«Внимающее око»

Патриция Вентворт Внимающее око

Анонс

Весьма живое повествование с очень динамичным и оригинальным сюжетом. Большая удача: героиня, чей физический недостаток — практически полная глухота — придает сюжету определенную прелесть и интригующую неповторимость.

Это проявляется уже в самом начале повествования, в сцене в картинной галерее. При том, что гостиная мисс Силвер увешана произведениями искусства, а в картинных галереях мы ее не заставали, можно подозревать, что ее любовь к искусству зиждется скорее на сентиментальных воспоминаниях, чем на истинной привязанности к живописи. И хотя цепкое внимание Дэвида к деталям выдает в нем настоящего художника, напоминающего, кстати, образ Генриэтты Севернейк из «Лощины» (см, том 11 наст. Собр. соч.), окружающие его люди в искусстве разбираются из рук вон плохо. «Мисс Силвер прежде как-то не задумывалась, что свет можно писать». Мисс Пейн выражает неодобрение авангардным полотном молодого Гонта, описание которого звучит довольно привлекательно, а Салли Фостер словно тщательно старается найти любой повод, чтобы себя помучить, хотя издалека видно, что интерес Дэвида к злодейке-Мойре чисто профессиональный. В целом любовная история Салли Фостер выглядит совершенно ненужным довеском к повествованию, и старшее поколение в лице Аннабел превосходит молодое во многих отношениях. Тем более что пара — самоуверенный мужчина и кокетливая девушка, тщательно кутающаяся в прозрачные одежки из самостоятельности и независимости, — уже была обыграна не один раз.

Характерные особенности «поздней мисс Силвер» — подробные пересказы произошедшего, многочисленные сплетни — на сей раз перемежаются сменяющими друг друга неожиданными событиями. Многие из них предназначены только для того, чтобы увязать в один узелок всех действующих лиц, и зачастую совпадения происходят на самой грани возможного, но тем не менее читать все это очень увлекательно. Интересна и беспринципная Мойра — отголосок неприкрытой алчности Джейн Уилкинсон из «Лорда Эджвера» (см. том 4 наст. Собр. соч.) — и то, как звучит окончательный приговор в се адрес:

«Если бы святой Павел знал Мойру Херн, счел бы он ее подходящей для роли жены и матери?»

Еще Эркюль Пуаро считал, что главное — дать людям возможность говорить, сколько они хотят, и они обязательно скажут то, что вам нужно. В этом аспекте мисс Силвер больше напоминает его, нежели свою подругу мисс Марпл. («Значительной долей своего успеха мисс Силвер была обязана собственному умению слушать».) Но к концу своей карьеры она все чаще собирает информацию из уст других людей. Во «Внимающем оке» она не только выводит несколько очень удачных умозаключений, но и гораздо активнее, чем обычно, стремится предотвратить преступление. Все-таки приятно, что иногда она забывает про свои пинетки и становится деловитой и энергичной. Тем более что, в отличие от мисс Марпл, здоровье ее пока не подводит. Тем не менее стоило бы выяснить вопрос, насколько тяжело было бы доказать виновность преступников Похоже, Арнолд Брей скорее спасал фамильную честь, чем действовал в интересах правосудия. И даже остался в выигрыше. Вышел в Англии в 1955 году.

Перевод выполнен В. Тирдатовым специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Хоть это и мое повествованье, В нем много ваших знаков препинанья. Способны точки возвести заслон Перед потоком бурным женских слов!

Глава 1

Галерея была хорошо освещена, на взгляд Полины Пейн, даже слишком хорошо. В некотором полумраке многие картины смотрелись бы лучше. А мисс Пейн была дама неглупая, о чем свидетельствовал весь ее облик. В свои пятьдесят семь лет она одевалась так, как, на ее взгляд, требовал и возраст и положение. Ее крепко сбитую фигуру удобно облегал плотный темно-серый твидовый костюм в белую крапинку, который дополняли туфли со шнурками и темно-серая фетровая шляпа с простой черной лентой. Такую женщину менее всего ожидаешь увидеть на одной из тех маленьких зимних выставок, где демонстрируются картины скорее ради эпатажа публики, нежели с целью продажи, — разве что художник внезапно окажется знаменитым, и тогда критики примутся его бурно хвалить, ругать и горячо спорить друг с дружкой, а миллионеры — перебивать друг у друга цену.

Мисс Пейн привело сюда отнюдь не увлечение подобного рода живописью. Но если кто-то написал и выставил ваш портрет, поневоле придется сходить посмотреть, как он смотрится на экспозиции. Мисс Пейн показалось, что на выставке портрет выглядит куда лучше, чем в студии: это гордое имя молодой художник Дэвид Морей присвоил мансарде ее дома — неопрятному помещению, где он готовил какие-то зловонные смеси и спал прямо на сетке железной кровати, которая была ему коротка. Мисс Пейн стояла перед портретом, радуясь двум фактам. Во-первых, на картине отсутствовало ее имя. Он назывался не «Портрет леди» или даже «Портрет квартирной хозяйки» — что больше соответствовало бы действительности, — а просто «Слушающая». Мисс Пейн хорошо понимала, что имел в виду Дэвид: взгляд и поворот головы. Ее это задело — сама она думала, что никто не замечает, как она напряженно и безуспешно вслушивается. Во-вторых, ее радовала надпись:

«Продано». Полина Пейн не могла понять, кому и зачем понадобился ее портрет. Даже в молодости она считала свою внешность не более чем приятной. Мисс Пейн надеялась, что не стала безобразной и в пятьдесят семь лет, но не могла и вообразить причину, по которой кому-то захотелось повесить на стену ее изображение, даже учитывая лестный отзыв в «Художественном журнале».

Разумеется, Полина Пейн пришла на выставку не только и не столько из-за своего портрета. Сын ее кузины Хильды Гонт выставил в галерее две свои картины, и именно чувство семейного долга побудило мисс Пейн прийти посмотреть их, чтобы написать об этом Хильде. Если бы картины оказались и правда достойными, она бы непременно упомянула об этом в письме, но лгать не хотела, поскольку ложь, по ее глубоком убеждению, все равно наружу выйдет, да еще и принесет кучу неприятностей. Первая картина Уилфрида озадачила мисс Пейн — на ее взгляд, это было что-то вроде ребуса: разбитое каменное надгробие, выступающее из синеватой дымки, какие-то кости, похожие на человеческие, и аспидистра в ярко-розовом вагоне. Последняя, впрочем, изображена была очень точно — сама мисс Пейн не раз видела точно такие же растения в точно таких же розовых горшках. Возможно, стоит упомянуть, что аспидистра изображена с фотографической точностью, только это вряд ли удовлетворит материнское тщеславие Хильды.

Полина Пейн подошла ко второй картине Уилфрида.

Еще того хуже. Никаких ребусов — простое и откровенное безобразие. Мисс Пейн уселась перед ней — ноги прямо отваливались — и только теперь, с облегчением переведя дух, до конца осознала, до чего же это скверная работа.

Что же написать о ней Хильде? Ей пришло на ум единственное слово — «смелая». Тем не менее вставать Полина Пейн не собиралась — пусть ноги как следуют отдохнут. Чтобы не смотреть на возмутительное полотно, она окинула взглядом помещение. На банкетке слева сидел мужчина и изучал каталог. Почему-то ей показалось, что он сидит там уже довольно давно.

Еще один мужчина вошел в дверь в дальнем конце зала.

Он тоже держал каталог. Полина глядела, как он сверился с нужной страницей и остановился перед картиной, изображающей нечто вроде взрыва атомной бомбы. Имея превосходное зрение, она не могла себе представить, что это полотно может означать что-либо иное.

Вскоре внимание мужчины обратилось на изображение жуткой дамы — зеленоватой и, кажется, с переломанными костями, после чего он шагнул назад и сел на банкетку слева, на подобающем расстоянии от другого мужчины.

Полина отметила, что ей почему-то любопытно, достаточно ли сильное впечатление произвела на обоих джентльменов изувеченная леди, чтобы заставить их обменяться мнениями на этот счет. Если бы кто-нибудь сел теперь рядом с ней, то сама она едва ли удержалась бы от гневного монолога. Мисс Пейн наблюдала за двумя мужчинами, но если они и говорили, ей не было слышно ни единого слова. Она ничего бы не услышала, даже сидя с ними на одной скамье. Последним звуком, достигшим ушей Полины, был взрыв бомбы, обрушивший стены и потолок конторы ей на голову в 1941 году. В течение суток она была погребена под развалинами, а когда ее откопали, оказалось, что она оглохла навсегда. С присущим ей мужеством и усердием мисс Пейн научилась читать по губам, развила свои кулинарные таланты и получила место экономки в одной из деревенских школ. Перед самым концом войны умер ее дядя, Эмброуз Пейн — прямой и решительный старик, живший под девизом: «Говорю то, что думаю». За свою долгую и довольно унылую жизнь он высказал много нелицеприятных слов и сделал как минимум одно мужественное заявление — что дождется в Лондоне конца войны. Старик едва-едва не сдержал обещания — всего за неделю до прекращения боевых действий он скончался в большом старомодном доме, том же самом, где появился на свет. Эмброуз Пейн завещал дом вместе с остатками капитала своей племяннице Полине, которая вернулась в Лондон и немедленно сдала все комнаты, кроме двух на нижнем этаже, где поселилась сама.

Дядя Эмброуз был бы шокирован донельзя, но Полина любила кухню деревенской школы куда меньше, чем Лондон. Сначала было странно ходить по знакомым улицам и видеть транспорт, двигающийся абсолютно бесшумно. Но вскоре она к этому привыкла, а в чтении по губам, благодаря ежедневной практике, достигла почти совершенства.

Таким образом ей удавалось «услышать» весьма любопытные вещи, предназначенные для ушей возлюбленных, друзей или врагов. Она могла сидеть в ресторане и понимать, о чем говорят люди за столиком, находящимся от нее на солидном расстоянии, — и ни гул разговоров, ни громкая музыка были ей не помеха.

Так что, оглядев зал галереи, она прекрасно поняла, что сказал один мужчина другому.

Глава 2

Салли Фостер снимала две комнаты на втором этаже дома, который Эмброуз Пейн оставил своей племяннице.

Окна одной из них выходили на маленькую площадь с довольно запущенным сквериком посредине, где пережившие войну кусты лавра и сирени продолжали борьбу за существование. Хотя ни одна бомба не упала на площадь, большинство окон разбилось, когда фугаска угодила на соседнюю улицу. Всем здешним домам было не менее ста лет, и каждый располагал полуподвалом и мансардой для некогда многочисленной прислуги. Невозможно было представить что-либо более убогое и менее приспособленное к современным условиям. Эмброуз Пейн упорно отказывался идти в ногу со временем, но Полина соорудила пару дополнительных ванных. Салли готовила на газовой плите новейшей модели и, хотя делила мойку с Полиной, считала, что ей жутко повезло. Она работала секретаршей у Мэриголд Марчбэнкс, чьи издатели утверждали, что ее гонорары исчисляются миллионами. В частной жизни Мэриголд именовалась миссис Эдуард Поттс — по мужу, затерявшемуся где-то в далеком прошлом, и имела двух дочерей, одна из которых только что сделала ее бабушкой. Когда к Мэриголд приходило вдохновение, она диктовала Салли с десяти до половины первого. Помимо этого, Салли должна была печатать, держать корректуры и писать ответы на письма поклонников, к которым Мэриголд добавляла размашистую подпись. Жалованье было неплохое и вкупе с тем, что оставили ей родители, позволяло Салли существовать вполне комфортно. Иногда они с Мэриголд ездили в деревню, причем Салли вела машину.

Покуда Полина Пейн думала о том, что ей написать кузине Хильде Гонт, сын миссис Гонт, Уилфрид, развалился в самом удобном кресле Салли и мешал ей работать.

Она уже дала ему это понять в недвусмысленных выражениях. В самом облике Салли не было и намека на двусмысленность — во всем, от блестящих каштановых волос, сверкающих глаз и румяных щек до ее манеры обращаться с настырным молодым человеком, сквозила прямота искренней натуры.

— Слушай, Уилфрид, я не могу тратить на тебя время — мне нужно отвечать на письма поклонников Мэриголд.

— Дорогая, ты уже говорила это.

Пишущая машинка застрекотала с новой силой.

— И буду говорить, пока ты не уберешься отсюда.

Уилфрид принял почти горизонтальное положение. Он был худой и долговязый, с гладкими темными волосами.

— Не будь такой суровой.

Салли засмеялась — как она ни старалась быть суровой, ее милый заразительный смех выдавал добросердечие и мирный нрав.

— Тогда я буду свирепой! — предупредила она, устремив на Уилфрида карие глаза.

Молодой человек самодовольно улыбнулся.

— Надеюсь, не со мной?

— Это почему же?

— Тебе не хватит духу.

Салли нахмурилась — она вбила восклицательный знак не там, где следовало.

— Вот, из-за тебя испортила письмо профессору, который тщательно проанализировал все синтаксические погрешности в двадцати пяти книгах Мэриголд. Я не могу провоцировать его, делая ошибки в письмах. Пожалуйста, уходи.

Уилфрид вытянулся еще на дюйм в просторном кресле и закрыл глаза.

— У меня не хватит на это сил. Кроме того, я обдумываю предложение руки и сердца.

Вставив знак сноски посреди предложения, Салли убрала руки с машинки.

— Ты уже делал мне предложение вчера.

— И позавчера, и позапозавчера. Я беру тебя измором, голубушка.

— Ну и сколько же раз мне придется отвечать «нет»?

— Понятия не имею. В один прекрасный день тебе это надоест.

— Послушай, Уилфрид…

Он взмахнул рукой.

— Давай сменим тему. У меня нет сил пререкаться. Кроме того, у меня претензия к твоей тетушке Полине. Или нужно говорить «на твою тетушку»?

Салли покраснела от злости.

— Она не моя тетя, а кузина твоей матери!

Уилфрид покачал головой.

— Дело не в степени родства. Если беспомощная девушка находит убежище у пожилой женщины, последняя автоматически становится ее тетушкой. Это просто вежливое обращение. Ты ведь не хочешь быть невежливой с Полиной? Да и вообще сейчас не время для праздных споров.

Как я сказал, у меня к ней Претензия, и мне нужна твоя поддержка для ее удовлетворения. Как ты насчет саботажа?

— Слушай, Уилфрид…

Рука Уилфрида сделала очередной взмах.

— Не торопи меня. Это ослабляет иммунитет, истощает запас энергии и вообще нервирует. Как ты, возможно, догадалась, моя Претензия касается мансарды. Почему Полина позволила ее занять Дэвиду Морею? Там отличное освещение — северное окно. Если Полина согласилась превратить мансарду в студию, то почему, во имя перечня всех родных и близких, она впустила туда постороннего, а не сына своей собственной двоюродной сестры?

— Что еще за перечень родных и близких?

Уилфрид приоткрыл светло-карие глаза ровно настолько, чтобы бросить на Салли укоризненный взгляд.

— Я и забыл, что ты, в отличие от меня, не была воспитана в лоне церкви.

— Не была. Ну так что это за перечень?

— Краткий список лиц, на которых нельзя жениться и На которых никто, находясь в здравом уме, не захотел бы жениться. Фигурирует в англиканском молитвеннике. — Он снова закрыл глаза и произнес нараспев:

— «Мужчина не может жениться на своей бабушке»… Но мы отвлеклись — по крайней мере, ты. Возвращаюсь к теме — на Полину необходимо оказать давление. И тут-то понадобишься ты.

Глаза Салли расширились — в прошлом это не раз тревожило сердца многих и многих молодых людей.

— Мой добродетельный Уилфрид, а при чем тут я?

— Ты будешь агентом влияния. Полина любит тебя — ты ее прямо приручила. Если ты разразишься слезами и скажешь, что без моего пребывания в мансарде жизнь потеряет смысл, она, возможно, выставит оттуда Дэвида Морея.

— Не потеряет, — отрезала Салли.

Уилфрид приподнялся на дюйм.

— Что ты имеешь в виду? Что не потеряет?

— Жизнь не потеряет смысл. Даже совсем наоборот. Чего ради тебе нужно выгонять из мансарды Дэвида?

Он сердито посмотрел на нее.

— Что-то ты поглупела, дорогая! Я домогаюсь студии ближнего своего. У меня есть только одна комната, и к тому же препаршивая. Лестница пахнет помоями, а миссис Ханейбл пахнет виски. Если мне станет плохо, никто не возьмет меня за руку и не разгладит нахмуренное чело.

У Полины мне будет куда лучше. Во-первых, из-за священных уз родства, а во-вторых, из-за вдохновляющих мыслей о пребывании с тобой под одним кровом. Кто это писал: «Коль близости быть пищей для любви…»

— Полагаю, Шекспир, — усмехнулась Саллли. — Только его бы удивила твоя цитата, ведь он писал не «близости», а «музыке».

— Он много чего написал, — сердито буркнул Уилфрид, приподнявшись еще на пару дюймов. Внезапно его лицо прояснилось. — Только подумай, как прекрасно будет просыпаться утром, зная, что я нахожусь всего двумя этажами выше, и засыпать ночью с той же чудесной мыслью! Правда, могут быть времена, когда мне придется жечь полуночную лампаду где-нибудь в другом месте.

— Не могу в это поверить.

— Но я всегда возвращаюсь домой — хотя иногда слегка потрепанным. И, как я уже говорил, Полина утром разгладит мое нахмуренное чело. Или ты, моя прелесть!

— Нет!

Слово прозвучало твердо и решительно.

Уилфрид тяжко вздохнул.

— У тебя не женская натура.

— Нет, — повторила Салли, но на этот раз эффект был испорчен хихиканием. — Уилфрид, ты когда-нибудь уберешься отсюда? Я должна сосредоточиться на профессоре, а потом сочинить вежливый отказ даме, которая написала роман, но боится, что он ужасен, и просит Мэриголд прочитать его. И это только начало, потому что еще три человека просят автограф, один просит совета, а еще двое просто благодарят Мэриголд за доставленное удовольствие — этих я приберегла на самый конец. Поэтому будь любезен уйти и не мешать мне работать, иначе мне придется просидеть добрую половину ночи.

— Ну и что тут плохого? — лениво осведомился Уилфрид. — Все лучшие идеи приходят ко мне по ночам, когда ничто меня не отвлекает. Сознание словно плывет в туманной дымке, не то чтобы полностью отключившись, но уже почти перетекая в абстракцию. Тогда возникает некий ритм, некое чувство невесомости, эдакое марево…

— Как под действием алкоголя или наркотиков, — прервала Салли.

— Небольшая доза алкоголя не повредит. Но только не наркотики — они понижают нравственное звучание, столь присущее моим работам.

— Что-то я его не замечала.

— Это не делает чести твоей проницательности. Ну что ж, человек не может обладать всеми достоинствами — зато ты очень недурна собой. Совсем забыл — я уже просил тебя выйти за меня замуж? Ладно, сейчас куда важнее выселить Дэвида Морея. Полагаю, ты бы не хотела прочитать в утренней газете, что мне пришлось избавиться от миссис Ханейбл насильственным способом. Я человек мирный, но у меня необычайно чувствительная психика — люди такого склада способны убить любого, кто им досаждает. Я доведен до отчаяния, и если не выставлю Дэвида и не заполучу мансарду Полины, то в любой момент может произойти непоправимое.

Салли уже собиралась снова потребовать, чтобы Уилфрид ушел, когда в дверь постучали. В ответ на разрешение войти в комнату шагнул Дэвид Морей. Это был высокий молодой шотландец с упрямыми резкими чертами лица, соломенного цвета волосами, такими же густыми светлыми бровями и ресницами и серо-голубыми глазами. Он недовольно посмотрел на Уилфрида и обратился к Салли:

— Ты занята?

— Ужасно.

— С ним?

— Да, — сказал Уилфрид.

— Нет, — одновременно ответила Салли.

Дэвид Морей нахмурился.

— Если нет, то я хотел бы спросить тебя кое о чем.

Уилфрид почти выпрямился в кресле.

— Больше ни слова. Ты намерен отказаться от своей мансарды и хочешь, чтобы кто-нибудь сообщил сие Полине. Не беспокойся — в этом нет нужды. Ты хочешь выехать из мансарды, а я готов в нее вселиться. Будем считать, что сделка состоялась. Полина и Салли будут в полном восторге.

Дэвид устремил на него мрачный взгляд.

— Может, только ты сам и понимаешь, о чем говоришь.

— Салли тоже понимает, — злорадно отозвался Уилфрид. — Наши сердца бьются в унисон. Один взмах жезла — и обмен свершится. Я перебираюсь в мансарду Полины, а ты — к моей миссис Ханейбл. Охотно уступаю ее тебе.

Пойду упаковывать вещи.

Поднявшись, он послал Салли воздушный поцелуй, улыбнулся Дэвиду и вышел, оставив дверь открытой.

Дэвид не стал дожидаться, пока смолкнут его шаги. Он толкнул дверь плечом, испытывая удовлетворение при мысли, что Уилфрид наверняка слышал, как она хлопнула.

Салли подняла брови.

— Это моя комната, — напомнила она.

— А моя студия уже не моя? В том, что он говорил, что-то есть, или это просто болтовня?

Уголки рта Салли приподнялись, а на подбородке появилась очаровательная ямочка.

— Конечно болтовня. Уилфриду надоела его комната, и он хочет переехать сюда. Если бы он это сделал, я бы не смогла работать.

Дэвид нахмурился.

— Почему ты позволяешь ему досаждать тебе?

— А что я могу сделать? Он просто приходит и усаживается в кресло.

— Ты могла сказать ему, чтобы он ушел.

— Если ты думаешь, дорогой, что это что-нибудь бы изменило, то ты не знаешь нашего Уилфрида.

— Не называй меня «дорогой»! — огрызнулся Дэвид.

— Но это же ровным счетом ничего не значит.

— В том-то и дело.

— О!.. — произнесла Салли, не зная, что сказать.

— Его ты тоже так называешь? — сердито спросил Дэвид.

— Иногда, — призналась Салли, — Тогда как же ты будешь называть мужчину, которого любишь? Что касается меня, то я могу назвать «дорогая» только ту женщину, которую надеюсь назвать своей женой и которая значит для меня больше всего на свете!

— О! — снова промолвила Салли. Впоследствии ей пришло на ум много слов, которые она могла бы произнести, но тогда она была не в состоянии ничего добавить. Салли ощущала странную боль в сердце и покалывание в глазах, если не от слез, то от чего-то весьма на них похожего.

Возможно, мистер Морей почувствовал, что зашел слишком далеко. Его лицо смягчилось, и он переменил тему.

— Ну, довольно об этом. Если я тебе не помешал…

Но на сей раз Салли не думала о письмах поклонников писательницы. Когда рядом был Дэвид, она напрочь забывала о секретарских обязанностях, хотя потом ей приходилось наверстывать упущенное. В данный момент ее нисколько не заботил ни профессор с его грамматикой, ни прочие читатели, надеющиеся на автограф или совет.

— — Нет, — поспешно ответила Салли. — Это всего лишь письма поклонников Мэриголд.

— Тогда я хочу поговорить с тобой о моей картине «Слушающая». Ее удалось продать. Я зашел в галерею и встретил там человека, который справлялся о картине. Он спросил, сколько я за нее хочу, и я сказал «двести фунтов», хотя понимал, что это чистое безумие. Но он ответил, что согласен, и добавил, что картина ему очень нравится и что у меня большое будущее.

— О, Дэвид!

Когда Салли так смотрела на него, ему с трудом удавалось сохранять хладнокровие.

— Его фамилия Беллингдон, и Мастере — владелец галереи — говорит, что у него одна из лучших частных коллекций на юге страны и что, когда он покупает новую картину, это означает, что она заинтересует и других. Как бы то ни было, на картине висит табличка с надписью «Продано», а чек у меня в кармане, поэтому я подумал, что нам с тобой было бы неплохо это отметить.

Пробудившееся чувство долга заставило Салли ответить:

— Не могу.

— Почему?

Она с тоской посмотрела на пишущую машинку.

— Работа.

Дэвид взял письма, придвинул стул и уселся на него верхом.

— Я продиктую тебе текст. Полагаю, им нужны тактичные ответы.

— А это как раз по твоей части! — засмеялась Салли.

— О, я могу быть очень тактичным, когда захочу. Но в большинстве случаев это пустая трата времени и к тому же очевидная фальшь. — Положив письмо профессора на спинку стула, он мрачно уставился на него. — Если этот тип одолел двадцать пять романов Мэриголд, у него явно не в порядке с головой. Я бы посоветовал ему обратиться к врачу.

— Нельзя. — Салли едва не добавила «дорогой», но вовремя спохватилась и быстро напечатала:

С Вашей стороны было очень любезно прочитать столько моих книг. Я очень признательна Вам за проявленный Вами интерес. Спасибо, что нашли для этого время.

Искренне Ваша…

Оставив место для подписи, она извлекла лист из машинки и прочитала текст вслух.

— Неплохо! — усмехнулся Дэвид. — Он посылает ей список ошибок, а ты превращаешь это в комплимент! Хотел бы я видеть его лицо, когда к нему придет твой ответ. Наверняка он будет в ярости.

— Надеюсь, — сказала Салли. — А теперь мне нужно сочинить по-настоящему тактичное послание женщине, которая хочет, чтобы Мэриголд прочитала ее роман.

— Она действительно собирается его читать?

— Никто не может прочитать рукопись, написанную каракулями на каких-то клочках. Я отошлю ее назад и объясню, что Мэриголд не в состоянии читать рукописи и что никакое издательство не возьмет неотпечатанный текст. Не знаю, как это происходило в старину. Мне приходилось видеть фотокопии рукописей Скотта, Диккенса и других писателей — не понимаю, как кому-то удавалось их читать.

— Тут важно проявить твердость.

— Постараюсь.

Работа продвигалась не слишком быстро, но это, казалось, уже не имело значения. Когда они уже заканчивали с письмами, Салли, внезапно прекратив печатать, спросила:

— Ты сказал, что фамилия этого человека — Беллингдон?

— Люшес Беллингдон, — кивнул Дэвид. — А что?

— Я училась в школе с его дочерью. Только что я вспомнила, что читала о нем в газете… нет, в журнале, в статье о владельцах самых знаменитых драгоценностей. Там говорилось, что у его жены есть замечательное ожерелье — то самое, которое принадлежало Марии Антуанетте[1] и из-за которого разразился скандал, потому что на самом деле покойная королева его не заказывала, — или его копия, изготовленная, когда оригинал сломался.

Дэвид нахмурился.

— Понятия не имею, о чем ты.

Дэвид нахмурился.

— Понятия не имею, о чем ты.

— Неужели? Все знают историю о знаменитом бриллиантовом ожерелье королевы. Якобы оно явилось одной из причин французской революции. Не помню всех подробностей, но это было частью заговора, устроенного некой мадам Ламотт, чтобы завладеть ценнейшими бриллиантами, которые придворный ювелир пытался продать королю, чтобы изготовить ожерелье для королевы, но та отказалась, заявив, что лучше на эти деньги построить новый линкор.

По-моему, просто стыд, что все помнят нелепую выдумку, будто Мария Антуанетта сказала, что, если людям не хватает хлеба, пускай едят пирожные, но практически никто не знает о линкоре. Как бы то ни было, эта Ламотт убедила кардинала Рогана, что королева передумала и хочет купить ожерелье. Кардинал получил подложные письма якобы от Марии Антуанетты, где она просила его тайно осуществить покупку. Ламотт и ее муж наняли женщину по имени Оливия, переодели ее королевой и устроили для нее секретное ночное свидание с кардиналом в дворцовом саду. В это трудно поверить, но кардинал оказался таким простаком, что попался на удочку. Когда мадам Ламотт улизнула с ожерельем, ювелир прислал королеве счет и вся история вышла наружу. Разразился страшный скандал. Мария Антуанетта заявила, что ничего об этом не знает, но люди не поверили ей и королевская семья была скомпрометирована..

— Ну и какое отношение это имеет к Беллингдону? — нетерпеливо осведомился Дэвид.

— Я же говорила тебе — он подарил это ожерелье жене.

По крайней мере, некоторые говорят, что это то самое ожерелье, но другие это отрицают, потому что настоящее ожерелье королевы то ли исчезло, то ли было сломано. Но даже если это другое ожерелье, то выглядит оно ничуть не хуже и стоит столь же баснословных денег. В журнале была фотография ожерелья — подвески из мелких бриллиантов прикреплены к крупным. Женщина, которая написала статью, утверждала, что миссис Беллингдон никогда его не носила, не желая щеголять драгоценностями во время войны, а потом будто бы заболела и умерла. Но мистер Беллингдон разрешил своей дочери надеть ожерелье на бал, который он устраивает в «Люксе» в будущем месяце. Это бал-маскарад, где она собирается появиться в костюме Марии Антуанетты.

Я говорила тебе, что мы вместе учились в школе. Дочь Беллингдона была немного старше, а в таком возрасте даже разница в один год имеет значение, но она знакома с одной из дочерей Мэриголд, и я в последнее время часто с ней виделась. Год или два тому назад она вышла замуж, но муж погиб в автомобильной катастрофе. Не думаю, что ей подходит роль Марии Антуанетты, увешанной бриллиантами, но большинство девушек ухватилось бы за такой шанс. Бриллианты заставляют людей терять голову.

Дэвид Морей снова нахмурился.

— Не могу понять, почему тебя так интересуют подобные вещи.

Ямочка появилась снова.

— Вот что я скажу тебе, Дэвид, ради твоего же блага.

Если ты когда-нибудь встретишь женщину, не проявляющую интереса к вещам, которые ты так презираешь, и женишься на ней, то эта серьезная дама очень скоро приберет к, рукам и тебя и все, до чего дотянется, и сумеет так тебе надоесть, что ты захочешь ее убить. Потому что больше не сможешь ощущать свое превосходство, а для тебя это хуже смерти.

Салли заметила, что Дэвид как-то странно на нее смотрит. Даже если он считал, что в ее словах есть доля справедливости, то никогда бы не доставил ей удовольствия, признав это.

— Ну, я не утверждаю, что если женщина интересуется всякими пустяками, то она такая уж плохая, — наконец сказал Дэвид. — Легкомысленная форма может скрывать вполне серьезное содержание — так под приторной глазурью иногда оказывается недурной пирог. Например, может ты этого и не заметила, но я тоже обладаю чувством юмора, только не стараюсь его афишировать. — Он взял последние два письма. — Ну, продолжим работу.

Глава 3

На подкашивающихся ногах Полина Пейн вышла из галереи на улицу. Вообще-то ноги у нее были крепкие, и то, что с ними теперь происходило, не имело к новым туфлям ровным счетом никакого отношения. Можно сказать, она перестала ощущать собственные ноги, которые еще совсем недавно так болели. Ей казалось, будто все вокруг плавает и тротуар ходит ходуном. Полина зашла в маленькую чайную — из тех, которые еще сохранялись в Лондоне, где впереди, у входа, продают печенье и булочки, а сзади, в глубине, стоит полдюжины столиков. Сев за один из них, она заказала традиционную британскую панацею от всех бед — чашку чаю.

Мисс Пейн задумалась о том, что ей теперь делать.

— Может, обратиться к первому встречному полисмену? Она очень живо вообразила себе этот разговор.

«Итак, мисс, вы утверждаете, что слышали, как этот мужчина сказал…»

«Нет-нет, я не слышала, что он говорил. Я вообще ничего не слышу — я глухая».

Перспектива безнадежная — Полина не раз оказывалась в подобных ситуациях, чтобы сомневаться в этом. Кроме того, следующий вопрос непременно коснулся бы личности двух мужчин, за которыми она наблюдала, или, по крайней мере, их внешности. Что касается сидевшего ближе к ней, то Полина заметила только темный плащ-дождевик и профиль под черной фетровой шляпой. Второго мужчину она разглядела лучше. На вид вполне благообразный, но когда вас просят описать внешность человека, которого вы видели мельком, что остается в памяти, кроме смутного впечатления? Мисс Пейн часто интересовало, каким образом хороший писатель умудряется создавать зримые образы своих персонажей. Не наделенная подобным талантом, она, как ни пыталась мысленно описать мужчину в галерее, вспоминала все тот же стандартный набор — поношенный темный плащ, такой же, как на его собеседнике, средний рост, возраст — около тридцати лет, волосы и глаза — неопределенного цвета плюс отсутствие бороды и усов. Конечно, ей надо было остаться в галерее — подождать и попытаться проследить, куда он пойдет. Да только вряд ли бы это что-нибудь ей дало, так как он наверняка бы вскоре обнаружил слежку и сел в такси или зашел в отель, чтобы избавиться от хвоста. Полина понятия не имела, как детективам удается незаметно следить за подозреваемыми, а при мысли, что этот человек мог заметить ее и понять, что она следит за ним, пол чайной начинал раскачиваться точно так же, как недавно тротуар. Мисс Пейн глотнула крепкого чаю и откинулась на спинку стула, ожидая, пока прекратится дрожь.

Допив одну чашку, она заказала другую, жалея, что не может поставить перед собой сразу целый чайник.

После второй чашки ей полегчало. Полина упрекала себя за то, что так глупо разволновалась. Пожалуй, лучше всего теперь же вернуться в галерею и спросить дежурного об этих двух мужчинах. Даже если они уже ушли, он может знать что-нибудь о них. Оплатив счет, она зашагала назад.

Мисс Пейн вошла в галерею с твердым намерением не платить за вторичное посещение. Конечно, было ужасно неудобно спрашивать, не забыла ли она носовой платок на скамье, где разглядывала скверную картину Уилфрида, но бессмысленная трата денег казалась не меньшим грехом.

Мистер Пеглер ответил, что никакого платка не видел, — Я его могла обронить рядом с банкеткой, где сидели два джентльмена около получаса тому назад — не знаю, заметили ли вы их.

Мистер Пеглер был маленький розовощекий человечек, любитель поболтать. История с гипотетическим носовым платком мисс Пейн его отнюдь не возмутила, а напротив, вызвала прилив энтузиазма.

— Забавно, что вы упомянули этих двух джентльменов, мисс! Один из них вами очень интересовался.

— Мною? — с трудом сдерживая волнение, переспросила Полина.

— Вот как все было, мисс. Один из двух мужчин поднялся и вышел, а вскоре второй тоже встал, начал смотреть картины и внезапно остановился возле той, на которой висит табличка «Продано». Женщина на ней точь-в-точь вы, мисс, не в обиду вам будь сказано. Уж не с вас ли ее рисовали?

— Да, с меня.

Пеглер просиял.

— Так я и думал! Джентльмен, который нарисовал портрет — мистер Морей, — был здесь немного раньше с джентльменом, который его купил. Так вот, мистер Морей сказал, что леди, которую он там изобразил, совершенно глухая, хотя в это трудно поверить, потому что она здорово читает по губам Прошу прошения, но такие вещи меня очень интересуют из-за моей младшей внучки Бедняжка глохнет, и врачи советуют ей научиться читать по губам.

Когда я вас увидел, то хотел об этом спросить, но вы ушли так внезапно.

— Конечно, девочка должна научиться читать по губам, и чем скорее, тем лучше, — отозвалась Полина. — Мне это было куда труднее, чем будет ей. Дети очень быстро учатся.

Они еще какое-то время обсуждали эту тему, прежде чем мистер Пеглер вернулся к джентльмену, который интересовался мисс Пейн.

— Я взял на себя смелость сообщить ему то, что рассказал мистер Морей — что вы ничего не слышите, но умеете читать по губам. А он как закричит: что, мол, вы имеете в виду, что если бы она находилась вон там… — и показывает на банкетку, где только что сидел, — то поняла бы, о чем мы с вами говорим, просто глядя на нас?" Забавно, говорю, что вы это сказали, сэр, потому что то же самое сказал мистер Морей — это художник, который написал картину — джентльмену, который ее купил. «Честное слово, — сказал он, — если бы она сидела вон там, — и указал на то же место, — а мы бы стояли здесь, то ей ничего бы не стоило понять каждое наше слово». Вы не поверите, мисс, как его все это заинтересовало!

Но мисс Пейн поверила. Выйдя из галереи, она направилась к автобусной остановке. Всю дорогу домой Полина думала, что делать дальше, и с каждой минутой все сильнее убеждалось, что в одиночку ей с этим не справиться.

В дверях дома мисс Пейн столкнулась с выходящими на улицу Дэвидом и Салли. Казалось, они пребывают в другом мире — приятном и безопасном, где молодые люди могут спокойно встречаться друг с другом и быть счастливыми. Самой ей никогда не приходилось бывать в этом мире, но она радовалась за Салли и Дэвида. Они тепло поздоровались с ней, и тут Полина положила ладонь на руку Дэвида Морея и обратилась к нему:

— Было очень любезно со стороны вашего родственника, Чарлза Морея, пригласить меня в гости.

— Да уж какая любезность! — усмехнулся молодой человек. — Просто им очень хотелось с вами познакомиться.

— Из-за вашей картины?

— Нет, из-за вас.

Полина покраснела от удовольствия. Но нет, нельзя расслабляться, нельзя их упустить.

— Меня очень заинтересовала одна женщина, которую я там повстречала, — торопливо продолжала она. — Надеюсь, миссис Морей не сочтет меня назойливой, если я позвоню ей и спрошу ее адрес. Кстати, не помните ли вы случайно номер их телефона?

— Сорок два — сорок два, а коммутатор тот же, что здесь. Хотите, я позвоню?

— Мне неудобно вас задерживать.

— Это не займет и минуты. Давайте вернемся В комнату Салли.

Маргарет Морей оказалась дома. В трубке послышался ее приятный голос.

— Мисс Пейн хочет с вами поговорить, — сказал Дэвид. — Она скажет, что ей нужно, а я повторю ей ваши ответы, чтобы она могла прочитать их по губам.

Полина взяла трубку.

— Не будете ли вы так любезны, миссис Морей, сообщить мне адрес вашей приятельницы мисс Мод Силвер?

Глава 4

Мисс Силвер читала письмо от своей племянницы Этель Бэркетт, жены управляющего банком в Мидленде[2]. Тема письма была не слишком приятной — глупое и легкомысленное поведение сестры Этель, Глэдис Робинсон, совершившей непростительную глупость — бросившей прекрасного мужа, который ей теперь наскучил.

«Ведь ни одна женщина в здравом уме не ожидает, что муж будет постоянно ее развлекать! — писала миссис Бэркетт. — Глэдис не сообщает, где она и чем занимается. Нам остается надеяться, что она хотя бы одна и не натворила ничего такого, чего Эндрю не смог бы простить. В конце концов, на какие средства она собирается существовать?»

И так далее в том же духе.

Отложив письмо Этель, мисс Силвер начала писать ответ четким и аккуратным учительским почерком.

Среди прочей мебели ее гостиной письменный стол выделялся своей невзрачностью — остальная мебель в комнате относилась к середине Викторианской эпохи[3] и не лишена была претензий на элегантность: стулья с завитушками на подлокотниках, ножками из желтого орехового дерева и широкими сиденьями, приспособленными для кринолинов, которые вновь вошли в моду при императрице Евгении[4]; портьеры и обивка переливчатого синего цвета, именуемого «павльиньим»; ковер того же оттенка с рисунком из цветочных венков. Со стен на них взирали репродукции шедевров той же эпохи: «Загнанный олень»[5], прекрасная монахиня — фрагмент полотна, изображающего Варфоломеевскую ночь[6] — и Надежда, склонившаяся с завязанными глазами над погруженным в сумрак миром.

Комната была вполне под стать ее хозяйке. Старомодная внешность мисс Силвер вызывала в памяти старинные семейные снимки, над которыми добродушно посмеивается молодежь, листая альбом зимними вечерами.

На любом из таких снимков в ней безошибочно узнали бы гувернантку. И это было бы правильно — она действительно посвятила этой профессии многие годы, ожидая, что в старости удалится на покой и будет жить на сбережения, накопленные из весьма скудного жалованья.

Однако странное стечение обстоятельств, которые сама мисс Силвер именовала «волей Провидения», побудило ее сменить профессию гувернантки на куда более увлекательную и прибыльную работу частного детектива. Она располагала внешностью, вполне подходящей для этого занятия. Мисс Силвер умела оставаться незаметной не только в толпе, но и, что было куда полезнее, в гостиной. Она старалась держаться на заднем плане, так что люди не замечали ее и часто говорили при ней то, что не предназначалось для посторонних ушей. Ее мягкие, пепельного оттенка волосы, уложенные в пучок на затылке, с маленькой челкой на лбу, аккуратно поддерживала невидимая сеточка. Бледное лицо, чистая кожа, тонкие правильные черты и глаза трудно определимого оттенка — весь этот облик сегодня дополняло кашемировое платье оливкового цвета, черные шерстяные чулки и черные лакированные туфли.

Дорогая Этель! — писала мисс Силвер. — Мне очень жаль, что ты так беспокоишься из-за Глэдис, но позволь облегчить твою душу. Глэдис поступила глупо и опрометчиво, но она, безусловно, не сбежала с другим мужчиной, а просто поссорилась с Эндрю и уехала в Саутенд[7] со своей подругой миссис Фармер. Помнишь, что Эндрю с самого начала не одобрял влияния этой Фармер на жену. Глэдис написала мне с просьбой оплатить ее счет в отеле, что я готова сделать при условии, что она вернется домой до конца недели. Ей повезло с таким терпеливым мужем.

Затем мисс Силвер перешла к куда более приятной теме — трем мальчикам Этель и восьмилетней Джозефине — очаровательной девчушки, которая сейчас несколько утратила свою прелесть из-за выпавших зубов.

Право, не думаю, что изменение ее внешности должно тебя беспокоить, — писала она. — Я уверена, что, как только у Джозефины вырастут новые зубки, ее личико станет прежним…

В этот момент в дверь позвонили. Так как мисс Силвер ожидала посетителя, она прикрыла письмо промокательной бумагой и повернулась к двери, которую открыла преданная Эмма, впустив Полину Пейн.

Мисс Пейн оказалась именно такой, как ее описывала Маргарет Морей — добродушной, надежной и солидной.

При этом она явно смущалась, как, впрочем, большинство людей, входивших в эту комнату. Обычно к этому времени импульс, толкнувший их сюда, успевал иссякнуть, и теперь им больше всего хотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Хотя последнее едва ли относилось к Полине.

Она села спиной к окну, радуясь возможности дать отдохнуть ногам.

Мисс Силвер опустилась в кресло по другую сторону камина и протянула руку за цветастой сумкой для вязанья, лежащей на маленьком столике. Она извлекла оттуда почти законченное детское одеяльце нежно-голубого цвета, но не сразу приступила к вязанию. Мисс Силвер знала, что мисс Пейн абсолютно глухая, и с любопытством предвкушала сеанс наглядной демонстрации искусства чтения по губам.

— Мы встречались недавно у миссис Морей, не так ли? — заговорила мисс Силвер. — Не уверена, что я тогда слышала ваше имя, но как только вы вошли, я сразу же вас вспомнила. В тот раз мне и в голову не пришло, что вы глухая. Мы разговаривали вполне свободно. Должно быть, чудесно уметь читать по губам.

— Конечно, — отозвалась Полина. — По вашим губам читать очень легко. После нашей беседы миссис Морей рассказала мне о вашей работе. Она говорила, что вы сыщик.

Мисс Силвер улыбнулась.

— Я предпочитаю называть себя частным детективом.

Она подобрала спицы и начала вязать.

— Миссис Морей рассказывала, что вы помогли — очень многим людям, — продолжала Полина.

— И вам тоже кажется, что вы нуждаетесь в помощи, мисс Пейн?

Полина торопливо кивнула.

— Пожалуй. Во всяком случае, мне нужно с кем-то посоветоваться. Одной мне с этим не справиться. Поэтому я решила не терять времени…

— Произошло нечто встревожившее вас?

— Да.

— И вы бы хотели рассказать мне об этом?

— Да.

В комнате наступила тишина. С портретов глядели старомодные лица. Мисс Силвер молча вязала. Все выглядело таким мирным, спокойным и обыденным. Полине Пейн было жаль разрушить эту атмосферу.

— Я пошла в картинную галерею Мастерса, — наконец выговорила она. — Верхний этаж моего дома я сдаю племяннику Мореев — он художник, написал мой портрет и назвал его «Слушающая». Портрет выставлен в галерее и уже продан. Мой юный родственник Уилфрид Гонт тоже выставил там две картины, и я решила на них взглянуть…

Посмотрев поверх облака светло-голубой шерсти, лежащего у нее на коленях, мисс Силвер увидела руку в серой перчатке, судорожно вцепившуюся в подлокотник кресла.

— Там что-то произошло? — спросила она.

— Да. — Полины заговорила короткими отрывистыми фразами. — На банкетке сидел мужчина с каталогом в руках. Потом вошел другой мужчина, посмотрел на картины и сел на ту же банкетку. Вскоре он повернулся к первому мужчине и заговорил с ним. Я сидела на другой банкетке, на некотором расстоянии от них. Конечно, я не слышала ни одного слова — да и никто бы не услышал. Но освещение было хорошим, а говоривший мужчина сидел лицом ко мне, поэтому я могла читать по его губам. Я хочу рассказать вам об этом… Мне нужно кому-то сообщить…

— Что же он сказал? — решительно осведомилась мисс Силвер.

— Он сказал: «Все произойдет завтра. Секретарь выедет из банка ровно в двенадцать. Это будет при нем. Пока он на шоссе, действовать невозможно, надо дождаться, пока он свернет на боковую дорогу. Все должно пройти как по маслу. Когда я заберу то, что нужно, то встречусь с вами там, где мы условились». Он умолк, и заговорил другой мужчина. Я видела, как шевелятся мышцы его щеки, но губы, к сожалению, были мне не видны. «Я не хочу рисковать, что меня узнают, — отозвался первый мужчина. — Главное, чтобы на участке боковой дороги никого не было и чтобы никто не обернулся на выстрел, а остальное предоставьте мне». Второй мужчина опять сказал что-то, а первый заявил: "На других условиях я не стану за это браться.

Это мое последнее слово". Другой мужчина поднял руку с каталогом и что-то произнес, а первый сказал: «Значит, их будет двое — вот и все». Потом он засмеялся, встал и подошел к одной из картин. Я тоже поднялась и вышла, не зная, что мне делать. Я боялась, что они заметят меня, поэтому отправилась в чайную, чтобы подумать. Эти люди планировали ограбление и убийство, и я почувствовала, что должна им помешать. После чашки чаю мне стало лучше, и я вернулась в галерею. Оба мужчины уже ушли. Я сказала смотрителю — старому мистеру Пеглеру — что, по-видимому, уронила платок возле банкетки, где сидели два джентльмена. Смотритель сказал, что один из них обратил внимание на мой портрет — сходство очень большое. Мистер Пеглер рассказал ему, что я глухая и умею читать по губам. По его словам, джентльмен очень заинтересовался.

Мисс Силвер спокойно вязала.

— Мистер Пеглер дал вам понять, что тот человек узнал в вас оригинал картины? — спросила она.

— Я уверена, что он узнал меня. Ведь он указал на банкетку, где недавно сидел, и осведомился: «Вы имеете в виду, что если бы она находилась вон там, то могла бы понять, о чем мы с вами говорим, просто глядя на нас?» А мистер Пеглер ответил, что слышал, как мистер Морей, который нарисовал картину, говорил то же самое джентльмену, который купил ее.

