«Игра в бары»

Игра в бары (fb2) - Игра в бары [сборник] 1554K (книга удалена из библиотеки) скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Рекс Тодхантер Стаут - Дэшил Хэммет - Дональд Уэстлейк

Игра в бары

Рекс Cmaym Игра в бары

1

В старом коричневого камня доме Ниро Вульфа на Тридцать пятой улице атмосфера в тот июньский понедельник была накаленной. Я упоминаю о ней не для того, чтобы намекать на дурные привычки Вульфа, а просто потому, что она имеет отношение к делу. Благодаря этой атмосфере мы и получили жильца.

Начало всему положило одно замечание Вульфа, сделанное им тремя днями раньше. Каждую пятницу в одиннадцать утра, спустившись в кабинет на первом этаже с оранжереи на крыше, Вульф выписывал чеки для Фрица, Теодора и меня. Отдав мне мой, два других он оставлял при себе, поскольку любил вручать их лично. В тот день, положив чек на мой письменный стол, он ехидно произнес:

— Спасибо за то, что дождался.

Мои брови поползли вверх.

— В чем дело? На орхидеи напала тля?

— Нет, но я видел в холле твою сумку и отметил твой пышный наряд. С твоей стороны чрезвычайно любезно сидеть здесь в ожидании столь ничтожного вознаграждения за непосильный почти недельный труд, все время помня о том, что наш банковский счет за последние два года никогда не был таким маленьким, и всей душой стремясь улизнуть.

Я сдержался. Но такая тирада требует ответа, и я ответил:

— Что касается пышного наряда, то я уезжаю на уик–энд за город и оделся соответствующим образом. Однако ваше замечание о том, что я рвусь уйти, неверно. — Я посмотрел на часы. — У меня вполне достаточно времени, чтобы взять машину и заехать на Шестьдесят третью улицу за мисс Роузн. Дальше: определение моего вознаграждения словом «ничтожное» совершенно точно! Что до непосильного труда, то я вынужден ограничивать его сидением на собственной заднице только потому, что вы решили отвергнуть четыре предложения подряд. Продолжаю: произнеся свое «почти недельного», вы, очевидно, имели в виду то, что я ретируюсь раньше, чем истекло время, за которое мне платят. Но такое случается не впервые и потом: что меня удерживает? Теперь относительно банковского счета. У вас, действительно, есть все основания для подобных слов. Я веду канцелярию, знаю положение дел и готов помочь. Сожалею, что мой вклад будет столь мизерным.

С этими словами я подошел к письменному столу, на котором по–прежнему лежал чек, взял последний большим и указательным пальцами за верхний краешек и разорвал поперек, потом сложил половинки вместе и превратил их в четвертушки, затем бросил клочки в корзину для бумаг и направился к двери.

— Арчи!

Я повернулся па каблуках и посмотрел на него, Метнув на меня свирепый взгляд, он сказал:

— Тьфу!

— Чушь! — отозвался я.

Вся эта история накалила домашнюю атмосферу.

Когда я вернулся из–за города воскресным поздним вечером, Вульф уже лежал в постели. Возможно, к утру понедельника все бы и утихомирилось, кабы не разорванный чек. Оба мы прекрасно понимали, что корешок чека необходимо аннулировать и выписать новый чек, но Вульф не собирался ничего делать, пока я не попрошу, а я не собирался ни о чем просить, пока он не заговорит об этом первый. Гордость у каждого есть. Поскольку вопрос оставался нерешенным, напряженность понедельничного утра продлилась до обеда и перекочевала во вторую половину дня.

Около шестнадцати тридцати я сидел за письменным столом, просматривая старые счета и отчеты, когда в дверь позвонили.

Обычно, кроме особых случаев, посетителям открывал Фриц, но в тот день мои ноги требовали разминки, поэтому я пошел сам. Распахнув дверь, я увидел нечто, что породило в моей душе приятные надежды. Чемодан и шляпную коробку могли, конечно, купить у коммивояжера, но молодая женщина в легком персиковом платье и отлично сшитом жакете выглядела, без сомнения, не стандартно. Ее появление у Ниро Вульфа с багажом позволяло ставить десять к одному за то, что она — перспективная клиентка из другого города, а приезд прямо с вокзала или из аэропорта говорил о том, что клиентка торопится. Такая особа требовала сердечной встречи.

Помахивая шляпной картонкой, она переступила через порог, прошмыгнула мимо меня в коридор и констатировала:

— Вы — Арчи Гудвин. Вы внесете мой чемодан? Будрте так любезны.

Я подчинился, закрыл дверь и поставил чемодан у стены. Она прислонила к нему шляпную картонку, потом выпрямилась и заявила:

— Вообще–то, мне нужен Ниро Вульф, но он, конечно, как всегда, с четырех до шести наверху в оранжерее. Потому я и выбрала именно это время. Я хочу прежде поговорить с вами. — Она огляделась. — Ага, вот дверь в приемную. — Ее взор заскользил дальше, постепенно обегая комнату. — Лестница справа ведет в столовую, слева — в кабинет. Холл больше, чем я ожидала. Так вы меня пригласите?

Я никогда не встречал подобных глаз. Они были то ли коричневато–серые с желтыми крапинками, то ли коричневато–желтые с серыми, но глубокие, очень большие и быстрые.

— В чем дело? — спросила гостья.

Она явно жульничала, ибо не могла не знать о том, что любой, увидевший ее глаза в первый раз, непременно на них уставится. Она, наверняка, даже провоцировала такой эффект. Я ответил, что дело ни в чем, проводил ее в кабинет, предложил стул, сел за свой письменный стол и заметил:

— Итак, вы бывали здесь раньше.

Она отрицательно покачала головой.

— Несколько лет назад сюда приходил мой друг, и потом, я столько читала о вашем доме. — Она опять осмотрелась. — Я бы ни за что не приехала, если бы не слышала так много о Ниро Вульфе, его жизни, о вас. — Она одарила меня взглядом, и я, уже сообразив, что поймать его случайно крайне трудно, поспешил воспользоваться редкой возможностью. Она продолжала: — Я подумала, что для начала мне лучше побеседовать с вами, потому что я совсем не представляю, как говорить с Ниро Вульфом. Видите ли, я пытаюсь кое–что выяснить… Интересно… вы знаете, чего бы, по–моему, мне сейчас хотелось?

— Нет. Чего же?

— Кока–колы, рому с лимоном и побольше льда. «Майерса» у вас, наверное, нет?

Мне показалось, что она немного торопится, но тем не менее я ответил: «Напротив, у нас есть все, что нужно», встал, подошел к письменному столу Вульфа и позвонил Фрицу. Едва он удалился, приняв заказ, и я вернулся в свое кресло, она заявила:

— А Фриц выглядит моложе, чем я думала.

Я откинулся на спинку и скрестил ноги.

— Вы можете пить все, что угодно, даже кока–колу с ромом, — начал я. — Ваше общество мне очень приятно, так что здесь все в порядке, но если вы хотите, чтобы я научил вас говорить с Вульфом, вам, пожалуй, лучше сразу взять быка за рога.

— Не раньше, чем с напитками будет покончено, — твердым голосом сказала она.

Гостья вела себя по–хозяйски и устроилась по–домашнему. Сделав пару глотков принесенного Фрицем заказа, она пробормотала что–то о жаре, сняла жакет и повесила его на спинку красного кожаного кресла. Потом пошла еще дальше: избавилась от той соломенной вещицы, что украшала ее голову, откинула назад волосы, вытащила из сумочки зеркальце и мельком в него посмотрелась. Затем, не выпуская стакан из рук и отпивая время от времени по глотку, она прогулялась к моему столу взглянуть на разложенные бумаги, переместилась к большому глобусу, дабы крутануть его пальцем, прошла к книжным полкам и изучила корешки многочисленных томов. Когда ее стакан опустел, она поставила его на стол и села, устремив взор на меня.

— Я начинаю приходить в чувство, — сообщила она.

— Отлично. Только, ради бога, не надо с этим спешить.

— Не буду. Я не из породы нетерпеливых. Поверьте, я очень осторожная девушка… За всю свою жизнь я поспешила лишь однажды, и одного раза мне хватило с лихвой. По–моему, мне еще не помешает выпить.

Хотя я был категорически против, но не мог отрицать того, что кока–кола и ром пошли ей на пользу: подняли тонус и подчеркнули привлекательность, достаточно, впрочем, сильную и без подчеркивания. Однако время было рабочее, и я хотел выяснить, стоит ли она чего–нибудь. как ^клиентка. Поэтому я решительно покончил с проблемой выпивки вежливым отказом, но прежде чем успел осуществить свои намерения, она спросила:

Скажите, южная комната на третьем этаже запирается изнутри?

Я нахмурился. Во мне начало зарождаться подозрение, что наша гостья совсем не то, за кого я ее принимаю, а напротив, какая–нибудь журналистка, желающая заполучить материал о доме знаменитого детектива. Но даже в подобной ситуации ее нельзя было взять за ухо и спустить по ступенькам на улицу. Все в ней, включая глаза, заставляло идти навстречу, до известных пределов, конечно.

— Нет, — ответил я. — А вы полагаете, это необходимо?

— Возможно, и нет, — согласилась она. — Но с другой стороны, я бы чувствовала себя лучше в запертом помещении. Видите ли, я намерена ночевать именно там.

— Неужели! Восхитительно! И долго?

Неделю. Может, на денек–другой больше, но неделю обязательно. Я бы предпочла южную комнату, потому что она с ванной, а не ту, другую, на втором этаже. Я знаю, как Ниро Вульф относится к женщинам, потому и решила встретиться сперва с вами.

Разумное решение. Я люблю шутки, а ваша, держу пари, неплохая. Как вы до такого додумались?

— Я не шучу. — Она выглядела раздраженной и говорила искренне. — По некоторым причинам мне пришлось уехать. Я вынуждена скрываться до тридцатого июня там, где никто меня не знает. А отель или что–то подобное мне не подходит. После долгих размышлений я поняла, что лучшим местом станет дом Ниро Вульфа. Никому не известно, что я сюда пришла. Никто за мной не следил.

Она поднялась на ноги и направилась к красному кожаному креслу за своей сумочкой, которую бросила там вместе с жакетом. Вернувшись обратно, она достала из сумки кошелек и снова дала мне возможность лицезреть свои глаза.

— Одну вещь вы бы вполне могли мне сказать, — произнесла она таким тоном, будто я не только мог, но и был обязан, — Я насчет денег. Я слышала, какие гонорары он берет даже за то, чтобы просто шевельнуть пальцем. Так вот, мне лучше предложить деньги ему самому или заплатить вам прямо сейчас? Пятидесяти долларов достаточно? Я согласна на любые условия. Вы получите наличные, а не чек, во–первых, чтобы не платить налога, а во–вторых, я не хочу, чтобы вы прочитали на чеке мою фамилию. Я немедленно вручу вам такую сумму, какую вы назовете.

— Э нет, — возразил я. — В отелях и меблированных комнатах следует сообщать свое имя. Предлагаю его для вас сочинить. Как насчет Лиззи Верден?

Она отреагировала на мою шутку, как на порцию кока–колы: слегка покраснела.

— Вы находите ситуацию забавной?

Я был тверд.

— Пока —да. До сих пор она напоминала комедию. Итак, вы отказываетесь представиться?

— Да.

— И местожительство не назовете? Вообще ничего?

— Нет.

— Вы совершили какое–то преступление или замешаны в чем–то? Скрываетесь от полиции?

— Нет.

— Докажите!

— Глупости! Я не собираюсь ничего доказывать!

— Соберетесь, если действительно хотите получить крышу над головой. Мы разборчивы. Каждый в свое время, южную комнату занимали четыре убийцы, последней — года три тому назад — миссис Флойд Уайтен. А я лицо особенно заинтересованное, поскольку моя комната на том же этаже. — Я с упреком покачал головой. — Очень жаль, но при данных обстоятельствах я не вижу смысла продолжать наш разговор. И хотя у меня нет никаких срочных дел, а вас ни в коем случае не назовешь пугалом, но пока вы не откроете…

Я внезапно замолчал, ибо. в голову мне пришла мысль, что в любом случае можно сыграть и получше, чем просто прогнать ее прочь. Даже если она не клиентка, я все равно найду ей применение.

Я внимательно посмотрел на нее и с сомнением произнес:

— Не знаю. Сперва скажите ваше имя.

— Нет, — твердо ответила она.

— Почему?

— Потому что… какой вам с этого прок, пока вы мне не верите? Где гарантии, что я назову настоящую фамилию? Да и не хочу я, чтобы вы меня проверяли. Нельзя, чтобы у кого–нибудь зародилось даже малейшее подозрение относительно того, где я буду до тридцатого июня.

— А что случится тридцатого?

Она покачала головой, улыбнувшись мне.

— Вы очень ловко задаете вопросы, я уже поняла, и потому не собираюсь отвечать ни на один из них. Вы не должны ни о чем догадываться, так же, как и Вульф. Просто позвольте мне остаться здесь на неделю, лучше всего в той комнате. Питаться я тоже буду тут. По–моему, я и так уже слишком много разболтала. Наверное, мне все же следовало бы сказать… нет, пожалуй, не сработало бы. — Она засмеялась. Смех у нее был. тихий, мелодичный, журчащий. — Заяви я, что читала о вас, видела вашу фотографию и была очарована настолько, что начала мечтать об одной волшебной неделе рядом с вами, вы бы сразу поняли, что я лгу.

— Не обязательно. Миллионы женщин именно это и чувствуют, но они не могут тратить по пятьдесят долларов в день.

— Я же объяснила, что в состоянии заплатить и больше. Сколько скажете.

— Да, да, наслышан. Давайте подведем итоги. Продолжаете ли вы упорствовать в своем нежелании делиться какой бы то ни было информацией?

— Да.

— Тогда мне придется взять мистера Вульфа на себя. — Я взглянул на часы. — Он спустится с крыши через сорок пять минут. — Я встал. — Пока я проведу вас наверх и оставлю там, а когда он появится, примусь за него. Поскольку никаких зацепок вы не даете, дело может оказаться безнадежным, но не исключено, что удастся убедить его вас выслушать. Надеюсь, при виде наличных он смягчится. Порой лицезрение денег влияет на людей благотворно. Скажем, триста пятьдесят. Устраивает? При условии, конечно, что сделка не заключается, пока Вульф на нее не согласится.

Отсчитывая семь новеньких пятидесяток из пачки, лежащей в кошельке, ее пальцы работали быстро и аккуратно. Осталось там вполне достаточно. Я сунул нашу долю в карман, забрал из холла чемодан гостьи и провел ее наверх, двумя этажами выше. Дверь в комнату была открыта.

Войдя внутрь, я опустил багаж на пол, подошел к окну, поднял шторы и распахнул его настежь.

Она постояла, оглядываясь, потом заметила с одобрением:

— Большая комната. Я так признательна вам, мистер Гудвин.

Я хмыкнул, ибо не успел подготовиться к тому, чтобы пускаться с ней в излияния. Переставив чемодан на тумбочку возле одной из двухспальных кроватей, а картонку на стул, я заявил:

— Я должен проследить за распаковкой вещей.

Глаза ее полезли на лоб.

— Проследить? С какой стати?

— В честь нашего знакомства. — Я немного сердился. — В столице и ее окрестностях найдется не менее тысячи человек, считающих, что Ниро Вульф слишком зажился и что им пора заняться. Его комната, как вы, наверняка, знаете, находится под этой. Таким образом, я ожидаю увидеть в вашем чемодане бур и распорки, а в шляпной коробке — гремучку. Они заперты?

Она посмотрела на меня, стараясь определить, шучу ли я, поняла, что не шучу, подошла и быстро открыла крышку чемодана.

Я уже стоял рядом. Сверху красовался голубой шелковый пеньюар, который она переложила на кровать.

— В честь нашего знакомства, — сказала она с упреком.

— Мне сейчас куда труднее, чем вам, — уверил я ее. — Считайте, что меня здесь нет.

Я не эксперт по дамскому белью, зато отлично знаю, что мне нравится, а она припасла целую коллекцию. Среди прочих вещей обнаружилось одно белое одеяние, прозрачное, как паутина, с самой прекрасной отделкой, какую я когда–либо встречал. Едва оно перекочевало на кровать, я вежливо поинтересовался:

— Это блузка?

— Нет, пижама.

— О, для жаркой погоды великолепно.

Когда чемодан опустел, я хорошенько осмотрел его и ощупал все стенки. Я вовсе не переигрывал: среди нежелательных предметов, присланных однажды в наш дом в некоем подобии контейнера, находились острога, бомба со слезоточивым газом и баллон с цианидом. Но в конструкции чемодана, равно как и шляпной картонки, не было ничего хитроумного. Что касается их содержимого, то более красивой и полной коллекции дамских вещей, заготовленной для спокойной безоблачной недели в частном доме частного детектива, я не мог себе вообразить.

— Думаю, достаточно, — изрек я милостиво. — Я не обыскиваю ни вашу сумочку, ни вас саму, поэтому, надеюсь, вы не станете возражать, если я запру дверь. Ведь если вы проскользнете в комнату Вульфа и подсыплете цианид в бутылочку с аспирином, а он примет его и умрет, я останусь без работы.

— Конечно, — почти прошипела она. — Заприте меня. получше: именно этим я ежедневно и занимаюсь.

— Тогда вам нужен сторож, то есть я. Как насчет выпивки?

— Если вам не трудно.

Я ответил, что нет, и покинул ее, заперев дверь на ключ, который принес из кабинета. Зайдя на кухню предупредить Фрица, что у нас гостья, закрытая в южной комнате, я дал ему ключ и попросил отнести ей напитки. Потом отправился в кабинет, вытащил из кармана семь пятидесяток, сложил их и сунул под пресс–папье на столе Вульфа.

2

В одну минуту седьмого, когда послышался шум спускающегося лифта, я был настолько поглощен содержанием своего письменного стола, что при появлении Вульфа даже не повернулся. Все его действия я, однако, определял на слух: вот он шагает к креслу, вот усаживается, поудобнее устраивая свои четыре–тысячи унций, звонит насчет пива, ворчит, потянувшись за книгой, оставленной им здесь двумя часами раньше, с фальшивой десятидолларовой бумажкой вместо закладки. Краем уха я ухватил и вопрос Вульфа, адресованный Фрицу, притащившему пиво:

— Это ты положил сюда деньги, а, Фриц?

Тут, конечно, пришлось вмешаться мне:

— Нет, сэр, это я.

— Разумеется. Спасибо, Фриц. — Он открыл бутылку и наполнил стакан.

Фриц ушел. Вульф дал пене осесть, но не слишком, и сделал два солидных глотка. Потом поставил стакан на стол, постучал пальцем по пачке новеньких пятидесяток, все еще лежащих под пресс–папье, и спросил:

— Ну? Вздор?

— Нет, сэр.

— Тогда что?

Я заговорил, и речь моя потекла плавно, с проникновенной искренностью:

— Я допускаю, сэр, что ваши слова, сказанные в пятницу о моих непосильных трудах и банковском счете, верны, но, боже! Как они обидны. Я почувствовал, что не окупаю своей доли, тогда как вы в поте лица по четыре часа ежедневно отрабатываете свою в оранжерее. Короче, я сидел сегодня здесь, пытаясь все это переварить, когда позвонили в дверь.

Он прореагировал на мои откровения, как я и ожидал: найдя в книге нужное место, принялся за чтение, Я продолжал:

— К нам явилась особа женского пола немногим старше двадцати лет, с не имеющими себе равных глазами, приятной фигурой, с очень блестящим кожаным чемоданом и шляпной картонкой. Еще не переступая порога, она начала хвастаться знаниями дома и его обитателей, почерпнутыми из газет. Я привел ее сюда, и мы поболтали. Она не пожелала сообщить ни своего имени, ни чего бы то ни было другого о себе. Ей не нужны ни совет, ни информация, ни детективные услуги. Единственное, о чем она просит — это об убежище на неделю с питанием прямо в южной комнате, которая, как вы знаете, расположена на одном этаже с моей. Вы с вашим тренированным умом, естественно, уже поняли то, с чем я смирился лишь под давлением неоспоримых фактов. Она, не только прочитав обо мне, но и увидев мою фотографию, не смогла побороть желания провести рядом со мной, по ее выражению, «одну волшебную неделю». К счастью, монета у нее водится, и она заплатила вперед по пятьдесят долларов за день. Вот так. Я объяснил, что беру деньги лишь условно, в ожидании вашего согласия, проводил в комнату, помог распаковаться и запер. Сейчас она там.

Он сидел, развернувшись так, чтобы на книгу падало как можно больше света, то есть практически спиной ко мне. Я спокойно продолжал:

— Она говорила что–то о необходимости где–нибудь скрыться до тридцатого июня, причем так, чтобы ее никто не нашел. Я, конечно, не давал никаких обязательств, но должен заметить, что совсем не возражаю против того, чтобы пожертвовать своими удобствами и привычкой к восьмичасовому сну. Благодаря своим образованности и воспитанности, она, возможно, захочет, чтобы я читал ей вслух, так что мне придется просить вас одолжить несколько книг, например «Странствия пиллигримов» и «Евангелие от Иоанна». Кроме того, она выглядит милой и неиспорченной, а если еще принять во внимание ее отличные ноги, то, если она нам понравится и принесет какую–то пользу, один из нас сможет на ней жениться. Так или иначе, но суть сейчас заключается в следующем: поскольку за появление сей незначительной суммы отвечаю я, вы вправе считать меня достойным чека, первый вариант которого я разорвал в пятницу.

Я вытащил подготовленный чек из ящика, куда заранее его припрятал, и положил перед ним на письменный стол. Он опустил книгу, взял с подставки ручку, подписал документ и протянул обратно, посмотрев на меня взглядом, долженствующим выражать дружеское одобрение.

— Арчи, — сказал он, — представление было впечатляющим. В пятницу я допустил опрометчивость в словах, а ты в поступках, и разорванный чек поставил нас в затруднительное положение. Родилась крайне щекотливая проблема, но ты блестяще разрешил ее. Прибегнув к одной из своих остроумных и чисто ребячьих выдумок, ты сделал абсурдной всю ситуацию и тем самым ее аннулировал. Причем справился в высшей степени удовлетворительно. — Он снял пресс–папье с пачки, взял ее, выровнял и, держа в протянутой руке, продолжил: — Я и не знал, что в нашем резервном фонде имеются банкноты по пятьдесят долларов. Тебе лучше их припрятать. Не люблю, когда деньги валяются там и сям.

— Деньги чужие, — сообщил я, — мы под прицелом.

— Под прицелом?

— Да, сэр. Они не из сейфа, а от той гостьи, которую я описал и которая сидит сейчас в южной комнате. Я ничего не выдумал. Она станет квартиранткой на неделю, если вы позволите. Привести ее сюда, чтобы вы могли решить?

Некоторое время он пожирал меня взглядом, потом сказал: «Хм…», и потянулся за книгой.

— Отлично, пойду за ней схожу.

Я направился к двери, ожидая, что он остановит меня ворчанием, но ворчания не последовало. Он по–прежнему считал, что я его разыгрываю. Тогда я решился на компромисс и двинулся на кухню просить Фрица проводить меня в кабинет. Вульф даже не взглянул на нас.

— Нужна небольшая информация, — обратился я к Фрицу. — Вульф полагает, что у меня нет чувства меры. Наша гостья, которой ты относил напитки наверх, она старая, измученная, бесформенная, уродливая и хромая?

— Нет, Арчи, — с упреком промолвил Фриц. — Совсем напротив. Просто совершенно наоборот.

— Верно. Ты оставил ее взаперти?

— Конечно. Я же принес тебе ключ. Ты говорил, что она, возможно, будет обедать.

— Да, да, мы тебе сообщим.

— Хорошо. — Фриц метнул в сторону Вульфа быстрый взгляд, но не получив ничего в ответ, повернулся на каблуках и вышел. Вульф дождался, пока на кухне хлопнет дверь, отложил книгу и насупился.

— Так это правда, — изрек он тоном, каким, наверное, заговорил бы со мной, напусти я в его оранжерею паразитов. — Ты действительно поселил женщину в комнате моего дома?

— Поселил — не совсем точное выражение, — заметил я, — чересчур оно сильное, да еще таит в себе намек на то, что я имею личный…

— Где ты ее подобрал?

— Нигде. Я уже говорил, что она сама пришла. Я не выдумывал. Я отчитывался.

— А теперь отчитайся подробно. Дословно.

В сравнении с предыдущим объяснением, нынешнее далось мне легко. Я полностью описал ему все, начиная с той минуты, когда открыл входную дверь, и заканчивая тем, как запер гостью в южной комнате. Он откинулся назад, смежив веки, как всегда, слушая мои долгие отчеты. Едва я умолк, он, не задав ни одного вопроса, распахнул глаза и рявкнул:

— Иди наверх, отнеси ей деньги! — Потом посмотрел на стенные часы. — Через двадцать минут обед. Чтобы через десять духу ее здесь не, было. Помоги ей упаковаться.

Честно говоря, тут я замялся. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что самым естественным и нормальным было подчиниться его приказу. Моя двойная миссия закончилась. Я получил первоклассное подтверждение его разборчивости в работе и клиентах, да еще дубликат чека. Гостья послужила моей цели, так почему бы от нее не отделаться? Но, очевидно, что–то в ней произвело на меня впечатление — возможно, манера паковать чемодан, — ибо я поймал себя на поисках компромисса.

Я объяснил Вульфу, что, действуя как его агент, пообещал ей свидание с ним. Он только хмыкнул. Тогда я сказал, что он бы наверняка сумел убедить ее раскрыть свою тайну: назвать имя и сообщить о грядущих неприятностях. В таком случае полученный гонорар, вероятно, окупил бы мое годовое жалованье.

Еще одно хмыканье.

Я сдался.

— Ладно, — проговорил я. — Пускай попробует бакалао где–нибудь еще. Например, в восточном Гарлеме — там полно португальцев. Не стоило мне о нем упоминать…

— Бакалао?

— Да. Я случайно сказал, что оно будет у нас за обедом. Она спросила, что это такое, и я объяснил. Тогда она заявила, что соленую треску есть невозможно, как бы ее ни приготовили, пусть даже и вы вместе с Фрицем по португальскому рецепту. — Я пожал плечами. — Ничего. Как–никак, она может оказаться убийцей. Пускай проваливает голодной перед самым обедом! Подумаешь, ну уговорил я ее на соленую треску, а теперь выставляю ни солоно хлебавши! Кто я такой? — Я встал и забрал со стола семь пятидесяток. — Ситуация, — с сожалением заметил я, — возвращает нас к исходной позиции. Поскольку деньги необходимо ей вернуть, мне ничего не удается добавить к банковскому счету, и положение с моим чеком становится точно таким, каким было в прошлую пятницу, так что выбора у меня нет. — Я шагнул к своему столу за недавно написанным чеком, взял его за верхний краешек большим и указательным пальцами и…

— Арчи! — проревел он. — Прекрати!

И даже теперь я еще не знал, каким будет решение относительно нашей постоялицы, ибо все повисло в воздухе. Но поскольку Вульфу претила мысль о том, что человек уйдет из его дома голодным, поскольку он инстинктивно желал развеять сомнения относительно съедобности соленой трески и поскольку возникла угроза уничтожения мною второго чека, нашу посетительницу так и не выдворили до обеда, а поднос, приготовленный для отправки в южную комнату, лично обследовал Вульф, прежде чем Фриц отнес его наверх. Но, если не считать приготовления и отправки подноса, ничего определенного, высказанного словами, не было. Вопрос полностью игнорировался. Мы с Вульфом, как обычно, пообедали в столовой.

Покончив с кофе и проследовав за Вульфом в кабинет, я решил первым на повестку дня поставить вопрос о мисс или миссис Икс. Но Вульф даже не заикнулся о встрече. После сытной еды, каковой она была у нас всегда, ему требовалось четыре–пять минут на то, чтобы разместиться в кресле с полным комфортом. Завершив сей труд, он открыл книгу и принялся за чтение.

Мне не на что было роптать, ибо право первого шага, без сомнения, принадлежало ему. Гостья, хотя и накормленная, по–прежнему сидела взаперти, и теперь все зависело от него. Во–первых, он мог молчанием выразить свое согласие на ее присутствие в доме, что казалось маловероятным. Во–вторых, велеть мне привести незнакомку вниз для беседы, что было ему крайне противно. В-третьих, приказать прогнать ее прочь, каковой поступок я бы совершил или не совершил. В любом случае я не собирался давать ему зацепку и, посидев пару минут, глядя на то, как он читает, направился к двери. За своей спиной я услышал его голос:

— Ты не намерен выходить?

Я повернулся и вежливо ответил:

— А почему бы и нет?

— Я имею в виду женщину, которую ты притащил сюда контрабандой. Мы условились, что после обеда ты от нее избавишься.

Он воспользовался неприкрытой ложью, поскольку подобного соглашения в помине не существовало. Вульф явно нападал, сделав первый бросок, и теперь наступила моя очередь. Судьба нашей гостьи, вероятно, решилась бы сразу и бесповоротно, если бы нас не прервали. В дверь позвонили. От того места, где я стоял, до холла было только два шага, и я их преодолел.

В сумерках я никогда не отпираю дверь прежде, чем не включу свет над крыльцом и не рассмотрю посетителя сквозь прозрачное с внутренней стороны стекло. На сей раз хватило одного взгляда. Человек был примерно вдвое старше меня. Высокий и костлявый, с квадратным выступающим вперед подбородком, под мышкой он держал портфель, а на голове его плотно сидела темно–серая шляпа. Я распахнул дверь и вежливо спросил, как он поживает. Проигнорировав мой вопрос, он заявил, что зовут его Перри Холмер и что ему срочно нужен Ниро Вульф. Обычно, когда незнакомцы являются в то время, как Вульф сидит в кабинете, я оставляю их подождать, пока не схожу за инструкциями, но сейчас, получив возможность предоставить течению мыслей Вульфа другое русло, а также предотвратить выдворение нашей гостьи до наступления темноты, я пригласил человека войти, поместил его шляпу на вешалку и проводил в кабинет.

Сперва я решил, что Вульф собирается встать и уйти, не произнеся ни единого слова. Я уже неоднократно наблюдал подобные сцены и слишком хорошо знал такой его взгляд. Однако мысль о бегстве, овладевшая им на секунду, была недостаточно сильна для того, чтобы подвигнуть на усилие оставить кресло: он остался сидеть, глядя на посетителя мрачно и возмущенно.

— Мне следует сразу сообщить, — пустился в объяснения Холмер, — что я обратился к вам, не только зная о ваших успехах и репутации, но и услышав мнение о вас Дика Вильямса. Ричарда А. Вильямса, торговца хлопком. Он говорит, что вы совершили для него настоящее чудо.

Холмер вежливо помолчал, давая Вульфу время согласиться с лестным утверждением. Вульф так и сделал, наклонив голову на целую восьмую часть дюйма.

— Я не прошу чуда, — продолжал Холмер, — но мне нужны быстрота, смелость и проницательность. — Он сидел в кожаном кресле возле письменного стола Вульфа, рукой придерживая портфель на подлокотнике. У него был раздражающий ораторский баритон, жесткий и костлявый, как он сам. — А также секретность. Вот мои требования. Вы перечисленными качествами обладаете. Что. до меня, то я работаю старшим партнером юридической фирмы с самой надежной репутацией, наша контора на Сороковой улице. Молодая женщина, интересы которой я представляю, исчезла. Есть основания считать, что она может совершить нечто опрометчивое и даже попасть в беду. Ее необходимо срочно найти.

Выдвинув ящик стола, я потянулся за записной книжкой и ручкой. Что могло быть приятнее? Исчезнувшая особа и старший партнер уолл–стритской фирмы самой надежной репутации, настолько обеспокоенный, что примчался к нам на ночь глядя, предварительно даже не позвонив! Я посмотрел на Вульфа и с трудом сдержал улыбку. Его губы плотно сжались, выдавая недовольство перед неизбежным трудом. Вульф выглядел мрачным: на него надвигалась работа, для отказа от которой вряд ли удастся найти рациональный предлог. А он так ненавидит работу!

— У меня есть предложение, — говорил Холмер. — Я заплачу вам пять тысяч долларов, если вы, отыскав ее, позволите мне связаться с ней до двадцать девятого июня, — за шесть дней, считая сегодняшний. Но вы получите вдвое больше — десять тысяч, — если доставите ее в Нью—Йорк, живую и невредимую, к утру тридцатого июня.

Я смотрел на него с живым одобрением, заслышав сперва о пяти, а потом о десяти тысячах, но едва он упомянул тридцатое июня, сразу уставился в записную книжку. Совпадение? Нет, предчувствие подсказало мне, что совпадением тут и не пахнет, а опыт научил меня не пренебрегать предчувствиями. Я поднял глаза ровно на столько, чтобы увидеть лицо Вульфа, но не заметил в нем и тени того, что дата поразила его так же, как меня.

Он глубоко вдохнул полной грудью, милостиво сдаваясь перед необходимостью заняться делом, и спросил без особой надежды:

— Полиция?

— Я уже объяснил, что нужна секретность.

— Естественно, иначе бы вы не стали нанимать частного детектива. Выкладывайте свою историю, только покороче. Будучи юристом, вы не можете не понимать, что сперва я должен решить, соглашусь ли на ваше предложение.

— А почему бы и нет?

— Пока не знаю. Рассказывайте.

Холмер выпрямился в кресле и откинулся назад, по не до конца. Похоже, манера сжимать и разжимать кулаки не входила в его привычки, просто он был на пределе.

— В любом случае, — начал он, — наша беседа остается конфиденциальной. Имя исчезнувшей женщины — Присцилла Идз. Я знаю ее всю жизнь, более того, я ее опекун и управляющий имуществом, согласно завещанию отца Присциллы, умершего десять лет тому назад. Она живет в квартире на Восточной Семьдесят четвертой улице, я должен был появиться там сегодня вечером, чтобы обсудить кое–какие деловые вопросы. Приехал я немногим позже восьми, но хозяйки не оказалось, встревоженная горничная ждала ее к обеду, а Присцилла не подавала никаких известий.

— Такие подробности мне не нужны, — нетерпеливо произнес Вульф.

— Хорошо, буду краток. Я нашел на ее письменном столе конверт, адресованный мне. Внутри находилось написанное от руки послание. — — Он открыл портфель. — Вот оно, — заявил он, вытаскивая оттуда сложенный листок голубоватой бумаги и снова опуская его, чтобы достать из футляра очки и надеть их. Потом он опять взялся за письмо. — Слушайте; «Дорогой Перри…» — Он замолчал и, подняв подбородок, взглянул сперва на меня, потом на Вульфа. — Она зовет меня по имени, — объяснил он, — с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, а мне сорок девять. Такое предложение внес отец Присциллы.

Он явно ждал комментариев, и Вульфу пришлось пробормотать:

— Это не важно.

Холмер кивнул.

— Я решил просто упомянуть об этом. Итак, здесь написано;

«Дорогой Перри! Надеюсь, Вы не будете сердиться на меня за то, что я Вас подвела. Я не собираюсь делать никаких глупостей. Просто хочу побыть одна. Вряд ли мы повстречаемся до тридцатого июня, но потом встретимся обязательно. Пожалуйста, не пытайтесь меня найти. Любящая Вас Прис».

Холмер сложил записку и убрал ее в портфель.

— Вероятно, мне следует объяснить вам смысл даты тридцатого июня. В этот день моей подопечной исполняется двадцать пять лет, тогда же, согласно условию ее отца, опекунство над ней кончается, и она становится полной владелицей своей собственности. Таковы основные факты, но как всегда существуют осложнения. Дело в том, что большая часть ее денег — девяносто процентов — вложена в акции некой процветающей фирмы, управляющие и директора которой считают, что моя подопечная нуждается в контроле — осложнение номер один. А номер два — бывший муж Присциллы.

Вульф нахмурился.

— Живой? — спросил он. Вмешиваться в супружеские скандалы он наотрез отказывался.

— Да. — Холмер тоже насупил брови. — Моя подопечная совершила непростительную ошибку, убежав с ним в Южную Америку в девятнадцатилетнем возрасте. Правда, она оставила его через три месяца и в 1948 году развелась. Никаких трений между ними до сих пор не возникало, но две недели назад я получил от него письмо, в котором утверждается, что, согласно подписанному ею вскоре после замужества документу, половина ее собственности законным порядком переходит к нему. Я сомневаюсь…

Тут настала моя очередь. Я и так достаточно долго томился в неизвестности.

— А ее, значит, зовут Присцилла Идз? — выпалил я,

— Да, она взяла свою девичью фамилию. Имя мужа — Эрик Хафф. Я сомневаюсь…

— По–моему, я ее встречал. Наверное, вы захватили ее фотографию? — Я встал и подошел к нему. — Позвольте взглянуть.

— Конечно. — Ему явно не нравилась роль зависимого человека, но он покорно потянулся за портфелем и погрузил в него руку. — Я взял из ее квартиры три отличных фото. Вот они.

Замерев на месте, я принялся их рассматривать.

Он продолжал:

— Я сомневаюсь в том, что его притязания имеют законную почву, но в нравственном отношении тут могут возникнуть трудности. А они для моей подопечной совершенно не желательны. Его письмо пришло из Венесуэлы, и она вполне могла отправиться туда, чтобы с ним повидаться. Она намеревалась вернуться тридцатого июня, но сколько требуется времени на то, чтобы добраться до Каракаса самолетом? Не более двенадцати часов. Она всегда проявляла исключительное упорство в достижении цели. Таким образом, в первую голову необходимо проверить всех пассажиров, летящих в Венесуэлу, и, если такое в человеческих силах, я бы хотел связаться с ней прежде, чем она встретится с Хаффом.

Я вручил Вульфу фотографии и заметил:

— На нее стоит посмотреть. По–моему, я видел ее не только на снимке. Причем, совсем недавно. Не скажу точно, где и когда, зато помню, что в тот день у нас на обед подавали бакалао. Я не…

— Что, черт возьми, ты там, бормочешь? — сердито перебил меня Вульф.

Взглянув ему в глаза, я ответил:

— Вы слышали. — И сел.

3

То, как Вульф управился с Перри Холмером, узнав от меня, что Присцилла Идз находится наверху в южной комнате, стало одним из его лучших трюков. Проблема заключалась в том, чтобы удалить Холмера из дома в разумно короткий срок, убежденным в необходимости услуг Вульфа, но без конкретных обещаний с нашей стороны. Вульф вышел из положения, заявив, что все обдумает, и если решит взяться за дело, то в десять утра я позвоню Холмеру в контору для дальнейших переговоров. Холмер, конечно, взбеленился. Он жаждал немедленных действий.

— Интересно, что бы вы обо мне подумали, — сказал ему Вульф, — согласись я, основываясь на полученной от вас информации, сразу заняться этим случаем?

— Что бы я подумал? Да я только об этом и мечтаю!

— А я уверен, что нет, — заметил Вульф. — Я убежден, что вы не стали бы нанимать дурака. Я никогда не видел вас раньше. Возможно, ваше имя Перри Холмер, а может, и Эрик Хафф. Я располагаю только вашим голословным утверждением. Не исключено, что ваше сообщение правдиво, но не исключено и обратное. Необходимо, чтобы Арчи Гудвин позвонил к вам в контору, посетил квартиру вашей подопечной и побеседовал с горничной. Я часто решаюсь на смелые поступки, но не на опрометчивые. Если вам требуется детектив, способный не раздумывая откликнуться на предложение неизвестного лица, Гудвин назовет вам подходящие имена и адреса.

Однако Холмер проявил невероятное упрямство и засыпал нас фактами и предложениями. Чтобы установить его личность, нам достаточно позвонить Ричарду А. Вильямсу. А для посещения квартиры его подопечной сегодняшний вечер годится не хуже, чем завтрашнее утро. Но по словам Вульфа выходило, что я никак не мог заняться вопросом Холмера раньше утра, ибо сперва нам предстояло решить вместе одну важную проблему, а мы никак не могли к ней приступить из–за того же Холмера. Наконец он ушел. Прежде, чем сунуть портфель под мышку, он вложил в него фотографии. В холле он позволил подать ему шляпу и открыть перед собой дверь. Едва я переступил порог кабинета, как Вульф рявкнул:

— Приведи ее сюда!

Я остановился.

— Отлично. А может, все–таки прогнать ее прочь?

— Нет. Приведи сюда.

Я колебался, решая, как лучше обставить свой ответ и наконец заговорил:

— Она, как вам известно, моя добыча. То, что я отвел ее наверх и там запер, было только моей импровизацией. Без меня вы бы ее выставили. Она принадлежит мне. А после любезного сообщения Холмера вы, вероятно, обойдетесь с ней еще суровее. Я оставляю за собой право подняться за ее багажом и выгнать, когда найду нужным сам.

Он громко хихикнул. Он не часто издает подобные звуки. За те годы, что я с ним провел, мне не удалось зарегистрировать ни одного похожего. Должно быть, он выражал нечто вроде радостного согласия. Секунды три я постоял, давая ему возможность перевести дух, если пожелает, но он не желал, и я направился к лестнице. Там поднялся на два этажа, вставил ключ в скважину, постучался и назвал свое имя. И когда голос разрешил мне войти, я открыл дверь и перешагнул через порог.

Устроилась она уютно. Одна из кроватей была разобрана, и покрывало, аккуратно свернутое, лежало на другой. Сидя за столом у окна, она при свете ночника что–то делала со своими ногтями. В голубом пеньюаре и босиком она выглядела меньше ростом и моложе, чем накануне.

— Должна вас предупредить, — заметила она, ничуть, впрочем, не жалуясь, — что через десять минут я лягу спать.

— Сомневаюсь. Вам придется одеться. Вульф хочет, чтобы вы спустились к нему в кабинет.

— Сейчас?

— Сейчас.

— А почему бы ему не подняться сюда?

Я огорчился: при таком обороте дела она начинала представлять для меня угрозу — подобное отношение к себе в своем собственном доме Вульф бы посчитал образцом наглости.

— Потому что здесь не найдется достаточно вместительного для него кресла. Я подожду в коридоре.

Я вышел, закрыв за собой дверь. Причин для восторгов у меня не было. Правда, в дело, которое обернулось перспективой десяти тысяч, влез именно я, но мне даже в голову не приходило, каким образом ими завладеть и какую линию поведения изберет Вульф. Я сообщаю о своей позиции, а он хихикает!

Одевание, не занявшее у гостьи много времени, принесло еще одно очко в ее пользу. Появившись передо мной в давешнем персиковом платье, она спросила:

— Он очень сердится?

Я постарался ее не пугать.

Лестница, достаточно широкая для двоих, позволила нам спускаться бок о бок, причем ее пальцы лежали на моей руке. Лишнее доказательство того, что я становился «своим». Я заявил Вульфу, что она — моя, дабы подчеркнуть значительность своих деловых качеств и заявить о своем приоритете в данном вопросе. Возможно, когда мы входили в кабинет, я и выпятил грудь, но не намеренно.

Она подошла к письменному столу, протянула руку и сердечно произнесла:

— Вы точно такой — ужасно странно, — но именно такой, как я думала! Я бы…

Она замолчала, потому что ее обдало холодом. Он не шевельнулся, а выражение его лица было если и не враждебным, то далеко не дружеским. Она отступила назад.

Он заговорил:

— Я не стану пожимать вам руку, ибо потом вы наверняка посчитаете мой порыв обманом. Давайте подождем. Садитесь, мисс Идз.

По–моему, она держалась молодцом. Мало приятного, когда тебе отказываются пожать руку, какими бы объяснениями отказ не сопровождался. Она вспыхнула, открыла рот, снова закрыла его, посмотрела на меня, потом опять на Вульфа и, решив, очевидно, что ей следует проявлять выдержку, шагнула к красному кожаному креслу, но внезапно подалась вперед и спросила:

— Как вы меня назвали?

— По вашей фамилии, Идз.

Пораженная, она молча перевела взгляд на меня.

— Как? — спросила она, спустя добрую минуту. — Почему вы ничего не сказали? Каким образом?..

— Послушайте, — взмолился я, — вас щелкнули по носу, и не все ли равно кто — он или я? Садитесь и успокойтесь.

— Но не могли же вы… — Конец фразы повис в воздухе. Она опустилась в кресло. Ее замечательные глаза обратились на Вульфа. — Разницы, конечно, никакой. Теперь мне придется заплатить вам больше, но я так и собиралась сделать. Мистер Гудвин в курсе.

— Да, он объяснил вам, что берет от вас деньги условно, на случай моего согласия. Арчи, достань их, пожалуйста, и отдай.

Я, естественно, ожидал такого поворота и решил не разыгрывать трагедии. Когда бы и где я ни садился на мель, мне всегда хотелось выглядеть при этом максимально эффектно. Я встал, подошел к сейфу, открыл его, вынул деньги и предложил их Присцилле. Она дажа пальцем не шелохнула.

— Возьмите, — посоветовал я. — Иначе вам придется искать место получше. — Я бросил пятидесятки ей на колени и вернулся к своему креслу.

Когда я сел, Вульф заговорил:

— Ваше присутствие здесь, мисс Идз, нелепо. Тут не меблированные комнаты и не лечебница для истеричных женщин. Это мой…

— Я не истерична!

— Прекрасно. Допускаю. Тут не убежище для неистеричных женщин. Это моя контора и мой дом. Ваш нахальный приход, ваше желание остаться на неделю, есть и спать в комнате, расположенной прямо над моей, и отказ при этом сообщать о себе что бы то ни было — по меньшей мере чудовищны. Отлично все понимая, Гудвин непременно выгнал бы вас, не реши он использовать ваше фантастическое предложение для того, чтобы подразнить меня… Правда, тут следует еще учесть вашу молодость и привлекательность. Благодаря перечисленным фактам, вас доставили в комнату, помогли вам распаковать вещи, подали еду… и в моем хозяйстве в‘се полетело вверх дном. Затем…

— Мне очень жаль. — Лицо Присциллы покрылось хорошим ярким румянцем, никаких слабеньких расцветок. — Просто очень. Я немедленно уйду. — Она привстала.

Вульф поднял руку.

— Позвольте мне закончить. Возникли новые обстоятельства. У нас был посетитель —человек по имени Перри Холмер.

Она встрепенулась.

— Перри! — Она снова упала в кресло. — Вы сообщили ему, что я здесь?

— Нет. — Вульф был краток. — Он посетил вашу квартиру и нашел там записку от вас. Вы действительно ему написали?

— Я?.. Да.

— Узнав из нее, что вы сбежали, он моментально направился сюда, желая нанять меня для ваших розысков. Он рассказал мне о том, что скоро вам исполнится двадцать пять лет, а также об известии, полученном им от вашего бывшего супруга, проживающего сейчас в Венесуэле. Известие касается подписанного вами документа, который дает экс–мужу право на владение половиной вашего имущества. Вы на самом деле подписали такую бумагу?

— Да,

— Разве не глупо вы поступили?

— Исключительно. Но тогда я была дурой и, естественно, совершала глупости.

— Так. Когда Гудвин посмотрел на фотографии, которые принес с собой мистер Холмер, он, конечно, вас узнал и умудрился сообщить об этом мне, оставив Холмера в неведении. Однако тот уже успел сделать мне твердое предложение: уплатить десять тысяч долларов, не считая покрытия расходов, если я доставлю вас в Нью—Йорк, живую и невредимую, к утру тридцатого июня.

— Меня? — Присцилла засмеялась, хотя и невесело.

— Именно так он сказал. — Вульф откинулся на спинку кресла и потер губу кончиком пальца. — С той минуты, как Гудвин узнал вас на снимке и проинформировал об этом меня, я попал в трудное положение. Я зарабатываю на жизнь и содержание дорогостоящего штата трудом частного детектива и не могу заниматься донкихотством. Когда мне обещают достойный внимания гонорар за работу, лежащую в пределах моих возможностей, я от нее не отказываюсь. Деньги мне нужны. Короче. Совершенно незнакомый человек предлагает мне десять тысяч за то, чтобы я нашел и доставил ему некое лицо к некоему числу, а по счастливой случайности это лицо находится в одной из комнат моего дома. Существуют ли какие–нибудь причины, мешающие мне обо всем сообщить и получить вознаграждение?

— Понимаю. — Она плотно сжала губы. — Вот откуда ваши сведения. Вам просто повезло, что мистер Гудвин узнал меня, так? — Взгляд ее обратился на меня. — Думаю, вас следует поздравить, мистер Гудвин?

— Об этом говорить еще рано, — проворчал я. — Подождите.

— В том случае, — продолжал Вульф, обращаясь к ней, — если бы я или Гудвин, действуя от моего лица, взяли у вас задаток, не ставя определенных условий, мне бы, наверное, пришлось соблюдать ваши интересы и никоим образом не соглашаться на предложение мистера Холмера. Но ничего подобного не случилось. Я никак с вами не связан. Не существовало никаких законных, профессиональных или этических препятствий, мешающих мне открыть ему место вашего пребывания и потребовать вознаграждение. Однако у меня есть самоуважение. Я не могу так поступить. Да еще Гудвин… Я уже отругал его за самоуправство и велел избавиться от вас, и потому должен быть последовательным, ибо, сославшись на выкуп, я лишусь возможности жить с ним и работать, — Вульф покачал головой. — Итак, выбор вами в качестве убежища моего дома никак нельзя считать счастливым, и не столько для вас, сколько для меня: отправься вы куда–нибудь еще, я бы непременно сговорился с мистером Холмером и, конечно же, получил бы вознаграждение. Если самоуважение не позволяет мне воспользоваться вашим присутствием здесь, которому способствовали случайность и мистер Гудвин, то своекорыстие мешает потерпеть убыток. И весьма ощутимый. Поэтому у меня возникли два предложения на выбор. Первое очень простое. Уславливаясь с Гудвином относительно проживания в моем доме, вы заявили, что готовы уплатить любую сумму. Поскольку вы говорили с ним, как с моим подручным, ваши слова можно отнести и ко мне. И сейчас я называю свой вариант: десять тысяч долларов.

Она изумленно вытаращила на него глаза, брови ее поползли вверх.

— Вы хотите сказать, что я заплачу вам десять тысяч?

— Да. Позволю себе следующее замечание: я подозреваю, что в любом случае деньги будут исходить от вас, прямо или косвенно. Если у мистера Холмера, как управляющего вашей собственностью, широкие полномочия, то гонорар за вашу поимку составится из ваших же средств, так что в действительности…

— Это шантаж!

— Вы не правы.

— Нет, шантаж! По–вашему, если я не заплачу десять тысяч, вы все расскажете Перри Холмеру и получите их от него?

— Ничего подобного я не говорил. — Вульф был терпелив. — Я просто объяснил, что имею два предложения на выбор. Если вам не нравится первое, существует и второе. — Он посмотрел на стенные часы. — Уже десять минут двенадцатого. Гудвин помог вам распаковать вещи, он поможет и запаковать. Вместе с багажом вы вполне успеете уйти отсюда через пять минут, и никто не увидит куда. Мы не станем подглядывать из окна, в какую сторону вы повернете. Мы забудем о вас на десять часов сорок пять минут. По истечении этого времени, в десять утра, я позвоню Холмеру, соглашусь на его условия и начну за вами охотиться. — Вульф махнул рукой. — Мне было неприятно предлагать вам заплатить, но, по–моему, вы заслуживаете подобного предложения. Я рад, — что вы отнеслись к нему с презрением, назвав шантажом, поскольку мне нравится делать вид, будто я честно отрабатываю то, что получаю. Однако мои слова остаются в силе до десяти утра, если вы решите предпочесть их игре в кошки–мышки.

— Я не собираюсь платить вам! — Она вздернула подбородок.

— Хорошо.

— Это смешно!

— Согласен. Хотя подобная альтернатива смешна прежде всего для меня. Уйдя отсюда, вы можете отправиться прямо домой, по телефону сообщить Холмеру о своем появлении, назначить ему встречу и спокойно лечь спать, оставив меня свистеть в кулак. Но я вынужден рисковать подобным образом, другого варианта нет.

— Я не намерена ехать домой и тем более не намерена ничего говорить.

— Как вам будет угодно. — Вульф опять взглянул на часы. — Сейчас четверть двенадцатого. Вам следует поспешить. Арчи, помоги даме отнести вниз багаж.

Я поднялся на ноги. Ситуация сложилась в высшей степени неудовлетворительная, но как бы я ее изменил? Присцилла ждать не собиралась. Она уже встала с кресла со словами: «Благодарю вас, я справлюсь сама», и теперь направлялась к двери.

Понаблюдав за тем, как она пересекает холл и взбирается по лестнице, я повернулся к Вульфу.

— Происходящее напоминает мне одну игру, в Огайо мы ее называли «Разбегайтесь, овцы!». Такие слова выкрикивает «пастух». Игра иной раз получается исключительно увлекательной и забавной, но, по–моему, мне следует сообщить вам прежде, чем гостья уйдет, что я не уверен в том, захочу ли я в нее играть. Возможно, вам придется меня уволить.

Он лишь пробормотал:

— Гони ее прочь.

Я поднялся по лестнице не спеша, ибо думал, что она ни в коем случае не пожелает воспользоваться моей помощью при упаковке вещей. Дверь в южную комнату была открыта. Я спросил из прихожей:

— Можно войти?

— Не беспокойтесь, — послышался ее голос, — я почти готова.

Она деловито сновала взад и вперед. Заполненный на три четверти чемодан стоял на ковре. Эта девушка могла бы стать отличной спутницей жизни. Даже не взглянув на меня, она быстро и аккуратно закончила укладку чемодана и принялась за шляпную картонку.

— Присмотрите за своими деньгами, — посоветовал я, — У вас их много, нельзя, чтобы ими распоряжались чужие люди.

— Отправляете младшую сестренку в далекий путь? — спросила она, не подымая на меня глаз. Такая фраза могла быть и добрым подшучиванием, но все равно звучала не слишком приятно.

— Угу. Вы еще внизу сказали, что меня следует поздравить, а я попросил подождать. Я очень сомневаюсь, что заслужил поздравления.

— Похоже па то, беру свои слова обратно.

Она застегнула молнию на картонке, надела жакет и шляпку и шагнула к столу за сумочкой. Потом потянулась за багажом, но он уже был у меня. Она вышла первая, я следом. В холле, проходя мимо кабинета, она даже не взглянула в его сторону. Зато я взглянул: Вульф с закрытыми глазами сидел за письменным столом, откинувшись на спинку кресла. Когда я открыл входную дверь, она попыталась забрать у меня багаж, но я воспротивился. Она настаивала, но поскольку я весил больше ее, то одержал победу. Спустившись по ступенькам, мы свернули к востоку, немного прошагали по Десятой авеню и перешли па другую сторону.

— Я не стану записывать номер такси, — пообещал я. — А если и запишу, то никому его не назову. Однако я не уверен, что навсегда забуду ваше имя. Как только у меня выдастся свободная минута, я обязательно подумаю над вопросом, который лишь вы сумеете разрешить. На тот случай, если я не увижу вас до тридцатого июня, — счастливого дня рождения!

На том мы и расстались — не сердечно, но и не враждебно. Проследив, как ее такси скрылось за поворотом, я вернулся домой, предвкушая продолжительную беседу с Вульфом, впрочем, без особой радости. Ситуация сложилась интересная, но я, собираясь довести свою роль до конца, не был уверен в том, что она мне нравится. К своему удивлению я обнаружил, что мне позволено лечь спать: когда я пришел, Вульф уже отправился в постель.

Таким образом, все получилось очень удачно.

Конфликт разгорелся на следующее утро, во вторник. Я, как обычно, в кухне поглощал апельсиновый сок, лепешки, поджаренную по–джорджиански ветчину, мед, кофе и дыню, когда, отнеся в комнату Вульфа поднос с завтраком, вниз спустился Фриц и сообщил, что меня требуют. Все текло согласно заведенному распорядку: Вульф никогда не появлялся прежде, чем поднимался в девять в оранжерею, и всегда посылал за мной в случаях, если имел утренние инструкции, не подходящие для передачи по телефону. Поскольку Фриц заявил, что о срочности сказано ничего не было, я без особой спешки допил вторую чашку кофе и только потом поднялся на один этаж в комнату Вульфа, расположенную точно под той, где так и не переночевала Присцилла. Он уже выбрался из постели, покончив с завтраком, и теперь, облаченный в два акра желтой пижамы, стоял возле окна, массируя пальцами скальп. Я пожелал ему доброго утра, и он оказался настолько добр, что ответил мне тем же.

— Сколько времени? — спросил он.

В комнате было двое часов — одни на ночном столике, вторые на стене, — но я потешил его, посмотрев на свои.

— Ровно в десять позвони, пожалуйста, Холмеру, а потом соедини меня. Посещать его ни к чему. Но прежде не мешало бы позвонить на. квартиру мисс Идз и узнать, дома ли она. Или ты уже узнал?

— Нет, сэр.

— Тогда попытайся. Если ее там нет, мы должны все подготовить, чтобы потом не терять времени. Свяжись с Саулом, Фрэдом и Орри, пускай по возможности приедут сюда к одиннадцати.

Я покачал головой — с сожалением, но твердо.

— Нет, сэр. Я предупреждал вас, что вы вправе меня уволить, но я не стану способствовать недобросовестным действиям, хотя и не отказываюсь играть. Вы пообещали забыть о ее существовании до десяти часов сегодняшнего утра. Так я и делаю. Я понятия не имею, о чем вы говорите. Вы желаете, чтобы ровно в десять я выслушал от вас какие–то распоряжения?

— Нет! — огрызнулся он и направился в ванную, но дойдя до нее, рявкнул через плечо: — То есть да! — И исчез.

Чтобы поберечь Фрица, я захватил с собой поднос из–под завтрака.

Обычно, если отсутствует срочная работа, я не спускаюсь в кабинет до того, как принесут утреннюю почту, иными словами, до времени от без пятнадцати девять. до девяти. Так что, когда немногим раньше девяти в дверь позвонили, я еще сидел на кухне, обсуждая с Фрицем «Гигантов» и «Доггеров». Пройдя через холл и приблизившись к входной двери, я остолбенел, ибо увидел через стекло нашег-о посетителя.

Я всего лишь отчитываюсь. Насколько мне известно, никакие электрические заряды не пронзали мой мозг при первой встрече с Присциллой Идз. За время нашего общения я ни разу не испытывал ни слабости, ни головокружения, но факт остается фактом: два самых точных моих предчувствия связаны именно с ней. Не успел Холмер в понедельник вечером произнести о своей подопечной и десятка слов, как я сказал себе: «Она наверху», уверенный в том, что не ошибаюсь. А едва завидев во вторник утром инспектора Кремера из манхэттенского отдела по расследованию убийств, подумал: «Она мертва», нисколько не сомневаясь в этом. Секунды три мне понадобилось для того, чтобы решиться открыть дверь.

На мое приветствие Кремер небрежно бросил: «Привет, Гудвин», и прошествовал в кабинет. Проследовав за ним, я прошел к своему письменному столу. Вместо того, чтобы занять красное кресло, он сел в желтое, значит, собирался иметь дело со мной, а не с Вульфом. Я объяснил, что Вульф освободится только часа через два, но Кремер был знаком с его распорядком не хуже меня.

— Не могу ли я вам помочь? — спросил я.

— Можете для начала, — проворчал он. — Этой ночью убита девушка, а на ее багаже обнаружены свежие отпечатки ваших пальцев. Как они туда попали? — Он ловко поймал мой взгляд.

— Протестую, — заявил я. — Мои. отпечатки могут найтись на вещах тысяч женщин от штата Мэн до Калифорнии. Ее имя, адрес и описание багажа?

— Присцилла Идз, дом № 68 по Семьдесят четвертой улице. Чемодан и шляпная. картонка, оба предмета из светло–коричневой кожи.

— Вы говорите, она убита?

— Да. Ваши пальчики совсем свежие. Повторяю: как они туда попали?

Конечно, инспектор Кремер не был сэром Лоуренсом Оливье, но до сей поры мне и в голову не приходило назвать его уродом, а теперь вдруг осенило, что он безобразен. Его большое широкое круглое лицо в тепле всегда приобретало багровый оттенок и как бы отекало, отчего глаза делались еще меньше, хотя и оставались быстрыми и острыми.

— Вылитый бабуин, — сказал я.

— Что?

— Ничего. — Я повернулся, набрал по домашнему телефону номер оранжереи и, услышав через секунду голос Вульфа, доложил ему: — Пришел инспектор Кремер. Убита женщина по имени Присцилла Идз. По словам Кремера, на ее багаже найдены отпечатки моих пальцев. Инспектор желает знать, каким образом они там очутились. Я о ней слышал или нет?

— Будь оно все проклято!

— Конечно, сэр. Но это не выход. Вы спуститесь вниз?

— Нет.

— А мне подняться наверх?

— Нет. Ты знаешь все не хуже меня.

— Безусловно. Итак, выкладывать?

— Естественно. Почему бы и нет?

— Действительно, почему бы и нет? Она ведь мертва.

Я повесил трубку и посмотрел на Кремера.

4

Я готов согласиться с тем, что Кремер неплохо понимает Вульфа во многих отношениях, однако не во всех. Например, он преувеличивает аппетит Вульфа на звонкую монету, что, впрочем, вполне естественно, ибо самая большая плата честному фараону, каковым он является, значительно меньше той суммы, которую Вульф отчисляет мне, тогда как годовой доход самого Вульфа обозначается шестизначной цифрой. Вульф включает в смету расходов даже билеты на поезда и проезд на такси.

Но у Кремера свои соображения относительно наших доходов, поэтому, узнав, что теперь у нас нет и уже не будет клиента, так или иначе связанного с Присциллой Идз, а следовательно, нет и надежды на гонорар, он начал называть меня Арчи, что делал и раньше, хотя и не часто. Он оценил предоставленную мною информацию, исписав дюжину страниц в своем блокноте мелким аккуратным почерком и задав массу вопросов, не вызывающих, а просто требующих разъяснения. Правда, он позволил себе одно колкое замечание: назвал наш разговор с Холмером, пока его подопечная сидела наверху, «хитрой уловкой». Я возмутился:

— Отлично. Говорите, что хотите. Она пришла сюда без приглашения, и он тоже. Ни с одной стороной мы не заключили никаких сделок. Оба они не могли получить желаемого. Давайте послушаем, как бы вы тут управились.

— Я не гений, как Вульф. Наверное, он сейчас слишком занят, если отказался от предложения Холмера.

— А также от гонорара? Если уж говорить о занятости, то располагаете ли вы временем, чтобы ответить на вопрос одного добропорядочного джентльмена?

Он посмотрел на часы.

— В половине одиннадцатого я должен быть у районного прокурора.

— Значит, успеем. Почему вы так старались выяснить, во сколько ушел отсюда Холмер? Сразу после десяти, а мисс — через час с лишним.

— Какую газету вы обычно читаете? — спросил он и достал сигару.

— «Таймс», но сегодня просмотрел только первую страницу и спорт.

— В «Таймсе» этого не печатали. Прошедшей ночью, чуть позже часа, в вестибюле дома по Восточной Двадцать девятой улице обнаружили тело женщины. Ее удушили чем–то вроде бечевки. Сперва ее никак не могли опознать — у нее стащили сумочку, — но поскольку она жила в соседнем доме, личность в конце концов установили. Ее звали Маргарет Фомоз, она работала служанкой у Присциллы Идз на Семьдесят четвертой улице, но жила с мужем на Двадцать девятой. Обычно она возвращалась домой около девяти, а вчера вечером позвонила супругу и заявила, что не придет до одиннадцати. Поскольку жена показалась ему расстроенной, он спросил ее о причинах, а она пообещала обязательно все объяснить при встрече.

— Итак, ее убили около одиннадцати?

— Неизвестно. Дом на Семьдесят четвертой улице частный, с роскошными квартирами, по одной на каждом этаже, за исключением квартиры мисс Идз, занимающей два этажа и имеющей отдельный лифт. Обслуживающий персонал в-здании отсутствует, поэтому за посетителями никто не наблюдает. Судебный эксперт считает, что трагедия произошла между половиной одиннадцатого и двенадцатью.

Кремер взглянул на часы, сунул в левый угол рта сигару и зажал ее зубами. Он никогда их не раскуривал.

— Я находился дома в постели, — продолжал он. — Сообщение получил Роуклиф. Он направил туда четырех человек — обычная формальность, — один из них, молодой парень по имени Ауэрбах, решил, что обязан дать своим мозгам шанс отличиться. Ведь раньше он никогда не слышал, чтобы похитители сумочек душили своих жертв, а никаких признаков попытки изнасилования не было. Что же такое скрывала убитая или ее сумка, что стало причиной преступления? По словам мужа —ничего. Но в списке содержимого сумочки, составленном с помощью мужа, один предмет показался Ауэрбаху, заслуживающим внимания–ключи от квартиры, в которой миссис Фомоз работала.

— В один прекрасный день он займет ваше место.

— Он бы и сейчас с удовольствием занял. Итак, он отправился на Семьдесят четвертую улицу, позвонил в апартаменты Идз и, не получив ответа, прошел к швейцару. Тот открыл дверь запасным ключом, и Ауэрбах проник в квартиру. Тело Присциллы Идз лежало между ванной и холлом. Ее ударили по голове кочергой, а потом задушили капроновой веревкой. Женщина даже не успела снять жакет, шляпка валялась рядом, так что убийца, возможно, поджидал ее внутри. Мы узнаем об этом побольше, когда найдем шофера такси по тем данным, которые вы мне сообщили. Судебно–медицинский эксперт предполагает, что она погибла между часом и двумя.

— Значит, домой она поехала не сразу, — заметил я. Я уже говорил, что посадил ее в машину без четверти двенадцать.

— Я помню. Ауэрбах связался с Роуклифом, и мальчики взялись за дело. Количество полученных отпечатков было ниже среднего — миссис Фомоз, по–моему, очень внимательно следила за чистотой, — и вершиной улова оказалась коллекция на багаже. Установив, что она принадлежит вам, Роуклиф позвонил мне, и я решил забежать сюда по пути в нижнюю часть города. Он понятия не имеет, как вести себя с Вульфом, а вы вообще влияете на Роуклифа, как пчела на собачий нос.

— Когда–нибудь я расскажу, как он на меня влияет.

— Лучше не стоит, — Кремер опять посмотрел на часы. — Я бы не возражал против того, чтобы перекинуться словечком с Вульфом, но зная его отношение к таким пустякам, как убийство, удовольствуюсь информацией, полученной от вас.

— Она совершенно полная.

— Поверю для разнообразия. — Он встал. — К тому же у пего нет клиента и не предвидится, насколько я понимаю. Случившееся не приведет его в хорошее настроение, так что я вам не завидую. Ладно, я ухожу. Надеюсь, вы понимаете, что как свидетель должны быть под рукой.

Я пообещал.

Проводив Кремера, я снова отправился было в кабинет, по, дойдя до двери, круто повернулся и зашагал к лестнице. Поднявшись на два этажа, я вошел в южную комнату и, встав посередине, огляделся. Фриц еще не убирался здесь, и постель имела тот вид, в каком оставила ее Присцилла. Сложенное покрывало по–прежнему лежало на одной кровати. Я заглянул под него и снова опустил. Потом посмотрел под подушку на разобранной кровати. Затем подошел'к вместительному бюро, стоящему в простенке между окнами, и принялся выдвигать и задвигать ящики.

Не го, чтобы я спятил. Нет, я был тренированным и опытным детективом. Просто данное убийство очень меня интересовало, и мне хотелось выяснить о нем побольше, а ближе всего я находился сейчас к той комнате, в которой Присцилла собиралась ночевать и завтракать.

Я совершенно не надеялся обнаружить что–то ценное, поэтому не был разочарован, когда так и случилось. И все же кое–чем я разжился. На- полке в ванной лежали зубная щетка и побывавший в употреблении носовой платок. Я отнес их в свою комнату. Они до сих пор хранятся у меня в ящике туалетного столика, дополняя коллекцию различных профессиональных реликвий.

Никакой нужды подниматься в оранжерею и затевать перебранку не было, поэтому я спустился в кабинет, разобрал утреннюю почту и принялся за обыденные домашние дела. Очень скоро я заметил, что вношу дату прорастания цимбидиум холфордианум на карточку цимбидиум паулверс, решил, что не склонен к канцелярской работе, рассовал бумаги по папкам, сел и начал разглядывать свои пальцы. У меня накопилось четыре тысячи вопросов, ответы на которые были мне необходимы, и существовали люди, которых я мог расспросить, например сержант Перли Стеббинс или Лон Коэн из «Газетт», но, к сожалению, в конторе Ниро Вульфа телефон тоже принадлежал ему.

В одиннадцать часов он спустился в кабинет, прошел к письменному столу, уселся в кресло и принялся просматривать тонкую пачку адресованной ему корреспонденции. Ничего интересного и срочного там не было. Он поднял голову, сфокусировал взгляд и наконец заметил меня.

— Ты бы не погрешил против совести, поднявшись в десять часов наверх за инструкциями, как мы уславли–вались.

Я кивнул.

— Конечно. Но Кремер ушел на целых пять минут позже назначенного времени, и я не знал, как вы отреагируете. Желаете услышать подробности?

— Начинай.

Я сообщил ему новости, полученные от Кремера, а когда закончил, он хмуро воззрился на меня из–под прикрытых век. Последовало долгое молчание. Наконец он заговорил:

— Так. Значит, Холмер скоро поймет, если еще не понял, нашу стратегию, и с ним связываться не стоит. Он мечтал получить свою подопечную живой и невредимой — по его словам,. — а об этом не может быть и речи.

Я постарался выразить свое несогласие в мягкой форме, так, чтобы оно выглядело как согласие.

— Но он наша единственная зацепка, пускай и хилая, и мы можем с него начать. Ведь нужно с чего–то начинать?

— Начать? — раздраженно фыркнул он. — Что начинать? Для кого? У нас нет клиента. Начинать нечего.

Самым прямым, простым и приятным было бы рявкнуть сейчас во весь голос, что, по крайней мере, принесло бы мне удовлетворение. Но что потом? Я умерил свою злость и заговорил ровным тоном:

— Я не отрицаю такую точку зрения, но существуют и другие. Например: женщина хотела здесь остаться, а мы выгнали ее, и она погибла. Я думал, что от некоторых вещей ваше самоуважение —вы так красноречиво толковали о нем вчера вечером — безумно страдает. По–моему, у вас есть с чего начать — с расследования убийства, А клиентом станет ваше самоуважение.

— Чепуха!

— Возможно. — Я сохранял спокойствие. — Мне бы хотелось подробно объяснить вам, почему я считаю, что мы должны поймать типа, убившего Присциллу Идз, жалко только вашего времени и своих усилий. Принесли бы мои разглагольствования какую–то пользу?

— Нет.

— Вы не желаете даже обсуждать этот вопрос?

— А почему я должен его обсуждать? — Он махнул рукой. — Я не связан никакими обязательствами: ни словами, пи деньгами. Ничем.

— Прекрасно. — Я встал. — Теперь мне ясно, что происходит. Вы наверняка понимаете, что я обзавелся личной проблемой, полностью противоречащей вашей. Не выгони я ее, едва узнав что ей нужно, была бы она сейчас в морге? Сомневаюсь. Спустившись вчера вниз и услышав о ней от меня, вы велели выпроводить ее еще до обеда. Если бы я подчинился, была бы она сейчас в морге? Нет. То, что она сидела здесь почти до полуночи, а потом решила идти домой — неважно почему — целиком моя вина. Возможно, ей потребовалось переодеться, а может, она просто устала играть — так или иначе, в ее гибели виноват только я. Это моя личная проблема.

— Арчи! — Говорил он резко. — Человек не может отвечать за свои психические дефекты, особенно такие, которые разделяет со своими коллегами, в частности, за отсутствие дара предвидения. Конечно, утверждение того, что незнание не становится причиной страданий — вульгарная софистика. Однако то, что в данном конкретном случае ты не в праве винить себя за такое незнание — абсолютная истина.

— И тем не менее, все происшедшее остается моей личной проблемой. Я найду в с, еб. е силы смириться с отсутствием дара предвидения, но никогда не смирюсь с тем, что какой–то чертов убийца благодарит меня за присланную жертву. Я не намерен терпеть подобное безобразие. Я уйду, если вы предпочтете такой вариант, но сперва мне бы хотелось услышать ваше решение… Жалованья, разумеется, я не возьму. Попросите Саула стать вашим помощником. Я перееду в отель, но. вы, наверное, не будете возражать против того, чтобы я забегал сюда время от времени.

Он вытаращил на меня глаза.

— Ты собираешься в одиночку заняться расследованием убийства мисс Идз?

— В одиночку? Пока не знаю. Мне может понадобиться компаньон, но подчиняться я могу и сам.

— Тьфу! — Его голос выражал крайнюю степень презрения. — Вздор! Неужели Кремер такой плохой работник? Или его люди? Неужели они настолько никчемны, что ты возьмешь на себя их функции?

— Черт бы меня побрал! — воззрился на него я. — Слышать подобные речи от вас!

Он покачал головой.

— Ничего не выйдет, Арчи. Напрасно ты пытаешься меня принудить. Только оттого, что тебя уязвили обстоятельства дела, я не возьмусь за крупную и дорогостоящую операцию без малейших шансов на гонорар. Твой фокус не сыграет. Конечно, с твоей стороны было безумием стараться… А это еще для чего?

Я слишком углубился в свое занятие, чтобы ответить на его вопрос словами. Сняв пиджак, я вытащил из ящика кобуру и надел ее. Потом достал «марли» тридцать второго калибра и коробку с патронами, зарядил пистолет, сунул его в кобуру и надел пиджак. Мои действия были самым впечатляющим ответом Вульфу, однако производились и по другой причине. На основе печального опыта прошлых лет я знал, что нельзя выходить из дому на расследование безоружным, и, главным образом, подчинялся привычке.

Наконец я посмотрел на Вульфа.

— Постараюсь сделать все возможное, лишь бы каждый понял, что я работаю на себя. Некоторые, конечно, не поверят, Но уж тут я пас. Если не смогу вернуться за вещами допоздна, то сообщу по телефону, в каком отеле остановился. Решите, что предпочитаете меня уволить — прекрасно. У меня нет больше времени на обсуждения: до завтрака я должен перехватить одного парня.

Он сидел, плотно сжав губы и мрачно глядя на меня. Я повернулся и вышел. Проходя через холл, я прихватил свою соломенную шляпу. Нельзя сказать, чтобы я любил типов, болтающихся летом в шляпах, но нужно было придать себе тон. Спустившись по семи ступенькам крыльца, я зашагал на восток, точно твердо знал, куда должен идти, прошел по Десятой авеню и направился к нижней части города. На углу Тридцать четвертой улицы, в аптеке, я заказал шоколадный коктейль с яичным желтком.

Не стану врать, будто парень, которого я хотел поймать до завтрака, действительно существовал. Просто я, стремился поскорее удрать, ибо надежды склонить Вульфа на свою сторону не было. Я его не винил: он не обзавелся, подобно мне, личной проблемой. А проблема и вправду висела надо мной. На ближайшее время мыслилось лишь одно применение моего времени и способ-, ностей: обнаружить убийцу, к которому я послал Присциллу. Я должен был схватить его — с помощью или без! Я не мечтал прогалопировать по Бродвею на белом копе, насадив голову злодея на острие копья. Я хотел только немного везения или, по крайней мере, поддержки.

Да, помощь мне была необходима. Я мог объяснить свой вопрос инспектору Кремеру и предложить себя в качестве консультанта. Возможно, я бы так и сделал, если бы не тот факт, что мною наверняка стал бы руководить Роуклиф. Ничто в мире не оправдает человека, добровольно отдавшего себя во власть Роуклифа. Такой вариант я отмел. Но что взамен? В апартаменты Присциллы меня не пустят. Перри Холмер не пожелает со мной разговаривать. Я находил изъяны в любой идее.

Покончив с коктейлем, я прошел в телефонную будку, набрал номер «Газетт» и вызвал Лона Коэна.

— Прежде всего, — объяснил я ему, — звонок сугубо личный, с Ниро Вульфом он никоим образом не связан. Учти это и будь любезен сообщить мне все факты, выводы п слухи, прямо или косвенно относящиеся к мисс Идз и к ее убийству.

— Купи газету, сынок. Я занят.

— Я тоже. Я не могу ждать газет. У нее остались какие–нибудь родственники?

— В самом Нью—Йорке нет, насколько мы в курсе. Парочка теток в Калифорнии.

— У тебя нет никакой информации, которую можно сообщить по телефону?

— Да так, ничего выдающегося. Тебе известно о завещании ее отца?

— Я вообще ни о чем не знаю.

— Ее мать умерла, когда дочь была совсем маленькой, а отец, когда ей исполнилось пятнадцать лет. Деньги и ценные бумаги, оставшиеся после его смерти, а также страховка не представляли собой что–то из ряда вон выходящее, но покойный оказался владельцем девяноста процентов капитала текстильной корпорации «Софтда–ун», который оценивался в десять миллионов долларов,

Опекуном дочери стал друг отца, юрист Перри Холмер. Восемьдесят процентов Дохода от вверенного его попечению имущества отходило к Присцилле, а на ее двадцать пятый день рождения ее собственностью делалось все. В случае ее преждевременной смерти капитал наследовали служащие корпорации, имена которых оговаривались в списке, приложенном к завещанию. В списке назывались и суммы, назначенные каждому. Большую часть денег получала кучка заправил, насчитывающая меньше дюжины человек. Прекрасно, она убита за шесть дней до своего дня рождения. Это, конечно, сведения, но явно не слишком ценные.

— Держу пари, что ты ошибаешься. Чертов дурак — я имею в виду ее отца. Как насчет парня, за которым она была замужем? Я слышал, что она с ним убегала. Но от кого? Отец к тому времени уже скончался.

— Не знаю… может, от поверенного. От опекуна. Это случилось здесь. По–моему, она встретила будущего мужа где–то на юге. В Нью—Йорке об этом почти ничего не слышали. Кстати, как понимать твои слова о том, что Вульф не имеет отношения к твоему звонку?

— Именно так, действительно не имеет.

— Ага. Наверное, ты звонишь от товарища. Передай ему привет. Приготовил что–нибудь стоящее?

— Пожалуй. Я куплю тебе бифштекс «У Пьера» в половине восьмого.

— Это лучшее предложение, сделанное мне сегодня. — Он с шумом выдохнул воздух. — Надеюсь, я смогу им воспользоваться. Позвони мне в семь.

— Идет. Прими мою благодарность.

Я повесил трубку, открыл дверцу, достал носовой платок и вытер лицо: в будке было жарко. Потом я вышел, отыскал манхэттенскую телефонную книгу, нашел нужный адрес, выбрался на улицу и перехватил такси, направляющееся в восточную часть города.

5

Штаб–квартира корпорации «Софтдаун» на Коллинз-; стрит, 192, в центре бывших джунглей между Сити, Холл–парком и Гринвич—Вилледжем занимала не кабинет и не этаж, а целое здание. Все четыре этажа его фасада когда–то складывали кирпичи кровавого цвета, но для того, .чтобы об этом узнать, вам пришлось бы использовать долото или пескоструйный аппарат. Тем не менее две огромные витрины на первом этаже по обе стороны от входа отличались такой чистотой, что буквально сверкали. На первой в боевом порядке расположился богатейший набор полотенец дюжины различных расцветок и в два раза большего числа размеров, на второй размещалось какое–то умопомрачительное приспособление, к одной из перекладин которого крепилась пластинка, гласившая: «Лебедка Харгрива, 1768».

Двери были открыты, и я вошел. Левую половину широкой, уходящей вглубь комнаты по всей длине отделяла перегородка, пестревшая вереницею дверей, но правая представала взору целиком. Ее загромождала целая армия столов с кучами товаров на них. В помещении находилось четыре–пять человек. Первую дверь в перегородке, незакрытую, украшала табличка: «Справки». Но сидящая за конторкой старая кобылица скорчила такую скептическую гримасу, что я прошел мимо, туда, где, почесывая ухо, стоял плотный румяный тип. Я показал ему свою лицензию с фотографией и грозно произнес:

— Гудвин, детектив. Где шеф?

Едва взглянув на меня, он проскрипел:

— Какой шеф? Чего вы хотите?

— Послушайте, — сказал я официальным тоном, — я здесь в связи с расследованием убийства мисс Присциллы Идз. Мне необходимо побеседовать с каждым, кто хоть как–то причастен к делу. Предпочитаю начать с верхушки. Возможно, с вас. Как ваше имя?

Он даже глазом не моргнул, лениво посоветовав:

— Обратитесь к мистеру Брукеру.

— Согласен. Как его найти?

— Кабинет внизу, в конце коридора, но сейчас он наверху на конференции.

— Где лестница?

— Вон там, — показал он пальцем.

Я отправился на поиски. Лестница, кроме пластика, покрывающего сбоку ступеньки, вполне гармонировала со всем зданием. Второй этаж оказался более деловым местом, чем первый. Здесь располагались ряды письменных столов с пишущими и другими машинками, шкафы, полки и, конечно, девушки. Последних тут было не менее сотни. Самый приятный вид работы — изучение форм, контуров, цветов и характеров большой солидной конторы, но в тот день я был слишком озабочен.

Я подошел к некой темноглазой особе с гладкой кожей. Она манипулировала с машинкой, которая размерами превышала ее самое. На мой вопрос относительно конференц–зала она махнула рукой в дальний конец комнаты, на ту сторону, что дальше от улицы. Я отправился туда, толкнул дверь в перегородке, переступил порожек и дверь снова прикрыл. Видимо, перегородка обладала хорошей звуконепроницаемостью, ибо грохот и трескотня, создаваемые деятельностью в большой комнате, немедленно превратились в обычный шепот.

Помещение конференц–зала было средней величины, квадратное, с великолепным столом красного дерева посередине и стульями вокруг него. В противоположном углу находилась лестница. Один из пятерых человек, сидевших у стола тесной кучкой, вполне мог оказаться владельцем лебедки Харгривом 1768 года или, по крайней мере, его сыном: такие у него были серебристо–белые волосы и морщинистая старая кожа, которой не хватало места на лишенном плоти лице. Зоркие голубовато–серые глаза заставили меня посмотреть именно в его направлении. Продолжая играть свою роль, я объявил:

— Гудвин, детектив, относительно убийства Присциллы Идз. Мистер Брукер?

Но белоголовый Брукером не был. Им был мужчина напротив, в два раза моложе белоголового и с вдвое меньшим волосяным покровом на голове — светлый шатен с длинным бледным лицом и тонким носом. Он сказал:

— Я Брукер. Что вы хотите?

Ни один из них не поинтересовался моим удостоверением, поэтому я убрал его в карман, сел на стул и вытащил записную книжку и карандаш, решив, что если не подчеркну свою значимость, то вполне могу уйти ни с чем. Я не спеша отыскал в книжке чистую страницу и, окинув собравшихся взглядом, остановился на мистере Брукере.

— Это только предварительная встреча, — объяснил я ему. — Ваше полное имя, пожалуйста.

— Д. Лютер Брукер,

— Что означает Д.?

— Джой. Д–ж–о-й.

Я записал.

— Вы служащий корпорации?

— Президент. Вот уже семь лет.

— Когда и каким образом вы узнали об убийстве Идз?

— Сегодня утром сообщили по радио, в выпуске новостей без четверти восемь.

— Именно тогда вы услышали о ее смерти впервые?

— Да.

— Что вы делали прошлой ночью между половиной одиннадцатого и двумя часами? Только покороче. Максимально кратко. У меня очень мало времени.

— Спал. День у меня выдался трудный, я лег уже в десять и до самого утра не вставал.

— Где вы живете?

— У меня комнаты в отеле «Принц Генри» в Бруклине.

— Значит, вы там провели прошлую ночь?

— Конечно,, ведь именно там находится моя кровать, а спал я в ней.

— Один?

— Я не женат.

— Повторяю: вы были один в своем номере? В период с десяти тридцати до двух часов ночи?

— Да.

— Можете ли вы привести какие–нибудь доказательства? Телефонные звонки? Что–то еще?

Его подбородок спазматически дернулся, но он удержал себя в руках.

— Как это «можете»? Я вообще ни разу не проснулся.

Я посмотрел на него без неприязни, но сдержанно.

— Вы же понимаете ситуацию, мистер Брукер. Многие извлекают выгоду из смерти мисс Идз и некоторые из них автоматически. Так что без подобных вопросов не обойтись. Например, какую долю наследуете вы?

— Моя доля зарегистрирована в официальном документе.

— Угу. Но ведь вы тоже в курсе, не так ли?

— Конечно.

— Тогда, если не возражаете, какова ваша часть?

— По завещанию Натана Йдза, сына основателя дела, ко мне должно отойти 19,362% общей суммы капитала корпорации. По стольку лее получат еще четверо людей: мисс Дьюди, мистер Квест, мистер Питкин и мистер Холмер. Остальные поменьше.

Устремив на меня острый взгляд своих серо–голубых глаз, заговорил белоголовый:

— Я Бернард Квест. — Его голос звучал твердо и сильно, безо всяких признаков дрожи. — Работаю в корпорации шестьдесят три года. Тридцать четыре из них я был коммерческим директором и двадцать девять — вице–президентом.

— Хорошо. — Я записал. — Мне нужны имена вас всех. — Я посмотрел на женщину, сидящую слева от Бернарда Квеста. Средних лет, с жилистой шеей и большими ушами, она была явной индивидуалисткой, поскольку на ее лице не читалось и намека на косметику.

Я обратился к ней:

— Ваше, пожалуйста.

— Виолетта Дьюди, — сказала она настолько ясным и приятным голосом, что я поневоле поднял глаза над своим блокнотом. — Я исполняла обязанности секретарши мистера Идза, а в 1939 году он сделал меня заместительницей президента. Во время его последней болезни, то есть в течение четырнадцати последних месяцев его жизни, я вела все дело.

— Мы помогали, чем могли, — многозначительно заметил Брукер.

Проигнорировав его, она добавила:

— Моя нынешняя должность — помощница секретаря корпорации.

Я перевел взгляд дальше.

— Вы, сэр?

Следующая личность, сидящая слева от Виолетты Дьюди, была аккуратным маленьким самодовольным человечком с иронической складкой в углу рта. Похоже, он всю жизнь выглядел пятидесятилетним и таковым и останется. Он, очевидно, был простужен: постоянно чихал и сморкался в носовой платок.

— Оливер Питкин, — прошелестел он охрипшим голосом. — Секретарь и казначей корпорации с 1937 года, иными словами с тех пор, как в возрасте восьмидесяти двух лет умер мой предшественник.

Я начал подозревать, что прерванная мною конференция касалась отнюдь не полотенец. Из четырех лиц, названных Брунером, не считая его самого, здесь присутствовали трое — все, кроме Холмера. Я бы много дал за то, чтобы услышать, о чем они беседовали до моего прихода. Поэтому я бы не сказал, что действовал неверно. Я сфокусировал свое внимание на особе, единственной оставшейся безымянной и единственной из пятерых достойной изучения на иной основе, нежели ее возможное участие в убийстве Присциллы Идз. По возрасту она годилась во внучки Бернарду Квесту. Что касается ее внешнего вида, то он мог быть улучшен, но ни одна из его деталей не взывала о перестройке. От меня не укрылась тенденция головы мистера Брукера дергаться вправо — туда, где она сидела. Я спросил у нее имя и фамилию.

— Дафни О’Нейл, — сказала она. — Но вряд ли ваша маленькая книжка во мне нуждается, мистер детектив: в завещании мистера Идза я не фигурирую. Когда он умер, я была всего лишь послушной маленькой девочкой, а в «Софтдауне» начала работать только четыре года назад. Сейчас я модельерша.

Ее манеру произносить слова нельзя было назвать младенческой болтовней в полном смысле, но у вас создавалось впечатление, что через четыре секунды она таковой, станет. Кроме того, она величала меня «мистером детективом», а это говорило о том, что модельершу «Софтдауна» лучше разглядывать, чем слушать.

— Возможно, вам следует знать, — по собственному почину начала Виолетта Дыоди своим чистым приятным голосом, — что, если бы мисс Идз дожила до понедельника и взяла бразды правления в свои руки, мисс О’Нейл пришлось бы искать другое применение своим талантам. Мисс Идз не оценила их. Вы наверняка посчитали великодушием со стороны мисс О’Нейл заботу о вашей маленькой книжечке, но…

— Разве ваше вмешательство столь необходимо, Ви? — резко спросил Бернард Квест.

— Думаю, что да. — Она сохраняла спокойную твердость. — Будучи умной женщиной, Берни, я могу проявлять больший рационализм, чем любой мужчина, даже вы. Никто не сумеет ничего скрыть, так почему бы не ускорить агонию? Рано или поздно они до всего докопаются. Например, узнают о том, что за десять лет до смерти Ната Идза вы пытались убедить его передать вам третью часть дела, но он отказался. Или пронюхают насчет Олли. — Она отнюдь не враждебно посмотрела на Оливера Питкина. — Ведь под его маской скромного и исполнительного труженика скрывается свирепый женоненавистник, который видеть не может женщину, руководящую каким–нибудь производством.

— Дорогая моя Виолетта… — начал было изумленный Питкин, но она прервала его:

— Поймут, что моя жажда власти так велика, что вы, четверо мужчин, так ненавидящих и боящихся друг друга, боитесь и ненавидите меня еще больше… ибо, получи Присцилла контроль, и я получила бы верховную власть.

Они услышат о том, что Дафни О’Нейл… о боже, что за имя, Дафни…

— Оно означает лавровое дерево, — подсказала Дафни.

— Мне известно, что оно означает… Услышат, что Дафни натравливает друг на друга Перри Холмера и Джоя, а приближающееся тридцатое июня делает неотвратимым ее увольнение и их тоже. Они установят, что Джой…

Но тут Дафни внезапно перегнулась через Питкина и шлепнула ее по губам. Она действовала так быстро и точно, что Виолетта Дьюди не успела уклониться. Правда, она подняла руку, словно собиралась парировать удар, но в результате только прикрыла рот и вскрикнула.

— Ты сама напросилась, Ви, — заметил Квест. — И если ты полагаешь, что мы с Олли на твоей стороне, а по–моему, ты и вправду на это рассчитываешь, то ты глубоко заблуждаешься.

— Я давно уже мечтала ее проучить, — пролепетала в своей младенческой манере Дафни. — И я не отступлюсь.

Мне пришлось достаточно долго дожидаться, пока мисс Дьюди не возобновит свою речь с того места, на котором ее прервали, или не вступит еще кто–нибудь, но беседа, похоже, увяла окончательно, поэтому я заговорил сам:

— Мисс Дьюди абсолютно права. Однако не подумайте, будто я считаю, что все сказанное ею верно. Тут я не в курсе. Права она в том, что, пытаясь скрыть какие–нибудь факты, вы лишь продлите агонию. Рано или поздно каждая деталь всплывет на поверхность — не обманывайтесь на этот счет, — и чем быстрее это произойдет, тем лучше. — Я посмотрел на президента. — Ничего бы плохого не случилось, мистер Брукер, если бы вы последовали примеру мисс Дьюди. Какова ваша позиция? Например, конференция. Что вы там обсуждали? О чем говорили?

Брукер разглядывал меня, откинув назад голову и выставив вперед длинный тонкий нос.

— Мы говорили, — произнес он, — о том, что обстоятельства смерти мисс Идз, особенно теперь, создадут чрезвычайно неприятную для всех нас ситуацию. Я посоветовался с мистером Квестом, и мы решили побеседовать с мисс Дьюди и мистером Питкином. Я уже обращался раньше к мисс О’Нейл и ее тоже пригласил. Вы же понимаете, насколько невероятным кажется причастие любого из сотрудников «Софтдауна» к убийству мисс Идз. Мы….

— Мисс Дыоди такого же мнения?

— Конечно, — ответила она. — Если вы решили, молодой человек, что я называла подходящие мотивы для убийства, то вы меня не поняли. Я только перечисляла факты, которые могут показаться вам подозрительными. Потом мы бы обсудили их и сэкономили массу времени.

— Понятно. О чем вы еще беседовали, мистер Брукер?

— Думали, как поступить. Точнее, следует ли нам сразу прибегнуть к официальной помощи, и обеспечит ли ее адвокат нашей корпорации или лучше нанять для этой цели специального человека. Говорили мы и о самом убийстве. В конце концов мы пришли к выводу, что не знаем никого, имевшего причины убивать мисс Идз и способного на такое преступление. Мы обсуждали письмо, полученное недавно от Эрика Хаффа, бывшего мужа мисс Идз. Его получил Перри Холмер… вы с ним знакомы? Наверное, он вам рассказал об этом?

— Да. 'В послании утверждалось, будто у Хаффа есть документ, передающий ему половину собственности мисс Идз.

— Все верно. Письмо пришло из Венесуэлы, но он мог приехать в Ныо—Йорк чуть позже. Или вообще не приезжать, а нанять кого–нибудь для ее убийства.

— Понятно. А зачем?

— Мы не знаем. Точнее, я не знаю. Мы просто пытались найти какое–нибудь рациональное объяснение убийству.

Я настаивал:

— Да, но как вы представляете себе логику Эрика Хаффа? Проживи она на неделю дольше и владей он по–прежнему своим документом–его половина собственности значительно увеличилась бы.

— Возможно, — предположила Виолетта Дьюди, — она отрицала, что подписывала такую бумагу, либо ои боялся, что начнет отрицать, и ему вообще ничего не достанется.

— Но она подтвердила, что подписывала документ.

— Вот как? Перед кем?

Я, конечно, не мог назвать Ниро Вульфа и себя, а потому перешел на официальный тон:

— Вопросы задаю я, мисс Дыоди. Я уже объяснил, что наша беседа носит предварительный характер, и мне нужно закончить с остальными. — Я сфокусировал взгляд на Дафни. — Мисс О’Нейл, где вы находились с половины одиннадцатого до двух прошлой ночью? Вы понимаете, что…

Послышался стук открываемой за моей спиной двери, той, через которую я сюда попал. Я покосился через плечо. В комнате появились трое, одного из них, выступающего впереди, я, к сожалению, слишком хорошо знал. Увидев меня, он остановился, глупо вытаращил глаза и с чувством выдохнул:

— О господи!..

Я не припомню ни единого случая, когда вид лейтенанта Роуклифа из манхэттенского отдела по расследованию убийств доставил бы мне удовольствие. Обстоятельства, при которых вид лейтенанта Роуклифа принес бы мне радость просто и вообразить нельзя. Но если бы я составил список ситуаций, когда его появление было бы особенно нежелательным, то настоящая ситуация заняла бы первое место, и именно теперь он и появился во всей своей красе.

— Вы арестованы, — пробормотал он, почти теряя сознание.

Я подавил в себе импульс, всегда возникающий у меня при виде его и не поддающийся описанию, ибо определения он не имеет.

— Есть постановление? — спросил я.

— Я не нуждаюсь в постановлении. Я руководствуюсь… — Он взял себя в руки, шагнул поближе ко мне и обозрел софтдаунский квинтет. — Кто из вас Джой Бру–кер?

— Я.

— Я лейтенант Джордж Роуклиф из полиции. Этот ваш гость тоже представился полицейским внизу. Он…

— А разве это не так? — спросил Брукер.

— Нет. Он…

— Мы сборище дураков, — фыркнула мисс Дьюди. — Он репортер!

Роуклиф до предела возвысил голос:

— Он не репортер. Его имя Арчи Гудвин. Он доверенное лицо Ниро Вульфа, частного детектива. А вам он назвался полицейским?

Трое из квинтета ответили положительно. Роуклиф вылупил на меня свои рыбьи гляделки.

— Я забираю вас за жестоко наказуемое уголовное преступление: попытку выдать себя за представителя закона. Дойл, наденьте на него наручники и обыщите.

Двое его коллег подошли поближе. Я засунул руки в карманы брюк и ввинтился в кресло так, что больше половины моего тела оказалось под прикрытием стола. Для того чтобы одолеть находящегося в такой позиции стовосьмидесятифунтового мужчину, требуются решительность и гора мускулов, так что моим приятелям не раз бы пришлось перевести дыхание.

— Возможно, вы помните, — сказал я Роуклифу, — что третьего апреля 1949 года вашей рукой, по приказу комиссара Скиннера, было начертано письменное извинение передо мной и Вульфом. Теперь же вам предстоит извиняться лично, правда, безо всякой гарантии быть прощенным.

— Я забираю вас по закону.

— Нет. Просто тут все нервничают. И внизу, и здесь, наверху. Представляясь, я произнес собственную фамилию и слово «детектив», потом продемонстрировал свою лицензию, на которую никто не потрудился взглянуть. Я не назывался полицейским. Я детектив, так и заявил. Я задавал вопросы, а они отвечали. А теперь просите прощение и покончим с этим.

— О чем вы спрашивали?

— Об обстоятельствах, связанных со смертью Присциллы Идз.

— С убийством.

Я согласился:

— Верно.

— По какому праву?

— По праву интересующегося гражданина.

— Очень любопытно. Вы солгали инспектору Креме–ру, заявив, что у Вульфа нет клиента, а сами оказались здесь.

— Я не лгал: клиента у него не. было.

— Значит, появился теперь?

— Нет, не появлялся.

— Тогда для чего вы сюда притащились? Какого плана ваш интерес?

— Личного. Он связан с моими собственными проблемами, мистер Вульф не имеет к нему никакого отношения. Я действую сам от себя.

— Ради всего святого!.. — Судя по голосу Роуклифа, его раздражение достигло последних пределов. С моего места его лицо не просматривалось, но уголком глаза я заметил, как его рука сжалась в кулак. — Значит, у Вульфа есть к–к–клиент. — Когда он достигает некой границы волнения, то начинает проявлять склонность к заиканию. Обычно я стараюсь побить его на этом, но сегодня упустил такую возможность. — Причем клиент, которого он не осмеливается назвать. И вам, очевидно, дано задание покрывать его чудовищной ложью, будто вы пришли по собственному почину. Ваша наглость…

— Послушайте, лейтенант, — я был сама искренность, — лгать вам всегда было и будет для меня удовольствием, но сейчас я хочу, чтобы вы поняли и запомнили: мой интерес в данном случае имеет сугубо личную окраску, и мистер Вульф тут ни при чем. Если вы…

— Довольно! — Его дрожащие пальцы сжались еще плотнее. В один прекрасный день он, не выдержав, сорвется, и моя реакция будет зависеть от обстоятельств. Вряд ли я разделаюсь с ним в два счета. Он продолжал: — Сказанного более, чем достаточно. Предоставление ложной информации, сокрытие улик и нужных сведений, затруднение работы официальных органов, выдача себя за представителя закона. Берите его, Дойл. Скоро подмога подоспеет.

Он говорил всерьез. Я быстро оценил ситуацию. Несмотря на создавшееся положение, я еще надеялся на сотрудничество с софтдаунским комитетом, чему бы отнюдь не способствовало созерцание того, как двое верзил вытаскивают меня из–за стола, неизбежно приводя в беспорядок мой туалет. Поэтому я встал сам, скользнул за спинку кресла и сказал Дойлу:

— Осторожнее, пожалуйста, я боюсь щекотки.

6

Без четверти шесть того же вечера я сидел на стуле в убогой комнатушке хорошо знакомого мне здания на Леонард–стрит. Я устал, разочаровался в жизни и проголодался. Если бы я знал, что произойдет через шестьдесят секунд, без четырнадцати шесть, мое настроение наверняка претерпело бы изменения, но я не знал ничего.

Я испытал массу неприятных эмоций, хотя меня никто не сажал в клетку и даже не держал под стражей. Препровожденный сперва в десятый полицейский участок, к кабинету Кремера, я, всеми забытый, просидел там пол–часа, после чего мне заявили, что, если я хочу видеть инспектора Кремера, меня следует отправить в другое место. Поскольку я не выразил желания видеть Кремера, но устал от бесплодного ожидания, то согласился на предложение некоего типа в форме присоединиться к нему. Он проконвоировал меня в такси до Двести сороковой Центральной улицы, поднял на лифте и, вцепившись в мой рукав, долго вел по коридорам. В результате мы добрались до жалкого углубления в стене со скамьей, на каковую он меня и усадил. Сам он тоже сел. Через некоторое время я поинтересовался, кого или чего мы дожидаемся.

— Слушай, парень! — взорвался он. — Похож я на хорошо информированного человека?

Я уклонился от прямого ответа.

— С первого взгляда — нет.

— Верно. Я вообще ничего не знаю. И не спрашивай ни о чем.

Решив таким образом свои проблемы, я притих. Люди, набор которых вы всегда встретите на Двести сороковой, не переставали шнырять по коридору в обоих направлениях. Скамейка сотрясалась от их топота через каждые тридцать секунд. Наконец, не выдержав бесконечных подпрыгиваний, я обратился к проходящему мимо человеку в форме:

— Капитан!

Он остановился и, оглянувшись, увидел меня.

— Капитан, — сказал я, — умоляю, выслушайте. Меня зовут Арчи Гудвин. Живу на Восточной Тридцать пятой улице. Вместе с Ниро Вульфом. Офицер, сидящий рядом, приклеен ко мне для того, чтобы я не сбежал. Пожалуйста, пришлите сюда фотографа. Мне необходим снимок вот в этих штуковинах, — я потряс руками в наручниках, — как важная улика. Человекообразное существо в двубортном пиджаке по имени заковал меня в кандалы, и я намерен возбудить против него дело за незаконный. арест, оскорбление личности и публичное издевательство.

— Я посмотрю, что можно сделать, — пообещал он с симпатией и ушел.

Конечно, я останавливал капитана и взывал к нему лишь для того, чтобы хоть чем–то заняться, и потому был до глубины души потрясен, когда минут через двадцать в коридоре появился неизвестный сержант и спросил, как меня зовут. Я ответил.

Он повернулся к моему компаньону.

— Как его зовут?

— Но он уже сказал, сержант.

— Я вас спрашиваю.

— Лично мне ничего не известно, сержант. Но в отделе по расследованию убийств его называли Арчи Гудвином, именно так, как он вам представился.

Сержант издал далекий от одобрительного звук, взглянул на мои наручники, достал связку ключей и, воспользовавшись одним из них, вернул мне свободу. Прежде я никогда не видел того капитана, не встречал и позже и имени его не знаю, но если вы когда–нибудь попадете в закуток Главного управления с браслетами на руках, ищите человека лет пятидесяти — пятидесяти пяти с большим красным носом, двойным подбородком и в очках с металлической оправой.

Чуть позднее пришел с приказом другой сержант, и меня препроводили вниз, на Леонард–стрит, а потом снова наверх в апартаменты районного прокурора. Там мне благосклонно уделил внимание сыщик из отдела расследования убийств по имени Рэндел, которого я немного знал, и непосредственно районный прокурор Мандельбаум, которого я никогда прежде не видел. Они долбили меня в течение полутора часов, ничего при этом не достигнув, кроме сформировавшегося у меня мнения о том, что обвинение составляться не будет. Покидая комнату, они даже не потрудились приставить ко мне охрану, лишь велели оставаться на своем месте. Когда я в четвертый раз после их ухода взглянул на часы, было без четверти шесть.

Я уже говорил, что был утомлен, разочарован и голоден. Стычки с Роуклифом вполне хватало, чтобы испортить весь день, а она представляла собой только одно звено в цепи неприятностей. В половине восьмого я обещал Лону Коэну купить бифштекс, потом мне требовалось вернуться домой, упаковать вещи и найти комнату в отеле. Все бы ничего, но я понятия не имел, до какой степени полицейские надоели Вульфу, и боялся, что дома нарвусь на его плохое настроение. Я не возражал против ночевки в отеле, но что мне делать потом, утром? Каковы будут мои планы? Я решил пока не думать об этом, а прощупать Лона, позвонив ему, не дожидаясь семи. В комнате телефона не было, поэтому я встал, вышел в коридор, покрутил головой в обоих его направлениях и зашагал налево. Двери повсюду были закрыты. Я бы предпочел увидеть хоть одну распахнутую, с телефоном в поле зрения, но мне не везло. Однако в конце коридора последняя дверь слева приоткрывалась дюйма на три, и, приблизившись, я услышал оттуда голос. Именно об этом событии я и говорил, как о происшедшем без четырнадцати шесть: из комнаты до меня долетел голос. С двенадцати шагов он различался, с пяти — узнавался, а с расстояния в шесть дюймов от щели звучал вполне отчетливо.

— Вся ваша игра, — говорил Ниро Вульф, — строится на идиотском предположении короля ослов Роуклифа о том, что мы с Гудвином — пара кретинов… Не отрицаю, что иногда я бывал с вами не совсем искренним — признаюсь, чтобы доставить вам удовольствие, — обманывал вас и морочил в собственных целях, но лицензию у меня никто не отбирал, а вы понимаете, что сие означает: в общем итоге я помогал вам гораздо чаще, чем вредил — не всем, конечно, но вы, Кремер, вы, Браун, а также вы, господа, частенько прибегали к моей помощи.

