуса открылась, и Элис с коляской и покупками, с трудом пробив себе дорогу, принялась рыться в кошельке, чтобы оплатить проезд.

— Я правда изменился, — бросил я вслед, но она и не обернулась, и даже не глянула на меня в окно, когда автобус тронулся с места.

И в тот момент мне стало так плохо, как не было бы, упусти я десятифунтовые банкноты всех старушек Британии.

6. Вероятно, ограбление

Пару дней на душе скребли кошки, мысли были забиты одной только Элис, и в голове постоянно вертелся вопрос: как же наши отношения могли разладиться до такой степени? Трудно вообразить, что когда-то мы так любили друг друга, что даже мысль о расставании — пусть коротком — являлась для нас невыносимой. Я постоянно вспоминал, как мы подшучивали друг над другом, как делились секретами, как занимались любовью… Хотя последнее напрасно, потому что при каждом воспоминании об этом я не мог сдержаться и не испытать сильнейшее сексуальное возбуждение, отчего чувствовал себя еще более подавленным.

Исключительно по необходимости я сделал то единственное, что, по моему мнению, могло бы помочь мне забыть Элис.

— Вот это был заряд, — поздравила меня Баб.

— Угу, — тяжело выдохнул я себе под нос и перекатился на свою сторону кровати, где валялась наспех сброшенная одежда. — Во сколько возвращается твой старик?

— Колин? Его не будет до шести, так что у тебя масса времени. Мы сможем поболтать, так сказать, нагнать упущенное. Есть хочешь? — спросила она, поправляя очки на переносице.

— Э-э… нет. Боюсь, не полезет. Да и не могу я. Мне нужно попасть на почту и обналичить чек, — выговорил я и сунул ноги в штанины.

— Ладно. Тогда, может, выпьешь чаю на дорожку?

Чайник поставить недолго.

— Хм… ну что же, давай, — согласился я и передал ей коробку «Клинекса».

Барбара заварила чай, бросила на тарелку кусок пирога и поставила все это передо мной. Мы немного поболтали о положении вещей в мире, о том, как она переделала под себя одного парня, а другого послала подальше за то, что он заявил, будто бы «чует дерьмо на расстоянии». И первый, и второй были еще во времена школы, но не прошло бы и часа, как оба могли оказаться в числе ее нынешних завоеваний на любовном фронте. Так что, воспользовавшись этим предлогом для успокоения совести, я ускользнул из рук Баб.

— Заходи, когда захочешь. В любое время. Я всегда в твоем распоряжении, — произнесла она, одаривая меня глубоким влажным поцелуем и наглаживая через джинсы мой член, пока я пытался протиснуться через входную дверь.

Добравшись до края дорожки, я проверил свое самолюбие. Не-а… я все еще недоволен собой. В общем, чтобы утешиться, решил я опрокинуть бокальчик пивка с пакетиком орешков. Только для начала обналичу чек.

Почта оказалась небольшим отделением, которому на вид было лет сто. Оно служило домом старику-почтмейстеру примерно того же возраста и двум дряхлым курицам, которые сидели за проволочной сеткой и, кажется, знали всех, стоявших в короткой очереди, по именам. Интересно, станут ли они здороваться со мной и справляться о здоровье моей семьи после того, как я буду мозолить им своим чеком глаза в течение двух месяцев? Или сочтут меня очередным вымогателем пособия по безработице и станут воротить нос? Нет, похоже, это весьма дружелюбная шайка. Они все примут на веру и будут вести себя со мной вежливо и учтиво, пока я буду отвечать им взаимностью.

Кажется, именно в этом и заключается смысл законопослушного общества — во взаимном уважении. Каждый соглашается жить по определенным правилам, и уважение происходит от решимости их придерживаться. В сущности, эти старики на почте и есть краеугольный камень нашего общества. Они проявят ко мне уважение и отнесутся как к равному, если только я не выкину ничего, что нарушит существующее положение вещей, например, свяжу их струнной проволокой и скроюсь со всеми их денежками. Выходит, если никого из них не грабить, не насиловать и не убивать, то автоматически заслуживаешь их уважения.

Опять же в случае с той старушенцией и ее десяткой… Все-таки неплохо было заиметь ее уважение. Знаю, это прозвучит нелепо и смешно, но я практически видел, как эти старушки и остальные посетители смотрели на меня и думали: «Какой умница! Молодец, что нас не грабит! Здорово, что просто пришел на почту с той целью, для которой она и предназначена. Просто молодчина!»

В свою очередь, я стоял весь такой милый и беспечный, всем видом выражая: «Я просто хочу обналичить чек. И всего-то. Вам ничего не угрожает. Я больше этим не промышляю. Хочу приспособиться и жить спокойной размеренной жизнью».

«Молодец. В самом деле. Потому что он ведь раньше был опасным типчиком».

«Да. И мне приходилось о нем слышать. Настоящий ворюга. Не заслуживающий абсолютно никакого доверия. И тем более чьего-то уважения».

«Ну, он ведь больше этим не занимается. Отныне и вовек он один из нас. И пришел он сюда только ради того, чтобы обналичить чек. Он даже скажет „пожалуйста“ и „спасибо“, когда будет получать деньги». «Что ж. Это заслуживает уважения». «Разумеется, заслуживает. Особенно в свете того обстоятельства, что это место словно создано для того, чтобы его ограбили». «Правда?»

«Господи, конечно же. Только взгляните на ту камеру наблюдения. Вон она, там, наверху. Провод даже не подсоединен. Она абсолютно ничего не записывает». «То есть вы хотите сказать, что в случае ограбления не останется никаких записей для полиции и суда? И им придется основываться на показаниях кучки свидетелей?»

«Именно об этом я и говорю. Да вы только взгляните на нас, ради бога. Разве мы похожи на людей, которые выдержат перекрестный допрос? Половину шариков я растеряла еще многие годы назад, так что вряд ли в суде от меня будет какая-либо польза».

«Да и от меня тоже. Частенько я даже не могу припомнить, какой сегодня день. Мне бы только чашечку чая и где бы присесть».

«А теперь обратите внимание на дверь, что ведет к кассе. Древесина вокруг задвижки совсем трухлявая. Под напором сильного плеча дверь просто настежь распахнется, и все… готово дело! Особо и напрягаться не придется. К тому же Стэн постоянно забывает ее запирать. Посмотрите, дверь приоткрыта и сейчас».

«И правда, только взгляните. Просто чудовищно. И что, там у них находится вся наличность, а охраняют ее лишь те две дряхлые дамы?»

«Да уж. Вынести это местечко проще, чем сходить пописать. Как два пальца…»

«Тем более удача, что он пришел сюда не грабить нас».

«Да. Нам повезло, что он изменился».

«За одно это мы обязаны его уважать».

— Следующий.

— Что-что?

— Следующий.

— Что еще за следующий?

— Да, да… парень, витающий в облаках. Чем могу помочь?

Я вдруг резко вернулся в реальность — словно кто-то выключателем щелкнул — и обнаружил, что стою в самом начале очереди и таращусь на одну из старушек.

— С тобой все в порядке, милок? — поинтересовалась она, а я сунул свой чек.

— Да. Простите. Что-то замечтался, — вымолвил я, и она добродушно захихикала, а потом напела первую строчку какой-то песни про фантазера, но я не узнал ее.

Все так же мило посмеиваясь, она поставила печать на мой чек и начала отсчитывать деньги, как внезапно дверь почтового отделения распахнулась настежь, двое в лыжных масках ворвались внутрь и, угрожая рукоятками мотыг, скомандовали всем улечься на пол.

Все рухнули вниз, старушки закричали, я же, не в силах поверить собственным глазам и ушам, не мог сдвинуться с места. Возможно ли, что только я подумал, и оно происходит? Возможно ли, что я должен улечься на пол вместе с остальными посетителями? Возможно ли, что все в этом помещении, кажется, крайне удивлены тому, что их грабят?

— Лежать! — заголосил главный бандит, толкая старика на пол.

— Лежать! — крикнул его сообщник молодой маме с коляской.

— Лежать!

— Лежать!

— Ле… Что за черт! Это ты, Мило? — остановившись напротив меня, пробормотал приятель в лыжной маске. — Э-э… то есть лежать! — бросил он, вдруг опомнившись, и пихнул меня на пол.

Я ничего не ответил и сделал все, как он сказал, но пока почтовые денежки перекочевывали из кассы в их сумку, каждый из нас троих чувствовал некую неловкость ситуации и смущенно смотрел другому в глаза. Из всех заложников я, пожалуй, испытывал самое сильное чувство тревоги и в любой момент ждал удара рукояткой кирки по голове, но парни оставили меня в покое и обходились не хуже и не лучше, чем со всеми остальными.

За тридцать секунд они опустошили ящики с наличностью, марками и почтовыми денежными переводами и приказали всем оставаться на своих местах в течение пяти минут, в противном случае угрожали вернуться и устроить всем настоящую взбучку. От такой перспективы одна старушка в голос запричитала и принялась подвывать. Я даже непроизвольно затряс головой от того, насколько доверчивыми и легковерными бывают люди.

— Вот так. А теперь все остаются на полу и закрывают свои гребаные глаза. Я не шучу. Всем закрыть глаза! Я ведь проверю!!!

Эта часть ограбления осталась для меня непонятной, но я добросовестно выполнил их требование и закрыл глаза. Не успел я этого сделать, как почувствовал в своем кармане руку, и кто-то еще похлопал меня по плечу. Я открыл глаза и увидел парня, который со мной поздоровался. Он прижимал палец к губам. Я кивнул в знак того, что буду хранить молчание, он поднялся на ноги и вместе с приятелем скрылся из виду.

Как только они ушли, я вскочил на ноги и проверил прилавок на наличие на нем моих денег. Их не было.

— Разве вы не слышали, что он сказал? Он сказал всем оставаться на полу, иначе они вернутся и нас побьют, — сообщил мне почтмейстер.

— О, я вас умоляю! — изрек я в, ответ и оглядел съежившуюся на полу в страхе за свои жизни от абсолютно пустой и нелепой угрозы престарелую паству.

Еще пару мгновений назад я гордо называл себя одним из них, теперь же мне хотелось убежать от этого жалкого сборища как можно быстрее. Тем не менее я не настолько глуп, чтобы покинуть место преступления и слоняться в окрестностях, когда вой сирен становится все громче и громче.

Я уселся на крыльце почтового отделения и закурил сигарету. Вот чего мне действительно хотелось, так это выпить. Но, по всей видимости, чек сегодня мне не обналичить. Интересно, смогу ли я вообще когда-либо получить по нему деньги, если на нем уже стоит печать? Внезапно я почувствовал, что меня сильнейшим образом оскорбил тот факт, что вместе с почтовыми похищены и мои собственные деньги.

Я оказался жертвой, и мне это чертовски не нравилось.

Сунув руки в карманы, чтобы проверить, что еще пытались спереть мои дружки, к своему удивлению, я обнаружил, что ничего не пропало. Скорее наоборот. Рядом с бумажником и всякой мелочевкой в своем собственном кармане я нашел одну, две, три, четыре, пять… пять двадцатифунтовых купюр. То есть сотку фунтиков. Пособие по безработице за две недели составляло 82 фунта, так что я остался еще и в наваре.

Я потер руки и повеселел, потом улыбнулся и снова задался вопросом о возможности обналичить свой чек.

— Они знали твое имя, — напирал Уизл.

— Ну, я — паренек популярный, — отвечал я.

— Увиливай, сколько хочешь, Мило. На сей раз мы сцапали тебя на месте преступления.

Уизл откинулся на спинку стула и с самонадеянным и довольным видом скрестил руки на груди.

— Ты должен признать, что все свидетельствует не в твою пользу, — добавил Росс, разыгрывая участливого и заботливого копа.

— Полагаю, мой клиент и так уже оказал необычайное содействие следствию, сержант. Чего еще вы от него хотите? — вступил назначенный мне адвокат Чарли Тейлор.

Да, на сей раз я настоял на присутствии адвоката. Виновен я или нет, но ни в том, ни в другом случае я не собираюсь один отбиваться от обвинений этих двух лбов. Тем более после того, как меня подставила на месте ограбления кучка растерянных престарелых маразматиков. К тому же я не намерен брать на себя ответственность за произошедшее. Нет уж, это не моя работа.

— Содействие? Мы по меньшей мере имеем право привлечь его за учинение помех следствию. Либо он назовет имена тех, кто вынес сегодня почтовое отделение, либо мы предъявим обвинение ему. И я не шучу, — заявил Уизл и для пущей наглядности своих слов несколько раз стукнул пальцем по столу.

— Я уже сказал, что этих людей не знаю. На них были маски. Кто знает, может, это были вы…

— Они знают твое имя.

— Ну и что? А вы его не знаете?

— Вот вам и ответ, сержант. Ему ничего не известно. Так что либо вы сейчас же предъявляете ему обвинение, либо отпускаете его. Лично я на вашем месте немедленно отпустил бы моего клиента. Вы не хуже моего знаете, что служба уголовного преследования в мгновение ока отметет это дело и поднимет вас на смех. Не хотите ведь вы, чтобы над вами смеялись громче обычного.

Уизл не клюнул. Он только еще пару раз маханул по столу и сказал, что решать мне.

— Тебе известны их имена, — настаивал он в миллионный раз, но как раз здесь-то он ошибался.

Разумеется, основываясь на некоторых фактах, я мог бы догадаться об имени одного из грабителей. Однако ручаться за правильность этой догадки я бы не решился. Обмен репликами с моим «замаскированным» приятелем был очень непродолжительным. К тому же с большинством из знакомых я не виделся как минимум лет десять. Всякий знает, что за десять лет с человеком может произойти все, что угодно. Сомневаюсь, что я в состоянии узнать половину своих одноклассников. Конечно, я не вспомнил бы их имен. И уж определенно не сообщил бы Уизлу, даже если такое бы произошло.

— С пятнадцати лет я то и дело оказывался в тюряге. Только подумайте, со сколькими преступниками мне пришлось отсидеть за все эти годы. Это могут быть любые два чувака из сотен типов. Я не могу сказать, кто они.

— Нет? Готов поспорить, что ты мог бы по крайней мере чертовски хорошенько предположить, я не прав? — заявил Росс.

— Ничего предполагать я не собираюсь. Вам надо, вы и гадайте. Мне же плевать.

— Мой клиент никаких догадок высказывать не будет. Это не его забота, а ваша, — заявил Чарли Уизлу и был прав, как никогда. А вдруг я предположу, что это Гарри Мэдисон, а окажется, что это вовсе не он? Зная Уизла, он еще пришьет мне попытку надругаться над судом. И вообще он что, думает, я — маг-чародей?

— Лучше бы тебе начать сотрудничать с нами. Смотри, ведь можешь снова загреметь за решетку. Может быть, там у тебя лучше получится думать.

— На пятерку спорю, что ничего вы мне не пришьете, — изрек я и протянул Уизлу руку.

— Ты сам напросился на пари, сынок, — ответил тот и взял меня за руку. — Я его принимаю.

Спустя полчаса Уизл провожал меня к выходу из участка. Тогда я и поинтересовался, когда могу получить свои обещанные пять фунтов, но мерзавец просто влепил мне подзатыльник.

— Убирайся с глаз моих, — бросил тот, практически выпихивая меня из участка, и тут же нырнул обратно, чтобы я больше ему не досаждал.

— Ну, спасибо, Чарли, — сказал я, повернувшись к адвокату, и мы обменялись быстрым рукопожатием на крыльце отделения полиции. — Думаю, если бы не вы, мне, вероятно, пришлось бы задержаться здесь еще на неопределенное время.

— Пожалуйста, Даррен. Рад помочь. И побольше тебе неприятностей. — Он улыбнулся и укатил в роскошном новехоньком сверкающем «ягуаре».

Я глянул на часы. Половина десятого. Какой прекрасный летний вечер! И у меня возникло просто невероятное желание что-то срочно предпринять!

7. Консультация Терри

Мне удалось вытащить Патси в паб, и мы долго — примерно с час — болтали о его разводе и о моих сомнительных перспективах устроиться на работу. И когда мы оба готовы уже были разрыдаться, Рон объявил о приеме последних заказов, так что я отправился домой, где обнаружил Терри, развалившегося на диване и бережно, словно ребенка, убаюкивающего бутылку лимонной водки.

— Хочешь ножку? — спросил я и швырнул ему в лицо добытое честным путем ведро с жареной курицей.

За целый день я и маковой росинки во рту не держал и был голоден как волк. Так что купил себе столько курицы, сколько смог унести, и теперь считал себя человеком полезным во всех отношениях, с которым выгодно водить дружбу.

— Давай, — ответил пьяный в стельку Терри и схватил целую пригоршню ножек.

— И что празднуем? — поинтересовался я, пытаясь силой вырвать бутылку из его крепких объятий — признаться, на это ушло достаточно много времени, — чтобы налить и себе стаканчик.

— Празднуем? Ничего я не праздную, Как раз наоборот. Скорблю. Вот этим и занимаюсь, — невнятно промямлил Терри и попытался окинуть меня мутным взглядом опухших глаз.

— О! И по какому поводу наша скорбь? — потягивая водку, допрашивал я.

— Меня уволили, — рассмеялся братец.

— Уволили? За что это? Сунул пальцы в чужую кассу?

— Ну конечно… Тогда это было бы правильно, да? Нет, ничего я не крал. Я просто… дерьмо. Разве я был дерьмом? Нет. Дерьмовой была работа. Вот где действительно дерьмо. — Он убедился, что я слежу за ходом его мыслей. — И как можно оставаться хорошим на дерьмовой работе?

— Пожалуй, соглашусь, — начал я, но Терри не дал мне договорить.

— Согласишься? Да что ты об этом знаешь, лодырь долбаный? Только и знаешь, как уклоняться от работы. За всю свою жизнь и пальцем не пошевелил. Что ты можешь понимать?

— Господи боже, что ж ты на меня-то напал? Я на твоей стороне.

— Вот устроишься на работу, поработаешь на ней несколько лет, тогда поймешь, о чем я говорю, — заявил он, размахивая перед моим носом куриной ножкой. — Работать ведь тяжело. Вот так горбатишься, горбатишься, а тебя увольняют. И то, если повезет, — выпалил он, потом немного подумал. — Чуть свет продираешь глаза, тащишься на работу, которую ненавидишь, вкалываешь на ней изо всех сил, только чтоб иметь крышу над головой, и что же? Совершаешь пару ошибок — и все! — тебя вышвыривают на улицу. Ублюдки! Козлы гребаные! Андертон… — не на шутку разошелся Терри, почти всерьез нападая на курицу. — Какой же ублюдок! — заявил он, но не уточнил, кто именно. И добавил: — Я ведь так старался!

И я ему поверил.

— И ты мне советуешь вести такой образ жизни? Работа, гроши, пинок под зад?

— Ой, будь любезен! К тебе это не относится. Мир не ополчился против тебя, — покровительственно заявил он, словно старший брат.

— Эй, ты сам начал. Не ты ли постоянно твердил мне бросить воровать и начать жить честно. А теперь погляди на себя. Какой-то истерично жалеющий себя соплежуй, — изрек я и добавил: — Без обид.

— Ограбление не является ответом на все проблемы, Даррен, — вымолвил Терри и швырнул куриную косточку через кухонную дверь, умудрившись попасть прямо в раковину — неплохой бросок. — Еще, — потребовал братец и угостился куском грудки.

— Однако пару проблем оно все же решить может. И твоих, и моих, — заявил я, пытаясь его раззадорить.

— Ага, думаю, пару лет нам не придется беспокоиться по крайней мере об обедах и квартплате.

— Хочешь, верь, хочешь, нет, но иногда все сходит с рук.

— Что-то не припомню, чтоб в этом тебе сопутствовал успех, Мило, — с издевкой бросил Терри, назвав меня моим прозвищем.

— Ну уж неправда. Я безнаказанно провернул кучу дел. Чертову кучу!

— Херня это все. Из тебя такой вор, как из меня помощник директора. Даже хуже. Вот что я скажу тебе: если бы воров отправляли в отставку, ты получил бы свою еще много лет назад. Знаешь, ведь в отношении тебя мама была права: ты — дело проигранное.

— Да что ты? Я-то не лежу на диване, словно девчонка, выплакивая глаза о потерянной работе, которую к тому же и не любил вовсе, — заявил я, немедленно пожалев о сказанном. Уж слишком злорадно прозвучали мои слова.

К счастью, в таком состоянии Терри уже на все было плевать.

— Дело не в работе. Все упирается в деньги. У меня нет никаких сбережений, во всяком случае, их не очень много. Их хватит лишь пару раз выплатить по закладной — это если последующие несколько месяцев перебиваться с хлеба на воду, — а потом мне конец! — объяснил он, и я понял, что это его на самом деле очень тревожит.

— И что ты собираешься делать?

— Для начала начну снимать с тебя арендную плату, — сказал брат, и внезапно я увидел, в каком крайне плачевном состоянии мы оба находимся.

— Да? А что, черт подери, тогда прикажешь делать мне?

— То же, что и всем остальным: найти работу и надеяться, что не потеряешь ее.

— Я и так стараюсь, правда стараюсь. Ты ведь сам видел, на скольких собеседованиях я побывал.

— Даррен, в твоем положении привередничать не приходится. Ты не можешь рассчитывать на тепленькое и уютное местечко. Ты ведь рассказывал, как тебе предложили работу на лесном складе, а тебе она не понравилась, потому что связана с тяжелыми физическими нагрузками. Что ж, у меня есть для тебя новость, мой большой, ленивый, уклоняющийся от работы братец: с этого понедельника она начнет тебе нравиться, — заключил он, и у меня по спине пробежал холодок, и возникло такое чувство, что в руки мне воткнулись тысячи маленьких невидимых заноз. — Все, я спать. Похмелье уже подает первые признаки жизни. Утром увидимся.

— Ага. Крепкого тебе сна, — пожелал я, хотя в его состоянии иначе у Терри вряд ли бы получилось.

Той ночью я видел сон.

Я нахожусь на лесном складе. Вокруг меня повсюду куски дерева, и на них колючек больше, чем у дикобраза, у которого ко всему прочему еще и голова болит. Моя задача переместить их из одного конца склада в другой. Но у меня нет никаких сил, а ботинки такие тяжелые, как будто сделаны из свинца. Я прилагаю максимум усилий, чтобы сдвинуть с места даже самую маленькую ветку, и в отчаянии озираюсь по сторонам в поисках места, куда бы спрятаться и схалтурить. Потом я оказываюсь на почте, и старушка отказывается выдавать мне деньги. Меня это невероятно угнетает, потому что за ее спиной стоят целые стопки купюр, а она сидит и тупо ничего не делает. Пиво стоит пятьдесят фунтов за кружку, я заказываю три. Рон принимает заказ, но не дает мне и глотка сделать. Я начинаю требовать с него свое пиво, а тот лишь талдычит, что моя мама запретила ему давать мне пиво и что мне не следовало возвращаться в тюрьму. На что я возражаю и говорю, что уже освободился, и тут вдруг вспоминаю, что сижу в тюряге. Но не могу понять, почему я туда вернулся. Задумываюсь. Вспоминаю, как освободился, потом вспоминаю почту и понимаю, что мне не следовало там находиться. Я умоляю мистера Баньярда, пытаюсь объяснить, что это ошибка и что никто мне не говорил, чтоб я не ходил на почту. Он ни в какую и велит мне продолжать работу и сложить те бревна на противоположном конце склада, иначе мне никогда не выйти из тюрьмы. Именно в тот момент я понимаю, что почтовое отделение находится в углу огромного помещения. И на сей раз просить денег я не стану. Я намерен их взять и бежать прочь, бежать, пока не убегу. И как раз на данном этапе меня разбудил Терри и спросил, не желаю ли я отведать на завтрак котлету по-киевски.

Это выглядело до того смешно и нелепо, что показалось мне продолжением сна. Но все происходило наяву.

— Это все, что у нас есть. Яйца и ветчину я доел еще вчера. Есть еще немного молока, но его хватит только на чай. Э-э… к тому же, кажется, у нас закончились хлопья.

Я с превеликим трудом поднял свое тело в практически вертикальное положение и твердой рукой стер с лица остатки сна.

— Времени сколько?

— Почти одиннадцать. У тебя такой вид, будто на тебе всю ночь пахали.

— Все дурацкие сны, мать их, — пробормотал я и быстренько, пока не забыл, пересказал сон братцу. — Короче, беспорядок повсюду.

— Да уж. Что скажешь, сон как раз для тебя. Котлету по-киевски будешь? Какой я восхитительный все же, — заявил он, сам не понимая, что сказал, чем невероятно меня рассмешил.

— Нет, пожалуй, только чай.

И только тогда я заметил, что на Терри рубашка и галстук.

— Куда это ты собрался? Я думал, тебя уволили.

— У меня собеседование. Ну, скорее даже неформальная встреча. В половине двенадцатого, — пояснил он, взглянул на часы, потом на коробку замороженной курицы и сунул ее в микроволновку.

— Уже? А ты времени даром не теряешь! Как тебе удалось так быстро договориться о собеседовании?

— Это неофициальная встреча. Только и всего.

— Хорошо. Пусть будет неофициальная встреча. Как ты так быстро ее организовал?

— Ну, у меня все-таки есть пара друзей, — произнес он и почесал переносицу.

Я обдумывал слова Терри, пока тот носился вокруг меня, прибирая квартиру, и пришел к такому же выводу.

У меня ведь тоже были друзья.

8. Банда Мило

Сказать, что в то утро я бродил бесцельно, было бы неправдой. Я определенно пребывал в состоянии оцепенения, но ноги так и несли меня пройти мимо дома Элис, мимо аптеки, как будто они до сих пор еще не согласились с тем, что́ так неохотно принял разум — ее больше нет. Совсем нет. У меня нет. Улица Элис теперь называлась для меня просто улицей, одной из многих, и мне нечего на ней было делать, разве что купить газету или заскочить к одному из ее соседей. Как-то пусто. Меня настолько охватило меланхолическое чувство утраты, что я даже перестал дрожать. Кажется, люди сведущие называют это состояние томлением. Я был совершенно подавлен. И не только из-за Элис. Из-за своей тяжкой участи. Раньше в моменты невзгод я приходил именно к Элис, утешался. Теперь же, когда ее нет, ноги не могли найти дорогу и не знали, куда меня нести.

Через некоторое время я проследил, как Элис вышла из своего дома с отпрыском на «тележке». Ноги понесли меня вслед за ней в парк, где я с безопасного расстояния наблюдал, как она болтала с другими мамашами и то и дело поднимала и ставила на ноги в очередной раз грохнувшегося на землю Марка. Я не слышал, о чем она говорила, потому что слишком уж далеко находился, но знал точно, что не обо мне. От этого щемило еще сильней.

Я был несчастен.

Нет, я не говорю, что жизнь превратилась в дерьмо. Потому что стоит открыть газету, и сразу поймешь, как легко живется в нашей стране даже самым низким слоям населения. Но все в этой жизни относительно, ведь так? Какой-нибудь парень в саудовской тюрьме считает себя везучим лишь потому, что его секут только раз в неделю, в то время как его сокамерники подвергаются этому наказанию ежедневно. С другой стороны, один миллионер из Монте-Карло страдает оттого, что имеет самую маленькую яхту в гавани. Судить о своей жизни можно лишь в пределах одного социального статуса. Но, кажется, в моем социальном статусе жизнь не заладилась только у меня.

Мне двадцать семь лет. В то время, как я понапрасну растрачивал свою жизнь, подавляющее большинство моих бывших одноклассников успели разжиться домом, машиной, работой, женой, правом на ежегодный оплачиваемый отпуск и, самое важное, перспективами. Я не имею и последнего из списка.

И произошло это не потому, что я не имел желания или не старался. Ничего подобного. Даже Элис не может обвинить меня в этом. Просто у меня никак не выходило сделать перерыв. Что мне было делать?

Я чувствовал себя жутким неудачником. Никогда в жизни я не испытывал подобного. Даже когда оказывался за решеткой. Тогда меня хоть уважали собратья-уголовники за то, что не открывал пасть и сносил все, как и подобает настоящему мужику. Это хоть малость, но утешало. Что есть у меня теперь? Ни дома. Ни подружки. Один только тупоголовый отставной вояка с предложением, от которого я не мог отказаться. И вот он бросился ко мне навстречу через весь парк.

— Здорово, Мило! Я повсюду тебя ищу. Уже сбегал к Терри, но тебя там не было. Я так и подумал, что найду тебя здесь.

— Ну, нашел ты меня. Дальше-то что?

Гуди уселся рядом на лавку.

— Да так, ничего. Просто поболтать захотелось. Вот и все.

Гуди отчаянно пытался сдержаться, чтобы сразу не перескочить к теме, на которую ему так хотелось поговорить. Зная это, я нарочно испытывал его терпение, переливая из пустого в порожнее, растекался мыслью о погоде, о результатах последнего футбольного матча, о том, какой дерьмовой стала музыка в наши дни. Наконец он не выдержал и, грубо перехватив инициативу, свел разговор к супермаркету.

— Взглянул я на то место, о котором трещал Норрис. Громадина… За кольцевой дорогой. Ты еще не смотрел?

— Ты вообще меня когда-нибудь слушаешь? — спросил я.

— Да я просто так… Сижу тут, разговариваю с тобой. Это ведь не запрещено законом? И ничего такого я тебе не сказал. Только то, что поглядел из чистого любопытства, что за место. Оно большое. Думаю, сто двадцать тысяч фунтов — вовсе не преувеличение. Мне кажется, там можно снять даже больше. Сколько парней, по-твоему, понадобится? Вроде ты говорил, восемь или девять?

Сам не понимаю, как я не расплакался. Но в том подавленном состоянии я просто не нашел в себе сил продолжать сопротивление. Не успел я и глазом моргнуть, как уже заговорил о деле. Я не хотел — поначалу, — но уклоняться от этой темы стоило мне бо́льших усилий, чем к ней перейти. У меня просто не осталось энергии.

Гуди заверил меня, что разговор чисто гипотетический. Что в нем плохого? Так что я согласился на его игру и сообщил все, что тот хотел услышать.

— Для начала мне нужно хотя бы увидеть это место. Но, по всей видимости, потребуется как минимум восемь молодчиков: один в фургоне, двое на стреме, пятеро — чтобы обезвредить персонал, после чего трое останутся за ним приглядывать, пока двое отключат сигнализацию и заберут бабки.

— Восемь человек на сто двадцать тысяч, — принялся калькулировать Гуди, но в вопросах подсчета долей я оказался проворнее.

— По пятнадцать «штук» на рыло. Не так уж и заманчиво.

— Пожалуй. Но неплохо для пяти минут работы.

— А также для пяти лет тюряги, черт подери!

— Да, но это лишь в том случае, если нас поймают. А мы не попадемся, — уверил меня Гуди.

— Ах да. Как я об этом не подумал?

— Что еще?

— Нам понадобится место для сходки. Не могут ведь все собраться для обсуждения деталей в пабе или у твоей мамочки. Слишком уж подозрительно выглядеть будет. Подумай сам, восемь чуваков постоянно тусуются вместе, а через три недели после этого банда из восьми человек бомбит супермаркет.

— Промышленная зона подойдет. Там полно пустых заброшенных складов. Можем пробраться туда и устроить себе убежище.

— Убежище? Не гони. Мы не в Бэтменов играем. К тому же в промышленных зонах чертова туча камер наблюдения для защиты используемых площадей. Нас раскусят, не успеем мы и первую сходку закончить.

— А как насчет старой американской базы? — предложил Гуди, подразумевая микрорайон на окраине города, где некогда квартировали американские летчики с семьями, когда база бомбардировщиков еще действовала. — Ее все рано собираются сровнять с землей. Там все заколочено. Кроме детворы, там никто не появляется. Можем собраться там после того, как они отправятся баиньки.

— Да, неплохой вариант. Даже ничего. Думаю, его можно пробить. Возможно, подойдет… в том исключительном случае, если мы все-таки решимся провернуть это дельце.

— Ну-ну… продолжай.

Мы подорвали задницы и неторопливо зашагали от Элис в направлении американской базы. По ходу прикинули список ребят, которых могла бы заинтересовать перспектива совместного времяпрепровождения следующие пяток лет. Перебрали кучу имен, обсудили анкету каждого, словно какие-то два менеджера из обувного магазина. Отличало нас, пожалуй, лишь то, что устраивать собеседование каждому кандидату мы не могли до тех пор, пока не удостоверимся, что он действительно соответствует по квалификации и позарез нуждается в работе. Но это если мы все-таки решимся пойти на дело. Ставки высоки, так что ни одна душа за пределами команды не должна ничего знать. Никто. В противном случае мероприятие сорвется, едва успев начаться.

Открывали список мой знакомый взломщик Бекс со своим приятелем Олли, но Гуди сказал, что оба получили по году и мотают срок в Эрлстоке. Новость явилась для меня полной неожиданностью, потому как Бекс считал, что его никогда не посадят. Мне тут же пришло в голову, что я выиграл пари, и Бекс теперь должен мне пятьдесят фунтов. Что ж, увидимся через годик. Надеюсь.

— Ну конечно же, Норрис, — напомнил мне Гуди.

Клайв Майкл Норрис (29)

Норрис начинал как магазинный вор, потом продолжил как угонщик автомобилей, грабитель, ну и вообще вор широкого профиля. Хрен знает, как ему удалось заполучить работу в супермаркете, потому как его анкета ничуть не уступает моей. Должно быть, его пропихнул центр занятости или что-то в этом роде. Норрис специализировался по отъему сумочек у подвыпивших дамочек в ночных клубах. Однажды он продемонстрировал мне свое мастерство на практике. Парень просто сидел у края танцпола и смотрел в оба. Вот появлялся подходящий объект, накапливалось достаточное количество народу, он подруливал к ней. Покачивая бедрами и сверкая желтовато-жемчужной улыбкой, начинал пританцовывать практически вплотную к жертве; она, естественно, посылала его куда подальше и поворачивалась спиной. Он и отваливал. А вместе с ним и ее сумочка. Далее, пока дама сбита с толку его наглыми действиями или занята своими приятелями, Норрис на «раз, два, три!» хватал сумочку за ремешки и, пританцовывая, удалялся, волоча ее по полу вслед за собой. Не доходя до края танцпола, прятал добычу под рубашку и, проскользнув с ней в уборную, выворачивал содержимое, прибирал деньги, кредитки, прочие ценности и выбрасывал сумку где-нибудь в темном углу. За один раз он проделывал по пять или шесть заходов и скоренько сматывался, не оставляя вышибалам ни единого шанса разобраться в происходящем. Не очень-то почетное и приятное занятие, но Норрис и сам особой приятностью никогда не отличался. Как, впрочем, и все воры. И вот вам потрясающая новость. По словам Норриса, число дамочек, выходящих в свет в субботу вечером с пятью фунтами в ридикюле, приближается к критической отметке. Это же просто позор!

— Кто там у тебя еще есть? — спросил Гуди.

— Дай подумать. Возможно, Мэнни. Когда-то мы вместе воровали автомобильные аудиосистемы.

— Знаю, знаю… Сам скупал их у вас кучами.

— Только теперь у него жена и ребенок. Черт, кажется, это теперь повальное увлечение. Ему наверняка нужны деньги, но парень вряд ли рискнет ради них свободой. Особенно учитывая, как долго он ни в чем не был замешан, — размышлял я.

— А как насчет твоего братца? — поинтересовался дурень.

— Что?! Шутишь, что ли? Да он сообщит легавым, как только увидит нас вместе.

— Да ну… Не станет он… — замотал головой Гуди.

— У Терри своя логика: лучше я получу маленький срок за преступный сговор, чем большой — за состоявшееся преступление. В самом крайнем случае он сдаст нас Уизлу и сам же об этом нам и расскажет. По мнению Терри, он таким образом оказывает мне услугу.

— Поверить не могу, — пробормотал Гуди, уставившись на траву и в замешательстве постукивая каблуками ботинок.

— Я скажу тебе, кто уж наверняка возьмется за это дело. Мой старый приятель Боб Лайкер.

— Лающий Боб? Этот отморозок? Да брось, всему должен быть предел, — возразил Гуди, но я-то знал: Лающий Боб, как никто другой, подходил для этой работы.

Роберт Лайкер (28)

Лающий Боб получил свое прозвище совсем не потому, что нам нравилось каламбурить. Нет, просто этот парень — абсолютный законченный псих: эдакий гигант размером с дом, минимум мозгов, да и те в кулаках… Да, такого безжалостного типа я, пожалуй, не встречал нигде — ни на свободе, ни в неволе. Кажется, я уже упоминал, что познакомился с ним в школе для идиотов и загремели мы вместе за ограбление «Эр-Джи ньюс». Так что мы — давнишние друзья. Если подумать, я, пожалуй, один из немногих в мире, кому может сойти с рук хамство в отношении Боба, хотя все-таки стараюсь этим не злоупотреблять. В свое время Боб занимался всем понемногу, хотя его специальностью — кроме той, что закрыла для него двери всех местных пабов, — являлся уличный грабеж. Боб был настоящим профи, не какой-нибудь там мелкий псих, отнимающий кошельки у старушек. Ему всегда удавалось сорвать неплохой куш либо наличными, либо драгоценностями. Думаю, в наши дни его окрестили бы Ролексом. Он частенько наведывался в роскошные районы Лондона, проводил там по полмесяца, намечал жертву — какого-нибудь тупого богача, — поджидал его у выхода из какого-нибудь шикарного питейного заведения, и когда тот вываливался из него в невменяемом состоянии, прибирал к рукам все, чем тот заносчиво щеголял. Боб заявил однажды, что грабанул самого Антея Тернера. Возможно, тут он привирает. В общем, неплохой член команды, хоть и слегка непредсказуемый.

Одна проблема: без Джимбо он вряд ли пойдет на это дело.

Джеймс Джонатан Дженкинс (24)

Иначе известный как Джимбо Джонкерс. Сказать по правде, мне не очень-то много о нем известно. Только то, что он являлся партнером Боба по «ролексовому» бизнесу. Хотя он совсем не похож на Боба. Малость худоват и щупловат. Джимбо находился в незавидном положении лучшего друга Боба. Все остальные до черта боялись появляться где-либо в непосредственной близости от этого громилы. Джимбо же, наоборот, до черта боялся выходить без него. Не знаю уж, где они познакомились, но однажды Боб решил, что Джимбо — его друган. Сам Джонкерс тогда мотал долгий срок. Сказать, чтобы в их паре Джимбо выполнял функции мозга для мышечной силы Боба, значит, сказать неправду. Скорее выполнял роль подхалима. Любую безумную, самую нелепую идею Боба «срубить пару сотен» или «навалять придуркам» Джимбо поддерживал без лишних разговоров. Даже несмотря на всю гипотетичность нашего с Гуди разговора, у меня не было абсолютной уверенности в том, стоит ли включать в список его кандидатуру. Джимбо ведь мог воспользоваться таким отличным шансом, чтобы избавиться от Боба на несколько лет. Но Лайкер без него не согласится. Так всегда. В игре, которую мы затеваем, это может иметь большое значение. Боб ни за что на свете не согласится пойти на дело без Джимбо. В общем, так или иначе, все мы повязаны друг с другом. Тихоня с медленной речью… Мне всегда казалось, что у него полный рот стеклянных шариков.

— Впрочем, и Джимбо может кое на что сгодиться. Будет сдерживать энергию Боба. Кому-то все равно придется это делать, — заключил я.

— Итого пятеро? Кто еще? — спросил Гуди, сгорая от нетерпения, словно ребенок в предвкушении поездки на карусели.

Я почесал затылок, закурил сигарету — эти вещи всегда ускоряют мыслительный процесс, — и меня осенило касательно следующего новобранца.

— Парки.