— Имя мистера Морея было упомянуто?

— Да.

— А ваше?

— Нет. Но этот человек без труда узнает его, если захочет.

Вряд ли он этого захочет, подумала мисс Силвер.

— Конечно, вы можете сообщить эту историю полиции, — сказала она, — но нет никакой возможности определить, что именно должны украсть и где произойдет кража. Вы в состоянии описать этих двух мужчин?

Полина рассказала все, что смогла заметить. Одного из них она видела анфас, а другого в профиль. На одном был поношенный плащ-дождевик, и на другом такой же, но потемнее. Полина понимала, что под это описание подойдет любой мужчина на любой улице Лондона. Она могла добавить лишь то, что узнала бы их, если бы увидела снова.

Мисс Силвер разматывала клубок.

— Как вы думаете, мисс Пейн, за вами следили, когда вы покинули галерею?

— Едва ли. Я ведь ушла первая. Только потом один из них увидел мой портрет и мистер Пеглер рассказал им о моей глухоте и умении читать по губам.

— Понятно. А когда вы шли сюда?

Полина бросила на нее странный взгляд.

— Почему вы об этом спрашиваете?

— Почему бы вам просто не ответить на вопрос?

— Потому что я не уверена. Хотя вообще я не то чтобы нервная особа, но сейчас в самом деле разнервничалась.

Я уже выходила из дома и когда открыла дверь на улицу, то увидела стоящее перед домом такси, в котором сидел мужчина. Мне это не понравилось. Я вернулась в дом и попросила миссис Маунт, которая снимает полуподвал, вызвать мне такси по телефону.

— А другое такси следовало за вашим?

— Оно отъехало сразу же после моего. Думаю, мы сумели оторваться — затерялись в транспортном потоке, но кто знает? Все такси так похожи друг на друга, а лица мужчины я не разглядела.

— По-моему, мисс Пейн, — задумчиво промолвила мисс Силвер, — вы должны сообщить обо всем этом в Скотланд-Ярд.

Но Полина покачала головой.

— Полиции тут абсолютно не за что ухватиться. Кроме того, они не поверят, что можно так легко читать по губам, и решат, что я все выдумала. Люди иногда устраивают подобные вещи, просто чтобы привлечь к себе внимание. А если даже они поверят мне, что они могут сделать?

— Тем не менее, — твердо заявила мисс Силвер, — ваш долг — все им рассказать.

Полина встала.

— Вы были очень любезны, но я чувствую, что с моей стороны это глупость — когда я завела обо всем этом речь, то сама убедилась, что мне практически ничего не известно. Очевидно, у меня расшатались нервы, я сделала из мухи слона. Может быть, эти люди просто обсуждали сюжет книги или фильма, а я могла не правильно прочитать одно или несколько слов, что совершенно изменило смысл всего разговора.

Полина удивлялась быстроте, с которой фразы слетали с ее собственных губ. Притом что ей стоило огромного труда выйти на мисс Силвер, теперь ей больше всего хотелось уйти и не слышать уговоров обратиться в полицию.

В отличие от нее мисс Силвер нисколько не удивлялась. Не впервые она сталкивалась с подобной реакцией, что обычно следует за чувством облегчения, — оттого что человек наконец нашел слушателя и высказался. А вместе с облегчением возникает чувство, что все, что ты только что сказал, в сущности, пустяки, не стоящие внимания.

Наверное, пока что с этим ничего не поделать. Невозможно принудить мисс Пейн пойти в полицию, можно только еще раз со всей серьезностью ей это порекомендовать.

Полина снова покачала головой.

— Я поговорила с вами, и мне сразу полегчало. Большое вам спасибо. Разумеется, вы дали мне профессиональную консультацию, так что скажите мне, сколько я вам должна.

— За совет обратиться в полицию? Так как кроме этого я не сделала ровным счетом ничего, вы ничего мне не должны, моя дорогая мисс Пейн. Позвольте вызвать вам такси по телефону.

Но Полина отказалась. Вечер был прекрасный, а ее настроение значительно улучшилось. Она не сомневалась, что возникшее было чувство, будто за ней следят, всего лишь игра воображения. С улыбкой попрощавшись с мисс Силвер, Полина спустилась по лестнице и вышла на Маршем-стрит.

Глава 5

Стоя у окна, мисс Силвер наблюдала за Полиной Пейн, покуда та не скрылась из виду. Это произошло достаточно быстро, так как Полина при первой возможности повернула налево к автобусной остановке. Мисс Силвер было не по себе. Она не припоминала, чтобы когда-нибудь так волновалась из-за дела, за расследование которого, по сути, еще не взялась. Мисс Пейн искала помощи, но отказалась следовать ее совету и ушла, не оставив ничего, кроме слов, которые, как известно, не воротишь. Мисс Силвер смотрела на людей, шедших по противоположному тротуару следом за мисс Пейн. Их было полдюжины — пожилой мужчина, молодой человек, две женщины средних лет, молодая девушка и мужчина в черной фетровой шляпе. Пожилой мужчина, обе женщины, девушка и человек в черной шляпе перешли дорогу и свернули налево, как и Полина Пейн.

Когда они скрылись, мисс Силвер села за письменный стол, но не сразу вернулась к прерванному письму. Правда, она взяла ручку, которую отложила, чтобы приветствовать мисс Пейн, но почти сразу же снова положила ее.

Прошло несколько минут, прежде чем мисс Силвер наконец решилась на неординарный поступок. Личная тайна клиента, разумеется, священна, но когда готовится убийство, то на первом месте — долг перед обществом. Сняв телефонную трубку, она набрала номер Скотланд-Ярда и попросила старшего инспектора Лэма.

Они были старыми друзьями, и хотя Лэма иногда раздражало, что мисс Силвер вмешивается в расследование, он испытывал к ней глубочайшее уважение. Вежливо поздоровавшись, мисс Силвер, как всегда, осведомилась о его семье.

— Надеюсь, миссис Лэм в добром здравии? А дочки?

А детки Лили? Должно быть, они доставляют вам много радости!

Дочери Лэма были его слабостью. Лили состояла в счастливом браке, и инспектор обожал ее детей. Даже находясь на службе, он не смог противостоять искушению поведать пару забавных историй о них. Будь интерес мисс Силвер притворным, искушения бы не возникло. Но в ее голосе звучала искренняя теплота.

Потом мисс Силвер спросила о Вайолет, младшей дочери Лэма, — хорошенькой девушке, у которой вошло в привычку обручаться с в высшей степени неподходящими молодыми людьми. Среди ее последних трофеев были дирижер южноамериканского танцевального оркестра и длинноволосый оригинал, утверждавший, что британские армия, флот и военно-воздушные силы — это единственное препятствие на пути к всеобщему братству и вечному миру.

Эти двое едва не толкнули старшего инспектора на убийство, от которого его удержало только благотворное влияние мисс Силвер и двух других дочерей. Мисс Силвер с облегчением услышала, что оба претендента исчезли со сцены, и их место занял ученый-атомщик.

— Не знаю, что Вайолет в нем нашла. В голове ничего, кроме цифр. Жена, правда, уверяет, что это увлечение долго не продлится. Зато с Мертл никаких проблем, если не считать того, что ее интересует только ее работа медсестры. А мы-то прямо мечтаем, чтобы она тоже обзавелась семьей!

После сочувственных комментариев мисс Силвер перешла к делу.

— Вы всегда так любезны, старший инспектор, поэтому, надеюсь, простите, что я отнимаю ваше драгоценное время. Дело в том, что у меня была посетительница и рассказала такое, что мне стало не по себе. Мне было бы куда спокойнее, если бы я могла поделиться с вами.

Инспектор молча слушал историю мисс Пейн. Когда мисс Силвер умолкла, он выказал некоторый скепсис, чего так опасалась Полина.

— Вы пытаетесь убедить меня, будто двое мужчин пришли обсудить предстоящее ограбление с убийством в картинной галерее, где кто угодно мог их услышать!

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— В том-то все и дело, старший инспектор. Банкетка, на которой сидела моя посетительница, находилась слишком далеко от этих двоих, чтобы она могла их слышать, а на тот момент в галерее больше никого не было. К тому же мужчины пришли порознь, так что стороннему наблюдателю могло бы показаться, что они просто обмениваются мнениями о картинах.

— Вы говорите, она сидела слишком далеко, чтобы что-нибудь слышать?

— По моим сведениям, да.

— И она уверяет вас, что может на таком расстоянии читать слова по губам?

— Она сидела в моей гостиной и беседовала со мной так, точно слышала каждое мое слово.

В трубке послышался искренний смех Лэма.

— А почему вы думаете, что она вас не слышала?

— Миссис Чарлз Морей говорила мне, что она абсолютно глухая. Племянник Чарлза Морея, молодой художник, снимает студию в ее доме.

— По-моему, все это слишком фантастично, — проворчал старший инспектор. — Не знаю, что мы тут можем предпринять. Предположим, все это правда — по крайней мере, по мнению вашей посетительницы, — ну и что дальше? Мы ровным счетом ничего не знаем об этих двоих, а словесный портрет подойдет к сотням. Непонятно, о каком банке шла речь и что они намереваются оттуда похитить. Упоминался секретарь, но неизвестно чей. Сколько, по-вашему, банков в одном только Лондоне? А из ваших слов вовсе не следует, что этот банк не находится в Эдинбурге, Глазго, Йорке, Лидсе, Бирмингеме, Гулле, Манчестере или любом другом из крупных городов. Расследовать тут решительно нечего; если вы дадите мне адрес галереи, я пошлю туда кого-нибудь навести справки о двух мужчинах, которые были там… в котором часу?

— Незадолго до пяти, — ответила мисс Силвер. — Но в галерее их никто не знает. Моя посетительница уже спрашивала.

— Ну, тогда ничего не поделаешь. Буду очень удивлен, если мы снова услышим об этой истории. Но лучше все-таки сообщите мне адрес.

Мисс Силвер назвала адрес галереи, после чего старший инспектор попрощался и положил трубку. Чувствуя, что сделано все возможное, она села дописывать письмо к Этель Бэркетт.

На следующий день у нее не было ни минутки свободного времени. Мисс Силвер поехала в Блэкхит проведать Эндрю Робинсона, мужа ее племянницы Глэдис, и поняла, что ей придется на время забыть о работе, если она хочет добиться примирения супругов. Мистер Робинсон был почти на двадцать лет старше жены и очень долго терпел ее капризы и причуды. Глэдис уже перешагнула сорокалетний рубеж, и Эндрю считал себя вправе ожидать, что жена наконец остепенится и успокоится. В противном случае мистер Робинсон соглашался на развод, а так как его доход был уже не тот, что прежде, то на сумму, которую он собирался выделить Глэдис, можно было прожить только при строжайшей экономии. Мисс Силвер вернулась домой, понимая, что Глэдис следует осознать всю серьезность положения. Она написала одно длинное письмо Этель Бэркетт, другое самой Глэдис и третье Эндрю Робинсону.

Целый день, вникая в семейные коллизии, мисс Силвер не имела ни времени, ни желания думать о проблеме Полины Пейн, однако, проснувшись среди ночи, она внезапно вспомнила о ней и долго не могла заснуть.

Глава 6

Артур Хьюз спустился со ступенек банка графства в Ледлингтоне. Артур был очень хорош собой, причем данный факт отнюдь не являлся для него тайной. То, что Люшес Беллингдон отказался от его услуг в качестве помощника секретаря сразу после сравнительно краткого испытательного срока, Артур без тени сомнения объяснял естественной неприязнью богатого старика к безденежному молодому человеку, завоевавшему благосклонность его дочери.

Конечно, старик одумается — иначе сам же выставит себя посмешищем. Сварливый папаша, традиционный персонаж бесчисленных любовных романов, превратившийся в наши дни чуть ли не в пародию на самого себя, всегда в конце концов одумывается. А если и нет, у Мойры есть и собственные денежки, которые она заполучила, выйдя замуж за. Оливера Херна.

Артур, хмурясь, шел в сторону Маркет-сквер, где оставил машину. Он знал Олли Херна, и тот ему совсем не нравился. Артур присутствовал на его свадьбе с Мойрой Беллингдон. Тогда это мероприятие не вызывало у него никаких возражений, так как он еще не был влюблен в Мойру. В то время Артур ухаживал за девушкой по имени Китти, но она вышла за другого, и теперь он даже не мог толком вспомнить, как она выглядела. После нее были Мэри, Джуди, Энн и много других. Но ни одна из них не походила на Мойру. Артур не мог понять, что она с ним сделала. Он считал се холодной и неприступной, но внезапно у нее в крови словно вспыхнуло пламя. Даже если бы у Мойры не было ни пенни за душой… Нет, конечно, это чепуха — на нищих не женятся. В любом случае, все должно быть в порядке — папаша выделил ей содержание. А дать задний ход ей не удастся — у него ее письма и эти фотографии. Разумеется, он не стал бы их использовать. Достаточно сказать Мойре, что он их не сжег, присовокупив обычное для влюбленного оправдание: «Дорогая, я просто не мог расстаться с ними!»

Но пришло время действовать. Как только они поженятся, его положение станет неуязвимым. А Люшес Беллингдон непременно одумается. В наши дни невозможно вычеркнуть из завещания единственного ребенка.

Уже сев в машину и заведя мотор, Артур продолжал думать о Мойре Херн. Было приятно сознавать, что при нем сейчас ее «ожерелье королевы». Ему повезло, что у старины Гэррета случился очередной приступ и он не смог за ним приехать. Артур представлял, как он бросит запечатанный пакет на колени Мойры, она вскроет его, достанет и наденет ожерелье, а он ее поцелует. И то, что эта приятная мечта имела очень мало шансов на воплощение, не слишком омрачало удовольствие.

Он так искусно выскользнул из толчеи на рыночной площади, словно вполне осознавал, что делает, и свернул в один из узких переулков, соединяющих площадь с Хай-стрит. Из-за многочисленных пробок он полз с черепашьей скоростью, пока не добрался до окраины, где дома расступались и дорога сделалась шире. Впрочем, и тут Артуру не хотелось торопиться. Утро было прекрасное — в воздухе уже пахло весной. И мечты, которым он предавался, вполне соответствовали этому времени года. Когда Артур наконец свернул на Крэнбери-лейн, он даже не заметил, что еще одна машина сделала то же самое, как прежде не обратил внимания, что она следовала за ним из самого Ледлингтона.

Крэнбери-лейн была весьма извилистой, как и большинство английских улочек, отходящих от шоссейных дорог.

На поворотах автомобиль, следующий за машиной Артура, исчезал из поля зрения. Но после одного из поворотов водитель второй машины внезапно прибавил скорость, поравнялся с автомобилем Артура и вынудил его съехать с дороги. Переднее колесо угодило в кювет. Врезавшись в живую изгородь, Артур резко затормозил. Обернувшись, он увидел, что вторая машина тоже остановилась и водитель уже вышел. Едва успев выругаться, Артур увидел, что рука в перчатке сжимает револьвер. На большее ему не хватило времени. Успел ли он услышать выстрел, ставший смертельным, так и осталось неизвестным.

Глава 7

В одной из двух газет, которые выписывала мисс Силвер, она проглядывала за завтраком в основном заголовки и фотографии, а другую, «Тайме», более внимательно прочитывала в часы досуга. На следующее утро после визита в Блэкхит мисс Силвер едва успела сесть за стол и протянуть руку за первой газетой, как ей бросился в глаза заголовок:

ДЕРЗКАЯ КРАЖА ДРАГОЦЕННОСТЕЙ

ПОХИЩЕНО ОЖЕРЕЛЬЕ БЕЛЛИНГДОНА

СЕКРЕТАРЬ ЗАСТРЕЛЕН

Как и Салли Фостер, мисс Силвер слышала об ожерелье Беллингдона. Она читала о нем в той же статье, что и Салли. Мисс Силвер знала о приписываемом Люшесу Беллингдону намерении передать его дочери, чтобы та могла надеть его на устраиваемый им костюмированный бал. Быстро пробежав глазами подробности, она вернулась к тому немногому, что было известно об ограблении. Ожерелье хранилось в сейфе банка графства в Ледлингтоне. Мистер Беллингдон, имевший в банке солидный счет, предупредил письмом, что его секретарь Хьюберт Гэррет явится за драгоценностью в полдень 14-го числа текущего месяца.

Секретарь, снабженный, как положено, соответствующими документами, прибыл точно в указанное время, расписался за ценный пакет и уехал на машине, которую вел сам. Это был последний раз, когда его видели живым.

Автомобиль обнаружили спустя двадцать минут на обочине дороги, отходящей от Лондонского шоссе, — секретарь за рулем убит, а ожерелье исчезло. Дорога представляла собой кратчайший путь к «Мирфилдсу» — загородному дому Люшеса Беллингдона.

Снимки, сопровождавшие статью, изображали «Мирфилдс», самого мистера Беллингдона — джентльмена с властным лицом и волевым подбородком, его дочь, миссис Херн, и злополучного секретаря.

Как только мисс Силвер дочитала статью, зазвонил телефон. Она не удивилась, услышав голос полицейского инспектора Фрэнка Эбботта. Так как он назвал себя именно так, вместо обычного «это Фрэнк», мисс Силвер сразу поняла, что он звонит из Скотланд-Ярда.

— Мисс Силвер у телефона, — отозвалась она.

В голосе Фрэнка Эбботта звучали официальные нотки, весьма непривычные, учитывая связывающую обоих давнюю дружбу. Фрэнк питал к пожилой леди величайшее уважение, что, впрочем, не мешало ему добродушно подтрунивать над ее причудами. Он считал мисс Силвер живым реликтом минувшей эпохи — во всем, от эдвардианской[8] прически и до увлечением творениями покойного лорда Теннисона[9] и набора возвышенных сентенций, которые Фрэнк именовал «нравоучениями Моди».

— Полагаю, вы уже видели газету? — осведомился он.

По мрачному тону ее ответа Фрэнк догадался, что объяснения излишни.

— Шеф был бы рад, если бы вы смогли заглянуть в Ярд, — продолжал он. — Это касается вашей позавчерашней беседы. Он хотел бы с вами потолковать.

Примерно через три четверти часа мисс Силвер проводили в кабинет старшего инспектора. Это был отнюдь не первый их разговор в Скотланд-Ярде, но когда Лэм поднялся из-за стола, чтобы приветствовать ее, вид у него был обеспокоенный и раздосадованный. После кратких предисловий старший инспектор снова сел. Это был крупный мужчина с румяным лицом деревенского жителя и густыми темными волосами, которым мешала виться только короткая стрижка.

Стоявший у камина Фрэнк Эбботт выглядел полной противоположностью своему шефу — худощавый, стройный, элегантный, с длинным тонким носом, гладкими светлыми волосами и светло-голубыми глазами, умеющими превращаться в ледышки. Впрочем, при виде мисс Силвер они всегда теплели.

Мисс Силвер заняла предложенное ей место в торце письменного стола. На ней было черное суконное платье, верой и правдой служившее ей много лет, и — по причине холодного ветра — старомодная горжетка из пожелтевшего меха. Черная фетровая шляпка, не старше двух лет, последней переделке подверглась прошлой осенью: теперь ее украшала черная лента с букетиком фиалок, намекающим на приближение весны. Туалет дополняли черные лайковые перчатки и видавшая виды сумочка.

Лэм откинулся на спинку стула.

— Ну, мисс Силвер, — нараспев, по-деревенски заговорил он, — надо думать, вы догадываетесь, почему я захотел повидаться с вами.

Мисс Силвер кивнула.

— Я читала в газете.

Старший инспектор поднял широченную ладонь и-хлопнул себя по колену.

— И вы, ясное дело, подумали: «Я же их предупреждала, а они не обратили внимания».

— Надеюсь, — чопорно отозвалась мисс Силвер, — я еще не дошла до подобной несправедливости.

Глаза Лэма, которые Фрэнк Эбботт непочтительно сравнивал с мятными драже, на мгновение обратились куда-то в пространство поверх мисс Силвер.

— Нет, скажите пожалуйста! Ледлингтон! Подумать только! Вы мне тут толковали про ограбление, поди знай, где и кого у нас ограбят — королевство-то большое, я вроде как и сам назвал по телефону пару-тройку мест — и ни словечка про то, что именно эти голубчики собираются украсть!

А речь-то, гляди-ка, шла о Ледлингтоне и ожерелье Беллингдона! — Он мрачно усмехнулся. — Жалко, эта ваша мисс Пейн не смогла прочитать по губам что-нибудь полезное.

Мисс Силвер посмотрела на старшего инспектора так, как, по мнению Фрэнка Эбботта, птичка смотрит на червяка. В ее взгляде не было ни малейшего презрения, только живой интерес.

— Не помню, чтобы я упоминала имя мой посетительницы.

— Вы его не упоминали — наверняка намеренно, а? Но вы дали мне адрес галереи, сообщили, что портрет вашей визитерши висит там, что художник, написавший его, арендует верхний этаж ее дома и что его фамилия Морей. Не нужно быть Шерлоком Холмсом — даже Фрэнку, — чтобы узнать адрес художника и повидать его. Вы здорово удивитесь, когда услышите, что ему удалось выяснить. Ваша очередь, Фрэнк. Валяйте, рассказывайте.

Мисс Силвер переключила все внимание на инспектора Эбботта.

— Значит, так, — начал он, — в галерее сразу поняли, о какой картине идет речь, когда я сказал, что это портрет глухой женщины, принадлежащий кисти художника по фамилии Морей. Портрет, кстати, превосходный — в сто раз лучше всех других картин, которые там висят, — поэтому меня не удивила табличка «Продано». Зато меня удивило имя покупателя. Старик по фамилии Пеглер, беря с меня деньги за вход, меня совсем заболтал. Он изо всех сил пытался как-то связать эту картину и сегодняшние статьи в утренних газетах, потому что человек, купивший портрет мисс Пейн, был не кто иной, как Люшес Беллингдон! «Тот самый, у которого бриллиантовое ожерелье и у которого секретаря убили, вон в газетах написано», как изволил выразиться мистер Пеглер.

— Господи! — промолвила мисс Силвер.

— Пеглер еще долго распространялся насчет мисс Пейн, рассказал, как она пришла посмотреть свой портрет, как здорово читает по губам и как дала ему совет насчет его внучки, которая глохнет. Потом он рассказал о джентльмене, который был в галерее одновременно с мисс Пейн, и как тот не мог поверить, что она может увидеть на расстоянии, что говорят другие люди. «Я сказал ему, что очень даже может, потому что слышал об этом от самого мистера Морея. Тогда джентльмен ушел, причем не слишком довольный». Я спросил Пеглера, узнал бы он этого мужчину. Он ответил, что узнал бы, но когда дело дошло до описания, не сумел сообщить ничего, за что можно было бы ухватиться. Пеглер не знает, высокий был этот джентльмен или низкорослый, смуглый он или светлокожий — помнит только, что на нем были черная шляпа и поношенный плащ-дождевик. — Инспектор Эбботт повернулся к шефу. — Вряд ли мы располагаем данными о том, сколько мужчин в Большом Лондоне носило в тот день черные шляпы и поношенные дождевики…

— Вы не отвлекайтесь, — одернул его Лэм.

Фрэнк повиновался.

— Я раздобыл адрес Морея — Порлок-сквер, тринадцать — и отправился туда. Женщина, которая открыла дверь, сказала, что она снимает цокольный этаж, а когда я спросил мисс Пейн, она приложила платок к глазам и ответила, что мисс Пейн, возвращаясь домой позавчера вечером, попала под автобус, ее отвезли в больницу, но она умерла, не приходя в сознание.

Глава 8

Эта новость явилась для мисс Силвер настоящим шоком. Она сразу вспомнила тот момент, когда Полина Пейн резко свернула разговор и ушла — навстречу собственной гибели. Может быть, следовало еще раз попытаться убедить ее обратиться в полицию? Хотя вряд ли это что-нибудь бы изменило. Или нужно было настоять на том, чтобы вызвать по телефону такси? Но кто знает, принесло бы это пользу? Если сведения, которыми располагала мисс Пейн, настолько опасны, что из-за них ее убили, то это с равным успехом могло произойти в другое время и в другом месте.

— Мне было не по себе, — заговорила наконец мисс Силвер. — Я чувствовала, что не должна ее отпускать.

— Простите, но это форменная чепуха, — отозвался Лэм. — Вы никак не могли ожидать, что эту женщину убьют — если только ее действительно убили, что, по-моему, невозможно доказать.

— Мисс Пейн казалось, что за ней следили по дороге ко мне. Выйдя из дому, она увидела стоящее такси, в котором сидел мужчина, вернулась и попросила одну из своих квартиранток вызвать ей такси по телефону. По ее словам, та машина поехала следом за ее такси, но вроде бы затерялась среди транспорта. Вероятно, она ошиблась. Когда мисс Пейн уходила от меня, я предложила вызвать для нее такси, но она отказалась, заявив, что сделала из мухи слона, потому что у нее просто разыгрались нервы. Мне было не по себе, но я позволила ей уйти.

— Вам не в чем себя винить, — сказал Фрэнк Эбботт.

— Пожалуй, — печально промолвила мисс Силвер. — И все же я чувствую, что она обратилась ко мне за помощью, а я подвела ее.

— Если бы она послушалась вашего совета и обратилась к нам, то была бы сейчас в безопасности, — заметил Лэм.

— А вы уверены, что восприняли бы ее рассказ настолько серьезно, чтобы обеспечить ей охрану? Если смерть мисс Пейн была предрешена, ее ничто не могло спасти.

Лэм нахмурился.

— Я бы не стал утверждать наверняка, что ее гибель не была несчастным случаем. Она могла брести, как во сне, думая об этой истории, а из-за глухоты не услышала подъезжающего автобуса. Мы запросили подробности происшедшего, но пока что их не получили. Да и зачем нужно было ее убивать? Что такого, в конце концов, она услышала или прочитала по губам? Насколько я могу понять, ничего полезного для нас и опасного для них.

Мисс Силвер очень пристально посмотрела ему в глаза.

— Оставалась возможность, что она опознает мужчину, который это говорил.

Лэм рассмеялся.

— Да уж какая там возможность, дорогая вы моя мисс Силвер! Даже если бы мисс Пейн поняла, что речь шла о похищении ожерелья Беллингдона, какова была вероятность, что она встретится с этим типом снова?

— Не знаю, — серьезно ответила мисс Силвер. — Возможно, большая, чем нам кажется. В этой связи мне запомнилась одна фраза, которую мисс Пейн прочитала по губам того мужчины.

— Какая?

— Говоря об ограблении, он заявил: «Я не хочу рисковать, что меня узнают». Из этих слов я делаю вывод, что секретарь мог его узнать.

— Он принял бы меры предосторожности, — нетерпеливо возразил Лэм.

— Такие строгие меры, как убийство человека, который бы мог узнать его?

— По-вашему, он планировал убийство?

— А что же еще он мог планировать, старший инспектор, говоря, что не желает рисковать быть узнанным и что ему нужен свободный участок дороги, где никто не обернется на выстрел? Другой мужчина, чьих губ мисс Пейн не видела, очевидно, возразил, и тогда первый сказал ему: «На других условиях я не стану за это браться. Это мое последнее слово».

— Если он произносил именно эти слова, — заметил Фрэнк Эбботт, — то, судя по стилю, этого субъекта не назовешь обычным уголовником.

Мисс Силвер укоризненно кашлянула.

— Я в точности повторяю слова мисс Пейн.

Лэм склонился вперед.

— Да, в вашей дотошности никто не сомневается. Но Фрэнк дело говорит. Эх, жалко, не спросишь мисс Пейн, не пригладила ли она его речь. А сама-то она как разговаривала? Шибко грамотно, как школьная училка, или попросту, как нормальные люди?

«Училку» мисс Силвер предпочла пропустить мимо ушей: когда речь шла о деле, она не обижалась.

— Мисс Пейн говорила как простой и честный человек — каким она и была. Думаю, она в точности повторила мне то что, как ей казалось, прочла по губам.

— Вы имеете в виду, что она могла не разобрать какие-то слова?

— Все может быть.

— Ну, теперь этого мы все равно не узнаем, — вздохнул Лэм, — так что не будем зря отвлекаться. Кажется, мы говорили о мерах предосторожности, которые должен был принять убийца, чтобы его не узнали. Вы считаете, что в качестве такой меры он планировал убийство. В таком случае ему, по-моему, следовало воспользоваться мотоциклом.

Нет более надежной маскировки, чем мотоциклетные очки и шлем.

— Возможно, он так и сделал, — согласилась мисс Силвер, — но тем не менее он по-прежнему боялся, что его узнают, и был готов застрелить секретаря, чтобы избежать риска. Мне кажется, это может оказаться важным моментом. Подобные опасения предполагают, что убийца принадлежит к непосредственному окружению мистера Беллингдона. Он, несомненно, знал, как и когда ожерелье будет доставлено из банка.

— Полиция Ледшира попросила нас заняться этим делом, и Фрэнк скоро отправится в «Мирфилдс». Кстати, мистер Беллингдон сегодня будет в Лондоне и хочет вас повидать. Сначала он зайдет сюда. Вас устроит, если он придет к вам в четыре часа? Мистер Беллингдон хочет услышать историю о чтении по губам непосредственно от вас.

Думаю, ему будет нелегко проглотить эту пилюлю.

Тон старшего инспектора дал мисс Силвер понять, что беседа окончена. Она встала.

— В четыре меня вполне устроит, старший инспектор.

Глава 9

Люшес Беллингдон был заметной личностью. Даже в толпе на него нельзя было не обратить внимания. А в уютной викторианской гостиной мисс Силвер он буквально подавлял ощущением силы, исходящей от его мощной фигуры и властного лица с крупными чертами и решительным подбородком. Правда, подавить мисс Силвер ему не удалось — только заинтересовать. Она помнила фантастические истории о восхождении мистера Беллингдона к богатству и славе, но относилась к ним с изрядной долей скепсиса. Теперь же, в его присутствии, в них верилось куда легче. Беллингдон уселся в самое большое из ее ореховых кресел — оно пришлось ему как раз впору. Несмотря на строгий официальный костюм, мистер Беллингдон производил впечатление человека, проводящего много времени на свежем воздухе: лицо покрывал здоровый загар, а глаза молодо поблескивали. В свои пятьдесят два, каким его возраст значился во всех справочниках, выглядел он лет на десять моложе. Наклонившись вперед и уперевшись в колено холеной, но сильной рукой, Беллингдон заговорил негромким, но звучным голосом:

— Если можно, просто повторите, пожалуйста, то, что мисс Пейн, по ее словам… не знаю, как лучше выразиться — полагаю, слово «прочитала» окажется наиболее уместным. Насколько я понимаю, вы уверены, что она в самом деле умела читать по губам. У меня это вызывает некоторые сомнения.

Мисс Силвер вязала, спицы ритмично ходили у нее в руках поверх массы светло-голубой шерсти, лежащей у нее на коленях.

— Я впервые встретила мисс Пейн в довольно шумной гостиной, — сказала она, — и говорила с ней около получаса, не догадываясь, что она абсолютно глухая, пока кто-то не сообщил мне об этом. Когда мисс Пейн пришла ко мне, то также беседовала со мной без всяких затруднений.

— Полиция навела справки — кажется, нет никаких сомнений, что женщина была абсолютно глухой, но в совершенстве овладела искусством чтения по губам. Очевидно, мне следует поверить, что она могла прочитать слова человека, сидевшего в тридцати или сорока шагах от нее?

— Думаю, да, мистер Беллингдон, — кивнула мисс Силвер. — Любое мастерство способно удивить новичка.

— Вы были учительницей, верно? — рассмеялся Люшес Беллингдон. — Когда вы это сказали, мне показалось, будто я снова сижу за партой.

Мисс Силвер одарила его своей теплой улыбкой, которой не раз завоевывала симпатию и доверие собеседников.

— Многое кажется невероятным, если не знаешь, как это делается, не так ли?

Беллингдон кивнул.

— Что правда, то правда. Итак, мисс Пейн сидела в галерее Мастерса и наблюдала за двумя мужчинами, сидевшими шагах в тридцати пяти от нее. Один пришел позже другого, посмотрел на картины, потом сел, повернулся к соседу и заговорил. Я хочу, чтобы вы повторили слово в слово то, что мисс Пейн прочитала по его губам.

Мисс Силвер положила руки на мягкую голубую шерсть и попыталась представить себе Полину Пейн, сидящую у ее камина и рассказывающую свою историю. Теперь и ее собственные черты приняли выражение напряженного внимания: она словно вслушивалась, повторяя краткие отрывистые фразы своей позавчерашней посетительницы.

— Вот ее слова, мистер Беллингдон: "Все произойдет завтра. Секретарь выедет из банка ровно в двенадцать. Это будет при нем. Пока он на шоссе, действовать невозможно, надо дождаться, пока он свернет на боковую дорогу.

Все должно пройти как по маслу. Когда я заберу то, что нужно, то встречусь с вами там, где мы условились". Потом заговорил другой мужчина — мисс Пейн видела, как двигаются его щеки, но не могла видеть губ. Когда он умолк, первый произнес: «Я не хочу рисковать, что меня узнают. Главное, чтобы на участке боковой дороги никого не было и чтобы никто не обернулся на выстрел, а остальное предоставьте мне». Второй мужчина заговорил снова, а первый ответил: «На других условиях я не стану за это браться. Это мое последнее слово». Тогда второй поднял руку с каталогом и что-то произнес, а первый заявил: «Значит, их будет двое — вот и все!» Потом он засмеялся, встал и подошел к одной из картин.

У Люшеса Беллингдона была хорошая память. Скотланд-Ярд снабдил его копией отчета мисс Силвер о разговоре с Полиной Пейн. Он отлично помнил текст и сейчас выслушал точное его повторение из уст мисс Силвер.

— Скажите, — осведомился он, — если бы вы попробовали заполнить пробелы в этом диалоге, какие слова вы бы приписали второму мужчине?

Руки мисс Силвер проворно работали спицами, а взгляд был устремлен на собеседника.

— Думаю, когда первый мужчина упомянул о выстреле, второй попытался возразить, и тогда первый заявил, что на других условиях он не станет за это браться.

Беллингдон кивнул.

— А чем бы вы заполнили следующую паузу, после которой первый мужчина ответил: «Значит, их будет двое — вот и все»?

— По-моему, — отозвалась мисс Силвер, — несомненно, что второй мужчина поинтересовался, как быть, если в машине окажется кто-то еще. Думаю, это единственный — вопрос, который мог вызвать столь бессердечный ответ. Если бы в автомобиле сидел еще один человек, безусловно произошло бы еще одно убийство.

— Пожалуй, тут в самом деле не может быть никаких сомнений. Теперь что касается этой бедной женщины. Это несчастный случай, или ее тоже убили? Не могли бы вы повторить то, что она говорила о своих подозрениях — будто за ней следят? Мне показывали ваше заявление в Ярде, но одно дело видеть это на бумаге и совсем другое — слышать непосредственно от вас. Вот почему я решил повидаться с вами.

— Я могу попытаться в точности повторить слова мисс Пейн, — сказала мисс Силвер, — но не смогу воспроизвести ее голос, манеры, выражение лица. Я в состоянии лишь попробовать передать впечатление, которое они на меня произвели.

Что до Люшеса Беллингдона, то он находился под сильнейшим впечатлением от самой мисс Силвер. Эта женщина поразила его незаурядной наблюдательностью, скрупулезной точностью, безукоризненной логикой. Но помимо этого, он сразу почувствовал в ней острый и пытливый ум.

Эти качества Беллингдон уважал больше всех прочих.

— Повторите мне все, что можете, — сказал он и внимательно выслушал изложение рассказа Полины Пейн о такси, поджидавшем ее на площади и затем затерявшемся среди другого транспорта.

— Мисс Пейн побоялась возвращаться домой и вызвала такси вместо того, чтобы идти пешком, как намеревалась вначале. Несомненно, разговор в галерее явился для нее сильным потрясением. Она была уверена, что узнала о заговоре с целью ограбления и убийства, а то, что одному из участников заговора впоследствии стало известно о ее глухоте и способности читать по губам, наверняка усилило ее тревогу. Мисс Пейн начала опасаться слежки — вполне возможной, если тот мужчина поверил, что она в самом деле смогла разобрать уличающие его слова, произнесенные им в галерее. Неужели вы думаете, он бы стал бы колебаться или терять время, если бы решил заставить ее умолкнуть навсегда?

— Нет, не думаю.

Мисс Силвер продолжала, не прерывая вязания.

— Вид у мисс Пейн был глубоко потрясенный, но, по-моему, она обладала смелостью, решимостью и здравым смыслом. Облегчив душу рассказом о происшедшем, мисс Пейн пришла в себя, преодолела страх перед слежкой и начала задумываться, не явилось ли все это игрой воображения. Она не позволила мне вызвать такси и, выходя из этой комнаты, по-моему, уже и мысли не допускала, что ее жизни что-то угрожает.

— А вы думаете, что такая угроза существовала?

Мисс Силвер посмотрела ему в глаза.

— А вы сами как думаете, мистер Беллингдон?

Он поднял руку и тут же снова уронил ее на колено.

— Доказательств нет и, возможно, не будет никогда.

Только предположения… — И внезапно добавил совсем другим тоном:

— А теперь к делу.

Мисс Силвер распутывала светло-голубую шерстяную нитку.

— Да? — осведомилась она.

Вместе с интонацией мистер Беллингдон изменил и позу, выпрямившись в кресле.

— Мне говорили, вы занимаетесь частными расследованиями, обладаете большим опытом и умеете соблюдать конфиденциальность. Старший инспектор Лэм сообщил мне, что вы часто оказывали значительную помощь полиции.

Ему показалось, будто расстояние между ними словно бы увеличилось. Мисс Силвер суховато кашлянула.

— Старший инспектор весьма любезен.

Несмотря на серьезность ситуации, Беллингдон усмехнулся про себя. Он не стал бы тем, кем был сейчас, если бы не обладал даром проницательности. Беллингдон сразу понял, что допустил бестактность и что старший инспектор позволил себе лишнее. Он постарался придать своему голосу теплоту и проникновенность.

— Я был бы счастлив, если бы смог убедить вас оказать мне профессиональную помощь в этом деле. Видите ли, существуют аспекты, к которым мне бы не хотелось привлекать внимание полиции и с которыми она, возможно, не смогла бы справиться.

— В столь серьезном деле я не имею права скрывать что-либо от полиции, — чопорно произнесла мисс Силвер.

— Разумеется. Позвольте мне объясниться. Думаю, вы достаточно наблюдательны, чтобы обратить внимание на то, как преступник напирал на опасность быть узнанным. Он заявил, что не может рисковать, и был готов совершить убийство, дабы избежать подобного риска. Конечно, никто не хочет, чтобы его узнали, когда он совершает вооруженное ограбление, но поднятый воротник, опущенные поля шляпы и шарф, скрывающий нижнюю часть лица, затруднили бы опознание случайному свидетелю. Мисс Пейн описала вам этого человека?

— Да. Но боюсь, это описание даст не слишком много.

В тот момент она была потрясена услышанным и могла сообщить лишь то, что это был мужчина лет тридцати, среднего роста и в поношенном плаще. Смотритель галереи не смог ничего добавить, хотя он, кажется, разговаривал с этим человеком, причем о портрете мисс Пейн, который, как я поняла, вы приобрели. Тот мужчина узнал на портрете женщину, сидевшую на банкетке, а смотритель, к сожалению, упомянул о ее глухоте и умении читать по губам.

— Выходит, этот человек узнал мисс Пейн?

— Он узнал в ней женщину, смотревшую в его сторону, когда он произносил уличающие его слова. Услышать на таком расстоянии их было нельзя, но способность мисс Пейн читать по губам делала ее потенциально опасной. Мы в состоянии лишь предполагать, к чему мог привести подобный вывод. Инспектор Эбботт заходил в галерею узнать, нельзя ли что-нибудь присовокупить к описанию, данному мисс Пейн.

— Да, знаю, — кивнул Беллингдон. — Я тоже туда заходил. Пеглер — славный старикан. Он помнит тех двух мужчин на банкетке, но ему показалось, что они каждый сам по себе — по его словам, они пришли и ушли порознь.

Один из них заговорил с ним о портрете мисс Пейн. Кстати, Пеглер сообщил, что она возвращалась в галерею и он рассказал ей, как заинтересовался тот человек ее портретом и тем, что она ничего не слышит, но умеет читать по губам. Ему показалось, что это ее расстроило, и он надеется, что не позволил себе никакой бестактности.

— У нее были серьезные причины для расстройства, — заметила мисс Силвер.

Беллингдон снова кивнул.

— Хорошо, вернемся к этому мужчине и его описанию.

Не думаю, что Пеглер в состоянии нам помочь. Он лишь сказал, что это был довольно приятный джентльмен. Рост? «По-моему, чуть выше меня, сэр». Блондин или брюнет? «Не заметил». Цвет глаз? «Право, не знаю, сэр». В итоге получается, что этот человек не был ни высоким, ни низкорослым, не имел ни огненно-рыжих волос, ни усов и бороды — короче говоря, не обладал никакими сколько-нибудь заметными приметами. Почему же он настолько боялся быть узнанным, что решился на убийство? По мнению старшего инспектора, шлема и темных очков мотоциклиста вполне хватило бы, чтобы его не узнал человек, с которым он не был близко знаком. Очевидно, преступник считал, что никакая маскировка не обманет человека, которого он собирался ограбить. Возможно, его выдал бы голос — ведь голоса обладают яркой индивидуальностью. Должна быть какая-то причина, по которой он был готов застрелить и двоих, если в автомобиле окажутся двое. Есть и другая причина полагать, что он близок к моему семейному кругу.

Только в этом кругу все знали, когда банк передаст ожерелье моему секретарю. Полагаю, вы слышали об ожерелье?

Мисс Силвер перевернула лежащее у нее на коленях вязанье из мягкой шерсти, на мгновение мелькнул ажурный узор в виде листьев папоротника.

— Да, мистер Беллингдон, я читала об ожерелье. Это увлекательный и хорошо написанный рассказ о красивой и ценной вещи.

Он мрачно усмехнулся.

— Копия была бы не менее красивой, и никто не стал бы убивать из-за нее. Я все время говорил это и самому себе, и дочери, но внутри меня все прямо-таки бунтовало против подделки.

Глаза мисс Силвер блеснули.

— Потому что само слово «подделка» предполагает мошенничество. Но если ее открыто называть копией и оценивать лишь по критериям мастерства и качества изготовления, это позорное клеймо исчезает.

Беллингдон покачал головой.

— Если я не могу купить настоящего Рембрандта, копия мне не нужна. Быть может, это неразумно, но тут я не одинок. Вот почему цена на подлинники постоянно растет и два дня назад из-за моего ожерелья на Крэнбери-лейн произошло убийство. Но мы отвлеклись. Я упомянул о возможном контакте убийцы с моей семьей, поэтому расскажу вам о ней подробнее. Начну с того, что я вдовец и отец двадцатичетырехлетней дочери, которая пару лет назад вышла замуж не то что против моей воли, но вопреки Моему желанию. Ее избранником стал беспутный парень, чьи представления об удовольствиях заключались в том, чтобы гонять на машине со скоростью почти сто миль в час и тратить как можно больше денег в максимально короткие сроки. Он кончил тем, что свалился на автомобиле с обрыва в Австрийском Тироле и оставил Мойру вдовой, когда она уже начинала жалеть, что не последовала моему совету. Ну, это что касается моей дочери, Мойры Херн…

— Прошу прощения, мистер Беллингдон. — Подойдя к Письменному столу, мисс Силвер достала из ящика ярко-голубую тетрадку и аккуратно заточенный карандаш, после чего вернулась на прежнее место. Отложив вязанье, она озаглавила страницу словами «Ожерелье Беллингдона», под ними слева записала имя Мойры Херн, добавила только что сообщенные мистером Беллингдоном сведения и предложила ему продолжать.

— У меня есть служебная квартира в Лондоне, но живу я в «Мирфилдсе» под Ледлингтоном. Это комфортабельный старомодный дом, и с прислугой мне повезло. Дворецкий и кухарка со мной уже двадцать лет. Они муж и жена — их фамилия Хилтон.

Мисс Силвер торопливо записала фамилию.

— Мой секретарь Хьюберт Гэррет уже десять лет у меня, но я знаю его гораздо дольше.

Карандаш мисс Силвер застыл в воздухе.

— Его смерть стала для вас личной утратой?

— Он не умер.

— Разве выстрел не был смертельным?

— Был, но застрелили не Хьюберта Гэррета.

— Но газеты…

— Газеты взялись не с того конца или не за ту ниточку, или как там вернее выразиться? Знаете, у меня плохо с метафорами — я ведь с четырнадцати лет сам зарабатывал себе на жизнь и читал только те книги, которые помогали мне это делать. Но вернемся к Хьюберту Гэррету. Я написал в банк, что он приедет за ожерельем ровно в полдень во вторник. Об этом знали только я, управляющий банком, Хьюберт Гэррет, моя дочь и еще двое. Рано утром во вторник мне сообщили, что Гэррет заболел. После войны у него развилась астма. Я пошел навестить его, увидел, что он совсем расклеился, и запретил ему ехать за ожерельем.

Позвонив в банк, я предупредил управляющего, что пришлю вместо Гэррета его помощника — молодого парня по имени Артур Хьюз. Управляющий, соблюдая меры предосторожности, положил трубку, а потом перезвонил мне. Я описал ему Артура и сказал, что он покажет мое письмо с подтверждением его полномочий. Все прошло гладко. Артур вышел из банка с ожерельем, но вскоре был найден застреленным на Крэнбери-лейн.

Мисс Силвер записывала все подробности в тетрадку.

Беллингдон наблюдал за ней с интересом. Светло-голубая шерсть и ярко-голубая тетрадь, карандаш, сетка для волос, резная брошь в виде розы из черного мореного дуба с ирландской жемчужиной посредине, единственное украшение на платье из оливково-зеленого кашемира, — ничего похожего на привычный образ частного детектива. Он подумал, что может привезти мисс Силвер в «Мирфилдс», совершенно не опасаясь, что в ней заподозрят представителя этой профессии.

Закончив писать, мисс Силвер подняла глаза на собеседника.

— Мистер Хьюз был одним из тех двух людей, которые заранее знали о том, что ожерелье заберут из банка?

— Нет. Насколько мне известно, он ничего об этом не знал, пока я не вызвал его и не велел отправиться в банк вместо Гэррета.

— Вы сказали «насколько мне известно», мистер Беллингдон?

— Как? О, это ничего не значит. Гэррет говорит, что никому даже не упоминал об этом.

— Так кто же те двое других?

Беллингдон про себя отметил упорство мисс Силвер.

— Одна из них гостит в моем доме, а другая… вряд ли она имела к этому отношение.

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Чтобы помочь вам, мистер Беллингдон, мне нужно располагать всеми фактами. Как мудро заметил лорд Теннисон: «Доверь мне все или не доверяйся вовсе».

— Вот как? Ну, возможно, это верно, но не для каждого случая. Как бы то ни было, это не вопрос доверия.