Итак, в комнате сидел районный прокурор собственной персоной.

— Кроме того, и мне, и Гудвину известны границы дозволенного, и вы прекрасно об этом осведомлены. Но что происходит сегодня? Следуя заведенному порядку, в четыре я поднялся в оранжерею для двухчасового отдыха. Спустя очень короткое время снизу до меня донесся какой–то шум, и я выглянул выяснить, в чем дело. Там околачивался Роуклиф. Воспользовавшись отсутствием Гудвина, которого боится и которому безмерно завидует, он силой ворвался в мой дом и…

— Это ложь! — послышался голос Роуклифа. — Я звонил…

— Заткнитесь! — прогремел Вульф, и мне показалось, что дверь дрогнула и щель стала намного уже. Через секунду он продолжил хотя не так грозно, но и не шепотом:

— Как вам известно, полицейский имеет не больше прав, чем любой другой человек, врываться в чужой дом без особых причин. Но это правило часто нарушается, как, например, сегодня: мой повар и дворецкий открыл дверь, Роуклиф оттолкнул его, не Обращая внимания на протесты, поднялся на три этажа, вломился в оранжерею и посягнул на свободу моей личности.

Я поудобнее прислонился к косяку.

— Со свойственной ему глупостью он вообразил, будто я стану с ним разговаривать. Я, естественно, велел ему выйти. Он же требовал, чтобы я отвечал на вопросы. А когда я наотрез отказался и повернулся, направляясь за подмогой, он преградил мне путь, размахивая ордером на арест, в качестве важного свидетельства, и схвативши меня за рукав. — Его голос внезапно сделался тихим и приобрел металлическое звучание. — Я не позволю брать себя за рукав, джентльмены. Я не люблю, когда мне цепляются за рукав, особенно такие не заслуживающие уважения люди, как Роуклиф. Я этого не потерплю. Я попросил его объяснить причину появления ордера в нескольких словах, по возможности, до меня не дотрагиваясь. Я не собираюсь хвастать особой чувствительностью к чуждым прикосновениям, поскольку она свойственна всем живым существам. Я упоминаю об этом, как об одной из причин своего отказа беседовать с Роуклифом. Он арестовал меня на основании ордера, вывел из моего дома и привез сюда в рахитичной старой полицейской машине с тупоголовым водителем за рулем.

Я поджал губы. Хотя сам по себе факт его ареста был не лишен привлекательности, но добавочный факт моей ответственности за случившееся сводил все сказанное на нет. Поэтому смеяться я не стал, а продолжал слушать.

— Будучи человеком добрым, я даже допускал, что причиной столь бешеного рвения Роуклифа явилось какое–то крупное недоразумение, возможно, извинительное. Но от вас, мистер Браун, я узнал, что все происшедшее не больше, чем бред простофили. Обвинять Гудвина в том, что он выдавал себя за полицейского, — чистое ребячество. Мне не известно, что он такое сотворил, да это и неважно. Гудвин просто не мог вести себя столь бессмысленно. Обвинение его в действиях по моему указанию и даче ложных сведений абсурдно. Вы подозреваете, что меня наняло некое лицо, вовлеченное в дело об убийстве мисс Идз и миссис Фомоз, что я хотел скрыть это и что Гудвин поехал туда сегодня как мой посланник, а теперь все отрицает.

— Я прекрасно знаю, что так оно и есть, — выпалил Роуклиф.

— Мы уславливались, — кратко заметил Вульф, — что меня не будут перебивать. Я повторяю, что ваше обвинение бессмысленно. Если Гудвин лжет согласно моим инструкциям, то неужели, по–вашему, я не предусмотрел всех вариантов? Неужели оставил без внимания такую нелепицу, как надевание на него наручников?.. Да, Роуклиф отлично себя показал… Неужели допустил, чтобы меня доставили сюда на таком жутчайшем сооружении? Подозревая, что у меня есть клиент и что мне известно нечто, вам необходимое, вы считаете, что сумеете все выяснить. Но у вас ничего не получится, ибо никакой информацией я не располагаю. Однако вы правы, допуская наличие у меня клиента. Такое вполне вероятно.

Роуклиф издал вопль, отдаленно напоминающий крик торжества. «Ага, наконец–то», — сказал я про себя. Этот бездельник заполучил–таки клиента!

Вульф тем временем продолжал:

— Ни сегодня утром, ни даже час назад у меня еще никого не- было, но теперь есть. Дикие выходки Роукли–фа, поощряемые вами, джентльмены, требуют ответных действий. Заявляя, что я не связан с происходящими событиями и что он действует исключительно в собственных интересах, Гудвин говорит правду. Возможно, вам известно, что ему далеко небезразличны те черты характера молодых женщин, которые составляют главную опору нашей расы. Но особенно его волнуют женщины, умеющие, в добавление к обычному шарму, стимулировать пристрастие Гудвина к рыцарству, красоте и обаянию. Присцилла Идз была именно такой особой. Вчера они общались с Гудвином какое–то время. Он запер ее в одной из комнат моего дома. А через три часа после того, как он по моему приказанию выгнал мисс Идз, ее зверски убили. Я не стану объяснять, насколько это событие повлияло на его психику: подобная реакция вполне понятна. Он ушел от меня, мучимый навязчивой идеей. Взял с собой оружие и заявил, что собирается сам найти и схватить убийцу. Слова его звучали патетически, но одновременно человечно, романтично и совершенно великолепно. Вы же принялись грубо и топорно лечить его, тем самым не оставив мне выбора. Так что теперь он — мой клиент, и я полностью к его услугам.

Голос Роуклифа язвительно произнес:

— Вы хотите сказать, что ваш клиент — Арчи Гудвин?

Сухой скептический голос Брауна, районного прокурора, добавил:

— И вся ваша болтовня вела к этому?

Я наконец шагнул в комнату. На меня устремилось восемь пар глаз. Кроме Вульфа, Брауна, Кремера и Роуклифа в помещении сидели двое типов, долбивших меня раньше, и двое незнакомых. Я подошел к Вульфу. Желательно было проинформировать его в присутствии свидетелей о том, что я все слышал, по не менее желательно было продемонстрировать тот факт, что новый клиент способен по достоинству оценить его благородство.

— Я голоден, — сказал я ему. — Мой завтрак состоял из одной содовой, и я способен проглотить сейчас дикобраза со всеми иголками. Поедемте домой!

Его реакция была совершенно восхитительной. Как если бы мы дюжину раз прорепетировали эту сцену, он встал, без единого слова взял шляпу и трость с ближайшего стола, подошел ко мне, потрепал по плечу, проворчал в сторону собравшихся: «Рай для ребячьих выходок», повернулся и двинулся к двери. Никто не шевельнулся, чтобы нам помешать.

Поскольку я ориентировался в этом здании лучше, чем он, то провел его по коридору, вниз по лестнице и потом на улицу. В такси он сидел, плотно сжав губы и вцепившись в ремень безопасности. Мы не разговаривали. Перед домом я расплатился с водителем, вылез, распахнул дверцу, помог Вульфу выйти и, всунув ключ в замочную скважину, убедился, что его недостаточно. На дверь была наброшена цепочка, пришлось звонком вызывать Фрица. Уже в коридоре Вульф нас проинструктировал:

— Теперь вы всегда будете закрывать дверь именно так. Всегда! — Потом он спросил Фрица: — Ты почки готовил?

— Да, сэр: вы же не звонили.

— Яблоки, запеченные в тесте и жженном сахаре?

— Да, сэр.

— Нормально. Пива, пожалуйста. Я так пересох, что сейчас растрескаюсь.

Положив на место шляпу и трость, он направился в кабинет, я следовал за ним по пятам.

Многие часы у меня потело то место, где кожаная кобура прилегала к моему телу, и я с огромным облегчением от нее избавился. Но за стол я потом не сел, а взамен прошел к красному кожаному креслу, в котором перебывали тысячи клиентов, не считая тех, кто так клиентом и не стал. Погрузившись в него, я откинулся назад и скрестил ноги. Появился Фриц с пивом, Вульф открыл бутылку, налил себе в стакан и выпил. Потом посмотрел на меня.

— Шутовство, — определил on.

Я покачал головой.

— Нет, сэр, я устроился здесь не ради забавы, а для того, чтобы избежать непонимания. Как клиенту, мне лучше находиться к вам поближе. Я не смогу оставаться служащим, пока не разрешится моя личная проблема. Если вы действительно имели в виду то, о чем говорили, назовите мне сумму задатка, и я выпишу чек. Если нет, то я могу лишь уйти из вашего дома, как человек, одержимый навязчивой идеей.

— К, черту! Уймись, я же взял на себя обязательства!

— Да, сэр. Как насчет задатка?

— Нет!

— Вы хотите послушать, как я провел день?

— Хочу? Конечно нет! Но как, черт побери, я этого избегну?!

Я полностью отчитался. Мало–помалу, по мере того, как оy расправлялся с третьим стаканом пива, на его лице разглаживались морщинки неудовольствия. Внешне он не обращал на меня никакого внимания, но я знал его достаточно давно, чтобы беспокоиться по таким пустякам. Нужные вещи Вульф никогда не пропустит. Когда я умолк, он проворчал:

— Кого из названных пятерых ты сумеешь доставить сюда к одиннадцати утра?

— При нынешнем положении дел? Без приманки?

— Да.

— Я не поручусь ни за одного, но готов попытаться. Например, я бы мог выудить кое–какие сведения из Лона Коэна, если бы накормил его достаточно толстым бифштексом, и… между прочим, мне нужно ему позвонить.

— Давай. И пригласи его пообедать с нами.

На первый взгляд подобное предложение казалось благородным и великодушным и, возможно, не только на первый, но ситуация создалась сложная. Если бы нас наняли для обычного расследования и, получив секретную информацию, я сводил Лона на обед, ресторан, конечно, включили бы в смету расходов, но сейчас все происходило по–другому. Если я посчитаю обед у Вульфа расходом, Вульф встанет в тупик, поскольку освободил–меня от платы как клиента. А если не посчитаю, то буду поставлен в тупик сам, ибо не сумею говорить об удержании с этой суммы годового налога, что совершенно исключалось.

Итак, я позвонил Лону. Появившись в назначенное время, он съел почки по–горски и запеченные в тесте яблоки вместо бифштекса, что, с одной стороны, было удобно и выгодно, но с другой, имело свою отрицательную сторону, а именно: обычно в моем распоряжении находится шесть таких яблок, а на сей раз мне пришлось ограничиться четырьмя. Вульф же удовольствовался семью вместо десяти. Приняв неизбежное как мужественный человек, он заполнил образовавшуюся брешь лишними порциями салата и сыра.

Проследовав после обеда в кабинет, мы передали бразды правления в руки Лона. Несмотря на то, что он был наполнен такой хорошей едой, о которой можно только мечтать, и соответствующим вином, его сознание не стало менее ясным. Два моих звонка и приглашение пообедать означали для него команду брать или давать в зависимости от программы, и сейчас, когда он сидел в одном из желтых кресел, маленькими глотками потягивая вино, его острый взгляд прыгал с Вульфа на меня и снова на Вульфа.

Грудь Вульфа приподнялась от глубокого вздоха.

— Я нахожусь в затруднительном положении, мистер Коэн, — объявил он. — У меня, нанятого для расследования убийства, нет ни малейшей зацепки. Когда Арчи заявил, что я не интересуюсь мисс Идз, он не лгал, но сейчас все изменилось, и мне нужна помощь. Кто убил ее?

Лон покачал головой.

— Я собирался вас об этом спросить. Вы, конечно, в курсе, что теперь всем известно о ее присутствии в вашем доме и уходе отсюда незадолго до смерти. Таким образом, никто не сомневается, что над проблемой работаете именно вы. С каких же пор вам стала требоваться помощь?

Вульф искоса посмотрел на него.

— Интересно, кто чей должник, мистер Коэн, вы мой или я ваш?

— С вашего разрешения, мы на равных.

— Хорошо. Тогда предлагаю вам открыть кредит. Я непременно прочитаю все ваши статьи, но пока мы сидим рядом, вы не возражаете против того, чтобы побеседовать о деле?

Лон заявил, что нисколько не возражает, чему и представил доказательства. Он говорил почти час, ответил на вопросы Вульфа и даже мои, но когда умолк, мы, хоть и располагали обширной информацией, не имели ничего такого, что могли бы назвать зацепкой.

Холмер, Брукер, Квест, Питкин и мисс Дьюди получали в свое распоряжение не только восемьдесят процентов софтдаунского капитала, но и контроль над распределением среди служащих еще десяти процентов с правом решать, кому сколько выдать. Их собственность составляла девяносто процентов от капитала, включенного в завещание отца Присциллы. Оставшиеся десять процентов принадлежали компании и миссис Саре Джеффи, вдове. Миссис Джеффи раньше дружила с мисс Идз. Ее мужа убили год назад в Корее.

Главным подозреваемым журналистов–мужчин был почему–то Оливер Питкин. Женская половина работников прессы подозревала Виолетту Дьюди. Против членов пятерки не имелось никаких улик, подобных финансовым затруднениям, вражде, жадности или кровожадности. Но поскольку каждому из них предстояло получить ценные бумаги стоимостью приблизительно в полтора миллиона, бытовало мнение, что в уликах и нужды нет. По рассуждениям газетчиков, никто из пятерки не мог быть исключен па основании алиби или в силу других причин. Не менее шестидесяти репортеров из различных изданий и телеграфных агентств трудились над загадочной историей, и, по крайней мере, половина из них не сомневалась в том, что Дафни О’Нейл крепко с ней связана. Теперь их переполняла решимость установить, какова эта связь.

Известие о том, что семь из своих последних часов Присцилла провела в доме Вульфа, дошло до Перри Хол–мера от помощника районного прокурора. Холмер разговаривал в середине дня с человеком из отдела городских новостей «Ассошиэйтед пресс», а часом позже, отказываясь от встречи с корреспондентами, он сообщил о своем собственном визите к Вульфу и «жестоком обмане, которому его подвергли». Сообщение немедленно подхватили вечерние газеты. В нем совершенно недвусмысленно намекалось на то, что, если бы Вульф не скрыл от Холмера присутствие в его, Вульфовом, доме Присциллы, ее бы не убили. Издание Лона «Газетт» должно было поместить это заявление на третьей странице. Упомянув о последней детали, Дон сделал паузу и посмотрел на Вульфа в ожидании комментариев, но тот промолчал.

Жизнь Присциллы Идз осложнила целая серия неприятных событий. В пятнадцатилетием возрасте, посла смерти отца, она поселилась у Холмера, но большую часть времени проводила в школах, где достигла блестящих успехов. За несколько месяцев до девятнадцатой годовщины, в середине семестра, она внезапно уехала, заявив друзьям, что намерена повидать мир. Сняла квартиру в Гринвич—Вилледже, завела себе служанку, кухарку и лакея и принялась устраивать вечера. Через несколько месяцев она наелась Вилледжем по горло, но информация Лона о ее следующем передвижении была какой–то смутной. Насколько удалось выяснить одному репортеру из «Газетт», ее служанка решила навестить больную мать в Новом Орлеане, и Присцилла, готовая уцепиться за любой предлог, позволявший удрать из Вилледжа, а особенно от ее опекуна Холмера, настаивавшего на возвращении девушки в колледж, купила два билета на самолет до Нового Орлеана, и они с горничной улетели. Может, в Новом Орлеане, а может, и где–нибудь еще она встретила Эрика Хаффа. Здесь сведения Лона тоже не отличались точностью, но так или иначе, она его встретила, они поженились и уехали в одну из стран Южной Америки, где новоиспеченный супруг проворачивал какие–то дела. Не вызывало сомнения и то, что три месяца спустя она появилась в Нью—Йорке в сопровождении горничной, с которой улетала, но безо всякого мужа. Она купила деревянный дом неподалеку от Маунт—Киско и принялась за мужчин. За два года она нахваталась с ними самых разнообразных хлопот, руководствуясь, очевидно, мыслью о том, что чем выше твои стремления, тем забавнее наблюдать, когда швыряешь их оземь. Со временем подобные истории потеряли свою привлекательность, и она отправилась в Рено. Пробыв там положенный срок, она получила развод, вернулась в Нью—Йорк и вступила в Армию Спасения.

Услышав о сей детали, я вытаращил на Лона глаза, решив, что эту новость он выудил из собственной шляпы. Присцилла Идз, насколько я знал ее, в своем персиковом платье и отлично сшитом жакете совершенно не сочеталась с бренчащей освященной кружкой. Однако Лон подходил к делам без всяких претензий на дешевый эффект.

Присцилла действительно пробыла в Армии Спасения чуть ли не два года. Она носила форму, работала по семь дней в неделю и, забыв всех своих старых друзей,. жила скромно, если не экономно. Потом неожиданно — Присцилла всегда меняла свои занятия неожиданно —она оставила Армию, переехала в квартиру на Восточной Семьдесят четвертой улице и начала, впервые за все время, проявлять живейший интерес к делам корпорации «Софтдаун».

Ее активизация вызвала волнение в различных кругах. Известно, что между Присциллой и ее бывшим опекуном Перри Холмером, который пока оставался управляющим собственностью мисс Идз, произошли крупные разногласия. В частности, несколько месяцев назад она уволила Дафни О’Нейл, велев ей уходить и не возвращаться. Категорический приказ отменили должностные лица корпорации при поддержке Холмера, законно контролировавшего ситуацию. Никаких сообщений об угрозах или моральном давлении никто не получал.

События вечера понедельника мы тщательно разобрали по времени.

Согласно показаниям шофера такси, в которое я усадил Присциллу, она попросила ехать на Центральный вокзал. Но, прибыв на место, заявила, что передумала и хочет прокатиться вокруг Центрального парка. Водитель повиновался. Когда после неторопливой поездки к северному концу парка, а потом снова к южному она сообщила, что собирается кое–что обдумать, а потому желает совершить еще один тур, шофер благоразумно потребовал денег вперед. Она вручила ему десятку. После второго круга она наконец назвала адрес: дом 618 по Восточной Семьдесят четвертой улице. Он привез ее на место примерно в час, помог с багажом и проводил до входных дверей, которые она открыла своим ключом. Потом водитель вернулся к машине и уехал.

И фараоны, и пресса предполагали, что убийца сидел в квартире, поджидая хозяйку, а проник он туда с помощью ключа, который горничная Маргарет Фомоз держала в своей сумочке. Иными словами, горничную к тому времени он уже убил и взял ее сумку. Не исключено, что подобных действий он не планировал.

Возможно, он рассчитывал добыть ключ более скромной ценой, но Маргарет его узнала, ведь она долгие годы прожила с Присциллой и могла вспомнить любого человека, хорошо знакомого хозяйке.

Я исписал половину блокнота сведениями Лона, но того, о чем я уже рассказал, будет вполне достаточно для моего отчета.

Проводив его, я вернулся в кабинет. Вульф сидел с закрытыми глазами, опустив голову на грудь. Не шелохнувшись, он спросил сколько времени, и, услышав от меня, что уже десять тридцать, проворчал:

— Слишком поздно, чтобы ожидать приглашения. Который час теперь в Венесуэле?

— О боже, откуда мне знать?

Я направился к большому глобусу у книжных полок, но Вульф меня опередил. Он провел пальцем по меридиану, начав от Квебека и закончив у экватора.

— Несколько градусов к востоку… Наверное, там на час позже. — Он с разочарованием крутанул глобус.

Я посчитал, что он попросту мошенничает, возмутился и заметил:

— Вы находитесь возле Панамского канала. Продолжите свой путь через другой океан, попытайте счастья в Галапагосах: там только половина десятого.

Он не обратил на мои слова никакого внимания.

— Возьми блокнот, — буркнул он. — Раз уж я взялся за дело, то давай работать.

7

Возможно, мое представление о вдовах сформировалось на основе знакомства и общения в раннем детстве, прошедшем в Огайо, с личностью по имени вдова Роули, которая жила через улицу.

С тех пор я узнал и других вдов, но их образы не смогли стереть первоначального впечатления. Поэтому я всегда ощущал некое подобие шока, когда, встречая женщину, называющую себя вдовой, обнаруживал, что у нее есть зубы, что она не бормочет постоянно себе под нос и умеет ходить без палки.

На вид казалось, что миссис Сара Джеффи вообще не отягощена недостатками. Вероятно, она была раза в три с небольшим моложе вдовы Роули, но это «с небольшим» было, действительно, невелико. В добавление к первому шоку мне понадобился лишь один внимательный взгляд уже внутри ее квартиры на шестом этаже громадного дома по Восточной Восемнадцатой улице, чтобы получить и второй. Хотя пробило только десять часов приятного солнечного июньского утра, в ее коридоре находилось мужское пальто, небрежно брошенное на спинку стула, а на полированном столике лежала фетровая мужская шляпа.

Я сдержал стремление своих бровей поползти кверху, рассуждая про себя, пока она вводила меня в роскошную гостиную, что, поскольку я просил по телефону разрешения прийти и, следовательно, моего визита ждали вдова, наверное, могла немного потрудиться и привести все в порядок.

Пройдя через гостиную, мы приблизились к столу в нише с двумя приборами на нем. Не берусь утверждать, что я смутился, просто в отношении этой вдовы меня не совсем правильно информировали.

— Я спала, когда вы позвонили, — заявила она, беря ложку. — Я не сомневаюсь, что вы уже завтракали, но не откажитесь выпить кофе. Садитесь… нет, нет, не туда, там место моего мужа. Ольга! Кофейную чашку, пожалуйста.

Дверь отворилась, и с чашкой в руке вошла валькирия.

— На подносе, моя милая, — бросила миссис Джеффи, и валькирия, повернувшись, исчезла. Раньше, чем дверь успела успокоиться, она влетела снова с чашкой и блюдцем на подносе, и я отступил, чтобы меня не растоптали.

Оставшись со мной наедине, хозяйка протянула мне кофе, и я прошел к стулу с другой стороны стола. Она же отколупнула ложкой кусочек дыни.

— Все в порядке, — проговорила она, чтобы подбодрить меня. — Просто я ужасная сумасбродка.

Она открыла рот, отправила дыню туда, и вопрос о ее зубах отпал сам собой, так великолепно они выглядели. Я сделал глоток кофе, едва ли подходящего для человека, привыкшего к прекрасному кофе Фрица.

— Вы знаете, что мой муж умер? — сказала она.

Я кивнул.

— Так я и понял.

Она взяла ложкой еще один кусочек дыни и пустила его вслед за первым.

— Он был майором запаса войск связи. Уезжая в какой–то из мартовских дней прошлого года, он оставил пальто и шляпу там, в коридоре. Я не стала их убирать. Когда три месяца спустя я получила извещение о его смерти, они все еще лежали на месте. Прошел год, а они по–прежнему там, я заболеваю при одном взгляде на них, но… — Она махнула рукой в сторону. — Здесь он сидел за завтраком, и я с ума схожу от этого. Разве вам… вы не удивились, когда услышали от меня по телефону: «давайте, приходите»? Вы, незнакомец, детектив, же-, лающий задавать мне вопросы об убийстве?

— Но совсем немного вопросов, — согласился я, чтобы не показаться капризным, и добавил: — Может, удивился… слегка.

— Конечно удивились. — Она опустила кусочек хлеба в щель тостера и снова отведала дыни. — Но от всего происшедшего я стала страшно нервной. Недавно я решила перестать быть сумасбродкой и даже придумала, как это сделать: надо попросить какого–нибудь мужчину помочь мне. Пускай на месте Джека со мной за завтраком сидит другой человек, и пускай он уберет из коридора эти ужасные пальто и шляпу. Знаете что?

Я ответил, что не знаю.

Она доела дыню, вытащила тост, помазала его маслом и заявила следующее:

— У меня просто не было мужчины, которого я могла об этом попросить! Из всех моих знакомых ни один ничего бы не понял. Тем не менее, я окончательно и бесповоротно решила устроить все именно таким образом, именно таким! Сегодня утром, когда вы позвонили, я буквально дрожала от страха: ведь Прис так жутко умерла. И я сказала себе: этот человек незнакомец. Неважно, поймет он или нет, но он вполне может позавтракать со мной и унести пальто и шляпу. — Она развела руками и округлила глаза. — А что получилось? — Она передразнила себя: — «Я не сомневаюсь, что вы уже завтракали… нет, не туда, там место моего мужа».

Я просто потеряла над собой контроль. Вы считаете меня настоящей сумасбродкой?

Я встал, обошел вокруг стола, сел на стул справа от нее, взял салфетку, придвинул к себе тарелку, протянул руку и попросил:

— Вы не передадите мне тост?

Она таращилась на меня добрых три секунды прежде, чем медленным движением протянуть мне хлебец. Пальцы ее не дрожали.

— Извините меня, — сказал я, — но мне, наверное, следует его съесть, если вы хотите довести задуманное до конца. А потому, если у вас имеется джем, мармелад или мед…

Она встала, вышла через вращающуюся дверь и очень скоро вернулась с набором банок на подносе. Я выбрал сливовый джем и принялся за еду. Она приготовила еще один тост, опять намазала его маслом, откусила кусочек и налила нам еще кофе. Только проглотив все без остатка, она поинтересовалась:

— Вы возьмете с собой пальто и шляпу?

— Конечно.

Она посмотрела на меня нахмурившись. Потом протянула руку, как бы собираясь коснуться моей, но сразу ее отдернула.

— Неужели вы поняли?

— Нет, черт возьми, я всего лишь незнакомец. — Я отодвинул кофейную чашку. — Послушайте, миссис Джеффи, дело обстоит следующим образом: Ниро Вульф ведет расследование убийства Присциллы Идз. Я уже говорил по телефону, что мы вовсе не считаем вас хранительницей прямой или косвенной информации о преступлении, но вы можете располагать ценными для нас сведениями. Вы унаследовали от своего отца десять процентов капитала корпорации «Софтдаун» и когда–то близко дружили с Присциллой Идз. Это верно?

— Да.

— Когда вы видели ее в последний раз?

Она промокнула салфеткой губы, вытерла пальцы, бросила ее на стол и встала.

— В другой комнате гораздо удобнее, — сказала она, отправляясь прочь.

Я последовал за ней через гостиную, защищенную венецианскими шторами от ярких лучей солнца. Мебель закрывали светло–голубые чехлы, которые выглядели так, будто ими еще никто не пользовался. После того, как хозяйка достала из лакированной шкатулки сигареты, я раскурил свою и дал прикурить ей. Она с удобством устроилась на огромном, хотя и меньшем диване, чем тот, что когда–то нравился вдове Роули. Я сел на стул.

— Знаете, — сообщила она, — до чего это смешная вещь — мой ум. По–моему, я и вправду сумасшедшая. Когда вы спросили меня насчет последней встречи с Прис, я в первый раз поняла, что ведь кто–то должен был это сделать.

— Что сделать? Убить ее?

Она кивнула.

— Я услышала о трагедии вчера, поздно вечером: мне позвонила подруга. Я никогда не читаю вечерних газет и в утренние еще не заглядывала. Возможно, я бы вообще пропустила такое сообщение: не выношу подобных вещей. Я просто закрываю глаза на то, чего не хочу знать. Итак, я услышала, что Прис найдена задушенной в своей квартире, и… все. Когда вы спросили меня о нашем последнем свидании, я прямо обомлела: ведь кто–то это сделал! Она же не сама, верно?

Не раньше, чем ей помогли, накинув на шею что–то вроде веревки.

Миссис Джеффи вздрогнула и буквально втиснулась в диван.

Она… долго мучилась?

— Возможно, нет.

— А сколько?

— Если веревка была хорошая и крепкая, прошло всего несколько секунд до того, как она потеряла сознание.

Ее кулачки крепко сжимались, и я подозревал, что острые ногти впились в ладони.

— Как может защититься женщина, если ее душат веревкой?

— Никак, разве только умереть поскорей, — резко ответил я. — Вы воспринимаете все чересчур тяжело. Если бы минуту назад, в начале беседы, я принялся вас душить, сейчас бы уже все закончилось. Давайте попробуем снова. Когда вы в последний раз видели мисс Идз?

Она втянула в себя значительную порцию воздуха, приоткрыла рот и стиснула руки еще сильнее.

— Мне бы не хотелось об этом говорить.

— Ну и прекрасно. — Я искренне возмутился. — Вы должны мне три доллара.

— Как? За что?

— Стоимость такси сюда, чтобы за завтраком занять место вашего мужа — ведь ради этого вы позволили мне приехать. Потом следует учесть обратную дорогу, ибо мне придется посетить Армию Спасения, чтобы избавиться от шляпы и пальто, которые я обещал захватить с собой. Три доллара как раз покроют мои расходы, и я предпочел бы наличными.

Она нахмурилась.

— Я когда–нибудь встречала вас раньше?

— Думаю, что нет, иначе я бы вас запомнил, а в чем дело?

— Вы так со мной говорите, точно все обо мне знаете. Какой сегодня день?

— Среда.

— Тогда последний раз я видела Прис неделю назад, в прошлую среду. Она позвонила и предложила позавтракать вместе. Она хотела выяснить, пойду ли я на особую встречу держателей акций «Софтдауна» первого июля, на следующий день после ее двадцатипятилетия.

— И вы ответили, что пойдете?

— Нет. Еще одно мое чудачество. Со времени смерти моего отца, семь лет назад, я и близко не подхожу к тому месту. Я получаю от дела хороший доход, но совсем ничего о нем не знаю. Вы видели человека по имени Перри Холмер?

Я сказал, что видел.

— Так он непрерывно одолевал меня просьбами являться на собрания, но я отказывалась из боязни испортить положение вещей своим присутствием. Вы слышали что–нибудь о Брукере, Квесте, Питкине и Виолетте Дьюди?

Я сказал, что слышал.

— Так они ко мне тоже приставали, каждый по отдельности: просили воспользоваться на собрании моим голосом, я и им отказала. Я не…

— Они стремились заполучить ваш голос на всех… Всех вместе?

— О нет, на кого–то одного. Они все мне надоели, но больше других Дьюди. Разве она не ужасна?

— Пожалуй, да. Я не знаком с ней столь же близко, как вы. Почему мисс Идз так мечтала видеть вас на той особой встрече?

— Она хотела выбрать новое правление с одними женщинами, а Виолетту Дьюди назначить президентом корпорации.

— Она называла других кандидатов?

— Да, но я не… Подождите, постараюсь припомнить. Прис и я, Дьюди, какая–то дама, вроде заведующая фабрикой — забыла, как ее зовут, — и горничная Прис, по–моему, Маргарет…

— Фомоз, Маргарет Фомоз?

—- Нет, у нее было другое имя, впрочем, она ведь вышла замуж.

— Ее тоже убили в понедельник, за пару часов до убийства Присциллы Идз, подкараулили на улице и задушили.

У Сары Джеффи округлились глаза.

— И Маргарет… тоже?

— Да. Странно, что вы не в курсе…

— Ее задушили так же, как Прис?

— Да. Очевидно, пытались раздобыть ключ от квартиры мисс Идз, а тот лежал в сумочке горничной. Итак, пятеро женщин должны были составить новый совет директоров?

— Да.

— Но вы заявили, что не пойдете на совещание?

Миссис Джеффи снова стиснула руки, но не так крепко, как в прошлый раз.

— И еще, что директором не стану. Я не желала впутываться в их дела. Вообще никаким боком. Еще она говорила, что, по ее мнению, я вполне согласна на получение дивидендов. Я не возражала, просто заметила, что желаю ей добиться успеха, а со мной такое невозможно. Потом добавила, что надеюсь на плодотворную работу нового правления, совета директоров и президента, но без моего вмешательства.

— А раньше она просила вас посетить совещание держателей акций?

— Нет, такое случилось впервые. Мы не встречались больше года. Она звонила и заходила ко мне, услышав о смерти Джека… моего мужа.

— Мне говорили, что вы были близкими подругами.

— Очень давно.

— Когда именно?

Она взглянула на меня исподлобья.

— Мне не нравятся ваши вопросы.

— Я знаю.

— От наших отношений никому не стало хуже.

— Возможно. Так, один доллар я уже окупил. Теперь, если вы согласны, дело еще за двумя.

Она повернулась и позвала:

— Ольга!

Через несколько секунд, поступью отнюдь не легкой, впорхнула валькирия. Миссис Джеффи поинтересовалась, остался ли еще кофе. Та ответила утвердительно и удалилась. Вскоре она вернулась, неся желаемое на подносе, хотя теперь ей об этом не напоминали. Миссис Джеффи сдвинулась на краешек дивана, налила себе чашку и сделала глоток.

— Могу сообщить вам, — сказала она, — в каком возрасте я впервые встретилась с Прис.

Я от всей души поблагодарил ее. Она отпила еще немного кофе.

— Я старше Прис на четыре года, ей было тогда около двух недель. Мой отец имел пай в деле ее отца, и семьи дружили. Для детей, конечно, четыре года — большая разница, но мы все равно нравились друг другу, и когда вскоре после смерти матери, а потом и отца Прис переехала жить к Холмерам, мы с ней были, как сестры. Мы много времени проводили врозь, поскольку учились в разных школах, но всегда писали друг другу. Наверное, по тысяче писем каждая сочинила. Вам известно о том, что она бросила колледж и поселилась в Вилледже?

— Да.

— Именно в то время мы стали особенно близки. Мой отец тогда уже умер, а мама и того раньше, и я практически жила с Прис, хотя имела собственную квартиру. Беда Прис в том, что у нее было слишком много денег. После нескольких месяцев в Вилледже она неожиданно уехала, и знаете почему? Из–за горничной, Маргарет. Она повезла Маргарет в Новый Орлеан навестить больную мать. Слышали вы когда–нибудь что–то подобное? Она оставила меня развязываться с Вилледжем. Мы все еще дружили, она писала мне из Нового Орлеана, и в каком–то из писем сообщила, что встретила принца и вышла за него замуж. Теперь они уезжают в Перу, где у него торговое дело в Андах или где–то там еще.

Миссис Джеффи допила кофе, поставила чашку с блюдцем на поднос и откинулась на подушки.

— Это, — сказала она, — было последнее письмо от Прис. Самое последнее… Возможно, оно еще сохранилось… Я помню, что вложила в конверт его фотографию. Я удивлялась, почему она не пишет, и вдруг Прис позвонила, уже из Нью—Йорка. Причем, вернулась она одна, если не считать Маргарет. Она назвалась мисс Присциллой Идз. Мы несколько раз встречались, когда она купила в Вестчестере дом, я туда даже съездила, но Присцилла стала совсем другой. Она больше меня не приглашала, а если бы и пригласила, я отказалась бы. Почти три года я вообще ее не видела, до тех пор, пока она не съездила в Рено, не развелась и не примкнула к Армии Спасения… Вы слышали об этом?

— Да.

— К тому времени, как Прис узнала о смерти моего мужа, с Армией она тоже покончила. Она решила приняться за дело отца, но не могла получить его в собственность до двадцати пяти лет. Она стала больше походить на прежнюю Прис, и мы бы снова начали ладить, но я совсем недавно потеряла Джека и не желала ладить вообще ни с кем, так что увидела я ее только на прошлой неделе, а потом не… — Она внезапно замолчала и вздернула подбородок. — Господи, ведь я не выполнила ее желания,.. Это никак не повлияло на ее смерть, правда? Не потому ли вы ко мне пришли?

Я покачал головой.

— На первый вопрос я ответить не могу. Но пришел я по другой причине. Она не пыталась снова с вами связаться по телефону или письменно?

— Нет.

— А кто–нибудь из людей «Софтдауна»?

— Нет.

— Где вы были в понедельник вечером? Мне ваше алиби не требуется, но в полиции вас будут спрашивать.

— Не будут.

— В случае, если справятся с делом раньше, чем доберутся до вас. Потренируйтесь на мне, назовите людей, с которыми вы играли в канасту.

— Я не играла, я сидела дома.

— В каком обществе? Возможно, с Ольгой?

— Нет.

Я снова потряс головой.

— Такой ответ говорит об отсутствии у вас практики. — Я чуть подался вперед. — Послушайте, миссис Джеффи, я бы вполне мог вам поверить. Я здесь под фальшивым предлогом. Я сказал, что Вульфу и мне необходима информация, но не только: нам нужна еще и помощь. Вам, конечно, известны условия завещания отца Присциллы? И вы знакомы с пятерыми людьми — Холмером, Брукером, Квестом, Питкином и мисс Дьюди, — которые теперь, после смерти мисс Идз, унаследуют большую часть софтдаунского капитала?

— Безусловно. — Нахмурившись, она внимательно меня рассматривала.

— Отлично. Вы акционер. Мы собираемся привлечь вас к действиям против этой пятерки. Возьмите либо своего юриста, либо нашего. Мы хотим, чтобы вы просили суд не допускать их к наследству, пока не будет установлено, что они не имеют отношения к преступлению. По нашему мнению, в создавшейся ситуации суд примет подобную просьбу и удовлетворит ее.

— Но зачем? — Она насупилась еще больше. — Для чего все это?

— Для того, что вы не можете не питать вполне законного интереса к тщательному ведению дел фирмы.

Для того, что вы и Прис были подругами, а в прошлом — даже близкими. Как вы думаете, кто убил ее?

— Не знаю. Меня ее смерть страшно потрясла.

— Потому я и пришел сюда. Возможно, и зря. Не исключено, что полиция быстро доберется до сути — сегодня или завтра, — и тогда все образуется. Но не исключено также, что следствие зайдет в тупик, как иногда случается, и Вульф опоздает со своей работой, да и клиент его не собирается долго ждать. Мы не вправе повторять ошибки фараонов. Нам нужно во что бы то ни стало добраться до этих людей. Единственный верный шаг приведет к победе. Хочу заметить вам, миссис Джеффи, что я не собираюсь копаться в подробностях вашего согласия на дивиденды, но то, что дело давало вам неплохую поддержку в течение долгого времени, не подлежит сомнению, а потому предложенный мною план отнюдь не вызовет недоумений. Сама Присцилла Идз просила бы вас о том же, если бы могла заговорить. Вы…

Я замолчал, ибо только болван может говорить с собеседником, который от него уходит. Слезши с дивана, она ничего не сказала, просто поплелась прочь. Очутившись в дальнем углублении комнаты, она повернулась и бросила:

— Я не стану ничего делать! Не стану! — И после этих слов исчезла.

Секунду спустя до меня донесся звук закрывающейся двери — не яростный, но весьма твердый. Постояв немного в раздумье и решив, что совершенно не располагаю снарядами, которые бы поразили данную цель в данном месте и в данное время, я двинулся в направлении, противоположном выбранному хозяйкой, — в прихожую. Там в поле моего зрения попали шляпа, лежащая на столе, и пальто, висящее на спинке стула.

Что за черт, подумал я, подобрал их и унес.

8

Время близилось к полудню, когда, сделав по дороге три остановки, я расплатился с шофером на углу Двадцать девятой улицы и Ленсингтона и зашагал к востоку. Первый раз такси тормозило у аптеки: я звонил Вульфу и отчитывался о своей неудаче. Второй — возле склада Армии Спасения: избавлялся от пальто и шляпы третий — у ресторана, где, согласно информации Лона Коэна, работал официантом Эндрю Фомоз. Выяснив, что у того сегодня выходной, я отправился к нему на квартиру.

Нет, особых надежд на эту встречу я не возлагал. Главной моей задачей была доставка Сары Джеффи на Тридцать пятую улицу к Ниро Вульфу и Натаниелу Паркеру, единственному юристу, которому Вульф время от времени посылал орхидеи, чтобы обсудить детали заявления в суд. Поскольку эту возможность я прохлопал, попытка с Фомозом, по замыслу Вульфа, годилась только как неудобоваримый вариант, если не суррогат. И повиновался я не служебному рвению, а лишь выработанной долгими годами привычке, когда, очутившись возле нужного дома на Восточной Двадцать девятой улице, окинул местность внимательным, цепким взглядом и кое–что увидел.

Перейдя дорогу, я зашел в темную захламленную мастерскую по ремонту обуви и остановился перед сидящим там мужчиной, который при моем появлении немедленно спрятался за газетным листом.

Я обратился непосредственно к газете:

— Свяжитесь, пожалуйста, с лейтенантом Роуклифом. Похоже, на меня нападает желание выдавать себя за представителя закона. Я чувствую, как оно приближается.

Газета опустилась, открыв пухлое лицо некоего государственного служащего по фамилии Хэллоран.

— У вас хорошие глаза,'—сказал он. — Я просто констатирую. Если таким способом вы хотите выразить неуважение к упомянутому лейтенанту, давайте, продолжайте.

— Как–нибудь потом, сейчас я на службе. Я рад, что заметил вас, иначе бы непременно попал в ловушку. Если я не выйду оттуда через три дня, позвоните все–таки Роуклифу. Здесь что, серьезная слежка или вы один на нем висите?

— Я пришел сюда за шнурками для ботинок.

Я извинился за то, что оторвал его от дела, вышел и опять пересек улицу. Вероятно, отдел по расследованию убийств еще не напал на след, если старался держать Фомоза в поле зрения. Ведь Фомоз, насколько я понял из газет, фигурировал в деле только как пострадавший и не внушал серьезных подозрений, иначе я бы получил от Хэллорана информацию.

Дом был старый, пятиэтажный, из красного кирпича. Фамилия Фомоз стояла в списке жильцов последней. Я нажал на кнопку, подождал тридцать секунд щелчка, толкнул дверь и поднялся по лестнице. На каждую площадку выходили три квартиры. Первая располагалась справа, вторая слева, а третья посередине. Одну из дверей в дальнем конце площадки украшал большой черный бант, свисающий почти до пола. Я позвонил туда, и через секунду изнутри послышался низкий сердитый мужской голос:

— Кто там?

Основываясь на убеждении, что я должен получить хоть какую–то компенсацию за тяжелую полуторачасовую работу, я сказал.

— Друг Сары Джеффи! Моя фамилия Гудвин.

Дверь резко распахнулась, и на пороге возник Геркулес в белых шортах, казавшихся особенно яркими по соседству с темной кожей и взъерошенной копной вьющихся волос.

— Я в трауре. Чего вам?

— Вы Эндрю Фомоз?

— Я Энди Фомоз, Эндрю никто меня не зовет. Что вы хотите?

— Спросить вас, почему Присцилла Идз собиралась сделать вашу жену директором корпорации «Софтдаун»?

— Как? — Он вскинул голову. — Повторите, что вы сказали?

Я повторил. Убедившись, что расслышал правильно, он развел руками.

— Знаете, — прогромыхал он, — я этому не верю.

— Но именно так мисс Идз говорила миссис Джеффи на прошлой неделе. Она заявила, что мечтает назначить вашу жену директором. Ровно семь дней назад.

— Все равно не верю. И вообще Присцилла Идз родилась под дурной звездой. Через каждую пару лет она начинала беситься. Я изучил всю ее историю и записал, но полиция ее отобрала. Свою супругу я повстречал и женился на ней только два года назад, именно она мне все и поведала. Гринвич—Вилледж, Новый Орлеан, Перу с мужем, возвращение без оного, бесчисленные романы, Рено, Армия Спасения! — Он воздел руки к небу. — Ну, я вас спрашиваю! Моя жена постоянно находилась рядом с ней. А теперь вы утверждаете, что мисс Идз собиралась сделать ее директором… Я говорил, что не верю в это? Да нет, конечно верю. С Присциллой Идз поверишь чему угодно, просто я ничего не знал. Так что вы хотите?

— Нам будет удобнее побеседовать в квартире, если вы не возражаете.

— Вы репортер?

— Нет, я…

—Тогда фараон?

— Нет, я работаю…

Не помню, сколько раз пытались захлопывать двери перед моим носом, но такое случалось довольно часто. Поэтому моя реакция стала обыденной и автоматической. Пожалуй, слишком автоматической. Когда Энди Фомоз принялся закрывать дверь, моя нога очутилась на привычном месте, готовая как всегда воспрепятствовать негостеприимному хозяину. Но с мистером Фомозом обычное оказалось недостаточным. Он был еще подвижнее и сильнее, чем выглядел. Вместо того, чтобы использовать вес своего тела, что отняло бы лишних полсекунды, он привел в действие силу мускулов, очень убедительную. Прежде, чем я успел вцепиться в дверь, она захлопнулась, замок защелкнулся, и я остался на площадке несолоно хлебавши, с рубцом на полированном носу моей лучшей пары туфель от Бредли.

Спуск с третьего этажа на первый занял у меня довольно продолжительное время. Я отнюдь не прыгал от радости. Отправляясь с поручением от Вульфа, я люблю предоставлять ему желаемое, но творить чудес не умею. На сей раз ситуация, похоже, сложилась так, что помочь в ней могло разве только чудо. Подобные обстоятельства никак не удовлетворяли клиента и препятствовали получению гонорара.

Именно я, как клиент, втянул Вульфа в свое предприятие. Именно я все это придумал. Но сегодня положение было иным, чем накануне, когда я, действуя по собственному почину, решился на визит в «Софтдаун» и созвал совещание. Теперь расследование находилось в руках Вульфа, и я не смел предпринимать никаких действий без его согласия.

В добавление к вышеуказанным мыслям мне явилась еще одна, следующая: в голове у меня не рождалось ничего, хотя бы отдаленно напоминающего любое подобие какого–нибудь замысла.

Мне не понравилось, как Вульф отреагировал на случившееся. Когда я вошел в кабинет и объявил о том, что, по моему мнению, никаких посетителей ожидать не приходится ни теперь, ни позже, он хмыкнул, рывком откинулся на спинку стула и потребовал полного отчета. Пока я передавал все сказанное и сделанное Сарой Джеффи и Энди Фомозом, он сидел неподвижно, закрыв глаза и сложив руки на вершине объемистого живота. Впрочем, такое было в порядке вещей.

Но когда я умолк, он не задал ни единого вопроса, пробормотал только:

— Лучше все это отпечатать.

— Полностью?

— Да.

— Я угроблю за машинкой целый день и даже больше.

— Наверняка.

Тут как раз подоспело время завтрака, а значит, дальнейшие действия со стороны Вульфа отменялись, и я пока оставил вопрос открытым.

Однако после того, как мы побывали в столовой и насладились превосходной едой, сопровождаемой целенаправленными замечаниями Вульфа, вынудившими меня обсуждать все возможные кандидатуры на предстоящих выборах президента, я попытался снова вернуться к животрепещущей теме. Едва Вульф удобно устроился с журналом в кресле за письменным столом, я произнес:

— Если вы согласитесь уделить мне немного внимания, я, наконец, займусь нашим планом.

Он холодно посмотрел на меня.

— Я просил тебя напечатать отчет.

— Да, я слышал. Но вы отлично понимаете, что это просто увертка. Если вам хочется, чтобы я просиживал свою задницу, пока вы станете размышлять, чем бы таким заняться, сообщите об этом прямо. Какой смысл переводить кучу бумаги и изнашивать пишущую машинку?

Он опустил журнал.

— Наверное, ты помнишь, Арчи, как я однажды вернул задаток в сорок тысяч долларов, внесенный клиентом по фамилии Циммерман, только потому, что он пытался учить меня работать вместо того, чтобы спокойно предоставить дело мне. Ну? — Он опять поднял журнал, потом снова опустил. — Пожалуйста, отпечатай отчет. — И он углубился в чтение.

Все сказанное им было правдой и звучало в его исполнении искренне, но меня не удовлетворило. Он просто не желал трудиться и не стал бы, если бы не обстоятельства. Он дал мне возможность с чего–то начать, но поскольку я вернулся с пустыми руками, отпадала всякая вероятность тoro, что в ближайшее время он приступит к расследованию. Я бы испытал громадное удовольствие, достав из ящика пистолет и выстрелом выбив у него из рук этот проклятый журнал. Из моей позиции стрелять было совершенно безопасно, но, увы, нежелательно. Я придвинул к себе пишущую машинку, вставил в каретку бумагу и ударил по клавишам.

К шести вечера, за три с половиной часа, произошли кое–какие события.

Я отпечатал уже девять страниц. Четверо журналистов звонили по телефону, двое явились собственными персонами, но их не приняли.

В четыре Вульф поднялся на два часа в оранжерею, а вскоре нам позвонили по телефону, на сей раз не газетчики. Обычно я не договариваюсь с незнакомцами о встрече с Вульфом, но выяснив его имя и причину звонка, я не мог не сделать для него исключения.

Он явился в назначенное время, без десяти шесть, я проводил его в переднюю комнату и закрыл дверь в кабинет.

Когда Вульф спустился вниз точно по расписанию и прошествовал к своему креслу, я подумал, что ему предоставляется прекрасная возможность продемонстрировать свою готовность взяться за дело.

Но нет. Вульф сел и потребовал пива, и когда Фриц принес его, он открыл бутылку, налил себе в стакан, выбрал одну из стопки приготовленных для чтения книг, откинулся на спинку кресла и с облегчением вздохнул. Он собирался с комфортом провести время, пока Фриц не пригласит обедать.

— Извините меня, сэр, — мягко сказал я. — В передней комнате вас дожидается человек.

Он повернул ко мне опрокинувшееся от огорчения лицо.

— Кто?

— Дело обстоит следующим образом. Вчера вечером вы объяснили, что для начала расследования вам требуется зацепка, сегодня утром я пытался ее раздобыть, но потерпел фиаско. Видя, насколько глубоко вы огорчены, я почувствовал, что любыми путями должен исправить положение. И исправил. Наш посетитель — юрист по имени Альберт М. Ирби, контора на Сорок первой улице. Я звонил Паркеру. Он никогда не слышал об Ирби., но, согласно официальным сведениям, тот состоит в коллегии нью–йоркских адвокатов. Сам же Ирби говорит, что представляет Эрика Хаффа, бывшего мужа Присциллы Идз. Короче, он бы хотел с вами побеседовать.

— Где, черт возьми, ты его раскопал?! — Вульф просто взорвался от негодования.

— Я, собственно, его не раскапывал. Он сам пришел. Позвонил в двадцать одну минуту пятого и попросил назначить встречу.

— Чего он хочет?

— Поговорить с вами, повторяю. Поскольку вы не любите, когда клиент вмешивается в работу, я не стал проводить с ним предварительной беседы.

Здесь Вульф оказал мне великую честь. Он посмотрел на меня крайне подозрительно. Очевидно, он решил, что я все–таки «откопал», по его выражению, этого Альберта М. Ирби, выявил их связь с Присциллой Идз и обманом заманил к нам.

Я, конечно, не возражал против подобных предположений, но посчитал, что необходимо строго придерживаться фактов.

— Нет, сэр, — твердо сказал я.

Он проворчал:

— Ты не знаешь, каковы его намерения?

— Нет, сэр.

Он отбросил книгу.

— Приглашай.

Ходить за мистером Ирби и усаживать его в красное кожаное кресло было очень приятно, хотя со стороны внешних данных причины для хвастовства у него отсутствовали. Я никогда не видел человека более лысого, чем он. Его голый веснушчатый череп мгновенно приковывал к себе взор. Голову мистера Ирби сплошь усеивали крошечные капельки пота, и с ними ровным счетом ничего не происходило. Он не вытирал их носовым платком, они не увеличивались, не уменьшались и не испарялись. Они сохранялись на своих местах такими, как были. В них не было ничего отталкивающего, но после длительного созерцания они вызывали в зрителе неясное беспокойство.

Усевшись, он положил свой портфель возле локтя на маленький столик.

— Начнем с самой сути, — промолвил он голосом, в котором хотелось почувствовать больше уксуса и меньше масла. — Я желало передать себя в ваши руки. Я не такой классный специалист, как мистер Вульф, и не собираюсь изображать из себя нечто. Я просто сообщу вам, как обстоит дело, а дальше вы все сами решите.

Если он рассчитывал добиться успеха, то ошибся в выборе средств. Вульф поджал губы.

— Прошу вас.

— Благодарю. — Он сидел, немного подавшись вперед. — Я ценю тот факт,, что вы согласились принять меня, и не удивляюсь этому, поскольку знаю, какие услуги оказываете вы закону, а я добиваюсь именно законности прав моего клиента. Его имя Эрик Хафф. Один венесуэльский адвокат из Каракаса попросил меня представлять интересы мистера Хаффа. С этим адвокатом мне и прежде приходилось работать. Его зовут Жан Бланко. Он…

— По буквам, пожалуйста, — вмешался я, склонившись над блокнотом.

Он повторил и, повернувшись к Вульфу, продолжил:

— Все случилось девять дней назад, шестнадцатого числа текущего месяца. К тому времени Хафф по совету Бланко связался с мистером Перри Холмером, но они решили, что им нужен представитель здесь, в Нью—Йорке, и Бланко прислал мне описание всех обстоятельств дела с приложением копии документов. — Он постучал по портфелю. — Они- у меня здесь. Если вы…

— Позже, — . мрачно изрек Вульф. — Прежде всего, что произошло конкретно?

Вульф просматривает документы, только когда его вынуждают обстоятельства.

— Конечно, конечно. — Ирби явно изо всех сил старался ему угодить. — Одна копия — фотография письма, составленного в Кай а марке двадцатого августа 1946 года и подписанного Присциллой Идз, Хаффом и свидетельницей Маргарет Казелли. Это девичье имя Маргарет Фомоз, убитой в понедельник ночью. В письме Присцилла Идз передает своему мужу Эрику Хаффу право на владение половиной ее собственности.

— Еще что–нибудь важное? — спросил Вульф.

— Э… ничего особенного.

— Тогда ваше сообщение в высшей степени туманно.

— Возможно. Я понимаю, что все это нужно привести в надлежащий вид, но согласитесь, что подобный факт представляет собой мощное оружие, да еще поданное клиентом весьма добросовестно, весьма.

— Я не законник, мистер Ирби.

— Я знаю, мистер Вульф. Я пришел к вам не ради законов, а ради истины. Согласно сообщениям утренних номеров «Таймс» и других газет,, мисс Идз, бывшая миссис Хафф, находилась в вашем доме в понедельник вечером, и мистер Перри Холмер, управляющий ее имуществом, появлялся здесь в то же время. Я буду вам глубоко признателен, если вы ответите мне, имело ли место в ходе, вашей беседы какое–либо упоминание о названном документе. Я говорю о письме, подписанном Присциллой Идз и свидетельницей Маргарет Казелли.

Вульф шевельнулся на своем стуле, не убирая локти с подлокотника, потом поднес руку к нижней губе и провел по ней пальцем.

— Лучше расскажите мне об этом деле побольше, — пробормотал он. — Почему мистер Хафф так долго ждал, прежде чем заявить о своих правах?

— Бланко мне объяснял. Но пользоваться привилегией личных контактов нечестно, и я не смогу вам ответить. Сообщу лишь, что Хафф впервые увиделся с Бланко только месяц назад. Он продемонстрировал адвокату документ и спросил, в какую форму облечь свое требование. Он собирается предъявить его сразу после тридцатого июня. Бланко связался со мной по телефону, и я принялся за проверку официального завещания отца мисс Идз. Выяснив все возможное, Бланко посоветовал Хаффу не ждать тридцатого июня, когда состояние отойдет к Присцилле, а немедленно уведомить о своем требовании ее опекуна Перри Холмера, заявив свои права на половину капитала, а также предупредить Холмера о том, что в случае отказа ему придется нести ответственность.

Ирби приподнял и снова опустил плечи.

— Для Венесуэлы подобный совет был, вероятно, и неплох. Но в здешних условиях — не знаю. Так или иначе, Хафф принял его, и сообщение, составленное Бланко и подписанное Хаффом, было послано Холмеру, а копия — Присцилле. Я тоже получил копию, а вместе с ней дубликаты основных документов и полный отчет о сложившейся ситуации. Еще инструкции от Бланко относительно того, что мне следует удерживать Холмера от передачи браздов правления в руки Присциллы. Я немного знаю законы, но никак не могу подобрать такой, что поможет мне проделать подобный трюк. Хотя требования Хаффа и имеют под собой юридическую основу…

— Приму на веру ваше заключение, мистер Ирби, — заметил Вульф.

— Чудесно. Так я посоветовал и Бланко. Он не получил ответа от Холмера. Наконец мне удалось увидеться с последним на прошлой неделе во вторник. Мы очень долго беседовали, но не пришли ни к каким положительным результатам. Он не выдал своей позиции, и я от него ничего не добился. Тогда я решил, что в сложившихся условиях с моей стороны не будет бестактностью встретиться с Присциллой Идз. Я уже звонил ей и спрашивал, правда ли, что Холмер ее личный адвокат, но она не ответила ни «да», ни «нет» и сперва отказалась меня видеть, но потом я убедил ее, и она назначила мне свидание в пятницу в своей квартире. Она не отрицала, что подписала документ по доброй воле, однако заявила, что позже изменила свои намерения и попросила Хаффа вернуть его, но тот отказался.

Мисс Идз предложила сто тысяч наличными в обмен на бумагу и добавила, что для Хаффа лучше согласиться, ибо в противном случае он вообще ничего не получит, если только суд не постановит обратное. Я позвонил Бланко в Каракас и все объяснил. До тридцатого июня оставалось только десять дней и, если Бланко не ошибался, нельзя было терять ни минуты. Однако все сразу пошло прахом. Бланко отнесся к предложению Присциллы с презрением и даже не пожелал его обсуждать. Холмер с Присциллой уехали на уик–энд, и я не мог с ними связаться. В понедельник утром я начал все сначала, но никого из них не поймал и бросил тщетные попытки. А во вторник появилось сообщение о том, что Присцилла убита. Вчера… — Он словно в мольбе простер руки. — -/Подумать только! Что за положение!

Вульф кивнул.

— Неважное.

— Абсолютно, — согласился адвокат. — Не вижу причины, по которой стоило бы тратить девять тысяч долларов на болтовню с Каракасом. Откровенно говоря, вполне может статься, что я не получу никакой компенсации за издержки. Я пытался наладить контакт с Хол–мером, но до сегодняшнего дня у меня ничего не получалось. А сегодня мне удалось поймать его по телефону — и знаете, что он удумал? Он берет под сомнение документ! Он отрицает подлинность ее подписи! Намекает на то, что моему клиенту лучше позабыть о своих претензиях! А ведь только в прошлую пятницу она сама признавала, что лично составила бумагу и подписала ее собственноручно.

Ладно.. Позвонил я Бланко в Каракас. Велел отправить Эрика Хаффа в Нью—Йорк первым же самолетом и передать с ним оригинал документа. Потом я решил повидать вас. Конечно, если когда–то и ставились на карту сомнительные миллионы, то неизвестно, существуют ли они сейчас. Но даже если не принимать в расчет акций «Софтдауна», состояние у Присциллы весьма значительное, а я не считаю, что акции «Софтдауна» принимать в расчет не следует. Если даже право на них законным образом переходит к пяти лицам, та бумага все равно остается грозным оружием, особенно с учетом времени и обстоятельств смерти Присциллы. Вот я и подумал, что вы, возможно, сумеете подтвердить подлинность документа. В день своей смерти Присцилла приходила к вам для консультации и провела у вас несколько часов. Наверняка бумага упоминалась, и наверняка она признавалась в том, что подписала ее. Хол–мер тоже мог говорить о документе в тот вечер. Если мистер Гудвин присутствовал при этом и берется все подтвердить, то подобное заявление окончательно все разрешит. В таком случае я обещаю сделать конкретное предложение после обсуждения вопроса с Бланко. Ваша помощь совершенно необходима мистеру Хаффу, он готов оценить ее в пять процентов от общей суммы, полагающейся ему по условиям документа.

В словах мистера Ирби было, по крайней мере, два серьезных просчета. Его предложение строилось либо на готовности заплатить нам за стопроцентную правду, что выглядело довольно грубо, либо за заведомую ложь, что я посчитал за откровенную вульгарность.

— Естественно, — продолжал Ирби, — лучше всего составить ваши заявления в письменной форме. Вы меня очень обяжете. Что касается оплаты, то здесь я жду ваших замечаний.

Наступила великолепная ситуация для Вульфа, и я уже ждал его приказа проводить адвоката к выходу. Но Вульф не выразил никакого неудовольствия, скорее наоборот.

— Значит, мистер Хафф приезжает в Нью—Йорк? — спросил он.

— Да.

— Когда?

— Завтра в три часа дня.

— Я хочу его видеть.

— Конечно. Я все устрою. Привезу его сюда прямо из аэропорта. Тем временем, имей я письменные показания…

— Ну нет, — фыркнул Вульф. — Никаких показаний, пока я не увижу вашего патрона и не поговорю с ним. А там поглядим. И не привозите его сюда прямо из аэропорта, сначала позвоните мне. Я должен предпринять некий шаг, который вам не понравится, но на который вы, возможно, согласитесь. По моему плану здесь состоится встреча всех тех, кто имеет отношение к случившемуся, то есть обеих сторон, в вашем присутствии. Встреча произойдет завтра, в этой комнате. Я беру на себя обязательство добиться появления мистера Холмера и его компаньонов.

Ирби слушал так сосредоточенно, что глаза его превратились в узенькие щелочки.

— Почему вы полагаете, что ваш план мне не понравится?

— Потому что адвокаты обычно считают, что ни один вопрос, касающийся большой денежной суммы, не может быть решен никем, кроме самих адвокатов.

Адвокат в состоянии принять без обиды куда более едкое замечание. Он и глазом не моргнул, с достоинством покачав головой.

— Такую встречу можно только приветствовать, — заявил он. — Но мне бы хотелось услышать высказывания по существу вопроса. Если бы я не сомневался, что вы и мистер Гудвин собираетесь засвидетельствовать, как Присцилла Идз и Холмер упоминали или с уверенностью говорили о подлинности…

— Нет, — решительно отрезал Вульф. — После такого чудовищного по своей непристойности предложения даже не рассчитывайте на проявление с нашей стороны дружелюбия. Вам придется удовольствоваться тем, что есть.

При всем своем упорстве Ирби не сумел достичь большего, и я в конце концов пересек комнату, поднял его портфель и вручил хозяину. Приближалось время обеда.

Когда я закрыл входную дверь и двинулся в кабинет, Вульф уже направлялся в столовую.

— Доволен? — рявкнул он.

— Ни в коем случае, сэр, — вежливо ответил я. — Так же, как и вы,

9

На следующее утро, в четверг, я разложил ситуацию по полочкам.

Мне требовалась какая–нибудь лазейка. В варианте с Ирби ничего подобного не намечалось. Я готов был согласиться с тем, что послеобеденное время среды не подходит для серьезных размышлений, но разве утро четверга не другое дело? И я в тысячный раз решил, что не имею морального права работать с Ниро Вульфом. Если бы имел, давно бы ушел гулять, раздавленный очевидностью того факта, что, не считая сугубо специфических занятий, наша детективная деятельность начиналась не раньше одиннадцати часов, когда Вульф спускался из оранжереи.

Поэтому, встав, побрившись, приняв душ, одевшись, сойдя вниз, поздоровавшись с Фрицем, позавтракав, прочитав утреннюю газету и узнав среди прочего о том, что никого еще не обвинили в убийстве Присциллы Идз и Маргарет Фомоз, а потом проследовав в кабинет, вскрыв утреннюю почту и увидев, как девять часов прошли безо всяких известий сверху, я набрал номер оранжереи по внутреннему телефону, услышал голос Вульфа и спросил:

— Вы сами пригласите людей на вечеринку или поручите мне?

— Никому, пока не объявится мистер Хафф. — Вульф, как обычно, был не в духе.

— Он прилетит в три часа.

— Или никогда.

Так обстояли дела. Одним из его глубочайших заблуждений была уверенность в том, что ни единое приспособление для перевозки людей,, управляемое машиной, — от скуттера до океанского лайнера — не может гарантировать доставки пассажира к месту назначения и что только тупица возьмет на себя смелость делать на такое приспособление ставку.

Тут уж я ничего не мог изменить. Повесив трубку, я позвонил в «Пан—Атлантйк», и дежурная ответила мне, что рейс № 193 ожидается по расписанию. Едва я встал, чтобы положить почту на стол Вульфа, задребезжал телефон, пришлось снова сесть и снять трубку.

— Бюро Ниро Вульфа. Говорит Арчи Гудвин.

— Арчи Гудвин?

— Именно.

— Это Сара Джеффи.

— Судя по голосу, так оно и есть. Доброе утро.

— Доброе утро. Я хотела… как вы себя чувствуете?

— Прекрасно. А вы?

— Тоже неплохо. Я только что позавтракала и решила позвонить вам. За столом осталось лишь одно место — мое!

— Замечательно. Освободилось лишнее место для званых обедов.

— Дело в более важном вопросе. — Пауза. — Вы забрали шляпу и пальто?

— Да, но ради всего святого, не говорите, что хотели бы их вернуть: я избавился от ваших вещей навек.

— Я никогда не захочу ничего подобного. — Ее слова прозвучали весьма уверенно. — Когда через долгое время после вашего отъезда я вошла в коридор и увидела, что пальто со шляпой исчезли, я расплакалась, как ребенок. А потом испугалась. Испугалась оттого, что плакала об их исчезновении. Однако следом я поняла, что дело еще в чем–то, мне не ясном. Так или иначе, но я перестала доискиваться причины своих слез и беспокоиться о них, потому что одно знала наверняка: я рада, что пальто со шляпой больше нет, и благодарна вам за удивительный поступок на фоне моего отвратительного поведения. Вы наверняка понимаете, почему я так дергалась. Я ужасная трусиха и всегда была ею. Такая трусиха, что вчера днем, пытаясь вам позвонить, я трижды не сумела заставить себя повернуть диск телефона.

— Вы могли бы…

— Нет, прошу вас! Дайте мне договорить или я совсем смешаюсь. Спала я так, как давно уже не спала. Просто восхитительно! И завтракая на том месте, где вчера сидели вы, я вдруг осознала… осознала, что должна сделать все, о чем вы меня просили… Все… Только, конечно, не…. Словом, я исполню любую вашу просьбу… во всяком случае… во всяком случае ту, которую смогу исполнить. Так объясните же мне, в чем состоит проблема?

— Я уже вчера объяснял.

— Да, да, только я не запомнила.

Я заботливо пересказал ей ситуацию, но, судя по паре заданных ею вопросов, слушала она не очень старательно. Пришлось повторить все снова. Она пообещала приехать в бюро к одиннадцати. Я предложил ей привести с собой адвоката, но она заявила, что не хочет ему ничего говорить, опасаясь его возражений и не желая спорить. Я не настаивал, ибо не исключалась возможность упросить Натаниела Паркера действовать в ее интересах. А такое, пожалуй, было лучше всего.

Она предупредила меня:

— Я уже не считаю себя сумасбродкой, но трусихой я осталась и теперь проявляю исключительную отвагу — надеюсь, что вы это понимаете.

Я ответил, что понимаю полностью и очень ценю ее мужество.

Данное событие совершенно изменило печальный утренний настрой. Перво–наперво я поднялся в оранжерею и сообщил Вульфу, что тридцать центов, добавленные мною к плате за такси до Армии Спасения, вовсе не выброшены на ветер. Потом я выслушал инструкции и вернулся в кабинет, дабы их выполнить. Важнейшую часть указаний составлял звонок Паркеру, поскольку тому следовало знать не только имена, адреса, события и намерения, по также цель и план нападения. Паркер, как обычно, не горел энтузиазмом и весьма недвусмысленно заявил о том, что интересы миссис Джеффи требуют его конфиденциального участия.

Прекрасно понимая, что в случае необходимости он отдал бы Вульфу свой правый глаз, я пообещал устроить его складывать бумажные салфетки, если в результате грядущей операции он лишится адвокатской практики.

Шутка, конечно, не отличалась блеском, но даже представляй она из себя шедевр, он бы все равно огорчился. Адвокаты вообще не воспринимают шуток о лишении их практики — ее получение стоило им слишком больших усилий и денег.

Одиннадцатичасовой военный совет в кабинете был организован очень неплохо: особых возражений ни от кого не поступило.

Миссис Джеффи опоздала на десять минут, но в остальном я ею гордился и к концу совещания серьезно подумывал о том, чтобы называть ее просто Сарой: она совсем не была простушкой, соглашаясь на эту роль только потому, что не находила ничего лучшего. Она нуждалась лишь в объяснениях: почему, когда и кто должен производить те или иные действия. Консультировать ее, как свою клиентку, взялся мистер Паркер.

При росте в шесть футов четыре дюйма и отсутствии на костях любой защиты от капризов природы, кроме прочной на вид, жесткой, как подметка, кожи, Паркер держался настолько скептически, что сперва я испугался, как бы он не улизнул, однако в результате адвокат решил, что вполне может предпринять предложенный шаг без риска юридических осложнений, а также без угрозы его собственной репутации и жизни, свободе и независимости клиента. Оговорив все детали и получив деньги — доллар от Сары в качестве задатка, — я взял трубку и набрал нужный номер.

Мне пришлось проявить настойчивость. Сообщив, что мистер Холмер занят, высокий кислый женский голос спросил, чего я желаю. Я ответил, что мистер Натаниел Паркер мечтает побеседовать с мистером Холмером и интересуется, когда его мечта осуществится. Она сказала, что не знает. Продолжая действовать согласно плану, я, точно победное знамя, поднял имя миссис Джеффи. Через минуту Холмер подлетел к аппарату, а Паркер взял трубку телефона Вульфа, опираясь о стол локтем согнутой руки. Свою трубку я прижал плечом, приготовив блокнот.

Паркер сразу взял быка за рога:

— Я готов начинать действия в пользу своего клиента, сэр, и звоню вам, согласуясь с профессиональной этикой. Моя клиентка — миссис Сара Джеффи. Полагаю, вы с ней знакомы.

— Я знаю ее всю жизнь. О каких действиях идет речь?

— Сперва я обязан объяснить вам, что миссис Джеффи направил ко мне Ниро Вульф…

— Этот мошенник?! — Холмер пришел в неистовство. — Этот проклятый подлец?

Паркер усмехнулся довольно терпеливо.

— Я ничего подобного не говорил и сомневаюсь, что вы сумеете подтвердить свои выкрики. Повторяю: миссис Джеффи решилась на встречу по совету Ниро Вульфа. Она ждет. Дело касается Джоя Лютера Брукера, Бернарда Квеста, Оливера Питкина, Виолетты Дьюди и Перри Холмера. Миссис Джеффи хочет, чтобы я просил суд запретить названной пятерке вступать во владение капиталом корпорации «Софтдаун», переданным им согласно завещанию Натана Идза, и отклонить любые их попытки оспаривать свои права.

— Что?! — Голос Холмера звучал недоверчиво. — Вы не повторите?

Паркер повторил, а потом добавил:

— Пожалуй, вы не станете отрицать, сэр, что перед нами новый подход к вопросу, причем довольно интересный. Она полагает, что данное решение должно оставаться в силе до тех пор, пока суд не убедится в том, что ни один из пятерки не приобрел свое право на владение капиталом путем преступления — то есть убийства. Конечно, сперва я сомневался, согласятся ли судьи на подобное постановление, но потом пришел к мысли, что такое вовсе не невозможно. Попытаться стоит. Миссис Джеффи как акционер компании тут кровно заинтересована. Я пообещал ей взяться за дело немедленно.

Он замолчал. Пауза длилась ровно четыре секунды. Потом Холмер сказал:

— Вы собираетесь заняться вредительством. Миссис Джеффи вовлек в авантюру Ниро Вульф. Я намерен побеседовать с миссис Джеффи.

— Вряд ли это поможет. — Теперь голос Паркера звучал немного прохладнее. — Представляя интересы миссис Джеффи, я советовал ей ни с кем не вступать в контакт, кроме, разумеется, Ниро Вульфа, если понадобится. Сейчас мы с ней в кабинете мистера Вульфа. Повторяю, я звоню вам согласно правилам профессиональной этики, а также потому, что не меньше вашего надеюсь избежать драки или вооруженного столкновения.

— Ни один судья не вынесет такого решения.

— Будущее покажет. — Интонации Паркера стали почти ледяными. — Я обсуждал этот вопрос с мистером Вульфом. Он считает, что медлить нельзя, и сейчас я отправляюсь в свою контору составлять черновик заявления. Однако, по моему мнению, необходимо защитить общие интересы без судебного вмешательства. Вульф полагает, что такая защита бесполезна, но соглашается испробовать ее на определенных условиях: вечером состоится встреча в его кабинете всех вовлеченных в историю лиц.

— В кабинете Вульфа? — Холмер снова разволновался.

— Да.

— Да вы что? Он сам убийца!

— По–моему, сэр, вы чересчур вольно обращаетесь со словами. Я чувствую, как напряжены ваши нервы, но не поговорить ли нам серьезно?

— Хорошо. Только не думайте, что вы сумеете заставить меня прийти к Вульфу. Я не соглашусь.

Но он согласился. Хотя и заявил, что никогда не пришел бы, даже если бы его заставили выбирать между встречей и всеобщей оглаской. Однако он сослался на то, что не может позволить своим четырем компаньонам не проконсультироваться с ним, без особой, впрочем, надежды на быстрый контакт. Он просил отсрочки до шести часов вечера, но Паркер крайним сроком назначил половину четвертого. Паркер должен был за это время подготовить и текст заявления, и все остальное, включая договоренность с судьей о встрече, каковая не состоялась бы, не получи он к половине четвертого известия о том, что софтдаунский квинтет непременно прибудет в кабинет Вульфа.

Паркер положил трубку и выпрямился во весь рост.

— Они придут, — сказал он уверенно, но без торжества. — Черт бы вас побрал, Вульф, у меня билеты в театр.

— Используйте их, — буркнул Вульф. — Вы нам не потребуетесь.

Паркер фыркнул.

— А моя клиентка останется без защиты? Между прочим, один из них — возможный убийца, а вы… разве вы не превращаетесь в дикого зверя, когда своим толстым носом чуете добычу? Ха! Моя важнейшая обязанность, как адвоката миссис Джеффи, держать ее подальше от опасных лиц и влияний, а мистеры Вульф и Гудвин представляют собой все опасности и волчьи ямы разом. Вы не согласитесь позавтракать со мной, миссис Джеффи?

Они удалились вместе. Их уход дал мне повод еще больше гордиться ею, но уже под другим углом зрения. Или, лучше сказать, изгибом. Ибо холостяк Натаниел Паркер хорошо известен своим особым вкусом к женщинам, он никогда не приглашает на завтрак просто так. Но я не был ревнив. Я все равно был вне конкуренции, ведь из ее прихожей уже исчезли пальто и шляпа, которые он бы мог отправить в Армию Спасения.

Теперь у Вульфа появились конкретные обязательства. Он и пальцем не шевельнул, чтобы взять книгу, кроссворд или любую другую из своих игрушек. До ленча он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку кресла. Время от времени он шевелил губами, то вытягивая их, то втягивая. Я оставил беднягу наедине с его страданиями. Когда мы начнем настоящее наступление, он будет волноваться не меньше прочих, хотя и постарается всеми силами скрыть свои переживания. А на данном этапе он все еще пытался добиться нужного настроя и, должен признать, трудился над этим вовсю.

До ленча я успел позвонить в «Пан—Атлантик» и выяснить, что рейс № 193 ожидается к половине третьего. Потом я связался с Ирби, дабы тот привез к нам Эрика Хаффа в половине четвертого. Если не получится, то в шесть.

После ленча ничего не изменилось: терпеливый

Вульф, не жалующийся на свое бедственное положение, и я с вертящейся на языке парочкой злобных вопросов и замечаний. Вскоре после трех позвонил Паркер с сообщением, что встреча с Холмером состоится. Пятеро сотрудников приедут в девять, а он с миссис Джеффи немного раньше.

Я поинтересовался, с ним ли еще миссис Джеффи.

— Конечно, — ответил он добродетельным голосом. — Ведь она моя клиентка. А к чему ваш неуместный вопрос?

— Она весьма специфична, — объяснил я, — и требует большого умения. Без всяких экспромтов, иначе результат получится смехотворным.

Я прошел на кухню обсудить с Фрицем ассортимент напитков. У нас существовало непреложное правило. На вечерних сборищах, какой бы характер они не носили, подавались напитки на любой вкус, и мы с Фрицем всегда их обговаривали, если только я не был занят. Мы вечно спорили, поскольку Фриц настаивал на включении в ассортимент двух вин — красного и белого, — а я утверждал, что вино вообще не годится, ибо вгоняет американцев в сон, а они нужны нам бодрствующие. Мы как раз подошли к обычному компромиссу — пара бутылок белого, а красное совсем исключить, — когда в дверь позвонили, и я отправился открывать.

Это пришел Ирби. Его сопровождал человек в белом полотняном костюме, местами помятом и не идеально чистом.

Я снял цепочку, распахнул дверь, и они перешагнули через порог.

Мне довелось услышать так много рассуждений о Южной Америке, что я ожидал кого–то среднего между Диего Риверой и Перуном, но этого молодца, отбели он себя и свой костюм подстать своим белокурым волосам и голубым глазам, можно было принять за викинга. Он был, вероятно, немного старше и, насколько я понял, несмотря на его усталый вид, немного красивее меня.

Пристроив в холле его багаж — сумку и чемодан, — я провел их в кабинет и представил Ниро Вульфу. Хафф имел тенденцию к чересчур громкой речи, но, похоже, больше в нем не было ничего вызывающего, и это меня возмутило. Я заранее приготовился невзлюбить парня, женившегося на богатой наследнице и заставившего ее подписать документ, о котором столько говорилось. Естественно, я считал его обязанным подкрепить мою нелюбовь вескими уликами. Он же разочаровал меня. Слова он произносил с акцентом непонятного происхождения. Впрочем, чувствовалось, что его и наша нации очень тесно соседствуют.

Судя по тому, как прочно устроились гости в креслах, они, очевидно, ожидали продолжительной беседы, но Вульф был краток и не слишком любезен. Ибо теперь, с нашей точки зрения, эти двое превратились в обычных статистов. Явившись накануне с крючком для акционеров «Софтдауна», Ирби стал для нас счастливой находкой, но теперь, заполучив Сару Джеффи с куда лучшей приманкой, мы рассматривали и его, и Хаффа как простую массовку.

Вульф изобразил вежливый интерес:

— Доехали сносно, мистер Хафф?

— Не слишком. Трясло немного.

Вульф пожал плечами.

— Тем более поздравляю вас с благополучным прибытием, — Он обратился к Ирби: — Возникли непредвиденные обстоятельства. Я не вправе описывать их детально, но они настолько близко касаются мистера Холмера и его компаньонов, что те согласились прийти сюда сегодня в девять вечера, дабы обсудить ситуацию. Хотя…

— Я должен с ними встретиться, — решительно заявил Хафф.

— Несомненно. Хотя они придут и не по вашему делу, я не вижу причин, которые бы мешали и о нем поговорить; тем более, оба вопроса очень тесно связаны. Не забудьте только, что бразды правления находятся в моих руках. Вы примете участие во встрече только потому, что приглашены, но вас могут и не пригласить. Согласны вы присутствовать на подобных условиях?

— Однако, — запротестовал Ирби, — вы говорили, что люди собираются для обсуждения заявления моего клиента! Я вынужден настаивать…

— Ваше положение не позволяет вам настаивать. Вы еще вчера потеряли право на беспристрастное к себе отношение. Желаете ли вы прийти сюда сегодня вечером?

— Я желаю только того, — заявил Хафф, — что принадлежит мне…

— Возможно, я облек свое предложение в неудачную словесную форму, — согласился Ирби. — Я мог неверно понять природу вашей заинтересованности в деле. Мы бы выглядели глупо рядом с этими людьми без уверенности в том, что вы и мистер Гудвин соглашаетесь подтвердить подлинность…

— Тогда не приходите! — фыркнул Вульф.

Хафф извлек из кармана конверт и помахал им в воздухе.

— Здесь лежит документ, подписанный моей женой и засвидетельствованный Маргарет Казелли. Я присутствовал при его составлении. С тех пор он всегда при мне. Нет никаких сомнений в его подлинности. Мы только просим помочь нам добиться справедливости.

Он был абсолютно убежден в своей правоте, вероятно, не меньше, чем в августе 1946 года, когда подбил Присциллу на сочинение бумаги. Его призыв к справедливости не заставил увлажниться мои глаза.

И глаза Вульфа тоже. Он сухо заметил:

— Ни о какой гарантии, джентльмены, не может быть и речи. Так же, как и о согласии на договоренность. До вечера я буду занят. Приглашаю вас к девяти часам на предложенных мною условиях.

На этом все и закончилось. Хафф еще пытался уломать Вульфа взглянуть на его ценный документ, а Ирби упорно твердил свое, но все было кончено.

Я вышел с ними в холл и снова испытал разочарование, когда Хафф, который был моложе, выше и сильнее, чем Ирби, настоял на том, что чемодан и сумку понесет по–прежнему сам. Я выискивал в нем отрицательные черты, а он продолжал меня надувать.

Я отправился на кухню сказать Фрицу, что вместо семерых гостей ожидается девять.

Но дела повернулись так, что последнее число оказалось не окончательным. Спустя четыре часа, когда я менял в своей комнате рубашку и галстук, в дверь позвонили, а еще через минуту Фриц сообщил, что на ступеньках стоит человек, не называющий своего имени и требующий меня.

Я закончил с одеванием и спустился вниз. Фриц приник к двери, не сводя глаз с цепочки.

На ступеньках, хорошо видный сквозь прозрачное с одной стороны стекло, околачивался Энди Фомоз, сердито поглядывающий на зафиксированную щель. Его поза указывала на то, что он уже применял мускульные усилия.

— Он сюда рвался, — сообщил Фриц.

Я приблизился и произнес в отверстие:

— Дверь тебе никак не одолеть, сынок. Чего ты хочешь?

— Я плохо вас слышу. — Его голос стал еще более сердитым и низким, чем тогда, когда он находился внутри, а я, между прочим, снаружи. — Я хочу войти.

— Я тоже хотел, и что из этого получилось? Что вам нужно? Спрашиваю во второй раз, в запасе остался еще один. Вы интересовались трижды.

— Хорошо бы вам шею свернуть, Гудвин!

— Ну тогда вы вообще не войдете: своей шеей я дорожу. Повторяю: чего вы хотите? Вот теперь мы сравнялись.

Из глубины холла до меня донеслось:

—- Зачем же гак паниковать?

Появившийся из кабинета Вульф зашагал к нам. Он шел, подчиняясь отнюдь не порыву, как могло показаться. Время близилось к обеду, и ему в любом случае предстояло подвигаться. Фриц мелкой рысцой потрусил на кухню, где, похоже, достигали своей кульминации какие–то блюда.

Я объяснил Вульфу:

— Это Энди Фомоз, тот самый, что вчера вечером испортил мне туфлю. — Потом я обратился к щели: — Через десять секунд мы захлопнем дверь навсегда, и не обольщайтесь на этот счет.

— Что вы мне говорили вчера? — прорычал он.

— О чем? А, припоминаю: вы имеете в виду сообщение о том, что Присцилла Идз собиралась сделать вашу жену одним из директоров «Софтдауна»?

— Естественно. Никак не мог успокоиться и даже позвонил миссис Джеффи. Она почти ничего не рассказала, но объяснила, кто вы такой и посоветовала с вами повидаться. Если мисс Идз планировала назначить мою жену директором, у нее наверняка были на это причины, и вы должны объяснить, какие именно. Возможно, она в чем–то зависела от моей жены, и я обязан выяснить, в чем. А вы, по–моему, в курсе, иначе, зачем вы ко мне приходили?

Я повернулся к Вульфу.

— Посылая меня за каким–то предметом, вы его получаете, верно? Этот человек дополняет общую картину, Он вам требуется?

Вульф пристально рассматривал посетителя сквозь стекло. Одетый Фомоз являл собою не столь впечатляющую картину, как Фомоз в шортах, но все же за дверью маячила личность. Вульф проворчал:

— А вечером он сможет держать себя в руках?

— Сможет, если я вооружусь, а вооружусь я непременно.

— Пригласи его.

Я опять обратился к щели:

— Слушай, малыш. В девять часов сюда придут люди кое о чем потолковать, и, возможно, мы побеседуем по интересующему тебя вопросу, впрочем, не гарантирую. Если ты пообещаешь хорошо себя вести, милости просим. В противном случае долго ты у нас не задержишься!

— Я не собираюсь ждать! Я хочу…

— Ох, ради бога! Ты все понял? Мы как раз садимся обедать, и мысль о том, что ты разбил лагерь под нашей дверью, плохо повлияет на наш аппетит. Если ты успеешь спуститься на тротуар прежде, чем я сосчитаю до десяти, тебя впустят в девять часов. Если нет — то не взыщи. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь…

Он повиновался. Вульф направился в столовую. А я пошел в кухню и сказал Фрицу:

— Еще один. Всего ожидается десять гостей. Считая Вульфа и меня — получится дюжина. С тобой тринадцать.

— Тогда без меня, — твердо проговорил он.

10

Я испытывал к Натаниелу Паркеру чувство, похожее на раздражение. Мы уславливались о том, что он с миссис Джеффи явится на пятнадцать–двадцать минут раньше остальных, дабы обсудить организационные вопросы, а они притащились последними, на десять минут позже всех. Похоже, они вместе обедали, что совсем не запрещалось законом. А судя по поведению Паркера, он не считал предварительное обсуждение необходимым: мол,

Вульф и без него обойдется. Однако их опоздание осложнило мое собственное положение. Я не получил помощи от Вульфа, поскольку он имеет привычку в ожидании гостей оставаться на кухне до тех пор, пока все не соберутся.

К моменту появления Паркера и Сары Джеффи атмосфера основательно накалилась. Софтдаунский укрупненный квинтет пришел к нам отнюдь не сомкнутым строем, но таковой немедленно сформировался. Все они сгрудились на диване и тотчас завязали оживленный разговор вполголоса. После представления им Эрика Хаффа и его адвоката Ирби, рукопожатий я не зафиксировал. Впрочем, софтдаунцы были слишком потрясены. Я никак не объяснил им присутствие Ирби и Хаффа, и никто не поинтересовался деталями.

Притащившийся потом Энди Фомоз немедленно смешал себе порядочную порцию белого вина с содовой, отошел в сторону и замер там, потягивая свой напиток и озирая собравшихся взбешенными глазами, точно решая, кому первому свернуть шею. Воспрепятствовать ему мог только я и, возможно, Хафф. Что до меня, то, пообещав Вульфу вооружиться, я действительно вооружился: курносым «фаргером» на боку и кастетом в кармане пиджака.

Я очень сомневался, что Вульф сумеет довести общество до точки кипения, но если бы сумел, у меня бы не возникло никаких вопросов в том, с кого начинать: испорченной обуви мне вполне хватило.

Появившись на пороге в сопровождении Фрица и Паркера, Сара Джеффи остановилась и огляделась. Я впервые увидел ее при искусственном освещении и отметил, что она весьма привлекательна в белом летнем платье, белых туфельках и с висящей на боку маленькой белой сумочкой.

Окликнув миссис Джеффи, Перри Холмер направился было к ней, но я преградил ему путь и, потребовав внимания, представил вновь пришедших.

Прежде никто из них не видел Паркера, а Ирби е Хаффом не знали Сару Джеффи. Хафф поцеловал ей руку.. Руку Виолетты Дьюди он целовать не стал. Наверное, она бы не отказалась от подобного жеста, если судить по ее испортившемуся настроению. Я отметил про себя, что теперь отмытый, причесанный и одетый в чистый белый костюм и новые туфли, Хафф выглядел куда более презентабельно, чем днем.

Я проводил Перри Холмера к красному кожаному креслу, рассадил остальных согласно плану, подошел к письменному столу Вульфа и нажал на кнопку: один длинный и два коротких сигнала.

В дверях возник Вульф. Из–за большого скопления посетителей ему предстояло резко взять вправо, чтобы попасть на свое место. Это его не устраивало и он спросил:

— Арчи?

Я назвал ему тех четверых, которых он еще не видел:

— Мисс Виолетта Дьюди, бывшая заместительница президента корпорации, а ныне помощник секретаря. Джой Л. Брукер, президент. Бернард Двест, отдавший делу шестьдесят три года, из них тридцать четыре в качестве коммерческого директора и двадцать девять — вице–президента. Оливер Питкин, секретарь и казначей корпорации.

Вульф наклонил голову на полдюйма, что изображало у него изысканнейший поклон, и сел. Прежде чем он успел достичь максимально удобного положения, потребовавшего инженерного искусства, Перри Холмер заговорил:

— Я приготовил заявление, с которым хотел бы вас ознакомить.

—- Сколько времени вам понадобится? — спросил Вульф.

— Три–четыре минуты.

— Приступайте.

Холмер поудобнее приладил на носу очки в металлической оправе, поднял бумагу до уровня глаз и начал:

«Официальное заявление, сделанное Перри Холме–ром двадцать шестого июня 1952 года.

Выступая от своего имени и от имени моих коллег, я подвергаю сомнению правильность участия частного детектива по имени Ниро Вульф в любом обсуждении дел покойной Присциллы Идз, а также дел, связанных с обстоятельствами ее смерти. Я основываю свое утверждение на том, что вышеупомянутый Ниро Вульф, скрыв присутствие в его доме двадцать третьего июня 1952 года Присциллы Идз, способствовал созданию для нее угрожающего положения и несет значительную часть ответственности за ее убийство. Полный отчет о его намеренном обмане представлен мною районному прокурору, копия заявления, приложена. Я утверждаю, что Ниро Вульф не имеет права принимать участие в любом расследовании, связанном с Присциллой Идз. Говоря от имени четырех моих компаньонов — Бернарда Квеста, Джоя Лютера Брукера, Оливера Питкина и Виолетты Дьюди, — я добавляю, что мы, достигнув полного соглашения, обвиняем Ниро Вульфа в подстрекательстве миссис Сары Джеффи к необдуманным действиям против нас. Мы считаем, что вышеуказанное подстрекательство внушает мысли о преступном намерении и о том, что угроза юридических действий со стороны миссис Джеффи не более, чем достойное всякого осуждения принуждение. Мы подчеркиваем то обстоятельство, что адвокат Натаниел Паркер, в прошлом неоднократно работавший с Ниро Вульфом, действует от имени миссис Джеффи, и требуем права на частную беседу с последней прежде, чем начнется дискуссия с адвокатом Паркером и, особенно, с Ниро Вульфом».

Холмер обратился к миссис Джеффи:

— Ты даже по телефону со мной не поговорила, Сара. Ты знаешь меня с рождения. Я держал тебя на руках еще совсем маленькой. Разве тебе известен какой–нибудь нечестный, несправедливый или. злой поступок с моей стороны?

— Да, — промолвила Сара, выдохнув вместе с этим словом немного больше воздуха, чем намеревалась, что произвело лишний шум и прозвучало довольно громко.

Не сообщение потрясло Холмера, глаза его округлились.

— Что? Ты сказала «да»?

— Именно. Вы скверно поступили с Прис. Вы не любили ее, не понимали и плохо к ней относились. Я хочу объяснить одну вещь, к которой меня не принуждали ни мистер Вульф, ни мистер Паркер. Я сама пожелала сделаться участницей происходящего, а желание мое вызвал мистер Арчи Гудвин. И не вам, мистер Холмер, ни любому другому разговор со мною не принесет никакой пользы, даже не пытайтесь начинать.

— Опомнись, Сара, подумай!

— Я уже подумала. А если и нет, что из того?

— Бросьте, Перри, — фыркнула Виолетта Дьюди. — Она безнадежна.

— У присутствующих есть еще вопросы?

Выступил Паркер:

— Я советую мистеру Холмеру не оставлять копии своих заявлений. Он наверняка понимает, что это чистое клеветничество.

Вульф кивнул.

— Да, он слишком расстроен, чтобы отвечать за свои поступки. Я мог бы возразить на обвинение мистера Холмера, но нам, к сожалению, некогда. Прежде всего позвольте мне объяснить занимаемую мною позицию. Меня наняли расследовать убийство Присциллы Идз, вот и все, что должно вас интересовать.

— Сара Джеффи? — спросил Холмер.

— Нет. Личность моего клиента совершенно вас не касается. По моему мнению, миссис Джеффи как акционер имеет полное право на подобные действия, однако это устанавливать ни вам и ни мне, а суду. Самое правильное, конечно, дать возможность решить дело властям, и завтра утром уже все закончится, если только обстоятельства сегодняшнего вечера не изменят ситуацию.

— Что еще за обстоятельства? — подал голос Оливер Питкин.

— Да любые. Например, раскрытие мною личности убийцы. — Его взгляд — я говорю о Вульфе — нарочито медленно заскользил по лицам гостей. Никто из них не посмел даже шелохнуться. — Хотя по правде, я не надеюсь на такое счастье. Другим обстоятельством может быть моя уверенность в непричастности вас всех к преступлению. Поскольку действия миссис Джеффи базируются на убеждении в том, что кто–то из вас в него замешан, и направлены на обезвреживание убийцы, такая моя уверенность может сделать их ненужными. Поэтому мы должны с вами как следует пообщаться.

— Прежде всего, — возразил Холмер, — мы должны потребовать от вас и Паркера объяснения этой возмутительной затеи!

Вульф впился в него взглядом.

— Вы действительно так считаете?

— Конечно.

— Тогда уходите, — Вульф махнул рукой. — Вон! Довольно с меня!

Холмер не двинулся с места, лишь повернул голову.

— Но прежде, чем вы уйдете, — продолжал Вульф, — я вам кое–что сообщу. Мне передали, мистер Холмер, что, по вашим словам, документ, подписанный Присциллой Идз, тогда миссис Хафф, документ, дающий мистеру Хаффу право на половину состояния жены, поддельный. Вот почему здесь находится мистер Ирби и его клиент, мистер Хафф, вынужденный прилететь в Нью—Йорк. Если вы, сэр, обвиняете меня в обмане, то я с неменьшим основанием могу обвинить вас в бесстыдной лжи… В понедельник вечером в этой самой комнате мисс Идз категорически заявила мне и мистеру Гудвину о том, что собственноручно подписала указанный документ, и вы, конечно, знаете…

— Браво!.. — Хафф вскочил со стула и рванулся вперед, доставая из кармана конверт. — Вы проявили исключительное благородство, джентльмены! Вот оно! Вот оно!

Судя по его наружности, он никак не мог наследовать от южноамериканцев тенденции к выплескиванию избытка чувств, и тем не менее умудрился подхватить эту черту, а уж потом ее перехватили у него: Энди Фомоз подпрыгнул, выскочил вперед, остановился перед софтдаунской командой и выпалил:

— Кстати, прежде, чем вы уйдете, выслушайте и меня! Она собиралась назначить мою жену директором, а теперь они обе мертвы! Вы обязаны поступить по справедливости и чести. Например, сделать директором меня и соответственно оплачивать мой труд! — Он поднял кулак — я вскочил на ноги, — но его пальцы разжались, чтобы указать на Виолетту Дьюди: — Для чего вы приходили на прошлой неделе к моей жене? — Он перевел палец на Брукера. — А о чем разговаривали с ней вы? Просили стать директором? Теперь можете просить меня. Нет никаких…

— Арчи! — резко прервал его тираду Вульф. Но я уже двинулся вперед. Остальные тоже сгрудились подле Хаффа и Фомоза, смешавшись, но без паники.

Я отвел Фомоза обратно в его угол, не встретив серьезного сопротивления, и, повернувшись к софтдаунской группе, сказал:

— Так вы уходите или нет? Если да, то прошу поторопиться. А если нет, вы наверняка согласитесь выпить. Что вам предложить?

— Мне «Бурбон» с водой, — решительно промолвила мисс Дьюди.

Вульф вызвал Фрица, Эрик Хафф тоже начал помогать. Возникла некоторая суета, связанная с процессом обслуживания, а Хафф опять устроился на диване рядом с Сарой.

Энди Фомоз оказался единственным потребителем вина. Вульф, естественно, пил пиво. Я налил себе стакан воды — не от того, что не любил в свободные часы ничего более весомого, а потому, что этот час не имел ничего общего со свободным. Информацию я в записную книжку не заносил, а хранил ее в голове для будущих справок: наши гости требовали постоянной и предельной бдительности.

Вопрос об уходе софтдаунцев отпал сам собою. Когда все подкрепились, Холмер выставил вперед подбородок и заговорил:

— Вопрос о подлинности…

Вульф оборвал его:

— Нет, сэр. Вы, Хафф и Фомоз составили совершенно различные и неверные представления о цели нашей встречи. А заключается она в том, чтобы я попытался выяснить, причастен ли кто–нибудь из вас к убийству Присциллы Идз. Если я решу, что нет, действия миссис Джеффи не получат продолжения. Если да, получат.

— Просто фантастика, — объявил Холмер. — Мы что, в суде находимся?

— Нет, все совершенно иначе. Никаких санкций я применить не могу. У меня даже нет электрического стула. Но если миссис Джеффи просит постановления суда, а вы возражаете и ваши доводы выслушиваются, вероятность того, что кто–то из вас причастен к убийству, непременно будет обсуждаться в суде. Судебное заседание стало бы для вас крайне неприятным опытом, но в ваших силах избежать его, обговорив все сегодня тет–а–тет. Вы согласны попытаться? Тогда начнем. Уже десять часов.

Софтдаунцы переглянулись.

— Что вы имеете в виду? — спросила мисс Дьюди. — Неужели вы собираетесь задавать нам вопросы как полицейский? Каждый из нас беседовал с полицией многие часы.

Вульф покачал головой.

— Нет, так мы потеряем кучу времени. Я просто хочу уточнить некоторые детали, например о секретном разговоре, который, по утверждению мистера Фомоза, вы, мисс Дьюди, провели с его женой на прошлой неделе. Ну и так далее. Причем, я предлагаю каждому из вас изложить события. Всех уже допрашивала полиция, и любые факты, относящиеся к делу, еще свежи в вашей памяти. Поступим следующим образом: я заявляю вам, мисс Дьюди, что подозреваю вас в причастности к убийству Присциллы Идз и Маргарет Фомоз, более того — в том, что вы совершили преступление собственными руками. Что вы ответите в свое оправдание? В вашем распоряжении полчаса. Хорошо?

— Он затеял опасную игру, Виолетта, — предупредил ее Холмер.

— Неужели, по–вашему, она опасна и для невиновного? — удивился Вульф.

Мисс Дьюди отпила глоток «Бурбона».

— Думаю, я рискну сразу, без подготовки. Вы, вероятно, не в курсе, мистер Вульф, что в моем случае мотив куда более незначителен, чем в случае с остальными. Я действительно получу на крупную сумму денных бумаг, как и прочие, но меня вполне могут забаллотировать, а при жизни Присциллы я бы сделалась главой корпорации и держала дела под своим контролем. Мои рассуждения убедительны?

Вульф кивнул.

— Гудвин сообщил мне о ваших объяснениях, а миссис Джеффи слышала от мисс Идз, что та намеревалась назначить вас президентом. Вы знали о том, что миссис Фомоз должна была стать директором?

— Да. Присцилла хотела, чтобы директорами работали женщины, и нам требовались пять кандидатур. Она, я и Сара Джеффи — трое, мисс Дречер, управляющая фабрикой — четвертая, на роль пятой вполне подходила Маргарет, очень преданная Присцилле. Короче, мы посчитали, что подобный жест вреда не принесет.

— Это единственная причина вашего решения?

— Да. Честно говоря, я приняла такой вариант без особого воодушевления. Ведь, участвуя в работе, Маргарет, естественно, слышала бы все, что обсуждается на совещаниях. Присцилла полностью ей доверяла, да и я не сомневалась в ней, просто мне хотелось узнать немного больше о ее взаимоотношениях с мужем. Надежные женщины склонны, как правило, все выбалтывать своим супругам. Вот почему я приходила к Маргарет на прошлой неделе. Я собиралась встретиться с ее мужем и посмотреть, как они ладят. Тут нет никакой тайны…

— Неправда! — Энди снова дал себе волю, рванувшись вперед.

Я перехватил его по дороге. Он попытался пройти прямо сквозь меня, и мне оставалось либо нырнуть в сторону, чтобы не быть раздавленным, либо обезвредить его. Выбрав последнее, я недооценил подвижность и вес мистера Фомоза. В результате моя рука взметнулась не только для того, чтобы заставить его упасть, но пока он поднимался и двигался на меня, огибая стулья, она извлекла из кармана кастет.

— Послушай, мальчик, — заметил я ему, — я совсем не хочу пробовать на тебе свой инструмент, но ты, пожалуй, лучше вздремни. Садись–ка и поговорим дальше. — Следя за ним уголком глаза, я обратился к Вульфу: — Вы позволите ему высказаться?

— Не теперь. Позже посмотрим. Продолжайте, мисс Дьюди.

Она подождала, пока Фомоз подойдет к своему креслу, потом заключила:

— Мой визит к Маргарет Фомоз и наша беседа совсем не значительны с точки зрения мотива. Говорить ли мне дальше?

— Излагайте все, что, по–вашему, может помочь следствию.

— Мне будет трудно не создать ложного впечатления, но я попытаюсь. Я вовсе не собираюсь утверждать, будто считаю возможным, что один из моих компаньонов убийца, но факты есть факты. Хотя Присцилла и не питала ко мне нежных чувств, она была высокого мнения о моем уме и способностях. Кроме того, по ее мнению, женщины обязаны добиваться власти. Решив около полутора лет назад взять дела «Софтдауна» в свои руки, она была возмущена тем, как подобострастно относятся к ней мужчины, особенно присутствующие здесь. И в то же время они не скрывают…

Двое из мужчин зашумели. Мисс Дыоди умолкла. Вульф метнул на них грозный взгляд. Они притихли.

— …Не скрывают своей отрицательной позиции к ее желанию понять тайны процессов производства и продажи полотенец. Если я и разделяла их сомнения, то у меня хватило ума ничего не демонстрировать, и Присцилла оценила это. Она сблизилась со мной, стала обращаться за разъяснениями. В результате у меня появились веские причины ожидать крупных продвижений по службе как только дело перейдет в ее руки. А чего следовало ожидать остальным, они расскажут сами. Могу еще добавить, что в 1941 году, при жизни мистера Идза, я как помощница президента получала сорок тысяч долларов. А в прошлом году — восемнадцать тысяч. Присцилла пообещала мне начальное жалованье в пятьдесят. Жалованье мистера Брукера — шестьдесят пять тысяч.

Вульф хмыкнул, по–моему, раздраженно. Наверное, его возмутило известие о том, что простой торговец полотенцами зарабатывает в два раза больше него. Он спросил:

— Эти джентльмены знали, что мисс Идз намеревалась назначить вас главой корпорации?

— Пускай они сами ответят. И если… если их ответ будет отрицательным, мои слова подтвердятся.

— Продолжайте, мисс Дьюди.

— Предположительно обеих убил один и тот же человек: Маргарет Фомоз около десяти тридцати, а Присциллу — до двух. В течение указанных трех с половиной часов я…

— Ради бога, — перебил ее Вульф, — давайте побережем время.

— Что? — Ее брови взлетели вверх.

— Понимаете, если вы имеете неопровержимое алиби, проверенное полицией, вам ничего не стоит послать меня к черту и совершенно справедливо. Кроме того, алиби меня ни в чем не убеждает. Лучше рассмотрим преступления. Миссис Фомоз подстерегли на улице вечером, затащили в вестибюль, задушили и взяли сумочку с ключами. Воспользовавшись ими, убийца проник в квартиру мисс Идз и, едва она вошла, ударил ее и тоже задушил. Глядя на вас, мисс Дьюди, я сомневаюсь в том, что преступница именно вы, но не исключаю возможности вашего участия в убийствах в качестве руководителя. Сколько бы вы заплатили? Десять тысяч, двадцать? Нет–нет, я оставляю ваше алиби или его отсутствие полиции. Как видите, у нас имеются кое–какие ограничения. Мотив не нуждается в дальнейших исследованиях. Он сам о себе заявляет. Орудие преступления не проблема: кусок веревки в два фута длиной. Однако наши сведения не предоставляют путей для дальнейших рассуждений, поскольку убийцу могли купить. Такая крупная игра стоила тщательного планирования и средств. А следовательно, я не вправе беспокоить вас или придумывать западню. Лучше всего дать вам выговориться в надежде на непредвиденные открытия. Как мистер Холмер и мистер Брукер ладили с мисс О’Нейл?

Последний вопрос вызвал небольшую суматоху. Брукер, позволивший себе немного развеселиться, дернулся и выпрямился. Питкин издал звук, предшествующий хихиканью, но сразу умолк. Отвисшая челюсть Холмера спустя три секунды с клацаньем вернулась на свое место.

Мисс Дьюди сохранила полное самообладание.

— Я просто не в курсе, — заявила она. — Хотя ваш интерес меняет положение — по крайней мере, временно.

— Вы сказали Гудвину, что едва мисс Идз взяла дело под свой контроль, вернее, взяла бы, мисс О’Нейл потеряла бы работу?

— Неужели? Значит, теперь не потеряет!

— Еще вы говорили, что она стравливала мистера Холмера с мистером Брукером. Возможно ли связать этот факт с убийством мисс Идз?

— По–моему, нет.

