Инна Рудольфовна Чепъ Наслѣдство
Глава 1
«Милая моя Лиза!
Должна сообщить тебе о своем скором замужестве. Увы, матушка против твоего присутствия на венчании, так что приглашение я прислать не могу, однако должна тебе признаться, что ты, пожалуй, единственный человек, кто мог бы быть на этом мероприятии искренним. Делюсь с тобой этой новостью с глубокой печалью. К уговорам моим родители остались глухи и, несмотря на почтенный возраст жениха, на брак согласились. Основным доводом в пользу этого решения они видят согласие господина Мережского на мое довольно скромное приданное и его значительное денежное состояние, могущее помочь отцу в намечаемом им предприятии.
С искренней любовью и нетерпением жду твоего ответа.
Твоя Екатерина.»Три года спустя.
«Лизонька!
С горечью в сердце спешу сообщить тебе о скоропостижной кончине моего супруга. Родственники его и мои не скрывают своего намерения драться за наследство покойного, несмотря на наличие составленного им год назад завещания. Это вселяет в меня определенные опасения относительно моего положения. Сердце мое полно страхом.
Лиза, приезжай, пожалуйста, как сможешь!
Твоя Катя.»* * *
Вечер удался на славу. Прекрасно украшенные залы радовали глаз, а известный оркестр — слух гостей, разбредшихся по особняку в поисках старых знакомых и новых знакомств. Аристократы и немногочисленные сравнимые с ними по влиянию лица собирались группками, обсуждали различные вопросы — важные и не очень, делились сплетнями, новостями и перемывали друг другу кости с не меньшей изощренностью, чем кумушки на деревенской ярмарке.
— А старик-то преставился, — заметил князь Ставров, отставной генерал.
— Если бы он сам умер, — молодой инкнесс Шадов, не отвлекаясь от разговора, отсалютовал бокалом какой-то даме, — это вряд ли вызвало бы столько пересудов. Но ведь всем известно, что Мережского отравили.
— И кажется, вполне ясно, кто, — винодел Димитрий Ореев, прочивший когда-то за «стального короля» свою дочь, покосился на только что прибывшую на собрание вдову. — И не постеснялась явиться!
— Ну, это же благотворительный вечер… — вступился было за наследницу огромного состояния инкнесс. Но был тут же перебит Ореевым:
— Попомните мои слова, молодой человек: эта змеища еще не одну душу сожрет. Так что не советую претендовать на ее руку. А то будете лежать рядышком с бедным Евстафием.
Князь задумчиво пошевелил усами.
— Насколько мне известно, группа для расследования этого дела только формируется. Один мой знакомый утверждал, что списки ее членов будут утверждены лишь послезавтра.
— Какие интересные у вас знакомые, — заметил недоверчиво винодел. Отставной генерал посмотрел куда-то за его плечо.
— А вдове-то не особо рады. Посмотрите на лицо княгини Острожской! Кажется, вино, что находится рядом с ней, тотчас скиснет! А как она смотрит на Мережскую! Та сейчас расплачется!
Мужчины некоторое время понаблюдали за тонкостями женского общения.
— Не заплакала, однако, — заметил инкнесс.
— Она просто не поняла намеков княгини, — высокомерно заявил Ставров. — Все-таки такая семья… Какое образование ей мог дать старший Ляпецкой? Клянусь, она еле читает!
— Но она урожденная инкнесса! — возмущенно заметил юный Шадов. Генерал смерил его ироничным взглядом.
— Увы, ныне титул отнюдь не является гарантом благородного поведения. И благородной крови, кстати, тоже. Вышла же она за этот мешок с деньгами! Хоть она — высокородная, а он никто.
— У него был графский титул, — заметил недовольно Ореев, сам относящийся к категории «никто/мешок с деньгами».
— Не смешите! Всякие эти графства и герцогства — модные веяния, подцепленные у соседей, словно зараза. В нашем обществе есть только инкнессы, князья и благородия!
Ореев с Шадовым переглянулись, но спорить с заносчивым стариком не стали. Разговор плавно перешел на политику и соседние государства.
Молодая вдова была забыта.
* * *
Рассвет застал Екатерину Мережскую, урожденную инкнессу Ляпецкую, за письменным столом. По дому только начинали расползаться сонные слуги, а их юная хозяйка уже исчеркала около десятка листов, пытаясь написать письмо. Все результаты этих попыток покоились сейчас в мусорной корзине.
«Милая моя Лиза!»
Первая строчка всегда давалась легко. А вот потом начинались затруднения.
«Я бесконечно благодарна тебе за заботу, но присылать мне в помощь Михаила сущее безумство…».
Точнее глупость. Как только Елизавета до этого додумалась! Ее брат обладал поистине упрямым характером, злопамятностью и глубокой ненавистью к семье Ляпецких. И подруга об этом прекрасно знала!
«… но присылать ко мне Михаила не лучшая затея, потому что…».
Обидится. Она любимого брата от дел отрывает, а ей тут пишут, что ее идея плохая!
«… не стоит, потому что…»
А почему? Основные причины Лиза знает сама, да и если перечислять их все, то выйдет… обидно для обеих сторон выйдет.
«… мне было бы неудобно посвящать в семейные дела постороннего мужчину…».
Может, так и оставить? Сославшись на объективные обстоятельства и нормы приличия. Ну зачем она только написала подруге то злополучное послание! Она хотела поддержки и помощи, а не новую головную боль! Катя достала из кучи бумаг недавно полученный конверт и перечитала его содержимое еще раз.
«Дорогая Катерина!
Искренне сочувствую твоему горю. Представляю, сколько проблем легло сейчас на твои плечи! Будучи знакомой с твоей родней, полагаю, что ты остаешься одна против целого мира, но искренне уверена, что ты справишься, и тем сильнее моя уверенность в этом, что я знаю, что закон на твоей стороне. Обещаю приехать, как только смогу. Однако обстоятельства сложились так, что выехать немедленно мы никак не можем. Но это не значит, что, будучи твоей верной подругой и сторонницей, я оставлю тебя наедине с твоими проблемами. Мой брат, Михаил, считается в нашей провинции очень хорошим юристом, и я уговорила его приехать к тебе и помочь с бумагами покойного. Не буду утверждать, что это было просто, ведь мы договорились не лгать друг другу, однако он дал мне слово, что во всем разберется непредвзято и, как сейчас стало модно говорить, профессионально. Полагайся на него во всем, как на меня, ибо человека более бескорыстного я в своей жизни еще не встречала.
С надеждой на скорую встречу,
Твоя Лиза.»Ох, Лизонька! Как тебе это только в голову взбрело?
Инкнесса отложила письмо подруги в сторону и посмотрела на часы. Скоро подадут завтрак. В отличие от дома родителей у мужа расписание не сильно отличалось от режима дня какого-нибудь рабочего: вставал он так рано, что благородные в это время только возвращались с балов, а слуги едва успевали позавтракать. Екатерина, с детства привыкшая подстраиваться под других, довольно быстро привыкла к новому распорядку. Хотя Евстафия это чрезвычайно удивило в свое время.
В дверь постучали.
— Войдите.
Зашла Аглая — седоволосая женщина, занимавшая должность экономки. Катя не знала, сколько ей лет, но, учитывая, что она знала еще первую жену Евстафия, считала ее ровесницей собственной матери. Всегда аккуратная, собранная и строгая, экономка была неотъемлемой частью дома Мережских.
— Госпожа, к вам приехали посетители, — сообщила вошедшая.
В такую рань? Вдова кинула взгляд на окно, потом на часы.
— И кто это?
— Они не назвались. Но сказали, что я не имею права их не пустить.
Понятно.
— Проводи, пожалуйста, в западную гостиную, принеси чай. Я скоро буду.
Скоро не получилось. Учитывая, что Екатерина не спала всю ночь, пришлось в спешном порядке заняться утренними процедурами. И сообразить хоть что-то приличное на голове. Не может же она выйти в халате и простоволосая, она инкнесса, жена… то есть вдова известного фабриканта, сестра и мачеха офицеров Великокняжеского корпуса.
Через полчаса Катя спустилась к гостям.
— Доброе утро.
Посетители обернулись на ее голос. Их было трое: высокий мужчина средних лет с невыразительным лицом, пожилой человек с короткой густой бородой и выправкой военного и молодой юноша, приблизительно ровесник хозяйки, с красивыми и правильными чертами лица.
— Кому как, — заметил мужчина, окинув девушку внимательным взглядом. Именно девушку: на женщину юная вдова совершенно не походила. Ей до этого звания еще несколько лет как минимум.
— Это капитан Станислав Гастин, — он показал на пожилого человека и тот привстал, — следователь по делу о смерти вашего супруга. А это его секретарь и помощник Юрий Талькин.
Юноша элегантно поклонился.
— А вы? — поинтересовалась Екатерина.
Говоривший сел между своими товарищами.
— Мое имя вам ни о чем не скажет. К тому же общаться вы будете исключительно с этими достойными господами, я лицо постороннее и нахожусь здесь первый и последний раз.
Мережская оглядела гостей. Она была не настолько наивна, чтобы верить словам этого непримечательного человека, но и перечить ему не стала. Логично предположить, что именно он курирует это дело, при этом сам светиться не хочет. Но зачем тогда он явился сегодня в ее дом? Воочию узреть «счастливую вдову», как ее стали называть в свете? Проконтролировать подчиненных?
Екатерина села напротив мужчин.
— Думаю, мне представляться смысла нет. Что привело вас в мой дом?
— А он ваш?
Капитан даже подался вперед, водя любопытным носом, словно мог ответ унюхать, а не услышать. Секретарь достал бумагу с грифелем и тут же на коленке приготовился записывать.
— Да. Мой муж, когда составлял завещание, сообщил мне, что этот дом останется в полном моем ведении в случае его кончины.
— Как он это объяснил? Ведь это здание строилось под руководством его первой жены? Разве оно не должно отойти вашему пасынку?
— Евстафий как-то обмолвился, что Елена перед смертью заставила его пообещать, что дом перейдет к чужому человеку. Она запретила его отдавать детям.
— Детям?
— У мужа было два сына. Но о старшем я ничего не знаю. Я даже не видела его ни разу. Может, его уже и в живых нет…
Зря она это сказало. Следователь понимающе улыбнулся.
— Это было бы, конечно, очень удачно, — и прежде, чем она успела возразить, продолжил: — А больше вам граф ничего не говорил?
Граф… он такой же граф, как неприметный человек — случайный прохожий. Кинули чужестранный титул за услуги короне. Его всерьез никто так и не называл. Смеются они что ли?
Гастин смотрел на нее предельно серьезно. Екатерина вздохнула и ответила.
— Только то, что основными наследниками будут сыновья. Текст завещания я не видела.
— Что вы можете сказать об обстоятельствах его смерти?
— Он работал в кабинете. Я напомнила ему про ужин, но Евстафий приказал не накрывать в столовой, а подать еду в комнаты. Аглая принесла поднос с тарелками, Ульяна — кофейник и чашки. Муж поел, затем я налила ему кофе, он выпил полчашки, поработал еще около получаса, а затем ему сделалось дурно. Через десять минут он начал бредить, через час, когда приехал врач, он уже находился при смерти.
— Вы находились с ним в кабинете, когда он работал?
— Нет. Я зашла только перед ужином. Евстафий не любил, когда его отвлекали от дел.
— Вы ели с ним?
— Нет. Он был слишком поглощен бумагами. Он не стал бы терпеть чужое присутствие, когда думает о работе.
— Когда же вы появились в кабинете?
— Перед кофе. Я всегда после ужина делала мужу кофе со специями.
— Себе вы сделали такой же?
Катя на секунду замешкалась.
— Да.
Да. Она терпеть не могла этот напиток, но почему-то всегда его пила вместе с мужем. Наверно, ей просто нравилось его удивлять. Словно она доказывала: смотри, я ведь на многое способна! Я смогу встать рано! Я могу пить эту бурду и улыбаться, и ты будешь довольно усмехаться в полуседую бороду, приговаривая: «Крепкая ты, женушка! А я-то думал на неженке женился!» — и мне будет приятно от этой искренней похвалы и от ощущения, что я хоть что-то кому-то доказала…
Екатерина грустно улыбнулась, прощаясь с воспоминаниями, и посмотрела на напряженно следящих за ее реакцией собеседников. Ее заминка не осталась незамеченной, но вряд ли они могли разгадать ее причину.
— Это все, господа?
— Нет, — Гастин встрепенулся. — Где вы находились все последующее время?
— Во время распития кофе — с ним. Затем ушла распорядиться насчет завтрака. Когда я вернулась, мы перемолвились парой слов о предстоящих визитах, во время данного разговора мужу сделалось дурно. Я кликнула слуг и все дальнейшее время провела рядом с ним.
— Удивительная преданность! Он что-нибудь говорил?
— Бессвязный бред.
— Например?
Вдова задумалась.
— Он вспомнил первую жену, звал «Елена, Елена, спаси». Кричал, что «он перешел грань» и что-то про удлиняющиеся тени.
— Вам ничего не напомнили его слова?
— Нет. Ну, кроме имени.
— Вы знали его жену?
Катерина горько улыбнулась.
— Она умерла, когда мне было три года.
Капитан ни на миг не смутился.
— Ее родственников?
— Ее сын мой пасынок. Больше я никого не знаю.
— Хорошо, — Гастин потер руки, — а теперь еще несколько вопросов…
Мережская дала отмашку слугам, и те ушли за следующей порцией чая. Судя по всему, господа покинут ее дом не скоро.
Разговор действительно вышел долгим. Екатерина чувствовала себя не несчастной вдовой, а преступницей, причем вина ее, судя по всему, была уже доказана. На лицах у мужчин крупными буквами было написано, что им «все понятно: вышла молодая за деньги, и теперь безмерно рада, что муж скончался, а то, может, и сама этому поспособствовала». Неприметный человек и капитан не сводили с нее подозрительного взгляда, один только секретарь Талькин смотрел на нее с непосредственным, но незлобным любопытством, и порой ободряюще улыбался.
После долгих попыток поймать ее на лжи, капитан, явно разочарованный состоявшимся разговором, промолвил:
— На сегодня все.
Екатерина обрадованно подскочила, нарушив этикет. Неназвавшийся мужчина ухмыльнулся. Капитан не обратил на это внимание — он уже ругал Талькина, неразборчиво что-то написавшего во время их беседы. Катя, которую уже тошнило от этих людей, тем не менее посочувствовала краснеющему пареньку. Впрочем, это не помешало ей отговориться срочными делами и оставить проводы гостей на Аглаю.
Почти бегом покинув комнату, инкнесса поднялась в кабинет мужа, мельком посмотрев на часы. Дело шло к обеду. Захотелось сразу и есть, и спать. Но вдова села дописывать злополучное письмо.
Это казалось ей наипервейшим по важности делом.
* * *
В кабинет вошли, не постучав. Светловолосый юноша приятной наружности стремительным шагом приблизился к письменному столу и сел в кресло напротив Катерины. Вдова посмотрела на грязные сапоги, которые только что были закинуты на стопку чистой бумаги и спокойно произнесла:
— Николай, убери, пожалуйста, со стола ноги.
— Уже командуешь? — пасынок с любовью осмотрел военные ботфорты, потом перевел похолодевший взгляд на Екатерину. — Запомни: я тебе ни клочка отцовой земли не отдам! Ни одной пяди!
Ей под нос сунули фигу. Ну, хоть ноги убрал со столешницы.
— Ты прекрасно знаешь, что мне останется только этот дом и маленькая фабрика за городом. Все остальное ваше.
Катя не смотрела на юношу — боялась, что голос дрогнет и маска безразличия, столь тяжело натянутая на лицо, исчезнет под его гневным взглядом. Пасынок наклонился к ней, сжав кулаки (и попутно ломая карандаш) и зловеще пообещал:
— Ты и этого не получишь! Я отсужу у тебя все до последнего кирпичика!
— Тогда тем более не стоит портить свое будущее имущество.
Екатерина постучала линейкой по тому месту, где на столешнице остались следы от его сапог. Не имея возможности работать, она выпрямилась в кресле, и с животноведческим интересом рассматривала кукиш совсем юного, еще безусого паренька в форме Великокняжеского корпуса. Паренек выглядел злым и раздосадованным, что придало ей силы доиграть спектакль.
— Вот избавлюсь от тебя — и все здесь переделаю! — заявил Николай зло и вышел из комнаты столь же неожиданно и стремительно, как и вошел. Инкнесса выдохнула. Посидела минуту с закрытыми глазами, затем встала, подошла к двери и заперла ее.
А потом села прямо на пол и расплакалась.
Маска треснула. Но этого никто не видел.
* * *
Трое передавали друг другу листы с отчетами.
— И это все? — седой жилистый мужчина требовательно обвел взглядом собеседников. — Арефьев? Гастин?
Человек с невыразительным лицом согласно кивнул, военный развел руками:
— Мы всех опросили.
— Плохо опрашивали. Или нагло врут, или сплетни про друг друга рассказывают. Афанасий, у вдовы были?
— Да. Но толку от этого мало. Ничего нового мы не услышали.
— Присмотритесь к ней получше.
— Каким образом?
— Да как угодно! Поговори приватно, помоги найти «хорошего» юриста, попытайся утешить молодую вдову… всячески.
— Да не волнуйтесь, Ефим Петрович, — неприметный мужчина протянул начальнику еще пару листов. — Идет работа. И потенциальный утешитель у нас тоже готов.
Седой удовлетворенно кивнул и перешел к разбору следующего дела.
Глава 2
Ноги сами принесли Екатерину на кладбище. Могила мужа была расположена в очень уютном месте: с трех сторон цветущие кустарники, с четвертой, рядом с тропинкой — витая лавочка для посетителей. Катя села на лавочку и подняла вуаль.
Вечер был тихим и теплым. Однако не смотря на царившее в природе умиротворение, вдову терзало беспокойство. Она долго смотрела на надгробный камень с короткой надписью, потом подошла, провела пальцами по шершавой поверхности гранита.
«Без тебя мир станет другим».
Смешно. Пафосно и глупо. Но тогда ей хотелось выбить именно это. Потому что без Евстафия ее жизнь действительно рушилась, ее относительно уютный мир, выстроенный за три года совместной жизни, распадался на куски.
Катя не любила мужа. Да и странно было бы для молодой девушки полюбить человека втрое старше себя. Однако к своему новому статусу она постепенно привыкла, привыкла к суровому мужчине, который даже за ужином говорил только о делах (а обедал и завтракал вовсе вне дома) и уделял ей время в основном ночью или по большим праздникам. Он был деловит, несловоохотлив, терпеть не мог бессмысленные разговоры и женские слезы, и очень любил повторять «не маленькая уже». То ли ей внушая, что следует вести себя по-взрослому, то ли уговаривая себя самого забыть о разнице в возрасте. Но муж ни разу не поднял на нее руку (хотя кричал, было дело), ни в чем не ограничивал (в том числе в деньгах) и полностью вверил ей заботы по дому. Со временем, когда Катя притерпелась к его ночным приходам и погрузилась в домашние дела, первоначальные страх и отвращение по отношению к супругу отошли на второй план, уступив место сначала любопытству, а потом и уважению. Евстафий в свою очередь, заметив, что жена расточительством не занимается, домашними заботами не пренебрегает и по любовникам не ходит, несмотря на явно нежеланный для нее брак, проникся уважением к ней. И вот устоявшийся тихий быт их странной семьи нарушен…
От смерти супруга Екатерина не ощущала ни радости, ни удовлетворения. Чувства свободы тоже не было. С Евстафием ей жилось спокойно и даже привольно. Она практически была сама себе хозяйка. Он не запрещал ей видеться с Елизаветой и даже отпускал ее к подруге погостить на пару недель, не ограничивал ее в покупках (даже если она покупала книги), не придирался к ее поведению в стенах дома… Да много чего было хорошего. Некоторые неудобства, связанные с супружеским долгом или с совместными поездками по таким глухим местам, что не всегда было где помыться и переночевать, она приучилась терпеть. Теперь же ее вольная жизнь закончилась. С одной стороны, вдове никто не указ, однако Катя знала свою семью: указывать будут. И не просто советовать, а будут давить, заставлять делать так, как они ей прикажут. Инкнесса не знала, сможет ли победить в этой войне. Сейчас она осталась одна: против собственной семьи, против пасынка, который старательно пытается выжить ее из принадлежащего ей по праву дома, против высшего света, завистливо перемывающего ей косточки. И Катя не была уверена, что ей хватит сил выстоять.
Взгляд опять зацепился за надпись. Какая же сентиментальная чушь! Но ведь и правда есть в этой глупой фразе…
Темнело. Вдова Мережская опустила на лицо вуаль, прикоснулась еще раз к холодному камню, словно прощаясь, и направилась по тропинке к выходу с кладбища.
Тишина. Ни один листик не шелохнется, ни одна птица не запоет, не слышно ни тихих рыданий, ни скрипа сапог. Никого.
На мгновение Кате показалось, что тени тянутся к ней, хотят схватить ее своими бесформенными мягкими щупальцами, дабы утащить ее под землю прямо в могилу к супругу… Девушка мотнула головой, отгоняя наваждение, и ускорила шаг. Это сказываются переживания. И только. Просто разыгралось воображение.
Кладбище провожало посетительницу гробовым молчанием.
* * *
— Вас ждут.
Аглая приняла намокший от дождя плащ и протянула хозяйке теплую шаль. Екатерина накинула темную ткань на озябшие плечи и направилась в гостиную.
Легки на помине! Все трое заявились!
Первым ее заметил брат.
— Светлой стороны, сестра.
— Добрый вечер.
— Если его можно назвать добрым, — отозвался хмуро отец, разглядывая вымокший подол Катиного платья. — Где это ты ходишь так поздно?
Мать всплеснула руками и тут же кликнула слугу:
— Горячий чай, немедленно!
Екатерина поморщилась от этого крика. Ей совершенно не нравилось, как своевольно, по-хозяйски вели себя эти люди в ЕЕ доме.
Брат ничего не сказал, только попробовал повторить выражение лица отца. Вдова чуть не рассмеялась, наблюдая за потугами Георгия выглядеть взрослым и суровым.
— Отвечай! — нетерпеливо потребовал инкнесс Аристарх Ляпецкой.
— Мне можно сесть? Или отвечать стоя, как говорят перед королями в соседних государствах?
Екатерине хотелось выглядеть независимой, а разговор вести непринужденно и насмешливо. Однако при виде родственников, внутри все сжималось от желания спрятаться. Поэтому голос все равно дрожал. Впрочем, это можно списать на то, что она замерзла…
Не дожидаясь ответа, Катя села в кресло у камина. Отец же наоборот вскочил.
— Ты как со мной разговариваешь? — изумленно спросил он. — Да я тебя…
— Что? — инкнесса приподняла одну бровь, как делал это ее муж, когда его пытались обмануть. — Что ты со мной сделаешь? Я теперь не в твоей власти.
— Ты безмужняя!
— Я вдова! Вдова сама себе хозяйка! Я закон знаю, отец.
— Ишь ты, какая умная! — лицо Аристарха медленно багровело. — Воспитал неблагодарную на свою шею!
— Таша, успокойся, — мать пересела к отцу на диван и погладила его по руке. — Она девочка умная, и сама понимает, что за такое наследство бороться надо. А в борьбе нужна помощь.
— Все-то ты ей потакаешь, Мария! — Сбросил руку жены инкнесс.
— Ты завещание видела? — подал наконец голос брат. — Юриста мужева знаешь?
— Нет. И нет.
Поверенного Катя знала. Лично. И черновик документа видела. Но сообщать об этом родственникам не собиралась. Еще придет какая глупая идея в их пустые головы…
Принесли чай. Мать перешла к обругиванию нерасторопных слуг, брат — к их созерцанию (подносы несли две молодые девушки), отец же сел обратно на диван и сосредоточенно сверлил злым взглядом непослушную дочь. Екатерина с благодарностью приняла горячую чашку и стала греть о нее руки.
— Что ты делаешь! — возмутилась мать. — Где твои безупречные манеры? Немедленно возьми, как положено!
Екатерина вздохнула и подчинилась. Чтобы, интересно, сказала матушка, если бы узнала, что ее дочь ехала в телеге и спала в шатре, когда Евстафий в прошлом году отправился с проверкой на рудники в Зеленых горах?
— Совсем дикой стала! — поддакнул брат. — Так и знал, что этот безродный тебя до добра не доведет!
— Он довел тебя до Великокняжеского корпуса. Или тебе разонравилось служить в элитном полку и деньги за место были уплачены зря?
Юноша замолк, злобно скрипнув зубами.
— Катя, — мать говорила мягко, проникновенно. — Ты же понимаешь, что сейчас надо думать о будущем.
Екатерина кивнула. Инкнесса Ляпецкая улыбнулась.
— Не волнуйся, мы тебе поможем. Отец нашел одного человека…
— Завещание, — Катя совершенно неприличным образом перебила мать, — будет оглашено, как только разрешит следствие. Так что ничего не поделаешь. Бороться не за что.
— А ты уверена, что оно существует? — вкрадчиво поинтересовался инкнесс. Жена погрозила ему пальцем.
— Милая, — она пересела поближе к дочери и взяла ее за руку. — А ты… не тяжелая?
Катя перевела растерянный взгляд с отца на мать.
— Нет.
— Но брак был консумирован? — встрял Аристарх. Он осмотрел ее с головы до пят, словно пытался отыскать спрятанный где-то живот.
— Да, — сухо отозвалась Екатерина. Вспоминать это ей не хотелось. Тем более сейчас.
— Мы подумаем, что можно сделать, — заверила ее инкнесса Ляпецкая, вставая.
А у Кати не нашлось смелости спорить. И потом, начни она отнекиваться, они останутся здесь еще невесть насколько… Она молча встала и лично проводила неприятных гостей до двери. На обратном пути зашла в служебные помещения.
— Аглая, мои родители к этому дому отношения не имеют и им не позволено в нем распоряжаться. Ясно?
Экономка заверила, что ей все ясно и подобного не повториться, однако взгляд ее был… не понравился Кате ее взгляд. Потребовав еды в спальню и нагреть воды для купания, хозяйка дома отправилась к себе. Собраться с мыслями и определиться с линией поведения. Сегодня она отчетливо осознала одну неутешительную новость.
Война за наследство началась.
* * *
Паук медленно, но верно подползал к жертве. Еще совсем маленький и почти полупрозрачный, но человек, стоявший в тени, усердно питал его силой. И паук рос, темнел, шевелил лапками все активнее…
Екатерина подскочила в кровати от собственного крика. Оглядела в панике спальню, но первые лучи солнца, заглядывающие в открытое окно, ничего страшного не осветили. Инкнесса дрожащей рукой налила себе воды и выпила ее залпом.
— Что ты делаешь? Разве так себя ведут наследники великокняжеской крови?
Стакан полетел на пол. Вдова обернулась к двери, ожидая увидеть мать… но там никого не было.
— Разыгралось воображение, — прошептала девушка, пытаясь себя успокоить. — После вчерашнего вечера неудивительно.
— Госпожа? — в комнату вошла Аглая с подносом. — Вы уже встали?
Катя посмотрела на часы.
— Да. Пора. Помоги одеться. И убери это, я буду завтракать в столовой.
Экономка прошла к двери в гардеробную.
— Юный господин ночевал сегодня дома, — заметила она.
Инкнесса замерла. Оглядела еще раз комнату… и вдруг поняла, что Николай пугал ее гораздо меньше внезапно приснившегося кошмара.
— Тогда сразу ступай, предупреди, чтоб накрывали на двоих.
— Как скажете.
Аглая расстелила на кровати простое домашнее платье и удалилась. Екатерина почувствовала на себе чужой взгляд, едва за экономкой закрылась дверь. Вдова оглядела комнату, заглянула в гардеробную, распахнула окно. Никого. Даже собаки на улице нет. И вороны не каркают…
Тишина.
Сад показался вдруг зловеще темным, и Катя поспешно закрыло окно. Накатил страх. Девушка как можно быстрее оделась и, сколов волосы шпильками, вышла из комнаты быстрым шагом.
Спальня Николая находилась напротив. Дверь была приоткрыта, и Екатерина услышала голос пасынка.
— Налей еще. Голова раскалывается.
Никогда инкнесса так не радовалась звукам человеческой речи. Катя прижалась спиной к стене, и положила руку на грудь, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Все хорошо. Просто она не выспалась. Все хорошо. Надо немножко потерпеть. Завещание скоро огласят, и после этого ее наконец оставят в покое. Все. Все закончится.
— О, нет. Это только начало.
Катя вздрогнула.
— Надо еще.
За приоткрытой дверью лязгнул стакан.
— Победа будет за нами! Я теперь все могу!
Запахло рассолом. Катя отлепилась наконец от стены и шагнула к лестнице. Пора было спуститься к завтраку. Вслед ей из комнаты пасынка донеслось:
— Месть сладка.
Катя ускорила шаг. Когда она почти спустилась, по второму этажу застучали каблуки военных сапог. Пасынок спускался следом за ней.
Завтрак прошел относительно спокойно. Николай сверлил мачеху красными глазами, но, видимо, головная боль после вчерашней попойки с друзьями его тяготила достаточно сильно, чтобы он не пытался заговаривать. Через полчаса молчаливых страданий над тарелкой, юноша оседлал коня и покинул дом.
Екатерина зашла в кабинет, чтобы разобрать утреннюю почту. Деловые письма она сразу вернула на поднос — их Ульяна отнесет после обеда юристу мужа. На два приглашения следовало написать вежливый отказ, некролог, присланный одной из столичных газет — одобрить, счета — оплатить. Экономический журнал был отложен в сторону. Маленькая записка на плотной бумаге без герба отправилась в камин.
В ней было всего два слова «Ты заплатишь».
* * *
Из отдела гражданского следствия заявились под вечер. Екатерина, пытавшаяся законспектировать статьи из экономического журнала, восприняла сию новость почти с радостью. Отложила карандаш, помяла заболевшие пальцы.
— Проводите в большую гостиную.
Аглая кивнула и вышла. Катя поправила прическу и спустилась следом за ней.