Эти двое — женщины: кузина моей покойной жены мисс Брей, Элейн Брей, которая любезно согласилась вести хозяйство в «Мирфилдсе», и миссис Скотт, которая гостит У меня.

Мисс Силвер выжидательно смотрела на Люшеса Беллингдона, молча давая ему понять, что ожидает продолжения. Иное молчание красноречивее слов, а так как Беллингдону в данном случае меньше всего хотелось лишних расспросов, он нехотя добавил:

— Мисс Брей заботилась о моей дочери и о доме после смерти моей жены. Она жила с нами несколько лет, когда жена болела. Я многим ей обязан. Что касается миссис Скотт… — он постарался, чтобы его голос звучал равнодушно, но не был уверен, что это ему вполне удалось, — она, как я говорил, моя гостья и очень близкий друг.

Мисс Силвер записала эти сведения, отметив про себя, что мистер Беллингдон чувствует себя обязанным родственнице покойной жены и это чувство, пожалуй, начинает его тяготить. Что же касается миссис Скотт, то мисс Силвер не составило труда догадаться, что к ней Беллингдон питает куда более теплые чувства, и понять, что эти чувства он не очень-то хочет демонстрировать.

— Ну, думаю, это все, — с явным облегчением произнес мистер Беллингдон. — Есть еще садовник и его жена — она помогает по дому — и приходящая прислуга из деревни, женщина и две девушки, но они не могли знать, как и когда я собираюсь забрать бриллианты из банка.

Сколько раз, подумала мисс Силвер, говорились уже подобные вещи, когда происходила утечка важной информации. Всякий, чьим доверием злоупотребили, почему-то не сомневается в своем окружении и настаивает, что никакой утечки и быть не могло, как бы сильно обстоятельства ни свидетельствовали об обратном.

— Мистер Беллингдон, невозможно только то, чего быть не может, — она подтянула голубую шерстяную нитку. — Тут вам меня не переубедить. Ограбление и убийство произошли отнюдь не случайно. Они были тщательно спланированы, и те, кто их спланировал, знали каждую деталь предстоящей доставки ожерелья из банка за девятнадцать часов до преступления. Если утечка произошла не из вашего непосредственного окружения, значит, она произошла из банка. Как вы впервые уведомили их, что собираетесь изъять ожерелье, — письменно или по телефону?

— Я написал управляющему. Вы думаете, что телефонный разговор могли подслушать?

— Такая мысль приходила мне в голову.

Беллингдон покачал головой.

— Никаких телефонных разговоров не было до утра вторника, когда я позвонил, чтобы сообщить, что Гэррет заболел и что его заменит Артур Хьюз. Но утечка информации произошла как минимум за день до того.

Мисс Силвер защелкала спицами.

— Это не исключает утечку из банка. Кому управляющий мог передать ваше письмо или рассказать об изъятии ожерелья?

— Я говорил с ним лично, и полиция, конечно, тоже это сделала. Управляющий утверждает, что никто не видел письма, кроме него, так как он запер его в сейф и только дал необходимые указания, когда на следующий день молодой Хьюз прибыл в банк с другим письмом от меня. На этот счет у него нет никаких сомнений.

Мисс Силвер задумалась. Все точки над i уже расставлены — что тут еще добавить?

Люшес Беллингдон смотрел на нее нахмурившись — от такого взгляда многим стало бы не по себе, но мисс Силвер продолжала вязать как ни в чем не бывало.

Потом он резко подался вперед:

— Когда вы приедете в «Мирфилдс»?

Мисс Силвер будто и не удивилась.

— В каком качестве, мистер Беллингдон?

— Знаете, я все-таки должен выяснить, кто же проболтался.

— И, надеюсь, не собираетесь об этом своем намерении объявлять во всеуслышание. В противном случае польза от моего пребывания значительно уменьшится.

— Я полагал, что вы смогли бы на какое-то время заменить покойного Хьюза на месте помощника секретаря.

Мисс Силвер взвесила его предложение.

— Я неважно печатаю и не владею стенографией, так что боюсь, что не справлюсь с этой ролью.

— Я получаю массу писем с всевозможными просьбами, а это, мне кажется, вполне по вашей линии. Хьюз не умел на них отвечать. С ними необходимо разобраться. Я не читаю и десятой части — все остальное идет прямиком в мусорную корзину. Кроме того, у меня весьма обширная светская переписка. Предполагается, что ею должна заниматься моя дочь, но с Мойрой лучше не связываться. Я заметил, что у вас весьма разборчивый почерк. А печатать будет Гэррет.

Как насчет этого?

Спицы замерли. Мисс Силвер положила обе ладони на голубую шерсть.

— Вы имеете в виду замещение мистера Хьюза?

— Да. Теперь мне остается только позвонить мисс Брей и сообщить, что вас рекомендовал мне один друг и что я привезу вас домой завтра утром.

Глава 10

«Мирфилдс» лежал в сиянии весеннего солнца, вокруг, в тени густых кустов, желтели дикие нарциссы, а на газонах пестрело множество разноцветных гиацинтов.

У самого дома подъездная аллея расширялась, переходя в просторную, посыпанную гравием площадку, откуда шесть серых каменных ступеней вели к парадной двери. Гиацинты заглядывали во все окна фасада и были видны из каждого окна. Люшес Беллингдон с гордостью указал на них мисс Силвер.

— Садовники обожают расковыривать газоны ради того, чтобы ткнуть туда один-два цветка. Я с трудом втолковал Доналду, что хочу, чтобы гиацинты и гелиотропы, которые так любила моя мать, росли сплошным ковром напротив дома.

— И вы добились своего, — улыбнулась мисс Силвер.

Он кивнул.

— У этих цветов приятный запах, но немного тяжеловат, чтобы выращивать их в доме. Ну, пойдемте — я познакомлю вас со всеми. Ленч у нас в час, я уже жду его не дождусь, как, надеюсь, и вы.

Мисс Брей они встретили в холле. Беллингдон по дороге сообщил о ней некоторые дополнительные сведения.

— При крещении ей дали имя Эллен, но не говорите, что я об этом рассказал. Она думает, что Элейн звучит красивее. По-моему, глупость, но какая разница, если ей это так приятно?

Мисс Брей шагнула им навстречу — в сером шерстяном платье с черным шарфом, свисающим по бокам ниже пояса, и гагатовыми бусами, обмотанными вокруг шеи раза три, если не четыре. Светлые волосы с изрядным количеством седых прядей были кое-как собраны в узел, который без особого успеха поддерживало неимоверное количество шпилек и черная бархатная лента. Она как-то близоруко уставилась на мисс Силвер, но заговорила вполне дружелюбным тоном.

— Очень, очень приятно. Боюсь, вам пришлось перебираться сюда в спешке. Люшес назвал мне ваше имя, но, к сожалению, я его забыла. Имена так трудно запоминаются, правда же? К тому же они часто вводят в заблуждение. Для меня мои друзья существуют отдельно от их имен.

Мне всегда казалось, что это как-то тоньше и глубже, чем имя, чем слово — это словно аромат цветов…

— Это мисс Силвер, Элейн, — прервал Люшес Беллингдон. — Думаю, ей хотелось бы пройти в свою комнату перед ленчем.

Мисс Брей не закрывала рта, поднимаясь с мисс Силвер по изящной лестнице с узкими ступеньками и идя по коридору к комнате, которая, как она информировала мисс Силвер, расположена напротив ее собственной. Оттуда открывался великолепный вид на газон и гиацинты, яркая ситцевая обивка мебели и зеленый ковер радовали глаз, а более всего мисс Силвер понравился маленький электрокамин. Предыдущий опыт пребывания в сельской местности не оставил у нее никаких иллюзий: она точно знала, что в таких домах — промозглый холод, к которому местные обитатели, по-видимому, привыкли. Отправляясь в деревню, она всегда брала с собой теплую одежду, но, конечно, куда удобнее, если в ней не возникнет надобности. Помимо камина, в комнате имелась и обычная батарея, свидетельствующая о наличии центрального отопления.

Мисс Брей была сама предупредительность.

— Следующая дверь ведет в ванную. Не могу выразить, какое я испытала облегчение, когда позвонил Люшес и сказал, что убедил вас приехать. Только за два дня накопилась куча писем и прошений. Бедный мистер Гэррет все еще неважно себя чувствует. Не понимаю, что могло вызвать такой ужасный приступ. Хуже всего письма с просьбами о материальной помощи, но Люшес считает, что их нельзя рвать, не читая. Он говорит, что вы хорошо умеете отвечать на них.

Меня эта нищета и убожество просто убивают. Боюсь, что я чересчур впечатлительна, чтобы иметь дело с изнанкой жизни — меня потом буквально мучают кошмары. Уверена, что вы гораздо крепче в этом отношении…

Лично мисс Силвер предпочла бы остаться теперь в одиночестве, чтобы распаковать свои вещи и привести себя в порядок. Но ее профессия требовала внимательно вслушиваться в любой, даже самый утомительный поток слов.

Люди, которые все время болтают, редко бывают осмотрительными. Значительной долей своего успеха мисс Силвер была обязана собственному умению слушать. Мисс Брей, видя ее сочувствие, охотно распространялась о трудностях ведения хозяйства в таком доме, как «Мирфилдс».

— Мужчинам этого не понять! Возьмем, к примеру, дворецкого и кухарку. Только потому, что они пробыли здесь двадцать лет, Люшес считает их верхом совершенства! И, конечно, они сами думают точно так же! Слова им не скажи! Девушки из деревни совершенно неопытны — за ними нужен глаз да глаз, а им не нравится, когда за ними приглядывают! На днях миссис Хилтон сообщила мне, что Глория Стабс собралась уйти, а когда я поинтересовалась, с какой, собственно, стати, она ответила, что лучше бы мне предоставить обучение девушек-служанок ей! Как вам это понравится?

Мисс Силвер тактично заметила, что вести хозяйство и присматривать за слугами в таком большом доме, должно быть, в самом деле нелегко.

— А от Мойры никакой помощи! Я воспитывала ее после смерти матери, с шестнадцати лет, и с тех пор она уже успела побывать замужем… Но если я прошу ее что-нибудь сделать, она отвечает, что тут и без нее всякого народу хватает… Мойра сказала это только вчера — не знаю, что она имела в виду, потому что если бал отложат… Полагаю, вам известно, что Люшес собирался на будущей неделе устроить костюмированный бал в «Люксе»? Вот почему он забрал ожерелье из банка — Мойра хотела на него взглянуть. Поневоле порадуешься, что его украли еще до того, как оно попало сюда, — раз уж его все равно должны были украсть. Разумеется, Люшес не собирался держать его здесь — оно слишком ценное. Мойра хотела просто посмотреть на ожерелье, а потом его должны были отвезти к лондонскому ювелиру для чистки и хранения до дня бала. Конечно, очень жаль бедного Артура Хьюза, но когда я думаю, что на его месте могли оказаться Люшес и Мойра, то не могу не испытывать благодарности! Вряд ли Люшес сочтет необходимым откладывать бал — приглашено столько народу! Мойра думает, что переносить бал нелепо — но молодежь ведь так бессердечна! Иногда мне кажется, что и мне не стоит так переживать, но с другой стороны, быть черствой — что в этом хорошего?

Мисс Силвер выразилась в том смысле, что лучше всего — золотая середина, и подкрепила свое мнение цитатой из лорда Теннисона. К ленчу они спустились чуть ли не приятельницами.

Их уже ждали — Люшес Беллингдон и еще трое: девушка в голубом — Мойра Херн, женщина немного постарше и повыше ростом — миссис Скотт, и мистер Хьюберт Гэррет. Представленная Беллингдоном мисс Силвер обнаружила, что ее присутствие не вызвало ни малейшего беспокойства, и это ее вполне устроило.

Зато сама она ощущала жгучее любопытство. Каждый из живущих в доме играл свою роль в той драме, подробности которой ей предстояло расследовать. Из-за того, что кто-то из них сболтнул лишнее, юный Артур Хьюз расстался с жизнью. И что тому виной — чья-то неосторожность, страх или излишняя доверчивость, а может быть, и чей-то злой умысел? Нет, не следует пренебрегать ни секретарем мистера Беллингдона, ни его дочерью, ни его гостьей.

Черты лица Мойры Херн едва ли можно было назвать примечательными, однако волнистые пепельные волосы, светлые глаза с темными ободками вокруг радужной оболочки и матовая белая кожа сразу обращали на себя внимание. Ресницы и брови были искусно подкрашены в золотисто-каштановый цвет. От природы, по-видимому, бледноватые губы покрывала нежно-розовая помада, и лак на ногтях был в точности того же цвета. Дочь Беллингдона молча устремила на мисс Силвер равнодушный взгляд.

Внешность и манеры миссис Скотт составляли разительный контраст с обликом и поведением Мойры. Это была высокая стройная женщина с гладкими темными волосами и темными глазами, розоватой кожей, крупным ртом и ослепительно белыми зубами. Ей можно было дать от двадцати пяти до сорока. Поздоровавшись с мисс Силвер, она села рядом с Люшесом Беллингдоном и принялась болтать с ним о разных пустяках, звучавших, впрочем, в ее устах необычайно занимательно. Мисс Силвер не понадобилось и минуты, чтобы понять, что Беллингдон испытывает к своей гостье отнюдь не только дружеские чувства.

Мистер Гэррет оказался мужчиной средних лет, склонным к полноте. Он занял место напротив Беллингдона, между Мойрой Херн и мисс Брей; бледный и подавленный, ел он мало, а говорил и того меньше. Мисс Силвер, сидевшая между мисс Брей и хозяином дома, едва ли могла найти лучшее место Ей было незачем поддерживать беседу, так как мистер Беллингдон разговаривал с миссис Скотт, поэтому она могла слушать и наблюдать.

Разговор так бы и держался в пределах этого конца стола, если бы не Элейн Брей, которая, казалось, умела говорить и есть одновременно и то и дело выражала тревогу по поводу мистера Гэррета и его плохого аппетита.

— Вы непременно должны попробовать омлет под луковым соусом — полагаю, это португальский рецепт. Сыр нейтрализует запах лука. Откуда, по-вашему, вы возьмете силы, если не будете кушать?

— Не знаю, — буркнул мистер Гэррет. Положив себе с пол-ложечки предлагаемого блюда, он так к нему и не притронулся.

Мойра Херн пришла ему на помощь, сказав, что обожает лук, — хрипло, с растяжкой, что странно контрастировало с ее воздушным, прямо-таки неземным обликом, и наводило мисс Силвер на мысль, что контраст этот, пожалуй, осознанный и намеренно подчеркнутый.

— Миссис Хилтон чудесно готовит, — заметила Аннабел Скотт. Тепло улыбнувшись Хилтон, она снова обернулась к Люшесу. — Я поправлюсь на несколько фунтов, если задержусь здесь надолго!

Когда дворецкий отошел за очередным блюдом, Мойра произнесла тем же хрипловатым и тягучим голосом:

— Уилфрид собирается к нам на уикэнд.

— Тот самый парень — Гонт? — осведомился Люшес. — Он был здесь на прошлой неделе, верно? Не могу сказать, что я от него в восторге.

— Я на это и не рассчитывала, — отозвалась Мойра. — Мы с ним часто танцевали в городе. Он просто чудо.

— Боже! — воскликнула Элейн.

— В каком смысле — как танцор? — спросил Люшес.

— Да, конечно.

— А чем он зарабатывает на жизнь?

— Уилфрид — художник. Две его картины выставлены в галерее Мастерса.

Беллингдон сразу насторожился.

— На днях я купил там одно недурное полотно.

— Вот как? А кто автор?

— Боюсь, не твой друг Уилфрид. Молодой человек по фамилии Морей — Дэвид Морей.

Большие голубые глаза смотрели на него без всякого выражения. В голосе Мойры также отсутствовало выражение, когда она промолвила:

— Уилфрид его терпеть не может.

— То-то радость для них обоих! — расхохотался Люшес. — Морей тоже приедет на уикэнд. Я пригласил его посмотреть мои картины, и он согласился.

— На картине Уилфрида изображены надгробие и аспидистра, — сообщила Мойра. — Надгробие все в голубом тумане, а аспидистра в розовом горшке. И еще там нарисовано несколько костей.

Аннабел рассмеялась.

— А зачем?

— Не знаю. Так ему захотелось. На самом деле это никакое не надгробие и аспидистра, а вещи, происходящие в нашем подсознании.

— Не хотела бы я держать в своем подсознаний розовую аспидистру!

Мойра покачала головой.

— Это горшок у нее розовый.

— Боже мой, Люшес! — забеспокоилась мисс Брей. — Ты в самом деле думаешь, что в такое время можно устраивать прием?

Взгляд Мойры переместился на нее.

— Что ты называешь приемом, Эллен? Пригласить двух человек на уикэнд?

Лицо мисс Брей сделалось пунцовым. Называть ее Эллен было у Мойры излюбленным способом мести. Как правило, мисс Брей избегала подавать к этому повод, но на сей раз было задето ее чувство приличия.

— Полагаю, от нас ожидают более скромного поведения, — добавила мисс Брей, руководствуясь пословицей «семь бед — один ответ». — В доме и так многовато народу. — Она покосилась на Аннабел Скотт, встретила недовольный взгляд Люшеса и сразу стушевалась. — Хотя дознание отложено и похороны уже позади… Я вовсе не имела в виду, что мы должны сидеть взаперти и не можем принять одного-двух друзей…

— Тогда что ты имела в виду? — допытывалась Мойра Херн.

Мисс Брей нервно теребила гагатовые бусы.

— Я думала о бале. Не знаю, что вы решили, но приглашено столько гостей…

— Решать тут нечего, — прервала Мойра.

Мисс Брей снова посмотрела на Люшеса Беллингдона и увидела, что он еще больше нахмурился.

— Бал состоится в назначенное время — через месяц, — решительно заявил он. — Никто и не ожидает, что мы отменим его.

— Да, конечно… Я просто подумала, что нам следует знать заранее… Естественно, месяц, как ты сказал, достаточно большой срок.

— Разве я это говорил? — усмехнулся Люшес. — Что-то не припомню. Как бы то ни было, беспокоиться не о чем.

Хьюберт Гэррет не принимал участия в разговоре. Он крошил хлеб и пил воду из стакана. Формально организация бала, возможно, не имела к нему отношения, но значительная часть работы все равно приходилась на его долю.

После ленча он сразу исчез.

Остальные перешли в гостиную пить кофе. Мисс Силвер оказалась рядом с миссис Скотт. Она собиралась уже завести беседу о прекрасном виде из окна на зеленую лужайку, плавно спускающуюся к обсаженному нарциссами берегу ручья, когда к ним подошла Мойра Херн с кофейной чашкой в руке.

— Мне придется придумывать другой наряд для бала, — сказала она. — Какая досада!

Аннабел засмеялась.

— Почему новый наряд — это досада? И зачем он тебе?

— Ведь прежний был копией подлинного платья Марии Антуанетты, — объяснила Мойра. — Без ожерелья я его надевать не намерена. К тому же говорят, что все ее вещи приносят несчастье.

Аннабел Скотт посмотрела на нее оценивающе — словно на картину или статую.

— Не знаю насчет несчастья, но тебе они, безусловно, не к лицу.

— Не поняла?

Оценивающий взгляд сменила ослепительная улыбка.

— К чему портить пудрой такой цвет лица, как у тебя, и скрывать под париком такие прекрасные волосы!

Мойра нахмурилась.

— Об этом я не думала. Я хотела надеть ожерелье, но раз оно исчезло, так об остальном и говорить незачем. Но я не знаю, какой костюм мне выбрать.

— Тебе лучше всего нарядиться Ундиной. Раньше я не говорила об этом, поскольку все решили без меня.

— Кто такая Ундина? Никогда о ней не слышала.

Мисс Силвер была шокирована. Она, конечно, знала, что для нынешнего поколения литераторы-классики ее молодости стали лишь тенями прошлого, но то, что +++++ Мотт Фуке[10] перестал быть даже тенью, потрясло ее до глубины души. Однако миссис Скотт, как оказалось, кое-что знала о его самом знаменитом творении.

— Ундина — это русалка в немецких легендах. Она влюбилась в молодого рыцаря и стала его женой, но он предал ее, и она исчезла в брызгах источника. Одна из баллад Шопена воплощает эту историю в музыке[11].

— Похоже, ты много знаешь, — заметила Мойра Херн. — Ну и что, по-твоему, могла носить Ундина?

Не обращая внимания на резкий тон миссис Херн, Аннабел приветливо улыбнулась.

— Очевидно, нечто чарующее. Прозрачное зеленое одеяние, похожее на водяные струи, а твои волосы можно начесать, чтобы получилось облако брызг. Дай мне карандаш и бумагу, Люшес, и я покажу ей.

Бумага и карандаши лежали на резном столике у окна.

Аннабел проворно сделала набросок и показала его Мойре Херн. Женщина на рисунке имела некоторое сходство с Мойрой, но скорее она походила на настоящую Ундину с ее неземной легкостью и грацией, развеваемыми ветром волосами и струящимся, словно речной поток, платьем.

Мойра внимательно изучала набросок.

— Зеленый шифон? — осведомилась она.

— Зеленый и серый — светло-серый, чтобы создать впечатление воды. На платье можно посадить хрустальные капельки — только не бриллианты, они слишком броские.

Аннабел подошла к роялю в дальнем конце комнаты и заиграла балладу «Ундина».

— Слушай — это может подсказать тебе идею.

У нее было изысканное туше. Колеблющаяся мелодия звучала чарующе. Когда разразилась буря гнева рыцаря Кюлеборна, она сыграла только несколько яростных аккордов и убрала руки с клавиш.

— Красиво, правда?

— Может быть, — недовольно отозвалась Мойра Херн, — но никто не поймет, что это означает.

«Ни капли воображения, — подумала Аннабел Скотт, возвращаясь на свое место. — И зачем я только предложила ей Ундину?»

Глава 11

Проходя через холл, Люшес Беллингдон подобрал со столика пару писем, приготовленных для отправки. Верхнее привлекло его внимание: оно было адресовано мисс Салли Фостер, Порлок-сквер, 13. Беллингдон, нахмурившись, разглядывал название площади и номер дома, потом позвал Мойру.

— Что ты делаешь с моим письмом? — осведомилась она, войдя в холл.

— Я собираюсь в деревню и хотел его там опустить. Кто такая Салли Фостер?

Светлые глаза дочери смотрели на него равнодушно.

— А в чем дело?

Беллингдона не насторожила холодность Мойры — за много лет он к ней уже привык. Она такая, какая есть, — без сердца, без тепла. Что ж, камень есть камень. Но он хотел услышать ответ.

— В том, что мне знаком этот адрес. Кто эта девушка?

— Она училась со мной в школе. Почему тебя это интересует?

— У меня есть на то причина. Ты уже давным-давно окончила школу. Разве ты виделась с ней после этого?

— Она секретарь Мэриголд Марчбэнкс, одна из дочерей которой замужем за Фредди Эмблтоном. Я часто вижусь с ними, а так как Салли их подруга, то и с ней тоже.

— Ты знаешь ее достаточно хорошо, чтобы пригласить сюда?

Мойра презрительно усмехнулась.

— А что, без этого и пригласить нельзя?

Беллингдон поднял взгляд от письма и посмотрел на дочь, продолжая хмуриться.

— Что она собой представляет, эта девушка?

— Примерно то же, что и другие.

— Твоя ровесница?

Мойра пожала плечами.

— Более или менее.

— Ну и о чем ты ей написала?

— Она предлагала пойти с ней на танцевальный вечер.

Я ответила, что не смогу.

— Слушай, Мойра, я хочу, чтобы ты позвонила ей и пригласила ее на уикэнд.

Мойра раскрыла глаза так широко, что темный ободок вокруг радужки стал явственно виден.

— Но я не хочу ее приглашать!

— Зато я хочу.

— Зачем она тебе понадобилась?

— Слишком долго объяснять. Она живет в том же доме, что и Дэвид Морей. Я говорил тебе, что пригласил его на уикэнд — вот почему я обратил внимание на адрес в твоем письме. Она сможет его развлечь и избавит тебя от лишних хлопот.

Мойра задумалась. Она не хотела видеть Салли в «Мирфилдсе», но в равной степени не жаждала видеть здесь Дэвида Морея. Ее интересовал Уилфрид, а на него, пока рядом Салли, надежда слабая. С другой стороны, оказавшись в одном доме с ней и Салли, Уилфрид будет вынужден раскрыть карты. Присутствие Дэвида Морея может оказаться полезным, если он сумеет отвлечь внимание Салли или начнет флиртовать с Мойрой и вызовет ревность Уилфрида. Мойра не сомневалась в одном — невзирая ни на какую Салли, Уилфрид не намерен так просто рвать с ней, Мойрой Херн. Подобной роскоши он просто не может себе позволить.

— Хорошо, — тем же равнодушным тоном сказала Мойра, — я позвоню Салли, если ты этого хочешь. Правда, Эллен начнет говорить, что теперь это будет походить на настоящую вечеринку, но полагаю, у тебя нет возражений.

— Никаких, — отозвался Люшес Беллингдон.

Мойра никак не ожидала, что отец последует за ней в ее кабинет и будет стоять, глядя в окно, пока она разговаривает по телефону. Однако ее голос по-прежнему оставался равнодушным.

— Салли?.. Это Мойра Херн. Слушай, к нам на уикэнд приезжают Уилфрид и еще один человек. Думаю, ты его знаешь, так как он, кажется, живет с тобой в одном доме…

Дэвид Морей — художник. Дикарь, конечно, но Люши только что купил одну из его картин и пригласил его, поэтому я подумала, что лучше, если нас будет четверо. Тогда мы сможем потанцевать или поиграть во что-нибудь, чтобы не умереть с тоски…

Если бы речь шла только о Мойре и Уилфриде, Салли нашла бы предлог, чтобы отказаться, но Дэвид — совсем другое дело. Мойра знала подход к привлекательным мужчинам — подход весьма необычный, но вполне эффективный. Она буквально гипнотизировала их, и они вились вокруг нее, как мотыльки вокруг лампы. Вообразить Дэвида одним из таких мотыльков было для Салли невыносимо.

Конечно, она не сможет защитить его от этой гипнотической власти, но, по крайней мере, можно будет не терзаться, воображая себе происходящее на расстоянии тридцати пяти миль. Воображение могло сыграть с Салли скверную штуку, и ей этого не хотелось. Лучше быть в «Мирфилдсе» и видеть все своими глазами, чем прислушиваться к коварному шепоту собственных мыслей, оставаясь на Порлоксквер. Вполне возможно, Дэвид и сумеет устоять против Мойры. Даже наверняка. В этом ему помогут шотландский здравый смысл и беспристрастно-критическое отношение к женскому полу. Он вообще дерзок, нетерпим и самонадеян. Нет, с этого зазнайки давно пора сбить спесь.

Но сможет ли она спокойно смотреть, как это делает кто-то другой? А тем более Мойра… Разумеется, нет. Как ни парадоксально, это и была причина, по которой ничто не могло удержать ее от поездки в «Мирфилдс».

Глава 12

Мисс Силвер связала уже изрядный кусок светло-голубого детского одеяльца для своей юной приятельницы и бывшей клиентки Доринды Ли, ожидающей третьего ребенка. Мисс Брей, занятая починкой наволочек, составляла ей компанию и одновременно снабжала ее полезной информацией. Многое в ее болтовне могло показаться скучным, но только не для мисс Силвер. Она питала искренний интерес к жизни и проблемам других людей, а во время работы над очередным делом никогда не пренебрегала никакими сведениями обо всех его персонажах, даже самыми тривиальными и незначительными. Покуда ее спицы ритмично двигались над лежащим на коленях бледно-голубым облачком, а мисс Брей ловко орудовала иглой, общая картина ситуации в доме Беллингдона обретала все более четкие очертания.

— Конечно, Люшес очень умен и добился больших успехов, но для Лили все это произошло чересчур внезапно.

Когда он начал ездить в Америку по делам, бедняжка очень расстраивалась. Люшес производил какие-то новые материалы не то из молока, не то из водорослей, не то из древесной массы — право, не помню — и должен был отправиться в Америку за патентом. Он убеждал Лили, что они разбогатеют, а она плакала и говорила, что муж для нее дороже, чем деньги.

Мисс Силвер, перевернув одеяльце, подняла взгляд.

— А что, Лили не могла сопровождать его?

Мисс Брей печально покачала головой.

— Нет, Лили не любила путешествовать. А в Штатах постоянно пришлось бы переезжать с места на место. Люшес уверял, что она привыкнет, но я сказала, что он не имеет права ее принуждать. Конечно, это ему не понравилось, но если не я, то кто мог постоять за Лили, хотела бы я знать?

— И она осталась дома?

— Осталась, и в очень подавленном состоянии, — мисс Брей наугад тыкала иглой, причем довольно толстой, так что мисс Силвер опасалась, что штуковка будет бросаться в глаза. Однако неодобрительный взгляд Элейн явно относился не к ее работе, а к мистеру Беллингдону. — Мужчины все одинаковы, — продолжала она. — Правда, у Люшеса полно денег, но ведь одними деньгами не проживешь, верно? Лили нужна была компания — вот почему я переехала к ним. Конечно, здесь очень удобно, но с большим домом всегда хлопот не оберешься, и я иногда думаю… — Мисс Брей не окончила фразу.

Мисс Силвер очень заинтриговало, что она собиралась сказать, но тут Элейн принялась жаловаться на Хилтонов.

— Может, она и хорошая кухарка, но страшно расточительна. Хилтон тоже знает свое дело, но Люшесу следовало бы проверять отчеты. Я предложила сама этим заняться, хотя от цифр у меня голова раскалывается, но Люшес так грубо мне ответил! Возможно, я слишком ранима, но мне кажется, следует щадить чувства других. «Оставь в покое Хилтонов и отчеты! — сказал Люшес. — Так будет лучше для всех и для тебя в том числе». Потом он засмеялся и потрепал меня по плечу.

Мисс Силвер улыбнулась.

— По-моему, мистер Беллингдон говорил с вами так, как мужчина обычно говорит с кем-то, к кому очень привязан — с сестрой, например. Он искренне не думает о вежливости — просто считает, что бухгалтерские отчеты не женское дело. А если вы не очень ладите с цифрами, то думаю, вам следует быть признательной за то, что вас избавили от возни с ними.

Улыбка и ласковый тон мисс Силвер утешили мисс Брей. Приободрившись, она созналась, что всегда находила арифметику утомительным занятием. Незаметно они перешли на другие темы и вскоре заговорили о предстоящем уикэнде.

— От Мойры в хозяйстве никакого толку, — жаловалась мисс Брей. — А мужчина ведь не может знать, сколько простыней, наволочек и полотенец в стирке. Правда, в шкафу достаточно белья, но простыней хотелось бы побольше. Прачечная привозит белье только раз в две недели, и то нерегулярно, народу в доме полно — по-моему, на последние выходные все постели были заняты… — Она посмотрела на только что заштукованную наволочку и покачала головой. — Белье прямо отдыха не знает!

Мисс Силвер подтянула голубой клубочек.

— А что, миссис Херн обычно приглашает много народу?

Мисс Брей всплеснула руками.

— Гости приходят и уходят, и я понятия не имею, кто из них собирается остаться на ночь! На прошлый уикэнд я приготовила все комнаты, проветрила постели — по-моему, миссис Хилтон не уделяет этому должного внимания, а на девушек вообще нельзя полагаться… Так о чем я говорила? Ах да, о постелях! Понимаете, пять комнат в доме использовались постоянно, ведь мистер Хьюз тоже всегда ночевал в «Мирфилдсе», пока его не убили.

Мисс Силвер произвела в уме простейший подсчет.

Мистер Беллингдон, миссис Скотт, Мойра, сама мисс Брей и Артур Хьюз — всего пять. А как же Хьюберт Гэррет?

— Разве мистер Гэррет не ночует в доме?

— Нет. У нас пустует Восточная сторожка, и он предпочитает ночевать и даже есть там. Миссис Крофт заходит туда по дороге из деревни убрать и приготовить постель.

Но, конечно, мне следовало упомянуть шесть постелей, так как белье все равно расходуется на шестерых. А в прошлый уикэнд здесь гостил Уилфрид Гонт. Он приятель Мойры и всегда казался мне праздным и легкомысленным молодым человеком. Если бы я знала, что он приедет и на эти выходные, то не стала бы отправлять в стирку его простыни. Но Мойра всегда живет сегодняшним днем. В голубой комнате ночевала американская пара — супруги Ренник. Они друзья Люшеса — по-моему, приятные люди.

Конечно, здесь были миссис Скотт и мой брат Арнолд. А в последнюю минуту Мойра вдруг заявила, что Клей Мастерсон останется на ночь! Должна признаться, я очень рассердилась!

У мисс Силвер была достаточно хорошая память, и имя Уилфрида Гонта не ускользнуло от ее внимания. О нем упоминали за ленчем, и сейчас она вспомнила рассказ Полины Пейн о портрете, который купил Люшес Беллингдон. «Портрет выставлен в галерее и уже продан. Мой юный племянник Уилфрид Гонт тоже выставил там две картины, и я решила на них взглянуть…» Юный племянник Уилфрид Гонт… Вот она, связь между мисс Пейн, галереей и «Мирфилдсом». Чтобы скрыть свой интерес к Уилфриду Гонту, мисс Силвер осведомилась:

— А кто такой Клей Мастерсон?

Мисс Брей не привыкла к такому сочувствию и вниманию: большая часть ее жизни прошла в чужих домах, без устойчивого положения, без профессии, которые могли бы помочь ей завоевать чей-то интерес и дружбу. Она сама не заметила, как уже пространно отвечала мисс Силвер самым любезным образом на все ее вопросы.

— В другом конце деревни живет его тетя или кузина, так что это даже странно, что он ночует здесь. «Даже если что-то случилось с его машиной, — сказала я Мойре, — здоровому молодому человеку ничего не стоит пройти милю пешком». Тем более что до Гейблса меньше мили — он находится за поворотом на Кроубери. Но Мойра настаивала, хотя я предупредила, что простыни, одеяла и матрац не успеют проветрить, так как мне придется поместить Клея Мастерсона в северную комнату, которую мы используем только в крайних случаях.

— Он друг миссис Херн?

— Они вместе ходят на танцы, — с неодобрением отозвалась мисс Брей.

— А мистер Мастерсон живет у своей тети?

— Нет, он только приезжает к ней. Клей Мастерсон отличился на войне — по крайней мере, так говорит Мойра.

Вроде бы у него хорошая работа в Лондоне, хотя я точно не знаю, какая именно. Кажется, что-то с антикварным бизнесом — Мойра рассказывала. Не знаю, почему столько состоятельных людей, занимающих высокое положение в обществе, в наши дни увлекается антиквариатом. На превосходную новую мебель, стекло или фарфор они и не посмотрят — им подавай только старину. Взять хотя бы леди Гермиону Сканторп — дочь герцога… Никогда не могла этого понять! Мистер Мастерсон разъезжает по стране в поисках старинных вещей, так что ему, конечно, нелегко пришлось, когда его машина вышла из строя.

За это время мисс Силвер успела значительно продвинуться с одеяльцем — теперь связанный кусок полностью покрывал ее колени.

— Вы сказали, что здесь побывал ваш брат? Для вас это был приятный гость.

Мисс Брей не проявила особого энтузиазма.

— Он приезжал только на прошлые выходные, — ответила она, сделав очередной неуклюжий стежок. — Уехал в понедельник вечером. Лучше бы в доме было поменьше народу.

— Ваш брат не любит общество?

Мисс Брей уже жалела, что упомянула об Арнолде. Чувствуя, что краснеет, она достала из рукава платок и вытерла им нос, который в результате покраснел еще сильнее.

Мисс Силвер сочла за лучшее переменить тему.

Глава 13

Вскоре после чая Люшес Беллингдон уже демонстрировал мисс Силвер свою коллекцию картин. Он сам не вполне понимал, как это произошло, поскольку не собирался показывать картины кому бы то ни было, тем более теперь и тем более мисс Силвер. Просто когда все остальные разошлись, Беллингдон обнаружил, что мисс Силвер сложила вязанье в цветастую ситцевую сумочку с зелеными пластмассовыми ручками и понимающе посмотрела на него своими ясными глазами.

— Это очень любезно с вашей стороны — было бы любопытно, — сказала она. — У меня дома есть несколько картин, которые я очень люблю. Конечно, это всего лишь репродукции, но некоторые из них мне довелось видеть в оригинале.

После этого мистеру Беллингдону ничего не оставалось, как смириться. Они поднялись по лестнице и прошли в крыло дома, которое он специально отреставрировал, чтобы разместить там свою коллекцию. В начале века флигель сильно пострадал от пожара, а у прежнего владельца не нашлось денег на ремонт.

— Бедняга не смог оплачивать страховку. Жаль, когда старинные семейства разоряются, но нет смысла цепляться за дом, который ты не в состоянии содержать.

— В самом деле, — согласилась мисс Силвер.

Она с почтительным интересом слушала лекцию о голландской живописи, завершившуюся гордой демонстрацией маленькой картины: на ней была изображена девушка, стоящая у открытого окна и ставящая тюльпаны в вазу. В ее внешности не было ничего примечательного, но свет, падающий из окна на тюльпаны и гладкие светлые волосы девушки, был передан великолепно. Мисс Силвер прежде как-то не задумывалась, что свет можно писать. Ее отзывы по этому поводу явно пришлись по душе Люшесу Беллингдону.

Он показал ей натюрморт, и мисс Силвер, выразив свое восхищение, неожиданно обратилась к нему с просьбой.

— Разрешите, я воспользуюсь случаем, мистер Беллингдон, чтобы узнать у вас кое-какие дополнительные сведения?

— Конечно, — с удивлением отозвался он. — Что именно вы хотите знать?

— Во время беседы мисс Брей упомянула, что на прошлые выходные у вас были гости.

— Да, несколько человек — как обычно на уикэнд.

— Но так как это произошло незадолго до кражи ожерелья и убийства мистера Хьюза, я бы попросила вас немного рассказать о ваших гостях — то, что вы сами сочтете нужным.

Он бросил на нее предостерегающий взгляд.

— Не понимаю…

— Думаю, вы должны понимать, мистер Беллингдон.

Я не знаю, когда именно вы решили забрать ожерелье из банка, но полагаю, что к прошлым выходным все это уже было обдумано до мелочей. Вы говорили, что написали управляющему банка, и так как ожерелье предполагалось забрать во вторник, то письмо, очевидно, было отправлено в субботу или воскресенье. Следовательно, утечка информации скорее всего произошла в течение этого времени.

— Письмо отправили в субботу.

В голосе Беллингдона звучало недовольство. Отнюдь не впервые действия мисс Силвер приходились не по вкусу тому, кто поручил ей расследование.

— Вам это неприятно, не так ли? — она спокойно посмотрела ему в глаза. — Прежде чем двигаться дальше, хочу заверить вас, что понимаю всю сложность вашего положения. Решайте сами — стоит мне заниматься этим делом или нет. Полиция ведет собственное расследование, так что для вас нет настоятельной необходимости пользоваться моими услугами. Я могу вернуться в Лондон и избавить вас от довольно щекотливой миссии — посвящать частного детектива в подробности вашей семейной жизни. Но вы должны твердо уяснить одно: услуга, которую я вам предлагаю, возможна сегодня, но будет невозможна завтра. А вернее сказать, в любой следующей момент.

Беллингдон нахмурился.

— Что вы имеете в виду?

— То, что сейчас я еще свободна от обязательств и могу ретироваться, но если я продолжу расследование, то не смогу скрывать то, что мне удастся обнаружить. Речь идет об убийстве, и все, что бросает свет на личность убийцы, должно быть известно полиции. Говорю вам то, что считаю своим долгом говорить любому клиенту. Когда я берусь за дело, моя цель — не доказать чью-то вину или невиновность, а только выяснить правду и послужить правосудию, Отойдя на несколько шагов, Беллингдон минуту или две разглядывал мрачный морской пейзаж. Когда он вернулся, мисс Силвер поняла по его лицу, что решение принято.

— Я предпочитаю иметь дело с людьми, которые не ходят вокруг да около, а вы относитесь к этой категории.

Если утечка имела место, я должен выяснить, где именно.

Надеюсь, вы понимаете, что она могла произойти всего лишь из-за того, что у кого-то слишком длинный язык?

Мисс Силвер кивнула.

— Вы желаете, чтобы я осталась здесь?

— Да, — решительно отозвался он. — Всегда лучше знать правду о своем положении, какой бы она ни была. Если половица подгнила, я предпочту не медля удалить ее, прежде чем она подломится у меня под ногой и я сломаю себе шею.

Так что вы хотите знать о прошлом уикэнде?

— Только кто был у вас в гостях и что это за люди.

— Хотелось бы для начала знать, что именно успела вам рассказать Элейн. На ее слова можно положиться.

Мисс Силвер кашлянула.

— Давайте будем считать, что мисс Брей ничего мне не говорила.

Беллингдон издал короткий смешок.

— Трудная задача, но постараюсь справиться! Прежде всего вам следует иметь в виду, что гости у нас бывают практически каждые выходные. Мойра — молодая девушка и приглашает кого ей вздумается. Я обычно зову тех, с кем хочу обсудить дела, о которых лучше говорить в неформальной обстановке. На прошлый уикэнд здесь были Уилфрид Гонт, который, кстати, приедет и сегодня вечером, — замечу, он ухаживает за Мойрой — и еще один молодой парень по фамилии Мастерсон, а также Ренники — симпатичная американская пара — и брат Элейн, Арнолд Брей. Вот и все.

Задав ему несколько вопросов, мисс Силвер получила примерно те же сведения, что ей сообщила мисс Брей.

Клей Мастерсон — толковый и старательный парень, но в наши дни много не заработаешь, разъезжая в поискам антиквариата.

— Все стоящие вещи уже подобрали, и приходится быть постоянно настороже, чтобы вас не одурачили. Мастерсон — тоже приятель Мойры, но она никого из них не воспринимает всерьез. Они весело проводят время, но из этого ничего не следует. Мойре нужно завести семью, а она только дурака валяет.

— Вы хотите, чтобы ваша дочь снова вышла замуж?

— Я хочу, чтобы она наконец устроила свою жизнь.

Мисс Силвер не стала развивать эту тему, переведя разговор на мистера Арнолда Брея.

— Он брат мисс Брей?

— Да. Она упоминала о нем?

— Только мельком.

Беллингдон мрачно усмехнулся.

— Вряд ли ей хотелось распространяться об Арнолде! Откровенно говоря, он — паршивая овца, какая, полагаю, есть чуть ли не в каждом семействе. Арнолд приходит, когда ему нужны деньги, и уходит, когда получает их достаточно, чтобы просуществовать какое-то время. Мне приходится его терпеть, и он этим пользуется. Но если вы подозреваете его в убийстве, то зря. У него для таких дел кишка тонка.

— А чем он занимается? — мисс Силвер интересовала прежде всего практическая сторона дела.

— Старается работать как можно меньше, — ответил Люшес Беллингдон.

Глядя на его твердый подбородок, внушительных размеров нос и властное лицо, мисс Силвер подумала, что он, возможно, недооценивает Арнолда Брея — в смысле толщины кишок. Выражение показалось ей грубым, но она заставила себя на этом не зацикливаться. Налицо куда более важный факт — нужно обладать немалой смелостью, чтобы являться в дом мистера Беллингдона в качестве незваного и нежеланного гостя, не говоря уже о том, чтобы требовать у него денег, давать которые тот ни в коей мере не обязан.

— Если бы вы спросили его самого, — продолжал Люшес, — то, полагаю, он назвал бы себя коммивояжером.

Шляется по разным местам, пытаясь всучить людям вещи, которое им не нужны и которые можно купить в любой лавке.

Мисс Силвер отметила про себя, что такой человек, как Арнолд Брей, вполне способен передать любую информацию за приличное вознаграждение. Если учесть, что Элейн Брей знала о том, что ожерелье собирались забрать из банка во вторник, и то, что ее братец Арнолд гостил в доме на прошлые выходные, то, похоже, источник утечки далеко искать не придется.

— Не хотелось бы возводить ложных обвинений в адрес мисс Брей, — кашлянув, заговорила мисс Силвер, — но она любит поговорить об окружающих ее людях и их повседневных делах. Вам не кажется возможным, что она могла упомянуть о ваших приготовлениях насчет ожерелья своему брату и что он мог кому-то это повторить? И то и другое могло произойти непреднамеренно.

— Это отпадает, — отрезал Беллингдон. — Элейн знала, что я собираюсь забрать ожерелье из банка и, возможно, слышала, что я назначил это мероприятие на вторник.

Но она не могла знать, кто будет забирать его и в какое время.

— А кто это знал?

— Управляющий банком, так как я написал ему, Хьюберт Гэррет, который должен был доставить ожерелье, а начиная с утра вторника — еще и Артур Хьюз, которому пришлось заменить Гэррета.

Мисс Силвер подняла на него глаза.

— Когда вы пришли ко мне домой и я спросила, сколько людей знало о том, что вы готовитесь забрать ожерелье, вы назвали управляющего банком, мистера Гэррета, мистера Хьюза, вашу дочь, мисс Брей и миссис Скотт.

— Они знали, что я забираю ожерелье из банка, — раздраженно отозвался Беллингдон. — Я рассказал Мойре, что Хьюберт привезет его во вторник.

— А сама она считала это конфиденциальным сообщением или таким, о котором можно говорить с друзьями и родственниками?

Он ответил печальным взглядом.

— Не думаю, что Мойра считала его строго секретным.

Вполне возможно, она упоминала об этом дома. Не могу ее порицать. Как правило, люди не ожидают, что из-за их слов кого-то могут убить.

— Когда вы рассказали ей?

— По-моему, в воскресенье.

— Мистер Арнолд Брей еще был здесь?

Беллингдон пожал квадратными плечами.

— И он, и Клей Мастерсон, и Ренники, и Уилфрид Гонт.

— А миссис Скотт?

Лицо Беллингдона пошло пятнами гнева, но он промолчал.

— Миссис Херн могла упомянуть об ожерелье любому из этих людей, — продолжала мисс Силвер. — Возможно, в присутствии кого-то из слуг. Любой из них мог повторить это, причем безо всякого умысла. Слухи ведь расходятся быстро — как круги по воде. В доме было достаточно людей, частично или почти полностью информированных — среди последних ваша дочь, окруженная друзьями и не видящая оснований полагать, почему бы не упомянуть о такой важной детали собственного бального наряда. Вполне возможно, эта информация стремительно переходила из уст в уста, покуда не достигла ушей того, кто воспользовался ею в корыстных целях. В настоящее время об этом человека нам известно только одно: убийца настолько опасался быть узнанным, что был готов на все, дабы этого избежать. Он не сомневался, что мистер Гэррет узнает его, несмотря на любую маскировку.

— Хьюберт?

— Ведь именно мистер Гэррет должен был забрать ожерелье?

— Однако убили Артура Хьюза.

— Я обратила внимание и на это. Очевидно, либо мистер Хьюз показался грабителю не менее опасным, либо преступник настолько свыкся с мыслью об убийстве, что все-таки осуществил свое первоначальное намерение, несмотря на то что жертвой оказался не мистер Гэррет.

Люшес Беллингдон покачал головой.

