«Убийство в Кантоне»

Роберт Ван Гулик Убийство в Кантоне

Глава 1

Двое мужчин, стоя у причала, молча наблюдали за длинной и унылой береговой линией. Старший, высокий и костистый господин, был с головы до ног закутан в потертую накидку из мягкой кожи. Второй, крепкий красивый мужчина лет пятидесяти, носил потрепанный коричневый халат и короткую верхнюю куртку. Пока они так стояли, жаркий липкий туман сменился теплым дождиком, каковой смочил старый бархат их черных шапочек. Однако духота оставалась невыносимой, ибо, несмотря на то что давно перевалило за полдень, не чувствовалось ни намёка на вечернюю прохладу.

Немного поодаль с десяток босоногих кули разгружали иноземный корабль, пришвартованный напротив сводчатого входа городской службы сбора пошлин. Сгибаясь в три погибели под тяжестью тюков, они с трудом брели по сходням под звуки заунывной песни. Четверо стражников у ворот то и дело стягивали остроконечные шлемы с мокрых от пота бровей. Тяжело опираясь на длинные кван-до (древковое оружие типа алебарды — Примечание), эти молодцы со скучающим видом надзирали за работой.

— Смотри! Вон корабль, что привез нас сегодня утром! — воскликнул старший из мужчин, указан перстом на темную массу, видневшуюся в тумане за мачтами других судов, поставленных на якорь рядом с иноземным. Черная военная джонка под мощные взмахи весел на изрядной скорости неслась к устью реки Жемчужной, а блестящие бронзовые гонги на борту издавали резкий металлический звон, предупреждая речных торговцев о ее приближении.

— Если погода позволит, они скоро прибудут в Аннам! — мрачно бросил его широкоплечий спутник. — Немало славных битв ждет их там. А мы с тобой вынуждены торчать в этом забытом Небом городе, повинуясь приказу выяснить обстоятельства дела! Проклятие, опять мне за шиворот натекло! Как будто от этой окаянной жары я недостаточно взмок!

Он потуже затянул ворот куртки вокруг могучей шеи, заботливо прикрывая надетую под нее кольчугу с золотым значком начальника тысячи императорской стражи — круглой бляхой в виде двух сплетенных драконов.

— Тебе хоть известно, брат Тао, в чем тут дело? — с раздражением спросил он.

Тощий старик, грустно покачав седой головой, дернул себя за три длинных волоска, торчавших из бородавки на щеке.

— Наш господин не сказал мне ни слова, брат Чао, — неторопливо ответствовал он. — Однако, должно быть, дело серьезное. Иначе он не покинул бы столицу столь внезапно и не поспешил сюда вместе с вами — сначала верхом на лошади, потом на быстроходной военной джонке. Верно, здесь, в Кантоне, стряслась какая-то беда. С самого начала, едва мы прибыли сюда, я…

Рассуждения старика прервал громкий всплеск. Два кули уронили тюк в мутную полоску воды между кораблем и пристанью. Некто в белом тюрбане соскочил с палубы и принялся пинать несчастных ногами, осыпая их бранью на каком-то варварском языке. Скучающие стражники моментально ожили. Один из них выступил впереди ловко ткнул сквернослова в плечо тупым концом кван-до.

— Не смей трогать ваших людей, ты, сын паршивой собаки! — заорал стражник. — Не забывай, что ты сейчас в Поднебесной!

Араб ухватился за рукоять кинжала, заткнутого за красный пояс. Тотчас не менее дюжины моряков в белом, попрыгав с корабля на пристань, обнажили кривые сабли. Как только обронившие тюк кули бросились спасаться бегством, четверо стражников наставили острия кван-до на сыплющих проклятиями чужеземцев. Внезапно по выложенной камнем пристани рассыпалась чеканная дробь железных подков: из ворот службы сбора пошлин выехал отряд солдат. С легкостью, свидетельствующей о долгой практике, они в мгновение ока окружили разъяренных варваров и чианями (тяжелое копье с широким листообразным наконечником — Примечание) оттеснили к краю пристани. Высокий худой араб с крючковатым носом свесился через перила корабля и что-то резко крикнул соплеменникам. Те, вернув сабли в ножны, мигом поднялись на борт. А кули как ни в чем ни бывало возобновили прерванную работу.

— И сколько же этого кичливого отродья может оказаться в городе? — полюбопытствовал тайвэй.

— Мы с тобой насчитали в порту четыре корабля, верно? И еще два в дельте реки, за пограничной полосой. Присовокупи сюда тех арабов, что обосновались на берегу, и ты, поверь мне, получишь не менее двух тысяч. А твой занюханный постоялый двор — аккурат посреди мусульманского квартала! Будь уверен, там ничего не стоит схлопотать ночью удар ножом в спину! Моим пристанищем тоже нельзя похвастаться, но оно хотя бы у самых Южных ворот, так что на худой конец можно докричаться до стражи.

— А какая у тебя там комната?

— В самом углу второго яруса, и оттуда я, как и было велено, могу беспрепятственно озирать всю набережную и причал. Ладно, тебе не кажется, что мы больно долго тут околачиваемся, а? Дождик становится все несноснее. Пойдем-ка лучше отведаем, чем там угощают.

И старик указал рукой в дальний конец пристани, где едва заметная в темноте фигурка зажигала красный фонарик у питейного заведения.

— Мне это точно не повредило бы, — пробормотал Чао Тай. — В жизни не видел более мрачного места. К тому же я почти не понимаю местных.

Поспешая в питейное заведение по скользким камням набережной, они не заметили бородача в поношенном платье, что, покинув укрытие на задворках пристани, скользнул следом.

Добравшись до конца набережной, Чао Тай увидел, что вёсь мост через ров с водой у городских ворот Куэй-дэ забит людьми. Закутанные в соломенные накидки, они торопились, каждый по своим делам.

— Никто не дает себе времени малость передохнуть, — буркнул Чао.

— Вот потому-то они и превратили Кантон в самый богатый город на юге! — обронил Тао Гань. — Ну вот, мы и пришли!

Старик откинул грубую циновку, служившую дверью, и они ступили в полумрак похожей на пещеру лавки, где стоял многолетний запах чеснока и соленой рыбы. Чадные масляные лампы, свисая с низких балок, поливали тусклым светом несколько десятков гостей, по четверо-пятеро рассевшихся вокруг столиков. Все они увлеченно вели беседу приглушенными голосами, и никто, казалось, даже не заметил новоприбывших.

Когда двое спутников устроились за пустым столиком возле окна, мужчина с бородой, что неотступно следовал за ними, вошел в зал и направился в глубину заведения к обшарпанному прилавку, где хозяин согревал в тазу с кипящей водой оловянные кувшины вина.

Тао Гань на чистом кантонском велел подавальщику принести два больших кувшина. А пока они дожидались, Чао Тай оперся локтями о грязный стол и обвел сидевших вокруг людей мрачным взглядом.

— Ну и сборище! — проворчал он чуть погодя. — Видишь того уродливого недомерка? И как я сразу не заметил эту отвратную харю!

Тао Гань глянул на тщедушного уродца, одиноко сидевшего за столиком у двери: плоское смуглое лицо с низким, изборожденным глубокими морщинами лбом и широким носом, маленькие, глубоко посаженные глазки под кустистыми бровями. Волосатые ручищи карлика вертели пустую чашу.

— Сдается мне, единственный приличный с виду человек — это ваш сосед! — прошептал Тао Ганы — Он похож на мастера боевых искусств. — Старик кивнул на широкоплечего господина, сидевшего за соседним столиком. Черный пояс туго стягивал аккуратный синий халат незнакомца, перехватывая на талии его ладную фигуру. Тяжелые веки придавали открытому лицу немного сонный вид. Неподвижно уставившись в одну точку, он явно не видел ничего вокруг.

Неряшливый подавальщик поставил перед Чао Таем и Тао Ганем два больших кувшина и зашлепал обратно к стойке, намеренно не замечая, что карлик размахивает пустой чашей.

Чао Тай, недоверчиво сморщив нос, отпил глоток.

— Надо же, совсем не плохо! — удивленно воскликнул он и, осушив чашу, подлил себе еще. — Более того, очень даже хорошо! — И он одним длинным глотком уничтожил добавку. Тао Гань, довольно улыбаясь, последовал примеру спутника.

Бородач у прилавка неотрывно наблюдал за ними, видимо считая выпитые чаши, и, увидев, что друзья пошли по новому кругу в шестой раз, выпрямился. Но тут взгляд наблюдателя упал на карлика, и он застыл на месте. Здоровяк за соседним столиком, краем прикрытых глаз следивший как за бородачом, так и за карликом, незаметно выпрямился и задумчиво погладил короткую, аккуратно закругленную бородку.

Чао Тай опустил пустую чашу на стол и, хлопнув тяжелой ладонью по костлявому плечу приятеля, хищно усмехнулся.

— Не по душе мне этот город, — изрек он. — И окаянная жара тоже не по душе, как и эта вонючая лавка. Но, слава Небу, вино здесь преотличное, и, как бы то ни было, неплохо снова выбраться из столицы ради дела. А ты как считаешь, брат Тао?

— И я сыт по горло вашей столицей, — откликнулся тот. — Осторожно, твой значок проглядывает.

Чао Тай поплотнее запахнул куртку, однако соглядатай у прилавка успел уловить блеск золотого значка, и его губы скривились в удовлетворенной усмешке. Но лицо бородача вновь приняло невозмутимое выражение, как только он приметил косоглазого араба в синем тюрбане, который, войдя в зал, плюхнулся рядом с карликом. Бородатый повернулся к хозяину и знаком велел еще раз наполнить чашу.

— Видит Небо, я не рожден наслаждаться привилегиями начальника тысячи! — воскликнул Чао Тай, снова наполняя чаши себе и Тао. — И, представь себе, уже целых четыре года терплю! Видал бы ты ложе, на котором мне полагается спать! Шелковые подушки, шелковые покрывала да парчовые занавески! От подобного роскошества я начинаю чувствовать себя танцовщицей высокого полета! А знаешь, что я делаю каждую треклятую ночь? Вытаскиваю камышовую циновку, которую прячу под кроватью, раскатываю на полу и укладываюсь, чтобы как следует выспаться! Одно неудобство: всякий раз по утрам надо сминать постель, создавая видимость для подчиненных!

Чао Тай весело загоготал, и Тао Гань присоединился к другу. Пребывая в веселом расположении духа, оба не приметили, что смеются слишком громко. Меж тем разговоры вдруг смолкли и в зловещей тишине гости уставились на столику двери, где уродливый карлик сердито кричал на подавальщика, который стоял перед ним сложив на груди руки. Мастер боевых искусств, глянув на весельчаков, снова обратил глаза к мужчине у прилавка.

— А что до меня, — усмехнулся Тао Гань, — то сегодня я преспокойно могу отправиться спать на чердак. И мне не придется гнать прочь молоденьких служанок, которых почитает своим долгом приводить ко мне мой смотритель дома. Негодяй до сих пор надеется продать мне одну из этих вертихвосток в наложницы.

— А почему ты те велишь пройдохе прекратить это безобразие? Давай-ка лучше выпьем еще!

— Это сберегает деньги, друг мой! Видишь ли, упомянутые девицы нанимаются в дом не за жалованье, а в расчете поймать на удочку богатенького старого холостяка! — Тао Гань, осушив чашу, подвел итог: — К счастью, брат Чао, виты ни я не принадлежим к числу любителей семейной жизни! Не то что ваш друг Ма Жун!

— И не напоминай мне об этом отщепенце! — выкрикнул Чао Тай. — Подумать только, после того как четыре года назад Ма женился на сестрах-близняшках, этот жеребец умудрился произвести на свет шесть мальцов и двух девок! Вот так теряет цену и оборачивается тяготами то, что для истинного мужчины должно быть чистым удовольствием! Да еще трусит заявиться домой в подпитии! А ты…

Чао Тай осекся на полуслове и с удивлением обратил взор к двери. Уродливый карлик и араб вскочили и, пылая гневом, принялись осыпать бранью подавальщика, каковой пытался их угомонить. Остальные посетители безучастно наблюдали за разыгравшейся сценой. Неожиданно араб выхватил кинжал. Карлик поспешно вцепился ему в руку и потянул за собой к выходу. Подавальщик сгреб со стола чашу карлика и запустил им вслед. Ударившись о камень мостовой, чаша разлетелась юта мелкие черепки. Толпа одобрительно загудела.

— Они тут, похоже, не очень-то любят арабов, — заметил Чао Тай.

Мужчина за соседним столиком повернул к ним голову.

— Это не совсем араб, — произнес он на чистейшем северном диалекте, — однако вы правы, арабов мы тут не любим. Зачем они приходят в питейные? Вина-то все равно не пьют! Их вера этого не позволяет.

— Ну, тогда эти черные ублюдки лишены одного из самых славных занятий на свете! — фыркнул Чао Тай. — Подсаживайтесь к нам. — И когда незнакомец с улыбкой перебрался за их столик, прихватив стул, Чао полюбопытствовал: — Вы, видно, с севера?

— Нет, родился и вырос здесь, в Кантоне, но много путешествовал, а путешественнику волей неволей надо звать много языков. Я мореплаватель. Кстати, зовут меня Ни. А что привело сюда вас?

— Мы в Кантоне всего лишь проездом, — пояснил Тао Гань, — сопровождаем высокопоставленного чиновника в путешествии по этой провинции.

Мореход Ни бросил на Чао Тая оценивающий взгляд:

— Я было счел вас воинами.

— В былые времена я немного занимался борьбой и бился на мечах, так, ради забавы, — беззаботно обронил Чао Тай. — А вы, видно, этим тоже интересуетесь?

— Исключительно для собственного удовольствия. Особенно на арабских саблях. Мне пришлось обучиться этому искусству, поскольку я частенько плавал через Персидский залив, а в тамошних водах, к вашему сведению, полным-полно пиратов.

— А я все время ломаю голову, как они ухитряются наносить удары этими кривыми клинками, — заметил Чао Тай.

— О, вам стоило бы поглядеть на это, — откликнулся мореход Ни. И вскоре они с тайвэем углубились в дружескую беседу о разного рода схватках. Тао Гань рассеянно следил за разговором, не забывая приглядывать, чтобы их чаши не пустовали. Но, услышав, что мореход называет приемы боя по-арабски, он не мог сдержать удивления и спросил:

— Так вы владеете их языком?

— Довольно, чтобы объясниться. Нахватался в Персии для удобства дела! — Мореход вновь повернулся к Чао Таю: — Я не прочь похвастать перед вами своим собранием заморских сабель. Может, пропустим по чаше у меня? Живу я недалеко, в восточном квартале.

— Сегодня у вас есть еще неотложное дело, — ответил Чао Тай. — Но нельзя ли навестить вас завтра утром?

Ни метнул взгляд на бородача у прилавка.

— Будь по-вашему, — кивнул он. — А где вы остановились?

— На постоялом дворе «Пять Бессмертных», рядом с мечетью.

Мореход хотел что-то сказать, да, видно, передумал. Отхлебнув из чаши вина, он как бы между прочим полюбопытствовал:

— Ваш друг поселился там же?

Чао Тай отрицательно покачал головой, и Ни пожал плечами:

— Ну ладно, надеюсь, вы сами в силах позаботиться о себе. Приблизительно через час после утренней трапезы я пришлю за вами паланкин.

Тао Гань расплатился за пиво, и они зашагали к своим новым жилищам. Небо расчистилось, и прохладный ветерок с реки овевал разгоряченные лица двух спутников. Теперь набережная являла собой весьма оживленную картину. Торговцы вразнос расставили свои ночные шатры вдоль кромки воды, освещенной вереницей разноцветных масляных ламп. Реку сплошь усыпали огоньки фонарей с лодок, причаленных носом к пристани. Люди готовились к вечернему гулянию.

— Давай наймем паланкин, — предложил Тао Гань. — До дворца наместника довольно далеко.

Но Чао Тай промолчал. Он был занят созерцанием толпы.

— А тебе не кажется, братец, что за нами кто-то следит? — вдруг прошипел он.

Тао Гань поспешно оглянулся.

— Да вроде нет, — протянул он. — Хотя, должен призвать, предчувствия редко тебя обманывают. Ладно, поскольку судья велел вам прибыть с докладом в шесть, в запасе есть еще час, а то и чуть больше. Давай немного пройдемся поодиночке. Так сподручнее выяснять, следят за нами или нет. А заодно я смогу проверить, насколько хорошо помню город.

— Будь по-твоему. Я дойду до своего постоялого двора и переоденусь, а потом поброжу по мусульманскому кварталу. Если буду держаться северо-запада, то рано или поздно выберусь на большую улицу, что ведет на север, верно?

— Если будешь вести себя чинно и не угодишь в какую-нибудь переделку, то непременно. И погляди там на водяные башенные часы — это прелюбопытная штука. Точное время указывается благодаря цепочке медных сосудов с водой, расположенных друг над другом, как на лестнице. Вода медленно капает из верхнего сосуда в нижний. Воистину хитроумное изобретение!

— Думаешь, я нуждаюсь в таких безделушках, чтобы определить время? — хмыкнул Чао Тай. — Нет, мне вполне хватает солнца и чувства жажды. А ночью и в пасмурный день довольствуюсь последним. Ладно, встретимся позже, во дворце!

Глава 2

Чао Тай повернул за угол и, миновав мост надо рвом, вступил в город через ворота Куэй-дэ.

Протискиваясь сквозь плотную, как всегда по вечерам, толпу, тайвэй то и дело оборачивался, но его вроде бы никто не преследовал. Он оставил за спиной высокие, покрытые красным лаком врата храма Пяти Бессмертных, свернул на первую слева улицу и без приключений добрался до постоялого двора, очевидно названного в честь храма. Обветшалое здание было выстроено в два яруса. Над его крышей более чем на десять чжанов вздымалась макушка минарета мусульманской мечети.

Приветливо пожелав спокойного сна угрюмому хозяину постоялого двора, развалившемуся в бамбуковом кресле у лестницы, Чао Тай поднялся на второй ярус и проследовал к себе в комнату, расположенную в глубине дома. Там было жарко и душно, поскольку ставни единственного оконца весь день оставались закрытыми. Сняв утром эту комнатушку, Чао Тай только заскочил бросить дорожный узел на голую лежанку из широких досок. Чао, сердито ворча, толкнул створки ставень. И тотчас минарет открылся передним как на ладони.

«Чужеземцы не умеют толком построить настоящую пагоду, — усмехнулся он, — ни тебе ярусов, ни выгнутой крыши, ничего приятного для глаз! Все прямое, как палка сахарного тростника!»

Чао Тай, мурлыкая песенку, переоделся в чистую рубаху, снова приладил поверх нее кольчугу и завернул шлем, латные рукавицы и высокие сапоги воина в кусок голубой ткани, а потом спустился вниз.

На улице было очень жарко — прохладный ветер с реки не забирался так глубоко в город. Чао Тай посетовал, что из-за кольчуги не может снять куртку, и, окинув беззаботным взглядом прохожих, зашагал по улице.

Город освещали фонари ночных лавок, но людей вокруг было немного. На глаза тайвэю попалось несколько арабов, приметных белыми тюрбанами и быстрым, широким шагом. После того как Чао миновал мечеть, улицы приняли чужеземный вид: белые, покрытые штукатуркой дома без окон внизу, и свет, пробиваясь сквозь замысловатые решетки, падал лишь с верхних этажей. То тут, то там арочные переходы соединяли вторые этажи домов с обеих сторон улицы. Чао Тай после выпитого им винта все еще пребывал в приподнятом настроении, а посему запамятовал проверить, не следит ли кто за ним. И вот, свернув на пустынную улочку, он неожиданно наткнулся на бородатого соплеменника, каковой вежливо осведомился:

— Вы, часом, не стражник по имени Цао, или Шао, или что-то в этом роде, а?

Чао Тай застыл на месте. В тусклом свете фонаря он внимательно изучал спокойное лицо с длинной седеющей бородой. Одет незнакомец был в изношенный коричневый халат, добротно сшитую шапочку и заляпанные грязью башмаки, но, несмотря на изрядно обтрепанный вид, держался величаво и обладал безошибочно узнаваемым столичным выговором.

— Меня зовут Чао, — осторожно ответил Чао Тай.

— Ха, ну конечно же! Начальник тысячи Чао Тай! А ваш господин, достопочтенный судья Ди, тоже здесь, в Кантоне?

— А что, если так? — ощетинился Чао Тай.

— О, я никому не скажу, поверьте! — торопливо заверил его незнакомец. — Но мне крайне необходимо увидеться с господином Ди. Отведите меня к нему.

Чао Тай насупил брови. Бородатый незнакомец не походил на мошенника, а коли пытался морочить голову, тем хуже для него!

— По счастливой случайности я как раз иду к своему начальнику, так что вы можете присоединиться.

Незнакомец торопливо обернулся, всматриваясь в темень за спиной.

— Ступайте вперед, — мягко предложил он, — я последую за вами. Лучше, чтобы нас не видели вместе.

— Как вам угодно, — ответствовал Чао Тай. Теперь ему приходилось ступать осторожнее, так как в каменных плитах под ногами то и дело попадались щели, а свет лишь кое-где падал из немногих окон. Квартал словно вымер, и тишину нарушал только стук тяжелых башмаков незнакомца.

Чао Тай в очередной раз повернул за угол и угодил в кромешную темень. Он запрокинул голову, силясь определить, в какой стороне купол минарета, дабы по нему отыскать нужное направление. Но высокие дома по обеим сторонам улицы слишком близко склонялись друг к другу, и Чао ничего не смог разглядеть, кроме узкой полоски усеянного звездами неба. Дождавшись, пока незнакомец подойдет поближе, тайвэй бросил через плечо:

— Тут не видно ни зги. Лучше вернуться обратно и поискать паланкин. Да главной улицы в любом случае топать порядком.

— Справьтесь у людей в доме за углом, — хриплым голосом посоветовал незнакомец.

Чао Тай повнимательнее вглядывался в темноту и действительно уловил впереди чуть заметное мерцание.

— Голос у старого чудака малость осел, а вот глаз зорок, как у сокола, — пробормотал он себе под нос, направляясь к тусклому источнику света. Снова завернув за угол, Чао Тай обнаружил, что мерцание исходит от дешевой масляной лампы, поставленной высоко в нише белой стены, по левую руку от тайвэя. Чуть поодаль он приметил дверь, украшенную медным орнаментом. Над головой был переход через улицу, соединявший два дома на уровне второго этажа. Чао Тай приблизился к двери и настойчиво постучал по бронзовой плашке над смотровым оконцем. Сзади молча остановился его спутник.

— Никто не отвечает, — буркнул Чао Тай — но я подниму на ноги это отродье!

Он заколотил еще яростнее, потом припал ухом к двери — ни звука. Несколько раз пнув в сердцах дверь ногой, Чао принялся лупить по плашке, пока не отбил костяшки пальцев.

— Ну где вы там? — с раздражением окликнул он спутника, — давайте вышибем эту окаянную дверь! В доме наверняка кто-то есть, иначе лампа не горела бы.

Но ответа не последовало.

Чао Тай обернулся. Он был совершенно один.

— Куда подевался этот мерзкий… — в недоумении начал тайвэй и замолк. На каменных плитах под переходом валялась шапочка незнакомца. Чао Тай с проклятиями опустил узелок на камни мостовой и, потянувшись, достал из ниши масляную лампу, потом приблизился, дабы получше разглядеть шапочку, и неожиданно ощутил легкое прикосновение к плечу. Чао обернулся — никого. Но, чуть повернув голову, он увидел грязные башмаки, болтающиеся у самого лица. Чао еще раз выругался и, подняв повыше масляную лампу, глянул вверх. Его спутник был подвешен за шею на тонком шнуре, свисавшем из окна в противоположной стороне перехода. Неестественно повернутая голова клонилась набок, руки безвольно поникли.

Чао Тай бросился к двери под переходом и что было мочи саданул по ней ногой. Створка, улетев внутрь, ударилась о стену. Чао Тай в мгновение ока взлетел по крутым каменным ступенями очутился в узком темном переходе через улицу. Вскинув лампу над головой, он разглядел под окошком скрюченную фигурку в арабском платье. Неизвестный неподвижно застыл, стиснув в правой руке короткое копье с длинным и тонким, как игла, наконечником. Одного взгляда на вспухшее от прилива крови лицо и вывалившийся язык было достаточно, чтобы убедиться: этот человек мертв, точнее, задушен. Один вытаращенный глаз убитого заметно косил.

Чао Тай отер пот со лба.

— Веселенькое зрелище для того, кто едва успел поднять настроение чашей вина! — пробормотал он. — Да есть ли худший способ вмиг протрезветь? Э-э-э, да ведь это же негодник, которого я приметил в питейном заведении! Но куда исчез его уродливый приятель, карлик?

Тайвэй быстро посветил в другой конец перехода. Темные ступени вели вниз, но вокруг было пусто и тихо, как в могиле. Опустив лампу на пол, Чао Тай перешагнул через тело араба и принялся развязывать тонкий шнур, прицепленный к железному крюку под окном, а затем осторожно втащил бородатого незнакомца наверх. В окне возникло жуткое, перекошенное гримасой лицо, из оскаленного в усмешке рта струйкой стекала кровь.

Чао Тай втянул еще теплое тело в переход и опустил на пол рядом с мертвым арабом. Удавка глубоко впилась в тощее горло, а шея, видимо, была сломана. Чао Тай ринулся вниз по лестнице на другом конце перехода. Шесть ступенек, а дальше — низенькая дверца. Чао Тай бешено забил по ней кулаками. Не дождавшись ответа, он навалился на преграду всем телом. Старые, источенные червями доски не выдержали натиска, и он вломился в полутемную комнату под грохот падающей посуды и треск дерева.

Миг — и Чао вновь на ногах. Посреди комнаты, раскрыв от страха беззубый рот, съежилась старуха арабка. Свет медной масляной лампы, подвешенной к черным от времени потолочным балкам, падал на сидевшую в углу скрестив ноги молодую мать, что кормила грудью ребенка. Издав пронзительный вопль, женщина прикрыла голую грудь рваным покрывалом. Чао Тай хотел было заговорить, но не успел открыть рот, как дверь напротив распахнулась и в комнату ворвались два здоровенных араба с кривыми кинжалами на изготовку. Оба застыли па месте, как только Чао Тай, распахнув куртку, показал золотой значок на груди.

Пока вооруженные здоровяки мешкали, третий, помладше, оттолкнул их и, выступив перед, заговорил на ломаном кантонском:

— Как вы посмели вломиться в покои наших женщин, господин военный начальник?

— В переходе над улицей — двое убитых мужчин, — рыкнул Чао Тай. — Отвечайте, кто это сделал?

Араб метнул взгляд на сломанную дверь.

— Что там, в переходе, нас не касается, сердито отрезал он.

— Однако этот переход соединяется с твоим домом, ты, сын паршивой собаки! — зарычал на араба Чао Тай. — Говорю тебе, там наверху два покойника. Отвечай, не то я велю задержать вас всех и допросить под пыткой!

— Присмотритесь повнимательнее — и вы увидите, что сломанную вами дверь не открывали уже много лет.

Чао Тай обернулся: деревянные обломки, о которые он споткнулся, оказались частями высокого шкафа. Пыль на дверных ручках и только что сбитый ржавый замок доказывали, что юнец говорил правду. Этой дверью действительно не пользовались годами.

— Если в переходе кого и убили, — продолжил араб, — это мог сделать любой прохожий. С обеих сторон улицы наверх ведут ступени, а дверь внизу, насколько я помню, сроду не запиралась.

— Тогда для чего нужен переход?

— Шесть лет назад мой родитель, торговец Абдалла, владел и домом на той стороне улицы, но после того, как он продал второй дом, дверь с нашего конца заложили.

— Ты что-нибудь слышала? — обратился Чао Тай к молодой женщине.

Та, ничего не ответив, со страхом и недоумением вытаращила глаза, а когда юный соплеменник перевел слова Чао Тая, отрицательно затрясла головой.

— Стены тут очень толстые, а поскольку еще и шкаф загораживал старую дверь… — Он красноречиво взмахнул рукой.

Два других араба вновь заткнули кинжалы за пояс и принялись шепотом переговариваться. А старуха, вдруг ожив, визгливо запричитала по-арабски, указывая на выломанную дверь.

— Скажи, что ей заплатят! — бросил Чао Тай. — И ступай за мной!

Он резко развернулся и вышел через дверной проем, а молодой человек скользнул следом. В переходе тайвэй указал на мертвого араба.

— Кто этот человек? — спросил он.

Юноша склонился над трупом. Мимоходом глянув на искаженное гримасой лицо, он задержал взгляд на шелковом красном шарфе, туго обмотанном вокруг шеи мертвеца, затем ловкими пальцами пробежался по складкам тюрбана.

— На теле нет ни денег, пи бумаг, — выпрямившись, объявил он. — Я никогда его раньше не видел, но, вероятно, этот человек из Южной Аравии, они там славятся искусным обращением с короткими копьями. — Араб протянул Чао Таю шарф. — Но убил его не наш соплеменник. Видите серебряную монетку, завязанную в уголке? С ее помощью душитель, подкравшись сзади, захлестнул шарф вокруг шеи жертвы. Это оружие труса. Мы, арабы, предпочитаем копья, сабли и кинжалы — во славу всемогущего Аллаха и его Пророка!

— Вот и ладно, — кисло скривился Чао Тай, в задумчивости глядя на двух мертвецов. Теперь он понял, что произошло. Араб хотел убить не только бородатого спутника Чао Тая, но и его самого. Поджидая их, он затаился в переходе у окна, пропустил Чао Тая под переходом, а когда его спутник остановился в ожидании, злодей набросил ему на шею удавку и рывком поднял вверх. После этого он привязал конец шнура к железному крюку под окном и схватил копье. Но как только негодяй распахнул окно с другой стороны перехода, собираясь поразить в спину вторую жертву, некто третий набросил ему на шею красный шарф и удавил, а затем бесследно исчез.

Чао Тай открыл окно и выглянул на улицу.

— Пока я стоял там, колотя в проклятую дверь, наверняка представлял собой отличную мишень! — пробормотал он. — А такой тонкий наконечник как пить дать прошел бы даже сквозь кольчугу! Выходит, я обязан жизнью неизвестному благодетелю. — Тайвэй повернулся к молодому арабу. — Пошли кого-нибудь нанять паланкин побольше! — скомандовал он.

Пока юнец отдавал кому-то распоряжения через проломленную дверь, Чао Тай обшарил рукава бородатого незнакомца. Но в них не оказалось ничего такого, что могло бы помочь опознать его, и помощник судьи сокрушенно покачал головой.

В напряженной тишине они ждали, пока снизу не донеслись настойчивые крики. Высунувшись из окна, Чао Тай увидел паланкин и четырех носильщиков с факелами. Перебросив тело бородатого через плечо, он приказал молодому арабу:

— Постереги здесь тело своего сородича, показа ним не придут стражники. Ты и твоя семья будете отвечать, если тут что-нибудь произойдет!

И тайвэй, сгибаясь под тяжестью ноши, осторожно зашагал вниз по узким ступенькам.

Глава 3

Тао Гань возвратился к городской службе сбора пошлин. Пройдя под высокими сводами ворот, он довольно долго наблюдал за работниками, все еще занятыми разборкой тюков и коробок. Остро пахло чужеземными пряностями. Тао проскользнул задворками и, кинув взгляд на свое неуютное пристанище, направился в город через Южные ворота.

Проталкиваясь сквозь многолюдную толпу, помощник судьи с удовлетворением отмечал про себя, что узнает по пути почти все мало-мальски значительные дома. Судя по всему, Кантон мало изменился с тех пор, как Тао был здесь в последний раз двадцать лет назад.

Разумеется, Тао Гань узнал и большой храм, возвышавшийся справа от него. Храм этот был посвящен богу войны. Тао отделился от толпы и прошествовал по широким мраморным ступеням к высокой башне, где по обе стороны от двустворчатых ворот на восьмиугольном постаменте сидели огромные каменные львы. Как водится, лев справа, сомкнув челюсти, свирепо глядел вниз, в то время как помещенная слева львица высоко запрокинула громадную голову с широко разверстой пастью.

— Эта тварь никогда не закрывает свою окаянную глотку! — сердито проворчал Тао Гань. — и дать ни взять моя подлая бывшая женушка! Помощник судьи, медленно потянув обвислый ус, с горечью подумал, что за минувшие двадцать лет едва ли хоть раз вспоминал свою неверную жену. Однако, вновь приехав в город, где в молодости прожил несколько лет, Тао Гань неожиданно погрузился в воспоминания. Жена, которую Тао чуть ли не боготворил, низко обманула его и задумала погубить, вынудив спасаться бегством. С тех пор Тао Гань проклял весь женский род, твердо решив отомстить этому презренному миру, и сделался вечным скитальцем. Но потом мститель повстречал судью Ди, и тот круто изменил его жизнь, сделав своим помощником и тем самым вернув интерес к жизни. Тао Гань оставался при судье Ди, когда тот был правителем то одного, то другого уезда, а после того, как судья получил повышение и занял нынешний высокий пост в столице, его помощник стал старшим советником суда. Кривая улыбка тронула унылое вытянутое лицо, когда Тао напыщенно выговаривал львице:

— Кантон все тот же, но взгляни на меня! Теперь я не просто чиновник, а высокопоставленное лицо. И притом весьма, должен заметить! — Сдернув с головы шапочку, Тао Гань насмешливо поклонился свирепой каменной морде и вошел в храм.

Помощник судьи Ди шел по главному проходу, оглядывая зал. В мерцающем свете высоких красных свечей несколько людей прилаживали палочки благовоний к тем, что уже дымились в большой бронзовой курильнице пред высоким алтарным столом. Сквозь густые клубы голубого дыма смутно виделась высокая позолоченная фигура бородатого Небесного Воина, горделиво выставившего напоказ длинный меч. Тао Гань презрительно фыркнул, ибо воинские подвиги не внушали ему особого восторга. Не обладая мощным сложением и недюжинной силой своего друга Чао Тая, он никогда не носил оружия. Однако полное бесстрашие вкупе с изощренным умом делали Тао Ганя не менее опасным для врагов. Он двинулся дальше и, обойдя зал, достиг врат в глубине храма. Помня, что большой городской рынок раскинулся к северу от храма, Тао решил, что вполне успеет его осмотреть, а потом выйдет на главную улицу, ведущую ко дворцу наместника в северной части города.

За храмом стояли ветхие дома, откуда доносились громкие крики и смех. В воздухе висел запах дешевого масла. Однако стоило пройти чуть дальше — и наступала удивительная тишина. Вокруг теснились заброшенные дома, и многие из них больше напоминали руины. Ладные ряды новых кирпичей и огромные чаны с известковым раствором, поставленные меж ними через равные промежутки, свидетельствовали о том, что строительство более пристойных обиталищ — не за горами. Тао Гань постоянно оглядывался, но никого не заметил. Он ступал уверенным шагом, невзирая на духоту, плотно закутавшись в старый халат.

Наконец он добрался до очередного перекрестка и, свернув за угол, услышал впереди шум рынка. Одновременно в дальнем конце улицы Тао увидел на редкость неприятную картину. Под свисавшим из-под полуразрушенного дверного проема фонарем двое оборванных бродяг приставали к женщине. Подбежав к ним, Тао Гань обнаружил, что один из оборванцев сзади схватил женщину за шею, а второй одной лапищей завернул обе ее руки за спину. Второй мерзавец, стоявший впереди, разорвал платье несчастной и тиская ее обнаженную грудь. Когда бродяга рванул концы обвязанного вокруг талии пояса, женщина неистово пнула его ногой. Однако насильник, стоявший сзади, еще выше задрал ей голову, а второй больно ударил жертву в открытый живот.

Тао Гань мгновенно взялся за дело. Правой рукой он выхватил кирпич из ближайшей горки, а левой зачерпнул полную пригоршню извести из соседнего чана. Подкравшись на цыпочках к распоясавшимся оборванцам, он обрушил на плечо того, кто держал девушку сзади, кирпич. Мерзавец выпустил жертву и со стоном ухватился за ушибленное место. Второй негодяй обернулся к Тао, выдернув из-за пояса нож. Однако помощник судьи Ди успел швырнуть ему в глаза пригоршню извести, и тот, корчась от дикой боли, закрыл лицо руками.

— Стража, взять этих выродков! — гаркнул Тао Гань.

Негодяй с зашибленным плечом схватил орущего приятеля за руку и, увлекая за собой, что было сил бросился прочь.

Девушка, судорожно хватая ртом воздух, пыталась прикрыть разорванным платьем нагую грудь. Краем глаза спаситель успел разглядеть, что она очень хороша собой, а волосы собраны на затылке в два кольца, как у незамужней женщины. На вид Тао Гань дал бы ей лет двадцать пять.

— Бежим к рынку! — бросил он на кантовском. — И побыстрее, пока эти подонки не раскусили, что я их надул!

И поскольку девушка медлила, раздумывая, помощник судьи Ди потянул ее за рукав к шумному торжищу.

— Разгуливать одной в таком пустынном месте — самой напрашиваться на неприятности, моя милая, — с упреком заметил он. — Или ты знакома с этими мерзавцами?

— Нет, видно, они из бродячих, — ответила девушка мягким, певучим голоском. — Возвращаясь с рынка, я пошла короткой дорогой к храму бога войны и наткнулась на этих людей. Сначала они меня пропустили, а потом вдруг напали сзади. Я глубоко признательна вам за то, что вы так вовремя подоспели на помощь.

— Благодари свою счастливую звезду! — проворчал Тао Гань, а когда они вышли на многолюдную улицу вдоль южной стороны ярко освещенного рынка, добавил: — А посещение храма лучше отложи до рассвета! И прощай.

Тао уже собирался юркнуть в узкий проход между лавками, но девушка взяла его за рукав.

— Будьте добры, назовите мне лавку, у которой мы сейчас стоим, — смущенно попросила она. — Верно, это фруктовая, поскольку я чувствую запах мандаринов. Если я буду знать, где мы, то без труда отыщу дорогу домой.

С этими словами девушка достала из рукава тонкую бамбуковую палочку и разложила ее вовсю длину. Это была складная трость.

Тао Гань посмотрел на ее глаза — они были незрячими, непроницаемо серыми.

— О, я, конечно, тебя провожу, — виновато пробормотал он.

— В этом нет нужды, мой господин. Я хорошо знаю этот квартал. Мне нужно только знать, где я нахожусь.

— Жаль, что я не выпустил кишки этим подлым выродкам! — сердито буркнул Тао Гань. — Вот, держись за мой рукав. Со мной ты скорее доберешься до дому. Где ты живешь?

— Вы очень добры, господин. А живу я у северо-восточного угла рынка.

Они отправились в путь, и Тао Гань прокладывал дорогу костлявыми локтями.

— Вы, должно быть, чиновник, и вас временно направили сюда, в городскую управу, точно? — немного погодя спросила девушка.

— О нет! Я всего лишь торговец из западной части города, — поспешно возразил Тао Гань.

— Ну конечно, простите меня! — смиренно потупилась она.

— А с чего ты взяла, будто я чиновник? — полюбопытствовал Тао Гань.

Девушка, немного помедлив, объяснила:

— Вы вполне свободно говорите на кантовском, однако мой обостренный слух уловил столичный выговор. Кроме того, когда вы приказали схватить тех бродяг, в вашем голосе слышалась непритворная властность. И еще: в этом городе каждый занят исключительно самим собой. Ни один простой горожанин не посмеет в одиночку вступиться за женщину, на которую напали двое разбойников. Могу добавить, что чутье подсказывает мне: вы человек добрый и деликатный.

— Обоснованные рассуждения, — сухо заметил Тао Гань. — Кроме последнего, ибо тут ты заблуждаешься!

Искоса взглянув на девушку, он заметил, как на ее неподвижном лице мелькнула улыбка. Широко расставленные глаза и полные губы придавали облику незнакомки несколько чужеземный вид, и тем не менее она казалась Тао поразительно красивой. Дальше они шли молча, а когда достигли северо-восточного угла рынка, девушка оборонила:

— Я живу в четвертом переулке направо, и теперь лучше мне побыть провожатым.

На узкой улице, куда они свернули, было совсем темно, и девушка, легонько постукивая палочкой по мостовой, принялась нащупывать путь. По обеим сторонам улицы стояли ветхие деревянные дома в два яруса. Когда они оказались в четвертом переулке, все вокруг окутала кромешная тьма. Тао Ганю приходилось ступать крайне осторожно, чтобы не споткнуться на неровной скользкой мостовой.

— Эти дома сдаются внаем, и здесь живут семьи рыночных торговцев, — пояснила девушка. — Но возвращаются они домой далеко заполночь, поэтому сейчас так тихо. Ну, вот мы и пришли; Осторожно, ступени! Они очень крутые.

Пора было прощаться, но Тао Гань, подумав, что, раз уж он зашел так далеко, надо как можно больше узнать об этой удивительной девушке. Поэтому Тао последовал за ней наверх по скрипучей деревянной лестнице. Добравшись до верхней ступеньки, она подвела провожатого к двери и, толкнув ее внутрь, сказала:

— На столе справа вы найдете свечу.

Тао Гань, достав из рукава трутницу, зажег свечу и оглядел маленькую, почти пустую комнату. Пол устилали широкие доски, стены покрывала потрескавшаяся штукатурка, но большая часть помещения оставалась открытой — только бамбуковая ограда отделяла комнатку от плоской крыши соседнего дома. Чуть дальше на фоне вечернего неба рисовалась выгнутая крыша более высокого дома. Комната была на редкость опрятной, легкий ветерок разгонял знойное марево, все еще тяготившее город. Подле свечи на столе — дешевая, сохраняющая тепло чайная корзинка, глиняная чашка, плоская деревянная тарелка с несколькими ломтиками огурцов и длинный тонкий нож. Напротив стола — низкий деревянный стул, а у стены — узкая скамья. В глубине комнаты Тао Гань заметил высокую ширму из бамбука.

— Как видите, я мало что могу предложить вам, — грустно сказала девушка. — Я позволила вам прийти сюда только потому, что больше всего на свете не люблю быть кому-то обязанной. Я молода и недурна собой. Если вам угодно взять меня, то я согласна. Мое ложе за этой ширмой. — И поскольку гость уставился на нее в безмолвном удивлении, она спокойно добавила: — Вам нет нужды беспокоиться — Я больше не девственница. В прошлом году надо мной надругались четверо пьяных матросов.

Тао Гань окинул взглядом бледное лицо слепой.

— Либо ты до предела испорчена, либо невероятно чиста, — недоверчиво протянул он. — Но как бы то ни было, твое предложение меня не интересует. Зато я люблю изучать людские характеры; а твой — прелюбопытная загадка. Так что короткая беседа и чашка чаю как нельзя лучше возместят все, чем ты, по твоему разумению, мне обязана.

Губы девушки тронула легкая улыбка.

— Прошу вас, садитесь, я только сменю платье.

Она исчезла за ширмой, а Тао Гань налил себе чаю из чайника, стоявшего в корзинке. Прихлебывал чай, он с любопытством разглядывал коробочки, прикрепленные к бамбуковому шесту, под скосом крыши. Их оказалось не меньше дюжины, разных размеров и форм. Обернувшись, Тао увидел на полке под скамьей четыре больших глиняных горшка с туго прилаженными плетевыми крышками. Он озадаченно нахмурил брови и прислушался. Сквозь шум большого города слышался настойчивый, стрекочущий звук, который ему никак не удавалось распознать. Звук вроде бы исходил из-под крышек коробков.

Тао Гань поднялся со стула и подошел к ограде, дабы повнимательнее к ним приглядеться. На каждом коробке были крохотные отверстия, откуда и доносился звук.

И тут он наконец догадался. Внутри сидели сверчки. Самого Тао Ганя не особо занимали эти насекомые, однако он знал, что очень многие увлекались пением сверчков и держали их дома, зачастую — в дорогих маленьких клетках из слоновой кости или серебряной проволоки. А кое-кто питал пристрастие к сверчковым боям. Такие люди приносили своих лучших бойцов винные лавки или на рынок, где пару таких насекомых помещали в бамбуковую трубку с большим отверстием и, понукая тонкой палочкой, принуждали драться. Зрители обычно бились об заклад на немалые деньги. Тао Гань вдруг заметил, что каждый коробок издает слегка отличный от других звук, но все перекрывало чистое, мелодичное пение, исходившее из крохотной тыквенной бутыли, подвешенной к самому краю шеста. Начинаясь с низкого звука, постепенно становившегося все выше, это пение достигало удивительной звонкости и чистоты. Тао снял тыковку и поднес к уху. Но внезапно вибрирующее пение сменил низкий гул.

Сзади из-за ширмы выпорхнула девушка, одетая теперь в чистое платье оливкового цвета с черной отделкой по краю и черным же тонким пояском вокруг талии. Подбежав к гостю, слепая в ужасе захлопнула ладонью отверстие на тыкве.

— Будьте осторожны с моим Золотым Колокольчиком! — воскликнула она.

Тао Гань передал ей бутылочку.

— Я просто хотел насладиться его восхитительным пением, — объяснил он. — Так ты продаешь сверчков?

— Да, — кивнула девушка, возвращал тыковку на прежнее место. — На рынке или прямо тут добрым людям. А это мой любимец. Такие сверчки — большая редкость, особенно здесь, на юге. — Она села на скамью, сложив на коленях тонкие руки. — А вон там, на полке, я держу несколько бойцовых сверчков. У них плачевный вид. Мне больно думать о крепких ножках и прекрасных длинных усиках, обломанных в драке. Но бедняг хочешь не хочешь приходится держать для продажи, так как они пользуются постоянным спросом.

— А как ты их ловишь?

— Просто брожу наугад вдоль стен какого-нибудь сада и у старых домов. Хорошего сверчка я узнаю по голосу и приманиваю кусочками фруктов. Эти крохи необыкновенно сообразительны; временами мне кажется, будто они узнают меня. А когда я выпускаю их тут погулять, каждый возвращается в свой коробок, стоит мне только позвать.

— За тобой кто-нибудь присматривает?

Я ни в ком не нуждаюсь — сама могу совсем управиться.

Тао Гань кивнул и тут же резко вскинул голову: ему почудилось, будто снаружи донесся какой-то звук.

— Ты, по-моему, говорила, что соседи возвращаются лишь глубоко за полночь?

— Так оно и есть, — подтвердила слепая.

Тао навострил слух. Но теперь улавливал только пение сверчков. Должно быть, он обманулся.

— Негоже молодой девушке годами жить одной в пустом доме, с сомнением пробормотал он.

— А что тут особенного? Вы, кстати, можете говорить на родном языке. Я с ним знакома.