Юрий Талькин чувствовал себя неудобно в пышно обставленной комнате. Катерина ощутила укол совести. Когда ей сообщили, что пришли по делу о смерти ее бывшего мужа, юной вдове показалось, что в богатой гостиной она будет чувствовать себя спокойнее и выше их, а они — неувереннее. Однако рассчитано подобное было на незаметного человека и следователя, а отнюдь не на молодого секретаря, ничем пока перед ней не провинившегося.
— Итак, господин Талькин…
— Юрий, — неуверенно перебил молодой человек. — Какой я вам господин, что вы. Так, мальчик на побегушках.
— И зачем вас послали ко мне?
— Понимаете… У следствия нет полной картины преступления. И при этом они довольно однобоко смотрят на ситуацию.
— Например?
Юноша смял кепку, которую держал в руках. Катерина почувствовала, что этот жест ей импонирует. Мать бы приказала оставить головной убор в прихожей. И прочитала бы наглецу целую тираду о правилах приличия. А Кате сейчас очень нравилось все, что шло вразрез с понятиями ее родных о долге, положении в обществе, нормах приличий и прочей чуши.
Юноша посмотрел на нее тоскливо. Словно ждал, что его вот-вот выкинут за порог, как бездомную шавку.
— Понимаете…
— Чай хотите?
Юрий очаровательно улыбнулся и благодарно кивнул. Ульяна вышла из комнаты, чтобы передать распоряжение на кухню.
— Итак, — попыталась Катя подбодрить гостя. — Зачем вы к нам пожаловали?
Паренек опустил глаза.
— Капитан… Он подозревает… Понимаете…
— Меня? — Инкнесса насмешливо приподняла бровь. — Не бойтесь, говорите, как есть. Это вряд ли является государственной тайной для вашей организации или болезненной неожиданностью для меня.
Талькин покраснел.
— Не только вас. Семью, — попытался сгладить ситуацию гость неловким враньем. — Но он совершенно не рассматривает возможность убийства из экономических соображений! В наше время конкуренция — вещь гораздо более страшная, чем наследование!
Пылкое высказывание позабавило Екатерину. Юноша пытается докопаться до истины? Это не всегда хорошо заканчивается.
— Вы мне не верите? — почти обиженно спросил Юрий.
— Нет, что вы. Ваше рвение заслуживает похвалы. Но, боюсь, я ничем не могу вам помочь.
— Можете! Вы можете обладать важными сведениями, даже не подозревая об их значимости! Если только вы расскажете… хоть немного! Если конечно, я вас не отвлекаю…
Ульяна принесла поднос с чаем и пирожными.
— Я согласна ответить на все ваши вопросы, — Екатерина ободряюще улыбнулась секретарю. Талькин расцвел и тут же достал карандаш и бумагу.
— Во-первых…
* * *
Пока секретарь беседовал с молодой вдовой, капитан Станислав Гастин посетил Николая Мережского в казармах Великокняжеского корпуса. К его удивлению, молодой человек встретил его радостно и заверил, что готов помочь следствию всем, что только в его силах. Станислава проводили в письменную комнату и усадили в удобное кресло.
— Где вы были в вечер смерти вашего отца?
— Здесь, — юноша, сидящий напротив следователя, взмахнул руками, пытаясь охватить все помещение. — Это могут подтвердить, как минимум десять человек.
— А ночью?
Наследник замялся. Потом гордо вскинул подбородок.
— Это мое личное дело!
Капитан кивнул. Настаивать на ответе он не собирался. У него достаточно псов, чтобы узнать эту информацию.
Юный офицер почему-то усмотрел в этом кивке благосклонное отношение к своей персоне. Может, просто привык к ахам-охам и сочувствию по поводу смерти отца, которые сопровождали его в последнее время. Отчасти ему, не знавшему материнской ласки, даже нравилась сочувственно-покровительственное отношение дам, узнавших о трагедии. Впрочем, в последнее время разговоры об этом начали Николая в большей степени раздражать, чем радовать. Приевшиеся слова соболезнований казались ему теперь пустыми и бездушными, а сочувственные вздохи и дружеские похлопывания по плечу — слишком наигранными.
Что могли знать об их семье эти люди? О его чувствах к отцу? Или о той пустоте, что поселилась в сердце после его смерти? Ведь еще недавно он был уверен: этот вечно занятой мужчина обязательно обратит на него внимание, стоит проявить себя. Похвалит. За какой-нибудь подвиг. Говорят, Великнесс собирается в путешествие по южным провинциям. Их корпус обязательно возьмут в сопровождение! А там уж до подвига рукой подать! В лесах разбойники всякие водятся. А может, и древняя нечисть какая проснется? В соседнем вон государстве недавно ведьму сожгли…
А теперь некому его хвалить. Казалось, так много впереди времени. А оно закончилось.
И тот, кто тому виной, будет плакать кровавыми слезами!
— Скажите, — сын «стального короля» наклонился к собеседнику. — Вы уже можете доказать, что это она виновата?
Капитан смотрел вопросительно.
— Вы подозреваете мачеху?
Юноша презрительно фыркнул и отстранился.
— А у вас есть еще кандидатуры?
Станислав решил подыграть.
— Пока нет. Но с чего вы взяли, что женщина, которая при муже живет припеваючи, будет его травить?
— Она его не любила! Я точно знаю! Вы не видели, какими глазами она на него смотрела в первые месяцы после свадьбы! Ходила тощая, бледная, точно мертвая в саване встала! Я уж думал, помрет. А она ничего. Прижилась, тело наела на чужих харчах. Повадилась кофе отцу таскать по вечерам, в поездки он ее с собой брал. Аглая сказала, он мать не брал, а ее…
Юноша осекся. Его гневная тирада однако вызвала у Гастина вполне закономерное любопытство.
— Не любила, говорите?
— Да все знают: за деньги она вышла. А отец ее почти без приданного взял за связи ее папаши. Больше-то у них ничего и нет, кроме имени да полезных знакомств.
— Но с чего вы взяли, что она на это способна?
Юноша сжал зубы.
— Постыл он ей был, — процедил он. — Оттого и не понесла. Я думаю, ходила она куда-то, чтоб ребенка от отца не иметь. Он только недавно волноваться по этому поводу начал. Хотел к лекарю ее отвести хорошему. Но не успел. Может, потому и…
Он многозначительно замолчал.
— Вы можете сообщить нам что-то еще? — спросил капитан. Офицер отрицательно покачал головой и встал.
— Вы ее арестуете?
— Будут доказательства — арестуем, — заверил его следователь. Николай посмотрел на него и очень зло улыбнулся.
Глава 3
К ужину явился отец. Один. Для Екатерины это оказалось крайне неприятной неожиданностью. Обычно Аристарх и Мария Ляпецкие очень успешно проводили в семье политику двойного напора: жесткого и «доброго», добиваясь вдвоем больших успехов в убеждении детей и родственников. Оба супруга происходили из инкнесских фамилий (согласно глупым древним легендам в инкнессах течет кровь правящей династии, не зря в иерархии родов они стоят на вершине), что наложило огромный отпечаток на их мировоззрение и отношение к людям, стоящим ниже их. Их гордыню, тщеславие и стремление к самолюбованию не переплюнули бы и подобные пороки семьи правящего Великнесса — Алексея 3 Миротворца, хотя о нарциссизме и эгоизме его дяди Константина, например, ходили легенды. Тщеславие и стремление возвыситься позволили этим двум людям без малейшей толики любви по отношению к друг другу или собственным детям создать очень крепкий тандем. Несмотря на исключительно меркантильные истоки своих поступков, они тем не менее произвели на свет двух дочерей: Марию (названную в честь матери) и Екатерину (поименована в честь известной прапрапра… , вышедшей замуж за младшего принца из великнесского дома) и гордость их семьи, наследника фамилии — сына Георгия. Появление в ее доме только одного из супругов изрядно озадачило и даже напугало Катю. И хотя строгую мать с ее вкрадчивыми уговорами и лживой двойной философией она изрядно побаивалась, непреклонный и вспыльчивый отец порой наводил на нее гораздо больший ужас.
Аристарх Ляпецкой оглядел дочь внимательнейшим образом и сам налил себе вина.
— Рассказывай.
— Что?
— Почему сказала, что не беременна.
Катя не скрывала своего удивления.
— Как есть, так и сказала.
Инкнесс нахмурился. Бокал с вином со стуком был поставлен на стол, за которым они сидели.
— Отчего так уверена?
Катя покраснела.
— У женщин есть свои способы узнавать такие вещи.
Катерине хотелось закрыть лицо ладонями. Стыд-то какой! Говорить о подобном с собственным отцом!
Аристарх замолчал. Посмотрел за окно, на дочь, опять за окно.
— Пришлю доктора, — сказал он наконец после некоторых раздумий. — Посмотрит.
Катя почувствовала себя помидором. Щеки пылали.
— Не стоит. Я…
— Стоит! — широкая мужская ладонь хлопнула по столу так, что чашки с блюдцами подскочили, жалобно звякнув. — Еще как стоит! Тут дело не чисто, и кто виноват, я выясню.
Он встал, возвышаясь над ней огромной горой, и прищурил глаза, словно пытался рассмотреть доказательства ее виновности. Дочь вжалась в спинку кресла. Все свои возражения она проглотила в тот же миг.
Ляпецкой поправил одежду и посмотрел на часы. Сел.
— Я навел кое-какие справки. Юрист мужа твоего мне известен, я на днях его навещу. И нескольких других. Примешь того, которого найму, и передашь ему все бумаги. Поняла?
Катя активно закивала. Говорить она была не способна.
— Разберусь с делами в столице, съезжу в восточную область, к одному товарищу, проконсультируюсь по твоему делу. Надеюсь, следствие не успеет закончиться за это время, — мужчина чему-то усмехнулся и довольно потер ладони. — Теперь-то мы устроимся, как положено! Не зря, не зря я этому торгашу тебя сосватал!
Он наклонился вперед и одобрительно потрепал ее по щеке. Кате тут же захотелось умыться.
— Что ж, мне пора. Дела не ждут.
Инкнесс Ляпецкой покинул дом дочери в весьма приподнятом настроении. Проводила его Екатерина лично. Закрыла за отцом дверь и с невероятной злостью лязгнула ночным засовом.
Чтоб он провалился! Вот сию секунду! Под землю, что еще почему-то соглашается носить на себе этого человека!!!
Катя упрямо сжала зубы, пытаясь не расплакаться. Ничего. Ничего не отдаст! Ни гроша! Что он ей сделает? Она может быть самостоятельной! Нет такого закона, чтоб вдове отец указом был! И слушать она его не станет! Ни за что!
Катерина быстрым шагом направилась в столовую. Время ужина. Слезы спрятать, волосы поправить. Глубоко вдохнуть. Да что может ее отец? У него и денег-то своих нет…
Успокоиться не вышло. В голове билась одна мысль: «А если может?»
* * *
Через неделю юрист мужа пожелал не заниматься более делами вдовы покойного. Екатерине объяснили, что против нее ничего лично не имеют, однако настойчивость и агрессивное поведение ее родни вынуждают преданного семье Мережских человека отказать инкнессе в помощи.
— Я так работать не могу! — заявил ей прямо после долгих витиеватых увещеваний господин Римский и вежливо проводил до двери, пообещав остаться ей другом. Но не помощником. Николай, прознавший об этом в тот же вечер, злорадствовал весь ужин.
— Ты никому больше не нужна, — злорадно сообщил он ей, попивая вино. — Ни один юрист тебе не поможет. Дурная слава, отсутствие связей и денег отпугнут их похлеще твоих родственников. А мне Римский не откажет. В память об отце. Клянусь, я отберу у тебя все. Каждую монету, которую он на тебя потратил. Ты даже свое приданное не отсудишь.
Екатерина посматривала на пасынка насмешливо и загадочно молчала. Ее самообладания однако хватило ненадолго, и вскоре она ушла на кухню составить меню на завтра. До кухни она правда не дошла. Заперлась в какой-то хозяйственной каморке и расплакалась, усевшись на пыльные сундуки.
Ей очень хотелось быть находчивой, сильной и независимой.
Но она была слабой.
* * *
— Не могу ничем помочь, — сказал мужчина с седыми висками и даже сделал вид, что сим фактом он очень огорчен.
— Да-да, у меня были ваши родители, — засуетился вокруг посетительницы плутоватого вида мужичок, и Екатерина, так и не сев в предложенное кресло, сразу откланялась.
— В смерти вашего мужа слишком много неясного! — заявил безапелляционным тоном сухопарый старик. — Мы не можем рисковать добрым именем конторы…
Николай оказался прав. Так или иначе, но ей отказали во всех местах, где она побывала за последние пару дней. Екатерина выписала кучу книг по юриспруденции и экономике, но сколько не пыталась, ничего не могла в них понять. Она, конечно, обошла далеко не всех юристов города, но десятка провалившихся попыток ей хватило, чтобы пасть духом.
Через два дня, проведенных в отчаянии, она неожиданно получила странное письмо:
«Приеду. Разберусь. А.М.».
Катя бы подумала на Михаила, но девичья фамилия Лизы начиналась на К — Климская, а не на А. Оставалось только гадать, кто обещает приехать и к кому: к ней или Николаю? И что от этого нежданного гостя ожидать: худа или добра?
Следователь пока больше не заходил. Улыбчивый Талькин тоже больше не появлялся, но прислал корзину пирожных с благодарственным письмом. Николай был занят приготовлениями к Офицерскому балу, назначенному на День Золота. Листья на деревьях желтели, могила мужа зарастала, время оглашения завещания приближалось (теоретически), следствие топталось на месте (практически).
События столицы проходили мимо Екатерины, погрузившейся в тяжкие раздумья и тревогу. От Лизы вестей не было, самообучение ничего не давало, неразобранные бумаги, привезенные ей из конторы Римского после злополучного разговора, громоздились высокими стопками на всех горизонтальных поверхностях кабинета, требуя ее внимания, а единственное, что она могла с ними сделать сама без помощи юриста — это сжечь в камине. Иногда ей так и хотелось поступить. Продать драгоценности, бросить все, и уехать куда-нибудь далеко-далеко. В глушь. Купить маленький домик с парой клумб…
На этом моменте инкнесса часто обрывала свои мечтания. Что толку думать о несбыточном? Даже если она все продаст, куда она поедет — одинокая женщина без сопровождения и с кошельком, полным денег? Можно, конечно, нанять спутников для охраны, но кто гарантирует что они сами не убьют ее за первым поворотом? Или еще хуже… Нанять компаньонку — тот же вопрос доверия. К тому же в случае опасности нет особой разницы одна слабая женщина будет отбиваться или две — они изначально обречены на поражение. Был бы у нее добрый брат…
Катя вспомнила маленького Георгия. Белокурого очаровательного мальчика, над которым тряслись оба родителя (наследник же!), стоило ему разок чихнуть. Озорного требовательного подростка, которому нанимали лучших учителей по военным искусствам, танцам и прочим необходимым в высоком обществе вещам (залезая в долги, но не желая экономить на единственном сыне). Высокомерного, самовлюбленного юношу, пытающегося копировать поведение отца, но делающего это пока довольно неуклюже. На долю сестер никогда не выпадало столько внимания и заботы, сколько уделялось Георгию. Ему с детства все прощалось. Прихоти наследника исполнялись с особым рвением. Причем часто за чужой счет — так место в Великокняжеском корпусе ему было куплено за деньги Евстафия.
За эти три года из-за частых разъездов мужа Катя виделась с семьей довольно редко, что ее очень даже устраивало. Если кто-то из родных ее навещал, это могло означать только одно: ей скажут попросить у мужа то-то и то-то. Катерина постоянно доказывала родне, что супруг — человек деловой, и ее лепет слушать не станет, но те отказывались в это верить. Когда что-то получить не удавалось, на нее сердились и обвиняли ее в бессердечности и безразличии к делам семьи. Когда отцу удавалось каким-то образом склонить Мережского к положительному ответу (возможно путем обмена по принципу «услугу за услугу», но точно этого Катя не знала, она не сильна была в подобных играх), то на нее смотрели, как на ни на что негодную дочь. «Ну, подольстись вечерком, — сказала ей как-то мать, — не будь дурой. Сложно тебе отцу поспособствовать?» Катя в тот раз чуть не поругалась с родными. После материных нотаций так вскипело в груди, такая злость и обида ее взяли, что закричать захотелось на весь дом. Но инкнесса сдержалась. Не умела она ругаться. Как не умела и ластится. Впрочем, она и не собиралась этого делать.
Таким образом, за годы замужества Екатерина освоила стиль поведения «молчу и делаю по-своему». Тогда она принадлежала Евстафию, и не могли родители ей ничего сделать в его доме. А теперь…
Сердце заныло. Неужто никогда-никогда ей не выбраться из-под чужой власти?
В подобных раздумьях Катя провела не одну ночь. Тем более, что сны ей в последнее время снились тяжелые, темные, хоть вообще спать не ложись. Не спала она и в день бала. За окном шумел и веселился народ, в камине трещали дрова, душа мучилась предчувствием беды. Вдова долго ворочалась в кровати, и после очередного взрыва хохота, донесшегося с улицы, встала и накинула халат.
Звякнул колокольчик от входной двери. Екатерина, направляющаяся к библиотеке, услышала знакомый голос Аглаи и незнакомый какого-то мужчины. Спора не было, но вдова запахнула халат и направилась в прихожую.
— Аглая, кто там?
Экономка посторонилась, впуская внутрь мужчину.
— Юрист. К вам. Хотел оставить записку и уйти. А я подумала, где ж он ночлег найдет в такое-то время, да еще в канун праздника? Что у нас, переночевать негде?
— Здравствуй… те.
Чуть сутул, худощав, глаза серые, волосы — русые, и весь вид чрезвычайно мрачный. Он не сильно изменился с их последней встречи.
— Здравствуйте. Аглая, это Михаил Климский, юрист и друг… семьи. Посели его в приличные комнаты.
Лизин брат усмехнулся на слове «друг».
— Инкнесса, вы считаете, это нормально — жить в одном доме с мужчиной через несколько недель после смерти мужа?
Вдова, пребывающая до этого момента в некоторой полусонной растерянности, выпрямилась и отчеканила:
— В этом доме много мужчин. Конюх, например. Чернорабочие. Слуга Николая. Мне их уволить? А чистить дымоход и кормить лошадей самой? Пасынка мне тоже выгнать? Вы здесь… в должности секретаря. И как наемный работник имеете право на стол и спальное место. Однако, можете идти ночевать на улицу, если там вам удобнее.
— Определитесь, «друг» или «рабочий».
Взгляд его выражал презрение и насмешку одновременно.
— Вы прекрасно знаете, что вы, как родственник Лизы, всегда можете рассчитывать в моем доме на гостеприимство. Однако, лично для меня вы — нанятый работник, и, хотя она прислала вас с самыми лучшими намерениями, я считаю, нам будет комфортнее общаться как людям малознакомым, связанным только заработной платой. Которую мы завтра же и обсудим. Спокойной ночи.
Екатерина развернулась к обидчику спиной и вышла из комнаты.
— Вы решайте уже, с какой стороны двери ночевать собираетесь, — недовольно проворчала Аглая. Михаил посмотрел на темную полуночную улицу и снял шляпу.
— Ведите.
* * *
Михаил Климский не был человеком ни злым, ни бесчестным, однако к семье Ляпецких он уже несколько лет питал далеко не самые добрые чувства и был о них столь же невысокого мнения, как и они о нем. С семьей инкнесса он сошелся через сестру Лизу, которая подружилась с сестрами Ляпецкими Екатериной и Марией. Мария, старшая дочь в семье, представляла собой в ту пору жизнерадостную и красивую девушку. В ней удачно сочетались, казалось бы, несочетаемые черты: смешливость и любовь к поддразниваниям — с деликатностью, нежность со стойкостью суждений… по крайней мере, тогда ему так казалось.
Он не мог не влюбиться в столь очаровательную особу. И в чувстве своем отнюдь не был одинок — Мария отвечала на его признания с пылкостью первой влюбленности. Некоторое время оба почитали себя счастливейшими людьми на свете, затем состоялось объяснение с родителями…
Михаил никогда не забудет той сцены в кабинете. Как величественно принял его инкнесс, только что вернувшийся с конной прогулки, как радостно кивала Мария, подбадривая его, как лились из уст слова — трепетные, нежные, сильные, как его избранница. По мере того, как Михаил говорил, лицо инкнесса багровело, а рука с кнутом подрагивала. Наконец он вскочил с кресла и перебил просителя.
Речь Ляпецкого была полна ярости, гнева и оскорблений. Предложение руки и сердца было не только отвергнуто, но и высмеяно. Оказывается, «безродному нищему пустомеле» даже думать о подобном союзе не положено. Род, в жилах которого течет кровь великнесской семьи не опозорит себя подобным союзом! От полноты чувств инкнесс периодически взмахивал кнутом и два раза попал по Михаилу — один раз по руке, другой по лицу, чуть не задев глаз. Однако, заметив свою оплошность, мужчина только рассмеялся и принялся бить юриста прицельно. Таким образом Климский и покинул дом — пытаясь не попасть под удар кнута.
Ни одна приличная семья так не поступила бы. Об одобрении их союза родителями невесты теперь нечего было и думать. И Михаил придумал план побега. Учтено было все до мелочей. Кроме одного.
Мария отказалась.
— На что мы будем жить? — спросила она.
— А как же пышная свадьба? — запротестовала она.
— У тебя лицо теперь некрасивое! — сказала она.
Отвернулась обиженно и повторила слова отца про неравенство положений (Климские были всего лишь благородиями — младшая ступень дворянского сословия), отсутствие возможности содержать жену достойно и прочие глупости.
— Я люблю тебя. И сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была счастлива. Разве этого мало? — спросил Михаил, прикрывая рубец на щеке ладонью.
Оказалось, мало.
Через два месяца девушка, давшая ему слово быть вечно его, вышла замуж за богатого князя Ивлеева.
С тех пор семейство Ляпецких могло вызвать у Михаила только ненависть и зубовный скрежет. Сильнее его отвращения к этим людям была только любовь к сестре, которая и заставила его попытаться разобраться в делах покойного Мережского. Он пообещал Лизоньке помочь ее подруге — он выполнит обещание. Ради ее спокойствия. В бумагах вдовы он наведет порядок, но если она замешана в убийстве мужа — он не намерен ее покрывать!
Михаил потрогал шрам на щеке, теперь уже почти незаметный, и принялся разбирать вещи.
Он готовился к бою. К бою с бумагами, с инкнессой и с самим собой.
* * *
Лес был полон теней. За каждым ссохшимся деревом прятался едва различимый силуэт. Голые ветви пытались схватить Екатерину за подол или рукав платья, зловеще поскрипывая в гробовой тишине. «Это кладбище?» — подумала инкнесса, пытаясь отыскать глазами тропинку, и тут же перед ней появился Евстафий.
— Где ты бродишь? — сдвинул он сурово кустистые брови. — Иди ко мне!
Муж протянул к ней руки…
Катя замешкалась. Как они сюда попали? Где слуги? Почему у Мережского из уголка рта течет кровь? Как тогда, когда он… умер…
Вдова отступила на шаг назад. Промышленник задумчиво огладил бороду. Ей показалось, что он вдруг стал меньше ростом.
— Не люб, значит?
Они никогда не говорили на эту тему при жизни. Он ее замуж брал отнюдь не по любви — а за влияние, которое отец мог оказывать как член Великого совета. Инкнесс Ляпецкой имел от этого союза свою выгоду: выдал ее почти без приданного и не однократно пользовался деньгами родственника для решения семейных проблем. Когда у одного есть деньги, а у другого власть, которую дает титул, о чувствах девчонки семнадцати лет вряд ли кто-то будет задумываться…
Что ж теперь спрашивать? Он знал, что покупал три года назад.
Катя молчала. Зашелестели негодующе деревья. Но как? Чем? Если ветви у них совершенно голые?
Екатерина в испуге подняла на мужа глаза. Он ушел в землю почти по пояс.
— Ты была плохой женой, — сказал он.
— Неправда! — выкрикнула Катя и воронье поднялось с ветвей, закружилось над лесом темной тучей, зловеще каркая над их головами.
Она была хорошей женой! Не доставляла хлопот, выполняла свои обязанности, терпела, даже если было тяжело…
Стоило ей на секунду отвлечься на ворон — и муж исчез. За спиной что-то (кто-то?) заскрипело, по лесу пронесся волчий вой…
Катя обернулась.
— Как ты стоишь?
Мать смотрела с укоризной.
— Что это на тебе надето? Разве инкнесса может позволить себе выглядеть подобным образом?
Вдова посмотрела на свои ноги. Платье было грязным и рваным, босые ступни утопали в грязи по щиколотку.
— Иди ко мне! — сказал Евстафий. Из земли прямо рядом с ее ступнями появилась когтистая рука.
Екатерина попыталась отскочить, закричала… и проснулась.
На ее подушку падал первый луч солнца.
— Сон, — она села в кровати, осмотрелась. Комната имела самый обычный вид. — Просто кошмар.
Дрожащими пальцами девушка потерла глаза, ущипнула себя несколько раз.
В углу что-то зашевелилось.
Екатерина вскочила с кровати и кинулась к окну, одним движением распахивая тяжелые портьеры.
Ничего. Никого.
— Показалось.
Звук собственного голоса не успокаивал, а раздражал. Тени в спальне вдруг стали казаться зловещими.
Мережская не выдержала: обула домашние туфли, накинула халат и почти бегом покинула комнату.
Люди нашлись на кухне. Аглая раздавала указания заканчивающим ранний завтрак слугам.
— Ой, госпожа! — всплеснула она руками, завидев хозяйку. — Вы уже встали? Сейчас Ульяна принесет все для умывания! Через полчаса и завтрак будет подан!
— Не надо, — поспешно заявила Катя. — Завтрака не надо. Я… поем в столовой.
Экономка кивнула и хотела было уйти отдать распоряжения слугам, но Екатерина вдруг поинтересовалась, что в сегодняшнем меню (хоть сама вчера его составляла), а затем стала расспрашивать, кого родила сестра Аглаи — мальчика или девочку, как назовут, посетовала на холодную погоду и возможный неурожай. Женщина смотрела на нее удивленно. Не то, чтобы хозяйка никогда не интересовалась жизнью слуг, но таких долгих и странных разговоров она до сего дня ни с кем не вела. Заметив удивление и интерес в глазах собеседницы, Екатерина сконфузилась и замолчала. Аглая вежливо ждала. Мережская собралась с духом и, поблагодарив экономку за хорошую работу, отправилась к себе. Возвращаться в спальню не хотелось, но там уже ждала с горячей водой Ульяна: чужое присутствие успокоило инкнессу и к завтраку она спустилась, хоть и с головной болью, но по крайней мере без дрожащих рук.
Николай встретил ее сердитым взглядом.
— Почему накрыто на троих? — спросил он. Мачеха посмотрела на экономку.
— Так юрист же… — виновато развела руками та.
Екатерина задумалась. Кажется, она не успела дать какие-либо распоряжения на это счет…
Открылась дверь. Михаил вошел, чеканя шаг, и обозрел всех присутствующих.
— Доброе утро.
Сказано это было таким холодным тоном, что в доброте этой части дня приходилось серьезно усомниться.
Катя поздоровалась в ответ, Николай сверлил мужчину злым взглядом.
Аглая показала гостю его место.
— Я уже поел на кухне, — сообщил тот с намеком и обернулся к инкнессе:
— Где мне вас ждать?
— В кабинете, — выдавила она, одной рукой касаясь виска. Юрист вышел, Аглая поспешила следом — показать искомую комнату. Мачеха и пасынок остались наедине.
— Не успело тело отца остыть… — начал юноша, гневно сверкая глазами, но продолжить не успел — вошла Ульяна с подносом.
— Это мой новый юрист, — инкнесса невозмутимо занялась едой, не смотря на собеседника. Спокойствие это давалось ей нелегко: голова после кошмара болела все сильнее, и чувствовала она себя как натянутая до предела струна. Чуть тронешь — и порвется.
— Именно поэтому он поселен на хозяйском этаже, а не на служебном?
Куда именно поселить позднего посетителя, Екатерина ночью никаких распоряжений не оставила и, видимо, экономка, услышав заветное слово «гость» определила его не во флигель для слуг, а на жилой этаж дома, сочтя, что именно это и подразумевалось под приличными комнатами. Надо бы быть повнимательнее… Впрочем, Климские дворянский род, пусть и всего лишь благородия, так что Михаил вполне имеет право на гостевую комнату, нарушения этикета здесь нет.
— Если это имеет значение, я не давала подобных указаний на его счет, — поделилась мачеха своими размышлениями с юным офицером. — Видимо, Аглая сочла его гостем, потому и отвела ему гостевую комнату.
— Через две от твоей? — ехидно уточнил пасынок.
Катерина посмотрела ему прямо в глаза.
— И от твоей. Неужели офицер не сможет защитить честь дамы в собственном доме?
Юноша покраснел и отвел взгляд. Честь мундира для него значила очень много. Не потому что ему нравилось служить — потому что это было престижно.
«В этом он весь в отца, — подумалось Кате. — Все должно приносить выгоду». Но отец его лежал в сырой земле, иначе юноша так развязно себя с ней не вел. Ах, Евстафий! Зачем тебе был нужен этот брак? У тебя же сын совсем заброшен…
Вилка со звоном легла в тарелку. Юноша встал.
— Приятных танцев на костях моего отца, — он отвесил ей глубокий поклон и строевым шагом покинул столовую. Вдова почувствовала небывалое облегчение — можно было поставить локти на стол и обхватить гудящую голову холодными ладонями.
— Госпожа, все в порядке?
Ульяна же здесь!
— Да. Спасибо. Можешь убирать.
Екатерина выпрямилась и встала. На мгновение в глазах потемнело, и ей пришлось схватиться за стол. Три бессонные ночи давали о себе знать. Надо выспаться. Срочно. Но сначала — пережить этот день. Вдова направилась в противоположное крыло.
Кабинет пах мылом, словно его убирали как раз перед ее приходом. Мережская поморщилась и села на стул мужа. Михаил отложил газету и впился в нее суровым взглядом.
— Что именно вы от меня хотели?
Инкнесса глубоко вдохнула.