— В обоих случаях — лично я не вижу, чем это нам поможет.

Глава 14

Расставшись с Беллингдоном, мисс Силвер удалилась в свою комнату, где удобное кресло предоставляло идеальную возможность для отдыха и размышлений. На сей раз ее руки не были заняты. Сумка с вязаньем лежала на табурете рядом. Откинувшись на подушку, повторяющую цветастый рисунок ситцевой обивки кресла, мисс Силвер подводила итоги беседы с хозяином «Мирфилдса». Ей было ясно; все в доме были в курсе, что ожерелье забирают из банка, а значит, любой мог передать эту информацию грабителю.

Мистер Беллингдон, сначала утверждавший, что мисс Брей не было известно о его приготовлениях насчет ожерелья, потом допустил, что она знала о доставке ожерелья во вторник, но не знала ни точного времени, ни того, кто поедет в банк. На вопрос о том, кто же мог это знать, он назвал управляющего банком, Хьюберта Гэррета и Артура Хьюза, но затем признал, что и дочь тоже была осведомлена о перевозке ожерелья во вторник. Мисс Силвер не сомневалась, что все известное мисс Брей и Мойре Херн не осталось секретом для остальных, присутствовавших в доме, и следовательно, могло свободно обсуждаться. В таком случае и Хилтоны, и миссис Стабс, и миссис Доналд — жена садовника, и приходящая прислуга из деревни также могли располагать этими сведениями и выболтать их кому угодно безо всякого преступного умысла. Особенно это касается женщин — мужчины обычно хуже представляют себе, что происходит в доме, — ив первую очередь тех женщин, что живут в соседней деревне. У них безошибочное чутье на все из ряда вон выходящее, и они обожают об этом сплетничать. Люшес Беллингдон льстит себя надеждой, будто никто не знает ничего, о чем он сам бы не рассказывал, но тут он явно заблуждается. Что до его слов, будто о времени приезда в банк за ожерельем знал только он сам и Хьюберт Гэррет, то возможно, последний вовсе не считал эти сведения секретными и мог упомянуть о них, например, миссис Херн.

В этот момент в дверь деликатно постучали, и в комнату грациозно вступила миссис Скотт.

— Надеюсь, я вам не помешала? Я хотела немного поговорить с вами, если у вас найдется минутка.

Она чарующе улыбалась, вся ее повадка была само очарование, все в ней словно говорило: «Я так хочу подружиться с вами. Ведь вы же не против?» От этой легкой напряженности и чего-то неуловимого в голосе она выглядела моложе своих лет.

Получив согласие мисс Силвер, Аннабел придвинула себе кресло поменьше и села. Каждое ее движение своей естественностью и непринужденностью радовало глаз.

— Не сердитесь, прошу вас, — она подалась вперед, — но я знаю, почему вы здесь.

Мисс Силвер успела извлечь из сумки почти законченное одеяльце, разложить его на коленях и приступить к вязанию. В ответ на слова Аннабел Скотт она устремила на нее серьезный взгляд и спросила:

— Вам рассказал мистер Беллингдон?

Аннабел тряхнула гладкими черными волосами.

— Да. Но я уже и так об этом знала.

— Вот как?

— Понимаете, я знакома со Стейси Форест — на самом деле она моя очень дальняя родственница. Осенью Стейси написала мой портрет-миниатюру, я подарила его Люшесу на Рождество, и он был очень доволен, хотя ему нелегко угодить. Она хорошо рисует, не так ли?

Мисс Силвер вежливо согласилась, но тему развивать не стала. Вряд ли миссис Скотт пришла поговорить о Стейси Форест — теперь ставшей Стейси Мейнуоринг.

Однако Аннабел продолжала говорить о Стейси.

— Она рассказывала мне об истории с коллекцией Брединга и о том, как чудесно вы во всем разобрались. Когда вы приехали сюда, то оказались точно такой, как она вас описывала, и, конечно, я сразу поняла, почему вы здесь.

Я спросила Люшеса, и ему пришлось признаться, что он привез вас сюда в качестве частного детектива. Вы не будете на него сердиться?

— Нет, — задумчиво отозвалась мисс Силвер. — А скольким людям вы сообщили о вашем открытии, миссис Скотт?

Аннабел рассмеялась.

— Теперь вы сердитесь на меня! А я так хотела с вами поговорить! Не волнуйтесь, я обещала Люшесу никому ничего не рассказывать, и хотя вы не настолько хорошо меня знаете, чтобы доверять мне, но я не нарушаю своих обещаний.

Мисс Силвер улыбнулась. В Аннабел Скотт было нечто необыкновенно притягательное — какая-то теплота в взгляде глубоких темных глаз, какое-то естественное обаяние.

— О чем же вы хотели со мной поговорить? — спросила она, разматывая светло-голубой клубок.

Казалось, некая тень прошла между ними — будто солнце внезапно скрылось за тучей и все краски потускнели.

— Не хочется делать из мухи слона и беспокоить Люшеса, — сказала Аннабел. — Возможно, это вообще не имеет отношения к делу, но я подумала, что кто-то должен знать… — Она закусила губу и торопливо добавила:

— Хьюзу было всего двадцать два года!

Мисс Силвер молча ожидала продолжения.

— Я плохо его знала, и он мне не слишком нравился, но еще недавно человек был жив-здоров, а теперь его застрелили из-за этого злополучного ожерелья!

Мисс Силвер, на мгновение оторвавшись от вязания, привела уместную, на ее взгляд, цитату:

— «Алчность — Каина натура», как подметил лорд Теннисон.

Если Аннабел это и сбило с толку, то виду она не подала.

— Убийство в самом деле страшное преступление, — продолжала мисс Силвер, снова принявшись за вязание. — Если вы знаете что-то, что могло бы пролить хоть какой-то свет на кражу ожерелья и смерть мистера Хьюза, то, безусловно, должны об этом рассказать.

— Я так и думала. Конечно, как я говорила, это может не иметь отношения к убийству Артура Хьюза, но у меня это прямо из головы не идет, и вот я решила рассказать вам о табакерке…

— О табакерке?

— Красивая эмалевая коробочка, якобы принадлежавшая Людовику XVI. Люшес показывал ее нам в прошлые выходные. Он приобрел ее на аукционе в Париже месяц назад.

Люшес открыл табакерку — она оказалась примерно до половины наполнена табаком. Кто-то пошутил, что это табак короля, а мистер Ренник заметил, что в таком случае он давно выдохся, и как раз в этот момент мы с миссис Ренник как начали чихать! Не понимаю, как могли люди нюхать эту гадость, а ведь многие занимаются этим и в наши дни.

— Глупая привычка.

— Представляю, во что превращались костюмы из шелка и атласа, которые тогда носили, если на них постоянно чихали! Когда мы зачихали, Хьюберт Гэррет закрыл лицо носовым платком и помчался к двери, а Люшес захлопнул табакерку, сказал, что совсем забыл про астму Хьюберта, и надежду, что стоял достаточно далеко и Хьюберт не чувствовал запаха. Я все еще чихала, а кто-то спросил, опасно ли это для Хьюберта. Клей Мастерсон засмеялся и ответил, что, видимо, опасно, судя по скорости, с которой он убежал. Люшес убрал табакерку и сказал, что надо будет как-нибудь ее почистить… — она замолчала, и мисс Силвер вопросительно посмотрела на нее.

— Это все?

— Не совсем… — с неохотой в голосе призналась Аннабел — Вчера вечером что-то заставило меня заглянуть в табакерку. Она лежит в большом шкафу между окнами. Я была в гостиной одна — другие еще не спустились — достала табакерку и открыла ее…

— Да, миссис Скотт?

Нежный цвет лица был одним из достоинств Аннабел.

Теперь щеки ее стали цвета ярко-алой гвоздики.

— Почти весь табак исчез, — сказала она.

— Господи! — воскликнула мисс Силвер.

— И я вспомнила кое-что еще… — Аннабел умолкла, словно сомневаясь, стоит ли продолжать.

— Да, миссис Скотт?

— Не знаю… — Аннабел покачала головой. — Я должна кому-то рассказать!.. Это не дает мне покоя — словно какой-то голос все время нашептывает! Знаете, как это бывает — только прислушаешься, попытаешься понять, как сразу все смолкает, а стоит решить, «ну ладно, бог с ним» — как все начинается снова…

— Если бы вы объяснили мне, что вас беспокоит… — начала мисс Силвер.

Аннабел выпрямилась в кресле.

— Да. Я все время собираюсь, но вы знаете, как трудно сделать решительный шаг…

Мисс Силвер ободряюще улыбнулась.

— Это как-то связано с табакеркой?

— Ну, и да и нет. Внешне будто и связано, но я не знаю, так ли это на самом деле. Наверное, Люшес все рассказал вам о вторнике?

Мисс Силвер отмотала несколько прядей шерсти от светло-голубого клубка.

— Давайте будем считать, что мне ничего не известно, кроме того, о чем сообщали газеты.

— Не знаю, что было в газетах и чего не было — все так запуталось… Люшес велел Хьюберту Гэррету забрать ожерелье из банка. Но во вторник утром Хьюберт даже не пришел завтракать. Миссис Крофт по дороге из деревни заходит в Восточную сторожку и убирает там — Хьюберт в это время обычно уже встает с постели, но во вторник она сообщила, что он лежит с приступом астмы. Люшес отправился навестить его и убедился, что Хьюберт действительно плох и едва ли сможет ехать за ожерельем в Ледлингтон. Тогда Люшес позвонил в банк и сообщил им, что вместо Хьюберта приедет Артур Хьюз, а я взяла термос с кофе и пошла в Восточную сторожку. Вряд ли Хьюберту хотелось видеть меня или кого-то еще, но мне казалось жестоким оставлять его одного, и я подумала, что кофе пойдет ему на пользу. Хьюберт лежал в кровати и был рад моему приходу. Он выпил кофе и поплелся в ванную умыться. В помещении был жуткий беспорядок — как всегда у мужчин. Я поправила постель, взбила подушки и так далее… И тогда… — Она понизила голос. — С подушек что-то посыпалось. Я не поняла, что это, но потом подобрала несколько крупинок и стала чихать… Конечно, вы мне не верите — я сама сначала не могла в это поверить…

— Я не сказала, что не верю вам, миссис Скотт, — отозвалась мисс Силвер. — Пожалуйста, продолжайте.

Темные глаза больше не улыбались — в них застыл страх.

— Это был табак — нюхательный, как в той табакерке…

Его рассыпали среди подушек… Я собрала в носовой платок сколько могла, вытряхнула за окном подушки и положила их на кровать… Это может показаться глупым, но у меня не было возможности сравнить крупицы с содержимым табакерки. Началась суматоха с убийством Хьюза и кражей ожерелья, так что все вылетело у меня из головы.

Но вчера я надела тот же костюм и нашла в кармане платок С теми крупицами табака и вспомнила об этом. Поэтому вчера вечером я и заглянула в табакерку и увидела, что почти весь табак исчез, но на дне оставалось достаточно, чтобы сравнить с крупицами в моем платке. Представляете — крупицы совершенно одинаковые!

— Да-а… — задумчиво протянула мисс Силвер.

Аннабел наблюдала за ритмичными движениями ее рук.

Вязальные спицы, светло-голубая шерсть, детское одеяльце — все это казалось безмерно далеким от того, что не давало ей покоя.

— Хьюберт выбежал из комнаты, когда открыли табакерку, так как реагировал на табак. И вот крупинки этого же табака оказались среди его подушек, и у него произошел приступ астмы. Если бы не приступ, он бы поехал в банк за ожерельем и застрелили бы его, а не Хьюза. Вот что не идет у меня из головы.

— Он у вас цел — ваш платок с крупинками, которые вы нашли на подушке мистера Гэррета? — спросила мисс Силвер.

— Да, цел.

— Существуют две возможности, каждая из которых предполагает умышленное соучастие в планируемом похищении ожерелья, — либо самого мистера Гэррета, либо кого-то еще. Если мистер Гэррет знал об этом плане, ему ничего не стоило вызвать у себя приступ астмы, понюхав табак. Таким образом он избежал бы ответственности за ожерелье на время кражи. Если же приступ был спровоцирован кем-то другим, то мотивом этого другого было либо стремление защитить мистера Гэррета, либо подставить под удар мистера Хьюза, так как не составляло труда догадаться, что именно он заменит мистера Гэррета в случае его нетрудоспособности.

— Это просто ужасно! — воскликнула Аннабел. — Я не могу поверить, что Хьюберт способен на такое — Люшес знает его много лет. А что до того, будто кто-то хотел навлечь неприятности на Артура Хьюза… — Она оборвала фразу. — Может быть, мисс Силвер, вы имели в виду нечто худшее? Что кто-то мог специально спланировать ограбление только ради того, чтобы Артура застрелили?

— Почему вы об этом подумали? — спросила мисс Силвер, и Аннабел показалось, будто взгляд пожилой леди пронизывает ее насквозь.

— Люшес рассказал мне о мисс Пейн и о мужчинах, за которыми она наблюдала в картинной галерее. Мисс Пейн говорила вам, что один из них смотрел в ее сторону и она смогла прочитать по губам все его слова. У меня есть родственница, тоже глухая, она тоже читает по губам, поэтому я знаю, что такое возможно. Мисс Пейн сообщила вам, что тот мужчина сказал, будто готов застрелить человека, который поедет за ожерельем. Если так, значит, кто-то в Этом доме… Нет, это слишком страшно!

— Тот, кто воспользовался табаком, мог не знать, что план похищения ожерелья включает убийство того, кто послан за ним, — заметила мисс Силвер. — Возможно, кто-то просто хотел защитить мистера Гэррета или дискредитировать мистера Хьюза. Как, по-вашему, у кого мог быть подобный мотив?

— Трудно сказать, — неуверенно отозвалась Аннабел. — Артура не очень-то любили. Не то чтобы был конкретный повод, но он как-то… не вписывался, и Люшес не собирался оставлять его при себе. К тому же он волочился за Мойрой…

— Миссис Херн поощряла его?

Аннабел странным, но очень выразительным жестом вывернула руку вверх ладонью, словно предлагая собеседнице нечто невидимое.

— Право, не знаю. Вроде бы поощрением это не назовешь, но она умеет сделать так, что молодые парни влюбляются в нее по уши. Не думаю, что Мойре был нужен именно Артур Хьюз, но он-то этого не знал, а Люшес беспокоился. Однако это не значит, что кто-то хотел навлечь на него неприятности.

— А мистер Хьюз не считал, что с ним дурно обошлись?

— Кто — Мойра? Не знаю. Возможно, считал. Но вы вынуждаете меня говорить о Мойре, а мне этого не хочется. Понимаете, она мне никогда не нравилась…

— Почему, миссис Скотт?

Щеки Аннабел снова сделались пунцовыми.

— Потому что ее не интересует никто и ничто, кроме собственной персоны, потому что у нее вместо сердца ледышка, потому что Люшес из-за нее так страдает! Видите — вы сами вынудили меня это сказать!

— Пожалуйста, не расстраивайтесь, — успокаивающим тоном произнесла мисс Силвер.

Аннабел печально посмотрела на нее.

— Когда я стучалась к вам, то твердо решила для себя, что ни слова не скажу о Мойре.

— От откровенности наполовину и толку немного.

— Да, верно. Сказал "а" — придется сказать и "б". Вообще-то говоря, это такое облегчение — наконец высказаться! От Мойры в семье были одни огорчения. Когда она вышла замуж, я обрадовалась, что Люшес сбыл ее с рук.

Ему не нравился Олли Херн. Это был хвастунишка, одержимый манией величия. Но за рулем он был сушим дьяволом, и Мойра влюбилась в него. Все, что мог сделать Люшес, это не дать ей денег. Вскоре Олли свалился с обрыва.

— Во время гонок?

— Нет, представьте себе, — он ехал сам по себе. Поругался с Мойрой, бросил ее и умчался на машине. Денег у них не было, так что Мойре пришлось их занимать, чтобы вернуться домой. Машина сгорела дотла вместе со всем, что прихватил с собой Олли. Когда Мойра приехала, она казалась абсолютно спокойной и заявила, что не хочет о нем и слышать. Люшес думает, что для нее его смерть явилась облегчением. Она никогда не вспоминает об Олли, у нее не осталось ни фотографии, никакой вещицы на память — может, потому, что она любила его сильнее, чем нам казалось, а может, просто решила вычеркнуть его из жизни.

Как поняла мисс Силвер, ее собеседница склоняется к последней версии.

— Ну вот! — сказала Аннабел. — Я вела себя, как последняя стерва, и очень этому рада! Но мне было бы совершенно безразлично, от скольких мужей избавилась Мойра или скольких парней она, позабавившись, бросила, если бы она испытывала хоть какую-то привязанность к Люшесу!

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— А что, мистер Беллингдон ее очень любит?

Аннабел растерялась.

— Едва ли. Но любил бы, если бы она дала ему шанс.

Конечно, все было не правильно с самого начала — когда Люшес вернулся и увидел ее здесь. Не знаю, как Лили решилась на такое. Должно быть, он пришел в бешенство, — не дай бог мне увидеть его в таком состоянии!

Спицы мисс Силвер замерли. Она положила обе ладони на голубое одеяльце.

— Вы очень заинтриговали меня, миссис Скотт. Почему мистер Беллингдон должен был прийти в бешенство?

— Потому что Лили не имела права действовать за его спиной и удочерять Мойру, когда он был по делам в Штатах.

— Значит, миссис Херн — приемная дочь?

Глаза Аннабел расширились.

— А вы этого не знали?

— Понятия не имела. — Мисс Силвер снова подобрала вязанье. — Но я не думала, что можно усыновить ребенка без согласия мужа.

— Официально Лили не могла этого сделать, но она взяла девочку и разыграла перед мужем целый спектакль — как ей было без него одиноко, так что ему пришлось уступить.

Будь Мойра другой, я уверена, что он бы привязался к ней.

Но все пошло скверно с самого начала.

— Да уж, — промолвила мисс Силвер.

Глава 15

Салли Фостер и Дэвид Морей прибыли в «Мирфилдс» на следующий день к ленчу. Они ехали вместе" и Дэвид узнал, что Салли приглашена в тот же дом, что и он, практически случайно.

— Даже вообразить не могу, почему ты не рассказала мне об этом раньше.

Салли ослепительно улыбнулась.

— Воображение дано не каждому. По-моему, ты без него отлично обходишься, Дэвид нахмурился.

— Как будто художник может обойтись без воображения!

У меня его более чем достаточно!

— Вот и прекрасно, дорогой! — засмеялась Салли. — Нет, беру свои слова обратно! Я не должна называть тебя «дорогой», потому что тебе это не нравится.

Но Дэвид продолжал хмуриться.

— Все-таки я не понимаю, почему ты не сказала мне, что собираешься в «Мирфилдс». Я сообщил тебе, что еду туда, сразу, как только узнал о приглашении, а ты не проронила ни слова.

— Потому что я сама ничего не знала. Мойра пригласила меня только вчера.

— Тогда почему ты не рассказала мне вчера?

— Может, я хотела сделать тебе сюрприз.

— Мы вполне могли поехать разными поездами, если бы я случайно не спустился по лестнице как раз в тот момент, когда ты говорила миссис Маунт, что собираешься в деревню под Ледлингтоном, но не хочешь, чтобы письма пересылали туда, так как вернешься в воскресенье вечером! — сердито сказал Дэвид.

Мысленному взору Салли представилась сцена, когда она, стоя в холле, разговаривает с миссис Маунт — старой хлопотуньей, которой нужно было все объяснять и которая после смерти Полины считала себя ответственной за все, происходящее в доме. Салли прекрасно знала, что Дэвид спускается по лестнице, и если она и говорила чуть громче обычного, то у нее наготове было оправдание, что миссис Маунт туга на ухо. Все равно — у Дэвида нет ни малейшего повода глядеть туча тучей и распекать ее на чем свет стоит.

И тем не менее у Салли теплело на душе, когда он ее распекал.

Суровый голос Дэвида прервал эти приятные размышления.

— Мы могли уже в Ледлингтоне сесть в разные такси — ты подумала об этом?

Глаза Салли блестели под темными ресницами, напоминая Дэвиду речную гладь, на которой играет солнце.

Разумеется, он этого не сказал.

— Такси? Правда, об этом я и не подумала. Конечно мы поедем в одном такси!

— Если только там нет автобуса, — сказал Дэвид.

Автобуса не оказалось. Такси ехало мимо старых домов с новыми фасадами, мимо викторианских вилл, переделанных в доходные дома, мимо бунгало с названиями типа «Кози-Кот», «Мэризон» и «Кассино», пока не выбралось на шоссе, откуда вскоре свернуло на Крэнбери-лейн. Ничто не напоминало теперь о том, что несколько дней назад здесь проезжал Артур Хьюз с ожерельем королевы в кармане.

Первым, кого они увидели в «Мирфилдсе», был Люшес Беллингдон. Он проводил их в гостиную, где Хилтон подавал чай.

— Но им же нужно сначала переодеться! Мисс Фостер, я уверена, что вы хотите подняться в вашу комнату! — Мисс Брей источала гостеприимство. — Мойра вас проводит. Она ваша подруга, не так ли?

Салли не сомневалась, что Мойра Херн не считает ее подругой. Светлые глаза Мойры скользнули по ней без малейших признаков радушия и задержались на Дэвиде, к коему она и обратилась:

— Вы — последнее открытие Люши, верно? Он вечно ищет неизвестных гениев.

Эти слова прозвучали оскорбительно, но Мойра добавила к ним свою улыбку. Салли помнила этот трюк еще со школьных лет — сперва обидное замечание, а потом улыбка, которая сразу все меняет. Эта многообещающая улыбка столь же мгновенно таяла, но забыть ее было невозможно.

Мойра поднялась с Салли на второй этаж и показала ей ее комнату. Салли спрашивала себя, чего ради ее пригласили в «Мирфилдс». Было очевидно, что Мойра не жаждет ее присутствия. Улыбка предназначалась Дэвиду Морею, а не Салли Фостер. Показав ей спальню, Мойра тут же удалилась.

Стоя перед зеркалом, Салли обнаружила, что ее буквально трясет от злости. Если бы она сейчас спустилась к чаю, все остальные тоже заметили бы это. Можно замаскировать гневный румянец кремом и пудрой, но как избавиться от яростного блеска в глазах? Впрочем, не стоит, наверное, — в общем-то это ей к лицу. Но как бы то ни было, нужно выглядеть обычной школьной подругой Мойры, пусть и отдалившейся от нее со временем. Если Мойра Херн не умеет себя вести, то Салли Фостер незачем ей подражать. Даже если Мойра положила глаз на Дэвида, никто не должен думать, что ей, Салли, это неприятно. Она вспомнила, что Уилфрида сюда тоже пригласили. Если опасения подтвердятся, всегда можно пококетничать с ним.

Глава 16

Прибыв из Ледлингтона на следующий день после полудня, инспектор полиции Эбботт закрылся в комнате с Люшесом Беллингдоном. После этого он опросил членов семьи и прислугу и только потом выразил желание повидать мисс Силвер.

Войдя в маленький кабинет, предоставленный в распоряжение инспектора, мисс Силвер приветствовала его и села в кресло без подлокотников, которые предпочитала всем прочим. Глядя па нее, Фрэнк подумал, что вот она — одна из немногих неподвижных точек на фоне стремительно меняющегося мира. Войны начинаются и заканчиваются, политические потрясения лавинами проносятся по земному шару, новые тирании занимают место монархий, но Мод Силвер остается все такой же, как при их первой встрече, — спокойной и разумной, с той же эдвардианской прической и старомодным обликом, на ней все те же украшенные бисером домашние туфли и золотой медальон, на котором выгравированы переплетенные инициалы ее родителей.

— Ну, мэм, — осведомился Фрэнк, залихватски приподняв бровь, — так кто же это сделал?

Мисс Силвер извлекла из сумки голубое детское одеяльце и взялась за спицы.

— Понятия не имею, — ответила она.

Эбботт расхохотался.

— Неужели? Вы меня удивляете! Выходит, мы с вами в одной лодке. Причем не только мы. Ни Ярд, ни полиция Ледлингтона тоже не имеют об этом понятия. А я-то надеялся, что вы уже приготовили для меня убийцу и даже ленточкой перевязали!

Мисс Силвер укоризненно посмотрела на него.

— Мой дорогой Фрэнк!

— Знаю — я веду себя легкомысленно, а легкомыслие плохо сочетается с убийством. Однако я вытерпел в значительных дозах не только инспектора Криспа — человек он деловой и знающий и прямо рвет и мечет, что мы обратились в Ярд, — но и нового ледлингтонского полицейского начальника, старшего инспектора по фамилии Меррет, в высшей степени достойного офицера и при этом величайшего зануду во всей южной Англии. Ладно, перейдем к делу. У вас есть что-нибудь для меня?

Мисс Силвер снисходительно улыбнулась.

— Думаю, кое-что есть. Ничего конкретного, так, один любопытный факт, который привлек мое внимание.

Она повторила рассказ Аннабел Скотт о табакерке и крупинках табака, найденных среди подушек Хьюберта Гэррета. Инспектор внимательно слушал.

— Напрашивается вывод, — сказал он, когда мисс Силвер умолкла, — что приступ астмы был вызван намеренно либо самим Гэрретом — что делает его соучастником заговора с целью похищения ожерелья, — либо кем-то другим из находящихся в доме, опять же с преступной целью. Это несколько сужает круг подозреваемых. Вы говорите, что Беллингдон продемонстрировал табакерку в последнее воскресенье перед убийством. Значит, табаком должны были воспользоваться в понедельник вечером, чтобы Гэррет не смог поехать в банк во вторник утром. Кто из ныне присутствующих в доме находился здесь в прошлое воскресенье, понедельник и вторник?

— Все, кроме мисс Фостер и мистера Морея.

— Делайте ставки, господа! Кто из них был заинтересован в том, чтобы в банк поехал не Хьюберт Гэррет, а Артур Хьюз? Дворецкий, кухарка, приходящие служанки, секретарь, привлекательная миссис Скотт, словоохотливая тетушка, немногословная дочка — кого из них выбираете?

— До понедельника здесь также находились мистер Клей Мастерсон и мистер Уилфрид Гонт, — сообщила мисс Силвер, продолжая вязать. — Они друзья миссис Херн. Мистер Мастерсон разъезжает по стране в поисках антиквариата — кажется, у него свой маленький бизнес. Мистер Гонт — художник. К тому же родственник мисс Полины Пейн и сейчас гостит здесь. Возможно, стоит навести справки об этих молодых людях.

— А как насчет Арнолда Брея? Вы оставили его на десерт, не так ли?

— Я как раз собиралась упомянуть о нем, но вижу, что в этом нет надобности.

— Вы правы. Он уже давно на примете у местной полиции. Брея никогда не арестовывали, но пару лет назад у него сняли отпечатки пальцев в связи с делом о шантаже.

Речь шла об анонимном письме типа «гони монету, или я все расскажу», и он попал под подозрение, но улик было недостаточно, и ему удалось выйти сухим из воды. Если бы Брей находился в доме, когда здесь произошла какая-нибудь грязная история, я бы заподозрил, что без него тут не обошлось, но убийство не по его части. Все, кто знает Арнолда, утверждают, что это мелкий мошенник, у которого аллергия на огнестрельное оружие.

Мисс Силвер кивнула.

— Примерно так мне описал его мистер Беллингдон.

— Конечно Арнолда не следует упускать из виду. Насыпать табак на подушки Гэррету — это с него станется. Послушаем, что он скажет по этому поводу. Кого еще вы подозреваете?

Несколько секунд мисс Силвер хранила молчание.

— То, что мистер Гонт — родственник мисс Пейн, мне кажется всего лишь совпадением, которое легко объяснить.

Миссис Херн знакома с мисс Салли Фостер, которая арендует квартиру в доме мисс Пейн. Она и Дэвид Морей — еще один квартирант покойной — приехали сюда на выходные. Дэвид Морей был приглашен, потому что мистер Беллингдон недавно купил его картину — портрет мисс Пейн, который ему очень понравился. Как видишь, все эти люди были связаны друг с другом еще до ограбления и убийства.

Дэвид Морей, кажется, раньше не встречал миссис Херн, но мисс Фостер и мистер Гонт хорошо ее знают, так что это даже и не назовешь совпадением. Я просто использовала это выражение, чтобы удобней было рассуждать вслух.

Эбботт с добродушной усмешкой посмотрел на нее.

— Вы, как всегда, необычайно щепетильны.

— Но есть обстоятельство, о котором тебе, по-моему, следует знать и которое касается миссис Херн, — продолжала мисс Силвер, не обращая внимания на его слова. — Она не родная, а приемная дочь мистера Беллингдона, причем ее удочерили без его ведома и согласия. Едва ли между ними существует сильная привязанность.

Мисс Силвер передала Эбботту рассказ Аннабел Скотт о браке Мойры и гибели Оливера Херна.

— Я подумала, что, может быть, стоит расспросить их друзей. Миссис Херн и ее муж могли как-то общаться с людьми, интересующимися состоянием мистера Беллингдона и такими ценностями, как ожерелье королевы. Я не предполагаю соучастия со стороны миссис Херн, но очевидно, что преступление было тщательно спланировано и едва ли могло осуществиться без помощи профессионала.

Один из мужчин, за которыми мисс Пейн наблюдала в галерее, не принимал непосредственного участия в ограблении и убийстве, но явно участвовал в организационной стороне предприятия.

Фрэнк кивнул.

— Возможно, это скупщик краденого. А его собеседник — несомненно убийца, причем как-то связанный с семьей Беллингдона. Давайте суммируем то, что нам о нем известно. Он опасался быть узнанным — его могли узнать Хьюберт Гэррет и Артур Хьюз. Следовательно, кто бы из них ни поехал за ожерельем, ему нельзя было остаться в живых. По какой-то причине преступник не хотел убивать Хьюберта Гэррета — или, скажем, предпочитал застрелить Артура Хьюза. Отсюда — табак на подушках Гэррета. Так или иначе, убийца шел на страшный риск и должен был обладать достаточно веским мотивом, чтобы решиться на это. Говорят, что ожерелье стоит тридцать тысяч фунтов, но его, видимо, продадут по частям, тогда он получит не больше пяти тысяч.

— Людей убивали и ради меньших денег, Фрэнк.

— Разумеется. Но…

Мисс Силвер прервала его, подняв руку.

— Ты делаешь вывод, что приступ астмы у Хьюберта Гэррета вызвали с той целью, чтобы его место занял Артур Хьюз. Но после разговора с миссис Скотт меня не оставляет мысль, что более вероятной могла быть другая замена.

Артур Хьюз был очень молод и не так уж долго успел прослужить у мистера Беллингдона, хотя и поддерживал знакомство с его семьей еще до поступления в колледж. Мистер Беллингдон собирался уволить Хьюза — ему не нравилось его чрезмерное внимание к миссис Херн. Как, по-твоему, при таких обстоятельствах можно было предполагать, что в случае болезни мистера Гэррета доставку ожерелья непременно поручат Артуру Хьюзу?

— А версия, что кто-то захотел убрать с дороги Хьюза, кажется вам несостоятельной?

— Я имею в виду нечто более серьезное. Если бы Хьюберт Гэррет не смог поехать в банк, наиболее естественным кандидатом на эту роль должен был оказаться сам мистер Беллингдон.

— Люшес Беллингдон?

— Вряд ли подобную возможность могли игнорировать.

Скорее именно на нее и рассчитывали. Мотив убийства Артура Хьюза мне пока что неясен, зато легко представить себе несколько убедительных мотивов для убийства Люшеса Беллингдона.

Эбботт внимательно посмотрел на нее.

— А именно?

— Мистер Беллингдон очень богатый человек, к тому же контролирует весьма крупные капиталы. С его смертью миссис Херн наследует состояние. Интерес к ней нескольких молодых людей, так или иначе связанных с этой историей, очевиден. Пока мистер Беллингдон жив, он будет распоряжаться деньгами и может лишить миссис Херн наследства. Он хочет, чтобы она снова вышла замуж, но за достойного человека. К тому же сам мистер Беллингдон явно увлечен миссис Скотт. Никого из тех, кто видел их вместе, не удивило бы, если бы они объявили о помолвке.

— Вы это серьезно?

— Мой дорогой Фрэнк!

— А как насчет всех вытекающих отсюда последствий?

Не обижайтесь, если я спрошу, вполне ли вы их осознаете?

— Думаю, что вполне.

— Иными словами, вы полагаете, что кража ожерелья была всего лишь прикрытием? Что Артура Хьюза застрелили только потому, что он оказался в машине и мог опознать преступника? И что подлинной целью преступников было — убийство Люшеса Беллингдона?

— Я считаю это возможным.

— Ладно, давайте рассмотрим такую возможность. Она подразумевает, что Хьюза застрелили, так как он мог узнать преступника. Но если единственной целью преступления было убийство Беллингдона, зачем рисковать, убивая Хьюза? То, что его пошлют в банк, стало известно утром во вторник, когда операцию вполне можно было отменить.

Даже если в доме не было сообщника или он не смог предупредить преступника — во что мне нелегко поверить — тот и сам должен был заметить, что едет вовсе не за Беллингдоном. Ведь преступник преследовал его добрых полторы мили! Даже в последний момент, когда он поравнялся с Хьюзом, то, прежде чем столкнуть его с дороги и вынудить остановиться, он еще мог успеть изменить первоначальный план и отказаться от убийства Хьюза.

Мисс Силвер кивнула.

— Успеть-то он мог. Но ты забываешь об ожерелье. Возможно, главной целью этого преступного плана была гибель мистера Беллингдона, но очевидным мотивом являлась кража ожерелья. Все детали были тщательно продуманы. Ожерелье следовало передать человеку, которого мисс Пейн видела в галерее. Возможно, его должны были вывезти из страны, прежде чем поднимется тревога. Тридцатью тысячами фунтов и даже четвертью этой суммы едва ли могли пренебречь. В подобных обстоятельствах решительный и неразборчивый в средствах преступник не стал бы отказываться от убийства. Как нам известно, он и не отказался.

— И это, дорогая мэм, приводит нас туда, откуда мы начали.

Мисс Силвер погрузилась в молчание.

— Мы обсудили нескольких человек, так или иначе связанных с этим семейством, — заговорила она наконец. — Я бы хотела знать, где был и что делал каждый из них в полдень прошлого вторника, когда Артура Хьюза застрелили на Крэнбери-лейн. Полагаю, такие справки уже навели?

Инспектор кивнул.

— Разумеется. С подобными делами местная полиция отлично справляется. Вы ведь помните Криспа — типичный терьер у крысиной норы. Хотя мне он не очень по душе, но свое дело знает. Ну, давайте посмотрим… — Фрэнк вытащил записную книжку и стал листать страницы. — Пошли сверху. Мистер Люшес Беллингдон говорит, что не покидал территорию «Мирфилдса», пока не узнал об убийстве. С двенадцати до половины первого он был в саду вместе с миссис Скотт, где разговаривал с садовником Доналдом, который, в свою очередь подтверждает алиби их обоих. Мистер Гэррет заявляет, что лежал с приступом астмы. Без чего-то десять его посетил мистер Беллингдон, а чуть позже — миссис Скотт. Оба подтверждают его слова. Миссис Скотт говорит, что он был еще очень плох, поэтому она задержалась у него минут на двадцать, чтобы напоить кофе и убраться в спальне, а потом присоединилась к мистеру Беллингдону в саду. Так как Гэррет незадолго до двенадцати все еще лежал в постели, то в полдень он вряд ли мог следовать на машине за Хьюзом из банка и застрелить его на Крэнбери-лейн. Более того, у него нет автомобиля и не было времени его украсть. Короче говоря, еще одно железное алиби.

Мисс Силвер молча склонила голову.

— Супруги Хилтоны и прочие слуги довольно правдоподобно отчитались о своем местопребывании, и я не думаю, что нам следует всерьез принимать мисс Брей. Не тянет она на опытную преступницу, и к тому же все утро хлопотала по хозяйству на глазах у прислуги. Так что перейдем к миссис Херн.

— Да? — подбодрила его мисс Силвер.

— Ну, миссис Херн вроде бы никому особенно не нравится. Крисп не говорил об этом прямо, но у меня создалось впечатление, что здесь у нее не очень хорошая репутация. Она оказалась участницей автомобильной аварии, во время которой погиб человек, и тем же вечером отправилась на танцы. Хотя в аварии она виновата не была, людям это не очень-то понравилось. Но миссис Херн не могла застрелить Артура Хьюза, так как она в десять сорок пять села на поезд в Лондон, где ее встретил мистер Уилфрид Гонт. Они пошли в кино, а потом отправились на ленч в «Люкс».

— Господи!

Фрэнк поднял бровь.

— Вас это шокирует? Тем не менее это дает им железное алиби, если только они оба не участвовали в преступлении. Встречу на вокзале и похода в кино никто подтвердить не может, но в «Люксе» их действительно видел метрдотель. Он знает обоих в лицо и говорит, что они приступили к ленчу в четверть второго. Конечно, если первая часть их истории лжива, то каждый из них мог застрелить Артура Хьюза, передать ожерелье безымянному джентльмену в темном плаще — возможно, одному из самых крупных скупщиков краденого — и присоединиться к другому за ленчем.

Разумеется, это непросто — потребовалось бы очень точно рассчитать время, — но вполне осуществимо. Перейдем к Арнолду Брею, у которого вообще нет никакого алиби — невозможно доказать, что он не был на Крэнбери-лейн в двенадцать часов. Брей говорит, что позаимствовал у квартирной хозяйки велосипед и ехал в Ледстоу, когда у него лопнула шина. Он пошел пешком, но почувствовал усталость, перелез через ограду в поле, сел там отдохнуть и заснул, а когда проснулся, был уже почти час, поэтому он поплелся с велосипедом назад в Ледлингтон. Во всей истории точно подтверждается лишь то, что Брей позаимствовал велосипед и вернул его после часа со спущенной шиной. Конечно, он мог нанять или украсть автомобиль и убить Артура Хьюза, но мне это не кажется вероятным. Нет никаких сообщений о пропаже машин во вторник между одиннадцатью и часом, да и работенка предстояла слишком серьезная, чтобы рассчитывать на угнанный автомобиль.

Правда, его мог снабдить машиной кто-то из соучастников, но, судя по тому, что я слышал о Брее, трудно себе представить, чтобы кто-нибудь рискнул с ним связаться.

Такой тип в критической ситуации расколется в момент.

Следовательно, все это приводит нас к Клею Мастерсону.

Мисс Силвер с интересом смотрела на инспектора.

— Эта роль, дорогая мэм, в самый раз для него! Он — главный подозреваемый, хотя против него нет ни единой улики. Весьма крутой молодой человек с довольно сомнительной репутацией. Имеет машину и отличный предлог для того, чтобы разъезжать по сельской местности, так как, по вашим же словам, занимается антикварным бизнесом.

Мастерсон утверждает, что в интересующее нас время ехал по Лондонскому шоссе, направляясь на аукцион в Уимблдоне. Его предупредили, что там будут продаваться раритеты, о которых еще не пронюхали крупные дельцы, и что их должны выставить на торги после часа дня, когда он туда и прибыл. Аукцион действительно состоялся, Мастерсон появился там в начале второго и купил шесть расшатанных стульев, один из которых был еще и со сломанной ножкой, но он уверяет, что это чиппендейл[12] и что они будут как новые, если над ними поработать. Также он приобрел замурзанный персидский ковер, который, по его словам, стоит очень дорого и ушел за гроши. Все вроде бы выглядит как надо, но ему хватило бы времени застрелить Хьюза и передать ожерелье перед прибытием на аукцион. Мастерсон — скользкий тип, и я опасаюсь, что мы можем так и не узнать, его ли это рук дело. Вот как будто и все. У вас нет никаких интуитивных подозрений в отношении кого-нибудь из этой компании?

— В данный момент нет, Фрэнк, — сдержанным тоном отозвалась мисс Силвер.

Глава 17

Маленькая невзрачная женщина сидела в автобусе, который по пути из Ледлингтона должен был проехать мимо поворота на Крэнбери-лейн. Она написала название на клочке бумаги, показала его кондуктору и время от времени заглядывала в него сама, надеясь, что ее высадят в нужном месте. В субботу почти весь транспорт двигался в противоположном направлении, и женщина была единственным пассажиром автобуса, которому на обратном пути предстояло привезти из Пойнингса и Литтл-Пойнтона множество народу, спешащего на последний сеанс в кинотеатр. Женщина жалела, что вокруг нет других пассажиров — ей было бы спокойнее, если бы и они тоже указали ей нужный поворот. Люди всегда любезно отзываются на подобные просьбы — достаточно сказать, что вы не привыкли к путешествиям и впервые в этих местах. Конечно незачем рассказывать, для чего ты приехала в Ледлингтон и для чего тебе нужно сойти именно у Крэнбери-лейн. Хотя тут нет никакого секрета, но она может снова заплакать, а этого не нужно. Потом можно будет плакать сколько угодно — никого не удивит, что она не в состоянии сдерживать свои чувства, — но до прибытия в «Мирфилдс» от этого лучше воздержаться. Бросив последний взгляд на клочок бумаги, она спрятала его в старую черную сумку.

Женщина была в черном с головы до ног, но ни один из предметов одежды не выглядел новым. Она купила жакет и юбку, когда родители Артура погибли в железнодорожной катастрофе двадцать лет назад, а блузку и шляпу — когда умерла ее старая тетя Мэри. В наши дни люди редко носят траур, но она тщательно хранила свой черный наряд, спасая его от моли камфарой, а не этим ужасным нафталином, поэтому одежда всегда пахла свежестью.

Последние несколько лет женщина редко видела Артура, но когда он приезжал, то всегда рассказывал о своих друзьях, развлечениях и девушках. Артур любил прогуливаться с хорошенькими девушками — в этом не было ничего дурного, просто ему нравилось их общество. Конечно иногда эти прогулки обходились дороговато, но она всегда старалась ему помочь. У родственников по отцовской линии, которые оплатили его обучение в школе и колледже, дела теперь идут не так хорошо, как прежде, и когда Артур начал работать, все они надеялись, что он сумеет содержать себя сам. Похоже, они немного скуповаты, но все же оплатили похороны, так что не следует их осуждать… Хотя нет, похороны оплатил мистер Беллингдон — с его стороны это очень любезно, но вполне естественно, так как Артур погиб, выполняя его поручение.

При мысли о смерти Артура женщина снова приложила платок к глазам. Теперь она радовалась, что в автобусе нет других пассажиров. Неловко плакать перед посторонними, как бы добры они ни были — а люди становятся очень добрыми, видя чье-то горе.

Прежде чем женщина успела спрятать платок, автобус остановился и кондуктор объявил:

— Крэнбери-лейн!

Она вздрогнула от неожиданности, зато слезы сразу высохли, а это хорошо.

Кондуктор объяснил ей, что, пройдя полмили по Крэнбери-лейн, она окажется в деревне, в самом центре которой увидит въездные ворота «Мирфилдса».

— Не найти «Мирфилдс» невозможно, — добавил он, когда она уже выходила из автобуса. — Ворота открыты, а по бокам колонны с каменными ананасами наверху.

Поблагодарив кондуктора, женщина свернула с шоссе и зашагала по аллее, чувствуя слабость в ногах и стараясь не думать о смерти Артура. Но эти мысли не оставляли ее.

Убийство произошло где-то здесь — между шоссе и деревней. Может быть, за этим углом или за следующим… Лучше не думать о том, где это случилось. Она должна повидать девушку Артура и постараться ее утешить. Должно быть, бедняжка страшно переживает, если даже не смогла приехать на похороны. Женщина хотела спросить мистера Беллингдона о его дочери, но ей не хватило духу. Артур называл ее Мойра и говорил, что она уже вдова, но ни разу не упоминал ее фамилию по мужу. Называть девушку в разговоре с ее отцом «Мойра» или «ваша дочь» было не слишком удобно, поэтому женщина решила вообще не говорить о ней. К тому же она знала, что мистер Беллингдон не одобрял отношений дочери с Артуром.

Впереди показались первые дома деревни. Вскоре женщина подошла к открытым воротам между двумя высокими колоннами. «Мирфилдс», похоже, довольно большое поместье. За оградой росли красивые деревья, а дом находился далеко от входа. Вот сейчас бы посидеть, чтобы ноги отдохнули.

Выйдя на посыпанную гравием площадку, женщина увидела дом, а по другую сторону — множество разноцветных гиацинтов, пестрой лентой тянувшихся по всему газону.

" Красивые цветы и пахнут хорошо, но этот запах не для дома.

Тяжеловат. Она бы, по крайней мере, долго не высидела в комнате с такими цветами. Минни Джоунс пересекла площадку, поднялась по ступенькам к парадной двери и нажала кнопку звонка.

Открыв дверь, Хилтон увидел перед собой маленькую женщину в черном, с поношенной сумкой в руке. Она шагнула вперед и неуверенно произнесла:

— Я пришла повидать дочь мистера Беллингдона. Боюсь, я не знаю ее фамилии по мужу.

Хилтон растерялся. Любому гостю полагается знать фамилию леди, к которой он пришел. Следовательно, эта особа не является гостьей. Тем не менее она не походила ни на собирательницу пожертвований, ни на нищенку.

Скромность и простота ее поведения внушали доверие.

Прежде чем дворецкий успел что-нибудь сказать, женщина спросила, глядя на него беспокойными голубыми глазами:

— Она здесь, не так ли?

Хилтон поймал себя на том, что отвечает утвердительно.

— Тогда я уверена, что она меня примет. Моя фамилия Джоунс — мисс Джоунс, Я тетя Артура Хьюза — сестра его матери. Разумеется, вы знали его.

Ярко-голубые глаза на поблекшем личике наполнились слезами. Хилтон не любил Артура Хьюза. Парень был чересчур франтоват, слишком много о себе воображал. Но одно дело читать об убийствах в газетах, и совсем другое, когда это происходит в двух шагах от дома с кем-то, кто здесь живет. Дворецкий пробормотал соболезнования и проводил посетительницу в малую гостиную.

Минни Джоунс с удовольствием села. Идти пришлось не так уж и долго, но когда на сердце тяжело, устаешь быстро. Ее подруга Флорри Уильяме, с которой она делила квартиру, не советовала ей ехать сюда после столь тяжкого потрясения, похорон и прочих печальных событий. Но Минни чувствовала, что не успокоится, покуда не повидает девушку Артура и не отдаст ей письма. Артур передал их тете на хранение, а после его смерти письма следует вернуть той, которая их написала. Минни так и сказала Флорри. Откинувшись на спинку кресла, она прикрыла глаза.

Вскоре дверь открылась и вошла Мойра Херн. Когда много слышишь о каком-нибудь человеке, то при первой встрече с ним всегда кажется, будто видишь перед собой кого-то другого. Минни Джоунс почувствовала это, поднявшись навстречу девушке. Мойра Херн совсем не походила на ту, о которой так часто говорил Артур, которую он любил и которая любила его. Девушка в широких синих брюках и алом джемпере в обтяжку отнюдь не выглядела убитой горем. Подумав об этом, Минни сразу же ощутила угрызения совести. Нельзя судить о людях по внешнему облику. Ведь сердца человеческого глазу не видно.

