Агата Кристи Подвиг первый Немейский лев
I
— Есть что-нибудь интересное сегодня утром, мисс Лемон? — спросил Пуаро, входя в комнату на следующее утро.
Он доверял мисс Лемон. Она была женщиной, лишенной воображения, но наделенной инстинктом. Все, что мисс Лемон считала стоящим внимания, обычно стоило внимания. Она была прирожденной секретаршей.
— Ничего особенного, месье Пуаро. Есть всего одно письмо, которое, по-моему, может вас заинтересовать. Я положила его сверху.
— И что за письмо? — Он с любопытством шагнул вперед.
— Оно от человека, который хочет, чтобы вы расследовали исчезновение собаки-пекинеса его жены.
Пуаро замер, уже подняв ногу для следующего шага. И с горьким упреком взглянул на мисс Лемон. Она, не заметив этого, уже начала печатать. Эта женщина печатала со скоростью и точностью новейшего танка.
Пуаро был потрясен, потрясен и обижен. Мисс Лемон, компетентная мисс Лемон, его подвела! И это после того сна, который приснился ему прошлой ночью… Он покидал Букингемский дворец, получив личную благодарность Его Величества, как раз когда королевский камердинер вошел с утренним шоколадом!
Слова уже готовы были сорваться с его губ — остроумные, едкие слова. Но он не произнес их, так как мисс Лемон громко и ловко стучала по клавишам и не услышала бы его.
С недовольным ворчанием он взял верхнее письмо из маленькой стопки, лежащей на краю письменного стола.
Да, оно было именно таким, как сказала мисс Лемон, — краткая, неучтивая, деловая просьба. Тема — похищение собаки породы пекинес. Одного из этих избалованных, пучеглазых домашних любимцев богатых женщин. Эркюль Пуаро кривил губы, читая письмо.
В нем не было ничего необычного. Ничего из ряда вон выходящего, кроме… Да-да, кроме одной детали. Мисс Лемон права. В одной маленькой детали действительно было нечто необычное.
Пуаро сел, затем медленно и внимательно перечитал письмо. Это было не то дело, которое ему нужно. Не то дело, которое он себе обещал. Его ни в каком смысле нельзя было считать значительным делом, оно было крайне незначительным. Оно не было — и в этом заключалось главное возражение, — оно не было настоящим подвигом Геракла.
Но, к сожалению, ему стало любопытно…
Да, ему стало любопытно…
Он повысил голос, чтобы мисс Лемон услышала его за стуком своей машинки.
— Позвоните сэру Джозефу Хоггину, — распорядился он, — и договоритесь для меня о встрече в его офисе, как он предлагает.
Как обычно, мисс Лемон была права.
* * *
— Я человек простой, мистер Пуаро, — сказал сэр Джозеф Хоггин.
Эркюль Пуаро сделал правой рукой неопределенный жест. Он выражал (если б вы предпочли придать ему такой смысл) восхищение большими успехами в карьере сэра Джозефа и его скромностью, выраженной таким определением, данным им самому себе. Его также можно было истолковать как любезное отрицание такого утверждения. Во всяком случае, он не выдавал мысли, которая в тот момент занимала главенствующее положение в мозгу у Эркюля Пуаро: что сэр Джозеф, несомненно, не отличается красотой. Сыщик критическим взглядом окинул второй подбородок, маленькие поросячьи глазки, нос картошкой и рот с поджатыми губами. Весь облик собеседника напоминал ему о ком-то или о чем-то, но он пока не мог вспомнить, кто это был или что это было. Что-то смутно зашевелилось в его памяти. Давным-давно… в Бельгии… это имело отношение к мылу…
А сэр Джозеф продолжал:
— Я не признаю никаких экивоков. Всегда говорю напрямик. Большинство людей, мистер Пуаро, бросили бы это дело. Списали бы его, как невозвращенный долг, и забыли о нем. Но это не для Джозефа Хоггина. Я богатый человек — и, так сказать, двести фунтов для меня ничего не значат…
Пуаро быстро прервал его:
— Я вас поздравляю.
— А?
Сэр Джозеф замолчал. Его маленькие глазки еще больше прищурились. Наконец он резко произнес:
— Я не хочу сказать, что имею привычку разбрасываться деньгами. Я плачу за то, что мне нужно. Но плачу рыночную стоимость — не больше.
— Вы знаете, что я беру большой гонорар? — спросил Пуаро.
— Да-да. Но это дело очень небольшое, — ответил сэр Джозеф и хитро посмотрел на него.
Эркюль Пуаро пожал плечами:
— Я не торгуюсь. Я — эксперт. За услуги эксперта нужно платить.
Сэр Джозеф откровенно сказал:
— Я знаю, что вы самый лучший в подобных делах. Я навел справки, и мне сказали, что вы самый лучший из имеющихся специалистов. Я намерен добраться до самого дна этого дела и не пожалею никаких расходов. Вот почему я попросил вас приехать ко мне.
— Вам повезло, — заметил Пуаро.
— А? — снова произнес сэр Джозеф.
— Очень повезло, — твердо произнес сыщик. — Скажу без ложной скромности: я достиг вершины своей карьеры. Очень скоро я намерен уйти на покой — поселиться в деревне, иногда путешествовать, чтобы повидать мир, а также, возможно, возделывать свой сад, обратив особое внимание на улучшение сорта кабачков. Великолепные овощи, но им недостает аромата… Однако дело не в этом. Я просто хотел объяснить, что перед отставкой я поставил себе определенную задачу. Я решил взяться за двенадцать дел — не больше и не меньше. Совершить самостоятельно назначенные себе «подвиги Геракла», если можно их так назвать. Ваше дело, сэр Джозеф, — первое из двенадцати. К нему меня привлекла его поразительная незначительность.
— Значительность?
— Незначительность, я сказал. Меня привлекали к расследованию различных дел: убийств, необъяснимых смертей, грабежей, краж драгоценностей. Но впервые меня попросили применить мой талант, чтобы раскрыть похищение пекинеса.
— Вы меня удивляете! — проворчал сэр Джозеф. — Я считал, что к вам без конца пристают женщины с просьбами найти своих любимых собачек.
— Да, конечно. Но впервые меня нанимает по такому делу супруг.
Маленькие глазки сэра Джозефа прищурились; он с уважением посмотрел на Пуаро.
— Я начинаю понимать, почему мне вас рекомендовали. Вы хитрый человек, мистер Пуаро.
Сыщик тихо произнес:
— Прошу вас теперь изложить мне факты этого дела. Когда исчезла собака?
— Ровно неделю назад.
— И ваша жена теперь просто вне себя, я полагаю?
Сэр Джозеф удивленно посмотрел на него:
— Вы не понимаете. Собаку вернули.
— Вернули? Тогда, позвольте спросить, какова моя роль в этом деле?
Хоггин сильно покраснел.
— Потому что будь я проклят, если дам себя обжулить! Послушайте, мистер Пуаро, я вам расскажу всю эту историю. Пса украли неделю назад — стащили в Кенсингтонском саду, где он гулял с компаньонкой моей жены. На следующий день у жены потребовали двести фунтов. Подумать только — двести фунтов! За этого проклятого, вечно тявкающего маленького негодяя, который вечно лезет под ноги!
— Вы, естественно, не одобрили выплату такой суммы? — уточнил Пуаро.
— Конечно, не одобрил… вернее, не одобрил бы, если б что-то об этом знал! Милли — моя жена — хорошо это понимала. Она ничего не сказала мне. Просто отослала деньги — в купюрах по одному фунту, как потребовали, — на указанный адрес.
— И собаку вернули?
— Да. В тот же вечер раздался звонок в дверь, и этот маленький негодяй сидел на пороге. И вокруг не было ни души.
— Прекрасно. Продолжайте.
— Потом, конечно, Милли призналась, что она сделала, и я немного вышел из себя. Однако через какое-то время успокоился. В конце концов, все уже было сделано, и нельзя требовать от женщины, чтобы она проявила здравый смысл. Смею сказать, я так и оставил бы все это, если б не встретил в клубе старого Сэмюэлсона.
— Да?
— Будь все проклято, это, должно быть, настоящее мошенничество! Точно то же самое случилось и с ним. Триста фунтов они выманили у его жены! Ну, это было уже слишком. Я решил, что негодяев нужно остановить. И послал за вами.
— Но, несомненно, сэр Джозеф, правильнее — и намного дешевле — было бы послать за полицией?
Хоггин потер нос.
— Вы женаты, мистер Пуаро?
— Увы, — ответил сыщик. — Не имею этого счастья.
— Гм, — хмыкнул сэр Джозеф. — Не знаю, как насчет счастья, но если б вы были женаты, то знали бы, что женщины — странные создания. Моя жена устроила истерику при одном упоминании о полиции: она вбила себе в голову, что с ее драгоценным Шань Туном что-нибудь случится, если я к ним обращусь. И слышать об этом не хотела; и могу сказать, что ей не слишком понравилась даже идея пригласить вас. Но я держался твердо, и она в конце концов сдалась. Однако имейте в виду, ей это не нравится.
— Ситуация, как я вижу, деликатная, — мягко произнес Пуаро. — Может быть, я могу побеседовать с вашей женой и узнать дальнейшие подробности от нее, одновременно заверив ее в том, что ее собаке ничего не грозит?
Сэр Джозеф кивнул и, встав, сказал:
— Я сейчас же отвезу вас на машине.
II
В большой, жарко натопленной, красиво обставленной гостиной сидели две женщины.
Когда вошли сэр Джозеф и Эркюль Пуаро, маленький пекинес бросился вперед с яростным лаем и завертелся в опасной близости от щиколоток Пуаро.
— Шань, Шань, иди сюда. Иди к маме, красавчик… Возьмите его на руки, мисс Карнаби.
Вторая женщина поспешно подошла, а Эркюль Пуаро пробормотал:
— Действительно, настоящий лев.
Слегка задыхаясь, захватившая в плен Шань Туна женщина согласилась с ним:
— Да, правда, он такой хороший сторожевой пес… Ничего и никого не боится. Умный мальчик.
Представив женщинам Пуаро, сэр Джозеф сказал:
— Ну, мистер Пуаро, я вас покину, чтобы вы могли работать.
И, коротко кивнув, он вышел из комнаты.
Леди Хоггин была полной женщиной, раздражительной на вид, с окрашенными хной рыжими волосами. Ее компаньонка, суетливая мисс Карнаби, пухлое, дружелюбное создание лет сорока-пятидесяти, с большой почтительностью относилась к леди Хоггин и явно боялась ее до смерти.
— А теперь расскажите мне, леди Хоггин, обо всех обстоятельствах этого чудовищного преступления, — предложил Пуаро.
Женщина вспыхнула:
— Я очень рада, что вы это сказали, мистер Пуаро. Потому что это настоящее преступление. Пекинесы ужасно чувствительны, как дети. Бедняжка Шань Тун мог умереть от одного испуга.
Мисс Карнаби, слегка задыхаясь, поддержала ее:
— Да, это было безнравственно, безнравственно!
— Сообщите мне факты, прошу вас.
— Ну, вот как это было. Шань Тун гулял в парке с мисс Карнаби…
— Ох да, это была целиком моя вина, — подхватила компаньонка. — Как я могла быть такой глупой, такой беспечной…
— Не хочу вас упрекать, мисс Карнаби, — ядовито сказала леди Хоггин, — но я действительно считаю, что вы могли бы проявить большую бдительность.
Пуаро перевел взгляд на компаньонку:
— Что произошло?
Мисс Карнаби разразилась многословной и взволнованной речью:
— Ну, это было ужасно необычно! Мы прошлись вдоль клумб — Шань Тун был на поводке, разумеется, он уже немного побегал по травке, — и я только собиралась повернуть обратно и отправиться домой, как мое внимание привлек младенец в коляске. Такой милый младенец, он улыбался мне, прелестные розовые щечки и такие кудряшки… Я просто не могла устоять и не заговорить с няней, не спросить, сколько ему. Она сказала — семнадцать месяцев, и я уверена, я поговорила с ней всего минуту или две, а потом вдруг посмотрела вниз, и Шаня там уже не было. Поводок просто перерезали…
— Если б вы с должным вниманием относились к своим обязанностям, — заметила леди Хоггин, — никто не смог бы подкрасться и перерезать этот поводок.
Кажется, мисс Карнаби готова была расплакаться. Пуаро поспешно вмешался:
— И что произошло дальше?
— Ну, конечно, я искала повсюду. И звала! Я спросила смотрителя парка, не видел ли он человека, несущего пекинеса, но смотритель не заметил ничего подобного. Я не знала, что делать, и продолжала искать, но в конце концов мне пришлось вернуться домой…
Тут мисс Карнаби замолчала. Пуаро хорошо представил себе сцену, которая ждала ее дома.
— А потом вы получили письмо? — спросил он.
Рассказ продолжила леди Хоггин:
— С первой почтой на следующее утро. В нем говорилось, что если я хочу увидеть Шань Туна живым, я должна послать двести фунтов в однофунтовых банкнотах в незарегистрированной посылке на имя капитана Кёртиса по адресу Блумсбери-Роуд-сквер, тридцать восемь. И если деньги будут помечены полицией или мы сообщим полиции, тогда Шань Туну отрежут уши и хвост!
Мисс Карнаби зашмыгала носом.
— Какой ужас! — пробормотала она. — Как люди могут быть такими извергами!
Леди Хоггин продолжила:
— В нем было сказано, что, если я отправлю деньги сразу же, Шань Туна вернут в тот же вечер живым и невредимым, но если… если я потом пойду в полицию, именно Шань Тун за это поплатится…
Мисс Карнаби прошептала сквозь слезы:
— О господи, я так боюсь этого даже сейчас… Конечно, месье Пуаро — не совсем полицейский…
— Поэтому вы понимаете, мистер Пуаро, — с тревогой сказала леди Хоггин, — вам придется быть очень осторожным.
Сыщик быстро ее успокоил:
— Но я ведь не из полиции. Я наведу справки очень тихо, очень тактично. Можете быть уверены, леди Хоггин, что Шань Туну ничего не грозит. Это я вам гарантирую.
Обе дамы, казалось, почувствовали облегчение, услышав это волшебное слово.
— У вас есть это письмо? — продолжил Пуаро.
Леди Хоггин покачала головой:
— Нет, мне было велено вложить его в пакет с деньгами.
— Вы так и сделали?
— Да.
— Гм… жалко.
Мисс Карнаби весело сказала:
— Но у меня остался собачий поводок. Принести его?
Она вышла из комнаты. Пуаро воспользовался ее отсутствием, чтобы задать несколько относящихся к делу вопросов.
— Эйми Карнаби?.. О, с ней всё в порядке. Добрая душа, хоть и глупая, конечно. У меня было несколько компаньонок, и все они были полными дурами. Но Эйми предана Шань Туну, и она была очень расстроена всем этим происшествием — и не зря: болтала с гуляющими в парке няньками и не обращала внимания на моего маленького любимца! Эти старые девы все одинаковы — превращаются в идиоток при виде младенцев! Нет, я совершенно уверена, что она не имеет к этому никакого отношения.
— Это кажется мне маловероятным, — согласился Пуаро. — Но так как собака исчезла, когда она ее выгуливала, следует быть совершенно уверенным в ее честности. Она давно у вас работает?
— Почти год. У нее были отличные рекомендации. Она работала у старой леди Хартингфилд до ее смерти… по-моему, лет десять. А после этого некоторое время ухаживала за сестрой-инвалидом. Она превосходное существо — но полная дура, как я уже сказала.
Эйми Карнаби вернулась через минуту, запыхавшись, и со всей торжественностью вручила Пуаро разрезанный собачий поводок, с надеждой глядя на сыщика.
Эркюль Пуаро внимательно его осмотрел.
— Mais oui[1], — сказал он. — Он перерезан, без сомнения.
Две женщины с надеждой ждали.
— Я его возьму, — сказал сыщик и торжественно положил поводок в карман.
У обеих женщина вырвался вздох облегчения. Он явно сделал то, что от него ожидали.
III
Эркюль Пуаро не привык оставлять что-то непроверенным.
Хотя на первый взгляд вероятность того, что мисс Карнаби окажется не такой глупой и бестолковой женщиной, какой выглядит, была невелика, Пуаро тем не менее удалось поговорить с довольно неприятной дамой, племянницей покойной леди Хартингфилд.
— Эта Карнаби? — спросила мисс Малтраверс. — Конечно, очень хорошо ее помню. Она добрая душа и полностью устраивала тетю Джулию. Очень любит собак и отлично читает вслух. К тому же тактична, никогда не спорит с инвалидом… Что с ней случилось? Надеюсь, ничего плохого. Я дала ей рекомендацию примерно год назад, для какой-то женщины, ее имя начинается с буквы «Х»…
Пуаро поспешно объяснил, что мисс Карнаби все еще на прежней работе. Были небольшие неприятности, сказал он, связанные с пропавшей собакой.
— Эйми Карнаби очень любит собак. У моей тети был пекинес. Она оставила его мисс Карнаби, когда умерла, и та очень его любила. Думаю, она очень горевала, когда собачка умерла… О да, она добрая душа. Конечно, ее не назовешь интеллектуалкой…
Эркюль Пуаро согласился, что мисс Карнаби, вероятно, нельзя назвать интеллектуальной личностью.
Его следующим шагом было найти смотрителя парка, с которым миссис Карнаби разговаривала в тот роковой день. Это не представило большой трудности. Смотритель запомнил тот инцидент.
— Дама средних лет, довольно полная; она была очень взволнована — потеряла своего пекинеса… Ее внешность мне хорошо знакома: она почти каждый день приводит сюда этого пса. Я видел, как она пришла с ним… Да, так эта дама была необычайно взволнована, когда потеряла его. Прибежала ко мне и спросила, не видел ли я кого-нибудь с таким пекинесом… Что за странный вопрос! Могу вам сказать, что здесь полно собак всевозможных пород: терьеры, пекинесы, таксы, даже борзые, каких только нет… Вряд ли я отличил бы одного пекинеса от другого.
Эркюль Пуаро задумчиво кивнул и отправился на Блумсбери-Роуд-сквер, 38.
Дома номер 38, 39 и 40 вместе были объединены под названием «Частный отель «Балаклава». Пуаро поднялся по ступенькам и распахнул входную дверь. Внутри его приветствовал сумрак и запах вареной капусты, смешанный с оставшимся после завтрака запахом копченой селедки. Слева от сыщика стоял стол из красного дерева с печального вида хризантемой в горшке. Над столом висела большая, обитая сукном полка, куда клали письма. Пуаро несколько минут задумчиво смотрел на эту полку, потом толкнул дверь справа. Она вела в помещение вроде гостиной, с маленькими столиками и так называемыми мягкими креслами, обтянутыми кретоном с унылым узором. Три пожилые дамы и один сурового вида старый джентльмен подняли головы и с ненавистью уставились на незваного пришельца. Эркюль Пуаро покраснел и удалился.
Он пошел дальше по коридору и подошел к лестнице. Направо коридор под прямым углом вел, очевидно, в столовую. Немного дальше по этому коридору была дверь с надписью «Офис».
Пуаро постучал в нее. Не получив ответа, он открыл дверь и заглянул внутрь. В комнате стоял большой письменный стол, заваленный бумагами, но никого не было видно. Сыщик вышел, снова закрыл дверь и вошел в столовую.
Грустного вида девушка в грязном переднике шаркающей походкой ходила по комнате с корзинкой ножей и вилок, которые выкладывала на столики.
— Простите, — извинился Эркюль Пуаро, — но не могу ли я видеть заведующую?
Девушка взглянула на него тусклыми глазами и ответила:
— Не знаю, эт точно.
— В офисе никого нет, — сказал Пуаро.
— Ну, я не знаю, где она может быть, эт точно.
— Может быть, — терпеливо и настойчиво произнес сыщик, — вы можете это выяснить?
— Ну, посмотрим, что я смогу сделать.
Пуаро поблагодарил ее и снова вышел в прихожую, не рискуя встретить злобные взгляды обитателей гостиной. Он смотрел на обитую сукном стойку для писем, когда шуршание и сильный запах девонширских фиалок возвестили о появлении заведующей.
Миссис Харт была сама любезность.
— Мне так жаль, что вы не нашли меня в офисе, — воскликнула она. — Вы спрашивали комнаты?
— Не совсем так, — тихо ответил Эркюль Пуаро. — Я хотел узнать, не проживал ли здесь недавно один из моих друзей. Некий капитан Кёртис.
— Кёртис! — воскликнула миссис Харт. — Капитан Кёртис? Погодите, где я слышала это имя?
Пуаро ей не помог. Она раздраженно покачала головой.
— Значит, у вас здесь не живет капитан Кёртис? — уточнил сыщик.
— В последнее время — точно нет. И все-таки, знаете, это имя мне, безусловно, знакомо… Вы можете описать своего друга?
— Это было бы сложно. Полагаю, — продолжал он, — иногда бывает так, что сюда приходят письма на имя людей, которые фактически не живут здесь?
— Конечно, такое случается.
— Что вы делаете с такими письмами?
— Ну, мы храним их некоторое время… Понимаете, это может означать, что данный человек скоро приедет сюда. Конечно, если письмо или посылка здесь уже долго, невостребованные, их возвращают на почту.
Эркюль Пуаро задумчиво кивнул:
— Я понимаю. — И прибавил: — Дело в том, что я послал моему другу сюда письмо…
Лицо миссис Харт прояснилось.
— Это все объясняет. Я, должно быть, заметила это имя на конверте. Но у нас останавливается или бывает проездом так много бывших военных… Сейчас посмотрю. — Она глянула на полку.
— Его сейчас там нет, — сказал Эркюль Пуаро.
— Наверное, его вернули почтальону. Мне очень жаль. Ничего важного, надеюсь?
— Нет-нет, письмо было совсем не важное.
Когда он пошел к выходу, миссис Харт, окутанная своим резким запахом фиалок, последовала за ним:
— Если ваш друг приедет…
— Это очень маловероятно. Должно быть, я ошибся.
— Наши расценки, — сказала миссис Харт, — весьма умеренные. В стоимость номера входит кофе после обеда. Я бы хотела, чтобы вы взглянули на пару наших номеров…
Эркюль Пуаро с трудом спасся бегством.
IV
Гостиная миссис Сэмюэлсон была более просторной, более богато обставленной, и центральное отопление в ней было включено на еще большую мощность, чем у леди Хоггин. Эркюль Пуаро с трудом пробирался среди позолоченных столиков и больших скульптур.
Миссис Сэмюэлсон ростом была выше леди Хоггин, и ее волосы были обесцвечены перекисью водорода. Ее пекинеса звали Нанки Пу. Его выпученные глазки с вызовом смотрели на Эркюля Пуаро. Мисс Кебл, компаньонка миссис Сэмюэлсон, оказалась худой и тощей в тех местах, где мисс Карнаби была пухлой, но она так же много говорила и слегка задыхалась. Ее тоже обвинили в исчезновении Нанки Пу.
— Но, правда, мистер Пуаро, это было совершенно удивительно. Все случилось в одну секунду. У входа в «Хэрродс»[2]. Одна няня спросила у меня, который час…
— Няня? — перебил ее Пуаро. — Больничная няня?
— Нет-нет, няня ребенка. И малыш у нее такой славный! Просто прелесть! Такие милые розовые щечки… Говорят, младенцы в Лондоне не выглядят здоровыми, но я уверена…
— Элен, — одернула ее миссис Сэмюэлсон.
Мисс Кебл покраснела, запнулась и умолкла.
Миссис Сэмюэлсон колко сказала:
— И пока мисс Кебл склонялась над детской коляской, которая не имела к ней никакого отношения, этот наглый негодяй перерезал поводок Нанки Пу и ушел с ним.
Мисс Кебл пробормотала сквозь слезы:
— Все произошло в одну секунду. Я оглянулась, а дорогой мальчик исчез, у меня в руке остался только обрывок поводка… Может быть, вы хотите посмотреть на поводок, мистер Пуаро?
— Ничуть, — поспешно возразил сыщик. У него не было намерения собирать коллекцию перерезанных собачьих поводков. — Как я понимаю, — продолжал он, — вскоре после этого вы получили письмо…
История развивалась точно так же, как и первая: письмо, угрозы отрезать уши и хвост Нанки Пу. Только два момента отличались: потребовали другую сумму денег — 300 фунтов — и указали другой адрес, на который ее нужно будет послать. На этот раз — коммандеру Блэкли, в отель «Хэррингтон», Кенсингтон, Клонмел-Гарденс, 76.
Миссис Сэмюэлсон продолжала:
— Когда Нанки Пу благополучно вернулся домой, я сама пошла туда, мистер Пуаро. В конце концов, триста фунтов — это триста фунтов.
— Несомненно.
— Самое первое, что я увидела, было мое письмо с деньгами на чем-то вроде стойки в холле. Пока ждала хозяйку, я сунула его в свою сумку. К сожалению…
— К сожалению, — перебил Пуаро, — когда вы его открыли, в нем оказались только чистые листы бумаги.
— Откуда вы знаете? — Миссис Сэмюэлсон в изумлении посмотрела на него.
Сыщик пожал плечами:
— Очевидно, chere madamе[3], вор непременно забрал бы деньги до того, как вернул собаку. Затем он заменил банкноты чистой бумагой и вернул письмо на полку, чтобы его отсутствие не заметили.
— Там никогда не останавливался человек по имени коммандер Блэкли.
Пуаро улыбнулся.
— И конечно, мой муж был очень возмущен всей этой историей. Он просто вышел из себя от ярости!
— Вы не… э… проконсультировались с ним перед тем, как отправили деньги? — осторожно спросил Пуаро.
— Конечно, нет, — решительно ответила миссис Сэмюэлсон.
Пуаро вопросительно посмотрел на нее.
— Я бы не стала так рисковать, — объяснила дама. — Мужчины столь странно ведут себя, когда речь идет о деньгах… Джейкоб стал бы настаивать, чтобы мы обратились в полицию. Я не могла так рисковать. Мой бедный дорогой Нанки Пу… С ним могло случиться все что угодно! Конечно, потом мне пришлось сказать мужу, потому что я должна была объяснить, почему у меня перерасход в банке.
— Именно так, именно так, — пробормотал Пуаро.
— И я никогда не видела его таким сердитым. Мужчины, — сказала миссис Сэмюэлсон, поправляя свой красивый бриллиантовый браслет и поворачивая кольца на пальцах, — только о деньгах и думают.
V
Эркюль Пуаро поднялся на лифте в офис к сэру Джозефу Хоггину. Он передал свою карточку, и ему сообщили, что сэр Джозеф в данный момент занят, но скоро его примет. Наконец из кабинета сэра Джозефа выплыла высокомерная блондинка с охапкой бумаг. Проходя мимо, она бросила на своеобразного маленького человека презрительный взгляд.
Сэр Джозеф сидел за громадным письменным столом из красного дерева. На его подбородке виднелся след губной помады.
— Ну, мистер Пуаро, садитесь. У вас есть для меня новости?
— Все это дело отличается приятной простотой. В каждом случае деньги посылали в один из частных отелей или в меблированные комнаты, где нет швейцара и дежурного администратора и где сменяется множество постояльцев, среди которых довольно много бывших военных. Нет ничего легче — для кого угодно, — чем войти туда, забрать письмо с полки и либо унести его, либо вынуть из него деньги и заменить их простой бумагой. Следовательно, в любом случае след резко упирается в стену.
— Вы хотите сказать, что понятия не имеете, кто этот человек?
— У меня есть определенные мысли, да. Потребуется несколько дней, чтобы их проверить.
Сэр Джозеф с любопытством посмотрел на него.
— Хорошая работа. Тогда, когда вам будет о чем мне сообщить…
— Я приду с этим к вам домой.
— Если вы доберетесь до самой сути дела, это будет очень хорошая работа, — заключил сэр Джозеф.
— Вопрос о неудаче не стоит, — ответил сыщик. — У Эркюля Пуаро неудач не бывает.
Сэр Джозеф Хоггин посмотрел на маленького человечка и улыбнулся.
— Уверены в себе, а? — спросил он.
— Для этого есть все основания.
— Ладно, ладно. — Сэр Джозеф откинулся на спинку стула. — Гордыня до добра не доводит, как вам известно.
VI
Сидя у электрического обогревателя и ощущая удовлетворение от аккуратного геометрического узора решетки, Эркюль Пуаро инструктировал своего камердинера, мастера на все руки.
— Вы понимаете, Джордж?
— Полностью, сэр.
— Вероятнее всего, квартира или маленький дом. И он будет находиться в границах определенного района. К югу от парка, к востоку от Кенсингтонской церкви, к западу от Кенсингтонских казарм и к северу от Фулхэм-роуд.
— Я все понял, сэр.
— Любопытное дельце, — пробормотал Пуаро. — Здесь все свидетельствует о явном таланте организатора. И здесь есть, конечно, удивительная незаметность главного актера — самого «немейского льва», если я могу его так обозначить. Да, интересное дельце… Я мог бы пожелать себе большей симпатии к своему клиенту, но он, к несчастью, очень похож на одного фабриканта мыла из Льежа, который отравил свою жену, чтобы жениться на блондинке-секретарше. Одно из моих первых успешных дел.
Джордж покачал головой и мрачно сказал:
— Эти блондинки, сэр, от них много неприятностей.
