«Милое семейство»

Роберт Артур Милое семейство

Фаррингтонов можно было бы считать весьма милым семейством, если, конечно, не принимать во внимание их некоторые дурные привычки, например, привычку убивать. Возможно, даже несправедливо называть убийство их привычкой. В конце концов они совершили его лишь дважды. Однако они были на пути к тому, чтобы превратить это в привычку. Вот и теперь они планировали исправить цифру «два» на «три». Но выглядели они отнюдь не зловеще и не походили на заговорщиков, шепчущих друг другу на ухо. Они обсуждали это свободно, открыто, расположившись в скромной гостиной летнего дома.

Мэрион Фаррингтон пила чай с лимоном. Берт Фаррингтон, ее дядя, также пил чай, правда, разбавленный ямайским ромом. Дик, ее младший брат, пил виски с содовой, и его напиток лишь цветом походил на чай.

— У малышки через две недели день рождения. И это призывает нас к действиям, — заявяла Мэрион.

Дик, тридцатидвухлетний, хорошо сложенный мужчина, привыкший к легкой жизни и свободной трате денег, смотрел в окно. Через открытое пространство перед домом можно было увидеть начинающийся лес и там, на опушке, Джинни Уэллс. На расстоянии она казалась почти ребенком — недаром Мэрнон так ее назвала, хотя Джинни было почти двадцать один год — двадцать один год, возраст, которого в соответствии с последними установками семейства Фаррингтонов она не должна была достигнуть.

Сейчас Джинни что-то искала на земле и свои находки собирала в корзинку.

— А она милашка, — заметил Дик. — И я думаю, что она обожает меня. — Он поправил галстук. — Если бы мы могли отложить ненадолго наше дело…

— Ха! — Берт Фаррингтон погрозил Дику пальцем. — Ты не должен становиться сентиментальным. Будущее семьи поставлено на карту.

— Берт прав.

Мэрион, немного склонная к полноте сорокадвухлетняя женщина, сидела прямо и изящно, и ее вполне можно было назвать привлекательной, если не обращать внимания на конфигурацию подбородка и решительность, которая вспыхивала в ее бледно-голубых глазах.

— В двадцать первый день рождения Джинни мы должны ей передать все имущество согласно воле Эдис. Мы могли бы добиться отсрочки на несколько недель, но в конце концов ее адвокат заставит нас сделать это. Об исходе не мне вам говорить.

Дик опорожнял свой стакан нервными глотками и думал о деньгах Элис, которые она оставила ему и которых теперь не было вместе с той половиной, что она завещала Джинни.

— Я мог бы отправиться с ней в залив покататься на яхте и опрокинуться.

Берт нахмурился.

— Не думаю, — сказал он. — Элис уже утонула.

— И Гарри тоже, когда мы с ним перевернулись пятнадцать лет назад, — сказала Мэрион. — Три утопленника — это слишком много, чтобы выглядеть случайностью.

Гарри был первый и единственный муж Мэрион. Мэрион вышла за него замуж, когда финансы семьи были на исходе, и богатый муж испытал лишь семь недель семейного счастья. Элис, единственная жена Дика, утонула всего лишь за два года до этого, купаясь на пустынном пляже в Акапулько, в Мексике. Элис причиталась половина находившегося в опеке двухсоттысячного состояния, оставленного отцом ей и ее сестре Джинни. «Судороги», — сказали мексиканские авторитеты, когда ее тело в конце концов прибило к берегу. Однако это могла быть и вдруг наступившая вялость, вызванная снотворным, примешанным к черному кофе, который она любила пить перед плаванием. Кто знает? Так или иначе теперь деньги опять улетучились; Джинни было почти двадцать один, и предстояло отчитаться за ту долю, которую Эдис оставила своей хорошенькой сестре и которой, увы, уже почти не существовало.

— Это должен быть ясный и простой несчастный случай, — сказала Мэрион.

Они следили за стройной девушкой, идущей через поле с корзинкой в руке. На полпути к дому она помахала рукой маленькому человеку в большой клетчатой кепке, ехавшему на велосипеде. То был мистер Доунн, который снимал на лето соседний дом.

— Пустая болтовня, — пробурчал Берт. — Не лучше ли предположить, что девушка психически больна?

— Что ты этим хочешь сказать? — поинтересовалась Мэрион.

