«Киллеры не стареют»

Михаил Черненок Киллеры не стареют

Глава I

Новый серебристого цвета «Мерседес-600» бесшумно подкатил к двухэтажному особнячку районной прокуратуры и плавно остановился. Моложавая женщина, сидевшая рядом с водителем – коротко стриженным плечистым «качком» в ярком «Адидасе», переложила с заднего сиденья к себе на колени сумочку из крокодиловой кожи. Достав из нее золотистый тюбик помады, осторожно подкрасила губы. После этого посмотрелась в зеркальце, кончиками ухоженных пальцев с перламутровыми ногтями поправила без того аккуратную прическу каштановых волос и вроде бы о чем-то спросила водителя. Тот молча оттопырил большой палец. Женщина сдула пушинку с рукава светло-серого костюма, вышла из машины и, зажав под мышкой сумочку, направилась ко входу в прокуратуру.

Курившие на невысоком бетонном крыльце следователь Петр Лимакин и судебно-медицинский эксперт Борис Медников, уступая дорогу незнакомой даме, будто по команде расступились. Незнакомка, мельком взглянув на форменный пиджак следователя, тихо спросила:

– Могу ли я встретиться с районным прокурором господином Бирюковым?

– Можете. Он сейчас в своем кабинете, на втором этаже, – ответил Лимакин.

– Вас проводить, сударыня? – старомодно брякнул вдруг оживившийся флегматик судмедэксперт.

– Не стоит, сударь. В таком офисе трудно заблудиться, – суховато сказала дама и вошла в распахнутую настежь дверь.

Словно принюхиваясь к тонкому аромату духов, Медников наигранно вздохнул:

– Ах, какая женщина…

– Тебе б такую? – усмехнулся Лимакин.

– Не в постель, а токмо для душевной беседы о проблемах семейной жизни.

– Судя по внешности и новейшему «мерсу», у нее в этом вопросе проблем нет.

– Сомневаюсь… Семейные отношения у молодых обеспеченных красавиц редко складываются удачно.

– По-моему, не так уж она и молода. Наверняка, за тридцатник давно перешагнула.

– Петя, ты – сыщик, но прописной истины не знаешь, – с укором проговорил судмедэксперт. – Возраст женщины определяется не количеством прожитых лет, а тем, насколько она выглядит.

– Ну, это как сказать.

– А так, как говаривал знаменитый Шерлок Холмс: «Элементарно, Ватсон»…

Незнакомка тем временем торопливо поднялась на второй этаж. В пустующей приемной прокурора она глянула в овальное зеркало над столом секретаря-машинистки и лишь затем приоткрыла обитую дерматином дверь прокурорского кабинета. Дрогнувшим голосом спросила:

– Можно к вам, Антон Игнатьевич? – Как будто опасаясь отказа, тут же добавила: – Я приехала из Новосибирска с большой бедой.

Бирюков оторвал взгляд от служебных бумаг. Печальное, с едва приметными следами искусного макияжа, лицо неожиданной посетительницы показалось ему знакомым.

– Пожалуйста, входите, – ответил он и, указав на стул возле приставного столика, предложил: – Садитесь и рассказывайте о своей беде.

Посетительница прошла от порога к стулу, положила на столик сумочку и осторожно села. Встретившись с Бирюковым взглядом, тяжело вздохнула:

– Собственно, рассказывать почти нечего. У меня потерялась семнадцатилетняя дочь. Тринадцатого сентября вечером ушла из дома и как в воду канула. Почти неделю ее ищу, а результат нулевой.

– Где ваш дом?

– В Новосибирске.

– Почему же обращаетесь ко мне? От Новосибирска до райцентра больше сотни километров.

– Видите ли… Вчера мне принесли счет за междугородные разговоры с квартирного телефона. Один из них состоялся тринадцатого сентября по коду вашего райцентра, и я ухватилась за соломинку. Звонить могла только дочь. Мне думается, что после телефонного разговора она уехала именно сюда.

– По каким делам?

– Ох, если бы знать… – посетительница достала из сумочки половинку тетрадного листка и подала его Бирюкову. – Особенно меня напугала вот эта записка…

На листке четким почерком было написано: «Мама, в случае чего передай эту зелень папе Гене».

– Что за «зелень»? – спросил Бирюков.

– Пятнадцать тысяч американских долларов. Их вместе с запиской я обнаружила в столе дочери и не могу понять, откуда у нее взялось столько валюты.

Бирюков помолчал.

– К сожалению, прокуратура розыском не занимается. Это компетенция милиции.

– Не верю я милицейским, – огорченно сказала посетительница. – Там все суетятся, как сумасшедшие.

– Прокуратура тоже не сидит сложа руки.

– Разумеется, и у вас хватает забот. Однако перед поездкой сюда я разговаривала со знакомыми из областной прокуратуры, и они порекомендовали в первую очередь обратиться именно к вам.

– Подскажите, где мы с вами раньше встречались? – внезапно спросил Бирюков.

– Нигде.

– Но ваше лицо мне удивительно знакомо.

– Меня очень многие узнают. Видите ли… – посетительница смущенно улыбнулась. – Я несколько лет работала на областном телевидении. Вела молодежные передачи, много снималась в рекламных роликах. Да и теперь, будучи генеральным директором коммерческой фирмы «Лаванда», часто рекламирую свою продукцию.

– «Лаванда» – это, кажется, оптовые поставки импортной парфюмерии?

– Да. Слышали?..

– Только из рекламы.

– Кстати, райцентр мне – не чужой. Я родилась здесь. После школы с золотой медалью поступила во ВГИК. Получив диплом режиссера, взяла направление на Новосибирское телевидение. Когда началась перестройка, поняла, что без экономического образования в сумбурных рыночных условиях не выжить. Поступила на заочное отделение института народного хозяйства. Став дипломированным экономистом, создала «Лаванду». Дела фирмы до последнего времени шли гладко, но августовский кризис создал забот сверх меры. А тут еще – загадочное исчезновение дочери. Впору умом рехнуться. Антон Игнатьевич, помогите землячке…

– Оставьте письменное заявление, – после недолгого раздумья сказал Бирюков. – Сегодня же передам его кому следует и проконтролирую, чтобы без волокиты начали розыск.

– Огромное вам спасибо… – сорвавшимся голосом проговорила посетительница и внезапно задрожавшими пальцами достала из сумочки сложенный вдвое машинописный лист мелованной бумаги. – Вот, как говорится, на свой страх и риск сочинила.

Бирюков внимательно прочитал заявление. Кроме констатации факта внезапного исчезновения дочери, никаких деталей, позволяющих оперативно начать розыск, заявительница не указала. Чтобы исподволь подойти к существу дела, пришлось начать с уточнений:

– Значит, вы – Жемчугова Татьяна Борисовна?

– Да, Антон Игнатьевич.

– Дочь тоже Жемчугова… Лоция Геннадьевна…

– Да, да.

– Необычное имя.

– Отец у нее был большой фантазер. Штурман дальнего плавания окрестил дочурку в честь мореходной науки.

– Почему «был»? Сейчас его разве нет?

– Сейчас папа Гена – это дочь его так называла – гуляет где-то в Японии. Семнадцатого августа, узнав об обвале рубля, звонил из Токио и сказал, что на одуревшей родине ему больше делать нечего. Собственно, к исчезновению дочери он никакого отношения не имеет.

– Спросил не из любопытства. Понимаете, Татьяна Борисовна, для успешного розыска нужна объективная и очень подробная информация. Просто так люди не исчезают. Для этого обычно имеются какие-то причины.

– Не вижу я причин. Лоция привыкла жить без родительских нравоучений. Отец постоянно находился в плаваниях, а я, окунувшись в бизнес, спозаранку до глубокой ночи пропадала в фирме и часто моталась по заграницам. Присматривала за девочкой бабушка, моя мама. Три года назад она умерла. К тому времени дочь уже стала вполне самостоятельной. Содержала в чистоте квартиру, научилась готовить немудреные обеды и выполнять другие бытовые мелочи. В школе училась сносно, но экзамены в университет нынче провалила. Предлагала ей поступить в платное заведение. Отказалась наотрез. Заявила, что за зиму подготовится к приемным экзаменам основательно.

– С кем она дружбу водила?

– В основном, с соклассницами да девочками из соседних квартир.

– Теперь стало модным умыкать у состоятельных родителей детей с целью выкупа…

– Уже прошло около недели, как исчезла дочь, но ни малейшего намека на выкуп мне не дали.

– А раньше «намеков» не было?

– Раньше… – Жемчугова задумалась. – Прошлым летом я обнаружила в почтовом ящике написанную печатными буквами бумажку: «Если вам дорога жизнь дочери, положите в ящик вместо этой ксивы сотню долларов». Показала записку Лоции. Та удивилась: «Чушь собачья!». А какое-то время спустя говорит: «Мам, вчера на дискотеке ко мне подвалил похожий на кидалу пацан и сказал, если ты пожалеешь сотню баксов, то заплатишь намного круче». Признаться, я струсила и положила в почтовый ящик стодолларовую купюру. Через сутки она исчезла. Прошло несколько дней. Снова появилась бумажка: «За просрочку первого платежа с вас причитается тысяча долларов». Такое хамство меня возмутило. Нашли дойную корову! Спросила у дочери: «Что будем делать? Заявлять в милицию?». Она поморщилась: «Не надо. Скажу знакомому бойфренду, чтобы без ментов разобрался с рэкетирами». Говорила Лоция с кем-то или нет, не знаю. Только с той поры попытки вымогательства – как обрубило.

– Выходит, среди знакомых Лоции были «крутые» ребята?

– Возможно. Характер у нее бойкий, внешность привлекательная. Не исключаю, что и взрослые парни обращали на энергичную сообразительную девочку внимание. – Жемчугова, порывшись в сумке, протянула Бирюкову цветной фотоснимок. – Вот, последняя фотография Лоции. Возьмите, может, пригодится при розыске.

Со снимка смотрела хорошо сформировавшаяся девушка с игривым прищуром карих глаз. Под приспущенным завитком светлых волос на лбу розовела небольшая родинка, напоминающая священный знак хинди, символизирующий непорочность.

– Кроме родинки, у нее есть какие-либо еще характерные приметы? – спросил Бирюков.

– На мизинце левой руки отсутствует ноготь. В детстве прищемила мизинчик дверью. Ноготок полностью сошел, да так и не отрос.

– Не у отца ли дочь взяла пятнадцать тысяч долларов?

– Сомневаюсь, чтобы у папы Гены было столько лишней валюты.

– Но ведь в записке она указала, что их надо передать папе Гене…

– Для меня это непосильная загадка. Лоция никогда не интересовалась деньгами.

– Она при вас ушла из дому?

– Нет, я была на работе.

– Кто и где последний раз видел ее в Новосибирске?

– Кажется, после Кати Лепетухиной никто не видел. Катя – соседская девочка, ровесница Лоции. Тринадцатого сентября в седьмом часу вечера она возвращалась с дачи, которая находится в поселке Матвеевка. Вышла из автобуса у гостиницы «Обь» и направилась к остановке «Речной вокзал». У спуска с виадука к железнодорожным путям, где останавливаются электрички, идущие в райцентр, стоял черный джип. За рулем машины сидел Алексей Задов, а Лоция, придерживая рукой распахнутую дверцу, о чем-то говорила с ним. Катя спросила ее, не поедет ли она за компанию в метро домой? Лоция небрежно отмахнулась: «Нет, Катюха, я – в другую сторону». Больше у меня никаких сведений о дочери нет.

Упоминание об Алексее Задове заинтересовало Бирюкова. Лёха Задов, по прозвищу Махновец, был уроженцем райцентра. На заре перестройки пятнадцатилетний пухлощекий здоровяк прославился тем, что по спору с одноклассниками средь бела дня обворовал квартиру секретаря райкома партий. Воспользоваться украденным начинающий «форточник» не смог и отправился под конвоем из зала суда на трехгодичную отсидку в места не столь отдаленные. Вернулся он в родной городок, когда вместо мудрого партийного руководства в райцентре забушевала неуправляемая рыночная стихия. Освоив в колонии блатной жаргон и жестикуляцию растопыренными пальцами, Лёха возомнил себя крутым рэкетиром и ринулся в вымогательский бизнес. Однако судьба-злодейка и на этот раз сыграла с ним злую шутку. Уже на дебютной ходке Махновец залетел в омоновскую облаву и на собственной шкуре убедился, что одетые в камуфляж парни виртуозно владеют не только кулаками да пинками, но и прикладами автоматов. Кое-как отлежавшись после воспитательной «профилактики», неудачник криминального бизнеса тихо скрылся из райцентра в неизвестном направлении.

– Давно я не слышал о Задове, – сказал Бирюков.

– Вы знаете Алексея? – удивилась Жемчугова.

– Знаю. Ваша дочь, оказывается, тоже с ним знакома?

– Относительно. Алексей долго работал у меня личным шофером.

– Теперь не работает?

– В прошлом году уволился.

– Почему?

– Как он сказал, рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше.

– Кто теперь у вас шоферит?

– Молдаванин Гриша Морару.

– Не из криминальной братвы?

– Что вы! Из грузчиков речного порта.

– А о судимости Задова вам известно?

– Рассказывал, что в школьную пору «сгеройствовал» на три года в колонию и закаялся повторять такие «подвиги». Приняла его, как земляка, и не пожалела. Алексей ни разу меня не подвел.

– Он не мог принять участия… в исчезновении Лоции?

Жемчугова замешкалась:

– Не должен бы. Я ничем Алексея не обидела. Напротив, помогла ему купить джип и однокомнатную квартиру в Первомайском районе Новосибирска. Расстались мы по-хорошему. На прощанье Алексей даже пообещал свою помощь, если вдруг криминальные отморозки попытаются меня обидеть.

– Не было таких обид?

– Нет.

– Почему бы вам не обратиться к Задову за помощью в розыске дочери?

– Пыталась, но не вышло. Алексей весной сдал квартиру в аренду и, по словам соседей, уехал куда-то в длительную командировку.

– Какая же командировка, если неделю назад Лоция разговаривала с ним?

– В тот день, опять же со слов соседей, Задов приезжал в Новосибирск на поминки своего шефа, застреленного киллерами.

– Кто этот шеф?

– Какой-то руководитель игорного и развлекательного бизнеса. Фамилию не знаю.

Глава II

Беседа с Жемчуговой продлилась около часа. Перед уходом Татьяна Борисовна оставила Бирюкову искрящуюся всеми цветами радуги визитную карточку и умоляюще попросила безотлагательно информировать о результатах розыска. Со своей стороны пообещала, что, если в Новосибирске появятся какие-то сведения, немедленно приедет или сообщит о них по телефону.

Оставшись один, Бирюков тут же позвонил оперуполномоченному уголовного розыска Голубеву и пригласил его к себе. Едва положил телефонную трубку, в кабинет вошли следователь и судмедэксперт. Усевшись к приставному столику, они переглянулись друг с другом.

– По какому поводу, Антон Игнатьевич, приятная дама посетила наш скромный офис? – спросил Лимакин.

– Семнадцатилетняя дочь у нее потерялась.

– Где?

– В Новосибирске.

– А ищет там, где светлее?

– Предполагает, что уехала в наш райцентр.

– Тогда пусть местный угрозыск подсуетится.

– Слава Голубев сейчас придет, – Бирюков подал следователю заявление. – Прочти на всякий случай.

– Я же тебе, сыщик, говорил, что у красавицы не все благополучно в семье, – с подначкой изрек судмедэксперт.

– Ты бы, Боренька, помолчал, пока читаю, – усмехнулся Лимакин. – Оказывается, отчество у нее – Борисовна. Это, случайно, не твоя внебрачная дочь?

– Не выдумывай сексуальный сюжет, если сказать нечего. Когда она родилась, я в мединституте еще не учился и на полном серьезе считал, будто детей находят в капусте или их приносят аисты.

– Чего ж тогда по-гусарски расшаркался на крыльце?

– Не хотел выглядеть перед культурной дамой дремучим пентюхом, как ваша светлость.

– Как определил ее культуру?

– По прикиду…

Шутливую пикировку прервал ворвавшийся в кабинет Голубев. Едва перешагнув порог, он спросил:

– Что случилось, Игнатьич?

– Срочная работа есть, Славочка, – ответил Бирюков.

– Я безработицей не страдаю.

– Придется еще прибавить обороты.

– Опять труп?..

– Пока нет, но всякое возможно.

Голубев сел рядом с Лимакиным. Тот сразу передал ему заявление Жемчуговой.

– Читай и радуйся, что не обиваешь пороги на бирже труда.

Когда Слава нахмуренным взглядом пробежал текст, Бирюков спросил:

– Что скажешь?

Голубев развел руками:

– Рекламная пауза…

– Надолго?

– Пока с мыслями не соберусь.

– В таком случае внимательно послушай меня…

Бирюков подробно стал рассказывать содержание разговора с Жемчуговой. В конце упомянул о валюте, обнаруженной Татьяной Борисовной в столе у дочери, и показал записку Лоции. Слава удивился:

– Откуда у семнадцатилетней пигалицы пятнадцать тысяч долларов?!

Антон улыбнулся:

– Если узнаешь, скажи мне.

– Обязательно скажу, – поддержал иронию Голубев, а присмотревшись к записке, добавил: – Девочка пишет: «в случае чего»… Это наводит на мысль, что она предполагала о какой-то неприятности.

– Правильно мыслишь.

Слава вздохнул:

– Мои мысли – мои скакуны. Придется сегодня же потолковать с Лёхой Задовым.

– Где его найдешь?

– В райцентре.

– Разве он здесь?

– С нынешнего марта, если не раньше, на родной земле щеголяет в турецкой коже и ездит в «Гранд Чероки».

– Почему я, прокурор, об этом не знаю?

– Потому, Игнатьич, что Махновец завязал с уголовщиной. Теперь господин Задов является, так сказать, «юридическим лицом», возглавляющим официально зарегистрированную в районной администрации развлекательную фирму «Отдых».

– Чем в этой фирме развлекаются?

– В основном – танцами. Короче, это маленький филиальчик какого-то игрально-увеселительного объединения, контролируемого кем-то из новосибирских «авторитетов». Ради какого черта создали этот прыщик у нас, пока не могу понять. На какие барыши шикуют, тоже не ведаю. Для видимости бизнеса оборудовали магазинчик мелкооптовой торговли, где, кроме пепси-колы, «Сникерсов» да жвачки, купить нечего. На берегу реки среди тополей построили летний павильон с баром и столиками. Там же восстановили старую танцплощадку. Над эстрадой приколотили огромный транспарант: «БЕЗ НАРКОТИКОВ!»…

– А наркоту на танцах употребляют безмерно, – хмуро вставил судмедэксперт. – Недавно пришлось спасать от передозировки привезенную со «скачек» молодую барышню.

– «Барышня» не с розовой родинкой на лбу? – спросил Бирюков.

– Нет, с лиловым синяком под глазом.

– Не наркобизнесом ли «Отдых» пахнет?

– Беседовал я с Лёхой на эту тему, – вновь заговорил Голубев. – Клянется, что к наркотикам фирма никакого отношения не имеет. Ну, а за теми, мол, кто перед танцами дома ширяется и травку курит, не уследишь. Обещал усилить контроль. Со временем, дескать, всех приучит ходить на «скачки» без дурмана. Кстати, в регистрационных документах у него записано, что основная задача фирмы: организация культурного досуга молодежи, искоренение наркомании и пьянства.

– Для чего тогда бар со столиками в летнем павильоне?

– Там только виноградные вина, пиво да коктейли.

– Жаждущие могут и этим накоктейлиться до потери пульса, – опять вставил Медников.

– Ну, а что делать, Боренька? Братья по разуму в лице партруководства в свое время хотели антиалкогольным указом лишить народ национального напитка и… Могучая держава, развалившись, будто хрупкая льдина, пошла по миру с протянутой рукой. – Голубев глянул на Бирюкова. – Я, Игнатьич, думаю: не на поминки ли Писмаря ездил в Новосибирск Лёха Задов? По словам Жемчуговой, квартира у Лёхи в Первомайском районе. Там же и писмаревская группировка правит бал. В сентябре, кажется, сорок дней, как их главаря изрешетили автоматной очередью.

– Мелкооптовый магазин Задова – это, скорее всего, «крыша» для балдежной тусовки приезжей братвы, – вступил в разговор следователь Лимакин. – Расположен магазинчик напротив дома, в котором живу, и с третьего этажа из моей квартиры виден лучше, чем на ладони. Каждый вечер к нему подъезжают в иномарках «качкового» вида братки с полураздетыми девицами явно не тяжелого поведения. За светящимися зашторенными окнами под пьяный хохот и девичий визг до рассвета наяривают стереоколонки. Короче говоря, не магазин, а что-то наподобие ночного стриптиз-клуба.

– Стриптизные дела – не наша проблема, – сказал Бирюков. – Но, если Задов, прикрываясь благими намерениями, устроил в райцентре рынок сбыта наркотиков, надо взяться за него всерьез.

– Только наркоты нам и не хватало, – брезгливо поморщившись, проговорил Голубев.

– Рынок есть рынок, – буркнул судмедэксперт. – На нем и наркотики, и невесты – тоже товар.

Голубев живо глянул на Бирюкова:

– Может быть, Лёха привез дочку Жемчуговой сюда в качестве «невесты», а та взбунтовалась и получила от братков, так сказать…

– Не исключено, – согласился Бирюков. – Хотя Лоция вполне могла «потеряться» и в Новосибирске.

– Но ведь кому-то она звонила в райцентр тринадцатого сентября. Не Задову ли?..

– Вот Задов пусть и ответит на твой вопрос.

Медников подмигнул Голубеву:

– Дерзай, опер! Найдешь девочку – Жемчугова за свой счет поставит тебе бронзовый бюст на родине и выхлопочет пожизненный бесплатный проезд по железной дороге.

– Бюст… – Слава скривил губы. – На моей службе, Боря, полагается только жестяная пирамидка за счет фонда на погребение.

Глава III

О встрече с Задовым Голубев решил договориться по телефону. Раскрыв записную книжку, Слава первым делом набрал квартирный номер Махновца. На просьбу – пригласить Алексея – немолодой, похоже, рассерженный женский голос ответил: «Нету Алешки дома», и в трубке сразу запикали гудки отбоя. Пришлось звонить в мелкооптовый магазин. После нескольких продолжительных зуммеров вежливый автоответчик трафаретно проговорил: «Извините, вызываемый вами абонент временно отключен за неуплату». Не отозвался и сотовый телефон Лёхи. После такой неудачи осталась надежда только на проворные ноги.

К немалому удивлению Голубева, всегда распахнутая днем входная дверь задовского магазина на этот раз оказалась на замке. Большой амбарный замок висел и на двери подсобки. Недолго думая, Слава направился к летнему павильону у танцплощадки. Черный джип он увидел сразу, как только вышел на защебененную короткую дорогу, ведущую к пологому берегу реки. «Гранд Чероки» стоял посреди дороги между танцплощадкой и павильоном. Сам же Лёха в светло-коричневом кожаном пиджаке одиноко сидел за пустым павильонным столиком и, затягиваясь сигаретой, смотрел на свинцовую по-осеннему речку.

– Кого я вижу?! – будто от неожиданной встречи изобразил удивление Голубев и протянул Задову руку. – Здравствуй, Алексей.

– Здорово, Вячеслав Дмитрич, – Лёха широченной ладонью вяло пожал жилистую ладошку Славы. – Садись, поскучаем вместе. У меня в джипе завалялась непочатая бутылка «Сибирского бальзама». Для сугрева дернешь стопарик?

– В рабочее время не пью.

– Правильно делаешь. Я тоже за рулем не употребляю, чтобы гаишники не приставали с экспертизой: «А ну, дыхни!».

– Молодец. Чего заскучал?

Пухлощекое лицо Задова поморщилось словно от зубной боли:

– Обанкротился, бля, капитально.

– Давно?

– С августа начал чахнуть, как только молодые правители рубль уронили. Страшно подумать, что за один зеленый бакс теперь надо выложить почти два десятка наших деревянных. Скажи, где их взять?

Голубев указал взглядом на танцплощадку:

– Летом у тебя клиентов невпроворот было.

– То летом. Теперь, когда засентябрило, чтобы скакать под открытым небом, надо для куража минимум полбутылки заглотить. А я алкашей не пускаю на «скачки». Замкнутый круг получается.

– Расширяй мелкооптовый ассортимент.

– Кому он на хрен нужен! В райцентре не протиснуться между продавцов. Да и покупатели обезденежили. Государство никому ни ху-ху не платит.

– Зато начинал ты с размахом.

– Еще бы! Вложил весь свой капитал. На будущий год планировал биллиардную построить и лодочную станцию открыть. Теперь все планы женским органом накрылись. За зиму ничего от моих трудов не останется, – Задов показал на арку в конце дороги. – Там вон для украшения между столбиками висела привезенная из Новосибирска якорная цепь весом полтонны. Какие-то, извиняюсь за выражение, хуйвэнбины сначала завязали ее таким узлом, что хрен развяжешь, а потом и вообще уволокли.

– Грустная история.

– Почти, как у Шекспира: нет повести печальнее на свете… Сижу вот и размышляю, каким маневром вывернуться из кризисного положения.

– Разве, кроме покойного Писмаря, некому тебе помочь? – закинул удочку Голубев.

Задова будто укололи:

– А что Писмарь?..

– Он ведь финансировал твою развлекательную программу.

– Ты чо, Дмитрич?.. – Лёха уставился Славе в глаза. – С катушек съехал?

– Нет, с дуба рухнул, – отшутился Слава.

– Ага, с дуба падают листья ясеня… Дальше знаешь этот стишок?

– Знаю.

– Ну, а чего Писмаря мне клеишь?

– Того, что он приезжал на ночные застолья в твой стриптиз-магазин, – наугад сказал Голубев.

– Из сплетен взял или своими глазами видал?

– Если бы не видел, не говорил, – опять слукавил Слава.

– Ну и глазастый же ты… – Задов помолчал. – Пусть будет по-твоему. Приезжали иногда парни, чтобы на свежем воздухе оттянуться от дневных забот.

– Девочек ты им поставлял?

– Какие девочки в районной дыре? Из Новосибирска матильд привозили.

– Лоции Жемчуговой среди них не было?

– С какого угара Лоцка сюда поехала бы? Я ж могу про такую турпоездку мамке наябедничать.

– А вообще как она?..

– Шустрая экс-девушка.

– С чего взял приставку «экс»?

– С того, что в семнадцать лет девушек без приставки теперь не бывает, – Задов усмехнулся. – Ты; Дмитрич, чо?.. Сватать Лоцку надумал?

– Потерялась она неделю назад.

– Теперь ищешь, что ли?

– Ищу.

– Не трать зря силы. Похулиганит и вернется к мамке.

– А если не вернется?

– Тогда днем с огнем ее не найдешь.

– О чем ты с ней говорил тринадцатого сентября в Новосибирске?

– Когда?

– Когда на сороковины Писмаря ездил.

Задов нахмурил брови:

– Оставь мертвого авторитета в покое. И Лоцку я сто лет не видал.

– Свидетели видели тебя с ней у остановки метро «Речной вокзал».

– Катька Лепетухина болтнула?

– Не имеет значения, кто.

– Кроме Катьки, некому…

– Не тяни резину.

– Ох, и настырный же ты, Вячеслав Дмитрич… Ну, допустим, сошлись случайно знакомые человеки. «Здравствуй – до свидания». Вот и весь разговор.

– Случайно ли?..

– Гадом стать, не вру.

– Разве не Лоцию ты там поджидал?

– Нет, друга подъевреивал.

– Какого?

– Гарика Косача.

– Косач – это кличка?

– Фамилия.

– Кто он?

– Бывший инженер-кибениматик.

– Кто-о-о?..

Задов, поморщившись, досадливо махнул рукой:

– Запутался, бля, в иностранных словах… Кибернетик бывший, вот кто. Теперь челночный бизнесмен. Половину Новосибирска в турецкую кожу нарядил.

– Чего ты его ждал?

– Хотел тысчонок пять баксов в долг перехватить, а Гарик сам напрягает мозги, у кого бы занять деньжат на растаможку пришедшего из Турции контейнера. Кризис, понимаешь, посадил на задницу всю Россию.

Голубев вздохнул:

– Лёха, не морочь мне голову кризисом. Давай по существу дела: о чем разговаривал с Лоцией?

– Да не успели мы с ней поговорить. Подруливший на синем «Форде» Гарик помешал. Лоцка, завидев его, сразу шмыганула по ступенькам на железнодорожную платформу. Вскоре электричка подвалила.

– И Лоция уехала на ней?

– По-твоему, я пас экс-девушку, что ли?..

– Почему, увидев Косача, она «сразу шмыганула»?

– Может, на электричку торопилась, а может, потому, что Гарик на нее зверем глянул.

– С чего он озверел?

– Озвереешь, когда засыпешься круто, как последний фраер. Представь, Вячеслав Дмитрич, такую спортивную импровизацию… Косач за ходовую цену сблатовал молодую касатку заняться постельной аэробикой и, увлекшись любовными этюдами, разукрасил матильду засосами да синяками. Та, не будь дурой, мигом схлопотала медсправку о телесных отметинах и предъявила Гарику ультиматум: либо плати в тысячу раз больше, либо пойдешь в колонию за изнасилование. Есть такой распространенный прием шантажа у нынешних экс-девушек. Закрутился секс-гигант туды-сюды. Принялся сбивать цену, а матильда ни в какую: «Выкладывай баксы – и точка!». Пришлось Косачу замести свои валютные сусеки так, что теперь нерастаможенный контейнер с турецкими пиджаками ржавеет в железнодорожном тупике.

– Ну, а Лоция здесь причем?

– Думаю, не она ли наколола Гарика.

– Признайся, сам сочинил «импровизацию»?

– У меня смекалки не хватает на такие этюды. Косач рассказал, когда у него взаймы просил.

– Может, он «сымпровизировал», чтобы отказать тебе?

– Гарик – не мудозвон. Если бы не тратился, дурак, на девок, мог бы всю Турцию купить.

– Сколько матильда с него заломила?

– Конкретную сумму он не сказал.

– И имя шантажистки не упомянул?

– Нет.

– А Лоция с Косачом знакома?

– Один из магазинов Гарика – в подвале дома, где Жемчуговы живут… – Задов затянулся сигаретой. – Вообще-то насчет Лоцки я от фонаря ляпнул. Зарабатывать баксы постельной аэробикой ей ни к чему. У Татьяны Борисовны валюты хватает, да и папа Гена Потехин не беден.

– Почему Потехин, если они Жемчуговы? – спросил Слава.

– Фамилия Татьяне Борисовне досталась от первого мужа. А Потехин – второй ее муж. От него она Лоцку родила, но записала дочь на свою фамилию. Однажды я из любопытства спросил, что, мол, вы отказались от фамилии законного супруга? Борисовна улыбнулась: «Чтобы люди не потешались».

– Что за человек этот супруг?

– Свадебный хулиган.

– По аналогии с чеховским генералом?

– У Чехова генерал был липовый, а Потехин, в натуре, на какой-то свадьбе круто нахулиганил. Мужик он веселый. Бывало, когда сильно расхохмится, Татьяна Борисовна со смехом ему говорила: «Успокойся, свадебный хулиган».

– Он, кажется, моряк?

– Бывший. Уже года три, наверное, японскими автомобилями торгует. Собирает в Новосибирске заказы – какой марки и по какой цене желательна покупателю тачка, сколачивает бригаду надежных перегонщиков и – к самураям. Через месяц клиент получает именно то, что заказывал. Работает без туфты, клиенты его уважают.

– Рискованный бизнес.

– Потехин вообще мужик рисковый. Чемпионом Приморского края был по боксу в полутяжелой весовой категории. Ни единого поражения на ринге не имел. Это, как говорится, не фунт изюма. Больше двадцати лет в заграничных плаваниях провел. Начнет рассказывать – заслушаешься. На английском и японском языках говорит лучше, чем я по фене ботаю. Не поверишь, даже иероглифами писать умеет. Внешностью под стать Татьяне Борисовне. Хотя и постарше ее годов на десять, но, когда они рядом, залюбуешься. Силой своей не хвастает, но, если какой мудахер прискребется, любому качку табло начистит и отрихтует так, что мамка родная сыночка не опознает.

– С дочерью какие у него отношения?

– За дочь готов броситься в огонь и в воду… – Задов щелчком откинул желтенький фильтр искуренной сигареты. – По этому поводу могу рассказать остросюжетный этюд. Сидели мы как-то с мужиками на симпозиуме в ночь с пятницы на понедельник…

Голубев засмеялся:

– Длинная ночка получилась. С водкой «симпозиум» проходил?

– Ну, а без водки о чем бы мы разговаривали?.. Сидели, значит, компанейски трепались. Точно не помню, то ли в субботу вечером, то ли в воскресенье, врывается вдруг возбужденный Потехин: «Мужики, позарез нужна помощь!» – «Что такое, Гена?» – «Сексуально озабоченные юнцы заманили Лоцию в Матвеевку на дачу. Чтобы не ускользнули бойфренды от возмездия, помогите организовать оцепление того борделя». – «Нет проблем, Гена! Вези!». Втиснулись всем гамузом в его восьмиместный фаэтон и рванули в дачный поселок. Приехали мигом. Дача двухэтажная. На нижнем этаже светятся зашторенные окна. Музыка барабанит. Потехин, будто заправский спецназовец из «Альфы», с разбегу ломанул дверь, и мы оравой ворвались в дачу. Киношка – похлеще американского боевика!.. Изготовившиеся к групповому мультифаксу три накачанных недоноска и рвущаяся из их рук Лоция остолбенели. «Ну, что, щенки, не ждали папу Гену?!» – рявкнул Потехин и флотским ремнем айда-пошел рихтовать бойфрендов по чем попало. Ох, как они взвыли!.. Короче, после такого урока жить пацаны, конечно, будут, но заниматься мультифаксом – вряд ли…

– А Лоция насчет секса как?

– Я с фонарем ее не сопровождал.

– И разговоров о ней на эту тему не слышал?

– Нека. По характеру она в папу Гену. Обидеть себя не дает. Однажды в шутку ее ущипнул и, не успев моргнуть глазом, схлопотал такую затрещину, аж зубы чакнули. Увидав мою растерянную морду, Лоцка расхохоталась. С юмором девка. И анекдот без картинок умеет мастерски рассказать, и хохмочку отмочить так, что от смеха надорвешься. Это у нее тоже от папы Гены. Потехин по части юмора – непревзойденный мужик. За словом в карман не лезет. Ему бы запросто играть в КВН по телеку. Летом прошлого года мы коллективом отдыхали на речном теплоходе «Николай Масленников». Туристами плавали по Оби до Салехарда и обратно. Татьяна Борисовна, в основном, книжечки почитывала, а Гена всю дорогу ухохатывал захмелевшую мужскую компанию анекдотами да смешными историями.

– Тоже с вами пил?

– Нет. Рюмочку, от силы две дернет и – ша! А мы, признаться, киряли по-черному. Под конец просадились так, что пришлось одалживать деньги у Татьяны Борисовны. Профинансировала она нашу компанию раз, другой и говорит: «Кончайте, ребята, пьянку». Тут, будто назло, погода испортилась. Дождик зацедил. Собрались мужики в моей каюте. Пристали, как репьи, мол, попроси у хозяйки хотя бы трешку на «Перцовую». Это по тем деньгам было тридцать тысяч. Я, когда в колонии сидел, перечитал много классиков и насобачился писать для братвы письма в стихах. Решил, чтобы Борисовну уломать, сочинить просьбу стишатами. Кумекал, кумекал. Получилось что-то вроде того: «Душа болит, похмелья просит, а от погоды аж поносит». Зашел трезвехенький Гена Потехин. Прочитал мой опус и расхохотался: «Алёха, при поносе рекомендуют пить водку с солью. Это очень невкусно. Дай-ка мне карандаш». С минуту посмотрел в окно, улыбнулся и пошел строчить. Минут через десять скомандовал: «Подъем, золотая рота! Шагайте за мной». Зашли гурьбой в соседнюю каюту. Борисовна оторвалась от книги. Удивленно посмотрела на наши похмельные рожи с явными признаками инвалидов умственного труда. Потехин развернул листок: «Таня, послушай, какую поэму сочинил Алексей Задов». И, словно заправский актер, стал читать:

Небо серое, Обь свинцовая, Теплоход на волнах колышется. Где «Московская», где «Перцовая»? Почему нам так трудно дышится?.. Может, сунуться в дверь соседнюю, Может, сделать там мирную стоечку, Попросить у ТэБэ последнюю Распроклятую гадину-троечку…

Татьяна Борисовна засмеялась и без проблем подала мне три десятитысячных купюры. Я этот стишок на всю жизнь запомнил, – Задов хохотнул. – Вот такой он, классный мужик, Геннадий Никифорович Потехин.

– Когда последний раз его видел? – спросил Голубев.

– На прошлой неделе здесь, на берегу, почти час толковали.

– Он разве не в Японии?

– Перед кризисом прилетел из Токио и не собирается больше туда. Сказал, что сворачивает автобизнес. Намерен опять податься на морскую службу.

– А в райцентр каким ветром занесло?

– Родители у него тут, на улице Лесопосадочной, проживают.

– Какой номер дома?

– Не знаю. Спроси «Гусиную политику». Тебе каждый пацан покажет дом Никифора Потехина.

– Что за «политика»?

– Гена рассказывал, что батяня в молодости кирнул лишку и завалился на улице. Сторожившие выводок гусак с гусыней вытянули шеи и, по-змеиному зашипев, устремились к нему. А у Никифора хватило силы только погрозить пальцем да пробормотать: «Знаю я вашу гусиную политику». Так и прилипла кликуха. Дед Никифор в самом деле политикан заядлый. По словам Геннадия, если батя врубится в политическую тему, не остановишь.

Голубев недоверчиво посмотрел на Задова:

– Что-то, Алексей, я не понимаю… Татьяна Борисовна сказала прокурору, будто Геннадий Потехин сейчас в Японии и не намерен оттуда возвращаться. Ты же говоришь, что он в райцентре. Кому верить?

Задов усмехнулся:

– Сходи на Лесопосадочную и проверь мои слова. Борисовна, видимо, не в курсе. По-моему, у них какой-то семейный раздрай. Между прочим, я поинтересовался у Гены, как, мол, ТэБэ поживает? Он скучно ответил: «Цветет и пахнет французскими духами». Вообще Геннадий в этот раз показался мне необычно хмурым. Наверное, кризис и ему под дых врезал.

– А что у них в семье могло случиться?

– Да хрен их знает.

– Может, деньги не поделили или любовь на стороне завели?

– Это, Дмитрич, ты из области фантастики завернул. Татьяна Борисовна, конечно, баба видная. Мужики на нее облизываются, но она всем подряд фигу кажет. Геннадий для ТэБэ – свет в окошке. Гена Борисовну тоже обожает. А баксы у них – не проблема.

– О чем же говорили с Потехиным?

– Помусолили беспросветную житуху. Тут, на берегу, какой-то пожилой дядька скучал. Потехин посадил его к себе в машину и после разговора со мной укатил.

Заметив, что по мере беседы Задов стал откровеннее. Голубев резко сменил тему:

– Алексей, почему как только Писмаря застрелили, твоя фирма сразу зачахла?

Лёха поморщился:

– Дело не в Писмаре. Осенняя стужа мой бизнес прижала.

– Открывая фирму, ты не знал, что в Сибири лето не круглый год?

– Не подъелдыкивай, Дмитрич. Я не предполагал, что выданный мне весной кредит потребуют вернуть так скоро…

В конце концов Задов признался, что фирма «Отдых» была открыта по инициативе Писмаря, которого интересовала не столько прибыль, сколько расширение территории контролируемого им развлекательного бизнеса. Случилось это неожиданно. Когда Алексей купил квартиру в Первомайском районе, соседом его оказался Гарик Косач. Общительный челночный предприниматель увлекательно рассказывал о своих коммерческих загранпоездках и сговорил Лёху поработать у него грузчиком. Задов «поддался гипнозу» не ради длинного рубля. Татьяна Борисовна платила ему неплохо. Захотелось посмотреть на житуху «за бугром». Трижды смотавшись с Косачом в Турцию, Алексей не увидел там ничего сногсшибательного и горько пожалел, что бросил шоферить у Жемчуговой. Об этом он напрямую сказал Гарику. Тот ничуть не расстроился и предложил: «Хочешь, сделаю тебя независимой шишкой в твоем райцентре?» – «Чего мне делать в той дыре?» – удивился Лёха. – «Будешь развлекать молодежь. Один мой знакомый, кстати, очень известный и уважаемый в Новосибирске олигарх, намерен открыть там филиал своей фирмы. Сейчас подыскивает надежного руководителя. Желательно, из тех, кто хорошо знает райцентр. Твоя кандидатура – самая подходящая». Через неделю Косач познакомил Задова, как он сказал, с «шефом веселого бизнеса». Шеф оказался представительным молодым мужчиной, одетым словно на рекламной картинке. Позднее Задов узнал, что это был Валерий Писмаренко, известный в криминальной среде, как авторитет Писмарь. Стараясь подстраховаться, Лёха высказал опасение, что по причине его судимости вряд ли администрация райцентра выдаст лицензию на открытие заведения во главе с бывшим уголовником. «Все мы под Богом ходим, – с улыбкой сказал Шеф и многозначительно добавил: – От сумы да от тюрьмы никто не застрахован». К немалому удивлению Лёхи, необходимые юридические документы на его имя были оформлены в считанные дни. Опасаясь неприятностей за связь с криминальной группировкой, Задов обговорил с Шефом свои обязанности. Тот заверил, что никакого криминала – типа азартных игр, сбыта наркотиков и крутых разборок – под крышей «Отдыха» не будет. Только развлечение молодежи да деловые встречи с партнерами по бизнесу. «Свои проблемы нам проще решать в Новосибирске», – сказал он и без всякой расписки вручил Задову пухлый пакет наличной «капусты». Функционирование «Отдыха» шло гладко до той поры, пока конкуренты не «замочили» Писмаря. Сразу после пышных похорон авторитета его наследники решили прикрыть районную шарашку и потребовали от Лёхи вернуть в общак выданные ему Писмарем деньги. Чтобы не оказаться «на счетчике», Лёха расплатился с братвой и теперь стал полным банкротом.

По настоянию Голубева «вспомнил» Задов и короткий разговор с Лоцией Жемчуговой у остановки метро «Речной вокзал». Лоция – «вся в коттоне», то есть в джинсовом костюмчике, вроде бы спешила на электричку. Увидев сидевшего в джипе Задова, она подбежала к нему. Не поздоровавшись, спросила: «Ты откуда приехал?» – «Из райцентра», – ответил Лёха. – «Давно?» – «Сегодня утром». – «Папу Гену там не видел?» – «На днях с ним калякал». – «Как он?» – «В трансе, как все россияне». – «Лёха, ты Мамая знаешь?» – «Кого?» – «Киллера поганого». – «С киллерами не корефаню». – «Вася ты с парашютом». – «От Дуни-ротозейки слышу». Лоция хотела еще что-то спросить, но тут подъехал Гарик Косач, и она мигом слиняла.

Когда Голубев, закончив разговор, ушел, Задов нахмуренно закурил. Повертев в руках опустевшую коробку «Кэмэл», резко смял ее в кулаке, кинул под ноги и придавил каблуком модного ботинка.

Глава IV

Через полчаса после встречи с Задовым Слава Голубев уже был на окраине райцентра. Недолго поплутав по узким переулкам, он вышел на улицу Лесопосадочную и у первой встреченной женщины спросил:

– Подскажите, где Потехин живет?

– У нас тут двое братьев Потехиных. Какого вам надо? – уточнила женщина.

– Того, который «Гусиная политика», – улыбнувшись, сказал Слава.

– Это деда Никифора так прозвали, – женщина тоже улыбнулась и показала на добротный деревянный дом с коричневой жестяной крышей. – Вон его усадьба. А младший Потехин, Николай Власович, в самом начале улицы живет, возле продуктового магазина.

На тесовых воротах усадьбы была прибита звездочка ветерана войны, а на калитке белела эмалевая табличка с надписью «Во дворе злая собака». Остерегаясь нарваться на цепного пса, Голубев громко позвякал металлической щеколдой. Вместо собачьего лая в ответ послышался приглушенный мужской голос:

– Не боись, заходи…

Слава распахнул калитку и вошел в поросший курчавой муравой дворик. Сразу за воротами стояла прогонистая иномарка «Пассат-люкс» салатного цвета. Радиатор машины едва не упирался в дощатую конуру, от которой к крыльцу дома тянулась тронутая ржавчиной толстая проволока. Посредине ее висела цепь с обрывком ременного ошейника на конце.

Из распахнутой двери одной из надворных построек вышел высокий кряжистый старик с лихими чапаевскими усами. Следом за ним выбежал похожий на пушистый серый комочек щенок и, весело повиливая загнутым хвостиком, вприпрыжку устремился к Голубеву.

– Кризис, не загрызи гостя! – шутливо прикрикнул старик.

– Это и есть злая собака? – погладив подбежавшего щенка, с улыбкой спросил Слава.

Старик показал на обрывок ошейника:

– Злой сторожевик удрал со двора и сгинул. Кортом назывался. А этого малыша я Кризисом назвал.

– На злобу дня?

– Вот именно. У меня в хозяйстве вся живность по-современному окрещена. Корова – Конституция, кабанчик – Киллер. Баба Маня – жинка моя ругает такие имена, но мне они нравятся. Раньше поросят Борьками называл. Теперь же неловко президентское имя свиньям присваивать. «Киллер» – самое подходящее для короткой жизни кабанчика.

– Интересно…

– Объясню почему. Корову, как и конституцию государства, ежегодно не меняют. Корова живет у хозяина много лет, пока не состарится. А кабана с весны до осени откормят и в молодом возрасте – под нож. Киллеры тоже не стареют. Если верить газетным сообщениям, наемных убийц мигом отправляют в загробный мир… – Старик внезапно словно спохватился: – Собственно говоря, молодой человек, вы по какому поводу пожаловали?

Голубев редко начинал служебный разговор с лобовых вопросов. Стараясь исподволь вызвать собеседника на откровенность, он для затравки беседы обычно придумывал какой-нибудь пустяковый повод. На этот раз Слава сказал:

– Я сотрудник милиции. Проверяю работу наших участковых инспекторов.

– Очень приятно познакомиться, – старик протянул для рукопожатия широкую ладонь. – Потехин Никифор Власович, пенсионер. – И сразу показал на скамейку у крыльца. – Предлагаю присесть.

Когда уселись. Голубев спросил:

– Как тут у вас правит службу старший лейтенант Кухнин?

Потехин подкрутил кончики усов:

– По моим меркам, Анатолий Кухнин с гражданами околотка общается часто и службу свою несет добросовестно. Улица наша тихая. Будоражит иногда спокойствие, пожалуй, только Люба-кэгэбэшница.

– Кто это такая?

– Молодая, острая на язык, выпивоха. По фамилии – Борщевская. Прозвище, считай, сама себе изобрела. Весной прошлого года оказалась на безденежье и надумала, чудачка, обирать престарелых соседей. Зашла в избу к пенсионерам Молоховым и с порога заявила: «По заданию КГБ я собираю налоги. Выкладывайте, старичье, по двадцать пять тысяч с носа за аренду земли, на которой живете». Бабушка Марфа проворно схватила от печки ухват и – в атаку: «Уметайся прочь, паршивая кэгэбэшница!» Люба оказала сопротивление. Подоспевший на помощь бабке дед Сергей так перетянул тростью вымогательницу, что она ничком торкнулась в пол, и, подбадриваемая ухватом, еле уползла на четвереньках за порог… – Потехин усмехнулся в усы. – Других; заслуживающих общественного порицания личностей на нашей улице, можно сказать, нету. Вот разве только еще Федот Мамаев иногда концерты закатывает. В пьяном угаре садится на завалинку своей избы и во все горло начинает орать старинные песни. К нему Кухнин особых претензий не предъявляет. Требует лишь, чтобы старик не горланил по ночам.

Голубев, сделав вид, будто заинтересовался стоявшей во дворе иномаркой, спросил:

– Хорошая машина?

– Шут ее знает. У меня «Урал» с люлькой. А на этой забугорной дразнилке приехал из Новосибирска сын Геннадий, – отчетливо подчеркнув в последнем слове двойное «н», ответил Потехин. – Собрался было уезжать домой, но у машины давление масла в двигателе пропало. Чтобы окончательно не загробить движок, пришлось Геннадию укатить на электричке. Сказал, через пару дней приедет с автомобильным мастером, да вот уж, считай, больше недели носа не кажет.

– Сложное нынче время, – ухватившись за возникшую ниточку делового разговора, сказал Слава.

– Неимоверно сложное. Раньше Геннадий жил размашисто. На больших кораблях по морям-океанам плавал. Весь земной шар околесил. В отпуск приезжал редко, зато с большими деньгами и надолго. В московском автомагазине «Березка» сразу покупал за внешторговские чеки новенькую «Волгу» и полгода катался на ней. С окончанием отпуска продавал машину, а в следующий приезд покупал другую. Попросту говоря, шиковал от жиру. Женился поздно, на тридцатом году. Мог бы взять в жены любую девушку. Он же, чудак, выбрал разведёнку Татьяну Шаньгину, переменившую фамилию на Жемчугову.

– Что в этом плохого?

– Особо плохого нет, но и похвастаться нечем. Голова у Татьяны светлая, внешность – загляденье. Когда по телеку выступала, мы с бабой Маней любовались умной красавицей снохой. Дело в другом. Не получилось у нас с Татьяной душевного контакта. Вроде чужачкой она чувствует себя в нашей семье. Ни разу не назвала свёкра со свекровью ни папой, ни мамой, как это обычно делают другие снохи. Обращается к нам всегда на «вы» и официально по имени-отчеству. В чем причина такой официальности, не понимаю.

– Видимо, сразу постеснялась назвать родителей мужа, как родных, а после уже трудно перестроиться, – высказал предположение Голубев.

– Возможно, что так, – согласился Потехин. – Собственно говоря, меня это шибко не беспокоит. Мне до сих пор не нравится первое замужество Татьяны.

– Она здесь, в райцентре, первый раз замуж выходила?

– Здесь. Татьяна ведь местная. Красота ей передалась от матери. Фаина Александровна Шаньгина лицом и фигурой была похлеще любой кинозвезды. Бухгалтером работала в дистанции железнодорожных путей. А муж ее – Бориска Шаньгин вместе со мной осмотрщиком вагонов трудился. Добрейший мужик, лет десять назад от инфаркта помер. Детей у Шаньгиных не было до той поры, пока Фаину не отправили в Москву на курсы повышения квалификации. Проучилась она там месяца четыре и, вернувшись домой, через полгода родила Татьяну. Женщины в нашем коллективе поговаривали, будто дочку Фаине сварганил какой-то сверхпопулярный московский артист. Учитывая, что после школы Татьяна без проблем поступила в киношный институт, в это можно поверить.

– ВГИК – институт творческий, – сказал Слава. – При поступлении в него судьбу решает природный талант.

– Талант талантом, однако в советское время без блата людские судьбы легко не складывались. У Татьяны же все получилось как по маслу. Отучившись первый курс, она приехала на каникулы к родителям и с ходу зарегистрировалась в загсе с одноклассником Степаном Жемчуговым. Ваш участковый Анатолий Кухнин учился с ними. Со смехом рассказывал про этого «жемчуга». Говорит, с первого класса дразнили Степку «Сморкачом». Вечно пацан простужался, и ноздри у него работали, словно насос. Едва втянет в одну ноздрину соплю, из другой тут же выползает. Так безостановочно и швыркал. Чего нашла Татьяна в таком женихе, не понимаю.

– Долго она с ним прожила?

– В конце каникул уже официально развелась и, присвоив Степкину фамилию, уехала в столицу продолжать учебу. После третьего курса, опять же на каникулах, судьба свела ее с нашим Геннадием. Отгуляв после свадьбы летний отпуск, Геннадий отправился в загранплавание, а забеременевшая Татьяна – доучиваться. Как она, студентка, жила в пикантном положении, представить не сложно. Мы с матерью писали ей, чтобы взяла декретный отпуск да пожила бы у нас. Отказалась. И, представь себе, закончила институт вовремя. Стала работать в Новосибирске на телевидении. Тут приехал в очередной отпуск Геннадий, купил семье хорошую кооперативную квартиру с богатой мебелью. Помиловались они с Татьяной месяца два и опять… уплыла в туман его белая фуражка.

– Татьяна не жаловалась на такую жизнь?

– Нет. Она всегда с улыбочкой. Однако любому нормальному человеку понятно, что значит для молодой женщины по десять месяцев в году жить без мужа. Тем более, если она красавица и ежедневно видит масляные взгляды мужиков. При такой ситуации не хочешь, да сорвешься.

– Выходит, Татьяна «сорвалась»?

– Не могу этого утверждать, но, сердцем чую, не заладилось у Геннадия что-то в семейной жизни. Когда дело касается неприятностей, у него правду не узнаешь. Не любит плакаться перед родителями, как другие слабаки. При любой беде у моего сынка один ответ: «Батя, всё о'кей!» Последние годы, чтобы больше находиться дома, он уволился с морской работы и занялся автомобильным бизнесом. А теперь вдруг опять надумал уйти в море. Говорю ему: «Почему не жалеешь Татьяну? Уведет ведь ее у тебя какой-нибудь активный жеребец». Геннадий пожал плечами: «Значит, и жалеть нечего такую кобылицу». Мне это, прямо сказать, не понравилось. Намереваюсь сходить на почту да заказать телефонный разговор с Татьяной. Может, она какую-то ясность внесет.

– Дома у вас телефона нет?

– Нету. Давно стою на очереди, но у связистов то номеров свободных не имеется, то проводов не хватает.

– Внучка в гости к вам не приезжает? – будто между прочим спросил Голубев.

Потехин огорченно кашлянул:

– Малышкой Лоция подолгу у нас гостила. Забавная непоседа была. Расшалится – не уймешь. Сказки любила слушать. Только ими и успокаивали. Кажись, годика в четыре или в пять, я на нее сердито прикрикнул. Она обиделась. Подошла к бабушке и зашептала: «Бабуля, попроси у золотой рыбки другого деда». Мы с бабой Маней ухохотались… В школьные годы за Лоцией присматривала бабушка Фаина – она переехала из райцентра к Татьяне на жительство. Тут внучку стали реже к нам привозить.

– Когда она последний раз была у вас?

– Летом прошлого года. Геннадий с Татьяной решили отдохнуть в туристическом плавании по Оби, а Лоция с рюкзачком вещичек приехала к нам. Конечно, уже повзрослела вовсю. Как говорится, стала самостоятельной. Но детские замашки еще сохранились. Первым делом подралась с Любой-кэгэбэшницей. Узнав об этом, я упрекнул внучку. Дескать, нехорошо хулиганством заниматься. Лоция словно удивилась: «Дедуля, много ты понимаешь! Папа Гена научил меня приемам бокса и каратэ. Сказал, если кто обидит, бей первой. Люба сама напросилась на драку. А драться она не умеет. Только языком всякую чепуху болтает». Так вот внучка меня отбрила. Собственно говоря, я и раньше замечал, что Геннадий воспитывает дочь по методике мальчугана. Упрекал сына за такую методу. Он не хуже Лоции удивился: «Батя, если она вырастет кисейной барышней, кто ж ее защитит?! Жизнь нынче крутая – не вздохи на скамейке и не прогулки при луне»… – Потехин помолчал. – Прошло, наверное, с полмесяца, и опять мы с внучкой законфликтовали. Заметил я, что Лоция тайком читает разноцветную газету, в которой на каждой странице напечатаны вульгарные девки нагишом. «Секс-экспресс» называется, что ли…

– Наверное, «Спид-инфо», – подсказал Слава.

– Пожалуй, так. Вот этой непристойной газетой внучка и увлеклась. Первый день промолчал. На второй – не удержался. Спросил, дескать, не рано тебе читать о таких безобразиях? Она глазенки вытаращила: «Много ты понимаешь! Здесь очень интересно пишут». – «Смотри, как бы этот интерес к плохому тебя не привел». – «Я не обмороженная». – «Будешь увлекаться нехорошим чтением, непременно обморозишься». Внучка надулась. До конца дня со мной не разговаривала. Дальше – больше. Повадилась на дискотеку ходить. Да не часик-другой там задерживаться стала, а до самого утра. Бабушка испереживалась. Сон потеряла. Предупредил Лоцию, мол, пожалей деда с бабкой. Второе серьезное предупреждение сделал. На третий раз она вспыхнула: «Если лишаю вас сна, то ноги моей в вашем доме больше не будет!» Мигом собрала в рюкзачок вещи и сказала, что уходит жить к подруге.

– Здесь, в райцентре?

– Да, забегала к ней чернявая девушка. По какому адресу она живет, не знаю, но сдается мне, что неоднократно видел ее в Сбербанке, когда за электричество платил, помню даже, над окошечком, где сидела чернявка, табличку: «Вас обслуживает Марианна»… А вот фамилию достоверно вспомнить не могу: то ли Наливайкина, то ли Наливкина.

– Чернявая, говорите?..

– Очень смуглая, будто недавно с юга приехала после загара. Лицом миловидная. Одета хорошо, по моде. Годами постарше Лоции. В общем, взрослая барышня…

Проговорив с Потехиным еще несколько минут. Голубев поднялся со скамейки. Старик сразу встревожился:

– Не торопись, посиди еще чуток. Ты так внимательно слушаешь, что хочется побеседовать с тобой о политике.

Слава улыбнулся:

– Извините, дел – по горло!

– Ну, хотя бы на один вопрос ответь. Вот наслушался я по радио да по телеку нагляделся на распоясавшихся во гневе коммунистов и пришел к выводу, что их идеология всегда была и теперь остается идеологией борьбы, а не созидания. Как, по-твоему, прав я или ошибаюсь?

– Никифор Власович, для меня политика – темный лес, тайга густая, – чтобы не тратить попусту время, сказал Голубев и попрощался с поскучневшим от такого ответа стариком.

Глава V

Похожий на рослого цыгана участковый инспектор милиции Анатолии Кухнин жил в частном доме недалеко от Лесопосадочной улицы. После разговора с Никифором Потехиным Голубев прямиком направился к нему. Когда Слава вошел в просторный двор кухнинской усадьбы, Анатолий в белой, основательно пропотевшей майке-безрукавке и в пятнистых камуфляжных штанах, громко хакая, колол толстые березовые чурки. Помогая отцу, четверо смуглых сыновей-погодков, будто соревнуясь друг с другом, сноровисто укладывали колотые дрова в поленницу. Голубев, присев на одну из чурок, бодро проговорил:

– Бог в помощь!

– Бог-то – Бог, да сам не будь плох, – с усмешкой ответил участковый.

– Как живешь, Анатолий?

Кухнин легонько вонзил топор в чурбак. Устало поведя плечами, сел рядом и кивнул в сторону сыновей:

– Регулярно живу.

Слава улыбнулся:

– По воспроизводству потомства, знаю, у тебя полные ажур. Служба как идет?

– Как положено.

– Ты на Лесопосадочной всех жителей знаешь?

– Говори конкретно, кто тебя интересует. Не то могу ответить, как в анекдоте.

– В каком?

– Приехали в Москву оленеводы с Крайнего Севера. Побродили по столице. Большое стойбище, однако. Захотели повидать любимого певца Кола Бельды, который пел: «Паровоз – хорошо, самолет – хорошо, а олени лучше». Кого ни спросят из прохожих, никто не знает, где живет известный по тем временам певец. Решили дать телеграмму на Север землякам: «Сообщите срочно знаете или нет адрес Кола Бельды». Земляки быстро ответили: «Адрес Кола Бельды знаем».

Голубев, посмеявшись, сказал:

– Конкретно, Анатолий, на улице Лесопосадочной меня интересует семья Никифора Потехина. Еще конкретнее – его сын Геннадий.

– Нормальная семья. Дед Никифор – работяга. За свои семьдесят пять лет никаких криминальных проступков не совершил. Слабость у старика одна – политика. Если врубится в эту тему, будет молотить до седьмого пота. Когда долго не с кем пополитиканствовать, идет к Федоту Мамаеву. Ставит заядлому пьянице поллитровку и начинает доказывать, что теорию коммунизма Карл Маркс придумал с глубокого бодуна. Захмелевший Федот, икая, только поддакивает: «Ик-да, да, да! Такую мудреную науку на трезвую голову не придумаешь»… – Кухнин усмехнулся. – О Геннадии тоже ничего плохого сказать не могу. Бывает резковат, но справедлив. Без повода не запылит. Кстати, недавно гостил у родителей.

– Ты, говорят, учился в одном классе с его женой…

– Даже сидел за одной партой с Таней Шаньгиной. Самая красивая и умная девчонка в школе была. Настырных поклонников от нее отваживал. Видные ребята за ней ухлестывали, но она никого не хотела знать. Когда выскочила замуж за Степку Жемчугова, я обалдел: «Таня, у тебя что, крыша поехала?! У отпетого троечника Сморкача, кроме соплей, ничего ведь нету!» Шаньгина улыбнулась: «Толик, зато фамилия какая!» Короче, первый брак понадобился Татьяне, чтобы сменить крестьянскую фамилию. Не случайно, она сразу и развелась со Степкой. За Геннадия же Потехина вышла по любви. Мы еще, кажется, в шестом классе учились, а Геннадий – взрослый красавец в морской форме уже рассекал по райцентру на новенькой черной «Волге». К десятому классу, как я приметил, Танечка стала засматриваться на моряка. И когда они поженились, для меня это было не в диковинку, а вполне ожидаемым финалом…

Слушая участкового, Слава краем глаза с интересом наблюдал за шустро работающими мальчишками. Уложив в поленницу последнюю, расколотую Кухниным чурку, ребята затеяли борьбу. Самый меньший по росту недолго покружился возле барахтающихся братьев, затем подошел к отцу и, хитро прищурившись, спросил:

– Ты чо, папка, уселся на чурбан? Сидячую забастовку объявил, да?..

– Гаврош, не лезь в политику! – прикрикнул на него Кухнин и строго скомандовал: – Братва, все хором – марш домой!

Мальчишки беспрекословно побежали гурьбой к дому. Глядя вслед устремившемуся за братьями малышу, участковый сокрушенно покачал головой:

– Во, Гаврила-проказник растет. Без выкрутасов жить не может сорванец. А памятливый – пуще магнитофона. Как-то услышал по телевизору эстрадных куплетистов. На другой день осторожно со спрятанными за спиной руками подкрадывается ко мне и, прищурив левый глаз, интригующе начинает декламировать: «Крошка сын к отцу пришел»… Чувствуя подвох, я спрашиваю: «Ну, и что сказала кроха?» Он мгновенно выбросил из-за спины руку с моим табельным пистолетом: «Сотню долларов – на стол! А то будет плохо».

Голубев засмеялся:

– Вот это рэкетир!

– Не говори. Не ребенок, а вылитый «Красный дьяволенок». Когда утянул из кобуры «Макарова», понять не могу. Пришлось всыпать сорванцу ремня. Теперь к пистолету не притрагивается.

– Смотри, как бы за кистень отчаюга не схватился.

– У Гаврилы не заржавеет…

– Геннадий Потехин не жаловался на жену или на дочь? – возобновляя прерванный разговор, спросил Слава.

– Мы с ним не настолько знакомы, чтобы откровенно обсуждать семейные проблемы.

– Дед Никифор предполагает, будто у сына какой-то разлад с женой.

Кухнин поморщился:

– Он и мне об этом зудел. Я из любопытства спросил у Геннадия, какая кошка между ним и Татьяной пробежала? Тот ответил шуткой: «У Тани появилась привычка ставить чайник носиком не в ту сторону». По-моему, «разлад» – это выдумка Никифора Власовича. Старик давно бухтит. Дескать, Геннадий мог бы выбрать себе жену посерьезнее, а подобрал разведёнку, которая законно обабилась в первом браке чтобы заводить шашни в столице. До Татьяны, видимо, дошли слухи о брюзжании свекра. Отсюда возник напряг в их отношениях, что еще сильнее задело самолюбие старика. Чего ты заинтересовался Потехиными?

– Сегодня утром Татьяна Борисовна Жемчугова обратилась в районную прокуратуру с заявлением об исчезновении дочери.

– Лоции?! – удивился Кухнин.

– У Жемчуговой вроде бы одна дочь.

– Одна. Прошлым летом она с полмесяца жила у деда Никифора. Взрослая, можно сказать, девушка. Энергичная. Лицом и фигурой – в маму, а отвагой – папе Гене не уступит.

– Говорят, у папы Гены даже прозвище «Свадебный хулиган»?

– Это с легкого словца Татьяны к нему прикипело. Свадьбу они справляли в ресторане «Сосновый бор». Веселье шло чин по чину. В самый разгар, когда гости запели да заплясали, появился окосевший Степка Жемчугов. Вызвал Геннадия в вестибюль и зашвыркал соплями. Мол, с чужого стола объедки подбираешь! Геннадий терпеливо слушал колкости, пока Сморкач не назвал Татьяну шлюхой. Тут Гена без слов так шваркнул Степку кулаком, что тот, отлетел метра на три и проломил гардеробный барьер. Естественно, возник переполох. Прибежала Татьяна: «Гена, ты что творишь?!» Геннадий как ни в чем не бывало: «Танечка, ну какая русская свадьба обходится без драки?» Поднял ее на руки и закружил в вальсе. Она от неожиданности перепугалась: «Ой, не урони, свадебный хулиган!» Отсюда и поехало.

– Где теперь Степан Жемчугов?

– В нашем районе фермерствует. Не так давно видел Степку на элеваторе. Пшеницу нового урожая привозил сдавать. Вырядился в турецкий кожан до пяток. На шее старомодная золотая цепь с крестом, кепка а-ля Лужков. Короче, морду вымыл и «крутым» стал. Растрепался об успехах. Не фермер, блин, а кум королю и брат министру. Я не удержался от подначки: «Хорошо тебе Потехин извилины в мозгу выправил». Степка, дурь-несусветная, гордо отшил: «Они у меня никогда кривыми не были. А с Генкой Потехиным я поквитаюсь. Денег имею много, чтобы козу ему заделать». – «Киллера собираешься нанять, что ли?» – «Так я перед тобой, ментом, и раскололся! Кого захочу, того и куплю. Свои руки пачкать не стану».

– Не вмешался ли он в семейные отношения Геннадия и Татьяны?

– Ума не хватит. Просто сблефовал Сморкач в надежде, что расскажу Тане, каким козырным стал ее первый избранник.

– По словам деда Никифора, внучка его в прошлом году здесь подралась.

– Был, как говорится, аналогичный случай. Лоция приехала в гости, видимо, с деньгами. Направо и налево угощала местную детвору чипсами, жвачкой, киндер-сюрпризами и другими импортными радостями. А на Лесопосадочной улице живет алкоголичка Борщевская – «Люба-кэгэбэшница». Невысокая поджарая бабенка лет двадцати пяти. Четыре года отбыла в колонии за наводку на ограбление с убийством бизнесмена в Кемеровской области. Водку пьет, по ее словам, лет с десяти или с двенадцати и неистощима в изобретении способов добычи дармовых денег.

– Мне дед Никифор рассказывал, как ее проучили пенсионеры Молоховы, – сказал Слава.

Кухнин хохотнул:

– Тот урок не пошел Любе впрок. Заприметив богатую девочку, она подкараулила Лоцию и спрашивает: «Ты, детка, откуда приехала?» – «Из Новосибирска», – отвечает та. «Ну, а я – нештатный агент КГБ, – заявляет Люба и протягивает руку. – Будем знакомы». Лоция отшатнулась: «Извините, тетя, с агентами не общаюсь». – «Напрасно, детка. По просьбе твоей мамки, мне поручено тебя охранять. За эту услугу будешь платить наличкой ежедневно по двадцать три тысячи рублевок». – «Не много ли вам будет?» – «Ничуть. Деньги теперь дешевле грязи. Даже сантехнику при вызове меньше, чем на пол-литру, не платят». – «А когда платить?» – «Желательно каждое утро». – «Сейчас можно?» – «Давай». Лоция мгновенно размахнулась и папиным приемчиком дала «кэгэбэшнице» между глаз. Люба в полном нокауте глаза под лоб закатила. Когда очухалась, девочка наивным голоском спросила: «Тетя, может, сразу заплатить за неделю вперед?» – «Иди ты в жопу, блатячка. Без охраны перетопчешься», – пробурчала Люба.

– Отчаянная у деда Никифора внучка, – улыбнувшись, сказал Голубев. – Не знаешь, с кем она здесь дружила?

Кухнин пожал плечами:

– По-моему, Лоция не успела в райцентре дружбу завести. Несколько раз видел ее на дискотеке в клубе. Всегда была трезвая и по кустам с парнями не ползала, как другие, захмелевшие или обкуренные наркотой росомахи. Задовского шалмана в прошлом году у нас еще не было…

– К слову, Лёха Задов не торгует наркотиками?

– Пока вроде бы – нет.

– Почему «пока»?

– Махновцу надо создать видимость порядочного заведения. После, как любил говорить Наполеон, «битва покажет». На зиму, конечно, он укроется в берлогу, но будущим летом может развернуться с большим размахом.

– Беседовал я сегодня с ним. Говорит, обанкротился.

– Теперь все предприниматели слезы льют. С какой, собственно, радости ты учинил с Махновцем беседу?

– Задов оказался крайним. В Новосибирске у метро «Речной вокзал» Лёха накоротке перебросился несколькими фразами с Лоцией перед ее исчезновением. В этом блиц-разговоре Лоция будто бы упомянула какого-то Мамая, назвав его поганым киллером. А на Лесопосадочной улице, по твоим словам, живет некто…

– Ну, живет там Федот Мамаев, – не дал договорить Кухнин.

– Вот у меня сейчас возникла мысль: не есть ли кличка «Мамай» – производное от фамилии этого Федота?..

– Уголовные кликухи часто происходят от фамилий, однако ни сам старик Мамаев, ни его сыновья никак на роль киллеров не подходят.

– Сколько у Федота сыновей?

– Двое. Старший Вениамин Федотович – известный в Новосибирске адвокат. В газетах часто о нем пишут. Судя по хвалебным статьям, огребает за юридические услуги баснословные деньги и живет роскошно. В школе учился на пять классов впереди нас с Таней Шаньгиной. Младший сын Руслан – наш одноклассник. После восьмилетки поступил в суворовское училище, но на офицера учиться не стал. Ушел служить в армию. Позапрошлый год приезжал на похороны матери в погонах старшего прапорщика. Говорил, что служит контрактником в Приднестровье, где дислоцируются остатки полурасформированных российских войск.

– Проще говоря, у отца-пьяницы сыновья выросли нормальными?

– По-моему, так. Во всяком случае, не алкоголики. Да и сам Федот раньше не перехлестывал выпивкой. Спиваться он стал после смерти жены. Теперь дошел до ручки. Трезвым почти не бывает. Вениамин настойчиво уговаривал отца полечиться. Старик не согласен: «Я – не алкаш! Сила воли у меня у-у-у какая! Захочу – без леченья брошу».

– На какие средства пьет?

– На неправедные. Сам переселился жить в баньку, а избу приспособился сдавать в аренду для любовных свиданий. Молодежный бордель устроил. Пришлось провести с организатором секс-услуг профилактическую беседу. Сказал Федоту, что повешу на избу красный фонарь, чтобы соседи знали, чем подрабатывает. Или налоговую инспекцию приведу. Как штрафанут, мол, на тысячу минимальных зарплат – не расплатишься. Старик захорохорился: «Мой Венька знаменитый аблакат! Пожалуюсь сыну – вместе с налоговиками усадит тебя в кутузку». Однако бордельный бизнес прекратил. Раньше ночные гульбища в притоне шли под музыку. А последнее время по ночам ни одно окошко в избе не светится и тишина полнейшая…

Внезапно выбежавший из дома на крыльцо Гаврила-сорванец звонко прокричал:

– Папка, кончай сидеть! Мама борщ с крольчатиной сварила, обедать зовет!

– Пойдем, перекусишь за компанию, – обращаясь к Голубеву, сказал Кухнин.

– Спасибо, дома пообедаю, – отказался Слава. – Ты, Анатолий, прояви бдительность. Если что-то услышишь о внучке Потехиных, сообщи мне немедленно.

– Разумеется, сообщу.

От Кухнина Голубев вернулся на Лесопосадочную улицу, намереваясь познакомиться с Федотом Мамаевым. Знакомство не состоялось. На двери бревенчатого домика с шиферной крышей висел замок.

Глава VI

Обедали Кухнины всей семьей. После борща на столе появилась большая сковорода жареных грибов.

– Ого!.. – удивился участковый. – Откуда грибочки?

– Из лесу, вестимо, – юношеским баском ответил самый старший Иван.

– Мальчишки утром в лесопосадку ходили, – сказала жена. – Полную корзину подберезовиков принесли.

Кухнин окинул взглядом активно жующих сыновей:

– Всем участникам грибного поиска объявляю благодарность.

– Мы еще и дохлого Корта нашли, который убежал от деда Никифора Потехина, – поднося ко рту ложку, проговорил Иван.

– Где?

– Там же, в лесопосадке, близко от тропы.

– От какой?

– Ну, по которой с Лесопосадочной улицы ходят напрямую к железнодорожному вокзалу. А Гаврош, если не врет, даже пистолет недалеко от мертвой собаки видел.

– По-твоему, Ванька-встанька, я врун, да?! – возмутился Гаврила-проказник. – Сказал, что видел, значит, видел!

– Игрушечный пистолет? – спросил Кухнин.

– Настоящий. Только не макаровский, как у тебя, а с набалдашником на конце ствола. Игрушечный я бы запросто подобрал.

– Почему же этот не взял и не принес мне?

– Нашел дурака!.. – Гаврила прищурился. – Чтобы ты опять нахлестал ремнем, да?..

– Если соврал, тоже нахлещу.

– Только попробуй. Скажу начальнику милиции, что ты неправильно воспитываешь нас. Тогда и тебе мало не будет.

– Ух, какой шустрый!

– А что?.. Дети тоже имеют свои права.

– Не рассуждай, правовед, – Кухнин нахмурился. – Почему один ты видел пистолет, а другие братья не видели?

– Они испугались. Унюхали протухшего Корта и драпанули со всех ног куда подальше. А я подошел к собаке, поглядел. Корт вовсе не подох, убили его.

– С чего это взял?

– Морда и шерсть у него в засохшей крови. Видать, давно в лесопосадке лежит. Тухлятиной воняет сильно. Я побежал догонять братанов и в траве наступил на пистолет. После звал братьев вернуться, чтобы сами посмотрели. Они сначала согласились. Потом увидели Любу-кэгэбэшницу с красным ведром и опять струсили.

– Чего Люба там делала?

– Тоже грибы искала, – Гаврила повернулся к старшему брату. Иван, скажи, не так?..

– Так, – потупясь, ответил тот.

Кухнин, чуть подумав, словно приказал:

– Оперативно завершаем обед и всем отрядом отправляемся в лесопосадку…

Детище сталинской поры, когда советский народ с энтузиазмом осуществлял грандиозные предначертания вождя, решившего украсить Родину садами, представляло собой искусственно созданную полосу смешанного леса, некогда огибавшую полукольцом окраину райцентра. Изначально хилая, шириной около трехсот метров, полоса молодых деревцев за полвека вымахала в стройный лес, изобилующий самыми разными грибами. Разросся с тех давних лет вширь и районный город. За лесопосадкой появились новые улицы. Для сообщения с ними в лесополосе прорубили просеку, превращенную с годами в накатанную автомашинами дорогу. В целях же сокращения пути к жизненно важным объектам люди протоптали в лесу пешеходные тропы. Одна из таких троп вела от Лесопосадочной улицы к железнодорожному вокзалу. По ней и направился участковый Кухнин с сыновьями.

Раскрашенные осенней желтизной белоствольные березки вперемежку с высокими осинами и приземистыми дубками стояли не шелохнувшись. Затянутое дымкой сентябрьское солнце скупо пробивалось сквозь отживающую свой короткий век листву, навевая грусть об уходящем лете. Словно тоскуя по теплу, жалобно попискивали изредка порхающие среди деревьев лесные птахи. От земли тянуло прохладной сыростью и запахом увядших листьев.

Бодро шагавший впереди «отряда» неутомимый Гаврила-проказник внезапно огляделся и свернул с тропы вправо. Пройдя между деревьев около пяти метров, мальчишка остановился возле раздвоенной у корневища березы и, как будто доказывая свою правоту, гордо сказал:

– Вот он, потехинский Корт! Лежит и не дышит.

Кухнин с остальными сыновьями подошел к Гавриле. Под березой действительно лежал вспухший от начавшегося разложения черновато-серый кобель породы дальневосточной овчарки, недавно сорвавшийся с цепи и убежавший со двора Никифора Потехина. Участковый присел на корточки и, пересиливая смрадный запах, стал внимательно осматривать собаку. Судя по запекшимся сгусткам крови, Корт был застрелен не меньше как тремя выстрелами из какого-то нарезного оружия. Размазанные бурые полосы темнели и на гладкой бересте березового ствола, вроде бы за нее хватались окровавленной ладонью. Чуть поодаль от березы земля в нескольких местах была взрыта черными бугорками, а пожухлая трава примята так, будто здесь шла отчаянная борьба либо человека с разъяренной овчаркой, либо осатаневших от ярости борцов.

Подражая отцу, мальчишки тоже присели на корточки и с любопытством заводили глазами по сторонам. Расторопный Гаврила внезапно выхватил из травы пузатенькую стреляную гильзу и радостно выпалил:

– Папка, вот пустой патрон от пистолета!

Гильза девятимиллиметрового калибра на самом деле была похожа на пистолетную. Нахмуренно рассматривая латунный цилиндрик, участковый приказал сыновьям тщательно обшарить поблизости всю траву. Мальчишки рьяно взялись за дело. Вскоре они отыскали еще три одинаковые гильзы.

– Теперь, Гаврош, показывай, где пистолет лежит, – сказал Кухнин.

Гаврила, словно ориентируясь, стал спиной к мертвой собаке, быстро глянул влево-вправо и пошел вдоль продолговатой полянки. В конце ее, отшагав от места обнаружения гильз метров пятнадцать, мальчуган остановился перед толстой осиной, поглядел у себя под ногами и растерянно произнес:

– Нету пистолета…

– Ты, Гаврош, наверно, место спутал, – высказал предположение старший брат.

– Ты чо, Иван… Тут путать нечего, – Гаврила показал на раздавленный мухомор. – За этого красноголовика я запнулся. А пистолет лежал в траве рядом с грибом.

– Признайся, ради чего соврал? – строго спросил Кухнин.

– Папка, ну зачем мне врать?! – обиженно повернулся к нему мальчишка. – Я же знаю, что ты не какая-нибудь шпана, а участковый инспектор милиции. Ну был здесь пистолет, был!

– Куда же он подевался?

Гаврила пожал плечами:

– Наверное, Люба-кэгэбэшница подобрала.

– Лучше ничего не можешь придумать?

– Да не придумываю я!

– Правда, пап, в этом месте Люба следом за нами шла и шарила палкой в траве, – поддержал младшего брата Иван.

Участковый посмотрел на него:

– Веди по-быстрому братву домой. Как придете, сразу позвони в уголовный розыск оперуполномоченному Голубеву. Передай ему мою просьбу: пусть срочно приедет с экспертом-криминалистом на Лесопосадочную улицу. Буду ждать его у Любы Борщевской или у деда Никифора Потехина. Запомнил?

– Конечно.

– Если Иван чего-то забудет, я подскажу, – мигом вставил Гаврила.

– Смотри, отсебятину не подсказывай!

– Папка, ну я же не маленький…

Глава VII

Расставшись с сыновьями, участковый первым делом зашел к Никифору Потехину. Надо было уточнить, какого числа и в какое время убежал со двора сорвавшийся с цепи сторожевой пес. Никифор Власович, недолго подумав, ответил:

– Это произошло аккурат в тот день, когда Геннадий ушел от нас на вокзал.

– А когда он ушел? – спросил Кухнин.

– С неделю назад.

– Точно день и число не помнишь?

– Щас подсчитаем… – старик, шевеля чапаевскими усами, стал загибать узловатые в суставах крупные пальцы. – Значит, было это в пятницу одиннадцатого сентября. В полдень Корт еще бегал на цепи. После ухода Геннадия к вечерней электричке я вынес кобелю кормежку, а его, собаки, и след простыл.

– Не за Геннадием ли он увязался?

– Возможно. Геннадия Корт уважал пуще, чем меня. Привык из его рук лакомиться то косточками со стола, то пряниками да конфетками. Видать, поэтому, когда Гена отправился на электричку, кобель заметался на цепи, будто шальной. Умный кобелина был. Все понимал, только говорить не мог.

– Геннадий с вещами пошел на вокзал?

– Налегке. Он же хотел вскоре за своей автомашиной приехать, но задерживается чего-то.

– Может, с деньгами туговато?

– Какие тут деньги? Пустяк… Ты, случаем, не на след Корта напал?

– Застрелили его в лесопосадке, – сказал Кухнин.

Старик удивленно присвистнул:

– Поди, какому-то мерзавцу понадобилась шкура на унты?

– Нет, шкуру не сняли.

– Тогда зачем стрелять?

– Видимо, оборонялись.

– Корт понапрасну на людей не кидался. Вспомни, когда сам ко мне приходил… Полает, бывало, для порядку и уляжется в конуре. Даже на таких пьяниц, как Федот Мамаев и Люба-кэгэбэшница, зубы не щерил. Он всех жителей нашей улицы за своих считал. Это, так и знай, какой-то незнакомый вооруженный охламон раздразнил кобеля.

– А в ту пятницу здесь, на улице, не появлялись незнакомые «охламоны»?

– Не видел никаких подозрительных чужаков.

– И Геннадием никто не интересовался?

– Интересовалась какая-то барышня.

– Когда?

– В воскресенье вечером.

– Это, значит, тринадцатого сентября?

– По численнику выходит, что тринадцатого.

– Как барышня выглядит?

– В подробностях обрисовать не могу. Когда стемнеет, меня глаза подводят. А голос у нее молодой. Приятный и вежливый.

– Может, свою внучку не узнал?

– Перекрестись, Анатолий!.. Я до такого маразма еще не дожил, чтобы родню не узнавать. Во-первых, барышня крупнее Лоции, а во-вторых, спросила: «Геннадий Никифорович у вас?» – «Двое суток, как уехал домой, – говорю. – А что, милка?» – «Ничего, просто так. Извините». И ушла. Скажи, внучка разве таким манером поступила бы?..

– Нет, наверное.

– Вот то-то… – Потехин вздохнул. – Ты, чем о пустяках расспрашивать, лучше ответь на один беспокоящий меня вопрос. Как, по-твоему, губастый оппозиционер, призывающий трудовую Россию к топору, в своем уме или опупел от злобы?

Кухнин улыбнулся:

– Я не доктор, чтобы определять психические заболевания оппозиционеров.

– Однако, согласись, глотку-то он дерет совсем как ненормальный.

– Этим и кормится.

– Да чтоб ему подавиться, злобствующему губошлепу!

– Дед Никифор, не напрягай мозги такими вопросами. Наверно, давно с Федотом Мамаевым не беседовал?

– Федот пить бросил.

– Как?..

– Говорит, насовсем.

– Что у него случилось?

– Ты же запретил ему содержать публичный дом. А другого заработка у Федота тютю. Разве только Люба-кэгэбэшница, когда придет помыться в бане, угостит.

– Надо же поговорить с Любой.

– Если хочешь перевоспитать пьянчужку, не потей понапрасну. Ее лишь могила исправит.

– До могилы Любе далеко.

– От водки она и в молодости может окочуриться.

Борщевскую участковый увидел на подходе к ее глинобитной избушке. С красным полиэтиленовым ведром в левой руке Люба бодро шагала по улице. Поравнявшись со своим жильем, она направилась было к перекошенной калитке, но, вроде бы заприметив Кухнина, вдруг изменила намерение и смело пошла навстречу участковому.

– Привет, Любаня, – преградив дорогу, с улыбкой сказал Кухнин.

Борщевская по-пионерски вскинула правую руку ребром ладони ко лбу:

– Салют, милиция!

– Откуда и куда спешишь?

– Продала грибочки, – Люба скосила взгляд в ведро, где стояла поллитровка «Столичной». – Купила бутыльброт и шагаю как хозяйка необъятной Родины своей.

– Почему мимо хаты прошла?

– Тебе-то какое дело? Куда хочу, туда и иду.

– А куда именно идешь?

– На Кудыкину гору.

– Точнее не скажешь?

– Скажу. К Федоту Мамаеву.

– Он ведь бросил пить.

– Мы с ним давно не пьем.

– Как дед Никифор Потехин, о политике языки чешете?

– Плевать нам на политику! Федот надумал сменить старомодный репертуар. Обучаю его патриотическим песням, – Борщевская сделала серьезное лицо и хрипловатым басом затянула на мотив «Бородина»:

Скажи-ка, дядя, ведь недаром Теперь не пьешь ты «Солнцедара»…

– Какая певица пропадает! – с наигранным пафосом воскликнул Кухнин.

Люба поморщилась:

– Эх, чудик, такую песню перебил… Зря подкалываешь. Меня, если в горячей воде отмыть, козырно нарядить да вовремя опохмелить, могу перекричать всех эстрадных звезд художественного шепота.

– Без похмелки не потянешь?

– Не потяну, кислорода не хватит.

– Бросай пить.

– Во придумал! Федот уже бросил. Я брошу, другой бросит, третий… А кто госбюджет пополнять будет?..

Участковый посерьезнел:

– Пойдем-ка, Любушка-голубушка, к тебе в хату…

– Зачем? – не дала договорить Борщевская. – Там, кроме подохших с голоду мух, ничего нет.

– Поговорить с тобой надо.

– Какой разговор может быть с девушкой, когда у нее непочатая поллитровка? Хочешь выпить – говори прямо. Сто грамм налью, но предупреждаю: закусить нечем.

– На закуску у «девушки», как всегда, денег не хватило?

– Не хватило. Чика-в-чику лишь на «Столичную» наскребла.

– Часто грибы в лесопосадке собираешь?

– Каждый день. На том и держусь. Если б не дары природы, у меня давно бы наступил, как теперь болтают по радио, полный дефолт.

– По линии КГБ никакого навара?

– С этой фирмой я с прошлого года не вяжусь.

– После того, как получила «расчет» от внучки Потехиных?

– Не вспоминай эту блатячку!

– Нынче не встречала ее в райцентре?

– Если б, не дай Бог, встретила, я бы ей нахальные зенки выткнула. Ух, бандюга противная!.. А вот отец у сатанинской девчонки совсем другой человек. Когда гостил у родителей, я горюшка не знала. Бывало, не удастся грибы продать, подхожу к нему: «Геннадий Никифорович, головная боль измучила, а денег на лекарство нет. Не выручите хотя бы на одну упаковочку цитрамона?» Он понимающе улыбнется и без слов подаст то на пару бутылок пива, то на четвертинку водки. Последний раз отвалил даже на поллитровку «Столицы Сибири».

– Когда это было?

– Не так давно.

– Люба, постарайся вспомнить точнее, – попросил Кухнин.

Борщевская наморщила лоб:

– Один момент… Я хотела помыться в бане у Мамаева на прошлой неделе в субботу, но протрезвевший Федот был не в духе. Пришлось уйти домой немытой. А с Геннадием Никифоровичем случайно повстречалась днем раньше. Значит, было это в пятницу. Число высчитывай сам.

– Выходит, одиннадцатого сентября?

– Одиннадцатого так одиннадцатого. Мне, как прекратили платить пособие по безработице, числа стали до лампочки.

– От какой радости Потехин так щедро тебя одарил?

– В ту пятницу я поздно отправилась на грибную охоту и даже на стопарик не набрала даров природы. Расстроенная пошла до дому и на тропе в лесопосадке встретилась с Геннадием Никифоровичем. Сразу запела о головной боли, а он, не дослушав мой романс, сунул три десятки. Извиняй, мол, спешу на электричку. Не успела очухаться – цепной потехинский Кабсдох навстречу попался. От страха чуть не умерла. Подумалось, что псина меня, как конфетку, схавает. Нет, даже не гавкнул. Промчался во весь опор мимо и скрылся следом за Геннадием Никифоровичем.

– Выстрелы после этого скоро в лесу раздались?

Борщевская замялась:

– Никакой стрельбы не слышала.

– Что-то ты скрываешь. Люба.

– Ничего подобного. Время уже позднее было. Опасаясь, что закроется магазин, я полетела к нему, как стрела, пущенная из лука.

– Не темни.

– Да чтоб мне под первым же фраером круто залететь, не вру!

Кухнин покачал головой:

– Нашла, чем поклясться…

– Не Христа же с Богом попусту звать в свидетели.

– Сегодня утром была в лесопосадке?

– Была.

– Моих ребят там видела?

– Видала.

– А убитую собаку?..

– Тоже видала.

– Значит, пистолет ты подобрала?

– Какой?

– Типа револьвера, – наугад сказал Кухнин.

– На фига он мне сдался… – Борщевская вытянула перед собой дрожащую от постоянных запоев руку. – Глянь, как мандражит… При таком прицеле я из шпалера даже в упор промажу. У меня есть пушка надежнее. Если добрый пистон в нее поставить, через девять месяцев так бабахнет, что закачаешься.

– Прекрати похабщину! Не с корешем базаришь!

– Ты чо, как автобус, завелся с полоборота? Уж и пошутить с тобой нельзя.

– Шутки у тебя, прямо говоря, вульгарные.

– Я пушкинский лицей не посещала. А в исправительно-трудовых колледжах, сам знаешь, благородным манерам не обучают. Там сплошь беспредел.

– Не ссылайся на блатные «университеты». Если не выдашь пистолет добровольно, приглашу понятых и начнем капитальный обыск твоей избы.

– Да хоть заищись! Кроме дохлых мух и пустых бутылок, ничего там не найдешь.

– Как знать. Может, как раз у тебя скрывается тот киллер, который вместе с собакой застрелил Геннадия Потехина.

Люба, расширив и без того большие серые глаза, покрутила указательным пальцем у виска:

– Ты шизанулся?..

– Ну что, будем звать понятых? – строго спросил Кухнин.

– К чему устраивать шмон? Водки у меня всего одна бутылка. На большую компанию не хватит. Давай, Толя, вдвоем уговорим пузырь и располземся по-корефански.

Участковый сурово нахмурился:

– Ох, корефанка, выведешь ты меня из терпения. Мало показалось четырех лет исправительного «колледжа»? Получишь еще года три за незаконное хранение огнестрельного оружия.

– Ты что придумал?.. – Люба растерянно замешкалась. – Не нужна мне огнестрельная железяка. Пошли, так и быть, отдам подобранный в лесопосадке шпалер.

Вместе с участковым Борщевская размашистым шагом направилась к своей усадьбе. Подойдя к покосившейся изгороди, она в сердцах пнула ногой ветхую калитку, и та, хрустнув, отвалилась.

– Все у тебя на соплях держится, – с упреком сказал Кухнин. – Хотя бы чуть-чуть укрепила ворота.

– Они не существительные, а прилагательные. Не нравится, пришел бы да укрепил.

Миновав замусоренный дворик. Люба подошла к избе, выдернула из пробоя с металлической накладкой тонкую щепку, заменявшую навесной замок, и распахнула протяжно заскрипевшую дверь. Следом за хозяйкой Кухнин вошел в избу. Жилище Борщевской представляло собой типичное логово спившихся людей. Железная кровать с замызганной подушкой и ворохом тряпья. Вся в трещинах кирпичная плита. На ней – пустая кастрюлька с алюминиевой ложкой и черный от копоти чайник. На одной из закопченных стен тихо бормотал старенький радиодинамик. На колченогом столе – сваренная в мундире картофелина, переспевший до желтизны большой огурец и пара пластмассовых стаканчиков из-под мороженого. Возле стола – два укрепленных проволокой стула. Над столом, между подслеповатыми окнами без занавесок, был приколот кнопками густо засиженный мухами цветной портрет Брежнева в маршальской форме.

– Где взяла? – указав взглядом на него, спросил Кухнин.

– Злые люди выкинули, а я подобрала. Нельзя такому лапочке гибнуть на свалке, – Люба послала портрету воздушный поцелуй. – Интересный полководец, правда?

– Вместо иконы повесила?

– Когда выпью, поговорить охота, а говорить-то не с кем. Только с маршалом и беседую.

– Ну, и что от него слышишь?

– Помалкивает бровеносец. Сказать ему нечего. Заставил державу горбатиться на вооружение. Наворочали такую уймищу смертельной техники, что револьверы за ненадобностью уже как мусор стали разбрасывать… – Борщевская, нагнувшись, достала из-под кровати пистолет с глушителем на конце удлиненного ствола и небрежно подала его Кухнину. – Держи, гражданин начальник, мою находку и составляй протокол о добровольной выдаче. Не хочу из-за шпалера новый срок мотать.

Не успел участковый как следует осмотреть «находку», в избу вошли Слава Голубев и эксперт-криминалист Тимохина в форме майора милиции. Под запись Борщевская повторила рассказанное Кухнину, не добавив ни одного факта.

Когда юридические формальности были закончены и милицейская компания отправилась в лесопосадку осматривать место происшествия, Люба сразу же сорвала зубами пробку с поллитровки «Столичной». Присев к столу напротив брежневского портрета, трясущейся рукой набулькала полный стаканчик водки и выпила одним махом. Взялась было сдирать кожицу с картофелины, но быстро отложила ее в сторону. Вместо закуски выпила еще половину стаканчика. Минут через пять питейная процедура повторилась в строгой последовательности. Неловко поставленная на стол бутылка начала валиться. Люба мгновенно поймала ее, поставила аккуратно и, погрозив пальцем, рыкнула:

– Стоять!.. Зар-р-раза…

А через час, когда поллитровка опустела, Борщевская откинулась на спинку стула и немигающим взглядом уставилась в портрет. Осуждающе покачав головой с белесыми слипшимися волосами, заговорила:

– Ну, что, маршал?.. Погорели мы с тобой?.. Нет, я – не на мокрухе, а ты – не на скачке. Тебя, лапочка, не только мухота, но и лизавшие твою попочку дружбаны обкакали, как последнего фраера… А я с перепугу, что загребут в ментовку с конфискацией поллитры, раскололась хуже лягавой сучки… – Скрежетнув зубами, Люба зажмурилась и с пьяным надрывом затянула:

Вот и верь после этого людям, Отдалась я ему при луне. А он взял мои девичьи груди И узлом завязал на спине…

Словно очнувшись, Люба опять уставилась в портрет:

– Извини, бровеносец, не хмурься… Это я шучу. Или тебе не нравится, что выпиваю в одиночку?.. Каюсь, батюшка, грешна… Почему пью?.. Потому, что малолеткой сосала изобретенную твоей кодлой гнилушку с красивыми названиями… «Золотая осень», «Солнцедар»… Как вспомню, так вздрогну… Тьфу, гадость!.. Маршал, ты помнишь тот Ванинский порт?.. Ах, нет, ты за колючей проволокой не сидел. А я четыре цветущих года прослужила во внутренних войсках, которые внутри зоны сидят. Ничего там хорошего нет… И участковый Кухнин, чтоб ему ни разу в жизни не опохмелиться, хочет снова меня утыркать на три зимы и три лета… Вот менту ретивому!.. – Люба резко показала портрету кукиш. – Хрена с два он теперь из меня вытянет, что знаю… Хватит и того, что сдуру ляпнула… Ну, зачем я сказала о встрече с Геннадием Никифорычем перед самой стрельбой?.. Теперь с моей подачи менты повяжут щедрого мужика за убийство… Интересно, куда он затырил мордоворота в омоновском прикиде?.. Никифорыч мировецкий мужик, а сучка заложила его ментам. Ну, кто я после этого?.. Эх, курва!..

Борщевская наотмашь сбила со стола пустую бутылку. Тупо посмотрела на разлетевшиеся со звоном по полу осколки стекла и, навалившись грудью на стол, зарыдала в пьяной истерике.

Глава VIII

Небольшой бревенчатый домик Федота Мамаева на Лесопосадочной улице загорелся безветренным утром на рассвете. Еще не выспавшиеся соседи увидели пожар после того, как частыми, будто автоматными, очередями затрещала раскаленная пламенем шиферная крыша. Кто-то тут же позвонил в районную пожарку. Другие, из ближних от пожара домов, заметались в панике, опасаясь, как бы разлетающиеся вместе с кусками «стреляющего» шифера головешки не подпалили их усадьбы. Жильцы дальних домов – кто с ведром, кто с топором – со всех ног кинулись на помощь погорельцу. Нашлись, как водится, и такие, кто прибежал поглазеть со стороны и воскликнуть: «Ух, елки-палки, здорово пластает!» В суете да толчее чуть не затоптали хозяина горящего дома.

Федот Мамаев – в перепачканной сажей майке и в черных трусах до колен – съежившись, сидел на траве под забором и, напрягая на худой шее бугристые жилы, срывающимся пьяным тенорком голосил:

Догорай, гори моя лучи-и-ина, До… догорю-ю-ю с тобой и я…

Завывая зычными сиренами и сверкая частыми проблесками фиолетовых мигалок, одна за другой подкатили две пожарные машины. Приехавшие пожарники в мешковатых брезентовых робах и в солдатских касках на бегу раскатали длинные шланги. Тотчас загудели включенные помпы. Мощные струи шипящей воды, с трескучими щелчками рвущейся из брандспойтов, обрушились на пылающую крышу и смрадно дымящиеся стены дома. К темно-синему небу с поблекшими от зарева пожара крапинками звезд поползли пухлые клубы пара, перемешанного с черной копотью дыма. Начальник пожарной команды обратился к толпе:

– Где хозяин горящей избы?

Пожилая женщина показала на «голосившего» Федота Мамаева:

– Вон, под забором, сидит. Залил старый дурень глаза водкой и отпевает свое жилище.

Начальник подбежал к Федоту, наклонился над ним и, пересиливая гул моторов, громко спросил:

– Люди в избе есть?!

Старик, словно поперхнувшись, оборвал песню, несколько раз икнул и уставился снизу вверх обезумевшим пьяным взглядом.

– В избе люди есть?! – повторил начальник вопрос.

Мамаев вместо ответа, будто глухонемой, промычал что-то несвязное.

– Должны быть там люди! – послышался молодой голос из толпы. – По ночам в хате деда Федота функционировал клуб сексуальных интересов.

Начальник команды сунулся было в распахнутую дверь, из которой валил густой дым, но тут же выскочил обратно. Для внутреннего осмотра жилья быстро снарядили четырех пожарных бойцов. Чтобы не задохнуться от дыма, пожарники натянули противогазы и друг за другом на ощупь вошли в избу. Вернулись они довольно быстро, волоча за собой два безжизненных тела: рослого босого мужчины в обгоревшем местами камуфляже и невысокой плотного телосложения женщины в перепачканном сажей джинсовом костюме. Почерневшие лица у трупов были закопчены так, что не представлялось возможности не только опознать потерпевших, но даже и определить их возраст.

– Это кто такие?! – спросил начальник пожарной команды сидевшего по-прежнему под забором Федота Мамаева.

Вместо ответа старик обхватил ладонями всклокоченную седую голову и с надрывом заголосил:

Позабыт, позаброшен, с молодых юных лет Я остался сиротою, счастья-доли мне нет…

Прибежавший к месту пожара участковый Кухнин, присев перед стариком на корточки, стал допытываться у Мамаева, что за люди находились в его доме, но Федот, будто ничего не слыша и не видя, продолжал тянуть заунывную песню:

Вот умру на чужбине, похоронят меня. И родные не узнают, где могилка моя…

Потеряв всякую надежду выяснить у обезумевшего пьяного вдрызг старика хоть что-то, Кухнин по рации из пожарной машины связался с дежурным райотдела милиции и вызвал следственно-оперативную группу. К приезду оперативников во главе с прокурором Бирюковым пожар был потушен. От мамаевского жилища остались лишь обуглившиеся черные стены. Под лучами только что взошедшего солнца они струились жидкими полосками сизоватого дыма, словно залитый грозовым ливнем большой костер. С появлением оперативной машины милиции толпа глазевших на пожар стала быстро редеть. Увидев среди уходивших торопливо петляющую пьяной походкой Любу-кэгэбэшницу, Кухнин окликнул ее:

– Люба, постой!

– Стою, хоть дой, – оглянувшись, быстро ответила Борщевская и, покачиваясь, остановилась.

– Как ты в такую рань успела опохмелиться на другой бок? – подойдя к ней, удивленно спросил участковый.

– Еще не перевернулась с того боку, – пьяно ответила Люба. После душевного разговора с тобой круто переборщила. Поллитровку разом оху… пардон, оприходовала, значит.

– А здесь как оказалась?

– Как все другие. Прихиляла на пожарную тусовку.

– Разве, «переборщив», ты не спала?

– Дрыхла без задних ног, да тут под утро такая автоматная пальба началась, что и мертвый мог проснуться. Мне спьяна стукнуло: «Твою мать! Чеченская банда хватает в заложники Федота Мамаева!» Хиляла выручать земляка, а оказалась на пожарище.

– Не ты ли, случайно, этот пожар устроила?

Люба мутным взглядом уставилась Кухнину в глаза:

– Во козу придумал!.. На какую плешь мне такой грандиозный костер?..

– Мало ли какой бред стукнет в пьяную голову.

– Моя голова не Дом правительства, где постоянно возникают бредовые идеи. У меня серьезных забот хватает.

– Каких?

– Вот таких… Где урвать недостающий рубль и куда скорей сходить за водкой.

– Может, и к Мамаеву ты приходила за недостающим рублем?

– Нашел банкира! Федот гужевался летом за счет активного бледохода. А теперь прикрыл свой секс-шоп.

– Где же он сегодня ночью набрался до полной невменяемости?

– К вечеру станет вменяемым. Тогда и спроси у самого, где вороне Бог послал кусочек сыра.

– А что за люди в его доме погибли, не знаешь?

– Я не всезнайка. И вообще, чего ты второй день подряд не даешь мне прохода? В дармовые сексоты хочешь сблатовать? Не выйдет! За информацию надо платить. Жалею, что вчера раскололась перед тобой задарма. Больше не привязывайся. Ничего не скажу! Гуд монинг, бэби! – впопыхах выпалила Люба и пьяной рысью устремилась к своей избушке.

Участковый вернулся к вяло дымившемуся пепелищу. Начальник пожарной команды дотошно осматривал электропроводку на задымленных, уцелевших от огня стенах. Слава Голубев и эксперт-криминалист Тимохина в присутствии понятых, отыскивая улики, сосредоточенно рылись в залитых водой головешках. Вместе с ними работали пожарники. Следователь Лимакин с судебно-медицинским экспертом Борисом Медниковым осматривали потерпевших. Прокурор Бирюков пытался разговорить Федота Мамаева. Старик был настолько пьян, что казалось невероятным, как он смог выбраться из горящего дома без посторонней помощи. Чтобы привести его в чувство, пришлось вызвать спецмашину медвытрезвителя. Когда подъехал закрытый фургон с зарешеченным небольшим оконцем, Мамаев даже с помощью Кухнина не смог держаться на ногах, которые подкашивались будто ватные. Недолго раздумывая, участковый поднял старика на руки и словно ребенка уложил на пол фургона. Федот принял это безропотно. Свернувшись калачиком на боку, он сразу затянул прерванное пение:

На мою на могилку уж никто не придет, Только раннею весною соловей запоет…

– Запоет и засвищет, – хмуро сказал судмедэксперт, стаскивая с рук резиновые перчатки, и обратился к Бирюкову: – Потерпевших можно отправлять в морг. Причину летального исхода определю при вскрытии.

– Сейчас ничего не скажешь? – спросил Бирюков.

– Устанавливать диагноз по внешнему виду рискованно, – Медников усмехнулся. – Был случай, когда лечили мужика от желтухи, а оказалось, что он японец.

– Телесных повреждений на трупах нет?

– Есть вроде бы пулевые радения, но с ними надо разбираться детально. Все запеклось и в саже.

Бирюков повернулся к следователю:

– В карманах потерпевших что обнаружено?

Лимакин показал пистолетную обойму полную боевых патронов и обгоревшую по углам пачку денег:

– У мужчины – боезапас и три тысячи рублей. У женщины в кармашке джинсов – всего одна пятидесятирублевая купюра да носовой платочек. Никаких документов ни у кого из них нет.

– Мужчина по комплекции смахивает на Руслана Мамаева – младшего сына хозяина сгоревшей избы, – сказал участковый Кухнин. – Но утверждать, что это именно он, не могу. Насколько знаю, Руслан с позапрошлого года, после похорон матери, ни разу у отца не появлялся. Кстати, и сам старик постоянно мне жаловался, что сыновья совсем его забыли.

– А женщина никого тебе не напоминает? – спросил Бирюков.

– Нет, кажется, никогда ее не видел.

Подошедший Слава Голубев показал закопченную небольшую гильзу:

– Посмотри, Антон Игнатьич, что мы нашли. Явно от макаровского пистолета.

– Гильз должно быть больше, – сказал судмедэксперт. – По моим предположениям, в каждом трупе по две дырки огнестрельного характера.

– Ты, Боря, взял бы да помог искать, – стараясь разрядить гнетущую обстановку, обратился к нему Голубев.

– Трудолюбивым Бог помогает, – буркнул в ответ Медников.

После отъезда вытрезвительской машины, в которой вместе с пьяным Федотом Мамаевым в сопровождении судмедэксперта попутно отправили на экспертизу тела потерпевших, опергруппа провела на месте происшествия большую половину дня. За это время удалось отыскать еще одну пистолетную гильзу.

Убогое хозяйство погорельца состояло из пустующего хлева с дырявой крышей да небольшой баньки. Судя по скомканной постели, лежавшей на щелеватом банном полу, пустой поллитровке с зеленой наклейкой «Водка Кудряшовская», рубахе, штанам и стоптанным ботинкам Мамаева, в ночь, когда случился пожар, старик находился в бане и только благодаря этому не сгорел в собственном доме.

Глава IX

Доставленный в медвытрезвитель под надзор врача Федот Мамаев пришел в нормальное состояние только на утро следующего дня. Прежде, чем везти старика в прокуратуру на допрос, следователь Лимакин обрядил его в рубаху, штаны и ботинки, которые предусмотрительно захватил с собой, уезжая с пожарища.

Разговор со стариком, мающимся синдромом похмелья, завязался не сразу. Мучительно вздыхая, кряхтя и охая. Мамаев никак не мог вспомнить свое отчество. Лишь после того, как Лимакин перебрал больше десятка мужских имен, старик неожиданно сказал:

– Адамом моего батьку звали.

– Значит, вы – Федот Адамович? – уточнил на всякий случай Лимакин.

– Вроде бы так. «Агдамыч». Так меня называли пьющие мужики.

– Скажите, Федот Адамович, вы помните, что у вас вчера случилось?

Мамаев потер ладонями морщинистое лицо:

– Либо по правде, либо приснилось в протрезвителе, будто изба моя сгорела.

– А до пожара что было?

– Пьяным я в стельку напился.

– Часто так напиваетесь?

– Не сказать, чтобы часто, но бывает.

– По какому поводу?

– Дак, могу и без повода надраться, когда водка в достаточном объеме подвалит. Пока жена не померла, она не давала мне шибко размахнуться. Сварит, бывало, бражки и регулирует дозу. Если заметит, что косеть начинаю, сразу: «Воздержись, Федотка! Передохни, потом новую порцию получишь». Со смертью старухи оказался я беспризорным и, как попадет вожжа под хвост, стал терять рассудок… – Мамаев, чтобы но обдать следователя перегаром, отвернулся в сторону и тяжело вздохнул: – В основном ограничиваюсь четушкой. Пенсия у меня скудная. На войне я не был. Поэтому, в отличие, скажем, от Никифора Потехина с нашей улицы, который за военные заслуги да ранения огребает больше миллиона в старых деньгах, получаю кошачьи слезы.

– Оттого и устроили у себя дом ночных свиданий? – спросил Лимакин.

– Насчет свиданьев придумал участковый милиционер Анатолий Кухнин, – вяло ответил Мамаев.

– Не с потолка же он это взял. Соседи ваши то же самое, что и участковый, говорят.

– Соседям охота лясы поточить. Существа дела они не знают.

– А в чем «существо дела»?

– Дак, в простом уважении к молодежи. Приходили ко мне знакомые парни. Просили, мол, разреши, дед Федот, посидеть под крышей твоего дома с девчатами. Хулиганить, дескать, не будем. Музыку покрутим, потанцуем, ну самую малость винца выпьем. Почему надо было отказывать им в таком пустяке? Сам в молодости любил пошухарить. Ни одной вечеринки не пропускал. Молодежь во все времена любит повеселиться.

– И ради веселья молодежи вы бескорыстно переселились в баню?

– Корысть моя была невелика. Поставят бутылочку, закуси какой-либо дадут. На том и ограничивался.

– А вчера, похоже, не ограничились бутылочкой?

– Тоже всего единую поллитровку выпил, но без закуски. По методу Любы-кэгэбэшницы. Живет на нашей улице такая развеселая деваха. Не слыхали о ней?

– Слышал.

– Вот она забегает ко мне по субботним дням, чтобы баньку истопить да попариться. Каждый раз, понятно, бутылочку приносит. Без этого от бани никакого смаку нет. Когда напарится от души, непременно выпьет и мне рюмашку накропит. Говорю: «Погоди, я щас горбушку хлеба принесу зажевать». Люба только рукой махнет: «Не в коня овес травить. Тяни, дед Федот, без закуси. Круче кайф поймаешь». Таким вот методом я вчера и натянулся. Оно, как говорится, первая стопка идет в горло колом, вторая – соколом, а последующие – мелкими пташками. К тому же, видать, длительное воздержание усугубило опьянение. Полную неделю, считай, росинки алкоголя в рот не брал, а тут сразу поллитру ахнул.

– Чем было вызвано «длительное воздержание»?

– Младший сын, Руслан, ко мне на побывку приехал и категорически запретил выпивать.

– Один приехал или с женой? – задал уточняющий вопрос Лимакин.

– Кто? – будто не понял старик.

– Сын ваш.

– Дак, он еще неженатый. Годов-то Руслану уже под сорок, но с женитьбой затягивает.

– А что за женщина была с ним в доме во время пожара?

– Никакой женщины там не должно было быть… – Мамаев с недоумением уставился на Лимакина. – Выходит, пожар мне не приснился?

– К сожалению, нет.

– Это что ж, выходит, изба моя по правде сгорела?

– Да.

– А Руслан сумел из огня выбраться?

– Пожарники вынесли его вместе с женщиной мертвыми.

Реакция старика на такое сообщение показалась Лимакину странной. Федот Мамаев не только не впал в отчаяние от случившейся беды, но даже не изменился в лице. Он только покачал всклокоченной головой и, отвернувшись в сторону, вздохнул:

– Вот, едри-ё-корень, напасть… Где ж я деньжат возьму на похороны Руслана?..

– На погребение государство выделяет больше тысячи рублей, – опасаясь, как бы Мамаев не замкнулся в разговоре, приободрил старика Лимакин. – Да и старший ваш сын наверняка поможет.

– Старший, Вениамин, отрезанный ломоть, – опять вздохнул старик. – Я в серьезных разногласиях с ним.

– Из-за чего?

– Не нравится Веньке, что выпиваю. Настаивает, чтобы врачи закодировали меня от пьянства, а я сопротивляюсь. Лучше уж от водки помереть, чем от тоски.

– Чтобы не тосковать, перебрались бы на жительство к Вениамину.

– Насчет этого Венька не против, да жена у него – сущая тигрица. Духу моего не переносит. Зачем вносить смуту в их семью. Как-нибудь доживу свой век. Уже немного осталось.

– А с Русланом какие у вас отношения?

– Руслан, как ушел на армейскую службу, так, считай, и глазу домой не показывал. Всего-то на похороны мамаши прилетал, да вот на прошлой неделе потемну заявился, будто гром с ясного неба, избитый до крови.

– Избитый?.. – заинтересовался Лимакин. – Кто ж его избил?

– Известно, кто – грабители. Шел с вечерней новосибирской электрички напрямую через лесопосадку. Там его и подстерег вооруженный наганом уголовник. Руслан – мужик крепкий. Разным способам драки обучен в специальных войсках. Деньги свои он, конечно, отстоял, но взбучку получил основательную.

– Не сочинил ли Руслан о нападении?

– Зачем ему сочинять.

– Может, сам ввязался в какую-то драку…

– Не должон бы… – Мамаев, словно пересиливая одышку, помолчал. – Факт бандитского нападения подтвердила мне Люба-кэгэбэшница. Сказала, что вечером в пятницу ходила в лесопосадку по грибы и слышала там стрельбу.

– О том, что сын находится у вас, Люба знала?

– Об этом я не говорил ей. Руслан категорически запретил мне не только выпивать, но и об его прибытии рассказывать.

– Почему?

– Наверно, не хотел оконфузиться перед соседями. Мол, такой крепкий с виду мужчина и позволил какому-то уголовнику намять себе бока.

– Кто стрелял в лесопосадке, Люба не рассказывала?

– Нет. Насчет бани я отказал Любе, и она быстро убежала. Не терпелось ей почать поллитровку.

– Вам не предлагала выпить?

– Люба без баньки никогда не угостит.

– А накануне пожара кто вас так здорово угостил?

Мамаев, потупив красные с перепоя глаза, пожал худощавыми плечами:

– Откровенно признаться, даже и не знаю, кто.

– Ну, как же так, Федот Адамович?.. – удивился Лимакин.

– Дак, очень просто. Впервые я видел ту деваху, которая одарила меня поллитровкой. Ни фамилии, ни имени у нее не успел спросить.

– Что ж она, ни с того ни с сего вручила вам бутылку и сразу исчезла?

– Не совсем так.

– А как?

– Почти, как в кине…

Слово по слову следователь Лимакин узнал от Мамаева довольно странную историю. По просьбе очень сильно избитого сына, который, не раздеваясь, отлеживался на кровати, старик держал его взаперти, будто в доме никого не было. Руслан с трудом выходил лишь в туалет. Делал это либо рано утром, либо в вечерних сумерках. Сам же Федот дневал и ночевал в бане. Позапрошлым вечером, перед пожаром, Мамаев стал укладываться спать раньше обычного. Когда снял штаны и рубаху, вспомнил, что еще не выпустил сына по туалетной нужде. В майке и трусах пошел босиком открывать замок. Едва отомкнул дверь, тут и появилась невесть откуда незнакомая молодка.

– И сразу предложила вам бутылку? – спросил Лимакин.

Мамаев отрицательно повел головой:

– Не сразу. Вначале попросила пропустить ее к Руслану, мол, край надо с ним поговорить. Я, помня наказ сына, заявил, будто никого у меня в доме нет. Молодка погрозила пальчиком: «Не надо, дедушка, обманывать. Бог за это наказывает». После таких слов достала из пакета поллитровку и подала мне. «Иди, – говорит, – дедуля, в свою баньку, выпей за мое здоровье. Пока первую рюмочку закусываешь, я переговорю с Русланом и тихо уйду». Мне бы следовало отказаться от такого заманчивого предложения, а я за тверёзую неделю после сыновьего запрета так истосковался по рюмашке, что просто-таки не смог преодолеть соблазн. Позабыл об открытой двери дома и, укрывшись в баньке, как был в майке да трусах, так и приложился к горлышку бутылки. Когда из горла поллитровку тянешь, трудно узреть, сколько вытянул. Проще говоря, с первого же прикладу мой разум и свихнулся. Что после произошло, расстреляй – не помню.

– И внешность «молодки» не запомнили?

– В каком понимании?

– В обычном. Какого она возраста и телосложения, как одета, лицо какое…

Мамаев задумался:

– Грудастенькая молодка, но на взрослую женщину не похожа. Скорее, подрастающая барышня. Ростом невелика. Телесного сложения хорошего. Одета кое-как… штанишки, курточка современная с замочками. Лицом приятная.

– Приметы на лице какие-нибудь были?

– Особо приметного ничего не запомнил. Разве только… – старик дрожащим указательным пальцем прикоснулся к своему лбу чуть повыше переносицы. – Вот тут было что-то наподобие розоватой отметинки.

– Не внучка ли она Никифора Потехина? – ухватился за мелькнувшую мысль Лимакин.

Мамаев пожал плечами:

– Я слыхал от Никифора Власовича, будто есть у него в Новосибирске внучка, но видеть ее мне не доводилось. По такой причине утвердительно ответить не могу…

На этом показания Федота Адамовича Мамаева, можно сказать, закончились. Вошла ли «молодка» в избу и, тем более, выходила или нет она из избы, старик не видел. Не знал Федот и того, ради какого разговора пришла «подрастающая барышня» к Руслану и что там, в избе, вообще произошло. Слабый просвет в голове у пьяного вдрызг старика мелькнул под утро, когда гулко затрещал шифер на загоревшейся крыше дома. Приняв этот треск за стрельбу. Мамаев на карачках выполз из бани и, укрывшись от нестерпимой жары под забором, впал в прострацию.

Глава Х

Когда следователь Лимакин допрашивал Федота Мамаева, Слава Голубев, стараясь выйти на след Лоции Жемчуговой, разыскивал ее подругу, которая, по словам деда Никифора Потехина, работала в районном Сбербанке. Туда Слава и наведался в первую очередь. Сбербанковские сотрудницы подтвердили, что у них действительно работала Марианна, а попросту – Мара Наливкина, но недавно она уволилась и теперь торгует в частном магазине «Строительные материалы», расположенном неподалеку. В «Стройматериалах» выяснилось, что интересующая Славу продавщица после недельной работы находится в недельном отгуле. Узнав домашний адрес Наливкиной, Голубев отыскал старую многоэтажку и через каких-нибудь полчаса уже беседовал в уютной однокомнатной квартирке со смуглой, похожей на испанку девушкой.

Мара Наливкина оказалась уроженкой Новосибирска. После школы она закончила по бухгалтерской специальности двухгодичный платный техникум и, не найдя в Новосибирске подходящей работы, приехала в райцентр, где, по газетному объявлению, районному Сбербанку требовались сотрудники с бухгалтерским образованием. Здесь с помощью родителей, занимающихся челночным бизнесом, купила квартиру и живет уже третий год. С Лоцией Жемчуговой Наливкина познакомилась в новосибирском бассейне «Нептун», когда училась на последнем курсе техникума, а Лоция была еще школьницей, вместе посещали секцию синхронного плавания. Летом прошлого года Мара уговорила Лоцию приехать из загазованного Новосибирска в тихий райцентр, где дышится легко, как на горном курорте. Лоция с полмесяца прожила у деда с бабушкой, а потом еще почти столько же – у Наливкиной. Ходили на дискотеку, купались в реке и загорали на берегу. С парнями не общались. Если вечером не было дискотеки, просиживали допоздна у телевизора или смотрели «крутые» фильмы по видюшнику.

– Нынче тоже ты уговорила Лоцию приехать сюда? – спросил Наливкину Голубев.

– Ой, нет, – быстро ответила Пара. – В прошлом году родители Лоции отдыхали в туристическом плавании по Оби. Одной ей было скучно дома, и мы часто с ней перезванивались. А нынче она появилась внезапно. Утром позвонила мне из Новосибирска и сказала, что приедет вечерней электричкой. Попросила, чтобы я встретила ее на вокзале.

– Одна приехала?

– Одна.

– Какого числа это было?

Наливкина недолго подумала:

– Тринадцатого сентября. Я как раз последний день отдыхала, а четырнадцатого, в понедельник, вышла на целую неделю работать.

– Чем Лоция объяснила свой внезапный приезд?

– Сказала, что соскучилась по мне.

– И все?

– А что еще?.. – вопросом на вопрос ответила Мара.

– От скуки так срочно не приезжают. Видимо, какое-то неотложное дело было у Лоции в райцентре.

– Может, что-то и было, но я всю неделю с семи утра до позднего вечера находилась на работе и не знаю, чем Лоция занималась без меня.

– У тебя с ней доверительные отношения были?

– Вполне.

– В таком случае трудно поверить, чтобы она не поделилась с подругой своей проблемой.

Мара, чуть покусывая ровными зубками нижнюю губу, задумалась.

– Знаете, боюсь ввести вас в заблуждение…

Слава улыбнулся:

– Заблудиться в словах можно, когда лгут. Говорите правду, и никакого заблуждения не будет.

– В общем, насколько я поняла, у Лоции была проблема, связанная с ее отцом. Как только мы встретились на вокзале. Лоция сразу предложила сходить на Лесопосадочную улицу к деду с бабушкой. Увидев во дворе Потехиных отцовскую машину, попросила меня вызвать из дома папу Гену, чтобы переговорить с ним с глазу на глаз.

– О чем?

– Не знаю. Короче, опасаясь злой собаки Потехиных, я постучала в калитку. Цепной кобель на удивление не залаял, как всегда. На стук подошел дед Никифор. Узнав от него, что Геннадий Никифорович в пятницу вечером уехал на электричке домой, я извинилась за беспокойство. Когда калитка захлопнулась, стоявшая за моей спиной Лоция удивилась: «Странно, почему ни вчера, ни сегодня папа Гена в Новосибирске не появился? Неужели я опоздала?»

– Куда?.. – опять спросил Голубев.

– Вот и я такой же вопрос задала Лоции. Куда, мол, ты опоздала? Она отмахнулась: «Это для тебя не имеет значения. – И сразу предложила: – Пойдем к деду Федоту Мамаеву. Надо узнать, не приезжал ли к нему младший сын». – «Зачем тебе Руслан?» – удивилась я. Лоция нахмурилась: «Мара, есть веши, о которых до поры до времени надо молчать, чтобы плохо не кончилось. Придет время – скажу».

– Лоция знакома с Русланом?

– Она так же, как и я, никогда его не видела.

– С какой же стати разговор о нем завели?

– Понаслышке. В Новосибирске по соседству с моими родителями живет старший сын старика Мамаева – Вениамин Федотович. Когда я поселилась в райцентре, он несколько раз передавал со мной отцу деньги и в каждый мой приезд к родителям интересовался, как тут поживает старик. Естественно, мне неоднократно приходилось разговаривать с дедом Федотом. Он почти всегда жаловался, что в отличие от старшего сына, младший – Руслан совсем забыл отца.

– И что вы с Лоцией узнали в тот вечер о Руслане?

– Ничего. Дом деда Федота оказался на замке, а сам старик, когда я вошла в ограду, выглянул из баньки. На редкость был трезвым и, едва услышав мои вопрос о Руслане, махнул рукой. Давно, мол, от Руслана нет никаких вестей.

– Как Лоция отреагировала на это?

– Усмехнулась: «Врет дедуля. Если Мура не запудрил мне голову, Руслан наверняка прячется в доме отца».

– Кто такой «Мура»?

– Не знаю. Поняв, что Лоция не хочет откровенничать, я не стала лезть к ней в душу. Когда пришли ко мне, она сразу позвонила в Новосибирск какому-то Василию Григорьевичу.

– О чем говорила с ним?

– Знаете, разговор как-то не получился. Лоция спросила: «Василий Григорьевич, папа Гена еще не появился?» Телефон у меня «громкоголосый», и я хорошо слышала, как тот ответил вопросом: «Ты откуда звонишь?» – «От подруги». – «Девочка, срочно вернись домой». – «Мне надо разобраться с гнусной информацией», – резко сказала Лоция и бросила трубку.

– Кроме Василия Григорьевича, никому больше не звонила?

– Судя по счетам, принесенным мне из междугородки для оплаты, было еще три разговора с Новосибирском. Но это Лоция звонила в последний день без меня, и я не знаю, с кем она разговаривала. – Наливкина смущенно улыбнулась. – Извините, вы так дотошно расспрашиваете, что невольно заинтриговали меня. С Лоцией что-то случилось?

– Мама ее разыскивает, – мигом нашел подходящий ответ Голубев.

На смуглом липе Наливкиной появилось недоумение:

– Разве она не приехала домой?

– В настоящий момент – не знаю, но позавчера днем Лоции дома не было, – снова увильнул Слава.

– Правильно, днем она была здесь, а вечером уехала со знакомым парнем.

– Что за знакомый?

– Не знаю. Лоция сказала, что договорилась с ним встретиться у железнодорожного вокзала и до отъезда в Новосибирск заехать к деду Федоту Мамаеву.

– Зачем?

– Понимаете, у нее была какая-то навязчивая идея: кто и почему скрывается под замком в доме Мамаева. Перед отъездом я сказала ей: «Господи, ну что ты зациклилась на таком пустяке. Купи старику поллитровку, и дед Федот позволит осмотреть все, что захочешь». Лоция сразу повеселела: «Попытаюсь. Если не приду ночевать, считай, что я укатила домой».

– Результат ее переговоров со стариком тебе не известен?

– Разумеется, нет. Ночевать Лоция не пришла. Значит, уехала в Новосибирск.

– Мара, Руслан Мамаев способен на криминальные поступки? – внезапно спросил Голубев.

– Я совершенно его не знаю.

– А старший брат – порядочный человек?

Наливкина усмехнулась:

– О порядочности говорить не берусь.

– Вениамин Мамаев богат?

– Чрезмерно! Вы бы только посмотрели, как он одевается. Одежда Вениамина Федотовича напоминает страничку из самого модного журнала.

– Но, говоря молодежным языком, встречают по прикиду, а провожают по понятиям…

– С понятиями у Вениамина Федотовича тоже все в порядке. Юрист он классный. Возглавляет частную контору адвокатов. В офисе клиентов хоть отбавляй. Какие только типы не обращаются к нему за помощью! От лощеных банкиров и крутых предпринимателей в иномарках до «бизнесменов» с явными следами вырождения на физиономиях. «Братки», «быки» и прочие отморозки тоже ищут в его конторе защиты от правосудия. Естественно, что шелестят там очень крупные и очень зеленые купюры.

– Семья у Вениамина Мамаева большая?

– Он да жена. Сформирована семейка по принципу «шампунь и кондиционер в одном флаконе».

– Несовместимость между супругами, что ли?..

– Несовместимость – не то слово. Одетый всегда с иголочки спортивного вида красавец Вениамин Федотович с утра до вечера в поте лица пашет на адвокатской ниве, а располневшая до безобразия супруга в мешковатой кофте и широченных скортах валяется на кушетке и целыми днями напролет болтает по телефону с подругами-бездельницами.

– «Скорты» – это что?

– Юбка-шорты так называются.

– А-а-а, – многозначительно протянул Слава. – Без знания иностранного языка не сразу поймешь, что Мурка в кожаной тужурке.

Наливкина улыбнулась:

– По-английски такую фразу можно сказать только как «Леди в кожаном пиджаке».

– Знаешь английский?

– От Лоции нахваталась.

– А Лоция – от кого?

– Папа Гена с детства приучил ее к английскому. Он ведь бывший моряк дальнего плавания. Английский знает в совершенстве. Лоция говорила, что и с японцами отец общается на их языке без переводчика.

– У нее хорошие отношения с отцом?

– Души не чает в папе Гене.

– Видимо, интересный он человек?

– По словам Лоции очень интересный и необычайно добрый. Но сама я с ним не общалась, не знаю.

– А с мамой у Лоции как дела?

– Нормально.

– Родители дружно живут?

– На эту тему мы не говорили.

– Как Лоция относится к бойфрендам?

– Юные друзья ее не интересуют.

– А взрослые парни?..

– Тем более.

– Однако с каким-то парнем она договаривалась встретиться у железнодорожного вокзала…

– Это непонятное для меня исключение.

Разговором с Марианной Наливкиной Слава Голубев остался доволен. Мара показалась ему откровенной умницей. Хотя она и не внесла ясности в странное поведение Лоции Жемчуговой, но информацию для размышления подкинула изрядную. Еще один «лучик надежды» принес Славе дожидавшийся его на крыльце райотдела милиции участковый Кухнин.

Оказывается, в тот вечер, накануне пожара, когда после изъятия пистолета у Любы Борщевской Голубев с экспертом-криминалистом Тимохиной и Кухниным уехали в лесопосадку обследовать место возле застреленной собаки, Гаврила-проказник уволокся к деду Никифору Потехину, чтобы посмотреть стоявшую во дворе автомашину. Никифор Власович разрешил любопытному говоруну не только посидеть за рулем иномарки, но даже и «попиликать» звуковым сигналом. От Потехиных мальчишка возвращался домой поздно вечером и видел, как дед Федот Мамаев, в белой майке и в черных трусах, разговаривал с какой-то девушкой в джинсовом костюме. В это время недалеко от избы деда Федота стоял черный джип, как у Алексея Задова. Кто сидел в джипе за темными стеклами, Гаврила не разглядел.

– Гаврош знает Лёху Задова? – спросил Кухнина Слава.

Кухнин кивнул:

– Нынче летом мы с Гаврилой приходили на вещевой базарчик покупать ему подарок к дню рождения. Задов на своем джипе подвез нас домой.

– Не сочинил ли сказку твой непоседа?

– Гаврила – пацан непредсказуемый, однако «крутых» сказок не сочиняет. На пожаре он не был и Федота Мамаева в майке да трусах там не видел. Совпасть же, допустим, детская фантазия с реальностью вряд ли может.

– Неужели Махновец учинил жуть с пожаром в финале?

– Черт этого беса поймет. Я пытался сегодня отыскать Лёху, но мамаша его сказала, что Алексей позавчера утром уехал в Новосибирск и вроде бы надолго.

– Может, алиби себе обеспечивает?

– Может быть.

– А с соседями Мамаева ты не разговаривал насчет черного джипа?

– Разговаривал, да бестолку. Время было позднее. Кто телевизор смотрел, кто с хозяйством управлялся. И машин всяких-разных расплодилось теперь столько, что они уже не привлекают внимание, как в прежнее время.

– Люба Борщевская нового не рассказала?

– Нет. Утром сегодня опять ушла в лесопосадку за грибами.

– По-моему, знает она больше, чем поведала. Попробуй подобрать к ней ключик.

– Ключом может служить только одна, но пламенная страсть Любы.

– Бутылка?

– Конечно.

– Ну и купи ей поллитровку. Расходы оплачу тебе из своего кармана.

– Дело не в расходах. Кэгэбэшница ведь растрезвонит, что участковый спаивает ее.

– Придумай что-нибудь другое. Головы ведь нам даны не только для того, чтобы галстук с шеи не сваливался.

– Ладно, подумаю…

Разговор прервала вышедшая из милиции с папкой в руке эксперт-криминалист Тимохина. Увидев Голубева, она будто обрадовалась:

– Вот ты, оказывается, где!

– Что, Леночка, случилось? – насторожился Слава.

– Бирюков не смог до тебя дозвониться. Пойдем, дружок, быстренько в прокуратуру. Антон Игнатьевич собирает оперативное совещание.

Глава XI

Все участники следственно-оперативной группы вошли в прокурорский кабинет разом. Оторвавшись от просмотра служебных бумаг, Бирюков улыбнулся:

– Ого, как вы дружно собрались!

– Как цыгане, шумною толпой, – присаживаясь у приставного столика, угрюмо проговорил судмедэксперт.

– Что-то, Борис, ты сегодня не в настроении, – садясь напротив Медникова, сказал следователь Лимакин. – Поделись, док, чем озабочен?

– Изобретаю, где бы деньжат по-легкому срубить. Начальство пообещало выдавать зарплату лапшой, а у меня давно все уши в вермишели.

– Не зацикливайся на личном. Прежде думай о Родине.

– А ей, родимой, все по барабану.

– Не отчаивайся, доктор, – вмешался в разговор Голубев. – Как писали раньше в школьных сочинениях, в жизни всегда есть место подвигу.

– Жизнь в России – ежедневный подвиг. Двое россиян, тела которых пожарники вытащили из огня, отгеройствовали враз…

Бирюков обвел взглядом присутствующих:

– Ну, что, друзья, немного размялись? Приступим к делу. Начнем с происшествия в лесопосадке… – Антон перевел взгляд на эксперта-криминалиста Тимохину. – Что, Лена, удалось там установить?

Тимохина раскрыла принесенную с собой папку. Перебрав в ней несколько листков, заговорила:

– Прежде всего, Антон Игнатьевич, расскажу об изъятом у Борщевской пистолете. Чтобы разобраться в его «родословной», пришлось перелистать много справочников. Вывод такой… Пистолет девятимиллиметрового калибра – нестандартный, переделанный. Изготовлялся он в Приднестровье для местного спецназа. При стрельбе с глушителем многократно увеличивается нагрузка на ствол. Температура повышается, и пистолеты такого типа, как правило, клинит. Исследуемый пистолет при изъятии находился в заклиненном положении. В его обойме осталось три патрона из семи. Учитывая, что в теле мертвой собаки обнаружено четыре пулевое раны, стреляли в нее раз за разом. После четвертого выстрела пистолет заклинило.

– Из этого пистолета собаку убили?

– Несомненно. Стреляли в нее не то чтобы в упор, а буквально вплотную. На раскаленном от стрельбы глушителе пригорели шерстинки, идентичные с шерстью убитой собаки. Можно с большой долей уверенности предположить, что собака внезапно бросилась на вооруженного пистолетом человека, и тот с перепугу разрядил в нее чуть не всю обойму.

– Для этого ему надо было держать пистолет наготове.

– Видимо, так и было.

– Выходит, он кого-то ждал в лесопосадке, а внезапное нападение собаки спутало его планы.

– Вероятно.

– Не Геннадия ли Потехина хотел завалить бандит на лесной тропе? – высказал предположение Голубев.

Эксперт-криминалист глянула на него:

– Не исключено.

– Что собою представляет господин Потехин? – заинтересовался судмедэксперт.

– Смелый мужик и чемпион кулачного боя. Как говорит Лёха Задов, «любого может отрихтовать так, что мамка родная сыночка не опознает». А что, Боря?..

– А то, Слава, что, похоже, именно он «отрихтовал» Руслана Мамаева так, что у того челюсть треснула и три ребра напрочь переломились.

– Опознание провели? – спросил следователя Бирюков.

Лимакин кивнул:

– Провели, Антон Игнатьевич. Когда отмыли лица потерпевших, Федот Мамаев опознал не только младшего сына, но и девицу, подарившую ему накануне пожара бутылку водки. Судя по родинке над переносицей и отсутствию ногтя на мизинце левой руки, девица – не кто иная, как Лоция Жемчугова.

– Причину пожара установили?

– По заключению пожарной инспекции, неизвестный злоумышленник устроил в мамаевской избе короткое замыкание. От электропроводки загорелся потолок, затем пламя перебросилось на крышу. Если бы пожар начался с пола, трупы сгорели бы основательно.

Бирюков обратился к Медникову:

– В чем, Боря, причина смерти потерпевших?

– Застрелили обоих, – сказал судмедэксперт. – Причем, сделано это профессионально, с контрольной пулей между ухом и виском. Правда, стреляя девочке в спину, киллер сплоховал. Вместо того, чтобы целить под левую лопатку, где сердце, всадил пулю под лопатку правую. Если бы не контрольный выстрел, девочка могла бы выжить. При условии, конечно, что не задохнулась бы в угарном дыму. Руслан Мамаев был убит наповал с первого выстрела. Второй патрон на него киллер истратил напрасно.

– Странно… Чем же объясняется «оплошка» при стрельбе в Лоцию? – будто сам себя спросил задумавшиеся Голубев. – Элементарной спешкой или неопытностью убийцы?..

– Возможно и то, и другое, – ответил следователь.

– По-твоему, это убийство заказное или бытовуха?

– Что ты имеешь в виду под «бытовухой»?

– Не приревновал ли какой-то отморозок Лоцию к Руслану…

– Знать бы, какая причина привела ее в избу старика Мамаева, тогда можно было бы делать более-менее определенные выводы.

Голубев опять задумался:

– Мне кажется, что Лоция или подозревала Руслана в убийстве папы Гены, или хотела выяснить у него какую-то компрометирующую ее саму информацию.

– На убийство Геннадия Потехина пока намека нет.

– Но дочь явно разыскивала отца…

Бирюков в разговор не вмешивался. Только после того, как участники опергруппы провели предварительную «пристрелку» и обменялись друг с другом собранной информацией, он сказал:

– Давайте, друзья, попробуем все-таки наметить хотя бы ориентировочную версию. Кто из вас самый смелый и готов высказаться первым?

Голубев развел руками:

– Я, Игнатьич, пасую.

Бирюков улыбнулся:

– Огорчаешь. У тебя, оперативника, больше, чем у следователя, информационных козырей.

– Какие там «козыри», – вздохнул Слава. – Так, разрозненные фактики, не вяжущиеся в логическую цепочку.

– Излагай «фактики» в том виде, как они тебе представляются, а мы сообща постараемся их осмыслить.

– Ну, что ж, слушайте… – Голубев, сосредоточиваясь, помолчал. – Начну с того, что у супружеской пары Жемчугова – Потехин произошел какой-то конфликт, после которого Геннадии Никифорович покинул семью. Где он обрел новое жилье, нам не известно. Так?..

– Так, – согласился Бирюков.

– Танцуем дальше…

– А тебе при этом ничего не мешает? – с самым серьезным видом спросил Медников.

– Не перебивай, Боря, я неплохой танцор, – отпарировал Голубев и сразу продолжил: – Причина конфликта нам тоже не известна. При наличии в одной семье двух бизнесменов запросто может вспыхнуть расхожая конфронтация типа: «Кто в доме хозяин?!» Все бы ничего, но меня смущает заявление Татьяны Борисовны о том, будто «папа Гена гуляет в Японии», а на самом деле он больше недели находился у родителей в райцентре. Спрашивается, кто кому мозги запудрил: Геннадий Никифорович Татьяне Борисовне или Татьяна Борисовна прокурору?

– Какая-то странность в заявлении Жемчуговой есть. Особенно, если она сделала это сознательно, – поддержал Лимакин.

Слава резко протянул ему ладонь с растопыренными пальцами:

– Держи «пять» за поддержку!

Следователь отшатнулся:

– Полегче выражай эмоции. Так и глаза можно выткнуть.

– Извини, Петя. Обрадовался, что мы с тобой мыслим в унисон.

– Хорошо, что не в унитаз, – буркнул Медников.

– Помолчи, эскулап.

– За «эскулапа» ответишь…

Бирюков достал из стола визитную карточку Жемчуговой. Подавая ее следователю, сказал:

– Срочно, Петр, созвонись с Татьяной Борисовной и пригласи безотлагательно приехать к нам.

– Для опознания дочери?

– О случившемся пока умолчи. Скажи, что у прокурора появились вопросы. После того, как побеседую с ней, проведешь опознание. – Бирюков глянул на Голубева. – Продолжай свои рассуждения.

Голубев чуть помедлил:

– При беседе с Татьяной Борисовной надо бы выяснить, почему она, подавая заявление на розыск дочери, ни словом не обмолвилась о том, что в райцентре живут родители мужа.

– Выясним. Еще какие у тебя есть вопросы к Жемчуговой?

– Еще… Не знает ли она некоего Василия Григорьевича, которому Лоция звонила от Наливкиной в первый вечер, когда приехала в райцентр… И, может быть, ей приходилось слышать от дочери кличку «Мура». Кто это такой?.. Вот, пожалуй, пока и все, хотя по ходу дела наверняка возникнут непредвиденные вопросики.

– Это само собой разумеется. О Лоции что думаешь?

– Двояко, Антон Игнатьич, о ней думаю. Лёха Задов представил ее экс-девушкой. Дед Никифор тоже недоволен прошлогодним поведением внучки. А вот участковый Кухнин и Мара Наливкина хорошо о ней отзываются. По-моему, Лоция – это уменьшенная копия папы Гены.

– Не случайно она искала папу, – сказал следователь.

– Конечно, не случайно. Мне думается, что из-за папы Гены и разгорелся этот сыр-бор.

– Неужели в лесопосадке с Русланом Мамаевым схлестнулся Геннадий Потехин?

– Я на девяносто девять процентов уверен в этом. Не знаю только, из-за чего они стали выяснять отношения. Сказка Федота Мамаева о том, будто Руслана хотел ограбить вооруженный бандит, не лезет ни в какие ворота…

– Кроме наших, российских, – вставил судмедэксперт.

Голубев улыбнулся:

– Ты, Боренька, как думский оппозиционер, в любой вопрос суешься с поправкой.

– Это, чтоб не забывал, в какой стране живешь. У нас самые нелепые сказки становятся былью.

– Однако поступки наших граждан обусловливаются не сказочными мотивами, а житейскими проблемами.

– Проблем сейчас столько, что мозги, сыщик, свихнешь.

– Не свихну, они у меня не на честном слове держатся.

– Дай Бог тебе здоровья.

– Спасибо, доктор, за медпомощь.

– Кончайте пикировку, – сказал следователь и обратился к Тимохиной: – Лена, обнаруженная у Руслана обойма от какого пистолета?

– От того самого, который изъяли у Любы Борщевской, – ответила эксперт-криминалист. – Кстати сказать, патроны в обойме идентичны с тремя патронами, оставшимися в пистолете, и с гильзами, найденными Кухниным возле застреленной собаки.

– Выходит, пистолет принадлежал Руслану?

– Вероятнее всего, ему. На спусковом крючке есть отпечаток указательного пальца правой руки Руслана.

– Да и пистолет этот изготовлен в Приднестровье, где служил Руслан, – добавил Слава Голубев.

– Кроме гильз, еще что в лесопосадке обнаружено? – вновь спросил Тимохину следователь.

– Несколько засохших на траве окровавленных плевков и на стволе березки, возле собаки, кровавый мазок вроде бы от пораненной ладони.

– Надо подготовить все это для биологической экспертизы.

– Уже подготовлено.

– Кажется, Петя, происшествие в лесопосадке ты намерен связать с происшествием в избе Федота Мамаева? – спросил Голубев.

– Эти эпизоды невольно вяжутся друг с другом. Или у тебя другое мнение?

– Абсолютно одинаковое с твоим.

– В таком случае, из-за чего, по-твоему, мог возникнуть конфликт у Геннадия Потехина с Русланом?

– Да, скажем, из-за застреленной собаки.

– А если лучше подумать?..

– На лучшее пока фактов нет. Вопросов много.

– Например?..

– Например, почему избитый Руслан вместо того, чтобы обратиться за медицинской помощью, тайком отлеживался у отца?

– Видимо, опасался ответственности за незаконное хранение пистолета. Документов ведь у него никаких но было.

– Он же этот пистолет в лесопосадке выбросил.

– Но запасную обойму оставил в кармане.

– Да-а-а, тут приднестровский стрелок какого-то маху дал. Может, от побоев у него «крыша» поехала?.. – Голубев посмотрел на судмедэксперта. – Не подскажешь, доктор: если бы Руслана не застрелили, не умер бы он от полученных травм?

Медников утвердительно наклонил голову:

– Подскажу, сыщик. Телесные повреждения у него были тяжелые, но не смертельные. Через месяц-полтора отлежался бы и в домашних условиях. С медицинской помощью, разумеется, раньше бы встал на ноги.

– А с головой у него все было в порядке?

– Череп не проломлен. Повреждение мозга – только от контрольной пули.

Голубев вздохнул:

– Похоже, что «собачью» причину конфликта придется отбросить. За убитого кобеля Потехин не стал бы уродовать земляка, как Бог черепаху. Видимо, Руслан достал Геннадия чем-то более серьезным.

– Царапины от собачьих когтей на груди Руслана остались. Вероятно, кобель не на шутку рвался к его горлу, – сказал Медников.

– В такой ситуации любой мужик, имеющий оружие, пристрелил бы пса. И Потехину совсем не стоило крушить ребра земляку.

– Не пытался ли Руслан сгоряча застрелить Потехина, но заклинивший пистолет его подвел? – высказал предположение Лимакин.

– Такая мысль заслуживает внимания, – согласился Слава.

– Что, по-твоему, дальше произошло?

– Дальше в лес – больше дров. Нечто аналогичное и в данной ситуации происходит… С места побоища Потехин скрылся в неизвестном направлении, а ровно через двое суток после этого Лоция прикатила в райцентр искать папу Гену… – Голубев оживился: – Слушай, Петр, ведь какая-то логическая цепочка тут просвечивает!.. По словам Лёхи Задова, Лоция спрашивала у него, мол, не знает ли он «Мамая – киллера поганого»? «Мамай» от фамилии Мамаев – самое то. А при разговоре с подругой Марой Наливкиной девочка проговорилась, будто наводку на «Мамая» ей дал в Новосибирске некто «Мура». Учитывая, что большей частью уголовные кликухи происходят от фамилий или имен, можно вычислить этого «Муру».

– Бывают клички и посложнее, – возразил следователь. – Возьми того же Задова. Почему он «Махновец»?

– Петя, надо знать историю! – увлекшись рассуждением, воскликнул Голубев. – Я где-то читал, что у революционного смуть-батьки Махно был начальником то ли разведки, то ли контрразведки некий Левка Задов. А у нас – Лёха с такой же фамилией. Как говорится, не в бровь, а в глаз…

– Не закосил ли тебе глаза в чужую сторону этот Лёха? Ты уверен, что сам Задов не причастен к убийству Лоции и Руслана?

– Совсем не уверен. Тем более, что в настоящее время Махновец скрылся из райцентра. В ходе следствия выясним, кто есть кто. Сейчас я толкую о наметившейся ниточке, за которую можно ухватиться для раскручивания преступного клубка.

– Ниточка появилась, да клубочек слишком уж замысловато закручен.

– Когда раскрутим, он окажется до неприличия простым, – Голубев повернулся к Бирюкову. – Так, Антон Игнатьевич?..

– Так, – поддержал Бирюков. – Работайте в наметившемся направлении изо всех сил. Если убийство заказное, раскрыть его можно только по горячему следу. Упустим время – будем долго впустую маяться.

Глава XII

Возвращаясь после разговора с Голубевым домой, участковый Кухнин на подходе к Лесопосадочной улице неожиданно встретил Любу Борщевскую, торопливо шагавшую с полным ведерком грибов. Остановив ее, поздоровался.

– Салют, мент! – бодро ответила Люба.

Кухнин нахмурился:

– Насчет мента поосторожнее…

На лице Борщевской появилось удивление:

– Ты чо, обиделся? Мент – это звучит гордо.

– Перестань иронизировать.

– Без иронии, серьезно говорю, – зачастила Люба. – Настоящие менты исчезают на глазах, как грибы при осеннем похолодании. Доблестную ментовку теперь заполонили мусора. Работать ни хрена не умеют! Только и зырят, шакалы, у какого бы алконавта вырвать бутылку да карманы его в вытрезвителе обчистить. Они, твари наглые, всю плешь мне переели. Недавно стою на базарчике возле районного универсама с ведерком грибов. Жду покупателя. Подваливает желторотый сержант: «На каком основании торгуешь?» Это, значит, чтобы взятку выдавить. Не на ту наехал! Я сразу – на весь базар лайку спустила: «Катись, блин горячий, к своей маме, пока ведро тебе на голову не надела!» Народ – ха-ха-ха! Моментом слинял мусоренок.

– Все высказала?

– Куда там! У меня таких рассказов больше, чем грибов в лесопосадке.

– Люба, я замечаю… – начал Кухнин, но Борщевская не дала ему договорить:

– Нету пользы мне от чая. По такому бы случаю лучше б водки вместо чая.

– Не зубоскаль. Я замечаю, что в последнее время ты ни единого дня не бываешь трезвая.

– Выполняю указание Президента России.

– Что?..

– В недавнем радиообращении к народу он сказал: «Дорогие россияне! Наступила осень – пора квасить».

– Президент говорил, что пора квасить капусту и заготавливать овощи на зиму.

– Серьезно?.. А я, дура, до конца не дослушала. Как только услыхала «пора квасить», сразу стриганула за бутылкой. С той поры радио не слушаю. Циркулирую туда-сюда, пока грибы выручают.

– Почем ведерко продаешь?

– Не меньше, чем за бутылку.

– Хорошо берут?

– Если бы… Иной раз полдня протопчешься похмельная, как дурочка, а вечером от безнадеги за четушку сплавишь.

«Вот он, удачный „ключик“, чтобы вызвать „кэгэбэшницу“ на откровенность!» – мелькнула у Кухнина внезапная мысль.

– За сколько прямо сейчас продашь? – спросил он.

– За поллитровку с картинкой «Столица Сибири», – вроде бы неуверенно сказала Борщевская.

– Предлагаю две десятки. Хватит?

Люба поморщилась:

– Неужели из-за недостающего трояка я, как побирушка, буду унижаться с протянутой рукой?..

Кухнин вздохнул:

– Ладно, дам на «Столицу Сибири». Пойдем до моего дома и пересыпем грибы, чтобы освободить твое ведро.

– Толя, на хрена его освобождать?! – обрадовалась Борщевская. – Гони на кон башли и топай домой с ведром. Завтра утречком за ним забегу.

– Нет, давай расквитаемся сегодня.

– А ты меня не кинешь?..

– Я же участковый, а не кидала.

– Черт тебя знает… Нынче все в бандитизме погрязли. В кого ни ткни пальцем, тот и коррупционер.

– Не разводи болтологию, – сухо сказал Кухнин. – Продаешь грибы или нет?

– Продаю! – торопливо ответила Борщевская и, показав на расположенный неподалеку магазин, зачастила: – Айда до моей лечебницы. Купим пузырь антигрустина и похиляем к тебе. Согласен на такой компромисс?

– Согласен.

Воодушевленная неожиданной сделкой, обещающей скорое похмелье, Люба заметно оживилась. Шагая рядом с Кухниным к магазину, она изобразила на синюшном лице кокетливую гримасу и хрипловатым голосом бодро завела:

Раз пошли на дело, выпить захотелось. Зашли они в роскошный ресторан…

– Ну, затянула блатной шлягер, – усмехнулся Кухнин. – Не о чем поговорить, что ли?

– Мы же с тобой все обговорили. О чем еще базарить…

– Ты в школе сколько классов кончила?

– Думаешь, я помню… Образование у меня выщее-специальное. Четырехгодичный исправительно-трудовой колледж да еще заочная «Академия пуха и пера».

– Не хватает только института юмора и сатиры?

– Под турахом юмор из меня прет, как пена из огнетушителя. А сатиры кругом невпроворот, можно ржать с утра до вечера.

– Другого пистолета в лесопосадке не нашла? – внезапно спросил участковый.

– Какого еще другого?! – удивилась Люба. – У них один шпалер на двоих был.

Стараясь не выказать волнения от на редкость удачной затравки разговора, Кухнин с напускным равнодушием сказал:

– Знаешь, с кем Геннадий Потехин схватился в рукопашной…

– С кем?

– С Русланом Мамаевым.

– Заливаешь?

– Экспертиза установила, что это Руслан сгорел в отцовской избе. И в лесопосадке он же застрелил потехинского кобеля.

– Вот, блин горячий, клоунада!.. – воскликнула Борщевская. – Сама я до этого не доперла. Когда пожарники выволокли из горящей избы мужика в камуфляже, подумала: где этого мордоворота видела?.. Теперь только дошло, что в лесопосадке на него чуть не напоролась.

– Как?

– Грибы в траве шарила, и как черт меня в бок кольнул. Вскинула голову, а метрах в двадцати амбал в омоновском наряде между березок на корточках сидит! Не долго маясь, крюк по кустам обогнула от греха подальше да – на тропу. В самое то время Геннадия Никифоровича встретила.

– Его подкарауливал амбал, что ли?

– Хрен знает, кого он там хотел застукать, но понятно, что не со мной в прятки играл.

– Что дальше произошло?

– Я тебе уже рассказывала… – Люба остановилась у дверей магазина. – Соловья баснями не кормят. Шуруй в лечебницу за бутылкой.

Кухнин достал из бумажника деньги:

– Иди сама покупай.

Борщевская обернулась быстро. Выйдя из магазина с поллитровкой, она внезапно предложила:

– Толя, не ради пьянства – здоровья для, заглянем на минутку в мою хату. Стопочку хлебну, и потопаем к тебе.

– Ты же после стопки окосеешь, – хмуро сказал Кухнин.

– Плохо обо мне думаешь. Опохмеливаясь, я умом светлею, и память восстанавливается.

– Хлебни здесь.

– Я не алкашка, чтобы из горла на улице глотать. Пойдем, Толя… Такую драму расскажу, у тебя волосы дыбом встанут.

– По пьянке ты наплетешь!

– Да, чтоб же под первым же фраером…

– Не клянись, пошли, – резко оборвал участковый.

По пути к Любиной хате стараясь не прервать разговор, Кухнин спросил:

– Ты вообще-то знала Руслана Мамаева в лицо?

– Никогда его не видала. Только от Федота слышала, будто младший сын служит в какой-то горячей точке.

– А почему Федот держал сына под замком, не знаешь?

– Меня не интересовало, кто там, у деда Федота, в берлоге залег. Как-то спросила старика, чего, мол, замок с дверей не снимаешь и на постоянное жительство в бане пристроился? Он промямлил в том роде, что, дескать, ключ от замка потерял. Короче, затемнил дед на хрен надет.

– И давно Федот потерял ключ?

– Через день или через два, как Геннадий Потехин к родителям приехал.

– Значит, Руслан появился у отца почти за неделю до происшествия в лесопосадке?

– Ну, если судить по времени, как Федот бросил выпивать и замкнул избу, то получается так. Я замечала, что он кого-то кормит в избе. Колбасу стал покупать килограммами, хлеба по две булки. Да и в потемках какой-то омоновец у него во дворе шастал… – Люба помолчала. – А баба, сгоревшая с Русланом, кто?

– Пока не опознали, – увильнул Кухнин. – Драму-то когда расскажешь?

– Чо тебе приспичило? Вон уж хата моя видна. Освежу память и нарисую ужас в подробностях…

Подойдя к своей усадьбе, Борщевская привычным пинком опрокинула «прилагательную» калитку, выдернула щепку из дверного пробоя и вместе с Кухниным вошла в затхлую избу.

– Ну и запах у тебя тут, – поморщившись, сказал Кухнин.

– Думаешь, зря мухи дохнут. Щас сквозняк проветрит, – как ни в чем не бывало ответила Люба и кулаком распахнула жалобно звякнувшие створки оконца.

Пластмассовый стаканчик водки она выпила такими жадными глотками, как изнуренный жаждой путник пьет в знойный день студеную воду. Вместо закуски, которой на столе и в помине не было, глубоко втянула носом воздух, энергично выдохнула и, словно спохватившись, уставилась на засиженный мухами маршальский портрет. Сделав виноватую гримасу, усмехнулась:

– Извини, полководец, забыла «будем здоровы» сказать.

– Ты не с ним, со мной говори, – присаживаясь возле стола на перевязанный проволокой стул, сказал Кухнин.

Борщевская села с другого конца стола. Синюшное лицо ее заметно порозовело. Обхватив ладонями початую бутылку, Люба сокрушенно покачала головой:

– Драма в лесопосадке произошла – страшнее некуда.

– С чего все началось? – поторопил участковый.

– С пустяка. Встретившийся мне на тропе Геннадий Никифорович сильно торопился на электричку. Когда попросила у него на «лекарство», отмахнулся. Но уж если я чего решила, то добьюсь обязательно. Потянулась за ним. В конце концов он не вытерпел. Остановился у березок, где я видела сидевшего на корточках амбала, и отсчитал мне на бутылку. Только спрятал лопатник в карман – Кабсдох деда Никифора к нам галопом прискакал. Геннадий Никифорыч стал уговаривать кобеля, чтобы вернулся домой, а тот ластится к нему и поскуливает. На мои уговоры пес тоже – ноль внимания. В какой-то момент за березками что-то хрустнуло. Кобель вздыбился и пулей – туда! Там сразу вроде бы пробки из шампанских бутылок полетели: бух-бух-бух!.. Псина взвизгнул и затих. В тот же миг из-за березок высунулся амбал с вылупленными зенками и заводил наганом то на Геннадия, то на меня, как будто выбирал, кого из нас замочить в первую очередь. Я окаменела крепче статуи, а Никифорыч в одно мгновение подскочил к киллеру и, пока тот, хрен моржовый, чикался со своим шпалером, со всего маху кулаком ему в челюсть – тэрц! Потом сразу под дых – хэк! Потом еще по морде – тэрц! Что дальше началось – вспоминать страшно… – Люба зябко передернула худенькими плечами. – От такого побоища у меня до сих пор мурашки по спине бегают.

– И чем это кончилось? – спросил Кухнин.

– Моим галопом. Я так чесанула, что самую малость не проскочила мимо винного магазина.

– Почему прошлый раз мне этого не рассказала?

– Не отважилась. Думала, за найденный шпалер в ментовку потянешь. А мне в ваши застенки совсем не хочется.

– Не Потехин научил тебя такое сказать?

Борщевская уставилась на участкового:

– Я выпила, а ты закейфовал, что ли?.. Да, с той поры, как усвистела из лесопосадки, Геннадий Никифорыч на глаза мне не попадался.

– Он уехал в тот вечер на электричке?

– Не знаю. Может, амбал одолел его да зарыл в укромном месте…

Люба будто от расстройства вознамерилась налить еще стаканчик, однако Кухнин строго сказал:

– Не гони лошадей. Так и грибы не донесем куда надо.

– Чего мы с ними носимся, как черти с писаной торбой? Забирай ведро и отваливай.

– Не нарушай договор.

– Дерну стопарик и закаюсь.

– Управимся, тогда дернешь.

– Ну, блин горячий… Хочешь, забавный случай расскажу?

– Не хочу.

– Ты вначале послушай. В поезде дело было. Мужик зашел в купе и улегся на верхнюю полку. Следом заходит породистая девка. Закрывает дверь на ключ, садится к столику и зубами срывает с поллитровки флажок. Выпила стаканчик, закурила. Потом оприходовала еще стакан. Удивленный мужик спрашивает: «Тебя как звать?» Она в ответ: «Зачем звать. Допью бутылку и приду».

Кухнин усмехнулся:

– У тебя все случаи на бутылке завязаны.

– У кого что болит, тот про то и говорит. Теперь можно выпить?

– Нельзя.

– Низя, низя… – по-детски передразнила Борщевская и сделала умоляющее лицо. – Не строжись, Толя, я тебе финку подарю.

– Что за финка?

– Отменная!

– Покажи.

– Покажи да покажи свои новые пажи… – Люба поднялась из-за стола. Возле потрескавшейся плиты стала на четвереньки и по самое плечо засунула руку в узкий простенок. Недолго пошарив там, вытащила нож с обоюдоострым лезвием и черной пластмассовой рукоятью. Словно полюбовавшись им, протянула Кухнину:

– Не финач – игрушка!

Кухнин с первого взгляда определил, что такие ножи входят в экипировку десантников и спецназа. Обе стороны лезвия были остро заточены, а в желобке возле рукоятки темнело рыжеватое пятно, похожее на засохшую кровь.

– Где такую игрушку взяла? – спросил участковый.

– В лесопосадке, где больше.

– На месте «битвы»?

– Нет, ближе к вокзалу.

– От тропы далеко?

– От силы с десяток шагов. Ну, берешь подарок?..

– Беру.

– Значит, я наливаю стопарь?

– Наливай.

Борщевская сноровисто провела, как говорят грузчики, «вторую ходку», не забыв на сей раз сказать засиженному мухами портрету: «Будем здоровы, маршал». Чуть подумав, плотно прижала на горлышке бутылки металлический колпачок. После этого неторопливо подсела к плите, спрятала бутылку в простенок и, подмигнув Кухнину, облегченно проговорила:

– Вот теперь я опять стала человеком. Могу и грибочки тебе на дом доставить.

Дорогой Люба рассказала участковому, что нашла финку на следующие сутки после битвы Геннадия Потехина с амбалом, а наган – в тот день, когда менты у нее забрали опасную находку. На вопрос – почему никто из грибников не нашел пистолет раньше нее? – ответила сразу: «Потому, что все, как увидят дохлую собаку, сразу воротят нос от того места».

Когда Кухнин во дворе своего дома заканчивал перекладывать грибы из Любиного ведерка в эмалированный таз, на крыльцо выбежал непоседливый Гаврила. Увидев отца за необычным занятием, мальчишка удивленно спросил:

– Ты где столько подберезовиков наломал?!

– Купил, – ответил участковый.

– Зря деньги тратишь! Мы можем бесплатно каждый день по корзине из лесопосадки таскать.

Люба отбрила «конкурента» мгновенно:

– Мальчик, не учи папу жить! Не твоего ума это дело.

Глава XIII

Жемчугова вошла в кабинет Бирюкова спустя два часа после того, как ей позвонил следователь Лимакин. Одета Татьяна Борисовна была по-прежнему изящно, но ухоженное красивое лицо заметно поблекло. Под тревожными голубыми глазами появились темные круги с мелкими морщинками. Менее привлекательной стала прическа слегка подкрашенных хною волос. Едва присев на предложенный Бирюковым стул, она сказала:

– Антон Игнатьевич, я приехала со своим адвокатом. Он настаивает, чтобы разговор шел в его присутствии. С юридической точки зрения это необходимо?

– Совсем нет, – ответил Бирюков. – Пригласили вас, чтобы выяснить возникшие вопросы, связанные с исчезновением вашей дочери. Присутствие адвоката при откровенном разговоре, на мой взгляд, будет ненужной помехой.

– Вот и мне так думается, – Жемчугова вздохнула. – Спрашивайте, что вам неясно. Буду отвечать без лукавства.

Бирюков раскрыл блокнот-еженедельник с записями. Перелистнув несколько страничек, задал первый вопрос:

– Почему в прошлый раз, когда заявили об исчезновении дочери, вы не сказали, что в райцентре живут дедушка с бабушкой Лоции?

На лице Жемчуговой появилось легкое смущение:

– Упустила это из вида.

– Странное упущение. Если дочь, как вы предполагали, уехала в райцентр, то первое, что приходит на ум, не к близким ли родственникам она отправилась?

– Неужели Лоция у них? – с робкой надеждой в голосе спросила Татьяна Борисовна.

– К сожалению, нет, – Бирюков посмотрел в настороженные глаза собеседницы. – Вы не ответили на мой вопрос.

Жемчугова опустила глаза:

– Нечего, Антон Игнатьевич, мне на него ответить.

– Почему?

– Отношения у меня со свекром натянутые. Лоция в прошлом году тоже обиделась на деда Никифора и сказала, что никогда больше не поедет сюда. Характер у нее твердый, как у папы Гены. Тот, если уж принял какое-то решение – хоть камни с неба! – сделает по-своему. К тому же, звонить Потехиным дочь не могла. У них нет домашнего телефона. Вот из таких соображений мне не пришло в голову искать Лоцию у деда с бабкой.

– Однако сказать при беседе со мной о том, что у вас с мужем разные фамилии, вы могли бы…

Татьяна Борисовна виновато улыбнулась:

– Я сама себе не рада, что связалась с «драгоценной» фамилией. Как говорится, ошибка молодости… Когда поступила во ВГИК, один из руководителей творческого семинара, похвалив мои способности, сказал: «А фамилию, Танечка, тебе надо срочно поменять. Шаньгина – в искусстве не звучит». Для меня это показалось равнозначным приказу. Я не придумала ничего лучшего, как во время первых же студенческих каникул зарегистрироваться с одноклассником, чтобы, присвоив «звучащую» фамилию, тут же с ним развестись. При регистрации с Геннадием Никифоровичем сказала ему об этом. Он улыбнулся: «Потехина будет смешнее Шаньгиной. Оставайся Жемчуговой». Так и решили. Но свекру наше решение пришлось не по душе. Мол, любящая жена не должна стесняться фамилии мужа. Если стесняется, значит, не любит. Отсюда и не заладились наши отношения с Никифором Власовичем.

– Первый муж козней не строит?

– Нет. Последний раз я мельком видела его на нашей свадьбе с Потехиным. Там чуть не завязалась неприятность, но, слава Богу, все обошлось. С той поры о Жемчугове ничего не знаю.

– Перейдем к следующему вопросу. Прошлый раз вы сказали, будто семнадцатого августа Потехин звонил вам из Токио и заявил, что не намерен возвращаться…

– Извините, Антон Игнатьевич. Можно сделать небольшое уточнение?

– Пожалуйста.

– Геннадий звонил не лично мне, а моему адвокату.

– Кто у вас адвокат?

– Вениамин Федотович Мамаев.

– Наш земляк?

– Да, его отец живет на одной улице с Потехиными.

– А брат Вениамина Федотовича, Руслан, сейчас где? – будто из простого любопытства спросил Бирюков.

– С Русланом мы учились в одном классе. После того, как он уехал в суворовское училище, ничего о нем не знаю.

– Вениамин Федотович не рассказывал о брате?

– Нет.

– Почему муж позвонил адвокату, а не вам?

– Не знаю… Наверное, из-за семейного конфликта. Одиннадцатого августа он забрал свои вещи и сказал, что навсегда покидает семью.

– Видимо, это не вдруг случилось?

Татьяна Борисовна, потупясь, вздохнула:

– Не вдаваясь в подробности, скажу так… Во всем виновата только я и никто другой. Дала мужу повод для ревности.

– Лоция знала причину конфликта?

– Нет, было это без нее. Она отдыхала в Речкуновском санатории. Я уговорила мужа ничего не говорить дочери. Он пообещал молчать.

– Не все обещания выполняются.

– Геннадий Никифорович умеет держать язык за зубами. Лоция допытывалась у меня, почему папа Гена ушел из дому. Я ответила ей банальной фразой: «Не сошлись характерами». Не знаю, поверила девочка или нет, но на этом, как говорится, тема была закрыта.

– С отцом Лоция встречалась после его ухода от вас?

– Мне об этом неизвестно.

– И в поведении дочери ничего не изменилось?

– Кроме того, что она стала суховата в общении со мной, других изменений я не заметила.

– Лоция сильно тянулась к отцу?

– Безумно! За папу Гену дочь готова жизнь отдать. Кстати, Геннадий Никифорович действительно заслуживает уважения. Не скрою, потеря такого мужа для меня – трагедия… – Жемчугова, крепко сцепив пальцы рук, помолчала. – Антон Игнатьевич, догадываюсь, что ваш интерес к нашим семейным отношениям далеко не праздный. В чем дело?

– Разыскивая Лоцию, мы столкнулись с очень сложным переплетением обстоятельств. Разобраться в них без вашей помощи довольно трудно, – сказал Бирюков.

– Что это за обстоятельства? – быстро спросила Татьяна Борисовна.

– Сплошные загадки. Одна из них заключается в том, что вместо Японии Геннадий Никифорович Потехин в первой половине сентября находился у своих родителей. Отбыл он отсюда вечером в пятницу, а ровно через двое суток в райцентре появилась Лоция и стала настойчиво искать отца.

– Странно… Откуда она узнала, что папа Гена был здесь?

– Пока неизвестно. Предполагается, что некий Мура сообщил ей какую-то «грязную информацию» о каком-то «киллере Мамае»…

– Мамай, Бабай – это, знаете ли, из области детских страшилок, – с легкой усмешкой проговорила Жемчугова. – Что еще о Лоции стало известно?

– Узнав, что отец уехал из райцентра, она сразу позвонила в Новосибирск Василию Григорьевичу. Не знаете, кто это такой?

– Василий Григорьевич?.. Кажется, что-то слышала о нем… – Татьяна Борисовна, задумавшись, помолчала. – Да, вспомнила. Нынче весной он был у нас в гостях. Разговаривая за бутылкой коньяка о былых походах, Гена просидел с ним всю ночь.

– Где они «ходили походами»?

– Лет пятнадцать назад Геннадий Никифорович плавал или, как он говорит по-флотски, ходил помощником капитана на круизном теплоходе «Любовь Орлова». А Василий Григорьевич, насколько я поняла, был там не то радистом, не то начальником радиосвязи. К сожалению, не помню его фамилию и не знаю, где он теперь живет.

– Внешне как выглядит?

– Седовласый представительный мужчина в морской форме. Как всякий истинный моряк, галантен, остроумен и широко эрудирован. Возраст, похоже, пенсионный, однако выглядит бодро и энергичнее многих нынешних молодых людей.

– Лоция его видела, когда он был у вас в гостях?

– Да, конечно. Гена представил ее Василию Григорьевичу, как свою единственную и любимую дочь.

– В дальнейшем она не вспоминала о нем?

– Нет.

– А о Муре что-нибудь от дочери слышали?

– Может, и слышала, но не помню. Нынешние тинейджеры болтают на таком сленге, который не всегда поймешь.

– Уйдя от вас, муж где поселился?

– В гостинице «Обь», потом куда-то исчез.

– Вы не пытались с ним встретиться?

– Пыталась, но не вышло. На мой телефонный звонок в гостиничный номер Потехин иронично пропел: «Не тревожь ты меня, не тревожь. Обо мне ничего не загадывай». И положил трубку. Кажется, он был пьян. Позвонила ему через день, однако в номере оказался уже другой постоялец. Сразу подумалось, что Гена улетел в Японию. Неужели с ним что-то случилось?.. – Жемчугова посмотрела Бирюкову в глаза. – Пожалуйста, говорите прямо. Я не кисейная барышня и в обморок не упаду.

– К сожалению, Татьяна Борисовна, ничего определенного сказать вам не могу, – не отводя взгляда от тревожных глаз собеседницы, ответил Бирюков. – После кулачной схватки с Русланом Мамаевым Геннадий Никифорович словно сквозь землю провалился.

– С Русланом Мамаевым?.. Откуда Руслан здесь взялся?!

– Этот вопрос и нас интересует.

– И что они не поделили?

– Трудно сказать.

Лицо Жемчуговой побледнело, а на лбу, под приспущенными завитками волос, выступили крохотные бисеринки пота.

– О, Господи… – выдохнула она и, словно каясь, тихо проговорила: – Я чувствовала, что Бог накажет меня, но за какие грехи Всевышний обрушился на Гену? Он же ни в чем не виноват.

– Не конкурентам ли по бизнесу Потехин насолил?

– Он ведь не нефтью торгует, где кровавые разборки – обычное явление. Да и характер у Гены не задиристый. Он легко находит общий язык с самыми разными людьми. Даже серьезные проблемы воспринимает как житейские мелочи. Любимая его фраза: «Все проходит, и это пройдет».

– В этом Геннадий Никифорович прав.

– Да, конечно. Сама жизнь наша тоже проходит. К сожалению, очень быстро и кажется, что мимо… – Татьяна Борисовна посмотрела на золотые наручные часики. – Мы с вами, Антон Игнатьевич, обговорили многое, но вы так и не сказали, как дела с розыском моей дочери?

Бирюков, нахмурившись, захлопнул лежавший перед ним блокнот:

– Лоцию нашли мертвой, ее…

– Не надо!!! Не говорите!.. – вскрикнула Жемчугова.

Лицо Татьяны Борисовны будто окаменело. По побледневшим щекам из застывших в ужасе глаз покатились крупные слезы.

Глава XIV

Пока следователь Лимакин в своем кабинете успокаивал плачущую навзрыд Жемчугову, Бирюков пригласил к себе адвоката Мамаева. При первом взгляде на одетого с иголочки статного красавца с ухоженной волнистой шевелюрой, слегка тронутой на висках благородной сединой, Антон даже усомнился, что у спившегося вконец старика может быть такой респектабельный сын. Однако Вениамин Федотович, усевшись на стул, на котором только что сидела Татьяна Борисовна, без тени смущения подтвердил свое родство с «непутевым» отцом и с младшим братом Русланом. Когда Бирюков напрямую рассказал ему о случившемся, он растерялся, но быстро взял себя в руки. Словно осмысливая услышанное от прокурора, задумался. Затем глянул Бирюкову в глаза и с горькой усмешкой сказал:

– Для меня такой букет криминала – полная неожиданность. Убийство заказное или сведение счетов в пьяном угаре?

– Вы, как юрист, должны знать: причина подобных преступлений в одночасье не высвечивается, – ответил Бирюков.

Мамаев смутился:

– Извините за дебильный вопрос. Несчастье настолько ошеломило, что я невольно влез в шкуру обывателя.

– Не объясните, с какой целью Руслан заявился к отцу? – спросил Антон.

– Сам этого не понимаю. В райцентр он не собирался. Ему здесь совершенно нечего было делать.

– Он что, в отпуск из Приднестровья приехал?

– Приднестровье братец покинул полгода назад в связи с расформированием остатков дислоцировавшейся там российской армии. Я помог ему устроиться охранником филиала «Интербанка» и обеспечил для жилья комнатой в коммуналке… – Вениамин Федотович торопливо достал из кармана модного пиджака трубку мобильного телефона. – Могу сейчас же связаться с начальником охраны и навести у него справку о Руслане. Позвольте позвонить?

– Звоните.

Мамаев быстро пробежал указательным пальцем по цифровому кнопочному набору. Приложив трубку к уху, дождался сигнала соединения и заговорил:

– Захар Александрович, когда и куда ты выпустил из-под своего надзора моего братика?.. Куда, куда?.. Какие ему осетры, если он ни разу в жизни не поймал ни единой рыбки!.. Нет, разбираться тебе с ним уже не придется… Потому, что это не телефонный разговор. Будь здоров, Захар Александрович, при встрече поговорим.

Отключившись от абонента, Вениамин Федотович сунул трубку в карман и, глядя на Бирюкова, сказал:

– Ничего не понимаю. По словам начальника охраны, Руслан на две недели взял отпуск без содержания и якобы отправился добывать осетров в Симанской протоке. Это на Оби, севернее Новосибирска. Там, действительно, осетрово-стерляжий заповедник, привлекающий браконьеров. Однако юмор в том, что братец никогда не занимался рыбалкой. Отпрашиваясь за осетрами, он, видимо, замысливал что-то другое.

– С криминальными группировками Руслан не связан? – спросил Бирюков.

– Если бы я знал о такой связи, разве бы стал пригревать его в Новосибирске? С меня достаточно позора, причиняемого пьющим по-черному отцом. Кстати, отцовская хижина сгорела дотла?

– Одни черные стены остались.

Мамаев поморщился:

– Вот досада… Придется срочно устраивать батю в Дом для престарелых.

– К себе не хотите его взять?

– Взял бы, да старик не может дня прожить без рюмки. А это, скажу вам, невыносимая тяжесть для родственников. Пьянство за глаза – куда ни шло. Но ежедневно созерцать пьяную физиономию и слушать хмельные арии – извините, не по мне. – Вениамин Федотович досадливо кашлянул. – Вот уж, как говорится, пришла беда – отворяй ворота. Ехал сюда, чтобы морально поддержать Татьяну Борисовну в розыске ее дочери, а тут сам оказался в пиковом положении. Черт знает что… Лоцию-то какая нужда привела к Руслану?

– Она хотела что-то узнать у него о своем отце.

– Да ведь Руслан о Геннадии Потехине ничего не мог знать! А Лоцию он вообще никогда не видел, так же, как и она его. В моей адвокатской практике встречались крутые уголовные орешки, но такой закрутки криминального сюжета припомнить не могу.

– Каждый преступный сюжет по-своему закручен.

– Уголовное дело уже возбуждено?

– Конечно.

– Понадобится помощь – скажите. В областной прокуратуре у меня есть надежные друзья. Договорюсь, чтобы в вашу следственную группу направили толкового следователя. Районными силами, пожалуй, вряд ли удастся раскрыть такое запутанное преступление.

Бирюков снисходительно улыбнулся:

– В нашем районе не все бестолковые.

Мамаев, словно защищаясь, вскинул руки:

– Бога ради, совсем не хотел вас обидеть. Намеревался сделать как лучше, а получилось, будто унизил сотрудников районной прокуратуры и розыска. Нет, сегодня я определенно не в форме. Ну, надо же такой беде свалиться на мою голову!..

– Жемчуговой не легче вашего.

– Да, Татьяне Борисовне тоже не позавидуешь, – с тяжелым вздохом проговорил Вениамин Федотович. – Потерять единственную дочь – это трагедия во много раз хлеще моей. Не представляю, как она переживет такое горе.

– Давно с ней знакомы? – спросил Антон.

– Можно сказать, со школьной поры. Правда, я учился на пять классов раньше Тани Шаньгиной. Тогда она казалась мне просто забавной куколкой. Потом увидел Татьяну Жемчугову по телевизору. «Куколка» превратилась в интересную женщину. Я даже хвастал знакомым: вот, мол, какие умные красавицы выходят в люди из нашего районного селенья.

– А юридическую помощь когда стали ей оказывать?

– После того, как Татьяна Борисовна занялась бизнесом. По неопытности она на первых порах чуть не вылетела в финансовую трубу. Вместо французской парфюмерии пройдохи всучили ей большую партию польской подделки. Жемчугова попросила меня отстаивать в суде ее интересы. Отказать землячке было неловко, хотя работы у меня – выше макушки. Процесс в сто пятьдесят тысяч долларов я выиграл.

– Часто у Жемчуговой возникают такие ситуации?

– Нет, теперь Татьяна Борисовна накопила опыт общения с коммерческими партнерами, и мне приходится, в основном, выполнять обязанности юрисконсульта при заключении контрактов.

– Геннадий Потехин вашими услугами не пользуется?

– Геннадий Никифорович – бывший моряк дальнего плавания, хорошо подкован не только в юриспруденции, но и международное право знает назубок.

– Однако сейчас он, кажется, в прогаре?

– Кризис семнадцатого августа посадил на щетки многих российских коммерсантов. Кстати сказать, я предупреждал Потехина, что надвигается финансовый крах. Однако Геннадий Никифорович чисто по-российски отмахнулся: «Авось пронесет». Вот и залетел. А Татьяна Борисовна прислушалась к моему предупреждению, и ее «Лаванда» удержалась на плаву.

– Насколько, по-вашему, серьезен семейный «кризис» у Потехина с Жемчуговой? – внезапно спросил Бирюков.

– Оценка семейной жизни клиентов не входит в мои обязанности, – уклончиво ответил Мамаев и отвел глаза в сторону. – Что между ними произошло и насколько это серьезно, знают только они. Как говорится, муж да жена – одна сатана.

– Вам ничего по этому поводу не известно?

– Я знаю, что Потехин вроде бы не живет дома. А по какой причине ушел от Жемчуговой и где обитается, не ведаю. Мужик он на редкость горячий. Если закусит удила, будет бить копытом до той поры, пока не свернет себе шею.

– Жемчугова иного о нем мнения.

– Татьяна Борисовна – идеалистка. Она по уши влюблена в Потехина, а любовь, как известно, слепа.

– По вашему мнению, Потехин способен на необдуманные поступки?

– Как сказать, «необдуманные»… Геннадий Никифорович не лишен сообразительности и здравого смысла, но очень уж любит рисковать.

– В бизнесе, говорят, кто не рискует, тот не пьет шампанского.

– Этот афоризм придумали люди, подобные Потехину. Конечно, в коммерческих сделках приходится рисковать часто, но нельзя зарываться сломя голову. К тому же, откровенно говоря, как коммерсант, Потехин явно не тянет на птицу большого полета. Не знаю, зачем он занялся перепродажей японских автомобилей. Вероятно, лишь потому, что во время флотской работы завел в Японии надежные знакомства и достаточно хорошо изучил язык страны восходящего солнца.

– В день кризиса Потехин вроде бы звонил вам…

Мамаев не дал Бирюкову договорить:

– Правильно, семнадцатого августа у меня состоялся разговор с Потехиным по сотовому телефону. Геннадий Никифорович сказал, что звонит из Токио, и попросил передать Татьяне Борисовне, чтобы не ждала его, поскольку, мол, не намерен возвращаться в сумасшедшую Россию, где творятся непредсказуемые дела.

– Почему позвонил вам, а не жене?

– Сказал, будто не может дозвониться до Татьяны Борисовны. На самом деле, не знаю, что было у него на уме.

– Раньше от него звонков не было?

– Ни раньше, ни позже Геннадии Никифорович мне не звонил. Общаемся мы с ним чисто случайно.

Бирюков посмотрел собеседнику в глаза:

– У нас есть сведения, что Потехин в день кризиса находился в Новосибирске и звонить вам из Токио, разумеется, не мог.

На лице Мамаева появилось удивление:

– Либо вы располагаете ложной информацией, либо Потехин разыграл меня. Слышимость была хорошая, и ошибиться в потехинском голосе я не мог.

– Пародисты умело подделывают любые голоса.

– Если так, то, значит, кому-то было выгодно подставить меня.

– Кому?..

– Не знаю.

– Скажите хотя бы предположительно.

– Трудно предполагать то, о чем не имеешь представления, – Вениамин Федотович задумался. – Как у всякого известного адвоката, у меня тьма бездарных завистников. Кто из них «пошел в атаку», с разбегу не вычислишь. Я вот разговариваю с вами, а из головы не выходит смерть Руслана и Лоции. Это же, наверняка, козни конкурентов.

– Ваших? – уточнил Бирюков.

– Либо моих, либо Жемчуговой с Потехиным. Скорее всего, что Потехина. До недавнего банкротства Геннадий Никифорович слишком независимо держался и с конкурентами, и с рэкетирами. Привык бравировать своей силой да навыками бокса. А это в наше смутное время чревато дурными последствиями.

– Коли так, то очень уж жестокими оказались последствия не только для одного Потехина…

– Профессиональные убийцы не считаются с количеством трупов. В их среде распространено циничное выражение: «В земле всем места хватит». Не удивлюсь, если следом за Русланом и Лоцией они ухайдакают самого Геннадия Никифоровича. Вполне возможно, что его уже и нет в живых.

– Даже так?.. – будто удивился Антон.

– Чему удивляетесь?.. Для вас ведь не секрет, какая пальба идет по всей Руси Великой. Новосибирск – не исключение. Здесь тоже с настойчивой периодичностью отстреливают особо строптивых. Не дрогнув, киллеры отправляют на тот свет широко известных в городе людей. А что им стоит «замочить» какого-то задиристого торговца подержанными автомобилями?.. Не дай Бог, чтобы мое предположение сбылось, но, поверьте, я достаточно хорошо знаю криминальную обстановку в Новосибирске и сказанное мною взято не с потолка.

– Все это, Вениамин Федотович, ни для кого не новость, – сказал Бирюков и сразу спросил: – Потехин задиристый мужик?

– Я уже говорил, что он привык бравировать силой.

– «Бравировать» и «задираться» – не одно и то же.

– Прошу извинить за неточности. Сегодня я определенно не в своей тарелке. Разница между этими понятиями, конечно, существенная, но почему именно она заинтересовала вас?

– Меня интересует, из-за чего могли «задраться» Руслан и Геннадий Потехин?

– Не было у них общих интересов, – быстро ответил Мамаев. – Собственно, можно сказать, они даже не были лично знакомы. Возрастная разница Руслана и Геннадия Никифоровича около десяти лет. Поэтому, хотя их детство и прошло, так сказать, на одной улице, но росли они в разное время и между собой никогда не общались. А что, есть какие-то сведения об их стычке?

– Дело в том, что Руслан отлеживался у отца после серьезной драки. Судя по комплекции, он был физически крепок, однако избили его жестоко.

– Да, физическая подготовка Руслана была на высоте. Много лет он прослужил в спецназе, а спецназ, как говорится, и в Африке спецназ. Избить его в одиночку, пожалуй, даже опытному боксеру Потехину было не под силу. Скорее всего, Руслан попал в руки преступной банды.

– У него был пистолет?

– Откуда!.. Банковские охранники при исполнении служебных обязанностей обычно вооружены автоматами. После дежурства оружие, естественно, передается сменщику.

Бирюков попытался вновь выяснить связи Руслана с криминальной братвой, однако Вениамин Федотович только развел руками. Если в начале разговора, узнав о несчастье, Мамаев сумел взять себя в руки, то по мере беседы сила воли его заметно поникла. Будто запутавшись в сложных переплетениях уголовной ситуации, как подумалось Бирюкову, адвокат оказался не таким уж опытным, каким хотел выглядеть в глазах собеседника. На конкретные вопросы он стал отвечать философски расплывчато или общеизвестными постулатами о сложной криминальной обстановке в стране. Порою Антону даже казалось, что Вениамин Федотович не столько стремится помочь следствию, сколько хочет узнать подробности случившегося и выяснить: питает ли какие надежды прокурор на то, что преступление будет раскрыто. Словно забыв о своей адвокатской практике, Мамаев повел себя, как заурядный обыватель, на которого свалилась внезапная беда. В таких случаях Бирюков тоже умел «говорить, ничего не говоря», чем, похоже, еще сильнее огорчил Вениамина Федотовича.

На просьбу Бирюкова – охарактеризовать Лоцию Жемчугову – Мамаев лаконично ответил, что «девочка была рисковая, в папу Гену», но конкретного ничего о ней не сказал. В какой-то мере он оживился, когда Антон спросил об Алексее Задове. Однако и тут, кроме того, что Задов долго был личным шофером у Татьяны Борисовны, но теперь вроде бы перекинулся под «крышу» какой-то группировки, тоже не блеснул сведениями. А об упомянутом Лоцией в разговоре с подругой Муре адвокат «вообще никогда не слышал».

– Ну, что ж, Вениамин Федотович, спасибо за информацию, – завершая разговор, сказал Бирюков. – Извините за отнятое время.

Мамаев, поднимаясь со стула, виновато усмехнулся:

– Пустяки. Информация моя ломаного гроша не стоит. – И, поморщившись, вздохнул: – Все перепуталось в голове. Подскажите, что дальше с Русланом делать?

– Проведете со следователем опознание и можете готовить похороны.

– Разве отец не опознал его?

– Опознал, но Федот Адамович был, мягко говоря, с тяжелого похмелья. Ваше подтверждение лишним не будет.

– Татьяне Борисовне, догадываюсь, тоже придется опознавать дочь?

– Конечно.

– Ох, как тяжела эта процедура.

– Что поделаешь…

Глава XV

Не успел Бирюков мысленно проанализировать содержание своего разговора с Жемчуговой и Мамаевым, в кабинет, как всегда, стремительно ворвался возбужденный Голубев. Широким жестом Слава положил на прокурорский стол упакованный в прозрачный целлофановый пакет спецназовский нож, плюхнулся на стул и выпалил:

– Вот, Игнатьич, еще один вещдок!

– Где подобрал? – в тон ему спросил Бирюков.

– Люба Борщевская неделю назад нашла в лесопосадке и по случаю хорошего настроения презентовала находку участковому Кухнину.

Антон осторожно вынул нож из пакета. Рассматривая буро-коричневое пятно у рукоятки, нахмурился:

– Под настроение Люба не наплела байку?

– Кухнин уверен, что нет. Кэгэбэшница, говорит Анатолий, была почти трезвой. В таком состоянии она байки не сочиняет.

Голубев пересказал содержание разговора Кухнина с Борщевской. Словно подводя черту, вздохнул:

– Наше предположение о том, что в рукопашной сошлись Потехин с Русланом, подтверждается дополнительными показаниями.

– С Кухниным обсуждали ситуацию? – спросил Бирюков.

– Само собой.

– К какому выводу пришли?

– К такому, Игнатьич, что Руслан намеревался застрелить Потехина, но подвернувшаяся собака перепутала киллеру Мамаю все карты.

– Чем, по вашему мнению, завершилась «рукопашная»?

Слава замялся:

– В этом вопросе мы с участковым разошлись во мнениях. Я считал, что, изуродовав Руслана, Потехин из опасения мести со стороны криминальной братвы скрывается где-то в Новосибирске, а может, уже и в Японии. Кухнин же не исключает того, что Руслан «достал» Потехина ножом и труп, естественно, замуровал в укромном месте.

– Проще говоря, бабушка надвое сказала.

– Лучше, Игнатьич, пока и не скажешь.

– Тимохина смотрела нож?

– Так точно. Лезвие тщательно протерто травой. Поэтому об отпечатках пальцев говорить не приходится. Бурое пятно у рукоятки – засохшая кровь. Лена соскребла нужное количество для биологической экспертизы.

Бирюков, задумавшись, сказал:

– По словам Вениамина Федотовича Мамаева, у Руслана не было причины, чтобы конфликтовать с Потехиным…

– Видимо, причина была у кого-то другого, а киллеры, как известно, выполняют не свое желание, – быстро вставил Голубев. – Кстати, мы с Кухниным дотошно опросили всех соседей Федота Мамаева. Некоторые из них заявляют, будто видели во дворе старика какого-то мужчину в камуфляжной форме. И появился тот мужик якобы вскоре после того, как Геннадий Потехин приехал к родителям. Значит, Руслан пас Геннадия Никифоровича, и в лесопосадке их пути скрестились совсем не случайно.

– Вот это уже другой разговор.

– Я думаю, пристрелили Руслана, а за компанию с ним и Лоцию, чтобы оборвать цепочку, ведущую к заказчику. Как говорит старик Потехин, киллеры долго не живут. Согласен?

– Возможно. В таком случае надо срочно искать второго киллера, но у нас о нем никаких сведений нет.

– Кое-что, Игнатьич, есть. «Второй» вроде бы приезжал на Лесопосадочную улицу в черном, как у Лёхи Задова, джипе.

– Задов не появился в райцентре?

– Словно в воду канул.

– Придется немедленно разыскать его.

– По-моему, Лёха в Новосибирске, если еще жив.

Бирюков улыбнулся:

– Ну, ты уж сплошной «лесоповал» не прогнозируй.

– А это, Антон Игнатьич, зависит от того, насколько заказчик дорожит собственной шкурой.

– Собственными «шкурами» они все дорожат. Иначе не делали бы заказов.

– Потому и прогнозирую худшее…

Разговор прервали вошедшие в кабинет следователь Лимакин и судмедэксперт Медников.

– Как прошло опознание? – сразу спросил Бирюков.

– Без эксцессов, – усаживаясь рядом с Голубевым, ответил Лимакин и положил перед собой папку с материалами следствия. – Татьяна Борисовна, видимо, выплакала все слезы в моем кабинете. При опознании разглядела мизинчик без ноготка, потом родинку над переносицей потерпевшей и, чуть всплакнув, без колебаний признала дочь. Вениамин Федотович, едва взглянув на труп брата, сразу заявил, что это Руслан. Нервишки у адвоката на удивление слабенькие. По-моему, он даже боится смотреть на мертвецов.

– Зато дотошно пытал меня, какие пули извлечены из трупа и насколько серьезными были у Руслана телесные повреждения, – сказал судмедэксперт.

– И ты выдал подробные сведения? – повернувшись к нему, спросил Антон.

– Обижаешь, начальник, – шутливо пробурчал Медников. – Пришлось объяснить господину адвокату, что пули, мол, как пули, а телесные повреждения к летальному исходу отношения не имеют. После такого «объяснения» адвокат поинтересовался: не нужна ли мне помощь областного Бюро медицинской экспертизы? На это я гордо заявил, дескать, мы сами с усами.

– Молодец, Борис.

– Служу районной прокуратуре!

Бирюков улыбнулся и, сразу посерьезнев, обвел взглядом присутствующих:

– Прошу всех: не допускайте никакой утечки информации по этому делу. Преступление явно не ординарное. Интерес к нему могут проявлять люди, совсем не заинтересованные в его раскрытии. Мамаев, хотя и родственник потерпевшего, но подробностей ему знать не надо. Стремясь к возмездию за смерть брата, адвокат может оказать следствию медвежью услугу.

– Насчет помощи областных ведомств Вениамин Федотович и ко мне подкатывался, – сказал Лимакин. – У него твердое убеждение, что без следователя по особо важным делам тут определенно не обойтись.

– Каждый кулик свое болото хвалит, – вмешался в разговор Голубев. – Видали мы областных важняков. Апломба у них много, а раскрываемость заказных убийств, считай, на нуле.

– Круши их, сыщик! – азартно подхватил Медников. – Только своих не бей ради того, чтоб чужие пугались.

– Своих, Боря, у нас раз-два и обчелся…

– Версий Мамаев не высказывал? – спросил следователя Антон.

– Что-то намекал туманно на Алексея Задова, но я толком не понял: то ли Вениамин Федотович озабочен знакомством Махновца с Геннадием Потехиным и связями с криминальными братками, то ли подозревает его в убийстве Руслана и Лоции.

– Лёха Задов и у меня на примете, – быстро проговорил Голубев. – Прошлую ночь даже сон видел, будто мы раскрыли это преступление, и виновным оказался Махновец.

– Твой бы сон да – в руку.

Судмедэксперт усмехнулся:

– Не выдавайте, сыщики, желаемое за действительное. Такие сны давно известны. В эпоху развитого социализма Рабиновича исключили из КПСС, что по тем временам, если помните, было равносильно «волчьему билету». Заснул бедняга и видит во сне, что Израиль напал на СССР и сокрушил непобедимую армию. Верховный главнокомандующий страны-победительницы въезжает на белом коне на Красную площадь, запруженную народом, и говорит: «Люди, скажите самое заветное ваше желание. Я немедленно его выполню». Многотысячная толпа ответила дружным хором: «Восстановите Рабиновича в партии!»

– Кроме комсомола, я ни в каких партиях никогда не состоял, – засмеявшись, сказал Голубев.

– Потому и зачах в сыщиках.

– А сам ты выше потрошителя трупов почему не вырос?

– По призванию…

– Ребята, не заводитесь, – с упреком проговорил Лимакин и продолжил прервавшийся было разговор с прокурором: – Прямо сказать, Антон Игнатьевич, хваленый адвокат не произвел на меня впечатления опытного юриста. Он настолько растерянным казался, словно впервые столкнулся с кровавым преступлением. Ему же наверняка доводилось листать десятки, если не сотни уголовных дел, где на фотографиях запечатлены не такие ужасы, как два трупа в морге, в общем-то не так уж и обезображенные.

– Одно дело – рассматривать чужие фотографии, другое – увидеть собственными глазами мертвого брата, – ответил Бирюков.

– Разница, конечно, есть. Однако мне почему-то подумалось, что Вениамин Федотович начинает свои защитительные речи в суде не лучше наших, районных, дам-защитниц: «Великий педагог Антон Семенович Макаренко утверждал, что дети не рождаются преступниками. Преступниками их делает среда»…

– Теперь не только в среду, но и по другим дням недели, от понедельника до воскресенья, клепают бритоголовых дегенератов, – не удержался от «поправки» Медников.

Голубев погрозил ему пальцем:

– Не возникай. Послушай, что говорят умные люди.

– По-моему, даже Жемчугова была удивлена растерянностью Мамаева, – продолжил свою мысль следователь. – Когда Вениамин Федотович залебезил перед ней, Татьяна Борисовна посмотрела на него таким взглядом, будто хотела сказать, мол, я – женщина, держусь достойно, а ты – мужик и раскис, как баба. После опознания она предложила Мамаеву заехать к пепелищу родительского дома, но тот, словно испугавшись встречи с отцом, заговорил о неотложных делах в Новосибирске. Короче говоря, впечатляющая внешность Вениамина Федотовича вроде бы не соответствует его духовному содержанию. – Лимакин глянул на Медникова. – Так, док, или нет?

Судмедэксперт пожал плечами:

– Духовное содержание даже при вскрытии не определишь.

– А если серьезно?..

– Если серьезно, то перед красивой дамой красавец адвокат явно подкачал.

– Надо, Петр, не затягивая, как только Мамаев отойдет от стресса, побеседовать с ним обстоятельно, – сказал Бирюков. – Не может такого быть, чтобы дорожащий своей репутацией адвокат, пригрев младшего брата, совершенно не интересовался поведением Руслана и его связями.

– Вряд ли Вениамин Федотович выдаст какой-то компромат на братишку, – ответил Лимакин. – Скорее всего, он станет валить на происки своих врагов.

– Тогда придется копать глубже, чтобы «враги» заговорили.

– А с Потехиным что будем делать? – спросил Голубев.

Бирюков недолго подумал:

– Геннадия Никифоровича надо разыскивать. В райцентре у него, кроме родителей, другие родственники есть?

– На Лесопосадочной улице живет родной дядя, Николай Власович Потехин.

– Поручи участковому Кухнину, чтобы порасспрашивал этого дядю. Может, племянник общался с ним и поведал что-то такое, чего не говорил отцу.

– Не лучше ли мне самому это сделать?

– Пожалуй, нет. Кухнина на Лесопосадочной знают, и в свойской беседе ему наверняка расскажут больше, чем при официальном разговоре. Это во-первых. Во-вторых, завтра утром тебе придется ехать в Новосибирск. Сначала постарайся отыскать там Алексея Задова. Проверь его алиби, которое он безусловно подкинет. Потом повстречайся с Лёхиным соседом Гариком Косачом. Выясни, не с Лоцией ли Гарик занимался «постельной аэробикой».

– Думаешь, Косач признается в своих сексуальных увлечениях?

– Прояви смекалку. Дело в том, что, как говорит Задов, нынешние «экс-девушки», действительно, порою прибегают к шантажу. В таких случаях, бывает, дешевле нанять киллера, чем платить шантажистке.

– Игнатьич, это же версия!

– Прозондируй ее. Непременно поговори с подругой Лоции Катей Лепетухиной. Основной задачей считай: выйти на след Геннадия Потехина и выяснить личности неизвестных для нас Василия Григорьевича и Муры. Обязательно загляни в региональное Управление по борьбе с организованной преступностью к Косте Веселкину. Возможно, у него есть какие-то сведения об интересующих нас людях. Это предварительный план, а действовать придется в зависимости от складывающейся обстановки.

Голубев поцарапал затылок:

– С таким объемом мне в один день, пожалуй, не справиться.

– Потрать два дня, но помни, что время – золото. Рассусолами не занимайся. Работай в темпе. Главное – собрать как можно больше информации. Когда появятся серьезные наметки на версию, сразу подключится Лимакин.

Глава XVI

По поручению Голубева участковый Кухнин застал дядю Потехина за необычным занятием. Семидесятилетний Николай Власович, могучей комплекцией и лицом смахивающий на старшего брата Никифора, только без чапаевских усов, старательно подгонял новые стекла в старинный буфет со множеством полок. Кроме хозяина, в доме никого не было, и общительный говорун приходу Кухнина откровенно обрадовался.

– Садись, Анатолий, в ногах правды нет, – гостеприимно предложил он. – От скуки зашел или по делу?

– Да, в общем-то, Власович, поговорить захотелось, – уклончиво ответил Кухнин.

– Разговору Потехины всегда рады. Правда, в отличие от Никифора, я политикой не интересуюсь, но почесать языком, сам знаешь, люблю, – Потехин интригующе подмигнул. – Видишь, стекольщиком заделался…

– Вижу.

– А спроси меня: почему осваиваю такое ремесло?

– Почему?

– Расскажу – обхохочешься.

– Что-то смешное случилось?

– Смешнее некуда, – Николай Власович громко хохотнул. – Понимаешь, Анатолий, на прошлой неделе в пятницу кум Яков ко мне в гости заглянул. Больше года не виделись. Радости накопилось – полный короб! Понятно, по нашему обычаю на столе сразу, как в сказке, возникла поллитровка с национальным напитком. Такие воспоминания у нас с кумом завязались, что для продолжения разговора пришлось еще одну емкость выставить, потом – третью. Если б старуха не остановила наше заседание, мы бы и четвертую бутылку уговорили, хотя перегруз чувствовали основательно. Кум вместо макарон окурки «Беломорканала» из пепельницы начал вилкой доставать, чем несказанно меня рассмешил. В таком состоянии об его уходе домой и мечтать было нечего. Утыркали мы со старухой Якова вот сюда, – Потехин показал на диван рядом с буфетом. – А сами улеглись в спальне. Сколько времени прошло, сказать не могу, но уже основательно завечерело, когда раздался сильный стук в дверь. Пока моя старуха кряхтела, поднимаясь с кровати, куманец вскочил на ноги и заблудился не в своем доме. Сам-то Яков живет в благоустроенной квартире, где в прихожую ведет стеклянная дверь. Видать, из этих соображений он бросился к буфету. Схватился за ручки и, чтобы, значит, вроде как стучавшему отворить, поволок дверцы. А те, язви их в душу, оказались замкнутыми. Кум то ли силу приложил, то ли с угару на спину повалился да и опрокинул буфет со всем содержимым на себя. От грохота и я вскочил. Ой, что тут было!.. Куманец, слава Богу, отделался легким испугом, а старуху мою чуть кондрашка не хватил… Как, Анатолий, тебе такая комедия нравится?

– Она больше на трагедию походит, – засмеявшись, сказал Кухнин. – Вся посуда, наверное, вдребезги побилась?

– Кое-что уцелело, но два ведра битого стекла да фарфора пришлось в мусорную яму выбросить.

– А кто стучал в дверь?

– Племянник мой.

– Геннадий Никифорович?

– Ну.

– Он же в прошлую пятницу вечером вроде бы в Новосибирск уехал.

– Хотел уехать, да неприятность помешала.

– Какая?

– Когда шел по лесопосадке к вокзалу, какой-то, как сказал Гена, «наемник» чуть не застрелил его, а после еще пытался финским ножом пырнуть. Из этой попытки ничего не вышло. Ты ведь знаешь, Геннадий не из тех ротозеев, у кого во рту мухи развлекаются. Хотя и есть присказка, что против лома нет приема, но Гена с помощью кулака обезоружил киллера. Левую руку, правда, себе раскровянил. Понятно, ехать в электричке с окровавленной рукой – дело неприятное и для окружающих подозрительное. Вот племянник из лесопосадки и прибежал ко мне, чтобы забинтовать рану. К родителям не пошел сознательно. Не захотел пугать стариков. И мне наказал, мол, не трезвонь о таком происшествии никому. Кроме тебя, Анатолий, я – ни гу-гу! А ты, как участковый, приглядись, что за бандит в нашей округе появился и почему он не дает прохода порядочным людям.

– Выходит, Геннадий Никифорович в тот вечер не уехал из райцентра? – спросил Кухнин.

– Конечно, нет. Пока я руку ему бинтовал, да мы с ним вызволяли из-под буфета стонавшего кума, электричка, гукнув сиреной, ускакала в Новосибирск. Куманец, едва его освободили, сразу вновь отрубился на диване. Бабка моя ушла причитать по разбитой посуде в спальню, а мы с племянником всю ноченьку проговорили за столом. Выпивать Геннадий отказался и уехал на рассвете, с первой утренней электричкой.

– Долгий разговор у вас получился.

– С Геннадием можно говорить тысячу и одну ночь подряд. Рассказчик он интересный. На морской службе в каких только странах не побывал! Теперь опять в дальнее плавание собирается. Говорит, коммерция не его призвание. Прибыль, мол, от торгового бизнеса не очень велика, а враги подстерегают на каждом шагу.

– Какие враги?

– Поименно племянник их не назвал. Ограничился тем, что заметил в Новосибирске слежку за собой. Чтобы скрыться от преследователей, он приехал сюда, к родителям. Однако и здесь его выследили. На прошлой неделе пока подстригался в парикмахерской, какой-то злоумышленник насыпал песку в движок Геннадиевой иномарки. По такой причине поршневая группа двигателя вышла из строя. По мнению Гены, сделано это специально, чтобы вынудить его идти пешком на электричку и в лесопосадке подкараулить. Понимаешь, Анатолий, насколь коварная задумка была?.. Если уж не из нагана, то финкой пырнуть намеченную жертву. Выбитый у налетчика наган Гена сразу зашвырнул в кусты, а финку на всякий пожарный случай прихватил с собой. Финач добрый! Утром я у племянника просил: оставь, дескать, мне этот кинжальчик. Очень подходящая штука свиней по осени колоть. Племяш покачал головой: «Нельзя, дядя Коля. С таким ножом можно под уголовную статью угодить. По дороге к вокзалу придется выбросить его в лесопосадке». На том мы и расстались. Ты, Анатолий, доложи своему начальству, что жизнь Геннадия Никифоровича Потехина в серьезной опасности.

– Почему он сам об этом не заявляет кому следует?

– Не тот человек, чтобы одолевать жалобами правоохранительные органы. Надеется на свои силы.

– Как бы своими силами он дров не наломал.

– Всякое возможно.

– С чего за ним слежка началась?

– На такой вопрос Гена ответил мне, что знает, откуда подул ветер, но откровенничать не стал.

– По-моему, у него что-то не заладилось с Татьяной, – сказал Кухнин.

– В семейной жизни радости да печали друг за дружкой по кругу бродят. Гена с флотской службы ушел, чтобы Таня подолгу не скучала без него. Теперь, говорит, она увлеклась большим бизнесом и скучать ей некогда. Может, это и к лучшему. Поживут в разлуке, соскучаются и, если что-то разладилось, снова наладится. Племянник у меня умный, с плеча рушить семью не станет. Дочку шибко любит. Планирует, как только Лоции исполнится восемнадцать лет, пристроить ее к себе на корабль либо бортпроводницей, либо радисткой. Она на это вроде бы согласна.

– По словам Татьяны, Геннадий уже ушел из семьи.

– Мне этого Гена не говорил.

– А Лоция к вам в гости на днях не заглядывала?

– Нет. Я для нее почти чужой. Она и у родных деда с бабкой в прошлом году быстро нагостилась. Скучно молодым со стариками, особенно – с нашим Никифором. Помешался брат на политике. Чтобы потешиться разговором, с Федотом Мамаевым за бутылкой стал встречаться, – Николай Власович словно спохватился: – Слушай-ка, Анатолий, сам я на пожаре у Мамаева не был, но от соседей слышал, будто там сгорел Федотов сын Руслан. Правда ли?..

– Правда, – сказал Кухнин.

– Получается, что Руслан гостил у отца?

– Выходит, так.

– Вот, язви их в душу… Чего ж Федот скрывал сынка от людей?

– Наверное, на то была причина.

– Без причины, как говорится, и смерть не бывает. Прямо-таки любопытно мне такое поведение Мамаевых. Я ведь на прошлой неделе видел Руслана, да посчитал, что обознался. На берегу речки был, где возле танцевальной площадки летний павильон для выпивания. Там, за столиком сидел с бутылкой пива вылитый Руслан Мамаев. Я намеревался с ним поздороваться, а он морду отвернул. Вроде как не узнал меня. Ну, подумалось мне, либо Русланчик зазнался, либо я ошибся.

– В какой день это было?

– Аккурат в среду, когда в мотор иномарки песку насыпали. Я с Геной тогда ездил. Пока племянник дожидался в парикмахерской очереди, мне захотелось при хорошей погоде посидеть на бережку, чтобы время скоротать.

– Не Руслан ли сделал пакость Геннадию? – высказал предположение Кухнин.

Николай Власович задумался:

– Тогда, выходит, и в лесопосадке он напал на Гену?..

– Такое разве исключено?

– Говорят, нет правил без исключений. Уходя подстригаться, Гена оставил машину на берегу, а я, прямо сказать, за ней не наблюдал. Подсел к рыбаку, сидевшему с удочками. Руслан хотя и быстро смотался из павильона, но времени у него на пакостное дело было достаточно. Там всего-то не больше минуты требовалось, чтобы открыть капот да всыпать в масляную горловину горсть речного песка.

– Геннадий Никифорович не сказал, с кем он схватился в лесопосадке?

– Говорил, что, похоже, с опытным спецназовцем или с десантником.

– Но не с Русланом?

– Так он же в лицо Руслана Мамаева не знает. Когда Гена уехал из райцентра учиться в мореходку, Русланчик еще под стол пешком ходил и на горшок не просился. Ну, как мне это сразу не пришло в голову?..

– Словом, с Геннадием вы о Руслане не говорили?

– Конечно, нет. На трезвую память я непременно вспомнил бы о нем. Однако с кумом так нахлестался, что протрезвел, считай, под утро, когда Гена стал уходить… – Николай Власович сокрушенно покачал головой. – Мне думалось, что на Гену напал чужой налетчик, но если уж Руслан поднял руку на земляка, то дело совсем никудышное. Надо, Анатолий, спасать племянника.

– Вопрос в том, где теперь Геннадия найти, чтобы предупредить об опасности.

– Как где?.. В Новосибирске.

– Может, он уже в море уплыл.

– Не должен бы. Говорил, прежде, чем отправляться в плавание, надо распродать с десяток автомашин, привезенных из Японии. Если же Гена дома не живет, поищите у друзей.

– У каких?

– Вот этого, к горькому сожалению, не знаю. Ты доложи о нашем разговоре начальству в подробностях. Пусть дадут команду на поиск. Только деду Никифору и бабке Мане не говори. Не надо пугать стариков неприятными вестями.

– Старикам ничего не скажу, а начальству доложу немедленно, – пообещал Кухнин.

Глава XVII

В Новосибирск Голубев выехал с рассветом. Сидя за рулем своего старенького «Запорожца», Слава на протяжении полуторачасового пути прикидывал различные версии происшествия, однако при всем его старании ничего толкового не получалось. В голове назойливо крутился разговор участкового Кухнина с Николаем Власовичем Потехиным, из которого напрашивался бесспорный вывод: нападение в лесопосадке на Геннадия Потехина готовилось заранее и носило характер заказного. К сожалению, совершенно не высвечивалась причина «заказа» и, тем более, заказчик. На вопрос – кому это выгодно? – ответа не было.

Еще туманнее выглядело убийство Руслана Мамаева и Лоции Жемчуговой с последующим поджогом дома. Здесь несомненным казалось лишь то, что учиненным пожаром намеревались ликвидировать следы убийства. Бесспорным также было, что избитый Руслан отлеживался у отца. Но «шпионское» поведение Лоции походило на детскую игру в сыщиков-разбойников и логическому объяснению не поддавалось.

К окраине Новосибирска Голубев подъехал с невеселыми выводами. Кое-как прорвавшись сквозь плотную пробку автомашин у вещевого рынка, Слава покатил по запруженным автотранспортом улицам областного города. Не доезжая до научно-технической библиотеки, увидел рекламный щит с надписью: «По доступной цене продаются японские джипы новейших модификаций. Посетите наш салон!» Приглашение показалось Славе заманчивым, и он тут же решил узнать, не Потехин ли торгует японскими джипами.

«Салон» представлял собой огороженную узорной металлической оградой площадку, на которой стояло около десятка с виду новых автомобилей, в основном, черного цвета. В небольшом застекленном павильончике скучали два плечистых парня в кожаных пиджаках, но без традиционных перстней на пальцах и без золотых цепей с крестами на крепких шеях. Худощавый в простеньком костюме Голубев, совсем не похожий на покупателя импортной техники, нисколько не заинтересовал парней. Лишь после того, как Слава показал служебное удостоверение, они неохотно ответили, что хозяин салона Геннадий Никифорович Потехин в настоящее время находится в заграничной командировке, а когда вернется в Новосибирск, неизвестно. Наверное, не скоро. О личных делах хозяина и о его дочери парни ничего не знали или сделали вид, что не знают.

Первая неудача, которую Слава мысленно окрестил «полуудачей», не огорчила Голубева. Не особо поверив неразговорчивым парням насчет заграничной командировки Потехина, он уточнил в Горсправке домашний адрес Алексея Задова и устремился в Первомайский район. Квартира Лёхи оказалась на третьем этаже старой пятиэтажки. На три продолжительных звонка ответа не последовало. Тогда Голубев позвонил в соседнюю квартиру. После небольшой паузы бронированная с оптическим глазком дверь распахнулась на длину запорной цепочки, и в образовавшемся проеме показался мускулистый горбоносый молодец лет около тридцати в одних шортах. Уставившись на Голубева вопросительным взглядом черных глаз, он белозубо улыбнулся:

– Чем могу быть полезен?..

Слава кивнул в сторону задовской двери:

– Приехал к другу, а он то ли крепко спит с похмелья, то ли спозаранку куда-то смотался.

– Господин Задов полчаса назад уехал вулканизировать проколотое колесо джипа.

– Не сказал, когда вернется?

– Когда Бог ему подскажет.

– Ждать безнадежно?

– Надежда умирает последней. Если вновь не проколется, скоро будет дома, – парень опять показал в улыбке белые зубы и, отщелкнув запорную цепочку, распахнул дверь. – Друзья моих друзей – мои друзья. Заходи. Посидим – покурим.

– Ваша фамилия Косач? – почти интуитивно спросил Голубев.

– Они самые. Общаться предпочитаю на «ты» и просто по имени: Гарик.

– В таком случае я – просто Слава.

– О'кей!..

Вся свободная от мебели площадь трехкомнатной квартиры Косача была плотно заставлена штабелями картонных коробок, изрисованных сине-красными английскими надписями, в которых Голубев разобрал только два слова: «Стамбул» и «Турция». Не было коробок лишь в кухне. Туда Косач и провел Голубева. Усадив незваного гостя к столу, предложил пачку «Мальборо». Узнав, что гость не курит, спросил:

– Пить что будешь?

– Желательно – чай, – сказал Слава.

Косач включил в розетку чайник «Тефаль», поставил на стол желтую коробку с пакетиками разовой заварки «Липтон» и, дожидаясь, пока вскипит вода, заговорил:

– Челноком сную между Новосибирском и Стамбулом. Позавчера кое-как удалось растаможить контейнер с закупленной в Турции одеждой, а на аренду склада для хранения товара баксов не осталось. Пришлось с Алёхой Задовым загрузить коробками его и мою квартиры.

– Позавчера Задов уже здесь был? – сразу заинтересовался Слава.

– Утром по моему телефонному звонку на помощь приехал. Он теперь безработный, а мне, стыдно сказать, даже грузчиков не на что нанять. Вот дурацкое время настало. Ты, кстати, каким промыслом хлеб с маслом добываешь?

– Частным сыском, – вроде бы в шутку сказал Голубев.

– Не в фирме Козлова?

– Нет, предпочитаю вольный поиск, – не представляя, кто такой Козлов, ответил Слава и, чтобы отвести разговор от своей профессии, тут же спросил: – Круто зажали челноков?

– Правящие мудрецы рубят сук, на котором сидят. Если так пойдет дальше-глубже, челночный бизнес скоро крякнет. Рынок импортных товаров опустеет, и казна вместо дохода получит с этого промысла круглый пшик.

Быстро вскипевший чайник автоматически щелкнул выключателем. Косач положил в чашки пакетики, залил их кипятком и заговорил снова:

– Что-то, друг Слава, завели мы с тобой грустную оперу. Разговор на эту тему портит нервную систему. Послушай-ка лучше современный анекдотец… Стюардесса в самолете объявляет: «Господа, наш самолет совершает посадку в столице Непала – Катманду. Будьте осторожны: половина населения Катманду болеет туберкулезом, половина – СПИДом». Проснувшийся пассажир переспрашивает соседа: «Что она сказала?» – «Она сказала, что в Катманду можно трахать только тех, кто кашляет»… – Гарик задорно расхохотался. – Ну, как хохмочка, а?..

– Ничего, – засмеявшись вместе с рассказчиком, ответил Голубев и, воспользовавшись случаем, добавил: – Ты еще расскажи, как Лоцию Жемчугову «по дешевке» трахнул.

Косач нахмурился:

– Почему именно Лоцию?

– Ну, а кого больше…

– Теперь, знаешь, сколько развелось красавиц, ловящих халяву?

– Много, но мы с Задовым вычислили, что «наколола» тебя Лоция.

– Вот Алёха болтун… Я ему – по секрету, а он – всему свету. Для него, может, и смешно, но мне с нахальной девочкой было не до смеха. Вообще-то сам, дурак, лопухнулся. Если к тебе начинает вдруг клеиться милашка с копной белокурых волос и грудью «а-ля Монро» – надо быть конченым идиотом, чтобы не заподозрить неладное. Особенно если ты – не писаный красавец и не швыряешь направо и налево пачки долларов.

– Лоция сама напросилась, что ли? – уточнил Слава.

– В том-то и дело. Мне бы следовало насторожиться, а я для куража таблетку виагры проглотил. Сговорились на сотне зеленых. Предложил: обнажайся, мол, ласточка. Она потупилась будто стыдливая девственница: «Нет, я буду сопротивляться, но ты не обращай внимания и действуй нахально». Вот, думаю, садо-мазохистка попалась! Ни разу на такое чудо не нарывался. Аж любопытно стало. И попер по принципу: голый голого скребет и кричит: «Не рви рубашку!» Когда натешился, юная грешница сложила губки бантиком и заявляет: «Такой „мультик“ дороже сотни стоит. Выкладывай пятнадцать тысяч баксов». У меня шары – на лоб! Естественно, выразился не очень нормативной лексикой, мол, пошла бы ты, ласточка, на… и так далее, как говорится, по тексту. А следующим утром она нагрянула ко мне с заявлением в суд об изнасиловании несовершеннолетней и со справкой медэкспертизы. Достатый в пень, я схватился за голову: «Мама миа!» Во избежание чудовищных последствий пришлось отдать грабительнице всю наличку долларов.

– Пятнадцать тысяч?

– И ни цента больше.

– Еще не требовала?

– Я не круглый идиот. Отдавая баксы, взял расписку в том, что Лоция Геннадьевна Жемчугова получила от Гария Наумовича Косача безвозвратную спонсорскую помощь в сумме пятнадцати тысяч американских долларов и, не имея к спонсору никаких претензий, выражает ему глубокую благодарность. Документик сей мы с девочкой заверили у нотариуса.

– Отчаянная, видать, девица…

– Дура с фейсом или с задвигом на любовных романах. Ловить крезу от секса, то есть получать удовольствие, не умеет. Прием «сопротивления» придумала, чтобы заполучить у медиков справку.

– Зачем ей понадобилось столько валюты?

– А кому теперь баксы не нужны? Российская «капуста» усыхает на глазах…

В прихожей заверещал звонок. Косач отхлебнул из чашки несколько глотков остывающего чая и пошел открывать дверь. Вернулся он в кухню с Алексеем Задовым. Увидев Голубева, Лёха удивился:

– Соскучился по мне, Дмитрич, что ли?

– Приехал в гости, а тебя дома нет, – с улыбкой ответил Слава.

– Плесни, Гарик, и мне чайку, – присаживаясь на табуретку у стола, сказал Задов и повернулся к Голубеву. – Колесо у джипа спустило. Ездил в мастерскую. Появился тут мастер-ломастер. Набросал, падло, гвоздей по улице, и чуть не каждый шофер вынужден заворачивать к «умельцу» клеить проколотые колеса. Я сегодня предупредил ловчилу: «Ты, бля, кончай эти фокусы. Еще раз проколюсь, заставлю языком вылизать весь асфальт возле твоей богадельни». Смикитил, придурок, что не шучу. Починил колесо бесплатно… – Лёха вздохнул. – Какая забота, Дмитрич, привела тебя ко мне или к Гарику?

– В основном – к тебе, – сказал Слава.

– Наверное, Лоцию Жемчугову никак найти не можешь?

– Нашли, но мертвой.

– Замочили, что ли?.. – искренне удивился Задов.

– Замочили. И не только ее, но и Руслана Мамаева. Чтобы задымить следы, сожгли мамаевскую избу.

– Ну, бля, наворот! Когда это стряслось?

– Позавчера, поздним вечером.

Лёха растерянно посмотрел на Косача, замершего с чайником в руке, затем опять повернулся к Голубеву:

– Если подозреваешь меня, то круто ошибаешься. Позавчера я уехал из райцентра утром. Весь день мы с Гариком возились с контейнером, а вечером до глубокой ночи таскали из грузовика на третий этаж коробки с турецкими шмотками. Это подтвердят все соседи. Некоторые из них даже помогали нам.

– Допрыгалась грабительница, – изумленно сказал Косач, подавая Задову чашку с кипятком.

– Мужики, кто, по-вашему, мог учинить такую бойню? – спросил Голубев.

– «Бойцов» теперь много и разных, – Лёха, хлебнув из чашки, обжегся и сердито уставился на Косача. – Ты чо голимый кипяток мне подсунул?

– Завари сначала пакетик, потом хлебай, – с усмешкой ответил Косач.

Задов, протягивая руку за пакетиком, поморщился:

– Тьфу, блин, ошпарил весь хлебальник. Не зря говорится, с утра не выпьешь – весь день кувырком. В мастерской услышал дурное сообщение. Теперь вот Дмитрич привез из райцентра неприятность. Сплошные кошмары.

– А что в мастерской? – спросил Косач.

– Шпингалета там встретил. Говорит, вчерашним вечером из кювета Бердской автотрассы милицейские подняли труп Дельфина с двумя дырками в башке. Одна дыра в затылке, другая – контрольная, между ухом и виском.

– Это какой Дельфин?

– Ну, помнишь, в охране Писмаря Тимур ошивался… Шкафчик, лет двадцати, с дебильной мордой. Фамилия, кажется, Хазанов.

– Хазанов – известный хохмач. С такой фамилией у Писмаря охранников не было.

– Да знаешь ты его. Мы с ним еще одинаковые джипы купили в прошлом году.

– Это, который до Писмаря инструктором в бассейне «Нептун» был?

– Ну, наконец до тебя дошло, как до жирафа.

– Смотри-ка… Следом за Писмарем стали валить и его братву.

– Начался передел зон влияния. Связал ты, Гарик, меня с веселой компашкой. Слава Богу, что я легко от них отвязался.

Косач виновато развел руками:

– Кто бы мог подумать, что такого авторитета, как Писмарь, завалят. Он же был вхож во все областные организации. Кого только не финансировал…

– Вот и дофинансировался.

– Ребята, среди знакомой вам братвы есть клички Мамай и Мура? – спросил Голубев.

– Никогда таких не слышал, – быстро ответил Косач.

Задов прежде, чем ответить, подумал.

– Муры нету, – уверенно сказал Лёха. – А Мамаем братки зовут Вениамина Федотовича Мамаева – адвоката Татьяны Борисовны. Только этот адвокат боится братвы, как черт ладана. Когда меня прижали со срочным возвратом кредита, я сунулся было за помощью к Вениамину Федотовичу. Тот перепугался: «Извини, Алексей, с писмаревской группировкой ни за какие деньги связываться не стану. Советую: расплатись срочно и больше не суйся в их криминальные дела».

– Руслана Мамаева знаешь? – снова спросил Слава.

– Родственник адвоката, что ли?

– Младший брат.

– Нет, не приходилось с ним встречаться. И от братвы о нем ничего не слышал. – Задов посмотрел Голубеву в глаза. – Почему, Дмитрич, надумал, будто я приложил руку к Лоции и этому… Руслану?

– Убийца был точно на таком джипе, как у тебя.

– Это не улика. Точная копия моего джипа была, скажем, у того же Дельфина.

– Он не нанимался в киллеры?

– Дуболом он был. После расстрела Писмаря, оказавшись без заработка, мог и наняться.

– Сам-то, Алексей, чем намерен теперь хлеб зарабатывать?

Лёха усмехнулся:

– Планирую заключить с мэрией Новосибирска договор на поставку песка с Багамских островов.

– Для чего?

– Дороги посыпать при гололедице.

Голубев засмеялся:

– Молодец, что не отчаиваешься.

– Чего, Дмитрич, холостяку отчаиваться, – Задов вздохнул. – Коммерческие фирмы пока не все лопнули. Устроюсь к какому-нибудь воротиле шофером.

Глава XVIII

С Косачом и Задовым Голубев расстался после того, как своими глазами убедился в существовании официальной расписки Лоции Жемчуговой о получении «спонсорской помощи» и переговорил с соседями, подтвердившими, что позапрошлым вечером Косач и Задов действительно закончили перегрузку коробок с турецким товаром уже заполночь. Алиби Задова оказалось надежным. Когда случилось происшествие в избе Федота Мамаева, Лёха находился в Новосибирске. Отпало и предположение, будто Косачу выгоднее было нанять киллера, нежели платить шантажистке. Теперь стало ясным, откуда у Лоции взялись пятнадцать тысяч долларов.

Из Первомайского района Слава направился в центр Новосибирска, где недалеко от магазина «Книги» на Красном проспекте находилась квартира Татьяны Борисовны Жемчуговой. По намеченному Бирюковым плану надо было переговорить с Катей Лепетухиной – соседкой и подругой Лоции.

Похожая на топ-модель из рекламных телероликов Катя, в отличие от простецкого Гарика Косача, оказалась девушкой с характером. Едва Голубев обратился к ней, что называется, «на равных», она тотчас одернула:

– Мы с вами на брудершафт не пили и, тем более, не целовались.

– Извините, Екатерина… Как ваше отчество? – быстро извернулся Слава.

– Можете называть Катей, но не «тыкать».

– Замечание принимаю, – улыбнувшись, сказал Голубев. – Я сотрудник уголовного розыска. Хотел бы поговорить с вами о Лоции Жемчуговой.

Лепетухина вздохнула:

– О мертвых не принято говорить плохое.

– Расскажите хорошее. Вам известно, что случилось с Лоцией?

– Вчера от Татьяны Борисовны узнала.

– Вы, кажется, подругами были?

– Относительно.

– Точнее не скажете?

– Ну, в общем… Учились в одном классе. Иногда в кино вместе ходили, в театр, на дискотеку и праздничные тусовки. Одно время синхронным плаванием увлекались.

– В бассейне «Нептун»?

– Да.

– Кто там инструктором у вас был? – почти интуитивно спросил Слава.

– Светлана Николаевна…

– А инструктора Тимура с фамилией вроде Хазанов не знаете?

Лепетухина задумалась:

– Да, был в «Нептуне» инструктором Тимур Хазаров. Он с парнями занимался и на Лоцию в наглую глаз косил.

– А она на него?..

– Ноль внимания.

– Что так?

– Тупой сверх предела парень. Хвастун – еще больше. Слушать совершенно не умеет. Зато о своих подвигах готов трепаться, как токующий глухарь. Едва начнешь ему что-то говорить, сразу оборвет излюбленным словцом «мура» и отправляется в хвастливый заплыв.

– Наверное, у него и прозвище Мура было? – спросил Голубев.

– Нет. Плавал Хазаров легко, словно дельфин. Поэтому и прозвали так. Мурой только Лоция его называла. Причем прямо в глаза.

– И он не обижался?

– Нисколько. Ему до фени было: что Мура, что Дельфин. Собственно говоря, мы недолго с ним общались. Тимур скоро уволился из «Нептуна». Потом и наша компания распалась. Мара Наливкина, к примеру сказать, после техникума уехала работать в райцентр. Другие девушки поступили в институт или еще куда-то.

Ухватившись за тонкую нить, Слава осторожно стал подбираться к клубочку:

– А Хазаров куда пристроился?

– В какую-то криминальную группировку уплыл.

– Почему так думаете?

– Слишком быстро разбогател. В черном джипе стал ездить. Золотом сверх меры обвешался. Прическу сделал «домиком», как у крутых качков.

– Глаз перестал косить на Лоцию?

– Куда там! Постоянно подлавливал ее, чтобы похвастать богатством. Услуги свои предлагал.

– Какие?

– Насчет охраны и все такое…

– Не в смысле секса?

– Ни в коем случае! Сексуальные намеки или предложения Лоция отвергала наотрез.

– И охранными услугами Тимура не пользовалась?

– Однажды обращалась к нему за помощью, когда три бойфренда из соседнего подъезда нашей многоэтажки, угрожая опасностью для жизни Лоции, попытались «доить» Татьяну Борисовну. Рассчитывали качки, что ради дочери мама не пожалеет валюты. Вот тогда Лоция показала Тимуру тех отморозков, и Хазаров доходчиво объяснил деткам, что рэкет – бяка.

– По сколько годиков той детворе?

– Лет по шестнадцать.

– Это не они пытались изнасиловать Лоцию на даче в Матвеевке?

– Они. В отместку за урок Тимура бойфренды хотели устроить ей «мультифакс». Я видела, как отморозки затолкали Лоцию в машину, и догадалась, куда ее повезут. Их балдежные забавы известны всем девкам нашего двора. Сразу сказала Геннадию Никифоровичу. Тот успел захватить балдежников до начала сеанса. После этого они больше к Лоции не клеились.

– С криминальными группировками «бойфренды» не связаны?

– Нет. Все трое – отпрыски жирующих на нефтебизнесе предков. Одному из них папик подарил заезженную иномарку и сделал липовые водительские права. Вдобавок недурственную дачку в Матвеевке на сынулю оформил. Двое других, менее избалованных родителями, у него, как у самого богатого, в шестерках вертятся.

– Чтобы отомстить Лоции, они не могли нанять киллера?

– Наемным убийцам, если газеты не врут, надо платить большие деньги. У бойфрендов же не хватает купюр на приличных проституток. Всякую шваль на дачу возят.

– А у Тимура Хазарова не было повода для сведения счетов с Лоцией?

– Обида за то, что Лоция в упор его не признавала, у Тимура, возможно, была. Только он никогда не выказывал вида. Собственно говоря, Хазаров из тех тупоголовых спортсменов, которые, кроме себя родимых, никого не любят.

– Но ведь Лоция ему нравилась…

– Что из того?.. Жениться на ней он не мечтал. Общаться на уровне – ума не хватало. А, скажем, укладывать силой в постель девицу, не достигшую восемнадцати лет, не каждый отморозок решится. Тимуру не было никакого резона сводить с Лоцией счеты.

«Девушка, кажется, не глупа», – подумал Голубев и спросил:

– Катя, вы где учитесь?

– В университете на первом курсе философского факультета.

– Вам, наверное, на лекции пора?

– У нас сегодня семинарские занятия во вторую смену.

– Почему Лоция не поступила в университет? Знаний не хватило?

– По знаниям она была не слабее меня. Просто еще не определилась в выборе специальности и спасовала на приемных экзаменах…

Слово по слову Голубеву удалось подвести Лепетухину к разговору об отрицательных чертах характера Лоции. По мнению Кати, Лоция была чрезмерно резка в суждениях и способна на экстремистские, почти необъяснимые с логической точки зрения, поступки. Так, на уроке литературы, когда молодая учительница монотонным голосом добросовестно пересказывала содержание учебника, Лоция могла, чуть перефразировав Пушкина, будто рассуждая вслух, со вздохом проговорить: «Ее урок – другим наука, но, Боже мой, какая скука». После такого «вздоха» надеяться на оценку по литературе выше «тройки», конечно, не приходилось. Преподавателю истории, часто заявлявшемуся в класс навеселе или с похмелья, могла с наивным удивлением запросто задать вопрос: «Иван Федорович, вы опять на пробку наступили?» Что тоже не способствовало объективной оценке знаний. Мстительное занижение оценок Лоцию ничуть не тревожило. Если одноклассники начинали сочувствовать ей и возмущаться несправедливостью, она улыбалась: «Дети, дышите глубже». Во всех случаях откровенной глупости Лоцию прямо-таки подмывало на дерзость.

– Она и вне школы была такой? – спросил Голубев.

– Да, могла любому дубаку сказать правду в глаза или ядовито подколоть, – ответила Лепетухина. – Однажды мы с Лоцией учили уроки у Жемчуговых. Зашла соседка Зинаида Юрьевна, много лет проработавшая с дипломом заочного пединститута в райисполкоме. Стала жаловаться Татьяне Борисовне на трудную жизнь и на то, что, кроме как преподавать в школе географию, другой работы найти не может. Татьяна Борисовна посочувствовала: «Зина, ты же, наверное, все институтские знания забыла. Трудно тебе в школе будет». Соседка махнула рукой: «Ну, там северный полюс, южный… Это я знаю. Остальное в учебнике можно прочитать». Лоция прыснула со смеха. Чуть успокоившись, на полном серьезе сказала: «Зинаида Юрьевна, учтите, что по новой программе полюса поменяли местами. Где был северный полюс, там теперь – южный». Соседка удивилась: «Не может быть… Когда это сделали?» – «Сразу, как социализм отменили». – «А зачем?» – «Из-за температуры. В Антарктиде ведь холоднее, чем в Арктике». Тут Татьяна Борисовна, сдерживая смех, прикрикнула: «Не разыгрывай взрослых! Учи свои уроки».

– Часто Татьяна Борисовна покрикивала на дочь?

– Нет, у Лоции с мамой были очень добрые отношения, пока Геннадий Никифорович от них не ушел. Его уход все перевернул. Лоция стала нервной. Недавно призналась мне: «Знаешь, Катя, мама говорит, что они с папой Геной не сошлись характерами. Не верю этому. По-моему, пока я в Речкуновском санатории была, она здесь что-то такое отмочила, чего папа Гена простить ей не смог». Я возразила: «Татьяна Борисовна не ветреная женщина». Лоция вспыхнула: «Ты будто не смотришь зарубежные сериалы! Вон какие там умные дамы в отсутствие мужей дурь творят».

– А сама Лоция дурное не творила? – вставил вопрос Слава.

– В смысле чего?

– Скажем, в смысле секса.

– Она и в мыслях этого не допускала… – Лепетухина задумалась. – Один раз только от нее слышала: «Папа Гена круто погорел в бизнесе. Не знаю, как ему помочь?.. Чтобы добыть баксов, хоть на панель иди».

– Ну, и пошла?..

– Вы что! Сказано-то было просто к слову.

– А с Гариком Косачом у нее какие были отношения?

– По-моему, никаких не было. Гарик содержит магазин в подвале нашего дома. Ужасный бабник. Общаться с ним мерзко.

– Ради чего Лоция в райцентр поехала?

– Наверняка, чтобы найти отца.

– От кого ей стало известно, что отец там?

– Она принялась искать Геннадия Никифоровича сразу, как вернулась из Речкуновки. А где-то, наверное, за неделю до поездки в райцентр вообще места себе не находила. Сновала по всем знакомым. Однажды пришла взвинченная и с отчаянием заговорила: «Катя, ну где мне отыскать папу Гену?.. Мура по секрету сказал, что моего папочку поставили на счетчик, и какой-то киллер Мамай уже охотится за ним». Я стала успокаивать, мол, не пори горячку. Хазаров опять набивается к тебе в заступники, а ты поверила трепачу. Лоция закрутила головой: «Ой, нет, Катя! Тимуру самому предлагали за крутые бабки мокрое дело, но из-за знакомства со мной он отказался. Такое Мура не станет попусту трепать». – «Это он цену себе набивает». – «Не отговаривай! Я не круглая дурочка». Обиделась и ушла.

– Больше не приходила к вам?

– Нет. Последний раз видела ее у остановки «Речной вокзал», когда она разговаривала с бывшим шофером Татьяны Борисовны. Хотела пообщаться, но Лоция отмахнулась и даже не сказала, куда собралась ехать.

– Кличка киллера Мамай не напомнила ей фамилию Вениамина Федотовича Мамаева?

– Это адвокат Татьяны Борисовны?

– Так точно.

Лепетухина пожала плечами:

– Красавцем адвокатом раньше восторгалась Мара Наливкина. Она в соседях с ним жила. А Лоция о нем, по-моему, имела смутное представление. Во всяком случае, при разговоре со мной никогда не упоминала Мамаева.

– А о Василии Григорьевиче что-нибудь от нее слышали?

– Если имеете в виду Василия Григорьевича Кудрявцева, то мы с Лоцией даже у него дома были.

– Кто он?

– Сослуживец Геннадия Никифоровича по морским плаваниям. Теперь на пенсии, но выглядит дай Бог каждому в его возрасте. Одна из комнат его квартиры оборудована, словно радиорубка на корабле. Рассказывал, что может связаться с любым городом мира. В личной картотеке имеет тысячи позывных сигналов знакомых радиолюбителей.

– Где живет?

– В многоэтажке по улице Каинской. На номер дома и квартиры я не обратила внимание, но второй подъезд от поликлиники водников запомнила.

– Фамилию не спутали?

Лепетухина улыбнулась:

– В моем возрасте склероз иметь рано.

– Лоция знала номер телефона Кудрявцева?

– Конечно. Прежде чем идти к нему, она по телефону договорилась о встрече.

– Когда и по какому поводу ходили?

– В начале сентября Лоция насчет отца у него разузнавала.

– И что узнала?

– Василий Григорьевич сказал, что у Геннадия Никифоровича все нормально. Попросил Лоцию, чтобы она не суетилась зря. Разыщу, мол, твоего папу Гену и представлю в полном здравии.

– Почему же Лоция не послушалась Кудрявцева?

– Такой уж у нее характер. Сидеть сложа руки и ждать у моря погоды она просто не могла.

– Из райцентра не звонила вам?

– Не знаю откуда, но междугородный звонок был позавчера в полдень. Лоция спросила: нет ли каких известий от папы Гены? Узнав, что нет, сказала, будто вечером за ней обещал заехать Тимур Хазаров. Мура, дескать, круто поговорит с Мамаем и после того в своей машине привезет ее в Новосибирск. Не успела я спросить, что с ней и где она находится, как в трубке запикали короткие гудки. Такая манера разговора у Лоции с детства. Выскажет, что надо, и сразу бросает телефонную трубку.

Исчерпав все вопросы, Голубев поблагодарил собеседницу и попрощался. На протяжении всего разговора с Катей Лепетухиной в соседней квартире Татьяны Борисовны Жемчуговой царила гробовая тишина.

Глава XIX

Выбежавший из подъезда многоэтажки вихрастый подросток с ученическим ранцем за спиной на вопрос Голубева – не знает ли мальчуган Василия Григорьевича Кудрявцева? – протараторил, что «моряк дядя Вася» живет в тридцать первой квартире, и, видимо опаздывая в школу, со всех ног чесанул вдоль улицы. После первого же звонка дверь открыл чисто выбритый седовласый мужчина в тельняшке, обтягивающей могучие плечи.

– Я из уголовного розыска, – сказал Слава. – А вы, если не ошибаюсь, Василий Григорьевич Кудрявцев?

– Не ошибаетесь, – суховато ответил мужчина и попросил предъявить документ.

Внимательно изучив показанное Голубевым удостоверение, он пристальным взглядом сверил фотографию с «оригиналом» и лишь после этого впустил Славу в прихожую. Затем провел в светлую комнату и предложил сесть в мягкое кожаное кресло. Отсвечивающие искринками импортных обоев стены комнаты были увешаны бронзовыми рамками с увеличенными фотографиями на тему «Море и корабли». Центральное место в этой экспозиции маринистики занимала копия картины Айвазовского «Девятый вал» в раме из старинного резного багета.

– Тоска по флотской службе, – заметив, что Голубев рассматривает фотографии, сказал Кудрявцев и сел в кресло рядом.

Когда Слава коротко изложил суть своих вопросов, Василий Григорьевич задумался. После затяжной паузы медленно проговорил:

– Если это не служебная тайна, то объясните, пожалуйста, чем вызван интерес уголовного розыска к Потехину и его дочери?

– Лоцию убили, – вынужден был сказать Голубев.

– Когда?! Где?.. – непроизвольно вырвалось у Кудрявцева.

– Позавчера вечером в райцентре.

– Да как же такое случилось?

– Разбираемся…

– Вряд ли смогу оказать вам пользу.

– Ну, как же… Вы плавали по морям с Потехиным, знакомы с его дочерью… – начал было Голубев, однако Кудрявцев не дал ему договорить:

– Да, с Геннадием Никифоровичем мы вместе прошли все моря и океаны. Это очень порядочный человек и надежный товарищ. Дочь его знаю совсем мало.

– Расскажите хотя бы то, что знаете.

– Я так оглушен случившимся, что трудно собраться с мыслями. Представляю, какое горе обрушится на Потехина, когда Геннадий Никифорович узнает о гибели любимой дочери.

– Где он сейчас находится?

– На этот вопрос смогу вам ответить, пожалуй, к концу сегодняшнего дня. Оставьте номер своего телефона.

– К сожалению, мой телефон находится в райцентре.

– Разве у вас нет мобильной трубки или, на худой конец, пейджера? – удивился Кудрявцев.

Слава усмехнулся:

– У нас не всегда хватает денег на бензин.

– Грустно, когда преступники обеспечены лучше правоохранительных органов.

– Прямо сказать, не очень весело.

– Кто возглавляет следствие?

– Районный прокурор, – Голубев на вырванном из записной книжки листке написал телефонный номер Бирюкова. Подавая листок Кудрявцеву, сказал: – Будет лучше, если позвоните непосредственно ему.

– Непременно позвоню, – словно запоминая цифры, ответил Кудрявцев. – Думаю, что не позднее завтрашнего дня Потехин сам приедет в вашу прокуратуру.

– Говорят, он сейчас в заграничной командировке.

– Узнав о трагедии, Геннадий Никифорович немедленно прилетит на похороны дочери из любой точки мира.

– Кто же ему об этом сообщит?

– Проблема пустяковая. Друзей у Потехина больше, чем врагов.

– Выходит, враги у Геннадия Никифоровича есть? – стараясь продолжить разговор, спросил Слава, однако Василий Григорьевич и на этот раз уклонился от прямого ответа:

– У кого их нет.

Ничего определенного не сказал Кудрявцев и о телефонном разговоре, когда Лоция звонила ему из райцентра. Он лишь подтвердил, что короткий обмен фразами, действительно, состоялся, но привычка Лоции обрывать разговор почти на полуслове не дала возможности понять, откуда девочка звонит, а также – какую «информацию» и с какой целью она проверяет.

Убедившись, что флотский друг Потехина явно не намерен откровенничать, Голубев не стал тратить время. Ушел Слава от Василия Григорьевича с твердой уверенностью: Кудрявцев знает нечто такое, чего прежде времени не хочет говорить либо из соображений обывательской осторожности, либо по какой-то более серьезной причине.

Досадуя в душе на «моряка дядю Васю», Голубев подрулил свой «Запорожец» к Управлению по борьбе с организованной преступностью. Кабинет Кости Веселкина оказался закрытым. Подвернувшийся в коридоре молоденький лейтенант сказал, что Константин Георгиевич сейчас на оперативном совещании у начальника и освободится минут через десять. Однако совещание закончилось только через полчаса, когда Слава, нервничая от нетерпения, исходил весь коридор, что называется, вдоль и поперек.

– Ну, вы и заседаете… – здороваясь с Веселкиным за руку, недовольно сказал Голубев.

– Не блох ловим, чтобы спешить, – с лукавым прищуром сквозь очки ответил Костя. – У тебя, догадываюсь, опять чэпэ районного масштаба?

– С районными происшествиями разбираемся сами. А коли уж к тебе приехал, значит, ниточка потянулась в ваш смрадный город.

– Смраду у нас хватает, как в прямом, так и в переносном смысле. Пошли, деревенский детектив, поговорим в кабинете.

Ни о Жемчуговой с Потехиным, ни об их дочери никаких сведений у Веселкина не было. Когда же Слава рассказал суть происшествия и перечислил причастных к нему лиц, Костя задумался. Голубев указал взглядом на компьютер, стоявший на столике слева от Веселкина:

– Будь другом, пошуруй в электронной памяти. Нет ли в какой из группировок киллера Мамая?

– И шуровать нечего. Впервые такую кличку слышу, – сказал Костя.

– А о Дельфине слышал?

– Дельфин уже отстрелялся.

– Выходит, правда, что труп Тимура Хазарова вчера вечером подняли из кювета Бердской автотрассы?

– Правда. Вот по нему мы и заседали долго. Тебе откуда об этом известно?

– Сегодня спозаранку пообщался в Первомайском районе со своим земляком Алексеем Задовым.

– Это Махновец, который у вас там возглавлял писмаревский филиал «Отдых»?

– Так точно, Есть на него какой компромат?

– Ничего нет. Задова использовали в качестве подставного игрока, К его счастью, фирма не успела пустить метастазы, и Махновцу удалось отколоться от братвы незамаранным. Кто ему рассказал об убийстве Хазарова?

– Какой-то Шпингалет. Знаешь такого?

– Знаю. Валя Тюфин – мальчик на побегушках. Надо будет срочно разобраться, из какого источника появилась у Шпингалета свеженькая информация.

– Не у вас ли утечка?

– Нет. Скорее всего, Валя в своей среде о Дельфине пронюхал.

– О Гарике Косаче тебе что-нибудь известно?

– Косач – известный челнок. Напропалую грешит с продажными красавицами. Водит знакомство с авторитетами, обеспечивая себе надежную крышу. Сам же криминалом не занимается. Чтит Уголовный кодекс. Даже налоги аккуратно платит.

– Ну, а к какому выводу пришли на оперативке по Хазарову?

– Пока сошлись на том, что ликвидировали Дельфина, как одноразового киллера, чтобы прервать цепочку заказного убийства. Таких наемников обычно хоронят вдоль автотрасс. В данном случае убийца, или убийцы, явно спешили. Зарывать труп было некогда. Его просто столкнули в кювет рядом с оставленным на обочине джипом, который и привлек внимание милицейского патруля. В карманах убитого не тронули макаровский пистолет с тремя патронами, две полные обоймы к нему, трубку сотового телефона «Билайн» и почти тысячу рублей.

– Вот пропасть… – огорченно проговорил Голубев. – Иду по горячему следу. Чуть на пятки не наступаю преступникам, а какой-то злодей перед самым носом меня опережает. Посуди сам… По заявлению Жемчуговой я через сутки вышел на след потерявшейся девочки, а ту, оказывается, накануне вечером застрелили вместе с Русланом Мамаевым. И сделал это, вероятно, Тимур Хазаров, обещавший Лоции «круто поговорить с Мамаем» и привезти ее в своей машине в Новосибирск. Сегодня утром вышел на Хазарова – тот уже мертвец. Будто назло, словно испарился Геннадий Потехин, основательно намявший бока Руслану. В том, что кровавая каша заварилась с покушения на Потехина, сомнений нет. Но с какой самодеятельности влезла в преступный замысел Лоция и ради чего пристрелил ее киллер?..

– Кажется, самодеятельностью здесь действительно попахивает, – задумавшись, сказал Веселкин. – Киллеры-профессионалы таких ребусов не закручивают. Обычно они бросают на месте преступления оружие и – ищи ветра в поле. А твое предположение об участии в деле Хазарова заслуживает самого серьезного внимания. Не исключено, что именно из-за этого Тимура поспешно устранили, чтобы не навел следствие на заказчика.

– С заказчиком у меня вообще проблема.

– Давай вместе подумаем. Кому было выгодно устранить Потехина?

– Если это не связано с коммерческой деятельностью Геннадия Никифоровича, то возможны два варианта. Упрощенно назову их: экономический и любовный. В первом случае, поскольку семья Жемчугова – Потехин распалась, при официальном разводе неизбежен дележ совместно нажитого имущества. Чтобы не делиться с бывшим супругом, Татьяна Борисовна вполне могла нанять киллера, услуга которого наверняка дешевле, чем половина семейного состояния. Так или не так?..

– Так, – согласился Костя.

– Перехожу к анализу любовного варианта. Он посложнее экономического, так как в нем возможна корысть не только Татьяны Борисовны, но и любовника, с которым она словила левый кайф. Жемчугова – женщина, как говорится, приятная во всех отношениях. Не берусь судить о ее личной влюбчивости, но уверен, что свести с ума любовника для нее – пара пустяков. В такой ситуации Потехин – третий лишний. А лишнего, чтобы не мешал, тоже могут запросто «заказать». Вот здесь ум идет на раскоряку: сообща влюбленные решали проблему или в одиночку, без согласования друг с другом?..

– О любовнике что-нибудь известно?

– Ровным счетом ничего. Татьяна Борисовна, признав, что дала мужу повод для ревности, дальше тему не раскрыла. Не будешь же от нее требовать: «Давай подробности!» Собирать сплетни – долгое и не всегда результативное занятие. Да и умные женщины обычно не рекламируют любовные похождения. Жемчугова – не ветреная глупышка. Что-то она, похоже, утаивает, но мужа ни в чем не обвиняет. Короче, ответ на сей щекотливый вопрос может дать только Геннадий Никифорович Потехин, когда узнает о гибели дочери. Какое у тебя мнение на этот счет?

– Думаю, ты на правильном пути… – Веселкин помолчал. – Пока Потехина не разыскали, надо разобраться с Хазаровым. Я попрошу экспертов, чтобы срочно исследовали обнаруженные на месте пожара пули и гильзы. Не от того ли они пистолета, который находился в кармане Тимура?

– Как бы не подменили ему пистолетик…

– Судя по отпечаткам пальцев, обошлось без подмены. Скажи, Слава, а Руслан Мамаев не родственник адвоката Мамаева?

– Младший брат.

– Что-то я о нем раньше не слышал.

– Он недавно поселился в Новосибирске. Вениамин Федотович устроил братишку охранником филиала «Интербанка» и выхлопотал ему комнату в коммуналке. Адвоката хорошо знаешь?

– Еще бы не знать. Это, пожалуй, самый известный из адвокатов по уголовным делам. В любом обвинительном заключении может отыскать зацепочку, чтобы вернуть дело из суда на доследование, или снизить вину подзащитного до условного наказания, а то и вовсе добиться оправдательного приговора. На судебных процессах находчив и красноречив, как знаменитый Плевако.

– Мне говорили, будто он боится криминальных группировок, – сказал Голубев.

Веселкин отрицательно повел головой:

– Вениамин Федотович – мужик не робкого десятка. Умеет держаться достойно в любых ситуациях. За мелочные дела не берется. Выступает только на крупных процессах, где можно хорошо заработать. «Авторитеты» очень ценят свободу и, оказавшись на скамье подсудимых, денег на свою защиту не жалеют.

– В моральном плане господин Мамаев как?

– Очень осторожен. На презентациях возле него угодливо вьются разномастные топ-модели. Мужик-то видный, популярный и чертовски богатый. Что касается источников обогащения – коммерческая тайна. Опытного юриста на черном нале за руку не схватишь.

– Влиятельных друзей в каких структурах власти имеет?

– Во всех эшелонах на высоком уровне.

– Как считаешь, будет за братишку на нас давить, если запурхаемся с расследованием?

– Вряд ли. Вениамин Федотович наверняка понимает, что родного брата не оживить, а на скамью подсудимых может сесть кто-либо из его знакомых братков. Если хочешь подробно выяснить личность Мамаева, могу свести тебя с давним моим другом, который знает всю подноготную Вениамина Федотовича.

– Кто этот друг?

– Старый журналист Иван Мефодьевич Кузин. Много лет возглавлял отдел криминальной хроники в вечерней газете. Теперь на пенсии. Месяца два назад стал публиковать в «Вечерке» документальный детектив с продолжением. Назывался он «Защитник братвы». После выхода газеты, где наметилась сюжетная завязка, продолжение оборвалось.

– Почему?

– Автору стали угрожать по телефону. Мефодьевич позвонил мне. Договорились с ним встретиться, но он не пришел. На мой звонок – отчего затягивает встречу? – ответил уклончиво, мол, плетью обуха не перешибешь. Из этого можно сделать вывод, что братки наехали на Кузина очень круто.

– Меня не так адвокат интересует, как его братец Руслан.

– Кузин может знать и о Руслане. Ну, звонить ему?..

– Звони.

Веселкин полистал телефонный справочник и набрал номер. Услышав ответ, представился. После короткого разговора о том да о сем сказал:

– Иван Мефодьевич, мой товарищ имеет большое желание взять интервью у старого журналиста… На какую тему?.. Разумеется, о газетной работе. Когда сможете его принять?.. Адрес подробно ему нарисую, не заблудится… Договорились, скоро он будет у вас.

Глава XX

Соседствующую со спортивным клубом «Динамо» серую пятиэтажку Голубев отыскал быстро. По словам Веселкина, раньше этот дом, как и соседние, мрачные с виду многоквартирные дома полностью занимали сотрудники НКВД. В усыпанном опавшей листвой дворе, за столиком под кривыми ветвистыми кленами, четыре старика в черных плащах покроя полувековой давности и в старомодных фетровых шляпах азартно стучали костяшками домино. Проходя мимо них, Слава подумал, что это наверняка бывшие чекисты, и мысленно представил, с каким азартом в пору своей молодости они выбивали признания из «врагов народа». Картинка получилась жутковатая.

Кузин оказался невысоким крепеньким мужичком, выглядевшим немного за шестьдесят. Старый газетчик встретил Голубева так приветливо, будто обрадовался неожиданному собеседнику. Сначала он провел Славу в хаотично заваленную книгами, журналами и газетными подшивками комнату, где на большом столе рядом с пишущей машинкой стоял телефонный аппарат, но, внезапно передумав, предложил посидеть в кухне за чашкой чая. Выяснив, что внезапный гость вовсе не журналист, пришедший за интервью, а коллега Веселкина, одобрительно сказал:

– Молодец Костя! Открытым текстом по телефону не болтает. Если бы он заявил, что присылает ко мне сотрудника уголовного розыска, я тут же отказался бы от встречи.

– Чем вас обидел уголовный розыск? – с улыбкой спросил Слава.

– Ничем. Телефон мой был на подслушке. Опасаюсь, как бы вновь братки не вставили жучок.

– С чего они проявили к вашим разговорам интерес?

– С того, что хотел вывести на чистую воду их любимого защитника.

– Адвоката Мамаева?

– Конечно. На третий день, как началась публикация в газете, раздался телефонный звонок и шаляпинский бас прогудел мне в ухо: «Ты, мужик, слышь, кончай писать мемуары. Если еще напечатаешь продолжение, зароем твой талант в землю». И отключился. Я немедленно позвонил Веселкину. Выручай, мол, Костя, крутые наезжают. Договорились о встрече. Только-только положил телефонную трубку – вновь звонок. Тот же голос забасил: «Мужик, не надо Кости. Ты, чо, не понял? Будешь дергаться, костей не соберешь. Мы контролируем ситуацию, выгляни в окно»… Посмотрел я во двор и понял, что дело принимает не шуточный оборот, – Кузин через кухонное окно показал на забивавших «козла» стариков. – У той вон игральни, где коротают досуг бывшие опричники социализма, стояли два джипа, а возле машин курили наряженные под омоновцев «быки» с автоматами. Воевать с такой бандой я не отважился и прекратил публикацию. Получить пулю в висок или заточку в бок не хочется даже в моем зрелом возрасте.

– Может, это были настоящие омоновцы, – высказал предположение Голубев.

– Ни в коем случае. С первых дней неудавшейся перестройки я вел в газете криминальную хронику. За долгое время хорошо изучил повадки нынешней братвы. Бывшие певцы криминального мира кажутся солистами детского хора. Те все-таки думали о своей репутации. Нынешние такого слова не знают. Для них замочить человека проще, чем дураку сопли проглотить.

– По-моему, нынче и госчиновники с бизнесменами не особо задумываются о репутации, – стараясь поддержать разговор, сказал Слава.

– За редким исключением. Теперь, если не пьешь – значит, что-то скрываешь; отказываешься брать взятку – дурак. Иными словами, «плохой» у нас стал сильнее «хорошего», и все стремятся жить по принципу: кто не успел, тот опоздал.

– Адвокат Мамаев не из опоздавших?

– Вениамин Федотович – мужик с головой. Процесс его становления был прост, как грабли. Существует формула: первый раз женятся по глупости, второй – по любви, а третий – по расчету. Мамаев сразу выбрал последний вариант. В застойное время, когда служебная карьера зависела не столько от способностей, сколько от родственных связей, женился на дочери партийного функционера, которая не блистала ни умом, ни внешностью. С помощью такого нехитрого приема он сразу обрел теплое место под солнцем: стал следователем по особо важным делам. Поскольку в ту пору «важные» дела создавались по указанию руководящей и направляющей партии, то следователю-важняку оставалось всего-то подвести обвиняемых под нужную статью и грамотно написать обвинительное заключение. На этом поприще Мамаев зарекомендовал себя смекалистым малым. Все сработанные им дела были проштампованы в судебных инстанциях, что называется, тики-так.

– Когда он переквалифицировался в адвокаты?

– Сразу, как рухнула система. Вениамин Федотович быстро смекнул, что следовательская лафа кончилась и «начинаются дни золотые» для адвокатской практики. Оседлав вороных, то бишь открыв частную контору адвокатов, он сколотил крепенькую компанию талантливых юристов, и те лучше компьютеров стали просчитывать для своего хозяина наиболее оптимальные варианты защиты. С такой командой господин Мамаев, как говорится, был обречен на успех.

– Чувствуется, что вы давно его знаете.

– С той самой поры, когда Вениамин Федотович стал «важняком». Мне неоднократно поручали тогда писать очерки на криминальную тему и освещать в газете ход судебных процессов для создания общественного мнения. С юридической точки зрения это противозаконно, но партийные бонзы очень любили показательные процессы, чтобы народ видел своих «врагов». Собирая материал, приходилось много общаться со следователями. Некоторые из них избегали контактов с журналистами. Из других приходилось вытягивать факты, что называется, клещами. Мамаев же всегда был открыт и общителен. Вениамину Федотовичу откровенно нравилось, если его фамилия упоминалась в газете, естественно, в ореоле героя-разоблачителя преступной шайки. Знакомство наше продолжилось, когда он создал адвокатскую контору. Вениамин Федотович пришел ко мне в редакцию и проявил редкую осведомленность о моем скудном окладе и тощих гонорарах. Обещал платить «приватно и конфиденциально» во много раз больше за «информационное обеспечение» его фирмы. Сговорились на бескорыстном прославлении зародившейся юридической структуры после того, как ее достижения в объективной защите предвзято обвиняемых станут достоверным фактом.

– Но «прославление», похоже, не получилось? – спросил Голубев.

Кузин, отхлебнув из чашки глоток чая, усмехнулся:

– В мое бескорыстие Мамаев не поверил, и прославлять его стали другие газеты, где журналисты оказались менее щепетильны в отношении «конфиденциальной» оплаты собственного труда. Судя по их публикациям, адвокатскую деятельность Мамаев начал превосходно. На первых же порах он добился полдесятка оправдательных приговоров по делам, где, как я понял, обвинение было шито белыми нитками. В других судебных процессах ему удалось переквалифицировать вину подзащитных так, что они получили наказание условно. И раздутая газетами слава преуспевающего адвоката побежала впереди Вениамина Федотовича. Возле его офиса затусовались иномарки с тонированными стеклами. К фартовому защитнику косяком потянулась криминальная рать. Громилы с пудовыми кулаками и распухшими от греховных денег карманами стали излюбленными клиентами Мамаева. Защищая неправедные интересы, адвокату невозможно удержаться на праведном пути. Вот о том, как началось моральное падение в общем-то способного юриста, я и намеревался рассказать читателям. Однако Мамаев с помощью своих клиентов быстро оборвал лебединую песню моего журналистского расследования.

– Вы уверены, что это он организовал подслушивание вашего телефона?

– Конечно, уверен, – Кузин вновь показал в кухонное окно на доминошников. – Вон те рыцари плаща и кинжала, когда я по-соседски пожаловался им, мигом вынули из распределительной телефонной коробки «жучок». Они, специалисты по таким штучкам, объяснили мне, что подслушка установлена явно не официальной фирмой. А криминальные структуры бескорыстно самодеятельность не проявляют. Коли занялись этим, значит, получили заказ на устрашение. «Заказать» же меня, кроме Мамаева, абсолютно некому. Так что все сомнения на этот счет отпадают.

– С прекращением публикации угрозы прекратились?

– Сразу все затихло.

– И о каких грехах адвоката Мамаева вы хотели рассказать в газете?

– О всех тяжких, в которые он пустился с циничной лихостью. Для вас, надеюсь, не секрет, что главари криминальных группировок нынче стали называться авторитетами и активно полезли в легальный бизнес. Чем богаче ворюга, тем меньше для него опасность оказаться за тюремной решеткой. В народе даже сложилась поговорка: «Не воруй мало – посадят». Смысл ее, если задуматься, убийственный. Создается впечатление, будто действие российских законов распространяется лишь на мелких воришек да на оступившихся рядовых граждан. Большинство уголовных дел, возбужденных против заворовавшихся чиновников вплоть до губернаторов, а также против крутых авторитетов, при судебных разбирательствах лопается словно мыльные пузыри. Причина такого явления заключается вовсе не в том, что при расследовании собрано недостаточно доказательств.

– А в чем? – поддерживая разговор, спросил Голубев.

– В нынешних российских законах, будто умышленно, для создателей финансовых пирамид, крупных аферистов и взяточников оставлено столько «дыр», что смекалистые адвокаты без особого напряга уводят своих подзащитных от заслуженного наказания. Это первое. Во-вторых, организуется мощное давление на судей. В ход запускаются телефонное право, угрозы, шантаж, подкуп. Нужно быть очень смелым и принципиальным человеком, чтобы устоять перед таким прессингом. Настоящих смельчаков в судебных мантиях немного. Больше тех, кто, опасаясь мести за объективный приговор, сознательно подыгрывают адвокатам.

– Мамаев в своей адвокатской практике использует запрещенные приемы? – уточнил Слава, чтобы поскорее перейти от общих рассуждений к конкретной теме.

– На всю катушку.

– Есть примеры?

– Пожалуйста. Я на судебном процессе наблюдал, как в прошлом году Вениамин Федотович защищал ныне покойного авторитета Писмаря, когда тот в паре со своим охранником предстал перед судом по обвинению в убийстве конкурента по игорному бизнесу.

– Как фамилия охранника? – быстро вставил вопрос Слава.

– Хазаров Тимур, бывший инструктор по плаванию с кличкой Дельфин.

– Любопытно. И как же они расправились с конкурентом?

– Для выяснения отношений назначили «стрелку» у городской свалки в районе Гусинобродского кладбища. Конкурент, как условились, приехал для разборки один. Писмарь же нарушил договоренность и прихватил с собой Дельфина. Миром решить проблему не удалось. Когда конкурент стал садиться в свою машину, Дельфин по команде Писмаря застрелил его по всем правилам киллерского искусства. Первый выстрел – в спину, контрольный – в голову. Трое из обитающих на свалке бомжей видали сцену убийства и запомнили госномер писмаревского «Мерседеса». Вскоре подельники были арестованы. Писмарь, разумеется, сразу стал отрицать причастность к мокрому делу. Дельфин оказался в более сложном положении. Баллистическая экспертиза показала, что убийство совершено из пистолета, найденного при обыске в его квартире. На первых допросах он плел всякую околесицу, но после встречи с адвокатом Мамаевым, которого Писмарь срочно нанял для защиты, вдруг уверенно стал утверждать, будто пистолет куплен им за бесценок у какого-то бомжа на горсвалке сутки спустя после убийства. Самое же любопытное произошло при судебном разбирательстве. На суд явился лишь один из трех бомжей-свидетелей. Именно в нем Хазаров опознал того самого бомжа, у которого купил пистолет. После недолгого запирательства бомж признался, что подобрал «револьвер» на месте убийства до приезда туда милиции и через сутки продал его всего за сотню рублей «этому парню, который сидит на скамье подсудимых».

– Почему не явились двое других свидетелей?

– Они словно в воду канули. Вероятнее всего, по подсказке Мамаева братки из писмаревской группировки ликвидировали их и трупы сожгли там же, на свалке, которая чадит день и ночь.

– Чем закончилось это дело?

– Судья вернул его на доследование. Время было упущено, и попытки доказать виновность убийц не увенчались успехом. Писмарь был полностью оправдан, Хазаров оштрафован за незаконное приобретение огнестрельного оружия. Только липовый торговец «револьверами» отправился на полтора года в исправительно-трудовую колонию, где, по его мнению, живется не хуже, чем на свалке.

– За такие приемы защиты можно смело возбуждать уголовное дело против самого защитника.

– Можно, да где найти такого смельчака, который не испугался бы писмаревской группировки. Я, например, спасовал.

– После убийства Писмаря Мамаев поддерживает связь с его братвой?

– Судя по тому, как стремительно «быки» наехали на меня, это без наводки Мамаева не обошлось. Значит, и контакты адвоката с этой бандой не оборвались.

– О брате Вениамина Федотовича, Руслане, вам что-нибудь известно?

– Вселение Руслана в коммунальную квартиру – еще одна криминальная история в деятельности адвоката. Чтобы вселить брата в комнату, принадлежавшую восьмидесятилетней Раисе Петровне Гуськовой, Мамаев заключил с ней договор купли-продажи на семь тысяч рублей и пообещал устроить старушку в Бердский интернат для ветеранов труда. В интернате Гуськова до сей поры не поселилась, хотя из коммуналки выписана полгода назад. Спрашивается: куда она исчезла?

– Родственники у нее есть?

– Никого нет.

– Это похоже на распространенный прием ликвидации безродных стариков с целью завладения их жилплощадью, – хмуро проговорил Голубев.

– Так оно и есть на самом деле. Соседи Гуськовой говорят, что спустя неделю после отъезда старушки их вызывали в Бердский горотдел милиции для опознания обнаруженного в лесу трупа. Они опознали Раису Петровну, однако на том все заглохло. Убийца до сих пор не установлен.

– Не Руслан Мамаев «устранил» старушку?

– Не стану утверждать. Как всякий солдат, побывавший, по нынешнему определению, в «горячей точке», Руслан психически неуравновешен. Любитель выпить и под пьяную руку, по словам соседей, склонен на необдуманные поступки. Однако насчет его связей с криминальной средой у меня сведений нет.

Голубев встретился с Кузиным взглядом:

– Иван Мефодьевич, позавчера у нас в райцентре Руслана застрелили. Какая, по-вашему, причина могла привести к столь скорбному исходу?

– Это нечто необъяснимое, – с удивлением проговорил Кузин. – Застрелить брата популярного адвоката, который успешно защищает братву, могли либо по ошибке, либо кто-то свел с Русланом личные счеты.

– Есть предположение, что убийство совершил Тимур Хазаров.

– Предполагать, конечно, можно, да трудно в такое поверить. Адвокат Мамаев в прошлом году спас Дельфина от восьми лет лишения свободы, и вместо благодарности Дельфин убивает брата своего спасителя… Что-то тут не вяжется.

– А вчерашним вечером пристрелили и самого Хазарова.

– Ну, это уж совсем какая-то странная карусель, – еще больше удивился Кузин. – Вероятно, писмаревская братва решает проблему нового лидера. Кто из приближенных Писмаря станет во главе группировки, угадать невозможно. В таких делах многое зависит от непредсказуемой удачи.

– Хазаров не мог претендовать на лидерство?

– Он слишком мелок, точнее говоря, глуп для этого. Дельфин – заурядный исполнитель чужой воли, совершенно не умеющий мыслить. В тугоумии Хазарова я убедился, наблюдая за ним на прошлогоднем судебном процессе, когда Тимур через пень колоду излагал готовые сентенции, вдолбленные ему адвокатом Мамаевым.

– А если предположить, что в писмаревскую группировку вписался Руслан Мамаев? – начал развивать мысль Слава. – Допустим, Руслану для испытания поручили устранить неугодного человека, но он не справился с поручением. В таких случаях информированного неудачника обычно устраняют…

Кузин утвердительно кивнул:

– С тем, что неудачники не приживаются в криминальных группировках, согласен. Среди киллеров действует неписаное правило: принял заказ – выполни. Не выполнишь – пеняй на себя. Могут самого убрать. Такой вариант с Русланом вполне был бы возможен, если бы он не был братом адвоката Мамаева. Вениамин Федотович ни под каким предлогом не допустит Руслана в группировку. Земля ведь слухом полнится. А разве порядочный клиент пойдет к адвокату, у которого родной братец – бандит?..

– Много у Мамаева порядочных клиентов?

– С избытком хватает на всех сотрудников его конторы. Кроме адвокатских функций, фирма Вениамина Федотовича выполняет еще юрисконсультскую работу. Вот на этом поприще к Мамаеву не прискребешься. Здесь он действует строго в рамках закона.

– Мамаев вроде бы консультирует хозяйку парфюмерной фирмы «Лаванда»… – словно между прочим сказал Голубев.

– С Татьяной Жемчуговой я знаком по телевидению. Несколько раз участвовал в ее передачах, посвященных творчеству молодых поэтов, прозаиков и журналистов. Талантливая ведущая была. Умна, обаятельна, тактична. Как она руководит «Лавандой», не знаю. Мамаев однажды хвалился, будто спас ее от финансового краха, и мошенники выплатили ей неустойку в сто пятьдесят тысяч долларов.

– Сколько из этой суммы досталось Вениамину Федотовичу в качестве адвокатского гонорара?

– Процентов десять от общей суммы да со штрафных санкций – минимум двадцать.

– Проще говоря, около тридцати тысяч «зеленых» наварил?

– Пожалуй что – да.

Слава покачал головой:

– Если такой куш можно получить честным путем, зачем запрещенными способами защищать преступников? Неужели Мамаеву такого дохода мало?

Кузин усмехнулся:

– Денег да власти много не бывает. С официальных доходов надо платить налоги. А сколько братки, кроме официальной суммы, положат адвокату «на лапу», сам Господь Бог не узнает. Аппетит, как говорится, приходит во время еды. Да и популярность преуспевающего защитника сильно кружит адвокатскую голову. Мамаев – мужик тщеславный. Привык шагать по жизни с гордо поднятой головой победителя, равных которому нет.

– Как этот «победитель» ведет себя в быту?

– Не хуже и не лучше других «новых русских». Бездельница жена создает имидж благополучной обеспеченной семьи. Отсутствие детей ничуть не тревожит ни супругу, ни самого Вениамина Федотовича. Наверняка встречается с какой-то пассией, но держит это в строгом секрете. С клиентами, среди которых бывают весьма интересные дамы, отношения только деловые. Юрист понимает, что вольности здесь неуместны. На первом плане у него – работа.

– С ваших слов, образ Мамаева получается раздвоенным как бы пятьдесят на пятьдесят… – Голубев, задумавшись, помолчал! – С одной стороны – опытный энергичный юрист, умеющий добросовестно вести дела; с другой – деляга-взяточник, не брезгующий фальсификацией фактов в пользу подзащитных уголовников.

Кузин тяжело вздохнул:

– Таков он и есть на самом деле. О том, что заигрывание с уголовниками добром не кончится, я говорил ему прямо в глаза. Мамаев усмехнулся: «Мефодьевич, время сказочных иллюзий прошло. По щучьему велению ничего не делается. Хочешь достойно жить – бери быка за рога и не терзай совесть пустяковыми принципами, которые сейчас никому не нужны». Вот кредо Мамаева.

– Далеко отсюда его контора?

– На противоположной стороне улицы, наискосок от нашего дома. Там раньше было мрачное здание военторговского магазина. Теперь Вениамин Федотович оборудовал сияющий стеклами современный офис со светящейся рекламой и асфальтированной площадкой для парковки иномарок состоятельных клиентов.

Глава XXI

Когда Голубев вышел от Кузина во двор, скамейки под кленами у столика, за которым старики в черных плащах резались в домино, пустовали. Слава глянул на часы, показывающие пять минут второго. Видимо, бывшие «опричники» строго блюли режим дня и с наступлением обеденного времени по военной привычке ушли «принимать пищу».

Крупная вывеска «АДВОКАТЫ» бросилась Славе в глаза сразу, как только он выехал со двора на улицу. На ступенчатом крыльце офиса, перед дверью с золотистой ручкой в виде интегрального знака, бомжовского вида мужичонка, растирая обеими ладонями тощий зад, возмущенно что-то доказывал сурово смотревшему на него охраннику в милицейской форме и с накинутым на правое плечо ремнем короткоствольного автомата. Чуть в стороне от них лежал пихтовый венок, на траурной ленте которого серебрилась четкая надпись: «Мамаю – от братвы». Столь удачный повод для встречи с адвокатом Мамаевым Голубеву будто сам Бог подкинул. Быстро припарковав «Запорожец» рядом с белой «Тойотой», Слава поднялся на крыльцо офиса. Мужичонка, чуть не плача, сразу обратился к нему:

– Видал, какого пинкаря мент засадил мне в задницу? Наверно, копчик раздробил…

– А какого черта ты с ритуальным подарком сюда приперся! – строго сказал охранник. – Тебе что здесь, похоронное бюро?

– Поручили мне это, вот что!

– А если б тебе гранату поручили в офис притащить?..

– Тогда бы от тебя мокрое место осталось!

– Ну-ну!..

– Не запряг – не понукай!

– Сейчас еще под зад «запрягу», если первого раза не понял.

– Только попробуй! – мужичонка повернулся к Голубеву. – Будь свидетелем, как сторожевой цербер хамит.

– Кто вам поручил венок принести? – спросил Слава.

– Представительный гражданин.

– Подробнее можете рассказать?

– Чего тут рассказывать… Я намеревался перекусить в погребке, что на углу Коммунистической и Красного проспекта. Остановился, стал считать мелочь. Хватит – не хватит на порцию пельменей?.. Рядом тормознулась вот такая иномарка, – мужичок показал на белую «Тойоту». – Сидевший за рулем прилично одетый гражданин подозвал меня: «На бутылку заработать хочешь?» – «Смотря какая работа». – «Не пыльная. Частную адвокатскую контору знаешь?» – «Знаю». – «Надо туда унести венок и передать хозяину». – «Сам-то почему не передашь? Тут рядом». – «В аэропорт спешу». И сразу достал три десятки. Любой идиот такую халяву не упустит. «Давай, – говорю, – щас же уволоку куда следует». Гражданин быстро достал из багажника венок. Мне и в голову не стукнуло, что возможен подвох. Недавно видел, как авторитета хоронили. Там братковских венков не меньше сотни несли и всю дорогу до кладбища цветами устелили. Подумалось: еще одного крутого на тот свет отправили. Нынче такое явление не в диковинку. Без всякой задней мысли заявился с венком сюда, а цербер пинкарем встретил…

Охранник усмехнулся:

– Ума не хватило сообразить, что это черный розыгрыш?

– Если б тебе за пустяк кинули на бутылку, ты бы тоже шибко не умничал.

– Внешность того гражданина запомнили? – стараясь прервать назревающую перепалку, вновь спросил Голубев.

Мужичок скривил болезненную гримасу:

– Ничего подозрительного в его внешности не было. Нормальный дядька… Лет под пятьдесят, может, помладше.

– Одет как?

– Неплохо. Чувствуется, не бедняк, хотя золотом не увешан.

– Поконкретнее бы…

– Конкретно некогда было присматриваться. Запомнил вот, что левая рука у него, где ладонь, забинтована, а на запястье – синяя наколка небольшого якорька.

«Не Геннадий ли Потехин это?» – подумал Голубев и сразу задал очередной вопрос:

– В какой аэропорт он торопился?

– Кто его знает.

– Поехал куда, в направлении Толмачево или наоборот?

– Наоборот, в сторону городского аэровокзала.

– Если сейчас туда съездим, сможете его опознать?

– Мужик заплатил не фальшивыми деньгами. Чего я за ним буду гоняться?

– Он мне нужен.

– А ты кто такой?

– Сотрудник уголовного розыска.

– Хватит разыгрывать. Один пенальти я уже схлопотал.

Слава показал служебное удостоверение. Заглянув в раскрытые корочки, мужичок замялся:

– Некогда мне по уголовным делам разъезжать. Я сантехником в оперном театре работаю. До конца обеденного перерыва надо успеть перекусить. – И, прихрамывая, заторопился прочь от офиса адвокатов.

– Эй, артист! – крикнул охранник. – Забери свой «подарок» отсюда!

Прибавляя шагу, сантехник оглянулся:

– Подари его своей теще.

– Догоню – еще под зад врежу!

Мужичок, показав фигу, скрылся за углом дома. Охранник, насупившись, лениво спустился с крыльца, поднял венок и, перейдя улицу, брезгливо швырнул «подарок» к переполненному мусором контейнеру. Когда он вернулся, Голубев спросил:

– Вениамин Федотович у себя?

– Сегодня Мамаева нет и не будет.

– Куда он делся?

– В район уехал.

– По каким делам?

– То ли отцовский дом там сгорел, то ли брат умер.

– Руслан?! – будто ничего не ведая, удивился Слава.

– Имени не знаю. До сегодняшнего дня вообще не слышал, что у Вениамина Федотовича есть брат.

– Разве он здесь не появлялся?

– Ни разу не видел.

– Не брату ли венок предназначался?

– С какой стати?.. Это, так и знай, кто-то из клиентов обиделся на Вениамина Федотовича и, узнав о его несчастье, зло подшутил.

– Раньше такие шутки были?

– Другим адвокатам преподносили разные сюрпризы, а Мамаеву впервые подкинули.

– В какие часы Вениамин Федотович обычно находится в офисе?

– У него неопределенный распорядок. Иногда до полуночи засиживается над бумагами. Бывает, что целыми днями на судебных процессах занят или по клиентским делам разъезжает. Если хотите с ним встретиться, надо заранее договариваться. Можете прямо сейчас оставить секретарше заявку.

– Дело в общем-то не горит. Любопытно: какая братва и с каким намеком подсунула венок?

– В этом Мамаев сам разберется.

– Недоброжелателей у него много?

– Хватает…

Минут через двадцать после разговора охранником Голубев подъехал к небольшому старому зданию городского аэропорта. Не увидев среди стоявших на привокзальной площади автомашин белой «Тойоты», Слава заглянул в вокзал. Шла регистрация билетов на рейс до Сургута. У регистрационной стойки с весами выстроилась короткая очередь. Судя по объемистым тюкам, северные «челноки» направлялись домой с закупленным в Новосибирске товаром. Мужчины с забинтованной левой рукой среди них не было.

Пришлось обратиться к начальнику пассажирских перевозок. Выслушав Голубева, тот стал названивать по разным телефонам. После недолгих разговоров заявил, что Потехин Геннадий Никифорович среди сегодняшних пассажиров не числится. Билета на свое имя он в городском аэропорту не покупал и не регистрировал. Слава попросил начальника созвониться с коллегами из аэропорта Толмачево. Результат оказался таким же. Вывод напрашивался один: если с венком «подшутил» действительно Потехин, то спешку в аэропорт он придумал для отвода глаз, чтобы самому не засветиться в офисе адвокатов.

Глава XXII

Из аэропорта Голубев позвонил Веселкину и поинтересовался, нет ли у того каких новостей.

– Появилось довольно интересное, – ответил Костя. – Приезжай, обсудим.

Обсудить на самом деле было что. Эксперты, исследовав пистолет, обнаруженный в кармане убитого вчерашним вечером Тимура Хазарова, дали заключение, что именно из него застрелены Лоция Жемчугова и Руслан Мамаев.

– А самого Дельфина из какого ствола застрелили? – спросил Слава.

– Из бельгийского браунинга, – сказал Веселкин. – В Новосибирской области такой пистолет раньше ни на одном деле не «светился». В целях задержания владельца уникальной штучки объявлена операция «Браунинг».

– Не из другого ли региона наняли «вальщика», чтобы устранить разового киллера?

– Возможно и такое. Следственно-оперативная группа работает в усиленном режиме.

– Какие наметки появились?

– Подробно выяснили личность Хазарова. После убийства Писмаря Дельфин оказался безработным. Пытался устроиться охранником в офис адвоката Мамаева. Там штат охраны укомплектован по договору с УВД сотрудниками милиции, и Вениамин Федотович Тимуру отказал.

– Не в отместку ли адвокату за отказ Хазаров прикончил Руслана?

– Киллеры обычно бесплатно не мстят. Пока лишь установлено, что позавчера вечером, когда у вас совершено двойное убийство, Хазарова в Новосибирске не было. Коли уж он поехал в райцентр, значит, кто-то ему заказал или Руслана, или Лоцию Жемчугову.

– Руслана мог заказать Геннадий Потехин, а Лоция погибла за компанию…

– О Потехине вообще никаких сведений нет.

– Не случайно же он скрывается, – Голубев рассказал о венке «Мамаю – от братвы» и сразу добавил: – У меня такое впечатление, что этот розыгрыш – дело рук Потехина.

Веселкин задумался:

– Тогда выходит, что о смерти дочери вместе с Русланом Потехин не знает. Если бы знал, ему было бы не до розыгрыша. Словом, какая-то несуразная чертовщина. Странно, что не прослеживается связь Руслана ни с одной из криминальных группировок.

– Конспирация – дело ответственное.

– Информация от братвы у нас надежная. Все осведомители заявляют, что Руслан с группировками не связан. В филиале «Интербанка» о нем отзывы хорошие. Ни самовольных прогулов, ни опозданий за время работы там не допускал. На службу приходил всегда трезвым. С сослуживцами и клиентами был вежлив. В дополнительном заработке не нуждался. Повышенными запросами не страдал. Привык жить по-военному.

– Но ведь не ради безделья он отпросился на две недели ловить осетров.

– Осетры, без всякого сомнения, придуманы для ширмы. И сделано это вроде бы без ведома Вениамина Федотовича.

– Да, узнав от Бирюкова о смерти брата, Мамаев тут же позвонил начальнику охраны банка и удивился, что никогда не рыбачивший Руслан вдруг собрался на браконьерскую рыбалку… – Голубев, задумавшись, помолчал. – По словам Ивана Мефодьевича Кузина, было нечто темное в приобретении комнаты для Руслана. Это правда, что труп бывшей хозяйки обнаружили в лесу под Бердском?

– Правда, но причастность к ее убийству братьев Мамаевых – под очень большим вопросом. Документы на покупку комнаты у Гуськовой оформлены безупречно. Уплата денег бывшей хозяйке заверена у нотариуса. Все полагающиеся при этом налоги уплачены. Путевку в дом-интернат Вениамин Федотович раздобыл и вручил старушке при свидетелях. Доставлять же Гуськову к новому месту жительства Мамаев на себя обязательства не брал. С кем она уехала, неизвестно.

– У нее же какие-то вещи были…

– Какие там вещи у восьмидесятилетней одинокой старухи. Стол, табуретки, железная кровать с постелью, шкафчик с посудой и допотопный холодильник вошли в стоимость комнаты и остались Руслану. А немудреное бельишко да верхняя одежда вместились в две дорожных сумки. Их бросили возле трупа. Исчезли только деньги, полученные за комнату.

– Почему так долго не раскрыто преступление?

– В основном из-за того, что до сих пор не обнаружен пистолет девятимиллиметрового калибра, из которого застрелили старуху.

– Надо исследовать тот, что найден у нас в лесопосадке.

– Сейчас эксперты им занимаются.

Когда Голубев изложил суть своего разговора с Кузиным, Веселкин сказал:

– Я и раньше догадывался, почему Иван Мефодьевич прекратил публикацию, разоблачавшую адвокатские финты Мамаева.

– Почему же никто из правоохранительных органов не заинтересовался началом той публикации? – спросил Слава. – Если бы наша районка напечатала что-то похожее, прокурор Бирюков сразу бы взял криминальные факты на заметку.

– Но районная газета криминальных фактов не печатает?

– Нет. На ее страницах, главным образом, тоскуют о том, как легко жилось в недавнем прошлом, и сокрушаются, что утеряны все завоевания социализма.

Веселкин улыбнулся:

– Лафа вам с такой газетой. А в Новосибирске – тьма разных газет. И в каждой – сплошная чернуха. Если один что-то разоблачает, другие это же защищают. Начни заниматься газетными разборками, некогда будет раскрывать преступления.

– Однако факты у Кузина о «финтах» Мамаева серьезные.

– Кузин проводил журналистское расследование. Для него критерием являются устные разговоры, логические выводы и собственная совесть. Мы же – люди государевы. Сам ведь знаешь, что слово к делу не пришьешь. Нужны улики. Тем более, когда это касается опытного юриста, которого одними словами к стенке не прижмешь.

– Потому братва и распоясалась. Запросто телефонные разговоры подслушивают.

– У братвы законом руки не связаны. Установить «жучок» – пустяковое дело. Нам же, чтобы получить санкцию на прослушивание телефонных разговоров, как минимум неделя нужна.

– Казуистики у нас хватает, – согласился Голубев. – Ума не приложу, почему скрывается Геннадий Потехин, и не знаю, где его искать.

– В Новосибирске – найдем. Если скрылся за границу, придется развести руками.

– С Мамаевым ваши оперативники не беседовали?

– Вениамин Федотович обескуражен семейной трагедией. Ему сейчас не до бесед.

– А мне очень хочется с ним поговорить.

– Бог даст, поговоришь. Адвокат из Новосибирска никуда не денется.

– Вдруг что-то новенькое появится, сообщи сразу Бирюкову.

– Конечно, сообщу.

В райцентр Голубев вернулся к концу рабочего дня. Бирюкова с Лимакиным он застал в прокурорском кабинете и с ходу принялся излагать собранную в Новосибирске информацию. Когда Слава выговорился, Бирюков уточнил у него некоторые детали. Недолго подумав, сказал:

– Без Геннадия Потехина распутать этот клубок трудно.

– От Василия Григорьевича Кудрявцева телефонного звонка не было? – спросил Голубев.

– К сожалению, нет.

– А вообще что тут за день нового?

– Приезжали две похоронные команды из Новосибирска. Лоцию увезли хоронить в Новосибирск. Руслана зарыли на местном кладбище.

– Адвокат Мамаев участвовал в похоронах брата?

– Не было Вениамина Федотовича, – сказал следователь Лимакин. – Он оплатил все расходы, связанные с погребением, и могильщики управились без его участия. Даже отца не пригласили.

– Странно… Охранник адвокатской конторы заявил, будто Мамаев уехал в район решать семейную проблему.

– Или адвокат солгал охраннику, или охранник – тебе.

– Не вижу смысла в такой лжи.

– Ложь всегда имеет скрытый смысл.

– Венков от братвы Руслану не было?

Лимакин усмехнулся:

– Какие венки… Самый дешевый гроб, обитый черной материей, да безымянная жестяная пирамидка с крестиком на вершине. Одели покойника и то в какие-то обноски, видимо, с плеча Вениамина Федотовича.

– А Лоцию как обрядили?

– По высшему разряду. Татьяна Борисовна с личным шофером в «Мерседесе» приезжала.

– К прежним показаниям она ничего не добавила?

– Для «добавок» время было неподходящее.

– Надо бы с ее шофером поговорить…

– Пробовал, но тот оказался из добросовестных слуг, которые своих хозяев будто не видят, не слышат и ничего о них не знают.

– Из свидетелей кого допрашивал?

Лимакин прижал ладонью лежавшую перед ним на столике пухлую пачку протоколов допроса:

– Видишь, сколько бумаги извел? Записал все предварительные показания.

– Новые факты есть?

– Ничего нет.

Голубев повернулся к Бирюкову:

– Что, Игнатьич, делать дальше?

Бирюков посмотрел на часы:

– Сегодня вы оба поработали на совесть. Завтра сойдемся здесь пораньше и помозгуем на свежую голову.

Глава XXIII

В восьмом часу утра Антон Бирюков был уже в своем кабинете. Следом появились Лимакин и Голубев. Едва начавшийся разговор прервал телефонный звонок. Звонивший из Новосибирска Кудрявцев сказал, что Геннадий Никифорович Потехин с минуты на минуту выедет в райцентр для встречи с прокурором.

Не успели как следует обсудить обнадеживающее сообщение, заработавший факс выдал страничку лаконичной информации, подписанной Веселкиным: «Вчера Геннадий Потехин был на похоронах дочери. Ночевал он у Кудрявцева. Адвокат Мамаев весь прошлый день находился на собственной даче под Бердском. Поведение обоих контролируем». Спустя недолгое время по факсу поступила еще одна информация за подписью подполковника Солнышкина: «Потехин в белой „Тойоте“ выехал по направлению к вашему району. С коротким интервалом за Потехиным направился в черном джипе „Ланд Прадо“ адвокат Мамаев. Наша опергруппа во главе с Веселкиным выехала за ними. Не исключена операция по задержанию. Желательно, чтобы вы встретили их у поста ГИБДД в Таежном».

– Похоже, что дело приближается к развязке, – поднимаясь из-за стола, сказал Бирюков.

– Хлеб да соль для встречи надо брать? – шутливо спросил Лимакин.

– Перебьются на сухарях, а соли там хватит, – в тон следователю ответил Голубев.

Таежнинский пост Госавтоинспекции находился в развилке между Кузнецкой автотрассой и асфальтированной дорогой к райцентру. Над небольшим типовым зданием с остекленной со всех сторон башенкой на фоне по-осеннему серого неба четко выделялись привычные буквы ГАИ, которые еще не успели заменить неблагозвучным ГИБДД. Когда Бирюков с Лимакиным и Голубевым подъехали к посту, там под присмотром вооруженных автоматами омоновцев уже стояли белая «Тойота» и черный джип «Ланд Прадо», а поодаль от них – восьмиместный бронированный «Мерседес».

Адвоката Мамаева Антон узнал издали. Стоя около джипа, Вениамин Федотович энергично что-то доказывал Веселкину. Возле них стоял скромно одетый рослый мужчина с перебинтованной ладонью левой руки.

– Кажется, это Геннадий Потехин, – высказал предположение следователь.

– Конечно, он! – подхватил Голубев.

Как только Бирюков остановил машину, Мамаев двинулся к нему, однако Веселкин остановил адвоката:

– Минуточку, Вениамин Федотович. Сначала мы с прокурором и его командой побеседуем наедине. После предоставим слово вам. – И повернулся к Бирюкову. – Предлагаю обсудить ситуацию при закрытых дверях в служебном «Мерседесе».

– Пойдем, Константин Георгиевич, – ответил Антон.

Усевшись в «Мерседес», Костя приоткрыл крышку багажного ящика возле руля и сказал:

– Бельгийский браунинг с полной обоймой патронов находится здесь.

– Где ты его разыскал?! – удивился Слава.

– Господин адвокат подарил, – улыбнулся Веселкин. – Излагаю ситуацию коротко. Вчера наши оперативники познакомились с Потехиным на похоронах его дочери. Геннадий Никифорович заявил, что с того самого дня, как он ушел от семьи, Мамаев организовал постоянную слежку за ним и прослушивание его мобильного телефона. Мы сразу установили за адвокатом наблюдение. Контрольную проверку решили провести сегодня утром. Для этого попросили Потехина, чтобы он по своему «Билайну» позвонил Василию Григорьевичу Кудрявцеву и «поболтал» с ним насчет того, что собирается заехать на барахолку, а через часик-полтора отправится в райцентровскую прокуратуру. Но ты, мол, Григорьевич, прямо сейчас позвони Бирюкову и скажи, будто я с минуты на минуту выезжаю к нему. Результат такой «болтовни» оказался сверх наших ожиданий; Мамаев в джипе мигом выехал со своей дачи и устремился к вещевому рынку. Вначале мы предполагали, что он хочет явиться в прокуратуру раньше Потехина. Когда же Вениамин Федотович, миновав рынок, остановился на обочине дороги, поняли: адвокат замыслил нечто другое. Заподозрив Мамаева в недобрых намерениях, предложили Потехину демонстративно проехать мимо стоявшего на обочине мамаевского джипа и, если тот погонится за ним, постараться не позволить ему обогнать «Тойоту». Как и предполагалось, Мамаев тотчас увязался за Потехиным. Мы в «Мерседесе» двинулись следом. Гонка получилась, как в голливудских боевиках. На прямолинейных участках трассы спидометр нашего «мерса» зашкаливал за сотню километров. От окраины Новосибирска домчались сюда, что называется, без перекура. Здесь, на посту, шел тотальный досмотр. Потехин сразу остановился. Мамаев же, почуяв неладное, хотел повернуть обратно, но по мановению полосатого жезла автоинспектора вынужден был тоже остановиться. Адвокат настолько растерялся, что вопреки разуму хотел выбросить браунинг в кювет буквально у нас на глазах. Этот эпизод зафиксирован на видеопленку и в присутствии понятых оформлен протоколом выемки вещественных доказательств.

– Чем Вениамин Федотович объясняет наличие у него браунинга? – спросил Бирюков.

– Невразумительным лепетом. Дескать, какой-то злоумышленник подкинул пистолетик в джип, а он, мол, будучи законопослушным гражданином, решил отвезти «подкидыша» в районную прокуратуру, где ведется расследование убийства Руслана и Лоции Жемчуговой.

– Очень наивное объяснение.

– Позднее адвокат придумает более убедительную легенду и отыщет «свидетелей» своей правоты. Чтобы лишить его такой возможности, нужна, Антон Игнатьевич, твоя санкция на задержание Мамаева под стражу.

– Ты уверен, что именно из этого браунинга застрелен Хазаров?

– На девяносто процентов.

– А в том, что Мамаев причастен к трагедии, разыгравшейся у нас, в райцентре?..

– На все сто. По-моему, именно он – заказчик кровавого сумбура.

– Прежде, чем дать санкцию, мне надо поговорить с ним.

– Это твое прокурорское право, хотя ничего вразумительного сейчас ты от него не услышишь.

Веселкин оказался прав. Вместо конкретных ответов на вопросы Мамаев пустился в банальные рассуждения о презумпции невиновности и об ответственности прокурора за необоснованное задержание. Когда Бирюков оборвал пустословие, Вениамин Федотович обидчиво стал жаловаться на недоброжелателей, пытающихся любыми путями очернить его безупречную репутацию. В конце концов он договорился до того, что браунинг ему подкинул гражданин Потехин из надуманной ревности к своей жене Татьяне Борисовне Жемчуговой. Внимательно слушая запальчивую, временами путаную и бессвязную речь Вениамина Федотовича, Антону казалось, будто адвокат то ли не в своем уме, то ли от нервного перенапряжения, словно пьяный, заговаривается.

Потратив более получаса, Бирюков убедился в бессмысленности дальнейшего разговора. Санкционируя постановление о задержании Мамаева, Антон посоветовал Веселкину прежде всего провести психиатрическую экспертизу задержанного. Увезли Вениамина Федотовича в «Мерседесе», а за руль мамаевского джипа сел один из омоновцев.

На протяжении всего времени, пока Бирюков вел разговор с Мамаевым, Потехин просидел в своей «Тойоте». Откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза, Геннадий Никифорович словно дремал. Когда же Антон подошел к нему, он сразу очнулся и с невеселой усмешкой спросил:

– Меня решили увезти в районную КПЗ?

– Давайте решим, как поступить лучше, – сказал Бирюков. – Либо следователь допросит вас здесь, либо я поеду с вами до райцентра. Дорогой поговорим без протокола.

– Делайте, как вам нужно.

– А вам?..

– Лично мне, если, конечно, не арестуете, надо проведать родителей.

– Значит, поедем вместе?

Потехин распахнул переднюю дверцу с противоположной от себя стороны:

– Садитесь.

Бирюков, обернувшись к стоявшим возле прокурорских «Жигулей» Лимакину и Голубеву, показал знаком руки, дескать, следуйте за «Тойотой».

Глава XXIV

Не в пример Мамаеву Геннадий Потехин внешне выглядел спокойно, но вид у него был такой усталый, словно он несколько суток кряду провел без сна. Когда «Тойота» плавно тронулась с места, Бирюков спросил:

– С чего начались ваши неприятности?

Не поворачивая головы, Потехин усмехнулся:

– Не сразу сообразишь, где начало того конца, которым оканчивается начало.

– Мамаев сказал, будто вы приревновали к нему Татьяну Борисовну…

После недолгой паузы плотно сжатые губы Потехина опять дернулись в усмешке:

– Насчет ревности есть детская сказочка на взрослый лад. Жили-были дед да баба, была у них курочка ряба. Снесла курочка яичко, но не простое, а очень большое. Дед удивляется, баба удивляется. Только петух не удивился, пошел и гусаку морду набил…

– Сказка – ложь, да в ней намек?

– Конечно. Если бы я был одержим ревностью, то поступил бы, как тот догадливый петух, и не ввязался бы в затеянную адвокатом подлянку.

– Что он затеял?

– Вначале хотел запугать меня, чтобы выжить из Новосибирска. Устрашающие приемы я не терплю. Поэтому подхватил брошенную перчатку. Стал играть на опережение и только вчера осознал свой промах. Сгоряча не подумал, что жертвой в этой игре может оказаться дочь, безрассудно помчавшаяся в райцентр спасать папу Гену от киллера, не зная о том, что папочка расправился с ним сам.

– Как вы расправились с Русланом Мамаевым, нам известно, – сказал Бирюков.

Потехин, поморщившись, глянул на забинтованную руку:

– О том, что это был брат адвоката Мамаева, мне сказала Татьяна Борисовна после похорон дочери, на поминках.

– Однако венок «Мамаю – от братвы» вы подослали до поминок.

– Мамай – «псевдоним» адвоката в криминальных кругах. Венком я рассчитывал взбодрить нервы юристу, а не Руслану, о котором тогда ничего не знал.

– А о смерти Лоции от кого узнали?

– От корабельного друга. Василий Григорьевич Кудрявцев позвонил мне по мобильному телефону тотчас, как от него ушел сотрудник уголовного розыска. Теперь скрывать нечего. Вернувшись из райцентра от родителей, я жил у Кудрявцева, как говорится, инкогнито. И парней, торгующих машинами в моем салоне, предупредил, чтобы «не знали», где находится хозяин.

– С этой же целью позвонили Мамаеву вроде бы из Токио и сказали, будто не намерены возвращаться в Россию?

– С какого балдежа я стал бы ему звонить?

– Мамаев утверждает, что такой звонок был. Может, кто-то его разыграл?

– Никто юриста не разыгрывал. Татьяне Борисовне он тоже наплел о моем побеге в Японию. Поразмышляв, я пришел к убеждению, что это была мамаевская ложь во спасение. Представьте такой сюжет… Киллер надежно зарывает мой труп или обезображивает его до неузнаваемости, а юрист распускает слух, будто обанкротившийся Потехин сбежал за границу. Разыскивать беглеца некому. С Татьяной Борисовной мы разошлись, как в море корабли. Родители старые. Заблудился сын на чужбине и – точка…

– В таком сюжете не хватает одной детали, – сказал Бирюков.

– Какой?

– Причины вашего конфликта с Мамаевым.

– Вот об этом говорить не хочу. Мужикам стыдно жаловаться на обидчиков и на порядки в своем доме.

– Тогда наш разговор превращается в пустую говорильню.

– Я искренен с вами в рамках допустимого.

– Для успешного раскрытия преступления «рамки» нежелательны. Нужна полная правда.

Потехин, словно раздумывая, нахмурился.

– Ну, что ж… – после затяжного молчания проговорил он и тяжело вздохнул: – Причиной явилась «курочка ряба».

– Подразумевается, Татьяна Борисовна? – уточнил Антон.

– Естественно.

– А «гусак» кто?

– Адвокат Мамаев.

– Источник информации надежный или «одна баба сказала»?

– Источник – мои собственные глаза. Любовная сцена получилась, как в стишке: «Вернулся муж, а мы – в прямом эфире».

– И словесный всплеск эмоций плавно перешел в российский мордобой?

– Ни эмоций, ни мордобоя не возникло. Самое остроумное, что пришло мне в голову, спросить у «гусака», который был в одних носках: «Юрист, тебе носки не мешают?». Не получив ответа от онемевшей пары, я пожелал им божьей помощи и ушел.

– Когда это произошло?

– Десятого августа в двенадцатом часу ночи. На исходе тридцать девятого дня рождения Татьяны Борисовны. В тот день я летел из Японии в Новосибирск с объемистой корзиной алых роз. Хотел внезапно заявиться домой к юбилею жены. На мое несчастье, а может, к счастью, из-за непогоды самолет опоздал больше, чем на полсуток. Когда своим ключом тихонько отомкнул дверь и на цыпочках вошел в квартиру, приятный сюрприз обернулся катастрофическим конфузом. Редкому мужику выпадает в жизни такой «счастливый случай».

– Выяснение отношений началось позже?

– Ввиду полной ясности лично мне выяснять было нечего. На следующий день, забрав из дому чемодан своих вещей, я поселился в гостинице «Обь». Глядя на пассажирские теплоходы у речного вокзала, затосковал по морю и чуть не впал, как родной батя, в «политику», замешанную на выпивке со случайными компаньонами. Отрезвили телефонные звонки. Сначала позвонила Татьяна Борисовна, после нее Мамаев. Разговор с юристом получился грубоватым. Адвокат угрожающим тоном предложил мне немедленно убираться из Новосибирска, а я по-боцмански лихо послал его на все буквы. Чтобы избежать в дальнейшем подобных всплесков, попросил горничную переселить меня в номер без телефона. Через несколько дней заметил, что прослушивается мой сотовый «Билайн» и ведется наружная слежка.

– Каким образом это заметили?

– Обычно я держал «Билайн» выключенным. Но стоило мне по нему с кем-то переговорить, сразу раздавался вызов и молодой басок задавал один и тот же вопрос: «Ну, ты, блин, когда слиняешь из Новосибирска?» – «Когда рак на горе свистнет», – однотипно отвечал я. Потом стал замечать, что в разных местах города за мной, будто хвост, увязывается джип «Гранд Чероки». Решил установить личность «хвоста». Выбрал в своем салоне подержанный «Ниссан» и стал колесить по городу. Джип привычно увязался. Выждав, когда он приблизится к «Ниссану» метров на десять, я разогнался с таким расчетом, чтобы на бойком месте резко затормозить у светофора, вспыхнувшего красным сигналом. Такая возможность появилась при выезде на площадь Калинина. Тут «Чероки», завизжав тормозами, и въехал бампером в багажник «Ниссана». Разговор с растерявшимся от неожиданности «качком» состоялся недолгий. «Доигрался, лопух?! Кто, блин, теперь линять будет?!» – намекая на телефонную угрозу, насел я. Не успел тот промямлить в ответ хоть что-то вразумительное, подошел милицейский сержант: «Ну, что, аварийщики, будем вызывать ГАИ или сами разберетесь?» Оболтус задергался, словно кошка, которой наступили на хвост. Встреча с автоинспектором ему была явно не по нюху. Задним числом понимаю, что надо было настоять на официальном расследовании происшествия, но тогда я дал маху: «Отдыхай, сержант, разберемся своими силами».

– Чем закончилась разборка? – поторопил Бирюков.

– Преследователем оказался туповатый с виду качок лет двадцати. По водительским документам – Тимур Хазаров. На следующий день, как условились, он приехал к автосалону и отдал мне четыре тысячи рублей на ремонт покореженного у «Ниссана» багажника. Когда из этой суммы я отстегнул ему тысячу, сознался, что «работал по заказу адвоката Мамаева». После этого слежка прекратилась, но прослушивание телефонных разговоров, судя по сегодняшней погоне юриста, продолжалось.

– Чего Мамаев хотел добиться прослушиванием?

– Могу только предполагать. Наверное, рассчитывал подловить меня на какой-нибудь финансовой махинации. Однако жульничества за мной не водится, и юрист напрасно кряхтел. Возможно, опасался, как бы я не нанял киллера… – На скулах Потехина заиграли желваки. – Сегодня утром Константин Георгиевич Веселкин сказал мне, будто есть предположение, что Лоцию и Руслана застрелил Тимур Хазаров. Теперь казню себя: зачем у площади Калинина я пожалел желторотого баклана?..

– Что, по-вашему, могло связывать Лоцию с Хазаровым?

– К сожалению, круг общения дочери совсем не знаю.

– Когда последний раз с ней виделись?

– Незадолго до моей поездки к родителям мы с Лоцией случайно сошлись в кафе на Красном проспекте и просидели там больше часа. Она уговаривала меня вернуться домой. Я, как мог, отшучивался. Перевел разговор на кризисные дела в бизнесе. Сказал, что собираюсь бросить торговлю машинами и вернуться на флотскую работу. Лоция запросилась со мной. Договорились, как только ей исполнится восемнадцать лет, сразу пришлю вызов.

– О деньгах не говорили?

– Дочь поинтересовалась, мол, сколько понадобится денег на дорогу? Я ответил: «Сколько надо будет, столько и пришлю».

– С какой целью вы приезжали к родителям?

– Хотел передохнуть от неприятностей, но сволочной юрист и в райцентре меня достал… – Потехин на недолгое время задумался. – О везучих людях говорят, что они родились в рубашке. Если так, то по нынешним меркам я родился в бронежилете. Уже трижды меня спас от верной смерти Его Величество случай. Не поверите, это какая-то мистика… Первый раз судьба улыбнулась после окончания мореходного училища. Тогда мне очень хотелось попасть штурманом на большой сухогруз, отправлявшийся с загруженными рудой трюмами в Америку. В отделе кадров оформили документы, но начальник политотдела вычеркнул мою фамилию из штатного расписания по причине того, что я был беспартийным. Обидно было до слез. Высохли слезы, когда узнал, что сухогруз, попав в жесточайший шторм, затонул в Тихом океане и никому из экипажа спастись не удалось… Второй похожий случай произошел десять лет назад. Я улетал из Владивостока в отпуск к семье. В аэропорту официально объявили: «По техническим причинам вылет самолета задерживается на восемь часов». Чтобы скоротать время, уехал в город. Часа через два от скуки набрал с телефона-автомата справочное аэропорта, чтобы узнать, нет ли каких изменений, и получил ошарашивающий ответ: «Заканчивается регистрация билетов». С трудом уговорил какого-то частника за хорошую мзду подбросить до аэропорта. Едва его «Москвич» тронулся с места – шаровая опора «крякнула», и левое колесо почти отвалилось. Впопыхах остановил подвернувшееся такси. Не успели выехать из города – мотор заглох. Оказалось, бензонасос вышел из строя. Проще говоря, когда добрался в аэропорт, мой самолет уже взмыл в небо и… не долетев до Хабаровска, гробанулся вдребезги. Ну, и последний случай, в лесопосадке. Если бы не подскочил сорвавшийся с цепи отцовский пес, хана была бы не только мне, но и увязавшейся за мной попрошайке Любе Борщевской. Киллеры ведь не оставляют свидетелей…

– Не сомневаетесь, что Руслан подстерегал именно вас? – спросил Бирюков.

Потехин устало повел плечами;

– Кроме меня, Руслану некого было стеречь на лесной тропе. Глухое и удобное для покушения место.

– Как он узнал, что вы пойдете этой тропой да еще и к вечерней электричке?

– От бати своего, Федота Мамаева. В середине дня старик приходил к нашим, как теперь понимаю, на разведку. Посидев-покряхтев, вроде между делом поинтересовался, когда собираюсь уезжать. Я сказал, что поеду на вечерней электричке. «Почему не в собственной машине?» – задал вопрос Федот. «Машина сломалась». – «Как же до вокзала доберешься?» – «Пешком, напрямую через лесопосадку». – «Веньку моего в Новосибирске увидишь, привет передавай». – «Увижу – передам», – ответил я, а про себя подумал: «Век бы мне твоего юриста не видеть». После такого разговора Федот удалился восвояси. Будто за тем только и приходил, чтобы привет сыну передать.

– Находясь в райцентре, слежки за собой не замечали?

– Не замечал. Вот, когда в моторном масле у машины обнаружил песок, подумалось, вроде это неспроста. Однако о том, что Мамаев отважится заказать убийство, я не предполагал. Казалось, он всего-то хочет подлыми кознями выжить меня из Новосибирска.

– Чтобы занять место под боком у Татьяны Борисовны?

– Может быть, но сомневаюсь, что ему этот номер удастся. Юрист, конечно, с радостью поменял бы свою ожиревшую лежебоку на эффектную и деловую Татьяну Борисовну, да вряд ли Борисовна на такой обмен согласится. Женщина она умная. Любовные страсти не ее стихия.

– Какая же причина толкнула ее в объятья к Мамаеву?

– Время нынче дурное. Цинизм на каждом шагу. Чем адвокат сбил Борисовну с панталыку, не знаю…

За разговором незаметно доехали до райцентра. Когда остановились возле прокуратуры, Бирюков сказал:

– Сейчас, Геннадий Никифорович, следователь запишет ваши показания и оформит подписку о невыезде.

– До окончания следствия я никуда не собираюсь уезжать. К чему подписка? – спросил Потехин.

– Закон этого требует.

– Против закона возражать не смею.

Глава XXV

Следователя Лимакина трудно было разжалобить искусно пущенной слезой или трагически сложившимися обстоятельствами. Однако к концу почти двухчасового допроса и он проникся сочувствием к оказавшемуся в необычайно сложной ситуации Потехину. Геннадий Никифорович давал показания ровным голосом, без малейшего намека на угодничество. Не старался подчеркнуть собственную невиновность и не выпячивал своих достоинств, не очернял провинившуюся перед ним жену. В его ответах на уточняющие вопросы отсутствовала изворотливая двусмысленность, свойственная виноватым людям, стремящимся выдать желаемое за действительное. Протокол допроса он подписал не читая.

– А прочитать бы не мешало, – сказал Лимакин. – Вдруг вкралась какая-то неточность.

– Я внимательно следил, что вы пишете. Сделанные сокращения не меняют смысла показаний, – без лукавства ответил Потехин.

Заполняя бланк подписки о невыезде, Лимакин спросил:

– В случае необходимости, где вас найти?

– Или у родителей, или в Новосибирске у Василия Григорьевича Кудрявцева.

– К Татьяне Борисовне не намерены вернуться?

– Нет.

– После гибели дочери ей тяжело…

– Мне тоже нелегко.

Попрощавшись, Потехин вышел из кабинета. Оставшись наедине, следователь закурил и стал размышлять над сложным преступлением, где вдобавок ко всем страстям вплелись трудно доказуемые отношения любовного треугольника. Размышления прервал заглянувший в кабинет Голубев:

– О чем задумался, детина?

Лимакин вздохнул:

– Все о том же: как дальше жить и отчего деньги не ведутся.

– О деньгах не напрягайся. Их в достаточном количестве у нас с тобой никогда не будет. – Слава подмигнул. – Только что переговорил по телефону с Костей Веселкиным. Пойдем к Бирюкову, расскажу самые свежие новости.

Основная новость, которую Голубев узнал от Веселкина, заключалась в том, что задержанный адвокат Мамаев довольно искусно пытался симулировать невменяемость, но врачи психоневрологического диспансера дали заключение, что гражданин Мамаев психически здоров и может нести полную ответственность за свои поступки.

– Как Вениамин Федотович отреагировал на такое заключение врачей? – спросил Бирюков.

– По словам Кости, заметно сник и перестал нести околесицу. Однако в том, что браунинг ему подкинул Геннадий Потехин, продолжает упорствовать.

– Это тоже околесица, – сказал Лимакин. – Не понимаю, зачем Мамаев такую чушь плетет?

– Утопающий даже за соломинку хватается, – ответил Антон.

– Юрист должен бы понимать, что такая «соломинка» его не спасет.

– Видимо, старается любыми путями затянуть время…

– Игнатьич, адвокат не зря под дурака косит, – обращаясь к Бирюкову, заговорил Голубев. – Засыпался он основательно. Нашелся свидетель, который видел, как Мамаев застрелил Тимура Хазарова и, столкнув ногою труп в кювет, умчался с места преступления.

– Что за свидетель?

– Некто Шпингалет, от которого Лёха Задов узнал об убийстве Дельфина. Кстати, исследование бельгийского браунинга, изъятого у Мамаева, показало, что две пули именно из этого пистолетика отправили Хазарова на тот свет. Выходит, устранив киллера, совершившего два убийства в райцентре, адвокат заметал свою причастность к покушению Руслана на Геннадия Потехина.

– Не мог же он «заказать» Хазарову собственного брата, – возразил Лимакин.

– Здесь, Петя, вышла накладка.

– Какая?

– Либо Мамаев после неудачного нападения Руслана на Потехина, почуяв запах паленого, пошел ва-банк и не пощадил братишку, либо туповатый Дельфин неправильно выполнил указание заказчика.

– Еще что нового рассказал тебе Веселкин?

– Еще прояснилось дело по убийству Гуськовой, у которой была куплена комната для Руслана. Оказывается, застрелили старушку из того самого пистолета с глушителем, что Люба Борщевская нашла в лесопосадке.

Бирюков спросил Лимакина:

– Какое у тебя сложилось впечатление о Потехине?

– Нормальный мужик, без всяких вывихов… – следователь помолчал. – В схватке с Русланом Геннадий Никифорович поступил жестко, однако обвинять его в превышении мер самообороны никаких оснований нет. После того, как Потехин выбил у Руслана пистолет, Руслан схватился за нож. В такой ситуации трудно соблюдать этикет вежливости.

Бирюков повернулся к Голубеву:

– О Жемчуговой какие последние сведения?

– Татьяна Борисовна после похорон дочери слегла в больницу, – ответил Слава. – Чтобы исключить влияние на больную, так сказать, «внешних сил», поместили ее в отдельную палату с круглосуточной охраной. Делом адвоката Мамаева сейчас вплотную занялись правоохранительные органы Новосибирска.

– Придется и вам, друзья мои, завтра утром отправляться в Новосибирск да засучивать рукава для завершения расследования.

– Как, Игнатьич, считаешь, надолго там завязнем? – озабоченно спросил Слава.

– Многое будет зависеть от искренности Жемчуговой. Спешку пороть не надо. Работайте так, чтобы каждый факт обвинения не был потом отвергнут в суде…

В конце разговора, когда подробно обсудили всю информацию и наметили план дальнейших следственных действий, в прокурорский кабинет неожиданно вошел судмедэксперт Медников. Сказав у порога «здрасьте», он уселся рядом с Лимакиным и, словно обращаясь разом ко всем, в присущей ему манере изрек:

– Разрешите послушать ваши сказки?

Бирюков улыбнулся:

– Мы уже все сказали, Боря.

– Тогда, может, меня послушаете?

– Тебя послушаем.

Судмедэксперт локтем прикоснулся к боку следователя:

– Угости сигареткой.

– Ты вроде заявлял, что после кризиса из экономии бросил курить, но постоянно стреляешь, – доставая из кармана пачку «Родопи», сказал Лимакин.

– Свои бросил, а чужие курю.

– Халявщиком стал?

– В моем понимании, халявщик обогащается за чужой счет. Я же, как родное государство, все кредитные подачки обращаю в дым. Ни себе, ни людям пользы не делаю.

– Ну, а что хотел рассказать? – нетерпеливо спросил Голубев.

– А то, сыщик, что работаю за тебя, – Медников, прикурив, несколько раз с наслаждением затянулся сигаретным дымом. – Ездил к своему областному начальству на совещание. Из Новосибирска приехал на электричке час назад. От вокзала пошел через лесопосадку и встретил там участкового Кухнина с Геннадием Потехиным. Они зарывали собаку, застреленную Русланом. Могилку сделали что надо. Только православного креста на ней не хватает.

– Не поговорил с Кухниным?

– Пошептался.

– Каким образом он примкнул к Потехину?

– Говорит, Потехин, сославшись на больную руку, попросил оказать помощь в захоронении кобеля, спасшего ему жизнь. Кухнин расспросил Геннадия Никифоровича, как это произошло. Тот повторил уже известное со слов Любы-кэгэбэшницы. Потом показал, в какую сторону кинул выроненный Русланом пистолет и где выбросил отобранный у налетчика нож. Все совпадает в точности.

– Спасибо, Борис, за оперативную информацию, – сказал Бирюков. – Что нового в вашем ведомстве?

– Есть кое-что… – Медников затянулся сигаретой. – Новый русский приходит к дантисту. Садится в кресло, открывает рот, и дантист обалдевает: верхняя челюсть платиновая, нижняя – золотая! Спрашивает пациента: «А чем я могу помочь?!» – «Как чем? Ты сигнализацию поставь».

– Чудят богачи? – засмеявшись, спросил Голубев.

– Отчего не почудить, когда денег невпроворот. У старых «совков» другой юмор. Ехал сегодня по Новосибирску в трамвае. У оперного театра поворот крутой, и вагон, естественно, качнулся. Суровая пассажирка тотчас обрушилась на вагоновожатую: «Водитель! Ты чо так резко повернула? У тебя даже пьяный в вагоне упал!»

Лимакин тоже засмеялся:

– Боря, слушая тебя, не сразу отличишь анекдот от жизненной правды.

– Вся наша жизнь состоит из анекдотов, – Медников затушил в пепельнице окурок. – Считай, что, подняв твое мрачное настроение, я расплатился за сигарету.

– Может, еще одной угостить?

– Спасибо, капля никотина убивает лошадь…

Глава XXVI

Областной город встретил Лимакина с Голубевым дождливой погодой. Под стать погоде было и настроение «деревенских детективов». Первым делом они наведались в больницу, где находилась Жемчугова. По словам лечащего врача, Татьяну Борисовну поместили сюда не столько по состоянию здоровья, сколько из опасения, как бы она дома в одиночестве не покончила с собой. Прежде, чем попасть в палату, пришлось предъявить служебное удостоверение сидевшему возле двери на больничной табуретке вооруженному автоматом омоновцу.

В нарядном домашнем халате Татьяна Борисовна сидела на краешке аккуратно заправленной кровати и задумчиво смотрела в окно. Внешне она казалась совершенно здоровой, но красивое лицо сильно изменилось. Под заплаканными глазами появились темные круги, губы без помады поблекли, а в волнистых каштановых волосах забелели сединки. Когда Лимакин сказал о цели своего визита, Жемчугова, не колеблясь, согласилась на откровенный разговор. Указав рукой на стоявшую рядом с тумбочкой у кровати табуретку, она предложила следователю присаживаться, чтобы удобнее было записывать показания. Заполняя официальную часть протокола допроса, Лимакин сказал:

– Назовите свою дату рождения.

– Честно говоря, мне уже давно не хочется этого делать, – с грустной улыбкой ответила Татьяна Борисовна. – Старость на носу. Десятого августа исполнилось тридцать девять лет, а я опростоволосилась, словно наивная девочка…

Такой ответ показался Лимакину самым подходящим, чтобы не петлять вокруг да около, а сразу начать разговор о главном. Опасения, что Жемчугова станет обвинять во всех бедах Геннадия Потехина и выгораживать свой «грех», исчезли, как только Лимакин попросил рассказать о ее отношениях с адвокатом Мамаевым. По мнению Татьяны Борисовны, до недавнего времени эти отношения были исключительно деловыми. При людях Мамаев и Жемчугова обращались друг к другу хотя и на «ты», но по имени-отчеству. Лишь иногда, с глазу на глаз, как земляки и давние знакомые, называли друг друга запросто по имени.

Десятого августа настроение Жемчуговой испортилось с утра. Находившийся больше месяца в Японии Геннадий Потехин впервые за восемнадцать лет совместной жизни не поздравил ее с днем рождения. На работе она с улыбкой принимала поздравления и букеты цветов от сослуживцев, но на душе было муторно. Одолевала обида на мужа, который не удосужился ни позвонить, ни дать телеграмму. Будто назло вспомнились рассказы Потехина об очаровательных гейшах, развлекающих мужчин в уютных японских ресторанчиках, и к обиде прибавилась жгучая ревность. Стало совсем невмоготу. Скрепя сердце, Жемчугова вела деловые разговоры по телефону, принимала клиентов-оптовиков, подписывала банковские и коммерческие документы, а из головы не выходил один и тот же вопрос: что случилось с мужем?.. В конце дня она подписала проект контракта с московским филиалом фирмы «Шанель» на поставку из Франции большой партии парфюмерии и попросила секретаря-референта срочно отправить этот документ адвокату Мамаеву, который собирался следующим утром вылететь в Москву для оперативного оформления намеченной сделки.

С работы в этот день Татьяна Борисовна уехала раньше обычного. Надеялась, что Геннадий Никифорович вот-вот позвонит ей домой, или принесут поздравительную телеграмму от него. Лоция отдыхала в Речкуновском санатории. Наедине с собой Татьяне Борисовне стало еще тоскливее, чем на работе. Переодевшись в домашний халат, она бесцельно прошлась по тихой квартире, легла на диван и задумалась над своей супружеской жизнью, которая походила на редкие непродолжительные общения с любовником. По беглой прикидке получилось, что со дня свадьбы они с Потехиным прожили вместе всего-то четвертую часть из пролетевших, как во сне, восемнадцати лет. «Боже, а жизнь-то проходит!» – словно испугалась Татьяна Борисовна и заплакала.

Телефонный звонок раздался в начале одиннадцатого часа. Жемчугова обрадованно схватила трубку, но вместо долгожданного голоса мужа услышала вежливый баритон Мамаева:

– Таня, я внимательно прочитал проект контракта. Все хорошо. Но почему ты не подписала приложенную к проекту доверенность, что поручаешь эту сделку провести мне? Печать есть, а подписи твоей нету.

– Честно сказать, забыла, – огорченно призналась Татьяна Борисовна. – Сегодня у меня был очень тяжелый день.

– Наверно, поздравляющие с днем рождения замучили?

– Поздравляющих хватало. Только от родного мужа весточки до сих пор не дождалась.

– Неужели Геннадий наплевал на твое… «летие»?

– Это на него совсем не похоже. Вероятно, с Геной случилось что-то серьезное.

– Не иначе, как в японку влюбился.

– Типун тебе на язык!

– Извини, Танечка, за неудачную шутку. Я тоже сегодня чертовски устал, – Мамаев вздохнул. – Так, что будем делать с доверенностью?

– Почему раньше не позвонил? – вместо ответа спросила Жемчугова.

– У меня ведь не только твоя «Лаванда» на шее. Других дел по горло. Если не возражаешь, сейчас подъеду к тебе. Поставишь автограф, и дело будет, как говорится, в шляпе.

– Поздно уже, Веня… Лучше сама приеду завтра утром.

– Не получится. Билет у меня на самый ранний рейс. К шести утра надо быть в Толмачеве.

– Вот сумасшедший день… – недовольно сказала Татьяна Борисовна. – Ладно, приезжай.

Мамаев появился так быстро, словно звонил по сотовому телефону из подъезда дома. Прежде всего Вениамин Федотович вручил имениннице букет красных гвоздик, а когда она подписала доверенность, достал из портфеля темную бутылку с золотистой этикеткой и смущенно заговорил:

– Этот божественный коньяк я привез из Парижа год назад в надежде распить его только с самой красивой женщиной. Надеюсь, не откажешься от рюмочки?.. За твой день рождения…

– Где ты видишь такую женщину? – усмехнулась Татьяна Борисовна. – В моем возрасте самыми красивыми не бывают.

– Бывают, Танечка, бывают! Ты просто не знаешь себе цену.

– Я не собираюсь продаваться, Веничка.

– Не в том смысле…

– Ни в каких смыслах!

Мамаев неожиданно опустился перед Жемчуговой на колени:

– Таня, умоляю… всего лишь рюмочку…

– Ты с ума сошел?!

– Давно и окончательно. Я люблю тебя. За единственный твой поцелуй готов отдать жизнь.

– Если Потехин узнает, что мы с тобой целовались, он не только тебе, но и мне обеспечит уход из жизни.

– Не так черт страшен, как его малюют. Не пойму, какую радость ты получаешь от Потехина, кроме вечных ожиданий? Неужели веришь в то, что он не изменяет тебе с японками?

– Верю.

– О, святая простота! Такие энергичные мужики, как Геннадий, дольше недели жить без женщины не могут.

– С чего эту чушь взял?

– Сам Потехин говорил.

– Не лги! Гена об интимных делах не треплется.

– Ты плохо знаешь мужчин.

– Зато хорошо знаю мужа.

– И ждешь, когда он начнет тебе рассказывать о своих амурных похождениях?

– Ради Бога, кончай молоть бред! Доверенность подписана, пора уходить.

Мамаев поднялся с колен. Присев на диван рядом с Жемчуговой, словно капризный ребенок обидчиво сказал:

– Пока не выпьем за твой день рождения, никуда я не уйду.

Словесная пикировка принимала затяжной характер. Чтобы поскорее избавиться от назойливого поклонника, который своей настойчивостью начинал вызывать раздражение, Татьяна Борисовна торопливо достала из серванта две хрустальные рюмки. Поставив их на журнальный столик возле дивана, строго проговорила:

– Наливай, Вениамин Федотович. Так и быть, выпью с тобой рюмочку, но после этого сразу же уходи. Поцелуев от меня ты никогда не дождешься.

– А мне их и не надо, – будто обрадовался Мамаев, свинчивая металлический колпачок с горлышка бутылки.

Ошибку свою Жемчугова осознала слишком поздно. Приятный по вкусу «божественный» коньяк оказался коварным соблазнителем. После первой рюмки незаметно наступила такая веселая легкость, что, когда Мамаев осторожно предложил для полного снятия дневного стресса выпить еще рюмочку, Татьяна Борисовна легкомысленно махнула рукой: наливай, мол. Завеселев, не отказалась она и от третьей. Этого стало достаточно для бесшабашной эйфории, когда исчезают все земные тревоги, а море кажется по колено. Изнервничавшаяся за день Жемчугова с непривычки к спиртному расслабилась, как доверчивая простушка, и поднаторевшему в любовных утехах Мамаеву овладеть ею в таком состоянии не стоило большого труда.

Внезапное появление в квартире Геннадия Потехина показалось Татьяне Борисовне «страшнее атомной бомбы». На какое-то время она вроде бы потеряла сознание, зафиксировав в памяти единственную фразу мужа: «Юрист, тебе носки не мешают?» Очнулась Жемчугова, когда уже одетый Мамаев с бледным, как мел, лицом дотронулся дрожащей рукой до ее обнаженного плеча и торопливо заговорил:

– Танечка, не рассказывай никому, что я стоял перед тобой на коленях…

– Какое это имеет значение? – удивилась Татьяна Борисовна.

– Большое… имидж, Танечка, имидж…

Она хотела сердито закричать, но, чувствуя, что вновь погружается в забытье, вяло проговорила:

– Убирайся прочь со своим имиджем, блудливый котяра…

Сознание прояснилось среди ночи. Закутавшись в халат, Жемчугова босиком прошлась по темной квартире. Со слабой надеждой увидеть притаившегося мужа пощелкала электровыключателями. Ни в спальне, ни в комнатах Потехина не было. На какой-то миг даже подумалось, что Геннадий Никифорович приснился, но стоявшая в прихожей плетеная японская корзина, полная алых роз, прикрытых прозрачной пленкой, развеяла сонную иллюзию. В горьком отчаянии Татьяна Борисовна упала на диван и до рассвета не могла сомкнуть глаз. Хотелось плакать, однако слезы будто пересохли. Пугало предстоящее объяснение с мужем.

Потехин появился рано утром. Как всегда, чисто выбритый и опрятно одетый, но, судя по уставшему лицу, не спавший всю ночь, Геннадий Никифорович на удивление был спокоен. Внутреннее напряжение выдавали лишь прищуренные глаза да нервное подергивание губ. Весело поздоровавшись, он, словно смущаясь, сказал:

– Извини, родная, что вчера испортил тебе кайф. Хотел сделать приятный сюрприз, а получилось черт те что…

Татьяну Борисовну затряс нервный озноб:

– Гена, я все объясню…

– Зачем? – Потехин усмехнулся. – Подробный пересказ телепередачи «Очевидное – невероятное» меня не интересует. Достаточно того, что видел своими глазами в прямом эфире. Собери, пожалуйста, мои вещички.

– Ты решил меня бросить?

– Бросают старые вещи, а неверных жен оставляют другим на радость.

– Если бы знал, какие душевные муки я пережила вчера, ожидая от тебя весточку, ты бы простил. Всему виной – выпитая от гнетущей тоски рюмка.

– Знакомый мотив: скучно, девушки… Правильно у нас на корабле говорил старый боцман: «Пьяная баба, как заезжий двор».

– Гена…

– Что, Таня?

– Прости.

– Простить легко, забыть трудно.

– Клянусь, это в первый и последний раз.

– Пионерские клятвы нынче вышли из моды. Жизнь – коварная штука. Она в любой момент может свалить подножкой слабую на передок женщину.

– В этом отношении я не слабая.

– Да, вчера видел, насколько ты сильна.

– Не суди по одному нелепому случаю.

– «Случай» и «случка» – слова одного корня.

– Пожалуйста, не язви. Мне и без того тошно.

– Утешайся мыслью, что, изменив мужу, ты не изменила Родине.

– Не злись, Гена… Подумай, чем я объясню дочери наш разрыв?

– Чем хочешь, тем и объясняй. Можешь накатить грязную волну на меня. Не обижусь. Лоция уже взрослая. Пусть сама делает выводы.

– Но, если ты ей расскажешь…

– Обещаю, что не расскажу.

Уложив в чемодан вещи, Потехин молча отдал Татьяне Борисовне свой ключ от квартиры, хмуро попрощался и ушел. Жемчугова по привычке стала собираться на работу, однако, присев у зеркала для макияжа, с горечью подумала, что в таком угнетенном состоянии появляться перед сотрудниками фирмы нельзя. Позвонив секретарю-референту, она пожаловалась на головную боль и весь день просидела дома.

Следующим утром, пробыв около часа в парикмахерской, Татьяна Борисовна появилась в офисе «Лаванды» хотя и с грустноватым видом, но вполне работоспособная. Одним из первых посетителей в ее кабинет вошел вернувшийся утренним рейсом из Москвы адвокат Мамаев. Как ни в чем не бывало Вениамин Федотович положил на стол перед Жемчуговой оформленный контракт, рассказал подробности сделки и сразу спросил:

– У тебя Государственных краткосрочных облигаций много?

– Не так много, но есть, – суховато ответила Татьяна Борисовна.

– Сегодня же избавься от них и срочно сними со счета валюту.

– Что за спешка?

– Московские бизнесмены в панике. По достоверным сведениям, правительство со дня на день объявит о девальвации рубля и о собственной несостоятельности расплачиваться по Государственным бумагам. Иными словами, пирамида рушится.

– У нас все не слава Богу…

– Таня, это серьезно. Сейчас же передай главбуху, чтобы мчался в банк и проворачивал дело. Завтра, возможно, банки уже прекратят операции по ГКО и валюте.

Жемчугова вызвала главного бухгалтера и передала распоряжение. Когда главбух ушел, Мамаев почти шепотом спросил:

– Как семейные дела?

– Хуже некуда, – не поднимая глаз, сказала Татьяна Борисовна.

– Не избил?..

– Нет, а следовало бы выдрать, как Сидорову козу.

– Обо мне какой разговор состоялся?

– Никакого не состоялось.

– Потехин разве не мужик? Почему не поинтересовался?

– Он настоящий мужчина. Такие не интересуются, почему дать – дала, а замуж не пошла.

– Не обижайся, Танечка. Я не думал, что так получится.

– Думать надо было мне. Давно ведь не школьница. Могла бы, кукла, сообразить, что ты умышленно затянул с доверенностью и не бескорыстно заявился среди ночи с бутылкой коньяка.

– Не сочиняй, чего не было.

– А ты не увиливай от правды.

– Геннадий сейчас дома?

– К сожалению, забрал свои вещи и ушел.

– Куда?

– Не знаю.

– Наверняка нашел пассию в Новосибирске.

– Какой же ты… – Татьяна Борисовна поморщилась. – Как та свекровка, которая снохе не верит.

– Прости, коль не по вкусу брякнул. Если Потехин станет донимать ревностью или еще чем-то досаждать, скажи мне. Я быстро с ним разберусь.

– Как?

– Его просто не станет.

– Неужели наймешь киллера?

– Ну, вот додумалась… – Мамаев на секунду замялся. – Просто заставлю уехать в любимую Японию.

Жемчугова с прищуром уставилась в глаза адвоката:

– Вениамин Федотович, не вздумай этого делать. В любом поединке с тобой Потехин выйдет победителем. Говорю без преувеличения. Его словно Бог бережет.

– На Бога надейся, да сам не плошай.

– Геннадий не оплошает.

Мамаев поднялся со стула. Собираясь уходить, будто из ревности усмехнулся:

– Не переживай, Танечка. Оставлю я твоего Геннадия в покое.

В разговоре с Мамаевым Жемчугова интуитивно почувствовала недоброе. Особенно встревожила фраза адвоката: «Его просто не станет». Хотя Мамаев и сказал, что заставит Потехина уехать в Японию, но замышлял он наверняка физическое устранение и, опрометчиво проговорившись, вывернулся вроде бы безобидной отговоркой.

Татьяна Борисовна, торопливо листая телефонный справочник, стала звонить по гостиницам. Отыскала она Геннадия Никифоровича в гостинице «Обь», однако разговора с ним по существу не получилось. На следующий же день Потехин будто исчез из Новосибирска.

Утром семнадцатого августа все средства массовой информации затрубили о девальвации рубля в связи с постигшим Россию кризисом. На вторые сутки после этого к Жемчуговой в кабинет зашел Мамаев. Поздоровавшись, весело спросил:

– Ну, что, Татьяна Борисовна, спас я тебя от банкротства?

– Спас, Вениамин Федотович, спасибо, – сдержанно ответила Жемчугова.

– Из спасиба шубу не сошьешь…

– Говори прямо: сколько заплатить за подсказку?

– Оскорбляешь… – Мамаев театрально вздохнул. – Есть хорошее предложение…

– Какое?

– Давай вечерком закатимся ко мне на дачу и обмоем успех, которым мы одурачили бездарное правительство.

Татьяна Борисовна посмотрела в игривые глаза адвоката:

– Хватит того, что из-за тебя я уже умылась горючими слезами.

– Не принимай близко к сердцу пустяковые промашки.

– Ничего себе пустячок! Лишиться мужа…

– Нашла кого жалеть. Ты – хозяйка солидной фирмы. А кто Потехин?.. Заурядный «челнок».

– Не тебе об этом судить.

– Я и не сужу. Просто констатирую факт. Если боишься, что Геннадий вновь нас застукает, то зря. Он уже в Японии.

Жемчугова будто ослышалась:

– Где?..

– В Японии, – повторил Мамаев. – Семнадцатого вечером звонил мне из Токио и сказал, что не намерен возвращаться в одуревшую Россию.

– Тебе… звонил?.. – искренне удивилась Татьяна Борисовна. – Знаешь, дружок, ты ври, но не завирайся;

Мамаев нахмурился:

– Дело в том, что Потехин задолго до кризиса одолжил у меня приличную сумму долларов. И позвонил он вовсе не ради того, чтобы порадовать скорым возвратом долга. Напротив, хотел огорчить тем, что эти баксы я никогда от него не получу.

– Свежо предание, да верится с трудом.

– Тут, моя хорошая, хочешь – верь, хочешь – проверь. Между прочим, Геннадий просил передать тебе, чтобы не ждала его. Этак великодушно заявил, мол, пусть не комплексует и живет, как вольная птица. Может, после этого согласишься хотя бы часок провести на даче?..

– Никогда!

– Даже, если откажусь оказывать тебе юридические услуги?

Жемчугова, глядя адвокату в глаза, резко сказала:

– Услужливый дурак опаснее врага.

– Эх, Таня… А я-то считал тебя умницей, – обидчиво проговорил Мамаев и ушел не попрощавшись.

Этот день показался Жемчуговой длинным, как никогда. С работы Татьяна Борисовна уехала обессиленная и разбитая. Едва она вошла в квартиру, только что вернувшаяся из санатория дочь огорошила вопросом:

– Мам, а где папа Гена?

– Вроде бы в Японии, – еле выдавила в ответ Жемчугова.

– Он разве еще не вернулся?

– Возвращался и опять уехал.

– Так быстро?

– Нечего ему здесь долго делать.

Лоция насторожилась:

– Ты почему такая бледная, заболела?

– Голова трещит.

– Не скрывай. У тебя или у папы какая-то беда?

Татьяна Борисовна решила дальше не лгать:

– Разошлись мы с ним.

– Как это, разошлись?

– Как и все семейные пары, не сошедшиеся характерами.

– Ну, вы дае-е-ете… – ошарашенно протянула дочь. – Не понимаю…

– Что в этом непонятного?

– Все непонятное. Я же видела, что вы с папой от любви друг по дружке сохнете, и вдруг нате вам… не сошлись характерами. В такое никто не поверит. Это, так и знай, ты доулыбалась…

– В каком смысле?

– Да на тебя даже молодые парни засматриваются!

– Будто на папу женщины не смотрели…

– Смотрели, только он одну тебя, как мальчишка, боготворил. Ты же на работе – сколько раз видела! – мужикам игривые глазки строила и улыбочки дарила.

Жемчугова усадила дочь рядом с собой на диван. С трудом подбирая слова, стала убеждать:

– Пойми, доченька… У меня работа такая… Я и с женщинами улыбаюсь. Мне нельзя быть букой, чтобы клиентов не отбить.

– По-твоему, у папы Гены клиентов нет?

– Иномарки покупают, как правило, состоятельные бизнесмены. Они между собой могут общаться и без улыбок. Там клиента обаянием не соблазнишь на покупку.

Лоция задумалась.

– Тебе очень тяжело? – неожиданно спросила она.

Татьяна Борисовна вздохнула:

– Очень.

– А папе?..

– Думаю, что не легче.

– Может, помирить вас?

– Это невозможно.

– Почему?

– Не забивай себе голову нашей проблемой. Пройдет время…

– Здравствуйте, – не дала договорить Лоция. – Ты найдешь себе другого мужа, папа – новую жену. А мне, по-вашему, у разбитого корыта оставаться?..

– Лично я, кроме папы Гены, никогда и никого искать не буду.

– Не зарекайся. Ты еще козырно смотришься. Такую красавицу против ее воли борзые женихи окрутят. Да и папа наверняка долго холостяком не проходит. Какая-нибудь наглая телка с классическими параметрами того и гляди ему навяжется. Нет, мамочка, за сохранение семьи надо бороться немедленно, пока не поздно.

Татьяна Борисовна обняла дочь:

– Рано тебе рассуждать о взрослых делах.

– Почему рано?! – вспыхнула Лоция. – В моем возрасте уже замуж выходят!

– И очень быстро расходятся.

– Ну, это кому как повезет.

– Везение от разума зависит. Ты пока не вмешивайся, мы с папой сами помиримся.

– Дай слово.

– Даю.

– Нет, ты скажи: «Честное слово, что помиримся».

– Честное слово, помиримся.

Лоция вздохнула:

– Эх, если бы папа Гена так сказал, он бы точно не обманул.

– И я, доченька, не обману.

– Смотри…

После такого разговора для Жемчуговой начались тоскливые дни. Понимая свою вину, она не могла смотреть дочери в глаза. Чувствовалось, что и Лоция стала относиться к ней с холодком. Часто невпопад отвечала на вопросы, будто голова ее была занята какими-то важными мыслями. В конце августа дочь, словно заболев, с неделю провалялась у себя в комнате, а тринадцатого сентября неожиданно исчезла. Татьяна Борисовна заметалась в поисках. Потратив несколько дней впустую, вынужденно обратилась за помощью к адвокату Мамаеву. Тот суховато пообещал переговорить со знакомыми розыскниками, но по-настоящему встрепенулся лишь после того, как Жемчугова сказала, что следователь из райцентра попросил ее срочно приехать к прокурору Бирюкову для выяснения некоторых вопросов, связанных с поиском Лоции.

– Таня, я поеду с тобой, – неожиданно заявил Мамаев. – Буду твоим адвокатом, и без меня на разговор с прокурором не соглашайся.

– Я ведь не подследственная, – удивилась Татьяна Борисовна. – Зачем мне адвокат?

– Тебя могут запутать.

– В чем?

– В элементарных юридических вопросах. Поедем вдвоем, дорогой объясню подробно.

– Извини, Вениамин Федотович, я поеду в своей машине и со своим шофером.

– Почему, Таня?!

– Потому что боюсь твоего коварства. Либо ты едешь с нами, либо сейчас уезжаю без тебя.

– Не горячись. Нам непременно надо поговорить с глазу на глаз. Мне необходимо знать подробности исчезновения Лоции, чтобы подключить к ее розыску настоящих специалистов. Все районные сыщики – профаны.

– Не трать время на пустое, – резко сказала Жемчугова. – Вдвоем нам никогда уже не быть.

– Ну, что ж… – Мамаев досадливо кашлянул. – Поедем в компании с твоим угрюмым шофером…

Такую вот подробную исповедь услышал следователь Лимакин от Жемчуговой. Официальная же запись рассказанного вместилась всего на четырех страницах протокола. Дальнейшее Лимакину было известно и он, сделав несколько уточнений, прекратил допрос, хотя Татьяна Борисовна, словно облегчая душу, готова была говорить еще сколько угодно.

Глава XXVII

Адвокат Мамаев оказался не очень крепким, но довольно скользким орешком. Начал Вениамин Федотович свою защиту с того, что назвал показания Жемчуговой и Потехина «беспардонным оговором». По его утверждению, в тот злополучный вечер, когда перед отлетом в Москву он заехал к Татьяне Борисовне, чтобы подписать доверенность, внезапно ворвавшийся в квартиру Потехин разыграл скандальную сцену ревности и угрозами принудил жену сознаться в супружеской неверности. На самом же деле у Мамаева с Жемчуговой были только деловые отношения, и никаких помыслов насчет интимной связи со своей клиенткой он никогда не допускал. На жаргоне рецидивистов такой прием самозащиты называется двояко: «держать отрицаловку» или «чесать по бездорожью», то есть говорить неправду.

Чтобы добраться до истины, оперативной группе, преобразованной в следственную бригаду, пришлось затратить много сил и времени. Были опрошены сотни людей; проведены следственные эксперименты, десятки очных ставок и перекрестных допросов; основательно уточнены первоначальные выводы экспертиз; исследованы уголовные дела, в которых адвокат Мамаев добился оправдательных приговоров для подзащитных авторитетов. Если бы автору взбрело в голову подробно описать всю рутинную работу следствия, получилось бы скучнейшее многотомное сочинение, где читателя могли заинтересовать максимум полтора-два десятка страниц. Поэтому пропустим скуку и перейдем к тому, как прижатый неопровержимыми фактами и свидетельскими показаниями Вениамин Федотович стал рассказывать правду.

…Впервые Мамаев обратил внимание на свою землячку Таню Шаньгину, когда она только что закончила среднюю школу, а он после четвертого курса юридического факультета Томского университета приехал на летние каникулы к родителям. Улыбчивая юная красавица очаровала статного студента, как говорится, с первого взгляда и сама вроде бы им заинтересовалась. Несколько вечеров Вениамин с Таней провели в районном Доме культуры на танцах, дважды сходили в кино. Однако наметившийся было роман, не успел дойти до кондиции, как Шаньгина уехала поступать во ВГИК. Затосковавший не на шутку Мамаев стал писать ей пространные письма о любви, но ни на одно из них не получил ответа.

Прошло несколько лет. Время притушило юношеское увлечение. По направлению после окончания университета Мамаев устроился в Новосибирской прокуратуре и, расчетливо женившись, получил от высокопоставленного тестя в качестве свадебного приданого просторную квартиру в элитном доме. Несмотря на отсутствие сердечной привязанности к молодой, но на редкость ленивой супруге, жизнь казалась ему прекрасной и удивительной. Имея от природы привлекательную внешность, Вениамин Федотович не испытывал недостатка в поклонницах. Любовную страсть он утолял в мимолетных, ни к чему не обязывающих встречах с чужими женами и девицами, не отягощенными предрассудками морали. Стараясь избежать опасных последствий от излишней привязанности, больше одной-двух встреч с любвеобильными поклонницами он не допускал. Если же какая-либо из пассий настаивала на продолжении постельного знакомства, Вениамин Федотович охлаждал ее любовный пыл безжалостным отказом.

Вольготная жизнь следователя по особо важным делам катилась гладко, словно по блестяще отрепетированному сценарию. Его ленивая супруга-домохозяйка из-за какой-то женской болезни оказалась бесплодной. Чтобы не потерять эффектного мужа, она старалась ничего предосудительного за Вениамином Федотовичем не замечать. Собственно, изворотливый следователь умел так ловко обосновать свои отлучки из дома служебными делами, что у влюбленной жены не возникало сомнений в его порядочности.

Душевная безмятежность Мамаева оборвалась внезапно. В один из свободных вечеров Вениамин Федотович, нажимая кнопки дистанционного управления телевизором, отыскивал, чего бы интересного посмотреть от скуки, и на втором канале наткнулся на молодежную передачу Новосибирского телецентра. Присмотревшись к обаятельной ведущей, он, с трудом веря своим глазам, узнал Таню Шаньгину. Тотчас будто зазвучала мелодия старинного романса: «Я встретил вас, и все былое в остывшем сердце ожило». Мамаев впился взглядом в экран телевизора и, когда в конце передачи медленно поползли титры, с изумлением узнал, что Таня Шаньгина стала Татьяной Жемчуговой.

На следующий же день Мамаев разыскал землячку в редакции молодежных телепередач. Встреча была радостной. Наговорив Татьяне кучу комплиментов, Вениамин Федотович первым делом спросил:

– «Жемчугова» – это твой красивый псевдоним?

– Нет, фамилия от первого брака, – с улыбкой ответила она.

У Мамаева ёкнуло сердце:

– Ты уже несколько раз успела побывать замужем?

Таня опять улыбнулась:

– Только дважды.

– Кто твой второй избранник?

– Геннадий Потехин.

– Потехин?.. Танечка, он ведь намного старше тебя!

– Всего-то на десять лет.

– И вечно по морям болтается…

– Зато у нас с ним ежегодно по два медовых месяца.

– А как же ты десять месяцев в году обходишься без мужа?

– Нормально обхожусь, как и многие другие жены моряков.

– Другие на время отсутствия мужа заводят любовников, – с намеком сказал Мамаев.

– Блуд не в моем характере.

– Это естественная потребность.

– Из «естественных потребностей» мне достаточно того, что Гена часто пишет письма, шлет телеграммы, звонит. Да и недавно научившаяся бойко лопотать дочурка скрашивает жизнь. Она тоже до безумия любит папу Гену.

– Вы с Потехиным уже обзавелись дочерью?

– В этом нет ничего удивительного.

– А почему ты не на его фамилии?

– Сообща решили, что «Жемчугова» мне больше подходит.

– И Потехин не ревнует тебя к первому мужу?

– Для ревности у него нет оснований.

– Ты феноменальная женщина!

– Но не феминистка, – улыбчиво вроде бы скаламбурила Таня.

– В материальном плане как дела?

– Нормально. Хорошая трехкомнатная квартира, гараж – рядом с домом, новая «Волга». Вечерами хожу на курсы, чтобы водительское удостоверение получить. Скоро буду ездить на работу в собственной машине. Дачи, правда, нет, но она нам с Геной и не нужна.

– Потехин, видимо, недурно зарабатывает?

– На нашу семью хватает.

– Как смотришь, если сегодня вечерком посидим в приличном ресторане и поболтаем без спешки?..

– По ресторанам я хожу только с мужем и то очень редко. А болтать нам с тобой, собственно говоря, не о чем. О себе я почти все сказала.

– Ну, как это не о чем… Ты в институте получала мои письма?

– Получала.

– Почему ни разу не ответила?

– Не хотела врать.

– Могла бы написать правду.

– Смелости не хватило. Побоялась, что правда для тебя будет неприятной.

– Ты ведь, кажется, симпатизировала мне. Или притворялась?

– Как сказать… Вчерашней школьнице было лестно, что взрослый красивый студент обратил на нее внимание.

– А мне-то думалось… – огорченно проговорил Мамаев.

– Я же ничего тебе не обещала.

– И теперь не обещаешь?

– Вениамин, а что может обещать замужняя женщина?.. – будто удивилась Жемчугова, впервые за время разговора назвав Мамаева по имени. – Да и ты, наверное, уже женат…

– Женат, но не по любви.

– С твоей-то внешностью?..

Мамаев вздохнул:

– Оказывается, внешность – пустое дело. Кроме тебя, Танечка, никого не люблю.

– Ради Бога, оставим этот разговор.

– Ну, что ж… – Вениамин Федотович достал свою визитную карточку. – Возьми на память…

Жемчугова, рассматривая визитку, улыбнулась:

– Ты уже стал следователем по особо важным делам?

– И довольно неплохим, – с гордостью ответил Мамаев. – Возникнут юридические вопросы – звони. Помогу всеми силами.

– Спасибо.

После такого разговора Вениамину Федотовичу ничего иного не оставалось, как любоваться обаятельной землячкой по телевизору.

Начатое перестройкой сумбурное время летело сломя голову. Стараясь переплюнуть удачливого Потехина в заработке, Мамаев создал адвокатскую контору. Увлекшись большими деньгами, он почти забросил любовные связи, и только Таня Шаньгина, ставшая Жемчуговой, не выходила у него из головы. Поэтому, когда вместо нее вдруг появилась другая ведущая молодежной передачи, Вениамин Федотович сразу позвонил в телестудию. Узнав, что Жемчугова уволилась и теперь возглавляет коммерческую фирму «Лаванда», с горечью подумал об исчезнувшей возможности хотя бы периодически видеть любимую женщину на цветном экране.

Чтобы не зациклиться от безнадежности, Мамаев стал усиленно раскручивать рекламу своих успехов на адвокатском поприще. Читая в газетах хвалебные статьи о себе, тщеславно надеялся, что слава преуспевающего адвоката привлечет внимание Татьяны Борисовны, и та изменит свое отношение к нему. Увлекшись судебными процессами да мечтами о Жемчуговой, адвокат словно забыл о собственной жене-лентяйке, у которой распухший перед от массивного зада можно было отличить лишь по золотому кресту на шее. Обиженная невниманием супруга попыталась взбунтовать, но, выслушав горячий монолог мужа об изнуряющей работе, быстро притихла.

Телефонный звонок Татьяны Борисовны оказался для Вениамина Федотовича столь внезапным, что поначалу он с трудом улавливал смысл ее слов. Только после того, как Жемчугова повторила, что недобросовестные поставщики вместо французской парфюмерии подсунули ей польскую подделку, Мамаев обрадованно воскликнул:

– Таня, ради тебя я выиграю это дело!

– Знающие люди говорят, будто мне ничего не светит, – грустно сказала Жемчугова.

– Не верь знатокам! В лепешку разобьюсь, но победа будет за нами…

Судебный процесс в сто пятьдесят тысяч долларов адвокат Мамаев выиграл блестяще и спас фирму Жемчуговой от, казалось бы, неизбежного разорения. С этого дня он стал официальным юрисконсультом «Лаванды». Татьяна Борисовна прониклась к Вениамину Федотовичу уважением. Ни одной коммерческой сделки без консультации с ним она уже не оформляла, но отношения дальше деловых не продвинулись ни на йоту. Все старания Мамаева «влюбить в себя» упорную землячку не приносили успеха. Не привыкший к женским отказам Вениамин Федотович, словно избалованный родителями капризный ребенок, решил завладеть понравившейся ему «игрушкой» любой ценой. К этому времени Мамаев успел разбогатеть, а в криминальной среде за ним прочно закрепилась слава самого удачливого адвоката. Консультируя проникших в легальный бизнес авторитетов, он не уставал внушать им апробированный жизнью лаконичный тезис: «Спешка – прямой путь на нары». Никогда не спешил и сам, тем более в амурных делах. На первом этапе обольщения Татьяны Борисовны его вполне устраивала возможность регулярно встречаться с ней по деловым вопросам.

В грезах о будущем счастье с любимой женщиной Вениамин Федотович прожил несколько лет. Дочь Татьяны Борисовны незаметно повзрослела, а Геннадий Потехин, уволившись с морской службы, занялся продажей импортных автомобилей. Шансы Мамаева на успех стали меркнуть. Здравый разум подсказывал адвокату, что он задумал пустое дело, но болезненное самолюбие и маниакальная страсть заглушали рассудок. Словно коварный бес-искуситель внушил Вениамину Федотовичу шальную мысль: надо во что бы то ни стало развести Жемчугову с Потехиным, и тогда Татьяне Борисовне некуда будет податься, кроме его распростертых объятий. Из судебной практики Мамаев знал, что самым надежным разрушителем семьи является супружеская неверность, а из собственного опыта любовных похождений сделал вывод: при стечении определенных обстоятельств с помощью спиртного можно уложить в постель любую женщину. Для этого нужен всего лишь подходящий повод.

Десятого августа, когда в офис адвокатской конторы привезли из «Лаванды» проект контракта, Вениамин Федотович, внимательно изучая документы, сразу заметил, что заполненная на его имя доверенность не подписана Жемчуговой. Он потянулся было к телефонной трубке, чтобы сказать об этом Татьяне Борисовне, но, озаренный коварным замыслом, тотчас отдернул руку. В считанные секунды, как на отлаженном компьютере, Мамаев обмозговал внезапно выпавшую ему фортуну. Рассуждал он проще простого: «Проморгать недооформленную доверенность обычно сосредоточенная Жемчугова могла только по причине душевной сумятицы. Сегодня у нее день рождения, а никого из семьи рядом нет. Муж – в Японии, дочь – в санатории. Татьяна Борисовна будет скучать дома в одиночестве. Если под деловым предлогом заявиться к ней попозднее, то сам Бог велит выпить за здоровье именинницы. А после выпивки – либо пан, либо пропал! Тянуть многолетнюю резину дальше некуда». Все продумал Вениамин Федотович, но внезапного появления среди ночи Геннадия Потехина не предугадал…

На протяжении почти четырехчасового авиарейса от Новосибирска до Москвы Мамаев не сомкнул глаз. Уставясь, словно душевнобольной, в красную надпись «Не курить» над дверью кабины пилотов, он мучительно размышлял над одним и тем же вопросом: почему обычно резкий в конфликтных ситуациях Потехин не избил его и не сказал ни слова в адрес жены?.. А ведь на месте Геннадия в порыве ревности запросто можно было даже убить… В голове назойливо прокручивалось содержание статьи Уголовного кодекса, предусматривающей за умышленное убийство, совершенное в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения, лишение свободы на срок до пяти лет или исправительные работы до двух лет. Учитывая чрезвычайно острую ситуацию, в которой оказался Геннадий, он за убийство соперника наверняка отделался бы условным наказанием… Что удержало Потехина от рокового поступка?.. Самообладание, растерянность или банальная трусость?..

Над вопросом – что делать дальше? – Вениамин Федотович ломал голову, возвращаясь из столицы в Новосибирск с удачным для «Лаванды» контрактом и с достоверной информацией о надвигающемся кризисе. Не придумав ничего толкового, решил действовать по принципу азартных картежников: «как масть пойдет».

Первый разговор с Жемчуговой, хотя и неприятный, не обескуражил Мамаева. Мирный уход Потехина из дома показался обнадеживающим. Теперь, по размышлениям адвоката, Геннадия Никифоровича следовало вообще выжить из Новосибирска, чтобы Татьяна Борисовна не питала никаких надежд на возвращение мужа в семью. Объявив Потехину устрашающую войну, Мамаев вскоре понял, что «масть» не пошла. Потехин быстро разгадал его замысел. Подловив на автодорожном происшествии Тимура Хазарова, Геннадий Никифорович выдавил из виновника аварии четыре тысячи рублей на ремонт поврежденного при столкновении «Ниссана». Поскольку Дельфин был гол как сокол, расплачиваться пришлось Мамаеву из своего кармана. В злобном запале от такого конфуза не привыкший бросать деньги на ветер адвокат, что называется, рвал и метал.

Мысль о физическом устранении Потехина подкинул провинившийся Хазаров. Молча выслушав возмущенную нотацию Мамаева, Дельфин насупленно заговорил:

– Шеф, чо мы, как дети, пугаем «японца»? По хрену ему наши страшилки. Давай «замочим» козла. В земле места много. – И, набивая цену, потупился: – Правда, с таким ловчилой придется попотеть.

– Во сколько оцениваешь свой пот? – чуть подумав, спросил Вениамин Федотович.

– В сорок тысяч баксов.

Мамаев опешил:

– Ты умеешь считать?

– Учился в школе.

– Умножь сорок тысяч на семнадцать. Сколько получится рублей по сегодняшнему курсу доллара?

Хазаров наморщил лоб:

– Много…

– Шестьсот восемьдесят тысяч, – усмехнулся Мамаев. – Чуешь, «школьник», куда загнул?..

– Шеф, дешевле никто из братвы не возьмется. Деревянный рубль совсем в щепку превратился. Ходят слухи, будто за нашего Писмаря заказчик отстегнул киллеру зеленых в десять раз круче.

– Писмарь был авторитетом. Знаешь ведь, он без охраны шагу не делал, и сам всегда держал наготове макаровский ствол. А у «японца» ни охраны, ни ствола нет.

– Судьи не станут мудрить, с прибамбасами мокруха или без них.

– Судьи-то при чем? Забыл, как я выручил тебя с Писмарем на прошлом суде?

– Раз на раз не приходится. Можно и залететь…

– Рожденный ползать летать не может. У тебя, кажется, поджилки трясутся?

– Не в поджилках суть. Опасаюсь по дешевке упорхнуть на тот свет. После исполнения заказа редкий киллер не попадает под свинцовую струю «автоответчика» Калашникова. Короче, рисковать башкой ради фунта деревяшек не буду, но за толстую пачку зеленых баксов замочу кого хочешь.

– Добро, Тимур… Чувствую, мы договоримся, – слукавил Мамаев. – Начинай изучать, где надежнее подкосить «японца». Только предупреждаю сразу: оплачивать ремонт японских машин больше не буду.

Хазаров пошевелил пальцами:

– А бензин за чей счет?..

– Для начала пятьсот долларов дам.

Платить бешеную сумму валюты Вениамин Федотович не собирался. Хазаров ему был нужен только для того, чтобы не терять из виду Потехина, от которого со дня на день ждал неизбежной мести. Запавшее в голову предложение Дельфина Мамаев решил осуществить руками брата Руслана, прошедшего на военной службе, по его словам, огни, воды и медные трубы. Выслушав предложение, Руслан удивился:

– На какую рану тебе Геннадий Потехин соли насыпал?

– Приревновал свою жену и угрожает убийством, – солгал Вениамин Федотович.

– Он на Таньке Шаньгиной женат?

– Да. Помнишь ее?

– Ну, как же… Восемь лет в одном классе учились, пока я в суворовское не уехал. Козырная отличница была.

– Она и теперь неплохо выглядит. Геннадий по сравнению с ней старик. Вот и беснуется от ревности.

– Может, ты на самом деле пощекотал Танюху?..

– Не плети чушь!.. Ну, выручишь из беды или нет?

Руслан поморщился:

– Жалко гробить интересного мужика.

– Старуху, у которой купили комнату, небось не пожалел и взятые у нее мои деньги замылил.

– Старуха – чужой человек. Свой век бабка отжила. На том свете ей спокойнее без денег. А Гена Потехин – земляк все-таки, с одной улицы. Ох, как в школьные годы я завидовал ему! И в суворовское училище поступил ради красивой формы с лампасами. Думал, стану офицером, скоплю деньжат, чтобы, как Геннадий, приезжать в отпуск на собственной «Волге»… – Руслан тяжело вздохнул: – Мечты, мечты, где ваша сладость? Ушли мечты, осталась гадость…

– Не вспоминай биографию, мне она известна, – недовольно сказал Вениамин Федотович.

– Брось, Веня, свою гнусную задумку. Потехин не шизик, чтобы беспричинно ревновать жену. Ну, а вдруг ошибся, перебесится и утихнет.

– Такие ревнивцы не утихают. К старости они еще больше распаляются. Если не поможешь, хоронить придется меня.

– Не заводи панихиду. Давай вдвоем покалякаем с ним по-мужски.

– Не хочу оправдываться перед озверевшим дураком.

– Смири гордыню…

Уговорил Вениамин Федотович брата тем, что после устранения Геннадия Потехина подарит ему «Волгу», о которой Руслан мечтал со школьной поры. Это было дешевле, чем затребованные Хазаровым сорок тысяч долларов. Одержимый навязчивой идеей Мамаев не задумывался над тем, к какой трагедии может привести затеянная им опасная игра…

Все карты преуспевающего адвоката перепутал Тимур Хазаров, оказавшийся малым себе на уме. Начав слежку за Потехиным, он заподозрил, что ему по дешевке поручена черновая работа, а основной куш достанется тому, кто в заказном деле поставит последнюю точку. Подозрение окрепло, когда Потехин уехал из Новосибирска к родителям. Дельфин тут же доложил об этом Шефу и сказал, что самый подходящий момент – ликвидировать «японца» в районной глуши. Вместо конкретного ответа – действуй, мол! – Шеф пообещал подумать, а на следующий день отвез в райцентр своего брата Руслана. Возмущенный таким финтом Хазаров решил сделать ответный ход. Чтобы выбить из дела конкурента, Тимур встретился с Лоцией Жемчуговой и посоветовал ей съездить в райцентр, чтобы предупредить уехавшего туда отца о готовящемся на него покушении киллером по кличке Мамай. Оттуда, мол, позвони мне, и в случае чего я этому киллеру обломаю рога. Лоция тотчас собралась в дорогу. Позвонила она из райцентра, как условились, но ничего определенного ни об отце, ни о Мамае там не узнала. Попросила Хазарова приехать к ней для совместной разборки. Обговорив с Лоцией время и место встречи, Тимур направился в офис адвокатской конторы. Уединившись с Мамаевым в кабинете, интригующе сказал:

– Шеф, имею информацию, будто по моей наводке на «японца» вышел неведомый мне киллер Мамай…

От неожиданности Вениамина Федотовича словно контузило.

– Откуда ты это взял? – шепотом спросил он.

– От знакомой киски.

– Говори понятней. Кто она?

– Мурка сорви голова.

– Чего темнишь?

– Не хочу закладывать подругу. Могу лишь добавить, что киска знает не только «японца», но и семью его. Так что, если Мамай завалит Потехина, возникнет большой хипиш…

– Сможешь заткнуть ей рот? – едва не сорвавшимся голосом спросил Вениамин Федотович.

Дельфин привычно пошевелил пальцами:

– Бензиновые баксы кончились.

– Слишком быстро ездишь.

– Джип много жрет.

– Сколько надо?

– Не меньше половины, чем за «японца».

Мамаев достал из сейфа пачку долларов в банковской упаковке и протянул Хазарову:

– Здесь ровно десять тысяч. Это аванс. Остальное – по завершении дела. Согласен?

– Годится, – Дельфин положил валюту в карман. – А с «японцем» что будем делать?

– Подождем во избежание «большого хипиша».

– Смотри, Шеф, как бы он не слинял из райцентра. Тогда дело круто усложнится.

– Некуда ему линять.

– Может, и киску пока не трогать?

– Кошке прижми хвост немедленно.

– Заметано, шеф…

Хазаров неторопливой походкой крутого братка вышел из кабинета. С его уходом Вениамина Федотовича одолел страх. Просчитывая, где и какую оплошку мог допустить Руслан, Мамаев подумал, что Дельфин, вероятно, следил не только за Потехиным, а утечка информации придумана Тимуром ради того, чтобы вырвать изрядную сумму валюты. Эта догадка подтвердилась, когда Вениамин Федотович, увязавшись за Татьяной Борисовной, приехал в районную прокуратуру. Сообщение прокурора Бирюкова произвело на Мамаева эффект разорвавшейся под ногами гранаты. Только здесь до него дошло, какую «киску» с целью вымогательства денег втянул в кровавую игру Тимур Хазаров. Заодно с Лоцией Дельфин застрелил и Руслана – конкурента по киллерскому промыслу.

На протяжении всего пути от райцентра до Новосибирска заплаканная Татьяна Борисовна, не оборачиваясь к сидевшему позади Мамаеву, задала единственный вопрос:

– Вениамин Федотович, что это, божья кара или злодейский умысел какого-то негодяя?

– Не знаю, – тупо глядя перед собой, растерянно ответил адвокат. – Следствие покажет…

Когда угрюмый шофер остановил «Мерседес» возле офиса адвокатской конторы, у Мамаева едва хватило силы попрощаться с Жемчуговой. Встретившись с отчужденным взглядом Татьяны Борисовны, он понял, что вместе им никогда уже не быть.

Появившись в офисе, Мамаев первым делом попросил коллег организовать похороны Руслана в райцентре. После этого закрылся в своем кабинете и обхватил голову руками. Думать о том, что предпринять дальше, не хотелось. Сложившаяся ситуация казалась страшнее, чем в кошмарном сне. Внезапно мелькнувшая мысль о самоубийстве постепенно овладела сознанием, отгоняя прочь все другие мысли. Почти машинально Вениамин Федотович достал из сейфа бельгийский браунинг – давний подарок Писмаря. Проверил наполненную желтыми патронами обойму, сел в кресло и уткнул прохладный конец ствола в висок. Мысленно представив, как после выстрела разом улетят в поднебесную все заботы, почувствовал облегчение. Оставалось только взвести курок и нажать спуск…

Помешал зазвонивший телефон. Мамаев сунул браунинг в карман пиджака, нехотя ответил и услышал басовитый голос Хазарова:

– Шеф, киска вчера отмяукалась. Когда позолотишь мозолистую ладонь?

«Наглец, после такого наворота ты еще надеешься на жирный хапок», – раздраженно подумал Вениамин Федотович, но спросил спокойно:

– Откуда звонишь?

– Из Первомайки.

– Чтобы тебе не ехать в центр города… – Мамаев, сдерживая волнение, помолчал. – Я собрался на дачу в Бердск. Давай встретимся на шоссе за мостом через Иню. Согласен?

– Ну, а чо… Пожалуй, годится. Место уточни.

– После моста за первым поворотом.

– Надеюсь, баксы не урежешь?

– Наоборот, добавлю за оперативность.

– Хэрэ, Шеф… Ты сегодня просто чики!

– Ты тоже ничего кибальчиш, – подстраиваясь под молодежный сленг, сказал адвокат.

– Ну, чао!

– До пока…

Участок шоссе, где Мамаев назначил встречу Дельфину, проходил по лесу и не просматривался издали. Подъезжая к обусловленному месту, Вениамин Федотович заранее поставил браунинг на боевой взвод. О последствиях не думалось. Сознание было затуманено жгучей местью.

Хазаровский джип с тонированными стеклами стоял на правой обочине дороги. Сам же Хазаров, присев на корточки, смотрел в придорожный кювет. Мельком оглянувшись на подходившего к нему Мамаева, Тимур усмехнулся:

– Глянь, Шеф, какие забавные твари…

В кювете возле дождевой лужи, словно гипнотизируя друг друга взглядами, сидели два напыщенных лягушонка. Первый выстрел Мамаев сделал Тимуру в затылок, а когда Хазаров повалился набок, выстрелил еще раз, целя между ухом и виском. Уезжая с места убийства, Вениамин Федотович не подозревал, что за темными стеклами хазаровского джипа скрывается Валя Тюфин, известный среди братвы по кличке Шпингалет, перед которым накануне поездки сюда хвастливый Дельфин бахвалился своим «подвигом» в райцентре.

На дачу Мамаев приехал совершенно спокойным. Поставив машину в гараж, он поднялся на второй этаж кирпичного особняка и сварил крепкий кофе. После выпитых подряд двух чашек навязчивая мысль о самоубийстве отступила. Подумалось, что прежде, чем кончать с собой, надо отыскать скрывшегося Геннадия Потехина и застрелить его. Легкая расправа с Дельфином вдохновляла. Вениамин Федотович позвонил в частное предприятие «Беркут», которое официально выполняло охранные функции, а тайно по заявкам своих клиентов занималось прослушиванием телефонных разговоров. Наряженные под омоновцев качки из этой фирмы выручили адвоката, когда журналист Кузин вздумал опубликовать на него компромат в вечерней газете. Заявку на подслушку потехинского мобильного телефона Мамаев сделал сразу после конфликта, но уже больше недели не получал от «Беркута» никаких вестей. На этот раз, со слов дежурного, долго молчавший Геннадий Никифорович сегодня по сотовому телефону договаривался с Автосервисом о ремонте «Пассата-люкс».

– Если он еще выйдет в эфир, немедленно сообщите мне подробное содержание разговора, – попросил адвокат.

Сообщение поступило через день утром. Узнав, когда и откуда Потехин собирается ехать в райцентр, Мамаев устремился к вещевому рынку. Помчавшись по кузнецкой автотрассе за белой «Тойотой» Потехина, Вениамин Федотович был одержим единственной мыслью: застрелить ненавистного соперника и тут же покончить с собой…

Глава XXVIII

В целях неразглашения сведений об интимных сторонах жизни участвующих в деле лиц суд над Мамаевым был закрытым. При судебном разбирательстве Вениамин Федотович не опротестовал ни одного факта из предъявленного ему обвинения. В последнем слове он попросил для себя высшую меру наказания. Учитывая чистосердечное раскаяние обвиняемого, суд приговорил его к пятнадцати годам лишения свободы. Обжаловать приговор суда в кассационном порядке Мамаев отказался.

После завершения судебного процесса осужденного под конвоем увезли в закрытой спецмашине, которую в годы репрессий называли «Черным воронком». Жемчугова и Потехин вышли из здания суда вместе. Молча подошли к стоявшим рядом своим машинам: серебристому «Мерседесу-600» и недавно отремонтированному салатного цвета «Пассату-люкс». Первой заговорила Татьяна Борисовна:

– Гена, теперь ты знаешь всю правду. Давай помиримся…

– Я не собираюсь с тобой враждовать, – ответил Геннадий Никифорович.

– Пойми, каждая женщина хоть раз в жизни попадает впросак, делает что-то неправильно.

– Понимаю. Все мы не ангелы.

– Я люблю тебя.

– Не верю.

– Ну, почему?

– Как говорил один шутник, обжегся на молоке – дуй водку.

– Не надо, Гена, шутить и превращать серьезное в смешное.

– Большое познается в малом, серьезное – в смешном. А с любовью, Танечка, вообще не шутят.

– Без тебя и без дочери я погибну.

– Не отчаивайся. Все в жизни проходит, и это пройдет.

– Хочешь, возглавь мою фирму. Будешь заниматься бизнесом, а я вернусь на телевидение…

Потехин усмехнулся:

– Российский бизнес – это восьмое чудо света. Здесь все на продажу: и честь, и совесть, и любовь. На таком гадком поприще графа Монте-Кристо из меня не выйдет.

– Тогда оставайся дома. Моего заработка вполне хватит, чтобы достойно жить и ежегодно отдыхать на лучших курортах мира.

– Сумасшедшая… Мне, здоровому мужику, легче удавиться, чем стать иждивенцем жены.

– Как ты думаешь теперь жить?

– Пойду опять в море.

– Там же страшно!

– Здесь еще страшнее.

– Пообещай хотя бы что-нибудь.

– Буду молить Бога, чтобы не обижал тебя.

– Имею в виду надежду на встречу…

– Надежды юношей питают, а моя юность давно пролетела.

На глазах Жемчуговой навернулись слезы:

– Неужели мы расстаемся навсегда?

– Время, Танечка, покажет. Оно сейчас – самый лучший наш доктор.

Потехин внезапно обнял Жемчугову. Татьяна Борисовна обхватила его шею руками, пытаясь поцеловать, но Геннадий Никифорович отстранился и торопливо открыл ключом дверцу иномарки.

– Гена, пришли, пожалуйста, мне свой адрес, – растерянно попросила Жемчугова.

– Пришлю, – уже из машины нахмуренно ответил Потехин.

Колеса стремительно умчавшегося «Пассата-люкс» оставили на грязном асфальте две параллельные полосы, которые, как известно, никогда не пересекаются.

Оглавление

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава Х

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава XIX

Глава XX

Глава XXI

Глава XXII

Глава XXIII

Глава XXIV

Глава XXV

Глава XXVI

Глава XXVII

Глава XXVIII

Реклама на сайте