«Проклятие для леди»

Патриция Вентворт Проклятие для леди

Анонс

Роман словно призван подчеркнуть ведущую роль женщин в послевоенной Англии. Сама его атмосфера пронизана женским мировосприятием. Мужские образы здесь непривычно бледны, даже Фрэнк Эбботт не столь нужен для сюжета. Кажется, деление на достойных и недостойных людей проводится главным образом среди представительниц слабого пола.

Колоритный Макфейл в конце концов так и не сыграл своей зловещей роли. Он растворился среди деревенского общества, и хорошо, что нам не забыли сообщить о его судьбе, подчеркнув незавидность его доли и полностью лишив образ ложного одеяния кровожадности и беспринципности. Да и подозрительный поначалу Трент оказался довольно слабой фигурой, привыкшим в неловкий момент отговариваться необходимостью писать письма.

С первых страниц мы наблюдаем склонность полагаться на Божественное предопределение, свободное выражение причуд поведения. Героиня, Иона Мьюр, производит впечатление разумной девушки, каковой в действительности не является. В ней сильна авантюрная жилка, она раздираема противоречивыми стремлениями. То она стесняется спросить дорогу, то вдруг бесстрашно пускается вслед подвыпившему незнакомцу, и вот она уже готова полностью довериться человеку, которого встречает при весьма необычных обстоятельствах впервые в жизни.

Противоречиям ее поведения впоследствии приводится психологическое объяснение: "Иона едва не топнула ногой. То и дело ее одолевали порывы, которые приходилось сдерживать…

Это придает жизни некое разнообразие, но приходится быть постоянно настороже, иначе не оберешься неприятностей".

Окончательный вывод о преступнике мисс Силвер делает не на основании улик (которых нет), а на основании наблюдений, подкрепляя тем самым мнение своей подруги мисс Марпл:

«Мисс Силвер с легким упреком заметила, что человеческая натура одинакова везде, но согласилась с тем, что сельские жители все-таки гораздо больше знают о своих соседях».

Никто не шокирован ужасными происшествиями, но правила обязывают продемонстрировать щепетильность, и вслух выражается бурное возмущение.

Типична и обстановка полной безопасности. Женщины могут не волноваться: у них даже сумочку в тумане не сумеют вырвать. Что же касается попытки толкнуть человека под автобус — то это вообще невозможно. Пугающий дом с колодцем также оказывается вполне безобидным — что совсем непривычно, ведь и в «Опасной тропе», и в более позднем «Сокровище Беневентов» различные деревенские «удобства» реально угрожают жизни.

Следует отметить, что алчные женщины низкого происхождения никогда не пользовались любовью мисс Силвер. Финальное откровение «Что вы можете знать о том, как живется людям? У вас всегда были деньги, приличная репутация, уверенность в завтрашнем дне, а мне приходилось все добывать самой!» вызывает мало сострадания и кажется не совсем оправданным. К сожалению, роману явно не хватает большего количества действующих лиц, вовлеченных в драму, и он непривычно предсказуем. По счастью, это не является характерной особенностью женского детектива вообще.

Вышел в Англии в 1952 году.

Перевод выполнен В. Тирдатовым специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Глава 1

Оглядываясь потом назад, Иона Мьюр спрашивала себя, как бы все обернулось, если бы она отправилась в Лондон не во вторник, а в другой день. Или на неделю раньше, или, наоборот, позже. И в конце концов вовсе бы не поехала… Что бы это изменило? Встретила бы она тогда Джима Северна? Завершилось бы все это так же или совсем иначе — совсем ужасно? Определенные встречи, события и преступления — это своего рода водоворот, неизбежно затягивающий вас, или они напрямую связаны с тем, какой вы выбрали день? Или поезд? Точного ответа она так и не находила.

Итак, в Лондон Иона отправилась поездом в 9.45. И очевидно, что если бы она села на другой поезд, то не столкнулась бы с Фенеллой Колдекотт у станции метро «Найтсбридж».

— Иона! Мы с тобой не виделись, постой, постой, со свадьбы Селии, верно? Какой же она была красивой! К счастью, на свадьбах на жениха никто не смотрит, но ведь Селии с ним жить, и я, честно говоря, не представляю, как с таким типом можно жить! Конечно, подобные вещи говорить не принято, и я искренне надеюсь, что они все-таки счастливы. Ты заметила, что некоторые девушки куда-то исчезают после замужества? Селия с мужем в Корнуолле, верно? Ужасно далеко! А твоя Аллсгра? Она ведь тоже куда-то совсем пропала. Почему все, как правило, находят таких мужей, которые увозят их на край света? — Фенелла склонила изящную головку на длинной точеной шейке, чтобы посмотреть на часы:

— Ах, дорогая, я опаздываю на примерку! Лидре сразу вычеркивает тех, кто задерживается хоть на полминутки, хотя клиенты ждут его сколько угодно! — Помахав рукой, она бросила через плечо:

— Встретимся за ленчем в клубе.

Иона смотрела ей вслед. Фенелла все такая же и вряд ли когда-нибудь изменится. Еще в школьные годы ее отличала непринужденная элегантность, которую не могла скрыть даже чудовищная форма школы Святой Гризельды. А теперь, одеваясь у знаменитого Андре, она выглядела поистине ослепительным созданием.

Вообще-то подругой Фенеллы была не сама Иона, а ее сестра Аллегра. Хотя Иона ничего не ответила на предложение Фенеллы встретиться за ленчем, но решила все-таки пойти в клуб, так как не успела расспросить об Аллегре.

Бродя по магазинам, Иона продолжала думать о сестре.

Аллегра всегда не любила писать письма. Но многие люди не любят, и это не означает, что с ними что-то не так. Если у вас интересная жизнь и все хорошо, вам не до писем. Это если с человеком случается что-то скверное, он тут же о себе даст знать. Возможно, Фенелла получила письмо…

Придя в клуб к часу, Иона сорок пять минут ждала Фенеллу, после чего ей пришлось выслушать подробный рассказ о примерке и о том, почему Фепелла больше «ни ногой к Мирабель», которую всегда считала единственной в Англии портнихой с воображением.

— Ах, дорогая, Мирабель оказалась продувной бестией!

Она отправила меня на свадьбу Крейшо в точной копии вечернего платья Пиппы Казабьянки, в котором та щеголяла всего месяц назад в Париже! Ты представляешь? Если бы Ивонн де Крассак не прислала мне фотографии, я бы никогда об этом не узнала! Ну, после такого я сразу дала ей отставку. Мне жутко повезло, что я пробралась к Андре, ведь к нему очередь в милю длиной!

Иона выслушала еще много подобных излияний, прежде чем ей удалось заговорить об Аллегре.

— Не получала ли я недавно писем? Дорогая, но мы ведь не переписываемся! Школьная дружба редко сохраняется больше года-двух. Но твой зять меня очаровал — красив до безобразия, как сказала Элизабет Тремейн! Я сказала, что на жениха никогда не смотрят, но на свадьбе Аллегры мы все глазели только на него! Как ни странно, красавцы обычно не слишком заботятся о том, как выглядит их невеста. Думаю, этот холодный белый цвет просто убивал Аллегру!

Фенелла говорила так вовсе не со зла. Единственное, что ее действительно интересовало в жизни, были наряды, и она относилась к ним крайне серьезно. Вспомнив о свадьбе Аллегры, Фенелла живо представила себе все фасоны и детали, даром что прошло уже два года, и тут же начала рассказывать, как бы она одела невесту и ее подружек. Иначе она не могла — это было бы равносильно тому, что ее попросили бы не дышать. Самым досадным было то, что она была права.

В белом платье Аллегра казалась съежившейся и посеревшей, словно она попала в снежный буран. Иона печально подумала, что и она сама выглядела в белом ничуть не лучше, не говоря уж об этой неуклюжей толстушке Марго.

— Больше ни за что не буду подружкой невесты! — смеясь, заявила она. — Когда замуж выходит сестра, никуда не денешься, но с меня хватит — клянусь, что это было последний раз! Сама идея заставлять девушек надевать то, что им ни в коем случае не следует надевать, совершенно дурацкая, просто варварская! Зачем собирать целую компанию по-дурацки наряженных девиц!

Фенелла, однако, сохраняла полную серьезность.

— Ты права, дорогая, — отозвалась она. — Дай мне вспомнить… там, кроме тебя, были Элизабет Тремейн, эти рыжие близняшки Миллер и одна ужасно неуклюжая школьница — как же ее звали?

— Марго Трент. Это родственница Джеффри, и он ее опекун. Нам пришлось се пригласить. Конечно, вид у нее был жуткий.

Фенелла удрученно покачала головой.

— Школьницам противопоказан белый цвет, категорически. Они ведь либо слишком пухлые, как эта Марго, либо худышки — одни кости торчат и острые красные локти. Она все еще живет с ними? И как только Аллегра ее терпит! Может быть, она похудела?

— Не знаю.

— Но ты ведь ее видела?

— Уже довольно давно.

— Но Аллегру ты, надеюсь, видела? Скорее рассказывай, что у нее новенького!

Иона почувствовала, что краснеет.

— Понимаешь, я была в Америке…

— В Америке? А что ты там забыла?

— У нас есть родственники в Нью-Джерси. Я поехала их навестить и задержалась дольше, чем рассчитывала. Совершенно неожиданно ввязалась в одну историю.

Фенелла посмотрела на нее, будто что-то вспомнив.

— А-а, ну конечно! Сильвия Скотт прислала мне американский журнал с твоим фото, ты там что-то вещаешь, что-то вроде тех монологов, которые тебя заставляли читать на школьных концертах. Там пишут, что ты имела успех.

Иона засмеялась.

— Ну да, им, кажется, понравилось. Подруга моей кузины уговорила меня выступить с речью на большом приеме, потом меня стали приглашать то одни, то другие, а в итоге я получила предложение от одной фирмы и подумала, что будет неплохо привезти домой немного долларов.

— С ума сойти! И как тебе это удается? — Фепелла снова переключилась на Аллегру:

— Какой у них дом? Им удалось найти прислугу?

— Думаю, что да… Я не знаю…

— Иона, ты что, еще не была у них?

— Видишь ли, мне пришлось ухаживать за старенькой кузиной, которая болела.

— Ты хочешь сказать, что после свадьбы ни разу не виделась с Аллегрой?

— Нет, что ты. Мы виделись, когда она вернулась после медового месяца.

— Но никогда не гостила у нее?

— Я не могла оставить кузину Элинор.

Фенелла покачала головой.

— Ухаживать за старушками — это тяжкое испытание.

Они никогда не умирают, и освободиться от них невозможно.

Иона снова рассмеялась.

— Я собираюсь поюстить у Аллегры на будущей неделе.

«Если они снова не отделаются от меня», — мысленно добавила она.

Глава 2

Столовая в клубе Фенеллы была расположена так, что там почти не замечаешь, что делается снаружи. В середине января там и днем, во время ленча, горел свет, поэтому только за кофе, когда Фенелла вспомнила, что опаздывает в салон, где ей предстояло опробовать абсолютно новую прическу, они обратили внимание на густой туман.

— Если нам действительно не по пути и я не могу подвезти тебя, дорогая, я лучше побегу!

Ответ Ионы, что ей нужно совсем в другую сторону, Фенелла выслушала уже на бегу. Постояв еще немного перед клубом, Иона решила, что дальше бродить по магазинам уже нет смысла и ей лучше всего дойти до ближайшей станции метро и отправиться домой. Тогда это казалось не только благоразумным, но и не требующим особых усилий.

Иона знала эту часть Лондона как свои пять пальцев, а до станции было не более пяти минут ходьбы. Тем не менее заблудилась она прежде, чем истекли пять минут.

Иона подумала, что пропустила нужный поворот. Это было не страшно — можно было вернуться и найти его.

Она прошагала еще примерно пять минут в обратном направлении и только тогда поняла, что окончательно сбилась с пути и, что хуже всего, попала в густую полосу тумана. Если бы такой туман застиг ее возле клуба, ей бы и в голову не пришло идти пешком. Теперь Иона не знала, где находится и куда ей двигаться дальше. Даже самая кромешная тьма не так сбивает с толку, как туман, который притупляет чувства. Глаза что-то все-таки видят, по то, что они видят, не дает никакой реальной картины. Уши вот тоже слышат, только невозможно определить, близко или далеко раздается звук.

Но нужно было как-то продвигаться дальше. Лондонские туманы неравномерны. В любой момент можно выбрести на чистое место, а в крайнем случае, оказавшись на оживленной улице, можно спросить дорогу. Конечно, при таком тумане никаких тебе автобусов и такси, но любой прохожий подскажет, где станция метро. Прохожий? Иона внезапно осознала, что уже несколько минут не слышит рядом шагов.

Она обреченно зашагала, понятия не имея, куда идет.

Двигаться по прямой удавалось с трудом: то левая нога соскальзывала с тротуара, то правая ударялась о стену. Уличные фонари только еще больше сбивали с толку. Они походили на тусклые оранжевые коконы и освещали только туман.

Возле одного из таких коконов Иона все-таки столкнулась с человеческим существом. Рядом — не то сзади, не то спереди — послышались шаги, и из тумана высунулась рука, стараясь ухватить ее сумочку. Успев увернуться. Иона с бешено колотящимся сердцем помчалась вперед, а когда остановилась, то не слышала ничего, кроме судорожно вырывающегося из легких дыхания. Глупо было так пугаться какого-то мелкого воришки, охотившегося за ее сумочкой. По-видимому, его глаза были лучше приспособлены к туману, он едва не добился своего.

Иона ускорила шаг. Очевидно, было уже около четырех. Иногда мимо проходили люди, в основном поодиночке и с большими интервалами, но после истории с сумочкой она побаивалась спрашивать дорогу. Ведь по шагам трудно определить, на кого ты набрел. А впрочем, Иона начала более внимательно прислушиваться к шагам. Медленная тяжелая походка могла принадлежать солидному пожилому торговцу или матери шестерых детей, по еще и опытному взломщику, воспользовавшемуся туманом, чтобы отправиться на дело. Обладатель легких семенящих шажков, возможно, закричал бы, если бы до него дотронулись. А такая неуверенная походка, вероятно, у такого же, как она, заблудившегося в тумане человека. Однако не исключено, что это опять какой-нибудь крадущийся вор…

Вскоре Иона решила, что опять не заметила поворот, так как шагов больше не было слышно. Улица казалась узкой, а расстояния между фонарями увеличились. Очевидно, это был тихий переулок, где стояли аккуратные домики с узкими фасадами. О том, что фасады узкие, свидетельствовали расположенные неподалеку друг от друга балюстрады с каменными колоннами и тремя-четырьмя ступеньками вверх к парадной двери. Вскоре Иона на собственном печальном опыте убедилась, что балюстрады тут не прихоть: они ограждают пространство перед окнами полуподвала. Повинуясь инстинкту, заставляющему отклонятся то в одну, то в другую сторону, она в очередной раз отклонилась вправо и ударилась коленом о калитку, которая тут же поддалась. Споткнувшись, Иона покатилась вниз по ступенькам и приземлилась на четвереньки, ощущая ладонями и коленями сырой камень.

Несмотря на боль, дело обошлось без серьезных травм.

Шляпа Ионы сбилась на ухо, на чулках спустилось несколько петель, перчатки были скользкими от грязи. Стянув перчатки и поправив шляпу. Иона начала искать выпавшую из руки сумочку. Когда она нащупала ее, сверху послышался звук поворачиваемого в замке ключа и отодвигаемого засова. Парадная дверь дома открылась.

Первой мыслью Ионы было, что кто-то, находившийся в одной из передних комнат, услышал, как она упала.

Только она подумала, что неплохо бы все же встать на ноги, как чей-то голос произнес:

— Я человек надежный — мое слово твердое. Еще никого никогда не подводил. Верный друг — вот кто я такой, выручу из любой беды.

Ионе разом пришли на ум три мысли. Во-первых, говоривший родился по ту сторону шотландской границы.

Во-вторых, средством борьбы с туманом он избрал традиционный шотландский напиток. И в-третьих, ни он, ни его неведомый собеседник наверняка не знали, что кто-то пару секунд назад с грохотом приземлился перед нижними окнами.

Ступеньки, ведущие с улицы к парадной двери, находились почти у нее над головой. Если она останется на месте, ее не увидят и не услышат. И вроде бы не было никаких причин молча затаиться, почему бы в самом деле не узнать, где она очутилась, и не спросить дорогу. «Надежный человек» вполне мог оказаться и надежным гидом.

Причин не было, зато был инстинкт. Если бы Иона даже приказала своему языку говорить, он бы ей не повиновался. Но она не приказывала ему ничего, она замерла, словно заяц, не желающий, чтобы его обнаружили.

Над ее головой раздался шепот. Иона не смогла разобрать, мужчина это или женщина. Потом снова заговорил шотландец:

— Я уйду, как только буду готов. Хотя на улице темно, как под жилеткой у сатаны. Будь у тебя сердце, не стал бы гнать меня в такой туман.

Снова послышался шепот, и шотландец засмеялся.

— Тебе осторожности не занимать, да и я против нее ничего не имею — в разумных пределах. Но подумай хорошенько: кто будет делать за тебя грязную работу, если я в тумане угожу под машину… Ладно, ладно ухожу! Я еще не сказал «да», но подумаю и дам знать. Но и ты подумай о вознаграждении. Две тысячи, не меньше. Ведь я рискую собственной шеей.

Шотландец начал спускаться по ступенькам, и дверь за ним захлопнулась. Иона снова услышала звуки ключа и засова. Джентльмен, раздумывающий о том, стоит ли ему рисковать своей шеей, нетвердой походкой зашагал по тротузру, насвистывая мелодию. Иона сразу же вспомнила слова:

Ты выбрал дорогу повыше,

Я выбрал дорогу пониже

И первым в Шотландии буду…

Внезапно ей овладело неодолимое желание очутиться подальше от этого дома, где кто-то шептал, а кто-то распространялся о цене своей шеи. Повинуясь непонятному импульсу, Иона взбежала по ступенькам к мостовой, ее тут же остановила плотная стена тумана. Не было видно даже уличных фонарей. Единственным ориентиром в невидимом призрачном мире оставались только затихающие звуки мелодии «Озеро Ломонд». Когда они смолкнут, она окажется в полном одиночестве.

Иона снова побежала, но сразу же остановилась. Лучше шотландцу ее не слышать — пока он свистит, можно следовать за ним шагом. Но слишком отставать тоже не стоит — туман сильно приглушает звуки.

Впоследствии Иона так толком и не могла для себя определить, зачем она пошла за шотландцем. Он явно выпил слишком много и к тому же говорил о вознаграждении за что-то весьма сомнительное, раз он так боялся за свою шею… Вроде бы шотландец знал, куда идет, но не факт, что он направлялся в то место, где стоило бы оказаться, совсем не факт… Очевидно, приманкой послужила его уверенность. Он шел вперед, весело насвистывая и постукивая палкой по тротуару в такт мелодии. После «Озеро Ломонд» незнакомец приступил к «Шотландским колокольчикам», а затем к «Дороге на острова». Если бы он не насвистывал, то запросто мог бы услышать ее. К Ионе постепенно возвращалось самообладание, и она рискнула сократить дистанцию. Шотландец свернул дважды — один раз налево, а другой, перейдя дорогу, направо.

Вскоре Иона начала обдумывать тактику дальнейших действий. Шотландец не должен знать, что она следует за ним, не должен догадываться о том, что она была у того дома и на той улице, которая теперь осталась позади на достаточно безопасном расстоянии. Если незаметно обогнать его в тумане, а потом пойти назад, можно изобразить случайную встречу и тогда уже спокойно спросить у него, где они находятся. Чем больше Иона обдумывала этот план, тем больше он ей нравился. Как ни странно, завязать разговор с шотландцем ей было не страшно. Возможно, он и собирался совершить тяжкое преступление, но она чувствовала, что он не станет выхватывать у нее сумочку и бить ее по голове. Ускорив шаг, Иона обогнала шотландца, вдохновенно исполняющего «Бонни Данди», и уже собиралась повернуть в обратную сторону, но вдруг на кого-то наткнулась. Ее вытянутые вперед руки коснулись грубой ткани пальто а в следующий момент она уткнулась лицом в шарф.

Переведя дыхание и выплюнув шерсть. Иона услышала у себя над головой приятный мужской голос:

— Прошу прощения! Вы не ушиблись?

Мелодия «Бонни Данди» оборвалась на середине куплета. Иона сильно ущипнула державшую ее руку, поднялась на цыпочки как можно ближе к тому месту, где, по ее мнению, должно было находиться ухо, и прошептала:

— Скажите, что я налетела на вас немного раньше.

— Хорошо, — отозвался он.

— Спасибо, — шепнула Иона и громко произнесла:

— Кто-то идет! Может быть, он знает, где мы находимся! Давайте спросим у него!

Из тумана пахнуло ароматом виски, и голос, недавно требовавший за услуги две тысячи фунтов, добродушно осведомился:

— А где бы вы предпочли находиться? — В слове «предпочли» было по меньшей мере три "р".

Иона повернулась и почувствовала резкую боль в лодыжке.

— Боюсь, что я заблудилась, — чуть задохнувшись, сказала она, все еще держа руку, которую только что ущипнула. — Может быть, вы сумеете нам помочь?

Послышался басовитый смех.

— Минут десять назад я бы ответил вам «да», но сейчас видно, я тоже заплутал в этом чертовом тумане. Я догадываюсь, в каком месте сбился с пути, но не уверен, что смогу туда вернуться. «Прямо шагай до конца дороги, прямо шагай до конца…» — запел он, но прервался в середине куплета. — Уловили суть? Если пойдете прямо, то куда-нибудь выберетесь, а будете топтаться на месте, то так здесь и помрете, не ровен час. Чего доброго, вас никто и не найдет, так что родственникам даже не придется раскошеливаться на похороны.

— Я могу сообщить вам, где мы, — вдруг очень серьезно произнес голос обладателя руки, которую держала Иона. — Но это вряд ли что изменит. Не вижу ни малейшего шанса добраться куда-нибудь, пока не рассеется туман.

Иона снова ущипнула его.

— Почему же вы не сказали раньше?

— Потому что вы не дали мне времени, — с усмешкой отозвался ее собеседник, после чего обратился к невидимому источнику аромата виски:

— Эта леди и я столкнулись минуту назад. Думаю, она вышла с боковой дороги.

— Кто тут разберет, какая дорога боковая, а какая нет? — рассудительно заметил шотландец. — Но если вы скажете нам, где мы, я буду весьма вам благодарен.

— Мы на Биклсбери-роуд, если это вам что-нибудь говорит. Моя фамилия Северн. Я архитектор и пришел взглянуть на дома, купленные моим клиентом. Он хочет превратить их в многоквартирные. Пока я сюда добирался, туман начал быстро сгущаться. Надо было сразу вернуться домой, а я вот сглупил. Теперь здесь все равно ничего не разглядишь. Я немного посветил фонарем и ждал, когда туман поднимется, но потом села батарейка.

Шотландец, представившись профессором Макфейлом, пытался выяснить более-менее точное местонахождение Биклсбери-роуд, Иона же чувствовала, что каким бы ни оказался результат переговоров ее невольных спутников, она все равно не сможет идти дальше. Лодыжка давала о себе знать все сильнее. То ли она подвернула ее, падая со ступенек, то ли когда столкнулась с мистером Северном Сейчас это уже не имело никакого значения.

— Боюсь, даже если нам удастся найти дорогу, я не смогу идти, — прервала она описание маршрута, предлагаемого профессором. — Кажется, я растянула лодыжку.

И тут земля под ее ногами качнулась, а туман вокруг начал мерцать. Иона повисла на руке Джима Северна и рухнула бы наземь, если бы он вовремя не подхватил ее.

Потом она смутно ощущала, что ее куда-то несут. Все происходило, как на киноэкране при замедленной съемке.

Конечно, в таком тумане ничто не могло двигаться иначе, в нормальном темпе. Автобусы и машины остановились, люди ползли как жуки, стараясь добраться домой… Наверное, даже часы и само время замедлили ход…

Очнувшись, Иона почувствовала, что лежит на чем-то жестком и что, по крайней, мере хоть было неподвластно туману — словоохотливость профессора Макфейла, он все продолжал говорить:

— Мы могли бы спокойно переждать здесь, пока рассеется туман, будь тут хотя бы один стул или огарок свечи. Удивительно, как, в сущности, мало человеку нужно. Мой дед вырос на маленькой ферме, где комнаты освещали только сальные свечи, которые его родители лепили сами. Их приходилось экономить, так что он зачастую готовил уроки при свете огня в кухонном очаге.

При этом до восьмидесяти семи лет обходился без всяких очков!

Иона с трудом приподнялась на локте. Кругом было темно, но не из-за тумана. Это был довольно жуткий желтоватый сумрак, однако дышать здесь было легче, чем на улице. Пол, на котором она лежала, был деревянным, а под ладонью были песок и пыль.

— Где мы? — заговорила Иона, совсем как очнувшаяся героиня какого-то романа.

— Вам лучше?

— Да… Я не знаю, что случилось — вдруг подкосились ноги… Где мы?

— В одном из домов, которые я пытался осмотреть.

Вряд ли нам удастся куда-нибудь добраться, пока туман не поднимется выше, а здесь все-таки лучше, чем снаружи.

Света, увы, нет и никакой мебели. Но вы все равно не сможете идти с поврежденной лодыжкой. Я положил вас на пол, так как вы потеряли сознание, но раз вы пришли в себя, думаю, вам лучше сесть на ступеньки. Так всегда делают, если подвернут ногу во время танца.

Время тянулось медленно. Сначала Иона сидела на ступеньке одна, но, погружаясь в дремоту, почувствовала, что ее голова лежит на чьем-то плече и что ее поддерживает чья-то рука. Плечо и рука принадлежали не профессору, так как запах виски доносился издалека…

Проснувшись, она снова услышала голос профессора — раскатистое "р" звучало, как удары барабана в танцевальном ритме.

— Есть старое предание о китайском мандарине, которое уже в зубах навязло, но тем не менее поднимает интересную моральную проблему. Если, нажав кнопку, вы лишаете жизни абсолютно неизвестную вам личность и при этом знаете, что можете облагодетельствовать этим поступком три четверти человечества, является ли это оправданием вышеупомянутого поступка?

— А откуда вам известно, что это облагодетельствует три четверти человечества? — В скучающем голосе мистера Северна, который звучал гораздо ближе, мелькнула насмешка.

— На этот счет, — заявил профессор, — приходится гипотетизиррровать.

Последнее слово прозвучало с величественным раскатистым "р". Иона усомнилась, что такое слово существует, однако впоследствии обнаружила его в словаре. Но в тот момент оно явилось лишь частицей того состояния, при котором сновидения и реальность сливаются воедино. Heсмотря на то что под ногами Ионы был лишь жесткий пол, лодыжка перестала болеть.

— Ну, — снова заговорил мистер Северн, — три четверти человечества — слишком крупный масштаб, поэтому я уверен, что нажимающего на кнопку интересует лишь один представитель человеческой расы — он сам. Собирается ли он облагодетельствовать себя, а главное, выйти сухим из воды? По-моему, это куда более интересная проблема.

Профессор Макфейл с этим не согласился, отрицая «своекорррыстие», и заявил, что для более корректного вывода проблему следует «деперсонализиррровать». В этот момент Иона задремала снова. Бархатный баритон профессора и раскатистое шотландское "р" действовали на нее усыпляюще.

Проснувшись уже по-настоящему, Иона почувствовала, что прошло немало времени. Она выпрямилась, снова ощутив поддерживающую ее руку.

— Вы проснулись? — осведомился голос мистера Северна.

Иона глубоко вздохнула.

— Да. Вы все время поддерживали меня — это очень любезно с вашей стороны. Не помню, чтобы я когда-нибудь так спала. Мне как будто дали снотворное.

Сказав это, она вдруг осознала, что, во-первых, дышать стало легче, во-вторых, свет, проникавший сквозь веерообразное окошко над дверью стал ярче, и в-третьих, его было достаточно, чтобы все разглядеть, а заодно заметить, что они остались вдвоем.

— А где профессор?

— Он ушел, как только рассеялся туман — около получаса назад.

— Но почему вы меня не разбудили? Мы бы ушли вместе.

— Думаю, он предпочитал удалиться в одиночестве.

Свет, падавший на ступеньки желтыми продолговатыми полосками, явно не был дневным. Он шел от уличного фонаря, расположенного неподалеку. Снаружи туман поднялся вверх, но было совсем темно.

— Сколько сейчас времени? — спросила Иона.

— Вероятно, около трех. Если не возражаете, я бы мог сходить за машиной. Она в гараже, примерно в четверти мили отсюда. Куда вас подвезти?

В самом деле, куда? После того падения с лестницы, Иона была совсем не уверена, что ей стоит отправляться в отель. Появиться среди ночи в испачканной рваной одежде и с грязным лицом — нет, это не лучший выход.

— Я подумала про отель, но потом передумала, — откровенно сказала она. — Понимаете, я упала с лестницы — тогда, очевидно, и подвернула лодыжку. Вряд ли стоит в таком виде появляться перед чинным ночным портье.

— Вы живете не в Лондоне?

— Нет, я приехала на день. Меня зовут Иона Мьюр.

— А меня — Джим Северн, хотя я, кажется, уже это сообщил.

— Да. Конечно, я могла бы поехать к Элизабет Тремейн или Джессике Тори, но предпочла бы этого не делать. Элизабет бог знает чего потом напридумывает, а Джессика целую неделю будет охать и ахать. Залы ожидания на вокзалах, их, кажется, запирают? В общем, все же придется ехать в отель.

— У меня есть квартира, а хозяйство ведет моя старая няня, — неуверенно сказал Джим. — В высшей степени достойная особа, даю голову на отсечение.

Иона рассмеялась.

— И что, по-вашему, она скажет, если вы явитесь в три часа ночи с незнакомой женщиной?

Глава 3

Странное это чувство — быть одной в пустом доме. Сидя на ступеньке лестницы, Иона пыталась привести в порядок лицо и волосы. В сумочке у нес были расческа, пудреница и бумажные салфетки, но на самом деле ее лицо нуждалось в горячей воде и мыле, а тот факт, что руки ее были измазаны в зеленой слизи, ни в коей мере не улучшал положение. Иона использовала все салфетки, но взглянув в зеркальце, была чрезвычайно удручена. Темные пятна под глазами были следствием блуждания в тумане и падения с лестницы, но общий зеленоватый оттенок возник, по-видимому, из-за того, что салфетки не удалили слизь, а только ее размазали. Расчесывая волосы, она думала, что похожа па несчастнейшее убогое привидение.

Иона надела шляпу, но тут же сняла ее. Ей казалось, что хуже выглядеть уже невозможно, но это было заблуждением — в шляпе можно. Когда она выходила из дому, шляпка смотрелась великолепно, но подобные… мм… аксессуары должны идеально гармонировать со всем прочим и, разумеется, с прической и макияжем. В данный момент Иона напоминала себе привидение, которое тяпнуло лишнего.

Запихнув шляпку в карман пальто, она стала ждать Джима Северна.

Теперь, оставив все попытки улучшить свой облик, она почувствовала, как сильно давит на нее тишина пустого дома. До сих пор она не испытывала подобных чувств, оставаясь одна в доме. Интересно почему? Дело было не в отсутствии мебели — диваны, столы, стулья и ковер на полу вряд ли создали бы ощущение безопасности. Если бы ступеньки покрывала ковровая дорожка, на них было бы не так жестко сидеть, но не более того. Даже если бы Иона знала, что достаточно пересечь холл и открыть дверь, чтобы очутиться в уютно обставленной комнате, это ничего бы не изменило. Ну почему ей так тревожно? Дверь заперта, и никто не может войти — ведь ключ лежит в кармане у Джима Северна. А в самом доме никого кроме нее нет.

Никого. Но зато здесь были безмолвие, пустота и холод. Казалось, тишина начинает вибрировать, словно кто-то на нее давит, и вот-вот треснет надвое. Усилием воли Иона взяла себя в руки. Это ощущение было, по крайней мере, знакомым с детства, когда она лежала в темной комнате старого дома и ждала, что реальный мир расколется, впустив все ужасы детского воображения — тонкие скользящие тени, которые строят тебе во мраке страшные рожи.

Воображение у нее по-прежнему было буйным, но теперь Иона научилась его контролировать — могла заставить прекратить разные фокусы и переключить на что-нибудь другое. На то, о чем приятно думать не в темном пустом доме, а в уютно освещенной комнате возле теплого камина. Например, о девушке, которая случайно попала не в тот дом и наткнулась на что-то, чего ей не следовало знать…

Когда ключ Джима Северна повернулся в замке, мысли Ионы витали уже далеко.

На улице было холодно. Туман почти рассеялся, и хорошо были видны фонари. Иона поначалу шагала очень осторожно, но лодыжка не болела. Иона смотрела на Джима Северна. Она знала, что он высокого роста — тогда на улице в тумане его голос доносился сверху, теперь же выяснилось, что он к тому же весьма недурен собой, хотя и не роковой красавец. Жаль, что ей не удалось ничего сделать со своим лицом. Первое впечатление — это очень важно…

Джим Северн видел перед собой девушку в порванной шубе темные волосы, сильно растрепавшиеся, обрамляли очень бледное лицо. Он уже знал, что у нее удивительный голос, не похожий на другие девичьи голоса. Когда Джим услышал этот голос в тумане, он сразу пленил его воображение. Посмотрев на ее утомленное лицо, Джим испугался, что она снова упадет в обморок. Потом он обратил внимание на ее забавные брови, похожие на маленькие изогнутые крылышки. При свете фонарей ее глаза казались черными.

После продвижения ощупью в сплошном тумане мягкое покачивание в салоне машины напоминало Ионе прекрасный сон, в котором не нужно напрягать усталые ноги и волноваться о том, что будет дальше. Быть может, впереди ее ожидают горячий кофе и ванна.

Но когда они поднимались в лифте на третий этаж, в блаженные мечты вторглись воспоминания о старой няне Джима Северна. Едва ли чьей бы то ни было нянюшке понравится, если ее питомец появится среди ночи с какой-то девицей.

Джим открыл дверь своим ключом, и они вошли в маленький освещенный холл. Иона страстно желала, чтобы сон у няни оказался крепкий.

Но эти надежды были тщетными. Из двери слева выплыла фигура в стеганом халате из синего шелка. У нее были розовые щеки и пышные седые волосы, убранные на ночь под крепкую коричневую сетку. Блестящие голубые глаза будто бы рассматривали Иону через увеличительное стекло.

— Это мисс Мьюр, няня, — поспешно представил ее Джим Северн. — Мы застряли в тумане. Боюсь, что она повредила ногу. Комната Барбары готова?

Взгляд голубых глаз переместился на него.

— Она всегда готова, с первого же дня, как мы переехали сюда. — Няня снова посмотрела на Иону. — Добрый вечер, мисс Мьюр. — В ее голосе ощущался холодок.

— Няня, я понимаю, что это все ужасно, — заговорила Иона, — но я упала со ступенек, и мистер Северн был так добр… Можно мне умыться?

То ли жалобно дрожащий голос Ионы, то ли ее честные глаза подействовали на няню, но атмосфера заметно потеплела. Старушка сумела распознать леди даже в особе с зеленой слизью на изможденном лице, и сразу поняла, что гостье необходимы горячая ванна, горячее питье и теплая постель.

Покуда она все это готовила, Джим Северн отправился ставить машину в гараж.

Няня распахнула дверь ванной.

— У нас нет перебоев с горячей водой — этим немногие могут похвастаться. Вот ваше полотенце, мисс, сейчас принесу ночную рубашку, халат и туфли мисс Барбары. Э-э, дорогая, у вас все чулки порвались — тут, по-видимому, уже ничего не исправишь. И шубку вы порвали, но ее мы подлатаем. Мех легко рвется, но и чинится легко.

Вскоре няня вернулась, держа в руках цветастый халат, алые шлепанцы и отделанную шитьем ночную сорочку.

— Ну, голубушка, ванна готова. Воду можете не экономить, но не очень задерживайтесь, ведь мистеру Джиму тоже нужно освежиться. В этом кувшинчике ароматическая соль, мисс Барбара добавляет ее в воду.

Ванна, потом горячий кофе и, наконец, мягкая постель — все это казалось райским блаженством. Няня укрыла Иону одеялом, словно трехлетнюю девочку, распахнула окно и выключила свет, и она сразу же погрузилась в крепкий сон без сновидений.

Глава 4

В восемь часов няня принесла Ионе чаю и рассказала ей про мисс Барбару, которая уже лет десять была леди Каррадайн — для всех, кроме няни. Лед был растоплен окончательно.

— Сэр Хамфри — очень милый джентльмен. Мисс Барбара говорит, что он отличный хозяин, поместье у них как картинка. У них двое чудесных деток — мальчику восемь с половиной и девочке — пять. Я не могла оставить мистера Джима без присмотра, поэтому присоветовала им нанять мою племянницу. А когда мисс Барбара наезжает в Лондон, то может даже не предупреждать нас — ее комната всегда готова. У нее есть свой ключ, так что она может прибыть в любое время, как ей удобно.

Иона в душе порадовалась, что Барбаре не пришло в голову «прибыть» сегодня, скажем, в четыре часа утра и наткнуться на незнакомую девицу, разлегшуюся в ее кровати.

Няня продолжала говорить. К тому времени как Иона оделась, натянув пару чулок Барбары вместо испорченных своих, она уже знала, что Джим Северн работает в старой и почтенной архитектурной фирме, которой руководят два его дяди. Один из них скоро отойдет от дел, и тогда мистер Джим займет его место.

— Отец мистера Джима и мисс Барбары умер, когда они были еще совсем маленькими. Мать их снова вышла замуж, но тоже долго не прожила, так что они росли сиротами.

Иона слушала, одновременно думая о своем. Прежде всего нужно позвонить в Уэйнтри и успокоить Норрис, которая наверняка в ярости из-за того, что она не пришла ночевать, никого не предупредив. Конечно, это следовало сделать раньше — не среди ночи, но хотя бы на рассвете, который в это время года начинался где-то без четверти восемь.

Норрис была горничной кузины Элинор и домашним тираном с сорокалетним стажем. Она тут же стала распекать Иону, как пятилетнюю девочку.

— Уйти на всю ночь и даже не позвонить! Если мисс Элинор заболеет от волнения, то лишь благодаря некоторым эгоисткам, у которых ветер в голове!

Иона тяжко вздохнула. Она знала Норрис с пяти лет и прекрасно помнила, что когда та в дурном настроении, остается только повторять одно и то же, пока это не дойдет до ее ушей.

— Послушайте, Норри…

— И не называйте меня Норри, мисс Иона! Я не из тех, кому можно заморочить голову!

— Послушайте, Норрис! Был туман — понимаете? Ту-ман!

— Вам незачем произносить слова по слогам!

— Загляните в утренние газеты! Там пишут, что такого тумана не было давным-давно. Я упала со ступенек, ушибла ногу. До телефона мне удалось добраться только в половине четвертого, и я решила не звонить до утра.

— Я бы тоже не стала будить весь дом среди ночи!

— Норри, вы ведь ничего не сказали кузине Элинор, правда?.. Так я и думала. Ей совсем нельзя волноваться.

На другом конце провода послышалось громкое фырканье.

— А кто был бы виноват, если бы она разнервничалась? Скажите мне спасибо, что мисс Элинор сейчас не сходит с ума от беспокойства! Она уверена, что я сейчас подаю вам чай!

Иона, облегченно вздохнув, положила трубку и занялась своим лицом. Ни одна женщина никогда не допустит, чтобы ее запомнили в образе зеленого привидения, плывущего в тумане. Очевидно, Барбара не позволяла няне отставать от моды, ибо та одобрила цвет выбранной Ионой помады. Няня залатала дырку в ее шубе, а также почистила и выгладила коричневую юбку. Теперь можно было смело надевать шляпку.

На долю мужчин в непредвиденных обстоятельствах выпадает куда меньше переживаний и хлопот. За завтраком Джим Северн выглядел точно так же, как ночью при свете уличного фонаря. В какой-то момент их встреча за столом показалась Ионе даже более странной, чем ночное происшествие. Вчера в это же время они не знали о существовании друг друга, а всего шесть часов назад не имели ни малейшего понятия о том, как выглядит случайный знакомый (и, соответственно, знакомая). Теперь же они завтракали в квартире Джима Северна. Знала бы об этом Норри! Но даже Норри была бы довольна такой дуэньей, как старая няня. Иона засмеялась. Джим тут же отметил, какая у нее выразительная мимика и что глаза у нее совсем не темные, а серые с коричневыми крапинками.

Так как смеяться без причины было глупо, Иона рассказала Джиму про Норрис и кузину Элинор. После этого невольно зашла речь о ее поездке в Америку и о выступлениях.

— У вас замечательный голос. По-моему, он способен выразить все, что вы захотите. Вы продолжите свои речи и здесь?

— Я получила кое-какие предложения, но заболела кузина Элинор. А она не просто наша родственница, она нас вырастила.

— Нас?

— У меня есть сестра, Аллегра. У нее есть муж, Джеффри Трент. Собираюсь погостить у них на будущей неделе, а потом надо решить, что делать дальше. Кузине Элинор уже гораздо лучше.

Джим Северн нахмурился.

— Джеффри Трент Где я слышал это имя?.. Ну конечно — какой же я идиот!

Поднявшись, он вышел из комнаты и вернулся, держа в руке скомканный клочок бумаги.

— Должно быть, вы уронили его прошлой ночью. Я подобрал этот клочок на ступеньках дома, где мы с вами были.

Иона разгладила бумагу. Грязный клочок был оторван от края газеты. Она смогла разобрать написанные карандашом на полях слова только потому, что они были ей хорошо знакомы. На клочке было накарябано: Джеффри Трент и адрес — «Дом для леди», Блик.

Иона с изумлением уставилась на бумагу. Это был адрес Джеффри Трента, но как он мог попасть к Джиму Северну? Ее голос слегка дрогнул, когда она сказала:

— Я никогда не видела этого клочка раньше.

Глава 5

Входя в кабинет мистера Сэндерсона, Иона ощущала смутное сожаление по поводу того, что ночное приключение осталось позади и нужно возвращаться к обыденным заботам. Хотя в этом приключении было много неприятных моментов, сейчас оно казалось очень романтичным и увлекательным. Всегда любопытно очутиться на пороге новой дружбы и размышлять о том, к чему это может привести. Джим Северн явно хотел, чтобы они стали друзьями.

Иона обещала сходить с ним на ленч, как только вернется от Аллегры. Они с Джимом уже начали потихоньку изучать характер друг друга. Это все равно что войти в незнакомый дом и пытаться определить, каков его хозяин, каков сам дом — теплый и гостеприимный или же холодный и неуютный, и не слишком ли в нем много запертых дверей. Насколько Иона могла судить, «дом» Джима Северна был чистым и просторным. Она надеялась, что произвела па него такое же впечатление. Конечно у каждого имеются свои подвалы и чердаки…

В кабинете эти приятные размышления тут же отступили прочь. В обиталище Сэндерсона было тепло и вполне уютно, но едкий запах политуры почему-то ассоциировался с плесенью и мышами. Оно всегда выглядело одинаково, как и сам мистер Сэндерсон, высокий, тощий и донельзя официальный в этом строгом костюме и с этим воротничком, до такой степени немодным, что ему уже пора было снова входить в моду. Он все еще носил складные очки в стальной оправе — с тех пор как занял место в фирме «Сэндерсон, Сэндерсон, Хилдред и Сэндерсон» — и не видел причин, по которым ему следовало бы обзавестись более современной моделью в роговой оправе. Они едва держались на носу и каждый раз норовили свалиться, стоило их хозяину наклониться чуть ближе к рассматриваемому предмету. В данный момент мистер Сэндерсон посмотрел сквозь очки на Иону и сказал, что на нее, как всегда, приятно посмотреть.

— И на вашу сестру, разумеется, тоже, хотя я не сказал бы, что она хорошо выглядит.

Иона с трудом удержалась, чтобы не выпалить слова, вертевшиеся у нее на языке: когда он видел ее сестру и зачем было устраивать такую тайну из приезда Аллегры в Лондон. Они могли бы сходить вместе на ленч, чтобы договориться о дате ее визита, вместо того чтобы вести долгую и нудную переписку.

— Аллегре всегда не по себе в Лондоне, она очень устает, — сказала Иона. — Я собираюсь погостить у нее на будущей неделе и надеюсь, что она будет лучше себя чувствовать.

Нахмуренное чело мистера Сэндерсона разгладилось.

— Это было бы замечательно для вас обеих. Заодно хорошенько все обсудите. Я уже предупредил ее, что проблема требует тщательного рассмотрения.

Иона понятия не имела, о чем идет речь, но намеревалась это выяснить.

— Да, безусловно, — кивнула она. — Но понимаете, мне не все ясно. Юридические тонкости всегда такие сложные… Я подумала, что вы сможете все мне объяснить.

Мистер Сэндерсон выглядел довольным. Он только что беседовал с двумя властными леди, которые пытались заставить его плясать под их дудку, и скромная Иона, жаждущая выполнять его указания, вызвала у него в высшей степени положительные эмоции.

— Позвольте напомнить, что в соответствии с завещанием вашего отца состояние было разделено между вами и вашей сестрой. Но возникли непредвиденные обстоятельства. Акции, которые достались вашей сестре, резко упали в цене, в результате достаточно крупное состояние значительно уменьшилось.

Иона вдруг ощутила странное чувство, которое ей едва удалось скрыть. Примерно такие же чувства испытываешь, мчась по лестнице в темноту и вдруг наткнувшись на ступеньку, о существовании которой не подозревал. Это было чувство удивления и даже шока. Иона не подозревала и о том, что ее щеки внезапно покраснели и что это сразу же заметил мистер Сэндерсон.

— Ваша сестра, — продолжал адвокат, — хотела выяснить, не согласятся ли опекуны на продажу этих акций.

Дело в том, что она хотела бы купить дом, за аренду которого им сейчас приходится платить чудовищную сумму.

Конечно, опекуны могли бы дать согласие на покупку дома, но шаг этот требует очень тщательного рассмотрения, о чем я и уведомил вашу сестру.

— Мистер Сэндерсон, я в отчаянии, — сказала Иона. — Я и представить себе не могла ничего подобного… Я так долго отсутствовала, а моя сестра очень не любит писать письма. Мне нужно подумать, чем я могу ей помочь…

Адвокат одобрительно смотрел на нее. Румянец был ей к лицу, да и забота о сестре была очень приятна. Но нужно удержать эту симпатичную мисс от поспешных действий. Сняв очки, мистер Сэндерсон протер их крахмальным носовым платком и довольно криво снова нацепил на переносицу.

— Боюсь, моя дорогая мисс Иона, что вы не сможете сделать что-то существенное. После кончины вашего отца доли разделенного состояния казались вполне равноценными, но прошло уже почти двадцать лет. За это время, особенно за последние годы, многое изменилось — это очевидно. Я был совершенно уверен, что ваша сестра обсудила проблему с вами.

Иона покачала головой.

— Мы давно не виделись, а писать о таких вещах Аллегра ни за что бы не решилась. На следующей неделе я поеду к ней и тогда все наконец узнаю.

— Да-да. — Мистер Сэндерсон снова слегка нахмурился. — Но, пожалуйста, не поддавайтесь вашему великодушию. Как вам известно, вы не имеете право распоряжаться капиталом, а ваши опекуны не разрешат трансферта.

Фактически, это не в их власти. И не нужно расстраиваться. Доходы миссис Трент пока еще вполне приличны. — Адвокат улыбнулся. — Итак, вы собираетесь погостить на будущей неделе в «Доме для леди». Странное название, но с тайным смыслом. Как я понял со слов вашей сестры, этот особняк переходил по наследству к вдовам семьи Фолконер. Но последний мужчина из этого рода погиб на войне, не успев обзавестись семьей, и большая часть имущества уже распродана, и миссис Трент сказала мне, что у них есть возможность приобрести «Дом для леди» за весьма разумную цену. Конечно такой шаг необходимо как следует обдумать. Эти старые дома… — он покачал головой, — никогда толком не знаешь, насколько они обветшали. Если, например, прохудилась крыша, то на что он вообще нужен? К тому же водопровод часто преподносит неприятнейшие сюрпризы — знаю это по собственному опыту. Миссис Трент говорит, что там электрическое освещение. Однако из-за скверного состояния проводки в деревенских особняках часто случаются пожары. Я не могу советовать остальным опекунам санкционировать покупку, пока — тоже в качестве вашего опекуна — не удостоверюсь, что дому не грозит подобных бед.

— Я понимаю, — согласилась Иона, чувствуя, что не в силах продолжать разговор. Ощущение тревоги и подавленности не исчезало. Ей нужно было время, чтобы все осмыслить. Ионе стало казаться, что письма Аллегры были такими редкими из-за денежных проблем. Вряд ли это так, но сейчас с этим все равно не разобраться. Мистер Сэндерсон продолжал настаивать на том, чтобы Иона не связывала себя никакими обязательствами, но она едва его слышала. В кабинете вдруг стало невыносимо жарко.

— Обещаю не делать ничего второпях, — сказала Иона.

Адвокат кивнул, и его очки повисли на шнурке.

— Никаких поспешных действий ни в чем, мисс Иона, — предупредил он, несколько раз моргнув. — Проблема нуждается в очень тщательном рассмотрении.

Глава 6

Иона смотрела в окошко такси. Вот он, Рейдон. Она была слегка разочарована тем, что никто не встретил ее на станции, но тому могло найтись полдюжины причин. Они с Аллегрой мало в чем походили друг на друга, но одна общая черта у них безусловно имелась: железнодорожное расписание было абсолютно недоступно их интеллекту. Вряд ли она сообщила Аллегре не правильное время прибытия поезда, но вдруг… Еще более вероятным было то, что Аллегра прочитала цифры не в том порядке. Да и вообще о встрече на станции они не договаривались. Уложив свои чемоданы в такси и узнав, что до Блика две с половиной мили, Иона начала обозревать пейзаж.

Первое, что попалось ей на глаза, была огромная афиша на щите, украшающем станционную площадь:

НА БУДУЩЕЙ НЕДЕЛЕ

ЗНАМЕНИТОЕ РЕВЮ ФЕРРИНГТОНА

С УЧАСТИЕМ ВЕЛИКОГО ПРОСПЕРО

УНИКАЛЬНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ УВИДЕТЬ

УНИКАЛЬНЫЙ АТТРАКЦИОН

Яркая черно-желтая афиша скрылась из виду. С площади они выехали в обычный провинциальный городок, выглядевший не лучшим образом в этот пасмурный январский день. До заката оставалось еще около часа, но свет был крайне скудным, и казалось, что темнота может настичь за любым углом на любой из полудюжины мрачных улочек.

Постепенно дома становились все меньше, а расстояние между ними увеличивалось. Местность обретала все более сельский облик. Вскоре они свернули вправо на узкую дорогу, тянущуюся между высокими живыми изгородями, все вверх и вверх.

Одолев крутой подъем, машина пересекла шоссе и начала спускаться в деревню Блик. Широкая улица с коттеджами, окруженными садами, которые весной и летом утопали в цветах, радовала глаз даже теперь, под этим серым пасмурным небом. Церковь с невысокой колокольней окружала изгородь из затейливо подстриженного остролиста.

Несмотря на свое мрачное название[1], деревня выглядела тихой и уютной, а стройные прямые деревья явно не желали гнуться под пронизывающим ветром.

Миновав церковь и пасторский дом, они свернули в ворота между серыми каменными колоннами. Рядом виднелась сторожка, но ворота были открыты. Подъездная аллея после небольшого подъема оканчивалась площадкой перед домом.

Расплачиваясь с водителем, вытащившим из машины ее багаж, Иона не могла составить впечатление о внешнем облике дома. Пока она успела отметить лишь серые стены, увитые плющом. На ее звонок дверь открыл моложавый мужчина с резкими чертами продолговатого лица и светлыми глазами. Иона шагнула в квадратный холл, освещенный единственной лампочкой у начала лестницы, поднимающейся вверх между стенами с темными панелями.

Внезапно дверь справа распахнулась, и оттуда выбежала девочка. Иона сразу узнала ее — это была подопечная Джеффри, Марго Трент, одна из подружек невесты на свадьбе Аллегры, то самое неуклюжее создание лет пятнадцати, которое отличалось склонностью к чересчур буйным шуткам. Перед самым бракосочетанием одна из сестричек Миллер застукала Марго, когда та втыкала кнопки в шлейф невесты. По-прежнему толстая и добродушная. Марго шумно приветствовала Иону, потом, встав посреди холла, громко крикнула:

— Джеффри, Аллегра, она приехала!

Оба тут же немедленно выбежали из той же самой комнаты.

Иона почувствовала прилив возмущения. Они там в этой комнате наверняка слышали, как подъехала машина, но предоставили слуге открывать парадную дверь. Потом вышла Марго, а только после ее крика Джеффри и, наконец, Аллегра, самой последней.

Что же такое случилось? Почему Аллегра не захотела первой встретить собственную сестру? Иона мысленно повторяла этот вопрос, обмениваясь рукопожатием с Джеффри и касаясь холодной руки и целуя еще более холодную щеку Аллегры. Она всегда была маленькой, бледной и слабой, но сейчас выглядела так, как будто любое дуновение ветра могло унести ее прочь. Светлые, мягкие, как пух, волосы, были коротко подстрижены, обрамляя острое маленькое личико. Два года назад оно было полно хрупкого неуловимого очарования, а серо-голубые глаза иногда становились небесно-голубыми. Теперь все эти нежные пастельные тона заглушал серый налет. Иона твердила про себя, что все дело в мрачном холле, скудном освещении и чересчур яркой помаде, которой Аллегра подкрасила бледные губы. Но когда они вошли в гостиную, сероватый налет не исчез, остался словно плесень на больном растении.

Джеффри Трент буквально лучился радушием. Хотя он и не сразу вышел к Ионе, сейчас его невозможно было упрекнуть в негостеприимстве.

— Мы уже думали, что ты никогда к нам не приедешь — верно, Аллегра? Она так по тебе скучала. Знаешь, мы хотим купить этот дом, если смилостивятся опекуны. Такую возможность нельзя упускать. Место просто сказочное. Дом переходил по наследству к вдовам семьи Фолконер. Но что делать: еще один старинный род, можно сказать, почти угас.

Они потомки Роберта, главного сокольничего[2] Эдуарда III[3], который и даровал ему эти земли. К сожалению, последний Фолконер погиб на войне и не осталось никого, кроме его тетушки — старой девы. Лондонский дом разбомбили, а жить в огромном поместье ей не по средствам, поэтому она хочет его продать. Боюсь, это тот случай, когда «что одному несчастье, другому — радость». Но, конечно, мы тоже ее выручим, так как она нуждается в деньгах. Разве эта комната не чудо? Включи весь свет, Марго, чтобы Иона могла все рассмотреть.

Комнату освещали люстры на потолке и два позолоченных канделябра по обеим сторонам белого мраморного камина. Когда они зажглись, серое небо за окнами словно потемнело и отступило на задний план. Гостиная с ее парчовыми занавесями, с ковром в мягких пастельных тонах, с этими зачехленными креслами и с глубоким удобным диваном в лилово-розовых, в тон портьерам, узорах могла бы служить эффектным фоном для Аллегры, но этого не произошло. Среди этого изысканного разнообразия полутонов она походила на фальшивую ноту в мелодии, резавшую слух, точнее, глаз. Она была здесь явно лишней.

Это впечатление усиливалось по мере того, как Джеффри разглагольствовал о красотах дома и о том, как его любит Аллегра. Когда он обращался к ней, она тихо отвечала «да» или «нет». Иона тоже пыталась ее «разговорить», но сестра реагировала примерно так же. Конечно, Аллегра никогда не была особо разговорчива, а Джеффри говорил, пожалуй, даже слишком много. "Красив до безобразия, — сказала о нем на свадьбе Элизабет Тремейн и добавила:

— Но я бы ни за что на свете не вышла за него замуж! Это все равно что жить с драгоценностями, украшающими корону, — все время ждешь, что их кто-нибудь украдет!"

Иона постаралась выбросить реплику Элизабет из головы. Чего ради о ней вспоминать? И Фенелла тоже ее цитировала… Как бы то ни было, Джеффри не должен думать, что ему удастся облапошить ее, пустив в ход свой шарм.

Пусть и не пытается, покуда Аллегра выглядит как жалкое маленькое привидение.

Марго вбежала в комнату, неся тарелку с горячими лепешками.

— Радуйтесь! — сообщила она с набитым ртом. — Чай сейчас подадут! Лучше начните с лепешек, пока они горячие. Они на настоящем масле, а не на маргарине — я видела, как миссис Флэксмен их готовила. А вот и Фред тащит чай!

Джеффри Трент положил руку на пухлое плечо Марго и произнес тихо, но достаточно четко:

— Я бы предпочел, чтобы ты называла его Флэксменом.

Девочка громко расхохоталась.

— Какой ты сноб, Джефф! Не старайся — все равно я не такая, как ты! — Она протянула Аллегре тарелку. — Попробуй — они просто объедение!

Джеффри с улыбкой обернулся к Ионе.

— Когда-нибудь Марго повзрослеет, — снисходительно промолвил он. — Жаль, что она выглядит старше своих лет.

— В день вашей свадьбы ей было, по-моему, около пятнадцати?

— Поменьше. Сейчас ей еще нет семнадцати.

Флэксмен вошел в комнату и поставил поднос с изящным чайным сервизом — подарок кузины Элинор. Серебро выглядело безупречно — видимо, надменный дворецкий знал свое дело. Иона подумала, что Аллегре повезло. Это слово пронеслось у нее в голове, подобно камню, брошенному в воду.

Аллегра разливала чай. Когда она подняла чайник, ее рука дрогнула под его тяжестью — чай расплескался на поднос, кувшинчик с молоком едва не опрокинулся. Взяв свою чашку. Иона повернулась и увидела входящую в комнату Жаклин Делони. Она знала, что Тренты наняли для Марго гувернантку с каким-то французским именем. Но Джеффри представил женщину, как мисс Делони, а когда она заговорила, в ее английском не слышалось ни малейшего акцента.

Иона ощутила некое подобие шока, сама не зная почему.

Возможно, она ожидала увидеть кого-нибудь постарше, но ведь и мисс Делони была не так уж молода. Ее речь была спокойной и неторопливой — казалось, в ней не было абсолютно ничего, что могло вызвать у Ионы чувство, будто она столкнулась с чем-то абсолютно неожиданным.

Черные гладкие волосы гувернантки опускались двумя волнами на маленькие, безупречной формы уши. Темные глаза чуть-чуть косили — хотя, возможно, такое впечатление создавалось из-за выгнутых бровей. Подвижное лицо не отличалось красотой черт и свежестью красок, но это в значительной степени компенсировалось умелым использованием. косметики — тональный крем и пудра придавали коже белизну магнолии, а широкий рот привлекал к себе внимание необычным, во всяком случае для Ионы, оттенком помады. На женщине были строгая темная юбка и джемпер.

Во время беседы за чаем Иона немного освоилась в незнакомой обстановке и стала анализировать, что ее, собственно, так настораживало. В любом случае не манеры Жаклин Делони — они были абсолютно безупречными. Гувернантка держалась скромно и, судя по всему, оказывала благотворное влияние на свою воспитанницу. Если бы не Аллегра, похожая на собственный призрак и отвечающая только краткими «да» и «нет» на вопросы, которые было невозможно проигнорировать, атмосфера казалась бы вполне благополучной. Ионе не терпелось остаться с сестрой наедине. Аллегра в любом случае покажет отведенную ей комнату и поднимется с ней наверх перед сном — этого она вряд ли сумеет избежать. Лишь позже Иона осознала, что мысленно использовала это странное слово «избежать», осознала, когда уже осталась одна в своей спальне. Ей так и не удалось побыть наедине с Аллегрой ни одной минуты. В комнату, где даже веселые ситцевые занавески не позволяли забыть о том, что она расположена в одной из самых древних частей дома, Иону проводила Жаклин Делони.

— Третья дверь слева — ванная, — сообщила гувернантка перед уходом. — А наши с Марго комнаты за углом в конце коридора. Без привычки в этом доме легко заблудиться. Здесь семь лестниц, хотя здание не такое уж большое.

— Семь лестниц!

Жаклин улыбнулась.

— Ужас, правда? Мистер Трент запер две из них. Завтра он хочет показать вам дом. Уверяю вас, это будет очень интересная экскурсия. Да, совсем забыла! Думаю, вам лучше на всякий случай запереть дверь. Марго стала вести себя лучше, но она все еще считает, что грубые шутки это верх остроумия.

Иона энергично повернула ключ в замке. От ее недоверия к Жаклин не осталось и следа. Гувернантка держалась весьма дружелюбно, эту женщину даже было немного жаль, ведь работа ее была не из легких. Возможно, эта Марго не совсем нормальна.

Принимая ванну, Иона была приятно изумлена, обнаружив, что из горячего крана льется почти кипяток. Интересно, кого за это нужно благодарить — Джеффри или предыдущих арендаторов? Ведь чтобы установить новый водопровод и современную отопительную систему в доме, построенном в четырнадцатом веке, нужно истратить кучу денег. Джеффри с гордостью сообщил про четырнадцатый век за обедом. Выпуская воду из ванны, Иона думала о том, сколько денег — и его собственных и Аллегры — вылетело в водопроводную трубу.

Решив, что это ее не касается, Иона направилась в спальню. Но едва она открыла дверь, как на голову ей свалилась мокрая губка. Так как на Ионе были купальная шапочка и махровый халат, пострадал лишь ковер — на нем расплылось темное пятно. Она постаралась насухо его вытереть, но пятно все равно слишком напоминало пятно крови.

Глупости. Зачем думать о кошмарах в такой уютной комнате? К тому же ковер был совсем не красным, а бежевым.

Только в том месте, куда попала вода, ткань казалась алой, как кровь.

Сердясь на себя за эти нелепые фантазии и на неугомонную шутницу, которая их спровоцировала, Иона снова заперла дверь и улеглась в кровать. Только выключив свет, она почувствовала, какая тут тишина. Про такую говорят — мертвая. Конечно в деревне всегда тихо, но здесь, в «Доме для леди» господствовало поразительное безмолвие. Стены были такими мощными, что в каждой комнате слышались только звуки, издаваемые внутри. Было невозможно услышать чьи-то шаги — ни на одной из семи лестниц, ни наверху, ни внизу, ни даже в соседней комнате. Когда в спальне смолкали звуки, она становилась обителью молчания, где даже мысли, казалось, неотвратимо превращаются в камень.

Впрочем, все это едва ли имело значение для Ионы. Ее тут же подхватили волны сна.

Глава 7

Аллегра к завтраку не спустилась. Выяснилось, что это в порядке вещей. Памятуя о спартанских методах воспитания кузины Элинор, Иона нашла это серьезным поводом для тревоги. Когда она вызвалась отнести Аллегре поднос с едой, Джеффри с улыбкой покачал головой.

— Не беспокойся. Мы вполне цивилизованные люди — из деревни каждый день приходит служанка, помогает Флэксменам. К тому же Аллегра не любит разговаривать, когда одевается. Она скоро спустится, а я пока покажу тебе дом.

Тут есть на что посмотреть.

Посмотреть действительно было па что. Дом, несомненно, был явной слабостью Джеффри. Ему даже пришлось извиняться за непомерные восторги.

— Наверно, я выгляжу сущим идиотом, так радуюсь, словно это мое собственное родовое гнездо, но иногда я ловлю себя на том, что воспринимаю его именно таким образом. Я всегда был неравнодушен к старинным зданиям а этот особняк меня поистине очаровал. Мне кажется, будто здесь мои корни. Нелепо, да?

Все это было сказано с обезоруживающей улыбкой и искорками печали в голубых глазах. Ионе пришлось тоже улыбнуться и немного его утешить: его восторги действительно выглядят несколько смешными, но старинные дома могут поразить кого угодно.

Джеффри рассмеялся.

— Значит, ты не сердишься на меня за то, что я оседлал любимого конька? Представь: это настоящее дворянское поместье, построение не то Робертом Сокольничим, не то его сыном Робертом — на этот счет существуют некоторые сомнения. Конечно здесь есть и более поздние пристройки. Гостиная и расположенная над ней спальня Аллегры появились в семнадцатом столетии, но если их убрать, мы получим оригинал: постройку четырнадцатого века с семью лестницами: это чтобы легко было ретироваться в случае нападения; есть погреба с колодцем, который никогда не высыхает, и пара темниц. Разумеется, все окна переделаны и увеличены, а также есть все необходимые новшества, то, что агенты по продаже недвижимости именуют современными удобствами. Надо сказать, нам здорово повезло. В тридцатых годах дом арендовал богатый американец, он хотел купить его, но молодой Фолконер отказал, хотя ему, кажется, предложили сказочную цену. Но судьба распорядилась так, что и он, и американец погибли на войне, а вдова американца вернулась в Штаты. Но еще до войны жильцы установили здесь первоклассный водопровод, а мы с Аллегрой уже позаботились о центральном отоплении и горячей воде, причем она идет постоянно, что нечасто встретишь даже в современных домах. Слава богу, мебель в целом не такая уж древняя. От четырнадцатого века сохранилось только несколько стульев. Это понятно: кому охота возвращаться в мрачное средневековье! Тут такая особенность: каждое поколение добавляет к старым вещам новые, и в итоге каждая эпоха оставляет свой след.

Представляешь, сколько ценностей здесь понабралось за сотни лет! — Мальчишеский азарт Джеффри выглядел очень трогательно и симпатично.

До сих пор отношение Ионы к этому красавцу не было ни положительным, ни отрицательным. Она просто не знала его. Аллегра познакомилась с ним на вечеринке и буквально через три месяца вышла за него замуж. Иона могла сосчитать их встречи по пальцам на одной руке: несколько визитов, главным образом по поводу свадебных приготовлений. Кузина Элинор была слишком больна, чтобы принимать их чаще, они наезжали только в выходные. Но они посещали других родственников — тетю Мэрион и тетю Хестер, дядю Генри и старого кузена Оливера Уэйна. Это все родня, как говорят, «со стороны невесты». А у самого Джеффри не было никого, кроме этой шутницы Марго Трент. Правда, на отсутствие друзей ему жаловаться не приходилось. «Красивый до безобразия» холостяк с деньгами, разумеется, не мог испытывать недостатка в друзьях. Одна вечеринка сменяла другую, в результате ко дню свадьбы Аллегра была истощена до предела. Но почему она и сейчас выглядит так, словно чем-то страшно измучена?

Когда Джеффри демонстрировал ей одну из запертых лестниц — ужасно темную и крутую, — Иона осведомилась:

— Что происходит с Аллегрой?

Джеффри, с жаром описывавший особенности средневековых лестниц, закруглился на середине слова и, помолчав, изумленно переспросил:

— С Аллегрой?

Иона едва не топнула ногой. Что-то ее одолевало слишком много порывов, которые приходилось сдерживать… Это придает жизни некое разнообразие, но приходится быть постоянно настороже, иначе не оберешься неприятностей, Ей совершенно не хотелось ссориться с Джеффри, тем более без всякой причины.

— Неужели ты за нее не беспокоишься? — спросила Иона. — Она выглядит просто ужасно.

Джеффри нахмурился.

— Вчера вечером она устала.

— А врачу она показывалась? Что он говорит?

— Показывалась, и даже двум — и местному, и одному лондонскому светилу. Оба говорят одно и то же: у Аллегры хрупкое здоровье, но никаких болезней не обнаружено.

Иона облегченно вздохнула. Она чувствовала, что Джеффри не сводит с нее глаз.

— А почему ты вдруг решила, что с ней что-то не так?

— Трудно сказать. Я никогда не видела ее такой вялой и равнодушной. Она даже не обрадовалась нашей встрече, а ведь мы так давно не виделись…

Джеффри печально улыбнулся.

— Боюсь, что это по моей милости. Понимаешь, тут у нас приключилась небольшая размолвка, а ты приехала, можно сказать, в разгар ссоры. Теперь уже все позади, но Аллегра, она ведь как ребенок — она не может быть счастлива, если думает, что я сержусь.

Иона чувствовала, что из нее делают полную дуру — очаровательно, дружелюбно и даже весело. В результате она превратилась в излюбленный предмет насмешек всех комиков. Нагрянувшая в гости родственница, которая обожает делать из мухи слона, вечно ко всему придираясь. В свое время Иона сама написала неплохой скетч с участием такого персонажа, и надо сказать, этот скетч всегда имел успех. Она постаралась изобразить приветливую улыбку.

— С моей стороны было бестактно приехать столь ранним поездом, не дав вам времени как следует помириться. Но, согласись, я никак не могла узнать о вашей ссоре заранее.

Джеффри весело рассмеялся.

— Не беспокойся, наши ссоры никогда не длятся долго. — Он запер дверь на маленькую темную лестницу. — Думаю, лучше держать ее на замке. Пользы от этой лестницы никакой, а так как рядом находится другая, любой может перепутать. Вот эта лестница куда менее крутая, тут меньше шансов свалиться.

Вторая лестница, как и первая, находилась за дверью и тянулась вниз между темными стенами. Она, безусловно, была более удобной и меньше пахла плесенью. Иона вдруг поняла: средневековые дома очень интересно изучать, но ее абсолютно не тянет жить в столь экзотической обстановке. По мере того как она следовала за Джеффри по темным лестницам и узким коридорам, это ощущение усиливалось.

В конце концов Иона поймала себя на страстном желании оказаться в современном доме, где много окон и нет темных закоулков и углов.

— А теперь, — сказал Джеффри, — ты увидишь подлинное сокровище. — Он открыл дверь, ведущую на сей раз не к одной из этих жутких узких лестниц, а к нескольким каменным ступенькам, которые спускались в миниатюрный банкетный зал. В длину он был не более двадцати футов, зато обладал высотой в два этажа и был увенчан красивым арочным сводом. Окна — застекленные щели, бывшие узкие бойницы в каменной стене, скрытой панельной обшивкой.

Когда Джеффри распахнул дверь, Ионе в первый момент стало не по себе — ей показалось, будто она стоит на краю утеса, а под ногами — темная бездна. Но Джеффри повернул выключатель, и разом вспыхнули электрические свечи в стальных канделябрах — по десять канделябров на каждой стене. В центре правой стены сверкал красными, голубыми и золотыми цветами герб Фолконеров. Краски были яркими, но не кричащими. Джеффри объяснил, какая тщательная реставрация была проведена.

— Американец знал толк в таких вещах, а деньги для него не имели значения. По его словам, для него было главным, чтобы все выглядело как надо.

Иона начала осторожно спускаться — рядом с каменными ступеньками не было перил. Преодолев все ступеньки, она спросила:

— Откуда тебе известны такие подробности об этом американце?

— Тут нет никаких секретов, — засмеялся Джеффри. — Мне рассказала о нем мисс Фолконер — последняя представительница семейства, у которой я пытаюсь купить этот дом. Она живет в деревне, в одном из коттеджей. После такого дома он кажется убогим, но бедная старушка говорит, что предпочитает его.

Иона почувствовала искреннюю симпатию к бедной мисс Фолконер. Жить в средневековом замке, практически не имея денег, конечно же было несладко. Ей вспомнился один из коттеджей, мимо которого они проезжали. Очень даже славный. Во всяком случае, там под кухонным полом наверняка нет камеры пыток. Но она предпочла оставить эти мысли при себе и начала пылко восхищаться старинным камином, выложенным каменными плитами полом и длинным узким столом, обставленным дюжиной массивных стульев, которые, как уверял Джеффри, были здесь, по крайней мере, со времен Тюдоров[4].

— Пока ты здесь, нам нужно устроить званый обед, чтобы ты увидела эту залу во всем блеске. Взгляни в тот угол — там люк для подогрева пищи, а добраться сюда можно только по этой лестнице со второго этажа, разумеется, если не открывать большие двери в конце зала. Полагаю, их отворяли только в день свадьбы наследника, а потом еще в день поминок. Я, кажется, уже тебе говорил, что последний из Фолконеров погиб во Франции и похоронен там.

Но мисс Фолконер свято чтит старые традиции. Она заказала заупокойную службу в деревенской церкви, а потом большие двери зала распахнулись, и все жители деревни пришли сюда за хлебом и элем. Таков уж древний обычай — звать на поминки всю округу, когда умирает хозяин поместья.

Иона ощутила озноб. В зале было холодно, как в колодце, хотя остальные помещения хорошо прогревались.

— Разве сюда не доходит центральное отопление?

— К сожалению, нет. Мисс Фолконер категорически запретила трогать эту комнату и, по-моему, была совершенно права. Это подлинный пир — шественный зал четырнадцатого века в миниатюре, и что-либо здесь менять было бы просто кощунством. Всегда отмечаем тут Рождество, в этот очаг приходится класть не просто рождественское полено, а, можно сказать, ствол. Мы должны непременно позвать гостей, пока ты здесь. Но я смотрю, ты замерзла, не стоит тут задерживаться. Давай поднимемся и пройдем по одной из лестниц к подвалам. Не пожалеешь.

На них действительно стоило посмотреть. Американец побелил их — здравомыслие победило тягу к историческим интерьерам, — а так как именно здесь находилась печь, подогревающая воду, то не чувствовалось ни малейшего холода, ни сырости. Все двери оставались распахнутыми, позволяя циркулировать теплому воздуху, и на электрическое освещение бывший хозяин тоже не поскупился.

Но за арочной дверью в дальнем конце последнего подвала все выглядело совсем иначе. Сама дверь была очень старой и плотной, а помимо огромного замка, все еще висевшего на ржавых скобах, ее надежность обеспечивали две железные перекладины. Джеффри поднял одну из них и показал Ионе, как она входит в паз на другой стороне.

Когда дверь открылась, из темноты резко повеяло холодом и сыростью. Потом внизу вспыхнул свет, и на выщербленных каменных ступеньках появились причудливые тени.

Очевидно, ступеньки были очень старыми или же ими часто пользовались.

Иона неохотно начала спускаться вниз. Если бы не твердое решение соблюсти деликатность чего бы это ни стоило, она бы послала Джеффри к черту или в одну из его темниц, и ни за что не покинула теплые и светлые подвалы, обихоженные практичным американцем. Только ради Аллегры, ради своей дорогой сестры, она не топнула ногой по серой каменной плите и не сказала «нет». Ей еще никогда не приходилось бывать в таком жутком месте. Каменные стены и пол поблескивали от зеленоватой слизи; воздух был тяжелым и спертым. Джеффри бодро поведал, что внизу за открытыми дверями расположена тюрьма и комната пыток, но когда он предложил осмотреть их, Иона не выдержала. Она заверила зятя, что верит ему на слово, и категорически отказалась входить в эти привлекательные апартаменты. Ее отказ лишь позабавил Джеффри, и Иона, радуясь, что обошлось без обид, согласилась, чтобы он, по крайней мере, показал ей колодец в дальнем конце подвала.

Вскоре она поняла, что сделала это совсем напрасно.

Когда Джеффри отодвинул в сторону тяжелую дубовую крышку, под ней не оказалось ни парапета, ни прочих преград — ничего, что могло бы предотвратить падение в бездонную черную яму.

— Глубина колодца сто восемьдесят футов, и родник внизу никогда не высыхает. Наверное, поэтому Роберт Сокольничий решил построить над ним свой дом. В те времена никто не был застрахован от длительной осады, которую невозможно выдержать без воды. Послушай!

Джеффри извлек из кармана пенни и, склонившись над колодцем, бросил туда монетку. Ионе казалось, что прошло невероятно много времени, прежде чем раздался тихий всплеск.

— Какой ужас! — поежилась она. — Прости, Джеффри, но с меня хватит подвалов и колодцев. Я никогда не любила подземелья, а ты так живо описываешь все эти древние кошмары… Поэтому если ты не хочешь, чтобы я позвала на помощь…

— Никто бы тебя не услышал, девочка моя.

Так как Джеффри смеялся и вид у него был очень довольный, Иона опять утешила себя тем, что не допустила никакой бестактности. Но даже если бы это было не так, наплевать. Она больше ни минуты не хотела оставаться в этом ужасном месте.

Начав подниматься, Иона обернулась и увидела, что Джеффри водворяет на прежнее место дубовую крышку.

Вот и хорошо, теперь ее не будет преследовать мысль о зияющей в темноте бездне.

Выпрямившись, Джеффри достал носовой платок, вытер руки и, все еще усмехаясь, поспешил следом за Ионой.

Глава 8

— Значит, по-твоему, я хороший гид?

— Даже чересчур. Ты буквально заставил меня перенестись в четырнадцатый век.

— И тебе там не понравилось? — В его голосе слышались дразнящие нотки.

— Ни капельки, — искренне призналась Иона. Взглянув на свои руки при дневном свете, она воскликнула:

— Эта кошмарная слизь! Я должна умыться!

Джеффри продемонстрировал собственные руки, которые выглядели куда хуже.

— Забыл предупредить, чтобы ты ни к чему не прикасалась. Пойду почищусь, а потом посмотрю, оделась ли Аллегра. Она уже должна быть готова.

Умываясь Иона с радостью убедилась, что вода утром не менее горячая, чем вечером. Она пошла в свою комнату. Там все уже было прибрано, но у двери стояла Марго Трент, рассматривая влажное пятно на ковре. Увидев Иону, она хихикнула:

— Губка упала тебе на голову?

— Еще как!

— Я догадалась, посмотрев на ковер! Классное пятно — совсем как кровь! Было бы здорово, если бы кто-нибудь подумал, что это действительно кровь! Надо было налить на губку красных чернил, верно? Их-то уж точно не ототрешь!

— Тогда ковер был бы безнадежно испорчен, не говоря уже о моей одежде. Но полагаю, это все мелочи, верно?

Было очевидно, что Марго не поняла иронии. Она посмотрела на Иону ярко-голубыми глазами, похожими на глаза Джеффри Трента, и сказала:

— Ну, я бы купила им новый ковер, если бы они начали ныть из-за этого. Денег у меня полно.

— Вот как?

— Если я захочу, я могу сто ковров купить, только Джеффри вряд ли мне это позволит. Он должен присматривать за моими деньгами, пока мне не исполнится двадцать один год. Джеффри — жуткий зануда! Он отлично знает, что я мечтаю о гоночном автомобиле. Правда, до семнадцати лет права не выдают. Дурацкое правило! Но ничего, мне уже недолго осталось ждать. Так вот, Джеффри говорит, что не даст мне на машину ни пенни! Ни пенни из моих же собственных денег! Что такое по сравнению с этой его вредностью парочка испорченных ковров?

Иона внутренне содрогнулась, представив Марго за рулем гоночной машины.

— Если бы ты попала в аварию, — заметила она, — у тебя могли бы отобрать права на несколько лет. Не думаю, что тебе бы это понравилось.

— Конечно нет. Что в этом хорошего? — Ее простодушие изумляло — совсем еще ребенок. Она перестала, хмуриться и улыбнулась. — Но Джеффри ведь не может запретить мне иногда поразвлекаться?

— Поэтому ты продолжишь портить ковры?

Марго энергично покачала головой.

— Нет, это уже неинтересно. Надо придумать что-нибудь еще. Вообще-то я уже… — Она оборвала фразу. — Нет-нет, ни за что не расскажу. Ни тебе, ни другим. Никто не умеет держать язык за зубами, а такое классное развлечение жаль портить! — Марго весело засмеялась. — Подожди и сама увидишь! — Чтобы сдержать очередной приступ хохота, она сунула в рот не слишком чистый носовой платок, выбежала из комнаты, едва не сбив с ног Жаклин Делони, и помчалась по коридору.

Поколебавшись, мисс Делони постучала в полуоткрытую дверь.

— Мисс Мьюр, я могу войти? Надеюсь, Марго не натворила глупостей? Что-то подсказывало мне, что вчера вечером она приготовила для вас ловушку.

— Так оно и было. И я в нее попалась! К счастью, на мне был халат и купальная шапочка, так что пострадал только ковер. Но Марго только что выражала сожаление, что не додумалась пропитать губку красными чернилами.

Мисс Делони явно была расстроена.

— Это моя оплошность, мисс Мьюр. Я думала, что Марго уже спит, когда вы пошли в ванную. Мы всегда стараемся предотвратить эти ее фокусы. Марго творит все это не со зла — она очень добрая девочка. Просто ей кажется, что это очень забавно, и она не понимает, почему другие не желают повеселиться с ней вместе.

Иона села па край кровати.

— Конечно, Марго хочет повеселиться. Этого хотят все ее ровесницы. Это нормально, и ей просто некуда девать энергию. Почему Джеффри не посылает ее в школу? Там бы она могла заниматься спортом, участвовать в разных играх, танцевать. Хоккей или лакросс[5] пару раз в неделю гораздо скорее отучили бы ее от этих дурацких шуток, чем постоянные нотации.

— Марго никогда не ругают, — несколько обиженным тоном отозвалась Жаклин Делони. — Мы взываем к ее разуму.

— Не уверена, что там есть, к чему взывать. Конечно это не мое дело, но я беспокоюсь об Аллегре: состояние ее здоровья таково, что подобные шалости недопустимы. Но они не ответили, почему Джеффри не посылает Марго в школу?

Жаклин Делони подошла к окну. Стоя спиной к Ионе, она произнесла бесстрастным голосом:

— Потому что ее туда не принимают.

Глава 9

Джеффри Трент, что-то насвистывая, подошел к двери Ионы.

— Ты готова? Аллегра только что спустилась, и в гостиной развели огонь. Надеюсь, тебе не будет там слишком жарко — Аллегра не переносит холода.

Странное заявление. Выросшая в деревне Аллегра много времени проводила на воздухе в любую погоду. Вот о чем думала Иона, следуя за Джеффри в гостиную, освещенную лучами зимнего солнца и нагретую жарко растопленным камином.

С первого взгляда Иона убедилась, что напрасно изводила себя тревогой. На щеках Аллегры играл румянец, а голубые глаза ярко блестели. Подбежав к сестре, она поцеловала ее, взяла за руку и подвела к дивану возле камина, не переставая говорить.

— Ты хорошо спала? Я все никак не могла проснуться, иначе я бы уже давно спустилась. Иногда я к вечеру так устаю, что сил хватает только на то, чтобы доползти до кровати и лечь. Кровати здесь ужасно старые, но эти американцы приладили к ним отличные пружинные матрацы.

В конце концов, матрацы ведь не могут существовать веками, даже если они набиты отборными гусиными перьями, как утверждает мисс Фолконер. Джеффри рассказал тебе о ней? Он хочет купить дом, но она никак не может принять решение. И мистер Сэндерсон тоже — не могу понять почему. Можно подумать, что это не мои деньги! Он продолжает нам препятствовать, словно я полная дура, а Джеффри не в состоянии позаботиться о моих интересах! Это просто оскорбительно!

Она перевела дыхание, позволив Ионе заметить:

— Все юристы таковы. Они никого не хотят оскорблять — это их обычная манера поведения.

Аллегра заговорила снова. Она совсем не походила на вчерашнюю бледную молчальницу. Но вскоре облегчение Ионы сменилось еще более острым беспокойством. Румянец на худых щеках Аллегры был слишком ярким, а ее речь неестественно торопливой. И этот странный взгляд, постоянно бегающий, словно не желающий ни на чем останавливаться…

Внезапно их глаза случайно встретились. Только на миг.

И только когда Аллегра опустила веки и отвернулась, Иона поняла, что заставило ее содрогнуться… Зрачки этих неестественно ярких глаз были слишком малы.

Аллегра продолжала что-то быстро говорить. Иона была этому рада — это избавляло ее от необходимости поддерживать беседу. Диван, на котором они сидели, стоял спинкой к окнам, сквозь которые проникали бледные лучи солнца. Между Аллегрой и очагом, дрова в котором уже начали тлеть, стоял каминный экран. То есть не было никаких естественных причин для столь сильного сужения зрачков.

Зато могли существовать причины неестественные и весьма удручающие. Иона ощутила очередной порыв возмущения и на сей раз не стала его сдерживать. С родной сестрой можно и не деликатничать, даже если она вышла замуж и ты не виделась с ней почти два года. Наклонившись, Иона схватила Аллегру за руки и требовательным тоном осведомилась:

— Алли, что ты принимаешь?

Руки сестры были очень холодными, она безуспешно пыталась вырваться. Трепещущие ресницы прикрыли слишком красноречивые глаза. Когда Иона повторила вопрос, Аллегра протестующе вскинула голову.

— Принимаю?

— Ты слышала мой вопрос.

— Не знаю, что ты имеешь в виду. Ио, ты делаешь мне больно!

— Отвечай! Вчера вечером ты походила на дохлую рыбу.

Теперь ты выглядишь так, словно у тебя жар, а твои зрачки сузились до такой степени, что их почти не видно. Такое происходит под воздействием морфия. Почему ты принимаешь морфий?

Аллегра откинула волосы со лба и улыбнулась.

— Ио, какая ты смешная! Это мое лекарство. Лондонский врач сказал, что мне необходимо тонизирующее. После него я великолепно себя чувствую. Но Джеффри не нравится, что я его принимаю. Вот почему я вчера вечером была такая квелая — он отобрал у меня пузырек и запер его. Мы из-за этого поссорились, и это, конечно, тоже меня расстроило. Не выношу, когда Джеффри сердится.

Такое бывает очень редко и только из-за моего лекарства.

По-моему, это глупо. Мне ведь от него гораздо лучше, так что он должен быть наоборот доволен.

Она смотрела на Иону блестящими глазами, которые почти целиком состояли из радужной оболочки.

— Как фамилия твоего врача, Алли?

— Здешнего или лондонского?

— Обоих.

— Здешнего зовут доктор Уичкоут. Он уже старый, но очень добрый. А лондонского… ой, я забыла. Джеффри хотел, чтобы я обратилась к нему, и доктор Уичкоуг все устроил. Я была у него только один раз, и фамилия вылетела у меня из головы, но он дал мне чудесное лекарство и тоже сказал, как и доктор Уичкоут, что со мной все в порядке, поэтому волноваться незачем. Пожалуйста, Ио, отпусти мои руки.

Иона повиновалась, хотя не была удовлетворена — услышанное ею объяснение было нелепым, жутко нелепым.

Придется обратиться к Джеффри и начать открытую игру.

То, что Аллегра находится под действием наркотика, не вызывало сомнений. Ни ее, ни чьи бы то ни было отрицания не могли разубедить Иону. Если у Джеффри не найдется достойного объяснения, придется натравить на этого типа всех родственников. Иона пыталась понять, почему он позволил ей приехать, едва ли он мог рассчитывать на то, что она ничего не заметит. Ее визит столько раз откладывался под самыми разными предлогами. И вдруг не только пригласили, но уговорили приехать. Неужели ее считали полной идиоткой, дурой, неспособной сообразить что к чему? Или ситуация столь отчаянная, что Джеффри уже не волнует, догадается она или нет?

Аллегра переключилась с лекарства на дом.

— Он ужасно старый, верно? Кажется, у всех старинных домов бывают свои тайны. Джеффри говорит, что все это чепуха, но я, право, не знаю… — Она опасливо обернулась, потом наклонилась ближе и зашептала:

— Хочешь, я расскажу тебе, как называют этот дом в деревне? В восемнадцатом веке его начали оставлять в наследство вдовам, когда Фолконеры построили большой дом в Лондоне, разрушенный потом, во время войны, бомбой. Тогда, в восемнадцатом веке то есть, этот особняк получил название «Дом для леди», но в деревне его всегда именовали по-другому. Мне рассказала Флорри — это наша приходящая служанка; она любит поболтать. Правда, об этом она не хотела рассказывать, но я из нее вытянула. Ее предки осели в Блике почти так же давно, как Фолконеры, так что она все знает. Флорри говорит, что уже несколько веков назад, когда еще не построили лондонский дом, у этого поместья было другое, тайное имя. Знаешь, какое? — Аллегра приблизила губы к уху Ионы и еле слышно произнесла:

— «Проклятие для леди».

Иона вздрогнула.

— Почему?

— Не знаю, какая-то старая история. — Она снова откинула волосы с лица и хихикнула. — Правда, чушь? Такое не может быть правдой.

— Что именно? Если ты сама мне не расскажешь, я спрошу у Джеффри.

На маленьком остром личике мелькнуло выражение ужаса. Аллегра схватила сестру за руку.

— Нет, не надо! Я расскажу. Но только никому не проговорись, особенно Джеффри, потому что он ужасно рассердится. Конечно это чепуха, но иногда мне делается так страшно… — Она опять наклонилась вперед и быстро шепнула:

— Говорят, что любая, кто станет хозяйкой этого дома, потеряет то, что ей дороже всего на свете.

Едва Аллегра успела договорить, как в комнату вошел Джеффри Трент. Звука открываемой двери не было слышно. Если она не была затворена, мог ли он слышать испуганный шепот Аллегры? Вряд ли. Тогда что именно ему удалось увидеть? Аллегра мигом отодвинулась к краю дивана и притворилась, что она приятно удивлена приходом мужа.

Как ни странно, это произвело на Иону удручающее впечатление. Два года назад Аллегра не умела притворяться. Ей это было ни к чему. Она была простодушной и искренней.

Очевидно, за это время она сильно изменилась.

Джеффри окинул взглядом обеих сестер, потом его голубые глаза остановились на жене. Та покраснела и улыбнулась.

— Я рассказывала Ионе про наш дом. Хотя, наверное, зря. У тебя это получается гораздо лучше.

Джеффри засмеялся и подошел к камину.

— Кажется, я уже успел ей надоесть своими рассказами. Но все-таки это весьма увлекательно, не так ли?

Иона улыбнулась и кивнула.

— Я чувствую себя так, словно совершила экскурсию в четырнадцатый век.

— И тебе это не понравилось?

— Не понравился поход в подземелье. Подвалы привели меня в ужас. Если я закричу ночью, вы будете знать почему.

Маленькие беспокойные руки Аллегры на момент застыли.

— Никто не услышит, если ты закричишь, — сказала она. — Тут очень толстые стены.

Если бы за этим последовала пауза, она была бы весьма неприятной. Но Джеффри ее не допустил, заговорив с прежним энтузиазмом:

— Может быть, хочешь осмотреть то, что вокруг дома?

Конечно в это время года в саду никаких красот, но у него интересная планировка." А старая каменоломня тебе точно понравится — там разбит чудесный сад с декоративными каменными горками. Американцы истратили на него сотни фунтов, но он того стоит. Хочешь взглянуть? Если ты пойдешь, может быть, и Аллегру сумеем выманить из дому.

Она почти не гуляет, а доктор Уичкоут говорит, что ей нужен свежий воздух.

— Сейчас так холодно… — Это было сказано тоном капризного ребенка. Аллегра съежилась в углу дивана, словно опасаясь, что ее потащат силой.

— Тебе будет гораздо теплее после того, как ты немного пройдешься.

Аллегра тряхнула светлыми волосами.

— Нет, я не пойду! В саду я окончательно замерзну. — Она устремила на мужа умоляющий взгляд. Она нервно теребила свои пальцы.

Иона встала.

— Ладно, дорогая, мы не будем тебя заставлять. Правда, Джеффри? Я пойду за пальто.

Глава 10

Они вышли через дверь в конце одного из узких каменных коридоров. Она вела в маленький двор, замкнутый с трех сторон домом, а с четвертой — стеной, посреди которой была арка и сделанная по форме арки дверь. Дверь эта была открыта и виднелся кусочек каменной террасы, уставленной кадками с деревьями, а за ней, как оказалось, были еще три террасы, где чередовались камни и трава. Были там и роскошные клумбы с розами, а кусты роз были окаймлены фиалками и анютиными глазками. Должно быть, летом все это выглядело потрясающе. Даже сейчас кое-где виднелись пурпурные бутоны и увядшие цветы. Удобные ступеньки вели к лужайке, где рос роскошный кедр и великолепное дерево без листьев. Джеффри сказал, что это медный бук.

Иона решила пока не заводить разговор о том, что ее тревожит, — пусть Джеффри насладиться ролью гида в полной мере. Сад был просто сказочный. Даже в эту зимнюю пору он радовал глаз. За лужайкой находилась роща, где весной среди деревьев расцветали колокольчики и примулы. Далее снова начиналось открытое пространство, слегка спускавшееся под уклон.

— Вот на что американец тратил деньги, — сказал Джеффри. — Я сказал, сотни, но я подумал, что это обошлось ему не менее чем в пару тысяч. Здесь была старая каменоломня с заросшим прудом внизу. Очевидно, соседи бросали туда консервные банки и дохлых кошек.

Но американец пригласил сюда одного из лучших английских ландшафтных дизайнеров, и вот плоды его работы, сама видишь. Этот склон смотрится совсем по-другому благодаря ступенькам и выигрышному расположению растений. Весной маленькие рододендроны создают удивительный цветовой колорит. В пруду белые лилии, над прудом — плакучие ивы. А самой эффектной получилась противоположная сторона каменоломни, она более отвесная. Оттуда открывается вид на юг. Уверен: через некоторое время, когда все хорошенько разрастется, он станет одним из красивейших в Англии. Представь, целые полосы аубриеции всех оттенков, от лилового до алого, каскады белой и пурпурной глицинии, цветущие кусты всех видов, какие только удалось заставить здесь прижиться. Неудивительно, что мы без ума от этого места. Проблема в том, что весь мой капитал в акциях, которые сейчас котируются очень низко, но они обязательно поднимутся в цене, так что продавать их было бы безумием. В общем, если нам не удастся уговорить ваших упрямых опекунов позволить Аллегре воспользоваться частью ее денег, боюсь, что мы окажемся в большом затруднении. Конечно, я буду их уговаривать — я умею добиваться своего. Но мне наконец удалось произвести на них благоприятное впечатление — завтра мистер Сэндерсон пришлет человека осмотреть поместье.

Иона не собиралась затевать спор о том, стоит ли тратить деньги Аллегры на «Дом для леди». То, что у нее уже сложилось на этот счет определенное мнение, было серьезной причиной для подобной сдержанности. Покуда она в гостях у Джеффри, лучше держать язык за зубами.

Каменоломня действительно потрясла Иону. Она выглядела поразительно, даже теперь, когда природа еще в зимней спячке. А какой она станет весной и летом!.. Уже зацветали зимние розы и ирисы, желтые жасмины и зимний вереск. Иона воскликнула, уже ничуть не кривя душой:

— Какое чудесное место!

Джеффри покраснел от удовольствия.

— Вот видишь! Но смотри не позволяй мне изводить тебя своими восторгами. Жаклин говорит, что я не умею вовремя остановиться. Так что честно скажи, когда я тебе надоем.

Что ж, гувернантка Марго вполне благоразумная особа. Это хорошо.

— Ты давно знаком с мисс Делони? — спросила Иона.

— Не очень. Я страшно ей признателен. Марго — девица с множеством проблем, а она отлично с ней управляется.

Но Иона намеревалась обсудить с Джеффри Трентом совсем не проблемы Марго.

— Я хотела поговорить с тобой об Аллегре. Что она принимает?

Выражение удовольствия вмиг покинуло лицо Джеффри.

Он посмотрел ей в глаза.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Потому что я видела Аллегру вчера вечером и сегодня утром. Я ведь не круглая дура, а то, что она под действием наркотика — скорее всего, морфия, — достаточно очевидно. К тому же Аллегра сама рассказала мне о каком-то чудесном лекарстве.

— Понятно. Она говорила тебе, что это я даю его ей?

— Нет. Аллегра сказала, что лекарство ей прописал лондонский специалист, а ты категорически против того, чтобы она его принимала.

Джеффри отошел на несколько шагов в сторону, потом вернулся назад.

— Дели ты хоть что-то знаешь о наркоманах, — резко заговорил он, — тебе должно быть известно, что у них есть одна общая черта — они не способны говорить правду.

Он увидел, что лицо Ионы вдруг густо покраснело.

— Так значит, она солгала насчет лекарства?

— Конечно! В Лондоне я водил ее к доктору Блэнку, к тому самому, которого знает весь мир. Он предложил отправить Аллегру в специальный санаторий, но она отказалась и продолжает отказываться. Как только об этом заходит разговор, начинается истерика. Если честно, я уже не знаю, что делать.

— А что за лекарство, о котором она говорила?

Джеффри махнул рукой.

— Безобидное тонизирующее, которое прописал ей доктор Уичкоут.

— Тогда где она берет наркотик?

— Если бы мы знали, то давно бы с этим покончили!

Но я понятия не имею. Должно быть, у нее есть какой-то тайник. Я не думаю, что она принимает большие дозы, но сдается мне, что в Лондоне она умудрилась пополнить свои запасы. Конечно, я сопровождал ее, и мы вместе ходили на ленч, но в ее разговор с Сэндерсоном я вмешиваться не стал — не хотел, чтобы она думала, будто я давлю на нее из-за дома. Или еще чего-нибудь. Я проводил Аллегру до порога конторы, а она сказала, что потом возьмет такси, и мы встретимся за чаем в клубе. Но в клуб Аллегра явилась с большим опозданием и была очень возбуждена. У меня сразу упало сердце. Разумеется, она клялась и божилась, что ничего не принимала — даже высыпала все из сумки и заставила меня проверить ее карманы. Выглядело это жалко… — Внезапно он положил руку ей на плечо. — Иона, это действительно новость для тебя? Ты ничего не подозревала? Я хочу сказать, раньше?

— Раньше? — изумленно переспросила она.

— Я узнал, что Аллегра наркоманка, буквально через несколько дней после свадьбы, — с горечью произнес Джеффри.

Иона не верила собственным ушам…

— Нет-нет! — услышала она свой испуганный голос, и сразу же подумала о том, что они тогда почти не виделись с Аллегрой — в те сумасшедшие дни перед свадьбой, ведь столько было хлопот… — Знаешь… я не могу в это поверить…

— По-твоему, я мог? Я отвел се к очень толковому французскому врачу, он назначил лечение и сказал, что это продолжается не так уж долго и, значит, все еще обойдется. И вроде бы действительно все обошлось, лечение подействовало, но полгода назад все началось заново. Не жизнь, а сущий ад!

Иона с трудом взяла себя в руки.

— Аллегра не говорила, как она достает наркотик? Ты не можешь вытянуть это из нее?

— Я могу вытянуть только сплошное вранье, — мрачно отозвался Джеффри. — Раз ты ничего не знаешь, тогда я скажу, каковы мои домыслы. Думаю, кто-то убедил ее попробовать эту дрянь на одной из вечеринок, которые мы посещали. Есть пара таких местечек, где публика собиралась довольно пестрая, но я и представить не могу, кто ей это подсунул. Аллегра слишком увлеклась. Так бывает со многими девушками — пробуют наркотик ради баловства, а потом втягиваются, не могут уже без него.

В этот момент сверху послышалось громкое «ку-ку!»

Марго Трент склонилась над обрывом каменоломни и махала рукой.

— Следите за мной! — крикнула она, когда они посмотрели вверх, и побежала по краю обрыва, балансируя раскинутыми в сторону руками.

— Сейчас же отойди назад! — закричал Джеффри, но Марго только расхохоталась и скрылась за высоким хвойным деревом, пустившим корни чуть ниже кромки обрыва.

И буквально через секунду вдруг раздался ужасающий вопль и громкий треск.

— Боже мой! — воскликнул Джеффри. Повернувшись, он со всех ног помчался на крик. Иона последовала за ним еле дыша, сердце ее едва не выскакивало из груди.

Сад с декоративными каменными горками — малоподходящее место для того, чтобы быстро бегать. Дорожка ведет то вверх, то вниз; за валуны скрываются неожиданные повороты. Вспоминая потом эти минуты. Иона не могла понять, как ей все-таки удалось не споткнуться и не упасть.

Джеффри, тот по крайней мере знал дорогу. Тем не менее она почти одновременно с ним подбежала к подножию отвесной стены.

Однако там никого не оказалось.

Джеффри молча уставился на безобидные кустики, потом его взгляд медленно устремился вверх. Иона тоже закинула голову, страшась увидеть на одном из каменных выступов изувеченное тело. Нижние ветви хвойного дерева находились всего в четырех футах от обрыва. Оно тянулось кверху, как бирюзовая колонна. Из-за плотно посаженных ветвей доносились взрывы хохота.

Иона отступила назад и увидела Марго, вцепившуюся в ветку. Лицо у нее раскраснелось, глаза сияли.

— Не шевелись! — крикнул Джеффри, но это лишь вызвало новый приступ смеха.

— Здорово я вас напугала! Наверняка вы подумали, что я свалилась с обрыва! — Марго смахнула со щек слезы, выступившие от хохота. — Я закричала и бросила вниз камень, завернутый в тряпку! Вы найдете его за тем вот кустиком с красными ягодами! А упасть я не могла, даже если бы очень постаралась, так как обвязалась веревкой и прикрепила ее к дереву! Ладно, сейчас поднимусь! Смотрите!

Марго начала карабкаться наверх. Зрелище было не слишком эстетичным. Одна из ее подвязок лопнула, и чулок сполз, обнажив толстую розовую ногу, покрытую ссадинами. Когда она, продолжая хихикать, развязывала веревку на поясе, Джеффри с яростным рычанием развернулся и быстро зашагал к дому.

Глава 11

— О нет, мы никогда ее не браним, — сказала Жаклин Делони.

Она говорила тоном цивилизованного человека, который вынужден объясняться с дремучим дикарем.

Реакция Ионы была вполне «дикарской».

— Почему?! — выпалила она, чувствуя, сейчас просто лопнет от гнева.

— Потому что это не поможет, — снисходительное превосходство в голосе мисс Делони стало еще более подчеркнутым.

— А вы пытались?

— Нет. Суровые меры лишь усугубят положение.

— Лично мне кажется, что хороший нагоняй только пошел бы Марго на пользу. Да, я согласна, у нее нет никаких дурных намерений, но нужно ей как-то внушить, что подобные выходки отнюдь не забавны. Я еще никогда не испытывала столь ужасного потрясения — думаю, Джеффри тоже. Ладно, мы как-нибудь с этим справимся. Но вдруг там оказалась бы Аллегра? Как бы она восприняла подобный шок? По-вашему, он бы ей не навредил? По-вашему, она может жить в одном доме с этой сумасбродкой, способной в любой момент напугать ее до смерти?

Возможно, Марго больше не станет притворяться, будто свалилась с обрыва, но можете ли вы и Джеффри гарантировать, что ее очередная выходка не будет еще более опасной? Ведь веревка могла соскользнуть или порваться. Страшно даже подумать…

Однако голос Жаклин Делони звучал по-прежнему спокойно.

— Мисс Мьюр, я понимаю ваши чувства, но ничего не могу изменить. Если вы обратитесь к мистеру Тренту, он, несомненно, подтвердит, что мы делаем все, от нас зависящее. Но эта неслыханная выходка, безусловно, расстроила не только вас, но и его. По-моему, не стоит обсуждать это с ним в ближайшие несколько дней.

Иона начала осознавать, что выглядит не лучшим образом. Жаклин Делони демонстрировала доброту, терпимость и сочувствие, а она явилась в гости и только и делает, что нарушает домашний покой. Такая ситуация кого угодно могла привести в бешенство, но надо было как-то выкручиваться, и с наименьшими потерями. Иона заставила себя снисходительно улыбнуться и промолвить:

— Бедный Джеффри! Все это камнем висит у него на шее, не так ли?

К вечеру Аллегра опять обрела вид бледного призрака.

Марго, напротив, и вела себя более пристойно, и выглядела гораздо лучше. Она переоделась в хорошо на ней сидевшее платье из синего бархата, аккуратно причесала волосы, а ее руки и ногти были безупречно чистыми. Конечно, время от времени Марго усмехалась собственным мыслям, но в целом вела себя куда более сдержанно, чем обычно. Уж не задал ли ей Джеффри хорошую головомойку, на которую она так напрашивалась? Джеффри также заметно приободрился. Сегодня он был радушным и приветливым хозяином дома, умело поддерживающим разговор, без малейшей назойливости. Ему приходилось бывать во многих экзотических странах, которые он очень живо и красочно описывал. Несомненно, он обладал талантом хорошего рассказчика.

Аллегра молча сидела в углу дивана. Иногда Джеффри мимоходом упоминал ее в качестве действующего лица, но даже не делал паузы, чтобы подождать, как она отреагирует на его реплику. Именно это производило на Иону наиболее болезненное впечатление. Сонная апатия, столь новая и пугающая для Ионы, явно не смущала ни гувернантку, ни зятя. По-видимому, они к этому привыкли. Хотя подобные мысли не давали Ионе покоя, вечер прошел довольно гладко, в основном благодаря обаянию и красноречию Джеффри.

На следующее утро в половине одиннадцатого Иона отправилась в деревню. Джеффри извинился, что отпускает ее одну.

— Я бы составил тебе компанию, но жду этого типа, который приедет осматривать дом. Церковь всегда открыта, а в магазине ты можешь купить цветные открытки. — Он засмеялся. — Великолепный выбор развлечений!

Едва Иона успела отойти от ворот, как в конце улицы показалось такси, которое привезло ее из Рейдона. Она с интересом смотрела на него, думая о том, что скажет приезжий эксперт о «Доме для леди». И вдруг оно остановилось в нескольких ярдах от нее и оттуда вышел Джим Северн. Иона вдруг почувствовала такую острую радость, что даже не испугалась. Вот сюрприз! Хотя, так ли уж это было неожиданно…

Джим стиснул руку Ионы и, похоже, не собирался ее отпускать.

— Иона! Вы решили меня встретить? Как любезно с вашей стороны!

— Боюсь, вы ошибаетесь. Я ведь понятия не имела о вашем приезде.

— Разве ваш зять не получил мое письмо?

Она рассмеялась.

— Если вы «этот тип, который приедет осматривать дом», то, выходит, получил. Вот и все, что я знаю. Он не упоминал ваше имя.

— Видите ли, это поручили нашей фирме, и я решил поехать сам. Судя по описанию, постройка весьма любопытная. К тому же вы говорили, что собираетесь сюда.

Иона заметила, что за ними пристально наблюдают толстуха с копной седеющих волос, старик, попыхивающий трубкой, мальчишка на велосипеде у стены коттеджа и шофер такси. Джим Северн все еще держал ее руку, а счетчик продолжал отстукивать.

— Вам лучше расплатиться с водителем, — слегка покраснев, сказала Иона. — Я покажу вам дорогу.

Джим Северн достал из машины портфель и щедро заплатил шоферу — все это было проделано на глазах у любопытных зрителей, к которым еще присоединились женщина в накидке и девочка, сосущая палец.

В воротах поместья Джим остановился.

— Ваш зять, кажется, очень привязан к этому месту.

Знаете, нам приходилось осматривать это поместье раньше — в тридцать третьем году. Один американец хотел купить его, но владелец не хотел продавать — вернее, не мог, так как он был несовершеннолетним наследником. Но опекунша — некто мисс Фолконер — сдала американцу дом в аренду на семь лет с правом продления и позволила ему кое-что модернизировать. Так тут появилась система горячего водоснабжения и прочие новшества. Мой дядя Джон приезжал сюда лично, он и раскопал для меня свои старые записи и планы. Он тогда очень старался не испортить общий колорит, а ведь это не шутка — устроить в старом доме качественное современное горячее водоснабжение, но, как я понял, ему это удалось.

— Да, горячая вода здесь есть всегда.

Джим и Иона двинулись дальше. Подъездная аллея была короткой — даже чересчур. Они добрались до парадного входа раньше, чем им хотелось.

Иона отправилась в деревню и купила там несколько почтовых открыток.

Вернувшись, она застала Джеффри Трента в превосходном настроении. Он, несомненно, радовался возможности разделить свой энтузиазм по поводу «Дома для леди» с настоящим экспертом, да еще с таким симпатичным, как Джим Северн. А узнав, что прежде домом занимался его дядя, мистер Северн-старший, и о том, что он успел стать другом Ионы, Джеффри тут же пригласил Джима на выходные.

— Осмотреть такой домище за пару часов просто невозможно. В нем нужно пожить, погрузиться в его атмосферу, чтобы составить толковый отчет.

Джим Северн не стал отнекиваться. Он и сам намеревался провести выходные где-нибудь поблизости — в привокзальном отеле Рейдона, если не подвернется что-либо получше Тогда можно было бы пригласить Иону на ленч и наконец разобраться, вызывает ли она у него прежнее чувство. Обстоятельства их первой встречи были столь необычны, что взбудоражили его фантазию. С тех пор Джим не переставая думал об Ионе. Однако он знал, что первое впечатление со временем может поблекнуть, и хотел удостовериться, что этого не произошло. Уже десять лет он не испытывал ничего подобного. Любовь с первого взгляда — что ж, такое иногда случается. Или с первого звука голоса, не похожего на другие. Если бы Джим встретил Иону в густой пелене тумана и так и не увидел ее лица, он все равно узнал бы ее потом, где бы они ни встретились. Сразу бы узнал, как только она бы заговорила.

Глава 12

Мисс Мод Силвер оторвала взгляд от визитной карточки, которую держала в руке, и посмотрела на клиентку, которую Эмма Медоуз только что привела. Это была довольно низенькая, широкоплечая особа в самых грубых башмаках, в самом невзрачном твидовом костюме и в самой практичной сельской шляпе, какие только можно себе представить.

— Мисс Джозефа Боуден? — мягко осведомилась мисс Силвер, повторив только что прочитанное имя.

Посетительница горячо стиснула ее левую руку.

— Здравствуйте! Знали бы вы, какое это счастье, когда правильно произносят твое имя! Я имею в виду — мое. Большинство говорит просто «Джозеф» и добавляет какой-то звук, похожий па хрюканье, а некоторые будто блеют, удваивая букву "е" — «Джозеефа»! Поэтому я так обрадовалась, когда вы произнесли его верно. — Заняв предложенный ей стул по другую сторону большого письменного стола, она сняла плотные кожаные перчатки и спросила:

— Вы мисс Мод Силвер?

Мисс Силвер молча кивнула.

Мисс Боуден смотрела на нее в упор красивыми серыми глазами с длинными ресницами. Тронутые сединой волосы слегка вились — несомненно, в этом была заслуга исключительно природы. Одного взгляда на посетительницу было достаточно, чтобы понять, что она не станет тратить время на возню со совей внешностью. К счастью, ее лицо, несмотря на пребывание в различных уголках земного шара с самым разным климатом, оставалось свежим и гладким.

— Я пришла к вам но… не знаю, как это назвать, и терпеть не могу ходить вокруг да около, но это дело… ну… крайне деликатное.

Знала бы эта дама, какое великое множество смущенных, озадаченных, встревоженных и смертельно напуганных посетителей излагало мисс Силвер свои крайне деликатные проблемы вот в этой самой комнате.

— Моя дальняя родственница Элизабет Мур — сейчас у нее другая фамилия, Робертсон, — уточнила Джозефа Боуден, — сказала мне, что вы помогли ее молодому человеку выбраться из серьезной передряги, а также, и это куда более важно — во всяком случае, для меня, — что вы умеете держать язык за зубами.

Казалось, температура в комнате сразу упала на несколько градусов. Голос мисс Силвер звучал слегка отчужденно, когда она ответила, что еще ни разу не обманывала доверие клиента.

— Господи, я вас обидела, вот незадача! Вечно я что-нибудь не то брякну! Я всегда говорю правду, надеясь, что остальные мне будут отвечать тем же. И знаете, часто именно так и происходит. Это не раз помогало мне выбираться из крайне опасных мест. Я ведь путешественница — хотя, возможно, вам это неизвестно. Разъезжаю по разным экзотическим уголкам, а потом пишу об этом книги.

Память редко подводила мисс Силвер. Мисс Джозефа Боуден прочно ассоциировалась у нее с такими фразами, как «бесстрашная исследовательница неведомого» или «первая жительница Европы, решившаяся выбрать этот опасный маршрут».

— Знаю-знаю, — с очаровательной улыбкой отозвалась мисс Силвер. — Я читала отчеты о некоторых ваших путешествиях. Необычайно интересно. Так чем я могу вам помочь?

Мисс Боуден окинула взглядом комнату. Гостиная была гордостью мисс Силвер и всегда умиротворяюще действовала на ее клиентов, заставляя их вспомнить дом какого-нибудь старомодного родственника, бережно хранящего мебель и картины ушедших эпох. Мисс Боуден вспоминала, как ее в детстве повели в гости к двоюродной бабушке, у которой были точно такие ореховые стулья с завитушками и по крайней мере две из тех картин, которые сейчас смотрели на нее со стены над каминной полкой и этажеркой с книгами, — «Черный брауншвейгец», прощающийся со своей невестой, и «Пузыри»[6].

— Простите, если я снова покажусь вам грубой, но меня восхищают ваши вещи. У моей двоюродной бабушки Дженет были точно такие же стулья и некоторые из этих картин.

Мисс Силвер просияла.

— Они достались мне от моих дедушки и бабушки, и я очень ими дорожу. Когда я занималась преподаванием, то даже не мечтала, что смогу разместить их в собственной квартире, но мне это удалось, когда обстоятельства позволили сменить профессию на более прибыльную.

Она с любовью осмотрела уютную комнату с переливчатыми синими портьерами и ковром, приобретенными после войны, но почти в точности повторяющими цвет и рисунок своих предшественников. Затем перевела взгляд на мисс Джозефу Боуден.

— Вы думаете, что я сумею вам помочь?

— Не знаю.

Мисс Силвер молча ожидала продолжения.

— Дело крайне деликатное, — наконец заговорила мисс Боуден. — Большинство людей сказало бы, что оно меня не касается, и, строго говоря, так оно и есть. Но если не замечать ничего, кроме собственных дел, то людей начнут убивать у вас под носом, а вы даже не подумаете что-либо предпринять. Окажись я на месте того, кого собираются убить, ей-богу, я бы предпочла, чтобы рядом был кто-то, кто любит сунуть нос не в свое дело.

— Вам известен кто-то, кого собираются убить? — спросила мисс Силвер.

— Надеюсь, что нет! — с чувством ответила Джозефа Боуден.

Мисс Силвер продолжала выжидающе смотреть на нее.

Мисс Боуден отодвинула стул от стола и положила руки на колени.

— Ну, вообще-то я беспокоюсь о своей крестнице Аллегре.

Так как это имя ничего не значило для мисс Силвер, она снова промолчала.

— Аллегра мне не родственница, — продолжала мисс Боуден, — по ее мать вытащила меня из самой жуткой передряги, в какую может угодить по молодости девушка, — думаю, вы меня поняли. Моя спасительница умерла, когда Аллегра была еще ребенком, и если мне судьба дает шанс доказать, что я не забыла о ее помощи, то я им воспользуюсь непременно. И мне плевать, если все будут думать, что я лезу не в свое дело.

Мисс Силвер подобрала вязанье. Фрагмент детского башмачка размером около двух дюймов свисал со спиц, подобно белому облачку.

— Вы беспокоитесь о мисс Аллегре?

Джозефа с горечью усмехнулась.

— В том-то и беда, что она не мисс! Аллегра замужняя дама, и я хочу знать побольше о ее муже — откуда он родом, чем занимался до женитьбы, есть ли у пего деньги, а если да, то откуда они, почему Аллегра после свадьбы перестала отвечать на письма, навещать родственников и приглашать их к себе.

Мисс Силвер покачала головой.

— Я не могу взяться за расследование биографии ее мужа.

Это не по моей части.

— А я и не прошу вас за него браться. Откровенно говоря, это мужская работа, и я поручу ее мужчине. А от вас я хочу другого… Поскольку я целиком доверяю рекомендации Элизабет, то сразу выложу карты на стол. Этого голубчика зовут Джеффри Трент. Он увез Аллегру в какой-то средневековый дом — это в деревне под названием Блик. Я слышала, что он надумал купить этот самый дом — причем на деньги Аллегры. Их у нее немало, но большая часть, слава богу, находится под опекой. Однако другая крестная оставила ей достаточно, чтобы и дом купить, и ни в чем не нуждаться. Во-первых, я хочу выяснить, почему они не воспользовались этими деньгами от крестной.

— А это действительно так?

Мисс Боуден уверенно кивнула.

— Да. На данном этапе они пытаются уговорить попечителей Аллегры выдать им часть опекаемого ими капитала, и я хочу узнать почему. Ходили разговоры о каких-то потерях…

Мисс Силвер кашлянула.

— Вы думаете, что деньги, полученные от другой крестной, уже истрачены?

Джозефа в сердцах хлопнула себя по коленке.

— Похоже на то! А если нет, то почему они не пользуются ими? Во-вторых, я хочу побольше узнать о доме. По-моему, в этих старых домах нет ничего хорошего. В Средние века никто не мылся, и мне лично было бы противно жить в доме, где люди столько веков не принимали ванну вообще, от колыбели до могилы! Я хочу, чтобы вы поехали в эту деревню и там остановились. Мисс Фолконер иногда принимает постояльцев, не всяких, конечно, а тех, кто внушает ей доверие. Она живет в коттедже, но «Дом для леди», который Джеффри Трент хочет купить, принадлежит ей. Она уже бог знает сколько лет ограничена в средствах, а последний мужчина из рода Фолконеров погиб на войне, так что, казалось бы, она должна из кожи вон лезть, чтобы продать дом. Но, судя по всему, ей этого не хочется. Это я тоже хочу выяснить.

Мисс Силвер отложила вязанье, открыла левый ящик стола и вынула оттуда толстую тетрадь в голубенькой обложке. Уступив ненасытному любопытству, которое являлось самой непростительной из его слабостей, инспектор Фрэнк Эбботт, сотрудник Скотленд-Ярда, однажды все-таки вырвал у мисс Силвер тайну происхождения этого обломка минувшей эпохи. Оказалось, что один благодарный клиент, решивший прекратить торговлю старомодными канцтоварами, обнаружил у себя на складе двенадцать дюжин таких тетрадей и подарил их мисс Силвер. «Это поистине неистощимые запасы, мой дорогой Фрэнк», — откомментировала она тогда.

Яркая обложка показалась мисс Боуден очень миленькой. Она наблюдала, как мисс Силвер записывает имя мисс Фолконер, название деревни и дома мистера и миссис Джеффри Трент; в этот же списочек были внесены вопросы, перечисленные клиенткой.

Мисс Силвер подняла взгляд, держа на весу карандаш.

— Продолжайте, очень вас прошу.

— Я хочу знать, почему мисс Фолконер не ухватилась за возможность продать дом. Вы это записали?

Мисс Силвер, кивнув, заметила:

— Последние представители старинных семейств часто не хотят расставаться со свидетельством былого величия.

Мисс Боуден то ли хмыкнула, то ли фыркнула:

— Возможно, так оно и есть. Я просто хочу выяснить, нет ли у нее на совести каких-нибудь грешков. Мне было бы наплевать, даже если бы Джеффри Трент скупил бы все развалины в Англии, не окрути он мою крестницу. Но он женился на ней, так что я теперь должна все это расхлебывать. Мне на него плевать, я забочусь только об Аллегре и я не желаю, чтобы ей на шею повесили старый заплесневелый дом, построенный на выгребной яме — если тогда существовали выгребные ямы.

Тем более если на нем лежит проклятие и по нему разгуливают привидения! — Она еще более яростно хлопнула себя по коленке. — Конечно все эти проклятия и призраки — несусветная чушь! Но существует такая вещь, как внушение, а Аллегра не в том состоянии, чтобы ей можно было внушать всякие ужасы!

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Даже если скептически относиться к подобным феноменам и считать их порождением народной фантазии, согласитесь, что порою эти… гм… поверья кажутся весьма убедительными и неприятными.

Мисс Боуден энергично кивнула.

— Я считаю себя вполне разумным человеком, и вы, полагаю, тоже. Сидя сейчас, средь бела дня в вашей светлой и уютной гостиной, я, разумеется, категорически отрицаю существование призраков, духов, упырей, вампиров, не верю во все эти видения и проклятия. Но оставьте меня в полночь в темной комнате, где двери открываются сами по себе, а свечи оплывают и гаснут, и я начну орать на весь дом. Вся моя цивилизованность мигом исчезнет.

Атмосфера очень сильно влияет независимо от того, верите ли вы в призраков или нет. Я видела в Африке, как человек умирал от того, что считал, будто он проклят, — просто лежал и умирал, как напуганное до смерти животное.

Поэтому я и хочу знать, не пугает ли что-нибудь Аллегру.

Напугать такое мягкое и робкое создание ничего не стоит.

Она совсем не похожа на свою сестру Иону, та девица с характером.

— У нее есть сестра?

— Да, Иона Мьюр, она не замужем. Я слышала, что она сейчас гостит у Аллегры. Впервые за два года — правда, она уезжала в Штаты. Вроде бы имела там успех. Она, знаете ли, читает монологи, сама сочиняет скетчи и тому подобные вещи. Иона уже довольно давно вернулась, но никак не могла увидеться с Аллегрой. Это тоже меня беспокоит. Она собиралась к ним раз пять, но они всегда были не готовы ее принять. Аллегра тоже рвалась встретиться с сестрой в Лондоне, но каждый раз в последнюю минуту звонила или телеграфировала, что не сможет приехать. Я случайно столкнулась на Бонд-стрит с Ионой, тогда и вытянула из нее все это. «Хочешь ты или нет, — сказала я ей, — но я намерена узнать, что происходит с Аллегрой, и тебе меня не удержать. Я не успокоюсь, пока не добьюсь своего, так что лучше поскорее выкладывай все, что тебе известно».

Мисс Силвер снова взяла в руки вязанье.

— И тогда она вам… мм… все выложила?

Джозефа кивнула.

— Сначала, правда, заявила, что я действую, как таран, и мне должно быть стыдно. Но потом мы выпили кофе, и она, как говорится, раскололась. Но выдавать-то было почти нечего — только то, что ее визиты к Трентам всегда срываются, а когда они с Аллегрой договариваются насчет встречи, та никогда не приходит. Думаю, Иона была даже рада со мной поделиться — я видела, что она беспокоится не меньше меня. Поэтому у меня немного отлегло от сердца, когда я узнала, что ее визит к Аллегре наконец состоялся.

Мисс Силвер с задумчивым видом щелкала спицами.

— Раз уж мисс Мьюр сейчас гостит в «Доме для леди», она может дать вам куда более полный отчет о ситуации, чем смогла бы я. Вы все еще уверены, что вам требуются мои услуги?

Мисс Боуден искренне расхохоталась.

— Я бы не пришла сюда, если бы не требовались! Мне нужны деревенские сплетни и слухи, и еще — сведения о мисс Фолконер. Элизабет Мур утверждает, что вы способны заставить разговориться кого угодно. Как раз то, что требуется. Сельские жители умеют быть замкнутыми, как устрицы. Я уже посылала человека на разведку, но он вернулся ни с чем, да он бы и за год ничего не сумел выведать, не то что за день. Но квартирантка мисс Фолконер, которая ходит с ней вместе то в церковь, то в магазин — , это совсем другое дело. Особенно, если вы прихватите с собой вязанье.

Мисс Силвер, успевшая привыкнуть к весьма неофициальной манере общения посетительницы, снисходительно улыбнулась и заметила, что никогда никуда не ездит без своего вязанья.

— А каковы ваши условия?

Мисс Силвер назвала сумму, которая несколько лет назад показалась бы ей астрономической. Но сейчас ее приняли безоговорочно.

— Прекрасно. Деньги у меня есть — куда больше, чем я смогу потратить. Когда проводишь большую часть времени, обходясь имуществом, поместившимся в паре подседельных сумок, тебе ни к чему груды барахла, которым обременяют себя домоседы. Возможно, я когда-нибудь поселюсь в палатке на земле, доставшейся мне от предков и которую я пока не продала. Там есть приятный ручеек. А если в палатке станет холодно, я всегда могу переделать ее в кибитку. — Джозефа поднялась и протянула мисс Силвер сильную загорелую руку. — Думаю, вы справитесь с этим делом, и я бы хотела, чтобы вы поехали туда как можно скорее. У мисс Фолконер есть телефон, вы можете ей позвонить. Скажите, что подруга вашей подруги останавливалась у нее летом, и спросите, не может ли она вас принять. Да, лучше на кого-нибудь сослаться, иначе она вам откажет.

Мисс Силвер улыбнулась. Ей ничего не стоило сослаться на таких людей, чьи рекомендации никоим образом не посмели бы подвергнуть сомнению. Записав еще кое-какие детали, она вытерпела крепкое рукопожатие мисс Боуден, которая удалилась, явно удовлетворенная результатами визита. Как только входная дверь закрылась, мисс Силвер придвинула к себе телефон и набрала код междугородной связи.

Глава 13

Столовая рейдонского отеля «Георг» была строго выдержана в традициях многочисленных георгианских и викторианских двойников. Высокие окна прикрывали пожелтевшие тюлевые занавески и оливково-зсленые портьеры. Довольно древние скатерти на столах свешивались почти до пола. Кое-где стояли вазы с парой бумажных цветов или веточкой хвои.

Возможно, летом появлялись и настоящие цветы, но первым делом, независимо от времени года, бросалась в глаза массивная пепельница, снабженная рекламным знаком популярной минеральной воды. Стены украшали гравюры с изображениями членов королевской семьи и известных политиков прошлого, взирающих на посетителей кто сурово, кто с улыбкой. Молодая улыбающаяся королева Виктория — скромно перевязанные лентой волосы почти скрывают ее изящные ушки. Принц-консорт Альберт[7] в ту пору, когда он был одним из самых красивых молодых людей Европы.

Великий Гладстон[8] с мрачным выражением продолговатого лица. Маркиз Солсбери[9] с густой бородой. Глядя на изрядно полинявшие портреты, трудно было представить, что вокруг этих людей некогда кипели бешеные страсти.

Иона сидела спиной к окну и только рассмеялась в ответ, когда Джим Северн стал извиняться за то, что он не смог найти лучшего места для ленча.

— Надо было пойти куда-нибудь в деревне.

— Хорошо, что мы этого не сделали. Когда льет дождь, в деревне бывает довольно тоскливо. Кузина Элинор живет в деревне, так что я сыта сельскими прелестями по горло, а в дождливое воскресенье предпочитаю находиться в более цивилизованной обстановке. Здесь мы можем окунуться в великую викторианскую эпоху и никуда не спешить. Мы не опаздываем на поезд? Мне о многом нужно с вами поговорить.

Далеко не молоденькая уже официантка приняла у них заказ, а когда она отошла, Джим сказал;

— Мне тоже нужно о многом с вами поговорить.

— Ну, кто первый?

— Вы, если хотите.

Иона улыбнулась и покачала головой.

— Не особенно. Быть первым — мужское дело.

Джим склонился вперед над столом.

— Ваша сестра действительно очень хочет жить в этом доме?

Иона задумчиво посмотрела на него.

— Думаю, ей вообще не хочется там жить. Лично я его просто бы возненавидела, и, по-моему, Аллегре он тоже не подходит. Она очень впечатлительная, и дом пугает ее.

— Тогда почему…

— О, это все Джеффри. С ним достаточно поговорить пять минут, чтобы понять, как он обожает «Дом для леди».

Хотя Джеффри над собой подшучивает, но это чистое лукавство. Он с трудом заставляет себя прекратить разговоры о доме и, по-моему, никогда не перестает о нем думать.

Ионе было очень легко разговаривать с Джимом. Она сама себе удивлялась. Ведь он приехал в Блик, чтобы представить мистеру Сэндерсону отчет о состоянии «Дома для леди», чтобы опекуны Аллегры знали, как им действовать.

Тем не менее ни Джим, ни Иона об опекунах даже не вспоминали. Разговор шел исключительно о личном. Без всяких предисловий они вдруг заговорили о самом сокровенном для Ионы. Она и представить не могла, что сможет обсуждать это с посторонним — состояние Аллегры и то, как она переживает за сестру.

Появление официантки с двумя тарелками розового томатного супа заставило обоих умолкнуть. «Это совсем не мое дело, — думал Джим Северн. — Какого черта я пристаю к ней с расспросами?» «Но он вовсе не посторонний, — размышляла Иона. — Мне кажется, будто я знала его всегда».

Суп был горячий и, что самое главное, не из консервных банок. Иона подумала, что помидоры, очевидно, консервировали домашним способом и что хорошо бы узнать рецепт.

— Флорри Боуйер — приходящая служанка из деревни — говорила мне, что здесь хорошо кормят, — улыбнувшись, сказала она. — Ее тетя работает здесь поваром, а до этого — кухаркой в очень хороших домах, но предпочитала обрести самостоятельность. В конце концов она решила снять комнату и готовить лишь по особым заказам, но тогда управляющий сделал ей предложение. Прошлой осенью он потерял жену, а она души не чает в его дочке, поэтому согласилась выйти за него и остаться.

— Откуда вы все это знаете? — засмеялся Джим.

— Флорри любит поболтать.

— В том числе и с вашей сестрой? Часом, не она ли внушила ей страх перед домом?

Иона кивнула.

— И что же Флорри ей рассказала?

— Что в деревне дом прозвали «Проклятие для леди».

Якобы каждая женщина, став его хозяйкой, непременно теряла то, что для нее было дороже всего на свете. Аллегра не в том состоянии, чтобы адекватно реагировать на подобные вещи.

— Все эти старинные дома вечно обрастают легендами о привидениях и проклятиях. Надеюсь, привидения в «Доме для леди» нет?

— Насчет привидения я ничего не слышала, но меня бы это не удивило. Аллегре нужен уютный и светлый современный дом с обилием окон и без мрачного прошлого.

После супа официантка принесла утку, зажаренную как раз в меру, с яблочным соусом — две порции, — а на гарнир была цветная капуста и золотистые шарики картошки.

— В одном ваша Флорри безусловно права: ее тетя прирожденная кухарка, — заметил Джим Северн. — Я думал, подобная пища уже исчезла с лица земли. Приятно убедиться, что кое-где еще помнят старые рецепты. — И он тут же, без паузы и не меняя тон, добавил:

— Если вы против того, чтобы ваша сестра жила в «Доме для леди», пойдите к Сэндерсону — он ведь и ваш опекун?

— Да.

— Ну так вы должны пойти к нему и все это рассказать.

Вели дом вас пугает…

— Я этого не говорила, — выпалила Иона.

— Вы сказали, что ненавидите его.

— Это не одно и то же.

— Так пугает он вас или нет?

Иона нахмурилась и отвела взгляд.

— Вообще-то да, но едва ли я имею право… — Она закусила губу. — Понимаете, Джеффри без ума от дома.

Я была бы последней обманщицей, если бы сделала это за его спиной. А если я скажу ему, что хочу уговорить мистера Сэндерсона не разрешить покупку, будет кошмарный семейных скандал, который на всю жизнь оставит след. Я не могу так подвести свою сестру.

— Понятно. — Джим подумал, что Иона необыкновенно порядочная девушка, просто донкихот в юбке… Устыдившись, он решил, что есть и другой выход. — Сэндерсон, безусловно, побеседует с самой миссис Трент. Едва ли от него ускользнет то, что дом ей не нравится.

— Ну, не знаю… Аллегра очень предана Джеффри и целиком под его влиянием. Она вообще по натуре очень робкая и мягкая. Если Аллегра кого-то любит, то готова выполнить любую просьбу этого человека, ну просто любую. Она всегда была такой. Раз Джеффри мечтает купить «Дом для леди», Аллегра никогда не признается мистеру Сэндерсону, что не хочет в нем жить. Ни за что.

Ну а вы ведь можете так составить свой отчет, чтобы мистер Сэндерсон не позволил тратить основной капитал на покупку дома?

Джим покачал головой.

— Нет, я обязан дать объективную оценку. Проверку крыши мы отложим до понедельника, все же остальное в отличном состоянии. В старину строить умели. К тому же здесь постоянно кто-то жил, поддерживал порядок. Современные удобства, оборудованные американцем, тоже в великолепном состоянии. Мой дядя когда-то лично делал проект модернизации и, должен признаться, он здорово поработал. Поэтому, если на крыше не будет обнаружено никаких изъянов, мне придется предоставить вашим опекунам в высшей степени благоприятный отзыв.

Иона печально вздохнула.

— А мне придется сказать Джеффри, что средневековое поместье не слишком подходит для Аллегры, для ее нервов. Ему это не понравится, и он решит, что я типичная свояченица, сующая свой нос куда не просят. Ну что ж, придется это пережить.

Официантка забрала тарелки и принесла настоящий английский сыр, домашнее печенье и превосходный кофе.

— Ни за что не догадаетесь, — внезапно сказал Джим Северн, — с кем я недавно столкнулся в кафе на первом этаже, когда зашел туда перекусить.

— С кем-то, кого я знаю?

— Ну… — Он усмехнулся. — Во всяком случае, вы с ним беседовали.

— И вы были при этом?

— Да.

Ионе вдруг показалось, что сзади из окна потянуло холодом. Раньше она почему-то этого не замечала.

— Вы даже слышали, как он поет, — продолжал Джим. — По пению я его и узнал. Он пил жуткую дрянь — какао с виски, утверждая, что это здорово бодрит, а в промежутках между глотками распевал «Шотландские колокольчики».

Иона поняла, почему потянуло холодом. Она словно вернулась в ту страшную туманную ночь и вновь следовала за человеком, который, обсудив сумму гонорара за чью-то жизнь, через несколько минут то насвистывал, то напевал «Шотландские колокольчики», постукивая тростью о парапет тротуара.

— О нет! — воскликнула Иона. — Вы ничего не сказали ему обо мне?

Джим покачал головой.

— Я не собирался с ним разговаривать, но он посмотрел на меня и помахал рукой. Ну, думаю, узнал. Когда он уходил тогда, в три часа ночи, газовый фонарь на улице светил довольно ярко, и этот тип мог запросто меня разглядеть. Но я понял, что он просто жаждал общения. Но я поздновато это сообразил и уже успел обратиться к нему по имени — профессор Макфейл. И представьте: он сразу зашикал на меня, умоляя никому не открывать его имени.

— Почему?

— Понятия не имею. Очевидно, в какао было слишком много виски, так как он начал рыдать и приговаривать, что речь идет о его профессиональной репутации, стал сетовать на свой длинный язык и добавил, что осторожность — мать безопасности. «Как я мог пррредвидеть, что наткнусь на парррня из той парррочки, с которой случайно встррретился в тумане? Я по натуррре человек откррровенный, но в интеррресах карррьеры должен молчать. Почему бы мне не назвать имя, которррое я ношу со дня рррождения? Мне нечего его стыдиться: Макфейлы — уважаемый рррод. Но… — тут он схватил меня за пуговицу и обдал парами виски, — особенности прррофессии вынудили меня пррринять дррругое имя — Рррегулус Мактэвиш, прррофессоррр Рррегулус Мактэвиш. А на театррральных афишах меня именуют Великим Пррросперрро!»

Шотландский акцент был настолько точно скопирован, что в других обстоятельствах Иона бы расхохоталась, но сейчас ей было не до смеха. Ее охватил смертельный ужас, она вся побелела. Джим Северн протянул ей через стол руку и спросил:

— Что-нибудь не так?

— Не знаю…

Он поднялся и сел рядом с ней.

— В чем дело, дорогая?

Теплые пальцы Джима сжали узкую ледяную ладошку.

— Я расскажу… я сейчас. Я, наверное, жуткая идиотка…

Джим свободной левой рукой налил ей кофе и придвинул чашку.

— Лучше выпейте, пока горячий.

— Джим, я не хочу здесь оставаться, — сказала Иона, допив кофе. — Не хочу, чтобы этот человек увидел меня… знал, что я здесь. Я подожду в дамской комнате, пока вы расплатитесь и приведете машину, и спущусь, только когда увижу вас в холле. Если путь свободен, кивните головой и идите прямо к машине. Не нужно, чтобы он видел нас вместе.

Следующие несколько минут показались Ионе несколькими часами. Когда она подошла к верхней площадке лестницы, то увидела, что Джима Северна в холле еще нет.

Из боковой двери вышел маленький лысый человечек, посмотрел на висевший в холле большой старомодный барометр и скрылся в темном коридоре. Потом в холл вошла, толкнув вращающуюся дверь, женщина в мокром макинтоше. Она остановилась, оглядываясь вокруг с беспомощным и удрученным видом. Вода с макинтоша капала на красный ковер и выцветший коричневый линолеум. Подождав минуты три-четыре она, как будто утратив последнюю надежду, медленно вышла назад под дождь.

Ионе уже начало казаться, что время остановилось вовсе, когда наконец вошел Джим Северн, посмотрел вверх, быстро кивнул и, повернувшись на каблуках, снова вышел.

Словно очнувшись от краткого тяжелого сна, Иона начала спускаться. Ей оставалось преодолеть три ступеньки, когда дверь в конце коридора, ведущего от лестницы вглубь здания, внезапно открылась и оттуда вышел мужчина. Иона не стала оборачиваться, но когда он затянул песню, она сразу поняла, кто это.

Известным был проказником. Проказником, проказником Волынщик из Данди!

Тогда, в тумане, он ее не пел. Но Иона узнала бы этот раскатистый голос где угодно, даже услышав его на улице Китая или Перу. Вновь ощутив леденящий ужас, но не ускоряя шаг, она пересекла холл и вышла через вращающуюся дверь. «Волынщик из Данди» остался позади.

Машина Джима стояла почти у самого входа. Опустившись рядом с ним. Иона скомандовала:

— Быстрее! Он шел за мной, когда я выходила!

— Он видел вас? — спросил Джим, когда машина заскользила по мокрой дороге.

— Лица не видел, да и вряд ли бы он меня узнал. Для него я была просто незнакомой женщиной, идущей через холл.

Джим свернул в переулок.

— Не скажите. Он ведь видел вас в ту ночь. Вы спали, а свет уличного фонаря, проникавший через окошко над дверью, хорошо вас освещал. Он с пристрастием вас разглядел, прежде чем уйти, сказал, что у вас славная мордашка. — Заметив отвращение на лице Ионы, Джим рассмеялся. — Он держался весьма почтительно. Не сердитесь — это был всего лишь комплимент.

— Вы не понимаете, — тихо сказала Иона. — Но здесь нам нельзя разговаривать. Давайте отъедем подальше от домов и остановимся где-нибудь на природе.

Ехать пришлось не слишком далеко. Милях в двух от Рейдона, в деревушке Грин, они нашли очаровательную лужайку, в центре которой находился пруд с утками. В стороне от дороги, защищенной живой изгородью, можно было разговаривать сколько угодно под аккомпанемент шуршащей под ветром листвы и постукиванья капель дождя, заливавшего ветровое стекло. Пора было выкладывать свою тайну, но Иону вдруг охватили сомнения: было ли то происшествие явью? Теперь оно казалось всего лишь порождением темной туманной мглы.

Джим Северн обернулся и спросил:

— Ну так в чем дело?

— Когда я наткнулась на вас в тумане и попросила сказать, что была с вами…

— Это не совсем так. Вы попросили, чтобы я сказал, будто вы наткнулись на меня не в том месте, а чуть раньше.

— Да, мне не хотелось, чтобы он знал, что я шла за ним.

— Почему?

— Лучше я расскажу вам все с самого начала. Туман сгустился внезапно, и я заблудилась. Я продолжала идти, надеясь куда-нибудь выбраться, и очутилась на улице, где дома стояли чуть в стороне от тротуара, несколько ступенек спускались вниз, к ряду домов, перед фасадами которых тянулась каменная балюстрада. В тумане ужасно трудно идти прямо — меня заносило вправо, в конце концов я схватилась за какую-то калитку, она поддалась, и я скатилась по ступенькам куда-то вниз… Я приземлилась на мокрые каменные плитки, вся перемазалась в зеленой слизи и сильно ушибла коленку. Пока я искала сумку и проверяла, целы ли у меня кости, кто-то вышел из дома, рядом с которым я рухнула, через парадную дверь и остановился, разговаривая с кем-то, стоящим за порогом. Они находились несколькими ступеньками выше линии тротуара и понятия не имели, что, можно сказать, под их ногами кто-то там копошится.

— Откуда вы это знаете?

— По манере их разговора. Тот, который вышел, был профессор Макфейл, Регулус Мактэвиш, Великий Просперо, или как там он себя называет. Его собеседник разговаривал шепотом. Я даже не знаю, был ли это мужчина, хотя судя по тому, как к нему обращался профессор — весьма небрежно и не слишком заботясь о вежливости, — конечно же мужчина. Я могу передать вам лишь то, что говорил профессор, так как не разобрала ни слова из того, что шептал его собеседник.

— И что же говорил профессор?

— Сначала заявил, что он человек надежный, его слово твердое, что он верный друг в беде и никто не может его обвинить в том, что он кого-нибудь подвел. Другой что-то в ответ прошептал. По-моему, он хотел закрыть дверь, но профессор придержал ее ногой. Он сказал, что сейчас уйдет, хотя на улице темно, как под жилеткой у сатаны. Я вспомнила, что так часто говорила наша старая няня-шотландка. Тот, другой снова начал шептать, а профессор продолжал проклинать туман. Наконец он сказал: «Ладно, ладно, ухожу! Я еще не сказал „да“, но подумаю и дам знать». Я даже не пытаюсь воспроизвести его шотландский акцент, но думаю, что разговор я помню почти дословно. А потом профессор добавил: "Но и ты подумай о вознаграждении. Две тысячи, не меньше.

Ведь я рискую собственной шеей". Он спустился по ступенькам и зашагал по тротуару, насвистывая: «Ты выбрал дорогу повыше, я выбрал дорогу пониже». А я пошла за ним.

— Зачем?

— Подумала, он, наверное, знает, куда идет: очень хотелось очутиться подальше от этого дома, в котором оставался тот шептун. Но я не хотела, чтобы профессор знал, что я увязалась за ним, он тогда бы догадался, что я могла слышать, как он говорил, что рискует шеей.

— Вас это напугало?

— Вы бы тоже испугались, если бы сидели в скользком закутке среди сплошного тумана.

— Конечно, в такой милой обстановочке любые слова могут показаться зловещими. Но ведь они могли иметь абсолютно невинный смысл. Профессор как-то связан со сценой. Думаю, он немного иллюзионист, немного, гипнотизер и наверняка изрядный шарлатан. Слова о том, что он рискует шеей, возможно, относились к какому-то опасному трюку.

— А две тысячи фунтов? Едва ли артистам платят такие гонорары!

— Ну а о чем подумали вы, услышав это?

— Что ему предложили кого-то убить и что он не отказался, а только пытался набить себе цену.

— А что вы думаете сейчас?

Последовало долгое молчание.

— Не знаю, — очень тихо отозвалась Иона. — Я боюсь…

Глава 14

Дождь перестал барабанить по пруду и по ветровому стеклу. Между облаками появились бирюзовые полоски — январский дар английскому вечно серому зимнему небу. Вскоре засияло солнце, как запоздалое утешение после дождливого воскресного утра.

Они медленно ехали назад в Блик, почти не разговаривая, но настроение у обоих было отличное. Страх Ионы куда-то испарился. Она была готова поверить, что неверно истолковала слова профессора, поддавшись отчаянью.

И как было не поддаться — заблудилась в тумане, упала, ушибла ногу… Впрочем, теперь она могла поверить чему угодно, так как знала, что больше не увидит этого человека и не услышит его раскатистый голос. Иона вспомнила вдруг один из разговоров той ночи. Профессор спросил: если, нажав кнопку, вы лишите жизни незнакомого вам китайского мандарина, но одновременно облагодетельствуете три четверти человечества, достаточно ли этого для оправдания? А Джим Северн ни секунды не колеблясь заявил, что нажавшего на кнопку на самом деле интересует лишь один представитель человечества — он сам.

Воспоминания о том, как они сидели на ступеньках пустого дома и она то дремала, то просыпалась на уютном плече Джима Северна, вызвали в душе Ионы теплое чувство благодарности и покоя. Она всегда выбирала себе друзей, руководствуясь своей безошибочной интуицией, причем сразу могла определить, какие у нее сложатся с тем или иным человеком отношения. С одними друзьями ее связывали общие вкусы и пристрастия, с другими — чисто практические соображения, кто-то вызывал искреннюю симпатию. В некоторых знакомых она даже могла влюбиться, но Иона еще не встречала никого, с кем бы согласилась прожить всю свою жизнь. Однако теперь, сидя рядом с Джимом Северном, она испытывала незнакомое ощущение удивительной близости и надежности. Ей казалось, будто они знают друг друга давным-давно, что они оба успели убедиться в прочности этих невидимых уз, ощущения того, что они никогда не захотят расстаться.

Когда они въехали в гараж «Дома для леди» — просторное помещение, переделанное из конюшни, — Иона увидела, что машины Джеффри нет на месте. Он собирался повезти Аллегру на прогулку, если вдруг распогодится. Облака между тем рассеялись полностью, и небо сверкало умытой дождем голубизной до самого горизонта…

Джим Северн сжал ее локоть.

— Не хотите показать мне сад? Или сейчас слишком сыро?

Иона чуть приподняла ногу, чтобы продемонстрировать крепкий, хорошо защищающий ногу ботинок, весьма подходящий для сельской местности.

— Не так уж сыро, но что скажет Джеффри? Он наверняка хочет сам все вам показать.

Джим засмеялся.

— Очень может быть. А вы не говорите, что взяли это на себя. Смотрите, какая вокруг красота — солнце светит, а березы словно унизаны бриллиантами.

Они начали спускаться по террасам.

— Знаете, — сказала Иона, оглянувшись на дом, — сад почти примиряет меня с этим местом. Должно быть, жившие тут американцы очень его любили.

— А что с ними стало?

— Он погиб на войне, как и последний мужчина из рода Фолконеров, а жена его вернулась в Штаты. Всем мечтам конец.

— Да.

Иона резко повернулась к нему.

— Неужели вы не чувствуете, что этот дом переполнен старыми печальными историями? Аллегра не должна жить в такой атмосфере. Вырождающееся семейство просуществовало здесь пятьсот лет, пока не исчезло практически целиком, и бог знает сколько разных преступлений и кошмаров произошло за это время. Когда вы здоровы, довольны жизнью и сильны духом, как Джеффри, то можете от всего этого отмахиваться. Но Аллегра не здорова, не довольна жизнью и уж никак не сильна духом. Я буквально вижу, как вся эта невидимая тяжесть просачивается в ее душу и угнетает ее.

— Вам следует сказать все это мистеру Сэндерсону, дорогая моя, — серьезно заметил Джим.

— Пожалуй, да, — чуть подумав, ответила Иона. Да, она приняла решение, окончательное, и обязана его осуществить. С ее плеч будто сразу упал тяжкий груз, на щеках заиграл румянец, а в голосе послышалось веселье, удивившее и ее саму, и Джима:

— Я принимала это слишком близко к сердцу. Так бывает, когда не с кем поделиться.

Давайте посмотрим сад с каменными горками. Это в бывшей каменоломне — американцы превратили это место в настоящий рай.

Иона начала рассказывать Джиму о шутке, которую Марго вчера сыграла с ней и Джеффри.

— Это было ужасно. Мы подумали, что Марго свалилась с обрыва, а когда подошли к подножию скалы, то увидели, что она привязана к стволу дерева над самой крутизной и хохочет во все горло.

— Марго постоянно живет с вашей сестрой и зятем?

— Да. Это тоже весьма меры беспокоит. У нее не вполне нормальная психика, и ее присутствие тоже сказывается на состоянии Аллегры, но тут ничего не поделаешь. В школу Марго не принимают, а Джеффри, кажется, единственный родственник, который у нее остался.

Они приближались к каменоломне, но несколько с другой стороны, не туда, куда Джеффри вчера привел Иону.

Она начала говорить о том, как здесь должно быть красиво, когда голые стебли глициний покрываются перистой зеленью и длинными сиренево-белыми гроздьями, потом повернулась, чтобы показать уже расцветшую примулу, и с удивлением обнаружила, что Джим стоит на валуне над тропинкой, уставясь на скалу. Иона понятия не имела, что его так заинтересовало, так как ей самой из-за кучи рододендронов ничего не было видно.

— Джим! — окликнула она его и, когда он спрыгнул с валуна, спросила:

— Что там такое?

— Там внизу что-то лежит, у стены каменоломни.

— Что-то?

— Кто-то!

Джим побежал, совсем как вчера Джеффри, и Иона последовала за ним. «Это очередная шутка! — убеждала она себя, — просто очередная шутка!» Но когда они выбрались из зарослей туда, где лежало обмякшее бесформенное тело с обрывком протершейся веревки в окаменевшей руке, слова замерли у нее на губах. Марго сыграла свою последнюю шутку и теперь лежала на камнях со сломанной шеей.

Глава 15

Джеффри Трент сидел напротив прибывшего из Рейдона инспектора — молодого человека приятной наружности, чей свежий цвет лица резко контрастировал с побледневшим осунувшимся лицом собеседника.

— Вы утверждаете, что юная леди в субботу сыграла с вами и мисс Мьюр похожую шутку неподалеку от того места, откуда она упала в воскресенье?

— Это было не совсем там же.

— Да, у нас есть фотографии обоих мест. Я пытаюсь выяснить, насколько серьезной могла быть эта шутка.

— Как шутка могла быть серьезной?

— Очень даже могла бы, если бы веревка оборвалась.

— С чего бы ей оборваться? В том месте возле дерева, где стояла, спрятавшись, Марго, имелось достаточно точек опоры, а веревка даже не натянулась.

— Это была веревка, которую вы мне показали?

— Да.

— Она действительно была крепкой и не должна была порваться. А вот другая — та, которую юная леди использовала в воскресенье — никуда не годилась.

Джеффри побледнел еще сильнее.

— После того как Марго… нас разыграла, меня и мисс Иону, я запер веревку в гараже. Я боялся… — Он оборвал фразу.

— Тогда откуда взялась другая веревка?

— Вероятно, она взяла ее в сарае. Там лежат старые веревки. Хамфрис, садовник, говорит…

— Да, я сейчас с ним тоже побеседую. Возможно, он одним из последних видел юную леди живой. Мистер Трент, а когда вы сами видели ее в последний раз?

— Она была с нами во время ленча — как обычно, — с трудом выдавил из себя Джеффри. — Мисс Мьюр и мистер Северн отсутствовали, но все остальные пошли в гостиную и пили там кофе. Моя жена обычно днем отдыхает. Я сказал ей, что свожу ее на прогулку, если погода разгуляется.

Марго и мисс Делони ушли в свою гостиную.

— Мисс Делони — это гувернантка? Я еще ее не видел.

Давно она у вас?

— Почти три года.

— — Вы пытались отправить девочку в школу?

Джеффри тяжко вздохнул.

— Да, но ее не принимали. Марго была добродушной и веселой, даже слишком, но из-за склонности к сумасбродным выходкам она им не подходила.

— А вы обращались к врачам?

— Разумеется. Они говорили, что у нее несколько заторможенное развитие.

— А это не означало, что се следовало держать под надзором?

Бледные щеки Джеффри слегка порозовели.

— Конечно нет. Такие меры вовсе не требовались. Марго была безобидным созданием, совсем как ребенок. Фактически, она и оставалась по уровню умственного развития семилетним ребенком, а тело у нее было крепким и сильным, тело семнадцатилетней девушки. В лечебнице она бы зачахла.

— Вы были ее опекуном, мистер Трент?

— Да.

Инспектору неловко было задавать следующий вопрос, но он считал себя обязанным сделать это.

— Я слышал, в деревне ходят разговоры, будто мисс Трент любила повторять, что получит много денег по достижении совершеннолетия. Это не было детской фантазией?

Джеффри нахмурился.

— Ее отец был моим кузеном. Он заработал значительное состояние на Ближнем Востоке и завещал его Марго. Естественно, предполагалось участие опекунов. Но война значительно обесценила наследство. Ценные бумаги, ранее считавшиеся надежными, сейчас практически ничего не стоят. Как бы то ни было, Марго в этом не разбиралась.

— Кто были ее опекуны, мистер Трент?

— Мой другой кузен, погибший на войне, и я.

— А кто теперь наследует состояние?

Джеффри испустил очередной печальный вздох.

— К сожалению, я. Других родственников не осталось.

Последовавшая за этим пауза была не столько длинной, сколько многозначительной. Инспектор Грейсон предпочел сменить тему.

— Мы говорили о событиях, имевших место в воскресенье, мистер Трент. Вы всем семейством пили кофе в гостиной, а потом разошлись. Куда пошли вы?

Джеффри подпер рукой подбородок.

— Сюда, в кабинет, написал несколько писем. Около трех я заметил, что облака начинают рассеиваться, сказал жене, что ей полезно подышать свежим воздухом, и пошел спросить у мисс Делони, не хотят ли они с Марго составить нам компанию. Мисс Делони ответила, что, пожалуй, не поедет, так как ей нужно заняться письмами, а Марго только что вышла в сад, и она попробует ее отыскать. Я сказал, что не могу ее ждать, так как сейчас рано темнеет, и пошел за машиной. Ни Марго, ни мисс Делони не появились, поэтому мы поехали вдвоем с женой и вернулись без четверти четыре. Моя свояченица прибежала к гаражу как раз, когда я ставил туда машину. Она и сообщила о том, что случилось, что Марго… погибла… — Похоже, ему стоило великого труда произнести последнее слово.

— А потом, мистер Трент?

— Я пошел с ней и с мистером Северном к каменоломне. Затем вернулся в дом и позвонил в полицию.

— Сколько времени прошло после того, как обнаружили тело?

— Думаю, всего несколько минут.

Так как то же самое ему сообщили Иона и Джим, инспектор Грейсон воздержался от комментариев.

— Если можно, я бы хотел повидать гувернантку, — сказал он.

Глава 16

Мисс Делони вошла в кабинет. В строгом черном платье и без макияжа она казалась бледной и изможденной, а губы без яркой помады стали почти бесцветными. Гувернантка, видимо, недавно плакала и даже не сочла нужным стереть следы слез.

На инспектора Грейсона обстановка в доме произвела благоприятное впечатление. Хотя с Марго Трент было нелегко сосуществовать (это было очевидно), все тут любили ее и искренне горюют о ее смерти. Он начал расспрашивать Жаклин Делони о ее жизни в «Доме для леди» — о том, сколько времени она проводила со своей подопечной и насколько та нуждалась в надзоре.

— Вы регулярно проводили с ней уроки?

Мисс Делони еле заметно улыбнулась.

— Не знаю, можно ли назвать это уроками. Одна из трудностей заключалась в том, что Марго не могла сосредоточиться. Поэтому обычные уроки никак не годились для нее. Ее внимание нужно было не только привлекать, но и постоянно удерживать. Я пыталась обучать Марго истории, позволяя ей разыгрывать простейшие драматические сценки. Она, как ребенок, обожала всякие игры и переодевания. — Гувернантка прижала к глазам платок, который комкала в руке. — Марго не могла спокойно сидеть или читать книгу. Ей все время требовались движения, действия — что-то, где можно выплеснуть энергию. Год назад мистер Трент купил Марго пони. Он сам прекрасный наездник и думал, что занятия верховой ездой пойдут ей на пользу, но ничего не вышло.

— Она этим не увлеклась?

— Увлеклась и даже очень, инспектор! Но вскоре начала проделывать свои трюки, а это было уже опасно. Однажды лошадь понесла, и все едва не кончилось трагедией. Конюх обнаружил под седлом колючку. Марго сказала, что только хотела проверить, как быстро может скакать ее пони.

Джон Грейсон вырос на ферме и в полной мере оценил всю жестокость подобной выходки. Он невольно подумал, что ранняя кончина Марго Трент не такая уж большая потеря для общества. Но ему нужно было выполнять свои обязанности, поэтому он задал вопрос, с которым уже обращался к мисс Мьюр и прислуге:

— Как обращались с девочкой после очередной ее шалости? Мистер Трент сердился на нее?

На лице мисс Делони проступил легкий румянец, на сей раз без помощи косметики, а ее красивые глаза заблестели.

— Никогда! — воскликнула она. — Мистер Трент вел себя просто чудесно! Немногие отцы так добры даже к своим собственным детям. Каковы бы ни были его чувства, он никогда не ругал Марго. В последний раз, когда она проделала тот рискованный трюк в каменоломне, мистер Трент обещал мне серьезно с ней поговорить. После разговора Марго вышла умиротворенная и заявила, что он был очень ласков с ней, но даже тогда… — Жаклин вдруг осеклась и отвела взгляд.

— Да, мисс Делони, что вы хотели сказать?

Она умоляюще посмотрела на него.

— Вам не кажется, что когда что-то случается, трудно определить, действительно ли у вас были предчувствия или вы потом это вообразили.

— Что ж, вы правы. И все же: что это за предчувствия?

— Понимаете, мне показалось, что Марго… слишком уж спокойна. Я боялась, что она замышляет… что-то еще. — Гувернашка поспешно добавила:

— Это всего лишь мнительность — каждый в подобных обстоятельствах становится излишне подозрительным.

Инспектор решил вернуться к фактам.

— А теперь, мисс Делони, я прошу рассказать о том, что происходило в воскресенье. Вы и ваша подопечная сидели за ленчем с мистером и миссис Трент?

— Да.

— А потом?

— Мы выпили с ними кофе в большой гостиной, а затем пошли в нашу гостиную.

— В ту комнату, которую я уже осматривал — соседнюю с этой?

— Да.

— И что вы там делали?

— Марго вырезала картинки из иллюстрированной газеты. Это было одно из немногих ее спокойных развлечений, этим она занималась, когда было слишком сыро, чтобы выходить из дому.

— Она все еще пребывала в благодушном настроении?

Мисс Делони покачала головой.

— Нет, она вела себя раздраженно и агрессивно. Она терпеть не могла сидеть дома из-за дождя. Признаться, я обрадовалась, когда небо начало проясняться. И без четверти три разрешила ей выйти, только велела надеть плащ и галоши.

— А вам не показалось, что лучше пойти с ней?

Гувернантка снова покачала головой.

— Марго хотела пойти одна. Она всегда предпочитала гулять в одиночку. Поместье большое, и, к счастью, у Марго никогда не появлялось желания выйти за его пределы.

— Значит, вы не беспокоились из-за того, что она ушла одна?

— Нет, такое происходило каждый день. У нее столько энергии… — Жаклин осеклась и печально вздохнула. — Мне следовало сказать «было столько энергии», но к этому трудно привыкнуть сразу. Я хотела сказать, что мне в любом случае было за ней не угнаться. Марго нравилось чувствовать себя свободной, а для нас было важно, чтобы она была счастлива. К тому же у миссис Трент хрупкое здоровье — ее не следует оставлять надолго одну, и я стараюсь уделять ей как можно больше времени.

Грейсон кивнул. Объяснения казались вполне искренними.

— Итак, вы занялись письмами, — сказал он.

— Да. Я знала, что миссис Трент ляжет отдохнуть. Потом пришел мистер Трент, сказал, что хочет повезти жену на прогулку и спросил, не желаем ли мы с Марго к ним присоединиться. Я ответила, что должна написать письма, а Марго только что ушла, но я постараюсь ее найти. Я вышла на террасу и окликнула ее, но она не отозвалась, а мистер Трент сказал, что не может ждать, поэтому я вернулась к моим письмам.

— Еще один вопрос, миссис Делони. Сколько времени прошло после ухода Марго, когда мистер Трент пришел пригласить вас на прогулку?

Гувернантка чуть сдвинула брови, вспоминая.

— Всего несколько минут.

— Когда вы услышали о несчастном случае?

Она на секунду закрыла глаза.

— Мне рассказал мистер Северн, пока мисс Мьюр ходила в гараж сообщить мистеру Тренту.

— А как миссис Трент восприняла это известие?

Мисс Делони заколебалась.

— Она как будто даже не поняла, в чем дело. Хотя трудно сказать… Одно из проявлений ее болезни — какая-то заторможенность. Она выглядит так, словно ничего вокруг не замечает.

Инспектору стало искренне жаль Джеффри Трента. Бедный малый. Мало ему этой несчастной девочки, еще и с женой что-то не то! Он подумал, что деньги не всегда приносят счастье, не сознавая банальности этой мысли.

Отпустив мисс Делони, Грейсон отправился в сад искать старого Хамфриса. Он нашел его в сарае — тот смешивал компост и явно не желал отвлекаться от этого занятия.

Грейсон отлично понимал, что от него будет нелегко добиться помощи. Он был женат на внучатой племяннице старика Хампи и практически все о нем знал: давным-давно служит у Фолконеров, очень опытный садовник и очень большой упрямец.

— Доброе утро, дядя! — поздоровался инспектор.

Некоторое время Хамфрис молча раскладывал компост в шестидюймовые горшки.

— Хватит отвлекать меня от дела, Джонни Грейсон, и нечего разыгрывать передо мной полисмена! — проворчал он наконец, утрамбовывая широким пальцем землю в горшке.

Грейсон засмеялся.

— У каждого своя работа, дядя, у вас — своя, у меня — своя… У меня только один к вам вопросик: видели ли вы мисс Трент или слышали о ней что-нибудь в воскресенье во второй половине дня. Или о ком-нибудь еще, — быстро добавил он.

Старик сердито на него уставился.

— Что значит о ком-нибудь еще? Флэксмены по воскресеньям всегда уезжают. Подают господам ленч в час дня, а без четверти три мчатся на автобус в Рейдон — бегом-бегом прямо под моими окнами, чтобы не опоздать. Если ты это имел в виду под кем-то еще, то я видел их так же хорошо, как Флорри Боуйер, которая неслась вприпрыжку, как кролик, на свидание со своим: дружком.

Так как Грейсон уже знал, что никого из прислуги не было в поместье около трех в воскресенье, это не представляло для него особого интереса. Он просто надеялся, что старик разговорится, но вскоре убедился, что его хитрость не удалась.

Нагнувшись, старый Хампи сунул обе руки в кучу компоста. Ростом был не более пяти футов одного дюйма, с крепкой коренастой фигурой, у него было загорелое лицо, копна седеющих волос и очень густые брови и борода. Было известно, что ему принадлежат полдюжины домов в Рейдоне, и поговаривали, что его сбережения весьма значительны. Эти обстоятельства вкупе с крутым нравом заставляли триста с лишним жителей Блика относиться к нему с большим почтением, тем более что многие приходились ему родственниками. Он был трижды женат на кротких деревенских женщинах, которые оставили ему столь же кротких и почтительных детей, принеся, по слухам, немалое приданое. Хампи не собирался выслушивать всякую чепуху от Джонни Грейсона только потому, что тот был женат на внучке его брата Сэма. Набрав полные пригоршни компоста, он пропускал его сквозь пальцы на старый кухонный поднос.

— А с какой этой радости я должен работать в воскресенье, а?

— Я ведь не сказал ни слова о работе, дядя. Просто я подумал, ну мало ли, может, выходили в сад, когда дождь прекратился, ну и могли увидеть там мисс Марго Трент или кого-нибудь еще. Случайно.

Старый Хампи свирепо усмехнулся.

— Конечно мог, Джонни Грейсон! Точно так же, как мог удобно посидеть у камина с трубкой или прогуляться по собственному клочку земли, проверить, как там мои цветы. В этом году они дали ростки на удивление рано.

— Ну и какое из этих занятий вы выбрали? — добродушно осведомился Грейсон.

— А тебе прямо-таки нужно это знать? — снова ухмыльнулся старик.

— Да, очень нужно. Быстренько мне ответьте, и я не буду вам мешать.

Маленькие горшочки заполнялись быстро и аккуратно.

Мистер Хамфрис опять наклонился и выпрямился, набрав в руки компоста.

— Я и так никому не позволяю мне мешать, — сказал он, продолжая заполнять горшки.

Грейсон молча наблюдал за ним. Старик обожал звучание собственного голоса, особенно если его слышали и другие, а еще больше любил пререкаться. Решив не доставлять ему этого удовольствия, инспектор прислонился к дверному косяку, сунув руки в карманы и выжидая, что будет дальше.

Вскоре старик начал опускать горшки на пол со все большей нервозностью и наконец не выдержал:

— И чего это я не пошел в полицейские вместо того, чтобы ломать спину тут в саду! Здоровый малый, а торчишь тут возле моего сарая! Постыдился бы! Ежели руки — крюки, то пусто в брюхе, как говаривал мой папаша. Он пятьдесят годков прослужил здесь садовником и сорок из них — старшим садовником! Но я его перещеголяю!

Рассеянно глядя в открытую дверь сарая, Грейсон издал нечленораздельное мычание, способное взбесить любого, кто только что произнес прочувствованный монолог, рассчитывая сразить слушателя наповал. Маленькие глазки злобно сверкнули под седыми косматыми бровями.

— В воскресенье днем я сидел у камина с трубкой и стаканом, а моя старуха играла гимны на фисгармонии.

— Значит, вы не видели Марго Трент.

Взгляд стал еще более злобным.

— Я сам пока еще умею говорить, Джонни Грейсон!

Нечего это делать за меня! Это тебе не заграница, где полиция вытворяет что ей вздумается — здесь такие номера не проходят! Если ты и с женой такой же невежа, то мне ее жаль. Она была хорошенькой малышкой, пока не вышла за тебя!

Инспектор понимал, что старому Хампи больше всего на свете хотелось вывести его из себя, поэтому мужественно держал себя в руках.

— Это очень любезно с вашей стороны, дядя, — улыбнулся он. — Я передам ей. А теперь, так как я не должен говорить за вас, возможно, вы скажете сами? Видели вы Марго Трент в воскресенье во второй половине дня или нет?

Старик задумался. Оставалось заполнить еще несколько горшков, и назойливость Джонни Грейсона начала ему надоедать.

— В воскресенье днем я сидел у камина в кухне с трубкой и стаканом, а твоя тетя Мэри играла гимны на фисгармонии, дверь гостиной была открытой, когда мне это нравилось, и закрытой, если нет. Примерно без четверти три дождь прекратился, я вышел подышать свежим воздухом и увидел, что эта озорница…

— В котором часу это было, дядя?

— Главная твоя беда, Джонни Грейсон, в том, что ты не слушаешь то, что тебе говорят! Разве я не сказал, что вышел без четверти три? Будь любезен — больше меня не перебивай! Так вот, я увидел, что эта озорница выходит из моего сарая и весело посмеивается. Ключ от сарая я храню в цветочном горшке с отбитым краем, он валяется в траве, набитый до половины разным барахлом. «Как ты нашла мой ключ?» — спросил я, а она знай себе хохочет и швыряет его мне. Жаль, что ее никогда не пороли! Сам видишь, что из этого вышло! Кому жаль розги, тому не жаль ребенка!

— Она несла что-нибудь?

— Что-то топорщилось у нее под плащом. Дрянная девчонка не хотела, чтобы я это увидел! Ну, я подобрал ключ и пошел к сараю — конечно она и не подумала его запереть. Вроде бы все было на месте, кроме старых веревок в углу. Она размотала их и все перепутала, а одну наверняка утащила. Ну, я привел их в порядок и пошел дальше.

— Вы не дошли до каменоломни?

Старый Хампи покачал головой.

— Девчонка, та точно побежала в ту сторону, а я не хотел с ней сталкиваться.

— Значит, вы больше ее не видели?

— Нет, и слава богу!

— А кого-нибудь еще?

— Я слышал, как гувернантка звала ее.

— В котором чесу?

— Церковные часы только что пробили три.

— Но саму гувернантку вы не видели?

— Нет.

— А мистера Трента?

— Нет.

— А еще кого-нибудь?

— Да не видел я никого, кроме девчонки, как она выходила с веревкой из моего сарая! — рявкнул старик. — Будь это хорошая веревка, я бы погнался за ней, но так как там нет ничего, кроме старья, я не стал суетиться и правильно сделал! С этой озорницей были одни хлопоты, где бы она ни появлялась! А так как она погибла из-за своих же дурацких шалостей, не пойму, для чего полиции совать в это свой нос, да и семье особенно нечего горевать! Если хочешь знать мое мнение, Джонни Грейсон: им бы нужно радоваться, что избавились от нее!

Глава 17

Инспектор Грейсон докладывал старшему инспектору:

— Насколько я понял, картина предельно ясная. Хотя покойная была не совсем нормальна и, должно быть, доставляла массу хлопот, все вроде бы любили ее и искренне горюют. Дворецкий и кухарка, они муж и жена, и Флорри Боуйер, приходящая служанка, утверждают, что девочку никогда не бранили, хотя сладить с ней было нелегко. Как будто никаких подозрительных моментов, если не считать того, что мистер Трент является наследником покойной.

Он говорит, что раньше наследство было значительным, но теперь основательно уменьшилось.

— Сейчас обесценилось почти все, — заметил старший инспектор.

В то время когда происходил этот разговор, в гостиной коттеджа мисс Фолконер две леди обсуждали ту же тему. Портьеры были задернуты, и электрический свет, смягченный абажуром, играл на расписанном цветами фарфоре и серебряном чайнике для заварки. Две комнаты были превращены в одну, поэтому окно имелось с каждой стороны, а тяжелые балки, на которых покоился верхний этаж, подпирала пара черных дубовых столбов. Старинная мебель была очень изысканной, хотя и не вполне подходила к простому сельскому коттеджу, а фарфоровый сервиз был необыкновенно ценным.

К сожалению, ковер изрядно обтерся, а занавеси выглядели потускневшими реликтами былого величия.

Мисс Фолконер была высокой худощавой женщиной, ее добродушное лицо со слегка выпуклыми глазами, длинными передними зубами и поблекшей от возраста кожей заставляло вспомнить о лошади, отправленной на покой после долгих лет верной службы. Она доверительно сообщила мисс Силвер: в молодости ее называли «Рыжик». Волосы ее, хотя и утратившие живой блеск, до сих пор не поседели, но густые пряди, то и дело выскальзывающие из-под шпилек, трудно было назвать рыжими. Она предложила мисс Силвер еще одну чашку чаю, «чтобы согреться после долгой поездки».

Мисс Силвер охотно согласилась, любуясь серебряными чайником, кувшинчиком для молока и сахарницей времен королевы Анны[10] и превосходными прозрачными фарфоровыми чашками, расписанными цветами. Хотя мисс Фолконер жила в скромном коттедже, более подходящем для прислуги, а ее серая твидовая юбка и вязаный кардиган были далеко не новы и потеряли форму, она привыкла к дорогому серебру и фарфору, и ей не приходило в голову поберечь хотя бы остатки былой роскоши, пользоваться чем-нибудь попроще.

Протянув руку к чашке, мисс Силвер заметила, что поездка отнюдь не показалась ей долгой.

— В купе оказались такие приятные люди — очень милые, прекрасно воспитанные дети, они ехали в гости к бабушке в сопровождении очень симпатичной няни, и очаровательный молодой священник, недавно вернувшийся из экваториальной Африки.

— Да что вы! — радостно воскликнула мисс Фолконер. — Наверняка это был младший сын моей кузины Хоуп Уайндлинг. Она живет неподалеку от Рейдона, она ждала его всю неделю. Для нее было страшным ударом, когда он надумал отправиться в Африку. Такой одаренный молодой человек, ему прочили блестящее будущее, но мы не можем решать за других. Слава богу, он хотя бы жив… — Мисс Фолконер печально вздохнула.

Мисс Силвер поспешила отвлечь ее от мрачных воспоминаний.

— Он очень интересно рассказывал о туземцах, среди которых ему приходилось работать.

Поговорив о преподобном Клиффорде Уайндлинге, а затем выслушав парочку-другую замечаний мисс Фолконер по поводу других сыновей миссис Уайндлинг, «не таких талантливых, но очень милых мальчиков», и ее единственной дочери, «очень удачно вышедшей замуж», мисс Силвер извлекла из сумочки свое вязанье, объяснив, что начатые ею серые шерстяные чулки предназначены для Дерека. Это средний сын ее племянницы миссис Бэркетт.

— У Этель трое мальчиков, все уже в школе, носки и чулки на них просто горят… Хорошо, что я быстро вяжу, закончу эту пару, сразу нужно будет начать другую.

Мисс Фолконер, ожидавшая прибытия незнакомки с легкой тревогой, теперь совершенно успокоилась и чувствовала себя в ее обществе весьма комфортно. Мисс Силвер познакомилась с ее дорогим Клиффордом, у нее тоже имелись племянники, она тоже интересовалась миссионерской работой и была настоящей леди. Преодолев обычную свою робость, мисс Фолконер завела разговор о трагическом событии в «Доме для леди».

— Конечно такое могло произойти только во второй половине дня в воскресенье — никто даже не услышал крика бедной девочки. Дворецкий и его жена по воскресеньям всегда уезжают в Рейдон, их автобус отходит без четверти три, а у Флорри Боуйер, приходящей служанки, вторая половина дня выходная. По будням в саду бывает старый Хамфрис. Он прослужил у нас более сорока лет и регулярно приносит мне цветы. У него два помощника — у тех симпатичных американцев, арендовавших у меня дом до войны, было четверо, но подобную роскошь сейчас никто не может себе позволить. По воскресеньям помощники не приходят, а Хамфрис, он живет в сторожке, любит покурить трубку и послушать, как его жена играет гимны на фисгармонии. В общем, рядом никого не оказалось.

Мисс Силвер быстро вязала, держа руки почти на коленях, на «континентальный» манер.

— А где были все домочадцы? — спросила она.

— Мистер Трент повез жену на прогулку. Утро выдалось дождливое, но после двух начало проясняться. Гувернантка писала письма, а мисс Мьюр — это сестра миссис Трент — отправилась па ленч с мистером Северном, который также гостил в доме. Как только прекратился дождь, Марго пошла в сад, и, как я уже говорила, никто за ней не приглядывал.

Должно быть, она взяла старую веревку в сарае и попыталась ею воспользоваться, чтобы спуститься в каменоломню. Накануне в субботу она проделала подобный трюк, очень опасный, но с крепкой веревкой. Мистер Трент, конечно, у нее эту веревку отобрал. — Лицо мисс Фолконер слегка порозовело. — Возможно, вас удивляет, откуда мне известны все эти подробности. От Флорри Боуйер: она прислуживает Трентам, а ее мать, миссис Боуйер, которая двадцать пять лет тому назад была пашей судомойкой, каждый день приходит помогать мне. Право, не знаю, что бы я без нее делала.

Я никогда не была хорошей хозяйкой и тем более стряпухой, а в моем возрасте учиться всему этому поздновато. — Она доверительно склонилась к мисс Силвер и добавила:

— Я вечно все пережариваю и обжигаю себе пальцы, поэтому миссис Боуйер говорит, чтобы я лучше и не пыталась. Она проводит у меня много времени и за работой обо всем мне рассказывает. По-моему, это вполне естественно.

Вполне, охотно согласилась мисс Силвер. Очевидно, Флорри рассказывала матери обо всем, что происходит в «Доме для леди», а та все передавала мисс Фолконер, которая и сама была не прочь поболтать. Вскоре мисс Силвер ухе слушала повествование о различных трюках, которые проделывала Марго Трент со своими родственниками или с каждым, кто имел несчастье оказаться рядом, когда на нее накатывало шаловливое настроение.

— Они вечно твердили, что Марго безобидна, как маленький ребенок. — Мисс Фолконер укоризненно покачала головой. — Но однажды она привязала пустую консервную банку к хвосту кошки мисс Рэндолл, и бедная киска едва не взбесилась. А еще эта озорница обожала выскакивать из-за куста в темноте. Старая миссис Спрей так испугалась, что прохворала целую неделю. Многие уже начинали жаловаться, говорили, что с девочкой нужно что-то делать. Старый Хамфрис твердил, что Марго нужно хорошенько выпороть, но, по-моему, ее даже не бранили. Не знаю, как только им хватало с ней терпения. А теперь Марго больше нет, и вся семья горюет.

— Они так ее любили? Мне кажется, что для миссис Трент, пребывание в доме Марго было тяжким испытанием. Учитывая состояние ее здоровья — Ну, туг случай особый. Миссис Трент вроде бы ни на что не обращает внимания. По словам Флорри, она сидит часами перед камином, глядя то на огонь, то на свои руки. Я так порадовалась за нее, когда узнала, что к ней приехала сестра — по-моему, ее не следует подолгу оставлять одну. Конечно, мистер Трент очень добр к ней — он вообще добрый человек. Разумеется, он страшно переживает из-за гибели малышки, и мисс Делони тоже. По-моему, они оба ее обожали. Должно быть, его расстраивает то, что он унаследовал ее деньги.

— Значит, у бедняжки были деньги? — как бы между прочим осведомилась мисс Силвер, продолжая вязать.

— Да. Марго любила помечтать о том, что будет с ними делать, достигнув совершеннолетия. Обещала Флорри Боуйер подарить на свадьбу сто фунтов, но, конечно, со стороны Флорри было бы глупо принимать это всерьез.

И далее разговор шел исключительно о Трентах.

Глава 18

Узнав, что мисс Фолконер намерена присутствовать на дознании по поводу смерти Марго Трент, мисс Силвер очень обрадовалась. Ее предложение составить хозяйке коттеджа компанию было с благодарностью принято. Это была великолепная возможность понаблюдать за Джеффри Трентом и его домочадцами. Наверняка они пребывают в угнетенном состоянии: не сумели уберечь девочку, находившуюся на их попечении. Каким бы безупречным ни было их отношение к ней, они не могли не испытывать чувства вины, ужаса при мысли о постигшем их несчастье. В подобные критические моменты все особенности характера делаются более заметными. Люди сдержанные становятся еще более сдержанными, эмоциональные не могут сдержать слез, а те, которые стараются что-то скрыть, настолько этим поглощены, что их попытки не привлекать к себе внимание приводят к обратному результату.

Мисс Фолконер, будучи много лет местной «первой леди», не раздумывая направилась к самому удобному месту. Вежливо благодаря людей, почтительно уступавших ей дорогу, она прошествовала к дальнему концу третьего ряда в правой стороне зала, отступила в сторону, пропуская свою гостью, и села рядом с ней. Место было вполне подходящим и для мисс Силвер. Ей были хорошо видны помост, на котором стоял стол коронера, и два-три ряда слева, предназначенных для свидетелей. Отсутствие присяжных означало, что полиция считает происшедшее несчастным случаем.

Зал был маленьким. Как объяснила мисс Фолконер, эта постройка была щедрым даром американцев, которым она до войны сдавала в аренду «Дом для леди».

— Замечательный дом. Тут проводится масса мероприятий: и концерты, и спектакли, и танцевальные вечера.

И, конечно, собрания женского общества — их мы тоже проводим в этом чудном зале.

Когда прибыли обитатели «Дома для леди», мисс Фолконер не поскупилась на информацию.

— Это мистер Трент. Очень видный мужчина — но сегодня чересчур бледен. Еще бы, пережить такое потрясение, а теперь еще придется выступать на дознании! Я думала, что его жена не придет, но она здесь — вон та миниатюрная женщина в шубке и черном берете. Рядом с ней ее сестра. Иона Мьюр. Недавно она произвела фурор в Америке, исполняла там монологи и скетчи. Не знаю, можно ли ее назвать хорошенькой, но, по-моему, в ней есть нечто привлекательное.

Мисс Силвер была согласна с ее мнением. Контраст между восковым личиком миссис Трент, казалось, лишенным всякого выражения, и живым лицом ее сестры бросался в глаза. Иона Мьюр была бледна, но это была бледность, словно рожденная внутренним сиянием, а в красивых выразительных глазах светились доброта и ум. Она склонилась к Аллегре и, взяв за руку, что-то ей говорила.

Джеффри Трент сидел по другую сторону от жены. Мисс Силвер достаточно было лишь взглянуть на него, чтобы сразу понять: этот человек пребывает в сильнейшем напряжении.

Рядом с Ионой Мьюр сидела гувернантка, мисс Делони, слегка склонив голову, лежащие на коленях руки были стиснуты в кулаки. Она, единственная среди них, была во всем черном, что придавало ей вид главной плакальщицы на похоронах. Никакой косметики, только тонкий слой пудры, подчеркивающей матовую бледность кожи.

В следующем ряду, с самого краешку, примостился старик в рабочей одежде со следами земли на ботинках и на больших мозолистых руках.

— О боже! — взволнованно прошептала мисс Фолконер. — Явиться сюда в таком виде! Даже не переоделся! Это неуважение к коронеру! — Она понизила голос еще сильнее. — Это наш старый садовник, Хамфрис, о котором я вам говорила. Наверное, жена посоветовала ему переодеться, вот он и не стал этого делать, ей назло. Мэри его третья жена — они уже лет пятнадцать вместе, но она тоже не может с ним справиться, как и две первые. А ведь у нее до него был муж, она вдова. Вроде бы должна была научиться хитрить. Этот старик страшно упрям — вот в чем дело.

В этот момент вошел коронер, и мисс Фолконер, отвлекшись от садовника, быстро переключилась на мистера Кондона. При его появлении все встали, и она еле слышно пробормотала:

— Рейдонский адвокат, пользуется большим уважением.

Мистер Кондон держался сухо и деловито. После открытия заседания традиционным: «Слушайте, слушайте!» прозвучали показания врача, мистера Трента, мисс Делони и Эдуарда Хамфриса.

Мисс Силвер внимательно наблюдала за малейшими изменениями в лице, в голосе, в манере держаться. Она слушала, как мисс Делони печально, но спокойно описывает излюбленные шутки Марго Трент и свои методы, которыми она пыталась исправить нрав своей подопечной, привить ей более благородные интересы. На ее глазах выступили слезы, когда коронер спросил, наказывали ли Марго за ее выходки, делали ли ей внушения.

— Никогда! — ответила гувернантка. — В таких случаях подобная практика приносит только вред. Тут приемлемы только доброта, ласка и бесконечное терпение.

Мистер Кондон плотно сжал губы. Его четверо детей были приучены к строгой дисциплине. Он не выносил расхлябанности, но говорить об этом здесь считал неуместным.

Старший инспектор сообщил ему, что в деревне давно считали, что девочке дают слишком большую волю. Во всяком случае, не могло быть и речи о суровом обращении, которое могло толкнуть ее на самоубийство.

Старый мистер Хамфрис не скрывал своего мнения.

— Шкодливая девчонка! Вечно что-то устраивала то с инструментами, то с рассадой!

Ближе к вечеру в воскресенье он видел, как Марго выходит из сарая и что-то прячет под плащом — оказалось, веревку.

— А когда я зашел в сарай посмотреть, какую пакость она опять придумала, то увидел, что старые веревки разбросаны по полу… Среди них ни одной хорошей, не к чему было их ворошить. Я пользуюсь этим старьем, чтобы привязывать подпорки к растению. Они мягче и не портят стебли.

— Вы не пошли за ней следом — посмотреть, что она взяла?

— На что мне? Ясное дело, взяла одну из старых веревок. Делать мне нечего, только ходить за ней в воскресенье, в свой законный выходной Она крикнула какую-то дерзость, а я запер сарай и пошел домой.

Коронер заявил, что, несомненно, речь идет о несчастном случае. Веревки хранились в надлежащем месте под замком, и девочка отлично знала, что их не следует трогать. Конец взятой ею веревки был привязан к дереву у обрыва каменоломни. Вероятно, девочка намеревалась спуститься на дно, но в нескольких футах от края веревка оборвалась, и она упала вниз. Видимо, смерть наступила мгновенно. Когда ее обнаружили, она так и держала в кулачке обрывок веревки. Оснований кого-либо считать виновным не существует.

Все начали покидать зал.

Мисс Силвер специально замешкалась, чтобы оказаться поближе к обитателям «Дома для леди». Когда они подошли к двери, она посмотрела на осунувшееся бледное личико и пустые глаза Аллегры Трент. Увиденное потрясло ее до глубины души.

Затем взгляд мисс Силвер скользнул по Ионе Мьюр, мисс Делони и Джеффри Тренту. Жаклин Делони сжимала в руке носовой платок. Внезапно она поднесла его не к глазам, а к губам, словно боялась, что они чем-то ее выдадут. Посмотрев в сторону двери, она встретилась с пытливым взглядом мисс Силвер и тут же опустила ресницы.

А мисс Силвер пыталась понять, что за странное выражение мелькнуло в темных глазах гувернантки, прежде чем их скрыли ресницы.

Глава 19

После похорон Джим Северн вернулся в Лондон. Иона Мьюр не могла покинуть Атаегру, хотя ей очень не хотелось оставаться в «Доме для леди». Она и раньше не любила этот дом, а теперь — тем более. К ее удивлению, ни Джеффри, ни Аллегра не испытывали подобных чувств.

Мисс Фолконер, печально вздыхая, уверяла мисс Силвер, что бедный мистер Трент конечно не захочет после этой трагедии покупать дом, но сам Джеффри опроверг это в беседе со свояченицей.

— Не покупать дом, потому что здесь погибла бедняжка Марго? — Он уставился на Иону своими ярко-голубыми глазами. — В любом старом английском доме за долгие годы умерло множество людей, но никто не считает, что живущим там надо срочно оттуда съезжать. Мало ли что бывает на свете. Такова жизнь… Признаться, ты меня удивила. Вот не думал, что ты страдаешь болезненной впечатлительностью. Что, по-твоему, нужно делать, когда в семье кто-то умирает? Некоторые оставляют в неприкосновенности комнату покойного — не пользуются ею и даже там не убирают. Неудивительно, что потом начинают ходить слухи, будто в доме водятся привидения. Я не желаю, чтобы смерть Марго давала повод к подобным слухам. И надеюсь, нет, я настаиваю, чтобы ты не внушала Аллегре эти нелепые идеи об отъезде.

Как выяснилось, Аллегра разделяла мнение мужа.

— Не знаю, почему ты решила, будто я из-за Марго не захочу жить здесь. В конце концов, стоит ли так переживать? С ней было очень нелегко; а с возрастом она бы стала совсем несносной. Я постоянно боялась, что она прыгнет на меня сзади. Однажды Марго такое проделала, и это был единственный случай, когда Джеффри отругал ее.

Пригрозил, что отправит ее в приют, если она снова такое сотворит.

— Когда это произошло?

— Около двух лет назад, — рассеянно отозвалась Аллегра.

— И больше Марго такого не делала?

— Нет, но я все время боялась, что сделает.

Найдя Джеффри в его кабинете, Иона вошла и приблизилась к камину.

— Ты был прав насчет Аллегры. Не думаю, что ей правится «Дом для леди», но трагедия с Марго не усилила эту неприязнь.

Он недовольно посмотрел на нее.

— Значит, ты все-таки говорила с ней об этом?

— Естественно, — с легким раздражением ответила Иона. — Я должна была узнать, что она чувствует. Но после несчастного случая Аллегра если и изменилась, то к лучшему.

Джеффри кивнул.

— Я выяснил, где она прячет эту дрянь. В старых домах всегда можно найти тайники. Я не стал забирать все сразу, но постепенно уменьшаю количество, заменяя таблетки безвредными. Мне это посоветовал Уичкоут. Я рад, что ты заметила перемену.

Иона склонилась над камином, чтобы погреть руки, и произнесла как могла беспечно:

— Полагаю, мисс Делони теперь незачем здесь оставаться?

Она не смотрела на Джеффри, но по его голосу поняла, что он удивлен этим вопросом.

— Жаклин? Почему? Она что-то тебе говорила? Неужели она хочет уехать?

Иона выпрямилась и повернулась. На лице Джеффри были написаны тревога и боль.

— Но, Джеффри, она же была гувернанткой Марго, и теперь ей тут нечего делать.

— Не могу с тобой согласиться, — горячо возразил он. — Аллегра нуждается в ней не меньше, чем Марго, и теперь Жаклин сможет уделять ей больше времени. Разве ты еще не поняла, что нам нужен человек, который постоянно заботился бы об Аллегре, не давал ей грустить и следил, чтобы она не раздобыла очередную порцию этой гадости?

Джеффри говорил о благотворном влиянии Жаклин Делони на Аллегру тем же тоном и почти с тем же энтузиазмом, каких удостаивался до сей поры лишь «Дом для леди».

Впечатление было тем более поразительным, что после смерти Марго он был непривычно молчалив, явно находясь под воздействием перенесенного шока. Ни следа прежнего добродушия и восторженности — покуда разговор не зашел о гувернантке. Иона поспешила подавить возникшие невольно подозрения. Просто Джеффри легко впадал в уныние и не менее легко — в эйфорию по поводу новых планов. Он был рад, что Аллегре стало лучше, а мисс Делони, по его мнению, поможет добиться еще лучших результатов.

— Разумеется, Аллегре действительно нужна компания, — сказала Иона. — Это затворничество не идет ей на пользу. Ей необходимо чем-нибудь заниматься. Может быть, нам сегодня съездить в Рейдон и побродить по магазинам?

Лицо Джеффри омрачилось.

— Право, не знаю. У меня на это утро полно дел, я никак не смогу вас отвезти.

Иона рассмеялась.

— Вот и хорошо, Джеффри. Аллегре нужно и самой о себе заботиться, а не ждать, что за нее все всегда будут делать другие. Тебе абсолютно незачем отвозить нас. Мы сядем на автобус у церкви, и наша вылазка наверняка пойдет ей на пользу. Иногда не хочется Чувствовать себя избалованной неженкой, тем более что мы с ней росли в совсем не тепличных условиях. Если ей захочется, мы, возможно, сходим на ленч в «Георг».

Однако эта идея почему-то не вызвала у Джеффри одобрения. К великому разочарованию Ионы, он заявил, что отвезет их в Рейдон на машине, а письмами займется потом.

— Если хотите, можете вернуться автобусом. Думаю, на сегодняшний день экспериментов будет и так достаточно.

Когда они с Аллегрой вышли из дому, Иона с удивлением, но отнюдь не с радостью увидела, что их намерена сопровождать Жаклин Делони. Ионе хотелось на свободе побродить с Аллегрой по магазинам, покупая всякие мелочи, напомнить ей об их совместных походах в прошлом.

Присутствие гувернантки только стеснит, и Аллегра опять уйдет в себя. Очевидно, лицо Ионы, столь выразительное на сцене, в какой-то мере отразило ее чувства, так как мисс Делони поспешно сказала:

— Я не стану вам навязываться, мисс Мьюр. Мне просто нужно кое-куда заехать, и мистер Трент любезно предложил подвезти меня.

Она вышла у станции, а Иона и Аллегра — на перекрестке Кросс-стрит и Хай-стрит. День был чудесный, в воздухе уже ощущалась февральская мягкость. В некоторых садиках на Кросс-стрит, где стояло полдюжины ветхих старых коттеджей, сохранившихся лишь из-за недостатка жилья, уже храбро зацветали подснежники и желтые крокусы. Аллегра остановилась посмотреть на них.

Хай-стрит была типичной «главной» улицей маленького городка. Большие магазины соседствовали с маленькими лавчонками, которые они не успели поглотить. Обладателей тощих кошельков алые с позолотой фасады универмагов и зеркальные витрины с элегантными шляпками на фоне мерцающей парчи завораживали еще больше. На тротуарах стояли детские коляски и велосипеды, а автобусы с трудом пробирались по забитым машинами улицам.

Главным магазином на Хай-стрит был «Кенлоуз», где продавалось буквально все, что только могло прийти в голову. Все для новобрачных, все для младенцев, все для школьников и школьниц, все для дома…

Иона подумала о квартирке в Лондоне, где собиралась поселиться. Было бы очень неплохо заинтересовать Аллегру поиском подходящего материала для штор. Решив, что, если ничего приличного не найдется, она потом всегда сможет избавиться от ненужной ей ткани. Иона приготовилась к самопожертвованию. Но очень скоро с приятным изумлением обнаружила, что оно вряд ли понадобится. «Кенлоуз» располагал очень красивыми тканями, и цены были весьма умеренными. Аллегра заметно оживилась. Сняв перчатки, она ощупывала ткани, просила поднести их к свету и настолько напоминала прежнюю Аллегру, что на душе у Ионы потеплело.

— Знаешь, дорогая, — сказала Аллегра, — на твоем месте я бы не торопилась. Ты уверена насчет квартиры?

— Да. Это квартира Луизы Блант. Она не может позволить себе жить там и дальше, но и выезжать не спешит, поэтому я тоже могу подбирать все с толком, без спешки.

— Тогда я скажу тебе, как нужно действовать! — с азартом воскликнула Аллегра. — Поезжай в Лондон и все тщательно обмерь. В магазине тебе дадут образцы тканей, и ты сможешь проверить, как они смотрятся на месте, а потом вернуться и сделать заказ. — Она обратилась к продавцу. — Вы позволите нам взять образцы?

В магазине были готовы на все, чтобы заполучить покупателей.

Время пролетело быстро. Было уже без четверти час, и ленч в «Георге» выглядел все более привлекательным.

— Удивительно, что Жаклин захотела поехать с нами, — заметила Аллегра, когда они вышли на улицу.

— Почему?

— Ну, она так суетится из-за пропавших листочков Марго. — Аллегра говорила обычным рассеянным тоном, словно ее мысли блуждали где-то далеко.

— Алли, я понятия не имею, о чем ты.

— Разве я тебе не рассказывала? Эта неугомонная девчонка вела своего рода дневник — делала записи, когда у нее было настроение. Я листала однажды этот дневник — такое впечатление, будто это писал восьмилетний ребенок.

Полно грамматических ошибок и почерк кошмарный. Последнюю запись Марго сделала перед тем, как вышла в сад — в последний раз, в тот самый, когда она упала в карьер.

Вот Джеки и беспокоится, не написала ли она там чего-нибудь лишнего.

— И что же «лишнее» Марго могла написать? — усмехнулась Иона.

— Не знаю, — безразличным тоном отозвалась Аллегра. — Марго была сердита на Джеффри за то, что он отобрал у нее веревку и, возможно, написала какую-нибудь гадость о нем… — Она искоса посмотрела на сестру. — Или обо мне.

— А что Марго имела против тебя, Алли?

— Она кое-что нашла, что мне хотелось спрятать, — сердито сказала Аллегра. — Марго была ужасным ребенком! Ты не представляешь себе, как я рада, что она умерла!

— На твоем месте я бы больше никому это не говорила.

Аллегра покраснела.

— А я говорю только тебе. И вообще я не стала бы упоминать об этом… Просто мне интересно, почему Джеки не осталась дома, чтобы, пользуясь случаем, поискать эти вырванные страницы. Ей пришло в голову, что Марго могла спрятать их в твоей комнате. Она любила заходить туда, а искать страницы было бы гораздо легче в твое отсутствие.

Этот разговор снова продемонстрировал Ионе, насколько состояние Аллегры далеко от нормального. Ее удивил собственный гнев — не на бедную Алли, а на саму возможность того, что Жаклин Делони стала бы обыскивать ее комнату.

И ради чего? Ради каракулей умственно отсталой девочки!

— Ты говоришь о нескольких вырванных страницах в конце, — быстро сказала она. — А где сам дневник? У Джеффри?

Аллегра покачала головой.

— Нет. Жаклин и Джеффри сожгли его, — равнодушно промолвила она.

Они молча зашагали по тротуару и вскоре подошли к самому шумному и оживленному перекрестку в Рейдоне, в центре которого, на островке безопасности, возвышалась башня с часами, поддерживаемая ужасающего вида символическими статуями. К счастью, на них мало кто обращал внимание — все старались поскорее перебраться с островка на противоположную сторону.

Аллегра схватила Иону за руку.

— По-моему, это самый противный перекресток в мире.

Никак не могу запомнить, в какую сторону здесь едут машины, когда переключается светофор.

— Не беспокойся! — засмеялась Иона. — С нами тут целая толпа. Если мы пойдем вместе с другими, никто нас не собьет.

На островке действительно собралось куда больше людей, чем там могло поместиться. Стоящих в переднем ряду Иону и Аллегру стиснули с обеих сторон и, того и гляди, могли вытолкнуть на проезжую часть. Светофор в любой момент мог переключиться, и тогда нужно было не мешкая двинуться вперед. Вспоминая об этом впоследствии, Иона пыталась представить, что могли видеть стоящие позади. Конечно, они видели ее и Аллегру, прижатых друг к другу, но заметили ли они, что Аллегра держалась за нее, а не она за Аллегру? Едва ли. Аллегра гораздо ниже, чем она, и ее рука, вцепившаяся в локоть Ионы, находилась довольно низко. Но как знать, кто что мог заметить?

Все произошло абсолютно неожиданно. К перекрестку быстро подъезжал массивный двухэтажный автобус. За секунду до того, как он поравнялся с ними. Иону резко толкнули в сторону Аллегры, и та невольно разжала руку. С трудом удержавшись на островке безопасности, Иона увидела, что Аллегра оказалась на мостовой — прямо на пути автобуса.

Глава 20

Две женщины завизжали, послышался предупреждающий крик мужчины, толпа расступилась, и, прежде чем Иона успела вновь обрести равновесие, рука в твидовом рукаве, держащая трость, рванулась вперед, ухватила изогнутой рукояткой трости почти упавшую Аллегру за локоть и оттащила ее назад. Сделав два неуверенных шага, Аллегра безвольно опустилась наземь. Светофор переключился, и вокруг засуетилась толпа. Иона сидела на обочине, положив на колени голову Аллегры. Обладатель трости куда-то исчез. Среди монотонного гула Иона услышала спокойный и доброжелательный женский голос:

— Мисс Мьюр, я остановила такси. Мисс Фолконер говорила мне, что «Георг» — хороший и комфортабельный отель. Вашей сестре там будет покойно, а мы, если понадобиться, пошлем за врачом. Но я уверена, что она потеряла сознание только из-за шока.

Тронутая нежданной заботой Иона подняла взгляд и увидела маленькую пожилую леди, в которой она узнала постоялицу мисс Фолконер.

Водитель такси и оказавшийся рядом прохожий помогли усадить Аллегру в машину. Когда такси тронулось, Иона почему-то даже не удивилась, обнаружив, что мисс Силвер едет с ними. От волнения она не сразу вспомнила имя этой леди, с которой ее познакомила мисс Фолконер в деревенской лавке. "Мисс Силвер решила пожить у меня.

Очень любезно с ее стороны. Приятно, когда в доме гость, который не боится зимы".

У Ионы было такое ощущение, что мисс Силвер вообще мало чего боится. Пока все вокруг суетились и охали, она сохраняла абсолютное присутствие духа, поймала такси, вспомнила про отель. Положив пальцы на запястье Аллегры, мисс Силвер негромко кашлянула, словно стараясь привлечь к себе внимание.

— Пульс спокойный. Я уверена, что все обойдется.

Услышав ее голос, Аллегра, застонав, открыла глаза и попыталась сесть.

— Что случилось?

— Ничего, — ответила Иона. — Нас толкнули, и ты упала.

— Не помню. Я… сильно пострадала?

— Не думаю. У тебя что-нибудь болит?

Аллегра села, пошевелила руками и ногами и повертела головой.

— Вроде бы все цело. — Она посмотрела на свои руки. — Ой, я порвала перчатку!

Когда они подъехали к «Георгу», Аллегра смогла сама выйти из машины и войти в здание, опираясь лишь на руку Ионы. Вскоре они уже были в столовой.

Мисс Силвер тут же согласилась составить сестрам компанию. Ей хотелось кое-что сказать им, и она рассчитывала, что сумеет выбрать подходящий момент. Так и произошло, когда после превосходного ленча они удалились в маленькую гостиную, где, по словам администраторши, их никто не побеспокоит. Администраторша даже принесла плед, чтобы укрыть Аллегру, если той захочется отдохнуть на диване. Иона уложила сестру, и, когда они с мисс Силвер выпили кофе, Аллегра уже крепко спала.

Иона придвинулась ближе к мисс Силвер и понизила голос.

— Что случилось? Вы стояли позади нас? Что вы видели?

Мисс Силвер сокрушенно покачала головой.

— Боюсь, почти ничего. Впереди меня стоял крупный мужчина в старомодном шотландском плаще с капюшоном.

Он и спас жизнь вашей сестры. Никто больше не успел бы до нее дотянуться, но он подцепил ее рукояткой трости.

— Я даже не видела его лица, — вздохнула Иона. — Только руку и трость. Вероятно, он сразу ушел.

— Возможно, он не хотел, чтобы его благодарили, — заметила мисс Силвер.

— А вы разглядели этого человека? — спросила Иона. — Можете его описать?

Мисс Силвер пытливо посмотрела на нее.

— Как я сказала, это был очень представительный мужчина, а благодаря плащу он выглядел еще крупнее. Лица я не увидела, но хорошо запомнила две детали…

— Какие? — не выдержав, выпалила Иона. — Прошу прощения, но это очень-очень важно!

Мисс Силвер добродушно улыбнулась. Молодость всегда так нетерпелива.

— У него был сильный шотландский акцент.

— Он что-то говорил?

— Да, мальчик спросил, сколько сейчас времени, и он ответил: «Посмотри на башенные часы, малыш».

Иону не оставляло чувство, что вот-вот откроется дверь.

Ей же больше всего на свете хотелось остаться взаперти. Но это, увы, было невозможно…

— Вы говорили о двух деталях. А вторая?

— Я была позади него, когда мы переходили дорогу к островку безопасности. Он напевал себе под нос.

— Вы узнали мелодию?

— Да, сразу же. Это была известная шотландская песенка — «Шотландские колокольчики».

Дверь все-таки распахнулась настежь. И то, что находилось за ней, было страшным и непонятным… Инстинкт предупреждал, просто кричал об опасностях, и все они были связаны с профессором Макфейлом. Иона знала, что он находится в Рейдоне, о чем свидетельствовали развешанные по всему городу афиши Великого Просперо. Конечно же это профессор переходил дорогу, напевая «Шотландские колокольчики», это он стоял на островке позади нее и Аллегры. О плате за чью жизнь он договаривался тогда в тумане? Неужто за жизнь Аллефы? Но ведь профессор спас ее, подцепив рукояткой трости и оттащив назад от неминуемой гибели. Быть может, толкнув ее, он потом ощутил раскаяние? Иногда таинственные порывы заставляют нас в последнюю секунду не произносить вертящееся на языке слово или остановить начатое дело. Не внезапное ли раскаяние спасло Аллегру? Если да, то в тот туманный вечер речь шла о ее жизни. «Чепуха!» — подсказывал ей голос здравого смысла. «Но ведь Марго погибла», — возразил второй голос. Погибла, будучи для всех обузой. Возможно, Аллегра тоже была обузой для кого-то.

Иона чувствовала на себе внимательный взгляд мисс Силвер, и ей казалось, будто ее мысли высвечивают со всех сторон. Но этот свет не вызывал у нее протеста — он был мягким и благотворным.

— Мисс Силвер, — заговорила Иона, — я должна признаться: мне известно, почему вы здесь.

Лицо пожилой леди было по-прежнему добрым, а взгляд участливым.

— Да, дорогая?

— Мне сообщила об этом в письме Джозефа Боуден.

Она чересчур назойлива, и еще она большая сумасбродка.

Надо сказать, я жутко на нее разозлилась.

— Это естественно, мисс Мьюр.

— Но познакомившись с вами, я поняла, что вы совсем не такая, как я думала, вы совсем другая. Конечно Джозефе не следовало вмешиваться в деликатное семейное дело, но она очень привязана к Аллегре, а когда кого-то любишь, трудно держаться в стороне, хочется знать, что происходит с дорогим тебе человеком. Вот только не подумайте, будто все мы, родственники Аллегры, не думали о ней. Понимаете, кузина, которая нас с ней воспитала, серьезно заболела, и я не могла ее оставить. Я ездила в Америку, а когда вернулась, она была на грани смерти. К счастью, позже кузине стало полегче, и я решила встретиться с сестрой. Но встреча постоянно откладывалась под каким-нибудь благовидным предлогом. Я уж совсем отчаялась, и тут визит наконец состоялся. Очевидно, Джозефа тоже беспокоилась, а в таком нервозном состоянии она становится очень назойливой. И еще… Ей-богу же, когда-нибудь ее привлекут к суду за клевету — она ведь не думает, что говорит.

— Пожалуй, мисс Боуден действительно грешит излишней горячностью, — согласилась мисс Силвер. — Я вначале сомневалась, стоит ли браться за это дело, но, подумав, решила, что не будет вреда, если я недельку здесь побуду. Если окажется, что миссис Трент вполне счастлива с мужем и никто на нее не давит, вынуждая согласишься на покупку «Дома для леди», то значит, опасения мисс Боуден действительно беспочвенны. Я бы могла успокоить ее, тем самым отработав свой гонорар. Ну а если здесь в самом деле что-то не так, человек, так горячо переживающий за судьбу миссис Трент, должен об этом знать.

— И к какому же выводу вы пришли? — спросила Иона.

— Я поняла, что ваша сестра принимает наркотики.

Иона густо покраснела.

— Я знаю, мисс Силвер! Но сейчас ей гораздо лучше, гораздо… Должно быть, кто-то уговорил ее попробовать наркотик во время всей этой суматохи перед свадьбой. Джеффри обнаружил это ее пристрастие во время медового месяца. Он рассказал мне обо всем, что происходит в связи с этой пагубной привычкой. Джеффри водил Аллегру к одному французскому специалисту, вроде бы она поправилась, но в какой-то момент все началось снова. Сегодня Джеффри сообщил мне, что нашел тайник, где Аллегра прятала свои запасы, и что он и доктор Уичкоут отучают ее от наркотика, уменьшая дозы. Сейчас Аллегра выглядит куда лучше, чем в начале моего приезда. Тогда я не могла понять, что с ней такое. Конечно мне потом сразу стало ясно, почему она меня не встретила, почему избегала и все прочие странности.

— Да. — Мисс Силвер положила руки на колени и Посмотрела в глаза Ионе. — Мисс Мьюр, вас вполне устраивает объяснение причины смерти Марго Трент?

Глава 21

Этот вопрос вызвал настоящий шок. Румянец стыда, заливший лицо Ионы, когда она говорила об Аллегре, сразу сменился резкой бледностью.

— Что вы имеете в виду? — неуверенно спросила она.

Мисс Силвер тихонечко покашляла.

— Спору нет, это мог быть несчастный случай. Девочка была весьма беспечной и, что называется, не отличалась умом. Судя по тому, что мне о ней рассказывали, ее интеллектуальный уровень был не выше уровня семилетнего ребенка. Вы тоже так считаете?

— Да. У многих детей семи-восьми лет куда больше здравого смысла, а у Марго он отсутствовал вовсе.

— Раз так… Если бы кто-нибудь предложил ей взять в сарае одну из старых веревок и попробовать спуститься в каменоломню, что бы она сделала?

— Мисс Силвер!

— Эта идея показалась бы ей увлекательной?

— Еще бы! Она бы тут же помчалась в сарай. Все, кто ее знал, понимали это, и никто бы так не поступил. Нет, ужасное предположение!

— Безусловно, — согласилась мисс Силвер, — но мне кажется, такое могло произойти. Сейчас я кое-что вам расскажу, хотя не должна была… Но Марго Трент мертва, и если бы не внезапное и своевременное вмешательство, миссис Трент могла бы постигнуть такая же судьба. Пока эти два события вроде бы ничем не связаны, но после сегодняшнего происшествия я просто не имею права ничего от вас утаивать.

— Да… — неуверенно произнесла Иона.

Мисс Силвер одарила ее улыбкой, которой в былые годы подбадривала робких учеников и которая всегда обещала поддержку в преодолении трудностей.

— Старый Хамфрис, садовник в «Доме для леди», приходил вчера вечером навестить мисс Фолконер. Я сидела в другом конце комнаты и, видимо, он просто не заметил моего присутствия, но тогда это не пришло мне в голову.

Хамфрис стал навязывать мисс Фолконер гиацинты, которые только начали расцветать — три очень милых горшочка с четырьмя луковицами в каждом. Мисс Фолконер изо всех сил старалась выглядеть сердитой и отругала его за то, что он берет луковицы из оранжереи мистера Трента, а Хамфрис дерзко ее оборвал. Разумеется, каждому известно, что он очень предан мисс Фолконер, но вел он себя неподобающе.

— Должно быть, он помнит ее еще девочкой.

Мисс Силвер улыбнулась, но в ее голосе проскользнула нотка неодобрения:

— Да, Хамфрис работает в «Доме для леди» уже сорок лет, а до него садовником там был его отец. «Вам незачем беспокоиться об этом, мэм, — заявил он. — Что для мистера Трента несколько луковиц? Я честно его предупредил, что мисс Фолконер и впредь будет получать свои цветы, и он не возражал».

— Не сомневаюсь, — кивнула Иона.

— Мисс Фолконер сказала в ответ, что очень благодарна мистеру Тренту, и тогда Хамфрис произнес нечто странное. Хочу напомнить, что я сидела далеко от них, в глубоком кресле, и он, очевидно, понятия не имел о моем присутствии. «Мистер Трент не хочет, чтобы его благодарили, мэм, — сказал Хамфрис, — да и чем меньше разговоров, тем лучше. На дознании я держал язык за зубами. Эти умники юристы вечно лезут в то, что их не касается».

— Что он имел в виду?

— Мисс Фолконер спросила то же самое и сказала, что он поступил нехорошо, если утаил что-то на дознании. Но Хамфрис ответил, что его язык принадлежит только ему, а юристов он всегда терпеть не мог. Потом он добавил, что от кое-кого не грех и избавиться. Мисс Фолконер очень расстроилась — я поняла, что она боится: уж не сам ли он что-то натворил, погубил девочку. Очевидно, Хамфрис тоже это понял, так как сразу изменил тон. "Не волнуйтесь, мэм. Я про другое с… Я говорил коронеру, что шкодливая девчонка крикнула мне какую-то дерзость, но он ведь не спрашивал меня, какую именно, верно? Но вам я расскажу, мэм, не хочу, чтобы вы бог знает что про меня думали. Я сказал девчонке: «У тебя под плащом моя веревка — я вижу болтающийся кончик». Она скорчила рожу и ответила: «Джеффри разрешил мне ее взять», а потом засмеялась и убежала.

— Он не мог ей этого разрешить! — воскликнула Иона.

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Нам неизвестно, что он точно это сделал. Марго поймали на том, что она что-то взяла из сарая. Вот она и сказала, что мистер Трент дал ей разрешение. Вы не допускаете подобного варианта?

— Не знаю. В любом случае, если бы это всплыло на дознании, Джеффри оказался бы в очень неловкой ситуации.

— Да, это выглядело бы весьма скверно, — согласилась мисс Силвер. — Мисс Фолконер очень расстроилась. Она сказала, что Хамфрис поступил разумно, что эта озорница вполне могла соврать, и еще выразила надежду, что он и впредь будет молчать, никому ничего больше не расскажет, так как это грозит мистеру Тренту серьезными неприятностями. «Об этом я и подумал, мэм», — отозвался Хамфрис и ушел.

Последовала долгая пауза.

— Почему вы обо всем этом рассказали мне? — спросила Иона.

— Я думаю, вы знаете почему, мисс Мьюр.

— Да, знаю. Но не совсем понимаю, почему вы посчитали это необходимым. Понимаете… есть кое-что, о чем я вам не рассказала.

— И собираетесь рассказать?

— Да.

Мисс Силвер внимательно выслушала историю о том, как Иона заблудилась в тумане и подслушала разговор, упав рядом с тем страшным домом.

— Я могла слышать только одного из разговаривающих, так как человек, находившийся в доме, изъяснялся шепотом. Зато другой говорил очень громко. Он заявил, что никогда никого не подводил и что его слово твердое. У него был сильный шотландский акцент с раскатистым "р". По-видимому, собеседнику не терпелось от него избавиться, но он придержал дверь ногой и заявил, что уйдет не раньше, чем будет готов. Пьян он не был, но явно как следует подкрепился виски. «Подумай хорошенько, — продолжал он, — кто будет делать за тебя грязную работу, если я в тумане угожу под машину. Я еще не сказал „да“, но подумаю и дам знать. Но и ты подумай о вознаграждении. Две тысячи, не меньше. Ведь я рискую собственной шеей».

Потом он зашагал по дороге, насвистывая «Шотландские колокольчики».

Мисс Силвер слушала ее с предельным вниманием.

— И что вы сделали потом?

— Последовала за ним. Я заблудилась, а он вроде бы знал, куда идет.

Иона рассказала о встрече с Джимом Северном и о том, как они втроем оказались в пустом доме, от которого у Джима был ключ, и сидели на лестнице, выжидая, пока рассеется туман.

— Я тогда нечаянно заснула, положив голову на плечо Джима, а проснулась, когда шотландец сообщил, что его зовут профессор Макфейл, он как раз затеял спор про китайского мандарина. Предположим, вы могли бы облагодетельствовать три четверти человечества, нажав кнопку и уничтожив этого неизвестного вам мандарина. Считалось бы это благородным поступком? Джим Северн ответил, что тот, кто нажимал кнопку, скорее всего, старался бы облагодетельствовать одного-единственного человека — себя, а до остального человечества ему не было бы дела. Под их спор я заснула снова. А когда я проснулась по-настоящему, туман уже исчез и профессор тоже. Но в прошлое воскресенье, когда погибла Марго, Джим и я пришли сюда на ленч, и Джим сказал, что столкнулся с профессором в кафе.

Он сказал, что Роберт Макфейл его настоящее имя, но здесь он предпочитает называться иначе, профессор Мактэвиш или Великий Просперо — это, вроде бы, профессиональная необходимость.

— Вы невероятно меня заинтересовали, — сказала мисс Силвер. — Мы с мисс Фолконер ходили вчера на его представление. Он опытный иллюзионист. Я узнала его сразу же, когда мы, переходя дорогу, подходили к островку безопасности.

Иона склонилась вперед.

— А он мог толкнуть Аллегру?

— Я не видела, чтобы профессор ее толкнул, но он, безусловно, мог это сделать. Просторный шотландский плащ скрыл бы движение руки. Но если профессор толкнул вашу сестру, зачем ему было ее спасать? Вы действительно уверены, что он намеревался толкнуть именно ее? А сами вы ничего не почувствовали?

Ионе показалось, будто мисс Силвер в ее черном суконном жакете и прочной фетровой шляпе, пережившей атаки многих зим, уменьшилась в размере, словно отодвинувшись куда-то вдаль. Поношенная желтоватая горжетка, повешенная на подлокотник ее кресла, так как в комнате было тепло, лежащие на коленях черные шерстяные перчатки, давно отслужившая свой срок ветхая сумка… Казалось, Иона видела все это через уменьшительное стекло, смутное и дрожащее.

Пальцы мисс Силвер крепко сжали руку Ионы.

— Опустите голову, дорогая. Сейчас все пройдет.

Иона повиновалась, и все обрело свои прежние размеры.

— Все в порядке. Это был просто… шок. Вы спросили, не почувствовала ли я чего-нибудь. Конечно почувствовала. Меня толкнули налево. Толпа напирала сзади, и я боялась, что мы очутимся на дороге, поэтому шагнула вправо и ухватилась за основание одной из статуй. Если бы я этого не сделала…

— То следующий удар пришелся бы вам между лопатками, — закончила мисс Силвер.

Наступило молчание.

— Значит, он хотел толкнуть меня? — наконец выдавила из себя Иона.

— Если бы вы не шагнули вправо, произошло бы именно это.

— Понимаю…

— Вы позволите кое о чем у вас спросить, мисс Мьюр?

— О чем именно?

— Мисс Боуден сообщила мне, что у вас и у вашей сестры есть кое-какие деньги.

— Да.

— Следовательно, в случае вашей смерти…

— Деньги достанутся Аллегре.

— А в случае смерти миссис Трент?

— Ее доля отойдет мне.

— Значит, у мистера Трента нет очевидного мотива желать смерти своей жене.

— Конечно нет.

— Да, но у него был мотив желать смерти бедняжке Марго, — рассудительно заметила мисс Силвер. — У нее ведь был солидный капитал, не так ли? И он перешел к мистеру Тренту. Того же самого он может пожелать и вам.

Ведь ваши деньги достались бы вашей сестре.

Иона побелела как мел. Ее глаза расширились.

— Нет-нет… — еле слышно произнесла она. — Это слишком ужасно!

Глава 22

Джеффри Трент писал письма, сидя в своем кабинете.

Брови его были нахмурены, и он весьма энергично водил ручкой по бумаге. Письмо поверенному своего кузена относительно вступления завещания в силу. Письмо няне Марго — доброй и глупой старухе, для которой она все еще оставалась здоровым и веселым ребенком, каким была много лет назад. Ответ Айрис Морли, чье письмо очень напоминало поздравление. Когда-то у Джеффри была с ней мимолетная связь, и его тошнило при одном воспоминании об этом. Она из тех женщин, которые прикидываются тихонями, но на самом деле настоящие ядовитые змеи. Ему очень хотелось честно написать, что он о ней думает, но лучше не провоцировать — у нее смертоносное жало. Поставив подпись, Джеффри заметил, что у стола стоит Флэксмен с кофейным подносом.

— Если у вас есть свободная минутка, сэр…

Это была его коронная фраза, предвещавшая очередную неприятность — семейную ссору или, скажем, намерение уволиться… Вот и сейчас Джеффри почуял беду. Миссис Флэксмен была превосходной кухаркой, а ее муж — отличным дворецким. Им платили высокое жалованье, зато в доме все шло как по маслу. Джеффри приготовился услышать, что миссис Флэксмен теперь тут очень не по себе «после смерти юной леди, сэр», но втайне с облегчением вздохнул, так как разговор пошел о другом, не менее важном во все времена предмете.

— Я хотел спросить, сэр, не считаете ли вы возможным прибавить нам с миссис Флэксмен жалованье.

Поставив поднос, дворецкий отошел к дальнему концу стола и остановился в почтительном ожидании. На его ладной фигуре хорошо сидел серый полотняный костюм для дома, а черты лица казались менее резкими и темными, ибо он стоял спиной к окну.

— Ну… — произнес Джеффри, стараясь вложить в голос как можно больше сомнения. Флэксмены прослужили у него почти два года, не заслужив ни одного нарекания.

Он понимал, что жалованье повысить придется, иначе они могут уволиться. Но сдаваться без борьбы не хотелось. — Ну, не знаю, Флэксмен…

Дворецкий склонился к камину и начал разводить огонь.

— Мы прослужили вам два года верой и правдой, и, полагаю, вы могли бы это оценить. К тому же смерть юной леди явилась для миссис Флэксмен большим потрясением.

Не то чтобы мы хотели уйти — мы всегда думаем о ваших интересах…

— Очень любезно с вашей стороны, — рассеянным тоном промолвил Джеффри.

— Нисколько, сэр. Просто интересы хозяина прежде всего — мы всегда следовали этому девизу.

Джеффри насторожился. В голосе дворецкого ему почудилась некая многозначительность.

— Что вы имеете в виду? — резко осведомился он.

Флэксмен повернулся спиной к камину, отряхивая руки и не поднимая глаз.

— Интересы хозяина прежде всего, — повторил он. — Не будь это моим девизом, я мог бы кое что рассказать на дознании.

— О чем? Говорите же!

— Ну, сэр, я не стал бы говорить об этом никому другому. Вы джентльмен и обойдетесь с нами по справедливости. В воскресенье, когда с мисс Марго случилось несчастье… — Он сделал паузу не потому, что колебался, а словно желая дать собеседнику время понять, что означает это предисловие.

Джеффри Трент, сидевший лицом к окну, вероятно, понял, что яркий свет сейчас ему отнюдь не союзник. Он Повернул свой стул боком к столу, оперся на стол локтем и прикрыл часть лица ладонью. Движение выглядело достаточно естественным, а поза стала более непринужденной.

Флэксмен остался у камина. Когда Джеффри сказал «ну», он продолжал тем же почтительным тоном:

— Возможно, вы помните, сэр, что в воскресенье, когда с мисс Марго случилось несчастье, утро было очень сырое.

— Да, — кивнул Джеффри. Он, безусловно, это не забыл.

— Мы с миссис Флэксмен должны были уезжать автобусом, который отходит от церкви в два сорок пять. Миссис Флэксмен не любит торопиться, поэтому мы подошли к остановке в половине третьего. Как раз в этот момент дождь прекратился и выглянуло солнце, а на миссис Флэксмен поверх пальто был прорезиненный плащ. Она сказала, что не может ходить по Рейдону, одетая так тепло, и попросила меня сбегать в дом и принести ей более легкое светло-коричневое пальто. Миссис Флэксмен плотной комплекции, сэр, и ей быстро становится жарко. Я ответил, что боюсь опоздать на автобус. Мы начали спорить, но тут подъехал на своем велосипеде Тед Боултер и сказал, что автобус застрял в Уэст-Элдоне, и его прислали сообщить, что в Блике он " будет не раньше трех. Это означало, что у меня достаточно времени, поэтому я отнес в дом плащ миссис Флэксмен и нашел пальто, которое она просила. С женской одеждой хлопот не оберешься, сэр. Когда я вышел из дома, мимо меня, смеясь, пробежала мисс Марго, и мне пришло в голову, что она опять что-то замышляет. «Я думала, ты ушел, Фред, — сказала она мне. — Не говори никому, что видел меня». Ну, я посмотрел на часы — у меня еще оставалось минут шестнадцать-семнадцать, и я решил посмотреть, куда мисс Марго пойдет. Она двинулась в сторону сарая мистера Хамфриса, и я подумал, что он разозлится, если увидит там беспорядок. Должно быть, мисс Марго знала, где искать ключ, так как она уже была в сарае, когда я подошел. Церковные часы пробили без четверти три, когда она выбежала оттуда, посмеиваясь и что-то пряча под плащом. Мисс Марго не видела меня, а я не хотел задерживаться, но как только отошел, у сарая появился сам мистер Хамфрис. Он был очень сердит и пожурил мисс Марго за то, что она взяла его веревку. А мисс Марго скорчила гримасу и ответила: «Мне разрешил Джеффри!» Больше я не стал слушать, так как боялся опоздать на автобус.

Взгляд Джеффри Трента был устремлен мимо дворецкого на пламя в очаге. Его лицо, на котором обычно играл здоровый румянец, было мертвенно бледным, как в день смерти Марго. Тогда это произвело на всех тяжелое впечатление.

Флэксмен сохранял абсолютную невозмутимость. Если мистеру Тренту нужно все хорошенько обдумать, пусть, спешить некуда. В конце концов хозяин найдет верное решение — ведь их интересы совпадают.

— Я ничего не разрешал мисс Марго, — сдержанно заговорил Джеффри. — Мне бы и в голову не пришло позволить ей трогать эти веревки. Если она так сказала, значит, просто хотела отделаться от садовника. Не понимаю, почему Хамфрис не заявил об этом на дознании? Ему ведь задавали вопросы о его встрече с Марго, но он ни словом не обмолвился о том, что она якобы сослалась на мое разрешение взять веревку.

Его щеки вновь порозовели. Убрав локоть со стола, он выпрямился и смело посмотрел на дворецкого: на его полном почтения лице было написано явное одобрение.

— Интересы хозяина прежде всего, сэр, — с готовностью отозвался Флэксмен. — Мистер Хамфрис много лет состоит на службе в «Доме для леди». Я уверен, что вы можете на него положиться — он не станет об этом рассказывать.

— Вы решили меня пошантажировать, Флэксмен? — напрямик спросил Джеффри.

Даже сам архиепископ не мог бы выглядеть более оскорбленным.

— Мистер Трент! Как вы можете такое говорить!

Джеффри поднял брови.

— А вы сами?

— Я никак не ожидал от вас этого, мистер Трент! Мне просто хотелось привлечь ваше внимание к обстоятельству, о котором, как я считал, вам следует знать…

Джеффри расхохотался.

— Ради бога, перестаньте говорить как по учебнику! Я никогда не разрешал бедной девочке брать эту чертову веревку. После шутки, которую она сыграла накануне, днем раньше, с мисс Мьюр и со мной, я ее здорово отругал и надеялся, что это на нее подействовало. Оказалось, что нет. То, что влетало ей в одно ухо, тут же вылетало из другого. Но я, разумеется, не позволял ей трогать веревки в сарае. Они были гнилыми!

— Подобная история может принести немало вреда, сэр. — Голос дворецкого был лишен всякого выражения. — Что касается меня, вы можете полагаться на мою осмотрительность.

— Интересы хозяина! — Джеффри не удержался от усмешки.

На лице дворецкого отразились боль и горечь.

— Да, сэр, интересы хозяина. Но мне, конечно, незачем вам напоминать, что подобное отношение должно быть взаимным. Преданность одной стороны поощряется и стимулируется доверием и щедростью другой. Понимаете, сэр, выгода должна быть обоюдной.

Джеффри Трент вскинул голову.

— Не беспокойтесь, Флэксмен, я отлично вас понимаю!

Вы выразились достаточно ясно. И сколько вы рассчитываете получить за то, что будете держать язык за зубами?

— Умоляю вас, мистер Трент, не нужно быть таким резким. Я доказал вам свою верность как слуга, пекущийся о благе хозяина. По-моему, в моей просьбе повысить нам жалованье нет ничего неподобающего.

— На какую сумму?

Дворецкий ответил уважительно, но твердо:

— Вдвое, а мне полагается премия, о ней мы договоримся позже.

Он вышел из комнаты и закрыл дверь.

Глава 23

В первый момент Джеффри Трент ощутил только облегчение. Флэксмен ушел, и ему не придется действовать немедленно. Конечно его шантажировали — изящно, со знанием дела и крайне почтительно. За шантаж полагалось суровое наказание, но если бы он позвонил в полицию и обвинил дворецкого, никто не смог бы подтвердить его слова. Джеффри не сомневался, что Флэксмен не растеряется и сумеет вывернуться, дав убедительное объяснение. Он и его жена уже два года верой и правдой служили мистеру Тренту и полагали, что могут рассчитывать на повышение жалованья. Что касается слов мисс Марго о веревке, то он и не думал упоминать о них, раз мистер Трент ничего такого не говорил.

Джеффри понимал, что если он обратится в полицию, то ему самому придется об этом упомянуть, а сказанное вслух назад не вернешь. "Мисс Марго скорчила рожу и ответила: «Мне разрешил Джеффри». Именно так она и должна была поступить, столкнувшись с разъяренным Хамфрисом. Случайные пустые слова, произнесенные только для того, чтобы отделаться от садовника, но их уже не забудут. Теперь вес станут шептать ему вслед: «Эта бедная девочка, его подопечная, карабкалась по гнилой веревке и погибла. Вроде бы она сказала садовнику, что Трент разрешил ей взять веревку. У нее было много денег, а теперь их заполучил он». Конечно в суде всякие слухи вряд ли сочтут убедительным доказательством, но этих разговорчиков будет достаточно, чтобы в обществе отвернулись от него раз и навсегда. Подобные вещи не забываются.

Джеффри сознавал в глубине души, что не сможет этого вынести.

Тем временем Флэксмен вошел в кухню, довольно насвистывая. Жена поинтересовалась, что его так обрадовало. Она не торопясь замешивала тесто для пирога. Спешка, по ее мнению, при готовке была недопустима. Миссис Флэксмен ничего не стоило бы наняться шеф-поваром в ресторан, но такая работа была ей не по душе — слишком много суеты. Она предпочитала все делать с толком и с расстановкой.

— Что это на тебя нашло? — спросила она, оторвав взгляд от теста. — Я уж и не помню, когда ты в последний раз насвистывал.

— Любопытство одолело, старушка? — добродушно отозвался дворецкий.

— Намекаешь, что мне лучше не спрашивать?

— Это ты сказала, а не я. — Он взял со стола ягодку кишмиша и положил в рот.

Миссис Флэксмен начала класть изюм и прочее в тесто.

Добившись нужной консистенции, она вывалила смесь в промасленную сковородку, поставила сковородку в духовку, потом вернулась к столу и вытерла руки о фартук.

— Надеюсь, ты ни во что не впутался, Фред?

Флэксмен сунул руку в карман, позвякивая мелочью.

— Еще чего. — И внезапно спросил:

— А где эта девчонка, Флорри?

Жена уставилась на него.

— Ты не хуже меня знаешь, что у нее свободные полдня. Она ушла пятнадцать минут назад.

В кухне было еще две двери. Флэксмен распахнул обе и засмеялся.

— Проверить никогда не мешает. А теперь, Мэри, слушай внимательно! Я ни во что не впутался, а ты не болтай лишнего. Мы два года прослужили у мистера Трента, и я попросил его прибавить нам жалованье — вот и все. Запомнила?

Миссис Флэксмен была весьма крупной женщиной и какой-то выцветшей. Все в ней казалось бесцветным — волосы, кожа, глаза, короткие густые ресницы, в молодости имевшие песочный оттенок. Она посмотрела на мужа и спокойно сказала:

— Ты что-то замышляешь, и это мне не нравится.

— Послушай, Мэри, ведь я был тебе хорошим мужем, верно?

Миссис Флэксмен помнила многие эпизоды, когда это было совсем не так, но ей не хотелось о них говорить.

— Более-менее, — кратко ответила она.

— Ну так чего еще тебе надо? Я ведь никогда тебя не бросал.

— Мужчины на бросают женщин, которые умеют готовить так, как я. Они хоть и дураки, но не до такой степени.

По крайней мере, я о таковых никогда не слышала. — Миссис Флэксмен понизила голос и что-то неразборчиво бормотала, но дворецкому показалось, что она добавила:

— К сожалению.

— Что-что? — резко спросил он.

— Ничего, Фред.

— Думаешь, я не слышал? Хочешь от меня избавиться?

Она покачала головой.

— До этого еще не дошло. Но если ты что-то замышляешь, меня в это не впутывай. Кривые дорожки до добра не доведут, и я не желаю участвовать в твоих задумках, Фред Флэксмен!

Дворецкий засмеялся.

— Ты стараешься меня рассердить, старушка, но сегодня у тебя ничего не выйдет. Понимаешь, ты мне здорово помогла, сама того не зная, поэтому можешь дать волю языку — я не возражаю.

— Чем это я тебе помогла? — недоверчиво переспросила миссис Флэксмен.

— Своей дурацкой ревностью. Стоило мне заговорить с хорошенькой женщиной, как ты придумывала черт знает что!

— Не пойму, о чем это ты.

— В тот день, когда погибла мисс Марго, нам пришлось дожидаться автобуса, который застрял в Уэст-Элдоне. Ты не хотела, чтобы я эти двадцать минут проболтал с Нелли Хамфрис, верно? Ну и придумала, что у тебя пальто слишком теплое и что тебе не нужен плащ, так как вышло солнце, и попросила сходить домой и принести тебе что-нибудь полегче. Я не мог заартачиться, так как на остановке столпилось полно народу, но решил, что потом тебе отплачу. Тебе никогда не было странно, почему я так и не завел об этом разговор? Потому что ты оказала мне услугу, только не спрашивай какую — все равно не скажу.

Миссис Флэксмен сидела за кухонным столом, что-то сосредоточенно обдумывая.

— Не знаю, что ты нашел в этой Нелли Хамфрис. , — Она красивая женщина, а о тебе, дорогая моя, такого никто не скажет.

Миссис Флэксмен внезапно рассвирепела.

— Тогда чего ж она до сих пор не вышла замуж? Ей уже сорок, а она до сих пор мисс! Другая уже двадцать лет носила бы обручальное кольцо и воспитывала детей, а эта до сих пор при отце и кружит голову всяким дурням, которые такое позволяют! Твоя Нелли Хамфрис самая настоящая дрянь, я так и скажу, когда представится случай!

Флэксмен подошел к жене и ударил ее по лицу с такой силой, что у бедной женщины закружилась голова.

— Пока с тебя хватит! — сказал он. — Учитывая, что ты мне помогла, ясно? Но больше не смей болтать своим грязным языком о Нелли Хамфрис!

Дворецкий, насвистывая, вышел из кухни, а миссис Хамфрис закрыла лицо руками, перепачканными мукой.

Глава 24

Аллегра проснулась отдохнувшей и выглядела, по мнению Ионы, совсем неплохо, если учесть, что ее сегодня едва не задавили. Домой они возвращались автобусом, так как Аллегра заявила, что это куда забавнее, чем на машине. Но когда они попрощались с мисс Силвер и зашагали в сторону «Дома для леди», она промолвила после долгой паузы:

— Не знаю, рассказывать Джеффри об этом происшествии или нет.

— А почему нет? — с удивлением спросила Иона, ощутив смутную тревогу.

— Ну, он начнет суетиться и говорить, что меня никуда нельзя отпускать одну, а это так скучно… — Аллегра искоса посмотрела на сестру.

Ионе это не понравилось. Неужели Аллегра все еще надеется добраться до губительного для нее наркотика? Она решительно отвергла эту мысль. Но подумала, что Джеффри все-таки должен узнать о происшествии на перекрестке. Если Аллегра не хочет ему рассказывать, она расскажет ему сама. После разговора с мисс Силвер Иону терзали ужасные подозрения, и ей хотелось проверить их обоснованность по реакции Джеффри. Возможно, он проявит только вполне естественные испуг и облегчение, но если проскользнет что-то еще, она постарается этого не упустить.

Все чувства Ионы были обострены до предела, и даже малейшие намеки на то, чего она страшилась, не ускользнут от ее глаз.

Аллегра поднялась в свою комнату, а Иона, набравшись духу, направилась в сторону кабинета. Раз уж она собралась поговорить с Джеффри, лучше не откладывать.

Чтобы добраться до кабинета, нужно было пройти мимо гостиной, которую раньше делили Марго и мисс Делони.

Дверь была открыта, и Иона услышала изнутри какой-то звук. Она не разобрала, был ли это возглас или сдавленный крик, так как он донесся издалека. Иона вошла в комнату и огляделась. На небе сверкало солнце, и в гостиной, несмотря на темные стенные панели, было достаточно светло, так что она сразу поняла, что там никого нет. Иона , ухе собиралась выйти, когда снова услышала звук, на сей раз походивший не столько на крик, сколько на гневное восклицание. Казалось, он донесся со стороны камина.

Дымоход спереди был покрыт широкой дубовой панелью, а по бокам — двумя узкими.

Посмотрев в ту сторону, откуда донесся звук. Иона заметила, что панель справа от дымохода отступает на дюйм от стены. Подойдя к двери в коридор и закрыв ее, она вернулась к панели, которая имела высоту около пяти футов и походила на дверцу стенного шкафа. Иона открыла ее, и звуки голосов по другую сторону стены сразу же стали громче. Стена, как и все прочие в «Доме для леди», была достаточно плотной, но этот странный шкаф, если он не был просто прикрытием, появился тут благодаря пустому пространству между комнатами. Иона видела такие помещения в алтарях старых церквей. Их называли «тайниками прокаженных» — оттуда страдающие этой страшной болезнью могли наблюдать за службой, не смешиваясь с другими прихожанами. Для чего предназначен этот «тайник», Иона не понимала. С одной стороны его скрывала толстая дубовая панель, а с другой, очевидно, что-то менее плотное, так как голоса слышались четко.

Глядя на пустую полку, где лежала лишь пара учебников и жалкая стопка бумаги. Иона услышала взволнованный голос Джеффри Трента:

— Нет! Нет, Жаклин!

Ответ мисс Делони был абсолютно неожиданным. Будь он иным, она бы закрыла панель и ушла, но когда Жаклин произнесла душераздирающим голосом: «О, Джеффри, дорогой мой!», это было выше ее сил. Мрачные подозрения, которые Иона пыталась отогнать, получили убедительное подтверждение. Жизни Аллегры, а возможно, и самой Ионы могла грозить опасность. Джеффри снова произнес «нет» — таким тоном мужчина обычно говорит, если в его объятиях плачет женщина и если он не знает, что ему делать. Жаклин, безусловно, плакала. Она, всхлипывая, повторяла имя Джеффри, и ее голос перемежался звуками поцелуев.

Il у a toujours 1'un qui baise et 1'autre qui tend la joue[11]. Иона не думала, что целующим был Джеффри. Скорее сама Жаклин осыпала его поцелуями и, возможно, страстно при этом его обнимала. Во всяком случае, Джеффри с похвальной твердостью произнес:

— Жаклин, прекрати! А вдруг кто-нибудь войдет? Аллегра и Иона могут вернуться в любую минуту.

— Мы бы услышали, как подъезжает такси. — Судя по голосу Жаклин, она все же отпустила Джеффри.

— Так нельзя, Джеки, и ты отлично это знаешь, — продолжал он, по-видимому, отойдя от нее. — Ты не сможешь оставаться здесь, если собираешься устраивать подобные сцены. Сама должна понимать, насколько это опасно. Достаточно любого намека на наши отношения, и я пропал. Если Иона что-нибудь заподозрит, сразу доложит обо всем своему поверенному, и мне никогда не видать денег Аллегры. А они необходимы мне для покупки дома.

Если ты еще не поняла, как он мне нужен, ты очень плохо меня знаешь.

Жаклин, очевидно, снова подошла к нему. Ее голос звучал тихо, но Иона услышала каждое слово.

— И как же он тебе нужен, Джеффри?

— Так сильно, как только возможно желать.

— Так же сильно, как тебе нужна я? — Она засмеялась, но в ее смехе слышалась горечь. — Тебе незачем отвечать, дорогой! У каждого настоящего мужчины есть нечто куда более желанное, чем любая из женщин. А так как другие мужчины вообще недостойны любви, мне остается только смириться. Но если бы ты был свободен, Джеффри, занимала бы я в твоем сердце хотя бы второе место, после этого дома, который ты так обожаешь?

— К чему об этом говорить?

— К тому, что хочу знать ответ. Если бы ты был свободен, Джеффри, ты бы женился на мне? Или отверг бы меня, как и раньше?

— Ради бога, Жаклин…

Она опять засмеялась.

— Когда-то я оказала тебе парочку-другую услуг, но ты на мне не женился. У Аллегры были деньги, и мне дали отставку. Но ты же был сильно влюблен в меня, значит, сможешь снова меня полюбить. Попробуй — и увидишь сам! А я… я помогу тебе во всем. Я могу дать тебе то, что ты жаждешь больше всего на свете — не себя и не другую женщину, а «Дом для леди». Без меня тебе его не получить. Я не стану объяснять почему, но это так. Ты можешь стараться изо всех сил, но ничего не добьешься. Ведь ты уже пошел на риск, разрешив Марго взять гнилую веревку, не так ли? Не думала, что ты зайдешь так далеко.

— Ты спятила, Джеки!

— О нет, дорогой! И я не дура. Ты сказал ей, что она может взять веревку. Теперь тебе придется заткнуть рот Флэксмену, от меня-то этого никто не услышит. Если, конечно, ты не натворишь глупостей, не станешь меня отсылать. О, Джеффри, я бы этого не вынесла!

Она снова бросилась в его объятия. Звуки поцелуев возобновились. На сей раз Джеффри не остался безучастным и поддался этому порыву чувств.

Иона шагнула назад от панели и закрыла ее, с трудов удерживаясь от того, чтобы не хлопнуть ею изо всех сил.

Стоя посреди комнаты, она глубоко вздохнула.

Так вот что скрывалось за выражением превосходства на лице Жаклин Делони! Старая связь с Джеффри, а быть может, не такая уж старая. Иону иногда удивляло, что такая энергичная и уверенная в себе женщина довольствуется столь неблагодарной и утомительной работой. И как это она не догадалась, что подсластить пилюлю должен был Джеффри Трент? Иона попыталась разобраться в том, что ей удалось подслушать. Если роман Жаклин и Джеффри возобновится, у Аллегры появится повод оставить мужа. Но поступит ли она так, даже узнав о его неверности? Совсем необязательно. Наркотик, который употребляла Аллегра, вызывал безразличие к окружающему. Правда, ее состояние значительно улучшилось, но реакции все еще были далеки от нормальных. К тому же пока нет никаких доказательств, с которыми можно обратиться к адвокату. Жаклин Делони сама бросилась в объятия Джеффри, а большую часть разговора он пытался ее остановить.

Иона нахмурилась. Не стоит расстраивать Аллегру, не имея никаких доказательств против Джеффри. Он был слишком красив и умел вскружить головы. Жаклин была влюблена в него по уши. Самое ужасное, что она даже не сомневается, что это Джеффри подстроил гибель Марго. «Ведь ты уже пошел на риск, разрешив Марго взять гнилую веревку, не так ли? Не думала, что ты зайдешь так далеко»'.

Джеффри в ужасе воскликнул, что Жаклин спятила. На это она ответила, что она не дура. Предположим, он в самом деле зашел так далеко и был готов зайти еще дальше. Возможно, Джеффри не остановится ни перед чем, чтобы заполучить «Дом для леди». «Если бы я сегодня попала под автобус, — подумала Иона, — все мои деньги отошли бы Аллегре». Не шагни она на несколько дюймов вправо, удар, доставшийся Аллегре, пришелся бы ей между лопатками.

Джеффри? Невозможно! Почему? Потому что он на такое неспособен? Но откуда ей, собственно, знать, на что способен мужчина, который жаждет чего-то до такой степени, что готов на что угодно, чтобы заполучить объект своего желания? То, что Джеффри не мог толкнуть Аллегру лично, ничего не значило. Иона отлично знала, чья рука это сделала, и помнила, как Великий Просперо выговаривал цену за то, что будет рисковать своей шеей. «Две тысячи не меньше». Она не расслышала ни единого слова из тех которые произносил его собеседник, отдававший ему приказы. Они так и остались для нее шепотом в тумане.

Шепотом существа, не имевшего ни лица, ни пола, но оно приказало лишить кого-то жизни. Теперь Иона не сомневалась, что жизнь, о которой шла речь, была ее собственной.

Глава 25

Иона не знала, долго ли она простояла посреди комнаты. Время шло как бы мимо нее. С трудом оторвавшись от воспоминаний, она начала думать, что ей делать дальше.

Было два варианта: вот и в кабинет и бросить в лицо Джеффри и Жаклин обвинение или потихоньку удалиться и рассказать Аллегре то, что ей удалось подслушать.

Но Иона сразу же поняла, что второй вариант неприемлем: Аллегре ничего нельзя рассказывать. Невозможно предугадать, как отразится подобный шок на ее неуравновешенной психике. Нет, это было слишком рискованно.

Если она войдет в кабинет, это должно сразу форсировать события. Хочет ли она этого? Пожалуй, да. Что бы ни произошло, Жаклин Делони должна уехать.

Смятение Ионы сразу улеглось. Она была решительным человеком и ничего не откладывала на потом. Выйдя в коридор, она увидела, что дверь слева открывается и оттуда появилась Жаклин Делони с сияющими глазами, с румянцем во всю щеку и некоторым беспорядком в обычно аккуратной прическе. Увидев Иону, она попыталась изобразить обычную свою чинную сдержанность, но получилось не очень хорошо.

— Мисс Мьюр! А миссис Трент тоже вернулась? Я думала, мы услышим ваше такси…

— Мы приехали автобусом.

— О… Надеюсь, миссис Трент не слишком устала?

— Нет, она выглядит бодрой. Мой зять в кабинете, не так ли? Я хочу с ним поговорить. («А если ей захочется пойти в гостиную и подслушать разговор, тем лучше!») С этой мыслью Иона вошла в кабинет и закрыла за собой дверь.

Джеффри стоял у камина, мрачно уставясь на тлеющие угли. Он резко обернулся, но раздражение на его лице сразу же сменилось приветливой улыбкой.

— Я не слышал, как вы подъехали.

— Мы приехали на автобусе.

— Как Аллегра, с ней все в порядке?

— Да, вполне.

Тон Ионы насторожил Джеффри. Он с беспокойством посмотрел на нее.

— Что-нибудь случилось?

— О да, очень многое.

— Что ты имеешь в виду?

— Сейчас расскажу. — Она как можно более кратко описала ему инцидент на перекрестке в Рейдоне. — Кто-то сильно толкнул Аллегру сзади. Она отпустила мою руку, вылетела на дорогу и наверняка угодила бы под автобус, если бы какой-то мужчина в толпе не подцепил ее за локоть рукояткой трости и не оттащил назад.

Джеффри весь побелел от испуга.

— Не может быть, Иона! Какой ужас! Она сильно ушиблась? Ты не должна была ее оставлять! Я сейчас же пойду к ней! — Джеффри направился к двери, но Иона преградила ему дорогу.

— Аллегра не ушиблась и уже оправилась от шока. Мы пошли на ленч в «Георг», а потом она поспала на удобном диване.

— Кто же мог ее толкнуть? — озадаченным тоном спросил Джеффри.

— Вот и меня это тоже интересует. Но я думаю, что этот удар предназначался не Аллегре, а мне. Я шагнула дюймов на шесть вправо, чтобы ухватиться за одну из этих жутких статуй. Видишь ли, на островке безопасности оказалось слишком много народу, и я боялась, что нас вынесет на мостовую под напором толпы. Если бы я осталась на месте, удар как раз пришелся бы мне на спину, между лопатками.

— Но кто… почему? Ты ведь не думаешь, что это сделали нарочно!

— Сейчас я думаю о других вещах, Джеффри, — ответила Иона.

— О чем ты? — В его голосе звучали тревога и удивление.

— Тебе известно, что в стене между этой комнатой и соседней есть свободное пространство?

— Пространство?

Она шагнула к камину.

— Здесь оно, должно быть, прикрыто одной из этих решетчатых панелей — думаю, вот этой. Поэтому голоса слышались так четко. С другой стороны плотная дубовая дверь. Наверное, ее случайно оставили приоткрытой, и я, проходя мимо, услышала чей-то голос. В гостиной никого не было, но панель была приоткрыта, и я слышала, как мисс Делони обращается к тебе «Джеффри, дорогой мой!»

Джеффри резко повернулся и подошел к окну. Близились сумерки, и в кабинете уже стемнело. Иона шагнула к двери и включила свет.

— Ты подслушивала? — осведомился Джеффри таким тоном, словно это его удивляло.

— Да. Надеюсь, ты не ожидаешь извинений?

— Извинений? — Внезапно он повернулся. — Ради бога, Иона, позволь мне объяснить…

— Я слышала все, что вы говорили. Не знаю, что тут еще можно объяснить.

— Кое-что все-таки можно!

— Тогда я слушаю.

Джеффри начал ходить взад-вперед по комнате.

— Если ты слышала, что говорила Жаклин, то должна понимать, что она была очень возбуждена.

— Это я отлично поняла.

— Она была сама не своя. В обычном состоянии Жаклин одна из самых разумных и сдержанных женщин, каких мне приходилось встречать.

— Ты хочешь услышать от меня, что она и сейчас была разумной и сдержанной?

— Конечно нет! Она абсолютно потеряла голову. Не забывай, что смерть Марго для нее страшное потрясение.

Жаклин знала ее с раннего детства. Когда я познакомился с ней, она была секретарем моего кузена. Кузен умер, а его бизнес во время войны совсем зачах, тогда Жаклин и вызвалась заботиться о Марго. Я был очень ей благодарен.

Старая няня ушла на покой, и я не знал, что делать…

Джеффри остановился. Уж не думает ли он, что уже все объяснил?

Видя, что Иона смотрит на него выжидающе, Джеффри покраснел и заговорил снова:

— Мы проводили много времени вместе и возникла симпатия, влюбленность. Это продолжалось не слишком долго. Мне пришлось отправиться по делам на Ближний Восток, а когда я вернулся, то считал само собой разумеющимся, что наша связь — это уже прошлое. Мне не следовало быть таким неосмотрительным. Марго могла обратить внимание… — Он покраснел еще сильнее. — Я не мог рисковать. В некоторых отношениях она была очень сообразительной. Казалось, у нее безошибочный инстинкт… — Последовала очередная пауза. — А потом я встретил Аллегру.

— Ну?

— Полагаю, ты слышала, что Жаклин говорила о деньгах?

— Я слышала все.

Ей было интересно, что он на это ответит. Положение его было сейчас незавидным. Очень незавидным. Джеффри сжал кулаки.

— Клянусь тебе, Иона, дело было не только в деньгах! Ты знаешь, какой она была до этой истории с наркотиками — маленькая, ласковая, само очарование. Я влюбился в нее, но не мог бы позволить себе на ней жениться, если бы у нее не было денег — это правда. Будучи на Ближнем Востоке, я обнаружил, что дела моего кузена в ужасающем состоянии. Мне пришлось выложить крупную сумму, чтобы спасти бизнес от полного краха. Я не мог себе позволить связать судьбу с девушкой малообеспеченной.

Иона посмотрела ему в глаза.

— Ты решил убить сразу двух зайцев: женился на Аллегре и поселил в доме свою любовницу. Замечательно!

Джеффри вскинул голову.

— Не смей так говорить! Жаклин прибыла сюда не в качестве моей любовницы — об этом никто из нас не мог и помыслить! Она приехала, как гувернантка Марго и чтобы помогать мне с Аллегрой!

Как же глупы мужчины: «никто не мог и помыслить!»

Как же! Неужели он действительно в это верит? Похоже, что да. Мог Джеффри два года прожить в одном доме с Жаклин Делони, не догадываясь о том, что она умирает от любви к нему? Пылкая страсть звучала в каждом ее слове в разговоре, подслушанном Ионой. Более того, оглядываясь назад. Иона теперь поняла, что с самого начала втайне знала о чувствах, которые гувернантка питала к ее зятю. Как говорят школьницы, Жаклин по уши в него втрескалась. Очевидно, такое неизбежно, когда мужчина «красив до безобразия» — ей снова вспомнилось выражение Фенеллы. Иону страсть Жаклин даже немного забавляла, но она никак не предполагала, что это чувство могло быть взаимным.

Джеффри наблюдал за ней, гадая поверит ли она ему.

Его голубые глаза походили сейчас на глаза собаки, не вполне убежденной в том, что ей достанется кость, о которой она так мечтала. Под этим умоляющим взглядом Иона тоже теряла уверенность.

— Не знаю, Джеффри, стоит тебе верить или нет, — сказала она наконец. — Может быть, это правда, а может быть… — она сделала паузу, — хорошая выдумка. Я бы предпочла первое.

— Это правда, — уныло отозвался он, — но я не могу заставить тебя поверить.

— В любом случае еще очень многое остается неясным.

Жаклин Делони спросила тебя, женился бы ты на ней, если бы был свободен. Что она имела в виду? Чтобы вступить во второй брак, ты должен быть холост, а это достижимо двумя способами: овдоветь или получить развод. Который из них имела в виду Жаклин?

— Иона, ты все не правильно поняла! Неужели тебе не ясно, что Жаклин была в сильном расстройстве? Вообще-то, она человек очень сдержанный, но эта трагедия выбила ее из колеи. Жаклин искренне любила ее и посвящала ей все свое время, а теперь осталась не у дел. Тому, что ты слышала, нельзя придавать никакого значения. Это была минутная слабость, эмоциональная вспышка, и к тому же она была уверена, что нас никто не слышит. Пойми, мы давно друг друга знаем, и Жаклин просто дала волю нервам.

— Безусловно, — согласилась Иона. — Но все же: каким образом ты, по ее мнению, можешь освободиться? Ты когда-нибудь обсуждал с ней возможность развода?

— Конечно нет!

— Тогда единственный выход — смерть Аллегры. Если бы ее сегодня толкнули под автобус, ты был бы свободен, Джеффри.

Он тупо уставился на нее.

— Если бы она попала под автобус и погибла, ты был бы свободен, — повторила Иона.

Джеффри наконец обрел дар речи.

— Ты… не можешь… так думать… — с трудом вымолвил он.

— Но ты действительно получил бы свободу.

Внезапно Джеффри рухнул на колени и закрыл лицо руками. Его плечи сотрясались от рыданий, он бормотал сквозь всхлипывания имя Аллегры. Ионе еще никогда не приходилось видеть столь неудержимого и безысходного всплеска страдания. Она горячо надеялась, что Жаклин Делони их не подслушивает. Если бы на сцене вдруг снова появилась гувернантка — этого Иона уже не вынесла бы…

Но никаких драматических эффектов не произошло.

Джеффри постепенно успокоился. Поднявшись, он сел в кресло у камина. На его опустошенном лице уже не было слез, но он явно пережил сильнейшее потрясение. Иона не хотела говорить первой и молчала. Наконец Джеффри сам произнес, запинаясь:

— Ты… не должна была… говорить такое. Я люблю Аллегру. Ты говорила так, словно она в самом деле попала под автобус.

Иона услышала два знакомых внутренних голоса. «Джеффри потрясен по-настоящему, — убеждал первый. — Он действительно ее любит». Однако другой добавлял: «Но учти; если бы Аллегра сегодня погибла, ее деньги перешли бы не к Джеффри, а к тебе».

Она подошла к камину и посмотрела на Джеффри.

— Что имела в виду Жаклин, когда сказала, что ты разрешил Марго взять гнилую веревку?

Его лицо дернулось.

— Это всего лишь доказывает, что она была не в себе, — устало ответил он.

— Но она сказала это дважды и смеялась, когда ты это отрицал.

— Перед тобой я тоже должен оправдываться, все отрицать? Похоже, никто не понимает, что я любил Марго.

Она была ребенком, а я… люблю детей и хочу их иметь.

Надеюсь, когда-нибудь Аллегра… — Он оборвал фразу. — Иногда Марго бывала очень непослушной, но непослушных любят ничуть не меньше, чем послушных. Это было одной из причин моей привязанности к Жаклин — она тоже искренне любила Марго. Ты не знаешь, какой она умеет быть терпеливой. Ты слышала ее в тот момент, когда она поддалась отчаянию, но Джеки прожила с нами два года, и я знаю, какой на самом деле у нее сильный характер.

Да, Жаклин Делони была на редкость терпеливой женщиной. Иону незачем было в этом убеждать. Все, что Джеффри говорил о ней, было вполне справедливо. Хранить преданность мужчине, у которого на руках жена-наркоманка и умственно отсталая девочка, могла бы далеко не каждая. Тем не менее Иона была уверена в одном — Жаклин Делони должна покинуть дом ее сестры.

— Ей придется уехать, Джеффри, — сказала она.

— Из-за единственного срыва после двух лет жесткого самоконтроля?

— Думаю, это была не просто минутная слабость. Она же недвусмысленно намекнула, что ты должен избавиться от Аллегры и жениться на ней.

— Жаклин не знала, что говорит!

— Мой дорогой Джеффри, все она отлично знала. И я не думаю, что она впервые задавала тебе этот вопрос. И тут же обвинила тебя в том, что ты позволил Марго взять некачественную веревку, которая и стала причиной трагедии.

Тебе не кажется, что Аллегре опасно находиться под одной крышей с человеком, способным подкидывать такие взрывоопасные идеи?

— Джеки сама не знала, что несет, — повторил Джеффри. — Ты и сама должна была понять, что она на грани истерики. Я объяснил тебе, как все произошло, но не в моих силах заставить тебя мне поверить. Давай лучше прекратим этот разговор, я хочу посмотреть, как там Аллегра.

Глава 26

На следующий день мисс Силвер отправилась в Лондон, предупредив мисс Фолконер, что позвонит, если заночует в городе.

Прибыв на вокзал, мисс Силвер сразу зашла в телефонную будку.

— Алло, — заговорила она, услышав в трубке знакомый голос инспектора Фрэнка Эбботта. — Это мисс Силвер.

Голос сразу потеплел.

— Чем могу служить, моя дорогая мэм?

Мисс Силвер кашлянула.

— Сейчас я живу в деревне, по приехала на день в Лондон. Звоню из телефонной будки. Не мог бы ты уделить мне полчаса?

Фрэнк позволил себе усмехнуться.

— Неужели и среди буколистических пейзажей кого-то умудрились прикончить?

— Я как раз очень надеюсь предотвратить убийство, — с упреком отозвалась мисс Силвер. — Возможно, Скотленд-Ярд может сообщить мне кое-какие сведения?

— Все, чем мы располагаем. Приезжайте, я вас жду.

Учитывая важность миссии, мисс Силвер взяла такси.

Фрэнк Эбботт принял ее в своем кабинете с таким радушием, будто она была его любимой тетушкой. Такого отношения он удостаивал совсем немногих. А ведь трудно было бы найти столь разных людей, чем этот стройный молодой щеголь с породистым носом, зачесанными назад светлыми волосами и ледяным взглядом голубых глаз и бывшая гувернантка, словно сошедшая с семейной фотографии сорокалетней давности. На мисс Силвер были «заслуженное» черное суконное пальто и ее лучшая шляпа, тоже отнюдь не новая, но недавно украшенная фиолетовой бархатной лентой и двумя не слишком подходящими к ней бантами. Шляпа, разумеется, была черной, как и крепкие ботинки на шнурках, поношенная сумка и старенькие лайковые перчатки.

Приветливо улыбнувшись Фрэнку, мисс Силвер опустилась на стул.

— Я уверена, что ты поможешь мне, если это в твоих силах. Мне требуется информация о мистере Джеффри Тренте.

— Информация какого рода?

Мисс Силвер деликатно кашлянула.

— Меня интересует, не связан ли он каким-то образом с наркотиками. Скажу откровенно, что у меня нет никаких сведений на этот счет. Ничего, что могло бы свидетельствовать о противозаконной деятельности мистера Трента.

Но, видишь ли, с этим человеком так или иначе связаны странные события — смерть, которую сочли несчастным случаем, чудесное спасение от еще одного несчастного случая, который почти наверняка оказался бы роковым, пристрастие к наркотику одного из его близких, к тому же у него есть кое-какие связи с Ближним Востоком.

Фрэнк присвистнул.

— Возможно, тут что-то обнаружится, — согласился он. — Подождите минутку, я позвоню Хаулевду. Наркотики — это по его части. Как зовут этого человека — Джеффри Трент?.. Сейчас постараюсь выяснить.

— Погоди, Фрэнк. Спроси заодно, известно ли что-нибудь о мисс Жаклин Делони.

Он поднял брови.

— Звучит, как вымышленное имя, просто персонаж из сериала.

Мисс Силвер нахмурилась.

— У меня нет никаких сведений, компрометирующих мисс Делони. Я заговорила о ней лишь потому, что она тоже принадлежит к окружению мистера Трента. Кажется, она одно время работала его секретарем.

— Что само по себе не является преступлением. Хорошо, если о ней ничего не известно, она покинет зал суда без единого пятна на ее репутации.

Фрэнк снял телефонную трубку и после краткой дружеской беседы с коллегой снова повернулся к мисс Силвер.

— Хауленд сказал, что сразу же этим займется. Удивительный малый — трудолюбив невероятно. А теперь не могли бы вы поподробнее рассказать об этих людях?

Инспектор слушал очень внимательно, пока мисс Силвер выкладывала и свои личные наблюдения и то, что по" ведала ей Джозефа Боуден, мисс Фолконер, старый Хамфрис и мисс Иона Мьюр.

Зная скрупулезную точность мисс Силвер, Фрэнк не сомневался, что она очень достоверно передает все, что говорили ей эти люди. Тем не менее история выглядела крайне запутанной. Джеффри Трент унаследовал опеку над бизнесом своего кузена и над его умственно отсталой дочерью. Эта девочка говорила, что обладает крупным состоянием, а Джеффри Трент — что после войны от него мало что осталось. Мотив уже достаточный для того, чтобы подстроить несчастный случай, тем более если девочка вообще была очень трудным ребенком.

Ну, предположим, это одна нить из клубка. А как быть с остальными? Иона Мьюр слышала в тумане, как какой-то джентльмен с шотландским акцентом, распространявший вокруг себя аромат виски, заявлял, что не станет рисковать своей шеей меньше чем за две тысячи фунтов. Это могло означать что угодно — вплоть до убийства. Далее мисс Мьюр последовала за упомянутым джентльменом и столкнулась с молодым архитектором по фамилии Северн, после чего все трое засели ночью в пустом доме, ожидая, пока рассеется туман. Замечания «шотландца» во время пребывания в этом доме, возможно, проливали некоторый свет на более раннюю беседу в тумане с каким-то шептуном. Северну он рассказал старую притчу о китайском мандарине, чья смерть могла каким-то образом облагодетельствовать человечество, суть которой была такова: нажали бы вы кнопку, чтобы убить вышеупомянутого мандарина? И считалось бы это благодеянием? После разговора о том, что он рискует собственной шеей и потому требует две тысячи фунтов, эта безыскусная история выглядела довольно многозначительной. Впоследствии мисс Мьюр опознала в этом балагуре артиста варьете, известного как профессор Регулус Мактэвиш или Великий Просперо, а еще позже она и миссис Трент чудом спаслись на островке безопасности посреди рейдонской улицы, когда профессор стоял за ними в толпе.

Инспектор, нахмурившись, посмотрел на мисс Силвер.

— Он мог их толкнуть?

Она покачала головой.

— Не знаю. Я стояла позади него и ничего не видела.

Полагаю, он мог это сделать.

— По вашим словам, миссис Трент вытолкнули на дорогу прямо перед автобусом и профессор подцепил ее рукояткой трости и оттащил назад. Вы это видели?

— Это видели все. Профессор очень высокого роста, иначе ему бы не удалось спасти миссис Трент. Он протянул руку с тростью поверх тех, кто стоял перед ним.

Фрэнк поднялся и подошел к камину.

— Но это же абсурд, — заметил он. — Зачем ему было ее толкать, а потом тут же оттаскивать назад?

— Не думаю, что он намеревался толкнуть именно миссис Трент. Она держала за руку сестру. А мисс Мьюр как раз шагнула вправо, поэтому удар пришелся скорее между ними, заставив миссис Трент выпустить руку сестры. Потеряв равновесие, она невольно упала на проезжую часть.

— Вы хотите сказать, что толкнуть он хотел мисс Мьюр?

— Да.

— Почему?

— Миссис Трент и мисс Мьюр — обладательницы довольно солидного наследства. Если бы миссис Трент не была спасена, ее доля отошла бы сестре. Ну а если бы погибла мисс Мьюр, то ее весьма солидная доля перешла бы к миссис Трент, которая могла бы завещать уже обе части наследства своему мужу. Думаю, ты понимаешь, почему положение Ионы Мьюр внушает мне беспокойство.

Фрэнк кивнул.

— Возможно, тут что-то есть… Но не исключено, что это тот самый случай, когда из-за излишнего усердия попадаешь пальцем в небо, за что и получаешь очередной нагоняй от шефа. Доказательств, разумеется, никаких.

— Мне бы не хотелось, чтобы у нас появились доказательства очередного преступления, — серьезно заметила мисс Силвер.

Зазвонил телефон. Фрэнк подошел к столу и снял трубку. Последовал долгий разговор, во время которого из трубки доносилось невнятное бормотание, а Фрэнк изредка вставлял реплики наподобие: «Вот как?», «'Ну-ну…» Наконец со словами: «Отличная работа. Спасибо, старина» он положил трубку, вернулся к камину и сказал:

— Это звонил Хауленд.

— Да?

— Ну, кое-какая информация имеется, но я не знаю, насколько она вам интересна. Кузен Трента занимался весьма прибыльным бизнесом на Ближнем Востоке. Он называл себя экспортером широкого профиля. Подозреваю, что многие местные жители подчинялись ему безоговорочно, но полицию одной-двух стран его деятельность начала настораживать. Это было перед войной. Конкретные доказательства отсутствовали, но возникли сильные подозрения. Трент умер в начале сороковых годов. Есть мнение, что он служил, как говорится, и нашим, и вашим. Его нашли застреленным, с револьвером в руке. Возможно, он застрелился сам, но не исключено, что ему помогли — двойная игра штука опасная. После войны Джеффри Тренту пришлось много чего там разбирать. Работенка была не из легких! Но, конечно, обнаружились остатки вполне законного бизнеса. Он все восстановил, нанял управляющего и поручил ему вести дела. С тех пор ничто не воскрешало былые подозрения. Теперь бизнес выглядит вполне обычным — не таким масштабным и прибыльным, как прежде, но зато не представляющим никакого интереса для полиции.

— Боже мой! — промолвила мисс Силвер.

Фрэнк рассмеялся.

— Эта информация ничем не подкрепляет ваших подозрений, верно? Правда, можно предположить, что наркобизнесом занимался не сам Джеффри Трент, а его предшественник. Конечно, циник мог бы сказать, что теперешняя благовидность восстановленного предприятия может означать лишь то, что Джеффри Трент умнее своего кузена и умеет прятать концы в воду. Но ведь мы с вами, дорогая мэм, к циникам не относимся.

Мисс Силвер проигнорировала последнюю реплику.

— Это все, Фрэнк? — задумчиво спросила она.

— Да. Что касается мисс Делони, о ней нет никаких сведений, но я уже сказал: имя очень походит на вымышленное. Говорите, она была его секретаршей?

— У меня возникло такое впечатление. Мисс Фолконер сказала, что мисс Делони очень помогала мистеру Джеффри Тренту вести деловую переписку.

— И это помимо забот об этой несчастной девочке? Ну-ну! Должно быть, у нее необыкновенная работоспособность!

А какое впечатление производит на вас Джеффри Трент?

Мисс Силвер задумалась.

— Ты, вероятно, будешь смеяться, но из-за его красоты очень трудно сказать что-то определенное. Одним она, возможно, кажется притягательной и заставляет относиться к нему с особой симпатией, кого-то, наоборот, настораживает. Очень многие женщины не доверяют красивым мужчинам. Лично я предпочитаю тех, чье обаяние зависит от свойств характера и жизненного опыта, а не тех, кого наделила безупречным обликом сама природа. Но, разумеется, я стараюсь не поддаваться предубеждению и видеть в мужчине врага только потому, что он необычайно красив.

Фрэнк подумал, что мисс Силвер сегодня в ударе и превзошла саму себя в мудрости и великодушии.

— Мне крупно повезло, — не удержался он.

Мисс Силвер бросила на него укоризненный взгляд.

— Все очень непросто, Фрэнк. Мисс Фолконер очень высокого мнения о мистере Тренте. По ее отзывам он — воплощение доброты и заботливости, она восхищена его нежным отношением к несчастной подопечной и к больной жене.

— Тогда что вас так тревожит?

— Старая венецианская пословица, Фрэнк. Cui bono — кому выгодно? Джеффри Трент нуждается в деньгах. Он одержим мечтой заполучить старый особняк четырнадцатого века, который арендует у мисс Фолконер, но не располагает достаточной суммой, а опекуны миссис Трент пока не позволяют использовать ее капитал.

— Откуда вы все это знаете?

— От мисс Фолконер и мисс Мьюр.

— Ясно. Та дама, что продает дом, и родственница покупателя! Источники надежные. Продолжайте.

— После смерти подопечной мистер Трент получает остатки ее состояния. Если бы мисс Мьюр вчера погибла, а она была на волосок от гибели, все ее состояние перешло бы к сестре, которая могла бы распоряжаться им по своему усмотрению. У меня невольно возникает вопрос: сколько бы прожила миссис Трент, став распорядительницей удвоенного состояния? Известно, что она пристрастилась к наркотикам. Ее лечит местный врач, а муж предельно заботлив, что может подтвердить каждый из местных. То есть дать ей смертельную дозу какого-то успокоительного не составило бы труда. Все тут же подумали бы, что она каким-то образом раздобыла наркотик — ведь наркоманы очень хитры — и слишком много его приняла. Джеффри Трент получил бы свободу, богатство и возможность купить «Дом для леди». Все сразу.

— Вы, как всегда, убедительны, — сказал Фрэнк. — Возможно, подобные замыслы имели место, но ведь ни единого доказательства — всего лишь ряд разрозненных нитей, вроде бы ведущих в одном направлении. — Он сделал паузу. — Вы говорите, что Трент одержим мечтой о доме, который хочет купить. Что именно вы имели в виду?

— Только то, что сказала, Фрэнк. Мистер Трент буквально помешан на доме и жаждет его заполучить. Мисс Мьюр жаловалась мне, что иногда он очень назойлив, не в состоянии говорить ни о чем другом. Мисс Фолконер призналась мне, что если когда-нибудь решиться продать дом, то только тому, кто обожает его не меньше мистера Трента. «Иногда мне кажется, что эта его любовь слишком велика, — сказала она. — В старину непременно бы решали, что тут не обошлось без колдовства. Но раньше люди были суеверными, не стоит все эти фантазии принимать всерьез».

— Это она о чем?

Мисс Силвер положила руки на колени и посмотрела ему в глаза.

— Понимаешь, дорогой Фрэнк, мисс Фолконер верит, что на этом поместье лежит проклятие.

— Моя дорогая мэм!

— Вот почему она не решается продавать дом, хотя и нуждается в деньгах.

— Слава богу, что здесь нет шефа, а то бы скандала не избежать! Проблема в том, что в глубине души он и сам немного верит в проклятия, привидения и прочие ужасы, которые внезапно одолевают вас в темноте. Так сказать, пережитки прошлого. А что это за проклятие? Трент тоже верит в него? Если да, то не мешает знать, в чем там дело.

— Это старинное предание дошло до нынешних дней пятнадцатого века. Молодой Фолконер, тогдашний владелец поместья, отправился во Францию и вернулся оттуда с женой-француженкой, отвергнув богатую наследницу, которую присмотрела ему мать. Нежеланная невестка была бесприданницей, едва говорила по-английски и к тому же собирала травы при луне и готовила отвары. Пошли разговоры, что француженка приворожила молодого Фолконера. В конце концов его мать официально обвинила невестку в колдовстве. Та вонзила себе в грудь кинжал и, умирая, произнесла проклятие. Так как она потеряла то, что ей было дороже всего на свете, отныне та же участь будет ждать каждую хозяйку поместья.

Фрэнк насмешливо улыбнулся.

— И проклятие сработало?

Мисс Силвер негромко кашлянула.

— В этом мисс Фолконер была не слишком уверена. В роду случались смерти детей. Овдовев, молодой Фолконер женился на наследнице, которую ему сосватала мать, и их старший сын погиб на турнире, едва ему исполнилось семнадцать. Естественно, тут же вспомнили о проклятии француженки.

— Обычно, если уж однажды было упомянуто подобное проклятие, ему приписывают решительно все. В давние времена в семьях было по четырнадцать-пятнадцать детей, и люди, как правило, не наделись вырастить больше половины, но каждый раз, когда умирал ребенок в семействе Фолконеров, тут же наверняка вспоминали о проклятии.

Однако перейдем к более близким временам. Появлялись более убедительные доказательства?

— Прадед мисс Фолконер проиграл на бегах все свое состояние, — сухо отозвалась мисс Силвер, — а у ее бабушки украли изумрудное ожерелье, когда она отдыхала на Ривьере.

— Да ну?

— Боюсь, Фрэнк, мисс Фолконер все-таки верит в проклятие, — вздохнула мисс Силвер. — Она сама была в роли хозяйки «Дома для леди», когда ее племянник погиб на войне. Он был последним мужчиной в роду Фолконеров, и бедняжка в нем души не чаяла. Трудно переубеждать человека, перенесшего такое горе.

— Пожалуй, — согласился Эбботт. — И не менее трудно понять, каким образом все это может касаться Трента.

В вашем деле — если его можно назвать таковым — вообще трудно что-либо разглядеть. Оно началось в тумане, и, похоже, застряло в нем навечно. Могу лишь дать вам совет для Ионы Мьюр. Если во всем, что мы сейчас обсудили, что-то есть, ей лучше поскорее убраться из Блика. Миссис Трент нечего бояться, пока ее сестра в безопасности. Угроза возникнет, как только с мисс Мьюр что-то случится.

Поэтому ей следует держаться подальше от Блика: осторожность — хорошая штука.

Мисс Силвер покачала головой.

— Я совершенно уверена, что она никуда не уедет.

Глава 27

Фред Флэксмен вдохновенно разглагольствовал в местном трактире. Он побывал во многих странах, причем, в отличие от большинства его слушателей, ему не приходилось подчиняться строгой армейской дисциплине, и эта его свобода вызывала жгучую их зависть.

— Когда я был лакеем достопочтенного Джона де Бента… — начинал он, и все тут же попадали в мир захватывающих приключений: красивые женщины, ночные клубы, зловещие тайны, загадочные убийства и прочее и прочее.

— Вот вам крест, ребята, он пожелал нам доброй ночи, потом через пятьдесят ярдов, в конце улицы, свернул за угол, и — поминай как звали!

Или:

— Никто не видел, как она вошла, и не услышал, как открылась дверь. Она стояла, глядя на нас своими огромными глазами и прижимая плащ подбородком, а потом внезапно упала замертво с ножевой раной в боку, и никто так и не узнал, кто ее сгубил!

Нынешний хозяин Флэксмена был бы немало удивлен его красноречием и фантазией. Надо сказать, в «Соколе» он пользовался большой популярностью. Некоторые посмеивались у него за спиной, но охотно слушали эти рассказы.

Только Том Хамфрис — второй сын старого Хамфриса и отец красотки Нелли — сидел, мрачно уставившись в свою кружку с пивом.

О Нелли ходило немало сплетен. Она любила пострелять глазками, но при этом откровенно заявляла, что не желает вести хозяйство ни в каком доме, кроме отцовского. «Только выйди замуж, и не успеешь опомниться, как на шее у тебя окажется полдюжины детей! Посмотрите на бедняжку Милли — ночи напролет баюкает одного ребенка, а уже и второй на подходе! Кто бы мог подумать, что она была куда красивее меня! Нет уж, мне такой жизни не надо!» Говорили, что Том Хамфрис побаивается дочери.

Дома у него все сверкало чистотой, а на еду было грех жаловаться, но после работы он почти каждый вечер отправлялся в трактир и тянул там свои две пинты пива почти до закрытия.

В начале десятого Фред Флэксмен посмотрел на часы, допил свое пиво, заявил, что ему пора уходить, и весело пожелал всем доброй ночи, после чего исчез во мраке. Не прошло и десяти минут, как Том Хамфрис что-то пробормотал себе под нос и последовал за ним. Оставшиеся отпустили пару шуточек и продолжили разговор.

Но домой Фред Флэксмен в тот вечер так и не вернулся. Миссис Флэксмен ждала его, изнемогая от гнева и ревности, которые в три часа ночи отступили перед растущей тревогой. Он никак не мог остаться у Нелли Хамфрис на всю ночь. Все знали, что ее отец к десяти возвращается домой, как только закрываются пивные. Даже если Том задержался в Рейдоне и пошел в «Розу» или «Герб садовников», к одиннадцати он все равно обязательно бы вернулся. А Нелли не осмелилась бы оставить мужчину в своей комнате, при отце-то. Хотя кто ее знает? Представления миссис Флэксмен о людях были исключительно черно-белыми. Есть хорошие женщины, и есть плохие, которые сбивают мужчин с их праведного пути, уводят их от жен и детей, транжирят их деньги. От таких особ всего можно ожидать: они — воплощение зла. Но хорошие женщины безоружны перед этими вертихвостками. Если они начнут упрекать мужей, те станут проводить еще больше времени с плохими женщинами. Она уже почти не сомневалась, что Нелли задержала Фреда в своем коттедже, не обращая внимания на отца, который небось храпит в соседней комнате и ни о чем не догадывается.

В четыре часа миссис Флэксмен, оставив незапертой заднюю дверь, поднялась к себе в спальню и легла. В половине седьмого ее разбудил будильник, но Фреда Флэксмена все еще не было.

Глава 28

В девять утра в парадную дверь позвонили. Открыв ее, Флорри увидела рослого полисмена. Она знала о нем больше, чем он о ней. Его звали Бен Сейлс, и он был новичком в Рейдоне. Все девушки заглядывались на него, когда он стоял на посту, и все до одной считали его писаным красавцем. Флорри гадала, с чем он пришел. Если он принес билеты на бал для сотрудников полиции, то, возможно, мистер Трент, как в прошлом году, отдаст их прислуге.

Проводив Сейлса в кабинет, она приветливо улыбнулась и пошла доложить хозяину, что его хочет видеть полисмен.

Джеффри грелся у камина в столовой, собираясь сесть за стол.

— Что ему понадобилось в такую рань? — недовольно Пробурчал он.

Флорри глядела на него широко открытыми глазами.

— О, сэр, может быть, это насчет бала для сотрудников полиции!

Продолжая хмуриться, Джеффри направился в кабинет.

Когда он закрыл за собой дверь, весьма рослый и красивый молодой человек встретил его вопросом:

— У вас есть дворецкий по имени Фредерик Флэксмен?

— Разумеется.

— Вам известно, что он не вернулся домой прошлой ночью?

— Нет! — резко отозвался Джеффри. — А по какой причине…

— Боюсь, сэр, вам следует приготовиться к худшему, — прервал его констебль Сейлс. — Сегодня утром этого человека нашли мертвым на пустоши за Маршем-лейн.

— Мертвым? Не может быть! Он никогда не жаловался на свое здоровье!

— Он умер не от того, что ему стало плохо, сэр. Хотя он и получил заряд дроби в голову и плечи, но причиной смерти стало ножевое ранение.

Когда об этом сообщили миссис Флэксмен, она даже не заплакала, а только долго сидела, глядя перед собой и думая о том, что Фред все время бегал за женщинами и добегался: одна из них довела его до гибели. Все яснее ясного: у Тома Хамфриса лопнуло терпение, и он расправился с наглецом, из-за которого его дочь стала притчей во языцех.

Тома арестовали прямо в садовом питомнике, где он работал. Миссис Ларкин, проживающая в соседнем коттедже, заявила, что накануне вечером, примерно в половине десятого, услышала чью-то ссору. Голоса были настолько громкими, что она вышла на крыльцо. Том Хамфрис ругался на чем свет стоит, Нелли плакала, а мистер Флэксмен, стоявший на дороге, пытался их успокоить.

«Ничего страшного не случилось, — говорил он. — Неужели человек не может заглянуть в ваш дом, чтобы немного поболтать?» «Нет, — ответил мистер Хамфрис. — Не в спальню к незамужней женщине! И не в мой дом!»

Миссис Ларкин охотно повторяла свое заявление всем и каждому.

— А потом мистер Хамфрис вошел в дом и выбежал оттуда с ружьем. «Убирайся, — крикнул, — не то угощу тебя дробью! А если снова поймаю тебя здесь, то схлопочешь кое-что похуже!» Мистер Флэксмен что-то ответил и повернулся, чтобы уйти. Я не разобрала, что он сказал, но слова его, должно быть, еще сильнее разозлили мистера Хамфриса, так как он выстрелил. Нелли завизжала, а мистер Хамфрис схватил ее за плечо, втолкнул в дом, потом вошел сам и запер дверь. Мистер Флэксмен остался стоять на дороге, весь дрожа и ругаясь. Но когда я окликнула его и спросила, не нужно ли чем помочь, он ответил, чтобы я не лезла не в свое дело. Мне это показалось крайне невежливым, поэтому я вернулась в дом, закрыла дверь и легла спать.

Весь Блик был, разумеется, взбудоражен новостями.

На следующий день ближе к вечеру старый Хамфрис пришел к мисс Фолконер, надев другие ботинки и облачившись в воскресный костюм. Стоя на полинявшем персидском ковре, он то и дело перекладывал старую фуражку из одной руки в другую.

— Я бы хотел с вами потолковать, мэм.

Мисс Силвер была воспитана, как истинная леди. Она с сожалением поднялась и стала складывать клубки в сумку. Но к ее величайшему удивлению, эта жертва не понадобилась. Старый Хамфрис мотнул головой в ее сторону и сказал:

— Леди может остаться — я не возражаю. Только всякие злодеи делают все тайно. Тем, кто ведет достойную жизнь, скрывать нечего.

— Садитесь, Хамфрис, — предложила мисс Фолконер.

— Благодарю вас, мэм, но я лучше постою. Моего Тома арестовали, и я пришел сказать, что это не он.

Мисс Силвер внимательно наблюдала за садовником. Он, несомненно, чувствовал ее внимание, так как чаще обращался к ней, чем к мисс Фолконер. Время от времени Хамфрис спохватывался и переводил взгляд на хозяйку коттеджа, но вскоре снова начинал посматривать на мисс Силвер.

— Это точно не он, — твердо повторил он. — Конечно Том осерчал, как и любой бы на его месте. Если бы какой-нибудь парень путался с моей дочкой, я бы задал ему трепку или угостил бы дробью, как Том. Но я бы нипочем не стал пырять его ножом. Дурак я, что ли, чтобы отправляться из-за этого типа на виселицу. Том тоже не дурак.

Конечно надо было раньше думать и получше воспитывать дочь. Попробовала бы какая из моих девочек так себя вести, я бы задал ей хорошую порку. Когда они были молодыми, я, бывало, в сердцах охаживал их ремнем. Вот что требовалось Нелли, и чего она никогда не получала!

«О!..» — вырвалось у мисс Фолконер. Мысль о том, что взрослую молодую женщину мог отстегать ремнем отец, была крайне шокирующей. Но сейчас был не самый походящий момент, чтобы это обсуждать.

— Миссис Ларкин видела, как ваш сын вошел в свой дом и закрыл за собой дверь, а Флэксмен зашагал по дороге, — заговорила мисс Силвер. — Ваш сын не последовал потом за ним?

— Нет, мэм. Он наконец-то задал Нелли хорошую трепку. Жаль, что не делал этого раньше.

Мисс Силвер задумалась. Мог ли Том Хамфрис, избив дочь, потом кинуться вдогонку за человеком, в которого выпустил заряд дроби? Флэксмен успел отойти от коттеджа Хамфрисов не более чем на сотню ярдов. Пустошь, где обнаружили его тело, находилась по другую сторону дороги. Если Флэксмен испытывал сильную боль, он мог сойти с дороги, не вполне понимая, что он делает. Если Том Хамфрис настиг его там с ножом в руке, весь кипя от злости, преступление было весьма вероятным.

— Флэксмен получил смертельную рану. Если ее нанес не ваш сын, то кто?

Старый Хамфрис понизил голос до еле слышного шепота.

— Некоторые знают слишком много, но не умеют держать язык за зубами и считают себя шибко умными.

Мисс Силвер кашлянула.

— Вы имеете в виду Флэксмена?

Старик кивнул.

— Мой сын Том действительно затаил злобу на Флэксмена и угостил его дробью. Еще бы — ведь шашни Флэксмена с моей внучкой позорили всех нас. Но, может быть, у других тоже были причины разделаться с Флэксменом, и поважнее, чем беспутная бабенка.

— О чем вы, мистер Хамфрис?

Теперь садовник обращался только к мисс Силвер. Мисс Фолконер с изумлением наблюдала за ними.

— Прежде чем ответить, мэм, я бы тоже хотел кое-что узнать. Не та ли вы мисс Силвер, которая прошлой осенью гостила в Гринингсе и нашла тамошнего убивца?

Если мисс Силвер и была поражена, то, в любом случае, ничем этого не выдала.

— Да, я была в Гринингсе осенью, — ответила она.

Хамфрис кивнул — с таким видом, будто очень обрадовался.

— Так я и думал. Моя младшая сестра, миссис Александер, держит там лавку. Она приезжала к нам на Рождество и рассказывала про вас всякие чудеса — вроде бы вы даже полицию обскакали. Поэтому, когда забрали моего парня, я решил, может, пойти с вами потолковать.

— Тогда вам лучше присесть, мистер Хамфрис. Так нам будет легче толковать.

К вящему изумлению мисс Фолконер, обычно строптивый старик послушно опустился на крепкий чиппендейловский[12] стул.

— Я что говорю-то: Флэксмен мог чем-то насолить не только моему Тому, но и другим. Одного из них могу назвать сходу — мистер Джеффри Трент.

Мисс Фолконер возмущенно всплеснула руками.

— О, Хамфрис!

— Простите, мэм, но так оно и есть. Этот Флэксмен знал такое, что лучше бы ему не знать. Он думал, что я не заметил его за кустами — он там прятался, когда мисс Марго приходила за веревкой. Флэксмен слышал каждое слово — наверняка он слышал и то, как я сказал этой паршивке, чтобы она не смела брать мои веревки, а та ответила, что ей разрешил мистер Джеффри. Я никому ничего не рассказывал — не мое это дело. Но кое-кто мог решить на этом подзаработать.

— Вы полагаете, Флэксмен пытался шантажировать мистера Трента?

— Да точно пытался! Мистеру Тренту было совсем ни к чему, чтобы стали болтать, будто он самолично разрешил девчонке взять гнилую веревку. А болтать бы точно стали — ведь он унаследовал деньги.

— Да, разумеется. Но есть ли у вас доказательства того, что Флэксмен действительно предпринял попытку шантажа.

Садовник энергично кивнул.

— К тому я и клоню. Я как услышал, что Тома забрали, сразу пошел к Нелли выяснить, что к чему. Я знал, что отец отлупил ее как следует, и надеялся, что это поубавило ей гонору. Ну, так оно и было. Том здорово ей всыпал. Она и пошевелиться не могла без стона. «Что, девонька, — говорю я ей, — получила по заслугам?» Нелли сразу в слезы и давай жаловаться, что все против нее.

«Ну, — сказал я, — кровь не вода — ты как-никак моя внучка, а Том мой сын. Если не хочешь, чтобы твоего отца вздернули, выкладывай мне всю правду, как на духу».

Нелли немного успокоилась и выложила столько, что многое я не могу вам и повторить. Нашкодила она изрядно, и жаль, что Том не колотил ее прежде. Недаром говорят: женщина, что собака, — чем больше ее бьешь, тем больше от нее толку.

Мисс Силвер кашлянула. Она не могла согласиться с подобными утверждениями, но, как и мисс Фолконер, считала, что сейчас не время затевать дискуссию.

— Ваша внучка говорила что-нибудь, что навело вас на мысль о попытке шантажа со стороны Флэксмена?

Хамфрис хлопнул по колену широкой ладонью.

— Еще как навело, мэм! Флэксмен хвастался ей, что набрел на золотую жилу. А когда Нелли спросила, что это значит, он засмеялся и ответил, что кое-что знает. И кое-кто, возможно, неплохо ему заплатит, чтобы он держал язык за зубами.

— Шантажировать преступника очень опасно, — серьезно сказала мисс Силвер. — Тем более убийцу, попытка может оказаться роковой. Человеку, который решился на убийство, второй раз убить гораздо проще. А если ему в обоих случаях все сошло с рук, то преступник становится уверенным в собственной безнаказанности.

— Этот тип думает, что обвел всех вокруг пальца, взял и свалил свою вину на моего сына! Они твердят, что Флэксмена пырнули садовым ножом Тома. Но есть и другие садовые ножи — вот что я нашел в моем сарае. — Он вытащил из кармана сверток из газеты и развернул его на коленях. Свет заиграл на остром лезвии ножа. — Это мой нож, но я держу его на полке, а он оказался среди кучи хлама. Меня удивило, что над ним кружили мухи — сейчас теплые дни, они иногда и просыпаются. Я осмотрел нож и вижу — на рукоятке пятно, бурое. Уж не кровь ли, подумал я. — Он указал мозолистым пальцем на рукоятку. — Гляньте сами, мэм.

Лезвие было достаточно чистым — похоже, его воткнули в землю, чтобы убрать следы. А на рукоятке осталось пятно.

Я подумал, что тут могут быть отпечатки пальцев, которые завсегда ищет полиция, поэтому завернул нож в газету и принес вам. Может, скажете, мэм, что мне с ним делать?

— Вы должны отнести его в полицию, мистер Хамфрис, — без колебаний ответила мисс Силвер.

Глава 29

На следующее утро Иона Мьюр шагала по деревенской улице к коттеджу мисс Фолконер. После трех бессонных ночей она почувствовала, что силы ее на пределе. Джеффри откровенно признал, что Жаклин Делони раньше была его любовницей, и при этом утверждал, что с этой связью (которую, как он говорит, лучше было не начинать!) давно покончено, а то, что подслушала Иона, было лишь приступом истерии. Иона не знала, чему верить, чему нет.

Вопросов накопилось столько, и таких тяжелых, что никакие весы не выдержали бы их тяжести.

С одной стороны, учитывая разговор в тумане и едва не окончившееся трагедией происшествие на рейдонском перекрестке, Аллегре было страшно и дальше оставаться в этом доме, в доме с этой женщиной, которая с такой страстью твердила Джеффри: «Если бы ты был свободен, ты бы женился на мне?.. Ты же был сильно влюблен в меня и, значит, сможешь снова меня полюбить. Попробуй — и увидишь сам!.. Я могу дать тебе то, что ты жаждешь больше всего на свете — не себя и не другую женщину, а „Дом для леди“! Без меня тебе его не получить… Ты можешь стараться изо всех сил, но ничего не добьешься!» Приманка и одновременно угроза — ведь «другая женщина» находилась в пределах ее досягаемости. «Если бы ты был свободен…» А каким способом он может освободиться? Иона придерживалась того же мнения, что и Фрэнк Эбботт, — очень просто свалить все на то, что сестра приняла смертельную дозу морфия.

Всего этого было достаточно, чтобы стрелка весов сорвалась, и все полетело в бездну!

Но с другой стороны, сама Иона выглядела со стороны неприглядно. Будто она специально вынюхивает прошлые грешки Джеффри, чтобы расстроить его брак с Аллегрой.

Столь резкие колебания в оценках были чреваты неминуемой катастрофой. Нажимая кнопку звонка в коттедже мисс Фолконер, не так давно заменившего старомодный дверной молоток, Иона пребывала в крайнем смятении. Состояние, увы, обычное для многих клиентов мисс Силвер.

Иона чувствовала, что в одиночку ей со всем навалившимся на нее грузом не справиться.

Дверь открыла сама мисс Силвер. Мисс Фолконер пошла навестить слепую женщину, а приходящая служанка хлопотала на кухне. Иону проводили в уютную гостиную и усадили в удобное кресло. Так как ходить вокруг да около не имело смысла, она сразу перешла к делу. Мисс Силвер с интересом слушала описание тайника в стене между кабинетом и соседней комнатой.

— Наверное, мне не следовало подслушивать, но боюсь, что при подобных обстоятельствах я бы снова пошла на это. Первыми словами Жаклин Делони, которые я услышала, были: «О, Джеффри, дорогой мой!»

С тех пор как мисс Силвер занялась расследованием преступлений, ей часто приходилось выбирать между истинным благородством леди и долгом частного детектива перед клиентом. Как бы ей ни претило подслушивать личные разговоры, она нередко была вынуждена так поступать, тем более если речь шла о спасении жизни, об оправдании невиновного или о торжестве правосудия над преступником.

— Прошу вас, продолжайте, мисс Мьюр, — ободрила она Иону, Когда девушка умолкла, лицо мисс Силвер было очень серьезным.

— Мисс Делони, безусловно, должна уехать, — сказала она. — Ее присутствие в доме выглядит не вполне приличным.

Иона едва не прыснула. Приличия и Жаклин Делони — теперь это звучало просто нелепо.

— Джеффри не хочет ее отсылать. Он говорит, что это несправедливо, что их связь давно в прошлом, а эта вспышка эмоций вызвана шоком из-за гибели Марго. — Она слегка покраснела и, немного помедлив, продолжила:

— Джеффри распинался вовсю, доказывая, как добра была Жаклин к Марго, как она благотворно влияет на Аллегру и какая она незаменимая. Конечно, именно это он и должен был сказать, если между ними что-то есть. Но с другой стороны, разве не то же самое сказал бы порядочный человек, который считает, что это несправедливо — выгонять из дома женщину из-за давних опрометчивых поступков, в которых он был повинен не меньше ее самой? Джеффри говорил так убедительно, что я ему почти поверила. — Иона подперла ладонью подбородок, глядя на мисс Силвер своими большими глазами. — Но, впрочем, опытный лжец всегда говорит очень убедительно.

Мисс Силвер вязала новый серый чулок. Три пары для Джонни уже были закончены, и теперь она взялась за первую пару для Дерека. Как всегда, работа не отвлекала ее внимание от собеседницы.

— Мисс Мьюр, думаю, вы еще не все мне рассказали.

— Что вы имеете в виду?

В ответ она получила улыбку, которой мисс Силвер обычно подбадривала отстающих учеников.

— Вы ведь слышали что-то насчет бедной Марго Трент?

В вашем повествовании явно были некоторые недомолвки. К тому же вы смутились, упомянув имя девушки, хотя для этого вроде бы не было никаких оснований. Если в подслушанной вами беседе мистера Трента с мисс Делони говорилось о смерти Марго, это может оказаться очень важным. Так я права, верно?

Иона не знала, как ей быть. Ей казалось, что она должна умолчать об этом. Что бы ни натворил Джеффри, он был мужем Аллегры, и что бы ни случилось с ним, это неизбежно коснулось бы и ее самой и ее сестры. Но под испытующим взглядом мисс Силвер она не могла ничего утаивать Если в смерти Марго повинен Джеффри, то, возможно, инцидент на перекрестке подстроен по его поручению, и сейчас он снова замышляет что-то против нее самой или даже против Аллегры.

— Вы не должны принимать это всерьез, — нехотя сказала она. — Это всего лишь сплетни, к тому же и Жаклин была сама не своя…

— Речь идет о чем-то, что говорила мисс Делони?

— Да. Заявив, что Джеффри не сумеет получить «Дом для леди», как бы он ни старался, Жаклин добавила: «Ведь ты уже пошел на риск, разрешив Марго взять гнилую веревку, не так ли? Не думала, что ты зайдешь так далеко».

Спицы мисс Силвер быстро щелкали.

— А что на это ответил мистер Трент?

— Что она спятила. Но Жаклин повторила: «Ты сказал ей, что она может взять веревку». А потом… — Иона оборвала фразу.

— Да, продолжайте.

— Потом она сказала: «Теперь тебе придется заткнуть рот Флэксмену, от меня-то этого никто не услышит. Если, конечно, ты не натворишь глупостей, не станешь меня отсылать».

Только уже выпалив эти слова. Иона осознала, как они опасны для Джеффри. Ей бы следовало держать язык за зубами. Но в таком случае она могла подвергнуть опасности Аллегру, и себя тоже. Мысли Ионы путались. Как сквозь туман до нее донесся участливый голос мисс Силвер:

— Дорогая моя, поверьте: всегда лучше говорить правду.

Иона глубоко вздохнула.

— Вы действительно так думаете?

— Я в этом уверена. Я вижу, вы испугались собственных слов, подумали, что ваш зять действительно мог подстроить гибель своей несчастной подопечной, а потом заставил умолкнуть навеки Флэксмена, который наверняка его шантажировал. Эта мысль так сильно вас расстроила, что вы тут же пожалели о своей откровенности.

Скрыть что-либо от мисс Силвер еще никому не удавалось. Она видела человека насквозь.

— Если мистер Трент в самом деле совершил эти два преступления, — продолжала мисс Силвер, — вы в большой опасности. Ему известно, что вы подслушали его разговор с мисс Делони и, следовательно, слышали, как она обвинила его в причастности к смерти Марго, а также упомянула о необходимости заткнуть Флэксмену рот. Ваша смерть и так была выгодна ему в финансовом отношении, а теперь вы представляете для него реальную угрозу. Не забывайте, что каждое удавшееся преступление все сильнее убеждает убийцу в его безнаказанности. В конце концов, он начитает мнить себя неуязвимым и, как правило, делает ложный шаг. Но сколько горя и страданий он может причинить до этого!

— Мисс Силвер…

— Одну минуту, мисс Мьюр. Я вовсе не утверждаю, что мистер Трент в чем-то повинен. Но если это так, то скорейшее разоблачение будет во благо не только другим, но и ему тоже, ибо чем долее грешник остается безнаказанным, тем ужаснее будет расплата. А теперь предположим, он невиновен. Обстоятельства порою складываются очень неудачно, даже для абсолютно невинного человека.

Но в этом случае лишь правда поможет доказать его невиновность. — Она процитировала поэта, более древнего, чем ее любимый лорд Теннисон:

Правдив всегда во всем пред Богом будь.

Лишь правда в рай душе откроет путь.

— Да, — кивнула Иона. Ее глубокий красивый голос снова звучал твердо.

— Наши рассуждения должны опираться на конкретные факты, — закончила мисс Силвер. — Марго Трент мертва, и Флэксмену заткнули рот. Нам нужно хорошенько проанализировать, кому выгодны эти два события.

Глава 30

Начальник полиции графства, полковник Марсден, с раздражением смотрел на старшего инспектора Коула и на инспектора Грейсона, барабаня пальцами по краю письменного стола.

— Ну и что, по-вашему, можно выжать из подобной истории? — осведомился он.

Полковник был маленьким человечком с живыми голубыми глазами и рыжеватыми волосами, уже начинающими седеть. Все его движения отличались быстротой и нервозностью — подстать его характеру.

Старший инспектор, напротив, был крупным добродушным мужчиной, он был на редкость не обидчив и всегда умел успокоить начальство, если назревала гроза. Он и инспектор Грейсон — смышленый и проницательный служака, но в данный момент хранивший почтительное молчание, — сидели по другую сторону стола.

— Хорошо, сэр… — умиротворяющим тоном начал старший инспектор.

— Может быть, вы объясните мне, что в этом хорошего? — прервал его полковник. — Сначала вы предъявляете вполне обоснованное обвинение, а потом сами же пытаетесь его опровергнуть с помощью дурацких слухов и сплетен!

— Хорошо, сэр…

Полковник Марсден стукнул кулаком по столу.

— Я уже сказал, что тут нет ничего хорошего! Сплошная неразбериха! Обвинение против этого парня, Хамфриса, было отлично выстроено — " не знаю, чем вам не угодила эта версия! Он застает Флэксмена в комнате дочери около десяти вечера, велит ему убираться вон, выпускает в него заряд дроби и задает трепку дочери. Все это засвидетельствовано соседкой. Впоследствии Флэксмена обнаруживают заколотым на пустоши менее чем в сотне ярдов от коттеджа Хамфриса, а у самого драчуна находят садовый нож, соответствующий размеру раны. Отличное дело без единой прорехи. И тут заявляетесь вы и утверждаете, что Хамфрис невиновен, потому что так говорит его папаша!

— Ну, сэр, — тем же успокаивающим тоном отозвался старший инспектор, — я пока еще этого не утверждаю, но на рукоятке ножа, который принес старый мистер Хамфрис, действительно оказалась кровь той же группы, что и у Флэксмена, которая встречается нечасто. Я прихватил с собой заключение…

Казалось, полковник Марсден сейчас начнет метать искры.

— Мой дорогой Коул, вы хоть иногда работаете мозгами для разнообразия? Прочитайте парочку детективных романов — это расширило бы ваш кругозор! — Он склонился вперед, снова барабаня по столу. — Неужели вам не приходило в голову, что старый Хамфрис мог поменяться ножом с сыном?

— Нет, сэр. Прошу прощения, но это и сейчас не приходит мне в голову. Беру на себя смелость утверждать, что старый мистер Хамфрис пользуется в Блике всеобщим уважением. Это почтенная работящая семья, о которой никто никогда не говорил дурного слова — разве только о дочери бедняги Тома. Старый мистер Хамфрис никогда не стал бы оговаривать невинного человека — тем более своего хозяина. Он человек вспыльчивый, но бранится больше для виду, сердце у него доброе, и никто не поверит, что он был способен подменить нож.

Полковник Марсден откинулся на спинку стула.

— Выходит, мистер Джеффри Трент разрешил своей подопечной взять гнилую веревку? Ведь, по словам старого Хамфриса, на него сослалась сама девочка, и Флэксмен тоже это слышал. Но поди теперь разбери, было это или нет. У нас есть только свидетельство этого старика!

— Думаю, кое-что могла бы сообщить и мисс Мьюр, но она молчит. Что бы там ни было, мистер Трент ее зять.

— На мой взгляд, в этом деле замешано слишком много родственников! Слишком много оборванных нитей и слишком у многих может быть рыльце в пушку — садовники, свояченицы, приезжие старые девы! Мало мне этого, так еще с утра пораньше я получил сообщение из Ярда!

Грейсон, молча слушавший разговор, отметил про себя, что грозовая атмосфера начала понемногу остывать. Старина Коул прямо на глазах из врага номер один превращался в потенциального союзника шефа, которому можно доверить свои проблемы.

— Из Ярда, сэр? — с сочувствием переспросил старший инспектор.

Выдвинув ящик стола, полковник Марсден с досадой порылся в нем швырнул на стол мятый лист бумаги.

— Полюбуйтесь! Наркотики! Мало нам тут несчастных случаев и убийств! У отца девочки, которая погибла в каменоломне, был бизнес на Ближнем Востоке. Его подозревали в торговле наркотиками, но доказательств не обнаружено. В начале войны он покончил с собой, а Джеффри Трент поехал разбираться с делами брата, спасать его бизнес. Пока против него — ничего, но, между прочим, фирма продолжает активно вести дела в средиземноморском регионе. Еще несколько оборванных нитей, но одна все-таки связана с Джеффри Трентом и его бизнесом, поэтому Ярд хочет прислать к нам своего сотрудника, Хауленд его фамилия. Не могу же я сказать, не присылайте. Мы ведь не занимаемся международной наркоторговлей, верно?

— Да, сэр. — Голос старшего инспектора был настороженным. Он прослужил пятнадцать лет под началом полковника Марсдена и сразу чувствовал, когда тот что-то прятал в рукаве.

Откинувшись на спинку стула, начальник полиции произнес нарочито небрежным тоном:

— Кажется, есть основания считать, что миссис Трент употребляет наркотики. — Его взгляд скользнул от Коула к инспектору. — Вы слышали что-нибудь об этом?

— Да, сэр, — быстро отозвался Грейсон. — В Блике ходят разговоры о ее странном поведении. Не знаю, насколько они обоснованны.

— Хороша семейка, нечего сказать! — проворчал полковник Марсден. — А у девицы, которая свалилась в каменоломню, было неладно с головой, верно? И ее деньги теперь заполучил Трент. Коул, вы не думаете, что в этом деле может крыться нечто большее, чем кажется на первый взгляд?

— Нет доказательств, сэр.

— А теперь еще Хамфрис заявляет, будто девочка сказала ему, что Трент позволил ей взять веревку из сарая. Она была гнилая, да?

— Да, сэр, я проверил, — ответил Грейсон. — Веревка не выдержала бы даже мелкую собачонку, не то что человека. Она могла порваться в любом месте, если ее как следует натянуть.

— Похоже, в Скотленд-Ярде взялись и за это, — недовольно пробурчал начальник полиции. — Утром они сообщили, что к ним поступила кое-какая информация. Ну, поскольку все это связано-перевязано, пускай они в этом и разбираются. Кажется, кого-то осенило, что миссис Трент и ее сестра могут подвергаться риску. Не вижу, каким образом, но, конечно, у меня нет сведений, которыми располагают они. Ладно, им виднее. Не хочу, чтобы потом говорили, будто мы не сумели предотвратить несчастье.

— Да, сэр.

Полковник Марсден хлопнул себя по колену.

— Что значит «да, сэр»? Говорю вам, что не собираюсь взваливать на себя ответственность за это дело! Пускай присылают кого угодно и пусть попробуют потом сказать, что мы чинили им препятствия! Если все окажется чепухой, пусть сами и расхлебывают! А мы что — мы просто заявим, что с самого начала не верили в эту чушь!

На лице Грейсона не отражалось его недовольных мыслей. Ведь старик Марсден намекал на то, что предложил Ярду вести расследование, то есть если все обернется неудачей, нагоняй получит кто-то еще, а не он, не Джон Грейсон.

— Вы просили их прислать кого-нибудь, помимо Хауленда? — спросил старший инспектор.

— Да, — кивнул полковник. — Они предлагают инспектора Эбботта. Вроде бы информация поступила к нему, и они считают, что ему лучше приехать сюда и попытаться что-нибудь раскопать. Я знаком с его кузиной — очень хорошенькая, но ни капли мозгов. Не то чтобы мне нравились ваши умные жены — они слишком серьезно ко всему относятся, — но и глупости должны быть пределы!

— Насколько я понимаю, — с не очень убедительным на сей раз добродушием осведомился старший инспектор Коул, — эти парни из Ярда прибудут сюда немедленно?

Глава 31

Инспектор Хауленд был довольно невзрачным человеком, робким и застенчивым. Иногда его поведение, хотя он был уже далеко не юноша, становилось настолько неуверенным, что у собеседника возникало желание прийти ему на помощь. Он наведался к Джеффри Тренту и задал ему ряд вопросов относительно его бизнеса на Ближнем Востоке. Джеффри, сначала державшийся настороженно, потом успокоился и даже стал испытывать к инспектору снисходительное презрение. Если эта проверка — требование таможенников, почему они не прислали более опытного сотрудника? В любом случае — Джеффри так и заявил смущенному Хауленду — на некоторые вопросы он не в состоянии ответить, не сверившись с бухгалтерскими книгами компании, в которую он вкладывал деньги.

— В качестве опекуна вашей покойной родственницы, Марго Трент?

Вопрос был задан так робко, что обижаться на него было невозможно.

— Разумеется.

— И теперь акции перешли к вам?

— Да, к сожалению.

— К сожалению, мистер Трент? — Хауленд недоуменно заморгал близорукими глазами под толстыми стеклами очков.

— Я очень любил Марго.

— Да-да, это прискорбное событие. Но вернемся к компании. Вы владеете большей частью ее акций?

— Около пятидесяти пяти процентов помимо тех, которые я держу от своего имени. Но позвольте узнать, почему вдруг возникли все эти вопросы? Насколько мне известно, там все в порядке. Если обнаружено какое-то нарушение таможенных правил…

— Я не связан с таможней его величества, мистер Трент.

Если вам так показалось, то напрасно — я не хотел ввести вас в заблуждение…

Джеффри нахмурился.

Вопросы продолжались, их задавали все в той же робкой манере, но отвечать на них становилось труднее и труднее.

— Вам знаком некто Маллер?

— Разумеется.

— Он был помощником управляющего вашей компанией по экспорту широкого профиля?

Джеффри поднял брови.

— Был?

Хауленд снова застенчиво заморгал.

— Боюсь, его арестовали.

— За что?

— Торговля наркотиками.

— Господи! — воскликнул Джеффри Трент.

После мистера Трента инспектор наведался к Флорри Боуйер.

— Вы приходящая прислуга в «Доме для леди»?

Флорри расправила плечи, почувствовав себя важной персоной.

— Да, сэр, я горничная.

— Вам нравится там работать?

— О да — мистер Трент очень добр.

— А что вы скажете о миссис Трент?

Флорри никому бы не стала отвечать на этот вопрос, но этот маленький человечек выглядел таким робким, таким несчастным, что ему грех было не помочь.

— Миссис Трент часто болеет и иногда она как-то странно себя ведет, — Флорри понизила голос. — Только никому не говорите, что я вам это сказала.

— А почему она странно себя ведет?

Они разговаривали в гостиной матери Флорри, но она боязливо оглянулась, как будто кто-то мог ее подслушать.

— Это все из-за лекарства, которое она принимает, — белого порошка. Мистер Трент спросил раз, не видела ли я его, когда убиралась в ее комнате, а когда я ответила, что видела, велел показать ему где и всю коробочку с порошком бросил в огонь. Он сказал, что миссис Трент из-за этого порошка болеет, что ей нельзя его пить.

— А после этого ей стало лучше?

— Да, гораздо лучше. Доктор Уичкоут навещает ее раз в неделю, он тоже так думает. Как-то я была в холле, когда мистер Трент провожал его, и он сказал что-то вроде «определенный прогресс» и «будем продолжать уменьшать дозы». — Флорри внезапно покраснела. — Я бы об этом помалкивала, но только если мистера Трента в чем-то подозревают, то лучше уж я все как на духу расскажу. Только знайте: на свете нет другого такого джентльмена, который бы так носился со своей женой. Она иногда такая чудная, любой другой вышел бы из себя, а мистер Трент ни разу даже голос на нее не повысил!

Хауленд посмотрел сквозь толстые стекла на строгое взволнованное личико. Флорри, безусловно, говорила правду.

— Очень хорошо, что вы сообщили мне все, без утайки. Это очень мудро и благородно с вашей стороны.

Флорри сразу вся расцвела.

Более обстоятельный разговор состоялся с Жаклин Делони. Она эффектно появилась на сцене в черном платье и отказалась сесть на стул, который инспектор развернул поближе к окну.

— Спасибо, но я лучше постою тут. Мне холодно, и я хочу немного согреться.

Жаклин положила руку на каминную полку и поставила ногу на каменный выступ очага. Приняв эту грациозную позу, она оказалась в профиль к инспектору и в любой момент могла отвернуться и посмотреть на огонь. Хауленд подумал, что гувернантка очень умна, но потом подумал, что с ее стороны было бы гораздо умнее не принимать столь очевидной меры предосторожности. Впрочем, она, наверное, как и многие другие, приняла его за робкого дурачка.

Слегка приподняв темные брови, мисс Делони ожидала вопросов. Так как инспектор молчал, она закусила губу и осведомилась:

— Позвольте узнать, зачем вы хотели меня видеть?

— Разумеется. Я офицер Скотленд-Ярда. У нас возникли кое-какие вопросы относительно дел покойного мистера Эдгара Трента. Вы ведь были его секретарем?

На бледном лице Жаклин отразилось искреннее удивление.

— Это было так давно… Тем не менее должна вас поправить — я не была секретарем мистера Эдгара Трента, просто иногда кое-что для него переводила. Когда приходили письма на иностранном языке.

— По нашим сведениям, вы жили в его доме и исполняли обязанности личного секретаря.

Она покачала головой.

— Ничего подобного. Я попала в его дом по иной причине: он попросил меня присматривать за его дочерью.

Мистер Трент был вдовцом, а девочка, которой тогда было лет девять, росла без должного присмотра.

— Это была Марго, которая погибла от несчастного случая?

В ее глазах блеснули слезы.

— Да. Воспитанием девочки никто не занимался, и к тому же она была не вполне нормальной. Уверяю вас, забота о ней занимала почти все мое время.

— Но вы пользовались доверием Эдгара Трента?

— Во всем, что касалось его дочери, пожалуй, да. Иначе он не поручил бы мне такого трудного ребенка.

— Мисс Делони, я говорю не о дочери вашего шефа, а о его бизнесе. Он посвящал вас в свои дела?

— Конечно нет! Я знала лишь то, что было известно всем. Мистер Трент слыл богатым и преуспевающим человеком, но что касается его дел… — Она пожала плечами. — Откровенно говоря, бизнес — это не для меня, очень скучно. Я просто им не интересовалась.

Хауленд строго посмотрел на нее.

— Вы что же, не знали, что он торговал наркотиками?

Жаклин убрала руку с полки и ногу с выступа. Она выпрямилась и сердито произнесла:

— Как вы смеете задавать мне подобные вопросы?!

— Боюсь, на этот вам придется обязательно ответить.

— Естественно. Я обязательно отвечу. Разумеется, я и понятия не имела о таких вещах.

— Но вы знали, что ваш шеф покончил с собой?

— Тогда я уже не жила в Александрии. Конечно я слышала о его смерти. Но в тридцать девятом году, перед началом войны, он отослал Марго домой, и я ее сопровождала.

— Вы продолжали заботиться о ней?

— Уже не так. Марго какое-то время была со своей старой няней — ей вполне можно было доверять. Я регулярно навещала мою дорогую девочку и писала ее отцу, как она.

После его смерти мистер Джеффри Трент предложил мне снова опекать Марго, заниматься с ней. Няня, в силу возраста, не могла с ней управляться. А когда мистер Трент два года назад женился, мы переехали сюда.

Безыскусная искренняя история, и не подкопаешься.

Между гувернанткой, присматривающей за трудным ребенком, изредка пишущей для хозяина письма на иностранном языке, и личным секретарем, посвященным во все детали бизнеса, дистанция огромного размера… В сведениях Скотленд-Ярда не упоминалось о ребенке. Но если Марго действительно была на Ближнем Востоке и Жаклин Делони действительно за ней присматривала, будет очень трудно предъявить ей какие-то обвинения. Инспектор вышел, чувствуя, что продвинулся не слишком далеко.

Глава 32

Хауленд ушел, и семья собралась на ленч. Чуть погодя Аллегра устремила на мужа рассеянный взгляд и спросила:

— Я говорила, что к нам на чай придут мисс Фолконер и ее приятельница?

Джеффри вздрогнул от неожиданности. Его лицо выглядело усталым, а мысли, казалось, блуждали где-то далеко.

— Что-что?

— Я спросила, говорила ли тебе, что к нам на чай придут мисс Фолконер и ее приятельница, — повторила Аллегра еще более тихим голосом.

— Нет, вряд ли. Мне казалось, сейчас еще не время кого-то приглашать.

— Я подумала, это развлечет Иону. Мисс Фолконер так много знает об этом доме.

— И ей понадобилось целых два года, чтобы осчастливить нас своими познаниями! — огрызнулся Джеффри.

Впервые Иона видела, чтобы он так злобно реагировал на разговор, касающийся его обожаемого дома. Лицо Аллегры сморщилось, словно она собиралась заплакать, но Джеффри тут же опомнился и вновь стал заботливым мужем.

— Прости, дорогая. Но я должен написать кучу писем, и после чая мне придется сразу же уйти. Надеюсь, тебя, Джеки и Ионы будет достаточно, чтобы эти старые леди у нас не заскучали. Вот только я забыл, как зовут приятельницу.

— Мисс Мод Силвер, — ответила Жаклин Делони. — Она — воплощение всех старых дев в этом мире. — Жаклин невесело усмехнулась собственной шутке.

— Право же, Алли! — воскликнул Джеффри, впервые называя жену тем именем, которым ее называла только.

Иона. Почему бы ему было так ее не называть? Все когда-нибудь происходит в первый раз. Тем не менее Ионе это почему-то не понравилось.

Аллегра повторила с рассеянной улыбкой:

— Я подумала, это немножко развлечет Иону. Но Джеки тоже пусть обязательно останется, так как я подолгу не могу разговаривать. Быстро устаю.

Гостьи прибыли ровно в половине пятого. Мисс Силвер надела лучшую шляпу с красной лентой и фиолетовое кашемировое платье, купленное только прошлой осенью.

Так как она неизменно пользовалась услугами пожилого портного в Чизике (у него же покупая ткань), фасон менялся очень мало. Брошь из мореного дуба в форме розы с ирландской жемчужиной в центре придерживала складки на лифе. Что касается мисс Фолконер, то она «на выход» постоянно надевала старое черное платье, широкополую фетровую шляпу в форме гриба и мягкий шарф на шее. Однако жемчуг был настоящим и перешел к ней от матери. Хотя мисс Фолконер уже пришлось продать осень многое, с этим жемчужным колье она рассталась бы только в случае крайней нужды.

Джеффри Трент был просто неотразим, само обаяние, но выпив свой чай, тут же удалился под старым как мир" предлогом — ему срочно нужно ответить на кучу писем, Покуда Аллегра пребывала в очередном приступе апатии, а Иона расспрашивала мисс Фолконер об интересных эпизодах из истории ее рода, мисс Силвер оказалась практически тет-а-тет с Жаклин Делони. Продолжая щелкать спицами, она объяснила, что вяжет чулки для второго сыночка ее племянницы Этель Бэркетт, для Дерека.

— У нее их трое, представляете? И все уже учатся в школе, а у школьников, они такие непоседы, чулки прямо-таки горят на ногах. Три пары для старшего, Джонни, я уже связала, а когда закончу эти, займусь чулками для Роджера — младшего сына. А потом начну вязать платьице для малютки Джозефины.

Отчитавшись насчет своих планов для младшего поколения семейства Бэркетт, мисс Силвер, спохватившись, забормотала, что слишком увлеклась.

— Но я так люблю детей, могу говорить о них сколько угодно… Ведь я достаточно долго занималась преподаванием.

Мисс Делони скривила рот.

— Работа не из легких.

— Но очень благодарная. Уверена, что вы чувствуете то же самое.

Лицо Жаклин вдруг стало мертвенно-бледным, а розовые губы побелели. Зрелище было довольно отталкивающее, но через несколько секунд кровь снова прилила к ее щекам.

— Боюсь, что мне так не кажется, — с горечью, но спокойно отозвалась она.

Мисс Силвер тут же всполошилась, полная раскаянья.

— Моя дорогая мисс Делони! Поверьте, я не хотела задеть ваши…

— Ничего-ничего. Мистер Трент и я, вероятно, слишком болезненно все воспринимаем. Но понимаете, мы оба очень любили Марго. Но никто, похоже, не в состоянии нам поверить. Все твердят, что искренне разделяют нашу скорбь, но при этом намекают, что это нужно воспринимать как избавление от тяжкого бремени.

Мисс Силвер заметила, что людям очень часто недостает тактичности.

— Даже если они так думают, говорить об этом просто неприлично.

— Мистер Трент тоже так считает.

Несмотря на суровое порицание бестактных людей сама мисс Силвер не собиралась менять тему разговора. Впрочем, вопросы ее были безобидны. Какой у Марго был характер, что она любила… Какие трудности возникали при обучении ребенка с задержкой развития. При этом мисс Силвер так и сыпала примерами из своего опыта и опыта ее друзей-педагогов. Если у мисс Делони и возникало желание присоединиться к Ионе и мисс Фолконер, ей все равно ничего не оставалось, как терпеть.

Иона и мисс Фолконер пребывали в далеком прошлом, в одном из полудюжины столетий, прошедших с тех пор, как Роберт Сокольничий получил в награду землю и соорудил на ней дом.

Аллегра не участвовала ни в той, ни в другой беседе.

Она с отсутствующим видом сидела в углу дивана, потом в какой-то момент вдруг заявила вне всякой связи с тем, что обсуждалось:

— Подруга Ионы, Луиза Блант, предоставила ей очаровательную квартиру. Она собирается за границу и хочет сбыть ее с рук. Куда она едет, Ио?

Услышав этот вопрос. Иона заставила себя вернуться из Средних веков в настоящее.

— Не думаю, что Луиза куда-нибудь собирается, разве что на несколько дней в Париж. И квартиру свою она мне предоставить не может — это ей не по карману. Я арендую ее.

— Так даже лучше, — сказала Аллегра, теперь уже обращаясь ко всей компании. — Иона сможет обставить комнаты своей мебелью, другие вещи купить. На днях мы подбирали в «Кенлоуз» материал для занавесей.

Мисс Фолконер одобрительно кивнула.

— В «Кенлоуз» хорошие ткани, но там все так дорого… — И она тяжко вздохнула.

— Да, конечно, — согласилась Иона. — Но моя подруга не собирается вывозить сразу же свои вещи, так что я могу не торопиться, не покупать все сразу.

Они поговорили о том, как удобно расположена квартира.

— Все магазины рядом! И ваша сестра может иногда к вам приезжать — это будет ей очень полезно.

— Это было бы замечательно! — воскликнула Аллегра, но ею тут же снова овладела апатия. Она откинулась на спинку дивана и закрыла глаза. Званое чаепитие явно было завершено.

Как только дверь за гостьями закрылась, Жаклин Делони поспешила в кабинет и, захлопнув за собой дверь, воскликнула:

— Ох, до чего же я ненавижу любопытных старых дев!

Джеффри Трент улыбнулся.

— Сколько страсти, моя дорогая Джеки!

Она подошла к нему.

— Тебе хорошо, ты почти сразу сбежал!

Джеффри продолжал улыбаться, хотя это было нелегко. Жаклин в последнее время была склонна к мелодраматическим сценам, и он опасался, что сейчас разразится очередная. Впервые Джеффри подумал, что, возможно, Иона права: Жаклин лучше уехать. Никогда нельзя предвидеть заранее, что может наговорить истеричная женщина, что сделать… А в теперешней ситуации атмосфера в доме должна быть внешне нормальной, хотя и несколько печальной — из-за недавней утраты.

— Дорогая Джеки, веди себя разумно!

Она вскинула голову.

— Думаешь, я сейчас на это способна?

Джеффри совершенно этого не думал.

— Эта чертова старая ведьма битый час терзала меня! — продолжала Жаклин. — Сначала донимала своими родственниками, а потом вдруг переключилась на Марго.

Улыбка тут же сбежала с лица Джеффри. Он понизил голос.

— Что она говорила?

— Ничего определенного, просто изводила меня вопросами. Умела ли Марго читать и писать? Ее подруга и коллега, видишь ли, добилась больших успехов в аналогичном случае. Подопечная коллеги могла написать вполне сносное письмо и даже пыталась вести дневник! Конечно я сразу сообразила, что кто-то ей проговорился — Аллегра или Флорри. А потом эта любопытная старая мегера все выведывала, вела ли дневник и наша Марго!

— И что ты ей сказала?

Жаклин махнула рукой.

— А что я могла сказать? Что Марго записывала всякую чепуху и обычно сразу же рвала свои записи. Но старуха никак не хотела от меня отстать. Дался ей этот дневник!

— Ладно, она уже ушла. Сядь и возьми сигарету.

Жаклин раздраженно тряхнула головой.

— Думаешь, можно так легко от всего отделаться? Я ведь не знаю, что написала Марго на этих пропавших страницах! В тот день она была очень злобной и с особым азартом что-то изобретала! Все время косилась на меня и ухмылялась!

— Где писала-то? В своем дневнике?

— Да, но я не знала, что она вырвала страницы! Иначе я бы не позволила ей унести их из комнаты!

Джеффри вздохнул.

— В конце концов, Джеки, большая часть писанины Марго была всего лишь детской забавой, вполне невинной.

Не понимаю, почему это тебя так волнует.

— Не понимаешь? Говорю же тебе, она в тот день была очень агрессивна! Ты готов к тому, что эти страницы найдут, а там будет написано: «Джеффри сказал, что я могу взять одну из старых веревок из сарая, поэтому я так и сделаю»? Я вполне допускаю такую запись, представляю, как она, весело хихикая, прячет страницы с подобными откровениями, причем так, чтобы кто-нибудь их нашел!

Последовала пауза. Джеффри уставился на блокнотик промокательной бумага.

— Неужто ты не знаешь, куда Марго прятала такие… мм… секретные вещи? — спросил он наконец.

— Этих страниц нет ни в одном из обычных ее «тайников». Думаешь, я не проверяла? Мне кажется, они в комнате Ионы.

— Почему?

— Марго часто туда наведывалась. Это была одна из ее последних причуд. Видимо, она наткнулась там на какой-то удобный тайник. Беда в том, что я никак не могу пошарить там как следует. Думала, удастся, когда Иона и Аллегра отправились в Рейдон. Я тогда вернулась назад очень быстро. Но не повезло: Флорри как раз убирала комнату.

— А почему ты не попросишь Иону помочь тебе?

Жаклин разразилась нервным смехом.

— Ты просто идиот! Неужели ты не в состоянии понять, что из-за этих пропавших страниц ты можешь получить петлю на свою шею? Не такую, какую ты подучил сделать Марго, а крепкую, которая не порвется! — Опустившись на колени возле стула Джеффри, она схватила его за руку. — Неужели ты не понимаешь, как плохи твои дела? Полиция снова роется в делишках Эдгара, и при первой же возможности тебя обвинят в смерти Марго! Против меня у них ничего нет, а вот под тебя они, похоже, здорово копают. Я готова на все ради тебя! На все! Но я не смогу тебе помочь, если ты не хочешь помочь себе сам!

Джеффри высвободил руку и поднялся. И почему все женщины так эмоциональны? Без всякой меры… Все, кроме его жены. Ему представилась Аллегра — маленькая, бледная и равнодушная.

— Встань, Джеки! — приказал он, отойдя к дальнему краю стола. — Встань и возьми себя в руки! Ты все видишь через увеличительное стекло, и по крайней мере три четверти этого — плод твоего воображения. Если ты будешь по-прежнему твердить, будто я разрешил Марго взять эту чертову веревку, мы серьезно поссоримся. Нелепая, жестокая выдумка, я категорически запрещаю тебе повторять эти глупости!

Поднимаясь, Жаклин нечаянно наступила на подол и ухватилась за стол, чтобы не упасть. Она стояла, вся дрожа и сверкая глазами на пепельно-сером лице.

— Марго никогда тебе не снится?

— Нет, — решительно отозвался Джеффри.

— Ты не боишься встретить ее на одной из этих узких лестниц?

— С чего бы мне этого бояться?

Жаклин склонилась к нему и еле слышно прошептала:

— Она не является тебе по ночам с веревкой в руке?

Джеффри в ужасе от нее отпрянул.

— В отличие от тебя, моя дорогая Джеки, я не истеричная баба. Советую тебе подняться в свою комнату и умыться холодной водой — это хорошо успокаивает нервы.

Он подошел к двери, распахнул ее и вышел, а Жаклин так и продолжала стоять у стола.

Глава 33

В половине девятого Фрэнк Эбботт пришел повидать мисс Силвер. Обе леди недавно насладились легким ужином и сейчас завершали торжественный ритуал мытья посуды.

Мисс Фолконер, открывшая дверь, разволновалась, сразу вспомнив былое. Когда-то молодые люди часто наведывались к ним, смеялись и болтали с Робином. Это было так давно и совсем в другом доме. С тех пор как Робин ушел на войну и не вернулся, молодые люди больше не появлялись в ее жилище, а в этом коттедже им было нечего делать. Высокая стройная фигура и голос Фрэнка на момент пробудили воспоминания. Время гасит острую боль, но иногда она может вспыхнуть снова.

Проводив гостя в маленькую столовую, мисс Фолконер включила свет и отправилась на поиски мисс Силвер. В тот момент, когда мисс Силвер вошла в комнату, держа в руке сумку с вязаньем, Фрэнк пытался понять, чем он мог так расстроить хозяйку дома. На мисс Силвер было прошлогоднее летнее платье из искусственного шелка цвета тушеной зелени и полинявшая кофта из черного бархата, которую она всегда брала с собой в деревню. Даже в разгар лета мисс Силвер не забывала о сквозняках, неизбежных в сельских коттеджах и особняках. А в своей уютной и теплой кофте она чувствовала себя в полной безопасности.

Сев на стул и достав из сумки начатый второй чулок для Дерека, мисс Силвер улыбнулась и осведомилась:

— Ну, Фрэнк?

Вторую доску складного обеденного стола уже опустили, поэтому они разместились в резных деревянных креслах по обеим сторонам камина. Мисс Фолконер не переставала жалеть о чиппендейловском гарнитуре, которым ей пришлось пожертвовать, но Фрэнк, знающий толк в хороших вещах, оценил кресла по достоинству и заявил, что они идеально гармонируют с остальным убранством гостиной.

Он засмеялся и спросил:

— Почему это вы говорите мне «ну» таким тоном?

Мисс Силвер сдержанно улыбнулась.

— Ты бы не пришел, если бы тебе было нечего мне сообщить.

— А может быть, я хотел услышать что-либо от вас? — возразил Фрэнк. — Или у меня возникло желание посидеть у ваших ног? Как говорил покойный лорд Теннисон:

Ребенок плачет по ночам

В тоске по свету дня.

— Мой дорогой Фрэнк, ты болтаешь чепуху.

— Dulce est desipere in loco.[13].

Мисс Силвер кашлянула.

— Я не знаю латыни. Когда я училась в школе, ее считали излишней роскошью для девочек.

Фрэнк насмешливо поднял бровь.

— Хоть чего-то вы не знаете! Я всего лишь заметил, что иногда бывает приятно валять дурака.

Она снисходительно посмотрела на него.

— Если у тебя есть какие-то новости, то, может быть, лучше приступить к делу?

— Сейчас. Но, может быть, вам угодно начать первой?

Мисс Силвер обдумала это предложение.

— Мне стало известно об одном эпизоде, о котором и тебе следует знать. Как я поняла, мисс Мьюр не сообщила о нем инспектору Грейсону.

— Зато сообщила вам.

— И я не дала ей никаких обещаний хранить это в тайне. Видишь ли, она подслушала разговор между мистером Трентом и мисс Делони. Думаю, мне лучше пересказать его тебе.

Инспектор внимательно выслушал точное повторение того, что услышала Иона, сидя в потайном шкафу.

— Она не сможет это скрывать, — промолвил он, когда мисс Силвер умолкла. — Рано или поздно ей придется заявить об этом.

— Я ей так и сказала. Она попала в трудную ситуацию.

— Убийство всегда затруднительно для родственников, не так ли? — скептически заметил Фрэнк.

На это мисс Силвер прореагировала укоризненной паузой, после чего весьма сдержанно осведомилась:

— А теперь, полагаю, ты сообщишь кое-что мне?

Фрэнк засмеялся, но тут же стал серьезным.

— Мне показалось, вас заинтересуют выводы Хауленда. Он эксперт по наркотикам, и мы прибыли сюда вместе рано утром. Хауленд уже вернулся в Лондон с докладом, а я решил задержаться.

— И что же думает мистер Хауленд?

— Он тоже инспектор полиции, как и ваш покорный слуга, но вид у него абсолютно штатский. Мне хотелось превратиться в муху на стене, когда он разговаривал с Трентом и мисс Делони. Хауленд умудряется создавать такое впечатление, будто ему не хочется задавать все эти вопросы, которые тем не менее следуют один за другим, что он почти боится своих собеседников. Возможно, он и на самом деле чересчур робок, но сумел превратить свою природную застенчивость в весьма эффективный прием при допросах.

Мисс Силвер щелкала спицами.

— Я бы хотела знать, что он думает о мистере Тренте и мисс Делони.

— Ну, оба отвечали достаточно убедительно. Трент честно признал, что его весьма обескуражили некоторые факты, всплывшие после войны, когда он взялся улаживать дела своего кузена Эдгара. Кузен покончил с собой в сорок втором, и Тренту пришлось много потрудиться, чтобы вытащить этот бизнес из руин. Он заявил, что с тех пор не имел сведений о каких-либо нарушениях и не готов вдаваться в детали бизнеса без бухгалтерских книг под рукой.

И еще выразил готовность лететь в Александрию, чтобы уладить дела с местной полицией.

— И мистер Трент действительно это сделает?

— Постараюсь этого не допустить, но не знаю, удастся ли. Должен сказать, если он в самом деле замешан в двух убийствах, Александрия была бы для него очень удобной лазейкой. Задних дверей и черных лестниц там сколько угодно, а с ключами от этих дверей трудностей не возникнет, если его компания участвует в нелегальном бизнесе. Главный вопрос в том, насколько правомерны эти предположения, что с гибелью его воспитанницы дело нечисто и что это Трент пырнул ножом своего дворецкого, так как тот знал то, что ему не полагалось. Грейсон выложил мне всю информацию, которой они располагают. Он славный и честный парень, но есть один момент. Он женат на девушке из семьи Хамфрисов, поэтому ему вряд ли будет все равно, если Тома Хамфриса отправят на виселицу. Как бы Грейсон ни старался сохранять беспристрастность, он наверняка надеется, что в показаниях старого Хамфриса и кроется истина.

Мисс Силвер задумчиво кашлянула.

— Тебя интересует мое мнение?

— Как ничье другое!

— Хорошо. Когда доказательства не слишком убедительны и, возможно, даже тенденциозны, по-моему, более разумно сосредоточиться на характерах и склонностях людей, замешанных в происшедшем. Давай проанализируем факты. Молодая женщина с не очень крепкими моральными устоями, вступила в связь с дворецким мистера Трента, хотя он человек семейный. Ее отец, Том Хамфрис, застиг их врасплох и после бурной сцены выстрелил во Флэксмена дробью. Тот не мог серьезно пострадать, поскольку находился довольно далеко. Дворецкий, пошатываясь, побрел прочь, а Том Хамфрис втолкнул дочь в дом и стал ее избивать. До этого момента за происходящим наблюдала хозяйка соседнего коттеджа, миссис Ларкин. Согласно ее показаниям, она окликнула Флэксмена, спрашивая, все ли с ним в порядке, а он посоветовал ей не лезть не в свое дело.

После этого она якобы вернулась в коттедж и больше ни во что не вмешивалась, но при этом заявила, что знает точно, как здорово Том Хамфрис отколотил дочь. Учитывая ее болтливость и любопытство, ты мог бы поверить в то, что она действительно просто вернулась в коттедж?

— Откровенно говоря, нет. А что, по-вашему, она делала потом?

Спицы защелкали вновь.

— Думаю, миссис Ларкин действительно вернулась в дом.

Том Хамфрис был вне себя и в руке у него была палка, так что тут любому не поздоровилось бы. Но она могла подглядывать из окна второго этажа. Любая женщина на ее месте поступила бы именно так. Миссис Ларкин могла не только слышать вопли Нелли, но и видеть, насколько далеко отошел Флэксмен. Вечер был облачным, но тогда сквозь облака пробивался лунный свет. Мне говорили, что миссис Ларкин любит похвастаться своим острым зрением. Думаю, из верхнего окна ей открывалась достаточно широкая панорама.

Фрэнк присвистнул.

— Вы хотите сказать, что она увидела бы Тома Хамфриса, если бы тот вышел из дому?

— Думаю, что да. Если она его не видела, это означает что он, поколотив дочь, улегся спать.

— Дорогая мэм, он мог подождать подольше, чтобы соседке надоело подсматривать, и после выскользнуть незамеченным.

Мисс Силвер покачала головой.

— Ты же сам в это не веришь, — укоризненно промолвила она. — Вряд ли он рассчитывал, что его раненный дробью противник будет околачиваться поблизости, ждать, когда он выйдет из дому, чтобы окончательно с ним расквитаться. Ты не учитываешь того, о чем мы с тобой только что говорили — особенности характера. Том Хамфрис слывет человеком вспыльчивым, но не жестоким. В данном случае он был доведен до состояния аффекта. Не помня себя от горя и ярости он выстрелил дробью в наглеца Флэксмена и избил непутевую дочь. После этого гнев, очевидно, немного утих, иначе он бы сразу выбежал с палкой в руке наружу — убедиться, что Флэксмен ушел. Трудно представить, чтобы Том Хамфрис, разобравшись на свой лад с дочерью, взял садовый нож и отправился убивать обидчика, который, по всем расчетам давно должен был скрыться. К тому же, если бы он сделал это, его бы видела миссис Ларкин.

— Допустим, меня вы убедили, но я не знаю, что скажут на это присяжные, — отозвался Фрэнк. — А если миссис Ларкин действительно смотрела в окно, действительно Том Хамфрис больше не выходил, то почему она не заявит об этом? Чтобы с него сняли подозрения.

Мисс Силвер отмотала от клубка несколько витков.

— Миссис Ларкин вот уже десять лет как вдова. Мисс Фолконер говорила мне, что она неоднократно пыталась женить на себе Тома Хамфриса, у нее постоянные стычки с Нелли, а недавно произошла бурная ссора с самим Томом.

Так как миссис Ларкин обсуждала это со всей деревней, тут каждому известно, что он потребовал оставить его в покое.

— Понятно: «в самом аду нет фурии страшнее, чем женщина, которую отвергли»[14]. Прав был бессмертный Шерлок Холмс, утверждая, что английская деревня усеяна семенами преступлений[15]. Насколько я помню, доктор Ватсон не мог ему поверить. Но я могу!

Мисс Силвер с легким упреком заметила, что человеческая натура одинакова везде, но согласилась с тем, что сельские жители все-таки гораздо больше знают о своих соседях.

Фрэнк встал и подошел к камину.

— Ладно, Том Хамфрис не мог убить Флэксмена, так как миссис Ларкин не видела его выходящим из коттеджа, но не скажет об этом, потому что он ее отверг. Дочь клянется, что отец никуда не выходил, а лег спать, но она, по-видимому, утверждала бы это в любом случае. Ну и что ж нам делать дальше?

— Искать человека, который вышел из деревни, — серьезно ответила мисс Силвер. — Том Хамфрис был занят тем, что задавал трепку Нелли в своем коттедже, миссис Ларкин поднялась наверх, чтобы подсматривать из окна. А тем временем кто-то шел по дороге из деревни и встретил на пустоши Флэксмена. Давай обсудим характер Флэксмена. Хвастун. Он похвалялся Нелли, что знает нечто такое, что станет для него золотой жилой. То, что Флэксмену нужно было перед кем-то красоваться, выглядеть дерзким храбрецом, свидетельствует скорее о слабости. Сильный человек держал бы язык за зубами. Но Флэксмен был слаб и нуждался в ком-то, кто бы его подбадривал, восхищался им. А вспомни, как он вел себя в сцене у коттеджа. Отец застал его с незамужней дочерью хозяина, а он даже не попытался ее защитить, трусливо сбежал, когда Хамфрис всадил в него горсть дроби. Очевидно, ему было жаль себя до слез, и если он знал того человека, с которым столкнулся на пустоши, то мог даже попросить его помочь добраться домой.

Таким образом, убийца получил великолепную возможность нанести удар.

— И кто, по-вашему, этот неизвестный нам человек? — осведомился Фрэнк.

Мисс Силвер кашлянула.

— Я бы назвала четыре варианта. Один из них более чем сомнительный, но мы рассмотрим его вместе с остальными. Из четырех возможных убийц Флэксмена, трое — из самого особняка, а один — из коттеджа садовника.

— Старый Хамфрис?

— Я имела в виду именно его, говоря о более чем сомнительном варианте. Конечно этот вариант нельзя принимать всерьез, но и вообще не учитывать нельзя. Старик мог услышать от кого-то из завсегдатаев пивной, что его сын ушел гораздо раньше, чем обычно, наверняка ради того, чтобы застать у дочери Флэксмена. Мисс Фолконер говорила мне, что их роман уже давно обсуждает вся деревня. Предположим, мистер Хамфрис решил посмотреть, что происходит в доме сына. Он мог положить в карман садовый нож, а потом поддался внезапному искушению — пустил его в ход.

Одна из светлых бровей Фрэнка насмешливо приподнялась.

— Мы ведь рассуждаем о характерах, не так ли? По-вашему, старый Хамфрис способен на такие выходки?

Мисс Силвер улыбнулась.

— Едва ли. Думаю, обсудив данную версию, мы можем смело ее исключить. И опять-таки о характере: не могу представить, чтобы он позволил арестовать сына за преступление, совершенное им самим. Я уверена, что он сразу же явился бы в полицию.

— Согласен, — кивнул Фрэнк. — А теперь перейдем к трем «полноценным» подозреваемым из «Дома для леди».

Их имена?

— Мы не можем полностью исключить жену Флэксмена, — начала мисс Силвер. — Смертельный удар ножом — это как-то очень не по-английски, но когда подобное случается, как правило, так действует женщина. Мужчина полагается на собственные кулаки, а женщина хватается за нож. Ревнивая женщина вполне способна ударить ножом мужчину, который ей изменил, или свою соперницу.

— Вы снова правы.

— Мисс Фолконер сообщила мне, что в деревне часто обсуждают похождения Флэксмена, которые причиняли его жене немало горя, — это тоже всем было известно. Не исключено, что она подкараулила его у «Сокола» и последовала за ним к коттеджу Тома Хамфриса. Но не думаю, что миссис Флэксмен отправилась бы за ножом в сарай садовника. Скорее это могли сделать двое других подозреваемых.

А у нее под рукой полно ножей и на кухне, любая кухарка тут же вспомнила бы про эти ножи, а не про спрятанные где-то в сарае.

Фрэнк расхохотался.

— Миссис Флэксмен покидает суд без единого пятна на ее кухонных ножах! А сейчас, по-видимому, наступает очередь Трента и его соблазнительной секретарши.

На маленьком аккуратном личике мисс Силвер мелькнуло удивление. Мужчины так легкомысленны! С этим ничего не поделаешь. Даже с Фрэнком…

— Ты находишь ее соблазнительной?

— На работе я не позволяю себе поддаваться соблазнам и даже называть кого-то этим словом, — засмеялся он.

Невероятное легкомыслие! Подумав так, мисс Силвер представила себе бесцветное и напряженное лицо Жаклин.

— Мне она такой не кажется.

— Вы видели ее не в лучшей форме и в неподходящей ситуации. Но поверьте мне на слово — в ее теле полыхает огонь.

Мисс Силвер отложила вязанье и посмотрела на него.

— И этот огонь предназначен для Джеффри Трента.

— Вы говорите так на основании того, что сообщила вам Иона Мьюр, или потому что это буквально лезло вам в глаза?

— Право же, мой дорогой Фрэнк! — Выразив таким образом свое недовольство его легкомыслием, мисс Силвер прилежно продолжила:

— Мисс Мьюр сообщила мне о подслушанном ею разговоре, из которого становилось ясно, что их связывают весьма близкие отношения. Мистер Трент потом заверил ее, что с этим романом покончено еще до его брака, и содержание разговора в общем это подтверждает, Но когда я побывала в «Доме для леди» на званом чаепитии, то почти сразу поняла иное. Чувства мисс Делони отнюдь не остались в прошлом. Она смотрела на мистера Трента так, как смотрит на мужчину обожающая его женщина.

Фрэнк кивнул.

— А что Трент?

— С его стороны никакого отклика я лично не заметила.

Эбботт внимательно посмотрел на нее. Мышиного цвета волосы, в которых со времени их первой встречи, похоже, не прибавилось седины. На лоб спускалась аккуратная челка. Каждый волосок — и в челке, и в локонах на затылке — был тщательно уложен. Подобный эффект достигался благодаря сетке и, главным образом, врожденной опрятности и методичности. Украшение на груди всегда располагалось на одном и том же месте. Розу из мореного дуба временно заменил викторианский золотой медальон с прядями волос покойных родителей. Платье на ней было ужасающим — цвета вареного шпината. Но во взгляде Фрэнка светилась не только усмешка (впрочем, вполне добродушная), но и искренняя привязанность. Его почтенная наставница была уникальной и неповторимой!

— Итак, мэм, — заговорил он, — так кто же из них убийца?

Глава 34

Миссис Ларкин пела громким надтреснутым голосом:

И на острове пустынном

Я любила бы тебя!

В ее исполнении простой мотив постоянно блуждал из одной тональности в другую. Миссис Ларкин развешивала новые кухонные занавески и даже с крючочком, зажатым между губ, продолжала издавать кошмарные звуки.

Инспектор Эбботт, распахнув садовую калитку, обозревал открывшийся ему вид. Это был не первый его визит, но он с интересом подмечал новые детали. Из дома доносился пронзительный голос:

И на небе в самолете

Я любила бы тебя!

Два коттеджа находились не более чем в двадцати ярдах друг от друга. При каждом был разбит сад: маленький квадратик перед фасадом, узкая полоска сбоку и наиболее обширная часть — сзади. Сад Тома Хамфриса был образцом аккуратности: ряд крокусов по обеим сторонам парадной двери, опрятные клумбы с уже проклюнувшимися ростками, а позади грядки шпината, брокколи и ранней зелени.

Переднюю часть участка миссис Ларкин едва ли можно было назвать садом. К нему уже лет десять не прикасались лопатой. Сзади дома также царило запустение, а стену дома оплетал паутиной запущенный плющ. Взгляд Фрэнка переместился на аккуратные розы и желтые жасмины соседнего коттеджа. Вдруг мелькнула мысль, что миссис Ларкин стремилась обзавестись не столько мужем, сколько садовником.

Пройдя по дорожке, он постучал в дверь. Ему открыла хозяйка дома с закатанными выше локтей рукавами и всклокоченными волосами, ее маленькие острые глазки чем-то напомнили глазки хорька.

— Доброе утро, миссис Ларкин, — поздоровался Фрэнк. — Вы не против, если я с вами немного побеседую?

— Вы вчера уже приходили, с Грейсоном.

Он улыбнулся.

— Вы сделали весьма ценное заявление, ничего удивительного в том, что оно меня заинтересовало.

Фрэнк мог бы поклясться, что кончик остренького носа дернулся.

— Я просто сказала все, как есть, — чопорно отозвалась она.

— Не сомневаюсь. Однако мало кому удается четко изложить то, что они увидели. Ваше заявление порадовало меня своей правдивостью и обстоятельностью.

Миссис Ларкин приосанилась.

— Я привыкла говорить только правду. Таков мой принцип. «Скажи правду и посрами дьявола», — частенько повторял мой отец. Попробовал бы кто из нас соврать, ох и задал бы он провинившемуся трепку, точно вам говорю.

«Пожалеешь розги, навредишь ребенку» — вот какой был у него девиз. Не то что некоторые, не буду их называть, которые горазды врать, покуда не доиграются до скандала, а там уж и полиция тут как тут! — Она мотнула головой в сторону коттеджа Хамфрисов.

— Хорошо сказано! — одобрил инспектор Эбботт. — Знаете, вы меня очень обяжете, если еще разок расскажете про ту сцену в саду, в которой участвовали вы, Том Хамфрис, его дочь и Флэксмен. Покажите, где кто находился…

Миссис Ларкин охотно согласилась. Выяснилось, что сама она стояла у высокой живой изгороди, забравшись на табурет, чтобы все видеть.

— А Том Хамфрис не заходил дальше гравиевой дорожки, которая ведет к их двери. Стоял там и ругался, а потом вбежал в дом, схватил ружье и пальнул дробью в Флэксмена, даром что тот был уже по другую сторону дороги. Флэксмен как закричит, Нелли как завизжит! А Том хвать ее за плечо — втолкнул в дом и заорал: «Сроду тебя не бил, и зря. Но погоди, сейчас я это исправлю!» И захлопнул за собой дверь.

— Понятно. Вы все очень ясно изложили. А что произошло потом?

Смуглое морщинистое личико исказила гримаса злобной радости. Маленькие, все подмечающие глазки не имели ресниц, что придавало им сходство с окнами без занавесок и штор.

— Флэксмен стоял на дороге и ругался последними словами, потому я и спросила, все ли у него в порядке, а он велел мне не лезть не в свое дело, а заняться своими, используя выражения, которые я даже не могу повторить.

Поэтому я вернулась в свой дом и закрыла дверь.

— А затем?

Она вскинула голову.

— Никаких «затем»! Раз он со мной так, я пошла к себе и плотно закрыла дверь, а после заперла ее.

Рассказывая, миссис Ларкин машинально направилась к дому. Ей было очень лестно, что этот высокий и красивый полицейский офицер, пусть даже и в штатском, шел рядом, внимательно слушая, словно она была королевой Англии. Ни дать, ни взять чистокровный джентльмен, такие с ней еще никогда не беседовали. Когда он распахнул дверь в гостиной и шагнул в сторону, пропуская миссис Ларкин вперед, она покраснела от удовольствия.

Комната была предназначена исключительно для торжественных случаев и праздников. На стене красовалась свадебная фотография хозяйки дома и Джима Ларкина, на мебельный гарнитур, обитый алым плюшем, ушли когда-то почти все их сбережения. Миссис Ларкин присела на край «кресла для леди» и с удовлетворением наблюдала, как Фрэнк занял более солидное «кресло для джентльменов». До брака миссис Ларкин служила горничной у леди Эмили Кросби и знала толк в одежде, приличествующей джентльменам. Ее острые глазки тут же приметили элегантный покрой костюма инспектора и очень дорогие туфли на длинных стройных ногах.

Фрэнк с улыбкой к ней наклонился.

— А теперь, миссис Ларкин, давайте продолжим с того момента, как вы вошли в дом и заперли дверь. Что вы сделали после этого?

Она гордо вскинула голову, тряхнув растрепанными волосами.

— Занималась своими делами, как мне посоветовал Флэксмен!

— Не думаю, что нам стоит возвращаться к тому, что он сказал. Кажется, вы упомянули в заявлении, что он продолжал ругаться.

— Вы небось с роду не слышали таких слов!

Отметив про себя, что сама она наверняка слышала их не впервые, Фрэнк продолжил:

— И пока он ругался, а вы запирали дверь. Том Хамфрис задавал трепку своей дочери?

— Она того стоила! — заявила миссис Ларкин.

— Безусловно. И долго он ее бил?

Маленькие глазки уставились на него.

— Откуда мне знать? Я была в своем доме и занималась своими делами.

— Тогда откуда вы знаете, что Том ее бил?

Она фыркнула почти с презрением.

— Откуда знаю? У меня ведь есть уши, верно? Я слышала, как он ее дубасит и как она визжит при каждом ударе!

— Очевидно, вы были наверху в спальне?

Миссис Ларкин снова начала осторожничать.

— Это мое дело, где я была.

Фрэнк дружелюбно усмехнулся.

— Вы такая умная женщина, миссис Ларкин, и конечно не могли оставить без внимания происходящее в соседнем доме. Ведь ситуация сложилась крайне тревожная. Даже не говорите мне, что вы не выглядывали из верхнего окна.

Полагаю, у вас зоркие глаза и острый слух, совершенно в этом уверен. Думаю, вы ничего не упускаете.

На сей раз фырканье звучало несколько смущенно.

— Я с детства этим славилась.

— Могу себе представить… Я сразу понял, что вы невероятно наблюдательны и к тому же умеете четко излагать свои наблюдения. Редкое сочетание столь ценных талантов.

Миссис Ларкин оставалось только продемонстрировать свои поразительные таланты.

— Ну, допустим, я была в спальне, — призналась она. — Полагаю, это не грех?

— Конечно нет. И как долго продолжалась взбучка?

Миссис Ларкин задумалась.

— Добрые пять минут.

— Пять минут с того момента, когда вы вошли в дом или уже после того, как вы поднялись наверх и открыли окно?

Она сердито на него посмотрела.

— А кто вам сказал, что я открыла окно?

— Это и так ясно. Было бы глупо этого не сделать. Вы ведь хотели услышать, что происходит, не так ли?

— Я понятия не имела, что все закончится убийством!

— Разумеется. Не возражаете, если я взгляну, куда выходит это окно.

Миссис Ларкин не возражала. Хотя ее сад был запущен, в доме всегда царил полный порядок. Спальня выглядела опрятно, а хлопковое покрывало на кровати было безупречно чистым.

Створчатое окно выходило на улицу. Распахнув его и высунувшись, Фрэнк увидел коттедж Хамфрисов, участок дороги и кусок пустоши, где обнаружили тело Флэксмена.

Миссис Ларкин обладала превосходным наблюдательным пунктом.

Фрэнк повернулся к ней.

— Итак, миссис Ларкин, сколько времени продолжалось выяснение отношений между отцом и дочерью? После того, как вы подошли к окну?

— Около пяти минут, — повторила она.

— Вы слышали звуки ударов?

— Их любой бы смог услышать.

— И Нелли продолжала визжать?

— При каждом ударе, — с довольным видом уточнила миссис Ларкин.

— А когда Том перестал ее истязать?

— Поднялась в свою комнату, продолжая скулить.

— А Том Хамфрис?

— Откуда мне знать? Думаю, налил себе что-нибудь выпить. Порка — дело утомительное, тем более в таком нервном состоянии.

— Значит, он больше не выходил из дому?

— Не приписывайте мне то, чего я не говорила! — возмутилась миссис Ларкин. — Я не знаю, что делал Том Хамфрис!

— Моя дорогая миссис Ларкин, я бы ни за что на свете не посмел что-то вам приписывать. Вы слишком надежный свидетель. Как я уже говорил, вы наделены на редкость острой наблюдательностью, мне крайне важно знать именно то, что вы сами видели и слышали. Вы ведь находились у открытого окна.

Миссис Ларкин не могла устоять перед столь высокой оценкой ее способностей. Если инспектор Эбботт мог успокоить свою совесть тем, что его лесть не содержит ничего, кроме правды, то миссис Ларкин тем более была убеждена в том же. Она действительно была очень наблюдательна и могла сообщить увиденное или услышанное, не опустив ни одной мельчайшей детали. Такая цепкая память чаще свойственна именно сельским, а не городским жителям.

Тем не менее миссис Ларкин не намеревалась сдаваться сразу. Ему ничего не удастся из нее вытянуть, если она этого не захочет.

— Постарайтесь вспомнить, миссис Ларкин, — ласково настаивал инспектор. — Порка была закончена. Нелли с плачем поднялась в свою комнату. Не говорите мне, что, стоя у окна, вы ни разу не посмотрели, что происходит с Флэксменом.

— Он шел по дороге, продолжая ругаться.

— Вы слышали это в то время, когда мистер Хамфрис… мм… воспитывал дочь?

— Конечно.

— А где он был после?

— Не могу сказать.

— Не можете или не хотите? — Фрэнк усмехнулся. — Ни за что не поверю, что вы могли что-либо упустить — считайте это комплиментом. Держу пари, что, слушая, как Нелли скандалит с отцом, вы и Флэксмена не упускали из виду.

Миссис Ларкин упрямо поджала губы.

— Это вы так говорите.

Инспектор решил сменить тактику.

— Если вы слышали удары и крики в коттедже Хамфрисов, то Флэксмен тоже должен был их слышать. Так он, что же, так и ушел, даже не попытавшись защитить Нелли?

Она презрительно усмехнулась.

— Ему самому здорово досталось дробью по спине и плечам! Он отошел на несколько шагов, потом остановился и начал себя ощупывать, ругаясь на чем свет стоит. Флэксмену в тот момент было не до Нелли!

— И как далеко он успел отойти, когда мистер Хамфрис отпустил Нелли?

Миссис Ларкин капитулировала. Возможность стать главной свидетельницей и увидеть в газетах свою фотографию была слишком соблазнительна.

— Был примерно на полпути к пустоши.

Они вместе посмотрели в окно. Дорога была хорошо видна.

— Вы продолжали наблюдать за ним?

Миссис Ларкин кивнула.

— Да, немного. Видели бы вы, как он хватался то за голову, то за бок, то за спину, не переставая ругаться!

Просто курам на смех!

— Вы его слышали?

— Достаточно было видеть. Хорошо, что он находился далеко, и я не могла слышать его брань! — Она снова фыркнула.

— Вы видели его и в тот момент, когда он был уже на пустоши?

— Только в самом ее начале.

— А позади него на дороге никого не было?

— Никого.

— Можете поклясться? Возможно, вам придется это сделать.

Острый кончик носа сердито порозовел.

— Могу подтвердить под присягой на Библии все, что я сказала!

— Значит, позади никого не было, — задумчиво промолвил Фрэнк и неожиданно резко осведомился:

— А впереди, миссис Ларкин? На дороге, ведущей из деревни?

Она молчала.

— Шел ли кто-нибудь по дороге из деревни навстречу флэксмену? — настаивал Фрэнк.

— Вроде да, — нехотя отозвалась миссис Ларкин.

— Мужчина или женщина?

Она покачала головой.

— Я не видела — и никто бы не смог этого увидеть.

Было уже начало одиннадцатого.

— Но в ту ночь светила луна.

— Может, и светила. Только ее почти скрывали облака. И могу сказать одно: кто-то шел по дороге и подал Флэксмену руку. Потом я закрыла окно.

— Вы уверены?

— Конечно уверена! Нелли перестала скулить — по крайней мере, ее больше не было слышно. А так как было слишком темно, чтобы наблюдать за Флэксменом, и я здорово замерзла, то я приготовила себе чашку горячего чая и пошла спать. Вот вам чистая правда!

Фрэнк удалился, убежденный, что так оно и есть.

— В таком случае, — позже сказал он Грейсону, — Том Хамфрис вне подозрений.

Инспектор Грейсон с ним согласился.

Глава 35

В течение дня у всех жителей деревни выяснили, где они находились между половиной десятого и половиной одиннадцатого вечера, когда был убит Флэксмен. Коллективное алиби имели мужчины, остававшиеся в «Соколе» после ухода Тома Хамфриса. Они ушли из трактира в десять часов, и так как все проживали на той стороне Блика, которая находилась ближе к Рейдону и дальше от пустоши, где было найдено тело, то шли домой вместе, по пути весело желая доброй ночи каждому, кто входил в свое жилище.

Жены были готовы поклясться, что никто из их благоверных больше не выходил из дому. Оставались несколько мужчин, подозревать которых не было никаких оснований и которые уже спали, а также женщины — жены, матери, сестры и бабушки, — которым абсолютно незачем было выходить из дому в столь поздний час.

Грейсон уже закончил проверку и шел по улице, когда столкнулся с мисс Силвер, выходящей из деревенской лавки. Вежливо ему кивнув, она двинулась дальше, но он зашагал рядом с ней.

— Эбботт говорит, что это вы подали ему идею, будто миссис Ларкин могла видеть кого-то, идущего со стороны деревни. Я прочесал здесь буквально все, и никто не признается, что был в это время не дома.

Мисс Силвер это нисколько не удивило. Инспектор Грейсон, несомненно, был превосходным офицером, но, возможно, ему не хватало чувства такта. Если он с таким напором расспрашивал местных жителей, то это воспринималось как приглашение признаться в убийстве. Покашляв, она осведомилась:

— Надеюсь, вы ясно давали понять, что ищите свидетеля и не собираетесь никого арестовывать?

Инспектор непонимающе на нее уставился.

— Они все здорово напуганы. Если даже кто-то из них я выходил из дому, он ни за что в этом не признается.

Мисс Силвер улыбнулась.

— А вы беседовали со старой миссис Пиз?

— С бабушкой Пиз? — удивленно переспросил Грейсон. — Чего ради? Она лежала в постели с ревматизмом и никак не могла шататься по улицам в темноте. Ей уже под девяносто.

— И все-таки она выходила из дому в тот вечер.

— Почему вы так думаете, мадам?

В его голосе звучало явное недоверие, но мисс Силвер это игнорировала.

— Ее дочь, мисс Боуйер, прислуживает мисс Фолковер. Утром она пришла, как обычно, еще до того, как стало известно об убийстве, и стала жаловаться мисс Фолконер на мать, которая совсем не думает о своем здоровье на старости лет. Оказывается, в тот вечер почтенная миссис Пиз тайком выходила из дома, она объяснила потом, что относила особую микстуру от кашля — по рецепту ее прабабушки — миссис Миллер, у той дома все не спят ночами из-за кашля Стэнли. Вернулась она только в одиннадцатом часу.

— Вы сами это слышали?

— Нет, инспектор, мисс Фолконер рассказала мне об этом всего полчаса назад. Она слышала, что вы ищете тех, кто мог видеть убийцу, и природная честность не позволила ей молчать. Если бы я сейчас вас не встретила, то позвонила бы в рейдонский полицейский участок.

Грейсон нахмурился, и хотя было уже темно, мисс Силвер догадалась об этом по его строгому голосу.

— Едва ли бабушка Пиз что-нибудь могла увидеть, но так как подозревать ее в убийстве никто не станет, она, по крайней мере, не станет запираться. Доброй ночи, мисс Силвер.

Инспектор зашагал к коттеджу мисс Фолконер, решив потолковать со старушкой, хотя и не надеялся на стоящий результат. Но факт есть факт: она вернулась домой в начале одиннадцатого, а дом миссис Миллер находился в самом конце деревни. Так что может и повезет, хотя едва ли…

Когда Грейсон постучался, к немалому его удивлению, открыла ему сама миссис Пиз. На ней была большая черная шаль и красные шерстяные шлепанцы. На голове, покрытой реденькими седыми волосами, не было ни чепчика, ни шапки. Пожаловавшись на сквозняк, она велела ему побыстрее войти и плотнее закрыть дверь. На правах дальней родственницы — со стороны миссис Грейсон — она называла его просто Джонни.

— Пришел поболтать со мной? Было время, когда молодые люди часто навещали меня по вечерам, и никогда не поздно начать сызнова! Садись поближе к огню — я как раз заварила чай.

Чай оказался горьким, но инспектор, сделав глоток, удержался от гримасы и добродушно произнес:

— Рад видеть вас в добром здравии, бабушка. Эгги говорила мне сегодня, что вас совсем ревматизм замучил, даже не встаете с кровати.

Чай в ее чашке был еще чернее и на вкус был, по-видимому, еще более горьким, но старухе явно это было по вкусу.

— Это она из вредности, не хочет, чтобы мы с тобой виделись! Приревновала моего нового кавалера, думает, будто я не знаю, что ты приходил! Но ее Эрни проболтался. «Чего это Джонни Грейсону здесь понадобилось?» — спросил он. А я задала Эгги головомойку! Но раз уж ты здесь, спрошу у тебя то же самое. Чего тебе нужно, Джонни Грейсон? Лучше поторопись, а то вернется Эгги и выставит тебя.

Услышав объяснения инспектора, она захохотала, и так вся тряслась и раскачивалась, что едва не расплескался ее чай — пришлось ей поставить чашку на край плиты.

— Ну и ну! По-твоему, это я подкараулила Флэксмена и прикончила его садовым ножом мистера Хамфриса? Хотя, слов нет, у некоторых его зазноб наверняка имелась на то причина. Он был редким пакостником, да и Нелли Хамфрис ему под стать. Но я ни за кем с ножом не гонялась, ей-ей.

Грейсон тоже засмеялся.

— Поверю вам на слово, бабушка. Но, может быть, вы что-нибудь видели?

Она сразу перестала смеяться.

— А если и видела, что с того?

— Я бы очень хотел, чтобы вы мне об этом рассказали.

Старушка задумалась. Ее горький чай, по-видимому, был уже и холодным, однако она допила его, прежде чем спросить:

— Мне придется идти в суд и рассказывать об этом под присягой?

— Все зависит от того, что именно вы видели.

— Не особо много чего. Я понесла мисс Миллер микстуру от кашля для ее Стэнли…

— В котором часу?

— Была половина десятого, когда я вышла. Они слушали радио, и мне удалось выйти незаметно через заднюю дверь.

— И тогда вы что-то увидели?

Она покачала головой.

— Я пришла к Миллерам и отдала микстуру.

— Сколько времени вы у них пробыли?

Старуха наморщила лоб.

— Не знаю. Миссис Миллер давно жаловалась на кашель Стэнли, который всем не дает спать, а я рассказала про мою прабабушку. Все эти нынешние ваши доктора и аптекари ей в подметки не годятся! Сама готовила лекарства и для людей, и для скота, а уж если она чего не могла вылечить, пиши пропало! Другим не стоило и пытаться.

Грейсон понял, что эта тема неисчерпаема, и осторожно спросил:

— Вы вернулись домой в половине одиннадцатого?

— И кто же тебе это сказал?

— Эгги.

Она снова поморщилась.

— Ну, может, и так.

— А теперь, бабушка, расскажите, что вы видели, когда шли назад.

— Ничего такого, из-за чего надобно шум поднимать.

— А все-таки?

— На улице было сухо, и я прямо в шлепанцах удрала, только шаль накинула. Пройдя немного по дороге, я споткнулась о камень, ушибла палец и остановилась под большим остролистом возле калитки Бесси Тернер, чтобы переждать, пока боль успокоиться. Я уж испугалась, что не доберусь домой одна, а под этим остролистом никто меня даже не увидит — лентяйка Бесси никогда его не подстригает.

— Ну?

— Не подгоняй меня, Джонни Грейсон! Палец так разболелся, что я не могла ступить на ногу. — Она скорчила гримасу при этом воспоминании. — А было времечко, когда я ловко скакала и на одной ноге, никто не мог меня в этой забаве обогнать! Хотя я и сейчас кое на что способна, если вдруг припрет! И нечего зубы скалить, Джонни Грейсон! Ну вот, только я попробовала наступить на больную ногу, смотрю, кто-то вышел из ворот «Дома для леди».

— И кто это был?

Старуха злорадно усмехнулась.

— Хочешь знать кто?

— Конечно.

— Ну хотеть никому не возбраняется, мой касатик.

— Вы не смогли этого человека разглядеть?

Она тряхнула головой.

— Никто бы не смог, даже с молодыми глазами! Там от деревьев такая тень — черным-черно, нависают ветки. Но я точно увидела, что кто-то вышел и быстренько зашагал под деревьями.

— В какую сторону? — быстро спросил Грейсон.

— В ту самую, какая тебе нужна, Джонни, — налево, в сторону коттеджа Тома Хамфриса. А если хочешь знать, что тогда пришло мне в голову, то слушай: я подумала, что это Флэксмен побежал к своей зазнобе, к Нелли.

Больше из нее ничего не удалось вытянуть. Старушка даже не смогла разобрать, мужчина это или женщина. Но это, безусловно, был не Флэксмен, так как было начало одиннадцатого. А в это время, судя по словам миссис Ларкин, его уже угостили дробью и он, пошатываясь, брел к пустоши, где его поджидала смерть. Грейсон не сомневался, что миссис Пиз видела убийцу, но кто это был, оставалось только гадать.

Глава 36

Когда они вечером пили кофе в гостиной, Иона сообщила:

— Завтра я еду в Лондон, Джеффри. Возможно, останусь там на пару денечков — точно не знаю.

— Что это ты вдруг? — угрюмо спросила Аллегра. — Я бы с удовольствием поехала с тобой, но я не могу все делать в спешке.

— Я же говорила тебе об этом сегодня утром, Алли!

— Да, знаю, но все равно. Мне нужно время, чтобы собраться. — Она закрыла глаза и откинулась на спинку стула.

Иона посмотрела на Джеффри. Он хмурился. Вероятно, они подумали об одном и том же. Зачем Аллегре столько уж времени, чтобы собраться в Лондон? Чтобы уведомить кого-то о своем приезде и добыть очередную порцию наркотика?

— Утром я получила письмо от Луизы Блант из Парижа, — сказала Иона. — Она окончательно выехала из квартиры, так что я могу занять ее в любой момент, мне нужно убедиться, что там все в порядке. Луиза — удивительно беспечное создание, мне будет спокойнее, когда получу ключи в собственные руки. Кажется, она оставила их у миссис Робинсон, которая живет на первом этаже. Я с ней не знакома, но послала телеграмму, что утром зайду. Не хочу оказаться у запертой двери.

Аллегра открыла глаза и быстро заговорила:

— Если ты хочешь везде повесить новые портьеры, это обойдется в целое состояние. Светло-желтые с белыми перьями подошли бы для твоей спальни. Ты могла бы лежать в темноте и думать, как перья падают, словно снег.

— Я не знала, что вы уезжаете, мисс Мьюр, — обеспокоенно сказала Жаклин Делони, — я, знаете ли, собралась уйти на весь день, и теперь уже поздно что-то менять. Моя подруга заболела, я не могу ее огорчать.

— Не вижу, в чем проблема! — не без раздражения заметил Джеффри. — Я и сам могу позаботиться об Алли!

Аллегра вновь приоткрыла глаза и рассеянно произнесла:

— Лучше, чем кто-либо другой, не так ли, милый?

— Надеюсь. — Джеффри улыбнулся ей, хотя она вряд ли это заметила, и повернулся к Жаклин. — Ты возьмешь «элвис», Джеки? Полагаю, ты вернешься к обеду?

— Да. Мне, право, очень жаль…

— Не стоит так переживать. — Джеффри решительно поставил чашку на стол и вышел из комнаты.

Жаклин смотрела ему вслед. Ни один мускул на ее лице не дрогнул, но глаза выдавали ее. Иона в который раз уже подумала, что дело идет к очередному срыву. Когда дверь за Джеффри закрылась, Жаклин вздохнула и заговорила с несвойственным ей возбуждением:

— Я действительно очень расстроена. Нас обеих не будет весь день! Мне казалось, все знают, что я завтра собираюсь к подруге.

Аллегра посмотрела на нее сквозь приподнятые ресницы.

— Я этого не знала. И Джеффри, кажется, тоже.

На скулах Жаклин быстро вспыхнули красные пятна.

— Конечно он знал! Ведь он разрешил мне взять «элвис»!

Ресницы опустились снова. Аллегра поднесла ко рту ладонь, скрывая зевок.

— Разве? — равнодушно осведомилась она. — Мне показалось, он спрашивает тебя, возьмешь ли ты машину. Обычно ты не дожидаешься его разрешения, верно? — На сей раз Аллегра зевнула, не стесняясь, и подложила под голову подушку. — Так хочется спать… — пробормотала она.

— Причин для беспокойства действительно нет, мисс Делони, — сказала Иона. — Аллегра с удовольствием останется с Джеффри, а вам перемена обстановки только пойдет на пользу.

Она старалась говорить дружеским тоном, но даже сама поняла, что голос ее звучит сухо и холодно. В доме царила атмосфера постоянного напряжения, и отлучка хотя бы на день пошла бы на пользу отнюдь не только Жаклин.

Около десяти все разошлись по своим спальням. Иона упаковала те немногие вещи, которые хотела взять с собой. Все время, пока она ходила по комнате, то выдвигая ящики комода, то наклоняясь над чемоданом, ее не покидало ощущение, будто за ней наблюдают. Уже не в первый раз, находясь в своей комнате. Иона чувствовала, что за ней следят чьи-то глаза. Отвратительное чувство. Раньше ей казалось, что это шутки Марго, что она в любой момент может выскочить откуда-нибудь с диким воплем. Иона открывала гардероб и заглядывала под кровать, но там никого не было. И лишь недавно ее осенило: возможно, тайник между кабинетом и соседней гостиной был не единственным в этом доме. Мысль была не из приятных.

Окончив сборы, Иона раздвинула занавески, открыла окно и улеглась в широкую кровать с пологом на четырех столбиках. Лежа в темноте, она уговаривала себя не думать о всяких глупостях, однако ее не покидало чувство тревоги. Дом был слишком старым, слишком много людей здесь жило, казалось, их незримые мысли до сих пор витают в воздухе. Иона почти физически ощущала, как мысли давят на нее, не дают дышать в полную силу. Наконец она погрузилась в беспокойный сон. Впоследствии Иона припоминала, что ей снилось что-то противное, но напрочь забыла, что именно.

Ее поезд отходил рано, но Иона с удовольствием вылезла из кровати, предвкушая отъезд. Утро было пасмурным, но не дождливым. Она облачилась в городскую одежду: элегантный черный костюм, меховое пальто, шляпка с вуалью, подкрасила губы и глаза, сделала маникюр.

Это произошло, когда Иона вытащила из-под подушки свой носовой платок, а могло произойти и раньше, в любой момент.

Случилось все из-за украшений на изголовье кровати.

Оно было деревянным, сплошь в резных цветах и листьях, и еще на рисунке был прелестный лучник, стреляющий в лань, и, наконец, сплетенные в вензель инициалы. Когда Иона, взяв платок, стала выпрямляться, вуаль шляпки зацепилась за резной вензель. Почувствовав, что вуаль рвется, Иона высвободила ее резким движением, надеясь, что порвался самый краешек и его удастся незаметно зашить.

Тогда она и увидела дыру в изголовье. Рывок, освободивший вуаль, отодвинул щиток с вензелем в сторону. Из миниатюрного тайника торчал скомканный лист бумаги.

Иона без колебаний сунула руку в отверстие и извлекла содержимое. Это были страницы, вырванные из дневника Марго. Мятые листы были исписаны детскими каракулями. Иона увидела имя Джеффри, и ее рука напряглась. На размышления не оставалось времени, сейчас прежде всего нужно было поскорее убраться из этого кошмарного дома, где бедную девочку с помощью подлой уловки довели до гибели.

Иона сложила листочки и спрятала их под блузку. Носовой платок упал на кровать. Она бросила его в корзину для грязного белья, потом аккуратно задвинула щиток на изголовье и спустилась к ожидавшему ее такси.

Едущий впереди по подъездной аллее «элвис» свернул налево, а такси — направо.

Глава 37

Иона сидела в поезде, закрыв глаза. Вагон был полон людей, и на каждой станции кто-то выходил, а кто-то садился в поезд. Она поняла, что села в поезд, едущий через Марбери, который соберет по пути в Лондон жителей дюжины деревень, отправляющихся на рынок в Марбери.

Если бы нетерпение не лишило Иону способности нормально соображать, она бы подождала скорого поезда, который отходил позже на пятнадцать минут, но прибывал в Лондон на целых полчаса раньше злополучного состава, в котором она сейчас тряслась. Было невозможно читать страницы дневника Марго Трент на глазах у сельских жителей, сгрудившихся вокруг нее с сумками, кошелками и корзинами, едва не наступавших в этой толкучке друг другу на ноги.

В Марбери состоялся массовый исход. Иона осталась в вагоне одна, за исключением пожилой леди, погрузившейся в чтение женского журнала. Дальше поезд шел без остановок почти до самого Лондона. Когда он набрал скорость, Иона достала из-под блузки сложенные листы, быстренько прочитала текст и начала читать снова более внимательно. Она с изумлением и ужасом дочитывала последнюю строчку, когда пожилая леди вдруг спросила:

— Простите, если я вам помешала вы не возражаете, если я чуть-чуть приоткрою окно?

Иона рассеянно уставилась на женщину. До сих пор она замечала только примостившуюся в углу фигуру, но сейчас рассмотрела длинный нос, плотно сжатый рот и пару весьма назойливых любопытных глаз.

— Окно… ну конечно, открывайте, — поспешно отозвалась Иона.

— Всего на пару дюймов. Мне кажется, дышать спертым воздухом очень негигиенично. Дома я всегда держу все окна приоткрытыми на два дюйма.

Иона решила, что вовсе не обязана комментировать это заявление, молча сложила свои листочки и спрятала их в сумку. Что же теперь делать? Сначала явно нужно было хорошенько подумать.

Однако времени на размышление Ионе не дали ни минутки. Любопытные глаза следили за каждым ее движением. Высоким голосом, очень четко выговаривая слова, попутчица снова заговорила:

— Позвольте представиться — мисс Уозерспун. Я живу в Марбери, на Марлинг-роуд, двадцать один. Приятное спокойное место неподалеку от торгового центра. Вы позволите узнать ваше имя?

Строгие правила, привитые Ионе кузиной Элинор, не дозволяли дерзить даже случайной попутчице, поэтому она покорно представилась, постаравшись не выдать своей досады.

Мисс Уозерспун заметила, что у Ионы шотландская фамилия, сделала несколько замечаний по поводу местности, которую они проезжали, и, наконец, дала волю своему любопытству.

— Надеюсь, я вас не слишком побеспокоила. Вообще-то, приятная беседа делает поездку менее утомительной.

Но вы так увлеклись чтением. Не сердитесь на меня: я догадалась, что это не личное письмо, иначе не стала бы об этом говорить. Похоже на страницы из детской школьной тетради — судя по неровному и неаккуратному почерку.

Неужто ребенок в столь нежном возрасте может написать что-то интересное для взрослого человека?

Иона промолчала.

Но мисс Уозерспун не унималась.

— Знаете, — продолжала она игривым тоном, — ваш увлеченный вид даже меня заинтриговал. Что же такое мог написать какой-нибудь несмышленыш? Но вы ведь не замужем, верно? Или это листочки из тетради вашего племянника или племянницы?

— Мисс Уозерспун, ребенок, который это написал, умер, — сказала Иона. — А теперь, если вы не возражаете, я закрою глаза и посижу молча. У меня болит голова.

Она откинулась назад, стараясь не слушать поток сокрушительных восклицаний. А в уши так и лезло: «О, в самом деле! Я ведь не знала! Иначе я бы ни в коем случае…» Несмотря на давние внушения кузины Элинор, Иона больше не могла выносить расспросы мисс Уозерспун, которые наверняка продолжались бы до самого Лондона. А кроме того, ей нужно было подумать…

Насколько важны эти каракули? Сочтут ли их доказательством? Этого Иона не знала. Но ей становилось все более ясно, что лучше ей не разгуливать с ними по Лондону, слишком велика ответственность. Выдранные листочки могут ничего не стоить, а могут оказаться веской уликой — решать не ей. Иона вцепилась в сумку обеими руками. При мысли о том, что она пока одна несет это бремя, она ощутила ледяной холод. Решено: как только они прибудут, она купит конверт и отправит листочки инспектору Эбботту в Скотленд-Ярд. А после позвонит Джиму Северну и попросит его прийти в квартиру Луизы. Придя к этому решению. Иона наконец-то с облегчением вздохнула.

Глава 38

Миссис Робинсон, будущая соседка Ионы, живущая на нижнем этаже, встретила ее приветливой улыбкой. Это была одна из тех крупных женщин, которые лет в семнадцать выглядят восхитительно, но с годами их румянец становится грубым, краснота проступает на всем лице, которое прежде пленяло молочной белизной, а фигура же становится массивной и бесформенной. Но кожа на руках выше локтей — на ней был халат с короткими рукавами — осталась нежной и белой, а глаза — ярко-голубыми, как у младенца. Довершали портрет соломенного цвета волосы, напоминавшие копну.

— Мисс Мьюр? — осведомилась она приятным голосом. — Очень приятно познакомиться. Как хорошо, что вы прислали телеграмму, иначе я бы ушла. А о ключе не беспокойтесь — другая леди уже поднялась с ним в квартиру.

— Другая леди?

Миссис Робинсон кивнула.

— Кузина мисс Блант, пожилая леди. Она сказала, что мисс Блант просила ее встретиться с вами — объяснить вам что-то насчет квартиры.

Право же, Луиза поистине непредсказуемое создание!

«Пожилой кузиной» могла быть только Люси Хеминг, а она была из тех дам, от которых невозможно отделаться.

Иона поднималась в лифте, чувствуя, что Люси Хеминг окажется последней каплей… Она наверняка захочет вылить чаю, потом начнет приставать с разговорами. Нечего и надеяться на то, что, когда придет Джим Северн, она соизволит удалиться.

Дверь квартиры была приоткрыта. Иона лишь слегка ее прикрыла, чтобы не защелкнулся замок, — ей не хотелось, чтобы Джиму пришлось звонить. В маленьком холле было четыре двери: две напротив входа вели в ванную и в кухню, одна слева — в спальню, та, что справа, — в гостиную.

Правая была наполовину открыта, являя взгляду «разномастную» мебель. Сейчас Луиза увлекалась сельским стилем, однако не до такой степени, чтобы расстаться с унаследованными ею чиппендейлом и дрезденским фарфором. Высокая седовласая женщина, стоявшая у дальнего окна, обернулась, услышав шаги Ионы. Но это была не Люси Хеминг.

В первый момент Иона была ошеломлена, но, встретившись взглядом с темными глазами незнакомки, все поняла. Женщина мигом извлекла из ветхой старой сумки револьвер и нацелила дуло на лоб Ионы.

— Стоять! Руки вверх, иначе я выстрелю! — выкрикнула она голосом Жаклин Делони. Нелепое, чудовищное требование! Но когда в тебя целятся из револьвера, возражать тоже довольно нелепо. Иона покорно подняла руки.

— Вот так-то лучше!

— Я не смогу долго стоять в такой позе.

— Не беспокойтесь, долго стоять вам и не придется.

Бросьте сумку на диван! На диван, а не в меня, вы поняли?

А то эта маленькая штучка может пальнуть!

Сумка была в левой руке Ионы. Она бросила ее на диван, и Жаклин Делони потянулась тоже левой — свободной — рукой. Замок был тугим, но Жаклин смогла открыть сумку, как говорится, «одной левой» и смогла ловко вытряхнуть содержимое на столик, не переставая целиться в Иону. Окинув быстрым взглядом кошелек, пудреницу, носовой платок и список покупок, она сразу поняла, что интересующего ее предмета здесь нет.

— Что вы с ними сделали?

— С чем именно?

— Как будто вы не знаете! — В голосе Жаклин звучала угроза.

— Возможно, если вы мне объясните…

— Не прикидывайтесь! Где страницы из этого чертова дневника! Вы нашли их!

— Да, нашла.

Первый шок миновал, и Иона обрела способность рассуждать. Нужно как можно дольше тянуть время. Жаклин не застрелит ее, пока не отыщет то, что ей нужно.

— А как вы узнали, что я их нашла? — очень спокойно поинтересовалась она.

— Я следила за вами каждый вечер, когда вы ложились спать, и каждое утро, когда вы вставали. В стене есть глазок — вы бы никогда его не заметили. В прежние времена хорошо умели скрывать такие вещи. Я видела, как вы нашли дневник. Я так и знала, что он где-то в вашей комнате но понятия не имела, что в изголовье кровати есть тайник. Да, я видела, как застряла ваша вуаль и как съехала вбок и открылась дверца, но ничего не могла предпринять.

Пришлось срочно поехать в Рейдон, переодеться в это старье и сесть на скорый поезд. К счастью, он обогнал ваш.

Впрочем, вы бы все равно ничего не заподозрили, заметив меня на платформе в таком виде, верно? Я все заранее обдумала, еще до того, как вы нашли страницы. Вам придется умереть, чтобы ваши деньги достались Джеффри. — Она повысила голос:

— Где эти бумаги?

За окном прогрохотал грузовик. Когда шум стих, Жаклин засмеялась и кивнула.

— Вот когда я застрелю вас, моя дорогая Иона, — когда будет проезжать очередной грузовик или нечто подобное. А потом я уйду и скажу миссис Робинсон, что боюсь лифтов, поэтому спустилась по лестнице, и что столкнулась на ступеньках с каким-то подозрительным типом, он якобы подымался наверх.

У Ионы возникло странное ощущение, что они больше не одни в квартире. Не то чтобы она слышала какой-то звук из холла — сквозь грохот грузовика расслышать что-либо было невозможно. Джим уже мог открыть входную дверь и, возможно, сейчас стоял в маленьком холле. Дверь в гостиную была полуоткрыта, когда Иона вошла туда, но войдя, она начала затворять ее, не сразу узнав Жаклин, и поэтому сейчас с того места, где стояла Жаклин, холл не был виден.

Настойчивый голос ворвался в ее мысли:

— Что вы сделали с вырванными страницами?

— Жаклин, я действительно устала стоять с поднятыми руками, — отозвалась Иона с легкой дрожью в голосе. — Если вы хотите, чтобы я ответила на ваши вопросы, позвольте мне сесть.

Слева, примерно на расстоянии ярда, стоял маленький стул с парчовым сиденьем. Жаклин бросила на него оценивающий взгляд. Вроде бы рядом не было никаких тяжелых предметов. Она кивнула.

— Можете посидеть на этом стуле, пока я с вами не покончу. Но чтобы руки на коленях и никаких глупостей, иначе умрете, не успев и глазом моргнуть!

Это было замечательно — сесть и больше не находиться между Жаклин и дверью. Это казалось очень важным, хотя Иона не вполне понимала почему. Вот если Джим сейчас в холле, то это действительно может оказаться важным. Они не должны находиться на одной линии огня, тогда Жаклин не сможет стрелять в обоих сразу. Если она захочет выстрелить в кого-то из них, другой попытается помешать.

Главное, надо быть наготове, чтобы в любой момент броситься на нее и отвести дуло от цели. А пока нужно выиграть время…

Если бы только она была уверена, что Джим тут, рядом…

Но Иона не была уверена. Когда она позвонила ему с вокзала, он радостно воскликнул:

— Иона!

— Я звоню из телефонной будки по пути в квартиру Луизы Блант. Она наконец уехала, и мне нужно произвести замеры. Не могли бы вы…

— Ну конечно мог бы! Скажите адрес, я сразу же приеду!

Если «сразу же» понимать буквально, Джим уже мог быть здесь. Не потому ли у нее такое чувство, будто в холле кто-то есть? Конечно это не более чем слабая надежда…

Джим Северн действительно стоял в холле рядом с приоткрытой дверью в гостиную. Он вошел, когда проезжал тот грузовик, и как только замер грохот, услышал смех и голос Жаклин Делони: «Вот когда я застрелю вас, моя дорогая Иона, — когда будет проезжать очередной грузовик или нечто подобное». Хотя слова казались какой-то фантастикой, галлюцинацией, они пригвоздили его к месту.

Джим слышал жалобу Ионы на то, что она не может больше стоять с поднятыми руками, и разрешение Жаклин сесть.

Когда Иона отошла к стулу, он осознал, что она сейчас точно находится в стороне от двери, а не стоит между ним и Жаклин. Если до того как проедет очередной грузовик не удастся придумать что-нибудь более стоящее, придется решиться на неожиданную атаку. По крайней мере, Жаклин отвернется от Ионы…

Конечно она может успеть выстрелить, но подобного, риска никак нельзя избежать. При мысли, что ему придется рисковать жизнью Ионы, мозг Джима словно сдавила чья-то железная рука.

Возможные варианты действия лихорадочно роились у него в голове. Выйти из квартиры и позвонить в дверь.

Нет, Жаклин зашла слишком далеко… То, что она сказала Ионе, диктует единственный ход. Ей остается только стрелять, и первым делом она выстрелит в Иону. Нет, уж лучше первая его идея внезапной атаки. А еще лучше найти какой-нибудь предмет, который можно использовать в качестве метательного снаряда…

Джим огляделся вокруг. Подставка для зонтика, дубовый сундук, тонкий псевдовосточный поднос из меди…

Он осторожно начал двигаться в сторону спальни.

Иона сидела в гостиной, положив руки на колени и думая о том, как беспощадно летит время.

— Где бумаги? — снова спросила Жаклин. — Вы спрятали их в одежде? Расстегните блузку!

Иона развязала белый бант на шее и расстегнула блузку. Даже с противоположной стороны комнаты можно было увидеть, что никаких бумаг под блузкой нет.

— Тогда где они?!

Иона неспешно застегнула блузку и завязала бант.

— Здесь их нет.

— Что вы с ними сделали?

— Они в надежном месте. Вы ведь не думаете, что я сообщу вам, где они? Но, если угодно, могу рассказать, что в них написано.

Жаклин топнула ногой.

— Вы их читали?

— Ода.

— В такси? В поезде? До того как вы вышли из дому, у вас не было времени. Что вы с ними сделали?

— Хотите знать, что написала Марго?

Жаклин снова злобно топнула.

— Что она там накарябала?

— Что вы сказали ей, будто Джеффри разрешил взять в сарае одну из старых веревок. Неудивительно, что вы так старались найти эти страницы.

— Где они?

— Я уже сказала — в надежном месте. Если вы меня убьете, их получит полиция.

Жаклин двинулась к Ионе. Ее глаза сверкали из-под седого парика и старомодной шляпы. С трудом взяв себя в руки, она сделала два шага назад, думая о том, где Иона могла оставить страницы. В камере хранения в Рейдоне или на лондонском вокзале, упаковав их в пакет? Или купила конверт и отправила их самой себе или Джеффри? Если бумаги в камере хранения, значит, в сумке Ионы должна быть квитанция — она может ею потом воспользоваться, когда избавится от Ионы…

— Вы отнесли их в камеру хранения!

— Нет.

— Тогда отправили по почте. Вы побоялись доверить такую улику камере хранения и отправили бумаги самой себе или Джеффри! Скорее Джеффри — весомый довод, чтобы он выгнал меня вон! Умно, но погодите торжествовать — я позабочусь, чтобы письмо никогда не дошло до него! А даже если и дойдет… Я сделала для него слишком много, и он не сможет без меня обойтись!

Чтобы унять дрожь в руках. Иона сжала кулаки. Ее голос был холодным и недоверчивым:

— Звучит великолепно, но что же вы для него сделали?

Кроме того, что разрешили Марго взять гнилую веревку и регулярно снабжали Аллегру морфием?

Ионе показалось, что сейчас раздастся выстрел, такая дикая ярость сверкнула в глазах Жаклин. Но она неожиданно рассмеялась.

— Об этом Марго тоже написала? Она неоднократно на что-то такое намекала, но я совсем недавно узнала, как много лишнего ей известно. И тогда я поняла, что придется от нее избавиться. Понимаете, Марго угрожала, что все расскажет вам. Можете сколько угодно сверлить меня глазами, но если бы вы знали, как я устала от выходок этой сумасбродки, от того, что она постоянно вставала между мною и Джеффри! Ведь это из-за нее Джеффри решил порвать со мной! Все боялся, что Марго что-нибудь заметит!

Ну и заметила бы — велика важность!

— Он любил ее, — заметила Иона.

Жаклин презрительно усмехнулась.

— В этом весь Джеффри! Неужели вы его до сих пор не раскусили? Он любит всех — это делает жизнь легкой и приятной. Джеффри любил Марго, любит Аллегру, полюбил вас и даже был настолько добр, что продолжал по-своему любить меня!

— Да, он говорил мне.

Жаклин побледнела — даже под слоем грима. Картина была ужасающей.

— Я все для него сделала! — воскликнула она. — Без меня Джеффри не смог бы уладить дела Эдгара. Я знала их вдоль и поперек и могла бы сделать больше, если бы поехала с ним в Александрию. Он не мог взять меня из-за Марго, но я уговорила его нанять управляющим Маллера, и мы смогли продолжать наркобизнес без ведома Джеффри. Конечно, Маллеру приходилось действовать осторожно, поэтому прибыль у меня была небольшая, но мы наладили процесс, и Джеффри подумал, что его дела поправляются и даже идут в гору. А потом этот болван Маллер угодил под арест!

Иона посмотрела на нее.

— Почему вы снабжали Аллегру наркотиками? Что она вам сделала?

— Что сделала? Между прочим, она увела у меня Джеффри! Но причина не в том. Я не позволяю себе смешивать чувства и дела. Нам нужны были деньги, но оказалось, что их не так много, как мы рассчитывали, и что Аллегра даже не может завещать свою долю Джеффри, пока вы живы.

Значит, нужно было избавиться от вас. Она получила бы ваши деньги, а потом все досталось бы Джеффри.

— После того, как вы бы избавились и от Аллегры?

— Конечно. Передозировка — у наркоманов это дело, обычное.

— А я? Удар в спину на перекрестке в Рейдоне предназначался не Аллегре, а мне, не так ли?

— Неплохо соображаете! — ухмыльнулась Жаклин. Ее манеры и речь становились все грубее. — Но вы же знаете, что меня там не было.

— Зато там был профессор, — сказала Иона. — Профессор Регулус Мактэвиш, Великий Просперо. А теперь я сообщу вам кое-что, чего вы не знаете. Я слышала, как в тот туманный день в Лондоне он говорил, придерживая ногой полуоткрытую дверь, что не станет рисковать своей шеей меньше чем за две тысячи фунтов.

Это был выстрел наугад, но когда Жаклин застыла как вкопанная и запинаясь спросила: «Где… где вы были?», Иона поняла, что попала в цель.

— Я последовала за ним, и мы встретили Джима Северна, — ответила она. — Профессор получил ваши указания, но не слишком хорошо их выполнил, верно?

— Он болван! — Голос Жаклин был полон презрения. — Я, можно сказать, родилась на сцене, и профессор иногда бывал полезен. Его дочь не может обходиться без наркотиков, и он готов на все, чтобы достать их для нее. Но когда попытка на перекрестке потерпела неудачу, он отказался помогать, заявил, что это добром не кончится ни для кого из нас. — Она помолчала. — Пришлось мне взять все на себя. А тут влез этот Флэксмен — вздумал шантажировать Джеффри. Он слышал, как Марго сказала садовнику, будто Джеффри разрешил ей взять веревку. Понадобилось убрать его, прежде чем заняться вами. Это оказалось несложно — просто детская забава. Придурок путался с Нелли Хамфрис, и я знала, что он почти каждый вечер бегает к ней. Ну и подкупила кое-кого, чтобы донесли папочке.

Все вышло даже лучше, чем я ожидала. Господь мне помог: бешеная ссора с отцом Нелли, а потом еще он всадил в этого дурака заряд дроби. Я вообще везучая, что бы там ни говорил Просперо. Покончив с Флэксменом, я могла теперь разделаться с вами.

Ионе казалось, что она вообще потеряла способность что-либо ощущать, но после этой фразы ее охватил леденящий ужас. Видимо, из-за абсолютно обыденного тона, с которым Жаклин говорила о смерти Флэксмена, как о досадной, но необходимой прелюдии к убийству самой Ионы.

А может быть, просто начал проходить шок, а вместе с ним и благодетельное оцепенение.

— Нельзя рассчитывать на то, что вам постоянно будет везти, — сказала она. — Профессор предупреждал вас об этом.

На лице Жаклин внезапно мелькнул страх.

— Просперо! — сердито фыркнула она. — Я же сказала, что он трус! На меня его шотландское ясновидение не действует — слишком давно я его знаю! Я говорила вам, что родилась в актерской среде и до сих пор занималась бы всякой ерундой, если бы мне не хватило ума выкарабкаться из этого кошмара! Просперо мой дядя — брат моей матери, — и я могла бы стать такой, как его несчастная дочь, если бы вовремя не смылась! Она упала с проволоки, когда была еще ребенком, и осталась калекой на всю жизнь! Вот почему ей нужны наркотики! Что вы можете знать о том, как живется людям? У вас всегда были деньги, приличная репутация, уверенность в завтрашнем дне, а мне приходилось все добывать самой! И сейчас я с удовольствием вас пристрелю, чтобы получить все то, что далось вам просто так! Слышите — едет грузовик! Как только он будет проезжать под окнами, я выстрелю. Надеюсь, вы готовы… — Она оборвала фразу, прислушиваясь.

Когда шум грузовика стал громче, Иона ощутила движение в холле. Она не слышала быстрых шагов Джима Северна — все звуки утонули в усиливающемся грохоте, — но почувствовала дрожь половиц.

Все произошло с быстротой молнии, рассказ об этом занял бы куда больше времени. То, что ощутила Иона, Жаклин почувствовала через долю секунды. Она умолкла, и почти тут же приоткрытая дверь распахнулась настежь.

Ярко-зеленый глиняный кувшин, просвистев в воздухе, угодил точно в Жаклин Делони, отбросив ее к стене. Грохот разбивающегося кувшина, наполненного водой, почти поглотил звук выстрела. Пуля угодила в ужасающего вида вазу, привезенную с Мальорки.

Джим Северн помчался следом за брошенным им снарядом. Жаклин лежала у стены среди осколков кувшина и в луже воды. Револьвер валялся на полу между окнами.

Джим подобрал его, не забыв обернуть рукоятку носовым платком.

Поднявшись, Иона медленно направилась к Жаклин, не чувствуя под собой ног. Она смотрела на лежащую неподвижно женщину, не зная, жива та или нет. Парик и чепчик соскользнули, прядь влажных черных волос свисала на старомодную кофту. Из глубокого пореза на запястье текла кровь. Разве раны у мертвецов кровоточат? Иона опустилась на колени на мокрый пол и начала перевязывать руку Жаклин носовым платком.

Джим тем временем звонил в полицию.

Глава 39

Когда Джима и Иону отпустили, было уже совсем поздно. Ионе казалось, что время до прибытия полиции тянулось бесконечно. Вода и кровь на полу, вода и кровь на руках… Жаклин Делони была жива — на ее запястье Иона прощупала слабый пульс — но это было все равно, что находиться в одной комнате с трупом. Джим Северн, опасаясь, что обморок — это умелое притворство, встал между ней и окнами, не желая, чтобы полицейские по прибытии обнаружили на тротуаре настоящий труп — труп самоубийцы.

Зато после приезда полиции время понеслось с невероятной скоростью. Приход и уход полицейского врача, скорая помощь, забирающая Жаклин Делони после снятия отпечатков пальцев, взятие показаний у Джима, Ионы и миссис Робинсон…

— Вы уверены, что она назвалась кузиной мисс Блант?

— За кого вы меня принимаете, инспектор? По-вашему, я разрешила бы ей взять ключ и подняться в квартиру, если бы что-то было не так? Она достала из сумки письмо и сказала, что мисс Блант просила ее встретиться здесь с другой леди. «Полагаю, мисс Мьюр еще не приехала? — спросила она. — Я пришла чересчур рано. Пожалуй, я пока поднимусь и открою квартиру». Говорила она вежливо, поэтому мне и в голову не пришло, что тут какой-то обман. Эта пожилая леди часто приходила к мисс Блант. Я к ней не присматривалась, и вообще старые женщины в черном все выглядят более или менее одинаково.

Понадобилось время, чтобы разговорчивая свидетельница приступила к изложению конкретных фактов.

Когда Иона давала показания, происходящее казалось ей еще менее реальным, чем раньше. Она сидела в гостиной Луизы, и полисмен записывал ее слова, но ей все не верилось, что все это случилось с ней. Пару раз полисмен как-то странно на нее посмотрел, а потом спросил, все ли с ней в порядке.

— Да… думаю, что да… — неуверенно ответила Иона.

Она закрыла глаза, пока он зачитывал ей показания.

Да, это были ее слова, но она с великим трудом смогла это осмыслить. Поставив подпись, она покачнулась и выронила ручку, которая ударилась об пол…

Началась суматоха. Джим почему-то сердился, а миссис Робинсон приготовила для нее чашку чая. Иона лежала на жестком диване Луизы. Кто-то сказал, что прибыло такси, и Джим Северн отвез ее к себе домой. В машине он вел себя как муж, распекающий жену за то, что она напугала его до смерти, но который не забывает время от времени заботливо спрашивать: «Дорогая, ты уверена, что с тобой все в порядке?» Иона прислонилась к нему, чувствуя под своей щекой его теплое и сильное плечо.

Когда они прибыли, настала очередь Джима получить взбучку.

— Безобразие! — бушевала няня. — После завтрака прошло уже незнамо сколько времени — тут кому хочешь станет дурно! К вечеру согрею суп и запеку в духовке омлет с сыром. А пока, мисс Иона, уложу вас в кровать мисс Барбары, так как после такой передряги вам надо хорошенько поспать.

Когда Иона проснулась, было уже поздно. В комнате Барбары было бы совсем темно, если бы свет уличного фонаря внизу не проникал сквозь окно с раздвинутыми портьерами. Как только Иона приподнялась на локте, дверь открылась, и няня шепотом произнесла ее имя.

Иона села в кровати.

— Уже очень поздно? У меня такое чувство, будто проспала несколько часов.

— Так оно и есть, дорогая. — Няня включила свет и подошла к окну задернуть портьеры. — Уже восемь, и вам пора подкрепиться. Я пришла спросить, принести вам еду сюда или вы уже можете посидеть на диване и составить компанию мистеру Джиму. Можете накинуть халат мисс Барбары — тогда вам не понадобится одеваться. И не спорьте — будь она здесь, то сама бы вам его предложила. У мисс Барбары доброе сердце, с самого детства всем помогала.

Темно-синий халат Барбары оказался необыкновенно теплым и удобным. Иона обрадовалась, что не придется снова надевать черный костюм. Он вызывал в памяти те минуты, когда Жаклин Делони говорила ей об убийстве.

— А из полиции никто не придет? — вдруг с испугом спросила Иона.

— Мистер Джим сказал им, что они войдут сюда только через его труп. Так что не беспокойтесь ни о чем.

— Но, няня, мне нельзя здесь задерживаться! Я должна сразу же ехать к моей сестре Аллегре!

— Не отдохнув и как следует не поевши? — фыркнула няня. — Я не говорю уж о стрельбе и прочих ужасах. За миссис Трент можете не волноваться — звонила мисс Силвер и сказала, что побудет с ней до вашего возвращения.

С вашей сестрой все в порядке — она ни на что не обращает внимания.

Значит, Аллегра все еще в своем иллюзорном мирке, ее интересует только то, что касается Джеффри. Ну, как бы то ни было, мисс Силвер о ней позаботится.

Джим встретил Иону в гостиной и поднес к губам обе ее руки. Вскоре няня принесла суп. Она приходила и уходила снова, иногда задерживаясь, чтобы поговорить о Барбаре, ее муже и детях и о том, какой Джим с детства был упрямый. Словом, няня вела себя так, словно Иона была членом семьи и имела право знать о ней все подробности.

Когда она убрала посуду, Джим сел на диван рядом с Ионой.

— Никто не может заставить няню умолкнуть, — сказал он. — Но обычно она не рассказывает так много о нас с Барбарой. Очевидно, она считает, что тебе следует знать самое худшее.

— Она сказала, что ты никогда не меняешься.

— Пожалуй. Скажем так: почти не меняюсь. По-твоему, это скучно?

— Не думаю. Я сама веду себя с друзьями одинаково.

— Я имею в виду не друзей, а нас с тобой.

— Об этом говорить слишком рано, Джим, — тихо отозвалась Иона.

Казался, он был удивлен.

— Почему рано? Я все сразу понял при первой же нашей встрече — ну, по крайней мере, при второй. Когда тебя не было рядом, это ощущение становилось только сильнее.

Иона неуверенно улыбнулась и опустила взгляд.

Джим обнял ее.

— А когда я торчал в холле этой чертовой квартиры и не знал, удастся мне спасти тебя или нет… ты даже не представляешь, что я тогда чувствовал. Конечно я не буду тебя торопить, но надеюсь, ты сама не захочешь тянуть время. Вряд ли тебе будет теперь приятно жить в квартире Луизы.

Иона не могла сдержать дрожь.

— Только не это!

— Мне тоже показалось, что тебе там нечего делать.

Вот я и подумал, что нам лучше пожениться, и тогда ты сможешь жить здесь.

Она снова посмотрела на него.

— Джим, дорогой, люди на многое готовы ради квартиры, но не до такой же степени. Я не стану выходить замуж по этой причине.

— Я говорю серьезно. — Он крепче ее обнял. — Что ты почувствовала, когда я привез тебя сюда?

— Что я наконец в полной безопасности, — ответила Иона.

— А я… я почувствовал, будто привез тебя не в гости, а домой. Скажи мне: неужели ты не ощущала то же самое?

В данный момент Иона ощущала один из тех импульсов, с которыми ей всегда было сложно справляться… Какое имеет значение, сколько времени они знают друг друга? Какая разница, что подумают или скажут люди? То ли смеясь, то ли плача она склонила голову на плечо Джима, как в такси, и сказала:

— Конечно.

Глава 40

— Вы догадывались, что убийца — Жаклин Делони? — спросил Фрэнк Эбботт. — В конце концов, выбирать нужно было между ней и Трентом, учитывая сильную вероятность того, что они действовали заодно. Ему повезло, что Делони не смогла справиться с искушением, похвасталась своим умом перед Ионой Мьюр. Теперь ее слова могут подтвердить два свидетеля. Странно, очень часто преступники не могут удержаться от похвальбы. Разумеется, Жаклин считала, что ей нечего опасаться. Так как Иона должна была умереть и, следовательно, не могла ее выдать, Жаклин обстоятельно поведала ей о своих преступлениях. Если бы она не описывала их так подробно, Тренту было бы нелегко оправдаться. Это возвращает меня к тому, с чего я начал. Скажите честно, когда стало ясно, что преступник один из них, кого именно вы подозревали?

Мисс Силвер посмотрела на него поверх последнего чулка из тех, что она вязала для Роджера — младшего сына Этель Бэркетт. Три пары для Джонни и три для Дерека были уже отправлены — завтра можно будет отослать еще три для Дерека и начать вязать что-нибудь для маленькой Джозефины.

— Я пыталась оставаться беспристрастной, — серьезно ответила мисс Силвер, — но в Жаклин Делони было нечто, неизменно приковывающее мое внимание. Первые впечатления всегда очень важны. Я получила их во время дознания по поводу смерти бедняжки Марго. Было ясно, что и мистер Трент и мисс Делони находятся под влиянием каких-то сильных эмоций. В случае с мистером Трентом, это было безусловное горе, судя по тому, что я слышала про его искреннюю привязанность к этой девочке. Мне много о нем рассказывала мисс Фолконер. Судя ее словам, мистер Трент был простым и добросердечным человеком, у меня тоже создалось такое мнение. Конечно, к отзывам мисс Фолконер нужно было относиться с известной осторожностью, но ведь не только она тепло отзывалась о мистере Тренте. Даже старый Хамфрис, уж на что ворчун, по-своему ему симпатизировал. Мои впечатления подтверждались все больше. Простодушие, доброта, отсутствие хитрости и изощренности — эти качества не слишком подходят для преступника.

Фрэнк заставил себя сдержать усмешку.

— А как насчет качеств Жаклин Делони?

В ответ на его легкомысленный тон мисс Силвер укоризненно покашляла.

— Во время дознания я имела возможность наблюдать за ней с достаточно близкого расстояния. Мне сразу показалось, что она явно играет на публику. Все это черное одеяние без единого светлого пятнышка, хотя обе леди, являющиеся членами семьи, были одеты без всякой нарочитости. Но драматизация, переигрывание необязательно означают виновность. Подобной слабостью грешат и вполне благонамеренные люди, хотя они, как правило, эгоистичны и слишком эмоциональны. Мисс Делони явно испытывала очень сильное чувство, которое трудно скрыть.

Конечно оно могло быть вызвано гибелью девочки, но у меня возникло впечатление, что она не подавлена горем.

Мне показалось, что ее переживания связаны скорее с мистером Трентом и порождены глубоко личной причиной.

Кроме того, я сразу поняла, что мисс Делони чего-то боится. Она тщательно следила за своим лицом, но лежащие на коленях руки были сжаты в кулаки, казалось, шов на перчатке вот-вот треснет. Когда ее спросили, ругали или наказывали Марго за скверные шутки, в ее глазах блеснули слезы, и она начала вроде бы с искренним волнением объяснять, что наказания в подобных случаях лишь вредны. Коронера раздражали эти отвлеченные замечания, но желаемый эффект был достигнут. Если и можно было обнаружить какие-то недочеты в обращении с девочкой, то разве только излишнюю снисходительность. Позже, когда мы выходили из зала, я смогла снова понаблюдать за мисс Делони. Она сжимала в руке носовой платок и внезапно поднесла его к губам. В этот момент она догадалась, что я за ней наблюдаю, и опустила взгляд, но все же недостаточно быстро. Чем больше я думала о том, что тогда выражали ее глаза, тем сильнее убеждалась, что это было торжество.

— Торжество? — задумчиво переспросил Фрэнк.

Мисс Силвер кивнула.

— Это было нечто большее, чем облегчение, хотя и облегчение выглядело бы подозрительно. Если бы она искренне любила бедную девочку, то испытывала бы только печаль, жалость и сочувствие Джеффри Тренту. Впрочем, облегчение можно было объяснить и тем, что тягостная процедура подошла к концу. Однако я ощущала, что тут говорит гораздо более сильное чувство. У меня еще не было ни малейших подозрений в убийстве, но я подумала, не вызвано ли это тайное торжество устранением какого-то препятствия. Мисс Джозефа Боуден поручила мне приехать сюда, поскольку очень беспокоилась о состоянии миссис Трент. Я не могла сообщить ей ничего утешительного. Бедняжка явно страдает болезненным пристрастием к наркотикам. Я тут же подумала, уж не супруг ли виновен в этой ее беде. Но я не могла поверить в его вину — особенно после того, как попытались осуществить запланированное преступление. Устранить собирались мисс Мьюр, это было для убийцы главным. Именно мисс Мьюр должны были столкнуть под автобус на рейдонском перекрестке, чтобы ее весьма солидное состояние досталось сестре. Только тогда миссис Трент могла бы составить завещание в пользу мужа. Если бы она умерла первой, ее состояние перешло бы к Ионе Мьюр. У мистера Трента нет детей, поэтому он не мог бы получить ни гроша, до тех пор пока жива его свояченица.

Фрэнк поднял светлые брови.

— И при наличии столь убедительного мотива вы не заподозрили Джеффри Трента?

— Мне кажется, что он не сумел бы составить столь изощренный план. К тому же он, по-видимому, искренне любит свою жену. Я убедилась в этом, проведя несколько дней в «Доме для леди». Мистер Трент страдал от горя и шока и тем не менее всегда проявлял заботу о жене. То, что он узнал о мисс Делони: ее причастность к смерти Марго и к убийству Флэксмена, а также то, что она не только вместе с Маллером использовала унаследованный мистером Трентом бизнес в качестве ширмы для торговли наркотиками и, мало того, тайно снабжала его жену морфием — все это могло потрясти кого угодно, сделать его равнодушным к окружающим. Однако во время моего пребывания в доме мистер Трент проявлял постоянную заботу не только о жене, но и о миссис Флэксмен. Презрительное замечание мисс Делони на его счет было абсолютно верным. Он любит людей — свою семью, своих слуг, своих знакомых.

Подобное отношение трудно симулировать. Я поверила в его искренность.

Фрэнк поднял руку и тут же опустил ее.

— Знаю, знаю — для вас все люди прозрачны, вам достаточно посмотреть на них, чтобы увидеть, что творится у каждого внутри. Обладай я такой способностью, я бы места себе не находил от ужаса.

Мисс Силвер продолжала вязать.

— Я приучила себя наблюдать, это вошло в привычку.

Понимать мысли и чувства других не так уж сложно. Еще до того, как я узнала от мисс Мьюр о подслушанном разговоре мисс Делони с мистером Трентом, мне было ясно, каковы ее чувства на его счет. Поразительно, что это не стало объектом деревенских сплетен.

— Разве? — спросил Фрэнк. — Вы в этом уверены? Мне казалось, в деревнях знают все.

Мисс Силвер кашлянула.

— Мисс Делони вела себя очень осмотрительно. Она носила траур после смерти Марго, а пока ее подопечная была жива, посвящала все свое время ей и миссис Трент.

В таких обстоятельствах ее преданность Джеффри Тренту выглядела вполне естественно и уместно.

— Но вы решили, что здесь кроется нечто большее?

— Мне казалось, что это одна из тех страстей, которые недаром называют гибельными, — с очень серьезным видом ответила мисс Силвер. — Как писал лорд Теннисон, преступление ради корысти легко может стать преступлением из страсти. Когда я тогда, в Лондоне, пришла повидать тебя, меня терзало сильное беспокойство. Я твердо знала, что жизнь мисс Мьюр в опасности, но не было никаких доказательств, позволяющих принять эффективные меры.

Поэтому я даже обрадовалась, когда после смерти Флэксмена вдруг обнаружилось, что эта история связана и с торговлей наркотиками, что дало повод вмешаться Скотленд-Ярду.

Фрэнк кивнул.

— Джеффри Тренту крупно повезло, что он все-таки сумел оправдаться. Маллер и Жаклин Делони пытаются свалить вину друг на друга, но оба заявляют, что Джеффри ничего не знал. Он был всего лишь удобной ширмой. Ей богу, есть в этом парне нечто внушающее симпатию, несмотря на то, что он похож на киношного героя-любовника. Сейчас Джеффри Трент даже не думает о том, какой опасности избежал. Не до того ему. Я редко видел, чтобы человек был буквально раздавлен — после чтения этих вырванных страниц из дневника. Понятно, почему Жаклин была готова перевернуть весь дом, чтобы найти их. Девочка шпионила за всеми и знала практически все. "Джеки снова дала Аллегре белый порошок.

Это плохо, но если я скажу ей, что знаю об этом, она позволит мне делать все, что я захочу. Стоит мне пригрозить, что я расскажу Джеффри, она будет как шелковая". Ужасающие каракули и сплошные грамматические ошибки. А последние строки таковы: «Джеки сказала, будто Джеффри разрешил мне взять в сарае одну из старых веревок. Врет, наверное, но если старый Хампи начнет злиться, я сошлюсь на Джеффри». Бедняга Трент рыдал, как ребенок. Должно быть, девочка написала эту фразу перед тем, как пойти в сарай за погубившей ее веревкой. Но по крайней мере, эти странички оправдывают его полностью.

Мисс Силвер отвлеклась на секунду от чулка для Роджера.

— А что профессор Регулус Мактэвиш?

Фрэнк скривил губы.

— Ему на роду написано быть повешенным, но не сейчас. Слишком мало улик. Мисс Мьюр слышала, как он говорил, что не станет рисковать своей шеей меньше чем за две тысячи фунтов, но он заявляет, что обсуждал опасный трюк, связанный с каким-то номером, он же все-таки иллюзионист… Никто не видел, как профессор толкнул двух молодых леди на перекрестке в Рейдоне, но полдюжины людей, включая вас, видели, как он подцепил Аллегру за руку тростью и оттащил ее назад, когда она едва не угодила под автобус. Ему тоже крупно повезло, но он, как и Трент, этого не осознает. Ему тоже сейчас не до того… Знаете, какую сцену я застал? Он сидел за столом с бутылкой виски и пытался напиться до бесчувствия! Он только что вернулся с похорон дочери, для которой и добывал наркотики. По его лицу текли слезы, но опьянеть ему никак не удавалось. Я ушел, но если бы я обвинил его в убийстве, он бы даже не расстроился. Чем больше я узнаю людей, тем меньше их понимаю.

Мисс Силвер согласилась в свойственной ей философской манере.

— Человеческая натура поистине неисчерпаема. Ее можно изучать сколько угодно. Не устаю благодарить судьбу за то, что она предоставила мне возможность этим заниматься. С твоего позволения я вновь процитирую лорда Теннисона:

Исследуя, что чувствуешь и видишь —

Истоки жизни и глубины страха —

Ты познаешь законы бытия.

Она отложила законченный чулок и улыбнулась.

— В более раннем его стихотворении содержится предупреждение. Не помню, как оно звучит, но его суть в том, что не следует забывать о добре — в этом и состоит смысл жизни.

Моди и ее неизменные «моралите»! Три цитаты из лорда Теннисона, законченные чулки для Роджера — а в результате ни одной оборванной нити: ни в клубке, ни при расследовании! Фрэнка одолевал смех, но, повинуясь иному, более глубокому побуждению, он встал и поцеловал руку своей «почтенной наставницы».

Примечания

1

Вrеak — холодный, унылый, незащищенный от ветра (англ.).

(обратно)

2

Falconer — сокольничий (англ.).

(обратно)

3

Эдуард III (1312 — 1377) — король Англии с 1327 года.

(обратно)

4

Тюдоры — королевская династия в Англии в 1485 — 1603 годах.

(обратно)

5

Лакросс — спортивная игра с клюшками, к которым прикреплены сетчатые мешочки, чтобы довить, переносить и бросать мяч.

(обратно)

6

Картины английского художника Джона Эверетта Милле (1829 — 1896).

(обратно)

7

Альберт Сакс-Кобург-Готский (1819 — 1861) — супруг английской королевы Виктории с 1840 года.

(обратно)

8

Гладстон Уильям Юарт (1809 — 1898) — британский государственный деятель, четырежды занимавший пост премьер-министра.

(обратно)

9

Солсбери Роберт Артур Тэлбот Гаскойн, 3-й маркиз (1830 — 1903) — британский государственный деятель.

(обратно)

10

Анна I Стюард (1665 — 1714) — королева Англии с 1702 года.

(обратно)

11

Всегда один целует, а другой подставляет щеку (франц.).

(обратно)

12

Чиппендейл — стиль мебели, названный по имени английского краснодеревщика Томаса Чиппендейла (1718 — 1779).

(обратно)

13

Приятно вовремя подурачиться (лат.). (Гораций, «Оды», 4, 12, 28).

(обратно)

14

Ставшая поговоркой сокращенная цитата из пьесы Конгрива «Скорбящая невеста».

(обратно)

15

См, рассказ А. Конан Дойля «Медные буки».

(обратно)

Оглавление

Анонс

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38

Глава 39

Глава 40 . . . . . . . . . . . . . . . .

Реклама на сайте