— Ночные кошмары, которые мучают ее на протяжении двух недель, с тех пор, как она приехала нас навестить.

— Девушка, конечно, не больна, — сказала Мэрион. — У нее просто шалят нервы, как и у многих современных девушек. Однако безотносительно к причинам кошмаров я им рада. Весь город знает о них, и доктор Берне может подтвердить, что ее нервы не в порядке, вот почему я настаивала, чтобы она показалась ему.

Она внезапно замолчала, так как хлопнула входная дверь.

Мгновение спустя Джинни Уэллс вошла в комнату.

— О, что я нашла, — воскликнула она. — Я нашла несколько грибов. Взгляните!

— Ты — умница. Отнеси на кухню, я сама их тебе приготовлю.

— О, благодарю тебя, Мэрион.

— Ну, принимаем меры, — сказала Мерион, лишь только Джинни вышла. — В ее корзине я увидела и ядовитые грибы. Она сама их собрала и показала мистеру Доуни из соседнего дома. Мы будем чисты, абсолютно чисты.

Джинни с радостью встретила идею съесть блюдо, приготовленное из даров природы, собранных ею самой. Она съела по крайней мере три гриба из столь опасного кушанья, как вдруг зазвонил телефон.

Джинни вскочила, блюдо с грибами грохнулось на пол и разлетелось по ковру. Джинни весьма смутилась из-за своей неловкости, а грибы пришлось выбросить. Что же касается телефонного звонка, так это звонил докучливый сосед мистер Доуни, чтобы пригласить их в гости.

На Фаррингтонов опять свалилась досадная необходимость искать какой-то способ, чтобы избавиться от девчонки.

Поздно вечером пронзительный вопль из спальни над ними заставил их насторожиться. И опять вопль, и опять… Надежда засветилась в глазах Мэрион.

— Грибы! — воскликнула она. — Теперь-то мистер Доуни наверняка ее услышал. Пошли наверх. Дик.

Джинни сидела на кровати и, прижав руки ко рту, старалась заглушить крик.

— Это был какой-то кошмар! Страшнее не придумаешь.

Они услышали, как распахнулось окно. Затем чейто голос спросил:

— Хэлло! Здесь что-то случилось?

— Это вы, мастер Доуни? — Дик подошел к окну.

— Джинни привиделся какой-то кошмар, только и всего. Сейчас все в порядке.

— О! — воскликнул мистер Доуни. — О!

Окно снова закрылось.

Дик вернулся и присел на постель, сжав слабую руку Джинни своей рукой.

— Расскажи нам об этом, Джинни, — попросил он. — Это лучший способ избавиться от кошмаров.

Дыхание Джинни постепенно становилось спокойнее. Ее лицо залилось слабым румянцем, и она старалась натянуть на себя простыню.

— Это было так реально, — сказала она. — Это было в большой темной комнате, в каком-то старом странном доме, разрушающемся, наполненном тенями. И тени вдруг ожили и начали подползать ко мне. Там был ужасно высокий потолок и с него, из темноты, опускалась веревка. На ее конце была петля. И тени подталкивали меня к петле, и я знала: они хотят, чтобы петля обвилась вокруг моей шеи. И они подталкивали меня все ближе, ближе, до тех пор, пока дыхание почти не замерло у меня в груди. Вдруг петля стиснула мое горло и… и…

Джинни опять стада задыхаться и дрожать. Мэрион протянула ей таблетку и стакан воды.

— Прими ее, — сказала она. — Поспи. Это был всего лишь сон.

— Да, конечно, — прошептала Джиини. — Всего лишь сон. Спасибо, Мэрион.

Она приняла таблетку, запила водой и снова легла. Дик слегка пожал ее руку.

— Увидимся утром, Джинни.

Он потихоньку вышел. Мэрион и Берт последовали за ним, подобно любящим родителям, покидающим спальню своего засыпающего ребенка.

Было великолепное летнее утро. Гороскоп в ежедневной газете гласил: «Сегодня хороший день для осуществления планов, которые вы отложили».

Берт, который всегда читал гороскопы, показал его Мэрион.

— Да, мы ждали слишком долго, — сказала Мэрион и нахмурилась. — Мы должны покончить с этим делом сегодня. Вчерашний ночной кошмар Джинни дал нам как раз ту благоприятную возможность, в которой мы нуждались.

Она протянула руку к телефону.

— Хэлло, — сказала она телефонистке. — Я хочу поговорить с Бостоном. С доктором М. Дж. Брюэром. Он знаменитый психиатр. Я не знаю его адреса, но я надеюсь, что вы поможете его разыскать. Это очень важно… Позвоните мне потом.

Она положила трубку и повернулась к Берту.

— Я уже звонила доктору Бернсу, — сказала она. — Рассказала о ночных кошмарах Джинни, сказала ему, что ужасно этим обеспокоена. Он посоветовал обратиться к Брюэру. Я встречусь с Брюэром и скажу ему все о приступах депрессии у Джинни и о том, что она принимает слишком много снотворных таблеток сразу…

— Когда это было? — спросил Берт.

— Не будь занудой, Берт. Это было! Она ребенок меланхоличный, подверженный депрессии, думает о самоубийстве. Я уверена, что все это нагромождение будет внимательно прослушано телефонисткой и вскоре эта история станет достоянием многих. Джинни сейчас пошла извиняться перед мистером Доуни за то, что разбудила его прошлой ночью. Вечером весь город узнает о сне Дженни, о ее стремлении к самоубийству, о ее неустойчивости обо всем. Затем в намеченное время мы отправимся на пикник к Черному Мысу. Ты знаешь старый дом, там, в лесу?

— Да, — кивнул Берт. — Ну и что?

— Ну, это же будет самая естественная вещь в мире… О, телефон… Хэлло? Доктор Брюэр? Доктор Брюэр, мне крайне необходимо встретиться с вами как можно скорее.

…Фаррингтоны были милейшим, вполне привлекательным семейством, особенно в такой ситуации, как эта, когда все собрались на пикник. Мэрион упаковала корзину с провизией, а Берт наполнил корзину поменьше бутылками с вином и прочими напитками. Дик привел машину далеко, к пустым скалам, в местность, известную под названием Черный Мыс.

Кроны высоких вечнозеленых деревьев сходились наверху подобно сводам кафедрального собора и совершенно скрывали небо. Дик заботливо помогал Джинни преодолевать неровные места. Его пальцы нежно сжимали, поглаживали ее руки, когда он помогал ей сесть на край скалистого обрыва. Далеко внизу, сверкая в солнечных лучах, могучие волны Атлантики обрушивали свои громады на прибрежные скалы. Морские чайки пронзительно кричали; воздух был насыщен запахом моря.

Джинни глубоко вздохнула.

— Так пахнет свежестью и чистотой, — прошептала она. — И я начинаю забывать прошлую ночь, этот ужасный кошмар.

Ее глаза затуманились, но восхищенный взгляд Дика вернул ей хорошее настроение.

— Довольно, я не собираюсь говорить об этом ни слова. Давайте есть. Я умираю от голода!

Они принялись за еду.

Берт рассказывал забавные истории о своем путешествии в Европу, не упоминая, впрочем, что в Европе он оказался потому, что присвоил чужие деньги в США. Мэрион была остроумна, ее рассказы о горожанах звучали к тому же весьма зло. Дик сидел совсем близко возле Джинни и время от времени наклонялся к ней еще ближе, касался руки и шептал, что она восхитительна. Джинни краснела, ее глаза смеялись, и она казалась более, чем когда-либо похожей на ребенка в самый счастливый день жизни.

Солнце опустилось за сосны. Тени становились длиннее. Повеяло прохладой.

— Почему бы вам не прогуляться вдвоем? — сказала Мэрион — Берт и я приведем все в порядок.

Дик сразу же поднялся и помог встать Джинни.

— Погуляем, — сказал он весело. — Отправимся на разведку.

Смеясь, Джинни разрешила себя увести. Дик сжал ее маленькую ручку в своей огромной руке.

— Великолепный день, — сказал он. — Ты довольна им?

— О, конечно. За маленьким исключением — вид моря напомнил мне об Эдис.

— Понимаю. Она любила море, даже слишком. Невозможно было удержать ее на берегу.

— Ты очень ее любил, Дик? — спросила Джинни.

— Очень, — сказал Дик, кивая. — Это были три самые счастливые недели в моей жизни. Потом ее отняли у меня.

— Она тоже любила тебя, — сказала ему Джинни. — Если бы ты только видел ее лицо, когда она говорила мне, что собирается за тебя замуж. Оно преобразилось. Она не могла понять, что ты в ней нашел. Ведь она была такая бесцветная.

— Бесцветная? — вознегодовал Дик. — Я никогда о ней так не думал. Для меня она была прекрасна…

— Я всегда думала, что она скорее была бестолковой, — искренне сказала Джинни. — Единственное, что она умела, — это плавать. Она не любила ни книг, ни музыки, ни…

— Пожалуйста, Джинни! — Голос Дика вдруг стад резким. — Ты забываешь, что мы любили друг друга. Говорить так о ней — значит расстраивать меня. Я все еще тоскую о ней…

— Конечно, — сказала Джинни с поспешным раскаянием, — прости меня, Дик. О, взгляни, не дом ли это перед нами?

— Заброшенный дом! — воскликнул Дик. — Может быть, он населен призраками.

Дом, к которому они подходили, спрятался в лесу. Он был огромный, мрачного коричневого цвета. Часть крыши провалилась. Просторная веранда осела. Большинство окон было разбито. Дом окружала атмосфера запустения.

Джинни глубоко вздохнула.

— Мне здесь не нравится, — сказала она — Давай вернемся, Дик.

Но Дик держал ее крепко за руку и тащил к старым руинам.

— Давай заглянем внутрь, — упрашивал он. — Поприветствуем привидение.

Джинни сопротивлялась, но волей-неволей продвигалась вперед почти бегом.

— Дик, дом пугает меня. Он такой темный и мрачный. Он похож на кошмар прошлой ночи…

— О, то был просто сон. Не будь ребенком, Джинни. Пойдем посмотрим, что там внутри.

Нехотя Джинни последовала за ним на веранду, которая качалась и скрипела у них под ногами. Вместе они заглянули в зияющий дверной проем. Там было темно. Тянуло запахами заплесневелой штукатурки и истонченного термитами дерева.

Джинни дрожала.

— Пожалуйста, Дик! Я боюсь. Я понимаю, что это неразумно, но, пожалуйста, вернемся.

— Самое худшее — это поддаться своим страхам.

Дик потянул Джинни, и они вошли в помещение. Внутри было еще хуже. Несмотря на темноту, они смогли разглядеть проломы в стенах, пятна плесени на штукатурке, поломанную лестницу, ведущую на верхний этаж, и веревку, висевшую на старом крюке в потолке. Это была старая веревка, истертая веревка, но казалось, что она крутится и извивается, как живая, ждущая. И оканчивалась она петлей.

— Мой сон! — воскликнула Джинни в ужасе. — Это на самом деле. Этот старый дом, комната, веревка. Дик! — Она рванулась к выходу. — Бежим.

Дик крепко держал ее.

— Не будь глупышкой, — сказал он. — Это то, что исцелит тебя. Иди вперед, прикоснись к веревке, удостоверься сама, что это всего-навсего старая веревка, кем-то оставленная там висеть.

— Нет, о нет! Смотри, как она крутится!

— Это сквозняк. Ведь все окна выбиты.

И Джинни вдруг обнаружила, что она незаметно подошла по скрипящему полу к веревке и остановилась под самой петлей, жадно ждущей, подобно разинутой пасти.

— Джинни, — сказал Дик мягко и нежно. — Вот старая табуретка. Встань на нее и надень петлю на шею. Затем освободись от нее. Сделай так, и ночные кошмары не повторятся. Ты станешь храбрей благодаря этому. Уверяю тебя.

— Нет, я не могу, — Джинни содрогнулась. — Я не могу.

— Ты должна, Джинни. — Это сказала уже Мэрион.

Мэрион и Берт возникли на пороге, подобно двум теням, отделившимся от стен. Они стояли сзади Джинни, касаясь ее, окружая ее.

— Это для твоего же собственного добра, деточка. — Голос Мэрион был мягким, почти ласковым. — Доктор сказал, что это поможет тебе избавиться от ночных кошмаров. Дик, поставь табуретку на место. Берт, подними ее.

В мгновение все трое поставили Джинни на старую табуретку, надели петлю ей на шею. Веревка сжала ее нежное горло. Тесно сомкнувшиеся вокруг нее, подобные страшным нетерпеливым призракам, они держали ее так, что она не могла пошевелиться.

— Вы собираетесь убить меня, — сказала Джинни, смотря вниз на них. Ее огромные, полные ужаса глаза выделялись на маленьком бледном лице. — Вы хотите меня убрать с дороги. Поэтому стремитесь убить меня. И вы убили Элис тоже. Я это вижу по вашим лицам.

— Да, занудный ты ребенок, — сказала Мэрион — Я положила ей снотворное в кофе перед тем, как она пошла купаться. Но мы не собираемся убивать тебя, деточка. Ты сама хочешь убить себя. У тебя мрачное настроение, ты склонна к самоубийству. Прошлой ночью у тебя был кошмар. Сегодня ты пошла бродить, нашла этот старый дом, нашла веревку, привязала ее к старому крюку на потолке и осуществила свою мечту. Убила себя. Мы следили за тобой, но ты ускользнула от нас и в припадке меланхолии убила себя… Дик, убери табуретку, Берт, опусти ее нежнее. Это должно выглядеть естественно. Она постарается ухватиться за веревку — это делается инстинктивно, — и на ее руках должна быть содрана кожа. Вскоре она устанет.

Дик убрал табуретку. Берт опустил Джинни и затем отошел от нее. Джинни повисла, ее маленькие руки вцепились в веревку в попытке удержать свой вес, но петля сжималась все туже и туже, веревка глубже впивалась в ее горло. Ее тело медленно поворачивалось, отбрасывая сумасшедшие тени на стену, и в тот момент, когда ее дыхание совсем прервалось, последний луч солнца ворвался в комнату.

— А теперь поставьте табуретку обратно.

Голос не принадлежал ни одному из Фаррингтонов. Говорил мистер Доуни, который стоял в дверях с винтовкой в руке. Рядом с ним был шериф Лэмб, большой молчаливый человек, чье лицо красноречиво выражало гнев.

— Поставьте табуретку обратно!

Голос маленького мистера Доуни прозвучал подобно выстрелу. Берт подставил табуретку под ноги Джинни. Джинни стала на нее прямо и устойчиво и уверенными пальцами освободилась от петли. Затем она опустилась вниз.

— Это был ужасный момент, — сказала она. — Я готова была подумать, что вы не придете, мистер Доуни.

Голос у нее срывался.

— О, мы были здесь, — сказал мистер Доуни. — Как раз в том месте, на которое вы указали.

Джинни холодно смотрела на троих Фаррингтонов, застывших в нелепых позах, как на остановившемся кадре немого кинематографа.

— Вы убили Элис, — сказала она. — Я знала давно, что вы ее убили. Я любила ее, на она была глупенькой и некрасивой, и на ней никто не женился бы, если бы не ее деньги. И я пообещала себе, что отомщу вам так или иначе. У меня оставался один путь разоблачить вас — сделать так, чтобы вы попытались убить меня при свидетелях. Это было рискованно. Несомненно. Но я изучала психологию в колледже, и мистер Доуни, частный детектив, — мастер своего дела. И я думала, что тем или иным путем добьюсь своего. Я притворилась, что меня мучают кошмары, и вы решили, что я действительно нервный ребенок. Вчера, когда вы хотели накормить меня ядовитыми грибами, я поняла, что надо придумать что-то другое. И стала вбивать в ваши головы идею повесить меня. Я не хотела, чтобы вы постарались утопить меня или столкнуть с обрыва — я бы не смогла вас остановить в нужный момент. Но, слава Богу, все подучилось так, как я хотела. Вы оказались такими доверчивыми, вас так легко было обвести вокруг пальца. Только посмотрели бы вы на свои лица, когда я уронила блюдо с грибами на пол. Конечно же, те, которые я ела, были абсолютно безвредны.

Но она не смеялась, вспоминая об этом. Она только повернулась к мистеру Доуни и шерифу Лэмбу:

— Уведите их, пожалуйста!

Фаррингтоны ушли в сопровождении двух людей с винтовками. Последней ушла Джинни Уэллс. Позади висела петля, раскачиваемая движением воздуха.

Как уже было сказано, Фаррингтонов можно было считать милым семейством, если не брать в расчет их некоторые дурные привычки. Но Джинни Уэллс была личностью, которая учитывала все.