Минни Джоунс протянула руку, но так как ответного жеста не последовало, опустила ее и сказала:

— Деточка, я тетя Артура. Его мать Гвен была моей сестрой. Наверное, он рассказывал вам обо мне. Во всяком случае, я много о вас слышала.

На полу комнаты лежал бирюзового цвета ковер шириной более шести футов. Минни казалось, будто их с Мойрой разделяет лазурная река. Ей пришла на ум библейская притча о богаче и Лазаре. Нищий Лазарь после смерти «отнесен был ангелами на лоно Авраамово»[13], а богач угодил в ад, и между ними пролегла пропасть. Ассоциация, несколько туманная в отношении самой Минни и Мойры, была весьма конкретной в смысле пропасти.

— Что вам нужно? — стоя по другую сторону пропасти, осведомилась Мойра.

— Я хотела утешить вас, — со своего берега откликнулась Минни.

Она использовала прошедшее время, успев понять, что Мойра не нуждается в утешении.

Мойра уставилась на нее.

— Утешить? С какой стати?

— Ну… из-за смерти Артура.

— Не понимаю, о чем вы и зачем вообще приехали.

Минни с трудом выпрямилась, словно поднимая тяжелый груз. Непосильный для нее — но все-таки она должна его поднять. И она проговорила голосом негромким и твердым:

— Я привезла вам кое-что, думая, что вас это утешит.

— Не пойму, что вы имеете в виду.

— Артур говорил мне о вас. Он сказал, что вы с ним любите друг друга и собираетесь пожениться.

— Боюсь, он вас обманул.

Всю дорогу Минни думала о том, что скажет девушке, которую любил Артур и которая потеряла его. Все оказалось совсем не так, как она ожидала, и все же она должна была сказать ей то, что собиралась.

— У меня ваши письма. Я подумала, что вам, возможно, хотелось бы их вернуть.

Взгляд Мойры изменился, превратившись из холодного в настороженный.

— Мои письма? — переспросила она. — Ну и сколько вы за них хотите?

Минни Джоунс не поняла. Казалось, Мойра говорила с ней на иностранном языке.

Повернувшись, она сняла черную сумку с подлокотника кресла и начала открывать ее.

— Артур хранил их. Я решила, что вам будет приятно иметь их у себя.

Мойра пересекла бирюзовый ковер и встала рядом с ней.

— У вас при себе все письма? Отдайте их мне — они мои!

Сумка была объемистой. Пачка писем легко в ней поместилась. Их было не так много. Страсть вспыхнула, словно горящая солома, и погасла, не оставив ничего, кроме пепла.

— Писем должно быть больше, — заявила Мойра. — Где остальные?

— Не знаю.

— Артур сказал, что сжег их — он обещал мне это. Где они?

Мойра быстро перебрала письма. Не хватало двух — самых компрометирующих. Кроме того, не было фотографий. Это было безумием — позволить Артуру взять их. Если они попаду! ся на глаза Люшесу, ей конец. В таких делах он крайне строг, и больше она не получит от него ни пенни. Нужно вернуть письма и фотографии, сколько бы это ни стоило.

— Были еще два письма и три фотоснимка. Артур уничтожил пленки, отпечатав фотографии. Где они?

Теперь уже Минни уставилась на нее.

— У него была ваша очень красивая фотография в вечернем платье.

— На тех фотографиях я была не в вечернем платье.

Строго говоря, на тех фотографиях на ней вовсе не было никакого платья.

— Конечно они у вас, — торопливо продолжала Мойра. — А если так, вы отлично знаете, что я должна их получить! Перейдем к делу. Сколько вы хотите? Только будьте умеренны, так как я разорена, и если вы потребуете слишком много, я просто передам вас в руки полиции.

Ну, говорите!

Вся усталость, скопившаяся за несколько дней после смерти Артура, давила на плечи Минни Джоунс. Пять дней — вторник, среда, четверг, пятница, суббота — это слишком много. Словно издалека она слышала голос Мойры:

— Вас могут отправить в тюрьму за шантаж.

Давным-давно, когда Минни и Гвен еще были девочками, за ними в деревне погнался бык. На Гвен были платье с маками и красная шляпа. Она бежала изо всех сил, но Минни не могла сдвинуться с места. Тогда Гвен подбежала к ней, сняла брошку и вонзила булавку в плечо Минни. В следующий момент они вдвоем мчались через поле, и бык не смог их догнать. Странно было вспоминать об этом спустя двадцать лет после смерти Гвен, но слова Мойры о шантаже и тюрьме вывели Минни из оцепенения, как тот укол булавкой.

— Вы не должны так говорить, — сказала она. — Это нехорошо!

— Где эти письма и фотографии? Вы привезли их?

Теперь Минни вспомнила. Помимо пачки писем, был запечатанный конверт с надписью рукой Артура: "Личное.

Хранить в надежном месте. М. X." Она не стала его вскрывать и положила в сумку просто на всякий случай. Учитывая надпись, Минни спрятала конверт во внутренний карман для зеркала, которое разбилось давным-давно. Если там письма и фотографии Мойры, которые девушка не хотела никому показывать, то, конечно, нужно отдать их ей.

Но сначала она должна открыть конверт и убедиться, что в нем. Стиснув сумку обеими руками, Минни отступила к столу с книгами и стеклянной вазочкой с примулами. Поставив сумку на книги, она открыла ее, достала конверт и начала отрывать плотно приклеенный клапан.

Когда Мойра протянула руку, Минни быстро перешла по другую сторону стола. Конверт наконец порвался, и оттуда упал на ковер фотоснимок. И Минни, и Мойра увидели, что на нем изображено Кровь бросилась в лицо Минни.

Мойра подобрала фотографию и снова протянула руку.

Минни Джоунс вложила в нее конверт и закрыла сумку.

Обе не произнесли ни слова. В камине горел огонь. Подойдя к нему, Мойра опустилась на колени перед очагом и сожгла письма, фотографии и конверт вместе с содержимым.

Минни Джоунс вышла из комнаты, пересекла холл и направилась к парадной двери. Выйдя из дому, она зашагала по подъездной аллее.

Глава 18

За поворотом аллеи здание скрылось из виду. До этого момента Минни Джоунс не покидало ощущение, что дом наблюдает за ней. Она чувствовала себя так, словно ее раздели догола, избили и выставили вон. Впрочем, если бы это случилось в буквальном смысле, Минни бы не было так скверно. Когда деревья скрыли от нее зияющие окна дома, ей стало немного легче. Появилась хоть какая-то защита, но в то же время это делало еще реальнее весь ужас происшедшего. Минни не могла забыть о фотографии. Она приехала утешить девушку, которую любил Артур, но в ее утешении не оказалось нужды, так как между ними была не любовь, а грех. Эта девушка сбила Артура с пути истинного, а ведь она уже побывала замужем и должна была знать, что делает.

Горе и стыд черной тучей окутывали Минни — она сама не знала, куда идет. Только почувствовав под ногами грубую и неровную поверхность, она обнаружила, что сошла с дороги и бредет среди растущих по обочине деревьев и кустов.

Протянув руку, Минни ухватилась за ветку молодого деревца, на которой уже зеленели первые листья. Она не знала, что ей делать — у нее подкашивались ноги, все тело сотрясала дрожь. Если присесть и отдохнуть, силы, может быть, вернуться, и тогда ей удастся пройти по Крэнберилейн и сесть на ледлингтонский автобус. Нельзя опоздать на него, а тем более на поезд. Флорри будет волноваться — она и так не хотела ее отпускать… Мысли Минни стали путаться. Ветка вырвалась из пальцев, все поплыло у нее перед глазами и погрузилось во тьму.

Мисс Силвер возвращалась из деревни, куда ходила отправить письмо своей племяннице Этель Бэркетт. Узнав, что сестра Этель, Глэдис, чье безответственное поведение причинило столько беспокойства ее семье, вернулась домой к мужу, она спешила облегчить душу Этель.

Я глубоко уважаю Эндрю Робинсона, — написала племяннице мисс Силвер. — Он не пытается притворяться, будто поведение Глэдис не огорчило его, но готов ее простить. Эндрю Робинсон уверен, что подруга Глэдис, миссис Фармер, дурно на нее влияла, и с радостью сообщил, что эта женщина вскоре уезжает из Блэкхита к своей дочери в Южную Африку.

Могу лишь надеяться, что она тоже получила хороший урок и не станет нарушать мир и согласие в семье дочери.

Вечер был тихий и ясный. Сойдя с подъездной аллеи, мисс Силвер с наслаждением шла по парку, окружающему «Мирфилдс». Деревья уже начинали зеленеть, и холмистый пейзаж с поблескивающим вдали декоративным прудом радовал глаз.

Возвращаясь к дому, мисс Силвер брела по узкой тропинке, вьющейся среди кустарника, радуясь весне и тому, что мучительная угроза, нависшая над ее близкими, наконец миновала, когда вдруг ее внимание привлекло нечто, не слишком вписывающееся в этот пасторальный пейзаж — а именно, женская рука в черной перчатке и черном суконном рукаве, неподвижно лежащая на земле. Видеть остальное мешал вишневый куст. Убегать от неприятных ситуаций было не в привычках мисс Силвер. Сойдя с тропинки, она отодвинула цветущие ветки и увидела Минни Джоунс.

Женщина лежала на боку, вытянув руку, словно падая, попыталась за что-то ухватиться. Поношенная черная шляпа съехала на лоб, почти полностью закрыв лицо. Опустившись на колени, мисс Силвер взяла ее за руку, стащила перчатку и с трудом нащупала слабый медленный пульс.

Сняв с Минни шляпу, она положила ей под голову свой шарф и задумалась, что делать дальше. Лицо пожилой женщины было напряженным и бледным. Бедняжка явно нуждалась в помощи, но тогда пришлось бы ненадолго оставить ее одну, а к этому у мисс Силвер душа не лежала.

Она уже решилась бежать в дом, так как иного выхода не видела, когда рука женщины слегка шевельнулась, а веки затрепетали и поднялись, и на мисс Силвер с детским недоумением посмотрели ярко-голубые глаза. Глаза закрылись и открылись вновь — на сей раз их взгляд был более осмысленным.

— С вами все будет хорошо, — ласково проговорила мисс Силвер.

— Я упала… — с трудом вымолвила Минни Джоунс.

— Вы ушиблись?

— Нет, наверное . — последовала пауза. — Пришлось долго идти… Я так устала…

Мисс Силвер рискнула задать вопрос:

— Вы шли к дому?

Голова женщины слегка повернулась из стороны в сторону.

— Нет, оттуда… — Глаза наполнились слезами. — Я не могу туда вернуться…

— Почему? — мягко осведомилась мисс Силвер.

Впоследствии Минни Джоунс поражалась, что вот так взяла и все рассказала о своем визите к Мойре Херн и о том, как та с ней обошлась. Но в тот момент это казалось вполне естественным. Она только что рассталась со злом и повстречала доброту. Ей было холодно и одиноко, а доброта незнакомки согрела ее, и чувство одиночества исчезло.

— Я тетя Артура — Минни Джоунс. Приехала повидать его девушку. Он рассказывал мне о ней — говорил, что они собираются пожениться, но ее отец не дает согласия. Она уже побывала замужем, но все упиралось в деньги… Молодые люди не должны так много думать о деньгах… Артур попросил меня хранить ее письма, так как ему негде было их спрятать, а ему не хотелось, чтобы они попались кому-нибудь на глаза… — Приподнявшись, Минни стала искать носовой платок. Когда мисс Силвер нашла его, она заговорила снова:

— Артур очень гордился тем, что она его любит, и сказал, что ее отца они как-нибудь уговорят. Я думала, что Мойра приедет на похороны, но приехал только мистер Беллингдон. Я решила, что она слишком расстроена, поэтому приехала сюда успокоить ее и отдать ей письма… Моя подруга не хотела меня отпускать, но я подумала, что мы с девушкой Артура сможем хоть немного утешить друг друга… — По ее щекам потекли слезы. — Я не знала, что она собой представляет.

— Вы видели ее?

— Да, видела. Не надо — было мне приезжать. Мойра решила, что я требую денег за письма, и пригрозила мне полицией. Она не любила Артура. Она хотела только вернуть письма и фотографии.

— Значит, были и фотографии?

Минни закрыла глаза, словно пытаясь стереть воспоминание о неприятном зрелище.

— Да. — прошептала она. — Они лежали в отдельном конверте, Артур написал на нем: «Личное. Хранить в надежном месте». Я не собиралась смотреть на них, но когда открыла конверт, одна из фотографий упала на пол. Лучше бы я ее не видела… После этого мне хотелось только поскорее уйти. Эта девушка — грешница, и она вовлекла в грех Артура…

Мисс Силвер села рядом. Ей нужно было возвращаться в дом, но она не могла оставить Минни одну. Было начало седьмого. Пожалуй, надо позвать на помощь Аннабел Скотт.

Она могла бы отвезти Минни Джоунс в Ледлингтон и посадить на поезд, хотя бедняжка едва ли в состоянии ехать одна.

— Вы далеко живете? — спросила мисс Силвер и с облегчением услышала, что мисс Джоунс живет в одном из ближайших лондонских пригородов. — Вы говорили о подруге.

Минни тоже села.

— Да, — ответила она. — Миссис Уильяме, мы живем в одной квартире. Она будет беспокоиться, если я опоздаю на поезд. Господи, уже двадцать минут седьмого!

Мисс Силвер посмотрела на часы.

— Боюсь, поезд уже ушел, но следующий будет меньше чем через час. Вы успеете немного отдохнуть, а если возможно созвониться с вашей подругой, то хорошо бы она встретила вас на вокзале.

Лицо Минни слегка порозовело.

— Хорошо бы!

— У вас дома есть телефон?

Минни покачала головой.

— Нет. Но мистер Пеглер может передать сообщение.

Он зять Флорри и очень славный человек.

Мисс Силвер никогда не забывала имен, тем более что фамилия была необычной.

— Мистер Пеглер? — переспросила она.

Минни кивнула.

— Он живет за углом. У его родственников в том же доме бакалейная лавка, так что телефон там есть, и если их нет дома, он отвечает на звонки. В субботу вечером они ходят в кино, и мистер Пеглер навещает нас с Флорри, но он сказал, что сегодня посидит дома, так как я, наверное, вернусь усталой и захочу отдохнуть. Он всегда такой предупредительный.

Бакалея и галерея Мастерса. Может ли здесь быть какая-то связь? Но Пеглер — фамилия явно необычная, что мисс Силвер не преминула отметить:

— Такую фамилию встречаешь нечасто, — заметила мисс Силвер. — Кажется, я ее где-то слышала. Одна моя приятельница упоминала ее в связи с картинной галереей.

Минни просияла.

— С галереей Мастерса? Тогда это наш мистер Пеглер — он работает там много лет.

— Моя приятельница, мисс Пейн, была глухая, — продолжала мисс Силвер. — Она научилась читать по губам и рассказала мне, что мистер Пеглер очень этим заинтересовался, так как у него есть глухая внучка.

Минни быстро приходила в себя.

— Да — малышка Дорис, — оживленно отозвалась она. — Славная девчушка. Мисс Пейн подробно объяснила ему, как нужно ее учить, и он был ей очень признателен. Знаете, ведь бедняжка недавно попала под автобус. Мистер Пеглер очень расстроился — а тут еще полицейские пришли в галерею и расспрашивали его о чтении по губам. Он не мог понять, зачем им это нужно. Мисс Пейн приходила на выставку посмотреть свой портрет, а когда она ушла, к мистеру Пеглеру подошел какой-то джентльмен и стал задавать вопросы о ней и о портрете. Когда он сказал, что мисс Пейн глухая, но этого никто не замечает, так как она умеет читать по губам, джентльмен очень заинтересовался. Самое любопытное, что полиция заинтересовалась не меньше. Это было уже после того, как погибла бедная мисс Пейн, — они хотели знать о чтении по губам и о том джентльмене. Но, конечно, мистер Пеглер мало что мог им сообщить… — Помолчав, она добавила:

— Во всяком случае тогда.

Во время этого монолога воспоминания Минни Джоунс о сцене в малой гостиной «Мирфилдса» становились все менее четкими и болезненными, подобно тому, как забывается дурной сон, покуда встаешь с постели, умываешься, одеваешься и причесываешься. Заметив это, мисс Силвер успокоилась — пожалуй, Минни сумеет сама вернуться в Лондон — и переключилась на внезапно возникшего в их беседе мистера Пеглера. Последние слова мисс Джоунс могли подразумевать, что хотя мистер Пеглер не смог сообщить полиции какие-либо сведения о джентльмене в галерее впоследствии он обзавелся нужной информацией.

Необходимо срочно выяснить, о чем идет речь. Отбросив мысли о том, разумно ли позволять мисс Джоунс ехать одной в поезде или сидеть на земле, которая в это время года, разумеется, холодная и сырая, мисс Силвер переспросила:

— Во всяком случае тогда? Вы хотите сказать…

Минни Джоунс кивнула.

— Я случайно об этом узнала. У нас кончилась картошка, и я пошла в их магазинчик, а мистер Пеглер поднес мне сумку домой — он всегда такой любезный. Когда мы дошли до угла Хай-стрит, там под фонарем стоял какой-то мужчина. Вообще-то там было двое мужчин — они ожидали светофора, чтобы перейти дорогу, и разговаривали друг с другом. Нам было незачем переходить улицу, и когда мы проходили мимо, мистер Пеглер сказал: «Видите того джентльмена, Мин? Этот тот самый, который разглядывал портрет мисс Пейн и очень заинтересовался, когда я рассказал ему о ее умении читать по губам. Полиция расспрашивала меня о нем, хотя я понятия не имею почему. Забавно встретить его снова».

— Как выглядел этот человек, мисс Джоунс?

Минни задумалась.

— Право, не знаю, — неуверенно промолвила она. — Как все, если вы понимаете, о чем я. Коричневое пальто, мягкая шляпа…

— Но мистер Пеглер узнал его?

— Да, он говорит, что у него отличная память на лица.

Если бы речь шла о другом джентльмене, я, возможно, его бы запомнила, но этот… — Она покачала головой. — Едва ли я узнала бы его, если бы увидела сейчас.

Но другой джентльмен не интересовал мисс Силвер.

— Мистер Пеглер не собирался сообщить полиции, что снова видел этого человека? — спросила она.

— Вроде бы нет. Их ведь интересовало только чтение по губам.

Мисс Силвер не стала вдаваться в подробности. Подобрать эту ниточку — дело полиции, там с такой работой вполне справятся, А сама она решила переменить тему.

— Если вам не хочется возвращаться в дом…

Минни снова побледнела.

— Нет! Ни за что на свете!

— Тогда посидите здесь, а я схожу за кем-нибудь, чтобы вас отвезли на станцию. Я сама посажу вас в поезд, а потом позвоню мистеру Пеглеру и попрошу его встретить вас.

Вы сами доедете до Лондона?

— Да, — кивнула Минни Джоунс. — Вы так любезны!

Глава 19

Когда мисс Силвер ушла, Минни Джоунс попыталась привести себя в порядок. Она сожалела о зеркальце, которое некогда лежало в ее сумочке и которое несколько лет назад постигла судьба большинства карманных зеркал. Смутно помня, что разбитое зеркало — дурная примета, Минни не стала приобретать новое, боясь разбить и его. Но расческа в сумочке была, а привести волосы в порядок она умела и не глядя на собственное отражение. Почистив шляпу носовым платком, Минни надела ее. К счастью, земля была не настолько сырой, чтобы испачкать пальто — к черному сукну прилипли только кусочки коры и пара сухих листьев.

Счистив их, Минни решила, что сделала все возможное.

Она чувствовала себя слабой, но не больной. Хорошо, что мисс Силвер любезно предложила проводить ее на станцию — значит, можно не возвращаться в дом и не видеть снова Мойру Херн. Нет, ни за что! Надо постараться — постараться изо всех сил о ней не думать.

Но такое намерение всегда оборачивается своей противоположностью. Чем больше стараешься о ком-то не думать, тем глубже мысли об этом человеке застревают в голове — словно заноза, загнанная так глубоко, что ее уже не видно. Но она там — боль не дает о ней забыть.

Поднявшись, Минни шагнула на тропинку, ведущую к подъездной аллее.

Ей не пришлось долго ждать. Мисс Силвер застала Аннабел Скотт одну, и хватило нескольких слов, чтобы объяснить ей все и заручиться ее помощью. Девушка сбегала в свою комнату за пальто и предложила вместе пойти к гаражу и выехать вдвоем оттуда, дабы избежать лишних разговоров. Когда машина свернула на подъездную аллею, Аннабел засмеялась.

— У нас останется мало времени, чтобы навести красоту перед обедом! Люшес всегда притворяется, будто презирает макияж, так что ему это должно понравиться. На самом деле он ничего не имеет против косметики, если ей пользуются в меру!

Они подобрали Минни Джоунс и поехали по Крэнберидейн в сторону шоссе. Минни, сидя на заднем сиденье с мисс Силвер, успокоилась окончательно. Миссис Скотт была так добра — она пожала ей руку и сказала: «Нам всем очень жаль Артура», причем совершенно искренне. А мисс Силвер заметила, что Минни хватит времени выпить чаю и немножко перекусить на вокзале. Чашка чаю ей бы не повредила.

Когда они прибыли на вокзальную площадь, Минни посмотрела в окошко. Лондонский поезд только что прибыл, и пассажиры выходили с перрона. К своему удивлению, Минни внезапно увидела знакомое лицо. Она вскрикнула от неожиданности, а когда мисс Силвер осведомилась, в чем дело, сбивчиво объяснила:

— Вон тот человек… он был с джентльменом, которого узнал мистер Пеглер!

Аннабел припарковала машину на стоянке. Митт Джоунс продолжала указывать на мужчину, которого узнала.

— Вы хотите сказать, что это — тот джентльмен, который разговаривал с мистером Пеглером в галерее? — спросила мисс Силвер.

Но Минни хотела сказать вовсе не это.

— Нет, это другой человек — тот, которого мы видели вчера вечером вместе с тем джентльменом на Эмден-роуд.

Помните, я говорила, что могла бы узнать его.

Аннабел обернулась, сняв руки с баранки.

— Кого вы узнали? — спросила она. — Неужели вот этого мужчину?

— Да, — энергично кивнула Минни.

Аннабел хотела что-то сказать, но замолчала, едва мисс Силвер коснулась ее плеча.

— Миссис Скотт, вы знаете, кто это?

— К сожалению, — с усмешкой отозвалась Аннабел.

— И кто же он?

— Арнолд Брей, — ответила Аннабел Скотт.

Глава 20

Салли Фостер спрашивала себя, почему она оказалась такой непроходимой дурой и поехала в «Мирфилдс». Будь она не так хорошо воспитана, то нашла бы слово и покрепче, но память о детстве, проведенном под крылом горячо любимой двоюродной бабушки, все еще не позволяла ей использовать выразительные современные идиомы. Все собрались в «Мирфилдсе» — Уилфрид, Дэвид, Мойра и она сама. Время от времени забегал и Клей Мастерсон, который, как и Уилфрид с Дэвидом, не обращал внимания ни на кого, кроме Мойры. Никому не было дела до Салли Фостер. Никто бы ничего не заметил, даже если бы она вдруг упала замертво или растаяла в воздухе.

Ради чего, собственно, Салли пригласили сюда, выяснилось довольно скоро — Люшес Беллингдон проявил необычайный интерес к ее последнему разговору с Полиной Пейн. Он пожелал знать об этом решительно все, а ей было практически нечего ему рассказать. Полина вернулась в понедельник вечером, когда она и Дэвид выходили из дому, . и заговорила с Дэвидом о его родственниках Мореях — спросила номер их телефона. Потом все трое поднялись в комнату Салли, и Дэвид позвонил Мореям. Полина хотела узнать адрес мисс Мод Силвер, и Дэвид записал его для нее.

Когда Люшес после перекрестного допроса убедился, что это все, он тоже потерял интерес к Салли и вновь сосредоточился на Аннабел Скотт, иногда прерываясь для разговора с мисс Силвер или с полицией.

Естественно, к тому времени Салли более или менее точно представляла себе, какая роль отведена в доме мисс Силвер. То, о чем ей не удалось догадаться самой, она вытянула из Дэвида Морея. Но толку от этого было немного. Выходные, казалось, испорчены безнадежно. Салли скрипела зубами и надеялась, что ей позвонят или пришлют телеграмму, сообщив, что ее присутствие срочно требуется в городе. От скуки она даже села писать письмо Джессике Мередит, но вспомнила, что Джессика сейчас на свадьбе кузины в Уэльсе, где исполняет обязанности подружки невесты. Решив переодеться к обеду, Салли посмотрела в зеркало и поняла, что нужно что-то срочно делать с лицом. Конечно, желтое ореховое дерево не слишком подходит для зеркальной рамы. Впрочем, вся мебель в комнате была из того же дерева, а стены покрывали желтые обои с изображенными на них желтыми нарциссами. Окна комнаты выходили на север, и теоретически обилие желтого должно было создавать впечатление теплоты и солнечного света.

Но практически — во всяком случае, по мнению Салли — из-за этого на ее лицо ложились отвратительные желтые отсветы. Самым ужасным было то, что она привезла с собой новое платье, но надев его, сразу поняла, что напрасно это сделала. Платье было почти того же цвета, что обои, только вместо нарциссов его украшали примулы. В магазине и дома оно очень нравилось Салли — придавало ее волосам каштановый оттенок и очень подходило под цвет глаз. Но здесь все его достоинства пропали целиком и полностью.

Взяв ручное зеркальце, Салли подошла к окну, раздвинула янтарные занавеси и посмотрела на свое отражение стоя лицом к свету. Впечатление заметно улучшилось — вид уже стал не такой желтушный. Принарядившись, Салли спустилась вниз в приподнятом настроении.

Однако в гостиной ей понадобилось все присутствие духа, так как собравшиеся там Мойра, Уилфрид и Клей Мастерсон не обратили на нее ни малейшего внимания. Они стояли у камина: на улице к вечеру резко похолодало — капризы английской весны, делающей камины столь притягательными. Никто и не подумал освободить место для Салли, а когда она подошла к ним, Уилфрид приветствовал ее обидным замечанием:

— Дорогуша, по-моему, ты замерзла.

— Мне в самом деле холодно, — ответила Салли.

— Мне тоже. Поэтому я пришел сюда первым и занял место получше.

Салли всегда знала, что от Уилфрида можно ожидать чего угодно, поэтому его слова ее не ранили. Она втиснулась между ним и Клеем Мастерсоном, с которым ее не удосужились познакомить: Мойра всегда обходилась без представлений, считая само собой разумеющимся, что в ее компании все друг друга знают. Но Салли не принадлежала к ее компании.

— Так о чем мы говорили? — осведомился Клей тоном, дающим понять, что неуместное появление посторонней испортило дружескую беседу. В таких обстоятельствах не приходилось удивляться, что Клей не произвел благоприятного впечатления на Салли, хотя она признавала, что кому-то он мог бы показаться привлекательным. Судя по его виду, сам он в этом не сомневался. Среднего роста, с не слишком красивым, но и не отталкивающим лицом, на котором читалась безграничная самоуверенность, Клей Мастерсон мог прийтись по вкусу кое-кому — например, Мойре Херн. Мойра привыкла подавлять окружающих — если давали палец, она откусывала руку без всяких угрызений совести, притом с презрением, но, как все диктаторы, она уважала тех, кто умел дать отпор.

— Мне здорово повезло! — говорил Клей. — Этот болван и понятия не имел, что ему досталось. Он сказал, что женившись лет пятьдесят тому назад, купил новую мебель, а старую отнес на чердак. Там оказались великолепный дубовый комод и изящный кухонный шкафчик. Ручек, конечно, не было.

— Смотри, чтобы тебя не облапошили, — предупредил Уилфрид. — Это старый трюк — хорошо обшарпанные подделки, которые долго выдерживают на чердаке или в сарае.

— Я не вчера родился, — сухо отозвался Клей Мастерсон.

Дверь открылась, и вошли Аннабел Скотт, Дэвид Морей и Хьюберт Гэррет, по-прежнему мрачный и молчаливый. Они тоже подошли к камину — Аннабел со своей очаровательной улыбкой, и Дэвид, самый высокий из присутствующих мужчин, как всегда, с чуть растрепанными светлыми волосами. Какой зануда, сердито подумала Салли.

В такого она никогда бы не смогла влюбиться. Впрочем, Салли вообще не намеревалась влюбляться в кого бы то ни было. Немного пококетничать — куда ни шло, но терять голову — нет, благодарим покорно!

Появление Аннабел сделало беседу общей. Салли тоже говорила и смеялась, но краем глаза заметила, что Дэвид не делал ни того, ни другого — просто стоял поодаль, уставясь на Мойру Херн. Ее блестящие волосы походили на ореол.

Цвет платья напоминал осколки льда. Украшений на ней не было, но глаза сверкали, как драгоценные камни.

Вошли Люшес Беллингдон и мисс Брей. Должно быть, она одевалась в спешке, так как старомодные черные кружева казались пристегнутыми криво, а волосы были причесаны кое-как. За ней следовала мисс Силвер, в аккуратном синем платье из крепдешина, купить которое ее уговорила племянница, Этель Бэркетт, во время поездки на море, в Клифтон. Тогда мисс Силвер шокировала цена, но платье стоило этих денег — оно оказалось удобным и носким.

Мойра Херн устремила взгляд на мисс Брей.

— Опять опаздываешь, Эллен? Что за пример для молодежи! Мисс Хилтон уволится, если еда остынет. Каково быть кухаркой и видеть, как люди опаздывают к обеду! Я бы на ее месте опрокинула на них суп.

Мисс Брей, покраснев, что-то пробормотала. Дэвид Морей внезапно подошел к Мойре и сказал без всяких предисловий:

— Я бы хотел, чтобы вы мне позировали.

Мойра выглядела польщенной. Ее светлые глаза устремились на Дэвида, который был гораздо выше ее.

— Хотите писать мой портрет? Наверное, возьмете за него кучу денег? Придется тебе раскошелиться, Люшес. У меня нет ни гроша.

Дэвид, прищурившись, смотрел на нее.

— Не портрет в полный рост, — отозвался он, не дожидаясь ответа Люшеса Беллингдона. — Только голову — голову Медузы.

Мойра уставилась на него.

— Медузы? Что вы имеете в виду? — Она окинула взглядом присутствующих. — Кто-нибудь знает, кто такая была эта Медуза? Лично я — нет. Никогда не интересовалась историей. В конце концов, жить приходится в настоящем времени. Не вижу смысла забивать себе голову этим вздором — кто чем прославился сотни лет тому назад.

Аннабел Скотт весело засмеялась.

— Медуза жила гораздо раньше!

— В самом деле? Тогда почему он думает, что я на нее похожа?

— Не знаю. Медуза была жрицей в храме Афины Паллады и привела туда любовника.

— О! — вырвалось у Мойры.

Аннабел с улыбкой продолжала:

— Богиня наказала ее, превратив в горгону. У горгон были лязгающие крылья и ужасные лица, но Медузе сохранили ее красивое лицо, только вместо волос у нее были змеи, а взгляд превращал людей в камень.

Мойра обдумала полученную информацию. Потом повернулась к Дэвиду.

— Вы собираетесь нарисовать мне змей вместо волос?

— Нет.

— А лязгающие крылья?

— Тоже нет. Только голову.

— Забавно, — промолвила Мойра, не меняя ни тона, ни выражения лица. — Можете начинать завтра.

Дверь открылась, и на пороге появился Хилтон. Судя по его виду, жена высказала ему все, что у нее накипело.

— Обед подан, — доложил дворецкий.

Направляясь в столовую, Люшес Беллингдон спросил у Аннабел Скотт:

— Что все это значит?

— Только то, что он хочет писать ее портрет.

— В виде Медузы?

— Да, но без змей.

— Тогда почему Медуза?

— Дорогой, если ты этого не понимаешь, я не могу тебе объяснить.

В этот момент Люшес осознавал только то, что Аннабел назвала его «дорогой». Молодые всегда обращаются так друг к другу, и это ровным счетом ничего не означает, но от Аннабел он услышал такое впервые.

Только в столовой Люшес настолько пришел в себя, что смог сказать:

— Посмотрим, что у него получится. Этот молодой человек знает свое дело.

Глава 21

После обеда в гостиной скатали ковры и устроили танцы.

Сначала Аннабел играла для молодежи на рояле, но потом Люшес Беллингдон достал граммофон с пластинками и предложил ей потанцевать. Танцевала она не хуже, чем играла.

Партнером Салли оказался Уилфрид, но он не приглашал ее, пока Мойра не пошла танцевать с Клеем Мастерсоном. «Во всяком случае, — подумала Салли, — он больше не станет делать мне предложение, а это уже что-то».

— Ты слишком сильно меня прижимаешь, — сказала она вслух.

— Что за капризы, дорогая? Я прижимаю тебя так же, как всегда. Раньше ты против этого не возражала.

— Очевидно, я страдала молча.

Уилфрид покачал головой.

— Не похоже на тебя, дорогая, — твой язык никогда тебя не подводил. Неужели ты сама этого не замечала?

— Возможно, ты прав, — засмеялась Салли.

— Мы с тобой прекрасная пара, — заметил Уилфрид.

— Ты говоришь это каждой девушке, с которой танцуешь, верно?

— Дорогая, это часть моего шарма. А шарм нельзя разделить на части — в нем все должно оставаться неразрывным, иначе из него исчезает душа… Давай переменим тему. Ты знаешь, что я собираюсь стать твоим квартирным хозяином?

— Ты?!

Он кивнул.

— Тема довольно прозаическая, но факты — чаще всего проза. Полина оставила дом мне, так что теперь я могу выселить Дэвида и сам въехать в мансарду. Тебе будет приятно видеть меня каждый день, но предупреждаю — я потребую к себе должного уважения, наряду со своевременным внесением арендной платы. Дэвид может занять мою комнату, если захочет, но я ему не советую. Миссис Ханейбл ужасно готовит.

Салли почувствовала, как ее щеки заливает краска гнева.

— Ты не можешь выселить Дэвида!

— Смотри внимательно, дорогая, и увидишь, что я могу.

«Живет художник молодой, судьбы своей не зная…» Это отчасти цитата, а отчасти мое сочинение. Когда Дэвид вернется в понедельник, его будет ожидать краткое уведомление. Кстати, ты не знаешь, он платит еженедельно, ежемесячно или ежеквартально?

Глаза Салли гневно блеснули.

— Ежеквартально. И боюсь, тебе не удастся его выселить. Шотландцы — народ предусмотрительный. Поэтому Дэвид попросил Полину подписать договор. — Сделав паузу, она добавила:

— И я тоже.

Уилфрид с упреком посмотрел на нее.

— Какой неженственный поступок! Шотландцы все одинаковы — приземленные люди, все мысли о деньгах. Ни один человек с душой истинного художника не стал бы беспокоиться о такой мелочи, как договор. Нужно постараться найти в нем лазейку. А сейчас оставим эту неприятную тему и устроим представление, которое заставит остальных позеленеть от зависти. «Танцуйте! Радость пусть границ не знает!»

Однако Клей и Мойра их перещеголяли. При всех своих недостатках танцевать Мойра умела, и Клей Мастерсон ей не уступал. Они даже не разговаривали — только летели , под музыку, словно несомые ветром. Мойра плыла, чуть откинув голову назад, светлые волосы развевались, а лицо ничего не выражало. Клей наклонился к ней и что-то произнес — она отозвалась, едва открыв рот.

К удивлению Салли, Дэвид пригласил ее на следующий танец, даже не взглянув в сторону Мойры Херн. Однако вся ее радость улетучилось, когда она поняла, что он собирается говорить с ней только о Мойре.

— Думаю, она будет хорошей моделью. Ты заметила, что Мойра умеет оставаться неподвижной? Большинство людей, особенно женщин, не в состоянии позировать не шевелясь. Если они не переминаются с ноги на ногу и не поправляют волосы, то начинают хлопать ресницами или шевелить губами. Как по-твоему, это нервное или они таким образом просто пытаются привлечь к себе внимание?

Салли невольно усмехнулась. Ей нравились серьезные рассуждения Дэвида.

— Не знаю, дорогой, — ответила она. — Если я шевелюсь, значит, мне этого хочется, или волосы растрепались и щекочут меня.

Дэвид нахмурился.

— Я уже просил не называть меня «дорогой»! Ты специально это делаешь, чтобы вывести меня из себя! Мы говорили о Мойре. Возможно, ты не обратила внимания, но она никогда не ерзает.

— Медузе и не полагается ерзать, — улыбнулась Салли. — Хотя она обращала в камень других, а не себя.

— Я понял, что она — Медуза, — задумчиво продолжал Дэвид, — как только увидел ее. Я наблюдал за ней…

— Это было трудно не заметить, — с горечью вставила Салли.

Дэвид словно не слышал ее слов:

— Сегодня я сделал пару эскизов. Но я хочу, чтобы она мне позировала. Я должен зафиксировать этот ледяной взгляд — ты знаешь, что я имею в виду.

Салли кивнула.

— Она всегда была такая: Я говорила тебе, что училась с ней в школе.

Ей хотелось добавить еще многое — например, что Мойра уже тогда была настоящей змеей, — но лучше пусть он убедиться в этом на собственном опыте.

— Понимаешь, — снова заговорил Дэвид, — Медуза ведь раньше была человеком, но потеряла человеческий облик и лишает его всякого, на кого посмотрит, не оставляя в нем ни капли тепла и сердечности. Только яд и сверкающий лед, — вот что я хочу изобразить, а не змей вместо волос.

— И ты сможешь это сделать?

— Думаю, что да. Если не потеряю это ощущение…

От слов, которые у нее вырвались в ответ, Салли не была в восторге.

— Представляю, как это понравится Мойре.

Дэвид посмотрел на нее из-под нахмуренных бровей.

— Мне наплевать, понравится ей или нет. Я хочу писать ее.

Глава 22

Было не больше девяти часов, когда Хьюберт Гэррет встал и направился к двери. Насколько могла судить мисс Силвер, он ни разу ни с кем не заговорил ни во время обеда, ни после того, как они перешли в гостиную и молодежь начала танцевать. Когда к нему обращались, он отвечал односложно и так тихо, что его с трудом можно было расслышать. Так как танцующим требовалось свободное пространство, ему волей-неволей пришлось занять место среди зрителей, собравшихся у камина. Мисс Брей сидела с вышиванием, мисс Силвер — с вязаньем, а мистер Гэррет забаррикадировался «Тайме». Уходя, он аккуратно сложил газету и оставил ее на подлокотнике кресла. Глядя ему вслед, мисс Силвер заметила, что мистер Гэррет плохо выглядит, и спросила, всегда ли он так молчалив. Ответ мисс Брей прозвучал не слишком уверенно — она упустила петлю и безуспешно пыталась подцепить ее иглой.

— Хьюберт? Право, не знаю. Он не из тех, на кого обращаешь особое внимание. Вы сказали, он выглядит больным?

— Во всяком случае, нездоровым. Эта история явилась для него страшным потрясением.

Мисс Брей наконец подцепила петлю. Нитки вокруг натянулись, весь рисунок перекосился, но это, казалось, ее не беспокоило.

— В самом деле, — рассеянно промолвила она и заговорила о другом.

В дальнем конце комнаты, где зеленые парчовые занавеси прикрывали два окна, выходящих в парк, стояли Люшес Беллингдон и Аннабел Скотт, отдыхая после танца.

Заметив, что в комнате жарко, Люшес раздвинул портьеры и открыл окно, впустив прохладный воздух. На небе светила почти полная луна. Сад за окном, днем отливавший сотнями оттенков зеленого — благодаря траве, почкам и молодым листьям, — теперь словно потускнел, как бывает во сне. Электрический свет смешивался с серебристым сиянием луны.

— Арнолд вернулся, — заговорила Аннабел.

— Почему ты так думаешь? — после паузы осведомился Люшес.

— Я видела его.

— Где?

— Он выходил с перрона на вокзале в Ледлингтоне.

— Когда?

— Пару часов назад.

— А что ты делала пару часов назад в Ледлингтоне?

— Отвозила Минни Джоунс к поезду.

— Минни Джоунс?

— Да. Она тетя Артура.

— Знаю. Что ей здесь понадобилось?

— Спроси об этом мисс Силвер. Насколько я поняла, она обнаружила бедняжку Минни в парке, лежащей без сознания. Мисс Силвер не из болтливых — она ни за что не рассказала бы мне об этом, но Минни опаздывала на поезд, поэтому мисс Силвер попросила меня отвезти ее на вокзал.

Беллингдон нахмурился.

— И все-таки — зачем она сюда приехала?

— Минни Джоунс? Мне об этом известно не больше, чем тебе. Думаю, чтобы повидать Мойру.

— Какие у тебя основания так думать? — в его голосе чувствовалось что-то вроде угрозы.

Аннабел бросила на него быстрый взгляд. Лицо Люшеса было сердитым, но его гнев не внушал ей страха.

— Для догадок оснований не требуется, — ответила она. — Неужели ты не знаешь, что между Мойрой и Артуром что-то было?

Он презрительно усмехнулся.

— С его стороны — да; любой дурак мог это заметить.

Но я никогда не думал, что Мойра…

У Аннабел было что сказать на этот счет, ношена только спросила:

— Почему вернулся Арнолд? — спросила она, — Понятия не имею.

— Сколько ты ему дал в прошлый раз?

Беллингдон пожал плечами.

— Двадцать фунтов.

— По-твоему, он их уже истратил?

— Он сказал, что они ему нужны только для того, чтобы не пойти ко дну.

— Минни Джоунс узнала его, — помолчав, сообщила Аннабел.

— Она ведь никогда его раньше не видела!

— Ошибаешься. Она видела его в Лондоне с… — Аннабел голосом обозначила цитату, — «джентльменом, который разговаривал с мистером Пеглером в галерее».

— Кто это сказал? — встрепенулся Люшес Беллингдон.

— Мисс Силвер. Минни увидела Арнолда, выходящего с перрона, и воскликнула: «Этот человек был с джентльменом, которого узнал мистер Пеглер!» Мисс Силвер спросила ее, разговаривал ли Арнолд в галерее с мистером Пеглером, а Минни ответила: «Нет, это другой человек». Лучше спроси об этом мисс Силвер. Ни она, ни Минни не знали Арнолда по имени, пока я не сказала им, кто он, но Минни и мистер Пеглер видели его с тем мужчиной, которого разыскиваешь и ты и полиция. Мисс Силвер скрытная, как устрица, но на обратном пути, узнав, что ты рассказал мне, что мисс Пейн читала по губам, она объяснила мне это. Конечно, это может значить многое, а может и вовсе ничего не значить. Неудивительно, что у Арнолда имеются сомнительные связи. Человек из галереи может оказаться случайным знакомым. Как бы то ни было, Арнолд его знает, и я думаю, полиции следует выяснить, что еще ему известно.

Дверь открылась, и в гостиную вошел Хилтон. Люшес двинулся ему навстречу, и дворецкий сообщил вполголоса:

— Здесь полицейский инспектор из Лондона, сэр. Он извиняется за беспокойство, но просит уделить ему несколько минут.

Глава 23

Салли танцевала с Уилфридом Гонтом. Ему казалось забавным — сделать ей предложение на глазах у Мойры, и попытаться вообразить, насколько увеличилось бы ее сходство с горгоной Медузой, если бы она догадалась о происходящем. Однако Салли это забавным вовсе не казалось, и меньше всего ей хотелось стать свидетелем ужасающей сцены, на которую была способна Мойра, — притом что Уилфриду, в свою очередь, меньше всего хотелось, чтобы его поймали на слове. Конечно, Салли было бы приятно чувствовать, что хоть кто-то — пусть даже не Дэвид — влюблен в нее, но Уилфрид был влюблен только в самого себя, .

— Право же, Уилфрид, — промолвила она, — тебе послужило бы хорошим уроком, если бы я ответила «да».

— Но ты ведь не собираешься этого сделать, дорогая? — Он покачал головой. — За меня может выйти только очень терпеливая женщина.

— Ну, Мойру терпеливой не назовешь, — не выдержала Салли.

— Дорогая, ты абсолютно права! — вздохнул Уилфрид.

Мойра танцевала с Клеем Мастерсоном. Оба молчали.

Дэвид Морей, поставив новую пластинку, наблюдал за ними, нахмурив брови. Мисс Силвер сидела с вязаньем у камина и слушала нескончаемый рассказ мисс Брей о свадьбе Мойры.

— Шесть подружек невесты в страшно дорогих зеленых платьях! Я бы предпочла другой цвет, но со мной, конечно, никто не посоветовался. Одна из подружек была очень неуклюжей и выглядела ужасно, но ее отец пользовался влиянием среди устроителей автогонок, и Оливер настоял, чтобы Мойра ее пригласила. Они из-за этого поссорились, но он в итоге добился своего — Оливеру всегда это удавалось, он даже Мойру мог переспорить. Мне он не нравился, но я думала, что их брак, возможно, пойдет на пользу Мойре, так как она научится уступать.

— Все зависит от того, каких именно уступок хотел от нее муж, — сдержанно заметила мисс Силвер.

В этот момент к камину подошла погреться Аннабел Скотт. Повернувшись вполоборота к огню, она обратилась к мисс Силвер:

— Люшес просил меня узнать, не могли бы вы зайти к нему в кабинет.

Это сообщение, как и прежде приход Хилтона, не удивило мисс Силвер. Сложив вязанье, она направилась в кабинет, где ее приветствовал Фрэнк Эбботт — с официальной сдержанностью, которую всегда проявлял в присутствии посторонних.

Люшес Беллингдон стоял спиной к камину и выглядел мрачным.

— Садитесь, пожалуйста, — заговорил он. — Я узнал, что вы звонили инспектору и просили его приехать сюда вечером.

Мисс Силвер опустилась на предложенный стул.

— Произошло кое-что, о чем я сочла необходимым безотлагательно известить полицию, — объяснила она. — Если бы у меня было время с вами посоветоваться, я бы это сделала. Полагаю, миссис Скотт уже сообщила вам о случившемся.

— О визите мисс Джоунс? Да.

Мисс Силвер улыбнулась.

— Тогда вы знаете, что мы едва не опоздали к обеду.

Мне казалось, вы бы не хотели, чтобы это стало темой для обсуждения.

— Вы правы. Возможно, вы расскажете мне и инспектору Эбботту, что заставило вас задержаться?

Мисс Силвер описала происшедшее с присущей ей точностью, правда упомянув о Мойре Херн лишь мельком.

— Мисс Джоунс побывала в доме, где, насколько я поняла, виделась с миссис Херн. Идя назад по подъездной аллее, она почувствовала слабость и потеряла сознание.

Хорошо, что я увидела ее, так как она лежала в кустах у обочины аллеи и ее могли найти далеко не сразу.

После этого мисс Силвер рассказала о том, как Минни узнала мужчину, выходившего с перрона на станции в Ледлингтоне, и как Аннабел Скотт опознала в нем мистера Арнолда Брея, — Давайте все уточним. — заговорил Фрэнк Эбботт. — Мисс Джоунс — приятельница мистера Пеглера, смотрителя в галерее Мастерса. Кажется, вы виделись с ним, мистер Беллингдон.

— Да, — кивнул Люшес, — Я тоже с ним разговаривал.

Он — единственная ниточка, ведущая нас к тому мужчине, который, по словам мисс Пейн, вместе с другим планировал кражу вашего ожерелья и убийство вашего секретаря. До сих пор от этого Пеглера было мало толку. Он видел этого человека, говорил с ним и рассказал ему все о мисс Пейн и об ее умении читать по губам. Очевидно, это встревожило преступника, в результате чего с мисс Пейн произошел несчастный случай — думаю, мистеру Пеглеру повезло, что с ним не случилось того же самого. Но описание, которое он нам предоставил, могло подойти практически к каждому. А теперь мисс Джоунс говорит, что он узнал этого мужчину на улице — да еще в темноте!

Мисс Силвер положила руки на сумку с вязаньем.

— Этот человек стоял под фонарем с мистером Бреем.

Они ждали светофора, чтобы перейти улицу. По словам мисс Джоунс, освещение было хорошим, а у мистера Пеглера отличная память на, лица. Мне кажется вполне возможным наличие хорошей зрительной памяти при отсутствии способностей к описанию.

— Когда это произошло? — спросил Люшес Беллингдон.

— Вчера вечером, около восьми.

— Тогда вам лучше найти Арнолда Брея, инспектор, и спросить у него, с кем он был вчера вечером.

— Мы этим займемся.

— Если вы припугнете Арнолда как следует, возможно вам удастся что-нибудь из него вытянуть, — мрачно усмехнулся Люшес. — Но никто не заставит меня поверить, что он замешан в краже ожерелья или убийстве Артура Хьюза!

Глава 24

Арнолд Брей снимал убогое жилье в меблированных комнатах. Если он и занимался противозаконной деятельностью, то заработал на этом не много. Говорил он как-то вкрадчиво, держался нервозно и вообще очень напоминал свою сестру. Фрэнк Эбботт, сопровождавший инспектора Криспа во время этого визита, подобно Люшесу Беллингдону, не мог представить себе Арнолда Брея в роли убийцы Артура Хьюза.

— Вчера вечером, мистер Брей, вы были в Путни[14] на Хай-стрит, — начал Крисп.

— А почему бы мне там не быть? — нервно осведомился Арнолд.

— Мы бы хотели знать, что вы там делали.

— У меня было одно дело.

— Не сообщите ли, какого свойства?

— Сообщу. Личного, — он отвел глаза, не выдержав сурового взгляда Криспа.

— Вас видели на Хай-стрит с неким мужчиной, которого нам бы хотелось допросить.

— Кто видел меня?

— Это не важно, мистер Брей. Под каким именем вам известен этот человек?

Арнолд занервничал еще больше.

— Слушайте, что все это значит? Я был в Путни по личному делу. Если хотите знать, подыскивал подержанный велосипед. Один тут сказал мне, что у него друг велосипед продает, и я решил сходить взглянуть. Но мне, видно, дали неверный адрес, потому что я не смог найти этот дом.

Если я с кем-то и говорил, то только с прохожими, когда пытался выяснить адрес того парня.

Даже если Арнолд и лгал, то делал это достаточно убедительно. Очевидно, ему и самому так казалось — держался он теперь куда более уверенно.

— Как зовут парня, которого вы искали? — спросил Фрэнк Эбботт.

— Робертсон — Джек Робертсон.

— А его адрес?

— С адресом вышла неувязка. Человек, который сообщил мне о парне с велосипедом, сказал, что он живет у каких-то людей на Эмден-роуд. Он не помнил их фамилию и был не очень уверен насчет номера дома: не то семьдесят девять, не то девяносто семь — что-то с семеркой и девяткой. Вот я и стал спрашивать, не знает ли кто-нибудь этого Джека Робертсона.

Крисп по-прежнему сверлил его взглядом.

— Похоже, кто-то кого-то морочит, вам не кажется?

А как звали человека, сказавшего вам, что этот Робертсон Продает велосипед?

— Боюсь, что не знаю, инспектор, — отозвался окончательно успокоившийся Арнолд. — Просто парень, с которым я разговорился в пивной.

Крисп продолжал задавать вопросы, но это ни к чему не привело. Момент, когда Арнолда Брея можно было взять на испуг, миновал. Его историю нелегко опровергнуть.

Можно не верить ему, но ведь в жизни подобное случается сплошь и рядом. В итоге разговор ни на шаг не приблизил их к человеку, за которым Полина Пейн наблюдала в галерее Мастерса.

Когда они вышли, Фрэнк Эбботт заметил;

— Он здорово напугался.

— Такие всегда пугаются при виде полиции, — буркнул Крисп.

— Вы же сами говорите, что у него не было ни одного привода.

Крисп нахмурился.

— Несколько раз он был на грани. Когда-нибудь он перейдет черту и угодит к нам в руки.

— Как насчет того, чтобы взять его под колпак? — предложил Эбботт. — Если Брей связан с человеком, которого мы ищем, то он может связаться с ним — позвонить или встретиться. Думаю, мы достаточно сильно его припугнули. Если он замешан в этом деле, то только на вторых ролях, и теперь вполне способен побежать к своему боссу.

Пожалуй, стоит попытаться проследить за ним.

Фрэнк Эбботт не ошибся — Арнолд Брей был сильно напуган. После ухода полицейских он сел и стиснул голову ладонями. На сей раз ему удалось отвертеться, но к нему могут подобраться снова — полиция это умеет. Нужно точно вспомнить, что он им говорил — если будет хоть малейшая ошибка, они поймут, что это выдумка.

Арнолд медленно вспоминал каждое свое слово. Кто-то в пивной сообщил, что в Пугни продается дешевый велосипед. И что у парня, который его продает, фамилия… да, Робертсон. Он назвал эту фамилию, потому что видел ее на фургоне торговца в Путни. Обычная фамилия с респектабельным шотландским оттенком… Но он упомянул н имя — не то Джек, не то Джо, а может, Джим…

Брей ломал голову, пока не вспомнил, что имя, которое он назвал, было все-таки Джек, так как ему пришла тогда на ум старая прибаутка «это так же верно, как то, что меня зовут Джек Робинсон». В последний момент он переделал фамилию на Робертсон. Но теперь нужно сообщить, что их видели в пятницу вечером. Больше никому из них нельзя появляться в Путни, так как там их могут узнать и сообщить полиции. Надо встретиться в другом месте и договориться насчет денег…

Вскоре Арнолд подошел к телефонной будке на привокзальной площади. Ему пришлось ждать, пока толстая краснолицая тетка наговорится вдоволь. Будка считалась звуконепроницаемой, но вещи не всегда бывают таковы, какими считаются. Если дверь закрывается неплотно, вас услышат так же, как если бы вы находились на улице.

Ожидая, пока освободится будка, Арнолд с удовлетворением убедился, что не слышит ни слова краснолицей.

Едва она вышла, он занял ее место, опустил в щель монеты, набрал номер и нажал кнопку разговора.

В трубке послышался незнакомый голос.

— Могу я поговорить с джентльменом, который живет у вас? — осведомился Арнолд.

— Сейчас узнаю, — ответил голос.

От бесконечного ожидания у Арнолда вновь разыгрались нервы. Будка казалась ему ловушкой, где каждый может на него глазеть. И зачем только он ввязался в это дело? Вроде бы оно сулило легкие деньги. От него требовалось всего лишь передать некоторые сведения, но знай он, к чему это приведет, то ни за что бы не стал за это браться! Может быть, стоило все рассказать полицейским? Арнолд услышал, как на расстоянии тридцати миль человек вошел в комнату и поднял со стола трубку.

— Алло, — произнес голос, которого он ожидал.

— Это Арнолд.

— Что вам нужно?

— Нас видели на Хай-стрит в пятницу вечером. Я подумал, что лучше вам сообщить.

— Кто?

— Не знаю.

— А вам кто об этом рассказал?

— Полиция. Они сказали, что меня видели с человеком, которого они хотят допросить.

На другом конце провода послышался смех.

— Значит, это Пеглер — мне показалось, что я видел его. Но вас-то он не знает. Интересно, как… Не надо было мне маячить в этих местах, но появился шанс на неплохую сделку, и было уже темно. Чертовски не повезло, что старик проходил мимо. Откуда вы звоните?

— Из телефонной будки у вокзала.

— Кто-нибудь следовал за вами?

Арнолда снова охватила паника.

— Нет-нет… Конечно нет…

— Интересно… — повторил его собеседник. — И что же вы рассказали полиции?

— Ничего, клянусь вам! Я сказал им, что разыскивал человека, который продавал велосипед, и не мог найти адрес… Если кто-то видел, как я с кем-то разговаривал, то значит, я просто спрашивал у прохожих, где он живет.

— Они вам поверили?

— С какой стати им мне не верить?

— Ас какой стати верить? С другой стороны, они не могут ничего доказать. Когда они спросили, с кем вы разговаривали, что вы ответили?

— Что я просто расспрашивал о человеке, который продает велосипед.

— Ну, это не так уж плохо. Теперь слушайте! Больше не звоните мне, не пишите и не задавайте никаких вопросов.

Просто оставайтесь, так сказать, в лоне семьи, и если вам представится шанс сделать то, что мы планировали, действуйте.

— Не знаю, как я смогу там оставаться.

— Придется постараться. В другом месте от вас мне нет никакой пользы.

— А если он не захочет терпеть меня в доме?

— Обратитесь за помощью к Эллен. А теперь идите — разговор окончен.

— Подождите… — начал Арнолд Брей.

— Что еще?

— Деньги… Я хочу мою долю.

— Вы ее получите. — На другом, конце провода послышался щелчок.

Арнолд повесил трубку — она была влажной, так как у него вспотела ладонь. Идти дурным путем — дело очень беспокойное.

Глава 25

— Он неважно себя чувствует, — сказала Элейн.

Во взгляде Дюшеса Беллингдона светилась мрачная усмешка.

— На этот случай существуют клиники общенациональной системы здравоохранения.

— Но Люшес…

— Прием там ежедневно. Не знаю, нужно ли платить за лекарства, но в любом случае ему должно хватить тех денег, которые я дал ему в прошлый раз.

Мисс Брей вытащила скомканный носовой платок и прижала его к глазам.

— Арнолду нужен домашний уход! Он всегда был слаб здоровьем, а теперь нас осталось только двое. Бедная мама боялась, что Арнолд не выживет. Он весил всего пять фунтов, когда родился, и доктор сказал…

Люшес Беллингдон решительно прервал поток воспоминаний.

— Судя по всему, доктор ошибся лет на пятьдесят. Что с ним теперь, с вашим Арнолдом?

— Арнолд нуждается в уходе, — повторила мисс Брей, убирая платок от покрасневших глаз. — Я могу поместить его в комнату Артура. Вещи бедняги уже вынесли, а проветрить постели нетрудно — нужна только пара грелок и огонь в камине. Ты будешь встречаться с ним только за едой.

Элейн была присуща та вязкая настырность, которая раздражает куда сильнее открытого сопротивления. Лили была точно такой же.

— Значит, здоровье позволяет ему спускаться в столовую? — язвительно осведомился Люшес.

По щекам Элейн потекли слезы. Когда она плакала, то еще больше походила на свою покойную двоюродную сестру. Лили всегда начинала плакать, когда Люшес не делал того, что ей хотелось. Она не желала отпускать мужа в Штаты и рыдала не переставая до самого его отъезда. А когда Люшес вернулся и обнаружил, что Лили в его отсутствие взяла чужого ребенка, она снова плакала, покуда он не уступил и не сказал, что Мойра может остаться. Точно так же она могла завести щенка или котенка, но поскольку она это сделала у него за спиной, а потом клещами вытащила из него согласие, Люшес в глубине души никогда ей этого не прощал. Слезы Элейн сразу напомнили ему об этом эпизоде. Внешне они с Лили не были похожи, но плакали абсолютно одинаково, невольно заставляя его ощущать себя бесчувственной скотиной.

— Ради бога, перестань реветь! — прикрикнул он на Элейн. — Если Арнолд в самом деле болен, то может пожить здесь какое-то время, но я не желаю, чтобы он тут поселился навсегда.

Поток слез моментально иссяк, сменившись горячимой изъявлениями благодарности.

— Ты так добр! Не знаю, что бы мы делали без тебя!

Даже если бы ты был нашим братом, а не только мужем бедной Лили, ты не сделал бы для нас большего! Мы так тебе признательны! Даже родные братья редко бывают так щедры и великодушны!

Люшес спешно удалился, а Элейн вскоре уже разговаривала по телефону с Арнолдом Бреем, звонившим из все той же будки у станции. Услышав вопрос брата, она заверила его, что все в порядке.

— Только постарайся как можно реже попадаться на глаза Люшесу. Он считает, что у тебя еще должны оставаться деньги… Так они у тебя остались? Я должна сообщить ему!..

Ты не хочешь? Но почему, Арнолд, — ведь это его только порадует… А-а, понимаю! Но не думаю, чтобы у тебя были шансы получить еще… Ты не должен так говорить, Арнолд!

Люшес вовсе не скуп. Не будь он бережливым, вряд ли у него было бы столько денег. Как бы то ни было, он согласился, чтобы ты пожил в «Мирфилдсе». Я поселю тебя в комнате Артура… Почему? Потому что дом переполнен.

Гости, приехавшие на уикэнд, кажется, собираются задержаться. Дэвид Морей хочет писать портрет Мойры, а у Салли Фостер отпуск — женщина, у которой она работает, позвонила ей и сказала, что едет на неделю в Париж и что Салли может располагать своим временем… Нет, Салли ничего не рассказывала, но она говорила по телефону в холле, а Люшес слышал, как она сказала: «Значит, я вам не буду нужна всю неделю», и предложил ей остаться. Так что не знаю, сколько комнат будет занято и на какой срок. К тому же приходится думать о простынях и полотенцах, которые прямо горят… Мужчинам это и в голову не приходит, и Люшесу в том числе, хотя он уже давно вдовец…

В этом месте Арнолд Брей прекратил попытки вставить слово и повесил трубку.

Глава 26

В воскресенье утром мисс Силвер посетила местную церковь. К ее удовольствию, компанию ей составили мистер Беллингдон и миссис Скотт, причем у Аннабел оказался очень красивый голос. Мисс Силвер нравились маленькие сельские церквушки, словно выросшие из деревенской почвы, — живая память об ушедшем. Внутри этой церкви находилось пышное надгробие ныне угасшего рода Мирфилдов — настенный рельеф, изображающий сэра Лукаса де Мирфилда и его жены Филиппы, преклонивших колена лицом друг к другу — он в доспехах, она в одеянии монахини. Позади сэра Лукаса стояли, склонив голову и молитвенно сложив руки, пятеро мальчиков, а позади его супруги — пятеро девочек. Казалось странным, что столь плодовитое семейство вымерло полностью, но мисс Силвер уже давно обратила внимание на этот причудливый феномен — большие семьи в следующем поколении резко уменьшаются или исчезают вовсе. К тому же с тех пор, как Лукас и Филиппа произвели на свет десятерых детей, успело смениться множество поколений. Мисс Силвер слышала, что последняя из Мирфилдов, которую тоже звали Филиппа, умерла глубокой старухой во время Первой мировой войны. Отбросив эти мысли как неподобающие, она постаралась думать о вещах более возвышенного свойства.

Женщина средних лет в шляпе, напоминающей ту, которая красовалась на голове у самой мисс Силвер, играла на органе прелюд, явно находящийся за пределами ее исполнительских возможностей. Куцая занавеска, на которой не хватало кольца, позволяла время от времени видеть в профиль ее лицо, красное от напряжения. Наконец музыка смолкла, Аннабел Скотт расслабилась, а старик священник с мягким, но звучным голосом объявил тему утренней проповеди:

— «И когда беззаконник обратился от беззакония своего и стал творить суд и правду, он будет за то жив»[15].

Мисс Силвер подумала, что всегда есть время вернуться и раскаяться.

Остальные в церковь не пошли. Впрочем, Салли собиралась пойти, но, когда Мойра посмотрела на нее и сказала: «Ты, наверное, пойдешь в церковь», что-то заставило ее ответить «нет», а потом отступать было уже поздно. Вообще-то, пойти было можно — Мойра и Дэвид с утра куда-то исчезли, а Уилфрид увивался вокруг нее, как назойливая муха. Когда Салли сказала ему это, он явно остался доволен.

В течение дня не происходило ровным счетом ничего, только бесконечно нарастало раздражение и скука. Если с утра Саллли себе не понравилась, то к вечеру она уже видеть себя не могла. Дэвида все не было, Мойра тоже куда-то пропала. Мисс Брей выглядела так, словно проплакала несколько часов. Ее брат Арнолд прибыл перед ленчем на велосипеде с чемоданом. Салли, которой уже приходилось с ним встречаться, не надеялась, что он внесет в атмосферу хоть какое-то оживление. Хватало и одной мисс Брей, а Арнолд, увы, походил на свою сестру не только неопределенно русой мастью, но и речью, где словно не было ни начала, ни конца. Конечно имелись и различия: в облике Элейн, к ее чести, не было ничего скользкого — в отличие от братца. К счастью, Арнолд почти сразу же удалился в свою комнату — Элейн объяснила, что ему нужен отдых.

Салли не знала, куда себя деть. Мисс Силвер беседовала с Элейн. Люшес и Аннабел уехали куда-то на машине.

Уилфрид продолжал липнуть к ней, — хотелось его прибить. Если бы он молчал, его еще можно было бы вытерпеть. Но молчать Уилфрид не умел.

— Давай смешаем наши слезы, дорогая. Нас обоих бросили: тебя — Дэвид, а меня — Мойра. Все мои надежды на двадцать тысяч фунтов в год отправились коту под хвост! Давай же поплачем друг у друга на плече!

— Плачь на здоровье, — неосторожно ответила Салли, — но с чего ты взял, что и мне хочется плакать?

— У меня чуткая натура. Малейшую боль, которую испытывает объект моей любви, я ощущаю, как свою собственную.

— А мне казалось, что объект твоей любви — Мойра.

— — Дорогая, я никогда этого не говорил. Боль, которую испытываешь при потере двадцати тысяч в год, совсем другого свойства — куда более земного. Разве я скрывал от тебя мое корыстолюбие?

— Нет. Тебе было бы нелегко это сделать.

Уилфрид послал ей воздушный поцелуй.

— Ты не знаешь, на что я способен, если постараюсь.

— Завтра я уеду с первым же поездом! — сердито сказала Салли. — Не знаю, почему я согласилась остаться!

— Это очевидно, дорогая, — ты хотела присмотреть за Дэвидом. Полагаю, тебе известно, что он поехал в город за своими причиндалами для живописи?

Это даже не приходило ей в голову.

— Правда?

Уилфрид кивнул.

— Чтобы утречком на свежую голову начать писать Медузу. Вероятно, это идея Мойры — позировать в Северной сторожке. Там уютно и можно уединиться — сторожка пустует много лет, но Люшес позволил покойному Ходжесу — кстати, неплохому художнику — устроить при ней студию с северным освещением. Как видишь, в мышеловке имеется сыр. — Его глаза злорадно блеснули.

— Разве это мышеловка? — спросила Салли, вновь позабыв об осторожности.

Уилфрид поднял брови.

— Дорогая, не будь ребенком!

Салли с ненавистью посмотрела на него и выбежала из комнаты.

Этого тоже не следовало делать. Двадцать два года Салли Фостер мирно уживалась сама с собой, но сейчас впервые в жизни она не находила для себя доброго слова. У нее нет ни гордости, ни чувства собственного достоинства. Так себя выдать — да еще Уилфриду! А самое главное — ее-то почему это волнует? Если Дэвид собирается завести грязную интрижку с Мойрой, то это их дело. Как говорится, совет да любовь!

Но Салли была не в состоянии сохранять безразличие, если бы даже захотела. Мойра — сущая змея, а змеиный яд опасен. Мысль о том, что Дэвиду могут причинить боль, была для Салли мучительной. Выглянув из окна своей комнаты, она увидела, что небо покрыто черными тучами.

Салли повязала голову косынкой. Ей хотелось поскорее выйти на воздух, вон из этого дома — и будь что будет, пусть ливень промочит ее до нитки, пусть разразится гроза или буря — ей все равно. Главное — выскользнуть из дому незаметно. Салли вышла через боковую дверь, по тропинке выбралась сквозь кустарник на подъездную аллею и сразу почувствовала душевный подъем. Ощущение бегства приятно щекотало нервы.

Но это была не та аллея, которая вела в деревню. Что ж, тем лучше — здесь она вряд ли кого-нибудь встретит.

«Эта аллея ведет к Северной сторожке», — подсказал ей внутренний голос. «Но я ведь этого не знаю», — мысленно возразила она. «Не знаешь, но надеешься», — отозвался голос.

Куда бы ни вела эта аллея, по ней ходили явно реже, чем по другой. Ветви деревьев по обеим сторонам почти смыкались наверху, а живая изгородь вдоль обочины разрослась и одичала. Раньше, до войны, в «Мирфилдсе» было пять садовников, но сейчас остались только Доналд — старик, ни шатко ни валко ковыряющийся в оранжереях — и два парня, со дня на день ожидавшие призыва на военную службу. Дорога становилась все уже, а кусты все гуще.

Впереди появилась калитка, а справа от нее виднелась сторожка, почти полностью скрытая деревьями. Конечно Салли не знала, что это именно Северная сторожка, но у нее не было в этом сомнений. Толкнув скрипучую калитку, она прошла по заросшей мхом тропинке к двери. По обе ее стороны находилось по окну, но ставни были закрыты.

Каменные ступени крыльца тоже были скользкими от мха.

Если сторожка пустовала много лет, как говорил Уилфрид, то ее, возможно, убирали в последний раз еще до войны. Под деревьями было совсем темно. Салли протянула руку к ржавому дверному молотку.

Внезапно полыхнула молния, за которой последовал удар грома. Почти в тот же момент хлынул такой ливень, что козырек над дверью, под которым стояла Салли, едва ли мог защитить. Она прижалась к двери, и та неожиданно подалась. Внутри была кромешная тьма. Впрочем, если сторожка в самом деле пустовала, то зажечь в ней свет было некому. При очередной вспышке молнии Салли разглядела узкий коридор с дверями на обе стороны и еще одной дверью в торце. Пол покрывал стертый линолеум. Все двери были закрыты. Шагнув в коридор, Салли снова оказалась в темноте.

Если это Северная сторожка и она пустует, то почему входную дверь оставили открытой? Салли собралась был" окликнуть — есть тут кто-нибудь! — но молния сверкнула в третий, раз, и дверь в конце коридора медленно открылась.

Глава 27

Снова загрохотал гром. Двери не открываются сами, собой, подумала Салли. Значит, в сторожке кто-то есть.

Молния вспыхнула опять, и на мгновение стало светло как днем. Салли увидела идущего ей навстречу Дэвида Морея, который сердито хмурился, глядя на нее. «Он так смотрит, словно ненавидит меня!» — мелькнуло в голове у Салли.

Подойдя к ней, Дэвид громко спросил, стараясь перекричать рев бури:

— Что ты здесь делаешь?

Он положил руки на плечи Салли и склонялся к ее уху, иначе бы она его не услышала. Дождь колотил по крыше у них над головами. Они стояли совсем близко друг от друга, но их разделял гнев.

— На улице гроза, — сердито отозвалась Салли. — Очевидно, ты ее не заметил.

Молния снова озарила коридор голубым сполохом. Дэвид протянул руку поверх плеча Салли и закрыл входную дверь, потом взял ее за руку и повел по коридору. Она слышала обрывки его фразы — насчет того, что он пока еще не оглох.

— Раз уж ты пришла, взгляни, что здесь творится. Не знаю, что мне с этим делать.

Они вошли в комнату, откуда только что вышел Дэвид.

Это оказалась кухня. Здесь было достаточно света, чтобы разглядеть деревянный стол, пару стульев и плиту. В дальнем углу стоял посудный шкаф, а пол также был, покрыт линолеумом. Следующая вспышка молнии была не такой яркой, и гром прозвучал тише. К кухне примыкала крошечная буфетная с дверью на улицу. Оттуда дорожка, по каменным плиткам которой барабанил дождь, вела к большому темному строению — очевидно, студии, сооруженной покойным Ходжесом. Дэвид снова взял Салли за руку.

Поняв, что он собирается вывести ее под дождь, она крикнула, перекрывая шум:

— Нет, Дэвид!

По-видимому, его голос звучал громче, так как Салли четко расслышала, как он переспросил:

— Что?

— Я… не… выйду… под… дождь, — заявила Салли, делая большие промежутки между словами.

На сей раз Дэвид, очевидно, понял, так как он наклонился к ее уху и крикнул.

— Тут всего несколько шагов! Пошли!

Обняв Салли за талию, он приподнял ее и быстро перенес по дорожке в открытую дверь напротив.

— Ну, вот и все! — Дэвид опустил Салли на пол. — Здесь опять сухо.

— Но я промокла!

— Не может быть — ты пробыла под дождем одну секунду. Не понимаю, почему ты не взяла плащ.

— Я не знала, что будет гроза.

Он задумчиво посмотрел на нее.

— Как ты вообще здесь оказалась? Ты ведь не могла знать, что я приду сюда.

— Конечно не могла!

Ливень ослабел, а может быть, крыша тут не так гремела. Во всяком случае, слышно тут было куда лучше.

— Не могла, потому что я сам этого не знал, — сказал Дэвид, не замечая возмущения в голосе Салли. — Мне показалось, что разумнее будет сразу принести сюда все вещи, поэтому я вышел из автобуса на углу. Но теперь я не уверен, что из этого будет толк.

— Почему? — спросила Салли.

Они плохо видели друг друга, хоти здесь было не так темно, как в сторожке. На фоне двух огромных окон их фигуры казались тенями — тень Дэвида, тень Салли. Ей, впрочем, не нужен был свет, чтобы понять, что Дэвид опять хмурится.

— Как тебе сказать… Освещение и правда хорошее…

— Дорогой, да здесь же темно, как в подполе! — не удержалась Салли.

— Это сейчас, — объяснил Дэвид. — Естественно, я приходил сюда утром.

— Еще бы! Вместе с Мойрой?

— Почему бы и нет?

— Ты собираешься писать ее здесь, не так ли?

— Даже не знаю, — уныло проговорил Дэвид.

— Не знаешь, будешь ли ты писать ее портрет?

— Конечно буду! — сердито отозвался он. — Но не знаю, стоит ли делать это здесь. Место… немного отдаленное.

Салли злорадно подумала, что Дэвид осведомлен о мышеловке из метафоры Уилфрида. Возможно, ему хотелось сыру, но шотландская осторожность брала свое.

— Но, дорогой, разве ты не этого хотел? — промурлыкала она. — Сюда никто не будет заходить, чтобы взглянуть, как у тебя продвигаются дела с… с Медузой. Что еще тебе нужно?

Дэвид стиснул ее запястье.

— Прекрати!

— Прекратить что? — спросила Салли.

— Твои намеки! Как будто я только того и хочу, чтобы остаться наедине с этой чертовой куклой! Не надо мне этого! Я хочу только написать картину, и написать хорошо, черт меня дери! И ты будешь при этом присутствовать!

— Это еще зачем?

— Ты будешь приходить на все сеансы и следить, чтобы Мойра не откалывала свои номера.

— Дуэньи вышли из моды, дорогой! — засмеялась Салли. — Кроме того, я не гожусь на эту роль. Могу себе представить чувства Мойры!

Дэвид еще сильнее сжал ее запястье.

— Тебе очень важны ее чувства?

— А тебе? — усмехнулась Салли.

Дэвид отбросил ее руку с такой яростью, что она вскрикнула.

— В чем дело?

— Ты мне чуть запястье не сломал!

— Не смей так говорить. Тебе хорошо известно…

Он умолк. Казалось, будто они подошли к краю обрыва и если сделают еще один шаг, то свалятся в пропасть. Салли хотела спросить, что именно ей должно быть известно, но не могла вымолвить ни слова.

Дэвид прошел мимо нее к двери.

— Нам лучше вернуться.

Салли не двинулась с места. В голове у нее словно вспыхнули свечи, огромные, сияющие как звезды. И вдруг оказалось, что найти простые слова совсем нетрудно.

— Я не хочу промокнуть.

Но и Дэвид, как выяснилось, тоже не лез за словом в карман.

— Дождь уже кончился.

Салли подошла к нему и выглянула наружу. С карнизов сторожки ручьями стекала вода, но дождя больше не было.

Дэвид быстро перенес ее по каменным плиткам, потом вернулся запереть дверь студии.

— Утром перетащу вещи в дом, — сказал он. — Лучше работать там.

Они прошли через кухню и открыли дверь в коридор.

Там было по-прежнему темно, но блеснувший на мгновение огонек свидетельствовал, что дверь справа приоткрыта. Кто-то в комнате за дверью, возможно, воспользовался зажигалкой, чиркнул спичкой или включил фонарик. Салли вцепилась в руку Дэвида, но прежде чем они успели произнести хоть слово, в комнате справа раздался смех. Ни один человек, слышавший этот смех раньше, не мог не узнать его. Он принадлежал Мойре Херн, и при мысли о том, что Мойра застанет ее в темноте с Дэвидом, Салли задрожала от ярости. Достаточно хорошо зная Мойру, Салли прекрасно понимала, какие выводы она из этого сделает. Поделом ей за то, что согласилась приехать в «Мирфилдс»! С другой стороны, это слабое утешение — знать, что сама напросилась на неприятности и получила их в полной мере. Хорошо, что Дэвиду хватило ума придержать язык и не окликать Мойру!

Быстро закрыв дверь в коридор, Салли потянула Дэвида за руку, намереваясь пройти через буфетную, чтобы выйти наружу через заднюю дверь. Если они обойдут вокруг сторожки и выберутся на аллею, им удастся ускользнуть незаметно. Но Дэвид принадлежал к той породе мужчин, которые громко спрашивают у жены, почему она ущипнула его или наступила на ногу, когда та пытается ему на что-то намекнуть.

— Куда ты меня тащишь? — осведомился он, несомненно, считая, что говорит шепотом.

— Ш-ш! — прошипела Салли. Кто-то распахнул дверь справа и остановился в проеме. Это была Мойра Херн — трудно было не узнать ее монотонный тягучий голос, когда она обратилась к кому-то, стоящему позади нее в темной комнате. Салли знала, что там темно, так как, еще подходя к сторожке, заметила, что ставни закрыты.

— Ты абсолютно уверен, что его доставят завтра? — осведомилась Мойра. — потому что я не стану продолжать, пока этого не произойдет.

В ответ послышалось невнятное бормотание мужского голоса.

— Ну, я тебя предупредила, — продолжала Мойра. — Что касается Дэвида, то тебе не о чем беспокоиться. Я могу все устроить. Просто скажу ему, что это место не подходит. Пойдем, а то я опоздаю!

Она вышла из сторожки. Мужчина последовал за ней.

Они не видели его и не слышали его ответа. Входная дверь закрылась.

Салли и Дэвид, стоя на каменных плитках дорожки, слышали, как Мойра и ее спутник направляются к калитке и выходят на аллею. Очевидно, там их ждала машина, так как через пару минут раздалось урчание мотора.

Некоторое время они не двигались с места, — ведь Мойра могла проводить мужчину и вернуться.

— Можно идти — она уехала с ним, — сказал наконец Дэвид. Закрыв за собой скрипучую калитку, они зашагали по подъездной аллее. Только когда впереди показались освещенные окна дома, Салли заметила:

— Ты начал о чем-то говорить в сторожке, Дэвид, но не закончил.

— Разве?

— Да. Ты сказал, чтобы я не смела говорить таких вещей.

— Понятия не имею, о чем ты, — проворчал он.

Салли рассмеялась.

— Дорогой, ты отлично все понимаешь. Тебе придется сказать правду, потому что ты не умеешь лгать. Я заметила, что Мойре не понравится, если я приду наблюдать за ее позированием. А ты спросил: «Тебе очень важны ее чувства?»

А я тогда спросила: «А тебе?» Но ты чуть не сломал мне запястье и заявил, что мне что-то хорошо известно. Я хочу, чтобы ты объяснил мне, что именно.

Наступило молчание. Оба явно не собирались его нарушать.

Салли взяла Дэвида под руку. Он не отстранился, что уже было хорошо, но взрыв мог произойти в любой момент. Она вытерла мокрую щеку о грубую ткань его рукава.

— Скажи мне, Дэвид…

Он схватил ее за руку.

— Ты отлично знаешь, что я хотел сказать и почему промолчал! Я скажу тебе, когда буду в состоянии это сделать, но не раньше!

Салли хотелось смеяться, плакать, а больше всего — дать Дэвиду звонкую пощечину. Беда в том, что пощечину можно влепить только экспромтом — а стоит задуматься, и воспитание не позволит вам совершить столь эксцентричный поступок. Ну, если приходиться быть благовоспитанной, то можно, по крайней мере, успокоить бурю.

— Какой ты свирепый, дорогой! — улыбнулась Салли. — И сам не замечаешь, что делаешь мне больно. Нам лучше поспешить, иначе мы не успеем переодеться, и Элейн поднимет шум.

Глава 28

Мисс Брей действительно подняла шум, но не из-за них.

Люшес Беллингдон позвонил и сказал, что его машина сломалась в Эмберли, в пятнадцати милях от «Мирфилдса», поэтому они с Аннабел опоздают.

— Люшес сказал, чтобы их не ждали к обеду, так как они поедят там, а я ответила, что не важно, когда они вернутся, потому что в воскресенье у прислуги выходной и все равно придется есть холодное. Но он заявил, что они пообедают в Эмберли, и повесил трубку. Не понимаю, почему автомобиль сломался.

— А вы как думаете, мисс Брей? — с нотками злорадства в голосе осведомился Уилфрид. — Это самая старая уловка в мире. Все лучшие машины обучены ломаться, когда нужно хозяину.

Элейн посмотрела на него сначала озадаченно, а затем сердито.

— Не знаю, что вы имеете в виду. Но раз Люшес сказал, чтобы мы их не ждали, нам надо спуститься в столовую.

Мойра появилась, когда остальные уже сели за стол.

Она успела переодеться в светло-зеленую домашнюю куртку и накраситься. Услышав, что Люшес и Аннабел застряли в Эмберли, Мойра подняла брови, опустилась на стул и, назвав Дэвида «миленьким», заметила, что холодный обед в воскресенье — это «викторианский пережиток» и слишком большая гадость, чтобы его есть, однако, раз уж на то пошло, он может положить ей немного салата с курицей. Выполняя просьбу, Дэвид подумал, что она, должно быть; приехала на том самом автомобиле, чей мотор они с Салли слышали.

Заметив его отстраненный взгляд, она обратила на него свой небрежный взор.

— О чем мы задумались? Плачу пенни за вашу мысль, а если она хорошая, то и двух не жалко.

Все сами накладывали себе в тарелки. Дэвид принес и поставил перед Мойрой блюдо с салатом.

— Вряд ли, — отозвался он. — Я всего лишь думал о том, много ли времени вам понадобилось, чтобы переодеться.

— Сто лет, — усмехнулась Мойра и добавила тем же тоном:

— Между прочим. Северная сторожка слишком далеко отсюда. Лучше я буду позировать в доме. Есть прекрасное помещение на чердаке…

— Нет, Мойра, только не на чердаке! — запротестовала Элейн.

— Почему?

— Там страшно пыльно, дорогая, и ужасный беспорядок!

— Сойдет, — небрежно отмахнулась Мойра и снова обратилась к Дэвиду, который вернулся на свое место с другой стороны стола. — Вы привезли ваше снаряжение?

Разговор показался Салли любопытным. Сначала Мойра была захвачена идеей позировать в Северной сторожке, а теперь внезапно отказалась от нее — безусловно потому, что так велел ей мужчина, с которым она там встретилась.

Что касается его мотивов, то их могло быть два. Либо он хотел сохранить сторожку для личных встреч с Мойрой, либо ему причиняла страдания мысль, что она будет встречаться там с кем-то еще. Но как бы то ни было, Мойра выглядела абсолютно равнодушной.

Люшес и Аннабел прибыли очень поздно. На все вопросы Беллингдон ответил только, что они пообедали и что автомобиль им пришлось оставить в Эмберли и взять напрокат машину, чтобы вернуться домой. Однако мисс Силвер ему, очевидно, было что рассказать. Легкое прикосновение к ее руке означало, что Люшес хочет побеседовать с ней наедине, и вскоре она последовала за ним в кабинет.

Беллингдон стоял спиной к ней, глядя в окно. Услышав звук закрываемой двери, он обернулся и двинулся навстречу мисс Силвер. Та сразу обратила внимание на необычайно суровое и напряженное выражение его лица.

— Кто-то поработал над моей машиной, — сообщил Люшес без предисловий.

Мисс Силвер не проявила удивления.

— Давайте сядем, мистер Беллингдон, — спокойно предложила она.

Казалось, ему плеснули в лицо холодной водой. Столь сдержанная реакция явно рассердила Люшеса, но он достаточно владел собой, чтобы пододвинуть стул мисс Силвер и сесть самому.

Мисс Силвер задумчиво посмотрела на него.

— У вас есть основания полагать, что поломка вашего автомобиля была неслучайной?

— Я это знаю. На крутом спуске с холма неподалеку от Эмберли у машины отвалилось колесо. К счастью, мы уже почти достигли подножия. Если бы это случилось чуть раньше, мы бы могли разбиться насмерть. На спуске два крутых поворота прямо над обрывом. Нам повезло — мы врезались в насыпь и пострадал только автомобиль.

— И вы уверены, что аварию подстроили?

— Абсолютно уверен, хотя не могу этого доказать.

— Как, по-вашему, это сделали?

— Любой, у кого есть гаечный ключ, мог ослабить гайки. Полагаю, вы видели, как меняют колесо — сделать это было так же просто. — Люшес хмыкнул. — Отвинтить колесо мог даже Паркер. Хотя он уже пятнадцать лет водит мой автомобиль и заботится о нем, его, возможно, обуяло внезапное желание убить меня. Правда, желание должно быть очень сильным, потому что, как бы Паркер ни относился ко мне, машину он обожает, а ей здорово досталось.

Небрежности с его стороны я никогда не замечал. И это никак не могло произойти на станции техобслуживания, так как мы даже рядом с ней не были, а если бы и были, то Паркер все бы проверил сам — он не слишком доверяет механикам.

Хотя многое из этого было для мисс Силвер китайской грамотой, она кивала с понимающим видом.

— Разумеется, я не подозреваю Паркера, — продолжал Беллингдон. — У меня нет доказательств, но я уверен, что кто-то покушался на мою жизнь. И… — добавил он после паузы, — на жизнь Аннабел.

— Вас в самом деле спасло чудо.

Люшес встал и подошел к письменному столу. Постояв там несколько секунд, он повернулся и спросил:

— Кажется, вас не удивляет, что меня пытались убить?

— Нет, мистер Беллингдон.

— Почему?

— Я боялась, что такое может произойти.

Повторное «почему?» прозвучало еще резче.

— Потому что я не уверена, что одна попытка сделать это уже не была предпринята.

— О чем вы?

— Вам никогда не приходило в голову, что тот, кто вызвал у мистера Гэррета приступ астмы, мог с полным основанием предполагать, что в случае болезни вашего секретаря вы сами поедете за ожерельем?

Он нахмурился.

— Но ведь застрелили Артура Хьюза.

— Я никогда не верила, что убить намеревались именно его.

— Тогда почему его застрелили?

— Ожерелье в любом случае выглядело заманчивой добычей, и тот, кто взял его, не мог рисковать, чтобы его узнали. Но мне всегда казалось, что кража ожерелья была задумана как прикрытие более страшного преступления.

Люшес невесело усмехнулся.

— Можете сказать напрямик, что кто-то хочет меня убить. Вы ведь это имеете в виду?

— Да, мистер Беллингдон.

— Тогда довольно экивоков. Итак, кража ожерелья была прикрытием, а убить должны были меня. Возможно, вы в состоянии объяснить почему?

— Мотив, безусловно, играет важную роль. Если отбросить случаи, когда к фатальному результату приводит внезапный порыв, и сосредоточиться на преднамеренном убийстве, то для этого преступления существуют три основных мотива — любовь, ненависть и алчность. Я использую слово «любовь» в том смысле, в каком его использовал бы убийца, а не в том, в каком я его понимаю. Возможно, мне следовало бы сказать «ревность», так как речь идет о том, что французы называют crime passionnel[16].

На губах Люшеса вновь мелькнула усмешка.

— По-моему, этот мотив можно смело отбросить. И я не могу представить себе кого-нибудь, кто ненавидит меня достаточно сильно, чтобы убить. Во всяком случае… — Он оборвал фразу.

— Остается третий мотив, — сказала мисс Силвер, не дождавшись продолжения. — Вы обладаете огромным состоянием.

Наступила тишина. Повернувшись к столу, Беллингдон поправил подставку для карандашей, передвинул кусок сургуча и карандаш, потом снова посмотрел на мисс Силвер.

— Что вы имеете в виду?

— Кто выигрывает от вашей смерти в финансовом отношении?

— Достаточно много людей. — Внезапно его голос и поведение изменились — казалось, он больше не в силах скрывать растущее эмоциональное напряжение. — Говорите прямо! Я терпеть не могу намеки, а вы зашли слишком далеко, чтобы отступать. Если вы кого-то подозреваете, то скажите, кого именно, а если собираетесь выдвинуть обвинение, то делайте это!

Мисс Силвер хранила полнейшее спокойствие.

— Я спросила вас, мистер Беллингдон, кому принесет выгоду ваша смерть. Вы не ответили на мой вопрос, но я готова быть с вами откровенной. Если миссис Херн получает основную часть наследства по вашему завещанию, мне кажется, вам следует подумать, не является ли она участницей определенного плана…

— Какого еще плана? — прервал Люшес, окончательно потеряв самообладание. — Вечно вы недоговариваете! Вы обвиняете Мойру в попытке убить меня?

Мисс Силвер укоризненно кашлянула.

— Это не входило в мои намерения. Если миссис Херн — ваша наследница, это могло послужить мотивом для человека, считающего, что она согласится разделить с ним наследство.

— Будущий зять обычно предпочитает ждать естественного развития событий. Не знаю, кого из молодых людей Мойры вы считаете способным рискнуть отправиться на виселицу ради того, чтобы подстегнуть их. Такое происходит в мелодрамах, а не в реальной жизни.

Мисс Силвер печально вздохнула.

— Вы можете открыть газету, чтобы не найти в ней материала для мелодрамы? Алчность, как и похоть, не ведает жалости.

— Все это просто нелепо, — более спокойно произнес Люшес. — Начнем с того, что ваш гипотетический убийца должен быть полностью уверен в Мойре, чтобы рисковать своей шеей. Насколько я вижу, здесь нет никого, кто бы мог этим похвастаться: мужчины вьются вокруг Мойры, а она забавляется, играя с ними в кошки-мышки, но после смерти ее мужа не было и намека на что-нибудь серьезное, во всяком случае, со стороны Мойры.

Мисс Силвер могла бы возразить, что Беллингдон просто сам себя уговаривает, спорит с собственными страхами и сомнениями, но предпочла промолчать. Неловкая пауза затягивалась, наконец он, не выдержав, с усилием произнес:

— Вам что, больше нечего сказать?

— Мистер Беллингдон, мы имеем дело с фактами, а не с фантазиями. Могу я напомнить вам некоторые из них?

Существовал план похитить ваше ожерелье. Этот план предполагал убийство того, в чьем распоряжении ожерелье будет находиться. У мистера Гэррета, который должен был доставить его из банка, внезапно случился приступ астмы — по-моему, спровоцированный намеренно. Наиболее вероятным человеком, который мог занять его место, были вы, Человек, который занял место мистера Гэррета, был убит.

План мог быть задуман и осуществлен только лицом, находящимся в непосредственном контакте с вашей семьей.

Это что касается первого преступления. Перейдем к попытке второго. В данном случае жертвой должны были стать не только вы, но и миссис Скотт. Следует ли пренебрегать возможностью новых покушений, в том числе и на ее жизнь?

— Не следует. Она должна уехать.

— И вы думаете, она согласится?

— Нет.

— У вашей машины отвинтили колесо, и вы чудом спаслись. Причем избежали страшной аварии — ведь колесо отвалилось на крутом спуске с холма.

— Да.

— Тогда возникает вопрос, мог ли тот, кто испортил машину, рассчитывать на то, что вы поедете вниз с этого холма.

— Вы правы.

— Могу я спросить, планировали ли вы ваш маршрут заранее и знали ли о нем другие?

— Знали. Я упоминал о поездке в гостиной, перед самым ленчем. По-моему, вас там не было.

— А кто именно при этом присутствовал?

— Думаю, все, кроме вас, — Элейн, Хьюберт, Арнолд Боей, Салли Фостер, молодой Морей, Мойра, Уилфрид Гонт, Аннабел…

— Как видите, картина та же самая. Любой мог испортить машину, но только несколько человек знали, что вы поедете вниз с этого опасного холма.

Беллингдон подошел к окну, раздвинул занавеси и распахнул рамы. Ветер стих, и небо очистилось. В воздухе ощущался запах сырой земли и слабый аромат розмарина, росшего под окном. В детстве Люшес отличался буйным нравом. С годами он научился его обуздывать, подчиняя разуму. Ярость смирилась, став слугой рассудка, но сегодня, казалось, она вот-вот порвет свои путы. Стоя у окна, Беллингдон вновь укрощал этого бешеного зверя.

Когда он вернулся к столу, было видно, что человек совладал с собой. Он заговорил серьезным и решительным тоном:

— Мисс Силвер, я предложил вам заняться этим делом, и вы согласились. У вас сформировалось определенное мнение, и вы вправе выражать его. Я пригласил вас сюда и разрешил действовать свободно. Теперь я должен решить, стоит ли мне продлевать наш договор. В случае положительного решения, какой вы бы дали мне совет?

— Я уверена, что вам грозит опасность, — ответила мисс Силвер. — И судя по тому, что покушение на вашу жизнь произошло так скоро после убийства мистера Хьюза, и по тому, насколько безжалостным было это убийство, — опасность весьма серьезная. При таких обстоятельствах я бы посоветовала вам защитить себя, объявив, что вы сделали важные изменения в вашем завещании.

Он бросил на нее резкий взгляд.

— Кто рассказал вам о моих планах?

Мисс Силвер улыбнулась.

— Никто, мистер Беллингдон. Просто мне это показалось разумным.

— А если бы я объявил, что только намереваюсь изменить завещание?

— Я бы сочла это в высшей степени неразумным.

— Почему?

— Едва ли есть необходимость объяснять вам это, — снисходительным тоном промолвила она.

— Вы снова правы. Тем не менее я собираюсь это сделать. Узнав об этом, гипотетический джентльмен, которого вы подозреваете в желании убить меня, должен будет выполнить свою работу до того, как я изменю завещание.

— Вы идете на страшный риск.

— Предпочитаю рискнуть. Я нетерпеливый человек и не люблю сидеть в ожидании событий. Если произойдет новое покушение, это может предоставить нам нужные доказательства. От истории с автомобилем в этом смысле мало толку. Гараж переделан из каретного сарая. Паркер живет над ним. Он холостяк и проводит воскресенья с родственниками в Ледлингтоне. Гараж открыт весь день. Там стоят также машины Мойры и Аннабел. — Так как мисс Силвер молчала, он заговорил снова:

— Я изложил вам мой план.

Вы согласны остаться и довести дело до конца?

— А вы этого хотите?

Как ни странно, Люшес хотел этого, несмотря на то что мисс Силвер удалось то, что мало кому удавалось — вывести его из себя.

Ответив утвердительно, Беллингдон выслушал ее согласие с неожиданным чувством облегчения. Мисс Силвер встала и направилась к двери, но он догнал ее. Ему внезапно захотелось рассказать о своей тревоге за Аннабел и спросить, как обеспечить ее безопасность, но мисс Силвер опередила его. У самого порога она повернулась и сказала:

— Вы беспокоитесь за миссис Скотт.

— По-вашему, у меня нет для этого оснований?

— Думаю, что есть.

— Я умолял ее уехать, но она не желает даже слышать об этом. Единственное, что мне не нравится в моем плане — это то, что если я объявлю об изменении завещания, могут подумать… — он не договорил.

— Да, — кивнула мисс Силвер. — Когда я упомянула об интересе миссис Херн к вашему завещанию, вы рассердились и попросили меня говорить откровенно. Только что вы признали, что объявление о предстоящих изменениях в вашем завещании может повлечь за собой еще одно покушение на вашу жизнь и на жизнь миссис Скотт. Это подразумевает причастность к покушению миссис Херн или кого-то, непосредственно заинтересованного в ее наследстве.

— Мисс Силвер…

— Пожалуйста, разрешите мне продолжить. Вы сказали, что у нее много поклонников, но она не принимает всерьез никого из них и никто не может быть настолько уверен в ее чувствах, чтобы так рисковать. Я с вами согласна. Мне кажется, что только законное право на долю миссис Херн может явиться достаточно веским мотивом.

— Законное право? — переспросил Люшес.

— Мистер Беллингдон, вы вполне уверены, что муж миссис Херн мертв?

Они стояли, глядя друг на друга. Мисс Силвер видела, как удивление на лице Беллингдона сменилось гневом и чем-то еще, относительно чего она не была уверена. Ей казалось, что страх чужд его натуре, — значит, это настороженность.

— На этот счет никогда не было ни малейших сомнений, — заговорил Люшес. — Оливер Херн разбился на горной дороге. Он был один, и машина сгорела. Тело нашли сильно обезображенным, но его опознали Мойра и механик. Были обнаружены кольцо с печатью и портсигар Оливера. Не понимаю, как вам пришла в голову такая невероятная идея.

— Вы сами согласились, что гипотетический убийца, которого мы обсуждали, должен быть уверен в своих притязаниях и в миссис Херн — для того чтобы эти притязания стали мотивом покушения на вашу жизнь. Из того, что вы и другие рассказывали мне о мистере Херне, у меня создалось впечатление, что он был бесшабашным молодым человеком, любителем острых ощущений, не слишком разборчивым в средствах. Такой человек вполне подходит на роль того, кто стоял за недавними событиями, а право на супружескую долю наследства миссис Херн при подобном складе характера могло стать необоримым искушением.

— Боюсь, у вас слишком разыгралось воображение! — сердито сказал Беллингдон. — Брак Мойры оказался в точности таким, как я предсказывал. Оливер тратил ее деньги, и они постоянно ссорились. Все ее чувства к нему испарились, и они были на грани развода. Могу заверить вас, что Оливер Херн не вернется из могилы, чтобы причинять нам неприятности.

Глава 29

Посылка прибыла с первой почтой в понедельник утром. Мисс Силвер видела ее, проходя через холл. Она спустилась пораньше, чтобы позвонить, пока никто не слышит. Из нескольких телефонов мисс Силвер выбрала находящийся в кабинете мистера Беллингдона, надеясь, что чуткий слух не подведет ее, если кто-нибудь снимет трубку параллельного аппарата.

Было начало девятого. Инспектор полиции Фрэнк Эбботт уже встал и начал бриться. Услышав голос мисс Силвер, он отбросил всякую официальность.

— Почтенная наставница! А я уж испугался, что звонит шеф, дабы напомнить мне о моих обязанностях и сообщить, что комиссар плюс общество и плюс пресса не удовлетворены тем, как я отрабатываю свое жалованье. Что я могу для вас сделать?

Мисс Силвер объяснила, соблюдая величайшую осторожность, — не упоминая имен и говоря по-французски.

Как и в случае с бессмертной аббатисой Чосера[17], это был отнюдь не тот французский, на котором разговаривают в Париже, но достаточно понятный, чтобы сообщить Фрэнку, что именно от него требуется.

— Только все это необходимо сделать безотлагательно.

С этими словами мисс Силвер положила трубку.

Возвращаясь из кабинета, она и увидела посылку, которую Хилтон клал на стол — очевидно, ее только что доставили. Она была размером с коробку из-под обуви и выглядела весьма неопрятно — завернута в грязную бумагу и перевязана обрывками веревок.

Люшес унес посылку в столовую и положил на подоконник.

— Какая странная коробка! — заметила Аннабел, войдя следом.

Он молча кивнул и начал вскрывать письма.

Элейн выразила надежду, что это не рассада, а то в питомниках ее упаковывают сырой, и она пачкает все вокруг.

— Я не заказывал никакой рассады, — заметил Люшес.

В комнату вплыла Мойра, искоса бросила взгляд на посылку и стала наливать себе кофе. Остальные вошли один за другим — Дэвид, Уилфрид, Салли, Арнолд Брей и Хьюберт Гэррет, — так что к тому моменту, когда Люшес передал оставшиеся письма секретарю и взялся за посылку, все уже собрались. Разрезав веревки, он брезгливо отшвырнул упаковочную бумагу на подоконник и подошел к столу с картонной коробкой в руке. Под крышкой оказалась довольно влажная газета.

Мойра повернулась с чашкой в руке в его сторону, а мисс Брей прекратила наконец рассуждать о том, как было трудно убрать нижние комнаты перед завтраком. Впоследствии мисс Силвер показалось любопытным, что все прервали свои занятия и наблюдали, как Люшес вытаскивает мятую газету и бросает ее на пол. Под ней оказалась масса другой бумаги, такой мокрой, словно она побывала под дождем.

— Что, черт возьми… — начал Люшес, но оборвал фразу, нащупав что-то твердое и начав разворачивать последнюю обертку. Внезапно его лицо изменилось, и он издал возглас удивления.

С большой смуглой руки Люшеса Беллингдона свисало бриллиантовое ожерелье, играя всеми цветами радуги в лучах утреннего солнца, проникавшего через три высоких окна. Люшес, остолбенев, уставился на драгоценность.

В наступившей тишине мисс Силвер быстро и незаметно огляделась. Щеки Аннабел Скотт покраснели, а глаза расширились. Элейн Брей разинула рот, машинально поправляя прядь волос. Дэвид Морей сдвинул брови — его лицо было напряженным. Салли Фостер откинулась на спинку стула — она побледнела и явно перепугалась. На лице Уилфрида Гонта было написано крайнее изумление: только что он улыбался, разговаривая с Салли, и улыбка словно примерзла к его губам. Арнолд Брей уронил салфетку и наклонился, чтобы подобрать ее. Хьюберт Гэррет, как и Салли, сидел, откинувшись назад. Он выглядел совсем больным.

Первым, кто шевельнулся, была Мойра Херн. Как показалось мисс Силвер, в одно мгновение — присутствующие и ахнуть не успели — Мойра вскочила со стула, — светлые волосы взметнулись вверх, руки простерлись вперед:

— Мое ожерелье! О, Люши!

Даже в такой момент слух мисс Силвер резануло столь фамильярное обращение к мистеру Беллингдону. Ей пришлось сделать над собой усилие: это просто неприятная привычка, и ничего больше. Нельзя, чтобы из-за подобного у нее возникло предубеждение против Мойры Херн.

Мистер Беллингдон, подняв брови, холодно переспросил:

— Твое ожерелье, Мойра? Бледное лицо Мойры слегка порозовело.

— Ты отдал его мне, чтобы я могла надеть его на бал!

— Чепуха! — отрезал Люшес. — Я действительно сказал, что ты можешь надеть ожерелье на бал. Но так как ты отказалась от намерения появиться в костюме Марии Антуанетты, оно тебе больше не требуется. Учитывая связанные с ним неприятные ассоциации, я думал, что ты никогда не захочешь его носить.

Длинные белые руки с алыми ногтями медленно опустились.

— Оно мое, — повторила Мойра. — Ты отдал его мне.

Люшес Беллингдон спрятал ожерелье в нагрудный карман.

— Я не делал ничего подобного. Как бы то ни было, полиция захочет его обследовать, а заодно и упаковку — так что ее нужно сохранить. Что касается ожерелья, я постараюсь избавиться от него как можно скорее. А теперь, полагаю, мы можем приступить к завтраку.

Все, словно вдруг ожив, потянулись к боковому столику за чаем, за кофе, за хлопьями и прочей закуской. Только Мойра, встав со своего места, так на него и не вернулась. Она направилась к двери, но на пороге обернулась, словно собираясь что-то сказать, но передумала и вышла, бросив взгляд на стоящего спиной к ней Люшеса Беллингдона и бесшумно закрыв за собой дверь.

Было бы более естественно, если бы Мойра хлопнула дверью — во всяком случае, мисс Силвер предпочла бы это. В глазах девушки светилась такая злоба, что лучше бы она дала ей выход. Дэвид Морей вздохнул и повернулся к Салли, сидящей слева от него.

— Медуза Мстительница!

Салли посмотрела на него, и он увидел, как она бледна.

— Что с тобой?

— Ничего.

Дэвид поднялся.

— Я налью тебе кофе.

Оба толком не осознавали, что они говорят и почему.

Мисс Силвер посмотрела на них, потом перевела взгляд на Арнолда Брея. Тот никак не мог поднять с пола свою салфетку дрожащими руками, смертельно бледный, хотя должен был бы покраснеть от напряжения. Мисс Силвер понимала, что прибытие посылки резко изменило ситуацию.

То, что это событие многих удивило, выглядело вполне естественным. Вопрос в том, удивило ли оно всех.

Наибольшие сомнения в этом отношении вызывала у нее Мойра Херн. В ее реакции несомненно присутствовало и удовольствие, и радостное возбуждение, и алчное вожделение, но вот удивления мисс Силвер что-то не заметила.

Обычное равнодушие вдруг сменилось бурным восторгом, а потом разочарованием и гневом, оставившим весьма тягостное впечатление.

Любопытно, почему Хьюберт Гэррет так скверно выглядит? Словно угадав ее мысли, он встал, подошел к закусочному столику, налил себе чаю с молоком и трясущейся рукой поднес чашку к губам.

Наиболее нормальной казалась реакция мисс Брей.

При виде ожерелья она вскрикнула от изумления, задала кучу вопросов, на которые, по-видимому, никто не мог ответить, и разразилась потоком догадок и предположений, в которые никто, кроме Уилфрида, не пытался вникнуть.

— По-моему, это поразительная история! Конечно, само похищение ожерелья — событие из ряда вон выходящее, но то, что его вернули, кажется просто невероятным! Может быть, вор внезапно раскаялся? Такое иногда бывает, верно? Помню, я давно читала о похожем случае в журнале или книге. Я забыла, что украл тот человек, но когда он услышал, как часы бьют полночь, то неожиданно осознал свою вину и решил вернуть похищенное. Возможно, сейчас произошло то же самое.

Салли глотнула кофе, который принес ей Дэвид. «Вот о чем Мойра говорила вчера в сторожке, — думала она. — Она спрашивала у того мужчины, уверен ли он, что ожерелье прибудет завтра. Ей известно, кто украл его и кто убил Артура Хьюза. Ради бога, Дэвид, держись от нее подальше!» Салли закрыла глаза: ей показалось, будто вся комната заходила ходуном. Она сделала еще один глоток и отодвинула чашку. Рука Дэвида ободряюще похлопала ее по колену. Салли нащупала ее под столом и крепко сжала.

Уилфрид Гонт предположил, что хранить ожерелье было слишком опасно, на что Элейн Брей разразилась целой тирадой о том, что от драгоценностей одно беспокойство и что она не понимает, почему люди так гоняются за бриллиантами, когда можно иметь превосходные стразы. Все были рады, когда завтрак подошел к концу.

Люшес Беллингдон позвонил в полицию, потом велел Хилтону найти миссис Херн и попросить ее прийти к нему в кабинет. Она вошла с прежним равнодушным выражением лица и осведомилась обычным тягучим голосом:

— Зачем я тебе нужна?

Эти слова отозвались эхом в голове Люшеса. Мойра никогда не была ему нужна. Лили навязала ее ему. Слабая, безобидная, но упрямая Лили принесла ему страшный вред, сама того не желая.

Утро было холодным, и в камине горел огонь. Мойра закурила сигарету. На ней были серые брюки и изумрудно-зеленый пуловер. Она стояла, поставив ногу на кромку камина и пуская кольца дыма.

— Подойди и сядь, — сказал Люшес.

— Я лучше постою.

— Как угодно. — Он повернул свое вращающееся кресло и оказался лицом к ней. — Я хочу поговорить с тобой до прихода полиции.

Мойра затянулась сигаретой.

— Полиции?

— Разумеется. Я должен сообщить им о том, что считаю аварию моей машины подстроенной намеренно, а также о возвращении ожерелья.

— Твоя машина? Я думала, ты врезался во что-то…

— Так оно и было. Но я хочу, чтобы полиция выяснила почему.

Она приподняла брови.

— Нервничаешь?

— Можешь называть это и так. — После краткой паузы Люшес продолжил — Сцена, которую ты разыграла в столовой, была ошибкой.

— Неужели?

— Ты хотела дать всем понять, что я подарил тебе ожерелье. Но все вышло наоборот. Все могут подтвердить, что я возразил тебе, напомнив, что всего лишь одолжил ожерелье для бала, и заявил, что намерен избавиться от него как можно скорее.

Мойра молча курила, глядя на огонь; в лице ее не было ни кровинки. Возможно, все дело было в бликах, отбрасываемых изумрудным пуловером, — наверное, из-за них ее белая кожа казалась постаревшей и поблекшей.

— Едва ли тебя удивит, — продолжал Беллингдон, — если я сообщу тебе о кое-каких переменах в планах. Во-первых, я собираюсь жениться.

— Значит, Аннабел своего добилась? — усмехнулась Мойра. — С самого начала было очевидно, чего ей надо.

Люшес продолжал, словно не слыша:

— Мой брак делает необходимыми и другие изменения.

В частности, мне придется составить новое завещание.

— И это затрагивает меня?

— Затронет, как и все прочие перемены. Поэтому я считаю необходимым уведомить тебя о них заранее.

Он сделал паузу, но Мойра даже не взглянула на него.

Ее губы раскрылись, выпустив облачко дыма, и сомкнулись вновь.

— Не думаю, что нынешний расклад правилен, — продолжал Люшес. — Мне кажется, изменения пойдут на пользу всем нам. Я назначу Элейн содержание, и она сможет жить с Арнолдом, если захочет. Так как это будет содержание, а не единовременная выплата, ему не удастся вытягивать из нее крупные суммы.

— Мне ты тоже намерен назначить содержание?

— Да нет. Ведь тебе выделена твоя доля имущества.

— По-твоему, я смогу на нее существовать?

Мойра взмахнула сигаретой и впервые посмотрела на Люшеса. Если бы у него оставались на ее счет какие-то иллюзии, этот взгляд убил бы их, как убил бы его самого, если бы взгляды могли убивать.

— Придется, — решительно ответил он. — У тебя есть долги?

— А ты как полагаешь?

— Составь список, и я их оплачу. Но потом тебе придется самой о себе заботиться.

Мойра уставилась на дымящуюся сигарету.

— Это невозможно!

В какое-то мгновение Люшесу отчаянно захотелось разрядить ситуацию.

— Понимаю, что для тебя все это неожиданно, — сказал он. — Ты рассчитывала, что все будет по-прежнему. Я не хочу ставить тебя в тяжелое положение, поэтому добавлю к твоей доле ежегодное содержание в пятьсот фунтов при условии, что ты не станешь лезть в долги.

— А если я не выполню условие?

— Тогда содержание пойдет на уплату долгов, пока ты снова от них не избавишься. По-моему, это неплохое предложение.

— Это по-твоему. Если это все, я пойду.

Люшес кивнул.

— Да. Это все.

Мойра швырнула сигарету в огонь и вышла.

Глава 30

Вскоре прибыла полиция — инспектор Крисп и инспектор Эбботт. Повидавшись с мистером Беллингдоном в его кабинете и осмотрев ожерелье, они забрали всю упаковочную бумагу и коробку, чтобы обследовать их на предмет отпечатков пальцев и прочих улик, после чего стали расспрашивать Паркера и других пребывающих в доме о машине Беллингдона.

Паркер не проявлял большой охоты к сотрудничеству.

Он сообщил, что в воскресенье в восемь тридцать утра отправился на автобусе в Ледлингтон, откуда вернулся автобусом в двадцать два тридцать пять, сойдя на углу. Если над машиной кто-то поработал, то в его отсутствие. Запирать гараж в воскресенье нет никакого смысла, так как все то и дело выводят оттуда и ставят назад свои автомобили.

Миссис Херн делает это постоянно, да и миссис Скотт тоже, а уж мистеру Беллингдону наверняка понадобилась бы одна из его машин. Хорошенькое было бы дело, если бы никто не смог попасть в гараж!

Инспектор Крисп задавал ему краткие вопросы и получал столь же краткие ответы. Машины были страстью Паркера, и шофер был готов растерзать каждого, будь это даже полицейский, кто предположил бы, будто он, Паркер, способен пренебрежительно относиться к их техническому обслуживанию. Арнолд Брей заявил, что приехал на велосипеде и поставил его в один из старых сараев напротив гаража. Когда? Незадолго до ленча. Может ли он указать время точнее? Навряд ли. Он не смотрел на часы, а просто пошел к сараю и поставил туда велосипед.

— Вы не заметили каких-нибудь машин снаружи, мистер Брей?

— Нет. Я поставил велосипед и сразу же вернулся в дом.

— Вы видели кого-нибудь у гаража?

— Нет.

Мойра Херн сказала, что брала свою машину утром.

Она отвезла Дэвида Морея на станцию в Ледлингтон, потом поехала к друзьям, вернулась около шести и пошла прогуляться по поместью.

— Вы видели кого-нибудь, когда были утром в гараже?

Она обратила на него свои прозрачные равнодушные глаза.

— Только Хьюберта.

Крисп точно знал, что бы он с ней сделал, если бы смог.

Врезал бы он ей, но, увы, — это невозможно. От этого ее взгляда в нем взыграла классовая ненависть. Он хорошо знал эту породу — выросла в роскоши и ни разу палец о палец не ударила, чтобы хоть пенни заработать собственным трудом.

— Вы имеете в виду мистера Хьюберта Гэррета? — осведомился он, с трудом сдерживаясь.

— Да, я так и сказала — Хьюберта.

— Что в это время там делал мистер Гэррет?

— Выходил из гаража.

— Выходил, когда вы входили?

— Именно.

Дело происходило в кабинете Беллингдона. Сидевший в торце стола инспектор Эбботт делал пометки карандашом.

Хьюберт Гэррет сидел спиной к свету — он по-прежнему выглядел нездорово. Едва Крисп повернулся к нему, он поспешил ответить:

— Я пришел проверить масло в моей машине, так как собирался ее вывести.

— И вывели?

— Нет. Я неважно себя чувствовал.

Дальнейшие вопросы Криспа не принесли ничего нового.

Большинство присутствовавших в тот момент в «Мирфилдсе» побывали или в гараже, или где-то поблизости.

У каждого нашлись для этого убедительные основания. Любой из них мог ослабить гайки на колесе машины Беллингдона. Но Мойры Херн не было на ленче, когда Люшес, говоря о предстоящей поездке, упомянул крутой спуск с холма. Неизвестно, знала ли она на тот момент, что мистер Беллингдон намерен воспользоваться именно этой дорогой.

Когда опрос закончился и все разошлись, миссис Скотт задержалась в кабинете. Инспектор Крисп занимался коробкой из-под ожерелья. Внезапно сзади к Аннабел подошел лондонский инспектор.

— Кто из вас двоих, миссис Скотт, решил ехать в Эмберли?

Аннабел удивленно посмотрела на него.

— Думаю, я. Мне хотелось повидать моих друзей — Колдуэллов. Они живут по ту сторону холма, милях в десяти.

— Вы говорили кому-нибудь об этом? Подумайте как следует.

Фрэнк наблюдал за ее лицом, и не без удовольствия: прелестные глаза источали не только обаяние, но и нечто большее — природный ум.

— Думаю, что да, — ответила Аннабел. — Мюриэл Колдуэлл одна из моих ближайших подруг. Она позвонила в субботу вечером и пригласила нас.

— Вы отошли от телефона и сообщили о приглашении?

— Я сообщила мистеру Беллингдону.

— А кому вы говорили об этом потом?

Они стояли возле двери и говорили вполголоса. Беллингдон и Крисп упаковывали обертки от ожерелья на письменном столе.

— Я говорила мисс Брей, — сказала Аннабел.

— Кто еще при этом присутствовал?

— Думаю, почти все.

Эбботт понизил голос почти до шепота.

— А миссис Херн?

Женщина словно отпрянула от него, услышав это имя.

Фрэнк уже не рассчитывал, что дождется ответа.

— По-моему, да, — сказала она наконец и вышла из комнаты.

Глава 31

Немного позже мисс Силвер, искавшая Салли Фостер, обнаружила ее в помещении, служившем классной комнатой в те далекие времена, когда Люшес Беллингдон только купил этот дом. Но Мойра Херн никогда там не училась.

Она посещала престижную и дорогую школу, которую выбрала для нее Лили Беллингдон, поэтому викторианская атмосфера комнаты осталась нетронутой. Две стены были уставлены книгами. На полу лежал турецкий ковер и стоял большой зеленоватый глобус на подставке из красного дерева. Уютные стулья, удобный стол. Салли пришла сюда в поисках убежища. Невозможно находиться в спальне, когда горничные постоянно входят и выходят. Ей хотелось побыть одной, спрятаться ото всех — особенно от Мойры Херн.

Салли не знала, что ей делать, и должна была как следует подумать.

Постояв у окна, Салли принялась бродить вдоль полок, снимая и перелистывая книги. Здесь были подшивки старого журнала с поразительным названием «Добрые слова» и столь же старого «Панча» времен Крымской войны — на иллюстрациях были изображены элегантные молодые люди с бакенбардами и девушки в длинных развевающихся юбках.

Поставив журналы на место, Салли посмотрела на верхние полки. Романы Шарлотты Янг[18] — «Наследник Редклиффа», «Столпы дома». «Ченнинги» и «Ист-Линн» миссис Генри Вуд[19]. «Проповеди», «Гипатия», и «Эй, на запад»

Чарлза Кингсли[20]. «История Англии» миссис Маркем.

«Жизнь королев» мисс Стрикленд[21].

Салли ставила на место том с очаровательной гравюрой, изображающей Жанну Наваррскую[22], когда дверь открылась и вошла мисс Силвер, держа в руке цветастую сумку с вязаньем. На мгновение Салли показалось, что она и в самом деле перенеслась в прошлое. Среди старых книг старой классной комнаты вдруг появилась настоящая старинная гувернантка. Сейчас она сядет за стол и примется читать вслух выдержки из труда миссис Маркем.

Мисс Силвер улыбнулась.

— Разглядываете старинные книги, мисс Фостер?

— Да, — ответила Салли, и настоящее тотчас же вернулось, а вместе с ним и тревога.

Мисс Силвер подошла к девушке.

— Трудно разговаривать стоя. Может быть, сядем?

— А нам нужно поговорить?

— Думаю, что да. Стулья тут хоть и неказистые, но удобные.

Когда они сели, мисс Силвер достала из сумки наполовину связанную детскую пинетку, и защелкала спицами, доброжелательно глядя на Салли. Атмосфера была уютной и мирной, голос мисс Силвер звучал приветливо, но ее слова заставили Салли вздрогнуть.

— Я собиралась поговорить с вами о возвращении бриллиантового ожерелья мистера Беллингдона.

Салли показалось, будто под ней разверзлась земля. Все поплыло у нее перед глазами.

— О возвращении ожерелья? — переспросила она.

Мисс Силвер кашлянула.

— Мне бы хотелось знать, почему это так вас встревожило.

— Встревожило меня? — Салли подумала, что ее дрожащий голос вполне способен внушить подозрение, будто она сама украла ожерелье.

Мисс Силвер продолжала вязать.

— Вы были так встревожены, что, казалось, вот-вот потеряете сознание. Мистер Морей заметил это и налил вам кофе. Потом он взял вас за руку, и когда вы выпили кофе, слабость прошла.

Салли отнюдь не была уверена, что это ощущение не вернется. Мисс Силвер положила вязанье на колени, достала из сумки маленькую круглую коробочку и, отвинтив крышку, протянула ее Салли.

— Возьмите леденец, мисс Фостер. Это очень освежает. Когда сосешь леденец, по-моему, нельзя упасть в обморок, а было бы весьма некстати для нас обеих, если бы вы сейчас потеряли сознание, тем более что для этого нет никаких оснований.

Салли положила в рот предложенный мисс Силвер леденец. То ли из-за резкого лимонного вкуса, то ли из-за практического оборота, который приняла беседа, чувство головокружения исчезло.

— Я никогда не падаю в обморок, — заявила она.

Мисс Силвер снова взялась за вязание.

— Похвально. А теперь, дорогая моя, объясните, что вас так напугало за завтраком. Прибытие посылки с ожерельем так вас потрясло, что вам едва не стало дурно, притом что это, как вы только что сказали, вам не свойственно. Мне незачем напоминать вам, что ожерелье забрали у убитого человека. Если обстоятельства возвращения этого сокровища дали вам какой-то ключ к личности убийцы, несомненно ваш долг сообщить об этом.

Слово «несомненно» показалось Салли издевательством — на самом деле ее переполняли сомнения. Они вихрем проносились у нее в голове, расшвыривая мысли в разные стороны, словно опавшие листья.

— Несомненно? — переспросила она.

— Думаю, вы отлично это понимаете.

Наступила пауза.

— Дело в том, — заговорила Салли, — что я знаю, кто вы.

— Вот как?

— Я снимаю квартиру в доме мисс Пейн — по крайней мере, это был ее дом. Дэвид и я помогали ей, когда она звонила миссис Морей, чтобы узнать ваш адрес и когда она звонила вам с просьбой о встрече. Мисс Пейн ничего нам не рассказала, но невольно начинаешь думать… — Салли не окончила фразу.

— Вы думали о том, не связана ли ее смерть с кражей ожерелья и убийством мистера Хьюза? — подсказала мисс Силвер.

Салли едва не проглотила леденец. Она выпрямилась и воскликнула:

— Но ведь этого не могло быть! Я имею в виду, ожерелье украли не тогда, а на следующий день!

Мисс Силвер перевернула на спицах голубую пинетку.

— Мисс Пейн пришла ко мне, потому что она заметила двух незнакомцев в галерее Мастерса и увидела, что один из них говорил другому. Умея читать по губам, она поняла, что эти люди замышляют преступление. Выйдя из галереи, мисс Пейн начала думать, как ей поступить. Она сомневалась, что полиция отнесется с доверием к ее истории. Мисс Пейн вернулась в галерею, но мужчины уже ушли. Как вы, конечно, знаете, в галерее был выставлен портрет мисс Пейн. К несчастью для нее, один из двух мужчин, который сидел лицом к ней и чьи реплики в этом обличающем обоих разговоре она смогла прочитать по губам, заметил портрет и узнал на нем женщину, сидевшую на соседней банкетке.

Портрет назывался «Слушающая» и был куплен мистером Беллингдоном. Смотритель галереи, любящий поболтать, рассказал этому человеку о мисс Пейн, упомянув, что она абсолютно глухая, но никто об этом не догадывается, благодаря ее искусству чтения по губам. Мужчина, которому сообщили эти сведения, и был будущим убийцей. Он, безусловно, встревожился, понимая, какой информацией завладела мисс Пейн. Ему ничего не стоило узнать у смотрителя ее адрес, так как она проживала в собственном доме. Я уверена, что этот человек, уже спланировавший хладнокровное убийство, не поколебался принять меры, устраняющие угрозу со стороны мисс Пейн. Очевидно, за ней следили, когда она ехала на такси ко мне и когда возвращалась домой — увы, на сей раз пешком. Как вы знаете, с ней произошел несчастный случай, который я, однако, не могу рассматривать как простую случайность.

Салли испуганно вскрикнула.

Мисс Силвер вытянула клубок из цветастой сумки.

— Жестокое и хладнокровное преступление было успешно осуществлено. Мистер Гэррет, которому предстояло забрать ожерелье из банка, внезапно заболел, и Артур Хьюз занял его место. Думаю, преступник рассчитывал, что за ожерельем поедет сам мистер Беллингдон. Мне кажется, кража ожерелья должна была стать прикрытием для убийства мистера Беллингдона. Но застрелили Артура Хьюза, потому что он мог узнать убийцу. Вчера произошло еще одно покушение на жизнь мистера Беллингдона. От его машины отвалилось колесо при опасном спуске с холма. О том, что он поедет по этой дороге, было известно, поэтому я не сомневаюсь, что аварию подстроили. Сегодня ожерелье было возвращено. Мне это обстоятельство кажется в высшей степени тревожным.

— Почему? — спросила Салли.

Слово прозвучало так тихо, что она сама едва его расслышала. Тем не менее мисс Силвер ответила ей.

— Кто-то в этом доме заинтересован в смерти мистера Беллингдона. Необходимая информация для первого преступления могла поступить только от одного из его домочадцев. Несомненно, это лицо должно было получить значительную часть наследства, согласно завещанию мистера Беллингдона. Я уверена, что упомянутое лицо жаждало заполучить ожерелье и смогло настоять, чтобы его вернули.

Добиться согласия сообщников помогло то, что хранить ожерелье целиком было крайне опасно, а если разделить его на части, оно утратит большую часть своей ценности.

Мистер Беллингдон собирается снова жениться и составить новое завещание. Пока этого не произошло, ему будет грозить смертельная опасность. Поэтому, если вы хоть что-то знаете, то должны об этом рассказать.

Водоворот мыслей в голове у Салли внезапно успокоился. Она снова очутилась в темном коридоре северной сторожки и слышала голос Мойры Херн, обращающейся к мужчине в комнате позади нее. Салли не видела этого мужчину и не слышала его голоса. Он находился в темной прихожей, где закрытые ставни не пропускали свет. Стоя на пороге, Мойра обернулась и сказала: «Ты абсолютно уверен, что его доставят завтра? Потому что я не стану продолжать, пока этого не произойдет». Мужчина что-то пробормотал в ответ, а Мойра упомянула о Дэвиде и добавила:

«Пойдем, а то я опоздаю». Послышались ее шаги по каменным плиткам дорожки, а затем шаги мужчины…

В это мгновение Салли вернулась в классную комнату к мисс Силвер, вязавшей голубую пинетку. Голубой цвет такой приятный! Салли внезапно поняла, что сможет рассказать мисс Силвер все, что слышала в сторожке.

Глава 32

Мисс Силвер провела краткую беседу с инспектором Эбботтом. Она состоялась в той же маленькой комнатке, что и в прошлый раз. Мисс Силвер удобно устроилась в кресле с вечным своим вязаньем на коленях. Когда вошел инспектор, она как раз считала петли, а покончив с этой процедурой, обратилась к нему с приветливой улыбкой:

— Думаю, больше незачем пытаться скрыть причины моего присутствия в «Мирфилдсе», так как мисс Фостер сообщила мне, что мистеру Уилфриду Гонту она хорошо известна.

Фрэнк приподнял белесые брови.

— Значит, теперь она известна не только ему.

— У него злой язык, и я не сомневаюсь, что теперешняя ситуация предоставила ему возможность вволю поупражняться на мой счет.

— Безусловно. Едва ли мистер Беллингдон сообщил миссис Херн, что вы, как она изящно выразилась, «полицейская ищейка».

Мисс Силвер поджала губы.

— На редкость дурно воспитанная молодая особа. Боюсь, это не самый главный ее недостаток. Мисс Фостер сообщила мне кое-какие сведения, которые я не вправе держать при себе. Я не сомневаюсь в ее правдивости. Девочка не хотела мне об этом рассказывать, пока я не убедила ее, что жизни мистера Беллингдона грозит опасность.

— А почему вы решили, будто ей есть что сообщить?

Мисс Силвер потянула клубок, распутывая нитку.

— Ты бы не задал такого вопроса, если бы присутствовал, когда мистер Беллингдон вскрыл посылку с ожерельем.

— Я как раз собирался об этом спросить. Он вскрыл ее за завтраком, верно? Когда все находились в столовой?

— Да, Фрэнк.

— И что же такого сделала тогда Салли Фостер?

— Откинулась на спинку стула и так побледнела, что я испугалась, как бы она не упала в обморок. Мистер Морей тоже так подумал. Он налил ей кофе и держал ее за руку под столом.

Эбботт рассмеялся.

— Для последнего, дорогая мэм, угроза обморока совершенно не требуется! Но продолжайте — вы меня заинтриговали.

Мисс Силвер повторила рассказ Салли. Фрэнк воспринял его скептически.

— История весьма щекотливая, но не в том смысле, какой может заинтересовать полицию. Когда девушка встречается с молодым человеком в темной комнате пустой сторожки, они обычно не обсуждают украденные ожерелья и попытки убийства. Пожалуйста, повторите, какие именно слова Мойры слышала Салли.

— «Ты абсолютно уверен, что его доставят завтра? Потому что я не стану продолжать, пока этого не произойдет».

Эбботт задумчиво кивнул.

— Здесь еще предстоит расставить все точки над i. Когда вернули ожерелье, Салли Фостер поторопилась сделать выводы и едва не упала в обморок. Но если я сообщу Мойре Херн, что ее подслушали в сторожке, у нее наверняка найдется убедительное объяснение. Речь могла идти об обручальном кольце или другой дамской безделушке. Если Мойра нуждается в деньгах и не слишком разборчива в средствах их получения, она могла иметь в виду и чек. В общем, ей найдется чем от нас отбиться.

— Мой дорогой Фрэнк, — отозвалась мисс Силвер, не прерывая вязания, — ты упускаешь один важный момент.

Если у миссис Херн найдется правдоподобное объяснение, оно должно подразумевать и имя ее собеседника в сторожке. В случае отказа назвать его вы вправе заподозрить, будто она опасается, что этот человек в своих показаниях может не подтвердить ее версию событий.

— Если Мойра Херн предпочитает хранить в тайне имя своего дружка, то это ее полное право. Ее отношения с ним нас не касаются, о чем она не преминет нам напомнить. Неужели вы полагаете, что эту случайно подслушанную фразу можно считать доказательством?

Довязывая голубую пинетку, мисс Силвер размышляла, что, хотя в прошлом женщины, возможно, производили на свет детей слишком часто, современные средства, помогающие этого избежать, не всегда идут на пользу нравственности. Правда, миссис Херн — вдова (по крайней мере, считается таковой), но святой Павел, хоть и был убежденным холостяком, рекомендовал молодым вдовам снова выходить замуж и иметь детей. Поистине великий и мудрый человек! Но если бы святой Павел знал Мойру Херн, счел бы он ее подходящей для роли жены и матери? Мисс Силвер в этом сомневалась.

Все это промелькнуло у нее в голове, покуда говорил Фрэнк Эбботт. Как только он умолк, она сразу же ответила на его вопрос.

— Я думаю не о доказательствах, а о том, как нам скорее добраться до истины. В этой связи личность собеседника миссис Херн в сторожке представляется важной. Если он был с ней в комнате, возможно, удастся получить его отпечатки пальцев.

— Вы правы.

— К тому же Салли Фостер думает, что уехали они в машине, которую оставили на подъездной аллее. Кто-то мог ее заметить.

Фрэнк хлопнул ладонью по подлокотнику кресла.

— В такую грозу? Маловероятно, но мы наведем справки. Ну, я должен идти, иначе Крисп заподозрит меня в несерьезном отношении к делу.

— Минутку, Фрэнк. Я уверена, что мистер Гэррет что-то знает.

— Он тоже едва не упал в обморок за завтраком?

Мисс Силвер укоризненно посмотрела на инспектора.

— Я бы не стала этого утверждать наверняка, но он явно перенес сильный шок. Я убеждена, что ему кое-что известно, и это его мучает.

— В самом деле, он выглядит неважно.

— Что-то не дает ему покоя. — Мисс Силвер отложила вязанье. — Я сама очень тревожусь, Фрэнк.

Серьезность ее тона поразила его.

— Из-за чего?

— Из-за разговора с мистером Беллингдоном. Он избрал образ действий, чреватый опасными последствиями.

— Какими именно?

— Очередным покушением на его жизнь.

— Вы в самом деле думаете, что на него покушались?

— Я все больше убеждаюсь в этом. Возвращение ожерелья…

— Да, а почему его вернули? — перебил ее Фрэнк. — И зачем было красть ожерелье, если его намеревались возвратить?

— Я считаю, что это была уловка — подлинной целью преступников являлось убийство мистера Беллингдона, — ведь предполагалось, что он должен был сам забрать ожерелье из банка, если этого не сможет сделать мистер Гэррет.

Мистера Гэррета вывели из строя, но вместо него послали мистера Хьюза, и так как молодой человек узнал преступника, его пришлось застрелить.

— Знаете, — заметил Эбботт, — это не слишком согласуется с немногими имеющимися у нас уликами — показаниями мисс Пейн о том, что говорил убийца человеку, с " которым встречался в галерее Мастерса и который, вероятно, был скупщиком краденого, собиравшимся вывезти ожерелье из страны. Я не могу буквально повторить его слова, но в них нет и намека на то, что план преследовал какую-то другую цель, помимо кражи знаменитой драгоценности.

— А ты бы ожидал такого намека? Насколько я понимаю, это преступление задумывалось кем-то из домашних и должно было выглядеть, как самый обычный грабеж. Человек, игравший главную роль в этом замысле, был своим и здесь, и в преступных кругах. Он обладал… обладает дерзким решительным характером, готов идти на риск ради крупной добычи и не сомневается, что получит свою долю.

Проще говоря, я думаю, что он имеет власть над кем-то из членов семьи мистера Беллингдона и не сомневается в его или ее содействии.

Фрэнк откинулся на спинку кресла.

— Ну, это всего лишь теория. Давайте пока ее отложим.

Лучше расскажите, что именно сделал или собирается сделать мистер Беллингдон?

— Он хочет сообщить своим домочадцам, что намерен жениться на миссис Скотт и изменить завещание.

Фрэнк присвистнул.

— Рискованный шаг! Полагаю, вы его не одобрили?

Мисс Силвер кашлянула.

— Я сказала ему, что это может спровоцировать очередное покушение, на что он ответил, что предпочитает пойти на заведомый риск, чтобы наконец со всем этим покончить. Мистер Беллингдон признался, что он — нетерпеливый человек и не может сидеть и ждать развития событий.

— Тут я его хорошо понимаю.

— Таким образом, следующие несколько дней могут оказаться решающими. Мистер Беллингдон разговаривал с миссис Херн и, вероятно, информировал ее о намерениях касающихся миссис Скотт и его завещания. Она вряд ли станет держать язык за зубами. Если мистер Беллингдон умрет, не успев заключить новый брак, наследниками станут те, кто упомянут в теперешнем завещании. Если же он составит новое или женится на миссис Скотт, старое завещание потеряет силу. По всей вероятности, больше всех от этого пострадает миссис Херн. Возвращение ожерелья также в ее интересах. Если слова, услышанные Салли Фостер, относились к ожерелью королевы, они означают решимость миссис Херн получить его назад и отказ от дальнейшего соучастия, если этого не произойдет. Не сомневаюсь, что по существующему завещанию мистера Беллингдона ожерелье переходит к ней. Теперь подумай о роли, которую играет неизвестный убийца. Его интересы настолько совпадают с интересами миссис Херн, что он, по-видимому, не сомневается в получении своей доли ее наследства.

Мне кажется, что на эту роль подходит только одно лицо — муж миссис Херн.

— Моя дорогая мэм!

— Оливер Херн погиб в автомобильной катастрофе на континенте, — продолжала мисс Силвер. — Он был смелым и бесшабашным автогонщиком, способным идти на риск. Возможно, его вполне устраивал такой вариант — внезапно исчезнуть. По словам мисс Брей, он увяз в долгах. Его машина сгорела. Миссис Херн опознала портсигар и кольцо с печатью ее мужа. Это только гипотеза. Как ты понимаешь, возможна и другая версия. А пока что следует принять все меры предосторожности.

Глава 33

Этот день был не из тех, о которых приятно вспоминать, — визиты полиции мало кого радуют. Хилтон ходил с замученным усталым видом и жаловался Аннабел Скотт, к которой питал величайшее уважение, что миссис Хилтон страшно переживает оттого, что все они под подозрением и все равно что зачумленные, так что они боятся, что долго этого не выдержат. Приходящие служанки причитали за чаем, что в доме творится такое, что всякого можно ожидать, и иллюстрировали свои подозрения леденящими душу историями из жизни.

Около полудня Люшес Беллингдон уехал вместе с Аннабел Скотт. Они воспользовались ее машиной, но не раньше, чем Паркер осмотрел ее чуть ли не под лупой.

Дэвид Морей делал первый эскиз Медузы. Если Мойра воображала, что позирование окажется приятным развлечением, которое может увенчаться, если она того захочет, более или менее серьезным романом с Дэвидом, то ее ожидало разочарование. Он держался так равнодушно, словно рисовал дом. То, под каким углом Мойра поворачивает голову, было для него куда важнее того факта, что она позволила своему равнодушному взгляду превратиться в манящий — обычно такая перемена приносила весьма ощутимые результаты. На ее замечание, — что она бы не возражала, если бы Дэвид изобразил ее со змеями в волосах, — он ответил, что в этом нет необходимости и что разговоры его отвлекают. Даже Салли Фостер признала бы присутствие дуэньи совершенно излишним. Возможно, мышеловка и сыр в самом деле наличествовали, но мысли Дэвида были целиком и полностью заняты не Мойрой, но Медузой — мифом, которому уже добрых три тысячи лет.

Что занимало мысли Хьюберта Гэррета или Арнолда Брея, определить было невозможно, но не оставалось сомнений, что оба преисполнены самых тревожных ожиданий.

Мисс Брей чинила белье, не переставая говорить на любимую тему — о промахах и упущениях прислуги. Миссис Хилтон недожарила мясо и приготовила оладьи, больше похожие на горелую кожу.

— Их расстраивает любая мелочь, и я не удивлюсь, если они соберутся уволиться. У миссис Хилтон был именно такой вид — сегодня утром, когда я велела ей испечь к ленчу оладьи. Она заявила, что у нас, мол, только магазинные яйца, поэтому она, видите ли, ничего не может гарантировать, — полная нелепость, ведь в деревне полно яиц, да и с какой стати магазинные яйца будут пригорать!

Мисс Силвер не стала спорить.

— Хорошо, что не было Дюшеса и Аннабел, — продолжала мисс Брей. — Они не выносят горелого. Очевидно, Люшес поехал в Эмберли справиться о своей машине. Надеюсь, он будет осторожен на холме.

Мисс Силвер тоже на это надеялась.

Уилфрид, который по-прежнему не давал Салли проходу, сравнил «Мирфилдс» с моргом. На возражение Салли, что они пока еще живы, он ответил, что это отличие — единственное.

— Дорогая моя, если бы мы были мертвые и лежали на мраморных столах, то по крайней мере не знали бы, что нас убили одного за другим и что полиция навещает нас с утра и до ночи. Только то, что в качестве следующей жертвы могут избрать тебя, удерживает меня от того, чтобы послать самому себе телеграмму: «Беги — все открылось!»

Салли недовольно посмотрела на него.

— Как бы я хотела, чтобы ты ушел и перестал болтать чепуху!

— И оставил тебя на милость маньяка-убийцы, который прячется в здешних кущах? Ни за что! Конечно, то, что никто из нас не знает, кто же он, этот маньяк, придает пикантность этой во всех прочих отношениях банальной ситуации. Я могу подозревать даже тебя, а ты, как бы это ни выглядело невероятным, меня. Как, по-твоему, я бы смотрелся на скамье подсудимых? Корчил бы из себя оскорбленную невинность или пытался растопить сердца присяжных — если таковые у них имеются, — упирая на то, что я жертва, как сказал поэт, «бесчеловечности людской»? Публика столетьями над этим плачет — отчего бы и присяжным не купиться? Или просто валять дурака, чтобы эксперты-психиатры заверили высокий суд, что родная бабушка до смерти напугала меня в колыбельке?

День тянулся еще медленнее, чем вчерашний, — напряжение сделалось невыносимым. Если воскресенье казалось всего лишь нудным и лишь к вечеру возникла известная напряженность, то понедельник сочетал в себе оба качества в превосходной степени. Человечество мудро выстроило время, разделив на равные промежутки, чтобы секунды складывались в минуты, минуты в часы, часы в сутки и так далее вплоть до недель, месяцев и лет, но бывает, что время взбунтуется и смеется над нашим счетом, растягивая секунды до бесконечности или заставляя дни, недели, месяцы и даже годы бешено проноситься мимо.

В «Мирфилдсе», однако, не ощущалось и намека на подобные скорости. Правда, Люшес и Аннабел не ощущали этого замедления времени, но они не находились в «Мирфилдсе» и откладывали возвращение, насколько возможно.

— Почему мы должны возвращаться, Люшес? — спросила Аннабел, когда они свернули наконец на южную, подъездную аллею. — Мы могли бы выехать через другие ворота и отправиться в Лондон. Я бы пошла к Монике Бьюли, а у тебя есть квартира. Через день-два мы бы поженились и были бы вместе, что бы ни случилось.

Но Люшес покачал головой.

— Сначала я должен разобраться с этой историей. Тебя я не имею права в нее втягивать.

«Я уже втянута в нее!» — хотелось воскликнуть Аннабел.

Но что было бы потом? Он бы снова попытался заставить ее уехать, а она бы отчаянно сопротивлялась.

Они вместе вышли из гаража. Перед тем как войти в дом, Люшес обнял Аннабел и привлек к себе. Они не целовались, а просто стояли, обнимая друг друга и ощущая близость, которую не дает никакой поцелуй. Если бы это чувство длилось все грядущие годы, какими бы чудесными они были! Но так как этот момент мог никогда не повториться, оба старались насладиться им в полной мере.

Войдя в дом, они буквально кожей ощутили гигантское общее напряжение — словно канатоходцы, ступившие на проволоку без страховки.

Глава 34

Все рано разошлись по комнатам. Салли твердо решила, что ничто не заставит ее остаться здесь даже на день. Сняв желтое платье, она достала вещи из ящиков комода и упаковала их, оставив только дорожный костюм. После этого по идее должно было полегчать, но ничего подобного не произошло. Что хорошего в том, чтобы уехать из «Мирфилдса», оставив здесь Дэвида с Мойрой Херн? Он будет писать ее портрет, все время думая о ней — как о Медузе или как о Мойре. Ведь она — змея, ядовитая змея, а яд страшен еще и тем, что к нему можно пристраститься, словно к наркотику. Придя к этому выводу, Салли вытащила все из чемодана и положила обратно в комод и в шкаф. Даже если ей грозит смерть от скуки и общества Уилфрида, она не может уехать, бросив Дэвида на произвол ядовитой змеи.

Мисс Силвер совершала обычный вечерний ритуал. Сняв синее крепдешиновое платье, она надела голубой халат с ручным шитьем, очень подходящий для холодного вечера: хотя в гостиной был камин, она предпочитала носить нечто более теплое, чем шелк. Сняв сетку, мисс Силвер расплела свои аккуратные косы, расчесала еще достаточно густые волосы, заплела их снова, после чего вернула на прежнее место шпильки и сетку. Теперь можно было приступать к раздеванию, ночным омовениям и облачению в кремовую ночную рубашку модели пятидесятилетней давности и с таким же шитьем, как на халате. Однако на сей раз, посмотрев на часы, мисс Силвер села в одно из обитых ситцем кресел и приготовилась держать вахту. Она могла ошибаться — и очень на это надеялась, — но ее не покидала мысль, что в ночном сумраке зловещие планы могут осуществиться. При таких обстоятельствах мисс Силвер решила бодрствовать хотя бы несколько часов. Преступник едва ли станет действовать, пока прислуга еще не спит. Было начало одиннадцатого. Если опасность придет снаружи, то не ранее, чем опустеют ночные дороги. Если же она придет изнутри, то не прежде, чем весь дом погрузится в сон. Таким образом, едва ли что-нибудь произойдет до полуночи.

Продумав образ действий, мисс Силвер не стала тратить время впустую. Нужно было ответить на несколько писем, в том числе на благодарственное послание Эндрю Робинсона, мужа ее племянницы. Глэдис вроде угомонилась и подумывает о том, чтобы пойти на курсы кулинарии. Это, безусловно, укрепит согласие в семье Робинсонов. Выразив одобрение намерениям Глэдис, мисс Силвер подумала о том, сколько браков оказываются неудачными из-за неспособности жены вести домашнее хозяйство. Глэдис, проводящая часы, ухаживая за лицом, волосами и ногтями, считала себя мученицей, когда ей приходилось потратить полчаса на готовку еды для мужа.

За ответом Эндрю последовало поощрительное письмо самой Глэдис. Когда мисс Силвер отложила письменные принадлежности, было уже около полуночи. Приоткрыв дверь в коридор, она выглянула наружу. Тусклая лампа освещала лестничную площадку, но свет внезапно погас, и все погрузилось во мрак. Мисс Силвер открыла дверь еще на пару дюймов, включила свет в комнате и прислушалась.

Не было слышно ни звука. Свет на лестнице могли погасить, воспользовавшись выключателем на самой площадке или в нижнем холле либо вывернув предохранитель на счетчике. Выключателем на площадке явно не пользовались, так как он находился прямо под лампой и любого, кто прикоснулся бы к нему, мисс Силвер увидела бы.

Предохранитель также не трогали, потому что в ее спальне лампочка по-прежнему горела. Значит, свет на лестничной площадке выключили в нижнем холле.

Шагнув в коридор, мисс Силвер ощупью двинулась вдоль стены. На ногах у нее были фетровые шлепанцы — подарок жены племянника, Дороти Силвер, так что можно было не опасаться, что ее шаги услышат. Выйдя на площадку, она склонилась над балюстрадой и напрягла слух.

Глава 35

Вокруг царил мрак и абсолютная тишина. Тем не менее внизу кто-то только что выключил свет, а цель, для которой потребовалась темнота, могла быть только недоброй.

Мисс Силвер задумалась, что ей делать дальше. Она находилась в самом центре дома. Внизу были холл с дубовыми панелями и портретами на стенах и выходящие туда комнаты. По обе стороны от верхней лестничной площадки тянулся главный коридор — туда выходили двери спален. Слева помещались комнаты самой мисс Силвер, мисс Брей, Уилфрида Гонта, две ванных, а за ними спальни Аннабел Скотт и Арнолда Брея; справа — комнаты Салли Фостер, Дэвида Морея, Мойры Херн, еще две ванных и спальня Люшеса Беллингдона. Если кому-то в доме действительно собирались причинить зло, это должен быть Люшес. Он спровоцировал неизвестного врага, и мисс Силвер чувствовала, что этот враг уже начал действовать.

Конечно она могла разбудить Беллингдона, но вряд ли сумела бы убедить его в основательности ее опасений. Единственным фактом, говорившим в их пользу, был погасший свет на лестничной площадке. Если Беллингдон не поверит ей, она ничего не добьется, а опасность будет всего лишь отсрочена. В то же время необходимо действовать быстро.

Главная лестница была не единственной: в обоих концах коридора были лестницы для прислуги. Беда могла подкрасться к мистеру Беллингдону отовсюду, в том числе из торца коридора, где располагалась его спальня.

Мисс Силвер пересекла площадку и двинулась вдоль стены по правому коридору. Первая дверь, вторая, третья… следующая дверь справа должна вести в спальню Люшеса Беллингдона. Под нею не было полоски света, а когда она приложила ухо к филенке, то не услышала ни звука. Мисс Силвер осторожно повернула ручку и обнаружила, что дверь не заперта. Этого она и боялась. Мисс Силвер пробовала убедить Беллингдона в необходимости запирать дверь, но тот засмеялся и сказал, что никто не сможет войти к нему в комнату, не разбудив его, добавив, что всякого, кто попробует это сделать, ожидает не слишком приятный сюрприз. Дурные предчувствия мисс Силвер усиливались с каждой секундой. Любой в доме мог знать, что Беллингдон чутко спит, и позаботиться, чтобы этой ночью его сон не был таким чутким. К тому же не только она одна умеет бесшумно ходить в темноте и поворачивать дверные ручки.

Стоя в темноте, никому не видимая, никем не замеченная, мисс Силвер мгновенно приняла решение. Она не могла знать, сколько времени у нее осталось. Угроза, если она существует, может реализоваться в любой момент или задержаться на несколько часов, а может и не осуществиться вовсе. В последнем случае мисс Силвер следует ожидать нелестных замечаний в свой адрес. Она пренебрегла этой опасностью так же решительно, как пренебрегла бы риском получить удар по голове или пулю в спину, и, повернувшись, двинулась назад, к комнате, занимаемой Дэвидом Мореем.

Дэвид спал здоровым молодым сном. Гардины были раздвинуты, и в комнату проникал из окна холодный весенний воздух. Еле слышные звуки открываемой и закрываемой двери не прервали сновидений Дэвида, но когда рука мисс Силвер легла ему на плечо и легонько потрясла, он сразу же их позабыл. Приподнявшись на локте, Дэвид увидел тень между собой и окном и услышал тихий шепот:

— Тише, мистер Морей!

Так как Дэвид еще не вполне проснулся, ему не показалось странным, что чопорная старая леди стоит среди ночи у его кровати, приказывая ему не шуметь. Он сел, моргая, и шепотом осведомился:

— В чем дело?

Ее ответ убедил его, что он продолжает видеть сон.

— Думаю, что готовится покушение на жизнь мистера Беллингдона.

— Покушение?..

— Тише, умоляю вас! Я хочу, чтобы вы пошли со мной.

Думаю, понадобится свидетель.

— Свидетель покушения на мистера Беллингдона?

— Совершенно верно, мистер Морей.

Мисс Силвер с радостью убедилась, что Дэвид Морей может двигаться так же бесшумно, как она. Ей уже приходилось замечать, что молодые люди крупного телосложения нередко обладают этой способностью. Они вышли в коридор, и он закрыл дверь, не издав ни единого звука.

Происходящее все еще казалось Дэвиду не вполне реальным. Его только что пробудили от глубокого сна, а теперь он не по своей воле очутился в темном коридоре. Заявление, что кто-то вот-вот совершит покушение на жизнь мистера Беллингдона, могло показаться естественным разве только во сне.

Разум отказывался в это верить. Тем временем мисс Силвер, взяв Дэвида за руку, открыла дверь слева, потянула его за собой через порог и неплотно прикрыла ее. Влажный воздух и запах душистого мыла подсказали молодому человеку, что они стоят в ванной напротив комнаты Люшеса Беллингдона. Склонившись туда, где, по его расчетам, должно находиться ухо мисс Силвер, он еле слышно произнес:

— Что все это…

— Tec!.. — прервала мисс Силвер.

Стоя ближе к двери, чем Дэвид, она увидела, что наверху лестницы вспыхнул огонек, осветил вход в коридор и тут же погас. Мисс Силвер показалось, будто за огоньком движется тень или даже две тени, но она не была в этом уверена. Сделав полшага назад, мисс Силвер потянула на себя дверь, почти закрыв ее. Она стиснула руку Дэвида Морея, и в этот момент с другой стороны приоткрытой двери послышался шепот:

— Ну, что теперь?

Выходит, теней и в самом деле две, так как одна задала вопрос, а другая ответила:

— Войдем.

Упершись ладонью о дверной косяк, Дэвид подался вперед, поверх головы мисс Силвер, чтобы лучше слышать.

Ему показалось, что вопрос задал мужчина и что он же заговорил снова:

— Ты уверена, что он не проснется?

Значит, его собеседница — женщина.

— Я бросила ему в кофе две таблетки, — отозвалась она. — Он сказал, что хочет спать, и рано ушел.

— Двух таблеток должно хватить, — согласился мужчина. — Открой дверь. Если он проснется, скажешь, что тебе послышался его крик и ты пришла посмотреть, все ли в порядке. Давай!

Обе тени пересекли коридор и подошли к двери напротив. Женщина повернула ручку, они прислушались и шагнули через порог.

Выпрямившись, Дэвид отступил назад и открыл дверь ванной. Мисс Силвер выпустила его руку и достала из кармана халата фонарик, загодя припасенный для ночного дозора. Держа палец на кнопке, она стремительно и бесшумно скользнула в коридор. Дверь в комнату Люшеса Беллингдона была закрыта, но не заперта на задвижку. Мисс Силвер толкнула ее и вошла. Шторы на двух больших окнах были раздвинуты. На небе сквозь облачную дымку просвечивала луна. Они так долго простояли в полной темноте, что сразу разглядели массивный черный куб гардероба, комод, туалетный столик, а справа — четкие очертания кровати.

Изголовье находилось у правой стены. С обеих сторон к кровати склонились черные тени. Дэвид Морей, держась позади мисс Силвер, напряженно пытался осмыслить происходящее. Он слышал шепот в темноте, видел два силуэта у кровати, на которой лежал Люшес Беллингдон, но прежде чем понял, что все это означает, мисс Силвер шагнула назад и щелкнула выключателем у двери.

Вспыхнул свет, и Дэвиду больше не пришлось ломать голову — теперь все стало ясно. Хрустальный плафон в центре потолка переливался всеми цветами радуги. Свет падал на кровать, где крепко спал Люшес Беллингдон, на мужчину и женщину, склонившихся к его лицу, чтобы опустить на него подушку, которую держали с двух сторон. Мужчина, стоявший спиной к Дэвиду и мисс Силвер, бросил свой край подушки, метнулся к открытому окну и закинул ногу на подоконник, но Дэвид схватил его за плечи и оттащил назад.

Они с грохотом покатились по полу, и, увидев, что массивному мистеру Морею удалось придавить противника своим телом, мисс Силвер переключилась на Мойру Херн, которая стояла у дальней стороны кровати и смотрела на нее, как на призрак. Возможно, она и впрямь видела перед собой призрак своих несбывшихся надежд. Мойра прижала подушку к себе, но в этот момент Люшес шевельнулся, что-то пробормотал и заморгал от неожиданно яркого света.

— Что вам нужно? — осведомилась Мойра своим тягучим голосом.

— Предотвратить преступление, — ответила мисс Силвер.

Люшес Беллингдон приподнялся на локте. Вид у Него был сонный и озадаченный.

— Ему приснился дурной сон, и он закричал, — сказала Мойра. — Я принесла ему еще одну подушку.

Мисс Силвер проворно пересекла комнату и протянула руку к подушке, которую держала Мойра. Движение застало Мойру врасплох. Она шагнула назад, но поздно. Рука мисс Силвер, коснувшаяся наволочки, была влажной.

Дэвид Морей поднялся, оставив своего противника неподвижно лежащим на полу. Если он все еще не понимал, почему человек, чье лицо прикрывал шарф с прорезями для глаз, пытался задушить подушкой Люшеса Беллингдона, то, по крайней мере, не сомневался, что парень, которого ему удалось только что стукнуть головой об пол, сам на это напросился. Хотя в данный момент от этого типа трудно ожидать дальнейшего сопротивления, лишняя осторожность не помешала бы. Позднее Дэвид удивлялся собственной дерзости, но в тот момент ему казалось вполне естественным подойти к мисс Силвер и попросить, а точнее, потребовать пояс от ее халата. Так как она сразу же повиновалась, он успел крепко связать своего пленника к тому времени, когда Люшес встал с кровати, оказавшись в центре немой сцены. Дэвида поразило, что мистер Беллингдон не проявил при виде ее ни малейшего удивления, притом что обычной эту сцену никто бы не назвал: в самом деле, один мужчина — босой и в пижаме, другой лежит на полу без сознания, смертельно бледная Мойра Херн прижимает к себе заляпанную подушку и посреди всего этого — худенькая мисс Силвер в голубом халате.

Но Люшес видел одного-единственного человека. Он смотрел на Мойру Херн, и она смотрела на него.

Он был потрясен. Некоторые вещи его ум пока еще был не в силах постичь. Девушка, смотревшая на него с нескрываемой ненавистью, была тем самым ребенком, которого Лили привела в его дом много лет назад. Конечно, Лили не имела права делать этого, не посоветовавшись с ним. Тогда они поссорились — любого мужчину это бы вывело из себя. Но Мойра была всего лишь ребенком. Люшес спрашивал себя, не его ли тогдашний гнев и упрямство Лили заронили семена ненависти в сердце Мойры. Он ведь никогда не любил ее, и она это знала. Если ребенку не хватает любви, не может ли ненависть занять ее место? Но что-то у него в душе восставало против этого предположения. Он не держал зла на Мойру и полюбил бы ее, если бы смог, но любви ведь не прикажешь. А Мойра даже в детстве хотела не любви, а поклонения, хотела нарядов и дорогих игрушек, как потом хотела денег и власти, и если не получала их в подарок, то добивалась любой ценой.

Дэвид выпрямился и отряхнул руки. Человек на полу не шевелился. Пояс халата мисс Силвер был достаточно крепким. Люшес Беллингдон нарушил затянувшееся молчание.

— Что ты собиралась сделать? — спросил он.

Так как Мойра промолчала, вместо нее ответила мисс Силвер.

— Вам подсыпали снотворное, а эта подушка — мокрая. Они хотели задушить вас в постели. — Ее голос был печальным, а не обличающим. Она всего лишь констатировала факт, чудовищность которого говорила сама за себя.

Отвернувшись от той, что была его приемной дочерью, Люшес обратился к Дэвиду:

— Кто этот человек?

— У него на лице шарф, — отозвался Дэвид.

— Снимите его!

Человек на полу зашевелился, пытаясь высвободить связанные руки. Он уже поднялся на колени, когда с него сорвали шарф. В его лице не было ничего примечательного, ничего мало-мальски запоминающегося — в толпе оно осталось бы незамеченным. Но сейчас это неприметное лицо исказила смертельная ненависть. То было лицо убийцы, и принадлежало оно Клею Мастерсону.

Впрочем, ненависть тотчас же уступила место недоумению.

— Я не понимаю, что все это значит, мистер Беллингдон, — заговорил Мастерсон. — Вы закричали, и Мойра сказала, что вам что-то приснилась и что нужно принести еще одну подушку. Мы пришли помочь вам…

— С маской на лице?

Молодой человек виновато улыбнулся — сейчас он нисколько не походил на убийцу.

— Конечно, это глупо, сэр, но я пришел повидать Мойру и не хотел, чтобы меня узнали. Понимаете, мы еще не были готовы сообщить о нашем браке.

Мойра уронила подушку. Люшес повернулся к ней.

— Ты вышла замуж за этого человека?

— Да, — ответила она.

Последовала пауза.

— Ну и что мне с вами делать? — осведомился Люшес.

Мойра вскинула голову.

— Тебе не понравится, если газеты будут трубить об этом.

— Произошло покушение на вашу жизнь, мистер Беллингдон, — заговорила мисс Силвер. — Учитывая предыдущие преступления, замять это вряд ли удастся.

— Придержите язык, черт бы вас побрал! — прикрикнула на нее Мойра. — Вам-то что до этого?

— Прошлое меня не заботит, — вмешался Люшес. — Я должен разобраться с тем, что произошло этой ночью.

Утром я сообщу обо всем полиции. А сейчас ты и твой муж должны покинуть этот дом. Можешь пойти к себе в комнату и забрать все, что в состоянии унести. Полагаю, он приехал на машине. Значит, тебе есть на чем уехать. Мастерсон останется здесь, пока ты соберешь вещи.

Она посмотрела на свою зеленую домашнюю блузу.

— Я не могу уехать в таком виде.

— У тебя есть десять минут. Воспользуйся ими.

На полпути к двери Мойра остановилась и обернулась.

— Мы можем договориться, — произнесла она прежним тягучим голосом. — Отдай мне ожерелье, и я исчезну навсегда.

Кровь бросилась Люшесу в голову. Он снял трубку телефона, стоящего на столике у кровати.

— Даю тебе десять минут! Если ты к этому времени не уберешься из дому, я позвоню в полицию!

— Незачем так волноваться. — Мойра снова повернулась к двери.

— Ты сглупила, милая моя, — заговорил Клей Мастерсон, — Проклятое ожерелье опасно, как атомная бомба.

— Ты просто струсил, — с презрением бросила она. — Он не посмеет довести это до суда. — Она вышла, хлопнув дверью.

Люшес повернулся к Клею Мастерсону.

— Как вам хорошо известно, дело не в том, доведу я это до суда или нет. А в том, что убийство — это не наше с вами частное дело, а вы оба повинны именно в убийстве.

— А вы докажите!

Больше никто не произнес ни слова до возвращения Мойры. Не будь вся ситуация настолько трагичной, при виде приемной дочери Беллингдона кто-нибудь непременно бы рассмеялся. Мойра надела на себя две шубы, и держала под мышками несколько костюмов и платьев. В дверях стоял битком набитый чемодан.

Люшес обратился к Дэвиду, не спускавшему глаз с Клея Мастерсона.

— Можете развязать его.

Дэвид развязал узел на поясе от халата мисс Силвер.

Освободившись, Мастерсон потянулся, подошел к двери и поднял чемодан. На пороге он обернулся.

— Мойра права насчет газетной шумихи. К тому же вы ничего не сможете доказать. Мертвецов лучше не тревожить.

Зловещая пара спустилась к машине, ожидавшей их на повороте аллеи. Она стояла в тени дома, и в этой тени кто-то шевелился. Поставив чемодан, Мастерсон схватил за руку Арнолда Брея, который тщетно пытался вырваться.

— Что вы здесь делаете?

— Хотел поговорить с вами. Я знал, что вы вернетесь к машине. Мне нужны мои деньги.

— По-вашему, вы их заработали?

— Я сделал то, что вы велели — ослабил гайки на колесе.

— И попадете на скамью подсудимых, если будете болтать об этом!

— Отдайте мне деньги!

— У меня их нет. Придется подождать.

Мастерсон отпустил запястье Арнолда, и тот шагнул назад.

— Кажется, вы оба собираетесь смыться? Лучше бы я никогда не связывался с вами и вашими грязными делишками! Спрашиваю в последний раз: я получу то, что вы мне обещали?

Клей Мастерсон сгреб его в охапку, повернул к себе спиной и пнул так, что бедняга отлетел в кусты. Мойра уже устроилась на переднем сиденье, бросив на заднее ворох нарядов. Поставив туда же чемодан, Мастерсон сел рядом с ней и завел машину.

Когда звук мотора замер вдали, Арнолд Брей поднялся на ноги. На щеке у него багровела царапина, а на глазах от бессильной злобы выступили слезы. Погрозив кулаком вслед машине и выругавшись, он сунул руку в карман и вытащил три металлических шестигранника. В темноте он не мог их видеть, но с упоением ощущал их тяжесть. Вот они, здесь.

Наклонившись, Арнолд вытер о листья грязные пальцы.

Он отвинтил три гайки от переднего колеса автомобиля Клея Мастерсона и ослабил другие, фактически повторив то же, что раньше сделал с машиной Люшеса Беллингдона. Теперь ему удастся свести счеты с Мастерсоном! Неужели он был мальчиком на побегушках и выполнял рискованные поручения за просто так? Арнолд швырнул гайки в кусты.

Клей и Мойра смылись, оставив его в дураках. Но далеко ли они доберуться, прежде чем отвалится колесо? Если они едут к побережью, чтобы побыстрее перебраться через Ла-Манш, то это означает, что дороги на Эмберли не миновать. Пускай теперь Клей Мастерсон сам почувствует, каково спускаться холма на трех колесах!

Глава 36

Они проехали около четверти пути вниз с холма, когда Мастерсон обнаружил, что с управлением что-то не так.

Он мог бы заметить это и раньше, но был поглощен ссорой с Мойрой. Не будь она такой дурой и не прицепись к этому чертову ожерелью… И не будь он сам таким дураком и не замотай лицо этим чертовым шарфом… Если бы им обоим хватило ума держаться подальше друг от друга… Оба продолжали бросаться обвинениями, но когда машина внезапно накренилась и Мастерсон не смог ее выровнять, до него дошло, что они находятся на самой опасной дороге в графстве и что автомобиль не слушается руля. Мойра осознала это спустя несколько секунд. Она завизжала, Мастерсон обругал ее, а машину занесло вправо.

Им повезло меньше, чем Люшесу Беллингдону. Они ехали по самому крутому участку холма, который справа круто обрывался — там был заброшенный карьер, где раньше добывали камень. Колесо, отвинченное Арнолдом Бреем, покатилось вниз по дороге, а машина на мгновение повисла над пропастью и рухнула на камни.

Новость распространилась рано утром. Кто-то заметил пролом в бровке и сообщил о ней. На краю дороги обнаружили осколки стекла и позолоченную туфлю Мойры Херн.

Очевидно, туфля была среди груды вещей, которые Мойра бросила на заднее сиденье, и каким-то непостижимым образом успела выпасть наружу, прежде чем автомобиль свалился в пропасть. Полиция Эмберли не пыталась объяснить этот факт. Они нашли переднее колесо машины у подножия холма, а сам автомобиль, превратившийся в груду металла, вместе с телами Клея Мастерсона и Мойры Херн — на дне карьера, после чего позвонили из участка Люшесу Беллингдону. Мойру Херн неплохо знали в Эмберли. Она была весьма неосторожным водителем и не раз представала перед судьей за злостные нарушения правил. Следовало ожидать кривотолков: почему-де колесо машины мистера Мастерсона отвалилось на холме спустя всего сутки после того, как то же самое случилось с машиной мистера Беллингдона, и почему миссис Херн прихватила с собой почти всю одежду, словно в спешке покидала дом?

Люшес Беллингдон выслушал новости с каменным лицом. Отойдя от телефона, он пошел искать мисс Силвер.

Она укладывала вещи в своей комнате. Их предыдущий разговор был в высшей степени напряженным. Люшес хотел замять происшедшее ночью, а мисс Силвер сказала что не станет в этом участвовать. Если бы речь шла только о покушении на его жизнь, это было бы возможно но упомянутое преступление явилось четвертым в списке включающем убийства Артура Хьюза и Полины Пейн, а также еще одно покушение на Беллингдона. Удастся ли привлечь Клея Мастерсона к ответу за эти преступления — проблема полиции, но утаивать имеющуюся информацию и позволить убийце оставаться на свободе, угрожая обществу, было бы не только безнравственно, но и сделало бы их обоих соучастниками. Непоколебимая в своих принципах, мисс Силвер не допускала даже мысли о чем-либо подобном. Единственная уступка, на которую она пошла скрепя сердце, — это ничего не сообщать полиции до своего отъезда из «Мирфилдса». Люшес Беллингдон постучал к ней, как раз когда она готовилась к отъезду и укладывала в чемодан теплый голубой халат.

— Войдите! — отозвалась она не оборачиваясь, полагая, что это одна из горничных пришла убрать в комнате.

— Мисс Силвер… — обратился к ней Люшес, закрыв за собой дверь.

Ее чемодан был упакован, пальто и шляпа лежали рядом. Если бы мистер Беллингдон пришел уговорить мисс Силвер изменить решение, то убедился бы в ее непреклонности. Однако чуткий и проницательный ум мисс Силвер сразу подсказал ей, что Люшес пришел не для того, чтобы спорить или уговаривать.

— Что-то случилось, мистер Беллингдон?

— Да, — кивнул он.

Она подошла к нему.

— Что такое?

Его голос и взгляд оставались спокойными.

— Они оба погибли — Клей и Мойра. Его машина упала с обрыва на холме.

— Каким образом? — спросила мисс Силвер.

— Отвалилось колесо.

— Мистер Беллингдон!

Он посмотрел ей в глаза.

— Кто-то отвинтил гайки, как и ранее на моей машине.

Я пришел сказать, что вам незачем уезжать. Можете позвонить Эбботту отсюда.

Беллингдон повернулся и вышел из комнаты.

Глава 37

Инспектору Эбботту казалось, что гибель Мастерсона и Мойры Херн произошла, выражаясь словами мисс Силвер, по воле Провидения. Однако, когда он сказал ей это, она устремила на него укоризненный взгляд, так что Фрэнк принялся оправдываться.

— Опасный и хладнокровный убийца и одна из самых бессердечных молодых женщин, какую мне когда-либо приходилось встречать, — его соучастница в двух убийствах и двух покушениях. При этом я сильно сомневаюсь, что нам удалось бы предъявить обвинение — разве только в последнем покушении, и то я не вполне уверен. Девушка находилась у себя дома — она тайно вышла замуж за Мастерсона, и он пришел ее навестить. Кстати, мне жаль, что мы не знали об их браке до вчерашнего дня, хотя вряд ли это что-либо изменило. Но что навело вас на мысль, что они могут быть женаты?

— А то, что кто бы ни был сообщником миссис Херн, этот человек был твердо уверен в своих правах на нее. Наверняка их связывали брачные узы. Оливер Херн мог выжить в той катастрофе, или же миссис Херн могла снова выйти замуж, Я просила тебя проверить, есть ли запись о таком браке в Сомерсет-хаусе[23], так как считала необходимым срочно установить личность сообщника миссис Херн.

— Логично. Хотя сам факт их брака мог быть точно так же использован и для прикрытия последнего покушения.

Поскольку оба мертвы, это больше не имеет значения, но если бы дело дошло до суда, у Мастерсона было бы наготове объяснение. Он находился в комнате жены, они услышали крик Беллингдона и побежали узнать, в чем дело.

Адвокат сыграл бы на этом, а доказательств, что Мастертон застрелил Артура Хьюза или что кто-то толкнул Полину Пейн под автобус, нет никаких. Возможно, конечно, что мы смогли бы что-нибудь раскопать, а возможно, и нет. Тело Мастерсона так изуродовано, что Пеглер едва ли сможет опознать в нем человека в галерее. Брей, конечно, тоже в этом участвовал — выполнял черную работу. Мне с самого начала казалось, что вероятнее всего именно он отвинтил колесо автомобиля Беллингдона. Такие штучки как раз по его части. Ни риска, Ни Ответственности — несколько поворотов гаечного ключа и легкие деньги. Но если Брей проделал этот трюк однажды, то он наверняка повторил его Со своими сообщниками. Возможно, Мастерсон отказался ему заплатить обещанное, и он не выдержал. Разумеется, доказательств нет и не будет. Аморальное предложение, но, по-моему, Беллингдону лучше назначить Брею небольшое содержание, которое прекратится в случае его собственной смерти или если Арнолд снова возникнет на горизонте. Такого скользкого типа лучше держать от себя подальше. Интересно, что сделало его таким?

Мисс Силвер посмотрела на него пристальным и серьезным взглядом.

— Что сделало такими Клея Мастерсона, Мойру Херн, Арнолда Брея — и любого преступника? Мелкие недостатки, которые, не встречая сопротивления, выросли в большие пороки, заставив позабыть о человечности и справедливости. Как верно замечает лорд Теннисон:

Страсти, что землю делают адом,

Зависть и алчность, злобу и страх

Вырвать из сердца с корнем нам надо,

Бросив в огонь, обратить их во прах.

Хотя Фрэнк был склонен с юмором воспринимать подобные тирады, которые он непочтительно именовал «нравоучениями Моди», ему пришлось признать уместность цитаты.

— Вы правы, — сказал он, помолчав. — Когда вы уезжаете?

Мисс Силвер негромко кашлянула.

— После полудня я еду в Лондон. Соскучилась уже по Монтэгю Меншинс. Я могу вернуться на дознание, если мое присутствие сочтут необходимым.

Они сидели в классной комнате «Мирфилдса». Фрэнк откинулся на спинку удобного старенького кресла.

— Если вы нам понадобитесь, мы сможем вас найти, но у меня предчувствие, что от нас это едва ли потребуется. Возможно, я ошибаюсь, но когда в скандале, где замешаны влиятельные лица, никто не заинтересован, от прессы можно скрыть очень многое. Это в высшей степени еретическое замечание, дорогая мэм, которое не должно было срываться с моих уст. Надеюсь, вы предадите его забвению. — Его глаза сардонически блеснули. — На самом деле я не удивлюсь, если дознание ничего не даст и забвению будет предано очень многое.

— Мой дорогой Фрэнк!

Эбботт приподнял светлую бровь.

— Почему бы и нет? Убили двух человек и на жизнь Люшеса Беллингдона дважды покушались. Оба преступника мертвы. Какой смысл втягивать злополучного Беллингдона в публичный скандал? Мне кажется, в ходе дознания вынесут вердикт: смерть в результате несчастного случая. Вы, несомненно, скажете, что кто-то же ослабил гайки на колесе и спровоцировал этот несчастный случай и что пойдут разговоры о совпадении, когда у обеих машины из одного гаража отвалилось колесо на одном и том же спуске с холма в Эмберли — у одной в воскресенье днем, у другой в ночь с понедельника на вторник. А это предполагает наличие субъекта, одержимого манией откручивания гаек, и, как я уже говорил, если бы меня спросили о подходящем кандидате, я бы назвал Арнолда Брея. Такие мелкие пакости как раз в его духе. Но как это можно доказать? Отпечатки пальцев отсутствуют в обоих случаях — значит, он либо вытер их, либо работал в перчатках. В итоге у нас нет доказательств ни против него, ни против кого-либо еще.

Мисс Силвер позволила себе в высшей степени непрофессиональное замечание:

— Пожалуй, это избавляет от множества хлопот.

— Арнолда или закон? — осведомился Фрэнк.

Она снисходительно улыбнулась.

— Возможно, обоих.

Глава 38

В этот день состоялось еще два разговора. Первый произошел между Дюшесом Беллингдоном и его секретарем Хьюбертом Гэрретом в Восточной сторожке. Придя туда, Люшес увидел человека с серым лицом, сидящего с ручкой в руке за письменным столом, притом что лежащий перед ним лист бумаги был абсолютно чистым. Он не обратил никакого внимания на открывшуюся дверь, не отрывая остановившегося взгляда от бумаги. Люшес громко назвал его по имени и похлопал по плечу. Хьюберт обернулся, как во сне, и произнес голосом, лишенным всякого выражения:

— Она умерла…

Рука Беллингдона стиснула его плечо.

— Да, умерла. А вам что до этого?

— Все… Ничего…

— Что вы имеете в виду?

— Я бы продал за нее душу. А может, уже и продал.

— О чем вы?

Гэррет поднял на него безжизненный взгляд.

— То, что я говорю вам сейчас, не имеет значения, верно? Она мертва — все кончено. Я прекрасно знал, что ей наплевать на меня. Мне было нечего ей предложить, а рядом всегда вертелись другие — Артур, хотя с ним она покончила, потом Клей, а сейчас она собиралась заняться Дэвидом Мореем. Я уже научился распознавать признаки… Но она знала, что я в любом случае буду помалкивать. Я не был ей нужен, но она знала, что может на меня положиться…

Люшес, отпустив его плечо, отступил назад.

— О чем именно вы помалкивали, Хьюберт?

— Теперь можно рассказать: теперь это не важно, — она мертва, — повторил Гэррет. — Понимаете, я все время знал, что она в этом замешана. Ей было известно, что я должен доставить ожерелье, поэтому она высыпала на мою подушку табак из старой табакерки…

— Откуда вы знаете?

— Должно быть, она тайком проскользнула сюда вечером. Я узнал запах ее духов. Те, кто ко мне сюда заходят, духами не пользовались, поэтому я сразу понял, что она здесь побывала, а потом догадался почему. Она рассыпала табак, чтобы вывести меня из строя, и добилась своего.

— А зачем ей понадобилось выводить вас из строя? — спросил Люшес Беллингдон.

Лицо Гэррета конвульсивно дернулось.

— Она не желала, чтобы я ехал за ожерельем. Конечно я ее нисколько не интересовал, но она давно меня знала и, очевидно, не очень хотела… — Он оборвал фразу и поднес пальцы к дрожащим губам.

Люшес присел на край письменного стола.

— Не очень хотела, чтобы вас застрелил Мастерсон?. — жестко осведомился он. — Мойра и меня тоже знала достаточно давно, однако это ее не остановило.

Гэррет опустил руку.

— Не остановило? — удивленно переспросил он.

— Нет! Очнитесь, Хьюберт! Кто вероятнее всего поехал бы за ожерельем, если бы вы вышли из строя? Я! Просто я занялся садом вместе с Аннабел и, поняв, что это займет больше времени, чем мне сперва казалось, решил послать Артура Хьюза. Решение было принято в последнюю минуту, и никто не мог его предвидеть. Кого, по-вашему, должны были устранить при похищении ожерелья? Не вас, Хьюберт, и не Артура, а меня! Я не сегодня это понял, но не признался мисс Силвер, когда она сказала мне то же самое. Я никому не признавался в этом, кроме вас, и надеюсь, это останется между нами. Ставки в игре были покрупнее ожерелья. Меня собирались убрать с дороги, прежде чем я женюсь на Аннабел и изменю завещание. Мои планы были достаточно очевидны.

Поэтому Клей и Мойра заключили сделку: ему доставался брак с наследницей и половина моего состояния, а ей — ожерелье и другая половина. Вот почему ожерелье вернули — что бы ни произошло, Мойра должна была его заполучить. Как видите, ее ничто не остановило.

— Она не могла… — начал Хьюберт, но снова не договорил.

— Не знаю, кто вчера ослабил гайки на переднем колесе моей машины, — продолжал Люшес, — но этому человеку было известно, что я поеду вниз по дороге с холма в Эмберли. Мойра знала это, а следовательно, знал и Мастерсон, хотя, учитывая то, что произошло с ними, я не думаю, что они сами испортили мой автомобиль — это было бы слишком большим совпадением. Я подозреваю, что гайки отвинтил Арнолд — такая работа как раз по его части, — но точно мы никогда не узнаем, если только он сам себя не выдаст. Они, возможно, собирались уехать, оставив его без гонорара, поэтому Арнолд повторил тот же номер с их машиной. А тем временем эта парочка снова попыталась разделаться со мной, но покушение не удалось, благодаря мисс Силвер. Вчера вечером Мойра подсыпала мне в кофе снотворное и между двенадцатью и часом ночи явилась с Мастерсоном ко мне в спальню, чтобы задушить меня мокрой подушкой. Не знаю, каким образом мисс Силвер об этом догадалась, но она привела Дэвида Морея и поймала их с поличным. Мастерсон пытался оправдаться, заявив, что женат на Мойре и пришел к ней, но я велел им убираться. Они убрались, но не слишком далеко.

Последовала долгая пауза. Гэррет, не глядя на Дюшеса, отодвинул свой стул на пару футов.

— Когда вы хотите, чтобы я ушел? — устало спросил он.

Беллингдон подобрал со стола карандаш и сосредоточенно пытался уравновесить его на вытянутом пальце, как будто от этого зависело очень многое.

— Почему я должен хотеть, чтобы вы ушли? — осведомился он, наконец бросив карандаш на стол.

— Я должен был рассказать вам о табаке… Вы больше не сможете доверять мне… Я сам себе не доверяю…

Люшес поднялся.

— Не валяйте дурака, Хьюберт. Через полчаса жду вас в доме. У нас полно дел.

Глава 39

Никогда еще Салли с такой радостью не возвращалась в Лондон. Они ехали в машине с мисс Силвер, Дэвидом и Уилфридом Гонтом. С мисс Силвер они попрощались на вокзале, но Уилфрид напросился ехать третьим в такси, которое Салли надеялась разделить с Дэвидом. Он не только проводил их до Порлок-сквер, но и поднялся к двери квартиры Салли.

— Ты мне больше не нужен, Уилфрид, — решительно заявила она. — Я хочу распаковать вещи.

Уилфрид небрежно прислонился к косяку.

— Дорогая, ты не поймешь, что значит распаковывать вещи, пока не увидишь меня за этим занятием.

Ощущая на заднем плане мрачное присутствие Дэвида, Салли резко отозвалась:

— Тогда иди домой и займись этим!

Уилфрид печально покачал головой.

— Там нет вдохновляющей атмосферы. Миссис Ханейбл удручающе прозаична. Ее отец, как она рассказывала, выращивал овощи на продажу, так что у нее наличествуют все добродетели капусты, среди которой она росла, но начисто отсутствует шарм. С другой стороны, наблюдать, как ты распаковываешь веши…

Салли вставила ключ в дверь.

— Ни ты, ни кто другой не будете за этим наблюдать!

Я собираюсь затопить газовую колонку и принять ванну.

Хотя, чтобы отмыться от последних ощущений, одной ванны будет мало — их нужно дюжину.

Уилфрид явно заинтересовался.

— Как ты чувствительна, радость моя! И что же это за ощущения?

Салли открыла дверь ровно настолько, чтобы просунуть внутрь чемодан и самой просочиться следом.

— Как будто по мне ползают слизняки, пауки и змеи! — отозвалась она. — Ради бога, уходи, Уилфрид! — Салли захлопнула дверь перед его носом и закрыла ее на задвижку.

Дэвид уже поднимался по лестнице. Он ни разу не оглянулся назад ни во время приведенного выше диалога, ни когда Уилфрид со вздохом удалился.

Часа через два Салли услышала звонок в дверь и обнаружила на пороге Дэвида. Она успела убедить себя, что это вернулся Уилфрид, поэтому ей спешно пришлось менять выражение лица. Однако на полпути Салли подумала, что выдаст себя, внезапно сменив сердитый взгляд на приветливую улыбку. Лучше бы ей было поменьше думать — теперь она густо покраснела, а этого уж никак не спрячешь! Салли шагнула назад, пропуская Дэвида, и закрыла за ним дверь.

— Нам надо поговорить, — сказал он.

У Салли была красивая мебель. Особенно диван у окна.

Салли опустилась на один край дивана, а Дэвид на другой.

И повторил слово в слово:

— Нам надо поговорить.

Салли молчала. У нее не было слов, только множество мыслей — пестрых разрозненных мыслей, вихрем проносившихся в опустевшем сознании. Повисла тишина. Салли словно со стороны следила за происходящим в собственной голове. Вот они, путаные мысли. И вот он, Дэвид.

Огромный! Вот у него между бровей легла мрачная складка.

— Почему ты молчишь? — нахмурившись, осведомился Дэвид.

— Я не знаю, что сказать.

Складка сделалась глубже.

— Вот оно что! Зато я знаю!

Салли молча ожидала продолжения, но Дэвид молча сидел, даже не глядя в ее сторону, пока наконец не произнес:.

— Он предложил мне заказ, но это, конечно, не то же самое.

— Кто — он?

— Беллингдон, разумеется. Но совсем другого плана.

Салли поправила волосы. Если бы он удосужился посмотреть на нее, то не упустил бы столь обнадеживающего знака.

— Если ты будешь продолжать в том же духе, я взвою.

Я не имею ни малейшего понятия, что все это значит.

Дэвид перестал хмуриться на противоположную стену и посмотрел на Салли.

— Ты бы все поняла, если бы слушала как следует.

Я, наверное зря пришел — ты не обращаешь никакого внимания на то, что я говорю.

Салли изо всех сил старалась сдержаться. Если он в самом деле хочет с ней поговорить… У нее внутри что-то потеплело, взгляд и голос смягчились.

— Я тебя слушаю, но ты говоришь загадками. Что предложил тебе мистер Беллингдон?

— Он заказал мне портрет Аннабел Скотт.

— О, Дэвид! — Салли протянула к нему руки, но он сидел слишком далеко от нее.

— Она хорошая модель! У меня уже есть недурная идея насчет позы. Она приняла ее однажды вечером совершенно случайно, и я подумал, что если бы писал портрет Аннабел, то попросил бы ее позировать именно так. Мне кажется, у меня должно получиться — но это не то же самое…

Салли наконец поняла его.

— Не то же самое, что изображать Мойру Херн в виде Медузы? — осторожно осведомилась она.

Дэвид кивнул.

— У меня остались эскизы, и я мог бы ими воспользоваться, но я пообещал Беллингдону, что не стану этого делать.

— Правильно, и не нужно — особенно сейчас! Сразу начались бы разговоры…

— Беллингдон повел себя очень достойно. Он заказал мне портрет Аннабел Скотт. Я предложил написать и его портрет — внешность у него достаточно эффектная, — но он ответил, что всему свое время и что лучше начать с Аннабел. Ты ведь знаешь — они скоро поженятся.

Салли была этому рада — благодаря Аннабел тучи над «Мирфилдсом» рассеются. Она радовалась и за Дэвида. Заказ Люшеса Беллингдона поможет карьере молодого художника. Если портрет Аннабел будет иметь успех, последуют другие заказы. Салли не знала о сцене в спальне Люшеса, когда Мойра стояла у его кровати с подушкой в руках, а Дэвид, оттащив Клея Мастерсона от окна, опрокинул его на пол, но Люшес не забыл об этом и не хотел оставаться в долгу. Его благодарность мисс Силвер выразилась в щедром гонораре, а в случае с Дэвидом Мореем она приняла форму заказа портрета Аннабел — с тем чтобы потом иметь случай упомянуть имя художника в кругу состоятельных людей и потенциальных заказчиков. Дэвид поступил бы глупо, если бы не воспользовался открывающейся перспективой, но до конца дней он не сможет забыть свою несостоявшуюся Медузу.

— Я рада, что они собираются пожениться, — сказала Салли. — Они созданы друг для друга. Я могла бы подружиться с Аннабел, но вряд ли когда-нибудь увижу ее снова.

— Почему бы и нет?

Салли недоуменно посмотрела на него.

— Почему бы и нет? — повторил Дэвид. — Когда мы поженимся…

— Когда мы что?!

— Поженимся.

— Кто говорил, что мы поженимся? — Салли надеялась, что ее голос не дрожит, но не была в этом совсем уж уверена.

Нахмурив брови, Дэвид преодолел разделяющее их расстояние и взял ее за руки.

— Необязательно говорить об этом — достаточно знать.

Мы ведь оба знали, что так будет, верно? Я понял это в ту самую минуту, когда налетел на тебя на лестнице и чуть не сбил с ног, а Полина сказала, что ты живешь в квартире на втором этаже и тебя зовут Салли Фостер. «Когда-нибудь ее будут звать Салли Морей, — подумал я, — потому что она будет моей женой, а я всегда смогу сказать, что принял решение в эту минуту».

— Не понимаю, Дэвид, как тебе это удалось!

— Мне не нужно много времени, чтобы принять решение — во всяком случае важное.

— Зато тебе потребовалось довольно много времени, чтобы сообщить мне об этом. Я думала, ты влюбился в Мойру Херн.

— В Мойру?! Я просто хотел написать ее портрет.

— Как я могла об этом догадаться? Ты не сводил с нее глаз!

— Невозможно написать портрет, не глядя на человека.

По крайней мере, я этого не умею. Вообще-то, Салли, я всегда хотел написать твой портрет, но боялся, что если займусь этим, то скажу тебе то, о чем решил помалкивать, пока не встану на ноги.

Он обнял ее. Салли хитро улыбнулась.

— И что же ты боялся мне сказать? Надеюсь, что-то приятное?

Дэвид молча кивнул.

— Тогда почему бы тебе не сказать это сейчас? — предложила Салли.

Примечания

1

Мария Антуанетта (1755 — 1793) — с 1774 года королева Франции, супруга короля Людовика XVI, казненная во время революции.

(обратно)

2

Мидленд — центральные графства Англии.

(обратно)

3

Имеется в виду эпоха царствования английской королевы Виктории (1819 — 1901); на троне с 1837 года.

(обратно)

4

Евгения Мария де Монтихо де Гусман (1826 — 1920) — жена Наполеона III, императрица Франции в 1853 — 1871 годах.

(обратно)

5

Картина известного английского художника сэра Эдвина Генри Лэндсира (1802 — 1873).

(обратно)

6

Варфоломсевская ночь — массовое убийство французских протестантов в день Св. Варфоломея 24 августа 1572 года.

(обратно)

7

Город на юго-востоке Англии в графстве Эссекс.

(обратно)

8

То есть в стиле, возникшем в период царствования английского короля Эдуарда VII (1841 — 1910; на троне с 1901); эдвардианский стиль по сравнению с предшествующим викторианским отличает некоторая умеренность и строгость форм.

(обратно)

9

Теннисон Альфред, 1-й барон (1809 — 1892) — известный английский поэт-романтик, представитель так называемой «озерной школы».

(обратно)

10

Фуке Фридрих Генрих Карл, барон де +++++ Мотт (1777 — 1843) — немецкий поэт и романист, автор романтической повести «Ундина».

(обратно)

11

Вторая баллада для фортепиано Фридерика Шопена навеяна поэмой Адама Мицкевича «Свитезянка» — вариантом легенды об Ундине.

(обратно)

12

Стиль мебели XVIII века, названный по имени английского мастера-краснодеревщика Томаса Чиппендейла (1718 — 1779).

(обратно)

13

Лк., 16.19-31.

(обратно)

14

Один из южных пригородов Лондона.

(обратно)

15

Иез., 33:19.

(обратно)

16

Преступление на почве страсти (фр.).

(обратно)

17

Чосер Джефри (1340? — 1400) — английский поэт. Речь идет о персонаже его знаменитой поэмы «Кенятерберинские рассказы».

(обратно)

18

Янг Шарлотта (1823 — 1901) — английская писательница.

(обратно)

19

Вуд Генри (Эллен Прайс) (1814 — 1887) — английская писательница.

(обратно)

20

Кингсли Чарлз (1819 — 1875) — английский писатель и священник.

(обратно)

21

Стрикленд Агнес (1796 — 1874) — английская писательница.

(обратно)

22

Жанна Наваррская (1274 — 1304) — с 1301 года королева Франции, супруга короля Филиппа IV Красивого.

(обратно)

23

Здание в Лондоне, где хранятся записи актов гражданского состояния.

(обратно)

Оглавление

Анонс

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте