«Желтый ирис»

Кристи Агата Желтый ирис

Эркюль Пуаро вытянул ноги поближе к встроенному в стену электрическому радиатору. Вид докрасна раскаленных параллельных спиралей радовал глаз Пуаро, во всем любившего симметрию и порядок.

— Пламя горящих углей, — размышлял он, — всегда хаотично. Симметрия в нем совершенно недостижима.

Раздался телефонный звонок. Пуаро встал и невольно взглянул на часы. Было около половины двенадцатого. Кто бы мог звонить в такой поздний час? Наверное, кто-то просто ошибся номером.

— Хотя, возможно, — вполголоса рассуждал Пуаро, насмешливо улыбаясь, обнаружен труп миллионера… газетного магната… в библиотеке собственной загородной виллы… с пятнистой орхидеей в левой руке… и приколотой к груди страницей из поваренной книги.

Продолжая улыбаться эксцентричности своего предположения, Пуаро снял трубку. Сразу послышался голос — слабый приглушенный женский голос, — в котором, однако, чувствовались настойчивость и отчаяние.

— Это мосье Пуаро? Мосье Эркюль Пуаро?

— Да, я слушаю.

— Мосье Пуаро… не смогли бы вы прийти? И немедленно! Немедленно… Я в опасности… в ужасной опасности… я это знаю…

— Кто вы? — отрывисто спросил Пуаро. — Откуда вы звоните?

— Немедленно… — голос прозвучал еще тише, но с еще большей настойчивостью. — Это вопрос жизни или смерти… «Jardin des Cygnes»[1]… Немедленно… Стол с желтыми ирисами…

Наступила пауза. Затем послышался странный, короткий вздох… Связь прервалась…

Эркюль Пуаро повесил трубку. Вид у него был озадаченный.

— Странная какая-то история. Очень странная, — процедил он сквозь зубы.

* * *

Когда он вошел в ресторан «Jardin des Cygnes», ему навстречу поспешил тучный Луиджи.

— Buona sera,[2] мосье Пуаро! Желаете столик? Да?

— Нет-нет, мой добрый Луиджи. Я ищу своих друзей и хочу оглядеться. Может быть, они еще не пришли. О! Погодите, кажется, вот за тем столиком с желтыми ирисами кто-то из них. Кстати, разрешите спросить, не сочтите за нескромность… На всех столиках у вас стоят тюльпаны… розовые тюльпаны… Почему же на этом — желтые ирисы?

Плечи Луиджи выразительно поднялись.

— Так было приказано, мосье! Должно быть, любимые цветы одной из дам. Стол заказан мистером Бартоном Расселом. Американец… Страшно богатый!

— Гм! С женскими прихотями следует считаться, верно, Луиджи?

— Мосье совершенно прав.

— Ба, да за тем столиком сидит мой знакомый. Пойду-ка поговорю с ним.

Осторожно обойдя танцующие пары, Пуаро направился к столику с желтыми ирисами. Он был накрыт на шесть персон, но сейчас за ним сидел только один молодой человек, который с задумчивым, даже меланхоличным видом пил шампанское.

Это был совсем не тот человек, которого ожидал увидеть Пуаро. Мысль об опасности или мелодраме никак не вязалась с Тони Чэпелом, в какой бы компании он ни находился.

Пуаро нерешительно остановился у стола.

— О! Кого я вижу, мой друг Энтони Чэпел!

— Силы небесные! Пуаро! Полицейская ищейка Пуаро! — воскликнул молодой человек. — Но, дорогой Пуаро, почему Энтони? Для друзей — я Тони.

Он предупредительно отодвинул стул, приглашая Пуаро к столу.

— Посидите со мной. Потолкуем о преступлениях! Даже больше!.. Выпьем за преступления… — Он наполнил бокал шампанским. — Однако, дружище, вы-то что делаете в этом прибежище веселья, танцев и песен? Трупов тут нет! Решительно ни одного трупа, который можно было бы вам предложить!