— Мне надо привести в порядок дела мужа, его бумаги. Пока завещание не оглашено и новый хозяин не вступил в права мне следует, как сказал господин Римский, «сделать процесс наследования как можно более прозрачным». Как жене — разобрать его бумаги, как возможной наследнице — сделать это так, чтобы ко мне не было претензий.
— А они могут возникнуть?
Вопрос был с намеком.
— Надеюсь, вы достаточно компетентны, чтобы этого не случилось.
Климский побагровел.
— Вы…
— Теперь перейдем к вопросу о зарплате. За каждый день работы вы будете получать как среднестатистический юрист столицы. Вот, ознакомьтесь с договором.
Мужчине протянули стопку листов. Он взял ее и углубился в чтение. Составлен документ был немного коряво, но старательно.
— И кто это сочинил?
Екатерина заволновалась.
— Я. Очень плохо?
Он удивился. Женщина с деньгами стала утруждать себя написанием серьезной бумаги? Странно это. К тому же, бумага написано средненько, а не ужасно — а это значит, она пыталась разобраться в вопросе. Хоть и не особо преуспела в этом.
Пока Михаил размышлял, Мережская с ужасом ждала его приговора.
— Сойдет, — наконец вымолвил он, и расписался на каждом листе. Инкнесса облегченно выдохнула и взяла договор из его рук. Пальцы у нее были холодные.
— Как желаете получать оплату: еженедельно или по окончании дела?
— Это непринципиально. Давайте лучше уточним объем работы.
Екатерина огляделась. На диванчике в углу, на столе, стуле, полках лежали бумаги.
— Да… вот объем…
Михаил тоже осмотрелся и вздохнул.
— Где я могу расположиться?
— Наверно, лучше всего здесь… — неуверенно протянула Катя.
— А вы?
— Я… мне в общем-то не особо нужен кабинет…
В дверь постучали.
— Да.
Ульяна просунула в дверь голову.
— Там эти пришли… — туманно выразилась она. Мережская встала.
— Если понадобятся разъяснения, слуги меня найдут.
Климский кивнул и, проводив хозяйку дома задумчивым взглядом, принялся за работу.
Глава 4
Евстафий верил, что сила в деньгах. Катя — что в дружбе. Может, потому что единственное, что у нее было — эта долгая переписка с курносой девочкой Лизой, с которой они когда-то учились в одном пансионе. На любовь и понимание со стороны родителей ей не приходилось рассчитывать, с братом и сестрой она никогда не была близка, а брак женского счастья ей не принес. Но сейчас Катерине было мало этой дружбы. Она чувствовала себя слишком одинокой, слишком беспомощной, а Лиза была так далеко! И никого рядом, кто может подставить плечо…
Мережская отвела взгляд от одиноко торчащего на клумбе пиона, глубоко вдохнула и толкнула дверь в гостиную.
— У вас опять возникли вопросы?
Капитан и его помощник встали, приветствуя хозяйку. Гастин был суров, юный секретарь неуверенно улыбался.
— Мы решили заглянуть на всякий случай, — пояснил Станислав, окидывая ее внимательным взглядом. — Для проверки, так сказать.
Юрий нахмурился. Посмотрел на застывшую в дверях вдову и поспешил перебить начальство:
— Вдруг что-то прояснилось? Или вам стало что-нибудь известно? Или кто-то вышел на контакт? Вы же сейчас бумаги разбираете? Не нашли ничего?
Екатерина вспомнила, что юноша основной считает теорию устранения конкурента и немного расслабилась. Его искренность, его неловкость, то, как он в волнении мял край диванной подушки и даже не замечал этого — все это ее… умиляло, что ли. Или заставляло почувствовать с ним родство? Ведь она до сих пор в больших домах Евстафия чувствовала себя потерянной и чужой. Только здесь, в домике его бывшей жены Елены — небольшом двухэтажном строении с двумя флигелями, она почему-то могла ощущала себя хозяйкой… До его смерти. А теперь…
— Инкнесса?
Екатерина улыбнулась взволнованно подавшему ей стакан воды Юрию.
— Извините. Задумалась.
— О чем? — тут же спросил военный.
— О вашем вопросе. Но как бы я не старалась, ничего нового припомнить не могу.
Секретарь печально вздохнул, капитан недовольно поморщился.
— Инкнесса, один вопрос: почему вы живете здесь? У вас огромный дом в центре столицы. И поместье с особняком за городом. С чего вдруг ваш муж за месяц до смерти захотел переехать в давно заброшенный домишко первой жены? И почему вы здесь остались после его кончины?
Катя дотронулась до стены, у которой стояло ее кресло.
— Он уютный, — сказала она честно. — И он мне его обещал. Это ответ на последний вопрос. А на первый я ответа не знаю. Кажется, Николай попросил отца сюда переехать. Вроде как ближе к казармам. А может, я ошибаюсь.
Следователь хмуро оглядел комнату и встал.
— Вы же нам сообщите, если что-то изменится? — больше для формы спросил он.
— Конечно.
Гастин поспешил попрощаться. Он вышел первым из гостиной, Юрий немного замялся в дверях.
— Если вдруг что-то… вы же дадите знать? Вы… вы не думайте, он добрый. Мы вас в обиду не дадим!
Мережская против воли улыбнулась в ответ на эту пылкую фразу. Юноша вспыхнул и, едва не выломав дверь, бросился догонять начальство.
Катя села обратно в кресло. Зачем они приходили? Не для того, чтобы задать один единственный дурацкий вопрос. Пробыли меньше десяти минут… Зачем? Что они могли узнать или высмотреть за это время?
Екатерина поставила на стол чашку с чаем и встала. Надо написать Римскому, может он согласиться хоть поверхностно разъяснить Михаилу некоторые вопросы? Неужели родители так допекли этого верного семье Мережских человека, что он откажет ей в такой малости? Хотя бы в память не только о его клиенте, но и друге Евстафии?
Катя вышла в коридор. Стоило двери за ее спиной закрыться, как свечи на ближайшем канделябре погасли. Девушка вздрогнула и обернулась.
Дверей не было. Окна в конце коридора тоже. Но где слуги? Где проход в прихожую?
Катерина попыталась нащупать дверь в гостиную, но ей это не удалось. Тогда она пошла вперед (или назад?), держась за стену. Раздался волчий вой. Катя взвизгнула, метнулась вперед… и почти врезалась в пасынка.
— Вы чего? — от удивления Николай даже растерял свою злобу. Катя осмотрелась. Каким-то образом она теперь находилась на втором этаже, между их спальнями.
— Ничего. Все… все хорошо. Спасибо.
Юноша только сейчас заметил, что придерживает мачеху за руку и тут же убрал ладонь. Катя мельком заметила, что она перебинтована. Порезался?
— Чтоб ты провалилась! — В сердцах сказал юноша, пряча руки за спину, и ушел к себе. Катерина застыла в коридоре, боясь пошевелиться.
— Госпожа! — запыхавшаяся Ульяна шла к ней со стороны лестницы. — Вам тут этот… молоденький просил передать.
Ей в руку легла записка. Вдова развернула ее сразу же.
«Простите мою несдержанность. Если вдруг вам понадобится помощь, знайте, я всегда к вашим услугам. Юрий».
Мережская улыбнулась, положила записку в карман и зашла в свою комнату.
С Ульяной это было не страшно.
* * *
Бумаги лежали стопками. Их даже пытались сортировать, но сделали это очень неудачно. Михаил довольно подметил, что знаний у того, кто их раскладывал, ни грамма нет ни по юриспруденции, ни по экономике. Он осознавал, что подобное злорадство его отнюдь не красит, но поделать с собой ничего не мог.
Как не мог забыть прошлое. О, нет, он достаточно узнал об этой семье, чтобы остыть к Марии. Невозможно любить женщину, которая тебя предала. Впрочем, если бы он ее узнал тогда получше, вряд ли бы он в нее влюбился. Но он помнил слова ее отца, которые тот выкрикивал ему в лицо, брызжа слюной от негодования. Он помнил, как менялось выражение ее лица. И как она отказалась с ним бежать тоже отпечаталось в его памяти. Особенно ее аргументы. Это поначалу он верил, что ее или запугали, или каким-то образом манипулировали ей. До ее свадьбы. В знаменательный день ему «посчастливилось» увидеть процессию, шедшую с церемонии. Довольная невеста висла на руке мужа и щебетала точно птичка на солнце. Наверно, именно тогда он по-настоящему возненавидел Ляпецких. И через год, начав практику, с небывалым энтузиазмом взялся за дело о невыплаченном долге, где фигурировала эта ненавистная ему теперь фамилия. Сумма была небольшой, однако инкнесский род выплатил ее только после долгих разбирательств. Что окончательно убедило Михаила, что люди эти меркантильны, эгоистичны, бессовестны и бессердечны.
По чести говоря, мужчина никак не мог понять, почему Лиза, порвав отношения с Марией, Екатерину по-прежнему считала своей подругой. Точно также, как и старшая сестра, младшая сразу же после трехлетнего обучения в пансионате выскочила замуж за богатого старика, после чего вела праздную жизнь, наслаждаясь своим положением в обществе, которое было ей обеспечено деньгами мужа и инкнесской кровью. Чем Екатерина отличается от Марии так и осталось для него загадкой, но, будучи любящим братом, уговорам сестры он уступил: быстро закончил дела по месту работы, выпросил бессрочный отпуск по семейным обстоятельствам и примчался в столицу — спасать малознакомую девицу от тонны юридических бумаг. Будучи уверенным, что девица оная подобной заботы совершенно не стоит. Впрочем, ему за эту работу хорошо заплатят, а это тоже не маловажно. Пусть он и считался одним из лучших юристов города, однако искренне полагал, что лишних денег не бывает. Жениться в ближайшее время (а может и вообще) Михаил не намеревался, но собирался открыть счет и откладывать туда деньги для сестры и ее детей. Чем беднее человек, тем отчетливее он понимает необходимость обеспечить будущее, а не шиковать сей же час.
Климский посмотрел за окно. Вечерело. Решив, что пора перекусить, он сложил в отдельную стопку просмотренные бумаги и вышел из комнаты, вспоминая, в какой стороне кухня.
Госпожа Мережская может не надеяться на его компанию за столом.
* * *
На кухне кто-то причитал в голос. Михаил шагнул к приоткрытой двери. Может, помощь нужна?
— Да не реви ты, дура! Соплей развела, словно тебя на темную сторону тащат! — Ульяна недовольно сплюнула и занялась стиркой. Молодая помощница кухарки, Дуня, громко высморкалась в подол.
— Как не реветь-то-о-о? Батюшка силой замуж выдае-о-от!
— Ой, нашлась несчастная! Ты первая, что ль? У меня отец мать всю жизнь кулаками поколачивал, а она его скалкой, и ничего, до сих пор живут вместе.
— Я так не хочу-у-у! — заныла Дунька.
— Да кто хочет? — махнула мокрой рукой старшая служанка. — Только кто нас, баб, спрашивать будет? Тем более бедных. Вон хозяйку-то и то против воли выдали, да за старика — он ее втрое старше был. А она урожденная инкнесса, не чета нам с тобой! И ничего — привыкла.
— Она полгода в подушки плакал-а-а! Я зна-ю-у, я ей завтрак носила-а!
— Поплакала-поплакала, да и жить стала. И тебе того же советую.
— Не хочу-у — у! — заныла Дуня.
— Вы что-то хотели?
Юрист обернулся. Экономка смотрела на него с прищуром, словно оценивала, а не столовое ли серебро он пришел сюда воровать.
— Да… время к ужину… — Растерянно ответил Климский. Женщина всплеснула руками.
— Так зайдите на кухню, у кухарки спросите. Сюда-то еду вам вряд ли вынесут!
Михаил поблагодарил и последовал данному совету.
Кухаркой оказалась разговорчивая женщина немногим моложе Аглаи, дородная, с красным лицом, но удивительно изящными руками.
— От бабки, — сказала она, поймав его взгляд. — Очень уж она у меня красивая была. Благородная, из семьи воспитательницы, правда. Обедневший род был. Сиротой осталась в семнадцать, да без денег. Едва на улице не оказалась, хорошо булочник приютил. А потом и женился. Вишь, и такое случается…
Михаил перевел взгляд с рук женщины на ее лицо и обратно.
— Так вы…
— Имеется и благородной крови четвертинка. Да что мне от того толку-то, милый! Кровь, она, что водится — везде течет одинаково: и в тебе, и во мне, и в хозяйке нашей.
— Вот как бывает… — юрист представил прекрасную молодую девушку, прячущуюся от дождя под вывеской кондитерской.
— В жизни бывает по-всякому. Кто вверх ползет, кто вниз. Да не всегда вверху хорошо, а внизу плохо. Вот тебе плохо?
— Нет.
— Так и живи, радуйся, что сидишь, голову склонил? Ешь, остыло давным-давно все.
Михаил взял ложку.
— А что хозяйка ваша? Ей-то как?
— А когда как, — махнула рукой женщина. — Был муж — мучилась. Нет мужа — еще хуже стало. Оно, когда имеешь, не ценишь.
— Ссорились, что ли?
— Да упаси Отец! Что им ругаться-то? Тяжко ей с ним было. То с собой за тридевять земель потащит, а куда девке по горам лазать? То одну оставит на месяц, ни слуху, ни духу от него, куда пропал. С утра уйдет, к ужину только и воротиться — а она-то все одна. А он придет, поест, да в постель ее тащит. Старик молодую-то…
Кухарка осеклась.
— Тьфу, баба дурная, язык без костей! Что ты тут выспрашиваешь? Ешь, да иди отседова!
Михаил не стал настаивать на продолжении разговора, послушно доел все, что предложили и ушел восвояси.
Работы у него много. Присмотреться к молодой вдове он еще успеет.
* * *
— Слушал, говоришь?
Аглая кивнула. Николай взял второй бокал, потянулся к графину с вином.
— И много он узнал?
— Сплетни всякие.
— Думаешь, можно им воспользоваться?
— Если он так прост, как кажется — да.
Юноша протянул бокал с напитком собеседнице.
— Бери. Да садись. Ты у матери поверенной тайн ее была, мне, как тетка родная, а стоишь истуканом. Выпьем. За то, чтобы зло было наказано.
Женщина послушно села в кресло и пригубила вино.
— Не способен Отец на злобу по отношению к чадам своим. — Сказала она. — Нечего на его справедливое воздаяние надеяться.
Николай злобно оскалился.
— А мы и не будем. Для начала посмотрим, что за фрукт этот юрист. А там разберемся, что делать. Но смерть отца я без отмщения не оставлю. К тому же, начало справедливости уже положено.
Экономка согласно склонила голову.
* * *
Ее схватили за руку.
— Куда ж ты, детонька?
Екатерина посмотрела на вцепившуюся в нее женщину. Низкая, грязная, одета в лохмотья, в седых волосах мошки прыгают, а из сморщенного рта ползут черви…
Катя проснулась от собственного крика. Свеча еще не успела догореть, значит, она заснула совсем недавно. Возможно, если спуститься вниз…
Катерине показалось, что рядом с ней что-то копошится, и она вскочила с кровати, с ужасом озираясь.
Никого. Ничего.
— Я схожу с ума, — Мережская взялась за голову. — Или уже сошла.
Затявкала собака на улице. Вдова вздрогнула.
— Сошла, наверное.
Собственный голос в пустой комнате пугал. Инкнесса взяла свечу и, забыв обуть домашние туфли, выбежала в коридор.
Из-под двери Николая виднелась полоска света. То, что кто-то тоже не спит, немного успокоило Катерину, и она спустилась вниз уже более уверенным шагом.
Слуги, видимо, закончили работу — никого ни слышно, ни видно не было. Катя направилась в библиотеку. Чтение всегда ее успокаивало, помогало отрешиться от проблем и невзгод. Будь они связаны с родней, проблемами в пансионате или неудачным замужеством. Может и сейчас поможет…
Она зажгла все свечи в комнате. Залезла с ногами на зеленый диван и открыла какую-то трехсотлетнюю балладу. Повествование, как полагается, шло о затяжной войне, вечной любви и ведьмовских кознях. Триста лет назад другого, наверно, и не писали.
— Я уж думал, пожар начался.
Екатерина взвизгнула и подскочила. Потом увидела замершего в дверях Михаила.
— Еще немного, и ваша работодательница умерла бы от страха.
Мужчина оглядел ее наряд, поморщился и безразлично пожал плечами.
Катя обиделась.
Потом подумала, что не имеет на это право, потому что он ей никто и вообще ничего ей не должен. Ну, кроме хорошо сделанной работы. Впрочем, не будь она вдовой Мережского, собственным родителям тоже до нее не было бы дела.
Босым ногам стало холодно. Катерина решила не корчить из себя важную персону и опять устроилась на диване.
— Еще работаете?
Климский кивнул. Он действительно зашел проверить, все ли в порядке — слишком хорошо освещена была комната в такое позднее время. Теперь следовало закончить разговор и уйти. Оба это понимали и нервно придумывали прощальные отговорки.
Завыла собака.
Катерина опять подскочила, с ужасом уставившись на окно. Юрист наблюдал за ее реакцией с удивлением.
— Я могу дать необходимые вам разъяснения… наверное…
— Не сто…
Договорить Михаил не успел — девушка прошмыгнула мимо, направляясь к кабинету. Мужчине только осталось с изумлением посмотреть на босые ступни хозяйки дома и пойти следом.
Кабинет немного преобразился, Катя даже сказала бы «ожил». На столе появились новые письменные принадлежности, со спинки стула свисал небрежно брошенный сюртук, пахло мужским парфюмом. Уличный лай собак здесь уже не казался таким зловещим и потусторонним. Вдова заметила, что угол диванчика уже разгребли от листов, и устроилась там, нервно окинув взглядом приоткрытое окно.
— Я не буду мешать, — почти жалобно сказала она и открыла прихваченную с собой книгу. — Если возникнут вопросы — обращайтесь.
И Катя, и Михаил понимали, что она вряд ли чем сможет ему помочь, даже если он и вправду ее спросит. Поэтому Климский начал перебирать в голове причины столь необычного поведения хозяйки дома, пока та углубилась в чтение, пытаясь успокоиться.
Рано или поздно ей придется вернуться в спальню. Но она считала, что лучше поздно, чем рано. Пусть ее стремление сбежать от кошмара и ей самой казалось совершенно детским, но… пока можно, она лучше тут посидит.
Михаил вздохнул и вернулся к бумагам. И все же взгляд его время от времени возвращался к женской фигуре на диване.
Она была почти непохожа на Марию. Особенно красотой — старшая сестра была намного привлекательней младшей. Маша была выше, фигуристей, двигалась плавнее, кисть у нее более тонкая, а ресницы…
— Что-то не так?
Катя заметила его внимание, но истолковала его по-своему. Михаил, застигнутый врасплох, ответил:
— Да. Тут вот бумаги по Зеленым рудникам…
Катерина вдруг тепло улыбнулась.
— На севере? Помню. Вы не представляете, какой там вид на долину с Высокого пика. Кажется, что ты с облака глядишь на землю.
На мгновение она стала похожа на озорную мечтательную девочку…
Похожа на Марию.
Михаил встал. Старые злость и обида душили. И вроде не причем тут вторая сестра, а невысказанные упреки жгут язык.
— Пора спать, — резко сказал он, не смотря на собеседницу. — Я ночью ваши бумаги разгребать не обязан. — И все-таки вырвалось из уст злое: — Вы бы, инкнесса, оделись поприличнее.
Он вышел, не дожидаясь ее реакции.
Катя, обиженная резкой сменой тона и, хоть и заслуженным, но бестактным замечанием, с яростью захлопнула книгу.
Так и знала, не будет добра от этого человека!
Глава 5
«Здравствуй, Лиза.
Вот уже который день я надеюсь на твой приезд. Иногда мне кажется, что это единственный смысл моего существования. По крайней мере другого я пока не придумала. Еще меня посещает мысль, что я хочу жить из чистого упрямства. Или чтобы кому-то что-то доказать, но, если задуматься, что я могу — слабая, одинокая, беспомощная? Иногда я с ужасом ожидаю той минуты, когда в дверь постучат. И неважно, кто это будет: следователь, который решит меня арестовать, отец с его тщеславными идеями или…
Мне снятся кошмары. Такие яркие и реалистичные, что, когда я просыпаюсь, я нахожу на себе настоящие царапины и синяки. Иногда мне кажется, что Евстафий зовет меня к себе…
Я схожу с ума?
Мне страшно.
Ты все равно не прочтешь мое послание, так как я не собираюсь тебе его отсылать, а потому я спокойно могу признаться в своих слабостях и страхах.
Кстати, я ужасно сердита на твоего брата. У него такой суровый вид, что порой я боюсь к нему подходить. А еще пару дней назад он наговорил мне гадостей, и мы с тех пор только здороваемся сквозь зубы.
Может ты его обратно заберешь? Только так, чтобы он как-то быстренько все разобрать успел. У меня немного собственных денег, но я доплачу за спешку. Сколько смогу. Ты знаешь, я всегда возвращаю долги. И пусть на настоящее время у меня нет другой кандидатуры на его место, знаешь, я бы гораздо больше обрадовалась тебе, чем ему. Хотя он бесспорно хороший человек и замечательный юрист, просто для меня он чужой, а мне сейчас так нужен кто-то рядом…
Ведь я здесь совсем одна.
Лиза, милая, приезжай, пожалуйста, поскорее. Я очень тебя жду.»
Катя смяла лист бумаги и бросила в корзину. Это глупое письмо она точно отправлять не будет. Не хватало еще выглядеть жалкой сумасшедшей в глазах единственной подруги!
Съехал со стопки бумаг какой-то договор и звучно шлепнулся на пол. Вдова вздрогнула.
Открылась дверь. На пороге кабинета возник хмурый Михаил.
— Доброе утро.
Катя вопреки собственному желанию, обрадовалась его приходу. В последнее время ей стало тяжело находится одной.
— Доброе.
Мужчина ее энтузиазм не оценил. Сел в кресло напротив, демонстративно закрылся какими-то листами.
Катя принялась старательно сочинять ответ в газету, из которой прислали на одобрение статью про покойного мужа. Некоторые места ей очень не понравились, и надо было подвести редактора к мысли их убрать или изменить, но так, чтобы он не обиделся. Игра словами всегда давалась Кате тяжело, и она уже больше часа маялась с этой проблемой. Пока вдруг из-под пера не полились строки, обращенные к Лизе…
Пустое. Надо думать о делах насущных.
— Вы долго собираетесь медитировать над бумагой?
Екатерина встрепенулась и посмотрела на Михаила. Он был зол и подавлен. Под глазами залегли круги. По ночам он что ли работает? Вполне возможно. Наверно, тоже очень хочет поскорее со всем разобраться и избавиться от ее общества.
— У вас круги под глазами. Вы работаете допоздна? Давайте, я вам как-то это компенсирую. Можем пересмотреть пункт об оплате в договоре.
Климский поджал губы. Деньги. Все сводится к деньгам. Женщины способны думать о чем-нибудь еще?
— Поговорим об этом, когда я пересмотрю все бумаги. С парой договоров есть некоторые затруднения.
— Да, я помню, — кивнула Катя и прядка волос выбилась из ее простой домашней прически. — Вы говорили что-то о Зеленых рудниках.
Юрист тоже вспомнил их беседу.
— Да. Вы там были?
Екатерина улыбнулась. Лицо ее преобразилось, черты сделались мягче и живее, глаза заблестели.
— Была. Прекрасное место.
— Вам нравится путешествовать?
Катя в притворном ужасе замахала руками.
— Нет! Как может нравиться спать на земле, не иметь возможности нормально помыться и расчесаться? Но там такая природа! Это невозможно забыть! Такого в городе не встретишь, — она с тоской посмотрела за окно.
За окном лил дождь.
— Зачем же вы тогда ездили с мужем?
Мережская нахмурилась.
— Как будто меня кто-то спрашивал, — вырвалось у нее.
Михаил прищурился. Его вдруг посетила новая неожиданная мысль.
— Катерина… Супруг вас обижал?
Катя изменилась моментально: встала, нависла коршуном над собеседником, смотря на него с негодованием и гневом.
— Не смейте строить предположений, уничижительных для нашей семьи! Решили поиграть в детектива? Вы здесь не для того, чтобы вопросы задавать, а для того, чтобы работать. Вот и работайте. Наши личные дела вас не касаются. Никого не касаются! Евстафий был хорошим человеком! Лучше многих! Он единственный обо мне заботился! Хоть как-то! А вы…
Катя резко отстранилась, закрыла лицо руками. Михаилу вдруг стало стыдно. Особенно за то, что мысль поиграть в детектива действительно у него была. В самом деле, что он к ней прицепился? У девушки и так горе, а тут еще он ходит, обиды пятилетней давности лелеет…
— Простите.
Они сказали это одновременно. Катерина отняла ладони от лица. Ресницы ее были мокрыми.
— Простите, — повторил Михаил. — Я был бестактен.
— Ничего, — вдова глубоко вдохнула и вышла из-за стола, освобождая ему место. — В любом случае, я не должна была на вас кричать. Это просто неприлично.
Она с тоской осмотрела кабинет и направилась к двери.
— Можете остаться. Если хотите.
Михаилу хотелось как-то загладить вину.
— Я могу заняться бумагами после.
— Нет. Спасибо. Я зайду попозже.
И она вышла.
Михаил взял несколько листов с ближайшей стопки бумаг. Надо работать.
А когда злится, она совсем не похожа на Марию.
Это хорошо.
* * *
Господин Римский вышел из библиотеки, где больше часа заседал с Николаем. Екатерина улыбнулась другу мужа:
— Чаю?
Мужчина отрицательно покачал головой и прошел мимо. Катя пошла следом.
— Господин Римский! У меня новый поверенный. Вы не могли бы…
— Не мог, — отрезал гость и зашагал быстрее. От его сухого резкого тона и показательного пренебрежения у Кати навернулись на глаза слезы.
Да чем я перед вами всеми провинилась? Что вам от меня надо?
— Даже не надейся, — Николай, стоявший за спиной, довольно ухмыльнулся. Она не видела этого, но точно знала, что так и есть. — Он и пальцем не шевельнет ради тебя.
— Я вдова его друга.
— Ты просто глупая девка, на которой его друг женился из старческой прихоти. Ты вдова, которая жаждет отобрать все у законных наследников. Ты…
— Мне ничего не надо чужого! Только то, что он мне завещал!
— Ты, алчное существо, не получишь ни монеты из нашего состояния, так и знай!
Да провалитесь вы со своим состоянием! Ей не нужно ничего! Кроме свободы. А свободы не бывает без денег. Если б у нее было хоть что-то свое, она б отказалась от этого проклятого дома, от фабрики, уехала бы на край света, подольше от пересудов и толков людей, от одного вида которых ее тошнит. Только кроме этого дома у нее ничего нет…
Плечи мачехи дрогнули. Плачет? Николай улыбнулся. Он чувствовал себя победителем. Всесильным воином, которому удалось достать врага, и тот теперь мучается у его ног, слабый, беспомощный, побежденный…
— Радуешься? — спросила Катя сквозь слезы, не оборачиваясь к пасынку. — Радуйся. Радуйся, что отец тебя не видит. Вот он тебе плетей всыпал бы!
Коля вздрогнул. Упоминание отца резануло по сердцу.
Екатерина сорвалась с места и побежала к лестнице на второй этаж. Юноша зло посмотрел ей вслед. Уколола, гадина! Цапнула! И теперь у его маленькой победы привкус горечи.
А отец и правда, наверно, рассердился бы…
* * *
Кто-то плакал. Михаил с сожалением вдохнул прилетевший с кухни аромат и пошел на звук.
В комнате за кухней, там, где обычно стирали белье, маленькая чумазая девочка сидела на коленях у Екатерины и рыдала. Катя гладила ее по голове, что-то тихо приговаривая. К приоткрытой двери они сидели боком.
— Ты тоже плачешь, — капризно заметил ребенок, вытирая нос рукавом. — А мне говоришь: не плачь!
— Я за тебя плачу, — тихо солгала инкнесса. Девочка развернулась и стала вытирать слезы своей утешительнице.
— Не надо. Я лучше сама.
Катя кивнула, но сдержаться не смогла.
— Тебя кто-то обидел? — догадался ребенок.
— Нет. Да. Не знаю. Мне просто очень страшно и тяжело.
Маленькая грязнуля обняла женщину за шею.
— Потом станет легче, — доверительно шепнула она.
Катя подумала, что не станет.
Михаил отступил назад. Почему-то ему стало стыдно.
Застучали по коридору чьи-то каблуки. Мережская встрепенулась, ссадила ребенка с коленей и поспешно стала приводить в порядок свой внешний вид. Михаил отступил назад, к кухне, где его ждал обед и очередная беседа с разговорчивой кухаркой.
Как бы мужчина не относился к семье Ляпецких, образ печальной женщины с ребенком на коленях еще долго будет жить в его памяти.
* * *
Женщина, с головы до ног закутанная в грязные тряпки, протягивала к ней руки.
— Иди сюда.
Катя отступила на шаг назад. Неизвестная зашевелила пальцами, что-то бурча себе под нос. Из тумана за ее спиной появилась фигура огромного паука, и, чем дольше незнакомка шептала, тем плотнее становилось темное мохнатое тело с восьмью ногами. Екатерина в ужасе попятилась. Женщина зашипела.
— Не уйдешь. Предательница. Убийца. Ты поплатишься за содеянное.
Паук двинулся к ней…
Мережская проснулась от того, что Ульяна била ее по лицу мокрыми ладонями.
— Вы кричали, — пояснила служанка, отступая от кровати.
— Да, — хриплым голосом согласилась вдова. — Спасибо, Уля. Я очень благодарна, что ты меня разбудила.
Ульяна выдохнула и стала хлопотать по комнате: раздвинула шторы, приготовила все для умывания, разложила одежду…
Катя не отпускала ее до тех пор, пока не закончила со всеми процедурами, и не вышла в коридор.
Она не знала, что будет сегодня делать, но в спальню она не собиралась возвращаться до глубокой ночи.
Ей было страшно.
Глава 6
Мережской повезло. В этот день Михаил был настолько собран, спокоен, и предусмотрительно вежлив, что Екатерина решила немного понаглеть и, как после обеда зашла проверить состояние дел, так до ужина в кабинете и просидела.