Леонард Ройстон Паркер (30)

Парки, наверное, отсидел столько же, сколько и я. С одним отличием: каждый процесс он превращал в целую театральную постановку. Понимаете, Парки — черный, против чего я совершенно не возражаю, но сам он, кажется, возомнил себя Нельсоном Манделой или кем-то вроде него. Он находил свободные уши и при каждом удобном случае кричал о дискриминации и клялся в собственной невиновности. Если только этим «ушам» не была известна истина. Тогда он оставлял попытки, смеялся и говорил что-то вроде: «Ну, всегда нужно пробить этот вариант, не так ли?» Я лишь однажды видел Парки в действии. Тогда он влетел в «Макдоналдс» и предъявил претензию, что один из уборщиков только что обозвал его «гребаным ниггером», за что потребовал возмещения морального ущерба.

Эта схема срабатывала практически всегда. Парки покидал заведение сытым, прихватив еще обед для «жены и троих детей» (читай: приятелей), с гордым видом проходил мимо бедняги, которого уже вызывали к начальству, чтобы дать пинка под зад. Да еще и заявлял: «Эти козлы накормили меня какой-то вшивой картошкой». Но в первую очередь Парки был грабителем. Хотя попадался чаще, чем триппер в публичном доме (однажды его даже скрутили, когда он спал, нализавшись хозяйского виски). Однако прославился парень именно использованием расизма в качестве судебной защиты. Парки проделывал это столько раз, что Комиссия по вопросам расового единства пригрозила ему судебным иском, если тот попытается проделать это вновь. Парень безотлагательно обвинил их в расизме. Следует снять шляпу перед таким наглым способом прикрытия собственной задницы.

— А ты не думал насчет Джеко? — поинтересовался Гуди, пока мы неторопливо брели к пункту назначения.

— Думал, но он ведь на травке, — возразил я.

Гуди оглядел парк и уступил, но все равно выразил это по-своему.

— В принципе да. Есть немного. Любит выкурить косячок-другой… Но с другой стороны, кто из нас не любит?

Майкл Джексон (27)

Чудо Джеко начал карьеру вместе со мной с угона тачки Келли. Затем расширил специализацию до широкопрофильного воровства и магазинных краж. Для начала промышлял этим, чтобы покупать «дурь», а потом уже под ее воздействием. Однажды он угнал фургончик мороженщика и раскатывал на нем по городу, сигналил, скрипел тормозами и в конце концов окончил путешествие в воротах Диксона. Думаю, после такого самой удачной мыслью было бы сделать ноги, но мысли у Джеко обычно умирали, не родившись, так что он сначала набил карманы, а через двадцать ярдов от разбитого фургона его скрутили прямо на дороге с полными карманами мороженого и пакетиками хлопьев под мышками. По сведениям, коп просто взглянул на него и насмешливо спросил: «Тебе что-нибудь известно о краже фургона с мороженым?» Джеко обернулся, тупо вытаращился на него и ответил: «Нет». За это он отсидел срок, а когда откинулся, вместо воровства занялся сбытом. Поставлял он только травку и гаш, но это не помешало ему загреметь еще на три года. Должно быть, этот случай встряхнул парня, потому как, освободившись, он покончил с торговлей и даже в некотором роде встал на ноги, но тем не менее сам употреблять не прекратил. Можно на него положиться или нет — вопрос остается открытым. Но он без гроша, старинный кореш, да еще и опыт подходящий имеется.

— Теперь остается один.

— Ага. И знаешь, о ком я думаю? О Патси.

— Патси?

— Ну да. Патси. Почему нет?

— Он работает в газетном киоске, — вымолвил Гуди, и я даже растерялся.

— Так, и какое, интересно, отношение сей факт имеет к нашему разговору?

— Ну… сейчас он просто не захочет ввязываться ни во что подобное, разве нет?

Я расхохотался.

— Нет, конечно. Разумеется, не захочет. Не при такой сладкой жизни. Ну и тупица! Послушай, Патси, черт подери, несчастен. Жена дала парню поддых, вот-вот отсудит у него хату, он вынужден каждый день просыпаться в пять утра, чтобы пинками расшевелить сонных продавцов газет и разослать их по адресам. Единственное его желание — убраться как только можно дальше от этого города. Поехать в Таиланд и несколько лет пожить на берегу океана. Вероятно, он прочел ту дерьмовую книгу.

— Или поглядел дерьмовый фильм.

— Ага. В общем, бабок у него для этого нет. Если, конечно, он не сбежит с недельной выручкой. И, скажу тебе, он уже близок к этому.

— Да, только вот хотеть в дело — это одно, а пойти на него, когда придет время, — совсем другое, — наставлял меня Гуди.

— Ты за Патси не беспокойся. У него силенок хватит. Он ведь обчистил моего дядюшку, помнишь?

— Правда? Вот урод! И ты ничего ему не сказал?

— Нет. На самом деле я просто не мог этого сделать.

Я ведь помогал ему.

Томас Паттерсон (27)

Патси тоже сидел вместе с нами в машине Келли в те далекие времена нашей юности. Он спер еще пару тачек с Джеко, к чему я лично не имел никакого отношения, и вынес вместе со мной несколько магазинов. Да, в те времена он был одним из команды, но с тех пор ничем особым не отличился, разве что надувал своего работодателя, «Эр-Джи ньюс». Магазин являлся частью торговой сети, так что Патси, не задумываясь об объемах, не ограничивал себя в зарплате. В основном он приторговывал крадеными сигаретами, у него частенько «заедала» касса, когда нужно было выдать сдачу с двадцатки. Дурил он их и иными способами. Однажды Патси рассказал мне, как нанял какого-то тупоголового школьника, чтобы тот перевесился через прилавок в момент, когда он повернется спиной, и стащил пару часов. Разумеется, Патси оборачивался и хватал мальчугана с поличным, паренек вырывался, наш друг бросался в погоню, и весь спектакль в пользу камер наблюдения. Потом звучало: «Прости, „Эр-Джи ньюс“, этот маленький ублюдок оказался быстрее меня». Алле-оп! — парнишка находил огромную коробку «Сникерсов», которую той ночью «случайно» оставляли у запасного выхода на заднем дворе магазина, а мама и папа Паттерсоны получали к Рождеству по часам фирмы «Суоч». И все довольны.

Мы с Гуди бродили целый день, обсуждая тактику, оборудование и непредвиденные обстоятельства. Так хорошо я себя не чувствовал с момента освобождения.

Я вновь обрел вдохновение и воодушевился. Хотя уже было распрощался с надеждой когда-либо вновь пережить эти эмоции. Мне просто не терпелось рвануть за кольцевую и собственными глазами увидеть этот громадный магазин.

Разумеется, как я и говорил, все носило исключительно гипотетический характер. Но когда я махнул Гуди на прощание рукой, меня снова укусила муха.

Внезапно я больше не чувствовал себя нетрудоспособным экс-заключенным без дома, без подружки, без работы, без детей, без права на ежегодный оплачиваемый отпуск и без перспектив.

Я вдруг снова почувствовал себя вором.

9. Рекогносцировка

— Да, и тут я проработал два года. Кошмарная работенка, — вымолвил Норрис, когда мы брели вдоль полок, толкая перед собой тележку. Остановились у стеллажа со спагетти и для видимости забросили в корзину пару упаковок, чтобы никто не заподозрил истинной цели нашего визита — разведать обстановку, — и продолжили маршрут. — В каждом проходе установлена камера наблюдения, в аппаратной за нами следит жирдяй по имени Колин, когда, конечно, не зарывается мордой в пачку чипсов.

Мы с Гуди обсуждали работу дня четыре и только потом все же решились привлечь Норриса. До этого момента мы разговаривали чисто гипотетически, фантазировали, так сказать, дабы вернуть себе ощущение беззаботности. Визит к Норрису повысил ставки, и все стало выглядеть много серьезнее. Тогда я было задумался о том, чтобы отступиться, но поздно. Вряд ли я уже мог это сделать.

И вот мы в гипермаркете, и я чую запах денег.

— Где остальная охрана? — поинтересовался я, как будто бы и не в шутку.

— На самом деле в течение дня в смену выходят пять или шесть охранников. То ходят по залу, то у касс постоят, создавая видимость присутствия, дабы неповадно было всяким вороватым типчикам вроде нас соваться в чужие денежные хранилища. Все они носят портативные рации, посредством которых поддерживают связь между собой и с Колином. Кучка болванов. Каждый мнит себя Капитаном Америкой. Идиоты! О них не стоит беспокоиться. После закрытия магазина остается лишь двое. Один в комнате охраны, другой — в торговом зале, прогуливается там и следит, чтобы работники укладывали товары по полкам, а не себе по карманам.

Мы вновь остановились у полки с собачьими консервами, Норрис сгреб несколько банок «Бонио» в тележку, и мы двинулись дальше.

— Ясно. Где у нас офис менеджера?

— Вот там, — кивнул он.

Я глянул в сторону касс и заметил дверь в стене в самом конце зала. Забавно, но каждый раз, когда Норрис упоминал офис менеджера, мне представлялось нечто вроде большого помещения на втором этаже с окнами, выходящими на стоянку автомобилей, с огромным столом из красного дерева, и креслом из черной кожи, в каждом углу по огромных размеров фикусу, а у стены большущий шкаф, забитый папкам. Увидев неприметную, неопределенного вида дверь в углу, где ее вообще и заметить-то можно с превеликим трудом, я даже слегка разочаровался.

— А как там внутри? — спросил я у Норриса.

Тот пожал плечами, как обычно поступал, когда подыскивал слова, и у меня возникло чувство, что там либо действительно все, либо ничего вообще.

— Не знаю. Просто офис. Столы, стулья, телефоны, канцелярские резинки — всякая фигня, короче. Это ж офис. А, да, еще сейф, конечно же.

— Но ведь ключи от сейфа не хранятся вместе с ним?

— Нет. Они заперты в другом сейфе в офисе охраны. Вот на том как раз стоит сигнализация, и нужно звонить специальному человеку, которому известен пароль. Только тогда ее отключат, и мы сможем вынуть ключи. В противном случае через мгновение повсюду будут сновать легавые. Однажды я уже наблюдал такую картину, случайно. Так вот они слетелись сюда как мухи на дерьмо, не прошло и пяти минут.

— Что за пароль? — допытывался я, открывая дверцу холодильника и пихая в корзину тележки коробку уцененных замороженных рыбных палочек.

— А я почем знаю? Пароль-то секретный, — огрызнулся Норрис.

— И как же, черт подери, нам звонить, чтобы отключить сигнализацию?

— Легко. Скажем приятелю, который сидит в аппаратной, что, если он не даст на номер, мы размозжим ему башку. «Да, кстати, дружище, когда будем отходить, прихватим и тебя на случай, если тебе вдруг взбредет в голову сообщить нам подложный шифр, по которому внезапно нагрянут легавые». Теперь подумай, станет он рисковать за пять фунтов в час?

— Гениальность твоего плана заключается в его утонченности, — произнес я, но Норрис слишком увлекся печеньем и меня уже не слышал.

— А мы действительно покупаем всю эту хрень? — спросил мой приятель.

— Если хочешь, можешь взять. У меня денег нет, — заявил я, и Норрис как-то сразу поник духом, словно ожидал, что мы закатим пир горой, когда выйдем из магазина.

— Еще один момент. Менеджер дневной смены, уходя домой, забирает с собой ключи от сейфа из офиса охраны. Так что придется их как-то у него отнять, прежде чем мы начнем запугивать народ. Что делать будем? Притащим его с собой?

— Нет, придется забрать ключи и покрепче его связать, да и всех, кто с ним будет, — тоже. Будем надеяться, в этот день он не соберется закатить вечеринку.

Норрис улыбнулся, как будто его заинтересовала мысль связать дюжину разодетых по случаю вечеринки человек. И, вероятно, так оно и было.

— Что будет, если ему все-таки удастся высвободиться посреди ночи? Тогда все мы окажемся в дерьме.

— Да, проблема. Но мы не можем выделить парня только для подстраховки, — размышлял я.

— Всегда ведь можно включить в команду еще одного члена.

— Об этом забудь. Мы и так уже вербуем половину проходимцев города. Остановимся на цифре восемь, ладно? Есть у меня идейка одна, как разрешить этот вопрос. На самом-то деле она пришла ко мне еще в тюряге, хотя и не подозревал, что когда-нибудь придется ею воспользоваться, — объяснил я. — Вот что мы будем делать: свяжем его, женушку и детишек, скажем, что одного забираем с собой в качестве гарантии. Предупредим его, что, если вздумает нас кинуть, киндеру конец. А чтобы крепче поверил, упомянем о том, будто где-то совсем недавно прочли, что за убийство ребенка в наши дни дают всего-то четырнадцать лет, тогда как двадцатка у нас уже в кармане, если нас загребут за ограбление.

— Что? — непонимающе вытаращился на меня Норрис. — Где ты это вычитал? Хрень это все, чушь собачья. Пришьешь кого-то при ограблении, и тебя пожизненно упекут за решетку. Не говоря уже о ребенке.

— Знаю я. Смысл — заставить его думать, что мы в это верим. То есть, если он будет считать нас достаточно тупыми, чтобы верить, будто, прикончив его сосунка, мы надеемся скостить себе шесть годков, то молиться будет, чтобы нам все удалось. И будет желать нам успеха еще больше нас самих, — разъяснил я Норрису.

Лично я, придумав сей план, счел его очень удачным: игра на особенностях психики и бездумной агрессии, а все в совокупности — искусный блеф.

— Ага, а вдруг нас заметут прямо на улице со связанным киндером в охапке? На фиг нам этот геморрой?

Прям «Трое мужчин и младенец».

— Не тупи. Заткнем глотку кляпом, запрем в спальне для гостей, когда убираться будем. Дети и работа — понятия несовместимые.

Норрис все обдумал и признал, что идея не так уж плоха. Определенно попытаться стоит, если лучше ничего не придумаем. Это меня некоторым образом задело. Если лучше ничего не придумаем? Да мой план в сто раз круче, чем дурацкое предложение с угрозой вышибить мозги из обреза. На сей раз я спустил ему это. Однако Норрис авторитет свой слегка подорвал.

Мы притормозили у фруктов и овощей, надругались над парой авокадо, после чего нагрузились апельсинами и персиками и двинулись дальше. Мы шли бок о бок, дружно толкая перед собой порядком потяжелевшую тележку, и какие-то дамы средних лет бросали на нас взгляды, полные любопытства.

— Все в порядке, мы — не гомики, — заверил одну из них Норрис, и, дождавшись, когда она покинет зону слышимости, мы продолжили.

— Так, значит, деньги точно будут там. И не выйдет так, что, открыв сейф, мы обнаружим в нем одни только книги жалоб и предложений? Не выйдет?

— Нет, клянусь. Там кипа банкнот. Все аккуратно сложены в мешки и перевязаны ленточкой. Монеты там тоже есть: по два фунта, по фунту, по пятьдесят пенсов, по двадцать… — Я вытаращился на Норриса, а тот продолжал перечислять мне все денежные единицы Великобритании: — В один пенни тоже.

— Действительно?

— То есть там где-то десять «штук» только монетами.

— Оставим мелочь, возьмем лишь по соверену и по полтиннику, иначе половина наших дурней погорит, пытаясь обменять железки на нормальные деньги, — резюмировал я.

— Да, вероятно, ты прав, — признал Норрис, и мы направились к крупам.

— Сможешь набросать для нас пару планов верхнего этажа и торгового зала, чтобы я чувствовал место? Отметь, где расположены камеры и, самое важное, где выходы. Если мы все-таки возьмемся за это дельце, нельзя допустить, чтобы хоть одна живая душа выскользнула из наших рук. Если мы не сгребем их в кучу, то загребут нас.

Пока мы бродили по магазину, я постоянно осматривался и отмечал для себя малейшие детали, которые могут оказаться значимыми в определенный момент: запасные выходы, тайные боковые дверцы — а они располагались повсюду. Раз уж мы хотим обеспечить себе безопасность, придется прочесать место сверху донизу в поисках «отставших», а уж потом только приступать к денежному вопросу. Или нет? Может, парни, ответственные за безопасность, смогут потом забрать бабки, пока остальные будут разбираться с заложниками. Вот моя идея: если ребята будут носиться по залу, производить достаточно шума и вести себя крайне устрашающе, кто бы там ни спрятался между полок, он все равно не посмеет высунуть оттуда нос, а мы выполним работу и благополучно свалим. Да, эта идейка получше будет. Меньше времени. Меньше риска. Нападаем неожиданно, пока все сбиты с толку и перепуганы, забираем свое и уносим ноги, не давая им возможности сообразить, что они упускают единственный шанс в жизни заслужить медаль, о которой так мечтали.

— Не волнуйся. Сегодня же днем начерчу тебе парочку планов. Только не оставляй их нигде на виду, — вымолвил Норрис, запуская руку в коробку «Голден наггетс» и набивая ими полный рот.

— Ой, я тебя умоляю! Давай не будем ставить под угрозу срыва ограбление на сотни тысяч фунтов из-за полпакета сухих хлебцев, — отчитал его я, выхватил пачку и бросил ее в корзину.

— Да не боись ты. Все так делают. Если ты все равно заплатишь на кассе, то всем плевать. И вот что я тебе еще скажу: некоторые прожорливые типчики довозят до кассы одни только пустые упаковки.

— Только вот оплачивать это мы не собираемся, так что уйми минут на пять свои кишки и начинай вести себя как профессионал, — процедил я. — Можешь бросить еще вот тот арахис. Ага, тот, что у тебя в кармане. Думал, я ничего не заметил? Давай-давай. Швыряй орешки в тележку.

Норрис хоть и неохотно, но подчинился. Интересно, сколько еще мне придется одергивать его, пока мы доберемся до выхода.

— Знаешь, что… Не тебе мне указывать, что можно красть, а что нет. Не твое это дело, — проворчал тот.

— Если мы намерены взяться за это дело, я хочу, что бы все — включая и тебя — сидели тише воды ниже травы. Неужели нам так трудно не распускать рук хотя бы на протяжении нескольких недель? Нам светит по пятнадцать «штукарей» — неплохая компенсация за три-четыре недели честности.

— Не вижу никакой связи. Ладно, в этом месте никакого воровства, все это я куплю. Но почему я должен отказаться от других дел, которые не имеют никакого отношения к этому магазину?

— А я тебе скажу. Потому что, если ты, Боб, Гуди или еще кто-то из парней, кого мы уже втянули в дело, если хоть кто-то попадется на мелочи, то на всем предприятии можно ставить жирный крест. И я знаю наперед все, что ты скажешь. Слишком хорошо я тебя знаю, Норрис, — заявил я. К моему удивлению, Норрис прекратил спорить. Он понимал, что я непреклонен как скала и ему никогда не удастся склонить меня на свою сторону. И он либо последует моему совету и на пару недель воздержится от действий, либо абсолютно проигнорирует мои пожелания, но мне об этом ничего не скажет. Если в его башке остались хоть какие-то капли разума, он выберет первый вариант. В конце концов, это работа Норриса. Разумеется, он мог бы залечь на дно на пару недель и направить все усилия на наше общее дело.

— Ладно, раз мы все выяснили, хочу поскорее убраться отсюда, пока кто-нибудь меня не узнал, — сказал мой товарищ.

— Ага, валим, — согласился я, бросил тележку у прилавка с молочными продуктами, и мы разбежались в разные стороны.

— Дай-ка мне одну из фруктовых жвачек, что ты спер, — попросил я, когда мы уже миновали парковку.

Норрис порылся в карманах и протянул мне упаковку. Я открыл ее и увидел, что первой лежит подушечка желтого цвета.

И зачем они вообще их туда пихают?

10. Единство взглядов

— Господа, «Тандерберды» к запуску готовы.

— Великолепно, Мило, — из темноты отозвался Патси.

Гуди пришлось немного порыскать по местности, но он все же откопал на американской базе подходящее местечко, чтобы устроить там наше «убежище». Небольшой заколоченный домишко из красного кирпича в покинутом городке, состоящем из пятидесяти однотипных зданий. Район находился в собственности Минобороны, и по техническим причинам вход туда был запрещен. Однако во многих местах ограждение имело щели, и их никто не охранял. Заброшенные улочки обреченно дожидались своей участи. В любой момент их могли продать, сровнять с землей и застроить заново, как только некто из министерства обнаружит в своем пакете с кукурузными хлопьями внушительных размеров коричневый конверт.

Гуди от моего лица завербовал Парки и Джеко, о чем мне сообщить не потрудился. Так что нас стало пятеро, не успел я и глазом моргнуть. Я открыто и резко высказался по этому поводу и заявил, что если мы беремся за дело, то все будет происходить на моих условиях, и только на моих. Но Гуди потребовал ответа на один лишь вопрос: мы все-таки участвуем в этом гребаном предприятии или нет. Новобранцев интересовало то же самое. Воля четверых порядком превосходила волю одного. Так что от меня требовалось решить: да или нет? До конца недели к ним присоединились еще трое, так что против моего голоса выступали уже целых семь. Ответ был один: я — в деле. Работа стала реальной. И разговор перестал носить чисто гипотетический характер.

Хотя я знал это с самой первой секунды, когда информация только просочилась в мой мозг. И как бы я ни старался забить себе голову всякой хренью, это не сработало. Будучи взрослым мальчиком и имея за плечами достаточный опыт, я не мог не осознавать, что так и произойдет. Я нарушил правило: «Никогда не прикасаться ни к чему, что вызывает подозрения. И даже не помышлять об этом». И вот к чему меня это привело. Все время я чувствовал, будто плыву против течения полноводной реки. И в тот момент, когда силы мои ослабли, меня тут же снесло вниз со скоростью сто миль в час, и вот я сижу в заброшенном доме в компании семи других преступников, и мы обсуждаем работу.

И вот еще что… Это именно то место, где я и хотел находиться. Чертов продавец обуви…

— Одно условие, парни: я буду главным, — заявил я в присутствии всех.

Норрис привлек нас с Гуди, поскольку ему больше не к кому было обратиться. Гуди вынудил меня, потому что у самого недоставало знаний и умений в этом вопросе. Исходя из двух этих факторов, я автоматически получил преимущество над ними и в должности, и в привилегиях. Касательно остальных… Тут я не оставил никаких сомнений относительно того, кто руководит проектом и по какой причине. Это выяснилось еще прежде, чем мы приступили к первому серьезному обсуждению дела. Я сразу сказал, что дело нешуточное, слишком крупное и грандиозное, и в данном случае не стоит проверять на практике эффективность теории «несметного количества обезьян». Главарь должен быть один, у него и будет право последнего слова. И им должен быть я. Кто не согласен, волен выйти из игры. Это я особо подчеркнул. В общем, все — даже Боб, что само по себе невероятно, — согласились, что командовать парадом буду я. Хотя особого счастья в связи с этим не испытывали.

— Перво-наперво нам нужно оружие. Точнее, деньги, чтоб его купить, — сообщил я своему отряду наемников. — Придется сбрасываться. Давайте прикинем, сколько мы можем набрать.

— Черт, Мило! Я ж на мели, — вырвалось у Парки, и это эхом пронеслось по комнате еще шесть раз.

— Ни гроша…

— Ничегошеньки…

— Абсолютный ноль…

И т. д.

— Да, чуваки… Ваша щедрость впечатляет. Бросьте. Понадобятся бабки, иначе не видать нам оружия.

— На кой нам оружие? Можно обойтись битами, — предположил Джимбо.

— Нельзя держать под контролем толпу из пятидесяти человек одними только битами, тем более что некоторые из них могут оказаться на расстоянии пятидесяти ярдов от нас. Нет, тут нужны пушки. — Пока банда занялась обсуждением этой темы, я бросил взгляд на сидящего в углу Боба и спросил, могу ли перекинуться с ним парой слов. Пока остальные переговаривались, я отвел его в соседнюю комнату и тихо поинтересовался: — Скажи честно, Боб, сколько денег у тебя осталось?

— Честно, Мило, ни пенса. Что-то последнее время не везло с работой, — держал ответ лживый засранец.

— Да перестань ты, Боб. Давай начистоту. Сколько ты поимел тогда на почте? — Громила в изумлении отпрянул, словно я извлек из кармана три трефы.

— Откуда ты узнал, что это я? Кто меня сдал? — потребовал он.

— Черт возьми, Боб, ты сам сказал мне: «Привет», когда только вошел. Я еще в состоянии отличить твой голос. Из-за этого Уизл продержал меня под арестом двое суток, — настала моя очередь заливать, — даже хотел повесить на меня это дело, но я тебя не сдал! И не помыслил об этом. Так что ты — мой должник, и время платить по счетам.

— Послушай, Мило… — начал Боб, но я не оставил ему шанса опомниться.

— Нет, это ты послушай, Боб. Дело крупное. Ни один из нас в жизни еще не ходил на подобное. Так что придется нам всем влиться.

— Да? Что-то не кажется мне, что остальные…

— Об остальных не беспокойся, Боб. Каждый внесет свой вклад. От вас с Джимбо — я так понял, на почте вы работали вдвоем, — мне нужны бабки, чтобы купить пушки. Всего-то два «штукаря». Полагаю, вы вынесли в два раза больше.

Боб пораскинул мозгами в поисках причины, по которой он не обязан расставаться со своими денежками, но, очевидно, так ни одной и не нашел. Такая возможность выпадает крайне редко, однако без денег начать мы не сможем. И это он понимал прекрасно. Я уверил Боба, что ему вернется все до последнего пенни, а этот мордоворот еще и уточнил возможность получения процентов. Я ответил, что если он намеревается выступить в роли банка, то лучше уж грабануть его. На что Боб отреагировал бурно, сказав, что ему интересно было бы посмотреть, как я попытаюсь это провернуть. В конечном итоге он согласился распрощаться со «штукой» фунтов ради общего блага (предварительно я, конечно же, накинул ему пять сотен сверху, когда придет час расплаты) и пообещал уговорить Джимбо, чтобы тот последовал его примеру.

— Получишь их завтра. И не вздумай спустить все на леденцы, — предупредил здоровяк, размахивая огромным толстым пальцем у меня перед носом.

— Так, ради интереса… у кого можно одолжить пушку на этой неделе? — поинтересовался я.

Оказалось, что не у кого.

— А для чего тебе она, Мило? — справился Патси.

— Чтоб в носу ковырять, для чего ж еще?

— Ну, не знаю.

— Тип, с которым мне предстоит встреча по поводу оружия, мой давнишний знакомый. Мы вместе мотали срок. Живет он в Солфорд-Киз, и что-то мне не хочется идти к этому отморозку, имея при себе лишь две «штуки» и руку Гуди. Не важно, приятель он мне или нет.

— О, так я тоже иду? — воскликнул Гуди, услышав дурное известие.

Да уж, черт возьми, Гуди идет со мной. Мы всегда ладили с Леном, смеялись вместе, шутили, но тогда у меня нечего было взять (кроме того лакричного ассорти, которое исчезло спустя пять минут после того, как я его угостил). Я без оружия, на его территории, с двумя тысячами фунтов в немеченых купюрах, о пропаже которых мне даже некуда будет заявить, — слишком легкая добыча для Лена. И огромное искушение. Ну а кто бы отказался от такого лакомого кусочка? Нет уж, мне просто необходима защита хотя бы просто для того, чтобы приблизиться к этому бандюге. И если у него есть пистолет, так и мне он тоже необходим.

— Может, подойдет муляж пистолета? — предложил Патси.

Дудки. Если уж я намеревался купить у Лена оружие, это прежде всего означало, что мне нужна настоящая пушка. Я просто не могу запугивать ублюдка, ворующего у приятелей лакричные ассорти, игрушечным пистолетом. Тут необходима штуковина, способная проделать в нем огромную дырищу, если до этого вообще дойдет.

— Я скажу тебе, у кого есть пушки. У того фермера, который живет в огромном доме за «Ныряющей собакой», — сказал Парки. — Знаешь, о ком я?

— Я знаю, — оживился Гуди. — Мы копали ему канаву. Помнишь, Мило?

— Вряд ли такое забудешь, — проворчал я, тут же припомнив свою многострадальную спину. — Но этот вариант сразу отпадает. Скорее всего у него там повсюду сигнализация. Нам и за миллион лет туда не пробраться.

— Погоди-ка, — вступил Джеко. — Я знаю, о ком вы говорите. Этот козел… — И он снова умолк. Как только я решил, что на этом его содействие ограничилось, последовало продолжение: — Как насчет старика Дэрека?

Все хором спросили: «Кого?»

Джеко продолжил.

— Дэрек живет по соседству с тем парнем. Не в особняке, конечно, но где-то на его землях в небольшом коттедже. Он на него работает, — сообщил Джеко, но не уточнил, в каком качестве. — В общем, у Дэрека тоже есть пушки. Дробовики. Как-то ночью он растрепал нам о них в «Собаке». Этот тип постоянно там зависает. А по средам, когда там проводят викторину, он выезжает туда вместе с женушкой. Можем наведаться к нему в это время. Плевое дело.

Я, Гуди, Боб, да и все остальные сделали подходящий небывалому случаю удивленный вид, так что Джеко отметил это радостное событие, добив косячок, и принялся скручивать другой.

— Неплохо. Парки, пойдешь с Джеко, так как знаешь, что делать. Только не жадничайте. Не стоит выносить дом целиком. Местная полиция раздерет город на части, разыскивая ворованные телики и тостеры, если их к тому же сперли вместе с пушками. Все ясно?

Парки ответил утвердительно и, на мой взгляд, слишком быстро. Так что я переспросил. Тот сделал вид, что оскорблен самим намеком на то, что он — якобы никудышный вор, не способный контролировать свои порывы. Так что мне пришлось спросить в третий раз.

— Ладно, все я понял. Только вот почему ты не спросил Джеко, ясно ли ему? Нет, ну зачем же. Этому вечно обдолбанному придурку доверять можно. Но обязательно нужно убедиться, чтоб ваша «дрессированная обезьянка» произнесла волшебные слова: «Слушаюсь, мой господин», когда ты отправишь ее в дальнюю дорогу, — разразился тирадой Парки, и мы все покатились со смеху. Да, старина Парки никогда еще нас не разочаровывал.

— Мне тоже все ясно, — промолвил Джеко, но я ответил, что все замечательно и что он может курить травку когда ему только захочется, потому что он белый, и ему можно. Тут даже Парки не смог сдержать улыбки и назвал меня вонючим расистом.

— Ладно, пока вы двое будете заняты делом, ты, Норрис, возьмешь Патси, и вместе выясните, что за фрукт этот менеджер дневной смены. Да так, чтоб он не засек вас. Проследите за ним до самого дома, изучите обстановку, сколько детей, сигнализация, тачка, распорядок дня и все такое, чтобы мы знали, где он находится, когда нам это потребуется. Возможно, стоит попытаться проникнуть в его дом, когда они все будут в отлучке. Только действовать нужно аккуратно, ничего не воровать, не забавляться с хозяйской утварью.

Патси поинтересовался, о чем это я. Пришлось объяснить, что когда-то сидел я с одним парнем, который любил поразвлечься таким вот странным образом. Просто смыться с награбленным не доставляло ему удовольствия. Он расставлял фарфоровую или стеклянную посуду в проходах, чтобы, придя домой, хозяева натыкались на нее и разбивали вдребезги. Однажды чудак целых двадцать минут выставлял керамический сервиз, чтобы посуда валилась на пол сразу после открытия дверцы кухонного шкафчика. Понятия не имею, зачем он это делал. По его словам, ради забавы. Славный паренек.

— Вообще-то, Мило, у меня еще есть работа, — застонал Патси. — Я не могу всю неделю целыми днями и ночами шататься по городу, разыгрывая секретного агента. Мне нужно быть на рабочем месте.

— Ладно. Тогда вместо тебя пойдет Гуди.

— Умно, — отреагировал тот.

— Ну что ж… думаю, на этом все на сегодня, — выдохнул я и прикинул, что бы такого еще обсудить. — Осталось только придумать алиби и место, куда припрятать наличность.

Норрис сообщил, что спустит все на выпивку, «кокс» и шлюшек, а Патси уточнил, можно ли просто отнести бабки на почту. Семь окаменевших от ужаса лиц дали необходимый ему ответ.

— Ладно, тогда расходимся. По одному. Не нужно, чтобы нас видели большой группой.

— Вообще-то остался один нерешенный вопрос, — заявил Боб и повернулся к Норрису. — Ты сказал, что когда-то работал в том магазине, но больше не работаешь. И мне интересно почему. Почему ты ушел?

Норрис расхохотался, словно в жизни не слышал вопроса смешнее.

— Это ж очевидно. Мне что, по-твоему, всю жизнь зарабатывать на хлеб, расставляя по полкам банки с собачьими консервами?

Однако Боб проявил тут настойчивость и снова спросил, почему и как он ушел с работы. Норрис пожал плечами, потом еще и еще… Увидев, что от ответа ему никак не отвертеться, наконец раскололся.

— Вы должны это знать, парни. Я не уходил с работы. Меня выперли.

— Приворовывал? — дожимал Боб.

— Ну, в общем, да, — ответил Норрис, после чего я предложил ему поведать нам подробности, дабы это не имело для нас никаких последствий. Суть в том, что если Норрис уже прибирал их бабки к рукам, то в случае их повторной пропажи все ниточки приведут к нему.

— Что ты там умудрился украсть? — потребовал я.

— Баночку крема для обуви.

— Баночку крема для обуви? — произнесли все в один голос.

— Тебя выкинули за попытку украсть баночку крема для обуви?

— Ну… я ведь работал в магазине, где полно всякого товара. Не буду же я покупать себе крем для обуви?

Никогда не слышал подобного обоснования кражи.

Спустя пару ночей Парки и Джеко наведались к старику Дэреку и наложили руки на два замечательных двуствольных дробовика и пару коробок с патронами. Парки прикинул, что они потратили с полчаса, пытаясь по-тихому взломать стальной оружейный шкаф, когда вдруг Джеко увидел, что оба дробовика торчат из подставки для зонтиков. Парки все еще дулся на то, что ему не позволили больше ничего украсть, но я еще раз объяснил, что сбывать сворованные видики и телики было бы слишком рискованно. Он немного поворчал что-то себе под нос, но на этом и остановился. Они приволокли пушки на наше следующее сборище, и, естественно, всем захотелось с ними поиграть. Я не позволил, и тут же началось нытье.

— Ну давай… Каждому по разику. Хоть знать будем, как с ними управляться, когда наступит момент, — настаивал Норрис, а Парки и Джеко сознались, что уже вывозили их в лес и разнесли пару воробьев.

Я вышел из себя и пригрозил бросить все на фиг, если они не перестанут валять дурака. Не подействовало. Невероятно, но даже Гуди, призванный быть моим преданным адъютантом, перекинулся на сторону Норриса и заявил, что, по его мнению, каждый должен отстреляться и почувствовать оружие. После чего я недвусмысленно дал понять, что никто стрелять не будет ни в лесу, ни в супермаркете. И, для верности, мы не станем заряжать пушки. Все притихли.

— Не заряжать? Ты шутишь, мать твою? — потребовал Боб.

— Без обид, парни, но я скорее дам заряженное оружие стае шимпанзе, чем вашей братии.

— Никто не ходит на ограбление без патронов, Мило, — разразился Гуди, размахивая у меня перед лицом руками, когда я отпиливал у дробовиков стволы.

— Ходят, разумеется. Чтобы получить свое, нам хватит угрозы насилия. Когда мы туда ворвемся, не хочу, чтобы кто-то из вас разыгрывал из себя Рэмбо и считал, что открылся сезон охоты на работников торгового зала. Это единственный способ гарантировать нам всем безопасность, — разъяснил я, и первый ствол с грохотом повалился на пол.

— Одно дело — не применять оружие, совсем другое — не иметь возможности его применить, — не унимался Гуди.

— Да, ты прав. Примерно лет десять. Если нас загребут с пустыми обрезами, они не смогут наказать нас по всей строгости закона, как если бы в них были патроны или — что еще хуже — если бы мы действительно применили оружие.

Парни так и не врубились и продолжили канючить, стонать и сетовать, пытаясь заставить меня изменить решение. Но я еще не выжил из ума, чтобы уступить этой шайке придурков с дрожащими пальцами.

— Знаешь, Мило, ты похож на торговца полупустыми ружьями, — как обычно изрек Джеко нечто, лишенное всякого смысла.

Лишь один Патси встал на мою сторону и сказал, что я прав и патроны не нужны, но ему просто не дали договорить, заткнули рот криками и послали и дальше раздавать пинки нерасторопным продавцам газет.

— На фиг тогда вообще покупать настоящие пушки? Почему тогда не взять на дело и муляжи? — не без оснований спросил Джимбо, но я отметил, что муляжи обойдутся нам в ту же сумму, что и настоящие ружья, только сейчас почти все они имеют пометку «Муляж» и если мы потеряем хоть одну, законникам не составит труда нас выследить.

— Мы и не будем ничего терять, — произнес кто-то.

— Может, скажешь еще, что нас и не поймают?

— Ладно, Ганди, а если кто-то из охранников нападет на нас, или откажется подчиниться нашим требованиям, или еще что-то выкинет? И что толку, что мы будем размахивать у них перед носом пустыми «пушками»? Что тогда? Домой отправимся? — спросил Гуди.

— Во всяком случае, стрелять ты в них ни хрена не будешь, — ответил я, на что тот проворчал, что без патронов в стволе такое вряд ли возможно. — Послушайте, как вы не можете вбить в свои тупые головы: стоит хоть одному из нас спустить курок, и нам всем светит пожизненное… а мне пожизненное плюс еще двадцатка. А этого произойти не должно.

— Тогда вот что, — снова завелся Гуди, словно собака с костью. — А что, если зарядить только, скажем, по пять патронов? И по два — в дробовики? Как тебе такой вариант? Так мы вряд ли станем стрелять, зная, что на патронах нужно экономить.

— Нет!

— Тогда по четыре патрона?

— Охренеть!

— А что тут плохого, Мило? А-а, знаешь что… Давай-ка проголосуем. Кто считает, что нужно выдать по четыре патрона каждому? Поднимите руки.

Все присутствующие задрали руки, кроме меня и Патси. Гуди заорал на него, чтоб тот тоже поднял вверх свою гребаную руку, но Патси и не пошевелился. Гуди все равно объявил мне, что победило большинство голосов.

— Мне-то что, дружище. Можете проголосовать хоть за права геев. Пока я руковожу предприятием, вы не получите ни единого патрона. Вопрос закрыт. Наблюдать за массовыми убийствами я не собираюсь.

Многие все равно высказывали несогласие с распределением должностей, тогда я вновь подчеркнул, что каждый волен выйти из дела в любой момент. Если же они остаются, то игра идет по моим правилам. Тут не до демократии. Я отпилил последний ствол и под неодобрительные взгляды сотоварищей запихнул обрезы, стволы и коробки с патронами в брезентовый вещмешок, что принес с собой на встречу.

— Ты и патроны забираешь? — отметил сбитый с толку Джеко.

— Не для работы, — уверил я. — Только чтобы встретиться с приятелем. Нужно быть уверенным, что он не попытается меня кинуть.

Все понеслось с самого начала.

— Так нечестно.

— Правила едины для всех.

— Да он просто козел.

И так далее. Я уже готов был сам перестрелять их всех по одному.

11. Святоша Гуди и злодей Бэдди

Мы с Гуди одолжили у Патси тачку, чтобы доехать до Манчестера, даже доверенность оформили. Гуди никак не хотел закрывать вопрос об оружии и первые пятьдесят миль канючил и ныл, словно упрямый и надоедливый ребенок.

«Понимаешь, просто я подумал…», или «Я только хочу сказать, что…», или «По-моему, нам следует…», тем самым доводя меня до исступления. Он даже сменил курс и предложил такой вариант, при котором оружие будет заряжено лишь у меня и у него. И смертельно обиделся, когда я ответил ему, что поскольку среди моих знакомых он единственный человек, у кого в послужном списке имеется статья «стрельба по людям», то ему я доверю заряженное ружье в последнюю очередь. В конечном итоге разговор сошел к обмену резкими репликами, угрюмыми взглядами и бесконечному прокручиванию записей Патси.

Я ни разу еще не бывал в Манчестере, но всегда представлял себе, что он очень походит на сериал «Коронейшн-стрит». Одним словом, дерьмовое местечко. Оказалось, нет. Честно говоря, он походил на все остальные английские города, в каких мне доводилось бывать. Примерно такие же дома, магазины, авторемонтные мастерские и дорожные указатели с небольшой лишь разницей в расположении. Естественно, мы безнадежно заплутали, поскольку наша карта показывала только главные дороги и магистральные узлы. Так что мы пролезли в центр города и стянули из телефонной будки справочник, после чего повторили попытку. Гуди даже выудил откуда-то армейский компас, который прихватил с собой, и показал мне, в какой стороне север, только это знание не принесло никакой пользы.

Еще часа полтора мы раскатывали по округе, опрашивая аборигенов, в каком направлении находится Солфорд-Киз, и наконец нашли. Гуди выбрал подходящее открытое место для парковки, и мы позвонили Лену (мобильник тоже одолжил нам Патси). На автостоянке царила обычная для будней активность и умеренная суета, что вселило в меня относительную уверенность в том, что наша сделка пройдет незамеченной для законопослушных граждан Манчестера, если таковые вообще имеются.

— Ладно, теперь, как и договорились, ты остаешься тут с деньгами и пушкой и ждешь, пока я подам тебе сигнал, что путь свободен, — повторил я для Гуди.

— Знаю, я уже давно все понял. Слушай, если откроется стрельба, падай на землю и пригни голову. Я сам позабочусь об этих ублюдках. Не беспокойся.

К чему было меня утешать?

— Гуди, дружище, это мой приятель. На сей счет проблем возникнуть не должно. Так что позаботься о собственной безопасности.

— Послушай, Мило, я — профессионал. Я столько раз держал в руках оружие, сколько ты не держал тюремных обедов. Я знаю, что делаю, — не унимался он, и на какое-то мгновение мне показалось, что парень сейчас отдаст мне честь и пустит слезу перед звездно-полосатым флагом.

— С Леном проблем не будет, так что остынь. Пушки — всего лишь страховка. Лен тоже придет с оружием, поэтому мы в равных условиях. Расслабься, и все, — настоятельно уговаривал я.

Минут двадцать мы сидели в тишине, я еще пару раз пересчитал бабки, в то время как Гуди нетерпеливо потирал ладони о джинсы.

— Терпеть не могу ждать, — произнес он.

— Да ну? А я всегда ненавидел попадаться в лапы полиции.

Черный «BMW» Лена несколько раз объехал стоянку, последовал телефонный звонок, и только после этого он нас все-таки обнаружил. Мы сообщили парню, где находимся, он сделал еще один круг, пока не нашел свободное место неподалеку от нас. Я отдал деньги Гуди и наказал никого сегодня не пристрелить, особенно меня.

Лен выбрался из «BMW» и поприветствовал меня широкой улыбкой. Я щедро отблагодарил его в ответ, подошел, мы сердечно пожали друг другу руки и обменялись фразами о том, как приятно нам вновь видеть друг друга. Его громадный приятель остался сидеть на пассажирском сиденье и таращился на меня сквозь лобовое стекло, пока мы проходили процедуру обычных подколок и острот, пытаясь не отставать один от другого, насколько позволяли первые тридцать секунд.

— Итак, кто там у тебя в машине? — поинтересовался Лен, бросив взгляд на Гуди.

— Э-э-э… не знаю, должно быть, приятель твоего, — держал ответ я, кивая в сторону громилы.

— Значит, бабло у него? — спросил Лен.

Я подтвердил.

— Ты не доверяешь мне, Мило?

— Учти, где мы познакомились. Полагаю, то, что нас интересует, у твоего приятеля?

— Нет. В заду тачки, — сказал Лен.

— Не называй это «задом». Это багажник. По-идиотски звучит. Как, интересно, ты называешь капот? «Передом»?

Лен на миг задумался и выдал, что называет его «крышкой». Никогда еще не слышал, чтобы что-то в машине носило такое название. Даже в «Старски и Хуче», откуда, по всей видимости, Лен и черпал свои знания английского языка.

— Будь это американская тачка, подобные выражения еще сошли бы тебе с рук, но это немецкий автомобиль, и, упоминая в его присутствии слова типа «зад» и «крышка», ты выглядишь полным придурком, — высказался я.

— Как по-немецки багажник? Если хочешь, я буду его так называть.

— Понятия не имею.

— Вот и заткнись тогда.

Лен «хлопнул задом» и открыл находящийся внутри ящик, вмещавший около дюжины разнообразных пистолетов и подобного барахла. Я не очень-то хорошо разбирался в оружии и счел необходимым подозвать Гуди, чтобы тот прикинул, что есть что.

— Они все настоящие, да? — спросил я, просматривая вооружение.

— Нет, кое-что муляжи, есть и стартовые пистолеты, — не теряя бдительности, ответил он. — Но остальные настоящие.

— Я отберу для тебя, что получше. Сколько вам нужно?

— Шесть.

— Ясно. Сумку принес?

— Э-э… нет. А должен был?

Лен округлил глаза.

— Твоя тачка в двадцати ярдах отсюда. Ты хочешь пройти это расстояние с охапкой оружия? Ну, дурак! Вот возьми, — порывшись в багажнике, сказал он и протянул мне небольшой брезентовый мешок. Потом добавил: — Даже денег за него не возьму.

— Ты слишком щедр.

— Вот, в нем шесть «стволов». Все двадцать второго калибра и все в рабочем состоянии. Возможно, их только следует почистить и смазать, если хочешь быть абсолютно уверен, что после выстрела все твои пять пальцев останутся при тебе. Но дело твое, — проинструктировал Лен, закрыл мешок, потом ящик. — За каждый четыреста фунтов, так что пусть твой дружок подруливает сюда с бабками.

— Не стоят они столько. Я не собираюсь отдавать тебе две тысячи четыреста фунтов за это дерьмо. Согласен заплатить за них по триста. Все равно больше у меня нет.

— Слушай, я ведь еще по телефону говорил тебе не делать этого. Разве нет? Брось меня кидать, Мило, — насупился Лен.

— А разве мы не кидаем друг друга? Только ты подъехал с соседней улицы, а мы отмотали двести миль. Теперь же ты пытаешься вытянуть из нас побольше «капусты», потому что считаешь, будто мы боимся вернуться домой с пустыми руками. Это не так. И даже не пытайся нас облапошить. Мы не новички. Сам прекрасно знаешь, что тысяча семьсот фунтов — отличная цена для этих безделушек. Так что давай — по рукам и разбежались!

— Штука семьсот? — нахмурился Лен. — Что с твоей математикой, Мило?

— Ну, Лен, я ж оптом покупаю. Ты должен немного скинуть, раз такое дельце вызревает. Это обычная практика. Брось, не упрямься, — вымолвил я и протянул руку. — Давай же.

Лен прокрутил все в голове. Честно говоря, тысяча семьсот — не такая уж хорошая цена за то, что мы получали, зато честная. Только вот на стремление Лена быть честным рассчитывать не приходилось. В мою пользу должны были сыграть другие факторы. Во-первых, мы давно знакомы. Признаться, это не очень-то много значило, но ведь и я немногого просил. Во-вторых, у Лена налажены непрерывные поставки оружия из стран Восточной Европы. Для него цена издержек составляла не больше стоимости пары «Ливайсов», а порой и сами джинсы. И, в-третьих, парень мог срубить тысячу семьсот, но прямо сейчас, либо придержать товар, но наварить еще пару сотен фунтов. А как известно, лучше синица в руках, чем журавль в небе.

— Штука восемьсот — и расходимся, — предложил Лен, протягивая мне руку.

— Штука семьсот пятьдесят — и расцелуемся, — ответил я, выбивая себе еще полтинник, сулящий ночь гуляний в пабе. Каждый сэкономленный от сделки пенни капал из общего котла прямо мне в карман. Все по-честному. Кто, черт возьми, проделал весь этот путь до Манчестера?

— Ладно. Идет. Давай гребаные бабки, — сдался он, и мы ударили по рукам. — Ты совсем не изменился, Мило.

— Наоборот… — хотел было поправить я, но понял, что Лен прав. Я не изменился. Я подал Гуди сигнал, он выбрался из машины и с подозрительным видом направился к нам. Лен тем временем отсчитывал патроны из маленькой коробки, что была засунута сбоку от ящика с оружием.

— Я дам вам по шесть штук в каждый ствол. Это и так много, — сказал Лен, когда к нам присоединился Гуди. — И помни: когда разберетесь с делами и если они вам больше не понадобятся, я всегда готов выкупить их обратно. За полцены, разумеется. Только не пытайтесь сбагрить мне пушки, если на них висят трупы.

— Об этом не беспокойся. Патроны нам не понадобятся, — заверил я Лена, и тот бросил на меня недоумевающий взгляд.

— Как это — не понадобятся патроны? — спросил он. — Ты в этом уверен?

— Вполне.

— Как скажешь, ты — босс, — согласился тот и заткнул боеприпасы обратно в коробку.

— Э-э-э… вообще-то босс тут я. И мы их берем, — внезапно вмешался Гуди со своим девятым калибром.

— Отвали, Гуди!

— Нет, это ты отвали! — Он оттолкнул меня и повернулся к Лену. — Послушай, приятель, деньги у меня, так что покупатель — я. И мое слово: мы берем патроны.

В этот момент мордоворот Лена выскочил из авто и обнаружил свое присутствие.

— Гуди, лучше отвяжись. Предупреждаю тебя! — вспылил я, но Лен схватил меня за руку.

— Слушай, Мило, если у вас какие-то терки с другом, разбирайтесь где-нибудь в другом месте. Не надо втягивать в них меня, Энтони и еще лишнюю пару глаз на этой парковке. Иначе мы немедленно валим отсюда.

Конечно же, он прав. Скандал устраивать нельзя. Четверо типов, стоящих у открытого багажника «BMW», и без того выглядят довольно подозрительно. Я знал это. Придурок Гуди — тоже. Я быстренько прикинул, какой у меня выбор. Интересно, что лучше: поднять шум и сорвать тем самым сделку либо дождаться подходящего момента и вправить Гуди мозги, когда мы уберемся подальше от этого места и будем в безопасности. В конечном итоге я склонился ко второму варианту. У нас впереди еще двести миль пути, и если нас повяжут прямо тут, я буду проклинать себя не меньше, чем Гуди и Лена, до конца дней своих. Мучеником быть я не привык.

— Сколько при тебе бабла? — спросил Лен у Гуди, и этот идиот радостно поведал ему про две «штуки».

За них мой торговец пообещал дать ему уже отобранное оружие и патроны к нему и велел мне заткнуться, не дожидаясь, пока я раскрою рот. Не моргнув глазом Гуди передал деньги, и мои премиальные исчезли вместе с моим авторитетом.

— С тобой приятно иметь дело, — произнес Гуди и пожал Лену руку, после чего протянул ее Энтони.

— Лучше не афишировать, что мы тут занимаемся делами, — процедил громила, оставив свою руку при себе, равно как и выражение лица.

— Не обижайся, Мило, — обратился ко мне Лен, когда они с Энтони усаживались в тачку. — Бизнес есть бизнес, чувак.

— Ладно, проехали, — ответил я, хотя в общем-то сказать мне было на самом деле нечего.

— Эй, парни, — вдруг вспомнил что-то Гуди и постучался в окно Лену, когда тот уже заводил движок. — Чуть не забыл. Есть травка?

— Тебе сколько? — с интересом спросил Лен в надежде, что мой приятель намерен сбыть партию-другую у себя на юге.

— Да немного, пару косячков, — ответил Гуди и вытащил пятерку.

— А… ясно. На вот, держи, угощаю, — улыбнулся Лен, порылся в кармане и бросил пакетик марихуаны прямо в руки Гуди. — Берегите себя и держитесь подальше от неприятностей. — Он снова расплылся в улыбке и растворился в дебрях Манчестера.

— Подальше от неприятностей? — чуть не расхохотался я, осторожно поглядывая на Гуди с мешком стволов и пакетиком наркоты.

— Глянь, сколько он нам дал. Здесь, должно быть, полкорабля, не меньше, — возбужденно скалился тот, разглядывая свой маленький подарок. — Какой славный малый!

— Тебе было обязательно это делать? — абсолютно обреченно вздохнул я.

— Я считаю, что глупо было бы отказываться от патронов, раз уж мы все равно сюда приперлись. Никто не заставляет нас раздавать их, когда вернемся на юг. На месте и разберемся. Лучше уж иметь и не нуждаться в этом, чем нуждаться, но не иметь, — разразился он, словно старый мудрец.

— Ладно, давай уберемся отсюда.

По дороге домой я изо всех сил старался отговорить Гуди поделить патроны между ребятами, но мои слова не достигли его ушей. Он был убежден, что невозможно совершить вооруженное ограбление, не будучи должным образом вооруженными, потому что весь блеф отразится на наших лицах и уверенности в собственных силах, если мы ничем не сможем подкрепить свои угрозы.

— Все дело в психологии, — сказал Гуди.

И в то же мгновение я осознал, что у меня никак не получится сдерживать желания семерых разных людей, раз уж я спустил эту свору на ничего не подозревающий объект. Если Гуди, да и все остальные не способны оценить всей важности этого вопроса при свете дня, то что уж говорить о том, каких дров они могут наломать сгоряча, когда кровь закипит и они столкнутся с проблемой лицом к лицу. Надеяться на это просто глупо. Какой же я идиот! Думал, что сможем провернуть это дельце. Теперь вижу, что ничего не выгорит. Так все мило начиналось, такая славная маленькая фантазия, но если мы воплотим ее в жизнь, кто-нибудь обязательно либо серьезно пострадает, либо сядет в тюрягу. И у меня чуйка, что мне достанется и то, и другое.

Я допустил непростительную ошибку, позволив втянуть себя в это предприятие.

Нужно покончить с этим, пока еще есть такая возможность.

12. В бой!

Тогда я действительно убедил себя, что не собираюсь доводить дело до конца. Однако не прошло и двух недель, как я сидел за рулем угнанного транзитного фургона и уводил его за черту города в бой (как непрерывно твердил Гуди). Мой разум все еще обуревали сомнения, но ведь так происходило перед каждым делом. В подобного рода ситуациях вполне естественно опасаться худшего — тем слаще будет ощущение, когда все получится.

— Сколько времени? — в сотый раз спросил я у Патси.

— Час, только что пробило, — ответил он с пассажирского сиденья.

Дороги на подъезде к супермаркету были зловеще тихими. Тихими и темными. Все дома, витрины магазинов, рестораны и пабы, мимо которых мы проезжали, уже закрылись и спали. Единственный свет, который встречался нам на пути, это встречный свет фар редких автомобилей. Все остальное тонуло в ужасном оранжевом мареве уличных фонарей, от которого все вокруг стало черно-белым. Точнее, черно-бело-оранжевым. На небе не наблюдалось ни звезд, ни малейших признаков луны. Город точно вымер, казалось, каждый житель затаил дыхание в ожидании того, что мы намереваемся сделать.

— Можно нам покурить? — поинтересовался с заднего сиденья Джеко.

— Я разве твой доктор? Делай, что хочешь, — отрезал я, и тот тут же принялся забивать гашиш в огромных размеров трубку.

— Джеко, если хорошенько подумать, лучше б ты подождал до конца работы.

— Без этого мне сложно будет довести ее до конца, — настаивал он.

— Брось, чувак, мы будем там не более двадцати гребаных минут, — процедил Джимбо с заднего же сиденья, где находились и Парки с Бобом.

— Не могу я пойти туда без кайфа, — пожаловался Джеко.

Пришлось разрешить ему сделать одну затяжку, только чтобы поднять боевой дух, но никаких косячков.

Джеко что-то простонал, но все тут же переметнулись на мою сторону.

— Если скрутишь косяк, я выну патроны из твоей пушки, — предупредил Патси, повернувшись и грозя пальцем.

— Что за фигня… — пробормотал Джеко.

— На фиг тебе вообще эта хрень? — спросил Джимбо, но Джеко не ответил.

— Ладно, слушайте все. Мы подъедем туда и будем ждать появления Норриса и Гуди, так что, если кому надо выйти и размять ноги, делайте это сейчас, только, мать вашу, на дорогу ни шагу, — скомандовал я и остановился за линией заколоченных магазинов всего в полумиле от супермаркета.

Все вылезли из машины и огляделись по сторонам.

Похоже, это самая унылая и глухая часть города. Многие угловые магазинчики и лавчонки по соседству от нашего гиганта пребывали в запустении — все торговые предприятия засосало в расположенную на дороге черную коммерческую дыру. Возможно, они могли бы за день продать тут газету или пачку сигарет, если бы не закрылись, но этого вряд ли хватит, чтобы прокормить семью. Если подумать — становится даже обидно за них. Я знаю эти магазинчики еще с детства. Помнится, тырил тут клубничные конфетки с полки в самом конце ряда. И пару раз попался. А менеджер тогда орал на меня и лепил звучные затрещины, как было принято в те времена. Все-таки жаль, что все закрылось. Я так ему и не отомстил.

— Как считаешь? К этому времени они уже должны были закончить, — показывая на часы, промолвил Патси.

— Не знаю. Сколько времени? — снова спросил я.

— Десять минут второго, — ответил он, и я согласился.

Патси вынул мобильник и удостоверился, что он включен и работает нормально. К этому времени парни уже должны были позвонить.

— Так и не звонили? — с тревогой в голосе уточнил Джимбо.

— Нет. Придется ждать, — произнес я и снял перчатки, чтобы подуть на вспотевшие ладони.

По плану Гуди с Норрисом вступали в бой первыми. Они отправились в дом менеджера дневной смены за необходимой нам связкой ключей. Гуди даже сказал, что это напоминает ему игру «Лара Крофт», и предложил создать видеоигру по мотивам нашего ограбления, когда разберемся с делами. Что на это можно ответить? Вообще-то прошедшие пару недель к месту вместе с Норрисом присматривался Патси, но в последний момент он сдрейфил, так что Гуди согласился его заменить. Вот они с Норрисом и отправились на дело. Если у них все выгорает, мы работаем дальше по плану. Если нет, избавляемся от фургона и разбегаемся по домам. То же происходит, если кто-то из них спускает курок. Признаюсь, меня больше волновал именно этот вопрос.

— У всех на предохранителе? — тихо уточнил я.

— Задолбал ты, Мило. Сколько можно спрашивать? — последовал ответ.

У вас, возможно, возник вопрос, что же дернуло меня изменить решение относительно выхода из дела. Ладно, расскажу. Я действительно намеревался умыть руки, если парни будут настаивать на том, чтобы взять на дело боевые патроны. Но не менее меня волновала судьба всех остальных, поскольку я чувствовал тяжелую ответственность, в особенности если что-то вдруг случится. Я ломал голову, пытаясь придумать способ их остановить, и меня вдруг осенило. Зная эту шайку импульсивных придурков, я в конце концов согласился раздать всем боеприпасы и сказал, что для начала необходимо проверить, хорошо ли функционирует оружие. К тому же мне раньше никогда не приходилось стрелять, да и никому, кроме Гуди. В общем, глупо дожидаться дня ограбления, чтобы выяснить, на что это похоже. Я всех собрал, вывез в поле, прихватив целый мешок пустых банок из-под «колы». Разрешил ребятам произвести по три выстрела, чтобы почувствовать оружие, и сделал ставку на то, что эти юнцы не смогут устоять перед желанием сделать еще попытку. Потом еще одну. И еще. Потом — черт! — у меня закончились патроны! Дашь еще, Мило? Следите за ходом моих мыслей? Я прикинул так: если мы расстреляем все патроны по жестяным банкам, то я, может, еще и пересмотрю свое решение покинуть проект и соглашусь довести дело до победного конца и ограбить магазин на моих условиях. Одного только я не предусмотрел — их сдержанности и самоконтроля.

Ребята по очереди, словно олимпийские стрелки, расстреляли банки из-под «колы», но ни один не произвел больше отведенных трех выстрелов. А Боб вообще выстрелил лишь дважды, чем разочаровал меня более всех остальных. И как я ни пытался раззадорить их, как ни разжигал, называя стайкой щенков, ни один не повелся.

— Нет, Мило. Патроны нужны нам для дела. На хрена ими разбрасываться?

— Точно, Мило. Мы сюда не развлекаться приехали.

Меня неожиданно впечатлил их профессионализм.

Неужели я в них ошибся? Я позволил себе еще пару дней серьезных раздумий, а парни продолжали покорять меня своей подготовкой. Они выполняли все, что я говорил, и никакой самодеятельности. Норрис и Патси превзошли сами себя: пробрались в дом дневного менеджера, пока того с семьей не было дома, отключили сигнализацию и скрутили шпингалеты с небольшого окна в подсобном помещении, чтобы бесшумно вернуться туда в назначенную ночь. Каждый приготовил себе смену одежды цвета хаки, лыжные маски и перчатки. Каждый обеспечил себе алиби. Каждый сконцентрировался на отведенной роли. Гуди научил нас подавлять любое возможное сопротивление, а Норрис гонял по плану супермаркета до тех пор, пока мы не выучили его настолько, что могли бы с завязанными глазами накупить недельный запас продуктов.

Начав за упокой, мы постепенно освоились, встали на ноги и вели себя как профессионалы. Валяние дурака осталось позади, парни обретали уверенность в себе, и я уже не исключал возможность, что дело выгорит. Если все пойдет по плану. Если обойдется без неожиданностей. Если никто не отвлечется от своей задачи. Если кто-то не потеряет голову. Если то, если се, если пятое… если двадцатое, тогда, может быть, возможно, и есть шанс, что все у нас выйдет. Сто двадцать тысяч фунтов плюс все сигареты и алкоголь, которые мы сможем унести с собой в отведенное время. Все действительно может получиться. Такое на самом деле может произойти.

Именно поэтому я и занялся воровским ремеслом. Напряжение, гонка, риск — и свобода! Возбуждение, драйв! Кому охота сойти в могилу со знанием того, что всю жизнь горбатился в газетном киоске? Кто захочет копать канавы или продавать обувь и при этом провести остаток жизни на диване брата? Не лучше ли заявить целому миру, что он ошибался? Что я вовсе не неудачник, а на самом деле игрок. Большой человек, если угодно.

Вот в чем все дело. Я не какой-нибудь там никудышный лавочник, и «да, сэр», «нет, сэр» не по мне. Меня не прельщает перспектива до конца своих дней надрывать спину, чтобы заработать денег для выплаты подоходного налога, государственного страхования, налога на добавленную стоимость, страхования имущества, страхования строений, страхования жизни, земельной ренты, расходов на техобслуживание, пенсионного обеспечения и еще кучи дурацких выплат, без которых в этой гребаной стране никто не имеет права даже присесть. Нет уж. На хрен такую жизнь. В тот самый момент, когда страсти улягутся, я буду уже в самолете вместе с Патси на пути в Таиланд. А вы все поцелуйте меня в задницу (без обид).

Видите ли, на это имелось несколько причин, и некоторые даже не лишены смысла. Однако к концу дня стало ясно: истинная причина, по которой я все-таки решил остаться в деле, заключалась в том, что я просто-напросто не хотел ничего пропустить. К концу недели я прикинул, что наши шансы на успех составляют семьдесят пять, а то и восемьдесят процентов. Я знал, что никогда в жизни не смогу поглядеть в зеркало, если парни провернут это дельце, в то время как я останусь дома протирать штаны на диване. Только подумайте: как замечательно являться частью чего-то подобного. Об этом будет шуметь весь город следующую сотню лет, а может, и вся страна, а мы тем временем будем греться на солнышке в далекой земле проституток и хохотать, вспоминая то прекрасное время.

Уизл оказался прав. Я — рецидивист. С этим нужно либо примириться, либо бороться. Какой вариант принесет мне больше счастья?

— Не забудьте подобрать все бычки. Нельзя оставлять их с отпечатками, — заметил я, глядя, как Джимбо топчет ногой свой окурок.

— Думаешь, они узнают, что мы здесь стояли? — проворчал тот, поднимая бычок и запихивая его в карман.

— К чему рисковать?

— Сейчас с сигареты могут снять анализ ДНК, — сообщил Патси. — Правда. И вообще со всего, где есть слюна: с конверта, с марки…

— С хрена большого черного чувака, — засмеялся Джимбо и вдруг вспомнил, кто тут присутствует. — Э-э-э… извиняй, Парки… ну, ты знаешь, о чем я…

— Расист хренов!

— Ну не знаю. Был бы не таким расистом, если бы отсосал у тебя? — заметил Джеко, и тут я с ним согласился.

Еще пару минут мы продолжили в такой же манере, обсуждая достоинства и недостатки отсасывания у Парки, и тут наконец позвонил Гуди.

— Слушаю, — ответил Патси, взглянул на меня и нервно улыбнулся. — Отлично, ты знаешь, где мы. Увидимся здесь через десять минут. — Он положил телефон в карман. — Забрали. Все прошло гладко. Через десять минут будут здесь.

Воцарилась тишина, пока до нас не дошел смысл сказанного. Первая часть «операции» (опять же на этом названии настоял Гуди) завершена. Где-то в трех милях от нас в более уютном районе города мистера Линкольна, менеджера дневной смены нашего гипермаркета, его жену и детишек связали и заткнули кляпами рты двое людей в масках. Начало положено. Вплоть до этого момента все сводилось к разговорам. Теперь начиналось настоящее дело. Сердце глухо билось в груди, во рту пересохло. Губы стали суше, чем мартини Лоренса Аравийского. Я глотнул воды из бутылки, затем передал ее по кругу. Каждый отхлебнул из нее и обтер после себя горлышко, словно подсознательно стирая свою ДНК.

— Теперь возврата нет, — произнес Патси, и в его голосе вдруг послышались напряженные нотки.

— Совсем не обязательно. Мы еще можем забить, если захотим. И все будет в порядке. Только мы больше никогда не решимся провернуть это снова, — изрек я. — Хочешь отказаться? И завтра выйти на работу и опять торговать газетами? Точнее, уже сегодня?

— Мне в любом случае придется это делать. Нельзя мне вот так взять и исчезнуть. Могут ведь и догадаться, что я причастен к этому делу.

— Ты понимаешь, о чем я. Хочешь пойти домой?

Патси задумался и думал дольше, чем следовало бы. Но в конечном итоге сказал, что не хочет.

— Вот и хорошо. Так, проверьте предохранители.

— Завязывай с этим уже, Мило.

Спустя пару минут подрулил Гуди. Они с Норрисом, словно два сексуально возбужденных бабуина, выпрыгнули из угнанного «сааба» и потрясли перед нашими носами связкой ключей.

— Все прошло по плану?

— Глаже, чем мои выбритые яйца, — ответил Гуди.

— Надеюсь, вы не применяли оружие и не слишком жестоко с ними обошлись?

— Нет. Пришлось, правда, прикончить малышню. Извини, но разве ты не этого хотел? — Норрис и Гуди покатились со смеху, а Патси поинтересовался, действительно ли они это сделали. — Разумеется, нет, дурень. Они были тише воды. Единственное, чуть на стенку не полезли, когда мы сообщили, что забираем девчонку, но к тому времени они уже были связаны и с кляпом во рту. Что им еще оставалось делать?

— А девчонка?..

— В спальне для гостей и должна молчать, как мышь, а то вернется злой мистер С и съест ее, — хихикая и похлопывая Норриса по плечу, подтвердил Гуди.

— Бедная малышка. Ее наверняка до конца жизни будут преследовать кошмары, — с глуповатой улыбкой произнес Патси.

Я задумался и представил ее взрослой женщиной, почему-то похожей на Элис.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда двигаем. Не вся ночь в нашем распоряжении. Надеть маски. С этого момента обращаться друг к другу только по кодовым именам. Всем ясно? — Все ответили утвердительно. — Итак, убедиться, что пушки на предохранителях, и не снимать с них ни при каких обстоятельствах.

— Черт подери, Мило! — с трудом выдавил Парки, так что я натянул маску и поднял вверх палец. — Извиняюсь. Я хотел сказать: черт подери, мистер А.

— Так-то лучше. Об этом не забывать. И стараться поменьше болтать. Все, двигаем.

Я уселся за руль, а Пасти, Норрис, Джеко, Парки, Боб и Джимбо забрались назад. Гуди плюхнулся рядом со мной. «Сааб» пока останется здесь. Это первая пересадка. Тут неподалеку у нас припрятан еще угнанный «орион». Делаем дело, по-быстрому возвращаемся сюда, переодеваемся, пересаживаемся в другой мотор, рулим на окраину города, где Патси и Боб оставили свои авто, снова пересаживаемся. Гуди думал, что следует сжечь все три угнанные тачки, когда они нам больше не понадобятся, чтобы не оставлять никаких следов для экспертизы. Но, по-моему, так мы рискуем еще больше. Возможно, будь у нас бомба или что-то вроде, то, удалившись на безопасное расстояние, мы могли бы это сделать. Но такой непрофессиональный способ доставит нам больше хлопот. Мы всю ночь будем вонять бензином и дымом, и эту вонь нам не выветрить и за неделю. А половину из нас обязательно завтра вызовут в участок. Или даже сегодня.

Оставались только пушки. Лично я предпочел бы, чтобы их постигла та же участь, что и тряпье, но мое мнение популярностью не пользовалось. Стволы стоили денег, и мы могли что-то за них получить. Или вот Боб и Джимбо, например, просто хотели оставить их себе. Я сказал, что если их загребут с оружием на руках, то дело — дрянь. На это они заверили, что у них имеется надежное хранилище, которое не найдут ни при одном обыске. В конечном итоге я сдался. Если они не впутают кого-то из нас, когда попадутся сами, это уже их личная забота. Вот что плохо в этой стране: так тяжело раздобыть оружие, что едва оно попадает нам в руки, то становится еще ценнее того, что с его помощью можно украсть.

Мы выехали из-за линии магазинов и направились к кольцевой дороге.

— Это еще что за хрень? — раздалось откуда-то сзади, и я обернулся, чтобы поглядеть, что там за проблема.

— В чем дело? — спросил я.

— Не знаю, это все Патс, — хохотал Джимбо.

Вскоре к нему присоединились и все остальные, так что я замедлил ход и снова обернулся. Все ребята натянули на лица маски и выглядели устрашающе, но у Патси на голову было натянуло какое-то трикотажное уродство, от чего он имел довольно-таки глупый и бессмысленный вид.

— Ну и что? Я учусь вязать. Подумал, что смогу как-нибудь навязать себе кучу свитеров, когда стану мастером. Почему мне было не связать себе и маску, чтобы полицейским не удалось меня вычислить, — объяснил он, но хохоту не убавилось.

— Господи Иисусе, с кем я иду на дело, — мотая головой, выговорил Боб.

— Придурки! Идиоты! Козлы! — отбивался Патси, пока мы прохаживались на его счет. Этот момент стал одной из многочисленных странностей этой странной, как потом оказалось, ночи. Но по крайней мере на пару минут снялось напряжение, пока мы преодолевали эти короткие полмили, чтобы ринуться в бой.

Во всяком случае, именно так нравилось формулировать Гуди.

13. За дело!

Супермаркет возник далеким ярким пятном, выделявшимся на фоне черных и оранжевых красок ночного неба. Кто-то из наших вскочил на ноги, чтобы получше разглядеть через мое плечо приближающийся пункт назначения. Но никто не проронил ни слова. Тут же все забыли о смешной маске Патси, и у меня снова схватило живот. Вы могли бы подумать, что после такой карьеры нервы меня беспокоить не должны. Вы бы ошиблись. Вы даже не поверите, насколько меня охватила нервозность. Возможно, потому что в этот раз все происходило иначе. По-другому. Теперь игра идет по-крупному. Рисковать парой лет свободы, конечно же, плохо, но тут либо все, либо ничего. Если меня поймают за такой работой, да еще с моим послужным списком, как минимум десятка мне гарантирована. А если какой-нибудь идиот спустит курок, то не видать мне света белого до глубокой старости. И все ради пятнадцати тысяч фунтов. Да, отрезвляющая мысль. Она-то и заставила меня проехать мимо входа в супермаркет, даже не взглянув в его сторону.

— Ты прозевал вход. — Гуди ущипнул меня за руку.

Я хотел было снизить скорость, но ноги и руки отказались слушаться. Ноги задрожали на сцеплении, да так сильно, что оно сорвалось, в результате чего понес наказание движок.

— Ты что, охренел? Что с тобой? — послышалось сзади.

— Не останавливайся, развернешься дальше, — сказал Гуди.

Я снова поставил ногу на педаль и несколько раз проехал по кольцу, пока ко мне не вернулось самообладание.

— Простите, парни, замечтался, — проговорил я и услышал, как у кого-то за моей спиной звучно вырвалось наружу содержимое желудка.

— Мать твою, Патси! Ты офигел?

— Не сдержался. Простите, парни.

— Воняет же!

— Дайте воздуха!

— Кажется, меня сейчас тоже вывернет, — раздавались крики сзади, и мы с Гуди бешено принялись опускать окна.

— Вот черт!

Патси снова стошнило. Но это было ничто по сравнению с первым разом.

— Это нервы, — успокоил я его, хотя у самого в животе поднималась революция. — Давайте начнем и поскорее уберемся отсюда.

— Ладно, только пусть Патси… — начал Боб.

— Мистер Д, — напомнил я.

— Хорошо, мистер Д… пусть уберет за собой, прежде чем мы вернемся в фургон.

— Нет же… Нельзя ничего оставлять… Как же ДНК? — вступил Джеко.

— Я засуну это ДНК тебе в глотку, если мне придется возвращаться домой в блевоте Патси, — отрезал Боб, и сзади раздался взрыв голосов.

Как ни странно, меня приободрило то, что не я один психую перед началом работы. Это вселило в меня достаточно мужества, чтобы развернуть фургон и на полном ходу заехать на задний двор супермаркета. Немного поодаль справа от магазина располагался круглосуточный автосервис с пуленепробиваемыми стеклами в окнах, сигнализацией и камерами наблюдения. Планируя дело, Норрис этого не учел. Зато учел я. Мы ни за что не смогли бы ограбить автосервис, потому что в подобных местах обычно готовы к ограблению и принимают все возможные меры, чтобы его не произошло. Таким образом, придется обойти его стороной. Потребуется осторожность, чтобы не нарваться на вооруженную охрану автосервиса. Но это выполнимо. В конце концов, грабителям готовы дать отпор они, а не находящийся по соседству супермаркет размером с товарный склад.

В общем, я отвернул фургон от автосервиса, и мы въехали на задний двор магазина.

— Десять секунд! — прокричал я, пролетая вдоль парковочных рядов, цепляясь за мирно стоящие автомобили и расплатившись за этот маневр разбитыми фарами. — Пять, четыре, три, два — удачи нам — один… За дело!

Я затормозил там, где была длинная, черная как смоль тень, и мы высыпали из машины. В пятидесяти ярдах от нас располагалась точка входа — разгрузочная платформа. Она освещалась ярким белым светом, а напротив была стоянка грузовиков. Тень укроет от посторонних глаз, но последние ярдов двадцать придется прижиматься вплотную к стене. После этого — бросок и рывок.

Боб и Джимбо отделились и направились к переднему входу, где будут ждать, когда мы их впустим. Парки отправили к пожарному выходу в самой отдаленной стороне магазина, а Джеко — к запасному выходу в задней части здания. Нельзя позволить, чтобы хоть одна душа ускользнула с места налета. Оставались Гуди, Норрис, Патси и я сам, чтобы начать штурм (опять же по выражению Гуди).

— Так, пригнулись и вперед!

На погрузочной платформе кто-то был. Когда мы приблизились, увидели, что это всего лишь паренек в спецовке курит сигарету. Он стоял к нам спиной и до того погрузился в мысли о том, как он дошел до жизни такой, что ничего не заметил. Я подобрался поближе, еще раз убедился, что рядом больше никого нет, в мгновение ока зажал ему рукой рот и стащил с платформы в тень. Ошалевший парень отчаянно пинался и брыкался, и только вчетвером мы сумели его одолеть. Тут я понял, почему он так яростно сопротивлялся. В момент нападения он как раз делал затяжку, так что я облаченной в перчатку рукой прижал тлеющую сигарету к его щеке.

— Вы что, охре… — начал было он, когда я убрал руку, чтобы выбросить окурок.

— Извини, — проговорил я, снова заткнув ему пасть. — Нечаянно. Теперь лучше молчи и делай все, что мы скажем. Иначе… — пригрозил я и показал пушку. Парень кивнул, так что я снова отнял руку и поставил его на ноги. — Нам нужно выманить сюда охранника. Понятно?

— Майка? Ясно. Мне за ним сходить? — потирая лицо, спросил он.

— Нет уж, приятель. Полезай на платформу и крикни кому-нибудь, чтобы его к тебе вызвали. И стой так, чтобы тебя было видно. Иначе… — Я снова продемонстрировал ствол.

— Понял, не дурак. От меня проблем не будет. Это ж не моя капуста.

— Вот и молодец. Теперь давай полезай.

Мы с ним вдвоем взобрались обратно на платформу, остальные же остались вне поля зрения. Паренек стоял на виду, а я прижался к стене. Я не знал, что мы будем делать, если он вдруг решит пожертвовать собой ради блага работодателя. Скорее всего свалим. Но однозначно устраивать кровопролитное сражение не станем, потому что все это — один большой блеф. На самом деле, если он захочет оповестить всех о нашем тут присутствии, то, в сущности, победит банду тяжело вооруженных бандитов и спасет положение. Станет героем, попадет на первые страницы газет и, возможно, даже получит медаль из рук королевы. Хотя не похоже, что он на подобное способен. Его словами, это ж не его капуста.

— Дженни! Дженни! Сделай милость. Сходи и позови Майка. Пожалуйста! — крикнул он в магазин.

— Иди на хрен! Сам зови, — последовал ответ.

— Не могу я сам! Мне тут нужно кое за чем приглядеть. Пожалуйста, сходи и позови его сюда. Это срочно.

— Фигня.

— Слушай, ленивая коро…

— Что ж за срочное дело, что ты не можешь… — начала она, шагнула на платформу и уперлась прямо в дуло моего пистолета.

— Только пикни, — схватил ее я, потом указал на троих стоящих в тени сообщников в масках. — Быстро пошла к ним. Они за тобой присмотрят.

Я подтолкнул ее в нужном направлении и велел парню в спецовке повторить попытку.

— Дэрек! Дэрек, дружище. Сделай одолжение, позови сюда Майка.

— А что такое?

— Да ничего. Приведи его, и все. Прошу тебя, — произнес он, потом подумал и добавил: — Это шутка такая. Хочу приколоться. Давай сходи за ним и увидишь, что будет.

— А что делать будешь?

— Там внизу есть ведро вонючей грязной воды. Ну, иди, посмотрим, получится у тебя его выманить? — сказал «наш приятель», и Дэрек наконец сделал то, что было сказано, и, выкрикивая «Майк! Майк!», побежал обратно в магазин.

— Молодец! — похвалил я. — От тебя есть толк. Продолжишь в том же духе, и тебе будет что поведать завтра газетчикам. Возможно, они даже одарят тебя парой сотенных за беспокойство. Они такое практикуют.

— Правда? И почем нынче беспокойство?

Времени рассуждать не было, так как Дэрек вернулся с Майком и вывел его к парню на погрузочную платформу.

— В чем дело, Грэм? Я занят, — проворчал Майк, и когда они вместе с Дэреком прошли мимо меня, я направил пушку им в спины и велел не двигаться с места.

— Ни слова, мать вашу! — прорычал я.

В полном смятении Дэрек поглядел на меня, потом перевел взгляд на Грэма, как будто все еще ожидал прикола с ведром вонючей воды. Гуди и Патси схватили Грэма, Дэрека и Майка и оттянули их в тень.

— Куртку! — приказал я Майку, сорвал с его головы фуражку и вынул у него из кармана связку ключей.

Майк протянул мне куртку, я быстро снял свою, цвета хаки, и натянул форменную Майка. На мне уже были темные брюки, белая рубашка и галстук — любимый галстук Терри. Потом сказал Патси, чтобы тот развернул заложников ко мне спиной. Снял маску, засунул ее в свою куртку и напялил фуражку охранника.

— Так, теперь, не поворачиваясь, покажи мне ключ от комнаты охраны, — скомандовал я, протягивая Майку связку. Тот выполнил все, как велел, и передал мне ее, держа за нужный нам ключ. — Ждите моего сигнала, потом — за дело, — обратился я к ребятам.

Набрав побольше воздуха в легкие, я натянул фуражку на глаза и направился в магазин.

В мои планы не входило встречать по пути лишних людей, потому что каждая местная собака прекрасно знает свою охрану в лицо. Мне требовалось лишь прокрасться незамеченным в комнату охраны. Для этого необходимо было миновать пару коридоров и один лестничный пролет (судя по карте, которую начертил мне Норрис). В общем, если я не стану поднимать глаз, никому и в голову не придет всматриваться мне в лицо. Даже тому парню — как там его зовут? — в комнате охраны.

Вот черт!

Как его зовут? Я ведь должен был спросить у Майка, кто сегодня на дежурстве, чтобы постучаться в дверь и… вот черт! Ладно, возвращаться поздно. Я уже поднялся до середины лестницы и практически подошел к пункту назначения, когда меня осенило. Делать нечего, придется продолжать так.

Внезапно наверху лестницы показались два парня в спецовках. Спускаясь, они прошли мимо меня. Завидев их, я чуть не бросился наутек, но вместо этого прикрыл руками лицо, притворившись, что чихаю. Однако невоспитанные придурки даже не соизволили сказать мне: «Будь здоров», слишком уж увлеклись беседой о том, как затащить каких-то там телок в кино. Так что спустя мгновение опасность миновала.

Проскользнув на второй этаж, я остановился, чтобы украдкой заглянуть в карту Норриса. Вот она, нужная дверь. Последний раз оглядевшись и убедившись, что рядом никого нет, я снова натянул маску и вставил ключ в замочную скважину. Сразу после этого постучал в дверь и выкрикнул: «Чай готов», чтобы скрыть недочет, допущенный в начале работы — нас, британцев, легко застать врасплох, пообещав чаю, именно так мы и потеряли Индию, — и ворвался внутрь. Охранник застыл в предвкушении чаепития, когда дуло моей пушки уперлось ему в нос.

— А теперь руки! — приказал я, и тот поднял их вверх, словно играл в пляжный волейбол.

Быстрым движением я выбил из-под него стул на случай, если в помещении предусмотрена какая-нибудь кнопка тревоги на уровне ног, и велел ему даже не пытаться что-то предпринимать.

— Как скажешь. Только не трогай меня, ладно, — запаниковал парень, и я заверил его, что не буду, если он поведет себя как примерный мальчик.

— Отключай камеры, — молвил я… — Медленно и аккуратно. — Охранник нажал несколько кнопок, и мониторы погасли. — Записи последнего часа. Давай их сюда! — Он шлепнул по кнопке «извлечь», из аппаратов выскочили кассеты. Что дальше? Что еще? — думал я про себя, с трудом веря в то, как гладко все проходит. — Теперь сигнализации. Отключай все: тревожную, пожарную и дверную.

Я снова помахал пистолетом у него перед носом, дабы напомнить парню, что деньги не его. Тот с минуту постучал по клавиатуре, после чего в надежде на похвалу поглядел на меня.

— Молодец! — вымолвил я, вынул из кармана мобильник Патси и набрал Гуди. — Готово дело. Забирайте.

Настал момент, которого я боялся с самого начала. События теперь развивались вне моего контроля и контроля Господа — все зависело от парней. Если кому-то суждено схлопотать пулю, это произойдет в ближайшие пару минут. Если полиции суждено нагрянуть, ждать ее надо минут через пять. Если мы хоть что-то упустили, то узнаем об этом через десять. Вот он, момент истины.

Обычно это не осознаешь, пока не оглянешься на свою жизнь, задавшись вопросом, как ты до этого докатился. Я понял это и содрогнулся от возможных последствий.

— Так, теперь выворачивай карманы. Выкладывай на стол мобильник, ключи и все, что у тебя есть, — приказал я охраннику, потом продемонстрировал снисходительность, разрешив оставить пачку сигарет.

Далее вывел его из комнаты охраны, и мы спустились по лестнице. Прошли по коридорам и попали в столовую для персонала. Там уже собрались служащие торгового зала, чтобы попить чайку, так что я дал указание заложить руки за головы и стал дожидаться подкрепления. Мгновение спустя появился Гуди, а с ним Грэм, Дженни, Майк и Дэрек, да еще пара человек, прихваченных по дороге. Мы усадили всех за стол, и я передал Гуди ключи от главного входа.

— Останешься здесь. Будешь караулить эту свору. Пойду впущу мистера Е и мистера Г, — сказал я и бросился к входу за Джимбо и Бобом.

Норрис и Патси уже следовали к двум запасным входам, чтобы запустить внутрь Парки и Джеко. Из столовой отлично просматривалась погрузочная платформа, откуда мы и пришли. Так что раз Джимбо и Боб находились внутри, то все возможные пути отхода были прикрыты (как мы надеялись). Осталось таким вот образом этаж за этажом собрать весь персонал в столовой. Если действовать тихо и спокойно, никто и не поймет, что происходит, пока дело не коснется их самих. По крайней мере таков был наш план.

Бегом я ринулся в торговый зал, задержался на секунду, чтобы собраться с духом. Гигантский магазин выглядел ужасающе пустым. Это бесило. Я ведь прекрасно знал, что там трудятся еще целых двадцать пять человек, и ни одного из них пропускать нельзя. Я проверил кассы и главный вход и направился к ним. Повсюду стояли коробки и пустые тележки, так что мое движение скорее напоминало бег с препятствиями. И вот я увидел первых упаковщиков товара, которые растерянно на меня таращились.

Завидев их, я едва не развернулся, чтобы кинуться наутек. Пришлось постараться, чтобы заглушить этот порыв. В конце концов, я ведь всего лишь вор. Я всегда проворачивал дела без свидетелей. Поэтому при виде людей, которые наблюдали за тем, как я совершаю преступление, у меня едва не сдали нервы. Я силой заставил себя проявить твердость и навел на них ствол.

— Всем оставаться на местах! — прокричал я, и слова едва не застряли в глотке.

Пробегая мимо упаковщиков, я старался не смотреть им в глаза, и от этого моя команда прозвучала словно хилая, несмелая угроза. Я оглянулся и увидел, что они сделали в точности, как я сказал. Это несколько вернуло мне уверенность, так что на следующую группу работяг я прокричал уже громче.

Я добрался до входа, приказав по меньшей мере пятерым не двигаться с места, и быстро нашел нужный ключ. Боб и Джимбо стояли по другую сторону зеркального стекла, подпрыгивая словно спринтеры в ожидании старта. У меня тряслись руки, сердце бешено колотилось в груди, пока я отчаянно старался попасть ключом в замочную скважину и отворить дверь. Меня интересовало одно: как долго простоят там, где приказано, мои «заложники», пока до них дойдет, что самое время бежать и прятаться.

Из задней части магазина донеслись крики и вопли, и внезапно по залу забегали люди.

— А ну вернитесь!

— Не двигаться!

— Это ограбление!

— Ааааааа!

Наконец мне удалось открыть дверь, и Боб едва не оторвал мне руку, дернув ручку на себя. Так ему не терпелось присоединиться к всеобщему веселью. Он просто ворвался в магазин и скрылся где-то между рядами продуктов. Джимбо, напротив, замешкался и, пока я запирал дверь, стоял рядом, переминаясь с ноги на ногу.

— Ты в порядке? — спросил он, и мне пришлось даже прикрикнуть на него, чтобы вывести из этого оцепенения.

Джимбо перевел дыхание, глубоко вдохнул и побежал в глубь торгового зала.

Я сунул ключи в карман и кинулся следом.

— Это… это… ограбление! — заголосил Джимбо на группу девушек, теснившихся у полок с собачьими консервами.

Они, кажется, поняли, что он сказал, завизжали и в панике завертели головами. Я оставил приятеля разбираться с этим и направился к следующему входу. Повернув за угол, я увидел троих упаковщиков в спецовках, которые неслись мне навстречу. За ними гнался кто-то из моих сообщников, но я не мог разобрать, кто именно.

— Стоять, на хрен! — заорал я и прицелился. Завидев меня, те резко затормозили, один из них поскользнулся и грохнулся на задницу. Он хотел было развернуться, но понял, что попал в ловушку. — Я, мать твою, не шучу! Даже моргать мне не смей!

Патси остановился неподалеку и угрожающе помахал перед бедолагами ружьем.

— Так, вы трое идете со мной! — выкрикнул он, хотя я заметил в его голосе некую неуверенность.

Вероятно, как и упаковщики. Интересно, неужели мои слова звучат так же? И до меня дошло, что голос грабителя — оружие не менее мощное и эффективное, чем его пушка. Все дело в уверенности. Это касается и жизни вообще. Держа парней под прицелом, я подозвал Патси и прошептал ему на ухо, что следует вести себя более агрессивно, иначе придется полночи гоняться за ними по всему городу. И показал пример.

— Только попытайтесь бежать, гребаные кролики, ноги прострелю! — заголосил я, тыча дулом в нос ближайшему ко мне парню. — Никто тут не шутит, мать вашу!

Я даже почувствовал силу собственного голоса, а когда увидел, как эти трое раздумали оказывать сопротивление, то внезапно осознал, что я — главарь. Все мои волнения переросли в уверенность, и я отправился на поиски новых жертв, двигаясь между рядов так, словно это уже мой супермаркет.

Морозильный ряд обработан, а Парки и Норрис только что вывели людей из макаронного и соусного отделов. Так что я взял на себя бакалею. По всей видимости, там никого не было, но я все равно прочесал место, дабы не отступать от плана. Я уже было собирался уйти, когда заметил промежуток между коробок. Я развернулся, ногами и руками раскидал упаковки и увидел там, среди пакетов с попкорном, парня с мобильником в руках.

— Ну-ка выходи оттуда, иначе пристрелю! — заорал я, и тот, подняв руки и подвывая от страха, просто вывалился в проход. Я вырвал из его рук телефон и срочно изучил его.

— Кому ты звонил? — потребовал я.

— Никому.

— Кому звонил?

— Да никому я не звонил.

— КОМУ ТЫ, МАТЬ ТВОЮ, ЗВОНИЛ? ОТВЕЧАЙ!

— Честно, никому, — всхлипывал он. — Я не мог поймать сигнал. Тут плохой прием. Я проверил, сигнала не было.

— Если только ты соврал…

— Клянусь, я не врал, — ревел парень, размазывая слезы по очкам. Я оглядел полки и принялся сметать с них все подряд, пока не убедился, что там больше никто не прячется.

— Пойдешь со мной, — бросил я и пихнул его в спину.

Не успели мы сделать шаг, как я услышал звук, которого опасался больше всего, — звук выстрела. Мы переглянулись с очкариком и поняли друг друга. Я пнул его под зад, чтобы придать ускорение, и вместе мы рванули туда, откуда раздалась стрельба. По пути я захватил еще одного грузчика, перехватил пытавшуюся проскочить мимо девицу, и всей честной компанией мы завалили в отдел, откуда доносились крики и шел дым.

Стрелял Джеко. В руках он держал дробовик, какой-то парень валялся на полу, а вокруг все было красно. Сердце мое надорвалось, а разум судорожно пытался оценить возникшую ситуацию. Но тут парень пошевелился, и я вдруг понял, что он жив. Я приблизился и обнаружил, что красная жидкость — на самом-то деле красное вино. Джеко в буквальном смысле прикончил дюжину бутылок «Джейкобс-Крик», паля по парню.

— На хрен ты это сделал?! — потребовал я объяснений от Джеко.

— Он набросился на меня с бутылкой. Я сказал ему, чтобы шел на фиг. Ответ его не устроил. И что мне было делать? Позволить ему размозжить мне башку и отобрать пушку?

Несмотря на свое раздражение — хотя, признаться, я даже больше испугался, — мне пришлось согласиться, что Джеко прав. Если парень действительно намеревался напасть, что еще ему оставалось делать? Он по крайней мере подключил мозги и обдал смельчака душем из осколков и вина, а не из белого холодного свинца. Джеко все-таки молодец. Он не потерял голову, когда этот фанат Брюса Уиллиса готов был расстаться со своей, и сделал то, что должен был сделать, чтобы спасти положение. Плохо, что он все-таки спустил курок, потому как это приплюсовывало к нашему наказанию еще пяток лет, но по крайней мере он никого не убил.

Я велел смельчаку оставаться на полу, а своим троим — на местах. Сам же сбегал в отдел товаров для дома за бельевой веревкой. Ножа у нас не оказалось, но нас выручил один из захваченных работников, предоставив в пользование свой карманный «Стэнли». Мы отрезали кусок длиной четыре фута и связали нашему пропитанному вином герою руки за спиной.

— Сам виноват, — заявил я, поднимая его на ноги, и Джеко проводил всех четверых в столовую.

Перед тем как уйти, мой сообщник обернулся, взглянул на меня из-под маски ликующими глазами и промолвил:

— А попробуй так сделать без патронов.

Все понято.

14. Работа с сейфом

Я обнаружил еще одного отставшего, который топтался у полок с фруктами. Увидев меня, он сразу же поднял руки, словно все это время только и делал, что терпеливо ожидал своей очереди. Парень не то что не оказал сопротивления, но проявил чудеса сотрудничества, чем меня жутко взбесил. Интересно, на что похожа его семейная жизнь?

Я погнал его в направлении столовой. По пути ухватил за рукав пробегавшего мимо Парки.

— Прочеши каждый уголок, каждую щелку — на полках, под ними. Я только что нашел парня среди коробок с попкорном. Мы пойдем наверх делать дело, но нам просто необходимо твое постоянное присутствие здесь, пока мы не заберем бабки. Понятно?

— Да, конечно, — согласился тот. — Слушай, я слышал выстрел. Все в порядке?

— Ага. Мистер Г расстрелял партию бутылок с вином после того, как на него напали с одной из них. Никто не пострадал.

Парки на миг задумался.

— А кто у нас мистер Г?

Я повернул своего пленника лицом к стене и пару раз одними только губами произнес: «Джеко», пока до Парки наконец не дошло, после чего мы разбежались каждый по своим делам.

И вот я втолкнул своего последнего пленника в столовую, и тот присоединился к остальным. Помещение оказалось на удивление тесным для такого огромного магазина. Должно быть, работникам приходилось обедать посменно. Там стояло с полдюжины столов и двадцать стульев. Люди толпились у задней стены, где им негде было даже присесть, так что я скомандовал им выйти вперед и усесться на пол, где Гуди и Патси могли бы присматривать за ними. Затем я заметил сбоку маленький пустой столик.

— Что за хрень, Б, где телефоны?

— Что? Ой, завозились с «догонялками». Не было даже возможности их собрать.

Поверить невозможно. В этом ведь состояла одна из основных задач вылазки. И, кажется, яснее объяснить это Гуди, чем сделал я, просто нельзя.

— Так, руки на голову! Это касается всех! — заголосил я, от чего несколько дамочек аж заплакали от страха. — Мистер Д, обыщи их, прохлопай все карманы, сумки проверь, даже в задницу залезь, если потребуется. Ищи мобильники, биперы, пейджеры. Найдешь — складывай на стол. И смотри, чтобы у них ничего не осталось.

Я повернулся и обратился к заложникам:

— Этот человек пройдет и соберет ваши телефоны. Если есть желание облегчить жизнь себе и нам, лезьте в карманы сами и поднимайте их вверх так, чтобы мы видели. Если кто-то попытается нас надуть, будет убит. Нам нужны только деньги, не стоит рисковать жизнью без особой необходимости.

Все засуетились. Кроме нашего пропахшего вином дружка. Я решил, он опять что-то задумал, но тут вспомнил, что у него просто связаны руки.

— Всех прощупай, никого не пропусти, — сказал я Патси, потом бросил взгляд на телефон, отобранный у парня в бакалее. Сигнал так и не появился. Оставалось надеяться, что эта проблема у всех.

— Остальные наверху? — спросил я у Гуди.

Тот кивнул. Тогда я вдруг вспомнил, что мне все-таки удалось сделать вызов с мобильника Патси, когда я находился в комнате охраны. Интересно, сигнала нет только внизу?

Заорав с удвоенной силой, я бросился вверх по лестнице и обнаружил Парки, который носился из офиса в офис, в то время как Боб, Джеко и Джимбо нападали на работников склада. Склад уступал размерами магазину на первом этаже, но более походил на лабиринт. Еще больше рядов, стеллажей, углублений, коробок. И тут меня осенило, что, если кто-то решил поиграть тут в прятки, найти его будет почти невозможно. Тогда же меня посетила и другая мысль. Кажется, мы не слишком-то много времени уделили разработке плана ограбления. Как говорится, суровые времена требуют суровых мер. В общем, я встал на центральном проходе, откуда меня мог заметить каждый, и во весь голос заорал:

— Это ограбление! Выходите все с поднятыми руками, чтобы я видел. Быстро! — С этими словами я произвел выстрел в воздух.

От неожиданности все подскочили, включая Джимбо. А из-за полок вышли с дюжину грузчиков с поднятыми вверх руками. Ворвался Норрис и спросил, что означает вся эта стрельба. Я отослал его обратно в офисы и наказал проверить под каждым столом.

Джеко сгруппировал всех грузчиков и отвел их вниз, в столовую, но я на этом не остановился.

— Я ведь серьезно. У вас последний шанс сдаться, или я стреляю. Смотрите не совершите ошибку. Выходите немедленно. Не надо разыгрывать из себя героев.

Я, Боб и Джимбо застыли и внимательно прислушивались к каждому шороху. Слушали и слушали, но с закрытыми маской ушами это весьма проблематично. Насколько я мог сказать, звуков не раздавалось, но, с другой стороны, много ли звуков издает какой-нибудь трусливый ублюдок, лежа на спине, затаив дыхание и набирая сообщение для легавых?

— Да, ты! — прокричал я. — Я с тобой разговариваю. Только не думай, что мы тебя не видим.

Без каких-либо предупреждений кто-то встал позади меня и чуть не лишился головы.

— Простите! Я сдаюсь! — проорал он мне прямо мне на ухо.

Когда я снова пришел в себя, в сопровождении Джимбо отослал его в столовую.

— Так, все понятно. Мистер Е, приступайте к поиску. Если они решили поиграть с нами в свои тупые игры, это их выбор. Кого найдете — прострелите ноги. Начните вот с того паренька, — произнес я и наугад махнул рукой.

— Не надо! Погодите! Я сдаюсь. Пожалуйста, не стреляйте! — взмолился тощий придурок, выползая на обозрение.

Боб пошел за ним, но остановился и вернулся, чтобы кое-что уточнить.

— Мне все равно прострелить ему ноги? — спросил он.

— Нет, недоумок. Я ж блефую. Не вздумай ни в кого стрелять, мать твою!

— Понял, — буркнул он и вцепился в парня.

По пути к лестнице Боб выхватил из коробки «Твикс» и бросил прямо парню в затылок. Не знаю, зачем он это сделал. Возможно, чтобы проучить его за попытку нас надуть, а может, Боб просто выместил на нем злобу. Опять же, вероятно, ему показалось это забавным. Так или иначе, парень схлопотал «Твиксом» по затылку.

Вошел Норрис и сообщил, что в офисах никого не обнаружил. Когда вернулись Джимбо и Джеко, я сказал им прочесать весь склад на тот случай, если мы все-таки кого-то пропустили. Прежде чем спуститься на первый этаж, я решил проверить наличие сигнала на своем новом мобильнике и увидел, что на экране появился логотип. Слабый прием есть.

Я спустился в столовую и спросил собранных работников магазина, присутствует ли среди них менеджер. Молодой парень лет тридцати пяти поднялся и отвесил поклон. Я пригласил его проследовать в комнату охраны вместе со мной и Джимбо.

— Ты правда менеджер? — осведомился я, когда мы шагали вверх по лестнице. — Я представлял себе лысого старого придурка в очках.

— Возможно, однажды я им стану.

— И сколько тебе платят?

— Какое это имеет значение?

— Никакого. Просто любопытствую, — произнес я, затем, уже на месте, указал на стоявший у стены сейф. — Вот, — я протянул ему ключ, — это ключ от него. Проблема в том, что, если я его вставлю, сработает сигнал тревоги, и нагрянет полиция. От тебя требуется набрать номер и попросить, чтоб отключили сигнализацию. Сделаешь?

— Где вы его взяли? — вытаращившись на ключ, недоумевал менеджер.

— Нам продал его твой коллега из дневной смены.

— Уоррен вам его продал? Не верю.

— Кто, по-твоему, тот чувак за нашей спиной? — кивнул я в сторону Гуди.

— Точно не Уоррен, — ответил менеджер.

— Ага. Правда отличная маскировка? — вступил Гуди. Потом добавил: — Почему бы тебе не сделать этот гребаный звонок и не заткнуться?

Менеджер снял трубку и начал набирать номер. А я тем временем попытался популярнее разъяснить его задачу.

— Назовешь только пароль для отключения тревоги. И без самодеятельности. Попытаешься сообщить им пароль вооруженного ограбления — убьем.

Я применил тот же блеф, что сработал с охранником, и предупредил менеджера, что будем таскать его за собой, пока не сделаем дело, чтобы убедиться в его хорошем поведении. Ночной менеджер энергично закивал головой в знак того, что все уразумел.

— Алло. Да, говорит Дункан Брамбл из «Мегаэконома». Отключите, пожалуйста, сигнализацию в комнате охраны, — проговорил он в трубку. — «Саутгемптон — чемпион». Да, все верно. «Саутгемптон — чемпион». Хорошо. Спасибо. До свидания.

Парень повесил трубку и взглянул на меня.

— Ты что, фанат «Святых»? — спросил Гуди, легонько стукнув его стволом по плечу.

— Ага. У меня абонемент, — откликнулся Дункан. — А ты?

— Слежу за их результатами в газетах, но последнее время как-то не получается посещать матчи. Не могу себе позволить, слишком дорого.

— Слушайте-ка, голубки. Надеюсь, когда вы закончите свою занимательную беседу, мы все-таки сможем взять деньги и убраться отсюда, в противном случае никто из нас больше никогда не увидит ни один матч, — вмешался я и протянул Дункану ключи.

Тот взглянул на часы, выждал несколько секунд, потом сунул ключ в замок и открыл дверцу. Сладкая волшебная тишина — самый любимый звук вора. Впрочем, не исключено, что где-то в местном отделении полиции вовсю ревели сирены. Но тут я уже ничего поделать не мог.

Мы схватили ключи от основного сейфа и потащили Дункана вниз. Еще несколько минут — и бабки наши. Еще минута — и мы свалим. А через десять пересядем в другие тачки. Все шло по плану. Я даже поверить не мог, что дело проходит настолько гладко. Теперь нас ничто не остановит. Разве что полицейская засада на дороге и вертолеты. Я всячески отгонял эти мысли. Я радовался, как радуется ребенок рождественским утром, распаковывая подарок, о котором так долго мечтал. Сто двадцать «штук» в использованных купюрах.

— Думаю, вам следует кое-что знать, — заявил Дункан, когда мы открывали дверь его офиса.

— Что еще? — спросил я.

Мне не понравился тон его голоса. Не хотел ли он сказать, что сюда уже направляется полиция? Или, может, сейф защищен лазерными лучами? Или что-то в этом роде? Оказалось, ни то, ни другое.

— В сейфе замок с таймером. Его нельзя открыть до восьми часов утра, — извиняющимся тоном произнес Дункан.

— Что? — Я перевел взгляд на сейф и увидел на нем большую желтую наклейку, подтверждающую сей факт.

Новость не сразу дошла до меня, потому как стремительный успех слишком меня обнадежил. Когда же наконец это произошло, я был просто опустошен.

Прости, сынок, рождественского деда не существует. Это был твой папа. Хочешь пирожок с изюмом?

— Мне очень жаль. Но тут ничего не поделаешь.

Мы с Гуди молча таращились на сейф, онемев от непонимания и разочарования. Наконец у меня нашлись кое-какие слова, и, покачав головой, я поделился ими с Гуди и Дунканом.

— Поверить не могу. Черт возьми, это просто невероятно.

— И что нам делать, Ми… э-э-э… то есть мистер… как там тебя, мать твою, зовут? Что нам делать?

— Я просто ни хрена не могу поверить.

— Что делать?

— Невероятно. Мать твою, этого быть не может. Почему не может всегда быть легко? Почему у меня хоть раз в жизни не может все пройти по маслу? Всего-то раз. Я ведь не жадный. Я всего лишь прошу один раз. Больше ничего не нужно.

Дункан сочувственно закивал и, кажется, искренне проникся моей проблемой.

— Вот ведь хрень какая… — простонал я раздраженно.

— Делать-то что будем?

— Ну, для начала отобьем башку гребаному мистеру С. Он мистер С? Выходит, мы подобрали ему подходящее имя. Он действительно скотина.

— А еще что? Что нам теперь делать?

— Хватит меня спрашивать. Не знаю я, что делать.

Я проверил время на мобильнике, чтобы лишний раз убедиться в том, что сейчас нет восьми утра. Убедился.

— Может, его можно как-нибудь взломать? — попытался Гуди.

— У тебя есть идеи, как взламывают сейфы?

— В общем, нет. Разве не нужно сбить рукоятку чем-нибудь вроде молотка?

— Не нужно. Тоже мне идея.

— А ты почему ничего не предложишь? Я думал, ты тут главный. И как же так ты не знаешь, как открыть гребаный сейф? — недовольно высказался Гуди.

— Я тоже думал. Поэтому пошел и взял гребаный ключ! — вспылил я.

— Эй, дружище, достало.

— Что вы намерены делать? — спросил Дункан, когда мы немного остыли.

— Не знаю, приятель. Мне нужно все хорошенько обдумать, — вымолвил я и следующие пять минут потратил именно на этот процесс.

Совершенно очевидно, что сегодня ночью в сейф залезть нам не удастся, как бы нас это ни злило. Я поиграл с мыслью, не забрать ли его с собой, но нам ни за что на свете не утащить такую тяжесть. Да и вряд ли фургон сможет подняться даже на небольшую горку с восьмитонным грузом в багажнике. Так что эта мысль исчерпала себя. О динамите тоже не могло быть и речи. Во-первых, у нас его не было, во-вторых, если бы и был, мы все равно не знали, как с ним обращаться. Варианты с кислотой и дрелью отпадали по той же причине. По всей видимости, нам оставалось убраться домой с пустыми руками.

Впрочем, существовала еще одна альтернатива.

Я вышел и проверил обстановку — все тихо и мирно. Вернулся и задал Дункану несколько вопросов.

— Во сколько вы утром открываетесь?

— В восемь. А что?

— Но мы ведь не можем вернуться… э-э-э… мистер… э-э-э…

— Во сколько заканчивается ночная смена?

— В семь.

— В это же время подгребают дневные работники, так? В семь?

— Да. Что ты задумал?

— Я, Дункан, задумал следующее: мы, пожалуй, немного здесь задержимся. Никто не знает, что мы тут, так что можно дождаться восьми часов, а потом забрать деньги, — объяснил я.

Гуди насторожился не меньше Дункана и спросил, здоров ли я.

— И как быть с теми придурками, что заявятся к семи часам? Что нам с ними делать?

— Затолкаем в столовую, как и остальных. Сделать это будет даже легче, чем в первый раз. Мы просто перехватим их у входа.

— А что с первой партией? Не можем мы просто так взять, да и отпустить их. Они ж сразу рванут докладывать обо всем легавым.

Все-таки какая удача, что рядом оказался Гуди и обратил на это внимание. Я ведь собирался именно так и поступить.

— Разумеется, нет, дурень чертов. Они ведь могут и припоздниться слегка. Дополнительный час никого не убьет. Если кому-то понадобится позвонить, позволим им воспользоваться телефоном магазина и сообщить, кому там им надо, что они задержатся на часовую переработку. И всего делов.

— Не можете ведь вы продержать нас в плену еще… — Дункан глянул на часы, — …чуть больше шести часов.

— А ты не лезь, — предупредил его Гуди. — А покупатели? Если лавочка должна открыться в восемь, то не покажется ли странным, что двери до сих пор заперты и никого нет.

— Ну, мы повесим табличку «ЗАКРЫТО НА ДЕСЯТЬ МИНУТ». Или что-то вроде. Подождут. Кто ходит по магазинам в восемь утра, заслуживает всего, что получает. Так что пусть катятся на хрен.

— Вы не можете так поступить! — настаивал Дункан, как будто я в первый раз его не расслышал.

— Я многого не могу, но это меня раньше никогда не останавливало, — огрызнулся я. — А теперь идем. Надо ввести остальных в курс дела.

15. Длиннейшая из ночей

Я донес до всех обитателей столовой сию добрую весть и держался целую минуту, выслушивая их недовольные и гневные речи. Кажется, еще никогда раньше на меня не раздражалось сразу столько народу. Никому не посоветую такого веселья. Караулившие пленников Боб и Патси возмущались громче, чем самые угрюмые работники магазина. В общем, мне пришлось на всех наорать, чтобы они наконец заткнули варежки и выслушали меня до конца.

— Тогда сам и предлагай выход, — заявил я Бобу, когда воцарилась тишина.

— Ну, я не знаю. Ты ж у нас мозг. Вот и придумай что-нибудь.

— Я и придумал. Другого варианта не будет, и все тут.

— А ты не можешь этот сейф взломать, мистер А? — вступил Патси.

— Я — нет. А ты?

Патси ответил, что не может. Тот же вопрос я задал Бобу и получил все тот же ответ.

— Есть здесь кто-нибудь, кто может грохнуть сейф? — обратился я к собранным в кучу торговым работникам. Таковых не нашлось. А если и нашлось, то никто не захотел признаваться. — Вот и ладненько. Все решено. Теперь мистер Е и мистер Б останутся здесь и продолжат караулить пленных. Мистер Д пойдет со мной.

Боб поспешил составить мне компанию, не успел я даже напомнить ему, что на самом-то деле он у нас — мистер Е и что мне нужен был Патси. В общем, они махнулись местами, и к двери направился Патси.

— Да, пока не ушли… Чьи это телефоны? — спросил я, вынув из кучи конфискованных аппаратов парочку мобильников. Признались двое гостей, так что я записал их номера и отдал один Патси. — Больше небезопасно пользоваться твоим номером. Вдруг что?

— Что вдруг?

— Слушай, иди спрячься в кустах у главной дороги и следи, кабы чего не случилось.

— А что должно случиться?. — переспросил тот, разглядывая новый телефон.

— Да всякое. Полиция нагрянет, бригада быстрого реагирования, да мало ли что! Вот, просто позвонишь по этому номеру, если что-то заметишь.

— Черт подери, Мило… — застонал он, но я вовремя разъяснил парню, что даже если полиция все-таки пожалует, он будет находиться в самом выгодном положении и сможет легко унести ноги.

— Ладно, тогда пошел следить, — пробормотал Патси и растворился в ночи. Но прежде я пригрозил ему пальцем и наказал не заснуть и не прозевать нашу свободу.

— Шутишь? — возмутился он. — Я изо всех сил стараюсь в штаны не наложить.

Я сверил сигнал телефона, который прихватил из кучи, с тем, что уже имелся. Ничего. Нужно постараться почаще бывать наверху, чтобы не пропустить звонок от Патси.

Потом я направился к Парки в торговый зал и получил от него точно такую же реакцию, как и от Боба с Патси. После этого испытал дежавю с Джимбо, Джеко и Норрисом на втором этаже, но позаботился о том, чтобы и сам Норрис, и все остальные не сомневались, что во всем виноват он. Уверив всех, что не умею взламывать сейфы, я послал Джимбо и Джеко загружать фургон сигаретами и выпивкой.

— Разгружаетесь — возвращаетесь за следующей партией. Раз уж мы вынуждены торчать здесь всю ночь, надо использовать это время с максимальной пользой для себя и утащить столько, сколько сможем.

— А куда мы все денем?

— Отличный вопрос. Минутку. Кажется, Парки как-то упоминал о каком-то гараже. Сходите раздобудьте у него адрес и ключи. Только не попадитесь. Ясно?

— Ясно.

— Перед выездом подойдите ко мне, я засеку время. Если вас не будет дольше часа, мы будем знать, что вас поймали, и уберемся отсюда. Если вас схватят, не колитесь хотя бы час, дайте нам возможность смыться. Понятно?

— Схватят? Никто нас не схватит, мать твою! — выпалил Джеко, словно никогда в жизни еще не слышал более абсурдных слов.

Оба отправились на поиски сигарет и алкоголя, а я решил еще разок осмотреть сейф. По пути прихватил жестяную банку куриного супа и несколько раз со всей силы долбанул ею по рукоятке, чтобы проверить теорию Гуди. Однако только заляпал все кусками курицы и овощей. Не знаю, о чем я только думал. Чего только не сделаешь в отчаянии. Серьезно, кто станет покупать сейф, который можно взломать банкой консервированного супа? Я принялся протирать все кухонным полотенцем, потом подумал, на хрен это надо, и оставил все как есть. Это усложнит задачу легавым, если они все же появятся.

Я проверил все выдвижные ящики, все полки. Вдруг там завалялись несколько сотен. Потом оглядел прилавок с сигаретами, потом с парфюмерией; проверил уголок покупателя, обошел гастрономический отдел, но ни хрена не нашел. На самом деле в гастрономическом валялась куча мелочи, но ведь это все не то. Подошел Парки и поинтересовался, чем это я таким занят, и, сказать по правде, я и сам не знал. Думаю, просто пытался занять себя делом, чтобы убить время. Но в данный момент цели как таковой у меня не было.

— Мне что, просто шляться по периметру всю оставшуюся ночь? — спросил Парки, и тут я вдруг понял, что на нем нет маски. Или по крайней мере она не натянута на лицо, а всего лишь надета на голову, как обычная шерстяная шапка.

— Что ты делаешь? Надень гребаную маску! — велел я.

— Да брось, чувак, у меня все лицо вспотело.

— Да мне плевать, хоть оно у тебя даже вскипит. Мы не просто так их натянули. На то есть причина. И тебе она известна.

— Тут все равно нет никого. Они все заперты в столовой. А оттуда им меня не увидеть.

Я обдумал его слова и решил, что в них есть смысл. Огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что поблизости никого нет, стянул маску и почувствовал невероятное облегчение. Лицо вспотело, волосы спутались, и я принялся чесаться. Вот чего мне не хватало. Снял перчатки и со всей силы вытер их о брюки, потом снова надел холодные влажные «чехлы». Я не рассчитывал, что придется носить эти вещи так долго. Это оказалось тяжелым испытанием. Так что я решил спуститься в столовую и минут на пять сменить парней, чтобы они тоже смогли снять маски.

— Парки, наверное, ты прав. Только не забудь закрывать лицо, когда будешь проходить по рядам. Вдруг там еще кто-то прячется. Если захочется передохнуть, просто поднимись в офис минут на пять.

— На хрена? Здесь все равно никого нет. Мы всех захватили, — проворчал он.

— Парки, неужели ты готов рисковать ради потного лица?

— Да, готов.

Я понял, что можно простоять так всю ночь, беседуя с этим упертым засранцем, и он все равно останется при своем. В общем, я сдался. Пусть рискует.

— Ну и фиг с тобой. Поступай как знаешь, Тебя ведь опознают в полицейском участке, а не меня.

— Я тебя умоляю… Все равно мы все для вас на одно лицо, — буркнул он, открыл банку «пепси» и, почесывая зад, удалился.

Я выполнил обещание и позволил сделать пятиминутную передышку сначала Бобу, потом Гуди. После этого поднялся наверх и проделал то же с Норрисом. Находясь на втором этаже, я позвонил на мобильник Патси, чтобы справиться об обстановке, и мы перекинулись парой слов. Тот сообщил, что нашел место у развилки, откуда просматриваются обе подъездные дороги, а также можно следить за работником круглосуточного автосервиса.

— Он ничего не заподозрил?

— Нет. Сидит и обслуживает припозднившегося клиента. Ну и работенка! Только представь.

Смешно слышать такое от человека, работающего в газетном киоске. Единственное, что отличало их друг от друга, так это то, что парень торговал своими идиотскими журнальчиками в ночное время.

— Ты там смотри в оба и сообщи, если увидишь что-либо, что может оказаться для нас важным. Ладно. Пока.

— Ага.

— Хочешь «Сникерс»? — спросил Норрис, копаясь рукой в коробке.

— Гм… да, давай.

— Послушай, можешь мне не верить, но я не виноват, что на сейфе установлен замок с таймером. Честно.

— Только вот не надо сейчас говорить мне, что в этом каким-то образом виноват я, — предупредил я.

— В этом никто не виноват. Такое случается в жизни.

— О чем ты? Такого не должно было случиться. Это твоя вина. Ты просто обязан был узнать, что в сейфе таймер.

— Откуда?

— А я не знаю. Возможно, тебе не мешало бы хотя бы прочесть, что написано на гребаной этикетке, наклеенной прямо на дверце чертова стального шкафа.

Норрис стоял до конца и не хотел признавать свою вину.

— Что сделано, то сделано. Можно продолжать до бесконечности, выясняя, кто чего не сделал. Только это ничего не поменяет. Так какой тогда смысл? Признаться, я и не видел наклейки. Когда я заглядывал, сейф всегда был открыт, так что надпись была скрыта. Вот тебе мое оправдание, если надо.

— Ты и вправду идиот. Ты знаешь об этом?

— Ни хрена подобного…

— Поверь, я бы сейчас с удовольствием тебе врезал, — бросил я, схватил из коробки «Сникерс» и отошел.

Потом спустился в столовую и осведомился, не желает ли кто из наших гостей посетить сортир. Пара парней и, похоже, все тетки испытывали нужду, так что мне пришлось кликнуть мистера С — Норриса, — чтобы он спустился и остался с остальными подопечными, пока Боб и Гуди будут сопровождать желающих в туалет.

— Только не позволяйте им закрывать двери, ладно? — крикнул я вслед Бобу.

— Не могу же я делать это, когда надо мной будет стоять совершенно посторонний человек, — заявила одна из бабенок.

— Почему это? Все равно придется, — возразил ей Боб. — Как будто нам это сильно нравится.

— Слушайте, он не станет на вас смотреть. Просто повернется спиной.

— Да? — спросил Боб, словно услышал новость. — Ах, ну да. Верно. Как скажешь. — После этого он тихо прошептал мне на ухо: — Спорим, ей на самом деле это нравится. Грязная сучка. — И увел ее, по дороге интересуясь, не возражает ли та делать это перед людьми знакомыми.

Джимбо выглянул из-за двери и сообщил, что они с мистером Ж отбывают. Я так понял, под мистером Ж он подразумевал Джеко, который изначально был мистером Г, но решил не заострять на этом внимания, дабы не показаться мелочным. Я проверил время на мобильнике. Без четверти три. Я напомнил Джимбо, что они должны вернуться в течение часа.

— Ладненько, — ответил тот и умчался прочь.

— Послушай, приятель, я жрать хочу. Ведь нет никакой опасности в том, что мы перекусим? — поинтересовался Грэм, тот самый рабочий, которого мы захватили первым на погрузочной платформе.

Просьба не показалась мне затруднительной, учитывая, где мы находились. Я сказал, что принесу всем бутерброды, и тут менеджер Дункан обнаружил свое истинное лицо.

— Если хотите бутербродов, придется за них заплатить. Они, может, и воры, но мы то нет, — отчитал он своих вымотанных работников.

— Ни хрена себе сказанул! — раздалось всеобщее мнение, кто-то ввернул еще «козел вонючий» для ровного счета.

— Эй, эй, эй! Ты тут больше не главный. Теперь командую я, — прозвучало мое заявление. — Каждый получит по бутерброду за счет заведения. Не знаю, понимаешь ты это или нет, но эти бутерброды больше тебе не принадлежат. Они мои. Я их украл и волен отдать тому, кто голоден.

Я не мог поверить в мелочность этого человека. Как люди вообще до такого доходят? Мне сто раз встречались придурки вроде него, и, несомненно, встретится еще больше. Но на сей — и единственный — раз на моей стороне перевес, и я извлеку из этого положения как можно больше пользы.

— Так, заказывайте, что хотите. Записывай, мистер С.

— Предупреждаю, каждый, кто решит извлечь из ситуации выгоду, попадет в «черные списки» супермаркета, — заявил Дункан.

— А я скажу так: кто откажется от бутерброда, будет наказан. Так что выбора нет, — изрек я, перестав чувствовать себя самым страшным злодеем в этой комнате.

— Здорово. Если хотите, можете заставить меня съесть упаковку чипсов и выпить баночку «пепси», — выступил Грэм, и я кивнул. — Или даже лучше баночку «Стеллы». Как насчет пивка?

Я прикинул и решил, что, если это их хоть сколько-то успокоит, почему нет? По парочке банок. Не хочется, чтобы они начали ругаться и — не дай Бог — затеяли драку.

— Заказ принят. Сейчас принесут.

— А можно минут на двадцать засунуть его в холодильник, чтобы оно охладилось? — спросил тогда Грэм.

— Черт подери, приятель, больше ты ничего не хочешь?

— Что-нибудь почитать. Журнальчики подойдут. Честно говоря, скучновато здесь. Да и задница болит. Можно подняться и размять ноги?

Тут еще несколько голосов заявили, что им тоже этого бы хотелось.

— Охренеть! — пробормотал я себе под нос и задумался, как это осуществить. — Ладно. Секунду.

Со своими арестантами вернулся Боб, потом Гуди, и я попросил его позвать Парки и притащить сюда пару тележек с чипсами, шоколадками, безалкогольными напитками, журналами и пивом. Потом попросил Боба и Норриса остаться со мной и проследить за тем, как люди будут разминать ноги. Мы позволили им вставать по четыре человека. Дали на это минуту. После чего сажали обратно. И так пока не перебрали всех. Затем еще кто-то изъявил желание пописать, кому-то понадобились салфетки, кому-то глоток воды или подушка с одеялом, то, се, пятое, десятое — и это продолжалось практически всю ночь.

Когда все поели, Грэм закурил сигарету, и Дункан опять принялся за свое.

— Немедленно потуши. Здесь не курят. Тебе это прекрасно известно.

— И что мне тогда, выйти?

— Послушай-ка, Дункан, твои порядки этой ночью не действуют. Если кто-то хочет покурить, пожалуйста.

При этом почти все в столовой облегченно вздохнули, полезли в карманы и вытащили сигареты.

— Не делайте этого. Нельзя. Вы совершенно не думаете о некурящих, которые не хотят заработать рак легких! — взвыл Дункан.

— Может, дашь мне передохнуть? — поинтересовался я, но тот и слушать не хотел.

— Нет уж, я требую выделить отдельное помещение для тех, кто не желает быть пассивным курильщиком и травиться переработанным дымом.

Я не мог поверить наглости этого парня. Как он смеет со мной так разговаривать? Будь я Аланом Рикменом из «Крепкого орешка», он ни за что не решился бы на это, потому что тут же схлопотал бы пулю в лоб.

— Я не собираюсь разделять своих людей для того, чтобы караулить два помещения. Нам осталось-то всего несколько часов, а за этот промежуток времени невозможно заработать рак легких от пассивного курения. Но если я еще хоть раз услышу твои жалобы, Дункан, ты заработаешь дырку в башке от активной пули. Это ясно?

Дункан скорчил непокорную рожу, но я заметил, что до него наконец дошел смысл монголов: тут теперь заправляли мы, а не он.

* * *

Время медленно текло, и я поменял всех местами: Парки и Норрис теперь караулили сотрудников магазина, а Боб и Гуди патрулировали верхний и нижний этажи. Сам же большую часть времени проводил наверху, чтобы поддерживать связь с Патси. Он позвонил в полночь и сообщил, что фургон возвращается. Я встретил Джимбо и Джеко на погрузочной платформе и спросил, возникали ли у них какие-либо проблемы.

— Не-а. Ни одной. Отработали и вернулись вовремя, — взглянув на часы, молвил Джимбо. — Хочешь, сделаем еще рейс? Там, в гараже, еще куча места.

— Ага. Крутанитесь еще разок. Но последний. Не стоит рисковать. К тому времени уже рассветет. Вдруг кто увидит, как вы разгружаете выпивку и сигареты в гараже. Давайте, ноги в руки. И скажите Бо… мистеру… э-э-э… Б или как там его, чтобы помог с погрузкой.

Джимбо и Джеко приступили к выполнению, а я снова позвонил Патси уточнить, все ли в порядке. Тот, само собой, пожаловался на то, что у него могут возникнуть сложности, поскольку он не успеет выйти вовремя на работу в свой гребаный газетный киоск, если ему всю ночь придется просидеть здесь в кустах у дороги. На что я ответил: а кому сейчас легко? Его клиенты уж как-нибудь обойдутся одно утро без своих газет.

В половине пятого Джимбо и Джеко выдвинулись с очередной партией курева и спиртного, а Норрис и Парки позвонили мне и сказали, что им снова нужна моя помощь в столовой. Все «стеллы», «Гиннессы», «пепси» и «джин-тоники», которыми мы с такой щедростью обеспечили своих пленников, теперь обернулись новой проблемой. Вся комната взорвалась от рева жаждущих пописать, и даже самые застенчивые дамочки уже готовы были присесть на корточки над стоявшей в углу корзиной. Я подозвал Боба и Гуди, и остаток ночи мы впятером провели за тем, что сопровождали людей до туалета и обратно.

Эта ночь стремительно превращалась в длиннейшую из ночей в моей жизни. И впервые с тех пор, как мы с Гуди рыли канаву, я почувствовал, что действительно зарабатываю свои деньги. Кто бы мог подумать, что воровство окажется такой тяжелой работой?

А нам еще так далеко до конца.

16. Рассвет

— Нет, прости, я не могу. Мне не разрешают. Что?.. Я не виновата… Бен, пожалуйста. Всего лишь один раз тебе придется приготовить себе завтрак самому… Что?

Боб из-под маски поглядел на меня удивленными глазами. В половине седьмого мы позволили всем, кому нужно, позвонить с телефона в столовой и сообщить, что их не будет дома в обычное время. Лишь немногие сочли необходимым оповестить свои половины, большинство же ограничилось примерно следующим: «Извини, дорогая. У нас переучет, так что задержусь. Пока». Однако муж Джорджии особой понятливостью не отличался.

— Нет, я не эгоистка, это ты думаешь только о себе… Нет, я же сказала, что не могу… Что-что?.. Ну, тогда отправляйся в кафе и завтракай там… Я не возражаю… Нет, нельзя. — Джорджия взглянула на Боба и сказала, что ее муж хочет пообщаться с менеджером. — Думаю, ему лучше поговорить с вами.

Боб взял трубку и поинтересовался, в чем проблема.

— Послушай, приятель, ей сегодня придется поработать до девяти, иначе получит пулю. — Джорджия бросила на Боба тревожный взгляд, но тот беспечно махнул рукой. — Почему бы тебе самому не приготовить себе гребаный завтрак? Ты что, паралитик, мать твою? Что?.. Гребаный менеджер, вот кто я. А вот ты что за хрен с горы?.. Уверен в этом? Что ж, подгребай сюда, если считаешь себя мужиком. Козел! — Боб отшвырнул телефон и сообщил, что мы ждем еще одного гостя. Потом повернулся к Джорджии и посоветовал: — Господи боже, дай ему пинка под зад.

Интересно, до нее дошло?

Снова вернулись Джеко и Джимбо и вместе с Гуди и Парки нашли себе убежище на погрузочной платформе. Не было смысла патрулировать торговый зал и офисы на втором этаже, потому что, по логике вещей, если кому-то удалось ускользнуть от нас и вызвать легавых, те давно бы уже нагрянули. К тому же именно на погрузочной платформе нам сейчас требовались свободные руки. Вот-вот начнут подтягиваться рабочие семичасовой смены, а все двери, кроме этой, были заперты. Они либо развернутся и пойдут домой — на их месте я поступил бы именно так, — либо направятся сюда, где мы их и повяжем. После чего останется подождать еще часик, и мы сможем наконец убраться отсюда.

Я учуял до боли знакомый запах. Он распространялся из укрытия Джеко. Так что, обходя посты, я велел ему немедленно потушить косячок. Меня внезапно осенила мысль, что парень, должно быть, покуривал травку каждый раз, когда находился вне поля зрения. И в каком состоянии он сейчас пребывал, оставалось лишь строить догадки.

— Всего один маленький косячок… Для придания сил, — заверил меня Джеко. Наркоман хренов.

Когда я проверял столовую, ко мне подошел Норрис.

— Дункан снова на меня смотрит. Думаю, он опознает меня даже в маске.

— Что еще за фигня. Иди поменяйся местами с мистером Г. — При этом мне снова пришлось проговорить губами «Джеко», потому что Норрис сдвинул брови. — Он приглядит за пленниками. А ты поможешь на погрузочной платформе.

Норрис наклонился ко мне и очень тихо задал вопрос:

— Как считаешь, может, пристрелить его?

Я уставился на приятеля и спросил, где его пушка. Он протянул ее мне, я вынул патроны и положил себе в карман. Потом добавил, чтобы он больше даже не приближался к Дункану.

— Эй, отдай мои патроны.

— Ни за что.

— Отдай сейчас же.

— Пристрели меня, — бросил я и вытолкал его на погрузочную платформу. — Проблемы с персоналом, — объяснил я полудюжине недоуменных взглядов.

Первым, кого мы схватили, оказался не работник дневной смены, а рассерженный муж Джорджии. Патси позвонил как раз вовремя и сообщил, что к нам направляется какой-то долбанутый каскадер. Гуди вырубил его прикладом как раз в тот момент, когда он, вереща, ворвался внутрь и грозился оторвать кому-то башку. Нельзя помещать этого непредсказуемого психопата в столовой вместе со всеми остальными. Так что мы связали его по рукам и ногам, сунули в рот кляп и запихнули в холодильный шкаф для мяса. Пусть остынет. Во всех отношениях.

Без десяти семь начали подходить люди (и кто является на работу на десять минут раньше, тем более с утра?). Мы нападали, хватали и отводили их в столовую с относительной легкостью. Мы действовали так расторопно, словно у нас налажен преступный конвейер: впереди Гуди и Парки передавали их назад Джимбо и Норрису, потом в коридор, где их принимал я и отправлял в руки Джеко и Бобу, которые и завершали процесс обработки.

— И сколько их всего, мистер А? — спросил Гуди, но откуда мне было знать.

— Схожу уточню у Дункана.

Не успел я это вымолвить, как из-за угла появился какой-то чувак, увидел Гуди во всем обмундировании и, как заяц, бросился наутек.

— За ним! — завопил Гуди, и они вместе с Парки сломя голову сорвались с платформы и устремились на встречу утренней заре.

Норрис и Джимбо в панике поглядели на меня, так что я во весь голос закричал, чтобы они метнулись следом. Нельзя допустить, чтобы парень смылся. Но это не единственная задача. Важно еще, чтобы никто не появился и не заметил, как мы гоняемся за ним по стоянке в масках и с пушками наперевес.

Я кинулся к краю погрузочной платформы и выглянул на улицу. Гуди и Парки одержали верх над беглецом. В буквальном смысле. А Джимбо и Норрис в то время прятались за припаркованными автомобилями. Подъехала маленькая «фиеста», и из нее вышла молоденькая девушка. Джимбо незаметно прокрался между машинами и схватил ее сзади. Девушка подняла крик и начала активно брыкаться. Джимбо хорошенько от нее досталось. Только вытащив пистолет, ему удалось ее утихомирить.

Сразу после этого подкатил небольшой пикапчик, из которого выбрался какой-то парень. Тут выпрыгнул Норрис, ткнул пушкой ему в нос и проорал не двигаться.

— На хрен все церемонии! Быстро всех внутрь! — заревел я через всю стоянку, так что ребята подхватили новых заложников и побежали с ними к погрузочной платформе.

Из-за поворота появился какой-то тип в костюме и уже двинулся к платформе, как вдруг затормозил и сделал пару шагов назад. Он опустил взгляд вниз, где между машин торчали ноги Джимбо и его заложницы, и спросил, все ли в порядке. Словно лосось на нересте, я выпрыгнул из укрытия и пошел в атаку на новичка с диким воплем: «Руки вверх!» Парень аж подскочил на месте и стал переминаться с ноги на ногу. Он выглядел как спринтер в ожидании сигнального выстрела пистолета, но вместо этого пистолет уперся ему в лицо, предостерегая от лишних движений. Я схватил его за шиворот и оттянул на погрузочную платформу. Гуди, Парки, Джимбо и Норрис сделали то же самое.

Уже внутри я выглянул из-за угла, просканировал территорию парковки и облегченно вздохнул, увидев, что все утряслось. Глянул на мобильник: пятнадцать минут восьмого. Мы захватили пятьдесят человек. Если кто еще и появится, вряд ли их будет так много. Нам удалось.

Но одному только Богу известно, чего это стоило.

Я, Парки и Гуди отвели отряд свежих заложников в столовую, а Джимбо и Норрис остались поджидать отставших. Когда мы вошли в двери, я был потрясем тем, как нам удалось затолкать столько народу в такое маленькое помещение. На полу практически не осталось пустого места. А то, что осталось, было усыпано пакетиками из-под чипсов, обертками от бутербродов и пустыми пивными банками.

Нужно было смотреть себе под ноги.

Чего Гуди определенно не сделал.

Он споткнулся либо о чью-то ногу, либо обо что-то еще и рухнул прямо на спину, причем, падая, он выстрелил в стену. Должно быть, это напугало Боба, потому что он отстрелил огромный кусок опоры в самом центре помещения. Гуди стремительно развернулся и, присев на колено, произвел два выстрела в сторону дверного проема. Я и мой заложник оказались прямо на линии огня, так что пришлось резко пригнуться, чтобы не получить пулю в лицо. И наконец, по какой-то причине, которую он так и не смог объяснить, Джеко повернулся и выпустил из своего дробовика второй заряд, разнеся на мелкие кусочки столик со всеми лежавшими на нем мобильными телефонами. Вероятно, был под кайфом.

Пули, выпущенные Парки и Бобом, срикошетили от бетонных плит и, как две горошины, метались по столовой. В это время почти сотня человек вопила от страха и пригибалась, пытаясь укрыться за спинами соседей. Это продолжалось не дольше полсекунды, и эти полсекунды стали самыми громкими и охваченными паникой в моей жизни.

Уверившись, что бойня окончилась, я осторожно приподнялся и огляделся. В воздухе висела пыль и дым. Люди на полу зашевелились.

— Что еще за фигня тут у вас? Я слышал выстрелы. — Джимбо выглянул из-за двери, когда мы ковыряли пальцами в ушах, пытаясь избавиться от звона.

— Все целы? Никто не ранен? — спросил я. — Проверьте себя и соседей. Нужно убедиться, что никто не пострадал.

Я встал на ноги и принялся пробираться сквозь скопление тел, тряся любого, кто лежал без движения, чтобы убедиться, что все в порядке. Парки, Боб и Гуди последовали моему примеру. Джеко остался стоять у двери, схватившись за сердце и дрожа от шока.

— Что случилось? — повторил Джимбо, но Джеко не мог ничего ответить.

Чудесным образом и к огромному облегчению, никто вроде не пострадал. В перестрелке мы угробили лишь три стены и абсолютно все мобильники. Кто-то из дамочек рыдал (и один из мужиков, кстати). И тут я произнес свои коронные слова, но на сей раз очень серьезно:

— Пожалуйста, поставьте оружие на предохранители. — Потом повернулся к Гуди и осуждающе заглянул ему в глаза. — И куда, мать твою, ты целился, Рэмбо гребаный?

— Прости, мистер А. Армейская привычка. Типа такой прием. Во время штурма нужно контролировать выход.

— Ну ты и придурок! Ты чуть не снес мне башку.

— Чуть? Чуть никогда еще никого не убивало.

— Что? — гневно бросил я. — Так, слушайте все. Эту ситуацию разберем позже.

— Извиняюсь, — проговорила молоденькая дамочка за моей спиной.

Джимбо сказал, что надеется, его не коснется разбор ситуации, поскольку он не принимал участия в Битве при Столовой. И в самом деле, Джимбо единственный из нас, у кого остался первоначальный комплект боеприпасов. Разве что выразил он это лаконичнее.

— Простите, — снова промолвила девушка, подняв руку вверх в попытке привлечь мое внимание.

— Теперь надо тут все убрать. Нет, только не работникам. Вы оставайтесь на местах. Я со своими людьми разговариваю. Так, с этого момента караулим их снаружи. Чего стоим? За дело! — прокричал я.

— Извините, — опять промолвила девчушка, но уже немного громче.

— Что?! — рявкнул я.

Как будто у меня без нее дел мало. Если только она хочет в туалет, я ей устрою. У нас осталось-то всего сорок пять минут, и я сыт по горло этим бабским нытьем. К сожалению, у нее возникла проблема иного рода.

— Простите, — пробормотала она, — но, кажется, меня подстрелили.

У меня на мгновение замерло сердце. Я боялся именно этих слов (или по крайней мере их вариации). Уж лучше бы я услышал что-нибудь другое. «Это полиция», «Вы арестованы», «Вы проиграли» или даже: «Ты ранен, Мило». Все что угодно, только не это. Я бросился туда, где стояла девушка, невероятными усилиями прокладывая себе путь через толпу. На ее левом рукаве виднелось алое пятно, и по пальцам стекала кровь.

— Не смотри сюда, милая. Погляди в сторону, — произнес я и карманным ножом «Стэнли», позаимствованным у грузчика, осторожно разрезал рукав рубашки.

Посередине предплечья я увидел входное отверстие от пули, размером не больше горошины, из которого безостановочно сочилась кровь. Я очень-очень аккуратно согнул ее руку, чтобы получше осмотреть рану, но девица издала такой душераздирающий крик, что я едва не оглох.

— Мистер В, тащи-ка сюда свой зад! — заорал я.

— Пропустите, дайте взглянуть, — расталкивая народ, говорил Гуди. — Расступитесь на хрен! Освободите место вокруг нее.

Гуди присел на корточки рядом со мной и обследовал рану. Провел большим пальцем по припухлости, надавил на нее и велел дамочке держать руку таким вот образом, пока он не вернется и не наложит ей жгут.

— Ничего страшного, — сказал он, хотя выглядело все достаточно страшно. — Пуля прямо под кожей. Кости не сломаны. Артерии не повреждены. Всего лишь рикошет. При прямом попадании картина гораздо серьезнее. Все будет в порядке, дорогая, это не проблема.

— Ты абсолютно уверен? — переспросил я. Зная, как Гуди не терпится прибрать к рукам деньжата, я спросил себя, сможет ли он соврать, чтобы не подвергать риску свою долю.

— Конечно, уверен. Меня учили делать перевязки и оказывать первую помощь. Я даже мог бы извлечь пулю, если бы она захотела. Но поскольку у меня нет ни нужных инструментов, ни анестетика, то, думаю, лучше оставить это специалистам.

Гуди повернулся к Дункану и велел сходить за аптечкой.

— Мистер Ж, пойдешь с ним, — произнес я, но Парки и не двинулся. — Мистер Ж, да, ты, иди с менеджером.

— Я? — наконец отреагировал Парки.

— Ты, кто ж еще?

— Я думал, что я — мистер Б.

— Не-а, мистер Б — это я, — заявил Джимбо, и мне пришлось прикрикнуть на Парки, чтобы тот все же пошел с менеджером.

— Я ведь не умру, правда? — жалостно всхлипывала девушка, слезы катились по бледному личику, и тельце дрожало как лист.

— Не говори глупостей, — ответил Гуди. — Это всего-навсего царапина. Доктор все исправит за пять минут. Тебе даже не придется ложиться в больницу. Останется на руке маленький шрамик. И всего делов.

— Мне правда больно, — стонала она.

— Так, у нее начинается шок. Соберите все куртки и укройте ее. И помягче с ней, — распорядился Гуди, обращаясь к охранникам. — Как тебя зовут?

— Хейзел, — прохрипела она, губы ее дрожали.

— Есть тут друзья Хейзел?

Стоявшая рядом заплаканная девушка робко подняла руку. Вращая глазами, Гуди спросил:

— Кто еще?

Вперед вышел Грэм с охапкой курток и сказал, что тоже ее знает. Гуди велел им разговаривать с потерпевшей и обращаться с ней бережно и внимательно. Уверять ее, что она поправится, и не дать ей отключиться.

— Может, налить ей глоток коньяка? Вроде так в кино делают, — предложил Грэм. Мой друг согласился и отправил Джимбо за алкоголем (если он, конечно, еще не все вывез в гараж Парки).

— Ей нужно в больницу, — настаивал охранник Майк.

— Согласен, и ты доставишь ее туда ровно через сорок минут, — процедил я.

— Нет, ее нужно отвезти туда сейчас.

Я покосился на Гуди — тот мотал головой.

— Не пойдет. Если бы ее жизни грозила опасность, то да. Мы б позволили тебе ее отвезти. Но ты слышал, что сказал парень: это просто царапина. Я слишком долго тут нахожусь, чтобы взять и вот так просто выкинуть белый флаг. Так что сядь и заткнись! — Я вскочил и на правился к двери. — Ладно, всем не обязательно тут находиться. Давайте выйдем за дверь.

Я побросал оставшиеся мобильники в тележку и выкатил ее из столовой. Тут как раз вернулся Парки с аптечкой.

— А где наш Дункан? — недоверчиво поинтересовался я.

— Все нормально. Остынь. С ним мистер Н, — ответил тот.

— Кто?

— Ну, мистер Н.

— Нет у нас никакого мистера Н, — воскликнул я, но тут же понял, кого он имеет в виду. Норриса.

Я бросился по коридору, выскочил в торговый зал и понесся в офис менеджера. В тот момент, когда я туда ворвался, Дункан стоял лицом к стене, а оружие Норриса упиралось ему в затылок.

— Представляешь себе? Повсюду мозги, потому что пуля вскрыла твою черепушку. О господи, нет! Нет, боже мой, этого не может быть! Не может этого быть! А вот может! Потому что я ни хрена не шучу. Я сделаю это и даже глазом не моргну, ты, вонючий кусок дерьма! Прикончу тебя и семейку твою, — распалялся Норрис.

Я схватил его за плечи и отшвырнул к противоположной стене, выстрелив в полку с документами всего в нескольких дюймах от его головы, дабы напомнить парню, что в моей обойме в отличие от его еще остались патроны.

— Я что тебе говорил? — заревел я.

— Он знает, кто я! — протестовал Норрис.

— Честно сказать, после всего этого я бы удивился, если бы он не знал.

В этот миг у меня зазвонил телефон. Патси. Так что я велел Дункану и Норрису немного подождать.

— В чем дело?

— Я тут целую вечность пытаюсь до тебя дозвониться. Что вы там за стрельбу устроили? — с тревогой в голосе вопрошал Патси.

— Ты оттуда все слышал?

— Приглушенно, но слышал. Чем, черт подери, вы там занимаетесь?

— Да так, несколько случайных выстрелов всего-то. Волноваться не о чем.

— Не гони. Скажи правду. Что там происходит? Вы что, подстрелили кого-то?

Я прикинул, стоит ли говорить ему правду. Я хорошо знал Патси. Если сообщить ему о том, что у нас там девчонка с простреленной рукой, он тут же окажется на первом самолете до Таиланда. А так подставиться сейчас мы позволить себе не можем. Кроме того, какая ему польза, если он узнает, что мы кого-то подстрелили? Ему не нужно этого знать. Все просто.

— Нет, все целы. — Дункан бросил на меня взгляд, но я приложил к губам палец. — Слово даю, что так и есть. — Пусть верит, если хочет. Мне все равно. Мои слова давно уже ничего не стоят.

— Клянешься?

— Мамой. Пострадали только стены и потолок. А в остальном все замечательно. Продержись еще полчасика. И деньги будут наши. Ладно?

— Ладно, Мило.

— Тогда на связи.

Я вернулся к проблеме Норриса, точнее, к проблеме, созданной Норрисом, и понял, что из этой ситуации есть лишь один выход, и для этого не нужно убивать Дункана.

— Послушай-ка меня, мистер С. Дункан ведь не хочет неприятностей. Не так ли, Дункан? — Тот ответил, что так. — Дункану хорошо известно, что они у него возникнут, если он обратится в полицию и будет там слишком много болтать языком. Правда, Дункан? — Тот снова ответил, что правда. — Потому что Дункан очень практичный человек. Он просто хочет, чтобы мы ушли отсюда и освободили его работников. Потому как знает, что, если ему это удастся, газеты пропишут его героем, а подчиненные вознаградят уважением. Ему также известно, что на следующей неделе он обнаружит в своем почтовом ящике конверт с десятью «штуками». Но это только в том случае, если будет держать рот на замке. — Последнее привлекло его внимание. — Неплохо было бы, не так ли, Дункан?

— Совсем неплохо, мистер А, — подтвердил он.

— Вот так это делается, Клайв Норрис с Рокмаунт-роуд. Мы имеем Дункана, Дункан имеет нас. Соглашение между нами никакой проблемы не представляет. На самом деле единственный человек, у кого с этим проблема, это ты. Так что если кто и получит пулю в лоб, то догадайся, кто это будет?

Я мог бы добавить еще: «Догадайся, из чьего куска мы отрежем десять „штук“?», если бы захотел, но упоминать об этом не имело смысла, пока сейф еще не открыт. Вдруг Норрис решит нас кинуть?

Я отнял у парня оружие и послал его на погрузочную платформу, потом проверил время. Половина восьмого. Еще тридцать минут, и все закончится. Господи, я совершенно измотан, держусь на одном лишь адреналине, но, как я уже сказал, еще тридцать минут, и все закончится.

— Ты это серьезно говорил о десяти «штуках»? — тайком спросил Дункан, пока мы спускались обратно в столовую. — Я готов их взять, если никто не узнает. Это для меня не проблема.

Я улыбнулся в душе. Вот ведь продажная шкура! Еще несколько часов назад он обрушивался на людей из-за каких-то там бутербродов. И вдруг теперь, когда поблизости никого нет, он с превеликим удовольствием ведет переговоры о большой и толстой взятке в качестве вознаграждения за сокрытие от законников жизненно важной информации — информации, которая могла бы помочь возместить его хозяевам если не бутерброды, то хотя бы деньги. Что за люди!

— Знаешь что, Дункан? Ты мне нравишься. По душе мне такие ребята.

Тик-так, тик-так.

— Сам виноват, что тебе холодно. Научился бы готовить рисовые хлопья, не сидел бы тут, — поддразнивал Боб сердитого муженька в мясном холодильнике.

Я уточнил время. На часах без пятнадцати восемь. Осталось еще пятнадцать мучительных минут.

— Да можешь уже его выпустить. Все равно он связан. Да и слишком замерз, чтобы выкидывать номера. Кинь его в уголок и глаз не своди, — молвил я.

Тик-так, тик-так.

Подошел Джеко и выказал беспокойство за девушку с простреленной рукой. Я поинтересовался его предложениями выхода из этой ситуации. Их не поступило, так что я рявкнул:

— Вот и закрой пасть! И ступай на свое место. Боже мой, неужели всем трудно оставить меня в покое на пятнадцать минут?

Снова глянул на часы. Их по-прежнему пятнадцать. Что за фигня!

Тик-так, тик-так.

Я стянул одну перчатку и принялся грызть ногти. Я не хотел оставлять за собой материал для анализа ДНК, так что разжевал их на мелкие кусочки и проглотил. Ну же, ну… пятнадцать… нет, четырнадцать минут. Хоть бы только часы на мобильнике не спешили. Я разнервничался даже больше, чем за целую ночь. Меня мутило от страха.

Тик-так, тик-так.

Джимбо, Парки, Норрис, Гуди и Джеко сидели в засаде на погрузочной платформе. За последние четверть часа мы пленили еще троих — среди них водитель-курьер — и, вероятно, не последних. Мы с Бобом оставались внутри и следили за дверью в столовую, а Дункан, новый член нашей банды, внушал людям не делать глупостей, так как для этого уже слишком поздно.

— Сохраняйте спокойствие, берите пример с меня, и вскоре все закончится. Не нужно геройства. Не нужно забывать, что вы рискуете не только своей жизнью, но и жизнью ваших друзей и коллег.

Ага, и моими десятью «штуками». Я прямо видел эти мысли у него на лбу. Дункан взглянул на часы и тоже принялся грызть ногти.

Тик-так, тик-так.

Мой телефон издал короткий звуковой сигнал и умолк. Я поглядел на дисплей. Один пропущенный вызов. Это мог быть только Патси, так что я направился к погрузочной платформе, где прием лучше, и перезвонил ему.

— Что случилось?

Патси что-то шипел в трубку, но я не мог разобрать ни слова.

— Что? Повтори. Ничего не слышно.

В то же мгновение на задний двор супермаркета ворвались две полицейские машины и затормозили у края платформы всего в футе от того места, где стоял я. Я уставился на них с унизительным страхом в глазах. Из машин выскочили обученные стрельбе из автомата парни в форме и прицелились мне прямо в лицо.

Тик-так…

17. Дело дрянь

— Вооруженная полиция. Всем поднять руки, мать вашу!

— Уже не важно, — проорал я в трубку и вниз головой нырнул в корзину с просроченными продуктами.

— Полиция! Полиция! Полиция! — ревел я, прокладывая себе путь в направлении столовой правой рукой, а левой прикрывая собственную задницу от выстрелов.

Парни, укрывавшиеся на платформе, последовали за мной и, как крабы, лихорадочно метнулись в недра магазина.

— Не двигаться, мать вашу! — вопили законники, но мы ничуть не уступали им голосовыми данными.

— Не входить. У нас тут заложники! Их много!!!

Кто-то — я до сих пор так и не выяснил, кто именно, — произвел предупредительные выстрелы в легавых, на что они ответили несколькими очередями в нашу сторону. Я слепо полз на брюхе, когда вокруг меня начали взрываться предметы. Так страшно мне еще никогда не было.

— Не стрелять! Не стрелять! Прекратить огонь, мать вашу! — надрывался я, и мои слова, очевидно, достигли обеих противоборствующих сторон, потому что стрельба прекратилась, и Битва при Погрузочной Платформе окончилась.

Между прочим, вы, должно быть, уже догадались, что эти названия двум происшествиям присвоил наш дорогой Гуди. Я решил добавить их в свой рассказ колорита ради.

В относительной безопасности коридора столовой мы спрятались за тем, что сумели найти. Джимбо поглядел на свое прикрытие и обнаружил, что сидит за тележкой, нагруженной баллонами со сжиженным газом. Он повертел головой, пытаясь найти что-нибудь менее взрывоопасное, но увидел, что все уже занято.

— Что нам теперь делать, Мило?

В кармане завибрировал телефон, и я увидел, что пришло сообщение. Открыл его и прочитал следующее: «Тут полиция». Вот спасибо, Радар О’Рейли.

Я понял, что если мы хотим сбежать, то делать это надо сейчас, пока не прибыло подкрепление. Они заняли погрузочную платформу, но, возможно, еще не успели заблокировать главный вход.

— Пошли! — прокричал я Гуди и остальным и выстрелил в сторону торгового зала.

Мы ринулись через вращающиеся двери и рванули к выходу, когда заметили, что там в открытую дверь роем валят легавые из отряда быстрого реагирования.

— Как это они сюда попали? — удивился Джимбо.

Мы резко затормозили и с пробуксовкой устремились туда, откуда только что прибежали.

— У нас заложники! У нас заложники! — кричал Гуди приближавшимся законникам, а Боб решил не выдумывать ничего нового и обрушил на них более привычное: «Пошли на хрен, козлы!»

Мы снова протиснулись через вращающиеся двери, и я сказал Гуди задержать их, чтобы дать нам возможность подумать. Я надеялся, что они только подтянулись и просто занимают позиции, а не штурмуют здание по-настоящему. Хотя это весьма сомнительно. Вероятно, нам следовало бы обзавестись радиоустройством, перехватывающим полицейские волны. Как же бесит, что умные мысли всегда посещают так поздно!

— Только не пали по ним, ради бога. Кричать можно, но только не стреляй, — настаивал я.

— Как же, поможет это, — доказывал Гуди, и мне пришлось напомнить ему, что тут не Восточный фронт — легавые сначала будут вести переговоры, прежде чем рисковать людскими жизнями. Даже нашими.

Мы направились в столовую. Дункан и охранник Майк высунулись из дверей, чтобы выяснить, что происходит.

Я затолкал их обратно, приказал всем лечь на пол и послал Джимбо и Боба на передовую, чтобы не подпускать близко законников.

— Что нам делать, Мило? Что нам тут светит? — спросил Парки.

— Не знаю, но могу предположить, что лет двадцать, — получил он мой ответ.

Джеко вытаращился на меня и принялся скручивать огромных размеров косячок. Я выбил косяк из его рук и велел не думать об этом хотя бы минут пять.

Мне нужно подумать. Нужно подумать.

Где же мы просчитались? Откуда они узнали? Что мы все-таки упустили? Вероятно, все. Начиная с менеджера дневной смены. Мы не планировали, что он будет лежать связанным такое долгое время. Мы рассчитывали примерно на час его молчания. Но восемь? И как бы напуган он ни был, рано или поздно он все равно освободился бы от веревок, обнаружил наверху в спальне свою дочь — и все: блефу конец. А может, это и не он вовсе. Мы ведь могли упустить кого-то, когда захватывали магазин. Может, там и сейчас кто-то прячется наверху между бесчисленных банок консервированных бобов и набирает текст своим дружкам с призывом вызвать полицию. Опять же, вдруг у кого-то в столовой остался мобильник? Стоило пропустить всего один телефон, и мы обеспечили себя всей этой массой проблем.

Сначала заложники не использовали его, потому что надеялись на благополучный исход, но, возможно, передумали, когда увидели, как мы отстрелили полруки бедняжке Хейзел. Я не знал и догадаться не мог. Но был уверен, что очень скоро это выясню. А сейчас я постарался выкинуть этот пункт из головы и целиком сконцентрироваться на открывающихся перед нами перспективах.

С момента наезда законников прошло минут пять, и я все еще оставался относительно свободным человеком. Хорошо, значит, они еще не начали штурмовать место, а всего лишь отрезают нам пути к отступлению. Это плохо, но могло быть хуже. А может, и нет. Но пока мы все еще контролируем ситуацию. Пока они там, снаружи, а мы здесь, внутри, наша судьба в наших же руках.

По крайней мере я пытался себе это внушить. К сожалению, я слишком хорошо знал, чем все закончится, и от этого меня страшно мутило.

Я ведь снова это сделал, верно?

После всего сказанного мной за последние три года я взял и сделал это снова. Господи ты боже мой! Только вот на сей раз я действительно потрудился не на шутку. Заработал себе целую двадцатку. Даже, вероятнее всего, пожизненное. Черт, мы ведь подстрелили человека. И что с того, что никто не умер? Кого волнует, что это несчастный случай? Что с того? Мы все равно стреляли и ранили человека в ходе ограбления. Этого судье только и нужно, чтобы выдать нам на всю катушку. Точнее, на всю катушку он накажет нас. Я же схлопочу целый моток. Господи ты боже мой!

Провести всю жизнь в тюряге! Не видеть свободы по меньшей мере до сорока семи лет. А может, и до всех пятидесяти. Но самое-то досадное даже не в этом. Ведь теперь все эти самодовольные ублюдки будут похлопывать друг друга по спине и поздравлять себя с тем, что они в очередной раз оказались правы на мой счет. Уизл, Терри, Элис, мама с папой — все будут твердить: «Вот видите, я ведь говорил(а). Рожденный ползать летать не может. Проходимцем он был, проходимцем и останется!» Хотя это ведь полная чушь. Я больше не такой… Так говорил я самому себе, стоя посреди захваченного магазина в лыжной маске на физиономии и боевом обмундировании, держа под прицелом около сотни заложников, а над моей головой кружили полицейские вертолеты.

— Чушь!

Бывают в жизни моменты, когда, кроме этого, сказать больше нечего.

— Это что, полиция? — спросил Дункан.

— Да. Теперь можешь распрощаться со своими десятью «штуками», — отозвался я достаточно громко, чтобы слышали все присутствующие в столовой. Я солгал. Мне он совсем не нравился.

— Не понимаю, о чем ты, — выкручивался Дункан.

— О тех десяти тысячах, которые ты должен был получить за обещание держать рот на замке, — разъяснил я, стянув маску с головы Норриса.

Одним выстрелом двух зайцев. По-моему, так говорят?

Норрис ухватился за маску, но было уже слишком поздно — все увидели его лицо и, судя по выражениям их собственных, многие его узнали.

— Ты! — вскочил на ноги Майк.

— Зачем? — вторили остальные.

— Ну и идиот! — воскликнул Грэм.

— Ты зачем это сделал? — потребовал Норрис.

— Затем, что она больше тебе не нужна.

— Это еще почему?

— А потому, что ты сядешь в тюрьму на очень долгое время, — заявил я.

— Тогда тебе тоже это больше не нужно, — проговорил он и потянулся к моей маске, но я оттолкнул его в сторону.

— Мне нужно. Видишь, никто еще не знает, кто я такой.

— Скоро узнают… — начал было Норрис, и мне пришлось ткнуть ему в лицо пушку и сообщить, что такое его поведение неразумно.

— Убирайся отсюда. Иди и составь компанию мистеру В.

Я вытолкал Норриса из столовой, а Парки поинтересовался, что я такое делаю. Я пояснил, что Норрис сам вырыл себе яму, облажавшись с Дунканом. И винить ему некого. По-моему, это не убедило Парки.

— Как скажешь, чувак.

— Иди сюда, Мило! Они там по матюгальнику говорят! — прокричал мне Боб.

— Я понимаю так, что мы уже отказались от кодовых имен, да?

— Что? Ну, ты ж понял, что я имел в виду. Короче, иди сюда.

Я как раз покидал помещение столовой, когда ко мне бросился Дункан и спросил, за что я так его подставил.

— А зачем ты пытался запретить всем этим людям съесть по бутерброду? — задал я встречный вопрос.

— Те бутерброды принадлежали магазину. Я должен был что-то сказать. Такова политика магазина. Не сделай я этого, лишился бы работы, — настаивал тот.

— А политика магазина предполагает возможность брать десять «штук» отступных? Или политика магазина имеет силу лишь в отношении всех остальных?

Я толкнул его обратно в столовую и попросил Парки присмотреть за всеми в мое отсутствие, а сам направился туда, где укрывались Боб и Джимбо. Оттуда мы не видели ни одного копа, только лишь скопление мигалок. И я потратил несколько минут, тупо размышляя, не сядут ли аккумуляторы, если оставлять их включенными на столь долгое время.

— Говорит полиция! Выходите с поднятыми руками. Вы окружены. Вам не сбежать. Сдавайтесь, пока никто не пострадал.

— Тут вы опоздали, ребятки, — язвительно бросил Боб.

— Я рад, что тебя это забавляет, Боб, потому что эта маленькая царапинка, вероятно, удвоила нам всем приговор, — произнес я, и улыбка под его маской растворилась.

— О чем это ты? Гуди сказал, что это даже царапиной не назовешь, — сердито прорычал он.

— А это не важно. Они разбираться не станут. Влепят пожизненное — и привет!

— Пожизненное? — поперхнулись оба.

— Вам же, придуркам, хотелось поиграть в солдатиков, пострелять из пистолетиков. Вы ведь сами хотели заряженного оружия, вот теперь и время расплачиваться. Я предупреждал, что так произойдет, но меня ведь никто не желал слушать. Разумеется, на хрен слушать трусишку Мило? Что ж, сами все и испортили.

— Но ведь это нечестно, — протестовал Боб. — Все вышло случайно. Мы не хотели, а Гуди вообще оказывал ей помощь.

— А как же я? Я вообще ничего не делал. Меня даже там не было, — возмутился Джимбо, но я лишь покачал головой. — Вот попал!

— Что ж, если мне и так грозит вышка, то я прихвачу с собой пару этих свиней. Так просто я им не дамся, — с досадой пробормотал Боб.

— На твоем месте я бы этого не делал, Боб.

— Почему это?

