Кристи Агата Кража в отеле 'Гранд Метрополитен'
— Пуаро, друг мой, — в голову мне пришла неожиданная идея. — Держу пари, перемена обстановки пошла бы вам на пользу.
— Вы так думаете, Гастингс?
— Совершенно уверен в этом.
— Да ну? Неужели? — ответил, улыбнувшись, Пуаро. — Стало быть, всё уже решено, не так ли?
— Так, значит, вы согласны?
— И куда же вы намерены меня увезти?
— В Брайтон. Дело в том, что один мой хороший знакомый из Сити намекнул мне, что есть одно выгодное дельце — дескать, можно неплохо заработать, если рискнуть, конечно. Ну и… короче, теперь я богат просто до неприличия. Эти шальные деньги просто жгут мне руки. Вот я и решил — а не провести ли мы нам с вами пару дней в отеле "Гранд Метрополитен"! Как вам такая идея, Пуаро?
— Не откажусь, и с благодарностью принимаю ваше предложение. Ах, друг мой у вас всегда было доброе сердце — вот и сейчас вы не забываете старика! А доброе сердце, в конечном итоге, куда важнее всех серых клеточек на свете! Да, да, поверьте мне, Гастингс! Это говорю вам я, Пуаро! А ведь я, грешен, сам порой забываю об этом!
Как это уже бывало не раз, сравнение Пуаро заставило меня с досадой поморщиться. Я всегда считал, что Пуаро склонен недооценивать присущую мне сообразительность. Но его ликование по поводу предстоящей поездки было настолько искренним, что я решил не обижаться на его невольную бестактность.
— Итак, договорились, — поспешно сказал я.
В субботу вечером мы с Пуаро уже наслаждались роскошным ужином в зале ресторана "Гранд Метрополитен". Зал был забит до отказа. Разряженная публика оживлённо переговаривалась. Глаза у меня разбежались. Наимоднейшие туалеты ослепляли роскошью, а от блеска бриллиантов рябило в глазах. Дамы были просто увешаны драгоценностями. Их было столько, что это противоречило не только хорошему вкусу, но и чувству меры… и всё же это было великолепно!
— Вот это да! — оторопел Пуаро, не менее меня поражённый этим зрелищем. — Ну и ну! Шайка мошенников — согласны со мной, Гастингс?
— Очень может быть, что вы и правы, Пуаро, — согласился я. — Остаётся только надеяться, что хотя бы не все.
Пуаро с любопытством озирался по сторонам.
— Знаете, Гастингс, глядя на всё это несметное количество драгоценностей, я иной раз жалею, что посвятил свой гений поиску преступников, а не совершению преступлений! Представляете, как мог бы воспользоваться подобным случаем умелый вор?! Как раз тот случай, когда удача, можно сказать, сама плывёт в руки! Да вот, обратите внимание хотя бы на ту толстуху, что сидит у колонны. Увешана бриллиантами с головы до ног точь-в-точь рождественская ёлка!
Я проследил за его взглядом.
— Господи, помилуй, — удивился я. — Да ведь это же миссис Опалсен!
— Вы знакомы?
— Ну, не так чтобы очень близко. Насколько я помню, её муж — весьма удачливый биржевой маклер. По-моему, во время последнего нефтяного бума сколотил себе изрядное состояние.
После ужина мы с Пуаро вернулись в гостиную и тут же нос к носу столкнулись с Опалсенами. Я представил им Пуаро, и мы понемногу разговорились. Вскоре мы вчетвером уже болтали, как старые друзья. И кофе уже пили вместе.
Пуаро, конечно, не упустил случая выразить свой восторг великолепными драгоценностями, украшавшими пышную грудь дамы, и её добродушное, хотя и несколько простоватое лицо просияло от радости.
— Ах, мсье Пуаро, драгоценности — моя слабость! Блеск драгоценных камней сводит меня с ума, так что я просто теряю голову, ей Богу! Эд прекрасно знает эту мою страсть, и когда дела у него идут неплохо, то частенько балует меня. Ах, он такой милый, постоянно покупает мне что-нибудь новенькое! А вы тоже интересуетесь драгоценностями?
— По роду деятельности мне частенько приходится иметь с ними дело, мадам. А благодаря своей профессии мне представилось немало возможностей полюбоваться самыми известными в мире драгоценностями.
И он пустился в воспоминания. Предусмотрительно не упомянув ни одного имени, Пуаро поведал восхищенной миссис Опалсен о нашумевшем похищении исторических драгоценностей одного королевского дома. Миссис Опалсен слушала его, едва дыша от волнения.
— О Господи! — зачарованно вздохнула она, как ребёнок, которому мать рассказывает на ночь волшебную сказку. — Ну и чудеса! Просто не верится, честное слово! Но, между прочим, мсье Пуаро, мне тоже есть, чем поразить ваше воображение, — великолепные жемчуга. Насколько я знаю, по красоте им нет равных в мире! Жемчужины подобраны одна к одной, а цвет их просто уникален. К тому же, у них, кажется, тоже есть своя история. Да что я вам рассказываю? Вы должны увидеть их собственными глазами. Пойду схожу за ними!
— О, мадам! — запротестовал Пуаро. — Вы слишком любезны! К чему эти хлопоты? Право же, не стоит беспокоиться! Мне просто совестно пользоваться вашей добротой.
— Нет, нет, что вы! Я непременно должна показать их вам.
Пышнотелая дама, не слушая больше его возражений, поспешно заторопилась к лифту. Муж её, оторвавшись от беседы со мной, вопросительно глянул на Пуаро.