Пуаро отпил глоток шампанского.

— Похоже, вам очень весело, mon cher?[3]

— Весело?! Я погружен в печаль… погряз в унынии. Вы слышите мелодию, которую играет оркестр? Узнаете?

— Гм, кажется, что-то о том, — осторожно предположил Пуаро, — что ваша малышка вас покинула?..

— Почти угадали, — заметил молодой человек, — но не совсем. «Ничто, как любовь, не приносит несчастье». Вот как она называется.

— И что же?

— Это моя любимая песенка, — грустно сказал Тони Чэпел, — и мой любимый ресторан, и мой любимый оркестр… И здесь моя, любимая девушка, но танцует она с кем-то другим…

— И отсюда меланхолия?

— Вот именно. Видите ли, между мной и Полин, выражаясь вульгарно, произошла словесная баталия. Причем на каждую сотню слов у нее было девяносто пять против моих пяти. Мои пять были: «Но, дорогая… я могу объяснить…» Тут она выдает свои девяносто пять, и все начинается сначала! Похоже, — грустно добавил Тони, — мне остается только отравиться.

— Полин? — переспросил Пуаро.

— Полин Уэзерби. Юная свояченица Бартона Рассела. Молода, очаровательна и невероятно богата. Сегодня Бартон Рассел устраивает званый ужин. Вы знаете Рассела? Большой бизнес… гладко выбритый американец — ни бороды, ни усов… Полон энергии и собственного достоинства. Он был женат на сестре Полин.

— Кто еще приглашен?

— Как только кончится музыка, вы их всех сразу увидите. Лола Вальдес танцовщица из Южной Америки.

Она участвует в новом шоу в «Метрополе». Стив на дипломатической службе. У него все сверхсекретно. Известен под именем Стивен-молчун. Из тех, кто талдычит только одно: «Я не в праве утверждать…» Привет! Ну вот и они!

Пуаро встал. Тони представил его Бартону Расселу, Стивену Картеру, Лоле Вальдес — жгучей красавице-смуглянке — и Полин Уэзерби, юной, и очень хорошенькой, с глазами, синими, как васильки.

— Что я слышу? Сам великий мосье Эркюль Пуаро? — воскликнул Бартон Рассел, — Чрезвычайно рад с вами познакомиться, сэр! Не хотите ли к нам присоединиться? Разумеется, если вы не…

— По-моему, — вмешался Тони, — у него задание, связанное с убийством… или с финансистом, сбежавшим от суда. А может, речь идет об огромном рубине раджи Барриобулага?

— О, друг мой, по-вашему, я что же, все время при деле? Разве я не могу в виде исключения просто позволить себе развлечься?

— Может быть, у вас назначена встреча с Картером? Последнее сообщение из Женевы! Международная обстановка обостряется! Похищенные чертежи обязательно должны быть найдены, в противном случае — завтра будет объявлена война!

— Тони! Неужели обязательно выглядеть полнейшим идиотом? — резко вмешалась Полин Уэзерби.

— Извини, Полин.

Тони снова погрузился в унылое молчание.

— Как вы жестоки, мадемуазель!

— Ненавижу людей, которые все время строят из себя идиотов.

— Я вижу, мне следует поостеречься и говорить только на серьезные темы.

— О нет, мосье Пуаро! — Улыбнувшись, Полин повернулась к нему. — Вас я не имела в виду. Скажите, мосье Пуаро, вы и правда своего рода Шерлок Холмс и в совершенстве владеете методом дедукции?

— Гм… дедукция… В реальной жизни это не так просто, мадемуазель. Однако я попытаюсь. Я полагаю, мадемуазель, что ваши любимые цветы — желтые ирисы.

— Вы ошиблись, мосье Пуаро. Ландыши и розы. Пуаро вздохнул.

— Полное фиаско. Попробую еще раз. Совсем недавно вы говорили по телефону.

Полин засмеялась и захлопала в ладоши.

— Совершенно верно!

— Это было вскоре после того, как вы сюда приехали.

— И это верно! Я позвонила сразу, как только вошла.

— О! Это уже не так хорошо. Вы звонили до того, как подошли к этому столику?

— Да.

— Плохо. Очень плохо.

— О нет! По-моему, у вас все отлично получается. Как вы узнали, что я звонила по телефону?

— Это профессиональный секрет, мадемуазель. А тот, кому вы звонили… его имя начинается на П? Или, может быть, на Э?

Полин опять засмеялась.

— Опять ошибка! Я звонила своей служанке, чтобы она отослала ужасно важное письмо, которое я забыла вовремя отправить. Ее зовут Луиза.

— Какой конфуз, мадемуазель… Какой конфуз! Оркестр заиграл снова. Тони посмотрел на Полин.

— Потанцуем?..

— Я только что танцевала. Немного отдохну.

— Ну разве это не ужасно?! — с горечью произнес Тони, адресуя свою жалобу всему свету.

— Сеньорита, — тихо сказал Пуаро латиноамериканской красавице, — я не смею пригласить вас на танец. Я слишком стар.

— Ах! Это есть чепуха, то, что вы сказали сейчас! Вы еще молодой. Ваши волосы… Они еще черные! Пуаро втайне содрогнулся.

— Полин! — раздался властный голос Бартона Рассела. — Поскольку я твой зять и опекун, я намерен воспользоваться своим правом и заставить тебя потанцевать со мной. Это вальс, а вальс, пожалуй, единственное, что я умею.

— Ну конечно, Бартон! Пойдемте!

— Умница, Полин! Очень мило с твоей стороны. Они ушли. Тони откинулся на стуле и посмотрел на Стивена Картера.

— Вы разговорчивый парень, Картер, не правда ли? — заметил он. Развлекаете компанию веселой болтовней, да? Вы что-то сказали?

— Э… Чэпел! Не понимаю, о чем вы?

— Не понимаете… Ну конечно, — продолжал поддразнивать его Тони.

— Но послушайте…

— Пейте, старина! Пейте, если уж не хотите разговаривать.

— Нет, благодарю.

— Тогда выпью я.

Стивен Картер пожал плечами.

— Извините, — сказал он, — я должен переговорить с одним моим знакомым. Мы вместе учились в Итоне.[4] Поднявшись, он направился к столу, находившемуся в нескольких шагах от них.

— Кто-нибудь должен топить итонцев еще при рождении, — мрачно заявил Тони.

Эркюль Пуаро продолжал галантно беседовать с сидевшей рядом с ним красавицей.

— Хотелось бы знать, мадемуазель, какой ваш любимый цветок?

— А-а! Зачем вы хоти-ите это знать, — кокетливо протянула Лола.

— Мадемуазель, если я посылаю даме цветы, я должен быть уверен, что они ей нравятся.

— Это есть очень ми-ило, мосье Пуаро. Я скажу. Я просто обожаю большие темно-красные гвоздики… или темно-красные розы.

— Превосходно!.. Да-да, превосходно! Значит, вам не нравятся желтые цветы… Например, желтые ирисы?

— Желтые цветы? Нет… Они не отвечают мой темперамент.

— Очень разумно!.. Скажите, мадемуазель, вы не звонили кому-нибудь из своих друзей по телефону, как только пришли сюда?

— Я? Звонить друзья? Нет! Какой странный вопрос!

— Видите ли… я очень странный человек.

— Да, это есть так. И очень опасный человек. — Черные глаза выразительно сверкнули. — Очень опасный!

— О нет, не опасный… Скорее, такой человек, который может быть полезным… в случае опасности. Понимаете?

Лола кокетливо засмеялась, показав ряд ровных белых зубов.

— Нет-нет. Вы опасный человек. Эркюль Пуаро вздохнул.

— Судя по всему, вы не понимаете. Все это очень странно.

Тони, выйдя из своего приступа меланхолии, внезапно сказал:

— Лола, как ты насчет того, чтобы немного повертеться? Пойдем?

— Я пойду… Да. Раз мосье Пуаро не есть такой храбрый.

Тони положил руку ей на талию, и они скользнули в сторону площадки.

— А вы, старина, — через плечо насмешливо бросил Тони, — можете пока поразмыслить о грядущих преступлениях.

— Очень глубокая мысль. Очень глубокая. Минуту-другую Пуаро сидел задумавшись, потом призывно поднял палец. Луиджи поспешно подошел. Широкое лицо итальянца расплылось в улыбке.

— Mon vieux,[5] - сказал Пуаро, — мне нужны кое-какие сведения.

— Всегда к вашим услугам, мосье.

— Я хотел бы знать, кто из людей, сидящих за этим столом, звонил по телефону.

— Я могу вам сказать, мосье. Молодая леди, та, что в белом, она позвонила сразу, как только вошла. Потом она направилась в гардероб снять плащ, и в это время оттуда вышла другая леди и зашла в телефонную кабинку.

— Значит, сеньорита все-таки звонила по телефону! Это было до того, как она вошла в зал?

— Да, мосье.

— Кто-нибудь еще?

— Нет, мосье.

— Да. Мне кажется, Луиджи, что сегодня я должен быть как никогда собранным. Что-то должно случиться, а я совсем не представляю, что именно.

— Если я могу быть чем-то полезен, мосье, я в любой момент…

Пуаро сделал знак, и Луиджи скромно удалился. К столу приближался Стивен Картер.

— Нас с вами покинули, мистер Картер, — сказал Пуаро.

— О! Гм… да.

— Вы хорошо знаете мистера Бартона Рассела?

— Да, довольно хорошо.

— Какая у него очаровательная свояченица!

— Да, хорошенькая.

— Вы ее тоже хорошо знаете?

— Довольно хорошо.

— О! Довольно… довольно… — процедил Пуаро. Картер удивленно посмотрел на него. Музыка прекратилась, и все вернулись к столу.

— Еще бутылку шампанского, — распорядился Бартон Рассел. — И побыстрее!

— Прошу внимания, — обратился он к своим гостям. — Я хочу предложить тост. Должен сказать, что за сегодняшним нашим камерным застольем кроется определенный смысл. Как вам известно, я заказал стол на шесть персон. Нас было пятеро. Одно место оставалось не занятым. Потом по крайне странному совпадению около этого стола оказался мосье Эркюль Пуаро, и я пригласил его присоединиться к нам. Вы даже представить себе не можете, насколько это удачное совпадение. Видите ли, этот стул должен был оставаться не занятым в честь леди… леди, памяти которой посвящена наша сегодняшняя встреча. Леди и джентльмены, наш званый ужин посвящен памяти моей дорогой жены… Айрис… умершей в этот день четыре года назад.

Его слова вызвали взволнованное движение за столом.

— Я прошу вас выпить в память Айрис, — ровно и бесстрастно предложил Бартон Рассел.

— Айрис?[6] — резко переспросил Пуаро. Он посмотрел на цветы на столе. Бартон Рассел, перехватив взгляд Пуаро, слегка кивнул головой.

— Айрис… Айрис… — послышался приглушенный шепот за столом.

Все были поражены и чувствовали себя неловко.

Бартон Рассел продолжал говорить. Слова давались ему с трудом, американский акцент стал более заметным.

— Всем вам может показаться странным, что я отмечаю годовщину смерти моей жены таким образом… устроив ужин в фешенебельном ресторане. Однако у меня есть на то причина!.. Да, на то есть причина! Я объясняю специально для мосье Пуаро. — Мистер Рассел повернулся в его сторону. — Ровно четыре года тому назад, мосье Пуаро, в Нью-Йорке был устроен званый ужин, на котором присутствовали: моя жена, я сам, мистер Стивен, бывший тогда сотрудником посольства в Вашингтоне, мистер Энтони Чэпел, который гостил у нас в течение нескольких недель, сеньорита Вальдес, очаровавшая в то время Нью-Йорк своими танцами, и малышка Полин, — Рассел похлопал девушку по плечу, — ей тогда было всего шестнадцать. Мы решили доставить ей это удовольствие. Ты помнишь, Полин?

— Помню… я помню. — Голос ее чуть заметно дрожал.

— В ту ночь, мосье Пуаро, произошла трагедия. Я помню как сейчас: раздалась барабанная дробь, и началось представление. Свет погас… весь, кроме освещенной прожектором площадки в центре зала. Когда свет снова загорелся, все увидели, что моя жена лежит ничком на столе. Айрис была мертва, мосье Пуаро… Мертва. В ее бокале был обнаружен цианистый калий, а в сумочке — пакетик, в котором был яд.

— Она покончила жизнь самоубийством? — спросил Пуаро.

— Таков был вердикт… Меня это просто сразило, мосье Пуаро! Возможно, у нее была причина… Так полагала полиция. Я не стал возражать.

Внезапно он с силой ударил по столу.

— Но я не был удовлетворен. Нет! В течение этих четырех лет я все обдумывал и размышлял. И я не могу согласиться с полицией. Я не верю, что Айрис наложила на себя руки. Я убежден, мосье Пуаро, что она была убита… одним из тех людей, которые сидят сейчас за этим столом.

— Послушайте, сэр!..

Тони Чэпел вскочил с места.

— Спокойно, Тони, я еще не закончил. Это сделал один из них, мосье Пуаро! Теперь я в этом уверен. Кто-то под прикрытием темноты сунул ей в сумочку пакет с остатками цианистого калия. Мне кажется, я знаю, кто это сделал. И я намерен узнать это точно…

— Вы сумасшедший! — резко прозвучал голос Лолы. — Сумасшедший… Кто бы мог причинить ей зло? Нет! Вы сумасшедший… я… я здесь не останусь…

Внезапно она замолкла. Послышалась дробь барабана.

— Кабаре! — воскликнул Бартон Рассел. — Продолжим после. Оставайтесь на своих местах. Все! Мне нужно переговорить с оркестрантами. Я с ними кое о чем договорился.

Он вышел из-за стола.

— Невероятно, — прокомментировал Картер. — Этот человек — безумен!

— Он есть сумасшедший! Да! — подхватила Лола. Свет погас.

— Я бы с удовольствием сбежал отсюда, — бормотал Тони.

— Нет! — резко сказала Полин. — О Боже мой! Боже мой!.. — пробормотала она вполголоса.

— В чем дело, мадемуазель? — тихо спросил Пуаро.

— Это ужасно! — ответила она шепотом. — Все совсем как в ту ночь…

— Ш-ш! — послышались голоса из зала. Пуаро понизил голос.

— Словечко вам на ушко, мадемуазель, — зашептал он и ободряюще прикоснулся к ее плечу. — Все будет хорошо, уверяю вас!

— О Господи! Слушайте! — воскликнула Лола.

— Что случилось, сеньорита?

— Та самая песня… ее играли в ту ночь. В Нью-Йорке. Все это подстроил Бартон! Мне это не нравится…

— Мужайтесь, мадемуазель… мужайтесь! По залу пронеслась новая волна шиканий, и все смолкли. На освещенную прожектором площадку в центре зала вышла чернокожая певица, сверкая белками глаз и белоснежными зубами. Голос у нее был низкий, глубокий, чуть хрипловатый. Он странно волновал.

Я забыла тебя, Не вспоминаю тебя. Забыла походку, слова, Что ты говорил Мне тогда. Я забыла тебя, Не вспоминаю тебя. И не могла бы сказать Теперь через столько дней, Какие глаза у тебя, Серые или неба синей… Я забыла тебя, Не вспоминаю тебя. Все кончено. Навсегда Я забыла, Забыла тебя Навсегда… навсегда… навсегда…

Берущая за душу мелодия, глубоко проникающий прекрасный негритянский голос гипнотизировал… околдовывал… Это почувствовали даже официанты. Все в зале смотрели только на певицу, покоренные силой вызванных ею эмоций.

Официант, бесшумно двигаясь вокруг стола с тихим: «Шампанское?..» — наполнял бокалы, но внимание всех было привлечено к ярко освещенному пятну площадки, где стояла чернокожая певица, в жилах которой текла кровь ее африканских предков. Волшебный, чарующий голос продолжал:

Я забыла тебя, Не вспоминаю тебя… О! Все это ложь! Никогда Не забыть, не забыть мне тебя! Никогда… никогда… никогда… Пока я жива…

Зал взорвался аплодисментами. Вспыхнул свет. Бар-тон Рассел вернулся к столу.

— Она просто великолепна! — восторженно воскликнул Тони. — Это…

Слова его внезапно прервал приглушенный возглас Лолы:

— Смотрите! Смотрите!

Голова Полин Уэзерби лежала на столе.

— Она умерла! — снова закричала Лола. — Как Айрис… как Айрис в Нью-Йорке!

Пуаро вскочил, дав знак всем оставаться на своих местах. Склонившись над безжизненной фигурой, он осторожно взял руку, пытаясь прощупать пульс. Сидевшие за столом молча следили за каждым его движением. Пуаро был бледен, суров.

— Да, она мертва… La pauvre petite![7] И я сидел рядом! Но на этот раз убийце не уйти!

— Точно как Айрис… — произнес Бартон Рассел. Лицо его посерело. — Она что-то видела… Полин что-то видела в ту ночь… Только не была уверена… Она говорила мне, что не уверена… Мы должны сообщить в полицию… О Господи, малышка Полин!

— Где ее бокал? — Пуаро поднес его к лицу. — Да, цианид… запах горького миндаля… Все, как и в тот раз, тот же яд…

Он взял в руки сумочку Полин.

— Посмотрим, нет ли здесь чего.

— Вы что же, думаете, это самоубийство? — закричал Бартон Рассел. — Нет, это не самоубийство!

— Подождите, — приказал Пуаро. — В сумочке ничего нет. Гм! Свет, по-видимому, зажгли слишком быстро, убийца не успел… не было времени. Значит, пакетик с ядом должен быть еще у него.

— Или у нее, — сказал Картер, глядя на Лолу Вальдес.

— Вы что хоти-ите сказать? — с трудом выдавила она. — Что вы говори-ите? Я ее убила?.. Это не есть правда… Нет! Зачем бы я это делала?

— Вы сами в Нью-Йорке поглядывали на Бартона Рассела. До меня доходили слухи. Аргентинские красотки известные ревнивицы.

— Это все есть сплошная ложь! И я совсем не из Аргентины. Я из Перу. О-о! Я наплевать на вас… я… — Она перешла на испанский.

— Тише! — воскликнул Пуаро. — Говорить буду я.

— Нужно всех обыскать, — заявил Бартон Рассел.

— Нет-нет, — спокойно возразил Пуаро. — В этом нет необходимости.

— Как это — нет необходимости?

— Я, Эркюль Пуаро, я знаю. Я все мысленно сопоставил. И я скажу. Мистер Картер, не покажете ли вы нам пакетик, который находится в вашем нагрудном кармане.

— У меня в кармане? Какого дьявола!..

— Тони, друг мой, — обратился к нему Пуаро, — не будете ли вы так любезны?

— Какого черта!.. — воскликнул Картер, но Тони ловко извлек пакетик, прежде чем Картер сумел ему помешать.

— Пожалуйста, мосье Пуаро. Все как вы сказали!

— Это чудовищный подлог! — выкрикнул Картер. Пуаро взял пакетик.

— Цианистый калий, — прочитал он. — Все ясно.

— Картер! — приглушенно выговорил Бартон. — Я всегда подозревал. Айрис была влюблена в вас. Собиралась бежать с вами. Но вы, дрожа за свою драгоценную карьеру, побоялись скандала. Поэтому вы отравили ее. Мерзавец, тебя повесят!

— Тихо! — Голос Пуаро прозвучал твердо и уверенно. — Мы еще не кончили. Я, Эркюль Пуаро, должен кое-что сообщить. Когда я пришел в ресторан, мой друг Тони Чэпел предположил, что я появился здесь, чтобы расследовать совершенное кем-то преступление. И это отчасти правда. Мысль о преступлении у меня была. Но я пришел, чтобы предотвратить преступление. Убийца все тщательно спланировал… Однако я, Эркюль Пуаро, опередил убийцу. Я был, так сказать, на один ход впереди. Когда погасили свет, я кое-что шепнул на ушко мадемуазель. Она умна и сообразительна. Да, мадемуазель Полин хорошо сыграла свою роль. Мадемуазель, будьте так добры, покажите всем, что вы, несмотря ни на что, живы.

Полин выпрямилась на стуле.

— Воскрешение Полин, — неуверенно засмеялась она.

— Полин… дорогая!

— Тони! Милый!

— Я… я не понимаю, — тяжело дыша, произнес Бар-тон Рассел.

— Тут, мистер Рассел, я могу вам помочь! Ваш план провалился.

— Мой план?!

— Да, ваш план. Вы единственный, у кого было алиби, когда погас свет… Единственный, кто вышел из-за стола. Но под прикрытием темноты вы вернулись и, наполняя бокалы, подсыпали цианистый калий в бокал Полин, а пакетик сунули в карман Картера, когда наклонились над ним, чтобы взять бокал. О да, нетрудно сыграть роль официанта — в темноте, когда все внимание обращено на сцену. В этом заключалась истинная цель ужина в ресторане. Безопаснейший способ совершить преступление, ведь вокруг столько людей.

— Какого… какого черта? Зачем мне убивать Полин?

— Возможно, из-за ее денег. Ваша жена избрала вас опекуном своей сестры. Вы сами упомянули об этом. Полин уже двадцать лет. Когда ей исполнится двадцать один или если она выйдет замуж, вы обязаны будете дать ей отчет о том, как расходовали ее деньги. Полагаю, что вам это будет непросто. Вы играли на бирже. Я не знаю, мистер Бартон Рассел, действительно ли вы таким же способом убили свою жену или ее самоубийство подсказало вам идею подобного убийства, но я точно знаю, что сегодня вы пытались убить сестру своей жены. Ей и решать, возбуждать против вас судебное расследование или нет.

— Нет! — резко сказала Полин. — Пусть убирается с глаз долой и… из Англии. Я не хочу скандала.

— В таком случае уходите побыстрее, мистер Рассел, и советую вам впредь быть осторожнее.

Бартон Рассел вскочил, лицо его исказилось.

— Идите вы к черту!.. Бельгийский щеголь… проклятый щеголь, всюду сующий свой нос! Кипя злостью, он зашагал прочь. Полин с облегчением вздохнула.

— Мосье Пуаро, вы были великолепны!..

— Это вы, мадемуазель, достойны восхищения. Как ловко вы все провернули. Ни у кого не возникло и тени сомнения в вашей смерти!

— Ух, — она вздрогнула, — прямо мороз по коже.

— Ведь это вы мне звонили, не правда ли? — тихо спросил он.

— Да.

— А почему?