— А по–моему, да. Гудвин сообщил, что расследует убийство, и вы добровольно предоставили ему информацию. Вы слишком умны для того, чтобы болтать о ненужных вещах. Итак, связь существует?

Она напряженно улыбнулась.

— Похоже, меня приперли к стенке. Вы предполагаете, что в темных уголках моего сознания живет мысль о том, что я, не. считая любого из присутствующих способным на убийство ради выгоды, думаю о возможности совершения ими преступления в ослеплении страстью? И я могла сболтнуть такое мистеру Гудвину? Не похоже на меня.

— Не знаю, не знаю. — Вульф переменил тему. — Когда в последний раз вы видели мисс Идз?

— Неделю назад, в прошлый четверг в конторе «Софтдаупа».

— В какой конторе, на Коллинз–стрит, 192?

— Да.

— Что там происходило? Расскажите подробно.

Она заколебалась. Открыла рот, снова его закрыла и наконец заговорила:

— Мы встретились как раз тогда, когда я и четверо этих мужчин действовали как полные кретины. Впятером мы обсуждали события четверга, нас прервал мистер Гудвин. И мы решили рассказать о том, что произошло в четверг. Вопрос о четверге непременно бы возник в ходе расследования, поэтому мы условились о том, что станем отвечать. Единственный раз в жизни я вела себя, как законченная идиотка. Мисс О’Нейл тоже принимала участие в обсуждении, поскольку была связана с событиями четверга. Как человека совершенно безмозглого, полицейские запугали ее в десять минут. В итоге они докопались до всех мелочей, и я могу безболезненно сообщить вам о них. Вы желаете получить полный отчет?

— Естественно.

— Присцилла приехала в нижнюю часть города, и мы вместе позавтракали. Она сообщила, что накануне беседовала с Сарой Джеффи, и та отказалась не только от должности директора, но даже от прихода на совещание акционеров, которое мы планировали провести первого июля. Мы с Присциллой обсудили возможные кандидатуры на вакантное теперь место и прочее. Потом она вернулась со мной в контору. Получалось так, что Присцилла появлялась там всегда, когда возникала напряженная обстановка, а на сей раз дело приняло худший оборот, чем обычно. Меня не было в комнате, когда между Присциллой и мисс О’Нейл началась сцена, но конец я слышала. Присцилла велела ей покинуть контору и больше не возвращаться, а та не подчинилась. Такое случалось и прежде. Присцилла пришла в ярость. Она позвонила в кабинет Холмеру и срочно его вызвала, а потом заявила ему и Брукеру, что решила изменить состав совета директоров и назначить президентом меня. Они пригласили Квеста с Питкином и вчетвером три часа убеждали ее в моей некомпетентности, которая приведет корпорацию к гибели. Вряд ли они преуспели в своих намерениях. После их ухода она заглянула в мою комнату и сказала, что уезжает на уик–энд. Мы пожали друг другу руки в последний раз в жизни.

— Не изменила ли она своего решения сделать вас президентом?

— Нет, не изменила, я уверена.

— Вам известно, что она приходила сюда в понедельник и провела тут несколько часов?

— Да, известно.

— Вы знаете о цели ее визита?

— Нет. Только предположения слышала.

— Я не спрашиваю от кого и какие. Прийти на сегодняшнюю встречу ваших коллег, мисс Дьюди, побудила лишь угроза легальных действий миссис Джеффи. Еще они надеялись выяснить, зачем мисс Идз навещала меня и что она говорила. Боюсь, что мне придется разочаровать вас. Я уже отчитался перед полицией, как, впрочем, и Гудвин, и если власти не считают нужным опубликовывать отчет, я тоже не считаю. Но вот еще один вопрос: отчего, по–вашему, мисс Идз в понедельник требовалось полное уединение? Она была обеспокоена или напугана?

— В понедельник?

— Да.

— Не знаю. Я могу лишь предполагать-.

— Послушаем.

— Вчера вечером мне стало известно, что в понедельник вечером Перри Холмер договорился встретиться с ней в ее квартире. Присутствующие здесь мужчины, находясь в растерянности, долгие часы провели в понедельник в софтдаунской конторе, просматривая отчеты прошлых лет и составляя меморандум. Тогда я решила, что они собирают доказательства моей некомпетентности, дабы продемонстрировать их Присцилле, а теперь окончательно в этом убедилась. По–моему, причина того, что Присцилла искала полного уединения, заключается в том, что она устала от них, особенно от Холмера.

— Почему от Холмера?

— Потому что он больше всех поставил на карту. Остальные вполне могли продолжать заниматься делами и получать хорошее жалованье после прихода Присциллы к власти. Холмер не служит в корпорации, но получает сорок тысяч в год как адвокат. А зарабатывает, вероятно, только одну десятую этих денег, если вообще что–нибудь зарабатывает. Вряд ли после тридцатого июня он что–то приобрел бы…

— Вы нахально лжете, — перебил ее Холмер. — Подобное заявление ничем, не обосновано!

— У вас еще будет возможность высказаться, — отмахнулся от него Вульф.

— Пускай воспользуется ею сразу. — В голосе мисс Дьюди звучало презрение. — Мне больше нечего добавить. Или у вас еще есть вопросы?

— Нет. Итак, прошу, мистер Холмер.

Но Эрик Хафф вежливо поинтересовался, нельзя ли ненадолго прервать беседу. Он собирался снова наполнить свой бокал и бокалы остальных заодно, так что получилась короткая передышка. Похоже, у Хаффа возникло впечатление, будто мы пригласили его только с тем, чтобы он составил компанию Саре Джеффи, но я был слишком занят, чтобы негодовать на него, а вот Паркер не считался со своей занятостью.

Вульф налил себе пива из третьей бутылки, отпил немного и напомнил Хомеру:

— Итак, сэр?

11

.Судя по поведению и выражению лица Перри Холмера, он никак не мог поверить, что попал в столь щекотливое положение. Ему, старому члену знаменитой уолл–стритской фирмы, было невыносимо торчать у всех на виду в красном кожаном кресле и убеждать частного детектива по имени Ниро Вульф в своей невиновности, однако приходилось смиряться. Его ораторский баритон от напряжения звучал пронзительно и высокомерно.

— Вы говорите, что вам не интересны наши алиби. Замечательно. Мотив преступления очевиден для всех, но очевидно и то, что мисс Дьюди, с ее необъективностью, руководствуется враждебным к нам отношением. Она не сумеет подтвердить свое заявление о том, что после тридцатого июня мой годовой доход от капитала корпорации равнялся бы нулю. Я категорически отрицаю, что мисс Идз последовала ее неверным и безответственным советам. — Он вынул из кармана какую–то бумагу. — Я уже рассказывал, что, посетив квартиру мисс Идз в понедельник вечером, я нашел там записку, адресованную мне. Оригинал находится в полиции. Это копия. Слушайте:

«Дорогой Перри! Надеюсь, Вы не будете сердиться на меня за то, что я Вас подвела. Я не собираюсь делать никаких глупостей. Просто хочу побыть одна. Вряд ли мы повстречаемся до тридцатого июня, но потом встретимся обязательно. Пожалуйста, не пытайтесь меня найти. Любящая Вас Прис».

Он сложил бумагу и снова спрятал ее в карман.

— По–моему, тон и содержание записки не указывают на то, что мисс Идз решила ответить на многие годы честного служения ее интересам способом, описанным мисс Дьюди. Она не была глупым неблагодарным человеком. Я не собираюсь давать отчет о суммах, выплаченных мне корпорацией, скажу только, что заработал их честно. Дело совсем не ограничивается одним производством и продажей полотенец, на что с насмешкой намекнула мисс Дьюди. Различные занятия и обширные планы корпорации требуют постоянного и умелого наблюдения. Впрочем, Даже если мисс Идз и задумала то, что предполагает мисс Дьюди, ее поступки не выглядели бы такими ужасными. Мой доход от адвокатской практики, не считая гонораров «Софтдауна», вполне меня устраивает. Но даже находясь в отчаянном положении, я бы все равно не пошел на убийство. Мысль о том, что человек моего воспитания и темперамента может решиться на подобный поступок, подвергнув себя столь страшному риску, противна любой теории поведения живого существа. У меня все. — Он плотно сжал губы.

— Не совсем, — заметил Вульф. — Вы слишком много упустили. Если вы даже не думали о том, что вылетите из игры, почему предлагали мне пять тысяч долларов за то, чтобы я нашел мисс Идз в течение четырех дней и двойную сумму за доставку ее вам живой и невредимой?

— Разве я не объяснил? Я считал, что она может уехать в Венесуэлу повидаться с бывшим мужем, и хотел остановить ее прежде, чем они успеют связаться. Я получил от мистера Хаффа письмо с требованием половины собственности мисс Идз, которое крайне ее беспокоило, и потому боялся, как бы она не наделала глупостей. Использование мною штампованного выражения «живой и невредимой» совершенно не важно. Я попросил вас в первую Очередь проверить списки пассажиров, летящих в Венесуэлу. А вы, спрятав ее у себя, после моего ухода услали на смерть.

Вульф спокойно поинтересовался:

— Значит, вы согласны с тем, что документ, которым размахивал мистер Хафф, подлинный? То есть, подписан его женой?

— Нет.

— Но уж она–то знала, подписывала его или нет. И если бумага поддельная, зачем ей понадобилось лететь в Венесуэлу?

— Иногда она проявляла импульсивность и несдержанность.

Вульф с сомнением покачал головой.

— Так у нас ничего не выйдет, мистер Холмер. Давайте поставим все точки над «i». Вы продемонстрировали мисс Идз письмо мистера Хаффа и фотокопию документа. Что она сказала? Она подтвердила свою подпись или отрицала ее?

— Я уклонюсь от ответа.

— Вряд ли молчание, вернее, умолчание поможет следствию, — сухо заметил Вульф. — Теперь, когда вам известно о том, что мисс Идз не улетала в Венесуэлу, я могу заверить вас, что она и не собиралась никуда лететь. Как же вы объясните ее отказы от встреч с вами, ее бегство?

— Да никак.

— Может, все–таки попытаетесь?

— По–моему, больше чем есть объяснений вы уже не получите. Она знала, что я приду вечером с документальным подтверждением полной некомпетентности мисс Дьюди в делах корпорации. Я предупредил ее об этом еще по телефону. Вполне вероятно, что к тому времени она уже поняла необходимость отказаться от мысли поставить мисс Дьюди во главе корпорации и не пожелала, встретившись со мной, взглянуть правде в глаза. Поняла она и то, что мисс Дьюди не даст ей ни минуты покоя в течение оставшейся недели.

— Вы настоящее чудовище, Перри, — промолвила. Виолетта Дьюди своим приятным голосом.

Он впервые в моем присутствии посмотрел на нее прямо и ясно. А поскольку я сидел точно на линии между ним и мисс Дьюди, то без труда перехватил взгляд мистера Холмера. Он начисто отметал одну деталь его разглагольствований — утверждение о том, что человек, подобный ему, не может совершить убийства. Глаза Перри Холмера в эту минуту как раз подходили парню, способному накинуть веревку на шею жертвы и туго затянуть ее. Одна быстрая злобная вспышка — и он снова повернулся к Вульфу.

— Наверное, я сумею объяснить ее записку ко мне. Вопрос касается мисс О’Нейл.

— Не надо преувеличивать. Мисс О’Нейл может быть и непричастной к преступлению. И тем не менее — рассказывайте. Во что она играла? Находилась ли в интимных отношениях с мистером Брукером или с вами? За чем охотилась: развлечения, деньги, мужчины?

Челюсть Холмера пришла в движение, выступив вперед и сделавшись похожей на челюсть бульдога. Он заговорил:

— Исключительно глупо отвечать на подобные вопросы: если с полицией это неизбежно, то с вами абсурдно. Ваши гнусные инсинуации относительно молодой прекрасной женщины по меньшей мере невежливы… В своей невинности и скромности она так далека от этих… от всеобщей извращенности… Нет! Ну и болван я! Не надо было начинать! — И он привел челюсть в первоначальное положение.

Я смотрел на него, вытаращив глаза и не веря своим ушам. Не то, чтобы проявление добрых чувств к хорошо сложенной поганке со стороны уолл–стритского адвоката представляло собой нечто невиданное. Но слышать, как один из них несет такой вздор, было поистине удивительно. Подобный мужчина становится угрозой для здоровых и нормальных отношений между людьми вообще и полами в частности. После высказывания Холмера о Дафни О’Нейл я несколько недель кряду спрашивал себя, сумею ли когда–нибудь обратиться к молодой женщине иначе, чем с помощью вызывающей бессмысленной болтовни.

Вульф произнес:

— Насколько я понимаю, вы закончили, мистер Холмер?

— Да.

Вульф повернулся к следующему:

— Мистер Брукер?

Именно на Брукера я и ставил. Порой, когда группа людей находится под следствием по делу об убийстве, все они выглядят для вас одинаковыми, но такое случается не часто. Обычно — иногда по понятным причинам, иногда нет–вы определяете фаворита, каковым в нашем случае для меня и был Джой Л. Брукер, президент. Даже не знаю почему. Возможно, из–за своего узкого бледного лица и длинного тонкого носа. Он напоминал мне одного типа, на которого я работал еще студентом во время летних каникул в Огайо и который надул меня на сорок центов. А может, оттого, как он смотрел на Дафни О’Нейл на конференции во вторник.

Закон не осуждает человека, восхищающегося творением природы, по прошло всего несколько часов после смерти Присциллы Идз, и с ним ничего не случилось бы, потерпи он со своим любованием до захода солнца.

Теперь он уже ничем не любовался, ибо единственный среди присутствующих проглотил три порции спиртного, причем каждая состояла из приличного количества виски и только нескольких капель воды. Когда, он подносил бокал к губам, руки его дрожали.

— Я бы хотел заметить… — выдавил он. Его слойа прозвучали не очень внушительно, и он дважды прочистил горло прежде, чем начать сызнова. — Я бы хотел заметить, мистер Вульф, что считаю действия, предпринятые миссис Джеффи, совершенно справедливыми. По моему мнению, акции должны находиться под контролем до тех пор, пока не выяснятся обстоятельства смерти мисс Идз. Но остальные возражают против подобных мер, утверждая, что убийства порой раскрываются годами, а иногда и вовсе не раскрываются. Я допускаю, что их позиция вполне обоснована, но не менее обоснована и позиция миссис Джеффи, а потому оптимальным вариантом стало бы достижение компромисса. Ваш интерес к происшедшему ничуть меня не обижает. Я с удовольствием принимаю и ценю вашу помощь.

Вульф пожал плечами.

— Вы напрасно тратите время, сэр. Я не следователь и не торговец, я охочусь за убийцей. Может, преступник вы? Мне это неизвестно, зато известно вам. И я прошу вас не уклоняться от сути.

— Я был бы счастлив помочь вам добраться до истины. Кто я? Всего лишь уступчивый трудолюбивый бизнесмен. В моей особе вы не найдете ничего захватывающего и эффектного. Иногда я возвращаюсь мыслями назад, в 1932 год. Худший год для американского общества в нашем столетии. Я, робкий молодой человек, работал тогда в «Софтдауне» уже три года, поступив туда сразу после окончания колледжа. Стоял холодный декабрьский день за пару недель до рождества, и я пребывал в мрачном расположении духа. Все вокруг болтали о строжайшей экономии и о том, что нескольких человек из моего отдела скоро уволят.

— Если вы считаете, что это относится к нашей теме… — пробормотал Вульф.

— Конечно, конечно да, сэр, — ответил Брукер. — В этот холодный декабрьский день миссис Идз пришла в контору повидать мистера Идза и привела с собой Присциллу, их пятилетнюю дочь, очаровательную девчушку. Пока матушка поднималась в кабинет отца, Присцилла оставалась внизу, разглядывая людей и вещи, как любой другой ребенок. Случилось, так, что потом она подошла ко мне и спросила, как меня зовут, я ответил: «Джой». И знаете, что она сказала?

Он ждал реплики, и Вульф, скрепя сердце, произнес: — Нет.

— Она сказала: «Джой? А вы совсем не похожи на Блуджоя[1]».

Она меня поразила. В то утро я занимался испытанием новой пряжи, и несколько коротких ярко–зеленых ниточек лежало у меня в кармане. Я вытащил их, свободно повязал вокруг ее шейки и объявил, что это прекрасное ожерелье дарю ей к рождеству. Потом я отвел девочку к висящему на стене зеркалу и поднял так, чтобы она смогла себя увидеть.

Он прочистил горло.

— Она пришла в восторг, хлопала в ладоши, кричала от радости… Затем появились ее мать и отец, мистер Натан Идз. Маленькая Присцилла подбежала к нему, играя своим новеньким зеленым ожерельем, и знаете, что она ему сказала?

— Нет.

— Она сказала/. «Папа, посмотри, что мне подарил Джой! Не заставляй его уходить вместе с остальными, оставь Джоя!» И меня оставили! Я был самым молодым в нашем отделе, нескольких старых сослуживцев уволили, а меня нет! Так я впервые повстречался с Присциллой Идз. Вы наверняка понимаете, что я к ней чувствовал. Вы не можете представить, как я относился к ней, несмотря на все трудности, трения и разногласия прошедших лет. Ах, это зеленое ожерелье в несколько ниточек, повязанное вокруг ее шейки! Я, конечно, рассказал в полиции о нем, и мой рассказ проверили. Так вообразите мое состояние после того, как меня самым серьезным образом начали подозревать в убийстве Присциллы Идз.

Он вытянул вперед задрожавшие руки.

— Вот этими руками! Руками, которые двадцать лет назад повязали ожерелье на ее шейке!

Он встал, подошел к столу с напитками и прибегнул к помощи все тех же рук — одной держа стакан, а другой наливая в него виски и добавляя воды. Вернувшись к своему креслу, он махом опрокинул в рот половину порции.

— Итак, сэр? — напомнил ему Вульф.

— Больше мне сказать нечего, — ответил он.

— Вы шутите. — Вульф искренне изумился.

— О нет, он вполне серьезен, — с мрачным удовлетворением в голосе произнесла Виолетта Дьюди. — Вот уже четыре года он работает над большей частью софтдаунских проспектов… Вы, наверное, их читали.

— Без особого пыла, — признался Вульф, не сводя глаз с Брукера. — Вы, сэр, либо страдаете тугодумием, либо считаете тугодумом меня. Давайте перенесемся на двадцать лет вперед к событиям трехдневной давности. Во вторник вы сообщили Гудвину, что пятеро человек, включая мисс О’Нейл и вас — мистер Холмер не присутствовал, — обсуждали преступление и решили, что мисс Идз убил ее бывший муж, мистер Хафф. Вы упомянули…

— Кто первый выдвинул такую версию? — Эрик Хафф среагировал молниеносно. Он проскользнул между Питкином и мисс Дыоди и повернулся к ним лицом, в его голубых глазах сверкнула молния, — ‘ Ну, отвечайте же, кто?

Вульф велел ему сесть, но Хафф не обратил на него никакого внимания.

Я направился было к нему, но Ирби, его адвокат, что–то прошептал Хаффу. Похоже, я на этой тягучей и, очевидно, никуда не ведущей встрече был на гораздо большем взводе, чем сам сознавал, и на моем лице, вероятно, прекрасно читалось желание дать кому–нибудь, хотя бы Эрику Хаффу, хорошего тычка, потому что Вульф резко окликнул меня:

— Арчи!

Я моментально пришел в себя и, остановившись рядом с мистером Хаффом, сказал ему:

— Будьте любезны вступать в беседу только когда вас об этом попросят.

— Меня обвинили в убийстве!

— Ну и что? Других тоже. Если вам здесь не нравится, возвращайтесь туда, откуда явились. А лучше садитесь, слушайте и думайте, как построить свою защиту.

Ирби уже стоял рядом, держа Хаффа за руку, и высокому, красивому, обманутому экс–мужу пришлось позволить увлечь себя на прежнее место, в тыл.

Вульф продолжал, адресуясь к Брукеру:

— Говоря о мистере Хаффе, вы заявили, что ему даже не требовалось приезжать в Нью—Йорк, попросту наняв кого–то для убийства бывшей жены. По какой причине вы утверждали, что преступление совершил наемный убийца?

Брукер нахмурился.

— Затрудняюсь ответить. Но причина наверняка была.

— Возможно. Однако зачем искать убийцу в Венесуэле, когда их и у нас предостаточно? И для чего это понадобилось мистеру Хаффу? С какой стати он бы желал ее смерти?

— Не знаю.

— Но ведь кто–то должен знать. Мисс Дьюди, по словам Гудвина, предполагала, что мисс Идз либо отказалась подтвердить подлинность пресловутого документа, либо мистер Хафф думал, что еще откажется, и потому убрал ее. Теория вдвойне ребяческая. Во–первых, она сама призналась в том, что действительно подписывала документ. Во–вторых, по утверждению мистера Ирби, она согласилась уплатить сто тысяч долларов для урегулирования ситуации. Это случилось лишь на прошлой неделе, но тем не менее мистер Хафф, дабы удовлетворить уязвленное самолюбие, бросается в аэропорт, прилетает в Нью—Йорк, убивает бывшую жену, прикончив сперва служанку, и снова летит обратно. Правдоподобно звучит, не находите?

— Нет.

— Тогда попробуем сформулировать иначе. Зачем было мистеру Хаффу избавляться от мисс Идз?

— Понятия не имею.

— Очень жаль, поскольку заставить нас сомневаться в своей виновности вы можете, лишь предложив разумное объяснение случившемуся. Есть у вас таковое?

— Нет.

— Вы сообщите что–нибудь еще?

— Нет.

— Не желаете ли прокомментировать сказанное недавно о мисс О’Нейл?

— Нет.

Взгляд Вульфа переместился влево.

— Мистер Квест?

12

В течение пятидесяти с небольшим часов, истекших с моего визита в «Софтдаун» на Коллинз–стрит, у меня было достаточно свободного времени для исследований, и одним из успешных результатов я бы назвал определение возраста Бернарда Квеста. Ему стукнул восемьдесят второй год. Тем не менее, вывод о том, что он был организатором, а не непосредственным исполнителем убийства Присциллы Идз, как в случае с Виолеттой Дьюди, я считал совершенно необязательным.

Несмотря на его благородные белые волосы и старую морщинистую кожу, я бы побился об заклад, что взгляд, движения и манера держать плечи говорят о человеке, способном подтянуться на руках раз пять–шесть подряд.

Он сказал Вульфу тихим, но твердым и сильным голосом:

— За мою долгую жизнь мне пришлось проглотить только две по–настоящему горькие пилюли. Происшедшие события — одна из них. Я имею в виду не неестественную смерть Присциллы Идз, хотя она глубоко потрясла меня. Проблема в том, что я, Бернард Квест, вовлечен в уголовное дело. Не только вами — вы меня не тревожите, — но и официальными лицами, ответственными за расследование преступления.

Его взгляд скользнул налево, в сторону Питкина и мисс Дыоди, потом направо, к Брукеру и Холмеру, и снова вернулся к Вульфу.

— Присутствующие здесь люди по сравнению со мной дети. Я не разлучаюсь с корпорацией уже шестьдесят три года. Я был коммерческим директором в течение тридцати четырех лет и двадцать девять служил вице–президентом. Мною или под моим руководством продано продукции больше, чем на четверть миллиарда долларов. В 1923 году, назначив меня вице–президентом, Натан Идз пообещал передать мне значительную часть акции «Софтдауна». Потом он повторял свои слова семь раз, но так и не сдержал их. В 1938 году Натан Идз заявил, что вписал в свое завещание пункт, благодаря которому они исполнятся. Я возмутился настолько, что даже собрался перейти к реальным действиям, но оказалось слишком поздно. Мне было почти семьдесят лет, и конкурирующие фирмы, раньше предлагавшие работу на более выгодных условиях, теперь оставили меня в покое. К тому времени я уже понял, что не могу полагаться на слова Натана Идза, но мне пришлось чересчур долго ждать их исполнения и надеяться. Четырьмя годами позже, в 1942 году, он умер. Когда огласили его завещание, я обнаружил, что он опять обманул меня. Я уже говорил, что попробовал в жизни две по–настоящему горькие пилюли. Это была первая. Вы спросите, что, собственно, произошло? А то, что мне было больше семидесяти. Мой дети выросли. и разлетелись по всему свету, счастливые и удачливые. Жена скончалась. Моего годового дохода хватало за глаза. Какую пользу мне принесли бы акции «Софтдауна» на сумму три миллиона долларов? Никакой, совершенно никакой. Возможно, они заставили бы меня только волноваться. Но тем не менее я решил убить тогда пятнадцатилетнюю Присциллу Идз, чтобы получить хоть часть.

— Берни! — вскрикнула мисс Дьюди.

— Да, Ви. — Он кивнул ей и снова повернулся к Вульфу, — Я не сообщил об этом полиции не потому, что мечтал утаить свои прошлые намерения, а оттого, что человек, задававший мне вопросы, не располагал к откровенности. Просидев здесь примерно час, я неожиданно почувствовал, как будет приятно во всем признаться и испытать, наконец, облегчение. Итак, мое понятие о чести и справедливости было оскорблено. Я знал, что Натан Идз, получивший дело по наследству, очень мало вложил в него за последние четверть столетия. Он руководил корпорацией лишь формально. «Софтдаун» был обязан своим процветанием двум людям: Артуру Гильему, гению производства, и мне. Для того, чтобы удержать Гильема, Идз передал ему десять процентов софтдаунских акций. Теперь ими владеет дочь Гильема, Сара Джеффи. Не обладая такой твердостью, как Гильем, я не получил ничего. Очередное вероломство Натана Идза — условия его завещания — стало для меня последней каплей. Я задумал убить Присциллу не ради денег. Подобное решение выглядело бы слишком рациональным. Я просто был выведен из состояния душевного равновесия и даже находился в каком–то умопомрачении. Короче, я решил задушить ее. Я знал, что многих преступников обнаруживали после лабораторного исследования оставленных ими улик, и потому принял тщательные меры предосторожности. Мне требовалась веревка, и я много часов размышлял, как и где безопасно ее раздобыть. Мой дом находился в Скардейле. Там были и двор, и гараж, и, конечно, устраивающие меня веревки. Но я не собирался оставлять абсолютно никаких следов. По–моему, я вышел из положения довольно просто. Я доехал до конца Бродвейского шоссе, а дальше отправился пешком и за полчаса обнаружил три вполне нормальные веревки. Но я не взял их. Мой выбор пал на обрывок для сушки белья около трех футов длиной, валявшийся на незастроенной территории вдалеке от дороги. Прохожих вокруг не было, ио я соблюдал осторожность: наклонился, словно завязать шнурок, и когда выпрямился, веревка, крепко смотанная, находилась в моей руке.

— Ведь вы выдумываете, Барни? — опять спросила мисс Дьюди.

— Нет, так все и было. Я немедленно сунул веревку в карман и не вынимал ее до тех пор, пока не очутился в своей спальне. Там я осмотрел находку и с удовольствием убедился, что часть ее, хотя и грязная, с успехом послужит моей цели. Я пошел в ванную, вымыл веревку с мылом, прополоскал и потом столкнулся с проблемой. Где ее просушить? Конечно не там, где ее мог заметить один из двух моих слуг или кто–то из гостей, приглашенных к обеду, а запихивать ее мокрую в ящик я не хотел. Мне вообще не нравилась мысль о том, чтобы запирать веревку. Поэтому, приняв душ, я повязал ее вокруг талии. Я чувствовал себя с ней весьма неуютно, но находись, она где–то в другом месте, меня бы все равно глодало беспокойство.

После ухода гостей, раздеваясь перед сном, я уже не в первый раз подумал о второй проблеме. Придется ли мне ударить Присциллу до того, как воспользоваться веревкой? Я считал, что гораздо предпочтительней применить лишь одно оружие. Сняв веревку с талии, я стал цеплять ее на различные предметы — на ручку кресла, книгу, подушку — и крепко затягивать, но ничего не выяснил. Мне требовалось узнать, какое усилие понадобится для того, чтобы парализовать дыхание Присциллы и побыстрее лишить девушку чувств. Тогда я накинул веревку себе на шею, ухватился за концы и стал тащить.

Никто из присутствующих не отрывал глаз от Квес–та, когда он поднимал руку, чтобы дотронуться до шрама под подбородком, и медленно опускал ее обратно.

— Господи, — проговорила мисс Дьюди.

Квест кивнул.

— Да, это результат. Я очнулся сам, без посторонней помощи — да и помогать было некому, — после того, как рухнул на пол и пролежал без сознания несколько минут. Не знаю, случился ли мой обморок от психологического напряжения или я действительно себя придушил, но с тех пор у меня больше никогда не мелькала мысль о самоубийстве. Тогда был единственный раз. В ту секунду, когда я сидел на полу, глядя на веревку в своей руке, все случившееся обрушилось на меня, точно прорвало плотину. Я серьезно и тщательно готовился к убийству — вот оно орудие будущего преступления! А может, это только кошмар? Я поднялся на ноги и подошел к зеркалу: мою шею обвивала синевато–багровая полоса. Если бы тогда рядом оказалось какое–нибудь доступное оружие — например, заряженный пистолет, — я бы убил себя. Но ничего такого не нашлось, и я остался жить. Позже, на следующее утро, я уверовал в то, что просто видел страшный сон. Уверовал. Да. Так заканчивается моя история. Вот уже десять лет эта веревка, аккуратно сложенная, хранится на подносе на моем туалетном столике, и я часто спрашиваю себя, откуда она там взялась? Вернее, спрашивал до сегодняшнего утра. Я…

— Она все еще на месте? — перебил его Вульф.

Квест вздрогнул.

— Конечно!

— Она не исчезала оттуда?

Квест снова вздрогнул.

— Нет!

Искривившиеся внезапно губы и отвисший подбородок состарили его сразу на десять лет. Когда он заговорил снова, никто не узнал его голоса:

— Впрочем, я не знаю. — Он произносил слова как во сне. — Я не был дома с понедельника: оставался в городе с сыном… Мне надо позвонить. — Он встал. — Совершенно срочно!

Я сказал: «Здесь», пододвинул аппарат и освободил ему место. Он уселся на мой стул и набрал номер. После долгого ожидания он наконец промолвил:

— Делла?.. Нет, это Квест. Извините, что поднял вас с постели… Нет, нет, со мной все в порядке. Пожалуйста, сделайте для меня кое–что. Вы помните обрывок старой бельевой веревки на моем туалетном столике? Я попрошу вас посмотреть, там ли он еще, и если, да, то так ли лежит, как раньше. Я подожду у телефона. Ступайте, потом вернетесь и сообщите… Нет, не трогайте, просто проверьте.

Он потер лоб свободной рукой и умолк. Все глядели на него и на Вульфа, который снял трубку своего аппарата. Прошло не менее двух минут прежде, чем Квест поднял голову.

— Да, Делла… там? Вы не ошиблись? Нет, ничего важного… Нет, нет, со мной полный порядок. Спокойной ночи.

Он аккуратно положил трубку на рычаг и повернулся к нам.

— Я действительно мог воспользоваться ею, мистер Вульф, но вернуть назад не сумел бы, поскольку отсутствовал дома. — Он выпрямился, достал из кармана кошелек и, вытащив оттуда два доллара и никель, положил их на мой стол. — Оплата разговора по таксе. Благодарю вас. — Потом он вернулся к своему креслу. — Теперь мне лучше ограничиться ответами на вопросы.

Вульф хмыкнул.

— Вы их предвосхитили, сэр, совершенно убедительно и великолепно исполнив свою роль, независимо от того, правдива она или нет. Добавить вам нечего?

— Нечего.

— Значит, вы еще владеете искусством вовремя останавливаться. — Вульф посмотрел налево.

— А вы, мистер Питкин? Вам тоже предоставляется слово.

Оливер Питкин в сотый раз высморкался. Очевидно, его кто–то ввел в заблуждение о том, что, если во время разговора опускать подбородок на грудь и посматривать на собеседника снизу вверх из–под насупленных бровей, это будет выглядеть впечатляюще. Может, так оно и есть, но не в его исполнении.

— По–моему, я не знаю, о чем говорить.

— Давайте вернемся к вопросу, который я задал мисс Дьюди. Что вы можете сказать для отведения от себя подозрений в убийстве?

— Так не годится. Это не по–американски. Сначала предъявите мне улику, на основе которой можно сделать из меня подозреваемого, а потом я отвечу.

— У меня нет улик.

— Значит, нет и подозрений.

Вульф посмотрел на него очень внимательным, долгим взглядом.

— Или вы настоящий осел, или изображаете такового. Если бы против вас имелись улики, речь бы уже шла не о подозрении, а об убежденности. С уликами, доказывающими виновность кого–нибудь из вас, я бы не сидел здесь полночи, а позвонил бы в полицию. Итак, у вас есть какая–нибудь информация?

— Ох, лучше задавайте мне вопросы.

— Считаете ли вы себя способным совершить убийство — в состоянии аффекта или защищаясь — безразлично, — но преднамеренное?

— Нет.

— Почему нет? Очень многие люди способны и не отрицают этого. Почему не способны вы?

— Из–за моего взгляда на жизнь.

— Как же вы на нее смотрите?

— С точки зрения полезности и бесполезности. Я бухгалтер, и, по–моему, в жизни самое главное — бухгалтерский учет. Именно поэтому мистер Идз повысил меня до должности секретаря и казначея корпорации. Он чувствовал мою хватку. У нас существует негласное правило: если дело рискованное, лучше за него вовсе не браться, независимо от того, какую пользу оно принесет в случае успеха. Таков наш основной закон, никогда не нарушаемый. Стоит, замыслив убийство, обратиться к нему — и что получится? Риск слишком велик, так что вопрос отпадает. Нехороша сама идея. Вся загвоздка в дебете и кредите, а принимаясь за убийства, вы начинаете с чересчур большого дебета. Любую в мире задумку следует представить себе под углом выгод и потерь, другого пути не существует.

Рассуждая о выгоде, я имею в виду заработанную прибыль, а не значение слова в том смысле, как его понимаете вы или юристы. Я говорю о выгоде де–факто, а не де–юре. Возьмем годовой доход, который я буду получать оставшуюся часть жизни от переданных в мое владение акций «Софтдауна». Этот доход можно назвать незаработанным, но в действительности я заслужил его годами беспорочной службы в компании. Иными словами заработал потому, что заслужил. Для контраста рассмотрим прибыль от акций Сары Джеффи, доставшихся ей после смерти отца.

Он повернулся в своем кресле.

— Миссис Джеффи, ответьте, сделали ли вы что–нибудь для корпорации? Назовите только одну, самую простую вещь, мелкую или крупную. Ваш годовой доход от акций «Софтдауна» и дивидендов за последние пять лет превышал пятьдесят тысяч долларов. Заработали вы хоть цент из этих денег?

Сара Джеффи смотрела на него во все глаза.

— Мой отец заработал.

— Но вы, лично вы?

— Конечно нет. Я вообще никогда не работала.

— Возьмем вас, мистер Хафф. Чего, собственно, вы добиваетесь? Требуете доли от софтдауновских прибылей. С точки зрения законников вы, возможно, и правы, но ни вами, ни людьми близкими вам тоже ничего не заработано. Разве я не прав?

На лице Хаффа застыло вполне терпеливое выражение.

— Совершенно правы. Но я не чувствую сожаления от того, что меня причислили к одному классу с очаровательной миссис Джеффи. — И он послал сидящей рядом Саре неотразимую улыбку.

Питкин снова высморкался.

— Теперь вы понимаете, что я имел в виду, называя главным в жизни бухгалтерию?

Вульф кивнул.

— Ваши выкладки не так уж сложны для моего разума. Теперь относительно мисс Идз. Разве ее позиция не совпадала с позицией миссис Джеффи? Разве она тоже не была паразитом? Или интерес, который она в последнее время проявляла к делу, перевел ее в класс зарабатывающих?

— Нет. Ее занятия нельзя причислить к прогрессивной деятельности, скорее, она мешала.

— Значит, не зарабатывала? — уточнил Вульф.

— Совершенно верно.

— И ничего не заслужила?

— Совершенно верно.

— Но через неделю она получила бы право на девяносто процентов капитала корпорации, оставляя вам только жалованье. Разве это не прискорбно?

— Да. Именно так мы и думали.

— И, наверное, с большей, чем обычно, теплотой, поскольку, будучи ярым антифеминистом, вы не переносите женщин, чем–то владеющих или управляющих?

— Неправда.

— Так сказала Гудвину мисс Дьюди.

— Мисс Дьюди с ее язвительностью нельзя доверять. О женщинах я знаю только то, что их поведение полностью противоречит правилам бухгалтерии и не позволяет платить им больше, чем они заработали. А благодаря многочисленным дефектам в способностях и характерах, они в состоянии добыть денег только на пропитание. Исключения очень редки.

Вульф оттолкнул свой поднос, положил ладони на подлокотники кресла и медленно перевел взгляд слева направо — от Холмера к Дьюди — и снова назад.

— Думаю, что наша встреча подошла к концу, — - сказал он довольно миролюбивым тоном. — Вряд ли мы хорошо провели вечер, независимо от того, заработали что–то или нет — по определению мистера Питкина. — Он поднялся с кресла. — Мистер Паркер, вы пройдете со мной? Я бы хотел проконсультироваться с вами прежде, чем выбрать определенную позицию.

Предпочтя, как обычно, окольный путь вдоль стены, он двинулся к двери. Там к нему присоединился Паркер, и они вышли вместе. А я принялся вербовать сторонников продолжения возлияний, каковых и получил. Большая часть их покинула свои места. Виолетта Дьюди увлекла Сару Джеффи пошептаться в дальний угол. Энди Фомоз без приглашения присоединился к ним, но поскольку, несмотря на разницу положений и характеров, они не выказали ни малейшего раздражения, я не стал вмешиваться. Когда все получили у бара желаемое, я присел на краешек письменного стола Вульфа, закрыл глаза и начал вслушиваться в легкий шумок, создаваемый обществом.

Я был согласен с Вульфом. Мне уже хватило их присутствия хотя бы потому, что никакого прозрения оно не принесло. А Вульфу? Я поплотнее смежил веки, сосредотачиваясь, и за фоном болтовни пропустил звук открывающейся двери, но болтовня внезапно утихла, и я открыл глаза. Они вернулись. Паркер подошел к Саре, а Вульф к своему письменному столу, но садиться он не стал, оглядывая собравшихся.

— Мисс Дьюди и вы, джентльмены, я не готов к вынесению решения. Уже за полночь, и я должен обдумать все виденное и слышанное. Пообещаю только, что Паркер не предпримет ни единого шага в пользу миссис Джеффи до тех пор, пока завтра в течение дня не получит моего согласия. Предварительно он известит вас через мистера Холмера.

Его слова приняли не безоговорочно. Как ни возвращали Холмер с Брукером, самые громкие и активные протесты исходили от Ирби и Энди Фомоза. Ирби настаивал, чтобы, внимательно изучив документ его клиента, присутствующие признали его подлинность. А Фомоз пытался выяснить, когда его сделают директором и сколько ему будут платить. Пока продолжалась суматоха, Бернард Квест принялся в чем–то настойчиво убеждать Сару, но поскольку она лишь качала головой, я решил, что он не преуспел в своих намерениях.

Первым сдался и покинул нас Фомоз. Внезапно махнув рукой, он устремился в холл, и мне, поспешившему за ним, довелось увидеть только его спину, исчезающую за поворотом улицы. Следующей без эскорта удрала Виолетта Дыоди, а потом Джой Брукер и Оливер Питкин. Бернард Квест ушел один, как и Перри Холмер. Единственным человеком, пожавшим мне руку на прощание, был Эрик Хафф, удалившийся вместе со своим адвокатом Ирби.

Последними уходили Сара Джеффи и Натаниел Паркер. Закрывая за ними дверь и навешивая цепочку, я чувствовал полное благодушие. Пускай, черт побери, провожает ее куда угодно: я по–прежнему лидировал с делом о пальто и шляпе.

По дороге в кабинет я встретил Вульфа, направлявшегося к лифту.

— Ну и кто? — спросил я.

Он остановился, вытаращив на меня глаза.

— Что «кто»?

— Извините, я просто хотел вас порадовать, если вы действительно находитесь в тупике. Да поможет бог вашему клиенту.

Он продолжал смотреть на меня.

— Арчи, а ты знаешь, кто убил мисс Идз и миссис Фомоз?

— Нет, сэр.

— Сперва я думал… но тут обнаружилось противоречие. Как насчет миссис Джеффи? Вдруг она змея и обманщица?

— Нет, шансы невелики, десять к одному.

— Тогда, кое над чем поразмыслив, я ее расспрошу. Ты не пригласишь ее к одиннадцати утра?

Я пообещал, и он прошествовал к лифту.

Моей постели пришлось немного подождать: я помогал Фрицу приводить кабинет в порядок, обращая особое внимание на неиспользованные напитки. Он уже убирался вовсю, и я поспешил к нему. присоединиться.

13

Ночь была жаркой, и я укрылся одной простыней лишь до талии. Так что, когда телефонный звонок разбудил меня настолько, чтобы я осознал реальность происходящего, моя рука свободно взяла трубку и поднесла ее к уху. Когда мне звонят среди ночи, я не произношу обычных слов: «Бюро Ниро Вульфа, говорит Арчи Гудвин». Во–первых, я слишком сержусь на подобное вмешательство в мой сон, а во–вторых, просыпаясь только на одну пятую, не бываю полностью уверен, кто я и где нахожусь.

— Да? — сказал я с горечью.

— Это дом Ниро Вульфа?

Голос на другом конце провода заставил меня наполовину вернуться к жизни.

— Да. У аппарата Арчи Гудвин.

— Это Сара Джеффи. Простите, мистер Гудвин, я, наверное, вас разбудила?

— Не совсем. Завершите поскорее начатое.

— Мне, конечно, следовало подождать до утра, но я подумала, что вы их отыскали и удивляетесь, чьи они. Вы нашли ключи?

— Нет. Неужели потеряли?

— Да, два ключа на колечке: один от парадной двери, второй от квартиры. Они лежали в моей сумочке.

— Где вы сейчас?

— Дома, у себя. Я могла бы…

— Как вы вошли?

— Лифтер помог. У дежурного есть запасные ключи. Скорее всего, я посеяла их во «Фраманго» или в такси, но решила позвонить вам на случай, если вы их нашли. Извините за беспокойство, доброй ночи.

— Подождите минуту. — Теперь я сидел на краешке кровати, включив свет. Часы показывали без десяти два. Я окончательно проснулся. Мне не хотелось ее пугать, но ситуация была не из блестящих. — Не вешайте трубку. Ольга там?

— Нет, она здесь не ночует.

— Вы ужинали в ресторане с Паркером?

— Да, заехали выпить и потанцевать.

— Когда вы хватились ключей?

— Уже поднимаясь в лифте. Я собралась достать их из сумочки, а их там не оказалось.

— Почему не внизу, перед входом?

— Зачем? Сторож находился на месте, и дверь была открыта.

— А Паркер с вами не пошел?

— Нет.

— Прекрасно. Не вешайте трубку, прижмите ее поближе к уху.

— Почему… что?..

— Ничего. Миллион к одному за то, что ничего… вы потеряли ключи, и только. Но после понедельничного происшествия потеря ключей заставляет меня нервничать, так что смело можете надо мной посмеяться. Сколько вы уже сидите дома?

— Я позвонила вам, едва переступив порог. Думала связаться с вами прежде, чем вы уснете. А почему ключи заставляют вас нервничать? Вы не…

— Потому что вы до некоторой степени мне нравитесь, несмотря на скверный кофе вашей служанки, и я собираюсь немедленно к вам приехать, чтобы подтвердить свои слова. Где расположен аппарат, по которому вы звоните?

— В гостиной.

— То есть в конце прихожей?

— Да. Вы сказали, что сейчас приедете?

— Именно. Вы последуете моим инструкциям?

— Я… если… да. Конечно. — Голос ее звучал не очень–то уверенно.

— Тогда слушайте. Тревога почти наверняка ложная, но тем не менее… Не вешайте трубку.. Когда я скажу: «Давайте», вы произнесете следующую фразу, слово в слово: «По–моему, нет, но если вы подождете у телефона, я схожу в прихожую и посмотрю, там ли они». Повторяю — дословно. Мне еще раз проговорить?

— Не нужно.

— Вы уверены, что хорошо запомнили?

— Да.

— Отлично. Потом вы положите трубку, .но не на рычаг, а рядом с аппаратом и пойдете в прихожую, прямо к входной двери, откроете ее, выберетесь на лестничную клетку и дверь с шумом захлопнете. Ступайте к лифту, нажимайте кнопку вызова и, покуда он не приедет, палец не отпускайте, ждите моего прихода. Вы все поняли?

— А? Что? Да, поняла.

— Обещаете проделать все в точности?

— Да… я… да.

— Умница. Не забудьте хлопнуть дверью, потому что я собираюсь держать трубку, пока не услышу ее стука. Наверное, когда я доберусь до вас, вы вдоволь посмеетесь над моей нервозностью. Ничего, там решим, что делать. Прежде всего, я танцую гораздо лучше Ната Паркера, а сейчас только два часа. Вы слушаете?

— Да.

— Итак, после слова «давайте», вы скажете: «По–моему, нет, но если вы подождете у телефона, я схожу в прихожую и посмотрю, там ли они». Затем кладите трубку и ступайте в прихожую, открывайте входную дверь, выбирайтесь на площадку, хлопайте дверью, вызывайте лифт и держите палец на кнопке до тех пор, пока он не появится. Потом вместе с лифтером спускайтесь вниз. Вы исполните мои инструкции?

— Да.

— Готовы?

— Да.

— Давайте!

— Вроде нет, но не подождать ли вам у телефона? Э… подождите у телефона, а я пойду взглянуть, не в прихожей ли они.

«Без репетиции не так уж и плохо», — подумал я. Трубка слабо звякнула, опускаясь на столик. Я не слышал шагов Сары, но в гостиной настелены ковры. Решив, что пятнадцати–двадцати секунд ей хватит, а тридцати хватит с избытком, я начал отсчет. Я умею считать, ошибаясь за пять минут не более, чем на три секунды. Внезапно я вспомнил свои слова Вульфу о том, что его предоставление Присцилле Идз одиннадцати часов для бегства похоже скорее не на «беги, овечка», а на игру в бары. Телефон в гостиной был одним «домом», а лифт на площадке другим, и Саре Джеффи требовалось пробежать это расстояние так, чтобы ее не «засалили». Много лет минуло с тех пор, как я играл в бары.

Все это промелькнуло в моем мозгу, пока я считал до. десяти. Потом напряжение взяло свое, и я уже не думал ни о чем постороннем. Если она хорошенько хлопнет дверью, я все услышу. Я дошел до пятнадцати, до двадцати — никакого стука. Тридцать. Я прижал трубку к уху. Сорок, пятьдесят, шестьдесят — минута. Невозможно, чтобы она так долго добиралась до прихожей, но, вцепившись в проклятую трубку, я машинально продолжал: девяносто четыре, девяносто пять, девяносто шесть… сто…

Я положил трубку на рычаг. Множество мыслей кипело в моей голове, и лишь одна была неоспоримой: мне нужно одеться. Послушно ей следуя, я обдумывал ситуацию. Если я начну вызывать ближайший к ее дому девятнадцатый участок, то сумею ли я связаться с лейтенантом, который предпочтет затеять- спор, ибо единственным тревожным фактом я назову исчезновение ключей из дамской сумочки? В числе возможных объяснений отсутствия стука двери находилось и то, что она попросту забыла ею хлопнуть. Я перебирал различные варианты звонка в участок, но, одевшись окончательно, все их сбросил со счетов.

Я спустился в кабинет, достал пистолет, сунул его в карман, прошел в комнату Фрица и тряхнул его за плечо. Он взвизгнул.

— Иду на задание, — сообщил я. — Увидимся, когда вернусь.

Он как всегда попросил меня соблюдать осторожность, но я не услышал его напутствия целиком, поскольку уже шагал по тротуару к востоку. В это время такси на Десятой авеню — не частые гости, я только па Тридцать четвертой улице его словил. На Восемнадцатую мы свернули в двадцать три минуты третьего: истекло двадцать шесть минут с того времени, как я услышал стук положенной ею трубки. Когда такси подруливало к обочине напротив дома, я выскочил на улицу прежде, чем оно остановилось. Я велел шоферу подождать и показал ему свою лицензию.

Кругом не было ни души. Я подергал парадную дверь: заперта. Тогда я забарабанил в нее, и за стеклом появился человек в униформе.

— Чего вы хотите? — спросил он.

— Войти.

— Зачем?

— Чтобы повидать миссис Джеффи. Меня ждут.

— В такое время? Чепуха! Как вас зовут?

Дело выглядело безнадежным. Тип за стеклом не знал меня в лицо. Дежурил совсем другой, когда я приходил в среду утром. Соображал он, вероятно, туго. Если бы я убедил его позвонить Саре по домашнему телефону, то, не получив ответа, он бы наверняка заявил, что она спит. Тогда я вытащил из кармана пистолет и, продемонстрировав его сторожу, рукояткой пробил дыру в стекле. Потом просунул в отверстие руку и вошел. Уже изнутри я услышал рев мотора такси и, взглянув через плечо, увидел, что оно отъезжает. У водителя были неплохие рефлексы.

Я направил пистолет на своего апостола, и он поднял руки так высоко, как только смог. Я бы поставил миллион против одного, что он не вооружен, но все–таки ощупал его, дабы убедиться наверняка.

— Вы видели миссис Джеффи в последние полчаса? Может, слышали ее голос? Отвечайте быстро… Ну?

— Нет! Она пришла…

— В лифт! Живо! Шестой этаж.

Он повиновался. Мы поехали наверх.

— Вы ненормальный, — заметил он. — Сейчас шофер привезет сюда полицейских.

Я берег свои голосовые связки. Лифт остановился.

— Выходи, — приказал я, — и отпирай квартиру.

Он распахнул дверцу лифта и повел меня по коридору. Возле дверей квартиры 6–6 он притормозил и нажал на кнопку звонка.

— Можете не трудиться, — заметил я. — Лучше доставайте ключ и отпирайте.

— Но я считаю…

Болван так никогда и не узнал, насколько он приблизился к тому, чтобы получить по башке пистолетом. Я уже понял, что опоздал и немного облегчил бы свое самочувствие, пристукнув человек восемь–девять, начиная с него. Однако едва я пошевелил пистолетом, он полез за ключами. Для порядка я придавил пальцем кнопку звонка и не отпускал, пока он отпирал дверь. Потом я оттолкнул его, но так, что через два шага он остановился, а толкать я умею.

Она лежала справа, на полпути между входом и гостиной: тело скрючено, одна нога вытянута, другая подогнута. С нашего места отлично просматривалось ее лицо, и хватило единственного взгляда, чтобы понять: речь идет об удушении. Она была неузнаваема.

Болван шелохнулся, но я схватил его за рукав и, развернув к себе, приказал:

— Спускайтесь вниз и оставайтесь там. Фараонам понадобится лифт.

Я впихнул его в кабину, закрыл дверцы и вернулся в квартиру. Времени для работы не было. Зато его хватило, чтобы оглядеться. Сара в точности следовала инструкциям, но так и не сумела достичь выхода. В трех шагах от нее располагалась дверь стенного шкафа. Убийца прятался внутри и, когда она проходила мимо, ударил ее бронзовым пресс–папье. Последнее валялось тут же на полу. Потом он закончил дело при помощи двойной веревки от венецианской шторы, каковая тоже была налицо. Все находилось под руками.

Я приблизился к Саре, наклонился и попытался затолкнуть язык на место, но он слишком сильно распух. Такая деталь, да еще вид ее глаз с гарантией во всем убеждали, и тем не менее я выдернул из ковра несколько ворсинок, вставил их в ее ноздри и медленно сосчитал до десяти. Нет. Я отправился в гостиную к телефону. Да, она следовала инструкции и не опустила трубку на рычаг.

Я сам положил ее на место, подождал двенадцать секунд, поднял снова, услышал гудок и набрал номер. Прозвучало только три сигнала перед тем, как раздался голос Вульфа.

Обычно он спал крепко, но чтобы разбудить его, не требовались усилия кузнечного молота.

— Алло? — Говорил он не менее сердито, чем я.

— Это Арчи. Слушайте внимательно, потому что нас могут прервать. Мне позвонила Сара Джеффи. Она потеряла ключи из сумочки и домой ее впустил лифтер. Я пообещал приехать и объяснил, что ей пока делать. Сейчас я звоню из ее квартиры. Она выполнила все мои указания, но лежит передо мной на полу мертвая. Ее ударили по голове, а потом задушили. В следующий раз, попав в беду, ей придется позвонить кому–нибудь другому. Когда вернусь, не знаю.

— Арчи.

— Да, сэр?

— Я уже говорил, что упрекать себя за отсутствие дара предвидения — хвастовство. То же относится и к дару всемогущества. Сообщи о себе, когда сможешь.

— Хорошо. Приятных сновидений.

Я нажал на рычаг и, немного подождав, набрал номер ВА-82–41.

В том, что сержант Перли Стеббинс находился на посту, я убедился немедленно. Не стану утверждать, что Перли меня любит, зато он хоть иногда меня слушает. Я назвался.

— Что такое, Гудвин? — рявкнул он.

— У меня есть для вас информация, — сообщил я. — Но вначале я бы мечтал получить ответ на один вопрос. Велась ли сегодня вечером слежка за всеми подозреваемыми по делу Идз?

— Кто этим интересуется?

-— Ладно, проехали. Теперь слушайте. Сегодня вечером к нам приходили десять человек. Пятеро из «Софт–дауна» — Холмер, Брукер, Квест, Питкин и мисс Дьюди. Потом Сара Джеффи и ее адвокат Паркер. Еще Эрик Хафф, он прилетел…

— Я знаю.

— Хафф был со своим адвокатом Ирби. И, наконец, Энди Фомоз. Они разошлись чуть позже полуночи. В течение вечера один из них вытянул из сумочки Сарры Джеффи ключи от ее квартиры. Она хватилась их только дома и сразу позвонила мне — я сейчас у нее. Похититель ключей проник в квартиру и, дождавшись хозяйку, без двух минут два ударил ее по голове и задушил. Теперь она мертва. Лежит здесь, на полу. Я объясняю это потому, что сейчас два тридцать шесть, а тридцать восемь минут не такой уж большой срок для того, чтобы где–то спрятаться, и если вы двинетесь…

— Это правда, Гудвин?

— Да.

— Вы сейчас в квартире Джеффи?

— Да.

— Ради бога, оставайтесь на месте!

— Положите трубку и поднимите руки!

Я испытал некоторую неловкость, получив распоряжения сразу от двух блюстителей порядка — от одного по телефону, а от второго лично, хотя он и стоял за моей спиной. Правда, Перли Стеббинс уже повесил трубку, и тут вопрос отпал сам собой. Я повернулся и поднял руки повыше, демонстрируя, что в них ничего нет, ибо нельзя предугадать, как поведет себя рядовая ищейка, обнаружившая труп. А вдруг он страдает манией величия?

Вероятно, коп притащился один. Он шагнул вперед с пистолетом наизготовку, и я бы не удивился, окажись его рука не достаточно твердой, ведь для одинокого фараона, знающего о том, что я вооружен, волнительнее ситуации и быть не могло. Возможно, он слышал также о связи Сары Джеффи с «Софтдауном» и Присциллой Идз: о ней сообщалось в газетах. А если так, то почему бы мне не стать тем самым душителем, которого ищут и который, живой или мертвый, годится для повышения и славы?

— Послушайте, — сказал я, — я только что разговаривал с сержантом Перли Стеббинсом из…

— Прекратите! — Он выглядел страшно серьезно. — Немедленно отправляйтесь к стене, вытяните руки вверх и прижмите к ней ладони.

Я подчинился. Выполнив столь обычные приготовления перед обыском, я ждал, когда почувствую дуло пистолета между лопатками и характерные движения чужих рук вдоль тела. Но взамен я услышал, как ой набирает номер и через секунду произносит:

— Это Кейзи. Дайте лейтенанта… Лейтенант Глюк? Снова Кейзи. Я поднялся в квартиру Джеффи один. Пришел как раз вовремя. Он здесь. Я его накрыл… Нет, не знаю… постерегу до их прихода.

Неизвестный субъект, подогретый шофером такси, держал меня возле стены с прижатыми к ней руками.

14

В течение следующих восьмидесяти часов, начиная с без десяти минут два ночи с четверга на пятницу, когда Сара Джеффи сообщила мне по телефону, что ее ключи исчезли, и до девяти утра понедельника, когда я позвонил Вульфу из кабинета полицейского комиссара, я спал, наверное, не больше пяти часов.

Первые два часа я провел в квартире покойной Сары Джеффи — потом прибыли несколько ребятишек и вырвали меня из лап Кейзи, — сидя за столом в той нише, где мы завтракали с ней в среду утром, и отвечая на вопросы капитана Олмседа из отдела по расследованию убийств западной части города, сравнительного новичка. Третье удушение разволновало всех тамошних сотрудников, и экспертам пришлось основательно поработать в квартире той ночью. Убийца воспользовался бронзовым пресс–папье и веревкой, срезанной с венецианской шторы в нише. Следовательно, он ограничил свои действия прихожей и не оставил следов.

В четыре тридцать утра меня препроводили в девятнадцатый участок на Шестьдесят седьмую Восточную улицу и затолкали в одну из верхних комнат, набитую лейтенантом, неизвестной ищейкой и кучей стенографистов. Мне приказали подробно отчитаться о встрече в кабинете Вульфа, описывая все слова и поступки каждого из присутствующих. Мое повествование заняло четыре часа. В течение четвертого и последнего трое из нас расправилась с дюжиной сандвичей с ветчиной, шестью мускусными дынями и галлоном кофе; платил, естественно, я. Когда с беседой было покончено, я получил разрешение воспользоваться телефоном.

— Я звоню из полицейского участка, — сообщил я Вульфу. — Лейтенант стоит возле моего локтя, а сержант у параллельного аппарата, так что не говорите ничего дискредитирующего. Я не взят под стражу, хотя технически виновен в насильственном вторжении в частное жилище, поскольку разбил дверное стекло, дабы проникнуть в помещение. Кроме этого сообщать мне больше нечего, когда вернусь — не знаю. Они получили от меня полный отчет о прошедшем вечере и теперь, конечно, набросятся на вас.

— Уже набросились. Лейтенант Роуклиф примчится сюда в одиннадцать часов. Ты завтракал? — О еде он, безусловно, забыть не мог.

Я ответил утвердительно.

Потом лейтенант и сержант меня покинули, и я битый час проторчал в комнате с патрульным. Я уже начал подумывать о том, что история, за исключением наручников, повторяется, но тут появился какой–то фараон и велел мне следовать за ним. Мы спустились на улицу и наверняка бы отправились по ней дальше, если бы нас не ждало такси. Когда мы приехали на Леонард–стрит, 155, фараон велел мне шагать наверх, в одну из комнат. Там' меня навестил не кто иной, как мой друг, помощник районного прокурора Мандельбаум, безо всякой пользы беседовавший со мною во вторник.

За четыре часа мы, как и в прошлый раз, ничего не добились.

Я испытывал в высшей степени неприятное чувство вывернутого наизнанку человека, которого мусолили лишь для того, чтобы поймать на превышении полномочий, ни в малейшей степени не согласуясь с его намерениями выследить и схватить преступника. Я обладал достаточным запасом терпения и всегда поступал по совести, но с тех пор, как я увидел миссис Джеффи лежащей на полу, прошло более двенадцати часов, и моя способность отвечать на вопросы иссякла.

В конце концов Мандельбаум отодвинул кресло, встал и заявил:

— На сегодня, кажется, хватит. Я велю все отпечатать и отправить копию вашего заявления в верхнюю часть города. Сегодня вечером или завтра утром я позвоню вам и попрошу приехать просмотреть его, так что не отходите от телефона или оставьте свои координаты.

Я нахмурился.

— Вы намекаете, что я свободен?

— Конечно. При сложившихся обстоятельствах ваше насильственное проникновение в чужое жилище вполне можно оправдать, к тому же вы согласились оплатить издержки и тем самым сняли с себя последние обвинения. Только оставайтесь в пределах нашей досягаемости. — Он посмотрел на часы. — У меня срочное дело. — И повернулся, намереваясь удалиться.

А у меня возникло обычное в подобной ситуации чувство. Я вдруг понял, что сам того не сознавая принял твердое решение… На сей раз, впрочем, я потратил–таки секунду на его обдумывание: решение было беспрецедентным. Представитель закона велел мне отправляться домой, а я не хотел, точнее, не собирался уходить.

— Подождите, — торопливо проговорил я, и он остановился. — Я сообщил вам все, что мог, и хотел бы кое–чего взамен. Мне нужно немедленно, увидеть инспектора Кремера. Он занят, я даже знаю где, и, возможно, его пришлось бы ждать до завтра. Свяжите меня с ним.

Он встрепенулся.

— Ваша просьба связана с расследованием?

— Да.

— Почему же вы не поговорите со мной?

— Потому что он мне поможет, а вы нет.

Вероятно, он бы затеял спор, не будь у него назначено свидание со следующим посетителем. Он еще раз взглянул на часы, подошел к телефону и принялся за дело. Даже для него, помощника районного прокурора, работа оказалась нелегкой. Минут через десять Мандельбаум сообщил мне:

— Он в кабинете у комиссара. Позвоните туда, назовите себя и ждите.

Я поблагодарил его, уже галопом вылетающего из комнаты.

Недалеко от кабинета полицейского комиссара Скиннера, возле другой двери, маялся сержант Стеббинс. Увидев меня, он машинально нахмурился.

Я подошел к нему и спросил:

— Разве искал я когда–нибудь вашей благосклонности?

— Нет. Вы не такой дурак.

— Был до сих пор. Я собираюсь напасть на инспектора Кремера, когда он выйдет в коридор, и попросить о пятиминутной беседе. Будьте любезны придержать в это время рот на запоре. Вы обязательно все испортите, если пожелаете, но зачем вам желать? Я гражданин страны, исправно плачу налоги, а под судом состоял только девять раз.

— Он занят.

— Я тоже.

— О чем вы собираетесь его спрашивать?

Я бы с удовольствием ему ответил, но не получил такой возможности: дверь распахнулась, и Кремер зашагал в нашу сторону. Он уже собирался повернуть направо, даже не заметив меня в своей занятости, но я преградил ему путь.

— Вы? — Не выказав особой радости, он бросил взгляд на Перли. — В чем дело?

Я моментально вмешался:

— Идея моя, инспектор. Мне нужно кое–что сказать. Если поблизости есть свободная комната, пяти минут хватит.

— У меня нет времени.

— Хорошо, пускай четыре минуты.

Он явно сердился.

— Вас послал Вульф?

— Нет, я сам по себе.

— Ну что еще? Говорите здесь.

— У районного прокурора мне велели идти домой. Однако я отправился разыскивать вас. По вашим сведениям, клиент Вульфа — я. Он, конечно, ловко сымпровизировал, но более или менее учел истинное положение вещей: теперь меня можно посылать на поиски начальной зацепки. Благодаря везению, я ее нашел, и вчера вечером все они явились…

—- Я уже знаю.

— Прекрасно. Я чувствую себя ответственным за гибель Присциллы Идз. Я согласен с тем, что основную роль здесь сыграла случайность, но, естественно, мечтаю сцапать проклятого сукиного сына, совершившего..,

— Переходите к главному.

— Перехожу. С Сарой Джеффи получилось по–другому. Пока она рассказывала мне по телефону об исчезновении ключей, он поджидал ее в стенном шкафу. Я решил объяснить ей, как себя вести. За то, что он прячется в квартире, был один шанс на сотню, ведь, по–моему, никакой причины желать ее смерти ни у кого не существовало, и тем не менее я сказал ей, что нужно сделать.

— Чего же вы хотите, медаль? — фыркнул Кремер.

— Пет, спасибо. Я хочу только добраться до него. Чувствуя себя так, как чувствую, я не намерен просиживать дома задницу в ожидании, когда Вульфа осенит его гений. Не могу я ложиться спать точно по распорядку. Если я в состоянии помочь, я бы желал это сделать. Например, наших гостей уже расспрашивали, по вы не отстанете от них до тех пор, пока все не прояснится. Ключи у нее похитили вчера вечером в квартире Вульфа. В то время я наверняка стоял к преступнику спиной, ибо глаза у меня хорошие и я бы все заметил. Если кого–то из них снова вызовут на допрос, я предлагаю следующее: мне разрешат присутствовать там и вставлять свои комментарии в случае необходимости. Таким образом, рано или поздно мы его поймаем. Я готов поклясться, что следил за происходящим вчера предельно тщательно и лучше любого другого знаю о том, когда могли взять ключи и когда — нет. Даже за месяц расспросов вы не сумеете раскопать большего. Кроме того, я буду рад помочь вам, чем смогу.

— Типичное для Вульфа предложение, — усмехнулся он.

— Нет, я разговаривал с Вульфом только один раз, в девять утра, причем рядом стояли лейтенант и сержант. Я уже объяснял, что вопрос тут сугубо личный, частично обусловленный моим желанием спокойно спать по ночам.

Кремер повернулся к Перли.

— А ведь он и вправду может помочь. Вы знаете его не хуже, чем я. По–вашему, он говорит серьезно?

— Не исключено, — допустил сержант.

— У него давно наблюдается головокружение от успехов, а после такого щелчка любой очухается. Я бы согласился. Выставить его мы всегда сумеем. — Кремер посмотрел на меня. — Если вы лукавите, ничего хорошего от меня не ждите. И ни слова Вульфу, ни словечка прессе, вообще никому.

— Ладно.

— И так уже весь город кипит после третьего удушения. С ваших показаний мы сняли три копии. Сейчас сам комиссар изучает одну из них. Помощник комиссара Вейд беседует в холле с Брукером. Районный прокурор Бауэн работает с мисс Дьюди, а Мандельбаум собирался вернуться к Хаффу, как только закончит с вами. Вы можете присоединиться к кому–то — я позвоню о вас — или пойти со Стеббинсом и со мной. Мы хотим взяться за Холмера.

— Для начала отправлюсь с вами.

— Давайте. — Он двинулся вперед.

Мой первый опыт сотрудничества с нью–йоркской полицией в качестве неофициального помощника длился пять часов. Я сидел слева от инспектора Кремера, который допрашивал Перри Холмера. Я видел и слышал, как он работает, но обстоятельства не позволяли мне вмешиваться. Бесчисленное количество раз наблюдая за работой Вульфа, я, вероятно, несколько занижал свою оценку следственной работы других, но тем не менее, Кремер вел себя с Холмером достаточно умно. Он никак не мог прочесть мой отчет больше одного раза, ибо весь день занимался делами, но его представление о встрече в кабинете Вульфа поражало ясностью и полнотой. Я не внес особого вклада в следствие, высказав лишь пару предположений и сделав несколько незначительных поправок. В десять часов Холмера отослали домой без сопровождения, заявив, что утром он опять может понадобиться.

Кремер умчался на очередное совещание к комиссару, а мы с Перли остались. Поскольку он дежурил уже тринадцать часов и в его программу на ближайшее будущее входили еда и сон, я предложил ему отведать моллюсков «У Луи».

Не помню, каким образом я пронюхал о том, что разговор с Перли об устрицах «У Луи» равносилен размахиванию красной тряпкой перед носом быка, ведь наше общение, не слишком тесное, никогда не возвышалось до совместной трапезы. Ввиду моего нового, хотя и временного, отношения к нью–йоркской полиции, он колебался всего три–четыре секунды. Уже в ресторанчике я настоял на его присутствии возле телефонной кабины, потом, не закрыв двери, набрал номер Вульфа.

Я извинился.

— Мне, конечно, следовало сообщить раньше, что я не смогу прийти к обеду, но, увы, дела. Я присутствовал на допросе Перри Холмера с инспектором Кремером и сержантом Перли Стеббинсом. Кремер решил, что, поскольку я побывал на вчерашней встрече, мое сидение там чему–то поможет. В общем, я согласился. Сейчас я собираюсь купить сержанту Перли Стеббинсу кое–какие дары моря, а потом для лучшего пищеварения мы отправимся в кабинет районного прокурора, дабы скрасить его свидание с Энди Фомозом. Или с Оливером Питкином. Так что я опять не сумею сказать, когда вернусь домой. Пресловутое тройное убийство требует от фараонов круглосуточного дежурства, и я с успехом могу продолжать свои занятия, пока не упаду, весь обессилев. На днях позвоню.

Послышался звук, похожий на короткое хихиканье.

— Проклятый телефон просто не умолкает. Но мы с Фрицем справимся. Информируй нас о своей жизни.

Я повесил трубку и прошел к своему месту.

— Знаете, Перли, — заметил я, — эксцентрики тоже интересные люди.

— Не для меня. Все убийства, с которыми я сталкивался, совершали именно эксцентрики.

Прикончив две порции моллюсков с гарниром, две порции эля и два куска яблочного пирога с сыром, я почувствовал себя вполне готовым к дальнейшей работе с подозреваемыми. Ни за кем из них, включая и Энди Фомоза, в четверг вечером не следили. Только через пять минут после моего телефонного звонка Перли направил по их следам двадцать человек, которых проинструктировал лично. Хотя четверо, в том числе Паркер, имели алиби — алиби прочих проверялись, — никого на роль преступника еще не выбрали.

Перли упрекнул меня по этому поводу: если бы я, получив сообщение от Сары Джеффи, сразу вызвал Перли, он бы не только сразу послал людей на Восемнадцатую улицу, но и немедленно начал бы прощупывать всех подозреваемых. Таким образом мы бы уже захватили душителя. Я согласился, но поинтересовался, неужели бы он моментально среагировал на мои указания. Ему пришлось допустить, что вряд ли, ведь никто не назвал бы ни единого мотива для убийства Сары Джеффи. Сообщи я даже об угрозе, нависшей над ней в связи с ее требованием, не нашлось бы ни одного человека, рискнувшего пойти на убийство по такой причине.

Что касается алиби, обнаружатся таковые или нет, то закон смотрел на них глазами Вульфа, заявившего Виолетте Дьюди, что ее личное участие в преступлении не обязательно, когда существуют наемные убийцы. Перли сообщил, что двадцать шесть человек, один квалифицированнее другого, пытаются разрабатывать именно эту версию. С одной стороны, она была проще, но с другой — сложнее, поскольку они охотились за душителем, а не за вооруженным бандитом.

Пока не удалось найти шофера, отвозившего пассажира между полуночью и пятнадцатью минутами второго в район Восемнадцатой Восточной улицы либо оттуда после двух часов. Его искали, слабо надеясь на успех: всего в трех кварталах расположена станция метро.

Ночного дежурного звали Уильям Фислер. Мое первое впечатление оказалось верным: он был болваном. Сначала он утверждал, что с половины первого до без четверти два — в период, когда убийца вошел в дом и проник в квартиру, — он ни на минуту не покидал своего поста возле парадного подъезда, если не считать пары поездок на лифте с хорошо знакомыми жильцами. Однако, сообразив, что за подобную версию ему могут приписать пособничество в убийстве, обвинив в том, что он впустил преступника в здание и провел наверх, мистер Фислер полностью изменил свои показания и принялся болтать о том, что, закрутившись внизу с кофе и сандвичами, вообще не выходил в холл. Примерно тем же он занимался с часу пятидесяти восьми до двух двадцати восьми, когда убийца спустился по лестнице и удрал. Он признавал, что без четверти два действительно стоял на тротуаре подле открытой двери в здание. Согласно словам Сары по телефону, именно так все и было, когда она подъехала к дому на такси в сопровождении Паркера. Паркер заверял в том же.

Алиби Паркера выглядело безупречным. Сара заявила, что он не входил в здание вместе с ней, дежурный и шофер такси, которого, конечно, разыскали и который отвозил Паркера домой, подтвердили это.

Само убийство представлялось совершенно ясным. Однако если убийца собирался наброситься на жертву, едва только она войдет, ему пришлось изменить свои планы, поскольку рядом находился впустивший ее дежурный. Она сразу отправилась в гостиную звонить мне, и в такой ситуации о нападении снова не могло идти и речи. Услышав звук ее шагов в сторону прихожей — не зная ли о том, что она не положила на рычаг трубку, не сумев ли удержаться при виде своей цели в такой близости от себя или боясь, что она может уйти из дому, — так или иначе, но он ударил ее. Сделав свое черное дело, он спустился по лестнице и либо улизнул через парадный ход, либо сошел еще ниже, на подвальный этаж, и удрал в служебную дверь.

Ни в квартире, ни на бронзовом пресс–папье, ни на ручке стенного шкафа не обнаружили ни одного подозрительного отпечатка.

Все занимались поисками мотива. Если в деле Присциллы Идз он выступал вперед, как нос на лице, и подходил ко всем пятерым, то у Сары Джеффи причина вообще отсутствовала. Ее убийство совершил бы только человек в полном помешательстве, а ни один из пятерки ни в коем случае не был безумцем. Поэтому обнаружение мотива любому из них здорово бы помогло. Таким образом, именно причина составляла главную цель бесконечных выяснений.

Два часа из пяти, проведенных Кремером с Холме–ром в моем присутствии, были посвящены дотошным расспросам о его взаимоотношениях с Сарой Джеффи в течение всего их знакомства.

Перли явно доверял мне и, казалось, не прятал в рукаве ни одной карты. Я был тронут. А когда официант принес счет, и Перли, настаивая на оплате его пополам, во время спора обронил замечание о том, что городские ищейки пока не умирают, с голоду, я окончательно убедился в его честности, потому что знал, какое у них жалование. Он был отлично осведомлен о том, что моя платежеспособность, если учитывать даровое проживание в доме Вульфа, раза в четыре превышала его возможности, и не собирался принимать подарки от какого–то плутократа. Тогда мне пришлось заявить, что, поскольку я его пригласил и на карту поставлена моя честь, вопрос об оплате снимается с повестки дня.

Мы вышли вместе. Он двинулся к западу, а я на Леонард–стрит. Мне предстояло заняться Фомозом или Питкином. Дорогой я проголосовал за Питкина.

15

В пять часов субботнего утра я сидел в кабинете на Леонард–стрит, изучая бумаги из папки. Питкина отпустили домой получасом раньше из другого помещения. Комната, в которой находился я, предназначалась для хранения документов, а отчет в моих руках касался передвижений Джоя Брукера вечером четверга после его ухода от Вульфа. Точность некоторых утверждений Брукера вызывала сомнения, и я пытался отыскать зацепку, позволившую бы говорить о том, что ездил он вовсе не домой в Бруклин, а к Саре Джеффи или Дафни О’Нейл.

Внезапно чей–то голос произнес:

— Эй, Гудвин, легче на поворотах!

В комнате сидели еще помощник районного прокурора и два клерка, разбиравшие бумаги, голос принадлежал помощнику прокурора. Я зевнул. При том, что я действительно спал на одну треть, смешно было притворяться, будто я в состоянии читать.

— Внизу есть комната с диваном, — сообщил кто–то из них. — Сейчас там никого нет. Сегодня суббота.

Я бы заплатил миллион долларов, лишь бы очутиться в постели, и потому отказался. Взамен я встал и объяснил, что пойду ненадолго прогуляться. Но сделал по–другому. Уже ступив на тротуар, я с удивлением обнаружил, что на улице светло. Утреннее солнце помогло мне разогнать сон и вернуть точность зрения. Скоро я поймал такси и назвал шоферу хорошо знакомый адрес.

Тридцать пятая Восточная улица была пустынна, когда я, расплатившись с водителем, выбирался из машины. Парадную дверь, очевидно, закрыли на цепочку, и я, вместо того, чтобы подняться на крыльцо, спустился по четырем ступенькам к черному ходу и позвонил. Сигнал должен был раздасться в кухне и в комнате Фрица. Послышались шаги и возня у двери. Фриц обозрел меня через глазок и только потом открыл.

— Великий боже, — промолвил он, — ты ужасно выглядишь.

Я объяснил, что забежал именно исправить внешний вид, извинился за беспокойство и поднялся наверх. Мимо кабинета я прошел, даже не заглянув в него, проник в свою комнату, принял душ, побрился и переменил одежду на чистую. В результате я стал выглядеть либо лучше, либо нет, но самочувствие улучшилось значительно. Снизу до меня донеслось движение на кухне, и я прошел туда. Фрид надевал передник.

— В чем дело? — спросил я. — Сейчас только половина седьмого.

— Апельсиновый сок через две минуты, завтрак — через десять.

— Я ухожу.

— Сперва поешь.

Я подчинился. Фриц составил мне компанию, сидя на табурете и зевая во весь рот. Неожиданно он заметил:

— Это становится традицией.

— Что именно?

— Ранний завтрак. Вчера немного позже, чем сегодня, я подавал Вульфу и Саулу яйца–пашот.

Моя рука, несущая к губам блины, замерла на полпути.

— Что ты делал?

— Подавал Вульфу и Саулу яйца–пашот.

Я положил блин куда следовало и медленно разжевал его. Саул Пензер выглядел хуже, а работал лучше любого сыщика, о котором мне когда–нибудь приходилось слышать. Он был настолько хорош, что мог трудиться в -полном одиночестве, получая больше, чем всякий другой. Когда Вульфу требовалась помощь, его выбор в первую очередь падал па Пензера. Мы сотни раз прибегали к его услугам.

Я небрежно спросил:

— Саул, значит, работает за меня?

— Понятия не имею. О делах Саула мне ничего не известно.

Слова Фрица не вызывали сомнения. Очевидно, ему велели говорить со мной только о раннем завтраке с Саулом, и ни о чем кроме. Я не стал тратить энергию, вытряхивая из него остальное: мне уже случалось так поступать и все безрезультатно.

Направляясь к выходу, я заглянул в кабинет. Почта за пятницу не содержала ничего срочного. В памятном блокноте и в календаре не нашлось ни единого намека на дела с Саулом, но в сейфе я обнаружил нечто, указывающее на них. Из сейфа я собирался взять небольшую сумму взаймы. Один из ящиков сейфа разделен пополам перегородкой. В правой его части лежат деньги на мелкие, а в левой — на непредвиденные расходы. Доставая из правой части пять двадцаток, я заметил слева листок бумаги и вытащил его. Надпись аккуратным почерком Вульфа гласила: «6.27, 2000 д. Н. В.». Согласно давно установленному порядку, в левой половине ящика обычно хранятся пять тысяч долларов в сто- двадцати- и пятидесятидолларовых купюрах. Беглый взгляд сказал мне, что традиционная сумма претерпела значительные изменения: исчезли две тысячи. Этот факт был настолько интересным, что я бы непременно забыл попрощаться с Фрицем, если бы он не услышал, как я выхожу из кабинета, и не появился в холле навесить на дверь цепочку. Я попросил не сообщать Вульфу ни о чем, кроме моего раннего завтрака.

Возвращаясь в такси на Леонард–стрит, я пытался сообразить, как Саул поступил с двумя тысячами, надеясь, что речь идет о Присцилле Идз. Я сочинил целый список догадок, начиная с поездки в Венесуэлу для проверки Эрика Хаффа и заканчивая подкупом Энди Фо–моза для выяснения того, о чем говорила ему жена. Ни одной из теорий я не принял.

Пять упомянутых часов сна на старом горбатом диване мне перепали где–то между пятницей и понедельником с четырех до девяти утра. Хорошенько поразмыслив, я бы дал, конечно, полный отчет о сотне других моих занятий в течение означенного периода, но, сомневаясь в пользе такой подробности, с вашего согласия предпочитаю их опустить. Я искал ответы на дюжины вопросов на Двадцатой улице, на Леонард–стрит и Центральной улице. Я прочитал десятки тысяч слов в донесениях и служебных записках. Большую часть воскресенья я провел в полицейской машине с шофером в форме и постановлением, подписанным комиссаром, которое перечисляло длинный ряд людей, так или иначе связанных с подозреваемыми. Вернувшись на Двадцатую улицу в воскресенье около полуночи, я было вознамерился отправиться на очередное свидание с диваном, но мои мечты рухнули.

Дело в том, что полицейские успели разбить алиби Брукера. Чувствуя, как его загоняют в угол, он заявил, что, выйдя от Вульфа, отправился на квартиру Дафни О’Нейл и провел там ночь. Она подтвердила его слова. К моему возвращению с воскресной прогулки на машине капитан Олмстед уже начал брать Дафни за жабры, Меня пригласили присоединиться, и я согласился. По окончании допроса, около восьми утра понедельника, мои мысли снова обратились к дивану, и опять тщетно. Мне требовалось сменить не только рубашку, но по возможности и шкуру, и потому я отправился на Тридцать пятую улицу и повторил субботний трюк, включая завтрак, приготовленный Фрицем.

Вульфа я, конечно, не видел. Я звонил ему каждый день, но ни об убийстве, ни о Сауле не заговаривал. Вульф испытывал раздражение, а я обиду. В сейф я опять заглянул. Больше из непредвиденных расходов не исчезло ни цента!

Вернувшись на Двадцатую улицу, хотя внешне и свежий, но изнуренный и ничего не выяснивший, я шагал по верхнему коридору, когда один из моих коллег — обязан признать, что в течение описываемого периода полицейские ищейки действительно стали моими коллегами, — вышел из комнаты, увидел меня и завопил:

— Эй, где ты был, черт возьми?! Тебя требуют в кабинет комиссара!

— Кому я понадобился?

— Дважды звонил Стеббинс. Он там вместе с инспектором. Внизу машина. Давай езжай.

Манера водителя управлять автомобилем очень меня впечатлила, но гораздо больше я поразился набору людей, сидевших в ожидании в приятно и хорошо обставленном кабинете полицейского комиссара Скиннера. Кроме Скиннера и районного прокурора Бауэна, там находились два заместителя комиссара, Кремер, еще один инспектор, помощник инспектора, капитан и сержант Перли Стеббинс. Всем им явно не терпелось встретиться со мной, ибо при моем появлении они уже не сводили с меня глаз.

Скиннер велел мне сесть—.там даже стул специальный приготовили—и спросил Бауэна:

— Хотите сами, Эд?

— Нет, начинайте вы, — ответил районный прокурор.

Скиннер повернулся ко мне.

— Вы наверняка осведомлены о положении дел не хуже, чем я.

Я приподнял и снова опустил плечи.

— Не поручусь за остальных, но я болтаю ногами в воздухе.

Он кивнул.

— Как и все мы, честно говоря. Большинство из нас отказалось от уик–энда, но с таким же успехом можно было и не отказываться. За последние сорок часов мы задействовали в расследовании больше народу, чем когда–либо. Но, по нашему мнению, мы не продвинулись ни на дюйм. Ситуация создалась хуже некуда, необходимы срочные меры. Мы долго обсуждали положение, выдвигали различные гипотезы, некоторые приняли, одна из них касается вас. Нам нужна ваша помощь.

— Я и так стараюсь помогать.

— Да, да, конечно. Еще в пятницу, прочитав ваш отчет, я подумал, что единственный шанс — похищенные ключи. Те, что извлекли из дамской сумочки в присутствии двенадцати человек. Вряд ли ни один из них не заметил какого–нибудь выразительного взгляда или движения. Вы же знаете, что все они неоднократно допрашивались, но в результате мы лишь сосредоточили подозрения на Хаффе, поскольку он сидел к миссис Джеффи ближе остальных. Но и другие тоже подходили к миссис Джеффи, чего они, естественно, не отрицают. Мы не в праве арестовывать Хаффа только потому, что он располагал большими возможностями, чем прочие, да и потом, какой мотив им руководил и как связать воедино все три убийства? У вас имеются возражения?

— Нет, у меня вообще не осталось никаких аргументов.

— Аргументы не помогут нам схватить преступника. Мы должны общими силами разработать версию с ключами. Дальнейшие допросы бессмысленны. Мы соберем всех в бюро Ниро Вульфа и тщательно разложим по пунктам их слова и поступки. Мы планируем восстановить вашу встречу максимально подробно, в присутствии трех–четырех полицейских с магнитофоном.

Я недоуменно поднял брови.

— Самое главное, — продолжал он, — попытаться определить похитителя ключей. Но имеется еще один вопрос: если кому–то требовалось убить миссис Джеффи, почему он ждал так долго? Отчего не прикончил раньше? Не дало ли ему повод к преступлению нечто, случившееся на встрече у Вульфа? Это предстоит выяснить. Пока мы ничего не узнали ни из отчетов, ни из показаний, но, возможно, у нас что–то получится таким путем. Мы не в силах заставить Вульфа пустить в свой дом подобное общество и, тем более, не в силах принудить его играть такую роль. Мы просим вас позвонить ему или встретиться с ним — как хотите — и все уладить.

— По моему мнению, Гудвин, — вмешался районный прокурор, — описанный вариант чрезвычайно важен. Осуществить его необходимо.

— Ну, парни, — патетически произнес я, — -у вас не нервы, а канаты. — Я обвел их глазами. — В прошлый вторник'— шесть дней назад — я сидел на скамье в этом самом здании с браслетами на руках. Возможно, вы помните и о том, как Вульфа отконвоировали на Леонард–стрит, руководствуясь ордером на арест, и вам известно его к этому отношение. Желая устроить сцену, он объявил меня своим клиентом, и я обрадовался. Исключительно для него я раскопал Сару Джеффи — и вот результат. Выйдя из равновесия, я совершил ошибку: напросился работать с вами. Просто я думал, что, действуя таким образом, буду больше занят, и где мы теперь? Вульф огрызается сейчас, как щенок, вы чертовски хорошо осведомлены об этом, и все же имеете наглость просить меня уладить с ним некое дело, поскольку боитесь, что вам он откажет. Я тоже так думаю, но, по–моему, он откажет и мне. Выбирайте: вы предпочитаете услышать отказ сами или за ним должен отправиться я?

— Мы предпочитаем, чтобы он согласился, — заметил Скиннер.

— Я тоже, но не думаю, что нам такое светит. Значит, хотите, чтобы я попытался?

— Конечно.

— Когда?

— Как можно быстрее. Мы соберем их всех за тридцать минут.

Я посмотрел на часы. Было без десяти девять. Я успевал захватить его прежде, чем он поднимется в оранжерею.

— Откуда можно позвонить?

Скиннер указал на один из пяти аппаратов, стоявших на письменном столе. Я набрал номер и вскоре мне ответили.

— Это Арчи. Вы уже позавтракали?

— Да. — Теперь голос Вульфа звучал менее раздраженно. Я так хорошо изучил тысячи его оттенков и интонаций, что одно «да» сказало мне о многом. Он добавил: — Фриц говорит, что ты заходил сюда.

— Правда. Нужно было прополоскаться. Я звоню вам по поручению граждан штата Нью—Йорк.

— Ого!

— Как представитель внушительного собрания, состоящего из комиссара полиции, двух его заместителей, районного прокурора, набора инспекторов и их заместителей, не говоря уже о сержанте Перли Стеббинсе. Я нахожусь в личном кабинете комиссара. Вы там были. После проведенных здесь дней и ночей моя дружба с ними окрепла и… Я верно произношу слова?

Он хмыкнул.

— Почти.

— Хорошо. Меня глубоко уважает все заведение, начиная от комиссара и заканчивая лейтенантом Роуклифом, который, однако, держится на расстоянии. Желая продемонстрировать свое положительное отношение ко мне, они облекли меня почетной миссией: имея к вам просьбу, позволили мне передать ее. Сейчас все они так нежно на меня смотрят, просто плакать хочется. Жаль, что вы их не видите!

— Долго будешь тянуть?

— Все–все. А суть такова. Мы зашли в тупик и мечтаем попробовать иной метод… Например, снова разыграть четверговую встречу в вашем кабинете с теми же действующими лицами и записать ее на магнитофон. Мы привезем весь состав, за исключением Сары Джеффи, и магнитофон; вам останется только впустить нас и исполнить свою роль. Я объяснил своим коллегам, оказавшим мне любезность, позволив позвонить самому, что вы непременно пошлете нас ко всем чертям, а поскольку ничто не дает вам большего удовлетворения, чем демонстрация моих ошибок, вы имеете великолепную возможность сыграть со мной такую шутку. Все, что от вас требуется…

— Арчи.

— Да, сэр.

— Когда ты планируешь начинать?

— Сегодня. Как можно быстрее: вы, конечно, не спуститесь из оранжереи до одиннадцати…

— Хорошо. — Он совсем не сердился. — Я в присутствии свидетелей назвал тебя своим клиентом, а отказывать клиентам в разумных просьбах не в моих правилах. Твою я считаю разумной и потому соглашаюсь ее удовлетворить.

Такого поворота я совсем не ожидал, но реакция моего шефа была не удивительной, скорее, подозрительной. Благородное стремление высмеять своего клиента, особенно меня, в данном случае отпадало. Им двигало что–то другое, но что?

Он продолжал:

— Конечно, одиннадцать часов слишком рано: у меня дела. А двенадцать подойдет?

— Да, сэр, прекрасно. Я скоро приеду и все приготовлю: кресла и остальное.

— Нет. — Голос его звучал торжественно. — Ты исключаешься. Мы с Фрицем управимся. Твои коллеги–полицейские нуждаются в тебе гораздо больше. Подъезжай к двенадцати. — Он повесил трубку.

Я тоже нажал на рычаг и повернулся к своей аудитории.

— Мистер Вульф согласен, он ждет нас в полдень.

Однако я не добавил, что там готовится настоящее представление, но отнюдь не для нас и не для исполнителей.

16

Не знаю, кому принадлежала мысль ехать в полном составе после сбора в десятом полицейском участке, но кавалькада получилась внушительная: два лимузина — Скиннера и Бауэна — и четыре полицейских седана.

Я сидел в лимузине Скиннера: по моему совету он возглавлял процессию. Я думал, что, переступив порог первым, сразу сменю роль и стану хозяином, но вышло по–другому. Впустил нас не Фриц, а Саул Пензер, поприветствовавший меня как одного из гостей и предложивший отдать ему шляпу. Он мог, как обычно, и подшутить надо мной, но не в присутствии полицейского комиссара. Тут чувствовалась инициатива Вульфа. Поэтому я произнес: «Спасибо, сынок», и вручил ему шляпу, а он ответил: «Не стоит, господин офицер».

Вульф и Фриц, очевидно, с помощью Саула справились достаточно успешно. Кресла стояли на тех же местах, что и в начале заседания в четверг, портативный бар тоже был подготовлен. Обстановку несколько нарушили Перли и еще один полицейский, притащившие магнитофон. Но установили его тщательно и аккуратно. Поскольку меня рассматривали здесь как гостя, я решил, что, действуя в компании Вульфа, всего лишь проявлю вежливость, и потому, пройдя к своему письменному столу, сел там, где обязан был сидеть по сценарию. Все остальные расположились на своих местах без единой инструкции.

Ближе всех ко мне находилась Виолетта Дыоди, потом следовали Оливер Питкин, Джой Брукер и Бернард Квест, затем Перри Холмер в красном кожаном кресле. Диван справа и чуть позади меня — я сидел лицом к письменному столу Вульфа — был не занят. В четверг на нем устроилась Сара Джеффи. В кресле подле нее — Эрик Хафф, а за ним адвокаты — Ирби и Паркер. Энди Фомоз приютился у книжных полок один.

Добавочные кресла, размещенные вдоль стены по другую сторону стола Вульфа, предназначались для публики. На первый взгляд, рассаживать таких представителей полицейского департамента, как комиссар Скиннер, районный прокурор и инспектор Кремер, на подобных местах значило нарушать этикет, — ведь Холмер, простой уолл–стритский адвокат, к тому же подозреваемый в убийстве, получил в полное распоряжение красное кожаное кресло, — но этого требовали интересы дела. К ряду зрителей примкнули также помощник районного прокурора Мандельбаум, капитан Олмстед и Перли Стеббинс. Магнитофон располагался на столе возле локтя Перли.

Саул Пензер стоял лицом к исполнителям. В Сауле нет ничего, производящего глубокое впечатление. Он невысок, его нос и уши чересчур велики, плечи слишком покаты. Он заговорил:

— Я полагаю, именно так все и было в четверг вечером, когда в кабинете появился мистер Вульф? Кто–нибудь не согласен?

Все выразили полное согласие. Он продолжал:

— Я сяду на диван вместо миссис Джеффи. Я не присутствовал на встрече, но мне все подробно описали. Если сделаю что–нибудь не так, пусть меня поправят. Арчи, ты не позвонишь мистеру Вульфу, как в четверг?

Он отправился к дивану. Я подошел к столу Вульфа и нажал на кнопку: один длинный, два коротких звонка. В дверях показался Вульф. Зрители помешали ему добраться до стола вдоль стены, и он протиснулся между исполнителями. Остановившись подле своего кресла, он помедлил, оглядывая собравшихся, и наконец пробурчал:

— Вам, кажется, не очень удобно, джентльмены.

Они заверили его, что все в порядке. Он сел. По моему позвоночнику пробежала дрожь. Я изучил его взгляд и манеры не хуже, чем голос: вне всякого сомнения, он собирался попытаться поймать кого–то на крючок. Вульф обратился к районному прокурору:

— Я полагаю, мистер Бауэн, эти люди знают, зачем их сюда привели?

— Да, им все подробно объяснили, и они любезно согласились помочь. Правда, мистер Холмер, мистер Паркер и мистер Ирби в письменном заявлении сделали некоторые оговорки относительно использования магнитофона. Вы с ними ознакомились?

— Нет, зачем же, ведь мистер Паркер не возражает категорически. Теперь мы можем начать.

— Прошу вас.

Вульф повернулся.

— Мисс Дьюди и джентльмены. Вы понимаете, что цель нашего собрания — повторить все слова и действия вечера последнего четверга. Во–первых, после того, как я вошел в комнату, Гудвин представил мне мисс Дьюди и господ Брукера, Квеста и Питкина. Во–вторых, я сел. Потом мистер Холмер сказал, что у него есть заявление, которое он желает огласить. С этого места, я полагаю, и следует начать. Но прежде, я бы хотел сделать несколько замечаний.

Один из присутствующих издал нечто среднее между рычаньем и фырканьем. Это был Кремер. Кремер знал Вульфа лучше всех собравшихся в кабинете, не считая меня.

Вульф откинулся на спинку кресла и устроился поудобнее.

— В четверг я говорил вам о том, что меня интересует только расследование убийства Присциллы Идз. Мое утверждение по–прежнему остается в силе, но теперь к нему добавляется и расследование убийства Сары Джеффи. После вашего ухода в тот вечер, я сказал Гудвину, что знаю, кто убил Присциллу Идз и миссис Фомоз. Мои подозрения основывались на двух вещах: во–первых, на впечатлении, полученном от вас пятерых, а во–вторых, на самом факте убийства миссис Фомоз.

Предполагать, что на миссис Фомоз напали с единственной целью получить ключи от квартиры мисс Идз, просто глупо. Если кроме ключей преступнику ничего не требовалось, он мог всего лишь выхватить у нее сумочку. В Нью—Йорке у дам постоянно вырывают сумки из рук. Убийство миссис Фомоз коренным образом отличается от убийства мисс Идз. Если бы ее тело обнаружили раньше, если бы тот городской детектив… кажется, Ауэрбах, мистер Кремер?..

— Да. — Кремер смотрел на него, сузив глаза.

— Так вот, если бы он быстрее пришел к выводу о ключах и проник в квартиру мисс Идз до ее возвращения, то отыскал бы там убийцу, притаившегося в засаде. Преступник, безусловно, знал о возможности подобного риска и не убил бы миссис Фомоз без серьезных причин. Полиция, конечно, приняла к сведению эти соображения и, похоже, объяснила их тем, что при попытке завладеть сумочкой миссис Фомоз преступник был опознан женщиной и потому не мог оставить ее в живых. Данная версия не исключается, но предполагает на удивление неумелые действия убийцы, в чем я лично сомневаюсь. Для меня гораздо предпочтительнее прямо противоположная теория: миссис Фомоз погибла не потому, что узнала нападавшего, а оттого, что он был уверен в своей неузнаваемости.

— Вы говорите так для эффекта? — спросил Скиннер. — Или действительно считаете, что куда–то придете?

— Я уже кое–где нахожусь. И только что сообщил вам имя убийцы!

Перли Стеббинс встал с пистолетом в руке, не сводя глаз с исполнителей и стараясь никого из них не выпускать из виду.

— Продолжайте и расшифруйте, — попросил Кремер.

— Ему, несомненно, требовались ключи, но он не стал бы убивать миссис Фомоз только, чтобы получить их. Он прикончил ее потому, что она представляла для него опасность не меньшую, чем мисс Идз. Убийство одной без убийства другой не принесло бы ему пользы. Так я решил еще во вторник вечером, но с тогдашним огромным выбором мне трудно было кому–то отдать предпочтение. В среду Гудвин связался с миссис Джеффи, а днем пришел мистер Ирби, и у меня появился повод для встречи с вами. В четверг утром, благодаря блестящему маневру Гудвина накануне, появилась миссис Джеффи, подарившая мне повод гораздо лучше повода мистера Ирби. Но, если бы не Гудвин, миссис Джеффи почти наверняка осталась бы жива. Оттого, по–моему, он и почувствовал себя ответственным за ее смерть, и его указания миссис Джеффи по телефону ни при чем. Очень жаль, но его эмоции настолько сильны, что влияют на умственные процессы и извращают их. Однако я всегда симпатизировал ему и продолжаю симпатизировать.

— Неужели ваши излияния так необходимы? — спросил Бауэн.

— Возможно, и нет, но я разоблачаю убийцу и требую от вас терпения. Вы должны приготовиться к тому, что проведете здесь немало часов. Вам скучно?

— Продолжайте.

— В четверг днем мистер Ирби вернулся со своим клиентом, мистером Хаффом, прилетевшим из Венесуэлы. Я не нуждался больше ни в первом, ни во втором как в приманке для гостей, но пригласил их присоединиться к встрече в качестве наблюдателей, а не участников. Как вам известно, они действительно приходили. Что такое, Арчи?

— Все в порядке, — ответил я ему.

Я встал со стула и сделал несколько шагов. Не то, чтобы я шел за Саулом Пензером след в след, но, видя, куда он клонит, да еще достает из кармана пистолет и зажимает его в кулаке, я не пожелал оставаться в арьергарде. Хвастать пистолетом я не стал. Я просто обошел диван и занял позицию на расстоянии вытянутой руки от правого плеча Эрика Хаффа. Он не повернул головы, но почувствовал мое присутствие. Он не отрывал взгляда от лица Вульфа.

— Порядок, — сообщил я Вульфу. — Я не такой дурак, чтобы сворачивать ему шею. Что дальше?

Убедившись в том, что я не собираюсь рвать и метать, Вульф обратился к софтдаунскому комитету:

— Когда вы покидали меня в четверг вечером, я не имел ни единой улики против любого из вас в связи с убийством мисс Идз. А вероятность того, что у кого–то обнаружится причина для убийства миссис Фомоз, казалась мне более чем сомнительной. Повторяю, я заявил Гудвину, что, по–моему, знаю имя преступника, но упоминал я также о противоречии, которое следует разрешить. Для этой цели я попросил его пригласить сюда в одиннадцать часов следующего утра миссис Джеффи. — Он повернул голову влево. — Так какое тут противоречие, мистер Кремер?

Кремер покачал головой.

— Я не все представляю себе столь же ясно, как вы. Наверное, Эрик Хафф вовсе не Эрик Хафф, а самозванец, судя по тому, что вы говорили относительно убийства миссис Фомоз: мол, она не смогла бы его узнать. Но что потом?

— А вот что. Среди прочих вещей, переданных мною в пятницу лейтенанту Роуклифу, находилась копия отчета, отпечатанного Гудвином, о его беседе с миссис Джеффи в среду в ее квартире. Вы, без сомнения, читали его, и вот выдержка оттуда: «Это было последнее письмо от Прис. Самое последнее… Возможно, оно еще сохранилось… Я помню, что вложила в конверт его фотографию».

— Так миссис Джеффи сказала Гудвину, — продолжал Вульф. — Ее слова противоречили моей гипотезе о том, что мужчина, назвавшийся Эриком Хаффом, был самозванцем, поскольку, если миссис Джеффи видела фотографию Хаффа, то почему не обвинила этого человека в первую же встречу? Мне требовалось получить ответ, и я попросил Гудвина пригласить ее сюда в пятницу утром.

— Почему же вы не поинтересовались у нее самой?

— Если вы бросаете мне вызов, мистер Кремер, то я его проигнорирую. Если просите дополнительной информации, то…

— Именно так.

— Хорошо. Нашей беседе не благоприятствовали обстоятельства. Мои подозрения относительно Хаффа не подтвердились, пока оставаясь лишь гипотезой, и я сомневался в добросовестности самой миссис Джеффи. Вначале я хотел выслушать мнения Гудвина и Паркера, а миссис Джеффи ушла вместе с Паркером. Уже наступила ночь, и я устал. Конечно, я сожалею о случившемся. Начал жалеть уже через два часа после того, как лег, когда меня разбудил Гудвин по телефону и сообщил, что миссис Джеффи убита. Тогда, слишком поздно для нее, я понял все окончательно. Я даже выбрался из постели и сел в кресло, чего никогда не делал прежде.

— Ведется магнитофонная запись, мистер Вульф, — предупредил его Бауэн. — Вы заявили, что вам была известна личность убийцы. Почему вы никого не уведомили?

— Тьфу! Вы просто ребенок, мистер Бауэн. У меня не было доказательств. Вы заполучили всю мою информацию до последней крупинки и Гудвина впридачу, что представляет собой большое преимущество, когда его голова работает Я начал, как вы помните, с простой гипотезы о том, что убийство миссис Фомоз было подготовкой к убийству мисс Идз. Но в действительности у меня имелось несколько различных гипотез. В дальнейшем самой перспективной из них стала такая: некто в Каракасе, завладев документом мисс Идз, выдает себя за Хаффа, предъявляя соответствующие требования. Потом, решая, что ему надо приехать в Нью—Йорк, дабы поторопить события, он составляет план убийства двоих людей, которые, зная Хаффа, сделали бы пребывание его здесь невозможным. И он избавляется от них либо сам, либо руководит преступлением. После гибели миссис Джеффи, мое предположение стало больше, чем гипотезой.

Убийца вытащил в тот вечер ключи из ее сумочки, а насколько известно, никто из присутствующих, кроме Хаффа, не имел ни малейшего повода для убийства миссис Джеффи. И мое противоречие разрешилось. Миссис Джеффи обнаружила, что Эрик Хафф не тот человек, чью фотографию она получила от своей подруги шесть лет назад, но не разоблачила его: такое было не в ее характере. Она достаточно ясно объяснила свою позицию Гудвину: она не любила вмешиваться в чужие дела, ни разу не приходила на заседания акционеров корпорации. А в четверг тут появилась потому, что чувствовала себя глубоко обязанной Гудвину. Нет, она не разоблачила самозванца, но наверняка дала ему понять, что не узнаёт в нем Эрика Хаффа. Возможно, она сказала ему об этом взглядом или какими–то наивными и прямыми вопросами. Во всяком случае, он понял, что она представляет для него смертельную опасность, и начал действовать быстро, нагло и очень ловко, вытащив ключи из ее сумочки. Нет, он…

Его прервал Ирби, голос которого звучал твердо, прямо и громко:

— Я хочу заявить немедленно, так, чтобы мои слова зафиксировали: мы не…

— Заткнитесь! — оборвал его Кремер.

— Но я…

— Прекрасно знаю, чего вы хотите, и лично займусь этим.

Вульф спросил:

— Я могу продолжать?

— Да.

— Повторяю, я выбрался из постели и сел в кресло. Мне не понадобилось долго размышлять, чтобы понять, что моя гипотеза получила подтверждение. Я не позвонил вам, инспектор, поскольку не в моих привычках дарить полиции, когда меня не просят, продукты деятельности моего головного мозга, поскольку лично занимался расследованием и поскольку видел, как уязвлено самоуважение Гудвина. Тут я подумал, что он обрадуется, когда убийцу поймаем мы, а не вы. Я принялся названивать по телефону и в три часа утра связался с человеком из Каракаса, которого немного знал и которому в разумных пределах доверял. Пятью часами позже он позвонил мне и сообщил, что Эрик Хафф не оставил в Каракасе никаких следов.

— Надо было меня спросить, — проговорил Кремер. — Он два месяца жил в отеле «Ориноко».

— Жаль, что я не сообразил обратиться к вам, сэкономил бы двадцать долларов. В ожидании сообщений из Каракаса я связался с Саулом Пензером. Он пришел позавтракать со мной, и я вручил ему деньги из суммы, отложенной на непредвиденные расходы. Отсюда, он поехал в редакцию и получил фотографию человека, именующего себя Эриком Хаффом. В десять утра он уже летел в Южную Америку.

— Но не в Каракас, — заметил Перли Стеббинс. Он по–прежнему стоял с пистолетом в руке. — Туда нет десятичасового рейса.

— Да, он отправился в Кайамарку, в Перу. Документ, подписанный Присциллой Идз, составлялся там. В Кайамарке он нашел людей, знавших Хаффа и помнивших миссис Хафф. Он выяснил, во–первых, что Хафф был профессиональным игроком, во–вторых, что он не приезжал в Кайамарку три года и, в-третьих, что на фотографиях изображен не Эрик Хафф. Дальше Саул Пензер полетел в Лиму, подогрел интерес полиции с помощью методов, почти не известных в нашем городе, и в течение двенадцати часов собрал достаточно сведений для звонка мне. Они включают… Расскажи им, Саул, коротко. — Учитывая размеры аудитории, Саул придал своему голосу большую, чем обычно, громкость. Он смотрел прямо на Эрика Хаффа и явно не собирался переводить свой взгляд на другой предмет.

— Да, они все знали Эрика Хаффа, — говорил Пензер. — Хафф был игроком и годами работал на побережье. Насколько они слышали, он посещал Штаты только дважды, один раз пожил недолго в Лос—Анджелесе и другой — в Новом Орлеане, откуда привез богатую американскую невесту. Все они знали о бумаге, подписанной его женой и отдающей во владение Хаффу половину ее собственности. Хафф повсюду ее показывал, хвастал. По его словам, написать ее она сама предложила, но он слишком горд, чтобы жить за счет жены, и хранит документ только как сувенир. Его знакомые утверждали, что он действительно так думал и получал от этого удовольствие. Его лично я спросить не смог. Хаффа откопали из–под снежной лавины на горном склоне три месяца назад, девятнадцатого марта. Никто не знал, что случилось с документом. — Саул прочистил горло. Он обычно немного сипит. — Человек, фотографии которого находились у меня, на которого я сейчас смотрю, — Зигфрид Моески. В Лиме двадцать шесть человек опознали его по снимку. Впервые его увидели там около двух лет назад, никому не известно, откуда он приехал. Он — тоже профессиональный игрок — имел с Хаффом много общих дел. Он ходил вместе с ним в горы, в места, посещаемые туристами, пока Хаффа не убила лавина. После смерти Хаффа Зигфрида Моески в окрестностях Лимы никто не видел. Желаете еще подробностей?

— Не сейчас, Саул, — сказал Вульф.

Перли Стеббинс двинулся вперед. Он прошел перед Холмером, между Брукером и Квестом, обогнул меня и остановился за спиной Зигфрида Моески, который находился теперь под хорошим присмотром: Саул слева, Перли в тылу и я справа.

Вульф продолжал:

— Моески подготовился к игре так, чтобы начать оттуда, где не знали ни его, ни мистера Хаффа. В Каракасе он с предосторожностями выбрал адвоката и заявил о своих требованиях в письме, отправив его не бывшей миссис Хафф, а поверенному в ее делах, мистеру Холмеру. На определенном этапе он решил также, что его требование станет более эффективным, появись он в Нью—Йорке лично. Но его планам мешали мисс Идз и миссис Фомоз. Короче, им предстояло умереть.

— Но не до тридцатого июня, — заметил Бауэн.

Вульф кивнул.

— Вы совершенно правы, но и тут можно найти объяснение. Глядя на его решительное и непреклонное лицо, я сомневаюсь, сумеет ли он сейчас растолковать нам этот факт. Я предлагаю следующую версию: какой–то инцидент мог насторожить его и побудить убрать их немедленно. Либо он просто не знал, что, если мисс Идз умрет до тридцатого июня, софтдаунские акции, основа ее состояния, перейдет к другим лицам. По–моему, последнее более вероятно, ведь, по словам мистера Ирби, Хаффу предложили сто тысяч долларов, а он не пожелал даже разговаривать на эту тему. Следует пролить свет и на еще одно обстоятельство. Воспользовался ли Моески чьей–нибудь помощью? Нанимал ли убийцу или действовал сам? Это, конечно, можно проверить в Каракасе и на частных авиалиниях. Но я думаю, он лично убивал своих жертв. Проверьте его первый прилет в Нью—Йорк и убедитесь, что в Каракас он вернулся уже в среду, чтобы говорить по телефону с мистером Ирби. Потом ему предстояло опять покинуть Каракас в среду днем или вечером, чтобы вернуться в Нью—Йорк в четверг, и он отлично с этим справился. — Взгляд Вульфа впервые устремился на Моески. — Для меня, мистер Моески, не осталось никаких сомнений. Вы разработали план действий и держались за него с невероятным упорством. Вы устроили засаду миссис Джеффи, ударили ее и задушили точно так же, как мисс Идз, а еще раньше миссис Фомоз. Я сказал, что вы не вор, но правда такова… Арчи!

Я уже отмечал, когда Энди Фомоз захлопнул дверь перед моим носом, что он может двигаться быстро при желании. Он вскочил со стула и устремился к нашей маленькой группе с быстротой летающей тарелки. Очевидно, он собирался что–то сотворить с Моески голыми руками в качестве личного комментария к тому, что Моески сотворил с миссис Фомоз. Но на анализ намерений, в том числе и моих собственных, не было времени. Теперь, па досуге, я делаю это и, чтобы дополнить отчет, сообщаю о результатах.

Вопрос заключался в том, что поскольку ничего хуже, чем нанесение увечий Моески Энди Фомоз совершить не мог, то зачем мне было вмешиваться? Почему бы не расчистить ему путь, блокировав даже Перли? Отчего же я развернулся и отвесил Энди в правую челюсть удар такой силы, что Энди еще летел по воздуху прежде, чем растянулся, а моя кисть болела целую неделю?

Ответ таков: если бы я стукнул Моески, то убил бы его, но кого–то или что–то мне нужно было стукнуть, и Энди Фомоз, обладатель ста девяноста фунтов веса, каковые делали общение с ним весьма удовлетворительным, предоставил мне такую возможность.

Тут подоспел Кремер, за ним Скиннер, и я отступил, вытирая кровь с костяшек пальцев и наблюдая за тем, как Перли надевает наручники па Зигфрида Моески.

Дэшил Хэммет Мальтийский сокол

Глава 1 Спейд и Арчер

Лицо у Сэмюеля Спейда было длинным, с сильно выдающимся вперед костлявым подбородком, который напоминал римскую цифру V. Глубоко вырезанные треугольные ноздри соседствовали с подвижными улыбчивыми губами. Клинообразное строение лица подчеркивали и брови, лихо разлетавшиеся над крючковатым носом. Светло–русые волосы с большими залысинами спадали на лоб, только желтовато–серые глаза, вопреки ожиданиям, были обычными, а не раскосыми. Короче, Спейд походил на белокурого Мефистофеля.

— Что, милая? — повернулся он к Эффи Пирайн, высокой загорелой девушке в вязаном костюме, эффектно подчеркивающем цвет кожи. На ее жизнерадостном мальчишеском лице весело блестели карие глаза. Она закрыла за собой дверь и прислонилась к косяку.

— Вас спрашивает одна барышня. Ее фамилия Уондерли.

— Клиентка?

— Наверное. Во всяком случае, принять ее надо: она подавлена.

— Тащи ее сюда, милая, тащи, — пробормотал Спейд.

Эффи высунула голову в приемную.

— Можете войти, мисс Уондерли.

— Благодарю вас, — отозвался чистый мелодичный голос, и порог кабинета перешагнула посетительница. Двигалась она медленно и нерешительно, испуганно глядя по сторонам синими глазами.

Высокая и стройная, но совсем не угловатая девушка имела прекрасную фигуру, роскошную грудь и длинные ноги с узкими ступнями. Под глазами у нее лежали круги, темно–рыжие волосы были убраны под голубую шляпку, а полные губки ярко накрашены. Белые зубы приоткрывала несмелая улыбка.

Спейд встал, поклонился и жестом указал на дубовое кресло возле стола. Ростом он был никак не меньше шести футов. Могучие плечи придавали его телу коническую форму. Новый серый костюм очень к нему шел.

— Благодарю вас, — пробормотала девушка и неловко присела на краешек.

Спейд тоже опустился в свое вращающееся кресло, повернулся к посетительнице и вежливо улыбнулся, достигнув лишь того, что его клинообразное лицо стало еще длиннее.

Эффи вышла, и из–за двери немедленно послышался стрекот пишущей машинки. Где–то по соседству ей вторила другая. На столе перед Спейдом громоздилась гора окурков, давно переполнивших пепельницу. В открытое окно со двора проникал резкий запах аммиака.

Легкий ветерок раздувал по столешнице пепел.

Девушка смотрела на его серые хлопья так напряженно, словно собиралась вскочить на ноги, руки в темных перчатках сжимали сумочку.

— Чем могу быть полезен, мисс Уондерли? — спросил Спейд.

Она вздохнула, подняла на него глаза и нерешительно промолвила:

— Понимаете… Мне…

Закусив нижнюю губу, она умолкла.

Спейд снова улыбнулся и кивнул с таким видом, будто во всем уже разобрался и не нашел в ее деле ничего серьезного.

— Может, вы начнете с начала, — предложил он. — А потом мы вместе подумаем, как поступить. Например, расскажите, где все произошло.

— В Нью—Йорке.

— Так.

— Я не знаю, где она познакомилась с ним. То есть, в каком именно месте Нью—Йорка. Она на пять лет моложе меня — ей семнадцать — и у нас разные друзья. Мы даже как сестры совсем не близки. Мама с папой в Европе. Они не переживут этого. Я должна вернуть сестру домой до их возвращения.

— Так, — сказал Спейд.

— Они приедут первого числа следующего месяца.

— Значит, у нас еще две недели, — улыбнулся Спейд.

— Я понятия не имела, что с ней стряслось, пока не получила письмо. И тут я окончательно потеряла голову. — Губы ее дрогнули, и она крепче прижала к себе сумочку. — От страха за сестру я не решилась обратиться в полицию. Мне даже посоветоваться было не с кем. Я просто не представляла, что предпринять. Ну что я могла сделать?

— Ничего конечно, — ответил Спейд. — Значит, от нее пришло письмо?

— Да, и я отправила телеграмму, в которой просила ее вернуться. Она сообщила мне единственный адрес до востребования. Я ждала целую неделю, но в ответ не получила ни слова. А день приезда мамы и папы все приближался. Тогда я отправилась за сестрой сюда, в Сан—Франциско, и сразу написала ей, что нахожусь в городе. Или, по вашему мнению, в моих силах было совершить нечто большее?

— Как знать. Наши возможности не всегда легко определить. Вы так и не нашли ее?

— Нет. Я сообщила, что поселюсь в отеле «Сент—Марк», и умоляла прийти хотя бы поговорить, если она не собирается уехать вместе со мной. Но сестра не появилась. Я прождала трое суток, а она даже записку не прислала.

Спейд кивнул, изобразив на лице сочувствие.

— Это ужасно.

Девушка вымучила из себя улыбку.

— Я не могла сидеть сложа руки, пребывая в неизвестности. — Она вновь посерьезнела. — Короче, я написала еще одно письмо и вчера днем пошла на почту. Ждала там дотемна, но безрезультатно. Утром пошла опять и, хотя Корин не видела, зато встретилась с Флойдом Торсби.

Спейд слушал внимательно, время от времени кивая.

— Он не сказал, где находится Корин, — безнадежным тоном продолжала она. — Заявил только, что она здорова и счастлива. Но почему я должна верить? Он ведь может наговорить что угодно, не так ли?

— Конечно, — согласился Спейд. — Но его слова могут быть правдивы.

— Я только на это и надеюсь! — воскликнула девушка. — Просто мне нельзя вернуться домой, не повидав ее, не услышав хотя бы по телефону. Ее номера он мне не дал, объяснил, что она не желает со мной встречаться. Неправда! Он обещал привести ее — если она захочет — в отель сегодня вечером, но утверждал, что ничего подобного ей и в голову не придет. Однако заявил, что сам наведается непременно. Он…

Девушка резко зажала рот рукой, заметив, что дверь открывается.

— О, простите меня! — пробормотал вновь появившийся мужчина.

Торопливо сдернув шляпу, он собрался ретироваться.

— Ничего, Мильс, — сказал Спейд. — Заходи. Мисс Уондерли, это мистер Арчер, мой партнер.

Мильс Арчер шагнул в комнату, закрыл дверь и улыбнулся девушке. Человек среднего роста, крепкого сложения, широкоплечий, с толстой шеей, красным лицом и коротко подстриженными седыми волосами, Арчер выглядел далеко за сорок, тогда как Спейду было немногим больше тридцати.

— Сестра мисс Уондерли удрала из Нью—Йорка с парнем по имени Флойд Торсби, — объяснил Спейд. — Они здесь, в Сан—Франциско. Мисс Уондерли уже видела Торсби и договорилась о встрече на сегодня. Возможно, он приведет сестру, но шансы невелики. Мисс Уондерли просит, чтобы мы нашли ее и вернули домой. — Он посмотрел на девушку. — Правильно?

— Да, — неопределенно ответила та.

Смущение, покинувшее ее, благодаря дружеским улыбкам Спейда, возродилось с повой силой. Она нервно теребила сумочку.

Спейд мигнул партнеру.

Мильс Арчер подошел к столу. Пока девушка рассматривала свою сумку, он разглядывал девушку. Его маленькие черные глазки оценивающе окидывали ее с ног до головы. Закончив изучение, он оглянулся на Спейда и одобрительно кивнул.

— Никаких затруднений не возникнет, — заметил Спейд.: — Дело простое. Вечером пошлем нашего человека в отель и он проследит за Торсби. Если сестра придет вместе с ним и вы уговорите ее вернуться, ситуация совсем упростится. Но она может не согласиться покинуть своего друга. Тогда… что ж, не страшно, мы придумаем, как действовать дальше.

— Без сомнения, — прохрипел Арчер.

Девушка бросила быстрый взгляд на Спейда и нахмурилась.

— Только, пожалуйста, будьте очень осторожны! — воскликнула она вибрирующим голосом. — Я смертельно боюсь его. Он на многое способен. То, что ему удалось завлечь сюда из Нью—Йорка такую молоденькую девушку, невероятно серьезно…

Спейд в очередной раз улыбнулся.

— Предоставьте это нам. Уж мы не подкачаем.

— А он… он не может ничего над ней сотворить?

— Не исключено, — вздохнул Спейд. — Но мы и об этом позаботимся, не волнуйтесь.

— Я вам верю, — серьезно сказала она. — Но вы должны помнить, какой он опасный тип. Его ничто не остановит, даже убийство. Он убьет Корин, если решит, что таким образом выкрутится. А как по–вашему?

— Вы не грозили ему?

— Я только сказала, что сестру нужно вернуть домой до приезда родителей, и пообещала никому ничего не говорить. В противном случае папа сделает все возможное, чтобы его поймать.

— А не может он прикрыть похищение своей женитьбой?

Девушка покраснела и смущенно ответила:

— У него в Англии жена и трое детей. То, что он не вступает с ней в брак, Корин объяснила в письме именно этим.

— Подобные люди, как правило, бывают женаты, хотя и не всегда на англичанках, — заметил Спейд и приготовился записывать. — Как он выглядит?

— Ему лет тридцать пять, примерно как вам. Высокий, загорелый, говорит довольно громко, при ходьбе сильно топает, нервный и раздражительный.

— Цвет глаз? — продолжал Спейд, не поднимая головы.

— Серо–голубые, водянистые. Ах, да! У него еще шрам на подбородке.

— Конституция?

— Сложен хорошо. Широкоплечий, подтянутый, то что называют военной выправкой. Сегодня утром на нем был светло–серый костюм и серая шляпа.

— На какие средства живет?

— Понятия не имею, — ответила девушка.

— Когда он должен с вами встретиться?

— После восьми вечера.

— Хорошо, мисс Уондерли. Мы отправим в отель своего сотрудника. Вы очень нам помогли бы, если…

— Разве пойдете не вы и не мистер Арчер? Нельзя ли, чтобы моим делом занимался кто–то из вас? Не сомневаюсь, что ваш работник справится, но я боюсь за Корин. Пожалуйста! Я заплачу. — Она торопливо полезла в сумочку и вытащила оттуда две стодолларовые бумажки. — Этого достаточно?

— Да, — сказал Арчер. — Я согласен.

Девушка порывисто вскочила на ноги.

— Спасибо! Спасибо! — воскликнула она, протягивая Спейду руку. — Благодарю вас!

— Не за что… какие мелочи, — отмахнулся Спейд. — Мы рады помочь вам. Только, пожалуйста, постарайтесь перехватить Торсби на лестнице или в холле.

— Хорошо, — согласилась она и еще раз поблагодарила партнеров.

— Только не смотрите на меня, — предостерег ее Арчер. — Я сам вас увижу.

Спейд. проводил девушку до выхода, а когда вернулся и сел за стол, Арчер кивнул на стодолларовые бумажки.

— Тут полный порядок, — удовлетворенно сказал он, пихая в карман одну банкноту. — У нее в сумочке полно таких близнецов.

Спейд забрал вторую себе.

— Что ты думаешь о нашей новой клиентке? — спросил он. — По–моему, пороху в ней маловато.

— Милашка! А насчет пороху — ты зря. — Арчер вдруг грубо захохотал, но смех его звучал невесело. — Ты увидел ее раньше, Сэм, но я первым предложил свои услуги.

— Ну и возись с ней, — хищно усмехнулся Спейд, обнажая зубы. — У тебя своя голова на плечах.

И он закурил сигарету.

Глава 2 Смерть в тумане

В темноте резко задребезжал телефон. После третьего звонка пружины кровати скрипнули, потом на пол. с глухим стуком упало что–то небольшое и твердое. Снова заскрипели пружины, и мужской голос произнес:

— Алло… Да, слушаю… Умер?.. Да… Пятнадцать минут… Спасибо,

Щелкнул выключатель, и белый шар, свисавший с потолка на трех позолоченных цепях, ярко осветил комнату. На кровати в бело–зеленой пижаме сидел Спейд. Подняв с пола упавшую никелированную зажигалку, он подвинул к себе пачку курительной бумаги и табак.

Из окон тянуло прохладой. Миниатюрные часики, стоявшие на толстом томе «Избранных уголовных дел Америки», показывали пять минут третьего.

Тонкими длинными пальцами Спейд аккуратно скрутил папиросу и закурил. Потом, сбросив пижаму, похлопал себя по. телу. Его грудь, руки и ноги были совершенно безволосыми, а кожа — по–детски чистой и мягкой. Покрутив головой, он начал одеваться: тонкое белое белье, серые носки, темно–коричневые брюки и ботинки. Спейд сделал перерыв и вызвал такси по номеру: Грей–стоун 45–00. Затем выбрал зеленую с белыми полосками рубашку, зеленый галстук, серый пиджак, твидовое пальто и темно–серую шляпу. А пока рассовывал по карманам деньги и табак, позвонили в дверь.

Не доезжая Чайнатауна, там, где Буш–стрит пересекается с Стоктон–стрит, Спейд попросил остановиться, расплатился и вылез из кабины. Сан—Франциско окутывал холодный, липкий туман. Немного впереди толпилась и что–то разглядывала группа мужчин. С противоположной стороны улицы тоже смотрели туда мужчина и две женщины. В окнах ближайших домов горел свет, из неосвещенных окон свешивались чьи–то головы.

Спейд подошел к толпе, в которой оказался и полицейский; он жевал резинку. Заметив Спейда, он остановил его жестом.

— Что вам здесь нужно?

— Я Сэм Спейд. Мне звонил Том Полхауз.

— Вот как! А я вас не узнал. Они сейчас закончат и придут. — Полицейский отвернулся и буркнул в сторону: — Скверная история.

— Несомненно, — согласился Спейд и протиснулся поближе.

Неподалеку стояла «скорая помощь» с открытой задней дверью. Участок возле тротуара был огорожен длинными жердями, за изгородью лежал на спине Мильс Арчер. Над ним, освещая тело фонариком, склонились двое мужчин. Еще несколько человек тщательно обыскивали местность.

— Привет, Сэм, — произнес один из двоих — высокий, полный, с маленькими бесстрастными глазками и плохо выбритым лицом. Его ботинки, колени, руки и даже подбородок были в грязи. — Я подумал, что ты не откажешься осмотреть труп, пока мы его не увезли, — продолжал он.

— Спасибо, Томми, — вздохнул Спейд. — Что произошло?

Опершись об изгородь, теперь он кивал знакомым полицейским.

Том Полхауз поднял грязный палец, изображая пистолет.

— Его ухлопали. Кх-х — и насмерть, — Он извлек из кармана гигантский револьвер и протянул его Спейду. — Вот, пожалуйста, нашли на этом самом месте. «Веблей». Английский, если не ошибаюсь?

Спейд взял Полхауза за руку, чтобы получше рассмотреть оружие, не прикасаясь к нему.

— Да, — подтвердил он. — Автоматический револьвер «веблей–фосбери». Точно. Тридцать восьмой калибр, восьмизарядный. Теперь такие уже не выпускаются. Сколько было выстрелов?

— Один, — ответил Том, — Видимо, убийца бросил револьвер у забора, едва Мильс упал. Тебе приходилось сталкиваться с таким оружием?

— Пару раз, не больше, — безразлично бросил Спейд и торопливо добавил: — Его застрелили прямо тут, да? Значит, он стоял на твоем месте, спиной к загородке. А убийца расположился вот здесь. — Спейд отступил назад и вытянул руку, как па дуэли. — Он нажал на курок, и Мильс упал. Верно?

— Да, — медленно кивнул Том и нахмурился. — Порохом опалило пальто.

— Кто обнаружил тело?

— Патрульный полицейский Шиллинг. Он как раз шел по Буш–стриг, когда из–за угла поворачивала машина. Фары осветили забор, ну и труп заодно.

— Что еще за машина?

— Понимаешь, Сэм, Шиллинг не обратил на нее внимания. Ведь он не знал, что здесь случилось убийство. Правда, заявил, что от самой Поуэлл–стрит никого не встретил. На Стоктон–стрит тоже. Проклятый туман! Никакой видимости.

— Кто–нибудь слышал выстрел? — поинтересовался Спейд.

— О, господи! Да мы сами только что явились. Может, кто и слышал, потом выясним. — Он повернулся к забору. — Ты осмотришь труп, пока его не увезли?

— Нет.

Том удивленно поднял брови.

— Ведь ты уже все разглядел, — заявил Спейд. — Я увижу не больше твоего.

Том с сомнением хмыкнул и перекинул ногу через жердь.

— Пистолет лежал у Мильса во внутреннем кармане. Пальто застегнуто на все пуговицы. Кроме того, при нем обнаружено сто шестьдесят баксов. Он работал, Сэм?

Немного подумав, Спейд кивнул.

— Ну? — настаивал Том.

— Ему предложили проследить парня по имени Флойд Торсби. — И Спейд описал Торсби со слов Уондерли.

— Зачем?

Спейд сунул руки в карманы и отвернулся.

— Зачем? — нетерпеливо повторил Том.

— Возможно, он англичанин, точно не знаю. Мы пытались выяснить, где он живет. — Спейд мрачно усмехнулся и похлопал Тома по плечу. — Не спрашивай больше. Мне надо известить жену Мильса.

Он повернулся, чтобы уйти. Том открыл рот, потом закрыл, и наконец хрипло произнес, стараясь смягчить голос:

— Паршивое дело. Жалко Мильса. У него, конечно, были недостатки, как у любого человека, но в общем, хороший был парень.

— Верно, — согласился Спейд и зашагал прочь.

Из ночной аптеки на углу Буш- и Тейлор–стрит Спейд позвонил по телефону.

— Милочка, — сказал он, когда его соединили, — Арчера застрелили… Да, насмерть… Не волнуйся… Да… Тебе надо заняться Евой… Нет… Будь я проклят, если поеду. Давай ты… Она хорошая женщина… И держи ее подальше от конторы. Скажи, что мы скоро увидимся… Да, но не обещай ничего определенного… Ты ангел. Пока.

Когда Спейд вернулся домой, будильник показывал без двадцати четыре. Бросив пальто со шляпой на кровать, он прошел на кухню и вернулся оттуда с бокалом и бутылкой «Баккарди». Затем налил спиртное, выпил залпом, поставил бутылку с бокалом на стол, сел на край кровати и закурил. Он приступил уже к пятой папиросе и третьему «Баккарди», когда позвонили в дверь. На часах было половина пятого.

Спейд вздохнул и поплелся к домофону, расположенному возле ванной. Там он нажал кнопку, управлявшую замком, и пробормотал:

— Проклятье!

Загремел лифт, Спейд не спеша вышел в коридор, снова вздохнул и открыл квартиру.

— Привет, Том, — сказал он высокому детективу, с которым разговаривал на улице, и добавил, обращаясь к мужчине, стоявшему рядом: — Здравствуйте, лейтенант. Входите.

Они молча кивнули и проследовали за Спейдом. Он провел их в спальню. Том присел на краешек софы возле окна, а лейтенант — в кресло у стола.

Лейтенант был крепко сложенным усатым мужчиной с коротко подстриженными седеющими волосами. В галстуке у него торчала пятидолларовая позолоченная булавка.

Спейд принес с кухни еще два бокала, наполнил их и вручил своим гостям. Потом налил себе и уселся на кровать.

— За успешное раскрытие преступления, — провозгласил он.

Том осушил бокал и, утерев губы тыльной стороной ладони, поставил его на пол, который разглядывал так задумчиво, будто пытался что–то вспомнить.

Лейтенант же сделал единственный глоток, и то после долгого размышления. С любопытством осмотрев комнату, он повернулся к Тому. Тот неловко поерзал на софе и промямлил, не поднимая глаз:

— Слушай, Сэм, ты сообщил новость жене Мильса?

— Угу, — кивнул Спейд.

— И как она отреагировала?

Спейд пожал плечами.

— Я не разбираюсь в женщинах.

— Черта с два не разбираешься, — хмыкнул Том.

Лейтенант оперся руками о колени и, наклонившись вперед, уставил зеленоватые глаза на Спейда.

— Какое оружие вы обычно носите? — спросил он.

— Никакого. Я его вообще не люблю. Правда, в конторе у меня кое–что припасено.

— Хотелось бы взглянуть, — заметил лейтенант. — А тут у вас, случайно, ничего не завалялось?

— Нет.

— Вы уверены?

— Поищите сами, — улыбнулся Спейд, помахивая пустым бокалом. — Можете перевернуть все вверх дном. Я не стану возражать, если вы предъявите ордер на обыск.

— О, Сэм… — запротестовал было Том.

Но Спейд уже стоял перед лейтенантом.

— Чего вы добиваетесь, Данди? — холодно процедил он.

Лейтенант наконец отвел взор от Спейда, манипулируя при этом только одним глазом.

Том глубоко вздохнул и, шмыгнув носом, промямлил:

— Мы не собираемся причинять тебе никаких неприятностей, Сэм.

Не обратив на него внимания, Спейд настойчиво повторил:

— Что вам нужно? Для чего было приходить и изъясняться загадками? Кто вам дал право заявляться сюда для обыска?

— Не волнуйтесь, — глухо сказал Данди. — Сперва выслушайте.

— Я буду делать только то, что мне приятно, — не двигаясь с места, проговорил Спейд.

— Успокойся, ради Христа, — взмолился Том. — Зачем нам ссориться? Если тебе хочется узнать, зачем мы пришли, я объясню. Помнишь, я спросил, кто такой Торсби, а ты ответил, что это не мое дело. Не надо ничего скрывать, Сэм. Мы же на работе.

Лейтенант Данди внезапно вскочил на ноги.

— Предупреждаю, что очень скоро вы поскользнетесь! — пригрозил он.

— Поскользнуться может любой, — презрительно фыркнул Спейд.

— А вы — в первую очередь.

Спейд усмехнулся.

— Благодарю за заботу, но вы ошиблись: я делаю все как надо. — Тут он стер с лица улыбку и прищурился. — Слушайте, мне это надоело. Или немедленно говорите, что вам нужно, или убирайтесь. Я хочу спать.

— Кто такой Торсби? — спросил Данди.

— Я уже рассказал Тому все, что о нем знал.

— Рассказали вы дьявольски мало.

— Я дьявольски мало знаю.

— Почему вы следили за ним?

— Следил не я, а Мильс. По той простой причине, что у нас есть клиент, который платит за это денежными знаками Соединенных Штатов.

— Кто он?

— Вы же отлично понимаете, что я не могу открыть его имя без разрешения, — презрительно бросил Спейд.

— В таком случае я привлеку вас к уголовной ответственности! — с жаром воскликнул Данди. — Произошло убийство, не забывайте!

— Вам тоже следует кое–что помнить: заговорю я или нет — будет зависеть только от моего настроения. А я не заговорю хотя бы потому, что полиция меня не любит.

Том поднялся с софы и пересел на кровать. У него было очень усталое лицо.

— Будь человеком, Сэм, — вздохнул он. — Дай нам шанс. Как мы раскроем убийство Мильса, если ты ничего не объясняешь?

— У вас не должна болеть голова из–за этого, — отмахнулся Спейд. — Я лично займусь расследованием.

Лейтенант Данди снова сел на место и мрачно улыбнулся.

— Так я и думал. Поэтому–то мы и пришли к вам. Верно, Том?

Том застонал, но ничего не ответил.

— Я так и сказал Тому, — продолжал Данди. — «Том, — говорю, — по–моему, Сэм Спейд устроит этому человеку грандиозную неприятность». Да, именно так и сказал.

— И теперь, ребята, вам это не дает покоя? — поинтересовался Спейд.

Данди опять встал, подошел к нему и разразился небольшой тирадой, при каждом слове тыкая пальцем в грудь Спейду:

— Да, не дает. Торсби прикончили перед его отелем через тридцать пять минут после вашего ухода с Буш–стрит.

— Уберите свои грязные лапы, — процедил Спейд.

Данди опустил руку, но продолжал столь же воинственно:

— Том заявил, будто вы так торопились, что даже не пожелали взглянуть на своего партнера.

— Черт возьми, Сэм, — с извиняющейся улыбкой вмешался Том, — ведь так оно и было.

— И к Арчеру домой вы не ходили, — продолжал лейтенант. — Мы звонили туда: к телефону подошла девчонка из вашей конторы — вы–де послали ее к жене Арчера.

Спейд кивнул. Его застывшее лицо напоминало холодную маску. Лейтенант Данди снова поднял палец, но, вовремя спохватившись, убрал его и заявил:

— Давайте посчитаем: вы потратили минут десять на телефонный разговор с девчонкой. Столько же на поиски Торсби: дорога до Гири около Ливенворта. В крайнем случае, на это ушло пятнадцать минут. И еще минут пятнадцать вы его прождали.

— Разве я знал, где он живет? — спросил Спейд. — И куда отправится после убийства Мильеа?

— Конечно знали, — упрямо сказал Данди. — Когда вы вернулись домой?

— Без двадцати четыре. Я прошелся пешком, чтобы обдумать случившееся.

Лейтенант покачал головой.

— Нам известно, что в половине четвертого вас еще не было: мы пытались дозвониться. Какой дорогой вы шли?

— По Буш–стрит.

— Вы никого по пути не встретили?

— Увы, свидетелей у меня пет, — засмеялся Спейд. — Сядьте, Данди, допейте сперва. Давай свой бокал, Том.

— Нет, спасибо, Сэм.

Данди сел, но к вину не притронулся. Спейд налил себе очередную порцию, выпил, поставил бокал на стол и снова опустился на край кровати.

— Теперь ситуация прояснилась, — сказал он, дружелюбно поглядывая на детективов. — Мне очень жаль, но вы попали не по адресу. Я понимаю, что вы хотели поймать меня на слове. Но я знал только то, что Мильс умер, и, конечно, был огорчен этим. Сейчас мне известно гораздо больше.

— Придется тебе обо всем забыть, — заметил Том.

Лейтенант промолчал.

— Выходит, Торсби тоже умер? — спросил Спейд.

Лейтенант ничего не ответил, но Том утвердительно кивнул.

— И вы отлично знаете, — сердито добавил лейтенант, — что умер он, не успев вымолвить ни слова.

— Что вы имеете в виду? Откуда я могу это знать?

— Я имел в виду то, что сказал, — жестко ответил Данди.

Спейд посмотрел на него с улыбкой.

— Вы еще не собираетесь заковать меня в кандалы, Данди?

Тот. взглянул на него своими зелеными глазами, но ничего не произнес.

— Таким образом, Данди, у вас нет веской причины для пребывания здесь? — продолжал Спейд.

— Не волнуйся, Сэм, — вмешался Том.

Спейд засмеялся.

— Хорошо, Томми. Но как же я убил этого типа? Что–то не помню.

Том хмыкнул.

— Ему четырежды выстрелили в спину, — ответил Данди. — Стреляли с улицы, когда он входил в отель. Преступника никто не видел.

— В плечевой кобуре у Торсби оказался «люгер». Ствол чистый, — добавил Том.

— В отеле о нем что–нибудь сообщили? — спросил Спейд.

— Только то, что он поселился там неделю назад. Больше ничего.

— Один?

— Один.

— На нем или в его комнате что–нибудь нашли?

— В смысле? — поджал губы Данди.

Спейд описал папиросой круг.

— В смысле подсказки о том, кем он был и чем занимался, — ответил он. — Разве не ясно?

— Мы надеялись услышать об этом от вас.

— Я отродясь Торсби не видел, ни живого, ни мертвого, — пожал плечами Спейд.

Лейтенант встал. Лицо его выражало разочарование. Том зевнул.

— Ладно, мы выяснили все, что хотели, — пробурчал Данди, покрутив усы. — Вы узнали больше, чем сказали сами. Это плохо. Мы знакомы не первый день, Спейд. Один неверный шаг с вашей стороны — и вы пропали, предупреждаю вас.

— Спасибо, — улыбнулся Спейд. — Если вы собрались уходить, допейте сначала вино.

Лейтенант повернулся к столу, махом опрокинул содержимое бокала и направился к выходу. Том последовал за ним.

Они церемонно пожали друг другу руки, Спейд запер за гостями дверь и вернулся в спальню. Потом разделся, погасил свет и лег спать.

Глава 3 Три женщины

Явившись к десяти утра в свою контору, Спейд застал Эффи Пирайи на рабочем месте: она разбирала почту. Ее мальчишеское лицо было бледным.

— Она здесь, — тихо сказала Эффи.

— Ведь я просил держать ее подальше отсюда, — так же тихо проговорил Спейд.

— Да, — раздраженно ответила Эффи, широко открывая глаза. — Только не научил, как это сделать. Я провела с ней всю ночь.

Спейд потрепал ее по голове.

— Прости, ангельчик, я не… — Он не договорил, ибо дверь кабинета распахнулась. — Здравствуй, Ева, — приветствовал он появившуюся на пороге женщину.

— О, Сэм! — воскликнула та.

Эта блондинка, которой давно перевалило за тридцать, лет пять назад, вероятно, была красива. Но и сейчас, несмотря на полноту, фигура ее выглядела прекрасно. Она была в трауре: во всем черном от шляпки до туфель.

Спейд отдернул руку от головы Эффи, вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. Ева приблизилась к нему и подставила для поцелуя печальное лицо. Прежде чем он успел отодвинуться, руки женщины обвились вокруг его шеи. Тогда он попытался вырваться, но Ева не только прижалась крепче, а еще и зарыдала, спрятав лицо на его груди.

Он погладил ее по спине.

— Бедняжка.

И хотя голос Спейда звучал нежно, сердитый взгляд устремился к столу, за которым так недавно восседал его партнер. Он сжал губы, повернул голову, отстраняясь от полей ее шляпки, и спросил:

— Ты вызвала брата Мильса?

— Да, утром он приехал, — всхлипнула Ева.

Он скосил глаза, стараясь разглядеть время на часах–браслете. Левой рукой он обнимал ее за плечи. К счастью, рукав задрался, и циферблат он увидел. Было десять минут одиннадцатого.

Женщина стиснула его ладони и подняла лицо: в голубых глазах блестели слезы, рот повлажнел.

— О, Сэм, — простонала она. — Это ты его убил?

От удивления у Спейда отвисла челюсть. Он наконец оторвал от себя гостью и отступил.

Она бессильно уронила руки. В ее взгляде сквозила боль, мягкие алые губы дрожали.

Усмехнувшись, Спейд отошел к окну и принялся рассматривать двор. Ева потихоньку придвигалась к нему. Уловив это даже спиной, он быстро повернулся и направился к столу.

Там он сел, опершись о него локтями и положив подбородок на руки.

— Кто вбил тебе в голову подобную мысль? — холодно спросил он.

— Я думала…

Ева зажала рот ладошкой, из глаз снова хлынули слезы. Она подошла к Спейду. У нее были очень маленькие ноги и туфли на необычайно высоких каблуках.

— Будь со мной поласковее, Сэм, — смиренно попросила она.

Он засмеялся, блестя глазами.

— Ты убил моего мужа, так будь со мной поласковее, — передразнил он, затем сложил руки и добавил: — Иисус Христос!

Ева зарыдала в голос, утираясь платком.

Он встал, обнял ее и поцеловал в шею между ухом и воротничком.

— Не надо, Ева, хватит.

Лицо его ничего не выражало. Когда женщина затихла, он прошептал ей на ухо:

— Тебе не следовало появляться сегодня, дорогая. Это не умно. И не. нужно здесь больше оставаться. Иди домой.

Она взглянула ему в глаза.

— Ты придешь вечером?

Он покачал головой.

— Не сегодня.

— Скоро?

— Да.

— Когда же?

— Как только смогу.

Спейд поцеловал ее в губы, подвел к выходу и сказал:

— До–свидания, Ева.

Закрыв за ней дверь, он сел за стол, вынул из кар-, мана курительную бумагу и табак, но папиросу не скрутил. Просто сидел неподвижно, держа то и другое в руках. Взор Спейда был прикован к месту, где раньше сидел его партнер.

Открылась дверь, и вошла Эффи.

— Ну как? — спросила она.

Ее карие глаза беспокойно блестели. Спейд молчал, не отрывая взгляда от стола партнера. Девушка нахмурилась и подошла поближе.

— Ну как? — громче повторила она. — Как ты поладил с вдовой?

— Она думает, что Мильса убил я, — вздохнул Спейд.

— Чтобы самому на ней жениться?

Спейд не ответил. Девушка сдернула с его головы шляпу и положила ее на стол, потом отняла бумагу и табак.

— Полиция считает, что я застрелил Торсби, — сказал Спейд.

— Кто он такой? — спросила Эффи.

— А кого, по–твоему, я мог застрелить? — Она промолчала, и он пояснил: — Торсби — это парень, за которым следил Мильс по просьбе мисс Уондерли.

Эффи как раз сворачивала ему папиросу: пальцы ее дрогнули. Закончив свое занятие, она поднесла изделие к его губам, чтобы он лизнул край бумаги.

— Спасибо, милая. — Спейд обнял ее за талию и прижался щекой к бедру, закрыв глаза.

— Ты действительно хочешь жениться на Еве? — спросила она.

— Не говори глупости, — пробормотал он. Незажженная папироса прилипла к уголку его рта.

— А вот она не считает это глупостью. Зачем ты вертишься около нее?

— Видит бог, что я мечтаю никогда больше с ней не встречаться, — вздохнул Спейд.

— Вероятно, подобная мечта только теперь родилась, — едва сдерживая злость, заметила она.

— Просто я не умею вести себя с женщинами, — сказал Спейд. — Кроме того, я не любил Мильса.

— Неправда, Сэм, — вскинулась девушка. — Знаешь, я считаю ее выдрой, но от такой фигурки, как у нее, не отказалась бы.

Спейд крепче прижался к ней, но не произнес ни слова. Эффи погладила его по голове и, нахмурившись, спросила:

— А ты не думаешь, что она сама его убила?

Спейд выпрямился, убрав руку с ее талии, на его изумленном лице появилась улыбки. Он не торопясь взял зажигалку и прикурил.

— Ты просто ангел, — нежно сказал он. — Красивый, пустоголовый ангел.

Она сухо улыбнулась.

— Да? А как ты запоешь, когда узнаешь, что твоей Евы не было дома до трех утра? Она вернулась незадолго до моего прихода.

— Откуда такие сведения? — Спейд еще улыбался, но на лице уже появились признаки тревоги.

— Она попросила меня подождать за дверью, пока сама раздевалась. Все ее тряпки валялись в кресле, а пальто и шляпа были мокрые. Она заявила, что спала, но это неправда. И постель выглядела по–другому, чем если бы на ней спали.

Спейд. взял ее за запястье.

— Ты неплохой детектив, дорогая, но, — он покачал головой, — она его не убивала.

Эффи вырвала руку.

— Эта выдра хочет выйти за тебя замуж, Сэм, — с горечью повторила она.

Он нетерпеливо покачал головой.

— Ты виделся с ней прошлой ночью? — хмуро спросила Эффи.

— Нет.

— Честно?

— Честно. Не строй из себя Данди, милая, тебе не идет.

— Кстати, он был у тебя?

— Да. Они с Томом Полхаузом решили выпить со мной в четыре утра.

— Они действительно считают, что ты убил этого, как его там?

— Торсби.

Спейд погасил папиросу и начал сворачивать другую.

— Ну? — настаивала она.

— Бог знает, — ответил он, глядя на самокрутку. — У них есть все основания подозревать меня. Не понимаю, как мне удалось от них отделаться.

— Посмотри на меня, Сэм.

Он поднял на нее глаза и весело засмеялся. Но Эффи почувствовала, что это веселье напускное.

— Что–то мне тревожно, — серьезно сказала она. — Ты всегда думаешь, будто знаешь, как нужно поступать, но действия твои чересчур поспешны, и когда–нибудь ты убедишься, что не все хорошо кончается.

Спейд вздохнул и погладил ее по щеке.

— Данди тоже говорил нечто подобное, но если ты удержишь Еву подальше отсюда, все будет отлично. С остальными неприятностями я справлюсь сам. — Он встал и надел шляпу. — Смени вывеску «Спейд и Арчер» на «Сэмюель Спейд». Я вернусь через час или позвоню.

Очутившись в длинном холле отеля «Сент—Марк», Спейд подошел к столу дежурного рыжеволосого клерка и спросил мисс Уондерли.

Рыжий покачал головой.

— Утром она выехала, мистер Спейд.

— Спасибо.

Спейд направился к нише, там стоял стол, на краю которого красовалась табличка с надписью «Мистер Фрид». За столом сидел полный молодой человек. Заметив Спейда, он встал и протянул ему руку.

Очень жаль Арчера, Спейд, — произнес он с хорошо отрепетированным сочувствием. — Только вчера вечером я видел его в нашем холле.

— Спасибо, Фрид. Вы разговаривали с ним?

— Нет. Он сидел в кресле, я шел мимо и не остановился. Мне показалось, что он на задании, а в таких случаях мешать не следует. Он и вправду работал?

— Пока не в курсе. Но в любом случае я постараюсь, чтобы отель ни во что не вмешивали.

— Спасибо.

— Не за что. Вы сумеете дать мне сведения об одной девушке, а потом забыть, что я ею интересовался?

— Конечно.

— Утром из отеля выписалась мисс Уондерли. Мне необходимы детали.

— Пойдемте, посмотрим вместе, — предложил Фрид.

— Я бы не хотел засвечиваться.

Фрид кивнул и вылез из–за стола, но неожиданно остановился.

— Прошлой ночью дежурил наш детектив Гарри–ман, — сказал он. — Он говорит, что видел Арчера. Расспросить его?

— Лучше не надо, — покосился на него Спейд. — А то историю начнут связывать с мисс Уондерли. Гарриман хороший парень, но любит поболтать, а я хочу сохранить все в тайне.

Фрид опять кивнул и удалился. Вернулся он минут через пятнадцать.

— Она прибыла в прошлый вторник, по ее словам — из Нью—Йорка, с багажом, состоящим из одного чемодана. Никаких звонков, никакой корреспонденции. Как–то ее видели с высоким брюнетом лет тридцати пяти. Сегодня утром, в половине десятого, она вышла, через час вернулась, расплатилась по счетам и ее вещи уложили в машину. Носильщик утверждает, что машина была из Нэша; возможно, взята напрокат. Оставила следующий адрес: Лос—Анджелес, отель «Амбассадор».

— Большое спасибо, Фрид, — сказал Спейд и удалился.

Когда он вернулся в контору, Эффи печатала на машинке. Она тут же прервала свое занятие и доложила:

— Приходил твой друг Данди. Рвался осмотреть оружие мистера Спейда.

— И?

— Я сказала, чтобы он являлся, когда ты возвратишься.

— Молодец, девочка. Если он опять притащится, не отказывай ему ни в чем.

— Звонила мисс Уондерли.

— Вот кстати. Что она сообщила?

Эффи заглянула в блокнот.

— Она в «Короне», Калифорния–стрит, апартаменты номер 1001. Спросить мисс Леблан.

— Дай–ка сюда.

Он взял блокнот, вырвал листок с записью, чиркнул зажигалкой и сжег его. Потом бросил пепел на пол и растер ногой. Девушка следила за ним неодобрительно. Он усмехнулся.

— Вот как надо действовать, дорогая.

И Спейд снова ушел.

Глава 4 Черная птица

Дверь апартаментов № 1001 в «Короне» открыла мисс Уондерли, одетая в черное шелковое платье, перетянутое поясом. Ее лицо раскраснелось, темно–рыжие волосы были растрепаны.

— Доброе утро, — сказал Спейд, снимая шляпу.

В ответ девушка слабо улыбнулась. Ее голубые глаза казались синими.

— Входите, мистер Спейд, — тихо промолвила она, приглашая в гостиную, оформленную в красных и кремовых тонах. — Извините за беспорядок. Я едва закончила распаковывать вещи.

Она положила его шляпу на столик и села. Спейд устроился в кресле лицом к ней. Девушка в волнении стиснула руки и опустила глаза.

— Мистер Спейд, я должна признаться в одной ужасной вещи. — Спейд вежливо улыбнулся, приготовившись слушать. — Она связана с тем… что я вам вчера рассказала… — Она смутилась и замолчала.

— Ах, вот что, — пробормотал Спейд. — Не беспокойтесь, мы не очень–то поверили в вашу историю.

Она посмотрела на него испуганно.

— Тогда зачем вы?..

— Мы поверили в двести долларов.

— В том смысле, что… — Похоже, она не поняла его слов.

— В том смысле, что вы заплатили нам гораздо больше, чем должны были заплатить, если бы говорили правду, — объяснил он. — Вот и все.

Ее лицо прояснилось.

— И вы согласны…

Спейд жестом остановил ее. На его губах по–прежнему играла улыбка, но глаза посерьезнели.

— Это зависит от многого, — сказал он. — Ваша фамилия Уондерли или Леблан?

Девушка покраснела.

— По–настоящему О’Шонесси. Бриджит О’Шонесси.

— Хорошо, мисс О’Шонесси. Полиция связала два происшедших убийства вместе и весьма встревожилась. Я не… — Спейд замолчал, заметив, что она не слушает.

— Мистер Спейд, скажите мне правду. — Ее голос звучал почти истерически. В глазах появилось отчаяние, лицо сразу осунулось. — Выходит, именно я виновата в том, что случилось прошлой ночью?

Спейд покачал головой.

— Насколько мне известно, нет. Ведь вы предупреждали, что Торсби опасен. Правда, вы соврали насчет сестры, но это не важно: мы же вам не поверили. — Он пожал плечами. — Нет, в происшедшем вы не виноваты.

— Благодарю вас, — вздохнула она. — Просто я всегда во всем обвиняю себя. — Она приложила ладони к горлу. — Еще вчера мистер Арчер был жив, такой энергичный, надежный…

— Стоп! — приказал Спейд. — Он знал, на что идет. Это наша работа.

— Он… был женат?

— Да, десять тысяч страховки, детей нет, зато есть женщина, которая его не любила.

— О, пожалуйста, не надо так! — прошептала она.

Спейд снова пожал плечами.

— Тут ничего не попишешь. — Он взглянул на часы и придвинул кресло поближе к девушке. — Давайте не будем тратить время зря. — Говорил он спокойно и твердо. — Сейчас толпа полицейских вместе с репортерами и заместителем окружного прокурора землю носом роют. Чего вы хотите?

— Я хочу, чтобы вы спасли меня от… от всего этого, — слабо пробормотала она, положив руку ему на запястье. — Мистер Спейд, они слышали обо мне?

— Нет еще. Сперва я решил побеседовать с вами.

— Что… что они подумают, если узнают… как я врала?

— Они станут вас подозревать. Потому–то я и беседую сначала с вами. По–моему, им лучше вообще ничего не говорить. А в крайнем случае, сочинить какую–нибудь ложь.

— Так вы не считаете, что я… причастна к убийствам?

Спейд усмехнулся.

— Совсем забыл спросить. Вы причастны к убийствам?

— Нет.

— Прекрасно. Итак, что же мы скажем полиции?

Девушка беспокойно заерзала на стуле. Сейчас она выглядела еще моложе, стала как будто меньше ростом и. была очень подавлена.

— А полиция обязательно должна услышать обо мне? — спросила она. — Хорошо бы сейчас умереть, мистер Спейд. Пока я не могу всего объяснить, но не могли бы вы избавить меня от этих вопросов? Боюсь, что я этого не вынесу. Как, мистер Спейд?

— Что ж, попробую, только сам я должен знать все.

Она смертельно побледнела и напружинилась.

— Я вела скверную жизнь! — воскликнула она. — Гораздо более худшую, чем вы можете представить. Но я не совсем еще падшая. Посмотрите на меня, мистер Спейд. Вы мне верите? Хотя бы чуточку? О, я так одинока, и никто, кроме вас, не сумеет мне помочь. Конечно, я не имею права просить о доверии, если сама вам не верю. Но сейчас я не могу всего сказать, потом… Я боюсь, мистер Спейд: я открылась Флойду и… теперь у меня никого нет, кроме вас. Не надейся я на вашу помощь, давно бы уже удрала, вместо того чтобы названивать вам. — Внезапно она упала перёд ним на колени и обняла за ноги. — Если бы я надеялась на кого–то еще, разве валялась бы здесь перед вами? Будьте великодушны, мистер Спейд. Такой сильный и храбрый человек, как вы, спасет меня. Я не имею права просить вашей помощи, но все же умоляю, помогите!

Спейд глубоко вздохнул.

— Ни в какой помощи вы не нуждаетесь, — сказал он. — Вы хорошая. Вы великолепная актриса. Больше всего мне нравится выражение ваших глаз и дрожь в голосе при словах: «Будьте великодушны, мистер Спейд».

Она покраснела, встала на ноги и, посмотрев Спей–ду прямо в глаза, призналась:

— Я заслужила это. Заслужила… но… как мне нужна ваша помощь! Сожалею, что я солгала. Теперь вы не будете мне верить.

Смутившись, Спейд отвел взгляд в сторону.

— Да, теперь вы опасны, — пробормотал он.

Бриджит О’Шонесси подошла к столику и взяла его шляпу.

— Что случилось прошлой ночью? — спросил Спейд, глядя на свою вещь.

— Флойд явился в отель в девять часов, и мы вышли на улицу. Я сама предложила прогуляться, чтобы мистер Арчер мог его разглядеть. Мы забрели в ресторан на Джири–сгрит, поужинали, потанцевали и вернулись в отель примерно в половине первого.. Флойд проводил меня до парадного. В это время по противоположному тротуару прошел мистер Арчер. Он направлялся вниз…

— Вниз? То есть, в сторону Маркет–стрит?

— Да.

— Известно ли вам, что случилось между ними близ пересечения Буш- и Стоктон–стрит, где был убит Арчер?

— Это там, где жил Флойд?

— Нет, в нескольких кварталах от вашего отеля. Что вы делали после их ухода?

— Отправилась спать. Заголовки газет я увидела утром за завтраком. Тогда и прочитала об убийствах. Потом пошла на Юнион–сквер, поймала такси и отправилась в отель за вещами. Дело в том, что вчера я заметила, что мою комнату обыскивали и решила переехать. Нашла это место и сразу же позвонила вам в контору.

— Вашу комнату в «Сент—Марке» обшаривали?

— Да, пока я сидела у вас. Мне бы не хотелось говорить об этом.

— Иными словами, я не должен об этом спрашивать?

Она кивнула. Спейд нахмурился. Девушка по–прежнему крутила в руках его шляпу. Он засмеялся.

— Перестаньте размахивать сим предметом перед моим носом. Короче, вам нужна моя помощь?

Девушка вежливо улыбнулась, положила шляпу на стол, а сама села.

— Я совсем не против действий вслепую, — продолжал он. — Но я не смогу ни за что поручиться, если не выясню всех обстоятельств. Например, что связывало вас с Флойдом Торсби?

— Я познакомилась с ним на Востоке, — медленно заговорила Бриджит. — Сюда мы приехали на прошлой неделе из Гонконга. Он… он обещал меня выручить. А сам, воспользовавшись моей беспомощностью и зависимостью от него, предал.

— Предал? Каким образом? — Она молча покачала головой, и Спейд нетерпеливо переспросил: — Почему вы не отвечаете?

— Я хотела понять, как далеко он зашел. От меня он скрывал даже свое жилище и занятия.

— Это он убил Арчера?

Она удивленно посмотрела на него.

— Наверняка.

— В кобуре под мышкой у Торсби нашли «люгер», а Арчера застрелили из оружия другой системы.

— У него был еще пистолет в кармане пальто.

— Вы его видели?

— Видела, и часто. Он вообще с ним не расставался. Если надевал пальто, там был и пистолет.

— Зачем ему столько стволов?

— Это его жизнь. В Гонконге говорили, что он был телохранителем какого–то игрока, бежавшего из Штатов. Потом игрок исчез, и люди судачили, будто Флойд что–то об этом знает. Он всегда был при оружий, даже ложась спать раскладывал на полу газеты, чтобы никто не мог бесшумно войти в комнату.

— Хорошенького партнера вы себе нашли!

— Только такие люди сумеют мне помочь, — просто сказала она, — если будут преданы.

— Вот именно, «если», — мрачно заметил Спейд. — Но действительно ли у вас скверное положение?

— Очень, хуже быть не может.

— Физическая опасность?

— Я не героиня и считаю, что хуже смерти ничего нет.

— А все же?

— Если вы откажетесь, со мной произойдет беда. Это также точно, как то, что мы здесь сидим.

Спейд раздраженно пригладил волосы.

— Я не бог. И не умею работать с чудесами и воздухом. — Он взглянул на часы. — Время идет, а вы так ничего и не сообщили. Кто убил Торсби?

— Я не знаю, — пробормотала она, закрывая лицо платком.

— Ваши враги или его?

— Не знаю. Надеюсь, что его, но я боюсь… — Не закончив, она умолкла.

— Как он должен был вам помочь? Почему вы приехали с ним из Гонконга?

Бриджит испуганно посмотрела на Спейда и молча покачала головой. На лице ее появилось упрямое выражение.

Спейд встал и сунул руки в карманы.

— Ну, хватит! — рявкнул он. — К сожалению, ничего не могу для вас сделать. Мне не известно, что вы хотите от меня. Я даже не уверен, знаете ли вы, чего сами хотите.

Она опустила голову и заплакала. Он громко кашлянул и направился к столу за шляпой.

— Вы не пойдете в полицию? — всхлипнула Бриджит.

— В полицию! — гневно воскликнул Спейд. — Они преследуют меня с четырех утра. У меня и без них хватает неприятностей. Зачем я туда потащусь? Но помогать вам я не буду и пробовать не стану. — Он надел шляпу. — Мне остается только ждать, когда они сами придут ко мне. Тогда я скажу им все, что знаю, а вы устраивайтесь, как пожелаете.

Бриджит еле поднялась с места, так дрожали у нее ноги, и обратила к Спейду бледное испуганное лицо.

— Вы были очень терпеливы, пытаясь меня выручить, но это безнадежно и бесполезно, — Она схватила его руку. — Благодарю вас за все. Я попробую выкрутиться сама.

Спейд сдвинул брови и снова сел.

— Сколько у вас денег? — спросил он.

Вопрос изумил девушку. Она сжала губы и проговорила с неохотой:

— Около пятисот долларов.

— Дайте их мне.

Она заколебалась. Спейд сердито нахмурился и махнул рукой. Тогда Бриджит отправилась в спальню и принесла оттуда пачку купюр. Он пересчитал деньги и заметил:

— Здесь только четыреста.

— Мне надо немного оставить на жизнь, — коротко объяснила Бриджит..

— Больше у вас нет?

— Нет.

— Должно быть, — настаивал он.

— У меня есть драгоценности.

— Немедленно заложите их. Лучше всего в «Мишн и Файв».

Она робко взглянула на Спейда. Он протянул руку, и Бриджит вынула из кармана платья тонкую пачку банкнот. Спейд пересчитал и их: четыре двадцатки, четыре десятки и пятерка. Две десятки и пятерку он вернул, остальные сунул себе в пиджак.

— Я подумаю, что можно для вас сделать, — сказал он. — Потом я сообщу вам свои соображения. Позвоню четыре раза — длинный, короткий, длинный, короткий, чтобы вы поняли, кто к вам пришел. Дверь можете не открывать, я войду сам.

Когда Спейд покидал ее, она стояла посреди комнаты, изумленно хлопая голубыми глазами.

Спейд вошел в приемную конторы, на дверях которой значилось: «Уайз, Мерихен и Уайз». Рыжеволосая секретарша подняла голову.

— О, здравствуйте, мистер Спейд!

— Здравствуйте, дорогая, — ответил он. — Сид у себя?

Он встал возле девушки и, положив ладонь ей на плечо, принялся смотреть, как она манипулирует с селектором.

— Мистер Уайз, вас хочет видеть мистер Спейд, — сообщила она и обратилась к Спейду: — Можете войти.

Он похлопал ее по руке, шагнул из приемной в тускло освещенный коридор, остановился у стеклянной двери, толкнул ее и вошел в кабинет. Там, за громадным столом, сидел невысокий смуглый мужчина с измученным лицом.

Он выпустил навстречу Спейду клуб сигарного дыма и сказал:

Тащи кресло и садись. Значит, Мильс сыграл ночью в ящик? — Ни голос, ни усталое лицо его не выражали никаких эмоций.

— Угу. Потому я и здесь, — хмуро ответил Спейд. — По–моему, Сид, я вполне могу послать коронера к черту. Разве не в моих силах спрятаться за священное право сохранения тайны клиентов, подобно священникам и юристам?

Сид Уайз пожал плечами.

— А почему бы и нет? Дознание — еще не судебное разбирательство. Во всяком случае, попытайся.

— Конечно, но этот сопливый Данди больно на меня зол. Бери шляпу, Сид, мы идем беседовать с нужным человеком. Мне необходимо подстраховаться.

Сид Уайз с тоской посмотрел на груду бумаг, лежащих перед ним на столе, и застонал. Но затем все же поднялся и начал одеваться.

— Сукин ты сын, Сэмми, — заметил он, надвигая на лоб шляпу.

В десять минут шестого Слейд вернулся в свою кон–тору. Эффи сидела на рабочем месте и читала «Таймс». Спейд пристроился на краешке стола.

— Что нового? — спросил он.

— Ничего. — Только теперь Эффи взглянула на него. — А у тебя такой вид, будто ты ненароком проглотил канарейку.

Он усмехнулся.

— Именно это и ожидает нас в ближайшем будущем. Я никогда не сомневался, что Мильс расстанется с жизнью подобным образом в самый неподходящий момент. Ты не пошлешь ему на могилу цветы от моего имени?

— Уже послала.

— Ты просто бесценный ангел. Как поживает сегодня твоя женская интуиция?

— А что?

— Какого ты мнения об Уондерли?

— Никакого, — отрезала девушка.

— У нее слишком много имен, — продолжал Спейд. — Уондерли, Леблан, а теперь она утверждает, будто ее подлинная фамилия О’Шонесси.

— Меня это не волнует, даже если свои имена она откопала в телефонном справочнике. Тебе отлично известно, что с ней все в порядке.

— Интересно, — усмехнулся Спейд. — Но так или иначе, за два дня она выложила семь сотен баксов, вот и говори потом, что с ней полный порядок.

Эффи Пирайн выпрямилась.

— Сэм, если у этой девушки неприятности и ты ей не поможешь или воспользуешься ситуацией, чтобы выманить у нее деньги, я тебе такого никогда не прощу.

Спейд неестественно улыбнулся, но тотчас нахмурился и уже начал было говорить, как звуки шагов в коридоре заставили его замолчать. Он снял шляпу и пересел в кресло. Эффи вышла в приемную и вскоре вернулась с визитной карточкой в руке. «Мистер Джоэль Кэй-. ро» значилось на ней.

— Какой–то странный тип, — заметила Эффи.

— Тогда тащи его сюда, дорогая, — сказал Спейд.

Джоэль Кэйро оказался невысоким брюнетом средних лет. У него были очень черные и очень блестящие волосы, как у левантийца. Его галстук украшал рубин в окружении четырех бриллиантов. Черный пиджак обтягивал узкие плечи и топорщился на полных бедрах. Ботинки прикрывали сверху желтовато–коричневые гетры. Держа в руке котелок, он мелкими шажками приближался к Спейду. В комнате запахло «Шипром».

Спейд кивком указал ему на кресло.

— Садитесь, мистер Кэйро.

Тот вежливо поклонился и промолвил высоким тонким голосом:

— Благодарю вас. — После чего сел, скрестил ноги, пристроил на коленях шляпу и начал снимать желтые кожаные перчатки.

— Чем могу служить, мистер Кэйро? — спросил Спейд.

Его голос звучал не менее дружелюбно, чем вчера, когда он обращался к. Бриджит О’Шонесси.

Кэйро аккуратно положил перчатки на- край стола. И в ту же секунду лучи света заиграли на двух бриллиантовых и одном рубиновом кольце, обрамлением похожем на булавку, торчавшую в галстуке. У него были мягкие холеные руки.

— Разрешите незнакомцу выразить соболезнования по поводу кончины вашего партнера, мистер Спейд, — шепотом сказал Кэйро.

— Спасибо.

— Разрешите также спросить, мистер Спейд,' справедливы ли газетные намеки на связь между убийствами мистера Арчера и человека по фамилии Торсби?

Спейд ответил, что видимой и определенной связи здесь нет.

Кэйро встал и поклонился.

— Прошу прощения. — Потом снова сел и положил руки на стол. — Я задал сей вопрос не столько из праздного любопытства, мистер Спейд, сколько от того, что пытался обнаружить… э… орнамент — если можно так выразиться — случившегося. По здравому размышлению я решил, что вы мне все растолкуете.

Спейд кивнул.

— А орнамент — это статуэтка, — продолжал Кэйро, тщательно подбирая слова, — черная фигурка птицы.

Спейд снова кивнул, он слушал с явным интересом, приподняв брови.

— По поручению владельца этой фигурки я готов заплатить пять тысяч долларов за ее возвращение. — Кэйро сделал пальцами жест, обозначающий деньги. — Я передам вам эту сумму при условии, что вы не будете задавать никаких вопросов. — Он опять пристроил руки на столе, улыбнулся и задумчиво проговорил: — Пять тысяч — солидная сумма. Она…

В кабинет постучали.

— Войдите, — сказал Спейд.

Дверь открылась, и к ним заглянула Эффи в маленькой фетровой шляпке и черном пальто с серым меховым воротником.

— Я вам больше не нужна? — спросила она.

— Нет. Спокойной ночи. Запри за собой, когда будешь уходить.

— Спокойной ночи, — повторила она и исчезла.

Спейд повернулся к Кэйро.

— Какая интересная история.

Из коридора донесся звук захлопнувшейся за Эффи Пирайи двери.

Кэйро улыбнулся и выхватил из внутреннего кармана пиджака миниатюрный пистолет.

— Поднимите, пожалуйста, руки и сцепите их на затылке, — попросил он.

Глава 5 Левантиец

На пистолет Спейд не смотрел. Сцепив пальцы, он сложил руки на затылке. Выражение его лица не изменилось ни на йоту: он разглядывал Кэйро. Тот нервно кашлянул и с извиняющейся улыбкой пробормотал:

— Я намерен обыскать вашу контору, мистер Спейд. Предупреждаю, если вы попытаетесь помешать мне, я вас застрелю.

— Валяйте, — равнодушно бросил Спейд.

— Встаньте, пожалуйста, — сказал Кэйро. — Я должен посмотреть, нет ли у вас оружия.

Спейд вышел из–за стола. Кэйро приблизился, переложил пистолет в левую руку, а правой похлопал Спей–да по карманам. Лицо левантийца находилось не далее, чем в шести дюймах от правого локтя Спейда. И тот воспользовался этим: резким движением локтя он ударил Кэйро в скулу, а правым каблуком одновременно наступил на ногу. Пистолет упал, Спейд успел подхватить его. Изумление на физиономии левантийца сменилось болью, и он рухнул к ногам Спейда. Спейд подкинул на ладони пистолет, который казался игрушечным в его огромной лапе.

Потом схватил Кэйро за лацканы пиджака левой рукой, а правой обыскал карманы. Лицо Спейда по–прежнему ничего не выражало, а на лице его противника, кроме боли, появилась досада. Спейд рывком поднял обмякшее тело и усадил в то самое кресло, в котором Кэйро недавно сидел. Улыбнувшись мягкой и далее мечтательной улыбкой, Спейд расправил плечи и двинул гостя кулаком в скулу. Сперва в правую, затем в левую и напоследок в челюсть. Кэйро потерял сознание.

Теперь Спейд стал обыскивать его методически, выкладывая на стол содержимое карманов. Закончив обыск, он вернулся на свое место, закурил и начал изучать изъятые вещи.

Первым делом — объемистый бумажник из темной мягкой кожи. Там находились триста пятьдесят пять долларов в различных банкнотах, три пятифунтовые купюры, греческий паспорт с фотокарточкой Кэйро, пять сложенных розоватых листков бумаги, исписанных словами, напоминающими арабскую вязь, газетная вырезка е сообщением об убийствах Арчера и Торсби, фото мрачной женщины с жестокими глазами и уныло опущенным ртом, пачка визиток на имя Джоэля Кэйро и билет на сегодняшний вечер в театр «Джири».

Кроме бумажника, в карманах обнаружились три разноцветных носовых платка, пахнущих «Шипром», платиновые часы «Лонжин» на платиново–золотой цепочке с брелоком из какого–то белого металла, горсть американских, английских и китайских монет, полдюжины ключей, надетых на кольцо, авторучка, расческа в кожаном футляре, карманный путеводитель по Сан—Франциско, багажная квитанция, пакетик с пастилками, карточка шанхайского страхового агентства и, наконец, четыре квитанции со штампом отеля «Бельведер», на одной из которых были записаны имя Сэма Спейда и два его адреса — служебный и домашний.

Завершив осмотр — он даже вскрыл корпус От часов — и ничего интересного не найдя, Спейд наклонился над Кэйро, который до сих пор не пришел в сознание. Пощупав ему пульс, Спейд снова сел в кресло и свернул папиросу. Курил он долго и все–таки дождался, когда Кэйро зашевелился, застонал и захлопал веками.

Джоэль Кэйро приходил в себя медленно. Сначала приоткрыл глаза и тотчас закрыл снова. Спустя несколько минут он оглядел потолок, потом повернул голову, увидел Спейда, открыл рот и принял сидячее положение.

— Я же мог застрелить вас, мистер Спейд, — процедил он сквозь зубы, морщась от боли.

— Могли попытаться, — поправил его Спейд.

— Но не пытался.

— Знаю.

— Тогда почему вы избили меня уже безоружного?

— Простите, — зловеще улыбнулся Спейд, — но я очень расстроился, когда понял, что пятитысячная фигурка некой птицы оказалась липой.

— Вы ошибаетесь, мистер Спейд. Она существует и действительно стоит пять тысяч.

— Черт возьми! — Спейд искренне удивился.

— Более того, я по–прежнему готов заплатить за ее возвращение. — Кэйро ощупал лицо и выпрямился в кресле. — Она у вас?

— Нет.

— Если вы говорите правду, — с вежливым скептицизмом произнес Кэйро, — то зачем так серьезно риско-. вали, мешая моим розыскам?

— А по–вашему, я должен сидеть сложа руки и ждать, когда меня ухлопают? — Спейд потряс квитанцией отеля «Бельведер». — Здесь записаны оба мои адреса. Вы уже были у меня дома?

— Да, мистер Спейд. Я, конечно, готов выкупить статуэтку, но сперва, естественно, попытался сберечь деньги ее владельца.

— Кто он?

Кэйро улыбнулся, покачав головой.

— Простите, но я не отвечу на ваш вопрос.

— Простить? — Спейд пружинисто наклонился вперед. — Я вам шею сверну, мистер Кэйро. Вы собрались расследовать убийство без ведома полиции. Боюсь, ей это не очень понравится. И еще вы пытаетесь играть со мной.

На лице у Кэйро появилась безмятежная улыбка.

— Прежде чем начать действовать, я навел о вас кое–какие справки, — сказал он. — И теперь уверен, что вы не упустите выгодную возможность.

— Интересно, какую?

— Я же предлагаю вам пять тысяч долларов…

Спейд взял бумажник Кэйро и подкинул его на руке.

— Здесь пятью тысячами и не пахнет, — заметил он. — Протрите глаза. С таким же успехом вы могли предложить миллион за красного слона. О чем вы толкуете?

— Понимаю, понимаю. Вы хотите удостовериться в моей искренности. — Кэйро облизал губы кончиком языка, — Аванс вас устроит?

— Не исключено.

Кэйро нерешительно потянулся за бумажником.

— Как насчет сотни?

Спейд лично отсчитал сто долларов, потом нахмурился.

— А двести долларов все же лучше, — заметил он и отложил еще одну сотню.

Кэйро промолчал.

— Сначала вы предположили, что птица находится у меня, — продолжал Спейд, пряча деньги в карман. — Это неверно. Какие мысли у вас родились теперь?

— Такие, что вам известно или будет известно ее местонахождение.

— Чем вы докажете, что ваш человек ее владелец?

— К несчастью, с доказательствами дело обстоит еще хуже. Хотя на нее вообще никто не может предъявить права. И если вам что–то о ней известно — а по моему мнению, это так, иначе я бы сюда не пришел, — вы вполне можете представить, что значит обладать черной птицей. А прав у моего человека гораздо больше, чем у Торсби.

— Но у Торсби есть еще родственники, — заметил Спейд.

От возбуждения Кэйро покраснел.

— Торсби вообще не владелец! — хрипло выкрикнул он.

— А-а! — многозначительно протянул Спейд.

— Птица сейчас здесь, в Сан—Франциско? — таким же взволнованным голосом спросил Кэйро.

Внимательно посмотрев на него, Спейд проговорил:

— Может, нам лучше сразу открыть все карты?

— Да нет, не стоит, — вежливо ответил Кэйро. — -Если вам известно больше, чем мне, я, конечно, извлеку пользу, но вы не получите пяти тысяч. А если вы вообще не в курсе дела, значит, я ошибся, навестив вас.

Спейд равнодушно кивнул.

— Забирайте свое барахло. — Он махнул рукой в сторону его вещей и, когда Кэйро разложил их по карманам, продолжил: — Будем считать, что эти две сотни — плата за издержки, связанные с поисками черной птицы. Когда я найду ее и вручу вам, получу обещанные пять тысяч.

— Да, мистер Спейд. Пять тысяч долларов — большие деньги.

— Хорошо, это законное предложение. Вы нанимаете меня не для убийства или грабежа, а для того, чтобы я по возможности честным путем вернул вашу статуэтку.

— Вот именно, по возможности, — согласился Кэйро. — Вы вольны действовать по своему усмотрению. — Он встал и надел шляпу. — Если понадоблюсь, я живу в отеле «Бельведер», номер 635. Не скрою, я рассчитываю на то, что совместная с вами работа, мистер Спейд, принесет мне огромную пользу. — Он в нерешительности постоял, затем спросил: — Могу я получить назад свой пистолет?

— Конечно. Я совсем забыл о нем.

Спейд вынул из кармана оружие и протянул Кэйро. Но едва взявшись за него, тот сразу прицелился Спейду в грудь.

— Положите, пожалуйста, руки на затылок, — произнес он. — Я все же намерен обыскать вашу контору.

— Будь я проклят, — пробормотал Спейд и засмеялся. — Валяйте. Я не стану вам мешать.

Глава 6 Тень карлика

Полчаса спустя Джоэль Кэйро покинул контору Спейда. Теперь тот сидел в одиночестве, мрачно глядя на стол.

— Значит, они действуют так, — подумал он вслух и достал бутылку манхэттенского коктейля. Потом, наполнив бокал на две трети, выпил и убрал посуду в ящик стола. Затем надел пальто и шляпу, погасил в конторе свет и вышел на улицу.

За углом дома околачивался молодой парень микроскопического роста в сером пальто и кепке.

Спейд прошел по Саттер–стрит до Кирни, заглянул в табачный магазин и купил две пачки «Балла Дархена». Выбравшись на улицу, он увидел на противоположной стороне автомобиль, в котором сидели четверо мужчин, в одном из них Спейд узнал молодого карлика.

Спейд пообедал в «Герберт–гриле» на Поуэлл–стрит. Когда он выходил из ресторана, тот же карлик разглядывал его из окна галантерейного магазина.

Потом Спейд отправился в отель «Бельведер» и спросил мистера Кэйро. Ему сообщили, что Кэйро нет. Карлик уж; е сидел в дальнем углу холла.

Тогда Спейд двинулся к театру «Джири», надеясь поймать Кэйро у входа. Карлик вместе с прочими бездельниками топтался рядом, возле ресторана «Маркер».

В десять минут девятого появился Джоэль Кэйро. Он семенил по Джири–стрит. Детектива он не заметил, и тому пришлось хлопнуть его по плечу. Кэйро сперва удивился, но потом сообразил:

— Ах да, вы же видели билет.

— Угу. Я хочу вам кое–кого показать. — Спейд потащил Кэйро к краю тротуара, — Посмотрите на парня в кепке…

— И что? — Кэйро взглянул на часы и не спеша покачался на каблуках.

— Кто он? — спросил Спейд.

— Я его не знаю, — улыбнулся Кэйро.

— Он, как хвост, тащился за мной по всему городу.

Кэйро облизал губы.

— И вы считаете благоразумным показываться ему рядом со мной?

— Понятия не имею, — бросил Спейд. — Просто так получилось.

Кэйро снял шляпу и провел по волосам рукой, затянутой в перчатку.

— Мистер Спейд, я действительно с ним не знаком и не имею к нему никакого отношения. Клянусь. — Он надел шляпу опять. — Я никого, кроме вас, о помощи не просил. Честное слово.

— Значит, парень принадлежит к другой группе?

— Возможно.

— Я постараюсь это выяснить и, если он будет назойлив, проучу его.

— Поступайте, как считаете нужным, мне он не друг.

— Отлично. Вам пора идти. Доброй ночи.

И Спейд пересек улицу, направляясь к автобусной остановке. Карлик вскочил в тот же автобус.

На Хайд–стрит Спейд вышел и зашагал к себе домой. В квартире царил полный порядок, но он безошибочно определил следы обыска. Когда Спейд помылся, переоделся и снова сел в автобус, карлик опять оказался рядом.

Не доезжая нескольких кварталов до «Короны», Спейд спрыгнул с подножки и скрылся в парадном высокого серого дома. Он нажал сразу три кнопки. Со звоном отворилась дверь, и Спейд шагнул в холл. Пройдя мимо лифта по длинному коридору, он отыскал черный ход, отпер замок и выбрался во двор. Оттуда он попал на узкую темную улицу и прошел по ней два квартала. Потом пересек Калифорнию–стрит и направился в «Корону». Было половина десятого.

Бриджит О’Шонесси не ожидала его прихода. На ней был атласный халат с голубыми полосками, комнату украшали цветы. Спейд проследил, как она убирает его пальто и шляпу.

— У вас хорошие новости? — спросила девушка, с трудом скрывая волнение.

— Вообще никаких.

— Полиция обо мне знает?

— Нет.

Девушка облегченно вздохнула и опустилась на диван, улыбнувшись Слейду.

— Как вам удалось это устроить?

— За деньги в Сан—Франциско можно сделать почти все.

— И у вас не возникло неприятностей? Садитесь же. — Она указала ему на кресло.

— Я неважно к ним отношусь, — с некоторым самодовольством ответил Спейд, — и потому избегаю.

Он направился к камину, по пути внимательно рассматривая девушку, — она покраснела под его откровенным взглядом, — потом без приглашения сел рядом на диван.

— А вы не очень–то уютно чувствуете себя в новой роли, правда?

— Я вас не совсем понимаю, — тихо промолвила она, с удивлением глядя на Спейда.

— Манеры школьницы, заикание, смущение…'—начал пояснять он.

Она покраснела еще больше и, глядя в сторону, торопливо перебила его:

— Вы уже слышали от меня, что я плохая, намного хуже, чем кажется.

— Именно это я и имел в виду, — подтвердил Спейд. — Вы сегодня уже говорили мне те же слова, таким же тоном. Говорить вы научились.

Она смущенно засмеялась.

— Хорошо, мистер Спейд, я не то, чем хочу выглядеть. Мне восемьдесят лет, и я преисполнена мудрости. Но чего вы ждете от меня?

— О, ничего вообще. Только одно пожелание: не прикидывайтесь, ради бога, святой невинностью. Иначе мы не поладим.

— Я больше не буду невинной, — заверила она, приложив руку к сердцу.

— Сегодня я встретился с Джоэлем Кэйро, — равнодушно сообщил он.

Веселье разом ее покинуло. Она испуганно вздрогнула. С непроницаемым выражением лица Спейд рассматривал ее ноги. Наступила долгая пауза.

— Вы… вы знаете его?

— Сегодня познакомился. — Спейд по–прежнему не глядел на девушку. — Он ходил на Джорджа Арлисса в театр «Джири».

— Вы беседовали с ним?

— Минуты две, пока не прозвенел третий звонок.

Бриджит встала и подошла к камину, чтобы поворошить угли. Вернувшись, она положила перед Спейдом пачку сигарет и опустилась на прежнее место. Ее беспокойства как ни бывало.

Спейд улыбнулся.

— Вы хорошая актриса. Просто отличная.

Никак не прореагировав на его замечание, она спросила:

— Что же он вам сказал?

— О чем?

— Обо мне, — нерешительно произнесла она.

— Ничего.

Спейд чиркнул зажигалкой и поднес огонь к ее сигарете. Его глаза горели, но он владел собой.

— Но что–то он, наверное, говорил? — настаивала она.

— Он предложил мне пять тысяч долларов за черную птицу.

Бриджит стиснула сигарету зубами и с удивлением взглянула на Спейда.

— Вам еще не пора мешать угли в камине? — лениво поинтересовался он.

Бриджит засмеялась.

— Нет, не пора. И что вы ему ответили?

— Пять тысяч — большие деньги!

Бриджит улыбнулась, но при виде его серьезного лица смутилась.

— Вы, вероятно, не приняли всерьез такое предложение?

— Почему же? Как ни ряди, пять тысяч — это пять тысяч.

— Послушайте, мистер Спейд, вы же обещали помочь мне. — Бриджит взяла его за руку. — Я доверяю вам. Вы не в праве…

Она замолчала, умоляюще склонив голову. Спейд нежно улыбнулся, глядя в ее беспокойные глаза.

— Только не надо сочинять, что вы многое мне открыли, — сказал он. — Да, я обещал вам помочь, но вы даже не упомянули о черной птице.

— Но вам незачем было знать… или вы что–то скрыли… Впрочем, теперь вам все известно. Но в любом случае вы не должны так поступать со мной.

Она глядела на него просяще.

— Пять тысяч долларов — большие деньги, — в третий раз повторил он.

Безнадежно всплеснув руками, она согласилась:

— Да. Гораздо большие, чем могу предложить я, дабы купить вашу преданность.

Спейд засмеялся горьким смехом.

— Отлично сказано. А что вы дали мне, кроме денег? Может, сообщили подробности о себе? Выложили правду? Пытались завоевать мою преданность чем–то, кроме долларов? Если вы так дешево меня оцениваете, что мне помешает работать на того, для кого я дорогой товар?

— Я отдала вам все, что имела. — На глазах ее навернулись слезы, голос дрожал. — Я рассчитывала на ваше великодушие: без помощи я пропаду. Что вам еще? — Она внезапно прижалась к Спейду всем телом и сердито воскликнула: — Может, я куплю вас собой?

Их лица оказались почти рядом, и Спейд с презрительным видом поцеловал ее в губы. Потом отодвинулся.

— Я подумаю над вашим предложением, — раздраженно бросил он.

Бриджит закрыла лицо руками.

— Боже! Вы бесчувственное чудовище!

Спейд встал и прошелся по комнате. Девушка сидела неподвижно. Он приблизился к ней.

— Я не верю в вашу искренность, и мне плевать на ваши фокусы. — Он пытался говорить холодно. — Черт с ними, с секретами, но я должен знать, что мне делать.

— Я понимаю. Поверьте, я хочу, чтобы было, как лучше, и…

— Откройтесь мне, — приказал Спейд. — Я согласен помочь вам и не пожалею сил. Если необходимо, я могу действовать вслепую, но не в том случае, когда мне ничего не известно. Теперь я убежден, что вы в курсе происходящего и надеетесь выкрутиться.

— Вы должны больше доверять мне.

— Насколько больше? Чего вы вообще ждете?

Бриджит закусила губу и опустила глаза.

— Мне необходимо поговорить с Джоэлем Кэйро.

— Готовы увидеть его сегодня ночью? — предложил Спейд. — Спектакль скоро кончится, и мы ему позвоним.

Она посмотрела на него с тревогой и воскликнула:

— Ему нельзя приходить сюда! Он не должен знать, где я живу. Я боюсь его.

— Давайте встретимся у меня, — сказал Спейд.

— Вы думаете, он придет? — нерешительно проговорила она.

Спейд кивнул.

— Хорошо, — согласилась она и встала. — Едем?

Она исчезла в соседней комнате, а Спейд подошел к столу, расположенному в углу, и тихо выдвинул ящик. Внутри оказались две колоды карт, пачка карточек для бриджа, медный винт, обрывок красной веревки и золотой карандаш. Он закрыл ящик и закурил. Появилась Бриджит в маленькой темной шляпке и сером пальто.

Их такси остановилось за черным седаном, притулившемся возле дома Спейда. Водительское место занимала Ева Арчер. Спейд приподнял шляпу, кивнул ей и вместе с Бриджит прошел в дом. В холле он подвел девушку к скамейке и попросил:

— Подождите меня немного. Я скоро.

— О, пожалуйста, — пожала плечами Бриджит. — Не торопитесь.

Спейд вернулся к седану. Едва он открыл дверцу и влез в кабину, как Ева быстро спросила:

— Можно к тебе? Нам необходимо поговорить. — Она была бледна и явно нервничала.

— Не сейчас, — ответил Спейд.

Ева сжала губы.

— Кто она?

— В моем распоряжении всего минута, Ева, — спокойно произнес Спейд. — В чем дело?

— Кто она? — повторила Ева, кивая в сторону дома.

Спейд отвернулся от нее и посмотрел на улицу. На углу возле гаража стоял прежний карлик в серой кепке. Спейд нахмурился и снова обратился к Еве:

— Так в чем дело? Что случилось? Тебе не следовало приезжать сюда ночью.

— Вот теперь я начинаю понимать. Сперва ты заявил, что мне не следует приходить в контору, потом — приезжать сюда. Ты считаешь, что я бегаю за тобой? Если ты действительно так думаешь, почему не скажешь прямо?

— Ты не права, Ева.

— Да, у меня нет на тебя прав. А я‑то считала, что тебе нужна моя любовь…

— Ты выбрала неподходящее время для споров, дорогая. Зачем я тебе понадобился?

— Я не могу разговаривать здесь. Можно войти в дом?

— Не сейчас.

— Почему?

Спейд не ответил.

Ева заплакала и включила двигатель. Когда машина тронулась, Спейд открыл дверцу.

— Спокойной ночи, милая, — сказал он, на ходу выпрыгивая из кабины.

В' холле его ждала улыбающаяся Бриджит, они поднялись в его квартиру.

Глава 7 «Г» в воздухе

В его спальне постель убиралась в стенную нишу, и комната превращалась в гостиную. Спейд снял с девушки пальто, усадил в удобное кресло и позвонил в «Бельведер». Кэйро еще не вернулся из театра. Спейд сообщил номер своего телефона и попросил, чтобы Кэйро связался с ним, как только появится.

Потом, сев в кресло у стола, Спейд, без всякой подготовки, неожиданно начал рассказывать девушке о событиях многолетней давности, случившихся на Северо—Западе. Историю свою он излагал громким голосом, делая продуманные паузы и тщательно описывая детали, точно они имели важное значение.

Бриджит, удивленная столь отвлеченным от дела занятием, сперва слушала вполуха, не понимая цели его повествования, но по мере развития событий, ей становилось все интереснее и она целиком обратилась во внимание.

— Однажды некий Флиткрафт, служивший в Тако–ме, отправился позавтракать в кафе и не вернулся домой. Ни жена, ни дети больше никогда его не видели. Они с супругой считались лучшей парой в городе. У них было два мальчика — трех и пяти лет, свой дом в пригороде Такомы, «паккард» и все остальное, необходимое для американского образа жизни.

Флиткрафт унаследовал от отца семьдесят тысяч долларов, а ко времени его исчезновения состояние увеличилось до двухсот. Проверили его дела и убедились, что к бегству он никак не готовился. В день исчезновения унес из дому не более пятидесяти или шестидесяти долларов. Его привычки за последние месяцы не менялись, никаких секретов, наподобие связи с другой женщиной, вроде, не было.

Когда Спейд дошел до этого места, зазвонил телефон, и он снял трубку.

— Алло! Мистер Кэйро? Да, Спейд. Вы можете при? ехать ко мне на Пост–стрит? Да, сейчас… По–моему, так… — Он посмотрел на девушку. — У меня мисс О’Шонесси, и она хочет вас видеть.

Бриджит нахмурилась, но промолчала. Спейд положил трубку и снова повернулся к ней.

— Через несколько минут он будет здесь. Ну так вот. Это произошло в 1922 году. А в 1927 я работал в одном из крупнейших детективных агентств Сиэтла. К нам обратилась миссис Флиткрафт и сообщила, что в Спокане кто–то видел мужчину, похожего на ее мужа. Я отправился туда. Это действительно был Флиткрафт. Он уже пару лет жил в Спокане под именем Чарльза Пирса. Трудился в автомобильной промышленности, имел двадцать пять тысяч годового дохода, был женат, обзавелся крошкой сыном и собственным домом в окрестностях города.

Спейд умолчал о том, как ему удалось разыскать Флиткрафта. Зато сообщил, что между ними состоялся разговор на квартире Спейда в Давенпорте. Флиткрафт не чувствовал за собой вины. Он намеренно оставил семью и считал себя правым. Единственное, что его беспокоило, — как и Спейда убедить в своей правоте. До сих пор он никому о себе не рассказывал и поведение свое объяснить не пытался. А теперь попробовал.

— И я понял его, — заявил Спейд девушке, — а вот миссис Флиткрафт так и не смогла. Она полагала случившееся странной глупостью и, возможно, тоже была права. Но скандала она не хотела и после такой злой шутки, какую сыграл с ней муж, не желала его видеть. Они тихо и спокойно развелись, и все встало на свои места.

А произошло с ним следующее. Дорога, по которой он направлялся к кафе, пролегала мимо строящегося дома. Оттуда, с восьмого или десятого этажа, что–то упало и хлопнулось рядом с ним. Всерьез он не пострадал, хотя отскочившие обломки кирпича задели его щеку. Один кусок даже поранил. Я лично видел шрам на Скуле. Он машинально поглаживал его во время- беседы. со мной. По его словам, он был сильно напуган и потрясен. Он неожиданно почувствовал, что жизнь человека зависит от случайностей.

Флиткрафт был примерным гражданином, образцовым мужем и отцом не по личным убеждениям, а потому что так спокойнее жилось. Многие люди придерживаются тех же правил: живут тихо, мирно и образцово. Но однажды его, показательного мужа и отца, может убить какой–то паршивый кирпич. Так, повторяю: он понял, что большое значение в жизни имеет слепой случай. Он очень расстроился. Не знаю, из–за чего в особенности. Сказал только, будто боялся, что ему станут мерещиться падающие кирпичи. Однако к концу завтрака он нашел выход. Поскольку жизнь, которую он в принципе еще не видел, в любой момент могла прерваться, он решил уехать. По его словам, семью свою он любил, что считал нормальным явлением.

В тот же день он отплыл из Сиэтла в Сан—Франциско, а оттуда махнул на Северо—Запад. Потом вернулся в Спокан и женился. Его вторая жена совсем не походила на первую, но по характеру имела с ней много общего. Вы же знаете, что у женщин полно одинаковых наклонностей — они любят играть в гольф и бридж, готовить салаты по новым рецептам. Его не волновал собственный поступок, он не жалел о прошлом, вполне довольный собой. Тогда он уверил себя, что может погибнуть от упавшего кирпича, а теперь убедился, что кирпичи падают крайне редко.

— Просто очаровательно, — заметила Бриджит, вставая и подходя к Спейду. Ее бездонные глаза внимательно вглядывались в его лицо. — Должна сказать, что ваша история сильно меня задела, если вы этого добивались.

Спейд улыбнулся.

— Нет, я имел в виду совсем другое.

— Понимаете, я бы никогда не рискнула влезть в такую ситуацию, как сейчас, если бы полностью не доверяла вам. — Она опустила голову.

— Вы опять за старое! — воскликнул Спейд.

— Но вы же знаете, что это правда, — настаивала она.

— Нет, не знаю. Вопрос доверия мы уже обсуждали. Не смущайтесь. Мне вы еще не доверяете.

Бриджит подняла на него глаза. Ноздри ее трепетали.

Спейд улыбнулся и похлопал девушку по руке.

— Сейчас не стоит волноваться. Скоро приедет Кэйро. Сперва обсудите с ним наши дела, а потом мы вместе подумаем, что делать.

— И вы позволите мне поступить по своему усмотрению?

— Конечно.

Бриджит взяла его за руку.

— Вы просто посланец богов.

— Не преувеличивайте, — отозвался Спейд.

Она с упреком посмотрела на него и снова села в кресло.

Джоэль Кэйро был взволнован. Глаза его блестели, голос дрожал.

— Этот тип стоит возле дома, мистер Спейд, — выдохнул он, едва открылась дверь. — Тот, кого вы мне показывали возле театра. Понимаете? Я пришел сюда добровольно и не ожидал никаких ловушек и слежек.

— Вас и приглашали на добровольных началах, — хмуро заявил Спейд. — Он видел, как вы вошли?

— Я бы, конечно, мог проникнуть к вам незаметно, по посчитал это бессмысленным, поскольку нас уже видели вместе.

В коридоре появилась Бриджит, она встала рядом со Спейдом.

— Какой тип? Что случилось?

Кэйро повернулся к ней, вежливо поклонился и ответил:

— Спросите мистера Спейда. Мне о нем ничего не известно.

— Тип, который весь вечер пытался за мной следить, — не оборачиваясь, произнес Спейд. — Проходите, мистер Кэйро. Здесь даже стены имеют уши.

Бриджит схватила Спейда за рукав.

— Значит, он наблюдал, как вы меня навещали? — испуганно спросила она.

— Нет. Сперва я от него отделался. Похоже, потом он вернулся сюда, чтобы снова проследить за мной.

Кэйро, держа шляпу обеими руками, шагнул в холл. Спейд запер дверь, и они прошли в гостиную. Там Кэйро опять галантно поклонился девушке.

— Очень рад встретиться с вами, мисс О’Шонесси.

— Не сомневаюсь, Джо.

Она села на прежнее место. Кэйро расположился в кресле у стола, а Спейд устроился на софе возле окна и начал сворачивать папиросу.

— Сэм говорил, что вы ищете сокола, — сказала Бриджит. — К, огда вы сумеете достать деньги?

Кэйро поднял брови и улыбнулся.

— Я уже достал.

Спейд спокойно курил.

— Наличными? — спросила девушка.

— О да, — ответил Кэйро.

Нахмурившись, она поинтересовалась:

— И вы немедленно вручите нам пять тысяч, если мы передадим вам статуэтку?

— Боюсь, вы неправильно меня поняли, — махнул рукой Кэйро. — Я сказал только то, что деньги имею, но не в кармане же. Однако я готов выплатить их в любое время, пока работают банки.

— О!

Бриджит взглянула на Спейда.

— Возможно, он не лжет, — заметил Спейд, попыхивая папиросой, — но когда мы резвились с ним сегодня, у него обнаружилась всего пара сотен.

Она широко открыла глаза, а Спейд усмехнулся. Ле–вантиец наклонился вперед.

— Я смогу передать вам указанную сумму, например завтра утром в половине одиннадцатого. Устраивает?

— Но у меня нет сокола, — улыбнулась Бриджит.

Кэйро так и вскинулся, напряженно вцепившись в ручки кресла. Глаза его яростно заблестели, но он промолчал.

— Самое большее через неделю я его достану, — успокоила его девушка.

— Где же он? — неискренним голосом поинтересовался Кэйро.

— Там, где его спрятал Флойд.

— Флойд Торсби?

Она кивнула.

— И вам известно это место? — продолжал Кэйро.

— Примерно.

— А почему надо ждать целую неделю?

— Может, и меньше. Для кого вы его покупаете, Джо?

Кэйро поднял брови.

— Я уже объяснил мистеру Спейду. Для хозяина.

— Так вы опять к нему вернулись? — удивилась девушка.

— Естественно.

Она добродушно рассмеялась.

— Жаль, что я не присутствовала при вашем возвращении.

Кэйро пожал плечами.

— Оно было логически обусловлено. А теперь позвольте узнать, почему вы решили продать сокола?

— Потому что боюсь, — просто ответила девушка, — особенно после того, что случилось с Флойдом. Оттого у меня нет статуэтки сейчас. Мне страшно к ней прикасаться с иной целью, чем для передачи кому–то.

Спейд, развалясь на софе, внимательно прислушивался к их разговору, хотя по его виду нельзя было утверждать, что он ему интересен.

— А что случилось с Флойдом? — тихо спросил Кэйро.

Пальцем правой руки Бриджит нарисовала в воздухе букву «Г».

— Понимаю, — с сомнением промямлил Кэйро. — Он здесь?

— Не. знаю, — нетерпеливо фыркнула она. — Какая разница?

— Может, вы и правы, — согласился он и жестом указал на Спейда.

— Или меня, или вас, — кивнула девушка.

— Точно, особенно учитывая того парня на улице.

— Да, — засмеялась она. — Если только он не один из ваших, константинопольских.

Кровь бросилась в лицо Кэйро.

— А может, один из тех, кого ты не сумела обольстить?! — хрипло воскликнул он.

Бриджит вскочила на ноги и, подбежав к Кэйро, влепила ему звонкую пощечину. Кэйро, не задумываясь, ответил ей тем же.

К ним сразу подлетел Спейд и, схватив Кэйро за горло, энергично потряс его. Рука левантийца скользнула в карман, но Спейд сжал его запястье и заломил руку за спину. Пистолет вывалился из руки и упал на пол, его быстро подхватила Бриджит.

— Уже второй раз вы меня бьете, — обиженно прохрипел Кэйро, задыхаясь в объятиях Спейда. Несмотря на боль, глаза его были холодны.

— Да? — огрызнулся Спейд. — Но я еще и не приступал к избиению.

И он трижды ударил Кэйро по физиономии.

В процессе экзекуции Кэйро пытался плюнуть Спейду в лицо, но во рту было сухо. Напоследок Спейд хлопнул его по губам.

Неожиданно позвонили в дверь. Кэйро покосился в сторону коридора. Девушка тоже уставилась туда. Спейд посмотрел на окровавленный рот Кэйро и отпустил левантийца.

— Кто это может быть? — прошептала девушка.

— Не знаю, — раздраженно ответил Спейд.

Звонок продолжал надрываться.

— Успокойтесь, — сказал Спейд и пошел открывать.

Спейд зажег в коридоре свет и повернул ключ в замке. За дверью стояли лейтенант Данди и Том Полхауз.

— Здравствуй, Сэм, — сказал Том. — А мы думали, что тебя еще нет.

Данди кивнул, но ничего не прибавил.

— Здравствуйте, — — добродушно сказал Спейд. — Вы, ребята, всегда выбираете хорошее время для визитов. Который час?

— Нам нужно с вами побеседовать, Спейд, — спокойно проговорил лейтенант, игнорируя последний вопрос.

— Может быть, ты нас впустишь? — продолжал Том.

— Нет, — отрезал Спейд.

Том уставился на него своими внимательными глазами.

— В чем дело, Сэм? — Непроизвольно его ладонь легла Спейду на грудь.

— Лучше убери лапу, Том, — усмехнулся Спейд.

Том подчинился.

— Вы не войдете, — повторил Спейд. — О чем вы хотите говорить? Выкладывайте или проваливайте к чертям собачьим.

Том пробормотал что–то невнятное.

— Вы за это поплатитесь, Спейд, — пригрозил Данди. — Больше вам не удастся выкрутиться.

— Сперва поймайте меня, если сумеете, — самонадеянно отозвался Спейд.

— Сумею, не сомневайтесь. — Данди заложил руки за спину и шагнул к детективу. — Ходят слухи, что вы путались с женой Арчера.

Спейд засмеялся.

— Вы говорите так, будто сами ее пробовали.

— Значит, между вами ничего не было?

— Ничего.

— Утверждают, что она мечтала развестись с ним, чтобы выйти замуж за вас, но он не дал ей развод. Это правда?

— Нет.

— Говорят, — упрямо продолжал Данди, — что именно поэтому он заработал пулю.

На лиде у Спейда появилось изумленное выражение.

— Не будьте свиньей, — сказал он. — Убийство вы мне не приклеите. Сперва вы решаете, что я прикончил Торс–би за Арчера, а теперь, по–вашему, Арчера тоже я ухлопал.

— Вы еще не слышали от меня никаких обвинений, — возразил Данди. — Просто вы могли оказаться причастным к убийствам.

— Угу. Мильса я убить не мог. А в Торсби не стал бы стрелять, я бы его повесил. Но кого–то я все же повешу за них. Не знаю, сколько времени уйдет на это, но я своего добьюсь. А вы не собираетесь арестовать меня за прочие преступления, совершенные в Сан—Франциско?

— Хватит ломать комедию, Сэм, — вмешался Том. — Ты же знаешь, что происходящее нам нравится не больше, чем тебе, но мы выполняем свою работу.

— Надеюсь, в круг ваших занятий входит что–нибудь еще, кроме посещения людей по ночам с дурацкими вопросами.

— И выслушивания лживых ответов, — прибавил Данди.

— Полегче на поворотах, — предупредил его Спейд.

Данди посмотрел ему прямо в глаза.

— Ваше утверждение относительно отсутствия связи между вами лживо, и я берусь это доказать.

На лице у Тома появилось выражение беспокойства. Спейд облизал губы и поинтересовался:

— И ради этого вы заявились ко мне в такой час?

— Не только. Есть кое–что еще.

— Что же?

— Разрешите нам войти, — в очередной раз буркнул Данди.

Спейд нахмурился и отрицательно покачал головой.

— Надо что–то делать, Том, — усмехнулся Данди.

Том опустил глаза долу.

— Бог знает.

— Что это такое? — спросил Спейд. — Шарады?

— Хорошо, Спейд, мы уходим, — заявил Данди. — Но мы еще увидимся. Может, сейчас вы и правы.

— Буду рад вам в любое время, — хмыкнул Спейд. — При первом удобном случае я вас сразу приглашу.

Внезапно из квартиры Спейда раздался душераздирающий крик: «Полиция! На помощь!»

Высокий пронзительный голос принадлежал Джоэлю Кэйро.

Лейтенант Данди быстро повернулся.

— Полагаю, теперь–то мы точно войдем, — сказал он. Из комнаты доносились звуки борьбы и невнятные возгласы. Спейд весело улыбнулся.

— Согласен, теперь входите, — ответил он и, отойдя в сторону, шире распахнул дверь. Пропустив полицейских, он запер ее и последовал за ними в гостиную.

Глава 8 Кавардак

Бриджит лежала в кресле возле окна. Закрыв лицо руками и подтянув колени к подбородку, она дрожала от ужаса.

Джоэль Кэйро стоял перед ней с пистолетом в правой руке. Левой он вытирал лоб. Между пальцев капала кровь.

Кэйро не обратил внимания на полицию, он смотрел на девушку. Данди, который вошел в комнату первым, подбежал к нему и крепко схватил за запястье.

— Что здесь происходит?! — рявкнул он.

Кэйро отнял от лица окровавленную ладонь и уставился на лейтенанта. По его лбу текли три тоненькие струйки крови.

— Вот что она со мной сделала! — закричал он. — Пожалуйста!

Теперь девушка спустила ноги на пол и со страхом рассматривала полицейских. Спейд безмятежно улыбался. Встретившись с ним взглядом, Бриджит немного успокоилась.

— Это и вправду ваша работа? — спросил ее Данди, кивая в сторону Кэйро.

Она снова покосилась на Спейда. Лицо его ничуть не изменилось. Прислонившись к дверному косяку, он наблюдал за происходящим с видом постороннего зрителя.

Девушка перевела взгляд на Данди и тихо призналась:

— Да, я. Мы сидели здесь одни, и вдруг он набросился на меня. Я не могла… Я пыталась вырваться. Я… я ни в чем не виновата.

—Врешь! — закричал Kэйpo. безуспешно пытаясь высвободить руку с пистолетом, но лейтенант держал его мертвой хваткой. — Ах ты, грязная развратная девка! — Он повернулся к Данди, — Она лжет. Я пришел сюда по доброй воле, а они оба устроили мне ловушку. Отправившись открывать вам дверь, он оставил ее здесь с оружием. Она пригрозила, что убьет меня, когда вы уйдете, и я позвал на помощь. Тогда она ударила меня пистолетом.

— Дайте его сюда! — резко приказал Данди и вырвал пистолет из рук Кэйро. — Что вы здесь делали?

— Он сам пригласил меня прийти. — Кэйро кивнул на Спейда. — Специально позвонил по телефону.

Спейд пристально посмотрел на левантийца, но промолчал.

— Чего он хотел от вас? — спросил Данди.

Кэйро вынул платок и начал вытирать лицо.

— Он сказал… то есть, они… что должны меня увидеть. Зачем, не знаю.

Том Полхауз хмуро взглянул на Спейда, тот подмигнул ему и стал сворачивать папиросу.

— Что случилось потом? — продолжал Данди.

— Потом они напали на меня. Первой она ударила, затем он: стукнул и выхватил из моего кармана пистолет. Я просто не знаю, что бы они сделали со мной, если бы не вы. Думаю, они могли меня убить. Выйдя из комнаты на ваш звонок, он приказал ей сторожить меня с пистолетом.

— Почему вы не заставите его говорить правду? — закричала девушка и влепила Кэйро очередную пощечину.

Данди толкнул Бриджит в кресло.

— У нее ужасно вспыльчивый характер, — спокойно заметил Спейд, продолжая курить.

— Верно, — согласился Том.

— Но хоть доля правды в его словах есть? — спросил у девушки Данди.

— Ни капельки, — ответила она. — Ничего. Верно ведь? — обратилась она к Спейду.

— Откуда я знаю? — удивился тот. — Я готовил на кухне омлет, когда это случилось.

Бриджит нахмурилась и чуть покраснела. Том с отвращением хмыкнул.

— Если его слова лживы, то почему на помощь звал он, а не вы? — продолжал Данди.

— Да потому что он до смерти перепугался, когда я

его ударила. — Бриджит посмотрела на левантийца с презрением.

— Вранье! — заорал тот, багровея.

Девушка немедленно стукнула его каблуком выше колена и добилась того, что орать стал уже Данди.

— Пусть он выложит правду, — упорствовала она.

— Рано или поздно мы все выясним, — сказал лейтенант. — Только не грубите и не деритесь. — Он повернулся к Полхаузу. — Ну, Том, по–моему, нам надо забрать их е собой.

Том кивнул с мрачным видом.

Спейд наконец отлепился от двери, подошел к столу, загасил папиросу в пепельнице и мило улыбнулся.

— Не торопитесь, — произнес он. — Все можно объяснить.

— Прошу, — усмехнулся Данди.

Спейд поклонился девушке.

— Мисс О’Шонесси, позвольте представить вам лейтенанта Данди и сержанта Полхауза. — Затем отвесил поклон лейтенанту. — Мисс О’Шонесси, моя сотрудница.

— Опять ложь! — негодующе воскликнул Данди. — Она…

Спейд торопливо перебил его:

— Она работает у меня недавно, если быть точным, со вчерашнего дня. А это мистер Джоэль Кэйро. Друг или, во всяком случае, знакомый Торсби. Сегодня он пытался нанять меня для поисков некоего предмета, находящегося, по его мнению, у Торсби. Его предложение выглядело весьма сомнительно, и я не согласился. Тогда он начал угрожать мне пистолетом. Правда, безрезультатно. А после беседы с мисс О’Шонесси я подумал, что смогу выудить из него кое–какие сведения о смерти Мильса и Торсби. Потому и пригласил сюда. Возможно, мы немного грубо с ним обошлись, но большого вреда не причинили, в особенности такого, чтобы звать на помощь. А пистолет я снова у него отобрал.

Пока Спейд объяснял ситуацию, с лица Кэйро не сходило беспокойство. А в конце он и вовсе опустил голову.

— Ну, что вы на это скажете? — резко спросил Данди.

Кэйро долго молчал, уставившись лейтенанту куда–то в район груди. А когда снова поднял глаза, в них был испуг,

— Да в общем–то, ничего, — пробормотал он в сильном смущении.

— Попробуйте просто изложить факты, — предложил Данди.

— Факты? — Кэйро вздрогнул. — А где гарантия, что вы мне поверите?

— Все очень просто. Вы дадите показания под присягой, и им придется верить.

Кэйро нервно озирался по сторонам, стараясь ни а кем не встречаться глазами.

— Возьмите свою шляпу, — хмыкнул Данди.

Тут Кэйро заметил, как Спейд насмешливо подмигнул ему и опустился на ручку кресла. Данди помрачнел.

— Одевайтесь все! — приказал он.

Спейд пересел в кресло и лениво проговорил:

— Скажите, происходящее не напоминает вам комедию?

Полхауз побагровел.

— Нет, — мрачно ответил Данди. — Но мы еще поглядим, кто устроит комедию в полиции.

Спейд встал и сунул руки в карманы.

— Бросьте, Данди, — произнес он. — Неужели вы не понимаете шуток? Да над вами будут потешаться все вечерние газеты Сан—Франциско! Или вы воображаете, что мы начнем капать друг на друга? Очнитесь! Когда вы позвонили в дверь, я заявил мисс О’Шонесси и Кэйро: «Опять принесли проклятые счета. Как они мне опостылели. Давайте подшутим над ними: кто–нибудь из вас через некоторое время начнет кричать и…»

Бриджит упала в кресло и истерически захохотала. Глядя на нее, улыбнулся какой–то безжизненной улыбкой и Кэйро.

— Хватит болтать, Сэм, — прервал их Том.

— Но все так и было, — усмехнулся Спейд. — Мы…

— И физиономию ему расквасили ради шутки? — презрительно бросил Данди. — Почему он весь в крови?

— А вы спросите его самого, — предложил Спейд. — Может, он порезался, когда брился.

Однако Кэйро заговорил быстрее, чем от него ожидали:

— Просто я упал. Перед вашим, приходом мы стали бороться за пистолет, ну и…

— Ложь чистой воды! — фыркнул Данди.

— Ошибаетесь, Данди. Но в любом случае таковы наши показания, и мы готовы все подтвердить под присягой. Газеты напечатают их, независимо от того, поверят нам или нет. И кем вы тогда окажетесь? Обманутым копом? Здорово звучит, не так ли? Здесь вам делать нечего. Мы утверждаем, что просто пошутили. Ну, как вы теперь заговорите?

Повернувшись к Спейду спиной, Данди положил руку на плечо Кэйро.

— Вам не отвертеться, — грубо заявил он. — Вы звали на помощь и получили ее.

— Нет, сэр, — пробормотал Кэйро. — Мы вас разыграли. Ведь мистер Спейд сказал вам, что мы его друзья, а между друзьями такое случается.

Спейд засмеялся.

— Тогда я арестую вас за незаконное ношение оружия, — огрызнулся Данди. — Посмотрим, какой шуткой вы ответите на это.

Кэйро с тревогой взглянул на Спейда.

— Не придирайтесь, Данди, — молвил тот. — Это мой пистолет. Скверно только, что он тридцать второго калибра, иначе бы вы могли повесить на меня убийства Мильса и Торсби.

Он засмеялся. Данди немедленно отпустил Кэйро и заехал Спейду в зубы. Глухо щелкнули челюсти. Бриджит вскрикнула. Спейд, еще улыбаясь, сжал кулаки. Между ними торопливо встал Том Полхауз.

— Ради бога, не надо! — взмолился он.

Спейд расслабил мускулы и медленно проговорил:

— Тогда забирай его отсюда поскорее. — Он больше не улыбался, лицо его побледнело.

— Назовите ваши фамилии и адреса! — приказал Том как бы нехотя и взглянул на Кэйро.

— Джоэль Кэйро, отель «Бельведер», — поспешно ответил тот.

Прежде чем Том успел обратиться к девушке, инициативу перехватил Спейд.

— С мисс О’Шонесси вы в любое время суток свяжетесь через меня.

Том нерешительно посмотрел на Данди.

— Возьми ее адрес! — рявкнул тот. — Где вы живете? — Данди угрожающе двинулся к девушке.

— Забери его отсюда, — повторил Спейд Тому. — С меня хватит!

— Успокойся, Сэм, — пробормотал Полхауз, заметив, что глаза Спейда заблестели от бешенства, и обратился к Данди: — Пойдем, что ли?

Лейтенант молча шагнул к двери.

— Пожалуй, мне тоже пора, — заявил Кэйро, — если мистер Спейд не возражает.

— Куда вы спешите? — спросил Спейд.

— Вы же развлекались, — сердито заметил Данди, — и, тем не менее, боитесь оставаться с ними наедине.

— Ничего подобного, — заторопился левантиец, избегая его взгляда. — Просто уже поздно. Если вы не против, я отправлюсь с вами.

Спейд принес Кэйро пальто и шляпу, с непроницаемым лицом передал вещи хозяину и обратился к Тому:

— Скажи своему сослуживцу, чтобы он вернул пистолет.

Данди достал из кармана оружие и швырнул его на стол. Он вышел первым, за ним плелся Кэйро, замыкал шествие Том. Задержавшись перед Спейдом, последний произнес:

— Надеюсь, ты понимаешь, что творишь.

Спейд закрыл за ними дверь.

Глава 9 Бриджит

Вернувшись в гостиную, Спейд плюхнулся на софу и, обхватив голову руками, устремил взор на пол. Бриджит глядела на него, нежно и призывно улыбаясь. Заметив, однако, что он не обращает на нее внимания, она посерьезнела.

И тут, неожиданно покраснев от гнева, Спейд начал ругаться. Несколько минут кряду он, не переставая, поносил всю полицию вообще и Данди в частности, потом посмотрел на девушку.

— Глупо, да? Знаю, но, клянусь богом, я не привык получать удары и не давать сдачи. — Он засмеялся, — Впрочем, это умеренная плата за выигрыш. Но я ее запомню.

Девушка снова улыбнулась и присела рядом с ним.

— Вы самый умный человек, какого я встречала, — заметила она. — А вы всегда решаете вопросы кулаками?

Нет, только когда меня бьют.

— Но ведь он полицейский, должностное лицо.

— Дело не в том. Он потерял голову. Если бы я ему ответил, он бы, конечно, ничего не предпринял, но нам бы пришлось объясняться в полиции. — Он задумчиво поглядел на девушку. — Кстати, что вы сотворили с Кэйро?

— Ничего. — Она покраснела. — Я приказала ему сидеть тихо и припугнула, а он заупрямился и закричал.

— И тогда вы стукнули его пистолетом?

— Да. Он на меня набросился.

— Вы просто сошли с ума! — раздраженно заметил Спейд.

— Простите, Сэм, — отозвалась девушка.

Он принялся сворачивать папиросу, попутно рассуждая:

— Итак, вы побеседовали с Кэйро и теперь можете мне все рассказать.

Она приложила палец к губам и оглядела комнату широко распахнутыми глазами. Затем, прищурившись, взглянула на Спейда: он занимался своей папиросой.

— Ну да, конечно… — начала она и стала поправлять на коленях свое голубое платье.

— Итак? — поторопил Спейд.

— Но мне не хватило времени закончить беседу, — медленно проговорила она, поднимая на него невинные глаза. — Нам помешали.

Спейд закурил, выпустил клуб дыма и засмеялся.

— Хотите я позвоню ему и попрошу прийти снова?

Бриджит задумчиво покачала головой. Спейд положил руку на ее обнаженное плечо и погладил по спине. Лопатками она прижалась к его ладони.

— Ну, я слушаю, — настаивал он.

Бриджит опустила лицо и нагло улыбнулась.

— Для этого вам необходимо обнимать меня?

— Нет, — ответил он, отнимая руку.

— Вам что–то нужно?

Он кивнул.

— Но пока я жду ваших объяснений.

— Вы видите сколько времени? — Она указала на часы. Было четверть третьего.

— Еще рано.

— Я должна идти. — Она встала. — Это ужасно.

Спейд продолжал спокойно сидеть.

— Вы не уйдете, пока все не расскажете.

— Но посмотрите на часы, — запротестовала она. — Мы еще все успеем.

— Я и сейчас успеваю.

— Значит, я в плену? — весело спросила девушка.

— Кроме того, на улице вас поджидают. Может, парнишка еще не спит.

— Вы полагаете, он по–прежнему там? — Ее веселье мигом испарилось.

— Не исключено.

— Как бы нам проверить это?

— Я могу спуститься и посмотреть.

— О, пожалуйста, — умоляюще попросила она.

— Хорошо. — Он надел пальто и шляпу. — Через десять минут я вернусь.

— Будьте осторожны, — предупредила она.

— Обязательно, — отозвался он.

Улица была безлюдна. Спейд прошел квартал к востоку, вернулся, прочесал два квартала к западу и отправился домой, так никого и не встретив, кроме двух механиков, возившихся у гаража.

Открыв дверь, он увидел в коридоре Бриджит с пистолетом Кэйров руках.

Бриджит поджала губы и медленно двинулась в гостиную. Спейд бросил пальто со шляпой на кресло и последовал за ней.

— Итак, времени у нас предостаточно, — заметил он.

Пока Спейд готовил кофе и нарезал хлеб, она сидела на софе, левой рукой поглаживая пистолет.

Вскоре они, устроившись рядышком за столом, ели бутерброды с паштетом и пили кофе с бренди. Оружие она положила поблизости.

— Начинайте же, — попросил Спейд. — Кушайте и рассказывайте.

— Вы очень настойчивый человек, — заметила она, жуя бутерброд.

— Несомненно. Так что за птица этот сокол?

Бриджит проглотила последний кусок и вздохнула.

— Допустим, что я не скажу. Допустим, вообще ничего. Как вы поступите?

— Ничего о птице?

— Обо всем, не только о ней.

— Меня это не удивит, — улыбнулся Спейд. — Я соображу, что делать.

— Что же? — настаивала она. — Что конкретно?

Он отрицательно покачал головой.

— Примените насилие? — улыбнулась девушка.

— Возможно. Но теперешнее ваше молчание бессмысленно. Кое–что мне уже известно, а о многом я догадываюсь. Еще день–другой — и я буду знать все.

— Не сомневаюсь. — Она неожиданно посерьезнела. — Однако… Ох, я так устала, давайте не будем об этом. Может, вы и вправду выясните все сами?

Спейд засмеялся.

— Без вашей помощи процесс будет слишком долгим. Лучше вам все сообщить самой, если, конечно, вы не навредите себе.

Ока зябко повела плечами и ничего не ответила. Несколько минут они молча поглощали пищу. Он — флегматично, она — задумчиво.

— Я боюсь вас, — наконец хрипло заявила она. — Честное слово.

— Глупости, — фыркнул Спейд,

— Нет. Я опасаюсь вас обоих.

— Ваш страх перед Кэйро я понимаю, — сказал Спейд. — Но Кэйро вас не достанет.

— А вы?

— А я не собираюсь доставать.

Бриджит покраснела и опять занялась едой, потом неохотно начала:

— Вы уже слышали о черной фигурке не то ястреба, не то сокола…

— Она что–нибудь обозначает?

Бриджит отхлебнула кофе с бренди.

— Не знаю, мне не говорили. Просто пообещали пятьсот фунтов, если я помогу ее раздобыть. Правда, Флойд сулил семьсот пятьдесят после того, как мы расплевались с Джо.

— Значит, она дороже семи с половиной тысяч долларов?

— О, гораздо дороже! Они не собирались делиться со мной поровну. Просто наняли для помощи.

— Какой именно?

— Ее нужно было забрать у нынешнего владельца. Некоего Кемидова, русского.

— Каким способом?

— Не имеет значения. Вас это не касается, — нахально заявила девушка. — Не суйтесь не в свое дело.

— События разворачивались в Константинополе?

— В Марморе, — ответила она, поколебавшись.

— Продолжайте, — кивнул Спейд. — Что произошло потом?

— Да ничего. Я помогла им добыть фигурку, а следом мы узнали, что Кэйро собирается удрать с ней и нас облапошить. Вот мы его и опередили. Но мне от этого лучше не стало: Флойд не спешил заплатить обещанные семьсот пятьдесят фунтов. К тому времени, как мы приехали сюда, я уже поняла это. Он сказал, что отправится со мной в Нью—Йорк, продаст сокола там и со мной рассчитается. Видя столь явную ложь, я решила обратиться к вам с просьбой выяснить, где находится статуэтка.

— Допустим, вы бы ее получили. Что тогда?

— Тогда я бы смогла диктовать свои условия Флойду Торсби.

Спейд хмуро покосился на нее.

— Но ведь вы сомневались в том, что он может достать крупную сумму денег? И потом, он бы, наверное, не дал больше половины стоимости сокола?

— Понятия не имею.

Спейд стряхнул пепел с папиросы прямо в тарелку и продолжил:

— Почему эта вещь так ценна? Вы должны хотя бы догадываться.

— Я не в курсе.

— Из чего она сделана?

— Фарфор или керамика. Точно не скажу. Я к ней никогда не прикасалась. Однажды мне довелось на нее посмотреть, да и то несколько минут. Флойд показал мне сокола после того, как он попал к нам в руки.

Спокойно загасив окурок и допив кофе с бренди, Спейд заметил:

— Вы лжете.

Бриджит поднялась на ноги и уставилась на него потемневшими глазами.

— Конечно лгу. Я всегда лгу.

— Только не бравируйте этим. Ваша поза — простое ребячество, — добродушно проговорил он и тоже встал. — Так была ли правда в вашем рассказе?

Девушка опустила голову.

— Немного, — прошептала она.

— Сколько именно?

Спейд взял ее за подбородок, приподнял лицо и, глядя в ее влажные глаза, засмеялся.

— У нас вся ночь впереди, — заметил он. — Сейчас я сварю еще кофе — бренди у меня полно, — и мы начнем все сызнова.

— Ох, я так устала, устала лгать и думать о лжи…

Она коснулась пальцами щеки Спейда и поцеловала в губы, прижимаясь к нему всем телом. Спейд обнял девушку одной рукой, а другую запустил в ее темно–рыжие волосы.

Глава 10 Диван в «Бельведере»

Спейд проснулся, едва забрезжил свет. Рядом с ним мирно посапывала Бриджит О’Шонесси. Спейд тихо вылез из постели, отправился в ванную и оделся. Затем тщательно осмотрел одежду спящей девушки, взял из кармана ее пальто ключ и вышел.

Он решил обследовать «Корону». Имея ключ, он попал туда без труда, стараясь только производить поменьше шума.

В апартаментах Бриджит он зажег весь имеющийся в наличии свет и обыскал все от стены до стены. Его глаза и пальцы исследовали каждый закоулок. Никакой ящик, никакая коробка не остались без внимания. Он ощупывал белье, осматривал ковры и мебель. Он вылезал из окон, дабы убедиться, что там ничего не спрятано. Все пудреницы и пузырьки с кремами были проверены, но черной птицы нигде не обнаружилось. Он не нашел ничего, имеющего хоть какую–то связь с соколом. Единственной подозрительной бумажкой был старый счет, выписанный Бриджит О’Шонесси за квартиру, а самой интересной находкой стала шкатулка с драгоценностями. Прекрасные ювелирные изделия находились в запертом ящике туалетного столика.

Закончив обыск, он сварил и выпил кофе. Потом приблизился к кухонному окну, выходящему к пожарной лестнице, поцарапал шпингалет перочинным ножом, распахнул створки и удалился.

На обратной дороге он забрел в магазин и купил апельсины, яйца, хлеб и масло. Потом торопливо помчался домой и едва успел запереть за собой дверь, как услышал испуганный крик Бриджит:

— Кто там?

— Юный Спейд готовит завтрак.

— Ты меня напугал!

Дверь в спальню, которую он оставил закрытой, теперь была отворена. Дрожащая девушка сидела на кровати, держа руку под подушкой.

Спейд положил пакеты с едой на кухне и вошел в комнату. Он присел рядом с Бриджит и поцеловал ее обнаженное плечо.

— Я ходил проверять, здесь ли наш паренек, — сказал он, — а теперь стряпаю.

— Ну и что, на месте?

— Отнюдь.

Она вздохнула и прижалась к Спейду.

— Я проснулась, а тебя нет, потом услышала, что кто–то громыхает, и испугалась.

Спейд растрепал ее рыжие волосы.

— Прости, ангелок. Я думал, тебя пушкой не разбудишь. Ты что, всю ночь держала пистолет под подушкой?

— Нет. Ты же знаешь, что нет. Я взяла его, когда перетрусила.

Пока она умывалась и одевалась, он незаметно сунул ключ в карман ее пальто и приготовил завтрак.

Бриджит вышла из ванной, насвистывая какую–то песенку.

— Убрать постель? — спросила она.

— Было бы неплохо. Яйца еще не сварились.

Когда она вернулась на кухню, завтрак уже стоял на столе. Они с аппетитом принялись за еду.

— Поговорим о соколе? — спросил Спейд.

— Как не стыдно предлагать мне это именно сегодня? — ответила она, капризно надувая губки.

— Упрямая девица, — заметил Спейд и отправил в рот кусок хлеба.

На улице за ними никто не следил. Они взяли такси и подъехали к «Короне», рядом с которой тоже никого не было.

В отель она Спейда не пригласила.

— Хватит и того, что я в вечернем платье возвращаюсь в такое время, — заявила она. — Надеюсь, я "никого не встречу.

— Обедаем вместе?

— Да.

Они поцеловались. Бриджит направилась к себе, а Спейд приказал шоферу ехать в «Бельведер».

Войдя в гостиницу, Спейд сразу увидел парня, который следил за ним накануне. Карлик сидел в холле на диване и читал газету. Место он выбрал так, чтобы наблюдать за лифтом.

Дежурный сообщил Спейду, что Кэйро в номере нет. Детектив нахмурился, потом поблагодарил клерка и, пройдясь по холлу, уселся на диван рядом с парнем. Тот продолжал читать. Вблизи он выглядел совсем юным, намного моложе двадцати лет, наверное, потому он и был такого маленького роста. Его чистая белая кожа говорила о том, что он еще никогда не брился. Одежда самая обычная — не новая и не очень старая.

— Где он? — равнодушно процедил Спейд, сворачивая папиросу.

Парень оторвался от газеты и, оглядевшись, холодно спросил:

— Что?

— Где он? — повторил Спейд.

— Кто?

— Дух.

Парень придирчиво осмотрел Спейда и поинтересовался:

— Вы сами–то понимаете, о чем говорите? Или просто дурачите меня?

— Пока нет, когда начну — сообщу. — Спейд дружелюбно улыбнулся. — Ведь ты из Нью—Йорка, правда?

Парень не ответил. Спейд кивнул, точно тот подтвердил его слова, и продолжил:

— Баумса знаешь?

Парень опять взглянул на Спейда и, уткнувшись в газету, пробормотал:

— Убирайся!

Детектив закурил и устроился на диване поудобнее.

— Поболтай со мной, сынок, — добродушно сказал он. — Сперва поболтаешь, а потом передашь все своему «Г».

Парень быстро отложил газету и вытаращился на Спейда.

— Хватит трепаться, — буркнул он. — Я уже просил тебя уматывать отсюда.

Спейд переждал, пока мимо них проплывут какой–то толстяк с блондинкой, потом усмехнулся.

— Придется тебе вернуться на Седьмую авеню. Ты не в Нью—Йорке. Ты в моем городе. — Спейд выпустил густой клуб дыма и повторил: — Где он?

В ответ парень грубо выругался.

— За такие слова люди лишаются зубов, — сердечно заметил Спейд, но лицо его окаменело. — Если хочешь сохранить свои челюсти, будь повежливее.

Парень запустил то же ругательство. Спейд швырнул папиросу в гигантскую каменную урну, стоящую у камина, и левой рукой подал знак мужчине, топтавшемуся возле табачного прилавка. Тот кивнул и приблизился к ним. Это был коренастый, плотный человек средних лет.

— Здравствуй, Сэм, — сказал он.

— Здравствуй, Люк.

Они обменялись рукопожатиями.

— Что там стряслось с Мильсом? — спросил Люк.

— Самая крупная на свете неприятность. — Спейд кивнул на парня. — Почему ты разрешаешь этим дешевым висельникам слоняться в холле с пушками в карманах?

Люк немедленно осмотрел карлика с ног до головы.

— Что тебе здесь нужно?

Парень встал, Спейд тоже. Парень оглядел обоих мужчин, включая их галстуки: Люк носил черный, а Спейд — коричневый. Парень выглядел рядом с ними, как школьник перед учителями.

— Если не хочешь заработать неприятности, убирайся и не показывайся здесь больше,'— сказал Люк.

— Ничего, ребята, я вас не забуду, — пообещал парень удаляясь.

Они проводили его взглядами. Потом Спейд снял шляпу и вытер лоб платком.

— В чем дело–то? — спросил детектив из отеля.

— Будь я проклят, если понимаю, — ответил Спейд. — Я случайно его засек. Ты знаешь Джоэля Кэйро из шестьсот тридцать пятого?

— А как же! — усмехнулся детектив.

— Он давно тут?

— Четыре дня, сегодня пятый.

— И что скажешь о нем?

— Ничего, Сэм. Просто он мне не нравится.

— А ты не можешь выяснить, был ли он здесь ночью?

— Попробую^— кивнул детектив и отошел. Спейд ждал на диване.

— Нет, — сообщил Люк, вернувшись, — Он не ночевал у себя. А зачем тебе?

— Из любознательности.

— Не скрывай, Сэм. Тебе же известно, что я умею молчать, но если с ним что–то неладно, мы должны быть в курсе, дабы охранять свои деньги.

— Насчет этого не опасайся, — отмахнулся Спейд. — Я на него работаю. Если он проявит себя с дурной стороны, я проинформирую.

— Спасибо. Хочешь, я за ним присмотрю?

— Отлично, это не повредит. В наши дни не мешает больше знать о людях, на которых вкалываешь,

Часы показывали двадцать одну минуту двенадцатого, когда с улицы вошел Джоэль Кэйро: лоб перевязан, костюм измят, лицо усталое.

Спейд перехватил его у стола дежурного.

— Доброе утро, — мило произнес он.

Кэйро испуганно дернулся и без капли энтузиазма ответил:

— Доброе утро.

Наступило молчание.

— Давайте пойдем куда–нибудь, где можно спокойно пообщаться, — предложил Спейд.

Кэйро потер подбородок.

— Простите меня, пожалуйста, — буркнул он. — Но наши разговоры наедине носят такой характер, что мне не хотелось бы их продолжать. Извините за прямоту, но это правда.

— Вы имеете в виду прошлую ночь? — Спейд сделал нетерпеливый жест. — А что мне оставалось? Я думал, вы все поймете. Если вы поцапаетесь друг с другом, — неважно, кто будет инициатором, — мне все равно придется заступаться за нее. Ни вам, ни мне неизвестно, где эта треклятая птица. А она знает. Как мы ее заполучим, черт возьми, если я не буду заигрывать с Бриджит?

Кэйро нерешительно замялся.

— Должен сказать, что у вас на любой вопрос готово объяснение, — заметил он.

— А как, по–вашему, я должен себя вести? — усмехнулся Спейд. — Научиться заикаться? Ну ладно, давайте потолкуем здесь.

Они сели на диван, и Спейд спросил:

— Данди забрал вас в полицию?

— Да.

— Надолго?

— Почти на всю ночь. Я обращусь к генеральному консулу Греции и к адвокату.

— Валяйте, посмотрите, что из этого Получится. Много из вас вытянули?

Кэйро удовлетворенно улыбнулся.

— Ничего, ни единого слова. Я подтверждал то, что придумали вы, — Он неожиданно посерьезнел. — Хотя я бы предпочел историю поумнее. Повторять ее было исключительно смешно.

— Конечно, — согласился Спейд. — Но именно глупость и сделала ее правдоподобной. Так вы действительно ничего не выболтали?

— Можете не сомневаться, мистер Спейд.

Спейд побарабанил пальцами по кожаной обивке дивана.

— О Данди вы еще услышите. А из–за нашей глупой истории не беспокойтесь. — Он встал. — • Вам лучше отдохнуть после всего случившегося. Увидимся позже.

— Нет, пока нет, — говорила Эффи по телефону, когда Спейд входил в контору. Увидев его, она еле слышно шепнула: — Это Ева.

Спейд отрицательно потряс головой.

— Да, как только он появится, я все ему передам, — добавила Эффи в трубку и, едва положив ее, обратилась к Сиейду: — Она уже третий раз сегодня звонит.

Спейд неопределенно хмыкнул.

— В кабинете тебя ждет мисс О’Шонесси, — продолжала Эффи. — Торчит здесь с девяти утра.

Спейд кивнул.

— Что еще?

— Звонил сержант Полхауз, но передавать ничего не просил.

— Соедини меня с ним.

— А еще звонил «Г».

— Кто? — Спейд широко открыл заблестевшие глаза.

— «Г». Так он назвался. Когда я ответила, что тебя нет, он сказал: «Когда вернется, передайте ему, пожалуйста, что звонил „Г“, получивший его сообщение, и что он позвонит позже».

— Спасибо, дорогая. — Спейд поджал губы, — Теперь попробуй соединить меня с Томом Полхаузом.

Он открыл дверь и прошел в свой кабинет.

Бриджит, одетая как во время первого визита, торопливо встала из–за стола и подошла к нему.

— Кто–то побывал в моей квартире! — воскликнула она. — Все перевернуто вверх дном.

Спейд весьма убедительно изобразил удивление.

— Что–нибудь взяли?

— Не думаю, но точно не знаю. Мне было страшно там оставаться, и я сразу бросилась сюда. Это, наверное, все тот же парень.

Спейд покачал головой.

— Нет, ангелочек.

Он вынул из кармана утреннюю газету, развернул и показал девушке небольшую заметку.

«Крик вспугнул грабителя.

Молодая женщина по имени Каролина Билл, проживающая одна на Сатт. ер–стрит, проснулась около четырех утра от шороха в спальне. Она закричала, и шум прекратился. Две другие одинокие женщины, живущие в том же доме, утром обнаружили в своих квартирах следы взлома. Ни у кого из пострадавших ничего не пропало».

— Я сам привел его туда, — объяснил Спейд. — Вошел в парадное и удрал через черный ход. Поэтому он и проникал в квартиры одиноких женщин, разыскивая тебя под вымышленной фамилией.

— Но мы же сами видели, что он околачивается возле твоего дома, — возразила Бриджит.

Спейд пожал плечами.

— Возможно, он работает не один или отправился на Саттер–стрит, решив, что ты осталась ночевать у меня. Но в любом случае, до «Короны» он не добрел.

— Но так или иначе, ведь кто–то нашел мое убежище.

Спейд хмуро опустил голову.

— Я бы не удивился, окажись этим «кем–то» Кэйро. В отеле его всю ночь не было: вернулся он несколько минут назад. Мне заявил, что его продержали в полиции. — Он открыл дверь в приемную и спросил Эффи: — Ты связалась с Томом?

— Нет еще, пока пытаюсь.

— Спасибо. — Спейд закрыл дверь.

— Ты виделся с Джо сегодня утром? — спросила Бриджит.

— Да.

Она немного поколебалась.

— Зачем?

— Зачем? — улыбнулся Спейд. — Да затем, моя любимая, что мне нужно находиться в курсе всего, связанного с нашим запутанным делом.

Он обнял девушку за плечи и подвел к вращающемуся креслу. Потом поцеловал ее в кончик носа, усадил, а сам устроился на краю стола и сказал:

— Теперь нам придется искать для тебя новую квартиру, правда?

Она выразительно кивнула.

— Я не вернусь на старое место.

Он постучал ладонями по столешнице и принял задумчивый вид.

— Похоже, у меня на примете есть такое жилище. Подожди минуту.

Он вышел из кабинета и прикрыл за собой дверь.

— Еще не дозвонилась, — отмахнулась Эффи.

— Потом. Твоя женская интуиция не подсказывает тебе, что наша девчонка непорочная мадонна?

— Я по–прежнему считаю, что, независимо от обстоятельств, она хороший человек, — резко ответила Эффи. — Если ты именно это имеешь в виду.

— Да, именно это, — подтвердил Спейд. — Ты хочешь ей помочь?

— Каким образом?

— Приютить на несколько дней у себя.

— Дома?

— Да. Ее обитель засекли. Уже два раза устраивали обыск. Лучше ей не оставаться одной. Ты бы здорово ее выручила.

Эффи наклонилась вперед.

— Ей действительно грозит опасность, Сэм?

— По–моему, да.

— Моя мама до смерти перепугается. — Она почесала пальцем губу. — А я скажу, что она важная свидетельница, которую ты временно должен прятать.

— Умница, — подхватил Спейд. — Забирай ее прямо сейчас. Я возьму у нее ключи и привезу самое необходимое. Причем сделай так, чтобы вас не видели вместе. Сперва убедись, что за тобой не следят, потом поймай такси и отправляйся. Возможно, слежки и не будет, но мы не имеем права ошибиться. Бриджит поедет потом.

Глава 11 Толстяк

Отослав Бриджит к Эффи, Спейд вернулся в контору. Там вовсю надрывался телефон, он взял трубку.

— Алло?.. Да, это Спейд. Да, мне передали. Я ждал вашего звонка… Кто? Мистер Гутман? О, безусловно! Чем скорее, тем лучше… 12–С… Хорошо. Скажем, минут через пятнадцать… Хорошо.

Спейд присел на угол стола и свернул папиросу. Глаза его блестели, он улыбался. Открылась дверь, и вошла Ева Арчер.

— Привет, солнышко, — дружелюбно сказал Спейд.

— О, Сэм, прости меня! Прости! — закричала она, прислоняясь к двери и прижимая к лицу носовой платок.

Он, не вставая с места, произнес:

— Ничего, все в порядке. Забудь о случившемся.

— Но, Сэм, ведь это я послала полицейских. Просто я с ума сошла от ревности. Позвонила и ляпнула, что они смогут обнаружить здесь нечто, связанное с убийством Мильса.

— С чего ты так решила?

— Ни с чего! Я просто спятила, Сэм, только и думала, как тебя уничтожить.

— Ты все усложнила, — заметил Спейд, прижимая к себе подошедшую ближе Еву. — Ну–ну, теперь уже порядок, только не делай больше таких глупостей.

— Больше никогда, — пообещала Ева. — Просто вчера ты так холодно со мной обошелся, стараясь избавиться. А между тем, я хотела тебя предупредить…

— О чем?

— О Филе. Он узнал… узнал о нашем романе, а Мильс ему говорил, что я мечтаю развестись, хотя он понятия не имел почему… И теперь Фил считает, что мы… что ты убил его брата, поскольку тот не давал развода. Вчера он заявил в полицию.

— Прекрасно, — мягко произнес Спейд. — И ты пришла предупредить меня. А так как я был занят, ты моментально поверила наговорам Фила Арчера.

— Извини! — прошептала Ева. — О нет, ты никогда меня не простишь… И все же прости! Прости, молю!

— Сперва поразмыслить надо было. Данди видел тебя после разговора с Филом? Или кто–нибудь еще из полиции?

— Нет.

— Они снова захотят с тобой побеседовать, но лучше бы этого не случилось. Хорошо бы, например, они не застали тебя дома. Ты им назвалась, когда звонила?

— Конечно нет! Просто сказала, что если они наведаются к тебе на квартиру, то найдут кое–что, связанное с убийством Мильса.

— Откуда ты звонила?

— Из аптеки, той, что неподалеку от тебя… О, Сэм, дорогой!.. Я…

Он похлопал ее по спине.

— Ладно, не переживай, а ступай–ка домой и обдумай свой разговор с полицией. Ты еще услышишь о ней. Возможно, самым лучшим вариантом будет все отрицать. — Он помолчал, сдвинув брови. — Или тебе сперва повидать Сида Уайза? — Он достал из стола визитку, нацарапал несколько слов и передал Еве. — Сиду ты можешь рассказать все или почти все. Где ты была в ночь убийства Мильса?

— Дома, — решительно ответила Ева, на что Спейд усмехнулся, покачав головой. — Я была дома, — • настойчиво повторила она.

— Опять вранье, — фыркнул Спейд. — Впрочем, если ты станешь придерживаться именно такой версии, тогда ладно. Иди к Сиду. Угловое здание, комната 827.

— Почему ты решил, что я не ночевала дома? — спросила она, блеснув глазами.

— Не решил, а знаю, — ответил Спейд.

— Но ты ошибаешься. — Губы ее дрожали. — Тебе Эффи сказала, — негодующе произнесла она. — Я же видела, как она разглядывала мою одежду. Ведь ты понимаешь, Сэм, что она меня не любит. Почему тогда ты веришь каждому ее слову?

— Морока с вами, женщинами, — вздохнул Спейд, глядя на часы. — Тебе пора домой, дорогая, а мне на свидание. Ты можешь делать, что пожелаешь, но на твоем месте я либо сказал Сиду правду, либо вообще не стал говорить ничего. Пожалуйста, умолчи только о самом личном.

— Я не лгала тебе, Сэм, — запротестовала Ева.

— Возможно.

Ома встала на цыпочки и, приблизив к нему свое лицо, прошептала:

— Ты не веришь мне, Сэм.

— Вот именно.

— И ты не простил меня?

— Простил. — Он поцеловал Еву в губы. — Теперь отправляйся.

Она обняла его.

— А ты не пойдешь со мной к мистеру Уайзу?

— Я не могу, мне некогда. — Он высвободился из ее объятий и, поцеловав левую руку между рукавом и перчаткой, подтолкнул женщину к двери. — Ступай.

Номер 12–С в отеле «Александрия» открыл тот самый парень, с которым Спейд разговаривал в холле «Бельведера».

— Привет! — добродушно сказал детектив.

Паренек не ответил.

Спейд вошел внутрь. Навстречу ему поднялся упитанный мужчина. Он был поразительно тучен: жирные розовые щеки, толстая багровая шея, громадный живот, столбообразные руки и ноги. На его лоснящемся лиде сверкали крошечные карие глазки, а темные редкие волосы насилу покрывали голову. Одежда его состояла из черного пиджака, черного жилета, черного галстука с жемчужиной и серых полосатых брюк,

— А, мистер Спейд! — с воодушевлением воскликнул он.

— Здравствуйте, мистер Гутман, — ответствовал Спейд, пожимая ему руку.

Толстяк пригласил Спейда занять зеленое кресло возле стола, на котором красовались сифон, несколько бокалов, бутылка скотча, коробка сигар, две газеты и маленькая шкатулочка.

Спейд уселся на предложенное место, а толстяк тем временем смешал в двух бокалах содержимое бутылки и сифона. Парень исчез. Двери, расположенные в трех стенах комнаты, были закрыты. Окна на четвертой стене позволяли любоваться видом Джири–стрит.

— Начнем, сэр, — сказал толстяк, подвигая Спейду бокал. — Не люблю непьющих людей. Хуже нет, когда человек воздерживается из осторожности.

Спейд поклонился и, улыбаясь, поднял свое виски. Толстяк разглядывал бокал на свет.

— Да, сэр, сейчас мы все обязательно выясним. — Они выпили, и толстяк продолжил: — Наверное, вы молчаливый человек?

— Как раз наоборот, — ответил Спейд.

— Все лучше и лучше! — воскликнул толстяк. — Не люблю молчаливых. Сперва из них слова не вытянешь, а как заговорят, так одно вранье услышишь. Да, сэр, мы с вами поладим. Возьмите сигару, сэр.

Спейд согласно кивнул, отрезал у сигары кончик и закурил. Между тем толстяк придвинул второе зеленое кресло поближе к нему, уселся и тоже запыхтел сигарой.

— Да, сэр, теперь мы побеседуем. Должен признаться, что сам я, как человек откровенный, люблю откровенных людей.

— Хорошо, поговорим о черной птице.

— Замечательно. Вы человек моего типа, сэр, самостоятельный и настойчивый. Будем ли мы говорить о черной птице? Да, с превеликим удовольствием. Я люблю беседовать о делах. Непременно о ней потолкуем, сэр, но сначала позвольте задать вам один вопрос. Вы обязательно должны ответить на него, ибо это необходимо для взаимопонимания. Вы- пришли сюда как представитель мисс О’Шонесси?

Спейд выпустил в потолок клуб дыма, помолчал, хмуро уставившись на обуглившийся кончик сигары, и наконец медленно ответил:

— Я не могу дать ни положительного, ни отрицательного ответа. Это еще неясно. Все зависит…

— От чего?

Спейд покачал головой.

— Если бы я знал от чего, то сказал бы что–то более определенное.

— Может, это зависит от Джоэля Кэйро?

Спейд промолчал, он пил виски. Толстяк наклонился к нему, насколько позволял живот. Сладко улыбаясь, он замурлыкал:

— Так кого вы все же представляете?

— Какая разница?

— Значит, либо ее, либо его?

— Этого я не говорил.

— Кого–нибудь другого? — хрипло прошептал толстяк.

— Самого себя, — сказал Спейд.

Толстяк удовлетворенно откинулся на Спинку кресла и глубоко вздохнул.

— Чудесно, сэр, — сладко промолвил он. — Чудесно. Мне нравится, когда человек откровенно заявляет, что его заботят собственные интересы. Я не доверяю людям, утверждающим обратное. Приятно иметь дело с правдивым мужчиной.

Попыхивая сигарой, Спейд вежливо выслушал его до конца и предложил:

— Давайте лучше вернемся к черной птице.

— Давайте, — улыбаясь согласился толстяк и прищурился так, что его глаза превратились в узкие щелки. — Известно ли вам, мистер Спейд, сколько денег за нее можно получить?

— Нет.

Толстяк снова наклонился вперед и положил руку на подлокотник кресла Спейда.

— Так вот, сэр, если бы я назвал… назвал только половину ее стоимости, вы посчитали бы меня лжецом.

Спейд усмехнулся.

— Зато я бы не произнес этого вслух, даже если бы подумал. Но поскольку вы не отваживаетесь раскрыть мне свой секрет, я догадываюсь, что речь идет о крупной сумме.

Толстяк засмеялся, приведя в движение многочисленные жировые складки своего тела.

— Но о какой конкретно вы даже представить не сможете. И никто не сможет. — Он помолчал, внимательно осматривая Спейда, потом с сомнением поинтересовался: — Так вам действительно неизвестна ее цена?

— О, я знаю, что ваша фигурка — настоящее сокровище, — ответил Спейд. — Вы ведь тоже этого не отрицаете.

— Она ничего вам не сказала?

— Мисс О’Шонесси?

— Да. Милая девушка, не правда ли, сэр?

— Гм. Нет, она не сказала ничего.

— Она должна быть в курсе, — заявил толстяк. — А Кэйро?

— Тоже не сказал. Сокола он готов купить, но не дал мне никакой информации.

— Сколько же он за него отвалит? — спросил толстяк.

— Десять тысяч долларов.

Толстяк презрительно расхохотался.

— Десять тысяч, да еще долларов, а не фунтов! Хитер этот грек! И что вы ему ответили?

— То, что, если отдам ему птицу, мы сговоримся.

— Ах, «если»! Прекрасно, сэр. — Он улыбнулся. — Они должны знать ее цену. Как вы считаете?

— Здесь я вам не помощник, — вздохнул Спейд. — Они ничего не объясняют. Кэйро вообще не пожелал распространяться на эту тему. Да и она тоже, пока я не уличил ее во лжи.

— Весьма неразумно, — промолвил толстяк, но было заметно, что думает он о другом. — А может, они ничего не знают, — внезапно предположил он. — Если так, то я единственный в мире человек, которому известна стоимость сокола.

— Я рад, что мы с вами встретились, — заметил Спейд.

В ответ толстяк улыбнулся, чем–то, однако, озабоченный.

— Клянусь богом, ваш бокал опустел. — Он встал и, пока Спейд неподвижно сидел в кресле, снова налил виски. — Ах, сэр, это лекарство никогда никому не вредило.

Спейд покинул свое кресло и с бокалом в руке подошел к толстяку.

— За откровенность и обоюдное понимание, — провозгласил он.

Толстяк усмехнулся, и они выпили.

— Да, сэр, как ни странно, но они действительно не знают точной стоимости сокола. Никому в мире не известно, что это за птица, кроме вашего покорного слуги Каспера Гутмана, эсквайра.

— Выходит, когда вы сообщите это мне, в курсе будут только два человека, — заметил Спейд.

Одной рукой он поднимал бокал, другую же сунул в карман.

— Ну, если быть точным, сэр… однако… — Толстяк неожиданно посерьезнел. — Однако я не понимаю, зачем мне перед вами раскрываться.

— Хватит дурака валять, — терпеливо попросил Спейд. — Вам известна настоящая ценность предмета, а мне — где он находится. Потому мы здесь и беседуем.

— Ну, сэр, так где же он?

Спейд пропустил вопрос мимо ушей.

— Видите ли, — продолжал толстяк, — по–вашему, мне необходимо выложить то, чего никто, кроме меня, не знает, а вы тем временем будете гордо хранить свой секрет. Вряд ли подобный обмен можно назвать равноценным, сэр. Нет, нет, по–моему, нам не следует продолжать беседу в таком направлении.

Спейд побледнел и заговорил тихим от бешенства голосом:

— Подумайте еще раз. Вам необходимо срочно открыться мне или будет поздно. К чему попусту тратить время? Кому нужна ваша вшивая тайна? Какая разница, знаю я, что это за сокровище, или нет. Я сумею достать его и в одиночку. Не исключено, что и вы обошлись бы без посторонней помощи, но тогда следовало держаться от меня подальше. Теперь дело сделано. Здесь, в Сан—Франциско, вы нуль. Но сотрудничая со мной, вы добьетесь успеха. Если вы согласны, сообщите мне сегодня же.

Спейд ударил бокалом по столу, тот разбился, и содержимое пролилось на скатерть. Толстяк, не обращая внимания на причиненный ущерб, не сводил глаз со Спейда: детектив сидел поджав губы, приподняв брови и слегка наклонив голову. Выражение его лица оставалось добродушным.

— И еще одно: я не хочу…

Внезапно слева от Спейда распахнулась дверь. Глядя на Спейда широко открытыми глазами, вошел давешний парнишка.

— Я не хочу, — повторил Спейд, уставившись на карлика, — чтобы этот сопляк крутился возле меня. Он мне не нравится, на нервы действует. Я убью его на месте, как только встречу на своем пути. И запомните: у него не будет ни одного шанса на спасение.

Парень усмехнулся, но промолчал.

— Удивительно, сэр, какой у вас неистовый характер, — терпеливо заметил толстяк.

— Характер? — засмеялся Спейд, поднимаясь и надевая шляпу. Его гневный голос гремел по комнате: — Подумайте и решайте. У вас есть время до пяти тридцати. Потом все. — Он потащил парня к выходу. Там остановился и повторил: — Пять тридцать, потом занавес!

Парнишка извивался в руках Спейда, осыпая его ругательствами из репертуара, использованного в холле «Бельведера», но теперь его голос звучал тихо и горько. Спейд вышел, шарахнув дверью.

Глава 12 Карусель

Покинув Гутмана, Спейд спустился на лифте. Во рту у него было сухо, лицо побледнело и сделалось влажным от пота. Доставая платок, он заметил, что руки его дрожат, и усмехнулся.

Прошагав по Джири–стрит, Спейд зашел позавтракать в отель «Палас». За стол он сел уже в нормальном состоянии и поел с аппетитом. Потом он направился в контору Сида Уайза.

Сид маялся в кабинете, полируя ногти и глядя в окно.

— Присаживайся, — пригласил он.

Спейд придвинул к столу кресло и спросил, опускаясь в него:

— Миссис Арчер приходила?

— Да. — Уайз криво усмехнулся. — Дамочка спешит замуж, Сэмми.

— И ты туда же! — раздраженно вздохнул Спейд.

— Если не нравится, занимайся такими делами сам, — буркнул юрист.

— Что она поведала?

— О тебе?

— Обо всем.

Уайз пригладил волосы.

— То, что устала добиваться у Мильса развода.

— Это не новость, — перебил его Спейд. — Мне нужна другая информация.

— Откуда я знаю, сколько она…

— Брось, Сид. — Спейд закурил. — Что она сообщила такого, чего не желает открывать мне?

— Сэмми, я не…

— О, господи, — простонал Спейд. — Мой собственный юрист имеет от меня секреты! За каким чертом, по–твоему, я прислал ее в твою контору?

Уайз скорчил гримасу.

— Еще один клиент вроде тебя — и я попаду в больницу или в тюрьму.

— Иными словами, в общество многих твоих клиентов. Ну ладно, она сообщила, где была в ночь убийства?

— Да.

— Где же?

— Она следила за ним.

Спейд резко выпрямился в кресле и засмеялся:

— Вот тебе и женщины! Что же она видела?

— Немного, — покачал головой Уайз. — Когда Арчер пришел домой пообедать, то сказал ей, что у него свидание с девушкой в «Сент—Марке». Затем обругал жену и заявил, что теперь у нее появляется шанс добиться желанного развода. Сперва она решила, что он просто хочет разозлить ее. Он знал…

— Семейная история мне известна, — прервал его Спейд. — Можешь пропустить. Говори, что она сделала конкретно.

— Скажу, если не будешь мне мешать. После его ухода она начала думать, что' он и вправду отправился на свидание. Ты же знал Мильса. На него вполне похоже…

— Характер Мильса тоже опусти.

— Черт с тобой, — вздохнул юрист. — Короче, она на своей машине поехала к «Сент—Марку», проследила, как он вышел из отеля и направился вслед за какими–то мужчиной и девушкой. Она утверждает, будто последняя вчера тебя посещала. Поскольку они шагали чуть впереди мужа, Ева поняла, что он работает. Я полагаю, ее постигло разочарование: она страшно злилась, когда рассказывала мне это. В общем, она наблюдала за Миль–сом, пока не убедилась, что он действительно следит за парочкой. И потом отправилась к тебе, но не застала дома.

— В котором часу она ко мне наведывалась? — спросил Спейд.

— Первый раз между девятью тридцатью и десятью часами.

— Первый?

— Да. Она уехала и примерно через полчаса вернулась. Было около половины одиннадцатого. Ты по–прежнему отсутствовал, и она пошла в кино, чтобы убить время до полуночи, когда надеялась тебя поймать.

Спейд нахмурился.

— Значит, в половине одиннадцатого она сидела в кинотеатре?

— По ее словам, да. Кинотеатр на Поуэлл–стрит: он работает до утра. Домой ей идти не хотелось — она не желала видеть Мильса. А потом она уже не решилась зайти к тебе, не зная, как ты отнесешься к ее визиту. Взамен она поехала на Эллис–стрит к «Тайту».

Уайз замолчал, откинувшись на спинку кресла. Лицо Спейда ничего не выражало, он спросил:

— Ты ей веришь?

— А ты нет?

— Понятия не имею. Я даже сомневаюсь, что ты рассказал мне все. — Уайз улыбнулся, и Спейд продолжил: — Ну, а дальше? Мильса дома не было, он уже два часа как умер.

— Естественно, она заволновалась и снова кинулась к тебе.

— А я опять отсутствовал. В то время я отправился на место происшествия. Боже, что за карусель! Так, а потом?

— Она вернулась домой — мужа по–прежнему нет — и пока раздевалась, явилась твоя посланница с известием о его смерти.

Спейд молча свернул папиросу и лишь потом произнес:

— Все ясно. Ее поведение можно связать со многими фактами.

Уайз посмотрел на него с любопытством.

— Ты не веришь мне?

— Дело не в том, Сид. Я еще–ничего не выяснял лично.

— Правда. Но почему ты не наймешь действительно честного юриста?

Спейд встал.

— Ладно, не сердись. Прости меня.

— Сукин ты сын, Сэмми, — улыбнулся Сид.

Спейд застал Эффи стоящей посреди приемной.

— Что случилось? — встревоженно спросила она.

— Где именно?

— Почему она не приехала?

Спейд торопливо шагнул к Эффи и схватил ее за плечи.

— Не приехала?! — воскликнул он.

Перепуганная Эффи покачала головой.

— Я ждала–ждала, а ее все не было. Позвонить тебе некуда — и я вернулась сюда.

Спейд отпустил девушку и сунул руки в карманы.

— Еще одна карусель, — заметил он, проходя в кабинет, и, уже выглядывая оттуда, приказал: — Позвони матери. Узнай, па месте ли Бриджит.

Девушка взялась за телефон.

— Нет, — сообщила она через некоторое время. — А ты посадил ее в такси?

Спейд кивнул.

— Ты уверен, что она… Никто не следил за ней?

— Конечно никто, — громко заявил Спейд, вышагивая по приемной. — Или ты принимаешь меня за молокососа? Я все проверил перед тем, как запихнуть ее в машину.

— Да, но…

— Но ее нет. Ты уже говорила. Я в курсе.

Эффи презрительно фыркнула.

— Ты действительно ведешь себя, как молокосос.

Спейд двинулся к выходу.

— Придется отправиться на поиски, — сказал он. — Ты останешься здесь, пока я тебе не позвоню.

Он уже начал спускаться по лестнице, не воспользовавшись лифтом, но неожиданно с полдороги вернулся.

— Ты ведь меня знаешь, не обижайся, пожалуйста, когда я так с тобой обращаюсь.

— Ты сошел с ума, если вообразил, что я обратила на это внимание. Но только… — она потрогала руками плечи, — я не смогу но крайней мере две недели надевать вечернее платье. Медведь!

Спейд усмехнулся.

— Не сердись, дорогая, — Потом театрально поклонился и исчез.

На углу стояли два желтых такси. Их водители как раз вели неторопливую беседу, когда подошел Спейд.

— Извините, а где рыжий шофер, который работал утром? — поинтересовался детектив.

— В поездке, — ответил один таксист.

— Он вернется сюда?

— Наверное.

— Да вот он, уже катит, — вмешался другой.

Спейд подождал, пока рыжий припаркуется, и шагнул к нему.

— Сегодня я ехал в вашей машине вместе с леди. Мы добрались до Стоктон–стрит, потом до Сакраменто, и там я вышел.

— Верно, — кивнул рыжий. — Я вас помню.

— Я попросил довезти девушку до Девятой авеню и назвал номер дома. Вы ее так и не доставили туда? Где она вышла?

— Не помню, — мрачно буркнул таксист, глядя на Спейда исподлобья.

— Хорошо, — сказал Спейд и продемонстрировал свою карточку. — Поговорим втроем с твоим начальником.

— Я подбросил ее к зданию порта.

— Это точно?

— Да.

— Куда–нибудь еще заезжали?

— Нет. Мы двигались по Сакраменто. Потом ей захотелось купить газету, и она попросила меня остановиться.

— Какую газету?

— «Колл». Затем покатили по Сакраменто дальше. И через какое–то время она постучала в окно и попросила отправиться к Морскому вокзалу.

— Она была взволнована?

— Нет, я не заметил.

— Значит, вы доехали до Морского вокзала?

— Она расплатилась со мной и… все.

— Ее кто–нибудь ждал?.

— Я никого не видел.

— Куда она пошла?

— Не обратил внимания,’

— Газета была с ней?

— Да, она держала ее под мышкой, когда отсчитывала деньги.

— Заголовок располагался снаружи или внутри?

— Не помню.

Спейд поблагодарил водителя и вручил ему серебряный доллар.

Спейд купил номер «Колла» и, зайдя на почту, чтобы укрыться от ветра, стал его перелистывать, быстро пробегая глазами заголовки статей. На четвертой странице он задержался в первый раз. Там было написано: «Арестован по подозрению в изготовлении фальшивых денег». На пятой его внимание привлекло название: «Убит молодой парень». На шестой и седьмой страницах не обнаружилось ничего интересного. На восьмой: «После перестрелки задержаны три человека по обвинению в грабеже». Затем до тридцать пятой полосы его не взволновало ничего, кроме прогноза погоды. Он просмотрел сведения о смертях, разводах, рождениях и браках. На тридцать шестой и тридцать седьмой страницах помещались финансовые новости. На последней, тридцать восьмой тоже не нашлось ничего достойного внимания. Он вздохнул, сложил газету, сунул ее в карман и скрутил папиросу. Затем прошелся по Стоктон–стрит, поймал такси и приказал ехать в «Корону».

Комнату Бриджит он открыл ключом, полученным от девушки. Вчерашний голубой халат висел на спинке кровати, голубые чулки и туфли валялись на полу спальни. Шкатулка, прежде наполненная драгоценностями, теперь стояла на туалетном столике совершенно пустая. Спейд нахмурился, облизал губы и осмотрел комнаты, ни к чему не прикасаясь, потом покинул помещение, запер дверь и поехал домой.

А там, на собственном пороге., он столкнулся лицом к лицу с пареньком, которого оставил в квартире Гутмана. Парень торчал возле двери, загораживая вход.

— Пошли. Он хочет тебя видеть. — Паренек держал руки в карманах пальто, и карманы подозрительно оттопыривались.

— Я не ждал тебя раньше двадцати пяти минут шестого, — усмехнулся Спейд. — Надеюсь, ты не долго здесь маешься?

— Полегче на поворотах, — предупредил парень, — а не то пупок продырявлю.

— Ладно, сопляк, пошли, — засмеялся Спейд.

Они плечо к плечу направились на Саттер–стрит, причем парень не вынимал рук из карманов ни на секунду. Целый квартал они молчали.

— Ты давно попал в этот крыжовник, сынок? — неожиданно спросил Спейд.

Парнишка притворился, будто не расслышал, и Спейд больше не стал с ним разговаривать.

Дойдя до «Александрии», они поднялись на двенадцатый этаж и прошли к комнатам Гутмана. В коридоре никого не было.

Спейд чуть отстал и, когда они оказались примерно в пяти ярдах от нужной двери, резким движением стиснул парню руки, не давая тому вынуть их из карманов. Как ни извивался парнишка, вырваться из крепких мужских объятий не мог. Тогда он попытался лягнуть Слейда ногой, но она встретила лишь пустоту.

В следующее мгновение парень валялся на ковре, рыдая от обиды, а Спейд прятал к себе в пальто два тяжелых автоматических пистолета.

Паренек наконец встал. Лицо его было бледным, а руки он по–прежнему держал в карманах.

Спейд участливо улыбнулся и произнес:

— Вот теперь я готов поговорить с твоим боссом.

Они подошли к апартаментам Гутмана, и Спейд постучал.

Глава 13 Подарок императору

Дверь открыл сам Гутман. Его жирная физиономия озарилась улыбкой.

— А, входите, сэр! Спасибо, что пришли. Ну, скорее же!

Спейд пожал протянутую руку и переступил порог, парнишка плелся следом. Пока толстяк запирал дверь, Спейд вынул из кармана пистолеты, отобранные у парня, и протянул их Гутману.

— Возьмите. И впредь не позволяйте ему носить оружие. Он наживет себе крупные неприятности.

Толстяк радостно загоготал и подхватил оба ствола.

— Ну и ну. Что это такое, я спрашиваю? — Он перевел взгляд со Спейда на парня.

— Этот сопляк таскает с собой пушки, — пояснил Спейд. — Пришлось их на время отобрать.

Белый, как полотно, мальчишка принял из рук Гутмана пистолеты и опять сунул в карманы. Он молчал. Гутман снова засмеялся.

— У вас изумительный характер, сэр. Проходите и садитесь, — сказал он. — Давайте вашу шляпу.

Паренек исчез за одной из дверей. Толстяк пригласил Спейда в зеленое кресло у стола, предложил сигару, смешал виски с содовой, передал один бокал Спейду, другой взял себе и расположился в кресле напротив.

— Надеюсь, сэр, вы извините меня… — начал он.

— Не за что, — прервал его Спейд. — Давайте лучше поговорим о черной птице.

Толстяк кивнул, глядя на Спейда с беззаветной нежностью.

— Хорошо, сэр, просто замечательно, — мурлыкнул он и отхлебнул виски. — Вам предстоит услышать невероятную историю, сэр. Наверное, людям вашей профессии и вашего полета частенько приходится сталкиваться с удивительными ситуациями.

Спейд вежливо поклонился.

— Итак, сэр, — продолжал толстяк, прищуриваясь, — что вам известно, о рыцарском ордене Госпитальеров[2], основанном в Иерусалиме и позже переместившемся в Родес?

— Очень немного, — махнул рукой Спейд, — Только то, что проходил в школе. По–моему, они крестоносцы или кто–то в этом роде.

— Очень хорошо. Вы помните, что в 1523 году Сулейман Великолепный изгнал их из Родеса?

— Нет.

— Они обосновались на Крите и пробыли там семь лет до 1530 года, когда им удалось убедить императора Карла V поселить их на Мальте, в Газе и Триполи.

— Да?

— Да, сэр. Но с условием ежегодной выплаты императору дани, а именно: сокола — в знак того, что Мальта находится под властью Испании, и если они оставят остров, он снова отойдет под юрисдикцию испанской короны. Понимаете? Мальту они получили, но не могли ни продать ее, ни передать никому другому.

— Ясно.

Толстяк оглянулся на закрытые двери и, придвинувшись к Спейду ближе, понизил голос до хриплого шепота:

— Вам известно, насколько богат и могуществен был тогда орден?

— Насколько я помню, — ответил Спейд, — они не бедствовали.

— Мягко сказано, сэр. — Его шепот сделался таким тихим, что в некоторых местах начал переходить в писк. — Они были чертовски богаты. Вы даже представить не можете размеров их богатств. И никто не может. Они годами грабили сарацинов и свозили к себе золото, драгоценные металлы и камни, шелка, парчу и благовония с Востока. Таковы исторические факты, сэр. Ни для кого не секрет, что крестовые походы были средством грабежей и наживы.

Итак, император Карл отдал им Мальту и в качестве платы потребовал одну лишь птичку. Как должен был поступить богатейший орден? Отделаться обычным соколом? Нет, сэр, не такие они были люди: в первый год они послали императору сокола, вылитого из золота и инкрустированного с головы до лап прекрасными драгоценными камнями. А орден — не забывайте, сэр, — был самым крупным и могущественным в Азии. — Гутман помолчал. — Ну, что вы об этом думаете, сэр?

— Пока ничего.

Толстяк самодовольно усмехнулся.

— Это факты, исторические факты, а не школьная история, сэр, не болтовня мистера Уэллса и не прочие небылицы. — Он наклонился вперед. — Архивы ордена с XII века находятся на Мальте. В них трижды упоминается легендарный сокол. В книге Ж. Делавилла Ле Ру «Архивы ордена святого Иоанна» также есть ссылка на него. В незаконченном и потому неопубликованном труде Паоли «Происхождение святых военных орденов» факты, изложенные мной, тоже освещены.

— Замечательно, — сказал Спейд.

— Замечательно, сэр. Великий Магистр ордена Вилльерс де л’Иль д’Адан сперва хранил птицу, сделанную турецкими рабами, в замке Сент—Анджело, а потом отправил Карлу в Испанию. Он послал подарок на галере, которой командовал рыцарь Кормье или Корвер, член ордена. — Гутман снова заговорщицки зашептал: — Но сокол так и не попал в Испанию. — Он печально улыбнулся. — Вы слышали о Барбадоссе — Рыжей Бороде, знаменитом Кар–ад–Дине? Нет? Это известный пират, ходивший тогда у берегов Алжира. Да, сэр, он настиг галеру и присвоил сокола. Птицу привезли в Алжир. Еще один факт. О нем упоминает французский историк Пьер Дан. В письме из Алжира другу он рассказывает, что птица находилась в стране более ста лет, пока ее не увез Фрэнсис Верней, английский авантюрист–флибустьер. Возможно, сведения эти не точны, но они исходят от Пьера Дана, чего для меня вполне достаточно.

В сочинении леди Верней «Мемуары семьи Верней за XVII век» о соколе ничего не говорится. Я его просмотрел. Кроме того, совершенно достоверно известно, что сэр Фрэнсис, умерший без гроша в кармане в 1615 году в Мессине, никакого сокола в то время не имел. Но никто не отрицает, сэр, что птица находилась в Сицилии как раз во времена правления Виктора Амадея II. Он короновался в 1713 году, а сокол стал подарком его жене, когда он отрекся от престола. Опять факт, сэр. Карутти, автор «Истории царствования Виктора Амадея II», о нем упоминает.

Возможно, Амадей и его жена взяли сокола с собой в Турин, когда Амадей пытался снова занять трон. Потом птица при неизвестных обстоятельствах попала к испанскому офицеру, участвовавшему в захвате Неаполя 1734 года. Офицер по имени дон Хозе Монино Редондо, граф Флоридабланка, впоследствии стал премьер–министром у Карла III. Не похоже, что их семья лишилась сокола раньше окончания Карлистской войны в 1740 году. Потом сокол появился в Париже: туда переселилось с родины множество испанских карлистов. Вероятно, один из них и привез его, не представляя истинной ценности фигурки, поскольку к тому времени кто–то умудрился покрыть сокола черной эмалью, и тот превратился в обычную, правда оригинальную, статуэтку. Битых семьдесят лет простояла птица' в Париже у различных владельцев, и все они оказались дураками: они даже не удосужились взглянуть, что скрывается под эмалью.

Толстяк помолчал, грустно улыбаясь, потом продолжил:

— Итак, сотни лет сокол летал от хозяина к хозяину, как футбольный мяч, пока в 1911 году не попал к греку по имени Харилаос Константинидес. Он–то и проследил историю сокола, выяснив, что тот представляет собой в действительности. Все, что вы сейчас услышали, я узнал от него.

Но Харилаос не спешил обратить свою находку в деньги. Ему нравилось просто обладать бесценным сокровищем. Не исключено, что он ждал случая связаться с теперешними наследниками старого ордена Иоаннитов: англичанами, немцами или мальтийцами.

Толстяк поднял бокал и, увидев, что он пуст, снова подлил себе, а заодно и Спейду.

— Вы хоть немного мне верите? — спросил он, добавляя содовую из сифона.

— Разве я говорил, что не верю?

— О нет, — усмехнулся Гутман, — просто вид у вас недоверчивый. — Он плюхнулся обратно в кресло, отпил порядочный глоток и вытер рот платком. — Так вот, однажды я прочел в «Таймсе», что Харилаос убит и ограблен. Уже на следующий день я примчался в Париж. — Он трагически покачал головой. — Сокол исчез, сэр. Я был потрясен. Просто не верилось, что грек рассказал о нем еще кому–то, кроме меня. И я решил, что вор похитил фигурку вместе с другими вещами, не понимая ее истинной ценности. Ибо, уверяю вас, сэр, человек, знающий, что это за вещь, даже не притронулся бы к другим предметам.

Толстяк смежил веки, с удовольствием улыбаясь собственным мыслям, и продолжил:

— Это произошло семнадцать лет назад. Все эти годы я потратил на поиски сокола и наконец нашел его. Я мечтал о нем, а отказываться от своих намерений не в моем обычае.

По–прежнему широко улыбаясь, он открыл глаза.

— Да, мечтал и нашел. Я обнаружил сокола у русского генерала Демидова в предместье Константинополя. Он понятия не имел, что это за птица. Для него она была просто лакированной игрушкой. Но несмотря на то, что сокол не представлял для него никакой ценности, он из русского упрямства отказался его продать. Возможно, я проявил излишнюю настойчивость в своем желании завладеть фигуркой и в страхе, что глупый генерал начнет интересоваться ее историей. Тогда я послал к Демидову своих людей. Они похитили сокола, но я его так и не получил. — Толстяк поставил пустой бокал на стол и добавил напыщенным тоном: — Но рано или поздно я до него доберусь. Позвольте ваш бокал.

— Значит, сокол никому из вас не принадлежит, — заметил Спейд. — Только генералу Демидову?

— Принадлежит? — весело переспросил толстяк. —

Тут, сэр, можно было бы сказать, что его хозяин король Испании, но я не представляю, у кого есть право владеть им, разве только у самого сильного. — Гутман усмехнулся. — Сокровище переходило из рук в руки многие века, и никто не сумел его удержать.

— Короче, сейчас хозяйка сокола — мисс О’Шонесси?

— Нет, разве что, как мой агент.

— О! — иронически произнес Спейд.

Гутман, задумчиво глядя на откупоренную бутылку, вздохнул:

— Стало быть, птица у нее?

— Да.

— Где конкретно?

— Точно не знаю.

Толстяк с громом поставил бутылку на стол.

— Но ведь вы утверждали, что вам все известно.

— Я имел в виду, что выясню в свое время.

Толстые щеки Гутмана порозовели, и он счастливо улыбнулся.

— Правда?

— Да.

— Каким образом?

— Это моя забота.

— Когда?

— Когда буду готов.

Толстяк наклонился вперед и с легким беспокойством спросил:

— Мистер Спейд, где сейчас мисс О’Шонесси?

— В моих руках, в безопасности; пока я вывел ее из игры.

Гутман одобрительно хмыкнул.

— Я вам верю, сэр. А теперь ответьте, пожалуйста, еще на один вопрос: как скоро вы сможете или, если угодно, как скоро будете готовы достать сокола?

— Через пару дней.

Толстяк кивнул.

— Нормально. Мы… Но я совершенно забыл о гостеприимстве. — Он снова смешал виски с содовой, один бокал подвинул Спейду, а свой поднял. — Предлагаю тост за удачную сделку, сэр.

Они выпили, и Спейд поинтересовался:

— А что вы считаете удачной сделкой?

Гутман подержал свой стакан против света, любовно разглядывая его, отпил очередной солидный глоток и ответил:.

— У. меня есть два отличных варианта, сэр. Выбирайте. Либо вы получаете двадцать пять тысяч долларов после того, как достаете сокола, и еще двадцать пять, едва я попадаю в Нью—Йорк. Либо я плачу вам двадцать пять процентов от реальной стоимости предмета, но несколько позже. Подумайте, сэр: почти немедленно пятьдесят тысяч или гораздо больше, ну, например через пару месяцев.

Спейд отпил виски и спросил:

— Больше на сколько?

— Очень на много, — подчеркнул толстяк. — Кто знает? Может, сумма составит сто тысяч или четверть миллиона? Поверите ли вы, что я называю минимальную цифру?

— Почему бы и нет?

Толстяк облизал губы и привычно понизил голос:

— А что вы скажете, сэр, о половине миллиона?

Спейд прищурился.

— Выходит, вы думаете, что вещица стоит два миллиона?

— Почему бы и нет? — вторил детективу солнечно улыбающийся толстяк.

Спейд прикончил виски, отодвинул стакан в сторону, сунул в рот сигару, опять вытащил ее, осмотрел и снова зажал в зубах. Глаза его потускнели.

— Это дьявольская прорва денег, — заметил он.

— Да, — согласился Гутман. — Но учтите, что я назвал минимум, ибо в противном случае покойный Хари–лаос Константинидес — отъявленный идиот.

Спейд окончательно вынул сигару изо рта, взглянул на нее с неодобрением и положил в пепельницу. Потом зажмурил глаза и сразу открыл их: теперь они помутнели еще больше.

— Хорош минимум. А максимум? — В слове «максимум» детектив произнес «щ» вместе «с».

— Максимум? Гм! Я боюсь высказать какие–то предположения. Вы решите, что я безумец. И потом, я могу ошибиться.

Спейд с трудом закрыл рот, едва справившись с безвольно отвисшей челюстью, и нетерпеливо потряс головой. В его глазах промелькнуло чувство тревоги. Опираясь на подлокотники кресла, он поднялся на ноги, снова потряс головой, сделал неверный шаг, глухо засмеялся и пробормотал:

— Черт вас побери.

Гутман вскочил, оттолкнув кресло. Его глаза на заплывшем розовом лице казались двумя черными дырочками. Спейд мотал головой из стороны в сторону, пока наконец не отыскал взглядом дверь. Он сделал еще один неуверенный шаг.

— Вилмер! — резко выкрикнул толстяк.

Дверь распахнулась, и вошел парнишка. Спейд сделал третий шаг. Лицо его напряглось и посерело, четвертый шаг он делал на полусогнутых ногах. Затем веки его опустились, и с почти закрытыми глазами он шагнул в пятый раз. Парень выступил вперед, стараясь загородить выход. Правую руку он держал за пазухой, уголки его губ дрожали. Спейд умудрился сделать шестой шаг.

Парень подставил Спейду подножку. Тот упал, а мальчишка быстро подскочил к нему и стукнул пистолетом в висок. Спейд еще силился встать, но следующий удар погрузил его в беспамятство.

Глава 14 «Ла Палома»

На следующий день, в начале седьмого утра, Спейд вышел из лифта перед дверыо своей квартиры и резко остановился: через матовое стекло пробивался свет.

Он тихо и медленно нажал на ручку, стараясь не производить шума. Но та не поддавалась: дверь была заперта. Тогда Спейд достал из кармана связку ключей, осторожно отыскал нужный и, зажав в кулаке остальные, вставил его в замок. Изнутри не доносилось ни звука. Он тихо отпер дверь и вошел.

Эффи Пирайн спала, сидя за столом и опустив голову на руки. Она нацепила на себя два пальто — свое и Спейда. Он сдержал готовый вырватьсЯ смех, прикрыл входную дверь и проследовал в кабинет. Там никого не было. Он вернулся к девушке и положил ей руку на плечо.

Эффи вздрогнула и резко подняла голову, но, увидев Спейда, улыбнулась.

— Наконец–то ты, — зевнула она. — Сколько времени?

— Седьмой час. Что ты здесь делаешь?

— Ты же просил меня остаться до твоего прихода или звонка… О! — Теперь она разглядела круги под его глазами, опухшее лицо и синяк на виске. — Что с тобой?

— Не знаю. То ли упал, то ли меня сбили с ног. Ничего страшного, просто ноет дьявольски. — Он пощупал свою рану. — Я побывал в гостях, меня там чем–то усыпили и нокаутировали. Очнулся я часов через двенадцать на полу в уборной.

Эффи сняла с него шляпу.

— Ужасно, — заметила она. — Надо вызвать врача. Нельзя запускать такую рану.

— Ерунда, она только на вид страшная. — Он прошел к раковине в туалете и намочил платок. — Какие новости?

— Ты отыскал мисс О’Шонесси, Сэм?

— Пока нет. Новости какие?

— Звонили из окружной прокуратуры. Тебя вызывают туда.

— Сам?

— Да. Еще приходил паренек с запиской. Мистер Гутман хотел поговорить с тобой вчера в половине шестого.

— Знаю. Пария я встретил внизу, а с мистером Гутманом уже побеседовал.

— Так это он называл себя «Г», Сэм?

— Да.

— И что же?

— Он желает получить одну вещь, которая, по его мнению, находится у меня. Сперва я утверждал, что располагаю нужной ему информацией. А потом сказал, что он должен подождать пару дней. Тогда он решил, что я его обманываю, и обездвижил меня на десять–двенадцать часов, рассчитывая достать предмет своих вожделений без моей помощи, — Спейд скривился от боли. — Надеюсь, он просчитался. От мисс О’Шонесси поступали известия?

Девушка покачала головой и спросила:

— Это она виновата в случившемся?

— Кое в чем.

— Предмет, который он разыскивает, принадлежит ей?

— Или королю Испании. Милая, у тебя, кажется, есть дядя, преподающий историю в университете?

— Кузен, а что?

— Если посвятить его в секрет четырехсотлетней давности, можно ли будет надеяться, что он до поры до времени не раструбит о нем?

— О да, он порядочный человек.

— Прекрасно. Бери блокнот и ручку.

Она приготовилась писать. Спейд зашагал по комнате, прикладывая к синяку на виске мокрый платок и диктуя секретарше историю мальтийского сокола, услышанную от Гутмана. Он начал с Карла и госпитальеров, однако умолчал о том, что карлисты привезли сокола в Париж. Он указывал работы, на которые ссылался Гутман, немного запинался, вспоминая фамилии, но с грехом пополам воспроизвел их фонетическое подобие. Все прочее он повторил с обстоятельностью специалиста по допросам.

Когда он закончил, девушка закрыла блокнот и улыбнулась.

— Здорово получилось, — сказала она.

— Или здорово, или смешно. Теперь отправляйся к своему кузену и поинтересуйся его мнением относительно достоверности этой истории. И, ради бога, убеди его не болтать.

— Я‑то к нему отправлюсь, — вздохнула она, — а вот ты давай немедленно к врачу.

— Сперва мы позавтракаем.

— Нет, я поем в Беркли. Мне не терпится услышать, что ответит Тед.

— Только не удивляйся, если он поднимет тебя на смех.

Позавтракав в «Паласе» и не спеша прочитав утренние газеты, Спейд вернулся домой, принял ванну, побрился, переоделся и отправился в «Корону» к Бриджит. Там никого не оказалось. Со времени его последнего визита ничего не изменилось.

Оттуда Спейд поехал в «Александрию». Гутмана в отеле не было. Его окружение тоже исчезло. Спейд выяснил, что с Гутманом проживают его секретарь Вилмер Кук и дочь Реа, семнадцатилетняя кареглазая девушка, которую прислуга отеля считала красавицей. Еще ему сообщили, что Гутманы прибыли из Нью—Йорка десять дней назад и из отеля не выезжали.

Затем Спейд направился в «Бельведер». Местный детектив как раз завтракал в кафе.

— Доброе утро, Сэм. Садись, вместе перекусим. — Тут он заметил висок Спейда, — Бог мой! Ну и отделали тебя!

— Спасибо, я уже ел, — поблагодарил Спейд и дотронулся до раны. — Она только выглядит страшно. Что скажешь насчет моего Кэйро?

— Вчера он ушел примерно через полчаса после тебя, и с тех пор я его не видел. Здесь он не ночевал.

— Он приобретает плохие привычки. Впрочем, чего еще ждать: один в таком большом городе…

— Да, твоя правда. А кто это тебе врезал, Сэм?

— Не Кэйро. Как бы мне осмотреть его номер?

— Пожалуйста. Ты же знаешь, тебе я всегда готов помочь. Но, по–моему, ты что–то скрываешь, Сэм. Скажи, что он за тип?

— Ты ошибаешься, я говорю тебе все. Просто он меня нанял, а у него неприятные друзья.

— Мальчишка, которого мы вчера выгнали, тоже к ним относится?

— Да, Люк, да.

— И один из них убрал Мильса?

Спейд покачал головой.

— Мильса убил Торсби.

— А кто прикончил Торсби?

Спейд улыбнулся.

— Это тайна, Люк, но тебе я отвечу. Полиция подозревает меня.

Люк крякнул, встал и объявил:

— Сэм, ты кот, который гуляет сам по себе. Пошли.

Они отправились в номер Кэйро.

Постель левантийца была аккуратно застелена, но в корзине валялись смятые бумаги, а в ванной висели грязные полотенца. Видимо, горничная не убирала здесь со вчерашнего дня.

Багаж Кэйро состоял из квадратного сундука, чемодана и саквояжа. В ванной размещались его туалетные принадлежности. Два костюма, пальто и три пары ботинок находились в стенном шкафу.

Чемодан и саквояж оказались открытыми. А к тому времени, как Спейд осмотрел все остальное, Люк отпер и сундук. Там тоже не нашлось ничего интересного.

— Тебе нужно что–то определенное? — спросил Люк, закрывая сундук.

— Нет. Кэйро приехал сюда якобы из Константинополя, и мне хотелось убедиться, правда ли это. Пока обратного ничто не доказывает.

— Чем он занимается?

— Мне тоже интересно. — Спейд заглянул в корзину для мусора. — Наш последний шанс, — произнес он, извлекая оттуда газету: вчерашний номер «Колла».

Газета была раскрыта на странице объявлений. Он подробно изучил полосу, но ничто не привлекло его внимания. Потом просмотрел часть газеты, в которой помещались сообщения о браках, разводах, рождениях и смертях, экономические и транспортные новости. Нижний левый угол страницы был оторван. Над линией отрыва располагалась заметка:

«Прибывают сегодня:

0.20 — ,Дапак“ из Астории.

5.05 — „Элен П. Дрю“ из Гринвуда.

5.06 — „Альборадо“ из Бандона».

Бумагу оторвали на следующей строчке, в которой уцелело два последних слова: «…из Сиднея».

Спейд положил газету на стол и, снова заглянув в корзину, нашел там клочки бумаги, кусок веревки, два ярлыка с трикотажного белья, чек галантерейного магазина на полдюжины носков и на самом дне обрывок газеты, свернутый в шарик.

Он осторожно расправил шарик и разгладил на столе. Кусок совпал с местом, вырванным из газеты.

— Чего там? — спросил Люк.

— Похоже, нашего джентльмена интересуют морские пароходы.

— Ну, закон это не запрещает. Все, Сэм?

— Все. Большое спасибо, Люк. Позвонишь мне, когда он вернется?

— Обязательно.

Спейд купил вчерашний номер «Колла» и установил полный текст оторванной части:

«5.17 — „Таити" из Сиднея и Папэете.

6.05 — „Адмирал Пиплис" из Астории.

8.06 — „Ла Палама" из Гонконга.

8.17 — „Каддоник" из Сан—Педро.

8.35 — „Вильведао" из Сан—Педро.

9.03 — „Дейзи Грей" из Сиэтла».

Окончив чтение, он подчеркнул ногтем слово «Гонконг», вырезал перочинным ножом весь текст, выбросил остальную газету в мусор и вернулся к себе.

Там он уселся за стол, просмотрел телефонный справочник и начал звонить.

— Кирни 14–01, пожалуйста… Куда причалила «Ла Палома», прибывшая вчера из Гонконга? — Он повторил вопрос. — Спасибо.

Спейд положил трубку на рычаг, но тотчас снял ее снова.

— Давенпорт 20–20, пожалуйста… Детективный отдел? Сержанта Полхауза. Спасибо… Привет, Том, это Сэм Спейд… Да, я пытался связаться с тобой… Ты не хочешь вместе пообедать? Хорошо.

Следующий звонок.

— Давенпорт 01–70… Здравствуйте, это Сэмюэль Спейд. Моя секретарша сообщила, что мистер Брайан хочет видеть меня. Узнайте, пожалуйста, когда ему удобнее… Да, Спейд… С–п–е-й-д, — Долгая пауза. — Да… В половине третьего? Хорошо. Благодарю.

Он назвал еще'один номер.

— Здравствуй, дорогая, соедини меня с Сидом… Привет, Сид, это Сэм. В половине третьего у меня свидание с окружным прокурором. Ты не мог бы позвонить мне сюда или домой часа в четыре? Надо убедиться, что я не влип в неприятности. Черт с ним, с твоим дурацким гольфом. В первую очередь ты обязан спасать меня от тюрьмы… Хорошо, Сид, пока.

Он отодвинул телефон в сторону и зевнул.

Когда в кабинет вошла Эффи, Спейд курил. Девушка улыбалась, глаза ее горели.

— Тед сказал, что такое возможно, он даже надеется, что твоя история подтвердится. Правда, он не специалист в этой области, но утверждает, что имена и даты верны и никто из твоих авторов ни в коем случае не выдуман. Он прямо разволновался.

— Прекрасно. Значит, он не считает нашу историю липой?

— Конечно нет.

— Ну что ж, в семье Пирайи множество талантов, включая и тебя с носиком, измазанным сажей.

— Он не Пирайи, а Кристи. — Она посмотрелась в зеркальце и вытерла лицо платком, — Должно быть, это от пожара.

— Энтузиазм семьи Пирайн—Кристи испепелил Беркли? — спросил он.

— Нет, просто я проезжала мимо порта, и там горел пароход.

Спейд вскочил.

— Ты разглядела его название?

— Да. «Ла Палома». А что?

— Пусть меня черт заберет, если я что–нибудь понимаю, — с жестокой усмешкой откликнулся Спейд.

Глава 15 Отповедь прокурору

Спейд и сержант Полхауз, устроившись за столиком в небольшом немецком ресторанчике, поедали студень из свиных ножек. Полхауз, мастерски удерживая прозрачный кусок желе на вилке, сказал:

— Послушай, Сэм! Забудь о вчерашней ночи. Он был чертовски неправ, но ведь ты знаешь, как легко потерять голову, когда над тобой насмехаются.

Спейд задумчиво посмотрел на полицейского.

— Ты для этого меня позвал? — Полхауз кивнул, и Спейд продолжил: — Тебя прислал Данди?

— Ты же отлично понимаешь, что нет. У него твое упрямство.

— Нет, Том, не мое, — улыбнулся Спейд. — Так только кажется.

Том пожал плечами и отрезал себе кусок ножки.

— Ты когда–нибудь наберешься ума? — проворчал он. — На что ты жалуешься? В конце концов твоя взяла. Зря обижаешься, только неприятностей ищешь.

Отложив нож и вилку, Спейд злобно усмехнулся.

— О моих неприятностях, похоже, печется каждый идиот из вашей полиции.

Полхауз покраснел.

— Очень мило с твоей стороны говорить это мне.

Они молча возобновили трапезу.

— Видел пожар на пароходе, Том? — неожиданно спросил Спейд.

— Только дым. Ты не расстраивайся, Сэм. Данди был неправ и знает это.

— По–твоему, мне следует сходить к нему и поинтересоваться, не повредил ли он кулак о мой подбородок?

Полхауз опустил голову.

— Фил Арчер все еще шипит? — небрежно бросил Спейд.

— О, черт! Данди не считает, что ты убил Мильса, но мог ли он не проверить заявление Фила? На его месте ты бы так же поступил.

— Да? — Глаза Спейда зло блеснули. — Отчего же он так решил? Почему ты думаешь, что это не я? Или я ошибаюсь? И ты считаешь, что это моя работа?

Краска на лице Полхауза приобрела багровый оттенок.

— Мильса убил Торсби,

— Точно?

— Да. «Веблей» принадлежал ему, из него Мильса и прикоНчили.

— Ты уверен?

— Конечно. Мы допрашивали одного парня, коридорного из отеля Торсби. Мальчишка видел этот револьвер утром в его комнате. Он обратил на ствол особое внимание, поскольку никогда таких не встречал. Я, впрочем, тоже. А ведь ты говорил, что видел, правда?

— Да, до войны, в Англии. Короче, на моей совести остается один Торсби.

Багровый Полхауз заерзал на стуле.

— Прекрати, ради Христа! — взмолился он.

— Хорошо, прекращаю, — сказал Спейд. — Нам с тобой известно, что это бессмысленное подозрение. А какого мнения Данди?

— Того же.

— Почему?

— Ах, Сэм, он всерьез никогда на тебя не думал… — Том помолчал. — Мы получили сведения о Торсби.

— Вот как? И кто он?

Ничего не отвечая, Том внимательно смотрел на Спейда.

— Хотел бы я знать столько же, сколько вы! — раздраженно бросил Спейд.

— Я бы тоже не отказался знать столько, сколько ты, — улыбнулся Полхауз. — Прежде всего мы выяснили, что он был бандитом в Сент—Луисе. Его несколько раз брали, но благодаря тому, что он находился в шайке Эгана, ему удавалось выкрутиться. Не известно, по какой причине, но ему пришлось расстаться с бандой. Объявившись потом в Нью—Йорке, он начал заниматься игрой. И, конечно, угодил в тюрьму за ограбление игорного дома. Его выдала одна девица. Не успел отсидеть и года, как его вытащил Фаллон. Пару лет спустя в Джоли его задержали за перестрелку. Затем он связался с Дикси Монаханом. Крупная фигура, Дикси' запросто освобождал Торсби, едва тот попадал за решетку. В остающееся от тюрьмы время Торсби исполнял роль телохранителя Дикси. В конце концов Дикси выдвинули обвинение в нечестной игре или в чем–то подобном. Помнишь закрытие игорного притона в Ньюпорт—Биче? После этого Торсби надолго исчез и объявился только здесь через много лет.

— А Дикси? — спросил Спейд.

— О нем сведений нет, — покачал головой Полхауз, испытующе глядя на Спейда маленькими черными глазками. — Если только ты в курсе.

Спейд развалился в кресле и принялся скручивать папиросу.

— Я здесь вообще ни при чем, — ответил он, — и историю эту слышу впервые.

— Так я и думал.

Усмехнувшись, Спейд поинтересовался:

— Откуда ты выудил всю информацию, Том?

— Частично из полицейских отчетов, частично со стороны.

— Например, из Кэйро?

— Из него ни грамма, — покачал головой Том. — Ты здорово настроил его против нас.

Спейд рассмеялся.

— Другими словами, два таких первоклассных детектива, как Данди и ты, возились с ним всю ночь и ничего не выжали?

— Всю ночь? С чего ты взял? Мы угробили на Кэйро меньше двух часов. Убедились, что толку с него не будет и отпустили.

Спейд засмеялся еще громче, взглянул на часы и, кивнув официанту, попросил счет.

— У меня назначено свидание с окружным прокурором, — объяснил он.

— Прокурор сам тебя вызывал?

— Да.

Полхауз отодвинул стул и поднялся на ноги.

— Надеюсь, наш разговор ты сохранишь в тайне.

Долговязый молодой человек с оттопыренными ушами проводил Спейда в кабинет окружного прокурора.

— Здравствуйте, Брайан! — улыбнулся Спейд, переступая порог.

Приподнявшись, прокурор протянул через стол руку — сорокапятилетний блондин среднего роста с агрессивным взглядом голубых глаз за стеклами очков и ямочкой на широком подбородке.

— Здравствуйте, Спейд, — сказал он.

Они уселись друг против друга, прокурор нажал кнопку звонка на столе и попросил молодого человека, появившегося в дверях:

— Пригласите ко мне мистера Томаса и мистера Хилли. — Потом обернулся к Сиейду. — У вас нелады с полицией?

— Ничего серьезного, — ответил Спейд. — Просто у Данди слишком много энтузиазма.

Открылась дверь, и в кабинет вошли двое. Одному из них, Томасу, высокому, загорелому мужчине, было лет тридцать. Он хлопнул Спейда по плечу и сел рядом. Второй выглядел более молодым. Он устроился в стороне, достал блокнот и приготовился стенографировать. Спейд покосился на него, хмыкнул и поинтересовался:

— Все, что я скажу, против меня же и будет использовано?

Прокурор улыбнулся.

— Ничего, уж вы–то сумеете выкрутиться. — Он поправил на носу очки и без лишних слов приступил к делу. — Кто убил Торсби?

— Не знаю, — пожал плечами Спейд.

— Возможно, и не знаете, но наверняка имеете великолепные предположения.

— Конечно, только я о них умолчу.

Прокурор недоуменно поднял брови.

— Умолчу, — невозмутимо повторил Спейд. — Мои догадки могут быть великолепными, а могут и дрянными. Только миссис Спейд не учила своих детей выкладывать сомнительные идеи в присутствии окружного прокурора и стенографиста.

— А почему бы не поделиться ими, если человеку нечего скрывать?

— Каждому есть, что скрывать.

— И вам?

— Например, мои предположения.

Прокурор внимательно посмотрел на Спейда и в очередной раз поправил очки.

— Если вы не желаете говорить при стенографисте, мы его отпустим. Он приглашен сюда исключительно ради удобства.

— Да нет, пускай сидит, — ответил Спейд. — Я готов подписаться под любым своим словом.

— Никакие подписи нам не нужны, — заявил Брайан. — И не считайте, пожалуйста, нашу беседу формальным допросом. Кроме того, запомните, что я вовсе не разделяю мнение полиции.

— Не разделяете?

— Ни в какой степени.

Спейд вздохнул.

— Рад слышать. — Он достал из кармана табак и бумагу. — А какова ваша теория?

Прокурор резко наклонился вперед.

— Скажите мне, кто послал Арчера следить за Торсби, и я скажу вам, кто убил Торсби.

Спейд коротко и презрительно хохотнул.

— Вы, как и Данди, не там ищете, — заметил он.

— Вы неправильно меня поняли, Спейд, — вздохнул прокурор, постучав костяшками пальцев по столу. — Я вовсе не утверждаю, что ваш клиент причастен к убийству Торсби, просто, зная вашего клиента, я смогу схватить настоящего преступника,

Спейд закурил папиросу и отрицательно покачал головой:

— Ваш план столь же неясен, сколь и безнадежен.

— Безнадежен? Тогда ответьте на другой вопрос: где Дикси Монахан?

Лицо Спейда приняло изумленное выражение.

— Опять прокол. Такой человек мне незнаком.

Прокурор снял очки и начал их протирать.

— Мы располагаем сведениями, что Торсби как телохранитель Монахана вместе с ним покинул Чикаго, и Монахан потом скрылся, не уплатив проигрышей на сумму двести тысяч долларов. Мы не знаем — по крайней мере, пока, — кто его кредиторы. — Он мрачно улыбнулся. — Зато нам известно, что случается с игроком, который не возвращает долгов, и с его телохранителем, когда кредиторы их настигают. Видали, и не раз.

Спейд облизал губы и скривил их в злой усмешке. Глаза его под сдвинутыми бровями блестели недобрым блеском. Он проговорил низким хриплым голосом:

— И вы считаете, что я убил Торсби по поручению кредиторов? Или просто нашел его и подставил под пулю?

— Нет, нет, — запротестовал прокурор. — Вы опять неправильно меня поняли.

— Надеюсь.

— Он имел в виду совсем другое, — подтвердил Томас.

— Интересно, что же?

Брайан махнул рукой.

— Я имел в виду, что вы могли влипнуть в историю, сами того не подозревая. Например…

— Ясно, — огрызнулся Спейд. — Вы считаете меня не преступником, а набитым болваном,

— Ерунда, — вскинулся Брайан. — Допустим, вас кто–то нанял для поисков Монахана, заявив, будто видел его в городе. Вам могли наврать с три короба, назвать Монахана должником, не вдаваясь в подробности. Откуда бы вы поняли, что кроется за такими словами и что вам предстоит не обычная детективная работа? При подобных обстоятельствах вы не несете никакой ответственности, если только… — здесь в его голосе зазвучали металлические нотки, — если только вы ничего не знали о намерениях ваших клиентов.

Лицо Спейда исказилось от гнева.

— Именно это вы имели в виду?

— Да.

— Хорошо, остальное мне ясно. Вы не правы.

— Докажите.

Спейд покачал головой.

— Я не обязан ничего доказывать. Могу просто рассказать.

— Тогда расскажите.

— Меня никто не нанимал для поисков Монахана.

Брайан и Томас переглянулись.

— Но по вашему собственному признанию, вас наняли проследить за его телохранителем.

— Да, за бывшим телохранителем по фамилии Торсби.

— Бывшим?

— Да, бывшим.

— Выходит, Торсби уже не связан с Монаханом? Это точно?

Спейд протянул руку и бросил окурок в пепельницу.

— Я знаю только, что моего клиента Монахан не интересовал. Я слышал, что Торсби и Монахан расстались еще на Востоке.

Окружной прокурор и его заместитель снова переглянулись.

— Дело принимает совсем другой оборот, — заметил Томас. — Друзья Монахана могли ухлопать Торсби за то, что он в трудную минуту покинул своего босса.

— Игроки не имеют друзей, — сказал Спейд.

— Появляются новые версии, — произнес Брайан, — из которых логически вытекают три предположения. Первое: Торсби убит кредиторами Монахана за то, что он отказался привести их к хозяину. Второе: его прикончили друзья Монахана. Третье: он выдал Монахана врагам, тем что–то не понравилось — и Торсби пристрелили.

— И четвертое, — с улыбкой сказал Спейд, — Он умер от старости. Вы что, серьезно? — Оба мужчины изумленно уставились на Спейда. Тот, по–прежнему улыбаясь, добавил: — Сплошные теории, и ничего больше.

— И тем не менее, решение лежит в одной из указанных возможностей, — продолжал Брайан. — Вы же просто обязаны дать нам необходимую информацию.

— Неужели? — лениво процедил Спейд. — А зачем она вам сдалась, Брайан? Вы ее все равно не используете, потому что вцепились в свою дурацкую идею об игроках.

Брайан выпрямился.

— Не вам судить, прав я или неправ. Пока здесь я окружной прокурор!

У Спейда дрогнули губы, обнажив верхние резцы.

— Я полагал, что у нас неофициальная беседа, — сказал он.

— Я служу закону двадцать четыре часа в сутки, — заявил Брайан. — И официальность беседы не имеет значения, если она помогает раскрыть преступление. А вы нарушаете закон, не оказывая нам содействия.

— Вы хотите обвинить меня? — холодно поинтересовался Спейд спокойным тоном. — Конституция гарантирует и мои права, и права моих клиентов. В частности, право хранить в тайне свои дела. Не исключено, что я заговорю перед присяжными или перед коронером, но пока меня никуда не вызвали, я не произнесу ни слова без разрешения клиентов. Далее. Полиция пытается впутать меня в дело с ночными убийствами. У меня и раньше были с вами хлопоты. Насколько я понимаю, лучшим способом очистить себя от подозрений, будет найти настоящих преступников, схватить их и запереть подальше от вас и полиции до окончательного выяснения обстоятельств, поскольку вы не желаете смотреть правде в лицо. — Он встал и повернулся к стенографисту. — Ты успеваешь записывать, сынок? Или я говорю слишком быстро?

— Успеваю, сэр, — ответил тот, не поднимая головы.

— Молодец. — Спейд снова обратился к Брайану: — А теперь, если хотите, можете считать, что я издеваюсь над правосудием, и поставить вопрос о лишении меня лицензии. Вы уже пытались это сделать, но сами же и сели в лужу. — Он надел шляпу.

— Но послушайте… — начал Брайан.

— Неофициальных бесед с меня хватит, — прервал его Спейд. — Я ничего не скажу ни вам, ни полиции. Если у прокуратуры возникнет желание увидеть меня, тогда арестуйте или пришлите повестку, и я явлюсь со своим адвокатом. Привет, до свидания в лучшие времена, — добавил Спейд и вышел.

Глава 16 Третье убийство

Спейд зашел в отель «Саттер» и из вестибюля позвонил в «Александрию». Ни Гутмана, ни его приближенных там не оказалось. Тогда он связался с «Бельведером». Кэйро тоже не было.

Спейд вернулся к себе в контору. В приемной его ожидал смуглый, рослый мужчина, очень хорошо одетый.

— Этот джентльмен пожелал видеть вас, — сказала Эффи.

Спейд улыбнулся, поклонился и открыл дверь своего кабинета.

— Пройдите сюда, — пригласил он и, пропустив мужчину вперед, спросил Эффи: — А еще есть новости?

— Нет.

Смуглый мужчина оказался владельцем кинотеатра на Маркет–стрит. Он подозревал своих кассира и контролера в мошенничестве. Спейд терпеливо выслушал его рассказ, обещал «разобраться», взял пятьдесят долларов и довольно быстро выпроводил.

Когда дверь за посетителем закрылась, вошла Эффи. Она была обеспокоена.

— Ты еще не нашел ее?

Он покачал головой и потрогал синяк на виске.

— Болит?

— Немного.

Она встала у Спейда за спиной и начала пальцами массировать ему голову. Он прижался затылком к ее груди.

— Ты ангел.

— Ты ее не отыскал, а прошло уже больше суток, Сэм. Она…

Он отодвинулся и нетерпеливо перебил ее:

— Я еще ничего не предпринимал, но если ты не прекратишь меня пилить, все брошу и побегу ее искать.

— Бедняжка, — пробормотала Эффи, имея в виду Спейда. Потом спросила: — А ты знаешь, где она?

Зазвонил телефон, Спейд поднял трубку.

— Алло… Да, Сид, спасибо, все обошлось… Нет… Конечно, он сопляк, но и я не лучше… Носится с идеей о войне между игроками… Ладно, черт с ними… Ничего, не беспокойся… Хорошо. До свидания. — Он положил трубку на рычаг и снова откинулся в кресле.

— Ты знаешь где она, Сэм? — повторила Эффи.

— Я знаю, куда она отправилась, — грубо ответил он.

— Куда? — Эффи заметно разволновалась.

— На пристань. К пароходу, который потом загорелся.

Побледневшая Эффи широко открыла глаза.

— Ты был там?

— Нет.

— Сэм, ее же могли…

— Она сама туда пошла, — резко произнес Спейд. — Ее никто не похищал. Она двинула в порт вместо того, чтобы ехать к тебе домой. И что теперь? По–твоему, я должен носиться за клиентами с уговорами принять мою помощь?

— Сэм, но ведь потом ты услышал от меня о пожаре!

— Я еще должен был встретиться с Полхаузом и Брайаном.

Эффи испепелила его негодующим взглядом.

— Сэм Спейд, ты самый презренный человек на земле. Девушка совершила необдуманный поступок, не посоветовавшись с тобой, и теперь ты со своими амбициями даже пальцем не желаешь шевельнуть, зная, что она в опасности…

Спейд покраснел, продолжая, однако, упрямо твердить свое:

— Она в состоянии позаботиться о себе. И ей известно, где найти помощь.

— Глупости! Просто ты обиделся на то, что она поступила по своему разумению, ничего не сказав тебе. А почему бы и нет? Ты сам не настолько уж честен, чтобы слепо тебе доверять.

— Хватит.

— Если ты сейчас же не поедешь за ней, я обращусь в полицию и все им выложу, — проговорила она дрожащим голосом. — О, Сэм, иди!

Спейд выругался и встал.

— Господи! Лучше удавиться, чем сидеть здесь и слушать твой визг. — Он взглянул на часы. — Можешь запереть контору и отправляться домой.

— Не хочу, я буду ждать твоего возвращения.

— Дура, — сказал он и ушел.

Через полтора часа, в двадцать минут шестого, Спейд вернулся. Он был весел.

— Ну, чего ты волнуешься, милая? — спросил он радостно.

— Я?

— Да, ты. — Он нажал пальцем на кончик ее носа, потом приподнял девушке голову и поцеловал в подбородок. — Что было без меня?

— Звонил Люк из «Бельведера» — так, кажется, его зовут — и сообщил, что приехал Кэйро. Это было полчаса назад.

Спейд кинулся к двери.

— Ты нашел ее? — закричала ему вслед девушка.

— Расскажу, когда вернусь.

Спустя десять минут Спейд выскочил из такси у отеля «Бельведер». Люка он нашел в холле. Улыбающийся детектив шел навстречу Спейду.

— Ты опоздал на пятнадцать минут, — заявил он. — Твоя птичка упорхнула.

Спейд выругался.

— Выписался и отвалил с чемоданом и саквояжем, — продолжал Люк. Достав из кармана блокнотик, он полистал его и показал Спейду. — Вот номер такси. Я сделал все, что мог, Сэм.

— Спасибо. — Спейд переписал номер. — Он. сказал куда?

— Нет. Просто спустился вниз, расплатился по счету и сел в машину. Чемодан положил в багажник, а саквояж — рядом на сиденье. Что он говорил шоферу, я не расслышал.

— А как насчет сундука, Люк? — спросил Спейд.

Люк разинул рот.

— Клянусь богом, Сэм, я совсем забыл о нем. Пошли.

Сундук остался в комнате Кэйро, не запертый. Они подняли крышку: сундук был пуст.

— Ты что–нибудь понимаешь? — спросил Люк.

Спейд ничего не ответил.

Когда Спейд вернулся в контору, Эффи посмотрела на него вопросительно.

— Упустил, — бросил на ходу Спейд, скрываясь в своем кабинете.

Она последовала за ним. Спейд сел и начал сворачивать папиросу. Девушка пристроилась на краю стола, поставив ноги на ручку его кресла.

— Что с мисс О’Шонесси? — в который раз повторила она.

— Ее я тоже упустил, — ответил Спейд. — Но она была там.

— На «Ла Паломе»?

— Да провались она, эта грязная посудина! — раздраженно воскликнул он.

— Прекрати, Сэм. Будь человеком.

Он прикурил от зажигалки, несколько раз глубоко вдохнул и заговорил уже спокойно;

— Да, на «Ла Паломе». Она пришла туда после полудня. — Он нахмурился. — Это значит, что она отправилась прямо на борт, оставив такси у здания порта. Капитана на судне не было. Она спросила его по фамилии: Джакоби. Он уехал в город по делу. Иными словами, девушку он не ждал. Ей же пришлось дожидаться его до четырех часов. Потом они поужинали вдвоем в каюте.

Он глубоко затянулся папиросой и продолжил:

— После ужина к Джакоби явились три визитера: Гутман, Кэйро и тот паренек, который приходил вчера от Гутмана. Они поднялись на борт как раз в то время, когда Бриджит сидела у капитана в каюте. Все пятеро долго о чем–то разговаривали и ссорились, а в одиннадцать часов в каюте раздался пистолетный выстрел. Вахтенный сразу помчался выяснять, в чем дело, но капитан его не впустил, заявив, что все в порядке. В углу на переборке остался след от пули: похоже, она ни в кого не попала. Насколько мне известно-, выстрел был только один.

On нахмурился и снова занялся папиросой, потом вернулся к своему повествованию:

— В полночь капитан и четверо его гостей разошлись — их многие встретили по дороге. Я узнал о случившемся от вахтенного. С таможенниками поговорить не сумел. Вот и все. С тех пор капитана не видели. Днем у него было назначено свидание с грузоотправителями, но он не явился, затем начался пожар.

— Кстати, как он возник? — спросила Эффи.

— Не знаю. Огонь обнаружили в кормовой части трюма. Пожар потушили, но убытки немалые. Без капитана никто ничего не желает обсуждать. Это…

Открылась наружная дверь, и Спейд замолчал. Эффи торопливо спрыгнула на пол, но человек уже вошел в приемную.

— Где Спейд? — спросил он хриплым, невнятным голосом, заставившим Спейда тревожно вздрогнуть.

Испуганная Эффи все же преградила ему путь.

Мужчина стоял на пороге, упираясь шляпой в притолоку. Он был почти семифутового роста, черное пальто висело на нем мешком. Его желтое худое лицо блестело от пота, глаза дико сверкали. Левой рукой он прижимал к груди продолговатый предмет чуть больше мяча для регби, завернутый в коричневую бумагу.

Высокий мужчина топтался у входа, как слепой, похоже, ничего вокруг не замечая, пока наконец не увидел Спейда.

— Вы знаете… — начал он, но тут в горле у него что–то заклокотало, и он рухнул на пол.

Стряхнув с себя оцепенение, Спейд вскочил и бросился к упавшему. Сверток из его рук откатился под стол. Спейд повернул мужчину на спину. Глаза его были открыты, но больше не блестели.

— Запри дверь, — приказал Спейд.

Пока Эффи, клацая от страха зубами, возилась с замком, Спейд встал на колени и принялся ощупывать тело. Сперва сунул руку за пазуху мужчине и тут же выдернул — пальцы были в крови. Стараясь не испачкаться, свободной рукой он достал зажигалку, чиркнул ею и поднес к глазам тощего человека, зрачки остались неподвижными.

Спейд погасил зажигалку, убрал ее обратно в карман и расстегнул на мужчине пальто.

Его пиджак пропитался кровью. Спейд встал и направился к умывальнику.

— Это… это он? — прошептала Эффи, трясясь от ужаса.

— Да. Ему разрядили в грудь полную обойму: раз шесть стреляли.

— Надо… — начала Эффи.

— Врач уже не требуется, — перебил ее Спейд. — Черт возьми, он не мог прийти издалека с такими ранами. И почему только он появился так поздно? — Он нахмурился, вытер руки и отшвырнул полотенце прочь. — А теперь давай поглядим, что у него в свертке.

Он поднял пакет, и глаза его заблестели. Крепкую веревку Спейд не стал развязывать, а просто разрезал ножом. Эффи, обходя труп как можно дальше, приблизилась к Спейду.

— Думаешь, сокол? — прошептала девушка.

— Сейчас увидим, — пробормотал Спейд, торопливо срывая бумагу.

Перед их глазами предстала фигурка черной птицы высотой не больше фута.

Спейд засмеялся и погладил статуэтку.

— Мы получили дьявольскую вещь, ангел мой, — сказал он, с торжеством глядя на Эффи.

Она тоже дотронулась до птицы, опустила голову и дико закричала. Спейд посмотрел себе под ноги: его левый каблук наступил на пальцы трупа. Детектив живо шагнул в сторону.

Зазвонил телефон. Спейд кивнул Эффи, и девушка сняла трубку.

— Алло… Да… Кто?.. О да! — Глаза ее расширились. — Да, да… Подождите! — воскликнула она, в страхе озираясь на Спейда. — Алло! Алло! Алло! — Она бросила трубку на рычаг и заплакала. — Какой кошмар, Сэм! Это была мисс О’Шонесси. Спрашивала тебя. Она в «Александрии». Ей грозит опасность. У нее такой ужасный голос… Сэм, с ней что–то случилось, она даже не договорила. Помоги ей, Сэм!

Спейд положил сокола на стол.

— Сперва надо позаботиться об этом парне, — мрачно изрек он, указывая на труп.