— Нет, мне куда полезнее поупражняться в кантонском. У тебя в городе есть родственники?

— Есть. Но после того, как с моими глазами случилось несчастье, я всех оставила. О, простите, совсем забыла: мое имя — Ланьли. И все-таки я думаю, вы очень важный чиновник.

— Да, ты права. Я один из приближенных высокопоставленного лица. А зовут меня Тао Гань. Хватает ли тебе денег от продажи сверчков на повседневные нужды?

— Даже более чем! Мне и надо-то немного: масляную лепешку утром и вечером да миску лапши на обед. Сверчки ровно ничего не стоят, а идут по хорошей цене. Возьмем, например, Золотой Колокольчик. За него, между прочим, дают немало серебра! Но я и не помышляю его продать! Я почувствовала себя такой счастливой сегодня утром, когда, просыпаясь, услышала его пение. — Слепая улыбнулась. — А нашла я его только вчера вечером. Мне редкостно повезло. Я случайно проходила мимо западной стены Хуада… Вы знаете буддийский храм?

— Ну конечно, Цветочная пагода в западном квартале, верно?

— Она самая. Ну так вот, я вдруг услышала голос сверчка, и он казался испуганным. Тогда я положила у стены ломтик огурца и позвала его вот так. — Девушка, вытянув губы, издала звук, забавно походивший на трель сверчка. — Затем притаилась, поджидая. Наконец Золотой Колокольчик высунулся, и я услышала, как он хрустит огурцом. А когда сверчок насытился и почувствовал себя довольным, я заманила его впустую тыковку, которую всегда ношу в рукаве платья. — Ланьли подняла голову. — Послушайте! Как сладко он опять поет, правда?

— О да!

— Мне кажется, со временем и вы смогли бы их полюбить. У вас такой добрый голос… Вы не можете быть большим и грубым. Не понимаю, как вы управились с теми негодяями, что напали па меня… А ведь оба явно вопили от боли…

— Я не боец, И если хочешь знать, далеко немолод — более чем в два раза старше тебя. Зато я многое повидал на своем веку и теперь умею за себя постоять. Очень надеюсь, что сегодня и ты получила урок, Ланьли. На свете много злых людёй, способных обидеть такую девушку, как ты.

— Вы и вправду так думаете? Вовсе нет! Чаще всего я вижу людей добрыми и сердечными. Даже если они злятся, то в основном потому, что несчастны или одиноки, не могут получить то, чего желают, или же получают слишком много из желаемого. Как бы то ни было, я готова поспорить, что у тех бедолаг не было ни медяка, чтобы купить себе самую простую пищу, не то что женщину! Сперва я испугалась, как бы меня не избили до смерти, после того как все закончится, но сейчас я уверена: они не стали бы этого делать, понимая, что я, будучи слепой, не смогу никого опознать.

— В другой раз, повстречав этих добрых молодцев, — сердито пробурчал Тао Гань, — я выдам каждому по серебряной монете за благие намерения! — Он допил чай и с довольной усмешкой подвел итог: — А что до серебра, полагаю, они будут в нем очень нуждаться, поскольку первый больше никогда не сможет действовать правой рукой, а второй, даже смыв кое-как известь с глаз, до гроба останется калекой!

Девушка вскочила.

— Какое страшное зло вы им сделали! — гневно воскликнула она. — Да еще радуетесь этому! Вы отвратительно жестокий человек!

— А ты молоденькая дуреха! — не остался в долгу Тао Гань. Поднявшись со стула, он направился к двери и уже с порога мрачно процедил: — Благодарствую за чай!

Слепая, взяв свечу, поспешила следом.

— Осторожно, — предупредила она, — ступеньки очень скользкие!

Пробормотав что-то себе под нос, Тао Гань стал спускаться.

На улице помощник судьи Ди дал глазам привыкнуть к темноте, дабы получше разглядеть дом. «На всякий случай, — сказал он себе. — Разумеется, я вовсе не собираюсь возвращаться сюда. Женщины мне ни к чему. А тем более эта глупая сопливая девица со своими сверчками!» И Тао Гань, не в силах скрыть досаду, зашагал прочь.

Глава 4

Главную улицу, пересекавшую город с севера на юг, ярко освещали фонари лавок, харчевен и питейных заведений. Двигаясь вместе с пестрой толпой и наблюдая отрывки сердитых ссор и шумных перебранок, Тао Гань чувствовал, что настроение его заметно улучшается. Он шагал, вновь кривя рот в язвительной усмешке, пока не показались высокие степью ограды дворца наместника.

Лавки теперь встречались все реже, а прохожих становилось намного меньше. Тао уже хорошо видел высокие стены главного здания и стражников у ворот. В строениях слева от входа находились различные службы судебной управы, а справа — расположение частей караульного войска. Тао Гань преодолел широкие мраморные ступени, что вели вверх — к великолепным дворцовым вратам, сияющим красным лаком. Миновав неприступные зубчатые стены, помощник судьи Ди постучал в плашку над смотровым оконцем небольших ворот в восточном крыле и растолковал стражнику, кто он такой. Ворота растворились, и Тао Гань вступил в наделенный гулким эхом длинный мраморный проход к внутреннему двору восточного крыла, где располагались личные покои судьи Ди.

В приемной разряженный в дворцовое пышное платье смотритель, вскинув брови, с удивлением воззрился на неприглядного посетителя. Тао Гань невозмутимо стянул с себя заношенную кожаную накидку, обнаружив темно-синий халат с шитыми золотом воротником и обшлагами — несомненные знаки высокого ранга. Смотритель живо потупил взор и подобострастно принял у гостя старую накидку, а затем распахнул двойные створки высоких дверей.

Просторная пустая зала неярко освещалась дюжиной свеч в серебряных подставках, помещенных между красными лакированными колоннами, в два стройных ряда выстроившихся вдоль боковых стен. Справа стояли широкое ложе резного сандалового дерева и стол с высокой бронзовой цветочной вазой, тогда как середина залы оставалась пустой и была застлана темно-синим ковром. На возвышении Тао Гань узрел огромный письменный стол и золоченую ширму. За столом восседал судья Ди. Чао Тай устроился на низком табурете напротив него. В зале царили прохлада и тишина. Подойдя поближе к возвышению, Тао Гань ощутил слабый запах сандалового дерева и аромат увядающего жасмина.

Судья Ди, облаченный в пурпурное платье с золотым шитьем по краям и высокую крылатую шапочку с золотым знаком государственного советника, сидел, удобно откинувшись в просторном кресле и сложив руки в широких рукавах. Чао Тай как будто пребывал в глубокой задумчивости: сгорбив широкие плечи, он не мигая смотрел на старинную вазу. Тао Гань вновь поразился тому, как сильно за последние четыре года состарился судья Ди. Лицо государственного мужа словно бы истончилось, вокруг глаз и губ залегло множество глубоких морщин. Кустистые брови все еще оставались иссиня-черными, зато длинная борода и усы пестрели обильной сединой.

Как только Тао Гань приблизился к столу и отвесил низкий поклон, судья Ди поднял глаза. Выпрямив спину, он тряхнул длинными рукавами и глубоким звучным голосом молвил:

— Устраивайся рядом с Чао Таем. У нас дурные известия, Тао Гань. Я как раз думал послать за тобой на пристань, так как дело сдвинулось с места, и весьма стремительно… — Судья повернулся к слуге, так и застывшему посреди залы: — Принеси-ка нам свежего чая.

Когда смотритель вышел, Ди пристально оглядел своих помощников и слабо улыбнулся:

— Как приятно вновь оказаться в тесном кругу, друзья мои! После нашего прибытия в город каждый был занят своими обязанностями и не имел ни времени, ни случая для дружеской беседы, как-то случалось едва ли не каждый день в бытность мою уездным судьей. То были славные времена, и наш верный друг, незабвенный старшина Хун, пребывал среди нас… — Ди устало провел рукой по лицу. Затем, словно очнувшись, снова выпрямился и, распахнув складной веер, коротко объяснил Тао Ганю, как обстоит дело, — только что Чао Тай стал свидетелем гнусного убийства. Прежде чем дозволить ему рассказать тебе об этом, я желал бы выслушать твое мнение о городе.

Судья, кивнув Тао Ганю, откинулся на спинку кресла и стал обмахиваться веером. Тао сел и негромко начал рассказ:

— После того как мы с Чао Таем сопроводили достопочтенного господина сюда во дворец, разумнее всего было взять паланкин и отправиться в южную часть города, дабы подыскать себе пристанище поближе к арабскому кварталу, в соответствии с вашим приказом. Брат Чао выбрал себе постоялый двор неподалеку от мусульманской мечети, а я — на пристани, за самыми Южными воротами. Решив погулять по городу, в полдень мы встретились в небольшой харчевне и остаток дня провели, расхаживая вдоль береговой линии. Мы видели там множество арабов; по слухам, в городе их не меньше тысячи и еще столько же — на кораблях в порту. Но арабы в основном предпочитают общаться промеж собой и не иметь дел с местными жителями. Мы видели, как несколько арабов пришли в ярость, когда стражник ткнул одного из них древком кван-до, но все они мигом утихомирились, как только на подмогу товарищу явились солдаты, а вожак сделал им выговор. — Тао Гань подергал себя за усы.

— Кантон — самый богатый город во всем южном крае, господин, — продолжал он, — и славится ночными гуляниями, особенно по реке, на цветочных лодках. Жизнь бьет здесь ключом: богатые ныне торговцы назавтра могут сделаться нищими, а за игорными столами каждую ночь выигрывают и спускают целые состояния. Нет надобности упоминать, что такой город — сущий рай для бродяг и всякого рода мошенников, вдобавок здесь нередки и денежные надувательства. Но жители Кантона в первую, а также в основную очередь дельцы, посему политика их мало заботит. Если время от времени кантонцы начинают роптать на власть, то лишь по одной-единственной причине: как и все дельцы, они не желают, чтобы в их торговые дела совали нос. Тем не менее я юте обнаружил никаких примет недовольства и не представляю, каким образом горстка арабов могла бы повлиять на здешние порядки.

Судья Ди не проронил ни слова, и Тао Гань, переведя дух, добавил:

— Перед тем как покинуть набережную, мы заглянули в винную лавку, где повстречались с мореходом по имени Ни. Этот добрый малый говорит по-арабски да по-персидски и некогда водил торговые суда через Персидский залив. Поскольку такое знакомство может оказаться полезным, Чао Тай принял приглашение морехода навестить его завтра утром. — Тао Галь снова глянул на судью. — Почему вас так интересуют эти темнокожие варвары, господин? — полюбопытствовал он.

— Потому, Тао Гань, что только с их помощью мы сумеем определить местонахождение весьма важной персоны, исчезнувшей из этого города.

Судья подождал, пока двое слуг под пристальным наблюдением смотрителя покоев поставят на стол чайный поднос с изысканным старинным фарфором. После того как чай был разлит, судья отпустил прислужников:

— Вы можете идти.

Ди вновь обратил взгляд на своих помощников и продолжал объяснять:

— С тех пор как Сына Неба поразил недуг, при дворе началось противоборство различных кланов. Одни держат сторону принца, наследника престола, другие — императрицы, каковая вознамерилась заменить наследника кем-либо из своей родни. Остальные же сплотились в мощную коалицию и выдвигают мысль о регентстве после передачи престола. Равновесие власти удерживает персона императорского цензора Лю. Не думаю, что вы когда-либо с ним встречались. Это молодой, но весьма одаренный чиновник, душой и телом преданный интересам Поднебесной. Я близко знаю Лю, высоко ценю его честность и незаурядный талант. Если раздоры усугубятся, я окажу ему всяческую поддержку.

Судья Ди сделал глоток чаю, немного помолчал и возобновил рассказ:

— Около шести недель назад цензор Лю прибыл сюда в сопровождении своего верного советника господина Су и нескольких опытных воинов. Великий совет поручил ему взглянуть, как идет подготовка к нашему морскому походу в Анлам. Возвратясь в столицу, Лю представил благоприятный отчет, похвалив работу Вэн Циня, наместника Южной провинции, чьим гостем я ныне являюсь.

Однако на прошлой неделе цензор неожиданно возвратился в Кантон, на сей раз — в сопровождении одного господина Су. Никто не посылал его сюда, а следовательно, и цели этой второй поездки неизвестны. Лю не доложил наместнику о своем прибытии и не явился во дворец. Все это ясно показывает, что цензор пожелал остаться лицом неофициальным. Но один из соглядатаев наместника случайно приметил их с господином Су неподалеку от арабского квартала. Оба шли пешком и нарядились в изрядно поношенное платье. После того как наместник доложил об этом в столицу, Великий совет приказал мне отыскать цензора и передать ему повеление без проволочек вернуться в столицу, ибо присутствие при дворе господина Лю крайне необходимо. Наместник поднял на ноги всех своих соглядатаев, доверенных людей и прочих. Однако цензор и господин Су как сквозь землю провалились. — Судья, глубоко вздохнув, покачал головой. — Дело это держали в строжайшем секрете, так как длительное отсутствие цензора в столице могло иметь самые серьезные политические последствия. Совет подозревает, что здесь происходит нечто неладное, и посему, уведомив наместника, будто дело закрыто, велел прекратить розыски. Вместе с тем мне было приказало ехать в Кантон и провести тайное расследование под предлогом сбора сведений о состоянии чужеземной торговли по запросу Ведомства доходов. На деле же наша задача состоит в том, чтобы установить связь с цензором, постараться выведать, какие причины привели его в Кантон и доныне тут держат. Разыскивать господина Су больше нет надобности, ибо его мертвое тело лежит в отдаленных покоях. Поведайте нашему другу Тао, что случилось, Чао Тай!

Тайвэй коротко рассказал о двойном убийстве, совершенном в арабском квартале. Едва он умолк, вновь вступил судья Ди:

— Я тотчас опознал в доставленном Чао Таем теле господина Су. Сдается мне, это он следил за Чао Таем, когда вы оба прогуливались по пристани, но не рискнул подойти, пока ты, Тао Гань, был рядом — ведь тебя господин раньше не видел. Он незаметно следовал за вами до винной лавки и, только когда вы расстались, заговорил с Чао Таем. Однако и самого господи на Су выслеживали арабский убийца да еще уродливый карлик. Должно быть, они приметили, как господин обратился к Чао Таю, и решили действовать безотлагательно. В арабском квартале заплутать среди множества кривых улочек, поворотов и тупиков — проще простого, поэтому карлик с дружком, равно как и их преследователи, забежали вперед и затаились на улице, через которую лежал путь Чао Тая и господина Су. Отчасти убийца выполнил задачу, так как сумел удавить господина Су. В планы араба входило расправиться и с Чао Таем, но некто неизвестный, из встрявшей в дело третьей группы, задушил его шарфом. Итак, мы имеем дело с двумя хорошо организованными группами, одинаково безжалостными в выборе средств, но преследующими противоположные цели. А значит, цензору угрожает великая опасность.

— Нет ли каких-либо указаний на природу всех этих трудностей, господин? — спросил Тао Галь.

— Ни единого, но цензора явно интересовали здешние арабы. После того как вы покинули меня утром, отправляясь на поиски жилища, наместник показал мне мои покои в восточном крыле. Я попросил его прислать секретные документы управы провинции, а равно городской за последний год, дабы составить точное представление о здешних делах. Все утро я посвятил тщательному изучению этих бумаг. Однако нашел только дела обыденные, никак не связанные с местными арабами, — в общем, ничего такого, что могло бы представить для цензора особый интерес. Впрочем, мне попался доклад одного из тайных наблюдателей, мельком видевшего цензора и господина Су. Там отмечено, что оба были одеты очень бедно и выглядели сильно изнуренными и обеспокоенными. Цензор о чем-то справлялся у проходившего мимо араба. В тот момент, когда соглядатай подобрался поближе, дабы окончательно удостовериться, что глаза его не обманули, все трое исчезли в толпе. После этого парню не оставалось ничего иного, как поспешить во дворец с докладом об увиденном. — Судья осушил свою чашку. — Перед тем как покинуть столицу, я самым тщательным образом изучил все дела, коими в последнее время занимался цензор, но не обнаружил ни единого намека на связь с Кантоном или здешними арабами. Что до личной жизни господина Лю, то мне известно только, что, будучи мужем в высшей степени достойным, он, однако, до сих пор не женат, и господин — его единственный близкий друг. — Судья бросил на своих помощников суровый взгляд. — И помните, наместник ничего не должен знать! Сегодня за чаем я обронил ненароком, что господин Су — подозрительная личность и водит знакомства с арабским отребьем. Не забывайте: мой гостеприимный хозяин должен пребывать в полной уверенности, что мы здесь исключительно ради сведений об иноземной торговле.

— Но почему, господин? — полюбопытствовал Чао Тай. — Раз наместник обладает тут всей полнотой власти, он мог бы оказать нам содействие в…

Судья с раздражением покачал головой.

— Вам следует помнить, — отчеканил он, — что во второй приезд сюда цензор не стал докладывать о своем появлении наместнику. Сие может означать, что дела господина Лю в Кантоне сугубо секретны и он поостерегся доверить их даже наместнику. Впрочем, с тем же успехом это может означать, что цензор не доверяет наместнику и опасается, как бы тот не оказался вовлечен в тайные дела, каковые Лю прибыл расследовать. В обоих случаях нам надлежит следовать примеру цензора и сохранять все в строжайшей тайне — по крайней мере, пока мы не разведаем, что здесь происходит. Следовательно, нам нельзя рассчитывать на поддержку и содействие местных властей. Однако после утренней прогулки я вызвал к себе начальника особого подразделения военного сыска, и он отобрал четырех лазутчиков, коим велело помогать нам в обыденной части расследования. Как вызнаете, особое подразделение достаточно независимо, местные начальники не имеют над ним власти, и лазутчики докладывают обо всем непосредственно в столицу. — Судья Ди вздохнул. — В общем, как видите, мы столкнулись сочень нелегкой задачей. С одной стороны, мы должны делать вид, будто тесно сотрудничаем с наместником, а с другой — крайне осмотрительно вести собственное расследование.

— И вдобавок помнить, что за спиной у нас неизвестный противник, неотступно следующий по пятам! — заметил Тао Галь.

— Не за нами, а за цензором и господином Су, — поправил его судья Ди, — так как этот человек или люди могут знать об истинной цели нашего пребывания здесь: сие есть государственная тайна, известная лишь Великому совету. За господином Су, а теперь только за цензором ведется слежка с целью не допустить распространения каких-то сведений. А коль скоро эти люди не погнушались убийством, цензору угрожает нешуточная опасность.

— Есть ли основания в чем-то подозревать наместника, господин? — спросил Чао Тай.

— Насколько мне известно, нет. Перед отъездом из столицы я просматривал сведения о нем в канцелярии, где хранятся личные дела государственных чиновников. Вэн описан как старательный, не лишенный талантов чиновник. Двадцать лет назад, еще совсем молодым человеком, он был направлен в Кантон на должность младшего советника суда. Позже Вэн достойно исполнял обязанности судьи в различных уездах, пока не получил назначение на пост правителя города. Два года назад его вновь послали в Кантом, на сей раз — в должности наместника Южной провинции. Семейная жизнь Вэна безупречна; у него три сына и дочь. Единственное замечание, какое мне удалось обнаружить, касалось непомерного честолюбия, ибо Вэн метит ни много ли мало как в правители самой столицы! Ну так вот, нарассказывав ему далеких от истины историй об убийстве господина Су, я велел за час до вечерней трапезы собрать в зале всех, кто хорошо осведомлен о чужеземной торговле. И теперь надеюсь выведать побольше об арабах, прикрывая истинные цели интересом к торговым делам. — Судья встал. — Пройдемте-ка в Зал Совета, настам наверняка дожидаются.

Пока они шествовали к двери, Тао Гань спросил:

— Что могло заинтересовать императорского цензора в делах этих презренных арабов, господин?

— Сие никому не ведомо, — осторожно молвил судья Ди. — Арабские племена объединились под предводительством вождя, названного ими халифом, и его вооруженные орды заполонили все пустынные земли на западе. Что творится у этих племен на окраине цивилизованного мира, нас мало заботит — их халиф такое ничтожество, что не осмеливается снарядить к нашему великому императору послов с дарами и прошением жаловать ему звание данника Поднебесной. Однако кое-кто опасается, как бы он не вступил в заговор с нашими заклятыми врагами — монголами, обитающими за северо-западными границами Срединного государства. К тому же здесь, на юге, арабские корабли могут поставлять восставшим бунтовщикам в Алламе оружие. Впрочем, это лишь пара предположений, пришедших мне в голову. Но давайте не будем впадать в пустые измышления. Идемте!

Глава 5

Смотритель дворца чинно вел гостей по хитросплетению застланных коврами переходов. Миновал главный двор, где при свете цветных фонарей толпились чиновники, посыльные и стражники, он двинулся через внушительные ворота и ввел судью Ди с помощниками в роскошный зал, залитый ослепительным сиянием масляных ламп на высоких, в рост человека, подставках.

Наместник, высокий бородатый и широкоплечий господин, встретил судью Ди низким поклоном, так что длинные рукава церемониального платья, украшенные зеленым и золотым шитьем, метнулись по мраморному полу. Золотой значок, прикрепленный к высокой шапке с дрожащими крылышками, тонко зазвенел. На представление судьей Ди начальника тысячи Чао и старшего советника суда Тао он ответил другим, на сей раз небрежным поклоном. Затем наместник, в свою очередь, представил им худого, тотчас павшего ниц пожилого чиновника как Пао Гуаня, правителя Кантона, ведавшего всеми вопросами управления города. Градоправитель коснулся лбом пола.

Судья Ди знаком велел ему подняться. Мельком глянув на встревоженное, испещренное глубокими морщинами лицо пожилого чиновника, он последовал за Вэном к похожему на трон креслу на возвышении. Наконец наместник почтительно застыл перед гостем, ибо, даже представляя верховную власть Южной провинции, он был несколькими рангами ниже судьи Ди, не только начальника столичного суда, но в последние два года еще и государственного советника.

Судья опустился в кресло, а Чао Тай и Тао Галь остались стоять поодаль, по обе стороны от помоста. В длинном коричневом халате и высокой парчовой шапке Тао Гань выглядел весьма внушительно. Чао Тай водрузил на голову остроконечный шлем и вооружился мечом из дворцовой оружейной. Плотно сидящая кольчуга обрисовывала широкую грудь и мускулистые руки тайвэя.

Наместник, отвесив низкий поклон, официальным тоном изрек:

— Повинуясь приказу достопочтенного господина, покорный слуга вызвал сюда господ Лян Фу и Яо Тайцая. Господин Лян является одним из богатейших торговцев нашего города и…

— Он, случайно, не принадлежит к роду Лян, каковой едва не подвергся полному истреблению неким неизвестным девятикратным убийцей? — перебил судья Ди. — Я расследовал это дело четырнадцать лет назад, будучи судьей Пуяла…

— Это одно из самых знаменитых ваших расследований! — с почтением отозвался наместник. — Здесь, в Кантоне, о нем до сих пор вспоминают с благодарностью и восхищением. Нет, упомянутый мной Лян — из другого рода. Это единственный сын покойного флотоводца Ляна.

— Достославное семейство, — кивнул судья Ди, распахнул свой веер. — Флотоводец Лян являл собой образец бесстрашного воина и великого стратега. Недаром его прозвали «Властелином Южных морей». Я встречался с замечательным мореходом только однажды, но хорошо запомнил его необычную внешность. Приземистый широкоплечий мужчина с плоским, довольно некрасивым лицом — низколобым и скуластым. Однако стоило взглянуть в его проницательные глаза, и становилось ясно, что перед вами поистине великий человек! — Судья потянул себя за усы. — Но почему сын столь славного мужа не поддерживает семейную традицию?

— Слабое здоровье сделало его непригодным для воинской службы, господин. Что весьма прискорбно, ибо Лян унаследовал стратегический талант своего отца, каковой явственно проглядывает в умелом руководстве весьма обширными торговыми делами. А также — пусть это не столь значимо! — в исключительной одаренности. Господин Лян — признанный мастер игры в облавные шашки нашей провинции. — Прикрыв рукой рот, наместник откашлялся. — Разумеется, человек столь высокого происхождения, как господин Лян, не вступает в прямые э-э… переговоры с торговцами из варварских стран, однако оп прекрасно осведомлен обо всех разногласиях и затруднениях в этой области. Господин Тайцай, напротив, непосредственно связан с иноземной торговлей, по большей части арабской и персидской, и не гнушается этим; родом он из весьма э-э… скромной семьи, а потому придерживается широких взглядов и легко сходится с людьми. Осмелюсь выразить надежду, что господин Лян и господин Тайцай сумеют дать достопочтенному господину полное представление о том, как проистекает торговля на вверенной мне территории.

— Ваш город весьма велик, — заметил судья. — Пожалуй, тут требуется больше знатоков по части иноземной торговли, чем эти двое.

Наместник окинул высокого гостя быстрым взглядом.

— Иноземная торговля налажена исправно, мой господин, — тихо сказал он. — Так и должно быть, поскольку она частично управляется государством. А двое этих достойных господ держат в руках поводья.

— До меня дошли слухи, что мореход Ни — также большой златок в этом деле и корабль его ходит между Кантоном и арабскими портами, — выступив вперед, ввернул Чао Тай.

— Ни? — удивленно вырвалось у наместника. Он бросил вопросительный взгляд на правителя города.

Тот медленно потянул жиденькую бородку, затем небрежно бросил:

— О да! Он хорошо известен среди мореходов. Однако последние три года, а то и поболее Ни оставался на берегу и вел весьма э-э… беспутную жизнь.

— Вот как? — проронил судья Ди. — Хорошо, пусть двое упомянутых вами господ войдут, — обратился он к наместнику.

Вэн отдал распоряжение градоправителю, затем поднялся по ступеням на помост и встал по правую руку от судьи Ди. Господин Пао вернулся в сопровождении двух мужчин — маленького заморыша и здоровяка с довольно внушительным брюшком. Оба пали лиц перед помостом, и градоправитель представил первого как торговца Лян Фу, а его дородного спутника назвал господином Тайцаем.

Судья велел им подняться. У Лян Фу было бледное, словно застывшее лицо с иссиня-черными шелковистыми усами и чахлой бородкой клинышком. Высокие, выгнутые дугой брови и необычайно длинные ресницы придавали верхней части его лица нечто женственное. Одет господин Лян был в длинный оливково-зеленый халат, а высокая черная шапка из парчи указывала, что он удостоился ученой степени. Господин Яо являл собой полную противоположность собрату: у него было добродушное круглое лицо с встопорщенными усами и аккуратно закругленной бородкой. Тонкие морщинки лучились в уголках больших, воловьих глаз. На пухлой цветущей физиономии торговца поблескивали капельки пота. Церемониальное платье из тяжелой коричневой парчи явно доставляло ему неудобство.

Судья Ди, бросив пару вежливых приветственных слов, стал расспрашивать Лян Фу о состоянии торговых дел. Тот отвечал на превосходном северном диалекте, и каждый ответ звучал весьма обстоятельно. В торговце угадывались незаурядный ум и врожденное благородство. К своему удивлению, судья Ди узнал, что арабская община Кантона намного больше, чем он себе представлял; Лян Фу поведал, что на территории города и в его окрестностях проживает около десяти тысяч арабов, добавив, что число поселенцев колеблется в зависимости от времени года, поскольку и арабские, и ханьские мореходы вынуждены пережидать в Кантоне зимние бури, прежде чем отправиться в Авнам или Малайю. Оттуда путь лежит дальше на Цейлон, а затем по водам Индийского океана в Персидский залив. Кроме того, господин Лян сообщил, что арабские и персидские джонки способны взять на борт не менее пятисот человек, а суда Поднебесной — и более.

Затем наступил черед господина Яо, каковой явно пребывал в благоговейном страхе перед столь высоким собранием и поначалу тушевался. Но когда торговец дошел до описания своих дел, судья Ди понял, что перед пим на редкость сообразительный человек, прекрасно осведомленный о денежной стороне торговли. Когда Яо завершил перечень товаров, ввозимых различными арабскими гостями, судья заметил:

— Не могу даже вообразить, как вам удается различать всех этих чужестранцев! По мне, все они — на одно лицо! Должно быть, не слишком-то приятно всякий день иметь дело с неотесанными варварами!

Яо выразительно пожал пухлыми плечами:

— В торговле следует принимать вещи такими, как они есть, достопочтенный господин! Вдобавок некоторые арабы легко приобщаются к культуре Поднебесной. Возьмем, к примеру, Мансура, главу арабской общины. Он свободно изъясняется на нашем языке и прекрасно умеет развлекать гостей. По правде говоря, сегодня я зван на раннюю вечернюю трапезу.

Судья заметил, что торговец в замешательстве переступает с ноги на ногу и, по-видимому, испытывает сильное желание удалиться.

— Благодарю вас за исчерпывающий доклад, господин Яо, — изрек Ди. — Теперь вы можете идти. Но прихватите с собой на помянутую званую трапезу тайвэя Чао; ему будет очень любопытно и полезно там побывать. — Наклонившись к Чао Таю, судья полушепотом добавил: — Выведай, как арабы расселились по городу, да держи глаза и уши открытыми!

После того как прислужник проводил Чао и торговца Яо к дверям, судья Ди еще немного побеседовал с господином Ляном о морских плаваниях его покойного отца, затем благосклонно отпустил. Довольно долго он молчал, погрузившись в глубокую задумчивость, потом обратился к наместнику:

— Мы здесь довольно далеко от столицы, а жители Кантона известны своеволием и независимостью. А памятуя обо всех этих чужеземцах, невольно приходишь к выводу, что блюсти тут мир и спокойствие — задача не из легких.

— Я не смею жаловаться, достопочтенный господин. Пао — на редкость способный правитель, в его распоряжении опытные помощники, да и гарнизон составлен из наемников с севера. Не стану отрицать, местное население временами ведет себя немного буйно, но в целом оно законопослушно, и стоит проявить капельку такта…

Наместник пожал плечами. Градоправитель Пао хотел было что-то сказать, но тут же передумал.

Судья Ди захлопнул веер и встал. Наместник проводил гостей до двери, а смотритель дворца отвел их вновь в то крыло, где располагались покои судьи.

Ди приказал ему проводить их с Тао в беседку, стоявшую в глубине залитого лунным светом сада. Искусственный пруд с рыбками придавал воздуху немного прохлады. Когда судья и его помощник уселись за низким чайным столикому резной мраморной ограды, смотритель получил дозволение удалиться.

— Прелюбопытное собрание, — усмехнулся Ди. — Однако, не считая того, что мы теперь знаем: арабов тут куда больше, чем предполагалось, оно мало чем помогло. Или я что-то упустил?

Тао Гань угрюмо покачал головой.

— Вы говорили, что общественная жизнь цензора безупречна, господин, — немного погодя пробормотал он. — А как обстоит дело с его личными делами? Молодой и неженатый мужчина…

— Я тоже об этом подумал. Как глава столичного суда, я без особого труда выяснил подробности его личной жизни. Несмотря на приятную внешность, господин Лю никогда не выказывал какого-либо интереса к женщинам. Многие знатные семьи столицы пытались заполучить его в зятья, но тщетно. Нет у Лю и прелестных наложниц, каковые сопровождали бы его на празднествах, где мужчине его положения следует появляться едва ли не всякий вечер. Это отсутствие интереса вряд ли стоит относить за счет природного отвращения к женщинам, что, как вам известно, порой присуще молодым и привлекательным мужчинам. Нет, причина сдержанности Лю кроется в том, что он всецело предан своей работе.

— Так у него вообще нет никаких увлечений, господин?

— Похоже на то, не считая страсти к сверчкам. Он собрал прекрасную коллекцию как поющих, так и бойцовых. Выяснилось это во время нашей с ним последней беседы. Я обратил внимание на стрекочущий звук, исходивший из его рукава, после чего Лю извлек оттуда маленькую клетку, сплетенную из серебряных нитей, сказан, что постоянно носит сверчка с собой, ибо это редкий экземпляр под названием Золотой Колокольчик, если память меня не обманывает и… — Ди оборвал рассказ на полуслове и уставился на застывшее лицо Тао Ганя. — Да что с тобой такое?

— А вот что… — медленно начал Тао Гань. — Совершенно случайно по пути сюда я встретил слепую девушку. Она торгует сверчками и прошлой ночью поймала бездомного Золотого Колокольчика. Разумеется, это могло быть простым совпадением, но девушка сказала, что такие сверчки крайне редки, особенно здесь, на юге, возможно…

— Все дело в том, когда и где она его нашла, — отрезал судья Ди. — Расскажи мне поподробнее об этой встрече!

— Я наткнулся на девушку совершенно случайно, мой господин, неподалеку от рынка. Она ловит их сама, распознавая достойных представителей этого рода по голосу. И вот, у западной стены Цветочной пагоды, знаменитого храма в западной части города, слепая услышала пение Золотого Колокольчика. Должно быть, сверчок затаился в какой-то стенной щели. По словам девушки, пел он вроде бы испуганно. Она положила приманку и поймала насекомое в тыквенную бутылочку.

Судья Ди слушал не перебивая. Наконец, подергав усы, он задумчиво пробормотал:

— Довольно слабая надежда, но все-таки мы не должны упускать из виду, что находкой девушки мог оказаться Золотой Колокольчик цензора, сбежавший из клетки, пока его хозяин бродил где-то в окрестностях пагоды. Пока Чао Тай будет собирать сведения на трапезе у Мансура, мы с тобой можем отправиться в храм и взглянуть, нельзя ли что-то выведать о местопребывании господина Лю. И потом, мне говорили, что этот храм — одна из главных достопримечательностей города. По пути мы можем съесть вечернюю чашку риса в какой-нибудь скромной харчевне.

— Вам это непозволительно, господин! — возразил Тао Гань. — В бытность вашу уездным судьей немногочисленные тайные прогулки по городу не могли считаться предосудительными, однако теперь, когда вы занимаете один из самых высоких постов в Поднебесной, вам нельзя…

— Можно, и я это сделаю, — оборвал помощника судья. — В столице я неукоснительно соблюдал пышные церемонии, положенные мне по рангу, — без этого там нельзя. Но сейчас мы не в столице, а в Кантоне, и я ни в коем случае не намерен упускать счастливую возможность прогуляться без толпы сопровождающих! — И, отметая любые доводы Тао Ганя, судья встал. — Встретимся в приемном зале, после того как я переоденусь, — отчеканил он.

Глава 6

Чао Тай, покинув вместе с господином Яо Зал Совета, заскочил в оружейную, где скинул доспехи и облачился в простой серый халат из тонкого хлопка и черную парчовую шапочку, а затем поспешил к торговцу, поджидавшему его у дома привратника. Яо предложил ненадолго заехать к нему в усадьбу, так как тоже хотел переодеться, прежде чем отправиться в гости. В роскошном паланкине торговца они двинулись к его дому — прекрасной усадьбе, расположенной неподалеку от храма Гуань-инь, на западе от дворца. Дожидаясь в просторном зале, пока Яо переоденется, Чао Тай критически оглядывал кичливую роскошь обстановки. Столики у стен были сплошь уставлены поблескивающими серебряными вазами с восковыми цветами, на стенах висели яркие свитки, прославлявшие богатство и высокое положение хозяина дома. Прислужница, подававшая чай, была одета благопристойно, однако и раскрашенное лицо, и подаренный гостю откровенно зазывный взгляд с головой выдавали бывшую танцовщицу.

Вскоре Яо вернулся, сменив парадное облачение на тонкий синий халат из хлопка и простую черную шапочку.

— Нам пора, — сказал он. — Сегодня я весь вечер занят — после трапезы надо еще поспеть на крайне важную встречу. К счастью, вечерние угощения у арабов заканчиваются довольно рано.

— А чем нас будут потчевать? — полюбопытствовал Чао Тай, усевшись в паланкин рядом с торговцем.

— У них подают очень простые кушанья, но недурственные в своем роде. Правда, ничего похожего на северную кухню, должен заметить. Доводилось ли вам пробовать нашего кантовского тушевого осьминога? Или угря?

Торговец с таким воодушевлением пустился описывать достоинства местных яств, что у Чао Тая аж слюнки потекли. Затем Яо перешел к напиткам и винам, и вскоре тайвэй убедился, что его спутник — настоящий чревоугодник. И несмотря на то, что с первого взгляда Яо казался довольно неотесанным, Чао Тай в конце концов счел его славным малым.

Они вышли из паланкина у скромного выбеленного дома привратника.

— Сегодня я съел свой дневной рис довольно рано, и от ваших разговоров о еде у меня разыгралось воображение! А потому, признаюсь, я готов проглотить сейчас целого жареного поросенка! — воскликнул Чао Тай.

— Тсс! — поспешно остановил его Яо. — Не вздумайте громогласно упомянуть тут о свинине! Мусульманам не позволено к ней даже прикасаться, так как мясо свиньи они почитают нечистым. Как, впрочем, и вино, однако у них есть другие, совсем недурные напитки. — И с этими словами торговец постучался в дверь, украшенную коваными фигурками в виде рыб.

Открыл им старый горбун в полосатом тюрбане. Он проводил гостей через внутренний дворик в прямоугольный сад с низкорослыми, диковинного вида цветущими кустиками. Навстречу вышел высокий худощавый араб. В лунном свете длинное свободное платье и тюрбан хозяина дома сияли ослепительной белизной. Чао Тай тотчас призвал его — именно этот человек призвал к порядку разбушевавшихся арабских моряков на пристани.

— Мир тебе, Мансур! — радостно приветствовал его Яо. — Я имел смелость привести с собой друга, начальника тысячи Чао Тая из столицы.

Араб смерил непрошеного гостя взглядом горящих темных глаз. На фоне темной кожи белки их сверкали особенно ярко.

— Мир всем правоверным! — зычным голосом отозвался он на чистом литературном языке.

Чао Тай отметил про себя, что если это приветствие подразумевает исключительно мусульман, то не относится ни к Яо, ни к нему самому, а это чудовищно невежливо со стороны хозяина. Но пока тайвэй это обдумывал, араб и Яо склонились над каким-то кустиком и с увлечением заговорили о выращивании цветов.

— Почтенный Мансур — большой любитель цветов, как в я сам, — выпрямляясь, пояснил Яо. — Эти душистые растения он привез с собой из дому.

Чао Тай обратил внимание на нежный аромат в саду, однако не особенно радушное приветствие хозяина и пустой желудок мешали ему любоваться диковинными цветами. Тайвэй окинул мрачным взглядом приземистый дом в глубине сада. Разглядев за ним на фоне лунного неба минарет мечети, Чао пришел к выводу, что усадьба Мансура недалеко от его постоялого двора.

Наконец араб повел гостей в просторный, напоенный прохладой покой в глубине сада. Фасад дома представлял собой ряд открытых стрельчатых арок. Войдя, Чао Тай, к своему удивлению, не обнаружил там никакой мебели, кроме пиршественного стола. Пол застилал толстый серо-голубой ковер, а по углам лежали пухлые шелковые подушки. С потолка свисал медный светильник с шестью рожками, а всю заднюю стену скрывали необъятного вида занавеси: они крепились кольцами к шесту, укрепленному под потолком, а не были, как положено, намертво прибиты к бамбуковой палке.

Мансур и Яо сели на пол скрестив ноги, и Чао Тай, немного поколебавшись, последовал их примеру. Мансур, очевидно, заметил его неуверенность, так как вновь заговорил юта своем неспешном северном диалекте:

— Я надеюсь, почтенного гостя не беспокоит сидение на полу?

— Я воин, — мрачно ответствовал Чао Тай, — а потому приучен к любым неудобствам.

— Однако мы находим свой образ жизни вполне удобным, — холодно отозвался хозяин.

Чао Тай инстинктивно невзлюбил араба, хотя не мог не призвать, что личность он незаурядная. Мансур обладал тонким, резко очерченным лицом с крючковатым, как у птицы, носом и длинными, закрученными вверх, на чужеземный манер, усами. Держался он очень прямо, а под свободным белым одеянием угадывались крепкие мышцы. Наверняка это умелый и выносливый боец.

Желая нарушить неловкое молчание, Чао Тай указал на замысловатую надпись, бежавшую вдоль стены под потолком.

— Что означают эти причудливые завитушки? — полюбопытствовал он.

— Это арабская надпись, — торопливо пояснил Яо, — отрывок из священного текста.

— И сколько же букв в вашем языке? — спросил Чао Тай у Мансура.

— Двадцать восемь, лаконично ответил тот.

— Благое Небо! — воскликнул Чао Тай. — И все? А у нас больше двадцати тысяч иероглифов, если хотите знать!

Губы Мансура скривились в презрительной усмешке. Повернув голову, он хлопнул в ладоши.

— Каким образом, провалиться этим арабам на месте, они умудряются излагать свои мысли, используя всего двадцать восемь буки? — понизив голос, спросил Чао Тай соотечественника.

–. У них не так много мыслей, чтобы тут возникали трудности, — с тонкой улыбкой в ответ шепнул торговец. — А вот и угощение!

Вошел молодой араб с медным подносом, украшенным гравировкой, где было несколько жареных цыплят, кувшин с каким-то питьем и три отделанные финифтью чаши. Разлив по чашам бесцветную жидкость, юноша удалился. Подняв свою, Мансур без особого восторга приветствовал гостей:

— Добро пожаловать в мой дом!

Чао Тай осушил чашу и счел, что благоухающий анисом крепкий напиток довольно приятен на вкус. От цыплят исходил восхитительный запах, но тайвэй не знал, как к ним подступиться, так как не видел палочек для еды. Пропустив еще по чаше, Мансур и Яо разорвали цыплят на части руками и принялись за еду. Чао Тай молча последовал их примеру. Откусив кусочек ножки, он нашел мясо превосходным. После цыплят подали блюдо с выложенным горкой шафрановым рисом, зажаренным вместе с кусками ягненка, изюмом и миндалем. Это кушанье тоже пришлось тайвэю по вкусу; как и остальные, он ел захватывая горстку риса пальцами. Покончив седой, он омыл руки в чаше с душистой водой, поданной прислужником, затем откинулся на подушки и, не сумев согнать с лица довольную улыбку, заметил:

— Воистину очень вкусно! Давайте выпьем еще! — и после того, как они вновь осушили чаши, сказал Мансуру: — А знаете, мы с вами соседи! Я остановился на постоялом дворе «Пять Бессмертных». Но верно ли я понял, что все ваши соотечественники живут в этом квартале?

— Большая их часть. Мы любим селиться подле своих святынь. Молитвы правоверных возносятся к небу с вершины минарета, а когда один из наших кораблей входит в бухту, мы зажигаем огонь маяка и молимся, благодаря за его благополучное возвращение. — Мансур глубоко вдохнул. — Лет пятьдесят тому назад один из родичей нашего пророка — да хранит его Аллах! — пришел в этот города, а потом умер в хижине у Южных ворот. С тех пор многие правоверные поселились в этом святом месте, дабы оставаться поближе к его гробнице. А моряки ваши обычно находят кров неподалеку от причала, на одном из шести больших постоялых дворов.

— Я познакомился тут с одним мореходом, — обронил Чао Тай, — и этот малый по имени Ни владеет вашим языком.

Мансур встревожено посмотрел на гостя.

— Отец Ни был ханьцем, а вот мать — персиянкой, — без всякого выражения уточнил он. — Эти персы — полные ничтожества. Наши славные воины во главе с великим халифом изрубили их в кровавое месиво. В битве при Нихавенте, сорок лет назад.

Яо, предложив выпить еще по чаще, спросил:

— А правда ли, что к западу от владений халифа обитает белокожий народ с голубыми глазами и желтыми волосами?

— Таких людей не бывает, — возмутился Чао Тай. — Если только это не духи или демоны!

— Однако они существуют на самом деле, — мрачно подтвердил Мансур. — И к тому же хорошо дерутся. Светловолосые даже умеют писать, только не так, как мы, а наоборот — слева направо.

— Экая чушь! — довольно усмехнулся Чао Тай. — Тогда они точно духи. В Загробном Мире все делается наоборот, не как у людей.

Мансур допил чашу.

— У некоторых из них не желтые, а рыжие волосы, — обронил он.

Чао Тай испытующе посмотрел на араба. Если человек несет такую околесицу, он явно выпил лишку.

— А не полюбоваться ли вам арабскими танцами, Мансур? — масляно улыбнулся Яо. — Доводилось ли вам видеть, как танцуют арабские девушки, тайвэй?

— Нет, ни разу. А что, их танцы столь же хороши, как наши?

Мансур поднялся.

— О Аллах! — возопил он. — Такой вопрос свидетельствует о полном неведении! — Он хлопнул в ладоши и что-то отрывисто бросил слуге по-арабски.

— Глядите на занавес! — возбужденно шепнул Яо. — Если нам повезет, это будет восхитительное зрелище.

Из-за раздвинувшегося занавеса появилась женщина. Среднего роста и совершенно нагая, если не считать узкой черной бахромы вокруг бедер. Эта пушистая бахрома располагалась столь низко, что оставляла открытым живот танцовщицы, и соблазнительная выпуклость с сияющим изумрудом в пупке завораживала взгляд. Из-за удивительно тонкой талии округлые груди девушки казались еще тяжелее, а роскошные бедра — шире. Необыкновенно красивая, гладкая кожа отливала золотистой бронзой, тогда как лицо, хоть и не лишенное приятности, не соответствовало ханским представлениям о женской красоте. Обрамленные пушистыми длинными ресницами глаза казались слишком большими, пунцовые губы — чересчур полными, а сияющие, иссиня-черные волосы завивались самым причудливым образом. Чужеземный облик красавицы сдерживал восторги Чао Тая, вместе с тем непонятным образом пленяя его. Девушка застыла и, слегка приподняв брови, разглядывала гостей, а ее большие влажные поблескивающие глаза вызвали в памяти Чао Тая взгляд косули, которую он много лет назад по ошибке убил во время охоты.

Танцовщица ступила в комнату, и ее ножные браслеты издали тонкий серебряный звон. Нимало не смущаясь своей наготы, она отвесила Мансуру глубокий поклон, быстро приложив правую руку к обнаженной груди, затем слегка кивнула в сторону Чао Тая и толстяка торговца и плавно опустилась перед хозяином дома на колени. Когда девушка опустила изящные руки, Чао Тай с удивлением заметил, что ее ладони и ногти выкрашены в ярко-красный цвет.

Уловив неприкрытое восхищение в глазах Чао Тая, Мансур скривил губы в довольной усмешке.

— Это Зумурруд, Смарагдовая танцовщица, — негромко пояснил араб. — Сейчас она покажет вам, как танцуют у нас.

И Мансур снова хлопнул в ладоши. Два араба в длинных одеяниях выскользнули из-за занавеса и сели на корточки в дальнем углу. Первый принялся стучать в огромный деревянный барабан, второй гнутой ротанговой палочкой тронул струны неведомого Чао Таю инструмента.

Мансур не спускал с танцовщицы больших, горящих как угли глаз. Скользнув по нему взглядом, Зумурруд полуобернулась на коленях и вызывающе посмотрела на гостей. Но, увидев, что она хочет заговорить с господином Яо, хозяин велел музыкантам начинать.

Те завели протяжную, тоскливую мелодию, и Зумурруд, сложив руки над головой, принялась ритмично двигать пышными бедрами. Не прекращая волнообразных движений, она начала выгибаться назад все ниже и ниже, пока соединенные над головой руки не коснулись пола. Налитые соски на груди вызывающе нацелились вверх, а волнистые локоны кольцами рассыпались по полу. Девушка закрыла глаза, и на гладкие щеки пушистой бахромой опустились ресницы.

Ритм мелодии, отбиваемый глухими ударами барабана, ускорился. Чао Тай полагал, что сейчас девушка разогнется и начнет танцевать, однако она оставалась недвижимой. Внезапно он увидел, как в середине обнаженного живота медленно стал оживать изумруд. Остальная часть выгнутого дугой тела не шевелилась — двигался только живот: вверх-вниз, вправо-влево… странными прерывистыми рывками. Барабан вновь ускорил темп: теперь изумруд описывал окружность, становившуюся все шире и шире. Чао Тай глаз не мог оторвать от зеленого камня, призывно поблескивающего в свете ламп. Горячая кровь ударила в голову; в горле пересохло; пот струйками стекал по лицу, но воин ничего не замечал.

Опомнился он, лишь когда барабанная дробь неожиданно смолкла. Струнный инструмент, выдав еще пару тягучих нот, тоже затих. В мертвой тишине танцовщица разогнулась и со звериным изяществом встала, несколькими взмахами руки поправив растрепанные волосы. Грудь ее тяжело вздымалась, обнаженное тело покрывала тонкая пелена нота. Чао Тай уловил сильный запах мускуса, и аромат этот смешивался со странным, непривычно острым запахом тела. Тайвэй попытался убедить себя, что это отвратительно, но этот запах невольно пробудил в глубине его души какие-то первозданные чувства, вызван в памяти смесь запаха преследуемого зверя, лошадиного нота и горячей крови на поле боя.

— Иншаллах! — восхищенно выдохнул Мансур.

Достав из пояса золотую чужеземную монету, он бросил ее стоявшей на коленях танцовщице. Та ловко поймала золото и не глядя бросила музыкантам. Затем, не поднимаясь с коленей, развернулась к Чаю Таю и заговорила на чистом северном диалекте:

— Гость прибыл к нам издалека?

Чао Тай сглотнул подступивший к горлу комок; во рту у него пересохло. Торопливо отхлебнув из чаши, он попытался ответить непринужденно:

— Я из столицы, мое имя — Чао Тай.

Танцовщица одарила воина взглядом больших, влажно поблескивающих глаз, потом обернулась к его соседу и равнодушно осведомилась:

— Вы пребываете в добром здравии, господин Яо?

Торговец расплылся в широкой улыбке.

— Да, в замечательном, благодаря Аллаху! — в подражание арабам отозвался он и, алчно уставясь на ее грудь, изрек: — Как сказал наш ханьский поэт: «Дерево гнется под тяжестью спелых плодов»

Мансур, потемнев лицом, гневно посмотрел на Зумурруд, каковая в тот момент наполняла чаши гостей. Когда девушка наклонилась к Чаю Таю, от дурманящего, почти звериного запаха у тайвэя все внутри перевернулось, и он непроизвольно стиснул кулаки, чтобы не утратить самообладание. А девушка, склонив к нему голову и обнажив в улыбке ослепительно белые зубы, шепнула:

— Я живу на первой лодке в четвертом ряду.

— Иди сюда! — резко окликнул ее Мансур.

Зумурруд обернулась, и хозяин дома сердито отчитал ее по-арабски.

Она медленно вскинула брови, по тут же капризно протянула на северном диалекте:

— Я беседую с кем захочу, о Властелин множества кораблей!

Лицо Мансура исказилось, глаза полыхнули бешенством.

— Поклонись и попроси прощения за дерзость! — прорычал он.

Зумурруд плюнула на пол у его ног.

Мансур разразился проклятиями, вскочил и, ухватив женщину за волосы одной рукой, рынком поднял на ноги. Другой рукой он сорвал бахрому с бедер танцовщицы, развернул ее лицом к гостям и громко выкрикнул гортанным голосом:

— Полюбуйтесь на прелести этой шлюхи! Все они продажны!

Зумурруд попыталась выскользнуть, но Мансур грубым рывком развернул ее обратно, силой поставил на колени и, прижав голову танцовщицы к полу, что-то крикнул музыкантам. Игравший на струнном инструменте араб поспешно встали подал хозяину длинный ротанговый смычок.

Чао Тай кое-как оторвал взгляд от распростертой па полу женщины.

— Вам лучше уладить ссору в домашнем кругу, — Холодно бросил он Мансуру. — Иначе вы поставите гостей в неловкое положение.

Мансур смерил его огненным взглядом и открыл было рот, собираясь дать отповедь, по вовремя опомнился. Прикусив губу, араб бросил смычок и выпустил волосы жертвы. Затем, бормоча под нос ругательства, слова сел.

Танцовщица встала и, подхватив с пола разорванную бахрому, обернулась к гостям.

— Помните, что он сказал, — сверкнув очами, молвила она. — Я достанусь тому, кто предложит большую цену!

И, гордо вскинув голову, Зумурруд скрылась за складками занавеса. Двое музыкантов просеменили следом.

— Дерзкая девица! — с усмешкой сказал Яо Мансуру. — Но весьма искусна, должен заметить! — И, долив чашу хозяина дома, он поднял свою. — Прими искреннюю благодарность, Мансур, за превосходное развлечение!

Араб молча кивнул. Торговец встал из-за стола, и Чао Тай последовал его примеру. Он тоже хотел выразить признательность, однако, глянув на горящее злобой лицо Мансура, решил смолчать. Хозяин проводил гостей через благоухающий сад к воротам и, с видимым трудом выдавив несколько прощальных слов, откланялся.

Носильщики с паланкином Яо были на месте, но Чао Тай покачал головой.

— Давайте немного прогуляемся пешком, — предложил он. — Духота здесь просто невыносимая, да еще этот чужеземный напиток сильно затуманил голову.

— Я человек с положением, — неуверенно протянул толстяк. — Нехорошо таскаться пешком, как какому-то оборванцу…

— Не более чем начальнику тысячи императорской стражи, — сухо возразил Чао Тай. — Но улицы совсем обезлюдели, и нас никто не увидит. Так что пошли!

Потихоньку они добрались до угла улицы, а носильщики с паланкином следовали сзади на небольшом расстоянии.

— Еда была просто сказочной, — пробормотал Чао Тай, — однако этому арабу не следовало учинять безобразный скандал.

— А чего еще вы бы хотели от варвара? — пожав плечами, вздохнул Яо. — Однако зря вы его остановили. Девчонка больно много стала себе позволять, и хорошая порка послужила бы ей полезным уроком. Зумурруд ведь, знаете ли, не чистокровная арабка. Ее мать — из племени танка, речного народа, так что она дикарка вдвойне. Как бы то ни было, Мансур не посмел бы устроить серьезное наказание — до крови и рубцов.

Торговец облизал губы кончиком языка. Чао Тай смерил его неприязненным взглядом. Все его расположение к этому человеку вмиг улетучилось. За благодушным обликом Яо проглядывали отвратительные наклонности.

— Мне кажется, Мансур намеревался сделать именно это, — холодно отчеканил тайвэй. — И почему бы это он не посмел избить до крови свою рабыню?

Вопрос явно обескуражил Яо.

— Ну, насколько я знаю, Мансур ей не хозяин, — немного помедлив, ответил он. — Вроде бы у Зумурруд есть высокий покровитель. Эти молодцы не возражают, чтобы их женщины немного подзаработали, развлекая гостей танцами, но им вряд ли придется по вкусу, если танцовщицу вернут с исполосованной спиной.

— Но ведь Мансур назвал ее продажной!

— О, лишь затем, чтобы посильнее унизить! Выкиньте подобную мысль из головы, тайвэй! Да и в любом случае я бы не советовал вам связываться с этими темнокожими красотками. Зачастую они ведут себя очень грубо — как настоящие дикарки. Вот так-то, а теперь, если вы ничего не имеете против, я бы воспользовался своим паланкином. Мне еще нужно побывать на одной э-э… доверительной встрече.

— Смотрите не опоздайте, — мрачно напутствовал его Чао Тай. — Я как-нибудь доберусь самостоятельно.

Яо недоверчиво посмотрел на спутника — видимо, он почувствовал перемену в его отношении к себе. Накрыв руку воина пухлой ладошкой, он льстиво улыбнулся.

— Как-нибудь в другой раз я возьму вас с собой, тайвэй! Госпожа, коей я покровительствую, весьма благоразумна, а ее обхождение э-э… совершенно исключительно. Я навещаю ее постоянно, но только для разнообразия, как вы понимаете! Не то чтобы меня плохо привечали дома, вовсе нет! Нет, мне не на что жаловаться. Да по-другому и быть не может, учитывая, какую прорву денег я трачу на своих жен и наложниц. Уютное гнездышко, куда я наведываюсь, — недалеко от моей усадьбы. Точнее, на углу второй улицы к югу от храма Гуань-инь. Я бы взял вас с собой прямо сейчас, однако моя госпожа, увы, крайне застенчива… К ней не так просто найти подход! Правда, у нас есть общее увлечение, каковое, думаю, нас и сблизило. Но, увидев меня с незнакомцем, она может…

— Довольно, — перебил Чао Тай. — Не заставляйте госпожу томиться, иначе она сбежит! — И, отойдя подальше, вояка пробормотал: — Что вообще-то было бы для нее самым благоразумным поступком!

На ближайшей улице Чао остановил наемный паланкин и велел носильщикам следовать во дворец. Когда те трусцой двинулись в путь, тайвэй откинулся на подушках и попробовал немного соснуть. Но стоило ему смежить веки, как перед мысленным взором явилась соблазнительно прекрасная арабская танцовщица, и Чао Тай вновь уловил ее дурманящий запах.

Глава 7

Судья Ди и Тао Гань выскользнули из дворца через боковой выход и зашагали по главной улице города. Оба они сейчас походили на не первой молодости ученых мужей. Судья облачился в темно-синий хлопковый халат, повязав его на талии черным поясом, а голову прикрыл легкой шапочкой из черного шелка. Тао Гань надел поношенный коричневый халат и любимую бархатную шапочку.

Спутники отошли подальше от дворца и заглянули в первую попавшуюся харчевню. Судья Ди выбрал столик в самой глубине, где можно было беспрепятственно обозревать пеструю толпу посетителей.

— Заказывать придется тебе, — шепнул Ди Тао Ганю. — Как-никак ты говоришь на местном диалекте. Попроси большую миску похлебки с клецками. Я слышал, тут они какие-то особые. А еще возьми омлет с крабами — еще одно местное яство.

— Давайте заодно отведаем местного вина, — предложил Тао Галь.

— Было время, когда ты исповедовал воздержание, — улыбнулся судья. — Боюсь, Чао Тай оказывает на тебя дурное влияние!

— Нас с Чао Таем водой не разлить, — фыркнул советник. — Особенно после того, как его побратим Ма Жун заделался примерным семьянином!

— Поэтому я и не взял Ма Жуна с собой в эту поездку. Я рад, что он наконец остепенился и зажил счастливой семейной жизнью. Поэтому мне не хотелось втягивать парня в приключения и подвергать соблазну снова вкусить разгульной жизни. Мы и втроем непременно отыщем цензора!

— А есть у него какие-нибудь особые приметы или отличия в манере поведения, господин? Что-нибудь такое, о чем мы могли бы упомянуть, расспрашивая о нем в храме?

Судья Ди в задумчивости погладил бороду.

— Ну, Лю очень хорош собой и держится стой уверенностью, какую дают высокое положение и привычка вращаться при дворе. И конечно, язык. Лю говорит как истинный придворный и держится в соответствии с последними предписаниями. О, эта похлебка и впрямь пахнет очень аппетитно! — Вылавливая клецку из миски палочками, он усмехнулся. — Не унывай, Тао Гань, нам доводилось разгадывать и не такие загадки!

Тот улыбнулся в ответ и принялся смаковать еду. Покончив с простой, но весьма питательной пищей, они выпили по чашке крепкого ароматного чая, расплатились и вышли на улицу.

На темных улицах народу стало куда больше, так как близилось время вечерней трапезы. Однако в западном квартале было довольно многолюдно, а ведущую к Цветочной пагоде улицу запрудила веселая толпа молодых, празднично разодетых людей. Все они двигались в одном направлении.

— Сегодня день рождения милосердной Гуань-инь, — подсчитав на пальцах дни, объявил судья Ди. — В храме будет яблоку негде упасть.

Они миновали ворота ограды — храм и в самом деле расцветили праздничные огни. Выложенная камнями дорожка заканчивалась у высоких мраморных ступеней, что вели ко входу величественный зал, озаренный подвесными фонариками и гирляндами ярко раскрашенных масляных светильников. По обеим сторонам были выставлены столы со всевозможными товарами: от священных текстов до детских игрушек, так что засахаренные фрукты соседствовали с молитвенными четками. Продавцы масляных лепешек проталкивались сквозь толчею, громко расхваливая свой товар.

Судья Ди оглядел плотную толпу.

— Вот не повезло-то, — недовольно буркнул он Тао Галю. — Как можно кого-то найти в такой давке? Но где же знаменитая пагода?

Тао Гань указал вверх. За главным зданием храма возвышались девять ярусов Цветочной пагоды, и в лунном свете поблескивал шар над ее шпилем. Судья Ди уловил чуть слышный эвон маленьких серебряных колокольчиков, подвешенных по краю выгнутой крыши каждого яруса.

— Изумительная красота, — с восхищением проговорил он.

Спутники пошли дальше, и Ди заметил чайный домик, примостившийся справа, под сенью высоких бамбуков. Домик пустовал; все были настолько заняты созерцанием окружающих красот, что никому и в голову не приходило выпить чаю. У дверей стояли две нарядные женщины, а старая карга, не спуская с них глаз и поджав губы, опиралась спиной о дверной косяк. Судья Ди внезапно замедлил шаг.

— Ступай вперед и оглядись повнимательнее, — велел он Тао Ганю. — Я присоединюсь к тебе позже.

И он решительно направился к домику. Женщина пониже ростом была молода и не лишена приятности, а та, что повыше, выглядела лет на тридцать, и даже толстый слой притираний не мог скрыть пагубных последствий ее ремесла. Старая карга поспешно оттерла обеих в сторону и, льстиво улыбаясь, что-то залопотала на кантонском.

— Я хотел бы побеседовать с твоими подопечными, — оборвал ее невнятное бормотание Ди. — Они понимают северный диалект?

— Разговаривать? Чепуха! Делайте дело и идите своей дорогой! — противным голосом проскрипела старуха, кое-как подбирая слова. Шестьдесят медных монет. Дом за храмом.

Старшая из девиц, вяло взиравшая на судью, теперь оживилась и, сделав ему знак, с кокетливым видом заговорила на чистейшем северном диалекте:

— Пожалуйста, господин, выберите меня!

— Это огородное пугало можете получить за тридцать монет! — глумливо скривилась карга. — Но не лучше ли заплатить шестьдесят и позабавиться с молоденькой курочкой?

Судья Ди вынул из рукава халата горсть медяков и протянул старухе.

— Я возьму ту, что повыше, — отрезал он. — Но сначала мне хотелось бы с ней потолковать — я весьма привередлив.

— Этого слова я не понимаю, но за деньги можете делать с ней все, что угодно! Негодная девка начинает стоить мне больше того, что зарабатывает.

Судья знаком велел девице следовать за ним в чайный домик. Они устроились за столиком, и Ди приказал заспанному прислужнику привести свежезаваренный чайник, блюдо с сушеными дынными семечками и засахаренные фрукты.

— Зачем все это? — подозрительно спросила девица.

— Просто мне захотелось поговорить на родном языке. Расскажи, как ты оказалась так далеко на ноге?

— Моя история не настолько интересна, чтобы вас развлечь, — нахмурилась она.

— Позволь мне самому судить об этом. Вот, возьми чашку.

Она жадно выпила чаю, съела немного засахаренных фруктов и начала грустный рассказ:

— Я была глупа, неопытна и родилась под несчастливой звездой. Десять лет назад мне полюбился заезжий торговец из Цзянсу, что имел обыкновение трапезовать в лавке моего отца, где продавалась лапша, и я сбежала с ним из дому. Поначалу, года два, все было не так уж плохо. Мне нравилось ездить повсюду, да и он обращался со мной хорошо. Но когда дела привели его в Кантон, я родила дочь. Друг мой страшно разозлился, что это не мальчик, и утопил ребенка, а потом стал водить знакомство с местными девками и решил от меня избавиться. Но в этом городе нелегко продать необученную девушку с севера. На большие цветочные лодки берут только кантонских женщин или тех северянок, что и впрямь хорошо танцуют и поют. Поэтому господин за горстку медяков сплавил меня танка.

— Танка? А кто это? — изобразил удивление судья.

Женщина торопливо сунула в рот целиком засахаренный фрукт.

— Танка называют еще «речным народом», — невнятно пробормотала она. — Это довольно необычный народец. Кантонцы их презирают. Танка запрещено покидать свои лодки, что стоят на причале неподалеку от городской службы сбора пошлин. Там они рождаются, сходятся и умирают. Танка не дозволено селиться на земле или смешиваться с ханьцами.

Судья Ди кивнул, вспомнив, что в Поднебесной народ танка почитали отверженным и особые законы жестко ограничивали их существование.

— Мне пришлось работать на одной из их цветочных лодок, — продолжала девица, успевшая проникнуться к судье доверием. — Эти выродки болтают па нестерпимо мерзком языке, вернее, трещат, как обезьяны. Слышали бы вы их! И женщины танка вечно возятся со всякими дурманными зельями и отравой. Эти людишки перенесли на меня свою обиду и злость, какие питают к ханьцам: кормили меня только объедками, а одевали в грязные лохмотья. Захаживали туда по большей части чужеземные моряки, так как ни в одной ханьской цветочной лодке их не пустили бы на порог. Так что вы можете представить, что за жизнь я вела! — Тяжело вздохнув, девица сунула в рот очередной засахаренный фрукт. — Танка побаиваются собственных женщин, так как большинство из них — колдуньи, но со мной обходились как с последней рабыней. На пьяных сборищах мне было велено исполнять их непристойные танцы совершенно нагой, да еще часами, получая удары по спине за любую попытку малость передохнуть. А их женщины выкрикивали мне в лицо оскорбления, вопя, будто все ханьские девушки — распутницы, поэтому мужчины Поднебесной предпочитают танка. Их любимая история — о том, как лет восемьдесят назад некий высокопоставленный ханьский господин тайно женился на девушке танка, а их сын стал прославленным воином, запросто называвшим Сына Неба «дядей». Можете вы поверить в такое? Так вот, я испытала огромное облегчение, когда меня продали на городскую цветочную лодку, пусть не из лучших, но все-таки свою, а не этих дикарей. И там я проработала последние пять лет. Но знайте: я не жалуюсь! Как-никак я целых три года была счастлива, а это больше того, чем могут похвастать многие женщины!

Судья Ди решил, что после столь доверительной беседы можно затронуть и вопрос, ради которого он начал этот разговор.

— Послушай, — заметил судья. — Я оказался в довольно затруднительном положении. Несколько дней назад я договорился с приятелем, тоже северянином, встретиться здесь, но меня задержали дела, и я сегодня прибыл только вечером. Я не знаю, где остановился мой друг, но думаю, где-нибудь поблизости, так как это он выбрал для встречи храм. Если он еще не уехал, то должен быть недалеко отсюда. А поскольку ремесло вынуждает тебя обращать особое внимание на всех мужчин, что здесь появляются, возможно, ты его видела. Это высокий красивый господин лет тридцати, немного заносчивого вида. Бороды он не носит — только небольшие усы.

— Вы опоздали ровно на день! — воскликнула женщина. — Ваш друг приходил сюда вчера вечером, почти в это самое время, и бродил повсюду, словно кого-то искал.

— Ты говорила с ним?

— Ну еще бы! Я всегда выискиваю северян. А ваш друг — точно красавчик, как вы и сказали. Только одет был очень бедно, по правде говоря. Я предложила его развлечь, юно без толку, а ведь мог бы сговориться за полцены! Но как бы не так, пошел себе к храму, даже не взглянув на меня. Ох и надменный молодой человек! Вот вы совсем другой, вы такой добрый! Я поняла это сразу, как только…

— Ты видела его сегодня? — перебил судья.

— Нет, потому-то и сказала, что вы слишком припозднились. Ну и ладно, зато вы встретили меня! Пойдемте ко мне? Я согласна даже станцевать для вас несколько танцев танка, если вам такое по нраву…

— Не сейчас. Я все-таки хочу поискать своего приятеля в храме. Скажи мне свое имя и где живешь — возможно, потом я к тебе загляну. Вот, получай плату вперед.

Радостно улыбаясь, женщина поспешила назвать имя и улицу, судья Ди, одолжив у хозяина чайного домика кисточку, записал их на клочке бумаги.

Он уже думал подняться по мраморным ступеням, как навстречу сбежал Тао Гань.

— Я быстренько оглядел всех в храме, но не приметил ни одного человека, подходящего под описание цензора, — мрачно доложил он.

— Господин Лю приходил сюда вчера вечером! — объявил судья. — И явно переодетым — в том самом виде, как его вместе с господином Су заметил соглядатай. Давай-ка еще раз все осмотрим вместе!

Взгляд Ди упал на большой паланкин, поставленный у лестницы сбоку, и дюжину носильщиков в одинаковых красивых куртках.

— В храме пребывает важная персона? — осведомился судья.

— Это торговец Лян Фу, мой господин. Один монах сказал мне, что он частенько захаживает сюда сразиться в облавные шашки с настоятелем храма. Я столкнулся с господином Ляном в коридоре и попытался улизнуть, но у этого малого очень острый глаз. Мигом опознав меня, он спросил, не может ли он быть чем-нибудь полезен. Я ответил, что всего лишь осматриваю местные достопримечательности.

— Понятно! Что же, вам следует вести себя еще осторожнее, Тао Гань, ведь цензор наверняка вел здесь тайное расследование, и мы не должны выдать его неосмотрительными расспросами. — И он коротко передал Тао Ганю рассказ девицы. — Прикинемся праздными гуляками и постараемся разыскать господина Лю собственными силами.

Однако вскоре стало ясно, что задача куда сложнее, чем они могли себе представить. Владения храма включали в себя множество домов, домиков и молелен, соединявшихся между собой узкими крытыми переходами. Монахи и послушники попадались на каждом шагу, мешаясь с мирянами, каковые разинув рты таращились на огромные золоченые статуи и яркие стенные росписи. Но нигде не было ни одного человека, хотя бы отдельно похожего па цензора Лю.

Они полюбовались на возвышавшуюся над толпой статую милосердной Гуань-инь в главном зале и пошли осматривать дома на задворках храма. Наконец судья и его помощник добрались до просторного покоя, где шла заупокойная служба. Перед уставленным подношениями алтарным столом на круглых молитвенных подушках сидели шестеро монахов, нараспев читая молитвы. У входа несколько хорошо одетых мужчин и женщин распростерлись ниц, видимо, родственники усопших. Сзади стоял пожилой монах и со скучающим видом наблюдал за церемонией.

Судья решил, что наконец настало время осторожных расспросов. Они осмотрели почти все, кроме самой пагоды, — та была наглухо закрыта, поскольку однажды кто-то совершил самоубийство, спрыгнув вниз с самого верхнего яруса. Ди приблизился к пожилому монаху и описал ему цензора.

— Нет, я не видел его, господин, — отвечал тот, — и почти уверен, что ни один человек с такими приметами не приходил сегодня в храм, поскольку до начала службы я неотлучно стоял у больших врат и, конечно, не пропустил бы незамеченным господина столь примечательной наружности. А теперь нижайше прошу меня простить, ибо долг повелевает блюсти заупокойную службу. Люди платят за это немалые деньги… — Монах, осекшись, торопливо добавил: — Разумеется, большая их часть идет па покрытие расходов, связанных с церемонией сожжения умерших нищих и бродяг, лишенных родственников и поддержки какой-либо гильдии. И это только одно из многих богоугодных дел, совершаемых храмом. Э-э-э, погодите, я кое-что вспомнил… Как раз ночью сюда доставили одного бродягу, похожего на вашего знакомца. Но конечно, это не мог быть он, так как на теле были жалкие лохмотья!

Судья Ди пристально взглянул на Тао Ганя.

— Я чиновник судебной управы, — бросил он монаху, — а тот, с кем я должен был встретиться здесь, — тайный лазутчик. Возможно, он выдавал себя за нищего. Я хочу немедленно видеть тело!

Монах явно испугался.

— Оно в мертвецкой, в западном крыле, господин, — заикаясь, пробормотал он. — Покойников сжигают после полуночи, только, конечно, не в этот благодатный день. — Подозвав послушника, он повелительно махнул рукой: — Отведи этих господ в мертвецкую.

Молодой послушник вывел судью и его помощника в небольшой пустынный дворик. В самой его глубине, у высокой наружной стены храмовых владений, стоял приземистый темный домишко.

Послушник толкнул тяжелую дверь и запалил свечу под окном. На голых досках лежали два тела, с головы до ног покрытые дешевой холстиной.

Послушник потянул носом воздух и скривился.

— Хорошо, что завтра их сожгут! — буркнул он. — В такую жару…

Судья Ди не стал эти сетования слушать. Подняв край холста над ближайшим телом, он увидел распухшее лицо бородатого мужчины и поспешил снова накрыть его, потом снял покров с головы второго покойника и застыл на месте. Тао Гань выхватил у послушника свечу и, приблизившись к столу, осветил гладкое бледное лицо. Пучок на затылке развязался, и тонкие пряди слипшихся волос упали на высокий лоб, но даже в смерти это лицо сохранило спокойную величавость. Судья Ди тут же обернулся к послушнику.

— Срочно приведи сюда настоятеля! — крикнул он. — Вот, покажи ему это!

Он пошарил в рукаве и сунул удивленному парню один из своих внушительных визитных листков, где значились полное имя и должность. Послушник бросился вон. Судья, склонясь над головой усопшего, осторожно ощупал череп.

— Я не нашел ни единой раны, ни хотя бы синяка, — выпрямившись, сказал он Тао Ганю. — Давай я подержу свечу, а ты огляди тело.

Помощник судьи, развернув холст, снял с покойника потрепанную куртку и неумело залатанные во многих местах штаны — единственную одежду мнимого бродяги, потом осмотрел гладкое, ладно сложенное тело. Судья Ди наблюдал, высоко подняв свечу. Тао Гань перевернул тело и, обследован спину, покачал головок.

— Так, — протянул он, — никаких следов насилия, ни кровоподтеков, ни царапин. Теперь поглядим на одежду…

Тао вновь накрыл тело холстиной и ощупал рукава старой куртки.

— Что тут у нас? — воскликнул он, извлекая на свет клетушку, сплетенную из серебряной проволоки. Одна ее сторона была сломана, и крохотная дверца свободно болталась.

— Это клетка, в которой цензор Лю держал своего сверчка, — печально вздохнул судья. — Есть там что-нибудь еще?

Тао Гань снова осмотрел жалкие обноски.

— Больше ничего, — пробормотал он.

Снаружи послышались голоса. Дверь распахнул монах, почтительно сопровождавший грузного господина в длинном парчовом одеянии. Пурпурная накидка прикрывала широкие плечи. Когда он согнулся в низком поклоне, огонек свечи бросил всполохи на гладко выбритый череп. Монах упал на колени рядом с настоятелем.

При виде толпы монахов, пытавшихся заглянуть в мертвецкую, судья Ди сердито бросил настоятелю:

— Я сказал, чтобы сюда пришли только вы! Оставьте своего помощника, а других немедленно отошлите прочь!

Перепуганный настоятель открыл рот, но не смог вразумительно произнести ни слова. Тогда его помощник обернулся и так грозно прикрикнул на монахов, что их будто ветром сдуло.

— Закройте дверь! — приказал судья. — И возьмите себя в руки, — попенял он настоятелю. — Как умер этот человек? — осведомился он, указав на цензора.

Настоятель немного успокоился.

— Мы… мы совершенно не осведомлены о причинах смерти, почтенный господин! — дрожащим голосом выдавил он. — Нищих доставляют к нам бездыханными, и мы сжигаем их тела из милосердия…

— Вам следует знать законы, — сурово оборвал его судья. — Ни одного усопшего, будь то из милосердия или иных соображений, вы не смеете сжечь, не получив свидетельство о смерти и не уведомив судебной управы!

— Так ведь тело доставили к нам именно оттуда, достопочтенный господин! — жалобно возразил настоятель. — Двое стражников принесли его на косилках минувшей ночью, заявив, что это неизвестный бродяга без роду и племени. Я собственноручно подписал документ о том, что покойник вверен нашим заботам!

— Это меняет дело, — обронил судья. Вы оба можете идти, но оставайтесь у себя в покоях — мне, быть может, понадобится допросить вас еще раз, чуть позже.

Когда монахи встали с пола и удалились, судья повернулся к Тао Ганю:

— Я хочу знать, когда и где стражники нашли тело, а кроме того, вновь просмотреть отчет соглядатая. Удивительно, что стражники не позарились на серебряную клетку в рукаве; это старинная и очень дорогая вещь. Немедленно отправляйся в судебную управу, Тао Гань, допроси правителя города, его соглядатая и тех, кто обнаружил тело. А еще распорядись перенести покойного во дворец, но скажи только, что убитый был тайным лазутчиком из столицы, отправленным сюда по моему приказанию. А я вернусь во дворец позже, после того как снова осмотрю все вокруг.

Глава 8

Когда паланкин Чао Тая доставили к малым воротам дворца, до полуночи оставался всего час. Тайвэй нарочно велел носильщикам избрать кружную дорогу, надеясь, что ночная прохлада разгонит туман в голове. Увы, надежда оказалась тщетной.

Судью Ди Чао Тай нашел сидящим за массивным столом. Опираясь подбородком на руки, тот изучал большую карту города.

— Садись! Мы нашли цензора. Его убили, — устало отозвался судья в ответ на приветствия помощника.

Ди поведал Чао Таю о разговоре Тао Ганя со слепой девушкой, о том, как ее подсказка насчет Золотого Колокольчика привела их в храм, где и оказался труп господина Лю. И, предупреждая поток взволнованных вопросов Чао Тая, судья добавил:

— После того как тело доставили сюда, я велел лекарю наместника сделать вскрытие и провести самое тщательное обследование. Он обнаружил, что цензора отравили неким редким и необычным снадобьем, каковое даже не упоминается в наших лекарских трактатах. Единственные, кто знает, как готовить эту отраву, — люди из племени танка, живущие в лодках на реке. Если дать много этого зелья, жертва умирает почти сразу; малое количество вызывает лишь общую слабость, ко через пару недель жертва все равно умрет. Следы такого яда можно заметить только вскрыв горло. И если бы лекарю не довелось недавно столкнуться с подобным отравлением у танка, он никогда не обнаружил бы признаков смерти от яда, и гибель цензора приписал бы сердечному приступу.

— Это объясняет, почему лекарь судебной управы ничего не заметил! — воскликнул Чао Тай.

— Он вообще не видел тела, — устало выдохнул судья. — Тао Гань вернулся сюда час назад вместе с градоправителем, и они опросили всех чиновников суда, но никто слыхом не слыхивало трупе бродяги, отправленном в храм прошлой ночью.

— О благое Небо! — задохнулся Чао Тай. — Значит, те двое стражников, что принесли тело в храм, были самозванцами?!

— Именно так. Я тотчас вызвал настоятеля, но он не смог сколь-нибудь внятно описать этих проходимцев. Стражники как стражники, были в обычной форме — кожаных куртках и черных лакированных шлемах. Казалось, все в полном порядке. И мы не вправе упрекать настоятеля зато, что не присмотрелся к ним как следует. — Судья тяжело вздохнул. — То, что господина Лю видели в храме раньше, в ночь его убийства, и подсказка насчет сверчка доказывает, что злодеяние было совершено где-то по соседству. А поскольку одеяния стражников следовало подготовить заранее, мы имеем дело с преднамеренным убийством. Кроме того, раз на теле не обнаружено никаких следов насилия, а на лице написано полное спокойствие, в ловушку цензора заманил тот, кого он хорошо знал. С такими фактами нам и предстоит работать.

— Эта слепая девушка, должно быть, знает об убийстве куда больше, чем дала понять, господин! Вы упомянули, что она говорила Тао Ганю, будто долго сидела на корточках у стены, покуда изловила сверчка; следовательно, она наверняка что-то слышала, У слепых необычный острый слух.

— Я и сам хотел бы задать этой девушке немало вопросов, — проворчал судья Ди. — Я внимательно осмотрел стену возле мертвецкой. Стену эту недавно чинили, и между кирпичами нет ни единой трещины. Да, мне определенно надо познакомиться с этой девушкой! Я послал Тао Ганя к ней домой и велел доставить сюда. Оба вот-вот появятся, так как Тао ушел уже довольно давно. Ну а как ты? Хорошо поел у этих арабов?

— Угощение было отменным, господин, но, должен признать, мне очень не понравился сам Мансур. Заносчив, как демон, и не больно-то расположен к нам. Когда выпивка немного развязала ему язык, я, как вы и велели, стал расспрашивать о здешних арабах. — Чао Тай склонился над картой, разложенной на столе, и, водя по ней указательным пальцем, начал объяснять: —Вот здесь — мечеть. Мансур и другие мусульмане устроились по соседству. Постоялый двор, где живу я, тоже неподалеку. За Северо-восточными воротами, рядом с гробницей какого-то их святого, есть еще одна община арабов, поменьше. Все они обосновались тут довольно давно. А моряки, что остаются здесь временно, в ожидании устойчивого ветра, живут вот в этих ночлежных домах вдоль берега реки.

Чао Тай вернулся на прежнее место.

— Не нравится мне все это! — с раздражением буркнул судья. — Как при такой разбросанности мы сумеем присматривать за этими чужеземцами? Непременно скажу об этом наместнику! Всех этих арабов, персов и прочих надо содержать вместе, в одном квартале, обнесенном высокой стеной с единственными воротами, запираемыми от заката до рассвета. И назначить там начальником араба, дабы он отвечал перед нами за все, что происходит среди его подопечных. Так мы поставим чужаков под наблюдение, а они смогут, не оскорбляя зрение и слух жителей Поднебесной, следовать своим нелепым обычаям.

Отворилась дверь в дальнем конце зала, и вошел Тао Гань. Пока он нес к столу еще один табурет, судья Ди разглядывал обеспокоенное лицо помощника.

— Так ты не привел слепую девушку? — спросил он.

— Одно Небо ведает, что тут творится, господин! — возопил Тао Гань, отирая вспотевший лоб. — Она исчезла! И все ее сверчки — тоже!

— Выпей-ка чаю, Тао Гань, — спокойно предложил судья. — А потом объясни все по порядку. Для начала я хотел бы узнать, как ты познакомился с ней…

Тао отхлебнул глоток чаю из чашки, налитой ему Чао Таем.

— Два негодяя напали на девушку на пустынной улице, господин. Это случилось возле рынка. Я прогнал мерзавцев, а когда понял, что их жертва слепа, проводил ее до дому. Девушка снимает комнату в доме за рынком. Она угостила меня чаем и рассказала, откуда взялся Золотой Колокольчик. В комнате, кроме девушки и сверчков, никто не живет. Когда я вернулся туда сейчас, десяток клетушек со сверчками, висевших на шесте, исчезли, равно как несколько горшков, где Ланьли держала бойцовых сверчков, а также чайная корзинка. Я заглянул за ширму в глубине комнаты, но увидел лишь голую скамью — постель унесли! — Тао Гань сделал еще глоток. — Я стал расспрашивать рыночного торговца, что живет рядом. Он пару раз сталкивался с девушкой на лестнице, ко никогда с ней даже не разговаривал. Тогда я отправился на рынок и велел тамошнему смотрителю показать мне записи. Те, кто занимался сверчками, снимают несколько палаток, но имени Ланьли я нигде не нашел. Но смотритель сказал, что кое-кому разрешают держать небольшие временные палатки задаром, и тогда я обратился к постоянному торговцу сверчками. Он слышал слепой девушке, но ни разу ее не видел. Вот и все!

— Очередной обман! — фыркнул Чао Тай. — Эта девица провела тебя за нос, братец Тао!

— Ерунда! — сердито вскинулся Тао Гань. — Нападение никак не могли подготовить заблаговременно, нарочно для меня. Если даже кто-то следил за мной, откуда он мог знать, что я выберу именно этот переулок? Я брел наугад и с равным успехом свернул бы в десятке других мест!

— Думаю, тебя выследили, когда ты провожал девушку домой, — заметил судья Ди. — Должно быть, вы оказались слишком заметной парочкой.

— Ну конечно, именно так и было! — согласился Тао Гань. — Когда мы с Ланьли сидели в комнате, я слышал, как скрипнули ступеньки лестницы. Значит, кто-то мог подслушать наш разговор. А когда девушка рассказала мне о Золотом Колокольчике, ее решили похитить!

— Если эта молодая особа не исчезла по собственной воле, видимо, так все и произошло, — сухо бросил судья Ди, — ибо я не верю ни единому слову в истории о том, как она поймала сверчка. Разумеется, девушка изловила его после того, как был убит цензор. Но в то же время то, что эта Ланьли постаралась привлечь твое внимание к храму, похоже, доказывает ее враждебность к злоумышленникам, погубившим цензора. Это же касается и человека, задушившего неудачливого убийцу Чао Тая. Как бы то ни было, мы оказались в неприятнейшем положении! Совершенно очевидно, что неким людям доподлинно известно обо всех наших действиях, а мы не имеем ни малейшего представления ни о том, кто они, ни об их целях! — Ди гневно дернул себя за бороду и, помолчав, продолжал уже более спокойным тоном: — Певичка, видевшая господина Лю в храме, сказала мне, что лодки народа танка стоят неподалеку от службы сбора пошлин, а это значит, что они также поблизости от мусульманского квартала — того, что в самом городе, за вратами Куэй-дэ. Таким образом, вполне возможно, что частые посещения цензором этих мест связаны не столько с арабами, как с чем-то происходящим в этих плавучих притоках. Кроме того, двое самозваных стражников, доставивших тело в храм, были ханьцами. Это еще одно основание сосредоточивать все наши поиски на арабах.

— И тем не менее, ваша честь, господина Су убил араб, — ввернул Чао Тай.

— Мне говорили, что основными посетителями рабынь танка являются они же, — отозвался судья, — а значит, этого убийцу вполне могли нанять в доме веселья танка. Хотелось бы мне разузнать побольше об этом странном народце.

— Нынешнее угощение у Мансура включало в себя выступление арабской танцовщицы, в чьих жилах течет еще и кровь народа танка, — с готовностью выложил Чао Тай. — Вроде бы эта девушка живет именно на цветочной лодке. Я мог бы навестить ее завтра и попросить рассказать о речном народе.

Судья бросил на ретивого помощника проницательный взгляд.

— Так и сделай, — невозмутимо кивнул он. — Посещение этой танцовщицы сулит куда больше интересного, чем то, что ты предполагал обсудить с мореходом.

— Если вы, господин, не приготовили мне наутро иных дел, то я, пожалуй, загляну и к нему. У меня возникло впечатление, что Мансур ненавидит морехода Ни. А потому, я думаю, стоит послушать, что Ни способен рассказать о Мансуре!

— Хорошо. Доложи мне, как только побываешь у обоих. А ты, Тао Гань, приходи сюда сразу после утренней трапезы. Нам надлежит составить предварительный доклад Великому совету в связи с убийством цензора. Мы отправим донесение в столицу с особым гонцом, ибо Совет должен быть срочно осведомлен об этом. Я посоветую пару дней держать новость в тайне, дабы не нарушить хрупкое равновесие во дворце и дать мне немного времени выяснить, что кроется за столь гнусным злодеянием.

— А как наместник воспринял известие о втором убийстве в его владениях? — полюбопытствовал Тао Гань.

— Сие мне неведомо, — чуть заметно улыбнулся судья Ди. — Я сказал лекарю, что тело принадлежит одному из моих людей и у него якобы произошли неприятности с женщиной танка. Сразу после вскрытия я велел забить тело в гроб, дабы при первой возможности отправить в столицу вместе с останками господина Су. Вчера, побывав у наместника, я рассказал ему ту же историю, что и лекарю, когда тот делал посмертное вскрытие. Кстати, с этим лекарем следует быть поосмотрительнее — уж больно он сметлив! И кроме всего прочего, сказал, что ему, видите ли, лицо умершего показалось знакомым! К счастью, он видел господина Лю в полком церемониальном облачении и всего один раз, шесть недель назад, когда тот впервые приехал в Кантон. Когда мы покончим с докладом Совету, Тао Гань, вместе наведаемся к господину Лян Фу. Он то и дело заходит в этот проклятый храм поиграть в облавные шашки с настоятелем, поэтому, надеюсь, сумеет рассказать много интересного об этом огромном святилище. Вместе с тем я хочу посоветоваться с Ляном насчет того, каких неприятностей в крайнем случае следует ожидать от местных арабов. По сравнению со всем населением этого многолюдного города их только горстка, а Чао Тай сейчас показал мне на карте точки, где находятся самые значительные скопления арабов. Им будет нетрудно учинить беспорядки, небольшие сами по себе, но опасные хотя бы тем, что их могут использовать как прикрытие для каких-либо разбойных дел здесь или где-то еще. А насколько мы можем доверять другому знатоку арабов, господину Яо Тайцаю?

Чао Тай нахмурился.

— Веселость и общительность Яо не совсем искренни, — произнес он. — Этот торговец — не из тех, кого бы я с гордостью числил среди своих знакомых. Но чтобы оказаться замешанным в убийстве или политическом заговоре… нет, думаю, он не относится к подобным людям.

— Понятно. Тогда остается еще загадочная слепая девушка. Ее надо как можно быстрее. Отыскать, причем так, чтобы местные власти не успели ничего понять. Завтра утром ты, Тао Гань, по пути сюда зайдешь в судебную управу, дашь начальнику стражи серебряную монету и попросишь в виде личной услуги поискать ее. Объясни ему, будто это твоя племянница и она отбилась от рук, так что пусть докладывает непосредственно тебе. Так мы не подвергнем девушку опасности. — Судья встал и, одернув халат, скомандовал: — Ну а теперь давайте как следует отдохнем оставшуюся часть ночи! Советую запереть и заложить на засов двери, ибо отныне совершенно ясно, что вас взяли на заметку. Ах да, Тао Гань, после того как переговоришь с начальником стражи, загляни к градоправителю и передай ему вот эту бумажку. Я написал здесь имя и адрес певички, с которой беседовал во дворе храма. Вели господину Пао призвать ее к себе вместе с хозяином, выкупить и с первым же военным обозом на север отправить в родные края. И пусть выдаст женщине половину золотого слитка, чтобы она, вернувшись к себе в деревню, смогла выйти замуж. Все расходы — за мой счет. Я узнал от бедняжки много полезного, и она заслуживает награды. Спокойной ночи!

Глава 9

Чао Тай проснулся еще до рассвета, быстро умылся при свете единственной свечи, каковой снабдил его владелец постоялого двора, и оделся. Уже собираясь натянуть через голову кольчугу, он вдруг передумал, бросил тяжелое одеяние на стул и надел куртку со вшитыми изнутри бронзовыми пластиками.

«Мое лучшее средство от внезапного приступа боли в спине!» — пробормотал Чао, накидывая поверх куртки коричневый халат. Обмотав талию длинным черным поясом и прикрыв голову черной шапочкой, он сбежал по лестнице и объяснил смотрителю, что, когда за ним прибудет паланкин, надо приказать носильщикам дожидаться здесь. Покончив с этим, Чао Тай вышел.

На полутемной улице он купил у торговца, деловито раздувавшего угли в переносной жаровне, четыре горячие — с пылу с жару — масляные лепешки. Жизнерадостно жуя, Чао стал спускаться к воротам Куэй-дэ, и, когда он добрался до причала, восход еще только окрашивал алым мачты пришвартованных вдоль берега судов. Корабля Мансура видно не было.

Мимо Чао Тая гуськом прошествовали торговцы овощами — каждый нес на перекинутом через плечо шесте по две корзины с капустой. Помощник судьи Ди окликнул последнего и после долгих торгов на языке жестов купил у него все, включая и шест, за семьдесят медных монет. Торговец, распевая кантонскую песенку и радуясь, что обвел вокруг пальца северянина, а заодно избавился от долгого пути к лодкам и на рынок, засеменил восвояси.

А Чао Тай, взвалив на плечи шест, ступил на корму ближней к причалу лодки. Оттуда он перешел на другую, потом на третью. Идти приходилось осторожно, так как из-за тумана хлипкие доски, соединявшие суда, стали скользкими, да еще обитатели лодок, похоже, считали сходни самым подходящим местом для чистки рыбы. Чао Тай бормотал под нос ругательства, поскольку на многих лодках неопрятные девицы выливали посудины с ночными испражнениями прямо в мутную реку, и вонь стояла невыносимая. То тут, то там Чао останавливали стряпухи, но он не обращал на них внимания, решив сперва найти танцовщицу и получше присмотреться к речному народцу. Мысль о Зумурруд вызывала у него какое-то непонятное щемящее чувство в груди.

Было все еще довольно прохладно, а ноша не слишком давила на плечи, однако непривычный к такому способу переноски грузов Чао Тай вскорости изрядно вспотел и остановился на корме небольшой лодки, решив осмотреться. Городских стен больше не было видно — со всех сторон высился лес матч и рей, увешанных рыбачьими сетями и мокрым бельем. Мужчины и женщины, перемещавшиеся с лодки на лодку, казалось, принадлежали к разным расам. У мужчин были короткие ноги, зато руки — длинные и мускулистые, и движения их сопровождали быстрый, размашистый шаг. На смуглых скуластых лицах более всего поражали плоские косы с большими широкими ноздрями. А вот некоторые молодые женщины отличались своеобразной, чуть грубоватой красотой — у них были круглые лица и живые глаза. Присев на корточки в лодках и выбивая мокрое белье тяжелыми круглыми палками, они оживленно болтали на гортанном наречии, совершенно незнакомом Чао Таю.

Несмотря на то что и мужчины и женщины нарочно делали вид, будто не замечают Чао Тая, у помощника судьи Ди возникло неприятное ощущение, будто за ним постоянно наблюдают тайком.

«Должно быть, это из-за того, что сюда нечасто заглядывают ханьцы! — пробормотал он. — Стоит только повернуться к этим уродам спиной, как они начинают таращить глаза!» Чао Тай даже обрадовался, увидев наконец впереди узкую полоску воды. Бамбуковые мостки вели к длинному ряду больших, затейливо разукрашенных джонок, соединенных носом к корме. Вдоль первого ряда шел второй, за ним — третий, и все они сообщались между собой благодаря широким мостикам с поручнями. Последним был четвертый ряд, находившийся почти у середины реки. Чао Тай взобрался на корму ближайшей джонки, и его глазам предстала гладь Жемчужной реки. Отсюда он мог разглядеть даже мачты кораблей, поставленных на якорь вдоль противоположного берега. Сосчитав суда, Чао обнаружил, что стоит на третьей джонке в четвертом ряду. Возглавляла этот ряд большая, как боевой корабль, джонка. Высокие мачты украшали шелковые флажки, а вдоль карнизов над каютами висели гирлянды разноцветных фонариков, и все они раскачивались под легким дуновением утреннего бриза. Осторожно управляясь с корзинами на узких палубах других джонок, Чао Тай влез на борт самой большой.

У люка бездельничали заспанные подавальщики. Равнодушно поглядев на Чао Тая, они продолжали болтать, а тайвэй быстро проскочил мимо и скользнул в темный проход. По обе стороны виднелись обшарпанные двери, а в воздухе стояла нестерпимая конь дешевого жира для готовки. Поблизости никого было, и Чао Тай, быстро поставив на пол корзины, юркнул на дальнюю палубу.

Певичка, одетая только в засаленную юбку, сидя на деревянной скамье, подрезала ногти на ногах. Безразлично глянув на Чао Тая, она даже не подумала одернуть подол. Ничто вокруг, казалось бы, не сулило удачи, но, оказавшись в середине судна, Чао Тай воспрянул духом. В дальней части тщательно выскобленной палубы тайвэй увидел высокие двойные двери, выкрашенные в ярко-красный цвет. Какой-то толстяк в халате из дорогой парчи, стоя у перил, шумно полоскал горло. Сердитого вида молодая женщина в помятом белом платье держала для него посудину. Внезапно толстяка затошнило и вырвало. При этом он ухитрился запачкать и перила, и платье женщины.

— Не переживай, дорогуша! — походя обронил Чао Тай. — Думай лучше о приличной доле от платы за вчерашнее вино, которую ты получишь!

Пропустив мимо ушей невежливый ответ, он проскользнул внутрь. Коридор тускло освещали фонари с белыми шелковыми вставками, подвешенные на балках. Чао Тай принялся изучать имена на дверях: «Весенняя Мечта», «Тростинка», «Нефритовый Цветок» — все это, разумеется, были имела певичек, однако ли одно не могло быть ханьским переводом имени Зумурруд. На последней двери, расположенной в конце прохода, никакого имени не значилось, но она была расписала крохотными птицами и цветами. Тронув ручку, Чао Тай обнаружил, что дверь не заперта. Помощник судьи толкнул ее и вошел.

Полутемная комната оказалась немного больше обычной каюты и была обставлена почти роскошно. В душком воздухе застоялся густой запах мускуса.

— Раз уж ты открыл дверь, почему бы не подойти поближе? — послышался голос танцовщицы.

Теперь, когда глаза Чао Тая привыкли к освещению, он разглядел в глубине комнаты высокое ложе с полузадернутым красным пологом. Там, облокотясь на груду подушек, возлежала нагая Зумурруд. Лицо ее было не накрашено, а из украшений она надела только ожерелье — голубые бусинки в золотой филигранной оправе.

Чао Тай приблизился. Смущенный захватывающей дух красотой Зумурруд, он на мгновение лишился дара речи, ко в конце концов выпалил:

— А где же тот изумруд?

— Я надеваю его только для танца, дуралей! А сейчас я только что из купальни. И тебе тоже стоило бы окунуться. Ты ведь вспотел. Там, за голубой занавеской, есть все необходимое!

Чао Тай кое-как пробрался между столиками и стульями, во множестве стоявшими на толстом ворсистом ковре. За голубой занавеской располагалась маленькая, изящная купальня, отделанная полированным деревом, искусно раскрашенным под мрамор. Тайвэй быстро скинул одежду, присел на корточки у кадки с теплой водой и ополоснулся, поливал себя из маленькой деревянной бадейки. Вытираться пришлось полой собственного халата, и тут Чао Тай заметил на столике сосуд с палочками лакричника. Он взял одну, разжевал кончик, чтобы придать нужную форму, и тщательно почистил зубы. Затем, оставив халат и куртку на бамбуковой вешалке, Чао Тай выскользнул обратно в одних штанах до колен — мускулистая, покрытая шрамами грудь осталась открытой. Чао подвинул стул к постели Зумурруд.

— Как видишь, я воспользовался вчерашним приглашением.

— И явно не терял времени, добираясь сюда! — сухо заметила танцовщица. — Впрочем, ты поступил мудро, выбран раннее утро, так как это единственное время, когда я могу принимать гостей.

— Это еще почему?

— А потому, дружок, что я не простая певичка, каких бы гадостей ни болтал на этот счет Мансур. Я не торгую собой за деньги, поскольку у меня есть постоянный покровитель. И как ты можешь убедиться, взглянув на мою комнату, человек он весьма состоятельный. — Танцовщица обвела свое жилище взмахом округлой руки. — И он не слишком благоволит соперникам.

— Я здесь по делу, — добродетельно вздохнул Чао Тай. — Кто говорит, что я соперник?

— Я говорю. — Зумурруд закинула руки за голову и потянулась всем телом, потом зевнула и, бросив на воина быстрый взгляд огромных глаз, грубовато спросила: — Ну и чего ты ждешь? Может, ты из тех зануд, кому сперва надо справиться у гадателя, благоприятный ли сейчас день и час?

Чао Тай встал и заключил податливое тело Зумурруд в объятия. За долгую, полную самых разнообразных любовных приключений жизнь тайвэй, казалось, испробовал все. Но теперь, впервые в жизни, он испытал нечто не только совершенно новое, но и как бы исчерпывающее его любовный опыт. Зумурруд удовлетворила какую-то не поддающуюся ни описанию, ни определению глубинную его потребность, взбудоражила нечто такое, о чем сам Чао Тай не имел до сих пор ни малейшего представления, но теперь ощутил как самую суть своего естества. Тайвэй понял, что не в силах жить без этой женщины, — и это открытие ничуть его не удивило.

Потом они быстро помылись вместе. Танцовщица оделась в платье из голубого шелка, потом помогла облачиться и Чао Таю. На куртку с металлическими пластинами она взглянула косо, но от высказываний воздержалась. Вернувшись в покой, она подвела гостя к резному чайному столику розового дерева и небрежно обронила:

— Раз мы с этим покончили, расскажи-ка мне что-нибудь о себе. Времени осталось совсем немного — вот-вот придет моя служанка, а она подглядывает за мной, получая деньги от моего покровителя.

— Я предпочел бы узнать побольше о тебе! Ведь я почти ничего не знаю о твоих соплеменниках, арабах. Ты…

— Арабы мне не соплеменники, — отрезала Зумурруд. — Да, мой отец был арабом, но моя мать — дешевая певичка танка. Тебя это смущает?

— Ничуть! Работа на цветочной лодке — просто ремесло, и какое мне дело до цвета кожи или принадлежности к племени? Все люди рано или поздно должны стать подданными Поднебесной. И какая разница, коричневые они, синие или черные? Если мужчина хороший воин, а женщина искусна в любви, то, на мой взгляд, они люди достойные!

— Ну вот, это уже что-то! Мой отец был моряком-арабом. Вернувшись на родину, он бросил мою мать с ребенком, то есть со мной. — Зумурруд налила Чао Таю чашку чаю. — Я начала заниматься этим ремеслом с пятнадцати лет, а так как подавала большие надежды, мать смогла продать меня на большую цветочную лодку. Мне полагалось встречать гостей, а в остальное время прислуживать ханьским певичкам. Любимым развлечением этих дряней было издеваться надо мной!

— Они явно не слишком усердствовали, — грубовато заметил Чао Тай. — На твоем роскошном теле не осталось ни следа!

— Просто такой жестокости, как бичевание или порка розгами, не допускалось, — с горечью выдавила она. — Хозяин запретил оставлять следы побоев на моем теле, предвидя, что в будущем получит от меня хороший доход. Вот мерзавки и придумали подвешивать меня за волосы к потолочным балкам и втыкать раскаленные иглы — просто так, дабы скоротать вечерок. А когда становилось по-настоящему скучно, они засовывали мне в штаны здоровенную сороконожку и связывали. Ранок от ее укусов не остается, но можешь сам угадать, куда эта тварь кусала! Я перепробовала все издевательства, и в полной мере. — Зумурруд пожала плечами. — Ладно, забудем. Все прошло и поросло бурьяном. Сейчас у меня есть покровитель, который выкупил меня и нанял это чудесное жилье. Единственная моя забота — танцевать на званых трапезах, причем заработанные деньги мне позволено оставлять себе. Мансур предлагал поехать вместе к нему на родину, где я стала бы его старшей женой. Но он мне не нравится, как и родина моего дорогого отца, судя по тому, что я о ней слышала. Чтобы я сидела в палатке посреди раскаленной пустыни в обнимку с ослами и верблюдами? Благодарю покорно!

— А к своему покровителю ты привязана?

— К нему-то? О Небо, конечно нет! Но он богат и щедр. И столь же гадок, как зачастую бывают такие людишки. — Зумурруд приумолкла, задумчиво почесывая мочку уха. — Я была привязана только к одному человеку, и он тоже был страстно влюблен в меня. Но я повела себя как последняя дура и все испортила. — Мрачно поблескивающие глаза смотрели куда-то в пространство, мимо Чао Тая.

Он обнял Зумурруд за талию.

— Сейчас ты была очень добра ко мне! — с надеждой выдохнул он.

Танцовщица оттолкнула его.

— Оставь меня в покое! — гневно крикнула она. — Ты получил все, что хотел, разве нет? Я стонала и вскрикивала когда надо и извивалась как угорь, так что тебе подали и блюдо, и вкусную подливку к нему. Но не жди, что я стану и дальше нежничать и ворковать с тобой! Кроме того, ты совсем не в моем вкусе! Мне нравятся утонченные господа, а не такие здоровенные мужланы!

— Ну-у, — неуверенно протянул Чао Тай. — Может, я и смахиваю на увальня, однако…

— Не трудись! С малых лет я принимаю мужчин такими, как есть. Какое мне дело до того, что они думают о себе? А если тебе хочется потолковать о самом себе, найми для этого няньку. Я приблизила тебя к себе лишь потому, что ты начальник тысячи императорской стражи и, если верить Мансуру, правая рука Верховного судьи. А значит, ты мог бы устроить так, чтобы я получила подданство Срединного государства. Ведь ты же понимаешь, что по закону я никто? Женщина народа танка, лишенная права выйти замуж за ханьца или хотя бы поселиться на земле Поднебесной?

— Так вот почему твой покровитель устроил тебя на этой джонке?

— Ты удивительно догадлив! — издевательски бросила Зумурруд. — Конечно, он просто не мог подарить мне дом на берегу. Этот господин копается в деньгах, но никакого поста не занимает. Ты же — из столицы, а твой начальник — сам Верховный судья. Возьми меня с собой в столицу, сделай так, чтобы я получила подданство и познакомь с каким-нибудь по-настоящему влиятельным человеком. Все остальное можешь предоставить мне. — Зумурруд прикрыла глаза и мечтательно улыбнулась. — Быть истинной госпожой, носить парчовые платья, иметь собственных ханьских прислужниц, свой садик… — Она вдруг вновь заговорила равнодушным тоном: —А до тех пор в награду за помощь я стану угождать тебе так хорошо, как только сумею. Думаю, после вашей любовной схватки под пологом ты признаешь, что я прекрасно знаю свое дело. Ну что, по рукам?

Холодные и расчетливые слова Зумурруд глубоко уязвили Чао Тая, однако ему удалось ответить спокойно:

— По рукам!

Мысленно он поклялся, что заставит эту женщину полюбить себя. Он должен суметь!

— Вот и хорошо. Скоро мы опять встретимся и обсудим все подробности. У моего покровителя есть домик, где он проводит со мной вечера, если слишком занят, чтобы прийти сюда. Это к югу от храма Гуань-инь, в западному квартале. Я пришлю тебе записку, как только буду знать наверняка, что нам никто не помешает. Ты ведь не можешь вести переговоры с моим покровителем, во всяком случае пока. Этот человек не отпустит меня, он обладает страшной властью и при желании может вообще погубить. Но как только мы тайно уедем в столицу, я назову имя, и ты сможешь вернуть заплаченные за меня деньги, если, паче чаяния, тебя будет мучить совесть!

— Но ты ведь не совершала никакого преступления? — с тревогой спросил Чао Тай.

— Однажды я сделала непростительную ошибку. — Зумурруд поплотнее запахнула тонкое платье на роскошной груди. — А сейчас тебе и в самом деле пора идти, иначе могут быть неприятности. Где я смогу тебя отыскать?

Чао Тай назвал свой постоялый двор, поцеловал на прощанье танцовщицу и удалился.

На палубе он прикинул, что до кормы самого большого судна в соседнем ряду вполне можно допрыгнуть. Так он и поступил, а потом вновь проделал долгий путь до причала.

Войдя в город через ворота Куэй-дэ, он бодрым шагом добрался до «Пяти Бессмертных». У ворот стояли небольшие носилки. Едва Чао Тай полюбопытствовал, не мореход ли Ни их прислал, носильщики вскочили на ноги и хором подтвердили, что так оно и есть. Тайвэй сел, и его быстро понесли прочь от постоялого двора.

Глава 10

Судье Ди плохо спалось. Сначала он долго ворочался в постели, а сейчас, восстав от неспокойного, прерывистого сна, мучился тупой головной болью. До рассвета был еще час, но Ди, зная, что больше не сумеет заснуть, встал с широкого ложа. Не снимая ночного халата, он немного постоял у сводчатого окна, разглядывал крыши дворца, вырисовывавшиеся на бледном фоне предрассветного неба. Набрав полную грудь свежего воздуха, судья решил, что прогулка перед утренней трапезой ему совсем не повредит.

Он надел серый хлопчатобумажный халат, шапочку и спустился вниз. В передней смотритель дворца давал указания на день полудюжине заспанных слуг. Судья Ди распорядился, чтобы его проводили в сад.

Ночные светильники уже погасили, и смотритель повел судью полутемными переходами в глубину огромного дворца. Вдоль задней его стены тянулась широкая мраморная терраса, а под ней лежал прекрасно ухоженный сад с петляющими среди усыпанных цветами кустиков мощеными дорожками.

— Не ждите меня, — сказал судья смотрителю. — Я и сам найду дорогу обратно.

Ди спустился по влажным от росы ступенями выбрал дорожку к большому пруду с лотосами. Сквозь легкую утреннюю дымку над водой он разглядел на противоположном берегу беседку и, решив прогуляться туда, неторопливо обошел пруд, любуясь изящными цветами лотоса, только что раскрывшими розовые и алые лепестки.

Подойдя к беседке, судья увидел сквозь открытый проем спину высокого мужчины, склонившегося над столом. Очень знакомая широкоплечая фигура! Поднимаясь по ступенькам, Ди заметил, что человек поглощен созерцанием стоящего перед ним зеленого фарфорового горшочка, но, очевидно, услышал шаги, так как, не отрывал глаз от горшочка, пробормотал:

— Ну наконец-то ты тут! Нет, полюбуйтесь-ка на этого долговязого малого!

— Доброе утро, — поздоровался Ди.

Наместник, нахмурясь от изумления, повернулся, но, увидев, кто к нему пожаловал, поспешно вскочил.

— Прошу прощения, господин! — забубнил он. — Я… я и в самом деле никак ню…

— Сейчас еще слишком рано для соблюдения церемоний! — нетерпеливо отмахнулся судья. — Я плохо спал, вот и решил немного прогуляться. — Он пододвинул себе другой стул. — Прошу вас, садитесь. А что там у вас в горшочке?

— Мой лучший боец, господин! Посмотрите, какие у него крепкие и сильные лапки! Ну разве он не великолепен?

Судья Ди слегка привстал. Ему показалось, что здоровенный сверчок смахивает на препротивного черного паука.

— Отличный экземпляр! — одобрил он, снова усаживаясь на стул. — Однако, должен признать, я не знаток. Вот императорский цензор — тот, что приезжал в Кантон несколько недель назад, — настоящий ценитель!

— Мне выпала честь показать ему свою коллекцию, — с гордостью заявил наместник, но его лицо тотчас помрачнело, и, смущенно поглядел на судью, чиновник промямлил: — Знаете, он снова приехал сюда тайно. Я доложил в столицу, что господина Лю видели здесь, и мне было велено с ним связаться. Но вскоре после того, как я отправил на поиски людей, приказ ни с того ни с сего отменили. — Наместник, нервно подергивая ус, немного помедлил. — Конечно, я юте настолько дерзок, чтобы осмелиться сунуть нос в дела столичных господ советников, но, в конце концов, Кантон — моя территория. И полагаю, что кое-какие разъяснения… — Наместник, не договорив, выжидающе посмотрел на судью.

— Да! — бодро подхватил судья Ди. — Вы совершенно правы! На последнем перед моим отъездом заседании Великого совета цензора не было. Ну что ж, раз вам велели поумерить пыл, значит, господин Лю, очевидно, вернулся в столицу к своим обязанностям.

Судья, неспешно поглаживая бороду, откинулся на стуле. Наместник взял круглую бамбуковую крышку и аккуратно накрыл ею зеленый горошек.

— Мой лекарь доложил, что вчера вы узнали о втором убийстве, — с бледной улыбкой заметил он. — И жертвой оказался один из ваших людей! Надеюсь, градоправитель еще не слишком стар для своей должности. Ведь Кантон — очень большой город и…

— Дело не в этом, — учтиво возразил судья. — Оба дела уходят корнями в столицу, а мои люди допустили непростительные ошибки. Так что это мне следует извиняться за них!

— Вы очень великодушны, господин! Надеюсь, вы довольны ходом расследования касательно местной торговли с чужеземцами?

— О да! Однако все это довольно непросто. Видите ли, я считаю, что вам следует выработать более совершенные способы наблюдения за всеми этими варварами. В надлежащее время я представлю вам приблизительный план, где и как ограничить их деятельность определенными кварталами. Пока я только начал присматриваться к делам арабской общины, а потом доберусь и до остальных, до персов и…

— В этом нет никакой необходимости, — вдруг выпалил наместник, но тут же прикусил язык и поспешил дать объяснения: — Я хотел сказать, мой господин, что персы… ну, их здесь всего несколько десятков и все они — прекрасные, образованные люди.

Судье Ди показалось, будто наместник сильно побледнел, хотя это могло быть обманчивым впечатлением из-за слабого еще света.

— Знаете, мне хотелось бы получить возможно более полную картину! — с расстановкой проговорил судья.

— Позвольте мне помочь вам! — пылко отозвался наместник. — О, вот и Пао!

Градоправитель Пао Гуань отвесил низкий поклон на ступеньках беседки, а второй — еще ниже — внутри и с озабоченным видом обратился к наместнику:

— Тысяча извинений, господин! Вы и представить не можете, до чего дошла дерзость этой женщины! Она так и не появилась! Ума не приложу, почему эта…

— Я тоже не могу понять, — холодно оборвал его наместник, — почему вы, прежде чем кого-либо мне представить, считаете необходимым убедиться, что эти люди заслуживают доверия. Ну ладно, поскольку сейчас я занят с достопочтенным господином судьей…

— Не могу найти слов, дабы выразить всю глубину своих сожалений, господин, — расстроено пробормотал Пао, стараясь загладить оплошность. — Но поскольку мне известен ваш интерес к сверчкам, а моя жена уверяла, что эта женщина обладает исключительными познаниями в означенной области…

Не успел наместник остановить градоправителя, как судья Ди вмешался в разговор:

— А я и не звал, что женщины тоже увлекаются сверчками. Наверное, она зарабатывает деньги, продавал этих насекомых?

— Совершенно верно, достопочтенный господин, — обрадовался вмешательству столь высокого лица чиновник. — По словам моей жены, у этой девушки острый глаз на хороших сверчков. Хотя в данном случае слово «глаз» не совсем уместно, так как она совершенно слепа. — , вновь обращаясь к наместнику, он добавил: —Как я докладывал вчера, господин, моя жена велела ей прийти сюда с восходом, до того как начнется утренний прием, дабы не тратить ваше драгоценное время на…

— Мне хотелось бы знать, где она живет, дорогой мой Пао, — перебил судья Ди. — Думаю, стоит прихватить из Кантона на память несколько сверчков.

Судя по всему, эта просьба вконец расстроила градоправителя Пао.

— Я… я спрашивал у жены, где она живет, но эта бестолковая женщина ничего не знает… Она виделась со слепой только раз, на рынке. И ее так потрясло, что эта девушка и в самом деле обожает сверчков… в общем… что…

Видя, что наместник потихоньку багровеет от гнева и вот-вот устроит Пао изрядную выволочку, судья Ди поспешил на помощь бедняге:

— Пустяки, это не имеет особого значения. Ну ладно, пойду-ка я лучше к себе. — Он встал и быстро кивнул наместнику: — Не беспокойтесь! Меня проводит господин Пао.

И судья вышел в сад вместе с несчастным чиновником.

Когда они поднялись на террасу, судья с улыбкой обронил:

— Не принимайте к сердцу дурное настроение своего начальника, господин Пао! Я и сам иногда бываю таким, особенно по утрам! — Градоправитель благодарно улыбнулся, и Ди продолжал: — По-видимому, наместник чрезмерно удручен бременем забот. Я думаю, он часто тайком обходит город, желая получить наилучшее представление о том, как обстоят дела…

— Ничего подобного, мой господин! Наместник ваш весьма высокомерен и может счесть, что подобные обходы унизят его достоинство! И его, достопочтенный господин, очень трудно ублажить. А поскольку я значительно старше и обладаю большим опытом, то моя работа здесь, как бы это сказать… не особенно приятна. Я служу тут, господин, пять лет. А до того был судьей в своей родной провинции Шаньдун. Потом меня перевели сюда, в виде повышения по службе. Охи пришлось мне помучиться, изучая кантовский диалект, не говоря уж о том, чтобы вникнуть вовсе, с позволения сказать, внутренние дела. Вообще-то, принимая решения, наместнику полагалось бы обсудить их со мной, но он так самоуверен…

— Хулы за спиной начальства не красят чиновника, — холодно отчеканил судья Ди. — Если у вас есть жалобы, вам дозволено обратиться с ними, как того требует установленный порядок, в Канцелярию должностных назначений. А сейчас мне угодно, чтобы вы сопровождали меня к господину Лян Фу. Я хочу кое-что с ним обсудить. Будьте готовы через час после утренней трапезы.

Пао, не сказан больше ни слова, проводил судью до его покоев и с низким поклоном удалился.

***

Судья Ди удовольствовался самой простой пищей в своей личной трапезной. Прислуживал ему только смотритель дворца. Потом Ди неторопливо выпил чашку чаю. Боль в голове утихла, но судья все еще не мог сосредоточиться. Бездумно глядя, как восход окрашивает в розоватые тона затянутые бумагой окна, он размышлял о слепой девушке. Правда ли, что наместник не встречал ее раньше?

Он со вздохом поставил на стол чашку, вернулся в спальню, надел церемониальные одежды, включая шапку с крылышками, и вышел в зал. Ди уселся за стол — на гладкой поверхности столешницы взгляд так и притягивал большой официального вида футляр. Судья вскрыл его, прочитал краткое послание, потом, достав из ящика свиток чистой бумаги, подправил кисточку и принялся писать.

Когда Тао Гань вошел пожелать господину доброго утра, тот все еще трудился над посланием. Тощий помощник судьи подвинул себе табурет.

— Я только что побывал в судебной управе, господин. Градоправитель там пока не появлялся, поэтому я изложил суть дела начальнику стражи, человеку тонкому и проницательному. Даже слишком проницательному, я бы сказал, — кривовато улыбнулся Тао. — Когда я велел ему сначала выкупить ту певичку, а потом провести тайное расследование насчет слепой девушки, негодник смерил меня хитрым взглядом и стал разговаривать тоном, каковой я назвал бы чрезмерно приятельским.

— Превосходно! — воскликнул судья Ди. — Раз этот плут принимает тебя за обыкновенного распутника, он не станет болтать лишнего начальству. А нам крайне важно, чтобы ни Пао, ни наместник не проведали, почему вас интересует слепая девушка.

Он коротко передал Тао Ганю содержание разговора в беседке.

— У меня сложилось впечатление, — заметил судья, — что наместник встречался с ней раньше, но скрывает это от градоправителя. А почему девушка не явилась на условленную встречу, мы можем только гадать. О похищении и речи быть не может, поскольку тогда она не смогла бы забрать сверчков и пожитки. Я склонен думать, что девушка просто решила исчезнуть. Поэтому будем надеяться, что начальник стражи именно такой хитрый лис, как ты считаешь, и сумеет отыскать, где она прячется. Нам просто необходимо поговорить с этой молодой особой. Ну что ж, я почти закончил предварительный доклад Великому совету. Давай-ка вместе его просмотрим.

И судья продолжил покрывать свиток изящными четкими иероглифами. Через некоторое время он поудобнее откинулся в кресле и прочел доклад вслух. Тао Гань одобрительно кивнул — Ди кратко изложил все известные им факты, и добавить было нечего. Судья поставил подпись и печать, потом постучал пальцами по футляру на столе.

— Это письмо только что доставили из столицы с обычным гонцом. Там уведомление из Верховного суда, что к нам в сопровождении военной стражи направлен особый посланник с секретным письмом от Великого совета. Он должен прибыть к вечеру. Будем надеяться, что Совету стала известна цель тайного посещения цензором Кантона, ибо, по правде говоря, я никак не могу во всем этом разобраться.

Смотритель объявил, что паланкин достопочтенного судьи Ди подан.

Там же, во дворе, их ожидал и градоправитель Пао. Он низко поклонился судье, а дюжина конных стражников приветственно вскинули кван-до. Двадцать одинаково одетых носильщиков стояли наготове у роскошного паланкина под пурпурным балдахином, увенчанным трехъярусным позолоченным шпилем.

— А эта громадина сможет пройти в ворота господина Ляна? — недовольно буркнул судья Ди.

— С легкостью, достопочтенный господин! — с улыбкой ответил Пао. — Ведь усадьба покойного флотоводца — не что иное, как выстроенный в стародавнем стиле дворец.

Судья фыркнул и вместе с градоправителем и Тао Ганем сел в паланкин. Процессия во главе с конными стражниками двинулась в путь.

Глава 11

Чао Тай очнулся от путаных раздумий, когда его паланкин с глухим стуком опустился на землю. Тайвэй вышел и оказался па небольшой тихой улице, где, по всей видимости, жили удалившиеся от дел владельцы лавок. Дав носильщикам несколько медяков, Чао Тай постучал в некрашеные деревянные двери.

Открыла ему согбенная старуха и с беззубой улыбкой пригласила войти. Через небольшой, прекрасно ухоженный садик она повела гостя чисто выбеленному двухъярусному дому. Потом, задыхаясь и бормоча под нос нечто невразумительное, зашлепала вверх по узкой деревянной лестнице. Как только они одолели ступеньки, Чао Тай попал в диковинного вида покои.

Всю левую стену от потолка до пола покрывала такая же занавесь из расшитого шелка, как та, что он накануне видел у Мансура. По бокам на низких подставках из эбенового дерева стояли две большие алебастровые вазы для цветов. На стене справа висела деревянная стойка с более чем дюжиной иноземных мечей. В глубине комнаты, в проемах четырех открытых сводчатых окон, взгляд тешило со вкусом подобранное многоцветие орхидей, произрастающих в горшках. А за ними виднелись крыши домов на соседней улице. Пол покрывала безупречно чистая камышовая циновка. Из мебели здесь было только два кресла розового дерева с инкрустацией и низкий круглый чайный столик. Гостя никто не встречал.

Чао Тай собрался было осмотреть мечи, как занавесь раздвинулась, пропустив двух девушек лет шестнадцати. Воин от изумления открыл рот. Обе казались совершенно одинаковыми: круглые румяные лица, длинные золотые серьги в ушах, волнистые волосы уложены на необычный, чужеземный лад. Девушки были обнажены до пояса, выставляя напоказ крепкие юные груди и гладкую светло-коричневую кожу. Нижнюю часть тела скрывали туго стянутые у лодыжек Шаровары из расшитого цветами муслина, шеи украшали одинаковые ожерелья из голубых бусин в золотой филигранной оправе.

Одна из новых красавиц выступила вперед и, серьезно посмотрев на Чао Тая, обратилась к нему на прекрасном северном диалекте:

— Добро пожаловать в дом морехода Ни. Хозяин сейчас будет.

— А вы кто такие? — с трудом оправившись от смущения, спросил Чао Тай.

— Я Даньязад, а это моя сестра-близнец Дананир. Мы живем во внутренних покоях морехода Ни.

— Понятно.

— Это вам только кажется, что понятно, — чопорно заметила Даньязад. — Мы прислуживаем мореходу, но он не одобряет никаких плотских поползновений, мы девственницы, — добродетельно уточнила она.

— Подумать только! И это притом, что ваш хозяин — моряк!

— Господин связан с другой женщиной, — уверенным тоном заявила Дананир, — а поскольку он человек честный, прямой и весьма утонченный, то относится к вам совершенно бескорыстно. А жаль.

— И его очень жаль, — заметила Даньязад, ведь мы обладаем обширными познаниями по части любовных утех.

— Бесстыжие девчонки! Да вы сами не понимаете, что несете! — гневно прикрикнул на них Чао Тай.

Даньязад вскинула крутую бровь.

— Мы посвящены во все тонкости любовной игры, — холодно заметила она. — До того как четыре года назад мореход выкупил вас у торговца Фана, мы были в услужении у его третьей жены и постоянно наблюдали их любовные утехи.

— Надо признать, они были крайне примитивны, — добавила Дананир. — Во всяком случае, третья жена неизменно жаловалась на недостаток разнообразия.

— Но почему вы обе говорите на этом кошмарном напыщенном книжном языке? — спросил сбитый с толку Чао Тай. — И откуда, во имя всех демонов, вы набрались таких длинных заумных слов?

— От меня, — раздался у него за спиной приятный голос морехода Ни. — Прошу прощения, что невольно заставил вас ждать, однако и вы, в свою очередь, немного опоздали.

Мореход был одет в белое платье из тонкой шерсти с красной каймой и красным же поясом, а голову его украшало нечто вроде высокой шапки, вышитой разноцветным шелком.

Он подвинул себе низкое кресло, и Даньязад тотчас встала рядом. Ее сестра опустилась на колени и глянула на Чао Тая с дерзкой улыбкой, а тот, сложив руки, вызывающе уставился на нее.

— Садитесь, садитесь! — нетерпеливо сказал мореход Чао Таю, а близнецам сурово бросил: —Вы забыли о правилах вежливости! Бегите и приготовьте нам душистого чая! И приправьте его мятой.

Обе девушки мигом исчезли.

— Они очень смышленые: знают северный диалект, кантовский, арабский и персидский. Мне доставляет удовольствие читать с ними на ночь наши и чужеземные книги, да и сами девочки постоянно роются в моем собрании текстов. Ну что ж, господин Чао Тай, я рад убедиться, что с вами все в порядке. Прошлой ночью у вас, по видимому, не возникло неприятностей.

— А почему вы решили, что они могли произойти? — осторожно спросил Чао Тай.

— У меня есть глаза, мой друг! И я видел, как арабский бандит и душитель-танка приглядывают за вами с удобного местечка у двери!

— Да, я тоже заметил эту парочку. Но эти люди не имели к вам никакого отношения. Кстати, из-за чего они сцепились с подавальщиком?

— О, он просто отказался подать вина танка. Знаете, принято считать, будто эти отверженные оскверняют все, чего коснутся. Поэтому-то подавальщик и разбил его чашу для вина. Кроме того, я заметил, что какой-то бородатый мошенник тоже не сводил с вас глаз. А когда он выскользнул следом за вами из лавки, я сказал себе: «Похоже, у тайвэя могут возникнуть кое-какие неприятности».

— А почему вы вдруг произвели меня в эту должность?

— Потому что успел заметить, как блеснул ваш значок, господин тайвэй. Как и тот бородатый. Кроме того, я слышал, что в Кантон с двумя помощниками прибыл знаменитый судья Ди. А когда встречаешь двух высокопоставленных чиновников с севера, которые из кожи вон лезут, изображая мелких служащих, это волей-неволей наводит на размышления…

Чао Тай промолчал, и хозяин дома повел речь снова:

— Прошлым вечером в чайных домиках ходили слухи, будто судья Ди собирает во дворце совет, желая обсудить особенности здешней торговли с иноземцами. Но судья Ди знаменит раскрытием кровавых злодеяний, а чужеземных купцов, хоть они и заламывают чудовищные цены, преступниками не назовешь, и это опять-таки привело меня к определенным сомнениям. Наконец, сопоставив все это с тем, что оба помощника судьи Ди, переодетые в лохмотья, крутились у причала, я не мог не задаться вопросом: «Какие неприятности назревают здесь, в Кантоне?»

— Вы определенно умеете складывать два и два! — улыбнулся Чао Тай. — Но мы и в самом деле здесь для того, чтобы присмотреться к торговле с арабами. Там, где много дорогих заморских товаров, а пошлины очень высоки… — Он, не договорив, умолк.

— Так, значит, вас интересуют те, кто старается не платить пошлин? — Мореход погладил усы. — Что ж, от этих арабских мошенников всего можно ожидать.

— А как насчет подданных Поднебесной, что ведут с ними дела? К примеру, господина Яо Тайцая. Думаю, вы его знаете?

— Немного. Яо — ловкий делец, выбился из низов и стал одним из богатейших торговцев города. Но он распутник, а это дорогое увлечение. У Яо куча жен, наложниц и просто любовниц, причем всех их он содержит в роскоши; только не спрашивайте меня, на что им приходится ради этого идти, их развлечения — не наше дело. Но возможно, Яо пополняет свои доходы еще каким-то образом. Однако, должен сказать, я ни разу не слышал о каких-либо тайных делишках. А я знаком практически со всеми, кто имеет вес и влияние в корабельном деле.

— А как насчет другого знатока торговли с арабами, господина Лян Фу?

— Ну, тут вы дали маху, господин тайвэй! — рассмеялся Ни. — Его имя не стоит даже упоминать рядом с именем Яо. Господин Лян — человек благородного происхождения, несметно богатый, но с очень скромными запросами. И он станет тайно ввозить товары? Даже смешно подумать!

Вошли близнецы с медным подносом. Пока они накрывали стол к чаю, мореход Ни с извиняющейся улыбкой пробормотал:

— Прошу прощения, что не могу принять вас более радушно, господин тайвэй! Я привык жить в большой усадьбе на юге города, во несколько лет назад мне пришлось оплатить ряд крупных денежных обязательств, и я продал ее. Но мне понравилась спокойная жизнь на берегу, и я решил не уходить в плавание так долго, как позволят мои сбережения. На море у меня хватало времени на раздумья, и я стал интересоваться тайнами бытия. А теперь провожу большую часть времени читая труды на эту тему. А чтобы не размякнуть, хожу в залы для упражнений, где бьются на мечах. Ладно, давайте теперь взглянем на мое собрание оружия.

Они подошли к стойке, и мореход поведал Чао Таю о достоинствах каждого меча, вдаваясь даже в такие подробности, как способы заточки. Затем он рассказал несколько историй о подвигах знаменитых кантонских мастеров боя на мечах. Близнецы, широко раскрыв подкрашенные глаза, жадно ловили каждое слово.

Внезапно вошла старуха и подала хозяину дома небольшой футляр.

— Извините, хозяин, вы будете читать? — спросила она.

Мореход подошел к окну и пробежал глазами послание, потом сунул его в рукав и, отослав старуху, повернулся к Чао Таю:

— Давайте выпьем еще чаю!

— Мне понравился ваш мятный чай, — заметил Чао Тай. — А вчера я попробовал у Мансура анисовый напиток. Тоже неплохо. Вы знаете этого человека?

— Спуститесь вниз и полейте цветы, — велел Ни близнецам. — Становится жарковато. — Когда девушки с крайне обиженным видом удалились, мореход возобновил прерванный разговор: — Итак, вы хотите звать о Мансуре? Что ж, я расскажу вам небольшую историю о нем. Это случилось около четырех лет назад, когда Мансур впервые прибыл в наш славный город, Здесь жила одна юная особа. Родители ее умерли, и главой дома стал старший брат. Между прочим, весьма богатого и достойного дома. У девушки был молодой человек, и они любили друг друга, но потом поссорились, и он уехал. Затем брат выдал ее замуж за чиновника — высушенного старого хрыча чуть не вдвое старше. Вскоре после заключения этого неравного брака молодая женщина повстречала Мансура и безумно влюбилась в него. И у них возникла одна из тех бурных связей, что довольно быстро угасают. Женщина опомнилась и сказала Мансуру, что все кончено. И как вы думаете, что ответил на это Мансур? Он заявил, что не возражает, но женщина должна уплатить ему кругленькую сумму за оказанные услуги — так он это назвал.

— Грязный вымогатель! А вы не знаете, не замешан ли он, случаем, в дело? Я был бы рад возможности схватить негодяя за шкирку!

Мореход Ни погладил короткую бородку.

— Нет, не знаю, — вздохнул он. — Мне очень жаль, но я вообще недолюбливаю арабов. Они поработили родину моей матери. А мать я нежно любил — ее звали Низами, и это в память о ней я сменил имя на Ни. — Хозяин дома немного помолчал. — Кантон — большой город, и в воздухе носится множество самых разных слухов. Но я намеренно отказываюсь повторять их, ибо на поверку почти все они оказываются обычными грязными сплетнями.

— Понятно. Кстати, у Мансура я встретил арабскую танцовщицу, Зумурруд. Вы видели ее когда-нибудь?

Мореход Ни бросил на Чао Тая быстрый взгляд:

— Зумурруд? Нет, никогда не видел. Но мне ее описывали как очаровательную и в высшей степени искусную танцовщицу.

— А вы не слышали, кто ее покровитель?

— Нет. Но если таковой у нее есть, то это должен быть на редкость богатый человек, ибо, насколько я слышал, Зумурруд весьма прихотлива.

Чао Тай кивнул и допил чай.

— Кстати, о красивых женщинах, — ввернул он. — Эти ваши близняшки тоже очень недурны собой! И вдобавок они жаловались мне на ваше бескорыстное к ним отношение!

Мореход мягко улыбнулся:

— Они у меня уже четыре года, и на моих глазах превратились из детей в молодых женщин, поэтому у меня выработалось почти отеческое к ним отношение.

— Похоже, скоро девочки начнут создавать вам проблемы! Где вы их купили?

Ни ответил не сразу.

— Даньязад и Дананир — незаконнорожденные дочери одной очень хорошей девушки, дальней родственницы моей матери, совращенной чиновником Поднебесной, — испытующе глядя на Чао Тая, проговорил он. — Опасаясь, как бы любовник не бросил ее из-за девочек, она отдала их знакомому ханьскому торговцу. А когда он все равно порвал связь, несчастная покончила с собой. В городе тогда было много шуму, но любовнику удалось сохранить свое имя в тайне, и скандал не испортил его карьеру.

— Милейший человек! А вы его знаете?

— Только о его существовании. И похоже, никогда не встречал. Зато близнецов я не упускал из виду. В доме торговца им жилось хорошо, но потом он разорился, и, когда все имущество пошло с молотка, я купил девочек. По возможности я старался дать им образование, а теперь хочу подыскать подходящих мужей!

— Да, я бы не стал с этим затягивать, — рассудительно кивнул Чао Тай, вставал с кресла. — Ну, мне пора.

— В следующий раз вам нужно сразиться со мной в кулачном бою, — провожал его вниз по лестнице, сказал мореход. — Вы чуть-чуть тяжелее меня, зато у меня больше опыта.

— Прекрасно! Мне необходимо поупражняться. Раньше я боролся со своим побратимом Ма, но теперь он завел двух жен и отрастил живот!

В садике Даньязад и Дананир брызгали на цветы водой из крохотных горшочков.

— До свидания, детки! — крикнул Чао Тай. Близняшки сделали вид, будто не замечают его.

— Девочки рассердились из-за того, что я отослал их, — усмехнулся Ни. — Ведь они любопытны, как пара мартышек, и вдобавок терпеть не могут, когда их называют детьми.

— А может, и во мне пробуждаются родительские чувства? — обронил Чао Тай. — Большое спасибо, что показали мне свои мечи!

Когда мореход закрыл за Чао Таем ворота, тот обнаружил, что улица уже волна народу; люди, побывав с утра на рынке, спешили домой. Пробираясь сквозь толпу, Чао Тай столкнулся с молодой женщиной и хотел извиниться, но той уже и след простыл — лишь спина мелькнула в толчее.

Глава 12

Градоправитель Пао и Тао Гань помогли судье Ди выбраться из паланкина во дворе усадьбы Лян Фу. Глазам гостей предстал великолепный огромный дворец. Двор был вымощен резвой мраморной плиткой, и широкую лестницу, ведущую к кованым воротам, не поскупились сделать из того же дорогостоящего материала. По ступеням бежал господин Лян в сопровождении пожилого человека с растрепанной седой бородкой, очевидно смотрителя дома.

Лян Фу отвесил низкий поклон, приветствуя судью, и разразился длинной речью о том, как он счастлив принимать у себя столь высокопоставленное лицо вкупе с градоправителем Пао. Судья Ди позволил ему немного выговориться, потом остановил поток изъявлений восторга.

— Господин Лян, я вполне отдаю себе отчет, что мое посещение идет вразрез с правилами, принятыми для должностных лиц высокого ранга. Тем не менее мне очень хотелось увидеть дом такого великого героя Поднебесной, коим был ваш покойный отец. Кроме того, я всегда любил встречаться с людьми в естественной для них домашней обстановке — эту привычку я приобрел, будучи еще уездным судьей. Ведите же нас!

Лян старательно отвесил очередной поклон:

— Позвольте мне проводить достопочтенного господина в библиотеку моего отца. Я оставил там все без изменений.

Огни поднялись по лестнице и прошествовали через полутемный зал, окаймленный мощными колоннами. Потом, миновав сад, вошли во второй, двухъярусный дом, еще больше первого. Скудную обстановку комнаты составляла древняя мебель резвого эбенового дерева. Степью украшала цветная роспись, изображавшая морские сражения. Помимо старой служанки, которая, завиден их, стремглав бросилась прочь, здесь никого не было.

— Разве вам не требуется побольше прислуги, дабы содержать в порядке такую большую усадьбу? — спросил судья Ди, когда они пересекали очередной двор.

— Нет, почтенный господин, ведь я занимаю одно боковое крыло. Да и туда прихожу только вечерами; весь день я провожу у себя в конторе. — Лян Фу немного помолчал и улыбнулся. — До сих пор я был так занят делами, что постоянно откладывал вопрос о женитьбе и поныне не завел семью. Но в следующем году, когда мне исполнится тридцать пять, я обязательно предприму этот важный шаг. Вот мы и пришли в ту часть дома, где я живу. Библиотека моего отца — чуть дальше.

Старый домоправитель повел их широким крытым переходом. Лян Фу с судьей Ди и господином Пао шли следом. Тао Гань слегка отстал.

Сначала переход привел их в бамбуковый сад. Шуршащие листья высоких деревьев создавали здесь прохладную тень. Затем они оказались в приземистом доме. Теперь слева от перехода, сквозь широкие окна, открывался вид на сад камней, а справа тянулся ряд закрытых комнат за покрытой черным лаком оградой. Раздвижные окна затягивала чистая белая бумага.

Внезапно Тао Гань потянул судью за рукав. И, отведя его в сторону, взволновано зашептал:

— Я видел слепую девушку! Во второй комнате из тех, мимо которых мы шли. И она читала книгу!

— Ступай, приведи ее! — коротко распорядился судья.

Тао Гань засеменил обратно, а судья Ди пояснил хозяину дома:

— Помощник напомнил мне, что я забыл свой веер. Давайте подождем его здесь. Какие чудесные у вас тут камни!

Сзади послышался сердитый женский крик.

— Что там произошло? — воскликнул Лян и побежал выяснять.

Судья Ди и градоправитель поспешили за ним.

Тао Гань застыл, вцепившись в ограду перед второй комнатой. В безмолвном недоумении он смотрел на очаровательную молодую женщину, стоящую в маленькой, изящно обставленной комнате. За ее спиной виднелась расписанная изображениями «гор и вод» ширма. Женщина гневно набросилась на Ляна:

— Кто этот безумец? Только я раздвинула окно, чтобы в комнате было побольше света, как он выскочил неизвестно откуда и стал кричать, что я обманула его!

— Я ошибся! — быстро пояснил Тао Гань судье и вполголоса добавил: — Очень похожа, но все-таки не она!

— Кто эта госпожа, господин Лян? — полюбопытствовал судья Ди.

— Моя сестра, достопочтенный господин, а также супруга нашего градоправителя.

— Дело вот в чем, достопочтенный судья, — пустился в объяснения Пао. — Узнав, что я буду сопровождать вас сюда, жена решила тоже приехать, чтобы взглянуть на свою прежнюю комнату.

— Понятно, — кивнул судья Ди и повернулся к госпоже Пао: — Прошу прощения! Мой помощник принял вас за другую. — И, скользнув взглядом по лежащей на столике открытой книге, он добавил: — Я вижу, вы читаете стихи. Прекрасное времяпрепровождение. И очень развивает вкус.

— Стихи? — переспросил Пао, с любопытством глядя на жену.

Она, поспешно захлопнув книгу, объяснила:

— О, я взяла это наугад…

Судья обратил внимание, что молодая женщина изумительно красива. Ее чувственное лицо сильно изогнутыми бровями очень походило на чуть женственное лицо брата. Госпожа Пао застенчиво улыбнулась:

— Для меня высокая честь познакомиться с достопочтенным господином, и я…

— Ваш муж говорил мне, что вы знакомы с девушкой, продающей сверчков, — перебил судья Ди. — Я хотел бы познакомиться с ней.

— Я передам ей это, когда увижу в следующий раз, господин. — Потом, обиженно поглядев на супруга, добавила: — Муж недавно выговаривал мне за то, что я не спросила, где она живет. Но девушка сказала, что бывает на рынке почти каждый день, поэтому…

— Благодарю вас, госпожа Пао! До свидания.

Они снова двинулись в путь.

— А у вас есть еще братья и сестры, господин Лян? — осведомился судья.

— Нет, достопочтенный господин. Я единственный сын в семье. Дочерей было две, но старшая умерла несколько лет назад.

— Вскоре после нашей свадьбы произошло несчастье, — сухим, резковатым голосом вставил Пао. — И это глубоко потрясло мою молодую жену. Да и меня конечно же.

— А что за несчастье? — спросил судья Ди.

— Сестра спала с открытым окном, — ответствовал Лян. — От дуновения ветра занавеска попала на масляную лампу, и в комнате вспыхнул пожар. Видимо, от дыма несчастная лишилась чувств… Мы нашли только обугленные останки.

Судья выразил соболезнования. Хозяин дома отворил тяжелые двери и провел гостей в прохладную комнату с высоким потолком. По знаку Ляна слуга бросился к окнам и скатал бамбуковые занавеси. Судья Ди окинул комнату оценивающим взглядом. Все стены занимали полки с книгами и свитками бумаг. Огромный стол, стоявший посередине, на синем ковре, если не считать пары серебряных подставок для свечей и письменного прибора, был пуст. Лян повел гостей к чайному столику в углу, усадил судью Ди в большое кресло, господину Пао и Тао Ганю предложил стулья с прямыми спинками. Сам он устроился сбоку на стуле пониже и велел слуге приготовить чай.

Поглаживая длинную бороду, судья Ди с удовлетворением заметил:

— Тут чувствуется дух ненавязчивой утонченности, чего и следовало ожидать от рабочего кабинета человека, преуспевшего в обоих искусствах — как войны, так и мира.

За чаем они немного побеседовали о морских кампаниях Властелина Южных Морей, а Лян показал несколько весьма ценных старинных карт города из собрания флотоводца. Рассматривая одну из них, судья вдруг ткнул в нее указательным пальцем.

— А вот здесь у нас Цветочная пагода! — воскликнул он. — Я случайно оказался там вчера вечером.

— Это одна из наших достопримечательностей, достопочтенный господин, — проговорил Лян. — Я хожу туда раз в неделю, а то и чаще, играть в шашки с настоятелем. Он очень искусный игрок! А также великий ученый. Сейчас настоятель трудится над новой книгой об историческом значении распространения письменности.

— И он так занят наукой, что, очевидно, переложил управление храмом на помощника?

— О нет, господин! Настоятель усердно исполняет свои обязанности. Да иначе и нельзя, ведь такой большой, открытый толпам людей храм требует неустанного попечения. Порой туда заходят всякого рода подозрительные лица и норовят ограбить неосторожных посетителей. Я имею ввиду карманных воришек, надувал и прочих.

— Вам следовало бы включить сюда и убийц, — сухо обронил судья Ди. — Не далее как вчера я обнаружил в храме тело тайного посланца столичных властей.

— Так вот о чем болтали монахи! — воскликнул Лян. — Мы играли в шашки, когда настоятеля вдруг куда-то вызвали. Я долго ждал, а потом стал расспрашивать монахов, и те сказали мне о каком-то убийстве. Кто совершил его, господин?

Судья пожал плечами:

— Видимо, здешние головорезы.

Лян покачал головой и, сделав глоток чаю, со вздохом изрек:

— Такова оборотная сторона процветания, достопочтенный господин. Там, где скапливаются огромные богатства, никак не обойтись без ужасающей нищеты. Случайный наблюдатель видит только внешнюю, заманчивую сторону городской жизни, и ему невдомек, что за этим блеском скрывается и процветает жестокий тайный мир, где чужеземные преступники отлично уживаются с местным отребьем.

— У нас здесь все под строжайшим контролем, — холодно отрезал градоправитель Пао. — Более того, мне хотелось бы подчеркнуть, что преступные деяния ограничиваются собственной средой злоумышленников, то есть происходят среди отбросов общества, без коих не обходится ни один большой город.

— Не сомневаюсь в этом, — успокоил чиновника судья Ди и, отхлебнув чаю, поглядел на Ляна. — Только что вы упомянули о чужеземных преступниках, а до меня дошли нелестные слухи о Мансуре. Способен ли он использовать арабских разбойников в преступных целях?

Лян выпрямился. Теребя жидкую бородку, он долго раздумывал, прежде чем ответить.

— Сам я незнаком с Мансуром, достопочтенный господин, но, конечно, много о нем слышал, в основном от своего друга и собрата по торговле господина Яо. С одной стороны, Мансур — опытный мореход, изобретательный и ловкий торговец. С другой — это истинный араб и безраздельно предан своему племени и религии. У себя дома он хорошо известен, так как ведет свой род от халифов и, служа им, выиграл немало битв с варварами Запада. Мансур метил наместники одной из завоеванных им земель, но как-то уязвил халифа неосторожным словом, и его изгнали от двора. Таким образом Мансур и стал мореходом, но не теряет надежды вновь обрести милость халифа и ради этого готов на все. — Лян немного помолчал и, тщательно подбирая слова, добавил: — Все, что я сказал, основано на тщательно проверенных мной фактах. Прочее же — только слухи. Кое-кто уверяет, будто, сумей Мансур учинить крупные беспорядки здесь, в Кантоне, ограбить город и отплыть домой с богатой добычей, халиф, возможно, сочтет это подвигом во славу арабов и в награду восстановит положение Мансура при дворе. Однако повторяю, это чистой воды слухи. Я могу и заблуждаться насчет Мансура.

Судья Ди удивленно вскинул бровь:

— Что может сделать горстка арабов против тысячи хорошо вооруженных и обученных воинов Поднебесной? Не говоря о страже, охране порта и прочем?..

— Мансур участвовал в осаде множества варварских городов, так что, надо полагать, у него богатый опыт. Кроме того, ему известно, что Кантон, в отличие от городов севера, застроен в основном двухъярусными деревянными домами. Поэтому в сухую ветреную погоду достаточно развести огонь в подходящих местах — и пламя охватит весь город. А во всеобщей неразберихе даже мелкие группы злоумышленников способны сделать все, что угодно.

— О Небо, он прав! — воскликнул Пао.

— Далее, — продолжал Лян, — тот, кто устроит в городе беспорядки, обретет массу пылких сторонников, как только начнется грабеж. Я говорю о нескольких тысячах танка. Они сотни лет копили ненависть к нам.

— И не без оснований, — со вздохом признал судья Ди. — И все-таки, что может сделать речной народ? Эти люди не организованы и ее вооружены.

— Как сказать, — протянул Лян, — кое-какая организация у них все-таки есть — танка слушаются своих шаманов. И несмотря на отсутствие оружия, в уличных потасовках это довольно опасные противники. Танка отлично владеют длинными ножами и ловко душат жертву шелковым платком. Правда, они не доверяют чужакам, но, поскольку их женщины вступают в связь по большей части с арабскими моряками, Мансуру будет нетрудно обрести в их лице надежную опору.

Судья Ди ничего не сказал на это — он обдумывал слова Ляна, и молчание нарушил Тао Гань:

— Я заметил, господин Лян, что душители танка всегда оставляют на жертве серебряную монетку того же веса, что их шелковый платок. И монетки эти стоят немало. Так почему убийцы не забирают их или не используют кусочки свинца?

— Танка очень суеверны, — пожав плечами, ответил Лян. — Это своего рода выкуп убитому. Душители считают, что таким образом уберегают себя от преследований духа жертвы.

Судья Ди поднял глаза.

— Покажите-ка мне еще раз карту города, — приказал он.

Когда Лян расправил карту юга столе, судья велел градоправителю Пао указать кварталы, где преобладают деревянные дома. Они занимали большую часть города, населенную людьми среднего достатка и беднотой. Улицы здесь были очень узкими.

— Да, — мрачно кивнул судья, — пожар легко уничтожит едва ли не весь город. А людские потери и материальный ущерб при этом будут таковы, что мы не имеем права недооценивать слухи насчет Мансура. Необходимо сразу принять соответствующие меры. Я прикажу наместнику собрать сегодня тайное совещание во дворце и пригласить на него, помимо вас двоих, господина Яо Тайцая, предводителя караульного войска и начальника стражи порта. Там мы обсудим срочные предупредительные меры и решим, что делать с Мансуром.

— Долг велит мне заметить, достопочтенный господин, — озабоченно произнес Лян, — что Мансур, возможно, ни в чем не виновен. Он здесь торгует, а среди торговцев всегда возникает соперничество, и кое-кто не остановится ни перед чем, дабы погубить удачливого собрата. Поэтому все толки о Мансуре могут оказаться лишь злобной клеветой.

— Будем надеяться, что так и есть, — отрезал судья, допил чай и встал.

Лян Фу повел гостей через множество двориков и переходов к парадному входу и там, церемонно отвесив несколько глубоких поклонов, простился с ними.

Глава 13

Чао Тай появился во дворце двумя часами раньше, сразу после того, как судья Ди отбыл к Лян Фу. Смотритель проводил его в зал отведенного высокому гостю крыла.

Единственный оказавшийся под рукой слуга уверил Чао Тая, что судья, по всей видимости, не вернется до полудня, и тайвэй направил стопы к ложу из сандалового дерева, разулся и лег на мягкие подушки с твердым намерением хорошенько вздремнуть.

Но несмотря на усталость, Чао заснуть так иве смог. Довольно долго он крутился с боку на бок, чувствуя, что настроение портится все сильнее и сильнее. «Что-то ты становишься больно мягкотелым, глупец, и это — в твои-то годы! — сердито выругал себя Чао Тай. — Ты даже не похлопал по попкам близняшек морехода Ни, а ведь они сами напрашивались! И что, во имя всех демонов, случилось с моим левым ухом?» Он засунул в ухо мизинец и энергично покрутил, но звон не исчез, и тут Чао обнаружил его источник — звук доносился из левого рукава.

Чао Тай сунул туда руку и вытащил коробочку, старательно завернутую в красную бумагу. Несколько торопливо набросанных на ней изящных иероглифов оповещали: «Господину Тао. В собственные руки».

«Это от женщины, — пробормотал Чао Тай, — должно быть, Гань завел себе подружку — ту, что толкнула меня возле дома Ни. И она сунула мне в рукав послание. Но откуда ей было звать, что я у морехода?»

Чао Тай встал и, подойдя к двери, положил «гостинец» на столик, подальше от стола судьи Ди, потом снова лег и на сей раз уснул мгновенно.

Проснулся Чао Тай около полудня. Не успел он сунуть ноги в туфли и с удовольствием потянуться, как двери распахнулись, и смотритель с поклоном пропустил судью Ди и Тао Ганя.

Судья проследовал к своему столу в глубину зала. Пока Чао Тай и Тао Гань, как обычно, устраивались на табуретах, он достал из ящика карту города и разложил перед собой.

— У нас произошел интересный разговор с Лян Фу, — пояснил судья Чао Таю. — Похоже, наше первое предположение оказалось верным. Видимо, цензор приехал в Кантон, узнав, что арабы вознамерились учинить здесь беспорядки.

Чао Тай внимательно выслушал краткое изложение беседы судьи Ди с Лян Фу.

— Лян подтвердил и то, что говорила мне певичка в храме: арабы — постоянные посетители притонов танка, так что у них хватает возможностей близко сойтись, — подвел итог судья. — Это также объясняет, почему цензора отравили ядом, известным только речному народу. Да и карлик, которого вы видели в винной лавке вместе с разбойничьего вида арабом, явно принадлежал к народу танка. И неизвестный нам человек, что удавил разбойника, пустил в ход такой же шелковый платок, как и танка. Поэтому можно предполагать, что те, кто противостоит арабским смутьянам, тоже привлекли на свою сторону танка. Все это пока непонятно. Но как бы то ни было, я не могу пойти на риск позволить арабам устроить здесь разгром и велел наместнику собрать совещание во дворце в два часа пополудни, дабы выработать предупредительные меры. А как дела у тебя, Чао Тай?

— Я отыскал танцовщицу, господин. По матери она танка. К несчастью, ее покровитель страшно ревнив, и девушка не осмелилась долго разговаривать со мной на лодке, где он поселил ее. Однако Зумурруд сказала, что время от времени встречается с ним в небольшом домике на берегу, чуть южнее храма Гуань-инь, и обещала уведомить меня о возможности увидеться там. Посещает она этот дом крайне редко, так как относится к числу отверженных и не имеет права жить на берегу.

— Знаю-знаю, — с досадой буркнул судья Ди. — Положение об изгоях следует упразднить, ибо это только позорит ваш великий народ. Долг повелевает нам просветить этих несчастных и даровать им равные права. А у морехода Ни ты побывал?

— Да, господин. И нашел его приятным и хорошо осведомленным собеседником. Но как я и ожидал, он мало что мог рассказать о Мансуре.

После того как Чао Тай передал историю, поведанную Ни, судья Ди заметил:

— Тебе следует быть поосторожнее с этим малым, Чао Тай. Я не верю его россказням. Это слишком отличается от того, что я узнал от Лян Фу. Мансур — богатый князек. С какой стати ему опускаться до вымогательства? И откуда Ни все это взял? Погоди-ка, дай подумать… Ни заявил, будто остался на берегу, так как ему пришлась по вкусу спокойная жизнь за изучением трактатов о загробной жизни? Но это явная ложь! Он моряк, а таким людям нужны куда более веские причины, чтобы торчать на суше! Я думаю, Ни сам был влюблен в ту женщину, а семья выдала ее замуж, пока он плавал. Вот моряк и сидит здесь, Надеясь, что престарелый муж рано или поздно помрет, предоставив ему возможность соединиться с возлюбленной. Само собой, Ни возненавидел Мансура за связь с этой женщиной, вот он и выдумал грязную историю о вымогательстве. Как тебе такое толкование, а?

— Да, — протянул Чао Тай, — это может оказаться правдой. И вдобавок соответствует тому, что говорили мне две девушки-рабыни насчет глубокой привязанности их хозяина к какой-то женщине.

— Две рабыни? — переспросил судья. — Так вот почему градоправитель обронил, что Ни ведет развратный образ жизни.

— Вовсе нет, господин. Эти две девушки — кстати, близняшки — более чем ясно дали мне понять, что мореход ни разу не думал посягать на их невинность.

— Так зачем он их тогда держит? Для украшения дома? — полюбопытствовал Тао Гань.

— В память об их несчастной матери, дальней родственницы его матушки. История эта очень трогательна. — Чао Тай, добросовестно повторив то, что узнал от Ни, гневно нахмурился. — А тот негодяй, что совратил женщину, должен быть законченным мерзавцем. Я презираю тех ханьцев, кто думает, будто с чужеземной девушкой можно делать все, что заблагорассудится, только из-за ее происхождения.

Судья бросил мимолетный взгляд на Чао Тая и довольно долго молчал, подергивая бороду.

— Ну ладно, — наконец сказал он. — У нас слишком много других важных дел, чтобы встревать в личную жизнь морехода. Сейчас вы оба можете пойти перекусить. Но к двум часам непременно возвращайтесь на совещание.

Двое друзей, попрощавшись с судьей, совсем было собрались уходить, когда Чао Тай взял со столика сверток в красной бумаге. Передавая его Тао Ганю, он тихонько пояснил:

— Мне сунула это в рукав какая-то женщина на улице. Она, видать, нарочно наткнулась на меня, когда я уходил от Ни. А раз тут написано «В собственные руки», мне не хотелось показывать это судье Ди, пока ты сам не глянешь, что внутри.

Тао Гань поспешно распаковал коробочку. Внутри лежал предмет в форме яйца, завернутый в кусок ткани. Это была искусно вырезанная из слоновой кости клетушка для сверчка.

Тао Гань подвес ее к уху и немного послушал легкое шуршание.

— Это наверняка от нее, — вздохнул он и тут же удивленно вскрикнул: — Эй, погляди-ка! Чтобы это значило?

Он показал Чао Таю квадратную печать на футляре. «Личная печать Лю, императорского цензора» — значилось там.

— Надо не мешкая показать это судье! — заторопился он.

И друзья побежали обратно. Когда судья Ди с изумленным видом оторвался от изучения карты, Тао Гань молча отдал ему клетушку и футляр, а Чао Тай объяснил, откуда это взялось. Отложив клетушку, судья осмотрел печать и, распечатав футляр, извлек тонкий листок бумаги, сплошь покрытый мелкими иероглифами. Расправив листок на столе, Ди принялся их внимательно изучать. Наконец он поднял глаза и мрачно объявил:

— Это личные заметки цензора Лю. Речь идет об арабах, уплативших ему определенную сумму за полученный товар. Но какого рода товар — не сказано. Помимо Мансура тут упоминаются двое других — цензор называет их Ах-ме-те и А-си-се.

— О Небо! — воздел руки Чао Тай. — Так, цензор оказался предателем? Или, быть может, это подделка?

— Нет, заметки подлинные, — процедил судья. — И печать настоящая. Я видел ее сотни раз в канцелярии. Что касается иероглифов, тоя знаком с почерком цензора по его докладам Совету, написанным собственноручно, хотя, в отличие от этой записки, уставным письмом. И эти заметки составлены высоким слогом, доступным только людям хорошо образованным.

Он откинулся на спинку кресла и надолго ушел в глубокие раздумья. Оба помощника с тревогой взирали на господина. Наконец и Ди посмотрел на них.

— Я понял, что все это означает! — радостно сказал он. — Кто-то прекрасно осведомлен о цели нашего пребывания в Кантоне! Поскольку это тщательно охраняемая государственная тайна, этот неизвестный нам человек должен быть весьма высокопоставленным лицом, посвященным в дела Великого совета. Очевидно, он принадлежит к клану, враждебному цензору. Он и его присные заманили господина Лю в Кантон, рассчитывая впутать в заговор Мансура, обвинить в государственной измене и таким образом убрать с политической сцены. Однако цензор предусмотрел такой поворот событий. Он, как доказывают эти записки, пошел на сотрудничество с арабами, но лишь затем, чтобы выяснить кто в действительности подзадоривает смутьянов. Но по всей видимости, противники обнаружили, что Лю раскрыл их замыслы. И тогда его отравили. — Судья повернулся к Тао Ганю: —То, что слепая девушка подбросила тебе конверт, свидетельствует как об остроте ее ума, таки о том, что она была свидетелем убийства. Ведь слепые не могут подбирать письма, брошенные на столе или на улице. Должно быть, обшаривая рукава убитого, девушка нащупала футляр чувствительными, как у всех незрячих, пальцами, а убийца этого не заметил. Золотой Колокольчик был тоже взят ею с тела цензора. А история о том, как она услышала пение сверчка, проходя мимо храма, выдумана для отвода глаз.

— Позже Ланьли, видимо, попросила кого-то, кому вполне доверяет, прочитать содержимое футляра, — добавил Тао Гань, — и, когда ей сказали, что там печать цензора, оставила находку у себя. Впоследствии, узнав от того или тех, кто побывал у нее после меня, что я расследую причины исчезновения цензора, Ланьли прислала футляр мне вместе со сверчком, чтобы я понял, от кого послание.

Судья почти не слушал его.

— Нашим противникам известен каждый наш шаг! — вдруг взорвался он. — Положение становится просто невыносимым! А этот мореход, судя по всему, — в самых тесных отношениях с этими людьми. Ведь никак не может быть простым совпадением то, что неизвестная девушка подсунула тебе в рукав, Чао Тай, этот сверток у ворот его дома. Немедленно возвращайся к Мореходу Ни и как следует допроси его! Начни осторожно, но если он станет отрицать, что знаком со слепой, бери за шиворот и тащи сюда! Я буду у себя в трапезной.

Глава 14

Предосторожности ради Чао Тай вышел из паланкина за поворотом и пошел к дому морехода Ни пешком, а перед тем как постучать, внимательно огляделся, но не заметил никого, кроме уличных торговцев: большинство из них ели рис или готовились к дневному отдыху.

Ворота открыла все та же старуха и сразу пустилась в длинные объяснения на языке, каковой, по разумению Чао Тая, был персидским. Воин немного послушал из вежливости, потом отодвинул старуху и вошел.

Наверху царила глубокая тишина. Чао Тай отворил дверь зала. Никого. Он решил, что мореход Ни и его близняшки уже отобедали и теперь отдыхают. Раздельно — как подчеркнула Даньязад! — с раздражением напомнил себе Чао Тай. Он немного подождал на случай, если у старой карги хватит ума разбудить хозяина. Но тайвэй решил, что, коли в ближайшее время никто не появится, ему придется обследовать дом самому.

Тайвэй подошел к стойке с мечами и вновь залюбовался совершенством клинков. Он так увлекся, что не услышал, как двое мужчин в тюрбанах взобрались на плоскую крышу снаружи. Беззвучно перешагнув через горшки с орхидеями, они проникли в комнату незамеченными. Пока тот, что повыше, вытаскивал длинный тонкий нож, его широкоплечий спутник вскинул дубинку и, подкравшись к Чао Таю сзади, нанес резкий и сильный удар по затылку. Чао Тай на мгновение застыл и с грохотом упал как подкошенный.

— Тут хватает добрых клинков на любой вкус, Азиз, — взглянув на стойку с мечами, заметил высокий араб, — так что мы быстро выполним поручение Мансура.

— Хвала Аллаху! — прозвенел серебристый голосок по-арабски. — Я избавлена от посягательств похотливого неверного!

Оба разбойника повернулись и вытаращили глаза на появившуюся перед занавесью девушку. Не считая голубых бус да шелковых туфелек, она была совершенно нагой.

— Должно быть, эта гурия спустилась к вам из самого рая, — благочестиво пробормотал широкоплечий араб, с удивлением и восторгом разглядывая ладную фигурку юной красавицы.

— Можете считать меня наградой для всех правоверных, — заявила Дананир и, указав пальцем на Чао Тая, добавила: — Этот мерзавец хотел надругаться надо мной и как раз снимал меч, чтобы силой заставить меня подчиниться его гнусным желаниям, вот я и спряталась за этой занавесью. Похоже, его мать некогда путалась с ослом.

— Дай нам немного времени довершить дело! — пылко вскричал высокий разбойник. — А потом мы насладимся твоим обществом! Кстати, мое имя Ахмед. А друг мой зовется Азизом.

— Ахмед или Азиз — какая разница, — молвила Дананир, зазывно глядя на обоих. — Вы оба — молодые красавчики. Дайте-ка я вас получше разгляжу! — Она быстро подошла, вынудив арабов встать бок о бок, спиной к занавеси.

— О Аллах! — нетерпеливо выдохнул широкоплечий. — К чему забивать мыслями такую милую головку? Сначала…

И тут его голос оборвался. Прижав руки к груди, Азиз рухнул на пол; из открытого рта потоком хлынула кровь.

С испуганным воплем Дананир обвила руками Ахмеда.

— О Аллах, помилуй нас! — взвыла она. — Что здесь…

Большая алебастровая ваза разбилась о голову второго араба. Дананир убрала руки, и он повалился ничком на камышовую циновку.

Из складок занавеси вынырнула Даньязад и смерила недоверчивым взглядом лежащих па полу разбойников.

— Ты отлично с этим справилась, — одобрила действия сестры Дананир. — Но почему не заколола и второго? Ты ведь знаешь, мореходу очень нравилась эта ваза!

— Я обратила внимание на его здоровенные плечи и побоялась, что он носит кольчугу.

Даньязад старалась говорить беспечно, но голос у нее дрожал. Девушка сильно побледнела, и ее лоб покрылся холодной испариной. Неожиданно Даньязад бросилась в дальний угол, и ее вырвало на пол. Отбросив с лица мокрые волосы, она пробормотала:

— Должно быть, это из-за рыбы, которую я съела днем. Пойди надень шаровары и помоги мне привести вояку в чувство.

Она встала на колени подле Чао Тая и принялась растирать ему шею и плечи, а Дананир взяла кувшин и стала лить воду па голову.

Тайвзй долго не приходил в себя. Открыв наконец глаза, он удивленно уставился на склонившиеся над ним личики.

— Вот несносные близняшки! — прохрипел Чао и вновь смежил веки.

Какое-то время он лежал не двигаясь, потом медленно сел, ощупал здоровенную шишку на затылке, привел в порядок волосы и выровнял шапочку.

— О Небо! — прорычал тайвэй, сердито глядя на двойняшек. За подобные шутки я сдеру всю кожу с ваших маленьких попок!

— Не угодно ли взглянуть на двух разбойников, что напали на вас, господин? Тот, что повыше, — Ахмед, а поздоровее — Азиз, — натянуто проговорила Даньязад.

Чао Тай снова сел и уставился на распростертые у занавеси тела рабов, а заодно — нож и дубину, валявшиеся на циновке.

— Пока моя сестра отвлекла их внимание, я заколола того, длинного, — пояснила Даньязад. — А второго просто оглушила, так что, коли у вас есть такое желание, можете его допросить. Он, кстати, проговорился, что их послал Мансур.

Чао Тай медленно поднялся на ноги. Тайвэя поташнивало, голова кружилась, но он все-таки смог выдавить с усмешкой:

— Умницы девочки!

— Вас вот-вот вырвет. Правда-правда, — глядя на мертвенно-бледное лицо воина, заметила Дананир. — Так всегда бывает после сильного удара по голове.

— А что, я смахиваю на неженку? — сердито буркнул Чао Тай.

— Вам станет легче, если вы представите, будто пытаетесь проглотить большой кусок тухлого бараньего жира, — посоветовала Дананир. И, увидев, как тайвэй схватился за горло, поспешно добавила: — Только не на циновку! Вот сюда, в угол, пожалуйста!

Чао Тай шагнул в указанный ему угол, и там его, как и следовало предполагать, вырвало. Но тайвэй не мог не признать, что ему и вправду стало значительно легче. Взяв кувшин с водой, он прополоскал рот и выплюнул воду в окно, потом вернулся к бесчувственным телам. Выдернув тонкий клинок Даньязад из спины высокого араба и вытерев его об одежду покойника, Чао Тай с восхищением заметил:

— Твердая у тебя рука. — Тайвэй осмотрел череп второго и, вскинув глаза, добавил: — даже слишком твердая. Этот малый тоже мертв Даньязад едва сдержала крик ужаса, и Чао Тай поспешно бросил:

— У тебя под глазками размазалась сурьма. Ну и видок.

Даньязад опрометью кинулась за спасительную занавесь.

— Не обращайте внимания, — хмыкнула Дананир. — Просто она слишком чувствительна.

Чао Тай старательно обыскал одежду обоих разбойников, но при них не нашлось даже клочка бумаги. Он стоял, задумчиво теребя усы, когда появилась Даньязад, успев заново подкрасить глаза.

— Интересно, чего хотели эти двое? — проворчал тайвэй. — Почему не убили меня сразу? Этот длинный нож вполне сгодился бы для такого дела.

— Ну разве я не говорила тебе? — напомнила Даньязад сестре. — Он очень мил, но туповат.

— Эй! Почему вы обзываете меня тупицей, нахальные девчонки? — возмутился Чао Тай.

— Да потому, что вы не способны сложить два и два, — невозмутимо пояснила Даньязад. — Неужели непонятно, что они собирались убить вас одним из мечей морехода и представить дело так, будто это он совершил убийство? Ну а коли вам и теперь не все ясно, я с удовольствием растолкую.

— О Небо! — воскликнул Чао Тай. — Боюсь, ты права. А где же мореход?

— Он ушел сразу после полуденной трапезы. Мы слышали, как ваша старуха пыталась вам это втолковать, но вы, ничего не разобрав, бесцеремонно вломились в дом. Это довольно невоспитанно, скажу я вам.

— Но почему, о Небо, вы не показались, когда я вошел?

— Во всех трактатах о любви говорится, — простодушно сказала Даньязад, — что лучший способ узнать характер мужчины — это понаблюдать за ним, когда он об этом не догадывается. А так как вы пробудили в нас любопытство, мы решили последить за вами в щелку занавеси.

— Вот бы никогда не подумал! Но все равно спасибо!

— А вы не находите, господин начальник тысячи, — деловым тоном осведомилась Даньязад, — что подобные обстоятельства — достаточно веское основание выкупить нас обеих и взять в жены?

— О Небо, нет! — ужаснулся Чао Тай.

— О Небо, да! — решительно возразила девушка и, подбоченясь, спросила: — Как вы думаете, зачем мы спасли вам жизнь?

Дананир не сводила глаз с Чао Тая.

— Давай не будем спешить, сестрица, — проговорила она. — Ведь мы же договорились, что это должно произойти почти одновременно с вами обеими, разве нет? А ты уверена, что этот Мужчина справится с подобной задачей?

Даньязад обожгла Чао Тая огненным взглядом:

— Вот и я думаю… В усах уже заметна седина. Да этому вояке лет сорок, не меньше!

— Ужасно, если одна из нас останется разочарованной, — продолжала ее сестрица. — Ведь нам всегда хотелось иметь общие воспоминания об исступленном любовнике, который лишит нас обеих невинности, точно?

— Ах вы, маленькие распутницы! — взвился Чао Тай. — А эта слепая девица, ваша подружка, — такая же бессовестная, как и вы?

Даньязад недоуменно посмотрела на тайвэя, потом с отвращением бросил сестре:

— Ему, видите ли, нужна слепая! Ну да, похоже, только такую он и сумеет покорить!

Чао Тай решил, что пререкаться с близняшками бесполезно, и он устало попросил Даньязад:

— Вели старухе нанять два паланкина, чтобы я мог доставить оба трупа своему начальнику. Скажите мне, когда они прибудут, а я помогу вам тут прибраться. Но только при одном условии — вы будете держать свои очаровательные ротики на замке!

Глава 15

Тем временем судья Ди вместе с Тао Ганем съел полуденный рис в личной трапезной. Потом они долго сидели за чаем, дожидаясь, что вот-вот подойдет Чао Тай. Но около двух часов пополудни, когда начальник тысячи так и не появился, судья встал и велел смотрителю дворца проводить их в Зал Совета.

Наместник и градоправитель Пао поджидали их у входа, рядом с ними стоял бородатый воин в блестящих доспехах. Наместник представил его как предводителя караульного войска; мужчина чуть помоложе, стоявший сзади, оказался начальником порта. После того как господин Лян Фу и Яо Тайцай тоже поклонились судье, наместник усадил его во главе большого стола для совещаний, приготовленного посреди зала.

Понадобилось некоторое время, чтобы усадить всех этих достойных господ в надлежащем порядке. Наконец, когда писцы заняли места за столиками пониже и чуть в стороне от главного и обмакнули кисти в тушь, готовясь вести записи, судья Ди начал совещание. Коротко обрисовав возникшую опасность, он попросил предводителя караульного войска описать положение с точки зрения стратегии.

Доблестный воитель сделал это в похвально сжатой манере. Всего за полчаса он успел описать расположение города и размещение в нем воинских сил. Доклад прервали только один раз, когда служащий передал градоправителю Пао письмо. Тот бегло прочитал его и попросил у судьи дозволения ненадолго покинуть зал.

Судья Ди собирался спросить предводителя караульного войска, какие меры безопасности тот мог бы предложить, но тут поднялся наместник и повел речь, долженствующую обозначить, как он подчеркнул, главные особенности города с более широкой точки зрения — управленческой. Пока наместник вещал, Пао успел вернуться и снова занять свое место. Наместник, вдаваясь в совершенно излишние подробности, распространялся более получаса. Судья Ди уже начал сердито ерзать в кресле, когда вошел придворный чиновник и шепотом спросил, не соблаговолит ли достопочтенный судья выйти к тайвэю Чао, каковому нужно срочно сообщить важное известие. Радуясь возможности размять ноги, судья Ди решил нарушить установления и выйти к помощнику. Ди встал и попросил собравшихся извинить его за кратковременную отлучку.

В приемной Чао Тай торопливо поведал обо всем, что произошло в доме морехода Ни.

— Отправляйся в арабский квартал и немедленно задержи Мансура! — гневно бросил судья Ди. — Это первое прямое доказательство против негодяя! Ахмед и Азиз — те два араба, что упомянуты в записке цензора. И прихвати с собой четверых наших стражников.

Чао Тай с довольной улыбкой повернулся, спеша выполнить приказ, но судья остановил его:

— Попытайся также задержать морехода Ни. Если он еще не вернулся, пусть судебная управа разошлет повеление всем городским стражам доставить его ко мне. Мне очень хочется поговорить с этим моряком! Вот уж поистине тут не обошлось без таинственных предначертаний, которыми он так интересуется!

Вернувшись на место во главе стола, судья сурово заметил:

— Одной из тем нашего совещания является то, какие меры следует принять против Мансура, главы здешней арабской общины, Я только что получил сведения, каковые вынудили меня отдать приказ о его немедленном задержании. — Ди быстро обвел взглядом лица собравшихся за столом.

Все, за исключением господина Яо, погрузившегося в глубокую задумчивость, согласно кивнули.

— До меня также доходили слухи об опасности арабской смуты, — сказал Яо. — Но я тотчас отверг их как основанные на пустых сплетнях. Что до Мансура, то, думаю, я могу сказать, что хорошо его знаю. Человек он крайне вспыльчивый и высокомерный, но я уверен, что он никогда и не помышлял об участии в столь подлом заговоре.

Судья холодно посмотрел на торговца.

— Должен признать, — спокойно отозвался он, — у меня нет явных улик против Мансура — точнее, пока нет. Но, как глава арабской общины, он лично ответствен перед вами за все, что случается среди его соплеменников. Теперь он получит полную возможность доказать, что ни в чем не виновен. А так как мы обязаны принимать в расчет, что Мансур может и не быть зачинщиком беспорядков, задержание не избавляет нас от подготовки мер предосторожности. Поэтому я прошу предводителя караульного войска перечислить означенные меры.

Когда воин со свойственной ему четкостью выполнил приказ, начальник порта предложил ввести некоторые ограничения для арабских кораблей в гавани. После того как по всем пунктам было достигнуто соглашение, судья велел градоправителю Пао составить необходимые уведомления и приказы. Это заняло довольно много времени, ибо каждый текст следовало обсудить и одобрить, но в конце концов судья Ди смог подписать их и поставить печать. Он уже собирался закрыть совещание, по наместник достал из-за пазухи увесистую пачку бумаг и положил их на стол, со значительным видом прокашлялся и начал:

— Мне бесконечно жаль, что неожиданно возникшие затруднения с арабами отняли у достопочтенного господина так много драгоценного времени. А поскольку я не предаю забвению тот факт, что целью вашего приезда является получение точных сведений о заморской торговле, я приказал портовым властям составить доклады с подробным перечислением данных о ввозе и вывозе товаров. И если достопочтенный господин позволит, я, основываясь на этих документах, вкратце обрисую общее состояние дел.

Судье Ди очень хотелось резко оборвать Вэна, сославшись на то, что у него достаточно дел поважнее, но вовремя прикусил язык — в конце концов, ему следовало соблюдать приличия. Да и наместник проявил похвальное рвение. Поэтому судья кивнул и с неохотой откинулся на спинку кресла.

Под монотонно бубнящий голос наместника Ди думал о том, что Чао Тай рассказал ему про морехода Ни. То, что Мансур собирался свалить убийство Чао Тая на морехода, явно исключало участие последнего в гнусном заговоре. Возможно, он заодно со слепой девушкой? Когда Чао Тай гостил у Ни, тот получил записку, а когда Чао Тай покидал морехода, в его рукав подкинули посылку. Судье необходимо было пошептаться кое о чем с Тао Ганем, но он заметил, что его помощник сосредоточенно слушает речь наместника. Судья вздохнул. Он знал, что Тао Ганя всегда живо интересовали денежные вопросы.

Речь наместника длилась более часа. Когда он наконец умолк, слуги пришли зажечь свечи в серебряных подставках. Теперь поднялся Лян Фу и стал обсуждать приведенные наместником цифры. Судья Ди очень обрадовался, когда снова вошел служитель. Тот с озабоченным видом быстро шепнул судье:

— Здесь, достопочтенный господин, начальник стражи северо-западного квартала с безотлагательным сообщением для градоправителя.

Пао вопросительно взглянул на судью и, когда тот согласно кивнул, поспешил за служителем в приемную.

Судья Ди начал благодарить наместника и господина Ляна за превосходные речи, но не успел сказать и нескольких слов, как в зал ворвался Пао с мертвенно-бледным лицом.

— Мою жену убили! — задыхаясь, просипел он. — Я должен…

При виде входящего Чао Тая он осекся на полуслове, а тайвэй поспешил к судье.

— Мансур бесследно исчез, господин, — расстроено доложил он. — Мореход Ни — тоже. Не могу понять, что…

Подняв руку, судья Ди оборвал излияния Чао Тая и торопливо приказал наместнику:

— Пошлите своих людей задержать Мансура, а заодно и морехода Ни. Немедленно! — Потом судья уведомил Чао Тая, что госпожа Пао убита, и повернулся к вдовцу: — Примите мои искренние соболезнования, господин Пао. И я, и мои помощники сейчас же отправимся к вам. Это новое преступление…

— Но оно произошло не у нас дома, господин! — воскликнул градоправитель. — Ее убили в доме чуть южнее храма Гуань-инь, о котором я вообще ни разу не слышал! На южном углу второй улицы!

Господин Яо издал сдавленный стон. Открыв рот и вытаращив от ужаса глаза, он уставился на градоправителя.

— Вам знакомо это место, господин Яо? — резко осведомился судья.

— Да, конечно… Я… этот дом принадлежит мне. Я принимаю там своих деловых партнеров…

— Тогда я приказываю вам объяснить, каким образом… — начал было Пас, но судья Ди не дал ему договорить:

— Господин Яо проводит вас на место преступления и там надлежащим образом все объяснит.

Он вскочил с кресла, велел наместнику тотчас привести в исполнение предусмотренные меры и покинул зал в сопровождении своих помощников, градоправителя Пао и Яо Тайцая. В парадном дворе стражники уже затеплили фонари. Дожидаясь, пока подадут его паланкин, судья спросил Пао:

— Как это произошло?

— Ее убили, накинув сзади шелковый шарф, господин, — бесцветным тоном ответил вдовец.

Судья Ди выразительно посмотрел на своих помощников, но от пояснений воздержался. Как только ступенька паланкина спустилась на землю, он подозвал градоправителя:

— Вы поедете со мной, господин Пас, места здесь вполне достаточно. А вы, начальник стражи, позаботьтесь о носилках для господина Яо. А Судья усадил градоправителя рядом с собой, Чао Тай и Тао Гань завяли места напротив. Как только носильщики приладили длинные ручки паланкина на свои крепкие плечи, Чао Тай взволнованно объявил:

— Вчера вечером Яо упоминал при мне об этом доме, господин! Как я понял, он содержит там парочку легкомысленных девиц. Распоряжается там женщина постарше и…

— Теперь я знаю, как моя презренная жена попала туда! — взорвался Пао. — Она пошла на свидание с этим мерзавцем, мореходом Ни! Они были любовниками еще до того, как я, старый дурак, женился на ней. И у меня всегда были подозрения, что они продолжают эту постыдную связь за моей спиной. Подлый разврат! А Яс этому потворствовал. Я настаиваю, достопочтенный господин, чтобы Яо и Ни были задержаны и…

Судья Ди вскинул руку:

— Успокойтесь, господин Пао! Даже если ваша жена ходила туда на свидание с мореходом, это вовсе не доказывает, что именно он ее убил.

— Я вам точно скажу, что произошло, господин! Жена моя, вызнав, что всю вторую половину дня я проведу на совещании во дворце, договорилась о встрече со своим любовником. Но хоть она была ветреной и часто вела себя крайне безрассудно, по сути своей оставалась женщиной честной… Это я во всем виноват, господин, поскольку пренебрегал ею… Так уж выходило, потому что наместник постоянно загружал меня делами и ни на что другое не оставалось времени… — Голос Пао дрогнул. Он встряхнул головой и провел ладонью по лицу, потом, совладав с волнением, негромко, словно разговаривал сам с собой, продолжал: — На сей раз моя жена, видно, сказала Ни, что хочет раз и навсегда положить конец этой постыдной связи. А Ни разозлился и убил ее. Так, наверное, все и случилось.

— То, что Ни, судя по всему, скрывается, может указывать на него как на преступника, — заметил судья Ди. — Но давайте не будем увлекаться скоропалительными выводами, господин Пао.

Глава 16

Четверо стражников стояли у двухъярусного дома, и двое из них размахивали фонариками, на промасленной бумаге которых красными иероглифами значилось: «Судебная управа Кантона». Все четверо вскинули оружие, когда носильщики спустили на землю большой паланкин. Судья Ди вышел из него в сопровождении градоправителя Пао и двух помощников. Он подождал, пока начальник стражи и господин Яо выберутся из паланкина, затем спросил:

— В каком покое совершено убийство?

— В чайном, слева от залы, достопочтенный господин, — ответил начальник стражи. — Позвольте я покажу вам дорогу.

Он проводил их в довольно большую комнату, освещенную белыми шелковыми фонариками на двух красиво вырезанных подставках. Один стражник застыл у двери слева; справа у стены стояли чайный столик и большое кресло. В глубине виднелся круглый дверной проем, наполовину прикрытый голубой занавеской из бус — последние мелодично звякнули, когда белая рука поспешно опустила занавесь до конца.

— Садитесь сюда и ждите, — велел Яс судья, указывая на кресло справа. Затем он повернулся к начальнику стражи: — Вы ведь ничего не трогали на месте преступления?

— Нет, господин. Я заходил туда всего один раз, чтобы поставить зажженные свечи на стол и удостовериться, что женщина действительно мертва. Здешняя прислуга звала ее как девицу Ван, однако я обнаружил в рукаве покойной сумочку из парчи с визитной табличкой, где ясно обозначено, что сна является супругой вашего градоправителя. И я оставил все точно так, как было.

Стражник распахнул дверь, и они увидели маленькую чайную комнату. В середине ее стояли столик розового дерева и три стула; слева, у стены, — столик с вазой, полной увядших цветов. На безупречно белых, отштукатуренных стенах висело несколько превосходных свитков с изображением птиц и цветов. Напротив единственного окна ничком лежала женщина, одетая в простой коричневый халат. Рядом с ней валялось четыре опрокинутых стула. Очевидно, они стояли у ближайшего к окну столика.

Судья Ди, взяв со стола одну из свечей, подал знак Чао Таю. Помощник наклонился и повернул женщину на бок. Пас поспешно отвернулся. Тайвэй предусмотрительно встал между ним и убитой. Лицо несчастной исказила страшная гримаса, непомерно раздутый язык вывалился из окровавленного рта. Чао Тай не без труда ослабил шелковый шарф, чудовищной силой сдавивший горло женщины, и молча показал судье Ди серебряную монету, завязанную в уголок.

Судья Ди взмахом руки приказал Чао Таю покрыть лицо убитой, затем повернулся к стражнику, неподвижно стоявшему у двери:

— Как было обнаружено тело?

— Приблизительно через полчаса после прибытия госпожи младшая прислужница вошла подать чай, полагая, что господин, с которым та собиралась здесь встретиться, уже пришел. Увидев бездыханное тело, девушка отчаянно завизжала Люди па улице это услышали. Окно было отворено, как и сейчас. Оно выходит в небольшой проулок между этим домом в соседним. Ну так вот, двое мужчин, проходивших мимо, услышали вопли прислужницы и без промедления побежали в управу предупредить меня. Ну и я поспешил сюда выяснить, что случилось.

— Понятно, — кивнул судья.

Он велел обоим помощникам обыскать комнату на предмет каких-либо улик, а потом позаботиться () доставке тела убитой в судебную управу.

— А теперь я должен допросить женщину, которая здесь всем распоряжается, — обратился он к Пас. — Куда вы отправили женщин, начальник стражи?

— Той, что здесь вроде домоправительницы, я велел сидеть в покое рядом с залой, господин.

А четырем девицам, которые здесь живут, запретил покидать комнаты наверху. Служанкам было приказано оставаться на кухне.

— Неплохая работа! Пойдемте, господин Пао!

Они пересекали залу, направляясь к дальней двери. Господин Яо вскочил с кресла, но судья Ди сделал вид, будто не замечает его, а градоправитель одарил таким взглядом, что торговец в растерянности плюхнулся обратно.

В маленькой приемной стояли чайный столик резного черного дерева, два стула из того же материала и высокий комод-гуйчу. Опрятно одетая женщина средних лет, стоявшая у комода, тотчас быстро склонилась в низком поклоне. Судья Ди сел за чайный столик и знаком предложил господину Пао занять соседний стул. Начальник стражи заставил женщину спуститься на колели, а сам, скрестив руки на груди, остался стоять рядом с ней.

Судья Ди стал задавать вопросы, начав, как положено, с имени и возраста. Женщина отвечала на северном диалекте сбивчиво, однако благодаря искусно построенному допросу судья Ди сумел выяснить, что господин Яо купил этот дом пять лет назад и вверил ее заботам четырех девушек. Две в прошлом были певичками, а еще две — актрисами. Всем им выплачивалось щедрое вознаграждение. Господин Яо обычно захаживал сюда раза два в неделю либо один, либо с двумя-тремя друзьями.

— Как ты познакомилась с госпожой Пао? — спросил ее судья Ди.

— Клянусь, я и знать не знала, что это супруга почтенного градоправителя! — захныкала женщина. — А то я ни за что не позволила бы мореходу Ни приводить ее сюда. Он…

— Ну разве я вам не говорил?! — крикнул Пао. — Этот мерзавец…

— Предоставьте допрос мне, господин Пао, — отрезал судья и сурово глянул на домоправительницу: — Продолжай!

— Ну так вот, мореход появился у нас пару лет назад, как я уже говорила, представив эту женщину как девицу Ван. «Нельзя ли мне воспользоваться комнатой сейчас и после полуденной трапезы, чтобы побеседовать с госпожой» — спросил он. А поскольку морехода знает весь город, господин, и он посулил достойно платить за чай и угощение, я…

— А господин Яо знал об этих свиданиях? — спросил судья.

Щеки женщины заалели.

— Ну, раз мореход всегда приходил пополудни, господин… — заикаясь пробормотала она, — и всего-то на чашку чая, я… не думала, что надо спрашивать позволения у господина Яо и…

— И ты просто прикарманивала денежки морехода, — холодно закончил вместо нее судья. — Хотя отлично знала, что моряк путается с этой женщиной. А значит, тебя ждет порка за то, что посмела держать дом свиданий без надлежащего разрешения властей.

Женщина в отчаянии несколько раз стукнулась лбом об пол и возопила:

— Клянусь, мореход ни разу не коснулся даже ее руки, господин! В этой комнате нет ни ложа, ни хотя бы скамьи! Молю вас, спросите у служанок, господин! Они все время ходили туда-сюда: принося то чаи, то сласти, то еще что-нибудь. И все скажут вам, что они просто сидели и разговаривали. Иногда играли в облавные шашки — и все! — Домоправительница разразилась рыданиями.

— Прекрати хныкать и вставай! Начальник стражи, проверьте ее показания у служанок! — Судья вновь обратился к женщине: — Мореход заранее предупреждал тебя всякий раз, как собирался прийти сюда с госпожой Пао?

— Нет, господин. — Она вытерла лицо рукавом халата. — Зачем? Он знал, что господин Яо никогда не бывает здесь пополудни. Мореход и госпожа всегда приходили раздельно, он первым, иногда — она. Сегодня первой шла женщина. Служанка отвела ее в комнату, где они обычно сидели, решив, что мореход вот-вот объявится. Но на сей раз он вообще не пришел.

— Еще как пришел! — гневно заорал Пао. — Просто ты его не видела, дуреха! Он забрался в окно, и…

Судья Ди предупреждающе поднял руку.

— Так, значит, ты не видела морехода? — уточнил он у домоправительницы. — А не наведывались ли сюда другие гости, непосредственно до или после прибытия госпожи Пао?

— Нет, господин. Ну разве что… приходила эта бедняжка, и как раз перед госпожой Пао. Но поскольку девушка слепа…

— Ты сказала, что девушка была слепой? — вскинулся судья.

— Да, господин. Одета в простой коричневый халат, сильно поношенный, но разговаривала как образованная. Девушка сказала, что хотела извиниться: она не смогла прийти на встречу с господином Яо накануне вечером. Я полюбопытствовала, не она ли торгует сверчками, и оказалось, что да..

домоправительница вдруг застыла на месте и через плечо бросила испуганный взгляд на дверной проем.

— Да будет тебе, выкладывай все, что знаешь об этой слепой! — приказал судья.

— Ну вот, тут я вспомнила, что господин Яо и в самом деле дожидался ее. Девушка объяснила, что раньше приходила к нему в усадьбу всякий раз, как могла предложить на продажу хорошего сверчка, однако теперь будет приходить сюда. Господин Яо даже велел мне приготовить для нее наверху комнату. Несмотря на слепоту, эта девушка очень красива, господин, и явно получила образование. А поскольку господин Яо любит разнообразие… — Она пожала плечами. — Но так или этак, она не появилась накануне вечером, и господин Яо провел ночь с одной из здешних певичек.

— Понятно. А эта слепая ушла сразу после того, как ты сказала ей, что господина Яо здесь нет?

— Не совсем так, господин. Какое-то время мы стояли у двери и беседовали. Девушка сказала мне, что собиралась не только повидать господина Яо, но хотела поискать в окрестностях подругу, которая недавно поступила в какое-то закрытое заведение. Насколько она поняла, это где-то рядом, за Цветочной пагодой. Я объяснила, что, должно быть, девушка перепутала, так как ни одного подобного заведения тут поблизости я не знаю. «Попытай счастья в „зеленом тереме“ за домом, дорогуша», — посоветовала я, поскольку девицы, нанимаясь в такое место, предпочитают говорить друзьям, будто поступили в закрытое заведение — это звучит куда пристойнее. Потом я отвела слепую к черному ходу и втолковала, как добраться до места.

Занавеска из бус вдруг качнулась, и вошел начальник стражи, а следом за ним — мореход Ни в сопровождении еще двух блюстителей порядка. Пас хотел было вскочить, но судья Ди удержал его за руку.

— Где вы задержали морехода? — спросил он.

— Он прибыл сюда в носилках с двумя друзьями и вошел в дом как ни в чем ни бывало. Ау нас имелось предписание задержать его, — ответил начальник стражи.

— Что привело вас сюда, господин Ни? — невозмутимо осведомился судья.

— У меня здесь было назначено свидание с одной особой, достопочтенный господин. Я должен был прийти раньше, но по пути заглянул к старинному приятелю, а у него столкнулся с еще одним знакомцем, собратом мореходом. Мы выпили по паре чаш, потолковали о былых временах, и я не заметил, как пролетело время. Тем не менее я нанял носилки, а друзья отправились проводить меня в надежде, что прогулка освежит им головы. А потом я увидел у дверей стражников. Тут что-нибудь случилось, господин?

Перед тем как ответить мореходу, судья Ди отдал распоряжение начальнику стражи:

— Проверьте-ка это заявление у тех двух господ! — Затем он вновь обратился к мореходу Ни: — Как зовут даму, с которой вы хотели встретиться?

— Я предпочел бы не отвечать на этот вопрос, господин. Видите ли, это одна из девушек Яо, ноя познакомился с ней намного раньше…

— Ваша ложь ни к чему, мореход, — резко оборвал объяснения морехода судья. — Она убита. В чайной комнате, где вы имели обыкновение видеться.

Ни, мертвенно побледнев, хотел что-то сказать, но поглядел на вдовца и сдержался. Последовало долгое, неловкое молчание. Градоправитель сверлил Ни горящими от ярости глазами, но не успел издать ни звука, как вернулся начальник стражи.

— Те двое подтвердили слова морехода Ни, достопочтенный господин. А служанки уверили меня, что все сказанное вам домоправительницей об этих свиданиях — чистая правда.

— Прекрасно. Отведите морехода к тайвэю Чао, и тот все ему объяснит. Страже дозволено вернуться на пост у наружных дверей!

Как только слуги порядка покинули комнату, Пао стукнул по столу кулаком и разразился бессвязными возражениями. Однако судья Ди тотчас осадил его:

— Вашу жену убили по ошибке, господин Пао.

— По ошибке? — изумленно повторил вдовец.

— Ну да. Как раз перед ней сюда пришла слепая девушка. А следом — один или несколько человек, желавших ее убить. Увидев, что предполагаемая жертва вошла в дом, они стали искать способ проникнуть сюда незамеченными. Но тем временем слепую девушку выпроводили на улицу черным ходом, а вашу жену встретила служанка. Супруга ваша надела коричневый халат, как и слепая. Поэтому, заглянув в открытое окно чайной комнаты и увидев вашу жену, сидящую к ним спиной, убийцы приняли ее за другую, влезли в окно и задушили.

Градоправитель сначала слушал недоверчиво, потом медленно кивнул.

— Моя жена встречалась с этой торговкой сверчками! — вдруг заметил он. — Нет, эта особа наверняка в сговоре с убийцами! Она явилась сюда, чтобы отвлечь внимание домоправительницы и развязать руки этим отъявленным мерзавцам!

— Что ж, и эту версию я буду иметь в виду, — кивнул судья. — А сейчас вам лучше пойти домой, господин Пао. Вы могли убедиться, что супруга вам никогда не изменяла. Продолжительные встречи с другом детства мореходом Ни никак нельзя назвать благоразумными, однако это не порочит ваш дом. Прощайте!

— Она мертва. Ее больше нет… — с каменным лицом пробормотал Пао. — А ведь она была еще так молода… — Вдовец задохнулся и, вскочив, бросился вон из комнаты.

Глядя на его сгорбленную спину, судья Ди решил позаботиться, чтобы Пао никогда не узнало короткой арабской истории. Ди попытался попять, как ханьская госпожа благородного происхождения могла полюбить араба, потом выбросил из головы мысли об этом и обернулся к все еще ожидавшей решения домоправительнице.

— Отвечай! — прикрикнул он ей. — Какие еще посторонние женщины приходили сюда? Считая и арабских!

— Никакие, достопочтенный господин! Клянусь вам! Господин Яо время от времени менял живущих здесь девушек, но…

— Хорошо, я спрошу у него. А теперь насчет друзей, которых он сюда водил. Ты когда-нибудь видела среди них высокого красивого северянина?

И судья подробно описал покойного цензора. Однако женщина, покачав головой, заявила, что все друзья господина Яо были кантонцами.

Судья встал. Увидев, как он появляется из-за голубой бисерной занавески, господин Яо чуть не подпрыгнул в кресле.

— Подождите меня снаружи, у моего паланкина, — сурово приказал ему судья и направился в чайную комнату.

Мореход разговаривал там с Чао Таем и Тао Ганем. Тело убитой уже убрали.

— Убийцы забрались сюда с крыши, господин! — взволнованно объявил Тао Гань. — Возле окна растет высокое дерево, и оно достает до самого карниза крыши второго яруса. Я заметил, что несколько веток недавно сломаны.

— Это обличает их! — заметил судья Ди. — Госпожу Пао убили грабители, — сказал оп мореходу Ни. — Ваша дружба с госпожой Пао закончилась печально, как и следовало ожидать. Раньше или позже, но это было неминуемо. Бесполезно пытаться поддерживать отношения с замужней женщиной, мореход.

— С ней все обстояло сложнее, — тихо пробормотал Ни. — Муж пренебрегал ею, а детей у них не было. У бедной женщины не было никого, с кем она могла бы поговорить по душам.

— Не считая слепой подруги, — сухо уточнил судья.

Мореход Ни с недоумением посмотрел на него и покачал головой:

— Нет, она никогда не упоминала о такой девушке, господин. Но вы правы, во всем виноват я, ведь это я сбежал от нее после глупой ссоры несколько лет назад. Я отправился в морское путешествие, думая вернуться домой через несколько месяцев, но мы попали в шторм. Корабль мой потерпел крушение, и меня выбросило на какой-то остров в Южном море. Чтобы вернуться домой, мне потребовалось больше года. Она не стала ждать меня и вышла замуж за Пао. Потом умерла ее сестра, и это горе вместе с неудачным замужеством способствовало тому, что бедняжка стала легкой добычей для Мансура. Она просила у меня совета, и я надеялся, что любовное гнездышко Яо будет самым безопасным местом для наших встреч. Араб вымогал у нее деньги и…

— Зачем такому богатому человеку, как Мансур, заниматься вымогательством? — перебил судья.

— Затем, что тогда он был крайне стеснен в средствах, господин. Халиф отнял у Мансура все имущество. А когда негодяю стало известно, что это я платил за нее, он стал требовать еще больше, зная о моем полуперсидском происхождении, поскольку люто ненавидит персов.

— Коли речь зашла о персах, кто был отцом ваших двух рабынь-близняшек?

Ни, бросив на судью испытующий взгляд, пожал плечами:

— Этого я не знаю, господин. Раньше я мог бы попытаться выяснить, но таким образом никак не вернул бы девочкам мать, как и настоящего отца. — Какое-то время он молча смотрел на пустое место перед окном, потом грустно добавил: — Она была странной женщиной. Безумно порывистой и чувствительной. Я знал, что наши разговоры многое для нее значат, и… — Моряк тщетно попытался прикусить дрогнувшие губы.

Судья Ди повернулся к помощникам.

— Я возвращаюсь во дворец, — объявил он, — там побеседую с господином Яо, а затем отобедаю. И вы, покончив с вечерним рисом, тоже приходите во дворец. Нам еще многое предстоит обсудить.

Чао Тай и Тао Гань проводили судью до паланкина и вернулись в дом.

— Я поел на рассвете, ограничившись парой масляных лепешек, — угрюмо сказал Чао Тай мореходу. — Потом вместо полуденного риса получил дубиной по голове. Поэтому сейчас настоятельно нуждаюсь в обильной пище и огромном кувшине самого лучшего вина. Я предлагаю вам присоединиться, мореход, при условии, что вы поведете нас к ближайшей харчевне кратчайшим путем!

Ни с благодарностью кивнул.

Глава 17

По пути во дворец судья Ди пребывал в глубокой задумчивости. Молчание его, похоже, все сильнее беспокоило господина Яо. Он то и дело бросал на спутника затравленные взгляды, но так и не смог собраться с духом, чтобы заговорить.

По прибытии во дворец судья повел торговца в зал, используемый им как личный кабинет. Яс явно поразили внушительные размеры комнаты. Ди расположился за большим столом и жестом велел торговцу сесть напротив. Смотритель дворца принес чай и сразу удалился. Судья медленно осушил чашку и, не спуская с Яс хмурого взгляда, поставил ее на стол.

— Откуда вы узнали о слепой торговке сверчками? — вдруг осведомился он.

Торговец не отвел глаз.

— Очень просто, господин, — встретил на рынке. Признаюсь, сверчковые бои — мое страстное увлечение. И я сразу понял, что она знает об этих насекомых решительно все. Потом торговка стала приходить ко мне в усадьбу всякий раз, как находила особо стойкого бойца. Ну а недавно я решил, что будет куда… э-э… выгоднее, если она поселится в моем э-э… укромном доме.

— Понятно. Где эта девушка живет?

— Я никогда не спрашивал об этом, господин! Как я уже говорил, она должна была прийти, когда…

— Я знаю. Как ее зовут?

— Девушка назвалась Ланьли, а родового имени я не знаю.

— Вы хотите уверить меня, — холодно бросил судья, — будто вам ничего не известно о прошлом своей любовницы?

— Эта слепая — вовсе не моя любовница, господин! — с негодованием воскликнул торговец, но, немного подумав, извиняющимся тоном уточнил: — По правде говоря, такая мысль несколько раз приходила мне в голову. Ланьли — весьма утонченная особа, господин. И к тому же редкостно хороша собой, а поскольку слепота делает ее не похожей на других, я… э-э-э…

— Довольно, — оборвал Ди. — Волею обстоятельств эта девушка связана с недавно совершенным здесь убийством. — Судья сердито отмахнулся от испуганных восклицаний Яо. — И я разыскиваю ее еще и в связи с убийством госпожи Пао. Как только девица будет задержана, я проверю ваши показания, господин Яо. А теперь изложите в письменном виде имена и все прочие сведения о тех девушках, что проживают в вашем тайном гнездышке, поскольку о них вам, полагаю, известно больше, чем о торговке сверчками!

— Разумеется, господин! — подобострастно закивал торговец, выбирая кисточку для письма.

— Хорошо, я скоро вернусь.

Судья Ди поднялся и вышел.

— Передай четырем моим соглядатаям, — приказал он смотрителю дворца, — чтобы ступали следом за господином Яс, когда он выйдет отсюда. Если торговец поедет в свое любовное гнездышко у Цветочной пагоды, им надлежит тотчас явиться ко мне с докладом, а коли встретится со слепой девушкой, надо тотчас задержать обоих и доставить сюда. Куда бы ни отправился этот человек, за ним необходимо установить неусыпный надзор. Соглядатаям вменяется в обязанность немедленно докладывать мне обо всех подозрительных действиях господина Яо.

Судья вернулся в кабинет и, бегло просмотрев написанное торговцем, позволил ему идти. Толстяк с нескрываемым облегчением покинул залу.

Судья Ди вздохнул. Вызвав смотрителя дворца он приказал подавать вечерний рис.

Чао Тай и Тао Гань нашли судью у окна, где ощущалось легкое дуновение ветерка. После обычных приветствий Ди перебрался за письменный стол.

— Как я уже объяснял господину Пао, жену его убили по ошибке, — сурово начал он. — Жертвой должна была стать слепая девушка. — Словно не заметив удивленного восклицания Тао Ганя, он кратко передал помощникам все, что узнал о тайном приюте Яо. — Слепая девушка, — продолжал он, — взялась, видно, учинить собственное расследование. Как я уже говорил вам, она, возможно, стала свидетельницей убийства цензора. Подозревая, что злодеяние было совершено неподалеку от Цветочной пагоды, она стала расспрашивать сводню Яс. А преступники, решив, что девушка слишком много знает, задумали ее убрать. Наемные убийцы — судя по всему, танка, коль скоро они опять воспользовались шелковым платком, утяжеленным серебряной монетой. А что касается господина Яо Тайцая, то вскорости мы выясним, правду ли он сказал о своих отношениях со слепой, поскольку я распорядился установить за ним надзор. Яо — очень сообразительный малый, однако, думаю, я достаточно сильно напугал его, чтобы наш торговец возжелал срочно связаться с кем-нибудь из своих сообщников. Торговец знает, что мы ищем слепую девушку. И если он виновен, то непременно посягнет на ее жизнь во второй раз. Насколько я понимаю, она пытается нам помочь, однако дело слишком серьезно, чтобы забота о безопасности молоденькой девушки помешала нашему расследованию. — Судья помолчал, в задумчивости подергивая усы. — Теперь о покушении на тебя, Чао Тай… Я не понимаю, как Мансур мог пронюхать, что ты решил вновь наведаться к мореходу Ни.

Ведь мы не планировали этого заранее. И даже если те два араба следили за тобой и видели, как ты вышел из дворца, они не успели бы доложить об этом главарю, получить от него указания, а затем вернуться в усадьбу морехода Ни. Да и чего ради? Мы знаем, что Мансур ненавидит Ни, однако убийцы хотели в первую очередь разделаться с тобой. Вдобавок послать наемных убийц — слишком крайний способ утолить личную вражду. Боюсь, за этим кроется куда большее, чем видно на первый взгляд. — Он оценивающе посмотрел на Чао Тая. — Надо признать, эти двойняшки — храбрые девицы. И коли ты обязан им жизнью, Чао Тай, следовало бы поблагодарить их и преподнести подобающий дар.

Тайвэй отчаянно смутился и, пробормотав, что сначала должен посоветоваться с мореходом Ни, торопливо добавил:

— Если на сегодняшний вечер у вас нет для нас другой работы, господин, мы с Тао Ганем могли бы поискать Мансура. У меня на голове мишка величиной с яйцо, и я просто жажду добраться до этого негодяя! А быть может, попутно мы наткнемся и на слепую девушку. Правда, на поиски уже отправлено несколько соглядатаев, но у меня есть особая причина изловить Мансура, а брату Тао точно известно, как выглядит девушка.

— Пусть будет так, но, разузнаете вы что-нибудь или нет, загляните сюда перед сном. Я все еще надеюсь, что письмо от Великого совета доставят к ночи, а его содержание, вероятно, потребует от нас немедленных действий.

Друзья поклонились и вышли.

Пока сии в ожидании паланкина стояли на улице, Чао Тай заметил:

— В поисках Мансура нам придется рассчитывать только на удачу. Нет смысла снова обыскивать его жилище — меня там все знают, а кроме того, мы не понимаем их окаянного языка. Да и вряд ли мерзавец прячется дома. Лучше подняться на борт арабских судов и глянуть там. А у тебя есть хоть какие-то догадки, где искать девушку?

— Ланьли скрывается не только от стражников, но и от тех, кто ищет ее, чтобы убить. А значит, постоялые дворы и сдающиеся внаем комнаты отпадают. Я думаю, она отыскала приют в каком ни будь заброшенном доме. А поскольку девушка упоминала, что знает квартал у рынка вдоль и поперек, неплохо начать оттуда. И мы наверняка облегчим себе работу, разузнав, где тут водятся сверчки, ибо такие места Ланьли изучила лучше всего.

— Хорошо, — согласился Чао Тай. — Пойдем сначала на рынок. — Он остановил проходивших мимо носильщиков, однако паланкин был занят. Тайвэй погладил коротко подрезанные усы. — Ты долго разговаривал с этой Ланьли, брат Тао, и, хотя равно ничего не смыслишь в женщинах, надеюсь, все-таки способен в общих чертах обрисовать, что это за девица?

— Она из тех, кто приносит одни неприятности, — сердито буркнул Тао Гань, — всем, включая себя. Ланьли — глупое дитя, слишком глупое, чтобы позволять ей болтаться без присмотра! Она верит, что все люди необыкновенно хороши, любого встречного принимает за воплощение доброты. Хочешь — верь, хочешь — нет, это истинная правда! Упаси меня Небо от эдаких праведниц! Ну, сам погляди, что она натворила сейчас — без всякого смысла и толку навлекла на себя смертельную опасность и вот-вот погибнет от рук убийц цензора! Видимо, эта дурочка воображает, будто цензору дали яд по ошибке вроде как верное средство от похмелья. Благое Небо! Шлет мне поющего маленького сверчка, вместо того чтобы прийти самой и обо всем рассказать. Нет, если мы найдем Ланьли, — ядовито добавил он, — я запру ее в темницу просто для того, чтобы она снова не попала в беду!

— Весьма убедительная речь, брат Тао, — фыркнул Чао Тай. — А вот и паланкин!

Глава 18

Они выбрались из паланкина подле узорчатых ворот, служивших западным входом на рынок. Толпа внутри еще не рассеялась, и все проходы ярко освещали масляные лампы и фонарики.

Чао Тай, глядя поверх голов, приметил шест с гроздью маленьких клетушек и замедлил шаг.

— Вон торговец сверчками, — сказал он Тао Ганю. — Давай спросим его, где тут поблизости лучшее место для их отлова.

— Думаешь, этот малый просто так, за здорово живешь, станет делиться с тайнами своего ремесла, да? Да он наврет тебе, что ловит сверчков высоко в горах, далеко-далеко вверх по течению реки, и только на третий день ущербной луны! Давай-ка лучше прогуляемся по рынку, выйдем через Южные ворота и поглядим на тот пустырь, где сносят старые дома. Именно там я и повстречал Ланьли.

Неподалеку от лавки торговца сверчками они услышали гневные проклятия, а вслед за ними отчаянные крики. Растолкав локтями зевак, друзья увидели, что торговец нещадно треплет за ухо мальчишку лет пятнадцати. Потом хозяин залепил бедняге звонкую затрещину и рявкнул:

— А теперь ступай и принеси те клетки, что позабыл, ленивый растяпа! — И он наградил парня вдогонку метким пивком.

— За ним! — шепнул Тао Гань.

В ближайшем проходе он догнал паренька, который шел спотыкаясь и потирая больное ухо.

— Твой хозяин — редкий мерзавец, — положив руку ему на плечо, сказал Тао. — На прошлой неделе он обсчитал меня на целую серебряную монету.

Мальчишка вытер мокрое от слез лицо.

— Мы с другом хотели бы поймать сегодня пару хороших бойцовых сверчков, — продолжал помощник судьи. — Какое место ты бы вам посоветовал, как знаток в этом деле?

— Ловля хороших бойцов — работа не для любителей, — с важным видом заявил парнишка. — Они ведь, сами понимаете, не сидят на месте. Еще два дня назад сверчки неплохо ловились у храма бога войны. Кое-кто до сих пор туда ходит. Но это без толку! Мы, люди опытные, это знаем. Лучше всего вам попытать удачу у Экзаменационного зала!

— Вот спасибо! Подложи своему хозяину утром в башмак сороконожку. Это его здорово позабавит!

Когда они подошли к восточным воротам рынка, Тао Гань с сокрушенным видом заметил:

— Мне следовало самому догадаться об этом! Экзаменационный дворец расположен всего двумя улицами восточнее и занимает целый квартал. Там несколько сотен покоев, поскольку сюда, в Кантон, со всей провинции съезжаются соискатели, желающие сдать осенние экзамены на ученую степень. Но в это время года дворец пустует — так не самое ли это чудесное местечко для того, кто хочет спрятаться? А заодно поймать несколько крепких бойцовых сверчков…

— Но разве дворец не охраняется?

— Там есть смотритель, но он не очень-то беспокоится из-за пришлых. Ни один бродяга или нищий не посмеет искать там пристанище. Разве ты не знаешь, что в Экзаменационном дворце полным-полно духов?

— Благое Небо, ты прав! — воскликнул Чао Тай, припомнив, что каждый год во время публичных экзаменов на ученую степень, проводимых по всей Поднебесной, многие кандидаты из бедняков совершают самоубийства. День и ночь, не смыкая глаз, им приходится корпеть над книгами, чтобы сдать экзамен, нередко закладывая все свое имущество, а то и влезая в долги ради дальнейшего обучения. В случае успеха эти люди сразу получают государственный пост, и тогда всем лишениям — конец. Однако провал на экзамене означает в лучшем случае еще год каторжных трудов, а в худшем — полное разорение, если не позор долговой ямы. Поэтому соискатель, просидев в запертой комнатушке целый день и видя, что экзаменационные вопросы ему не по зубам, иногда с горя накладывает на себя руки. Чао Тай невольно вздрогнул и, подойдя к лотку, купил маленький фонарик. — Там будет не видно ни зги! — пробормотал он себе под нос.

Друзья покинули рынок через Восточные ворота и довольно быстро достигли Экзаменационного дворца.

Окружавшая его глухая стена тянулась во всю длину темной, пустынной улицы. Красная надвратная башенка за углом обозначала единственный вход. Двустворчатые ворота были заперты, но узкая боковая дверца приоткрыта. Проскользнув в нее, Чао Тай и Тао Гань увидели в окне дома смотрителя свет. Они торопливо прошли мимо и зашагали по мощеной дорожке, пересекавшей владения дворца с севера на юг.

Озаренная бледным светом луны дорожка, насколько хватало глаз, шла прямо. По обе ее стороны тянулся нескончаемый ряд одинаковых дверей. В каждой комнатушке помещался только письменный столик и стул. В день экзамена каждый соискатель запирался в одной из этих комнат со свертком еды. После тщательного обыскана предмет наличия крохотного словарика или других записей кандидату выдавался список экзаменационных вопросов, и дверь запирали. Открывали ее лишь с наступлением темноты, когда служитель собирал готовые работы. Осенью, вовремя экзаменов, тут кипела жизнь, но сейчас было тихо, как в могиле.

— И сколько же этих окаянных комнат мы должны осмотреть? — сварливо осведомился Чао Тай, которому было не по себе в столь зловещей обстановке.

— Пару сотен! — жизнерадостно откликнулся Тао Гань. — Только давай первым делом разведаем, как тут все устроено.

Друзья двигались по пустынным проходам, замечая номера комнат на дверях, и вскоре поняли, что эти ряды образуют квадрат вокруг мощеного двора. А посередине стоял двухъярусный дом — тот самый Экзаменационный дворец, где экзаменаторы собирались проверить и оценить выполненную соискателями работу.

Тао Гань, замедлив шаг, указал на него рукой.

— Там прятаться куда удобнее, чем в этих тесных клетушках, — заметил он. — Внутри сколько угодно столов, скамей, стульев и всего прочего!

Чао Тай не ответил. Он пристально вглядывался в выступавший из-за восточного угла дома край террасы второго яруса.

— Тсс! Я заметил там какое-то движение! — прошептал он.

Какое-то время друзья неотрывно следили за террасой с замысловатой решеткой, прорезанной единственным оконцем. На фоне звездного неба четко вырисовывался загнутый край крыши. Но ничто не нарушало неподвижности и безмолвия.

Помощники судьи быстро пересекли двор, поднялись по мраморной лестнице и встали у самой двери, чтобы край крыши укрыл их от обзора сверху. Тао Гань, обнаружив, что дверь не заперта, беззвучно отворил ее, и они ступили в кромешную темноту зала.

— Я зажгу фонарик, — шепнул Чао Тай. — Свет нас не выдаст — надо опасаться лишь ее острого слуха!

При свете фонарика друзья увидели, что огромный зал имеет форму восьмиугольника. У дальней стены возвышался похожий на трон помост, откуда главный экзаменатор оглашал результаты экзамена. Над ним висела покрытая красным лаком таблица с выгравированной надписью: «Отважно борись с течением — и Нефритовые врата откроются пред тобой». Это, видимо, означало, что соискатель непременно достигнет успеха, если проявит упорство и настойчивость, каждый год одолевая горы книг. По обеим сторонам от входа вверх поднимались лестницы. Друзья выбрали правую, подумав, что именно она должна привести их к восточному углу второго яруса.

Но круглый зал наверху по форме никак не соответствовал нижнему, а в стенах его было восемь узких дверных проемов. Тао Гань, оглядевшись, юркнул во второй справа, увлекая за собой Чао Тая. Однако в конце прохода оказались всего-навсего две пыльные канцелярии. Спутники бесшумно вернулись обратно и ступили в следующий проем. Когда Тао Гань тихонько толкнул дверь в конце прохода, его глазам предстал открытый со всех трех сторон выступ, а справа от него — забранная решеткой терраса, та самая которую помощники судьи пристально разглядывали снизу. Внутри смутно различалась фигура склонившейся над столом девушки. Казалось, она читает.

— Это Ланьли! — шепнул Тао Гань на ухо Чао Таю. — Я узнаю ее профиль!

Тайвэй пробормотал нечто невразумительное и ткнул пальцем вниз, на длинный ряд комнатушек, окруженных белыми полосками проходов.

— Что-то маленькое и черное ползет вон там, слева! — хрипло выдавил он. — А вон еще. У этих тварей нет ног, только длинные и тонкие, как паучьи лапы, конечности. — Чао крепко схватил друга за руку. — Ну вот — они исчезли в тени. Говорю тебе, это не люди!

— Должно быть, просто игра лунного света! — шепнул в ответ Тао Гань. — Пойдем-ка лучше за девушкой, она уж точно не дух!

Тао Гань повернулся, и тут же раздался громкий треск — пола его халата зацепилась за колючую ветку розы в горшке, стоявшем на хрупкой подставке в углу. Друзья побежали обратно в круглый зал и затаились, но, ничего не увидев и не услышав, скользнули в другой проход. Он вел в небольшую читальню. Сердито бормоча ругательства, спутники испробовали третий проход, каковой наконец-то позволил им попасть на террасу с изящной ажурной решеткой. Но девушки там больше не было.

Чао Тай снова метнулся в зал и сбежал вниз, надеясь перехватить беглянку. Тао Гань быстро обыскал террасу. Здесь стояла бамбуковая лежанка, аккуратно застеленная покрывалом, а на столе осталась крохотная серебряная клетка филигранной работы. Стоило Тао Ганю взять ее в руки, как сидевший внутри сверчок застрекотал. Помощник судьи вернул клетку на место и взял два бумажных свитка. Поднеся их к окну, Тао увидел, что это карты города. На одной было устье Жемчужной, на второй — арабский квартал вокруг мечети. Постоялый двор «Пять Бессмертных», где остановился Чао Тай, отмечал красный кружок.

Тао Гань, сунув карты и клетку в рукав, зашагал обратно. Чао Тай пыхтя поднимался по лестнице. — девчонка здорово надула нас, братец! — с негодованием воскликнул он. — дверь черного хода осталась приоткрытой. Как могла слепая так быстро найти выход?

Тао Гань молча показал ему находки.

— А как незрячая ухитрилась изучать карты? — сердито спросил он. — Ладно, давай не мешкая оглядим все внизу.

— Ладно, девицу мы упустили, однако я хотел бы взглянуть на тех ползучих демонов, что мне привиделись. Так, на всякий случай — надо же убедиться, что со зрением у меня все в порядке!

Друзья спустились вниз и вышли во двор, потом прошлись вдоль восточного ряда комнатушек, изредка наугад открывая дверь. Однако внутри не оказалось ничего, кроме положенных столов и стульев. Внезапно в тишине послышался сдавленный крик.

— Это в следующем ряду! — шепнул Чао Тай. И друзья со всех ног помчались вдоль прохода. Чао Тай достиг угла намного раньше Тао Ганя и с быстротой молнии свернул. Приблизительно посреди ряда дверь одной комнаты была приоткрыта. Тайвэй услышал грохот падающего стула, затем пронзительный женский визг. Когда Чао Тай подскочил к двери, визг оборвался. Воин уже собирался распахнуть дверь и тут же почувствовал, как шею обхватывает скользкий шелковый платок.

Как опытный боец, Чао Тай инстинктивно прижал подбородок к груди и напряг могучие шейные мышцы. Одновременно он упал на пол, выставив руки вперед, и быстро перевернулся на спину. Душитель все еще держался сзади, и этот прием стал для него смертельным. Чао Тай, всей тяжестью рухнув на убийцу, почувствовал жгучую боль в горле, но тотчас раздался тонкий хруст ломающихся костей и натяжение шелка ослабло.

Тайвэй мгновенно вскочил на ноги и сорвал шелковую удавку. Из комнатки напротив выскочил еще один низкорослый уродец. Чао Тай попытался схватить его, но промахнулся. Он бросился вдогонку, и тут его сильно рвануло за руку. Воин изумленно уставился на обхватившую его правое запястье петлю из вощеной веревки. Пока он избавлялся от этой новой напасти, темная фигурка исчезла в дальнем конце прохода.

— Прости! — тяжело дыша, просипел Тао Гань. — Я пытался накинуть петлю на голову этому мерзавцу.

— Давненько же ты не упражнялся в метании, братец, — сердито проворчал Чао Тай. — Этот паршивый пес улизнул. — Тайвэй, внимательно оглядев платок, нащупал в углу серебряную монету, потом сунул все вместе в рукав.

Из комнаты выскочила тоненькая девушка, и Чао Тай почувствовал, как две обнаженные ручки ласково обвили его шею, а к груди прильнула кудрявая головка. Потом из комнатенки у него за спиной, придерживая рукой разорванные шаровары, появилась вторая девушка.

— Всемогущее Небо! — возопил Чао Тай. — Это опять несносные двойняшки!

Даньязад выпустила его из объятий. Тао Гань поднял фонарик. Свет выхватил из темноты бледные личики и обнаженные до пояса тела близнецов, сплошь покрытые царапинами и синяками.

— Эти демоны хотели нас обесчестить! — зарыдала Даньязад.

— И вдобавок по отдельности! — с усмешкой заметил Чао Тай. — Так что у вас не осталось бы даже совместных воспоминаний! Говорите, как вас угораздило сюда попасть?

Дананир вытерла слезы.

— Это Даньязад во всем виновата! — крикнула она. — Она дразнила меня! — Девушка бросила на плачущую сестру гневный взгляд. — Мореход не вернулся домой к вечерней трапезе, и мы решили съесть по миске лапши на рынке. Потом Даньязад сказала, что тут полно духов, а я возразила, но она принялась настаивать на своем и заявила, будто я ни за что не посмею сюда пойти. Вот мы и отправились в путь, проскользнули мимо домика смотрителя и наспех оглядели первый проход. И только решили убраться из этого окаянного места, как вдруг, словно из-под земли, выскочили два уродца и погнались за нами. Мы быстрее зайцев рванули от них и спрятались в этой комнатушке, но карлики вломились туда силой. Один схватил мою сестру и потащил в комнату напротив, а второй повалил меня на стол и начал срывать шаровары. — Придерживая разорванную одежду, Дананир с довольной улыбкой добавила: — А когда этот урод попытался поцеловать меня, я ткнула ему пальцем в правый глаз!

— Негодяи все время изрыгали ругательства и бормотала на каком-то кошмарном языке! — жалобно протянула Даньязад. — Это наверняка были духи!

— Ну нет, уж этот-то урод точно человек, раз ему можно было сломать спину, — возразил Тао Гань — он как раз осматривал распростертое на дорожке тело. Чао Тай узнал эту сморщенную обезьянью мордочку: высокие скулы, плоский нос и низкий, покрытый морщинами лоб.

— Это один из речных людей, — пояснил он Тао Ганю. — Они снова охотились за слепой девушкой. Видимо, рассчитывали покончить с ней здесь, прямо на террасе. Однако убийц погубила похоть. Ну ладно, давай проводим этих не в меру любознательных девиц.

Обе девушки скрылись в комнатке и вскоре предстали перед помощниками судьи благопристойно одетые в цветастые курточки и шаровары. Обе кротко последовали за Чао Таем и Тао Ганем к дому смотрителя.

Они долго и настойчиво стучали в дверь, прежде чем тот явил опухшее спросонок лицо. Чао Тай объяснил, кто они такие, велел запереть ворота и ждать, пока стражники придут забрать покойника.

— И я надеюсь, им не придется уносить еще и тебя! — с угрозой добавил тайвэй.

Все четверо зашагали по улице, ведущей на юг, и довольно скоро добрались до усадьбы морехода Ни.

Мореход сам открыл ворота.

— Благодарение Небу! — с облегчением воскликнул он при виде близняшек. — Во что вы снова впутались девушки бросились в его объятия и, перебивая друг друга, затараторили на языке, который Чао Тай счел персидским.

— Отправьте их в постель, мореход! — перебил он девиц. — Эти юные особы едва не лишились сокровища, каковое принято называть «цветком девичества». Пожалуй, вам сегодня же следует лично позаботиться о том, чтобы эта опасность им впредь не грозила!

— Что ж, наверное, это неплохая мысль! — любовью глядя на воспитанниц, ответил Ни.

— Удачи вам! Только не позволяйте этим красоткам злоупотреблять своим новым положением! Мой старинный друг и, более того, побратим женился на таких вот близняшках. До женитьбы это был бесстрашный боец, гуляка и пьяница. И во что он превратился теперь, а, брат Гань?

Тао Гань скривил губы и удрученно вздохнул.

— И что же с ним такое? — с любопытством спросил мореход.

— Совсем превратился в развалину, — мрачно изрек Чао Тай. — до свидания!

Глава 19

Судья Ди сидел за письменным столом, делая какие-то заметки при свете двух светильников на высоких серебряных подставках. Отложив кисточку, он с удивлением воззрился на грязных и взъерошенных помощников.

— Где это вас носило? — осведомился Ди.

Чао Тай и Тао Гань, заняв привычные табуреты, подробно доложили о событиях в Экзаменационном дворце. Когда они закончили рассказ, судья стукнул кулаком по столу:

— То проходимцы танка, то арабские разбойники! Можно подумать, злодеи заполонили весь город и творят что захочется! Чем, во имя благого Неба, заняты люди наместника? — Судья усилием воли подавил гнев. — Покажи-ка мне эти карты, Таю Гань! — уже спокойно сказал он.

Прежде всего Таю достал серебряную клетку со сверчком и осторожно водрузил на край стола, затем вытащил карты и расправил их перед судьей. Сверчок громко застрекотал.

Ди недовольно покосился на клетушку и тут же стал изучать карты, то и дело потягивая себя за бороду.

— Это старые карты, — наконец подняв глаза, объявил он. — На этой изображен арабский квартал, каким он был лет тридцать назад, когда их корабли зачастили в город. Сделано это довольно точно, насколько я могу судить. А вот красный кружок, отметивший постоялый двор Чао Тая, нанесен совсем недавно. Девица эта не более слепа, чем я или вы, друзья мои! Нельзя ли заставить это назойливое насекомое заткнуться, Таю Гань?

Таю Гань спрятал клетушку в рукав.

— А те соглядатаи, что были отправлены за Яо Тайцаем, еще не вернулись? — полюбопытствовал он.

— Нет, — бросил судья. — Да и письмо из столицы так и не пришло, хотя время близится к полуночи!

Он умолк, погрузившись в глубокую задумчивость. Таю Гань поднялся и налил всем свежего чая. Едва они успели выпить по первой чашке, смотритель впустил в кабинет сухопарого мужчину в простом синем халате и черной шапочке. Усы его совсем поседели, но прямая спина и широкие плечи выдавали военную выправку. Когда смотритель удалился, он без всякого выражения начал докладывать:

— Господин Яо вернулся домой и съел вечерний рис один, в садовой беседке. Затем отправился во внутренние покои. Расспросив слуг, я выведал, что их господин собрал всех четырех жен и без всякой на то причины выбранил за безделье. Заявив, будто старшая госпожа виновата более других, ибо ей вменяется в обязанность следить за порядком, он велел прислужницам стянуть с нее шаровары и держать, пока хозяин дома собственноручно бил ее палкой по голому заду. После этого Яо кликнул шесть наложниц и объявил, что вдвое сокращает им жалованье. Далее торговец заперся в библиотеке и напился до бесчувствия. Когда смотритель дома уведомил меня, что господин Яо заснул, я пришел доложить обо всем достопочтенному господину.

— А нет ли каких новостей о Мансуре? — спросил судья.

— Нет, господин. Должно быть, он укрылся где-то за городскими стенами, так как мы прочесали арабский квартал вдоль и поперек, а стражники отыскали все захудалые постоялые дворы.

— Хорошо, можешь идти.

Как только за соглядатаем закрылась дверь, Чаю Тай, вне себя от возмущения, выпалил:

— Ну и выродок же этот Яо!

— Да, я не назвал бы его приятным человеком, — согласился судья. — Однако он достаточно смекалист и наверняка догадался, что я пошлю за ним наблюдателей. — Ди снова потянул себя за усы, потом вдруг спросил Чаю Тая: — Так с этими девушками-рабынями Ни все в порядке?

— О да, они счастливо отделались, — усмехнулся тайвэй. — Однако обе уже не рабыни, равно как и не девицы, если я правильно понял намерения Ни. Сдается мне, мореход, пережив потерю возлюбленной, при всей своей погруженности в тайны бытия наконец уразумел, что их сугубо духовные отношения себя исчерпали. А раз он, как говорится, человек свободный, топора бы сменить отеческую опеку более нежной. Особенно принимая во внимание, что эти спелые персики ничего так страстно не хотят.

Тао Гань, удивленный внезапным интересом судьи к близняшкам, спросил:

— Эти девушки каким-то образом связаны с убийством цензора, господин?

— Лишь косвенно, — ответил судья.

— Как могут эти красотки, пусть даже косвенно… — с негодованием начал Чаю Тай, но судья упреждающе поднял руку и указал на дверь.

Смотритель дворца впустил воинов при полном вооружении. Остроконечные шлемы и отделанные медью кольчуги указывали на то, что они — начальники сотни стражи. Оба они с трудом отвесили надлежащий поклон судье, и старший извлек из сапога внушительных размеров футляр с тяжелой печатью. Опустив его на стол, он почтительно пояснил:

— Послание достопочтенному господину доставлено по приказу Великого совета конным отрядом особого назначения!

Судья написал расписку, поставил печать и, поблагодарив начальников сотни, велел смотрителю дворца позаботиться о пропитании и размещении всего конного отряда.

Вскрыв футляр, он принялся читать длинное послание. Помощники с тревогой наблюдали, как их господин всё больше хмурится. Наконец он закончил чтение.

— Плохие вести. Очень плохие. Недуг Сына Неба усугубился. Лекари пребывают в страхе, что Великое Наследование «тянь минь» неизбежно. Госпожа собирает мощную группу сторонников, каковые поддержали бы малолетнего принца с тем условием, что вся исполнительная власть будет передана ей как Вдовствующей Императрице. Великий совет настаивает, чтобы о смерти цензора было объявлено официально, а его преемник — назван безотлагательно, ибо в противном случаете, кто верен закону, останутся без главной своей опоры. Поскольку дальнейшее промедление грозит самыми опасными последствиями, Совет предписывает мне оставить поиски цензора и как можно скорее прибыть в столицу.

Судья бросил письмо на стол, вскочил с кресла и принялся мерить шагами комнату, сердито потрясая рукавами халата.

Чаю Тай и Таю Гань озабоченно переглянулись. Оба не находили слов. Неожиданно судья остановился пред ними.

— Мы можем сделать только одно, — твердо заявил он. — Мера это отчаянная, но она оправдана острой нехваткой времени. — Он снова сел в кресло и, вцепившись в столешницу, склонился к своим помощникам. — Отправляйся в мастерскую буддистского резчика, Тао Гань, и купи там деревянную человеческую голову. Ночью ее надо будет прибить над воротами судебной управы, да повыше, чтобы снизу никто не смог разобрать, что это подделка. А под головой следует вывесить табличку с уведомлением, каковое я сейчас составлю.

И судья, не обращал внимания на расспросы двух друзей, обмакнул в тушь кисточку и поспешно набросал короткий текст. Затем он откинулся на спинку и прочитал вслух:

«Начальник столичного суда судья Ди, пребывая по делу государственной важности в Кантоне, обнаружил тело высокопоставленного чиновника, повинного в подлой измене. Упомянутый чиновник бежал из столицы, и за его голову был назначено крупное вознаграждение. После того как вскрытие показало, что преступник был отравлен, тело его предаю четвертованию, а голова выставлена на три дня для всеобщего обозрения как предписывает Закон. Неизвестному — кем бы он ни был, — покаравшему презренного предателя смертью, повелевается предстать перед вышеупомянутым начальником столичного суда, дабы получить в награду пять сотен золотых монет. Все совершенные дотоле преступления, помимо государственной измены, будут ему прощены».

Судья бросил бумагу на стол.

— Главный злоумышленник на это, разумеется, не клюнет, — вздохнул он. — Я рассчитываю на его ханьских сообщников, например на тех двоих мнимых стражников, что принеси тело цензора в Цветочную пагоду. Если сегодня ночью голова будет выставлена над воротами, мое воззвание оглашено по всему городу, можно надеяться, что один из подручных, увидев её рано утром, поспешит сюда прежде, чем хозяин успеет предупредить его, что это всего-навсего хитрая уловка.

Чао Тай глядел на судью с сомнением, однако Таю Гань одобрительно закивал.

— Это единственный способ быстро добиться результата! — воскликнул он. — У главаря должно быть не менее десятка приспешников, а столько золота им не заработать и за пять сотен лет! Да они побегут к нам наперегонки, чтобы получить награду!

— Будем на это уповать, — устало молвил судья. — Как бы то ни было, это лучшее, что я смог придумать. Поэтому принимайтесь за дело!

Глава 20

Чао Тая разбудил на рассвете заунывный голос мусульманского муллы, с вершины минарета призывавшего правоверных к утренней молитве. Тайвэй потер глаза. Спал он плохо, да еще разболелась спина. Осторожно проведя пальцем по распухшему горлу, Чаю Тай проворчал:

— Недосып и небольшая стычка — сущий пустяк для дюжего молодца сорока пяти лет, братец!

Как был нагишом, он вскочил с жесткой деревянной лежанки и распахнул ставки.

Сделав большой глоток прямо из носика стоявшего в корзине чайника, тайвэй прополоскал горло и выплюнул тепловатую жидкость в фарфоровую посудину, потом сонно заворчал себе под нос и снова вытянулся на лежанке, решив, что может еще немного вздремнуть перед тем, как отправиться во дворец.

Но только вояка начал снова погружаться в сон, как его поднял стук в дверь.

— Пошли прочь! — сердито крикнул он.

— Это я. Отворяй побыстрее!

Чао Тай узнал голос Зумурруд. Радостно ухмыляясь, он вскочил с постели, натянул штаны и отодвинул засов.

Девушка тотчас шмыгнула в комнату и заперла за собой дверь. Танцовщица с головы до ног была закутана в длинное синее покрывало, только глаза ее сверкали, как два драгоценных камня. Чаю Тай подумал, что она еще прекраснее, чем ему помнилось. Пододвинув гостье единственный стул, воин присел на край постели.

— Хочешь чаю? — нерешительно предложил он.

Зумурруд покачала головой и, оттолкнув стул, нетерпеливо бросила:

— Послушай, всем моим бедам настал конец! Теперь тебе не надо брать меня с собой в столицу. Сведи меня к своему начальнику, да поживее!

— К моему начальнику? Но зачем?

— Затем, что он обещал награду, целую кучу денег, вот зачем! Я слышала, как рыбаки кричали об этом людям с моей лодки. Они видели дощечку, вывешенную на воротах городской службы сбора пошлин. Я не знала, что цензор был замешан в каких-то заговорах, поскольку сюда он приехал с единственной целью забрать меня. Ню теперь это не важно. Какая разница, если я могу получить награду? Ведь это я отравила его!

— Ты? — воскликнул ошеломленный Чао Тай. — Как ты могла…

— Я все объясню, — торопливо перебила она, — чтобы ты понял, почему должен без промедления отвести меня к своему начальнику и замолвить словечко. — Скинув свой синий плащ, танцовщица бесцеремонно кинула его на пол.

Под ним оказалось лишь тонюсенькое шелковое платье, не скрывавшее ни единого изгиба восхитительного тела. — Около шести недель назад, — продолжала Зумурруд, — я провела ночь в доме своего покровителя рядом с храмом. А утром, когда я уходила, он сказал, что в Цветочной пагоде сегодня праздник и мне надо заглянуть туда помолиться — за такого-то негодяя! Одним словом, я отправилась туда и зажгла палочку благовоний перед большой статуей нашей милосердной Гуань-инь. Вдруг я заметила, что какой-то мужчина, стоявший совсем близко, не сводит с меня глаз. Это был высокий красавец в простом платье, но, несмотря на бедную одежду, в кем сразу угадывалось благородство. Он спросил меня, почему я, арабская девушка, поклоняюсь ханьской богине, ну а я ответила, что ни одной женщине не повредит лишняя богиня, которая могла бы за ней приглядывать. Незнакомец рассмеялся, и мало-помалу мы разговорились. С первого взгляда я поняла, что предо мной тот, кого я ждала всю жизнь. Он обходился со мной как с настоящей госпожой! И я сразу без памяти в него влюбилась, как какая-нибудь соплячка! Чувствуя, что тоже пришлась ему по душе, я пригласила незнакомца выпить со мной чаю в домике за храмом. Я ведь знала, что мой покровитель уже ушел. В общем, ты сам можешь представить, что за этим последовало. А потом он признался, что не женат и до сих пор ни разу не был с женщиной, но это уже не имеет значения, поскольку встретил меня. Он говорил еще много всяких ласковых слов и в числе прочего упомянул, что занимает пост императорского цензора! Когда я рассказала своих затруднениях, он пообещал уладить дело с моим подданством и выкупить меня у хозяина. Ему надо было покинуть Кантон на несколько дней, однако он обещал вернуться и забрать меня с собой в столицу. — Проведя рукой по волосам, Зумурруд улыбнулась своим воспоминаниям. — Те дни и ночи, что мы провели вместе, наисчастливейшие в моей жизни, скажу я тебе! Подумать только, я, знавшая многие сотни мужчин, чувствовала себя как юная девушка, впервые познавшая любовь! И я была так глупа, что позволила ревности затмить разум, когда ему пришла пора ехать в столицу. И я поступила как последняя дура, загубив все собственными руками! — Танцовщица вытерла вспотевший лоб краем рукава и, схватив чайник, принялась жадно пить прямо из носика. — Тебе, должно быть, известно, что народ мой умеет готовить всякие снадобья для гаданий, приворотные зелья, целебные отвары, а также яды. Секреты их с давних времен передаются женщинами танка из поколения в поколение. Есть у нас и особый яд, который женщина дает своему возлюбленному, заподозрив, что тот решил бросить ее под предлогом недолгой отлучки и мужчина возвращается, как обещал, ему дают противоядие, и он даже не подозревает, какой судьбы избежал. Я спросила у цензора, когда он вернется за мной в Кантон, и он пообещал приехать обратно через две недели, день в день. При нашем последнем свидании я подлила яд ему в чай — это было бы совершенно безопасно в том случае, прими он противоядие не позже, чем через три недели. Но вздумай любимый обмануть меня и не вернуться, он заплатил бы за это жизнью.

Минуло две недели, наступила третья, ставшая для меня истинной пыткой… Я едва прикасалась к еде, а уж ночами… К концу третьей недели я жила в каком-то оцепенении, бездумно считая дни… На пятый день цензор рано утром приехал повидаться ко мне на лодку. Он сказал, что неотложные дела задержали его в столице и что сюда прибыл двумя днями раньше, втайне от всех, взяв с собой только господина Су, а сразу прийти ко мне не смог, поскольку должен был встретиться с арабами, а кроме того, плохо себя чувствовал, а потому нуждался в небольшом отдыхе. Однако ему становилось все хуже, вот они пришел ко мне, надеясь, что мое присутствие победит недуг. Я чуть не сошла с ума, так как противоядия при мне не было — я спрятала его в доме за храмом. И я уговорила цензора немедленно поехать туда. Он лишился чувств, как только мы вошли в дом. Я влила настой ему в горло, но было слишком поздно — через полчаса он умер.

Танцовщица, закусив губу, принялась разглядывать крыши за окном. А потрясенный Чаю Тай смотрел на нее во все глаза. Лицо его мертвенно побледнело.

— В доме не было никого, кого я могла бы позвать на помощь, так как покровитель мой не держит там никакой прислуги, — медленно продолжала Зумурруд. — Я опрометью бросилась к нему и обо всем рассказала. Он только усмехнулся и пообещал, что позаботится о теле сам. Подлец знал, что теперь я полностью в его власти, ибо, будучи презренной танка, погубила императорского цензора. Донеси он в судебную управу, и меня четвертовали бы заживо! Я объяснила, что, когда цензор не вернется к себе на постоялый двор, к вечеру господин Су станет беспокоиться. Хозяин спросил, знает ли господин Су обо мне. Я ответила, что нет, и он обещал позаботиться, чтобы господин Су не чинил нам неприятностей. — Зумурруд глубоко вздохнула, искоса глянув на Чаю Тая. — Если бы ты взял меня с собой в столицу, я сумела бы заставить своего покровителя держать рот на замке. В столице он никто, тогда как ты — начальник тысячи императорской стражи. И распусти он язык, ты мог бы спрятать меня в таком месте, где никто не найдет. Ню теперь все обернулось и того лучше. Твой начальник объявил цензора изменником, а значит, я не только не преступница, но оказала государству большую услугу. Я объясню, что он может оставить половину золота себе, если выхлопочет мне подданство Поднебесной и небольшой уютный домик в столице. Одевайся скорее и веди меня к нему!

Чаю Тай с ужасом смотрел на женщину, которая только что сама себе вынесла смертный приговор. Зумурруд стояла спиной к окну, и ее роскошные формы четко вырисовывались в алых лучах восхода, ко тайвэй вдруг ужасающе отчетливо представил себе сцену казни на рассвете — гибкое, совершенное тело девушки уродует нож палача, затем по одной отсекает руки… ноги… Могучего воина бросило в дрожь. Он медленно поднялся и, подойдя к ликующей девушке, заключил ее в страстные объятия, словно желая спасти, защитить…

Но Зумурруд вдруг вскрикнула и всей тяжестью повисла у него на руках, так что Чаю Тай едва не потерял равновесие. Обхватив танцовщицу за тонкую талию, он наклонился, желая поцеловать ее в губы, однако увидел, что большие глаза помутнели, рот приоткрылся, а по подбородку потекла струйка крови. И тотчас он почувствовал теплые капли на своих руках, сжимающих талию Зумурруд. В полкой растерянности тайвэй пробежал пальцами по ее спине и нащупал между лопатками деревянную рукоять.

Чао Тай застыл, прижимая умирающую к широкой груди. Он чувствовал трепетание сердца Зумурруд, как на лодке, когда сжимал ее в объятиях. А потом окно перестало стучать.

Опустив танцовщицу на лежанку, Чаю Тай выдернул из ее спины короткое копье, бережно закрыл глаза и вытер испачканное кровью лицо. Внутри все как будто застыло. Замутненным взором тайвэй обвел крыши арабских домов за окном. Там, где стояла Зумурруд, искусному метальщику ничего не стоило поразить ее копьем…

Неожиданно Чаю Тая осенило, что он лишился единственной женщины, которую полюбил всем своим существом. Упав на колени перед лежанкой, он спрятал лицо в ее длинные локоны и разразился неведомыми доселе беззвучными рыданиями.

Немного погодя он встал и, взяв с пола синий плащ Зумурруд, накрыл им тело убитой.

— Для нас обоих эта любовь означала смерть, — прошептал он. — Я знал это, знал, как только увидел тебя, с самого первого мгновения. Я словно воочию видел поле битвы, разящее свежей кровью, чувствовал ее алые потоки…

Бросив прощальный взгляд на неподвижное тело, Чао Тай запер комнату и спустился вниз. Всю дорогу ко дворцу он проделал пешком по сумрачным улицам, почти безлюдным в столь ранний час.

Смотритель дворца сказал, что судья Ди еще не покидал опочивальни. Взбежав по лестнице, Чаю Тай опустился на скамью в приемной. Судья, услышав шаги, с непокрытой головой и все еще в ночном халате отодвинул ширму. В руках он держал гребень, которым расчесывал бороду и усы. Увидев скорбное лицо помощника, он поспешил навстречу и удивленно воскликнул:

— Что, во имя Неба, с тобой случилось, Чао Тай? Нет, не вставай, друг мой! Ты выглядишь совсем больным! — Судья сел напротив, встревожено глядя на верного соратника.

Чаю Тай без прикрас выложил ему всю историю Зумурруд.

— Я думал об этом всю дорогу во дворец, господин, — тихо закончил он, не отводя глаз от судьи. — И она и я в любом случае были обречены. Не убей ее какой-то злодей, я сделал бы это собственными руками. Ее жизнь — за жизнь цензора, Зумурруд бы это поняла. У нее это было в крови, как и у меня. А потом я покончил бы с собой. Небо судило мне остаться в живых, но, как только это дело будет закончено, я молю вас освободить меня от клятвы служить вам, господин. Я хочу вступить в наши северные войска, что бьются с кочевниками за пределами Поднебесной.

Довольно долго судья молчал.

— Я никогда ее не видел, но понимаю тебя, — наконец негромко сказал он. — Зумурруд умерла счастливой, так как думала, что ее заветная мечта скоро осуществится. Однако она была мертва еще до того, как ее убили, Чаю Тай. Ведь у нее оставалось всего одно желание, а чтобы жить, у человека их должно быть много! — Судья запахнул халат и, вскинув глаза, задумчиво произнес: — Я хорошо понимаю, что ты сейчас должен чувствовать, Чао Тай. Четыре года назад в Пейчоу, где я занимался расследованием одного убийства, со мной произошло нечто подобное. Тогда я должен был принять решение, от которого убийца Зумурруд тебя избавил. И вдобавок та женщина спасла мою жизнь и честь.

— Ее казнили, господин? — выдавил Чаю Тай.

— Нет. Она пожелала уберечь меня от этого и покончила с собой. — Медленно поглаживая длинную бороду, судья признался: — Я тогда думал все бросить. Хотел уйти от мира, каковой вдруг показался мне серым и безжизненным, если не мертвым. — Он помолчал, затем вдруг накрыл руку Чао Тая своей. — Тут никто не сумеет помочь тебе или дать совет. Ты должен сам решать, как быть дальше. Но какой бы ты ни сделал выбор, Чао Тай, моя дружба и то, сколь высоко я тебя ценю, останутся неизменными. — Он грустно улыбнулся. — Мне надо завершить утренний церемониал — в таком виде я, наверное, похож на пугало! А ты возьми четырех стражников, отправляйся на ее лодку, разыщи там служанку, что следила за девушкой и обо всем докладывала ее хозяину, а заодно допроси остальных. Нам необходимо установить личность таинственного покровителя. Затем возвращайся к себе на постоялый двор с десятком стражников, вели им доставить тело девушки в судебную управу и займись поисками убийцы.

Судья повернулся спиной к Чаю Таю и проследовал за ширму.

Тайвэй встал со скамьи и отправился выполнять приказ.

Глава 21

Вскоре после того, как Судья Ди приступил к утренней трапезе, вошел Таю Гань. Пожелав судье доброго утра, он жизнерадостно поинтересовался, не пришел ли кто требовать награду, Ди, покачав головой, знаком велел ему сесть, в молчании доел свой рис, отложил палочки и откинулся на спинку кресла, а кисти рук спрятал в широкие рукава. Затем он поведал Тао Ганю о том, какие неожиданные последствия возымело поддельное объявление.

— Так это любовная связь привела цензора обратно в Кантон? — удивлению воскликнул Тао Гань.

— Отчасти. Вместе с тем он надеялся раскрыть заговор Мансура, так как ясно дал понять Зумурруд, что прежде всего встретился с кем-то из арабов.

— Но почему цензор держал все это в секрете, господин? Почему не доложил о заговоре Великому совету сразу по возвращении в столицу…

— Цензор плохо разбирался в женщинах, Тао Гань, однако звал толк в делах государственной важности. Он подозревал, что за всем этим может стоять кто-то из высокопоставленных придворных, а потому никого не стал посвящать в свои планы, пока не найдет явных доказательств; у цензора было много влиятельных врагов, и даже в суде они могли обзавестись доносчиками, дабы те держали их в курсе тайных решении совета. Надеясь раздобыть бесспорные улики, господин Лю поспешил обратно в Кантон, где и погиб по легкомыслию любимой женщины.

— Но как мог столь утонченный господин потерять голову из-за продажной арабской танцовщицы?

— Видишь ли, она слишком разительно отличалась от изысканных и образованных ханьских женщин, каких цензор привык видеть при дворе. И должно быть, до этого он никогда не встречал ее соплеменниц. Ведь в столице, в отличие от Кантона, нечасто попадаются арабы, а тем более арабские красотки. Думаю, тут сыграли роль необычность и новизна. Чувственная красота танцовщицы пробудила годами подавляемые желания. А столь сильная страсть презирает любые границы — племенные, общественные и культурные. Наш Чаю Тай также потерял голову из-за этой женщины, Таю Гань, так что советую тебе не упоминать о ней при нашем друге — откровения и жестокая смерть Зумурруд глубоко его потрясли.

Тао Гань глубокомысленно кивнул.

— Брату Чаю всегда не везло с женщинами, — обронил он. — Но кто мог убить ее, господин?

— Чао Тай полагает, что это сделал Мансур. По его мнению, Мансур также любил Зумурруд и, когда та в его доме стала заигрывать с гостями, пришел в дикую ярость. Араб мог выследить танцовщицу, когда она шла к Чаю Таю, забраться на крышу дома напротив и оттуда подглядывать за ними. Увидев этих двоих чуть ли не обнаженными, Мансур вообразил, будто у них любовное свидание, и убил женщину в приступе ревности. Все это правдоподобно, но не убедительно. — Судья Ди сделал глоток чаю. — Однако смерть Зумурруд и личность ее убийцы пока те столь важны, ибо сейчас ваша главная цель — узнать, кто был ее хозяином. Именно этот человек пытался очернить цензора, впутав в арабский заговор, а потом — утаить его гибель, а кроме того, повинен в смерти господина Су и госпожи Пао. Нам надлежит завершить дело, начатое цензором, и добыть неопровержимые улики, дабы обличить наших врагов — подлых предателей, затаившихся при дворе. А поскольку эти люди втянули в свои темные делишки покровителя Зумурруд, он и раскроет вам их имена. Мы никак не могли предотвратить убийство господина Лю, но наш долг не дать его врагам воспользоваться плодами гнусных злодеяний. А они уже начали действовать, судя по дурным вестям, содержащимся в тайном письме Великого совета. Я должен найти этого человека до своего отбытия в столицу сегодня вечером. Мои люди допросят служанку танцовщицы и всех, кого поймают на борту ее лодки, однако я не больно рассчитываю получить нужные сведения. Этот молодец наверняка позаботился, чтобы его имени никто не знал.

— Так что же нам делать, господин? — с тревогой воскликнул Таю Гань.

— После ухода Чао Тая, — отозвался судья Ди, — я еще раз обдумывал все, что случилось за последние два дня. И пока я пытался расставить известные нам факты в более-менее естественном порядке, у меня возникло одно предположение. В связи с этим я намерен предпринять кое-какие действия, причем безотлагательно. — Ди допил чай и по обыкновению погладил бороду. — У нас есть несколько подсказок, позволяющих установить личность хозяина танцовщицы. И тут открывается немало любопытных возможностей… — Он подтолкнул к Таю Ганю лист бумаги. — Сделай-ка лучше список, чтобы я, разрабатывая версию, мог на него опираться.

Итак, во-первых, тот, кого мы ищем, должен быть весьма заметным лицом здесь, в Кантоне, поскольку иначе врачи цензора при дворе не избрали бы его своим ставленником. Эти люди предатели, но не глупцы и не стали бы привлекать к делу обычного мошенника, способного продать их за более жирный куш. Во-вторых, из этого вытекает, что у нашего молодчика должны быть весьма честолюбивые замыслы, ведь он рискует и положением, и головой. По-видимому, в награду ему был обещан высокий пост на самом верху. В-третьих, у него, очевидно, есть в столице друзья или родственники, ибо двор мало интересуют дальние провинции на юге, а значит, кому-то там пришлось похлопотать за него. В-четвертых, этот человек живет во дворце или принадлежит к числу доверенных лиц, поскольку ему известен каждый наш шаг. Следовательно, мы можем ограничить круг подозреваемых теми, с кем постоянно здесь связаны. В-пятых, у нашего противника превосходные отношения с местным отребьем, что он и доказал, прибегнув к услугам двух арабских головорезов и душителей танка. Обрати внимание, Таю Гань, что делалось это не напрямую, а с помощью приспешников вроде Мансура. Но я еще вернусь к этому позже. В-шестых, у негодяя были особые причины желать смерти Чаю Тая; вдобавок он питает глубокую ненависть к мореходу Ни, раз пытался подстроить, чтобы в убийстве тайвэя обвинили его. В-седьмых, он увлекается сверчками. В-восьмых, близко знаком со слепой девушкой, что, впрочем, не помешало предпринять покушения на ее жизнь, как только она проявила непокорство. Девушка меж тем косвенно нам помогает, но не желает выступить против него открыто. Отсюда вопрос: кто она этому злодею — дочь или любовница? В-девятых, вам известно, что он был любовником и покровителем Зумурруд. Тебе все ясно?

— Да, господин. — Таю Гань, внимательно просмотрев записи, осведомился: — А не стоит ли добавить, что этот человек не занимает высокого поста? Ведь Зумурруд говорила Чаю Таю, что ее хозяин, при всем своем богатстве, не состоит на государственной службе, а потому не в силах выхлопотать для нее подданство.

— Нет, Тао Гань. Это не обязательно соответствует действительности. Вспомни пункт первый — о том, что это наверняка влиятельное здесь лицо. А значит, он встречался с Зумурруд не называя себя. Ведь ясно же, что арабских танцовщиц никогда не приглашают на наши празднества. Будущий хозяин мог познакомиться с ней на цветочной лодке, где она пребывала в услужении, и с тех пор скрывать от нее свое настоящее имя. Он не слишком опасался, что девушка может узнать правду, поскольку они никогда не виделись в обществе.

Таю Гань кивнул.

— Список подозреваемых возглавляет наместник, — продолжал судья. — С виду он преданный и усердный чиновник, хоть и немного несдержанный; однако не исключено, что все это — сплошное притворство. Само собой, что при дворе наместника немало друзей, и кто-то из них мог порекомендовать его врагам цензора, когда те строили планы. Плюс к тому Вэн как нельзя более соответствует пункту четыре: он безмерно честолюбив и получить высокий пост в столице — его заветное желание. Посредником между ним и арабами выступает Мансур.

Таю Гань вытаращил глаза:

— Как может наместник попустительствовать замыслу Мансура учинить в Кантоне смуту? Столь серьезные беспорядки испортят Вэну карьеру, кто бы ни поддерживал его при дворе!

— Естественно, он рассчитывает, что этот план никогда не будет осуществлен. Это понадобилось лишь для того, чтобы погубить цензора. Цель достигнута, так что теперь необходимо устранить и Мансура. Самый простой способ — обвинить его во всем и казнить как смутьяна. Кто же поверит подлому чужеземному злодею, если тот заявит на суде, что такой человек, как наместник, руководил заговором с целью сжечь и разграбить вверенный ему город? Если наместник — тот, кого мы ищем, то он же, видимо, и распускает слухи о заговоре арабов, используя приспешников-ханьцев, чтобы связываться со всяким местным отребьем. А что до попытки убить Чао Тая, так это легко объяснить, памятуя о любовном свидании тайвэя с Зумурруд. Чао Тай побывал на нескольких лодках танка, прежде чем отыскал танцовщицу, и соглядатаи из речного народа могли доложить об этом наместнику. А тот возненавидел Чао, увидев в нем соперника. Вместе с тем он опасался, как бы Зумурруд не нарушила железное правило «мира цветов и ив», что запрещает девушкам рассказывать о своих посетителях, и не поведала вашему другу нечто такое, что могло бы выдать его. Насчет причин ненависти наместника к мореходу Ни у меня тоже есть версия, дающая вполне правдивое объяснение; ее легко проверить, но я предпочел бы не углубляться в эту тему сейчас. Пункту семь соответствует известное нам увлечение наместника сверчками, а в отношении пункта восьмого у меня, как я уже говорил, есть причины полагать, что Вэн знаком со слепой девушкой. Добавь к списку еще один вопрос: а не приходится ли она ему незаконной дочерью? Таким образом, мы подходим к последнему пункту: следует ли нам считать Вэна любовником Зумурруд? Хм, вообще-то он слывет примерным семьянином, однако жажда новизны и любовных утех могла сбить его с пути истинного, как это случилось с цензором. К тому же я подозреваю, что Вэн неравнодушен к чужеземным женщинам. То, что она принадлежала к изгоям, не имело особого значения, поскольку наместник — северянин. Те, кто родились и выросли не в Кантоне, не испытывают дурных чувств к этим несчастным. И наконец, у меня сложилось впечатление, что цензор не доверял Вэну.

Тао Гань опустил кисточку для письма.

— Да-а, — протянул он, — вы привели достаточно веские доводы против наместника. Но как мы сможем все это доказать?

— Не спеши! Помимо наместника у нас есть и другие подозреваемые. Например, градоправитель Паю. Он вечно уязвлен и подавлен, так как угодить наместнику крайне трудно, а кроме того, мучился подозрениями, что молодая жена изменяет ему с мореходом Ни. Последнее могло толкнуть его к Зумурруд; ее презрительные высказывания о покровителе наводят на мысль, что он немолод. А так как Пао — шаньдунец, у него не было предубеждений против танка. Как и наместник, Паю мог польститься на посулы влиятельных недругов цензора, если в награду ему был обещан высокий пост в столице. Это дало бы Паю возможность свести счеты с Вэном и заодно исполнить мечту Зумурруд, добившись для нее подданства. За долгие годы службы он наверняка обзавелся множеством знакомых, в том числе и таких, кто способен составить протекцию при дворе. При этом он постоянно имеет дело с нами. Пао — не любитель сверчков, но его жена звала слепую девушку — и, быть может, значительно лучше, чем хотела показать. Зная о преступлениях Пао, эта девушка ради его супруги не пожелала объявиться открыто и обо всем рассказать. Градоправитель ненавидит Ни, а вместе с ним и Чаю Тая по той же причине, что и наместник в первой версии.

Судья допил чай и, подождав, пока Таю Гань вновь наполнит чашку, продолжал:

— Если градоправитель и есть ваш злодей, мне придется отвергнуть вывод, что госпожу Пао убили по ошибке. Пылая гневом после неудачной попытки двух арабов убить Чао Тая в усадьбе морехода Ни, градоправитель тотчас послал душителя танка в домик Яо Тайцая, дабы покончить с неверной женой и мореходом. Госпожу Пао и в самом деле задушили, но посчитаться с мореходом не удалось. Ты заметил, что во время вчерашнего заседания Пао принесли письмо? Возможно, там говорилось, что нападение в доме морехода Ни потерпело неудачу.

Таю Гань явно испытывал сомнения.

— В таком случае, господин, у Пао тут должна быть крупная, хорошо подготовленная тайная организация.

— А почему бы и нет? Ведь он управляет всеми делами города, а это представляет немалые возможности для тайных сношений как с Мансуром, так и с ханьскими разбойниками. В конце концов, оба они — и Пао, и наместник — люди образованные, умудренные опытом и достаточно умны, чтобы организовать сложный заговор и следить за ходом событий с помощью мелких подручных вроде Мансура, оставаясь при этом в тени и лишь дергая за веревочки.

Образование, опыт и тонкий ум отличают также третьего подозреваемого, Лян Фу. Лян, кстати сказать, лучше всего отвечает описанию Зумурруд своего покровителя: богатый господин, не занимающий государственного поста. А его частые посещения Цветочной пагоды якобы для игры в шашки с настоятелем — очень удобный предлог, чтобы видеться с танцовщицей в доме за храмом. Эти соображения, однако, не слишком существенны, как я объясню чуть позже. Что касается побуждений Ляна, то он, будучи человеком богатым, пользуется тут большим уважением, однако, возможно, не удовлетворен ролью торговца и мечтает о высокой должности в столице, ведь как-никак его покойный родитель командовал флотом и стяжал великую славу. Поскольку Лян родился и вырос в Кантоне и хорошо осведомлен в делах арабов, ему не составило бы труда поддержать тайные сношения с Мансуром. А то, как Лян пытался привлечь внимание к разбойничьим планам араба, можно толковать как попытку свалить все на него, как я уже объяснял, обсуждая версию о наместнике. Сверчками Лян не увлекается и никак не связан со слепой девушкой, но к этим двум вопросам я вернусь чуть погодя, так как есть еще третье, более серьезное возражение. Трудно представить, как этот Лян Фу, ханьский господин благородного происхождения, с ранних лет воспитанный в предубеждении против местных изгоев, мог связаться с арабской танцовщицей, по крови — презренной танка. Чтобы разрешить этот вопрос, нам нельзя упускать из виду, что, как и в случае с наместником, у Лян Фу есть двое подручных. Один из них — Мансур, другой — подданный Поднебесной. Судя по всему, это наш второй знаток арабов, господин Яо Тайцай. Все, что не вяжется с личностью Ляна, вполне подходит к нему.

Но Яо не может быть главой заговора! Он сам добился успеха, хорошо известен у себя в городе, но не имеет связей в столице, а уж тем более при дворе! Более того, Яо — ловкий торговец, но совершенно не пригоден для такого серьезного дела, как тайный заговор. Зато он погряз в разврате и в ненасытной погоне за новыми ощущениями мог отбросить предрассудки против изгоев. Опять-таки он как нельзя лучше отвечает описанию Зумурруд, Чао Тая возненавидел после его свидания с девушкой, а морехода Ни — зато, что тайно водил в его дом госпожу Пао, красивую знатную госпожу, которая никогда не опустилась бы до связи с торговцем. Яо спрятали слепую девушку, но, узнав, что она слишком много выведала и может донести на него главе заговора Лян Фу, решил устранить опасность. А когда попытка убить девушку провалилась, послал за ней душителей танка в Экзаменационный дворец. Только человек, близко знавший Ланьли, мог угадать, что она прячется именно там.

Тао Гань подергал три длинных волоска, растущих из бородавки на щеке.

— Яо и вправду как нельзя лучше подходит на роль хозяина Зумурруд, — согласился он.

Судья Ди кивнул:

— Наконец, я возвращаюсь к утреннему происшествию. Мансур прячется и не посмел бы пойти следом за танцовщицей. Я думаю, девушку выследил либо сам хозяин, либо его ближайший приспешник, какой и послал метателя копья, чтобы расправиться с ней. Боясь, как бы девушка его не выдала, злодей принес ее в жертву.

А теперь я изложу тебе практические выводы. Опираясь на имеющиеся в вашем распоряжении факты, мы не вправе предпринять какие-либо меры против наместника, градоправителя или господина Ляна, поскольку ни один из них не связан с совершенными здесь преступлениями достаточно явно. Тем не менее мы можем навести удар преступнику, кем бы он ни был, задержав его подручного. Мансур исчез, но у нас остается Яо. Я немедленно прикажу взять торговца как замешанного в убийстве госпожи Пао. Я пошлю четверых своих стражников, и они выполнят это, не поднимая шума. А тебя с двумя помощниками отправлю выполнять несуществующее задание, чтобы отвлечь преступника, который неусыпно следит за каждым вашим шагом. А как только Яо окажется под замком, мы обыщем его усадьбу…

Дверь распахнулась, и влетел запыхавшийся Чао Тай.

— Ее тело исчезло! — крикнул он.

Судья Ди встал с кресла.

— Исчезло? — в недоумении повторил он.

— Да, господин. Открыв замок, я увидел пустую комнату. Между лежанкой и окном осталось несколько капель крови, а на подоконнике — широкий смазанный след. Должно быть, кто-то залез в окно и унес тело, перебегая по крышам, в арабский квартал. Мы обшарили все дома, расспрашивали соседей, но никто ничего не видел и не слышал. Это…

— А как насчет ее служанки и людей с ее лодки? — перебил судья. — Им известно, кто был покровителем девушки?

— Тело служанки выловили из реки, господин. Ее задушили. А прочие обитатели не знали хозяина Зумурруд — он всегда приходил и уходил ночью, плотно прикрыв лицо. Этот мерзавец… — Чао захлебнулся словами.

Судья откинулся на спинку кресла.

— Полная нелепость! — пробормотал он.

Чао Тай тяжело опустился на стул и деловито вытер мокрое лицо краем рукава. Таю Гань бросил на него задумчивый взгляд, хотел что-то сказать, но, передумав, повернулся к судье Ди. Однако тот не проронил ни слова, Тао налил другу чаю. Тот осушил чашку одним глотком и снова сел, неподвижно уставясь в пространство. Повисло неловкое молчание.

Судья вдруг встал с кресла, вышел из-за стола и, сурово сдвинув густые брови, принялся мерить шагами комнату.

Тао Гань обеспокоено смотрел на лицо господина всякий раз, как тот оказывался рядом, а Ди, казалось, напрочь забыл о своих помощниках. Наконец юн застыл возле узкого окна, да так и остался стоять, заложив руки за спину и разглядывая двор, залитый ярким утренним солнцем. Таю Гань, потянув Чаю Тая за рукав, шепотом сказал о предстоящем аресте Яо Тайцая. Тайвэй рассеянно кивнул.

Внезапно судья обернулся и, приблизившись к обоим друзьям, торопливо бросил:

— Кража тела — первая ошибка преступника. Она же и последняя. Теперь мне понятна его извращенная натура. Отчасти я был прав, но самая главная черточка от меня ускользнула. Теперь Я вижу все, что здесь произошло, в истинном свете. Я немедленно брошу в лицо негодяю все его подлые преступления и заставлю сказать, кто из придворных за этим стоит. — Судья немного помолчал. — Я не могу задержать его прямо сейчас, — хмуро добавил юн. — Преступник весьма находчив и решителен, а потому способен убить себя раньше, чем выдаст мне сведения, в которых я так отчаянно нуждаюсь. Однако под рукой у него могут оказаться приспешники, поэтому следует принять кое-какие меры. Ты будешь сопровождать меня, Таю Гань. А ты, Чаю Тай, кликни моих четырех дознавателей и начальника сотни дворцовой стражи!

Глава 22

Старший из носильщиков паланкина судьи Ди долго стучался в ворота, прежде чем высокие створки открылись и в проеме возникла сгорбленная фигура старого смотрителя дома. Тусклые глаза удивлению оглядели двух прибывших господ.

— Будь любезен, доложи о вас своему господину, — учтиво обратился к старику судья Ди. — Скажи, что я прибыл не как должностное лицо и очень ненадолго.

Смотритель провел судью Ди и его помощника в зал, предложив сесть на большие резные скамьи черного дерева, и удалился.

Ди, медленно поглаживая длинную бороду, изучал роспись на стенах. Таю Гань беспокойно поглядывал то на судью, то на дверь.

Смотритель появился раньше, чем ожидал судья Ди.

— Сюда, пожалуйста, — отдышливо просипел он.

Старик бесконечными переходами повел их в западную часть усадьбы — крыло, казавшееся необитаемым. Не встретив ни души, они пересекли несколько внутренних дворов, где лишь белые древки флажков ослепительно блестели на солнце. В глубине очередного двора слуга нырнул в полутемный проход и засеменил к широкой, почерневшей от времени деревянной лестнице.

На втором ярусе смотритель остановился перевести дух, затем повлек гостей дальше. Им пришлось одолеть еще два лестничных пролета, и каждый был длиннее предыдущего. Наконец они оказались в просторном зале. Сквозь решетки высоких окон дул легкий ветерок. Видимо, они достигли верхнего яруса какой-то башни. На плитах пола не было циновок — лишь чайный столик и два стула с высокими спинками. Над двустворчатой дверью висела большая деревянная табличка, где каллиграфическим почерком в характерной манере времен покойного императора было начертано четыре иероглифа: «Зал Предков Семейства Лян».

— Хозяин ждет вас там, достопочтенный господин, — сказал смотритель, распахивая дверь.

Судья Ди знаком приказал Таю Ганю сесть на один из стульев у чайного столика, и сам вошел в зал.

Здесь стоял густой запах индийских благовоний, исходивший от бронзовой курильницы перед алтарем в дальнем конце зала, тускло освещенном двумя свечами юга высоких подставках. Под алтарем высился роскошный старинный ритуальный стол для жертвоприношений. Лян Фу, облаченный в церемониальное платье из темно-зеленой парчи и высокую шапку, указывающую на его ученую степень, сидел за низким столиком напротив алтаря.

При виде судьи он торопливо поднялся и шагнул навстречу.

— Надеюсь, вас не слишком утомили все эти ступени, достопочтенный господин? — с вежливой улыбкой заметил он.

— Вовсе нет! — поспешил заверить его судья. Взглянув на портрет флотоводца Ляна в полный рост и при полном вооружении, он добавил:

— Искренне прошу меня извинить за то, что прервал обряд поминовения вашего покойного родителя.

— Я в любое время рад видеть достопочтенного господина, — спокойно ответил Лян. — и отец мой не стал бы возражать, ибо всегда откладывал дела семейные ради государственной службы — что было хорошо известно его детям. Садитесь, пожалуйста!

Он подвел гостя к стулу у правого края стола, на котором была разложена большая шашечная доска. Судя по тому, как стояли немногочисленные белые и черные фигурки, игра близилась к концу. Во вместительных медных чашах рядом доской лежали снятые фигурки, в одной белые, в другой — черные. Видно, господин Лан решал шашечную задачу. Усевшись и расправив халат, судья обратился к хозяину дома:

— Я хотел бы обсудить с вами несколько новых фактов, господин Лян. — И, подождав, пока торговец сядет напротив него, Ди отчеканил: — В особенности тех, что касаются похищения тела… убитой женщины.

Лян изумлению вскинул тонкие брови:

— Что за странный предмет для кражи! Вам надо рассказать мне об этом поподробнее! Только давайте прежде выпьем чаю!

Он направился к чайному столику в углу зал Судья быстро огляделся. Мерцающее пламя свечей яркими отсветами озаряло подношения, стоявшие на покрытом парчовой скатертью жертвенном столе. Между двумя старинными вазами со свежими цветами возвышались золотые сосуды, полные сластей из рисовой муки и фруктов. Нишу над жертвенным столом, где выставлялись таблички с именами усопших предков, закрывала пурпурная занавеска. Сильный запах благовоний не мог перебить пряного аромата чужеземных трав, исходившего, казалось, оттуда. Запрокинув голову, судья увидел, что потолочный свод очень высок, а под почерневшими балками клубится сизый дым. Пол покрывали отполированные до тусклого глянца доски. Он резко поднялся и, пододвинув стул, небрежно пояснил Ляну:

— Если позволите, я переберусь сюда, чтобы огонь свечей не беспокоил глаза.

— Ну конечно! — Хозяин дома переставил свой стул и сел лицом к гостю. — Отсюда нам будет лучше виден портрет.

Судья Ди внимательно наблюдал, как он разливает чай по крохотным чашкам из голубого фарфора. Одну он поставил перед гостем, а вторую приподнял обеими руками. Сквозь тонкие длинные пальцы судья разглядел на изысканном рисунке трещину. Лян задумчиво смотрел на картину.

— Искусный мастер, — заметил он, — сумел добиться поразительного сходства. Вы обратили внимание, как старательно выписана каждая мелочь? — Лян, поставив чашку на стол, поднялся и подошел к портрету. Стоя спиной к судье, он ткнул пальцем в широкий меч на коленях флотоводца.

Судья Ди поменял чашки местами и быстро вылил чай из той, что предназначалась Ляну, в ближайшую медную посудину с фигурками для игры в облавные шашки, а потом подошел к хозяину дома с пустой чашкой в руке.

— Надеюсь, этот меч по-прежнему у вас? — спросил он и, получив утвердительный кивок, продолжал: — Вот и у меня есть старинный меч, полученный в наследство от предков. Он носит имя Дракон Дождя.

— Дракон Дождя? Как необычно!

— Как-нибудь в другой раз я поведаю вам его историю. Не нальете ли вы мне еще немного чаю, господин Лян?

— О, разумеется!

После того как они снова уселись, хозяин дома наполнил чашку судьи, потом осушил свою и, сложив тонкие руки на коленях, улыбнулся:

— Теперь можно послушать и об украденном теле!

— Прежде всего, — охотно начал судья, — я хотел бы коротко обрисовать предысторию.

Лян вновь согласно кивнул, а Ди извлек из рукава веер и откинулся на спинку стула. Медленно обмахиваясь, он повел рассказ:

— Два дня назад, когда я прибыл в Кантон расследовать обстоятельства исчезновения цензора, мне было известно лишь, что это каким-то образом касается местных арабов. По ходу делая обнаружил, что у меня есть противник, каковой прекрасно осведомлен об истинной цели моего приезда и неотступно следит за каждым шагом. Выяснив, что цензора отравили ядом танка, я предположил, что один из недругов господина Лю при дворе нанял здесь кого-то, дабы этот человек заманил его в Кантон, а потом наслал убийц из числа арабских заговорщиков. Но я чуял, что тут есть и другие силы, которые как будто бы противодействовали злоумышленникам. Постепенно дело принимало все более запутанный оборот. Поблизости постоянно крутились арабские головорезы и душители танка, а загадочная слепая девушка то и дело перескакивала с места на место в создаваемой мной картине. И только сегодня утром я наконец получил настоящую улику — когда танцовщица Зумурруд объявила тайвэю Чао, что цензора отравила она и ее хозяину об этом известно. Она не осмелилась нарушить правило «мира цветов и ив», что запрещает девушке называть имена своих гостей. Я подозревал, что покровителем Зумурруд могли оказаться наместник, градоправитель или вы, но это ровно ничего не давало.

Судья сложил веер и снова убрал в рукав халата. Лян с вежливым интересом слушал.

— Тогда я попытался избрать иной путь, а именно — собрать по крупицам мысленный образ своего противника. И тут меня осенило, что он обладает умом, присущим истинному игроку: этот человек всегда остается в тени и заставляет действовать других, передвигая их, как фигурки на доске. В его игре я и мои помощники тоже оказались в роли фигур. Это открытие было чрезвычайно важным, ведь преступление можно считать наполовину раскрытым, если понять, как мыслит преступник.

— Истинно так!

— И я вновь обратил внимание на вас, искусного игрока, — улыбнулся судья. — Определенно, вы обладаете тонким умом, что необходимо как для разработки хитроумного плана, так и для руководства его выполнением. Видел я и побудительную причину — неудовлетворенность тем, что вам не дано следовать по стонам прославленного отца. В то же время вы никак не годились на роль человека, способного потерять голову от любви к арабской танцовщице, изгою по рождению. Тогда я пришел к выводу, что, если вы тот, кого мы ищем, любовником танцовщицы должен быть кто-то из подручных. И так как господин Яо Тайцай как нельзя лучше подходит на эту роль, я приказал его задержать. Но тут меня уведомили, что тело девушки исчезло. Это заставило меня немедленно ехать к вам.

— Почему ко мне? — спокойно осведомился Лян.

— А потому, что, размышляя об убитой танцовщице, народе танка и смертельных ядах, я припомнил слова, случайно брошенные бедной ханьской певичкой из дома веселья, которая много лет была рабыней у танка. На своих пьяных сборищах этот народец любил похваляться, будто лет восемьдесят назад один ханьский чиновник благородного происхождения тайно женился на девушке танка, а их сын впоследствии стал великим воином. И в памяти моей всплыли необычные черты лица Властелина Южных морей. — Судья указал на портрет. — Достаточно взглянуть на эти высокие скулы, плоский нос и низкий лоб. Недаром обожавшие своего предводителя моряки все-таки прозвали его «Старой обезьяньей мордой».

Лян медленно кивнул:

— Итак, вы разгадали ревностно хранимую тайну нашей семьи! Да, моя бабка и в самом деле была из речного народа, а дед совершил преступление, женившись на ней! — Торговец усмехнулся, но в глазах его мелькнули недобрые огоньки. — Только вообразите, прославленный флотоводец запятнан кровью презренных изгоев? Выходит, он был далеко не столь благороден, как принято считать, а?

Судья Ди пропустил ядовитое замечание мимо ушей:

— Тогда я понял, что представлял себе не ту игру. В обычных шашках Поднебесной играют фигурами одинакового достоинства, а в облавных шашках идет сражение между двумя полководцами. А мне следовало подумать об игре, распространенной в Индии, — о шахматах, там самые важные фигуры — Повелитель и Повелительница. Так и для вас выигрышем был не высокий пост в столице, а обладание вашей Повелительницей.

— Какое глубокомысленное заключение! — тонко улыбаясь, воскликнул Лян. — А можно полюбопытствовать, на каком этапе сейчас игра?

— Близится к концу. Повелительница мертва.

— Да, это так, — тихо сказал Лян. — Но она окружена великолепием, подобающим Повелительнице в игре под названием «жизнь». Дух ее властвует над печальной церемонией, ликует среди богатых подношений и благоухания цветов. Поглядите, она улыбается сладчайшей улыбкой… — Лян, подбежав, отдернул занавеску над алтарем.

Судья Ди ошеломленно застыл, открыв рот. Здесь, в священном зале предков семьи Лян, лицом к портрету прославленного флотоводца, в нише, где надлежит ставить таблички с именами усопших, на золотистой, покрытой лаком поверхности алтаря лежало нагое тело Зумурруд. Танцовщицу уложили на бок, закинув ей руки за голову, а ее полные губы кривились в насмешливой улыбке.

— Тело обработали лишь слегка, — как бы между прочим бросил Лян, опять задергивая занавеску. — Вечером работа будет завершена. Откладывать нельзя из-за жары.

Торговец вернулся за стол. Судья наконец оправился от потрясения.

— Так, может, восстановим ход игры вместе, шаг за шагом? — холодно спросил он.

— С превеликим удовольствием, — сосредоточенно — кивнул Лян. — Изучение игры всегда доставляет мне несказанное удовольствие.

— Итак, выигрышем была Зумурруд. Вы купили ее и, следовательно, обладали ее телом, но не более того. И надеялись завоевать любовь девушки, сумев осуществить ее единственную мечту: от презренного изгоя возвыситься до благородной госпожи. А поскольку сделать это можно было только будучи высокопоставленным чиновником, вы решили стать таковым. И действовать вам пришлось без промедления, ибо вами владел страх потерять Зумурруд; она могла полюбить другого или кто-то еще согласился бы осуществить ее честолюбивые грезы. В девушку без памяти влюбился Мансур. Она явно не отвечала взаимностью, но вы опасались, как бы в ней рано или поздно не заговорила арабская кровь, поэтому решили погубить Мансура. Затем вы прослышали от одного из столичных друзей, что некая влиятельная особа при дворе, близкая к императрице и ее присным, ищет способ избавиться от императорского цензора Лю и готова щедро вознаградить того, кто поможет достигнуть цели. Это был ваш счастливый случай! Вы тотчас принялись составлять план, тщательно обдумывая каждый ход, чтобы в конце концов получить Повелительницу! Свой хитроумный замысел вы и представили упомянутой влиятельной особе…

— Давайте расставим все по местам! — с раздражением перебил Лян. — Эта особа — Ван, главный евнух императорского гарема. Я связался с ним через нашего общего друга, богатого торговца вином и придворного поставщика.

Судья Ди побледнел как полотно. Император смертельно болен; императрицу обуревают упрямство и капризы, а над всем этим зловещая бесполая тень главного евнуха… неожиданно он воочию увидел омерзительную паутину.

— И угадайте, какой пост он мне посулил? Ваш! А при поддержке императрицы я поднимусь еще выше! Мой отец был Властелином Южных морей, так почему бы мне не стать Властелином Поднебесной!

— Вполне возможно, — устало вздохнул судья Ди. — Ну так вот, вы предложили заманить цензора в Кантон, намекнув ему, что арабы затевают смуту и за этим стоит некое таинственное лицо при дворе. Сами вы постарались бы распалить честолюбие Мансура, так что господин Лю, прибыв с проверкой, и вправду увидел бы в городе признаки брожения. Оставалось убить цензора, свалив вину на Мансура. Под жестокими пытками араб признался бы, будто цензор поддерживал его безумные замыслы. Блестящее решение! Мансур убран с дороги, цензор мертв, имя его запятнано, а вы отправляетесь в столицу вместе с Зумурруд.

Игра началась в полном соответствии с вашими расчетами. Цензор прибыл сюда тайно, чтобы проверить слухи о брожения среди арабов. Лю не рискнул поставить в известность кантонские власти, поскольку ему намекнули, что за этим заговором стоит важная персона при дворе, и цензор горел желанием узнать ее имя. Однако вернулся оп сюда еще по одной причине, о которой вы тогда не подозревали. В свой первый приезд в Кантон Лю повстречал Зумурруд, и они страстно полюбили друг друга.

— Как я мог предвидеть, что они столкнутся в этом треклятом храме? — пробормотал Лян. — Она…

— Вот в чем жизнь не похожа на шахматы, господин Лян! — резко оборвал его судья. — В действительности мы имеем дело с непредвиденными происшествиями. Более того, обсудив положение с господином Су, цензор почуял ловушку. Он сблизился с Мансуром и сделал вид, будто сочувствует его бунтарским планам. Думаю, он даже помог Мансуру и двум его сообщникам тайно провезти в город оружие. Когда араб доложил вам об этом, вы решили, что ваш замысел сработал лучше, чем можно было надеяться: предстань Мансур перед судом, он говорил бы чистую правду! Но, подозревая, что цензор дурачит араба, вы почли за благо поторопиться. Но Зумурруд отравила Лю, ей пришлось рассказать вам обо всем, и…

— Пришлось, говорите? — выпалил Лян. — Да она всякий раз нарочно рассказывала мне о своих похождениях! Всякий раз, как принимала очередного подвернувшегося мужчину! Мучила меня, рассказывая о тонких гнусных подробностях, что и вспоминать-то противно, а потом смеялась надо мной! — Он спрятал лицо в ладони и зарыдал. — Это была ее месть, а я… я ничего не мог поделать. Она была сильнее меня. В жилах ее текла огненная кровь, моя же изрядно поостыла и выкипела за два поколения… — Он вновь обратил к судье перекошенное лицо. — Но вы правы: до этого она ничего не говорила мне о цензоре, поскольку тот хотел увезти ее с собой. Итак, продолжайте! Времени оставалось немного…

— Как раз к тому времени, — невозмутимо отозвался судья, — в Кантон прибыл я с двумя своими помощниками. Якобы для проверки состояния торговых дел. Но вы тотчас сообразили, что истинная моя цель — расследовать причины исчезновения цензора. Вы приставили соглядатаев к моим помощникам и убедились, что ваши опасения справедливы: оба проявляли повышенный интерес к местным арабам. И вы прикинули, что мы тоже прекрасно подходим для вашей игры. Кто должен был раскрыть предательский заговор Мансура, как не глава столичного суда? Единственной помехой оставался господин Су. Зумурруд сказала вам, что он не посвящен в их с цензором тайную связь, но вы хотели в этом убедиться. И вот на утро, а именно два дня назад, господин Су, встревоженный тем, что цензор не пришел ночевать на постоялый двор, отправился искать его на пристани. Следить за ним вы послали одного из арабов Мансура, наемного головореза, и еще одного соглядатая — душителя танка. В полдень они доложили вам, что господин Су явно знаком с тайвэем Чао, и, когда тот покинул винную лавку, вы пошли следом. Вы велели танка помочь арабу убить господина Су, а потом задушить сообщника, не дав расправиться с Чао Таем. Вы хотели, чтобы тайвэй остался жив и бросился преследовать убийцу господина Су, поскольку это еще больше укрепило бы подозрения против Мансура.

Но тут вам не повезло. Мой помощник Тао Гань встретился со слепой девушкой. Должно быть, это ваша сестра, та, что якобы погибла вовремя пожара. Не случайно ведь Тао Гань принял за нее госпожу Пао, как и душитель танка, посланный вами в домик Яо. Она, видно, хотела уберечь вас от погибели…

— Наивная маленькая дурочка! — сердито воскликнул Лян. — Это она виновата во всех моих бедах, ибо пренебрегла мной! Мы оба унаследовали способности отца; а младшая наша сестра оказалась просто тупицей и рабыней своих смехотворно мелких страстишек! Но Ланьли! Когда домашний учитель читал нам классические труды, она мгновенно понимала самые сложные отрывки! И при этом была настоящей красавицей! Для меня она олицетворяла совершенную женщину. Я частенько подглядывал за Ланьли, когда она купалась… — Лян немного помолчал. — Когда мы выросли и наши родители умерли, я стал рассказывать ей старинные легенды о Благом Основателе Поднебесной, вступившем в брак с родными сестрами. Но Ланьли… Она отказалась, наговорила ужасных, чудовищных слов обо мне, грозила бросить и никогда не возвращаться обратно. Поэтому я брызнул Ланьли в глаза горячего масла, пока она спала. Разве я мог позволить женщине, которую боготворил, взглянуть на другого мужчину? Но вместо того, чтобы проклинать, маленькая лицемерка меня жалела! В гневе я поджег ее комнату. Я хотел… хотел… — Лян задохнулся, и лицо его исказилось от бессильного гнева. Немного успокоившись, он снова заговорил: — Она сказала, что больше никогда не придет в мой дом, но недавно объявилась, приблудная дрянь. Как я узнал, Ланьли наткнулась на двух моих людей, которые принесли тело цензора сюда, перед тем как тащить в храм, и украла этого проклятого сверчка. Ланьли ничего не знала о моих замыслах, но эта негодница оказалась слишком умна, чтобы обо всем догадаться. К счастью, мои люди следили за Ланьли, когда ваш помощник провожал ее домой, и подслушали их разговор. Эта мерзавка навела вас на мой след, сказан, что поймала сверчка возле храма, а там все еще лежало тело цензора. Пришлось мне спрятать ее у себя в усадьбе и запереть на замок. Но сразу после утренней трапезы Ланьли сбежала. Как ей это удалось, я до сих пор…

— Сверчок действительно послужил подсказкой и привел меня в храм, — заметил судья Ди. — А то, что мы обнаружили тело цензора, стало для вас крупной неудачей: ему полагалось исчезнуть, и тогда никто не смог бы установить, что цензор погиб от яда танка. Думаю, потом вы заставили бы Мансура сознаться, что он бросил его в море. Однако даже неудачу вы сумели обернуть в свою пользу. Когда я приезжал к вам, вью умышленно подчеркнули, будто арабы прекрасно ладят с танка, намекая тем самым, что Мансур мог с легкостью раздобыть яд. Так что все шло превосходно. Но затем, уже во второй раз, человеческая природа вмешалась, испортив хитроумную игру. Тайвэй Чао увидел Зумурруд и полюбил ее. Ваши соглядатаи доложили, что он побывал у нее на лодке и, судя по всему, провел время в ее объятиях. Что, если танцовщица сумела уговорить тайная увезти ее с собой в столицу? Что, если она ненароком обронила какое-то слово, указывающее на вас? Чао Тая следовало немедленно устранить. Убийство предполагалось совершить в усадьбе морехода Ни. — Задумчиво поглядев па хозяина дома, судья Ди полюбопытствовал: — Между прочим, как вы узнали, что тайвэй Чао пойдет туда во второй раз?

Лян Фу передернул узкими плечами:

— Сразу после того, как ваш помощник Чао Тай впервые побывал у Ни, двое моих людей постоянно наблюдали за домом, устроившись на задворках усадьбы. Мансур тоже прятался там. Увидев, что ваш помощник входит в дом, он сразу послал пару молодцов по крышам с приказом убить его одним из мечей морехода. Неплохая мысль — мореход вполне заслужил, чтобы его казнили как убийцу. Негодяй путался с моей сестрой.

— Он этого не делал, но оставим споры. Давайте вернемся к вашей игре в шахматы и перейдем к ее заключительной стадии. Ваши фигурки полностью вышли из повиновения. Мой ход с выставлением поддельной головы цензора был успешным. Сегодня на рассвете на постоялый двор к тайвэю Чао явилась Зумурруд и стала упрашивать отвести ее ко мне, рассчитывая получить награду. Там она и погибла. Итак, Повелительница повержена, а вы проиграли.

— Мне пришлось убить ее, — пробормотал Лян. — Зумурруд хотела бросить меня. Предать. Я нанял самого лучшего метальщика копья, какого только знаю. Она не мучилась… — Торговец бесцельно уставился в пустоту, подергивая длинные усы, потом вдруг вскинул глаза. — Нельзя судить о богатстве человека по тому, чем он обладает, Ди. Судите по тому, чего у него нет. Зумурруд презирала меня, зная, каков я на самом деле: трус, который боится и других, и самого себя. Поэтому она собиралась бросить меня. Но теперь ее забальзамированная красота навеки останется со мной. Я смогу говорить с ней, каждую ночь рассказывать о своей любви. Никто и никогда больше не встанет между нами. — Выпрямившись на стуле, он гневно крикнул: —И меньше всего вы, судья Ди! Поскольку вы вот-вот умрете!

— Как будто мое убийство могло бы помочь вам, — криво усмехнулся судья. — Неужели вы принимаете меня за глупца, способного явиться к вам и бросить в лицо все эти обвинения, не известив наместника и своих помощников обо всех доказательствах против вас?

— Да, именно так я и думаю! — надменно отчеканил Лян. — Как только мне стало известно, что мой противник вы, я позаботился как можно больше разузнать о вашей персоне. Вы человек известный, Ди! Множество загадочных преступлений, раскрытых вами за последние двадцать лет, сделались легендой. Народ вновь и вновь рассказывает эти истории в чайных и винных лавках по всей Поднебесной. Я изучил, как вы действуете! Вы обладаете упорядоченным умом, редким чутьем и сверхъестественной способностью связывать воедино несоединимые на первый взгляд вещи. Вы находите подозреваемого в основном благодаря тому, что способны разглядеть его глубинную сущность, и всецело полагаетесь на свое чутье. Затем вцепляетесь в него мертвой хваткой, давя всей мощью своего духа, каковая, должен признать, и в самом деле необычайна. Одним блестящим, продуманным ходом вы заставляете подозреваемого сознаться, после чего все объясняете. Таков ваш способ раскрывать преступление. Вы никогда не утруждаете себя, выстраивая все дело до конца, усердно, по крупицам, собирая улики, делясь каждой мыслью с помощниками, как это делают другие следователи. Это противоречит вашей натуре. Таким образом, я почти уверен, что вы ничего не сказали наместнику. И очень мало — своим помощникам. А стало быть, мой дорогой судья, вы умрете здесь. — Лян окинул собеседника победоносным взглядом. — И моя драгоценная сестрица — тоже, — спокойно обронил он. — Посланные мной душители танка не сумели покончить с ней дважды, первый раз — в усадьбе морехода Ни, второй — в Экзаменационном дворце, юно я знаю, что сейчас Ланьли прячется тут, и я наконец-то ее поймаю. Тогда исчезнет последний свидетель, способный дать показания против меня. Тупоголовые танка, которых я нанимал, ничего толком не знают, да и живут они в замкнутом мирке, где постороннему и следов не найти. У Мансура возникли кое-какие подозрения, но этот сметливый мерзавец сейчас в открытом море. Арабский корабль везет Мансура в его родные края. Дело цензора будет представлено таким, каково оно на самом деле: убийство из-за любви, совершенное по ошибке женщиной из народа отверженных, каковая, в свою очередь, была убита ревнивым арабским любовником, затем похитившим ее тело. Все чисто! — Лян глубоко вздохнул. — Все будут глубоко скорбеть о том, что в стремлении раскрыть его вы чрезмерно перенапряглись и умерли от сердечного приступа, обсуждая со мной недавнее убийство. Все знают, что долгие годы вы трудились в поте лица, не жалея сил, а ведь силы человеческие не беспредельны. Смерть от яда, к коему я прибег, выглядит точно так же, как и от сердечного приступа, и, следовательно, истинную причину никто не обнаружит. Кстати, секрет этого снадобья я узнал от Зумурруд. А то, что столь прославленный господин доживает последние минуты в моем скромном доме, я почту за высокую честь! Потом я кликну вашего помощника Тао Ганя, и мы вместе все приготовим, чтобы перенести ваше тело во дворец. Полагаю, наместник примет надлежащие меры. Оба ваших помощника умны и опытны — я никогда не умаляю достоинства своих врагов! — и у них могут возникнуть кое-какие подозрения. Но к тому времени, когда они убедят наместника повнимательнее приглядеться к моим делам, все следы случившегося здесь в действительности окончательно исчезнут. К тому же не надо забывать, что в самом скором времени я буду назначен вашим преемником! А что касается людей, так предусмотрительно оставленных вами в моем парадном дворе, и стражников вокруг моей усадьбы, то я доходчиво объясню им, что вас беспокоило, как бы арабские головорезы не попытались меня убить. Я даже позволю этим слугам Закона поймать тут одного из арабских разбойников, чтобы его можно было казнить. Вот вроде бы и все.

— Понятно, — протянул судья. — Так чай был отравлен ядом? Я ожидал от вас большей изобретательности. Например, ловушку под ногами, ведущую в пропасть, или нечто тяжелое, что свалилось бы мне на голову с потолка. Как вы могли заметить, я предосторожности ради пересел на другое место.

— Не позабыли вы и о старинном фокусе с отравленным чаем — со снисходительной улыбкой заметил Лян. — Как и следовало ожидать, вью поменяли местами чашки, пока я стоял к вам спиной. Привычное дело для такого опытного следователя! Моя чашка была смазана ядом, а в вашей был самый безобидный чай. Таким образом, вью приняли яд, и он вот-вот начнет действовать, так как количество я тщательно рассчитал. Нет, не двигайтесь! Если вы сейчас шевельнетесь, смерть наступит мгновенно! Разве вы не чувствуете тупой боли в области сердца?

— Нет, — сухо отрезал судья Ди. — И не почувствую. Я ведь говорил, что разгадал ваш образ мышления, типичный для шахматного игрока? Игрок всегда мыслит на несколько ходов вперед. Я знал, что, избран для убийства яд, вьюне станете подливать его в мою чашку. И это подтвердилось, когда я заметил на вашей трещину. По всей видимости, вью хотели убедиться, что я переставил чашки. Поэтому я сделал второй ход — поменял местами не только чашки, но также их содержимое. Я вылил отравленный чай в посудину с шахматными фигурками, а безобидный — в вашу треснутую чашку. Отравленный же чай из посудины с фигурками был перелит в чашку, предназначенную вам. Можете сами убедиться. — Ди взял медную посудину и показал Ляну, что фигурки мокрые.

Торговец вскочил со стула и бросился к столу для жертвоприношений, но замер на полпути и, покачнувшись, прижал к груди руки:

— Повелительница! Я хочу видеть ее… Я… — Голос его оборвался.

Лян сгорбился и ухватил край стола, потом начал ловить ртом воздух. Все его тщедушное тело забилось в судорогах. Хозяин дома упал, увлекая за собой скатерть. Вазы и жертвенные дары с грохотом попадали на пол.

Глава 23

Дверь распахнулась, и в зал ворвался Тао Гань, но застыл при виде судьи Ди, склоненного над телом хозяина дома. Судья приложил ухо к груди Ляна. Он был мертв. Когда Ди принялся обыскивать покойника, Тао Гань шепотом спросил:

— Как он умер, господин?

— Лян поверил, что ему достался предназначенный мне чай с ядом, и погиб от разрыва сердца. Но он и должен был умереть, ибо знал государственную тайну, не подлежащую разглашению! — Ди коротко рассказал помощнику о подмене чашек. — Яд я вылил в эту посудину, где полно шахматных фигурок. Лян увидел, что они намокли, но не разглядел, что на дне оставалось все содержимое треснутой чашки. Прихвати этот сосуд с собой. — Судья вытащил из рукава Ляна длинный и острый, как бритва, нож. — И это — тоже. И будь поаккуратнее — клинок смазан чем-то темным.

Тао Гань достал из рукава кусок промасленной бумаги. Заворачивая посудину и нож, он посетовал:

— Вам следовало и вправду дать негодяю выпить его же яд, господин! А если бы он не поверил и напал на вас с этим отравленным кинжалом? Тут хватило бы и одной царапины.

Судья Ди пожал плечами:

— Пока Лян полагал, что напоил меня отравленным чаем, я старался сидеть от него подальше. — Оп вздохнул. — Старея, человек все меньше полагается на себя, Тао Гань, и склонен возлагать решение вопроса о жизни и смерти на Высший Суд.

Ди развернулся и покинул зал предков вместе со своим помощником.

У лестницы стояла стройная молодая женщина, скромно одетая в темно-коричневый халат. Неподвижные глаза ее глядели прямо перед собой.

— Она только что пришла, — торопливо пояснил Тао Гань. — Хотела предупредить нас о Ляне.

— Ваш брат умер, госпожа Лян, — спокойно молвил судья. — От разрыва сердца.

Слепая кивнула.

— Все последние годы Фу страдал от сердечного недуга, — уронила она. И, немного помолчав, спросила: — Это он убил цензора?

— Нет, Зумурруд.

— Она была опасной женщиной, — задумчиво отозвалась Ланьли. — Я всегда опасалась, как бы чрезмерная привязанность к ней брата не обернулась для него погибель. Прослышав о том, что его люди принесли сюда тело убитого высокопоставленного господина, любовника Зумурруд, я подумала, что убийство совершил мой брат, отыскала комнату, где лежал покойник, и пока эти двое переодевались в стражников, заглянула в его рукава и вынула из раздавленной клетки Золотого Колокольчика. Кроме него, я прихватила то, что на ощупь показалось мне футляром, а поскольку других бумаг при этом человеке не было, я сочла эту вещь крайне важной.

— Полагаю, это ваша сестра, госпожа Пао, вчера опустила упомянутое послание тайвэю Чао?

— Да, господин. Моя сестра с детства была дружна с мореходом Ни и как раз хотела передать записку, где просила его прийти пополудни в домик Яо. Мое же послание господину Тао она предполагала оставить в судебной управе, но, встретив друга господина Тао, подумала, что надежнее отдать прямо ему. — Ланьли, откинув волосы с высокого гладкого лба, немного помолчала — Мы с сестрой все время встречались тайком, — пояснила она. — Оба мы — и мой брат, и я — хотели, чтобы все считали меня умершей, но я не могла позволить родной сестре печалиться обо мне, поэтому год спустя заглянула к ней и успокоила. Она переживала за меня, хоть я и уверяла, что ни в чем не нуждаюсь. И все-таки сестра всегда знакомила меня с теми, кто хотел купить сверчков. Вчера утром, сбежав отсюда, я сказала ей, что опасаюсь, как бы наш братец не попал в беду. Это по моей просьбе сестра обшарила стол в спальне Фу, пока вью пребывали здесь с ее мужем, господин, и стащила у него две карты, а потом объяснила мне, что на одной из них постоялый двор тайвэя Чао обведен кружком. Я надеялась перехватить сестру в доме Яо, но мы разминулись. Кто убил ее, господин? Врагов у моей сестры не было, а брат, хоть и презирал ее, никогда не питал столь жгучей ненависти, как ко мне.

— Госпожа Пао была убита по ошибке, — ответил судья Ди и поспешно добавил: — Я премного благодарен вам за неоценимую помощь, девица Лян!

Она безнадежно махнула рукой:

— Я надеялась, что вы отыщете убийцу цензора, господин, до того, как мой брат запутается окончательно.

— А как вам удавалось столь успешно скрываться от всех? — полюбопытствовал судья.

— Я выбирала хорошо известные мне места, господин, — чуть заметно улыбнулась слепая. — А эту старую усадьбу я знаю как собственную ладонь! Все потайные комнаты, тайные ходы и запасные выходы, о которых мой брат и не догадывался. Экзаменационный дворец всегда был моим любимым пристанищем. Когда господин Тао и его друг заметили меня, я улизнула черным ходом и спряталась в комнатке, где хранят паланкины. А потом услышала женский крик. Что там случилось, господин?

— Мои помощники наткнулись на двух негодяев, вознамерившихся обесчестить женщину, — не стал вдаваться в подробности судья. — Ваш брат принес тело Зумурруд сюда, но я должен немедленно забрать его в судебную управу. Могу ли я что-нибудь сделать для вас? Теперь вам надлежит заботиться об этой усадьбе и обо всех делах вашего брата…

— Я вызову дядю с материнской стороны… Он стар, но позаботится о похоронах моего брата и… — Девушка грустно покачала головой и еле слышно пробормотала: — Во всем виновата я. Нельзя было оставлять Фу, бросив наедине со всеми ужасными, терзавшими его мыслями. Ведь тогда он был еще почти ребенком! Играл с солдатиками в углу сада, воображая великие битвы, которыми будет командовать, но потом… Потом он узнал, что не создан для воинской службы. А после того, как я его бросила, понял, что и любовь женщины ему недоступна. Этот второй удар сразил Фу наповал, и он хотел покончить с собой, но потом встретил Зумурруд, и он… она оказалась первой и единственной женщиной, какую он мог держать в объятиях. Брат жил только ради нее, но Зумурруд его презирала, говорила жестокие слова, всячески унижала его… Да, это я во всем виновата — я не должна была отвергать его так резко… Следовало как-то смягчить все это… увлечь его другой женщиной — доброй, ласковой, которая сумела бы… Но я была слишком молода и не понимала… не понимала…

Ланьли закрыла лицо руками. Судья Ди подал знак Тао Ганю, и они спустились по лестнице.

В просторном зале их подождал Чао Тай с четырьмя дознавателями и десятком стражников. Судья Ди объявил им, что в усадьбу забрались грабители и, случайно столкнувшись с ними, господин Лян умер от разрыва сердца. Под началом тайвэя Чао Тая стражам порядка надлежало сделать тщательный обыск и схватить любого чужака, буде таковой здесь скрывается. Отозвав в сторону начальника отряда, судья уведомил его, что Мансур находится на одном из арабских кораблей в устье реки Жемчужной, и повелел безотлагательно передать начальнику порта приказ отправить несколько быстроходных военных джонок, дабы догнать и схватить злоумышленника. После того как начальник отряда удалился выполнять распоряжение, судья Ди приказал старому смотрителю отвести их с Тао Ганем в опочивальню Ляна.

В стене над изголовьем кровати Тао Гань обнаружил тайник и немедленно вскрыл его, но внутри лежали лишь договоры и другие важные бумаги, связанные с повседневными торговыми делами. Да судья и не рассчитывал найти что-либо крамольное — Лян был слишком умен и не стал бы хранить опасные документы у себя. Все улики Ди надеялся обнаружить в столице, после того как его дознаватели обыщут дворец главного евнуха. И судья велел Тао Ганю сделать все необходимое, дабы тайно перенести тело Зумурруд в судебную управу, потом сел в паланкин и отбыл во дворец.

Слуга проводил судью в кабинет наместника на втором ярусе его личных покоев.

Это была маленькая, но со вкусом обставленная комната. Через сводчатое окно открывался вид на дворцовый сад и озеро с лотосами. Слева на чайном столике подле нефритовой вазы, полной белых роз, стояли чайник и чашечки из тончайшего фарфора. Правая стена была сплошь заставлена книжными шкафами из эбенового дерева. Наместник, сидя за высоким письменным столом в глубине кабинета, отдавал какие-то распоряжения стоявшему перед ним пожилому чиновнику.

При виде судьи Ди наместник торопливо встали, шагнув навстречу, поклонился. Он предложил гостю удобное кресло рядом с чайным столиком, а сам опустился на стул напротив. Пожилой чиновник мгновенно принес им чаю, и наместник отпустил его. Подавшись вперед и сложив руки на коленях, он с тревогой спросил:

— Что тут происходит, достопочтенный господин? Я видел вывешенное вами воззвание. Кто этот высокопоставленный предатель?

Судья Ди с удовольствием выпил чаю. Неожиданно он почувствовал, как сильно устал. Поставив чашку на стол, Ди откинулся в кресле и ослабил воротник халата.

— А произошло, господин наместник, ужасное несчастье, — спокойно пояснил он. — Видите ли, цензор Лю был убит в вашем городе. Помните, я обнаружил тело в мертвецкой Цветочной пагоды? Так вот, это были его останки. А сейчас я изложу вам официальную версию событий. Цензора привела в Кантон любовь к местной девице, но у той уже был любовник, и этот мерзавец отравил господина Лю. Мое воззвание было лишь уловкой. Она побудила приятеля убийцы прийти к нам и открыть его имя. Этот человек задержали в данный момент следует в столицу для тайного суда. Надеюсь, вы понимаете, что и в преподнесенном мной виде эти сведения не следует разглашать. Верховные власти не любят, когда вокруг чиновников высокого ранга поднимается порочащая их шумиха.

— Разумеется, — протянул наместник.

— Я хорошо понимаю, сколь щекотливо ваше положение, — мягко заметил судья. — Я прекрасно помню все случаи, когда высокопоставленные чиновники из столицы посещали округ или уезд, сам я тогда был лишь начальником суда. Но тут ничего не поделаешь — это неотъемлемая часть вашей системы управления.

Наместник с благодарностью посмотрел на судью.

— Вы не могли бы открыть мне, почему усадьба господина Ляна окружена охраной? — спросил он.

— Мне стало известно, что грабители танка готовят набег на его дом. Я поехал туда предупредить господина Ляна, но обнаружил, что он столкнулся с одним из злоумышленников, и это потрясение стало для него гибельным. В данный момент мои люди ищут грабителей. Это дело необходимо вести с крайней осторожностью, ибо господин Лян был видным лицом и, если в городе прослышат, что в смерти стали повинны танка, это может вызвать большие волнения. Передайте это расследование моим помощникам. — Он сделал глоток чаю. — А что касается вопроса с арабами, то я принял надлежащие меры для поимки Мансура, главы заговора. После того как он будет пойман и усажен под замок, всякое усиление охраны порядка можно отменить. Я намерен внести Великому совету предложение об особых правилах поселения варваров, с каковыми я ознакомил вас вчера вечером. Таким образом, впредь они не смогут чинить нам беспокойство.

— Ясно, — пробормотал наместник и немного погодя робко добавил: — Я надеюсь, что все случившиеся здесь з-э… беспорядки не будут расцениваться как свидетельство бездарности здешних чиновников, господин. Если у столичных властей сложится впечатление, будто я… не радею о своих обязанностях, это… — Он метнул на гостя встревоженный взгляд.

Но судья Ди сделал вид, будто не уловил намека.

— Во время моего расследования возникли некоторые факты, не связанные с ним напрямую и тем не менее очень важные, — тихо проговорил он. — Во-первых, смерть госпожи Пао. Расследованием занят градоправитель, и я предпочитаю, чтобы в этом вопросе вы полностью положились на него. Во-вторых, мне стало известно о другом ужасном несчастье, случившемся много лет назад. Речь идет о некоей молодой персиянке, что свела счеты с жизнью. — Ди бросил мимолетный взгляд на хозяина кабинета. Лицо наместника вдруг помертвело. — Вчера утром, когда мы встретились в садовой беседке, — продолжал судья, — вью проявили горячее желание изъять из моих рук расследование дел персидской общины. Поскольку вы явно с особым вниманием изучали их проблемы, то, полагаю, сумеете сообщить мне подробности этой трагедии.

Наместник отвернулся и сквозь распахнутое окно неподвижно уставился на зеленые крыши дворца. Судья Ди взял белую розу и вдохнул ее нежный аромат.

— Это произошло много лет назад, — натянуто выдавил наместник, — когда меня направили сюда на должность младшего советника суда. Мое первое назначение… Я был молод и восприимчив, и неведомые дотоле нравы и обычаи чужеземцев пробудили мое любопытство. Я зачастил в дом одного персидского торговца, где и познакомился с его дочерью. Мы всем сердцем полюбили друг друга. Моя подруга была утонченной и красивой девушкой, но я проглядел, как она возбудима и порывиста. — Обернувшись, наместник открыто посмотрел судье в глаза. — Я так сильно любил ее, что решил оставить службу и жениться. Но как-то раз она дала мне понять, что не может встречаться со мной. И я, глупый юнец, вообразил, будто моя любимая решила таким образом порвать со мной. В отчаянии я стал бегать к певичкам. А потом, несколько месяцев спустя, я получил от нее записку с просьбой Прийти к Цветочной пагоде. Я застал ее в чайном домике одну. — Наместник опустив глаза, неподвижно смотрел юта до боли стиснутые руки. — На ней было длинное парчовое платье, тончайшая шелковая шаль окутывала прелестную головку. Я хотел заговорить, но она тотчас попросила проводить ее в пагоду. В молчании мы поднимались по ступеням все выше и выше, пока не оказались на узкой площадке самого верхнего яруса, девятого. Моя любимая встала у ограды. Лучи заходящего солнца разбрасывали красноватые блики по морю крыш далеко внизу. Не глядя в мою сторону, каким-то безжизненным, отрешенным голосом она сказала, что родила от меня двух девочек-близняшек, но, поскольку я ее бросил, сразу утопила. Пока я стоял как громом пораженный, она шагнула через ограду… А я… я…

Наместник и так говорил с видимым трудом, но теперь голос сорвался и несчастный закрыл лицо руками. Судья Ди едва разобрал последние слова:

— Я этого не хотел. Небо мне в том свидетель! А она… Мы просто… просто были слишком молоды… слишком молоды…

Судья ждал, пока Вэн совладает с собой. Медленно повернув розу в руке, он наблюдал, как белые лепестки один за другим осыпаются на черную, поблескивающую лаком поверхность стола. Наконец наместник поднял голову, и Ди вернул цветок в вазу.

— Должно быть, эта женщина безумно любила вас, иначе не воспылала бы столь страстным желанием причинить вам боль. Поэтому она совершила самоубийство и солгала, будто утопила ваших дочерей. — Видя, что собеседник едва не подпрыгнул от удивления, судья Ди успокаивающе вскинул руку. — Да, это была ложь. Она отдала близняшек торговцу, подданному Поднебесной. А после того, как он разорился, девочек взял на воспитание господин, в чьих жилах течет не только ханьская, но и персидская кровь. Он заботился о девочках как добрый отец, и теперь из них вышли, насколько я знаю, очаровательные молодые девицы.

— Где они? Кто этот человек? — воскликнул наместник.

— Это мореход Ни, я однажды упоминал вам о нем. Он интересуется тайнами бытия, не лишен причуд, но обладает твердыми устоями, должен признать. Несмотря на то что его уверили, будто вы соблазнили и бросили молодую персиянку, Ни хранил молчание, полагая излишним и вредным бередить эту старую трагедию, и в первую очередь — для двойняшек. Загляните к ним как-нибудь, возможно тайком. К настоящему времени, если мои сведения точны, мореход, по сути дела, стал вашим зятем. — Судья поднялся и расправил полы своего халата. — Я забуду все, о чем вы мне тут говорили.

Когда наместник, слишком растроганный, чтобы подобрать слова, провожал гостя, судья Ди как бы между прочим заметил:

— До того как я упомянул о деле персидской госпожи, вы дали мне понять, что вас беспокоит гнев столичных властей. Так вот, я считаю своим долгом уведомить Великий совет, что нахожу вас превосходным правителем высочайших достоинств. — И, отмахнувшись от возражении смущенного похвалами наместника, он подвел итог: — Мне приказано без промедления ехать в столицу, так что пополудни я покидаю Кантон. Буду вам весьма признателен, если вы позаботитесь подготовить конвое сопровождение. Премного благодарен за ваше гостеприимство! Прощайте!

Глава 24

Судья Ди поел у себя в трапезной вместе с Чао Таем и Тао Ганем. Помощники его арестовали в усадьбе Ляна двух танка, трех ханьских головорезов и одного арабского убийцу. Все шестеро были доставлены в тюрьму судебной управы.

Во время трапезы судья Ди нарисовал друзьям полную картину происшедшего, опустив лишь последнюю беседу с наместником, и он представил официальную версию дела об убийстве цензора.

— Итак, задача, которую цензор поставил перед собой, окончательно разрешена, хоть это и стоило ему жизни. Главный евнух получит по заслугам, а его сторонники потерпят крах. Наследник престола не будет низвергнут с законного места, а присные императрицы отступят в тень, во всяком случае, на время.

Судья погрузился в молчание. Он вспомнил императрицу — прекрасную, деятельную, ярко одаренную женщину, но совершенно безжалостную, подверженную страстям, снедаемую честолюбивыми замыслами для себя и своей родни. В этом столкновении он косвенно сражался против нее и победил. Внезапно судью охватило мрачное предчувствие других, более открытых схваток, и он словно воочию увидел грядущее кровопролитие, бесконечные потоки крови… Ди поежился, как будто ощутив пронизывающий холод Духа Смерти.

Чао Тай с тревогой поглядел на угрюмое лицо судьи. Под глазами его залегли темные круги, на впалых щеках еще глубже обозначились морщины. Усилием воли он взял себя в руки.

— Расследование убийства цензора может стать моим последним уголовным делом, — медленно проговорил он. — Отныне я, вероятно, всецело посвящу свои труды делам государственным. И если у какого-то из них обнаружится противозаконный душок, передам его дознавателям. То, что Лян Фу сказал о моих привычках вести дело, близко к истине. Это заставило меня осознать, что деятельность моя в раскрытии преступлений исчерпала себя. Подход мой стал слишком многим известен, и хитроумному преступнику ничего не стоит использовать это в своих целях. Но такой образ действий — часть меня самого, а я слишком стар, чтобы меняться. Более молодые и знающие люди продолжат дело с той точки, где я остановился. После полудня, когда только спадет самый сильный зной, конный отряд проводит меня в столицу. А вы оба последуете за мной, когда управитесь с тем немногим, что еще надо подчистить в связи с делом цензора. Вам следует строжайшим образом придерживаться официальной версии и проследить, чтобы ничего из действительно происшедшего в Кантоне не выплыло наружу. О Мансуре нечего беспокоиться — негодяй улизнул на одном из арабских кораблей, но на его поимку в устье реки уже посланы быстроходные военные джонки. Этого араба надлежит предать тайной казни, ибо ему известны государственные секреты и они никоим образом не должны достигнуть ушей халифа.

Судья встал.

— Мы все нуждаемся в коротком отдыхе! Вам обоим незачем возвращаться в город на постоялые дворы. Отдохните в покое рядом с моей опочивальней — там есть два ложа. Потом проводите меня и возьмитесь за работу. Я уверен, вы сумеете покинуть Кантон не позднее чем завтра.

Уже в дверях Чао Тай сердито буркнул:

— Мы пробыли тут всего два дня, а я уже по горло сыт этим Кантоном!

— Я тоже! — хмуро Откликнулся Тао Гань. — Жду не дождусь, когда снова приступлю к обычным делам в столице, господин!

Судья Ди окинул взглядом бледные, измученные лица своих помощников и с грустью отметил про себя, что мудрость «век живи — век учись» обходится дорогой ценой.

— Рад это слышать, Чао Тай, — ласково улыбнувшись, сказал он.

Они поднялись по широким ступеням к покоям судьи Ди на втором ярусе. Чао Тай, оглядев два роскошных, задернутых занавесью ложа в приемной, с усталой усмешкой бросил Тао Ганю:

— Выбирай, какое тебе больше по вкусу, а то и оба! — Он посмотрел на судью: — Я предпочел бы спать на тростниковой циновке у дверей вашей опочивальни, господин. Особенно в такую жару!

Судья согласно кивнул и, отодвинув ширму, вошел в спальню. Там стояла удушливая жара. Ди направился к широкому сводчатому окну и поднял бамбуковые занавески, но тотчас опустил на место — яркие лучи полуденного солнца, отражаясь от крытых глазурованной плиткой дворцовых крыш, полыхнули ему в глаза.

Судья ушел в глубину комнаты в положил шапочку на столик около кроватей. Кинжал его был тут же, рядом с чайником. Пока судья пробовал, не остыл ли чайник, взгляд его упал на меч Дракон Дождя, висевший на стене. Вид заветного клинка вдруг напомнил ему о мече Властелина Южных морей, изображенном на картине в зале предков семьи Лян. Да, в жилах флотоводца текла кровь танка. Но ее дикую необузданность укрощал высокий ум, животные страсти обернулись сверхчеловеческой отвагой. Ди с глубоким вздохом стянул с себя тяжелый, расшитый золотом халат и в одном шелковом исподнем вытянулся на постели.

Глядя в потолок, он задумался о своих помощниках. Отчасти это он был виноват в случившемся с Чао Таем несчастье. Давно следовало позаботиться, чтобы тайвэй завел семью и остепенился, ведь хороший начальник обязан проявлять заботу о подчиненных. Ма Жун взял в жены прелестных двойняшек — дочерей кукольника. Надо было устроить и судьбу Чао Тая. По возвращении в столицу он непременно этим займется. Но это будет очень непросто. Чао Тай принадлежит к благородному роду воинов, обосновавшемуся на северо-западе Поднебесной еще несколько веков назад. Вряд ли этих людей можно назвать уживчивыми и степенными, они живут ради битвы, охоты и бесшабашного пьянства, а женщин любят столь же необузданного и независимого нрава. Тао Гань, к счастью, с этой точки зрения трудностей не создавал, так как был неисправимым женоненавистником.

Затем судья вспомнил о том тяжелом решении, что ему придется принять в столице. Он знал, что ревнители Закона обратятся к нему с предложением заменить убитого цензора. Но не разумнее ли подождать Великого Наследования, чтобы решиться на такой шаг? Он попытался обдумать возможные повороты дальнейших событий, но почувствовал, что не в силах мыслить связно. Невнятные голоса Чао Тая и Тао Ганя, слабо доносившиеся сквозь ширму, навевали дремоту. Наконец бормотание стихло, и судья погрузился в сон.

В этом удаленном крыле дворца царила глубокая тишина. Все, кроме стражников у внешних ворот, отдыхали.

Бамбуковые занавески отодвинулись с едва слышным стуком, и Мансур бесшумно прыгнул в комнату. На нем была только белая набедренная повязка, в складках которой таился кинжал. Вместо большого тюрбана голову араба плотно облегал кусок ткани. Темное, мускулистое тело заливал пот — Мансуру пришлось немало полазить по крышам, прежде чем он достиг цели. Араб постоял у окна, ожидая, пока восстановится дыхание, и с удовольствием отметил, что судья Ди спит. Шелковый исподний халат распахнулся, обнажив широкую грудь.

С гибкостью пантеры Мансур шагнул к ложу, ухватил было рукоять кинжала, но, заметив висящий на стене меч, замер. Неплохо бы доложить халифу, что он убил неверного пса его собственным мечом!

Араб снял меч и рванул из ножен. Но он не был знаком с ханьским оружием, и пустые ножны стукнулись о каменные плиты пола.

Судья Ди беспокойно дернулся и открыл глаза. Мансур изрыгнул проклятие, взмахнул мечом, целя судье в грудь, но обернулся, услышав за спиной громкий окрик. В одних штанах в спальню ворвался Чао Тай. Он прыгнул на араба, но тот успел сделать выпад и вонзить меч в грудь тайвэя. Чао Тай отпрянул, увлекая за собой Мансура, а судья, вскочив с постели, схватил лежавший на чайном столике нож. Мансур обернулся через плечо, не зная, то ли защищаться чужим мечом, то ли бросить его и пустить в ход собственный, более привычный кинжал с кривым лезвием. Эти колебания стоили ему жизни. Судья, налетев на араба, с такой яростью вонзил ему в шею нож, что кровь брызнула во все стороны. Отпихнув бездыханное тело, Ди склонился над Чао Таем.

Острый клинок Дракона Дождя глубоко вошел в грудь воина. Лицо тайвэя побелело, глаза закрылись. Тонкая стройка крови сочилась из уголка рта.

В спальню вбежал Тао Гань.

— Приведи лекаря наместника и подними по тревоге стражу! — рявкнул судья Ди.

Он опустил руку па голову Чао Тая, но выдернуть меч не осмелился. Перед глазами промчался поток бессвязных воспоминаний: первая встреча в лесу, когда он сражался против Чао Тая этим самым мечом; все опасности, что они встречали вместе, плечом к плечу; множество случаев, когда они спасали друг друга…

Ди не помнил, как долго простоял на коленях, глядя на неподвижное лицо друга. Но внезапно почувствовал, что вокруг толпятся люди. Лекарь наместника осматривал рану. После того как он осторожно извлек меч и остановил кровь, судья хрипло спросил:

— Мы можем перенести его на кровать?

Лекарь кивнул и, бросив на судью грустный взгляд, тихо добавил:

— Он все еще держится лишь благодаря редкостной жизненной силе.

Вместе с Тао Ганем и начальником стражи они подняли Чао Тая и тихонько перенесли на постель судьи Ди. Подняв меч, судья Ди приказал начальнику стражи:

— Велите своим людям унести мертвого араба.

Чао Тай открыл глаза. Увидев в руках судьи меч, он со слабой улыбкой выдохнул:

— Благодаря этому мечу мы встретились и благодаря ему же — расстаемся…

Судья поспешно убрал меч в ножны и, положив его на загорелую, покрытую шрамами грудь воина, тихо уронил:

— Дракон дождя останется с тобой, Чао Тай. Я никогда не возьму в руки меч, обагренный кровью моего лучшего друга.

Со счастливой улыбкой тайвэй сложил руки на рукояти меча. Он долго смотрел на судью Ди, потом глаза его помутнели.

Тао Гань обхватил голову друга левой рукой, по его впалым щекам медленно катились слезы.

— Могу я отдать приказ бить «Поступь смерти», господин? — шепотом спросил начальник стражи.

Судья Ди покачал головой:

— Нет. Пусть отбивают «Возвращение с победой». И немедленно.

Судья знаком велел лекарю и страже оставить их одних. Низко склонившись над ложем, они с Тао Ганем пристально вглядывались в бесстрастное лицо друга. Глаза его были закрыты. Немного погодя они заметили, что щеки Чао Тая слегка покраснели, потом по лицу умирающего пробежала судорога, а на лбу выступил пот, дыхание стало прерывистым, из открытого рта сильнее потекла кровь.

— Левое крыло… вперед! — прохрипел Чао Тай.

Внезапно тишину нарушили гулкие удары большого кожаного барабана на сторожевой башне дворца. Ритм все ускорялся, затем пронзительные голоса труб возвестили о победоносном возвращении воинов.

Чао Тай открыл почти угасшие глаза и стал внимательно слушать. Потом его запекшиеся от крови губы расплылись в блаженной улыбке.

— Битва выиграна! — вдруг совершенно отчетливо выговорил тайвэй.

Затем из груди его вырвался хрип, тело воина дернулось, и улыбка застыла на губах

Глава 25

Уже настала ночь, когда Тао Гань с помощью четырех дознавателей завершил дело об убийстве цензора, весьма ловко скрыв следы того, что произошло в действительности. Тело арабской танцовщицы было тайно доставлено в судебную управу, после чего, уже открыто, перенесено в Цветочную пагоду для сожжения. Приспешников Ляна, даже не подвергнув допросу, передали воинской страже с приказом убить, как только отряд достигнет гор в верховьях реки. Тао Гань едва не валился с ног от усталости, когда наконец подписал от имени судьи Ди и скрепил печатью все необходимые бумаги, поскольку сам судья покинул Кантон сразу после того, как распорядился препроводить тело Чао Тая в столицу. Отбыл он в сопровождении особого отряда воинской стражи. Несколько всадников, скакавших впереди, расчищали путь. В руках они держали окаймленный красной полосой знак, позволяющий без промедления получать свежих лошадей на любой почтовой станции. Это было изматывающее путешествие, но более быстрого способа попасть в столицу не существовало.

Тао Гань покинул судебную управу и велел носильщикам доставить паланкин в усадьбу Ляна. Большой зал ярко освещали многочисленные масляные лампы и фонарики. Тело господина Ляна покоилось на богато украшенных похоронных носилках. Бесконечный людской поток двигался мимо них. Каждый гость зажигал палочку благовоний, отдавая последнюю дань умершему. Почтенный пожилой господин, которого Тао Гань счел дядей усопшего, принимал гостей с помощью престарелого смотрителя дворца.

Тао Гань, хмуро наблюдая за печальной церемонией, вдруг заметил, что рядом стоит господин Яо Тайцай.

— Горестный, горестный день для Кантона! — запричитал господин Яо, однако грустный голос никак не соответствовал лукавому выражению его лица. По всей видимости, торговец прикидывал, какие из дел покойного собрата сможет прибрать к рукам. — Я слышал, ваш начальник уже отбыл, — продолжал Яо. — Знаете, он вроде в чем-то меня подозревал, так как однажды учинил строгий допрос, но, поскольку уехал, больше не вызван меня в суд, я могу считать себя оправданным, не так ли?

Тао Гань бросил на него недобрый взгляд.

— Послушайте, — процедил он, — мне не дозволено обсуждать с посторонними государственные дела, но ради хорошего отношения к вам я, так и быть, открою одну маленькую служебную тайну — вдруг да пригодится? Когда подозреваемого подвешивают на дыбе, ему следует непременно попросить помощника палача вставить меж зубов деревянный клин. А то, знаете, часто бывает так, что от боли несчастный сам себе откусывает язык. Но на вашем месте я бы не слишком беспокоился, господин Яо! Беспокойство еще никого и никогда не спасало! Удачи вам!

Тао Гань повернулся и покинул зал, оставив господина Яо неподвижно стоять с выпученными от ужаса глазами.

Казалось, это небольшое воздаяние придало помощнику судьи сил, и, отпустив паланкин, он пешком добрался до рынка. Спина у Тао Ганя раскалывалась от боли, ноги ныли, но ему нужно было время, чтобы собраться с мыслями. Рынок кишмя кишел горластыми кантонцами, и темная улочка на задворках в сравнении с ним показалась Тао еще более пустынной.

Помощник судьи поднялся по узкой лестнице и на мгновение застыл у двери, прислушиваясь. Из-за нее доносился чуть слышный стрекот. Итак, догадка подтвердилась!

Тао Гань, постучав, вошел. Клетушки, свисавшие из-под карниза крыши, четко рисовались на фоне вечернего неба. В полумраке Тао едва разглядел чайную корзину па столике.

— Это я, — сказал он, когда из-за бамбуковой ширмы выступила Ланьли. Тао взял ее за рукав, подвел к скамье, и они уселись бок о бок. — Я знал, что найду тебя здесь, — продолжал помощник судьи. — Я возвращаюсь в столицу, но мне не хотелось уезжать, не попрощавшись с тобой. Судьба послала тяжкие испытания нам обоим, тебе и мне. Ты потеряла брата и сестру, я — лучшего друга…

Тао Гань коротко рассказал девушке о смерти Чао Тая.

— Как же ты теперь будешь жить совершенно одна? — с волнением спросил он.

— Как трогательно, что вы в своей глубокой печали вспомнили обо мне, — тихо заметила Ланьли. — Но не беспокойтесь из-за меня. Перед тем как покинуть усадьбу, я подписала бумаги, отказав все имущество покойного брата своему дяде. Мне ничего не нужно. У меня есть мои сверчки, и с ними я не чувствую себя одинокой.

Тао Гань немного посидел, слушая пение маленьких друзей Ланьли.

— Я бережно храню двух твоих сверчков, — наконец проговорил он. — Того, что ты мне прислала, и найденного в Экзаменационном дворце. Я тоже понемногу начинаю ценить их пение. Оно так умиротворяет… Наверное, я слишком стар и устал, Ланьли; умиротворение и покой — единственное, чего я жажду. — Он искоса взглянул на безмятежное лицо девушки и, тихонько накрыв ее руку своей, решительно сказал: — Я был бы по-настоящему признателен тебе, Ланьли, если бы ты решилась поехать со мной в столицу. Со всеми своими сверчками.

Девушка не убрала руки.

— Только в том случае, если ваша старшая жена не станет возражать, — ровным голосом ответила она. — Я с радостью подумаю над этим.

— Я один, у меня нет никакой старшей жены. — И Тао Гань ласково добавил: — Но будет, как только ты согласишься.

Ланьли вскинула свои незрячие глаза, внимательно вслушиваясь. Громкое, мелодичное и чистое пение перекрывало теперь все другие звуки.

— Это Золотой Колокольчик! — радостно улыбнулась девушка. — Если вы хорошенько прислушаетесь, то поймете, что пение его не только приносит покой, оно сулит счастье!

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Реклама на сайте