Климский терпел. Иногда, когда уставали глаза, он принимался наблюдать за своей работодательницей, но та просто сидела и читала, ни на что не отвлекаясь. Порой она меняла позу или поправляла на плечах домашнюю шаль, но как не старался, кокетства он в этих движениях не заметил.
Перед ужином в кабинет постучалась экономка с вопросом, куда подавать еду. Екатерина, не отрываясь от книги, махнула рукой:
— Давай сюда, — потом встрепенулась, словно опомнилась, посмотрела на Михаила. Тот вздохнул и согласно кивнул.
— Мне тоже. Если можно, — он вопросительно посмотрел на хозяйку дома.
Мережская радостно закивала.
— Конечно, можно! Аглая, накрывайте здесь!
Женщина вышла. Вдова встала и развила бурную деятельность по очищению пространства. Часть предметов была отодвинута к краю, часть переставлена на шкафы. Климский на суетящуюся девушку смотрел с недоумением и даже некоторой тревогой. Наконец та заметила его взгляд и присела напротив, скромно положив руки на колени.
— У нас с Николаем не очень хорошие отношения, — пояснила она смущенно после некоторой паузы. — Общество друг друга нас тяготит.
— Так ешьте одна.
Екатерина вздрогнула. Затравленно огляделась.
— Да, можно… — она вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Мое общество вам неприятно?
Михаил давно усвоил, что откровенные разговоры и прямые вопросы не в чести у людей благородной крови, поэтому общение с Мережской порой ставило его в тупик. Как сейчас.
— Э… нет…
— Тогда почему вы так демонстративно отказываетесь делить со мной стол? Разве приятнее обедать в одиночестве?
Она смотрела на него с искренним любопытством, приправленным непониманием и, возможно, даже толикой обиды. Михаил ответил с полным безразличием:
— Меня вполне устраивает одиночество.
— Как это удобно, — вздохнула Катя. — У мужчин все намного проще.
Ульяна с двумя подручными девушками принесла подносы с едой, и разговор на некоторое время смолк. После того, как тарелки кое-как разместили на рабочем столе и служанки наконец удалились, Михаил ненароком заметил:
— Какой у вас скромный стол.
Мережская не смутилась, не обиделась и доказывать, что обычно ужин она проводит по-другому, более соответствующе ее положению, не стала.
— Этого нам с вами вполне хватит, чтобы наесться. К тому же Арина очень вкусно готовит, и было бы кощунством по отношению к ее блюдам, выкинуть их, едва попробовав.
Юрист приступил к трапезе и через минуту согласился:
— Действительно. Мясо бесподобно. Давно она у вас служит?
Катя кивнула.
— Ее нанимал муж больше десяти лет назад. Переманил у кого-то из партнеров.
Климский не удержался — спросил с ехидной улыбкой:
— Соблазнил большой зарплатой?
— Нет, — Екатерина отнеслась к его выпаду очень спокойно. — Просто привез женщину в столицу, где обосновался ее сын и пообещал, что даже если он будет уезжать, то ее надолго от родни увозить не станет.
— И она поверила?
Мережская улыбнулась.
— Во-первых, мой муж умел быть убедительным. А во-вторых, он не собирался лгать Арине. Почему же она должна была не поверить?
Михаил с новым интересом посмотрел на подругу Лизы. Вдова неторопливо поглощала пищу, орудуя ножом и вилкой с легкостью и изяществом, присущим аристократам. Представить эту девушку ночующей в лесу неподалеку от рудников, а не в богатом доме со всеми удобствами, Климский не смог.
— Вы уважали мужа? — заметил он, делая некоторые выводы из ее последней реплики.
— Конечно. Евстафий создал свое предприятие практически с ноля и добился на этом поприще невероятных успехов для человека его происхождения. Он не был легким, как и не был простым человеком, мне не всегда удавалось его понять, но то, что он обладал удивительными умом и упорством, и определенными экономическими талантами — несомненно.
Почему-то такое пылкое восхищение мужем позабавило Михаила. Екатерина увидела его насмешливую улыбку и недовольно нахмурилась.
— Вы ставите под сомнение мои слова, — упрекнула она его. Юрист насмешливо приподнял брови.
— А должен безгранично вам верить? Сомневаюсь, что вы вышли за Мережского, руководствуясь подобными его достоинствами.
Екатерина отложила столовые принадлежности.
— Я не выходила за него. Меня выдали. И если он оказался не таким хорошим или не таким ужасным мужем, как от него ожидали, вряд ли в том его вина.
Михаил вспомнил счастливое лицо Марии, выходящей из церкви под руку с седобородым Ивлеевым.
— Бросьте, «выдали». Сейчас не Кровавое столетие. Вряд ли вас тащили к венцу силой, а вы кричали «нет» и цеплялись руками за дверной косяк.
Катя сжала побледневшие губы. Не тащили. Но и отказаться она вряд ли могла.
— Ну, вам, конечно, виднее, как девушки выходят замуж, — сказала вдова, вставая. — Как закончите трапезу, будьте добры позвать Аглаю или Ульяну. Светлой стороны.
Мережская взяла недочитанную книгу и царственной походкой покинула кабинет. Михаил после ее ухода отложил столовые принадлежности и задумался. Он никак не мог понять свою работодательницу, и это его изрядно тяготило. Возможно, будь она человеком абсолютно посторонним, проблем не было, но в этот раз Михаил не мог абстрагироваться от личных чувств и подозрений: вдова Евстафия Мережского была связана с ним двумя нитями: черной — как урожденная Ляпецкая, и белой — как подруга Лизоньки. И как не хотел он остаться беспристрастным в этом деле, у него не получалось: то нахлынет старая злоба, и у него вырвется что-то злое, то, наоборот, просыпается интерес к некоторым деталям жизни подруги его сестры. И чем больше он увязает в этой двойственности отношений, тем тяжелее ему быть беспристрастным, и тем больше глаза его следят за странной вдовой, совсем непохожей на урожденную инкнессу.
* * *
Аглая уехала на два дня к сестре, Ульяна взяла выходной, и Екатерина целый день слонялась по дому, не зная, чем себя занять. Поговорила с кухаркой о закупках продуктов, погладила кота, прочитала сказку Арининой внучке. Время текло медленно, но при этом неумолимо — постепенно приближалась ночь, сулящая ей очередной кошмар. Перед ужином Мережскую разыскала запыхавшаяся Дуня.
— Хозяйка, там вас спрашивают.
Екатерина отложила книгу в сторону и поднялась из кресла.
— Кто?
— Какой-то мужчина. Сказал, мол, он от батюшки вашего.
Вдова вздрогнула.
— Куда проводила?
— В малую гостиную.
Катя прикрыла глаза, глубоко вдохнула и решительным шагом отправилась в указанную комнату.
Доктор сидел на диванчике и невозмутимо попивал чай в ожидании хозяйки. Был он невысок, сед, и имел очень высокомерное выражение лица.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась Екатерина.
— Светой стороны, — мужчина с седыми висками окинул ее внимательным взглядом. — Я по поручению вашего отца, инкнесса Ляпецкого. Пройдемте в спальню.
Катю его безапелляционность привела в бешенство.
— Не пройдемте.
Мужчина, уже успевший подойти к двери, обернулся и посмотрел на нее с удивлением и непониманием.
— Мой отец побеспокоил вас зря, — Катерина старалась выглядеть абсолютно спокойной, но голос ее подрагивал. — Никаких осмотров мне не требуется.
Доктор побагровел.
— Да вы знаете, сколько стоит минута моего посещения?
— Понятия не имею.
— И вы смеете мне заявлять, что я приехал сюда зря? — гость прищурился. — У вас есть средства оплатить мне эту поездку?
— Я не нуждаюсь в ваших услугах. И не просила вас приезжать. Так что, простите, нас с вами не связывают никакие договоренности, а потому, не вижу причин что-либо вам оплачивать.
Пунцовый от злобы доктор смотрел на нее с изумлением. Скорее всего, он действительно очень дорогой специалист — судя по его высокомерию и наглости, он привык, что даже инкнесские семьи благоговеют перед его мудростью. Наверно, отец очень рассердится, когда узнает о ее поступке…
Но сейчас отец был очень далеко, а угроза в виде доктора маячила перед глазами и, испугавшаяся на мгновение собственного поступка, Екатерина все же гордо вскинула голову и решительно шагнула к двери.
— Вас проводить?
Великий врач пообещал ей все ужасы Темной стороны и вышел, хлопнув дверью.
Екатерина практически упала в кресло и с ужасом представила, что будет, когда отец вернется из поездки.
Быть храброй и независимой ей удавалось только вдали от Аристарха Ляпецкого.
* * *
Михаил наткнулся на этот портрет случайно. Он висел в пышной гостиной напротив камина, обрамленный большой позолоченной рамой. Две сестры. Мария сидела, Катерина стояла за ее стулом, положив руки ей на плечи. Судя по всему, рисовали его как раз перед замужеством младшей — Мережская выглядела старше, чем в злополучный год их знакомства. Тогда она все же больше походила на подростка, чем на взрослую, а на картине была изображена уже девушка, хоть и совсем еще юная.
Мария была великолепна. Гордо вскинутая голова, прямая спина, открытое платье, подчеркивающее достоинства фигуры, и уверенный взгляд. Екатерина рядом с ней выглядела не дочерью инкнесса, а бледной пародией на аристократку, хоть и была одета в дорогое платье и увешана семейными драгоценностями. Не было в ней ни огня, ни величавой гордости, ни уверенности. Впрочем, женщины примеривают разные маски в зависимости от обстоятельств, это Михаил понял еще пять лет назад. И очень часто, выбирая себе спутницу жизни за определенные достоинства, после свадьбы мужчина с ужасом понимает, что его супруга те достоинства только имитировала. Возможно, ему еще повезло, что старшую Ляпецкую за него не отдали.
Нет, после предательства Марии он не проникся ко всем женщинам ненавистью и предубеждением. До сих пор мужчина верил, что есть честные, искренние девушки и его сестра была тому доказательством. Но на глаза постоянно попадались кокетки разной степени глупости (или ума), пары, где муж годился в отцы, а то и в дедушки жене, да явные охотницы за состоятельным супругом. Наверно срабатывал личностный ориентир, или как это называют современные исследователи человеческой натуры? Говорят, беременная вдруг замечает, что вокруг полно женщин в подобном положении, а чета с ребенком — что большинство людей ходят с детьми. Так может и он обращает внимание именно на тех, кто похож на Марию?
— Она очень красивая, правда?
Михаил вздрогнул. Поглощенный своими думами, он не заметил, как Екатерина, проходящая мимо, стала рядом и тоже устремила взгляд на картину.
— Да, — невольно согласился он, ибо это было истиной. — Очень.
— Я всегда ей немного завидовала, — призналась вдова с легкой полуулыбкой.
— Почему?
— Мне казалось, красота дает женщине преимущество.
Юрист поморщился.
— Красота отнюдь не главное в женщине.
— Возможно, — покорно согласилась собеседница. — Но я была уверена, что у девушек, ею обладающих, гораздо больше шансов устроить свою жизнь сообразно своим желаниям.
Климский презрительно фыркнул.
— Так они обычно и делают.
Катя промолчала. Он имел ввиду, что красивой проще покорить какого-нибудь богатея и склонить его к замужеству: большой дом и куча драгоценностей — разве не это предел женских мечтаний? Катерина же в красоте видела возможность выйти за человека, который будет тебя любить и уважать. Спорить с обиженным мужчиной Мережская не стала. Возможно, они оба ошибаются. Или оба правы.
— Вы молчите, — заметил Михаил. — Потому что согласны?
— Нет, не согласна.
— Тогда почему? Не любите спорить с мужчинами?
— Сложно спорить с тем, кто сильнее.
Климский наконец перевел удивленный взгляд с портрета на собеседницу. Та смотрела на картину, не отрываясь.
— Вы иногда говорите очень странные вещи, — заметил он, с интересом наблюдая за ее лицом. Катя невозмутимо пожала плечами.
— Риторика — мое слабое место. Никогда не умела вести великосветские беседы.
— По-моему, все не так уж и плохо.
— Не знаю. Может быть. Вам, наверно, виднее.
Ее неготовность к отстаиванию собственного мнения, а возможно, и его полное отсутствие, покоробили Михаила.
Неужели все инкнесские дети — послушные родительским наставлениям бездушные куклы? Мужчине захотелось увидеть на этом спокойном лице эмоцию, хоть какую-нибудь, пусть даже раздражение или обиду.
— Ваша сестра вышла замуж гораздо удачнее.
— Возможно.
— У Ивлеевых большой дом?
— Не знаю. Я не была у них в гостях.
Все-таки толика грусти в ее голосе прозвучала.
— Муж не отпустил?
— Нет, почему? Дело отнюдь не в нем. Евстафий никогда меня не ограничивал в передвижениях. Просто без приглашения как-то неудобно… Я один раз писала Маше, но они были в отъезде. А потом… наверно, времени не нашлось. Князь же занимает какую-то должность в посольстве. Или в великокняжескомсуде? В общем, он человек очень занятой.
Видимо, в те оправдания, которые Екатерина придумывала для поведения сестры, не верилось и ей самой, потому что лицо ее погрустнело.
— Вы тяжело переживали разлуку? — спросил Михаил, не зная, как еще можно продолжить этот разговор.
— Не особо, — призналась вдова. — Мы не были с ней близки. Но… все же спокойнее, когда рядом кто-то есть.
— А как же портрет? Я думал, его рисовали дома у Маш… княгини.
— Нет. То есть частично. Сначала художник нарисовал ее, потом приехал в особняк Евстафия дорисовывать меня. Так как портрет предназначался мне в дар, то после завершения работы, он остался здесь.
— У нее, значит, нет такого портрета?
— Нет. Это был подарок мне на свадьбу.
Михаил задумался. Интересная получается история!
— А вот и наши голубки! Все воркуете?
Пьяный Николай заглядывал в комнату, держась обеими руками за дверной косяк.
— Эй, вы! Этот… юрист! Не боитесь загреметь в тюрьму вместе с ней? А ты жди, потаскушка, жди! Скоро за тобой явятся! Уж я-то знаю!
Он зловеще захохотал и свалился на пол в коридоре. Послышался топот женских ног, затем охи и ахи Аглаи, пытающейся поднять молодого хозяина.
Катя, красная от стыда, обиды и гнева, развернулась к собеседнику спиной.
— Доброй ночи.
Из комнаты она вышла таким стремительным шагом, что Михаил не успел даже попрощаться.
* * *
«Расплата грядет».
Записка лежала на подушке рядом с Катиной головой. Мережская взяла ее, повертела в руках, смяла и кинула на стол. Теперь понятно, почему этой ночью не было кошмара. Катя заметила, что если она находит листок с угрозой, то страшные видения ночью ее не посещают, если же ей приснился плохой сон, значит, скорее всего она получила или получит подобное устрашающее послание в другой день. Правило срабатывало не всегда, но часто.
Ульяна появилась, когда Мережская уже почти оделась сама. Помогла умыться, собрала ей волосы, принесла поднос с завтраком, утренней почтой и неярким, но довольно дорогим букетом.
— Это что? — удивилась вдова, вертя в руках цветы.
Служанка мечтательно улыбнулась.
— Вам просили передать. Симпатичный такой юноша. Правда, не знаю, может это был посыльный?
Екатерина перебрала корреспонденцию и нашла среди газет, карточек и писем короткую записку.
«Проверяем алиби вашего пасынка. Если можете, изложите на бумаге, как бы вы охарактеризовали этого юношу. Искренне надеюсь, что капитан от вас отстанет. С искренним восхищением, Юрий Талькин.
П: Примите, пожалуйста, букет. Я специально подобрал, похожий на вас: скромный, и при этом очаровательный.»
Катя помимо воли улыбнулась. С одной стороны, она посчитала подобный подарок неуместным в сложившихся обстоятельствах, но с другой, ей было очень приятно осознавать, что есть человек, который не верит в ее виновность, и который готов ей сделать маленький подарок без задней мысли. Кате никогда не делали подарков. Родители покупали то, что сами считали нужным, Евстафий же просто давал деньги со словами «Купи себе что-нибудь к празднику». А цветы ей вообще не дарили ни разу в жизни.
Настроение поднялось, злобное послание было забыто. День начинался не так плохо, как ожидала Екатерина. И это настраивало вдову на миролюбивый лад.
Пока она не прочла следующую записку.
Глава 7
Екатерина посетила кабинет после завтрака. Климский и так чувствовал какую-то иррациональную вину перед Мережской за свое предвзятое отношение к ней (впрочем, возможно, она его заслужила, просто он не владеет всей информацией), а тут еще сама вдова заявилась с печальным и нерешительным видом. Михаил не выдержал — встал, и от волнения стал расхаживать по кабинету, пытаясь привести мысли в порядок.
— Инкнесса…
— Лучше, Екатерина, — поправила тихо та, следя за его передвижениями внимательным взглядом. Мужчина сурово поджал губы, про себя отметив, что предложение перейти на подобное полуформальное общение, конечно же выставляет его работодательницу не в лучшем свете. Тут же отругал себя за оскорбительные мысли в отношении женщины, которая, в общем-то лично его ничем не обидела. Правда, учитывая семью, в которой она воспитывалась…
— Думаю, нам надо поговорить, — сказал юрист только ради того, чтобы заглушить противоречивые мысли, заполнявшие его голову.
— О чем? — удивилась вдова, все еще стоявшая в дверях.
— Может быть, вы сядете? — с некоторым раздражением предложил Климский. Катя пожала плечами и уселась в кресло. Руки сложила на коленях, словно примерная ученица. Михаил усмотрел в этом лицемерие, впился в девушку испытующим взглядом, но та в ответ только недоуменно приподняла брови.
— С вами все в порядке? — осторожно поинтересовалась она. Мужчина кивнул и продолжил движение по комнате.
— Екатерина, я должен признаться, что мне довольно… сложно заниматься вашими делами в силу некоторых обстоятельств пятилетней давности…
Мережская потупила взор.
— Я понимаю. Я не просила Лизу вас присылать, и, если вы хотите вернуться в родной город, я не смею вас задерживать.
От того, с какой легкостью она готова была отказаться от его помощи, Климский почувствовал обиду. Он между прочим один из лучших юристов в их провинции! Он все дела отложил ради ее бумажек!
— У вас есть кандидатура на мое место? — спросил он резко.
— Нет. Но это вас не должно беспокоить, если вы решили уехать.
— Я ничего не решил, я просто обрисовываю ситуацию!
Екатерина в ответ на эту реплику облегченно выдохнула, и Михаил немного успокоился.
— Однако я нацелен на объективное и беспристрастное отношение к работодателю.
Катя посмотрела на нервно шагающего по комнате мужчину и подумала, что «беспристрастно», это не про него. Чтобы ни делал Миша Климский, это всегда шло от сердца и наполнялось эмоциями. Впрочем, его пылкость никогда не доводила до зла: он был вспыльчив, но никогда не лез выяснять отношения дракой, поединком или просто словесными оскорблениями, он обладал злопамятностью, но никогда не мстил исподтишка и не подличал. Правда, если обидчика удавалось привлечь «по закону» (без подтасовывания фактов), он всеми силами этому способствовал. Даже профессию лизин брат выбрал ту, которая, по его мнению, должна была улучшать мир и способствовать торжеству справедливости — юрист. Он не был чересчур обидчивым, но очень остро переживал, если считал, что его оскорбили незаслуженно. При этом к критике Михаил относился вполне спокойно, если полагал ее справедливой или очень уважал человека, ее высказывающего. Еще шесть лет назад, когда они только познакомились, девочка Катя удивлялась отношению молодого человека к некоторым вопросам. Иногда, пытаясь посмотреть на ситуацию со всех сторон, он только больше запутывал сам себя. Лиза говорила, что теперь он стал одним из самых лучших и самых беспристрастных юристов их провинции. «Правда, к некоторым вещам он относится по-прежнему безапелляционно,» — смущенно пояснила подруга при их последней встрече. Екатерина и без намеков поняла, что это касается и их семьи. Поэтому она с некоторым удивлением наблюдала, как он с энтузиазмом разбирает ее бумаги. Порой Климский срывался и говорил с ней на грани приличий, но Екатерина в основном ему это прощала — по натуре неконфликтная и доброжелательная, она привычно старалась оправдывать поведение людей, к которым относилась хорошо. А о брате Лизы она была хорошего мнения, несмотря на то, что он совершенно по-детски обиделся на Машин отказ выйти за него замуж. Подробностей Катя не знала: с подругой она не говорила об этом из соображений деликатности, а с сестрой — из-за отсутствия между ними близости, располагающей к подобным беседам. Отчасти Мережской было даже жалко Климского: она видела, как он ухаживал за Марией, видела, что та относилась к этому более чем благосклонно, и в свое время была очень удивлена ее скоропалительной свадьбой с князем Ивлеевым. Впрочем, это их личные дела, и Кати это никак не касается.
— … правда?
Инкнесса очнулась от раздумий и посмотрела на застывшего в центре комнаты юриста.
— Что, простите?
— Если я временно исполняю обязанности вашего поверенного, то вы должны обещать, что готовы предоставить мне всю информацию, которой владеете, даже если эти факты, попади они в чужие руки, могут навредить вам лично или вашей семье. Все, что вы мне говорите, должно быть стопроцентной дистиллированной правдой, без единого лишнего слова. Вам понятно?
Вдова растерялась.
— Да я и не знаю ничего…
— Вы обещали давать разъяснения по интересующим меня вопросам. Помните, в библиотеке?
— Да. Вообще-то я просто кошмара испугалась и не хотела оставаться в комнате одна… То есть, я, конечно, могу попробовать… Но я почти ничего не знаю…
Михаил с недоверием оглядел растерянную девушку.
— Вы же ездили с мужем в поездки.
Екатерина кивнула.
— Да, было пару раз. Но неужели вы думаете, что он стал бы вовлекать женщину в свои дела? Я ездила, как… — Мережская запнулась и покраснела, — как жена, а не как помощница. Я могу вам рассказать о некоторых мелочах — что рабочие ели на ужин, как обстоят дела с водой на руднике, сколько приблизительно стояло деревянных домов за холмом. Но с экономическими данными я вряд ли смогу вам помочь. Не подумайте, что я отказываюсь, я готова выслушать все ваши вопросы, просто не обещаю, что найду на них ответы.
О, как это по-женски: пообещать и не выполнить!
Михаил недовольно поджал губы.
— Спасибо, я понял, что толку от вас никакого. Зачем же вы тогда пришли?
Екатерина в волнении переплела пальцы и отвела взгляд в сторону.
— Понимаете… она прислала записку. Я подумала, вы должны знать…
— Да в чем дело?
Мережская посмотрела на недовольного мужчину. Вздохнула.
— Мария приедет сегодня после обеда. Вы бы хотели с ней увидеться? Или мне наоборот вас предупредить, что она здесь, чтобы вы не столкнулись?
Михаил повернулся к собеседнице спиной, отошел к столу, стал перебирать какие-то бумажки. Катя ждала.
— Я… не знаю, — произнес он наконец. — Хотя, нет, не стоит. Я проведу день здесь. Еще очень много работы.
Мужчина решительным шагом обогнул стол, сел за него, тут же придвинул к себе стопку бумаг и углубился в чтение. Екатерина встала.
— Тогда я зайду вечером?
Климский сухо кивнул, не отрываясь от поглощения информации. Инкнесса покинула комнату.
* * *
Мария была прекрасна, весела и щебетала без умолку.
— Ах, дорогая, как я рада тебя видеть! Представляешь, князь через два дня опять уезжает на восток. Ах, все дела, дела! Продыху нет! А то я конечно бы навестила тебя пораньше!
Пораньше? Года на три, например?
— Какая у тебя маленькая гостиная! Но очень уютно, да! Обои правда лучше сменить на бежево-зеленые — очень модное сочетание в этом сезоне! И скажи нашить побольше кружев на портьеры. Кстати, знаешь, какой теперь везде делают орнамент? Называется «небосвод». Звездочки там всякие, солнышки, облачка и прочая ерунда. Хочешь, помогу обставить детскую?
— Я не беременна.
— Да? А папа был уверен, что ты тяжелая. Он специально человека нанимал проверить. Где-то… за месяц до смерти Мережского. За бешеные деньги, кстати! Тот после встречи с тобой сказал, что ты носишь ребенка.
Екатерина смотрела на сестру широко открытыми глазами. Мария заметила ее реакцию и защебетала дальше.
— Но возможно, это был просто шарлатан. Папе, видишь ли приспичило обратиться к чародею! Помнишь сказки о Темной стороне? Ну, то есть не совсем сказки. Понятно, что иная материя существует и были, да и есть люди, которые могут и умеют с ней контактировать. В том же посольстве. Я лично с некоторыми знакома. Но проверять беременность таким способом — глупая затея. Почему он обратился к чародею, да еще находящемуся вне закона, если мог просто прислать врача?
Да потому что Евстафий этого врача и на порог не пустил бы. Аристарх Ляпецкой это очень хорошо понимал. А чародеи вроде как могут многое сказать всего лишь находясь рядом с человеком. Если это настоящий чародей.
— Ах, милая, я так за тебя рада! Поздравляю тебя с освобождением от бремени! Ты теперь вдова, да какая богатая! — Мария вдруг серьезно и внимательно посмотрела на сестру. — Ты же не дурочка и будешь бороться за наследство?
— Завещание…
— Брось! — княгиня беззаботного махнула рукой, перебивая сестру. — Ты же понимаешь, что, если постараться, может оказаться, что и нет никакого завещания. Или оно будет объявлено подделкой. Да мало ли вариантов и лазеек! К тому же, — она окинула Катю оценивающим взглядом, — истина всегда на стороне красивой женщины. Тем более, если она богата.
Екатерина не успела опомниться, как из ее волос вынули шпильки. Ивлеева перекинула пару прядей сестре через плечо, обозрела со вздохом результат своих трудов, фыркнула на скромное домашнее платье.
— Ну… не идеал ты, конечно. Впрочем, если сменить прическу, одеть платье с глубоким декольте (в корсет можно и ваты доложить, это дело нехитрое), гарнитур подобрать под цвет глаз… Вот-вот, а глаза именно такие: невинность, ужас, страдание. Слезинку еще пустишь — и все. Старик точно не устоит. У них седина в бороду, бес в ребро. С молодыми сложнее, правда.
Екатерина отскочила от сестры.
— Ты что мне предлагаешь???
— Да успокойся. — Мария заговорила сухо, жестко. — Мило помашешь ресничками, да и все. Умная женщина получит, что хочет, ничего не давая взамен. Впрочем, до умной тебе далеко. Да сядь ты, не маячь. Давай лучше поговорим о делах твоего покойного благоверного.
Она взяла Катю за руку, улыбнулась и опять вернулась к щебетанию.
— Папа сказал, Римский все бумаги графа вывалил на твой порог. Мерзкий старикашка. Ты не волнуйся, на днях отец пришлет своего человека, он во всем разберется. Ты же их не выкинула?
— Нет.
— Молодец. Тебе просто нужен хороший юрист со связями и без глупых принципов. Ты же понимаешь, что родители на тебя очень надеются?
Екатерина сглотнула. Ее пугало именно это понимание.
— Да, но…
— Без «но». Тебе только надо подать себя в наиболее выгодном свете.
— Я не умею.
— Отец жизни! И чем ты занималась эти три года? Я, конечно, тоже дурочкой малолетней замуж выходила, но как-то все-таки была поразумнее.
— И ты довольна? Замужеством?
У Кати вопрос вырвался сам собой. Она иногда задумывалась о том, как живет сестра, ведь ее тоже выдали замуж за вдовца, пусть и моложе Евстафия Мережского. Но случая поговорить у них не было. А тут, пять лет спустя, Маша вдруг нагрянула в гости. Прямо после смерти Катиного мужа.
Случайность?
Скорее, семейный заговор.
— Конечно. — Ивлеева начала загибать пальцы. — Богатый муж — раз. Князь, учти. Жалко, что не инкнесс, но с моим приданным, увы, выйти за инкнесса мне бы вряд ли удалось. Прекрасный богатый любовник — два. Что ты хлопаешь глазами? Поверь, наличие интимных связей на стороне — это только плюс в семейной жизни. Наследника Ивлееву я обеспечила, отчего он меня на руках теперь носить готов. Три. И еще куча плюсов. Хожу в гости к княгине Лесняной, подруге самой великнессы. В свете считаюсь эталоном элегантности. Получила на прошлый день рождения целых два гарнитура из арьенских алмазов, догадайся от кого? В общем, я истинно счастливая женщина.
— И ты никогда не жалела, что не вышла за Михаила?
— О, Отец! Ты с Темной стороны, что ли? Конечно, нет! Я рада, что вовремя одумалась! Выйди я за него, кем бы я была? Низший титул — благородие, денег нет, тесный дом в провинции, сестра на шее… И чтобы наследовал мой сын? Два коровника и пять кустов роз? О, кстати, насчет наследника! Отец собирал информацию о твоем пасынке — ничего интересного. Мальчик сам по себе, без отца, ничего не значит. Он не имеет связей, у него нет собственных денег, да и ума он, судя по всему, еще не нажил. Так что, не думаю, что с ним будут проблемы. Понимаешь ход моих мыслей?
— Да.
— Вот и умница.
Сестра потрепала Катю по щеке, совсем как отец при их последней встрече. Этот жест привел Мережскую в ужас. Она почувствовала себя маленькой девочкой, заброшенной в террариум. И никто на всем белом свете не мог ей помочь — потому что даже у сестры был раздвоенный язык и клыки, полные яда.
* * *
Время подходило к ужину, когда Михаил покинул кабинет. По всем признакам выходило, что Мария должна была уже уехать, однако, когда он проходил мимо большой гостиной, то услышал ее голос. Мужчина остановился, воображение его тут же нарисовало бывшую невесту, сидящую у камина с кружкой чая в изящной руке.
— Вот и умница. Ну что ты на меня смотришь? Не трясись ты так, папа все устроит наилучшим образом.
— Я знаю. Просто…
— Просто — не сложно. Слушайся папеньку, и все будет хорошо. Ты всегда была разумной девочкой, хоть и глуповатой. Ты же будешь разумной?