— Ваша супруга была так любезна, что решила непременно показать нам своё жемчужное ожерелье, — объяснил Пуаро.
— Ох уж эти её знаменитые жемчуга! — губы Опалсена расплылись в самодовольной улыбке. — Впрочем, держу пари, мсье Пуаро, что вы не пожалеете — ожерелье и в самом деле стоит того, чтобы на него посмотреть. В своё время я выложил за них кругленькую сумму. Правда, дельце было выгодное — в любую минуту я могу выручить за них столько же, сколько и заплатил, а то и больше. Может, в один прекрасный день так и придётся сделать, если дела пойдут так же, как сейчас. В Сити сейчас порой бывает туго с наличностью. А всё этот проклятый налог на сверхприбыль! — И он пустился в разговор о финансовых операциях, то и дело пересыпая своё повествование множеством технических терминов, половину из которых я лично просто не понимал.
Его рассуждения были прерваны появлением мальчика-коридорного. Подойдя к Опалсену, он что-то тихо прошептал ему на ухо.
— Э… что такое? Сейчас иду. Она не заболела, надеюсь? Прошу простить меня, джентльмены.
Он поспешно покинул нас. Пуаро, откинувшись на спинку кресла, закурил одну из своих тоненьких русских сигарет. Потом, в свойственной ему манере, аккуратно выстроил пустые чашки из-под кофе в один ряд и с довольной улыбкой залюбовался ими.
Шло время. Опалсенов всё не было.
— Странно, — наконец, не выдержав, заметил я. — Интересно, куда они подевались.
Пуаро, с невозмутимым видом разглядывая дым, колечками поднимавшийся к потолку, молчал. Потом с тяжёлым вздохом задумчиво произнёс:
— Думаю, друг мой, нам не стоит их ждать — они вряд ли вернутся.
— Но почему?
— Потому, Гастингс, что, скорее всего, случилось нечто из ряда вон выходящее.
— Что именно? И с чего вы взяли, будто что-то произошло? — удивился я.
Пуаро усмехнулся.
— Дело в том, что пару минут назад управляющий отелем торопливо вышел из своего кабинета и поспешил наверх. Лицо у него было явно взволнованное. Мальчик-лифтёр, забыв о своих обязанностях, что-то с жаром обсуждает с одним из коридорных. Звонок вызова лифта, если не ошибаюсь, прозвонил уже раза три, однако он и ухом не повел. И в-третьих, даже официанты distrait[1] — вы только взгляните! — и Пуаро многозначительно покачал головой, дескать, есть же предел всему! — Значит, дело и впрямь нешуточное. Ага, вот и они! Смотрите, Гастингс, если не ошибаюсь, прибыла полиция!
Двое мужчин как раз в эту минуту вошли в холл отеля. Один был в форме, другой — в штатском. Перекинувшись несколькими словами с портье, они поспешно зашагали к лифту. Прошло ещё некоторое время, и тот же мальчик-коридорный выскочил из лифта и, оглянувшись по сторонам, чуть ли не вприпрыжку помчался в нашу сторону.
— Мистер Опалсен свидетельствует вам своё почтение и спрашивает, не будете ли вы столь любезны, джентльмены, пройти наверх?
Пуаро вскочил на ноги как ужаленный. Можно было подумать, что он только этого и ждал. Я, естественно, последовал за ним.
Номер, который снимали Опалсены, был на втором этаже. Мальчик-коридорный постучал и ушёл. Дождавшись ответа, мы толкнули дверь в комнату. Нашим глазам представилась удивительная картина. Мы оказались в спальне миссис Опалсен. В самом центре её, лёжа в кресле, заливалась слезами сама хозяйка. Печальное это было зрелище — потоки слёз, струившиеся по её пухлым щекам, проложили дорожки в густом слое покрывавшей их пудры, а она этого даже не замечала. Сам мистер Опалсен, побагровев от едва сдерживаемого бешенства, мерил большими шагами комнату. Двое полицейских исподтишка наблюдали за ними. Один из них держал наготове блокнот. Возле камина застыла горничная — по лицу её было видно, что бедняга перепугалась до смерти. По другую его сторону француженка, скорее всего — личная горничная миссис Опалсен, безутешно рыдала, в отчаянии заламывая руки. Горе её вполне могло бы соперничать с отчаянием хозяйки.
И вот посреди царившего вокруг хаоса появился Пуаро — как всегда невозмутимый, и с неизменной улыбкой на губах. Увидев знаменитого детектива, миссис Опалсен выбралась из кресла и кинулась к нему с живостью, довольно неожиданной для дамы столь внушительной комплекции.
— Ах, вот и вы, наконец! Эд пусть говорит всё, что ему вздумается, но я… я верю в перст судьбы, мсье Пуаро! Это моя счастливая звезда послала мне вас в такую минуту! Только вы сможете вернуть мне мои жемчуга! Если уж не сможете вы, значит, не сможет никто!
— Умоляю вас, мадам, успокойтесь! — Пуаро успокаивающе похлопал заплаканную даму по руке. — Доверьтесь Эркюлю Пуаро, и всё будет в порядке, уверяю вас.
Мистер Опалсен повернулся к одному из полицейских.
— Надеюсь, никто из вас, господа, не станет возражать, если я обращусь за помощью к этому джентльмену?
— Ничуть, — довольно любезно откликнулся тот, и по его равнодушному тону было ясно, что это его нисколько не волнует. — Судя по всему, сэр, ваша супруга немного успокоилась. Может быть, теперь она расскажет нам наконец, что же всё-таки произошло?
Всхлипнув, миссис Опалсен бросила на Пуаро умоляющий взгляд. Маленький бельгиец усадил её обратно в кресло.
— Прошу вас, присядьте, мадам. Успокойтесь и расскажите нам как можно подробнее, что случилось.
Миссис Опалсен осушила платком слёзы и приступила к рассказу.
— После обеда я поднялась к себе наверх, чтобы взять жемчуга, которые перед этим пообещала показать мсье Пуаро. Горничная и Селестина были, как всегда, в этой комнате.
— Простите, мадам, а что вы подразумеваете под словами «как всегда»?
В разговор вмешался мистер Опалсен.
— Я завёл такое правило — никто из служащих отеля не должен входить в эту комнату без Селестины. Горничная убирается здесь по утрам, при этом неотлучно присутствует Селестина, личная служанка моей жены. Вечером она приходит ещё раз, чтобы приготовить постели — и тоже в её присутствии. Иначе она в комнату не заходит.
— Итак, как я уже сказала, — продолжала миссис Опалсен, — я поднялась наверх в номер. Открыла дверь, подошла к туалетному столику и выдвинула вот этот ящик, — кивком головы она указала на нижний правый ящик туалетного столика с двумя тумбами. — Потом достала оттуда шкатулку с драгоценностями и отперла её. Мне показалось, всё на месте… только жемчуга! Они исчезли!
Инспектор поспешно строчил в своем блокноте.
— Когда вы видели жемчуга в последний раз? — оторвавшись от этого занятия, спросил он.
— Когда я переодевалась, чтобы спуститься к обеду. Готова поклясться, жемчуга ещё были тут.
— Вы в этом уверены?
— Абсолютно! Я ещё помню, как колебалась, надевать их или нет. В конце концов, решила надеть свои изумруды — подумала, что вечером они будут смотреться лучше. А жемчуг убрала обратно в шкатулку.
— И кто её запер?
— Я сама. А ключ от шкатулки всегда при мне. Вот он — висит на цепочке у меня на шее, — и с этим словами она показала нам ключ.
Инспектор внимательно осмотрел его и пожал плечами.
— Вор без труда мог заказать себе второй. Ничего сложного, поверьте, мадам! Да и замок на шкатулке самый простой. Ладно, оставим это. Теперь скажите, что вы делали после того, как заперли шкатулку?
— Убрала её обратно в нижний ящик, как всегда. Она всегда там стоит.
— А ящик вы тоже заперли?
— Нет, я никогда этого не делаю. Поскольку здесь всегда безотлучно находится моя горничная, которой запрещено уходить до моего возвращения, в этом нет никакой необходимости.
Лицо инспектора стало суровым.
— Если я правильно понял вас, мадам, вы утверждаете, что видели драгоценности до того, как спустились к обеду? А с тех пор, по вашим словам, ваша горничная не покидала эту комнату ни на минуту?
Казалось, весь ужас ситуации, в которой она неожиданно оказалась, только сейчас дошёл до сознания бедняжки. С пронзительным воплем Селестина повисла на шее Пуаро, бессвязно лопоча что-то по-французски.
Я едва успевал разбирать поток бессвязных жалоб и причитаний несчастной француженки. Какая ужасающая несправедливость, вопила она. Чтобы она, Селестина, могла ограбить свою дорогую хозяйку! Нужно быть круглым идиотом, чтобы вообразить такое! Впрочем, всем давным-давно известно, что в полиции все дураки. Но мсье француз…
— Бельгиец, мадам, — поправил ее Пуаро. Однако Селестина, как мне показалось, не обратила на это ни малейшего внимания.
…а француз просто не сможет остаться в стороне и смотреть, как на бедную женщину возводят это ужасное, нелепое, несправедливое обвинение, в то время как эту нахалку отпустят на все четыре стороны!
— Я никогда ей не доверяла! — вопила она. — Нет, вы только посмотрите на неё — по глазам видно, что прирождённая воровка! Я сразу же сказала, что за ней нужен глаз да глаз. И смотрела за ней в оба, когда совала всюду нос и при этом делала вид, что убирается в спальне у мадам! Пусть эти дураки обыщут её, и если они не найдут у неё жемчуга мадам, то я съем собственную шляпу! — с вызовом бросила Селестина.
Всё это было сказано на быстром и почти неразборчивом французском, но взбешенная Селестина сопровождала свою обвинительную речь столь выразительной мимикой и жестами, что до горничной наконец дошло, в чем её обвиняют. От злости лицо её стало багровым, как спелый помидор.
— Если эта иностранка утверждает, что это я украла жемчуга, то она врёт! — вспыхнула она, бросив в нашу сторону вызывающий взгляд. — Я и в глаза их никогда не видела!
— Обыщите её! — взвизгнула француженка. — Сами убедитесь, что я права!
— Ах ты, наглая врунья! — сжав кулаки и наступая на Селестину, гаркнула вторая горничная. — Сама, небось, стибрила их, вот теперь и стараешься повесить это на меня! Я и комнате-то пробыла минуты три, не больше, а потом вернулась леди. А ты, между прочим, сидела тут всё время, как обычно — будто кошка, караулящая мышь!
Инспектор бросил вопросительный взгляд на Селестину.
— Это правда? Выходит, вы ни разу не покидали эту комнату?
— Я действительно не оставляла её одну, — без особой охоты призналась француженка. — Правда, пару раз за это время я выходила к себе…вот через эту дверь, за ней моя комната. Один раз, чтобы принести клубок шерсти, а другой — за ножницами. Тогда-то она, наверное, и стащила жемчуга.