— Не могу сказать. Я была встревожена… напугана, хотя сама не понимала чем. Бартон сказал, что устраивает ужин, чтобы отметить день смерти Айрис. Я чувствовала, что он что-то замышляет. У него был такой вид… такой странный, и он был так возбужден, что я уже не сомневалась: может случиться что-то ужасное… Но… мне, конечно, и в голову не приходило, что он решил избавиться от меня.

— И что же, мадемуазель?

— Я слышала о вас и подумала… вот если бы мне удалось сделать так, чтобы вы пришли. Я подумала, вы же иностранец… если я позвоню, притворюсь, что в опасности…

— Вы решили, мадемуазель, заинтриговать меня? Это-то как раз меня и озадачило. Ваше сообщение было настолько не правдоподобным… Однако в голосе чувствовался страх… Самый настоящий. Но потом, когда я пришел сюда, вы категорически отрицали, что мне звонили.

— А что мне было делать? Я не хотела, чтобы вы знали, что это была я.

— Но я в этом был почти уверен! Я понял, что только два человека могли знать о желтых ирисах на столе: вы и мистер Рассел.

Полин кивнула.

— Я слышала, как он велел поставить их на стол, — объяснила она. — А потом… он распорядился накрыть стол на шесть персон, тогда как я знала, что нас будет только пятеро… Все это вызвало у меня подозрение.

Она замолчала и прикусила губу.

— Что вы подозревали, мадемуазель?

— Я боялась, — медленно произнесла она. — Мне казалось… что что-нибудь может случиться с мистером Картером.

Стивен Картер кашлянул. Не спеша, но решительно он поднялся из-за стола.

— Гм… я должен… гм… поблагодарить вас, мистер Пуаро. Крайне вам признателен. Полагаю, вы простите, если я вас покину. Это происшествие было… э-э… довольно удручающим.

Глядя вслед удалявшейся фигуре, Полин вспыхнула:

— Ненавижу его! Я всегда думала… Айрис покончила с собой из-за Картера… Или, может… Бартон ее убил из-за него. О, все это так отвратительно!..

— Забудьте, мадемуазель, — тихо сказал Пуаро, — забудьте… Пусть прошлое уходит… Думайте только о настоящем…

— Да, — прошептала Полин, — вы правы.

— Сеньорита, — обратился Пуаро к Лоле Вальдес, — с каждой минутой я становлюсь все храбрее, и если бы вы согласились сейчас потанцевать со мной…

— О да! Конечно! Вы, мосье Пуаро… Вы есть высший класс! Я буду с вами танцевать! Я даже настаиваю!..

— Вы очень добры, сеньорита! За столом остались только Тони и Полин. Через стол они склонились друг к другу.

— Полин… дорогая!

— О Тони! Весь день я была такой противной, злющей, вредной! Сможешь ли ты простить меня?

— Ангел мой! Ты слышишь? Это же опять наша песня! Тони и Полин танцевали, улыбаясь друг другу и тихонько напевая:

Ничто, как любовь, не приносит несчастья, Ничто, как любовь, не повергнет в печаль И не сделает вас унынью подвластным, Подавленным, Одержимым, Сентиментальным, Нетерпимым. Ничто, как любовь, Не повергнет в печаль. Ничто, как любовь, не лишает рассудка, Ничто, как любовь, не сведет вас с ума И не сделает вас, будто в шутку, Непредсказуемым, Фанатичным, Самоубийственно Истеричным… Ничто, как любовь, Не сведет вас с ума. Ничто, как любовь… Ничто, как любовь…

Примечания

1

«Сад лебедей» (фр.).

(обратно)

2

Добрый вечер (ит.).

(обратно)

3

Мой дорогой (фр.).

(обратно)

4

Итон — одна из самых старых привилегированных мужских средних школ Великобритании, расположенная в г. Итоне недалеко от Лондона.

(обратно)

5

Старина (фр.).

(обратно)

6

В английском языке имя Айрис и название цветка ирис произносятся одинаково.

(обратно)

7

Бедняжка! (фр.)

(обратно)

Реклама на сайте