— Я…
— Ах, если б мой муж умер, я бы не мямлила, как ты, а уже оббила бы пороги всех касающихся моей проблемы людей с невинно-страдальческим видом и глубоким вырезом на платье. Впрочем, ты еще не безнадежна. Ах, моя милая, оставим сантименты, мне сегодня надо еще успеть на два бала.
Отголоски чужого разговора на минуту сменились тишиной, а затем дверь гостиной открылась и в Михаила кто-то врезался. Климский не успел ни испугаться, ни подумать, как будет оправдывать свое нахождение в коридоре, ни заготовить обвинительно-уничижительную реплику для встречи с Марией. Ошеломленный услышанным, он находился в ступоре, пока в него не впечаталась женщина, выходившая из комнаты.
Она отступила на шаг назад и попыталась пригладить растрепанные волосы.
— Михаил?
— Екатерина?
Хотел ли он, чтобы это была другая сестра? Или наоборот этого боялся?
— Ужин… Я шел на кухню…
Слова никак не хотели находиться. Климский потерянно огляделся. Вдова собралась с мыслями быстрее. Только все никак не могла заправить за уши рассыпанные по плечам пряди.
— Аглая должна была распорядиться, чтобы вам принесли в кабинет. Мария уже ушла, не волнуйтесь. Она выходила через другую дверь.
Мережская зря упоминала сестру. Михаил вспомнил только что услышанный разговор двух инкнесс и моментально пришел в себя. Взгляд его стал колючим.
— Ну и как? Выслушали ценные наставления? Побежите исполнять?
Озадаченная резкой сменой тона, Катя шагнула назад, в испуге прижав руку к груди.
— Что вы молчите? Нечем оправдаться?
— Я не обязана вам ничего доказывать! — пискнула Мережская, отступая еще дальше. Юрист, обвиняюще ткнув пальцем в ее сторону, наступал на собеседницу с гневным видом.
— Конечно! Женщины вообще считают, что никому ничем не обязаны. Даже исполнять свое слово, если дали его неподходящему человеку!
— Вы злитесь из-за Марии?
— Из-за этой подлой женщины? О, нет! Я негодую от осознания женского лицемерия и коварства!
Екатерина остановилась. Щеки ее заалели.
— Я была о вас лучшего мнения! Чтобы не случилось в прошлом, не думаю, что мужчина и дворянин может так вести себя по отношению к женщине только потому, что она ему отказала!
— Отказала? Мы были помолвлены! Отказала не она, а ваш отец!
— Это не дает вам право оскорблять нас!
— И чем же я вас оскорбил? Не вы ли собираетесь воевать за мужнино наследство? Вы, только недавно мне расписывающая, каким он был хорошим человеком? А теперь что? Воля покойного — не закон, если это не в ваших интересах?
— Во-первых, что вы можете знать о моих интересах, планах и желаниях? А во-вторых, кто вам дал право судить меня, даже если бы вы были правы?
— Никто. Но это знаете ли не меняет того факта, что вы, как и все женщины, лицемерна!
— А вы, как все мужчины, эгоист!
Михаил даже поперхнулся воздухом от такого заявления.
— Это мужчины-то эгоисты? Те самые, которые вам накупают все эти бесконечные пояски, шляпки и туфельки? Оплачивают ваши поездки по подругам и выходы в свет?
— Вот, — теперь уже Екатерина обвиняюще наставила палец на юриста. — Все вы сводите к деньгам!
— Это вы все сводите к деньгам!
Они стояли почти вплотную и оба тяжело дышали. Климский нерушимой скалой навис над вдовой, та немного затравлено, но твердо смотрела ему прямо в глаза.
— Были бы вы такой смелой с вашим папашей, — едко заметил юрист. Катя вздрогнула и отвела взгляд.
— Вы не понимаете, как женщины зависимы от мужчин.
Михаил усмехнулся.
— А, по-моему, вы вертите нами, как хотите. И не ищите оправданий ни своему двоемыслию, ни своей бесхребетности.
Послышались голоса служанок. Екатерина бочком протиснулась мимо Климского и молча зашагала к лестнице.
— Убегаете?
— Считайте, что вы меня пристыдили, — не оборачиваясь, ответила Мережская и скрылась за поворотом коридора.
Михаил в отвратительном настроении вернулся в кабинет.
* * *
«Месть близка.»
Вдова с полным безразличием выкинула записку в камин и принялась расшнуровывать платье. Кто бы не был этот шутник (а подозревала она своего пасынка), он пугал ее гораздо меньше грядущего разговора с отцом. Михаил, сам того не заметив, очень больно ранил девушку. Катя долгое время пыталась не думать, что ее пассивное состояние «молча слушаю, делаю по-своему», без Евстафия не даст ей защиту от родителей, но теперь приходилось признать, что выбор у нее крайне прост: слушаться отца и навеки остаться куклой в чужих руках или попытаться отвоевать долю независимости. Закон на ее стороне, так чего же она боится? Поссориться с родителями? Смешно. Порой Екатерина думала, что если бы ей предложили обменять все, что у нее есть, на маленький домик в таком далеком уголке мира, что инкнессы Ляпецкие никогда в жизни туда не доехали бы, то она согласилась бы, не размышляя ни секунды. Иногда Кате казалось, что она неблагодарная дочь, а иногда, что отец с матерью — ужасные бездушные родители. Но никогда эта дилемма так остро не стояла перед ней, как сейчас. Как и любой человек, Екатерина ставила в центр вопроса собственные желания, однако важными переменными в ее расчетах были постоянные сомнения в правильности принятых умозаключений, страх перед всесильными родственниками, и неумение отстаивать собственную точку зрения. Жизнью девушки всегда управляли другие: сначала чета Ляпецких, потом муж. Теперь же, мечтающая о свободе вдова просто боялась эту свободу отстаивать в одиночку. Сегодняшний визит показал, что на сестру надеяться она не может, Елизавета была далеко, а Михаил… Михаил чужой человек, который понятия не имеет о ее проблемах.
Или он все-таки частично прав? Климский ведь юрист, кто как не он должен знать, что как вдова она может жить самостоятельно и распоряжаться собою по собственному усмотрению? У отца нет возможности менять законы. Юридически у него вообще над ней нет власти. Стоит только немножко проявить твердость характера и…
Что и?
Впрочем, она уже его не послушалась — выгнала врача, поэтому конфликта все равно не избежать. Надо просто спокойно настаивать на своем — и все.
Ведь ничего плохо не случиться? Да?
Катя надела ночную рубашку и забралась в кровать.
У нее еще есть время. Пара дней — точно. Она успеет за это время что-нибудь придумать.
По крайней мере постарается…
Глава 8
Екатерина стояла у кабинета, не решаясь войти. Прошлым вечером они с Михаилом достаточно наговорили друг другу гадостей, чтобы теперь испытывать неловкость при встрече. К тому же, она совершенно не знала, что ему сказать…
— Так вы входите или нет?
Чужой голос нарушил ее уединение так внезапно, что девушка вздрогнула от неожиданности и выронила стопку бумаг, которую несла в руках.
Михаил, стоявший за ее спиной, хмыкнул. Но при этом присел на корточки и стал собирать листы с пола. Катя обернулась, охнула и ринулась помогать.
— Спасибо. Я сама. Не стоит…
«Ты умрешь».
Мережская почти схватила записку, но листок практически вырвали у нее из рук.
— Это что?
Вдова пожала плечами.
— Так, шутка.
Климский смотрел строго.
— Чья?
— Я не знаю.
Мужчина прищурился.
— Вы не удивлены, — заметил он.
Катя в этих словах почувствовала обидный для себя намек и попыталась отобрать злосчастный клочок бумаги. Мужчина перехватил ее руку. Девушка нахмурилась.
— Отдайте. Это мое. И вас это не касается.
— Касается. Сейчас меня касается все, что имеет какое-либо отношение к вам.
Вдова поморщилась. Во-первых, ее кисть так и не отпустили, а во-вторых, она знала, о чем он думает. Что это спланированное представление, чтобы его разжалобить. Ну, или что-то в этом роде.
Климский словно уловил ее мысли — отпустил ее руку, принял более дружелюбный вид. И все-таки взгляд у него был крайне внимательный, юрист ловил каждое ее движение.
— Это не первый подобный случай, как я понимаю. И сколько было таких посланий?
Она знала, что он ей не верит, хоть и пытается сделать вид, что интересуется ее безопасностью.
— Я не считала.
— Допустим. Где вы их находили?
Катя развела руками словно пыталась охватить весь дом.
— Да где угодно. На столе в спальне, на подносе, в бумагах, на подоконнике, в кровати, даже в шкатулке с драгоценностями.
— И как давно?
— После смерти мужа.
— Надпись одна и та же?
Катя выпрямилась, обхватила себя руками. Климский тоже встал в полный рост. Девушка бросила на него грустный взгляд, потом вздохнула и призналась:
— Разные. Но в основном про месть. За смерть Евстафия, насколько я полагаю. «Ты заплатишь», «Воздаяние близко» — в таком ключе.
А вот этому Михаил был склонен верить в большей степени. Но тогда перед ним вставал другой вопрос…
Юрист посмотрел на поникшую девушку и решил отложить тяжелый разговор хотя бы на полдня. Но Екатерина его опередила.
— Я не убивала его. Можете думать, что угодно, но это не изменит того, что я не причастна к смерти мужа.
В ее голосе сквозила безнадежность. Словно она точно знала, что ее не услышат. А Михаилу наоборот, вдруг очень захотелось поверить этой уставшей печальной женщине…
Он открыл дверь в кабинет.
— Прошу. Видите, даже стучать не пришлось.
Она не улыбнулась — молча прошла внутрь, стала к окну, вцепившись пальцами в подоконник.
— Михаил… Мне нужно получить от вас ясный, четкий ответ: не смотря на наши разногласия, не смотря на ваше отношение ко мне и моей семье, вопреки прошлым обидам — вы не бросите эту работу, пока все не закончится? Вы обещаете мне, что не уйдете раньше? Ради Лизы, обещаете?
Михаил кивнул. Потом сообразил, что она его не видит, ведь стоит лицом к окну и спиной к нему и сказал:
— Обещаю.
— Спасибо.
Дверь кабинета осталась приоткрытой, и Аглая зашла, не стучась. Лицо у нее было пунцовое — то ли бежала, то ли недовольна чем-то, а может, и все вместе.
— Хозяйка, там батюшка ваш прибыл. Требует вас немедленно.
Катя вздрогнула. Обернулась, бледная, словно мертвая, посмотрела на Михаила.
— Учтите: вы дали слово.
Юрист кивнул.
— В какой гостиной, Аглая?
— В большой. Ульяна несет чай.
— Он вряд ли понадобиться, — пробормотала Катя и пошла следом за экономкой.
Мрачная, словно ее вели на казнь.
* * *
Аристарх Ляпецкой стоял, облокотившись на пианино и нетерпеливо стучал инкрустированной золотом тростью по лакированной ножке инструмента.
— Доброе утро, отец.
Мужчина недовольно оглядел дочь, подошел к дивану, сел. Похлопал рукой рядом с собой.
— Сюда. Села, быстро.
Екатерина подчинилась.
— Я кое-что не понял. Пока я мотаюсь по всей стране в попытке разрешить твои проблемы, оказывается, что ты ставишь мне палки в колеса. Стоило мне вчера вернуться домой из длительной деловой поездки, как мне сообщили, что ты выгнала врача, которого я для тебя нанял за бешеные деньги. Это какое-то недоразумение, или ты решила вогнать нас с матерью в гроб своим непослушанием?
— Нет. Но отец, зачем тратиться, если я тебе и так скажу, что я не беременна?
— А меня два месяца назад заверили в обратном. И знаешь ли, я этому профессионалу больше верю, чем взбалмошной непоследовательной девчонке. Твой поступок отвратителен. Ты не только пренебрегла моими наставлениями, но и выставила наш род в крайне невыгодном свете перед светилом современной медицины.
— Я…
— Молчи. Не желаю слушать твои жалкие оправдания. Сегодня у меня назначена с ним встреча, завтра он приедет к тебе опять. И ты его примешь как радушная хозяйка и послушная дочь. А после завтра я пришлю к тебе юриста, и ты передашь ему все бумаги покойного. Поняла?
Екатерина на мгновение зажмурилась. Собралась с духом, выдохнула, открыла глаза и выпалила:
— У меня заключен уже договор с юристом.
Аристарх, пригубивший было чай, поперхнулся.
— Что???
— Я уже наняла поверенного.
— Уволишь.
— Не могу. И… не хочу.
Ляпецкой нахмурился.
— Ты заболела?
— Нет. Я вдова, отец. Ты не можешь мне приказывать. По закону, я не обязана тебя слушаться.
Лицо инкнесса побагровело.
— Тварь неблагодарная! — зашипел он. — Мы тут ради нее из кожи вон лезем…
— Ради себя, отец. Вы делаете все только ради себя.
На минуту в комнате воцарилась гнетущая тишина…
Катя почти поверила в свою победу, когда щеку обожгло болью. Не успела она приложить к лицу ладонь, как отец схватил ее за горло. Стало трудно дышать.
— Завтра ты примешь доктора, маленькая тварь, поняла?
Катя кивнула.
— Послезавтра — юриста. А потом будешь послушно исполнять все, что тебе скажут сделать.
Пальцы надавили сильнее, и вдова судорожно закивала в ответ.
— Вот и молодец.
Аристарх отпустил дочь и, опираясь на трость, встал с дивана.
— Провожать не надо.
Едва за ним закрылась дверь, как Катя выбежала из комнаты.
* * *
Михаил не находил себе места. Повертел в руках записку, отметив, что почерк ему незнаком, походил по кабинету, наконец, недовольный малым пространством, вышел в коридор и стал прохаживаться там, заложив руки за спину. Мысли его посещали мрачные и противоречивые.
Когда из большой гостиной выбежала его работодательница, Климский почти сформулировал извинения за вчерашнее поведение и утреннее недоверие к ее словам, однако девушка, ничего не видя перед собой, промчалась мимо. Если бы не ваза, которую она сбила, убегая, и осколки которой преградили ей путь, он бы, пожалуй, ее не догнал бы.
— Екатерина?
Мережская подозрительно часто хлюпала носом, плечи ее подрагивали. Михаил взял ее за локоть и развернул лицом к себе.
Она плакала.
Нет, она рыдала.
Все лицо было мокрое, а щека…
Мужчина дотронулся пальцами до покрасневшей стороны лица. Девушка вздрогнула.
— О, Отец жизни! Катя… Это… это…
Это он виноват. Настропалил дочь против папаши, а тот…
Какой же сволочью надо быть, чтобы ударить женщину? Ударить собственного ребенка?
— Простите. Простите, Катя, это моя вина. Я не представлял…
Она ни в чем его не обвиняла. И не возражала. Просто стояла и плакала.
Климский растерянно поглядел на свои руки, на вдову, а затем притянул ее к себе и нерешительно обнял. Мережская на мгновение замерла, а потом вцепилась в его плечи, как утопающий в спасательный круг. И мужчина представил, будто опять утешает сестру — прижал к себе покрепче, погладил девушку по голове, стал говорить какие-то бессвязные глупости в стиле «все будет хорошо». Катя его словам не верила, но позволяла себе на некоторое время обмануться.
Часы пробили время обеда.
— Надо идти, — сказала Екатерина, отстраняясь. Михаил схватил ее за руку.
— Не надо. Пусть накроют в кабинете.
Он направился к своему рабочему месту, таща девушку за собой. Та послушно шагала следом. В комнате он усадил ее в кресло и вызвал экономку. Женщина появилась через пару минут, с недовольством обозревая устроившуюся в кабинете парочку.
— Аглая, инкнесс уже ушел?
— Да.
— Сообщите Ульяне, пожалуйста, чтобы еду подали сюда.
Экономка поджала губы.
— Молодой хозяин… — начала было она, но ее тут же перебили самым бесцеремонным образом:
— Мережской младший поест в одиночестве. Или он маленький мальчик и боится оставаться в комнате один?
Женщина окинула гневным взглядом выскочку, отдающего ей распоряжения, посмотрела на хозяйку и, не дождавшись от той никакой реакции, сухо кивнула и вышла.
— Не грубите. Она хорошая.
— Разрешите не поверить вам на слово. Не уверен, что вы умеете разбираться в людях.
Михаил отыскал в ящике стола нужный пузырек, вату и направился к вдове.
— Что это? И откуда?
У мужа тут такого не лежало.
Мужчина присел в соседнее кресло.
— Завел после того, как порезался канцелярским ножом. Повернитесь. Немного пощиплет.
У него были абсолютно не аристократические пальцы — не тонкие, не длинные, и в мозолях. Но Екатерина вдруг поняла, что эти грубоватые руки — единственные, которые касались ее с бескорыстной заботой.
— Увлекаетесь садоводством?
Михаил проследил за ее взглядом и с вызовом ответил:
— Нет. Просто помогаю матери. Вам что-то не нравится?
Катя смотрела на него с бесконечным всепрощающим спокойствием.
— Нет. Наоборот. Думаю, что вы прекрасный сын. И брат. Лизе очень повезло.
— У вас тоже есть брат.
Катя промолчала.
Михаил закупорил бутылочку и хотел уже встать, когда заметил на шее девушки часть синяка.
— Это что? — его пальцы коснулись синеющей кожи.
— Ничего. — Екатерина отвела его руку в сторону.
— Расстегните ворот.
— Право, не стоит…
— Расстегните ворот.
Екатерина вздохнула и подчинилась.
Эти синяки Михаил обрабатывал сосредоточенный и злой. Екатерина не вынесла мрачной тишины, воцарившейся в кабинете, и спросила:
— Зачем вы возитесь со мной?
— Потому что я виноват. Я ошибся. А поплатились за это вы. Я вообще должен попросить прощение. Вы понимаете, я довольно… предвзято отношусь к вашей семье.
Катя потрогала болевшую щеку.
— Возможно, вы правы, — вздохнула она. Михаил странно на нее посмотрел, но говорить ничего не стал.
Зашла Ульяна с двумя помощницами. Девушки удивленно переглянулись, и стали накрывать на стол. Михаил невозмутимо закончил процедуру и убрал бутылочки и вату обратно в стол. Екатерина поспешно застегнула ворот платья. Стоило двери закрыться за служанками, как Климский заметил:
— Будут судачить.
Вдова устало отмахнулась.
— Уже все равно.
Обед прошел в молчании. Но как не странно, для обоих оно не было тягостным — просто каждый думал о своем.
Кате впервые в жизни было спокойно и уютно.
* * *
Трое человек сидели за столом, заваленным бумагами.
Ефим Петрович Кряж, начальник столичного подотдела гражданского следствия, оглядел группу, сформированную для расследования смерти Евстафия Мережского.
— Что там с молодым наследником?
Капитан Гастин откашлялся и сообщил:
— С наследником все хорошо. Служит. Когда не служит — пьет. В смерти отца винит мачеху. Алиби на тот вечер не предоставил, застеснялся, но мои псы нарыли — был он той ночью у куртизаночки одной на Яблоневой улице. Сослуживцы говорят, он часто к ней таскается.
— А мачеха?
Военный озадаченно свел брови.
— Вдова странная женщина. Загадочная, я бы сказал…
Пожилого капитана перебил Арефьев.
— Да бросьте. Девица не способна на убийство. Духа не хватит.
— Почему так думаешь, Афанасий? — спросил Кряж, приглаживая седую бороду.
— Я, что, зря ходил на нее смотреть? То, что не рада нам была — естественно, особенно, если учитывать, как вы, Станислав, — шутливый поклон в сторону седого военного — с ней разговаривали. Это отнюдь не доказывает ее вину. Вдова — обычная среднестатистическая девушка, удачно выданная замуж «любящей» родней. Нет, тут надо смотреть шире.
Капитан слушал неприметного мужчину недовольно, но возражать не стал. Арефьев был его непосредственным начальником, а с начальством, как известно, не спорят. Даже если оно смеется над твоими методами работы.
— А что, у тебя есть соображения на этот счет? — поинтересовался Ефим Петрович. В ответ кивнули.
— Есть. Псы проделали кое-какую работу и выяснили некоторые интересные факты о нескольких лицах из ближайшего окружения стального короля. Наиболее интересны следующие личности: господин Римский, который после смерти Мережского, передал все бумаги его жене, а сам стал заниматься какими-то махинациями с сыном покойного, родители Екатерины Мережской, чересчур активно вцепившиеся в идею сделать дочь полной наследницей умершего, вопреки его завещанию, некий Михаил Климский, из ниоткуда появившийся в доме графа после его смерти и имеющий, судя по всему, большое влияние на вдову, экономка, племянник которой стоит на учете в отделе стороннего контроля, и близкий друг графа Ореев, в свое время желавший выдать за товарища собственную дочь и чрезвычайно оскорбленный тем, что его семье предпочли инкнесскую. Брат Ореева, кстати, работал в отделе стороннего следствия.
— Судя по всему, вы предполагаете, что это не простое убийство, а с использованием магической материи?
— Я не полагаю, я точно знаю это. Ознакомьтесь с исследованиями из лаборатории.
Кряж изучил протянутые ему бумаги, потом передал их капитану.
— У вас есть план?
— Есть.
— Что ж, вводите Гастина в курс дела и начинайте действовать. Стыдно нам с вами должно быть, столько времени прошло, а мы все информацию собираем.
Арефьев самодовольно улыбнулся.
— Не волнуйтесь, в ближайшие недели вам будет что отписать начальству.
Глава 9
Николай повертел в руках пустую бутылку и с недовольным видом скинул ее на пол.
— Вот стерва! Она теперь моего врага прикармливает! Наняла какого-то проходимца, поселила в материном доме, и строит втихомолку против меня козни!
Аглая по-матерински погладила юношу по голове.
— Радуйся, что он появился. Теперь у нас есть шанс выставить твою мачеху в неприглядном свете. Стоит лишь немножко подождать.
— Да? — удивился младший Мережской. — А ты уверена? Ну… что у них будет?
Женщина усмехнулась.
— Уверена.
— С чего вдруг?
— Характеры и ситуация располагают к сближению этих двух натур. Он нетерпим к лицемерию и несправедливости, порой вспыльчив, но отходчив, склонен признавать свою вину и пытаться ее искупить. Ему захочется защитить несчастную вдову, помочь ей, а это означает его постоянное присутствие рядом с ней. Она склонна полагаться на других, не способна выстоять в одиночку против своей семейки, а значит, будет цепляться за этого провинциала, как за единственную надежду. Ему будет импонировать ее слабость, ей понравиться его забота и, падкая на чужую ласку, она в конце концов упадет к нему в постель.
Офицер горько вздохнул.
— И долго ждать?
Аглая села рядом, преданно заглянула хозяину в глаза.
— Ждать придется. Но не думаю, что долго. Поверь мне, скоро твоя мать и моя подруга будет отомщена.
— И отец, — добавил юноша.
Экономка отвела взгляд и послушно повторила:
— И отец. Принести еще вина?
— Нет. Позже. — Николай решительно встал. — Сейчас мне нужна свежая голова.
Аглая довольно улыбнулась.
* * *
Стволы деревьев выходили из воды и упирались вершинами в небо, которое никак нельзя было рассмотреть: скрюченные ветви просто терялись где-то в вышине. Ни звезд, ни луны не было видно. Екатерина обнаружила, что стоит посреди болота на небольшой кочке, а вокруг простирались тьма и лес, уходящий корнями в болотную жижу. А тьма ли? Небесных светил не было, но ведь она смогла рассмотреть местность, хотя бы на ближайшие пару метров. Сумрак? Туман? Поздний вечер?
— Здесь нет заката. А значит, нет рассвета.
Непонятное существо, с головы до пят закутанное в какие-то тряпки, стояло на соседней кочке. По его телу ползали пиявки и черви.
— У меня нет тела. Ничего нет. Я — просто дух. Дух мести. Мое назначение — убить тебя. И ты умрешь.
Из-за спины существа выполз огромный мохнатый паук и двинулся к Кате прямо по воде. Мережская попятилась.
— Осторожнее, милая. Утонешь.
Она резко обернулась. По грязи, вокруг ее кочки, плавала голова Евстафия. Вместо правого глаза у него зияла пустота, а нос был обгрызен.
— Не признала, жена?
Катерина завизжала.
Перед глазами поплыло.
— Останься, — попросил покойный, грустно глядя одним глазом на свою вдову…
Мережская проснулась то ли от собственного крика, то ли просто от пережитого ужаса. Огляделась в панике, но ее окружали привычные вещи: на спинке стула висел халат, на столе стоял графин с водой и подсвечник с еще не потухшей свечой.
В углу что-то зашевелилось.
Катя вскочила с кровати, накинула халат, схватила подсвечник. Руку обожгло каплей воска.
Из темного угла выползал большой паук.
И сном это не было.
Девушка выскочила в коридор, не забыв закрыть за собой дверь. Сначала она кинулась было к комнате пасынка, но тут же передумала. Дошла до спальни Михаила, но стучать не стала. Наконец вдова быстрым шагом направилась к лестнице.
В служебных коридорах было мрачно и тихо. Екатерина то и дело оглядывалась, пытаясь осветить все пространство вокруг себя, но сделать это с единственным подсвечником было сложно. В комнату Ульяны она стучалась недолго — служанка спала чутко и открыла дверь уже после третьего стука.
— Э… хозяйка? Что-то случилось?
Катерина замялась.
— Да. То есть нет. Ничего серьезного. Я… Я себя неважно чувствую. Ульяна, ты не могла бы… поспать со мной?
Опытная служанка не смогла скрыть своего изумления.
— Что?
— Ну, вдруг мне хуже станет. Или принести что надо будет…
Женщина на мгновение исчезла в комнате, а через секунду вышла в коридор уже закутанная в шаль и с платьем в руке.
— Ну, пойдемте. А что у вас болит? Может доктора вызвать? Или Аглаю позвать? У нее есть знакомые чародеи, может травок каких дадут? Или боль заговорят.
На все предложения служанки Екатерина только отрицательно качала головой. Вот только чародея ей в доме и не хватает!
Ульяна расположилась в кресле у камина. Не смотря на неудобное место, она заснула довольно быстро. А вот Мережская сомкнула веки только под утро. Ей все казалось, что сейчас из угла выползет огромное чудовище и…
Но ее видения никогда не появлялись перед чужими людьми.
* * *
На следующий день доктор не появился. Видимо, отец не сумел его уговорить на повторный визит. Зато дом посетили люди из отдела гражданского следствия. Катю оповестила об их приходе Аглая во время завтрака (завтракала в этот день Екатерина поздно и в своей комнате). Ульяна, присутствовавшая тут же, кинулась в гардеробную за платьем.
Екатерина собралась довольно быстро. Доедать не стала, волосы просто заплела в косу и сложила в пучок, одела простое темное платье. Впрочем, других в ее гардеробе почти не было…
С Михаилом они столкнулись на лестнице.
— Доброе утро.
— Доброе.
— Гости? — мужчина посмотрел в сторону прихожей.
— Да.
— Позволите вас сопровождать? — Кате предложили руку. Мережская руку не приняла, но, чтобы не обидеть желающего помочь человека, успокаивающе коснулась его ладони.
— Это из гражданского следствия. Но спасибо за предложение.
— Хорошо.
Они вместе спустились вниз и Катя, не оглядываясь, ушла в сторону большой гостиной. Климский проводил ее задумчивым взглядом и отправился в кабинет.
Этой ночью он почти не спал. Пытался разобраться в происходящем. Получалось у него не очень хорошо. Словно все свое беспристрастие он оставил в родном городке, а сюда приехал с багажом пятилетней давности. Впрочем, некоторые вещи и в столице остались неизменными. Относительно семьи Ляпецких он не сильно ошибался — они были людьми высокомерными, меркантильными и готовыми на многое ради денег и мистического «достойного положения в обществе». А вот Екатерина… если девушка не играла на публику, то получалось, что он сильно перед ней виноват. За глупые и злые мысли, вскормленные предубеждением и раненным самолюбием, за несдержанность в разговорах, за недоверие к ее словам… много за что. Впрочем, кем бы она не оказалась, он, как мужчина и как работник, должен вести себя более достойным образом. И поведение Аристарха Ляпецкого пять лет назад, и больно ранивший отказ Марии никоим образом не оправдывают его пренебрежительное отношение к Мережской. Шрам на лице и боль в сердце оставила ему отнюдь не она. К тому же и первое, и второе практически зажило. Бесспорно, случившиеся наложило отпечаток на его мировоззрение, но за это даже стоит сказать бывшей невесте спасибо. Теперь он научился смотреть глубже и ценить людей не за красивые слова и нежные улыбки.
Или не научился? И обида настолько застила ему глаза, что он, желая видеть в подруге сестры только меркантильную безнравственную особу, совершенно не разглядел ее настоящую?
Михаил вспомнил их немногочисленные встречи. Ее слова о муже, ее поведение со слугами и Николаем, их разговор у картины и спор в коридоре…
Он отложил бумаги в сторону, посмотрел на настенные часы и встал.
В конце концов, чтобы понять, что человек из себя представляет, надо хотя бы быть рядом с ним.
* * *
Как не старалась Екатерина войти неслышно, сидящий к двери лицом Талькин ее тут же заметил и сразу поднялся, чтобы приветствовать хозяйку.
— Светлой стороны! — ей очаровательно улыбнулись. — Вы извините, мы пораньше зашли — регламент, понимаете? Вы сегодня замечательно выглядите! Ой, что это?
Юрий, забывшись, коснулся синяка на ее лице. Как Екатерина не относилась хорошо к молодому секретарю, этот жест ей очень не понравился, и она поспешно отступила назад. Юрий посмотрел на нее с тоской и спрятал руки за спину.
— Простите, — он грустно склонил голову и стал похож на побитую бродяжку. Кате стало жаль парня.
— Все нормально. Просто… не совсем уместный жест. Но спасибо за заботу.
Юноша приободрился.
— Вас обидели? Напали? Мы можем заняться этим делом! Мы найдем! Накажем! Да я за вас…
Вдова поспешно перебила секретаря, пока тот не сказал чего-нибудь лишнего. Его внимание бесспорно льстило ее самолюбию, но его порывистость ее скорее пугала, чем доставляла удовольствие.