— Да ты и выходила-то разве что на минуту! — сердито отрезала горничная. — Прошмыгнула туда, как крыса, и тут же назад. Что ж, пусть тогда меня обыщут! Я только рада буду! Мне нечего бояться.
В эту минуту кто-то постучал в дверь. Инспектор подошёл к выходу, приоткрыл её и выглянул в коридор. Когда он увидел, кто это, лицо его сразу прояснилось.
— Слава Богу! — обрадовался он. — Вот, наконец, и наша сотрудница, которая обычно обыскивает женщин! Надеюсь, вы не станете возражать, мисс, — обратился он к горничной, — если я попрошу вас пройти в соседнюю комнату вместе с ней?
Он дал знак горничной, и та, вызывающе вскинув подбородок, вышла за дверь. Женщина-инспектор последовала за ней.
Француженка, жалобно всхлипывая, сжалась в комочек на стуле. Пуаро внимательно разглядывал комнату. Я вслед за ним изо всех сил старался запомнить, что в ней было.
Рисунок
1. Гардероб
2. Туалетный столик
3. Комод
4. Кровать
5. Комната горничной
6. Коридор
— Куда ведёт эта дверь? — полюбопытствовал Пуаро, кивком указав на дверь возле окна.
— Наверное, в соседний номер, — предположил инспектор. — Впрочем, какая разница, всё равно ведь она заперта с этой стороны.
Подойдя к двери, Пуаро пару раз повернул ручку, отодвинул задвижку и снова попробовал подёргать.
— Похоже, с той стороны тоже заперта, — проворчал он. — Ну что ж, неплохо. По крайней мере, этот вариант можно исключить.
Потом он так же тщательно осмотрел одно за другим оба окна, даже выглянул наружу.
— То же самое — ничего! Даже балкона и то нет.
— А пусть бы и был, — не выдержал инспектор, у которого, похоже, лопнуло терпение. — Не вижу, чем бы это могло нам помочь. Вы забыли, что горничная ни на минуту не покидала комнату.
— Да, да, конечно, — ничуть не смутившись, торопливо закивал Пуаро. — Раз уж мадемуазель определённо утверждает, что не уходила из комнаты, тогда, конечно…
Появление горничной в сопровождении женщины-инспектора помешало Пуаро договорить.
— Абсолютно ничего, — коротко бросила инспекторша.
— Само собой разумеется, — презрительно фыркнула горничная. — А этой французской шлюхе должно быть стыдно, что она старалась опозорить честную девушку! — с видом оскорблённой добродетели бросила она.
— Ладно, ладно, крошка, хватит! — открыв дверь, примирительно прогудел инспектор и подтолкнул её к ней. — Никто тебя больше не подозревает. Иди, иди, занимайся своим делом.
Горничная неохотно вышла.
— А её вы не собираетесь обыскать? — злорадно бросила она через плечо, ткнув в Селестину пальцем.
— Непременно, — и захлопнув дверь перед её носом, он повернул в замке ключ.
И вот уже Селестина в свою очередь отправилась в соседнюю комнату в сопровождении женщины-инспектора. Через пару минут обе вернулись. Выразительно пожав плечами, сотрудница полиции дала нам понять, что у неё тоже ничего не нашли.
Лицо полицейского потемнело, как грозовая туча.
— Боюсь, мисс, мне придётся так или иначе просить вас поехать со мной в участок, — инспектор повернулся к миссис Опалсен. — Прошу прощения. Мне очень жаль, мадам, но всё говорит о том, что тут замешана ваша горничная. И если жемчугов не нашли при ней, вполне возможно, они спрятаны где-то в её комнате.
Селестина пронзительно завопила и, залившись слезами, снова повисла на шее у Пуаро. И тут у меня едва глаза не вылезли на лоб от удивления: склонившись к её уху, мой маленький друг что-то едва слышно прошептал. Селестина, разом перестав рыдать, в замешательстве смотрела на него, словно не зная, можно ли ему верить.
— Да, да, дитя моё… поверьте мне, так будет лучше, — Пуаро повернулся к инспектору. — Вы позволите, мсье? Маленький эксперимент…просто, чтобы удовлетворить моё любопытство.
— Смотря что вы имеете в виду, — поколебавшись, отозвался полицейский офицер. Было заметно, что всё это ему не по душе
Пуаро снова повернулся к заплаканной Селестине.
— Вы сказали нам, что на минутку выходили в свою комнату взять клубок шерсти. А где он лежал, вы помните?
— На комоде, мсье.
— А ножницы?
— И они тоже.
— Если это вас не затруднит, мадемуазель, не могли бы вы проделать то же самое ещё раз? Вы сидели за шитьём вот тут, не так ли?
Селестина уселась в кресло. Потом, повинуясь едва заметному знаку Пуаро, девушка встала, быстро прошла в соседнюю комнату, взяла с комода клубок шерсти и поспешно вернулась.
Пуаро, вытащив из жилетного кармана серебряные часы-луковицу, внимательно наблюдал за тем, что она делала, то и дело поглядывая на часы.
— Будьте добры, ещё раз, мадемуазель.
После второго эксперимента он что-то быстро записал в блокноте и сунул часы обратно в карман жилета.
— Благодарю вас, мадемуазель. И вас, мсье, — он отвесил поклон инспектору, — вы были очень любезны.
Похоже, такая изысканная вежливость маленького бельгийца показалась полицейскому инспектору довольно комичной. Заливавшаяся слезами Селестина вышла из комнаты в сопровождении женщины-инспектора и полицейского в штатском.
Снова извинившись перед миссис Опалсен, второй инспектор принялся обыскивать спальню. Вначале он один за другим выдвинул ящики комода, потом осмотрел гардероб, но всё безрезультатно. Кончилось тем, что полицейский перевернул вверх дном постель хозяйки и даже простучал весь пол. Мистер Опалсен, не скрывая своего недоверия, наблюдал за его действиями.
— Неужели вы действительно рассчитываете отыскать жемчуга? — не выдержал он под конец.
— Да, сэр. Готов спорить на что угодно, что они где-то тут. Ведь у неё не было времени вынести их из комнаты. То, что ваша супруга сразу обнаружила пропажу жемчугов, спутало ей все планы. Нет, наверняка они ещё здесь. И спрятала их одна из этих двух чертовок… только маловероятно это была горничная из отеля.
— Не то что маловероятно, — вставил Пуаро. — Это попросту невозможно, дорогой инспектор!
— Что именно? — инспектор озадаченно уставился на него.
Пуаро торжествующе улыбнулся.
— Сейчас я вам покажу. Гастингс, друг мой, возьмите-ка мои часы… только осторожно, умоляю вас. Это фамильная реликвия! Как вы заметили, я только что засёк, сколько времени заняли все передвижения мадемуазель. В первый раз она отсутствовала в комнате двадцать секунд, во второй, когда ходила взять ножницы, — пятнадцать. А теперь следите внимательно за тем, что я буду делать. Мадам, не будете ли вы столь любезны дать мне ключ от шкатулки с драгоценностями? Благодарю вас. Гастингс, друг мой, будьте так добры, скажите: «Начали»!
— Начали! — послушно повторил я.
Со сверхъестественной быстротой Пуаро выдвинул один из ящиков туалетного столика, извлёк оттуда шкатулку с драгоценностями, молниеносно вставил ключ в замочную скважину, открыл шкатулку, выхватил первую попавшуюся на глаза безделушку, так же быстро захлопнул и запер шкатулку, поставил её в ящик и одним толчком задвинул его на место. Действовал он с быстротой фокусника и почти бесшумно.
— Ну как, друг мой? — с трудом переводя дух, спросил он.
— Сорок шесть секунд, — отозвался я.
— Видите? — Пуаро с победоносным видом оглянулся на нас. — Надеюсь, вы теперь больше не сомневаетесь, что у горничной попросту не хватило бы времени не то, чтобы успеть спрятать жемчуга, но даже достать их из шкатулки.
— Н-да… похоже, всё-таки тут замешана служанка, — кивнул инспектор, возвращаясь к обыску. Покончив со спальней миссис Опалсен, он перешёл в смежную комнату — ту самую, которую занимала француженка.
Я искоса глянул на Пуаро и заметил, что мой друг недоволен. Что-то явно не давало ему покоя. Пуаро озадаченно нахмурился. Вдруг его осенило быстро повернувшись к миссис Опалсен, он резко спросил:
— Наверное, ваши жемчуга были застрахованы?
На мгновение воцарилась тишина. Миссис Опалсен даже рыдать перестала. Её супруг явно смутился.
— Э-э-э, конечно, — неуверенно протянул Опалсен. — А как же.
— Но какое это имеет значение? — вновь разразившись слезами пробормотала его супруга. — Я хочу получить назад свои жемчуга, а не эту дурацкую страховку! Им же цены нет! Никакие деньги мне его не заменят!
— Вполне понимаю ваши чувства, мадам, — мягко сказал Пуаро. — Право же, мне очень жаль. Для женщины её маленькие слабости — это всё, не так ли? Но для вашего супруга — хоть мужчина и не обладает такой тонкой и возвышенной душой — для него это обстоятельство может служить некоторым утешением…
— О, конечно, конечно, — не очень уверенно произнёс мистер Опалсен. — И всё же…
Ликующий крик, вырвавшийся из глотки инспектора, не дал ей закончить. Мы ещё не успели опомниться, как он ворвался в комнату. В руке он сжимал пропавшее ожерелье…
Забыв обо всём, миссис Опалсен кинулась к нему. Она просто светилась от счастья — её просто невозможно было узнать.
— Ах, мои жемчуга!
Трепещущими руками она прижала их к пышной груди. Мы сгрудились вокруг неё.
— Где вы его обнаружили? — полюбопытствовал Опалсен.
— В кровати Селестины. Ловкая штучка эта служанка — спрятала жемчуга под матрас. Должно быть, стащила их и сунула туда прежде, чем вернулась горничная.
— Вы позволите, мадам? — вежливо осведомился Пуаро. Взяв из её рук жемчужное ожерелье, он внимательно осмотрел его. Потом с учтивым поклоном вернул хозяйке.
— Боюсь, мадам, мне придётся вас огорчить, — вмешался полицейский инспектор. Он был явно смущён. — Ожерелье должно пока что остаться у нас… пока до закончится расследование. Если хотите, я дам вам расписку. И постараюсь вернуть вам жемчуга, как только дело будет закрыто.
Мистер Опалсен насупился.
— Это необходимо?
— Боюсь, что так, сэр. Простая формальность.
— Пускай забирают, Эд! — воскликнула его жена. — Мне так даже будет спокойнее, ведь в полиции мои жемчуга будут в большей безопасности. А так я теперь всё время буду трястись от страха при одной только мысли о том, что их снова могут украсть! Ах, негодяйка! А я-то, дура, всегда доверяла ей, как самой себе! Вот и поделом!