VII
Прошло три дня, и неоценимый Джордж доложил:
— Вот адрес, сэр.
Эркюль Пуаро взял протянутый ему клочок бумаги.
— Отлично, мой добрый Джордж. А какой день недели?
— По четвергам, сэр.
— По четвергам… А сегодня четверг — очень удачно. Поэтому не нужно откладывать.
Через двадцать минут Пуаро поднимался по лестнице мрачного многоквартирного дома на задворках небольшой улицы, выходящей на более фешенебельную улицу. Квартира номер 10 в Робинсон-мэншнс находилась на четвертом и последнем этаже, а лифт отсутствовал. Пуаро с трудом поднимался все выше и выше по узкой винтовой лестнице.
На верхней площадке он остановился, чтобы отдышаться, и из-за двери квартиры номер 10 в тишине раздался новый звук: резкий лай собаки.
Эркюль Пуаро с легкой улыбкой кивнул и нажал кнопку звонка квартиры номер 10.
Лай зазвучал с удвоенной силой, к двери приближались шаги, она распахнулась…
Мисс Эйми Карнаби отступила назад, ее рука взлетела к пышному бюсту.
— Вы позволите мне войти? — спросил Пуаро и вошел, не дожидаясь ответа.
Справа открытая дверь вела в гостиную, и он вошел. За ним, словно во сне, следовала мисс Карнаби.
Комната оказалась очень маленькая и чересчур заставленная мебелью. Среди мебели можно было обнаружить человеческое существо — старую женщину, лежащую на диване, придвинутом к газовому камину. Когда вошел Пуаро, с дивана спрыгнул пекинес и, двинувшись вперед, еще несколько раз с подозрением гавкнул.
— Ага, — произнес Пуаро. — Главный актер! Я тебя поздравляю, мой дружок.
Он нагнулся, протягивая руку. Пес понюхал его, его умные глаза пристально смотрели в лицо человека.
— Значит, вы знаете? — слабо прошептала мисс Карнаби.
Эркюль Пуаро кивнул.
— Да, знаю. — Он посмотрел на женщину на диване. — Ваша сестра, полагаю?
— Да, — автоматически ответила мисс Карнаби. — Эмили, это… это мистер Пуаро.
Эмили Карнаби охнула.
— Огастес… — позвала Эйми.
Пекинес посмотрел в ее сторону, вильнул хвостом, потом возобновил изучение руки Пуаро. Его хвост снова слабо шевельнулся.
Сыщик осторожно поднял собачку на руки и сел, держа Огастеса на коленях.
— Итак, я поймал немейского льва, — сказал он. — Моя задача выполнена.
— Вы действительно всё знаете? — спросила Эйми Карнаби сухим и жестким голосом.
Пуаро снова кивнул:
— Думаю, да. Вы организовали этот бизнес — с помощью Огастеса. Вы вели собаку своей хозяйки на обычную прогулку, приводили ее сюда и шли в парк с Огастесом. Смотритель парка видел вас вместе с пекинесом, как обычно. Та няня, если б когда-нибудь нашли эту девушку, тоже подтвердила бы, что с вами был пекинес, когда вы с нею разговаривали. Во время разговора вы перереза́ли поводок, и Огастес, обученный вами, сразу же убегал — и бежал прямо домой. Через несколько минут вы поднимали тревогу и кричали, что собаку украли.
Воцарилось молчание. Затем мисс Карнаби выпрямилась с достоинством, внушающим уважение, и сказала:
— Да. Все это совершенно верно. Мне… мне нечего сказать.
Женщина-инвалид, лежащая на диване, тихо заплакала.
— Совсем нечего, мадемуазель? — спросил Пуаро.
— Нечего, — ответила мисс Карнаби. — Я была воровкой, и теперь меня разоблачили.
— Вам нечего сказать в свое собственное оправдание? — тихо уточнил сыщик.
На белых щеках Эйми Карнаби внезапно проступили красные пятна.
— Я… я не жалею о том, что сделала. Я думаю, вы добрый человек, мистер Пуаро, и что вы, возможно, поймете… Видите ли, я так ужасно боялась…
— Боялись?
— Да, наверное, джентльмену трудно это понять. Но, видите ли, я совсем не умная женщина, ничему не училась, я старею — и я так боюсь будущего… Я не смогла ничего отложить на черный день, да и как бы я смогла, ведь надо было ухаживать за Эмили… И когда я стану еще более старой и неловкой, я никому не буду нужна. Всем нужны более молодые и быстрые. Я… я знала много таких, как я: ты никому не нужна, и живешь в одной комнате, и не можешь позволить себе иметь камин и как-то согреться, и у тебя мало еды, и, в конце концов, ты даже не в состоянии платить за свою комнату… Есть, конечно, дома для престарелых, но попасть туда не так-то просто, если у тебя нет влиятельных друзей. А у меня их нет. Многие другие женщины в таком же положении, как и я: бедные компаньонки, необученные, бесполезные женщины, которым нечего ждать в будущем, кроме смертельного страха…
Ее голос задрожал.
— И поэтому некоторые из нас… объединились, и… я это придумала. Меня навел на эту мысль Огастес. Видите ли, для большинства людей один пекинес ничем не отличается от другого — точно так же, как для нас китайцы. В действительности, конечно, это смехотворно. Никто, кто в них разбирается, не мог бы принять Огастеса за Нанки Пу, или Шань Туна, или любого другого пекинеса. Во-первых, он гораздо умнее и намного красивее, но, как я сказала, для большинства людей пекинес — это просто пекинес. Огастес навел меня на эту мысль. И еще то обстоятельство, что так много богатых женщин заводят пекинесов…
— Должно быть, это весьма прибыльный рэкет! — с легкой улыбкой произнес Пуаро. — Сколько человек в вашей… шайке? Или, возможно, мне лучше спросить, как часто ваши предприятия проходили успешно?
Мисс Карнаби просто ответила:
— Шань Тун был шестнадцатым.
Эркюль Пуаро приподнял брови.
— Я вас поздравляю. У вас, должно быть, просто отличная организация.
— Эйми всегда была хорошим организатором, — сказала Эмили Карнаби. — Наш отец — он был викарием в Келлингтоне, в Эссексе, — всегда говорил, что Эйми просто гений планирования. Она всегда занималась организацией мероприятий, благотворительных базаров и тому подобного.
Пуаро слегка поклонился:
— Я согласен. В качестве преступницы, мадемуазель, вы в первых рядах.
— Преступница! — воскликнула Эйми Карнаби. — О господи, наверное, так и есть… Но… но я никогда не чувствовала себя преступницей.
— А кем вы себя чувствовали?
— Конечно, вы совершенно правы. Я нарушала закон. Но, видите ли, как мне объяснить… Почти все эти женщины, которые нас нанимают, такие грубые и неприятные. Леди Хоггин, например… все равно, что она мне говорит. Недавно она сказала, что ее тоник имеет неприятный вкус, и практически обвинила меня в том, что я что-то в него подмешала. И тому подобные вещи. — Мисс Карнаби покраснела. — Это очень неприятно. А от того, что нельзя ничего ответить или возразить, еще обиднее, если вы меня понимаете.
— Я вас понимаю, — согласился Эркюль Пуаро.
— И видеть, как напрасно расходуются деньги, — это так огорчает… А сэр Джозеф, он иногда описывал свой удачный ход в Сити, который казался мне — конечно, я понимаю, что у меня женские мозги, я не разбираюсь в финансах — совершенно бесчестным. Понимаете, мистер Пуаро, все это… все это выбивало меня из колеи, и я думала, что отобрать немного денег у этих людей, которые даже не заметят их отсутствия и которые получили их не слишком честным путем, — ну, мне это не казалось нехорошим.
— Современный Робин Гуд!.. — тихо пробормотал Пуаро. — Скажите мне, мисс Карнаби, вам когда-нибудь приходилось осуществлять те угрозы, о которых вы писали в своих письмах?
— Угрозы?
— Вам когда-нибудь приходилось увечить животных так, как вы описывали?
Мисс Карнаби с ужасом посмотрела на него:
— Разумеется, мне и в голову не приходило сделать что-то подобное! Это было просто… художественное преувеличение.
— Очень художественное. И оно работало.
— Конечно, я знала, что оно сработает. Я знаю, как бы сама отнеслась к угрозе в адрес Огастеса; и потом, мне ведь надо было сделать так, чтобы эти женщины ни о чем не рассказали своим мужьям, пока все не закончится. Этот план каждый раз прекрасно срабатывал. В девяти случаях из десяти письмо с деньгами отдавали компаньонке, чтобы та отнесла его на почту. Мы обычно вскрывали его с помощью пара, вынимали деньги и заменяли их бумагой. Один или два раза женщина отправила его сама. Тогда, конечно, компаньонке пришлось пойти в отель и взять письмо со стойки. Но это тоже было очень просто.
— А какова роль няни? Это всегда была няня?
— Ну, видите ли, мистер Пуаро, старые девы, как известно, до глупости сентиментально относятся к младенцам. Поэтому то, что они поглощены ребенком и ничего не замечают, выглядит естественным.
Сыщик вздохнул:
— Ваши психологические обоснования превосходны, у вас первоклассная организация, и вы к тому же очень хорошая актриса. Ваша актерская игра в тот день, когда я разговаривал с леди Хоггин, была безупречной. Никогда не думайте о себе плохо, мисс Карнаби. Возможно, вас можно назвать женщиной без образования, но с вашими мозгами и с вашей смелостью всё в порядке.
— И все же вы меня разоблачили, мистер Пуаро, — ответила Эйми со слабой улыбкой.
— Только я. Это было неизбежно! Когда я беседовал с миссис Сэмюэлсон, я понял, что похищение Шань Туна — одно из целой серии. Я уже знал, что вам когда-то оставили в наследство пекинеса и что у вас есть сестра-инвалид. Мне нужно было лишь попросить своего неоценимого слугу поискать маленькую квартирку в определенном радиусе, где живет дама-инвалид с собакой-пекинесом и сестрой, навещающей ее раз в неделю в свой выходной день. Это было просто.
Эйми Карнаби выпрямилась.
— Вы были очень добры. Это дает мне смелость попросить вас об одном одолжении. Я понимаю, что не могу избежать наказания за то, что я делала. Меня отправят в тюрьму, полагаю. Но если можно, месье Пуаро, мне бы хотелось избежать огласки. Это так огорчительно для Эмили и для тех немногих людей, которые знали нас в прежние времена… Наверное, невозможно сесть в тюрьму под чужим именем? Или очень нехорошо просить об этом?
— Думаю, я смогу сделать больше. Но сначала я должен дать ясно понять одну вещь. Это вымогательство должно прекратиться. Собаки больше не должны исчезать. Со всем этим покончено!
— Да! Ох, да!
— И деньги, которые вы выманили у леди Хоггин, нужно вернуть.
Эйми Карнаби пересекла комнату, открыла ящик бюро и вернулась с пачкой банкнот, которую вручила Пуаро.
— Я сегодня собиралась внести их в общий фонд.
Пуаро взял деньги и пересчитал их. Потом встал.
— Думаю, мне удастся убедить сэра Джозефа не доводить дело до суда, мисс Карнаби.
— О, месье Пуаро!
Эйми Карнаби захлопала в ладоши. Эмили вскрикнула от радости. Огастес залаял и завилял хвостом.
— Что касается тебя, дружок, — сказал Пуаро, обращаясь к нему, — есть одна вещь, которой ты мог бы со мной поделиться. Это твоя мантия невидимости, которая мне необходима. Во всех этих случаях никто ни на мгновение не заподозрил, что тут участвует вторая собака. Огастес обладает львиной шкурой невидимки.
— Конечно, мистер Пуаро. Легенда гласит, что пекинесы когда-то были львами; и у них по-прежнему сердце льва!
— Огастес, полагаю, и есть тот пес, которого оставила вам леди Хартингфилд и который якобы умер? Вы никогда не боялись, что он не дойдет домой, один, сквозь уличное движение?
— О нет, месье Пуаро, Огастес очень умный. Умеет правильно переходить дорогу… я хорошо его обучила. Он даже усвоил принцип одностороннего движения.
— В таком случае, — сказал Эркюль Пуаро, — он превосходит большинство людей.
VIII
Сэр Джозеф принял сыщика в кабинете.
— Ну, мистер Пуаро? Вы хвалились не напрасно?
— Позвольте сначала задать вам вопрос, — сказал Эркюль Пуаро, усаживаясь. — Я знаю, кто преступник, и думаю, смогу представить достаточно доказательств, чтобы осудить этого человека. Но в этом случае я сомневаюсь, вернете ли вы когда-нибудь свои деньги.
— Не получу своих денег? — Хоггин побагровел.
Эркюль Пуаро продолжал:
— Но я не полицейский. В данном случае я действую исключительно в ваших интересах. Думаю, я мог бы вернуть ваши деньги в целости, если не будет судебного преследования.
— Э?.. — произнес сэр Джозеф. — Об этом надо немного поразмыслить.
— Решение целиком зависит от вас. Строго говоря, я полагаю, что вам следует подать в суд, в интересах общества. Большинство людей так сказали бы.
— Еще бы! — резко возразил Хоггин. — Ведь пропали не их деньги. Больше всего я ненавижу, когда меня надувают. Меня еще ни разу никто не надул безнаказанно.
— Тогда что вы решаете?
Сэр Джозеф стукнул кулаком по столу:
— Я возьму деньги! Никто не скажет, что увел у меня двести фунтов моих денег.
Эркюль Пуаро встал, подошел к письменному столу, выписал чек на двести фунтов и вручил его Хоггину.
Тот слабым голосом произнес:
— Ну, будь я проклят! Кто же этот человек, черт побери?
Сыщик покачал головой:
— Если вы принимаете эти деньги, вы не должны задавать вопросов.
Сэр Джозеф сложил чек и положил его в карман.
— Жаль. Но деньги — это главное. И сколько я вам должен, мистер Пуаро?
— Мой гонорар будет небольшим. Это было, как я сказал, совершенно незначительное дело. — Он помолчал и прибавил: — В наши дни все мои дела — это дела об убийстве.
Сэр Джозеф слегка вздрогнул.
— Они, должно быть, интересны? — спросил он.
— Иногда… Любопытно, вы напомнили мне о моем первом расследовании в Бельгии, много лет назад: главный подозреваемый был очень внешне похож на вас. Он был богатым мыловаром. Отравил жену, чтобы стать свободным и жениться на своей секретарше… Да, сходство поразительное…
Слабый звук слетел с губ сэра Джозефа, они приобрели странный синий оттенок. Со щек сполз багровый румянец. Выпученные глаза уставились на Пуаро. Он почти сполз со своего кресла, затем дрожащей рукой полез в карман, достал чек и порвал его на кусочки.
— Я его уничтожил, видите? Считайте это вашим гонораром.
— О, но, сэр Джозеф, мой гонорар был бы совсем не так велик.
— Это ничего. Оставьте его себе.
— Я отошлю его достойному благотворительному обществу.
— Посылайте куда хотите, черт побери.
Пуаро подался вперед:
— Думаю, вряд ли нужно говорить, сэр Джозеф, что в вашем положении разумно будет проявить крайнюю осмотрительность.
— Вам незачем беспокоиться, — ответил Хоггин еле слышным голосом. — Я буду очень осмотрительным.
Эркюль Пуаро ушел. Спускаясь по лестнице, он сказал себе:
— Значит, я был прав.
IX
— Странно, у этого тоника совсем другой вкус, — сказала мужу леди Хоггин. — Он больше не горчит. Интересно, почему?
— Аптекарь, — проворчал сэр Джозеф. — Они такие невнимательные. Всякий раз делают лекарства по-другому.
— Наверное, дело в этом, — с сомнением произнесла леди Хоггин.
— Конечно, в этом. В чем же еще?
— Тот человек что-то выяснил насчет Шань Туна?
— Да. Он вернул мне мои деньги.
— И кто это был?
— Он не сказал. Очень сдержанный человек, этот Эркюль Пуаро. Но тебе нечего беспокоиться.
— Он забавный человечек, правда?
Сэр Джозеф слегка вздрогнул и искоса взглянул вверх, словно почувствовал присутствие Пуаро у себя за правым плечом. У него возникло такое впечатление, что он всегда будет его чувствовать.
— Он умный и хитрый черт! — сказал Хоггин.
И подумал про себя: «Грета может убираться к дьяволу! Я не собираюсь рисковать своей головой ради какой бы то ни было платиновой блондинки!»
Х
— Ох!
Эйми Карнаби с изумлением смотрела на чек в двести фунтов.
— Эмили! Эмили! — закричала она. — Ты только послушай!
Дорогая мисс Карнаби!
Разрешите мне сделать вклад в ваш достойный фонд перед тем, как он окончательно закроется.
Искренне ваш Эркюль Пуаро— Эйми, — сказала Эмили Карнаби, — тебе невероятно повезло. Подумай, где бы ты могла сейчас находиться.
— В Уормвуд-Скраббз[4] или в Холлоуэй?[5] — пробормотала Эйми Карнаби. — Но все это теперь кончено, правда, Огастес? Больше никаких прогулок в парк с мамочкой или с ее подругами и маленькими ножничками…
В ее глазах появилась глубоко спрятанная печаль. Она вздохнула:
— Дорогой Огастес! Такая жалость. Он такой умный… Его можно научить чему угодно…
Примечания
1
Ну да (фр.).
(обратно)2
«Хэрродс» — самый известный универмаг Лондона.
(обратно)3
Дорогая мадам (фр.).
(обратно)4
Лондонская тюрьма.
(обратно)5
Тюрьма для женщин и подростков в Лондоне.
(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg
Комментарии к книге «Немейский лев», Агата Кристи
Всего 0 комментариев