— Все хорошо. Не волнуйтесь. Неудачно упала. Доброе утро, капитан.
— Доброе, инкнесса, — Станислав насмешливо наблюдал разыгравшуюся перед ним сцену. Мережская ободряюще улыбнулась Юрию и, спокойно прошествовав к чайному столику, села напротив следователя. Помощник устроился рядом с начальством, тяжко вздыхая и периодически бросая на Екатерину обеспокоенные и влюбленные взгляды.
— Вы ничего не хотите нам сообщить? — спросил Гастин. Катя невольно дотронулась до щеки.
— Нет.
— Тогда мы зададим вам несколько вопросов.
Не успела Екатерина ответить, как в комнату решительным шагом вошел Михаил. Обозрел невеселую компанию и демонстративно уселся на диван рядом с вдовой.
— Позвольте представиться: Михаил Климский. Юрист инкнессы.
— Станислав Гастин. Следователь.
— Юрий Талькин. Помощник. В смысле следователя.
Парень сел ровнее и даже сделал грудь колесом. Катя помимо воли улыбнулась.
— Вы хотели задать вопросы, — напомнила она капитану, жадно рассматривающему ее юриста. Тот кивнул и перевел взгляд на нее.
— Вы знаете, что вашего мужа отравили волчьим дурманом?
— Нет, конечно. Вы же до сегодняшнего дня не сообщали мне эту информацию.
— У вас дома хранилось это зелье или что-то подобное?
— Нет. Зачем? Точнее, я думаю, что нет. Мне по крайней мере не приходилось видеть или слышать об этом.
Ее неуверенность не осталась незамеченной. Следователь немного помолчал, внимательно следя за ее реакцией и вдруг сменил тему:
— Что вы можете сказать о вашем пасынке?
Тут Екатерина задумалась.
— Ну… сын от первого брака. Младший…
— Его биографию мы знаем. Расскажите о нем, как близкий человек. Как мать.
Вдова вздрогнула и отвела взгляд. Никогда она ему не была матерью. И даже мачехой. При Евстафии юноша еще сдерживал свое недовольство новой женитьбой отца, а вот после его смерти показал свое к ней отношение во всей красе. И не сказать, чтобы инкнесса не понимала его — понимала, ведь видела, что Мережской сыну внимание не уделяет, но ее ли в том вина? Муж и ей не особо занимался. Понимание причин поступков пасынка однако не отменяло того факта, что Катерина не могла простить ему его постоянную злобу, агрессивное поведение и обидные, очень болезненные порой высказывания. Иногда ей удавалось сохранить маску безразличия, иногда нет, но видя, как он радуется ее страданиям, не получалось у нее простить ему его бесчувственность.
Мережская глубоко вдохнула.
— Служить ему нравиться. Потому что чин этот ему купил отец, а, следовательно, это практически его прощальный подарок. К тому же Николай амбициозен, он жаждет проявить себя, прославиться, а Великокняжеский корпус лучшее для этого место. Ему нравится, когда его жалеют и когда его хвалят. По сути он просто недолюбленный мальчик, который получал мало внимания в детстве.
Кате хотелось добавить «злой мальчик», но она не стала. Ради памяти мужа. Еще спустят на ребенка всех собак. А он, пусть и злой ребенок, но совсем не преступник. И отца любил.
— Мальчик? — усмехнулся Гастин. — Он на три года всего лишь младше вас.
Мережская пожала плечами.
— Мужчины взрослеют позднее.
— Считаете женщин умнее?
— Считаю, что у женщин нет выбора взрослеть или нет.
«Не маленькая уже!» — говорил Евстафий. А ей хотелось быть маленькой. Чтобы обняли, согрели, укрыли одеялом, рассказывая забавную историю…
Муж никогда не засыпал в ее кровати. Иногда он на нее злился, иногда ей гордился, но не любил. Она знала, что не любил. То, что он приходил ночью, никак с любовью связано не было. Берег. Давал деньги. Но не сидел у ее постели, когда она болела, не интересовался ее делами, он вообще по сути не знал ее. Впрочем, когда она заболевала в детстве, родители тоже к ней не приходили…
— Вряд ли ваш последний вопрос относится к делу, — заметил Михаил. Гастин ему не ответил.
— Хорошо, инкнесса. Как пасынок относится к вам?
— Он не одобрял этот союз, — честно призналась вдова, — но отца уважал и слушался.
— Это все, что вы можете сказать?
— Да.
Станислав отобрал у Юрия папку с бумагами, немного покопался в ней, вытащил один из рукописных листов и протянул Мережской.
— Не хотите почитать?
Екатерина насторожилась.
— Что там?
Михаил взял бумагу и внимательно ее изучил.
— То, что о вас рассказал нам Николай. Разве вы не желаете ознакомиться?
— Нет, — резко ответила вдова, с неприязнью смотря на следователя. Тот в ответ рассматривал ее. Катя почувствовала себя подопытной мышкой, наподобие тех, на которых в соседних государствах ставят опыты в своих лабораториях маги. Впрочем, говорят, некоторые мышками не удовлетворяются. Вроде как на юге даже недавно кого-то судили за опыты над людьми… Впрочем, их Лакория соседствует с Илендией, где в свое время проводила чистку Инквизиция, и вследствие столь близкого соседства чародеев у них немного. Хотя в последнее время вроде как великнесс очень даже заинтересовался их способностями.
Но это отношения к делу не имеет.
Девушка отбросила лишние мысли и встала.
— Если это все, позвольте откланяться.
— Как вам угодно.
У Михаила забрали бумагу. Талькин на прощание схватил ладонь инкнессы и долго тряс, потом опомнился, покраснел и отпустил. Катя на всякий случай спрятала руки в складки юбки.
— Светлой стороны.
— И вам, графиня.
Екатерина проводила недовольным взглядом покидающих гостиную посетителей и устало опустилась на диван.
— Почему вы не сказали про записки? — спросил Михаил.
— Не поверят, — вдова устало потерла виски.
— Плохо себя чувствуете?
— Нет. Все нормально. Просто голова. Пройдет к обеду.
— Распустите волосы. Легче станет. Проверено на Лизе.
Вдова нерешительно коснулась пучка.
— Нехорошо как-то…
Михаил попытался вспомнить прически провинциальных и столичных дам.
— По-моему в этом нет ничего не прилично. К тому же вам идет.
Катя покраснела и тут же убрала руку от головы.
— Так привычнее.
Климский подвинулся ближе к ней и начал вытаскивать из ее волос шпильки.
— Вы бледны, словно вот-вот в обморок упадете. Сделайте своему организму поблажку.
Вдова застыла, боясь пошевелиться.
— Вы не похожи на доктора или парикмахера, — заметила она смущенно.
— Считайте, что я устроился на полставки работать вашим другом.
— И когда истекает срок действия договора?
— Когда я уеду.
Мережская улыбнулась.
— А вы столько выдержите?
Михаил не ответил. Он смотрел на бледную девушку с распущенными волосами, неуверенно улыбающуюся ему. И не находил в ней ни одной черты Марии… А главное, ему и не хотелось их искать.
— Почему вы не рассказали о непристойном поведении пасынка?
Ее улыбка угасла.
— Зачем? В любом случае он любил отца и убить его не мог, а остальное для следствия неважно.
— Зато он про вас написал всякие гадости.
— Это его личный выбор.
Юрист не мог понять ход мыслей своей подопечной. Она не то что не стала наговаривать на Николая Мережского — она даже сокрыла некоторые очень неприятные факты его биографии, хотя делать это была не обязана. Даже наоборот. Мужчина привык к совсем другому поведению людей в подобных ситуациях. А повидал он за годы практики не мало похожих случаев.
— Вы не знаете, как он о вас отозвался.
— Знаю.
Она посмотрела прямо ему в глаза, а потом перевела взгляд на его ладонь, все еще держащую прядь ее волос. Он тот час же убрал руку.
— Легче?
Екатерина благодарно кивнула и забрала у него шпильки, невесомо коснувшись мужских пальцев своими.
— Кажется, вы обзавелись поклонником, — заметил вдруг Климский. Вдова посмотрела на него удивленно.
— Вы о чем?
— По-моему этот Талькин не сводил с вас влюбленного взгляда.
— Бросьте! — Катя нервно усмехнулась. — Он, конечно, оказывает знаки внимания, но влюбиться… Я ж не Мария…
О, да. Она не Маша. И, пожалуй, это самое лучшее, что в ней есть.
— И все же он явно лелеет определенные надежды.
Мережская нахмурилась.
— Я стала вдовой несколько недель назад. О каких надеждах может идти речь?
— Юридически вы можете вступить в брак через месяц после похорон. Хотя, конечно, это будет нарушением норм приличий.
Катя задумалась. Уж не сватать ли ее за какого-нибудь своего друга ездил отец? С него станется!
— Для вас это неплохая возможность…
Катя резко встала.
— Возможность?! О чем вы говорите? Мой муж умер! И я буду носить по нему траур столько, сколько положено!
— Вы же не любили его, — высказал Михаил свое умозаключение. Впрочем, с некоторым сомнением.
— Хотите поставить мне это в вину? Не думаю, что кто-то способен любить человека, годящегося ему в дедушки! Особенно если тебя воспринимают как удачное вложение денежных средств, а не как члена семьи.
— Вы говорили, что уважаете мужа, — попытался вывести собеседницу на чистую воду Климский.
— Уважаю. И за многое ему благодарна. Но не за все.
Она отвернулась. Видно, вспомнила что-то нехорошее.
— Я просто имел ввиду, что муж сможет вас защитить от отца. Не обижайтесь.
— А кто защитит меня от мужа? — вырвалось у вдовы. — Какая глупость: выходить замуж за малознакомого человека в надежде, что он будет делать что-то для тебя, даже когда ты окажешься в полной его власти. Нет. Я уж лучше сама.
Михаил усмехнулся. Как бы не храбрилась его нанимательница, а одна она долго не продержится.
Вошла Аглая.
— Хозяйка, ваш батюшка…
Катя испуганно отшатнулась от экономки, наступила на собственный подол и практически упала в объятия дивана.
— … прислал записку.
Мережская взяла протянутое ей письмо и дрожащей рукой его надорвала. Про существование канцелярского ножа она даже не вспомнила.
— Что там? — поинтересовался Климский.
Екатерина с весьма упрямым выражением лица принялась рвать послание на полоски.
— Завтра прибудет юрист.
— Юрист???
— О, не беспокойтесь, — она злорадно улыбнулась. — Меня завтра здесь не будет.
Письмо отправилось в камин, а хозяйка дома в свою спальню.
Аглая внимательно смотрела, как огонь пожирает исписанные размашистым мужским почерком клочки бумаги.
Глава 10
Человек стоял в тени.
— Ты думаешь, это тебя спасет? — костлявая рука, ткань на которой шевелилась, показала на спящую в кресле Ульяну, — Нет. Только отсрочит конец.
Екатерина вжалась в подушки, с ужасом смотря на силуэт в углу. Руки, вцепившиеся в одеяло, дрожали.
Отец живого, ну зачем она открыла глаза, услышав шорох? Может, это служанка в кресле ворочалась!
Человек (???) в углу протянул к ней сжатые в кулаки ладони.
— В какой смерть?
Катя невольно присмотрелась и с ужасом поняла, что это не одежда шевелиться на незнакомце, а под одеждой по его телу ползают всякие насекомые. На одном из запястий существа, стоило тому протянуть вперед руки, тут же показался червь, выползший из полуистлевшего рукава. Червь чуть поползал туда-сюда, устроился поудобнее и стал вгрызаться в костлявое тело. Екатерина слышала, как работают его челюсти…
Вдова зажмурилась, закрыла уши руками и закричала:
— Прекрати!!!
— Госпожа? Что случилось?
Мережская разомкнула мокрые от слез веки. У ее кровати стояла Ульяна, без особого интереса смотрящая на хозяйку.
— Все… нормально, — выдавила кое-как Екатерина. Служанка, зевая, вернулась в кресло и тут же опять задремала. Катя осмотрела комнату, но ничего подозрительного не увидела. Когда Ульяна захрапела, она залезла под одеяло с головой и свернулась клубочком.
Ей было почти физически больно.
* * *
Утром бледная и вздрагивающая от каждого шороха Екатерина Мережская вышла через служебный вход собственного дома и, поймав самоходную карету, отправилась на Ювелирную улицу. Кучер, получивший за поездку гораздо больше положенного, остался ждать даму у лавки с красным крыльцом, куда та стремительно направилась с весьма увесистым кулем в руках.
Мастер Удо встретил покупательницу широкой улыбкой.
— Инкнесса! Светлой стороны! Я так рад вас видеть! Слышал о трагедии. Горе, горе-то какое! Ведь ваш муж был одним из основных поставщиков моей лавки! Алмазы! Рубины! А самое главное — бириды — «слезы ведьмы»! У меня три заказа на них! Где я теперь их достану?
Ювелир перестал заламывать руки и взял посетительницу под локоть.
— А вы зачем пожаловали? У меня есть прекрасный гарнитур из арьенских алмазов! Естественный черный цвет с синим отливом — вы такого нигде больше не найдете! Будете самой прекрасной вдовой столицы!
Катю подвели к одному из столиков для посетителей.
— Желаете посмотреть?
Екатерина села на предложенное место и водрузила свою ношу на стол.
— Нет. Спасибо за лестное предложение, мастер, но я к вам по-другому поводу. Я бы хотела вам кое-что продать…
Низенький бородатый Удо тут же принял весьма важный вид. Он молча сел напротив вдовы, развязывающей углы шали. Весь вид его выражал скептицизм и желание драться за каждую монету.
Впрочем, Екатерина тоже была настроена поторговаться. Несмотря на уважение к известному мастеру и искреннее восхищение его работами, Мережская собиралась воевать за каждую купюру. Ее драгоценности — единственное, что принадлежало только ей, и она собиралась выручить за них максимум денег. Больше у нее ничего своего не было…
Лавку Катя покидала с чувством некоторой уверенности в своем будущем. В ее руках находился шелковый мешочек с весьма солидной суммой денег, день приближался к обеду, а, значит, юрист, которого навязывает ей отец, должен был уже и прийти, и, получив ее записку, уйти восвояси. Обе эти мысли грели девушке душу, и она почти вприпрыжку направилась в переулок, соединяющий наискось Ювелирную улицу с Белой, ничуть не огорчившись, что кучер ее не дождался.
Надо бы узнать у Михаила цены на дома в их провинции. Вдруг, ей хватит? Ей же совсем маленький нужен — для нее и одной горничной. Можно заняться вышиванием… или давать уроки музыки… нет, музицирует она не очень хорошо. И рисует тоже. А вот ее вышивку в свое время очень хвалили в пансионате. И Лизе всегда нравились расшитые ею платки! Можно всякие пеленочки украшать родовыми гербами, шить посмертные покрывала для церковников, расшивать платочки портретами любимых…
Наверно никогда еще в своей жизни Екатерина не ощущала такого подъема. Окрыленная полученной суммой, она уже видела себя живущей по соседству с Лизой, видела маленький одноэтажный домик, утопающий в кустах сирени, старую горничную за стиркой и себя, расшивающую на узорном крылечке рубашки лизиным детям. Иногда они будут собираться вместе и пить чай — болтушка Елизавета, собранный Михаил, и улыбающаяся их непосредственности Катя.
Если не бояться, если что-то делать — все обязательно получиться!
Да?
— Глядь, Корявый! Баба с узлом!
Катя вздрогнула и огляделась. Из проулка, параллельного Ювелирной улице, вышли двое: оба высокие, небритые, в грязной одежде. У одного кулак был перемотан окровавленной тряпицей, другой щеголял подбитым глазом. Катя посмотрела на перегородившую ей проход парочку и испуганно попятилась.
Это был почти центр столицы. До Белой улицы, которая выходила к Дворцовой площади, инкнессе оставалось пройти всего два-три десятка шагов. До менее людной Ювелирной — намного больше. Но позади нее по крайней мере никого не было.
А если не успеет добежать?
Незнакомые мужчины разбойничьей наружности переглянулись и одновременно плотоядно оскалились.
— Слышь, она, верно, с побрякушками! — заметил одноглазый, обращаясь к напарнику. Тот шагнул вперед.
— Не дрожи, цаца, не обидим. Протяни дяде ручку!
Эйфория схлынула. Екатерину затапливало то глубокое отчаяние, которое бывает только после того, как, поверив в свою победу, ты теряешь все. Мечты рухнули. У нее опять ничего нет. Никогда не будет…
Залаяла собака.
Мережская вспомнила, как шесть лет назад она, еще совсем юная инкнесса Ляпецкая, с сестрой, ее подругой Лизой и недавно представленным им Михаилом прогуливались по центральному парку маленького городка Коранда, куда инкнесская семья прибыла к известному доктору-чародею по поводу какой-то болячки Георгия, да так там и остались на пару лет. Погода стояла прекрасная, народа было много: кто катался парочками в открытых самодвижущихся повозках, кто гарцевал перед дамами на коне, кто выгуливал собак. Когда раздался визг, пожалуй, сориентироваться успел только лизин брат: кинулся вперед, закрывая девушек собой, выставил вперед левую руку… В руку псина и вцепилась. Михаил рухнул на землю, накрывая собаку своим телом, в следующее мгновение, слава Отцу, подоспели слуги известного собачника князя Пальева и растащили мужчину и пса в разные стороны. Климский практически был без сознания, у зверя изо рта капала пена…
Когда Катя, расхрабрившись, через неделю спросила начавшего выздоравливать Михаила, почему ему не было страшно, тот только улыбнулся в ответ и таинственно шепнул ей на ухо:
— Я боялся. Очень. Просто за сестру я боялся больше. Знаешь, страх не должен мешать людям делать правильные вещи.
И он с нежностью посмотрел на Лизу и Марию, обсуждающих у камина что-то свое, девичье.
Столь долго описываемая картина в мгновение ока пронеслась перед глазами Кати. Собака сменила лай на вой. Бандит с поврежденной рукой сделал еще шаг по направлению к испуганной вдове…
Екатерина резко развернулась и со всех ног припустилась бежать обратно, к Ювелирной улице. Усложняло процесс то, что юбки приходилось держать одной рукой — в другой были деньги. Услышав чужое сосредоточенное сопение почти у самого уха, Мережская, не оглядываясь, попыталась ускорить бег, тем более заветная цель была близка…
Каблук добротных уличных туфель запутался в не менее прочной ткани подъюбника, и вдова полетела на землю, едва успев выставить вперед локти.
Боль не значила ничего, по сравнению с ужасом, накатившим на нее от осознания своего проигрыша…
Сейчас у нее отберут деньги, а, может, сделают вещи еще более ужасные. И она успеет пожалеть о том, что собственный муж, не поднимавший на нее никогда руку, в постели был ей неприятен.
— Корявый? А ну стоять! Именем закона! Стоять! Щас патруль позову!
Топот ног отдалился. Катю осторожно взяли за локоть.
— Поднимайтесь, все в порядке. Они убежали. Вы сильно ударились?
Екатерина оперлась на чужую руку и встала с земли.
— Спас… — голос не слушался. — Спасибо. Вы… Юрий???
Талькин, рассмотревший спасенную даму, преобразился в мгновение ока: глаза его загорелись, пальцы сильнее впились в Катин локоть, а правая ладонь стала смахивать пыль с ее платья. В районе талии.
Мережская вырвала руку и отстранилась.
— Благодарю за помощь. Каким путем привел вас сюда Отец?
Юноша смутился.
— Да я так, по делу. Тут один умник недавно вывеску на золотой цепи повесил, так ее в ту же ночь украли. А мы, значит, теперь ее ищем.
Бешено колотящееся сердце постепенно приходило в норму. Так и непролитые слезы куда-то испарились. Катя попыталась сосредоточиться на простых вещах: отряхнула пыль с платья, поправила прическу, проверила не порвался ли мешочек с деньгами. Хмуро наблюдавший за ней секретарь, не дождавшись ответа на свою реплику, обеспокоенно спросил:
— С вами все в порядке?
Екатерина кивнула. Наверно, парень все же что-то понял: подошел, взял ее за руку — не как восторженный юнец, а как мужчина, в полной мере осознающий свою ответственность за слабый пол, и повел к стоящей на углу самоходной карете.
— Я вас провожу до дома, — сообщил он серьезным, несвойственным ему голосом. — Не волнуйтесь, все позади.
Катя, обессиленная недавней борьбой и с самой собою и с внешними обстоятельствами, позволила усадить себя в карету, довезти до дома и проводить до двери. На требовательный стук открыла как всегда чопорная Аглая.
— Госпожа? Что случилось?
Екатерина почувствовала огромное желание просто спрятаться за спину Талькина, все еще держащего ее за руку, и разрешить ему все объяснить и со всем разобраться.
Нельзя.
— Все в порядке. Просто на улице сбил с ног прохожий мальчишка. Распорядись через полчаса принести мне в спаль… в библиотеку горячий чай. — Она обернулась к секретарю и мягко высвободила свою ладонь. — Спасибо за помощь. До свиданья.
Мережская шагнула к двери.
— Катя…
Она обернулась. Юрий смотрел на нее грустными глазами и мял в руках головной убор.
— Вы простите меня?
— Таким вы мне нравитесь гораздо больше, — вдруг слетело у нее с языка. Талькин не улыбнулся.
— Ну, что вы! За что? Я очень благодарна вам за помощь! — искренне пояснила девушка. Секретарь кивнул, развернулся на пятках на 180 градусов и, не оглядываясь, направился по улице вниз.
Екатерина вошла в дом, закрыв за собой дверь подрагивающими руками.
В библиотеке было холодно. Мережская собственноручно подбросила в огонь поленьев и залезла с ногами на диван, закутавшись в когда-то забытую здесь шаль.
Накрыло с головой. Что? Тоска? Боль? Страх? Она вряд ли смогла бы это описать. Просто было плохо. Очень.
Она стала раскачиваться вперед-назад, обхватив колени руками. Слезы перекатывались из глаз на подол юбки, оставляя на ткани все более разрастающееся мокрое пятно.
Мама… пожалуйста… обними меня…
И ее обняли.
Успокаивающе гладили по спине и по-матерински целовали в лоб.
Так она и заснула — в кольце чужих рук, с мокрым от слез лицом, бледная и обессилевшая.
Пришедшую с чайником Ульяну Михаил выгнал за дверь одним свирепым взглядом.
* * *
Все тело болело. Разлепив кое-как глаза, Екатерина попыталась осмотреться.
Дрова в камине почти прогорели, и комната освещалась и обогревалась только лучами заходящего солнца. На старом диване рядом с Катей, положив голову на собственную руку, а руку — на подлокотник стоявшего вплотную к дивану кресла, дремал Михаил. По всей видимости, Катя заснула на его плече.
Вдова с тихим стоном закрыла лицо ладонями. Стыдно-то как! Спала практически в обнимку с посторонним мужчиной! Позор…
Климский вздохнул во сне. Екатерина судорожно оторвала руки от лица и отодвинулась от мужчины на другой край дивана. Юрист чуть повел плечом, но не проснулся, а только сильнее засопел.
Катя аккуратно встала, подбросила в камин дров, зажгла свечи на двух подсвечниках. Дел больше не нашлось, и она вернулась на диван. Укуталась в шаль и стала смотреть на спящего мужчину.
Шесть лет изменили его внешность не в лучшую сторону. Очаровательный пылкий юноша, ухаживающий за Марией исчез, зато появился хмурый мужчина с внимательными глазами, во всем ищущий подвох. Даже во сне лицо юриста имело крайне сосредоточенное выражение — словно он сейчас не сон смотрит, а выступает на суде, защищая несправедливо обиженных и обездоленных.
Катя обняла себя за плечи. Она не помнила, как он пришел. Не знала, вслух ли звала маму и слышал ли он ее в тот момент. В ее памяти остались бессвязные обрывки ощущений: тепло, чужие губы на ее макушке, пальцы, запутавшиеся в ее волосах. Как она не подумала, что библиотека рядом с кабинетом! Очень неудобно. Или… наоборот?
Екатерина вздохнула и уткнулась лбом в колени. Как же она устала! Просто устала — ото всего и от всех. Если бы можно было в жизни взять обеденный перерыв, как берут рабочие на фабриках ее мужа… покойного мужа. Или как какому-нибудь зверьку — вырыть где-нибудь далеко норку и спрятаться туда от всего мира. Если Лиза все-таки приедет, можно вернуться вместе с ней в ее городок. Только бы хватило денег на дом. Интересно, а может она просто написать отказ от наследства? Пусть они все им подавятся! Пусть перегрызут друг другу глотки за него! А она уедет! Все равно никому не нужна здесь.
Ах, если бы ей хватило денег! И Лиза! Лиза должна приехать! Одна Катя никогда не решится на такое далекое путешествие. Особенно после сегодняшнего.
Михаил дернул рукой. Голова его уткнулась в кресло. Мужчина вздрогнул, выпрямился, открыл глаза. Не смотря на крепкий сон, выглядел он очень усталым и каким-то… помятым что ли. Мережской стало его жаль.
— У вас очень измотанный вид, — заметила она тихо. — Если это из-за объема работы, то можете взять пару выходных. Я не настаиваю на срочности. Если хотите, конечно.
Мужчина провел рукой по лицу, попытался пригладить волосы и наконец посмотрел на вдову. С духом он что ли собирался, чтобы с ней заговорить?
— Все нормально. На самом деле, я уже почти закончил.
Инкнесса выглядела ужасно. Растрепанные волосы, опухшие глаза, начинающий проходить синяк на скуле, грязное платье… ворот то ли расстегнут, то ли разорван и видны пятна от чужих пальцев — то же начинающие заживать. Кажется, не женщина, а девочка сидит перед ним — маленькая, очень уставшая и очень несчастная девочка…
— Екатерина, что с вами произошло?
Катя отвела взгляд.
— Да так. Упала. Я бываю жутко неуклюжей. Мама всегда говорила…
Она осеклась.
— Забудьте, что вам говорили родители.
— Это не так просто. К тому же они далеко не всегда неправы.
Климский насторожился.
— И что? Вы будете всю жизнь руководствоваться их советами???
— А вы будете всю жизнь ставить мне в вину поведение Марии?
На мгновение Михаила наполнил гнев… а потом он рассмеялся.
— Знаете, с вами очень неудобно разговаривать, — заметил он с улыбкой. — Никогда не знаешь, что за реплика придет вам в голову. Мне приходилось видеть много аристократов, но только ваше поведение порой ставит меня в тупик.
— Почему?
— То вы послушная дочь, то бунтарка, то вы самоустраняетесь от однозначного решения дилеммы, то вдруг высказываете довольно категоричную мысль. Да и потом, для инкнессы вы слишком откровенны.
— Да? Не замечала. Может быть…
— Я замечал. Так скажите мне: что с вами происходит?
— Если бы я знала! — вырвалось у Кати. — Порой мне кажется, что я просто схожу с ума… Михаил… вы верите в темную сторону?
Сказать, что Климского очень удивил ее вопрос, значит сильно преуменьшить.
— Темную сторону? Это что-то из преданий, уходящих корнями еще в Чистую эпоху до Кровавого столетия?
— Наверно. Вы что-нибудь знаете об этом?
Юрист напряг память.
— Вроде как мир по древним поверьям представляет из себя монету: на светлой стороне, под солнцем и луной, живут люди, звери и магические существа. Она покрыта воздушным, магнитным, интромагическим и другими полями. Другая сторона — темная, антимагическая, и больше ничего о ней неизвестно кроме того, что раньше среди нас жили маги, которые могли туда ходить — чароведы. Согласно старым байкам, кровь у них темнее, чем у обычного человека, ибо именно она открывает им путь на другую сторону. Их так и называли: дети темной крови. Впоследствии в нашей стране «чароведы» трансформировалось в «чародеи», а в Илендии, например, в «ведьма». После Кровавого столетия и Инквизиции в этой части континента в подобное уже не верят. Чароведов почти всех истребили, а те, которые действуют сейчас, слабы и не обладают и десятой частью тех знаний, которые были известны подобным им до 12 века. Впрочем, и в то время далеко не каждый чаровед мог открыть проход на другую сторону. Пожалуй, эта вся информация об этом феномене, что есть в современных энциклопедиях. Наукой существование Темной стороны ставится под сомнение. А почему вы этим интересуетесь?
— Да так. Думаю, легенда ли это. А если бы… если бы вы верили в подобное, то как бы себе представили тот мир?
Климский задумался.
— Не знаю даже. Темный, мрачный. Людям вверх ногами приходится ходить… на большее моей фантазии не хватает.
Мережская кивнула.
— Да, темный… Наверно…
Михаил с тревогой посмотрел на ее сосредоточенное лицо.
— Екатерина, не заговаривайте мне зубы. Вы вымотаны. Вы на грани нервного припадка. Что происходит?
— Подрабатываете другом?
Она улыбнулась ему, но как-тот блекло.
— Не обращайте внимания, я просто очень устала. Надо хорошенько выспаться.
— Так что же вам мешает?
Простодушное восклицание собеседника погасило Катину улыбку.
— Возможно, ничего.
— Екатерина, я… — Михаил встал и нервно заходил по комнате. — Я, как лизин брат, хочу вам помочь разобраться. Во всем. Не только с бумагами. В конце концов, моя сестра о вас очень высокого мнения. И я тоже… хорошего…
Вдова очень обидно рассмеялась.
— Почему?
— Потому что раньше я видел прячущуюся за маской женщину. А сейчас передо мной стоит не человек, а оголенный нерв. Никто не способен врать в таком состоянии. Вам плохо, а я… Я что-то не вижу толпы претендентов на роль утешителя. Лизы нет, а другие не горят желанием прийти вам на помощь.
Инкнесса встала. Щеки ее покраснели.
— Спасибо, что объяснили ситуацию! Только я выпрашивать чужое внимание не собираюсь! Я не сирота, знаете ли, и не нищенка подзаборная! И жалость ваша мне не нужна! Я… я обойдусь! И без них, и без вас! Вот приедет Лиза и… Вы вообще можете хоть завтра отбыть! Не держу! Я найду кого-нибудь! Или сама! Да какая вам разница! Катитесь отсюда вместе со своим убогим благородством!
Михаил подошел и обнял ее. Он практически вжал Катину голову в свою грудь. Дыхание мужчины касалось ее шеи.
— Успокойтесь. Никто вас не жалеет. И не ваша вина, что родители ваши бесчувственны и эгоистичны. Просто обстоятельства сложились не в вашу пользу. А я хочу попробовать это исправить. Я юрист, и должен проконтролировать, чтобы все шло по закону. Мы же с вами будем действовать по закону?
— Конечно! — возмущенно ответила вдова ему в ключицу.
— Замечательно! Тогда я, с вашего разрешения, вернусь к делам. Хорошо?
Катя угукнула. Ей было нестерпимо стыдно и… приятно. Приятно стоять в кольце его рук, спрятав голову у него на груди. Евстафий никогда ее не обнимал.
Жуткое в своей интимности сравнение заставило Катю в ужасе отшатнуться от Климского.
— Идите. Светлой стороны.
— Светлой стороны, инкнесса.
* * *
— Я не хочу.
— Надо.
— Послушайте, она просто испуганная запутавшаяся девочка. Зачем этот фарс? Вы же сами считаете, что она не при чем!
— Вот и проверим. Тебя взяли, что бы ты был вхож в этот дом и все знал — это твоя работа, за которую тебе, между прочим, платят. Вот и выполняй ее на те деньги, что получил.
— И как я это сделаю?
— Какая разница? Хоть под юбку ей лезь. Она вообще должна тебе на шею вешаться после старика-то. Княгиню Шалимову ты же вывел на чистую воду именно таким образом, так в чем проблема?
— В том, что это ложный ход.
— Во-первых отрабатывать всегда надо сразу несколько вариантов. Во-вторых, некоторые люди лицедействуют получше тебя, так что никогда не верь милому личику. В-третьих, это твоя профессия, а все, входящие в группу, должны быть при деле. Не посылать же мне тебя очаровывать инкнесса Аристарха Ляпецкого?
— Кстати, что там с ним?
— Да странная история. Рвет и мечет. Но не только по поводу наследства. Кажется, он полагал, что дочь беременна от Мережского и очень рассчитывал на это в борьбе за деньги зятя. А информация оказалась ложной.
— Думаете, пила что-то?
— Пасынок тоже считает, что она разжилась особыми травками, чтобы не понести от мужа. Но зачем ей это? Ведь для нее наоборот рождение ребенка выгодно. Очень даже выгодно.
— И? Случайность? Не употребляла?
— Да нет, пила. Вопрос в том, знала ли она, что она пьет…
— Проверить прислугу?
— Проверять надо всех. Мережского травили целенаправленно. Это было очень хорошо спланированное преступление. И нам надо найти убийцу. Так что, иди, очаровывай. Только сам не очаруйся.
— Шли бы вы… на темную сторону.
Глава 11
Шершавые пальцы коснулись щеки. Скользнули на шею…
— Катя…
Она перехватила его руку. Как Михаил оказался в ее спальне? Где Ульяна?
Мужчина наклонился и поцеловал ее в уголок губ.
Ей стало приятно.
И страшно.
Ей просто хотелось обнять его, уткнуться носом ему в грудь и так заснуть. Потому что с ним было спокойно и тепло. Но…
— Катя…
Его рука соскользнула с шеи на плечо и ниже…
Но было что-то неправильное и… привычное в том, что она видела. В том, что она чувствовала. Словно ее обнимал не Михаил, а… Евстафий.
Лицо мужчины дернулось, исказилось. Черты его плавились, менялись, приобретая очень знакомый вид. Побледневшая кожа начала отваливаться кусками прямо ей на ночную рубашку.
— Соскучилась, жена?
Катя завизжала.
И тут же ее накрыло волной. Она попыталась вдохнуть, но не смогла. Попробовала подняться наверх, взмахнула руками, но только больно ударилась обо что-то фарфоровое. Тело ее конвульсивно задергалось, девушка опять вскрикнула — и грудь ее наконец наполнил воздух, а глаза открылись.
Над ней стояла Ульяна с пустым графином из-под воды. Стоило Кате судорожно вдохнуть, как та поставила посудину на стол и сцепив руки в замок подняла их над головой — поза церковников и обращающихся к Отцу всего живого.
— Ох, ожила! Ожила! Я уж думала, хоронить рядом с хозяином будем!
Мережская вздрогнула. Вытерла рукавом мокрое от воды лицо, села.
— Что случилось?
Служанка поцеловала сложенные в замок руки и стала менять хозяйке мокрые подушки на сухие.
— Что-что, — буркнула она. — Стонали вы, а потом как закричите, забьетесь в припадке, что я уж, думала, все, церковника звать пора. Вылила воду на вас со страху. А вы и очнулись.
Катя слезла с кровати. Нашла в шкафу новую ночную рубашку, стала переодеваться.
— Спасибо, Ульяна.
Женщина не ответила, только недовольно поджала губы. Покосилась краем глаза на тело хозяйки, заметила пару синяков и еще сильнее нахмурилась. И когда только миловаться успевают? Графиня ж все время на виду, вроде. Если б сама не видела вчера, как обнимались в библиотеке, может и не поверила б дунькиным сплетням, а уж теперь-то и вовсе все ясно…
— Спать изволите?
Катя кивнула. Служанка опять села дремать в кресло, Екатерина взяла недочитанную книгу и устроилась с ней на кровати. Изредка взгляд ее метался от страниц романа к темным углам спальни — девушка с ужасом ждала появления желающего ее убить существа. Но его не было.
* * *
Катя проснулась от грохота. Шумели явно на первом этаже, но зато так, что слышал, вероятно, весь дом. Заснувшая с рассветом, она воспринимала сейчас мир исключительно через желание поспать. А ей мешали это делать. Екатерина, не открывая глаз, перевернулась на другой бок и спросила:
— Ульяна, что случилось?
Служанка не ответила.
— Ульяна???
Оборачиваться было страшно. Сонливость прошла мгновенно, ее сменил страх.
Скрипнула дверь.
— Госпожа! Батюшка вас требует!
Впервые в жизни инкнесса так радовалась известию об отце. Запыхавшаяся Аглая на скорую руку зачесала хозяйке волосы, пока та воевала с крючками платья. Катерина почти бегом спустилась вниз по лестнице и только потом осознала, что она делает. И для кого.
Девушка на секунду замерла, пытаясь справиться с новой волной страха. Затем дошла до библиотеки, скрылась в ней и уже через минуту вышла, поправляя рукава домашнего платья. До большой гостиной она дошла спокойным медленным шагом. Если бы еще руки не дрожали…
Инкнесс Ляпецкой стоял у окна, попивая вино. У чайного столика валялись осколки двух предыдущих графинов, чем-то не угодивших мужчине.
— Отец?
Он развернулся на звук ее голоса. Окинул дочь презрительным взглядом.
— Кажется, в прошлый раз мы друг друга недопоняли.
Он сместился влево, она — вправо.
— Возможно. Ведь ты прислал своего человека, а я говорила, что этого делать не стоит.
Аристарх скрипнул зубами.
— Воспитали себе на погибель… Что это ты такая смелая стала? Мозги кто запудрил? Полюбовничка себе нашла? С нахлебником юным спелась?
Катя покраснела. Подобные разговоры никогда не велись в их доме. По крайней мере при детях.
— Нашла, значит. Сама ты медянки ломаной не стоишь. Надоумили, значит, добрые люди.
Отец сделал шаг к ней. Дочь от него.
Инкнесс усмехнулся.
— Так и будем ходить кругами?
Екатерина не ответила.
Двинулся он. Двинулась она. И оказалась сбоку от чайного столика, окруженного двумя диванами и тремя креслами. Чтобы обойти препятствие пришлось бы шагнуть вперед, навстречу родителю.
Ляпецкой быстрым шагом пересек комнату. Екатерина проскочила между мебелью и стала за кресло, вытянув в сторону отца правую руку.
— Что это? Детка решила поиграть в ведьму? Может, мне сдать тебя инляндскому послу?
— Это нож для вскрытия писем. И, знаешь, он очень хорошо заточен.
В ее руке действительно поблескивал металл.
— Ты сошла с ума?
От неожиданности инкнесс даже попятился.
— Возможно.
О, как бы ей хотелось раскричаться, расплакаться, показывая всю запрятанную в груди боль! Высказать все, что наболело за эти долгие годы! Как бы ей хотелось увидеть ужас, понимание, раскаяние в его глазах! А потом бы они долго плакали вместе, просили друг у друга прощения и…
Жили долго и счастливо?
Инкнесс Ляпецкой никогда не плакал. И никогда не прислушивался к тому, что говорят ему его дети.
Ее губы дернулись — она попыталась улыбнуться и не смогла. Отец шагнул вперед. И она тоже сделала шаг ему навстречу, резко взмахнув ножом.
Глаза Аристарха в ужасе расширились.
— Позор! Какой позор! Сумасшедшая дочь! Отцеубийца! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю?
— Возможно, я что-то сделаю с тобой первой.
Ее ладонь задрожала. Но мужчина уже натягивал перчатки, не глядя на нее.
— Не думай, что я спущу тебе это с рук, — пообещал он Кате, прежде чем покинуть комнату.
— Не думаю, — прошептала инкнесса закрывшейся за его спиной двери.
Руку она опустила только через пару минут. Звякнул, падая, нож.
Бледная Екатерина опустилась на пол. Осознание собственной маленькой победы не принесло ей удовлетворения. Радости не было. Только усталость. Да и победа ее была на самом деле хлипкой, липовой. Никогда бы она не смогла ударить отца. Тем более острым ножом. Странно, что он не заметил, как у нее дрожали руки…
По коридору прошли служанки, смеясь о чем-то своем. Отголоски их голосов заставили Катю подняться с пола и, предварительно поправив прическу, выйти из комнаты. О ней и так уже ходят слухи, а если еще заметят, как она, точно поломойка, сидит на полу…
Вызовут душевного врача.
И, может, будут не так уж и неправы?
Мережская мотнула головой, словно хотела вытрясти из нее глупые мысли и неторопливым шагом отправилась в сторону кухни. Надо себя чем-то отвлечь. С Ариной поговорить, что ли. Из прихожей послышался скрежет, и вдова остановилась, прислушиваясь…
Кот?
А если нет, то может, завести какого-нибудь? Болтать всяко будет меньше Ульяны. И из комнаты без разрешения не выйдет…
Скрип половиц…
Руку больно заломили за спину.
— Думала, испугала меня, тварь? — у отца был злой, очень злой голос. — Я породил тебя, и я вправе от тебя ждать благодарность и почтение! Сейчас мы проедем до одной конторы, где ты, моя милая, подпишешь все бумаги, которые я тебе дам. Поняла?
На руку нажали. Катя закусила губу и почувствовала, как по щекам текут слезы.
— Отец, пожалуйста, не надо…
— Ты сделаешь все, что я скажу. Поняла?
— Отец…
Ляпецкой развернул дочь лицом к себе, придерживая ее за плечо. Лучше бы он этого не делал: Екатерина увидела в его глазах бешенство и одержимость. Ту самую, которая появлялась, когда вопрос, например, касался фамильной чести инкнесского рода.
Аристарх замахнулся, и девушка зажмурилась и вся сжалась в ожидании удара.
— Не стоит.
Екатерина осторожно приоткрыла глаза.
Рядом стоял Михаил и держал инкнесса за ту самую руку, которая должна была поставить вдове очередной синяк. Климский схватил Катю за локоть и попытался задвинуть ее себе за спину. Мережская, повинуясь движению его руки, послушно спряталась за его худощавой фигурой.
Лицо Аристарха перекосилось от гнева.
— Вот значит, как. Все-таки полюбовника нашла. А Машка-то (юрист вздрогнул) еще сетовала, что нет в тебе женской мудрости. Вот и мудрость отыскалась. Ну, ладно, предательница. Придет и мой черед над тобой посмеяться. Денег без моей помощи ты мужниных не получишь — так и знай.
Инкнесс вырвал руку из цепких пальцев Михаила и, окинув парочку презрительным взглядом, удалился.
Климский развернулся к Кате только когда за ее отцом захлопнулась входная дверь.
— Вы в порядке?
Екатерина сцепила руки в замок и опустила голову.
— Да.
— Екатерина?
Он коснулся пальцами ее подбородка.
— Посмотрите на меня.
Она посмотрела. И призналась:
— Мне страшно.
Михаил провел пальцами по ее скуле.
— Все будет хорошо. Юридически вы правы. А вашего папашу вообще при желании можно привлечь к суду.
Кожа под его ладонью покрылась мурашками. Мужчина поспешно добавил, убирая руку:
— Синяк скоро сойдет, и вы будете по-прежнему прекрасны.
Инкнесса смотрела на него крайне изумленно.
— Разве ж я прекрасна?
Месяц назад он сказал бы, что нет. Мария красивее. А сейчас…
— Вы очень храбрая женщина.
— Я трусиха, и знаю это.
— Не каждая решилась бы идти против отца. Тем более такого.
— Просто… — Катя запнулась и опустила глаза. — Просто у меня есть вы…
Михаил чуть подался вперед.
— Не знаю, чтобы я делала без юриста…
Мужчина горько усмехнулся и отпрянул.
— Я всегда в вашем распоряжении.
Вдова бросила на него нерешительный взгляд.
— Вы… разрешите составить вам компанию за завтраком?
— Конечно, инкнесса.
Он подал ей руку, и они направились в кабинет.
* * *
Картина притягивала взгляд. И чем дольше Михаил на нее смотрел, тем больше ему казалось, что она соответствует действительности.
Сегодня утром, за завтраком, ему почему-то вспомнился Беруст:
… Мой взгляд спокойно ею встречен. Неведом пыл ей ран сердечных, Жеманства и лукавства яд Не отравил уста ея, Притворство не гнетет чело, И не пустило корни зло Ни в мысли, ни в сердечный круг [1]. Среди бесчисленных подруг Она не роза, а тюльпан. Пусть и не всеми он желан, Но весной радует нам глаз Тем, что цветет не на показ, А с весной вместе в унисон…— Господин интересуется живописью?
Михаил вздрогнул и перевел взгляд с портрета на остановившуюся рядом с ним экономку.
— Работа мастера Феллида. Вы же знаете, что он писал портреты дочерей самого великнесса?
Он не знал, но почему-то кивнул.
— Величайший портретист нашего времени. Эту работу он назвал «отражение».
Климский не мог не удивиться:
— Почему?
— Так кто ж знает. Разговаривая с господином Мережским, он отметил, что «сестры похожи, как две стороны одной медали: одно естество, поделенное на два лица».
Юрист поморщился. Высказывание ему не понравилось. Аглая, внимательно следящая за его реакцией, спросила:
— А вы здесь хозяйку искали что ли? Так она в другой гостиной. К ней господин прибыл с букетом. Проводить вас?
— Нет, спасибо.
Мужчина чеканным шагом отправился в кабинет.
* * *
— Не понимаю вас.
— Гастин хочет прийти к вам с обыском, — Талькин навис над ней, сжав кулаки. — Вы понимаете? Они… они… Это же ужасно!
Екатерина безразлично пожала плечами.
— Мне все равно. Пусть приходят.
Мережская встала, чтобы поставить в воду врученный ей пять минут назад букет. Юрий взял ее за плечи и усадил обратно, затем сам сел рядом.
— Вы… знаете, вы очень интересная женщина. Я… — он нервно потеребил рукав, потом отобрал у кати цветы, положил их на стол и взял ее за руки.
— Катерина, хотите я поклянусь быть всегда на вашей стороне?
— Я очень ценю вашу помощь и особое ко мне расположение, но, право, не стоит…
Вдова не договорила — юноша коснулся ее щеки.
— Разрешите мне быть рядом, и вас никто никогда не ударит.
Катя попробовала отодвинуться, но оказалось, что она и так сидит на краю дивана.
— Вы меня пугаете, — призналась девушка, отклоняя голову. Пальцы собеседника в результате этого маневра соскользнули со щеки на ее шею. Мережская бы встала — но Талькин все еще сжимал ее руку своей.
— Это какие-то новые методы ведения допроса? Я что-то пропустил из законов и положений последних лет?
Инкнесса облегченно выдохнула. Однако к ее удивлению, секретарь только сильнее впился пальцами в ее кисть.
Михаил холодным голосом заметил:
— Впрочем, возможно, я зря зашел.
Екатерина так перепугалась, что он сейчас их покинет, что выкрикнула:
— Не уходите! Пожалуйста!
Ее отчаянная мольба остановила юриста у двери. Он развернулся и быстрым шагом подошел к дивану.
— Талькин? Что вы себе позволяете?
Юрий отпустил ее руки. Мережская встала, не желая сидеть с гостем в такой близости, и оказалась стоящей вплотную к Михаилу. Тот тут же приобнял ее одной рукой, не давая ей рухнуть обратно на диван.
— Возможно, вам уже пора?
Помощник следователя встал.
— Инкнесса, простите мне мою горячность, если сможете. Возможно, я не совсем правильно расценил вашу реплику про «больше нравитесь», сказанную не столь давно, и сделал неверный вывод о том, что мне… позволено надеяться… и… Не думайте, что данные мною обещания были пустыми словами. Вынужден с вами попрощаться. Светлой стороны, господа.
Михаил промолчал. Екатерина кивнула на прощание.
Гость, бросив ревнивый взгляд на стоявших вплотную друг к другу людей, покинул комнату.
Когда дверь за ним захлопнулась, Михаил особенно остро ощутил чужое дыхание на своей шее. А Катя — тепло от мужской руки на своей талии.
— Спасибо, — прошептала едва слышно вдова, и Климскому вдруг захотелось податься чуть вперед и…
В задумчивости он провел рукой по ее спине…
Катя вздрогнула, отпрянула и рухнула на диван. Сердце ее бешено колотилось.
Михаил, опомнившись, сделал шаг назад.
— Я вас напугал?
— Нет, — инкнесса сосредоточенно разгладила подол юбки. Климский узрел наконец лежащий на столе букет.
— Приказать выбросить?
— Зачем? — удивилась Екатерина и смущенно добавила: — Они красивые.
Мужчина нахмурился.
— Вы собираетесь поощрять этого юношу?
— Нет! Но… цветы причем? Жалко же. Мне таких букетов никогда не дарили.
Климский недоброжелательно осмотрел букет. Тот действительно был собран с большим вкусом.
— А какие дарили?
— Никакие.
Она сообщила это словно нечто само собой разумеющееся.
— Еще подарят.
— Не надо! — почти испуганно воскликнула вдова.
— Почему?
Мережская о чем-то задумалась, а потом неопределенно ответила:
— Просто не надо, и все.
— Екатерина, а если бы… ну, допустим… я подарил бы вам цветы. Вы бы то же отказались?
— Нет. Наверное…
— Крайне неоднозначный ответ.
— Может быть.
Климский раздосадовано стукнул ладонью по столу. Катерина вздрогнула. Мужчина это заметил и грустно спросил:
— Вы меня боитесь? Или до сих пор мне не доверяете?
— Неправда! — инкнесса встала. — Я всегда считала вас человеком благородным и честным!
— Но букет от меня не взяли бы? Хотя от этого следственного хлыща приняли его запросто!
— Да сдались вам эти цветы! Никогда бы не подумала, что вы такой въедливый!
— Вы тоже далеки от идеала!
— У каждого, знаете ли, свой идеал! А вообще… выкидывайте, — Екатерина обиженно отвернулась. Михаил сразу остыл.
— Ну, если вы так хотите, могу даже вазу принести, — пошел он на попятную.
— Как вам будет угодно.
Климский сел рядом с девушкой.
— Катя… — он положил ладонь ей на плечо. — То есть, Екатерина…
Она обернулась. Он замолк.
Вязкая беспокойная тишина воцарилась в комнате.
— Почему-то у меня сейчас такое ощущение, — прошептала задумчиво вдова, — что я нарушаю закон…
Ладонь мужчина перекочевала с плеча ей на колени и сжала ее пальцы.
— Не нарушаете.
Они просидели в молчании больше получаса. Просто держась за руки. Пока не прошла мимо гостиной, громыхая ведром, Дуня, и они поспешно не отпрянули друг от друга и не вышли из комнаты в разные двери.
Испуганная произошедшим, Катя ужинала в одиночестве в своей спальне.
Глава 12
Лицо Михаила было залито кровью. Отец отбросил нож для писем в сторону Екатерины.
— Кажется, я все-таки тебя опередил, — заявил он с довольной ухмылкой. — Теперь он тебе нужен? Или мне прислать своего юриста?
— Нужен! — Мережская кинулась к мужчине и попыталась оторвать его ладони от залитого кровью лица. — Миша, пожалуйста… пожалуйста… давай остановим кровь…
Ее слезы мешались с алыми каплями…
— Ну… раз нужен — получай…
Нож вошел в горло…
Климский захрипел и завалился набок.
Катя завыла.
Ей ответили волки.
— Сон… — инкнесса встала, оглядываясь. Сквозь тьму проступали очертания леса без листьев.
— Ты просто сон, — она истерично рассмеялась. — Видение… Как же я рада…
Лицо Аристарха перекосилось и поплыло словно было сделано из воска.
— Сон это или нет, пусть он, — кивок в сторону тающего в сумраке тела Михаила, — лишь образ, но ты-то живая…
Катя отступила назад. Существо протянуло в ее сторону скрюченные пальцы. Ногти на них удлинились, пытаясь достать до жертвы.
Мережская побежала.
Блестящий и острый словно лезвие коготь оказался справа и резанул ее по плечу…
Девушка упала, но тут же вскочила и помчалась дальше.
Гасли звезды. Или что тут горит на небе…
Она опять споткнулась и кубарем покатилась вперед, пока не наткнулась на сучковатый ствол. Схватилась за ветку, поднялась.
Евстафий стоял рядом и держал ее руку в своей. Дерева не было.
— Успела забыть, жена?
Подошло существо. Тряпки вдруг слетели с него и рядом с Мережским стала статная черноволосая женщина. Она коснулась его щеки, и фигура Катиного мужа тут же растаяла.
— Кровь его взывает к мести. Болью напоенные рубежи рушатся.
Незнакомка обернулась к вдове.
— Срок твой — две недели. Молись, инкнесса.
Екатерину толкнули в грудь, и она полетела в пропасть…
Мережская открыла глаза. Свеча догорела, но огонь в камине кое-как освещал комнату.
— Ульяна, — испуганно позвала она служанку. Та неторопливо поднялась из кресла. Женщина приблизилась к кровати.
— Молись, инкнесса.
Катя вскрикнула, отпрянула от темной фигуры и упала на пол. Наперегонки с тенью она бросилась к двери и выскочила в коридор в одной ночной рубашке.
— Да припадочная она, говорю. Той ночью как закричит, задергается, думала, помрет.
Грубоватый голос Ульяны долетал с лестницы до Катиных ушей. Ему вторил глухой мужской. Но расслышать, что говорил мужчина, возможности не было.
— Да куда ж я с тобой пойду? А коли проснется?
Шепот. Шлепок.
— Окстись! Мне оно конечно все равно, помрет она или нет. Помрет, так хоть спать по-человечески стану, но она ж хозяйка! Не догляжу — еще вздернут, поди, не особо разбираясь, виноватая я, али нет. Так что иди ты отсюда. Приходи лучше под утро, я на рынок отпрошусь по арининым поручениям, там уж и… да иди ты уже, окаянный!
Заскрипели ступени лестницы.
Екатерина встретила служанку в коридоре.
— Ульяна, будьте добры вынести мне халат, туфли и подсвечник.
Испуганная мыслью, что хозяйка могла что-то услышать, женщина исполнила приказ в мгновение ока.
— Что-то еще, госпожа?
Мережская отвернулась.
— Нет, спасибо. Вы свободны.
— Как???
— Совсем. Я собираюсь почитать, и вы мне не нужны. Идите.
Служанка ушла, постоянно оглядываясь на хозяйку.
Катя перехватила поудобнее подсвечник и действительно направилась в библиотеку.
Шорох.
Девушка ускорила шаг.
Шуршание.
Только не оборачиваться! Не видишь, — значит, этого нет.
Шипение.
Вдова обернулась.
По лестнице за ней следом полз паук в половину человеческого роста.
Катерина взвизгнула и побежала…
В кабинете горел свет. За спиной лапы чудища царапали пол…
Она врезалась в Михаила, когда тот покидал свое рабочее место.
— Инкнесса?
Мережская мертвой хваткой вцепилась в его руку и только потом оглянулась.
Коридор был пуст.
— В-вы ничего не слышали?
— Нет. Вас кто-то напугал?
— Не знаю…
Мужчина озадаченно посмотрел в глубь коридорной темноты.
— Хотите, я схожу проверю?
Катя вспомнила его окровавленное лицо из сна.
— Нет! Не надо!
Совсем растерявшийся Михаил застыл, не зная, что делать.
— Может, зайдем внутрь?
Екатерина осознала, что они стоят на пороге и, отпустив чужую руку, на которой остались синяки от ее пальцев, шагнула в комнату. Климский закрыл дверь и зажег еще несколько свечей.
— У вас пятно на халате.
— Где?
Он коснулся ее руки и с ужасом уставился на окровавленные пальцы.
Мережская попятилась.
Сон был не совсем сном.
А вдруг он продолжается?
Юрист молча подошел к столу, достал какую-то склянку, вату, пару платков.
Катя замерла.
— Позвать Ульяну? — предложил Климский, прочитав испуг на ее лице.
— Нет. Не надо Ульяны.
Девушка сняла халат и, прижав его к груди, приспустила плечо ночной рубашки.
У нее было два абсолютно одинаковых параллельных пореза.
Михаил старался действовать осторожно, но его подопечная все равно время от времени вздрагивала и закусывала губу. А еще он пытался не смотреть на полуобнаженное женское тело…
Сердце у Кати стучало как бешеное. А самое ужасное, что она не понимала, что это значит, и что с этим делать. А вот Михаил чувствовал ее напряжение, слышал ее дыхание и…
Перевязанная рана была забыта. Пальцы перебрались выше, погладили шею и ключицы… Из ослабевших рук вытащили куль из одежды…
Екатерина вздрогнула, открыла глаза и притянула халат обратно, прикрывая грудь.
— Спасибо за помощь, я пойду.
Михаил, словно очнувшись, отпрянул назад. Покраснел и отошел к столу, принялся что-то переставлять, убирать, протирать. Вдова закуталась в халат и нерешительно застыла на месте.
— Оставайтесь. Подобное больше не повториться.
— Нет. То есть…
Он резко обернулся, пытаясь понять, что означало ее «нет».
Она развернулась к нему спиной, вцепившись пальцами в спинку кресла.
Михаил подошел и обнял ее, сцепив руки в замок у нее на животе. Кате показалось, что ее ударила молния.
Молчание. Они так боялись его прервать, что даже почти не дышали. Но вечно молчать невозможно…
— Катя, я вас не понимаю. Вы не говорите ни да, ни нет.
О! Если бы она сама могла себя понять! Понять, отчего так приятно, когда он ее касается, почему хочется попросить его «обними меня» и вжаться в этого мужчину, раствориться в нем… И почему, несмотря на размытость осознания своих желаний, она точно понимает, что это что-то плохое…
Екатерина, глубоко вдохнув, расцепила его руки и села на диван.
— Я вам не приятен?
О, нет! Если бы это было так, проблемы бы не было…
Не дождавшись ответа, Михаил взял со спинки стула сюртук и направился к двери.
— Постойте!
Он замер.
— Ответ… нет.
— Нет так нет, — мужчина продолжил движение.
Оглушительно громко в ночной тишине хлопнула дверь кабинета.
* * *
Причитающая Аглая врезалась в Михаила у лестницы.
— Хозяйка! Кто видел хозяйку???
— Что случилось? — спросил Климский, останавливая собравшуюся бежать дальше женщину.
— Хозяину Николаю плохо! Я уж послала и за доктором, и за следователем, а госпожу сыскать не могу!
— Я могу чем-то помочь?
— Если вдруг увидите инкнессу — сообщите ей.
— Хорошо.
Экономка побежала дальше. Следом за ней появились Ульяна с тазом воды и Дуня с ворохом тряпок. С кухни доносились причитания и грохот.
Юрист заглянул в обе гостиные, в библиотеку, но Мережской там не нашел и зашел в кабинет.
Она спала на коротком диванчике, согнув ноги в коленях. Все в том же ночном наряде. Взгляд мужчины зацепился за пятно на рукаве. Михаил вздохнул, подошел к столу и стукнул по нему стопкой бумаг. Екатерина подскочила мгновенно.
— Что случилось?
— Доброе утро, инкнесса.
Вдова осмотрелась и немного расслабилась.
— Да, доброе. Который час?
— Через полчаса время завтрака. Но он вряд ли состоится.
Катя насторожилась.
— Почему?
— Вашему пасынку плохо. Послали за доктором и…
— Николаю? Что с ним? Опять подрался? Или просто напился?
— Боюсь, дело серьезнее, раз вызвали следователя.
Мгновение Екатерина с ужасом осознавала полученную информацию, а потом кинулась прочь из комнаты.
* * *
— Ой, дурак! Ой, дурак! — причитала Аглая, протирая лицо бледному юноше.
— Я молодец. Я же жив.
— Ты дурак. Ой, глупый ребенок! Ты понимаешь, что только ухудшил свое положение?
В спальню влетела вдова.
— Коля? Что с тобой?
Офицер поморщился при виде мачехи.
— Пришла меня добить?
— Слава Отцу! Раз у тебя еще хватает сил пререкаться, все не так уж плохо. Когда это началось? Что чувствуешь?
Николай закашлял.
— А тебе-то что? Пришла посмотреть, как я умираю?
— Ты не умрешь!
— Понимаю твое разочарование.
— Коля!
В комнату вошли, предводительствуем Ульяной Гастин и Талькин. Следом протиснулся врач с солидным саквояжем.
— Светлой стороны, господа. Инкнесса, попросите освободить помещение — я осмотрю больного.
— Да-да, конечно. Аглая, отмени завтрак. Ульяна, чай в малую гостиную. Вас, Гастин, с помощником прошу спуститься вниз. Сейчас принесут чай и…
— Мы подождем, — терпеливо кивнул капитан. — Но ждать удобней, занявшись каким-нибудь делом. Мы можем осмотреть вашу комнату?