— Потому что твое оружие не работает. Оно неисправно.

— И что с ним?

— Давай покажу.

Боб вручил мне пушку, и я, как и в случае с Норрисом, вытряхнул из него все оставшиеся патроны себе в карман.

— Не заряжено, — сообщил я и протянул пушку обратно.

Я попытался убраться как можно быстрее, но Боб уже набросился на меня, повалил на пол и принялся наносить мощные удары кулаками по моей пояснице, а Джимбо изо всех сил пытался оттянуть его от меня.

— Отдавай на хрен мои грешные патроны! Гони их сюда!

Я ткнул свой ствол Бобу в лицо и пообещал снести ему башку, если он с меня не слезет, но он так распалился, что абсолютно проигнорировал угрозу и продолжал яростно меня колотить. Еще немного, и он одолеет меня. Так что я пошел на отчаянные меры и выстрелил прямо у его уха. Боб с дикими криками соскочил с меня, схватившись рукой за ухо. Это вызвало новую серию выстрелов от наших друзей снаружи, и мы втроем втиснулись за коробками и полками и проорали им не стрелять.

— Просто банка упала с полки! — выкрикнул я, надеясь, что они поверят.

Стрельба прекратилась, и они призвали нас бросить оружие.

— Это правда была банка. Хотите, чтоб мы и их бросили?

— Выходите так, чтобы мы вас видели. Руки на голову, — приказал матюгальник.

— А вы нас пристрелите.

Потом я услышал, как в коридоре что-то выкрикивает Гуди. Слов разобрать я не мог, но звучало примерно так же, как и мои собственные возгласы. Из столовой доносились вопли и рыдания, поэтому я попросил Парки закрыть дверь, чтобы больше ни одна шальная пуля не угодила в наших гостей.

Как-то забавно это. Я чуть было не начал терзаться угрызениями совести из-за того, что подвергаю опасности добрых людишек из «Мегаэконома», но тут вдруг подумал: «Да пошли они на хрен». Многих ли из них будут терзать угрызения совести, когда после слов «Двадцать лет» судья стукнет по столу своим молотком?

— Я оглох, мать твою! Ты меня оглушил, козел! — вопил Боб. Он сорвал маску и поглядел на сочащуюся из уха кровь.

Хоть Боб и был мне другом, никаких угрызений у меня не возникло. Он намеревался прикончить нескольких копов. А это для многих из нас означало уже два пожизненных. Никто из нас никогда не увидел бы света белого.

Я рассуждал, стоит ли сейчас отобрать боеприпасы у всех. Теперь это может лишь усугубить положение.

Я хотел уже было извлечь из пистолета последний патрон, но вдруг передумал и, наоборот, перезарядил его конфискованными у Боба и Норриса боеприпасами. Я подумал, что себе-то доверять могу. К тому же я терял больше, чем все остальные. Если кто и заслуживал заряженного оружия, так это я.

Джимбо молча наблюдал за моими действиями. Я осознал, что отобрать у него патроны будет не так легко. С другой стороны, поскольку он до сих пор не израсходовал ни один из трех патронов, совершенно очевидно, что стрельба его не прикалывает так, как всех остальных. Может, мне и не стоит беспокоиться на его счет.

Немного погодя Боб прекратил шуметь, и мы все трое сидели в тишине, пока полицейские выкрикивали свои требования через громкоговорители. Спустя мгновение зазвонили все телефоны в супермаркете. Думаю, копы надеялись, что я окажусь возле одного из них, но я не оказался.

Должно быть, через полчаса новость о происшествии достигла внешнего мира, потому что все оставшиеся в столовой мобильники внезапно принялись бурно трезвонить. Парки спросил, что нам с ними делать.

— Будем отвечать, Мило?

— Мы не коммутатор, мистер Ж. Выруби их, и все. И, может, все-таки прекратите называть меня по имени?

Полицейские оставались на своих позициях, так что я пошел проверить, как там Гуди, и посоветоваться с ним относительно того, как нам из всего этого выбираться. Ничего посоветовать он не смог, зато извинился передо мной за то, что втянул меня в эту мясорубку. Впрочем, в данных обстоятельствах я и этого ожидать от него не мог. Норрис испепелял меня взглядом, утирал красное потное лицо и непрестанно твердил, что придет еще мое время, и я свое получу.

— У меня есть для тебя новость, Норрис. Это время пришло. Я свое уже получил. И не расхлебаю это «свое» до конца дней. Так что на сей счет можешь не беспокоиться.

— Что нам делать, Мило? — спросил Гуди. Кажется, сегодня утром этот вопрос пользуется особой популярностью.

— Не знаю, — выдавил я. — Ничего я не знаю.

Рассматривая заряженный ствол, я оценивал свои перспективы, а в голове крутилась фраза из старого фильма.

«Тебе не взять меня живым, коп!»

18. Мыши в мышеловке

Двадцать лет. Господи боже!

Наконец до меня дошла реальность нашего неприятного положения. Сначала я запаниковал, но вдруг понял, что же я натворил. Двадцать лет. Вот что нам светит. И это не простое число — это наказание, и его нам действительно придется понести. Игры закончились. Мы кинули кости и проиграли. А теперь взгляните, ради чего мы так рисковали. Ради семисот пятидесяти фунтов в год. При одной только мысли об этом у меня стынет кровь. Как же мы могли быть такими идиотами? Скажу больше, как мог я?

Представим так: мы пошли на ограбление с пустыми пушками или простыми муляжами, и получилась бы всего половина того, что нам причиталось ныне. Все равно это много, и я все равно надрывался бы и рыдал, когда меня за лодыжки оттаскивали бы из-за скамьи подсудимых, чтобы бросить в холодную тюрягу.

Во что же я превратил собственную жизнь? Свою жизнь. Первые шестнадцать лет я по большей части спал в маленькой комнатенке, к девяти убегал в школу. Ни девчонок, ни алкоголя, ни свободы. Потом попал в центр для молодых преступников, и ничего не изменилось. Потом снова домой, потом в тюрьму, и снова в тюрьму, потом… вот, начал повторяться. На меня надвигается двадцатилетний срок за решеткой. Ко дню освобождения я уже буду немолод. И сколько мне тогда останется? Может, еще лет двадцать, если повезет (и если мне удастся не угодить за решетку за такой длительный срок, в чем я очень сомневаюсь), прежде чем остаток вечности я проведу в теснейшей из всех своих камер. Черт меня подери!

Стоит ли все это продолжать? Не лучше ли прямо на месте закончить игру, спустить курок и надеяться, что в следующей жизни, когда Землей будут править роботы, мне дадут новую попытку?

Нет, не могу. Как не могу вернуться в тюрьму. Заключение даже хуже: оно мучительнее и продолжительнее по времени. А тут вставил в глотку ствол и распрощался с мозгами. Или нет? Всегда считалось, что вышибать мозги не больно, потому что это происходит в один миг. Но, возможно, так говорят лишь потому, что никто из прошедших через это еще не вернулся, чтобы опровергнуть сей факт. А может, это самый болезненный способ расставания с жизнью, какой только можно себе представить. Мы то и дело прибегаем к нему, потому что не знаем способа лучше. Лемминги тоже спрыгивают с отвесных скал, потому как считают, что приземлятся в желе или бланманже. Разумеется, так не происходит, но они все равно продолжают делать то же самое, и все потому, что наверху нет ни одного козла, который предупредил бы их об острых камнях и разбившихся леммингах на дне ущелья.

О чем я вообще тут толкую?

Как бы то ни было, смысл в том, что я и не помышляю о самоубийстве, по крайней мере оставлю это про запас: у Джеймса Бонда тоже есть вшитая капсула цианида на случай, если все пойдет из рук вон. А у нас есть другой вариант. Разве нет? Мы в огромном супермаркете. Тут куча жратвы и одежды, чтобы мы и наши заложники ни в чем не нуждались: были сытыми, умытыми и находились в тепле. Думаю, год у нас есть. Во всяком случае, я точно никуда отсюда не выйду, пока не придумаю, как это сделать.

— Мило.

Я оторвался от размышлений о жизни и повернулся к Гуди, который снова снял маску.

— Послушай, если мы пока никуда не уходим, так, может, отправим девчонку в больницу? Давай отдадим ее копам, — предложил он.

— Ни хрена! — возразил вдруг Норрис. — Они увидят, что мы в нее стреляли, и нам крышка. Ты сам сказал, если мы кого-то подстрелим, схлопочем двадцатку.

— Все верно. Но мы уже это сделали, так что свое всяк получим, — ответил я.

— Но они еще об этом не знают. Можно попросить ее не болтать. Заставить молчать, — продолжал он.

Я взглянул на Гуди, и тот сообщил нам, что если не вытащить пулю, то она лишится руки.

— Ну вот и займись этим, — опять встрял Норрис. — Ты ведь говорил, что можешь.

— Кончай, Норрис. Задолбал уже. С какой стати она должна делать нам одолжение? — Я на миг представил, как страстно девчонка желает увидеть собственными глазами, как нас вздернут на фонарном столбе. Нет уж. — Давай-ка вывезем ее отсюда. Пошли, Гуд, поможешь. Ты знаешь, что к чему. А ты, Норрис, останешься здесь. И не подпускай полицейских.

— Нет, погодите! — взмолился Норрис, но слушать его никто не стал.

Мы вернулись в столовую и послали Парки составить ему компанию, затем осмотрели Хейзел, прежде чем решиться ее транспортировать. Она была бледна как полотно и как-то нехорошо дрожала, несмотря на то, что ее укрыли таким количеством одежды.

— Она не сможет идти сама, мистер А, — заявил Гуди.

Мы находились под прицелом всех глаз, и я почувствовал себя уязвимым, находясь в самом центре такого скопления людей. Они с легкостью могли наброситься и разоружить нас, если бы только додумались до этого. Возможно, их останавливала угроза извне. А может, они просто поняли, что мы пытаемся помочь их подруге. Так или иначе, они сохраняли дистанцию. Очень мило с их стороны.

— Эй, приятель, как там тебя?

— Грэм.

— Слушай, там снаружи полиция, так что мы хотим передать Хейзел им в руки, чтобы ее доставили в больницу. Поможешь нам вывести ее на улицу, и ты свободен. По рукам?

— Ага. Что делать-то нужно?

Я послал его и Джеко найти что-нибудь типа носилок, чтобы донести Хейзел до погрузочной платформы, и они вернулись с дверью от столовой. Не очень-то они постарались. Мы осторожно уложили Хейзел на дверь, сделали белый флаг из швабры и самого светлого чайного полотенца, которое нам только удалось найти, после чего все четверо — я, Гуди, Грэм и Хейзел — медленно двинулись через развалины магазина навстречу солнечному свету. Гуди (предварительно натянув маску) и Грэм несли дверь; я размахивал флагом.

— Гуди, а что означает белый флаг? Это всего лишь перемирие? Или мы таким образом говорим им, что готовы сдаться?

— На самом деле и то, и другое. Может, лучше сообщим им о наших намерениях, прежде чем двигаться дальше? — предложил он.

Я выглянул на улицу. На меня смотрели дула бесчисленной огневой мощи. Я обратился с просьбой не стрелять.

— Не стреляйте! Мы выводим людей.

Мы слезли с погрузочной платформы и зашагали в направлении стоянки, все так же размахивая белесым чайным полотенцем. Вокруг в зоне видимости мелькали разномастные законники, и их число стремительно росло. Тут присутствовали и мордовороты из отряда быстрого реагирования, и умники из уголовной полиции, и простые копы в полной амуниции. Я никогда и не подозревал, что в нашем городе столько полицейских. Они были повсюду: за машинами, по обеим сторонам платформы, на крыше. В небе кружил даже полицейский вертолет. Я не мог поверить глазам.

М-да! Нас наверняка заставят платить за представление. Так я подумал про себя. Сейчас неплохо бы провернуть дельце в городе. Только вот одно обстоятельство: все городские злодеи в данный момент находятся вместе со мной внутри «Мегаэконома».

— У вас есть «неотложка»? — выкрикнул я, и главный коп взял телефон и вызвал ее из-за линии оцепления.

При виде стольких легавых я впал в оцепенение и в этом состоянии отошел слишком далеко от гипермаркета. Причем настолько, что два идиота смогли легко подкрасться поближе и наброситься на меня, Гуди и Грэма, повалить нас на землю и быстро унести Хейзел. Они обыскали нас на предмет оружия, но мы с Гуди оставили свои пушки на хранение Джеко, если, конечно, можно считать «хранение» то, что мы оставили два заряженных ствола вечно обкуренному придурку. Так что им пришлось довольствоваться изъятием карманного «Стэнли», что мы позаимствовали у Грэма.

Естественно, эти идиоты попытались заковать меня в наручники, но я не дался.

— Отвалите на хрен! Мы не сдаваться пришли. Это всего лишь перемирие. У нас там остались наши люди и куча заложников. Так что уберите руки.

На один ужасный миг я уже не надеялся, что они меня послушают, и пожалел еще больше, что вышел вместе с остальными, но тут чей-то голос скомандовал им отпустить нас, и вот я снова на свободе.

Один ублюдок все-таки вонзил колено мне в спину, так что, поднявшись на ноги, я отшатнулся от него и обозвал их всех козлами. Потом взглянул на того, кто отдал приказ освободить нас. Им оказался какой-то полицейский в форме главного инспектора, очень похожей на мундир кондуктора года. Он выходил из-за оцепления. Рядом с ним бок о бок в ногу шагал человек, при виде которого у меня сердце упало еще ниже пяток (если такое вообще возможно). Это был Уизл.

— Отлично! Явился суперкоп. Только этого нам и не хватало, мать его! — прошептал я Гуди, когда законники отступили в сторону.

Один из легавых уверил инспектора, что мы не вооружены, так что они с Уизлом приблизились на такое расстояние, чтобы можно было вести переговоры.

— Задержитесь-ка, парни! Я хочу поговорить с вами. Погодите немного! — крикнул нам инспектор. — Там есть еще раненые? Все целы?

— Да все в порядке. Только вот не знаю, каким чудом. Учитывая, какую пальбу устроили ваши молодчики, — бросил я и осуждающим взглядом обвел вооруженных полицейских, стоявших кольцом вокруг нас.

— Мои люди не открывают огонь первыми. Вы стреляете по нам, мы отвечаем. И я ручаюсь, что по меткости вы нам серьезно уступаете.

Гуди наклонился ко мне и на ухо прошептал:

— Неужели? Выходит, мы тут единственные мазилы?

Я видел, с каким подозрением рассматривал меня Уизл, пока мы вели эти дурацкие переговоры. Он не имел стопроцентной уверенности относительно моей личности, но в глазах его читалось, что он вот-вот дойдет до этого.

— А ты кто? — обратился инспектор к Грэму.

— Грэм, — ответил Грэм.

— Он не с нами. Это один из упаковщиков. Друг раненой.

— Можно мне с ней? — поинтересовался Грэм, но инспектор сказал, что для начала им необходимо с ним побеседовать, и отослал парня с каким-то робокопом.

— Всего хорошего, парни, — уходя, пожелал нам Грэм.

— Ага. Спасибо, дружище. Ты там поаккуратнее. И не забудь, что в половине десятого мы ждем тебя тут с вертолетом! — крикнул я ему вслед, на что Грэм поднял вверх большой палец.

— Славный малый, — заключил Гуди.

— Когда будете готовы? — нетерпеливо спросил инспектор.

— Послушайте, мы не какие-нибудь там психопаты, но там у нас сотня людей под… э-э-э… под защитой… — это коп пропустил мимо ушей, — и мы не хотим, чтобы еще хоть кто-то пострадал: ни мы, ни они, ни даже ваша братия. Можете верить, можете нет. Ну, разве только вот он, — допустил я, взглянув на Уизла.

— Мило! — воскликнул вдруг тот. — Черт возьми, я так и знал, что это ты!

— Ну, ты ведь у нас умный парень. Возьми за это с полки пирожок с дерьмом.

Кто-то из группы захвата рассмеялся, но тут же умолк, когда Уизл бросил на него сердитый взгляд.

— Вы знаете этого человека? — осведомился инспектор.

— Да, сэр. Знаю. Это Даррен Майлс. Мой давнишний знакомый.

— А как насчет другого? — указал он на Гуди.

Уизл внимательно вгляделся в закрытое маской лицо, но догадки его так и не посетили.

— Это и не важно. Нам нужна уверенность в том, что вы больше не станете открывать по нам огонь и не начнете штурм, когда мы отвернемся. В ответ мы гарантируем безопасность наших гостей, — перешел я к делу.

Инспектор уверил нас в этом, но, с другой стороны, он пообещает все что угодно — даже увлекательное автобусное путешествие на Луну, — только чтобы мы перестали украшать столовую девушками-кассиршами. Хотя это совершенно не означает, что именно так и произойдет.

— Почему бы вам теперь не выйти с поднятыми руками? — настаивал инспектор.

— Ага? На двадцать лет?

— Вам не дадут двадцать лет, даже половины от этого не дадут. Даже трети.

— Ни четверти? — с надеждой в голосе дожимал Гуди, но на это инспектору ответить было нечем.

— До сих пор вы вели себя достаточно разумно. Так что сдавайтесь, пока ситуация не зашла слишком далеко. Я прослежу, чтобы это дошло до судьи. В конечном счете, что вы такого сделали? Незаконное лишение свободы? Причинение вреда по неосторожности? Правонарушения, конечно, серьезные, но все-таки не тяжкие преступления. Прибавить сюда сотрудничество и хорошее поведение, и вы все выйдете на волю уже через три-четыре года, — напропалую врал он.

— Чушь собачья! Вы упечете нас пожизненно, — злобно возразил я. — Это просто слова, пустые обещания. Я не доверяю им ровно настолько, насколько вы не доверили бы мне свой бумажник.

Вперед выступил Уизл и объяснил свой взгляд на этот вопрос.

— А теперь послушай другие слова. Надеюсь, они понравятся тебе больше. Если кто-нибудь из вашей шайки выпустит еще хоть одну пулю, я лично гарантирую каждому двадцатку без соглашений, без права на досрочное освобождение. Следующий выстрел — и мы всадим каждому из вас по пуле в ваши гребаные головы. Как тебе такой вариант?

— Он не может так говорить, — обратился Гуди к инспектору Блейки, затем повернулся к Уизлу и повторил ему те же слова: — Вы не можете так говорить.

— И говорить могу, и сделать. Теперь ступайте за своими дружками и скажите, пусть руки повыше поднимут, чтобы мы видели, иначе вдруг мы не поймем, что вы сдаетесь, — процедил тот. Инспектор же хранил молчание во время волнительного выступления Уизла. Вот так я и узнал все, что хотел, про наши шансы увидеть белый свет, если мы решим им поверить. — И снимите гребаные маски.

Гуди уже собирался это сделать, но я его остановил.

— Сами как-нибудь решим, когда их снять. А теперь мы возвращаемся внутрь и попытаемся разъяснить ребятам, в каком положении мы очутились. Потребуется время, чтобы убедить их сдаться без боя. Можете вы дать слово, что не станете предпринимать никаких решительных действий, пока мы будем совещаться? — потребовал я, и инспектор дал мне его.

— А теперь, может, отпустите людей? — предложил он, очевидно, усомнившись в наличии у меня мозгов.

— Что? Не все сразу, Генри Киссинджер. Те люди — единственное, что сейчас удерживает вас от того, чтобы схватить меня прямо на месте и выбить весь дух из моего тела.

— Мы не станем этого делать, — возразил легавый.

— Вы, может, и не станете, а вон тот жирдяй только того и ждет, — махнул я в сторону Уизла.

— Следи-ка лучше за языком, Мило. А то хлопот не оберешься, — как-то зловеще проговорил тот.

— Может, все-таки некоторых отпустите? Женщин, например. Обычно так и поступают в подобных ситуациях, — убеждал меня инспектор.

— Я смотрел те же фильмы, что и ты, приятель, и прекрасно видел, чем все заканчивается. Если не возражаете, я сделаю так, как считаю нужным. Чем больше у меня там людей, тем меньше вероятность того, что вы решите взять нас штурмом. Лучшее получает тот, кто умеет ждать.

— Ладно, только постарайся сделать так, чтобы мы ждали недолго, Даррен. Чем дольше вы там пробудете, тем больше сложностей у вас возникнет, когда вы решите выйти.

Мы согласились на временное перемирие, чтобы дать нам время разоружиться и утрясти все вопросы с парнями, а также наладили телефонную связь со столовой, чтобы иметь возможность связаться с ними, когда мы придем к какому-то решению. Я развернулся, чтобы вернуться в магазин, как вдруг инспектор схватил Гуди за руку и заявил, что задержит его на время.

— Вам совершенно не обязательно возвращаться туда обоим. Он останется здесь, с нами. Это все упростит.

— Вы уже подрываете наше доверие. Вы не понимаете, что я не могу вернуться туда один. В этом случае парни просто не захотят меня слушать. Подумают, что я его сдал и планирую сделать то же и со всеми остальными. Если мы хотим убедить их сложить оружие, мы должны вернуться туда вдвоем. Господи, неужели не ясно?

Инспектор и Уизл окинули меня подозрительным взглядом.

— К тому же мистер В должен сдаться добровольно. Мы ведь так договаривались. А получается, что вы его задержали. Это наверняка будет использовано против него. Да бросьте вы. Куда мы денемся? Вы ведь оцепили весь район.

В конце концов инспектор отпустил Гуди, и мы удалились обратно в магазин.

— Ты обратил внимание, что он не сказал «даже не четверть»? — подметил мой друг.

— А чего ты ожидал, что тебе вручат Нобелевскую премию мира?

— Что мы скажем остальным? Как будем убеждать их сдаться?

— А мы не будем, — бросил я.

— Не будем? Но ведь ты сказал…

— Я тебя умоляю. Ты ведь не поверил во всю ту чушь, которой мы перекидывались друг с другом? Нет уж, мать их. Мне тут больше нравится, — проговорил я и перешагнул порог «Мегаэконома», ставшего для нас убежищем.

19. Наши пятнадцать минут

Разве не поразительно? Гуди месяц за месяцем зудит, уговаривая меня пойти на дело, потом при первых же признаках опасности полностью меняет курс и зудит теперь, уговаривая меня сдаться. Да что такое с парнем?

— Но ты ведь пообещал им, что мы сдадимся! — тараторил он и еще много чего добавил к этим словам.

Хренов Гуди! Он слишком много времени провел в армии и не мог даже допустить мысли о том, чтобы не подчиниться воле того, у кого на плечах погоны. Пока все шло гладко, мы разыгрывали тут сценарий фильма «Миссия невыполнима» или какого-нибудь вестерна про ковбоев и индейцев, а как только в поле зрения появилось лицо, облеченное властью, и отдало приказ признать свое поражение, Гуди со словами: «Так точно, сэр» беспрекословно готов его выполнить.

Хоть я и соврал инспектору, но почему-то верил, что он не отступит от своих слов и не станет нас штурмовать (по крайней мере в течение следующего часа). В конечном счете, если дойдет до кровопролития, нам нечего терять, кроме собственных жизней. Он же может сразу распрощаться с карьерой и пенсией. Я выждал десять минут, чтобы приказ облетел всех его подчиненных, после чего воспользовался возможностью и собрал всех своих парней на лестнице прямо напротив столовой, чтобы выслушать все возникшие у них идеи относительно того, как унести отсюда наши задницы.

Норрис так и не оставил мысли убедить подстреленную нами девушку не выдвигать против нас обвинения, предлагал также переговорить с администрацией супермаркета и поглядеть, что они скажут, и еще выдвигал кучу идей, ни одна из которых не имела смысла. Джеко смирился с судьбой и теперь старался выкурить как можно больше своей любимой «дури», прежде чем ее отнимут у него навсегда (он даже пытался найти презервативы, чтобы проглотить столько, сколько сможет в него влезть).

Боб все еще сокрушался из-за того, что я не дал ему «прихватить с собой пару этих свиней». А у меня то и дело возникало чувство, что он меня по запарке пристрелит. Поэтому старался сохранять дистанцию между нами не менее десяти футов. Оказалось, десять футов — не такая и сложная задача, потому что Боб каждые несколько футов натыкался на различные предметы. Думаю, из-за того, что я повредил ему барабанную перепонку, парень не мог удержать равновесие. Парки постоянно твердил: «Давайте что-нибудь придумаем. Надо выбираться отсюда на хрен», а Джимбо осмотрительно уклонялся от обсуждения.

Что касается Патси, думаю, он давно свалил. Не отвечал на мои звонки, так что либо он уже на пути в аэропорт, либо под арестом. Тем не менее я не оставлял попыток дозвониться до него, поскольку Патси был нашим проблеском надежды, хотя и не слишком на это рассчитывал.

— Мило. Ты ведь сам слышал, что он сказал: чем дольше мы тут просидим, тем хуже нам придется в конечном итоге, — отметил Гуди. — Давайте покончим с этим и сложим оружие. Все равно, кроме тюряги, нам ничего не светит. Так к чему сопротивляться?

— А нам точно не влепят больше десяти? — спросил Норрис.

— Ага. Меньше трети, но не меньше четверти. Получается лет шесть, — на пальцах подсчитал Гуди.

— А может, и не придется трубить все шесть? Сейчас сидят по полсрока, а потом выпускают условно-досрочно. Скорее всего отсидим мы года три с половиной. Или вообще только три, — с надеждой в голосе произнес Норрис.

— Три года! Мать твою! — стонал Боб.

— Не так плохо… думаю, — не слишком-то искренне высказался Джимбо.

— Ага. Могло бы быть и хуже, — согласился Гуди.

— А знаете, что думаю я? Я полагаю, что мы получим по двадцатке. Даже при хорошем адвокате, добром судье и суде присяжных, состоящем из грабителей банков и наших мамочек, мы все равно получим по двадцать лет тюрьмы. И это — самый минимум. И оттрубим мы уж точно не меньше двенадцати. Вот что думаю я. И знаю наверняка. Так что можете сколько угодно обманываться, реальность я вам обрисовал.

Парням не понравились мои слова, да и мне говорить их было не более приятно. Но я по крайней мере не забивал себе голову дерьмовыми надеждами.

— Он ведь сказал…

— Гуди, я знаю, что он сказал. Но это не будет иметь абсолютно никакого значения, когда я, вы и его честь встретимся в зале суда. Если инспектор и говорил правду, в чем я лично сомневаюсь, он все равно не имеет никакого отношения к вынесению приговора. Только судье решать, сколько мы будем сидеть за решеткой. А этим ублюдкам в удовольствие сажать представителей рабочего класса на полжизни только за то, что они попытались прикарманить немногим меньше той суммы, которую некоторые козлы тратят на обед, — высказался я, хотя, по-моему, слова «рабочий класс» привели ребят в некоторое замешательство.

— Ну а что, если договориться, чтобы он сначала подписал… — начал Норрис, но я покачал головой и призвал его быть разумным.

— И что нам делать? Не можем же мы остаться тут навечно? — заметил Парки.

— Нет, наверное. Но я как-то не спешу за решетку. Понимаете, если я туда попаду, не видеть мне шоколадных батончиков еще лет двадцать. А здесь их у меня воз и маленькая тележка, — произнес я, похлопывая по коробке, на которой сидел.

— Брось-ка мне один, дурень! — сказал Парки, и я отметил, что за все эти годы практически все мои друзья заменили словом «дурень» слово «пожалуйста».

Я раздал батончики, и в конечном итоге каждый умял по три штуки (либо я увеличился вдвое с тех пор, как был ребенком, либо стали халтурить производители). Мне просто необходимо было повысить уровень сахара в крови, а то уже начинали дрожать руки. Я не спал двадцать четыре часа, а за последние восемь израсходовал много энергии. Не зная, сколько еще смогу продержаться на ногах, я решил во что бы то ни стало вздремнуть пару часиков. На всякий случай. Чтобы не клевать носом, когда меня будут «ломать» в комнате для допросов, и не подписать лишнего, из-за мутности взгляда не разобравшись, что к чему.

— А ведь можно и вечеринку закатить, чувак! Выпьем, покурим, пожрем. Погибать так с шиком, — предложил Джеко.

— Ага. У нас, кстати, тут полно хорошеньких цыпочек, — размышлял Боб, потирая подбородок от возникшей возможности.

— И думать забудьте. Даже близко не подходите к ним, — предупредил я всех.

Только Джимбо хоть как-то поддержал меня в этом решении: мол, он до того боится, что при всем желании вряд ли у него что-либо получится. А все остальные сочли идею просто блестящей.

— Так мы ж не говорим о том… ну, понимаешь… что бы кого-то принуждать… Просто выпьем, поболтаем, а там поглядим… Может, какая захочет составить нам компанию… Ну, понимаешь меня? — хлопая ресницами, пролепетал Гуди.

— Ну ты дебил! Если бы те дамочки предпочитали заниматься сексом с вооруженными мужиками в масках, они наверняка имели бы обыкновение прогуливаться ночами по улицам города. Я вам точно говорю, если кто из вас спутается хоть с одной из них — и мне плевать, сами ли они сорвут с себя одежду и оттащат вас на прилавок с леденцами, — всем нам пришьют еще сексуальное домогательство, и уж тогда следующие двадцать лет придется привыкать жрать запеканку с толченым стеклом. Оставьте-ка их в покое.

Несмотря на всю важность моих высказываний, парней, по-моему, больше заботил тот факт, что я постоянно указывал им, что делать.

— Знаешь, меня уже все это достало! — поднимаясь, заявил Боб. — Что тут, на хрен, вообще происходит? Кем ты, мать твою, себя возомнил? Чего это ты тут раскомандовался? Сделай то, сделай это, пить нельзя, не стрелять, девочек не трогать, туда не ходи… да засунь это себе в задницу! Кто тебя тут главным назначал?

— Кто меня назначал главным? Я скажу тебе кто: вы и назначили, когда втянули меня в эти неприятности. Я ведь и знать ничего не хотел. И даже выйти пытался, бросить все к чертям, но вы же, придурки, ничего без меня сделать не могли. Разве нет? Я и согласился остаться, показать вам, как это делается, помочь вам, дурням, бабки загрести, но при условии, что вы в точности выполняете все мои указания, делаете все, что я говорю, когда говорю и как говорю. Вы все согласились. Так что заткнись, на хрен, и сядь где сидел!

Джимбо и Гуди усадили Боба на место, и слово взял Парки.

— Послушайте, так мы ни к чему не придем. Я поддерживаю Мило, ясно? Не хочу я никакой вечеринки и в тюрягу тоже не собираюсь. Хочу только свалить отсюда на хрен. Поэтому, мать вашу, надо собраться и подумать об этом. А то дождемся, что сюда ворвутся гребаные законники и прямо на месте и повяжут.

Молодчина, Парки. Наконец-то мы вернулись к общему делу и принялись ломать голову в поисках выхода из ситуации. Тут Гуди предложил попробовать еще раз пробить вариант с Патси. Я отправился наверх, чтобы поймать сигнал, и набрал его номер, но мне ответил автоответчик. Либо телефон выключен, либо Патси его выбросил. Я попытался набрать снова, когда вдруг у меня в кармане прорвался телефон самого Патси. Звонил мой братец Терри.

— Привет, Терри.

— Патси?

— Нет.

— Кто это? Ты, Даррен? — Я подтвердил. И спросил, зачем ему это знать. Терри сообщил, что смотрит очень интересный репортаж в новостях, и поинтересовался, не играю ли я там главную роль. — Ты в «Мегаэкономе»?

— Кто с тобой? — спросил я. Он поклялся, что сам по себе, и я предпочел поверить. — Да, я именно здесь.

— Ах ты засранец! Что ты там забыл, дружище?

— Думаю, снова оправдываю чужие ожидания. Хочешь — верь, хочешь — нет, но так не должно было случиться. — Пару минут я объяснял ему, что произошло и где мы просчитались (умалчивая лишь о том, что мы подстрелили девчонку), и обрисовал, что нас ждет. — Ты можешь как-нибудь помочь?

— Что ты хочешь? Сделаю, что смогу, — пообещал он.

— Можешь достать быструю тачку?

Терри был ошеломлен. Он-то имел в виду, что сделает для меня все законное, что сможет: адвоката там найдет, принесет зубную щетку или что-нибудь еще. Только уж никак не рассчитывал, что я попрошу вытащить меня отсюда.

— Не парься тогда, — сказал я. — Вот что. Ты сейчас видишь по телевизору магазин?

— Нет, сейчас не показывают. А что?

Я велел, чтобы брат сидел и смотрел и, как только получит мое сообщение, чтобы тотчас же перезвонил. Я выглянул в окно и заметил на холме за главной дорогой фургончики местного телевидения. Потом отыскал большую белую простыню в отделе постельного белья и баночку крема для обуви. Я по телику много раз видел, как подобное проделывали закоренелые рецидивисты, и всегда мечтал сделать что-нибудь вроде того (к сожалению, я ни разу не наблюдал за такими вещами вживую). Спустя десять минут, проведенных за написанием текста, я открыл окно на втором этаже и развернул свое знамя. К несчастью, дул слишком сильный ветер, так что пришлось втянуть простыню обратно и продеть нижние края через кольца жестяных банок, чтобы утяжелить конструкцию. После этого снова вывесил плакат за окно. Через десять минут позвонил Терри.

— Это ты, да? Семь супермаркетов бесплатно? Звучит, как будто у них распродажа, типа: купите один, семь получите бесплатно.

— Правда? — спросил я.

Наверное, стоило поменять порядок слов. Все равно прикольно осознавать, что миллионы людей по всей стране (ну или только в зоне приема телевизионных волн) только что увидели то, что я выкинул. Тут я задумался, можно ли каким-то образом извлечь из этого пользу. Вместо того чтобы смеха ради вывешивать за окно плакаты с тупыми слоганами, возможно, следует найти способ воспользоваться этим приемом для собственного блага. Я пораскинул мозгами, но не придумал ничего, кроме: «ТРЕБУЕТСЯ ВЕРТОЛЕТ. ОПЛАТА НАЛИЧНЫМИ».

Глупо.

И тут меня осенило. Я отвязал простыню, взял другую и начертал еще одно послание, но оно должно было достигнуть не миллионов людей, а лишь одного из них. Подтянулись Гуди и Парки, чтобы проверить, чем я тут занимаюсь, и предложили помощь, когда она мне потребуется.

Снова позвонил Терри, как только увидел сообщение по телевизору, но я сказал ему, что мне нужно отключиться, поскольку я ожидаю звонка от другого человека.

— Прекрати валять дурака, Даррен. Выходите оттуда, иначе они вас застрелят.

Я заверил его, что работаю над этим и что мне действительно очень-очень нужно отключиться, потому что звонок очень важный.

— Ладно. Только будь осторожен и не делай глупостей, — проговорил брат. Он уже хотел было сбросить вызов, когда вдруг решил задать вопрос о плакате: — Вот еще что, Даррен. А кто этот мистер Д?

20. Патси снова в деле

Прошел еще час, прежде чем Патси перезвонил. Но когда раздался звонок от него, парни вздохнули с облегчением. Точно не знаю почему. На самом-то деле он мало что мог сделать. Я просто подумал, что удобно иметь своего человека за полицейским кордоном, который смог бы отыскать брешь в их броне. Патси вернулся в свой газетный киоск и пытался вести себя так, словно ничего не произошло, когда я позвонил ему и велел закрывать лавочку и нести сюда свою задницу.

Патси не очень-то понравилась моя мысль, на что я пригрозил ему, что в противном случае мы сдадим его участие в деле с самого начала. А вот если он вернется и постарается помочь всеми возможными способами, каждый из нас в случае ареста согласится дать показания, что Патси присоединился к нашему предприятию лишь в самом конце, когда мы позвонили ему с просьбой вытащить нас. Больше двух лет ему не грозит.

— Это же намного лучше двадцатки, согласись, Патс?

Патси хныкал и скулил, словно загнанный в ловушку зверь, но что он мог сделать? Наконец он согласился закрыться на денек и подрулить сюда, прихватив с собой бинокль. Я могу точно сказать, что парень взмок от страха, и даже готов поставить деньги, что, положив трубку, он разрыдался, как ребенок. Конечно, существовала и такая возможность, что он просто обчистит кассу своего магазинчика, прихватит паспорт и прыгнет в самый первый самолет из города, пока мы будем гнить тут в ожидании его появления на белом боевом коне (по крайней мере я на его месте поступил бы именно так). Но я слишком хорошо знал Патси и был уверен, что он приедет.

Понимаете, какую бы жизнь ни рисовало ему воображение, парень хотел лишь одного — вернуть жену и свое тихое, спокойное существование. И не хотел он путешествовать ни по Таиланду, ни по Индии. Он лишь пытался внушить себе это, чтобы не чувствовать себя несчастным разведенным парнем, работающим в газетном киоске. И не важно, какие большие сиськи у его новой подружки. Если дать ему возможность выбора между старым бытьем и разгульной жизнью, Патси, не задумываясь, выбрал бы первое. Он родился в этом занюханном городишке, здесь и умрет. И я, судя по всему, тоже. И даже быстрее, чем Патси.

Ожидая, когда наш друг притащит сюда свой зад, я наконец высунулся из окна, ответив на многочисленные призывы Уизла показаться. Он выкрикивал этот приказ с того момента, как я начал вывешивать за окном свои «знамена». Но до настоящего момента я его игнорировал. Тем не менее чем дольше продолжалось мое молчание, тем быстрее множились подозрения Уизла, поэтому я помахал из окна белым флагом, высунул голову и спросил, чего ему надо.

— Что еще за плакаты? Кому ты шлешь сигналы? — потребовал он.

— Адвокату. Устраивает ответ? Нам требуется совет специалиста, прежде чем мы решим сдать оружие. Так что запаситесь терпением. Мы скоро выйдем.

— Твой адвокат Чарли Тейлор. А что за хер… — он внезапно заметил нацеленные на нас камеры, — кто такой мистер Д?

— Это и есть Чарли, — солгал я.

Уизл убрал матюгальник и поговорил с подошедшим к нему копом, но я не слышал ничего из их разговора. Потом он снова поднес громкоговоритель ко рту и спросил, почему я не позвонил по телефону, как делают все нормальные люди. Я поразмыслил и заявил, что не могу вспомнить номер его телефона. Не думаю, что он поверил.

Гуди и Парки стояли по обе стороны от меня и смотрели на Уизла, но почему-то сохраняли молчание. Тем не менее Парки все же неосторожным движением привлек внимание Уизла, но это мелочь.

— Ваше время истекает быстро, — предупредил он. — Вы не можете прятаться вечно, так что сдавайтесь. Вместе сядем за стол и все обговорим.

Как это он здорово придумал! Вдруг Гуди вновь обрел дар речи и выкрикнул, что мы не собираемся выходить, пока не опустошим весь запас провизии.

Мы с Парки рассмеялись.

Нельзя терять присутствие духа! Внезапно появился Норрис и поинтересовался, кто там на улице.

— Уизл, — ответил я.

— И что надо этому козлу? — спросил он, но, по-моему, вопрос был довольно-таки тупой.

— Мило? Мило, ты там? — снова выкрикнул Уизл.

— Что надо?

— Отпустите хоть нескольких заложников, — потребовал тот и даже не потрудился добавить «пожалуйста».

И как только таким болванам дают в руки громкоговорители?

— С какой это стати? Вы еще ничего для нас не сделали. Схема такова: вы даете нам то, что мы хотим, мы вам за это — заложников.

— К тому же, — тихо прошептал мне Гуди, — мы еще не закончили их убивать.

— Не дури, Гуди.

— И что вы хотите? — спросил Уизл, и мы принялись активно совещаться по этому поводу.

И Парки, и Гуди подумывали о паре вертолетов и большом лайнере, но я призвал их к серьезности. Такое никогда не срабатывало. Разве они не смотрели «Собачий полдень»?

— Спасибо, но сейчас нам ничего не надо. Только еще немного времени, чтоб получить консультацию у адвокатов! — прокричал я в ответ. Кажется, это разочаровало Уизла.

— Ладно. У вас оно есть. Но сначала выпустите хоть несколько заложников.

— Совсем охренел от наглости, — задумчиво пробормотал Парки.

— А почему мы не можем выпустить несколько человек? — поинтересовался Норрис. — Они сидят там и канючат, как им голодно, как холодно, как им пить хочется, как писать. Давайте от них избавимся. Почему бы нет?

— Нет, они нам еще пригодятся. Законники не посмеют ворваться сюда, если с нами будет много народу. И если мы все же решим выбраться на волю, сотня тел — отличный для этого щит. — Парни с тревогой взглянули на меня, так что пришлось объяснить, что имелись в виду живые тела, а не мертвые. — Слушайте, нужно бы раздобыть еще жратвы для всех и участить посещение сортиров. Можете спуститься и позаботиться об этом? А я останусь тут для переговоров с придурком Уизлом.

Парни собрались на выход, но тут Гуди остановился и повернулся ко мне.

— Слушай, Мило. Я тут подумал. Как насчет менеджера дневной смены? Может, его сдадим? Если, конечно, они его еще не нашли.

Отличная мысль. Мы отдаем им тела (надеюсь, живые), тем самым выстраивая мост доверия, но наши позиции нисколько не ослабевают. Я прокричал Уизлу детали, и, кажется, он заинтересовался. Он послал полицейскую машину проверить информацию, потом уточнил, есть ли еще в городе люди, которым мы доставили неприятности.

— Разве что все эти гребаные легавые, — бросил я и закрыл окно. Пусть подумает.

Я нашел ряды с электрическими приборами, загрузил тележку чайниками, тостерами и микроволновками и спустил все в столовую. Затем сказал Гуди заварить лапшу быстрого приготовления или что-нибудь вроде того и раздать всем вина. И лучше, чтоб вино было разлито в коробки, чем в бутылки. Как-то не хочется, повернувшись спиной, получить по башке таким вот орудием. Потом отправил двух упаковщиков за мусорными мешками. Нужно все-таки убрать всю эту грязь. Некоторые интересовались, когда я намерен их освободить, но я лишь призвал их к терпению.

— Мы работаем в этом направлении. Все должны выбраться отсюда живыми, — объяснил я так, чтобы у них ни на минуту не утихала нервная дрожь.

Наконец перезвонил Патси и сообщил, что находится в полумиле от нас, примерно на таком же расстоянии, где за линией заколоченных магазинов мы парковали фургон, и что ближе подойти просто нереально.

— Законники перекрыли движение в обоих направлениях. Всех разворачивают обратно. Пришлось бросить машину у тех магазинов и топать пешком, чтобы поглядеть, что там творится. Но они все равно всех шлют подальше.

— Всех?

— Ага. Вы привлекли целую толпу зевак. Тут собралось полгорода любопытствующих. Остальная половина застряла в своих тачках и не понимает, почему им, собственно, нельзя проехать к магазину.

— Скажи точно, на какое расстояние можно подогнать машину, — попросил я и выглянул в окно, чтобы посмотреть, откуда он звонит.

Не так уж много я и увидел. За стоянкой, словно ров, окружавшей гипермаркет, располагалась насыпь, а за ней простиралась пустошь: пара деревьев, тройка кустарников, участки бетонного настила, оставшегося от старого завода, а также куча использованных презервативов и гора окурков. Из окна супермаркета я не видел линии, о которой говорил Патси. Для этого мне по меньшей мере нужно было высунуть голову. Только делать этого я не собирался, учитывая, сколько снаружи людей, жаждущих ее разнести. Так что придется прикинуть на глазок.

— Ярдов сто от заброшенных магазинов. Там есть маленькая дорожная развязка и пара больших рекламных щитов. Оттуда и начинается полицейский кордон. Но останавливаться там нельзя, там целая армия копов, и они машут всем продолжать движение. Я стою среди толпы как раз напротив них на противоположной стороне дороги, — разъяснил Патси.

— И где ты можешь остановиться? Самая ближайшая точка? — добивался я.

— Наверное, за теми магазинами. Кстати, «орион» до сих пор еще там. И «сааб» тоже.

— Правда? Это неплохо. Уже что-то, — проговорил я, ломая голову над тем, как же нам до них добраться, когда повсюду снуют копы. — Ладно, слушай. Паркуйся у той линии и жди нас.

— Ждать вас? Ты о чем? Как вы собираетесь оттуда выбираться?

— Не знаю еще. Надеюсь, придумаю, — вымолвил я, хотя и сам не очень-то в это верил. — Проверь, чтобы все двери были открыты.

— Мило, вы нарветесь на пули. Оттуда выбраться невозможно. Лучше сдайтесь.

— Нет, ни за что. Это мы всегда успеем.

В тот момент у нас еще оставался шанс. Мизерный, призрачный, но он был. Пока вы не в камере, шанс всегда существует. Я еще не знал, где его искать и как использовать, но он точно был. И пока шанс оставался, я никуда отсюда не собирался уходить.

Я велел Патси отправляться в назначенное место и проверить его на наличие копов. Нам бы только проскочить мимо полицейских, что на стоянке. Тогда мы доберемся до Патси. А добравшись до Патси, попробуем оторваться от них на машинах. Потом уже можем спрятаться или машины поменять. Или придумать что-нибудь еще. Все, что мне нужно, это передышка, и тогда я уверен, что смогу скрыться. Не знаю, откуда взялась такая уверенность. Никогда раньше я этого не умел. Возможно, за свою жизнь я столько раз попадался, что теперь этот опыт вселял в меня надежду. Я уже знал, что к чему. Знал, откуда копы приходят, как преследуют, каким образом поддерживают связь друг с другом, какую местность ненавидят и чего нельзя делать ни в коем случае. У меня даже возникло такое чувство, что мне сделали прививку от возможности быть схваченным — мне бы только получить фору.

Я снова позвонил Патси и сказал пробить в заборе несколько дыр. Если мы все-таки продвинемся так далеко, чтобы нам не пришлось тратить время, карабкаясь через него. И даже не потому, что, пробежав полмили, мы не сможем перебраться через ограду. Просто мне вдруг пришло это в голову. Что тут плохого? Меня то и дело осеняли какие-то мысли касательно незначительных деталей. Это вселяло мужество и надежду, что рано или поздно ко мне придет настоящая большая мысль. Ее еще не было, но я все равно продолжал надеяться.

В конце концов, идея с забором не посетила бы меня, если бы я мысленно не представил, как бегу через пустошь и забираюсь в тачку. Оказавшись за рулем (на этом я буду настаивать, потому что Патси водит, как баба), я рвану лучшим маршрутом, чтобы оторваться от копов. Оставалось только отмотать мои прожекты немного назад, чтобы подглядеть, как же, черт подери, нам отсюда выбраться. Этого я еще не придумал. И каждый раз, пробирался ли я сквозь вентиляционное окно, проползал ли через водосток, на том конце меня поджидал Уизл, чтобы защелкнуть наручники на моих запястьях.

Позвольте познакомить вас с моими планами.

План 1

Берем каждый по восемь упаковщиц, окружаем себя ими, как щитом, и медленно передвигаемся навстречу свободе. Полицейские не станут стрелять (надеюсь) из страха ранить заложников и атаковать не посмеют, потому что мы приставим ствол к голове одной из старушенций. Думаю, лучше даже взять молоденьких — меньше вероятность того, что по ним выстрелят. Копам придется отступить и расчистить нам проход, и мы сможем медленно направиться к насыпи, потом пересечь пустырь и двинуться к тому месту, где припаркованы машины. Надеюсь, Патси пробьет в заборе большие дыры, и сквозь них легко смогут пройти девять человек за раз (видите, уже появляются трещины в плане). Потом мы ныряем в авто и занимаем твердую позицию. К сожалению, такое медленное передвижение позволит копам идти с нами в ногу практически весь отрезок пути. Они, конечно, могут и отстать, но вся их процессия будет пересекать пустырь вместе с нами, так что положение наше ненамного будет отличаться от того, что мы имеем на данный момент. За единственным лишь исключением: нас больше не будут окружать стены супермаркета. Нет, дерьмовая идея. Ладно, что там дальше?

План 2

Мы требуем вертолет, чтобы на нем добраться до аэропорта. Выдаем часть заложников, потом садимся в самолет и летим в… пока не знаю куда — подумаю об этом позже. Куда-нибудь, откуда не выдают преступников (надо будет спросить у Чарли). Отпускаем следующую партию заложников, а оставшихся — по прибытии в пункт назначения. Как вам такое? Именно такой план был у Аль Пачино в «Собачьем полудне», и поглядите, что с ним случилось. Скажу больше: поглядите, что случилось с его другом. В общем, я взял, да и высунулся в окно и прокричал Уизлу о возможности заполучить вертолет, на что он в громкоговоритель крикнул, что пора бы мне и повзрослеть. Нет, План 2 еще хуже Плана 1. Переходим к Плану 3.

План 3

План 3 походил на План 2, только вместо вертолета мы требовали автобус. Гм… Что там за План 4?

План 4

План 4: мы прячемся. Они не знают, сколько нас тут находится. Поэтому двое могут забиться где-нибудь среди перекрытий крыши и ждать, пока будут арестовывать всех остальных. Возможно, пройдет пара дней, прежде чем все встанет на свои места. Все это время мы сможем поддерживать силы шоколадками, пирожками и лимонадом, а потом просто незаметно для всех ускользнуть. Разумеется, спрятаться могут максимум двое, а остальным придется пожертвовать собой ради того, чтобы план сработал. Кто на это пойдет? Думаю, можно кинуть жребий. Пусть он решит: кому прятаться, а кому трубить двадцать лет.

Только вот я совсем не доверяю этим придуркам. Боюсь, они сразу сдадут меня, как только очутятся в кабинете для допросов. К тому же законники могут и не поверить, что нас было всего пятеро. И персоналу известно, что нас больше. Они обязательно выдадут тех, кто спрячется. Может, легавые даже собак приведут, чтобы те обнюхали все помещения. Хотя на этот случай я предусмотрел вариант рассовать по всем углам сырую курицу и котлеты, чтобы сбить их со следа. И все-таки это не план. Он мог сработать лишь для одного из нас и уж точно не для меня, потому что Уизл уже знает, что я тут. И не для Норриса. Все видели его лицо. Да уж, неутешительно. По меньшей мере. Нет, прятки — тоже не вариант.

План 5

Мы даем деру. Выпускаем через переднюю дверь сразу всех заложников, чем застаем полицию врасплох. Остается надеяться, что внимание копов будет отвлечено внезапным появлением сотни человек. Мы тем временем бросаемся через заднюю дверь и бежим со всех ног. Если проскочим мимо нескольких оставшихся полицейских, то вжимаем головы в плечи и несемся что есть сил до забора, потом, как полагается, запрыгиваем в тачки и срываемся с места. Они не смогут стрелять нам в спину, если мы не вооружены, — будем надеяться! В общем, побеждает тот, кто быстрее бегает.

Но и этот план имеет огромные дыры. И не менее важной из всех является то, что практически каждый из нас находится в удручающей физической форме. А Джеко так обкурился, что едва в состоянии стоять на ногах. О физподготовке легавых я промолчу. И их там целый рой. Нас семеро. Их сотня. Никаких шансов.

План 6

План такой же, только перед тем, как вытолкать заложников, мы надеваем на нескольких из них свои маски и одежду. Возможно, это на время переключит внимание копов, и нам хватит его, чтобы проскочить через другой выход и метнуться к машинам. Неплохая мысль. Только вот многие ли согласятся переодеться в нашу форму, когда на улице их поджидает целая армия вооруженных людей? Думаю, нет. И даже тех, кто согласится, возьмут прямо на выходе, и останется еще куча легавых, чтобы схватить любого, кто попытается уйти другим путем. Они ведь не идиоты. И это очень и очень печально.

План 7

Одеваемся грузчиками и со всей толпой вываливаем на улицу через главный вход. Может быть, в неразберихе никто и не отличит нас среди такого скопления одинаково одетых людей, и мы сможем проскользнуть в кусты и вырваться на свободу. Идея опять же достойная. И опять же — законники не идиоты. Вряд ли они позволят нам вот так запросто слоняться в кустах без охраны. Нет, скорее они сгонят всех в одну группу, как только мы выйдем за порог супермаркета, и обшарят всех по одному, когда им будет удобно. У них и нужды-то в этом не будет. Дункан и Майк — да кто угодно — сдадут нас законникам в мгновение ока. Нет, это самый тупой план из всех. Но должен ведь быть выход. Должен.

И он нашелся. Причем предложил его ни я, ни Гуди, ни Патси и никто другой из нас. И даже не Дункан. Полицейские. Они сами дали нам в руки тот недостающий элемент головоломки, над поисками которого я так долго ломал голову. Они показали мне возможный выход.

План, конечно, не идеальный, но шанс был. А это все, что мне нужно.

План 8 определенно давал нам шанс.

21. За деньгами

— Итак, насколько близко ты можешь подъехать?

— Я уже говорил, Мило. В районе кольца все оцеплено, — сказал Патси.

— Нет, я имею в виду — с другой стороны. Со стороны трассы. Ты пробовал проехать с той стороны?

— Да. Я въехал на четвертой развязке, съехал на пятой, но легавые обложили и ту кольцевую. Можно либо проехать по ней и вернуться на трассу, либо пересечь мост, но оттуда до супермаркета еще дальше, чем отсюда.

Это не обнадеживало. И зачем было расставлять кордоны так далеко? Наверное, по полмили или даже больше в обоих направлениях. Слишком большое расстояние, чтобы бежать. Главная дорога всего-то ярдах в ста от входа в супермаркет. Неужели им не хватило бы этого? Но полмили… Вероятно, они пытались избежать проникновения в эту зону случайных посетителей вроде ребятишек с вечно хлопающими жвачками. Или же всего-то хотели предотвратить образование пробок на подъездах к Лондону. Или — что скорее всего — они планировали задать нам жару, и лишние свидетели им просто были не нужны. Да, я выбираю третий номер. Но все равно по полмили в обоих направлениях?.. Место преступления охватывало слишком обширную территорию. Вряд ли копы способны держать под наблюдением всю эту область.

— Много там собралось народу?

— Ага. Сотни. Зеваки хреновы.

— И что? Там, должно быть, и легавых сотни? Как еще сдерживать такую толпу?

— Вообще-то нет. Довольно-таки небольшой отрядик, — сообщил Патси.

— Правда? — скептически переспросил я. Неужели это та брешь в броне законников, которую я искал? — И как они контролируют такое количество народа?

— Просто говорят им оставаться на месте, — ответил мне Патси.

Вот те раз! В местном супермаркете происходит вооруженное ограбление с захватом заложников. Тут вам и спецназ, и отряд быстрого реагирования, и толпа разномастных копов. Разве никому не хочется увидеть все собственными глазами? Разумеется, с той линии они вряд ли что разглядят. Будь я на их месте, обязательно подобрался бы поближе, и никакой отрядик легавых не смог бы меня остановить. Что же их не пускает? Уважение к власти? В этом-то городе? Точно нет.

— Они боятся, — поведал Патси.

— Чего? Шальной пули?

— Нет, они не знают про ограбление. Законники говорят всем, что там заложена бомба. И мощная. Как девятого сентября. Поэтому никто не приближается. Но отсюда будет прекрасно виден фейерверк, который начнется, когда вы попробуете смыться.

— Что? Они правда так говорят?

— Ага. Подлые лживые ублюдки.

— Точно, — погрузившись в мысли, пробормотал я.

— Что?

— Слушай, я перезвоню. Мне надо подумать.

— Мило, погоди. Я не…

Вот оно. Определенно то, что нужно. Но что именно? Я чувствовал, что чего-то недостает, крутил, вертел в уме все детали, пытаясь составить полную картину, — ничего не выходило. И это еще больше подрывало надежду.

Я спустился. Может, парни что-нибудь придумают. Почти все собрались у входа в столовую. Отсутствовали только Боб и Норрис. Один наблюдал за погрузочной платформой, другой, соответственно, за дверьми торгового зала. Но, честно говоря, их мнение меня как-то не волновало.

Гуди спросил, есть ли какие новости, и я объявил, что ее величество королева собирается произвести нас в рыцари, и церемония состоится в Диснейленде. Он не оценил. Я хотел было поведать им все, что услышал от Патси, когда кое-что приковало мой взгляд: Джимбо стоял, прислонившись к тележке со сжиженным бутаном. Я вдруг вспомнил, что именно за такими баллонами он вынужденно укрывался во время Битвы при Погрузочной Платформе. И мне показалось странным, что он так охотно теперь на них опирается.

И тут меня осенило. Боже мой, понимание пришло как ослепляющая вспышка вдохновения. Так, наверное, чувствовал себя парень, который изобрел электрическую лампочку. Все вдруг встало на свои места: и заложники, и униформа супермаркета, бомба, баллоны со сжиженным бутаном. Я вдруг увидел выход. Конечно, это не гарантия свободы, но определенно идея. И причем неплохая.

Я еще вернусь к ней в свое время, но сейчас мне нужно было позаботиться кое о чем другом.

— В чем дело, Мило? — поинтересовался Парки.

— Кто знает, сколько времени?

— Уже… Только поглядите, уже почти полночь, — изрек Джеко впервые за все время.

— Нет, Джек. Уже почти полдень, — поправил его Гуди. — Мы еще не так долго здесь торчим.

Все пожали плечами: мол, и что с того?

— Восемь часов пробило, верно? Мы так переволновались, что даже не заметили этого. Сейф открыт.

И снова все пожали плечами.

— Теперь-то какая разница? — вздохнул Гуди.

— Ну как? Мы ведь за деньгами сюда пришли? Давайте по крайней мере сходим и поглядим на них.

— Что за смысл? — спросил Джимбо, но всем остальным идея приглянулась.

— Брось, Джимбо… э-э-э… то есть мистер хрен-тебя-разберет. Пошли взглянем. — Парки толкнул его в бок.

— На хрена?

— А у тебя сейчас много дел? — вступил Гуди.

Я просунул голову в столовую и приказал Дункану немедленно явиться для выполнения обязанностей.

— Послушайте, когда вы собираетесь нас отпустить? — нетерпеливо потребовал Дункан, выходя из дверей. — Мы тут уже двенадцать часов и, честно говоря, больше не вынесем.

— Ну, у меня есть на этот счет две новости: хорошая и плохая. Хорошая — это то, что мы очень скоро отсюда свалим.

— А плохая? — осторожно справился он.

— Это сюрприз. Мне сейчас нужно с делами разобраться. А для начала мы с мистером В хотим проследовать к сейфу и взять деньги.

— Вам нужны деньги? — растерянно переспросил Дункан.

— Естественно. Именно по этой гребаной причине мы сюда и приперлись. И если бы ты не кинул нас так с таймером на замке, мы давно бы уже плющились в собственных постелях.

— Но ведь полиция наверняка…

— Вот именно. Деньги для них. Подкинем им несколько сотен, чтобы нас отпустили, — бросил я. — Они нам еще в ножки поклонятся. Ты разве не знал?

Дункан ничего не понял. Пусть поломает голову. Я сказал Гуди прихватить еще несколько заложников, чтобы под их прикрытием благополучно добраться до офиса, как в Плане 1, и попросил, чтобы это были молоденькие девушки. Я подумал, что дамочки навряд ли предпримут попытку напасть и разоружить нас, как могло бы произойти, окажись на их месте особи мужского пола. И они не впадут в истерику и не откажутся передвигаться под прицелом у сотен полицейских винтовок, что могло бы случиться со старушенциями. К тому же, если уж выбирать, между чьими теплыми телами втиснуться, то пусть это лучше будут тела молоденьких цыпочек.

Гуди вывел их, и я объяснил, чего мы хотим, потом мы двинулись к входу в торговый зал, где я окружил себя их молодыми телами. Гуди последовал моему примеру. И я поздравил его с выбором. Меня окружали цветущие молоденькие дамочки, и не могу сказать, что мне это не нравилось. В другое время и в другом месте я получил бы от этого массу удовольствия. Возможно, в один прекрасный день, если я выиграю в лотерею или выберусь из этой заварухи — хотя на самом деле вариант с лотерей намного реальнее, — обязательно повторю такой опыт. Но в данный момент все эти красотки являлись для меня пуленепробиваемыми жилетами. Признаться, довольно сексуальными и молодыми, но все-таки жилетами.

Я обхватил за талию девушку впереди, чтобы она не отходила от меня слишком далеко, и проверил готовность Гуди. Он был готов. И в тот момент, когда мы уже было сделали первый шаг, я вдруг увидел, как Дункан практически с сексуальной одержимостью сооружает для себя живой щит из четырех дамочек.

— Дункан, что ты, черт возьми, делаешь?

— Я просто подумал…

— В тебя никто не собирается стрелять. Девочки, становитесь вокруг меня и него, — скомандовал я, указывая на себя и Гуди. Господи! — Ладно, пошли.

Норрис отошел в сторону, чтобы пропустить нашу процессию, и мы направились к дверям. Я крикнул законникам, что мы выходим.

— Не стреляйте. Мы выходим. Не стреляйте.

Всей толпой мы миновали вращающуюся дверь и вышли в проход, оказавшись лицом прямо к двум дюжинам вооруженных оперативников, прячущихся за холодильными шкафами и полками кошачьих консервов.

— Опустите оружие! — прокричал я, когда отходил со своей группой в сторону, чтобы дать дорогу компании Гуди.

Никто даже и не подумал опускать оружие. Более того, очень похоже, что они не собирались этого делать и в ближайшем будущем.

— Стойте где стоите! — скомандовал голос, но мы ослушались и продолжили медленно передвигаться по проходу.

На линии огня появился Гуди со своей собственной группой поддержки. За ним с поднятыми руками напряженно выступил Дункан.

— Я сказал, стоять на месте! Не двигаться! — повторил голос.

Мы в количестве двенадцати человек продолжали шаркать вдоль прохода в сторону офиса, умудрившись по пути прихватить с собой на прогулку дюжину легавых.

— Остановитесь немедленно!

— У нас оружие и мы не боимся его применить! — заголосил в ответ Гуди. — Так что лучше не злите нас.

Главный офицер быстро передал по рации, что в ситуации внутри магазина произошли некоторые изменения, и через тридцать секунд на пороге возникли фигуры Уизла и инспектора Блейки. Они резво прошагали мимо касс, чтобы поинтересоваться, куда это мы направляемся.

— Не подходите! — предупредил я, хотя они и так остановились в десяти ярдах от нас.

— Мило! Мило, остановись, черт возьми! — взмолился Уизл и поднял руку, словно полицейский, регулирующий пешеходный переход возле школы. Он, очевидно, боялся все испортить, потому что на этом окончится его карьера. — Просто остановись там, где находишься.

— Нам нужно в офис, и мы туда попадем. Так что освободите пространство и держитесь от нас подальше, — выкрикнул я из-за плеча своей молодой сексуальной подружки.

— Зачем тебе в офис, Мило?

— Хочу поглядеть, какой оттуда вид.

— Такой же, как и из всех остальных окон: копы повсюду, — заверил тот.

— Деньги. Они идут туда, чтобы взять деньги, — отметил какой-то сообразительный молодчик, целившийся в нас из пистолета «хеклер-кох».

Уизл и Блейки бросили на него взгляд, потом снова перевели его на нас, а мы все продолжали наше неспешное передвижение к офису.

— Ты это серьезно, Мило? Ты ведь не какой-нибудь там хренов идиот?

— Хренов идиотизм — то, что он делает, — ответил Гуди, и даже у меня не нашлось бы слов ему ответить.

— Вам не сбежать! — завопил Уизл, от чего несколько окружавших меня дамочек вскрикнули от испуга. — Только троньте деньги — и огребете двойной срок.

— Чушь! — отбил выпад Гуди.

— Сейчас мы можем предъявить вам только попытку вооруженного ограбления и незаконного лишения свободы. Но стоит вам взять хотя бы пять пенсов из тех денег, и мы влепим вам по полной.

— Дерьмо собачье! — снова отразил Гуди.

Мы все с большей и большей горячностью обменивались репликами, от чего девушка на моем переднем фланге принялась встревожено похныкивать, так что мне пришлось посильнее прижать ее.

— Не приближайтесь! Даже не думайте к нам подходить, мать вашу! Мы не хотим, чтобы кто-то пострадал, но нам нужно в офис. И мы туда попадем.

— Тебе конец, Мило. Ты сам себе подписал приговор.

Мы продвинулись до конца коридора, где нам пришлось протискиваться через узкий проходик последней кассы, по другую сторону которого и находился офис. Я пропустил вперед нескольких девушек, но ту, которая непосредственно прикрывала меня, из рук не выпускал. Попав на другую сторону, я снова сгруппировал барышень вокруг себя и дождался Гуди. Уизл, Блейки и еще десять копов следовали за ними на расстоянии десяти ярдов.

— Открывай дверь, Дункан.

Дункан взглянул на Уизла, словно спрашивал его божественного благословения, но тот сказал ему делать все, что я хочу.

— Ладно, будь по-вашему. Если хотите, берите деньги, но вам все равно никуда отсюда не выбраться с ними, — проговорил он, после чего прошептал что-то своим вооруженным ребятам, которые тут же бросились проверять то, что он попросил их проверить.

Дункан открыл дверь, и мы попятились внутрь помещения офиса.

— Отлично сработали, — произнес я, закрывая за нами дверь, и в качестве благодарности шлепнул свою подружку по попке.

Полдюжины дамочек я выставил в ряд у окна, вторые полдюжины расположил у двери. Затем пригласил Дункана исполнить обязанности хозяина. Тот вставил ключ в замок и повернул ручку, и в тот момент, когда он за нее дернул, внезапно раздался оглушительный звук сигнализации.

— Я думал, мы ее отключили, — выдохнул Гуди.

— Тут установлено несколько сигнализаций, которые необходимо деактивировать прежде, чем открывать сейф. Вы отключили лишь одну из них, — проинформировал Дункан.

— Вот ведь крысеныш! Выходит, даже если бы не таймер, сигнализация все равно бы сработала? — уточнил я, и Дункан подтвердил.

Норрис! Ну и урод!

— А почему же ты не рассказал нам об этом, недоумок хренов? — потребовал Гуди.

— Точно. За что только собирался прикарманить те десять «штук»? — подхватил я и постарался, чтобы мысль дошла до наших дамочек. Дункан изменился в лице, задрожал и принялся выкручиваться как уж, но я давил на него — ненавязчиво — до тех пор, пока тот не признался в присутствии дам, что деактивировал бы остальные утром, если бы не нагрянула полиция.

— Я тебе честно скажу: люди — они ведь такие ненадежные засранцы, — обратился я к Гуди. — Ладно, давай уже отключай ее. У меня сейчас башка треснет.

Дункан сказал, что не может этого сделать, так что я высунулся из дверей и крикнул Уизлу вырубить ее. Уизл вынул пальцы из ушей, чтобы лучше слышать меня, и спустя три минуты снова воцарилась блаженная тишина. К тому времени мы уже выгребли все деньги из сейфа, разложили перед собой на полу и изумленно касались их руками.

— Только глянь! — задыхался Гуди. — Тут, наверное, миллионы.

Вот дурачок.

— Нужно пересчитать, — предложил я, но Дункан сказал, что в этом нет необходимости, просмотрел распечатки и назвал точную сумму.

— Триста сорок шесть тысяч четыреста пятьдесят шесть фунтов. Примерно тысяч десять составляют монеты.

— Черт подери, Мило! Мы ведь могли разбогатеть, — проговорил Гуди, запуская руки в кучу пачек банкнот. — Только погляди. Она же с книгу толщиной, только книга из бабок сделана. — И протянул мне одну стопку. — Триста сорок «штук»… Это ж сколько получается на лицо?

Мы все притихли, пытаясь сосчитать, но тут одна дамочка у окна сказала, что выйдет где-то по сорок три «штуки» на человека.

— Даже по сорок четыре, если не считать этого козла, — добавила она, глядя Дункану прямо в глаза, — она нравилась мне все больше и больше.

— Сорок тысяч фунтов стерлингов, — пробормотал себе под нос убитый горем Гуди. — Вот ублюдок! Вот ведь козел!

Я поднял причитающиеся мне сорок три «штуки» и стал складывать их разными способами, чтобы они выглядели внушительнее. Потом отступил на несколько шагов и принялся любоваться. Какая же красота! Они так прекрасны, что, если бы мне все-таки удалось вынести их отсюда, я не решился бы потратить даже пенни из страха эту красоту нарушить. Полюбовавшись еще некоторое время, я добавил туда еще одну пачку с двумя «штуками» по двадцатке, пока Гуди отвернулся. И еще одну сунул в карман.

Ну и что тут плохого?

Если Уизл прав и нам не удастся сбежать отсюда, то какая разница, сколько дополнительных пачек я присвоил. Так что в этом отношении я никого не кидал. С такими мыслями в голове я запихал еще одну в другой карман, потом еще одну протянул Гуди, и пока тот прятал ее в штанах, прикарманил еще парочку.

— Здорово, Мило! — подмигнул Гуди. — Ты звезда!

— Все нормально, — ответил я, потом предложил взять еще по две на дорогу. — Они все равно не знают, сколько их тут. До сих пор считают, что сто двадцать тысяч.

Гуди долго и мучительно раздумывал над этим примерно в течение четверти секунды, после чего мы оба принялись распихивать по карманам пачку за пачкой.

— Вроде бы это у воров не в почете, — проворчал Дункан, за что получил две «штуки» и указание заткнуться.

— По-моему, речь шла о десяти, — тихо пожаловался он.

— Какой же ты неблагодарный засранец! Берешь или нет? — отрезал я.

Дункан взял деньги и сунул их в карман, когда думал, что никто не смотрит. У меня внезапно возник приступ щедрости, поэтому я раздал девчонкам по двести пятьдесят фунтов и попросил спрятать их в трусиках. Не согласились только две.

— Никто никогда этого не узнает, — принялись подстрекать воздержавшихся остальные. — Если только мы все возьмем деньги.

Этого оказалось достаточно, чтобы одна из сомневающихся переметнулась на сторону большинства. Я протянул ей стопку купюр и сказал последней, что она портит своим подружкам все дело.

— Если ты не возьмешь бабки, все остальные тоже не смогут этого сделать. И как, ты думаешь, они к этому отнесутся? — спросил я.

— Мне все равно. Так нельзя, — упиралась она и оглядела офис, наполненный людьми, которые пихали деньги себе в трусы.

— Никто и знать не будет, — проговорила одна из ее подружек.

— Я буду, — стояла та на своем и принялась умолять других отказаться от взяток. — Пожалуйста, подумайте, что вы делаете.

— Джули, ты помнишь, сколько мы платим за «Хэд-энд-Шолдерс»? — вступила моя дамочка с маленьким задом, уже заметно раздувшаяся от двадцаток в области бюста.

— Возьми деньги, — настаивал я, протягивая Джули ее двести пятьдесят фунтов. — Спусти их на ветер или потрать на благотворительность, когда выйдешь. Только, черт подери, сейчас их возьми и не вноси смуту.

Джули неохотно взяла деньги и сунула их в карман. Да уж, долго они там не пролежат. Господи, и что только творится с некоторыми людьми?

Гуди положил в свой карман еще десять «штук», я же запихнул под рубашку бог знает сколько этих бумажек. Мы как раз взялись упаковывать остаток в корзины для покупок, чтобы прихватить их с собой, но тут Дункан неожиданно спросил, что это мы делаем?

— Забираем бабки, чтобы отнести их своим ребятам, — растолковал я и поинтересовался, к чему он клонит.

— Но какой вам от них прок? И какой толк от всех тех денег, что ты напихал себе под рубашку? Вас поймали.

— Эй, меня еще никто не поймал, — возразил я и сунул еще пачку в носок.

Парней впечатлил улов в триста плюс одну тысячу фунтов, что мы нашли в сейфе. Монеты мы брать не стали. Слишком много их, тащить тяжело. Не будь полиции, мы бы и их прихватили. Но наш побег на волю сам по себе будет не из легких и без лишнего груза на плечах.

— Ни хрена себе, Мило! Триста «штук»! — лопотал Боб, нюхая банкноты и хихикая, как школьница. — Это ж просто охренеть можно!

— И что толку? — обломал его Джимбо.

Мы сидели за столом напротив столовой и пересчитывали бабки, в то время как персонал наблюдал за нами, истекая слюной.

— Ну вот, не такие уж мы идиоты, а? — заключил Норрис, с видом триумфатора размахивая пачкой банкнот перед лицом своих бывших коллег но работе, и тут по зданию разнесся рев кружащих в небе полицейских вертолетов.

— По сколько полагается каждому? — спросил Парки, и только я сконцентрировался на расчетах, как тут вмешался Джимбо.

— Что толку-то?

— Тебе не нужна твоя доля, Джимбо? — Парки тут же ухватился за идею урвать дополнительный кусок пирога.

— Да я просто не понимаю, что толку их брать. Мы никуда отсюда не уйдем.

— Цыплят по осени считают, — сообщил мудрый Гуди.

— Нет-нет. Это его решение, и если он не хочет ничего брать, я его за это уважаю, — высказался Парки, облизнул губы и положил перед собой большую груду денежных пачек.

— Не торопись, мистер П, дадим ему возможность хорошенько подумать, — произнес я.

— Но он ведь сказал уже, что ему ничего не надо, — возразил Парки, так что я еще раз справился у Джимбо, окончательно ли его решение.

— Это так? Ты действительно отказываешься от доли?

Джимбо задумался, потом заключил, что в любом случае особой разницы нет.

— Ну, ты и козел! — с отвращением сплюнул Парки.

— Разве что для того, чтобы они не достались этому жадному придурку, — заорал Джимбо, и от смеха покатились все, кроме Парки.

— Значит, нас семь, — изрек Боб и принялся считать.

— Восемь, — напомнил я всем.

— Восемь! — воскликнули они.

— А как же мистер Д?

— Ты ведь не серьезно? — возразил Парки.

— Мистер Д все еще состоит в нашей банде и как ее полноправный член заслуживает своей доли.

— Мистера Д больше тут нет. Он наверняка сам рад этому обстоятельству. Так что пошел бы он на хрен. Разделим бабки между присутствующими.

— Только потому, что мистер Д находится снаружи, еще не значит, что он на нас больше не работает. Он там подвергает себя всевозможным рискам, пытаясь придумать способ вытащить нас отсюда. Так что он получит свою долю. Кто-то возражает?

Никто не ответил, и я принялся укладывать долю Патси.

— Знаете, чуваки, я чего-то понять не могу. Мы ведь взялись за это при условии, что все делим поровну. Однако при виде наличных вы уже готовы всадить друг другу нож в спину, — отчитывал я, мотая головой, но делал это медленно и осторожно, чтобы из-под рубашки не посыпались мои премиальные. Гуди просто уставился в стену.

— Слушай-ка, а мне возместят мои расходы? — вдруг вспомнил Боб.

— Господи, Боб, у тебя уже на руках тридцать семь «штукарей». Тебе не кажется, что ты немного жадничаешь?

От Боба так легко не отделаешься.

— Ни хрена себе, Мило. Ты сам сказал, что я получу все назад. И Джимбо тоже, — требовал он.

— Ладно. Хорошо. Дележ произведен. Я заплачу тебе из своей доли, — простонал я и отдал ему пачку денег из стопки Норриса, когда никто не смотрел. — Теперь доволен?

— Странно, — начал было тот, поглядев на свою стопку, но я перебил, сказав, что его умозаключения никого не интересуют. А на моей тарелке уже достаточно, спасибо всем большое.

— Здорово, — пробормотал Джимбо, поглаживая рукой свои денежки. — Только какая разница? Все равно мы в дерьме.

— По крайней мере мы сядем в тюрьму богачами, — улыбнулся Парки, как будто это что-то значило. — Я в жизни еще не был богатым. Думаю, и в будущем у меня не так много шансов. Поэтому приятно будет, состарившись и поседев, вспомнить время, когда у меня в кармане лежало сорок «штукарей».

— Состарившись и поседев? — неуместно вставил кто-то из нас, окатив фантазию Парки холодной водой.

— Ну, не знаю, — задумчиво произнес я. — Рискую показаться банальным, но у меня есть план.

— План? — в один голос воскликнули все.

— Лучше б это был тоннель, — проворчал Норрис.

— Что за план, Мило? Как нам отсюда выбраться?

Ребята сгрудились вокруг меня в нетерпении выяснить подробности, и я велел всем пристегнуть ремни и внимать.

— Прежде всего эта хрень нам больше не нужна, — проговорил я и стянул с головы маску.

Парни устремили на меня неуверенные взгляды, а Гуди уточнил, знаю ли я, что делаю.

— Знаю. Они излишни, когда законникам известны наши имена и адреса, так что можем от них избавиться.

— Им известно, кто ты. Нас они не знают, — заявил Гуди.

— Послушай, думаешь, им сложно это установить? Да уже через час после нашего побега эта информация всплывет на поверхность. Нас вычислили, чувак. Остается только бежать. Кроме того, чтобы план сработал, нам все равно придется сбросить маски.

Все равно шесть пар глаз продолжали недоверчиво на меня таращиться, пока Гуди не последовал моему примеру и не снял маску, потом облегченно вздохнул и принялся начесывать раскрасневшееся потное лицо. Парни один за другим стягивали маски, и остался только один, кто этого не сделал, — Боб.

— Давай, Боб. Снимай ее.

Парень колебался и никак не мог решиться, сознавая, что в данный момент вся столовая не может оторваться от зрелища, которого они так долго ждали: наконец-то мы снимали перед ними маски. Боб повернулся к ним и велел всем закрыть глаза. Мы расхохотались и сказали ему, что он ведь не член собирается демонстрировать, а просто снимает маску.

— Давай же, Боб! Не стесняйся! — подгонял его Джимбо, и наконец маска упала на стол.

— Лучше бы это был хороший план, — предупредил меня здоровяк.

— Так и есть. Не беспокойся, — успокоил его я, потом внезапно побледнел. — Вот черт! Вот фигня! Все не так. Что я наделал! Быстро надевайте маски назад.

Боб схватил свой холодный, мокрый шерстяной капюшон и в абсолютной панике принялся натягивать его на голову, пока мы с парнями стояли вокруг и безудержно хохотали над ним.

— Идиот хренов.

22. План 8

Я вкратце изложил им свой план и удостоверился, что все боеприпасы собраны. Пока все обходилось без человеческих жертв — и то чудом! — и я планировал сохранить существующее положение вне зависимости от того, что случится с нами. Поступили возражения, и мне пришлось поскандалить с Парки, прежде чем он согласился сдать свои последние патроны. В конечном итоге мы снова превратились в банду невооруженных людей.

Ну, не совсем. Один из нас все еще имел в стволе патроны.

Я нашел упаковочную ленту, и мы принялись приматывать к телу награбленные бабки. Мне пришлось заняться этим в сторонке от всех, чтобы никто не заметил, как мало меня осталось видно после того, как я обмотался своей долей. В ход пошло все: руки, ноги и спина, а прикрепив сюда же и долю Патси, я вообще стал похож на пацана, подрабатывающего в «Роял-минт».

— Мило, нам точно не обязательно дожидаться ночи? Мне кажется, такой план лучше сработает в темное время суток, — отметил Гуди.

— Ты охренел, Гуди. Это ждать еще часов девять-десять. Мы не можем сидеть тут так долго. И людей тоже не можем удерживать столько времени, — ответил я.

— А что, сидеть в камере еще двадцать лет лучше?

— Гуди, дружище, число копов будет только расти. Нельзя сидеть тут и ждать еще девять или десять часов, пока они не займут все пространство до самого Лондона. Нужно убираться отсюда, и сделать это следует сейчас. Я не собираюсь торчать здесь еще полдня, когда тут у нас толпа уставших людей, там армия вооруженных копов, жаждущих нашей крови, и Патси на грани нервного срыва на полпути до дороги. Как думаешь, сколько еще он продержится?

— Ну да, думаю, ты прав.

— Нет, не прав. В том-то и проблема. Я не знаю, прав ли я. И не знаю, ошибаюсь ли. Я просто скрестил пальцы и надеюсь на лучшее.

Философски улыбнувшись, Гуди смирился и продолжил приготовления, но присутствовал среди нас один тип, который ни в коем случае не намеревался философствовать. И это был Норрис.

— Ты абсолютно уверен, что план сработает? — обратился с вопросом он, когда я снова оделся.

— Нет, — держал ответ я.

— Но ты ведь считаешь, что он имеет хорошие шансы на успех?

— Нет.

— Но шанс-то есть, неплохой шанс?

— Нет.

— Пятьдесят на пятьдесят?

— Таким цифрам неоткуда взяться.

— Шестьдесят на сорок?

— Сомневаюсь.

— Семьдесят на двадцать?

— Не понимаю, чего ты от меня хочешь, Норрис, но у меня этого нет.

— Но шанс-то вообще есть?

— Нет. Есть возможность. Очень-очень слабая, близкая к нулю.

— Тогда зачем мы это делаем?

— Потому что возможность лучше неизбежности. Это все, что мы имеем на данный момент.

Норрис не унимался и все пытался вытрясти из меня подтверждение, пока в конце концов не достал меня так, что я решил: какого черта, пусть он его получит.

— Ладно, ладно. Ты прав, Норрис. У нас довольно-таки неплохие шансы сбежать. Даже очень хорошие шансы. Этого легавые ожидают менее всего. Поэтому они и знать не будут, что мы убежали, пока мы не убежим.

— Правда? — молил он.

— Если хочешь.

Я оставил Норриса и занялся своей новой униформой грузчика. Она тесновато сидела в груди и на боках. Из-за примотанных к телу наличных. Я попробовал пробежаться на месте, чтобы проверить, не вывалятся ли они при движении. Бабки остались на месте, но упаковочная лента прилипла к волосяному покрову тела. Щекотно.

Единственная часть плана, от которой я отказался, это переодевание грузчиков в наш камуфляж. Не такие уж мы сволочи, чтобы поступать так с людьми. Разумеется, они могли бы послужить отвлекающим маневром и отвести внимание законников от нашего побега, но при таком раскладе существовала опасность, что их застрелят. Не думаю, что смог бы с этим жить. Поэтому я выбил этот пункт за боковую линию.

— Как я выгляжу? — спросил Парки, демонстрируя свою спецовку.

— Словно ты рожден здесь работать, — оценил я.

Пришли Джимбо и Боб, сообщили, что закончили бомбу, и поинтересовались, не желаю ли я взглянуть на нее. Я ответил, что с удовольствием, и мы все зашагали по короткому коридору к тыльной стороне погрузочной платформы, чтобы проверить, что они там собрали.

«Бомба» представляла собой тележку, загруженную баллонами сжиженного бутана. Они обмотали их несколькими милями скотча, соединили клапаны дюжиной разных проводов, пропустили их через коробку для ленча, в которой находилась субстанция, по виду — да и по запаху — сильно похожая на большой кусок марципана.

— Это типа пластик, — пояснил Боб. — Похоже, правда?

— Да ничего. Думаю, пойдет.

Разумеется, наша «бомба» имела столько же шансов взорваться, сколько и мои носки. Но так и задумывалось. Это простой блеф, как и все остальное в нашем тупом ограблении. Всего лишь один большой, идиотский, ничем не подкрепленный блеф. Но наши гости должны были поверить в него и создать такую панику и неразбериху, чтобы среди всего этого мы с друзьями смогли бы незаметно прорваться сквозь линию оцепления.

В этом и состоял план под номером 8: напугать всех до такой степени, чтобы они носились по территории, словно обезглавленные куры, и надеяться на то, что в результате такого вот массового панического бегства образуется окно в несколько секунд, и я… то есть мы прорвемся через первый полицейский кордон и бросимся к своим тачкам.

Не очень-то обнадеживает, не так ли? Но это самая лучшая из множества не очень-то хороших идей, и у нас не было выбора.

— Эй, а было бы здорово, если бы магазин построили на месте старого за́мка. Тогда тут было бы полно секретных ходов, да? — проговорил Джеко с целью помочь общему делу.

— Чувак, надеюсь, нас посадят в разные камеры, — ответил на это Парки, выразив общее мнение.

Я последний раз поднялся наверх, чтобы позвонить Патси и удостовериться в том, что и он, и машины — что даже важнее — до сих пор находятся там, где он и говорил. С моим нынешним везением можно было прорваться сквозь оцепление, преодолеть все это расстояние и обнаружить, что у Патси сдали нервы, и он свалил, не дожидаясь нашего появления.

— Я на месте, Мило, — нервно ответил он.

— Хорошо. Мы скоро подтянемся. Будем бежать. Так что заводи тачки и распахни двери, как только увидишь, что мы сделали ход.

— А как я узнаю, что вы его сделали?

— Поверь мне, ты узнаешь.

Я дал отбой, сунул мобильник в задний карман и прочитал небольшую молитву. Не знаю, зачем я это сделал. Я не являлся ярым сторонником веры в Бога, не посещал церковь и не пел под орган приходского священника по воскресеньям. Однако нельзя сказать, что я в него не верил. Иначе к чему молитва. Никто ведь не знает, как на самом деле. Если уж этого не выяснили более просветленные умы, то кто такой я, чтобы отдавать свой голос «за» или «против»? По-моему, это называется агностицизм. Я бы скорее описал это как уклонение от выбора. В любом случае, если я хочу сдернуть отсюда, мне сейчас необходимы все милости на свете.

— Помоги мне выбраться из всего этого, Боже, и, клянусь, никогда в жизни я больше не украду. Даже чужой пуговицы от рубашки в руки не возьму. Ничего. Даже десятки у старушки не отниму. Ведь тогда в Брикстоне такое уже было, помнишь? А мог ведь ее и прикарманить, тебе ведь это известно. Но не прикарманил. Ты послал мне испытание, и я его блестяще выдержал. Так испытай меня еще разок, испытай, как только захочешь, только дай мне шанс доказать тебе серьезность моих намерений. Пожалуйста, помоги мне сбежать с этими семьюдесятью «штуками», и я перестану воровать. Я даже отдам пару тысяч на благотворительность или в церкви пожертвую. В общем, придумаю что-нибудь. Так что, пожалуйста, дай мне уйти.

Я последний раз взглянул на море полицейских мигалок и перекрестил бешено бьющееся сердце, как они делали в «Крестном отце», затем пошел поговорить с нашими гостями.

— Итак, как почти всем уже известно, на улице полно полицейских, и в данный момент мы все в ловушке.

Весь персонал не сводил с нас трепетных взглядов. В каждом читалась тревога. Они начали осознавать, в каком безнадежном положении мы все находились.

— Каждому из нас светит как минимум двадцать лет, и эта перспектива нас не прельщает. Поэтому мы решили бежать… или по крайней мере погибнуть при попытке.

По столовой прокатилась волна паники, и мне пришлось пять или шесть раз призвать их заткнуться, чтобы продолжить свою речь.

— Теперь послушайте. Помолчите и послушайте. Это важно. Выслушаете, и, вероятно, ничего плохого не случится. Там на погрузочной платформе мы соорудили бомбу…

И тут начался ад кромешный: девушки визжали, парии подскакивали на местах, пожилые дамы попадали в обморок…

— Всем сесть на места и заткнуться! Я пытаюсь спасти ваши жизни.

Где-то слева от себя я услышал, как Гуди пробормотал на ухо Бобу:

— Ну и герой!

— Он взорвет нас! Мы все взлетим на воздух! — безудержно голосили девицы, и я понял, что нужно срочно что-то предпринять, чтобы меня услышали, а потому выстрелил в потолок, чем вызвал еще больший взрыв безумия.

— Заткнитесь! — орал я на них. — Заткнитесь, или я правда всех тут взорву! — Это возымело действие, и мне наконец удалось донести до них свои мысли. — А вот теперь выслушайте меня, мать вашу! Успокойтесь. У вас будет возможность паниковать, но только когда я скажу. Ясно? Мы изготовили бомбу из баллонов сжиженного бутана и пластиковой взрывчатки, которую принесли с собой, чтобы взорвать сейф. — Дункан поднял руку, но я проигнорировал и продолжил: — Наш план состоит в том, что мы вас отпускаем, потом взрываем супермаркет и во всей этой суматохе делаем ноги. Теперь слушайте еще внимательней, потому что отсюда начинается ваша роль. Мы детонируем бомбу сразу после вашего ухода. Никто из вас не будет находиться поблизости, когда произойдет взрыв. Но бомба большая, поэтому вам придется очистить радиус поражения как можно быстрее. Кто замешкается, может пострадать, возможно, даже погибнуть. Так что, оказавшись на погрузочной платформе, бегите быстрее молнии, и все будет хорошо.

Снова паника, снова всхлипывания, особенно со стороны пожилых особ, не отличающихся проворностью.

— Полицейские попытаются задержать вас и не дать уйти. Это потому, что им ничего не известно о бомбе, но вы не можете этого допустить, иначе вас ждут огромные неприятности. Тут надо будет кричать во весь голос о том, что вот-вот произойдет, и постараться убежать как можно дальше от супермаркета.

— Это безумие, — заявил Майк. — Вы не можете этого сделать.

— Эй, не нравится, поезжай жить в Россию, — перебил его Гуди.

— Доверьтесь нам. Никто не пострадает. Все будет в порядке. Просто бегите со всех ног, как только окажетесь снаружи, и наверняка все обойдется.

Паника усилилась: мужчины вскакивали на ноги и орали на нас, истошно вопили дамочки, старушки молились, Дункан испепелял меня подозрительным взглядом.

— Пойду-ка я последний раз поговорю с Уизлом и сообщу ему, что мы выходим. А ты поддерживай тут бурление, — обратился я к Гуди и снова натянул маску и камуфляж.

Я шагал вдоль погрузочной платформы, размахивая своим белым флагом, и высунул голову, чтобы увидеть автостоянку. Законники никуда не делись. Какое разочарование.

— Это ты, Мило? — прокричал в матюгальник Уизл.

Я установил его местонахождение и взмахнул в его сторону флагом в подтверждение того, что это я. Потом спустился к погрузочной платформе и двинулся в сторону парковки, тут же ощутив нацеленные на меня дюжины винтовок. Я еще раз взмахнул флагом, чтобы убедиться, что все его видели, и тут резко остановился. О господи! Там, рядом с Уизлом… какого черта! Вот ведь подлый, грязный ублюдок!

Уизл протянул мегафон Элис и показал, как им пользоваться, потом отступил назад и позволил ей сказать то, для чего они ее сюда вызвали.

— Даррен? Даррен, это действительно ты?

Я не ответил. Просто отвернулся, не в силах поверить глазам, и медленно кивнул.

— Сними маску, пожалуйста, Даррен. Я должна видеть, что это ты.

— Нет, — ответил я. — Не могу.

— Почему? Если мы знаем, кто ты такой, почему нельзя снять маску?

— Не могу тебе показаться в таком виде. Только не так, Элис. Я больше не Даррен. Его давно нет. Я всего лишь Мило, — хрипло проговорил я.

На самом-то деле это была полная чушь. А настоящая причина, почему я не хотел снимать маску, заключалась в том, что я не мог позволить всем копам на стоянке увидеть, как я выгляжу. Мне еще прорываться через оцепление. В лицо меня знали Уизл да еще пара легавых, но для большинства я все еще оставался безликим преступником, так что скрыл и лицо, и намерения за напыщенностью фраз.

— Зачем ты пошел на это, Даррен?

— Не знаю, — ответил я. — Почему бы нет? — пожал плечами.

Копам вокруг меня ответ явно не понравился, и я почувствовал, что теряю аудиторию.

— Почему бы нет? Даррен, когда ты чему-нибудь на учишься?

— Ой, только не начинай.

— Что с тобой, Даррен? Ты что, идиот? Почему ты никак не можешь повзрослеть, жалкий мальчишка?

Уизл попытался отнять у Элис громкоговоритель, но она держала его на расстоянии вытянутой руки и успела добавить, что я неудачник.

— А зачем же ты приехала сюда, Элис? Какое тебе дело до моей жизни? Разве ты не должна сидеть сейчас дома с Маккенном? Вдруг ему захочется чаю! — со злобой прокричал я.

Элис что-то завопила в ответ, но я не расслышал, так что попросил Узла вернуть ей матюгальник. Инспектор Блейки также пару раз пихнул его в бок, и тот неохотно расстался со своей любимой игрушкой.

— Так вот оно в чем все дело? Тебе не дает покоя то, что я вышла за Брайана?

— Нет. К тебе это не имеет никакого отношения. Мир не вертится вокруг тебя одной. — Хотя, если признаться честно, мой вертелся.

— Смирись с этим, Даррен. Живи дальше, устраивай собственную жизнь. Пока не поздно.

— Поздно. Когда меня последний раз сажали в тюрьму, я поклялся тебе, что этого больше не повторится, что я стану честным человеком. И я не шутил, — вещал я, потом понял, как глупо это звучит. — Признаться, последнее время не все в моей жизни складывалось удачно…

— Послушай, я приехала сюда не выяснять с тобой отношения и не вытаскивать наружу все наше грязное белье.

— Тогда зачем ты приехала? До такого еще не доходило.

— Меня привез Терри. Он подумал, что у меня получится вложить тебе в голову хоть каплю разума, убедить тебя выпустить тех людей.

— Я их выпущу, — заверил я.

— Нет, я имею в виду не через три дня или тогда, когда ты наиграешься в большого человека. Сделай это сейчас. Отпусти их, пока не произошло непоправимого. — Элис выдержала паузу, чтобы до меня лучше дошел смысл сказанного, и пятьдесят человек все это время стояли в абсолютной тишине, ожидая продолжения. — Отпусти их, Даррен. И сдайся сам.

— Хорошо, я так и сделаю. Через минуту я всех выпущу, — уступил я. — Ты будешь навещать меня? — с надеждой спросил я.

Элис подозрительно долго сохраняла молчание, после чего ответила, что будет. Неопровержимое доказательство того — хотя когда я в нем нуждался, — что люди скажут вам все, что угодно, лишь бы добиться своего. Вот ведь стерва!

— Сейчас я вернусь в магазин и выпущу заложников, так что не стреляйте, — сообщил я и развернулся, чтобы направиться назад.

Напоследок я поглядел на Элис и осознал, что, вероятнее всего, вижу ее в последний раз. От этой мысли стало так грустно. Еще до вчерашнего дня существовала слабая и призрачная надежда — еще меньше той, что мы выберемся из этой заварухи, — на то, что она порвет с Маккенном и примет меня обратно. Я встречу ее с распростертыми объятиями — ее вместе с сыном, — и мы до конца дней своих будем жить как нормальная, счастливая семья.

Вот за эту маленькую фантазию я и держался, несмотря на то, что говорил и делал в течение нескольких последних месяцев. Я успокаивал себя этой маленькой личной мечтой во время бессонных ночей. Я тешил себя этой надеждой. Теперь не было даже ее.

Я долго разглядывал Элис. Ее суровое лицо, скрещенные на груди руки — она всегда так делала, когда я ее огорчал, — развевающиеся на ветру волосы. Какая же она красивая! Бог ты мой, как я мог упустить такое? Да что со мной, черт возьми? Я боялся отвести от нее взгляд, потому что знал, что никогда больше он на нее не упадет. Но постепенно заставил себя это сделать. Отвернулся, взобрался по ступенькам на погрузочную платформу и зашагал внутрь магазина.

И все это время Уизл кричал мне вслед:

— Медленно и осторожно, Ты слышишь меня? Выводи их медленно и осторожно.

23. Бегство

Я сбросил маску и камуфляж раз и навсегда и быстро накинул магазинную спецовку. Поднял ворот, словно Хамфри Богарт, и опустил его, увидев, что очень похож на работника магазина, который пытается выглядеть как Хамфри Богарт (или Эрик Кантона). Так я привлеку к себе больше внимания. Лучше уж походить на всех остальных.

Я отправился в столовую, велел Гуди опустить воротник, потом последний раз обратился к гостям.

— Итак, выдвигаемся. Не толкаться, не пинаться и не бежать, пока не выберемся наружу, иначе бомба взорвется раньше положенного времени. Мы доведем вас до погрузочной платформы, потом я скомандую: «Бегом марш!» — и вы побежите. И как можно быстрее. Всем ясно?

Большинство ответили утвердительно, только одна заплаканная дамочка неустанно твердила: «Не делайте этого», отчего Боб посмеивался.

— Так, поднимаемся и шагаем к платформе.

Я повернулся к парням и убедился, что мы все одеты одинаково.

— Не позволяйте им растягиваться по одному. Они должны рвануть организованной толпой, иначе ничего не получится. — Те закивали головой, как будто поняли меня, я пожелал всем удачи и оттянул в сторону Норриса. — Ты знаешь, куда надо бежать, как только мы покинем супермаркет?

— В Таиланд? — задумался тот.

— Не торопись, Норрис. Нет, я имею в виду — в каком направлении мы рванем, когда окажемся на улице.

— Ну, через пустырь, назад к линии заколоченных магазинов, — подтвердил он.

— Ничего подобного. Туда бегут все остальные. Они будут приманкой. На самом деле надо бежать в другую сторону, влево, к трассе. Там и ждет нас Патси с машиной, — солгал я.

— А, ясно. Молодец, чувак, — проговорил Норрис и благодарно ткнул меня в бок, потом садистски улыбнулся. — Никто не знает, что ты их подставляешь?

— Нет, они придурки, — сказал я и почувствовал невероятное тепло. Какое удовлетворение!

Мы конвоировали персонал магазина вдоль небольшого коридора в направлении погрузочной платформы, стараясь держаться плотнее друг к другу. Боб шагал во главе отряда (не считая двух парней, которых он крепко держал за шиворот, используя в качестве прикрытия) и ждал сигнала, а я же прятался среди толпы где-то ближе к середине процессии. По-моему, это самое удачное место. Спереди и сзади меня могут легко схватить, когда начнется паническое бегство. А находясь в центре толпы, я в нужный момент смогу рвануть в образовавшуюся брешь в обороне, когда копы кинутся усмирять разбушевавшихся людей. По крайней мере так я себе это представлял. Раньше подобного я не делал, так что оставалось лишь надеяться, что удача окажется на моей стороне.

Удача, неожиданность и море решимости, и я, возможно, выйду сухим из воды.

— Все готовы? — прокричал я, когда все стояли на своих позициях, хотя услышать что-либо среди такого скопления бормочущих и тараторящих что-то людей оказалось практически невозможно. Но все же я услышал.

— Готов! — откуда-то сзади раздался голос Парки.

— Готов! — Гуди стоял впереди.

— Готов! — отозвался и Боб.

— Готов! — проорал Норрис.

— Ага, ага, готов! — где-то совсем рядом послышался голос Джеко, хотя у меня на сей счет возникли сомнения.

— Готов! — подтвердил Джимбо.

— Тогда удачи нам всем, парни! Ладно, Джеко, активируй бомбу, как только мы выйдем, — проговорил я.

— Что? Ах да, — вдруг вспомнил он. Удачи, Джеко.

— Ну что ж… бегом марш!!!

В тот же миг коридор закипел, меня бросало из стороны в сторону, взад и вперед, когда сто человек принялись протискиваться сквозь узкое бутылочное горлышко. Я попытался двигать ногами, но наткнулся лишь на ноги впереди стоящего парня. Попытался отойти назад, однако сила волны была слишком велика, и спустя несколько секунд я понял, что задыхаюсь.

— Назад! Назад! — прохрипел я, но паника уже началась, и люди практически карабкались друг на друга, чтобы оказаться как можно ближе к внешнему миру.

— Назад…

Толкаясь, протискиваясь, царапаясь, пробиваясь локтями, оттаскивая друг друга за одежду, карабкаясь по верху или по низу — никому из нас не удалось даже приблизиться к свету дня. Я попытался всех успокоить и навести хоть какой-то порядок, но не имел для этого ни пространства, ни сил. Хотел оглядеться, но видел лишь очертания в темноте.

— Стойте…

Сто человек вот-вот насмерть раздавят друг друга, а я ничего не мог с этим сделать. Более того, сто человек вот-вот насмерть раздавят друг друга, и во всем виноват именно я. Почему я этого не предусмотрел?

— Стойте! Остановитесь! Нет там никакой бомбы! — голосил я, но из меня выбили дыхание.

Я столько времени потратил на организацию собственного побега, что совершенно не предвидел опасности паники стольких людей в таком тесном пространстве. И теперь было уже поздно. Мы все умрем: либо будем раздавлены, либо задушены, либо растоптаны. После всего, что я сделал, чтобы гарантировать безопасность заложников, я одним ударом взял да и сотворил такое, чего не удалось бы всем моим парням, вместе взятым.

Забудь про двадцать лет — я буду расплачиваться за это целую вечность.

Если мне повезет, если я очень и очень везучий, то умру одним из первых. После такого кошмара я просто не смогу заглянуть кому-нибудь из этих людей в глаза.

И в тот момент, когда я уже начал терять последнюю надежду, где-то впереди давление немного ослабло, и мы потоком хлынули наружу. Этот момент случился так неожиданно, что несколько человек попадали лицами вниз. Упала и стоявшая рядом девушка, и мне пришлось быстро подхватить ее и поставить на ноги, чтобы ее не растоптали идущие позади.

По мере продвижения вперед образовывалось все больше свободного пространства, и шагать становилось все легче. Теперь мы действительно двигались, и свет дня стремительно приближался. Парни наваливались мне сзади на плечи и наступали на пятки, но я имел возможность шагать в ногу с толпой. Чем ближе я подбирался к внешнему миру, тем громче становились доносившиеся оттуда крики.

— Там бомба! Бомба!

— Стойте на месте!

— Хватайте его!

— Остановите его!

— Там бомба!

— Все назад!

Впереди копы внезапно куда-то исчезли с края погрузочной платформы, и на долю секунды передо мной открылся вид созданного мной хаоса. Тихие, стройные ряды полицейских растворились под напором приливной волны грузчиков и упаковщиков. Люди разбегались во все стороны, словно крысы с тонущего корабля, карабкались на машины, расталкивали копов, орали на них благим матом. Царил абсолютный бедлам. Некоторым удалось прорваться через оцепление, и я засек нескольких людей в магазинной униформе уже на газоне, стремительно несущихся к главной дороге. Это вселило в меня подорванную уверенность. Я спрыгнул на землю и что есть мочи рванул направо.

— Там бомба! Она сейчас взорвется! — на бегу выкрикивал я, неистово размахивая руками в сторону полицейских. — Уходите! Спасайтесь!

Я уклонился от двух легавых, которые попытались меня задержать, оббежал еще одного, который приготовился повалить бегущего рядом грузчика. Ускорил темп и поглядел туда, куда мне нужно было добраться. Слева собралось много законников, однако со стороны стены супермаркета было относительно чисто. И я избрал этот маршрут. Виляя между машинами и фургонами, я приближался к насыпи. Внезапно на моем пути возник до боли молоденький коп, который прятался за каретой «скорой помощи». Мое неожиданное появление удивило его не меньше, чем меня его выход. Но по-настоящему он ошалел, когда я изо всех сил ударил его в лицо и завопил: «Там бомба!» — хотя этого он уже не слышал, потому что занялся собственным носом.

Я вскарабкался на капот полицейской машины, перепрыгивая с крыши на крышу, удрал еще от нескольких копов и снова спрыгнул на землю парковки. Полицейские были повсюду: одни бежали, другие размахивали оружием, но основная масса оставалась на позициях, пытаясь задержать как можно больше пробегающих мимо людей. Все походило на массовую игру в «войнушку», но более сложную и не такую веселую. Справа от меня вдруг посыпались банкноты. Я повернулся и увидел, как по земле катался Джеко, и двое копов пытались его скрутить. Куртка расстегнулась, когда его повалили на землю, и по бетонному настилу парковки одна за другой разлетались купюры.

Это привлекло всеобщее внимание.

— Он — один из них! — прокричал коп.

— Нет, отпустите меня! Там бомба… — вопил Джеко, пока не скрылся под лавиной полицейских.

Я развернулся и воспользовался этим беспорядком, чтобы проскочить еще как можно больше постов, пока они наконец не сообразили, что же на самом-то деле происходит.

Вперед, вперед, не останавливаться… подталкивал я себя. Беги со всех ног! Не оборачивайся!

Я старался бежать и одновременно вжимать голову в плечи, хотя это оказалось довольно-таки трудно, учитывая, сколько ко мне примотано денег.

— Стойте! Остановитесь там, сэр! — прокричал кто-то мне на ухо, а матюгальиик надрывно призывал всех успокоиться и оставаться на своих местах.

Краем глаза я заметил решительно, словно управляемая ракета, приближавшегося ко мне молодого копа. Кажется, он не смотрел ни на кого другого, кроме меня, и целенаправленно следовал за мной по всему лабиринту из автомобилей.

— Стой, где стоишь, ублюдок! — проорал он мне.

Интересно, что он знает? Я в ужасе оглянулся через плечо, и когда он уже совсем приблизился ко мне и протянул руку, чтобы схватить меня за задницу — вот чудо! — какой-то ошалевший упаковщик неожиданно для нас обоих выскочил из-за фургона и врезался прямо в него. Раздался противный звук столкновения двух черепушек, и они оба повалились на колени. Похоже, ни один, ни другой в ближайшее время не найдут в себе силы подняться. Я обрадовался и с облегчением засверкал пятками перед их носами.

— Не дайте никому сбежать! Держите всех! — надрывался матюгальник, но все это осталось позади.

Я добрался до угла супермаркета и пробежал еще двадцать футов до основания крутой насыпи. Слева от меня на нее уже взбирался Парки, а Гуди и Джимбо только-только вырвались из эпицентра волнений. На горизонте пока не видно ни Боба, ни Норриса. Хотя я и не ожидал увидеть здесь последнего.

Я вбежал на склон и принялся, цепляясь руками и упираясь коленями, изо всех сил карабкаться вверх. Поверхность оказалась сухой и пыльной. Так что, вскарабкавшись на пять ярдов, я снова сползал на два. Подобная проблема, очевидно, возникла и у Парки, несмотря на то, что он уже почти взобрался на вершину. Только Гуди в своих армейских ботинках без труда оказался наверху.

— Давай же, залезай! — закричал я на самого себя.

Не добравшись и до середины, я уже вымотался до такой степени, что готов был плюнуть на все и искать другой путь к отступлению, но звук стремительно приближавшихся легавых послужил для меня дополнительным стимулом, и я практически когтями вцепился в покрытие насыпи.

Гуди схватил меня за руку и затащил наверх. Я глянул вниз и увидел, что по меньшей мере дюжина законников взбирается по склону. Тут же оказались еще два настоящих грузчика, которые почему-то решили следовать за нами. Я столкнул одного из них, и он покатился вниз, сметая на пути карабкающихся полицейских.

Я уже собирался рванусь с места, когда заметил, что из толпы выделился еще один человек, который кричал и взывал ко мне, чтобы мы его дождались. Это был Норрис. Недоверчивый засранец, очевидно, следил, каким путем побегу я, и направился следом.

— Пошел он! — бросил я Гуди. — Сматываемся!

Я заставил свое измученное тело ринуться вперед, и мы вчетвером рванули через пустырь. Никакой забор не отделял стоянку от пустоши. Очевидно, его роль выполняла насыпь. Зато по другую его сторону находилось деревянное ограждение. Если Патси не сделал то, о чем я его просил, и не выбил из него пару досок, у нас могли возникнуть определенные проблемы.

В общей сложности через пустырь бежали девять человек. Четверо пытались добраться до Патси и тачек, еще трое пытались не позволить этим четверым добраться до Патси и тачек, а оставшиеся двое думали, что супермаркет вот-вот взлетит на воздух. Слева от меня, ярдах в ста, располагалась главная дорога. Всю улицу загромождали полицейские машины, кареты «скорой помощи» и даже пара пожарок.

Интересно, как все будет происходить, когда мы доберемся до места.

Патси заверил, что там не так много легавых. Надеюсь, он прав. Если удача мне не изменит, там должны оказаться лишь обычные постовые, чтобы направлять транспортные средства объездным путем и не подпускать любопытных зевак. Все вооруженные силы полиции, должно быть, сконцентрированы вокруг супермаркета, где разворачивались основные события. В этом случае мне не составит труда приструнить «дружинников». Если возникнут проблемы, просто пригрожу им пушкой. Не думаю, что они создадут нам помехи. Теория не противоречила логике, но, с другой стороны, так я думал и касательно теории ограбления гребаного супермаркета. А поглядите, куда это меня привело: я спасаюсь бегством, и меня преследует половина всех полицейских сил страны. Господи, только бы мне выбраться из этой заварухи, тогда я точно завяжу. Знаю, знаю. Я уже говорил это тысячи раз, но тогда никто мне не верил. Но я готов повторить это сейчас, пробегая по изрытой канавами, заросшей травой земле, с семьюдесятью «штуками», примотанными к телу упаковочной лентой, заткнутым за пояс незаконным стволом и тремя копами на хвосте. Я готов сделать заявление: я наконец усвоил урок.

— Стоять! — попеременно выкрикивали легавые. — Остановитесь! Полиция!

Ага, сейчас.

Один даже попытал счастья с фразой: «Стой, стрелять буду!» — но я не обратил на это никакого внимания. Они не казались мне боевыми офицерами, а если я и ошибался, им все равно не положено стрелять людям в спину, даже преступникам. Настоящие грузчики этого не знали, поэтому резко остановились с поднятыми руками. Первый же добежавший до них коп сковал их наручниками и оперся, чтобы отдышаться. Оставались только двое, а еще я, Гуди, Парки и Джимбо. Я подумывал развернуться и выстрелить у них над головами, чтобы перестали нас преследовать. Но мне пришло в голову, что это сразу раскроет наши карты. В данный момент для полицейских мы ничем не отличались от обычных работников магазина, которых приказано всего лишь остановить. Если бы они знали, кто мы, у нас на хвосте сидело бы гораздо больше… то есть восемь законников. Что еще за хрень? Откуда они нарисовались? Словно из ниоткуда на горизонте возникли еще пятеро копов, и сам собой напросился вопрос: может быть, что-то — или кто-то — их предупредил.

Грудь пылала, и так сильно закололо в боку, что я начал думать, будто мне действительно выстрелили в спину. Схватившись за бок, я не сдавался и из последних сил продолжал бежать. Вскоре у меня уже совсем не осталось сил в ногах. Я шатался и спотыкался о бугорки, прекрасно осознавая, что один неточный шаг или вывих лодыжки будет стоить мне двадцати лет тюрьмы.

Не останавливайся! Беги! Тебе плохо, но это окупится, если ты все-таки доберешься до машины. Так что собери остатки сил. Это я повторял в уме снова и снова, вытирая со лба пот и всматриваясь в забор, пытаясь обнаружить в нем дырки.

Беги, беги, беги! Давай же, Мило, беги!

И тут произошло то, от чего у меня напрочь слетели розовые очки.

— Хватайте его! Валите! — раздалось за спиной.

Затем мучительный вопль, а за ним сокрушительный призыв о помощи. У меня замерло сердце. Боже мой, они поймали Джимбо. Он бежал позади всех, и не очень-то хорошо это у него получалось. Я обернулся как раз в тот момент, когда четверо преследователей прижали его к земле и защелкнули наручники на запястьях.

— Мило, помоги мне!

Как же больно мне было это слышать. Я не так долго его знал, только с того момента, когда мы собрались вместе, чтобы провернуть это дело, но определенно проникся к этому парию. Из всех восьмерых (естественно, кроме меня и Патси) у него оказалось больше мозгов и здравого смысла, чем у всех остальных членов шайки, вместе взятых. Так или иначе, я рад был работать с ним в одной команде, но ему конец, и никто из нас не в силах этого изменить. По крайней мере он взял на себя четверых полицейских. Это уже что-то!

Оставалось трое. По одному на каждого: на меня, Гуди и Парки.

Мы достигли растрескавшегося бетонного пола (это все, что осталось от старого завода), где показали лучшее время, чем при беге по неровной поверхности пустыря. К сожалению, наши преследователи вскоре тоже добрались до бетонной поверхности и тоже прибавили ходу, так что мы вновь были в равных условиях.

— Вернитесь немедленно, ублюдки! — то и дело выкрикивал нам вслед один из них. — Если не остановитесь, вас ждут большие неприятности! — пообещал он.

— Там бомба, — отвечал Гуди, но мы уже находились так далеко от супермаркета, что, будь там хоть сто бомб, с нами бы все равно ничего не случилось.

Забор приближался. Оставалось каких-то там ярдов сто, так что я бегло осмотрел его и увидел, что в самом углу выбито несколько досок. Я направился к щели, выжимая из себя последние капли силы. Нужно сделать последний рывок к свободе. Я соскочил с бетонного пола, перепрыгивая через ямы, зацепился за колючий сухой кустарник, больно стукнулся ногой и ободрал штаны.

К несчастью, сил осталось немного, Отряд преследователей стремительно приближался. Гуди и Парки бежали впереди, так что все трое законников, кажется, вознамерились захватить меня. Козлы! Я так близок к успеху и так близок к провалу. Несправедливо. Ни хрена не справедливо! Почему они не могут уступить? Почему не отпустят нас?

Пятьдесят ярдов до щели, а я слышу, как у них под ногами шелестит высокая трава. Сорок ярдов… тридцать… Парки добрался до забора, отыскал дыру и просто ввалился в нее, протиснулся — и вот он по другую сторону. Я толкал свое тело из последних сил, но они истощились. Я уже чувствовал, как меня хватают за шиворот.

Двадцать ярдов… десять… Гуди уже там. Он нырнул в щель и обернулся. По его глазам я понял, насколько близок к неудаче.

Девять ярдов… шесть… Я почувствовал чей-то бросок.

Пять ярдов… четыре…

— Давай же, Мило! — орал Гуди, но я уже знал, что у меня не выйдет.

Те полсекунды, необходимые мне для толчка и прыжка, — как раз то время, которого им не хватало, чтобы меня схватить. Я попался. После всего, через что я прошел, я, мать вашу, все-таки попался.

Три ярда… два… Я полез под куртку и вытащил ствол. Шутки кончились. Эти ребята хотят отнять у меня жизнь, куда уж серьезнее. У меня хватит сил снять предохранитель и спустить курок, прежде чем я доберусь до щели в заборе.

Один ярд… ни одного… Я развернулся, с грохотом налетел на забор и произвел подряд три выстрела прямо легавым под ноги, поднимая пыль и вынуждая их нырнуть вниз. Но ближайший ко мне коп налетел на меня и сбил с ног. Когда я восстановил равновесие, он уже вцепился мне в руку и призывал коллег на помощь. У меня не оставалось выбора, и я принялся бить его пистолетом по башке, пока он меня не отпустил. Его приятели вскочили на ноги и, похоже, торжествовали, воображая, что одолели меня. Я нацелил на них ствол и сказал, что убью обоих, если они не отвалят.

И я намеревался это сделать.

На нас надвигались несметные полчища вооруженных законников. Я хотел было пнуть ногой копа и нырнуть в дыру, но так вымотался, что не хватало сил даже на это. Так что я просто продолжал держать их под прицелом.

— Отвалите! Идите на хрен! — просил их я, но они и не собирались этого делать.

— Сдавайся! Ты в ловушке, — говорили они. — Брось пистолет! Сейчас же!

Бросить пистолет? Я в ловушке? Меня посадят на двадцать лет?

Нет, это просто невозможно. Этого не должно было случиться. Я должен сбежать. Начать все сначала. Я не должен снова садиться в тюрьму. Я взглянул на единственный оставшийся «пропуск» на свободу и прикинул, хватит ли у меня смелости.

Взвел курок и решил не думать об этом. Быстренько все сделать и знать, что это самый лучший из всех не очень-то хороших выборов. Сделал глубокий вдох, еще один. Потом еще, ну и один на дорожку, внушая себе необходимость развернуть оружие к себе. Но как я ни старался себе это внушить, рука просто отказывалась меня поддерживать.

Я не смогу. Как бы я ни пытался, я просто не смогу сделать то, что должен.

К счастью, в последний момент появился тот большой парень сверху и перенес нашу с ним встречу, убедив Гуди вернуться и высунуть из бреши в заборе свое оружие. Он сообщил обоим копам, что у них есть ровно одна секунда на размышления.

— Иди сюда, Мило! — крикнул он мне, размахивая незаряженным пистолетом.

В конечном итоге это подействовало, и у меня появились и время, и пространство, чтобы собраться и броситься к забору. Прикрывая меня, Гуди практически затащил в дыру мое тело, разрывая мне штаны и царапая обнажившиеся колени, но это ведь ерунда — я вдруг оказался по другую сторону забора.

24. Полшанса (при лучшем раскладе)

Черт, именно здесь все и началось!

Неужели прошло всего-навсего двенадцать часов с тех пор, как мы ввосьмером отправились на дело прямо с этого места? Я, Гуди, Норрис, Патси, Парки, Джеко, Боб и Джимбо. Шутили, смеялись над дурацкой шапкой. Патси и ДНК на окурках. Двенадцать часов назад? Всего-то?

А кажется, будто прошла вечность.

Для Джеко, Норриса, Боба и Джимбо эта вечность только начиналась.

По спине пробежал холодок.

Лучше об этом не думать. Лучше двигаться дальше. Делать то, что нужно — нужно сматываться. В конце концов, я и сам еще не в Копакабане.

— Давай не тормози, нужно валить отсюда! — заорал Гуди и толкнул меня в сторону магазинов.

Один из легавых попытался протиснуться вслед за нами в щель. Я повернулся и произвел предупредительный выстрел, который пришелся немногим левее его головы. Тот хрипло вскрикнул и отступил.

— Заканчивай палить, Мило. А то за нами погонятся все копы округа, — искренне высказался Гуди.

— Боюсь, уже поздно, дружище.

Мы, спотыкаясь, кинулись за магазин и обнаружили там Патси. Он сидел в тачке, мотор работал, двери открыты. Гуди нырнул на пассажирское сиденье. Я — на заднее.

— Где это Парки? — спросили мы, заметив, что не хватает одного грабителя.

— Туда побежал. По-моему, он меня не увидел, — ответил бледный от ужаса Патси. — Что теперь делать?

— Мы не можем тут сидеть и ждать его, дави на газ! — закричал я, и мы повернули к дороге как раз в тот момент, когда из-за угла выбежала дюжина полицейских.

Я вытаращился на них через заднее окно. Те вопили, выкрикивали что-то в наш адрес и отмахивались от наших выхлопных газов. Но кольцевая, поворот направо и ревущий движок давали нам пусть небольшое, а все же преимущество. Впервые за сегодняшнее утро я не видел перед глазами полицейских.

— Куда едем? — поинтересовался Патси, нарушая кучу новых правил вдобавок к тому дерьму, что мы успели натворить за сегодняшний день.

— Как можно дальше отсюда, — пылко проговорил я с надеждой в голосе.

— В Таиланд? — оптимистично предложил Патси.

— Возможно, — ответил я, похлопывая припрятанные под рубашкой и брюками наши доли. В тот момент Гуди поглядел на меня через плечо, я поймал его взгляд и подмигнул. — Только я ни хрена не понимаю, как нам попасть туда без денег, Патси.

Ну и выражение лица.

Разумеется, я просто решил над ним подшутить. На самом деле я не могу так кинуть друга. Особенно того, который за нами вернулся. Как только мы оторвемся от копов и благополучно скроемся, я поделю бабки и отдам Патси причитающуюся ему долю, как и обещал.

Все пятнадцать «штук» до последнего цента.

Как и договаривались.

Эй, и не надо так на меня смотреть!

Оглавление

1. Отличные идеи

2. И Рождество, и день рождения, и получение водительских прав, и лишение девственности

3. Торговля лицом

4. Предложение

5. Никакой надежды

6. Вероятно, ограбление

7. Консультация Терри

8. Банда Мило

9. Рекогносцировка

10. Единство взглядов

11. Святоша Гуди и злодей Бэдди

12. В бой!

13. За дело!

14. Работа с сейфом

15. Длиннейшая из ночей

16. Рассвет

17. Дело дрянь

18. Мыши в мышеловке

19. Наши пятнадцать минут

20. Патси снова в деле

21. За деньгами

22. План 8

23. Бегство

24. Полшанса (при лучшем раскладе)

Реклама на сайте