— Тихо, тихо, дорогая, не стоит так расстраиваться.
Я почувствовал, как чья-то рука тихо тронула меня за плечо. Это был Пуаро.
— Пойдёмте, Гастингс, им сейчас не до нас. Мы и так сделали всё, что могли.
Однако, стоило нам оказаться в коридоре, как Пуаро заколебался. И вдруг, к большому моему удивлению, с сокрушённым видом покачал головой.
— Нет, погодите… надо заодно осмотреть и соседний номер.
Дверь была не заперта, и мы беспрепятственно проникли внутрь. Судя по всему, это был номер на двоих, но сейчас он явно пустовал. Мебель повсюду была покрыта толстым слоем пыли. Мой друг, весьма чувствительный к таким вещам, провёл пальцем по поверхности стола возле окна и укоризненно вздохнул, когда его палец оставил заметную дорожку в пыли. На лице Пуаро появилось неодобрительное выражение.
— Не мешало бы им подтянуть персонал, — сухо процедил он сквозь губы.
Повернувшись к окну, Пуаро принялся задумчиво разглядывать его. Похоже, какая-то мысль не давала ему покоя. На время в комнате воцарилась тишина.
— Ну, что? — не выдержал я. — Что мы рассчитываем здесь отыскать, Пуаро? Может быть, поведаете мне, что у вас на уме?
Пуаро вздрогнул от неожиданности и бросил на меня виноватый взгляд.
— Je vous demande pardon, mon ami[2]. Просто хотел убедиться, что дверь номера с этой стороны тоже заперта на задвижку.
— Понятно, — кивнул я, оглядев дверь, через которую можно было пройти в соседний номер. — Итак, можете убедиться сами, что она заперта.
Пуаро кивнул. Казалось, какая-то неясная мысль по-прежнему не давала ему покоя.
— Да и потом, в любом случае, — продолжал я, — какое это имеет значение? Жемчуг нашёлся, и дело, стало быть, закрыто. Жаль, конечно, что вам не представился случай блеснуть. Но тут уж ничего не поделаешь, слишком уж простой случай. Даже такой осёл, как этот инспектор, не мог ошибиться.
Пуаро покачал головой.
— Но дело вовсе не закончено, друг мой. И не будет закончено, пока мы не найдём того, кто на самом деле стащил жемчуга.
— Но ведь их украла горничная!
— А, собственно, почему вы так решили?
— Ну, — запинаясь, промямлил я, — ведь их же нашли… в её собственной постели!
— Та, та, та, — нетерпеливо перебил Пуаро. — Но ведь это был не жемчуг, друг мой!
— Как?!
— Фальшивка, Гастингс. Искусная фальшивка!
У меня отвалилась челюсть. Видя моё изумление, маленький бельгиец лукаво усмехнулся.
— Добрейший инспектор вряд ли хорошо разбирается в драгоценных камнях. Но то, что он с таким триумфом продемонстрировал нам, не более, чем фальшивка!
— Пойдёмте! — вскричал я, хватая его за руку.
— Куда вы меня тащите, Гастингс?
— Надо немедленно бежать к Опалсенам!
— Не думаю, что это такая уж хорошая идея.
— Но эта бедная женщина…
— Бог с вами, Гастингс, эта бедная женщина, как вы её называете, будет спать гораздо спокойнее, свято веря, что её бесценные жемчуга в надёжных руках нашей доблестной полиции.
— Помилуйте, Пуаро! А что если вор пока удерёт с настоящими жемчугами?!
— Опять торопитесь, мой друг! И что у вас за скверная привычка говорить, не подумав! С чего вы вообще решили, что жемчуга, те самые уникальные жемчуга, которые миссис Опалсен накануне столь заботливо спрятала в свою шкатулку, уже не были поддельными? И что кража… я имею в виду настоящую кражу… не была совершена гораздо раньше? Неделю… месяц назад?
— О Боже! — совершенно сбитый с толку, пробормотал я.
— Именно, — лучась удовлетворённой улыбкой, подтвердил Пуаро. — Значит, начнём всё сначала.
Он направился к дверям, потоптался немного, словно гадая, что делать дальше, потом вышел в коридор и решительно зашагал в его конец, туда, где в небольшой каморке горничные и коридорные каждого этажа держали свои хозяйственные принадлежности. Там нашим глазам представилось интересное зрелище. Горничная, которую мы уже видели, окружённая группкой взволнованных слушателей, с жаром рассказывала любопытным о тех испытаниях, что выпали на её долю. Заметив нас, она остановилась на полуслове и бросила вопросительный взгляд в нашу сторону. Пуаро с обычной для него галантностью отвесил ей изысканный поклон.
— Прошу прощения за беспокойство, мадемуазель. Я был бы очень вам благодарен, если бы вы открыли мне номер, который занимает мистер Опалсен?
Горничная без малейших колебаний согласилась, и мы отправились вслед за нею. Номер, в котором жил мистер Опалсен, был по другую сторону коридора — как раз напротив того, что занимала его супруга. Горничная, вытащив из кармана запасной ключ, отперла его, и мы вошли.
Она уже повернулась, чтобы уйти, но Пуаро вдруг остановил её.
— Минутку, мадемуазель. Скажите, вам, случайно, никогда не попадалась среди вещей мистер Опалсена вот такая карточка?
Он протянул ей обычную белую визитную карточку — простой прямоугольник из белого картона, на мой взгляд, ничем не примечательную. Горничная, взяв визитку в руки, поднесла её к глазам. Потом отрицательно покачала головой.
— Нет, сэр. По-моему, нет. Спросите коридорного. В комнатах джентльменов они обычно бывают чаще.
— Конечно. Благодарю вас, мадемуазель.
Пуаро забрал у неё визитку. Горничная прикрыла за собой дверь. Пуаро, как мне показалось, о чём-то напряженно размышлял. Наконец он коротко кивнул, словно в ответ на собственные мысли, а потом повернулся ко мне.
— Так, а теперь позвоните, Гастингс. Три раза — так обычно вызывают коридорного.
Меня так и подмывало спросить, для чего, однако вместо этого я молча выполнил его просьбу. А Пуаро, совсем забыв о моём присутствии, опрокинул на пол корзинку для бумаг и хлопотливо копался в её содержимом.
Через пару минут на звонок явился коридорный. Пуаро задал ему тот же самый вопрос, что и горничной, и точно так же дал посмотреть на какую-то карточку. Ответ, увы, был тот же. Коридорный твердо заявил, что никогда не видел ничего похожего среди вещей, принадлежавших мистеру Опалсену. Пуаро вежливо поблагодарил его, и тот удалился, правда, на мой взгляд, довольно неохотно. Лицо у него было удивлённое — судя по всему, он успел заметить и перевёрнутую корзинку, и разбросанные повсюду бумажки. Но вряд ли он слышал, как Пуаро, запихивая всю эту неопрятного вида кучу мусора обратно в корзинку, с досадой пробормотал себе под нос:
— Держу пари, жемчуга были застрахованы на солидную сумму…
— Пуаро, — поражённый, воскликнул я, — кажется, я начинаю понимать…
— Ничего вы не понимаете, друг мой, — безапелляционно отрезал Пуаро. — Впрочем, как всегда! Просто непостижимо — и, однако, это так! Ну что ж, предлагаю вернуться к себе.
По дороге к себе мы не обменялись ни единым словом. Едва успев закрыть за собой дверь, Пуаро вдруг бросился переодеваться, что окончательно поставило меня в тупик.
— Сегодня же вечером возвращаюсь обратно в Лондон, друг мой, — заметив моё удивление, объяснил он. — Это совершенно необходимо.
— Вот как?
— Абсолютно. Само собой, основная работа мозга уже завершена (а все эти замечательные серые клеточки, друг мой!), но теперь необходимо отыскать факты, подтверждающие мою теорию. Я непременно должен их найти! Не позволю, чтобы кто-то похвалялся, что обвёл вокруг пальца самого Эркюля Пуаро!
— Жаль. А я-то надеялся, что вы отдохнете хотя бы несколько дней, — приуныл я.
— Не обижайтесь, мой дорогой друг! Тем более, что я по-прежнему рассчитываю на вашу помощь. Надеюсь, что вы не откажетесь оказать мне одну услугу… в память старой дружбы.
— Конечно, — поспешно ответил я, тут же приободрившись. Мне вдруг стало стыдно. — Что надо сделать?
— Рукав моего пиджака, того, что я только что снял… не могли бы вы его почистить? Видите, там что-то белое — то ли пудра, то ли мел. Ничуть не сомневаюсь, друг мой, что вы заметили, как я провёл пальцем вдоль ящика туалетного столика, не так ли?
— Боюсь, что нет.
— Ай-ай-ай, Гастингс! Вы должны были внимательно следить за тем, что я делаю. Ну, да ладно. Вот тогда-то я и перепачкался в этом белом порошке и по рассеянности не заметил, что заодно испачкал и рукав пиджака. Поступок, достойный всяческого сожаления и тем более совершенно не согласующийся с моими принципами.
— Но что это за белый порошок? — перебил его я. Принципы Пуаро нимало меня не интересовали. Тем более, что я и без того знал их наизусть.
— Наверняка решили, что перед вами знаменитый яд Борджиа, — игриво подмигнув мне, покачал головой Пуаро. — Вижу, Гастингс, ваше воображение заработало в полную силу! Жаль разочаровывать вас, но это всего лишь обычный портновский мелок.
— Мелок?
— Ну да. Тот самый, которым часто натирают низ ящиков, чтобы они легче выдвигались.
Я расхохотался.
— Ах вы, старый пройдоха! А я-то Бог знает что вообразил!
— До свидания, друг мой! Можете считать, что меня уже нет.
Дверь за ним с шумом захлопнулась. Снисходительно улыбнувшись, я снял с вешалки пиджак Пуаро и потянулся за платяной щеткой.
***
На следующее утро, не получив от моего друга ни слова, я решил после завтрака отправиться на прогулку. Встретил кое-кого из старых друзей и пообедал вместе с ними в отеле. Покуривая сигары, мы долго болтали о прежних временах. За разговором время летело незаметно, и когда я наконец вернулся в Гранд Метрополитен, было уже больше восьми.
Первый, кого я заметил, был Пуаро — такой же подтянутый, как всегда, сияя самодовольной улыбкой, он восседал, стиснутый с двух сторон тучными Опалсенами. По всему его виду было заметно, что он едва не лопается от гордости.
— Мой дорогой Гастингс! — всплеснул он руками и кинулся мне навстречу. — Обнимите меня, друг мой! Нашей тайны больше не существует!
К моему величайшему облегчению, на этот раз удалось ограничиться лишь крепким рукопожатием. Впрочем, от Пуаро можно было ожидать чего угодно — я бы ничуть не удивился, если бы он при всех бросился мне на шею.
— Стало быть, вы хотите сказать, что… — неуверенно начал я.
— Всё замечательно, капитан Гастингс! — перебила меня миссис Опалсен. Её пухлое лицо сияло. — Разве я не говорила тебе, Эд, что если уж ему не удастся вернуть мои жемчуга, так не удастся никому?
— Говорила, милочка, говорила. И, как всегда, оказалась права.
Я растерянно глянул на Пуаро, и он тут же пришёл мне на помощь.
— Что ж, мой дорогой Гастингс, как говорите вы, англичане, всё к лучшему. Садитесь поудобнее, и я расскажу вам, как мне удалось благополучно и ко всеобщему удовлетворению распутать это дело.
— Значит, оно закончено?
— Да, конечно, друг мой. Оба арестованы.
— Кто арестован?!
— Горничная и коридорный, чёрт побери! Так вы, значит, так ничего и не поняли, Гастингс? И не подозревали эту парочку даже после того, как я показал вам следы портновского мела?
— Но вы же сами сказали, для чего его используют, — смущённо забормотал я.
— Совершенно верно — для того, чтобы ящик можно было бесшумно выдвинуть — или задвинуть. Вот и на этот раз кому-то было очень нужно, чтобы этот ящик скользил взад — вперёд без малейшего шума. Но кому? Кто мог быть заинтересован в этом? Только горничная. Их план был настолько прост, и в то же время гениален, что разгадать его сразу было невозможно! Это говорю вам я, Эркюль Пуаро!
А теперь послушайте, как это было задумано. Затаившись в соседнем номере, коридорный терпеливо ждёт сигнала. Француженка-горничная на минуту выходит из комнаты. Воспользовавшись её отсутствием, горничная с быстротой молнии выдвигает нижний ящик туалетного столика, вынимает шкатулку с драгоценностями мадам Опалсен и, отодвинув задвижку, передаёт шкатулку через дверь коридорному. А тот уже, не торопясь, отпирает её заранее приготовленным дубликатом ключа, который он, скорее всего, позаботился снять заранее, вынимает жемчуг и дожидается своего часа. И тут Селестина, на их счастье, снова выходит. И спектакль повторяется. Через мгновение ящик со шкатулкой вновь стоит на своём обычном месте — в ящике туалетного стола.
Тут возвращается мадам и тут же обнаруживает пропажу ожерелья. Поднимается страшный шум. Горничная со слезами оскорблённой невинности требует, чтобы её обыскали. Её желание исполнено — и она свободна. Её невиновность доказана. При этом учтите — поддельное ожерелье уже лежит там, куда они подбросили его ещё утром, — под матрасом Селестины. Держу пари на что угодно, что эта мысль пришла в голову горничной! Ловкий ход!
— Но что вам понадобилось в Лондоне, Пуаро?
— А вы помните ту визитную карточку?
— Конечно. Признаюсь, я так и не понял, для чего она вам… да и до сих пор я все еще не понимаю… я подумал…
Покосившись на мистера Опалсена, я деликатно кашлянул.
Пуаро расхохотался.
— Так и есть! Вы опять ни о чём не догадались. Как и коридорный, к счастью. Покрытие на этой карточке было обработано специальным составом для снятия отпечатков пальцев. После этого мне оставалось только отправиться в Скотланд-Ярд, отыскать нашего старого друга инспектора Джеппа и изложить ему факты. Как я и предполагал, обнаружилось, что эта пара отпечатков принадлежат хорошо всем известной парочке. Этих специалистов по краже драгоценностей давным-давно разыскивала полиция. Джепп вернулся сюда вместе со мной и арестовал их. У коридорного нашли жемчужное ожерелье. Умные мошенники, нечего сказать, но они недооценили мой метод! Разве я не говорил вам, Гастингс, раз сто по крайней мере, что без метода…
— По крайней мере раз сто! — возмущённо перебил его я. — А как же насчёт их метода?
— Ах, друг мой, идея устроиться в отеле горничной и коридорным была замечательная — но нельзя же до такой степени пренебрегать своими прямыми обязанностями! Они оставили номер неубранным. Поэтому, когда мошенник поставил шкатулку с драгоценностями на маленький столик возле двери между номерами, она оставила в пыли весьма характерный след!
— Конечно! — вскричал я.
— Правда, сначала я колебался. Но после этого — о, после этого я убедился окончательно!
На какое-то время воцарилось молчание.
— И я получила обратно мой жемчуг, — словно хор в древнегреческой трагедии вмешалась миссис Опалсен.
— Что ж, — подумав, заявил я. — Пора ужинать.
Пуаро предложил составить мне компанию.
— Но вся слава в этом деле выпала не вам, — сокрушённо сказал я.
— Подумаешь! — беззаботно пожал плечами Пуаро. — Пусть! Славу поделят между собой Джепп и местный инспектор. Но, — он с довольным видом похлопал себя по карману, — поверьте, в накладе я не остался, друг мой. Угадайте, что у меня здесь? Чек от мистера Опалсена, и на весьма солидную сумму. Что скажете, друг мой? Жаль, что наши маленькие каникулы прошли не совсем так, как мы рассчитывали. Может быть, вернёмся сюда в другой раз — но, чур, платить буду я!
Примечания
1
distrait (фр.) — взволнованы
(обратно)2
Je vous demande pardon, mon ami (фр.) — Прошу прощения, друг мой!
(обратно)
Комментарии к книге «Кража в отеле «Гранд Метрополитен»», Агата Кристи
Всего 0 комментариев