— Нет, нет! — кричала Эффи. — Как ты не понимаешь? Он принес сокола для нее. Он помогал ей, а они его убили. Беги же туда!

— Хорошо. — Спейд склонился над статуэткой, опять упаковывая ее в бумагу. Работал он быстро, отчего сверток получился большим и неуклюжим. — Как только я уйду, позвони в полицию. Все им объясни, но не упоминай никаких имен. Ты ничего не знаешь. Я предупредил тебя по телефону, что уезжаю, но не сказал куда. — Он начал перевязывать пакет бечевкой. — Про эту штуку забудь. Ни в коем случае не сообщай, что наш гость пришел со свертком, и не поддавайся на провокации. Если же им известно о пакете, придется расколоться, но о его содержимом молчи. Скажешь, что я забрал его нераспакованным. — Он прижал пакет к груди. — Однако будем надеяться, что они ничего о нем не слышали. Значит, запомни: того, что им известно, не отрицай, но сама помалкивай. Ты ничего не знаешь о связях этого парня. И не имеешь права болтать о моих делах. Ясно?

— Да, Сэм. А ты… ты догадываешься, кто он?

Спейд усмехнулся.

— По–моему, это Джакоби, капитан «Да Паломы». — Он надел шляпу и еще раз внимательно оглядел мертвого.

— Торопись, Сэм, — взмолилась девушка.

— Бегу. В случае чего, звони Сиду. Впрочем, не надо. Мы используем его для других целей. — Он потрепал Эффи по щеке. — У тебя дьявольски добрая душа, ангел мой.

Глава 17 Субботняя ночь

Зажимая пакет под мышкой, Спейд по переулкам добрался до угла Кирни- и Пост–стрит, где поймал такси. Затем доехал до автовокзала «Пиквик–стейдж» на Пятой улице и там положил сверток в камеру хранения. Квитанцию сунул в конверт с маркой, написал на нем «М. Ф. Голланд», номер абонентского ящика на центральном телеграфе Сан—Франциско, бросил письмо в ближайший почтовый ящик и покатил в «Александрию».

Подойдя к номеру 12–С, Спейд постучал. Ему открыла невысокая белокурая девушка в желтом халате. Она держалась за дверь обеими руками.

— Мистер Спейд? — еле выдавила она.

— Да, — ответил Спейд и успел подхватить ее, заметив, что она закачалась. Она извивалась в его объятиях, пытаясь вырваться, но он хлопнул ее по заднице и подхватил на руки.

— Нет! — закричала она. — Не надо! Мама!

Захлопнув ногой дверь, он двинулся в комнату. Девушка продолжала выворачиваться, но он упорно шел вперед, прижимая ее к себе и даже стараясь успокоить. Поскольку она визжала, он еще пару раз ее шлепнул, потом поставил на ноги, продолжая подталкивать руками. Она протестующе всхлипнула, и Спейд ударил ее по щеке, затем спросил:

— Кто ты?

— Pea Гутман, — еле слышно пролепетала девушка.

— Дочь Каспера?

— Да.

— Где Бриджит?

Она снова дернулась, пытаясь удрать. Спейд заломил ей руки за спину.

— Ну! — рявкнул он.

Девушка неожиданно обмякла и начала безвольно оседать на пол. Спейд поддержал ее под мышки.

— Что с тобой сделали? — спросил он. — Дали наркотики?

Веки ее дрогнули, и, с трудом приоткрыв глаза, она прошептала:

— Да.

— Рассказывай!

Она обернулась и обеими руками судорожно вцепилась Спейду в запястье. Он быстро высвободился и взглянул на ее ладонь: там багровели две царапины.

— Что за черт! — буркнул он, разжимая девушке правый кулак: в нем оказалась стальная шпилька с нефритовой головкой. — Что за черт! — повторил Спейд, рассматривая предметик.

При виде шпильки девушка захныкала и распахнула халат. Чуть ниже левой груди на белой коже явственно проступали красные шрамы и точки от уколов ее острием.

— Чтобы… не… заснуть… до вашего прихода… Она обещала, что вы появитесь… Так долго…

— Говори! Где Бриджит? Говори!

— Забрали ее… Бер… Берлингейм… двадцать… шесть… спешите… уже… поздно.., Анго…

Спейд усадил ее в кресло.

— Кто ее забрал? Твой отец?

— Да… Вилмер… Кэйро… — .Девушка не открывала глаз. — Убьют ее…

— Кто застрелил Джакоби?

Похоже, она не расслышала вопроса.

— Идите… она…

Спейд встряхнул девушку, но она молчала.'

— Ладно, спи, пока врачи не разбудят.

Она вздрогнула.

— Нет, нет… отец… убьет… меня… он… узнает… я… обещала… спать… до… утра…

Он снова потряс ее за плечи.

— Ты уверена, что проснешься здоровой?

— Да…

— Где твоя постель?

Она неопределенно махнула рукой и со вздохом измученного ребенка сползла на пол. Спейд опять поднял девушку на руки, подошел к ближайшей двери и, толкнув ее ногой, выбрался со своей ношей в коридорчик. Проследовав по нему налево, он наткнулся на открытую дверь спальни. Там никого не было. Разбросанные предметы одежды позволяли судить о том, что в ней обычно ночует мужчина.

Тогда он потащил девушку обратно, попал еще в один коридорчик, а оттуда в спальню, на сей раз женскую. Отшвырнув одеяло, он положил девушку на постель, снял с нее туфли, подсунул под голову подушку и хорошенько укрыл. Затем, нахмурившись и сжав губы, осмотрелся. Уже смеркалось. Минут пять он постоял в полутемной комнате, потом пожал плечами и вышел, оставив номер 12–С открытым.

Спейд зашел в отделение связи на Поуэлл–стрит и, позвонив в больницу, попросил забрать усыпленную девушку из номера 12–С отеля «Александрия».

— А кто это говорит? — послышалось в трубке.

— Мистер Хупер, ее сосед.

Он нажал пальцем на рычаг, снова отпустил его и набрал другой номер.

— Привет, Фрэнк. Это Сэм Спейд. Ты не сумеешь прислать мне машину с водителем, способным держать язык за зубами?.. На пару часов… Хорошо. Эллис–стрит, возле ресторана «Джонз».

Напоследок он позвонил в контору. И хотя держал трубку очень долго, ответа не получил.

Потом Спейд зашел в ресторан «Джонз» и попросил официанта обслужить его побыстрее. Он успел поесть и закурить папиросу, когда в ресторане появился краснолицый молодой человек, на его грубоватой физиономии светилась приветливая улыбка.

— Все в порядке, мистер Спейд. Бензина полно, можно двигать хоть на край света.

Они направились к выходу.

— Знаешь в Берлингейме улицу, переулок или бульвар Анго? — спросил Спейд.

— Нет, но если такое место существует, мы его найдем.

— Так и решим, — сказал Спейд, усаживаясь рядом с водителем в «кадиллак». — Мне нужен дом двадцать шесть и побыстрее. У двери не останавливаться.

— Ясно.

Некоторое время они ехали молча, потом шофер заговорил:

— У вас ухлопали партнера, мистер Спейд?

— Угу.

Шофер прищелкнул языком.

— Тяжелая профессия. Я бы не согласился.

— Но водители тоже не вечны, — заметил Спейд.

— Ваша правда, — кивнул шофер. — Но все–таки я предпочитаю свою работу.

Спейд упорно смотрел вперед, вежливо отвечая «да» или «нет» на вопросы водителя, пока тому не надоело их задавать.

В первой же аптеке Берлингейма шофер выяснил, где находится Анго–авеню. Десять минут спустя машина остановилась на углу в темном переулке.

— Приехали, — сказал шофер. — Третий дом отсюда, на другой стороне.

— Отлично, — отозвался Спейд. — Мотор не выключай. Возможно, придется драпать.

Спейд пересек улицу и зашагал по противоположной стороне. Далеко впереди горел фонарь. Холодный свет луны озарял мрачные дома. Где–то слышалась музыка. Перед домом № 26 Спейд остановился. На его воротах висела металлическая табличка: «Сдается внаем или продается». Ворота были открыты, и Спейд по асфальтированной дорожке направился к парадному. Из дома не доносилось ни звука, строение выглядело мрачным, в окнах ни одного огонька. Он попытался открыть дверь, но та была заперта. Он окинул взглядом окна: все до единого занавешены. Спейд обошел вокруг дома, но никаких признаков жизни не заметил, задняя дверь тоже оказалась закрытой.

Спейд вернулся к воротам и зажигалкой осветил табличку. Под надписью «Сдается внаем или продается» стояла фамилия известного в Сан—Франциско, маклера, а ниже синим карандашом было нацарапано: «Ключ в № 31».

Спейд возвратился к машине.

— Фонарик есть? — спросил он.

— Конечно, — Шофер передал ему фонарь. — Моя помощь нужна?

— Может, и понадобится. — Спейд влез в кабину. — -Теперь поедем к дому тридцать один. Включай фары.

Тридцать первый номер оказался квадратным серым зданием, стоявшим неподалеку на другой стороне улицы. Его окна были ярко освещены. Спейд поднялся на крыльцо и позвонил. Дверь открыла девочка лет четырнадцати. Спейд улыбнулся и с поклоном произнес:

— Мне нужен ключ от дома номер двадцать шесть.

— Сейчас папу позову, — ответила девочка и громко закричала: — Папа, папа!

В коридоре появился полный краснощекий мужчина с большими усами и газетой в руке.

— Мне бы хотелось получить ключ от двадцать шестого, — сказал Спейд.

Полный мужчина поглядел на него с подозрением.

— Там темно, — ответил он. — Электричество вырубили.

— У меня есть фонарь, — настаивал Спейд.

Взгляд у толстяка сделался еще более подозрительным. Тогда Спейд показал ему свою визитную карточку и тихо произнес:

— Мы получили сведения, что там могут прятать кое–какие предметы.

Услышав подобные слова, толстяк заволновался и сказал:

— Подождите минуту, я с вами.

Вскоре он вернулся с ключом. Проходя мимо машины, Спейд захватил с собой шофера.

— Кто–нибудь осматривал дом в последнее время? — поинтересовался Спейд.

— Не знаю. Ключ у меня не спрашивали уже пару месяцев.

Возле парадного пухлый мужчина вручил ключ Спейду, а сам отошел в сторону.

Спейд отпер дверь и распахнул ее настежь. В доме было тихо и темно. Держа фонарь в левой руке, Спейд шагнул внутрь. За ним, не отставая, шел шофер, толстяк плелся чуть поодаль. Они обшарили весь дом. Было ясно, что жилище не посещали уже несколько недель.

Поблагодарив водителя, Спейд вышел возле «Александрии». У стола портье он задержался и, поздоровавшись, спросил;

— Гутманы из 12–С у себя?

— Нет, — ответил клерк, потом нерешительно оглядел Спейда и пробормотал: — Знаете, мистер Спейд, здесь случилась странная история. Кто–то позвонил в больницу и сообщил, что в номере Гутмана лежит усыпленная девушка.

— А ее там не оказалось?

— Не только ее, там вообще никого не было. После обеда все они уехали.

— Не беда, просто какие–нибудь шутники развлекаются, — успокоил его Спейд. — Спасибо. — Он подошел к телефону и набрал номер. — Алло… Миссис Пирайн? Эффи дома? Да, пожалуйста… Спасибо… Привет, ангел мой! Чем порадуешь?.. Прекрасно, прекрасно! Я буду у тебя через двадцать минут… Ладно.

Полчаса спустя Спейд звонил в дверь двухэтажного дома на Девятой авеню. Ему открыла Эффи. Даже улыбка на мальчишеском лице не могла скрыть ее усталости.

— Привет, босс. Входи. — Она понизила голос. — Если мама что–нибудь спросит, не вздумай ее пугать.

Спейд усмехнулся и ободряюще потрепал девушку по плечу. Она взяла его за руку.

— Как мисс О’Шонесси?

— Не знаю. Я попал впросак. Ты уверена, что слышала именно ее голос?

— Да.

— Сплошная липа и издевательство. — Спейд скорчил гримасу.

Эффи провела его в гостиную, вздохнув, усадила на диван, сама села рядом.

— Все в порядке? — спросил он. — Ты ни о чем не проболталась?

— Нет. Я говорила только то, что ты велел, они и так были благодарны.

— Данди присутствовал?

— Нет. Приезжали Хофф, О’Гар и другие, которых я не знаю. С начальником окружного отделения я тоже беседовала.

— В участок тебя таскали?

— О да, задали тысячу вопросов, но каких–то формальных.

— M-да, — хмуро процедил Спейд. — Похоже, они прямо жаждут пообщаться со мной. И этот чертов Данди, и Брайан. — Ом передернул плечами. — Ты никого из знакомых не встретила по дороге в полицию или на обратном пути?

— Видела паренька–посланника Гутмана, — ответила девушка. — В контору он не заходил, но полиция оставила дверь в коридор открытой, и я его там заметила. Потом он исчез.

— Ты сказала о нем полицейским?

— Конечно нет. Ты же просил помалкивать.

— Тебе дьявольски повезло, что полиция явилась прежде него, — усмехнулся Спейд.

— Почему?

— Это опасный гаденыш. Убитый оказался Джакоби?

— Да.

Спейд встал.

— Я побежал. Надо ковать железо, пока оно горячо. А ты ложись спать, у тебя усталый вид.

Эффи тоже поднялась на ноги.

— Сэм, что…

Спейд приложил палец к ее губам.

— Подожди до понедельника, — сказал он. — Я хочу улизнуть, пока твоя матушка не увидела меня и не начала кормить.

Спейд вернулся домой уже за полночь. Он вставил ключ в замок входной двери и, услышав перестук каблучков, насторожился. Из темноты к нему бросилась Бриджит О’Шонесси, обняла и бессильно обмякла.

— Ох, я думала, ты уже никогда не приедешь!

Она выглядела вконец измотанной. Поддерживая ее одной рукой, Спейд отпер дверь.

— Ты ждала меня?

— Да. На улице.

— Идти сможешь? Или лучше донести тебя?

Она покачала головой и прижалась к нему еще теснее.

— Я пойду сама…

Они поднялись на лифте, Спейд отпер квартиру, зажег в коридоре свет и, снова обняв девушку, направился в гостиную. Внезапно там тоже включился свет. Бриджит вскрикнула.

На пороге стоял улыбающийся Гутман, а из кухни выглядывал Вилмер. Из его маленьких кулачков торчали большие черные пистолеты. Из ванной появился Кэйро, он тоже держал пистолет.

— Вот и мы, сэр, — сказал Гутман. — Проходите и садитесь. Нам следует поговорить.

Глава 18 Козел отпущения

Продолжая обнимать Бриджит, Спейд улыбнулся кислой улыбкой.

— Конечно, поговорить надо.

Гутман посторонился, пропуская Спейда и девушку вперед. Спейд шел рядом с ней, паренек и Кэйро — по бокам. Парень убрал один пистолет в карман и пристроился за спиной у Спейда.

Спейд резко обернулся и бросил парню:

— Проваливай, не смей ко мне прикасаться!

— Заткни свою пасть! — огрызнулся тот.

Спейд побледнел.

— Убирайся, гаденыш, или тебе не поздоровится. Вряд ли твой хозяин прикончит меня прежде, чем мы поговорим.

— Отойди, Вилмер! — вмешался Гутман. — Давайте присядем.

— Я же объяснял, что терпеть не могу этого сопляка, — заметил Спейд, потом усадил Бриджит на софу возле окна и сам' разместился рядом.

Его рука обнимала девушку, которая положила голову ему на плечо.

Теперь Бриджит немного оправилась от испуга после появления Гутмана и компании.

Гутман устроился в кресле посреди комнаты, Кэйро сел возле стола, а Вилмер остался стоять, опустив руку с пистолетом. Кэйро положил свой пистолет на стол.

Спейд снял шляпу, бросил ее на софу и заметил:

— У вашей дочери такой хороший животик, не стоило царапать его шпильками.

Гутман елейно улыбнулся. Парнишка шагнул вперед, угрожающе приподняв пистолет,'и все присутствующие посмотрели на него укоризненными взглядами. Покраснев, паренек отступил назад. Гутман снова повернулся к С нейду!

— Да, сэр, случай вышел довольно прискорбный, но вы должны понять, что только необходимость вынудила нас поступить подобным образом.

— Еще бы. Едва получив сокола, я, естественно, сразу захотел повидать вас. Почему бы не поговорить с покупателями? Вот и поехал в Берлингейм, надеясь на встречу. Кто же знал, что вы стремитесь убрать меня с дороги, да еще разыскать Джакоби, пока он сам меня не нашел?

Гутман захихикал.

— Во всяком случае, сэр, наша встреча состоялась, если вы и вправду о ней мечтали.

— Конечно мечтал. Когда вы сможете заплатить первый взнос и забрать статуэтку?

Бриджит выпрямилась и взглянула на Спейда с удивлением. Он потрепал ее по плечу, не отрывая взора от Гутмана. Тот радостно заморгал глазами, щеки его затряслись.

— Если вопрос только в этом… — Он сунул руку в карман пиджака.

Все присутствующие внимательно следили за ним. Гутман извлек на свет божий какой–то конверт, подбросил его на руке и кинул Спейду. Тот не успел отреагировать, и конверт, ударившись ему в грудь, упал на колени. Спейд неторопливо поднял его, распечатал и достал изнутри новенькие тысячедолларовые банкноты. Ровно десять штук. С мягкой улыбкой он поднял голову.

— Мы, кажется, договаривались о несколько большей сумме.

— Да, сэр, договаривались, — согласился Гутман. — Но разговоры — одно, а дело — другое. Теперь плата возросла. — Он засмеялся, колыхаясь всем телом, потом посерьезнел и покосился на Кэйро. — В общем, сэр… ситуация изменилась.

Пока Гутман делал свое заявление, Спейд сунул деньги обратно в конверт и самым беззаботным тоном заметил:

— Конечно. Но хотя вас и много, сокол, тем не менее, у меня.

Тут вмешался Кэйро:

— Полагаю, вам не стоит напоминать, мистер Спейд, что вы сами, обладая соколом, целиком находитесь у нас в руках.

Спейд ухмыльнулся.

— Ну, это меня не волнует. — Он положил конверт рядом с собой на софу и обратился к Гутману: — К вопросу о деньгах мы вернемся позже. Существует еще одна деталь, которую надо обсудить в первую очередь. Нам необходим козел отпущения.

Толстяк непонимающе посмотрел на него, захлопал глазами и уже открыл было рот, дабы что–то произнести, как Спейд пояснил:

— Полиции нужна жертва… Человек, на которого они повесят три убийства. Мы…

— Два, только два, мистер Спейд, — перебил его Кэйро. — Вашего партнера, несомненно, прикончил Торсби.

— Хорошо, пусть два. Какая разница? Для полиции и двух достаточно…

— Знаете, сэр, из того, что мы успели выяснить о вас, я вполне могу заключить, что нас такие вещи не должны беспокоить, — заметил Гутман. — Предоставим разбираться с полицией вам самому. Вы не нуждаетесь в нашей неквалифицированной помощи.

— Если вы так считаете, — живо отреагировал Спейд, — значит, вы выяснили недостаточно.

— Не воображайте, что мы поверим, будто вы боитесь полиции или не в состоянии…

Наклонившись вперед, Спейд раздраженно перебил Гутмана:

— Я не боюсь полицейских и знаю, как от них отделаться. Именно это я и пытаюсь вам вдолбить. Лучше всего подбросить им жертву, которую они смогут обвинить в убийствах.

— Ладно, сэр, я допускаю, что такой путь не исключен, но…

— Черт вас раздери! — —воскликнул Спейд. Глаза его горели, лоб покраснел, а синяк на виске сделался багровым. — Я же знаю, что говорю. Это единственный выход. Бывало, я посылал к черту даже членов верховного суда, и мне все сходило с рук, потому что я никогда не забывал о дне расплаты. О дне, когда я должен оказаться впереди всех. Когда я пригоню свою жертву в полицейское управление и заявлю там: «Эх, чурбаны, вот ваш преступник!» И пока такое мне по силам, я могу чихать на все предписания и правила. До сих пор я еще не проигрывал, да и сейчас не проиграю. Не сомневайтесь.

Глаза Гутмана беспокойно блестели, но на лице сохранилось добродушное выражение, и голос звучал вполне спокойно:

— В вашей системе много разумного, ей–богу, много! Если бы удалось применить ее и на сей раз, я бы это только приветствовал. Но, к сожалению, в нашем случае она отпадает. Такое происходит даже с самыми лучшими из систем, и умный человек это прекрасно понимает. Я считаю, что вам достаточно хорошо заплатили за те неприятности, которые могут возникнуть у вас с полицией при отсутствии того самого козла отпущения, но, — Гутман засмеялся и развел руками, — здесь ничего не попишешь. Вы отлично ориентируетесь в любой ситуации и в конце концов сумеете выйти сухим из воды. Вы справитесь, сэр.

Спейд помрачнел, глаза его стали жесткими.

— Повторяю: я знаю, что говорю, — тихо сказал он. — Это мой город, и в нем я диктую условия. Я, конечно, могу справиться один раз. Но в следующий меня схватят за горло так, что я подавлюсь собственными зубами. Вы упорхнете в Нью—Йорк, в Константинополь или куда–нибудь еще, а я останусь тут.

— Но, наверное, вы можете… — начал Кэйро.

— Не могу, — перебил его Спейд. — И не хочу. Послушайте, Гутман, мое предложение устроит всех. Если мы не выдадим полиции козла отпущения, я готов ставить десять против одного, что рано или поздно они пронюхают о соколе. Тогда вам крышка. Швырните им жертву — они прекратят дело.

— Прекратят ли, сэр? — спросил Гутман. — Может, наоборот, активизируются? И потом, вы не думаете, что полицейские махнули на все рукой, и нам лучше не раздувать истории?

— Господи! Вы же ничего не понимаете! Ведь они не слепые, Гутман. Сейчас они просто выжидают. Им прекрасно известно, что я увяз в этом деле по горло. Нет, Гутман, мы обязательно должны предоставить козла отпущения. Другого выхода не существует. Лично я предлагаю сопляка. — Сдерживая себя, Спейд кивнул на застывшего в дверях парнишку. — Разве не он застрелил Торсби и Джакоби? Соберем солидные улики и передадим его полиции.

Парень криво улыбнулся. Предложение Спей'да не произвело на него большого впечатления. Что касается Джоэля Кэйро, то у него от изумления глаза полезли на лоб и отвисла челюсть, а дыхание сделалось тяжелым и прерывистым, отчего женоподобная грудь левантийца начала высоко вздыматься. Бриджит, отодвинувшись от Спейда, разглядывала его с удивлением.

Гутман некоторое время сидел молча, потом решил рассмеяться. Хохотал он искренне и долго, пока на глазах не навернулись слезы, затем сказал:

— Ну и шутник вы, сэр! — Потом вынул из кармана платок и вытер лицо. — Никогда не слышал ничего более занятного.

— Лично я не нахожу здесь причин для смеха, — сказал Спейд. — Это самый лучший выход из положения. Заполучив сопляка, полиция…

— Но, дорогой мой, — запротестовал Гутман, — неужели вы не понимаете? Даже если на минуту допустить подобное… Чушь какая! Я люблю Вилмера, как родного сына. Но согласись я даже с таким предложением, что, по–вашему, помешает ему рассказать полиции все до мельчайших подробностей?

Спейд натянуто улыбнулся и заявил:

— Если мы придем к соглашению, сопляка всегда можно будет убрать при попытке к бегству или, например, при оказании им сопротивления. Но, в принципе, это лишнее. Пусть болтает сколько влезет. Обещаю вам устроить так, что никто ничего не станет предпринимать.

Гутман нахмурился и, смутившись, опустил голову.

— Каким образом? — спросил он, потом поднял глаза и хмыкнул. — А что ты сам думаешь, Вилмер? Правда, ужасно смешно?

Холодный ореховый взгляд паренька блеснул.

— Да, получается забавно, — кивнул он и повернулся к Спейду. — Ах ты, сукин сын!

Тем временем Спейд говорил с Бриджит:

— Как ты себя чувствуешь? Тебе лучше, ангел мой?

— Да, гораздо, — ответила та и тихо–тихо прошептала: — Только я боюсь.

— Не стоит, — беспечно бросил он и похлопал девушку по колену. — Ничего страшного не происходит. Хочешь выпить?

— Спасибо, потом. Будь осторожен, Сэм.

Спейд усмехнулся и посмотрел на Гутмана. Толстяк улыбался.

— Так каким образом? — снова поинтересовался он.

— Что «каким образом»? — притворился Спейд дураком.

— Сэр, если ваше предложение серьезно, то из вежливости надо выслушать его до конца. Каким образом вы сумеете выдать Вилмера так, чтобы в случае ареста он нам не навредил?

Сп§йд покачал головой.

— Нет, я не хочу злоупотреблять ничьей вежливостью. Забудем об этом.

— Ну что вы! — запротестовал Гутман. — Вы же ставите меня в неловкое положение. Я не должен был смеяться над вашими словами, извините, мистер Спейд. Конечно, я питаю к Вилмеру отцовские чувства и предложения вашего принять не могу, но подробности все же хотел бы выслушать.

— Ладно, — сказал Спейд. — Дело обстоит следующим образом. Брайан — самый обычный окружной прокурор, заботящийся только о своей карьере. В основном его волнует то, какие отчеты поместят о нем газеты. Он скорее бросит сомнительное предприятие, опасаясь возможных последствий, нежели станет продолжать его. Он ни за что на свете не поверит в чью–то невиновность, если будет располагать доказательствами вины. Он легче отпустит на свободу полдюжины преступников без улик, чем одного непричастного с уликами.

— Именно перед таким выбором мы его и поставим, — продолжал Спейд. — О соколе он и слышать не пожелает. Будет думать, что сопляк заговаривает ему зубы, нарочно путает. Короче, положитесь на меня. Уж я сумею ему объяснить, что, если он попробует загрести всех, получится такое запутанное дело, в котором никакой суд не разберется. А удовлетворившись сопляком, он без труда добьется обвинительного приговора.

— Нет, сэр. Боюсь, ничего не выйдет. Я просто не представляю, как окружной прокурор сумеет связать воедино Торсби, Джакоби и Вилмера…

— Вы не знаете окружных прокуроров, — перебил его Спейд. — С Торсби все элементарно. Он был бандитом, как и ваш сопляк. У Брайана на этот счет уже есть версия. Тут обойдется без хлопот. Ну, а сопляка можно повесить только один раз. Почему бы не приклеить ему убийство Джакоби, поскольку его уже осудят за убийство Торсби? Они покопаются в своих архивах, отыщут какую–нибудь зацепку и свалят все в одну кучу. А когда докажут, что оба раза стреляли из одного 'пистолета, все встанет на свои места. Все будут счастливы.

— Да, но… — начал Гутман и запнулся, оглянувшись на парня.

Тот потихоньку выходил на середину комнаты и вскоре очутился между Гутманом и Кэйро. Там он.„остановился. Детские черты его лица придавали неописуемую порочность выражению пламенной ненависти и злобы на нем.

— Ублюдок! — прошипел он Спейду. Тот улыбнулся искренней, веселой улыбкой. — Ублюдок! Я убью тебя! Хватит с меня твоих подначек!

— Не горячись, — улыбнулся Спейд еще радостнее. — Пока сокол у меня, стрелять не стоит. — Он повернулся к

Гутману. — Юный Дикий Запад. Может, вы ему объясните, что моя смерть все испортит?

Недовольно скривившись, Гутман облизал пересохшие губы. Голос его зазвучал слишком хрипло и скрипуче для отцовского:

— Не обращай внимания, Вилмер. Мы не собираемся следовать его советам, ты…

— Тогда пусть отвяжется, а то я его ухлопаю, меня ничто не остановит.

— Успокойся, Вилмер. — Гутман обратился к Слейду: — Повторяю, сэр, ваш план, к сожалению, неосуществим. Давайте о нем забудем.

Спейд оглядел присутствующих и, мгновенно посерьезнев, заявил:

— Я сам решу, о чем мне помнить, а что забывать.

— Конечно, конечно, вы человек действия, — быстро проговорил Гутман. — Я всегда вами восхищался. Но к вашему предложению не стоит возвращаться.

— Других идей у меня нет, — хмуро сказал Спейд. — И у вас, по–моему, тоже. Я только зря потратил время на болтовню. Может, мне поговорить с сопляком? Я сумею, не сомневайтесь.

— Нет, сэр, — вскинулся Гутман. — Вы по–прежнему будете работать со мной.

— Хорошо, — согласился Спейд. — Тогда у меня рождается еще одна мысль. Она не так хороша, как первая, но это лучше, чем ничего. Хотите послушать?

— Конечно.

— Отдайте им Кэйро.

Кэйро торопливо схватился за пистолет. Его лицо пожелтело, черные глаза забегали по сторонам, оглядывая присутствующих.

— Что? — переспросил Гутман, будто не веря своим ушам.

— Выдайте полиции Кэйро.

Всем показалось, что Гутман собирается засмеяться, но он даже не улыбнулся.

— Ну вы скажете, сэр, — пробормотал он.

— Это, конечно, хуже, чем отдать сопляка, — продолжал Спейд. — Кэйро не бандит, пистолет, из которого были убиты Торсби и Джакоби, тоже принадлежал не ему. Доказательства его вины потребуют больше хлопот, но это лучше, чем вообще никого не сунуть в зубы полиции.

— А почему бы не сунуть им мисс О’Шонесси! — возмущенно закричал Кэйро. — Что, мистер Спейд, не нравится?

Спейд улыбнулся.

— Вам нужен сокол — он у меня. Козел отпущения — часть платы, которую я прошу. Что касается мисс О’Шонесси, то, — он взглянул на помертвевшую девушку, — если вы считаете, что она может подойти, давайте обсудим ее кандидатуру.

Бриджит вскрикнула, схватилась за горло и отодвинулась от Спейда.

— Вы, кажется, забыли, что находитесь не в том положении, когда можете на чем–то настаивать! — воскликнул Кэйро, дрожа от возмущения.

Спейд только презрительно расхохотался.

— Подождите, джентльмены, — -вмешался Гутман, — не надо ссориться, у нас обычная дружеская беседа. — Он обратился к Спейду: — Согласитесь, что в словах мистера Кэйро есть доля правды. Вы должны признать…

— Ни черта я никому не должен! — холодно проговорил Спейд. — Если вы убьете меня, то как получите сокола? А если я знаю, что вы не можете меня прикончить, не получив птички, то как, интересно послушать, вы заставите меня ее отдать?

Гутман наклонил голову, подумал и неожиданно дал гениальный ответ:

— Понимаете, сэр, кроме убийства и угрозы убийства есть и другие методы убеждения!

— Конечно, — согласился Спейд, — но они малоэффективны, если за ними не стоит угроза смерти. Соображаете? Пытаясь сделать мне что–то неприятное, вы ничего для себя не добьетесь. Я же тем временем буду уверен, что все равно останусь в живых.

— Я понимаю вас, — усмехнулся Гутман. — Положение действительно скользкое, но, видите ли, сэр, даже самые крепкие мужчины ломаются от боли.

Спейд продолжал улыбаться.

— Верно, но вам и это не поможет.

— Ну и характер у вас, сэр! — нежно промурлыкал Гутман.

Кэйро вскочил с места и, обойдя паренька, остановился рядом с толстяком. Наклонившись, он что–то зашептал ему на ухо. Прищурившись, Гутман внимательно слушал. Спейд улыбнулся Бриджит — в ответ она еле шевельнула побелевшими губами, — потом подмигнул парню.

— Два против одного, сынок, что они тебя продадут, — заметил он.

Парень промолчал, но колени его задрожали. Наконец Кэйро перестал шептать и, выпрямившись, остался стоять рядом с креслом толстяка. Спейд обратился к Гутману:

— Особых хлопот с ним не будет; один раз я уже отбирал у него оружие. Сопляк…

— Хватит! — внезапно закричал паренек и направил пистолет на детектива.

Гутман вытянул свою толстую лапу, поймал паренька за запястье и встал. Оружие упало на пол. Кэйро схватил мальчишку за другую руку. Тот вырывался, исходя грязными ругательствами.

Спейд с непроницаемым лицом разглядывал борющихся мечтательными глазами. Наконец парень перестал сопротивляться и словно оцепенел.' Кэйро что–то тихо говорил ему, впрочем, не отпуская. Спейд легонько отодвинул Кэйро и левой ударил парнишку в подбородок. Голова у того откинулась назад, но он не упал, поскольку его продолжали держать, а Спейд заехал мальчишке в челюсть правой.

— Не надо, не надо… — начал Гутман.

Кэйро отпустил руку парня, и тот беспомощно соскользнул на большой круглый. живот Гутмана. А Кэйро кинулся на Спейда. На сей раз Спейд оттолкнул леван–тийца сильнее и подальше. Кэйро, еле устояв на ногах, растопырил пальцы и опять бросился на детектива. Тот снова пихнул его. В глазах Кэйро появились слезы, он кривил губы, силясь что–то произнести, но не мог издать ни звука, однако упорно продолжал наступать.

Спейд засмеялся.

— Ну, хватит, — сказал он и открытой ладонью уперся Кэйро в лицо. Тот зашатался, но все же полез на Спейда в третий раз.

— Хватит! Или тебе не поздоровится! — рявкнул Спейд.

— Трус! — закричал Кэйро и неожиданно отвернулся.

Спейд поднял с пола пистолет парня, отобрал оружие у Кэйро и, держа в руках оба ствола, громко щелкнул затворами.

Гутман перенес парнишку на кресло, а Кэйро, опустившись на колени, начал растирать егр безжизненно повисшую руку. Спейд ощупал у парня челюсть.

— Ничего страшного, переломов нет, — сообщил он и, взяв парня в охапку, переложил на софу: Бриджит торопливо освободила место. Обыскав его карманы, Спейд нашел еще один пистолет. Кэйро присел в изголовье.

Спейд подкинул оружие на ладонях и весело улыбнулся Гутману.

— А вот и козел отпущения, — сказал он.

Гутман побледнел, лицо его омрачилось.

— Не валяйте дурака, — фыркнул Спейд. — Вы не возражали против того, что Кэйро шептал вам на ухо, — и держали парня, когда я его бил. Шуточками теперь от него не отделаешься: мигом получите пулю в лоб.

Гутман молчал, уставившись в пол.

— Ас другой стороны, — продолжал Спейд, — как только вы примете мое предложение, я вручу вам сокола.

— Мне это не нравится, — пробормотал Гутман сквозь зубы.

— Ах, не нравится! И что дальше?

Толстяк вздохнул и печально добавил:

— Можете забирать его.

— Вот и хорошо! — констатировал Спейд.

Глава 19 Происки русского

Парень лежал на спине, и только чуть заметное дыхание не позволяло думать, что он умер. Устроившись рядом, Кэйро растирал ему руки и щеки. Бриджит стояла между окном и столом. Одной ладонью она опиралась о столешницу, другую прижимала к груди. Время от времени она украдкой посматривала на Спейда, но, встречая его взгляд, тут же отводила глаза. Гутман шагал по комнате, наблюдая за детективом. Тот спросил его, кивнув в сторону Кэйро:

— Ас ним вы уже договорились?

— Это я предоставляю вам, сэр.

Спейд улыбнулся.

— Кэйро, — позвал он.

Левантиец повернул к Спейду свое смуглое беспокойное лицо.

— Пусть немного отдохнет, — сказал Спейд. — Мы передадим его полиции. А пока он не- очнулся, надо продумать детали,

— Вы не считаете, что и без того уже достаточно ему насолили? — спросил Кэйро.

— Нет.

— Опомнитесь, мистер Гутман, — умоляюще сказал Кэйро. — Вы должны понять…

— Это решено, — перебил его Спейд. — Вопрос только в вас самих. На чьей вы стороне?

— Мне это тоже не нравится, — с горечью произнес Гутман. — Но мы ничего не можем сделать. Ничегошеньки.

— Ну а вы, Кэйро? Согласны или нет?

Кэйро медленно повернулся к Спейду.

— Допустим… — начал он и судорожно сглотнул. — Я могу выбирать?

— Можете, — серьезно ответил Спейд. — Но предупреждаю: если вы нас не поддержите, отправитесь в полицию вместе с сопляком.

— О, мистер Спейд! — запротестовал Гутман.

— К черту! — рявкнул Спейд. — Или с нами, или за решетку! — Он хмуро посмотрел на Гутмана и гневно прибавил: — Разве вам впервой заниматься грязными делишками? — Затем снова обратился к Кэйро: — Ну так что?

— Вы не оставляете мне выбора. — Кэйро пожал плечами. — Я с вами.

— Хорошо. — Спейд оглядел Гутмана и Бриджит. — Садитесь.

Девушка присела на край софы, в ногах у мальчишки. Гутман и Кэйро устроились на своих местах. Спейд положил пистолеты рядом с собой на стол и посмотрел на часы.

— Сейчас два часа, — сказал он. — До рассвета сокола мне не получить. Даже не до рассвета, а до восьми. Так что у нас куча времени для обсуждения планов.

— Где он? — внезапно охрипшим голосом спросил Гутман и заторопился объяснить: — Просто я хочу, чтобы все было в порядке. — Он посмотрел на софу и, — испугавшись, на Спейда, — Конверт у вас?

Спейд покачал головой и взглянул на девушку.

— У мисс О’Шонесси.

— Да, у меня, — пробормотала она, засовывая руку в карман пальто. — Я взяла его, чтобы…

— Хорошо, — сказал Спейд и, обернувшись к Гутману, добавил: — Нам не обязательно терять друг друга из виду. Сокола мне могут доставить и сюда.

— Это было бы великолепно, — одобрил толстяк. — Итак, сэр, за десять тысяч долларов и Вилмера вы предоставите нам птичку и пару часов передышки, чтобы мы успели покинуть город, прежде чем вы обратитесь в полицию.

— Вам незачем бежать, — возразил Спейд. — Дело верное.

— Возможно, сэр, и тем не менее, мы будем чувствовать себя спокойнее, если ко времени допроса Вилмера исчезнем отсюда.

— Конечно, — согласился Спейд. — Если хотите, я могу продержать его здесь хоть целый день. — Он начал сворачивать папиросу. — Давайте обсудим детали. По какой причине он убил Торсби? А также почему, где и как стрелял в Джакоби?

Гутман снисходительно улыбнулся, качая головой, и промурлыкал:

— Ну, знаете, сэр! Вы перегибаете палку. Мы даем вам деньги и Вилмера. То есть, свою часть соглашения выполняем, и все.

— Я ждал этого, — сказал Спейд, прикуривая. — Но полиции, кроме преступника, нужны надежные улики, и я должен ими располагать. — Он нахмурился. — Почему он вас волнует? Если он выкрутится, вам далеко не уйти.

Гутман наклонился и похлопал по одному из пистолетов.

— Вот самое простое доказательство, сэр, — сказал он. — Оба человека были убиты из этого оружия. Любой полицейский эксперт все установит по пулям. Вы же сами говорили.

— Правильно, — согласился Спейд. — Но мне нужно знать, как все произошло, убедиться, что не всплывут нежелательные подробности.

Кэйро посмотрел на Спейда пылающими круглыми глазами.

— Похоже, вы забыли, что совсем недавно убеждали нас, какое это простое дело, — вмешался он и обратился к Гутману: — Вот видите! Я советовал вам не связываться с ним. Я не думаю…

— Мне плевать, о чем вы думаете и о чем нет, — перебил его Спейд. — Жалеть уже поздно, мы слишком далеко зашли. Так почему он убил Торсби?

Гутман разочарованно улыбнулся.

— Я начинаю сомневаться, что мы поступили правильно, связавшись с вами, сэр.

Спейд небрежно махнул рукой.

— Ничего плохого вы не совершили, но сейчас у вас два пути: либо тюрьма, либо свобода и сокол. Что выбираете? — Он пустил в потолок струю дыма. — Свое положение вы знаете. — Спейд помолчал и снова спросил: — Почему он убил Торсби?

— Торсби — отъявленный головорез и сообщник мисс О’Шонесси, — ответил Гутман. — Только устранив его, мы могли ей помешать, ибо считали, что, лишившись своего защитника, она не сумеет действовать против нас и дальше. Видите, сэр, как я с вами искренен?

— Да. Продолжайте. Вы не предполагали, что сокол находится у него?

Толстяк покачал головой.

— Ни минуты, мы слишком хорошо знали мисс О’Шонесси, — добродушно улыбаясь, ответил он. — Мы еще не догадывались, что она передала сокола капитану «Ла Паломы» Джакоби для перевозки из Гонконга, но были уверены, что у Торсби его нет.

Спейд кивнул.

— А вы не пытались договориться с ним?

— Конечно пытались, сэр. Я лично беседовал с Торсби в тот вечер. Вилмер разыскал его двумя днями раньше и пытался сесть ему на хвост, чтобы обнаружить мисс О’Шонесси. Но Торсби был очень осторожен, даже когда не подозревал, что за ним следят. В ночь убийства Вилмер встретил его у отеля, где он жил, и привел ко мне. Я предложил Торсби немедленно уехать, поскольку вашего партнера он, похоже, уже ухлопал, но согласия не добился. Он остался верен мисс О’Шонесси. Короче, Вилмеру пришлось его убрать.

На мгновение Спейд задумался.

— Звучит правдоподобно. А Джакоби?

— Смерть капитана целиком на совести мисс О’Шонесси.

— О! — прошелестела девушка, закрывая рот руками.

— Теперь это неважно, — мрачно проговорил Спейд, — Расскажите, что случилось.

Хитро взглянув на Спейда, Гутман улыбнулся.

— Как пожелаете, сэр. Вам известно, что Кэйро после возвращения из полиции явился ко мне и мы пришли к соглашению, оценив пользу от сотрудничества. — Он улыбнулся левантийцу. — Мистер Кэйро — умный человек. «Ла Палома» — имений его догадка. Он прочитал в газете объявление о ее прибытии и вспомнил, что в Гонконге видел мисс О’Шонесси вместе с Джакоби. Кэйро тогда искал девушку в Гонконге и даже думал, что она уехала на «Ла Паломе», но ошибся. Только наткнувшись на заметку в газете, он все понял: О’Шонесси дала Джакоби птицу, чтобы он привез ее сюда. Капитан, конечно, ничего не знал о соколе. Мисс О’Шонесси слишком благоразумна.

Он лучезарно улыбнулся девушке и продолжил:

— Мистер Кэйро, Вилмер и я отправились к Джакоби и, к счастью, застали у него мисс О’Шонесси. Разговор получился трудный, но все же к полуночи мы, как нам казалось, убедили мисс О’Шонесси начать сотрудничество. Тогда мы покинули пароход и пошли ко мне в отель, чтобы, расплатившись с мисс О’Шонесси, получить сокола. Но, увы, сэр! И она, и капитан Джакоби, и птица от нас упорхнули. Нам, мужчинам, не следует воображать, будто с этой дамой легко справиться. — Он весело засмеялся. — Слава богу, теперь все в порядке.

Спейд взглянул на девушку. Она смотрела на него умоляющими глазами.

— Это вы устроили пожар на пароходе? — спросил Спейд у Гутмана.

— Не совсем так, сэр, — ответил толстяк, — хотя по большому счету мы — по крайней мере, Вилмер — ответственны за поджог. Он пытался найти сокола, пока мы беседовали в каюте, и наверняка неосторожно обращался со спичками.

— Прекрасно, — заметил Спейд. — Если его привлекут за убийство Джакоби, мы повесим на него еще и пожар. Хорошо. Теперь об убийстве.

— Так вот, сэр, мы носились по городу в поисках беглецов и наконец разыскали квартиру мисс О’Шонесси. Никакой уверенности, что мы их застанем, у нас не было, но, притаившись за дверью, мы услышали изнутри шум. Тогда мы позвонили, она подошла и, не отпирая, спросила: «Кто там?» Мы ответили, и до нас сразу донесся звук открываемого окна. Естественно, мы поняли, что это значит, и Вилмер помчался вниз, чтобы успеть к пожарной лестнице. А когда выскочил на улицу, увидел капитана Джакоби с птицей в руках. Положение было трудным, и Вилмер совершил то, что мог: он несколько раз выстрелил в капитана, но Джакоби оказался крепким мужчиной, он не упал и не выпустил сокола. Дело, как вы понимаете, происходило днем. Джакоби сбил

Вилмера с ног и удрал. А когда Вилмер поднялся, он увидел неподалеку полицейского и сразу скрылся в подъезде дома возле «Короны». Потом вышел из укрытия и присоединился к нам.

— Да, сэр, — продолжал Гутман,'—нас снова обманули. Мисс О’Шонесси открыла нам с Кэйро дверь… — Он помолчал, улыбаясь воспоминаниям. — Мы хотели выяснить, куда подевался капитан с соколом, и в конце концов она призналась, что направила его к вам. Мы испугались сначала, что капитана сцапает полиция, потом подумали, что он вообще до вас не доберется. Но даже такой шанс решили не упускать. Пришлось снова просить девушку о помощи. Короче, мы уговорили ее выманить вас из конторы, пока туда не явился Джакоби, и послали на перехват Вилмера. К несчастью, было уже поздно: в то время, как мы… — Парень на софе застонал, повернулся на бок и захлопал глазами. Девушка встала и снова перешла в угол комнаты между столом. и окном. — …убеждали мисс О’Шонесси сотрудничать с нами, сокол уже попал к вам, — закончил Гутман.

Парень спустил ноги на пол и принялся таращиться по сторонам. Кэйро помог ему подняться. Сжав кулаки, мальчишка напружинился так, словно намеревался броситься на Спейда.

— Послушай, цыпленок, — хмыкнул Спейд, — раз уж ты здесь, то сиди и не рыпайся.

Парень посмотрел на Гутмана. Тот доброжелательно улыбнулся и сказал:

— Понимаешь, Вилмер, мне, конечно, жалко терять тебя, ведь ты для меня больше чем родной сын. Но, видит бог, сыном я еще смогу обзавестись, а мальтийский сокол — один.

Спейд засмеялся. Кэйро придвинулся к пареньку и что–то прошептал ему на ухо. Парень, не сводя холодных глаз с Гутмана, снова сел на >софу. Кэйро устроился рядом.

— Ты еще молод, — добавил Гутман, — и многого не разумеешь.

Кэйро обнял парня за плечи и опять что–то зашептал. Спейд мигнул Гутману и обратился к Бриджит:

— Наверное, тебе лучше поискать на кухне какую–нибудь еду и сварить кофе. Сделаешь? Я не хочу покидать своих гостей.

— Конечно, — ответила девушка и шагнула к двери.

— Одну минутку, дорогая, — остановил ее Гутман, протягивая руку. — Дай–ка сюда конверт. Еще заляпаешь жиром!

Бриджит вопросительно посмотрела на Спейда.

— Отдай, — равнодушно проговорил тот.

Она достала конверт из кармана пальто и вручила толстяку.

— Можете сесть на него, если боитесь потерять, — сказала она.

— Вы неправильно меня поняли, — вежливо возразил Гутман. — Дело есть дело. — Быстро распечатав конверт, он пересчитал деньги и захохотал так, что заколыхался живот. — Здесь, например, только девять бумажек, а было десять. — Он широко и радостно улыбнулся.

Спейд быстро взглянул на Бриджит О’Шонесси и требовательно произнес:

— Ну?

Она молча потрясла головой, лицо у нее было испуганное. Спейд протянул руку, и Гутман передал деньги ему. Спейд пересчитал купюры — их действительно оказалось девять — и вернул толстяку. Потом встал и мрачно взял со стола три пистолета.

— Я должен разобраться в этом, — заявил он. — Мы с ней, — он кивнул на девушку, — идем в ванную. Дверь останется открытой. Выходя из квартиры, этой двери не миновать. Если, конечно, никто не пожелает выпрыгнуть в окно, но я бы не советовал.

— Ну что вы, сэр, — запротестовал Гутман, — какие глупости! Зря вы беспокоитесь. Мы совершенно не собираемся удирать.

— Я знаю, что говорю. Мне надоели ваши фокусы. Словом, я должен найти ответ. Это ненадолго. — Он взял девушку за локоть. — Пошли.

В ванной Бриджит обрела дар речи. Она уткнулась лицом в грудь Спейда и прошептала:

— Я не брала эти деньги, Сэм.

— Я и не думаю на тебя, просто хочу убедиться. Раздевайся.

— Ты не веришь мне?

— Нет. Раздевайся.

— Не стану.

— Хорошо. Вернемся обратно и вместе разденем тебя силой.

Она отшатнулась.

— Силой?

— Да. Я хочу знать, что случилось с банкнотой, и никакая девичья скромность меня не остановит.

— Ох, да не в том дело. — Она положила руки Спейду на грудь. — Я совсем не стесняюсь стоять перед тобой голой, но не в такой ситуации. Неужели не понятно? Если ты так поступишь, между нами пропадет что–то очень важное.

— Об этом я не думаю. Раздевайся.

Она, не мигая, посмотрела на него, неожиданно покраснела и начала сбрасывать с себя одежду. Он присел на край ванны, поглядывая одновременно на девушку и в открытую дверь. Из гостиной не доносилось ни звука. Бриджит разделась быстро и решительно, потом отступила па шаг. В гордом выражении ее лица не было и тени смущения или замешательства. Положив пистолеты на крышку унитаза, Спейд опустился на колени лицом к двери. Он внимательно изучил детали ее туалета, но тысячедолларовой банкноты не нашел. Закончив осмотр, он бросил одежду хозяйке.

— Спасибо, теперь я знаю все.

Бриджит взяла одежду молча, а он забрал пистолеты и, закрыв за собой дверь ванной, вышел в гостиную. Гутман дружелюбно улыбался.

— Нашли? — спросил он.

Кэйрр, сидевший возле парня на софе, смотрел на Спейда вопросительно. Парень не поднимал головы. Он сидел, опершись локтями на колени и закрыв руками лицо.

— Нет, не нашел, — ответил Спейд. — Банкноту спрятали вы.

— Я? — усмехнулся толстяк.

— Да, — сказал Спейд. — Вы сами признаетесь или порезвимся?

— Но…

— Либо добровольное признание, либо обыск. Третьего выхода нет.

Гутман взглянул на серьезное лицо Спейда и хмыкнул.

— Клянусь богом, сэр, я вам верю. Ну и характер у вас, сэр.

— Вы ее стащили?

— Да, сэр, я. — Толстяк достал из жилетного кармана скомканную бумажку, расправил ее и присоединил к остальным девяти в конверте, — Я решил разыграть небольшую шутку и понаблюдать, как вы поведете себя в подобной ситуации. Должен заметить, сэр, что вы блестяще вышли из положения. Мне и в голову не приходило, сэр, что вы отыщите такой простой способ докопаться до истины.

— Подобные шутки выкидывают лишь неопытные юнцы,'— усмехнулся Спейд.

Гутман хихикнул. Из ванной вышла Бриджит. Она надела все, кроме пальто. Положив его на кресло, она направилась в кухню.

Кэйро снова что–то прошептал парню. Тот раздраженно повел плечами. Спейд взглянул на пистолеты в своей руке, потом перевел глаза на Гутмана и вышел в коридор. Открыв чулан, он убрал туда оружие и, заперев дверь, положил ключ в карман. Потом проследовал на кухню.

Бриджит возилась с кофейником.

— Все нашла? — спросил он.

— Да, — холодно ответила девушка, не поднимая головы. Она шагнула к двери и, неожиданно посмотрев на него большими, полными упрека глазами, мягко произнесла:

— Напрасно ты так со мной, Сэм.

— Мне нужно было отыскать деньги, ангел. — Он нагнулся, поцеловал ее в губы и вернулся в гостиную.

Гутман, улыбаясь, протянул ему конверт.

— Скоро он станет вашим, так что берите сейчас.

Но Спейд не взял конверта. Он сел в кресло и сказал:

— У нас еще есть время. Мы не закончили разговора о гонораре. Я должен получить больше десяти тысяч.

— Но десять тысяч долларов — громадная сумма.

— Вы повторяете мои же слова, но бывают суммы и покрупнее.

— Конечно, сэр, бывают. Однако в наши дни весьма выгодно заработать за два дня десять тысяч.

— Вы полагаете, мне было легко? — спросил Спейд. — Впрочем, это мои трудности.

— Вот именно, ваши, — отозвался толстяк и покосился в сторону кухни. — Вы поделитесь с ней?

— Это тоже вас не касается.

— Правильно, но… — он колебался, — я бы с удовольствием дал вам добрый совет.

— Валяйте.

— Если вы… возьму на себя смелость заметить, что ей вообще не стоит платить, но если вы решили поделиться, много не давайте… и… берегитесь.

— Продаст? — прищурился Спейд.

— С потрохами.

Спейд усмехнулся и стал сворачивать папиросу.

Кэйро опять шептался с парнем. Неожиданно тот сбросил его руку со своего плеча. С выражением отвращения и злости на лице он кулаком ударил Кэйро в зубы. Левантиец вскрикнул, как женщина, и навзничь повалился на софу. Потом достал платок и приложил его к губам. Белая ткань быстро покраснела от крови. Он посмотрел на парня с упреком.

— Убирайся от меня! — рявкнул паренек и снова закрыл лицо руками.

Крик Кэйро привлек в гостиную Бриджит. Спейд указал на софу и усмехнулся.

— Вот до чего доводит любовь к ближнему, — заметил он. — Ужин готов?

— Сейчас принесу, — ответила девушка и опять пошла на кухню.

Спейд закурил и обратился к Гутману:

— Давайте поговорим о деньгах.

— С радостью и наслаждением, — промолвил толстяк. — Но должен откровенно предупредить, что кроме десяти тысяч у меня пока ничего нет. Разумеется, вы понимаете, сэр, что это только первый взнос. Позднее…

Спейд засмеялся.

— Я знаю, что позднее вы отвалите мне миллион. Но сейчас давайте побеседуем о первом взносе. Пятнадцать тысяч?

Гутман улыбнулся и покачал головой.

— Мистер Спейд, я с вами предельно честен. Вот вам слово джентльмена: десять тысяч — это все, что я смог достать.

— Кроме шуток?

— Кроме шуток, — засмеялся Гутман.

— Неважнецкая картина вырисовывается, — мрачно сказал Спейд, — Но уж коли так, давайте их сюда.'

Гутман протянул ему конверт. И пока Спейд пересчитывал деньги и убирал его в карман, в комнату вошла Бриджит с подносом.

Парень к ужину не притронулся, Кэйро ограничился только кофе. Девушка, Гутман и Спейд съели яйца, бекон, тосты, мармелад и выпили по две чашки кофе. Потом все стали ожидать наступления утра.

Гутман курил сигару и читал «Избранные уголовные дела Америки», изредка делая вслух замечания по тексту. Кэйро сидел на краю софы, прикладывая к губам платок. До четырех мальчишка промаялся, поддерживая руками опущенную голову, а потом уснул. Бриджит дремала в кресле, вполуха слушая комментарии толстяка и изредка перекидываясь словечком со Спейдом. Последний часто скручивал папиросы и курил, а временами спокойно прохаживался по комнате. Он был бодр, весел и полон энергии.

В половине шестого он отправился на кухню и сварил очередную порцию кофе. В шесть проснулся парень и, зевая, уселся на софе. Гутман посмотрел на часы и спросил:

— Не пора ли?

— Дайте мне еще час.

Гутман кивнул и опять уткнулся в книгу.

В семь утра Спейд снял телефонную трубку и набрал номер Эффи Пирайн.

— Здравствуйте, миссис Пирайн. Это мистер Спейд. Вы не разрешите мне поговорить с Эффи? Да, пожалуйста… Да, спасибо… Привет, ангел. Прости, что разбудил. — Он просвистел две строки из песенки «Эль Куба». — Да, очень… Есть дело. В нашем абонентном ящике на почте найдешь конверт, надписанный моим почерком. В нем квитанция камеры хранения автовокзала «Пик–вик–Стейдж». Получишь по ней вчерашний пакет и принесешь ко мне… Ясно? Да, я дома… Молодец, поторапливайся… До свидания.

Без десяти восемь в дверь позвонили. Спейд вышел в коридор и нажал кнопку, отпирающую парадное. Гутман оторвался от книги и улыбнулся.

— Вы не будете возражать, если я встречу ее вместе с вами? — спросил он.

— Пожалуйста, — ответил Спейд.

Толстяк присоединился к хозяину. Спейд открыл дверь квартиры в ту минуту, когда Эффи выходила из лифта. Ее мальчишеское лицо светилось радостью. Она бросила взгляд на Гутмана, улыбнулась Спейду и вручила ему пакет.

— Спасибо, милая, — сказал он. — Прости, что побеспокоил тебя в такую рань.

— Ты уже не первый раз меня беспокоишь, — засмеялась Эффи и добавила, заметив, что он не приглашает ее в гостиную: — Еще что–нибудь нужно?

— Благодарю, нет, — покачал он головой.

— До свидания, — сказала она и направилась к лифту.

Спейд вернулся в гостиную с пакетом в руках. Толстяк трясся от возбуждения. Бриджит и Кэйро подошли к столу, на который Спейд положил сверток. Парень побледнел и приподнялся. Все были взволнованы.

— Вот ваша птица, — сказал Спейд.

Короткими толстыми дрожащими пальцами толстяк развязал веревку и торопливо сорвал бумагу.

— Наконец–то, после семнадцати лет! — пробормотал он.

Глаза его увлажнились. Кэйро, непрерывно облизываясь, потирал руки. Бриджит закусила нижнюю губу. Все тяжело дышали.

Гутман повертел сокола в руках, потом прижал к себе и достал из кармана перочинный нож.

— Надо проверить, — сказал он.

На его трясущихся жирных щеках блестел пот. Спейд, отступив в сторону, наблюдал за всей компанией. Гутман повернул птицу боком и начал ковырять ножом ее туловище. Черная эмаль отвалилась мелкими стружками, и под ней блеснул металл. Гутман с пыхтением продолжал орудовать ножом до тех пор, пока не процарапал острием светло–серую свинцовую полоску. Швырнув птицу и нож на стол, он повернулся к Спейду,

— Липа! — хрипло проговорил он.

Спейд помрачнел и медленно кивнул. Потом взял Бриджит за руку и, притянув к себе, другой рукой поднял ее голову за подбородок.

— Так, — сказал он, — Теперь ты решила пошутить. Ну–ка, выкладывай.

— Нет, Сэм, нет! — закричала она. — Это та самая птица, которую я взяла у Кемидова. Клянусь…

— Точно! Точно! Это русский! — закричал Кэйро. — Конечно русский. Мы посчитали его дураком, а он сам нас одурачил! — Ив его глаз потекли слезы. — Это вы во всём виноваты! — накинулся он на Гутмана. — Вы с вашей идиотской попыткой купить птицу. Кретин! Жирный недоумок! Вы натолкнули его на мысль о ее ценности, и он изготовил для нас дубликат. Неудивительно, что нам удалось так легко украсть ее! Слабоумный тупица! Идиот! — Кэйро закрыл лицо руками и зарыдал в голос.

У Гутмана отвисла челюсть, а глаза невидяще уставились в одну точку. Наконец он потряс головой, собираясь с мыслями, и вскоре опять превратился в веселого толстяка.

— Что толку браниться, сэр, — мягко сказал он Кэйро. — Не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Можете не сомневаться, я потрясен не меньше, чем любой из вас. Да, несомненно, тут чувствуются происки русского! Так что же вы' предлагаете, сэр? Останемся здесь поливать друг друга грязью? Или… — Он помолчал и улыбнулся. — Или поедем в Константинополь?

Кэйро отнял руки от лица.

— Вы… — он не смог закончить фразу от удивления.

Гутман потер пухлые ладошки.

— Семнадцать лет я гонялся за этой вещью, — сказал он. — Если я потрачу еще год… что ж, сэр, получится лишь дополнительная трата времени, равная… — он пошевелил губами, вычисляя, — равная пяти и пятнадцати семнадцатых процента.

— Я еду с вами! — воскликнул левантиец.

Спейд отпустил руку девушки и огляделся. Мальчишка исчез. Спейд вышел в коридор. Дверь на лестницу была открыта. Он захлопнул ее и вернулся в гостиную. Прислонившись к дверному косяку, он понаблюдал немного за Гутманом и Кэйро и внезапно мурлыкнул:

— А знаете, господа, ведь вы самые обычные грязные воры.

— Да, похвастаться нам нечем, — усмехнулся толстяк.'— Однако все мы живы и конец света еще не наступил. — Он протянул к Спейду розовую руку. — Вынужден просить свой конверт обратно, сэр.

Спейд не пошевелился.

— Я свое дело сделал. Вы получили предмет, о котором так мечтали. Вам просто не повезло, что он оказался немного другим.

— Нет, сэр, обманули нас всех, — вежливо возразил Гутман. — Так почему должен расплачиваться кто–то один?

Он заложил правую руку за спину, и тотчас в ней засиял маленький пистолет, красиво инкрустированный перламутром и серебром. Толстяк направил его на Спейда.

— Короче говоря, сэр, я прошу вас вернуть мои десять тысяч долларов.

Лицо Спейда не изменило выражения. Пожав плечами, он достал из кармана конверт и хотел было протянуть его Гутману, но передумал и один тысячедолларовый билет вытащил. Сунув его в карман, он подал конверт Гутману.

— Это издержки, — пояснил он. — Плата за потерянное время.

Толстяк нерешительно посмотрел на Спейда и забрал свои деньги.

— Теперь, сэр, — сказал он, — мы можем попрощаться, если, конечно, вы не хотите присоединиться к нашей константинопольской экспедиции. Нет?. Откровенно говоря, сэр, я и не надеялся. Вы отличный, талантливый человек. Кроме того, вы рассудительны, а значит, детали нашего знакомства сохраните в тайне. Вы не можете не понимать, что любые юридические осложнения, которые произойдут с нами, одинаково отразятся и на вас, и на очаровательной мисс О’Шонесси. Мы также уверены, что вы и в одиночку справитесь с трудностями, которые вас ожидают в ближайшем будущем. Ибо за несколько дней знакомства с этой прелестной девушкой вы наверняка во всем разобрались.

— Естественно, — ответил Спейд.

— Я не сомневался, сэр. И еще я убежден, что в отсутствии другого выхода, вы выпутаетесь и без козла отпущения.

— Безусловно, — согласился Спейд.

— Ну что ж, как говорится, уходя — уходи. Прощайте. — Он церемонно поклонился. — И вы, мисс О’Шонесси, прощайте. А эту черную птицу примите от меня на память.

Глава 20 Если тебя повесят

После ухода Каспера Гутмана и Джоэля Кэйро Спейд минут пять неподвижно сидел в кресле, и вид у него был очень мрачный. Он не глядел на Бриджит, которая, стоя у двери, следила за ним с беспокойством.

Наконец, сняв с полки телефонный справочник, он торопливо перелистал несколько страниц, пока не нашел нужный номер. Потом убрал книжку на место и придвинул к себе телефон.

— Алло, сержант Полхауз на месте? Позовите его, пожалуйста… Это Сэмюель Спейд. — Он немного подождал. — Привет, Том. У меня кое–что есть для тебя… Да, достаточно. Слушай: Торсби и Джакоби были убиты пареньком по имени Вилмер Кук. — Далее последовало описание его внешности. — Он работает на Каспера Гутмана. — Спейд нарисовал портрет толстяка. — С ними Кэйро, которого ты видел у меня… Да, да, тот самый… Гутман остановился в «Александрии», номер 12–С. Они только что ушли от меня и теперь собираются удрать из города, так что, поторопившись, ты их схватишь. Там в их компании одна девчонка — дочь Гутмана. — Он назвал приметы Реи Гутман. — Будь осторожен с мальчишкой… Да, у него пистолет… Конечно, Том, есть и доказательства… Например, орудия преступления… Верно. Ладно, желаю удачи!

Он тихо опустил трубку на рычаг, потом провел сухим языком по губам и взглянул на свои руки. Ладони были мокрые. Он глубоко вздохнул и неслышными шагами приблизился к Бриджит. Девушка вздрогнула от неожиданности. Высокий и мускулистый, Спейд стоял перед ней, холодно поблескивая глазами, голос его звучал твердо:

— Когда их схватят, они сразу начнут капать на нас. Мы сидим на пороховой бочке, полиция вот–вот нагрянет. Выкладывай всю правду, и побыстрее. Это Гутман послал тебя и Кэйро в Константинополь?

Колеблясь, она закусила губу. Он положил ей руку на плечо.

— Да говори же, черт возьми! Тебе ведь тоже придется выкручиваться. Ну! Он послал тебя в Константинополь?

— Д-да. Там я познакомилась с Джо и попросила его помочь мне. Потом мы…

— Подожди. Ты просила Кэйро помочь тебе стащить сокола у Кемидова?

— Да.

— Для Гутмана?

Она снова помолчала в нерешительности и поежилась под его грозным взглядом.

— Н-нет. Вообще–то, для себя.

— Хорошо. Потом?

— Потом я испугалась, что Джо обманет меня и обратилась за помощью к Флойду Торсби.

— Он согласился. Дальше?

— Дальше мы раздобыли сокола и отправились в Гонконг.

— С Кэйро? Или уже без?

— Да: Мы оставили его в Константинополе, в тюрьме. У него что–то вышло с чеком.

— Твоя работа?

Она посмотрела на Спейда с наглой усмешкой.

— Да.

— Хорошо. Ты и Торсби прибыли с птицей в Гонконг?

— Да. А там… я начала сомневаться, можно ли доверять ему. Ну и решила, что гораздо безопаснее… Короче, я познакомилась с капитаном Джакоби. Его пароход должен был идти в Сан—Франциско; и я попросила его провезти для меня пакет. Объяснила, что там обычная статуэтка. Я не верила ни Торсби, ни Джо, и мне казалось, что такой способ самый надежный.

— Хорошо. Потом вы с Торсби сели на быстроходное судно. Что дальше?

— Дальше… я стала бояться Гутмана. Мне было известно о его связях, и я испугалась, что он узнает о нашем приезде в Сан—Франциско. Тогда он находился в Нью—Йорке, и я понимала, что, получив сообщение о нас, он моментально прикатит в Сан—Франциско. Так и случилось. Я страшно трусила, но все равно ждала парохода капитана Джакоби. А ведь Гутман мог отыскать меня или Флойда и подкупить его. Потому я и упросила тебя проследить за ним…

— Вранье. Ты просто подцепила Торсби на крючок. Он всегда питал слабость к женщинам. Из его досье ясно, что если с ним и случались провалы, то только из–за баб. А болван и с возрастом остается болваном. Возможно, этого ты не знала, зато видела, что он клюнул на тебя.

Бриджит покраснела и испуганно посмотрела на него.

— Ты решила избавиться от него прежде, чем придет судно Джакоби. Каким образом?

— Я… Я слышала, что он покинул Штаты из–за мошенничества за карточным столом. Подробностей мне не сообщили. Но я рассудила так: если он заметит слежку, то посчитает, что его ловят за старое, испугается и скроется. Я не думала…

— Ты заявила ему, что за ним следят, — продолжал Спейд. — У Мильса, конечно, было маловато мозгов, но не настолько, чтобы раскрыться в первый же вечер.

— Да, правильно. Когда мы вечером вышли на прогулку, я притворилась, будто заметила мистера Арчера, и показала его Флойду. — Девушка заплакала. — Поверь» Сзм, я бы так не поступила, если бы знала, что Флойд убьет его. Я надеялась, что он испугается и уедет из города, а не станет стрелять.

Спейд усмехнулся жестокой усмешкой.

— Если ты не думала, что Торсби убьет его, то была права, ангел.

Лицо девушки выразило удивление.

— Торсби не стрелял в Мильса, — сказал Спейд.

Удивление на ее лице сменилось растерянностью.

— Мильс не отличался умом, но, видит бог, для того он и работал столько лет детективом, чтобы не попадаться на глаза тому, за кем следит. Почему его пистолет лежал в боковом кармане, а пальто было застегнуто на все пуговицы? Как это могло случиться? Он не мог похвалиться мозгами, но не был идиотом. К тому же ты говорила, что Торсби был плохим актером. Он бы не сумел заманить Мильса в тот переулок. Торсби не убивал его. Мильс был не настолько глуп, чтобы подставить себя под пулю.

Спейд провел языком за нижней губой и улыбнулся девушке.

— Просто тогда Мильс не сомневался в своей безопасности. Да и кого ему бояться? Ты была его клиенткой, и он не имел оснований прятаться от тебя. Ты позвала, он пришел — нахальный, поедающий тебя глазами, покусывающий губы, — и ты просверлила в нем дырку из пистолета, который вечером взяла у Торсби.

Бриджит отшатнулась от Спейда.

— Прекрати, Сэм! — в ужасе закричала она. — Перестань! Ты же знаешь, что я этого не делала!

— Стоп! — Он посмотрел на часы. — Полиция явится с минуты на минуту, мы сидим на пороховой бочке. Говори!

— Как ты можешь обвинять меня в таком ужасном…

— Довольно ломать комедию! — раздраженно бросил Спейд. — Сейчас не время для шуток. Послушай меня. Нам обоим грозит виселица. — Он сжал ей руки. — Говори!

— Я… я… Откуда тебе известно, что он… что он кусал губы?

Спейд хрипло рассмеялся.

— Я достаточно хорошо изучил Мильса. Но дело прошлое. Почему ты его застрелила?

Она вырвала руки и, обняв Спейда за шею, начала целовать, прижимаясь к нему всем телом. Он тоже ее обнял.

— Сперва я не хотела, — наконец прошептала она. — Я не собиралась убивать его, но когда увидела, что Флойд не испугался…

Спейд шлепнул ее по плечу.

— Опять вранье! Ты просила меня или Мильса заняться твоим делом. Тебе нужно было знать в лицо человека, который начнет следить за Торсби. Ты взяла у Торсби пистолет. И в «Короне» ты поселилась заблаговременно, хотя меня уверяла, что живешь в отеле «Сент—Марк».

— Да, я солгала, — хрипло проговорила Бриджит. — Я хотела, чтобы Флойд… Я не могу смотреть тебе в глаза, Сэм. — Она пригнула ему голову и прошептала на ухо: — Я думала, что если Флойд узнает о слежке… О, Сэм… — Она зарыдала.

— Ты думала, что Флойд прикончит Мильса, ты выдашь Флойда и его заберут. Если же Флойд погибнет сам, то тебе и это на руку. Так?

— Ну… примерно.

— А когда ты увидела, что Торсби не собирается ни убегать, ни стрелять, прикончила Мильеа сама. Точно?

— Да, но не совсем.

— А по–моему, достаточно. Ты все давным–давно рассчитала, в том числе и то, что Флойда Торсби арестуют за убийство.

— Я… я думала, что его посадят до прибытия капитана Джакоби с соколом, а…

— А тогда ты еще не знала, что Гутман уже охотится за тобой, иначе не старалась бы избавиться от своего бандита. Но когда убили Торсби, ты поняла, что Гутман здесь, что тебе необходим еще один защитник, и явилась ко мне. Так?

— Да, но, милый, я бы пришла к тебе в любом случае, ведь с той минуты, как мы встретились…

— Ты просто ангел! — нежно сказал Спейд. — Если лет через двадцать ты выйдешь из Сан—Квентина, то с такими чувствами можешь вернуться ко мне.

Девушка откинула назад голову и посмотрела на Спейда непонимающим взглядом. Хотя и побледнев, он продолжал тем же тоном:

— Я надеюсь, что тебя не повесят за вот эту прелестную шейку. — Он погладил ей шею и неожиданно стиснул на ней пальцы.

Бриджит отскочила, держась руками за горло и с ужасом глядя на Спейда.

— Ты не… — прохрипела она.

Лицо Спейда стало изжелта–белым. Он улыбался, и голос его звучал очень мягко:

— Я выдам тебя. Возможно, тебе сохранят жизнь. Значит, освободишься через двадцать лет. Ты ангел. Я буду ждать тебя. Если же тебя повесят, ты навсегда останешься в моей памяти.

Она уронила руки и выпрямилась. Лицо ее прояснилось, только в глазах поблескивали тревожные искорки.

— Нет, Сэм, не говори так даже в шутку. — Она улыбнулась. — Ты меня напугал! Я действительно подумала… Знаешь, у тебя был такой дикий вид… — Бриджит осеклась и всмотрелась в его глаза. Потом побледнела, рот ее приоткрылся. Страх снова охватил девушку. — Ты что? Сэм! — Она опять схватилась за горло и съежилась.

Спейд засмеялся, но его бледное желтое лицо поблескивало от пота.

— Не дури. После того, как твои сотоварищи расколятся, полицейские заберут тебя. Меня бы повесили обязательно. Ты, возможно, отделаешься легче.

— Но… но, Сэм, ты не должен! После того, что у нас было, ты не можешь…

— Могу.

Она глубоко вздохнула.

— Так ты играл со мной, да? Делал вид, а сам устроил мне ловушку? Ты вообще не думал обо мне? Ты… не… ты не любишь меня?

— Наверное, люблю. Ну и что? — Спейд улыбнулся. — Я не Торсби и не Джакоби. Я не собираюсь погибать из–за тебя.

— Это несправедливо! — закричала она. — Нечестно! Подло! Так нельзя!..

— А почему, собственно? — возразил Спейд. — Ты легла со мной в постель, чтобы я перестал задавать тебе вопросы. Вчера ты вынудила меня ехать черт знает куда из–за твоего липового звонка. Прошлой ночью поджидала меня со своими товарищами на улице. Ты находилась в моих объятьях, когда ловушка захлопнулась, и я бы не смог даже вытащить пистолет, если бы таковой у меня имелся. Они знали, что я не причиню тебе вреда, и с твоей помощью просто меня ловили.

Девушка заморгала, стараясь удержать слезу, затем гордо шагнула вперед и прямо посмотрела ему в глаза.

— Ты утверждал, что я лгу, а теперь лжешь сам, — проговорила она. — Я люблю тебя, и ты меня любишь. И если ты отрицаешь мои чувства, то ты обманщик.

Спейд слегка поклонился. Глаза его налились кровью, но выражение лица не изменилось.

— Возможно, ну и что? Почему я должен доверять тебе? Кто сыграл злую шутку с моим предшественником Торсби? Кто ухлопал Мильса, человека, вообще не имевшего к тебе отношения? Кто непрерывно дурачил Гутмана и Кэйро? Кто ни разу не был честен со мной? И я должен тебе верить? Нет, дорогая, я бы не положился на тебя ни при каких обстоятельствах! Да и для чего?

— Для чего? Если ты играл со мной, если ты меня не любишь, на этот вопрос нет ответа. А если любишь, то никакого ответа не требуется.

Улыбка Спейда превратилась в недобрую гримасу. Откашлявшись, он сказал:

— Нечего зря болтать. — И, положив свою подрагивающую руку ей на плечо, продолжил: — Мне плевать, кто кого любит. Я не собираюсь играть с тобой, чтобы последовать за Торсби. Ты убила Мильса и понесешь наказание. Я бы мог выручить тебя, отпустив всех и оправдываясь потом перед полицией, но сейчас уже поздно. Да и не хочется тебе помогать.

Бриджит взяла его за руку.

— Тогда просто не выдавай меня, — прошептала она. — Позволь мне исчезнуть.

— Нет, — отрезал Спейд. — Я пропал, если не передам тебя полицейским. Только это меня спасет.

— Неужели ты пальцем для меня не шевельнешь?

— Нет.

— Не говори так, пожалуйста. — Она прижалась лицом к его ладони. — Зачем тебе так поступать? Ведь мистер Арчер не был для тебя…

— Мильс был сукиным сыном, — хрипло проговорил Спейд. — С первых дней нашего сотрудничества. Я даже собирался расстаться с ним. Так что ты мне только помогла, убив его.

— Тогда в чем дело?

Спейд высвободил свою руку. Он уже не улыбался, его потное лицо выражало упрямство, а глаза сверкали.

— Послушай. Ты, конечно, не поймешь меня, но я попробую объяснить. Когда у человека убивают партнера, неважно, какие у них сложились отношения, он обязан найти преступника. Кроме того, детективы всегда выполняют свой долг. Я не могу позволить убийце удрать. Грош цена тогда будет нашей детективной организации. Дальше. Уговаривать детектива отпустить преступника — то же самое, что просить волка отпустить зайца. Это неестественно. Единственное, что я могу тебе посоветовать, — валить все на Гутмана и Кэйро.

— Ты серьезно? — поинтересовалась девушка. — Но я все равно не спасусь таким образом…

— Подожди, пока я закончу. Дело в том, что я не собираюсь отправляться на виселицу за других. А не доверяя тебе, я ничего не могу придумать взамен. Кроме того, связавшись с тобой, я бы постоянно ждал, что в один прекрасный день ты меня пристрелишь. И еще одно… Впрочем, хватит. Возможно, кое в чем я неправ. Спорить я не хочу. С другой стороны, какое будущее нам светит? Допустим даже, что я люблю тебя, допустим, и ты любишь.

— Ты это знаешь точно, — прошептала она.

— Ничего подобного. Ты прекрасно заморочишь любого. — Он оглядел ее с головы до ног. — Но предположим, что мы действительно друг друга любим. Что дальше? Может, через месяц все закончится. А потом? Потом я бы чувствовал себя дураком. Нет, тебе придется отвечать. Конечно, я буду дьявольски переживать, но это пройдет. — Он взял ее за плечи. — А ты быстро все забудешь. Ведь ты считала меня болваном, как и других.

— Посмотри на меня, Сэм, и скажи правду. Если бы сокол оказался подлинным и ты бы получил свои деньги, сотворил бы ты со мной такое тогда?

— Какая разница. Не считай меня негодяем. Речь идет о деловой репутации. Кто поверит детективу, который не в состоянии изловить убийцу своего партнера? — Она промолчала, и он продолжил: — А деньги я заработаю и другим путем.

— Если бы ты любил, тебе хватило бы одной меня…

— Я не желаю связываться с тобой, — процедил Спейд сквозь зубы.

Она обняла его, прижимаясь всем телом, и тут раздался звонок в дверь.

Спейд освободился из ее объятий и пошел открывать. На пороге стояли лейтенант Данди, сержант Полхауз и два детектива.

— Привет, Том, — сказал Спейд, — взяли голубчиков?

— Взяли.

— Отлично, заходите. А вот еще одна соучастница для вас. — Он указал на девушку. — Она убила Мильса. Имеются и улики — пистолеты, черная статуэтка и тысячедолларовая бумажка, которой хотели меня купить. — Он посмотрел на хмурого Данди. — Что это твой шеф такой мрачный, Том? — спросил он и засмеялся. — Держу пари, что, услышав рассказ Гутмана, он подумал, что наконец–то накрыл меня.

— Перестань, Сэм, у нас и в мыслях…

— Брось, — весело сказал Спейд. — Представляю, что вы вообразили, когда Гутман раскололся.

— Прекрати, Сэм, — проговорил Том, с беспокойством поглядывая на своего начальника. — Мы все узнали от Кэйро. Гутман мертв. Когда мы пришли, мальчишка как раз заканчивал свое дело.

— Этого и следовало ожидать, — кивнул Спейд.

Когда в понедельник в девять утра Спейд появился в своей конторе, Эффи отложила газету и вскочила с кресла.

— Доброе утро, ангел, — сказал он.

— Это правда, что пишут в газетах? — спросила Эффи.

— Да, мадам. — Спейд бросил шляпу на стол. Он был бледен, но глаза его смотрели весело. — Такова твоя женская интуиция.

— Ты ее выдал, Сэм? — странным тоном продолжала девушка.

Спейд кивнул.

— Твой Сэм — детектив. — Он внимательно взглянул на Эффи. — Она убила Мильса, мой ангел. Вот так. — Он щелкнул пальцами и попытался обнять ее, но девушка увернулась.

— Не трогай меня, пожалуйста, — дрожащим голосом проговорила она. — Я знаю… я знаю, что ты прав, но не трогай меня… пока.

Спейд побледнел.

В коридоре хлопнула дверь, и Эффи вышла в приемную.

— Там Ева, — прошептала она, сунув голову в кабинет.

Спейд кивнул и сел за стол,

— Давай ее сюда.

Ричард Старк Паркер и дилетант

1

Паркер постучал второй раз. Никто не отозвался, тогда он подергал дверь. Ее запирал только дешевый замок, даже цепочка не была накинута. Паркер разбежался и с силой ударил ногой о дверь. Она дрогнула, точно от страха, раздался сухой треск, и из косяка посыпались щепки. Дом был старый, и все тут легко ломалось.

Дверь распахнулась так резко, что внутренняя ручка ударилась о стену, но Паркер не сразу вошел в квартиру. Он постоял под двадцатипятиваттной лампочкой на потолке, ожидая чего–то и прислушиваясь. За открытой дверью тянулся узкий коридор. Все комнаты располагались справа, первой была кухня. Оттуда проникал слабый свет. Затем шла ванная: эта часть коридора была погружена в темноту, Паркеру она показалась четырехугольной дымовой трубой. Дальше он различил угол жилой комнаты: темно–коричневое кресло и легкий столик из черного дерева, на котором помещался телефон; на полу просматривалась часть персидского ковра, еще там находилась кремовая ширма, озаренная мягким светом стоящего за креслом торшера. Где–то дальше, в глубине комнаты, невидимой Паркеру, горел еще какой–то осветительный прибор.

Все осталось так, как до его ухода: в кухне свет не выключен, в ванной — наоборот, в спальне и жилой комнате — тоже горел.

Однако он дважды стучал в дверь, и Элли не открыла. Всего десять минут назад он спустился по лестнице, чтобы купить пива и сигарет. Магазин на углу был закрыт, ему пришлось зайти в другой, на соседней улице. И вот он вернулся.

В другом случае он бы послал Элли, но Паркер уже три дня не выходил из дому и хотел подышать свежим воздухом. Итак, он оделся, глядя, как она полуголая сидит на смятой постели, положив ногу на ногу, покуривая сигарету с фильтром и почесываясь. Она не совсем еще проснулась и теперь зевала.

— Я сварю по паре яичек, — сказала Элли.

— Хорошо, — кивнул он и удалился.

А во время его десятиминутного отсутствия что–то произошло. Она не могла выйти на улицу и не могла снова заснуть. Она должна была услышать, как он стучался, и уж во всяком случае, как вломился в дверь.

Повсюду царила тишина.

Стоя в коридоре, Паркер ничего не мог предпринять. Оружия у него не было, только пакет с бутылками пива, да несколько пачек сигарет. Он поставил пакет на пол и пошарил рукой за разбитым дверным косяком. Когда он уходил, там, прислоненный к стене, стоял железный засов. Он нащупал пальцами холодный металл и поднял вещь. Она весила довольно много. Засов использовали так: один конец вставляли в прорезь железной пластины, прикрепленной к полу, а другой упирали в саму дверь. Засов действовал как клин: дверь снаружи никто не мог открыть. За свою надежность он назывался «полицейским».

Но засов мог стать и неплохим оружием: с ним было все же спокойнее, чем с голыми руками.

Паркер закрыл за собой дверь. Она теперь плохо прилегала к косяку. Сперва проходила светлая полоска от кухни, потом следовала темнота, а вдали у жилой комнаты коридор снова озарялся нежным светом.

Паркер осторожно заглянул в кухню. Она была лишь немногим больше кладовки, набитая разнообразными вещами. Яркий свет от белой круглой люстры, предназначенной для комнаты нормальных размеров, освещал потолок и резко отражался от фарфоровой и белой эмалированной посуды, заполнявшей маленькое помещение.

Грязные стаканы, кастрюли и тарелки стояли на всех свободных местах. На полу валялись пластиковые пакеты с мусором.

Элли не сварила яйца. Она вообще не заходила на кухню, похоже, сюда никто не заходил.

Паркер двинулся дальше и включил свет в ванной. Там тоже никого не было. Не выключая электричества, он направился к спальне. Элли сидела там на кровати.

Рукоятку сабли он заметил не сразу, сперва подумал, что Элли просто заснула.

Ее поза почти не изменилась с того времени, как он ушел: ноги скрещены, руки свисают вдоль туловища. Слева в воздухе стояло облако дыма, словно она еще не докурила свою сигарету. А может, она начала новую. В первое мгновение он только отметил, что Элли не поднимает глаз. Голова ее была опущена, точно она опять уснула, но положение тела показалось ему странным. Нахмурившись, он внимательно осмотрел ее и только тогда увидел эфес сабли между грудями.

Кто–то снял со стены один из скрещенных клинков и проткнул женщину насквозь. С противоположной стороны острие вонзилось в матрац. Она была пришпилена, как насекомое на булавке.

Парень, проделавший это, обладал дьявольской силой. В противном случае, ему бы пришлось бить по эфесу кувалдой, загоняя саблю в матрац, как гвоздь.

Паркер осмотрелся, но никого не увидел. Незнакомец наверняка смылся.

Крови совсем не было видно. Она могла вытекать только из спины, а там все загораживало одеяло.

И что же теперь делать? Паркеру следовало бы отсидеться здесь еще два дня. Если он сейчас уйдет, остальные потеряют с ним связь. Но и с трупом на кровати он не мог оставаться.

Каких–то десять минут. Все произошло чертовски быстро. Вероятно, парень наблюдал за домом, дожидаясь, когда Паркер покинет его. Едва он отправился на улицу, убийца проник в помещение, сделал свое дело и скрылся.

Паркер раздумывал над тем, какой мужчина мог таить зло на Элли. Но они были знакомы всего две недели и не рассказывали друг другу своих биографий. Он предполагал, что многие вещи в ее квартире остались от мужчины, с которым она жила прежде. Скрещенные сабли на стене, круглый столик в углу — его, наверное, использовали для покера, — пивная кружка на полке в гостиной — все указывало на присутствие мужчины. Возможно, убийство совершил какой–нибудь студент–регбист — агрессивный нападающий, широкоплечий силач, с такой легкостью владеющий саблей. Впрочем, это не имело значения: Паркеру было безразлично, кто и почему ее убил. Он просто злился на то, что теперь его планы совсем опрокинулись. У него не осталось выбора, надо было сматываться отсюда…

Паркер обернулся и увидел стоящих в дверях Пата и Паташона в полицейских мундирах.

Пат выглядел изумленным, точно с ним сыграли дурную шутку, а Паташон, кажется, был испуган. Оба торопливо начали хвататься за свои пушки — их учитель из полицейской школы, глядя на такую неловкость, заплакал бы от огорчения.

— Быстро вы явились, — заметил Паркер. — Я позвонил всего минуту назад.

Пат все же не сумел извлечь револьвер из кобуры, но Паташон свой вытащил и теперь держал его в руке, целясь куда–то мимо Паркера.

— Не двигаться! — скомандовал он.

— Подожди минутку, — остановил его Пат и обратился к Паркеру: — Так это вы звонили?

— Конечно.

Паркер изобразил вежливую улыбку, но ему было не до веселья. Значит, парень, убивший Элли, дождался его возвращения и позвонил в полицию, желая свалить вину на Паркера. Надо как–то выпутываться.

— Конечно, я звонил, — повторил Паркер.

— Почему вы не назвали свое имя? — недоверчиво спросил Пат.

Паркер пожал плечами.

— А зачем терять время? Я же перед вами.

Теперь заговорил Паташон.

— По–моему, здесь дело дрянь, — сказал он коллеге.

— Посмотрим, — буркнул Пат и вынул из кармана тонкую записную книжку, словно собирался оштрафовать Паркера и выдать квитанцию. Карандаш торчал в гильзе на ее обложке. Пат взял его, взглянул на часы, отметил время и скомандовал Паркеру:

— Ну, рассказывайте!

— Я вышел на улицу купить пива и сигарет. Покупки я оставил у двери, наверное, вы видели пакет.

Паташон кивнул, а Пат, вероятно, попытался изобразить лицо игрока в покер, но вместо хитрости на нем появилось деревянное выражение.

Паркер продолжал:

— Вернувшись, я постучал в дверь и, не получив ответа, понял, что в мое отсутствие что–то произошло.

— Почему? — спросил хитрец Пат.

Паркер посмотрел на него честными глазами.

— Потому что она оставалась дома. Ей ничего не требовалось, когда я уходил, и не было меня всего десять минут. Я покинул ее здоровой и веселой. И поскольку она не отозвалась на мой стук, значит, случилось непредвиденное.

Паташон взмахнул револьвером, вероятно, полагая, что делает это элегантно, и произнес:

— Дальше.

— Я постучал еще раз, затем выломал дверь, — объяснил Паркер. — Вошел, увидел труп и тотчас позвонил. Потом стал ждать.

Пат взглянул на своего товарища и заметил:

— Ваши слова звучат правдоподобно.

Но Паташон не был в этом уверен.

— Вы обыскали квартиру? — спросил он Паркера.

— Гостиную еще не смотрел. Я только досюда добрался.

— Последи за ним, — сказал коллеге Паташон и удалился со своим револьвером в гостиную.

Едва он ушел, Пат произнес извиняющимся тоном:

— Не злите его, он еще новичок!

— Ясно.

Паркер не слушал полицейского, он размышлял, как бы отсюда удрать. Представителей власти можно обманывать лишь какое–то время, дальше будет безразлично, глупы они или нет. Каждого человека, застигнутого на месте преступления или поблизости от него, виновного или невинного, подвергнут рутинному допросу: имя, место жительства, профессия. И ни на один из этих пунктов Паркер не мог ответить. Ему необходимо прихватить свои вещи и смыться.

Вернулся Паташон и, глядя на товарища, покачал головой.

— Давай позвоним в отделение, — предложил Пат.

— Что там в стенном шкафу? — не слушая его, спросил Паташон.

— Я уже посмотрел, — ответил Паркер. — Ничего там нет.

— Трудно утверждать наверняка, — возразил Паташон. — Иногда кто–нибудь спрячется между платьями, и не найдешь.

— В шкафу никто не прячется, — покачал головой Паркер.

— Я хочу сам проверить.

Паркер следил за ним, внутри у него все дрожало. Сейчас он откроет дверцу, увидит оружие и чемодан, набитый деньгами, а потом…

Паркер отступил к туалетному столику.

Паташон распахнул шкаф, заглянул внутрь и воскликнул:

— Что это, черт возьми?! Автоматы!

Паркер схватил со столика деревянную шкатулку и швырнул ее в затылок Паташону. Одновременно он бросился к Пату и пнул его ногой так, что тот отлетел к стене. А когда Пат вновь обрел устойчивость, Паркер двинул его правой в подбородок и стремительно повернулся к Паташону.

Тот попал в очень комичное положение. От удара шкатулкой по затылку он рухнул в стенной шкаф. Голова его и руки оказались между платьями, а ноги запутались среди обуви и оружия. Он пытался выбраться, бормоча нечто, заглушаемое одеждой, обмотавшейся вокруг головы.

Револьвер выпал из его руки и теперь сиротливо валялся на полу.

Паркер подскочил к Паташону, выволок его наружу, развернул лицом и два раза ударил. Паташон снова плюхнулся в шкаф и скрючился среди вещей. Там царил страшный беспорядок. Схватив Паташона за ноги, Паркер вытащил его в комнату, чтобы отыскать свое добро. Оба автомата, четыре револьвера и пистолет по–прежнему лежали внутри.

Паркер обшарил шкаф, но чемодана с деньгами не обнаружил.

Ага. Парень явился сюда не ради Элли, а из–за денег, и убийство ее было случайным. Скорее всего, кто–то из их группы поставил на нем крест. Больше о чемодане никто не знал. Значит, один из его приятелей решил захватить всю добычу сразу и одновременно накинуть петлю на шею Паркера.

Но так быстро с ним не справятся.

Паркер рассовал оружие по карманам и выбежал из квартиры.

2

Паркер шел по асфальтовой дорожке, ведущей к маленькому бетонному островку бензоколонки. Она была ярко освещена. Свет озарил Паркера, когда он проходил мимо, высокий и сильный как бык, с угловатыми плечами и длинными мускулистыми руками. Он был в темно–сером костюме, черном пальто и без шляпы: его каштановые волосы развевались на холодном ноябрьском ветру. Руки, засунутые в карманы, сжимали рукоятки револьверов.

В конторе бензоколонки тоже горело электричество. Там, положив голову на металлический стол, спал толстощекий юноша в голубом пуловере. Паркер направился к темному гаражу. В большой раздвижной двери из волнистого железа была сделана еще одна, маленькая. Паркер толкнул ее и, переступив рельс на полу, шагнул внутрь.

Было уже за полночь, поэтому гараж наполовину заполняли такси, блестевшие в свете голых лампочек под потолком желтым и красным блеском. Днем гараж наверняка пустовал. Справа в углу располагалось освещенное помещение — конструкция из дерева и стекла. Перед ней на скамейке лежал спящий мужчина в короткой синтетической спецовке. Внутри конструкции за столом работали еще двое мужчин. На их белых рубашках галстуки были развязаны и воротнички расстегнуты.

Паркер толкнул дверь, перешагнул цементный порог и вошел внутрь.

Один из служащих поднял голову.

— Сюда нельзя, приятель. Вам нужно на улицу, контора бензоколонки там.

Паркер вынул руки из карманов и сказал:

— Я вовсе не контору ищу.

Служащий поморщился.

— У нас вы ничего не получите. Поговорите с работниками дневной смены.

— Я разыскиваю одного из ваших водителей.

Второй служащий заинтересовался и тоже поднял взор на Паркера.

— Кого? — спросил первый.

— Дана Кифку.

Тот нахмурился и посмотрел на коллегу.

— Кифку? Ты его знаешь?

— Да, — кивнул второй. — Вообще–то, он работает в ночную смену, но я его почти месяц не видел.

— Вот–вот, сегодня он должен работать ночью, — подтвердил Паркер.

— Можно, конечно, взглянуть, но его здесь точно нет, — заявил второй.

Он встал и подошел к столу, на котором располагалась картотека. Паркер, нахмурившись, ждал. Кифка обязан был сегодня ночью работать, так же как вчера и позавчера. Такси было его маскировкой, позволяло ему свободно передвигаться. Если сейчас его здесь нет, значит, он занимался чем–то другим. Например, саблей.

Служащий закрыл ящик с карточками и покачал головой.

— Нет, сегодня он отсутствовал. Последний раз он ездил месяц назад, а может, и больше.

— Плохо дело, — заметил Паркер, повернулся и вышел на улицу.

В этой части города такси не появлялись — им тут нечего было делать. Они только стояли в гараже. Паркер зашагал по направлению к центру.

Через два квартала его неожиданно окликнули:

— Эй!

Голос прозвучал нарочито пискляво. Паркер повернулся и увидел коренастого мужчину, спешащего к нему по тротуару. Рядом горел уличный фонарь, и Паркер узнал этого человека. Он спал на скамейке в гараже в той же синтетической спецовке. Паркер сунул правую руку в карман и шагнул в ближайший темный подъезд.

Окна домов по обеим сторонам улицы были помечены белыми кругами в знак того, что здания нежилые и предназначены на слом. В них обитали тараканы, и пищали крысы: люди давно переселились в другой район. Тут не было ни единой машины и ни единого прохожего, кроме мужчины в спецовке.

Мужчина быстро прошел половину здания, которое их разделяло, потом неожиданно'сбавил темп и стал приближаться к Паркеру медленно, вытянув шею и всматриваясь.

— Где вы? Где вы находитесь? — спросил он резким шепотом.

— Здесь.

Человек остановился.

— Что вы там делаете? Выходите сюда.

— Вы просто пытаетесь меня выкурить, — фыркнул Паркер.

— Вы справлялись о Дане Кифке?

— Да, ну и что?

Незнакомец помолчал, подбирая слова.

— Почему вы не хотите, чтобы я вас увидел? — жалобно протянул он.

— Сперва объясните, зачем я вам понадобился, — предложил Паркер.

— Вы друг Дана Кифки?

— Вроде того.

— Сегодня он должен был выйти на работу в ночную смену. Он нарушает график последние три дня.

— Это я уже слышал.

— Но в конторе вам не все сообщили. Кифка уже давно плохо себя чувствует. Ежедневно звонит и говорит, что еще болеет, но завтра обязательно придет.

Чушь какая! По–прежнему стоя в подъезде, Паркер спросил:

— Почему вы интересуетесь им?

— Он не отдает мне тридцать семь долларов уже целый год, — ответил незнакомец явно озабоченным тоном.

Паркер немного расслабился.

— А почему вы потащились за мной?

— Я думал, что вы знаете, где он живет. Может, вы чиже собираетесь получить с него долг, тогда мы бы пошли к нему вместе.

— А вам его адрес неизвестен?

Незнакомец помолчал, поковырял носком ботинка асфальт и наконец ответил:

— Нет.

Похоже, на сей раз он солгал. В действительности он, наверное, просто боялся Кифку и не решался идти к нему один. Поэтому он и околачивался в гараже среди людей, которые могли его защитить, если Кифка разозлится. Теперь он привязался к Паркеру, но ошибся. Паркер вышел на тротуар и заявил:

— Об этом не может быть и речи.

— А почему? Давайте поедем к нему вдвоем, — уговаривал его незнакомец. — Две головы всегда лучше одной.

— Не всегда.

Паркер повернулся и двинулся дальше. Впереди улица была лучше освещена. Там он найдет такси и направится к Кифке.

Болван в синтетической спецовке не отставал. Он семенил рядом с Паркером и скулил:

— Вы все–таки идете к нему, а что, если и я с вами?

— Я не помешаю, просто получу свои тридцать семь долларов.

Паркер остановился и прорычал;

— Пошел ты куда подальше!

— Не нужно сердиться, — жалобно проговорил болван, не сдавая позиций.

Он топтался на месте, не в силах заставить Паркера взять его с собой и не в состоянии ретироваться.

Паркер не хотел связываться с этим дураком. Вынув из карманов руки и сжав кулаки, он угрожающе двинулся на парня, но внезапно повернул обратно, как полуночный бродячий пес.

— Отвяжись от меня! — сердито бросил Паркер уже на ходу.

— У нас свободная страна, — возразил болван. — Я имею право поступать, как мне заблагорассудится.

Ему было не менее сорока лет, но изъяснялся он как школьник. Паркер чувствовал тяжесть оружия в карманах, но не мог совершить неверный поступок. Решение проблемы лежало на поверхности, но оставляло опасные следы. Их следовало избегать.

— Я не желаю тебя видеть, — сказал он болвану, развернулся и зашагал к центру города.

Болван побрел за ним, выдерживая дистанцию в один дом.

Пройдя три квартала, Паркер вступил в жилой район. Заметив такси с зеленым огоньком, он сошел с тротуара и подал ему знак остановиться. Такси развернулось и притормозило рядом с ним. Паркер сел на заднее сиденье и назвал шоферу адрес Кифки. Тот погасил зеленый огонек и тронулся с места.

Оглянувшись, Паркер увидел болвана, отставшего на два квартала. Он тоже высматривал такси — руки в карманах спецовки, плечи опущены. Он просто стоял, и больше ничего.

3

Дверь ему открыла блондинка. Похоже, она надела на себя первую попавшую под руку вещь — трикотажную майку с изображением Иоганна Себастьяна Баха. Будучи без трусов, она тянула подол вниз; бюстгальтер на ней также отсутствовал.

— Мне необходимо видеть Дана, — заявил Паркер.

— Он сейчас спит, — ответила блондиНка.

На вид ей было около девятнадцати, она походила на студентку, из тех, что на спортивных праздниках дирижируют болельщиками. Но, видимо, эта студентка успела пожить в свое удовольствие: растрепанные волосы, тяжелые веки, опухшее, усталое лицо.

Паркер широко распахнул дверь и решительно перешагнул через порог.

— Меня он примет, — сказал Паркер. — Как только узнает, что я здесь, сразу встанет.

Девушка никак не могла сосредоточиться и окончательно проснуться, к тому же она не оставляла попыток прикрыть свои прелести. Ее грудь поднимала майку, а рука опускала, поэтому старый Бах делался не очень похожим на самого себя.

— Так не вламываются в чужую квартиру, — заметила она. — Я ведь объяснила вам, что он спит. Ему нужен покой.

— Конечно нужен.

— Точно. Он болен, у него вирусный грипп.

— Прекрасно.

Паркер был здесь всего один раз, да и то дальше гостиной он не заходил. Сейчас перед ним располагались две двери, обе могли вести в спальню; он указал на ближайшую и спросил:

— Он там?

— Я не позволю его будить.

Девушка пыталась говорить как медсестра. Возможно это имело бы успех, не будь она в столь необычной одежде.

— Я спешу, — предупредил он и вынул из кармана револьвер, ибо подозревал Кифку.

При виде оружия глаза ее расширились.

— Что вы собираетесь сделать с Даном?

— Ничего. Где он?

— Пожалуйста, мистер…

Паркер покачал головой.

— Я не причиню ему зла.

Он запер квартиру, подошел к ближайшей двери и открыл ее. Там оказалась спальня.

Кифка лежал поперек кровати, раскинув все свои конечности, как мертвая лошадь. Он был рослым блондином с фигурой заправского борца. Видимо, спал он голый, смятая простыня прикрывала его только наполовину. Судя по состоянию постели и положению тела, сон у него был беспокойным. Если эта блондинка разделяла с ним ложе, значит, она действительно любила его.

Кровать представляла собой старомодное двухспальное сооружение с бронзовыми полосами в изголовье и ногах. Паркер приблизился к ней. Предметы одежды валялись кругом, точно сброшенная змеиная кожа. Паркер постучал дулом револьвера по бронзовой решетке. Она загремела на удивление сильно.

Кифка всхрапнул и перевернулся, но не пробудился. Тогда девица в дверях закричала:

— Дан, осторожно, он вооружен!

Кифка одним прыжком соскочил с кровати и вцепился в одежду на стуле.

— Прекрати, Дан! — остановил его Паркер.

Кифка понял, что угодил в ловушку. Он упал на бок, перевернулся и встал на ноги — совершенно голый, лицо красное, заспанное и удивленное.

— Что случилось?! — воскликнул он. — Что, черт возьми, здесь происходит?

Судя по голосу, голова его была битком набита вирусами.

— Это ты, Паркер? — Кифка нахмурился и почесал нос. — Никак не могу избавиться от проклятого гриппа.

— Ну–ка, ложись обратно, — молвила девица, — а то тебе станет еще хуже.

— Да, ты права.

Паркер подождал, пока Кифка улегся в постель и накрылся простыней, потом обратился к блондинке:

— Зачем же вы выпускали его на улицу сегодня вечером, если он так болен?

Девица возмутилась.

— Выпускала? Никуда он не выходил!

Кифка подсунул под спину подушки и принял сидячее положение. Услышав вопрос гостя, он поинтересовался:

— Что такое, Паркер? Я уже три дня не встаю с постели.

Паркер поверил ему. Кифка не притворялся больным, девица сказала правду.

— Что, если твоя подруга приготовит нам кофе? — предложил он.

— Чай, — поправил Кифка. — Она меня чаем поит. Составишь компанию?

Паркер пожал плечами, ему было все равно, что пить, главное — выпроводить блондинку из комнаты,

— Будь добра, Дженни, угости нас чаем.

Она топталась в дверях все в той же майке. Казалось, теперь она совсем проснулась, но пребывала в замешательстве.

— Он явился с оружием, — пробурчала она, — и до сих пор держит его в руке.

— Хорошо, милая, хорошо. Паркер мой друг.

Паркер сунул револьвер в карман и продемонстрировал девушке пустую ладонь.

— Вы хотите с сахаром или с лимоном? — спросила она.

Он понятия не имел, как пьют чай, и ответил:

— Мне все равно.

Девица кивнула, повернулась и удалилась. Она так сильно оттягивала подол майки впереди, что сзади та поднялась и полностью открыла взорам очень гладкую попу.

Кифка засмеялся, закашлялся и снова засмеялся.

— Ну, разве не очаровательная задница? — заметил он. — Когда я впервые увидел ее в эластичных брюках, сразу решил, что она будет моей. А как поживает пчелка, с которой ты заперся?

— Она умерла.

— Что?

Паркер закрыл дверь и прислонился к ней спиной, чтобы девушка не могла войти внезапно.

— Сегодня вечером я в первый раз вышел из квартиры за пивом и сигаретами. А когда вернулся, она лежала убитая, деньги же пропали.

— Что ты мелешь?

— На стене висели две скрещенные сабли. Кто–то снял одну и проткнул Элли насквозь.

— Черт с ней, — бросил Кифка, гневно отмахиваясь рукой. — Что с деньгами? — Теперь он сидел выпрямившись.

— Уплыли, — ответил Паркер. — Парень, который убил ее, забрал чемодан и куда–то спрятал, а потом позвонил в полицию.

— И ты удрал до их появления?

— Нет. Пришлось с ними подраться.

Кифка сделал движение рукой, будто смахивал пыль с табуретки.

— Не нравится мне это, черт возьми, — заметил он.

— Виновник должен быть в курсе дел, — продолжал Паркер. — Кто же еще знал о деньгах?

— И ты подумал, что это я? — спросил Кифка. — Разве такое на меня похоже? — Кажется, он чувствовал себя оскорбленным.

— Просто у меня только твой адрес есть, — пожал плечами Паркер. — Потому я и пришел с тобой поговорить.

— С пушкой в руке?

— Ведь ты должен был сегодня работать. Я наведался в гараж, и мне сообщили, что ты вообще там не появлялся. Ну сам посуди, Дан!

— Ладно, — проговорил Кифка. — Конечно, можно было и сходить, но ты сам видишь, что со мной. Меня бы сцапали в первом же рейсе.

— Кто–то стащил деньги, — напомнил Паркер, которому совсем не хотелось беседовать с Кифкой о болезнях. — И как же теперь мы поступим?

Девица забарабанила ногой в дверь с наружной стороны.

— Поручи ей какое–нибудь дело, чтобы она не торчала в комнате, — сказал Паркер.

— Хорошо.

Паркер открыл ей, и она внесла поднос с тремя чашками, чайником, сахаром, блюдцем с лимоном и острым ножом.

В дополнение к майке она надела розовый фартук, но и он прикрывал ее только спереди. Когда она повернулась, устанавливая поднос, взору Паркера опять открылся ее зад, так прельстивший Дана Кифку.

— Дженни, дорогая, нам с Паркером надо потолковать наедине, — сообщил ей Кифка. — Мужские дела.

Когда он столь дипломатично изъяснялся с девушкой, то становился похож на медведя из мультфильма.

Дженни повернулась и посмотрела на Паркера.

— Дану нужен покой, — повторила она.

— Со мной ему будет гораздо спокойней, чем с вами, — усмехнулся Паркер.

— Только на несколько минут, дорогая, — - сказал Кифка.

Он бы мог смять ее одной рукой, как пустую пачку из–под сигарет, но глядел виноватыми глазами и говорил извиняющимся тоном.

Паркер ждал. Ситуация ему совсем не нравилась, но больше ничего не оставалось. Однако ожидание длилось не так долго, как он опасался. Девушка скорчила гримасу, повернулась, показав голый зад, и сделала пару общих замечаний о здоровье. Она попыталась было еще разлить чай, но затем все–таки вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

— Она — самое лучшее лечение, дорогой мой. Малышка очень меня бережет.

— Деньги, — напомнил Паркер.

— Знаю, знаю. Просто я стараюсь отвлечься.

— Очень умно.

— Ладно, Паркер, не злись. Кто–то стащил деньги, а я‑то что могу сделать?

— Тебе известно, где скрываются остальные?

— Конечно, — кивнул Кифка. — Эрни и малыш Боб. Я должен с ними связаться?

— Нет. Дай мне их адреса. Я проверю, там ли они еще.

— Думаешь, деньги спер один из них? Они не способны на такое. Я знаком с ними уже несколько лет.

— Но кто же тогда? Клингер?

— Нет, Клингер совершенно исключается. Не такой он человек.

— А Шелли или Руди?

Кифка покачал головой.

— Ты знаешь их не хуже моего.

— Однако кто–то деньги взял, — напомнил Паркер. — Нас только семеро. Мы с тобой вне подозрений, остается пять человек.

Кифка нахмурился.

— Даже не представляю. А если вмешался посторонний?

— Правильно. Случайность. Я не против случайности, такое иногда бывает. Взломщик, как нарочно, выбрал именно ту квартиру. Он понятия не имел, что там Элли, и, решив, что она его опознает, заколол ее саблей. Потом наткнулся на деньги и удрал с ними. Но взломщики обычно избегают убийств, стараются улизнуть потихоньку. И зачем ему понадобилось свистеть в полицию?

— Да, такая теория выглядит не очень достоверной, — согласился Кифка.

— Но, возможно, это действительно был посторонний, — продолжал Паркер. — О нем я начну думать, только убедившись, что никто из наших не виноват.

— В твоих словах есть здравый смысл.

Паркер огляделся.

— У тебя найдутся карандаш и бумага?

— Спроси Дженни. Может, в гостиной…

Паркер открыл дверь и вышел. Дженни сидела в плетеном кресле в другой комнате и читала книгу в бумажной обложке.

— Нам необходимы карандаш и бумага, — сказал Паркер. — Небольшой кусочек.

Девушка молча поднялась, бросила книжку на кресло и направилась в другой конец комнаты к письменному столу. Выдвинув ящик, она стала искать карандаш. Одежда на ней была прежняя, но теперь от плетеного сиденья ее задница сделалась похожей на вафлю. Наконец она откопала шариковую ручку и блокнот.

— Долго вы еще будете заняты?

— Несколько минут, — ответил Паркер, забирая у нее вещи.

Потом он захлопнул перед ее носом дверь спальни и подошел к кровати.

— Теперь ты назовешь адреса?

— Они живут вместе, — объяснил Кифка. — Эрни и малыш Боб. В хате под названием «Виморама» на Северной Двадцатой улице, километрах в трех от города.

— «Виморама», — повторил Паркер и записал.

— Это санаторий, — продолжал Кифка. — Их пичкают там всякими морковными соками и другим дерьмом. В «Вимораме» только отдельные домики. Летом их переводят на диетферму. Толстяки неделями не получают там даже сока.

— Их поселили в одном коттедже?

— Да, в номере четвертом. Знаешь, как проехать на Двадцатую Северную?

— Нет.

— Представляешь себе Риджворт–бульвар — тот, где расположен отель, в котором ты обитал, едва приехав сюда?

Паркер кивнул.

— Ну вот, оставишь отель по правую руку и двинешь за город. До «Виморамы» почти, т. ри километра. Слева будет остановка автобусов с закусочной, а от нее еще километра три.

— Отлично, — сказал Паркер. — У тебя есть телефон?

— Да. Виктор, 6–25–98.

Паркер записал номер и объяснил:

— Я буду поддерживать с тобой связь и сообщать, как идут дела.

— Хорошо.

Паркер встал и уже пошел к двери, когда Кифка поинтересовался:

— Сколько там было?

— Чего? — повернулся Паркер.

— Разве ты не подсчитал выручку? Сколько?

— Сто четырнадцать тысяч.

— Мне причиталась седьмая часть, — вздохнул Кифка. — Сколько она составляет?

— Около шестнадцати кусков.

— Шестнадцать кусков… Я мог получить шестнадцать тысяч!

— Я тоже.

Кифка кивнул.

— Ясно, ты тоже мечтаешь о своей доле.

— Верно.

Паркер снова направился к двери и вышел в гостиную.

— Теперь можете им распоряжаться, — сказал он девушке.

Та немедленно отложила книжку и встала.

— Хорошо.

«Кифка никогда не поправится, если Дженни отсюда не исчезнет», — подумал Паркер. Но это уже не имело значения. Паркер вышел из квартиры, закрыв за собой дверь.

Он спустился по лестнице и только собрался сойти по ступенькам подъезда, как с другой стороны улицы раздался крик:

— Эй!

Затем грянул выстрел.

Паркер одним прыжком преодолел четыре ступеньки, бросился плашмя на землю и перекатился по тротуару к стоящей рядом машине. Ахнул второй выстрел, пуля разбила боковое окно автомобиля. Посыпались осколки стекла.

Паркер на четвереньках обогнул машину сзади. На другой стороне улицы, между голыми стенами жилых домов, находился узкий заасфальтированный проезд.

В его темноте Паркер увидел вспышку третьего выстрела. Он выхватил из кармана пальто пистолет, оперся рукой о бампер и наудачу пальнул по месту вспышки.

Услышав быстрые, удаляющиеся шаги, он перебежал через улицу, прижался к стене дома и осторожно начал подкрадываться к углу, пока в поле его зрения не показался проезд. В глубине квартала он раздваивался, уходя вправо и влево. Далеко впереди на стене висела лампочка. Между ней и Паркером ничто в тесном проезде не двигалось. Тот, кто стрелял оттуда, уже удрал. Шагов больше не было слышно.

Однако стрелок кое–что оставил после себя: у стены лежала бесформенная масса. Паркер медленно приблизился к ней, но она не шевелилась. Масса оказалась мужчиной, тем самым болваном в синтетической спецовке. Он последовал за Паркером, надеясь получить у Кифки свои тридцать семь долларов.

Крупнокалиберная пуля угодила прямехонько в его дурацкую голову.

Это он, болван, окликнул Паркера: голос был знакомым, но тогда он не придал этому значения. Теперь Паркер понял, что кричал именно болван. Глупец тащился за ним один, наверняка мечтая лишь о жалких тридцати семи долларах. И в то же время рядом находился еще кто–то.

Убил его не Паркер: болвана застрелили почти в упор, а не с другой стороны улицы.

Видимо, оба мужчины ждали, когда Паркер выйдет. И едва он появился, незнакомец собрался его застрелить. Но тут болван предупредил Паркера криком, за что и поплатился жизнью. Потом незнакомец выстрелил в Паркера, но промахнулся.

Так Паркер объяснял происшедшее, но не его причины. Как болван вообще оказался здесь? Почему его убили? И, главное, кто?

Вероятно, все же посторонний. Случившееся таило слишком много неясностей. Возможно, оно бы стало понятнее, не входи парень, забравший деньги, в семерку грабителей. Так или иначе, Паркеру придется изменить свой план.

Он снова пересек улицу, поднялся по лестнице к квартире Кифки и постучал. Дженни открыла ему все в той же майке, но теперь девушка выглядела растрепанной и злой.

Паркер вошел и захлопнул дверь.

— Скажите Дану, что я лягу здесь, на софе. Если вы слышали выстрелы на улице — то причина в них. Утром я должен буду поговорить с Даном.

— Надеюсь, вы не станете за нами подглядывать, — буркнула девушка.

— Я уже знаю, как делается то, чем вы собираетесь заниматься.

Паркер уселся на софу, больше не обращая на Дженни внимания. Он задумался так, что даже не снял пальто.

Если неизвестный не принадлежал к их группе, как он пронюхал об этом деле? Ведь в нем участвовали только семеро, на равных паях…

4

План был разработан в прошлом месяце. Паркер спешно уехал в северные штаты, оставив после себя обломки многолетнего упорного труда. Теперь ему требовался новый оборотный капитал, и он ухватился за предложенную акцию, согласившись на равную со всеми долю.

Паркер был настоящим асом, специалистом по вооруженным ограблениям банков, ювелирных магазинов и транспортов с деньгами. Он никогда не работал один — только с группой, — вот уже девятнадцать лет храня верность своей профессии. Временами ему приходилось маскироваться и жить под вымышленными именами на выручки от проведенных операций. Пару раз в год он обычно пополнял свой капитал. А теперь все пошло к чертям.

Год назад, во время одной операции, возникло непредвиденное осложнение, приведшее к тому, что отпечатки его пальцев — первый раз в жизни Паркера — попали в картотеку блюстителей закона. А два месяца назад произошла еще одна крупная неприятность, и его маскировку нарушили эти отпечатки. Паркеру пришлось срочно исчезнуть, отказавшись от банковского вклада, привычного образа жизни и всего прочего.

Когда за рулем украденной машины он въезжал в город, в его кармане лежало меньше ста долларов. Он повидался с людьми, которые раньше проворачивали с ним дела. Они знали, что его устраивает работа на паях. Скрывался он в одной хате на окраине Скрантона: мотеле «Грин—Глен». Его владелицей и управляющей была бывшая проститутка по имени Магда. Неделей позже Паркеру позвонил Кифка.

Разговор у них получился странный. Во–первых, оба избегали сообщать по телефону что–то конкретное, а, во–вторых, Кифка еще не верил, что беседует с Паркером.

— Теперь все не так, как прежде, правда? — заметил Кифка.

Паркер понял, что он имел в виду. Прежде никто не мог связаться с Паркером непосредственно. Тому, кто хотел поговорить с ним о деле, приходилось разыскивать некоего Джо Шира, бывшего заключенного, который жил в пригороде Омахи. Но Джо умер, подложив всем очередную свинью.

— Я сейчас переодеваюсь, — сказал Паркер. — Ты уже слышал о Джо?

— А что с ним такое?

— Он умер. Я был на похоронах.

— А… Я звонил тебе по его номеру, но никто не брал трубку.

— Вот потому и не брал.

Немного помолчав, Кифка заявил:

— Я просто так звоню, узнать, как ты поживаешь. Ты работаешь?

— Пока только подыскиваю место, — ответил Паркер.

— Желаю удачи.

— Спасибо.

— Если встретишь в своих краях малыша Боба Нег–ли, передавай от меня привет.

— Хорошо, — сказал Паркер.

Он понял, что Кифка не поедет в Скрантон лично, а пошлет малыша Боба.

— Он знает о моем лице? — спросил Паркер.

Он сделал косметическую операцию, изменившую его внешность, а с Бобом еще не встречался.

— Знает, — ответил Кифка.

Малыш Боб прибыл ночью через сутки. Паркер одетый лежал на кровати в своей комнате в мотеле и смотрел телевизор, не включая звука, когда в номер постучали. Он вскочил, вырубил свет и телевизор и открыл дверь.

Это пришла Магда, владелица мотеля. Ей стукнуло шестьдесят лет, и она принадлежала к тем немногочисленным проституткам, которые сумели сберечь нажитые деньги. К старости она даже приобрела гостиницу. Магда была слишком болтливой и нервной, чтобы содержать бордель, и потому ограничилась мотелем, сдавая в нем комнаты по часам. Кроме того, ей доверяли: люди типа Паркера укрывались здесь или приходили сюда на встречи и совещания.

Она вошла в комнату, закрыла за собой дверь и сообщила:

— Явился малыш Боб. Будешь с ним разговаривать?

Магда все еще была стройна как тополь; в прежние времена ее за это особо ценили. Ее седые волосы выглядели грубыми и непослушными, и она коротко подстригала их на итальянский манер. Брови она выщипывала, а на их месте проводила черные линии, длинные ногти покрывала ярко–красным лаком, но помадой не пользовалась. Ее рот казался бледным шрамом на худом морщинистом лице.

Одевалась она как молоденькая: светлый свитер и эластичные брюки, качающиеся сережки и звенящие браслеты. В молодежную одежду куталось старческое тело с юной душой.

— Малыш Боб сидит в комнате позади моей конторы. Пойдешь туда или привести его к тебе?

— Пойду туда.

— О выпивке я позабочусь, — заявила Магда.

Паркеру совсем не хотелось спиртного, но он промолчал. Магда привыкла любой пустяк превращать в настоящий прием. Каждый день был для нее праздником.

Они направились через улицу к конторе мотеля.

— Хорошо бы собраться опять всем старым знакомым, — заметила Магда и начала рассказывать, кто приезжал к ней за последний месяц, за последние два месяца и за последние полгода. Паркеру эта ее черта — болтливость — ужасно не нравилась. Магда была очень молчалива при посторонних, но со своими говорила без умолку. Паркер шагал, не обращая внимания на ее болтовню.

Наконец они вошли в контору. Там, за письменным столом, сидела Этель. Двадцатипятилетняя, умственно отсталая девушка занималась в мотеле уборкой и выполняла разные поручения Магды.

— Я буду в задней комнате, у молодых людей, — сказала ей Магда. Этель кивнула.

Малыш Боб Негли сидел на зеленой софе, обтянутой искусственной кожей, и курил сигару длиной лишь немногим меньше самого Малыша. Это был низкорослый парень, не выше пяти футов, вспыльчивый и агрессивный, подобно большинству маленьких мужчин. Держался он, как чемпион мира по борьбе в весе петуха, покупал сигары по доллару за штуку, носил самые броские костюмы, а волосы зачесывал так высоко, что выглядел человеком почти нормального роста. Казалось, будто когда–то в восемнадцатом столетии его искусственно уменьшили в размерах и потом законсервировали.

При их появлении Боб вскочил на ноги и так сильно нахмурился, словно принимал необычайно важное решение, от которого зависели судьбы всего цивилизованного мира.

— Это действительно Паркер? — спросил он Магду.

— Конечно, — ответила та. — Он сменил свою противную рожу на другую, не менее отвратительную. Ты его узнаешь, если побудешь с ним минут пять. Он остался прежним.

— Может, Боб собирается говорить о деле, — заметил Паркер.

— Вот видишь? — усмехнулась Магда. — Что будешь пить, Паркер?

— Ничего.

— Боб, если захочешь выпить, позови меня.

— Хорошо, Магда, — кивнул Боб и, едва она вышла, обратился к Паркеру: — Я не нахожу, что ты похорошел.

— Хватит болтать о моем лице, — отмахнулся тот, придвинул поролоновое кресло и сел.

Негли постоял, видимо, раздумывая, следует ему обидеться или нет. Затем тоже уселся и сказал:

— Итак, к делу. Ты заинтересован в работе на равных паях?

— Смотря какая работа.

— А что тебя волнует?

— Доход, риск и участники.

— Естественно. Это понятно. Но если доход хороший, риск небольшой, а люди тебе знакомы — ты заинтересуешься предложением?

Паркер кивнул.

— Выкладывай.

Негли сунул в рот недокуренную сигару и заговорил, не вынимая ее изо рта:

— Куш составит сто–сто пятьдесят тысяч долларов. Риск практически равен нулю. Пока речь идет обо мне, Кифке и Эрни Феккио.

— Пока, — отметил Паркер. — А сколько всего будет человек?

— Подробности еще не ясны. Мы рассчитываем на шестерых–семерых.

— Ого! Целая куча народу.

— Мы стремимся подстраховаться, — прищелкнул языком Негли. — А для этого требуются люди.

— Значит, на человека придется по пятнадцать–двадцать тысяч, в зависимости от выручки и количества участников.

— Точно. Пятнадцать — как минимум.

— Что за деньги?

— Выручка от игры в регби на стадионе одного колледжа.

Паркер нахмурил брови.

— А почему риск невелик?

— Потому что все распланировано. Мы уже знаем, как туда проникнуть, а потом нам помогут транспортные пробки после игры.

— Выходит, у вас до сих пор нет ничего, кроме желания заработать и возможности подобраться к месту хранения денег?

— Разве ты слышал о делах, которые начинались с большего?

— Так или иначе, для начала нужно иметь кое–что еще.

— Давай–ка поезжай в город и поговори с Даном. Он тебе все объяснит.

— Кто–нибудь станет претендовать на львиную долю?

— Нет. Все получат поровну.

Паркер немного подумал и кивнул.

— Хорошо, с Даном я побеседую. Ничего пока не обещаю.

— Конечно. — Негли встал, сжимая сигару зубами. — Замысел тебе понравится. Дело чистое и прибыльное.

Они направились в контору.

— Так быстро договорились? — удивилась Магда. — Побудьте еще, потрепемся немножко, глядишь — и ночь скоротаем.

— Мне нужно идти, Магда, — заявил Негли. — Я бы охотно остался, но не могу. — Потом он повернулся к Паркеру: — Завтра в девять вечера.

— Заметано.

Магда снова принялась уламывать их остаться. Паркер улучил удобный момент и скрылся в своей комнате. Опять включив телевизор без звука, он лег на кровать, чтобы подумать.

Порою даже предпочтительнее работать в большом коллективе. Если Негли и Кифка действительно знают, как проникнуть на стадион, почему бы им не выяснить, как оттуда выбраться? Это уже детали.

В девять часов следующего вечера он явился к Кифке. Тогда девушка отсутствовала, зато в квартире сидели малыш Боб Негли и Эрни Феккио. Эрни был жирным усатым типом с толстым, как у быка, туловищем и крошечными маслянистыми глазками. Вообще–то, он больше походил на грека, чем на итальянца, но в любом случае выглядел как типичный владелец ресторана. Уже несколько раз он пытался открыть свое заведение, но оно всегда прогорало, и ему приходилось снова возвращаться к прежней профессии, чтобы оплатить долги.

Их четверка расположилась за столом в гостиной Кифки. Последний при помощи схемы и условных обозначений к ней объяснял Паркеру, что они задумали.

Стадион «Мэнкоис» находился недалеко от города, на Восточной улице. Колледж «Мэнкоис» — один из самых привилегированных и богатых — имел свои спортивные сооружения. В субботу шестнадцатого ноября там планировалось провести большую игру против «Плейфилда» — крупнейшее зрелище сезона. И что особенно хорошо — встреча была некалендарной.

— Чем же это хорошо? — не понял Паркер.

— Входная плата другая, — объяснил Кифка. — С подобной игры сбор поступает в какую–нибудь благотворительную организацию или фонд, а абонементы недействительны. Кроме того, заказы на билеты не принимаются и предварительная продажа отсутствует. Так что дело крупное, сечешь? Как при встрече на первенство мира. Кассы открываются в день игры в шесть утра, значит, чокнутые болельщики проторчат возле них целую ночь, чтобы ухватить первые билеты.

— Соображаешь, до чего здорово, Паркер? — встрял малыш Боб. — Все билеты, кроме студенческих абонементов, продаются в кассах в день игры. И к началу встречи прибыль до последней копейки должна находиться на стадионе.

— Да, дело стоящее, — кивнул Паркер. — При условии, что мы туда проберемся.

— Не сомневайся. — Кифка придвинул к Паркеру чертеж. — Это игровое поле. Вот три кассы, где продаются билеты: при северном, восточном и южном входах. На схеме они обозначены перечеркнувши квадратами. Деньги ежечасно переносят отсюда в административное здание на восточной стороне стадиона Там расположена контора и вообще вся администрация. Бухгалтерия на втором этаже, туда и поступают деньги.

— Кто ими занимается? — спросил Паркер.

— Два вооруженных вахтера. Они несут деньги по проходу на трибунах. С ними справиться нетрудно, но у них каждый раз бывает при себе не Более нескольких тысяч.

Паркер кивнул.

— Затем, — продолжал Кифка, — выручку в бухгалтерии пересчитывают, упаковывают в пачки и в денежных ящиках отправляют в банк. К последней четверти игры все обычно готово, так что бронированная машина отвозит деньги еще до конца матча, избегая транспортных пробок. Она прибывает на стадион по звонку из бухгалтерии и находится там очень недолго. До самого банка ее сопровождает моторизованная полиция. У «Мэн–коиса» особая договоренность с банком, поэтому там, несмотря на субботу, сидят несколько служащих. Деньги принимают, пересчитывают и запирают в сейфы.

— Как охраняется бухгалтерия? — спросил Паркер.

— Там четверо вооруженных сторожей и шестеро служащих. Чтобы попасть в помещение, нужно пройти через охраняемую дверь и коридор. Сама бухгалтерия будет заперта. Туда надо постучать, на тебя посмотрят в глазок и откроют.

Паркер опять кивнул.

— Но какой объем займут деньги? Ведь там получится много мелких бумажек.

— Мы рассчитываем на два больших чемодана, — заявил Эрни Феккио.

— Это изрядный груз.

— Он нас не удручает, Паркер, — засмеялся Негли.

— Посмотрим. Слушай, Кифка, говорят, вы знаете, как туда проникнуть?

— Точно. Идея высшего сорта, — ответил Кифка. — Наш козырной туз.

— Выкладывай.

— Мы придем туда еще в пятницу. — Кифка замолчал и ухмыльнулся, ожидая возражений со стороны Паркера, но тот ничего не сказал. Тогда Кифка продолжил: — В пятницу вечером мы заберемся в бухгалтерию и проведем там ночь. А в субботу перехватаем поодиночке всех служащих, когда они будут входить в дверь. Ситуация окажется в наших руках с самого начала. По мере поступления денег, служащие станут укладывать их в наши чемоданы.

— Как ты на это смотришь, Паркер? — поинтересовался Феккио.

— Еще не знаю. Каким образом мы туда попадем?

— Через вход, — заявил Кифка. — Ворота там решетчатые с острыми наконечниками наверху. Они не достают до верха проема. Если подсадить Боба, он пролезет.

— Как угорь, — добавил Негли, проиллюстрировав свои слова жестом.

Кроме главного входа в здании еще несколько дверей, продолжал Кифка. — Их обычно запирают, но изнутри они легко откроются.

— А что, если вас с Бобом кто–нибудь увидит?

Кифка ухмыльнулся.

Тогда мы сделаемся самыми ранними пташками, первыми прилетевшими к кассе северного входа. Мы все распланировали, Паркер, можешь мне поверить. У южного крыла фотографы будут снимать болельщиков, восточное расположено прямо на шоссе, поэтому мы выбрали северное. По другую сторону улицы там находится парк «Мэнкоис», и если в нем кто–то будет допоздна гулять, — что здесь особенного?

— Порядок. Что дальше?

Мы отпираем три замка, попадаем в бухгалтерию и ждем до утра.

Сам видишь, Паркер, дело стоящее, — добавил Негли. — Не хватает только тебя.

— При условии, что все пойдет так, как объяснял Дан.

Ну, и что ты намерен предпринять? — спросил Кифка.

— Сегодня вечером или завтра в первой половине дня на стадионе устраивают какие–нибудь мероприятия?

— В будни? Никаких.

Тогда предлагаю устроить репетицию, — заявил Паркер, — Этой ночью. Все равно нам понадобятся слепки с замков. Согласны?

— Отличная идея.

Ночью они отправились на стадион, и все получилось точно так, как говорил Кифка. Негли перелез через ворота северного входа и открыл для остальных зеленую дверь, расположенную слева в стене в десяти шагах от ворот. Они очутились в бетонном туннеле под большой трибуной и при свете карманных фонариков двинулись направо вниз, пока не попали в подвал административного здания, прямо к железной лестнице.

Они поднялись на второй этаж, где Эрни Феккио бесшумно принялся колдовать над запертой дверью. Ни сигнализации, ни вахтеров на стадионе не было. Правда, стоянку автомобилей охраняли частные университетские сторожа.

Кифка провёл всех через первую дверь ко второй. Благодаря мастерству Феккио, они открыли и ее. Теперь им осталась третья, ведущая в саму бухгалтерию.

Бухгалтерия представляла собой большой зал, разделенный на три части застекленными перегородками.

В углу располагалась еще маленькая боковая комната с конторскими книгами и копировальной машиной. Осмотрев помещение, они решили, что именно в боковой комнате им будет лучше всего провести ночь.

Потом все двинулись в обратный путь, давая время Феккио изучать замки, чтобы в следующий раз он взял с собой подходящие ключи.

Уже сидя в машине, Кифка спросил Паркера:

— Ну, что скажешь?

— Внутрь мы войдем, — ответил тот.

— Верно. А вот как мы выйдем — пока не ясно.

— Точно.

— Ничего, если сумеем пробраться туда, то и выбраться сможем. Надо продумать детали.

— Завтра, — отмахнулся Паркер. — Еще целый день впереди. Теперь мне бы хату на время.

— С женщиной или без?

Немного помедлив, Паркер ответил:

— С женщиной.

Впрочем, бабу ему не так уж и хотелось, во всяком случае, сейчас. Перед работой он не интересовался женщинами, зато после наверстывал упущенное.

Кифка устроил его у Элли. Она не была ни профессиональной проституткой, ни даже любительницей. Порой она вообще ни с кем не сожительствовала, но Паркера согласилась у себя поселить, поскольку он имел хорошие рекомендации и обещал снабжать ее деньгами. Она страшно удивилась тому, что Паркер не овладел ею в первую же ночь, но не придала этому значения.

Равнодушие вообще было в ее характере. Она не обращала внимания на свои платья, внешность, квартиру и жизнь в целом. Паркер не замечал, что Элли интересная девушка, пока она не раздевалась догола. Она носила неряшливую одежду, а длинные и густые черные волосы редко расчесывала. Иногда она красила губы, но другой косметики не применяла. К своей квартире она относилась так же, как ко всему остальному.

У нее была поденная работа, не требующая от человека личной чистоты. Паркер никогда не спрашивал, чем она занимается, а сама Элли не рассказывала. Она вообще могла часами сидеть с ним в одной комнате, не произнося ни слова.

Паркера она исключительно устраивала. Ей не требовалось повторять что–то дважды. Кифка сделал для него очень удачный выбор.

Предстоящая операция ему тоже нравилась. Собравшись еще на несколько совещаний, они детально продумали, как вынести добычу со стадиона. По окончательному плану в деле должно было участвовать семь человек, следовательно, надлежало подобрать еще троих надежных профессионалов. Велеречивый Авель Клингер мог сыграть роль вахтера или бухгалтера. Рэй Шелли и Пит Руди были водителями и спортсменами–многоборцами.

Кифка — инициатор операции — как и все претендовал только на седьмую часть выручки, хотя именно он заботился о финансировании и первым предложил настоящий план, поскольку в прошлом году работал на стадионе «Мэнкоис». Его жилище стало штаб–квартирой участников операции.

Без финансирования им было не обойтись: требовалось не менее пяти револьверов или пистолетов, два автомата, две легковушки, санитарная машина и грузовик. Трудности возникли только при покупке автоматов, владение которыми без соответствующего разрешения было серьезным преступлением. Тем не менее, они достали все необходимое.

Машины они разместили на спокойной стоянке за городом, находившейся на второстепенном шоссе. Возраст обеих легковушек перевалил за семь лет. Это были черный жирный монстр «бьюик» и серый «рено». У крытого серого грузовика фирмы «Дженерал моторС», выпущенного четыре года назад, оказалась дрянная коробка передач. Санитарная машина ничем не отличалась от тех, что во время войны использовались на аэродромах и футбольных полях.

Все автомобили, кроме «бьюика», требовали переделки. Заднее сиденье «рено» сняли, чтобы освободить место для чемоданов. На дверцах грузовика написали название новоявленной фирмы: «Городская контора металлолома», а в кузов поставили несколько старых железных бочек. Под них на пол подсунули две двухдюймовые доски Шириной в два фута.

Больше всего хлопот принесла санитарная машина. В последнее время ее использовали как грузовик на скотобойне, поэтому она нуждалась в перекраске. На два белых слоя нанесли красные полосы и кресты, заново поставили снятую сигнальную лампу, а на пол, как в грузовике, положили толстые доски.

К вечеру пятницы они были готовы. В половине десятого все, кроме Шелли и Руди, подъехали в «бьюике» к северному входу. Кифка и Негли, захватив с собой складные стулья и сандвичи, вышли из машины и заняли свои посты возле кассы. Когда улица опустела, Кифка подсадил Негли на ворота, снова сел на стул и развернул газету, делая вид, будто читает при свете фонарей. Однако через несколько минут он встал: это означало, что Негли отпер зеленую дверцу. Паркер, Клингер и Феккио вышли из «бьюика». Паркер нес два пустых чемодана, а Феккио с Клингером — по черному свертку с автоматами.

За открытой дверью их ожидал Негли. Они заперли ее за собой, и Негли достал карманный фонарик, большая часть которого была заклеена изоляционной лентой, но узкий лучик света все же позволял ориентироваться в темноте.

Паркер знал, что Кифка немного подождет, потом положит свои стулья в «бьюик» и уедет домой. А Паркер, Шелли и Руди до утра будут бездельничать.

Негли с фонарем шел впереди. Однажды они уже ходили этим путем, а на сей раз все было еще легче, поскольку они обзавелись ключами от каждой двери. Они проникли в боковую комнату бухгалтерии и стали ждать наступления утра.

День начался рано. Первые служащие и вахтеры появились в семь часов, последние в половине девятого. Вновь прибывающих соответственно обрабатывали. Охранников раздели, связали и заперли в боковой комнате, куда поставили Негли сторожить их с автоматом в руках. При подобных акциях автоматы оказывали очень сильное психологическое воздействие. Ни у кого не возникало желания быть застреленным: при виде автомата люди сразу притихали и становились послушными. Другое оружие не так здорово угнетало.

Когда собрались все служащие, начали поступать деньги. Феккио, расположившийся в комнате так, что из коридора его не было видно, держал под прицелом людей, сидевших за своими столами. Он и Паркер, который открывал дверь вахтерам, приносящим деньги, переоделись в форму охранников. Клингер, нацепивший военную рубашку, играл роль служащего: он принимал выручку и расписывался в получении.

Служащих заставили укладывать банкноты в чемоданы не считая. На мелочь не обращали внимания: все нельзя было захватить с собой, да и ценности она почти не имела.

Около одиннадцати Паркер взглянул на часы. Теперь пришло время действия остальных членов группы. Руди должен подогнать грузовик к определенному месту в черте города. Шелли установит «рено» внутрь санитарной машины и на ней подъедет к стадиону. А Кифка на «бьюике» встретится с Руди и расположит легковушку позади грузовика на требуемом расстоянии.

Матч начался в половине второго, кассы закрылись за пятнадцать минут до начала. Около двух часов дня пошла вторая четверть игры, счет был 7:3 в пользу «Мэнкоиса». В это время Шелли на санитарной машине двинулся к стадиону, где служащие бухгалтерии укладывали в чемоданы последние банкноты. Паркер иногда заглядывал к Негли, однако связанные охранники вели себя благоразумно.

В четверть третьего «Мэнкоис» уже выигрывал 10:3, а Шелли на санитарной машине въехал в ворота стадиона, распахнутые перед ним вахтером. В белой рубашке и белых брюках, как медицинский работник, Шелли помахал ему рукой, вырулил на стадион и пересек белую черту на глазах семидесяти четырех тысяч человек.

Как и большинство стадионов, этот предназначался не только для регби. Вокруг игрового поля гигантским овалом проходила гаревая дорожка для соревнований по бегу. Шелли медленно катил по ней, направляясь к административному корпусу. Слева от него ревели тысячи болельщиков, справа на поле «Плейфилд» наконец перешел в наступление. Шелли чувствовал небольшое смущение, но в действительности никто не обращал на него внимания. Под трибунами всегда стояли одна–две санитарные машины, но болельщики и зрители их просто не замечали.

Преодолев около ста ярдов, Шелли посигналил некой болельщице, вставшей на его дороге. Злобно взглянув на Шелли, она отошла в сторону. Затем он миновал настоящую санитарную машину, располагавшуюся на траве между гаревой дорожкой и западной трибуной. Водитель, который стоял, прислонившись к бамперу, обернулся и лениво помахал ему рукой. Шелли ответил тем же.

В конце западной стороны стадиона кончалась и гаревая дорожка. Шелли преодолел небольшой газон, потом асфальтированный проезд и вырулил на площадку позади административного здания. Там он развернул машину задом к стене.

На площадке стояли легковушки служащих стадиона и несколько заказных автобусов из Плейфилда. Поблизости никого не было: водители автобусов наблюдали за игрой с другой стороны здания.

Подойдя к окну, Паркер увидел внизу Шелли и махнул ему рукой, потом снова повернулся, чтобы помочь завершить работу. Служащих, как и охранников, надлежало связать и запереть в боковой комнате. Когда с ними разделались, Паркер взял припасенную заранее веревку и один ее конец прикрепил к батарее отопления. Другим концом он связал чемоданы и с помощью Феккио спустил их из окна. Шелли принял груз и спрятал его в багажник «рено», стоявшего внутри санитарной машины. Тем же манером они отправили вниз автоматы, а потом слезли по веревке сами.

Паркер с Клингером забрались в санитарную машину и устроились в «рено». Феккио, все еще в форме охранника, сел впереди рядом с Шелли, а Негли приютился между задними колесами легковушки и дверью санитарной машины.

Было тридцать пять минут третьего. Команда Плейфилда находилась на восьмиметровой линии. До конца первой половины матча оставалось три минуты семнадцать секунд. «Мэнкоис» по–прежнему вел со счетом 10: 3. Однако у «Плейфилда» теперь появился шанс. Семьдесят четыре тысячи болельщиков еще не видели столь волнующей игры.

В это время из–за административного корпуса выехала санитарная машина. Пока она двигалась по гаревой дорожке с мигающим красным маячком и завывающей сиреной, защитник «Плейфилда» подал неточный пас в конечную зону. Санитарная машина быстро миновала восточные ворота, повернула направо и, не выключая ревущую сирену, взяла курс на город.

У ближайшего перекрестка сирена умолкла, и маячок погac.

А проехав следующий перекресток, машина затормозила возле тротуара. Феккио выпрыгнул из кабины, подбежал к задней двери, открыл ее и помог Негли спустить на землю концы досок. По ним задним ходом выбрался на волю «рено». Они находились на безлюдной улице, ни одного автолюбителя вокруг не было, но если бы кто и увидел их — это уже не имело значения. Своими машинами они больше пользоваться не собирались.

Феккио и Негли снова забрались в кузов и захлопнули дверцу. На первом перекрестке Шелли свернул налево и, прибавив газу, минут через пять почти оставил город позади. Наконец он затормозил у ларька, торгующего мороженым и закрытого в это время года. Здесь Феккио и Негли ждали их в грузовике. Бросив там санитарную машину, они подвезли Шелли к его убежищу, а сами отправились к своему.

Что касается Паркера и Клингера, то их «рено» двигался в противоположном направлении. Клингер взглянул на часы и отметил:

— Ровно без десяти три.

— Хорошо, — кивнул Паркер.

Он развернулся и преодолел три перекрестка. Там их ждал грузовик. Одновременно с «рено» с другой стороны улицы подъехал «бьюик» и остановился. Из кабины выскочил Кифка и подбежал к кузову грузовика. Руди уже спускал доски. Паркер подождал, пока их правильно установили, и въехал по помосту наверх.

Никто этого не видел. Справа располагалась фабрика, которая по субботам не работала, слева возвышался забор свалки металлолома.

Пока Кифка и Руди запихивали доски обратно в кузов, Паркер с Клингером вылезли из «рено» и принялись им помогать. Все четверо подтащили пустые бочки к открытому заднему борту и укрепили их веревками в стоячем положении. Ненужное оружие сунули в «рено» к автоматам и чемоданам.

— Эти вещи нам уже не потребуются, — заметил Клингер.

— А на стадионе еще ничего не знают.

— Раньше положенного времени они и не должны узнать, — сказал Кифка. — Если там забьют тревогу, им станет известно лишь то, что недавно со стадиона выехала санитарная машина. Ее начнут повсюду искать. Мы же, воспользовавшись другим автомобилем, потом бросим и его, а свою добычу спрячем. Для этого и послужит наш «Малыш», — Он указал на «рено». — Мальчик похож на мешок с почтой: вылез из санитарной машины и забрался в грузовик.

— Так или иначе, — заявил Клингер, — я очень рад, что оружие мы в ход не пустили.

Выбравшись из кузова, Паркер сел в кабину водителя. А Кифка, Руди и Клингер заняли «бьюик» и уехали.

На следующие пять дней Паркера назначили ответственным за деньги. Он понятия не имел, где будут отсиживаться остальные, ему и не полагалось об этом знать: было бы неумно входить с ними в контакт. Через пять дней они намеревались встретиться в квартире Элли и разделить добычу. А пока они рассеялись по всему городу, создав полиции трудности в разыскании хоть каких–то следов.

Паркер сидел в грузовике, курил и ждал. Где–то после трех мимо него пролетела первая полицейская машина. Потом пронеслась следующая с оглушительной сиреной. Но возле него никто не остановился. Одна патрульная машина ехала очень медленно, но тоже не затормозила рядом, ибо грузовик с бочками в кузове не мог иметь ничего общего с ограблением.

В четыре часа Паркер завел мотор и не торопясь двинулся вперед. Проехав через весь город, он остановился на Рэйл–стрит, позади главной конторы некоей организации, ведавшей автомобильными перевозками. Здесь, по обеим сторонам улицы, стояли нагруженные грузовики, некоторые проводили тут целые недели. Паркер вылез из кабины и, не заперев дверцу, ушел. Пройдя три квартала, он поймал такси и подкатил к квартире Элли. Ее дома не было, потом он узнал, что она тоже смотрела игру на стадионе. Она болела за «Мэнкоис».

Тем же вечером, в девять часов, он снова отправился к грузовику и пригнал его к дому Элли. Чтобы вытащить из «рено» все до мелочей, ему пришлось множество раз лазать через незастекленное окно между кузовом грузовика и его кабиной. Вещи он убрал в стенной шкаф Элли: положил чемоданы один на другой, а рядом завернутые в материю автоматы и револьверы. Наведя в шкафу порядок, он опять оседлал грузовик и, отогнав его, бросил на прежнем месте. К Элли он вернулся на такси. Дело было сделано, и Паркер чувствовал, как спадает напряжение.

Он думал, что Элли, равнодушная ко всем дневным делам, окажется пассивной и в постели, но она удивила его. Постель была единственным занятием, которое полностью ее захватывало. Три дня и три ночи она почти не вставала с кровати, требуя от него действий. Вся страсть, накопившаяся в Паркере, пока он мысленно сосредотачивался на грабеже, вылилась в длительное горение, которое Элли жадно и без остатка поглотила.

На третий вечер темп замедлился, и, пробуждаясь из коротких пауз сна, Паркер чувствовал желание погулять и подышать свежим воздухом. Сигареты кончились, Элли собиралась приготовить поесть, поэтому неплохо было купить пива. Паркер оделся и вышел на улицу. Всего на десять минут.

Они истекли очень быстро. Элли была убита, чемоданов с деньгами на месте не оказалось. Паркер сцепился с полицейскими и удрал, преследуемый тридцатисемидолларовым попрошайкой. Потом в него стрелял некто неизвестный, но убил он не Паркера, а несчастного болвана, расплатившегося таким образом за свою глупость.

Наступило время что–то предпринять.

5

Паркер смотрел на оружие, которое вынул из карманов и разложил на кухонном столе. Парочку стволов он собирался оставить себе.

Перед ним находились двухствольный кольт модификации «кобра» тридцать восьмого калибра, «смит–вессон» («терьер») тридцать второго калибра, тоже с двумя стволами, кольт «супер–авто» тридцать восьмого и «астра–фи–рекат» двадцать пятого — одни револьверы. Из «терьера» он ночью стрелял, но остальные были заряжены полностью. Он взял два кольта, проверил барабаны и сунул их в пальто, висящее на спинке стула. Остальное оружие Паркер отнес в спальню.

Сегодня Дан чувствовал себя не лучше вчерашнего, а еще хуже. Однако то, что он вообще пережил ночь, проведенную с Дженни, Паркер расценивал как медицинский феномен. Видимо, Дженни постоянно пичкала его чаем. Выпивая очередную чашку, Дан спросил:

— Мы можем сейчас поговорить? — Он практически потерял голос.

— У тебя есть пушка? — поинтересовался Паркер.

— Нет.

— Ладно. Хочешь обзавестись парочкой револьверов? Из одного я стрелял.

— Почему бы и нет? — просипел Кифка. — Сунь их под подушку.

— Только не туда! — воскликнула Дженни. — Оставь на ночном столике, коли он так пожелал.

Паркер взглянул сначала на нее, потом на Кифку. Тот кивнул, и Паркер, положив оружие на стол, спросил:

— Ей много известно?

— Достаточно.

— О деле?

— О моей роли в нем, — объяснил Кифка, — о сущности операции и об убийстве Элли.

Паркер придвинул стул к кровати и, усевшись, поведал Кифке о вчерашней засаде и убийстве болвана. Две патрульные и санитарная машины, оснащенные сиренами, подъехали к месту происшествия только через полчаса, когда Паркер уже сидел у Кифки. Болвана тотчас увезли.

— Можешь не сомневаться, — продолжал Паркер, — фараоны обязательно постучат в твою дверь, дабы задать обычные вопросы. Что вы слышали, что видели и тому подобное.

— Ничего, Дженни все уладит, — заметил Кифка.

— Тогда мне лучше одеться, — пробормотала девушка.

На ней была все та же майка.

— Далеко не уходи, — предупредил ее Кифка. — А этого болвана я знаю. Его фамилия Мурэй.

— Он находился в связи с Элли?

— Нет.

— Но они были знакомы?

— Он человек совершенно другого круга. Мурэй мне известен по работе, а Элли по развлечениям. — Кифка усмехнулся, посмотрел на Дженни и добавил: — Не волнуйся, ты у меня самая лучшая.

— Если бы деньги похитил Феккио, Негли или кто–то другой из наших, все бы произошло по–другому. Он бы не убил Элли без необходимости и не воспользовался саблей. Может, убийца пытался натравить на меня полицию, чтобы выиграть время для бегства? Но тогда он бы не стал шляться поблизости и не промахнулся бы при стрельбе. Если бы тут действовал наш человек, он бы или тихо спрятался, или сразу удрал в Аризону.

— Согласен, — кивнул Кифка. — Похоже на дело рук дилетанта.

— Тогда одно из двух, — сказал Паркер. — Либо один из нас слишком много болтал и все кому–то растрепал. Либо кто–то решил расправиться с Элли и, чисто случайно наткнувшись на деньги, подумал: почему бы их не взять?

— Второе, по–моему, вернее. Мы все так давно работаем, что научились держать язык за зубами.

— Возможно.

— Дженни тоже отпадает. Она не знала Элли и понятия не имела, где хранится добыча. Я сообщил ей только о своей роли в операции. Думаю, и ты Элли не больше рассказывал.

Паркер не говорил ей вообще ничего, но промолчал. Кифка поставил чашку и заявил:

— Первым делом всем нужно встретиться. Нас так много, мы обязаны вернуть свои деньги.

— Мы сможем собраться в этой квартире?

— Дан, не забудь, что ты болен, — напомнила Дженни.

— Для него это единственный шанс выздороветь, — ухмыльнулся Паркер, и девушка сделала печальное лицо.

— Конечно, соберемся здесь, — согласился Кифка. — Где же еще?

— Отлично. — Паркер встал. — Я отправлюсь к Негли и Феккио. Они знают, куда спрятались остальные. У тебя есть машина?

— Возьми «бьюик», ключи на комоде.

Отыскав ключи, Паркер сказал:

— Я постараюсь вернуться поскорее. А ты убери оружие, вдруг фараоны заявятся.

Кифка кивнул и промямлил:

— У меня постоянно перед глазами эти два чемодана в багажнике какой–то машины, направляющейся к Панамскому каналу.

— Да нет, парень бродит где–то поблизости, — заверил его Паркер. — Он же дилетант, живет в городе и уезжать не собирается.

— Остается надеяться, что он не хитрец, — вздохнул Кифка.

6

Паркер проехал мимо санатория «Виморама» и остановил «бьюик» на обочине, метрах в тридцати от него. Некоторое время он посидел в кабине. «Виморама» осталась позади, в стороне от шоссе. Она напоминала блюдце, отражающее нежный свет неба. Казалось, вся она состоит из оранжево–красных балок, блестящего хрома и стекла. Огромные многоцветные буквы: «Виморама» — сверкали на крыше главного здания и на транспаранте возле дороги. В это время года санаторий не работал. Ни в основном корпусе, ни в маленьких коттеджах, разбросанных позади него, не заметно было признаков жизни.

Хотя Паркер и не сомневался, что его никто не преследовал, он по–прежнему не выходил из машины. Только окончательно убедившись, что ни один человек им не интересуется, он покинул «бьюик» и направился к подъездной площадке «Виморамы». Он обошел ее по траве, чтобы заглушить свои шаги, и почти побежал между крошечными коттеджами.

Номер четвертый располагался очень далеко, в конце территории. Паркер постучал в дверь и отступил назад, давая возможность разглядеть себя изнутри.

Конечно, он рисковал. Непохоже было, что деньги украли члены группы, но совсем исключать такую вероятность не следовало. Если деньги взял Негли, Феккио или оба вместе, то вернее всего их здесь не будет, но, возможно, они никуда не смылись. Если они сидят в коттедже с деньгами, то, очевидно, станут блефовать, но оставался и другой вариант. Накануне в Паркера стреляли, и у него не было желания снова подставлять себя под выстрелы. Он ожидал в напряжении, готовый к прыжку.

Но, конечно, ничего такого не случилось, когда дверь открылась и перед ним возник Феккио в нижней рубашке и красных помочах. Феккио удивленно вытаращился на него.

— Паркер? Что ты здесь делаешь?

— Жду, когда меня впустят.

— Так входи, не привлекай внимания.

Паркер перешагнул порог, и Феккио запер за ним дверь.

Неубранная двухспальная кровать, телевизор в металлическом гнезде, два металлических письменных стола, тарелкообразная люстра на потолке и линолеум на полу — все было как в дешевом мотеле или на туристической базе низшего класса. В крохотном алькове справа, между встроенными ванной и унитазом, находились двухконфорочная электроплита и полка с кухонными принадлежностями, консервами и пакетами, набитыми снедью. Под полкой стоял мини–холодильник.

Стены сплошь занимали окна, но все они были закрыты черными занавесками, как при затемнении во время войны. Поэтому в комнате царила ночь и горел свет: любые признаки жизни за незанавешенным окном неработающего санатория могли вызвать подозрения у полицейских, проезжавших мимо на патрульных машинах.

Негли сидел на единственном стуле из железа и пористой резины. Как всегда разряженный, он собирался закурить свою длинную сигару.

— Тебе же известно, Паркер, что сейчас не время для визитов, — сказал он. — А вдруг ты привел за собой полицейских?

— Извини, копов я прихватить не догадался.

Негли пожал плечами.

— Надеюсь, у тебя действительно важное дело.

Паркер смотрел на него угрюмо. Негли куражился:

Малыш иногда позволял себе то, чего не могли нормальные люди. Ужасно неприятная черта характера. Паркера всегда тянуло его одернуть.

— Паркер зря не придет, — заметил Феккио. — Если он здесь, значит, так нужно.

— Да, нужно, — подтвердил Паркер. — Деньги пропали.

Феккио онемел, а Негли поднял глаза вверх и после небольшой паузы изрек:

— Уж не ты ли их сам у себя украл?

Паркер шагнул к Малышу, поднял его и швырнул в угол. Негли перевернулся и, поднимаясь, сунул руку под пиджак. Рука Паркера тоже нырнула в карман пальто.

— Хватит! — воскликнул Феккио. — Прекрати, Боб!

Негли замер в полусогнутом состоянии.

— Ты же знаешь Боба, Паркер, — пробормотал Феккио. — Он это не всерьез.

— Пусть сам говорит, — скривился Паркер.

— Я верю тебе, Паркер, — - сказал Негли. — Ты позволил стырить нашу добычу и теперь переживаешь. Конечно верю.

Феккио подошел к Малышу вплотную и процедил:

— Заткнись, Боб, или тебе придется иметь дело со мной.

— Черт возьми, Эрни, а чего он хочет? Получить медаль? Мы, значит, вкалывали в поте лица, а он притаскивается и заявляет: «Деньги пропали».

— Давай выслушаем его.

Негли принял наконец нормальное положение и отряхнулся.

— Я выслушаю любого.

— Итак, давай по порядку, — обратился Феккио к Паркеру. — Выкладывай все с самого начала.

Паркер заговорил. Феккио молчал, Негли пытался сделать печальное лицо. Теперь Паркер овладел собой и просто игнорировал Малыша. На эту бестию не стоит обращать внимания, решил он.

Когда он закончил, Феккио сказал:

— Мне со стороны виднее. Кто–то просто–напросто расправился с твоей подружкой, а на деньги напал случайно.

— Я ни слова не говорил посторонним о нашем деле, — заявил Негли. — Ты тоже, Эрни. А как с тобой, Паркер? Ты сообщал что–нибудь своей бабе? Или, может, Дан проболтался?

Паркер покачал головой.

— Никто из нас ничего существенного женщинам не рассказывал.

— Но твоя знала, что вся выручка находится у тебя, не правда ли?

— С той минуты, как я принес деньги, она не выходила из дому. Трое суток я не выпускал ее из поля зрения, пока вчера вечером не выбрался на улицу сам.

— Ну, теперь это не имеет значения, — вздохнул Феккио. — Чего ты ждешь от нас? Вот в чем вопрос.

— Если мы дружно примемся за дело, то деньги вернем обязательно.

Феккио кивнул.

— Если дружно примемся, если нам повезет и если прежде тебя не сцапают фараоны.

— Да, они меня ищут, — подтвердил Паркер. — И даже не подозревают никого другого, поскольку я оказался под руками.

— Поэтому теперь ты–фактор риска, верно, Паркер? — хмыкнул Негли.

Феккио поспешил опередить Паркера:

— Заткни свою глотку, Боб! Нам некогда с тобой препираться.

— Тебе известно, где отсиживаются остальные? — спросил Паркер у Феккио.

— Только Шелли, — ответил тот. — Но он наверняка знает, где находятся Руди и Клингер.

— Нам необходимо лишь одно, Эрни, — вмешался Негли. — Поскорее смыться отсюда. Деньжат больше нет.

— Может, ты и ошибаешься, — возразил Паркер.

Негли покачал головой.

— Ты фантазер. Думаешь, они у меня? Я бы уже давно умотал с ними за тысячу миль.

— Правильно. Ты, как профессионал, не стал бы вчера ночью меня подкарауливать.

— Мы только напрасно теряем время, — заметил Феккио. — Я и Боб отправимся сейчас к Шелли и поговорим с ним. Где мы потом встретимся?

— У Дана. Я приеду туда, как только смогу.

— Хорошо.

Паркер уже направился к двери, но обернулся и сказал Негли:

— А ты не беспокойся. Если хочешь смыться — смывайся. Мы найдем человека, которому твоя доля будет нужна.

— Выброси это из головы, — ухмыльнулся Негли. — Мне принадлежит седьмая часть добычи, Паркер. И пока есть хоть один шанс, я не отступлю.

— Так я и думал, — сказал Паркер.

7

«Жуткое убийство молодой девушки. Орудие преступления — сабля.

Полиция сообщила о самом необычном преступлении за время существования нашего города.

Вчера поздно вечером, в спальне ее квартиры на Лонгманс–авеню, было обнаружено голое тело двадцатидвухлетней Эллен Мэри Кеннеди. Грудь мисс Кеннеди насквозь прокололи саблей, висевшей там на стене. Полиция застала убийцу на месте преступления, однако ему удалось скрыться и пока он находится на свободе.

Мисс Кеннеди жила на Лонгманс–авеню около года. Входная дверь была взломана, что позволяет предположить, что преступника она не знала, хотя полиция не исключает из мотивов убийства и обычную ссору.

Руководить расследованием поручено лейтенанту Альберту Морфи, который считает, что сходство между данным случаем и преступлениями легендарного „Бостонского душителя" настолько мало, что связь между ними вряд ли существует. Все же о последнем убийстве бостонскую полицию кто–то проинформировал. Морфи надеется, что подозреваемый скоро будет арестован. (Портрет и описание его внешности см. на стр. 7)».

Здесь Паркер прервал чтение и взялся за седьмую страницу.

Портрет, сделанный по словесному описанию, был скверным. Лицо отдаленно походило на его до косметической операции, но ничего общего не имело с теперешним. Затем следовал перечень особых примет, тоже мало что дающий. На той же странице поместили три фотографии. Одна запечатлела спальню Элли после того, как труп увезли. На другой был снят полицейский с ничего не выражающим лицом, который осматривал сломанную Паркером дверь. А третья увековечила работника полиции в штатском, держащего в вытянутой руке саблю и взирающего на нее так, словно он силился понять, что это за предмет. Под последним фото стояла надпись:

«Сабля, которую преступник снял со стены. Детектив Уильям Догерти ищет следы на орудии убийства. Очевидно, убийца стер свои отпечатки пальцев».

Далее в статье шли обычные для подобных случаев рассуждения и говорилось, что непосредственное ведение расследования поручено детективу Уильяму Догерти.

Паркер сложил газету и бросил ее на стол. Он сидел в пригородном ресторанчике, недалеко от того места, где четыре дня назад оставил грузовик. В это время дня зал ресторана был почти пуст. Стены тут были бежевые, а ниши зеленые. Возле газеты на столе стояла нетронутая чашка кофе. Паркер посмотрел на нее, покачал головой, встал и направился к телефонным кабинам в конце зала. Там, на столике, лежала телефонная книга. Перелистав ее, Паркер нашел только одного Уильяма Догерти. Он жил на Лэрел–роуд, 719, номер телефона: Ллойд 6–59–29. Очевидно, Догерти был тем самым, но Паркер все же решил проверить. Он зашел в кабину, опустил монету и набрал номер. После третьего гудка трубку сняла какая–то женщина, и Паркер сказал:

— Попросите, пожалуйста, детектива Догерти.

— Он на службе. Позвоните в управление.

— Хорошо, спасибо.

Выходя из кабины, Паркер спросил кассиршу, как доехать до Лэрел–роуд. Потом заплатил за кофе, сел в «бьюик», стоявший на улице, и помчался прочь из промышленного района.

Лэрел–роуд пролегала в местности, вначале планировавшейся под пригородный парк, но парка не получилось. Городской муниципалитет убедился, что все богатые горожане высшего и среднего классов стремятся селиться в районе «двойных холмов», где и появилась впоследствии Лэрел–роуд. Правда, район находился за границей города, но ее просто немного передвинули, и он стал городским с соответствующим налоговым обложением. Богачи тотчас переехали еще дальше, а их место на «двойных холмах» заняли такие люди, как работники полиции. Лэрел–роуд была исключительно извилистой. Она вытекала из другой, столь же кривой, улицы Камелия–лейн и продолжалась, поворачивая то направо, то налево.

В начале ее дома располагались на большом расстоянии друг от друга. Построенные в стиле бунгало, они имели подвесные крыши над въездными воротами и громадные неровные участки. Но чем дальше вы двигались по Лэрел–роуд, тем домишки становились меньше, все больше напоминая городские, да и участки возле них уже не походили на парки.

Номер 719 относился к последним постройкам не только улицы, но и всего района. Паркер увидел, как закончились обжитые дома, и за ними возник недоделанный, подобный дереву без листьев.,,.

Паркер не стал останавливаться у 719 номера, а проехал мимо, бросив на него взгляд и отметив про себя дом с остроконечной крышей, площадку для детских игр на газоне и пустой гараж с широко распахнутыми дверями. Занавески на окнах мансарды говорили об одной или двух жилых комнатах, а следовательно, о том, что у детектива Догерти было не менее двоих детей.

Паркер доехал до недостроенного дома, развернулся, затормозил и вышел из «бьюика». Ему требовалось провести рекогносцировку.

Рабочие на стройке отсутствовали. Часть деревянных наружных стен уже была готова, но многие из них, а также внутренние перегородки, пока представляли собой только свежеструганные балки. К бельэтажу кто–то приставил стремянку вместо отсутствующей лестницы.

Паркер влез по ней наверх и осмотрелся. Пол здесь уже закончили, а перегородки еще нет.

Паркер уселся на краю крыши. Отсюда он мог наблюдать за домом детектива Догерти с гаражом и подъездной дорожкой. Он закурил сигарету и стал ждать.

8

Наконец к дому 719 по Лэрел–роуд подкатила машина — «де сото» выпуска шести- или семилетней давности. Машина въехала в гараж, и Паркер поднялся на ноги.

Его ожидание продлилось больше, чем он рассчитывал. Если Догерти занимался делом об убийстве Эллен, значит, он находился на службе с прошлой полуночи, а домой вернулся только теперь, в четыре часа дня.

Итак, у него был «де сото». Но через год–другой он купит на свои сбережения «форд–эдель», а потом и «студебекер».

Справа от Паркера начинало спускаться к горизонту красное солнце, тени стали длиннее, улица опустела. Полчаса назад по ней толпами возвращались из школы дети, а еще через полчаса начнут возвращаться с работы отцы, но пока Лэрел–роуд была безлюдна.

Паркер слез по стремянке на землю и, перешагивая через доски и глину, направился к номеру 719. Свой «бьюик» он оставил на месте.

Дверь ему открыла жена Догерти. В том, что она была именно женой, Паркер не сомневался, ибо Догерти никак не мог использовать прислугу. Она взглянула на него немного испуганно, чуть растерянно и слегка виновато — обычный взгляд маленькой домашней хозяйки, принимающей чужого.

— Мне необходимо побеседовать с детективом Догерти, — заявил Паркер.

Она приняла еще более извиняющийся вид.

— Боюсь, что…

Паркер видел, как она хотела дать ему понять, что сейчас муж ужинает, а потом сразу ляжет в постель. Она только не умела объяснить это вежливо. Пока миссис Догерти подбирала нужные слова, Паркер опередил ее:

— Речь идет о деле, над которым он сейчас работает. Об убийстве Эллен Кеннеди. Передайте ему, будьте добры.

— Подождите здесь, пожалуйста, — кивнула она и ушла, не закрыв за собой двери.

Паркер увидел крошечную гостиную, большую часть которой занимала софа. Повсюду валялись номера «Сетеди ивнинг пост».

Через несколько минут появился сам детектив Догерти.

Он еще не достиг тридцатилетнего возраста, но в нижней рубашке, коричневых домашних туфлях и с подносом в руке детектив казался лет на двадцать старше. Двигался он, как беременная женщина на последнем месяце. Толстым он не был, но производил впечатление рыхлого человека. Его круглое лицо побледнело от недосыпания, щеки обросли щетиной. Каштановые волосы уже начинали редеть.

Но все это было чисто внешними проявлениями. Его серые глаза смотрели настороженно, а судя по положению правой руки, детектив оберегал кобуру с пистолетом.

Паркер стоял спокойно, держа раскрытые ладони на виду.

— Я очень рад, что застал вас дома, — сказал он.

— Это ваша машина стоит в конце улицы? «Бьюик».

— Да, моя, — подтвердил Паркер.

— Войдите через боковую дверь, — попросил Догерти. — Она справа. Можете смело шагать по траве.

Направо, между домом и гаражом, оказалось пустое пространство. Проезжая мимо на машине, он решил, что обе постройки расположены вплотную, но ошибся. Вместе сходились только крыши, под которыми и в доме, и в гараже были боковые двери, расположенные друг против друга. Паркер очутился в узком проходе и остановился перед дверью дома. Вскоре Догерти отпер ее.

Внутри четыре ступеньки вели еще к одной двери, закрытой, а рядом находилась лестница в подвал. Догерти посторонился, уступая Паркеру дорогу, указал на подвал и произнес:

— Там мы сможем побеседовать.

Паркер спустился вниз, Догерти запер входную дверь и последовал за ним. Стены подвала, наполовину приспособленного под помещение для игр и разных занятий, были обшиты вертикальными досками, часть его отделяла дощатая перегородка. По другую сторону стояло хозяйственное оборудование. Пол здесь еще не доделали, только в одном углу успели наклеить на цемент несколько виниловых пластинок. Из мебели присутствовали стол для пинг–понга, старая потрепанная софа, столик для карт и четыре складных стула.

— Софа у нас неудобная, — заметил Догерти. — Давайте устроимся за карточным столом. Снимите пальто.

— Я ненадолго.

— Тогда присядьте, по крайней мере, — .сказал Догерти.

Они расположились за столом друг против друга. Паркер откинулся назад, скрестив на груди руки, Догерти, наоборот, облокотился на столешницу.

— Жена сообщила, — начал детектив, — что у вас для меня есть информация по делу Кеннеди.

— Нечто в этом роде.

— Вы не желаете представиться?

— Нет.

— Так я и думал. Однако вы тот самый человек, которого застали на месте происшествия?

— Возможно.

— Очевидно, вы собираетесь заявить, что не убивали мисс Кеннеди и мне следует поискать другого подозреваемого?

Паркер пожал плечами.

— Мне безразлично, что вы предпримете. Мне нужен список.

— Что?!

— Да–да, список знакомых мужчин Кеннеди. Тех, что она когда–либо знала, и тех, кто еще живет в городе. У вас есть их имена и адреса?

Догерти убрал локти со стола.

— Давайте внесем ясность. Вопросы будете задавать вы?

— Правильно.

Догерти покачал головой.

— Нет, пожалуй, вы слишком умны.

— Слишком умен для чего?

— Вы хотите сами заняться расследованием, да? Мечтаете найти убийцу вашей подруги и передать его властям?

— Я?! Нет.

— Тогда в чем дело? Я уже убедился, что вы не убийца. Вы прожили у нее две недели. Соседка вас опознала. В полицию тоже не вы звонили: время не совпадает. Вы бы не стали вышибать дверь, будь Кеннеди жива. По–моему, я волную вас по другой причине, иначе вы бы не улизнули. Я бы охотно послушал, почему в шкафу оказалось оружие, но убийство я вам шить не стану. Лучше ответьте, не связаны ли вы с ограблением на стадионе?

— Я ничего о нем не знаю. Если вам уже ясно, что я не убивал Элли, почему вы не желаете удовлетворить мою просьбу?

— Просто не вижу на то причин. Как вас зовут, между прочим?

— Джо, — солгал Паркер.

— Ладно, пусть Джо. Я расследую дело об убийстве. И пока моя птичка не упорхнула, я должен прекратить бессмысленную болтовню. Вы нужны не мне, а отделу по расследованию грабежей. Там считают, что вы либо участвовали в последнем ограблении, либо знали тех, кто в нем замешан. Оружие в стенном шкафу — веское доказательство.

Равнодушно, не пытаясь убедить Догерти, а просто, чтобы покончить с этим вопросом, Паркер произнес:

— Никого я не грабил. Единственное, что я сделал, — вошел в квартиру и увидел сперва убитую Элли, а потом в шкафу–автоматы. Я решил, что кто–то попытался очернить меня и скрылся.

— Ясно. Именно так вам и следовало представить случившееся, — кивнул Догерти. — Но свою историю вы должны рассказывать не мне, а сотрудникам отдела по расследованию грабежей.

— Я хочу знать, кто дружил с Элли.

Догерти покачал головой.

— Это неправда. Вы пришли по другой причине.

— С расследованием убийства вы недалеко продвинулись, так же, как отдел грабежей с ограблением, — заметил Паркер. — Если вы дадите мне информацию, возможно, и я вам помогу.

— Тем, что начнете мутить воду, да?

Паркер опустил глаза.

— Наверное, вам хочется подняться наверх и кое–что сказать жене?

— Что, например?

— Ну… чтобы она не выходила из дому. Никуда не посылала детей. Ведь вы не настолько глупы, чтобы уже не велеть ей позвонить в полицию, правильно?

— Нет. Я не собираюсь вас арестовывать, поскольку работаю над делом об убийстве, а вы причастны совсем к другой истории и пока никого не прикончили. Жена с детьми отправилась в гости к соседям.

— Плохо.

— Перестаньте на меня давить! Я же на вас не давлю. Почему вы не уехали из города?

— Мне нужны имена, — повторил Паркер.

— От меня вы ничего не получите. Может, настоящему убийце кое–что известно об ограблении, а вы не желаете его встречи с полицией? Ведь не исключено, что он попытается скостить себе срок, начав сотрудничать с властями.

— Я передам его в ваши руки, — пообещал Паркер, — Живого и способного говорить.

— Это же нелогично, — заметил Догерти. — Зачем он вам, если вы не собираетесь его убивать? Как вы вообще могли подумать, что я соглашусь?

— Вы сильно рискуете, Догерти. Понимаете, что я имею в виду?

Догерти поднял глаза к потолку.

— Наверное, мою семью? Я не верю, что вы за нее приметесь — на то слишком мало причин. Таким способом вы ничего от меня не добьетесь.

— Но моим друзьям и мне информация совершенно необходима.

— Если вы хоть пальцем тронете мою семью, полиция не успокоится, пока не сцапает вас.

— Иными словами, она начнет заниматься поисками как следует. А пока копается без толку?

Догерти прикусил нижнюю губу и пробормотал:

— Давайте не будем подключать сюда весь аппарат. Похоже, мы сумеем уладить все между собой. Оставьте в покое мою семью, а я позабуду о полиции.

— И что дальше?

— Если вы получите от меня список имен, то должны будете понять, что эти люди находятся под наблюдением. Когда вы начнете с ними встречаться и о чем–то расспрашивать, вас арестуют.

— Это уж моя забота.

Догерти снова стал покусывать нижнюю губу, но не озабоченно, а просто задумчиво.

— Мне не совсем ясна ваша позиция, — сказал он. — Я верю, что случившееся исключительно важно. Важно для вас. Верю, что вы все сделаете, лишь бы получить желаемое. Но одного я не могу понять: что вами руководит и отчего вы так спешите.

— Какая разница? — пожал плечами Паркер. — Главное, что вам это выгодно.

— От моего списка вы немногое выиграете. Едва вы станете беседовать с этими людьми, как вас схватят. Если же я откажусь назвать вам имена, вы, вероятно, отомстите мне, дабы показать, что не бросаете слова на ветер. Но тем самым вы только подольете масла в огонь. Вы прогадываете в любом случае.

— А вы?

Догерти продолжал медленно рассуждать, словно сам с собой:

— Если я арестую вас и подтвердится, что вы участвовали в грабеже, то меня немедленно повысят в должности. А не тронув вас и ничего не установив, кроме номера вашей машины, я почти ничего не получу. Я даже не сумею сообщить своему шефу, что встречался с вами.

— Только не воображайте, что у вас есть выбор, — предупредил Паркер.

Догерти усмехнулся.

— Вы притащили с собой как минимум два револьвера в карманах пальто. У меня пистолет в кобуре на поясе. Ни один человек в полиции не стреляет быстрее меня.

— Здесь вы не решитесь пустить в ход оружие, — заметил Паркер.

— Это верно. Только при крайней необходимости. — Догерти развел руками. — Вы, очевидно, пришли не для того, чтобы ссориться. Вам очень нужны имена, а я могу дать их или нет. Почему бы нам не договориться?

— О чем?

— Скажите, зачем они вам?

Паркер немного подумал и ответил:

— Этот парень прихватил с собой кое–что, принадлежащее мне. Если я найду убийцу, то отниму свою вещь, а его передам в ваши руки.

— Ну а если по–другому? Предположим, я отыщу его и верну вам вашу собственность?

— Так не пойдет.

— Что же он взял?

Паркер покачал головой и повторил:

— Кое–что, принадлежащее мне.

Догерти махнул рукой в знак того, что оставляет вопрос открытым.

— Ладно, не будем об этом. Я хочу знать, что случилось вчера вечером в квартире Эллен Кеннеди, все подробности. Я не стану задавать вопросов, не имеющих прямого отношения к убийству девушки. Расскажите мне обо всем, и я удовлетворю вашу просьбу. Согласны?

— Пожалуй.

— Хорошо. Итак, вы вломились в дверь?

— Верно.

— Почему у вас не было ключа?

— Я совсем не долго там жил.

— Вы не слышали какого–нибудь крика или шума?

— Нет.

— Зачем же было вышибать дверь?

— Я отсутствовал десять минут. Когда я уходил, Элли не спала. Если она не открыла на мой стук, значит, что–то произошло.

— Вы с ней поссорились?

— Нет.

— Она вам говорила, что боится кого–то?

— Нет. Иначе я бы не пришел к вам.

— Конечно. Извините, — улыбнулся Догерти. — Вы говорите, что отсутствовали десять минут. Вы так и оставили ее, почти голой?

— Да.

— Где она находилась?

— В спальне, как и после моего возвращения.

— Она лежала?

— Да, в постели.

— А она не собиралась одеться?

— Наверное, собиралась: накинула бы халат или что–нибудь такое, — ответил Паркер. — Она хотела сварить яйца.

— Значит, ей предстояло выйти из спальни?

— Да.

— Вы заперли за собой дверь?

— Там врезан замок, который сам защелкивается. Я просто ее захлопнул.

— Вы это точно помните?

— Да.

— Хорошо. Через какое время после вашего возвращения в квартиру явились полицейские?

— Спустя одну–две минуты. Я едва успел добраться до спальни и оглядеться.

— Вы заявили им, что анонимный звонок поступил от вас, почему?

— Они приняли меня за убийцу. Я же предложил им другую версию.

— Но откуда вы узнали, что такой звонок был?

— Ничего я не знал, просто когда неожиданно приходят двое копов, значит, их оповестили по телефону. А если они откуда–то еще получили указание, то наверняка не были убеждены, что в полицию не звонили.

— Почему вы так долго сидели там и разговаривали с ними? Отчего сразу не улизнули? Ждали, когда они потеряют бдительность?

— Я уже объяснял это. Оружие в шкафу могло вызвать неприятности.

— К тому времени вы проверили его наличие?

— Нет.

— Ну хорошо, оставим это. Кто вас познакомил с Элли Кеннеди?

— Некто с твердым алиби.

— Я бы с удовольствием вычеркнул его из списка.

Паркер покачал головой.

— Исключено.

Догерти подумал, пожал плечами и улыбнулся.

— Хорошо. Вы что–нибудь добавите? Из того, о чем я забыл спросить?

— Больше мне сообщить нечего.

— Сомневаюсь. Впрочем, ладно, пойдемте наверх.

Паркер пропустил Догерти вперед. Дом детектива показался ему невероятно пустым. Пустота словно звенела в комнатах. Они пересекли крошечную белую кухню, где на красном пластиковом столе стояли тарелки с остывшим ужином Догерти. Потом, миновав столовую, которая только–только вмещала обеденный стол и четыре кленовых стула, добрались до маленькой квадратной задней комнаты. Отсюда лестница вела на второй этаж. Наконец они вошли в гостиную, забитую разнообразными журналами.

Догерти открыл шкаф возле входной двери и извлек оттуда помятый пиджак, составлявший пару надетым на нем брюкам. Из нагрудного кармана он вынул черную записную книжку и протянул ее Паркеру.

— Первая страница, — буркнул он.

На первой странице и ее обороте Паркер увидел имена и фамилии девяти мужчин с адресами пятерых из них. Три имени были отмечены галочками. Кифка там не упоминался.

— Дать вам бумагу и карандаш? — спросил Догерти.

— Дайте.

— Ступайте за мной.

Догерти направился в спальню. На ходу Паркер быстро перелистал записную книжку, но остальные страницы были чистыми. В углу спальни стоял застекленный книжный шкаф. Достав из него карандаш и лист желтой бумаги, Догерти положил их на стол. Комната была настолько маленькой и тесной, что Паркеру сначала не хотелось усаживаться здесь. Но потом он все же переписал имена и фамилии и спросил:

— А что означают галочки?

— Людей, с которыми я уже беседовал.

Паркер пристально посмотрел на него.

— Только беседовали или успели исключить из числа подозреваемых?

Догерти дружески улыбнулся.

— У вас свои секреты, Джо, у меня свои. Это все, что вам было нужно?

— Да, все.

Когда они направлялись к выходу, Догерти проговорил:

— Интересно, что скажет мой шеф?

— То, что вы должны были меня задержать.

Догерти покачал головой.

— Только не я. Вас арестуют работники отдела расследования грабежей.

— Возможно.

— О, они вас поймают. Они знают свое дело. — Догерти открыл дверь на улицу. — До свидания, — промолвил он.

— До свидания, — откликнулся Паркер.

9

Начинало темнеть, когда Паркер добрался до нужной ему крыши. Он огляделся и, никого не увидев, двинулся налево. Перешагнув низкий порог, образованный общей для двух домов стеной, Паркер пошел дальше.

Он находился на крыше восточного конца плотного ряда построек, а дом, в который он намеревался проникнуть, располагался в середине ряда. Паркер миновал веревку для белья, затем голубятню, потом пересчитал дома и, убедившись, что достиг нужного места, стал спускаться вниз по пожарной лестнице.

Свет в квартире не горел, и оба окна, примыкавшие к лестнице, были закрыты. Паркер вынул из кармана липкую ленту и крест–накрест приклеил к стеклу две полоски. Затем извлек из кармана револьвер и осторожно принялся стучать им по стеклу. Вскоре оно треснуло в нескольких местах. Операция почти не произвела шума и быстро закончилась. Потом Паркер потянул ленту на себя, и она отошла вместе с прилипшими осколками. В образовавшуюся дыру Паркер просунул руку и отодвинул шпингалет.

Он даже не допускал, что в квартире дежурит полиция, но для страховки открывал окно и забирался в комнату крайне осторожно. У наружных дверей наверняка торчал фараон, но несмотря на это Паркер в квартиру пробрался.

Спальня с неубранной залитой кровью постелью казалась странной; сабля на стене отсутствовала, труп увезли и автоматы из шкафа тоже. В остальном здесь ничего не изменилось.

Паркер обшарил квартиру быстро, но основательно. Он искал имена знакомых Элли — мужчин или женщин. Ему требовалось выяснить, какую жизнь вела мисс Кеннеди. Только кто–то из знакомых мог убить ее и прихватить — чисто случайно — деньги.

На обложке телефонного справочника Паркер обнаружил несколько номеров без имен и комментариев. Паркер переписал их, не очень–то на это надеясь.

В разных бумагах, обнаруженных им в квартире, он отыскал четыре имени, уже известных детективу Догерти, но ни одного нового, а женщины там вообще не упоминались.

Конечно, заниматься бессмысленной болтовней никогда не стоит, но если бы он в последнюю неделю хоть немного беседовал с Эллен, то теперь, может быть, знал кое–что полезное. Однако Паркер не выносил пустой трепотни. О погоде, например, он говорил только в связи с предстоящей операцией.

Итак, квартира ему ничего не дала. Но не обыскать ее он не мог, прежде чем вернуться к Дану.

Уходил он тем же путем. А когда поднялся по пожарной лестнице на половину этажа, сверху прогремел выстрел и пуля, просвистев где–то рядом, со звоном ударилась о железную ступеньку.

Паркер выпрямился и, прижимаясь к стене, выхватил из кармана пальто револьвер. В это время сверху снова выстрелили. Пуля с воем пролетела мимо.

Паркер поднял револьвер и наугад, не прицеливаясь, нажал на курок. В его ушах еще звучал отголосок выстрела, а он уже торопливо, изменив направление, спускался вниз. Внезапно из разбитого окна квартиры Элли до него донеслись быстрые шаги. Значит, дежуривший снаружи полицейский, услышав пальбу, решил выяснить, в чем дело..

Паркер почувствовал, как им овладевает холодный гнев. Проклятый ублюдок торчал здесь на крыше! Вероятно, он постоянно околачивался поблизости. Своей идиотской стрельбой он обнаружил себя. И теперь всем понятно, что он сидит наверху этого проклятого богом дома! Но вместо того, чтобы забраться туда и разорвать его на куски, Паркеру пришлось удирать как кролику. Правда, из–за полицейских, ибо этот слабоумный наверняка привлечет к дому кучу фараонов.

Итак, обосновался он на крыше. Паркер по праву мог пристрелить его, но вынужден был ретироваться. Более того, Паркеру совсем не улыбалось, чтобы парня сейчас сцапали, и он сделал отвлекающий маневр, прикрывая безмозглого идиота.

Паркер пытался дать мерзавцу возможность смыться. Переполненный яростью, ругаясь на чем свет стоит, он наконец достиг земли и пальнул два раза в воздух, чтобы отвлечь внимание копов от крыши. Маячивший возле разбитого окна полицейский заметил его и закричал, приказывая остановиться.

К дому прилегала квадратная зацементированная площадка с ящиками для мусора. Черная железная дверь сбоку вела в подвал. Паркер скользнул туда и ощупью, бранясь не переставая, пробрался через сырой и темный лабиринт к лестнице. Поднявшись по ней, он попал на первый этаж.

Возле парадной двери дома он перевел дух, убрал оружие в карман, застегнул пальто, постоял сосредотачиваясь и спокойно вышел на улицу. Там он зашагал направо и у ближайшего перекрестка услышал сирену полицейской машины, двигавшейся ему навстречу. Но теперь он находился в безопасности. Да и враг его тоже. Проклятый подонок наверняка улизнул.

И вскоре мог объявиться снова.

10

Одетая Дженни вызывала разочарование: ее лицо поражало своей глупостью, хотя в целом девушка выглядела молодо и привлекательно. На ней красовались розовый пуловер, плотно обтягивающий грудь, и зеленая юбка, скрывавшая круглую задницу. Ни чулок, ни носков на ней не было — одни стоптанные домашние туфли на голых ногах.

Она открыла дверь на стук Паркера и, взглянув на него, сказала:

— Ах, это вы! Проходите. У нас настоящий прием. Паркер услышал из кухни голоса и направился туда.

За кухонным столом сидели Негли, Руди и Шелли, они пили пиво и играли в покер. При его появлении собравшиеся оторвались от своего занятия и Негли изрек:

— Ну наконец–то. Я просто уверен, что деньги у тебя, ведь ты так долго отсутствовал. Надеюсь, их не украли опять, Паркер?

— Слушай, Негли, если ты будешь продолжать в том же духе, — процедил Паркер, — я подотрусь тобой, как туалетной бумагой.

— Как дела, Паркер? — заторопился Шелли.

— Ничья, ноль–ноль.

— Где же ты пропадал столько времени? — не отставал Негли.

— От тебя прятался, — буркнул Паркер и обратился к Шелли и Руди: — Мне надо поговорить с Даном.

Негли хотел еще что–то сказать, но Паркер не стал его слушать.

Кифка, все еще мужественно боровшийся с вирусами, сидел в постели. Его плечи и верхнюю часть туловища прикрывали два мохнатых банных полотенца. Клингер согнулся в кресле, точно обанкротившийся владелец прачечной в приемной своего адвоката. Феккио стоял у окна. Увидев Паркера, Кифка воскликнул:

— Где ты был?

— Я начал действовать.

Клингер немного выпрямился и заметил:

— Не ожидал от тебя, Паркер, не ожидал.

Это прозвучало так, словно Паркер был виновником всех его невзгод. Но, по существу, Клингер был прав.

— Если пожелаете, я все сделаю сам, а поможете — еще лучше, — произнес Паркер.

— Паркер не лишен логики, — сказал Феккио, отходя от окна. — Такое могло случиться с любым из нас. Массу вещей нельзя предусмотреть заранее, нельзя запланировать.

Разозленный Паркер заметался по комнате, размахивая руками и сжимая кулаки.

— Этот стервец может меня найти, — говорил он. — Конечно, у него нет разума, нет трезвого плана, стреляет он как идиот, но найти меня может запросто. А я совершенно бессилен!

— Дан уже рассказывал, — заявил Феккио. — Вчера вечером он тебя подстерег.

— И не только вчера! — воскликнул Паркер. — Сегодня тоже.

— Коли ты и впредь будешь так поступать, Паркер, из тебя получится отличный персонаж для комиксов, — хмыкнул из дверей Негли.

Паркер многозначительно посмотрел на Феккио.

— Лучше останови своего любимчика.

У Феккио потемнело лицо.

— При чем здесь я? Отвяжись, Паркер!

— А что, собственно, тебя беспокоит, Негли? — спросил Кифка.

— Моя седьмая часть, — ответил тот. — Где она? И больше ничего.

— Мы о ней позаботимся, — заявил Кифка.

Из темного угла подал голос Клингер:

— Начинаем ссориться? Этого нам и не хватало. Добротной, крепкой склоки.

В комнате появились Руди и Шелли и начали молча наблюдать. Феккио проговорил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Бобу больше нечего добавить, я уверен в этом. — Он посмотрел на Негли и подчеркнуто повторил: — Уверен.

Негли с печальным видом забился в угол.

— Итак, что ты нам сообщишь, Паркер? — произнес Кифка.

Паркер рассказал, как провел вторую половину дня и вечер. Поведал о детективе Догерти, посещении квартиры Элли и придурке на крыше.

— Придется мне бросить «бьюик», — закончил он и добавил: — Рано или поздно фараоны на тебя выйдут, Дан. Ты был знаком с Элли, и они могут заявиться сюда с расспросами. Нам надо найти другое место для встреч.

— У нас есть «Виморама», — заметил Феккио. — Дан может хоть сейчас туда переехать.

— Прекрасно. Как ты на это смотришь, Дан?

— Пока моя Дженни со мной, мне безразлично, где жить, — ответил Кифка.

Паркер вынул из кармана список Догерти и протянул его Кифке.

— Ты никого из них не знаешь?

Кифка прочитал фамилии и кивнул.

— Все ясно. Мне известна почти половина. Ты получил это у фараона?

— Да.

— Одно скажу: у тебя крепкие нервы, — заметил Клингер. — Подумать только, отправиться за информацией к копу!

— Но больше они ничем не располагают, — успокоил собравшихся Паркер.

— Ошибаешься, — неожиданно вмешался Руди.

Все посмотрели на него удивленно. Руди был молчаливым работягой, и его голос приходилось слышать редко.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Кифка.

— То, о чем мы здесь говорили, — ответил Руди. — То, что составляет примерно по двадцать тысяч долларов на брата. Чуть меньше. Если учесть расходы, получится тысяч по шестнадцать. Из–за шестнадцати тысяч Паркер отправился домой к полицейскому. А мы преспокойно торчим в квартире, куда с минуты на минуту пожалуют фараоны. Мы околачиваемся прямо на их дороге. Они же ищут таких ребят, как мы.

— Что же, по–твоему, нам надо делать?

— Упаковывать вещи. Я ни в чем не упрекаю Паркера. Каждый из нас мог попасть в подобную ситуацию. Но я повторяю: собирайте шмотки.

Многие годы никто не слышал от Руди столь длинной речи, и потому она произвела впечатление. Она прозвучала гораздо убедительнее болтовни малыша Боба Негли.

Но Паркеру было обидно. Где–то в этом дрянном городе затаился парень с двумя чемоданами украденных денег. Дважды он стрелял в Паркера, зарезал девушку, с которой Паркер жил, и Паркеру пытался пришить свое убийство.

Планы Паркера только внешне выглядели логичными, не лишенными здравого смысла. Если остальные шестеро согласятся ему помочь, то вернуть похищенную добычу будет гораздо проще. Но Паркер решил не отступать, даже оставшись в одиночестве. Правда, тогда ему придется гоняться за человеком, а не за деньгами. Паркер поймал себя на мысли, что считает задуманное почти неосуществимым, и еще больше раздосадовался.

— Если кто–нибудь откажется от своей седьмой части, — буркнул он, — я охотно возьму ее себе.

Негли немедленно заглотнул приманку.

— Нет, Паркер, даже не мечтай, моя тебе не достанется!

— Я тоже не намерен сматываться, — заявил Кифка, — но я сейчас плохой помощник: хожу как новорожденный котенок.

— Феккио, ты согласен мне помогать или нет? — спросил Паркер.

— Да, ты же знаешь. И Боб тоже.

— Хорошо. Клингер?

Клингер пессимистично пожал плечами.

— Мы провернули неплохое дельце, — промямлил он. — И что теперь? Шестнадцать тысяч долларов, с какой стороны ни посмотри, остаются шестнадцатью тысячами.

— Отлично сказано, — с улыбкой заметил Феккио.

Паркер продолжал:

— Шелли?

— Я не собираюсь откалываться от других, — усмехнулся тот. — Такое занятие может оказаться даже интересным.

Кифка обратился к Руди:

— Ты единственный против. Что, если мы разделим твою долю на шестерых?

— Одному мне никуда не деться, — ответил Руди. — Вы все равно решили искать деньги, невзирая на меня. Значит, я подвергнусь такому же риску. Когда вы влипнете, меня тоже схватят.

— Итак, ты с нами?

— Конечно.

— Дан, тебе лучше всех знакомы друзья Элли, — сказал Паркер. — Назови тех, которых нет в списке.

— Погоди, надо подумать.

— Запиши их на листке. Прежде всего, мы должны установить того, кто нам нужен.

— Элли постоянно якшалась с разными людьми, — сказал Кифка, разглядывая имена и фамилии на желтой бумаге. — Многие принадлежат к другому кругу. Я встречался с ними то здесь, то там, но близко не сходился. Если фараон начнет с таких, то до меня ему придется очень и очень долго добираться.

— Возможно.

Кифка пожал плечами.

— Ну ладно. А что за телефоны у тебя записаны?

— Они тебе знакомы? Нашел в квартире Элли.

Кифка покачал головой.

— Нет. Хочешь их проверить?

— Давайте я, — сказал Клингер. — Это мне по силам.

Кифка оторвал от листка полоску с номерами телефонов и протянул ее Клингеру. Тот ушел в гостиную звонить. Взяв с ночного столика карандаш, Кифка облизал его кончик и спросил:

— Значит, припомнить других знакомых Элли?

— Да. Особенно тех, кто питал к ней неприязнь, — подтвердил Паркер.

— Тут я не в курсе. Запишу только имена и фамилии.

— А потом мы начнем играть в детективов? — спросил Феккио.

— Примерно так, — кивнул Паркер.

— Нас ждут крупные неприятности, — заявил Руди.

— Не беспокойся, Пит, — сказал Кифка. — Все не так страшно, как ты воображаешь.

Он откинулся на подушки и начал выводить имена и адреса знакомых Элли. На несколько минут воцарилась тишина. Все сидели и смотрели, как Кифка трудится в поте лица. Шелли предложил:

— Может, в картишки перебросимся?

Все вышли, в спальне остались только Паркер и Кифка. Последний полулежал на постели, нахмурив лоб, словно игрок, раздумывающий над очередным ходом. Паркер приблизился к окну и стал глядеть на ночной город.

Где–то там затаился Он.

11

Он стоял в маленькой кубической комнате с желтовато–коричневыми стенами. Комната имела приблизительно десять футов в высоту, столько же в длину и ширину. С потолка местами слезла побелка. Большую часть пола покрывал коричневый ковер. Мебель была ветхая и устаревшая.

Он смотрел из окна на ночные улицы и чувствовал взгляд Паркера. Где–то поблизости, в какой–то части города, были глаза Паркера, которые искали его.

Он не знал ни имени Паркера, ни его жизни, но это не требовалось. Он видел Паркера. Один раз он попытался свалить на него свою вину и дважды пробовал убить. Он утащил у Паркера огромную сумму денег, которую тот наверняка заимел, ограбив стадион.

Он безумно боялся Паркера. Сперва он вообще не подозревал о его существовании. Знал только, что Элли живет сейчас с другим мужчиной. Гнев и злоба против Элли переполняли его до такой степени, что он и не помышлял о ее сожителе, не отводил ему места в своих планах. Несмотря на это, он вынужден был дожидаться, пока Паркер не выйдет из дому.

Целых три дня крутился он поблизости, высматривая и вынюхивая, не исчез ли Паркер. На некоторое время он уезжал из города. Это произошло после того, как Элли посмеялась над ним, обругала и оскорбила. Она наговорила ему такого, чего он ни разу в жизни не слышал. Будь на ее месте мужчина, он бы прикончил его, не задумываясь. Свой триумф она дополнила мнением о его мужских достоинствах и чудовищных масштабах глупости. Он ни на что не годен в постели, кричала она, а в остальном и подавно. Она вышвырнула за окно его электробритву и заорала, чтобы он упаковывал вещички и убирался к черту. А когда он набросился на нее, не в силах больше выносить унижений, она юркнула в кухню и, выхватив из ящика острый нож, начала угрожать ему, не прекращая вопить.

Тогда он забрал свое барахлишко и ушел, а она захлопнула за ним дверь. Уже на лестнице он услышал, как она задвинула щеколду. Ключ от замка у него был, но со щеколдой он бы не сладил.

В тот же вечер он уехал в Мексику. Он знал, что Элли наверняка всем расскажет, как ловко она с ним разделалась, передаст и все свои слова, и то, как угрожала кухонным ножом. Теперь он боялся смотреть в глаза своим знакомым, ибо Элли их во все посвятила.

За два месяца пребывания в Мексике его гнев и чувство оскорбленного достоинства выросли до необъятных размеров, и он решил вернуться в Штаты, воображая, что не найдет себе покоя, пока не рассчитается с Элли.

В город он прибыл в пятницу вечером. Холодная ярость, овладевшая им, давала возможность думать и планировать действия. Он намеревался свести счеты с Элли так, чтобы самому не пострадать. Ведь если его схватят и осудят, он не достигнет желаемого: никакой расплаты не получится.

Итак, он действовал обдуманно. Сперва разведал ситуацию и оценил ее, увидев Паркера. Проследил, как тот уехал на грузовике и вернулся на такси. Он ждал, зайдет ли подлость Элли так далеко, что она оставит этого мужчину ночевать? Да, он действительно остался на ночь, и не на одну.

Он по–прежнему выжидал. На той же улице, через несколько домов, он снял крохотную комнатушку. Когда ему становилось невмоготу — слипались глаза и подкашивались ноги, — он отправлялся туда спать. Сны он видел тревожные. Ложился глубокой ночью и той же ночью вскакивал с кровати, дабы занять свой пост. Сначала он испытывал злобу только к Элли, но постепенно она распространилась и на Паркера. Трое суток тот провел в квартире Эллен. В ее постели!

Он вспомнил, с какой ненавистью кричала Эллен о его сомнительных мужских достоинствах. Обида с новой силой завладела им в ночной тишине лестничной площадки Эллен. Медленно тянулось время.

Лишь через три дня незнакомец вышел из дому. Он оказался высоким, решительным и сердитым мужчиной. Проведя столько времени с Эллен, он не выглядел ни спокойным, ни умиротворенным, напротив, был каким–то апатичным.

Незнакомец спустился вниз по лестнице. Он чуть постоял, прислушиваясь к удалявшимся по улице шагам, и принялся за работу.

Его ключ подошел к замку, на щеколду дверь не запирали и цепочки не накидывали. Он бесшумно проскользнул в квартиру.

Он не сомневался, что она в спальне. Где же еще быть этой неряхе?

Элли и вправду находилась там. Она лежала полуголая на кровати, из ее наглого рта свисала сигарета. Она сонно подняла на него глаза, сдвинула брови, но не проявила признаков страха, не разозлилась, только посмотрела устало и недовольно.

— О, господи боже, — вздохнула она.

Деталей своей мести он ясно не представлял. Знал только, что вернулся в город рассчитаться с Эллен. И вот он достиг первого круга ада, предшествующего исполнению задуманного. На какое–то мгновение его охватил панический страх: он понятия не имел, что должен теперь делать.

И она немедленно воспользовалась его минутной слабостью, уже искривив губы для первых бранных слов. Он с ужасом осознал и то, что ее дерзость снова берет верх, и свою беспомощность, и неотвратимость печального, достойного сожаления отступления.

Но на сей раз ничего подобного не должно произойти.

Он повернулся и, обведя глазами комнату, точно не узнавал ее, остановил взгляд на тонких и острых скрещенных саблях на стене.

Думать было поздно: с ее губ уже срывались оскорбительные слова.

Он протянул руку — и на стене осталась лишь одна блестящая диагональная линия. Другая диагональ очутилась. в его ладони. Он еще не знал, как поступит, но пальцы так удобно и естественно лежали на эфесе, что, не успев опомниться, он автоматически занес саблю над своей головой.

Теперь все разрешилось бы, испугайся она хоть на мгновение. Он еще не сомневался, что схватил клинок только для устрашения. Ему совсем не хотелось калечить ее. Кто угодно увидел бы, что он человек иного сорта.

Но она не испугалась, или просто не показала своего страха. Она только прошипела со злостью:

— Слушай, полудурок, чего ты добиваешься? Ты вообще не способен никого зарезать, если не умеешь даже…

Он понял, какие слова последуют дальше, ибо изучил все ее выкрутасы, причинявшие ему боль. И еще он понял, что обязан заставить ее замолчать. У него не было выбора, не было, и все.

Одним прыжком он подскочил к ней, широко размахнулся и проткнул ее насквозь, пригвоздив к кровати. Фраза навсегда осталась недоконченной. А жизнь кругом продолжалась, прервавшись только для Эллен в это кровавое мгновение. Голова ее медленно склонилась к позолоченному эфесу сабли.

Теперь ему следовало поторапливаться, стремительное время нельзя было повернуть вспять.

Полиция. Сейчас явился полиция. Неужели он оставил много следов?

По счастью, на нем были перчатки. Он надел их для тепла, а вовсе не из–за отпечатков пальцев. Но так или иначе, ему повезло.

Что же еще? Какие вещи он мог позабыть в ее квартире? Те, что не прихватил с собой в прошлый раз.

Он тщательно осмотрел комнату, потом открыл стенной шкаф и увидел там чемоданы и огнестрельное оружие.

Два автомата!

Заинтересовавшись этим обстоятельством, он поднял крышки чемоданов. Внутри лежали деньги, целая куча зеленых банкнотов.

На минуту он даже забыл о мертвой Элли. Машинально сунув в карман револьвер, он с чемоданами в руках выбрался на волю.

Его «форд», еще покрытый мексиканской пылью, стоял на другой стороне улицы. Он убрал чемоданы в багажник, сел за руль и через ветровое стекло увидел незнакомца, шагающего по тротуару с покупками в руках.

Он направлялся к Эллен солидной тяжелой походкой, словно человек из железа. Непреклонный как судьба.

Чемоданы и оружие в шкафу наверняка принадлежали ему.

Незнакомец уже вошел в дом и теперь, вероятно, поднимался вверх по лестнице. В квартире он обнаружит убитую Эллен, исчезновение чемоданов и начнет его преследовать.

В зеркале заднего вида он заметил на углу телефонную будку, сплошь состоящую из стекла, державшегося на каркасе — зеленых металлических полосках. Он выпрыгнул из кабины и побежал к будке, нащупывая в кармане монету.

Мысли скакали в его голове, как цифры в счетной машинке. Он словно мчался вниз в бешено летящих санях. Позже у него будет время подумать, как ему удалось съехать с этой проклятой горы.

— Коммутатор. Что вам угодно?

— Убита женщина, — почти прошептал он. — Лонгманс–авеню, 106/12, квартира 14.

— Что?

— Сообщите полиции. Скорее! Убийца еще там.

— Прошу вас…

— Адрес: Лонгманс–авеню, 106/12, квартира 14.

— Ваше имя?..

Он повесил трубку.

Теперь снова в «форд» и на заднее сиденье. На переднем его заметят, а здесь, в темноте, он сможет спокойно наблюдать.

Минуты через две после его звонка из–за угла вырулила желто–белая патрульная машина. Она остановилась прямо перед домом Элли. Из кабины вылезли два полицейских в форме и поспешили в подъезд.

Тридцать раз успели обежать вокруг земли его возбужденные мысли, прежде чем, снова появился незнакомец, как ни странно — один. Оглядевшись, он направился к центру города.

Со своего заднего сиденья он таращился на неизвестного, скрипя зубами и сжимая кулаки. Где же он допустил ошибку? В квартире находился труп, в шкафу лежало оружие — незнакомец не сумел бы ничего объяснить. Почему же его отпустили?

Отпустили?

А собственно, кем был этот человек? В первый раз задал он себе такой вопрос. Кто столь легкомысленно оставил в шкафу чемоданы, набитые деньгами, кто засунул туда кучу огнестрельного оружия, кто не побоялся бросить все это и уйти твердыми шагами?

Он решил последовать за неизвестным, чтобы не потерять его окончательно. Заперев дверцы «форда», он отправился пешком, поскольку незнакомец тоже был без машины. Он держался от него на значительном расстоянии, наблюдая, как тот идет, тяжело размахивая руками, словно налитыми свинцом.

Он следил за неизвестным до тех пор, пока не понял, что у того имеется еще один «хвост» — приземистый мужчина в синтетической спецовке. Остановившись, он начал наблюдать.

Ведя свой странный диалог, незнакомец и человек в спецовке не заметили, что он находится достаточно близко и подслушивает. Он разобрал фамилию «Кифка» и вспомнил, что Элли как–то упоминала ее. Однако смысла разговора он не уловил, да это и не интересовало его. Потом беседа закончилась, и незнакомец уехал в такси, бросив мужчину в спецовке на краю тротуара.

Едва такси скрылось из виду, он подошел к брошенному и, пообщавшись, убедился, что тот был незначительным, безобидным субъектом. Но этот человек знал, где живет Кифка.

— Вы меня не проводите?

— Охотно, — согласился мужчина в спецовке.

Его звали Мурэй.

Они поймали такси и, не доезжая двух домов до Киф–ки, вышли. Ему не хотелось брать с собой Мурэя, но в противном случае тот мог сам отправиться к Кифке и предупредить незнакомца, что за ним кто–то следит.

Мурэй задавал столько вопросов, что ему пришлось вытащить револьвер и прикрикнуть:

— Заткни свою глупую пасть!

Мурэй умолк. Они вместе спрятались в проезде напротив жилища Кифки и стали ждать. Мурэй показал ему нужные окна: все они были освещены.

Если он убьет незнакомца, все образуется. Потом снова в Мексику, теперь уже навсегда и с чемоданами, полными денег. Правда, на границе, наверное, возникнут трудности, но он что–нибудь придумает. Например, засунет банкноты в запасное колесо. Словом, выкрутиться можно.

Погруженный в мечты о Мексике и богатстве, он не сразу заметил, как незнакомец вышел из подъезда и спустился по ступенькам. Осознав это, он поднял тяжелый револьвер и прицелился, но придурок в спецовке крикнул:

— Эй!

Он развернулся и, совершенно не задумываясь, выстрелил в глупую голову Мурэя. А подумать следовало: незнакомец на другой стороне улицы сразу бросился в укрытие. Он отшвырнул тело Мурэя в сторону и дважды пальнул в неизвестного, но оба раза промахнулся.

А затем тот выстрелил в него. Пуля просвистела мимо уха. Он еще никогда не попадал под обстрел. Это было чудовищно, гораздо страшнее, чем он мог себе представить.

Он побежал.

А когда наконец успокоился, понял, что своим бегством все испортил. Теперь он потерял незнакомца. Преследователь мог легко превратиться в преследуемого. Ему нужно обязательно выяснить, где незнакомец находится. Ни в коем случае нельзя упускать его из виду, но самому нужно оставаться невидимым. Будет ужасно, если это ему не удастся. Не удержав незнакомца впереди, он запросто пропустит его себе за спину.

Он подумал, что неплохо поскорее смыться в Мексику и все забыть. Но пока бегство исключалось. И в Мексике, и в Европе, и на всем земном шаре его жизнь будет невыносимой от страха перед незнакомцем.

Однако ошибку он уже совершил. Пришлось вернуться. Окна Кифки теперь стали темными. Незнакомец, конечно, скрылся. Может, притаился сзади? Он обернулся, по спине пробежали мурашки, заболел затылок, а руки беспокойно задвигались.

Он пришел в снятую им комнату обходным путем, непрерывно петляя и огибая все темные места. Похоже, никто за ним не следил, но наверняка он ничего не знал.

Уже в комнате он поставил на подоконник стаканы и бутылки: если кто–нибудь полезет в окно, они упадут на пол. К двери подвинул комод. Несмотря на принятые меры, спал он плохо и часто пробуждался от хаотических снов, полных крови, черного дерева, блестящих сабель, револьверов и колотых ран.

Большую часть следующего дня он провел в помещении. Временами дремал, потом смотрел в окно и вышагивал взад–вперед. Только к трем часам он осознал, что ожидает появления незнакомца, и взял себя в руки. Он просто не мог больше сидеть в комнате, ему требовалось выйти на улицу и найти какое–нибудь, пусть даже бесполезное занятие.

Он проехал мимо дома Кифки, но не обнаружил там и следов незнакомца. Труп Мурэя увезли, а место, где он лежал, ничем не обозначили.

В сущности до него не доходило, что он убил двух человек и теперь пытается прикончить третьего. Он поступил так потому, что другого ему не оставалось.

Он не сомневался, что не решился бы на столь безумные поступки, не попади в ненормальное положение. В обычной ситуации он бы не смог убить человека, так же, как сорвать флаг США. В том, что он расправился с Эллен и Мурэем и охотился за незнакомцем, виноваты лишь обстоятельства, а не его персона.

Он миновал дом, в котором обитала Эллен. Ничто не указывало на совершившееся здесь вчера убийство. Чисто импульсивно он затормозил возле следующего здания и зашагал обратно.

Тут жил незнакомец. Вернется ли он?

Он вошел в подъезд и поднялся по лестнице. Полицейского, сидевшего на табурете перед квартирой Эллен, он заметил слишком поздно. Спуститься он уже не мог и потому выбрал единственно возможный вариант: полез еще выше. Коп, читавший бульварную газету с крупными жирными заголовками, взглянул на него лишь мельком.

Ему ничего больше не оставалось, как забираться на крышу. Там он неожиданно почувствовал себя одиноким и несчастным. Под его ногами лежал покоробившийся толь, а над головой висело серое вечернее небо. Он двинулся к карнизу, ступая очень осторожно, ибо боялся, что толь не выдержит его веса и прорвется. Подойдя к краю, он присел на корточки и опасливо взглянул на проходившую внизу улицу. Явится ли сюда незнакомец? Почему–то такое казалось ему вероятным, впрочем, других мест, куда мог притащиться неизвестный, кроме квартиры Кифки и этой, он вообще не знал. Следовательно, было логично ожидать его появления возле одного из двух домов. Для этой цели крыша была вполне пригодна.

Он еще не уяснил, отчего ему хочется здесь торчать: то ли в надежде, что незнакомец вернется, то ли наоборот. На всякий случай он не выпускал улицу из поля зрения и раздумывал над тем, можно ли отсюда точно попасть в цель из револьвера.

Он бы охотно еще раз осмотрел спальню, где убил Эллен. Труп наверняка уже увезли. Теперь там пусто. Ему безумно хотелось туда проникнуть.

Он облокотился на низенький парапет и целиком погрузился в свои спутанные мысли.

Какой–то шорох заставил его вздрогнуть, и он с трудом подавил рефлекторное желание двинуться с места, а значит, зашуметь самому. Он только повернул голову и увидел незнакомца, словно возникшего из воздуха на другой стороне крыши.

Нет, не из воздуха. Там, на тыльной стене дома, располагалась лестница.

Он торопливо схватился за рукоятку револьвера в кармане, но было уже поздно. Незнакомец исчез внизу: сначала скрылись его ноги, затем туловище и, наконец, голова. Каким холодным и неподвижным казалось его лицо!

Он заспешил к противоположному карнизу и, добравшись до него вовремя, проследил, как незнакомец скрылся в окне квартиры Элли.

Может, последовать за ним? Нет, чересчур опасно. Рано или поздно он подстережет его на обратном пути, и тогда главное —не промахнуться.

Вскоре так и произошло, но ему показалось, что время тянулось бесконечно долго. Незнакомец возник в трепетном свете сумерек и начал подниматься вверх по пожарной лестнице.

Он прицелился и нажал на курок, но дилетанты всегда мажут при стрельбе вниз —они забирают слишком высоко.

Незнакомец отклонился вправо и замер, прилепившись всем телом к стене. Однако он по–прежнему оставался целью, в которую можно было попасть. Новый выстрел — и опять промах.

Незнакомец тоже ответил выстрелом, и его лицо обожгло каменными осколками парапета.

Такого он не смог выдержать. Проживи он на свете сто лет и попадай каждый день в перестрелку, он бы и тогда не привык к этому. Всякий раз он бы снова впадал в панику. В незнакомца можно было палить сколько угодно —тот сохранял присутствие духа, правильно оценивал ситуацию и либо отвечал ударом, либо защищался. Непонятно, как ему это удавалось.

Второй раз он побежал по крыше, ни о чем не задумываясь, забыв свои страхи провалиться. Он отворил чердачную дверь и кубарем скатился по лестнице, даже не заметив, что возле открытой квартиры Эллен уже никто не сидел. Выскочив на улицу, он в мгновение ока долетел до своего «форда» и, задыхаясь, юркнул в кабину, злой и посрамленный.

Немного позже он вернулся в свою комнатушку и заперся в этом кубе с равными десятифутовыми гранями. Он смотрел в окно, чувствуя взгляд незнакомца, и знал, что не найдет в себе мужества бежать из страны, а будет только ждать, пока незнакомец отыщет его.

Ничего ему не хотелось. И во всем была виновата Эллен, только она. Ах, если бы ей… Если бы…

Комната вдруг показалась ему мрачной, враждебной и непонятной. Он не мог больше торчать в ней, ожидая мести незнакомца.

Он заслужил небольшой отдых. Напряжение было слишком велико и слишком продолжительно. Наступило время расслабиться, обо всем ненадолго позабыть, найти способ и средства отвлечься.

Он отодвинул от двери комод, который использовал в качестве баррикады, вышел в коридор и позвонил по автомату своему старому приятелю. Тот страшно удивился:

— Какими судьбами? Ты давно из Мексики, дружище?

— Уже несколько дней. Ты сегодня вечером занят?

— Нет.

— Ну тогда давай сходим в кино, а сначала выпьем пивка.

— Договорились. Заезжай за мной. Слушай, а что там с Эллен?

— Как? Ах да, там что–то случилось. Пока, я уже еду к тебе.

Он положил трубку. Звонок приятелю был ошибкой, которая могла стоить ему жизни.

12

Детектив Догерти очень сомневался, что поступил правильно. Конечно, он схитрил, но не напрасно ли? Возможно, что и так. Направляясь в город на встречу с лейтенантом, он позволил себе помечтать о том, как облапошит мнимого Джо и в конце концов арестует. Вот они сидят в подвале — Догерти и человек с лицом игрока в покер. Неожиданно Догерти выхватывает из колоды пятого туза — пистолет — и командует: «Руки вверх!» А ведь тогда в спальне Джо так увлекся, записывая имена и фамилии… Или, уже уходя, он вообще повернулся к Догерти спиной…

Детектив Догерти — достаточно умелый криминалист — ясно видел каждую возможность, которую предоставлял Джо для своего задержания. Однако опыт подсказывал детективу, что возможности эти возникли не в результате небрежности, а были своеобразным вызовом. Они родились на свет как напоминание о том, что его жена и дети, хотя и находятся в безопасном соседнем доме, все–таки услышат выстрелы, которыми убивают Догерти. «Не забудь, — словно говорил Джо, — они этих выстрелов ждут».

Так размышлял ехавший в город детектив. И еще он думал, что больше всего на свете ослабляет человека сознание того, что его жена и дети прислушиваются, не просвистит ли пуля, которая убьет их мужа и отца.

Не будь у него семьи, вряд ли Джо явился бы к нему столь неосмотрительно. Возможно, Догерти был бы убит или Джо арестован, но так или иначе, дело на этом закончилось бы.

Конечно, он не сомневался, что в случае отсутствия жены и детей, Джо поступил бы совсем иначе.

«Он использовал мое слабое место», — подумал Догерти. В глубине души он ненавидел Джо за это и страстно желал его поимки.

Найдя место для машины в двух кварталах от управления полиции, он вернулся туда пешком. Поскольку стемнело еще не совсем, очень немногие водители включали габариты.

После пяти вечера управление полиции всегда казалось Догерти сюрреалистичным и предвещающим роковые бедствия. Он привычно отсчитал сорок ступенек, поднимаясь наверх, распахнул обветшалые двери и шаг–пул в зеленый, пахнущий антисептиками холл. За ним располагался облицованный деревом кабинет лейтенанта.

Лейтенант походил на Эйзенхауера, который никогда не улыбается, а если открывает рот, то показывает коричневые гнилые редкие зубы. Жестом он предложил Догерти присесть и промолвил:

— Я выполняю то, о чем вы просили по телефону. Теперь давайте подробности!

Догерти в немногих словах изложил случившееся, не прибегая к комментариям и пояснениям, точно пересказывал содержание фильма.

Когда он умолк, лейтенант заметил:

— Ладно, теперь я понимаю, почему вы не пытались его задержать. Ваш поступок умен и логичен: частная квартира и тому подобное. Но зачем вы дали ему фамилии? Список был правильный?

— Да. Другого под руками не оказалось. Поскольку он лично знал убитую девушку, то не поверил бы мне, не увидев на бумаге ни одного знакомого имени.

— Разве он говорил, что кто–то из списка ему известен?

— Нет, конечно нет. Я решил его об этом не спрашивать, чтобы не злить.

Лейтенант кивнул, буркнул что–то невнятное и произнес:

— Так почему же вы вообще дали фамилии? Неужели не могли заявить, что список находится в полиции, а сами вы ничего не помните?

— Потому что теперь у нас появится след, — ответил Догерти. — Мы знаем девять человек, которыми он обязательно. заинтересуется. Конечно, он понимает, что мы начнем следить за ним. Но если ему настолько необходимы эти имена, что он не побоялся явиться ко мне домой, то он наверняка постарается навестить всех девятерых раньше нас.

— Почему? В чем там дело?

— Точно не знаю. Но происходящее каким–то образом связано с ограблением стадиона. Я уже говорил вам, что, по–моему, Джо к нему причастен. Он скрывался у Кеннеди, ожидая, пока утихнет горячка. Убийца Кеннеди утащил из квартиры что–то, принадлежащее Джо. Либо некий предмет, раскрывающий личность Джо, либо его часть добычи.

— Ага, — протянул лейтенант. — Выходит, грабителя кто–то ограбил. Теперь ему жарко придется, верно?

— Во всяком случае, такая гипотеза объясняет его решительность.

Лейтенант кивнул.

— Согласен. Он непременно посетит людей из вашего списка, если собирается вернуть свои деньги.

— Да, допуская, что речь идет о деньгах. А вдруг у него украли нечто другое?

Лейтенант нетерпеливо махнул рукой.

Какая разница, что именно: ему обязательно нужно заполучить это обратно. Повторяю, вы поступили умно, Догерти.

Детектив улыбнулся, хотя и почувствовал себя униженным. Дело в том, что всякий, раз, когда лейтенант его хвалил, Догерти вспоминал, что у начальника нет высшего образования. Об этом странном обстоятельстве он услышал случайно несколько лет назад, еще до того, как переключился на криминальную работу. Обычно он о нем не думал, но едва лейтенант начинал рассыпаться в похвалах, внутренний голос Догерти нашептывал с насмешкой: «А у него нет диплома об окончании высшей школы!»

Лейтенант продолжал:

— Вам нужно связаться с сотрудниками, занимающимися делом об ограблении стадиона. Сообщите им свои соображения и просмотрите фотоархив. Между прочим, как вы относитесь к штриховым изображениям?

— Да никак, — пожал плечами Догерти. — Если сначала видишь человека, то потом находишь известное сходство с изображением. Но когда сперва посмотришь на изображение, то ни малейшего сходства не отыщешь.

— Тогда сядьте вместе с художником и помогите ему составить словесный портрет.

Догерти глубоко вздохнул.

— Лейтенант, — вымолвил он, — освободите меня от дела Кеннеди.

— Но по какой причине?

— Передайте его кому–нибудь другому, а меня временно переведите в отдел расследования грабежей.

Лейтенант прищурился и открыл рот. Теперь он больше не походил на Эйзенхауера.

— У вас что, не все дома, Билл?

Очень редко лейтенант называл его Биллом, обычно за этим следовал нагоняй. Догерти спокойно ответил:

— Я совсем не хочу начинать работу в одиночестве.

— Вы желаете просто наблюдать за тем, как вкалывают другие, — саркастически заметил лейтенант.

Догерти пропустил насмешку мимо ушей.

— Правильно, — кивнул он. — Я бы не отказался войти в число тех, кто его арестует.

— И вас не тревожит негодяй, убивший бедную малышку Эллен Кеннеди?

— Никоим образом.

Лейтенант словно собрался расхохотаться, но в действительности только открыл рот и поскреб указательиым пальцем по переднему зубу — отвратительная привычка.

— Хорошо, — согласился он. — Отправляйтесь домой и как следует выспитесь. А я тем временем заготовлю приказ о вашем переводе.

— Большое спасибо, лейтенант.

— Вы надеетесь его отыскать?

Догерти усмехнулся, предвкушая успех.

—- Во всяком случае, я основательно подготовлюсь к его появлению, — ответил он.

13

Кифка лежал на горе подушек, как князь. Он находился в коттедже № 1 «Виморамы», единственном, оснащенном телефоном. Дженни в приступе усердия отняла ключи у малыша Негли и собрала подушки со всего санатория. Она сложила их кучей на изголовье кровати Кифки, и теперь он чувствовал себя как опрокинутая на спину черепаха, которая двигает лапками, но никак не может подняться.

В его распоряжении имелись только две вещи: телефон и Дженни. Он занимался сразу обеими: левой рукой прижимал к груди девушку, а правой — трубку к уху.

— Слушай, Будди, — говорил он в микрофон, — я поведаю тебе такую историю, которую ты запросто продашь киношникам. Только ответь, пожалуйста, на мой вопрос.

— Да, я человек любопытный, — отвечали ему. — Несколько дней назад убили Элли, а теперь ты звонишь именно из–за нее. Естественно, я желаю знать, что случилось.

— Да ничего. Просто мне нужно выяснить, кто был знаком с Элли, и все. Назови мне тех, кого я не знаю.

Дженни состроила гримасу и прошептала:

— Только и слышно: знаю — не знаю, знал — не знал.

Дан уткнул ее голову в подушки. В трубке продолжали:

— Отчего ты не сообщишь мне подробности, коли все уже закончено? Конечно, если у вас не произошло ничего другого.

— Ну понимаешь… — неопределенно протянул Кифка.

— Ладно, — рассердились в трубке. — Я должен подумать.

Пока на другом конце линии молчали, Кифка заигрывал с Дженни.

Наконец fpy6Ka ожила:

— Как насчет Фрэда? Фрэда Бурроу? Ты с ним знаком?

— Да.

— А женщины нужны? Девушки, с которыми она общалась?

— Не помешают.

— Рита Лумас. Слыхал?

— Нет. Давай адрес.

— Гм… Каде–авеню, номера дома не помню. Посмотри в справочнике.

— Хорошо. — Кифка подтолкнул Дженни к комоду, где лежал блокнот и повторил: — Рита Лумас.

Дженни неохотно записала сказанное. До конца разговора она простояла возле комода, нацарапав на бумаге еще два имени — одно с адресом, а другое с номером телефона. Когда Кифка положил трубку, Дженни спросила:

— Сколько это будет еще продолжаться, Дан? Неужели ты не можешь хоть ненадолго оставить свой дурацкий телефон?

Он покачал головой.

— Увы, нет.

Кифка понимал, что время упускать нельзя. Вчера вечером в Паркера стреляли возле квартиры Элли, и с тех пор никаких следов убийцы они не обнаружили. Вчера же они собрались в «Вимораме», и Кифка начал звонить по телефону, пока остальные проверяли людей, адреса которых Кифка записал по памяти. К девятерым из списка, полученного от полицейского, они еще не приступили и надеялись, что это не понадобится. Они улеглись вчера около полуночи, .а сегодня рано утром снова принялись за работу. Но до сих пор, почти к середине дня, ничего не выяснилось. Сбитый с толку Кифка нервничал вместе с Дженни.

— Ничего не случится, если ты забудешь о телефоне на пять минут, — упорствовала девушка.

— А ведь Паркер был прав, малышка. Я не избавлюсь от вирусного гриппа, пока ты рядом.

— Наоборот, животное тепло приносит тебе пользу, — возразила она.

— Определенно.

Следовало произнести это ядовито, но получилось радостно. Дженни была редчайшим событием в жизни Кифки, и он старался привыкнуть к такой перемене. Кифка — высокий блондин, тяжеловес — имел два достоинства: отличную мускулатуру и талант водить машину. Порой он нанимался в таксисты, чтобы заработать на жизнь, в остальное время соглашался на любое занятие: избить кого–то за вознаграждение, сделаться шофером при ограблении стадиона.

В свои тридцать четыре года он прекрасно понимал, что собой представляет, и потому никак не мог ожидать, что в его жизни появится девушка, подобная Дженни.

Повстречались они следующим образом. Он тогда служил таксистом. Однажды его остановили косматый обиженный парень и какая–то девушка. Попросив отвезти их в пригород, они всю дорогу ссорились и бранились, а когда машина остановилась у светофора, девушка открыла дверцу, вытолкнула парня на мостовую и обругала. Парень что–то пробормотал и исчез в ночи. Едва загорелся зеленый свет, Кифка спросил:

— Мне его подождать, леди?

Слово «леди» не подходило к ней. Она была совсем юной, свежей, как весенняя зелень. В своем розовом платье с уймой воланов и оборочек, она выглядела поразительно эффектно.

— Я бы не стала его ждать, даже будь мы с ним сиамскими близнецами. Поезжайте дальше!

Он тронулся с места, но через несколько кварталов она попросила:

— Остановитесь возле какого–нибудь приличного заведения, я хочу выпить.

Желание пассажира — закон. Кифка затормозил перед солидным с виду кафе, и она заявила:

— Я никогда не хожу без провожатого. Пойдемте со мной.

— Вы же видите, как я одет, — засопротивлялся он, думая о помятых брюках, кожаной куртке и дешевой фуражке.

— Ну и что? — пожала она плечами, и вопрос был исчерпан.

В кафе, за бокалом вина, она разговорилась и сообщила ему все о своей жизни и парне, которого только что прогнала. Ни в ней, ни в нем не оказалось ничего особенного. Оба были студентами, родились в родственных семьях, а теперь жили самостоятельно в городе, гораздо большем, чем их родной.

Через некоторое время она ужасно наскучила Кифке. Платила она, правда, из своего кармана, но поскольку пассажиров сейчас он не возил, то терпел убыток.

Наконец он решил, что быстрее всего отделается от нее, если проявит назойливость. Так он и сделал: через сорок пять минут она лежала с ним в своей собственной комнате на постели.

Это продолжалось уже восемь месяцев с перерывом на трехмесячные каникулы, когда она уезжала домой. В первый раз Кифка подумал, что каникулы положат всему конец, но наступил сентябрь, и Дженни вернулась.

Сначала он хранил в строгой тайне то, что касалось его жизни, но потом стал все больше доверять ей, и теперь она знала о нем решительно все. За исключением того, как вылечить вирусный грипп.

— Животное тепло, — повторила она, не имея понятия, что это такое.

Он немного отстранился и сказал:

— Последний звонок, ладно? В списке остался один человек, потом я закончу.

— Ты обещаешь?

— Железно.

Но едва он протянул руку к аппарату, как телефон зазвонил сам.

Он взял трубку.

— Можешь зачеркнуть еще двоих, — не представляясь, заявил Клингер. — Билла Повелла и Джо Фокса. Они отпадают.

Кифка повторил имена специально для Дженни, и та замазала их в списке, потом Кифка вздохнул:

— Все, Авель, мы закончили. Теперь нужно приниматься за список копа.

— Так я и думал, — произнес Клингер.

Кифка назвал ему две фамилий с адресами. Клингер угрюмо проговорил их вслух, и беседа завершилась.

— Ты же обещал, один звонок, — напомнила Дженни.

— Клингер не считается.

Он опять отлепил ее от себя и набрал номер.

Ему ответил сонный мужской голос, без предисловий поинтересовавшийся, сколько сейчас времени. Кифка сообщил, что уже полдень, и человек на другом конце линии промямлил:

— Ох, дружище, я ведь до самого утра не ложился. Тот сумасшедший, который недавно вернулся из Мексики, сидел у меня в гостях, мы всю ночь пьянствовали. Впрочем, ты его, наверное, не знаешь.

— Неважно, главное знал ли он Эллен Кеннеди?

— Что за вопрос! Ведь они сожительствовали, ясно? Кифка подал рукой Дженни знак, чтобы она внимательно слушала, и медленно произнес:

Как его имя и фамилия?

14

Авель Клингер был бизнесменом и деловым человеком, имея к тому настоящее призвание. Только обстоятельства вынудили его временно стать преступником, и эта временность тянулась уже двенадцать лет,.

А виновато во всем было телевидение. Телевидение оказалось грязным пятном, чем–то гнилостным, портившим глаза юных американцев, коварным чудовищем, поселившимся в каждом доме. Оно пропагандировало секс и садизм, курение и пьянство. Оно пожирало средства порядочных деловых людей, пытавшихся зарабатывать честные доллары в условиях, когда доходы непрерывно падали, а налоги росли. Благодаря вмешательству правительства, увеличившего дотации на лечение и отчисления в фонд социального страхования, честный труженик еще бы продержался на поверхности, если бы не проклятое телевидение.

Клингер имел собственный кинотеатр. По субботам там запускали сеансы, состоящие из двенадцати мультипликационных фильмов, одного научно–популярного и одного вестерна. В остальные дни демонстрировалось по два обычных фильма, трюковой и еще последние новости. Кинотеатр был удивительно милым, он стоял на пересечении двух улиц и уже почти сделался привычным атрибутом города, как обе местные библиотеки или районное почтовое отделение.

Но тут появилось телевидение.

Дела сразу ухудшились, а когда он поджег кинотеатр, чтобы получить страховку, и вовсе стали плохи. Он допустил массу ошибок и его арестовали. Узнав, что он взял ссуду под весь страховой полис, и теперь тот пропал, поскольку мужа осудили, жена развелась с ним после двадцати шести лет супружества. Сын укоризненно посмотрел на него и, проговорив с сожалением: «Ну ты даешь, папа!», переменил фамилию.

Однако в тюрьме Клингер встретил людей, которые помогли ему начать новую жизнь. И, отбыв положенный срок, он больше не боялся разориться. При организации вооруженных ограблений всегда найдется работа для человека, похожего на бизнесмена, бухгалтера или генерального директора. Правда, Клингер страшно нервничал, когда ему приходилось носить огнестрельное оружие, и до сих пор ни разу не стрелял, хотя в его новой профессии оружие было необходимо. Впрочем, она имела свои достоинства: ни служащих, ни налогов, ни сверхурочных, а вместо законной жены — симпатичная блондинка. Короче, жаловаться было грех.

Однако Клингер совершенно не умел разнюхивать и разведывать, как умели настоящие сыщики.

И что же получалось? Паркер, Кифка и прочие занимались работой, словно не произошло ничего необычного.

Пит Руди предложил вечером очень разумное решение, но остальные с ним не согласились. По правде говоря, Авель Клингер тоже не спешил сказать «прощай» своим деньгам. Как он сам заметил: шестнадцать тысяч долларов — это шестнадцать тысяч долларов.

Итак, он шагал по холодной улице, разыгрывая из себя детектива, подобно герою кинофильма. Он искал человека, кому собирался задать глупые вопросы, держа в руках тетрадку.

Перед ним появился ряд домов, длинный–длинный. Клингер добрел до третьего строения, поднялся на лифте на седьмой этаж, нашел нужную квартиру и позвонил. Теперь он чувствовал себя увереннее со своей выдумкой, ибо испробовал ее уже в восьми местах. Сейчас, наконец, он приступил к списку уголовной полиции. Но ведь Клингер совершенно не похож на Паркера, а потому с ним ничего не случится.

Дверь открыл молодой человек во фланелевой рубашке и брюках цвета хаки.

— Что вам угодно? — произнес он.

Клингер продемонстрировал ему тетрадь с шариковой ручкой и поинтересовался:

— Вы глава семьи?

Молодой человек рассеянно кивнул.

— Да.

— Если вы располагаете свободной минутой, я проведу у вас коротенький опрос. Я из института общественного мнения.

— Наверное, собираетесь что–нибудь продать? Словарь или нечто подобное?

— О нет, я ничего не продаю. У вас есть телевизор?

— Конечно.

— Правильно, теперь телевизоры у всех. Спросите любого, ходит ли он в кино, и тогда услышите, что он ответит: в наше время каждый имеет телевизор, даже старьевщик. — Клингера огорчало, что он поневоле сделался объектом злой шутки, играя роль исследователя общественного мнения о телепередачах. Но Паркер не ошибся: это был лучший метод поиска. — Могу я войти? — продолжал Клингер.

— Пожалуйста.

Клингер благодарно улыбнулся и перешагнул порог.

Теперь осталась сущая ерунда. Трюк заключался в том, что он поинтересуется у мужчины его отношением к телевидению и ненавязчиво выяснит, смотрел ли подозреваемый передали тем вечером, когда убили подругу Паркера. Если смотрел — все подозрения отпадают. В противном случае он задаст несколько хитрых вопросов и установит, чем же мужчина занимался. Когда же тот начнет уклоняться от прямых ответов, Клингер сообщит о нем Кифке, и кто–нибудь обработает парня другим методом.

В любом случае Клингер собирался проторчать здесь не больше пяти минут и чувствовал себя в безопасности.

Однако в комнате сидели двое суровых мужчин, которые при его появлении встали и, вынув руки из карманов, двинулись к Клингеру. Тот, что покрупнее, продемонстрировал Клингеру значок и вымолвил:

— Криминальная полиция.

Никогда еще револьвер в кармане не казался ему таким тяжелым и таким ненужным, как теперь. Без оружия ему, вероятно, удалось бы отвязаться от полицейских. В худшем случае он мог не отвечать на вопросы, пустив дело на самотек. Тогда бы его освободили под залог, например, поскольку ничего противозаконного он не совершил.

Но оружие у Клингера имелось и его должны были арестовать. Тюрьма. Он вспомнил все — серость, полумрак, скуку, — второй раз он такого не вынесет. Ни денег, ни мягкого кресла, ни блондинки…

Он развернулся и мимо хозяина бросился на лестничную площадку. За ним, крича и ругаясь, побежали.

На ходу он выхватил из кармана револьвер, чтобы избавиться от него, швырнув в шахту лифта, в мусоропровод или какое–нибудь окно. Если он попадется безоружным, у него появится шанс.

Но оперативники позади уже заметили револьвер в его руке и истолковали это превратно. Выхватив собственные пистолеты, они закричали, чтобы он бросил оружие и остановился. А когда он не выполнил их требования, открыли огонь. На узкой лестничной клетке выстрелы гремели, как обвал в горах.

Две пули просвистели совсем рядом с головой Клингера, но он даже не притормозил. Третья попала ему в затылок, после чего он пробежал еще несколько шагов. Затем бездыханное тело Авеля Клингера рухнуло на лестничную площадку.

15

Малыш Боб Негли любил сидеть за рулем, поэтому Эрни купил автомобиль с отдельно передвигаемыми сиденьями. Теперь Малыш так поставил свое сиденье, что его короткие ноги дотягивались до педалей, а Эрни отрегулировал сиденье по своему росту. Их совместная жизнь складывалась из кучи подобных компромиссов, и большей частью они улаживались мирно.

Им мешали только другие люди. Наедине они подгоняли свои проблемы, подобно сиденьям в машине, но прочее человечество доставляло им неприятности.

Например, женщины. Иногда Эрни, возжелав таковую, исчезал из дому и подыскивал себе подходящую, а малышу Бобу ничего не оставалось, как сидеть и ждать, когда Эрни вернется с триппером или без оного. Эрни вечно нарывался на самую неряшливую и безобразную бабу, а Малыш всякий раз требрвал, чтобы он прошел врачебный осмотр, прежде чем заявляться домой.

А мужчины? Некоторые мужики раздражали Боба, сводили его с ума, и на каком–нибудь он мог погореть. Например, на таком, как Паркер, которому ничего не стоило убить человека. Эрни постоянно следил за Малышом, сдерживал его, и тот надолго успокаивался, никого не задирая.

Итак, малыш Боб злился на женщин, к которым рвался Эрни, а тот на мужчин, мечтавших избить Боба. Но эти обстоятельства были единственными проблемами в их совместной жизни и не считались большой бедой.

Малыш Боб сидел в машине и ожидал Эрни, который отправился брать интервью. Чересчур неуравновешенного Малыша нельзя было посылать для разговоров с посторонними людьми. Благодаря своему маленькому росту, Негли воображал, будто никто не может от него требовать честной борьбы: под левой рукой он носил нож, а под правой пистолет «беретта».

Поэтому Малыш водил машину, а Эрни задавал вопросы. Опять получался компромисс, приемлемый для обоих. Боб охотно управлял автомобилем, а Эрни любил поболтать.

Было около двух часов дня. Вчера вечером Эрни опросил четырех человек, сегодня с утра еще пятерых — и все без толку. В двух случаях трюк с телевидением не прошел вообще, и Эрни передал эти имена Паркеру и Шелли для перепроверки, но, похоже, нужный парень не имел к ним отношения. Теперь, исчерпав собственный список, они принялись за лид, названных фараоном. Эрни отправился беседовать с первым из них.

Малышу Бобу происходящее совсем не нравилось. Там могли сидеть полицейские, ожидавшие Паркера. Правда, Малыш никого не заметил, но почему бы копам не ошиваться поблизости? А что, если случится наоборот, и Эрни примутся допрашивать они?

Поджидая Эрни, Негли распылял свою злобу на Паркера. В «Вимораме» тот набросился на него, но главное свинство заключалось в другом: в том, что Паркер проворонил деньги. Естественно, из–за женщины. Эта баба, о которой Паркер ничего не знал, наверняка еще прежде нажила себе врагов. И почему они доверили деньги именно Паркеру, Малыш не понимал.

С такими враждебными мыслями малыш Боб смотрел в ветровое стекло и вдруг увидел, как Эрни выходит из ближайшего многоквартирного дома в окружении копов.

Два круглорожих приземистых типа в дешевых дождевиках вели Эрни между собой. Кажется, на его руки за спиной надели наручники. Значит, фараоны устроили засаду непосредственно в квартире.

Чтобы он подох, этот Паркер.

Малыш Боб тронулся с места, машина медленно поползла вдоль тротуара. Боб знал, что Эрни видит его и ждет только удобного момента.

На мостовой стояло множество припаркованных автомобилей. Малыш Боб занял свободное местечко между ними, отпер пассажирскую дверцу и притих. А когда Эрни довели до него, он эту дверцу распахнул и протянул руки, чтобы втащить друга внутрь.

Эрни поступил правильно: сперва отпрыгнул назад, выбив обоих полицейских из равновесия, затем оттолкнул их в стороны и проскочил между ними к машинам. Ему пришлось бежать как конькобежцу, поскольку руки за спиной сковывали наручники, и он чуть не падал.

А когда Эрни уже втискивался в кабину, прогремел выстрел. Страшно побледнев, он рухнул животом вниз наполовину в машину, наполовину на улицу. Малыш наощупь отыскал лицо Эрни, какое–то вязкое и мягкое.

Эрни медленно сполз на асфальт, снова раздался выстрел, и на ветровом стекле машины появилась звездообразная дыра. Бобу ничего не оставалось, как дать газ и бросить мертвого или умирающего Эрни одного. Другого выхода не было.

Как следует попетляв по улицам, Боб убедился, что никто его не преследует. Он припарковал машину на свободное место и ушел, распрощавшись с ней навек.

Эрни умер или умрет очень скоро. Все копчено. Никогда на свете не будет таких друзей, как Боб Негли и Эрни Феккио.

А все из–за этого идиота, безмозглого недотепы Паркера.

— Погоди, Паркер, я до тебя доберусь, — злобно пробормотал Боб, бросая в урну ключи от машины.

16

Для человека, не любящего болтать, выяснение мнений представляло нелегкую работу. Пит Руди говорил очень неохотно.

Как и Авеля Клингера, только нужда заставила Руди выбрать теперешнюю профессию. По–настоящему он был искусным столяром–краснодеревщиком. Не только то, что ему с. трудом удавалось разыскивать хороший материал, вынудило его бросить свое ремесло, но и отсутствие клиентов.

На окраине любого большого города существуют места, где расположены магазины уцененных товаров. Там вы обязательно найдете мебель, похожую на ту, что изготовлял Пит Руди в своей мастерской с цементным полом. Конечно, она из пластика или дешевого дерева, не так красива и срок службы имеет в десять раз меньший, чем мебель Руди, но стоит гораздо дешевле. Руди неоднократно почти голодал из–за конкуренции.

Как–то он смастерил для одного клиента сундук с потайными отделениями. Заказчик пытался всучить ему лишние деньги за сохранение тайны сундука, но Руди отказался. Он считал бессмысленным получать деньги за молчание. Однако через два месяца клиент обратился к нему снова с неким противозаконным предложением, и Руди, заглянув в свою пустую кассу и перелистав многочисленные неоплаченные счета, примкнул к банде, которая ограбила машину, перевозившую зарплату для «Роял электроник». Он соорудил в кузове одного грузовика дополнительное перекрытие — убежище для пятерых человек.

Разбойничьи набеги стали повторяться все чаще, а его столярное мастерство едва позволяло сводить концы с концами, к тому же он получал все меньше и меньше заказов. Теперь столярные работы сделались маскировкой, а вооруженные ограбления основным занятием Пита Руди.

В новой профессии его радовало то, что ему практически не приходилось разговаривать. Планы составляли люди, подобные Паркеру. Они объясняли, что следует делать. Руди выполнял свою часть работы, совершенно не интересуясь общим итогом, а потом забирал свою долю и отправлялся домой.

Порой бывали неудачи, и тогда он уходил без денег, но уходил в любом случае. В полицию он никогда не попадал и не видел причин, по которым могло получиться иначе.

Именно поэтому он и возражал против того, чтобы участники грабежа оставались в городе. Здесь было полно копов. Его доля равнялась шестнадцати тысячам долларов, но он бы заработал их и в другой раз. Однако соучастники с ним не согласились и тогда ему пришлось примкнуть к большинству. Теперь он мотался с тетрадью, задавал глупые вопросы и коротко докладывал Кифке о результатах.

Очередной объект проживал в меблированных комнатах без лифта. Руди поднялся по лестнице, отыскал нужную дверь и постучал. Ему тотчас открыл высокий широкоплечий загорелый мужчина. Он выглядел как боковой нападающий регбистов. Увидев Пита, он испуганно воскликнул:

— Что?! Что вам надо?

Руди понял, что о трюке с телевидением здесь не может быть и речи. У человека, живущего в меблированной комнате, телевизора наверняка нет. Поэтому он сказал:

— Радио.

Мужчина нахмурился и переспросил:

— Радио?

— Радио, — повторил Руди. — Я выясняю общественное мнение, мы устанавливаем, когда люди слушают радио.

— Господи, да ничего я не слушаю: я только начал одеваться.

— Нам необходимо знать, — упрямо заявил Руди, — какие программы вы ловили во вторник вечером.

— Вечером? Почему именно во вторник?

Руди вошел внутрь, и мужчина закрыл за ним дверь. Они стояли в. маленькой квадратной комнатушке с жалкой мебелью.

Внезапно мужчина развернулся и кулаком ударил Руди в висок. Руди пошатнулся и упал. Мужчина схватил его за грудки.

— Кто ты такой? — закричал он. — Кто тебя послал?

Очень скоро Руди рассказал все.

17

Рэй Шелли был спокойным человеком. Единственный раз в жизни он, разгневавшись, ударил одного типа — майора армии США: рядовой Шелли лежал в постели майора с его женой, а тот неожиданно вернулся домой. Бросив беглый взгляд на крепкого солдата, майор набросился не на него, а на супругу. Он успел дважды стукнуть ее, прежде чем Шелли вскочил на ноги. Таким образом Шелли заработал шесть месяцев ареста, а впоследствии за плохое поведение был уволен, из армии. Майора перевели на другое место, где над ним не так откровенно смеялись, его жена родила ребенка и погрузилась в новые заботы.

Сейчас, сидя на софе в квартире некоего Фрэда Бурроу, Шелли вспоминал об этом и раздумывал, как относится майор к ребенку. Парню, похоже, минуло восемь лет.

Паркер говорил за обоих, поэтому Шелли мог не беспокоиться. Они с Паркером делали уже пятый визит, и все безрезультатно. Сейчас он тоже не ждал ничего нового. Фрэд Бурроу выглядел не более грозным, чем божья коровка — нежный, толстый и пугливый. Он часто моргал. Шелли с Паркером изображали полицейских. Паркер постоянно таскал с собой кучу разных документов: удостоверений, водительских прав, фотокопий свидетельств об увольнении, принадлежащих неизвестно каким людям. И когда требовалось прикинуться блюстителем закона, он просто доставал очередную корочку, на которой жирным шрифтом значилось: «Полиция». Конечно, документы из другого города, но кто станет внимательно разглядывать полицейские удостоверения?

Итак, они посещали пятого человека. Всякий раз, когда Феккио или Клингер ничего не достигали телевизионным трюком, они звонили Дану Кифке в «Ви–мораму», и Паркер с Шелли превращались в копов. Их задачей становилось расследование убийства Эллен Кеннеди, и они выясняли, где тот или иной мужчина провел вечер вторника. Получив сведения, они все проверяли и вычеркивали подозреваемого из списка.

Шелли и без вопросов Фрэду Бурроу знал, что тот ни при чем. Но Паркер доводил игру до конца, словно настоящий полицейский. Паркер все делал основательно, и Шелли понимал, что это правильно. Слишком добродушный, сам бы он так не поступил.

Наконец Паркер подал знак, что допрос завершен. Шелли встал, поправив одежду, и повертел в руках шляпу движением, свойственным криминалистам. Паркер обратился к Фрэду Бурроу:

— Мы еще увидимся. Не уезжайте пока из города.

Шелли почесал нос, чтобы скрыть усмешку, и они вышли из квартиры, покинув болезненно улыбавшегося хозяина. Уже на улице Паркер заявил:

— О нем не может быть и речи.

— Я это понял с самого начала.

Паркер прищелкнул языком и огляделся.

— Двигаем обратно в «Вимораму», — сказал он.

— Хорошо.

Они направились к «понтиаку» Шелли семилетней давности. Лет пять назад его снабдили мотором «Меркурий» и фордовской коробкой передач. Машина выглядела дьявольски скверно, но ездила дьявольски быстро,

— Ситуация мне не нравится, — заметил Паркер по дороге. — Ведь следующим будет человек из списка фараона.

— Ничего, с ним мы тоже справимся.

— Не имею ни малейшего желания за него браться. Что, если полиция устроила там засаду на меня?

— А вот я, — сказал Шелли, — если такое случится, сопротивляться не стану, заявлю им, что просто пошутил. Возможно, они пришьют мне какое–нибудь нарушение, но это ерунда. Главное, подождать, пока они успокоятся.

Паркер покачал головой.

— Что ни говори, а ситуация мне не нравится, — повторил он.

Добравшись до «Виморамы», они проехали по гравийной дорожке внутри санатория, откуда их нельзя было увидеть с шоссе. Заперев машину, они направились к коттеджу № 1, где жил Кифка. Паркер шел слева от Шелли.

Взглянув направо, Шелли неожиданно увидел малыша Боба Негли, притаившегося за ближайшим домиком. Боб держал в руке пистолет, такой же маленький, как он сам.

— Эй, Шелли, отвали отсюда! — крикнул Боб.

Шелли сперва улыбнулся смешной картине, но потом лицо его посерьезнело.

— Что происходит, Боб, черт возьми?..

— Уйди с дороги!

И тогда Шелли заметил за спиной у Боба незнакомого, здорового как бык, молодого парня, он пробирался между домиками. В руке у него тоже был пистолет, гигантский пистолет сорок пятого калибра.

Шелли закричал и выхватил из кармана револьвер. Но Боб превратно истолковал его намерения и всадил Шелли три пули в грудь и голову.

18

После того, как некий Пит Руди сообщил ему все необходимое, он двинул его в челюсть и начал готовиться к отъезду.

Заставляя Руди говорить, он получал удовольствие.

В последний раз он чувствовал себя так прекрасно, играя в регби еще в колледже. Тогда он был на высоте: вывел из строя одного противника, образовав брешь, а потом, осознав себя победителем, награждал других тумаками.

С Руди дело обстояло не так просто. Он не сразу сломил его сопротивление и к концу даже покрылся потом. Потом, как всегда после длительного напряжения, ему пришлось влезть под душ. В этом неудобном доме душ находился на другом конце коридора. Сам он тоже не отличался удобством: кран располагался наверху, а полиэтиленовая занавеска постоянно загибалась внутрь, заворачиваясь вокруг живота.

Когда он вернулся в свою комнату, Руди по–прежнему лежал без сознания, бессильно обвиснув в кресле, к которому был привязан шнурками от ботинок и полосками собственной рубашки хозяина.

Он начал быстро, но без спешки, упаковывать вещи. Торопиться не было причин. Он четко знал, что надлежит сделать до отъезда в Мексику. Теперь, после проделанной работы и душа, с конкретным планом, он был спокоен. Ему опять вспомнились бранные слова Эллен, например, о его мужских достоинствах, но он чувствовал себя слишком хорошо, чтобы злиться на подобную бессмыслицу, и отбросил прочь старый ненужный балласт.

У него получилось четыре чемодана: два с его вещами и два с деньгами. На всякий случай он вынул из одного побольше банкнотов и рассовал их по карманам. Теперь ему хватит средств, даже если он потеряет остальной багаж.

Потом он немного подумал, как поступить с Руди, и решил просто–напросто оставить его на месте. Никакой необходимости убивать не было, Руди не представлял собой угрозы. Да и никто из них не представлял, кроме главаря, который жил у Элли. Этот будет преследовать его и на краю света. Но если главаря прикончить, остальные разбегутся, как побитые собаки.

Ему пришлось сделать два рейса, чтобы перетащить вещи в машину. Напоследок он запер за собой дверь. Прощай, убогая комнатушка! Он сюда больше не вернется.

Он привел «форд» к Двадцатой Северной улице, названной Руди, и посмотрел из окошка на «Вимораму». Только теперь в его душу закралось сомнение. В санатории все точно вымерло. Но, проезжая мимо, он заметил спрятавшийся за домиками автомобиль. Значит, Руди не солгал.

Он вообще никогда не врал.

Выбрав удобное для стоянки место, он припарковал «форд» ярдах в сорока от «Виморамы». Потом вылез из кабины и зашагал к санаторию, придерживая рукоятку пистолета в кармане. Там оставалось всего пять патронов: недавно он проверял обойму. У Руди он отобрал восьмизарядный револьвер, и теперь у него были два ствола, ощущение собственной силы и решительность. Он быстро приближался к «Вимораме».

В это время за вывеску санатория завернул старый «понтиак». Он заторопился.

Слева располагались бензоколонка и древесные насаждения, а потом ограда «Виморамы». Он скрылся за деревьями.

Высокие старые сосны стояли далеко друг от друга. Коричнево–красный ковер опавших иголок покрывал землю. Под деревьями было темно, звуки здесь приглушались. Он вынул пистолет и двинулся на разведку. Его объял страх, который было невозможно подавить.

Коттеджи находились справа. Повернув туда, он вышел из–за деревьев. Теперь перед ним стояли домики и несколько мужчин; самый маленький человечек — спиной к нему ярдах в десяти. Чуть дальше топтались два высоких человека, и один был тем, которого он искал, — главарем.

Мужчины что–то закричали, и он неожиданно понял, что перестал контролировать ситуацию. Внезапно маленький выхватил пистолет и начал стрелять в высоких. Главарь успел наклониться, а другой упал. Может, маленький на его стороне? Он крикнул малышу:

— Целься в другого! В главаря!

Малыш открыл рот, повернулся и… выстрелил в него самого.

Он вскрикнул и бросился бежать. Завернув за домик, он шлепнулся на землю и какое–то время лежал, дрожа от страха и злобы.

Он ненавидел весь мир, но больше всего самого себя. Кто–то пальнул в него, а он, удрав в слепой панике, потерял преимущество и господствующее положение. А все из–за дурацкого страха, вечно нападавшего на него.

Перестрелка продолжалась, но он, ничего не видя, прополз вокруг домика, надеясь попасть в тыл противнику. Прогремел еще один выстрел, куда более слабый, чем в кино: перестрелка, казалось, велась уже между домиками.

Он вылез из своего укрытия и наткнулся на стоящего в открытой двери коттеджа гигантского, как северный бог, голого блондина с револьвером в руке.

Здесь у всех было огнестрельное оружие.

На сей раз он первым трижды нажал на курок своего пистолета, и голый человек исчез. Сложившись пополам, как перочинный ножик, он упал на пол.

Выстрелы! Выстрелы!

Кругом все стреляли, целясь в него.

Он припустился бежать.

Снова через лесок, потом мимо бензоколонки, оставив позади служащего с отвисшей челюстью. Он мчался к своему «форду». Достигнув левой передней дверцы, он отпер ее, но тут что–то по ней стукнуло, и ударная волна пронзила его руку. Мгновением позже позади прогремел выстрел.

Он даже не обернулся посмотреть на стрелка. Справа лежал лес. Так и не закрыв дверцы, он запрыгал наугад по хрустящим веткам.

19

Детектив Догерти чувствовал напряженность атмосферы. Ему казалось, что вот–вот произойдет взрыв.

Первоначальный список знакомых Кеннеди тем временем увеличился. Почти все опрошенные заявили, что у них побывал представитель общественного мнения, однако описания его внешности так сильно отличались, что их нельзя было посчитать результатом плохой наблюдательности. Пришлось сделать вывод, что опрос проводило несколько человек.

Таким образом, мужчина по имени Джо имел товарищей. Причастны ли они к ограблению стадиона? Если да, то Джо разыскивает не только свою долю: преступник утащил всю добычу.

Догерти не мог привести другого объяснения: убийца Эллен Кеннеди в прошлый вторник похитил все украденные со стадиона деньги. По мнению Догерти, в грабеже участвовали от пяти до восьми человек, и они еще находились в городе, разыскивая своего врага. Все запуталось, как в китайской игре с секретом. Полиция ловит убийцу. Банда профессионалов грабителей — тоже, а копы, замыкая круг, охотятся на воров.

Но скоро они должны столкнуться. Слишком много людей крутятся в ограниченном пространстве, рано или поздно они встретятся.

Всe произошло днем, в начале первого, одно за другим. Полиция задержала двоих мужчин, опрашивающих людей из списка Догерти. Последний сам предложил поместить копов в квартирах, а не снаружи.

Итак, в течение десяти минут арестовали двух человек. Однако обоих задержанных застрелили при попытке к бегству. Первого убили, дабы он не успел применить свое оружие, второго–когда он почти влез в машину, где сидел его сообщник. Полицейский целился в моги, но человек наклонился, и пули попали в спину. Его доставили в больницу в бессознательном и уже безнадежном состоянии. Сообщник и автомобиль — белый «шевроле» — находились в розыске.

Нашлась наконец санитарная машина, которой гангстеры пользовались при ограблении. А в пригороде обнаружился грузовик со спрятанным в кузове «рено». Грузовик простоял па одном месте почти неделю и потому привлек внимание полиции. Очень возможно, что обе последних машины тоже участвовали в грабеже, думал Догерти. Правда, отпечатки пальцев везде отсутствовали.

Был сделай новый портрет участника ограбления. По распоряжению Догерти его составил полицейский художник, руководствовавшийся описанием, которое дал кассир из бухгалтерии стадиона.

В четыре часа дня детективу Догерти позвонил Эп–гел, сотрудник полиции, занимавшийся теперь делом об убийстве Эллен Кеннеди.

— У меня кое–что есть для нас обоих, Билл, — сказал Энгел. — Я получил сообщение о бывшем любовнике Кеннеди. Парень недавно вернулся из Мексики, но уже успел удрать, бросив в своей комнате избитого и связанного мужчину. Возможно, тот состоит в банде, ограбившей стадион.

— Вот как? Это Джо?

— Нет. Он совсем не похож. Парень пришел брать интервью, а дружок Эллен Кеннеди что–то заподозрил, исколошматил его и заставил выложить, где скрываются члены банды.

— Значит, убийца он?

— Выходит, так.

— И он враждует с грабителями?

— Да. Причем, процесс у них взаимный.

— Ну и дела! — воскликнул Догерти.

— Хорошо сказано. У задержанного пария найден документ на имя Пита Руди. Нам тоже пришлось здорово потрудиться, прежде чем он раскололся и сообщил, где прячутся остальные.

— Не может быть! Где же?

— Убежище называется «Виморама».

— Я ее знаю. Давай встретимся там.

— Договорились.

Догерти распорядился срочно укомплектовать две машины ударной группой и, поспешив на улицу, начал ждать, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

Внезапно он вспомнил, что забыл спросить, как зовут дружка Эллен Кеннеди — ее убийцу. Но это не имело значения. Кому нужно его имя?

Автомобили выехали из подземного гаража и остановились рядом с ним. Он устроился рядом с водителем, первого и скомандовал:

— На Двадцатую Северную улицу, к «Вимораме».

— С сиреной?

— Нет. Впрочем, пусть поработает в черте города, потом выключите.

За городом лежит граница его деятельности. Догерти точно не знал, простирается ли она до «Виморамы». Ну да черт с ней, все равно.

Машины с воем промчались через город, потом оставили лишь сигнальные маячки.

Однако на месте оказалось, что их предосторожности были излишними и спугнуть они уже никого не могли.

В санатории происходила перестрелка, но она закончилась. На подъездной дороге, ведущей к домикам, лежал убитый парень высокого роста с очень длинными руками. Он заработал две пули в грудь и одну в голову, стреляли с пятнадцати–двадцати ярдов. —

Чуть дальше, справа, разыгрывалась сцена, достойная музыки Дебюсси. На траве лежал мертвый широкоплечий гигант блондин, голый, как новорожденный. Голова его покоилась на коленях сидевшей рядом в одних трусиках–бикини миниатюрной блондинки. Она не плакала, а просто гладила лицо убитого своими длинными бледными пальцами. Догерти пытался задавать девушке вопросы, но безрезультатно. Она ни на кого не смотрела и не отвечала. Детектив обратился к полицейскому: Позаботьтесь о карете «скорой помощи». Объясните что тут случай психического расстройства. Шок.

Подъехал Энгел еще с двумя автомобилями, и «Вимо–рама» наполнилась людьми.

— Что здесь произошло? — спросил Энгел у Догерти,

Пока не ясно. Мы только что прибыли.

— Джо нашелся?

— Нет. Обнаружены лишь два трупа. И девушка.

— Прикрой–ка ее чем–нибудь или дай бюстгальтер,

Догерти покачал головой.

— У нее шок. Лучше оставить бедняжку в покое. Твой убийца — один из этих мертвецов?

— Пет, мой моложе, — ответил Энгел. — Такой же вы* сокий, но черноволосый.

— Как его зовут, между прочим?.

Но тут кто–то закричал:

— Мы нашли машину!

— «Форд»? — громко спросил Энгел,'

— Да. Он на шоссе.

— Серый «форд» с техасским номером, — вздохнул Энгел, — принадлежит моему парню.

— Значит, он еще здесь?

Оба приблизились к автомобилю, стоявшему на обочине с открытой дверцей. Догерти взглянул на высокую стену леса по другой стороне дороги и произнес:

Наверное, они где–то там, охотятся друг на друга. Похоже, мы не найдем ни одного.

— Посмотри–ка на заднее сиденье, — сказал Энгел. — Что–то больно много там чемоданов.

Догерти бросил на них взгляд и засмеялся.

20

Когда Негли открыл огонь, Паркер спрятался за углом коттеджа. Он не понимал, что происходит, но времени на раздумья не было.

Негли палил по всему, что двигалось. Позади Негли стоял мужчина, незнакомый Паркеру, в него Негли тоже выстрелил, и тот побежал за домик.

Кто он, убийца Элли? Тот проклятый идиот, которого они искали? Да, это он! Наконец–то!

И Паркер крикнул:

— Негли! Это тип, который нам нужен!

Но Негли выстрелил в Паркера не целясь. Пуля просвистела мимо.

— Сдавайся, Паркер! — пронзительно заорал Негли.

— Почему? Что с тобой, черт возьми?!

Эрни убили, собака!

Негли снова пальнул из пистолета, но Паркер уже скрылся. Он быстро и умело лавировал между домиками санатория.

Негли выстрелил опять и снова промахнулся.

Что происходит? Эрни убили? Если да, то каким образом? И при чем здесь он, Паркер?

Негли прекратил стрельбу и, похоже, задумался. Куда он пойдет? Паркер стоял и ждал.

Время тянулось невыносимо медленно. Каждая следующая секунда раздувалась, точно мыльный пузырь на соломинке, росла все больше и больше, потом лопалась и уступала место другой. В последние дни, особенно после убийства Элли и кражи денег, время часто играло с Паркером такие шутки. Порой оно мчалось, как ошалелое, порой едва ползло.

Вчера вечером и сегодня оно почти не двигалось. Паркер с Шелли ждали звонков от Феккио, Клингера и Руди. Всякий раз, проверив очередного подозреваемого, они докладывали им об отрицательных результатах.

И с каждым разом росло сомнение в том, удастся ли вообще его найти. В конце концов, не станет же он всю жизнь так глупо себя вести. Например, попытавшись пристрелить Паркера с крыши дома, в котором жила Элли, он вполне мог одуматься и уехать из города.

Но тогда в этом надо убедиться. Выясняя по телефону имена знакомых Элли, Кифка рано или поздно занесет убийцу в список. И если при проверке окажется, что тот куда–то уехал, а все остальные исключаются, значит, именно его они ищут. Поскольку он дилетант, достаточно будет располагать фамилией и описанием внешности. Дилетанты всегда действуют по одной схеме, повторяются, не посещают незнакомые места и страшатся новизны, а это облегчает их поиск.

Потом останется поговорить с людьми, которые его знают, и довольно быстро выяснить, где он скорее всего скрылся и чем скорее всего будет там заниматься.

Конечно, придется потратить некоторое время на розыск, но в конце концов его найдут и вернут деньги.

Проблема только в продолжительности поисков. Лентяйка и неряха, Элли была знакома с кучей мужиков, с ними не скоро разберешься.

Поэтому время тянулось так медленно. Особенно сейчас, когда Паркер, затаившись, ждал, пока малыш Боб Негли сделает ошибку, но чертов карлик был профессионалом и не имел обыкновения ошибаться.

Снова послышался выстрел, он прогремел между коттеджами, потом, один за другим, раздались еще два.

Стрелял не Негли, это был дилетант.

Плевать на Малыша, дилетант куда важнее, его нельзя упустить.

Паркер бесшумно зашагал по траве вдоль гравийной дорожки, повсюду высматривая Негли: между домиками, в кустах возле стен, в хвойном лесу, с трех сторон ограничивавшем «Вимораму». Боб словно испарился, но один раз перед ним промелькнул бегущий дилетант. Он мчался от санатория к лесу. Видимо, опять хотел скрыться.

Устремившись за ним, Паркер в два прыжка преодолел дорожку и полетел между коттеджами, намереваясь перерезать дилетанту путь. Позади что–то провизжал Негли, слов он не разобрал, да и не старался разобрать. Внезапно справа от него разбилось окошко, и в ту же секунду сзади ухнул выстрел. Паркер обернулся и на бегу нажал, не целясь, на курок. Он пытался лишь задержать Негли. Важен был не Малыш, а только проклятый дилетант.

Последний без оглядки улепетывал и уже пересек площадку перед бензоколонкой. Паркер упорно следовал за ним, твердо решив на сей раз не упустить мерзавца. Он знал, что Негли не выдержит такого темпа, и потому не интересовался тем, что творилось за его спиной.

Паркер бежал быстро, но дилетант еще быстрее, направляясь к серому «форду» на дороге. Вот он достиг машины и распахнул переднюю дверцу. Паркер притормозил на секунду и всадил в дверцу пулю. Ему хотелось попасть дилетанту в ногу, но он не успел точно прицелиться. Однако и промах тоже принес успех: дилетант бросил автомобиль и устремился в лес.

В следующее мгновение Паркер уже заглядывал в кабину: оба чемодана лежали на заднем сиденье. Итак, деньги он нашел, но ими сейчас заняться не мог. Впереди по–прежнему удирал дилетант, а позади маячил Боб Негли.

Последний семенил вдалеке на своих коротких ножках, как смешной безумец в немом кинофильме. Его шикарное пальто порвалось и запачкалось, в руке блестела крошечная «беретта»,.а лицо было темнее тучи.

Что делать? Если заняться Негли, то дилетант вернется, сядет в машину и смоется. А продолжая преследовать дилетанта, он предоставит возможность Негли захватить деньги.

Нет. Малыш не посягнет на добычу. Вон он мчится — карикатура на ангела мести, — Паркеру сразу стало ясно, что о деньгах не следует беспокоиться. Негли не нужны доллары, он мечтает лишь о скальпе Паркера. Почему — Паркер не знал, он все выяснит позже.

Итак, сначала дилетант.

Принятие решения заняло две секунды — взгляд на заднее сиденье «форда», взгляд на Негли — и понятно, кого первым убить из этих идиотов. Он слышал, как хрустели ветки под ногами достигнувшего леса дилетанта. Тот стремился убраться подальше и от машины, и от шоссе, его обуял такой страх, что о деньгах он и не помышлял.

Паркер поспешил за ним.

Сначала лес был таким же, как у «Виморамы»: светлый, сосновый, с толстым слоем опавших иголок под ногами. Тишина, скользящие тени от стволов. Но чем дальше они продвигались, тем труднее становилось бежать. Между соснами замелькали березы, клены и густые кустарники. Под деревьями кучами лежали увядшие листья, а переплетающиеся голые ветви были твердыми и колючими.

Вьющиеся и ползучие растения, раскидистые кусты, живые изгороди можжевельника -— все задерживало Паркера.

Но и дилетант тоже сбавил темп. Он прокладывал себе путь руками, и следом за ним было легче двигаться.

Паркер буквально наступал ему на пятки, переполненный мрачной решимостью. Теперь все было иначе, чем возле дома Кифки, когда внезапность нападения, выигранное с самого начала время и ночь позволили мерзавцу ускользнуть. И совсем по–другому, чем во второй раз, когда присутствие полиции вынудило Паркера даже прикрывать бегство дилетанта. Сейчас ситуация выглядела ясно и просто, во вкусе Паркера.

Дилетант бежал, оставляя за собой широкую проторенную дорогу. Паркер постепенно сокращал дистанцию. В голове блуждала только одна мысль: догнать и убить. Местность понижалась, кустарники сделались выше и гуще. На некоторых еще сохранились зеленые листья, кое–где блестели какие–то светло–красные ягоды, но в целом лес был темным, его оживляли лишь стволь!' берез. Между деревьями пробивался подлесок.

Паркер наткнулся на кусты, сквозь которые дилетант не смог пролезть, и увидел следы, огибающие их вокруг. Этот маневр тоже замедлил передвижение дилетанта и помог Паркеру приблизиться еще. Время от времени Паркеру удавалось заметить его наклоненную голову и согнутую спину, но видения бывали слишком короткими, и он даже не пытался стрелять. Рано или поздно Паркер его догонит. На открытой ровной местности дилетант бы еще удрал, но не здесь.

Паркер был настолько уверен в успехе, что даже начал прислушиваться, не гонится ли за ним Негли. Он не сомневался, что малыш Боб идет по пятам. Бобу ничего не стоило настигнуть их, поскольку дорогу проложили двое здоровых мужчин. Однако никаких звуков сзади не доносилось.

Паркер нахмурился и остановился. Впереди, как слон, продирался сквозь подлесок дилетант, позади царила тишина.

Внезапно она нарушилась прогремевшим выстрелом. Что–то глухо ударилось в дерево рядом с головой Паркера. Уже второй раз Негли промахнулся, делясь немного правее чем нужно, но рано или поздно он все поймет и скорректирует стрельбу.

В любом случае, он осторожно двигался сзади, боясь попасть в засаду.

Паркер снова повернулся и устремился за дилетантом, не давая возможности Негли опять нажать на курок. За истекшие несколько секунд он отстал от мерзавца, но это не имело значения. Так или иначе, конец был неизбежен.

Ужасно мешалось пальто: ветки цеплялись за него и затрудняли движение. Паркер снова остановился, сунул оружие в карман брюк и разделся. Бросив пальто в кусты, он побежал дальше.

Неожиданно лес закончился. Справа и слева проходила прямая и четкая его граница. По одну ее сторону возвышались деревья — темные, зеленые и красные, прямые стволы сосен и берез перемежались внизу кустарником. По другую сторону границы лежали светло–желтый сыпучий песок и спекшаяся бурая трещинноватая земля. Почва иссохла — осенние холода сделали свое дело, — теперь на ней ничего не росло, а местность напоминала лунный ландшафт.

Паркер сразу оценил обстановку. Перед ним, ярдах в шестидесяти, за пустырем стояло желтое кирпичное здание. Длинный ряд окон отражал неласковое вечернее солнце. Стены окружали стальные стропила, похожие на установку для запуска ракет.

Очевидно, здание еще не достроили, хотя рабочих нигде не было. Наверное, бастуют, подумал Паркер.

Предназначался дом для жилья или учреждения, не имело значения. В любом случае, по другую сторону должно проходить некое подобие улицы. Если дилетант доберется до дороги и жилого района, то, возможно, улизнет.

Этого нельзя допустить. Дилетант находился на полпути к зданию, он бежал, беспорядочно размахивая руками, словно только страх толкал его вперед, ибо силы давно кончились. Маленькие облачка пыли поднимались от его тяжелых ступней. Порой он спотыкался, но снова обретал равновесие и торопился дальше.

Паркер остановился, как следует прицелился и выстрелил. Справа от дилетанта взвился столбик пыли. Но парень не пригнулся и не уклонился, даже не притормозил.

Паркер немного скорректировал прицел, и, когда опять нажал на курок, бегущий приглушенно вскрикнул и упал лицом вниз. Взметнувшаяся пыль медленно осела на его теле. Наступила тишина.

И тогда выстрелил Негли. Пуля задела правое ухо Паркера.

21

Тишина.

Паркер, пригнувшись, пробрался в густые заросли клена и стал ждать Негли. Позади, в двух ярдах от него, располагалась опушка с коричневой, пустой и ровной землей, а дальше в последних лучах вечернего солнца блестел желтый дом.

Похолодало. Пальто он выбросил и старался не двигаться, поэтому чувствовал, как начинает зябнуть. Прошло минут пять с тех пор, как пуля Негли царапнула ухо Паркера. Укрываясь за деревьями, Паркер медленно отступал от того места, где Негли мог рассчитывать найти его.

Негли вот–вот что–нибудь предпримет. Профессионал, как и Паркер, сейчас он был возбужден, а возбужденный человек не в состоянии выжидать, владея собой. Короче, Негли не сможет ничего сделать незаметно, и Паркеру осталось лишь выбрать подходящее время для ответного хода.

Правда, он еще не решил, должен ли убить Негли. Если Эрни Феккио действительно погиб, значит, произошло нечто, о чем Паркер не слышал. В его собственных интересах было все выяснить, а кроме Негли в настоящий момент Паркера никто бы не просветил.

Насколько он понимал, дело провалилось. На стадионе все прошло гладко, и следующие три дня тоже были благополучными. А потом из–за какого–то слабоумного дилетанта блестящая операция покатилась к чертям.

Шелли застрелили. Если верить тому, что кричал Негли, Феккио тоже. Скоро умрет и сам Негли. Трое из семерных умерли, и довольно быстро.

Зашелестели листья.

Паркер напрягся. Шум донесся слева, из глубины леса. Прежде, стреляя в Паркера, Боб находился правее. Значит, за последние пять минут оба описали кривые и переместились по отношению к лесу, но не друг к другу.

Если Паркер передвинется к опушке, а затем примет влево, то еще успеет обойти Негли со спины. Получив такое преимущество, он сумеет обезоружить Малыша и допросить.

Во всяком случае стоило попытаться.

Он пошел налево, медленно, осторожно, бесшумно, как волк.

—- Паркер!

Он остановился. Голос прозвучал с прежнего места. Негли не переменил положения, Паркер молчал.

— Паркер, ты все испортил!

Он ждал.

— Слышишь меня? Ты, глупый пес, слышишь?

Он ждал.

Пронзительный голос Негли резал ухо, слова вылетали быстро, одно за другим. Он верещал:

— Хочешь узнать, что по твоей вине случилось, ты, безмозглый ублюдок?

Теперь Паркер успел передвинуться подальше: крики малыша Боба заглушали все звуки, и Паркер этим воспользовался. Он следовал своему плану: дойти до опушки и, прокравшись вдоль нее, очутиться за спиной взбесившегося компаньона. Он быстро шел вперед, пока Негли говорил, и останавливался, едва тот умолкал.

Негли визжал:

— Первое: ты потерял нашу добычу. Смотался из квартиры, бросив деньги так, что любой кретин сумел бы утащить их! Ты сам и есть этот вор, идиот!

Паркер замер. Он уже достиг кромки леса. Голос Негли слышался примерно в двух с половиной ярдах от него. Смешно! Негли надрывался, захлебываясь слюной и каждым словом приближая собственную смерть.

—: А потом ты потащился к фараону! — проорал Негли, и Паркер снова шагнул вперед. — Ты взял этот треклятый список у треклятого копа. Чем ты думал, черт возьми? Ты слышишь, Паркер? Как, по–твоему, должен был поступить фараон?

Негли умолк, Паркер остановился.

— Он отправил своих людей в квартиры, Паркер! Снаружи никого не было, копы дежурили внутри.

Паркер нахмурился. Выходит, что–то не заладилось. Но действия Догерти казались нелогичными. Детектив предполагал, что Паркер участвовал в ограблении стадиона. А следовательно, и то, что Паркер приведет его к остальным членам банды. Поэтому Догерти должен был разместить шпиков перед домами людей из списка и отдать приказ не задерживать Паркера, если он появится, а проследить за ним.

Оттого Паркер не ходил туда сам, а посылал для опроса своих товарищей.

Где же он ошибся? Либо Догерти исключительно хитер, либо потрясающе глуп.

Негли снова завизжал:

— Ты знаешь, что они схватили Эрни? Я видел, как фараоны вывели его из дома. Я пытался ему помочь, но они его застрелили! Ты слышишь меня, паршивый ублюдок?

Паркер слышал все. Теперь он стоял на опушке. Негли кричал куда–то в противоположную сторону. Значит, ему удалось обойти Малыша со спины. Едва Негли начнет орать, он снова проберется вглубь леса.

— Паркер! Эрни умер! Понимаешь, о чем я говорю, ты, безмозглый кусок дерьма?! Эрни умер!

Паркер был уже близко. Он остановился, опершись левым плечом о белый ствол березы. В кармане его брюк лежал еще один неиспользованный револьвер.

— А этот твой похититель! Тебе известно, что он убил Кщфку? Убил, ты знаешь это? Не только твою неряшливую бабу. Кифку он тоже сейчас прикончил, грязная ты тварь!

Кифку тоже? И кто тогда остался в живых? Шелли и Феккио мертвы, Негли скоро умрет, Кифка умер. Если фараоны засели в квартирах, значит, они схватили Клингера и Руди.

Больше никого нет.

Только Паркер. Паркер и мертвец, который кричит, поскольку еще не знает о своей смерти.

— И перед Кифкой ты виноват, Паркер, слышишь? А Эрни ты вообще убил своими руками. Да–да, ты убил Эрни и Кифку, а теперь я убью тебя.

Тишина. Негли стоял не дальше трех ярдов от Паркера. Согнувшись, Паркер осторожно крался через подлесок к своей цели, светлому пятну Негли: поверх шикарного костюма тот надел светло–коричневое пальто из верблюжьей шерсти. Он отлично выделялся на фоне темного леса. Но еще рано, Паркеру следует подобраться поближе.

На сей раз ему пришлось ждать дольше, а когда Негли снова заговорил, его интонации изменились: из голоса Малыша почти исчезли гнев и самоуверенность.

— Паркер? Паркер? Где ты спрятался, Паркер?

Еще на пол–ярда ближе.

— Ты что, удрал, дерьмо?

Опять шаг вперед.

— Почему ты не борешься как мужчина?

Там, где стоял Негли, задрожали листья. Открылась вся его фигура: он стоял и смотрел в противоположном направлении. Элегантная спина находилась теперь в полутора ярдах от Паркера.

— Почему ты не борешься как мужчина?!

Паркер выстрелил ему в затылок.

22

Возле машины толпились полицейские. Паркер стоял на опушке леса, прислонившись к дереву, и смотрел на серый «форд». Он видел Догерти, еще двоих оперативников и трех полицейских в форме.

Прикончив Негли, он вернулся на тропинку, проложенную при преследовании, отыскал свое пальто и надел его. А когда выбрался из густого подлеска и кустов в светлый холодный сосняк, то не пожалел времени, чтобы как следует отряхнуться и принять вид цивилизованного человека. Ненужные больше стволы он закопал под деревьями и уже собирался выйти из леса, когда заметил возле «форда» копов.

Паркер слишком долго провозился. Если бы он имел дело только с дилетантом, все прошло бы гладко, но дополнительное время, потраченное на то, чтобы прикончить Негли, стало решающим, и теперь все пропало. Еще пять минут назад он мог уехать на машине с добычей.

Но удача отвернулась от него. Он наблюдал, как Догерти и другие фараоны вытащили из кабины и поставили на землю чемодан. Детектив оглядел его, затем нагнулся и отпер замки. Другой криминалист открыл крышку. Чемодан был битком набит деньгами.

Оба фараона, уперев руки в боки, вытаращились на доллары. Потом Догерти бросил взгляд на лес, почти туда, где стоял Паркер, и что–то сказал своему коллеге, но Паркер не разобрал слов: он находился слишком далеко. Другой фараон посмотрел в ту же сторону и покачал головой. Догерти пожал плечами.

Подождав еще немного, Паркер проследил, как полицейские вынули из машины второй чемодан. Таким образом, вся их добыча уплыла.

Самый грандиозный куш упущен навеки.

Всех претендентов на седьмые части, кроме одного, убили или арестовали. А деньги попали в руки полиции.

Паркер повернулся и снова зашагал в чащу. Только бы удалось смыться. История получилась настолько скверная, что было бы странно надеяться на улучшение.

Он решил, что разумнее всего будет удирать по пути дилетанта: через лес и мимо строящегося дома — на другую его сторону — к улице или дороге. Ни в коем случае не возвращаться в город. Происшедшие события убеждали, что следует держаться от него подальше.

Деньги у него были. Немного, но достаточно, чтобы улизнуть. Он сбавил темп на том месте, где закопал оружие, потом направился дальше. Без этих игрушек будет спокойнее. Его главная цель — не бросаться в глаза. Перестрелка с полицией выглядела бы настоящим идиотством.

Он шагал той же дорогой, что и прежде, но на сей раз никто не маячил ни впереди, ни сзади.

Где–то за его спиной садилось солнце. Скоро совсем стемнеет, но пока света хватало, чтобы различать следы.

23

Дилетант исчез.

Паркер, озираясь, стоял на опушке. Сначала он не поверил, решив, что обознался местом, введенный в заблуждение длинными лесными тенями, которые в свете угасающего дня простирались над пустырем, точно ведьмовские руки.

Но он не ошибся. Там, где упал дилетант, подняв пыль, вновь осевшую на нем, никто уже не лежал. Никто и ничто. Значит, вторая пуля не прикончила его, а только ранила. Он валялся здесь, либо просто не двигаясь, либо действительно потеряв сознание, но потом очнулся и уполз или ушел. Куда? Обратно в сравнительна безопасный лес? А может, к этому нелепо торчавшему одинокому дому?

Наверное, так. Дилетанты чужды хитрости, они всегда действуют, прямо. Его дилетант не был исключением: он тоже пошел вперед.

Тогда возникал еще один вопрос. Какова тяжесть его ранения? Учитывая то, что он упал после выстрела, попадание было ^дачным. Дилетанту не просто оцарапало плечо или ногу. Но насколько сильно он пострадал? Может, дилетант уже валялся мертвый где–нибудь поблизости от недостроенного дома? А вдруг он сумел залезть в здание и отлеживается там? Или, получив легкое ранение, окончательно скрылся?

По–прежнему стоя на опушке, Паркер злился на себя за то, что не откопал свое- оружие. Но он даже не предвидел, что оно так скоро понадобится. Паркер вернулся в лес и отыскал труп Негли. Маленькая «беретта» валялась рядом. Паркер взял ее и вынул из рукоятки обойму. Это был шестизарядный пистолет калибра 6,35 миллиметров. Негли стрелял из него пять раз.

Паркер вставил обойму обратно, сунул пистолет в карман и выволок тело Негли из–под колючего куста. Обыскав его, он убедился, что запасная обойма отсутствовала.

Чертов придурок!

Паркер выпрямился и поплелся к кирпичному дому. Его возвели уже до двадцатого этажа и, судя по нагромождению кранов и других подъемных механизмов, собирались строить еще выше. Последние лучи солнца отражались от окон восьмого этажа. Дальше их пока не застеклили.

Вероятно, дилетант укрылся где–то там, никак не ниже.

Паркер мечтал прикончить это дерьмо так же, как Негли мечтал прикончить его самого. Особого смысла тут, конечно, не было, но живой дилетант оставался фактором риска.

Именно он, дилетант, украл столь редкую добычу, разрешая личную проблему, именно он без всяких причин убивал людей. Похитив деньги, по праву принадлежащие другим, он принялся шнырять повсюду как дикарь, вызывая ярость и раздражение.

Его смерть не принесла бы прямой пользы, и тем не менее Паркер решился на убийство: он просто не мог оставить негодяя в живых.

Плохо только, что скоро совсем стемнеет. Ночь станет союзником дилетанта, скроет его ошибки и начнет мешать Паркеру. Коли так, надо действовать немедленно.

Он стремительно и легко шагал по пустырю, не спуская глаз с дома и готовясь в любую секунду отскочить в любом направлении. Если дилетант выстрелит в него — это будет только выгодно. Один разок Паркер позволит ему пальнуть: благодаря этому станет точно известно, где он прячется. Паркер не сомневался, что глупец непременно промахнется.

Но выстрела не последовало. Он дошел до самого дома, не услышав никаких звуков, не увидев ни малейшего движения.

Паркер остановился перед фасадом. Справа и слева тянулись ряды окон, в них искаженно отражались лес и красный диск солнца, медленно опускавшегося за горизонт. В самом низу находилось несколько дверей из серого металла, очевидно, они вели в котельные и прочие помещения, традиционные для громадных строений.

Тишина.

Стекло из окна справа было выбито. Устройство здешних окон не позволяло их открывать: в здании планировался кондиционер. В алюминиевой раме не осталось ни одного осколка стекла разбитого окна. Чтобы не пораниться, их вполне мог вынуть человек, залезая внутрь.

Внезапные шорох, легкое царапанье заставили Паркера насторожиться.

Блестящий, как воздушный корабль, угловатый кусок оконного стекла, со свистом разрезая воздух, летел на Паркера. Его края светились, точно кристаллы льда,

Паркер отскочил в сторону. С громким сухим треском стекло разбилось о землю. Серебристые осколки звякнули о стену, вонзились Паркеру в правый бок, ногу, руку и щеку.

Он задрал голову вверх. Однообразная кирпичная кладка тянулась ввысь, окна нижних этажей кроваво светились. Красным отливала и желтая стена.

Дилетант засел гораздо выше последнего застекленного этажа. Паркер заметил, как там матово блеснуло нечто угловатое и, описав дугу, полетело вниз — еще одно стекло длиной ярда в полтора и толщиной не меньше полудюйма. Оно походило на прозрачный меч. Паркер, согнувшись, прыгнул в окно, разбитое дилетантом. Позади него взорвалась вторая стеклянная бомба.

Он очутился в подвале с бетонными стенами и железной дверью, ведущей в коридор, тоже бетонный.

Паркер осторожно двинулся вперед, держа «беретту» наизготовку. Он направлялся в левый конец коридора, к пустой пока шахте будущего лифта. Напротив шахты располагалась металлическая дверь на лестничную клетку. Шершавая штукатурка последней была выкрашена в унылый желтый цвет. Паркер взобрался на первый этаж.

Теперь он оказался в широком белом вестибюле, напоминающем плавательный бассейн, с низким закругленным потолком. Отовсюду торчали светильники. С левой стороны вверх поднималась стальная, ничем не огороженная лестница без перил: ее тоже еще не доделали. Паркер бесшумно направился к ней по полу, выглядевшему как мрамор.

Неожиданно рядом с лестницей упал и разорвался тяжелый мешок, низвергнув столбы белой пыли: цемент сбросили чуть раньше времени.

Паркер пробежал через клубящееся облако, укрывшее его, подобно дымовой завесе, и ступил на лестницу. Сперва она шла прямо к промежуточной площадке, затем поворачивала обратно и приводила на второй этаж. Дальше все повторялось. В середине зияла пустая шахта. Туда–то дилетант и швырял все, что попадало под руку. Вниз летели длинные кривые доски, мешки с цементом, похожие на человеческие тела, молотки и зубила. Паркер держался ближе к внешней стороне лестницы, постоянно поднимаясь наверх. До восьмого этажа окна были застеклены, значит, новые стекла, которые дилетант использовал в качестве метательных снарядов, разместили не выше девятого или десятого.

Именно там, в крайнем случае на одиннадцатом этаже, Паркер и рассчитывал найти дилетанта.

Когда он добрался до шестого этажа, бессмысленная бомбардировка прекратилась. Наверное, дилетанта просто обуяла паника. Теперь закончилась либо она, либо предметы для сбрасывания.

Почему он не использует оружие? Кончились боеприпасы или в расстройстве позабыл о его существовании?

В наступившей за грохотом и треском тишине казалось, что пустое здание вибрирует. Медленно продвигаясь вперед, Паркер совершенно не удивился, услышав на лестнице поспешные крадущиеся шаги. Дилетант полез вверх.

Паркер не торопился. После пятого этажа внутренних перекрытий уже не было, единственной дорогой в любую сторону стала лестница. Поскольку он находился под дилетантом и мог следить за шахтой, причины для спешки отсутствовали.

Если не считать наступавшей темноты. Багрово–красное солнце уже наполовину скрылось за линией горизонта, стекла и штукатурка блестели розовым отсветом.

Сверху раздавался шорох, словно мыши скреблись за обоями, но это дилетант, вздыхая, с искаженным от боли лицом полз на четвереньках по металлическим ступенькам, тщетно пытаясь не производить шума.

Паркер знал, где он находится, и шел уверенно, даже не стараясь приглушать шаги.

На площадке между десятым и одиннадцатым этажами он наткнулся на деньги, аккуратно разложенные маленькими кучками.

Паркер опешил. Ему принесли жертву. Так жители южных островов отдавали своих молодых дочерей богу огнедышащей горы. Симметричные кучки банкнотов лежали на лестнице, как дароприношение на алтаре.

Паркер пересчитал их: восемьсот восемьдесят долларов в сорока двадцатидолларовых бумажках и восьми десятках.

Значит, дилетант сохранил часть добычи.

Паркер посмотрел вверх. Выходит, мерзавец не все деньги оставил в чемоданах, а кое–что прихватил с собой. И не только восемьсот восемьдесят долларов. У него наверняка есть еще.

Паркер убрал подношение в карман и прибавил

ходу. Теперь дилетанту нельзя позволить спрыгнуть или упасть, он должен остаться в таком положении, чтобы Паркер мог обыскать его карманы. И еще необходимо как следует прицелиться. В «беретте» остался всего один патрон, к тому же у нее очень короткий ствол.

Перепуганный дилетант может броситься в шахту или просто свалиться туда по глупости.

Снова послышался шорох через шесть–семь пролетов лестницы. Паркер, находившийся на четырнадцатом этаже, остановился: царапанье, тяжелые удары, заглушенные стоны. Но вниз никто не спускался.

Шум не прекратился, когда Паркер снова двинулся в путь, он утих, едва Паркер повернул на восемнадцатый этаж. А еще через один пролет ему открылось творение дилетанта.

Тот соорудил целую баррикаду. Стальные прутья, мотки проволоки, деревянные балки, слесарные инструменты, даже тачка — все загромождало лестничную площадку, задерживая Паркера.

Но имела ли баррикада защитников? Может, дилетант засел за ней?

Нет. Паркер стоял пролетом ниже, подальше от прицельного огня, и прислушивался. До него по–прежнему доносилась только мышиная возня. Дилетант искал спасения наверху. Паркер нетерпеливо разобрал баррикаду. Инструменты, балки, проволока с грохотом попадали вниз, задевая ступеньки. Дилетант завопил от страха.

Выше двадцатого этажа отсутствовали и внешние стены, торчали только бетонные столбы. Полы и потолки имели первозданный вид — толстые плоские плиты, усиленные стальными полосами, затянутые в кабель и провода, концы которых напоминали жесткие волосы. От площадки поднимался очередной лестничный пролет, а с обеих сторон зияла пропасть с заходящим солнцем и пустырем далеко внизу. Никакой' балюстрады, никаких перил — ничего. Но лестница вела дальше вверх.

Дилетант находился всего на пол–этажа дальше, он карабкался по ступенькам, производя все больше шума. Он хватал ртом воздух и трясся от страха. Паркер следовал за ним, держась середины лестницы и смотрел только под ноги.

Двадцать третий этаж был последним. Пол покрывали доски, да и то лишь частично. Тут и там размещались деревянные формы для бетонных опор, похожие на камины эпохи ренессанса. Серо–зеленая парусина лежала на груде материала. С другой стороны возвышался каркас строительного лифта, будто примитивная модель Эйфелевой башни. Кабина подъемника — проволочная клетка — висела здесь же. Дилетант, согнувшись и хромая, побежал к ней, как раненый медведь. На спине его грязно–желтого дождевика проступали темные пятна крови. Наверное, он был ранен в левую сторону, повыше почек.

Тяжелораненый, делающий подобные усилия, все равно пропал. Он выглядел крепким и могучим. Паркер не понимая сначала, как ему удалось проткнуть Элли насквозь и пригвоздить к кровати. Но теперь стало ясно, что если бы дилетант был человеком обычного сложения, он давно бы отправился на тот свет. Конец приближался. Кабы не деньги, Паркер просто оставил его здесь умирать.

Но именно из–за денег он преследовал дилетанта. Паркер зашагал по гулким доскам.

Дилетант раздвинул дверцы подъемника и влез в кабину. Потом обернулся и, увидев Паркера, громко завопил. Судорожным движением закрыв дверцы, он вцепился в рычаг, приводящий механизм в рабочее состояние, но ток, конечно, был выключен. Перед уходом мастера всегда поднимали кабину наверх подъемника и вырубали питание, чтобы тут не произошло никакого несчастного случая.

Дилетант сам себя запер в клетке.

Паркер подошел ближе.

— Не стреляйте! Пожалуйста, не стреляйте! — закричал дилетант.

Двойные дверцы кабины были чуть короче ее самой. Неожиданно дилетант что–то бросил через щель. Предмет упал на доски и высоко подпрыгнул. Черный револьвер!

— Другой я потерял! — воскликнул дилетант.

Теперь Паркер стоял почти рядом, но несчастный дурак орал так громко, словно его противник находился за стеной.

— У меня больше нет оружия! — надрывался он. — Этот револьвер единственный.

Паркер подошел к подъемнику с «береттой» наизготовку, но в последнее мгновение передумал, шагнул и, подняв брошенный дилетантом револьвер, осмотрел его. Это был восьмимиллиметровый «смит–вессон». Паркер задумался. Последний раз он видел такой у Пита Руди.

А вдруг, это его ствол? Неужели дилетант у Руди узнал, что они скрываются в «Вимораме»?

Впрочем, какая разница? Он повернулся к человеку в клетке.

— Не стреляйте, пожалуйста! Она сама виновата, вы должны понять, что она заслужила такую смерть. Я не нарочно причинял вам зло, так уж вышло. Я просто хотел ей отомстить…

Паркер нажал на курок пистолета Руди, потом открыл кабину, перевернул убитого на спину и обыскал его.

В левом кармане брюк лежали 63 двадцатки и 4 сотенные, в правом — 39 двадцаток и 35 десяток. В левом заднем кармане — 42 двадцатки, 22 десятки и 10 полсотенных, в правом заднем — 47 двадцаток, 18 десяток и 8 полсотенных. В правом кармане рубашки не обнаружилось ничего, наверное, там находились 880 долларов, принесенные в жертву.

Кроме того, в левом кармане пиджака было 50 двадцаток, 11 десяток и 9 полсотенных. В правом — 53 двадцатки и 7 полсотенных. Во внутреннем кармане он нашел 95 двадцаток и 3 сотенные. Дилетант был битком набит деньгами, по самое горло.

Из левого кармана дождевика Паркер вытащил 93 двадцатки и 17 десяток. Из правого — 80 двадцаток и 15 полсотенных.

Итого получалось 7 сотенных, 49 полсотенных, 602 двадцатки и 111 десяток, включая деньги, брошенные на лестнице.

Шестнадцать тысяч триста долларов.

Встав на ноги, Паркер долго смотрел на стопки денег, разложенные по кабине подъемника. Шестнадцать тысяч триста долларов. Потом он рассмеялся,

Это была точно его седьмая часть.

Коротко об авторах

Рекс Стаут родился в 1886 году в городе Ноблесвилль, штат Индиана (США), В молодости он служил на яхте президента Рузвельта, потом отдал десять лет гостиничному бизнесу, переменив всевозможные профессии — от рядового сотрудника до управляющего отелем. Профессиональным писателем Рекс Стаут стал лишь к сорока годам. Хотя первые романы он написал еще в 1913–1914 годах, когда подражал творческой манере Ф. С. Фицджеральда и У. Фолкнера. Почти всю жизнь помимо основной литературной деятельности Стаут занимался и общественной. В 1958 году он был президентом Американского клуба писателей детективного жанра.

Творчество Стаута разнообразно: среди его произведений и традиционные реалистические романы, и научная фантастика, и детективы. Но наиболее известен у читателей его обширный, создававшийся с 1934 года, сериал, герои которого — частные сыщики из Нью—Йорка Ниро Вульф и Арчи Гудвин. Они действуют в сорока шести произведениях писателя, изданных тиражом свыше 10 миллионов экземпляров. Это классика американского интеллектуального психологического детектива.

Умер Р. Стаут в городе Денбюри, штат Коннектикут, 27 октября 1975 года.

Дэшил Хэммет родился 27 мая 1894 года в округе Сент—Мэри, штат Мэриленд (США). Учился в балтиморском политехникуме, потом сменил немало занятий, пока в 1915 году не стал детективом в Национальном агентстве Пинкертона. В 1918 году его призвали в армию, но вскоре освободили с диагнозом — открытый туберкулез. Получая крохотную пенсию по инвалидности, он решает стать газетным репортером, сочиняет рекламные тексты без предварительных заказов и тогда же (в 1922 году) начинает писать прозу. С 1923 года Хэммет регулярно публикуется в ведущем издании приключенческой и детективной прозы «Черная маска» под псевдонимом Питер Колин–сон. Именно на его страницах впервые появляется знаменитый герой писателя, так и не получивший имени собственного и прошедший весь свой путь под названием «оперативник». Хэммет был верен «оперативнику» целых семь лет, сочинив о его приключениях двадцать шесть рассказов, две повести и два романа: «Кровавая жатва» и «Проклятье Дейнов». Но настоящая известность пришла к Хэммету в 1930 году, после публикации романа «Мальтийский сокол». Критика назвала его «лучшим американским детективом всех времен». Хэммета сравнивали с Хемингуэем и Ларднером, хвалили за мастерство, точность и лаконизм. В 1934 году был опубликован последний роман Хэммета «Худой человек», получивший наиболее восторженный прием у современников. А писатель с этого времени с головой уходит в сценаристскую и общественно–политическую деятельность. Убежденный и активный антифашист, с 1940 года он находится под постоянным наблюдением ФБР, участвует во второй мировой войне, в 1946 году возглавляет Комитет по гражданским правам, преподает литературное мастерство в Школе социальных исследований им. Джефферсона, В 1952 году он начинает работу над большим автобиографическим произведением по военным воспоминаниям, но не заканчивает его, опять серьезно заболевая.

Умер Д. Хэммет 10 января 1961 года в Нью—Йорке.

Ричард Старк — один из псевдонимов известнейшего американского мастера детектива Дональда Уэстлейка, родившегося в Бруклине (Нью—Йорк) 12 июля 1933 года. После окончания колледжа Уэстлейк учился в университете штата Нью—Йорк, потом, в середине пятидесятых годов, служил в ВВС США. Следом он перепробовал несколько занятий, включая должность литературного секретаря у известного писателя С. Мередита, а к концу пятидесятых решил зарабатывать на жизнь собственным литературным трудом. Первый роман Уэстлейка «Наемники» опубликован в 1960 году. Автор быстро завоевал популярность в области развлекательной литературы, и уже в 1962 году среди создателей «крутых боевиков» в духе Д. Хэммета и Р. Чандлера появился новый автор — Ричард Старк. Только героями его произведений были преступники — убийцы и воры. Критика отмечает разнообразие интересов и «лиц» писателя, которым соответствуют разные псевдонимы. Например, научно–фантастические романы Уэстлейк подписывал: «Курт Кларк». А книгу для детей и комические детективы издавал под своим именем.

К 1988 году Уэстлейк написал более шестидесяти романов, издал два сборника рассказов и подготовил несколько сценариев. Его книги популярны не только в США, но и за границей, особенно в Англии; есть и русские переводы. Некоторые романы Д. Уэстлейка экранизированы.

* * *

ИЗДАТЕЛЬСТВО «СКС»

в 1994 году опубликует в серии «Bestseller,

новый сборник

«ЗЛОВЕЩЕЕ ПОРУЧЕНИЕ».

В него вошли романы

Э. Д. Биггерса «За кулисами»

и П. Чейни «Зловещее поручение».

Познакомьтесь, пожалуйста, с двумя отрывками из произведения Э. Д. Биггерса, включенного в эту книгу, о знаменитом гонолульском сыщике Чарли Чане,

Сэр Фредерик кивнул.

— Такова наша традиция. Когда мы ошибаемся, нас ругают. Газеты, например, обвиняют нас в том, что из–за признания лишь прямых улик и неоспоримых доказательств, мы никогда не откроем тайну известного убийства в Эви—Плейсе.

Все слушали с интересом. Билл Ренкин блаженно улыбался. Еще бы, такая информация!

— Боюсь, я ничего о нем не знаю, сэр Фредерик, — сказал он.

— Я бы тоже хотел ничего о нем не знать, — заметил сэр Фредерик. — Это было мое первое серьезное дело после назначения на должность в Департамент Уголовных расследований шестнадцать лет назад. С огорчением добавлю, что я так ни в чем и не разобрался.

Он доел салат, отодвинул тарелку и продолжил:

— Хилари Галт был старшим партнером фирмы «Пеннок и Галт, адвокаты». Их контора находилась в Эви—Плейсе, Фирма работала над своего рода уникальными

делами. Люди из самого высшего общества приходили к ним за советами. Мистера Хилари Галта и его тестя Пеннока, скончавшегося двадцать лет назад, посвящали во многие семейные тайны и романтические секреты. Больше, чем любых других юристов Лондона. Они знали подноготную каждого мошенника Европы и спасли сотни людей от шантажистов.

Принесли десерт. После ухода официанта сэр Фредерик возобновил свой рассказ:

— В туманную январскую ночь, шестнадцать лет на-, зад, сторож вошел в личный кабинет мистера Хилари Галта, который должен был пустовать тогда. Горел газовый свет, окна были заперты, ни малейшего следа беспорядка. Но на полу лежал Хилари Галт с пулей в голове. Только одной вещи удивлялся потом Скотленд—Ярд. Хилари Галт всегда очень тщательно одевался, как и в свой последний раз. Но его до блеска вычищенные ботинки стояли на куче бумаг на столе, а на ногах красовались бархатные домашние туфли, вышитые причудливым узором.

Ярд посчитал такую деталь достаточной и, принявшись за работу, выяснил, что туфли приобретены в Китайском посольстве на Портленд—Плейс. Китайский консул имел какие–то дела с мистером Галтом и рано утром, в день убийства, подарил их адвокату. Мистер Галт показал туфли своим сотрудникам, последним, кто видел его в живых. Вот и все, что мы узнали. С тех пор прошло шестнадцать лет, а эти туфли по–прежнему меня удивляют. Почему мистер Галт надел их, точно готовясь к какому–то приключению? Не понимаю. Я часто думаю о случившемся. Увольняясь из Скотленд—Ярда, я нашел туфли в музее Криминалистики и взял себе на память. Несчастный сувенир. Я с удовольствием покажу его вам, мисс Морроу.

— Захватывающая история, — отметила девушка.

— И неприятная, — мрачно добавил сэр Фредерик.

Билл Ренкин посмотрел на Чарли Чана.

— А ваше мнение, сержант?

Глаза Чана задумчиво сощурились.

— Смиренно прошу прощения, но сперва я задам один вопрос, — сказал он. — У вас нет привычки ставить себя на место убийцы, сэр Фредерик?

— Отличная мысль, — кивнул тот. — Конечно, ставлю, когда удается. Вы имеете в виду…

— Человек, совершивший убийство, очень умен: ему известна теория Скотленд—Ярда о явной улике. Он с радостью снабдил вас предметом, который ни к чему не ведет.

Сэр Фредерик коротко взглянул на Чана.

— Превосходно, — -заметил он. — Ваша точка зрения мне по душе. Она полностью оправдывает ваших соотечественников из Китайского посольства.

— Верно, — согласился Барри Кирк.

Сэр Фредерик задумчиво приступил к десерту. Все молчали. Только Билл Ренкин никак не мог успокоиться.

— Удивительно интригующее дело, сэр Фредерик, — заговорил он. — Вы, наверное, здорово поработали. Обычно убийства в Скотленд—Ярде раскрываются…

— Сотнями, — кивнул детектив. — Но ни одно расследование не вызвало у меня такого интереса, как преступление в Эви—Плейсе. Я никогда не видел столь очаровательного убийства. Подобных дел появлялось немало, все они разрешались успешно. Но тут осталась тайна, которая меня волнует.

— Что за тайна? — немедленно заинтересовался Билл Ренкин.

— Тайна исчезновения, — ответил сэр Фредерик, — Мужчина или женщина, спешащие в кино, проходят мимо нас, и больше мы их не видим. Хилари Галт умер в своем кабинете. Конечно, удивительный случай. Однако есть в нем что–то реальное, осязаемое. Например, остался на полу труп. Исчезни Хилари бесследно, и получилась бы совсем другая история. За истекшие годы мне довелось разбирать несколько восхитительных дел об исчезновениях, — продолжал детектив — Даже когда они не касались меня, я все равно ими занимался. Часто решение получалось очень простым или неточным, но оно никогда не оставалось неизвестным. А если и оставалось, я особенно не задумывался над ним. Однако частенько я просыпаюсь по ночам и задаю себе вопрос: что же случилось с Евой Даренд?

— С Евой Даренд? — переспросил Ренкин.

— Да, так ее звали. Фактически здесь я ничего не мог предпринять. Все произошло в месте, находящемся вне моей компетенции. Но случившееся очень меня заинтересовало, несмотря на то, что существовали и другие незабываемые дела. Незадолго до отъезда из Англии я собрал вырезки из газет, касающиеся Эви—Плейса. — Он достал из кармана несколько листов бумаги, отыскал нужный и протянул его мисс Морроу. — Будьте добры, мисс Морроу, зачитайте вслух.

Девушка взяла вырезку и начала:

«Однажды ночью, пятнадцать лет назад, веселая толпа англичан и пакистанцев собралась на холме возле уединенного пограничного города Пешавар понаблюдать за восходом луны. Пришли туда и капитан Эрик Даренд с женой Евой Даренд, урожденной мисс Маннеринг из Девоншира. Миссис Даренд была молода и хороша собой. Перед возвращением в Пешавар кто–то предложил поиграть в прятки. Игра осталась незаконченной. Никто не сумел найти Еву Даренд. В конце концов весь Пакистан принял участие в поисках. Люди обшарили джунгли, базары, города и парки. Работники секретной службы облазали все подземные ходы, куда не ступала нога белого человека.

Через пять лет ее муж, получив отставку, вернулся в Англию, а загадочная история Евы Даренд превратилась в легенду, которой няни пугают теперь непослушных детей».

Закончив чтение, девушка широко раскрытыми глазами посмотрела на сэра Фредерика. Некоторое время никто не произносил ни слова.

— Вот вам и детская игра в прятки, — наконец нарушил молчание Билл Ренкин.

— Ну, а сейчас станете ли вы удивляться, что и спустя пятнадцать лет после исчезновения Ева Даренд волнует меня не меньше, чем мистер Галт? Восхитительная молодая женщина, практически ребенок — ей не исполнилось и восемнадцати — и таинственная ночь в Пешаваре. Светловолосая, голубоглазая, беспомощная девочка пропала в темных опасных горах. Куда она пошла? Что случилось с ней? Погибла ли она? Что произошло с Евой Даренд?

— Неплохо бы выяснить это, — мягко произнес Барри Кирк.

— Весь Пакистан, как написано в заметке, принял участие в поисках. Потрясенный муж на свой страх и риск вдоль и поперек исколесил страну. Секретная служба тоже не осталась в стороне. Ничего. Исчезла, как иголка в стоге сена. И постепенно все забыли ее, кроме нескольких человек. Выйдя в отставку, я направился в кругосветное путешествие, естественно, включив в маршрут Пакистан. Хотя несчастье случилось очень давно, я решил заехать в Пешавар. А перед отъездом посетил Девоншир и побеседовал с Джорджем Маннерингом, дядюшкой Евы. Бедняга постарел за это время. Он сообщил все, что мог, но сведения получились ужасно скудными. Я пообещал ему потрудиться в Пакистане.

— И что же? — спросил Ренкин.

— Я старался. Но, дорогой мой, вы видели Пешавар? Едва добравшись туда, я понял безнадежность своей затеи. Пешавар называют Парижем отбросов. Смешение разных национальностей, непролазная грязь. Это не город, а караван–сарай. Люди не задерживаются там надолго. Состав английского гарнизона сильно изменился за пятнадцать лет. Я насилу отыскал несколько человек, бывших свидетелями исчезновения Евы Даренд. Да, Пешавар привел меня в содрогание. Там могло случиться, что угодно. Безнравственный город, скопище всех грехов, какие только существуют на свете: опиум, интриги, драки, таинственные смерти, отравления, месть. Кто возьмется объяснить характер мужчин в тех широтах? Я пытался расспрашивать о Еве Даренд. Страшно представить, что могло ожидать молодую, неопытную женщину в таком месте.

— И вы ничего не узнали? — спросил Барри Кирк.

— А разве вы ожидали другого? — Сэр Фредерик закурил сигару. — Прошло пятнадцать лет. Сменился гарнизон. Пакистанскую границу за это время закрыла тяжелая завеса.

— А что скажете вы, сержант? — снова обратился к Чану Билл Ренкин.

— Город, называемый Пешаваром, расположен неподалеку от Хайберского прохода, ведущего в Афганистан? — спросил Чан.

Сэр Фредерик кивнул.

— Да. Но каждый фут прохода днем и ночью охраняется английскими стрелками, и ни один европеец не проскользнет там без специального разрешения. Нет, Ева Даренд не сумела бы покинуть Пакистан через Хай–берский проход. Это невозможно. А если бы она и преодолела горы, то не смогла бы и дня прожить среди диких людей, обитающих возле границы.

Чан посмотрел на сэра Фредерика серьезными глазами.

— Меня не удивляет ваш интерес к этой истории, — сказал он, — Более того, я и сам желал бы заглянуть за кулисы занавеса, о котором вы говорили.

— Вот оно, проклятие нашей работы, сержант. Несмотря на многочисленные отчеты об ее успехах, всегда остаются занавесы, за которые мы хотим, но не можем заглянуть…

Барри Кирк расплатился по счету, и они встали из–за стола. Перед расставанием они разделились на две

группы. Ренкин, Кирк и девушка вышли на улицу втроем. Ренкин поспешно распрощался и убежал в редакцию.

— Непонятно, отчего англичане так обаятельны, ответьте, мистер Кирк, отчего? — воскликнула девушка.

— Неужели? — Кирк пожал плечами. — Лучше вы объясните мне это. Женщины вечно от них без ума.

— Просто они умеют создать какую–то особую атмосферу. Не то, что провинциалы, которые только и болтают о водопроводе. Теперь он совершает кругосветное путешествие. Лондон и Пешавар! Я могла бы часами слушать его рассказы. Однако простите, мне пора.

— Подождите, вы не могли бы оказать мне услугу?

— После того, что вы сделали для меня, — улыбнулась она, — просите о чем угодно.

— Отлично. Этот китаец Чан настоящий джентльмен и исключительно интересный человек. По–моему, он будет иметь успех, если я приглашу его вечером на обед. Но для компании потребуется еще и дама. Как вы? Надеюсь, старина Бакстон отпустит вас?

— Наверное…

Тем временем Парадайз сервировал стол для кофе в гостиной и под руководством полковника навешивал поверх гобеленов экран. Барри Кирк помог полковнику внести и установить тяжелый проектор.

— Хорошо, что нам не надо никуда идти, — смеялся он.

Наконец все было готово, и, компания разместилась для просмотра в удобных креслах.

— Требуется полная темнота, — заявил полковник Битхэм. — Не откажите в любезности, мистер Кирк…

— Хорошо. — Хозяин бунгало выключил свет и опустил на окнах шторы. — Так?

— Еще в коридоре, — добавил Битхэм.

Кирк погасил электричество и там. Присутствующие очутились в полном мраке и тишине.

— Какой кошмар, — произнесла Элин Эндербэй. Однако в ее голосе не чувствовалось и следа волнения.

Битхэм вставил в проектор первый ролик.

— В эту экспедицию мы отправились из Дарджилинга, — начал он. — Вам наверняка известно, что Дарджилинг–маленький городок на северной границе Индии. Там я нанял людей, запасся продовольствием и… — Полковник приступил к довольно интересной, но немного растянутой истории.

Голос его все жужжал и жужжал в темном зале, в воздухе висел табачный дым. Кто–то двигался возле окон, но полковник ни на что не обращал внимания. Он опять находился на Тибете, заново переживая свои приключения.

А Чарли Чана внезапно охватило странное чувство угнетения. Он приписал его спертому воздуху в комнате, поднялся и начал осторожно пробираться к саду на крыше. Там уже стояла неясная фигура Барри Кирка. Крышу окутывали тучи, слепившиеся из тумана.

— Здравствуйте, — тихо произнес Кирк. — Захотелось глотнуть кислорода? Надеюсь, мои гости выживут после такого вечера. Битхэм вовсю старается выколотить деньги из моей бабушки на очередной пикник. Интересный он человек, правда?

— И даже очень, — согласился Чан.

— Но тяжелый, — добавил Кирк. — Вы подумайте, смерть ходит за ним по пятам, а он, по–моему, не умрет, пока не откроет на карте всех белых пятен. Впрочем, он не в моем вкусе, чересчур сентиментален… по–американски.

— Что поделать, таково пристрастие полковника Битхэма, — заметил Чарли Чан. — Оно ясно читается в его глазах.

Он было вернулся в гостиную к своему месту, но, услышав слабый звук в коридоре, вышел туда.

С нижнего этажа поднимался какой–то мужчина. Прежде чем он закрыл за собой дверь, ведущую на лестницу, Чарли, при свете лампы на площадке, различил белокурую шевелюру Карри Эндербэя.

— Я ходил курить, — хриплым шепотом объяснил он. — Не хотел дымить в комнате. Там очень душно.

Он направился в просмотровый зал, и Чан последовал за ним. Звон перекладываемых тарелок в кладовой смешивался с шумом разматываемой пленки и голосом Битхэма, который уже вставлял новый ролик.

Показ фильма он либо сопровождал объяснениями, либо молчал. Минут через десять полковник Битхэм объявил, что остался только один ролик. А когда он приготовился к последней демонстрации, в крайнем французском окне появилась белая женская фигура. В неясном свете, падавшем из–за ее спины, она напоминала призрак.

— Стойте! — закричала женщина. — Остановитесь и зажгите электричество! Быстрее! Пожалуйста, быстрее!

На сей раз голос Элин Эндербэй звучал по–настоящему истерически.

Барри Кирк щелкнул выключателем, и свет залил комнату. Миссис Эндербэй, бледная и дрожащая, держалась за горло.

— В чем дело?! — воскликнул Кирк. — Что случилось?

— Человек! — еле выдохнула она. — Темнота сводит меня с ума… Я стояла в саду возле перил и увидела его. Он вылез из освещенного окна нижнего этажа и спустился по пожарной лестницы.

— Внизу мой кабинет, — спокойно заметил Кирк, — Давайте посмотрим, что там творится. Сэр Фредерик! — позвал он. — Сэр Фредерик… — Он оглядел комнату. — Где же сэр Фредерик?

Из кладовой вышел Парадайз.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он, — но сэр Фредерик отправился в кабинет десять минут назад.

— Отправился в кабинет? Зачем?

— Там сработала сигнализация, сэр. Едва я услышал звонок, сразу сообщил сэру Фредерику, и он пошел проверить систему. «Я сам все расследую, Парадайз, — говорит. — Не беспокойте остальных»,

Кирк повернулся к Чану.

— Вы составите мне компанию, сержант?

Чарли Чан молча спустился с ним по лестнице. Комнаты внизу были освещены. Ближняя, выходившая на площадку, оказалась пустой. Они добрались до следующей. Через открытое окно Чан увидел там железные перекладины пожарной лестницы. Сперва они решили, что здесь, в кабинете, тоже никого нет. Но, подойдя к столу, Барри Кирк испуганно вскрикнул и опустился на колени.

Чан мигом подлетел к нему. То, что он увидел, вызвало у него не удивление, а искреннее огорчение.

На полу лежал сэр Фредерик Брюсс с пулей в сердце. Рядом валялся маленький тонкий томик. Кирк медленно встал на ноги.

— В моем кабинете… — пробормотал он. — Какой ужас. Боже мой!

Он опять взглянул на сэра Фредерика. Ноги детектива украшали черные шелковые носки, и только. Тут подоспел Парадайз. Со страхом и изумлением посмотрев на труп, он повернулся к Кирку.

— Когда сэр Фредерик направился к лестнице, на нем были бархатные туфли. Какие–то раскрашенные, сэр…

Примечания

1

Блуджой, сказочный персонаж, аналогичный Иванушке-дурачку.— Прим. пер.

(обратно)

2

Госпитальеры (иоанниты), члены духовно-рыцарского ордена, основанного в Палестине

(обратно)

Оглавление

Рекс Cmaym Игра в бары

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

Дэшил Хэммет Мальтийский сокол

  Глава 1 Спейд и Арчер

  Глава 2 Смерть в тумане

  Глава 3 Три женщины

  Глава 4 Черная птица

  Глава 5 Левантиец

  Глава 6 Тень карлика

  Глава 7 «Г» в воздухе

  Глава 8 Кавардак

  Глава 9 Бриджит

  Глава 10 Диван в «Бельведере»

  Глава 11 Толстяк

  Глава 12 Карусель

  Глава 13 Подарок императору

  Глава 14 «Ла Палома»

  Глава 15 Отповедь прокурору

  Глава 16 Третье убийство

  Глава 17 Субботняя ночь

  Глава 18 Козел отпущения

  Глава 19 Происки русского

  Глава 20 Если тебя повесят

Ричард Старк Паркер и дилетант

  1

  2

  3

  4

  5

  6

  7

  8

  9

  10

  11

  12

  13

  14

  15

  16

  17

  18

  19

  20

  21

  22

  23

Коротко об авторах

ИЗДАТЕЛЬСТВО «СКС» Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg