«Роковое место»

Михаил Черненок Роковое место

Жене, другу и помощнице

Зое Ивановне Черненок

ПОСВЯЩАЮ.

Автор

Глава I

В средине рабочего дня прокурору Бирюкову позвонил по мобильному телефону начальник районной ГИБДД майор милиции Филиппенко и, торопливо поздоровавшись, удрученным голосом сказал:

– Антон Игнатьевич, нахожусь на месте дорожно-транспортного происшествия. Здесь два трупа. Ситуация, прямо говоря, непонятная. Без серьезного расследования концов не найти.

– Виновник аварии скрылся? – спросил Бирюков.

– К сожалению…

– И свидетелей нет?

– Есть один, который в инспекцию сообщил. Однако он то ли с испугу, то ли из корыстных соображений говорит такое, во что трудно поверить. А мертвые мотоциклист и его пассажирка, разумеется, показаний дать не могут. Придется следственно-оперативной группе сюда приехать.

– Где это случилось?

– На трассе Новосибирск – Кузбасс, у проселочной дороги к Потеряеву озеру.

– Которая в мою родную Березовку ведет?

– Чуть подальше, где раньше была база районного охотобщества.

– Там теперь, кажется, какие-то новосибирские арендаторы обосновались?

– Да, на месте убогого домика отгрохали двухэтажный дворец, коттеджи возвели с гаражами для автомашин и ангаром для водных средств передвижения. Ну что, ждать тебя?

– Жди. Сейчас соберу опергруппу.

Кроме Антона Бирюкова, в состав следственно-оперативной группы, как всегда, вошли немногословный следователь прокуратуры Петр Лимакин, энергичный крепыш оперуполномоченный уголовного розыска Слава Голубев, стройная шатенка в милицейской форме эксперт-криминалист Лена Тимохина и флегматичный с виду, рано облысевший судебно-медицинский эксперт Борис Медников. Представшая их глазам картина на месте происшествия была удручающей.

На освещенном ярким августовским солнцем бетонном покрытии автомагистрали валялся на боку искореженный красный мотоцикл «Ява», а метрах в двадцати от него распластались два безжизненных тела. Плечистый парень в клетчатой ковбойке с засученными рукавами и в лопнувших по швам джинсах лежал на спине, неестественно запрокинув кудрявую голову с окровавленным лицом. Словно распятый Христос, он широко разбросил мускулистые загоревшие руки с золотыми перстнями чуть не на каждом пальце. Белые адидасовские кроссовки на его ногах были не меньше как сорок пятого размера. Между парнем и мотоциклом, тоже навзничь, лежала худощавая женщина лет тридцати в сиреневой шелковой блузке и короткой черной юбке, высоко оголившей босые ноги. Поодаль от нее валялись модные туфли, видимо слетевшие с ног при падении. Красивое лицо потерпевшей ничуть не пострадало, но вокруг затылка из-под густой копны каштановых волос широко расплылось пятно загустевшей крови.

Место трагедий ограждали красные флажки и включенная мигалка на крыше стоявшей машины дорожно-патрульной службы. Два молодых автоинспектора с фирменными бляхами на груди регулировали полосатыми жезлами встречное движение изредка проезжавших по магистрали автомобилей. На противоположной обочине стояла белая «Нива» с укрепленной к съемному багажнику надутой резиновой лодкой, из которой торчали концы бамбуковых удилищ. Возле «Нивы» майор Филиппенко, зажав под мышкой кожаную планшетку, разговаривал с высоким стариком, смахивающим длинными седыми волосами и бородой на Деда Мороза, наряженного вместо новогоднего одеяния в выцветшую штормовку и рыбацкие сапоги с загнутыми голенищами.

Бирюков сразу узнал райцентровского жителя Макара Семеновича Пухова. В доперестроечные времена Пухов при районном Доме культуры руководил духовым оркестром, без которого раньше не обходилась почти ни одна похоронная процессия. В последние годы, когда оркестр зачах, Макар Семенович сколотил из музыкантов-любителей группу энтузиастов и за «приличные бабки» стал сопровождать в последний путь состоятельных «жмуриков» под мелодию, напоминающую вальс «На сопках Манчжурии» вперемешку с маршем «Прощание славянки». Кроме похоронного бизнеса, летом Пухов подрабатывал на продаже пойманной рыбы. Был у него доходный период и зимой, когда в школах и детских садах проводились новогодние утренники, где Макар Семенович выступал Дедом Морозом. Неутомимый говорун буквально очаровывал детей сказочными сюжетами, чередуя их с незамысловатыми загадками. Имелись в его репертуаре и загадки с подвохом на современную тему. Войдя в роль, он любил проверять сообразительность детворы, например, таким вот манером: «Дети, за один утренник мне платят сто рублей. Сегодня я выступаю уже на пятом утреннике. Ну-ка, арифметики, подсчитайте быстро в уме: сколько я получу чистоганом?» – «Пятьсот рублей!», – хором кричали наиболее смекалистые. Дед Мороз хитро щурился: «А кто за меня подоходный налог заплатит? Снегурочка?»…

Этот самый Пухов оказался свидетелем дорожно-транспортного происшествия. Когда Антон Бирюков попросил его рассказать, что же здесь произошло, старик уверенным баритоном заявил:

– Считай, ярко выраженное самоубийство. Мотоциклист на безумной скорости врезался в обгонявший его японский джип. Не пойму, какой маневр хотел совершить Гетман.

– Гетман – фамилия мотоциклиста?

– Нет, прозвище Германа Суханова. Наш парень, райцентровский.

– Редкое имя.

– Бабка у него обрусевшая немка. Она и нарекла внука именем из германского репертуара.

– Хорошо его знаете?

– До службы на Тихоокеанском флоте Суханов у меня в оркестре тромбонистом был. Мелодию нутром чуял, не фальшивил. К футболу талант имел. Центральным нападающим в сборной района играл. Без гола с матча не уходил. После флотской службы в областную команду его взяли, но чего-то там не заладилось. При последней встрече говорил, что устроился в какой-то клуб, где подростков обучают морскому делу. Мол, зашибает теперь «козырные баксы» и живет на широкую ногу.

– Когда эта встреча состоялась?

– На прошлой неделе у Суханова умер дед – ветеран войны, и Герман в роскошной иномарке приезжал ко мне, чтобы договориться насчет ритуальной музыки. Собрали мы с ним моих лабухов. Суханов решил послушать их исполнение. Откровенно говоря, ребята еще слабоваты в оркестровке. Едва они задудели похоронный марш, Герман уставился на меня: «Семеныч, это же попурри из оперы „Не тяни кота за хвост“! От такого позора на похоронах любимого деда я застрелюсь». Словом, отказался от наших услуг. Привез оркестр из Новосибирска и двух автоматчиков для воинского салюта.

– А женщину, погибшую с Сухановым, знаете? – снова спросил Бирюков.

– Тоже райцентровская. Настя Фишкина. Хозяйка частного магазина «Бытовые товары». С десяток лет назад активно участвовала в художественной самодеятельности при РДК. Часто Снегурочкой со мной выступала. Подыгрывала профессионально. Дуэтом мы такие сказки импровизировали, что дети, заслушавшись, раскрывали рты.

– Что ее связывало с Сухановым?

Пухов пожал плечами:

– Наверно, прошлую любовь вспомнили. До флотской службы Герман в открытую крутил с Настей. Потом что-то у них распалось. Суханов из райцентра уехал в Новосибирск, а Фишкина неоднократно выходила замуж, да всегда неудачно. Прижила девочку. Теперь она уже взросленькая. Нынче, по-моему, в школу пойдет.

– Суханов не женат был?

– Герман холостячил, а Настя, когда занялась коммерцией, приютила сожителя, который при магазине и шофер, и экспедитор, и грузчик. Но и на этот раз, по словам соседей, мира в семье у Насти не получается. Недавно я поинтересовался у нее, что, мол, Снегурка, опять не повезло с мужем? Слышал, будто материт тебя супруг нещадно. «Это он Чубайса матом кроет», – с улыбочкой выкрутилась Настя и зацокала каблучками по асфальту.

В разговор вмешался начальник ГИБДД:

– Личности потерпевших подтверждаются документами… – Филиппенко достал из планшетки пластиковое водительское удостоверение и подал его Бирюкову. – Вот, Антон Игнатьевич, обнаружено в нагрудном кармане ковбойской рубахи мотоциклиста.

Удостоверение с цветной фотографией владельца было выдано Суханову Герману Владимировичу 1969 года рождения, которому разрешалось управлять мотоциклами и автомобилями категории «В». Когда Бирюков ознакомился с ним, Филиппенко вынул из планшетки паспорт Анастасии Романовны Фишкиной, родившейся на год раньше Суханова, и, не дожидаясь вопроса, пояснил:

– А этот документ лежал в дамской сумочке, валявшейся на проезжей части магистрали в ста пятидесяти метрах от места трагедии.

Бирюков повернулся к стоявшим за его спиной участникам оперативной группы:

– Приступайте к осмотру места происшествия. – И сразу попросил Пухова: – Макар Семенович, расскажите подробно, как произошло столкновение.

Старик вроде бы растерялся. Глянув на Филиппенко, смущенно сказал:

– Содержание всего «концерта» я до вашего приезда изложил Григорию Алексеичу самым подробным образом. На бис повторить, что ли?

– Повторите.

Пухов вздохнул:

– С какого момента лучше начать?

– Как вы здесь оказались?

– На трассе?

– Да.

– На трассу я выехал после того, как Григорий Алексеич со своими парнями по моему вызову примчался.

– А в момент аварии где находились?

Пухов показал на щебеночную дорогу от автомагистрали в сторону Потеряева озера:

– Вон там стоял. У треугольного знака «Уступите дорогу».

– От озера ехали?

– Ага. Повадился, понимаешь, сорогу на муравья ловить. Раньше клевала весь день, а сегодня закапризничала. Лишь на утренней зорьке изредка подергала поплавки. Пришлось сматывать удочки. Привязал к багажнику «Нивы» надутую лодку, чтобы просохла в пути, и не торопясь покатил домой. Тут по щебенке от озера всего-то два километра. Опасаясь, как бы при выезде на трассу не схлестнуться с каким-нибудь бесшабашным лихачом, тормознул у знака. Справа на трассе никого не было, а слева, то есть с новосибирской стороны, увидел мчавшегося на бешеной скорости мотоциклиста. За ним, чуть позади, гнался черный джип и, мигая левым подфарником, подавал сигнал обгона. Я, соблюдая правила, решил пропустить лихачей. Достал сигарету, но прикурить не успел. Джип протяжно засигналил клаксоном, и в тот же миг мотоциклист врезался ему в правый бок. Что из этого вышло, видите сами.

– Джип большие повреждения получил?

– В горячке я толком не разглядел. Завизжав тормозами, он остановился возле погибших. С полминуты, наверное, простоял. Я уж подумал, сейчас водитель призовет меня в свидетели, но тот, развернувшись, пулей усвистел назад, к Новосибирску.

– По вашим словам, в столкновении виноват мотоциклист, но не водитель джипа.

– Если исходить из соображений Правил дорожного движения, то бесспорно так.

– При определении виновников автоаварий другие соображения мало убедительны.

– Святая истина. Потому и думаю: зачем он так поступил? Видно, превышения скорости испугался.

Майор Филиппенко положил руку на плечо Пухова:

– Семеныч, признайся откровенно, не ты ли создал аварийную ситуацию?

Пухов удивленно округлил глаза:

– Это каким же образом?

– Скажем, внезапно выехал с примыкающей дороги на магистраль, и мотоциклист, стараясь избежать столкновения с твоей «Нивой», врезался в обгонявший его джип.

– Не сочиняй, Алексеич!.. Куда мне торопиться, чтобы рисковать на старости?

– Без всякого риска мог задуматься и проморгать приближающийся транспорт…

– Я ж не новичок в вождении. Тридцать лет за рулем! Не слепой, не глухой и склерозом не страдаю. Чуя свою вину, разве стал бы тебе звонить? На «Ниве» ни царапинки нет. Мог бы тишком проехать мимо катастрофы. Да и водитель джипа наверняка взял бы меня за воротник, чтобы оправдаться. Он же улизнул с места аварии, а я по Правилам поступил.

– Джип какой фирмы? – спросил Бирюков.

– Японский «Сузуки». Черного цвета, с тонированными стеклами. У моего шурина, живущего в Новосибирске, точно такой.

– Госномер не запомнили?

– В горячке не сообразил. К тому же и находился далековато.

– Рулевое управление у джипа левостороннее или правое?

– Левое, как у наших машин.

– Кроме водителя, в джипе были люди?

– Тонированные правые стекла были наполовину приспущены, и двух женщин видел.

– Как они выглядели?

– Запомнил их только по волосам. Впереди сидела русоволосая, а позади – рыжая, как лиса-огневка. Обе в ужасе закрыли ладонями лица. У меня, признаться, от кровавого «кульбита» тоже челюсть отвисла. Еле догадался, что надо звонить в автоинспекцию.

– Откуда звонили?

– От Ахмета Полеева.

– Это кто?

– Раньше он был егерем в охотобществе, а теперь – заместитель директора и по совместительству начальник охраны спортивной базы отдыха на Потеряевом озере, где я сорогу ловлю.

– Кто там отдыхает?

– Солидные господа. Видать, из новых русских или из прежних партийных товарищей. Приезжают обычно к вечеру. Выпьют водочки под шашлыки, побраконьерят сетями и утром удаляются в импортных лимузинах. А вот когда нагрянут крутые молодцы с барышнями, как говорит мой сосед военком, призывного возраста, база превращается в «Клуб веселых шизофреников». Ох, и вытворяют же они безобразия! В сауне парятся скопом. Разогревшись, нагишом бросаются в озеро. Пьяные барышни визжат, аж в ушах закладывает, а парни ржут от удовольствия. Нормальный человек наблюдать такую тусовку без содрогания не может.

– Суханов там не «тусовался»?

– Видел его с длинноногими нимфетками. Кроме таланта в музыке и футболе, Герман здорово владел остроумной техникой бабоукладки.

– На мотоцикле приезжал?

– Ну что вы!.. В иномарке. Мотоцикл – это наследство от умершего деда. Герман еще в школьные годы катал на нем легкомысленных хохотушек. Не пойму, чего он вдруг теперь надумал Настю прокатить. Рокерский возраст, когда пацаны гоняют сломя голову, давно пережил. Настя тоже не девочка, чтобы восторгаться лихими мотогонками.

– Не отдохнуть ли на базу Суханов с Фишкиной ехали?

– Кто знает, какая задумка у них была. По рассказам моих оркестрантов, Настя в любовном азарте могла и на лесной полянке покувыркаться. Ей, говорят, важен был процесс, а не условия… Очень изворотливая была бабенка. На любой щепетильный вопрос давала неординарный ответ. Помню, когда родила девочку, спросил: «Снегурка, кто тебе дочку подарил?» Она, не моргнув глазом, отбрила: «С кем поведешься, от того и забеременеешь»… – Пухов посмотрел на оперативников, подбиравших осколки разбитого автомобильного стекла. – По моим соображениям, если Герман вез Настю на базу отдыха, то в данном месте ему следовало притормозить, чтобы на большой скорости не опрокинуться при повороте вправо. Он же, как ненормальный, круто повернул влево, будто хотел опрокинуть обгонявший его джип. Может, тормоза отказали или с рулевым управлением что-то случилось…

– Проверка показала, что руль и тормоза у мотоцикла были исправны, – сказал майор Филиппенко.

Бирюков повернулся к нему:

– Григорий Алексеевич, надо объявить перехват черного джипа «Сузуки», на правой стороне которого наверняка остался заметный след от столкновения.

– Я, Антон Игнатьевич, через областное Управление уже объявил, – ответил майор. – Если поврежденный джип не проскользнет в Новосибирск окольными путями, на Гусинобродском КПП его непременно задержат. Надумает свернуть в райцентр, там тоже хода ему не будет. Больше на этом участке беглецу деваться некуда.

Осмотр места происшествия продолжался больше часа. В результате единогласно все решили, что виновником аварии был управлявший мотоциклом Суханов. С выводом опергруппы полностью согласились и понятые, приглашенные из числа опытных шоферов с большим водительским стажем. Кроме необъяснимого поступка Суханова, в данной ситуации непонятным казалось поведение водителя джипа, который вроде бы беспричинно скрылся с места столкновения.

В дамской сумке, где Филиппенко обнаружил паспорт Анастасии Романовны Фишкиной, лежала дорогая импортная косметичка с обычным женским парфюмом, около двух тысяч рублей разными купюрами, три стодолларовых банкноты, связка ключей и датированный сегодняшним числом билет для проезда в электричке от Новосибирска до райцентра. Один конец наплечного ремня с поврежденной защелкой у сумки был отстегнут. Карманы Суханова, если не считать водительского удостоверения, оказались совершенно пустыми.

Глава II

С места происшествия оперативная группа вернулась в райцентр к вечеру. По поручению Антона Бирюкова оперуполномоченный угрозыска Слава Голубев сразу отправился разыскивать сожителя Фишкиной, чтобы не только сообщить ему о трагедии, но и попытаться хоть что-то узнать о связи Анастасии Романовны с Германом Сухановым для выяснения их печально закончившейся «прогулки» на мотоцикле. Первым делом он заглянул в магазин «Бытовые товары», двери которого еще были открыты. Сидевшая за кассовым аппаратом молодая крашеная блондинка, как показалось Голубеву, с нескрываемой завистью, похожей на личную обиду, сказала, что хозяйка магазина недавно купила за сто двадцать тысяч приватизированный особняк и теперь живет на престижной улице, где раньше жили партийные секретари да высокопоставленные районные чиновники. Такой ответ продавщицы заинтриговал Славу. Шутливо поболтав с простодушной блондинкой, он понял, что ее обида была пустяковой. Позавчера девушка купила импортный тюбик губной помады, а Фишкина вместо того, чтобы похвалить оригинальный цвет, посмеялась: «Этой бы краской только на заборе писать „Ельцина – в отставку!“». Уточнив у обидчивой девицы номер особняка, Голубев заторопился на «престижную» улицу.

Высокий с большими зашторенными изнутри окнами кирпичный домина был обнесен плотным дощатым забором. Из утопающего в зелени кленов двора доносился перебор гитары и нетрезвый мужской голос тянул надсадным речитативом:

Нет у нас сигарет, курим мы «Байкал» вонючий, На плато Расвумчорр нас дожди и ветры мучат. Про такую погоду так и хочется сказать: «Апатит, твою погоду, мать»…

Голубев, звякнув металлической щеколдой, распахнул тесовую калитку. Гитара и пение сразу умолкли. В затененной от вечернего солнца беседке, за небольшим квадратным столиком, сидел с гитарой в руках обнаженный до пояса стриженный под рэкетира угрюмый мужчина возрастом явно за тридцать. На столике стояла ополовиненная поллитровка «Новониколаевской», граненый стакан и тарелка с крупно нарезанными сочными помидорами. Тут же лежала распечатанная пачка «Беломора», поверх нее – простенькая черная зажигалка.

– Приветствую, хозяин, – сказал Слава.

– Привет, – равнодушно ответил мужчина.

– Можно зайти для делового разговора?

– Заходи. Унюхал, что водка есть?

– Она мне ни к чему.

– Даже если налью, не будешь пить?

– Не буду.

– Кодированный?

– Нет, просто на халяву не пью.

– Вот чудила.

Голубев сел напротив мужчины. Глянув на стандартный набор татуировки чуть не во всю могучую грудь, спросил:

– У вас был конфликт с законом?

Мужчина прежде, чем ответить, прислонил гитару к скамейке рядом с собой. Настороженно посмотрел Голубеву в глаза и медленно проговорил:

– Пять лет добывал апатиты в Хибинах.

– За что?

– За халатность… Вчетвером увели со склада ящик коньяка. Коньяк выпили, а пустые бутылки спрятать забыли. Еще вопросы есть?

– Есть.

– Задавай в темпе, пока водка не протухла.

– Ваша фамилия не Фишкин?

– Нет, я Зверков Григорий Николаевич.

– А Фишкина Анастасия Романовна ваша супруга?

– Если быть юридически точным, сожительница. Без регистрации брака и без венчания живем.

– Почему так неопределенно?

– Чтобы при необходимости разбежаться без проблем.

– Такая необходимость может возникнуть?

– Жизнь – очень азартная игра, а в азартных играх всякое бывает. Ты, приятель, случайно не по поручению церкви пришел меня исповедывать?

– Поручение мне дал районный прокурор. Я сотрудник уголовного розыска и пришел, чтобы…

Зверков не дал Славе договорить:

– Перед прокурором и перед уголовным розыском моя совесть чиста. Фишкина тоже на рога с законом не лезет.

– Нас интересуют ее отношения с Германом Сухановым.

– Что еще за Герман?

– Бывший спортсмен и музыкант, – уклончиво ответил Голубев.

– Первый раз о нем слышу, – Зверков достал из пачки «Беломора» папиросу. Разминая ее в пальцах, раздраженно добавил: – Завтра мадам Фишкина приедет из Новосибирска, обратись с этим вопросом к ней. По части спортсменов, музыкантов и прочих артистов мужского пола у нее кругозор шире моего.

– Когда она уехала в Новосибирск?

– Вчера утром. Я тоже с ней ездил. Сегодня на электричке в час дня вернулся, а Настя еще на сутки там осталась.

– По каким делам ездили?

Зверков, щелкнув зажигалкой, прикурил папиросу. После глубокой затяжки стал рассказывать. С его слов, позавчера Фишкиной звонила из Новосибирска подруга и пригласила отметить свое тридцатилетие. Фишкина уговаривала Зверкова поехать на своей машине, но он категорически отказался из-за того, что «под балдой или с бодуна» за руль не садится. Торчать же на именинах трезвому, как дураку, тягостно. Пришлось воспользоваться электричкой. Вчера небольшой компанией с обеда допоздна просидели в ресторане «Садко». Переночевали у подруги, живущей недалеко от железнодорожного вокзала Новосибирск-Главный. Сегодня утром, не дав опохмелиться, Фишкина проводила Зверкова на вокзал и отправила его домой в десятичасовой электричке. Сама осталась в Новосибирске, чтобы навестить мать, у которой постоянно проживает ее семилетняя дочка. Мол, надо кое-что купить дочери к началу учебного года.

– Она действительно там осталась? – уточнил Голубев.

– Ну, если до сих пор нету дома, значит, осталась. Сказала, что завтра к концу дня приедет.

– Денег у нее с собой много было?

– Наверное, тысяч десять брала. На цветы подруге больше тысячи истратила, чайный сервиз дорогой подарила.

– Долларов не было?

– Валюту Настя про запас держит, а повседневно отечественными рублями шелестит.

– Хорошо идет бизнес?

– От покупателей не отбиться.

– И с деньгами у вас проблемы нет?

– У меня часто на бутылку не хватает. А Фишкина от избытка «бабок» дурачится… – Зверков с усмешкой указал взглядом на остекленную веранду во всю ширину вместительного дома. – Глянь, какой дворец выкупила у бывшего партайгеноссе, прихватизировавшего народное достояние. Ты можешь догадаться, на кой бес двум сожителям такой великолепный сарай?

– Не могу.

– Я – тоже. В прятки нам играть, что ли?…

– Как фамилия, имя подруги-именинницы? – стараясь не отвлекаться от сути дела, спросил Слава.

– Мусонова Тамара.

– По какому адресу живет?

– На улице Челюскинцев… – Зверков назвал номер дома и квартиры. Затянувшись папиросой, нахмурился: – Ты, опер, так дотошно прискребаешься, будто мы с Фишкиной сразу пару ящиков коньяка сперли. Руби прямо: к чему гнешь?

Голубев встретился взглядом с затуманенными водкой глазами собеседника и, тоже переходя на «ты», сказал:

– К тому, Григорий Николаевич, что пытаюсь разобраться: то ли ты мне арапа заливаешь, то ли Фишкина вокруг пальца тебя обвела?

– Уточни свои сомнения.

– По твоим словам, Анастасия Романовна хотела пробыть в Новосибирске до завтрашнего вечера, но уже сегодня она погибла в автокатастрофе недалеко от райцентра.

Зверков заметно растерялся:

– Ты, парень, это… не туфту гонишь?

– Можешь сходить в морг и убедиться.

– На такси домой ехала, что ли?

– На мотоцикле с Германом Сухановым – мимо дома.

Зверков в сердцах бросил под ноги недокуренную папиросу, торопливо набулькал из бутылки полстакана водки и махом выпил. Несколько секунд он тупо смотрел Голубеву в глаза. Потом вдруг так хлестанул кулаком по столешнице, что Слава едва успел подхватить повалившуюся к нему поллитровку. Тотчас Зверкова словно прорвало:

– Ну, стерва! Опять меня наколола! Сколько раз говорил: не играй, сука, с огнем! Доигралась…

– Не горячись, Григорий Николаевич, – спокойно сказал Голубев. – Мало ли какие обстоятельства могли заставить Анастасию Романовну поехать с Сухановым.

– Не защищай, опер, чужую бабу! Любовные уловки Насти я изучил лучше, чем таблицу умножения. Гонял шлюху пуще сидоровой козы, но с нее все – как с гуся вода. Вот неисправимая потаскуха…

Зверков, запрокинув голову, прямо из горлышка допил остававшуюся в бутылке водку и нервно стал закуривать. Сломав в пальцах две папиросы, третью кое-как прикурил. Сделав раз за разом несколько частых затяжек, с виноватой усмешкой, будто оправдываясь, заговорил спокойнее:

– Я еще на вокзале подумал, что не случайно Настя выпроваживает меня из Новосибирска. Полсотни в карман дураку сунула. Мол, приедешь домой, купи бутылочку, подлечись с похмелья. Был бы трезвый, хрен бы она меня уломала! Но башка после банкета трещала, аж белого света не видел. Вот и купился, дубина, за поллитровку… Собственно, это еще б-большой вопрос, кто кого ку-купил… Кто-то теряет, кто-то находит…

Продолжать серьезный разговор с опьяневшим Зверковым было бесполезно, и Голубев попрощался. В ответ Зверков заплетающимся языком пробормотал что-то нечленораздельное.

Глава III

Утром следующего дня Голубев пошел на работу спозаранку. Несмотря на ранний час, на крыльце милиции его встретил курносый толстячок с забавной фамилией Курысько, известный в райцентре почти каждому жителю, кто затевал ремонт квартиры или какую-либо новостройку. Несколько лет назад, окончив лесной техникум, смышленый малый с помощью родственников почти за бесценок выкупил у местных властей обанкротившуюся лесопилку и на удивление быстро наладил выпуск самых разных пиломатериалов, без которых не обходится ни одна маломальская стройка. Талантливый организатор трепетно дорожил маркой своего дела. Продукция его шла нарасхват, и совсем еще недавно пухлощекий техникумовец Юрик стал уважаемым предпринимателем Юрием Сергеевичем. Почтение земляков не вскружило ему голову. В общении с друзьями и знакомыми он остался прежним компанейским парнем.

Энергично поздоровавшись с Голубевым за руку, Курысько сразу заговорил:

– Вячеслав Дмитрич, вчера вечером ко мне на лесопилку приезжал за плинтусами Дед Мороз Пухов и сказал, будто Герка Суханов с Настей Фишкиной гробанулись в автоаварии. Это в самом деле или выдумка?

– В самом деле, – подтвердил Слава.

– И как Герман залетел?

– Будто не знаешь, как автодорожные «залеты» случаются.

– Хочу подробности узнать.

– Зачем?

– Любопытно.

– Говорят, любопытной Варваре нос оторвали.

Курысько улыбнулся:

– От моего носа отрывать почти нечего.

– Чего же суешь его не в свое дело?

– Триста баксов жалко.

– Зеленых?

– Понятно, не наших, обесценившихся вдрызг.

– Это другой разговор, – быстро заинтересовался Голубев. – Пойдем-ка, Юрий Сергеевич, ко мне в кабинет, почешем языки.

«Чесание» языков с ходу перешло в деловое русло. Едва усевшись на предложенный стул, Курысько сказал:

– В общем, Вячеслав Дмитрии, вчера я одолжил Суханову триста долларов, а теперь, выходит, мои баксы медным тазом накрылись.

– Зачем одалживал ненадежному человеку? – спросил Слава.

– Откуда мне было знать, что он в тот же день гробанется. Насчет надежности Герман был не пустозвон, слов на ветер не бросал.

– Давно его знаешь?

– Со школы. В десятом классе Суханов контрольные по математике у меня списывал.

– Тупой был?

– Смекалистый, но ленился думать.

– Зачем ему доллары понадобились?

– Насте Фишкиной задолжал.

– За какие услуги?

– Когда Герман хоронил деда, салютовавшие автоматчики заломили с него за три залпа триста баксов и непременно «зеленью». У Суханова при себе валюты не оказалось. Фишкина его выручила. У Насти «зеленые» всегда в чулке водятся.

– У тебя тоже чулок безразмерный?

– У меня случайно валюта оказалась. Приехавший на жительство в райцентр северянин с тугим кошельком покупал строительный брус. Стал расплачиваться, рублей не хватило. Предложил мне доллары. Пришлось взять.

– Чтобы налог не платить?

Курысько потупился:

– При нынешней экономической политике…

– Политику оставим в стороне. Это не моя проблема, – оборвал Голубев. – Поговорим, Юрик, подробно на тему «Как это было».

Обрадовавшись, что легко удалось избежать неприятных объяснений, Курысько вдохновенно стал рассказывать о давней дружбе с Сухановым, которого по школьной привычке большей частью называл Гетманом. Пути их разошлись после школы. Суханова призвали на службу во флот, а забракованный медкомиссией Курысько поступил на двухгодичное отделение в лесной техникум. Отслужив, Суханов блестяще начал карьеру в областной футбольной команде, но был отчислен за частые нарушения спортивного режима. Увлекся «девочками». А где девочки, там и выпивка. Поставив крест на футболе, возвращаться из Новосибирска в райцентр Герман не захотел. Устроился в коммерческую фирму. Что это за фирма, Курысько не знал, однако платили там, видимо, хорошо. Уже через полгода Суханов обзавелся новой «Тойотой» и, приезжая к родителям, устраивал загулы с местными «путанами»…

Голубев слушал не перебивая.

…Первый раз Суханов обратился к Курысько с просьбой выручить на пару недель тремя сотнями долларов в день похорон деда. У Юрика в тот момент «зелени» не было, и он предложил другу эквивалент в рублях. Герман поморщился:

– Стрельцы валюту требуют. Не знаешь, у кого в райцентре можно срочно перехватить?

– Из знакомых коммерсантов, пожалуй, только у Насти Фишкиной наличные баксы всегда водятся, – подсказал Юрик.

– Неудобно к ней обращаться. Настена – моя первая женщина. В молодости лихо мы с ней почудили. Жаль, что теперь она замужем.

– Настя и при муже «чудит» напропалую.

– Неужели?! – удивился Суханов. – Раньше была разборчивой, с кем попало не стыковалась.

– Бальзаковский возраст поджимает. Старается успеть, пока очередь поклонников не иссякла.

– Спасибо за подсказку. Коли так, попробую не только баксы у подруги перехватить, но и лихую молодость с ней вспомнить.

После этого разговора Курысько случайно встретился с Сухановым вчерашним утром в Сбербанке. Герман был сильно расстроен. На вопрос – в чем дело? – ответил хмуро. Хотел, мол, купить триста долларов, чтобы вернуть Фишкиной, но валютный отдел до завтрашнего дня не работает.

– Завтра и купишь, – сказал Курысько.

Суханов ребром ладони провел по горлу:

– Мне баксы сегодня вот так нужны!

– Фишкина одни сутки подождать не может?

– Я ждать не могу.

– Что у тебя загорелось?

– Весь план рушится.

– Какой?

– Не лезь в душу. Найди триста баксов – узнаешь. Кстати, сам ты чего к валютному отделу подкатился?

– На днях нечаянный интерес получил. Состоятельный валютчик нежданно-негаданно впарил мне вместо рублей «зелени». Хотел сегодня открыть счет, да…

– Три сотни наскребешь? – не дал договорить Герман.

– Наскребу.

– Юрик, выручи! Завтра к вечеру сойдемся здесь. Куплю валюту и ты без проблем откроешь свой счет.

Курысько отдал Суханову три стодолларовых банкноты. Герман на радостях сразу увлек его в винный магазин. Купил там бутылку водки «Кристалл» и уговорил обмыть удачно завершившуюся для него встречу. За рюмкой он откровенно рассказал, что Фишкина без заморочек согласилась «вспомнить лихую молодость» и придумала для этого гениальный план. Затемнив мужу, будто останется по делам в Новосибирске, Настя усадит своего рогоносца в один из головных вагонов электрички, а сама устроится в заднем вагоне. На последней остановке перед райцентром она незаметно шмыгнет из вагона в лесопосадку, за которой ее будет ждать Суханов в «Тойоте». Встретившись, они проселком выедут на Кузбасскую автомагистраль и умчатся к базе отдыха у Потеряева озера. Уединившись в шикарном коттедже, упоительно «почудят» двое суток.

– Ближе километра ты на «Тойоте» к той лесопосадке не подъедешь, – сказал Курысько. – Там теперь вымахал тополиный молодняк в рост человека.

– И никакой дороги нет? – растерялся Герман.

– Есть тропа на ширину мотоцикла.

– Конфуз… – Суханов задумчиво почесал затылок. – Вместо «Тойоты» придется встретить Настену на дедовой «Яве». Позорно для джентльмена, но другого выхода нет.

– А чего ты с долларами суетился при таком «гениальном» плане? – усмехнувшись, спросил Курысько. – За хороший кайф Настя тебе еще кучу баксов отстегнет.

– Юрик, я не сутенер! – обиделся Герман.

Рассказав Голубеву в лицах эту вроде бы правдивую историю, Курысько вздохнул:

– Вот так это было, Вячеслав Дмитрич.

– Бутылку «Кристалла» до дна осушили? – спросил Слава.

– Полностью поллитровку оприходовали. Я пил мало, Герман – больше.

– И после этого он сел за руль мотоцикла?

– На «Тойоте» не гробанулся бы…

– Ну, и что тебе от меня надо?

– Помоги вернуть доллары. Мертвым мои баксы не нужны.

– Ты уверен, что след этих «баксов» не простыл?

– Куда им деваться. Пухов сказал, будто в сумочке Фишкиной были американские дензнаки.

– Чем докажешь, что это твои?

Курысько пожал плечами:

– Расписку от Германа я, конечно, не взял. Поверь на честное слово.

– Никакое слово к делу не пришьешь. Ты – не малолетка. Предприниматель должен знать прописные юридические истины.

– По-дружески лопухнулся.

– Говорят, дружба дружбой, а табачок врозь.

– Выходит, накрылись доллары?…

– Я не прокурор, чтобы принимать решение о возврате вещественных доказательств сомнительным владельцам.

– Но подсводничать прокурору можешь.

– Чего?

– Чтобы он принял такое решение. В долгу не останусь. Понадобится любой стройматериал – обеспечу с доставкой.

Голубев погрозил пальцем:

– Юрик, за любую «доставку» я тебе уши надеру.

– Извини, Вячеслав Дмитрич, – смутился Курысько. – Привык к постоянным набегам чиновников районной администрации. То одно им надо, то другое, то третье. И все норовят на даровщину или со скидкой приобрести.

– Чиновники живут по понятиям: ты – мне, я – тебе. А нам бартерные сделки категорически запрещены. Мы делаем только то, что предписано законом.

– И по закону мне ничего не светит?

– Закон не красное солнышко, всех не обогреет. У тебя из полученных от северянина долларов сотенные банкноты остались?

– Две штуки.

– Бывшие в употреблении?

– Новые, вроде из одной банковской упаковки.

– Напиши прокурору заявление и приложи их. Если серия банкнот сойдется и номера будут близки к тем, что обнаружены у Фишкиной, может, прокурор простит тебе глупость.

– А что писать в заявлении?

– Все подробно, как мне рассказал.

– Спасибо, Дмитрич.

– Не за что, Юрик.

Глава IV

Немного спустя после ухода Курысько Голубеву позвонил следователь Петр Лимакин. Поздоровавшись, спросил:

– Встретился вчера с сожителем Фишкиной?

– Встретился и потолковал, – скороговоркой ответил Слава.

– Что от него услышал?

– Печальную исповедь рогоносца.

– Не по злобе он «исповедался»?

– В его положении трудно быть объективным, но, кажется, говорил правду. Только что я беседовал с другом Германа Суханова. Показания совпадают.

– Приходи в прокуратуру. Скоро Борис Медников принесет заключение медэкспертизы. Посоветуемся с Бирюковым. Может быть, это дорожно-транспортное происшествие обойдется без возбуждения уголовного дела.

– Считаешь, что виновник аварии мертв и привлекать к ответственности некого?

– Судя по заключению автоинспекции, так оно и есть. Давай быстренько, приходи.

– Бегу, Петя, бегу!

У входа в прокуратуру Голубев догнал неторопливо шагавшего с папкой в руке судмедэксперта. Взяв его за локоть, иронично спросил:

– Ну, что, Боря, вскрытие трупов показало, что смерть наступила в результате вскрытия?

– Не задирайся, сыщик, пока в нюх не получил, – флегматично ответил Медников.

– Дай почитать заключение.

– Здорово грамоту освоил?

– По слогам бегло кумекаю.

– Мама мыла раму?

– В новых букварях вместо рамы моют «Мерседес».

– Я по старым учился…

Шутливо пикируясь, поднялись на второй этаж и вошли в кабинет следователя. Чтобы не терять время, Лимакин предложил сразу идти к прокурору. Пока Антон Бирюков сосредоточенно читал медзаключение, не терпящий долгого молчания Голубев повернулся к откинувшемуся на спинку стула Медникову и сказал:

– Что-то, Боря, сегодня ты у Лимакина сигаретку не стрельнул…

Судмедэксперт скосил на него глаза:

– Бросил курить. Решил деньжат сэкономить.

– Говорят, деньги – зло.

– Угу, посмотришь на цены и зла не хватает.

Голубев улыбнулся:

– За словом в карман не лезешь.

– У меня все слова в голове.

Бирюков, дочитав отпечатанное на машинке заключение, положил листок перед собой на стол и обратился к судмедэксперту:

– Итак, Борис, значит, Суханов и Фишкина, столкнувшись с джипом, попросту говоря, разбились…

Медников утвердительно наклонил голову:

– Столкновение произошло при очень большой скорости. От резкого удара о бетонку потерпевшие получили сильнейшие повреждения не только головного мозга, но и внутренних органов с обильным кровоизлиянием.

– Легкая степень алкогольного опьянения Суханова, которая указана в твоем заключении, могла привести его к необъективной оценке дорожно-транспортной ситуации?

– Бесспорно. Находясь под легким градусом да еще наверняка переговариваясь с сидевшей позади приятной дамой, господин Суханов мог элементарно проморгать обгонявший джип. Решив, видимо, развернуться, он повернул мотоцикл влево и – полетел в погибель.

– Что его заставило внезапно разворачиваться? – машинально спросил Голубев.

Медников осуждающе посмотрел на Славу:

– При вскрытии ни Суханов, ни Фишкина на твой вопрос не ответили.

– Ты вот определил у Суханова легкую степень опьянения, однако есть информация, что перед поездкой Герман принял не меньше трехсот граммов «Кристалла». При такой дозе можно с удалью затянуть: «Широка страна моя родная».

– Для могучего сухановского организма триста граммов доброкачественной водки, что, скажем, для тебя чашечка растворимого кофе «Пеле».

– Да-а-а… Такой богатырь и убился…

– Бетонная дорога не амортизирует.

– Удар, похоже, хлесткий получился.

– Если бы на месте джипа были «Жигули», они наверняка бы перевернулись в кювет. А джип – машина устойчивая. Да еще мчался на приличной скорости. При скользящем ударе мотоцикл отлетел от него рикошетом, как пуля от камня.

Следователь Лимакин, нахмуренно рассматривавший составленную майором Филиппенко схему автодорожного происшествия, неожиданно сказал:

– Слава, кажется, я нашел ответ относительно того, что заставило Суханова внезапно разворачиваться… – Лимакин ткнул пальцем в схему: – Вот, смотри, пунктиром показано место крутого поворота мотоцикла влево. Так?…

– Так, – согласился Голубев.

– А вот здесь, в ста пятидесяти метрах от места столкновения, на проезжей части магистрали лежала сумочка Фишкиной. Один конец наплечного ремня у сумки был отстегнут…

– Уловил, Петя, мысль! – воскликнул Слава. – Фишкина обронила сумку, и Суханов хотел развернуться, чтобы подобрать. По роковому стечению обстоятельств именно в этот момент джип пошел на обгон.

– Правильно, – Лимакин посмотрел на Бирюкова. – Согласен, Антон Игнатьевич?

– Предположение логичное. Не хватает только свидетельских подтверждений, – ответил Бирюков и повернулся к Голубеву. – Какую информацию успел собрать?

Слава обстоятельно доложил о вчерашней встрече с сожителем Зверковым и о сегодняшнем разговоре с «лопухнувшимся» предпринимателем Курысько. Когда Голубев умолк, следователь хмуро проговорил:

– Банальная история. Может, Антон Игнатьевич, обойдемся без возбуждения уголовного дела?

Бирюков недолго подумал:

– Если бы наши предположения подтвердил водитель джипа, основание для такого решения было бы веским. К сожалению, по неизвестной для нас причине водитель этот скрылся.

– Не задержали его при въезде в Новосибирск?

– С ним вообще произошло что-то странное. Перед вашим приходом мне звонил Филиппенко. Скоро он подойдет и подробно расскажет о несостоявшемся задержании.

Начальник районной автоинспекции не заставил себя долго ждать. По его словам, черный джип «Сузуки» с поврежденной явно от столкновения с транспортным средством правой передней дверцей обнаружили сотрудники ГИБДД в селе Гусиный Брод, расположенном у окраины Новосибирска. Брошенный на произвол судьбы автомобиль стоял на обочине трассы недалеко от автобусной остановки. Удалось найти свидетелей, которые видели, как из джипа выскочили двое мужчин: один – солидный, другой – худощавый, с бородкой и усами, и две молодые женщины. У одной из женщин были пышные рыжие волосы. Все четверо сразу сели в автобус, идущий из Кузбасса в Новосибирск.

– Кому принадлежит этот «Сузуки»? – спросил Бирюков.

– Владелец джипа… – Филиппенко заглянул в записную книжку. – Чешуяков Федор Павлович – президент спортивного фонда «Парус» в Новосибирске. О происшествии с джипом он узнал от сотрудников ГИБДД.

– Странно… Почему?

– Кроме «Сузуки», у Чешуякова есть еще новая «Ауди». Вчера он ездил по разным делам на ней, а джип находился на служебной автостоянке у офиса фонда. Когда автомобиль исчез, никто не видел. Предполагают, будто его вторично угнали.

– Вторично?…

– Да, нынче весной угонщика удалось задержать при попытке угона. В этот же раз никто из служащих, находившихся в офисе, не заметил исчезновения джипа. Говорят, на стоянке всегда находится больше десятка крутых машин, и «Сузуки» шефа ничем особенным среди них не выделялся.

– Смутная информация, – разочарованно сказал Голубев.

Филиппенко развел руками:

– Иной пока не располагаю. Сейчас сотрудники областной ГИБДД выясняют это дело.

Бирюков побарабанил пальцами по столу:

– Вроде бы простое дорожно-транспортное происшествие начинает принимать замысловатый оборот.

– Придется работать? – быстро спросил Голубев.

– Придется, Слава.

– Какие будут оперативные поручения?

– Оперативно тебе надо разыскать в Новосибирске подругу Насти Фишкиной. Как ее фамилия?

– Мусонова Тамара.

– Обстоятельно поговори с этой Тамарой. Может быть, Настя делилась с ней какими-то сведениями о Германе Суханове. Возможно, и о самой Насте она что-то расскажет…

Внезапно зазвонил телефон. Сняв трубку, Бирюков спокойно ответил:

– Прокурор слушает.

Тотчас резкий голос с южным акцентом взволнованно произнес:

– Господин прокурор, это Ахмет говорит!

– Какой Ахмет?

– Ахмет Полеев из спортивного комплекса, который многие называют базой отдыха. Здесь, слушай, у нас террористический акт получился.

– Уточните: где у вас? – нахмурившись, сказал Бирюков.

– У Потеряева озера. Где вчера разбился мотоцикл, сегодня бандиты застрелили двух мужчин. Из автомата много патронов сожгли и в «сапожке» умчались к Новосибирску.

– В каком «сапожке»?

– «Москвич» такой. Белый, с закрытым кузовом. На нем написано «Продукты». Надо чего-то делать, а?…

– Оградите место происшествия. Мы скоро к вам приедем.

Бирюков быстро положил телефонную трубку на аппарат и обратился к Филиппенко:

– Григорий Алексеевич, срочно объяви перехват белого «Москвича» с надписью «Продукты» на закрытом кузове.

Тот по телефону тут же отдал распоряжение дежурному ГИБДД.

– Опять двадцать пять, – с болезненной гримасой проговорил следователь Лимакин.

– К сожалению, Петр, опять, – сказал в ответ Бирюков. – Такое чэпэ без возбуждения уголовного дела явно не обойдется.

Через несколько минут прокурорские «Жигули» в сопровождении машины автоинспекции с включенной фиолетовой мигалкой стремительно вырвались за окраину райцентра и устремились к автомагистрали Новосибирск – Кузбасс.

Глава V

Белый «Москвич» участники оперативной группы увидели сразу, как только выехали на автомагистраль. Фургончик с надписью «Продукты» стоял на обочине дороги. Ничуть не поврежденный, с запасом бензина в топливном баке и ключом в замке зажигания, он, по всей вероятности, сослужив свою службу, был брошен киллерами на произвол судьбы. В совершенно не приспособленном для перевозки продуктов кузове фургона затоптанный металлический пол был густо усыпан сигаретными окурками без фильтров и стрелянными гильзами от автомата Калашникова. Здесь же лежал и автомат с пустым рожковым магазином для патронов. Это наводило на мысль, что стрельбу учинили профессиональные убийцы, которые, чтобы избавиться от улик, обычно бросают «грязные» стволы неподалеку от места преступления. В стенках и в двери кузова были просверлены отверстия для обзора.

После беглого осмотра «Москвича» по распоряжению Бирюкова один из ехавших с майором Филиппенко автоинспекторов остался охранять брошенный фургон. Вся опергруппа, не теряя времени, двинулась дальше. За первым же поворотом магистрали, почти на том же месте, где вчера разбились Герман Суханов и Настя Фишкина, стояла темно-вишневая «Ауди». Через изрешеченное пулями лобовое стекло в машине просматривались сидевшие в неестественных позах солидный мужчина и моложавый шофер. Лица и одежда обоих были сильно окровавлены. Возле «Ауди» хмуро курили четверо похожих на спецназовцев парней в камуфляже. На противоположной обочине автотрассы стоял грузовик. Высунувшийся из кабины пожилой шофер что-то рассказывал стоявшему около него невысокому мужчине в светлой замшевой куртке и джинсах. Правая ладонь мужчины была обмотана окровавленным бинтом, а в левой руке зажата трубка мобильного телефона. Как только участники оперативной группы выбрались из «Жигулей», мужчина трусцой подбежал к ним. Обращаясь к одетому в прокурорскую форму Бирюкову, эмоционально заговорил:

– Смотрите, чего наделали бандиты! – забинтованной рукой он указал на «Ауди». – Шефа нашего с шофером расстреляли! Меня тоже, слушай, чуть вместе с ними не убили…

– Представьтесь, пожалуйста, – спокойно спросил Бирюков.

Мужчина словно растерялся:

– Я Ахмет Полеев… Работаю заместителем директора и начальником охраны спортивного комплекса. – Показал на хмурых парней в камуфляже. – Это мои ребята. – И сразу повернулся к стоявшему грузовику. – А там, слушай, знакомый шофер из Кузнецка. Часто приезжает к нам рыбу ловить. Теперь ехал из Новосибирска и видел, как бандиты пересели из «Москвича» в черную иномарку.

– Ахмет, ну мне можно уезжать?! – будто догадавшись, что разговор зашел о нем, крикнул шофер.

– Погоди, друг! – ответил ему Полеев. – Иди сюда, расскажи прокурору, что ты видел.

Шофер вылез из кабины и вроде бы с опаской подошел к Бирюкову. Из его лаконичного рассказа выходило, что черная иномарка, похожая на «Мерседес», стояла на обочине трассы в том месте, где «бандиты» оставили беспризорного «Москвича». Было их двое. Оба крупные, в камуфляжной форме. Один выскочил из москвичовского кузова, другой – из-за руля. Сразу втиснулись с разных сторон в иномарку, которая умчалась по направлению к Новосибирску.

Пока следователь Лимакин записывал показания шофера, оперативная группа занялась осмотром места происшествия. Бирюков тем временем стал расспрашивать Ахмета Полеева. Заметив, как тот перескакивает с пятого на десятое, попросил не торопиться и в первую очередь назвать фамилии погибших.

– Погибли президент спортивного фонда «Парус» Федор Павлович Чешуяков и его личный шофер Вася Цикалов, – быстро ответил Полеев.

Бирюков глянул на стоявшего рядом начальника автоинспекции:

– Это ведь Чешуякова джип вчера столкнулся с мотоциклом Суханова.

– Бесспорно его, – подтвердил Филиппенко.

– Шеф вчера к нам не приезжал, – недоуменно вскинув густые брови, проговорил Ахмет. – Федор Павлович сегодня утром приехал с Васей. Он всегда с ним приезжает.

– А Вася без Чешуякова сюда ездил?

– Шоферу одному здесь делать нечего.

– У Чешуякова какие были сегодня дела?

– Хотел вроде бы зарплату обслуживающему персоналу комплекса выдать, но деньги не привезли.

– Кто должен был их привезти?

– Этого Федор Павлович не сказал. Когда он часа через два, не дождавшись денег, собрался уезжать, я попросил, чтобы меня взял до Новосибирска.

– По каким делам вы туда собрались?

– Скоро открытие охотничьего сезона на уток. Хотел патронов к ружью купить. Чешуяков не стал возражать. Только, слушай, мы выехали от комплекса на трассу – из дверей москвичовского кузова застрочил автомат. Я сзади сидел и сразу повалился набок… – Полеев показал забинтованную руку. – Всего-то одна пуля край ладони зацепила. А сидевших впереди Васю и Федора Павловича бандиты мгновенно насмерть уложили.

– Выходит, они здесь поджидали вас?

– Конечно! – воскликнул Полеев. – Очень страшно было! Пока своих ребят сюда вызвал, немного с ума не сошел. Спасибо ребятам, подсказали: «Звони, Ахмет, срочно в районную милицию». По мобильнику набрал ноль-два. Кричу дежурному: «Быстро приезжай к Потеряеву озеру. Здесь двух мужчин бандиты расстреляли». Дежурный не испугался, говорит: «С такими делами прокуратура разбирается. Звони прокурору». И номер телефона назвал.

К Бирюкову подошел следователь Лимакин. Подавая ему разорванную пополам сигаретную пачку «Прима», сказал:

– Вот, Антон Игнатьевич, «черную метку» нашли на обочине, где стоял «Москвич» во время стрельбы по «Ауди».

На внутренней белой стороне пачки под нарисованным красным фломастером черепом с перекрещенными костями было написано прямоугольными печатными буквами: «КРОВЬ ЗА КРОВЬ». Бирюков показал «метку» Полееву. Тот, прочитав угрожающий текст, неуверенно проговорил:

– Пожалуй, эту бумажку бросили Герману Суханову или разбившейся с ним вчера женщине.

– Вчера мы основательно здесь смотрели. Такой «бумажки» не было, – возразил следователь.

– Значит, напутали бандиты! – запальчиво воскликнул Полеев. – Наша фирма кровавыми делами не занимается. У нас хороший фонд. Помогаем тренироваться и отдыхать спортсменам. Чешуяков был уважаемым и крепким руководителем.

– У крепких людей и враги нехилые.

– Не было, слушай, у Федора Павловича врагов. С уголовной шпаной он никаких дел не имел. Нашу фирму все состоятельные люди уважают. Отдыхать постоянно к нам едут.

– И Суханов раньше у вас отдыхал? – спросил Бирюков.

– Конечно. С девочками Герман приезжал. Как говорится, жил – не тужил.

– В какую сумму такое житье ему обходилось?

– Профессиональные спортсмены отдыхают у нас по льготным путевкам. Герман приезжал дикарем. Такие платят по тысяче рублей в сутки.

– Не дороговато ли?…

– Не дешево, конечно, но никто не жалуется. Живут в коттеджах. Питание ресторанное, из свежих продуктов. Кушай – сколько влезет.

– «Москвич», из которого стреляли, раньше вам продукты не привозил?

– Никогда! У нас собственная «Газель» через каждые двое суток ездит в Новосибирск за продуктами.

– Кто сейчас отдыхает в комплексе?

– Подростки из спортивных школ.

– Новосибирские?

– Кузбасские тоже есть. Все со своими тренерами. В конце августа, к началу учебного года, уедут домой. После взрослые спортсмены приедут. По путевкам.

– А «дикарями» кто приезжает?

– «Дикарей» мы только знакомых принимаем. Таких, как Суханов, с десяток наберется и все. По гостевым приглашениям много клиентов бывает.

– Что это за клиенты?

– Разные начальники из областной администрации, военные командиры, директора заводов, профессора, депутаты всякие. Они в сауне погреться любят, ухи из свежей рыбки да шашлычков из молодых барашков покушать.

– Тоже по тысяче за сутки платят?

– Расчеты меня не касаются, – увильнул Полеев. – К приезду гостей мне поручают наловить рыбы, сварить на костре тройную уху да поджарить вкусные шашлыки.

– Кто поручает?

– Иногда Федор Павлович звонил из Новосибирска, а в основном – Виталий Осипович Хватов, директор нашего комплекса.

– Как с ним повидаться?

– Сейчас – никак. Он на прошлой неделе улетел в Москву приобретать спортинвентарь.

– Когда вернется?

– Обещал через неделю, но пока не вернулся.

– Чешуяков вчера или сегодня шашлыки не заказывал?

– Вчера Федора Павловича здесь совсем не было, а сегодня он без гостей приезжал…

Чем больше Бирюков старался узнать о Чешуякове, тем менее разговорчивым становился Полеев. Видимо, первоначальный шок, когда эмоции преобладают над разумом, у него прошел, и Ахмет впал в другую крайность. Из опасения, как бы не сказать лишнее, он стал изворотливо уклоняться от ответов даже на самые простые вопросы. Едва зашел разговор о доставке тел погибших в морг, Полеев, словно обрадовавшись, предложил пригнать из комплекса грузовик.

Перед отъездом с места происшествия Бирюков поручил Славе Голубеву побывать в спорткомплексе и попытаться разговорить замкнувшегося Ахмета.

Глава VI

Спортивный комплекс расположился в заповедном уголке векового бора на песчаном берегу Потеряева озера, похожего на морскую ширь. Огороженный с трех сторон высоким забором из бетонных плит, он представлял собой ухоженный городок, отвоевавший живописное место у могучих разлапистых сосен. Около пяти гектаров берега были застроены похожими друг на друга брусчатыми коттеджами. Среди коттеджей возвышался белокаменный двухэтажный дворец с колоннами у входа, лоджиями, островерхими башенками по углам и вертикальным козырьком, изображающим надутый ветром парус, над крышей. От широких металлических ворот в бетонном заборе тянулась асфальтированная дорога к кирпичным гаражам, в которых могли разместиться не меньше десятка громоздких импортных джипов-вседорожников. Были в спорткомплексе волейбольная и баскетбольная площадки, шикарный теннисный корт и опоясанное беговой дорожкой футбольное поле, покрытое ровным, словно подстриженным, зеленым газоном с темными плешинами вытоптанной бутсами травы у обтянутых сеткой ворот. На белесом пляжном песке стояли парусиновые шезлонги, прикрытые от солнца объемными разноцветными зонтами. Рядом с пляжем в озеро вдавался длинный дощатый пирс. По обеим сторонам пирса теснились причаленные гребные лодки, три катера «Прогресс» с подвесными моторами и две белоснежные парусные яхты. На фоне общей благодати и ухоженности инородным телом казался стоявший у берега грязный «Мерседес-Бенц». Во всю длину левой его стороны, похоже, мокрой тряпкой было крупно начертано: «ТАНКИ НЕ МОЮТ».

Голубев, указав взглядом на надпись, с улыбкой спросил Полеева:

– Это чья такая бронетехника?

– Моя машина, – ответил Ахмет. – По проселочной дороге после дождя ездил в село за барашком. Испачкал, а помыть некогда. Попросил отдыхающих подростков вымыть. Они, хитрецы ленивые, ответили в письменном виде.

– Не хотят грязную работу делать?

– Спортом могут заниматься до седьмого пота, но работать вообще не любят. Придется самому засучивать рукава.

Слава посмотрел на белокаменное здание:

– Что во внутренних покоях царского дворца?

– Все есть, что надо для культурного отдыха и занятий спортом. Кинозал на сто мест, ресторан с хорошей кухней, просторный бар, библиотека, спортивный зал, тренажерные кабинеты, сауна с бассейном и медпункт, гостиничные номера-люкс…

– Кучеряво живете.

– Неплохо живем, – Полеев глянул на часы. – Слушай, пора покушать, а?…

– Я не привык по часам кушать.

– Почему не бережешь здоровье?

– Работа у меня такая, как на войне.

– Война войной, но обед должен быть по расписанию.

– Мне, Ахмет, поговорить серьезно с тобой надо, – переходя на «ты», сказал Голубев.

– Айда в сторожевой флигель. Быстро разогрею в микроволновке гамбургеры. На сытый желудок легче разговоры вести.

– Ну, что ж… пойдем.

Флигель оказался красивым кирпичным особнячком, расположенным почти у самых ворот. Внутри он был разделен на две половины. Как объяснил Полеев, в задней половине охранники отдыхают, а в передней ведут наблюдение за мониторами от телекамер, просматривающих территорию комплекса и подъездную дорогу. Здесь же при необходимости можно и перекусить.

– К чему такая строгая охрана? – спросил Голубев.

– Заботимся о покое клиентов. Время нехорошее, возможны всякие провокации. Видишь, какая беда сегодня получилась…

Усадив Голубева за столик, Ахмет достал из вместительного холодильника четыре пышных гамбургера, сунул их в микроволновую печь и, немного подумав, выставил на середину столика запотевшую бутылку водки. Слава, постучав пальцем по поллитровке, сказал:

– При исполнении служебных обязанностей мне это категорически запрещено.

Полеев вздохнул:

– Мне тоже Аллах спиртное запрещает. Однако сегодня я выпью.

– А как же обещанный разговор?…

– Не опьянею, поговорим.

Он действительно не опьянел. Выпив за приготовленной на скорую руку трапезой две небольшие рюмки, Полеев убрал поллитровку в холодильник и заварил крепкий кофе. Маленькими глотками отхлебывая из чашки обжигающий напиток, задумчиво проговорил:

– Ох, большая беда получилась…

Голубев, пригубляя горячую чашку, сказал:

– Такие беды ни с того ни с сего не случаются. Видимо, Чешуяков крепко кому-то насолил.

– Федор Павлович понапрасну никого не обижал.

– Не из спортивного же интереса киллеры его изрешетили.

– Конечно, бандиты стреляли наверняка, – согласился Полеев.

– Ну, вот!.. Чем ты это объяснишь?

– Могли перепутать машину Федора Павловича с машиной какого-то нашего гостя.

– Кто из ваших гостей ездит в темно-вишневой «Ауди»?

– К нам в разных иномарках приезжают. Всех не упомнишь.

– Ну, сегодня кто-то был?

– Кроме Чешуякова, никого не было.

– А из сотрудников комплекса точно такой машины ни у кого нет?

– Из сотрудников… – Ахмет опустил глаза. – У нашего директора такая же «Ауди». Виталий Осипович и Федор Павлович покупали эти машины в одно время.

– Значит, что выходит?…

– Ничего.

– Ну, как же!.. Разве киллеры не могли спутать Чешуякова с Хватовым, если у них машины одинаковые?

– Могли, конечно, да… Хватов вторую неделю находится в Москве. Надумавший убить его заказчик наверняка об этом знает. Зачем прежде времени нанимать киллеров?

– По-твоему, Хватов отпадает?

– Конечно.

– И врагов у него тоже нет?

– Может, и есть, да я их не знаю.

– А вообще как он?…

– Деловой товарищ.

Слово по слову Голубев узнал, что тридцатилетний Виталий Осипович Хватов – в прошлом известный футболист – был правой рукой Чешуякова при создании спортивного фонда «Парус» и заводилой в строительстве оздоровительного комплекса, Именно он высмотрел участок на берегу Потеряева озера, выбил у районной администрации разрешение на постройку в заповедном месте и за полгода провернул такой объем строительных работ, с которым в застойные годы казенные строители провозились бы целую пятилетку. Обаятельная легкость в общении с людьми, природная смекалка и неиссякаемая энергия позволяют ему шутя справляться с любым делом. Единственной слабостью Хватова, на взгляд Полеева, являются женщины. Закоренелый холостяк, видимо, обладает такой притягательной силой, что даже юные девушки от него «плавятся».

В этом отношении даже Суханов уступал Хватову, – с осуждающей усмешкой сказал Полеев.

– А Чешуяков насчет женщин как? – спросил Слава.

Ахмет осторожно погладил забинтованную руку. После небольшой паузы ответил:

– Федор Павлович семейный был мужчина. У него дочь уже невеста. Жена красавица. Теперь вдовой осталась, и дочка осиротела. Да и возраст Чешуякова под пятьдесят.

Ответ показался Славе уклончивым, и он решил копнуть поглубже:

– Возраст и семья любовным похождениям не помеха. Знаешь русскую пословицу: «Седина в голову, а бес в ребро»?

– Федор Павлович не бесился.

– Часто он здесь бывал?

– По нескольку раз в месяц.

– С кем приезжал?

– По-разному. Бывало, только с Васей, бывало, и с компаниями.

– Кто в его компании входил?

– Серьезные люди. Всех не упомнишь.

– Ну, хотя бы последний компанейский приезд Чешуякова запомнил? – продолжил «копать» Слава.

– Последний раз Федор Павлович приезжал с компанией в начале недели, когда Хватов улетел в Москву… – Полеев задумался. – Были с ним художник Анатолий Александрович, фамилию не знаю; молодая, вся в золоте, женщина, похожая на артистку, и еще Влада Багина – секретарша Федора Павловича.

– Секретарше-то чего здесь делать?

– По указанию Чешуякова Влада проверяла, как выполнен контракт с художником. Анатолий Александрович летом долго у нас жил. Картины рисовал. Главный корпус и все коттеджи украшают его работы, – Полеев взглядом указал на висевшую над холодильником небольшую масляную копию с картины Перова «Охотники на привале». – Нам тоже одна из картинок досталась.

– А как «артистка» в компанию попала?

– Она художнику много улыбалась. То ли жена его, то ли секретарша.

– У художников секретарш не бывает, а жены мужьям много не улыбаются. Наверное, любовница?

– Не знаю.

– Какие у нее волосы? – быстро спросил Голубев, вспомнив слова Пухова, что при столкновении с мотоциклом в джипе сидела рыжая женщина.

– Вроде, слушай, фиолетовые с проседью. Причесали красиво.

– У Влады какого цвета голова?

– Влада русоволосая красавица, ну и вся такая из себя современная модель… – Полеев помолчал. – Если художник интересует, то он мужчина среднего роста, худощавый. По годам – ровесник Чешуякова. Длинные волосы волнистые. Усы аккуратные и бородка клинышком.

– Долго эта компания здесь пробыла?

– Полдня в служебном коттедже сидели.

– Без выпивки?

– Деловые встречи теперь на сухую не проходят. Шашлык к коньячку заказали. Вечером Вася вполне здоровых их увез.

– На какой машине?

– На «Ауди».

Слава усмехнулся:

– Выходит, Ахмет, теплая компашка просто выпить сюда приезжала.

Полеев крутнул головой:

– До того, как за стол сесть, они обошли коттеджи и в главном корпусе побывали.

– Картины пересчитывали, что ли?

– Все смотрели. В кинозале похожая на артистку женщина поднялась на сцену и пробовала петь. Голос у нее сильный. Сказала, что акустика хорошая, для записи вполне подходящая.

– Для какой записи?

– Не знаю. Я заглянул в кинозал, чтобы спросить у Федора Павловича: не пора ли заваривать уху? Он вместо ухи попросил шашлыки поджарить.

– Шофер Вася в их компании сидел?

– Нечего там шоферу делать. Мы с ним на берегу, у мангала, покушали.

– Ну, а сегодня с какой целью Чешуяков приезжал?

– Я не понял его сегодняшней цели… – Полеев задумчиво уставился в окно. – Федор Павлович очень неразговорчивый был. Попросил меня открыть кабинет Хватова. Молча все бумаги в столе перебрал. Хотел чего-то в сейфе посмотреть, да ключа от сейфа мы не нашли.

– Ты не поинтересовался, что он искал?

– Таких вопросов я никогда не задаю начальству.

– И Чешуяков у тебя ничего не спрашивал?

– Спросил, как идут дела в комплексе без Хватова. Я ответил, мол, все нормально. «Вот так, Ахмет, и держи, – посоветовал Федор Павлович. – Если Хватов останется в Москве, придется тебе все дела в руки взять, пока нового директора подберем». Потом намекнул, что сегодня выдадут нам зарплату, если деньги привезут. Но о том, кто должен их привезти, промолчал.

– Разве Хватов не за спортинвентарем в Москву уехал?

– Говорю, я не понял… Виталий Осипович не собирался там оставаться. Сказал, через неделю прилетит.

– Какие отношения у него были с Чешуяковым?

– Нормальные… За много лет только один раз, нынче весной Чешуяков строго отчитал Хватова за то, что Виталий Осипович без его разрешения продал за полцены водный мотоцикл «Бомбардье», который стоит тринадцать тысяч долларов.

– Что это Хватов так продешевил?

– В коммерции наш директор – мужчина ловкий, да покупатель, видно, оказался ловчее.

– Не знаешь, кто этот покупатель?

– Кажется, из какого-то морского клуба на Обском водохранилище.

– Хватов не обиделся на Чешуякова за тот строгий «отчет»?

– Виталий Осипович не обидчив. Как он сам говорит, такие мелочи ему по барабану.

– А как Герман Суханов стал здесь своим человеком? – внезапно сменил тему Голубев.

– Через Хватова. Оба бывшие футболисты.

– И оба увлекались девочками?

– Да, конечно.

– На почве дележа красавиц конфликты не возникали?

– Кого там делить?… – словно удивился Полеев. – Продажные красавицы – общак в дурдоме.

– Выходит, не зря говорят, будто ваш спорткомплекс бывает похож на «Клуб веселых шизофреников»?

– Это Макар Семенович Пухов сказал. Приехал, слушай, старик в День военно-морского флота порыбачить, а Суханов с компанией праздник отмечал. Хватов за такое поведение Герману головомойку устроил.

– Давно здесь работаешь?

– С основания комплекса. До этого кооперативный техникум закончил по специальности «Охотоведение» и десять лет егерем в охотобществе трудился. Потеряево озеро охранял. Место тихое было. Только при открытии осеннего сезона на уток такая стрельба начиналась, как на войне.

– Теперь не стреляют?

– Теперь, кроме наших сотрудников, здесь охота запрещена. И рыбачить можно только удочками с берега или с лодки.

– Но гости ваши сетями браконьерят.

– Начальникам всегда все можно… – Полеев вдруг, словно спохватившись, посмотрел Голубеву в глаза и недоуменно спросил: – Слушай, зачем бандиты оставили записку «Кровь за кровь»? Кого они пугают, а?…

– Тебе разве не понятно? – вопросом на вопрос ответил Слава.

– Ничего понять не могу.

– А ты пошевели мозгами. Вчера, столкнувшись с джипом Чешуякова, разбился Герман Суханов со своей любовницей. Сегодня на том же месте расстреляли владельца джипа…

– За гибель Суханова бандиты отомстили Федору Павловичу. Так, что ли?

– Однозначно, так.

На лице Полеева появилось удивление:

– На джипе Чешуяков к нам не ездил. Он всегда в «Ауди» сюда приезжал.

– А шофер Вася без Чешуякова джипом не пользовался?

– Никогда не видел Васю за рулем «Сузуки».

На вопросы Голубева о подробностях бандитского нападения Полеев повторил только то, что рассказывал прокурору Бирюкову. По его словам, автотрасса во время стрельбы пустовала, так как на этом участке дороги оживленное движение машин бывает лишь ранним утром, когда кузбасские предприниматели едут в Новосибирск на барахолку, да вечером, когда они возвращаются в Кузбасс.

Исчерпав все вопросы, Слава стал подумывать, как бы сподручнее добраться до райцентра. В это время во флигель вошел «камуфляжный» парень. Полеев сразу спросил:

– Отвез Федора Павловича с Васей в морг?

– Отвез, – мрачно ответил парень. – Попутно по распоряжению прокурора утащил «Ауди» на штрафную автостоянку. Хана машине. Не только салон издырявили, но и новейший двигатель пулями загубили.

– Федору Павловичу теперь без разницы, – со вздохом проговорил Ахмет и, глянув на Голубева, будто угадал его мысли: – Тебя, наверно, пора домой доставить, да?…

– Желательно, – сказал Слава.

Ахмет повернулся к парню:

– Дима, отвези опера в райцентр на моем «мерсе».

– Сам ленишься? – с явной неохотой буркнул парень.

Полеев показал забинтованную руку:

– Куда я с такой лапой уеду? Надо в медпункт идти, чтобы перевязку сделали.

– На твоем грязном «танке» стыдно ехать, – опять попробовал увильнуть Дима.

– Сгоняй на своем чистом «Паджеро».

– Ладно, сгоняю, – парень кивнул Голубеву. – Пойдемте…

Как только они вышли из флигеля, Полеев достал из холодильника початую поллитровку. Раз за разом выпил две полные рюмки и внезапно заслезившимися глазами уставился в окно.

Глава VII

Молчавший всю дорогу хмурый Дима при въезде в райцентр спросил:

– Куда дальше ехать?

– К железнодорожному вокзалу, – ответил Голубев. – Оттуда своим ходом потопаю.

На краю привокзальной площади у передвижного хлебного магазинчика стояла желтая вазовская «шестерка». Слава показал на нее и попросил:

– Возле того «жигуленка» тормозни. Скажу тебе «спасибо» и «до свидания».

– Ладно, чего там, – буркнул Дима, останавливая «Паджеро».

Голубев спрыгнул с подножки джипа на асфальт. Не успел он сделать и трех шагов, как от магазинчика послышался громкий шепелявый голос:

– Вячеслав Дмитрич!..

Слава повернул голову. На магазинном крылечке стоял с буханкой хлеба в руке приземистый и пухлый, словно колобок, лысый ветеран войны Пимен Карпович Купчик. Щуря от вечернего солнца узкие глазенки, старик приветливо улыбался. Голубев подошел к давнему знакомому. Пожимая ему руку, сказал:

– Привет, Карпыч.

– Здрав-желаю, ваш-бродие! – шутливо гаркнул Купчик и посмотрел вслед удалявшемуся «Паджеро». – Районная милиция уже на забугорных дразнилках стала ездить?

Слава улыбнулся:

– «Дразнилки» будут у районной милиции, когда на горе рак свистнет.

– Не отчаивайся, Дмитрич. Я тоже полагал, что до гробовой доски буду кряхтеть за баранкой запорожского «кузнечика», а теперь… – старик показал на желтые «Жигули». – Глянь, на какой приятной «шестерочке» катаюсь.

– Это твоя? – удивился Голубев.

– Собственная.

– На чем разбогател?

– С хрена ли загуляли. Кроме ветеранской пенсии, никакого приварка нету.

– Откуда же новая машина?

– Угадай.

– На телевизионном «Поле чудес» выиграл.

– Дудки у крикливого усача выиграешь. Он лишь для потехи ошалело орет: «Ящик в студию!» Откроет крышку, а в ящике – пшик на постном масле.

– Значит, дед-кулак перед революцией увез в Америку пуд золота и богатое наследство тебе оставил.

– Мой дед – царство ему небесное – до революции у кулака коров пас, а при советской власти в колхозного пастуха перековался. – Купчик хитро подмигнул. – Не ломай голову, Дмитрич, ни за что не угадаешь.

– Заинтриговал ты, Карпыч, меня.

– Пошли в машине посидим. Расскажу – не поверишь.

– Забавную сказку придумал?

– Истинная быль, но похожа на сказку со счастливым концом.

Когда уселись в пахнущие свежей краской «Жигули», старик внезапно посерьезнел и полушепотом спросил:

– Дмитрич, правда ли, что Герка Суханов с Настей Фишкиной вчера боднулись с мотоцикла и коньки откинули?

– Тебе обязательно это надо знать? – уклонился от ответа Голубев.

– Ну, как же… Мой счастливый случай именно с Геркой связан.

– Каким образом?

– Сначала ответь на мой вопрос.

– Отвечу. Суханов и Фишкина действительно погибли. Кто об этом тебе рассказал?

– Юрка Курысько по секрету шепнул.

– Ты, оказывается, и Суханова, и Курысько знаешь?

– Чего бы мне их не знать, если они с моим внуком Игорем в школьные годы дружили. Я их, шкодников, часто хворостиной гонял. Скажу больше: с Геркиным дедом, Фомой Севастьяновичем, мы начинали Отечественную войну в одном авиаполку. Я на тяжелом бомбардировщике – стрелком-пулеметчиком, Фома – оружейником на аэродроме. Здоровенный мужик был. Недавно от инфаркта скоропостижно умер. С воинскими почестями похоронили…

– Карпыч, не вдавайся в историю войны, – прервал Слава. – Говори сразу о деле.

– Не егози, послушай. Это я подвожу базу, чтобы ты поверил в мой счастливый случай.

– Если станешь арапа заливать, никакая «база» не поможет. Я вранье нюхом чую.

– Не сбивай, Дмитрич, сам собьюсь. Значит, так… – Купчик задумался. – Подскажи, на чем мы с тобой остановились?

– На авиационной службе.

– Ага, правильно… Ну, про то, как мы с Фомой пропили мой парашют и оказались в штрафном батальоне, рассказывать не буду. Поучительного в том проступке мало. А вот о совместных подвигах в дивизионной разведке после отбытия штрафного срока можно написать большую книгу…

– Карпыч, я не писатель. Давай короче.

– Что, шибко торопишься?

– Не тороплюсь, но жалко время впустую терять.

– Жалко у пчелки в попке, – обидчиво сказал старик и тотчас спросил: – Моего внука Игоря помнишь?

– Помню. Он по-прежнему в Новосибирске живет?

– Где ему, шалопаю, больше жить. Приладился к телевидению. Киношки разные снимает. И вот нынче перед майскими праздниками поехал я на своем стареньком «Запорожце» проведать Игоря. Автомобильную сутолоку у барахолки благополучно миновал. По улице Никитина лихо промчался до светофора, у которого надо поворачивать на Ленинградскую. Вот тут и конфуз приключился. Зеленая стрелочка на светофоре, разрешающая поворот вправо, едри-ё-мать, перед самым носом погасла. Я – по тормозам! В тот же миг в задницу «Запорожца» – бац! Бедный мой «кузнечик» юзом за светофор выскочил. Мотор чих-пых и заглох. Оглянулся: кто боданул?… Впритык к «кузнечику» стоит черная «дразнилка» аккурат такая, на какой только что ты приехал. Ей, паскуде, хоть бы что – у нее перед радиатором предохранительная дуга установлена. А движок моего «Запорожца» от удара на дыбы встал, аж крышка капота откинулась. В мгновенье ока из «дразнилки» вывалились два звероподобных «шкафа» с плечами косая сажень. Думаю: «Капут! Щас бить станут». И тут, Дмитрич, произошло чудо. Один из «шкафов» оказался Геркой Сухановым. Увидав меня, он такую радость изобразил, будто любимую бабенку встретил. Второй же тигром зарычал: «Ты, лысый мудохер, что хлебоприемником мух ловишь?!» И таким многоэтажным матом меня покрыл, которого я даже на фронте не слышал. А Герка ему с улыбочкой: «Жека, глуши мотор! Сам прохлопал стрелку и моего земляка в задницу поцеловал». Откуда ни возьмись – гаишник с красной бляхой на груди, помахивая полосатым жезлом, как фон-барон подвалил. Герка сразу к нему: «Командир, не беспокойся. Мы с дедом свои люди, решим проблему миром». Тот было занервничал, но, получив от Герки зеленую бумажку, браво козырнул и – поминай как звали. Я стою, будто полные штаны наложил. Не знаю, что делать?… Герман обнял за плечи: «Не помирай, Карпыч, не обидим». – И своему напарнику: «Жека, отстегни деду баксов на новый „Запорожец“». Напарник глаза вылупил: «Ну, ты даешь, Геракл! Крыша поехала или фаза вырубилась?» – «Отстегивай, Жека, отстегивай. Убыток поделим пополам». Напарник на меня вызверился: «Сколько твой металлолом ныне стоит?» Я глаза закрыл и наобум по-ихнему: «Три тысячи баксов». Напарник с минуту не мог рот закрыть. Потом заржал: «Ну, блин, хохмач лысый! Может, тебе мой „Лэнд Крузер“ отдать?» «На хрен мне неповоротливый трактор! – запетушился я. – Верни исправного „Запорожца“. Он теперь тоже в цене, за бугром делается»… – Купчик чуть передохнул. – Проще говоря, после недолгой дискуссии Жека отсчитал мне три тысячи долларов, а Герман Суханов еще сотенную бумажку с портретом американского президента всучил таксисту, который согласился дотащить моего «кузнечика» из Новосибирска в райцентр. После такой нервной встряски у меня на спине, не поверишь, красная сыпь выступила. Пришлось идти в районную полуклинику к кожному врачу-дерьмотологу. Выписал кожник похожую на говно коричневую мазь. От нее чесотка началась. Кое-как вылечился. Ну, а поврежденного «Запорожца» я распродал на запчасти и купил новые «Жигули». Как тебе, Дмитрич, понравилась «сказка» со счастливым концом? Поверил, или сомневаешься?

– Хочется верить, да проверить трудно, – сказал Голубев.

– Совсем легко. Суханов, понятно, теперь ничего не подтвердит, но Жеку, который мне доллары отстегнул, через автоинспекцию отыскать можно. На всякий случай я запомнил Госномер его «Лэнд Крузера»: Е 777 ИВ. Раньше портвейн такой был, три семерки. Запишешь или запомнишь так?

– Так запомню. Не спросил у Суханова, где он деньги зарабатывал?

– Не до того было.

– После не встречался с ним?

– На похоронах деда Фомы видел. Обнялись крепче родных, но вести разговор о заработках, сам понимаешь, было не к месту. Ты, Дмитрич, насчет этого поговори с моим внуком. Он и в Новосибирске с Германом дружбу не прерывал. Вместе они погуливали.

– Игорь до сих пор не женился?

– Официально – нет, а просто так… ночует у него грудастенькая куколка в белых брючках и в туфельках на высоком каблучке. Журналисткой работает. Эльвира Живанкова подписывается под газетными статьями. Щас покажу… – Купчик открыл справа от руля вещевой ящик и достал из него вчетверо сложенную среднеформатную газету. – Глянь, какой герой там, внутри, напечатан…

Называлась газета «Сибирские вести». Одну из внутренних страниц ее полностью занимал очерк под крупным заголовком «Не стареют душой ветераны». В центре текста красовался портрет Пимена Карповича Купчика. Всю грудь ветерана, от плеча до плеча, украшали ордена, медали и юбилейные значки.

– Это Игорь ко Дню Победы, как маршала Жукова, меня сфотал, а Эльвира с моих слов рассказ настрочила, – с гордостью сказал старик. – Кое-чего от себя приврала. Написала, к примеру сказать, будто штурмовал я Калининград. Но этот город при штурме был немецким и назывался Кенигсберг. Еще насчет картошки насвистела. Дескать, не стареющий душой Пимен Карпович силен и телом. Несмотря на преклонный возраст, он каждую весну копает в своем огороде грядки под картошку. Во-первых, любому деревенскому пацану известно, что на грядках выращивают овощи, но не картофель. Во-вторых, землю для картофельной посадки мне всегда пашет за поллитровку участковый милиции Толя Кухнин. У него для этой цели есть культиватор «Крот» с бензиновым моторчиком. Двадцать минут – и огород готов.

– Про то, как с Фомой пропили парашют, не написала? – улыбнувшись, спросил Голубев.

– Об этом факте я умолчал, хотя, впрочем, мог бы и не стесняться. Дело в том, что на первых порах войны экипаж нашего бомбардировщика основательно пошерстил наступающие немецкие колонны. А лично я, к тому же, умудрился прицельным огнем из крупнокалиберного турельного пулемета поджечь два «Мессершмита». За такие подвиги представили нас к званию Героев Советского Союза. Оружейник Фома Суханов награждению не подлежал, но, узнав о предстоящем событии, предложил досрочно обмыть высокую награду. Достать водку тогда трудно было, однако в соседней с аэродромом деревне бабы-самогонщицы давали за один парашют полное ведро первача. Они из парашютного шелка платья шили. Провернув пустяковую сделку, мы на радостях так гульнули, что вместо награды в штрафной батальон загремели.

– Долго там пробыли?

– До первой крови, пролитой за Родину и товарища Сталина. Нам с Фомой повезло. Через неделю нахождения в штрафбате меня немецкая пуля чиркнула, а Фоме снарядный осколок в ляжку угодил. После излечения в полевом госпитале направили нас в дивизионную разведку. Вот тут мы погеройствовали…

Голубев начал было читать очерк, но Пимен Карпович остановил его:

– Не трать время, дома прочитаешь. Забирай газету.

– Тебе она не нужна? – спросил Слава.

– Игорь мне привез толстую пачку таких газет. Я в каждый дом на нашей улице разнес, и еще с десяток осталось… – Купчик тяжело вздохнул. – Да, крепкий мужик был Фома Суханов. Больше восьмидесяти годов прожил. А внуку его не подфартило долго жить. У тебя, Дмитрич, не возникает вопрос: отчего Герман так скоропостижно убился?

– Возникает, но ответа пока не знаю. Сам-то как думаешь отчего?…

– Думается мне, что Настя Фишкина Герку подвела.

– Знаешь ее?

– За моим огородом жила в небольшой избушке. Теперь просторный особняк купила, где хоть на велике по комнатам катайся. И в коммерции, и в любовных похождениях Настя – баба тертая-перетертая. Пробу негде поставить. Тебе известно, что ее нынешний муж Григорий Зверков имеет уголовное прошлое?

– Известно.

– Не он ли подложил Герману с Настей свинью?

– Каким образом?

– Через блатных дружков. По секрету скажу, от ревности Зверков натурально звереет. Был случай, когда штакетиной от моего забора Гришка так отдубасил Настю за левый уклон, что она больше недели на люди не показывалась.

– О том, что вчера Фишкина поехала с Сухановым, Зверков не знал.

– Знать, возможно, и не знал, но догадывался определенно. Настя ведь раньше в открытую любовь с Германом крутила. Об этом завистливые бабенки на каждом углу судачили и наверняка донесли Гришке.

– Откуда Зверков здесь взялся?

– Где-то в Новосибирске Фишкина его подцепила. Зачуханный был. Настя приодела мужика, откормила. Первое время они хорошо жили. Потом то ли Настя по привычке хвостом закрутила, то ли Гришка в запой ударился, не знаю, но рукопашные схватки стали их любимым занятием.

– О последней встрече с Сухановым Курысько тебе не рассказывал?

– Пожаловался, будто дал Герману в долг триста долларов, а теперь, мол, остался на бобах. Я шибко-то этому не верю.

– Почему?

– Юрик парень компанейский и услужливый, однако насчет одолжения денег прижимист. За копейку он даже в церкви может гулко воздух испортить…

В конце напряженного дня Голубеву удалось через областное Управление ГИБДД установить личность владельца джипа «Тойота Лэнд Крузер Прадо» с «портвейновским» госномером. Им оказался двадцативосьмилетний житель Новосибирска Евгений Мартынович Миончинский – директор спортивного клуба «Юнга», расположенного на берегу Обского водохранилища.

Глава VIII

Первое оперативное совещание со сложным ЧП Антон Бирюков обычно начинал с выступления следователя Лимакина, который подробно докладывал о результатах осмотра места происшествия. На этот же раз первое слово было предоставлено Славе Голубеву. Собранная им оперативная информация пока не позволяла выстроить логически обоснованную версию, но давала богатый материал для размышлений. На ее основе уже можно было начинать поиск неприметной на первый взгляд ниточки, ведущей к распутыванию преступного клубка. Особенно привлекло внимание участников опергруппы то обстоятельство, что вроде бы случайная автодорожная авария, где погибли Суханов с Фишкиной, и вооруженное нападение на президента спортивного фонда «Парус» Чешуякова оказались связанными между собой фактами, позволяющими предполагать о явно не простых взаимоотношениях погибших лиц.

– Ты уверен, что Евгений Мартынович Миончинский именно тот Жека, который под нажимом Суханова расплатился с Купчиком за поврежденный «Запорожец»? – спросил Славу Бирюков.

– Если исходить из его имени, то вполне это возможно. Евгений – Женя – Жека. По такой аналогии часто прозвища возникают. Кстати, Антон Игнатьич, клуб «Юнга» действительно существует, – Голубев достал из кармана пиджака взятую у Купчика газету и развернул ее. – На досуге я внимательно посмотрел этот всеядный листок, вышедший накануне Дня Победы. В колонке «Коротко о разном» есть любопытная информация. Читаю: «Как сообщил нашему корреспонденту Эльвире Живанковой господин адмирал Е. М. Миончинский, 9 мая молодые моряки из клуба „Юнга“ проведут на Оби в районе речного вокзала парусные соревнования на шлюпках. Примет участие в водных играх и сам адмирал. На гидроцикле „Бомбардье“ он проведет показательную гонку».

– Это что за гидроцикл с французским именем? – будто очнувшись, удивился судмедэксперт.

– Водный мотоцикл, Боря, – ответил Голубев.

– О времена, о нравы, – насупленно пробурчал Медников. – Господину адмиралу надо командовать на море минимум атомной подводной лодкой, а он по Оби на гидроцикле, как малолетка, гоняет.

– Ему еще всего-то двадцать восемь лет.

– Что-то очень уж молод для адмиральского звания, – сказал следователь Лимакин и повернулся к эксперту-криминалисту Тимохиной. – Лена, как на твой взгляд, можно стать адмиралом в таком возрасте?

– Свадебным – можно, – улыбнулась Тимохина. – А вообще я только по телевизору да в кино адмиралов видела. Все они были, конечно, старше.

Лимакин глянул на Голубева:

– Ты что по этому поводу скажешь?

– Я скажу, что с адмиральским званием наплела корреспондентка Эльвира Живанкова. Судя по очерку о ветеране Купчике, за ней водится привычка отсебятину пороть. Меня, Петя, в этой информации заинтересовал гидроцикл. Не тот ли это «Бомбардье», который за полцены был продан директором спорткомплекса Хватовым без разрешения Чешуякова?…

– Тебя, Вячеслав Дмитриевич, не заинтересовало, что «адмирал», разбив «Запорожца», выражался многоэтажным матом? – отчетливо подчеркнув имя-отчество, спросил Лимакин.

– На этот счет, Петр Михайлович, имею собственное мнение, – в тон следователю ответил Голубев. – При стрессовых ситуациях даже известные российские генералы-политики со смаком употребляют, мягко говоря, ненормативную лексику. Короче, надо безотлагательно встретиться с господином Миончинским.

– Встречаться с ним в первую очередь придется тебе.

– Это мой служебный долг, – с театральной кротостью сказал Слава и посмотрел на Бирюкова. – Так ведь, Антон Игнатьич?

– Так, Вячеслав Дмитриевич, – согласился Бирюков. – Теперь, друзья, давайте послушаем экспертов. Лена, что у тебя интересного?

– Немного, но есть, – ответила Тимохина. – Начну со столкновения мотоцикла с джипом «Сузуки». На поврежденной дверце джипа обнаружены следы эмалевой краски, которая по цвету флюоресценции, запаху продуктов сгорания, качественному химическому составу и отношению к кислотам и щелочам одинакова с краской сухановского мотоцикла. А осколки тонированного стекла, подобранные на месте происшествия, соответствуют стеклам джипа.

– Исходя из таких выводов, можно уверенно считать, что Суханов столкнулся именно с этим «Сузуки»?

– Бесспорно, Антон Игнатьевич, – подтвердила эксперт-криминалист. – Теперь о вооруженном нападении на Чешуякова. Убийство совершено из автомата АК-74, оставленного преступниками в москвичовском кузове. Автомат собран из частей от разных «Калашниковых». Отпечатков пальцев на нем, разумеется, никаких нет. В магазине рожкового типа было тридцать патронов. Все они израсходованы. Стреляли по «Ауди» с расстояния в одиннадцать метров из кузова «Москвича». Основная часть гильз обнаружена в кузове. Стрельба продолжалась около десяти секунд. Обследование показало, что этот автомобиль для перевозки продуктов никогда не использовался. Надпись «Продукты» на фургоне сделана не раньше недели назад, по всей вероятности, для отвода глаз. Все это отражено в моем заключении.

– Филиппенко сейчас выясняет, кто хозяин «Москвича» и каким образом фургон попал к преступникам, – сказал следователь.

Бирюков посмотрел на Медникова:

– Что скажет судебно-медицинский эксперт?

Медников вздохнул:

– Как было принято говорить в советское время, я присоединяюсь к предыдущим ораторам. Скоропостижно убитые господин Чешуяков и его шофер основательно напичканы смертоносным свинцом в виде автоматных пуль в медной оболочке. Смерть убиенных наступила мгновенно. Похоже, что киллер мастерски освоил стрельбу из автомата. Официальное заключение с описанием огнестрельных ранений мною передано господину Лимакину. Умеющие читать могут ознакомиться с подробностями.

– Спасибо, Борис, ознакомимся, – с улыбкой поблагодарил Бирюков и обратился к следователю: – Не пробовал анализировать, связана ли гибель Суханова с нападением на Чешуякова?

– Связь какая-то показушная… – Лимакин повертел в руках половинку сигаретной пачки «Прима» с надписью «Кровь за кровь». – Если верить этой «черной метке», оставленной на месте преступления, то Чешуякова застрелили вроде бы в отместку за смерть Суханова… По заключению автоинспекции, Суханов сам виноват в столкновений с джипом «Сузуки». Спрашивается: за какой же грех скоропостижно, как сказал Борис, убили Чешуякова?… Кроме того, у нас нет никаких подтверждений, что при столкновении с мотоциклом за рулем джипа находился именно Чешуяков. Скорее всего, его вообще там не было. Трудно поверить, чтобы безвинно попавший в автоаварию владелец дорогостоящего автомобиля бросил свое богатство на дороге без присмотра. Для такого поступка нужна очень серьезная причина, но на нее пока даже намека нет.

– Может, среди пассажиров джипа находился кто-то такой, кому было опасно «засвечиваться», – быстро вставил Голубев.

– Кто, например?

– Скажем, криминальный авторитет, находящийся в розыске.

– Ну, высади «авторитета» – и вся недолга. Тут скорее напрашивается предположение, что «Сузуки» на самом деле находился в угоне. Угонщикам «засвечиваться» действительно нельзя. И чужую машину бросить не жалко. По-моему, это самое простое…

– Самое простое, Петр, не всегда самое верное, – возразил Бирюков. – Предположение, согласен, логичное, но замыкаться на нем нельзя. Для начала надо бы разобраться с любовным треугольником Суханов – Фишкина – Зверков…

– В любовных треугольниках один из углов всегда бывает тупой, – не удержался от реплики судмедэксперт.

Голубев живо повернулся к нему:

– Если намекаешь на сожителя Фишкиной, то он не настолько туп, чтобы не замечать левацких привычек подруги. За ловлю кайфа на стороне Зверков крепко рихтовал Настю.

– Если дама заражена вирусом левизны, никакая рихтовка ее не выправит, – Медников подмигнул Тимохиной. – Правда, Лен?

– Не знаю, Боря, никогда налево не ходила.

– И не ходи, Леночка, пока ученые не придумали лекарство от СПИДа.

– Доктор, не уводи нас в сторону, – сказал Бирюков и продолжил разговор с Лимакиным. – Срочно, Петр, отправь официальную повестку в спорткомплекс Хватову. Как только он вернется из Москвы, пусть немедленно явится в прокуратуру.

– Убийство, Антон Игнатьевич, явно заказное.

– Вот и постараемся выяснить у Хватова, кто, кого и за что мог «заказать». Выясним новосибирские связи Германа Суханова. Может быть, Хватов подскажет, кому столь дорога сухановская кровь, что буквально через сутки киллеры отомстили за нее кровью сразу двух человек. Похоже, убийство Чешуякова готовилось давно. Гибель Суханова дала лишь повод осуществить задуманное под видом мести, чтобы навести следствие на ложный след.

– Игнатьич, может, киллеры схалтурили или просто-напросто ошиблись, перепутав «Ауди» Хватова с чешуяковской, – высказал предположение Слава Голубев.

– Профессиональные убийцы, как правило, не халтурят и ошибаются редко. Они наверняка знали не только модель и цвет автомобиля заказанного «объекта», но и госномер его машины. Открывая стрельбу с одиннадцати метров, только близорукий не смог бы разглядеть чистый номерной знак на «Ауди» Чешуякова.

– А если из соображений экономии заказчик нанял дешевых новичков киллерского промысла? Был же у нас в райцентре случай, когда дилетант сгоряча замочил не только жертву, но и родного брата заказчика.

– В таком случае твое предположение заслуживает внимания… – Бирюков, задумавшись, помолчал. – Как бы там ни было, работа нам предстоит очень напряженная.

Следователь достал из папки исписанный с обеих сторон тетрадный лист с подколотыми скрепкой двумя стодолларовыми банкнотами. Показывая его Бирюкову, заговорил:

– Сегодня утром предприниматель Курысько принес мне заявление о том, будто Герман Суханов занял у него триста «баксов». Просит вернуть долг. Серии купюр, приложенных к заявлению, и тех, которые были в сумке Фишкиной, совпадают. И номера их идут последовательно. Что, Антон Игнатьевич, делать с этим заявлением?

– Скажи предпринимателю, что мертвые долгов не возвращают, – опередив Бирюкова, посоветовал судмедэксперт.

Бирюков иронично глянул на Медникова:

– Ох, и ловок же ты, Борис, на подсказки. – И повернулся к Лимакину: – Когда основательно разберемся в запутанном чэпэ, тогда этот вопрос решим.

– Мне, Игнатьич, какие поручения будут? – спросил Голубев.

– Займись вплотную Сухановым.

– Придется ехать в Новосибирск?

– Придется. Работы там непочатый край. Появятся серьезные факты – подключимся мы с Лимакиным…

В кабинет неожиданно вошел начальник районной ГИБДД майор Филиппенко. Поздоровавшись, сел у торца приставного столика и раскрыл планшетку.

– Чем обрадуешь, Григорий Алексеевич? – спросил Бирюков.

– Может, обрадую, а может, огорчу, – Филиппенко достал из планшетки мелко исписанный листок. – Вот вам справочка. Брошенный преступниками «Москвич» принадлежал Анастасии Романовне Фишкиной. На прошлой неделе при посредничестве Зверкова автомобиль продан гражданину Тарабанькину, проживающему в Новосибирске по улице Волочаевской.

Глава IX

По поручению Бирюкова сразу после оперативного совещания Голубев встретился с сожителем Фишкиной, чтобы выяснить подробности его посредничества в продаже «Москвича». Встреча опять состоялась во дворе недавно купленного Настей особняка. На этот раз Зверков был совершенно трезв. Чувствовалось, он сильно напуган и, стараясь, как бы не сказать чего лишнего, очень напряжен. По его словам, с увеличением торгового оборота в магазине «Бытовые товары» Фишкина купила вместительную «Газель», а малогабаритного «Москвича» решила продать. Посредничество Зверкова в этой операции заключалось лишь в том, что он угнал машину из райцентра в Новосибирск на барахолку. Покупателя выбрала сама Настя и документы купли-продажи оформляла она. Сторговались на десяти тысячах.

– Как тот покупатель выглядит? – спросил Голубев.

– Бомжового вида длинный мужик неопределенного возраста, – после затяжной паузы ответил Зверков.

– Откуда у бомжа десять тысяч?

– Об этом Настя у него не спрашивала. За полчаса обстряпала все бумаги, сели мы с ней в такси и – на железнодорожный вокзал.

– Долго Фишкина выбирала покупателя?

– Часа два, наверное, мы с ней простояли. Никто даже не приценялся. «Москвичок», признаться, заезженный был и больших денег не стоил.

– А продали не так уж плохо.

– Настя умела продавать.

– Чем она привлекла покупателя?

Зверков, нервно играя желваками на скулах, достал из пачки «Беломорканала» папиросу и стал разминать ее в дрожавших пальцах. Прикуривая, несколько раз щелкнул зажигалкой. Наконец, глубоко затянувшись, сказал:

– Покупатель сам клюнул.

– Интересно как?

– Вначале «Москвичом» заинтересовались два парня. Первым делом заглянули в кузов. Потом попинали колеса. Попросили, чтобы я завел двигатель, и молча удалились к торговым рядам. Через несколько минут пришли с подвыпившим мужиком. Один из парней сказал ему: «Батя, вот самая подходящая для тебя тачка». Мужик захорохорился, мол, на кой черт такое старье. Парень окрысился: «Не вибрируй, покупай, что говорят». Когда Настя заломила за «Москвича» двадцать тысяч, парень опешил: «Ты чо, шалава, охренела?! Твоему ржавому фургону самое место на городской свалке. Больше пяти кусков за него никакой лопух тебе не отвалит». Настя заюлила мелким бесом и в конце концов уломала покупателей на десяток «кусков». Забрали парни ключи, сели в кабину «Москвича» и уехали.

– «Батю» в кузов посадили?

– После оформления документов я этого «батяню» не видел.

– Куда он пропал?

– Там где-то, где документы оформляют, остался.

– Тебе не показалась такая покупка странной?

– Что мне-то?… Настя всю операцию проворачивала.

После такого ответа пришлось Голубеву расспрашивать Зверкова о парнях. Словесные портреты получились смутными. Оба парня были рослые, физически хорошо развиты: или спортсмены, или переодетые в гражданское спецназовцы. Возрастом – далеко за двадцать. Оба в светлых современных костюмах, в саламандровских туфлях и в полицайках типа «Маде ин не наше» с длинными широкими козырьками. По именам или кличкам друг друга не называли. У одного парня лицо продолговатое, ничем не приметное. Другой, который торговался, а потом сел за руль «Москвича», был круглолицый и смуглый, с наглыми навыкате глазами. Из характерных примет у него Зверкову запомнилась лишь синяя татуировка, изображающая перстень, на среднем пальце левой руки. На вопрос Славы – почему парни заинтересовались «Москвичом» Фишкиной? – Зверков высказал предположение: наверное, потому, что других дешевых фургонов в тот день на барахолке не было.

– Григорий Николаевич, где ты познакомился с Настей? – внезапно спросил Слава.

Зверков поморщился:

– Зачем тебе это?

– Поверь, не для праздного любопытства.

– Думаешь, не я ли Насте с фраером заделал козу?

– Другие так мыслят.

– Кто?

– Военная тайна.

– Жаль. От всей души начистил бы фас этому мыслителю… – Зверков вновь закурил. – С Настей Фишкиной мы снюхались на оптовой базе бытовых товаров. Пока я тянул срок в Хибинах, жена нашла себе другого. Детей у нас не было, жалеть нечего. Оказавшись бездомным, полетел искать счастье подальше от родных мест. Приземлился в Новосибирске. Поторкался туда-сюда насчет работы. Глухо. С судимостью в добрую фирму не берут – несудимые в безработных тусуются. С горем пополам устроился грузчиком на оптовую базу. Заработок – сиротский, но держался изо всех сил. С выпивкой завязал, баб стороной обходил от греха подальше. Нормальные женщины судимых избегают, а к алкашке без бутылки не пойдешь. Где бутылка, там и другая, задругой – третья. Глядишь, и вновь зона замаячила… Больше месяца проишачил, пока Фишкину не встретил. Приехала Настя в «Москвиче» за товаром. Сама – шофер, сама – грузчик. Посмотрел, как энергичная бабенка таскает со склада в кузов «Москвича» тяжелые коробки, и решил помочь. Когда забили кузовок под макушку, Настя протянула мне полсотни. Говорю: «У красивой дамы стыдно деньги брать. Оставь мужу на бутылку». Она белозубо улыбнулась: «Я незамужняя». И словно сто лет знакомого спрашивает: «Ты что здесь делаешь?» – «Строю капитализм с человеческим лицом». – «Хорошо зарабатываешь?» – «Одному на чай без сахара хватает». – «Без семьи живешь, что ли?» – «Холостячу». – «Машину водить умеешь?» – «Умею». – «Водительские права есть?» – «Есть». – «Довези меня в „Москвиче“ до райцентра – не пожалеешь». – «Далеко твой райцентр?» – «В ста километрах». – «Поехали». Таким непредвиденным образом оказался я в здешних местах. Жила Фишкина в небольшой избе. Невзрачной снаружи, но уютной внутри. Мебель современная, японская видеотехника, сервант полный хрусталя, книжные полки, заставленные глянцевыми романами, судя по названиям, сексуального содержания. В Новосибирске я снимал угол у престарелой бабки, ютился в кухне на раскладушке. А тут, как увидал двуспальную кровать с горой подушек, в глазах потемнело. Фишкина захлопотала накрывать стол. Первым делом на столе появилась бутылка коньяка, потом – отменная закусь…

– И понеслась душа в рай? – вставил Голубев.

– А ноги – на кладбище… – Зверков, затягиваясь папиросой, усмехнулся. – Первый тост подняли за знакомство, второй – за удачный рейс. К красивым бабам я всегда относился настороженно. Стеснялся позора, если откажут. В этот раз тоже притих, чтобы на отказ не нарваться. Заметив мою скованность, Настя включила видак с крутой порнухой. Отвернулся, будто такие забавы меня не интересуют. Уставился в сервант с хрусталем, а там между стеклами – фотография обнаженной Насти в позе рембрантовской Данаи. Только евнуха, выглядывающего из-за занавески, нет. Перед застольем этой фотокарточки не было. Когда Фишкина подсунула ее в сервант, не заметил. В захмелевшую башку сразу стукнуло: «Если красавица рекламирует свое тело, отказа не будет». Так оно и вышло. Всю ночь мы с Настей не сомкнули глаз. Выложился я основательно. Весь запас силы, накопленный за годы отсидки, потратил. На заре стал собираться на новосибирскую электричку, чтобы не опоздать к началу рабочего дня. А Настя в чем мама родила, раскинув руки, загородила дверь: «Гриша, ты мне сегодня так много дал! Оставайся у меня навсегда!» Мне бы надо было помахать любвеобильной красавице ручкой, а я, расслабившийся дурак, сел не в свои сани.

– Почему не в «свои»? – спросил Слава.

– Да потому, что секс-гиганта из меня не вышло. Буквально в месяц задыхающаяся от любовной страсти Фишкина умотала до основания. Недостающую потребность Настя стала восполнять на стороне. То у «подруги» заночует, то по «коммерческим делам» на сутки исчезнет. С досады стал прикладываться к бутылке. А когда выпью, дураком становлюсь. От ревности кулаки в ход пускаю. Могу и подручные средства применить в виде подвернувшейся палки или оторванной от забора штакетины. После таких всплесков несколько раз порывался уехать в Новосибирск. Фишкина на коленях просила прощения, умоляла остаться. Проходило немного времени, и старое повторялось сызнова.

– Неужели ей нравилась такая жизнь?

– Рабочая сила Насте была нужна. Ишачил я, как вол. Приходилось по два-три раза в неделю ездить на оптовую базу, тоннами грузить да разгружать коробки с бытовыми товарами.

– С криминальной братвой Фишкина никаких дел не имела? – поинтересовался Голубев.

– Свой бизнес Настя вела честно. «Крышу» из братков не нанимала. Отчисляла лишь какой-то процент с прибыли в национальный Фонд спорта.

– И крутых «наездов» на нее не было?

– Как сказать… – Зверков помолчал. – С месяц назад заявлялись в магазин два парня, одетых в спецназовскую форму. Потребовали, чтобы Фишкина платила пять процентов на содержание какого-то благотворительного Фонда. Настя показала им документы, отражающие поборы в спортивный Фонд, и посоветовала: «Ребята, разберитесь между собой. Если спортсмены откажутся от денег, буду платить вам». Один из парней ответил: «Нет проблем, базара ноль». Больше «благотворители» не приезжали.

– Не те это были парни, которые купили «Москвича»?

– Совсем другие, менее развязные.

– Настины любовники между собой не конфликтовали?

– Эта тема для меня была покрыта мраком. Слежек за Настей я не устраивал. Если бы мы жили в законном браке, мог бы предъявить супружнице вескую претензию. А с сожительницы какой спрос… Не нравится быть рогоносцем – улепетывай ко всем чертям. – Зверков кивнул в сторону особняка. – На этот сарай я не имею ни малейшего права. Магазин «Бытовые товары» тоже не мой. Теперь все нажитое Настей богатство достанется ее внебрачной дочери и мамаше-пенсионерке, живущим в Новосибирске. Мне же ничего не светит, да и не надо, чтобы не поминать лихом гулящую подругу. Похороню завтра Анастасию Романовну, пусть ей земля будет пухом, и умотаю отсюда куда глаза глядят…

Слушая Зверкова, Голубев исподволь присматривался к собеседнику. В конце разговора Слава невольно подумал, что на душе у сожителя внезапно погибшей Фишкиной темно, тоскливо и тяжело, как будто жить ему стало не интересно.

Глава X

Ранним утром Голубев отправился в Новосибирск. В целях экономии времени поехал в своем «Запорожце», повидавшем лиха на ухабистых российских дорогах, называемых остряками «направлениями движения». В седьмом часу Слава уже припарковался напротив суматошного вещевого рынка у старой пятиэтажки на улице Волочаевской, где проживал гражданин Тарабанькин, купивший у Фишкиной фургон «Москвич».

Обшарпанную дверь на первом этаже открыл худой небритый верзила в замызганных штанах и в полосатой, как тельняшка, майке-безрукавке с прожженной дырой на животе. После короткого вступления с показом служебного удостоверения личности Голубев узнал, что это и есть безработный гражданин России Тарабанькин Валентин Гаврилович, проживающий в однокомнатной запущенной квартире без семьи и, как выяснилось, без копейки денег. Единственным доходом бедствующего мужика были скромные подачки торговцев на рынке автозапчастей за оказанную помощь в погрузо-разгрузочных работах.

– Как же вы на прошлой неделе купили «Москвича»? – глядя в бесцветные с похмелья глаза Тарабанькина, спросил Слава.

– Чего такое? – будто не понял вопроса тот.

Слава уточнил:

– Где взяли десять тысяч рублей на покупку фургона «Москвич»?

– Десять тысяч?… Ого!.. Таких деньжищ я никогда в руках не держал.

– Между тем автомобиль купили.

– Где это я мог его купить?

– На рынке подержанных машин.

– На барахолке, что ли?

– По-вашему, на барахолке.

– Никаких автомобилей там не покупал. Зачем мне автомобиль? Ездить на нем я не умею. Да и правое для вождения у меня нету.

– А паспорт есть?

– Мой, что ли?

– Да.

– Паспорт имеется. Могу показать.

– Покажите.

Тарабанькин снял с гвоздя в прихожем коридорчике мятый-перемятый пиджак и, порывшись по его карманам, протянул Голубеву потрепанную красную книжицу с гербом Советского Союза. Паспорт был настоящий, без видимых подделок.

– Вы на прошлой неделе его не теряли? – спросил Слава.

– И не собираюсь терять. Без паспорта кто я?… Бродяга, букашка. А с паспортом – полноправный гражданин.

– Так вот, милейший гражданин, у нас есть сведения, что по вашему паспорту оформлена покупка «Москвича», из которого преступники застрелили двух человек.

– Дак, а я здесь с какого боку?…

– Мужик вы взрослый. Наверное, пенсионер уже?

– Если бы… До пенсии мне еще четыре года.

– Не так уж и много осталось, – продолжил Слава. – В таком возрасте пора понимать, что, передоверив свой паспорт преступной банде, вы по существу стали соучастником убийства.

– Не было никакой банды! – испуганно сказал Тарабанькин. – Два хорошо одетых парня были, без оружия.

Голубев нахмурился:

– Рассказывайте подробно.

Тарабанькин потер ладонями серое похмельное лицо с седой щетиной и, заикаясь от волнения, стал рассказывать. В тот день, на прошлой неделе, он, как всегда, пришел на барахолку, где продают автозапчасти. Помог какому-то предпринимателю выгрузить из луазовского фургона привезенные для продажи канистры с моторным маслом и тосолом. На этом заработал десятку. Тут же скинулся со знакомыми мужиками, и втроем распили поллитровку. Не успели наговориться, подошли два парня в серых костюмах и в заграничных кепках-полицайках. Кругломордый с выпуклыми глазами парень спросил: «Алики, у кого имеется при себе паспорт?» Тарабанькин ответил, что у него есть. «Полста рублей шутя хочешь хапнуть?» – «Если менты не заметут, не откажусь». – «Будь спок, батя, дело чистое. Айда с нами». Когда отвалили в сторонку, парень объяснил, что пришли с другом на барахолку покупать автомашину да забыли дома паспорта. «Мы, батя, по твоему паспорту, вроде бы тебе, оформим покупку „Москвича“. Потом переделаем документы, как надо». «Мне какую роль при покупке играть?» – поинтересовался Тарабанькин. «Для понта можешь покуражиться, мол, шибко старая машина. Дальше не возникай, молчи. Сами все обстряпаем». Сторговавшись с бойкой игривой молодухой, мордастый парень отсчитал ей пятисотками десять тысяч, а после оформления документов дал Тарабанькину обещанные пятьдесят рублей, которые в тот же день были пропиты. Ни раньше, ни позже Тарабанькин этих парней не видел и не имел никакого представления, кто они такие.

– Где документы оформляли? – спросил Слава.

– Рядом с барахолкой. В торговом пункте у магазина, который называют «Тещиным».

Не теряя время, Голубев подъехал к торговому пункту. Здесь ему тоже не подфартило. Кроме того, что «Москвич» был продан Валентину Гавриловичу Тарабанькину, никаких сведений в пункте не было. Пустой оказалась и попытка выяснить у торгового маклера какие-либо подробности той сделки. Верткий чернявый мужичок каждый день обслуживал десятки клиентов, которые, примелькавшись, казались ему «все на одно лицо, как китайцы».

Неудачи в начале дня редко огорчали Голубева. Утешаясь уже тем, что Тарабанькин подтвердил показания Зверкова, Слава рванул от вещевого рынка по запруженному машинами городу к железнодорожному вокзалу, где на улице Челюскинцев жила подруга Фишкиной Тамара Мусонова.

«Именинница», как окрестил Мусонову про себя Слава, оказалась возрастом и фигурой под стать Насте, но невзрачным лицом заметно уступала ей. Наморщив припухший носик, она удивленно таращила серые глаза, словно не понимала, чего от нее хочет сотрудник уголовного розыска из райцентра. Врубилась «именинница» лишь после того, как Голубев сказал, что два дня назад Настя Фишкина и Герман Суханов погибли в автокатастрофе.

– Какой ужас!.. – Мусонова прижала ладони к ярко фиолетовым губам. – Они же гуляли у меня на банкете.

– Фишкина с Сухановым? – будто ненароком уточнил Слава.

– Причем тут Суханов… Настя была с мужем, Гришей Зверковым. Очень славно гульнули до полуночи. Утром мы с Настей проводили Гришу на электричку. Никакой катастрофой даже и не пахло.

– Почему Настя поехала домой в разных вагонах со Зверковым?

– От кого вам это известно?! – удивилась Тамара.

– Не от фонаря, разумеется.

Сообразив, что нечаянно проговорилась, Мусонова отвела взгляд в сторону:

– Честное слово, ничего не знаю.

– Зря разбрасываетесь честным словом.

– Ну вот еще… Не хочу сплетни распускать. Может, вас Зверков нанял следить за Настей.

– Я не частный детектив, чтобы отслеживать, как гулящие жены изменяют мужьям.

– Не верьте сплетням.

– Хотелось бы не верить, да факты налицо.

– О Насте больше разговоров, чем дела.

– Давно с ней знакомы?

– Мы учились в одной группе на заочном отделении экономического института. Во время экзаменационных сессий Настя у меня жила.

– Она не встречалась тогда с Сухановым?

– Герман в то время на флоте служил.

– Поклонников у Фишкиной и без него хватало?

– Говорить плохое о мертвых, считаю, безнравственно.

– Правда безнравственной не бывает.

– Я ведь не лгу.

– Однако и толком ничего не говорите.

– Собственно, что я могу сказать, если последнее время мы с Настей почти не общались. В этом году она лишь на банкете у меня была.

– И после банкета рисково флиртанула с Сухановым.

– Любила она Герку…

Постепенно Голубеву удалось вызвать «именинницу» на откровенный разговор. Оказывается, подруги перестали общаться из-за того, что Фишкина «с головой окунулась в прибыльный бизнес». Мусонова даже удивилась, когда Настя с радостью откликнулась на ее приглашение по телефону и приехала на юбилейный банкет. Заявилась она со Зверковым. Как всегда, была чрезвычайно энергична, общительна и с сарказмом высмеивала парадоксы нынешней российской жизни. Мол, живем сейчас в режиме ошпаренной кошки или будто в сказке про дурака, который плачет на свадьбе и пляшет на похоронах. Правительство из года в год обещает одно и то же. Думские оппозиционеры на словах отчаянно бьются за счастье народа, а у самих в душе жажда обогащения и «доллары зеленые в глазах». На банкете Настя была тамадой. Веселила до коликов всю компанию. Много танцевала. Пела под гитару. Исполнив популярный шлягер «Засентябрило за окном, засентябрило», вызвала бурный шквал аплодисментов.

В отличие от неугомонной Насти Зверков весь вечер был молчалив. Ни в какие разговоры веселой компании не вступал. Часто курил свой «Беломор» и при каждом тосте выпивал по полной рюмке. Заметив это, Мусонова высказала Фишкиной опасение, мол, как бы он досрочно не свалился под стол. Настя улыбнулась: «Не волнуйся, Томочка. Гришка может выпить ведро, но с ног ни за что не свалится. В этом плане – надежный мужик». И правда, отрубился Зверков только после того, как, вернувшись с банкета, лег на диван.

Подруги уединились в кухне. Стали пить кофе. Здесь Фишкина попросила: «Тома, я оставлю тебе деньги. Ты завтра с моей Оксанкой пройдись по магазинам. Купи ей к школе все, что попросит». – «Останься на день и сама сделай это для дочери. Ты ведь редко теперь ее видишь», – сказала Мусонова. Настя, покосившись на прикрытую кухонную дверь, приставила палец к губам: «Не могу я остаться. Завтра усажу Гришку в первый вагон электрички, а сама поеду в последнем. На остановке перед райцентром меня встретит Герка Суханов». – «Боже, опять возвращаешься к прежнему, – шепотом удивилась Мусонова. – Неужели до тебя еще не дошло, кто такой Суханов?» – «Давно, Томочка, дошло, что Герка хвастливый мот, кутила и сексуальный бандит. Но, хоть убей меня, не смогла отказаться от встречи с пройдохой. Люблю его, подлеца. Так люблю, что готова уйти с ним хоть на край света, хоть на виселицу». – «Вот ненормальная. Чем тебя не устраивает Зверков?» – «Гришка хороший мужик, но… не мой. Представляешь, занимаюсь с ним любовью, а перед глазами Герка стоит. Что удивительно, и с другими мужиками так же. Сколько уж я их перебрала – сказать стыдно. Ни один не вытеснил из моего сердца Суханова. Оксанку сознательно родила – не помогло. В райцентре меня считают шлюхой, сучкой. Гришка, когда выпьет, от отчаяния бесится, кулаки распускает. Позор… На душе муторно, тошно, больно, а ничего с собой поделать не могу. И все из-за проклятого Герки. Вроде приколдовал, подлец. Много лет не видела его. Думала, забуду. Где уж там… Пришел улыбающийся, душегуб, обнял за плечи, и у меня ноги подкосились. Это ужасно». – «Одумайся, Настя. Ты ведь давно не романтичная гимназисточка». Фишкина вздохнула: «Знаю, уже третий десяток прикончила. Седину в волосах закрашиваю… Как поется в любимой песне, „засентябрило за окном, приходит осень, а жизнь обманет нас, обманет и не спросит“. – „Давно твоя мука началась?“ – „Считай, с первого раза, как переночевала с Геркой. Он говорил, что я у него первая. Клялся в любви до гроба. Обещал после службы жениться, а сам, вертопрах, слинял… Хотела выбить клин клином. Не получилось. Только Гришка Зверков на какое-то время заслонил в моей памяти злодея. К сожалению, не надолго. Знаешь, Тома, если в этот раз Суханов ничего конкретного не пообещает, повешусь или его, подлеца, „закажу“ крутым парням. Денег на это у меня хватит“. – „Настя, ты с ума сошла“. – „Пока еще в своем уме, но сойду – это точно“…

– Просидели мы с Фишкиной весь остаток ночи. Только на рассвете часик вздремнули, – завершая невеселое повествование, вздохнула Мусонова. – А утром Настя была прямо-таки демонически активной. Видимо, предчувствовала близкую смерть или предстоящая встреча с любимым «злодеем» действовала на нее возбуждающе.

– О работе Суханова Фишкина что-нибудь говорила? – спросил Голубев.

– Ничего она о Герке не знала. Мельком упомянула, будто, занимая у нее доллары, хвалился трепач, что в каком-то морском клубе крутые «бабки» получает.

– Вы где работаете?

– В коммерческой фирме «Континент». Сейчас в отпуске.

– Суханова, случайно, не встречали в Новосибирске?

– Больше года его не видела.

Глава XI

От «именинницы» Голубев ушел со смутным чувством жалости к запутавшейся в любовных переживаниях Фишкиной. Судя по всему, Настя не лгала подруге. После банкета она находилась подшофе, а в таком состоянии поведение людей определяется старой пословицей: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Слава не считал себя большим знатоком женских душ, однако не надо была иметь семи пядей во лбу, чтобы оценить в общем-то банальный поступок «демонически активной» женщины, привыкшей к частой смене любовников. Сомнение вызывала только ее угроза – «заказать» Суханова. Всерьез вынашивала Настя эту мысль или высказала сгоряча, под влиянием паров Бахуса? Не спровоцировала ли она столкновение с джипом, чтобы разом оборвать свои мучения?…

Голубев посмотрел на часы. Стрелки показывали половину одиннадцатого. Время летело быстро. От улицы Челюскинцев до железнодорожного вокзала было всего две минуты езды. Там, в многоэтажном угловом доме, жил внук Пимена Карповича Купчика, знавший, по словам ветерана, многое о Германе Суханове. Недолго думая, Слава развернул свой «Запорожец» к вокзалу.

Похожий на деда пухлой фигурой, круглым лицом и обширной лысиной Игорь встретил Голубева «фирменной» дедовской улыбкой. После земляческих объятий он увлек Славу в комнату, стены которой украшали плакаты с цветными изображениями символически одетых и вообще обнаженных красавиц. Обстановка комнаты была по-холостяцки спартанской. Закрытый платяной шкаф, основательно продавленный диван-кровать, в углу возле большого окна свалка газет вперемешку с журналами и старенький школьный стол с небольшим компьютером. Усадив гостя на расшатанный стул возле стола, сам хозяин уселся в потертое кресло напротив.

– Как жизнь, земляк? – по привычке спросил Слава.

Игорь безмятежно улыбнулся:

– Как шахматы: в правительстве – бесконечные рокировки, в народе – сплошной мат.

Голубев засмеялся:

– Чем занимаешься?

– Пишу сценарий для раскрутки богатого чудилы. Долбанула мужику в голову озорная мысль, будто он может стать губернатором Новосибирской области.

– До выборов еще четыре месяца, а вы уже закрутились.

– Пока отрепетируем да снимем рекламный ролик, самое время наступит для предвыборных дебатов. Как говорят аборигены крайнего Севера, куй железный, пока горячий.

– Хорошо «куется»?

– В прошлую предвыборную кампанию наковал на новый «Фольксваген». Нынче дебаты, похоже, дойдут до матов. Поэтому рассчитываю на «Рено Меган», а то и покруче огрести.

– Однако.

– Тщеславные кандидаты на раскрутку денег не жалеют.

– И кто этот «богатый чудила», которому долбанула озорная мысль сесть в губернаторское кресло?

– Президент спортивного фонда «Парус».

– Чешуяков?! – не сдержал удивления Голубев.

Игорь, кивнув, посмотрел на светящийся экран компьютера:

– Федор Павлович.

– Расскажи о славных делах этого претендента на губернаторство.

– Честно признаться, я о нем совсем мало знаю.

– Вот здорово! Какой же ты сценарий напишешь?

– Отличный.

– На каком основании?

– На творческом вдохновении по формуле «Два П»: потолок плюс пол.

– Ну, Игорек, даешь дрозда!

– Все творцы рекламных роликов так дают. Кладут в основу биографические факты и сопровождают их художественным свистом. Главное – не пересвистеть. Когда не досвистишь, тоже плохо. На прошлых губернаторских выборах телевизионные свистуны заставили кандидата из крестьян доить корову, а о том, что перед доением надо подмыть вымя, не сообразили. После такого «прокола» буря критики на крестьянина обрушилась. Можно сказать, из-за пустяка мужик проиграл выборы.

– Ты тоже можешь чего-то не «посвистеть», и раскручиваемый тобой кандидат не выйдет в победители.

– Проиграет – пусть сам чешет «репу». Мне его победа до лампочки. Для меня главное в этой всенародной игре зашибить баксы на «Рено Меган».

– Неужели ни разу не встретился с Чешуяковым?

– И не хочу встречаться. Биографию Федора Павловича мне принесла Элька Живанкова.

– Подруга твоя?

– Ага, пробоистая враль-журналистка и азартная секс-революционерка.

– Насчет «революционерки» не понял.

– Ох, и деревня же ты… – Игорь расхохотался. – Поветрие среди молодых телок нынче такое. Насмотрелись порнушек и стали как малые дети. Дашь игрушку в руки – тянут в рот.

Голубев усмехнулся:

– А на городских автобусах пишут, будто новое поколение выбирает пепси.

– Одно другому не помеха. Оковы тяжкие пали, темницы рухнули и свобода нас приняла радостно у входа. Может, этот вход совсем не тот, но мы рванули. Дефицит исчез. В России даже секс появился. Завались и обссышься! Живем не в комфортных условиях, зато как в песне: «А в ресторане музыка играет, а у меня от музыки балдеж». Словом, большой город – не райцентр, где тишь, гладь да божья благодать.

– Насчет божьей благодати в райцентре ошибаешься, – сказал Голубев. – Ты вот только готовишь раскрутку Чешуякова, а у нас твоего протеже уже «забаллотировали».

На лице Купчика появилось недоумение:

– Каким образом?

– Из автомата Калашникова.

– Замочили гады?!

– Вместе с личным шофером Васей. Так что, Игорек, плакал твой «Рено Меган». Вместо раскруточного панегирика сочиняй некролог. Может, на новое колесо к «Фольксвагену» заработаешь.

– Заработок не проблема. Кандидатов в губернаторы, кроме Чешуякова, косой десяток. Возьмусь раскручивать другого… – Игорь скорбно поморщился. – Рановато ныне начали устранять конкурентов. Если так дело пойдет дальше, то и выбирать не из кого станет. Намерение Федора Павловича выставить свою кандидатуру мы не рекламировали. Не могу докумекать, из какого источника конкуренты почерпнули информацию. Ты, например, когда и от кого узнал, что Чешуякову захотелось стать губернатором?

– Только что от тебя.

– Ради чего тогда приехал ко мне?

– Хотел поговорить о Германе Суханове, а ты мне замысел Чешуякова выдал.

– Герка чем заинтересовал? Он ни в какие руководящие кресла не рвется.

– За сутки до расстрела Чешуякова Суханов с Настей Фишкиной разбились насмерть.

– Как?!

– Мчались сломя голову на мотоцикле по кузнецкой бетонке и странным образом столкнулись с чешуяковским джипом «Сузуки».

– Ну, это вообще… наворот из наворотов. После флотской службы Герман с Настей не стыковался. Как говорится, поматросил и бросил.

– Что о нем можешь сказать?

– Типично русский мужик.

– В каком смысле?

– Для меня, Слава, русский тот, кто привык комментировать свои неудачи короткой и хлесткой фразой: «Вот, б…дь».

– Часто у него такие «комментарии» срывались?

– Сплошь да рядом.

– Как он выкручивался при неудачах?

– Блистательно. Жил по принципу «ай-да люлизма». Никогда не унывал. Оказавшись в финансовом цейтноте, быстро находил, у кого перехватить в долг. Если кредитор наступал на горло, занимал у другого. Долги всегда возвращал. Деньги для него были ничто. Как приходили махом, так и исчезали прахом.

– Суханов на самом деле помог твоему деду получить с виновника наезда почти двойную стоимость поврежденного «Запорожца»? – спросил Голубев.

Игорь кивнул:

– Деду повезло, что с Женькой Миончинским ехал Герман. Сам бы Жека не раскошелился так густо за то, что смял дедова «кузнечика» в гармошку. Но под нажимом Германа отстегнул три тысячи баксов.

– Какие дела связывали Суханова с Миончинским?

– Спортклуб «Юнга». Миончинский – начальник клуба, а Суханов был у него заместителем.

– Какие там заработки?

– Недурственные. Герман по тысяче долларов в пересчете с отечественных рублей ежемесячно огребал. Женька, как начальник, естественно, раза в полтора больше.

– Откуда в юнговском клубе такое богатство?

– «Юнга» – своеобразный пансионат для детей обеспеченных родителей. Дисциплина там флотская, как в Нахимовском училище. Детей наряжают в матросскую форму, учат плавать, на шлюпках грести и под парусом ходить. Жилье комфортное на купленном у пароходства пассажирском теплоходе, причаленном к берегу. Питание отменное. Богачам нравится, что их отпрыски находятся под постоянным контролем. Табак, алкоголь и наркота в «Юнге» категорически запрещены. Поэтому многие устраивают туда своих «киндер-сюрпризов» на все лето. Высокая цена путевок, разумеется, «новых русских» не знобит.

– Большая команда служит под флагом адмирала Миончинского?

Игорь усмехнулся:

– Адмиральское звание Женьке присвоила «королева» журналистики Живанкова. Полет творческой фантазии у Эльки покруче моего. Я чуть живот не надорвал от ее информации о показательных гонках адмирала Миончинского на гидроцикле «Бомбардье». В действительности Женька всего лишь мичман запаса. Служил боцманом на большом десантном корабле Тихоокеанского флота. Команда инструкторов у него теперь человек пятнадцать. Все бывшие моряки. Герман ведь тоже действительную службу провел на эсминце рулевым-сигнальщиком. В «Юнге» он обучал пацанов сигнальными флажками семафорить да азбуку Морзе прожектором отщелкивать. Ну, а как заместитель Миончинского занимался хоздеятельностью. Что-то достать или купить-продать Суханов был не промах.

– «Бомбардье» не он купил?

– Не знаю. Я эту чудо-технику в глаза не видал, – Игорь ладонью потер лысину. – Никак не верится, что Германа нет в живых. Где он так круто с джипом поцеловался?

Голубев коротко рассказал, как погибли Суханов с Фишкиной, и о вооруженном нападении на Чешуякова. Выслушав Славу без единого вопроса, Игорь с недоуменным выражением лица заговорил:

– Ну, это вообще похоже на пиратскую разборку. Даже «черную метку» киллеры оставили. В жизни так вызывающе быстро не мстят.

– Считаешь, что это месть? – спросил Слава.

Игорь задумался:

– Я, понятно, не чекист. Сыскных методов не изучал, но творчески мыслить и отличать правдивость от правды умею. С такой точки зрения, по-моему, что-то здесь подтасовано.

– Однако, согласись, отправляясь расстреливать Чешуякова, киллеры уже знали, что днем раньше на этом месте погиб Герман Суханов.

– Это бесспорно.

– Куда, по-твоему, Суханов с Фишкиной ехали?

– Без всякого сомнения – в спорткомплекс к Потеряеву озеру. Там директором футбольный друг Германа Виталий Хватов.

– Ты когда-нибудь в комплексе был?

– Никогда не был. Хотя Герка приглашал туда в бутыльбол поиграть и в сауне с девочками попариться. Пьянка и групповой секс меня не привлекают.

– О Хватове что знаешь?

– Только то, что Виталий с Сухановым в одной команде футбольный пузырь гонял.

– Фонд «Парус» с «Юнгой» финансами не связан?

– Это совершенно разные фирмы. Интересы их ни в чем не пересекаются. О «Юнге» я снимал телесюжет. Хорошо познакомился с Миончинским и его командой. Никакого криминала в их деятельности не заметил. Инструкторы мирные, без «стволов» и прочих атрибутов, присущих криминальным группировкам.

– Сам Миончинский как?…

– Как всякий боцман. Может виртуозным, матом загнуть до седьмого колена, но не в присутствии детей и официальных лиц. Поерничать горазд. Это ж он запудрил Живанковой мозги адмиральским званием. Элька стала выяснять соответствие морских званий сухопутным. Женька на полном серьезе ей впарил: «Морской кок равен сухопутному полковнику». – «Значит, вы генерал?» – «На флоте генералов нет. Есть адмиралы». Живанкова так и начирикала в газете. Да ты без проблем можешь с ним встретиться и выяснить все, что тебя интересует. В Бердске любой пацан покажет дорогу к Обскому морю, где расположен клуб «Юнга».

Голубев перевел разговор на Чешуякова. К сожалению, кроме биографии Федора Павловича, Игорь Купчик действительно ничего не знал. А биография пятидесятилетнего претендента на губернаторский пост, если не считать спортивных достижений, ничем не блистала. Образование Чешуяков имел высшее. Окончил физкультурный факультет пединститута. В молодости занимался вольной борьбой. Участвовал в международных соревнованиях. Многочисленными победами на борцовском ковре завоевал звание заслуженного мастера спорта СССР. После завершения спортивной карьеры занялся тренерской работой. Когда по указу президента России был создан привилегированный национальный Фонд спорта, возглавил его сибирское отделение с названием «Парус». Откуда и куда плыли под этим «парусом» бюджетные и коммерческие деньги, в биографии, естественно, не указывалось. Не давали, конечно, биографические данные ни малейшего намека и на причину убийства. Высказанное Игорем предположение, будто Чешуякова «замочили» конкуренты по предстоящей в декабре выборной гонке, Голубеву казалось малосостоятельным, так как официально о намерении биться за губернаторский пост Чешуяков еще не заявил. Коли уж говорить о конкуренции, то, по мнению Славы, кровь пролилась, скорее всего, из-за теплого места под солнцем, каковым являлось кресло хозяина финансового потока «Паруса».

– Кто тебе заказал сценарий на предвыборную раскрутку Чешуякова? – спросил Игоря Слава.

– Подруга Живанковой Влада Багина.

– Секретарша Федора Павловича?

– Угу. Чешуяков хотел сделать ее своим доверенным лицом.

– Более солидной кандидатуры не нашел?

– Багина – пиаровская женщина.

– Специалист по связям с общественностью?

– Да, от английского «паблик рилейшнз», а проще «пиар». Такие специалисты, как Влада, на дороге не валяются. На них и спрос есть, и деньги им платят неплохие.

– Что она умеет?

– Все, что надо для околпачивания электората. Искусная чародейка. Выглядит красиво, говорит – заслушаешься. При необходимости и спеть, и сплясать, и за компанию классно выпить может… – Игорь, несмотря на мрачное настроение, улыбнулся. – Хохму вспомнил. Недавно на презентации новой продукции ВИНАПа Багина круто злоупотребила дегустацией. Живанкова попросила увезти подругу домой. Едем мы ночью в «Фольксвагене», а милицейские какую-то проверку затеяли. Остановили меня и стали выяснять: кого да куда везу. Влада дремала на заднем сиденье. Менты к ней: «Представьтесь, пожалуйста». Она в ответ – заплетающимся языком: «96-62-92». Представляешь, вместо фамилии выдала параметры своей фигуры. Я от смеха едва не вывалился из машины. Менты тоже чуть не попадали.

– Как бы мне с ней встретиться? – спросил Голубев.

– Живанкова вчера говорила, что Влада третьи сутки не выходит из дому. То ли ушиблась, то ли приболела.

– Где ее дом?

– Недалеко от кинотеатра «Пионер». Кажется, на улице Горького. Ночью я не запомнил ни номер дома, ни квартиры. Ты загляни к Живанковой в «Сибирские вести». Редакция недалеко от дома Багиной. Эльвира тебе все точно скажет. Если понадобится, может и представить Владе как моего друга-земляка… – Игорь глянул на часы. Заметив, что Слава собрался уходить, решительно остановил: – Без обеда не отпущу! Пошли на кухню.

Глава XII

В тот день, когда Голубев ни свет ни заря уехал в Новосибирск, Антон Бирюков пошел на работу тоже спозаранку. Несмотря на ранний час, возле прокуратуры стояла темно-вишневая «Ауди». За рулем машины сидел элегантно одетый моложавый мужчина спортивного склада. Увидев подходившего Бирюкова, он живо вылез из машины и, когда Бирюков поравнялся с ним, уверенным чуть басовитым голосом проговорил:

– Здравствуйте, Антон Игнатьевич. Я директор спортивного комплекса Виталий Осипович Хватов.

– Здравствуйте, Виталий Осипович, – ответил Бирюков. – Получили нашу повестку?

– Ничего еще не успел получить. Был в Москве. Вчера из фонда позвонили о несчастье. Немедленно прилетел в Новосибирск и, пересев в машину, примчался к вам. Хочу принять участие в выяснении обстоятельств гибели Чешуякова.

Загоревшее с квадратным подбородком волевое лицо Хватова показалось Бирюкову знакомым. Антон пригласил раннего посетителя в кабинет. Пока поднимались на второй этаж прокуратуры, вспомнил, что несколько месяцев назад мимолетно видел его в приемной главы районной администрации. Приглашенный на какое-то пустяковое совещание Бирюков вошел тогда в приемную и застал необычную картину. Глава района, прозванный за высокомерную заносчивость «воеводой», подобострастно двумя руками сжимал широкую ладонь импозантного молодого богатыря и заискивающе приговаривал: «Все сделаю, Виталий Осипович, как вы сказали. Не беспокойтесь, все-все». Когда самодовольный богатырь вышел из приемной, а районный глава, увидев прокурора, заставшего его в унизительной позе, заметно смутился и шмыгнул в свой роскошный кабинет, Антон поинтересовался у секретарши: «Кто это был?» «Неужели не знаете? – поразилась она. – Это же Хватов! Самый щедрый спонсор нашего района». И торопливо спрятала в стол большую коробку конфет «Торжество», явно только что презентованную ей Хватовым.

На этот раз лицо Хватова выражало скорбную печаль с оттенком тревоги. Бирюков открыл ключом дверь кабинета, пропустил впереди себя посетителя и предложил ему сесть у приставного столика. Сам неторопливо сел на свое место за письменным столом. Встретившись взглядом с Хватовым, спросил:

– Долго в Москве были?

– Больше недели, – быстро ответил Виталий Осипович. – Надо бы для завершения дел побыть в столице еще дня три, но убийство Федора Павловича прервало командировку.

В кабинет неожиданно заглянул Лимакин:

– Можно, Антон Игнатьевич?…

– Заходи, Петр, – сказал Бирюков. – Приехал Виталий Осипович Хватов. Надеюсь, он нам многое объяснит. – И повернулся к Хватову: – Это наш следователь. Как говаривали в старину, прошу любить и жаловать.

– Очень приятно, – стандартно проговорил Хватов. – К большому сожалению, вряд ли смогу сообщить вам хоть что-то вразумительное.

– Неужели ничего не знаете об убийстве?

– Никакой конкретики. По телефону много не скажешь. Но даже те краткие сведения, которые я получил из фонда и от своего заместителя Полеева, ошеломляют циничным безумием.

– Полеев не сказал, зачем Чешуяков приезжал в спорткомплекс?

– Федор Павлович якобы хотел выдать сотрудникам зарплату. Это довольно странно.

– Почему?

– Никогда он таким делом не занимался. Деньги на сотрудников всегда получал я в кассе фонда и выдавал каждому под расписку в платежной ведомости. С чего вдруг Чешуяков надумал взять на себя выдачу зарплаты и кто должен был привезти в комплекс деньги, для меня загадка.

– Давайте попробуем ее разгадать совместными усилиями.

– Мне абсолютно нечего сказать.

– А вы начните с характеристики Чешуякова.

– Характеристика у Федора Павловича безупречная. Руководитель он был незаурядный… – Хватов чуть замялся. – Хотя, откровенно сказать, иногда переоценивал свое значение.

– Например?…

– Ну, хотя бы вот такой… В предстоящую избирательную кампанию намеревался выдвинуть свою кандидатуру на пост губернатора Новосибирской области.

– Что здесь предосудительного? По существующему закону любой гражданин России может выдвигаться даже в президенты. Другое дело – изберет его народ или нет.

– В этом-то и соль… Шансов на избрание у Чешуякова не было. Ну, а если бы Федор Павлович, допустим, каким-то чудом и прорвался к губернаторству, то куда бы он повел область?… Ни для кого не секрет, что экономика области крайне запущена. И, представьте, в период безнадежного завала у областного руля становится, извините, пан-спортсмен…

– Чешуякову об этом не говорили?

– У меня нет привычки разочаровывать начальство в его намерениях. Отношения у нас были самые доверительные. В фондовские дела я не вмешивался. Занимался непосредственно спорткомплексом, и у Федора Павловича претензий ко мне не было.

– Чешуяков, кажется, был недоволен, когда вы продали… – начал Бирюков, но Хватов торопливо перебил:

– Водный мотоцикл «Бомбардье»?

– Да.

– Каюсь, совершил я тогда глупость. Откровенно сказать, этот мотоцикл нам был нужен не более, как дельфину лодка. Чтобы управлять им, нужно иметь определенный навык и соответствующие права. Никто из наших клиентов ни навыком, ни правами не владел. Из интереса я несколько раз прокатился на «Бомбардье» и поставил его на прикол. Сказал об этом Чешуякову, мол, изоржавеет дорогостоящая импортная техника ни за грош. Федор Павлович равнодушно ответил: «Найдешь покупателя – продай». Попробовал искать, кому бы сплавить прикольную безделицу, но лопухи перевелись. Сложность заключалась в том, что покупали мы «Бомбардье» за тринадцать тысяч долларов, когда один бакс стоил шесть российских рублей. Теперь же за один «зеленый» надо выложить почти в пять раз больше. Помог Герман Суханов. Он уговорил начальника морского клуба «Юнга» купить мотоцикл за семьдесят восемь тысяч нашими. Иначе говоря, за ту цену, которую стоил «Бомбардье» при шестирублевом курсе доллара. Получив от Суханова деньги, я сразу внес их в кассу Фонда. И тут Чешуяков разыграл сцену «Кто в доме хозяин?!» Недовольство Федора Павловича, скорее, походило на ворчливое поучение мудрым отцом легкомысленного сына. По возрасту он и в самом деле мне в отцы годится. Пришлось, как нашкодившему ребенку, покаяться за то, что проявил излишнюю самостоятельность и не согласовал сделку с ним. На том все закончилось.

– Оплата разве не перечислением производилась? – спросил Бирюков.

– К сожалению, наличными, – с заметным огорчением ответил Хватов. – За это Чешуяков тоже упрекнул меня. Дескать, нарушение финансовой дисциплины к добру не приведет.

– Почему именно Суханов передал вам деньги?

– Вероятно, потому, что Герман был посредником сделки.

– А официальный договор купли-продажи заключали?

– Само собой.

– С кем?

– С начальником клуба Миончинским. Обговаривая сделку, Миончинский обещал в течение месяца произвести оплату через банк, но буквально неделю спустя Суханов привез наличку.

– Чем это объяснил?

– Признаться, я даже не поинтересовался таким вопросом.

На просьбу Бирюкова – охарактеризовать Чешуякова подробнее – Хватов так увлеченно принялся расхваливать шефа, что Антон вынужден был остановить его;

– Виталий Осипович, я помню крылатую латинскую фразу: «О мертвых либо хорошо, либо ничего». В обычной жизни сам придерживаюсь такого принципа. Для следствия же нужна объективная характеристика. Позвольте, буду задавать вопросы…

– Пожалуйста, задавайте.

– Есть предположение, будто в тот день, когда погиб Суханов со своей любовницей, принадлежавший Чешуякову джип «Сузуки» находился в угоне. Возможно это?

– Ох, сомневаюсь, – чуть подумав, со вздохом ответил Хватов. – И вот почему. Нынче весной попытка угона джипа действительно была. После нее личный шофер Федора Павловича Вася Цикалов оборудовал «Сузуки» суперсекреткой, отключить которую на пари не смог ни один из опытных водителей. Вася здорово разбирался в этом деле и, кстати сказать, имел судимость за угон иномарок.

– За какие заслуги Чешуяков взял судимого угонщика в личные шоферы?

– Вероятно, по протекции генерального директора корпорации «Нефтепродукт» Маласаева, которому Цикалов доводился, кажется, племянником.

– Что связывало Чешуякова с этой корпорацией?

– У спортивного фонда есть бензозаправочные колонки. Чтобы они постоянно давали хорошую прибыль, необходимо бесперебойное снабжение высококачественным бензином. Маласаев это обеспечивал.

– Будучи судимым, Цикалов не поддерживал связь с уголовниками?

– Не знаю.

– Он мог воспользоваться джипом без ведома Чешуякова?

– Думаю, что мог. Федор Павлович полностью доверял Цикалову не только свою «Ауди», но и джип.

– При столкновении Суханова с «Сузуки» в джипе находились две женщины…

– Значит, за рулем джипа сидел не Цикалов, – не дал договорить Хватов. – Вася недавно женился на очаровательной милашке. Да и в холостяках он не грешил по женской части.

– А Чешуяков не увлекался женщинами?

– У Федора Павловича была секретарем-референтом Влада Багина. От такого добра, как говорится, добра не ищут.

– У них был роман?

– Завуалированный. Под предлогом служебных отношений они в мое отсутствие наезжали в спорткомплекс и уединялись в коттедже.

– Почему именно в ваше отсутствие?

– Видимо, стеснялись меня. Влада раньше была моей женой. Почти полгода мы с ней прожили под одной крышей.

– Выходит, Чешуяков отбил у вас Багину?

– Сам я от нее ушел.

– Из-за чего?

– Надоело общаться с очень умной дамой.

– Без конфликта разошлись?

– Конфликтовать из-за такого пустяка? – искренне удивился Хватов. – Мы люди современные. Церковными и загсовскими узами не связаны. Поняли, что не сошлись характерами, и мирно пожали друг другу руки.

– Не слишком ли легко?

– Совсем не трудно. В молодежной среде обмен женами между друзьями – явление заурядное. Многие молодые люди теперь живут по основополагающему принципу русской души: «Пропади все пропадом». Это та самая тайна, на которой зарубежные философы сломали себе башню.

– Досадно, что из-за этого, с позволения сказать, «принципа» ломаются сами россияне, – сказал Бирюков.

– Ломка действительно идет смертельная. Вот и Чешуякова ломанули так, что страшнее не придумаешь.

– У вас есть предположения, чьих рук это дело?

– Трудно сказать… Видимо, наехала на Федора Павловича крутая банда. Мужик он был принципиальный, а когда идет передел собственности, принципиальные долго не живут.

– Чешуяков с кем-то не поделился?

– Возможно. Спортивный фонд – богатая кормушка. К его корыту жаждут прильнуть многие. Тем более сейчас, накануне думских да губернаторских выборов. Российский избирательный марафон прост, как топор. Чем больше денег, тем вероятнее победа.

– Обычно кровавым разборкам предшествуют угрозы и шантаж. Последний раз давно виделись с Чешуяковым?

– В день отлета в Москву. Федор Павлович был необычно угрюмым, но по какому поводу он не в духе, ни словом не обмолвился.

– И вы не спросили, отчего он такой?

– Знаете, неудобно лезть к начальнику в душу, когда тот сам не хочет об этом говорить. Чешуяков был не из робкого десятка, но угроза или шантаж, как вы сказали, могут испортить настроение даже самому отчаянному смельчаку. Может быть, уже тогда, неделю назад, что-то недоброе наклевывалось. Потому Федор Павлович и был мрачнее тучи.

– В коллективе фонда не велась подковерная борьба за президентское кресло?

– Имеете в виду, не подсиживал ли кто Чешуякова?

– Да.

– Коллектив Чешуяков подобрал хороший, хотя, как говорится, в семье не без урода. Авантюристы могут затесаться куда угодно. Рассуждать серьезно на эту тему не могу. Моя вотчина – спорткомплекс. В фонде я появлялся наскоками и взаимоотношения сотрудников там меня не интересовали. Все вопросы обычно решал с Чешуяковым. Редко – с главбухом.

– От кого и когда узнали о том, что Чешуяков намеревался участвовать в губернаторских выборах?

– Только сегодня утром от Влады Багиной.

– Вы поддерживаете с ней отношения?

– Как сказать… Я не жгу за собой мосты. Прилетев из столицы, сразу позвонил Владе, надеясь узнать подробности гибели Федора Павловича. К сожалению, информации на этот счет у нее круглый ноль.

– А о гибели Суханова Багина ничего не сказала?

– Нет. Об этом в общих чертах мне рассказал по телефону Ахмет Полеев.

– Значит, вы в курсе дела?

– Относительно.

– Мог ли кто из друзей Суханова отомстить за его гибель Чешуякову?

Хватов пожал широкими плечами:

– Трудный вопрос. Когда Герман занимался футболом, среди его поклонников было много фанатов из криминальных группировок. Конкретно о них ничего сказать не могу, однако допускаю, что братки могли расквитаться за своего кумира.

– Суханов действительно хорошим футболистом был?

– Более, чем хорошим. Если бы не девочки да вот это дело, – Хватов щелкнул себя по горлу, – Герман наверняка стал бы форвардом мирового класса, и мы гордились бы своим знаменитым земляком.

После уточняющих вопросов Бирюков поблагодарил Хватова за информацию и сказал молчаливо слушавшему Лимакину:

– Запротоколируй, Петр, показания Виталия Осиповича. После зайди ко мне.

Глава XIII

Плотно перекусив у Игоря Купчика и для бодрости выпив чашку крепкого кофе, Слава Голубев помчался искать Эльвиру Живанкову. Редакция газеты «Сибирские вести» пустовала. Только дверь одного кабинета была распахнута настежь. За колченогим, заваленным газетными вырезками столиком сидел молодой парень в линялой джинсе и, откинувшись на спинку стула, созерцал потолок. То ли мысленно творил литературный шедевр, то ли от безделья наблюдал за лениво ползавшей по потолку мухой. На вопрос Голубева – где Эльвира Живанкова? – парень, не отрываясь от своего занятия, молча указал пальцем вверх.

– Этажом выше или на небесах? – уточнил Слава.

– В аэр-р-ропорту Толмачево, – плохо повинующимся языком вяло проговорил парень.

– Где ее там найти?

– Уехала интервью б-брать.

– У кого?

Парень развел руками.

До Толмачева напрямую через пригородный поселок Обь, несмотря на скверную дорогу, Голубев доехал всего за полчаса. В прохладном здании аэровокзала было малолюдно. Слава зашел в комнату милиции. Там, облокотившись на стол и подперев кулаками подбородок, в одиночестве скучал дежурный сержант. Показав ему служебное удостоверение, Слава спросил, где может находиться журналистка, приехавшая в аэропорт за каким-то интервью?

– Здесь уже давно толпа журналистов тусуется. Ждут прибытия из Москвы самолета с важной птицей, – сержант устремил полусонный взгляд в окно. – Видишь, лейтенант Ворохов удерживает нахальную ораву, чтобы не прорвались на взлетное поле.

За окном у небольшого автобуса толклись на ногах десятка два молодых людей, увешанных фотоаппаратами, видеокамерами и магнитофонами. Добрую половину журналистской братии составляли разбитные девицы в мини-юбочках, плотно обтягивающих бедра и едва прикрывающих то, что пониже. Среди них выделялась энергичная пухленькая блондинка. В отличие от соратниц она была в белых брючках, а вместо замысловатой прически, как у других, белокурые волосы ее, перехваченные на затылке резиновым колечком, торчали пушистым хвостиком. Перед сгрудившимися представителями средств массовой информации неодолимым препятствием возвышался невозмутимый милицейский лейтенант с черной коробочкой портативной рации на груди. Постукивая по широченной ладони резиновым «демократизатором», он пристально следил, чтобы какой-нибудь шустряк или шустрячка не бросились по взлетному полю к только что приземлившемуся ИЛ-62.

– Как бы мне присоединиться к ним? – спросил Слава.

Сержант нехотя поднялся:

– Пойдем, провожу.

Едва вышли из вокзала, хриплый динамик монотонно объявил: «Совершил посадку рейс семьсот двадцать один Москва – Новосибирск, встречающие пройдите к камере выдачи багажа». Журналисты засуетились, будто их ошпарили кипятком. Голубев направился было к ним, но в это время рация на груди лейтенанта громко прорычала:

– Ворохов! Гони б…дей в автобус!

Лейтенант невозмутимо перевел приказ шефа:

– Господа журналисты, прошу занять места в автобусе.

Обе двери стоявшего неподалеку автобуса тотчас распахнулись, и журналисты дружной ратью бросились на их штурм. Слава хотел последовать примеру рыцарей пера, но, сообразив, что во время интервью возле самолета ему делать нечего, спросил лейтенанта:

– Господа журналисты сюда вернутся?

– А куда они на хер денутся, – флегматично ответил лейтенант и удивленно уставился на Голубева. – Ты кто такой?

– Свой в доску.

Голубев развернул красные корочки. Лейтенант скосил взгляд на удостоверение:

– А-а-а… угрозыск. Кого ищешь?

– Эльвиру Живанкову.

– Пройдоху из «Сибирских вестей»?

– Так точно. Она здесь?

– Туточки. Раньше всех в автобус впрыгнула. Вон, уже чего-то маячит белобрысая бестия.

Голубев посмотрел на автобус. У одного из окон сидела блондинка с «пушистым хвостиком» и, растопырив пальчики, показывала лейтенанту «козу». Тот погрозил ей «демократизатором». В ответ она показала ему кукиш.

– Это и есть Живанкова? – спросил Слава.

– Кто ж еще. Таких артисток-журналисток больше нету. Каждого залетного из Москвы политика встречает.

– Что-то журналистов сегодня много. Случайно, не президент России прилетел?

– Старый президент отлетался по состоянию здоровья. Молодые борцы за счастье народа к нам зачастили.

– Какая нужда их в Сибирь потянула?

– Федеральные выборы на носу. Приходит пора сказочными обещаниями очаровывать провинциальный электорат… А местные щелкоперы к появлению любого столичного краснобая слетаются, как мухи на дерьмо.

ИЛ-62 неспешно подрулил на стоянку, выключил ревущие до звона двигатели и замер. Автобус с журналистами медленно направился к самолету. Не успел он миновать половину пути, невесть откуда к воздушному лайнеру с шиком подкатил кортеж черных джипов в сопровождении машин ГИБДД с включенными мигалками. Автобус тотчас остановился.

В окружении бравых охранников из самолета по трапу первым спустился лысоватый коренастый мужчина в сером костюме и сразу попал в горячие объятья встречавшей свиты, среди которой для большего впечатления не хватало лишь девушек с хлебом-солью. Поочередно нацеловавшись с гостем, все быстро уселись в джипы. Кавалькада роскошных иномарок исчезла из аэропорта столь же стремительно, как и появилась.

– Утер губернатор носы щелкоперам, – усмехнулся лейтенант. – Видать, единомышленник его прилетел.

– Вроде бы похож на лидера коммунистов, – сказал Слава.

– Кажется, он. С демократами глава области не целуется и встречать их не приезжает.

Автобус вернулся на прежнее место. Журналисты понуро стали выходить из него. Только Живанкова по-прежнему излучала энергию и озорство. Голубев торопливо подошел к ней. Поздоровавшись, сказал:

– Эльвира, мне надо с вами поговорить.

– На какую тему?

– Я от Игоря Купчика, – стараясь прежде времени не раскрывать карты, уклончиво ответил Слава.

Зеленоватые, слегка подкрашенные глаза Живанковой насторожились:

– Ну и что?…

– Игорь по-товарищески подсказал мне, что Влада Багина – ваша подруга.

– Да, Владка – вторая жена моего третьего мужа.

– И вы с ней не в ссоре?

– А чего нам делить? После Владки он и меня бросил.

Голубев улыбнулся:

– Хочется, чтобы разговор наш о Багиной был объективным.

– Господи, неужто из-за блудливого мужика мы с Владкой станем поливать друг дружку грязью… – Живанкова посмотрела вслед удалявшимся коллегам и легко перешла на «ты»: – У тебя тачка есть, чтобы до города доехать?

– Иномарка, – гордо сказал Слава.

– Поехали, дорогой поболтаем.

Когда Голубев подвел Живанкову к «Запорожцу», Эльвира с недоумением спросила:

– Эту тарахтелку ты называешь «иномаркой»?

– Как иначе ее называть, если она изготовлена за границей, – будто удивился Слава.

– Курица не птица, и Украина не заграница. Далеко ли на таком примусе можно уехать?

– Хоть на край света!

– На безрыбье и рак рыба?

– А на безголосье и корова соловей.

Живанкова, усаживаясь в машину, засмеялась:

– Болтаешь классно. Можешь смело в политику врываться. Видел, с каким шиком встречают политиков?

– Видел… – Чтобы продлить время разговора, Слава направился из аэропорта в Новосибирск по окружной дороге. – Что за сокол сегодня прилетел?

– Главный российский большевик. Губа увез его в свою резиденцию. Станут пить водку и обсуждать, каким узлом потуже затянуть «красный пояс».

– Обиделась на губернатора, что не дал взять интервью?

– Господи, да мне написать триста газетных строк разговора с пустомелей – раз плюнуть.

– Ты ведь с ним и словом не обмолвилась.

– Ну и что?… Он же зацикленный, как заезженная пластинка. Десятый год долбит одно и то же. Полистаю газеты с уже опубликованными интервью и найду в них штампованный ответ на любой вопрос.

– А не получится ляпсус, как с адмиралом Миончинским? – воспользовался случаем Голубев.

– Информацию о клубе «Юнга» я не из газет взяла. Лично беседовала с трепачом. Когда Игореша Купчик сказал мне, что Женька служил боцманом, и объяснил, чем отличается адмирал от боцмана, сразу позвонила Миончинскому. Тот, балабон противный, расхохотался. Извини, мол, киска, пошутил. Тут я от всего сердца болтуну впаяла: «Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие!».

Голубев засмеялся. Живанкова отвернулась к окну и, видимо, чтобы избежать дальнейшего разговора о «ляпсусах», тихонько запела:

Тик-так ходики, Пролетают годики…

– Жизнь не сахар и не мед – никто замуж не берет, – подхватил Слава.

– Это не про меня. Не считая Игореши Купчика, я уже трижды была замужем.

– Для твоего возраста, однако…

– Сексуальная революция в России, о недопустимости которой постоянно твердили большевики, все-таки свершилась! – с наигранными картавинкой и пафосом произнесла Эльвира.

– Всякие революции чреваты дурными последствиями, – стараясь ненавязчиво подвести разговор к интересующей теме, сказал Голубев.

– Имеешь в виду СПИД?

– Не только. Ну что хорошего, когда легкомысленные браки рушатся, словно карточные домики?

– Это кому как повезет.

– Тебе не повезло?

– С чем или с кем?

– Да, скажем, с третьим мужем, который, будто сказочный колобок, сначала от Влады Багиной, потом от тебя ушел.

– Я нисколько не жалею питекантропа с накачанными ушами и хватательными рефлексами.

– Спортсмен был, что ли?

– Бывший футболист Виталя Хватов.

От неожиданности Голубев чуть не нажал на тормоз, но спросил равнодушным голосом:

– Это не тот, что теперь командует спортивным комплексом на берегу Потеряева озера?

– Тот.

– Что он «хватает»?

– Все подряд.

– Олигарх, разворовывающий державу?

– До олигарха Витале далеко. На молодых кисок много тратит. Подминает мурок круче, чем Казанова.

– Легендарный сердцеед сам кормился за счет обольщенных дам.

– Российские дамы обольщению плохо поддаются. Без денег они превращаются в «не дам».

– Багина такого же мнения о Хватове?

– Владка сама может такую корку отмочить, что обалдеешь. Сейчас она увлечена своим шефом.

– Президентом спортивного фонда «Парус»?

– У нее один шеф, Федор Павлович Чешуяков. Тебя это интересует?

– Не столько это, сколько убийство Чешуякова.

Живанкова пристально уставилась на Голубева:

– Его разве убили?

– К сожалению…

– За что?!

– Причину убийства уголовному розыску не доложили.

– Ты в угрозыске работаешь?

– Там.

– Пудришь, как Миончинский?

Голубев показал удостоверение. Живанкова внимательно изучила развернутые корочки и вдруг сказала:

– Вячеслав Дмитриевич… Короче, Слава, есть заманчивая идея. Сказать?

– Говори.

– Давай вместе сочиним забойный детектив. Твое дело криминальный сюжет, мое – эротические сцены и литературная обработка. Гонорар – пополам.

– Зачем в детективе эротика? – ожидая подвоха, спросил Голубев.

– Это закон жанра. Без эротики не интересно читать. Белинского и Гоголя давно с базара не несут. Да ты полистай классиков: Флобера, Бальзака, Толстого, Шолохова наконец. У них все романы заварены на крутой эротике.

– А я считал, что на любви…

– Любовь без секса все равно, что свадьба без музыки. Поверь моему жизненному опыту! Без эротических сцен никакая стычка, то есть взаимопонимание, с читателем нам не катит.

– Мне пока не известно, на какой почве убили Чешуякова. Может, там вообще эротикой не пахнет.

– Придумаем!.. Хотя нет. Лучше я проведу журналистское расследование. Подключу Шуру Плотникова…

– Это кто?

– У нас в редакции работает парень. Правда, Шурик бывает трезвым только утром. После становится вроде немтыря и объясняется, в основном, жестами. Но у него есть классные заточки среди криминальной братвы. Даже самые крутые авторитеты его уважают.

– За что?

– Помогает браткам писать опровержения, когда газетчики накатят на них чернуху. За это братки снабжают Шуру самой свежей криминальной хроникой.

– Как бы нам не опрофаниться с этим «хроникером».

– За дурочку меня принял?

Голубев улыбнулся:

– Темперамент у тебя слишком бурный. Мысли бьют фонтаном.

– Я во всем такая. Не тлею – горю! А дурашливую маску напяливаю, чтобы вызвать собеседника на откровенность. Сам наверняка ваньку валяешь, когда надо уголовника расколоть. Короче, ума у меня хватит. Замысел наш не разболтаю… – Живанкова машинально поправила на затылке пушистый хвостик. – Кое-что из чешуяковской драмы мне уже известно. Для затравки лучше не придумаешь. О том, что Чешуяков хотел стать губернатором, знаешь?

– Знаю.

– Так вот, рассказываю со слов Владки Багиной. Для классного проведения выборов Федор Павлович сколотил группу поддержки. На днях, чтобы спланировать так называемую пиар-технологию, ну и, естественно, чтобы попилиться на досуге, отправились всей компанией в хватовский комплекс.

– Кто входил в эту компанию? – вставил вопрос Слава.

– Чешуяков с Владкой и художник Анатолий Александрович Питеров со своей любовницей – актрисой коммерческого драмтеатра «Лицедей» Агнессой Егошиной.

– У Агнессы какого цвета волосы?

– В зависимости от парика.

– Рыжий парик у нее есть?

– В театре всякого добра хватает. Егошина, когда левачит с любовником, постоянно маскируется.

– Она замужем?

– Кроме Владки, все трое семейные. Известные в бомондовском кругу люди. На этот раз поехали они в чешуяковском джипе. Рулил, как говорит Багина, сам Федор. До комплекса оставалось пара пустяков, когда догнали мотоциклиста с сидевшей позади него бабой. Чешуяков начал обгонять их, а в тот момент у бабы сумка на ремешке с плеча слетела. Мотоциклист, наверное, чтобы подобрать сумку, резко повернул и со всего маху чвакнулся с джипом так здоровски, что дверка рядом с Багиной лопнула и боковое стекло вдребезги разлетелось. От такого «поцелуйчика» ехавшие на мотоцикле жутко перевернулись и, как считает Владка, век им жизни не видать.

– В джипе никто не пострадал?

– Только Владке осколок разбившегося стекла щеку поранил. Теперь сидит дома с заплаткой на табло. Пикантная история, да?

– Хватов какое отношение к этой истории имеет? – вместо ответа спросил Голубев.

– Багина о Витале ничего не говорила.

– А о Германе Суханове что-нибудь сказала?

– Нет.

– Она знает его?

– Должна знать. Когда невестилась с Хватовым, Виталя и Герман в одной команде футбол пинали. По ресторанам вместе кутили.

– Ты тоже знаешь Германа?

– Знаю. Он земляк Купчика. У боцмана Миончинского работает. Герка нас с Игорешей на парусной шлюпке по Обскому морю катал. Чем он тебе интересен?

– Тем, что именно Суханов «чвакнулся» с джипом Чешуякова и погиб вместе с любовницей.

Живанкова, расширив глаза, почти шепотом проговорила:

– Обалдеть… Вот это завязочка без развязочки. Такое жуткое ё-мое трудно придумать.

– Неужели Багина не узнала Суханова? – спросил Слава.

– Владка ужасно перепугалась. И не только она в панику рухнула. Все, ехавшие в джипе, рехнулись. Чешуяков хотел сразу вызвать гаишников, чтобы зафиксировали, что он не виноват в аварии. Но актриса взвыла: «Если муж узнает, с кем я поехала, он убьет меня!» Художник тоже забеспокоился, мол, его жена убить, конечно, не убьет, но из дому выгнать может. Да и тебе, мол, Федор Павлович, перед выборами нельзя впутываться в грязную историю с двумя покойниками. После такой дискуссии Чешуяков развернул джип и помчал назад к Новосибирску.

– Зачем они бросили машину у села Гусиный Брод?

– Это Багина подсказала Чешуякову, чтобы напрочь откреститься от аварии. Владка смекалистая. Давай, мол, пересядем в автобус. Пусть джип считается вроде как в угоне. Весной же его пытались угнать…

– Еще что Багина тебе рассказала?

– Меня эта пикантная история не увлекла. В газету такую информацию, естественно, нельзя было дать, и я не стала углубляться в подробности.

– Как думаешь, официально Багина подтвердит рассказанное тебе?

– Думаю, она ничего скрывать не станет. Это не в ее интересах. Заедем сейчас к ней. Я быстро разговорю подругу.

– Чтобы не испортить дело, сильно не увлекайся.

– Если увлекусь, намекни. Сразу прижму язык.

Глава XIV

Высокая стройная Багина отличалась от энергичной пышки Живанковой не только внешним превосходством, но и сдержанной степенностью. Она выглядела молодой аристократкой во всем, от одежды, подчеркивающей достоинства эффектной фигуры, до манеры чуть замедленно говорить и непринужденно улыбаться. Как отметил про себя Голубев, ей очень подходила волнистая укладка русых волос, а продолговатое лицо с классическими чертами русской красавицы лишь слегка портила полоска лейкопластыря на правой щеке.

Неожиданных гостей Багина сразу провела в меблированную по последнему писку моды комнату и предложила сесть за круглый инкрустированный столик, на котором, кроме пачки сигарет «Парламент»; зажигалки и небольшой керамической пепельницы, ничего не было. Сама тоже присела к столику, заложив ногу на ногу.

– Владка, у меня есть для тебя потрясающее сообщение, – с маху сказала Живанкова.

– О гибели Чешуякова я уже знаю, – спокойно ответила Багина.

На лице Живанковой появилось недоумение:

– Кто сказал?

– Из фонда вчера звонили.

– И тебя это не убило?

– Убили Федора Павловича, но не меня.

– Не боишься, что придется искать новое место работы?

– Если придется, найду. На «Парусе» свет клином не сошелся.

– Я всегда завидую твоему оптимизму.

– Ты тоже не пессимистка.

– Но устраиваться классно не умею. Журналистика до основания меня заела, – Живанкова вздохнула. – В фонде знают, кто и за что убил Чешуякова?

– Там не экстрасенсы сидят. Все в шоке.

– Жалеют шефа?

– Конечно.

– Другую потрясную новость тебе сказать?

– Эля, не сотрясай воздух. Если хочешь говорить, говори без выкаблучивания.

– Герка Суханов с любовницей насмерть разбился. Знаешь где?…

– Знаю, – с прежним спокойствием ответила Багина.

– Тоже из фонда сообщили?

– В фонде о Суханове представления не имеют. Хватов сегодня утром звонил.

– Ты поддерживаешь с Виталей отношения? – удивилась Живанкова.

– Личных контактов нет, а по телефону изредка общаемся.

– На какие темы болтаете?

– На разные, кроме любовной лирики.

– Чего Виталя сегодня о тебе вспомнил?

– Тоже в шоке. Пытается выйти на след подлеца, который «заказал» Чешуякова.

– Ну и что ты ему сказала?

– Что я не экстрасенс и не гадалка.

– О том, как Суханов чмокнулся с джипом Чешуякова, умолчала?

– К чему болтать такое, в чем сама не уверена.

– Ты, правда, не узнала тогда Герку?

– Когда от страха в глазах потемнеет, родных маму с папой можешь не узнать…

Разговаривая, Багина то и дело с интересом поглядывала на изображавшего беспечное равнодушие Голубева, будто хотела понять, ради чего молчаливый вахлак приперся в ее фешенебельную квартиру. Заметив косые взгляды подруги, Живанкова с шаловливой гордостью сказала:

– Это мой новый бойфренд. Его зовут Слава.

Багина иронично улыбнулась:

– Поздравляю. Игорешу Купчика кинула?

– С Игорешей у нас свободный брак, и Купчик мой спонсор-кормилец.

– В редакции опять не платят?

– Третий месяц редакционные финансы поют романсы. Только на выпуск газеты денег хватает. Теперь и у Купчика проблема с заработком возникнет. Предвыборный сценарий о Чешуякове лопнул, как мыльный пузырь.

– Не расстраивайся. Скажи Игореше, пусть фантазирует. Найду другого кандидата.

– Я, конечно, на тебя надеюсь, но и сама решила не дремать. В соавторстве со Славой сочиню крутой детективный роман. Вначале напечатаем его с продолжением в нашей газете. Увеличится тираж, появятся дополнительные деньги на зарплату. После издадим книгой – опять навар. Хочешь стать прототипом главной героини?

– Любопытно, как ты меня изобразишь…

– Во всей красе, как блестящую специалистку по пиар-технологиям. А чтобы читатели не тыкали пальцем, изменим начальные буквы в имени и фамилии.

– Что из этого выйдет?

– Скажем, Лада Вагина. Звучит?

– Это слишком узнаваемо будет, – с лукавой улыбкой сказала Багина. – Лучше измени среднюю букву в другой фамилии… Сделай меня Ладой Чехуяковой.

Живанкова, недолго подумав, закрутила головой:

– Неблагозвучная фамилия получается. Издатели нас неправильно поймут.

Багина внезапно расхохоталась:

– Ох, проказница Элька… вы с Игорешей… два сапога – пара лаптей. Зачем мозги мне морочишь? Как только ты завела разговор о Чешуякове, я сразу догадалась, что твой новый «бойфренд» либо из прокуратуры, либо из Управления по борьбе с организованной преступностью, – Влада посмотрела Голубеву в глаза: – Так, Слава, или чуть ошибаюсь?

Голубев улыбнулся:

– Самую чуточку. Я из уголовного розыска.

Багина словно с облегчением вздохнула:

– Ну, вот и разобрались, кто есть кто.

Живанкова смущенно опустила глаза:

– Извини, Владка, что так глупо получилось. Совсем не хотела тебя обидеть. Ты ведь меня знаешь…

– Знаю, язык у тебя без костей.

– Зачем же рассказала свою тайну?

– Не с кем было душу облегчить, – Влада грустно улыбнулась. – Не расстраивайся, Эля, попусту. Мне нравится, когда ты несешь безобидную чепуху.

– Правда, не обижаешься?

– О, святая простота, на тебя невозможно обижаться, – Багина достала из пачки сигарету. Щелкнув зажигалкой, прикурила и после трех коротких затяжек посмотрела на Голубева. – Я готова к серьезному разговору. Что вас интересует?

– Правда и только правда, – сказал Слава.

– Скрывать мне нечего. Постараюсь быть искренней.

Рассказанное Багиной о столкновении с мотоциклом во всех деталях совпадало с тем, что Голубев узнал от Живанковой. Добавила она лишь то, что актриса Егошина была в рыжем парике и сидела с художником Питеровым на заднем сиденье джипа с правой стороны. Прислушиваясь к интонациям спокойного грудного голоса, Слава не уловил фальши. Чувствовалось только, что разговор этот для Влады неприятен, и, когда повествование коснулось ее интимных отношений с Чешуяковым, она заговорила с иронией, как будто осуждала свою уступчивость любовным притязаниям пожилого шефа.

– Есть ли, по вашему мнению, какая связь между гибелью Суханова и убийством Чешуякова? – спросил Слава.

– В том, что Суханов погиб по чистой случайности, точнее сказать, из-за собственной невнимательности при управлении мотоциклом, не сомневаюсь. Эта жуткая трагедия оставила на моей щеке след… – Багина притушила в пепельнице окурок сигареты. – А об убийстве Чешуякова мне ничего не известно. Поэтому не могу сказать на ваш вопрос ни «да», ни «нет».

– Не знаете, с какой целью Чешуяков на другой день после аварии поехал в спорткомплекс?

– О своих целях Федор Павлович никогда не распространялся. Утром он позвонил мне и спросил, как себя чувствую. Ответила, что сижу с заплаткой на щеке и не знаю, как в таком виде появляться на работе. Чешуяков на это заявил буквально следующее: «Оставайся дома, пока щека не заживет. Приказ на месячный отпуск подпишу сегодня же. Постарайся к началу выборной кампании быть в форме». А уже в конце дня позвонили из фонда и сказали, что, по сообщению Ахмета Полеева, шеф и его шофер Вася Цикалов убиты неподалеку от спорткомплекса.

Примолкшая было Живанкова не удержалась от вопроса:

– Влада, неужели Хватов при телефонном разговоре не рассказал тебе подробностей?

– Эля, Хватов сам ничего не знает, – в тон ей ответила Багина.

– О чем же вы тогда говорили?

– Да ни о чем. Хватова интересовало, не было ли за то время, пока он находился в Москве, каких-либо наездов на шефа. Я ответила, что мне ни о каких «наездах» не известно. Коротко сказала о намерении Чешуякова участвовать в губернаторских выборах.

– И все?

– Все, Элечка.

– Удивительно. Виталя ведь до самозабвения обожает потрепаться о себе любимом.

– Сейчас ему не до трепа. При Чешуякове он жил, словно у Христа за пазухой, а как сложатся отношения с новым шефом, кто знает…

– Сам Хватов не метит на место шефа? – спросил Голубев.

Багина усмехнулась:

– Помните, как рабочий зоопарка ответил на вопрос: съедает ли слон полагающийся ему рацион?… «Съесть-то он съест, да кто ж ему даст». Вот и с Хватовым так. Без влиятельной протекции на такую должность кого попало не назначают.

– Есть другие претенденты, пользующиеся покровительством высоких чиновников?

– Наверняка будут, но, кому подвалит счастье возглавить денежную фирму, угадать трудно.

– Хотя бы предположительно кого-то из них можете назвать?

– Самым подходящим, по-моему, является нынешний вице-президент фонда, то есть заместитель Чешуякова, Олег Иванович Лобастов, но не знаю, согласится ли он взять на себя такую ношу.

– Охарактеризуйте его вкратце.

– Тридцатипятилетний холостяк. Заслуженный мастер спорта по пулевой стрельбе. Двукратный олимпийский чемпион. Умеет ладить с коллективом. Не заносчив, хорошо образован, интеллигентен и внешне приятен. Сейчас отдыхает на Канарских островах. Недостаток, пожалуй, один: не любит хозяйственную деятельность. А у фонда «Парус» богатство солидное.

– Из каких средств оно сложилось?

– Детально в финансовые вопросы я не вникала. Знаю лишь, что основные накопления были созданы в период, когда национальный Фонд спорта с благословения президента России пользовался безразмерными льготами. Только от торговли алкоголем и сигаретами в спортивную кассу валом валили баснословные барыши.

– В прошлом году при августовском дефолте большие убытки понесли?

– Ни копейки не потеряли. У Чешуякова были надежные связи в столице. Из правительственных источников он узнал о надвигающейся финансовой угрозе и успел избавиться от всех государственных казначейских бумаг, а рублевый запас перевел в твердую валюту. В результате этой операции обесценивание рубля, можно сказать, нас не коснулось.

– Иными словами, долгов у фонда не было?

– Какие долги! Напротив, сам Чешуяков после дефолта зачастую щедро финансировал безнадежные программы областной администрации и городской мэрии. Не отказывал в кредитах влиятельным предпринимателям и коммерческим банкам.

– Он верил в то, что может стать губернатором?

Багина прежде, чем ответить, вновь закурила.

– У Чешуякова были дальние планы. На губернаторских выборах Федор Павлович рассчитывал не столько победить, сколько завоевать известность среди населения области. Это давало возможность на следующих федеральных выборах собрать необходимое количество подписей граждан для выдвижения кандидатом в депутаты Государственной Думы.

– Для чего ему так высоко было взлетать?

– Тщеславие богатых людей не знает меры.

– Некоторые богачи, имеющие криминальное прошлое, рвутся в Госдуму, чтобы обеспечить себе депутатскую неприкосновенность, – сказал Голубев.

– Прошлое Чешуякова было безупречным… – Влада кончиком сигареты постучала по краю пепельницы. – И в настоящем времени Федор Павлович никаких конфликтов с законом не имел.

– Учитывая особую жестокость убийства, невольно возникает предположение, что Чешуяков законфликтовал с какой-то криминальной группировкой.

– Криминальных отморозков в Новосибирске много, однако конфликтовать со спортсменами, которые умеют постоять за себя, удовольствие мало приятное.

– Бывает, что криминалитет действует тихой сапой.

– Всех подозрительных «тихушников» Федор Павлович гнал от фонда беспощадно.

– Такие случаи были?

– В Новосибирске не было, а в охрану спорткомплекса по ротозейству Хватова нынче летом затесались два уголовника. Увидев разрисованных татуировками парней, Чешуяков приказал Хватову немедленно выгнать «синюшников».

– Кто они такие? – сразу заинтересовался Слава.

– Биографии их не знаю. Имена – тоже. Из приказа об увольнении помню только фамилии. Один – Молотобойцев, другой – Темнев.

– Внешне как выглядят?

– В офисе фонда они не появлялись. Портретные образы этих братков может подробно обрисовать заместитель Хватова по хозяйственной части Ахмет Полеев. Кажется, по его подсказке Чешуяков обратил на них внимание.

– Сам Полеев вне подозрений?

– Ахмет самый надежный человек Федора Павловича был в спорткомплексе. Можно сказать, глаза и уши Чешуякова на Потеряевом озере.

– О шофере Васе, погибшем вместе с шефом, что можете сказать?

– Вася Цикалов – загадочный молчун. Даже на элементарные житейские вопросы он обычно только плечами пожимал, вроде бы ничего в жизни не видел и не слышал. Все марки автомобилей знал досконально. Управлял машиной словно заправский каскадер. В фонде ходил слушок, будто имел судимость за угон дорогих иномарок.

– Чешуяков об этом не знал?

– Знал, конечно, но… Цикалов доводился близким родственником нефтяному магнату Маласаеву, который бесперебойно снабжает бензином заправочные колонки фонда.

На этом Голубев закончил разговор с Багиной. Вместе со Славой распрощалась с подругой и Эльвира Живанкова. Воодушевленная заманчивой идеей забойного детектива, она готова была и дальше сопровождать «соавтора», однако Слава под предлогом, будто намерен ехать в райцентр, предложил на первый случай обменяться номерами телефонов. Эльвира записала ему номер своего мобильного «Билайна», который «постоянно таскала в сумке», а Слава отчетливо вывел в ее блокноте цифры прокурорского телефона.

Глава XV

День хотя и клонился к концу, но щедрое августовское солнце сияло на безоблачном небе во всю мощь. Расставшись с Живанковой, Голубев прежде, чем направляться домой, решил встретиться с начальником морского клуба «Юнга» Миончинским. Дорогу к берегу Обского водохранилища, где располагался клуб, Слава отыскал легко. Труднее оказалось попасть на территорию городка, напоминавшего в миниатюре спортивный комплекс у Потеряева озера, только без белокаменного дворца и коттеджей.

Возле решетчатых закрытых ворот, в кирпичной проходной будке, вроде КПП у воинских частей, путь преградили два подростка в матросской форме с синими повязками дежурных. Один из них – широкоплечий крепыш почти полностью перегораживал узкий проход, другой – щупленький – сидел за деревянным барьерчиком справа у стола с телефоном и амбарной книгой, на картонном переплете которой красиво было написано: «Журнал учета посетителей». Пришлось Славе доставать служебное удостоверение. Сидевший за столиком дежурный внимательно изучил развернутые корочки, затем полистал «Журнал» и юношеским баском строго сказал:

– Извините, товарищ Голубев, для посещения территории клуба «Юнга» на сегодняшний день вашей заявки нет.

Слава улыбнулся:

– Сотрудники уголовного розыска о своем посещении заранее не уведомляют. Мне надо срочно поговорить с Евгением Мартыновичем Миончинским.

Дежурные переглянулись между собой. Широкоплечий подсказал щупленькому:

– Доложи командиру.

Щупленький поднялся из-за стола. Сняв телефонную трубку, набрал двузначный номер, как догадался Слава, внутреннего коммутатора и, видимо, услышав ответ, четким голосом проговорил:

– Товарищ командир, разрешите доложить… К вам на незапланированное рандеву прибыл товарищ Голубев из уголовного розыска… Так точно, документы проверили… Есть пропустить и проводить!..

Провожать Голубева отправился широкоплечий. По бетонной дорожке молча дошли до невысокого кирпичного здания, неподалеку от которого стоял причаленный кормой к берегу большой двухпалубный пассажирский теплоход. По обеим сторонам трехступенчатого крыльца, будто у входа в адмиралтейство, красовались два огромных якоря. Когда вошли в помещение, провожатый показал на лаконичную табличку «Командир» на одной из дверей, лихо козырнул и, четко развернувшись через левое плечо, отправился продолжать дежурство.

Миончинский встретил Голубева настороженно. Располневшей рослой фигурой, облаченной во флотский мундир с золотистыми позументами, и загоревшим нахмуренным лицом он и впрямь походил на заправского адмирала. Сидел «адмирал» за полированным письменным столом в высоком, как трон, кресле с подлокотниками, украшенными резными головами гривастых львов. Слева от кресла на специальной подставке стоял телефонный коммутатор, а стену кабинета за спиной «адмирала» украшал длинный ряд портретов выдающихся российских флотоводцев.

– Строгая у вас дисциплина, – присаживаясь у стола на предложенный стул, сказал Голубев.

– Приучаем салажат к морской службе. Тем, кто пройдет у нас полный курс, открыта дорога в любое Нахимовское училище, – басовито пророкотал Миончинский и сразу спросил: – Чем интересуется уголовный розыск?

– Германом Сухановым, – коротко ответил Слава.

Нахмуренное лицо Миончинского стало совсем мрачным:

– Отличный был кореш, а погиб по-дурацки. Сегодня у нас траурный день, занятия отменены. Всех инструкторов отправил в райцентр на похороны. Материальную помощь родителям Германа с ними передал.

– Сами почему не поехали?

– Сам остался, как говорится, на хозяйстве. Нельзя оставлять пацанов без присмотра.

Ничего нового о Суханове, если не считать незначительных дополнений, подтверждающих уже известное, Голубев от Миончинского не узнал. Подробности гибели Германа Евгению Мартыновичу не были известны и, по его убеждению, разбился Суханов чисто из-за своего ухарства.

– Ну, какой черт дернул его садиться на мотоцикл, когда мог бы с ветерком проехать в надежной «Тойоте»? – будто подтверждая свою мысль, спросил Миончинский.

– Заменить «Тойоту» на мотоцикл у Суханова была причина, – уклончиво сказал Слава. – Беспричинной выглядит месть за его гибель…

Миончинский удивленно уставился на Голубева:

– Кто кому отомстил?

– Кто – под вопросом. А расстреляли из автомата сразу двоих. Президента спортивного фонда «Парус» и его шофера.

– Чешуякова?!

– Вот именно. Знаете его?

– Да кто ж из спортсменов не знает Федора Павловича. Толковый был мужик. Активно поддержал мою инициативу о создании клуба «Юнга». Кредит мне хороший дал. За полтора года я с ним полностью расплатился и перешел на самоокупаемость. Где и когда убили Чешуякова?

– На следующий день после гибели Суханова на том же месте, где разбился Герман. Чтобы подчеркнуть, что это именно месть, оставили записку «Кровь за кровь».

Миончинский, недолго подумав, резко заговорил:

– Расчет на дураков! Некому за Германа мстить. Среди уголовной братвы он авторитетом не был и даже боком не общался с крутыми братками. Подозревать нашу фирму – глупо. Можете наизнанку вывернуть подноготную лично мою и всех моих инструкторов, но никакого криминала не обнаружите.

– Может, у Суханова были какие-то связи, о которых вы не знаете, – сказал Слава.

– Герман был надежен, как адмиралтейский якорь. Иначе мы с ним не сработались бы.

– В финансовых вопросах он вас не подводил?

– На халявные деньги Суханов не зарился. Часто жил в долг, но с должниками всегда расплачивался.

– С вами полностью расплатился? – ловко закинул удочку Голубев.

– За что?

– За превращенный в гармошку «Запорожец» старика Купчика.

Миончинский посмотрел в окно и ответил неохотно:

– Предлагал Герман поделить расход в три тысячи баксов пополам, только я не стал мелочиться. Там полностью была моя вина.

– За гидроцикл «Бомбардье» дороже заплатили? – вновь вставил неожиданный вопрос Слава.

– «Бомбардье» обошелся клубу в семьдесят восемь тысяч рублей.

– Это по официальной справке?

– А по какой еще? – будто удивился Миончинский.

Голубев посмотрел ему в глаза:

– Евгений Мартынович, ни для кого теперь не секрет, что полную стоимость покупки нынче официально не указывают даже откровенные простаки. Какому чудаку охота лишний налог платить?

– Кому неохота, тот пусть не платит.

– Вы и здесь не мелочитесь?

– У нас фирма состоятельная.

– Есть ведь еще и фирма продающая, которая обязана платить налог с продажи.

– Это ее проблема.

– Но, говорят, Чешуяков денег на ветер не бросал.

– Федор Павлович к «Бомбардье» отношения не имел. Торговую сделку я заключал с директором спорткомплекса Хватовым.

– И деньги лично Хватову отдали?

– Нет, через Суханова.

– Наличными?

– Да, такое условие было обговорено в договоре.

– Уверены, что Суханов с Хватовым не погрели на наличке руки?

– В Суханове уверен стопроцентно. О Хватове ничего сказать не могу. Кроме покупки гидроцикла, никаких дел с ним не имел. Если он «погрелся», пусть сам отдувается.

– Документы об этой сделке сохранились?

– Они у начфина, – неуверенно ответил Миончинский.

– Можно их посмотреть?

– На слово не верите?

– Есть древняя следовательская присказка: слово к делу не пришьешь.

– Какое может быть дело о пустяке…

Миончинский явно стал тянуть время. Это показалось Славе подозрительным и он усилил нажим на собеседника:

– Уголовные дела, Евгений Мартынович, часто начинаются с пустяков. Чтобы избежать неприятностей, давайте вести разговор без уверток. Если нет документа, так и скажите. Если есть, покажите его.

После недолгого колебания Миончинский махнул рукой, словно хотел сказать: «А-а, была не была!», и вышел из кабинета. Вернулся он быстро и подал Голубеву ксерокопию договора купли-продажи гидроцикла «Бомбардье». Подписанный размашистыми росчерками Миончинского и Хватова договор был произвольной формы. В нем только указывалось, что клуб «Юнга» покупает у спортивного комплекса гидроцикл за 78000 рублей, но в какой форме, перечислением или наличными, производится оплата, оговорено не было. Для убедительности Голубев дважды прочитал короткий текст договора. Показывая его усевшемуся на свое место Миончинскому, сказал:

– Что-то не вижу здесь условия об оплате наличными.

– Мы об этом с Хватовым устно договорились, – как ни в чем не бывало ответил Миончинский.

– Извините, Евгений Мартынович, несколько минут назад разговор шел не об устном договоре.

– Значит, тогда я оговорился.

– На языке юристов такая «оговорка» называется ложными показаниями.

– Что поделаешь… И на старуху бывает проруха.

– Вы же не старуха, и разговор наш – не праздная болтовня базарных кумушек, где от скуки можно нести что попало, – недовольно сказал Голубев. – Надеюсь, расписка Хватова в получении денег у вас сохранилась?

– Должна сохраниться… – Миончинский хмуро уставился в окно. – Ладно, не стану изображать кошку, которой наступили на хвост. Скажу правду. Заплатил я Хватову в три раза больше, чем указано в официальном договоре.

– И все наличными?

– Ну, а как еще…

– Выходит, вы оплатили покупку почти по нынешнему курсу доллара?

– Хватов оценил «Бомбардье» в тринадцать тысяч баксов. Это нынче тянет на триста тридцать восемь тысяч рублей. Я же согласился только на двести пятьдесят тысяч. Принести расписочку?

– Принесите.

Уже через минуту Голубев держал в руках ксерокопию расходного кассового ордера, где Виталий Осипович Хватов подтверждал своей подписью получение двухсот пятидесяти тысяч рублей.

– Как вы успели так быстро копию снять? – спросил Слава.

Миончинский, усаживаясь в кресло, усмехнулся:

– Копии сделаны полторы недели назад по просьбе Чешуякова.

– Любопытно… – от неожиданности Голубев сделал паузу. – Федор Павлович тоже интересовался этой сделкой?

– Интересовался.

– Подробно рассказать можете?

– Теперь скрывать нечего… – Миончинский помолчал. – Приехал Чешуяков ко мне без предупреждения в своем «Сузуки» один. Шофера с ним не было. Как только уединились вот в этом кабинете, сразу спросил: «Женя, сколько ты заплатил Хватову за „Бомбардье“?» Вопрос показался странным. Поэтому я ответил осторожно: «В соответствии с договором, Федор Павлович, расплатился». – «Меня интересует конкретная сумма», – сказал Чешуяков. «Конкретно двести пятьдесят тысяч отечественных рублей отдал». – «Документ, подтверждающий получение Хватовым этой суммы, есть?» – «Расходный ордер имеется». – «Покажи его, пожалуйста». Я тут же принес от начфина ордерок. Ознакомившись с ним, Чешуяков спросил: «У тебя ксерокс есть?» – «Имеется». – «Сними мне, пожалуйста, копию». Начфин быстро откатал несколько экземпляров ордера. Одну копию Федор Павлович положил себе в карман, а насчет подлинника наказал: «Храни его в сейфе пуще зеницы ока. Он тебе скоро может пригодиться. И еще, Женя, большая просьба: о сегодняшней нашей встрече держи язык за зубами. Договорились?» – «Договорились, Федор Павлович»… – Миончинский глянул Голубеву в глаза. – Такой вот разговор произошел у меня с Чешуяковым. Поэтому я и закрутился перед вами, как таракан, брошенный в горящую печку.

– Последствия этого разговора какие были? – спросил Слава.

– Никаких не было. Я уж и забывать о нем стал, пока вы не прищучили.

– Хватов после Чешуякова к вам не обращался?

– С Хватовым мы виделись только при заключении договора. Денежные вопросы с ним решил Суханов. Собственно, вопрос-то был всего один. Герман взял у начфина наличку, а вернулся из спорткомплекса с «Бомбардье» в кузове КАмаЗа и расходным ордером с подписью Хватова в получении денег.

– На какую мысль все это наводит?

Миончинский ухмыльнулся:

– Мысль проще дубового скворечника. Господин Хватов замылил жирный кусок халявы, а Чешуяков засек ловчилу.

– Суханова в сговоре с Хватовым не подозреваете?

– Никоим образом! Герман с презрением относился к тем, кто на халяву бабки косит. Были, конечно, у него завихрения. И женщинами увлекался, и выпить любил, но в денежных вопросах грехов за ним не водилось.

Глава XVI

Из Новосибирска в райцентр Голубев вернулся поздним вечером. На следующий день спозаранку он по факсу запросил в Информцентре УВД справку на чешуяковского шофера Василия Цикалова и на уволенных в спорткомплексе охранников Молотобойцева и Темнова. Ответ пришел оперативно. В нем сообщалось, что все трое были соучастниками автоугонов и отбывали судебное наказание в одной и той же исправительно-трудовой колонии. Цикалов освободился полтора года назад и сразу устроился на работу в спортивный фонд «Парус». Молотобойцев с Темновым вышли из колонии на год позднее. Никаких сведений о местожительстве и трудоустройстве их после освобождения в Информцентре не было.

Размышляя над только что полученной справкой, Голубев направился в прокуратуру. Следователь Лимакин, как всегда, предложил сразу обсудить собранную информацию с прокурором. Когда Слава выложился до конца, Бирюков сказал:

– Вот теперь можно подумать и о возможных версиях.

– На мой взгляд, Игнатьич, надо рассматривать два варианта, – мигом подхватил Голубев. – Либо конфликт Чешуякова с Хватовым из-за присвоенных Виталием Осиповичем денег, либо «разборка» Молотобойцева и Темнова с Васей Цикаловым.

– В чем им разбираться? – спросил Лимакин.

– Хотя бы в том, что, во-первых, Цикалов почему-то освободился на год раньше своих подельников, а во-вторых, слишком он козырно устроился по сравнению с неприкаянными братками. За компанию с Васей они замочили и Чешуякова, который уволил их из комплекса.

– Месть за Суханова исключаешь полностью?

– Исключаю, Петя. Судя по всему, расправа над Васей Цикаловым или Чешуяковым готовилась заранее. Как водится в подобных случаях, за намеченной жертвой велось постоянное наблюдение, и убийцам вдруг подвернулся удобный случай учинить «месть» на том же самом «роковом» месте, где погиб Суханов.

В разговор вступил Бирюков:

– Какую сумму присвоил Виталий Осипович?

Слава показал взятую у Миончинского ксерокопию расходного ордера:

– Вот в этом документе господин Хватов собственной рукой подтверждает полученную от клуба «Юнга» сумму прописью в двести пятьдесят тысяч рублей. Если он сдал в кассу фонда семьдесят восемь тысяч, то по элементарному правилу арифметики получается, что сто семьдесят две тысячи рубликов испарились, словно утренний туман. Чешуяков не случайно заинтересовался этим делом.

– Не намудрил ли чего в этом деле Суханов?

– С него теперь взятки гладки.

– А как сам Миончинский?

– На мошенника или клептомана боцман не похож. Да и воровать из клубной кассы ему никакого резона нет. Короче говоря, Игнатьич, надо вторично допросить Хватова и послушать, какую арию он запоет, когда увидит расходный ордер.

– Допросим… – Бирюков сделал пометку на листке перекидного календаря и вновь обратился к Голубеву: – Хватов высказал два предположения о мотивах убийства Чешуякова: или борьба за престижное кресло президента фонда «Парус», или устранение конкурента на губернаторских выборах. Насколько, по-твоему, эти предположения реальны?

– Реальность сегодня такова, что возможны всякие криминальные пируэты… – Голубев задумался. – Однако, мне думается, Хватов наводит тень на плетень.

Бирюков посмотрел на Лимакина:

– Ты, Петр, как думаешь?

– Почти так же, – ответил следователь. – Если Виталий Осипович каким-то образом причастен к убийству Чешуякова, то в его интересах завести нас в такие дебри конкурирующей «политики», где мы впустую потеряем уйму времени.

– Вызывай срочно Ахмета Полеева. Попробуем выяснить личности Молотобойцева и Темнова.

– А Хватова не надо?

– Подождем. Пусть считает, что вчера мы ему поверили и он вне подозрений…

Полеев подъехал к районной прокуратуре вскоре после телефонного звонка Лимакина. «Мерседес-Бенц» его в этот раз был отмыт от грязи, а сам он вместо замшевой куртки и джинсов был одет в цивильный костюм при галстуке. О недавней трагедии напоминала лишь аккуратно забинтованная правая ладонь. Когда Ахмет неторопливо уселся к приставному столику напротив следователя и Славы Голубева, Бирюков начал разговор издалека.

– Как ваши дела? – спросил Антон.

– Терпимо… – Полеев пошевелил кончиками пальцев забинтованной руки. – Ранение небольшое, заживет скоро.

– Какие новости в спорткомплексе?

– Никаких нет. Настроение сотрудников плохое. Люди переживают. Очень хорошим руководителем был Федор Павлович.

– Хватов хуже?

– Виталий Осипович на своем месте хорошо работает. Выше ему не взобраться. Размах не тот, что у Чешуякова. Да и сам он на руководящую гору не рвется.

– У вас с ним хорошие отношения?

– До вчерашнего дня я от Виталия Осиповича сердитого слова не слышал. А вчера он как с цепи сорвался. Устроил мне большую головомойку за то, что не уберег Федора Павловича. Ну, а что я, безоружный, мог сделать с вооруженными бандитами? Свою грудь им подставить?… Конечно, если бы Чешуяков сидел позади – мог бы остаться живым. Но Федор Павлович сам приказал мне туда сесть. Хватов за это и уцепился. Дескать, почему беспрекословно послушался шефа и не уговорил его поменяться местами?! В конце концов до того разгорячился, что стал допрашивать: не заодно ли я был с бандитами… Дескать, шефа и Васю замочили, а ты, отвечающий за охрану, царапиной отшутился. Тут я не выдержал и послал Хватова по-русски на… три буквы. Он в ответ выразился матом. После этого сел в свою «Ауди» и уехал в Новосибирск на похороны Чешуякова. Сказал, вернется после похорон и выгонит меня с работы.

– Часто Хватов увольняет сотрудников?

– За последний год всего двоих охранников недавно уволил по распоряжению Федора Павловича. Молотобойцева и Темнова. Оба оказались уголовниками.

– Как их разоблачили?

Полеев недолго подумал:

– По тюремным наколкам да по блатному разговору. Друг друга только по кличкам называли. Молотобойцев был Балда, а Темнов – Потема. Я сразу приметил, что парни ненадежные. Сказал Хватову, мол, напрасно ты взял их в охрану. Подведут блатняки нас. Виталий Осипович поморщился: «Вася Цикалов попросил устроить дружков. Не посмел ему отказать. Он же от обиды может нажужжать чего-нибудь шефу, и окажешься без вины виноватым».

– Долго они у вас продержались?

– Пожалуй, с месяц, пока Чешуяков не увидел их купавшимися. У Балды, то есть у Молотобойцева, на спине и плечах блатные наколки были, а у Темнова всю грудь занимала голая женщина. Федор Павлович удивился: «Ахмет, это что за индейцы?» – «Из нашей охраны парни», – ответил я. Чешуяков подозвал Хватова и дал ему строгое указание: «Чтобы завтра же этих папуасов здесь не было».

– Как Хватов отреагировал на такой приказ?

– Исполнил немедленно. Когда парни, получив расчет, уехали на попутке из комплекса, перекрестился. Видно, присутствие в охране Васиных дружков его тоже не радовало.

– После увольнения «дружки» не появлялись в комплексе?

– Нет, уехали и с концом.

– Не они ли отомстили Чешуякову?

– Навряд ли. Оружия у них не имелось.

– Внешность их можете описать?

– Крепкие ребята. И в плечах, и ростом не обделены. Молотобойцев служил десантником. В девяносто шестом году в Чечне воевал. Там контузию получил. Молчаливый и спокойный парень. Курил много. За день по две пачки «Мальборо» изводил. А Темнов болтун. Морда у него круглая с наглыми глазами. Тоже покуривал, но не сигареты. Из беломорских папирос высыпал табак и вместо него заталкивал какую-то травку, похожую на коноплю или анашу.

– Наркоманил?

– Слегка. До одурения не накуривался. В армии, по-моему, он не служил. В футбол умело играл, когда товарищеские матчи проводили.

– На киллеров, которые расстреляли Чешуякова, Молотобойцев с Темновым не похожи?

– Я же не видел тех бандитов. Запомнилось только, как дверь в фургоне «Москвича» распахнулась, и из нее застрочил автомат. Сразу посыпались осколки лобового стекла возле Васи.

– Значит, шофера первым убили?

– Кажется, так.

– А на руках у Молотобойцева или у Темнова татуировок не было? – вновь спросил Бирюков.

– Руки у них без картинок были… – Полеев задумался и вдруг показал средний палец левой руки. – Соврал, слушай. У Темнова на этом вот пальце синела круглая, вроде кольца, наколка.

– Молотобойцев или Темнов знали Германа Суханова?

– Пожалуй, знали. Однажды видел, как Герман разговаривал с Темновым.

– Кто сообщил Хватову в Москву об убийстве Чешуякова?

– Я не сообщал. Виталий Осипович вчера рано утром позвонил мне из Новосибирска. Судя по голосу, сильно нервничал. Долго пытал меня о Чешуякове. Потом сказал, что срочно заедет в районную прокуратуру, а затем уж будет в комплексе. Появился разгневанный. Задал мне трёпку и уехал без «до свидания».

– О Суханове не расспрашивал?

– Нет. В тот день, когда Суханов разбился, мне звонил полковник из компетентных органов.

– Что за полковник?

– Фамилии своей он не назвал.

– Постарайтесь вспомнить дословно тот разговор.

– Особо вспоминать нечего. Звонок был по мобильнику. Я ответил и услышал строгий голос: «Господин Полеев, с вами говорит полковник из компетентных органов. Доложите-ка подробно, в какую автоаварию попал возле вас господин Чешуяков?»

– И что вы ему доложили?

– Только то, что о Чешуякове ничего не знаю, а на трассе возле спорткомплекса, столкнувшись с неизвестным джипом, погибли бывший футболист Герман Суханов и ехавшая с ним на мотоцикле женщина. Полковник сразу отключился.

– Других звонков не было?

– Нет.

После того, как следователь Лимакин запротоколировал показания Полеева, и Ахмет ушел из прокуратуры, сообща подвели итог. Оказался он не очень утешительным, но обнадеживающая ниточка все-таки наметилась. Одним из покупателей «Москвича» у Насти Фишкиной, по всей вероятности, был уволенный из комплекса охранник Темнов, которого выдавала татуировка «вроде кольца» на среднем пальце левой руки.

Бирюков сказал Лимакину и Голубеву:

– Завтра утром все трое поедем в Новосибирск. План работы обговорим по дороге.

Глава XVII

Если верить старой пословице, то человек лишь предполагает, а Бог располагает. Что-то похожее произошло и на сей раз. Лимакин с Голубевым не успели еще выйти из прокурорского кабинета, как телефон на столе Бирюкова залился междугородным звонком. Бирюков ответил и, передавая трубку Голубеву, сказал:

– Тебя – из газеты «Сибирские вести».

Едва Голубев назвался, в трубке зачастил бойкий голос Эльвиры Живанковой:

– Слава, в сегодняшнем номере наших «Вестей» Шура Плотников выдал потрясающую криминальную информацию под жутким заголовком «Труп – в багажнике „Мерседеса“»! Послушай, что он пишет: «Вчера в Новосибирске на неохраняемой автостоянке у Центрального рынка сотрудниками ГИБДД найден черный „Мерседес“, угнанный из гаража предпринимателя Эн. При досмотре автомобиля в его багажнике обнаружен труп молодого мужчины с огнестрельной раной в затылке. Никаких документов, подтверждающих личность потерпевшего, при трупе не было. Однако правоохранительным органам удалось установить, что убитый является гражданином Молотобойцевым, ранее имевшим судимость за угоны импортных автомашин. Возбуждено уголовное дело. Начато следствие»… – Живанкова передохнула. – Прикольная информашка, да?

– Плотников не по пьяни ее придумал? – спросил Голубев.

– Утром был трезвый. Сказал, чистая правда, без детективного свиста.

– А сейчас как Шура?

– Объясняется жестами.

– Попробуй узнать, у кого он получил такую информацию?

Живанкова, отвернувшись от телефонной трубки, заговорила, видимо, с Плотниковым. После недолгой перебранки сказала Голубеву:

– Бормочет, что по Закону о печати журналист имеет право не разглашать источник информации.

– Тогда постарайся вытянуть из него, кто ведет следствие?

Через какое-то время Эльвира со вздохом ответила:

– Пробормотал что-то вроде горпрокуратуры. – И тут же спросила: – Слава, помнишь вчерашний разговор с Владкой Багиной?

– Помню.

– Не тот это Молотобойцев, которого по указанию Чешуякова Хватов уволил из охранников?

– Вероятно, тот.

– Вот забойный матерьяльчик! Надеюсь, ты не передумал насчет нашего соавторства?

– Нет, конечно! – с пафосом воскликнул Голубев. – Как себя чувствует Багина?

– Без проблем. Уже подыскала Игореше другого кандидата для раскрутки.

– Так быстро?

– Она ж известная в Новосибирске пиарщица. Перед выборами Владкины услуги идут нарасхват, а после победители ее кидают.

– Ну, безжалостные злодеи!

– Закон джунглей.

– Хватов больше не звонил Владе?

– Виталя занят похоронами Чешуякова. Во всех местных газетах протолкнул некролог. Скажи, информация о Молотобойцеве для тебя представляет интерес?

– Еще как! Если узнаешь новое, звони по этому же телефону.

– Почему вначале мне ответил прокурор? У тебя своего телефона нет?

– Есть, да я редко возле него сижу. Оперативников, Элечка, ноги кормят.

– А-а-а, – протянула Живанкова. – Ну, чао!

– Чао, Эля!

Голубев положил телефонную трубку и посмотрел на Лимакина, затем на Бирюкова:

– Слышали «прикольную» информацию?

– Слышали, – ответил Бирюков.

– Ситуация становится неуправляемой. Молотобойцев уже спекся. Совсем будет не смешно, если вот-вот обнаружится труп Темнова…

– По словам кузнецкого шофера, киллеры после убийства Чешуякова пересели из «Москвича» в черный «Мерседес», – задумчиво проговорил Лимакин.

– Вот этот «Мерседес» и нашелся, с трупом в багажнике. Надо, Петя, нам с тобой срочно ехать в Новосибирск.

– Поезжайте сейчас же, – сказал Бирюков.

…Через полтора часа Голубев остановил своего «Запорожца» у входа в городскую прокуратуру. Повернувшись к сидевшему рядом Лимакину, спросил:

– У кого здесь концы искать?

– Пойдем к моему университетскому сокурснику Андрею Семеновичу Щепину. Он теперь помощник горпрокурора и наверняка в курсе всех дел, – доставая с заднего сиденья «дипломат», ответил Лимакин.

Похожий комплекцией на борца тяжелой весовой категории, но в ладно пригнанном по мощной фигуре прокурорском мундире с погонами старшего советника юстиции, Щепин встретил неожиданных посетителей радушно. Внимательно выслушав Лимакина о цели срочного визита, он на несколько минут вышел из кабинета и вернулся с папкой следственных документов. Усаживаясь на свое место, заговорил:

– Убийство Чешуякова без всяких сомнений заказное. Теперь, после выполнения «заказа», как водится, началась ликвидация киллеров. Когда наемные убийцы залетные, да к тому же – хорошие профессионалы, расследование часто превращается в безнадежный «висяк». Сделали «братки» дело – оставили тело, и ищи-свищи их на необъятных просторах России. В данном случае, похоже, наняли местных «стрелков». Оставлять их в живых опасно, могут на пустяке «засветиться». Дело в том, что убит не только Молотобойцев. Таким же способом – пулей в затылок застрелили владельца черного «Мерседеса» Колю Бубликова. В информации для газет мы об этом не стали сообщать. Окрестили его «предпринимателем Эн».

– Кто же он на самом деле? – спросил Лимакин.

– Крутой авторитет с богатым криминальным прошлым. Кличка Бублик. Был ответственным за воровской «общак». Возглавлял одну из жестоких группировок рэкетиров. Обогатившись, подобрал толковых инженеров и открыл техническую фирму «Радар», занимающуюся радиотелефонной связью. Сам, конечно, ничего в этой технике не рубит, но дивиденды получает хорошие. Застрелили Бублика позапрошлой ночью в собственном гараже Молодежного жилмассива, где находится его роскошная квартира. По заключению экспертов, там же и в то же время получил пулю в затылок Молотобойцев, которого погрузили в багажник «Мерседеса», довезли до Центрального рынка и здесь оставили машину. При осмотре гаража нашли две стреляные гильзы от пистолета Макарова, а извлеченные из трупов пули оказались идентичными.

– Как установили личность Молотобойцева?

– По отпечаткам пальцев и по фото из уголовного дела. Он ведь был судимый за угоны машин.

– Лишней фотографии для меня не найдется?

– Эксперты размножили… – Щепин порылся в принесенной папке и подал Лимакину фотоснимок парня со впавшими щеками и тяжёлым взглядом исподлобья. – Зачем тебе этот портрет?

– Тоже для опознания.

Лимакин рассказал о покупке «Москвича» у Насти Фишкиной неизвестными парнями и об автоматной стрельбе из этого фургона по «Ауди» Чешуякова.

– Черная надпись «Продукты», говоришь, на фургоне была? – живо заинтересовался Щепин.

– Была, видимо, для маскировки под служебную машину, чтобы притупить бдительность автоинспекторов.

– Служебные надписи на машинах – очень удобная маскировка. Интерес же мой к этому не случаен. Дело в том, что в бубликовском гараже обнаружена ополовиненная банка черной масляной краски, малярная кисть и обрывки трафарета из плотной оберточной бумаги. А одна пожилая свидетельница видела, как на прошлой неделе возле гаража двое парней «рисовали» на фургоне надпись «Продукты». Она даже спросила у них: «Какую еду, ребята, будете развозить?» «Гуманитарную помощь из Америки», – ответил мордастый парень.

– Где они прятали фургон?

– В гараже Бубликова. Кроме «Мерседеса», там еще пару таких «Москвичей» вместить можно. Самое интересное, что в гаражном тайнике хранились два калашниковских автомата, карабин с оптическим прицелом, четыре пистолета Макарова и патроны к ним. Сейчас следователи по номерным знакам устанавливают, откуда что взялось. Заминка вышла с автоматами. Оба собраны из различных запчастей.

– У нас такой же винегрет, – сказал Лимакин. – Брошенный на месте убийства Чешуякова автомат оказался сборным.

– Заключение вашего эксперта-криминалиста привез?

Лимакин взглядом показал на прислоненный к ножке стула «дипломат»:

– Вот здесь лежит.

– Давай унесу нашим экспертам. Пока мы будем беседовать, они попробуют разобраться в «винегретных» деталях.

– А фото гражданина Темнова, привлекавшегося вместе с Молотобойцевым за угон машин, можно разыскать?

– Разыщем.

Когда Щепин, забрав заключение Тимохиной, вышел из кабинета, Слава Голубев оживленно проговорил:

– Петя, кажется, нам крупно повезло!

Лимакин костяшками пальцев постучал по столешнице:

– Подожди ликовать. Если вскоре обнаружится труп Темнова, все наметившиеся концы будут обрублены.

Эту же мысль он высказал вернувшемуся Щепину.

– Такой финт возможен… – согласился тот. – Однако может быть и другое. Не Темнов ли устранил своих подельников?

– По-моему, это слишком жесткий и рискованный прием, – усомнился Лимакин.

– В жизни, как в поезде: жестких мест больше, чем мягких. А жизнь уголовников – сплошной риск. Кроме постоянного страха за собственную шкуру, у них сплошь да рядом срабатывает меркантильный интерес. Заказчик, как правило, нанимает киллеров через посредника, которому выплачивает обговоренную сумму. Допустим, что в данном случае посредником был Темнов…

– В этом, пожалуй, можно не сомневаться, – вставил Лимакин. – По нашим предположениям, основанным на свидетельских показаниях, именно Темнов являлся заводилой в покупке москвичовского фургона. Следовательно, деньги заказчика были у него.

– Дальнейшие действия киллеров какими тебе представляются? – спросил Щепин.

– Непосредственным исполнителем заказа, вероятно, был Молотобойцев, а Темнов управлял «Москвичом». Отстрелявшись, оба пересели в черный «Мерседес» к Бубликову и скрылись с места преступления.

– В таком случае у Темнова могла возникнуть двойная корысть. И соучастников убийства ликвидировал, и все деньги оставил себе.

– Мне не понятен поступок Бубликова. Обычно «авторитеты» лично не ввязываются в криминальные истории. Он же, мало того, что превратил свой гараж в оружейный арсенал, но еще и киллеров с места преступления увез.

– С Бубликовым надо разбираться. Либо, прикрывшись «Радаром», Коля пренебрег осторожностью, либо замысливал многоходовую комбинацию, сулящую ему жирный кусок. Бескорыстно Бублик услуг не оказывал.

– Об убийстве Чешуякова к вам не поступало заявление?

– Нет.

– Тебе не кажется это странным?

– Особой странности пока не вижу. Если бы чэпэ случилось на территории города, тогда наверняка нас поставили бы на уши. Чешуяков был заметной личностью.

– Хорошо его знаешь?

– Неплохо. После университета я полтора года активно увлекался вольной борьбой, и Федор Павлович был моим тренером. Потом наши дороги разошлись. Меня замотала следственная работа, а Чешуяков возглавил спортивный фонд «Парус». Нынче весной по приглашению Федора Павловича был у него в офисе. Полюбовался декоративными пальмами в великолепных холлах, устланных дорогими красивыми паласами. В кабинете шефа понаблюдал за золотыми рыбками, царственно плавающими в прекрасном аквариуме. Федор Павлович рассказал мне целую лекцию о них.

– Ради лекции и приглашал тебя?

– Уговаривал перейти к нему в фонд юрисконсультом. Обещал платить во много раз больше, чем получаю в прокуратуре.

– Не уговорил?

– Я человек старомодных убеждений. Признаю только букву Закона. А юрисконсульту надо ловчить, искать в Законе лазейки и находить модный ныне «консенсус» с правоохранительными и судебными органами.

– До моего приезда ты уже знал об убийстве Чешуякова?

– В общих чертах. Когда по отпечаткам пальцев опознали Молотобойцева, стали искать прежние его связи. Из судебного архива взяли уголовное дело. Там среди соучастников оказались Темнов и Цикалов. О Темнове никаких сведений выявить не удалось, а на Васю Цикалова вышли быстро. Он имел прописку в Новосибирске и работал шофером у Федора Павловича. Позвонили в спортивный фонд. Там и узнали о трагедии.

– Все-таки мне непонятно, почему гибель Чешуякова не встревожила ни областную администрацию, ни мэрию города.

– Таких, как Федор Павлович, госчиновники не любят. Держался он слишком независимо. Областные и городские власти постоянно наседали на него с просьбами о кредитах, но он не баловал их деньгами. Мол, сколько им ни дай, все безвозвратно канет в черную дыру.

– «Черных дыр» сейчас столько, что все не перечтешь. Я часто задумываюсь: как историки будущего назовут время, в которое мы живем?

Щепин улыбнулся:

– Рекламной паузой или эпохой перехода России с подгузников на памперсы.

– Пожалуй, самое точное определение, – засмеявшись, сказал Лимакин и продолжил разговор по теме: – Не высвечивается у нас мотив убийства Чешуякова. В разговоре с тобой Федор Павлович не упоминал директора спорткомплекса Хватова?

– Рассказывал, что Хватов в короткий срок провернул большую стройку у Потеряева озера и при этом уложился в сметную стоимость. При нынешних условиях – редкий случай. Нынче ведь не ворует только ленивый.

– Между тем, этот самый Хватов недавно хватанул из фондовских денег сто семьдесят две тысячи рубликов, и Чешуяков об этом узнал.

– Для спортивного фонда такая сумма – капля в море. Трудно поверить, что из-за нее разыгрался столь трагический финал. Другие наметки есть?

– Есть, но не очень убедительные. Одна из них – устранение конкурента в предстоящих губернаторских выборах.

– Чешуяков претендовал на губернаторство? – удивился Щепин.

– Сценарий на предвыборную раскрутку уже был заказан.

– В разговоре со мной Федор Павлович об этом умолчал.

– Вероятно, не хотел прежде времени раскрывать свои планы.

– Они и до сих пор не раскрыты. В средствах массовой информации вовсю идут залихватские рассуждения о потенциальных претендентах на губернаторский пост, однако о Чешуякове нигде ни слова. Вряд ли найдется такой дурак, который замыслит рискованное устранение конкурента, не заявившего о своем намерении.

– Недостатка в дураках у нас нет. Это, как говорится, одна из двух бед России.

– Теперь, говорят, появилась третья – дураки, указывающие, какой дорогой надо идти, – с улыбкой сказал Щепин. – А если без шуток, то отстрел политических конкурентов – не типичное для нашего региона преступление. До такой страсти сибирские политики еще не докатились.

– Есть еще предположение, что в фонде «Парус» шла подковерная борьба за президентское кресло.

– По словам Федора Павловича, никакой борьбы не было. Коллектив там хороший.

Лимакин, задумавшись, вздохнул:

– Как у любого человека, у Чешуякова наверняка были свои привычки и особенности характера. Что об этом можешь сказать?

– В основном, я знаю Федора Павловича по тренерской работе. Умный был тренер. Признавал только честную борьбу. Ловкачей, применявших исподтишка запрещенные приемы, наказывал строго. За попытку выиграть нечестным способом безжалостно отчислял из секции даже талантливых. Не терпел лжи. Постоянно внушал спортсменам: «Маленькая ложь рождает большое недоверие»…

Разговор прервал вошедший в кабинет референт Щепина. Он принес репродукцию фотографии Темнова и заключение оружейников. Оказалось, что затвор автомата, оставленного киллерами на месте убийства Чешуякова, взят от одного из автоматов, хранившихся в гараже Бубликова, а ствол – от другого. Появилось убедительное доказательство: Бубликов – соучастник преступления. Круглое с выпуклыми нагловатыми глазами лицо Темнова на фотоснимке совпадало со словесным портретом парня, торговавшегося с Фишкиной при покупке «Москвича».

– Клубочек-то преступный, получается, один, – глядя на Лимакина, сказал Щепин. – Придется объединять наши силы для его распутывания. Какие у вас ближайшие планы?

Лимакин посмотрел на часы:

– Сегодня мы с Голубевым успеем, пожалуй, только изъять у Миончинского подлинник расходного ордера, по которому Хватов получил от клуба «Юнга» двести пятьдесят тысяч, да провести опознание по фото Молотобойцева и Темнова, купивших москвичовский фургон.

– Бирюков не в отпуске?

– Нет. Завтра с утра мы с ним намерены побывать в офисе фонда «Парус», чтобы разобраться во взаимоотношениях Чешуякова с коллективом.

– Я со своей бригадой тоже утром туда подъеду. Начнем работать объединенными силами. А Темнова, независимо от результатов опознания, немедленно объявим в розыск.

Глава XVIII

В проходной будке клуба «Юнга» вместо юных матросов на этот раз дежурил омоновец с автоматом. Внимательно изучив удостоверения Лимакина и Голубева, он по телефону доложил Миончинскому о неожиданно появившихся вечерних посетителях и, видимо получив разрешение, пропустил их на территорию клуба.

Здесь все было по-прежнему. Кругом идеальная чистота и порядок. На корме пришвартованного по-военному теплохода под обвисшим от безветрия Андреевским флагом стоял вахтенный юнга. Взбегавшие по широкой деревянной сходне с берега на теплоход матросята, минуя флаг, непременно вскидывали правую руку к бескозырке, по уставному флотскому обычаю отдавая честь. На капитанском мостике теплохода стоял пожилой усатый мичман. Оглядевшись, он поднес к губам радиомикрофон, и в вечерней тишине зазвучала громкая команда: «Баковым – на бак! Ютовым – на ют! Шкафутовым – на шкафут! По местам стоять, с якоря и швартовых сниматься!» По металлической палубе тотчас застучал дробный топот побежавших в разных направлениях юнг.

Наблюдая за шустрыми подростками, Лимакин и Голубев остановились у командирского офиса. Внезапно на крыльцо вышел Миончинский и басовито спросил:

– Что загляделись, следователи?

– Хотим посмотреть, как от пристани отчалит теплоход, – с улыбкой сказал Слава.

– Никуда он не отчалит. Как легендарная «Аврора», стоит на мертвом якоре. Тренируем салажат выполнять команды по флотской терминологии.

– А почему в проходной вместо строгих матросиков сегодня дежурит автоматчик?

– Из-за нарушения пропускного режима пришлось усилить охрану. Пройдемте в кабинет, там расскажу.

Суть рассказа Миончинского заключалась в том, что вчера, вскоре после визита Голубева, к проходной клуба «Юнга» подкатил на такси одетый в камуфляжный комбинезон парень. Растолкав словно котят преградивших дорогу дежурных юнг, он прошел через проходную и направился к офису. После телефонного звонка перепуганных пацанов Миончинский встретил нарушителя пропускного режима на крыльце офиса. Не вступая в долгие рассусолы, заломил руки парню за спину и, подталкивая коленом под зад, выпроводил его с клубной территории. Парень, пообещав обидчику пулю в лоб, скрючившись влез в дожидавшееся такси и отбыл в неизвестном направлении.

– С какой целью он к вам прорывался? – спросил Лимакин.

– В горячке я не понял, чего ему надо было, – пожав плечами, ответил Миончинский. – Дежурные, как у нас заведено, потребовали документ, а он напролом полез. Наверное, никакого документа у него не было…

– О чем разговор с вами начал?

– Первым заговорил я: «Ты, мудахер, за что моих морячков обидел?» Он в блатной манере зашевелил растопыренными пальцами: «Не лезь на рога, командир. Давай пошепчемся о Суханове». – «На какую рану Суханов тебе соли насыпал?» – «Задолжал моему корефану толстую пачку бабок. Надо бы вернуть должок несмирному в натуре». Тут я и показал ему «натуру», завернул по-флотски белы рученьки за спину.

– Без оружия парень был?

– По карманам его не шарил.

– Внешне как выглядит?

– Качок не хилый. Хотел вырваться из залома, да не на того нарвался.

– Лицо какое?

– Рожа круглая, как луна, лупоглазая.

Лимакин достал из «дипломата» подготовленные в горпрокуратуре для опознания протоколы с наклеенными фотографиями разных лиц. Разложив их на столе, попросил Миончинского внимательно посмотреть, нет ли на представленных фотоснимках «нарушителя пропускного режима». Миончинский, нахмурив густые брови, довольно быстро показал на фотографию Темнова:

– Вот этот наглец.

– Почему вы не захотели узнать, какую сумму и какому «корефану» задолжал Суханов? – быстро спросил Голубев.

Миончинский усмехнулся:

– Как получилось, так и хотели. Короче, когда мне плюют в лицо, делать вид, что идет дождик, я не умею. И в лохотрон не играю.

– Считаете, парень хотел вас надуть?

– Ну, а чего больше?… Суханов задолжал, а Миончинский должен расплачиваться. Нашел, блин, лоха!.. Его счастье, что не стал сопротивляться. Если бы полез в драку, я изуродовал бы мудахера круче, чем Бог черепаху.

– Не о тех ли деньгах он напоминал, которые Хватов через Суханова получил сверх обусловленной договором суммы за «Бомбардье»?

– Не верю, чтобы Суханов замылил те деньги! Может, этот бездарный рэкетир слышал звон да не знает, где он.

– От Хватова никаких сигналов не было?

– Нет.

В разговор вступил Лимакин:

– Евгений Мартынович, нам надо изъять у вас подлинник расходного ордера, подтверждающего получение Хватовым двухсот пятидесяти тысяч, для приобщения его к уголовному делу.

– В случае чего, чем я докажу, что у меня этот подлинник был? – настороженно спросил Миончинский.

– Оставим вам соответствующий документ. Прокуратура – фирма серьезная. В «лохотрон», как и вы, тоже не играем.

– Пишите бумагу…

Составление протокола выемки заняло немного времени. Когда расстались с Миончинским, Голубев, усаживаясь за руль «Запорожца», сказал Лимакину:

– Вчера гражданин Темнов был еще жив. Интересно, чего он хотел от Миончинского?

– Денег, – с усмешкой ответил Лимакин.

– Каких и сколько?

– В настоящий момент об этом знает только Темнов да, возможно, его сообщник.

– Не Хватов?…

– Спроси что-нибудь попроще.

– На простые вопросы я сам нахожу ответы. Куда дальше направимся?

– На улицу Волочаевскую, к посреднику в покупке «Москвича» гражданину Тарабанькину. Если застанем безработного дома, может быть, он опознает парней, воспользовавшихся его паспортом.

– Должны застать. Барахолка, где Тарабанькин сшибает гроши, давно разбрелась. Проблема может возникнуть в другом: в состоянии ли безработный гражданин будет что-то видеть пьяными глазами и шевелить непослушным языком.

Опасение Голубева оказалось напрасным. Открывший дверь квартиры, Тарабанькин был хотя и с большим темно-лиловым синяком под левым глазом, но совершенно трезвый. Меланхолично выслушав Лимакина о цели визита, он сиплым голосом предложил пройти на кухню и, смахнув заскорузлой рукой с обеденного стола на пол хлебные крошки, тихо сказал:

– Располагайтесь.

Пока Лимакин раскладывал на столе протоколы опознания, Голубев участливо заговорил:

– Что-то, Валентин Гаврилыч, видок у тебя сегодня неважнецкий. Наверное, опохмелиться не удалось?

Тарабанькин, сморщившись, погладил ладонью давно не стриженный затылок:

– Какое похмелье… Чуть не убили меня сегодня.

– Кто?! – удивился Слава.

– Да вот, понимаешь… Тот самый крупномордый парнюга, которому я удружил свой паспорт при покупке «Москвича».

– Где он тебя подкараулил?

– Все там же, на автомобильном рынке. Утром мы своей компанией только-только скинулись на пару бутылочек, парень подошел ко мне: «Батя, паспорт при себе есть?» Мне бы надо было сказать, что нету, а я сдуру ляпнул: «Есть, да не про твою честь». Он хмыкнул: «Чо надулся, как мышь на крупу?» – «То, что прошлый раз на твою удочку клюнул. Еще хочешь по моему паспорту машину купить?» – «Теперь хочу иномарку взять. Идем, батя, обстряпаем дело. Пятисотку за пустяковую услугу дам». – «Иди-ка ты, сынок»… Культурно говоря, к такой-то матери его послал. Как он, бродяга, кулаком мне по глазу звезданул, не помню. Ребята с трудом привели в чувство. Поставили на ноги, а я, будто вдрызг кирной, стоять не могу. Усадили на асфальт. Чтоб не завалился набок, прислонили спиной к павильону. Поднесли полный пластиковый стопарик. В горячке выпил, а водка живчиком наружу из глотки вырвалась. Вторая попытка выпить тоже не удалась. Среди нашей компании есть бывший ветеринарный врач. Посмотрел доктор на меня, голову ощупал и поставил диагноз: «Спиритусвини не прохонже». В переводе с латинского, как он объяснил, это означает, что водка не проходит в организм из-за существенного сотрясения головного мозга. Отволокли ребята меня домой и по совету доктора велели отлежаться. Вот и лежал трупом весь сегодняшний день. Маковой росинки в рот не взял. Теперь чуток полегчало. На ногах уже держаться могу, но пища по-прежнему в горло не лезет.

– Ты, случаем, не обознался в парне?

– Чего на трезвую голову обознаваться. Парень, видать, с прошлого раза меня запомнил, да и я не забыл его круглую морду. Правда, одет он был по-другому. Вместо светлого гражданского костюма обрядился в пятнистую омоновскую форму. Вроде солдатом стал, только без оружия.

Голубев показал на разложенные Лимакиным по столу протоколы опознания:

– Посмотри, Гаврилыч, на фотографии этих молодцов. Нет ли среди них портрета обидевшего тебя хулигана?

Тарабанькин, пристально вглядевшись, ткнул пальцем в фотоснимок Темнова:

– Вот он, кругломордый бродяга… – посмотрев на фотографию Молотобойцева, тут же добавил: – А вот этот, длиннолицый, был с кругломордым, когда покупали «Москвич».

Оформление протоколов опознания заняло несколько минут. От Тарабанькина вышли, когда солнце уже клонилось к закату. Выехав с Волочаевской улицы к опустевшему вещевому рынку, где о недавней людской толчее напоминали груды оставленного мусора, Голубев вырулил на автомагистраль, ведущую в райцентр. Как всегда по вечерам, машин на широкой трассе почти не было. Какое-то время ехали молча, обдумывая про себя сложившуюся ситуацию.

– Петя, ты не допускаешь мысли, что Темнов ведет себя так, будто у него с головой не все в порядке? – внезапно спросил Слава.

– Я не настолько испорчен, чтобы мыслить категориями негодяев, – после недолгой паузы ответил Лимакин. – Нормальному человеку трудно понять поступки отъявленных мерзавцев.

– Не наркоман ли он?

– Кто его знает.

– Но, согласись, ведет себя Темнов словно шизофреник или оглушенный наркотой. Вчера буром прорвался к Миончинскому. Сегодня утром нокаутировал до потери сознания Тарабанькина. Что он творит?

– Что-то корыстное. Шизофреники и наркоманы тоже люди. Творя, казалось бы, нелепые поступки, на самом деле они пытаются осуществить определенную цель, овладевшую их больным воображением.

– Какую корысть можно получить от безработного алкоголика? Неужели опять хотел воспользоваться его паспортом, чтобы купить машину?

– Возможно. Если Темнов застрелил своих подельников, то причитавшийся на троих «гонорар» за убийство Чешуякова весь достался ему. Не знаю, сколько заказчик отвалил киллерам, но даже по минимальному счету этих денег должно хватить на покупку подержанной иномарки.

– Далеко ли можно уехать на машине, купленной по липовому документу? Разве только до регистрационного пункта ГИБДД. Фургоном они воспользовались под прикрытием надписи «Продукты». На иномарке подобной ширмой не замаскируешься.

– Это так. Надо думать над другими вариантами.

– Какими, например?

– Скажем, Темнов хотел отвести Тарабанькина от собутыльников для разговора с глазу на глаз.

– О чем?

– Допустим, договориться насчет квартиры, где на первый случай можно «залечь в берлогу», или припугнуть, чтобы молчал о покупке «Москвича».

– А не намеревался ли Потема увести выпивоху с людного места в глухой закуток да пустить ему пулю в затылок, как поступил со своими подельниками?… – высказал предположение Слава.

– Возможно, что и такой был замысел.

– Не могу сообразить, с какого угара Темнов поперся к Миончинскому, – после недолгого молчания вновь заговорил Голубев. – Напугать боцмана и выжать неведомый долг Суханова – пустая затея.

– Для меня Миончинский остался загадкой, – сказал Лимакин. – Не сочинил ли он сказку о героической схватке с Темновым, как в свое время наплел газетчице Живанковой об адмиральском звании?

– Там была боцманская шутка, но здесь, похоже, дело не шуточное. И опять вплетается Суханов. К чему бы это, Петя?

– К тому, Слава, что вся работа по раскрытию преступления у нас еще впереди, – невесело проговорил Лимакин.

За разговором доехали до райцентра и сразу направились к сожителю Насти Фишкиной. Зверков, как и Тарабанькин, уверенно опознал Темнова с Молотобойцевым.

Глава XIX

На следующий день в девятом часу утра Бирюков, Лимакин и Голубев приехали в Новосибирск. Перед посещением офиса спортивного фонда «Парус» решили встретиться с помощником городского прокурора Щепиным, чтобы согласовать совместную работу. После дружеских приветствий Щепин внимательно выслушал Бирюкова, рассказавшего последнюю информацию, и оживленно заговорил:

– У нас за последние сутки интересные сведения собрали оперуполномоченные уголовного розыска. Обобщая полученные материалы, можно уверенно сказать, что покушение на Чешуякова готовилось основательно. Исполнителями убийства были Темнов с Молотобойцевым и примкнувший к ним Коля Бубликов.

– Не в сговоре с шофером Федора Павловича они действовали? – спросил Бирюков.

– Цикалов среди братвы имел кличку «Вася-вигоневый», то есть двуличный. По словам знавших его уголовников, он «крутил варганку». Выдавая себя за блатного, на самом деле таковым не был. Отличный знаток автомашин любых марок и талантливый от природы электронщик-самоучка пользовался в криминальной среде известностью за способность без проблем отключить самую сложную охранную сигнализацию. Это и вовлекло Цикалова в компанию угонщиков. Отбыв наказание, Вася перестал проявлять свои способности и отшатнулся от братвы напрочь.

– Ахмет Полеев говорит, что его застрелили прежде Чешуякова.

– Чтобы остановить машину, шоферов всегда бьют первых. Из всей компании киллеров Молотобойцев – единственный умелец стрельбы из автомата Калашникова. Служил десантником и воевал с чеченскими сепаратистами. Темнов, кроме вождения машины, никакими особыми способностями не блистал.

– Кстати, он не наркоман?

– В колонии покуривал «травку». В состоянии «на колесах» совершал безрассудные поступки. Становился агрессивным. Новичков норовил «взять на характер», но обычно при этом «влетал на тигрятник». Получив достойный отпор, становился кротким и безвольным. Так, видимо, он и спасовал перед взявшим его в оборот боцманом Миончинским. До судимости был футболистом. Когда Суханов с Хватовым забивали голы, Темнов в той же команде сидел на скамейке запасных.

– В таком случае Хватов по старому знакомству мог взять Темнова с Молотобойцевым в охранники спорткомплекса и без протекции Васи Цикалова.

– Конечно, мог, – согласился Щепин и продолжил: – Достоверно установлено, что после увольнения из охраны Темнов и Молотобойцев приютились у Бубликова. Оружейный арсенал в бубликовском гараже сохранился с той поры, когда Коля занимался рэкетом. Пока не известно, через кого был сделан «заказ» на убийство Чешуякова: то ли через Колю, то ли через Темнова. Из всей компании киллеров в живых остался один Темнов. Ниточка очень тонкая, но не безнадежная.

– На «заказчика» намека нет?

– Пока – ни малейшего. Чешуяков был принципиальным, но на редкость не конфликтным руководителем. Он умел тактично сглаживать самые острые углы в отношениях с деловыми партнерами. Все, имевшие с ним дело, изумлены столь трагическим оборотом.

– Изумиться есть от чего. Если считать Суханова и Фишкину, то наворочено уже шесть трупов. Как бы Темнов не стал седьмым покойником. Не отомстят ему в спешном порядке «братки» за Бубликова?

– Это возможно. Однако со вчерашнего дня оперы угрозыска не спят и постараются задержать ошалевшего стрелка живым.

– Чешуякова похоронили?

– Вчера проводили Федора Павловича в последний путь со всеми православными ритуалами, но без вызывающей помпезности. Главным распорядителем на похоронах был Хватов.

– Как он себя вел?

– Внешне удручен. В душу, к сожалению, не заглянешь.

– Кроме Хватова, в фонде некому было организовать похороны шефа?

– Заместитель Чешуякова Олег Иванович Лобастов отдыхал на Канарах. Прилетел в Новосибирск, как говорится, к шапочному разбору. Из-за его отсутствия все похоронные заботы взял на себя чрезвычайно деятельный господин Хватов.

– Что известно о Лобастове?

– Несмотря на большие спортивные успехи, звездной болезнью не страдает. Ведет себя скромно. В вице-президентах фонда «Парус» около двух лет. За это время с шефом не было ни одного конфликта. В коллективе пользуется уважением. На место шефа не претендовал.

– Обычно такие претензии вслух не высказываются.

– Все сотрудники уверены в его порядочности.

– О Хватове как отзываются?

– Женщины – с восторгом. Мужики считают Виталия Осиповича пустым шаркуном и бабьим угодником. По их мнению, выше директора спорткомплекса Хватову никакими стараниями прыгнуть не удастся. Да он и сам от Потеряева озера никуда не рвется.

– С которого часа в фонде начинается рабочее время?

– С десяти утра.

Бирюков посмотрел на часы:

– Пора, Андрей Семенович, нам туда подаваться.

– Пора, Антон Игнатьевич, – согласился Щепин.

– Как распределим работу?

– Предлагаю вам с Петром Лимакиным заняться главным бухгалтером фонда и Хватовым. Я же со своей бригадой проведу обыск в кабинете Чешуякова. Может быть, обнаружим какие-то документы, проливающие свет на всю эту загадочную историю. Не возражаешь?

– Нет. У тебя как с транспортом?

– Восьмиместный УАЗ.

– До фонда с тобой доедем?

– Какой разговор.

– Отлично, – Бирюков посмотрел на Голубева. – А ты, Слава, садись в наши «Жигули». Разыщи художника Питерова и актрису Егошину. Если они подтвердят показания Влады Багиной о столкновении с мотоциклом, то в вопросе гибели Суханова и Фишкиной появится полная ясность.

– Вряд ли они станут откровенничать об интимной поездке, – высказал сомнение Голубев.

– Это от твоей находчивости и смекалки будет зависеть. Когда управишься, приезжай в фонд.

– Если задержусь, ждите.

– Дождемся. Там работы до конца дня хватит.

Глава XX

На огражденной металлической ажурной решеткой автостоянке у роскошного офиса спортивного фонда «Парус» выстроился ряд японских джипов, сиявших под ярким утренним солнцем глянцевитой полировкой. Среди них выделялись прогонистый серебристого цвета «Мерседес-600» и вальяжная темно-вишневая «Ауди». Припарковавшийся рядом УАЗ горпрокуратуры выглядел тупорылым уродом, нахально присоседившимся к благородной компании заморской чудо-техники, вызывающе гордо подчеркивающей состоятельность своих владельцев.

– Машина Хватова здесь, – глядя на госномер «Ауди», сказал Лимакин. – Значит, Виталий Осипович находится в офисе.

– Ты, Петр, сразу займись с ним. Я тем временам побеседую с главбухом, – ответил Бирюков.

Главным бухгалтером фонда оказалась Раиса Алексеевна Трубенева – женщина лет сорока с волевым, словно высеченным из камня лицом и строгим командирским голосом. Если в молодости она занималась спортом, то, судя по ее монументальной фигуре, наверняка метала диск дальше всех спортсменов мира или с таким же успехом выходила победительницей на международных соревнованиях по толканию ядра.

Не дожидаясь, пока Бирюков сядет на предложенный стул, главбух сразу заговорила:

– Гибель Федора Павловича вместе с шофером показалась для нашего коллектива страшнее взрыва атомной бомбы. До сих пор все сотрудники находятся в шоке. Это какой-то загадочный кромешный мрак.

– Раиса Алексеевна, – сказал Бирюков, – заказных убийств без причины не бывает. Видимо, у Чешуякова с кем-то возникла серьезная проблема, которую враждующая сторона надумала решить таким вот жестоким способом.

– Вы уверены, что убийство заказное?

– К тому есть веские основания. Их пока нельзя разглашать, но поверьте, что это так.

– Странно, очень странно… – Трубенева помолчала. – Фирма наша ни с кем не конкурирует, финансовых долгов мы не имеем. Нам тоже по-крупному никто не должен. За кредитами сейчас не гоняются. Битва из-за них, как в былые годы, не ведется. В газетах читала, что, бывает, жены заказывают киллерам ликвидацию ненавистных мужей. Это тоже отпадает. Супруги Чешуяковы жили в ладу. Федор Павлович был заботливым семьянином.

– А как вы оцениваете его отношения с Владой Багиной?

– Как деловые. Чешуяков ценил Багину за светлый ум и добросовестное исполнение обязанностей секретаря-референта.

– Сплетен о них в коллективе не было?

– Нет. Такое же внимание Федор Павлович проявлял и к другим способным сотрудникам. Да и вообще у нас не принято перемывать косточки друг друга.

– Чем было вызвано намерение Чешуякова участвовать в губернаторских выборах?

– Непредсказуемостью политической ситуации в стране и развалом Новосибирской области, у руля которой четыре года назад оказались бездарные люди.

– Он надеялся выправить положение?

– Чешуяков был дальновидным хозяйственником и умелым организатором.

– На участие в выборах нужны немалые деньги. Федор Павлович был уверен в том, что, потратив солидные средства, достигнет намеченной цели?

– О сомнительной трате средств на трудно достижимую цель я говорила Чешуякову в глаза. Он улыбнулся: «Раиса Алексеевна, цель не оправдывает средства, она оправдывается средствами».

– Коллектив фонда как относился к такому намерению шефа?

– Своих намерений преждевременно Чешуяков не разглашал. Кроме него, об этом знали только я, как главный бухгалтер, да Влада Багина, которой предстояло стать доверенным лицом.

– Но знает еще и Хватов.

– Странно… Вероятно, Виталию проговорилась Влада.

– Она, кажется, была его женой?

– Точнее, сожительницей.

– В связи с тем, что Чешуяков благоволил к Багиной, Хватов не затаил на Федора Павловича камень за пазухой?

– Да что вы!.. Таких «жен», как Влада, у Виталия косой десяток с большим гаком. Закоренелый состоятельный холостяк пользуется неимоверным успехом у молодых женщин.

– Это не мешает ему жить?

– При современном обвале нравов частая смена сексуальных партнеров стала своеобразным шиком, напоминающим собачьи свадьбы.

– Любая «свадьба» требует расходов.

– Хватов не беден. Ежемесячно он получает больше тысячи долларов в рублевом эквиваленте.

– Какие отношения у него были с Чешуяковым?

– По сравнению с другими сотрудниками Виталий Осипович – особая песня. Чешуяков проникся к нему уважением при строительстве спортивного комплекса у Потеряева озера, где Хватов проявил незаурядную смекалку и организаторские способности. Там Виталий заработал авторитет и успокоился.

– Иными словами, теперь авторитет работает на него?

– В определенной мере – да. Во время строительства через его руки прошло много налички. Лишь для того, чтобы получить разрешение на отвод земли в заповедном месте, сметой было предусмотрено около миллиона долларов на спонсорскую помощь районной администрации…

– Проще говоря, на взятки районным чиновникам, – вставил Бирюков.

Трубенева вздохнула:

– Взятка – определение из прошлого. Теперь, чтобы пробить пустяковое дело, приходится повсеместно помогать обездоленным. Хватов настолько привык к наличным деньгам, что постоянно стремится избежать безналичного расчета.

– Поэтому и водный мотоцикл «Бомбардье» за наличные продал?

– Мне совершенно непонятно, зачем он вообще его покупал. В прошлом году, когда пошли слухи о возможном дефолте, у нас в кассе лежало около двадцати тысяч долларов на приобретение импортного спортинвентаря. Тут Хватов и подсунулся к Чешуякову с предложением оперативно купить «Бомбардье». Федор Павлович дал санкцию на покупку. Заплатили тринадцать тысяч «зеленых», и почти сразу выяснилось, что этот гидроцикл нужен спортивному комплексу, как зайцу колокольчик. Надо отдать должное Хватову, что нынче он сумел сплавить ненужную технику клубу «Юнга» за покупную стоимость в рублях по дефолтовскому курсу доллара.

– На этой сделке руки не погрел?

– Ничего не могу сказать. В соответствии с договором купли-продажи Виталий внес в кассу наличными семьдесят восемь тысяч.

– И Чешуяков к нему претензий не имел?

– По-моему, Федор Павлович был чем-то недоволен, но чем именно, не знаю.

О поездке шефа с компанией, когда от столкновения с его джипом погибли Суханов и Фишкина, Трубенева ничего сказать не смогла. Она только слышала от сотрудников, будто джип Федора Павловича кто-то угнал со служебной автостоянки.

– На следующий день Чешуяков был на работе? – спросил Бирюков.

– Да, появился в офисе раньше обычного.

– Признаков беспокойства не выражал?

– В разговоре я не заметила.

– О чем говорили?

Трубенева, будто вспоминая, помолчала и начала издалека:

– Вначале скажу несколько слов о характере Чешуякова. По внешнему виду определить его настроение было невозможно. Он всегда был спокоен и никогда не повышал голоса. Терпеливо выслушивал самых многословных собеседников, но сам говорил коротко. Часто высказывал свои мысли этакими, знаете ли, полунамеками. Особо не любил делиться планами, когда сомневался в их осуществлении. Так получилось и при последнем разговоре, который остался для меня во многом загадочным. В тот день Федор Павлович позвонил мне домой и попросил подъехать на работу не позднее девяти часов утра. Когда я появилась в офисе, Чешуяков уже был в своем кабинете. Мы, как обычно, поздоровались, и он первым делом подал мне отпечатанный на компьютере и подписанный им приказ об очередном отпуске Багиной. Ознакомившись с текстом, я спросила: «Федор Павлович, а где заявление Влады?» – «Подготовьте ей расчет. Влада приедет за отпускными и заявление напишет, – ответил Чешуяков, потом спросил: – Сколько у нас уходит денег на выплату месячной зарплаты сотрудникам спортивного комплекса?» – «Около ста пятидесяти тысяч», – по памяти сказала я. Прикинув что-то в уме, он, не глядя на меня, проговорил: «Раиса Алексеевна, мы с Васей сейчас поедем в комплекс. Если Хватов позвонит или появится в офисе, скажите ему, чтобы немедленно ехал туда». – «Виталий Осипович ведь в Москве». – «Сегодня утренним рейсом он должен прилететь. Кстати, приготовьте ему расчет с выходным пособием». – «Разве Хватов от нас увольняется?» – удивилась я. Федор Павлович вздохнул: «Надоело Виталию быть хозяином в глухомани». На этом разговор закончился. В приемной Федора Павловича дожидался Вася Цикалов. Они сразу направились к выходу из офиса, а я пошла заниматься своими делами. Казалось, ничто не предвещало никакой беды, но в середине дня мне позвонил из комплекса Ахмет Полеев и перепуганным голосом сообщил о страшной трагедии.

– Хватов когда вернулся из Москвы?

– После звонка Полеева я по телефону разыскала Виталия в московской гостинице «Россия». Узнав о несчастье, он следующим же утром прилетел в Новосибирск и почти сразу уехал в спорткомплекс, чтобы разобраться в случившемся.

– О разговоре с Чешуяковым ему рассказали?

– Вчера на похоронах Федора Павловича, улучив минутку, спросила Виталия, действительно ли он надумал уволиться? Хватов недоуменно уставился на меня, потом, как мне показалось, с горечью сказал: «Раиса Алексеевна, о каком увольнении может идти речь, когда такая беда. Не на Ахмета же Полеева, который не сумел сохранить жизнь шефа, бросать спорткомплекс».

– Раньше Чешуяков не интересовался месячной зарплатой сотрудников комплекса?

– Так вот прямо – нет. Спорткомплекс у нас на отдельном финансировании. Штатный персонал и должностные ставки там не меняются. Вся хозяйственная деятельность лежит на совести Хватова. Виталий Осипович экономист толковый, хотя и не имеет специального образования. При отчетах у него баланс всегда активный, то есть доходная часть превышает расходную. Поэтому Федор Павлович доверял Виталию как самому себе. Отчего он хотел согласиться на его увольнение, непонятно. Добросовестных сотрудников Чешуяков удерживал в фонде всяческими путями.

– Если Хватов предпочитал наличные деньги, видимо, в чем-то Виталий Осипович оказался не очень добросовестным, – будто ничего не зная, высказал предположение Бирюков.

Трубенева пожала плечами:

– Может быть, но утверждать этого не могу. Уверена в одном: необоснованных решений Федор Павлович не принимал.

– По каким делам Хватов был в Москве?

– Под предлогом приобретения спортивного инвентаря к зимнему сезону решал там какие-то личные вопросы. Пробыв в столице больше недели, прилетел с пустыми руками, – Трубенева задумчиво помолчала и вдруг словно сама себе задала вопрос: – Не эта ли пустая командировка возмутила Федора Павловича?…

– Чешуяков ведь не знал, с какими «руками» вернется Хватов, – возразил Бирюков.

– Обмануть нашего шефа было трудно. Он через национальный Фонд спорта мог узнать, что Виталий бездельничает в Москве. Телефонные разговоры с НФС у него были каждый день. Да и с самим Хватовым, похоже, Федор Павлович разговаривал, коли наметил с ним встречу в спорткомплексе.

– Однако в тот день Хватов не прилетел.

– Да, не прилетел… Странно все это, очень странно.

– А заместитель Чешуякова даже на похороны опоздал…

– Лобастову с Канарских островов добраться до Новосибирска было намного сложнее, чем Хватову из Москвы. Кстати сказать, после сообщения Ахмета Полеева я в первую очередь созвонилась с Лобастовым. Олег Иванович высказал опасение, что не успеет прилететь вовремя, и посоветовал немедленно вызывать Хватова для организации похорон.

– Он знал, что Хватов в Москве?

– Разумеется, я об этом ему сказала.

– У него есть какие-то предположения насчет убийства Федора Павловича?

– Никаких нет. Сегодня утром, едва самолет приземлился в Толмачеве, Лобастов прямо из аэропорта заехал ко мне домой. Проговорили мы больше часа и ни к какому выводу не пришли. Олег Иванович в финансовых вопросах фонда и в деловых связях Чешуякова мало осведомлен. Будучи вице-президентом, он занимается чисто спортивными вопросами.

– Теперь Лобастов, вероятно, займет кресло президента фонда?

– Олег Иванович истинный спортсмен и совать голову в хозяйственное ярмо вряд ли согласится. У него нет к этому ни призвания, ни желания.

– А у Хватова есть?

Трубенева задумалась:

– До Лобастова Чешуяков предлагал Хватову должность вице-президента. Виталий отказался. Останусь, мол, директором спорткомплекса, пока не выгоните. Тогда Хватов весело шутил, но теперь возникает подозрение, что не по своей воле ему «надоело быть хозяином в глухомани».

Глава XXI

Хватов был одет по-траурному во все черное, чисто выбрит и благоухал дорогим одеколоном. Загоревшее лицо его казалось спокойным. Только припухшие невеселые глаза выдавали сильную усталость, будто Виталий Осипович несколько суток кряду провел без сна. Следователя Лимакина он встретил словно старого знакомого. Поздоровавшись за руку, предложил устроиться для беседы за столиком под декоративной пальмой в уютном холле офиса. Когда уселись в кресла друг против друга, с тяжелым вздохом сказал:

– Зверски вымотался вчера. Похоронить внезапно двух близких людей – этого не пожелаю самому злому врагу. Ночью замучили кошмары.

– Всякие похороны – дело нелегкое, – поддерживая разговор, согласился Лимакин. – Внезапные – тем более.

– Да-а-а… Кто бы мог подумать…

– В коллективе фонда что говорят?

– Что можно сказать, когда никто ничего не знает. Кстати, мне тоже нечего добавить к тому, что рассказал прошлый раз в прокуратуре.

– Тогда давайте сделаем несколько уточнений.

– Давайте. Чем смогу, тем помогу.

– Каким образом в охрану спорткомплекса попали уголовники Темнов и Молотобойцев, – встретившись с Хватовым взглядом, спросил Лимакин.

Хватов досадливо поморщился:

– Из-за моей доверчивости. Темнова я знал по футбольной команде. Парень подавал надежды, что со временем станет толковым футболистом. Никаких связей с уголовниками не имел. И вот он неожиданно приехал ко мне в спорткомплекс. Стал жаловаться, дескать, в футболе его затерли, специальности нет, жилья – тоже. Приютился в Новосибирске у такого же безработного друга. В разговоре выяснилось, что шофер Чешуякова Вася Цикалов, оказавшийся знакомым Темнова, посоветовал ему обратиться по старому знакомству ко мне, чтобы вместе с другом устроиться охранниками. У нас тогда было два вакантных места. В Темнове я не сомневался. В отношении друга сказал, что смогу принять, если за него поручится, скажем, Цикалов. На следующий день друзья приехали с Васей Цикаловым. Тот заявил: «Возьми, Виталий Осипович, парней. Ребята надежные». Не доверять личному шоферу президента фонда у меня оснований не было.

– При приеме на работу обычно требуют документы.

– У друзей были паспорта. Правда, без прописки, которая теперь называется регистрацией и по существующему ныне Закону является не обязательной.

– После увольнения не встречались с Темновым или с Молотобойцевым?

– Ни того, ни другого не видел.

– И о дальнейшей судьбе их не знаете?

– Знаю.

– Ну, что ж, перейдем к другому вопросу… – Лимакин помолчал. – А вопрос, Виталий Осипович, будет такой: какую сумму вы получили наличными деньгами от клуба «Юнга» за водный мотоцикл «Бомбардье»?

– Семьдесят восемь тысяч рублей, – спокойно ответил Хватов. – При прошлой встрече я вам об этом уже говорил.

– Почему же в расходном кассовом ордере расписались за двести пятьдесят тысяч?

Хватов, поморщившись, прижал кулак к левой скуле, будто у него внезапно заныл больной зуб:

– Сто семьдесят две тысячи сверх официального договора забрал у меня Герман Суханов за посредническую услугу.

– Вот здорово!.. – не сдержал удивления Лимакин. – Впервые слышу о коммерческой сделке, где посредничество оплачено в два с лишним раза дороже стоимости проданной вещи.

– Из чужого кармана можно уплатить сколько угодно.

– Клуб «Юнга» финансируется не из государственной казны. Следовательно, клубный «карман» для Суханова был не чужим.

– Не стану вас убеждать, – виновато сказал Хватов. – Доказательств у меня нет. Нелепая гибель Германа обрубила все концы. Каюсь, что пошел у него на поводу, но тогда о последствиях не думал. Хотел выручить оказавшегося на финансовой мели друга.

– Судя по перстням на пальцах, Суханов бедняком не был.

– У Германа была цыганская страсть к украшениям, чтобы перед девочками выглядеть богачом. А денег у него постоянно не хватало.

– У вас хватает?

– Для моего бюджета сто семьдесят две тысячи погоды не делают. Могу хоть сегодня взять эти деньги из собственных сбережений и вернуть их Миончинскому или в кассу фонда.

– После драки махать кулаками поздно.

– Понимаю, что виноват.

– С Чешуяковым на эту тему был разговор?

– Был.

– Как он на такую махинацию отреагировал?

– По головке не погладил. На первый раз простил. При повторении грозился сделать оргвыводы. Перед поездкой в Москву у нас с Федором Павловичем состоялся нормальный разговор. Признаться, мне в столице предлагают интересную работу. Он посоветовал, прежде, чем принимать окончательное решение, серьезно взвесить все «за» и «против».

– Об этом вы в прокуратуре не говорили…

Хватов невесело усмехнулся:

– С какой стати рассказывать о том, чего не спрашивают. Внезапное убийство шефа меня так огорошило, что после бессонной ночи в аэробусе я плохо соображал. В прокуратуре с трудом держался, а в спорткомплексе совсем рассудок потерял. Набросился на безответного служаку Ахмета Полеева. Пригрозил мужику увольнением. Сотрудников охраны, которые ни в чем не виноваты, расчехвостил, как преступников. Теперь срочно надо ехать туда, чтобы успокоить коллектив. На душе кошки скребут. Стыдно людям в глаза смотреть.

– Увольняться передумали?

– О каком увольнении можно вести речь при таком переполохе. Это же будет походить на бегство. Со временем, когда завершится следствие да все утрясется, возможно и переберусь в столицу. Но сейчас ради светлой памяти Федора Павловича надо любой ценой удержать спорткомплекс на уровне. Мало ли какой сумасброд может оказаться в моем кресле.

– Претендентов много?

– Открыто не говорят, но, сами знаете, свято место пусто не бывает.

– С новым президентом фонда проблем не возникнет?

– В смысле взаимоотношений?

– Да.

– Заранее трудно сказать. Если согласится возглавить фонд вице-президент Лобастов, сработаемся не хуже, чем с Чешуяковым.

– Какой резон ему не соглашаться?

– Олег Иванович привык к заграничным командировкам. Возглавляемые им спортивные команды с каждых международных соревнований возвращаются с медалями. Это обеспечивает торжественные встречи в аэропорту перед объективами телекамер и вспышками блицев, пресс-конференции, банкеты и фуршеты при участии мэра и губернатора.

– Разве президент фонда не греется в лучах этой славы?

– Греется, но слава эта как бы сопутствующая, чужая. Лобастов не любит аплодисментов за чужой успех.

– А как у него с любовью к деньгам?…

– Утверждать, что Олег Иванович бессребреник, не стану. Без денег, как без женщин, в жизни счастья нет. Они наша радость, как сказал поэт, – шутливо скаламбурил Хватов, но уже серьезно добавил: – Для Лобастова деньги – дело не первостепенное. Он на двойном олимпийском чемпионстве много полноценной валюты огреб.

– Виталий Осипович, спустя время, вы видите какую-то связь между гибелью Суханова и убийством Чешуякова? – внезапно сменил тему Лимакин.

Хватов растерянно пожал плечами:

– Кроме того, что в обоих случаях было по два трупа, ничего общего между этими смертями не вижу. То ли место там роковое, то ли случайное совпадение.

– Случайности часто носят закономерный характер.

– Не берусь судить о том, чего не знаю.

– Суханов не дружил с Темновым?

– Они совершенно разные люди. В футбольной команде Герман был лидером, а Темнов подвизался в запасных игроках. Что касается последнего времени, если они когда и встречались в спорткомплексе, то всего на уровне: «Привет – Привет».

– Такие встречи у них были?

– Могли быть. Герман часто приезжал к нам расслабиться.

– Деньги у Темнова он не занимал?

– Темнов сам постоянно рыскал, у кого бы стольник перехватить.

– Мало получал?

– Оклад у наших охранников около трех тысяч рублей в месяц.

– Для холостяка вроде бы достаточно. Видимо, на водку тратился?

– Охранникам спорткомплекса спиртное категорически запрещено. По-моему, он «косячки» покуривал. А это, сами понимаете, дорогое удовольствие. Как мне говорили, спичечная коробочка самого легкого наркотика – конопли стоит на барахолке не меньше шестидесяти рублей.

– Конопля совершенно незаслуженно считается «легким» наркотиком, – сказал Лимакин. – Наркологи утверждают, что уже через месяц активного курения «косячков» энергичный человек превращается в апатичную, вяло соображающую личность с постоянными приступами страха и манией преследования.

– Ничего такого за Темновым не замечал. Иногда он вел себя, так сказать, неадекватно, однако признаков страха и, тем более, мании преследования не выказывал.

– Молотобойцев тоже наркоманил?

– Нет, тот сигареты «Мальборо» изо рта не выпускал.

– У него Суханов не мог занять денег?

– Герман не был с ним знаком. Почему такой вопрос вас беспокоит?

– Вчера Темнов хотел получить от Миончинского какой-то должок, который якобы Суханов задолжал его «корефану», но получил от ворот крутой поворот.

– С какой стати Миончинскому расплачиваться за Суханова?

– Вот это и любопытно.

– Явно наркотический абсурд. Наверняка вместо привычной конопли «корефан» ширанулся героином, который сейчас распространился в Новосибирске, и, очумев, надумал взять боцмана на арапа… – Хватов сделал небольшую паузу. – Чую, вы не случайно так подробно интересуетесь уголовными друзьями. Наверное, появилась информация об их причастности к убийству Чешуякова?

– Информации всякой много, – Лимакин встретился с уставшим взглядом Хватова. – Есть даже такая, будто Чешуяков в тот день, когда его застрелили, приезжал в спорткомплекс, чтобы там встретиться с вами.

Ответ превзошел ожидания.

– Перед отлетом в Москву у нас с Федором Павловичем была об этом договоренность, – сказал Хватов. – Однако к намеченному дню я не успел завершить свои дела. Накануне пытался к нему дозвониться, чтобы предупредить, что вернусь в Новосибирск двумя днями позднее, но увы… ни служебный, ни сотовый телефоны Чешуякова не отозвались на мои звонки. Вероятно, из-за нелепой гибели Суханова Федору Павловичу, как говорится, было не до того.

– Какие вопросы он собирался решить с вами в спорткомплексе? – спросил Лимакин.

– Хотел посоветоваться с коллективом насчет моего увольнения… – Хватов, задумавшись, помолчал. – Не понимаю, почему Федор Павлович поехал без меня. Подождал бы пару дней, когда я вернусь, и, возможно, не случилось бы этой страшной трагедии.

Глава XXII

Расставшись с Бирюковым и Лимакиным, Слава Голубев в прокурорских «Жигулях» отправился искать актрису Егошину. Первым делом он подъехал к коммерческому театру «Лицедей». Прохладное от утренней свежести тесное фойе, по стенам которого были развешаны увеличенные фотопортреты актеров и афишные плакаты с названиями спектаклей, пустовало. Зато из открытых дверей зрительного зала доносились крикливые мужские и женские голоса, словно там шел грандиозный скандал на таком остром накале, когда противоборствующие стороны готовы вот-вот сцепиться в рукопашной схватке.

Голубев подошел к двери. На ярко освещенной сцене вокруг тонконогого столика метались четыре фигуры. Разъяренная неряшливая толстуха норовила вцепиться в красивую прическу изворотливой словно ящерица шатенки в желтой блузке и коротенькой юбочке, больше напоминающей поясок с занавесочной бахромой, а нескладный пожилой доходяга в мешковатых штанах на коричневых подтяжках безуспешно пытался достать кулаком породистое лицо похожего ростом на баскетболиста элегантно одетого атлета. Агрессивные действия сопровождались хлесткими выражениями могучего русского языка, где из нормативной лексики было, пожалуй, всего три слова: «козел», «кобель» и «сучка». За странным лицедейством молча наблюдали с десяток зрителей, сидевших в первых рядах притемненного, мест на пятьдесят, зала. Поодаль от всех, сосредоточенно задумавшись, сидела белокурая девица в светлой кофточке. Голубев пригляделся и узнал Эльвиру Живанкову. Тихонько подсев к ней, шепнул:

– Привет, Эля.

Живанкова, вздрогнув, удивленно повернулась и тоже прошептала:

– Привет… Напугал, не знаю как…

– Зачем блатную матерщину слушаешь? – почти коснувшись губами уха журналистки, спросил Слава.

– С чего взял, что это матерщина? Актеры выражают свои чувства на молодежном сленге, – так же, на ухо, ответила Эльвира.

– У нас таким «сленгом» крестьяне взбадривают ленивых лошадей.

– Пьеса написана не для крестьян, а для городской молодежи. Аншлаг гарантирован. Буду готовить рецензию на спектакль.

– Это что, репетиция?

– Генеральная. Идет последняя мизансцена. Видишь, муж-рогоносец в подтяжках старается начистить фейс любовнику-баскетболисту, а толстуха – жена любовника хочет оттрепать соперницу. Классно играют, правда?

– Лаются убедительно, как в жизни, – уклончиво сказал Слава.

– Вот то-то… – Живанкова показала на плешивую макушку солидного мужчины, откинувшегося на спинку кресла в первом ряду. – Главный режиссер театра молчит. Значит, доволен.

Справа от режиссера сутулился заросший, как сенбернар, замухрышка в сереньком свитерочке. Глядя на него, Голубев спросил:

– Рядом с режиссером что за старичок?

– Этому «старичку» всего двадцать два года. Местный драматург Леонард Хлысталов. Потрясающе талантливый кибальчиш. Это уже третья его пьеса. Называется «Черное пламя». Сюжет круто замешан на сексе и ревности, – Живанкова вдруг будто спохватилась: – Каким путем ты меня разыскал?

– Актрису Егошину ищу, – с улыбкой сказал Слава. – Не знаешь, здесь она?

Эльвира взглядом указала на сцену:

– Да вон же Агнесса, в мини-юбке. Играет любовницу, из-за которой разгорелась драма. Егошина, что в жизни, что на сцене – талантливая бой-баба. Представляешь, у нее муж военный летчик. На сверхзвуковом истребителе летает. Там жуткие перегрузки, и мужик к тридцати годам стал импотентом. А в творческой работе, поверь моему опыту, хороший секс нужен как воздух. Поэтому Агнессе приходится искать сексуальную разрядку на стороне. Последнее время пилится с художником Питеровым. Муж, разумеется, достает ее безумной ревностью.

– Как мне переговорить с ней?

– На какую тему?

– О поездке с Чешуяковым.

– Скоро финал, и Агнесса освободится. Посодействую, чтобы она приняла тебя в гримерной.

– Спасибо, Эля. Только разговор должен быть без посторонних.

– Не беспокойся, организую вам уединение.

Финал пьесы действительно наступил скоро. Мизансцена закончилась тем, что «баскетболист» нокаутировал «рогоносца», а изворотливая любовница «начистила фейс» агрессивной толстухе-сопернице. В зале раздались жидкие аплодисменты. Главный режиссер трижды хлопнул в ладоши и громогласно изрек:

– Браво! Завтра спектакль!

Актеры пошли за кулисы. В зале застучали откидные сиденья кресел. Живанкова, коротко бросив Голубеву: «Жди!», взбежала на сцену и устремилась следом за актерами. Вернулась она минут через десять и оживленно доложила:

– Агнесса согласна ответить на твои вопросы. Я сказала, что ты друг Владки Багиной. Имей это в виду.

– Случайно, не знаешь, где художника Питерова отыскать? – спросил Слава.

– Обычно этот трудоголик работает в своей мансарде на улице Спартака.

– Покажешь ту мансарду?

– Естественно. Беги к Агнессе, пока бой-баба не улизнула из театра. Дождусь тебя на скамейке у входа.

Когда Голубев вошел в гримерную, Егошина уже успела переодеться в брючный костюм и, сидя перед зеркалом, старательно поправляла нарушенную на сцене укладку волос. На тумбочке лежало несколько париков. Один из них был ярко-рыжий. Узнав, какой вопрос интересует напросившегося на аудиенцию сотрудника уголовного розыска, Агнесса с кокетливой улыбкой спросила:

– Разве Влада Багина вам, как другу, ничего не рассказала?

– Рассказала все, – ответил Слава.

– Что же вы хотите от меня? Чтобы повторила сказанное Владой?

– Повторять чужие показания не нужно. У вас должно быть свое видение ситуации.

– Я видела то же самое, что и она.

– Вы талантливая актриса, – подпустил ноту лести Слава. – Поэтому наверняка заметили какие-то подробности, на которые Влада могла не обратить внимания.

– Если бы мне предстояло играть роль свидетельницы автокатастрофы, я мысленно проанализировала бы по горячим следам всю ситуацию от начала до конца. Но такой роли не предвиделось, и, кроме испуга, в мою память ничто не запало.

– Испуг обычно путает в памяти последующие события. Однако до того, как испугаться, вы ехали, надеюсь, не с закрытыми глазами и должны помнить дорожную ситуацию.

Егошина, управившись с укладкой волос, положила расческу на тумбочку рядом с париками и повернулась к сидевшему напротив окна Голубеву. Потупив зеленоватые глаза, недовольно проговорила:

– Ради Бога, не впутывайте меня в эту грязную историю. Я не хочу выступать на суде свидетельницей и никаких письменных показаний давать не буду.

Слава улыбнулся:

– Как видите, я ничего не пишу и не собираюсь писать. А дорожно-транспортное происшествие вовсе не грязная история. Мало ли автомобилистов гибнет на наших неухоженных дорогах. Да и, по имеющимся сведениям, Чешуяков в столкновении с мотоциклистом не виноват.

– Что же вам еще требуется?

– Чтобы вы подтвердили или опровергли невиновность Федора Павловича.

– Опровергать абсолютно нечего. Если бы женщина, ехавшая с мотоциклистом, не уронила сумку, мотоциклист не врезался бы в нашу машину. Как только она крикнула: «Герман, у меня сумка оторвалась!» – тот, как робот, повернул мотоцикл влево. Федор Павлович нажал на клаксон. В этот же миг – удар, скрежет металла и два тела вместе с перевернувшимся мотоциклом распластались на бетонке. Дальнейшее в голове перемешалось, но этот внезапный крик помню словно наяву.

– Вы в каком парике были? – спросил Слава.

Агнесса показала на парик с ярко-рыжими волосами:

– Вот в этом. Сидела с правой стороны, позади Влады. Тонированное стекло машины было приспущено, чтобы лучше видеть придорожный лес. Двигатель у джипа бесшумный. А женщина крикнула довольно громко. Да я и видела, как сумка отлетела от мотоцикла.

– При такой очевидной ситуации Федору Павловичу совсем ни к чему было скрываться с места происшествия… – с намеком сказал Голубев.

Егошина мельком глянула в зеркало и, как будто не услышав намека, заговорила о другом:

– Поездка наша была деловой. Влада Багина уговорила меня и художника Питерова войти в группу поддержки Чешуякова на губернаторских выборах. Привлекать популярных людей для создания имиджа кандидатов – дело обычное. Чтобы обсудить план предвыборной кампании, Федор Павлович предложил поехать в спорткомплекс, где прекрасные условия для творческой работы. Ознакомительную поездку туда мы совершили на прошлой неделе. Наметили выигрышные места для съемки рекламного киносюжета. В этот раз хотели обдумать дальнейшие мероприятия. Нелепый случай перевернул наше намерение.

– О том, что случилось с Чешуяковым на следующий день, знаете? – спросил Слава.

– Багина позвонила мне сразу, как только сама узнала о несчастье. Это ужасно.

– Во время поездки Чешуяков не делился своими планами на завтра?

– Нет, говорили только о планах текущего дня.

В гримерную неожиданно заглянул стильно одетый «баскетболист». Покручивая на указательном пальце брелок с автомобильными ключами, спросил:

– Агнешка, тебя подбросить до дому до хаты?

– У меня аллергия на поездку с чужими мужьями, – строго ответила Егошина.

– Боишься, что летчик «подбросит»?

– Не мели глупости.

– Пардон, мадам.

– Гуляй, бэби.

«Баскетболист» послал воздушный поцелуй:

– Адью!

– Пока.

Наблюдая за Егошиной, Голубев отметил, что в ее манере спокойно вести разговор и в моложавом обаятельном облике нет ничего общего с той сквернословящей стервозой, которую она изображала на сцене. Огорчило Славу лишь упорное нежелание актрисы «выступить на суде свидетельницей». Это наводило на мысль, что ей очень не хочется, чтобы о «деловой поездке» стало известно ревнивому мужу-летчику.

…Более откровенный разговор получился с художником Питеровым. По подсказке Живанковой Голубев застал его в мансарде, расположенной под чуть пологой крышей старой пятиэтажки. Поначалу Славе показалось, будто уже где-то встречался с этим невысоким, примерно пятидесятилетним мужчиной, но зрительная память быстро подсказала, что усами, бородкой и обрамляющими худощавое лицо волнистыми волосами Питеров здорово похож на художника Репина, каким тот изобразил себя на автопортрете.

Пропитанное запахом масляных красок светлое помещение мансарды было заставлено подрамниками с загрунтованными холстами, готовыми картинами в багетных рамах и многочисленными листами картона с этюдами. На мольберте стоял большой подрамник с почти готовым портретом Чешуякова. Под высоким, вытянувшимся во всю наружную стену окном размещался обшарпанный двухтумбовый стол. На нем – мешанина красок в тюбиках, разной величины кисти, пачка сигарет «Кэмэл» и заменяющая пепельницу продолговатая импортная жестянка из-под мясных консервов. Возле стола приютились два испачканных засохшей краской стула. По предложению Питерова Голубев сел на один из них и, заинтересовавшись чешуяковским портретом, сказал:

– Не довелось Федору Павловичу увидеть свое художественное воплощение.

– Да, внезапно оборвалась жизнь хорошего человека, – тоже присаживаясь у стола, глуховатым голосом проговорил Питеров и сразу спросил: – Чем обязан уголовному розыску?

Голубев в двух словах изложил цель своего визита. Художник неторопливо закурил. Словно затягивая время, вновь задал вопрос:

– С кем из нашей компании вы уже встречались?

– С Багиной и Егошиной, – ответил Слава. Чтобы избавить Питерова от необходимости лукавить, тут же добавил: – Интимные отношения участников компании меня не интересуют. Будем считать, что поездка была деловая в связи с намерением Чешуякова баллотироваться в губернаторы.

Под усами художника мелькнула усмешка:

– Да, ехали мы в спорткомплекс не на уикэнд. Федор Павлович хотел, чтобы я поддержал его на выборах.

– Давно с ним знакомы?

– Со школьных лет. На моих глазах Федя, как говорится, вышел в люди без всяких протекций. Принято считать, что идеальных людей в природе не существует. С этой точки зрения Чешуяков, понятно, ангелом не был, но, в отличие от неправедно разбогатевших нуворишей, он щепетильно придерживался принципов порядочности.

На просьбу Голубева рассказать о столкновении с мотоциклом Питеров ничего нового к показаниям Багиной и Егошиной не добавил. Он лишь подтвердил их мнение о том, что происшествие возникло чисто случайно из-за того, что мотоциклист, не оглядевшись, хотел круто развернуться, чтобы подобрать сумку, оброненную ехавшей с ним женщиной.

– Анатолий Александрович, – обратился к Питерову Слава, – в таком случае возникает вопрос: какая необходимость заставила Чешуякова обгонять мчавшегося на большой скорости мотоциклиста? До поворота к спорткомплексу оставался сущий пустяк, и это расстояние можно было проехать без лихачества…

Художник притушил в консервной жестянке сигарету. Помедлив, сказал:

– Знал бы заранее, где упадешь, там соломки бы постелил. Обычно Чешуяков не лихачил, но тут Егошина его подзудила.

– Она любит быструю езду?

– Муж у нее сущий Отелло.

– Не понял.

– Секундочку, сейчас объясню… На выезде из Новосибирска за нами увязался черный «Мерседес». Вначале обогнал, затем приотстал и, как говорится, сел на хвост. Егошина заволновалась, мол, это ее ревнивый муж устроил слежку, а у нас такая компания, будто мы едем на фривольный пикник. И тогда Чешуяков дал волю своему «Сузуки» так, что водитель «Мерседеса», видимо, не рискнул состязаться в гонке. Федор Павлович легко обогнал десятка полтора попутных машин. В азарте пошел на обгон мотоцикла и… попал, что называется, впросак. О последующих наших действиях рассказывать стыдно. Они граничили с безумием.

– «Мерседес» так и не догнал вас?

– Нет, на обратном пути мы не видели его. Наверное, куда-то свернул.

– А белый москвичовский фургон с надписью «Продукты» не попадался на глаза?

– Разные фургоны попадались, только без надписей.

– Кто был инициатором той поездки?

– Чешуяков.

– Заранее договаривались?

– Экспромтом собрались. Федор Павлович позвонил по сотовому телефону и спросил, нет ли у меня желания съездить в спорткомплекс с группой поддержки, чтобы на досуге обговорить план предвыборной кампании. Я в тот день намеревался поработать над портретом и предложил перенести поездку на завтра. Чешуяков сказал: «Завтра утром из Москвы вернется Хватов. Предстоит неприятный разговор с ним, после которого придется принять непопулярное решение. Собирайся, Анатолий, через полчаса подъеду».

– Не поинтересовались «непопулярным решением»?

– Спрашивать по телефону посчитал излишним, а в дороге неловко было при дамах заводить такой разговор. Зная принципиальный характер Чешуякова, могу предположить, что Хватов чем-то провинился.

– Говорят, вы долго работали в спорткомплексе над картинами.

– Почти все лето там провел.

– С Хватовым хорошо познакомились?

Питеров усмехнулся:

– Не одну бутылку коньяка с ним распили.

– Кроме выпивки, что о нем можете сказать?

– Виталию сильно мешает чрезмерная энергия. Он постоянно в деятельной раскрутке. Иногда увлекается такими прожектами, которые на поверку выеденного яйца не стоят. Однажды при мне Федор Павлович в шутку ему сказал: «Виталий, ты часто похож на вулкан, извергающий вату». – «По-вашему, метать громы и молнии лучше?» – засмеялся Хватов.

– С коллективом комплекса какие у него отношения?

– Очень хорошие.

– Как Хватов с вами расплачивался, наличными?

– Я работал по контракту, заключенному с фондом «Парус». Деньги после удержания всех полагающихся налогов перечисляла на мой лицевой счет в Сбербанке фондовская бухгалтерия.

– Вам видится какая-то связь между неудавшейся вашей поездкой и убийством Чешуякова? – возвращая разговор к существу дела, спросил Голубев.

Художник задумался:

– Ситуация настолько сложная, что не укладывается в голове. Вывод напрашивается только один: убили Федора Павловича по заказу. Анализируя задним числом, как вы сказали, «неудавшуюся поездку», думаю, что не случайно увязывался за нами черный «Мерседес». Видимо, уже тогда киллеры вели слежку за Чешуяковым. На следующий день его подкараулили в подходящем для стрельбы малолюдном месте.

– Чтобы так удачно подкараулить, необходима либо постоянная слежка, либо надежный источник информации о передвижении «заказанного» лица.

– Источники информации у наемных убийц неисповедимы, как пути Господни. Вчера вечером, шарясь в Интернете, я наткнулся на сайт с фотографией Чешуякова в траурной рамке и некрологом, в конце которого сообщается, что убийство Федора Павловича заказал нефтяной бизнесмен Маласаев.

– Кто подписал некролог?

– Группа товарищей.

– Без указания фамилий?

– Указывать фамилии в таких случаях опасно для жизни.

– А Чешуяков не опасался за свою жизнь?

– Думаю, что нет. Если бы были опасения, ему ничего не стоило окружить себя вооруженными охранниками, как это делают многие российские богачи. Он же обходился без охраны и даже личного оружия никогда не имел.

Глава XXIII

Остававшаяся «сторожить» машину Живанкова встретила Голубева вопросом:

– Позировал художнику или чай с ним пил?

– Соскучилась? – усаживаясь за руль, улыбнулся в ответ Слава.

– Скучать некогда было, – Эльвира спрятала в лежавшую на коленях сумку толстый блокнот и трубку сотового телефона. – Пока ты болтал с Питеровым, я успела накатать рецензию на спектакль и договориться с редактором газеты, чтобы застолбил двести строк для ее публикации в послезавтрашнем номере. Попутно узнала потрясающую новость. Шурик Плотников предложил редактору забойную информацию из криминальной хроники. Помнишь его заметку о трупе, обнаруженном в багажнике черного «Мерседеса»?

– Помню.

– Сюжет продолжается! Редактор прочитал мне плотниковский «шедевр», состоящий из одного длинного предложения. Цитирую по памяти: «Как нам сообщил осведомленный источник, в районе железнодорожного вокзала Новосибирск-Главный при попытке купить у драг-дилера сверток с героином сотрудники милиции задержали находившегося в розыске гражданина Темнова, подозреваемого в убийстве гр-на Молотобойцева, труп которого недавно был обнаружен в багажнике черного „Мерседеса“ на неохраняемой автостоянке возле Центрального рынка».

– И все?

– Все. «Драг-дилер» – это продавец наркотиков, а «осведомленный источник» означает, что информацию Шурик выудил из криминальной среды.

– Какую радость такая информация доставит читателям газеты?

– Говоря языком попсовых эстрадников, пипл схавает. Теперь Шура будет топтаться на черном «Мерседесе» до финального репортажа «Из зала суда».

– Он сейчас в редакции?

– По словам шефа, уехал на пресс-конференцию наркологов.

– Когда вернется?

– После того, как хорошо примет на грудь и начнет объясняться жестами.

– Искать с ним встречу бесполезно?

– Круглый ноль.

– Можно воспользоваться твоим мобильником?

– Пожалуйста…

Живанкова достала из сумки телефонную трубку и подала ее Голубеву. Набирая номер начальника отдела розыска УВД подполковника Шахматова, Слава быстро пробежал указательным пальцем по кнопкам с цифрами. Как только в трубке щелкнуло соединение, торопливо представился и скороговоркой спросил:

– Виктор Федорович, у вас есть сведения о задержании Темнова?

– Есть, – чуть помедлив, ответил Шахматов. – Полтора часа назад его задержали. Ты в райцентре уже об этом узнал?

– Я с утра сегодня в Новосибирске. Хочу сейчас к вам приехать.

– Приезжай.

– Еду, Виктор Федорович!

Голубев нажал кнопку выключения и вернул трубку Живанковой.

– К кому собрался? – спросила Эльвира.

– К своему областному начальнику.

– Возьми меня с собой.

– Туда посторонних не пускают.

– По журналистскому удостоверению меня нигде не останавливают.

– А там остановят.

– Мама дорогая, держите меня семеро! – с усмешкой воскликнула Живанкова и нахмурилась. – Вообще-то болтаться мне некогда. Надо рукописный текст рецензии срочно загнать в компьютер для газетного набора. До редакции довезешь?

– Без проблем.

Минут через десять после того, как высадил Живанкову, Голубев вошел в кабинет Шахматова. Высокий подполковник со смуглым внимательным лицом, пожимая Славе руку, спросил:

– От кого так скоро узнал о задержании Темнова?

– От осведомленного источника, – улыбнулся Слава. – В редакции «Сибирских вестей» уже готова газетная информация об этом.

– Автор Шура Плотников?

– Да.

– Знаем «осведомленные источники» Шурика.

– Чем он повязан с криминальной братвой?

– У «братвы» много подкормленных борзописцев. За левый гонорар они создают в газетных публикациях положительный имидж криминальных авторитетов…

– Судя по тому, как оперативно Плотников узнал о задержании Темнова, напрашивается подозрение об утечке информации из наших органов.

– Это исключено. Тут другая история. Темнову оставалось жить недолго. Братки пасли его за убийство Коли Бубликова. Наши оперативники перехватили приговоренную к смерти жертву на глазах у «пастухов». Им ничего другого не оставалось, как срочно передать этот факт Шурику, который первым из газетчиков опубликовал в «Сибирских вестях» заметку об убийстве Молотобойцева.

– При личном обыске что у Темнова нашли?

– Макаровский пистолет с пятью патронами в обойме, полторы тысячи американских долларов сотенными банкнотами и около десяти тысяч отечественных рублей разными купюрами.

Голубев оживился:

– Значит, Виктор Федорович, можно считать, что два патрона из семи он спалил на Бубликова и Молотобойцева, а причитавшиеся на троих деньги за убийство Чешуякова присвоил?

– Считать можно, но надо еще это и доказать, – спокойно ответил Шахматов. – Сейчас эксперты в срочном порядке исследуют пистолет, а оперативники детально отрабатывают все связи киллеров.

– Вы в курсе наших печальных событий?

– В курсе.

– Я только что беседовал с художником Питеровым, который был участником той поездки, когда погибли Герман Суханов и Настя Фишкина. Художник мне сказал, будто в Интернете появился сайт с фотографией Чешуякова и некрологом, где заказчиком убийства назван нефтяной воротила Маласаев.

– Интернет – гигантская помойка. Туда можно слить любой сфабрикованный компромат.

– Не случайно же сделана наводка на Маласаева. Кому-то это нужно.

– Действительному заказчику. Да и конкуренты по бизнесу могли подставить преуспевающего нефтяного магната.

– Финансовые интересы Чешуякова и Маласаева не пересекались?

– Нет.

– А имеющиеся у спортивного фонда бензоколонки?…

– Это капля в бензиновом море, контролируемом Маласаевым. Учти и то, что за компанию с Чешуяковым застрелили шофера Васю Цикалова, который доводится Маласаеву родным племянником. Хотя каждый киллер отрабатывает заказ в меру персональных способностей и личной подлости, но не до такой же степени, чтобы «мочить» родственников того, кто оплачивает заказанную «музыку».

– Да, тут у анонимной «группы товарищей», подписавшихся под некрологом, явный «прокол» вышел, – согласился Голубев. – Видимо, «товарищи» были плохо информированы.

Шахматов поправил в подставке карандаши.

– Для компромата достоверная информация важной роли не играет. Основная цель – запустить «утку», чтобы направить следствие по ложному пути.

– Из разговора с художником я сделал вывод, что за Чешуяковым велось постоянное наблюдение.

– И не только. Его мобильный телефон был на прослушке. После убийства Бубликова с Молотобойцовым Темнов укрылся в квартире одной из новосибирских путан и подарил ей трубку радиотелефона, которая, по заключению экспертов, настроена на частоту сотового мобильника Чешуякова.

– Такое непросто сделать.

– Смотря для кого. Коля Бубликов был учредителем фирмы «Радар», занимающейся радиотелефонами. Там прекрасные специалисты. Технических проблем по радиосвязи для них не существует.

– Каким образом удалось выйти на путану?

– По номеру квартирного телефона. Стараясь избавиться от Темнова, она позвонила в дежурную часть УВД и сообщила, что находящийся в розыске гражданин Темнов только что отправился к железнодорожному вокзалу Новосибирск-Главный за наркотиком. На этом коротком сообщении телефонный определитель номера ее и засек.

– Сам Темнов что говорит?

– Он сейчас находится в состоянии, называемом на жаргоне наркоманов «отходняком». Ранее принятая доза героина перестала действовать, а по новой не успел подзарядиться. Через сутки-двое войдет в разум и для сохранения жизни сам запросится в колонию. Убийство Бубликова братва ему не простит.

– Заваривая кровавую кашу, Темнов разве не думал о последствиях?

– Одурманенный наркотиком мозг последствия не просчитывает.

– В спорткомплексе он круто не наркоманил. Только вроде бы коноплю покуривал.

– Конопля – затравка для начинающих наркоманов да слабая утеха для безденежных. Оказавшись при деньгах, Темнов сел на героин. «Подсадка» на эту «дурь» часто происходит с одной-двух «доз».

– Как Темнов и Молотобойцев снюхались с Бубликовым?

– Этот вопрос пока не выяснен. Есть предположение, что через путану. Она сожительствовала с Бубликовым, когда тот пригрел уволенных из спорткомплекса друзей.

– Зачем учредителю фирмы «Радар» связываться с уголовниками?

– Прикрывшись «Радаром», Бубликов не порвал с рэкетом. Оказавшихся не у дел дружкой он, видимо, хотел втянуть в команду вымогателей или подготовить их в профессиональных киллеров.

– О поведении «друзей» в последние дни путана что-нибудь знает?

– Говорит, что Темнов с квартирного телефона Бубликова неоднократно разговаривал с каким-то «шефом» о какой-то «чушке».

– Это ж наверняка о Чешуякове! – воскликнул Слава.

– По созвучию такое предположение напрашивается, – согласился Шахматов. – А вот «шеф» – понятие абстрактное. Кто под ним скрывается, не угадаешь.

– Не директор ли спорткомплекса Хватов?

– Может быть, он, но, возможно, и другой кто-то. В телефонном справочнике у Бубликова помечено много номеров. Есть нацарапанный на клочке газеты номер с московским кодом. Попробуем выяснить, чьи это номера. По словам путаны, купив «Москвича», Темнов с Молотобойцевым стали наряжаться в камуфляж и каждый день утром куда-то уезжали. На ночлег возвращались поздним вечером. Последние два дня в поездках участвовал Коля Бубликов, но ездил он в своем черном «Мерседесе».

– Что обнаружено при обыске его квартиры?

– Кроме штатских костюмов, купленных за счет «общака» после выхода из колонии Темнова и Молотобойцева, ничего заслуживающего внимания не нашли.

– Хорошая квартира?

– Отличная. Отделана и обставлена мебелью лучше, чем у богатых предпринимателей. Полный набор бытовой техники и японской видеоаппаратуры.

– Чего Бублику не хватало?

– Острых ощущений. Криминальный риск затягивает не хуже наркотика.

Голубев досадливо сморщился:

– Закрутил нам Темнов головоломную спираль.

– Как закрутил, так и раскрутит, – уверенно сказал Шахматов. – Деваться ему теперь некуда. Чтобы хоть как-то облегчить свою судьбу, он вынужден будет назвать того, кто заказал убийство Чешуякова.

Глава XXIV

От Шахматова Голубев направился к офису спортивного фонда «Парус». На автостоянке с черными джипами он припарковал «Жигули» между серебристым «Мерседесом-600» и УАЗом горпрокуратуры. На втором этаже офиса в приемной Чешуякова, обставленной импортной мебелью и оборудованной телефонами, компьютером, ксероксом, факсом и прочими современными прибамбасами, Слава неожиданно встретился с Владой Багиной. Одета секретарь-референт была в строгий темно-серый брючный костюм. Голову ее украшала красивая прическа, а ранка на правой щеке, заклеенная в прошлый раз пластырем, теперь была так ловко загримирована, что походила на едва заметный узкий шрамик. Поздоровавшись, Голубев удивленно спросил:

– Почему не в отпуске?

– Срочно пригласили для «разборки», – намекая на криминальное выяснение отношений, иронично сказала Багина.

– С кем или с чем разбираться?

– В персональном компьютере Федора Павловича следователи обнаружили подготовленный для распечатки текст приказа об увольнении Хватова.

– За что?

– По собственному желанию.

– Причем здесь ты?

– Ни при чем. Я о том приказе ничего не знаю. Шеф прекрасно владел компьютером и, когда ему хотелось какие-либо документы до поры до времени сохранить в тайне, обходился без моих услуг.

– Часто он прибегал к такому способу?

– Не очень часто, но бывало. Скажем, проекты всех договоров с партнерскими фирмами Чешуяков писал и редактировал на компьютере сам. Впрочем, у нас все сотрудники прекрасно работают на компьютерах.

– Не знаешь, кто из них запустил в Интернет сайт с траурной фотографией Чешуякова и некрологом? – быстро ухватился Слава.

На лице Багиной появилось недоумение:

– Некролог с фотографией шефа для газет готовил Хватов, но ради чего их в Интернет запускать?

– Вероятно, чтобы сообщить мировой общественности, что убийство Федора Павловича заказал нефтяной барон Маласаев.

– Чудеса в решете… – Влада недоверчиво усмехнулась. – Кто и когда видел этот сайт?

– Художник Питеров – вчера вечером.

– Свежо предание…

– Если не веришь, позвони Питерову.

– Где его искать?

– Час назад был в своей мансарде.

Багина легким жестом сняла телефонную трубку и, едва касаясь длинным наманикюренным пальцем кнопок, набрала номер. Через несколько секунд заговорила:

– Привет, Анатолий Александрович, это Влада… Узнал по голосу… Не хвали, не то зазнаюсь. Ты не запомнил вчера номер сайта в Интернете с некрологом по поводу Федора Павловича?… Тройной даблъю… так… понятно. Как мое настроение? Как у картошки, если не съедят, то посадят… Шучу, конечно… Успокой Агнессу, пусть не закатывает истерику. Все пройдет, как с белых яблонь дым… И какая беда, что сотрудник угрозыска к ней и к тебе приходил?… – Багина скосила лукавый взгляд на Голубева. – Тот сотрудник сейчас рядом со мной в приемной. Очень общительный и милый парень. Не кусается и не рычит зверем… Зачем сайт? Хочу собственными глазами увидеть, кто заказал шефа… Сам, говоришь, удивился… А я давно ничему не удивляюсь. Время «быков» – крутое время. Ладно, Анатолий Александрович, спасибо за подсказку. До встречи.

Багина легонько положила трубку на аппарат.

– Ну что, убедилась? – спросил Голубев.

– Убедилась.

Слава взглядом указал на светившийся экран компьютерного монитора:

– С этого ящика можно врубиться в Интернет?

– Можно.

– Поищем тот траурный сайт?

– Попробуем.

Влада села к пульту управления компьютером и, словно пианистка, пробежала пальцами обеих рук по клавишам. На экране замелькали непонятные Голубеву знаки, потом почти неожиданно засветилась обведенная траурной рамкой фотография Чешуякова. Лаконичный некролог под ней напоминал выписку из трудовой книжки погибшего. Для Голубева интерес представляли только последние строчки, написанные в стиле Шурика Плотникова: «По утверждению осведомленного источника, убийство Ф. П. Чешуякова заказал генеральный директор корпорации „Нефтепродукт“ господин Маласаев».

– Знаешь этого господина? – спросил Слава.

Багина, не отводя сосредоточенного взгляда от монитора, пожала плечами:

– Раза два или три он приезжал к Федору Павловичу. Последний раз был, кажется, с полмесяца назад.

– По какому вопросу?

– Разговаривали они при закрытых дверях, без моего участия.

– Признаков нервозности в их отношениях не заметила?

– Наоборот, оба вышли из кабинета веселые. Расставаясь, пожали друг другу руки и даже обнялись. Маласаев, переглянувшись со мной, пошутил: «Влада, уходи от Федора ко мне. Платить буду, как королеве». Чешуяков тоже шуткой обронил: «Она уйдет только через мой труп».

– Может, нефтяник вполне серьезно на тебя «запал»?

Багина снисходительно усмехнулась:

– Я не так глупа, чтобы не отличить шутку от серьезного предложения.

– Ну, а внешне он ничего мужик?

– Мужик как мужик. Лет на десять младше Чешуякова. Ладно скроен и крепко сшит. Тоже из бывших спортсменов. Кажется, в боксе преуспевал.

– Кто, по-твоему, подставил его в Интернет?

– Дурак какой-то… – Багина, глядя на экран монитора, помолчала. – Эта фотография Чешуякова с некрологом была опубликована в газете «Сибирские вести». И текст такой же был, но без последних строчек, где указывается заказчик. Эльвира Живанкова приносила мне тот номер. В других газетах, которые вместе со своей Элька принесла, тексты были слово в слово похожими, без указания заказчика, разумеется, только фотографии разные.

– С редакционного компьютера «Сибирских вестей» можно такую информацию запустить в Интернет?

– Если он подключен к Интернету, почему ж нельзя.

– А с вашего?

– Свободно. У нас постоянное включение.

Мысли Голубева раздвоились, однако он, не мешкая, заговорил дальше:

– Влада, давай закроем вопрос с Маласаевым. Если новый президент фонда предложит тебе освободить место секретаря-референта, ты пойдешь на поклон к нефтянику с просьбой о трудоустройстве?

– Думаешь, он примет меня с распростертыми объятьями? – Багина усмехнулась. – Маласаев знает мои внешние данные, но он никогда не общался со мной по работе. Зачем ему «покупать кота в мешке»?

– Для жирующих богачей внешность секретарши – лицо фирмы и радость любовных забав.

– Как говорит Элька Живанкова, «это не про меня». Я неисправимая сторонница женской эмансипации. Успех в работе – моя настоящая радость, а любовные забавы – дело третье. Разумеется, я не старая дева и не перезревшая бабища, но окунаться с головой в любовный омут ни за какие деньги не соглашусь. Да и президентом фонда теперь наверняка станет Лобастов. С Олегом Ивановичем я сработаюсь.

– А вдруг станет Хватов?…

– Мы с тобой уже обсуждали его кандидатуру, – с упреком сказала Багина. – Повторю еще раз: Хватову не видеть этого места, как своих ушей.

Голубев кивнул в сторону плотно прикрытой двери с латунной табличкой «Президент фонда „Парус“ Ф. П. Чешуяков» и спросил:

– Виталий Осипович сейчас там?

– Когда я пришла в офис, в холле за столиком, по-моему, следователь допрашивал его. Потом они вместе зашли в кабинет шефа, где собралась вся следственная группа. Через полчаса Виталий вышел оттуда один и сказал мне, что уезжает в спорткомплекс.

– Не выключай пока эту картинку, – глянув на экран компьютера, попросил Слава. – Сейчас я устрою коллективный просмотр.

Вместе со следственной группой, приглашенной Голубевым из президентского кабинета, в «просмотре» принял участие Олег Иванович Лобастов – стройный, хорошо вложенный красавец в темно-синем с иголочки костюме. По достоинству оценив его статную фигуру, Голубев невольно подумал, что претендент на чешуяковское кресло может составить с эффектной Владой Багиной блистательную пару. Запавшая в голову мысль не покидала Славу до той поры, пока он после «просмотра» не вошел со следственной группой в кабинет Чешуякова. Все здесь было по последнему слову моды: двуглавый российский орел из бронзы, трехцветное полотнище государственного флага, дорогие картины на стенах, навощенный до блеска паркетный пол, эксклюзивные шторы на больших светлых окнах, Т-образно расположенный длинный стол с компьютером и телефонами, вмонтированный в стену за президентским креслом сейф с никелированной ручкой. Особо привлекал внимание роскошный, в полстены, аквариум, где среди экзотических водорослей лениво шевелили плавниками золотистые рыбки.

Когда Голубев доложил о задержании Темнова, помощник горпрокурора Щепин подмигнул ему:

– Сегодня ты заслужил право быть участником телепередачи «Герой дня».

– Точнее, «Герой дня без галстука», – поправив расстегнутый ворот тенниски, поддержал шутку Слава.

– Шею помой на всякий случай, – вставил Лимакин.

Голубев повернулся к следователю:

– Не язви. Я каждое утро умываюсь превосходным мылом и чищу зубы самой надежной пастой.

– Кончайте рекламную паузу, – сказал Бирюков и обратился к Щепину: – Андрей Семенович, тебе что-нибудь известно о Маласаеве?

– В порядке прокурорского надзора приходилось с ним общаться. Денис Алексеевич – мужик с крутым нравом и вспыльчивым характером. Недурно владеет боксерскими навыками и в конфликтных ситуациях не брезгует предъявить оппоненту зубодробильный аргумент. Бизнес начинал не в белых перчатках. Поднажившись на беспределе первой волны, влез в прибыльное нефтяное дело. Легализовавшись, быстро стал генеральным директором корпорации. Сразу обзавелся надежными покровителями в областной администрации и бесцеремонно принялся душить конкурентов. Попытки сотрудников Управления по борьбе с экономическими преступлениями призвать его к ответу решительно пресекались высокопоставленными чиновниками. Теперь по поставкам нефтепродуктов Маласаев, можно сказать, монополист регионального масштаба. Богат и казны не считает. Офис «Нефтепродукта» на порядок величественнее офиса спортивного фонда. Кабинет гендиректора шикарнее этого, в котором сидим… – Щепин глянул на аквариум. – Вместо такого водоема у Маласаева в кабинете прямо-таки бассейн во всю стену, и рыщет в нем стая клыкастых пираний.

– Впервые слышу, чтобы этих хищниц держали в аквариумах, – удивился Бирюков. – Где-то читал, как они, стайно напав на купающегося человека, могут оставить от несчастного обглоданный скелет.

Щепин усмехнулся:

– Я тоже глазами захлопал, когда первый раз зашел в кабинет к Маласаеву. Денис Алексеевич рассказал, что привез пираний из Бразилии. Понравились хищные разбойницы ему тем, что, если проголодаются, могут сожрать друг друга. И со смешком резюмировал: «Совсем, как люди».

– Судя по такому резюме…

– Маласаев мог «скушать» Чешуякова. Битва в современном бизнесе мало похожа на рыцарские турниры. Бьют в спину, – завершил начатую Бирюковым фразу Щепин и повернулся к молчаливо слушавшему Лобастову: – Олег Иванович, выскажите свое мнение на сей счет.

Лобастов от неожиданности смутился:

– Мне трудно говорить о человеке, которого почти не знаю.

– Расскажите хотя бы то, что знаете.

– О крутом нраве Маласаева я слышал от Чешуякова, когда Федор Павлович попросил меня выяснить в «Нефтепродукте» возможность приобретения германского оборудования для новой бензоколонки. Было это нынче в конце мая. Тогда мне и довелось побывать в маласаевском кабинете. Аквариум там действительно смахивает на стеклянный бассейн. Вопрос по оборудованию Маласаев без проволочек решил буквально за десять минут. Затем почти полчаса проболтал со мной на отвлеченную тему.

– О рыбках?

– Скорее, о русалках… – со смущенной улыбкой сказал Лобастов. – Денису Алексеевичу приглянулась наша Влада Багина, и он старался выпытать ее слабости. Честно говоря, я не дамский сердцеед. Поэтому ничего вразумительного ему сказать не смог.

– Какая из слабостей Багиной особо интересовала Маласаева?

– В основном, одна, которая интересует всех бабников. Как бы с ней переспать? Я посоветовал обратиться с этим вопросом к Хватову, бывшему мужу Влады. Маласаев махнул рукой, мол, футболист сам меняет баб, как перчатки, а подсводничать другу не хочет.

– Так и сказал: «другу»?

– Именно так. К чести Хватова, Виталий удивительно умеет сохранять добрые отношения с женщинами, от которых уходит, и не говорит о них дурное. Когда он покинул Багину, я страшно удивился: «Ты почему ушел от Влады?» Хватов засмеялся: «Чтобы сделать ей приятное». И ни слова больше. До сих пор не понимаю, какая кошка между ними пробежала.

– Не Чешуяков тому виной?

– Федор Павлович стал проявлять к Владе особое внимание после ухода от нее Хватова. До этого отношения Багиной с шефом держались исключительно на служебном уровне. Кстати будет сказано, Влада не из тех внешне обаятельных пустышек, которые стреляют глазками налево и направо. Она умеет тактично остудить пыл самого горячего поклонника. Это я неоднократно видел на презентациях, когда ее одолевали не только местные ловеласы, но и зарубежные бизнесмены, зачастившие в Сибирь за легкой валютой.

– Как секретарь-референт Багина на каком уровне?

– На самом высоком. Имеет высшее экономическое образование и прошла подготовку по программе спортивного менеджера. Кругозор широчайший. Постоянно следит за текущими событиями. По любому вопросу, включая политику, может дать квалифицированную консультацию. Компьютер и все, что с ним связано, для нее не проблема. В совершенстве знает английский, французский и немецкий. Переводит синхронно. Словом, далеко не в каждой фирме встретишь такого секретаря-референта.

– Не деловые ли качества Багиной привлекли внимание Маласаева?

– Может быть. Только разговор со мной он вел не о деловых качествах Влады.

– Багина не могла стать яблоком раздора между Маласаевым и Чешуяковым?

Лобастов пожал плечами:

– До моего отпуска они сотрудничали душа в душу. Что между ними могло произойти за те три недели, которые я находился на Канарах, не знаю.

Совершенно ничего не смог сказать Лобастов и о том, какие взаимоотношения сложились в последние дни у Чешуякова с Хватовым. Ни о продаже гидроцикла «Бомбардье», ни о намерении шефа уволить Хватова он не знал. Заготовленный в компьютере приказ на увольнение Виталия Осиповича и обнаруженная в чешуяковском сейфе ксерокопия кассового ордера, по которому Хватов получил от клуба «Юнга» двести пятьдесят тысяч рублей наличными, явились для Олега Ивановича полной неожиданностью.

Попытка встретиться в этот день с генеральным директором корпорации «Нефтепродукт» Маласаевым не удалась. На телефонный звонок Щепина молодой женский голос вежливо ответил:

– Извините, Денис Алексеевич вторую неделю отдыхает в Карловых Варах.

Глава XXV

Покидая офис спортивного фонда, Щепин пообещал Бирюкову, что постарается срочно выяснить, с какого компьютера запущен в Интернет анонимный некролог. Тут же договорились постоянно обмениваться информацией о ходе расследования и в случае необходимости объединять усилия.

Из Новосибирска Бирюков с Голубевым и Лимакиным выехали в конце дня. Как обычно вечером, движение машин на трассе было редким. Голубев по собственной инициативе рулил «Жигулями», Бирюков сидел рядом с ним, а Лимакин позади. Затянувшееся молчание нарушил нетерпеливый Слава. Щурясь от бокового света закатного солнца, он внезапно спросил:

– Как вам понравился Олег Иванович Лобастов?

– Красивый и скромный интеллигент, – сказал Лимакин.

– Но мало компетентный в интересующем нас деле.

– Оказавшись на его месте после трехнедельного загара на Канарских островах, ты тоже не блеснул бы компетенцией о том, какие дела творились в Фонде за время твоего отсутствия.

– Зато как мило он охарактеризовал Багину…

– У тебя о ней другое мнение?

– Такое же, только без любовного восхищения.

– По-моему, Лобастов не восхищался Владой. Просто высказал о ней свое мнение, вроде служебной характеристики. Если уж на то пошло, то таким секретарем-референтом не грешно и восхититься.

– Да, ничего не скажешь, умная женщина. Такая может придумать криминальный сюжет похлеще Агаты Кристи.

– Ты к чему гнешь?

– К тому, Петя, что вдруг мадам Багиной захотелось, чтобы вместо пятидесятилетнего толстяка Чешуякова президентом фонда стал стройный красавчик-холостяк Лобастов, а она, умничка, останется при нем секретарем-референтом.

Лимакин засмеялся:

– У тебя самого полет фантазии не хуже, чем у знаменитой детективщицы.

– Не скаль зубки. От красивой умницы можно ожидать любого коварства. Кстати, и Лобастов почему-то в холостяках засиделся. Двукратный олимпийский чемпион, пули посылает тютелька-в-тютельку, ездит в шестисотом «Мерседесе», а до тридцати пяти лет не может жениться. Как думаешь, он не голубой?

– Сексуальной ориентацией Олега Ивановича я не интересовался. Хватов вон тоже холостячит.

– Не сравнивай отпетого бабника с интеллигентным мужчиной. У Хватова в блудливых глазах светится: «Девки, я люблю вас! Будьте бдительны!», а Лобастов даже говорить о женщинах стесняется. Если он не голубой, держу пари, что Влада охмурит Олега Ивановича.

– Давно вынашиваешь такую версию?

– Когда вы всей толпой читали интернетовский некролог, я исподтишка наблюдал за Лобастовым и Багиной. Они так эффектно выглядели, что мне невольно запала мысль об этой парочке.

– Если всех эффектно выглядящих подозревать в неблагонадежности…

– Всех я не подозреваю, – перебил Лимакина Голубев. – Речь веду о конкретных людях, и тому есть причина. Перед тем, как пригласить вас на просмотр некролога, у меня с Владой состоялся конфиденциальный разговор. Влада будто случайно проговорилась, что полмесяца назад Маласаев предлагал ей королевскую зарплату, если согласится перейти от Чешуякова к нему. А Чешуяков вроде бы шуткой ответил Маласаеву: «Она уйдет только через мой труп».

– Мало ли что можно сказать в шутку.

– Петя, не гони лошадей. Слушай дальше. Влада только намекнула на неравнодушие к ней Маласаева, а Лобастов, рассказывая, как Маласаев интересовался слабостями Багиной, развил этот намек. Скажи, не тонко сработано?…

– Обычно, где тонко, там и рвется.

– Вот и я о том же. Пусть считают, что запудрили нам мозги, но мы не лыком шиты, – Слава скосил взгляд на молчавшего Бирюкова. – Игнатьич, ты не задремал?

– Нет, анализирую полет твоей мысли, – ответил Антон.

– И как она летает?

– Серединка на половинку.

– Однако, согласись, логика в моей версии присутствует.

– Логически можно обосновать что угодно, кроме мистики.

– Мои рассуждения построены на свойственных людям пороках.

– В этом отношении из всех подозреваемых самым «порочным» является Виталий Осипович Хватов. Господин Маласаев, по словам Щепина, тоже бизнесмен не в белых перчатках. Но о пороках Багиной и Лобастова у нас никаких сведений нет.

– Ну как же, Игнатьич… А интимная связь Влады с Чешуяковым, которую она не отрицает?

– Для незамужних привлекательных секретарш это настолько банально, что судить по такому факту об их порочности в целом не совсем серьезно. Тем более нельзя считать, что, если женщина умна, значит, опасна. Умные обычно просчитывают не только выгоду от рискованного поступка, но и возможные негативные последствия.

Голубев усмехнулся:

– Вот навалились двое умных на одного недотепу.

– Если не согласен с нашими возражениями, выкладывай дальнейшие аргументы, – сказал Бирюков.

– Нечем, Игнатьич, мне дальше аргументировать, кроме того, что все трое из подозреваемых «заказчиков» так или иначе повязаны с мадам Багиной. И ни одного из них в день убийства Чешуякова не было в Новосибирске.

– Заказчик – не киллер. Он может находиться за тридевять земель от места преступления, но это не обеспечивает ему бесспорное алиби.

– Однако повод помутить воду есть.

– В мутной воде рыбу легче поймать. Сейчас дело раскрутилось так, что заказчик вот-вот проявит себя. Надо только не упустить его. Кстати, с Сухановым разобрался?

– Полностью. Причиной внезапного разворота мотоцикла, как мы и предполагали, явилась оброненная Фишкиной сумка. С убийством Чешуякова тот случай совершенно не связан, – ответил Голубев и сразу спросил Лимакина: – Петя, Хватов при допросе не катил бочку на Германа?

– Пытался свалить на него сто семьдесят две тысячи, замыленные от продажи «Бомбардье», да быстро понял, что доказать такой финт не может.

– На заготовленный приказ об увольнении и на обнаруженную в сейфе Чешуякова копию кассового ордера как Виталий Осипович отреагировал?

– О приказе, мол, ни сном ни духом не ведал. А в том, что получил от Миончинского двести пятьдесят тысяч наличными, он откровенно признался еще до того, как ему предъявили этот ордер.

– Чтобы Хватов стал более откровенным, надо было припугнуть его задержанием под стражу.

– За что?

– За организацию заказного убийства.

– А факты где?

– Взял бы да придумал что-нибудь.

– Я запрещенными приемами не пользуюсь.

– Коли такой щепетильный, предъявил бы Осиповичу обвинение в хищении фондовских денег. Проступок-то явно уголовный.

– Фонд к нему никаких претензий за эти деньги не имеет. Если всех таких «уголовников» задерживать, некуда сажать их будет.

– Ну, тогда подписку о невыезде у него взял бы…

– Вот это мы с Антоном Игнатьевичем догадались сделать без твоей подсказки.

– Молодцы, что хотя бы на пустяк хватило ума, – добродушно подтрунил Слава. – Как Хватов воспринял такую меру пресечения?

– Без восторга, но расписался.

– Чует, что погорел с «Бомбардье». Что-то у меня на хапугу зуб разгорается. Напрасно отпустили дельца до моего приезда. Интересно, как он прокомментировал бы интернетовский некролог…

– В спорткомплекс Виталий Осипович спешил.

Впереди показался щит, указывающий ответвление дороги на райцентр. Скосив прищуренный взгляд в сторону Бирюкова, Голубев спросил:

– Игнатьич, у тебя нет желания промахнуть напрямую до спорткомплекса, чтобы дополнительно пообщаться с господином Хватовым?

– Есть. Сам хотел тебе об этом сказать.

– Рулить прямо?

– Рули.

Перед поворотом к комплексу, где в течение двух суток оборвались четыре человеческие жизни, о недавней трагедии напоминали лишь полдесятка продолговатых щербинок, прочерченных срикошетившими от бетона автоматными пулями, да темное пятно тосола, вытекшего из поврежденного радиатора чешуяковской «Ауди». Притормаживая «Жигули», Слава невесело сказал:

– Вот оно, роковое место…

Бирюков и Лимакин промолчали. Как только повернули с автотрассы на щебеночную дорогу, прорубленную словно по линейке в сосновом бору, показались крыши строений спорткомплекса. Вдали была видна зеркальная гладь Потеряева озера, окрашенная заревом заката будто погружающегося в воду багрового солнца. Кровавые тона вызывали необъяснимую тревогу.

Металлические плотные ворота в бетонном ограждении комплекса были закрыты. Пока камуфляжно одетый охранник пристально изучал прокурорское удостоверение Бирюкова, появился озабоченный Ахмет Полеев. Узнав, что следственная группа приехала, чтобы встретиться с Хватовым, он расстроенно заговорил:

– Виталий Осипович звонил мне сегодня в полдень. Сказал, немедленно выезжает из Новосибирска и, если не случится дорожной катастрофы, через час приедет сюда. Прошло много часов, а его, слушай, так и нету…

– Хватов предчувствовал какую-то катастрофу? – нахмуренно спросил Бирюков.

– Так он сказал. Чего имел в виду, не знаю.

– Вы можете показать его кабинет?

– Конечно, покажу…

Следом за Полеевым Бирюков, Лимакин и Голубев прошли по асфальтированной дорожке, окаймленной с обеих сторон широкими полосами ярких цветов, к белокаменному дворцу. По устланной ковровым покрытием лестнице с полированными перилами поднялись на второй этаж. Приемная перед кабинетом Хватова походила на уменьшенную копию приемной Чешуякова в офисе фонда «Парус». На секретарском столе с перекидным календарем стояли телефон, факс, ксерокс и компьютер. Похожим на чешуяковский оказался и кабинет с видом из окон на озерную ширь. В нем – такая же обстановка. На том же месте, как в кабинете Чешуякова, красовался уменьшенный аквариум с золотыми рыбками, а на стене, за спинкой директорского кресла, бронзовел двуглавый орел. Таким же был и Т-образный полированный стол, на котором, кроме персонального компьютера, ничего не было.

– Хватов умеет обращаться с этой техникой? – указывая на компьютер, спросил Бирюков.

– От безделья, как он говорит, по Интернету путешествует, – ответил Полеев.

– Что там ищет?

Ахмет замялся:

– В основном, по моим наблюдениям, голых девушек в журнале «Плейбой» рассматривает да кинофильмы глядит, которые детям смотреть запрещается.

– А на том компьютере, что в приемной, кто работает?

– Некому на нем работать. Уволенная секретарша умела только в детские игры на компьютере играть.

– За это и уволили?

– В общем-то говоря, секретарша по прямому своему назначению Виталию Осиповичу не нужна. За рыбками в аквариуме ухаживает техничка, а бумажной волокиты у нас нету.

– Зачем же ее принимали?

– Для нецелевого использования.

– Как это понимать?

Полеев попытался увильнуть от прямого ответа, но по настоянию Бирюкова вынужден был заговорить конкретно. Двух молодых девушек – одну смугленькую, другую с белыми локонами – привез на своей «Тойоте» в спорткомплекс Герман Суханов. Закрывшись в служебном коттедже, Хватов всю ночь прогулял с ними. Утром Герман со смуглянкой уехали, а беленькая Люся осталась здесь. Виталий Осипович своим приказом устроил ее секретаршей с окладом около двух тысяч рублей в месяц. Просекретарила она недолго. В тот раз, когда Чешуяков приказал уволить Темнова с Молотобойцевым, под «сокращение» попала и секретарша. На просьбу Хватова оставить Люсю, Федор Павлович недовольно сказал: «Любовниц содержи за свой счет».

– Как фамилия той Люси? – быстро вставил вопрос Голубев.

Полеев задумался:

– Кажется, Жигунова.

– Не Жиганова? – уточнил Слава.

– Правильно, слушай, Люся Жиганова.

Голубев глянул на Бирюкова:

– Игнатьич, с этой путанкой мне пришлось познакомиться, когда мы расследовали дело «Фартовых бабочек». Жила Люся возле метро «Гагаринская» и активно общалась с криминальной братвой.

– Не она ли после увольнения отсюда пристроилась в сожительницы к Бубликову… – в раздумье сказал Бирюков.

– Вполне, Игнатьич, возможно!

По просьбе Бирюкова Полеев стал звонить Хватову. Ни квартирный телефон Виталия Осиповича в Новосибирске, ни сотовый его номер на вызов Ахмета не отозвались.

– Это напоминает бегство, – сказал следователь Лимакин.

– Похоже, что так, – согласился Бирюков. – Придется срочно ловить беглеца.

Этим же вечером Виталий Осипович Хватов был объявлен во всероссийский розыск.

Глава XXVI

Задержали Хватова через сутки в московском аэропорту «Шереметьево» при покупке билета на самолет, улетающий рейсом Москва – Берлин. Доставленный под конвоем в следственный изолятор Новосибирска Виталий Осипович на первых порах ударился в безрассудную амбицию и напрочь отказался давать показания по существу предъявляемых ему обвинений. Как после выяснилось, такую установку он получил от нанятого им известного московского адвоката. Этот же адвокат за счет своего подзащитного стал щедро оплачивать в местных газетах многословные статьи и собственные телеинтервью, создающие Хватову имидж невинной жертвы оговора. Чрезмерно раздутая спекулятивная шумиха вызывала раздражение участников следственно-оперативной группы. У многих возникло желание дать публичный отпор знаменитому мэтру столичной адвокатуры. Однако Бирюков со Щепиным решили сохранить хладнокровие и действовать по восточной пословице: «Собака лает, а караван идет». Прокурорская тактика оправдала себя.

По мере того, как оклемавшийся от наркотической «ломки» Темнов на каждом последующем допросе становился более откровенным, амбициозный пыл Хватова таял буквально на глазах. Улики против Виталия Осиповича накапливались постепенно. Вначале эксперты установили, что некролог с компрометирующей наводкой на генерального директора корпорации «Нефтепродукт» Маласаева был запущен в Интернет с компьютера фонда «Парус», на котором в связи с вынужденным отпуском Влады Багиной, кроме Хватова, в последние дни никто не работал. Затем удалось узнать, чей номер телефона с московским кодом был накарябан на газетном клочке, обнаруженном в квартире Бубликова. Это оказался телефон, установленный в гостиничном номере, где больше недели проживал Хватов. Вскоре была получена еще одна веская улика. Через Генеральную прокуратуру выявили, что Хватов предусмотрел свой побег в Германию заранее. Находясь в Москве, он сумел открыть в «Дойч-Банке» собственный счет и перевести на него пятьсот тысяч долларов. Прижатый неопровержимыми фактами, Виталий Осипович слово по слову стал рассказывать правду.

…«Роковым местом» для Хватова явилась должность директора спортивного комплекса. Привыкший к бесконтрольному потоку наличных денег при строительстве он продолжал относиться к фондовским деньгам с такой же легкостью и после того, как стройка закончилась. В отличие от Германа Суханова, который постоянно то занимал, то отдавал долги, Хватов любил деньги брать, но очень не любил их отдавать. Щедро «спонсируя» чиновников, Виталий Осипович постоянно «отстегивал» от щедрот фонда в собственный карман. Чешуяков давно догадывался о финансовых «шалостях» своего пробивного любимца, но смотрел на них сквозь пальцы, пока не надумал баллотироваться в губернаторы. Предвыборная кампания требовала немалых денег, и Федор Павлович решил прекратить разбазаривание средств, чтобы использовать их на «раскрутку» собственной кандидатуры в предстоящих зимой выборах. Начал он экономию с сокращения непомерно раздувшегося штата сотрудников в самом фонде и в спорткомплексе. Под горячую руку Хватову пришлось уволить Темнова с Молотобойцевым, а заодно с ними и приглянувшуюся ему путанку Люсю Жиганову. Начало «экономической реформы» не испугало Виталия Осиповича. Скорее, даже порадовало, что без проблем удалось избавиться от опрометчиво пригретых сомнительных людей. Чувство непоправимой беды обуяло Хватова позднее, когда при встрече в офисе фонда Чешуяков пригласил его в свой кабинет и с глазу на глаз спросил:

– Виталий, за сколько ты продал Жене Миончинскому ненужный нам «Бомбардье»?

– За семьдесят восемь тысяч в отечественных «бабках», – машинально сказал Хватов.

– Зачем же в расходном ордере расписался за двести пятьдесят тысяч рублей?

Вопрос ошеломил Хватова так, что он, словно пойманный за руку карманник, растерянно залепетал:

– Дело в общем-то некрасивое… Я, конечно, виноват, но… Сто семьдесят две тысячи из этой суммы забрал посредник.

– Кто этот хапуга?

– Бывший коллега по футболу Герман Суханов, – в отчаянии соврал Виталий Осипович.

– Расписку от него взял?

Хватов тяжело вздохнул:

– При расчетах черным налом, как и при взятках, расписок не принято давать.

– А если сейчас мы съездим к нему, он устно подтвердит твои слова?

– Никогда!

– Что теперь с тобой делать?

– Федор Павлович, клянусь, из своего кармана внесу эти деньги в кассу Фонда.

– Зачем?

– Чтобы вы не посчитали меня вором.

Чешуяков скептически ухмыльнулся:

– На Руси не считается вором тот, кого не поймали. Я же тебя подловил с поличным.

– Поверьте, подобное никогда больше не повторится.

– Рад бы верить, да не могу. Ты ведь знаешь мой принцип: «Маленькая ложь рождает большое недоверие». Не обижайся, Виталий, но придется тебе покинуть кресло директора спорткомплекса.

– Как?… – растерялся Хватов.

– По собственному желанию. Пиши заявление.

В глазах Виталия Осиповича потемнело.

– Прямо сейчас? – с трудом выдавил он.

– Ну, а что тянуть? Решение мое окончательное и обжалованию не подлежит.

– Простите, Федор Павлович…

– Как тебе не стыдно вешать свою вину на Суханова?

– Да ведь… так оно и было.

– Не лги, не было так.

– Не знаю, как вас убедить…

Чешуяков усмехнулся:

– Никак ты меня не убедишь в том, что не поддается убеждению. – И, насупленно помолчав, строго добавил: – Нельзя, Виталий, вместо себя подставлять друзей. Это самое подлое из предательств.

Плохо соображая, Хватов сделал красивую мину при плохой игре. Сославшись на то, что надоело жить в глухомани и что за директорское кресло не держится, Виталий Осипович попросил повременить с увольнением неделю, чтобы съездить в Москву, где попробует найти работу в национальном Фонде спорта. Федор Павлович великодушно согласился, но предупредил, что дольше недели ждать не станет.

– Деньги сейчас внести в кассу или подождать? – спросил Хватов.

– Подожди, – ответил Чешуяков. – Когда вернешься из столицы, решим, как лучше с ними поступить, чтобы не испортить в глазах коллектива твою репутацию.

– На время моего отсутствия кого оставить на хозяйстве в спорткомплексе?

– Поручи все дела Ахмету Полееву. О предстоящем увольнении не распространяйся. Не надо преждевременно давать повод для пересудов. Уволишься на основании поданного заявления, и никаких кривотолков не будет.

Из кабинета Чешуякова Хватов вышел сам не свой. В приемной сидевшая за компьютером Влада Багина о чем-то его спросила. Не вникая в смысл вопроса, он торопливо ответил:

– Извини, по заданию шефа срочно улетаю в столицу.

Полуобморочное состояние стало проходить, когда сел за руль своей «Ауди», припаркованной у офиса фонда. Включив двигатель, Виталий Осипович резко развернулся и выехал на Красный проспект. Проезжая мимо остановки метро «Гагаринская», вспомнил, что неподалеку живет Люся Жиганова. Чтобы скорее избавиться от стресса, решил пообщаться с сексуально активной путаной. Прижавшись к обочине, остановился, достал из кармана трубку сотового телефона и по памяти набрал номер. Услышав бойкий Люсин голос, спросил:

– К тебе можно сейчас заехать?

– Нельзя, – резко сказала Люся.

– Почему?

– Я заглянула домой на минутку. Надену приличное платье и убегаю. У подъезда меня ждет друг в черном «Мерседесе». Мы с ним договорились сегодняшний вечер провести в казино.

– Друг из крутых?

– Оружейный бизнесмен.

– Опасный бизнес.

– Зато прибыльный.

Упоминание об оружии будто обожгло воспаленный мозг Виталия Осиповича. Еще не соображая, что к чему, он полуосознанно спросил:

– Не знаешь, где разыскать Темнова?

– Потема с Балдой живут у моего друга.

– Это где?

– На Молодежном жилмассиве, у барахолки. Можешь ему позвонить, – Жиганова назвала номер телефона.

– Спасибо, Люси. Надеюсь, как-нибудь встретимся?

– Не как-нибудь, а хорошо сойдемся, – весело прощебетала Люся. – Извини, любимый, мне некогда.

– Беги, голубая мечта моего детства, – с усмешкой сказал Хватов и сразу стал звонить по названному Люсей номеру.

Через полчаса после короткого телефонного разговора Темнов уже сидел за столом в городской хватовской квартире, выходящей окнами и просторным балконом на Красный проспект. Откупоривая бутылку «Мартини», Виталий Осипович спросил:

– Как живется, Потема?

– Хреново, шеф, живем. Балда перешел с благородного «Мальборо» на вонючую «Приму», мне же и чифирнуть не на что. Недавно вспоминали тебя. Может, одолжишь по старой дружбе пару кусков «капусты» для поддержки штанов?

– Надолго ли вам две тысячи хватит?

– Неделю верняком прокантуемся.

– А дальше что?

– Что получится. Жалко, Вася Цикалов от нас откололся. Зануда Чешуяков не собирается турнуть его с теплого места, как нас с Балдой?

– Нет, о Васе забудьте.

– Почему такая несправедливость? Наш подельник живет барином, а мы бомжами стали.

– Если бы не прихоть Чешуякова, и вы бы под моей опекой жили не тужили, – наполняя рюмки, подзадорил Хватов.

– Значит, проблема наша в Чешуякове?

– Только в нем.

– Когда у него срок на пенсию уматывать?

– Не дождетесь.

– Че, нескоро?

– Десять лет. Да он и на пенсий будет скрипеть в фонде.

– Ну, хмырь болотный… – на скулах Темнова заходили желваки. – Придется замочить суку.

– Не городи чушь! – строго одернул Виталий Осипович и предложил выпить за встречу.

– Шеф, я дело говорю!.. – Темнов залпом осушил рюмку. – Щас такие проблемы решаются просто. Ликвиднув «чушку», расчистим не только дорогу себе к красивой житухе, но и тебя избавим от занудливого начальника. Разве тебе хуже от этого станет?

– Мне-то что. Боюсь, как бы вам плохо не стало.

– За нас не боись… Коля Бубликов, на чьей хазе мы с Балдой залегли, калякал, что ствол – самое верное средство для решения любых проблем.

– Как вы с этим Колей познакомились?

– Люська Жиганова нас свела. Она прикольная телка. Давно с Коляном корефанит.

– Чем занимаетесь?

– Бублик обещает подыскать нам дело, а пока груши околачиваем на дармовой кормежке.

Хватов предложил выпить по второй. Темнов тем же, залповым, приемом проглотил коньяк и, принюхиваясь к пустой рюмке, похвалил:

– Ништяк карболка, вкусная… На сколько баксов такой пузырь тянет?

– Дорого. Тебе не по карману.

– В моих карманах пусто, как у дурака в бестолковке. Шеф, не мандражи, профинансируй перспективное дело. К слову, избавившись от Чешуякова, вернешь в секретутки Люську Жиганову.

– Она уже с новым другом катается в черном «Мерседесе».

– Люся от безысходности прикололась к Бублику. Только помани – станет опять твоей. Выручай, шеф! Без финансовой поддержки у меня ни хрена не выйдет. Надо ведь подготовить мокруху так, чтобы сыщики без толку стояли на бровях. Если опасаешься соучастия, поимей в виду, что даешь мне бабки в долг, а на какие цели, тебе ни фига неизвестно.

Разговор будто сам собой сложился лучше, чем планировал Хватов. Вместо того, чтобы уговаривать Темнова, получилось так, что инициатором убийства Чешуякова выступил сам Темнов, а Хватову пришлось вроде бы отговаривать его от преступного намерения. До третьей рюмки Виталий Осипович мучительно размышлял над гамлетовским вопросом: «Быть или не быть?» Однако превосходный «Мартини» сделал свое дело. Стрессовое напряжение ослабло, появилась самонадеянная эйфория безнаказанности. Как будто из простого любопытства Хватов спросил собутыльника:

– Сколько же тебе одолжить?

– Пять тысяч баксов, – выпалил Темнов и, заметив на лице Хватова удивление, заторопился: – Че глаза полтинниками сделал? Калашниковский ствол, который придется кинуть на мокрухе, минимум тысячу зеленых стоит. Еще тыщонку – Коле Бублику за содействие. Камуфляж для маскировки под спецназ приобрести надо. Да еще автофургончик подержанный прикупить, чтобы из кузовка ловчее пулять было…

– Не финти лишнее, – остановил Хватов. – На все, что ты перечислил, за глаза хватит трех тысяч долларов.

– Не жмись, шеф!

– Нет у меня столько валюты, – твердо сказал Хватов и для убедительности приврал: – Недавно Герману Суханову одолжил больше тысячи.

– Потребуй, чтобы Герка срочно вернул должок.

– Вечером я улетаю в Москву. Пробуду там неделю. Твердо намерился сделать дело, бери в долг три тысячи и управляйся до моего возвращения. Не управишься – пеняй на себя. Пошлю к чертовой бабушке все твои планы.

– Давай баксы, управлюсь, – решительно заявил Темнов.

После ухода Темнова Виталии Осипович позвонил в спорткомплекс Полееву и сказал, что по заданию Чешуякова срочно улетает в столицу за спортивным инвентарем к зимнему сезону. Поручив Ахмету свои обязанности, добавил, что вернется на следующей неделе.

Навеянная коньячными парами уверенность в успехе рискованной задумки после разговора с Полеевым стала угасать. Поначалу убаюкивавшая фраза Темнова: «Даешь мне бабки в долг, а на какие дела, тебе ни фига неизвестно», теперь показалась фиговым листком, который в случае провала не спасет от ответственности за финансирование серьезного преступления. Возникла гнетущая тревога. Готовясь к худшему, Хватов съездил в банк «Феникс», где хранил свои сбережения в валюте, и перечислил полмиллиона долларов в московский коммерческий банк «Фламинго». После этого заехал в городскую кассу аэрофлота и купил билет на вечерний рейс до Москвы.

Первый день в столице показался Хватову коротким. Его хватило только на то, чтобы за взятку устроиться в приличном номере гостиницы «Россия», выспаться после ночного полета да побывать в национальном Фонде спорта. Из разговоров со знакомыми чиновниками Виталий Осипович без особого огорчения сделал вывод, что хлебного места здесь ему никто не приготовил. Нахлебников хватало своих.

Следующим утром, позавтракав в гостиничном буфете, Хватов отправился в банк «Фламинго». Получив подтверждение о поступлении перечисленной из Новосибирска валюты, стал выяснять, в какую из стран дальнего зарубежья можно ее переадресовать. Разбитной коротко стриженный клерк в похожем на смокинг черном пиджаке посоветовал воспользоваться услугами надежного «Дойч-Банка». За пять стодолларовых банкнот, предложенных Хватовым, шустряк ловко провернул многодневную операцию в несколько часов. Сложнее оказалось оформить визу на выезд в Германию. Потеряв надежду получить заветный штамп в паспорте официальным путем, пришлось опять свернуть на апробированную неофициальную тропу. Непоколебимая, будто ледяная глыба, седая дама, оформлявшая документы, мгновенно растаяла, как только Хватов вынул из кармана пухлый бумажник с валютой. Дорога за кордон разом открылась.

Ужинал Виталий Осипович в ресторане «Арагви». Неторопливо запивая марочным сухим вином отличный шашлык, обильно приправленный кавказской зеленью, просидел около двух часов. Щедро расплатившись с официантом, пошел от ресторана до гостиницы пешком. На малолюдной Красной площади остановился, словно космонавт перед опасным полетом. Задумчиво посмотрел на мрачную пирамиду мавзолея, затем перевел взгляд на рубиновые звезды таинственного Кремля. Куранты пробили десять вечера. Виталий Осипович сверил часы и, с опаской обойдя серое возвышение лобного места, зашагал к ярко освещенной «России».

Несмотря на позднее время, жизнь в отеле кипела через край. В буфетах кучковались загадочные лица, в основном, южных национальностей; рьяно спорили о политике то ли народные депутаты, то ли их помощники; по длинным коридорам фланировали девицы в коротких юбочках. Отбоярившись от назойливых услуг юных распутниц, Хватов закрылся в своем номере и сел к телефону. Через новосибирский код набрал квартирный номер Бубликова. В трубке долго слышались продолжительные гудки. Наконец после соединительного сигнала раздался сиплый голос Темнова:

– Ал-л-ле…

– Ты уже дрыхнешь? – спросил Виталий Осипович.

– Че уже… – Темнов шумно позевнул. – У нас, шеф, второй час ночи тикает.

– Как дела?

– Нормалек. Колеса с кибиткой куплены, инструмент на мази. Осталось расписаться с «чушкой» и дело – в шляпе.

– Знаешь что… Прекрати эту затею.

– Че-е-е?…

– Не понял, что ли?

– Поздно, шеф, понимать. Все баксы потрачены. Не бросать же их коту под хвост.

– Время уходит.

– От нас не уйдет. День-два и чики-брики будет сделано.

– Запомни: на какие цели ты одолжил баксы, мне неведомо.

– Ну, че пустое мусолить. Суть вопроса давно заметана.

– Люся где?

– В спальне делает оберотику.

– Что?

– Ну, это, бля… Аэробикой занимается с Колей.

– Вот сучка!

– С ручкой, – равнодушно добавил Темнов. – Не мандражи, шеф. Будет и у нас жизнь, как в лучших домах Конотопа.

– Позаботься лучше о том, как бы не оказаться в казенном доме.

– Для меня тот дом – родная хата.

– Смотри!..

– Смотрю, шеф, и ничего страшного не вижу.

– Если возникнет что-то срочное, немедленно звони мне, – Хватов назвал номер гостиничного телефона.

– Повтори медленнее, – попросил Темнов. – Щас нарисую цифры.

– Ты не «рисуй» – запомни.

– Спросонок у меня память хреновая. Утром выучу наизусть и ликвидну шпаргалку.

…Частые трели междугородного звонка раздались в номере Хватова лишь к концу недели. Вопреки ожиданиям Виталия Осиповича звонил Чешуяков. Слушая спокойный голос Федора Павловича, Хватов испытал неподдельную радость от того, что недавний покровитель жив и здоров. Появилось даже желание предупредить его об угрожающей опасности, однако содержание разговора развеяло этот порыв. Высказав недовольство долгим молчанием Хватова и тем, что пришлось разыскивать «потерявшегося» через справочные бюро столичных гостиниц, Чешуяков потребовал, чтобы Виталий Осипович немедленно возвращался в Новосибирск.

– Федор Павлович, мне бы еще с недельку надо здесь побыть, – умоляюще сказал Хватов.

– Не тяни, Виталий, время, – резко ответил Чешуяков. – Как говорят в НФС, ты вместо дела московский воздух пинаешь. Через двое суток прилетай домой. Из аэропорта сразу направляйся в спорткомплекс. Буду ждать тебя там. Привози «сухановский» долг. Его хватит на выдачу месячной зарплаты коллективу комплекса. Перед расставанием мы с тобой мирно это сделаем. Тогда уйдешь с чистой совестью.

Желание Хватова удержаться в директорском кресле было столь велико, что он, плюнув на все рассуждения о совести и морали, стал звонить Темнову. Тот отозвался вечером следующего дня. Выслушав гневную тираду Виталия Осиповича по поводу бездеятельности, Темнов полунамеками рассказал о внезапной гибели Германа Суханова при столкновении с джипом «чушки».

«Мистика какая-то или ложь», – подумал Хватов и, наказав Темнову не отходить от телефона, тут же позвонил на квартиру Чешуякову. Голос ответившего Федора Павловича был, как всегда, спокоен. Чтобы хоть как-то оправдать цель своего звонка, Виталий Осипович спросил:

– На завтра наша встреча не отменяется?

– Почему она должна отмениться? – будто насторожился Чешуяков. – У тебя на то есть какая-то причина?

– Ничего нет. Я уже билет купил. На рассвете завтрашнего дня буду в Новосибирске, – солгал Хватов.

– За тобой машину в Толмачево прислать? Может, вместе поедем?

– Не беспокойтесь, Федор Павлович. Из аэропорта доберусь на такси, сяду в свою «Ауди» и… долго себя ждать не заставлю.

– Ну, как хочешь. Поеду без тебя, с Васей.

– Счастливого вам пути.

– Тебе – тоже.

Наливаясь безрассудной злобой, Хватов вновь созвонился с Темновым и сказал:

– Завтра утром он поедет к озеру. Дорога там таежная…

– Усёк, шеф, – быстро сообразил Темнов. – Жди козырного сообщения.

В этот вечер Хватов из Москвы не улетел. Всю вторую половину следующего дня он просидел в гостиничном номере. Ждал телефонного звонка от Темнова. Однако об убийстве Чешуякова и шофера Цикалова ему сообщила главный бухгалтер фонда «Парус» Трубенева. И только тут до сознания Виталия Осиповича дошло, какую беду наворотил Темнов с его подачи. Появилось сильное желание немедленно улететь за границу, но разум подсказал, что это будет походить на откровенное бегство, и следственные органы быстро догадаются о причастности беглеца к убийству. Скрепя сердце, Хватов вечерним рейсом вылетел в Новосибирск. Заграничный вариант укрытия он оставил про запас. На тот случай, если другого способа избежать ответственности не будет.

Активно включившись в организацию похорон Чешуякова и шофера Васи Цикалова, Виталий Осипович всеми силами изображал глубочайшую скорбь. При подготовке на компьютере некрологов для газет один из них запустил в интернетовский лабиринт, сделав в конце приписку с обвинением в организации заказного убийства неповинного в этом гендиректора «Нефтепродукта» Маласаева.

От Темнова не поступало никаких известий. Сам Хватов выходить на связь с киллером опасался. На душе у Виталия Осиповича скребли кошки. Когда следователь Лимакин, завершив официальный допрос, по указанию Бирюкова взял у него подписку о невыезде, он догадался, что попал в число подозреваемых «заказчиков» и решил немедленно скрыться. Удачно начатый побег прервался в московском аэропорту «Шереметьево». При оформлении билета до Берлина к Хватову подошли два рослых сотрудника МУРа и предъявили постановление об аресте. Не успел растерявшийся Виталий Осипович моргнуть, как оказался в наручниках.

Глава XXVII

Пока Хватов бездельничал в Москве, Темнов с Молотобойцевым, воодушевленные мыслью о беззаботной жизни в охранниках спорткомплекса, развили бурную деятельность по выслеживанию Чешуякова. Консультировал начинающих киллеров авторитетный Коля Бубликов. Из трех тысяч долларов, «одолженных» Виталием Осиповичем Темнову, Коля забрал себе две тысячи за калашниковский ствол с полным рожком патронов. Оставшуюся тысячу баксов обменяли в «общаке» на отечественную «капусту», получив по двадцать шесть рублей за каждый доллар. Из этих денег после покупки «Москвича» у Темнова осталось чуть больше десяти тысяч.

Вскоре выяснилось, что Чешуяков никуда из города не выезжает и не задерживается на работе допоздна. Ликвидировать его в светлое время суток, да еще в городских условиях, осторожный Коля Бубликов не посоветовал. Чтобы постоянно контролировать намеченную жертву, он раздобыл в «Радаре» мобильную трубку для прослушки разговоров Чешуякова по сотовому телефону. Удобный случай подвернулся внезапно. Подслушав разговор Федора Павловича с художником Питеровым о поездке в спорткомплекс, Бубликов не успел предупредить Темнова с Молотобойцевым и решил сам сесть Чешуякову «на хвост», чтобы проверить его бдительность. Чешуяков, похоже, заметив слежку, развил такую скорость джипа, что Коля, стараясь не «засветиться», не полез на рожон и, прекратив бессмысленную игру в догонялки, свернул с автотрассы на дорогу в райцентр. Проболтавшись около часа в районном городке, Бубликов поехал домой и у села Гусиный Брод увидел брошенный на обочине поврежденный чешуяковский джип. Узнав об этом, Темнов удивленно спросил:

– Где он долбанулся?

– Где-то между дорогой на райцентр и поворотом к спорткомплексу, – сказал Коля.

– Позвони в комплекс Полееву, – предложил Темнов и назвал номер сотового телефона, который Ахмет постоянно носил в кармане.

Дозвонившись с первой попытки, Бубликов измененным голосом забасил в трубку:

– Господин Полеев, с вами говорит полковник из компетентных органов. Доложите-ка подробно, в какую автоаварию попал возле вас господин Чешуяков?

Напуганный «компетентными органами» Ахмет заявил, что о Чешуякове ничего не знает, а на трассе у поворота к спорткомплексу, столкнувшись с неизвестным джипом, погиб бывший футболист Герман Суханов, ехавший с женщиной на мотоцикле.

Закончив недолгий разговор, Коля многозначительно посмотрел на Темнова:

– Нам этот джип известен. Есть предлог замочить слинявшего с места аварии Чешуякова в отместку за Суханова.

– А если не «чушка» сидел за рулем джипа?… – спросил Темнов.

– Своими зенками его видел. Да и какая разница, кто рулил. Нам важно развести бодягу, чтобы заморочить ищейкам мозги.

Бубликов разорвал пополам лежавшую на подоконнике пустую пачку от сигарет «Прима» и, достав из стола красный фломастер, на чистой ее стороне нарисовал череп с перекрещенными костями. Подумав, написал под рисунком печатными буквами: «КРОВЬ ЗА КРОВЬ». Протягивая записку Темнову, сказал:

– Спрячь ксиву в карман. Выбросишь на деле. Пусть волкодавы из УГРО помечут искры на голом вассере.

Задумав такую акцию, киллеры не знали, когда для ее осуществления подвернется удобный случай. Словно по заказу, он подвернулся буквально на следующий день. Вторично позвонивший вечером из Москвы Хватов подсказал Темнову, что завтра утром Чешуяков поедет в спорткомплекс. Детальный план покушения обсуждали в гараже. Прикинули с десяток разных вариантов. В конце концов остановились на том, что надо встретить Чешуякова, когда он, возвращаясь в Новосибирск, будет выезжать от спорткомплекса на автотрассу. Здесь ему придется разворачиваться на малой скорости, да и место, где погиб Суханов, рядом. Темнов и Молотобойцев готовились к покушению с таким азартом, что даже крутой Бубликов, глядя на них, удивился:

– Огольцы, вы представляете, какой срок вам корячится, если погорите?

– В России «вышка» под мораторием. А срок – сегодня дадут, завтра амнистируют, – весело проговорил Темнов.

– Пожизненно приговоренным амнистия не светит.

– Зато и вкалывать их не заставляют. Будем харчиться за счет казны да отлеживать бока на нарах.

– Запомните, лежебоки, – строго сказал Коля. – Главное на мокрухе – не оставлять свидетелей.

Проверяя прикладистость готового к стрельбе автомата, Молотобойцев спросил:

– Вдруг Чешуяков поедет с Васей Цикаловым?…

– Мочи и Васю!

– Жалко кореша. Как-никак свой.

– Нашел свояка! – вспыхнул Темнов. – Вельветовый Василек жирует, словно кот в масленицу, а мы с тобой горький хрен со смаком сосем. Ты жалостливые слюни не распускай.

– Сам-то не хочешь со стволом в кузов садиться.

– Рулить «Москвичом» умеешь?

– Нет.

– Ну и не мыркай.

– Возникнет шухер – рвите когти в тайгу. Дожидаться вас не стану, – предупредил Бубликов.

– Не мандражи, Колян. Под алтарь тебя не подведем, – заверил Темнов.

Слежку за Чешуяковым начали у офиса спортивного фонда. Около девяти часов утра Чешуяков и Вася Цикалов сели в «Ауди». Скучавший за рулем «Москвича» Темнов торопливо сказал затаившемуся с автоматом в фургоне подельнику:

– Балда, придется мочить двоих.

– Патронов хватит, – буркнул Молотобойцев. – За семь бед – один ответ.

Пока ехали по городским улицам, Темнов не выпускал «Ауди» из виду. Когда же миновали скопище машин у барахолки и вырвались на Гусинобродское шоссе, натужно урчавший «Москвич» безнадежно отстал от скоростной иномарки. Ехавший следом в черном «Мерседесе» Бубликов держался на расстоянии. Навстречу стремительно тянулся бесконечный поток машин.

– Хорошо, что мы надумали подкараулить «чушку» у спорткомплекса, – сказал Темнов. – На трассе хрен бы его догнали.

– Хорошо то, что хорошо кончается, – глухо отозвался Молотобойцев.

– Не каркай.

– Машин навстречу катит шибко много.

– Это кузбасские челноки газуют в Новосибирск на барахолку. Через полчаса гонка скиснет.

– Потом попрут обратно.

– До их обратки мы управимся. «Чушка» в комплексе не засидится, – Темнов поморщился от табачного дыма, сизой пеленой тянувшегося через незастекленное окошечко из фургона. – Балда, ты не угоришь там?

– Не угорю.

– А мушку «калашника» сквозь дым увидишь?

– Увижу. Тут сквозняк через просверленные в боках дырки гуляет.

– Обзор из дырок хороший?

– Нормальный.

– Как стрелять из «калашника» не забыл?

– В Чечне так настрелялся, что по гроб жизни не забуду.

– Много террористов на тот свет отправил?

– В бою трупы не считают.

– Без боя ни одного абрека не замочил?

– Нет, я не разбойник.

– А кто?

– Защитник единой и неделимой России.

– Во, бля!.. Оказывается, ты патриот.

– Да что от этого толку…

Стараясь унять нервную дрожь, Темнов болтал без умолку, а туповатый на юмор Молотобойцев отвечал ему вполне серьезно. По мере приближения к Потеряеву озеру встречных машин заметно убавилось. Когда подъехали к намеченному месту, автотрасса вообще опустела. Темнов круто развернулся и поставил «Москвич» на обочину с таким расчетом, чтобы, отстрелявшись, сразу умчаться в сторону Новосибирска, где за первым поворотом трассы предстояло пересесть в «Мерседес» к Бубликову. Заглушив мотор, спросил:

– Балда, ты жив?

– Живой.

– Выезд дороги от спорткомплекса видишь?

– Вижу.

– Нервишки как?

– В порядке.

– Че тогда беспрестанно куришь?

– Привычка такая.

Темнов нервно хохотнул:

– Хо, привычка… как в карман, так за яичко.

– Не базарь, Потема, отвлекаешь.

– Харэ, молчу.

Яркое августовское солнце палило жаром с безоблачного неба. По обеим сторонам бетонной автотрассы замерли вековые сосны, источавшие в безветрии смоляной запах. Знойная тишина нарушалась бесконечным стрекотом кузнечиков да редким чириканьем птах, укрывшихся от жары в густой кроне.

Темнов сидел как на иголках. Несколько раз он пытался заговорить с покашливающим в фургоне Молотобойцевым, но тот, стараясь не отвлекаться, не поддерживал разговор и смолил одну сигарету за другой. Томительное ожидание становилось невмоготу тягостным. Зашевелилось тревожное опасение, что Чешуяков задержится в спорткомплексе до вечера. Тогда кузбасские челноки потоком помчатся из Новосибирска, и задуманная операция лопнет, как мыльный пузырь. Открывать автоматную пальбу на глазах у многочисленных автоводителей было бы откровенным безумием.

Выехавшую от спорткомплекса на автотрассу чешуяковскую «Ауди» Темнов увидел в боковом зеркале «Москвича». Не успел он предупредить Молотобойцева, как тот пинком распахнул дверь фургона. Тотчас длинной очередью зарокотал автомат, и внутри кузова гулко застучали стреляные гильзы. Изрешеченная пулями машина, задымив пробитым радиатором, словно уткнулась в непреодолимое препятствие.

– Готово! – с последним выстрелом крикнул Молотобойцев. – Гони к Бублику!

Темнов, швырнув под «Москвича» метку «Кровь за кровь», нажал на газ. От нервной встряски он стал отходить только в стремительно помчавшемся «Мерседесе». Обернувшись к нахохленно сгорбившемуся на заднем сиденье Молотобойцеву, спросил:

– Надежно сработал?

– Целил наверняка, – равнодушно ответил тот.

– В кого?

– Сначала в Васю, потом в Чешуякова.

– Кроме них, еще кто в «Ауди» был?

– Через переднее стекло только двоих видел.

– А позади?…

– Там стекло тонированное, не просматривается.

– Надо было и туда пульнуть.

– Пульнул на всякий случай.

Молотобойцев приоткрыл дверцу и выбросил в придорожный кювет снятые с рук вязаные перчатки. Темнов, тоже освободив руки от перчаток, последовал его примеру. Управлявший «Мерседесом» Бубликов хмуро сказал:

– Теперь, киллеры, заметайте следы.

– Че их заметать, – усмехнулся Темнов. – Слиняли с мокрухи и ладушки, скоро будем жрать оладушки.

– Рано празднуешь. По «Москвичу» сыщики выйдут на подставного покупателя и с его показаний срисуют ваши словесные портреты. Ты запомнил того бродягу, по чьему паспорту оформлял покупку?

– Запомнил, он постоянно на барахолке пасется.

– Надо заткнуть ему рот.

– Как?

– Замани в темный угол и пришей.

– Ого!.. – Темнов повернулся к Молотобойцеву. – Балда, пришьешь?…

Молотобойцев, набычившись, крутнул головой:

– Хватит с меня того, что двоих уже пришил. Дальше сам в портные запрягайся.

Темнов растерянно глянул на Бубликова:

– Коля, а ты не выручишь?

– «Макаровым» с обоймой маслят выручу под залог.

– Сколько заломишь?

– Пять кусков «капусты».

– Да у меня всего десять тысяч осталось!

– Три тысячи из залога получишь, когда вернешь пушку.

– Не грабь, Коля!

– Не граблю, Потема. Бесплатная еда, говорят англичане, бывает только в мышеловках.

– Ты че, в мышеловку хочешь меня загнать?

– Сам туда залезешь, если не послушаешься умного совета. Вам, огольцы, теперь придется искать другую блатхату. Мне несподручно «светиться» в киллерской компании.

– Сегодня, что ли, вытуришь?

– Денек-другой подожду, но дальше летите, соколы, на все четыре стороны.

– Как-то не по-людски получается.

Бубликов ухмыльнулся:

– Один мудрец сказал: «Чем больше узнаю людей, там больше нравятся собаки».

– По-твоему, мы с Балдой хуже собак?

– Поднатужься сообразить сам…

В Новосибирск приехали молча. Промолчали и остаток дня. Вечером Бубликов, как всегда, закрылся с Люсей Жигановой в спальне. Молотобойцев, задымив «Примой», улегся в лоджии на раскладушке, а Темнов остался сидеть за кухонным столом с неубранной после ужина посудой. Чем сильнее он тужился осмыслить происшедшее, тем страшнее казалась учиненная бойня. Забыв об обещанном телефонном звонке в Москву, Потема мучительно соображал, ради чего неделю назад Хватов пригласил его к себе и, угощая дорогим коньяком, согласился «одолжить» три тысячи баксов на ликвидацию Чешуякова.

Невеселое озарение пришло к полуночи, когда в спальне утихла постельная «аэробика», а из лоджии доносился мощный храп Молотобойцева. Только теперь Темнову стукнуло в голову, что «чушка» круто насолил чем-то Хватову, и Виталий Осипович задумал ликвиднуть его из собственной корысти, ничуть не заботясь о трудоустройстве исполнителей заказа. От вспыхнувшей ярости, казалось, заискрило в глазах. Темнов зажмурился и, скрежетнув зубами, с досады так хрястнулся лбом об столешницу, что пустые тарелки заходили ходуном. В кухню заглянул Бубликов в красных плавках. Недовольно спросил:

– Ты что посудой гремишь?

– Дурные мозги правлю, – сказал Темнов.

– Ложись спать.

– Не спится, Коля.

– Бери пример с Балды. Шутя замочил двоих и храпит во всю ивановскую.

– Балда Чечню видел. Ему чужая кровь по фигу.

– Если боишься крови, зачем полез в пекло?

– Красиво жить хотелось. Теперь вижу, ни хрена из этого не выйдет. Надул меня Хватов, как последнего придурка.

– Дураков всегда надувают. Такой заказ, который вы с Балдой выполнили, стоит не меньше полста тысяч «зеленью». Ты же, дурила, буханул на халтон импортного коньяка и всего за три куска полез в крутое дело.

– Тебе не стыдно и эти крохи у меня отнимать?

– Даром, Потема, даже чирей не садится.

– А где хваленое братство?

– Там, откуда дети родятся. В гробу я видал таких братков.

Темнов, раскрыв рот, словно онемел.

– Закрой були-були. Станешь бузить, выгоню вон среди ночи, – сердито сказал Бубликов и ушел в спальню.

В голове Темнова все перемешалось. Безысходное отчаяние под утро вытеснила лютая ненависть к Хватову, Бубликову и, как ни странно, к Молотобойцеву, без согласия которого не состоялось бы столь рискованное преступление. Возникло маниакальное желание расквитаться со всеми. Навязчивую мысль Потема хотел осуществить в первый же день, однако после бессонной ночи никакими силами не мог сообразить, как это сделать.

Увидев Темнова утром, сердобольная Люся Жиганова ахнула и, узнав о бессоннице, предложила снотворную таблетку. Сколько проспал после таблетки, Темнов не помнил. Очнулся он на рассвете, видимо, следующего дня. Голова была тяжелой, но мозг работал четко, и стрессовая горячка прошла. Во время завтрака Бубликов сказал:

– Допивайте, братки, чай да подыскивайте новую хату, а то мы с Люсей стали вас бояться.

– Не боись, Коля, погоди до вечера, – Темнов достал из кармана пачку денег. – Вот тебе пять тысяч. Часть аванса возвращать не надо. Я не крохобор, «Макарова» и без того верну.

– Вольному – воля, а пешему – лапти, – забирая деньги, усмехнулся Бубликов.

С пистолетом за поясом под камуфляжной курткой Темнов отправился на вещевой рынок. Первым делом, чтобы взбодриться, отыскал «барыгу», промышлявшего наркотиками, и за сто двадцать рублей купил две спичечные коробушки конопли. С наслаждением выкурив «косячок», почувствовал безмятежную легкость, когда любые жизненные проблемы кажутся сущим пустяком. После длительного воздержания, связанного с безденежьем и подготовкой к серьезному делу, наркотический кайф оказался столь высоким, что даже неудачная попытка заманить «москвичовского посредника» в глухой угол не испортила настроения. Уложив кулаком заартачившегося Тарабанькина, Темнов легко укрылся в людской толчее. Второй «косячок» прибавил смелости, и Темнова «поволокло на подвиги». Почему-то вспомнились слова Хватова, будто он недавно одолжил Герману Суханову больше тысячи баксов. Сразу стукнула шальная мысль: если Суханов погиб, надо с помощью пистолета выжать из его начальника хотя бы часть того долга… С таким намерением Темнов прикатил в такси к клубу «Юнга» и здесь схлопотал от боцмана Миончинского «крутой отлуп». Не осознавая под кайфом, что творит глупости, Потема от берега Обского моря устремился в Новосибирск к Хватову. План был двоякий: либо под пистолетом сорвать с хитреца пятьдесят тысяч долларов за убийство Чешуякова, либо – в случае отказа – пристрелить жмота.

Хватова дома не оказалось. Периодически покуривая «косячки», Темнов без толку просидел на скамейке в сквере напротив хватовской квартиры до позднего вечера. К Бубликову он заявился в сумерках. Смотревшая по телевизору зарубежный боевик Люся Жиганова сказала, что Коля с Балдой в гараже. Потема, плохо соображая, направился туда. Когда он вошел в ярко освещенный лампами дневного света гараж, Бубликов и Молотобойцев натирали полиролью недавно вымытый «Мерседес». Увлеченные работой, они не обратили на вошедшего внимания. Обозленный дневными неудачами, накурившийся до отупения «косячков», Темнов молча вытащил из-за пояса пистолет и почти в упор выстрелил Коле в затылок. Второй пулей он достал побежавшего к двери гаража Молотобойцева. От содеянного не испытал ни радости, ни огорчения.

Не ведая для чего, Темнов сел за руль «Мерседеса» и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза. Посидев в полудреме, очнулся. Потрогал торчавший в замке зажигания ключ, затем откинул крышку вещевого ящичка. Увидев трубку сотового телефона, с которой Бубликов подслушивал переговоры Чешуякова, сунул ее к себе в карман. В полиэтиленовом свертке обнаружил полторы тысячи долларов и отданную утром Коле пачку рублей. Валюту и рубли тоже рассовал по своим карманам. Долго пытался сообразить, что же делать дальше?… Наконец надумал поочередно увезти трупы убитых в загородный лес. Первым загрузил в багажник «Мерседеса» тело Молотобойцева. Когда выехал из гаража, вспомнил, что на посту ГИБДД при выезде из города неравнодушные к иномаркам гаишники наверняка учинят досмотр. Добровольно сдаваться ментам не хотелось. Решил поискать глухие углы в городе. У Центрального рынка, чтобы разминуться с милицейской машиной, сверкавшей фиолетовой мигалкой, повернул на неохраняемую автостоянку. Дальше рисковать не стал. Бросил «Мерседес» на стоянке и, сунув какому-то наглому частнику полста рублей, вернулся в Молодежный жилмассив. Открывшая дверь Жиганова недовольно спросила:

– Где вы все пропали?

– Собирайся, – сказал Темнов.

– Куда?

– Поедем жить к тебе.

– Ты, кажется, офонарел?

– Бублик замочил Балду и сам застрелился.

Люся испуганно расширила глаза:

– У тебя, точно, крыша поехала…

– Заткнись, шалава! – рявкнул Темнов. – Собирайся мигом, пока менты не нагрянули!..

На подвернувшемся такси они быстро доехали по ночному городу до метро «Гагаринская» и вскоре вошли в уютную двухкомнатную квартирку Жигановой. Люся сразу предупредила навязчивого «друга»:

– Переночуешь и утром мотай куда подальше.

– Не вибрируй, – вяло ответил Темнов. – Заплачу по полной таксе.

– Не надо мне от тебя ни копейки! Это ты, гад ползучий, застрелил своих подельников!

– Пусть будет, что я. А че орать-то об этом на всю Европу?

– То, что жить тебе осталось всего ничего. Дурак! Не успеешь слинять, как тебя замочит Колина братва. Знаешь, кто такой был Коля?

– Шакал с большой дороги.

– Извини-подвинься. Коля Бублик был крутой авторитет-положенец. Перед ним гнулись не только новосибирские братки, но и отпетые урки всего Сиблага.

– Не трещи, тараторка, – угрюмо сказал Темнов и протянул Люсе трубку сотового телефона. – Не хочешь брать за постой деньгами, возьми на память мобильник. Долго под твоей крышей не задержусь.

Жиганова тяжело вздохнула:

– Эх, Потема-Потема… Жалко тебя, дурака. Больше, чем на неделю, не рассчитывай. Мне теперь самой зарабатывать на жизнь надо.

– Опять путанить начнешь?

– Нет, пойду мыть подъезды в многоэтажках, – съязвила Люся.

Сворачивая «косячок», Темнов спросил:

– Можно подымить в форточку на кухне?

– Дыми. Только свет не включай, чтобы не светиться на экране. Тебе сейчас нельзя на улицу нос совать. Завязывай с наркотой и думай, каким путем поскорее смыться из Новосибирска. Здесь твое дело – могильная труба.

Темнов «завязать» не смог. С «легкой» конопли он подсел на героин. Все уговоры Жигановой оказались напрасными. Заметив похожие на шизофрению выпады Темнова, Люся испугалась. Когда Потема отправился к железнодорожному вокзалу за очередной «дозой», она позвонила по 02 и анонимно сказала дежурному УВД:

– Находящийся в розыске гражданин Темнов бродит у Новосибирска-Главного, пытаясь добыть наркоту.

Через полчаса после Люсиного звонка сотрудники уголовного розыска втолкнули обезоруженного наркомана в милицейский «воронок».

* * *

Вскоре после похорон Чешуякова и Васи Цикалова на Гусинобродском кладбище появились еще две могилы. Молотобойцева, как бомжа, зарыли коммунальщики за счет фонда на погребение. Похороны же Коли Бубликова вылились в нечто грандиозное. Возле Дворца культуры «Молодежный», где в супергробу красного дерева лежал покойный, собралось несметное количество людей. В основном это были коротко стриженные молодые парни в черных брюках и черных рубахах. Вокруг гроба и у стен стояли венки с надписями: «Коле – от братвы Новосибирска», «Бублику братва Томска», «Коляну – от бродяг Затулинки» и много-много других. Огромную площадь перед Дворцом культуры плотно забили самые модные иномарки. Для беспрепятственного прохода похоронной процессии к кладбищу у вещевого рынка инспектора ГИБДД разогнали обычное скопление машин, словно здесь предстояло промчаться правительственному кортежу. Впереди многолюдной процессии шли высокие, как на подбор, белокурые девушки в длинных траурных платьях и устилали путь перед гробом отборными розами.

Месяц спустя, когда еще не начался судебный процесс по делу Хватова и Темнова, на могиле Бубликова установили роскошное надгробие с величественным памятником из черного мрамора, как утверждают знатоки, стоимостью не менее ста тысяч долларов. На лоснящейся глянцем стеле под каменным бюстом покойного была высечена сияющая золотом эпитафия: «ПЛАЧЕТ СЕРДЦЕ. ТЫ – С НАМИ ВЕЧНО». Таких дорогостоящих скорбных монументов в престижных местах российских кладбищ становится все больше и больше.

Октябрь 1999 – март 2000 г.

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава XIX

Глава XX

Глава XXI

Глава XXII

Глава XXIII

Глава XXIV

Глава XXV

Глава XXVI

Глава XXVII

Реклама на сайте