«Сладкая месть»

Валерий Ильичёв СЛАДКАЯ МЕСТЬ

I. Побег

Ночь. Тягач не спит, хотя в бараке все давно заснули, дорожа ночным отдыхом, когда расслабляется и приходит в себя не только тело, но и душа, иссушенная суровым распорядком колонии усиленного режима. Тягач «залетел» сюда за убийство с особой жестокостью и из десяти лет, определенных ему судьей, отбыл всего полтора года. Об оставшихся долгих днях он старался не думать.

К жизни здесь, в колонии, он приспособился и устроился совсем неплохо. Он не примкнул ни к одной группировке, держался особняком. Но его и не пытались тревожить, сразу заметив огромную физическую силу, когда он один ворочал тяжеленные бревна, которые с трудом могли приподнять двое крепких мужиков. За эту силу его и прозвали Тягачом. Сказалась армейская выучка и изнурительные занятия в зале со штангой. Да и игра в футбол снискала ему уважение среди осужденных. Уж что-что, а обводка у него всегда была классная, а удар жестким, почти без замаха, неожиданным, а главное — точным. Ему казалось, что своим успехом он обязан подсознанию, которое как бы направляло своей энергией летящий мяч в ворота. Вызывала уважение и его прежняя длительная служба в армии. Все-таки в зоне не часто встретишь офицера-десантника, да ещё отслужившего в Афганистане. «Авторитеты» для проверки подослали к нему в первые дни одного шустрика, тоже там побывавшего. Так — мелкая сошка. Он и в Афганистане занимался снабжением. Потолковали, посыпали в разговоре экзотическими названиями Кандагар, Парван, Паншер. По знанию деталей стало ясно, что оба побывали в тех местах. Ну и разошлись. Больше контактов между ними не было. Но «авторитеты» оставили его в покое. Хорошо, что они считали Тягача просто уволенным в запас офицером, оставшимся без работы из-за передряг, затеянных новыми властями в Вооруженных Силах. Они и не подозревали о его почти годовой службе в СОБРе областного управления внутренних дел. Когда демобилизованного из армии Тягача зачислили на работу в отряд быстрого реагирования и он готовился выйти на первое свое дежурство, его вызвали в кабинет большого начальства. Невысокий плотный человек с квадратной головой и асимметрично растущими бровями представился Кругловым Анатолием Петровичем, начальником отдела уголовного розыска. Подполковник был краток: «Слушай, Сергей. Хочу тебе предложить одно задание. Надо войти в непосредственный контакт с бандитами под видом нужного им человека, чтобы разведать их планы, а главное — преступные связи. Ты на эту роль подходишь: бывший офицер, в нашем городе недавно, о твоем приеме к нам на работу знает лишь ограниченный круг лиц. Стало быть, дело за тобой. Так ты согласен?»

Тягач размышлял недолго. Ему недавно исполнилось тридцать пять лет, и ещё тянуло на романтические подвиги. Да он и не догадывался, откровенно говоря, что его ожидает. Если бы знал, то, наверное, хорошенько подумал бы, прежде чем дать согласие. Ну и понеслось. Войдя в контакт с бандитами, он уже постоянно крутился в преступной среде. Одно задание сменялось другим. Официально на операции его никогда не брали. Иногда он выезжал в другой город для выполнения отдельных поручений. Но в целом вел разведку в своем городе. Для первого контакта он появлялся в местах, где концентрировались противоправные элементы. Скромно выпивал, иногда ограничиваясь лишь кружкой пива. Рассказывал о себе исключительно правду, дескать, служил в спецназе, попал под сокращение в числе первых, поскольку не стеснялся указывать начальству на неполадки. И вот теперь болтается без дела, поскольку в его возрасте идти на завод учиться гайки крутить уже поздновато. Хотел было сунуться в охрану, а там все схвачено: на каждом шагу братва своих понатыкала. Так что деваться пока некуда. И места службы, и командиров бывших называл точно: если кто заинтересуется и начнет проверять, то пусть убедятся, что капитан не врет. А после того как попривыкли к нему, обмолвился, как будто ненароком, по пьяному делу, что прихватил кое-что из родной части на память и теперь не прочь продать по разумной цене хорошим людям, поскольку кончились деньги и он «на мели». Особенно не распространялся. Так, всего пару раз проговорился среди ребят со связями. И стал ждать. Прошло около недели, и Тягача уже хотели отозвать, посчитав операцию неудачной, как подвалили к нему на улице, когда он возвращался домой, двое крепких парней. По виду нездешние и сразу без всяких предисловий: «Слышали, у тебя стволы есть. Сколько и какую сумму хочешь».

Тягач для отвода глаз поартачился, высказал недоверие и подозрительность, но потом махнул рукой и, сославшись на отсутствие денег, сказал, что у него и есть-то всего автомат Калашникова и пистолет Макарова. И то и другое без боекомплекта. Парни предложили цену в полтора раза ниже рыночной. Но, играя роль неопытного в таких делах человека, Тягач сразу согласился и, более того, прикинулся, что чрезвычайно рад обещанной сумме. Договорившись о цене, разошлись, и тем же вечером Тягач передал «засвеченные» стволы покупателям. При этом он делал вид, что ужасно боится милиции, которая может их схватить при завершении сделки, хотя прекрасно знал, что слежки не будет, так как уголовный розыск засек покупателей и будет ждать их в гостинице, чтобы продолжить наблюдение и выявить всю цепочку сбыта и накопления оружия. Но это его уже не касалось. Он свою часть операции выполнил и теперь думал, что официально поступит в распоряжение СОБРа и станет заниматься делами, к которым в принципе и был приучен в армии. Но не тут-то было. Круглов попросил его повременить. По его словам, среди уголовников прошел слух о возможностях Тягача достать оружие и не сегодня-завтра, короче, в ближайшие дни, на него должны выйти интересные люди. С ним и впрямь встретились двое местных парней, ранее судимых, и он, как учил его Круглов, сказал, что у него лично стволов нет, но среди его друзей-офицеров наверняка найдутся такие, которых постоянное безденежье довело до крайности, и вот через них он и попытается разжиться. Действительно, через пару недель Тягач кое-что передал страждущим с санкции руководства Управления внутренних дел. Но в дальнейшем отказался им помогать, заявив, что это была разовая покупка у демобилизованного офицера, а у тех, кто остается служить, ещё развито чувство долга и они не хотят продавать ему оружие. Однако определенный авторитет Тягачом был завоеван, несмотря на то что проданное им оружие уголовный розыск «отследил» и через месяц изъял. К счастью, из него не успели сделать ни единого выстрела. Но после успешной сделки о нем заговорили как о человеке надежном, которому можно доверять в преступных мероприятиях. Его стали использовать и в других делах и в качестве физической силы, и в качестве классного водителя. Был даже случай, когда он присутствовал при убийстве молодого парня из конкурирующей фирмы, помог отвезти его труп и закопать в пригородном лесу. Через день он повез туда Круглова и указал точное место. Круглов остался равнодушно спокойным: «Пусть пока полежит. Через пару месяцев накопим побольше материалов и возьмем всю группу вместе с главарями. Тогда и обнаружим тайное захоронение. А сейчас рано. Вот спустя некоторое время будет в самый раз».

«Да, — подумал тогда Тягач, — у этих сыщиков работа сложная, умственная, тонкая, с дальним расчетом. Это я сдуру помчался бы раскапывать труп и хватать виновных. А Круглов, понимаете ли, заявляет: „Рано“. Что ж, ему виднее».

Через три месяца действительно арестовали костяк банды. Но целый ряд лиц, в том числе и Тягача, даже не вызвали на допросы. А могли бы. При очередной тайной встрече Тягач спросил Круглова: «Почему не всех взяли?»

Круглов лишь усмехнулся: «У тебя дача есть? Нет, то-то и оно! Нельзя весь урожай картофеля съедать. Надо что-то и на рассаду оставить. Пусть вырастет новый урожай, а мы его вновь соберем».

Тягач смотрел на Круглова с восхищением: «Ну и умен же, лысый черт! Это вам не мускулами играть, сбивая мордой вниз накачанных бугаев. Нет, все-таки мне повезло, что с таким человеком судьба свела. И сыщик Ильин, иногда заменявший Круглова в проведении операций, тоже не промах. Не раз давал мне толковые советы».

Да, с Кругловым и Ильиным было легко и интересно работать. Они всегда находили остроумные решения в сложных ситуациях. И казалось, чем труднее складывалось положение, тем с большим рвением они пытались найти верный путь. Следя за ходом их рассуждений, Тягач частенько замечал, как его восхищает профессионализм этих опытных сыщиков. Впрочем, Круглову и Ильину льстило это восхищение неискушенного в оперативных делах собровца, все ещё сохранившего детскую тягу к приключениям. Признаться, любой настоящий сыщик до седых волос играет в погони и схватки.

Так продолжалось до тех пор, пока Тягач не угодил на нары в зону, да ещё по обвинению в умышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами. Конечно, он приспособился к местным условиями. Здесь можно было существовать, но не жить! И лишь тоска и злобная ненависть к тем, кто намеренно подставил его, «окунув» в эту яму, постоянно отравляли ему душу. К сожалению, тот день стерся из его памяти: видимо, ему подмешали в водку приличную дозу клофелина или другой лекарственной дряни. Но только он совершенно не помнил, как его нашла милиция в бессознательном состоянии возле трупа молодой девицы с многочисленными ножевыми ранениями. На лежащем рядом ноже позже были обнаружены лишь его отпечатки пальцев. Да и нож этот действительно принадлежал Тягачу, что он и не отрицал на следствии. Конечно, Тягач знал, что не мог, просто не мог убить женщину, да ещё так зверски. Он был спокоен и выдержан. Воспитанный матерью в духе уважения к женщине, он считал себя неспособным к совершению столь жестоких и бессмысленных действий. Однако все улики были против Тягача, да и в квартире, кроме него и трупа, никого не было. Но изначально цельной картины не складывалось. В эту квартиру они пришли втроем: Тягач и двое крутых ребят, которых он знал по кличкам Туша и Ветерок. А эксперт, по словам следователя, нашел только отпечатки пальцев его и хозяйки дома. Да и стаканов, из которых пили, обнаружили только два и с теми же отпечатками пальцев. А их должно было быть по крайней мере четыре. И если предположить, что убил все-таки он, то могли же эти двое мордоворотов утащить его оттуда. Ан нет, оставили там рядом с трупом, а сами скрылись. Но главное не это: ведь не мог же он отключиться после ста пятидесяти граммов водки. Значит, подсыпали ему что-то в стакан. А сделать это могли либо Туша, либо Ветерок, а скорее всего они действовали заодно. А иначе зачем так рьяно уговаривали его забежать на часок на эту «хату»? Зная, что он не охоч до легкодоступных женщин, они просто зазвали его немного выпить в домашней обстановке. Теперь, бесчисленное количество раз анализируя развитие событий, Тягач не сомневался, что попал в ловушку. Дня через три после ареста вызвали его из камеры на допрос, и он увидел в кабинете Круглова. Тот попросил оставить их с Тягачом наедине. Круглов сочувственно похлопал его по плечу, но сразу откровенно сказал, что ничем помочь не может: слишком уж все ловко подтасовано.

— Я, откровенно говоря, не знаю: тебя они устраняли или бабу решили ликвидировать, а ты тут подвернулся в качестве исполнителя. Баба-то убитая местному отделу информацию кое-какую поставляла. Вот ее-то они скорее всего и задумали убрать, а на тебя свалить. Но это только одна из версий. Теперь, увы, тебе придется за чужую вину отдуваться. Я адвоката одного неплохого знаю, уже с ним договорился, он будет тебя защищать. Ты не оправдывайся, это бесполезно, да и суду не понравится. Посчитают, что ты не раскаялся, и больше дадут для исправления. Лучше тверди, что был пьян и ничего не помнишь. Да еще, не вздумай Тушу и Ветерка упоминать. Их следов в квартире нет, а тебе придется жить по тюремным законам: если урки узнают, что ты язык на следствии развязал, да ещё без всякой для себя пользы кого-то из братвы заложил, то жизнь твоя и здесь, и в колонии может в ад превратиться. Я уж не говорю о том, что о работе в СОБРе никому не заикайся. В общем, веди себя тихо и спокойно. А там, глядишь, и амнистия к какой-нибудь славной дате подкатит. И освободишься досрочно. Так что будем надеяться, что ещё увидимся. Ну а я тут на воле постараюсь за тебя рассчитаться и этих Ветерка с Тушей из поля зрения не выпущу.

На том и расстались. Только сложилось все по-иному, нежели рассчитывали. Адвокат суетился излишне, сыпал научными терминами, хвастался, что отмел первоначальные обвинения в убийстве на почве сексуальных домогательств и свел все к простой «бытовухе». Но потом опять помрачнел. Медицинская экспертиза дала заключение, что из множества ранений несколько были нанесены прижизненно, и суд квалифицировал убийство с особой жестокостью из-за причинения сильных страданий жертве. Да ещё не повезло: назначили на слушание дела молодую женщину-судью. Опытный адвокат сразу предположил нехорошее: жертва почти ровесница судье, и та, невольно представив себя на месте убитой, впаяет Тягачу года на два больше, чем при другом раскладе. Само заседание было каким-то скомканным, словно не судьбу человека вершили, а решали — покупать новые столы для служебных кабинетов или все-таки повременить. Свидетелей было немного: соседи убитой говорили, какая она была добрая и приветливая, и требовали сурово наказать преступника. Ну и адвокат привел троих его знакомых, уверявших, что подсудимый оступился случайно по пьяному делу и ему надо смягчить приговор. Да и адвокат в своей речи упирал на безупречное прошлое Тягача и наличие семьи.

А потом произошло непонятное. Адвокат просил дать подсудимому пять лет лишения свободы, прокурор требовал семь, а судья ему влепила аж десять. Даже видавший виды прокурор изумленно покачал головой. Пока Тягача не увел конвой, он жадно и безуспешно пытался поймать взгляд судьи. И в то мгновение, когда ему это удалось, он увидел в её глазах вину.

Да на эту молодую женщину явно надавили перед судом и заставили вынести такой суровый приговор! А значит, дело явно было не в этой бабе, которую зарезали. Именно к нему были претензии у кого-то могущественного, способного влиять на закон и суд.

И вот теперь в местах лишения свободы Тягач почти постоянно думал и анализировал, кому это понадобилось сунуть его сюда, в зону, да ещё так надолго. Постепенно у него возникли следующие версии: хозяйку притона убили случайно, а уж потом решили все свалить на него; бабу «замочили» из мести, за то что «стучала» ментам; главной целью был именно он, и его хотели подставить; не исключено, конечно, что хотели устранить и его, и эту несчастную женщину.

Впрочем, последняя версия была связана с третьей и ей нисколько не противоречила. Чем больше Тягач размышлял, тем больше убеждался, что мишенью был именно он.

«Как жаль, что меня арестовали именно в тот момент, когда я вышел на группу, готовящую сделку по продаже какого-то редкоземельного металла, похищенного с оборонного предприятия». Эта мысль не давала ему покоя, и он сожалел, что не удалось раскрутить это дело, чувствуя, что разгадка его трагедии где-то близко. Пожалуй, когда он вошел в контакт с людьми, задумавшими провести сулящую немалую выгоду операцию, его и подставили под удар правосудия.

По крайней мере эта версия имела серьезные основания для существования. И Тягач сжимал в бессильной ярости зубы, понимая, что ему ещё долгие годы не удастся проверить свою догадку и отомстить, жестоко воздав своим обидчикам: бежать из затерянной в глухой тайге колонии было безумием. Он ещё не знал, что до свободы ему осталось чуть больше недели.

На следующий день работалось тяжело: сказывалась бессонная ночь. Тягач катал, складывал и вязал бревна вяло, без всякого усердия. Впрочем, в зоне он быстро убедился, что хорошая работа здесь не только не ценится, но и опасна. И на свободе передовиков производства никто не любит, а тут и подавно. Если начальство не видит тебя, то надо сачковать, пусть руки и тянутся к работе. А иначе свои же зэки с тобой вмиг разберутся. Но сегодня ему даже не пришлось притворяться. Все валилось из рук и настроение было хуже некуда. И он с удовольствием прекратил работу, как только зэки, увидев, что возле нет недреманного ока начальства, устроили себе роздых. Большинство мужиков закурили и присели на корточки. Тягач никак не мог научиться отдыхать таким образом: у него затекали ноги. Потому он присел на бревна. Тягач любил эти минуты покоя и расслабления. Здесь, в зоне это было одним из немногих удовольствий в условиях ограничения свободы. Но отдыхало не только тело, чувствуя приятное расслабление после физической нагрузки. Не менее важным было духовное раскрепощение, когда можно было потрепаться, поведав друг другу старые, хорошо известные и не всегда смешные анекдоты. Но больше всего Тягачу нравилось слушать байки о прошлых приключениях осужденных. Конечно, все знали, что тот или иной рассказчик привирает, стараясь показать себя в наиболее выгодном свете.

Первым свою историю поведал Самурай, молодой парень-каратист, втянутый в группировку, занимающуюся рэкетом, и осужденный за похищение солидного бизнесмена.

В его рассказе не было ничего примечательного, кроме красочно расписанной постельной сцены с женой крупного чиновника. Самурая недолюбливали за бахвальство, но ему покровительствовал авторитетный вор Садко и с этим приходилось считаться. Вообще возле Садко крутилось много народу. Но особенно ненавистен был Хорек, шепеляво цедивший слова сквозь редкие желтые зубы и любящий задираться без видимой причины, зная, что за ним стоят серьезные люди. Вот он и засмеялся громче всех, льстиво подыгрывая сильному Самураю.

Не успел отзвучать смех, как в разговор вступил Повар, раз пять судимый за мошенничество. Его родители были интеллигентными людьми, а он с детства сбился с правильного пути, и судимости следовали у него одна за другой. На воле у него давно никого из близких не было. Потому он после освобождения обычно долго и не гулял. Разъезжал по городам, совершал кражи у доверившихся ему одиноких женщин и «лепил» мошенничество, подкидывая «куклы» глупым обывателям. Повар был своим человеком в зоне. Но все же полученное в детстве воспитание ощущалось. И, будучи не злым от природы, он старался при случае смягчить и утихомирить страсти, понимая, что в спокойной обстановке легче существовать и дождаться освобождения.

Впрочем, непонятно, зачем ему эта свобода, если на воле он более трех месяцев не гуляет. И все-таки Повар, как и все, мечтал о ней: хоть немного, да покутить в ресторанах и влюбить в себя какую-нибудь жаждущую мужской ласки кралю. Вот и сейчас, желая разрядить обстановку смехом, он поспешил вмешаться и бодро начал: «Забавна твоя история, Самурай. Но со мной тоже был интересный случай. Освободился я после второй отсидки и начал гастроли. Приезжаю в один областной город…»

Но до конца историю Повара услышать не довелось. Каким-то шестым чувством Тягач почуял неладное. Анализируя потом ситуацию, он считал, что либо еле слышный шорох, либо легкое движение воздуха, донесшееся сверху, привлекли его внимание. Однако он успел заметить две фигуры в бушлатах и зэковских кепочках, отпрянувших от верхнего края штабеля бревен, и летящий вниз круглый толстый обрубок. Он летел не отвесно, как при случайном падении, а нацеленно в голову Садко.

Дальнейшее Тягач помнил смутно. Он действовал автоматически, не зная, почему поступил именно так. Но его тело, словно подкинутое пружиной, взлетело вверх, кисть крепко захватила куртку у предплечья Садко, и он вместе с ничего не понимающим Садко откатился в сторону. И тут же тяжелое бревно глухо шлепнулось о землю.

Мгновенно оправившийся от потрясения Садко вскочил и сопровождаемый Самураем, кинулся в обход штабеля в безнадежной попытке поймать тех, кто пытался его убить.

Побледневший от страха Хорек тоже сделал вид, что поддерживает своего благодетеля, и двинулся вслед за ним, но значительно поотстав.

Повар сокрушенно покачал головой: «Фикса встал на тропу войны. Значит, не смогли договориться. Будет кровь. А зачем нам эта „разборка“? Да Садко и сам виноват: молодняк, конечно, обнаглел, но он мог бы поделиться властью, однако уступить ни в чем не захотел».

Тягач был с ним согласен. Все началось с полгода назад, когда с новым этапом прибыл Фикса и стал претендовать на лидерство. Садко заартачился, а зря. Фикса правильно рассчитал, опершись на осужденных из числа самонадеянных и наглых молодых ребят, в основном мотавших срок за участие в вымогательстве, разбоях и убийствах. Они не обладали большим авторитетом, но имели численное преимущество, были сплоченнее и мало чего боялись. И Садко с сотоварищами пришлось постепенно отступить. Хотя, имея достаточно сторонников, он все же заставлял с собой считаться.

И вот теперь от него решили избавиться. Похоже, многомесячное противостояние вступило в свою высшую фазу. Простым осужденным, не примкнувшим ни к каким группировкам, таким, как Повар и Тягач, эта «разборка» была совсем ни к чему. Они знали, что их заставят влезть в эту кровавую драку. И если не убьют, то намотать себе новый срок легко может любой. Тягач хорошо понимал волнение Повара.

Как и ожидалось, Садко, Самурай и Хорек вернулись ни с чем. Те, кто сбросил бревно на голову Садко, успели смешаться с другими осужденными. Да это было и несущественно. Все равно за их спинами маячил Фикса. Мрачный Садко, погруженный в тягостные размышления, даже не поблагодарил Тягача немного и не взглянул на него. Сначала Тягач обиделся, но потом подумал, что все к лучшему. Если Фикса узнает о его подвиге, то может расценить это как проявленную враждебность по отношению лично к нему, что в дальнейшем значительно осложнит жизнь Тягачу. И дернул же его черт броситься на помощь Садко! Какое ему дело до этого человека? Пусть бы себе лежал сейчас на земле с проломленной головой. Ну да сделанного не воротишь!

Начальства вблизи не было, но осужденные мрачно разошлись по своим рабочим местам. Тяжелый физический труд позволял хоть ненадолго отвлечься от тревожных раздумий. Теперь Тягач ворочал бревна, словно не было бессонной ночи. К его обычным заботам прибавились новые. И ему ещё больше захотелось исчезнуть подальше от бараков и опасности, подстерегающей ежедневно и повсюду и неизмеримо возросшей в связи со спасением Садко. Как было бы здорово закрыть глаза и словно в детстве силой воображения перенестись за тридевять земель от этого страшного места. Но детство давно ушло в небытие. Что толку открывать и закрывать глаза, если по щучьему велению никуда не скрыться и не исчезнуть. Однако что-то надо было делать. Здесь оставаться невмоготу, да и месть откладывать надолго он не хотел.

Последующие два дня просто физически ощущалось носившееся в воздухе напряжение: в зоне царила злобная тревога в ожидании предстоящей «разборки». И с каждым часом становилось ясно, что ряды сторонников Садко редеют и если многие из его приближенных ещё открыто не перешли в стан Фиксы, то активно на защиту его интересов они не встанут. Уже все знали, что Садко проиграл. Но Фикса не спешил к развязке, выжидая, когда у Садко останется совсем мало людей. Время теперь работало на него. Но все же у Садко ещё были сторонники, понимающие, что потеряют важные для них привилегии, если власть перейдет к Фиксе, который повсюду на хлебных должностях поставит своих людей.

Получив сведения о приближении кровавой драмы, администрация колонии решила вмешаться, чтобы не допустить чрезвычайных происшествий. Но, чутко уловив, за кем будет победа, основной свой удар и давление обрушила на людей Садко, одновременно склоняя его к уступкам по отношению к группировке Фиксы. Его вызвали к начальнику оперчасти майору Колпакову и тот прямо заявил, что если Садко не уступит по-хорошему и допустит в зоне кровавую схватку, то спрос будет лично с него. А если он уцелеет в смертельной драке, то его привлекут к уголовной ответственности за организацию массовых беспорядков. Тогда Садко окончательно понял, что между молотом и наковальней не уцелеть, и принял решение. В один из дней Самурай пригласил Тягача на разговор с Садко, и тот сразу же предположил, что его хотят привлечь на свою сторону в числе других прежде нейтральных осужденных. Но он ошибся.

Садко был немногословен:

— Ты не думай, что я забыл, как ты меня спас. Хочу тебе предложить одно дело: пойдешь со мной в побег?

Тягач от волнения сглотнул и молча кивнул. «Неужели все так просто? Правда, опытные зэки утверждали, что в самые трескучие морозы пройти через тайгу без запасов пищи нечего и думать. Но Садко виднее. Да и когда ещё предоставится такая возможность. Однако нет ли тут подвоха?»

И Тягач спросил напрямую, хоть и постарался смягчить свои слова полушутливым тоном:

— Уж не в качестве ли «телка», предназначенного на съедение в голодной зимней тайге, меня приглашаешь?

Из многочисленных рассказов зэков Тягач слышал, что такие случаи бывают.

Но Садко воспринял вопрос серьезно и ответил с предельной откровенностью:

— Не беспокойся, я добро помню. Не съем. А в качестве «телка» у нас уже есть парень. Так что будь готов.

Тягачу это заявление не понравилось, но он рассудил, что сначала надо вырваться из зоны, а уж потом видно будет.

— Когда? — спросил он, впрочем, не надеясь на ответ.

Так и произошло. Садко покачал головой: «Такие вопросы не задают и тем более на них не отвечают. Ты просто будь готов действовать по первому сигналу. Все, что хочешь захватить с собой на волю, постоянно держи при себе. Это может случиться в любой момент». Тягач кивнул и пошел прочь. Говорить больше было не о чем.

Рискованно, ох рискованно уходить в побег с отпетыми головорезами, да ещё в лютые морозы посреди тайги. Но другого шанса, возможно, не будет. Зато если удастся, то он рассчитается со своими обидчиками так, что будет жутко. Он им включит в счет и их подлость, и зону, и эту холодящую тревогу страха перед почти безнадежным побегом.

Следующие две ночи Тягач спал беспокойно. Ему все казалось, что кто-то, посланный Садко, незаметно подберется к нему и шепнет: «Пора!». И он, быстро одевшись, рванет и поползет по выкопанному тайно тоннелю. Почему-то он, видя вокруг себя колючую проволоку, иного выхода из зоны не представлял.

Но все произошло совсем не так, как он воображал, а довольно буднично и обыденно. С утра подвалил к нему Хорек и дыша зловонием гнилых зубов шепнул: «Сегодня! Нас повезут на заготовку леса. Захвати с собой все, что можешь». Тягачу сделалось нехорошо. Даже слегка замутило от щемящего страха. Конечно, уходить с хозяйственного объекта легче, но ничего лишнего взять не удастся: перед выездом на лесозаготовки обыскивают. Да ему особенно и нечего было брать. Разве что фотографию жены с сыном?

«Если не поймаем пулю в спину, то в тайге сгинем или повяжут нас вскоре. И обозленная охрана в отместку за то, что заставили бегать по холодному лесу, кончит нас при захвате. Ну да ладно. Ведь мог же я отказаться. Да и сейчас ещё не поздно!»

Но Тягач знал, что пойдет до конца. Его цель отомстить! Отомстить любой ценой, даже ценой собственной жизни. Жаль, если он сложит голову здесь, в тайге, и его обида останется неотомщенной! Разумеется, он все-таки ещё может в последний момент передумать, а вот у самого Садко иного выхода, чем побег, пожалуй, и нет. Теряя с каждым днем своих приверженцев, он становился все более уязвимым. Можно было Садко смириться и идти в услужение к Фиксе. Однако и это не гарантировало ему спасение. Фикса, конечно, подмяв его под себя, всласть поиздевается. Но не мог же он не понимать, что Садко ему это вряд ли простит и потому чрезвычайно опасен. А Фикса вовсе не дурак, а значит, у него резон так или иначе ликвидировать своего конкурента. Нет, теперь ничто не могло спасти Садко. Ему остается только бежать с зоны. Да и у его ближайших дружков особых перспектив выжить после поражения не было. К тому же и сроки у них немалые. Так что и Самураю с Хорьком уходить из зоны вместе с Садко было необходимо. Кто ещё пойдет с ними в побег, Тягач не знал. Пока их только четверо. На лесозаготовки обычно вывозили человек двадцать осужденных на машине по проторенной колее километров за пять. Там оставляли на целый день с четырьмя охранниками — молодыми солдатами-автоматчиками. А ближе к вечеру приезжали забрать и отвезти в колонию. Значит, у них будет в запасе несколько часов. Но без нападения на охрану им не обойтись. Ну что ж, внезапность — это половина успеха. Вот только что Садко думает делать с солдатами? Если убьет хоть одного, то их шансы остаться в живых в случае задержания невелики. Уж лучше бы оставить солдат целыми-невредимыми.

Придется действовать по обстановке. Солдаты народ не очень опытный, да и не ждут нападения. И бежать отсюда практически невозможно; сюда возили осужденных уже много раз и все без происшествий. Они даже в нарушение всех инструкций ведут себя беспечно, пристраиваются рядом с осужденными погреться у костра. Да, их обезоружить не будет большой проблемой. Но вот что потом? Садко вряд ли об этом думал, решаясь на этот безнадежный побег от отчаяния. А вот он, Тягач, дурак! И ещё какой: из жажды мести решившийся на такое рискованное предприятие. Но не ждать же ещё почти восемь лет!

Теперь Тягача бросало то в жар, то в холод. Сидя в кузове грузовика, он не замечал остро режущих лицо и тело воздушных струй воздуха. В его воображении разыгралась сцена нападения на охрану, где он сам выступал не на последних ролях, глуша и связывая худосочных солдат срочной службы. Это была не очень сложная работа, если не дать им возможности стрелять. Но лучше бы ему в этом не участвовать. В случае неудачи ему вменят в вину лишь побег, а не нападение на охрану. Ну посмотрим, что скажет Садко. В этой ситуации он банкует, ему и надо подчиняться. Однако это до поры до времени. Если удастся побег, то пути Тягача и компании Садко разойдутся. У них своя дорога, а у него своя.

Тягач намеренно зло взялся за работу, стремясь отвлечься. Но уже через полчаса понял, что не мешает поэкономить силы. К тому же, вспотев от физических усилий, он рискует на морозе быстрее переохладиться. Часа через два объявили перекур и собрались у весело полыхающего костра. В такие минуты отдыха часто рассказывали различные истории. Сейчас слово взял Повар. Веселый молодой мужик, он знал множество баек. Да его жизнь и была полна невероятных приключений. Специализацией Повара было совершение мошенничеств посредством подкидывания «кукол», когда нарезанную бумагу стыдливо прикрывали сверху и снизу крупными денежными купюрами.

Повар обычно играл главную роль. И свой рассказ здесь, у костра, он начал так:

— Когда я в последний раз освободился, то поехал в Москву. А почему, думаю, после зоны и не погулять как следует в первопрестольной. Ну и начал в районе Киевского вокзала подлавливать лохов одного за другим. В напарники себе всегда брал новых случайных лиц, большей частью из бродяг. Научу их, как действовать, ну а уж подбор жадных и охочих до чужих денег людишек брал на себя.

Повар выразительно замолчал, нарочито не торопясь, взял из костра горящую ветку и поднес её к погасшей самокрутке.

И тут зорко следящий за всем происходящим Тягач заметил, как Садко вместе с Хорьком и здоровым парнем по кличке Баран незаметно приблизились и встали рядом с двумя ничего не подозревающими солдатами, подошедшими к костру. Одновременно Самурай, сделав вид, что ему нужно по малой нужде, отошел чуть в сторону, приблизившись к двум другим охранникам.

«Ну вот решающий момент настал», — подумал Тягач, готовясь быстро в случае необходимости вступить в схватку. А ничего не подозревающий Повар продолжил рассказ:

— В тот несчастный день подобрал я себе нового напарника. Да не повезло: мало того, что глуп, ещё и жадным оказался до безобразия. Договорились встретиться с ним у рынка, после того как я деньги себе заберу. Уже начало смеркаться. Нашел я лоха, всучил «куклу». Худо-бедно, однако справился бродяга со своей ролью. Деньги лоха уже перекочевали ко мне. Но тут произошел сбой. Только отошли в сторону, как мой напарник повис у меня на руке, боясь, что убегу с деньгами. Пока я с ним рассчитывался, лох успел посмотреть, что ему всучили, поднял шум. И вместе с милиционером рванул вслед за нами. Я бы смотался, да милиционер молоденький попался, не побоялся среди многочисленных прохожих открыть по мне огонь. А у меня лысина в сумерках блестит как мишень. Ну, думаю, точно пулю в череп схлопочу. Уж лучше опять в зону. Пришлось остановиться. Вдвойне не повезло: и напарник жадный дурак попался, и милиционер старательный до безумия подвернулся.

— Так, значит, тебя лысина подвела, — сказал кто-то из осужденных.

Все весело захохотали. Но смех тут же стих как по взмаху дирижерской палочки. То, что Садко, Хорек и Баран втроем легко справятся с молодыми солдатами, Тягач предполагал. Но то, как стремительно налетевший Самурай буквально сметет двух других охранников, было достойно восхищения. Затем он легко поднял с земли автоматы и посмотрел на Садко. Тот кивнул ободряюще: оружие уже было у него и у Барана. Все, дело сделано. Вокруг Садко и его соучастников сразу образовалась пустота. Оправившись от первого потрясения, осужденные потеснились и невольно отпрянули. Сбитые с ног солдаты немного пришли в себя, и один из них попытался подняться. Но Садко требовательно приказал: «Лежать», и солдат испуганно замер на месте. Садко заметно нервничал и спешил, хотя до приезда за ними машины было ещё несколько часов. Сделав три шага назад, он, наставив автомат на лежащих солдат, дал новую команду:

— Встать! Быстрее, гады! Раздевайтесь!

Солдаты поспешно начали стягивать с себя бушлаты и ватные штаны.

Садко повернулся к двум другим, с трудом приходящим в себя охранникам:

— И вы тоже все с себя снимайте.

Те поднялись и, дрожа от ужаса, подчинились.

Садко повернулся к Тягачу:

— Что стоишь?! Давай переодевайся в солдатскую форму. Шевелись!

Тягач хотел возразить, что зеленые бушлаты будут более заметны на снегу в тайге сверху, если пошлют вертолет. Но взгляд у Садко был затравленно-безумный, и Тягач решил, что если все-таки удастся уйти и выйти на Большую землю в населенные пункты, то в зеленой форме, споров погоны, все же легче затеряться среди людей. Он взял бушлат наиболее крупного из солдат, напялил на себя и сразу почувствовал, что карманы и подкладка крепко чем-то набиты.

— Не застегивайся и не шарь пока по карманам, — шепнул ему стоящий рядом Хорек. И Тягач понял, что Садко удалось подкупить по крайней мере одного из солдат и тот тайно вынес для них необходимый запас продуктов и снаряжения.

«Ну что ж, это неплохо задумано и исполнено. Пока все идет по плану, без срывов», — подумал Тягач и суеверно загадал, что удачное начало приведет в итоге к успеху всего безумного плана. И вот они уже стоят, переодевшись в солдатское, с автоматами, наставленными на охранников и осужденных. Милостиво разрешив надеть сброшенную ими спецодежду молодым солдатам, Садко все же медлил.

— Кто хочет идти с нами? — спрашивает Садко на всякий случай. — Ты, Повар, не рискнешь?

Повар, растерявший всю свою показную веселость, ответил серьезно и деловито:

— Нет, я-то не пойду. Мне лучше здесь ещё годика два отпариться, а потом на свободу идти с чистой совестью, чем уже через два денечка с прострелянной башкой зверей в тайге кормить.

— Дело твое, — спокойно согласился Садко, — насильно никого не зову. Эй, Бакс, чего стоишь молча, как на собственных именинах? Давай сюда к нам. Или раздумал?

— Нет, нет! Не раздумал, — молодой парень быстро вышел вперед и встал рядом с Хорьком и Бараном.

— Ну и дурак! — вырвалось у Повара. Он сразу понял, что этот осужденный за поддельное авизо парень подписывает себе смерт-ный приговор. Но Садко недобро посмотрел на него, и Повар демонстративно отвернулся, всем своим видом показывая, что ему-то лично все равно, что здесь происходит.

— Пошли, нам надо до подъема тревоги поближе к железной дороге пробиться.

Тягачу показалось, что Садко это сказал нарочито громко, видимо задумав что-то хитрое. Ну да ладно, объяснит позже.

Баран прихватил остывающий рядом с костром котелок, и они бодро зашагали прочь. И вновь тревога горячей волной окатила Тягача: «Безумие, сущее безумие в такой мороз рвануть в тайгу. И хотя есть небольшой запас продуктов, вряд ли его надолго хватит на шестерых крепких мужиков».

Шли молча быстрым разгоряченным шагом примерно около часа. Затем Садко вдруг резко остановился:

— Стоп, здесь совет держать будем. Давай для начала посмотрим, что солдаты нам приготовили.

«Значит, все-таки двое из четверых солдат были Садко подкуплены. И сумму им, наверное, перед дембелем уплатили немалую, если решились на такое, — подумал Тягач. По крайней мере на первое время. Это уже кое-что и внушает надежду. Да и стволы имеются. Если подстрелим зверя или птицу, есть в чем сварить. Так что теперь главное — оторваться от погони. В их распоряжении, пожалуй, есть время до следующего утра. Машина за заключенными придет ближе к вечеру. Пока сообщат о побеге в колонию, поднимут по тревоге личный состав, уже совсем стемнеет. Неужто они ночью рискнут искать в лесу вооруженных четырьмя автоматами, готовых на все от отчаяния людей?»

А тем временем из двух бушлатов и ватных штанов извлекли запас продуктов, среди которых была даже плитка шоколада, банка сгущенного молока и завернутые в носовой платок нож и спички. Особый восторг вызвало извлечение из-под подкладки плоской фляжки со спиртом. Садко хотел дать своим компаньонам по глотку, но потом, резонно решив, что сама мысль о заначенной фляжке чистого спирта подбодрит их не менее, чем сама выпивка, спрятал её во внутренний карман. Затем достал сложенный вчетверо листок и при бледном свете уходящего дня, затемненного деревьями, показал им план. На чертеже вожделенная нитка железной дороги казалась совсем близкой, хотя на плане кто-то неустоявшимся, почти детским почерком начертал: сто восемьдесят километров.

Садко ткнул пальцем в чертеж: — Видите изгиб, похожий на пузо вот здесь, в стороне? Нас станут искать именно в этом направлении, напрямую, а мы сделаем крюк. Собьем их с толку. Зато потом свернем и выйдем как раз к этому изгибу. Потеряем в расстоянии, но наверстаем во времени.

Переиначив таким образом золотое правило механики, Садко победоносно взглянул на своих спутников. Да и было отчего. Тягач по достоинству оценил и хитроумность плана идти сначала в противоположном от железнодорожной ветки направлении, и обеспечение побега с помощью подкупленной охраны, и даже переодевание в солдатское обмундирование. И когда только успел? Словно прочитав его мысли, Садко пояснил:

— Я уже несколько месяцев готовил свой побег. А вы что решили, Садко Фиксу испугался? Да я его сами знаете где видел и в каком состоянии. Просто администрация встала на его сторону. А то бы я так легко не уступил. Но последние события только ускорили задуманный давно побег. Надеюсь, это понятно, и не думайте, что Садко бежит от Фиксы. Садко просто рвется на волю.

Называя себя в третьем лице, Садко намеренно ещё раз подчеркнул свое первенство. Теперь можно было двигаться дальше. Но Садко медлил, ожидая, по-видимому, одобрения своих действий. Однако все молчали. И, разряжая обстановку, Тягач вдруг весело расхохотался, указывая пальцем на Хорька. И тут все, один за другим, давая послабление напряженным нервам, стали указывать пальцем на Хорька и хохотать. Действительно, тот выглядел нелепо в зеленом бушлате и сидящей на самой макушке солдатской серой шапке.

— Ты чего? — зло окрысился Хорек, нервно теребя приклад автомата.

Тягач махнул рукой:

— Ну ты, Хорек, в этой форме вылитый солдат Швейк, идущий на первую мировую войну.

Все захохотали ещё сильнее. Хорек затравленно смотрел на Тягача.

«При случае этот гад мне подставит подножку. Надо быть настороже», — подумал Тягач.

— Ну ладно, позубоскалили и хватит! — прикрикнул нарочито грубо Садко. Но было видно, что он доволен наступившей разрядкой.

Садко решительно свернул в сторону от дороги и пошел напролом, увязая по колено в снегу. И через полчаса внезапно повалил густой снег. Беглецы, чтобы не растерять друг друга, вынуждены были идти след в след. Скоро Садко выдохся, и его сменил Тягач, с усилием продвигаясь через сугробы. Баран и Хорек сзади матерились, проклиная непогоду.

«Дурачье, — подумалось Тягачу, — они даже не понимают, насколько этот снег и буран помогают нам. Теперь собаки-ищейки не смогут взять след, да и послать на поиски вертолет, связавшись с ближайшей воинской частью, администрация колонии не сможет».

Их шансы скрыться от погони резко возросли. Впрочем, погибнуть в этой жуткой непогоде пара пустяков. Тягач поймал себя на мысли, что из двух зол он предпочел бы смерть в этой не освоенной человеком тайге. Но стоит ли думать о плохом? В данный момент снежная круговерть была им на руку. И это вселяло уверенность в то, что все обойдется и их план удастся. Тягач зашагал чуть быстрее, стремясь уйти как можно дальше от квадрата поисковой зоны, который будут прочесывать наиболее тщательно, как только стихнет непогода.

II. Схватка

Буран стих два дня назад. И теперь им приходилось двигаться вперед либо рано утром, либо ближе к вечеру, когда видимость уже была ничтожной и шансов остаться незамеченными было больше. Ночью идти они не могли, а днем выбирали место под густыми деревьями и пережидали, боясь появления вертолета. Но ни разу они не слышали и отдаленного рокота моторов. То ли администрация колонии не договорилась с воинской частью, то ли план удался и их искали совсем в другой стороне. Теперь они продвигались очень медленно, поскольку времени на передвижение у них оставалось совсем мало. К тому же заболел Бакс. Этот изнеженный парень постоянно кашлял и хрипел: наверное, мороз крепко задел его легкие, и было ясно, что бедолага долго не протянет.

На одной из стоянок Тягач прямо спросил Садко, зачем тот потащил парня с собой. Тот ответил спокойно, не раздражаясь: Бакс болтал, что у него связи в ближнем зарубежье. Вот и хотел, если уйдем, его использовать и там, в независимом государстве, зацепиться и передохнуть. Но слаб паренек оказался. С ним далеко не уйти.

Они помолчали, и Тягач осторожно поинтересовался:

— А как далеко мы хотим уйти?

Садко несколько минут не отвечал, но потом, косясь на дремлющих невдалеке спутников, полушепотом признался:

— Ты прав! Заплутали мы в буране. Как только поднимаемся на одну сопку, так за ней ещё три возвышаются, и куда мы бредем, я не знаю.

— Это понятно. На том чертеже не были обозначены стороны света. Но я полагаю, что железная дорога находится на юго-востоке, и чем кружить на одном месте, не лучше ли пойти в определенном направлении. Ну скажем так, чтобы солнце от нас все время справа оставалось. Тогда рано или поздно, но куда-нибудь выйдем.

Садко согласился:

— Давай, служивый, веди. Тебя обучали на местности ориентироваться.

Тягач кивнул и, помедлив, сказал:

— Вот только с парнишкой больным далеко не уйдем.

Садко нахмурился:

— А это уж мои заботы.

Тягач пожал плечами:

— Мне-то что, тебе решать.

Через час, собравшись уходить, Тягач заметил, как Садко что-то нашептывает Хорьку. Он обо всем догадался и потому поспешил вперед, чтобы не видеть происходящего. Сзади раздался выстрел. Тягач оглянулся. Хорек и Садко снимали с трупа верхнюю одежду. И это было понятно: будет чем застелить голый сосновый лапник, на котором ночевали последние дни. Тягач помешкал несколько минут, поджидая, пока Садко и Хорек закончат свои дела. Он старался не смотреть на полураздетое тело ещё недавно живого молодого парня, по собственной глупости оказавшегося здесь, посреди глухой тайги, в компании людей, для которых чужая жизнь ничего не значила.

Последующие пять дней они упорно шагали в заданном Тягачом направлении. Все уже давно знали, что заблудились. Усталость и отчаяние притупили страх, и они уже шли днем, не скрываясь. И может быть даже обрадовались, если бы услышали звук вертолета, посланного, чтобы их поймать и вернуть в колонию.

Но то, что они теперь шли, ориентируясь по солнцу, все же вселяло в них какую-то надежду и заставляло двигаться заведенным и запрограммированным на определенные действия механизмом.

Когда, поднявшись на очередную сопку, они заметили небольшую избушку и стоящий рядом сарай, то сначала не поверили своим глазам. Уж не галлюцинация ли? Но, переглянувшись, поняли, что все видят одно и то же. Им повезло! В очередной раз повезло! Последние сутки они вообще ничего не ели. Садко экономил и держал про запас остаток спирта и нетронутую пока плитку шоколада. Тягач подозревал, что Садко в трудный момент предпочтет перестрелять их всех спящих, лишь бы не делиться оставшейся едой. Но усталость была так велика, что он в минуты отдыха просто проваливался в тягучую густоту мрачного забвения, нисколько не заботясь о собственной безопасности. Впрочем, он не сомневался, что дело идет к развязке. Садко не отдаст последнее. И зачем тащит с собой в подкладке солдатского бушлата столько денег? Лучше бы побольше жратвы взял.

Тягача во время отбытия срока в зоне не переставало удивлять почти свободное хождение в колонии спиртных напитков и наркотиков. Здесь ещё раз можно было убедиться, что деньги в этом грешном мире творят чудеса.

Но кроме денег на земле надо ещё иметь и везенье, которое, впрочем, скорее всего зависит от каких-то неведомых всемогущих сил. Тягач не был верующим человеком. Но иногда ему казалось, что нет ничего случайного в поступках людей и грядущем возмездии. Да и размышления о собственной судьбе иногда приводили к тревожному выводу, что не зря и не понапрасну его осудили и направили в эту далекую от привычного ему мира колонию. Конечно, он сидит за чужое преступление, но не исключено, что это просто расплата за его собственные греховные поступки, совершенные когда-то в юности или в прошлых жизнях.

Вот и эта возникшая словно по мановению волшебной палочки посреди тайги избушка с медленно поднимающимся из трубы дымом была воспринята им как чудо, добрый знак удачи их отчаянного побега. Надо отдать должное Садко. Тот не поспешил сломя голову к избушке. Вполне возможно, там обитают несколько ко всему привычных мужиков, которые из своих охотничьих карабинов порешат их, не дав приблизиться и на сотню шагов.

— Потерпим с часок, скоро начнет темнеть.

— Это правильно, — согласился Тягач, — а пока есть смысл зайти оттуда: и окон там нет, и ветер будет в нашу сторону.

— А это ещё зачем? — удивился Баран. Он всегда соображал довольно туго.

— Если у хозяев есть собака, то быстро нас почует. А если ветер будет в нашу сторону, то сможем подобраться поближе, — пояснил Тягач.

И словно в подтверждение его слов, из избы вышел крепкий сорокалетний мужик и, сопровождаемый псом с явной примесью лайки, пошел в сарай. Через несколько минут таежник вернулся обратно в дом и, пустив собаку, закрыл за собой дверь. Не сговариваясь, все вместе во главе с Садко пошли в обход и заняли исходную позицию. Садко повернулся к Тягачу:

— Ну что, вояка, тебе и карты в руки. Подскажи, что делать дальше.

Тягач кивнул:

— Подберемся поближе. Рассредоточимся. В избу сунемся вдвоем. Один будет нас страховать у окна. Двое останутся метрах в пятидесяти в засаде. Они нас прикроют и в случае засады отобьют.

Садко одобрил:

— Дело говоришь. Мы с Бараном будем вас прикрывать. Ты с Самураем, как рукопашным схваткам обученные, в избу ворветесь. Глядишь, с вашими талантами и до стрельбы не дойдет. Хорек у окон подглядывать станет. Ему не привыкать.

Все угодливо хихикнули шутке предводителя. Их в принципе устраивал такой расклад. Самураю предоставлялась возможность блеснуть своими боевыми искусствами. Хорек был рад, что не полезет на рожон, внутрь избы. А Садко с Бараном сразу смекнули, что в случае неудачи всегда могут незаметно скрыться.

У Тягача же был свой резон. Он его и не думал скрывать:

— Слушай, Садко, и особенно ты, Хорек, я не хочу лишней крови. А потому положитесь на нас с Самураем. Мы все сделаем тихо и спокойно. Стрелять без нужды не будем. Вот только собаку придется кончить сразу. Ее я беру на себя. Не промахнусь.

— А почему лишней крови боишься? Не проливал, что ли, никогда? Сам же за «мокрое» дело срок тянешь, — враждебно поинтересовался Хорек.

— А потому, — зло огрызнулся Тягач, — что пока нам за бескровный побег года два корячиться, а в случае убийства — вышка!

— Тягач прав, — вмешался Самурай. Ему и самому не хотелось брать на себя убийство, и к тому же он, как и всякий умелый специалист по единоборствам, был уверен в себе. Садко был менее категоричен:

— Ну ладно, посмотрим по ходу дела.

Вдруг словно по заказу вновь пошел обильный снег и быстро начало темнеть.

— Давай пойдем, пора, — сдавленно сказал Тягач, безуспешно пытаясь освободиться от напряжения. Он знал, что нервничают все. И, взглянув на бледное, искаженное гримасой ненависти лицо Хорька, Тягач понял, что ему ещё придется защищать обитателей теплой избы от этого полубезумного человека. И он перевел автомат на одиночную стрельбу.

Быстро заняли намеченные позиции, и Самурай с Тягачом с ходу толкнулись в дверь. Она оказалась незапертой. Самурай рванулся вперед, и Тягач, присев, у него из-под ног точным выстрелом в башку уложил бросившегося на них пса на месте. Затем, рывком распахнув дверь в комнату, они ворвались в избу. За столом сидели четверо: мужик, который выходил в сарай, его жена и двое детей. Мальчик и девочка лет примерно десяти — двенадцати испуганно смотрели на незнакомцев. Хозяин запоздало метнулся к карабину, висевшему на стене. Но Самурай коротким ударом свалил его на деревянный пол:

— Не суетись, земляк! Она уже ушла!

Самурай явно был доволен собой и тем, что все осталось позади. Вслед за ними ввалились Садко, Баран и Хорек.

«Сейчас главное — не дать им расправиться с этими людьми», — подумал Тягач и, быстро осмотрев избу, сразу зацепился взглядом за обертку зарубежной шоколадки «Марс». Побледневшая женщина стояла, крепко обняв детей, и смотрела расширившимися от ужаса глазами, как Самурай и Баран связывают руки её мужу. Хорек шагнул по направлению к женщине и протянул руки к её груди.

Тягач невольно заступил ему дорогу:

— Ты что хочешь?

— Обыскать надо бабу. Может быть, у неё пистоль там запрятан, — попытался отшутиться Хорек.

Тягач не знал, что решит Садко. Надо было срочно перетягивать его на свою сторону, и он нашел, пожалуй, единственно правильное в тот момент решение, указав на ярко-красную обертку:

— Вы что, не видите вот это!

Баран тупо посмотрел на блестящую поверхность фантика:

— Ну и что?

— Действительно, что в этом особенного? — спросил недоверчиво Садко.

— Да то, что у них есть связь с Большой землей. Это не какие-нибудь староверы, живущие изолированно от людей.

— Ну и что? — опять глупо повторил Баран.

— Неужели непонятно? Их скоро спохватятся и пойдут за нами по следу. Это тебе не лагерная охрана, а люди, знающие тайгу, как ты родную улицу. И от них не уйдешь. Они тебя за пару суток где угодно сыщут и милицию на помощь звать не будут.

— Ладно, Хорек, погоди пока шмон наводить. Надо подумать!

Тягач повернулся к хозяину, все ещё стоявшему на коленях, со связанными сзади руками:

— Ты, мужик, не бойся. Мы ни тебе, ни твоей семье лиха не сделаем. От властей бежим, воли нам захотелось. Всего-то и надо продуктами разжиться, а потом проводишь нас немного к людям в город. Что молчишь? Одни тут живете?

— Нет, ещё два брата со мной, но сейчас на охоту ушли, — вернутся со дня на день.

По тому, как мелькнуло удивление в глазах девочки, Тягач сразу догадался, что это выдумка. Просто мужик, верно оценив его слова о возможной мести со стороны таежников, включился в игру.

«Молодец мужик — он явно не дурак. Его можно сделать союзником».

А тот вошел во вкус игры:

— Я о вас наслышан, кто вы такие.

— Это откуда? — нахмурился Садко.

— А вот по рации передали дней десять назад, — и хозяин кивнул в угол избы.

Тягач взглянул на передатчик и повернулся к Садко:

— У него постоянная связь. Здесь надолго задерживаться нельзя.

И, словно предвосхищая его вопрос, хозяин пояснил:

— Следующий сеанс связи завтра утром. Если не выйду в эфир, то забеспокоятся и сюда пришлют людей.

«Молодец мужик, вселяет в них неуверенность и оттягивает миг расправы», — подумал Тягач. И в этот момент Хорек кинулся в угол и, сбросив передатчик на пол, со злобой начал его крушить прикладом.

— А вот это он зря, — спокойно заметил хозяин, — из-за этого вы потеряете три дня отсрочки. Я бы завтра вышел в эфир, доложил, что все в порядке, и до следующей радиопередачи трое суток. Я метеоролог, и моих данных ждут.

«Врет, конечно, про трое суток, — догадался Тягач, — но все равно ведет свою линию правильно».

Садко с силой оттолкнул Хорька в сторону. По крайней мере чувство недовольства у главаря этим злобным мужиком хозяину удалось вызвать. Теперь же Садко растерялся. Пожалуй, утром он решит, что делать с семьей метеоролога. Садко кивнул Самураю:

— Отведи хозяина и его сынка в сарай. Да свяжи покрепче обоих. А хозяйка с дочкой пусть нам стол накроют и угостят с дороги. Утро вечера мудренее.

Тягач молча смотрел, как Самурай с Бараном уводят мальчишку и его отца из избы. Скорее всего, слова хозяина о необходимости скорого выхода в эфир возымели обратное действие и главарь мог решить, что, поскольку теперь все равно погони не миновать, можно поступить с семьей метеоролога, как ему заблагорассудится.

А если так, то он, Тягач, обязан вмешаться и не допустить расправы. Он мельком взглянул на женщину, на её застывшие от горя и ужаса глаза и понял, что вступит в схватку, даже в неравных условиях. Тягач незаметно перевел автомат на стрельбу очередями и положил рядом с собой. Стремясь задобрить гостей, хозяйка поспешила накрыть на стол. Недоеденный ещё теплый суп, куски вареного мяса, шмот сала и полбутылки спирта появились на столе. Ели жадно и быстро. Хозяйка, обняв девочку, стояла у стены возле печи, словно эти нагретые камни могли её укрыть и защитить. Первым отвалился от стола Хорек:

— Пойду посмотрю, как там отец с сыном устроились.

Он поднялся и вышел из избы. И Садко его не остановил.

«Это плохой признак», — подумал Тягач и встал.

— Я пойду вслед за Хорьком. Как бы не натворил чего. А ты, Садко, ещё раз сто подумай, прежде чем на крайность идти.

— А это уж не твоего ума дело, — остервенело сказал Садко, но потом все же добавил: — Да ладно, сходи, останови пока дуролома. Посидим ещё часок, посоветуемся. А там видно будет. Только автомат оставь.

Тягач поспешно выскочил на улицу. Ему для ликвидации Хорька автомат и не был нужен. Достаточно и припрятанного за поясом ножа. Он вошел вовремя. Хорек нависал над связанными людьми в явно угрожающей позе. Он резко обернулся на скрип отворившейся двери:

— Тебе чего? Иди отсюда, не мешай!

— Я тебе и не мешаю. Его баба сказала, что у него в кармане лежит одна интересная штучка. Достань, отдай мне и забавляйся дальше как хочешь!

— Что там у него, золото? — оживился Хорек.

— Возьми достань и отдай мне, — нарочито равнодушно сказал Тягач.

Влекомый жадностью и любопытством, Хорек наклонился вперед. Такого момента Тягач пропустить не мог. Его нож вошел в спину Хорька с хрустом. Тягач знал, что лезвие проткнуло сердце, и потому, не обращая внимания на поверженного подонка, быстрыми и точными движениями разрезал веревки на отце и мальчонке, освобождая пленников. Затем сразу, отметая последние сомнения у метеоролога, передал ему автомат Хорька:

— Пользоваться умеешь?

— В армии два года с закрытыми глазами разбирал и собирал. — Мужик опять обрел спокойствие. Он хотел было ринуться в избу на помощь жене и дочери, но Тягач остановил:

— Погоди. Их трое. По-настоящему опасен лишь высокий белесый парень. Его надо ликвиднуть первым. Я зайду в избу, а ты парой минут позже займи исходное положение у дверей. Я начну, а ты придешь мне на помощь. Ну как?

— Давай! Только не медли! — мужик нерв-ничал и спешил. И его можно было понять.

Не тратя времени на лишние разговоры, Тягач заторопился назад в избу. Самурай и Садко продолжали поглощать пищу, а Баран грубо пытался обнять хозяйку. Тягач, пересилив желание сбить Барана с ног, прошел к скамье и сел возле своего автомата.

— А где Хорек? — поинтересовался Садко.

— Сзади идет. Сейчас появится, — как можно беззаботнее ответил Тягач, — давайте пока допьем. Хозяин сказал, что у него в погребе, в сарае, есть бутыль самогона. Так что без выпивки не останемся.

С этими словами Тягач уверенно взял остатки спиртного и стал разливать в стаканы:

— Эй, Баран, давай сюда. Сначала тяпнем по маленькой. Пока самогон Хорек не принесет.

Его расчет оправдался, и Баран неохотно оставил хозяйку в покое и рысцой рванулся к столу. Он быстро опрокинул стакан и уже сделал шаг, чтобы продолжить свои атаки. И в эту минуту внезапно распахнулась настежь дверь и рванувшийся вперед Самурай упал на пол, сраженный пулей, разворотившей ему грудь. В тот же момент Баран шагнул к столу, где на краю лежал его автомат, и Тягач выстрелом от бедра в упор свалил его. Почему хозяин не стал стрелять в Садко, Тягач не мог понять. Судя по всему, его остановила полная недвижимость предводителя незваных гостей. Тот замер, как статуя: в одной руке у него был поднесенный ко рту стакан со спиртным, а в другой — вилка с нанизанным на неё куском сала. К чести Садко было видно, что он застыл не от ужаса, а трезво оценив ситуацию и обоснованно предполагая, что в не оказывающего сопротивления человека метеоролог стрелять не будет.

Не спуская с Садко глаз, Тягач быстро забрал лежащее рядом с ним оружие. И даже нож убрал подальше. Хозяин уже не обращал на них внимания. Он стоял возле жены и дочки, рыдающих от пережитого страха, и как мог утешал их. В дверь заглянул мальчонка и, кинувшись к отцу, заревел ещё громче женщин.

— Это надолго, — прикинул Тягач и кивнул Садко: — Допей, что сидишь как пень.

Тот неспешно, опасаясь подвоха, жадно выцедил спиртное и, поднеся кусок мяса ко рту, принялся откусывать помалу и жевать лакомство, словно понимая, что радостей в жизни у него почти не осталось.

Тягач неторопливо поднялся:

— Ну все, Садко. Вставай медленно и повернись спиной. Руки назад. Не суетись. Нам теперь спешить некуда!

Он связал руки Садко быстро и ловко, как его учили в армии. Садко молча выполнял все требования. А хозяин внимательно наблюдал за его действиями. Когда Тягач усадил связанного Садко на скамейку, метеоролог кивнул на тела Самурая и Барана:

— Поможешь мне вынести их во двор и сбросить в овраг. А сам с приятелем твоим переночуешь в сарае.

И этот приказной тон, и перспектива провести ночь в холодном сарае не понравились Тягачу, но и особой обиды на метеоролога не имел: он сам бы не доверил бежавшему из колонии бандиту ночевать в избе вместе с собственной семьей. Прежде чем вынести тела убитых соучастников побега, он выгреб из их карманов деньги, остатки припрятанной от товарищей пищи и уж потом вместе с хозяином в полной темноте отнес и скинул трупы в небольшой овраг.

— Завтра перенесем в другое место, — заметил хозяин, — пусть зверье ими лакомится подальше от моего дома.

— Хорошо, только помоги мне тело того Хорька из сарая сюда же бросить. Это не лучшее соседство на ночь.

Хозяин согласно кивнул:

— Пойдем!

Труп Хорька последовал вслед за другими. Зайдя в избу, Тягач взял автомат и, несмотря на то, что метеоролог недовольно покосился, вытащил магазины из двух других, благоразумно не тронув автомат, находящийся теперь в руках у хозяина. В сопровождении хозяина они вместе со связанным Садко, неуклюже передвигающим ногами, прошли в сарай.

— Похоже, мы теперь с тобой в одной лодке, — попробовал завязать доверительный разговор Тягач.

Но хозяин резко произнес:

— Я так не думаю. Хотя и добро не забываю. Завтра поговорим. Спите! Утро вечера мудренее.

И он, не оглядываясь, вышел из сарая. Странно, но именно эту же фразу сказал час назад сам Садко. Воистину человек не знает своего будущего. Тягач, с силой рванув Садко в сторону, подсек его и заставил лечь на бок на подстилку из рваного одеяла и, связав ещё и ноги, прошел в угол и присел на короткий топчан. Он знал, что думы о грядущем дне и долгом пути домой не дадут ему уснуть.

Прошло не менее часа, прежде чем в эту ночь Садко решился с ним заговорить.

— Эй, Тягач, помоги повернуться на другой бок, а то все тело затекло.

Тягач, держась настороже и опасаясь ловушки, все же приблизился к Садко и, убедившись, что все в порядке, усадил Садко поудобнее. Затем достал табак, скрутил самокрутку, зажег и всунул в рот бывшему попутчику. Тот не сказал ни слова благодарности, молчаливо и жадно затягиваясь дымом. И это молчание волновало и тревожило Тягача, ожидавшего обвинения в предательстве. Он сам спросил:

— Чего не проклинаешь? Не говоришь, что я предал вас всех?

Садко докурил самокрутку, сплюнул окурок и только тогда равнодушно пояснил:

— А зачем языком болтать? Разве и так не все ясно! К тому же какое это предательство? Я давно уже знаю, что в этой жизни каждый за себя. Ты решил сыграть на стороне хозяина. Может быть, и правильно! Глядишь, и поможет тебе этот метеоролог. Кто знает. Или предаст, вот как ты меня. Ну ладно, давай пока отдыхать и думать!

— О чем думать-то?

— Да о жизни и смерти. О чем нам с тобой сейчас думать! Больше не о чем.

— Ишь ты, философ.

— Перед лицом вечности и забытья человек начинает мудростью наполняться. И почему только люди так не живут каждый день, словно он последний? Глупо живут и глупо умирают. Когда-нибудь, и может очень скоро, и ты, Тягач, в последние свои мгновения поймешь нечто важное, что и словами-то не выразить.

— А почему ты думаешь, что это твои последние мгновения?

— Не дури, Тягач. Тебе меня в живых оставлять никак нельзя. Я для тебя опасен. Вот и выходит, сколько ни сомневайся, а к утру все равно решишь меня кончить. Так что не мучайся понапрасну. Да и для меня это лучше: назад в зону, хоть и живым, я не пойду. А вот как тебе меня убить и в какой момент, я подскажу, ты уж будь добр — исполни!

Тягач помолчал. Садко был прав, но предстоящее дело ему было неприятно. Странно получается: он спас этого человека несколько дней назад и он же вынужден будет отобрать завтра утром у него жизнь. А может быть, в этом имеется какой-то скрытый смысл, пока ему непонятный?

Задремал Тягач только под утро. Но ненадолго. Он проснулся оттого что Садко окликнул его:

— Вставай, пора!

Он послушно встал и, подняв, поставил Садко на ноги. Затем разрезал веревки у него на ногах. И Садко некоторое время постоял раскачиваясь, ожидая, когда кровь вновь начнет циркулировать нормально в пережатых веревками венах и ноги обретут способность передвигать скованное путами тело. Через несколько минут Садко кивнул:

— Пойдем, я готов!

Тягач поймал себя на мысли, что у них все происходит наоборот: команды подает Садко как будто не он, а Тягач связан и находится под дулом автомата.

Они вышли на улицу и Садко кивком показал на сосну, растущую метрах в двадцати: «Кончишь меня вон там».

И сделал несколько шагов по направлению к избранному им самим месту гибели. Но тут же остановился и, повернувшись к Тягачу, спросил с внезапно вспыхнувшей надеждой:

— Слушай, а может быть, развяжешь и пойдем дальше вместе? Если выберемся, то у меня связи на воле длинные, есть где укрыться. Да и идти вдвоем легче.

Он посмотрел вопросительно на Тягача. На какое-то мгновение Тягача одолело сомнение, но он тут же отбросил жалость. В его планы никак не входило оставлять Садко в живых: этот монстр вряд ли ему простит переход на сторону метеоролога.

И, прочитав ответ в его глазах, Садко повернулся и пошел к сосне:

— Выстрелишь как раз у того дерева. Не раньше.

Но Тягач ждать не стал. Он, не раздумывая, выстрелил ему в затылок. А Садко, так и не додумав последних мыслей, свалился в пятнадцати шагах от выбранного им места кончины. Тягач наклонился, чтобы оттащить труп подальше.

— Давай помогу, — услышал он сзади и, оглянувшись, увидел метеоролога.

«Значит, следил хозяин за нами», — догадался Тягач. Но сейчас его это мало заботило.

Они отнесли тело Садко в низину. Яму в мерзлой почве копать было нельзя, и они бросили труп в глубокий снег. Предварительно Тягач вырвал из подкладки бушлата Садко пачку денег: «Да, Садко запасся на первое время солидно». Затем вернулись и перетащили сюда же трупы Хорька, Барана, Самурая.

— Ну вот и все, — спокойно произнес метеоролог. — Теперь звери завершат их погребение.

Тягач достал из кармана завернутые в целлофан фотокарточки жены и сына вместе с её последним письмом и положил в карман бушлата Барана: тот смахивал на него своей коренастой фигурой. И, поняв его расчет, хозяин заметил одобрительно:

— Если волки косточки растащат, то по фотографии вполне могут его останки и за твои признать.

Тягач молча пошел к сараю. Метеоролог его окликнул вновь:

— Эй, слушай меня. Я тебя оставить здесь вместе со мной и моей семьей не могу. Тем более что передатчик сумею починить за три дня. Ваш Хорек слабо прикладом поработал. Так что я обязан буду сообщить властям о нападении и «разборке», внезапно вспыхнувшей между бежавшими осужденными в моей избе. Но сначала тебя кое-где спрячу на несколько месяцев до весны. Давай собирайся. Чаю попьем и пойдем. На лыжах-то ходить умеешь?

— Приходилось.

И Тягач вспомнил своего армейского старшину — любителя многокилометровых лыжных бросков. Тогда они, молодые солдаты, проклинали этого молчаливого сверхсрочника. Но зато теперь он чувствовал себя уверенно. Вышли они как только стало достаточно светло. Лишь легкий дробовик оттягивал ему плечо. Свой автомат Тягач оставил по настоянию хозяина в сарае. Тот был прав: «Если хочешь, чтобы тебя не искали и посчитали мертвым, пусть найдут все похищенное оружие. Это должно успокоить администрацию колонии. Иначе их будут постоянно ругать и им придется продолжать поиск».

Взамен метеоролог выдал ему старый дробовик. И вот теперь они довольно быстро шли, петляя между сопок. Первые два часа Тягач выдерживал темп и пытался ориентироваться на местности, но голод и усталость последних дней начали сказываться и ему уже было не до окружающих красот. Он уже не хотел ничего, а только стремился не отстать от опытного таежника. Тягач теперь не знал, где находится. Начало смеркаться, когда они вышли в небольшую низину и уткнулись в маленькую избушку.

Она была словно вставлена в выемку горы и сверху её закрывал нависший каменный козырек. Идеальное место для того, чтобы укрыться от посторонних глаз. Метеоролог прошел вперед, открыл дверь и, нагнувшись, вошел, пригласив за собой Тягача.

— Вот здесь на запасной сторожке до весны и проживешь. Я для тебя захватил небольшой запас продуктов. Да и тут было оставлено немного муки, соли, сахара, чая. Все рассчитано на заплутавших геологов, рыбаков, охотников. Ты не стесняйся: ешь все. Я в начале лета понаведаюсь и оставлю для случайных путников новые припасы. Пищи тебе должно хватить. Ну иногда и поголодаешь. И не вздумай шалить. Пути сюда от моего дома всего два часа. Это я вел тебя сложной дорогой, чтобы запутать.

— А это ещё зачем? Не доверяешь?

— Не доверяю, — отрезал метеоролог, — и есть у меня основания. Ты согласен?

— Я и не возражаю. Ну отсижусь я здесь, а дальше что? Придешь и выведешь меня отсюда?

— Нет! Я здесь больше не появлюсь. Как снег сойдет, уйдешь сам. Видишь ту высокую сосну, вон на той вершине? Возле неё начало берет ручеек. Пойдешь прямо по его течению. Он будет вилять, иногда пропадать под землей, но потом вновь выбиваться на поверх-ность. Будешь идти вслед за потоком этого все расширяющегося ручья и через двое суток выйдешь к большой реке. Там, в сарайчике, лежат две лодки. Возьмешь старую, всю залатанную, и поплывешь по течению. Выплывешь дней за десять к населенным пунктам. А там уж твои заботы.

Метеоролог махнул на прощание рукой и пошел прочь не оглядываясь. Тягач смотрел ему вслед, пока тот не скрылся из вида.

Все произошло так, как сказал метеоролог. Дождавшись весны, Тягач оставил сторожку. Добравшись до реки, взял лодку и поплыл по течению. Через десять дней достиг крупного города и, вскочив недалеко от вокзала на платформу, груженную песком, поехал на запад. По мере продвижения вперед становилось все теплее. В ту ночь он проснулся словно от толчка. И впервые за все время пути почувствовал, что не хочет больше спать. Его душа и тело отдохнули, и он решил на следующий день, покинув товарный вагон, попытаться бросить ненадолго якорь в какой-нибудь тихой гавани. К мести ещё надо было подготовиться. Без крупной суммы денег и оружия соваться в родной город было нельзя.

III. В гостях у мафии

Тягач лежал на мягкой постели рядом с полноватой, но ещё крепкой сорокалетней женщиной и, прислушиваясь к мерному тиканью старомодных часов-ходиков со свисающими гирьками, вспоминал события последних месяцев. В тот первый день пребывания в незнакомом городе он решил первоочередную задачу: купил в коммерческом магазине костюм, носки, ботинки, шляпу, плащ и, зайдя в подъезд дома, быстро переоделся. Теперь он вполне мог сойти за временно безработного интеллигента. В таком виде он даже рискнул появиться на вокзале и провести ночь в зале для транзитных пассажиров. С утра отправился добывать документы, позволяющие прописаться и осесть в городе. Еще в колонии ему дали совет: за подлинными документами на чужое имя следует обратиться либо к ворам-карманникам, либо в морг. Ну где бы он стал искать «щипачей» в этом городе. Да и как бы они отнеслись к просьбе невесть откуда взявшегося человека продать ему документ, похищенный при очередной краже?

И потому Тягач отправился в морг, предварительно купив бутылку водки и закуску. В морге в этот час было немноголюдно, и он подождал, когда служитель — толстомордый мужик, с красными прожилками на щеках, постоянно вытирающий потеющий лоб, выдаст очередной труп родственникам и останется один. Услышав предложение поговорить наедине, тот совсем не удивился, всячески демонстрируя свою привычку к таким просьбам, и пригласил пройти в глубь помещения, в его небольшую комнату. Там он предложил гостю сесть на табурет и молча, бесстрастно смотрел, как Тягач выкладывает на стол закуску и окружает ею выставленную словно напоказ бутылку водки. Тягач действовал автоматически. Ему мешал сосредоточиться резкий неприятный запах формалина. И он недоумевал, как служитель сможет в таких условиях выпить и закусить. Но он зря беспокоился. Спокойно выцедив стакан водки, тот смачно начал чавкать колбасой, не обращая внимания на то, что его гость даже не сделал попытки пригубить принесенное с собой угощение. Дожевав колбасу, он сплюнул, обтер мгновенно проступивший пот с лица и спросил с грубоватой прямотой:

— Ну, что надо?

И Тягач, обрадовавшись возможности не юлить и не ходить вокруг да около, выпалил:

— Мне «ксива» нужна. Можешь паспорт сделать?

Служитель ухмыльнулся:

— У нас без бюрократии. Плати деньги и получай документ.

— Да, но только мне надо, чтобы мужик был не местный, а приезжий и лет ему должно быть под сорок, как и мне.

Служитель махнул рукой:

— Нет проблем, командир. У тебя деньги с собой?

Тягач кивнул.

— Ну тогда так. За паспорт сто долларов дашь. А если ещё сотню добавишь, то и водительские права получишь.

Тягач не стал торговаться:

— А если не в «баксах», а в рублях по курсу?

К удивлению Тягача, служитель назвал не колеблясь утренний курс доллара и, подсчитав в уме, выдал точную сумму. Затем полез в стоящую в углу тумбочку и достал более десятка паспортов. Быстро, словно тасуя карты, перелистал их и затем, как фокусник на эстраде, достал один из них в красной обложке:

— Вот этот тебе подойдет.

Тягач раскрыл паспорт: с фотографии смотрел не похожий на него мужик. Но зато он подходил по возрасту, да и женат не был. Это то, что надо! И к тому же являлся жителем другого региона страны.

Когда Тягач посмотрел водительское удостоверение, то решил, что оба эти документа стоят двухсот «зеленых»: они были на имя одного и того же человека. А Тягач всегда любил возиться с автомашинами, да и водителем он был классным. Боясь, что выгодный клиент передумает, служитель морга пояснил:

— Все чисто. «Челнок». Ехал на своем «Москвиче» в столицу с товаром. Заснул. Врезался в столб. Погиб. Останки никто и не востребовал.

Тягач кивнул и отсчитал требуемую сумму. Служитель морга молча пересчитал, засунул деньги в карман брюк и, довольный, посоветовал:

— Фотографию свою только прилепи аккуратно. Если не можешь, то могу посоветовать одного умельца.

Тягач отрицательно покачал головой:

— Спасибо, не надо. Прощай!

Он ещё хотел предупредить добровольного торговца паспортами о том, чтобы тот забыл о его визите, но потом подумал, что это излишне. Тот и так будет оберегать от посторонних лиц свой мрачный бизнес. И Тягач поспешил на чистый воздух, подальше от этого кошмарного запаха.

Посмотрев ему вслед, служитель морга некоторое время сидел в раздумье, не зная, сообщить ли очень важному человеку о приходе интересного субъекта, которому позарез нужны были новые документы. Но потом благоразумно решил промолчать: он получил приличные деньги, а клиент, судя по внешнему впечатлению, не собирается с этими документами лепить новые преступления. А впрочем, кто его знает! Но риск всегда риск. Он об этом думал, начиная с того момента, когда к нему впервые обратились с просьбой не сдавать в милицию не обнаруженные при первом поверх-ностном осмотре документы. И он понял, что на этом можно иметь неплохой навар, и потому тщательно искал и копил различного рода документы. Даже если появлялись родственники погибших в результате несчастных случаев, он присваивал документы, а убитые горем люди, как правило, ими особенно и не интересовались. Оставшись один, служитель морга посмотрел на непочатый стакан гостя, с удовольствием медленно выпил водку и, отломив кусок колбасы, вновь начал размеренно жевать.

Запах формалина его уже давно не беспокоил.

Тем же днем Тягач сходил в парикмахерскую, постригся и попросил сделать клинышком его довольно сильно отросшую бороду. По его просьбе парикмахер вместо роскошных запорожских усов оставил тонкую ниточку волосяной поросли. И взглянув на себя в зеркало, Тягач остался доволен: с поверхности посеребренного стекла на него смотрел довольно симпатичный крепыш полуинтеллигентного вида.

Ему бы ещё очки для понта, тогда совсем станет выглядеть как инженер или учитель. Ну что ж, об очках следовало подумать.

Теперь можно было отправляться в фотоателье. Он, конечно, не очень большой специалист, но зэки кое-что подсказали, как можно довольно легко при неторопливом и терпеливом усердии скрупулезно заменить фотографию в документе на нужное тебе изображение. Да и задумывая побег, он разузнал, как сводить и наносить необходимые штампы. Все сошло просто, и уже через три дня его взяли на работу на ведомственную автобазу и прописали в общежитии. Но он сразу снял комнату и, несмотря на настойчивые приставания пожилой хозяйки, ещё не потерявшей сексуальной активности, с полным правом мог считать, что все складывается вполне благополучно.

Марию Михайловну, свою нынешнюю супругу, он приметил через месяц после начала работы на автобазе. Она трудилась в финансовом отделе бухгалтером, и он, забежав туда для того, чтобы выяснить недоразумение с первой оплатой, сразу обратил на неё внимание. Мария была одета скромно: в черную юбку и белоснежную шелковую кофту. И собранные сзади в пучок волосы довершили для Тягача сложившийся в его представлении образ скромной и достойной женщины. Так было, наверное, потому, что в детстве он был влюблен в учительницу русского языка, которая точно так же одевалась и делала себе похожую прическу. В данном случае Тягач не влюбился сразу, а сугубо по-мужски остановил свой взгляд на понравившейся женщине. А она с чисто женской интуицией уловила проявленный к ней интерес и в свою очередь отметила, что этот бородатый молодой мужик ещё очень и очень неплох. С этого дня между ними начался обычный среди представителей разных полов обмен взглядами и многозначительные обмолвки. Затем Тягач назначил свидание и они стали встречаться. А через месяц подали заявку о регистрации брака в загс. Тягач переехал к ней домой. И это было неудивительно: одинокий крепкий мужчина и овдовевшая два года назад привлекательная женщина — чем не пара? О себе Тягач наплел вполне правдоподобную историю, а о Марии Михайловне знал лишь то, что училась, вышла замуж, детей не было, а муж скончался от сердечного приступа. Но он и не мог предположить, что эта скромная с виду женщина отнюдь не придерживалась строгих правил в отношениях с поклонниками.

Встретила она своего первого мужа Михаила у него дома на вечеринке, куда пришла совсем с другим парнем, который легко её уступил на ночь хозяину квартиры. К её удивлению, малоопытный в любовных забавах Михаил сразу в неё влюбился и сделал ей вскоре предложение. И она, после недолгих раздумий решив, что ничего лучше не найдет, зарегистрировала брак и переехала к Михаилу.

Жили тихо, спокойно. А через четыре года муж случайно узнал, что его благоверная встречается тайком со своим начальником на автобазе, где работает. Ну и сердце не выдержало. А на вид вроде здоровый был мужик.

О смерти мужа от инфаркта ей сообщила соседка по дому, возвращавшаяся из булочной и увидевшая толпу возле лежащего ничком тела.

Как ни странно, Мария остро переживала смерть человека, которого, казалось, совсем не любила и не уважала. Она смутно помнила похороны, где было больше сослуживцев, чем родственников. Первое время ей ещё позванивали знакомые Михаила, но месяца через два она почувствовала свое одиночество. Когда она жила с Михаилом и ходила с ним в гости, то напропалую кокетничала с мужчинами, и те охотно отвечали на её легкомысленные шуточные заигрывания. Но положение изменилось, как только она стала вдовой. К свободным женщинам мужчины относятся более настороженно: ведь это совсем иное дело, чем завести никого не обязывающий роман с замужней дамой. И вскоре Мария после двух быстротечных связей с женатыми мужчинами поняла, что и не нужна никому всерьез, а идти на прежние необременительные контакты в её тридцать лет уже не очень-то хотелось.

Все чаще и чаще она теперь вспоминала покойного супруга, и та простая, без особых выкрутасов и приключений совместная жизнь начала представляться именно тем, что ей в действительности было нужно. И ещё ей очень мешало жить растущее чувство вины перед Михаилом, словно она своими собственными руками столкнула его с обрыва в омут небытия. Личная жизнь у Марии не заладилась. Даже на простую интрижку с молодой вдовой мужчины шли теперь очень неохотно. Мария уже мечтала не о сказочном принце, а об обычном, рядовом человеке, желавшем разделить с ней повседневные заботы и тяготы. И когда появился новый водитель, проявивший к ней искренний интерес, она незамедлительно пошла ему навстречу. Когда дело дошло до загса, она поверила, что наконец-то удача ей улыбнулась и она теперь сумеет устроить свою судьбу. Правда, Марию насторожило, что новоявленный жених проявляет настойчивое желание сменить свою фамилию на её. Он объяснял это довольно обоснованно: его собственная фамилия не очень-то благозвучна, а её — Коршунова — вполне его устраивает. Но, собираясь узаконить свои отношения с этим человеком, она не возражала. Свадьбу сыграли по-скромному. Были только их сослуживцы с автобазы да приехала из деревни её сестра с мужем.

Сменивший и получивший настоящий паспорт, Тягач уже мог не беспокоиться, считая, что легализовался довольно надежно. Но, постоянно ощущая временность своего пребывания в этом городе, начал подготовку к возвращению на родину и возмездию своим врагам. Прежде всего для этого требовались деньги. У него же оставались лишь три крошечных золотых самородка, подаренных благодарным метеорологом. Сначала он занялся частным извозом, в служебное время перевозя пассажиров. Затем, видя, что случайный заработок не дает ему нужных сумм, договорился с диспетчером и не ставил автомашину вечером на автобазу, а в свободное время разъезжал как таксист. Но и это не позволяло приблизиться к сумме, которую он наметил как минимальную для осуществления мести: часть заработанных денег ему приходилось отдавать жене. Иначе он не мог бы объяснить ей свое ежевечернее отсутствие. И тогда Тягач, вспомнив рассказы зэков о многочисленных способах совершения преступлений, задумал остановиться на самом безопасном: грабеже пьяных. Принятию такого решения способствовал один случай. Прихватив вечером недалеко от ресторана подвыпившего пассажира, Тягач довез его по названному адресу и тут увидел, что пассажир отключился и спит как младенец. Он стал обшаривать карманы мужчины в надежде отыскать паспорт, чтобы доставить захмелевшего гуляку прямо домой. И обнаружил в его кармане пачку скомканных крупных купюр. Сначала он хотел взять только обещанные ему за проезд пятьдесят тысяч рублей. Но соблазн был слишком велик, и он отсчитал себе ровно половину денег незадачливого пассажира, оправдывая себя тем, что сверх доставки будет ещё возиться с этим пьяным субъектом. Признаться, возни особой не было. Гуляющие у подъезда старушки сразу опознали соседа и поспешили за его женой и сыном. Тягач помог дотащить пьяного человека до лифта и ушел, сопровождаемый словами благодарности его родственников. «Конечно, я мог бы выбросить его на улице. Но все же доставил домой. Попади он недобросовестным ментам или уличным грабителям, то наверняка обчистили бы, да ещё бы в вытрезвитель угодил. А так жив-здоров, и пятьдесят процентов от всех имеющихся денег у него остались».

Рассуждая таким образом, Тягач вполне успокоил свою совесть и даже почувствовал некоторую гордость за собственное благородство. Ответственности в данном случае он совсем не боялся: вряд ли сильно захмелевший человек способен вспомнить, где и с кем гулял и куда мог потратить деньги. А наличие оставшихся после гулянки денег начисто отметало саму мысль о краже.

В тот день Тягач за один раз добыл сумму, равную недельной выручке от частного извоза. И это вдохновило его на более активные действия. Теперь он отдавал предпочтение поиску исключительно одиноких пассажиров в сильном подпитии. И взял за правило брать себе не более пятидесяти процентов от суммы, имеющейся у пассажира. Его дела пошли в гору. Собираемые и хранимые в тайне от жены на сберкнижке накопления росли довольно быстро. И все же Тягач медлил, уверяя самого себя, что ещё собрал не так много денег, как ему может понадобиться: нужно будет купить машину, оружие, да и комнату снять. Но в глубине души он ясно понимал, что его удачная легализация и устоявшаяся приятная жизнь с женщиной, которая ему нравилась, притупили немного злость и ему уже не очень-то и хотелось покидать этот город и становящуюся все ближе и ближе Марию Михайловну.

По вечерам они ужинали вместе, и Мария Михайловна, любящая красивую жизнь, часто зажигала свечи, считая, что трапеза с бутылкой хорошего вина в такой интимной обстановке способствует сохранению остроты ощущений от физической близости. И правильно, между прочим, считала. Тягачу нравились эти частые знаки внимания с её стороны, спокойный тихий уют и бесконечные разговоры о сослуживцах и подругах. Нередко она кокетливо говорила о том, как за ней пытается ухаживать заместитель директора автобазы Синельников. Изображала она этого пятидесятилетнего мужика очень смешно, передразнивая, как он церемонно делает ей неуклюжие намеки. И Тягач весело смеялся, принимая тонкую женскую игру, рассчитанную вызвать у него ревность. Но Тягач и так проявлял к Марии постоянный интерес и ей не на что было пожаловаться. Дни шли за днями, и Тягач уже четко понимал, что ему не хочется покидать ни свою Марию Михайловну, ни этот приютивший его город. Он теперь часто вспоминал фразу из знаменитого фильма: «Хороший дом, хорошая жена! Что ещё надо человеку, чтобы встретить спокойную старость?»

И поймав себя на мысли, что ему уже окончательно расхотелось возвращаться в родной город и мстить, мучился сомнениями по ночам. Но тут один за одним произошли два случая, сразу напомнившие ему о взятых на себя обязательствах и не оставившие ему иного выхода. В пятницу вечером он колесил на своей автомашине по городу более часа и не мог найти выгодного пассажира, когда вдруг заметил на другой стороне улицы хорошо одетого мужчину с «дипломатом» в руке, лет двадцати пяти — тридцати, неверной походкой бредущего по краю мостовой и время от времени пытающегося резкой отмашкой руки остановить попутный транспорт. Не обращая внимания на правила уличного движения, Тягач с визгом развернул свою машину и подрулил к голосующему клиенту. Тот тяжело плюхнулся на заднее сиденье и назвал не городской, а пригородный район. Тягач осторожно поинтересовался, куда конкретно надо доставить пассажира, но тот грубо оборвал: «Там покажу. Я дорогу знаю. Давай вези!» Заметив, как бережно прижал к себе «дипломат» мужчина, Тягач сразу понял, что именно там его и ожидает главная добыча. Все шло как по маслу. Увлеченный охотой, он не заметил, как за посадкой в его машину подгулявшего пассажира наблюдает какой-то тип с раскосыми глазами. И потому не принял никаких мер предосторожности, действуя старым, неоднократно проверенным способом.

Стараясь не разбудить свою жертву, Тягач свернул на обочину и медленно, с осторожностью вытянул из рук пьяного пассажира «дипломат». Он открыл крышку чемоданчика довольно легко и чуть не ахнул, увидев его содержимое: рядом с боевым пистолетом иностранного производства лежали три довольно увесистые пачки долларов, стянутые разноцветными тонкими резинками. Тягач быстро прикинул: в каждой не менее трех тысяч долларов. «Вот это улов!» Пистолет мгновенно перекочевал к Тягачу, и вслед за ним с поспешной очередностью его карманы заполнились тремя толстыми пачками валюты. Затем он вывел слабо сопротивляющегося пассажира из машины, а тот, мало что соображая, бормотал что-то бессвязное, требуя немедленно предоставить ему какую-то Лильку. Рассчитывая, что ограбленный им мужчина вряд ли утром на трезвую голову сможет вспомнить, кто и куда его вез, Тягач резко тронул машину с места. Но несмотря на столь редкостную удачу, у Тягача на душе кошки скребли: «Как ни крути, а я грабанул явно не простого рядового лоха, а какую-то крупную рыбу. И если я затронул интересы серьезных ребят, то они будут меня искать тщательно. Значит, надо „капусту“ упрятать подальше. А от ствола, по всем правилам, придется избавиться. Ну, скажем, кинуть в озеро возле городского парка, и, как говорится, концы в воду. Но, с другой стороны, пистолет сам приплыл мне в руки и отказываться от него грех. Все равно для расправы с Ветерком и Тушей нужно оружие. Так что будем считать, что судьба сама вкладывает мне в руки орудие возмездия. Хороший знак!»

Однако даже эта попытка убедить себя в помощи небес не заглушила чувства острой тревоги и беспокойства. По мере приближения к дому его стали все больше занимать мысли о том, как скрыть опасную добычу от Марии Михайловны. И в конце концов Тягач решил, что лучше хранящейся под ванной коробки со слесарным инструментом, оставшейся от прежнего хозяина, ему не найти. Придя домой, он направился в ванную комнату, закрыл за собой дверь и, пустив посильнее воду, чтобы заглушить лишние звуки, со скрежетом выдвинул тяжелую деревянную коробку и, открыв её, выложил на кафельный пол молотки, напильники, пакет с гвоздями. Затем на освободившееся дно поместил пистолет и валюту и сверху заложил свою добычу инструментом. По-вороватому поспешно задвинул ящик под ванную и, сполоснув для вида лицо, вытираясь на ходу полотенцем, вышел в комнату. Стол уже был красиво сервирован, и возле каждой тарелки лежали (умиляя его ежедневно) бумажные салфетки, сложенные по-особому треугольными конусами, напоминающими знаменитые египетские пирамиды.

«Все-таки моя Мария Михайловна молодец, умеет создать в доме атмосферу уюта и спокойной защищенности. Даже жаль будет её покидать». И если до этого дня Тягач думал о своем отъезде для воплощения справедливой кары подставившим его уголовникам как о чем-то отдаленном в пространстве и времени, то после сегодняшней удачи, когда у него появились деньги и оружие, больше тянуть уже не было причин. Вкусный ужин, выпитая рюмка водки и физическая близость со все ещё желанной женщиной несколько успокоили Тягача, и он быстро заснул, утомленный дневными переживаниями. Но среди ночи проснулся и, мучимый бессонницей, до утра боролся с беспокойством, явственно ощущая какую-то неведомую опасность.

И предчувствие его не обмануло.

С утра Филимонов мучился головной болью от страха перед Кулешом. Он плохо помнил, что было вчера. Да, состоялась важная встреча, и он получил собранную с бизнесменов валюту и должен был её сегодня передать Кулешу в «общак».

Братва уже давно подозревала, что Кулеш пользуется воровской кассой как своим собственным кошельком. Но против него не попрешь: за ним и воры в законе стоят, и прикрытие имеется среди властей, да и в «ментовке» свои люди служат. Так что приходилось помалкивать.

Впрочем, сейчас дело вовсе и не в том, кто «общаком» пользуется. Пропали деньги и ствол пропал, взятый им на всякий непредвиденный случай. С утра, едва разлепив веки, он сразу полез в «дипломат», стоявший в углу комнаты, и похолодел, даже не открывая, почувствовав его легковесную пустоту. Все ещё лелея слабую надежду, Филя бросился будить жену, хотя заранее знал, что она, смертельно боясь его кулаков, никогда не посмеет залезть не то что в «дипломат», но даже в карман висящего на вешалке пиджака. И, убедившись, что жена валюту не брала, а огромная сумма и оружие исчезли, он в отчаянии сел в кресло, чтобы хорошенько поразмыслить.

Если бы «дипломат» исчез, то можно было предположить, что он, отключившись, потерял его. А раз чемоданчик на месте, значит, кто-то просто обчистил. Но вот кто и где — сплошной туман. Конечно, не исключено, что его специально опоили и ограбили. Однако и этого не было. Обрадованный, что операция прошла благополучно и его не задержали при получении вымогаемых денег, он позволил себе расслабиться и, зайдя в бар, выпить граммов сто пятьдесят коньяку. Заодно, стоя перед стойкой, Филя перепроверился, нет ли за ним слежки: ведь сам Кулеш приказал быть осторожным и не привести за собой «хвоста». Вот он и зашел в этот бар. Там, кстати, его знали и не посмели бы человеку, близкому к Кулешу, подмешать в коньяк какую-нибудь гадость.

«Увы, теперь ясно, что я виноват: не придал значения словам старика Гофтейна, предупреждавшего, что он дает мне таблетки, несовместимые с алкоголем. А я всю послед-нюю неделю нервничал, глотал эти психотропные средства пригоршнями, да ещё и в этот день с утра, перед опасной встречей выпил пару „колесиков“. И на какой хрен мне понадобился этот коньяк! Прав был Семен Рафаилович, эскулап наш придворный: „поплыл“ я почти мгновенно. Что же дальше было? Стоп, кажется, я сообразил в свою машину за руль не садиться, а поймал „частника“. А вот что дальше было, не помню. Хоть убей, не помню». Филимонов вздохнул и начал одеваться. Как бы то ни было, а деваться ему некуда: надо идти с повинной к Кулешу. О том, что с ним могут сделать за пропавшие деньги, предназначавшиеся для воровского «общака», ему даже страшно было подумать.

Филимонов поведал свою печальную историю прерывающимся от волнения голосом. И хотя знал, что разжалобить Кулеша невозможно, старался говорить смиренно, с покаянием, кляня на все лады подлого Семена Гофштейна, подсунувшего ему заморские сильнодействующие таблетки. По мере изложения своего рассказа Филя, внимательно наблюдающий за лицом Кулеша, все сильнее тревожился, не замечая никаких признаков волнения у человека, слывущего в преступной среде отъявленным психом, способным прийти в дикую ярость даже по более ничтожному поводу, чем пропажа крупной суммы валюты.

«Что-то здесь не так! Может быть, деньги уже у него? И кто-нибудь из своей же братвы забрал их у меня? Тогда наказание будет не столь суровым». Но он ошибался: денег пока у Кулеша не было. Но, отправляя накануне Филю за собранным выкупом, Кулеш, хоть и не сомневался в успехе, зная, что бизнесмены платят ежеквартально свою долю аккуратно, тем не менее подстраховался и послал Китаезу посмотреть со стороны, как все пройдет. Сначала все шло как надо, а затем этот малахольный Филя с такими огромными бабками зачем-то полез в бар и вышел оттуда через десять минут в явно невменяемом состоянии. Когда, спрашивается, он успел так нализаться? И, покрутившись на ватных ногах возле своего автомобиля, побрел по краю тротуара, голосуя попутным машинам. С визгом развернувшись, к нему подкатили коричневые «Жигули», и, как только Филя, аккуратно придерживая и прижимая к себе «дипломат», пролез вовнутрь и плюхнулся на заднее сиденье, водитель резко тронул с места. Китаеза запомнил номер и, убедившись, что милицейского наблюдения за Филей нет, отправился домой, перед этим позвонив Кулешу из телефона-автомата и сообщив, что все в порядке и Филя ушел с деньгами без «хвоста». Теперь Китаеза сидел молча в углу, уже получив свое от Кулеша, пришедшего в бешенство от того, что тот отпустил пьяного подельника с огромными деньгами гулять по городу. Хорошо еще, что Китаеза назвал номер коричневых «Жигулей», подхвативших невменяемого Филю, — только это и спасло его от неминуемой расправы. А теперь ответ держал сам Филя, который не помнил вообще ничего, после того как выпил порцию коньяка в баре. Он даже толком не мог представить, как оказался у себя дома. Кулеш хмуро смотрел на Филю, продолжавшего молоть какую-то жалкую чепуху о кознях старика Гофштейна, продавшего ему не те таблетки, в которых он действительно нуждался.

— Хватит ныть, — внезапно рявкнул Кулеш, — мы все проверим и к Эскулапу человека пошлем узнать, могли ли его таблетки в сочетании с полстаканом коньяка тебя с ног сбить. Но если он тебя предупреждал, то вина твоя, а не его. К тому же идти в бар и коньяк жрать тебя никто не обязывал. А перепровериться, нет ли за тобой «хвоста», мог и раскатывая на своей машине. Но есть у нас хорошая зацепка, и ребята поехали за водилой, который тебя подобрал недалеко от бара. Скоро его сюда привезут и он будет в твоем распоряжении. Если водила сразу деньги не вернет, то отдам его тебе на полчаса. Что ты с ним будешь делать, меня не колышет: хочешь на коленях проси, хочешь режь на ремни, но чтобы деньги были. Так что моли небеса, чтобы они у него оказались. А через полчаса, если деньги в «общак» не поступят, мы возьмемся уже за тебя. Так что выбора у тебя нет.

В комнате зазвонил телефон. Кулеш снял трубку, выслушал сообщение, нажал на кнопку отбоя и, кивнув в сторону Фили, произнес:

— Ребята позвонили. Везут водилу. Это какой-то несудимый фраер с автобазы. Пожалуй, с ним хлопот особых не будет. Если «зелень» у него, то вернет — никуда не денется.

И Филя воспрял духом, надеясь, что деньги вскоре возвернутся и его простят.

Тягач с утра вышел на работу и поехал по заданию на другой конец города. Общение с друзьями по автокомбинату и производственные заботы вытеснили тревогу, и его ночные страхи, казалось, отступили. Он даже не обратил внимания, что за ним неотвязно следует иномарка темно-синего цвета. В одном из безлюдных узких переулков она подрезала его «Жигули» и заставила остановиться. Тут же к его машине подскочили двое громил и выволокли Тягача на улицу. Он, конечно, мог бы попытаться раскидать нападавших, но один из них, сразу прилепившись к нему сбоку, приставил дуло пистолета к животу и угрожающе прохрипел: «Не рыпайся, мужичок. Белые уже в городе». Тягач покорно дал себя обыскать и посадить в иномарку. И хотя его запястья сразу сцепили наручниками, он отлично понимал, что его повязали не менты, а уголовники. Тягач нисколько не сомневался, что этот захват связан со вчерашней его добычей.

«А я-то, дурной, считал, что день был удачный. Вот теперь за эту самую удачу с меня скальп эти дикари снимут. И вряд ли меня спасет, если валюту верну: на какой хрен им живой свидетель». Тягач уверился в своей догадке, обнаружив, что иномарка въезжает в ворота огромного, недавно выстроенного кирпичного особняка, напоминающего по форме средневековый терем. «Раз не скрывают логово своего пахана, значит, песенка моя уже спета. И бежать отсюда, раскидав братву, как в кино показывают, мне явно не удастся. Надо срочно что-то придумать». Железные темно-коричневого цвета ворота, скользя по накатанному рельсу, закрылись вслед за въехавшей во двор машиной, и Тягача выволокли наружу. Два бугая подхватили его крепко под руки и почти бегом поволокли по крутой лестнице в подвальное помещение. Несмотря на свое отчаянное положение, у Тягача ещё оставался шанс спастись: он может попытаться уйти от братвы, когда повезет их за валютой к себе домой. Но для этого ему придется соврать, что деньги спрятаны за городом, а домой надо заехать за ключом от железного ящика, в котором он закопал добычу. И если они поверят, то у него будет возможность сделать ноги.

«Хорошо бы успеть юркнуть в ванную, закрыться и, пока они станут выламывать дверь, достать ствол и покончить с ними. И это вполне реально, если их будет только двое, и если я их уговорю снять с меня наручники, чтобы не возбуждать подозрение соседей, и если Марии не окажется дома и она не станет их заложницей. Да, слишком много „если“. Но рискнуть все же можно и нужно. Иного, как говорится, не дано».

Спуск по крутой лестнице наконец-то завершился, и Тягача втащили в ярко освещенный зал для гостей с огромным бильярдным столом и баром с различными напитками.

«Неплохо живут ныне авторитеты! После зоны такие благоустроенные хоромы, небось, им раем земным кажутся. Впрочем, и для голодающих бюджетников, не получающих по полгода зарплаты, это тоже сказка из несбыточных снов», — промелькнуло в голове у Тягача, и он, быстро осмотревшись, сразу понял, что именно высокий и худой сорокалетний человек с хмурым птичьим лицом и острым, словно панцирь речной улитки, кадыком и есть здесь главный вершитель его судьбы.

Вытатуированные перстни на пальцах многое успели поведать Тягачу об их хозяине: «Неоднократно судим, скорее всего из „старых“, пытающихся соблюдать воровские законы. Этим и надо воспользоваться: если простого мужика, неосторожно влезшего в серьезные дела, примет решение загубить без колебаний, то своего из братвы, совершившего ошибку по неведению, обязан простить».

И Тягач в считанные доли секунды изменил свой план.

— Ну, что скажешь в свое оправдание? — нарочито медленно, с угрозой спросил Кулеш и, кивнув в сторону сидящего в углу Фили, спросил:

— Узнаешь? Он ждет тебя с нетерпением, вопросы кое-какие задать хочет.

Вид у Фили был испуганный, забитый, и Тягач, сразу догадавшись, что тот летает в преступной иерархии не очень высоко, тотчас же перешел в атаку:

— А на кой хрен я с ним говорить буду? Такие, как он, в зоне за меня норму выполняли.

И по тому, как вскинул голову худощавый и зорко зыркнул на него, Тягач понял, что попал в точку, и, развивая успех, продолжил: — «Зелень» и ствол его я сегодня же верну. Тут проблем нет: но учти, я думал, что лоха затрапезного пощипать удалось и за занюханного коммерсантика его принял. Так что ошибка вышла.

— Значит, деньги у тебя?

— У меня, только спрятаны, конечно, далековато. Кроме меня, и не найдет никто, — на всякий случай подстраховался Тягач. — Но прежде чем вы меня за ними повезете, пошептаться надо наедине кое о чем.

— Это можно. Но говорить придется при них. Я им доверяю: люди проверенные.

— Оно и видно, что проверенные. Я вчера сам одного проверил: вон сидит, надувшись, как мышь на крупу. Так что давай потолкуем без свидетелей.

— Ну что ж, отчего бы тебя не послушать. Выйдите-ка все, ребята.

«Ишь ты, как будто и доверяет мне и в свои силы верит, а наручники все-таки не снял. Ну да ладно», — подумал Тягач и, подождав, когда люди худощавого пахана скроются за дверью, произнес, играя в полную откровенность:

— Я в бегах. Сделал ноги из зоны с пятью «крутыми» ребятами. Здесь у вас временно осел по чужой «ксиве». У одной бабы в мужьях числюсь. Ее фамилию взял, а прежняя «ксива» на другого человека была. Я его паспорт в морге купил за сто долларов. Можешь проверить.

— Паспорт с собой? Давай сюда! — И, подойдя к двери, Кулеш вызвал своего телохранителя Левшу и, передав документ, приказал: — Срочно гони в морг к Мяснику и спроси, что знает об этом человеке. Да пошевеливайся, одна нога здесь, другая там. Я жду. — И, повернувшись к Тягачу, принялся задавать вопросы:

— Откуда сам, какая «кликуха», кого знаешь из авторитетов и кто тебя знает, за что был осужден, кто начальник ИТК, где тянул срок и кто там «кум»?

Тягач отвечал коротко и точно и лишь перед ответом на последний вопрос слегка запнулся: называть ли «кума» — начальника оперчасти колонии или нет. Не вызовет ли это подозрений у пахана. Но потом, решив, что «кума» в колонии знают все, назвал фамилию майора Краснова.

Кадыкастый все быстро записал на листочке и, вновь подойдя к двери, передал свою «маляву» кому-то из охранников:

— Проверить, и немедленно. Найдите, кто там из наших в этой колонии чалился. Я жду.

И это «я жду» означало, что все должно быть сделано в течение часа. Затем он повернулся к Тягачу:

— Пока ребята твои слова проверяют, мы подождем немного. И если ты не возражаешь, то расскажи, как в побег ушел и где теперь твои сотоварищи.

И Тягач, правдиво изложив все детали побега, вплоть до появления на зимовке, потом уже сочинил историю, как они нарвались на охотника, который с сыном вдвоем перебил его соучастников побега ночью во время сна, а ему самому еле удалось уйти, поскольку он не пил вместе со всеми обнаруженный у охотника спирт и был оставлен для охраны возле сарая. Поведал, как после долгих блужданий вышел к реке, нашел лодку и, доплыв на ней до большого города, сел на товарняк и прибыл в их город.

Кулеш молча выслушал эту историю, и по его лицу невозможно было понять, верит он Тягачу или нет. По крайней мере найти затерянную в тайге охотничью избушку и проверить рассказ Тягача было невозможно.

Кулеш позвал в комнату своих подручных и, коротая время, начал виртуозно гонять шары по темно-зеленому сукну бильярда.

Филя, уже взбодрившийся, оттого что главная беда миновала, сидел в углу, несмело нахваливая наиболее удачные удары своего шефа. Но Кулеш, считая, что прощать Филю ещё рано, не обращал на него внимания.

Первым вернулся посланец в морг и свистящим шепотом, поглядывая с интересом и уважением на Тягача, поведал Кулешу, что Мясник сразу вспомнил этого мужика, купившего с полгода назад у него паспорт и водительские права погибшего иногороднего водителя-дальнобойщика.

Кулеш кивнул Левше:

— Сними с него «браслеты». А ты пока налей себе там, в баре, что хочешь. Только немного. Не как наш Филя вчера.

При упоминании своего имени Филя вздрогнул и весь сжался: «Значит, все так просто не сойдет и Кулеш мне ещё припомнит мой промах».

Тягач отрицательно покачал головой:

— Я вообще не пью. А сегодня мне ещё машину водить надо будет.

Этими словами он как бы давал понять, что уверен в своей невиновности и справедливости Кулеша, не способного наказать за здорово живешь своего же брата-зэка, да ещё находящегося в бегах на нелегальном положении.

Снаружи послышался какой-то шорох, и второй телохранитель, войдя в бильярдную, доложил, не стесняясь Тягача, что нашли паренька из «пехоты», ранее отбывавшего наказание в той же колонии, что и Тягач, и освобожденного чуть более года назад.

Кулеш брезгливо махнул рукой:

— Сюда не впускай, пусть заглянет на секунду и скажет, знает его или нет.

Тягач увидел, как в проем высунулось испуганное круглое лицо с узкими, словно выщипанными, бровями и заметившие его глазки удивленно мигнули. Парень тут же отпрянул, точно Тягач мог его обжечь взглядом.

Телохранитель вышел за дверь, через пару минут вернулся и громко доложил:

— Все в порядке. Подтверждает, что это Тягач. Тянул срок в десять лет за убийство бабы на «малине».

— А теперь пусть забудет то, что видел. Если сболтнет кому, то без головы и других частей тела останется. Разъясни ему.

В бильярдной надолго установилась тишина. Кулеш размышлял:

«Конечно, проще всего убрать этого крепыша и зарыть где-нибудь в лесу неподалеку. Но, с другой стороны, своего из блатных парня понапрасну убивать мне, приверженцу воровских законов, не к лицу и можно потерять доверие и авторитет. Да к тому же такой отчаянный и сильный парень мне сейчас нужен. Предстоит важная акция, связанная с „мокрым“ делом. И лучше будет использовать его, а не кого-то из своих. К тому же если запахнет жареным, то его ликвиднем, а на него потом всех собак и повесим. Менты будут рады списать на покойника все свои нераскрытые преступления. Так что пусть пока поживет. Сделаю из него козла отпущения, а своих ребят поберегу».

Приняв такое решение, Кулеш медленно повернулся к Тягачу:

— Деньги вернешь прямо сейчас. Но только отпустить тебя на все четыре стороны не могу: отныне ты с нами повязан накрепко. Придется тебе работать на меня. Правда, и сам не будешь внакладе. Хватит тебе пьяных по мелочевке шмонать. Не каждый же день такие, как Филя, под руку подворачиваются. Ну, что скажешь?

Тягач согласно кивнул:

— Можно подумать, что у меня есть выход!

— Вот и ладненько. Кстати, ствол можешь оставить себе — он чистый и в деле не бывал. А эта игрушка Филе ни к чему, раз пить не умеет ни коньяк, ни таблетки. Эй, Левша, поезжай с Тягачом, привези деньги.

И Тягач в полной мере оценил тактичность Кулеша, пославшего с ним лишь одного своего охранника:

«Хотя если говорить честно, то этот тяжеловес явно обладает нокаутирующим ударом и под его левую лучше не попадать. Так что и одного такого сопровождающего хватит для гарантии, что я не сбегу».

В квартиру поднялись вместе. Марии ещё не было дома.

«Что-то она слишком часто стала задерживаться у себя на работе. И это не в первый раз», — с раздражением подумал Тягач, но был рад, что жена не видит малосимпатичное лицо его спутника.

Левша молча наблюдал, как Тягач нарочито медленно выгребает из ящика, вытащенного из-под ванны, пачки зеленых купюр. На всякий случай Тягач демонстративно взял и зажал в руке обещанный Кулешом пистолет, стараясь держаться от здорового охранника на расстоянии, позволявшем уйти нырком хотя бы от первого удара. Однако Левша и не думал нападать. Не обращая внимания на Тягача, он уложил увесистые пачки в спортивную сумку и направился, не прощаясь, к выходу. На его лице ясно читалось снисходительное выражение, словно он хотел сказать: «Если Кулеш решил тебя не трогать, то живи. Пока». Это Тягач понимал и без него. Конечно, можно было, отдав деньги, смотаться из города. Но в Тягаче проснулся охотничий азарт, который был у него, когда он работал по заданию сыщика Круглова в родном городе.

«Здесь, безусловно, опасно: вряд ли Кулеш оставит меня надолго в живых. Но зато мне удалось влезть к нему в дело. А это дорогого стоит! Разнюхаю, что к чему, и сдам всю его шайку милиции. Ну а потом уж смотаюсь. Момент выберу по обстановке». Это принятое, казалось бы, правильное решение не принесло ожидаемого успокоения. Тягач уже знал по прошлому опыту, что, преследуя цель изобличения преступников и работая внутри уголовной группировки, ему придется невольно совершить многое такое, о чем и думать сейчас не хочется. И лишь мысль о том, что это продлится недолго и он вскоре сможет бежать отсюда и осуществить возмездие, вселяла надежду.

IV. Опасная посылка

И в эту ночь Тягач тоже спал плохо, снедаемый постоянной тревогой: «Опять я влип в дурно пахнущую историю, из которой наверняка не вылезти чистым и непорочным. Ну да ладно. „Будем посмотреть“, как говорят в Одессе».

На следующий день его «пристегнули» к делу, послав вместе с Левшой собирать дань с владельцев мелких торговых палаток. Работенка была легкая: они подъезжали вдвоем на машине Тягача к торговым рядам и останавливались чуть в отдалении, и, как законопослушные граждане, только в тех местах, где стоянка машин разрешена: неприятности с ГАИ им были не нужны. Через несколько минут к ним в машину садился кто-то из торговцев, уже заранее собравший требуемую сумму, и, кладя полиэтиленовый пакет на заднее сиденье, произносил условную фразу: «Вот я принес долг. Спасибо, что выручили».

Левша после третьего такого захода хмуро пояснил:

— Эта фраза делает нас неуязвимыми на случай прослушивания и звукозаписи. Любой адвокат на суде разобьет обвинение и докажет, что нам всего-навсего вернули деньги, которые мы давали этому коммерсанту в трудную минуту.

«Ловко все организовано. Люди Кулеша лично по палаткам не шастают, чтобы не „светиться“. Из машины не выходят. „Капусту“ им сами приносят, говоря, что долг возвращают, да ещё благодарят. Работа не пыльная и, главное, не опасная. И зачем я им в таком налаженном деле? Скорее всего, просто пока проверяют».

Но Тягач заблуждался на свой счет. Кулеш совсем даже не собирался проверять этого бежавшего из колонии мужика. Он рассуждал так: «Тут явно нет милицейской ловушки: и побег был серьезный, с риском, и легализовался Тягач самостоятельно, да и к контактам с местной братвой совсем не стремился. Мы сами на него вышли из-за неосторожного захвата суммы, предназначенной для воровского „общака“. Нет, с милицией Тягач точно не связан. Да к тому же и сам на предательство пойти не может: грозит ему ещё восемь лет заключения, плюс пара лет за побег. Стало быть, в ментовку ему дорога заказана. А раз деваться ему некуда, значит, на любое дело пойдет, в том числе и на „мокрое“. Оно, считай, уже подоспело, и через несколько дней надо будет его использовать на всю железку. Ну а потом подставим мужика под ментовский глаз, но так, чтобы они только его труп взяли. Пусть спишут свои прошлые дела на беглого зэка, а то наш человек в погонах все время ноет, что его ругают за бездеятельность. Вот и подвернется шанс повысить раскрываемость на своей территории. И я одним махом решу две задачи: от своих ребят отведу подозрения, свалив все на одиночку, и человеку из ментовки, прикрывающему меня, успех обеспечу: не сдавать же ему моих „быков“».

Вот как рассчитывал Кулеш, но и Тягач уже начал подозревать, что не все будет так же просто, как в первые три дня.

«Они наверняка задумали какую-то подлянку для меня, из которой легко не вылезти. Но какую? Несомненно, бригада Кулеша крутая и имеет выход на властные структуры».

Это Тягачу стало ясно буквально на третий день, когда он сказал Кулешу, что ему для нормальной работы на бригаду желательно уволиться с автобазы.

Пахан лишь снисходительно махнул рукой:

— Не волнуйся! Это уж не твоя забота. Будешь пока числиться на базе. Может быть, для вида и сгоняешь куда-нибудь поблизости, по поручению руководства, но мешать нашим с тобой делам на базе никто не будет. Я уже поговорил кое с кем: начальство твое нам сочувствует. Так что не бери в голову и будь всегда под рукой. Если мне понадобишься, то диспетчер тебе передаст. А пока отдохни пару дней, поработай на государство. Левша на другой «тачке» наших должников навестит. Нечего одной и той же машине лишний раз у наших точек мелькать.

Тягач кивнул. Последующие два дня он честно работал по путевкам, разъезжая по городу, но уже не получал от этих вполне мирных занятий удовлетворения. Опасность словно растеклась вокруг него, пропитала все видимое пространство и плотно прилипла к телу, обвив и сковав его, подобно кокону шелкопряда.

«Что эти гады задумали? Ведь не просто же так оставили меня в живых, чтобы иметь под рукой ещё одного боевика. Таких качков они могут десятками к себе наприглашать. А мне за первые три дня работы прилично заплатили, намного больше того, что можно было дать за подвоз Левши к обложенным данью палаткам. Да, надо быть осторожнее. То, что они меня подставят, сомнений нет. Но вот когда и где, надо суметь вовремя заметить. В любом случае я ни им, ни милиции легко не дамся».

Теперь Тягач не расставался с пистолетом, доставшимся ему от хмельного Фили. На третий день после разговора с Кулешом Тягач, придя на работу, узнал, что его вызывает главный инженер Самсонов. Старательно отводя глаза в сторону, тот сказал:

— Тебе предстоит небольшая командировка в соседнюю область, где автозавод имеется. Привезешь от наших оптовых поставщиков кое-какие дефицитные детали. Обычно туда Хромов гонял, но он вчера с приступом аппендицита в больницу угодил. Так что решили тебя вместо него послать. Дорога в один конец более четырехсот километров. Так что пока приедешь, загрузишься, уже дело к вечеру будет. Там заночуешь, гостиницу тебе обеспечат, я уже позвонил. А назад поедешь с утра и завтра после обеда будешь здесь.

Тягач уже повернулся, чтобы идти, но тут Самсонов вслед ему произнес как нечто само собой разумеющееся:

— Перед отъездом обязательно навести своих друзей и предупреди, что на два дня уезжаешь из города. Может быть, у них к тебе поручение какое-нибудь найдется.

«Так, значит, это от Кулеша командировка мне обломилась», — подумал Тягач, направляясь в бухгалтерию: надо было сказать Марии Михайловне, что уезжает и сегодняшний вечер ей придется скучать без него. Но оказалось, что Мария уже знает о его командировке. Она вышла проводить мужа в коридор и, чмокнув в щеку, пожелала ему счастливого пути. И то что жена была уже в курсе предстоящей ему поездки, и некоторая нарочито подчеркнутая внимательность, и проявление заботы не понравились ему своей явной искусственностью и налетом фальши. Но эта вспышка казалось бы беспричинной и беспочвенной ревности не шла ни в какое сравнение с острым чувством тревоги, испытываемой Тягачом перед предстоящим опасным заданием Кулеша.

«Вот наконец я буду в деле, ради которого Кулеш меня оставил в живых».

И опять Тягач неправильно истолковал побуждения пахана. Дело ему и впрямь предстояло опасное, но это было ещё не то главное задание, из-за которого Кулеш предоставил ему временную отсрочку приговора.

Кулеш совсем даже не планировал участие Тягача в этой операции по перевозке в город крупной партии наркотиков. У него была разработана четкая система доставки этого нового и сильнодействующего лекарственного препарата из другой области. При этом роли были распределены, и каждый из пяти участников этой операции знал только свою часть работы. А всю цепочку контролировал лично Кулеш и ещё один человек, стоявший гораздо выше него в преступной иерархии, но предпочитающий оставаться в тени.

И вот внезапно выпал из обоймы заболевший неоднократно судимый Хромов — дальний родственник Кулеша. Посвящать нового человека в дела с «дурью» было рискованно, но перед глазами маячил Тягач, которому все равно оставалось жить не более недели. И Кулеш решил, пока не выздоровеет Хромов, послать за товаром Тягача. Так или иначе, он уже списал новичка со счетов. А потому без лишних колебаний проинструктировал заехавшего перед выездом из города Тягача:

— Особенно не гони, соблюдай все правила, в том городе встретишься на заводе с Прониным, отдашь деньги напрямую и тебе с утра загрузят в багажник две упаковки деталей. Документацию на них получишь подлинную. Все будет оформлено по закону. Никакие гаишники не придерутся. Но перед тем как выехать из города, притормозишь на Садовой улице, дом двенадцать. Это частное строение, недалеко от железнодорожного вокзала. Машину оставишь на соседней улице, к дому не подъезжай. По адресу зайдешь ровно в десять часов утра, ни минутой позже и ни минутой раньше. Спросишь, когда ближайший поезд до нашего города. Тебе скажут: «Ваш поезд уже ушел», — и передадут сверток. Он по весу небольшой, чуть более килограмма, но если его стоимость выразить в золоте, то под тяжестью этого слитка весы закачаются. Так что будь осторожнее: исчезнет посылка — и ты покойник. Сам понимаешь — это будет справедливо!

— Я тебе не Филя, знаю, на что иду! Груз-то куда доставить, к тебе сюда?

Этот, казалось бы, невинный вопрос смутил Кулеша, который после явной заминки поспешно ответил:

— Привезешь груз на автобазу, поставишь в гараж и иди домой. На этом твои заботы закончатся. Кто заберет посылку — не твоего ума дело, не вздумай следить. Поставишь машину и гуляй.

— А если кто посторонний груз возьмет, пока машина без присмотра будет? Я за это отвечаю?

— Еще раз повторяю: поставишь машину на место и уходи. Груз без присмотра не останется ни секунды. Только тебе лишнее знать ни к чему: крепче спать будешь. Тебе больше надо бояться конкурентов наших и наркоманов, желающих поживиться на халяву. Ты, кстати, захватил ствол? Ну и правильно. С ним спокойнее. Однако зря не шмаляй. Разве что нападут на тебя отморозки безмозглые, жаждущие бесплатного кайфа. Но не должны: о деле кроме тебя ещё только четыре человека, годами проверенные, знают. Так что езжай смело и не бойся — никто тебя с таким ценным грузом подставлять не собирается.

И глядя вслед своему новому наркокурьеру, Кулеш злорадно подумал: «Во всяком случае пока».

По пути в чужой город Тягач, зорко следя за дорогой, продолжал анализировать сложившуюся ситуацию и свой последний разговор с Кулешом, стараясь припомнить дословно, что тот говорил и, главное, с какой интонацией.

«Вроде бы все нормально. Им нужен позарез этот ценный груз, и потому они заинтересованы в том, чтобы я доехал живым. Но когда я доставлю его, они, возможно, уберут меня. Ну что ж, к этому надо быть готовым. Вот только где и в какой момент они попытаются это сделать? Не похоже, что на автобазе. Ведь о ней речь зашла лишь после того, как я спросил, куда доставить посылку с „дурью“. А это значит, что план Кулеша вообще не предусматривает моего возвращения в город. Следовательно, получив груз, я должен держать ухо востро и не расслабляться, в любой момент ожидая нападения. Воистину, кто предупрежден, тот вооружен. Будем действовать по этой старой армейской поговорке. Врасплох они меня уже не застанут. И это неплохо. Пусть рискнут».

Зеленый дощатый домик под номером двенадцать с резными наличниками и крыльцом больше напоминал дачу старой постройки, нежели городское строение. В таких домиках селились обычно после войны работники железнодорожного транспорта, обслуживающие нужды рельсового хозяйства: стрелочники, обходчики, проводники, ремонтники. Скорее всего, здесь жила семья потомственного железнодорожника и кто-то из них связался с опасным, но прибыльным делом сбыта наркотиков. И Тягач представил себе хозяина — пожилого человека в валенках.

Тягач подремал на крыльце, легонько три раза стукнул в дверь, и она тут же широко распахнулась. Он вошел внутрь и невольно улыбнулся: его встретил не старик в форменном кителе и валенках, а молодая красивая девушка в модном брючном костюме. Да и обстановка комнаты никак не вязалась с облезлым видом старого дома. Во всяком случае наткнуться здесь на новый стильный спальный гарнитур и великолепную «стенку» он никак не ожидал. Но время было ровно десять, и он задал дурацкий вопрос об отходе нужного ему поезда. Женщина с неприкрытой иронией сообщила ему, что он опоздал. А затем кивнула на лежавший на столе сверток из плотной бумаги, перевязанный лохматой толстой бечевой: «Вот твоя посылка». Она явно не хотела брать её сама в руки, боясь оставить отпечатки пальцев. И Тягач, шагнув вперед, захватил сверток своей широкой ладонью и направился к двери. Проходя мимо хозяйки, ещё раз взглянул на её лицо: «Красивая девка! И косметикой пользуется в меру. Интересно, маленькое пятнышко над губой нанесено кокетливой хозяйкой или это естественная родинка?»

Тягач попытался поймать взгляд красавицы, но та уже потеряла к нему всякий интерес, и он, слегка разочарованный, вышел на улицу. До машины он добрался довольно быстро и, только сев за руль, почувствовал, как мелко дрожат пальцы рук. «Здорово же я сдрейфил, что меня возьмут прямо при выходе с этой камуфляжной явки, — подумал Тягач и тут же одернул себя, — рано мне ещё расслабляться».

Включив мотор, он развернул машину и поехал в сторону шоссе, ведущего к его дому. Быстрая езда и ощущение слияния воедино с казавшимся одушевленным механизмом машины всегда действовали на него благотворно. Вот и сейчас Тягач уловил, как в нем растет спокойная уверенность, вытесняя тревогу и страх. И он снизил скорость: лежащий рядом с ним на переднем сиденье сверток в светло-коричневой плотной бумаге заставлял его избегать излишнего внимания ГАИ.

Автоматически следя за дорогой, он не выпускал из вида идущий вслед и обгоняющий его транспорт, ожидая возможного нападения, но все пока было в порядке.

«Может быть, все-таки они решили меня гробануть в гараже автобазы. Но им придется попотеть: там постоянно кто-нибудь находится. Значит, это случится до моего приезда в город или уже после ухода с автобазы. Конечно, не исключено, что я зря паникую и у них пока нет желания ликвидировать меня? А ведь похоже на это: Хромов попал в больницу внезапно. Его заменили мной, поскольку я работаю здесь, на базе, и в ментовку явно не побегу. Скорее всего, я им нужен для какого-то другого паскудного дела. Тогда мы ещё поживем».

От этой обнадеживающей мысли Тягач повеселел. Он не знал, что наконец-то в своих догадках приблизился к замыслу Кулеша.

До города оставалось чуть более тридцати километров, когда внезапно сбоку из узкого проулка с треском вылетел мотоцикл и быстро поравнялся с машиной Тягача. Мотоциклист резко махнул рукой, требуя, чтобы Тягач остановился. «Вот оно, началось», — подумал он и правой рукой потянул из-за пояса пистолет. Но в этот момент мотоциклист стянул с лица очки и снял шлем, и Тягач, узнав Левшу, подчинился его повторному требованию остановиться. Левша с грохотом затормозил рядом: — Меня послал Кулеш. Давай посылку срочно и ствол. Потом объясню, сейчас некогда.

«Ловушка? Обман? Оружие отдавать нельзя!» — мелькнуло в голове Тягача, но тут же он, поверив взволнованно-испуганным интонациям в голосе обычно самоуверенного Левши, протянул ему сверток и передал оружие. И тот, бросив посылку и пистолет в спортивную сумку, висевшую через плечо, сразу рванул с места вперед и тут же метров через двадцать свернул с шоссе направо по направлению к полотну железной дороги. Выждав с минуту, Тягач тронул свою машину. «А что, если Левша решил сыграть свою собственную роль в пьесе, поставленной Кулешом, и, захватив без единого выстрела добычу, смотался из города подальше? Хотя вряд ли: у него здесь в городе жена и двое детей. Ими он рисковать не станет, а мафия за такую сумму из них веревки совьет. Да и мне, дураку, достанется».

Он лихо вписался в поворот и почти сразу же вынужден был затормозить: две милицейские машины перекрывали дорогу, оставляя узкое пространство для проезда. И, подчиняясь требовательной отмашке полосатого жезла, Тягач свернул на обочину: «Вот оно что! Заслон! Кулеша предупредили, он послал Левшу за товаром, и тот успел перехватить меня вовремя. Теперь пусть шмонают». И хотя проверку документов и осмотр проводили сотрудники милиции в форме, всей этой операцией руководил мужик в штатском костюме лет сорока с довольно заурядной внеш-ностью, постоянно нервно потирающий ладонью лицо, словно умывался без воды или пытался разгладить таким образом свои многочисленные морщины.

Этот оперативник явно был разочарован. Несмотря на то что он придирался к документам и ворошил ящики с деталями, делая вид, что именно этот груз является основной целью проверки, Тягачу было ясно, что тот надеялся найти совсем другое. В третий раз переворошив содержимое машины, облазив сиденья и даже заглянув под днище, недовольные сотрудники милиции вынуждены были его отпустить. И когда он уже садился в машину, мужик в штатском, недобро усмехнувшись, пообещал:

— Мы не прощаемся. Чует мое сердце, ещё увидимся!

Тягач торжествующе кивнул:

— С удовольствием! — И поехал по направлению к городу.

«Похоже, нынче Левша спас меня от неминуемого провала. Пусть даже не меня, а бесценный груз, но все равно я должен быть благодарен этому парню. Только бы оказалось, что он это сделал с ведома Кулеша, а то мне несдобровать: попаду из огня да в полымя».

С этой мыслью он приехал в гараж, поставил машину на место и тут же увидел, как к нему приближается главный инженер. Тягач уже хотел сказать, что груза у него нет, но Самсонов опередил его:

— Я в курсе дела. Ни о чем не беспокойся. Сегодня никуда не ходи, посиди дома, отдохни. А завтра с утра тебя будут ждать.

И Тягач направился в бухгалтерию. Марии там не было. Людмила — её соседка по кабинету — раздраженно отмахнулась:

— Не знаю, где твоя шастает, у начальства какие-то бумаги подписывает. Ждать будешь?

Тягач устало махнул рукой:

— Скажи, что я благополучно прибыл и жду её дома.

— Хорошо, передам, она рада будет. — В голосе Людмилы звучала явная насмешка.

Но Тягач решил не обращать внимания на злобную зависть коротающей вечера и ночи в одиночестве женщины. Сейчас ему хотелось уюта, покоя и нежной женской ласки. И он знал, что вскоре их получит.

Этой ночью Тягач впервые за всю неделю спал спокойно. Утром, радуясь приливу энергии, заполнившей отдохнувшие мышцы, он поехал на автобазу в хорошем расположении духа. Так бывает всегда, когда человеку, стоящему перед решением целого ряда сложных задач, удается успешно преодолеть первое препятствие. Но беда, если человек начинает думать, что и в дальнейшем все пойдет у него так же гладко. Тягач это знал ещё по прежней армейской службе и потому осадил себя: «Не говори „гоп“, Серега. Это только цветочки».

Он словно в воду глядел. Не успел Тягач появиться в диспетчерской, как ему передали приказ зайти к Самсонову.

Тот был краток:

— Бери машину и езжай в погребок «У Нила». Закажи себе кофе и жди.

Тягач вышел, сел в машину и задумался: «Что меня там ждет! Засада или вознаграждение за труды? Но для того чтобы меня ликви-дировать, они бы выбрали не такое людное место».

Погребок «У Нила» был известным заведением, где собирались в основном «крутые» ребята, и посторонние заходить туда не рисковали. Фактическим владельцем погребка был авторитет по кличке Нил. Но название можно было толковать и как приглашение на берег полноводной реки в жаркую Африку. Остановив на всякий случай машину подальше от погребка, он пошел пешком до сверкающего белизной гранита и окантованных никелированным металлом стекол невысокого здания, напоминающего нечто среднее между теремком и часовенкой. Спустившись по крутой лестнице, Тягач оказался в довольно просторном зале, разгороженном высокими барьерами на ряд уютных кабинетиков.

Он прошел к бару, заказал кофе и сел за крайний столик. Минут через пять к нему подошел бармен и предложил:

— Зайди в кабинет хозяина. Это за стойкой слева.

Тягач, углубившись в узкий коридорчик, поравнялся с темно-коричневой под мореный дуб массивной дверью. Постучав и получив разрешение, вошел вовнутрь. Там за низким столиком сидели Кулеш и Левша.

— А вот и наш курьер пожаловал. Ну рассказывай, что было после того, как у тебя Левша груз перехватил.

И Тягач подробно рассказал о проведении обыска. Но, похоже, Кулеш и сам знал о происшедшем. Он только хотел выяснить, интересовали ментов действительно дефицитные автозапчасти или они искали посылку с наркотиком.

На это Тягач отвечал уклончиво:

— Обыск был тщательный, ну а что им конкретно понадобилось, так это один Бог знает.

Кулеш выпытывал приметы сыщика, руководившего операцией. «Значит, он с ним не связан. И боится независимого сыскаря, наступившего ему на „хвост“», — подумал Тягач и намеренно дал самое общее описание оперативного сотрудника. Но все равно Кулеш в задумчивости сказал:

— Это или Панкратов, или Котов из управления. Кто-то из этих старых козлов вздумал отличиться. Ну что ж, посмотрим, кто хозяин в городе!

И хотя Кулеш озлобленно горячился, было ясно, что он обеспокоен и боится этой внезапно возникшей опасности со стороны неподконтрольных ему сыщиков. Тягач почувствовал мстительное удовлетворение: этот возомнивший себя царьком уголовник испытывает страх перед честными блюстителями закона.

— Слушай, Кулеш, верни мне оружие. Да и причитается мне кое-что за поездку, где меня чуть не зацапали.

Кулеш неторопливо вынул из кармана и положил на край стола возле себя толстую пачку купюр. Он сделал это так, чтобы Тягач вынужден был встать и потянуться за деньгами.

«Не дождешься», — подумал Тягач, не сдвинувшись с места. Пауза затягивалась и Тягач требовательно спросил:

— А ствол?

— Я его пока попридержу. Тебе сейчас его иметь при себе опасно. Если ты все ещё под подозрением и за тобой следят, то могут в любой момент тормознуть и при задержании обыскать. А сам понимаешь, обнаружат оружие и ты вновь поплывешь в зону. Тебе этого хочется?

— Да никто за мной не следит. Я проверялся и вчера по дороге домой, и когда шел сегодня сюда.

— Верю, ты человек опытный. Но все же немного побегай чистый, без оружия. Хотя бы дня два-три. Скоро ты потребуешься, и перед очередным делом я тебе его отдам. Обязательно отдам. Оно может тебе понадобиться.

И по тому, каким тоном это было сказано, Тягач понял, что скорее всего приблизилось дело, ради которого ему пока и позволяли жить. Холодок нервного беспокойства пробежал по его спине. «Ну ладно! По крайней мере закончится это изматывающее ожидание. И если он мне отдаст перед предстоящей операцией ствол, а я обязательно откажусь наотрез идти на новое дело без оружия, то им легко меня не взять».

Кулеш, смягчая свой отказ вернуть пистолет, подвинул резким движением в сторону Тягача причитающееся ему вознаграждение. Тот неторопливо, словно делая одолжение, взял деньги и положил их в карман. Здесь больше делать было нечего, и Тягач поднялся из-за стола.

— Будь готов дня через три. Я тебе дам знать.

Тягач, не отвечая, направился к выходу: «Пусть почувствует мое недовольство, и тогда проще будет выторговать пистолет назад в свое владение».

Положенная в куртку увесистая пачка новых купюр приятно оттягивала карман. «Деньги мне ещё пригодятся в моем родном городе для осуществления мстительной расправы над Ветерком, и Тушей, и третьим, пока ещё мне не известным организатором моей подставы». Только хотя бы для осуществления цели, ради которой и пошел в этот столь надолго растянувшийся побег, надо было обкрутить этих лихих уголовничков, подставив их под удар честных милиционеров, и убраться из этого города живым.

V. Между молотом и наковальней

Выйдя из погребка «У Нила», Тягач сел в машину и поехал на автобазу. Получив очередное служебное задание, отправился на другой конец города. И почти сразу обратил внимание на серые «Жигули» с тонированными стеклами, неотступно следующие за ним.

«Кто это, милиция или люди Кулеша?» — встревожился он и попытался оторваться. Но это ему не удалось, и после второй попытки он увидел, как машина догоняет его и подрезает, прижимая к обочине. Тягачу пришлось остановиться. Из «Жигулей» вылез человек и, не торопясь, направился в его сторону. И тот, узнав оперативного сотрудника, накануне обыскивавшего его машину, с облегчением подумал: «А Кулеш был прав, и это хорошо, что со мной нет сейчас оружия. Иначе стопроцентно погорел бы». Но сыщик и не думал его обыскивать. Он приветливо махнул рукой:

— Здравствуй, сынок. Я же говорил, что ещё свидимся. Мир тесен. Давай пересаживайся ко мне в «Жигули» — разговор есть минут на десять.

Тягач, уже догадавшийся, о чем пойдет речь, быстро пересел в машину сыщика. Тот сразу тронул с места, успокаивающе пояснив:

— После беседы я тебя верну сюда же, доставлю со всеми удобствами.

Тягач благоразумно хранил молчание, предоставляя возможность оперу первому открыть карты.

«Интересно, с чего он начнет мою вербовку, — подумал Тягач, — ведь не покатать же меня по городу задумал». А сыщик намеренно держал паузу, полагая, что, заставив собеседника нервничать, легче добьется своей цели.

— Ну что молчишь, сынок? Ты ведь хочешь мне что-то сказать, я знаю, — вкрадчиво-ласково начал сыщик.

— Да пока, папаша, я лучше сам тебя послушаю. Не ровен час признаюсь, что в детстве у маменьки из шкафа сахар без спроса таскал, а зря: тебя совсем не это интересует.

Сыщик бросил быстрый взгляд на собеседника. И, заметив его удивление, Тягач спохватился: «Я, пожалуй, перегнул палку. Он думает, что имеет дело с простым водилой, которого использовали в качестве курьера, возможно, даже без его ведома, вслепую. А я ему ляпнул в тоне бывалого блатаря. Надо умерить свой пыл и сыграть под дурачка».

И он повел свою роль, перейдя на более примирительный тон:

— А если серьезно, то я впервые ездил за этими хреновыми запчастями. Мне сказали, я и привез. Откуда мне знать, что они краденые. Документы-то были оформлены вроде правильно.

«А он не прост, ох как не прост. Если только действительно не обычный лох, попавший сдуру, случайно в переплет», — подумал сыщик, а вслух произнес угрожающе:

— Ты зря мне мозги пудрить пытаешься. Небось давно уже понял, что вляпался в скверную историю по неосторожности. И выпутаться из этого дерьма ты можешь лишь с моей помощью, и то если я захочу. Надеюсь, ты меня понимаешь?

— Догадываюсь. Ну и что от меня нужно?

— Ты вчера чудом избежал ареста. Но теперь тебе от нас не уйти: ты под плотным колпаком. А будешь работать на меня, возможно, и спасешься. Уразумел, что я имею в виду?

— Как не уразуметь! Вот только положение мое незавидно: с одной стороны, вы давите, тюрьмой стращаете, а с другой, братва на куски разорвет, если рот открою.

— Послушай. Мне всего-то и нужен адресок в том, другом городе, где тайно посылку брал и дату новой поездки, когда тебя туда пошлют за очередной порцией «дури».

— О чем вы? — продолжал упорствовать Тягач. — Я привез запчасти с автозавода. Вы и сами вчера убедились в этом. А все остальные ваши подозрения — это чьи-то пустые и вздорные выдумки.

— Ну как знаешь. Тебе виднее, как жить дальше. А только ты ранее не судим, я знаю, и пробовать не стоит.

«Он проверял по учетам информационного центра данные погибшего водителя и ответ о наличии судимостей пришел отрицательный. Потому, считая, что столкнулся с неопытным в криминальных делах человеком, сыщик впрямую вербует меня, пугая арестом и судом. Ну что ж, попробуем поиграть».

Тягач изобразил на лице сомнение:

— А если я соглашусь, то вы же меня, захватив с поличным при доставке груза, и посадите вместе с остальными.

— И не думай: бояться тебе нечего. Ты только нам подскажешь, когда тебя пошлют за посылкой, мы тебя будем негласно сопровождать, а в момент передачи посылки с наркотиком главарю всех задержим. И тебя в том числе, а потом я напишу рапорт, что ты действовал с нами заодно, и тебя отпустят.

Сыщик говорил нарочито спокойным, размеренным тоном, стараясь убедить собеседника, что дело-то, в общем, плевое, рядовое и они всегда так поступают.

И если бы перед ним был доверчивый простак из провинции, как он и полагал, то ведь мог и поверить. Но Тягач-то с его опытом знал, что все совсем не так просто.

«Не иначе как он меня за круглого дурака держит. Допустим, если они меня загребут с наркотиком, то наверняка посадят вместе со всеми. Им главное дело сделать, начальству доложить и награду хапнуть. А я буду в камере парашу нюхать и не смогу ничего доказать. Сегодняшний разговор с глазу на глаз к делу не пришьешь, и этот хитрый „опер“ от всего открестится. А если и захотят меня отмазать, то у них вряд ли получится: как ни крути, это будет моя вторая ездка за крупной поставкой наркотика. Ну а если действительно освободят от уголовной ответственности, то братва, разузнав о моей роли, не задумываясь, оборвет мою жизнь, не считая того, что Кулеш в отместку выдаст меня за побег. Вот я и попал между молотом и наковальней! И так плохо, и так ещё хуже».

Его колебания сыщик расценил по-своему и, не желая переусердствовать, предложил:

— Я тебя не тороплю, можешь дня три подумать. И если надумаешь, то позвони. Запиши, кстати, мой телефон.

И, глядя, как Тягач заносит на клочок бумаги диктуемые цифры, продолжил:

— Спросишь майора Котова. И скажешь мне все, что я хочу знать. Встречаться пока больше не будем. Мы и так с тобой затянули разговор. Давай я тебя подброшу к твоей машине. Езжай по своим делам. А я буду ждать твоего звонка. И особенно не мешкай: не поможешь ты, помогут другие, а к тебе, если вздумаешь отказаться, я стану относиться плохо, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Ты же этого не хочешь, не правда ли?

«Жигули» остановились, и Котов, заговорщицки подмигнув своему пассажиру, посоветовал:

— Давай побыстрее пересаживайся к себе и уезжай, не надо, чтобы тебя со мной видели. Это не в твоих и не в моих интересах.

«Ишь ты, ведет себя так, словно мы с ним уже в одной связке и действуем заодно», — раздраженно подумал Тягач.

Стараясь продемонстрировать свою кажущуюся независимость, он, не попрощавшись, вылез из салона и, посмотрев вслед отъехавшим «Жигулям», направился к своей машине.

Тягач не спешил включать двигатель, сидел и размышлял: «А может быть, эта встреча очередная проверка и Котов прощупывал меня по заданию Кулеша? Да нет, это вряд ли. Скорее всего, сыщик решил проявить инициативу независимо от начальства. Ну и я тоже пока докладывать Кулешу не буду. Вдруг мне удастся столкнуть лбами мафию и милицию — пусть пободаются! А сам в последнюю минуту сделаю ноги, избежав гибели. Вот только как это осуществить — вопрос». Тягач осознавал, что его положение все более осложняется и пока не видно никакого выхода. И, махнув рукой, он, подобно опытному пловцу, попавшему в беспощадный водоворот, решил бестолково не барахтаться, теряя силы, а, временно поддавшись быстротечному круговороту, в нужный момент резким рывком уйти в сторону и спастись, освободившись всего одним отчаянным усилием от безжалостно затягивающей и толкающей ко дну водяной воронки. Представив себя на месте этого пловца, Тягач понял, что сейчас надо благоразумно и смиренно позволить себя немного покрутить опасной криминальной спирали и, положившись на судьбу, ждать благоприятного случая для спасения собственной жизни.

Прошло три дня, но Тягача никто не беспокоил: Кулеш не давал о себе знать, да и майор Котов исчез и никак не проявлялся, словно его и не было на этом свете. Однако Тягача не радовало это затишье. Ожидание было ещё более тягостным, чем участие в опасной операции.

На четвертый день Самсонов, проходя мимо его машины в гараже, сказал буднично, как будто речь шла о рядовом задании: «Сегодня тебе надо съездить туда же, где был три дня назад. Там тебя уже ждут». И Тягач поехал к знакомому погребку. Кулеш был там. Вид у него был хмурый и явно взволнованный. И не без причины. К его группировке ещё месяц назад обратился важный в администрации города человек с просьбой ликвидировать довольно крупного коммерсанта. Насколько Кулеш мог догадываться, тот успешно влез в чужую сферу деятельности и начал создавать серьезную угрозу фирме, которую прикрывал авторитетом своего должностного положения этот государственный чиновник. Кулешу очень не хотелось выполнять этот заказ: за бизнесменом, которого надо было убрать, тоже стояли довольно могущественные силы, и его прикрывала так называемая зареченская группировка. С её главарем Табаком у Кулеша и так были враждебные отношения, а если ещё и «замочить» их человека, то война между группировками неминуема. К тому же братва Табака — люди серьезные и крови будет много, да и самому Кулешу наверняка придется из города уматывать на длительное время, чтобы уцелеть. А оставлять без присмотра свои дела в городе он никак не хотел.

Могущественный чиновник торопил, а Кулеш намеренно затягивал исполнение приговора. На его везение, три недели назад бизнесмен укатил отдыхать на острова в южные широты и у Кулеша появилась отсрочка.

Вот тут из небытия и выплыл Тягач. Это была несомненная удача. Братва в городе его не знала. И Кулеш решил поручить ликвидацию бизнесмена-конкурента Тягачу, а после выполнения ответственного заказа Левша в свою очередь убьет этого беглого зэка и можно будет отмазаться от «мокрого» дела, сославшись на одиночку, действующего независимо от группировки, подотчетной Кулешу.

Идея была заманчива, и Кулеш начал последовательно проводить её в жизнь в ожидании скорого приезда бизнесмена. Как подставить Тягача, он уже продумал до мелочей. Единственное, что внесло некоторое изменение в его план, так это вынужденное использование Тягача для поездки в соседнюю область. Но поскольку Тягачу оставалось жить всего несколько дней, Кулеш об этом особенно не беспокоился. По его расчетам, Тягач должен был вывезти бизнесмена за город и пристрелить, затем Левша ликвидирует исполнителя заказа неподалеку, и милиция, обнаружив при наемном убийце пистолет, из которого застрелили бизнесмена, легко свяжет между собой эти два трупа. И все сложится как нельзя лучше.

Бизнесмен вернулся в город два дня назад, и Кулеш решился наконец на проведение рискованной операции, осуществив тщательную подготовку. Но накануне вечером поступило новое сообщение, резко нарушившее все его планы. У поставщиков наркотика в ближнем зарубежье начались неприятности, и им пришлось, избавляясь от опасного товара, срочно разослать все свои запасы по различным городам России, где у них был налажен сбыт. И новую порцию товара, который обычно прибывал на явку с проводниками железной дороги дважды в месяц, привезли сразу через три дня после предыдущей посылки. На Садовой улице посылка долго не могла находиться, и её надо было забрать. А посвящать нового человека в это дело, тщательно скрываемое даже от ближайшего окружения, Кулеш не хотел. И тогда он принял решение пойти на риск и сразу после убийства бизнесмена отправить Тягача за опасным товаром, а ликвидировать его на обратном пути, когда Левша опять перехватит его и заберет посылку.

«Все равно найденный при убитом Тягаче пистолет привяжет его к убийству бизнесмена. Хотя любая случайность может разрушить мои планы. Но выхода нет: для ликвидации бизнесмена уже все готово. Придется рискнуть».

Вот что думал Кулеш, когда в погребке появился Тягач.

— Отчего так долго?

— Как сказали, так и приехал, — огрызнулся Тягач, чувствуя, что нервозность Кулеша передается и ему.

И без того раздраженный Кулеш хотел было рявкнуть и перейти на язык угроз, но сдержался, не желая настораживать Тягача раньше времени.

— Слушай, что скажу. Один фирмач в силу вошел и никого признавать не хочет. Надо его предупредить и объяснить, что к чему. Хочу тебе это поручить. Ничего страшного нет, он сейчас на даче с семьей и сегодня без телохранителя внезапно остался. Тот к брату, хулиганами избитому, в больницу поехал. Адрес Левша знает, поедешь с ним. Но на дачу зайдешь один, выведешь его под угрозой оружия и отвезешь в лесок, а там перед мордой стволом помашешь, чтобы в штаны наделал. Мужик хлипкий, даже бить его не надо будет. Просто предупреди. Вот, кстати, бери свой пистолет, и езжайте.

Тягач взял протянутое ему оружие. На всякий случай по привычке проверил обойму и положил пистолет в карман. Он встал, уже собираясь уходить, как вдруг Кулеш произнес так, между прочим, словно это был пустяк:

— Да еще! После того как попугаете бизнесмена и вернетесь, хорошенько выспись. Завтра надо рано утром выезжать опять в соседнюю область за посылкой. Дело тебе уже знакомое, и Левша опять тебя подстрахует.

Тягач коротко кивнул:

— Хорошо. Все сделаю. — И направился к выходу. Левша последовал за ним. Ехали недолго. Дачный поселок располагался километрах в двадцати пяти от города. По указанию Левши медленно проехали мимо дачи бизнесмена и, заметив в саду молодого мужчину, сидящего в летнем раздвижном кресле, Левша сказал:

— Порядок. Он здесь. Поставь машину вон там, за углом, и иди за ним. Если заартачится, не церемонься, выруби одним ударом и дотащи на себе сюда. Но лучше сделай все без шума.

— Знаю, не учи ученого, — раздраженно огрызнулся Тягач. Это с виду легкое поручение начинало беспокоить его все сильнее.

Поставив машину за углом забора из свежеструганых досок, он вернулся назад и, решительно войдя в калитку, направился прямо к бизнесмену. Мужчина читал газету и заметил стремительно приближающегося к нему незнакомца, когда тот был уже в нескольких шагах от него. Бизнесмен сделал импульсивную попытку привстать, но, сразу поняв её бесполезность, опустился назад в кресло. Страх и обреченность явно читались в его взгляде, направленном на правую руку незваного гостя, опущенную в карман.

Тягач понял, что нельзя терять инициативу, и потому резко приказал:

— Вставай, пойдешь со мной. С тобой поговорить кое-кто хочет. Не вздумай фортель выкинуть, влеплю пулю в лоб не задумыва-ясь: ты же мне не родственник. Давай быстрее. — И, отметая сомнения, достал из кармана пистолет.

Бизнесмен испуганно вскочил:

— Я готов. Только не стреляй. Уж если должен убить, то, пожалуйста, не здесь: не хочу, чтобы жена и дочь это все видели.

— Да не волнуйся ты так, никто тебя не «заказывал». На первый раз ограничимся разговором. А что от тебя люди хотят, то сами скажут. Пошли.

Стараясь успокоить напуганного не на шутку бизнесмена, Тягач спрятал пистолет в карман, но руку не вытащил, демонстрируя всем своим видом готовность выстрелить при малейшем неповиновении.

Бизнесмен поднялся и направился к выходу, Тягач последовал за ним. И тут сзади послышался женский звонкий голос:

— Славик, ты куда и надолго? У меня обед через десять минут готов будет.

Тягач обернулся. На веранде стояла красивая молодая женщина в открытом сарафане с распущенными по плечам черными густыми волосами. Рядом с ней — девчушка лет пяти с большим белым бантом на макушке, смотрящая с любопытством на незнакомца. Бизнесмен бросил быстрый взгляд на Тягача, но тот демонстративно отвернулся, считая, что, отвечая за бизнесмена, может вызвать ненужные подозрения и волнения. И хозяин излишне нервозно ответил:

— Скоро вернусь. Тут мне надо одно дело решить. Не беспокойся.

Тон ответа мужа вызвал определенные подозрения у женщины, и она, стремясь к смягчению явно напряженной обстановки, как можно приветливее сказала:

— Слава, ты пригласи своего товарища пообедать с нами. У меня сегодня фирменный борщ. Мы не станем обедать одни и будем ждать тебя.

И подобно эху её дочка повторила слово в слово:

— Будем ждать тебя.

Почему-то этот детский голосок больно резанул Тягача по нервам, и он поспешил вслед за бизнесменом к калитке, ведущей из сада.

«О чем он сейчас думает? Наверное, боится, что я его пристрелю прямо на глазах у близких людей. Чудак! Хотя на его месте и я чувствовал бы себя неуютно».

Они вышли на улицу, дошли до конца новехонького забора, сверкающего белизной, и сели в машину, где ждал Левша. Увидев его, бизнесмен дернулся, остановился, но Тягач сзади подтолкнул его и заставил занять место на переднем сиденье. Затем, сев за руль, Тягач выехал за пределы дачного поселка и по шоссе поехал в сторону города. Так они заранее договорились с Левшой, чтобы не вызывать подозрений у бизнесмена, что его хотят убить. Проехав три километра, Левша внезапно предложил:

— Давай здесь свернем вон в тот лесочек, чтобы при разговоре нам никто не помешал.

Тягач, резко взяв вправо, проехал метров двести до пестрых стволов берез, возле которых росли лохматые и пушистые елки.

— Выходи, — скомандовал Левша, и побледневший бизнесмен выбрался из машины.

— Мужики, в чем дело? У меня есть «крыша», я ей плачу. Вы, наверное, не в курсе. А если какие вопросы возникли, то обратитесь к Табаку и решите все с ним.

«Он нас пугает каким-то авторитетом Табаком. Если это действительно так, то значит, Кулеш затеял грязную игру и мне отведена в ней явно неблаговидная роль», — подумал Тягач, грубо подталкивая бизнесмена в глубь леса. — Ну вот что, Славик, я тебе скажу. Кому ты там платишь, мне неизвестно, да и знать я этого не хочу. Придется платить и нам.

— Да я и не отказываюсь, но кто вы и от кого, скажите хотя бы, сколько я должен вам отстегивать, и если в разумных пределах, то я готов. Назовите ваши условия.

«Он хочет выиграть время, надеясь, когда мы его отпустим, обратиться за помощью к Табаку, ища у него защиту. Интересно, как Кулеш сможет разрешить это неминуемо грядущее осложнение?»

И тут вмешался Левша:

— Ты явно не понимаешь, во что уже успел вляпаться по своей дурости и жадности. А из-за тебя доставлено беспокойство солидным людям. Такое не прощается. Ну-ка дай-ка мне твой ствол, Тягач, я покажу этому козлу, как умею стрелять.

Тягачу не понравилось, что Левша назвал вслух его кличку, да и сама просьба отдать оружие выглядела подозрительной. Но, решив, что Левша просто ломает комедию и хочет попугать бизнесмена, вытащил из кармана пистолет и протянул Левше. Тот, взяв оружие, направил его на бизнесмена:

— Вставай на колени, падла, сейчас тебя учить буду, как свободу любить.

Увидев, что бизнесмен медлит, Левша, с ходу сделав скользящий шаг вперед, нанес свой знаменитый удар в живот. Бизнесмен согнулся пополам и послушно опустился на колени. Левша несколько мгновений с удовольствием наблюдал результаты своего физического превосходства, а затем небрежно махнул рукой с зажатым в ней пистолетом, словно приветствуя коленопреклоненного человека. И эта нарочитая театральность никак не вязалась с прозвучавшим как гром среди ясного неба выстрелом.

Тягач в оцепенении смотрел на обмякшее тело бизнесмена, неловко повалившееся набок с подогнутыми ногами. Темно-коричневое пятно расплывалось на рубашке. Предсмертный хрип вырывался жалобным клекотом из горла жертвы.

Тягач с трудом оторвал взгляд от побледневшего лица умирающего и посмотрел на Левшу. Тот стоял совершенно спокойно и улыбался.

«Это был не случайный выстрел. Он сделал это специально и наверняка не без ведома Кулеша». И, как будто подтверждая его догадку, Левша протянул ему пистолет:

— На, добей. И не озадачивайся: Кулеш в курсе дела.

Тягач, сразу поняв, что его хотят повязать кровью, взял оружие, повернулся к лежащему и все ещё дергающемуся в конвульсиях телу.

«Что делать? Это совсем не входило в мои планы. Но надо играть до конца. Все равно этот молодой мужик уже обречен. Даже если его сейчас отвезти на операционный стол, вряд ли врачи его спасут. Очень уж расчетливо всадил в него пулю Левша. Так что можно считать, что я стреляю уже в труп».

И, успокоив себя этим нехитрым рассуждением, Тягач прервал предсмертные всхлипы бизнесмена контрольным выстрелом в голову.

«По крайней мере я облегчил ему страдания и ускорил неминуемую кончину», — окончательно убедил себя Тягач в правильности принятого решения.

Не говоря ни слова, они вернулись к машине и поехали в город. Недалеко от погребка «У Нила» Левша велел остановиться и, перед тем как выйти, сказал:

— А ты, Тягач, молодец! Хладнокровия не теряешь. Кулеш теперь может тебе полностью доверять. Ну бывай. Ствол пока побереги. Завтра, когда будешь ближе к вечеру возвращаться с грузом, я тебя встречу на шоссе, как и в прошлый раз, и заберу и посылку и ствол. Я знаю, как от него избавиться и кому подложить, чтобы от нас отвести подозрения. А тебе для нового дела другой выдадим. Что скажешь?

— Да ничего не скажу. Можно было и предупредить, что «мочить» того бизнесмена будем, а не только пугать.

— Пустяки, Тягач. Наш Кулеш потому так долго гуляет, что умен и хитер без меры. Привыкай.

— Хорошо, привыкну, — пообещал Тягач и тронул машину с места. Остановившись на соседней улице, он взглянул на часы: было только около трех часов дня. Надо было все продумать и принять решение. Отступать дальше он уже не мог.

«Совершенно ясно, что они меня подставили намеренно, с самого начала задумав убить бизнесмена и свалить вину на меня. Но почему они меня не кончили сразу? Да просто им понадобился курьер для ещё одной внеплановой ездки, а Хромов до сих пор в больнице. Значит, они будут меня „мочить“ на обратном пути и скорее всего это сделает Левша при передаче посылки. А какие варианты у меня имеются? Конечно, можно опередить Левшу и первым „замочить“ его. Но оставить при себе наркотик, не передав его Кулешу, — это значит поднять на ноги всю мафию от востока до запада: за такую крупную поставку искать будут повсюду и найдут. Меня не спасет, если после ликвидации Левши посылку все же доставлю по назначению: они уже вынесли свой приговор. Так что выход у меня, пожалуй, один: сегодня же смотаться отсюда и не связываться с этой несущей кровь и смерть посылкой».

Но до бегства из города надо было ещё решить несколько проблем, и прежде всего подставить группировку Кулеша под милицейский сокрушительный удар. Иначе вся эта затеянная им заваруха с участием в делах мафии теряла всякий смысл.

Для начала Тягач заехал домой и забрал все накопленные деньги и документы. Теперь его ничто не связывало с этим городом, кроме, пожалуй, Марии Михайловны, которую надо было повидать и предупредить о внезапном отъезде в командировку. Не мог же он вот так просто уехать, не повидав эту женщину, к которой незаметно для себя сильно привязался, искренне сожалея, что им придется расстаться. И Тягач решил заехать на автобазу и попрощаться с женой.

В бухгалтерии Марии не было. Гаврюшина Людмила — худосочная девица с узким вечно злым лицом, увидев его, произнесла с подковыркой:

— Твоя благоверная у главбуха Синельникова. Документы подписывать пошла. Она часто туда ходит бумаги подписывать. Я бы на твоем месте сходила, поторопила, а то они обычно долго это делают.

Явно издевательский тон, каким это было сказано, не оставляющий сомнений в грязноватом намеке, разъярил Тягача. И влекомый внезапно вспыхнувшим чувством ревности, Тягач молча развернулся и вышел из бухгалтерии. Быстро пройдя тесными узкими переходами старинного дома на третий этаж другого крыла здания, он вошел в приемную. Секретарши на месте не было, и он ринулся в кабинет к начальству. Тягач резко толкнул дверь, которая сразу открылась: то ли старый замок подвел, то ли в порыве страсти любовники забыли подстраховаться. От увиденной сцены кровь бросилась в голову Тягача и его кулаки непроизвольно сжались. Он сделал шаг вперед. Женщина взвизгнула от страха и, оттолкнув от себя партнера, поспешно соскочила со стола, на котором возлежала, и суетливо принялась натягивать трусики. А её партнер, путаясь в спущенных брюках, испуганно попытался спрятаться от Тягача за дубовый стол, словно этот солидный атрибут начальственного положения был способен защитить его от расправы оскорбленного мужа. Столь жалкий вид любовника Марии отрезвил Тягача, и он уже хотел, развернувшись, гордо уйти, но тут спасительная идея пришла ему в голову. И он, быстро настигнув старого донжуана, влепил ему две увесистые оплеухи, совсем даже не опасные для здоровья. А нужные больше для того, чтобы только юшка носом пошла, создавая у окружающих впечатление беспощадной расправы. Тягач, не обращая внимания на крики и вопли незадачливых любовников, вышел на лестницу и стремительно пробежал вниз мимо выскочивших из своих кабинетов испуганных ротозеев.

«Для осуществления моего плана чем больше свидетелей, тем лучше», — с удовлетворением подумал Тягач и, выбежав на улицу, сел в автомашину. Он ехал к загородному шоссе и по пути чувствовал себя здорово уязвленным: «Ну Мария Михайловна! Что за хитрая бестия: заставляла меня смеяться над неудачливым ухажером. А оказывается, впору было надо мной смеяться. Интересно, давно она с ним? Должно быть, до меня уже снюхались. Впрочем, какое мне теперь дело? Странно, а ведь эта женщина была мне всегда безразлична. По крайней мере я так думал. А вот сейчас задет за живое и взбешен. Хотя ладно, злому разлучнику по соплям все-таки досталось. И теперь у меня появился прекрасный повод исчезнуть из города, избежав опасной поездки за посылкой с наркотиком».

На окраине города Тягач остановил машину и вышел возле телефонной будки. Ему надо было сделать два звонка.

Услышав в трубке знакомый голос Кулеша, Тягач сразу выпалил, имитируя страх и волнение:

— Это я, Тягач. У меня неприятности. Только что застукал свою благоверную с главбухом на базе. Ну и пощипал голубчиков немного. Мне сейчас надо срочно смотаться из города дня на три, а ты уладь с ментами мои дела. Я тебе через два дня перезвоню. — И быстро повесил трубку, не давая возможности Кулешу возразить.

«Ну что ж, по крайней мере ему я мозги запудрил и двое суток выиграл. Пусть ждет и надеется, что объявлюсь. Во всяком случае, он проверит мои слова, убедится, что скандал действительно имел место, и не станет отменять операцию по доставке наркотика в город, послав вместо меня Левшу. Это мне и надо».

Достав из кармана бумажку с записанным номером телефона сыщика Котова, Тягач набрал нужные цифры и стал ждать. Гудок следовал за гудком, и это томительное ожидание раздражало его. Наконец, словно услышав его мольбу, в трубке пророкотал раскатистый голос:

— Котов у телефона.

— Слушай, майор. Я тот, кого ты катал несколько дней назад на своей машине. Товар в соседний город уже прибыл. Поедут завтра. Запомни адрес: Садовая, двенадцать. Это рядом с вокзалом. Хозяйка там молодая, красивая, с родинкой над губой.

— Ты сам поедешь?

— Нет, кто-нибудь. Да какая тебе разница, если ты танцевать начнешь от нужного адреса, установив там наблюдение.

— И то верно. А когда и как мы с тобой свидимся?

Тягач хотел ответить что-нибудь хлесткое и задорное, но, передумав, положил трубку: «Пусть помучается неизвестностью, а мне надо выиграть время. Завтра менты сядут Левше и Кулешу на „хвост“ и им будет не до розыска моей персоны. Как минимум у меня в запасе двое суток, а это немало».

Сев в машину, он погнал её по шоссе подальше от этого города. Часа через два, заметив в стороне крупную станцию, спрятал машину в густом лесочке и пошел к железной дороге пешком. Ему повезло: ближайший поезд дальнего следования прибывал через сорок минут, и Тягач отправился в кассу. «Сначала уеду отсюда в Санкт-Петербург, а уж потом рвану к месту основного назначения. Небось Туша с Ветерком и не подозревают, что я уже на пути к ним».

Коротая время, он зашел в привокзальный буфет, заказал салат и сто пятьдесят граммов коньяка. Ему захотелось чуть расслабиться.

«Еще один этап моей жизни завершен. И можно подвести итоги. Первую половину своего плана мщения я выполнил, осуществив побег и легализовавшись. Вот только в эти мафиозные разборки зря вмешался».

Непрошено в памяти всплыл образ девчушки, вслед за матерью повторившей уходившему навсегда отцу: «Мы будем тебя ждать». И внезапно перед мысленным взором Тягача появилось лицо Садко и явственно прозвучали его последние слова: «Ты хуже нас».

Тягач поспешил отогнать от себя эти неприятные видения, залпом допив коньяк.

Издали донеслось объявление о начале посадки, и Тягач направился к выходу на перрон. Сев в вагон, он равнодушно наблюдал, как с началом движения поезда медленно стал уплывать назад и растворяться в начинающем темнеть воздухе вокзал, грязный, запыленный перрон, а затем замелькали приземистые пристанционные постройки, чахлые, запыленные кусты, и похожие как близнецы желтые коробки домов железнодорожников.

Постепенно мысли Тягача переключились на будущее, и он стал в уме проигрывать различные варианты первых своих действий по прибытии в родной город. Пожалуй, ещё стоит поработать над изменением собственной внешности, и отпущенные борода и усы сделают его ещё более трудно узнаваемым. Во всяком случае, шансы на успех у него были. И неплохие.

VI. Возмездие

Тягач вставил ключ в замочную скважину и с замиранием сердца повернул его. С облегчением услышал, как щелкнул ригель замка, и толкнул дверь, которая бесшумно открылась. Он знал, что сигнализацию Ветерок в своей квартире не ставил, надеясь на то, что одна его принадлежность к влиятельной преступной группировке исключает возможность проникновения посторонних в его жилище.

Тягач быстро закрыл дверь и прошел в комнаты. Убедившись, как и ожидал, что в квартире никого нет, Тягач стал осматриваться повнимательнее.

Его окружала совершенно незнакомая обстановка чужого жилища. Все в нем было новым, кричащим, ярким. И по замыслу хозяев, должно было радовать глаз. Наверное, когда приходили гости, то обилие блеска и красок действительно вызывало восхищение и зависть. Но жить постоянно среди всей этой мишуры, по мнению Тягача, было неуютно.

Да разве эти новоявленные богачи думают о таких мелочах? Тем более где взять хороший вкус Ветерку, ещё два года назад бывшему на побегушках у более авторитетных в преступном мире людей.

Когда Тягач узнал, что за то время, которое он находился в местах лишения свободы, Ветерок из рядовых уголовников вылез в бизнесмены средней руки, он был здорово удивлен. Конечно, он слышал, что сейчас стать богатым человеком не так уж и сложно. И для этого вовсе не нужно больших знаний и умений. Так случилось и с Ветерком. Он не думал, не гадал, что когда-нибудь пробьется в деловые круги. Ему улыбнулась фортуна. Братва организовала коммерческую фирму и решила для проформы назначить Ветерка. Неожиданно для всех дела фирмы пошли очень неплохо, во многом благодаря умному консультанту из ученых экономистов, оказавшихся без работы. В этот период внезапно начался ряд «разборок» и арестов. И к своему немалому удивлению, Ветерок, хоть и не выбился в крупные авторитеты, тем не менее вписался в деловые круги и стал своим человеком среди бизнесменов. Конечно, основная масса денег шла в «общак», но и Ветерку кое-что перепадало. Да и для поддержания имиджа преуспевающего бизнесмена ему выделяли необходимые средства.

Узнав, что Ветерок преуспел, Тягач даже обрадовался: одно дело было взять жизнь у рядового уголовника, и совсем иное — у человека, добившегося материального благосостояния. В планы Тягача не входило простое убийство подставивших его негодяев. Это было бы очень обыденно и неинтересно. И он бы не получил никакого удовлетворения от такого возмездия. Не для того он бежал из колонии, терпел голод и холод на зимовье, преодолевая свое отвращение, грабил подгулявших пьяных, чтобы банально проломить черепа своим обидчикам.

Он должен был сперва заставить этих негодяев пострадать, и не физически, а от осознания крушения всех их планов. И потому испытал некоторое разочарование, когда услышал, что Туша за это время успел спиться, был одинок и подрабатывал сторожем на стройке. Зато разбогатевший, имеющий семью Ветерок был отличной мишенью, и Тягач решил начать именно с него — ведь вечно пьяного Тушу он сможет ликвидировать в любой момент. Но основной целью, безусловно, оставался тот неизвестный ему пока человек, отдавший приказ подставить его под удар правосудия.

Прибыв с месяц назад в город, Тягач снял комнату и купил подержанный автомобиль, обоснованно полагая, что для ведения разведки и осуществления своего замысла ему надо обладать необходимой мобильностью. На выяснения первых, довольно общих подробностей у него ушла всего неделя. Новостей было не очень-то много. Сыщик Круглов все ещё работал, хотя, по слухам, готовился уйти на пенсию. Туша провинился перед авторитетами, прикарманив часть выручки от рэкета, и был с позором изгнан из рядов сообщества. Спившись, теперь он сутками сторожил строительные материалы, а в свободное время беспробудно пьянствовал. Ветерок не стал богачом и авторитетом, но жил вполне прилично, фиктивно возглавляя фирму. Вот с него и следовало начать.

Тягач задумал первый удар нанести по семье Ветерка и взялся собирать сведения о его близких. Ему удалось узнать, что сын Ветерка, десятилетний парень, учится в престижной школе, и, понаблюдав за ним, он убедился, что тот вполне благополучен и, похоже, не собирается идти по стопам отца.

Планы один за другим замелькали в мозгу Тягача. И когда он остановился на варианте втягивания пацана в потребление наркотиков и уже договорился о покупке нужного количества доз, то вдруг ясно осознал, что никогда не сможет этого сделать. Конечно, удар для преуспевающего Ветерка, теряющего единственного сына, должен быть ошеломляющим. Но пацан-то не виноват, что у него отец подлец. Да и негоже, калеча жизнь ребенку, мстить родителям. И Тягач решительно прекратил наблюдение за младшим Ветерком.

Оставался другой вариант: уязвить Ветерка через его жену. Разумеется, калечить женщину Тягач не собирался. Но соблазнить так, чтобы Ветерок об этом узнал, вполне было можно. Но когда он начал продумывать детали, то сразу понял, что этот план сложен и опасен. Если бы он лично попытался соблазнить жену Ветерка, то вполне реально, что мог «засветиться», и Ветерок, опознав Тягача, принял бы срочные меры к его ликвидации.

И потому, не имея пока конкретного плана, Тягач занялся негласной слежкой за женой Ветерка. Разбогатев, тот, как всякий уважающий себя бизнесмен, снял жену с работы. Вначале ей это понравилось, но потом она заскучала. Круг её времяпрепровождения был весьма ограничен. Помимо забот о сыне и встреч с подругами, такими же женами бизнесменов, она ничем не занималась. Но Тягач сразу выделил место, которое она и её подруги посещали довольно часто. Это был модный косметический салон, где они делали прически, маникюр, педикюр и массаж. Для этих женщин салон был чем-то наподобие клуба.

Поняв это, Тягач решил сосредоточить усилия и разведку на этом косметическом салоне. И уже через несколько дней добился успеха, начав встречаться с маникюршей, работающей в этом салоне. В отличие от Марии Михайловны Антонина была раскованна и сразу дала понять, что как женщина, временно оставшаяся одна, не прочь ринуться с головой в очередной круговорот любовных отношений со свободным и ещё не старым мужчиной. Впрочем, она и не скрывала, что не стремится к замужеству, по крайней мере с таким не очень-то обеспеченным человеком, разъезжающим на стареньком «Москвиче». Признаться, такое положение Тягача вполне устраивало.

Дальше его продвижение к цели пошло с нарастающей скоростью. Прежде всего словоохотливая Антонина, казалось никогда не замолкающая, снабжала его бесценными сведениями. Жены бизнесменов частенько рассказывали друг другу о своих мужьях. И очень многое поверяли маникюрше, стремясь скоротать время, пока идет довольно скучная и нудная процедура обработки их ногтей.

Спустя некоторое время Тягач на правах близкого знакомого Антонины стал почти ежедневно бывать у неё на работе. Никто особенно и не обращал внимания на сожителя маникюрши, дожидающегося её в конце рабочего дня, чтобы увезти домой. В одно из таких посещений он, улучив минуту, когда сумочка жены Ветерка осталась без присмотра, снял отпечатки со связки ключей от её квартиры. Это был важный момент, поскольку его план отмщения требовал перед убийством Ветерка серьезного разговора и объяснения, почему тот заслуживает смерти. А для этого квартира обидчика подходила как нельзя лучше. Заказав и получив у неразборчивого в средствах слесаря ключи, сделанные по слепкам, Тягач значительно продвинулся к решению стоящей перед ним задачи.

Скоро он получил через Антонину новую заинтересовавшую его информацию. Жена Ветерка часто жаловалась на увлечения своего мужа женщинами. Раньше, когда у него денег было меньше, он вел себя гораздо скромнее. Особенно её бесило появление у мужа какой-то постоянной любовницы, поскольку, по её словам, к продажным девкам она его особенно не ревновала. Жена Ветерка плакалась и двум своим близким подругам, и маникюрше. Впрочем, о похождениях её мужа в салоне знали многие.

Но однажды Антонина, выбалтывая секреты своих клиенток, рассказала Тягачу, что жена Ветерка допустила интересную обмолвку. Когда Антонина спросила её об отношениях с мужем, жена Ветерка сквозь зубы со злобой процедила: «Ничего, мы теперь квиты. Сейчас его очередь покрутиться на сковородке, как я крутилась». На осторожный вопрос Антонины, а хорош ли парень, с которым связалась жена Ветерка, та ответила раздраженно: «А какое это имеет значение? Чтобы отомстить неверному гулящему мужу, чем хуже избранник, тем лучше». Из этих слов можно было ясно понять, что жена Ветерка скорее всего спуталась с первым попавшимся поклонником. И Тягач решил, что сама судьба дает ему возможность поквитаться с обидчиком. С этой минуты он следил за супругой Ветерка ежедневно. Уже на третий день наблюдения Тягач засек её встречу с молодым парнем. Это был здоровый, крепкий, но какой-то заторможенный человек. Жена Ветерка на своей «Таврии», купленной для личных разъездов мужем, подкатила, забрала своего обожателя и поехала к нему на квартиру.

Наиболее интересные моменты встречи Тягач добросовестно фиксировал на фотопленку. Особенно ему удался кадр, на котором парочка, взявшись за руки, входила в подъезд.

Юркнув затем вслед за ними на лестничную площадку, он увидел, что они не воспользовались лифтом, а поднялись на второй этаж. Так Тягач узнал адрес, а затем и хозяина квартиры, избранного женой Ветерка для коварной мести мужу. Да, она выбрала для своих планов «шестерку», бывшего на побегушках у авторитетов и выполнявшего для них грязную работу. И как этот парень мог решиться на столь отчаянный смелый поступок? Конечно, Ветерок не очень-то авторитетный человек, но связи-то у него и влияние кое-какие в преступном мире есть. Должен был Тюлень это понимать. Но, похоже, взявшая в свои руки инициативу женщина смогла сломить его страх перед возможной расплатой. Она действительно была очень привлекательной. К тому же могла побудить парня к более активным действиям, насмехаясь над его страхами. Но как бы то ни было, а жена Ветерка связалась с глуповатым и исполнительным парнем, которого Ветерок презирал. И если бы он узнал, что жена предпочла ему такого вечно неопрятного увальня, то это его наверняка ранило бы больше, чем известие об измене супруги с другим, более достойным, по его мнению, претендентом.

Конечно, если бы Тягачу удалось заполучить фотоснимки откровенных постельных сцен или объятий любовников, то предполагаемый им эффект был бы намного сильнее. Он подумывал о таком варианте и даже несколько раз обошел вокруг дерева, растущего во дворе под окнами, прикидывая, нельзя ли, взобравшись на него, сделать необходимые снимки через окно. Но это было рискованно, да и самая близкая ветка находилась от окна на приличном расстоянии.

Он решил ограничиться теми снимками, которые уже сделал. Особенно ему нравились два из них. Любовники выходят из машины, и Тюлень помогает даме, галантно подав руку. И второй — когда они входят в подъезд. Удачно было и то, что на фото отлично была видна табличка у подъезда, где жил Тюлень. Это не оставляло сомнений в том, куда они направляются.

Вряд ли он сможет вытянуть что-нибудь более существенное из сложившейся ситуации. Теперь надо было выбрать благоприятный момент для осуществления акции возмездия. И тут вновь судьба, словно идя ему навстречу, предоставила идеальную возможность. Антонина принесла новость, что Ветерок стал подозревать свою жену в измене. Скорее всего, та сама ляпнула в ссоре что-нибудь лишнее. Однако он принял решение срочно отправить жену с сыном в другой город к родственникам на пару месяцев. И жена Ветерка, забежавшая в салон навести марафет перед отъездом, страшно нервничала и спешила, сказав, что надо ещё собрать чемодан, а их поезд отходит в двадцать часов тридцать минут и сам Ветерок отвезет их на вокзал.

Тягач решил не откладывать задуманную им месть в долгий ящик и уже сегодня встретиться с Ветерком лицом к лицу. Сидя в своей машине, он вел наблюдение за домом Ветерка и с удовлетворением отметил, что информация Антонины подтвердилась. Ветерок, нагруженный двумя чемоданами, вышел из подъезда, положил их в багажник и, подождав, когда жена с сыном усядутся на заднее сиденье, резко тронул с места, словно боясь, что жена передумает и останется дома.

Тягач взглянул на часы: половина восьмого. Так что у него в распоряжении имелось никак не менее часа. А если Ветерок подождет, пока поезд тронется, то и ещё больше: от вокзала до его дома было не меньше тридцати минут езды.

На всякий случай Тягач выждал ещё некоторое время, опасаясь внезапного возвращения Ветерка, забывшего что-нибудь важное дома. Затем, убедившись, что все спокойно, вошел в подъезд. Он немного волновался, подойдут ли ключи. Но все оказалось в порядке, и он теперь находился в жилище своего врага.

Окинув взглядом обстановку, Тягач приступил к обыску. Деньги он нашел довольно быстро. Они лежали в шкафу под стопкой белья. Но не это было его основной целью. И Тягач продолжил поиск. Он передвигался слева направо по комнате, методично обшаривая все потайные места, где можно было что-либо спрятать. Затем перешел в другую комнату. Ничего!

Безрезультатно он обыскал кухню и вышел в прихожую. Внизу под табуретом стоял большой ящик с обувью. Его внимание привлекла коробка из-под мужских ботинок, стоявшая прямо у края. И Тягач на всякий случай открыл её. Коробка была доверху наполнена старыми счетами и письмами. Без всякой надежды, просто для очистки совести он приподнял эти старые бумаги и увидел то, что искал: пистолет ТТ лежал на самом дне. Тягач усмехнулся: ему был понятен расчет Ветерка. В случае нападения на квартиру оружие находится именно в передней, где и развернутся боевые действия. И достать его дело одной минуты.

Тягач, почти с физическим наслаждением вытащив магазин, один за другим вытолкал большим пальцем патроны. Передернув затвор, выбросил патроны из ствола и, убедившись, что оружие теперь пусто, положил пистолет на место. Ну что ж, задуманное им представление обещало быть забавным и не ограничиться лишь выстрелом в упор в ненавистную морду Ветерка. Перед смертью врага он насладится и его разочарованием, и злобой, и страхом. Это ли не удовлетворение от мщения?

До предполагаемого возвращения Ветерка оставалось ещё не менее получаса. И Тягач присел в кресло, сразу утонув в мягком сиденье. Расслабившись, он вновь стал прокручивать в памяти сцены своего ареста, суда, этапов и колонии. Сейчас ему это было нужно, чтобы сладость возмездия казалась ещё более ощутимой.

Спустя некоторое время он поднялся, подошел к окну и стал наблюдать за двором. Вот наконец подъехала машина Ветерка. Тот вылез, вынул из багажника спортивную сумку и энергичным шагом направился в подъезд. Тягач, чувствуя напряжение в мышцах, быстро прошел к противоположной стене и встал за дверью, приоткрыв её так, чтобы в щелку была видна прихожая.

Ветерок вошел, бодро насвистывая. Было видно, что у него отличное настроение, связанное скорее всего с отъездом жены, что сулило ему ещё большую личную свободу. Он прошел прямо в комнату, где притаился Тягач, и, подойдя к столу, начал выкладывать из сумки коньяк, шампанское, коробку конфет.

Но, по-видимому, почувствовав на себе пристальный взгляд Тягача, резко обернулся и замер под нацеленным ему в лицо дулом пистолета. Ветерок больше смотрел на оружие, чем на непрошеного гостя. Наверное, он думал, что его убьют сразу. Однако Тягач не спешил. Пауза затянулась, и Ветерок, поняв, что немедленная казнь откладывается, немного пришел в себя и перевел взгляд на лицо Тягача. Он явно сразу не узнал в человеке с бородой и усами того, кого подставил более двух лет назад под меч правосудия. Возможно, он решил, что перед ним обычный грабитель, случайно заскочивший в первую попавшуюся квартиру, и это возродило у него надежду на спасение.

— Тебе чего надо? Деньги?

Тягач отрицательно помотал головой.

— Тогда какие проблемы?

— Проблемы не у меня, а у тебя. Мои проблемы давно уже решены. Еще два года назад.

И по тому, как вздрогнул при звуках его голоса Ветерок, как напряженно вгляделся в лицо своего палача и затравленно отвел глаза в сторону, было ясно, что он наконец-то узнал того, с кем имеет дело.

— Ну вот и хорошо, Ветерок. Вот и ладненько. Узнал? Небось и не вспомнил ни разу за эти два года, не спросил себя: «Как он там, бедолага, в зоне мучается? Не послать ли ему, несчастному, посылку небольшую? Ведь за мою вину там парится».

— То не моя вина! Конечно, бабу мы с Тушей завалили и тебя подставили. Но не по собственной же воле. Сурок приказал, мы и исполнили. А если бы тебе такой авторитет дал задание, ты что, отказался бы и на смерть пошел ради меня или того же Туши? Так что ты не по адресу пришел. Ступай к Сурку и с ним выясняй отношения. Если он с тобой говорить захочет.

Последние слова Ветерок сказал с явной издевкой. Да, с таким авторитетом, как Сурок, лучше дела не иметь и уж в его врагах не числиться. Долго не протянешь. По крайней мере до Сурка добраться очень тяжело, почти невозможно. Ну да ладно. Об этом ещё будет время подумать, а сейчас надо продолжить игру-забаву с Ветерком.

— Значит, ты не виноват: простое слепое орудие в чужих руках. Допустим. Так что теперь прикажешь мне с тобой делать? С миром отпустить?

— Послушай, — с внезапно вспыхнувшей надеждой заговорил Ветерок, — я не очень богатый человек, но смогу тебе компенсировать отсидку. Дам тебе денег, а ты линяй из города. Я никому и не скажу, что тебя видел.

«Так я тебе и поверил, — подумал Тягач, — сразу же помчишься к тому же Сурку выслуживаться». Но вслух своих сомнений не высказал, а продолжил куражиться:

— А сколько дашь денег? Я ведь много попрошу.

— Сейчас отдам все, что в доме есть, а завтра утром сниму с аккредитива и дам еще, сколько попросишь, но в разумных пределах, естественно.

«Надо же, до чего жадный тип: под дулом пистолета и то торгуется», — промелькнуло в голове Тягача, а вслух он милостиво согласился:

— Ну давай, что там у тебя припрятано на черный день.

Ветерок уверенно направился к платяному шкафу и достал пачку банкнот.

— И это все? — деланно удивился Тягач.

— Нет, не все, ещё в передней кое-что есть. — И Ветерок, увидев, что нежданный гость не возражает, отправился нарочито медленно в переднюю.

Тягач вышел вслед, держась на расстоянии двух шагов.

Ветерок, не торопясь, нагнулся над коробкой с обувью, залез рукой под пачку бумаг и, внезапно резко выдернув пистолет, направил в грудь Тягачу и поспешно спустил курок, который коротко и зло клацнул, не произведя ожидаемого выстрела. Думая, что его подвела осечка, Ветерок вновь спустил курок, услышал гулкий удар металлических частей друг о друга и, заметив ироническую усмешку Тягача, все понял и обреченно отбросил оружие в угол. Растягивая удовольствие, Тягач молча достал из кармана патроны и показал их на раскрытой ладони Ветерку.

— Хорошо сработал! Ничего не скажешь, теперь можешь меня кончать, — голос Ветерка звучал хрипло и безысходно.

— А куда нам спешить? Мне, например, приятно пообщаться с человеком, которого не видел два года. А ну-ка возвращайся назад в комнату и продолжим беседу.

— Что тебе ещё от меня нужно? — нетерпеливо спросил Ветерок, под дулом пистолета вернувшийся в гостиную.

— Да, собственно, ничего особенного. Ты дал мне деньги за потерянные годы, немного правда, но все равно. А я тебе в благодарность сюрприз приготовил. Глаза хочу открыть. Вот, полюбуйся-ка!

Тягач эффектным жестом достал конверт и бросил к ногам Ветерка. Тот злобно сверкнул глазами, но послушно поднял конверт, открыл и, достав фотографии, взглянул на них. По тому, как мертвенная бледность на его скулах стала покрываться красноватыми пятнами, Тягач с удовлетворением понял, что попал точно в цель.

Ветерок стоял недвижимо, и Тягачу пришлось нарушить молчание:

— Ты сам, Ветерок, виноват. Бабу убил, меня предал, не одного партнера по бизнесу «кинул», жене изменять начал чуть ли не у всех на виду, да ещё возмездия избежать хотел. Непонятно, на что надеялся. А то, что дебильный Тюлень ей подвернулся, так это ещё полбеды. Мог бы и мент какой-нибудь на его месте быть. Не стоит сердиться. С кем не бывает.

— Слушай, ты, гад ползучий. Да, я виноват перед тобой, хоть и не по своей воле. И бабу я «замочил» тогда, и тебя подставил, но выполнял приказ. А ты хуже нас, уж я-то вижу, ты удовольствие получаешь, людей мучая, так давай не тяни, кончай скорее.

«Интересно, куда он так торопится?» — подумал Тягач и, тут же услышав, как в дверях в квартиру поворачивается ключ, запоздало догадался: «Да он же кого-то ждет в гости. Потому коньяк с шампанским и коробку конфет приволок. Ах черт! Надо было его раньше кончать, а теперь все осложнилось». Тягач отступил в сторону, укрывшись за раскрытой дверью. И вовремя. В комнату не вошла, а стремительно влетела молодая девица:

— Ну вот, милый, и я. Извини, что задержалась. Мой благоверный только недавно в ночное казино отвалил.

Она хотела ещё что-то добавить, но, заметив напряженность своего любовника и его взгляд, направленный поверх её плеча, резко обернулась.

Увидев искаженное испугом лицо нежданной гостьи, Тягач в сердцах выругался: перед ним стояла близкая подруга жены Ветерка, часто бывавшая в косметическом салоне и знавшая его как приятеля Антонины. Теперь у Тягача не было выбора и, предупреждая вопль ужаса, готовый сорваться с губ красавицы, он выстрелил ей прямо в лицо. С диким криком ярости Ветерок ринулся вперед, но, сраженный вторым выстрелом, свалился рядом со своей гостьей. Он был ещё в сознании и силился что-то сказать. Тягач посмотрел ему в глаза и медленно, с удовольствием произнес:

— Ты все потерял, Ветерок, за свою подлость: и жену, и любовницу, да и саму жизнь.

Ветерок глубоко вздохнул и вдруг, пересилив себя, сказал довольно четко:

— Ты хуже нас.

Кровь хлынула у него изо рта и он, содрогнувшись всем телом, вдруг вытянулся в струнку и застыл неподвижно.

Тягач нагнулся, проверил сонную артерию Ветерка и, убедившись, что тот мертв, торопливо положил в карман деньги и, захватив по пути отброшенный в угол передней комнаты Ветерком пистолет, быстро выскочил на лестницу, захлопнув за собой дверь. Сбегая вниз, он никого не встретил и, усевшись в машину, поспешил удалиться прочь.

Ночью он спал плохо. Первый акт возмездия почему-то не принес вожделенной радости. Ну убил этого подонка, ну поиграл с ним в кошки-мышки, заставив помучиться в последние минуты перед смертью. И все. Разве об этом он мечтал, безвинно страдая в зоне? Теперь этот гад мертв и уже ничего не чувствует, не терзается так же, как и он. Нет, не этого он ожидал, планируя месть и затевая побег. Тягачу стало совершенно ясно, что он не получит никакого удовлетворения от смерти спившегося Туши.

К тому же его беспокоило убийство этой миловидной глупышки, так некстати забежавшей в гости к Ветерку. Но Тягач постарался вызвать у себя отвращение к этой женщине, ругая последними словами ту, которая не считала постыдным забавляться в свободное время с мужем своей подруги. И это ему помогло. Он немного успокоился и стал продумывать свои будущие действия. Однако Тягач уже твердо знал, что не остановится на полпути и через два дня, когда Туша заступит на дежурство в строительной бытовке, он уберет и второго подонка. Следующим будет Сурок. Правда, к нему подступиться очень сложно, но, возможно, именно решение этой задачи и позволит получить истинное наслаждение от мести.

Два дня пролетели быстро, и Тягач появился на пустынной стройке уже ближе к вечеру, когда начало темнеть. Конечно, покончить с вечно пьяным, опустившимся человеком было делом не из приятных. Но Тягач и здесь нашел тонкость, позволяющую ему несколько скрасить эту вызывающую у него отвращение задачу: он решил убить Тушу из пистолета Ветерка. Это могло внести хоть какую-то пикантность в процедуру казни негодяя.

Дверь в сторожевую бытовку была незаперта. Тягач вошел в полутемное помещение. За столом сидели двое. В одном из них, с оплывшим лицом и седой щетиной на небритых щеках, Тягач с трудом узнал Тушу. Второй был какой-то спившийся тип из соседних домов, один из тех, кто нередко забегал в бытовку к сторожу, чтобы распить бутылку. Вот и в этот раз, на свое несчастье, пьяница пенсионер, купив на рынке дешевый спирт, по давней привычке заглянул в бытовку. В расчете на дармовую выпивку у Туши всегда наготове были полбуханки черного хлеба, несколько луковиц и соль. А сегодня пенсионер принес ещё ливерной колбасы и пару соленых огурцов. При такой царской закуске можно было сидеть долго и выпить много.

Неожиданное появление Тягача ни сторожа, ни его гостя особенно не удивило. Они его легко приняли за очередного любителя спиртного, забежавшего на огонек выпить. Но, увидев в руке у нежданного посетителя пистолет, поняли, что ошиблись. Однако, к удивлению Тягача, пьяницы особенно и не испугались. Пенсионер ещё даже попытался его урезонить, сказав, что денег у них нет, а потому ему лучше уйти и не мешать людям культурно отдыхать. Туша сидел неподвижно и равнодушно смотрел на человека, представляющего для него опасность. Он не был сильно пьян. Просто его чувства давно притупились. Стремясь вывести его из равновесия, Тягач выстрелил в упор в пенсионера, который медленно сполз со стула: ему нельзя было оставлять в живых свидетеля.

«Так и надо этой пьяни. Все равно уже никому не нужен, старый хрен. Наверняка всем в тягость», — быстро промелькнула в голове Тягача оправдательная мысль, и он перевел дуло пистолета на Тушу. Тот весь съежился и затравленно смотрел на оружие, в ужасе ожидая, когда из него вырвется на волю кусок металла, способный в мгновение ока оборвать его жизнь. «Ишь ты, тоже подзаборная пьянь, а туда же, жить хочет», — злорадно подумал Тягач и деланно радушным тоном сказал:

— Я тебе привет от Ветерка принес.

В глазах Туши появился какой-то проблеск интереса, и он начал пристально вглядываться в бородатое лицо незваного гостя. Но не узнал. И Тягач, смакуя каждое слово, назвал свое прежнее имя и напомнил об убитой в притоне бабе. Как ни странно, это сообщение совсем не взволновало Тушу.

Он вяло махнул рукой:

— А, это когда Сурок приказал тебя подставить. Ты ему чем-то здорово насолил в тот раз. Значит, это ты Ветерка заделал?

— Уже наслышан, что Ветерка в живых нет?

— Да весь город знает. А братва на его жену грешит. Говорят, что она наняла какого-то приезжего киллера и рассчиталась и с мужем, и с его полюбовницей.

— Ну и пусть говорят. С тобой-то мне что делать?

Туша не уловил подвоха в словах Тягача, мстительно растягивающего удовольствие. В его отупевшем от водки мозгу мелькнула призрачная надежда:

«И правда, мил человек, оставь меня ещё побродить по этому свету. Я ни единому человеку не шепну, что ты появился и что Ветерка замочил — не скажу! На кой ляд он мне, буржуй новоявленный, сдался?»

Туша бы ещё продолжал вымаливать малоразборчивой скороговоркой себе пощаду, но, увидев глаза Тягача, горящие злорадной яростью, все понял, осекся и, не в силах больше смотреть на дуло направленного на него пистолета, резко отвернулся. И в эту минуту Тягач послал пулю прямо в затылок ненавистного ему пьяницы.

Сразу почему-то вспомнилась тайга и падающее на землю тело Садко. «Пожалуй, на пути к мести я оставляю после себя слишком много трупов», — подумалось ему. Но самое главное — там, в зоне, Тягач, мечтая о возмездии и рисуя в воображении красочные картины расправы со своими врагами, ощущал жгучее удовлетворение. А сейчас в этой грязной бытовке, точно так же, как и в роскошной обстановке квартиры Ветерка, кроме разочарования и усталости, он не чувствовал ничего.

«Может быть, когда доберусь до главного виновника моих бед — Сурка, все-таки испытаю моральное удовлетворение», — с надеждой подумал он.

Ну что ж, здесь больше нечего делать. Надо уходить. И тут Тягач, уловив какой-то еле различимый шорох за стеной, хотел резко обернуться. Но его щека наткнулась на холодный ствол пистолета Макарова и кто-то свистящим шепотом приказал: — Не дури! Брось пистолет на пол.

Какое-то мгновение Тягач колебался, но ствол больно давил на скулу, и он поспешно отбросил оружие в сторону, подумывая о возможности достать второй пистолет из-за пояса. Но, лишая его последнего шанса на спасение, стоящий сзади человек, умело обыскав его, обнаружил и взял себе и другой ствол. Теперь он оказался полностью обезоруженным и находился во власти захватившего его врасплох человека.

Тягач почувствовал острый приступ отчаяния от безвыходности положения, в которое попал, увлеченный жаждой мести. Он стоял неподвижно с широко расставленными ногами и вытянутыми вперед руками, вынужденный беспрекословно подчиняться чужим приказам. В голове настойчиво пульсировала только одна мысль: «Надо же было так глупо попасться!»

Наконец ствол отодвинулся от его головы. Человек, обезоруживший Тягача, сделал несколько шагов назад и по-прежнему приглушенным голосом разрешил:

— А теперь можешь повернуться, сынок.

Тягач обернулся и замер. Перед ним стоял Круглов. И хотя пистолет Макарова в его руке по-прежнему был угрожающе направлен в живот Тягача, лицо старого «опера» излучало добродушие и приветливость.

— Стало быть, добрался до своих обидчиков, покойничек? — и не дожидаясь ответа, весело хохотнул: — Я, признаться, получив сообщение о твоей гибели при побеге, даже взгрустнул маленько и за помин души пару стопок опрокинул. А ты, оказывается, жив. Значит, долго ещё на земле обретаться будешь. Примета такая! Ну что молчишь? Скажи что-нибудь!

Тягач лишь пожал плечами:

— А что говорить? Ты меня сейчас здесь на месте уложишь либо под суд подведешь, а там дальше расстрел или опять зона. И ещё неизвестно, что лучше!

— Да ты что, сынок, выдумываешь? Как это я могу убить или арестовать покойника? Тебя нет на этом свете. Понимаешь — нет! Ну да ладно, шутки в сторону. Отсюда нам надо уходить, и срочно. Поедем на твоей машине и по дороге поговорим.

Увидев, как посерьезнел старый сыщик, Тягач понял, что у того есть какие-то планы в отношении своего бывшего подчиненного и потому арест и возмездие пока откладываются. Это разбудило в его душе надежду, что, может быть, все и обойдется. Несколько ошарашенный крутыми поворотами судьбы, на которые она оказалась столь щедра за последние полчаса, он послушно поднял с пола пистолет ТТ, передал Круглову и последовал вслед за ним на улицу. Усевшись на соседней улице в автомашину, они, по указанию оперативника, выехали за город.

— Нас не должны видеть вместе, — пояснил опытный сыщик.

Когда огни густонаселенного города остались позади и за окнами машины замелькали березы и ельник, Круглов велел остановиться.

— Ну а теперь рассказывай, — потребовал он у Тягача.

И тот, опустив детали, поведал ему свою историю.

Затем настала очередь самого Круглова. Он подтвердил, что несколько месяцев назад пришло сообщение о групповом побеге и розыске, и сыщики установили слежку за адресами, где Тягач мог появиться. Но ещё через две недели поступил приказ об отмене розыска, так как все бежавшие погибли в тайге.

— Да и я так считал. А с месяц назад мы вели наблюдение за салоном красоты и ты случайно попал на одну из фотографий, где был наш объект. Но я-то тебя сразу узнал и ту фотографию к делу приобщать не стал. Догадался я, зачем ты прибыл. И когда Ветерка с любовницей «замочили», я знал, что это ты. Ну а поскольку следующим должен быть Туша, то я сегодня, в день его дежурства, тебя здесь и караулил. Когда ты свою задачу решил, то и я на сцене появился. А как думаешь, зачем?

— Нужен я тебе, Круглов. Зачем, пока не знаю, а нужен.

— Верно мыслишь. Ты мне всегда нравился. И я очень сожалел, что тебя в зону отправили. Поверь, не вру. А сейчас ты мне нужен, очень нужен. Как, впрочем, и я тебе. У нас есть общий враг — Сурок, и без меня ты его не возьмешь. Эта сволочь очень осторожна, да и охрана у него опытная. То, что именно он дал приказ тебя подставить, так как ты очень приблизился к его сделке с редкоземельными металлами, я узнал уже после суда над тобой. Да и все равно доказательств не было. Так что именно он теперь твоя основная мишень, и я это знаю.

— А тебе что за резон Сурка под мою месть подставлять?

— Разве не понятно? Мы за ним наблюдение ведем уже несколько лет. Много гадости он тут, в городе, натворил. Мы, конечно, арестовываем кое-кого из мелкой рыбешки. О нем на допросах они и словом обмолвиться боятся. Несколько раз ловушки ему ставили. А он удачно их избегает.

— Может быть, у него есть свои люди среди вас, оперов, и его кто-то предупреждает?

— Вполне возможно. В наше время, сынок, и не такое встречается. Набрали молодых сыщиков: гонора много, а доверия к ним нет. Не то что мы — старая гвардия. Ну да ладно, слушай дальше. Как бы то ни было, а только есть предположение, что и в обозримом будущем мы его не изобличим и не арестуем. А я, грешным делом, на пенсию собрался, на заслуженный, так сказать, отдых. И вот мне, старику, обидно, что эту сволочь возмездие минует и будет он цвести и пахнуть. Вот потому я, как загонщик на охоте, выгоню его и подставлю тебе под ствол. Только ты не промахнись. Теперь понял мой интерес и почему я тебя не трогаю?

Тягач кивнул, но все-таки не удержался и спросил:

— А что будет потом?

— Да что хочешь. Ликвиднешь Сурка, и разбежимся на все четыре стороны. Россия большая. Тебя и искать не будут: ты в покойничках давно числишься. Я уйду в отпуск, а затем сразу же оформлю пенсию. И мы с тобой никогда уже не увидимся. Ну что скажешь?

Такой расклад Тягача вполне устраивал, и он почти торжественно произнес:

— Я пойду с тобой до конца, Круглов. Ты же меня знаешь!

Круглов кивнул:

— Да, и потому доверяю и полностью рассчитываю. Где ты живешь, я знаю. Сиди дома, не высовывайся! Будь готов к моему сигналу. Думаю, все решится в ближайшие двое суток. Есть у меня человек в окружении Сурка, правда о глубинных процессах не очень-то информированный. О теневом бизнесе сказать ничего не может. Но в охране толк понимает, а посему, где и когда Сурок намеревается побывать, я всегда знаю. В последнее время у него обострились отношения с другой группировкой. Конфликт пока не улажен и он особенно не рискует из своего загородного особняка нос показывать. Но тут наклюнулась у него сделка чересчур уж выгодная, и он должен будет вылезти из норы для ведения переговоров. Встреча скорее всего состоится в престижном ресторане в центре города. Вот мы с тобой там и должны будем решить свою задачу.

— И как нам действовать?

— Действовать будешь ты. А я на соседней улице буду ждать тебя в машине. Моя задача вывезти тебя за пределы города, миновав заслоны милиции, выставляемые по общегородскому плану тревоги. А устранишь Сурка лично ты.

— Интересно, каким образом? Уж не вступать же мне в перестрелку с его многочисленными охранниками?

— От тебя никто и не требует такой прыти. Все очень просто: снимешь его точным выстрелом в голову с крыши соседнего дома из снайперской винтовки с прицелом. Тут не надо никаких сложных комбинаций. Только не промахнись! С того угла крыши, что выходит на фасад ресторана, виден лишь небольшой участок площадки, по которой пройдет Сурок. У тебя самое большее — два выстрела. Но произвести второй могут и не позволить: охранники закроют его своими телами. И все. А потому уж ты постарайся управиться с первого выстрела. Стрелок ты хороший. И с оптическим прицелом, я думаю, не промахнешься. Есть вопросы?

— А где я снайперскую винтовку, да ещё с оптическим прицелом возьму?

— Не волнуйся. Я позабочусь. Тут полгода назад склад оружия изымали. Ну я в протоколе изъятия на один ствол меньше указал. Так что у меня на даче она, милая, спрятана и тебя дожидается.

— Ого, у тебя, Круглов, дача появилась, пока я в зоне лямку тянул Круто жить стал. Не боишься, что вновь раскулачивать начнут?

— Да нет, не боюсь, — не воспринял шутки Круглов, — а дача это только название: купил сараюшку полуразвалившуюся в деревне, чтобы последние годы после ухода на пенсию тихо доживать. Ну да ладно. Вроде все обговорили. Теперь жди моего звонка. Остановись здесь, я сойду.

Перед тем как выйти из машины, Круглов бросил на переднее сиденье пистолет ТТ:

— На, возьми, чтобы не чувствовать себя безоружным и уязвимым. Я там в бытовке не стал ствол Ветерка оставлять, чтобы не связали воедино эти два убийства. Но ствол теперь «засвечен», а потому зря не применяй. Ну все, пока! — И Круглов растаял в темноте.

Тягач поставил машину на место и пошел в снятую им квартиру. Его одолевали сомнения: уж не смотаться ли из города и от этого Сурка, и от Круглова, и от их полных тайны дел. И хотя инстинкт самосохранения подталкивал его именно к такому решению, он знал, что не сделает этого, не откажется от возмездия и не остановится на полпути.

Тягача ждала очередная бессонная ночь.

VII. Последний выстрел

Тягач уже второй час жарился под солнечными лучами на крыше. В воздухе стоял густой запах растопленного гудрона. Круглов сказал, что переговоры будут недолгими и по подсчетам Тягача его «объект» должен уже скоро выйти. Самое тяжелое было то, что он находился в постоянном напряжении, боясь пропустить выход Сурка из ресторана. Отсюда, с крыши, он контролировал всего несколько метров площадки перед рестораном и сомневался, что успеет выстрелить ещё хотя бы раз. И потому знал, что ему нельзя ошибиться.

Конечно, он жалел, что не сможет взглянуть в глаза своему главному обидчику, насладиться его страхом и объяснить, кто и за что его казнит. Но в данном случае было не до таких тонкостей, и Тягач только страстно желал не промахнуться и решить задачу единственным выстрелом.

Занятый своими мыслями, он чуть было не пропустил момент, когда на улицу вышел Сурок в окружении четверых охранников. И, словно в тире на учебных стрельбах, затаив дыхание, он поймал в перекрестие прицела лысую голову Сурка и плавно спустил курок. Тягач ясно видел, как разрывная пуля размозжила череп. Нарочито медленно Тягач аккуратно отложил винтовку в сторону и лишь затем заспешил, юркнул в люк, быстро спустился по лестнице, проходными дворами выбежал на соседнюю улицу и вскочил в машину, за рулем которой сидел Круглов.

— Все в порядке? Ну и хорошо! Давай ложись на дно и накройся пледом, чтобы тебя не видели. Я скажу, когда можно будет вылезать. Вывезу тебя за город, а там ты уж надейся на себя.

Тягач послушно забрался под клетчатое покрывало и, тревожно прислушиваясь к звукам снаружи, замер, надеясь, что все обойдется и они проскочат.

Так оно и получилось. Скорее всего, милиция, как всегда, слишком запоздало выставила заслоны. Во всяком случае, они успешно выскочили на загородное шоссе. Вскоре не видящий ничего Тягач почувствовал, как их машину начало бросать из стороны в сторону и подкидывать на высоких кочках.

«Интересное кино», — с удивлением подумал Тягач, поняв, что Круглов свернул на проселочную дорогу.

Машина остановилась и, Круглов буднично сказал:

— Ну все, вылезай, сынок. Приехали!

Откинув плед, Тягач поднялся, вылез из машины и осмотрелся. Машина стояла на опушке леса вдали от шоссе. Тягач жадно вдохнул сосновый воздух. Хорошо! Он сладко потянулся всем телом, вытягивая руки вверх, и вдруг замер, увидев наведенный на него пистолет.

— Так и стой, сынок. Не двигайся. Я буду стрелять при малейшем неосторожном движении.

— В чем дело, Круглов? Боишься, что меня когда-нибудь возьмут и я расколюсь на тебя?

— Нет, все гораздо сложнее. Подумай и догадайся сам!

И тут в сознании Тягача вдруг соединились воедино и его сообщение о готовящейся сделке с редкоземельными металлами именно Круглову, и хитроумная операция по его обвинению в убийстве, и неуловимость Сурка, и появление дачи у старого опера.

Тягач полуутвердительно спросил:

— Круглов — ты и есть прикрытие Сурка?

К его удивлению, Круглов ответил согласным кивком и не без горделивого хвастовства пояснил:

— Я более двух лет крутил мозги и начальству и мафии. И не попался. Не всякий такое сумеет. А теперь со смертью Сурка и вовсе концы в воду. Спасибо ты помог. Поверь, мне очень жаль: симпатичный ты парень, и я лично против тебя ничего не имею. И тогда, два года назад, было тебя жаль, и сейчас. Но своя шкура дороже.

И Тягач повторил слова, сказанные ранее Ветерком лично ему самому:

— Ты хуже нас! Послушай, Круглов, а не боишься, что Бог все-таки есть и за все отвечать придется?

— Не думаю. Если бы была кара Господня, то тебе не пришлось бы убивать Сурка, Тушу и Ветерка. Да и меня, грешника, давно бы уже на этом свете не было: так что разговор окончен. Прощай! Если есть жизнь после смерти, то, может быть, когда-нибудь и свидимся.

Его палец мягко напрягся и начал давить на спуск. В этот миг Тягач с пугающей ясностью вдруг понял, что имел в виду Садко, говоря ему о последних мгновениях перед смертью. И он остро осознал свою собственную вину перед людьми и законом.

Пуля сразу выбила из него жизнь, и тело уже не почувствовало боли от контрольного выстрела.

Все началось три года назад. К этому моменту Круглов уже отслужил в правоохранительных органах более двадцати лет. В оперативных подразделениях работал честно и с удовольствием: у него успешно получались сложные оперативные комбинации и хитроумные ловушки для всякого рода уголовных элементов.

Но после начала перестройки в условиях разгула теневого бизнеса он все чаще сталкивался с тем, что его оперативные материалы не получали реализации, и по ним не возбуждались уголовные дела. Создавалось впечатление, что кто-то там, наверху, гасит волну, поднятую полученной им из секретных источников информацией. В то же время он замечал, как растет благосостояние некоторых из его начальников. И, злобно матерясь, Круглов проклинал этих продавшихся жлобов. Порой он ловил себя на мысли, что завидует этим подлецам, ничего не боявшимся от сознания собственного всесилия, безнаказанности и богатства, плывущего словно само по себе в их руки. А он, старый дурак, уже лет десять носит один и тот же костюм и когда купил себе зимние ботинки, то пришлось экономить на еде. Жизнь собачья! А эта сволочь жирует и не стесняется своих генеральских погон.

И не раз ему приходила в голову мысль: «Эх, прихватить бы хоть одного или двух из них. Тогда и не жалко будет на пенсию уйти».

Но понимая, что его возможности ограниченны, Круглов на рожон не лез, предпочитая выждать удобный момент, чтобы все-таки зацепить кого-нибудь из авторитетных мафиози.

Особое внимание он уделял Сурку. К нему он подобрался достаточно близко. В тот раз получил Круглов оперативную информацию о деле, которое провернул Сурок с месяц назад. Сразу понял, что поезд уже ушел, следы преступления отыскать вряд ли удастся и доказательств для привлечения Сурка к уголовной ответственности взять будет негде.

Хотел он идти с этими материалами к начальству, да что толку. Все равно скажут: «Материалы судебной перспективы не имеют». Да это он и без них знал. Собрался уже эти бумаги просто засунуть в стол подальше от посторонних глаз. Но, на его несчастье, позвонил дальний родственник, сообщил, что продается дешево домик в деревне и Круглову неплохо бы перед пенсией подумать о таком варианте вложения денег. Когда тот назвал цену, Круглов лишь присвистнул: наверное, эта сумма не была уж слишком большой для покупки дома, но у него таких денег не было.

Для самого Круглова оставалось загадкой, почему он не ответил отказом, а сказал, что подумает. Родственник дал на размышление три дня, и Круглов стал прикидывать, как добыть деньги. Конечно, можно было взять в долг, но как потом он будет отдавать? Нечем!

И тут Круглов, сидя в своем кабинете перед столом, на котором лежал компромат на Сурка, решил его использовать в личных целях. Вначале эта мысль сыщика напугала. Потом он к ней немного привык и уже в фантазиях несколько раз прокрутил тактику разговора с Сурком. И, внезапно поняв, что осуществление его плана легко и доступно, похолодел от страха перед задуманным. Его беспокоили не возможное изобличение и привлечение к ответственности. Этого он как раз и не боялся. Но само осознание, что он перечеркнет всю свою честно прожитую жизнь, пугало его. Однако Круглов тут же загнал совесть вглубь, вытесняя её злобной ненавистью к правительству, не желавшему достойно обеспечить его беспомощную старость, и начальству, не раз решавшему свои личные дела за счет добытых им оперативных материалов.

Окончательно убедив себя в правоте принятого решения, он позвонил Сурку и назначил ему тайную встречу. Во время разговора Сурок сразу понял, что этот опер кое-что знает, но лично ему эти сведения не очень-то опасны. Как бы там ни было, он все равно не хотел лишних хлопот. Но, главное, Сурок увидел возможность привлечения на свою сторону ещё одного свернувшего с истинного пути работника милиции. И он, не торгуясь, выложил Круглову ту мизерную по масштабам Сурка сумму, которую сыщик попросил взамен за то, что он не даст ходу оперативным материалам. На том они в тот раз и расстались.

Круглов тогда совершил желанную для него сделку с покупкой дома и некоторое время с тревогой ожидал каких-то негативных последствий. Месяца два Сурок не давал о себе знать, но потом несколько раз звонил, обращаясь исключительно с мелкими просьбами. Круглов ему не отказывал, хотя понимал, что даже эти малозначительные сведения справочного характера, которые он передает мафиози, могут быть использованы во вред закону и людям.

— Если он обратится ко мне с чем-нибудь посерьезнее, то я ему откажу, — горячился Круглов, оставаясь с собой один на один.

Но получилось так, что он сам совершил это предательство без всяких просьб со стороны Сурка. А произошло все неожиданно и быстро. Случайно услышав, зайдя в соседний кабинет, что готовится ловушка для Сурка и тот в неё наверняка попадется в ближайшие дни, Круглов представил пагубные для себя последствия ареста этого мафиози. Ведь тот может «расколоться» и рассказать о деньгах, которые заплатил лично ему.

Страх перед изобличением и позором заставил его совершить новое предательство. Он срочно увиделся с Сурком и предупредил того о ловушке. И признательный Сурок, избежав неминуемого ареста, предложил ему в качестве вознаграждения сумму вдвое большую той, что сам Круглов просил в первый раз. После того как Круглов услышал названную сумму, в его душе несколько минут боролись противоречивые чувства. Ему хотелось и гордо отказаться, но в то же время он понимал, что уже все равно предал своих товарищей и теперь хоть бери деньги, хоть нет — это ничего не меняет. В какой-то момент у него мелькнула мысль, что дом в деревне далеко. На электричке особенно не наездишься, а потому неплохо иметь пусть недорогой, но собственный автомобиль. И он взял деньги у хитро усмехающегося Сурка, отлично понимающего, что испытывает старый оперативник, по собственной глупости попавший к нему в услужение. А через пару месяцев этот несчастный парень из СОБРа, проявив инициативу, неосторожно влез в дело, связанное с продажей материалов, содержащих редкоземельный металл. Дело было многомиллионное. За ним стоял Сурок, который, узнав от Круглова о проникновении разведчика в их ряды, принял решение о ликвидации пронырливого субъекта. Круглов тогда заступился за своего подчиненного: не хотел брать его смерть на душу. Сурок особенно не настаивал: «Мне важен результат. А уж как ты его нейтрализуешь — твоя забота».

И Круглов придумал операцию с убийством бабы из притона, чтобы не ликвидировать, а лишь подставить собровца. Сурок согласился с планом, и его люди, получив приказ, осуществили задуманное.

Для Круглова это были тяжелые дни. Он жалел добросовестного парня, пострадавшего за свою инициативу. И, испытывая угрызения совести, Круглов постоянно себя убеждал, что сделал благое дело, не дав убить своего сотрудника. «Ну подумаешь, отсидит пяток лет, но зато жив будет», — успокаивал он себя. Для него тоже было неожиданностью, что Сурок подсуетился и под его нажимом судья влепила Тягачу «червонец».

«А все равно жив остался мужик. И это благодаря мне». Так он думал и постепенно начал даже ощущать себя чуть ли не благодетелем этого несчастного, без всякой вины томящегося в неволе. Прошел год, и Круглов решил подать рапорт о выходе на пенсию. Но нежданно-негаданно натолкнулся на сопротивление Сурка, не желающего терять важный источник информации в оперативных аппаратах. И Круглов скрепя сердце согласился ещё поработать, внезапно осознав, что уже не волен в своих поступках и полностью зависит от этого подлого и коварного мафиози.

Его уже не радовала ни дача, ни тайно купленная и стоявшая постоянно в гараже машина. Он не знал, как ему избавиться от Сурка. И все чаще мысль об убийстве опекающего его бандита приходила ему в голову.

Когда возник из небытия бежавший из колонии Тягач, старый сыщик сразу понял, что ему улыбнулась удача. Он не стал вмешиваться и дал Тягачу возможность убить Ветерка и Тушу, надеясь, что те назовут Сурка как главного заказчика устранения опасного свидетеля. Ну а уж потом на сцену вышел он и организовал убийство Сурка. Конечно, новоявленного мстителя можно было бы и отпустить. Но Круглов хорошо помнил свои ощущения, когда боялся ареста Сурка, который мог его выдать. А дрожать от страха всю оставшуюся жизнь он совсем не хотел. И участь Тягача была решена. Нельзя сказать, что Круглов не переживал убийство человека, безоглядно ему доверявшего до самой последней минуты. Но уже привыкший с успехом уговаривать свою растревоженную совесть, сыщик постепенно убедил себя, что эта ликвидация Тягача была вынужденной и все равно парня, совершившего побег, ничего хорошего не ждало. Ну а самое главное, Круглова радовало ощущение, что это предательство было последним в его жизни и впереди его ждет тихая обеспеченная старость, которую он, безусловно, заслужил своей трудной и в течение многих лет безупречной службой. И именно эта мысль его успокаивала и заставляла с надеждой смотреть в будущее. До ухода на пенсию оставалось чуть больше месяца.

Он ещё не знал, что все его расчеты обречены и жить ему осталось немногим больше суток.

За два дня до убийства Сурка, ближе к вечеру, оперуполномоченный уголовного розыска Ильин шел на встречу со своим агентом с явным нежеланием. Через час по телевизору должны были показывать матч между «Динамо» и «Спартаком», и он боялся опоздать к началу. Кроме того, он не ожидал никаких интересных сведений от этого человека, занимавшего реально низкое положение в преступной среде, да и не было никакой уверенности, что тот придет в назначенное время, а не запьет или не загуляет с очередной не очень щепетильной девицей. Встречу с этим человеком, по кличке Фотограф, Ильин обычно назначал в местах, где появление их общих знакомых было маловероятно и практически исключено. На сей раз они договорились увидеться в небольшом скверике в центре города. Как всегда, Ильин пришел на место за пятнадцать минут до назначенного времени, чтобы тщательно осмотреться. Он не сразу подошел к скамеечке, где обычно обменивался накоротке со своим агентом новостями, а внимательно рассмотрел подходы и пассажиров, сидевших в автомашинах, припаркованных у тротуара напротив. Все вроде было спокойно. Но Ильин не спешил подходить к скамеечке, расположенной метрах в двадцати от памятника известному поэту. Первым должен был, согласно договоренности, прийти и сесть на скамеечку его агент.

Ильин взглянул на часы: восемнадцать ноль-ноль. «Как раз контрольное время. Если не придет, то жду его всего пятнадцать минут. А потом ухожу, чтобы успеть домой к началу футбольного матча». И тут Ильин увидел, как к скамеечке неуверенной походкой приближается довольно потрепанный субъект средних лет в сером, болтающемся вокруг его худого тела пиджаке, надетом несмотря на жару летнего вечера. «Надо же, пришел, — искренне удивился Ильин. — Одно из двух: либо у Фотографа внезапно появилась любопытная информация, либо он в очередной раз поиздержался и хочет выудить у меня деньги под предлогом выполнения ранее данного ему задания. Ну это у него вряд ли получится».

И оперуполномоченный решительно направился к скамеечке. Увидев его, Фотограф деланно равнодушно уставился на памятник, притворяясь, что его интересует лишь это произведение искусства. Ильин не стал садиться по-приятельски рядом, а, встав за спиной своего негласного сообщника, сразу спросил, какие новости тот принес, чтобы по возможности сократить время встречи, которую могли случайно засечь их общие знакомые.

— Слушай, Ильин, ты мне в прошлый раз поручил установить, кто совершил кражу у вдовы Овчинникова. Так вот, появился у меня на примете один парень, похоже причастный к этому делу. Я с ним завтра днем встречаюсь. Но деньги нужны, чтобы выпить и развязать ему язык. А без этого и разговора мужского не получится.

— Ну это ты брось. Неужели у тебя самого денег нет, или порнография сейчас не в моде и ты совсем обнищал?

— Порнография, сам знаешь, никогда из моды не выйдет. Однако конкуренция ныне высокая, да и кто будет покупать любительские снимки, если на каждом углу полно красочных журнальчиков и видаков.

— Ну, положим, те, кого ты сумел против их воли зафиксировать на пленку в непотребном виде, готовы хорошо заплатить, чтоб ты молчал и никому не показывал, — намекнул Ильин на прошлое своего помощника, осмелившегося года два назад шантажировать известного в городе человека. Именно тогда Фотограф и вынужден был, чтобы не попасть в тюрьму, начать сотрудничать с Ильиным. Он не знал, что влиятельное лицо, боясь огласки, просило не заводить уголовного дела, а лишь помочь избавиться от шантажиста.

Это упоминание заставило Фотографа оправдываться:

— Да что ты, Ильин, я давно этим не занимаюсь. Так только иногда по старой памяти могу сделать интересный снимок, и то если человек сам попросит.

В конце аллеи появилась группка молодых людей, и, демонстрируя свою приверженность к соблюдению конспирации, этот начинающий спиваться от одиночества и постоянных неудач человек, сняв с шеи фотоаппарат, стал делать вид, что выбирает наилучший ракурс для съемки памятника. Когда молодые люди прошли мимо скамейки, Ильин продолжил разговор:

— Ну я вижу, ты сегодня опять пришел пустой в надежде выманить у меня деньги на выпивку. Зряшное дело ты затеял, Фотограф, сам должен понимать.

— Да ты что, Ильин, я не совсем пустой пришел. Только, боюсь, ты рассердишься.

— Я уже рассердился, что понапрасну меня тащиться в такую даль от дома заставил.

— Послушай, Ильин. Я ведь могу вам бяку сделать, — в голосе пьяницы прозвучала явная угроза, — но, уважая лично тебя, поостерегусь. Я теперь знаю, что тот офицер-дембель два года назад мою сожительницу Люську на её квартире по вашему заданию зарезал.

— Ты что, Фотограф, совсем с круга сошел и в бреду белой горячки сам не понимаешь, что несешь?

— Брось, Ильин, ты меня просто так со счетов не списывай! Не такой уж я дурак безмозглый. Этому дембелю тогда десять лет дали, а не прошло и двух лет, как он свободно по городу в автомашине разъезжает, да ещё вместе с вашим Кругловым.

— Ну ты тут наверняка обознался с пьяных глаз, — в сердцах грубо выругался Ильин. Но по его тону Фотограф сразу понял, что и тот не знает о том, что убийца его бывшей сожительницы Люськи находится в городе. И чтобы убедить опера в истинности своего сообщения, достал дрожащей рукой сделанную им незаметно фотографию и протянул Ильину. Оперативнику одного взгляда было достаточно, чтобы узнать людей, чье изображение зафиксировала бесстрастная пленка.

— Когда и где сделан был снимок?

— Вчера вечером, я крутился возле фонтана, надеясь подзаработать, запечатлев приезжих у этой достопримечательности города. Ну и засек вашего Круглова с этим типом. Тут же позвонил тебе и попросил о встрече, прикинув, что, может быть, тебе будет интересно. А ты я вижу не в курсе дела?

— А я вижу, что ты не забыл своих старых дел и вздумал милицию шантажировать. Неужели не понимаешь, что это опасно?

— Да ты что, Ильин?! — испуганно заныл Фотограф. — Я ведь только хотел у тебя немного деньжатами разжиться, а то уж четвертый день на мели. Если можешь выручить — помоги, а коли нет, то давай разбежимся. А в свои темные дела меня не впутывай.

— Кто тебя впутывает? Ты сам по дурости влез по самые уши куда не надо! Теперь у тебя один выход: молчать громче о том, что видел. Иначе люди, заинтересованные в том, чтобы убийца твоей сожительницы на воле гулял, доберутся до тебя быстрее, чем ты до бутылки.

— Ты меня, Ильин, не пугай, я и без того вижу, что не в свое дело залез. Ты уж забудь все сказанное мной, — фотограф был не на шутку испуган.

— Считай, что я уже забыл половину, а вторую половину забуду, когда негатив этого снимка мне отдашь.

— Я что, без понятия? Он у меня с собой. На, возьми, — и Фотограф поспешно протянул Ильину кусочек пленки.

Ильин положил её в карман и сунул Фотографу купюру в пятьдесят тысяч:

— Благодари судьбу, что легко отделался. А я постараюсь забыть все, что сегодня происходило вечером в этом сквере. Считай, мы не виделись.

— Спасибо, Ильин, век не забуду. Вообще-то я рассчитывал на сумму вдвое большую, чем ты дал, — внезапно вновь осмелел Фотограф, завидев деньги, предвещавшие ему вожделенную выпивку.

— Ну ты совсем обнаглел, приятель. А свою собственную безопасность в какую сумму оцениваешь? — осадил Фотографа Ильин и, глядя вслед сгорбленной фигуре, поспешно удаляющейся по аллее сквера, подумал: «А ведь ему удался сегодняшний шантаж, и он выманил у меня деньги на выпивку. Но принесенная им информация того стоит. Возможно, убийство Ветерка и Туши связано напрямую с появлением в городе Тягача после побега из колонии. Здесь кроется либо хитроумная операция, тонко проводимая высоким милицейским начальством, либо предательство со стороны Круглова наших профессиональных интересов. Но как мог Круглов, старый заслуженный сыщик, пойти на такое?! В любом случае полученная сегодня информация требует тщательной и очень осторожной проверки».

Ильин повернулся и пошел прочь от места встречи. По крайней мере он знал одно: что прикоснулся к какой-то темной истории и эта случайно зафиксированная на пленку встреча Круглова с человеком, числящимся покойником во всех милицейских учетах, имеет какой-то тайный и явно незаконный характер. При таких обстоятельствах в целях собственной безопасности он не мог доложить начальству о полученной информации. Ему теперь предстояло действовать крайне осмотрительно и в одиночку. И начать следовало непосредственно с проверки самого Круглова, которому он до этого момента безоглядно доверял.

В душе у Ильина теплилась робкая надежда, что вскоре все разъяснится и он убедится в невиновности своего старшего товарища.

На следующий день Ильин, покопавшись в своих бумагах, нашел небольшое сообщение, которое могло заинтересовать Круглова, занимавшегося в последнее время раскрытием разбойных нападений на водителей, и отправился к нему в кабинет. Деловое обсуждение информации, послужившей предлогом для встречи, заняло не более десяти минут. И Ильин, сделав вид, что уже собирается уходить, вдруг повернулся к Круглову:

— Да, чуть не забыл, тут на днях словно привет с того света получил. Столкнулся на улице с одним старым архивным «источником», а он меня спрашивает: «За какие заслуги Серегу-Дембеля, осужденного на „червонец“ за убийство Люськи, на волю через два года выпустили? Я, говорит, видел, как он в центре города в свою машину садился». Ну я объяснил, что он обознался: нет Сереги в живых. Но все равно всколыхнул во мне воспоминания. Хороший был у нас разведчик. Жаль, что так плохо кончил. Это надо же было допиться до чертиков и убить какую-то никчемную шлюху.

Сказав это, Ильин ничуть не покривил душой. Он и тогда, два года назад, жалел этого собровца, слишком вжившегося в роль уголовного типа. Хотя, если говорить откровенно, Ильин сомневался в истинности обстоятельств этого преступника. Но в те дни его не оказалось в городе: он отдыхал у моря и вернулся только через две недели, когда дело уже было практически завершено. Да и Круглов его тогда заверил, что, к сожалению, все так и было: скорее всего, парень по неосторожности смешал «травку» или «колеса» с водкой и под влиянием ужасающих воображение миражей совершил это преступление. И ничего теперь поделать нельзя.

А сейчас Ильин, вытаскивая на свет Божий те события двухгодичной давности, внимательно наблюдал за лицом Круглова, стараясь уловить малейшие проявления его реакции на произносимые им слова.

Похоже, этот разговор тому явно не по душе. Но причиной может быть просто нежелание вспоминать о неприятном провале так печально закончившего свою карьеру молодого собровца. «Ну теперь посмотрим, что он скажет», — подумал Ильин.

Однако Круглов ограничился лишь коротким замечанием:

— Да, жаль парня, но, как говорится, все там будем.

Этот нейтральный, претендующий на философскую глубокомысленность комментарий лишал Ильина возможности продолжить развитие данной темы. И, начав собирать бумаги, Ильин мучительно размышлял: «Он как будто боится этого разговора и не желает его поддерживать. Здесь кроется не простое нежелание вспоминать собственную ошибку в работе с совершившим преступление собровцем. Одно теперь мне ясно: Круглов хочет утаить от меня и то, что собровец Климов после побега остался в живых, и сам факт его встречи с этим бежавшим из мест заключения зэком. И это умолчание знаменательно само по себе, хотя, возможно, все объясняется тем, что Круглов, вычислив беглеца, встретился с ним, но пожалел его: не стал задерживать и водворять обратно в зону: числится парень в покойниках, ну и пусть числится. В таком поведении Круглова есть резон, по крайней мере я сам бы оказался в затруднительном положении, столкнувшись с Сергеем-Тягачом где-нибудь на улице. И у меня бы возник соблазн отпустить этого несчастного парня, все равно уже записанного в покойники. Однако теперь, после того, как ликвидировали одного за другим Ветерка и Тушу, это вряд ли разумно: скорее всего, это сделал Тягач и такого человека отпускать уже нельзя. Он опасен».

Пауза затянулась, и Ильин, попрощавшись, направился к выходу. Он уже стоял в дверях, когда Круглов словно невзначай посоветовал:

— Так что, Ильин, не бери в голову лишние заботы, думая о покойниках, лучше подумай о живых, да и о самом себе. Кстати, как зовут твоего человека, который якобы видел мертвого собровца в городе?

— Да ты его не знаешь. Он уже совсем дряхлый старик, вот и едет помаленьку крыша. Ну ладно, пока ты прав. Как сказано в Евангелии: «Живые должны думать о живых…»

Выйдя из кабинета, Ильин стал спускаться по лестнице. «Круглов не только скрывает сам факт своей встречи с этим Тягачом, но и явно замешан в какой-то игре, замышляемой либо им, либо кем-то другим. И игра эта нешуточная, иначе он не высказал бы угрозы, предупредив, что мне не мешает подумать о живых и о себе самом, а не о покойниках. Хотя эту фразу можно истолковать по-разному. А старик хорошо держался, допустив единственный прокол и задав вопрос о моем „источнике“, видевшем Тягача. Профессионал не дожен демонстрировать таким образом свою заинтересованность в этом деле».

Ильин вышел на улицу. Теперь он не сомневался, что Круглов по уши завяз в каком-то грязном деле, и ему предстояло принять нелегкое решение о проведении оперативно-розыскных разведывательных мероприятий в отношении своего старшего и опытного коллеги. Положение осложнялось тем, что ему по-прежнему надо было вести разработку в одиночку: он не мог идти с докладом к начальству, не зная, действует ли Круглов на свой страх и риск или выполняет указания кого-то, занимающего более высокое служебное положение.

Да, Ильин оказался в сложной ситуации и совсем не представлял, как сумеет из неё выкрутиться.

А Круглов после ухода молодого сыщика долго смотрел на закрывшуюся за ним дверь. Его мучили сомнения: действительно Ильину известно только то, что он ему сказал, или нечто большее. Если их встречу с Тягачом кто-нибудь видел и сболтнул, то выполнение его плана резко осложнилось. Но Круглов уже не мог дать задний ход: немедленная ликвидация Сурка означала для него долгожданное освобождение от пут этого страшного в своей всесильности человека. И, лишь переведя руками Тягача этого мафиози в разряд покойников, он мог почувствовать себя в относительной безопасности.

«Да, мне придется идти в этом деле до конца. Иначе я, считай, пропал. Хорошо, что акция намечена на завтра и мне надо продержаться только сутки. Даже если за мной установят наблюдение по докладу Ильина, то личных контактов с Тягачом до начала операции у меня уже не должно быть, а короткий звонок из телефона-автомата они вряд ли успеют засечь. Так что моя основная задача — это избежать наблюдения непосредственно в момент ликвидации Сурка и сразу после завершения операции. Ну с моим опытом уйти из-под слежки в нужный момент я сумею. Главное не насторожить их раньше времени и прикинуться, что я не замечаю „топтунов“. Хотя, конечно, крайне нежелательно, чтобы они засекли мою встречу с „источником“ из окружения Сурка. Но, возможно, я зря паникую и Ильин действительно верит, что его бывший агент обознался. А мне рассказал об этом лишь потому, что я непосредственно работал с этим собровцем. Правда я, признаться, допустил промашку, задав вопрос о его осведомителе. Это было опрометчиво и могло вызвать у молодого сыщика подозрения. Ну да ладно. Авось прорвемся: за двадцать с лишним лет в розыске и не такое видали».

Но это было слабое утешение. Нынешний риск имел существенную особенность: сейчас Круглов действовал не именем закона, а вопреки ему. И это вызывало у него особые опасения за свою дальнейшую судьбу. Он поставил на карту не просто свою и чужую жизнь, а собственное доброе имя, которым дорожил почти двадцать лет. Оставалось уже менее суток до решения его судьбы. А он все ещё продолжал надеяться на успех.

Первое, что сделал Ильин, покинув кабинет Круглова, это вышел на улицу и поехал к своему дому, надеясь застать на месте своего соседа по лестничной клетке Антипова, проработавшего в наружном наблюдении не один год и теперь находящегося на пенсии. Старик часто захаживал к Ильину, жаловался на сноху, не разрешавшую курить ему даже на кухне, и, нещадно смоля папиросы «Беломор», которые не желал менять ни на какие сигареты, часами рассказывал о своих подвигах во время службы. По его бахвальным словам всегда выходило, что именно он и его товарищи, ловко «проведя объект» по городу, выявляли главную улику, благодаря которой сыщики смогли арестовать опасного преступника. Иногда он расцвечивал свои рассказы подробностями лихих подвигов, когда во время тайного наблюдения «объект», не заметив слежки, совершал преступление и надо было лично задерживать отчаянно сопротивляющегося бандита.

Ильин часто сердился на эти незваные визиты, после которых приходилось вытряхивать из вазочки окурки и открывать окно, без особого успеха пытаясь выветрить крепкий запах никотина. Но Ильин терпел эти частые набеги старика, понимая, что никому теперь не нужный Антипов приходит к нему не покурить на свободе, а из желания вновь в своих рассказах воскресить в душе то ощущение своей необходимости людям и личной причастности к тайным, скрытым от других, но очень важным делам государственной службы.

И вот теперь, вынужденный действовать в одиночку на свой страх и риск, Ильин решил прибегнуть к помощи Антипова. Он позвонил соседу и попросил того зайти срочно к нему. Старик тут же спустился и позвонил в дверь.

— Вот что, Михалыч, у меня есть для тебя задание по службе, но опасное, а самое главное — очень уже деликатное, и знать о нем должны будем только ты да я. Если кто ещё узнает, то не сносить мне головы, да и ты себя подставить можешь. Надо денька два, от силы три «поводить» по городу одного человека. Заставлять тебя, сам понимаешь, не имею права. Так что думай, берешься за дело или нет.

К его удивлению, Антипов совсем даже не кинулся с радостью на выполнение задания, чтобы вновь почувствовать свою значимость и нужность людям. Он достал папиросу, закурил и лишь потом спросил:

— Почему официально вопрос об установлении «наружки» за этим человеком не поставишь? Только говори прямо, не крути.

— Ну, во-первых, у меня времени мало на оформление документов, а за ним надо было вести наблюдение, как говорится, вчера. Я хотел, чтобы ты «сел ему на хвост» уже через полчаса на своем «Запорожце». Но если боишься, то не надо, попробую обойтись без твоей помощи.

— Ты меня на это детское «боишься» не бери! Я не мальчишка, а серьезный человек и такое видел, о чем ты даже не подозреваешь. Но я должен знать, на что иду, и, главное. быть готовым к тому, с чем могу столкнуться. Итак, за кем надо ходить?

— Это я могу сказать, лишь если ты со мной в деле.

— Ну тогда хоть намекни. За уголовным авторитетом ходить не буду: и бесполезно на моем «Запорожце» гоняться за «мерседесом», и голову мне вмиг открутят и скажут, что так и было.

— Нет, меня интересует наш сотрудник из уголовного розыска.

— Подозреваешь в коррупции?

Ильин, немного поколебавшись, уклончиво сказал:

— Понимаешь, Михалыч, и сам не знаю. Хочу проверить кое-что. Только сдается мне, что он сам в опасности, и ты будешь ему вроде прикрытия.

Антипов посмотрел на Ильина своими проницательными старческими глазами:

— Ладно, Ильин, не хочешь говорить откровенно, не надо. Но твоя легенда о том, что я будто охраняю его от покушения, мне нравится: в случае чего, так и буду объяснять свое участие в слежке. И уж не обижайся, если у меня возникнут неприятности, то сошлюсь на тебя как на инициатора задания. Мне только не хватало на старости лет в противозаконное дело вляпаться. Так кого «вести», то есть охранять, надо?

Ильин подошел к шкафу, достал альбом с фотографиями и вынул из прорези снимок, где он был запечатлен на совещании вместе со своими коллегами, и, протянув фотокарточку Антипову, ткнул пальцем в изображение Круглова: — Вот этот.

— А, Круглов. Я его знаю. Пару раз по делам встречались, он нам задание корректировал. Можешь оставить фотографию себе, я и так его в любой толпе выявлю.

— Ну вот и хорошо. Поезжай прямо сейчас к управлению, он пока там, и жди. Машину поставь где-нибудь в стороне.

— А это ты уж, Ильин, мне не указывай. Я лучше тебя разбираюсь, где мне машину ставить. Вот только денег мне дай на бензин и прочие непредвиденные расходы. Сам понимаешь, всякое может случиться. И ещё одолжи фотоаппарат. Твой-то получше моей «Смены» будет.

— Ладно, Антипов, не обижайся. Это я так, к слову. Тут ты профессионал, тебе и карты в руки. Возьми фотоаппарат и деньги. Здесь негусто, но на бензин хватит. И еще, Круглов, конечно, сыщик опытный, и потому постарайся все же, чтобы он тебя не заметил.

— Будь спокоен. Я сам не менее тебя заинтересован: зачем мне лишние неприятности. Надеюсь, ты все сказал и меня зря не подставишь.

После ухода соседа Ильин лишь покачал головой: «До чего же Антипов недоверчив — старой закалки человек. Но зато опытный „топтун“ и дело свое знает. Только бы Круглов его сразу не засек. Пожалуй, я напрасно к Круглову с разговором о Тягаче полез, насторожил мужика. Ну да ладно, дело сделано, не вернешь».

Ильин вздохнул и подошел к холодильнику. Время было обеденное, и не мешало бы перекусить и вновь ехать на работу. Теперь ему оставалось только ждать известий от Антипова. Больше ничего другого в данной ситуации он предпринять не мог.

Круглов, выйдя из здания управления, покрутился возле газетного киоска, затем пошел к автобусной остановке, но внезапно, сделав резкий поворот, вернулся назад к табачному киоску и купил пачку сигарет. Постояв минуты две в раздумье, чиркнул зажигалкой, несколько раз затянулся и, бросив едва начатую сигарету в урну, зашел в хозяйственный магазин. Там, делая вид, что рассматривает электротовары, запомнил лица всех вошедших вслед за ним в торговый зал. Из магазина опять двинулся к автобусной остановке. Первый автобус он пропустил, чтобы убедиться в отсутствии рядом с ним людей, зафиксированных его зрительной памятью возле газетного и табачного киосков и в хозяйственном магазине. Все вроде бы было спокойно.

До назначенного свидания с нужным ему человеком оставалось совсем мало времени, и Круглов, решив, что находится вне наблюдения, сел в очередной подъехавший к остановке автобус. На всякий случай он встал на задней площадке и стал всматриваться в машины, идущие следом. Их было три: «мерседес», «Жигули» седьмой модели и допотопный «Запорожец», который он сразу из-за маломощности отмел. Но ползущий за автобусом «мерседес», как только появилась возможность, резко взял в сторону и, обогнав автобус, ушел вперед и скрылся из вида. А у ближайшего поворота и «Жигули», и «Запорожец» свернули налево, а его автобус поехал по прямой.

Круглов облегченно вздохнул: «Нет, все в порядке, просто нервы шалят. Но перестраховка никогда не помешает».

А Антипов, с самого начала наблюдавший за выкрутасами сыщика, пытавшегося выявить признаки установленной за ним слежки, иронично посмеивался: «Ну, ну, покрутись, покрутись. Мы эти дешевые номера за сто шагов разгадываем. Нашел, с кем в кошки-мышки играть».

Когда автобус, увозящий Круглова, отъехал от остановки, антиповский «Запорожец» двинулся следом, пропустив между собой и «объектом» две машины. Он знал, что обычно «ведомый» проявляет больше беспокойства в первые минуты, когда выходит из здания, где его могут засечь, и эти первые шаги негласного наблюдения должны быть наиболее осторожны. А убедившись с самого начала, что он чист и за ним нет слежки, «объект» уже теряет бдительность, полагая, что посреди маршрута его уже невозможно засечь и взять под контроль. И потому Антипов решил свернуть на боковую улицу и, быстро сделав полукруг, обогнать автобус и, выехав как раз рядом со следующей остановкой, уже следовать дальше впереди, ожидая момента, когда Круглов выйдет в нужном ему месте.

«А у этого опера явно рыльце в пушку: очень уж перепроверяется, опасаясь „наружки“, — подумал Антипов, — не зря меня послал Ильин „сесть ему на хвост“. Ну что ж, посмотрим».

Круглов, выйдя из автобуса, на всякий случай огляделся, скорее больше для формального соблюдения конспирации, и, пройдя вперед по улице, оказался на перекрестке, где его уже ждал нужный ему человек. Они быстро пожали друг другу руки и, свернув в переулок, вошли в первый попавшийся подъезд. Там, между вторым и третьим этажами они в течение нескольких минут обменялись необходимой информацией, и Круглов вышел из подъезда. Только сейчас он обратил внимание на «Запорожец», стоявший на противоположной стороне переулка. Этой машины не было, когда он со своим «источником» входил в подъезд. Что-то знакомое показалось ему в лице водителя. «Где-то я его видел, — подумал Круглов, почувствовав острую тревогу, — неужели он за мной следит от самого управления? Уж не та ли это машина, что ехала за автобусом, как только я сел в него? Надо запомнить номер и проверить».

Круглов пошел в сторону улицы. Вскоре за ним выскочил из подъезда его «источник» и зашагал в обратном направлении, не обратив внимания, что водитель «Запорожца», поспешно сфотографировав его, поехал вслед за пожилым сыщиком, поспешно удалявшимся от места своей негласной встречи. У Круглова не было сомнений, что его «вели» от самого управления.

«Ну что ж, ничего страшного пока не произошло. Они всего-навсего зафиксировали внеочередную встречу с моим агентом. Это не криминал, а, наоборот, мне в плюс. Если только не принимать во внимание, что этот человек из охраны Сурка, сообщивший мне о времени и месте предстоящей встречи своего шефа с другим авторитетом. Ну а это мне совсем необязательно отражать в оперативных материалах о результатах встречи. Так что связать меня с завтрашним убийством будет нелегко. Но все-таки, кто послал этого старика на „Запорожце“ следить за мной?»

Доехав до управления, Круглов первым делом через ГАИ установил владельца автомашины и, услышав фамилию и его адрес, сразу все понял и вспомнил этого пенсионера из «наружки», с которым много лет назад вместе проводил секретные литерные мероприятия. «Так, значит молодой, да ранний Ильин взялся меня разрабатывать. Паренек способный и потому опасный. Но вряд ли у него есть что-нибудь на меня серьезное: иначе бы за мной ходили ребята из оперслужбы, а не ездил на разболтанном драндулете давно списанный в тираж пенсионер. Ну да ладно, пусть стар и млад потешатся, играя в сыщиков. Мне надо только делать вид, что не замечаю слежки, а завтра с утра, взяв свою машину из гаража, я легко уйду от этого доморощенного Шерлока Холмса, и, оставшись без наблюдения, выдам звонок Тягачу из телефона-автомата и оставлю ему оружие на крыше. А уж после того как Тягач, сделав свое дело, будет ликвидирован, никакой Ильин с его частным расследованием мне не страшен».

Теперь, когда Круглов знал, что за ним ведется наблюдение всего лишь стариком пенсионером, он был уверен, что у него все получится.

Поздним вечером Антипов, сопроводив Круглова после окончания работы до дома, убедился, что тот не собирается никуда выходить, и принял решение вернуться и проявить отснятую им пленку, чтобы показать Ильину. Едва увидев лицо человека, с которым встретился Круглов, молодой сыщик сразу узнал одного из охранников Сурка. «Интересно. Очень интересно. Конечно, это может быть и обычная встреча с „источником“ оперативной информации. Но, возможно, тут кроется и нечто большее, если продолжить этот логический ряд: воскресший из небытия Тягач, собирающийся на пенсию оперуполномоченный Круглов и неуловимый до сих пор авторитет Сурок. Надо будет присмотреться. Я не удивлюсь, если вслед за Ветерком и Тушей на тот свет отправится Сурок. Но пока идти к начальству мне все-таки не с чем: одни лишь догадки и подозрения. Посмотрим, что будет завтра».

И Ильин попросил Антипова продолжать слежку за старым сыщиком. Антипов недоверчиво покрутил головой:

— Я что. Я могу. Но только сдается, что засек он меня на обратном пути и потому из осторожности у меня на глазах ничего делать предосудительного не станет. Кроме того, ты говоришь, у него есть своя машина. Так я бы на его месте взял её завтра из гаража, да и оторвался бы от моего «Запорожца» на первых же метрах. И вся недолга.

— Ты прав. Но попробуем. Подъезжай к его дому в семь утра, за час до его выхода на работу. А потом мне откуда-нибудь позвони, доложи, что он делает. Я буду ждать.

— Ну хорошо, Ильин. Как знаешь. Тебе, как говорится, виднее.

Но на следующий день Круглов даже не стал щекотать нервы своему преследователю, отрываясь от него. Он просто уехал из дома в шесть часов утра, предварительно убедившись, что слежки за его домом нет. Он положил на заднее сиденье упакованный с вечера длинный сверток с рыболовными снастями, среди которых лежала разобранная снайперская винтовка.

А подъехавший к семи часам утра Антипов, напрасно прождав «объект» до десяти утра, позвонил Ильину и сообщил о своей неудаче. Ильин заскочил в отдел, где работал Круглов, и с опозданием узнал, что тот взял отгул за воскресное дежурство, намереваясь выехать за город на рыбалку.

Ильину стало понятно, что Круглов на данном этапе обвел их с Антиповым вокруг пальца и остался вне наблюдения. «Это простое совпадение, или Круглов готовит себе алиби?» — спросил сам себя Ильин, заранее зная, что ответ скорее всего получит из дежурной части о совершенном новом преступлении. Но в данной ситуации ему оставалось только ждать.

И он дождался: сообщение о пуле, размозжившей голову Сурка у ресторана в центре города, поступило около трех часов дня. Ильин поспешил вместе со следственно-оперативной группой выехать на место преступления. Опытный следователь сразу определил, откуда мог быть произведен выстрел, и на крыше нашли брошенную снайперскую винтовку. К удивлению и радости эксперта дактилоскописта Белова, на самом краю приклада винтовки он обнаружил отпечатки двух пальцев, пригодных к идентификации.

Белов заметил:

— Такое впечатление, что оружие несли или вынимали из чехла двумя пальцами, чтобы оставить меньше следов, да потом забыли стереть. Это редко, но бывает. Во всяком случае ищите обладателя этих отпечатков. Дело за вами.

Ильин сразу прикинул:

— Это отпечатки снайпера, того, кто ему поставил оружие, а возможно, и кого-то третьего, пока не известного мне участника преступления.

Ильин хорошо понимал, что его догадки может подтвердить или опровергнуть лишь поимка виновного лица. Работа на месте происшествия принесла и другие плоды: удалось найти жильца, видевшего торопливо бегущего вниз молодого мужчину. Его описание полностью совпадало с приметами Тягача. Теперь надо было ввести в действие план «Сирена» и заблокировать все выезды из города, если, конечно, Тягач с помощью сообщника не успел покинуть его пределы.

Вернувшись в управление, сыщики предъявили фотографию Тягача видевшему его жильцу дома, на крыше которого нашли винтовку, и тот опознал его среди других предъявленных ему лиц. Все члены следственно-оперативной группы оживились в предвкушении быстрого раскрытия заказного убийства. И только Ильин мрачно думал, что вряд ли Тягача удастся обнаружить живым.

В нетерпеливом ожидании прошел час. И тут их ждал ещё один сюрприз. Специалисты по оружию определили по заводскому номеру, что винтовка принадлежит к партии оружия, изъятого полгода назад. И один из молодых сыщиков, Тихонов, сразу вспомнил, как было дело.

— Это оружие прибыло к нам из Эстонии. Тогда Круглов получил данные и накрыл всю партию из девяти штук.

Услышав фамилию подозреваемого им оперативника, Ильин весь обратился в слух:

— Слушай, Тихонов, ты сам-то участвовал в изъятии?

— Да нет. Ты же знаешь Круглова: раз он лично получил из оперативных источников данные, то и сам их должен реализовать. Зачем ему лишние претенденты на славу и премию? Он взял пару собровцев и патрульную машину, приехал по указанному адресу и изъял оружие.

— Народу было много арестовано?

— Вот тут Круглов как раз сплоховал. Арестовали лишь хозяина квартиры, где хранились ящики с оружием: ни продавцов, ни возможных покупателей так и не смогли взять. Кто же придет в квартиру, где с таким шумом и помпой изымали оружие, что даже дети целую неделю обсуждали во дворе подробности.

— А почему винтовок было изъято только девять, а не десять?

Тихонов не понял тайного смысла вопроса и, пожав плечами, равнодушно произнес:

— Откуда мне знать? Если тебя так привлекает круглая цифра партии, отправленной из Эстонии, то представь себе, что одну успели продать по дороге или кто-то взял на память. Тебе-то какая разница?

Ильин понимающе кивнул, но подумал: «Разница, конечно, есть, если Круглов воспользовался тем, что хозяин квартиры не знал, сколько у него хранилось единиц оружия, и присвоил себе одну винтовку, указав в протоколе не десять стволов, а только девять. Во всяком случае, в моем распоряжении появилась ещё одна косвенная улика против Круглова. Но тем не менее всего собранного пока слишком мало для его окончательного изобличения. А все-таки интересно, кем были оставлены отпечатки пальцев на прикладе?» И, боясь спугнуть удачу, Ильин суеверно отогнал услужливо кружившуюся в воздухе, словно муха над вареньем, заманчивую и столь желанную догадку.

В этот момент поступило новое сообщение: за городом обнаружен труп давно числящегося в покойниках бежавшего из колонии осужденного за убийство собровца Сергея Тягача.

«Уж не по той ли дороге, куда ездит рыбачить Круглов? Не исключено, что старик сделал это по пути, а теперь, ликвидировав последнего свидетеля своего участия в убийстве Сурка, спокойно сидит с удочкой на берегу озера в компании таких же чудаков и честно зарабатывает себе алиби. Надо будет проверить, хотя у меня опять лишь косвенная улика, а древняя мудрость гласит, что из ста зайцев не собрать и одну лошадь».

На новом месте происшествия Ильин задержался недолго. Здесь сноровисто работали эксперты и следователи, способные зафиксировать следы и без его участия. Собака покрутилась возле трупа и дальше не пошла, жалобно повизгивая, словно извиняясь за свою неспособность помочь всем этим собравшимся по сложному серьезному делу людям. Правда, на земле, там, где не было травы, обнаружили небольшой отпечаток протектора колеса. И не исключено, что именно машина Круглова оставила этот след. Тогда по крайней мере можно будет привязать его хотя бы к убийству Тягача. Но и тут хитроумный старик наверняка выкрутится, представив убийство Тягача как самооборону при защите от опасного преступника. «А не заявил потому, что боялся, мне не поверят», — мог бы сказать он в свое оправдание. Да, теперь все дело за тем, кто оставил на прикладе винтовки отпечатки пальцев.

Ильин ещё раз взглянул на лицо убитого крепкого молодого мужчины. Вне всякого сомнения, это был бывший собровец Тягач. Судмедэксперт трудился, откатывая у трупа пальцы рук, чтобы убедиться не на глазок, а на основе точного научного заключения, что этот труп принадлежит осужденному за убийство и бежавшему из мест лишения свободы Сергею Климову, бывшему сотруднику правоохранительных органов.

«Жаль парня, — думал Ильин по дороге назад в город, — как же ужасно кончил свою карьеру, хотя начинал совсем неплохо. Да и сейчас заваливал, как охотник дичь, не мирных граждан, а Ветерка, Тушу и эту нечисть Сурка, продолжая свою борьбу с подонками».

Ильин внезапно поймал себя на мысли, что невольно сочувствует этому парню с незавидной судьбой. «А если это так, то имею ли я право копать под Круглова, справедливо направившего гнев Тягача против уголовных элементов?»

Смятение охватило Ильина. Он уже не знал, прав ли, собирая доказательства вины старого сыщика. Но тут он вспомнил, что ликвидацию Тягача все-таки осуществил Круглов, и это разрешило все его сомнения: такого сыщик не должен был делать ни в коем случае, какими бы идейными соображениями он ни руководствовался. Если организацию убийства уголовников ещё можно понять и объяснить, то убийство Тягача он совершил явно из шкурных интересов, спасая себя и свою репутацию. А это уже совсем другое дело.

Ильин решил продолжать тайную разработку своего опытного коллеги. Он ещё не знал, как будет действовать, но надеялся на удачу, не замедлившую подать ему знак, что она уже близка и тоже жаждет с ним встречи. Эксперт Белов дал категорическое заключение: вовсе не Тягач оставил свои отпечатки пальцев на краю приклада снайперской винтовки. Теперь шансы изобличить Круглова неизмеримо возросли. Все должен был решить завтрашний день, и Ильин начал продумывать детали осуществления своего замысла. План был прост, и дело оставалось за малым: найти предлог, чтобы заманить Круглова к себе в кабинет.

На следующее утро Ильин, приготовив все необходимое и предупредив эксперта Белова, сидел на своем рабочем месте и думал, как же заполучить Круглова к себе в кабинет. Конечно, он мог просто позвонить Круглову, попросить того зайти, сказав, что у него есть интересующие коллегу данные, и заговорить о Тягаче. Но это сразу вызвало бы подозрение Круглова: хотя по должностному положению Ильин был с ним равен, но из уважения к возрасту и опыту Круглова он всегда с новостями шел к старшему коллеге сам. Как быть? Надо срочно что-то придумать.

И тут раздавшийся стук в дверь положил конец его размышлениям: вошел Круглов. «На ловца и зверь бежит, — мелькнуло в голове у Ильина, — а как ему было не явиться: слух об убийстве Сурка, а затем и ликвидации расстрелявшего его Тягача уже разнесся по всему управлению, и Круглов должен был продолжить состоявшийся ранее со мной разговор о появлении в городе числящегося в покойниках человека».

Увидев появившегося у него в кабинете старого сыщика, Ильин уже не сомневался в успехе: такое неожиданное исполнение без всяких усилий его желания в их розыскных делах бывает редко и, безусловно, предвещает победу и быстрое завершение дела.

Круглов был неестественно оживлен и разговорчив:

— Слушай, Ильин, а твой «источник» не обознался и оказался прав: Тягач три дня назад ещё был жив и разъезжал по городу. Похоже, он Ветерка и Тушу завалил из личной мести, а Сурка — по чьему-то тайному приказу. Я понимаю так, что и побег ему мафия организовала для отстрела ставших ей ненужными людей. Ну а ты как считаешь?

«Он хочет прощупать, что установлено по делу об убийстве Сурка и не знаю ли я о его негласных контактах с Тягачом», — подумал Ильин, а вслух произнес:

— Да, жаль парня, но все-таки мы оказались правы, числя его в покойниках: мужик был обречен. И заметь, Круглов, он гробил уголовников, а не честных граждан, а значит, был наш человек. И начинал он хорошо, тогда, два года назад, раскрыв нам несколько громких дел. Не знаю, как ты, но я чувствую себя виноватым перед ним, ведь по нашему заданию он в преступную среду внедрился.

— Ну тут ты перехватил: мы же его ножом бабу пьяную колоть не учили, — раздраженно заметил Круглов.

— А все равно, Круглов, у меня муторно на душе. Выпить бы надо. Да в одиночку душу заливать коньяком не хотелось. Ты как раз вовремя зашел составить мне компанию. Давай помянем Серегу Климова. Мы оба его знали, и не с худшей стороны.

И, словно уже получив согласие, Ильин достал початую бутылку коньяка и наполнил на четверть два стакана, стоявшие на тумбочке.

Круглов немного помедлил, но после некоторых колебаний взял в руку стакан:

— Ты, пожалуй, прав, Ильин, за Серегу, хоть он и убийца, выпить можно. Правильно говорится: «не судите, да не судимы будете».

И он залпом выпил темно-коричневую жидкость. Ставя опустевший стакан на место, еле удержался от желания провести ладонью о тонкие прозрачные стенки, чтобы смазать свои отпечатки. Опытный сыщик, он сразу разгадал тайный смысл этого поминовения души Тягача. Но его отказ от выпивки мог вызвать новые подозрения, да и в любом случае не спас бы его: все равно если за него возьмутся всерьез, то найдут способ получить отпечатки пальцев.

«Но зачем им нужны мои пальчики? Где я мог наследить? Вроде нигде». И Круглов, распрощавшись с Ильиным и поблагодарив его за угощение, вышел из кабинета. Стремясь проверить свою догадку, Круглов не стал дежурить у кабинета Ильина, а сразу прошел в другой конец здания и занял положение, выгодное для наблюдения, за выступом стены. Ему не пришлось долго ждать. Выждав минут пять, Ильин, аккуратно взявшись за края стакана, из которого пил Круглов, поместил его в картонную коробку из-под обуви и, убедившись, что Круглова нет возле кабинета, направился к эксперту Белову, не заметив притаившегося неподалеку старого сыщика. Белов его уже ждал: «Ох, Ильин, вечно у тебя тайны и происшествия и все с ярлыком „срочно“! Когда-нибудь ты втравишь меня в историю. Постановления о производстве экспертизы, подписанного начальством, конечно, нет? Я так и думал».

— Костя, мне сейчас официальное заключение без надобности. Скажи просто так, по дружбе, попал я в «цвет» или промазал. Но сдается мне, пальчики на стакане оставил тот же человек, что и на прикладе снайперской винтовки, из которой Сурка завалили.

— Кто он? Не скажешь? — спросил Белов, уже начиная колдовать над принесенным стаканом.

— Пока нет. Я понимаю, для категорического заключения нужно время, но если предварительно, ориентировочно, так сказать, для оперативного использования?

— Хорошо, посиди немного. Это будет несложно: у того, кто оставил отпечатки на прикладе, на большом пальце характерный шрам. Так что если ты сработал правильно, то уже через несколько минут дам четкий ответ.

Ильин, присев на стул, с волнением стал ждать результата.

Но ещё большее волнение испытывал Круглов. Он напряженно пытался вспомнить, где же мог наследить. На месте убийства Тягача этого не могло быть: использованное оружие он увез с собой и выбросил в озеро. Оставалась только одна возможность его зацепить за оставленные неосторожно отпечатки пальцев: снайперская винтовка. Но вчера утром он вел себя с ней аккуратно и при перевозке, и при переноске из машины на крышу дома, да и перед тем как распаковать, надевал перчатки. Нет, не мог он оставить отпечатки в тот день! А накануне?!

И в этот момент Круглов почувствовал, как все его тело вспыхнуло и капли пота потекли со лба, словно в похмельном состоянии он взобрался на верхнюю полку в сауне: сыщик вспомнил свою роковую ошибку. Вечером, накануне убийства Сурка, он упаковывал винтовку в чехол между рыболовными снастями, эта штуковина никак не хотела влезать, и он, взяв её аккуратно двумя пальцами за край приклада, вдавил поглубже, чтобы затянуть бечевку на упаковке. Он ещё подумал, что на крыше дома оботрет приклад. Но события и волнения следующего дня, да и боязнь быть замеченным на крыше и потом опознанным случайными свидетелями, заставили его забыть об этом вечернем эпизоде. А зря!

«Если Ильин проверяет именно те отпечатки, то я пропал. Это в кино Штирлиц сумел объяснить наличие своих пальчиков на шпионской рации. А отпечатки с винтовки снимали прямо на крыше, а я туда не выезжал, находясь на рыбалке. В лучшем случае могу выдвинуть версию, что винтовку хотел оставить себе в личное пользование, да её у меня украли. Но кто этому поверит, да ещё при наличии сведений о моих контактах с Тягачом и встрече с охранником Сурка? Дело плохо! Но не будем паниковать. Подождем немного».

Последующие минуты показались ему вечностью. По довольному лицу Ильина, вышедшего из кабинета эксперта и быстро направившегося прямо в кабинет начальника управления, стало ясно, что надежды нет.

Круглов повернулся и, не заходя к себе в кабинет, ринулся вниз по лестнице. И хотя вряд ли успели предупредить старшину, стоявшего у выхода из управления, но все равно Круглов весь напрягся, проходя мимо него нарочито медленным шагом. Едва взглянув на предъявленное удостоверение, старшина равнодушно отвернулся, и Круглов выскочил на улицу. Сегодня он, как назло, приехал на работу без машины и потому был вынужден искать такси. Ему не везло, и он потратил минут десять, прежде чем нашел попутный транспорт. Перед каждым светофором приходилось долго стоять, ожидая зеленый свет, и Круглов, нервничая, матерился сквозь зубы: все в этот день было против него.

Но вот машина остановилась во дворе его дома, и Круглов, расплатившись с водителем, вбежал в свой подъезд. У него уже иссякало терпение, и он, не дожидаясь вызова лифта, бегом взбежал на третий этаж. Ключ никак не хотел входить в замочную скважину, и ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы заставить пальцы слушаться. Наконец замок открылся и Круглов, вбежав в свою квартиру, поспешно захлопнул за собой дверь.

На какое-то мгновение ему показалось, что он теперь в безопасности, но тут же пришло осознание очевидной глупости ощущения, что фанерная дверь может его защитить от крепких парней из СОБРа. Круглов ненадолго оживился, кинулся к шкафу и достал из нижнего ящика две сберкнижки и стянутую тонким резиновым жгутиком пачку денег. Затем суетливо принялся доставать из-под кровати чемодан. Тот, как назло, за что-то зацепился и не хотел вылезать. Круглов со злос-тью рванул чемодан на себя и, оторвав пластмассовый уголок, вытащил наружу. «Скорее, скорее к выходу!». И тут его словно кто-то невидимый лишил воли и вынудил остановиться: «Куда я спешу? Зачем? И к кому?»

В эту минуту он услышал визг тормозов во дворе и подбежал к окну. Сразу три автомашины, одна за другой, влетели на бешеной скорости и остановились возле песочницы. Круглов отстраненно наблюдал, как вначале в подъезд забежали вооруженные автоматами собровцы, затем Ильин с Антоновым из РУОПа и полковник — начальник отдела собственной безопасности управления.

«Ишь ты, какой парад устроили ради меня, старика», — иронически усмехнулся Круглов и вдруг неожиданно для себя, бросившись к входной двери, накинул на петлю тонкую железную цепочку, словно она могла отгородить его от остального мира и обеспечить ему безопасность в этой безвыходной для него ситуации.

Томительно текли минуты, и хотя он с ужасом ждал этого момента, резкий звонок в дверь заставил его вздрогнуть. Круглов вытащил из кобуры пистолет, передернул затвор, загнав патрон в патронник, и, подняв оружие, направил его на дверь. Какие-то мгновения он колебался, борясь с желанием выстрелить в тех, притаившихся за дверью и жаждущих схватить его, скрутить и надеть наручники.

«Но вряд ли эти опытные ребята стоят прямо напротив двери, а, как и положено, укрываются за бетонными стенами сбоку. Так что стрелять бесполезно. Да и не виноваты они в том, что произошло. Даже тот же Ильин действовал по закону, как и я когда-то молодой „держал марку“ почти двадцать лет. Пожалуй, я стрелять не буду — ребята тут ни при чем». Круглов опустил пистолет вниз и на цыпочках, словно его могли услышать, направился в кухню, прикрыв за собой дверь.

Усиленный мегафоном голос заставил его вновь вздрогнуть:

— Эй, Круглов. Это я, Антонов. Знаем, что ты дома. Не вынуждай дверь ломать, старина.

«Все, конец! Теперь мне осталось только одно. И они там, за дверью, это наверняка знают. И скорее всего ждут: так для всех будет проще».

Круглов поднял руку с пистолетом, но выстрелить не решился и отвел ствол в сторону.

«Слабак, даже на такое не способен. Прав был Тягач, когда говорил: „Ты хуже нас“». И тут до него донесся треск вышибаемой двери, которая под напором сильных рук с жалобным скрипом поддалась и распахнулась.

И, безотчетно повинуясь этому внешнему сигналу, Круглов направил ствол себе в грудь. Его взгляд разом охватил и белое солнце, равнодушно освещающее серые дома, и пыльную песочницу, и чахлую городскую траву. В эти мгновения он страстно желал стать неотъемлемой частью этого унылого городского пейзажа, столь нелюбимого им, уроженцем далекого села. Но он знал, что это невозможно.

Услышав сзади топот ног бегущих к нему людей, Круглов приставил ствол вплотную к своему телу. Но прежде чем заставить па-лец нажать на спуск, в его мозгу мелькнуло: «А вдруг все-таки Бог есть?!»

И эта мысль его напугала больше, чем близкая гибель.

Оглавление

I. Побег

II. Схватка

III. В гостях у мафии

IV. Опасная посылка

V. Между молотом и наковальней

VI. Возмездие

VII. Последний выстрел

Реклама на сайте