— Что?
— Мы желаем осмотреть вашу комнату, инкнесса. Или это невозможно по каким-то причинам? Вам есть, что скрывать?
— Нет, но…
— Тогда будьте добры укажите, где она находится.
— Напротив. Я…
— Напротив? И вы, ночуя рядом со спальней пасынка, не слышали его криков, на которые прибежала экономка?
— Да. Но дело в том…
— Разве вы ночевали не в своей спальне?
— Я…
Катя покраснела и осеклась. Талькин посмотрел на начальника с возмущением, а потом перевел взгляд на нее… О, сколько разочарования отразилось в его глазах!
Станислав направился в ее комнату. Катерина вышла следом. Но Юрий, выходивший последним, вдруг в коридоре схватил ее за руку.
— Катя, скажите, что это неправда! Катя, зачем вы так? Он же лжет, он просто играет с вами, неужели вы не видите?
Екатерина попробовала выдернуть ладонь.
— Катя, вы же достойны большего!
Ее руку поцеловали и отпустили. Девушка тут же скрылась за дверью своей комнаты.
Талькин обернулся к идущему к нему от лестницы Михаилу. Тот усмехнулся.
— Очень милое показательное выступление.
Юрий улыбнулся в ответ.
— Чтобы вы не говорили, а мой букет стоит в гостиной в самой красивой вазе. А ваш?
Он лукаво подмигнул юристу.
— Юрий! Где ты шатаешься?
Секретарь поспешил на зов начальства. Из комнаты Николая вышел доктор. Михаил любезно поздоровался.
— Доброе утро.
— Светлой стороны.
— Как юноша?
— В тело попала малая доза, так что жить будет. Денек его еще полихорадит, пока яд полностью покинет организм, а там пойдет на поправку.
— Яд?
— Да. Волчий дурман. Кому из гражданского следствия я могу отдать заключение?
Михаил открыл дверь в Катину спальню. Старенький доктор, потрясая листком бумаги прошел внутрь, юрист последовал за ним.
Екатерина сидела на кровати, обняв себя за плечи. Выглядела она донельзя растерянной.
— Флакон ваш?
— Наверное…
— Это не ответ! Ваш или нет?
— У меня были духи в похожей бутылочке. Но я не смогу точно вспомнить, каким цветком она была украшена.
— То есть вы хотите нас заверить в том, что еще вчера вечером это не стояло на вашем столике?
— Да. У меня мало духов, запомнить не сложно, что где находится.
— Вы знаете, что внутри?
— Конечно, нет.
— Волчий дурман, инкнесса.
Вдова вздрогнула. Михаил тоже.
— Вы можете что-нибудь добавить к сказанному вами?
— Нет.
— Графиня, нам необходимо, чтобы вы проехали с нами. Это не арест. Пока. Просто необходимо уладить кое-какие формальности.
— К-конечно…
— Я поеду с ней.
Станислав обернулся к наглецу.
— В этом нет нужды.
— Я юрист. Любой имеет право на квалифицированную юридическую помощь. Вы не можете мне отказать.
— Как вам будет угодно. Инкнесса, у вас десять минут.
Капитан взял пытающегося ему что-то втолковать врача под руку и покинул комнату. Талькин, оглядываясь на Екатерину, словно ждал, что она его позовет, вышел следом.
— Спасибо.
— Я обещал быть вам другом.
— Я помню. И все же вы не обязаны взвалить на свои плечи все мои проблемы. К тому же… если вы мне не верите. Не врите. Я знаю, вы сомневаетесь, и не осуждаю вас. Искать истину — ваша профессия. Иногда я сама… сомневаюсь.
— В чем?
— Во всем. В себе в первую очередь. Порой мне кажется, что вы мне просто снитесь… Идите. Мне надо одеться.
Взволнованный ее откровением Михаил послушно вышел.
То, что она о нем сказала — это хорошо или плохо?
* * *
В отделе гражданского следствия их пару не столько расспрашивали, сколько пугали. Наконец Гастину надоело грозно сводить брови, и их отпустили домой. Едва за инкнессой закрылась дверь, как из другой в кабинет следователя вошел Арефьев.
— Кто подложил, догадался?
Станислав недовольно стукнул по столу.
— Да что гадать. Пасынок. Ну, молокосос! Целый план разработал. Даже отравиться не побоялся! Лишь бы мачеху отправить на плаху.
— Милый мой капитан, в жизни и не такое бывает. К тому же нам этот спектакль на руку: двоих точно можно вычеркнуть из списка подозреваемых.
— Инкнессу?
— Правильно. А почему? Потому что если бы убийцей была она, то знала бы, что мы назвали совершенно не тот яд, которым травили ее мужа и, следовательно, была бы уверена в том, что ничего ей из-за этого флакончика не будет. Вычеркиваем. И пасынка убираем вместе с ней. Он тоже понятия не имеет, каким ядом на самом деле был убит его отец.
— А кто знает?
— А вот это, мой друг, мы и должны выяснить.
* * *
Карета мерно покачивалась. Екатеринина голова лежала у Михаила на плече. Сейчас мужчина был рад, что здание гражданского следствия находилось на другом краю города. Измотанная, ничего не евшая целый день, девушка заснула прямо в карете, и можно было приобнять ее, страхуя от падения, и невесомо касаться пальцами растрепанных волос.
Верил ли он ей? Она считала, что нет. Увы, Михаил Климский не знал полутонов. И если вначале он относился к ней с предубеждением и искал ложь и притворство в каждом ее слове, в каждом жесте, то теперь… теперь он ей верил. На свою беду.
Карета остановилась. Кучер принялся пререкаться с другим кучером. От их криков Екатерина проснулась.
— Что там?
Михаил поспешно убрал руку.
— Сейчас посмотрю.
Он вышел из кареты.
У подъезда к дому Мережских стояла еще одна карета — не самоходная, а по старинке запряженная четверкой лошадей. Из ее окна Аристарх Ляпецкой ругал своего кучера, тот в свою очередь пререкался с извозчиком, нанятым Михаилом.
Климский открыл дверь кареты.
— Ваш батюшка пожаловал.
— Один?
— Да нет, судя по всему со всем семейством.
Вдова облегченно выдохнула.
— Пусть кучер подъедет с улицы.
Их карета уступила место инкнесской, и, пока они выехали на параллельную улицу и подъехали к дому с другой стороны, семья Ляпецких уже устроилась в большой гостиной.
Екатерина долго стояла перед зеркалом в прихожей, поправляя волосы и одежду.
— Вы же не на смотр невест идете, — заметил Михаил.
— Хуже, — заверила его Катя. — Я иду к матушке.
Климский оценил ее энтузиазм.
— Я с вами?
— Нет! При матери отец мне ничего не сделает. Она достаточна умна, чтобы понимать, что, начав с детей, он в конце концов, и ей станет доказывать свою точку зрения подобными методами. Сейчас вы будете только… извините за выражение — раздражающим фактором. Пусть они побыстрее выскажут мне все претензии и уедут отсюда.
Цокнули каблучки.
— Катя, сколько можно тебя ждать?
Мария Ивлеева предстала перед ними во всем блеске: изумительное платье по последней моде, гарнитур стоимостью наверно в половину Катиного дома, дорогие духи, и во всем этом сама женщина — красивая, гордая, осознающая и собственную значимость в обществе, и свою красоту. Мережская почувствовала, как окаменел Михаил. Княгиня бросила на него один-единственный взгляд и презрительно заметила:
— Это и есть тот хлыщ, из-за которого ты поссорилась с папенькой? Всегда знала, что у тебя отвратительный вкус. Пойдем, все заждались.
— Я буду через минуту, — прохрипела Катя. Сестра царственно кивнула и выплыла из комнаты.
Михаил заторможено коснулся своего лица.
— Она не узнала, — сообщил он упавшим голосом. Нет, не то, чтобы он лелеял какие-то надежды или иллюзии насчет этой женщины, но… когда-то она клялась ему в вечной любви…
Екатерине стало больно. Она подошла и обняла растерявшегося мужчину.
— Я так изменился?
— Не сильно. Я же вас узнала.
— Да, ты… вы узнали…
Кто-то прошел по коридору.
Екатерина отпрянула, напоследок сжав руку Михаила и выбежала из комнаты.
Диспозиция в гостиной напоминала боевую. «Обложили со всех сторон», кажется так выражаются военные? Мать с отцом сидели на диване, Георгий — в кресле, Мария с бокалом вина устроилась у камина.
— У тебя очень нерасторопные слуги, — заметила она недовольно. Катя проигнорировала ее замечание.
— Зачем приехали?
— Сядь, деточка, — мать была сама любезность. Екатерина отошла к окну.
— Не хочу.
— Катя, это просто неприлично.
— Мне все равно. Говорите, что хотели.
Инкнесса и инкнесс переглянулись. Георгий поджал губы.
— Одичала совсем.
— Катенька, что с тобой? — Мария Ляпецкая встала. — Была такой хорошей девочкой! А теперь заколдовали словно!
Княгиня Ивлеева фыркнула.
— Мы ж не в Кровавом столетии живем. Выродились чародеи. Сейчас таких и не найдешь, чтоб человека заколдовать могли. Они если на что и способны — пилюли делать, да управляющие круги на самоходные кареты заговаривать.
— Не скажи, — влез брат. — это на нашем лепестке континента хорошего чародея не сыскать после Инквизиции. А вот говорят на Тюльпане есть целые общины.
Княгиня поморщилась.
— Тюльпан — это южный лепесток?
— Восточный.
Екатерина смотрела на разговор, ведущийся без нее с горькой улыбкой. Вот так всегда и было. А ведь Мария когда-то могла обменять все это лицемерие на тихую жизнь с любимым человеком…
Любимым ли? Что чувствовала ее сестра тогда, шесть лет назад? Простую увлеченность? Зачем же она так рьяно поощряла ухажера, если не собиралась за него замуж?
— Катя, ты осознаешь, что этот малоизвестный человек не поможет тебе добиться наследования хотя бы половины имущества Мережского? — мать всплеснула руками. — Я тебя не понимаю! Ты вообще собираешься бороться?
— Какая разница? Есть завещание.
— Опять завещание!
— Вот! — Аристарх встал и показал на дочь трясущейся от ярости рукой. — Полюбуйся! А ты говоришь, «поговорить», «убедить», «по-хорошему»! Погляди на эту отлучницу! Изменницу! Ей плевать на наши долги, наше бедственное положение. Плевать на угасающее величие нашего рода! Я что зря отдавал ее Мережскому? Да я дождаться не мог, пока он умрет! Он бы еще нас пережил! А теперь из-за соплей этой жалкой вертихвостки мы теряем единственный шанс на достойное существование!
— Следователь сказал, что скоро дело будет закрыто, — сообщила «вертихвостка». — А, следовательно, завещание — оглашено.
Ляпецкой сел.
— И кого они подозревают?
— Меня.
Мать и сестра вскрикнули. Брат хмурился. Аристарх задумался.
— Это я решу! — он хлопнул в ладони. — Есть у меня один человек.
— Таша! Законно ли это?
— Какая разница? Если ее осудят, денег нам не видать.
Спасибо, папа, за заботу.
— Я не буду оспаривать право Николая на наследование.
Все замерли. Григорий презрительно резюмировал:
— Она сошла с ума.
— Да, сошла, — отец прищурился. А потом вдруг чело его разгладилось, он улыбнулся и встал. — Что ж, пора и честь знать. Маша, Мария, Георг, мы торопимся.
Родственники недоуменно переглянулись, но послушно встали и направились к выходу. Аристарх на прощание сымитировал поклон.
— Не потеряйте голову, графиня. И не отбейте ее содержимое. Темной стороны, милая.
Он вышел, весело насвистывая, а Екатерина вдруг почувствовала себя мышкой, попавшей в ловушку.
Что еще задумал ее отец?
Глава 13
Михаил отыскался в кабинете.
— Вы будете ужинать здесь?
Мужчина не ответил, взгляд его был прикован к бумагам.
— Я вас чем-то обидела? Или мне опять достается за сестру?
— Почерк.
— Что?
— Идите сюда! Скорее!
Екатерина подошла к поглощенному созерцанием какого-то листика мужчине. Тот взял ее за руку и потянул на себя. Катя приземлилась ему на колени.
— Что вы…
— Читайте. Ну же!
— Сим удостоверяю…
— Да нет, почерк! Ну? Видите?
— Что?
— Это тот самый стиль, которым написаны записки с угрозами!
Катя присмотрелась и поняла, что юрист прав.
— Верно! И кто это?
— Тут есть одна проблема.
— Какая?
— Дело в том что… это дарственная, написанная рукой первой жены вашего мужа Еленой Мережской.
Инкнесса вцепилась в бумагу. Михаил, не зная, куда деть руки, обнял ее за талию.
— Но этому документу четырнадцать лет! И через год после его составления, Елена умерла при родах!
— Об этой проблеме я и говорил.
Катя отвлеклась от бумаги, осознала собственное положение в пространстве и встала.
— Простите, — повинился Михаил с лукавой улыбкой. Девушка сделала вид, что ничего не было.
— Вы сравнивали?
— Да. Наклон букв, соединение, илендское написание буквы» е» — все идентично. Это не удачная подделка, это начертано той же рукой.
Катя вспомнила свой сон, где существо превратилось в красивую женщину.
Михаил дотронулся до ее руки.
— Екатерина, все нормально?
— Да. Это, конечно, очень неожиданно…
— Я про родителей.
Мережская вздохнула.
— Кажется, я у вас должна спросить тоже самое.
Юрист усмехнулся.
— Пренебрежение ветреной женщины я как-нибудь переживу.
— Михаил… почему вы не поженились с Машей?
— Ваш отец мне отказал. А она вняла его рассуждениям и осознала, что принимать комплименты и цветы от бедного студента без протекции это одно, а жить с ним всю жизнь в его лачуге — совсем другое.
— Вы предлагали ей нарушить волю отца?
— Вас это так ужасает?
— Нет!
Катя заходила в волнении по комнате.
— Что значит одобрение родителей, если можно всю жизнь прожить с любимым человеком?
— Заметьте: бедным человеком.
Мережская остановилась и развела руки в стороны, словно пыталась обнять весь кабинет.
— Я — богатая вдова. Вы видите много счастья в этом доме?
Нет, не было в этом здании места для радости. Но мужчину интересовало отнюдь не это.
— А вы? Вы сбежали бы от Мережского?
Катя поникла.
— До свадьбы — да.
— А после?
— Не знаю. Но хотелось бы верить, что нет.
Михаил задумался. Кажется, его работодательница совершенно отстала от модных веяний, и пока дамы в салонах мерялись количеством поклонников и любовников, юная вдова хранила верность покойному мужу. Или она просто боялась, что он… Не поэтому ли она сторонится его прикосновений? Не верит себе? Значит ли это, что на самом деле он ей нравится?
Михаил поспешил сменить тему.
— Мы можем вызвать специалиста по каллиграфии, я уверен, он все подтвердит.
Упоминание специалиста навело инкнессу на мысль об оплате тому услуг, а денежный вопрос напомнил об одном ее намерении…
— Михаил, а сколько в Коранде стоит дом?
— Дом???
— Да. Маленький. Чтоб на одного человека. Можно вполовину меньше, чем у вас.
Климский задумался.
— Не знаю даже… а вам зачем?
— Да так. Просто.
Мужчина долго что-то подсчитывал, а потом назвал приблизительную цифру. Катя вздохнула. Ей не хватало. Немного, но все же.
— Екатерина, вы что-то задумали?
Мережская села напротив, стала сосредоточенно разглаживать юбку.
— Понимаете… я подумала… если я могу… оформить отказ от наследства…
Подобный поворот ошеломил юриста.
— Вы сейчас в здравом уме?
— Вполне.
— И что вы будете делать?
— Не знаю…
— Выйдете замуж за первого встречного? Вернетесь под крыло батюшки?
Девушка вскочила.
— Да что вы на меня кричите?
Михаил замолк.
— Извините. Это не мое дело.
Катя молча села. Климский хмурился и демонстративно углубился в бумаги.
— Мне кажется, этот день никогда не закончится, — призналась вдова устало. Мужчина тут же отложил листы в сторону.
— Идите спать.
— Не хочу. Точнее не могу. Кошмары будут сниться.
— Поэтому вы ночевали здесь?
Мережская покраснела.
— Ложитесь. Я все равно еще буду работать несколько часов. Отец жизни, не хмурьтесь! Я же не голой предлагаю вам здесь спать!
Пунцовая Катя все-таки послушалась совета и устроилась на диване. Михаил принес из библиотеки ее шаль и сел за бумаги. Под скрип стального пера, Екатерина и уснула.
* * *
Визг и скрежет, визг и скрежет…
— Убийца!
Катя открыла глаза. Часы показывали полночь, Михаила нигде не было. Наверно, ушел спать. Кабинет, освещенный двумя подсвечниками, казался нереальным местом, словно… словно она на Темной стороне проснулась.
Шорох.
— Миша?
Собственный дрожащий голос напугал вдову сильнее непонятного скрежета в тени. Мережская забилась в угол дивана, пытаясь рукой нащупать на книжной полке стоящего рядом шкафа хоть какое-то оружие. Пока нашлась только статуэтка неизвестной ей птицы.
В углу что-то зашевелилось. Тень уплотнилась, сгустилась и родившийся в ней паук стал медленно выползать из угла…
Катя дотянулась до другой полки, схватила нож для писем и выставила перед собой.
— Не подходи!
Паук подползал…
Открылась дверь. Существо, только что готовое на нее напасть в мгновение ока обернулось дымкой. Инкнесса бросилась навстречу вошедшему Михаилу.
— Вы слышали? Видели?
Климский растерянно обнял прильнувшую к нему девушку.
— Что?
— Не видели? Чудовище? Оно стояло прямо перед вами!
— Успокойтесь, это всего лишь кошмар.
— Нет! Оно было здесь!
— Екатерина, — ее взяли за руку. — Это что?
— Нож, — она всхлипнула. — Если нападет.
Оружие у нее отобрали.
— Может, мне сходить за чаем?
— Не уходи… те.
Михаил довел вдову до дивана и усадил на него.
— Может, вы к себе пойдете? — предложил он.
— Нет!
Климский вздохнул. Он опять почувствовал себя старшим братом, который пытается уложить спать неугомонную сестру.
— Катерина, вам просто приснился плохой сон. Успокойтесь.
Она кивнула и отодвинулась от него.
— Да, вы правы. Вы идите, я посижу еще немного.
Что-то изменилось. Ее взгляд, голос, поза… Словно у Михаила дверь перед носом закрыли. Обиделась? Мужчина встал, достал из шкафа бокалы и графин с винным напитком, налил.
— Выпейте.
Вдова посмотрела скептически, но бокал приняла. Принюхалась. Климский отсалютовал ей своим бокалом.
— Это из вашего погреба. Чего боитесь?
— Напитки закупал Евстафий. Я в винах не особо разбираюсь.
— «Вкус победы». Создано в честь захвата войсками королевы Василисы Шаттерион Валерианской данницы. Это область с тех пор Васеной зовется. Потому и не вино, а винный напиток — очень уж королева пьянство не любила. Так что пейте, не бойтесь. Опьянеть вам не грозит.
Катя послушно отпила.
— И долго вы тут сидеть собираетесь?
— Не знаю, — ответила она честно.
— В спальню возвращаться не хотите?
Екатерина вспомнила, что случилось полчаса назад и безразлично пожала плечами.
— Теперь уже все равно, наверно.
В чем проблема? Не в ее комнате. В доме? В ней? Что это? Силы Темной стороны? Проклятие? Нашелся-таки сильный чародей? Или она сама в чем виновата? В библиотеке как назло ни одной книжки на «сторонние» темы нет. Так сама поверишь, что с ума сходишь…
— Михаил, идите спать. Я не ребенок, чтобы караулить мой сон.
— Но вы боитесь темноты.
Его прозорливость ее даже немного напугала. Не темноты, конечно, но все-таки…
— Мне просто приснился кошмар. Я это переживу.
«Надеюсь».
— Вообще-то я собирался еще поработать. Так что, если вы обещаете сидеть очень тихо, то я не против вашей компании.
Не прошло и десяти минут, как Катя заснула. Ей почему-то было очень спокойно рядом с этим мужчиной. Кошмары ей в эту ночь больше не снились. Может, потому что Климский ночевал рядом с ней на кресле.
* * *
Несколько дней ничего не происходило. Николай отлеживался в своей комнате вместо того, чтобы шататься сутки напролет по кабакам, Михаил в рабочем порыве заканчивал разбирать бумаги покойного, Катя наконец выспалась, ночуя в кабинете. К ее удивлению, каждый вечер на подоконнике рядом с ее диванчиком она находила поставленный в вазу букет. Простенький, но очень милый. Мережская косилась с подозрением на невозмутимого Михаила, но прямо спросить стеснялась. Климский был вежлив, доброжелателен, вольностей себе никаких не позволял и… Катерине иногда казалось, что ей даже жаль, что он больше не берет ее за руку или… Спал он по-прежнему на кресле, и вдова, заставшая его однажды ночью за этим отнюдь не предосудительным занятием, чувствовала себя теперь перед ним виноватой.
Заходил Талькин, но перепуганная Екатерина сказалась больной и к посетителю не вышла. Михаил почему-то был этим очень доволен…
Ульяну Катя собиралась увольнять. Не смогла забыть ни то, как ее бросили утром одну, ни ночного разговора. Служанка, чувствуя, что список ее дел все сокращается и сокращается, ходила злая и взволнованная, закономерно ожидая неприятного конца этой истории. Одевала Катю теперь Дуня, а за подносами с едой часто ходил сам Михаил, которому нравилось болтать с кухаркой. За эти несколько дней Екатерина совершенно забыла о высказанной ей ночью угрозе.
Время шло.
— Говорю тебе: припадочная она! Потому меня и рассчитали, чтоб я лишнего не сболтнула!
— Творожка дать? — Арина застучала ложкой. Ульяна продолжила причитать:
— Я ночами караулила, что б чего не случилось, не спала сутками, а меня на улицу! На мороз!
— Яблочка возьми, я со своего сада несла.
— Я ей жизнь спасла! Она как закричит, забьется, я перепугалась, жуть! Думаю, Дунька ж знает, что я в хозяйкиной комнате которые сутки ночую, расскажет же. Графиня помрет, а меня в кандалы или того хуже — за злой умысел. Ливанула со страху на нее воду, она и очнулась. А коли не я, чтоб с ней было?
— Я тебе еще кусочек пирога положу, ехать-то далече.
— А теперь эта припадочная мне расчет выставила! С кем она спать-то будет, с Дуней? Или миловаться уйдет к пришлому? Стыд-то какой! Тело мужа не успело…
На этой душещипательной ноте Михаил не вытерпел и зашел на кухню. Арина поздоровалась, попутно укладывая в новую корзинку (видно куплена по случаю переезда) кульки и свертки с едой. Ульяна, сидящая за столом и промакивающая платочком сухие глаза демонстративно промолчала. Мужчина сел, ожидая, пока кухарка соберет на поднос еду.
— Случилось что? — спросил.
— Да вот, Ульяна к дочке уезжает, — доброжелательно отозвалась Арина, деликатно избежав слова «уволена».
— Дети это святое, — заметил юрист. Служанка фыркнула.
— У вас небось своих нету.
— Нет. Но собираюсь завести.
Кухарка от радости даже в ладоши хлопнула.
— Вот и правильно! Не должно мужское семя пропадать зазря! Каждому роду наследник нужен!
Ульяна недовольно спросила:
— И что, нашли от кого?
— Да так. Ищу. Дело-то непростое.
— Конечно не простое, наша-то хозяйка вон за три года не понесла ни разу! Верно, болезнь сказалась.
— Болезнь?
Злая на Мережскую Ульяна радостно выпалила:
— Да какая! Страшная! Ночью — припадки, днем не в себе! Может, она уж и с головой не дружит. Я неделю назад нож нашла у нее под подушкой. Видно, совсем ее переклинило…
Арина сунула корзинку служанке в руки.
— Вот, Ульян, тебе на дорожку. Иди. Иди, не стой, у меня работы непочатый край, да и тебе пора.
— Мне?
— Тебе. Со всеми попрощалась, так что иди.
Кухарка утащила опешившую женщину к служебному выходу. Михаил взял поднос и направился в кабинет. Чужой разговор предоставил ему пищу для размышлений. Тяжелых размышлений. Потому что вспомнилось поведение инкнессы в последнее время и закралась в голову мысль: а что, если и вправду Екатерина больна? Одиночество, непонимание, отсутствие поддержки — чем не причина замкнуться в себе и на этой почве немного… подкорректировать мир. Звякнули чашки. Резко остановившийся от кощунственной мысли мужчина мотнул головой, отгоняя страшные предположения, лезущие в голову, и продолжил движение.
Вдова читала очередную историческую повесть в попытке найти упоминания о Темной стороне. При появлении Михаила она улыбнулась и отложила книгу в сторону.
— Пахнет восхитительно.
— У вашей Арины каждый день не обед, а шедевр.
— Верно.
Катя села за стол.
— Опять ищите намеки на существование другого мира?
— Не другого, а… оборотного, что ли…
Михаил невозмутимо подвинул к себе тарелку.
— И как успехи?
— Увы, никак.
— И чем вызван ваш интерес?
Мережская вздрогнула, что не укрылось от ее собеседника.
— Считайте, что это научное изыскание.
— Екатерина… Я чего-то не знаю?
Катя расценила его вопрос как риторический и молча уткнулась в тарелку.
— Расскажите, — попросил Михаил мягко. — Вдруг я смогу вам чем-то помочь?
Вдова молчала.
— А говорили, что верите мне, — упрекнул ее Климский. Инкнесса покраснела.
— Иногда… Знаете, порой… Если темно, бывает…
— Вы что-то видите?
Мережская неуверенно кивнула. Михаил сглотнул образовавшийся в горле ком.
— А другие… — он прокашлялся. — Кто-нибудь кроме вас видел это?
Екатерина бросила на него настороженный взгляд и отрицательно мотнула головой.
— Разберемся! — преувеличенно бодро заявил юрист и принялся за еду. Девушка, уловившая фальшь в его голосе, немного посидела, размазывая обед по тарелке и ушла, отговорившись прогулкой. Климский не возражал. Он сам отбыл из дома через полчаса и вернулся только под вечер с кипой книг по «сторонним феноменам» и «искажениям человеческого сознания».
На беду в прихожей его встретила Екатерина. Неужели ждала?
— Я беспокоилась, — сказала она смущенно. — Вас долго не было. Все в порядке?
Михаил кивнул, складывая книги на высокий столик, что стоял рядом с вешалкой. Сверху он небрежно кинул плащ, но вдова его покупки заметила и подошла ближе.
— Это профессиональное? Или для души? Мне сказали, сейчас в моде сонеты Беренского. Но у вас тут проза, похоже. «У.Брейд: Видения больного как способ познать страхи». «В. Каленский: Невидимый друг. Причины патологий сознания». Что это?
По мере того, как Катерина читала названия книг, улыбка, которой она встретила Михаила, гасла. Труд Каленского полетел на пол — Катя отбросила его, словно змею, которая попыталась ее ужалить.
— Что это? — повторила она потрясенно.
— Послушайте… — мужчина шагнул к ней.
Девушка отступила назад.
— Не подходите!
— Катерина…
— Не надо оправданий! Вы, как всегда ищите правду. И только. Остальное вопрос доверия.
Ее голос — громкий, злой, казался Климскому ножом, который его режет…
— Я…
— Молчите! Ради отца всего живого! Мы с вами оба слишком много наговорили лишнего. Давайте на этом остановимся.
Кажется, Беренский любит сравнивать девушек с цветочными вазами. Или Бруст? Неважно. Катерина сейчас была как раз похожа на вазу: красивую и треснувшую. Росинками на ее ресницах дрожали слезы.
— Позвольте…
Она вышла, хлопнув дверью. Мужчина устало потер лоб, повесил на вешалку плащ. Подобрал Каленского, подошел к стопке книг, перебрал ее. Наверху оказались «Темная сторона: исторические выдержки» и» Магия как реальность: Континент как монета в записках Кровавого столетия».
* * *
В дверь постучали. Инкнесса вздрогнула, перелистнула страницу поэтического сборника и уставилась невидящим взглядом на следующий сонет.
Или оду?
Но это определено было что-то рифмующееся.
У двери потоптались, постучали еще раз и наконец удалились в сторону лестницы.
«… И вот мой взгляд тебя коснулся, и понял вдруг я: я проснулся…»
Мережская отложила книжку в сторону и залезла под одеяло. Часы показывали полночь. Рядом с ее подушкой лежал нож.
— Кровь взывает к отмщению.
Силуэт в углу протянул к ней пальцы, увешанные пауками как кольцами.
— Я ни в чем не виновата.
Катя нащупала под одеялом припасенное оружие и сжала его рукоять.
Существо закаркало. Засмеялось?
— Его силы крепнут. Тебе недолго осталось. Месть близка.
Иносторонняя сущность взмахнула ладонью, кидая в инкнессу одного из своих пауков. Катерина вскрикнула и наугад взмахнула ножом. Животное истаяло, не долетев до цели.
Когда вдова перевела взгляд на угол комнаты, там уже никого не было.
Глава 14
Михаил постучал еще раз. То ли в спальне никого не было, то ли с ним не желали разговаривать. Понимая состояние Екатерины, мужчина с тяжелым вздохом отошел от чужой спальни.
Стон.
Юрист вернулся и прислушался.
В комнате Николая происходила какая-то возня. Испугавшись, что юноше могло стать хуже, Климский толкнул прикрытую дверь и вбежал внутрь.
Наследник лежал на полу с закрытыми глазами. Тело его подергивалось. Одна рука сжимала ножку пустого бокала из-под вина, на большом пальце другой запеклась кровь.
— Николай?
Из смежной комнаты появилась Аглая.
— Вы что тут делаете?
Тон ее был не столько удивленным, сколько злым.
Михаил опустился на колени рядом с Мережским.
— Что с ним?
— Последствия яда, — сухо сообщила экономка, устроившись рядом с телом и отодвигая юриста плечом. — Коля, вернись.
Юноша открыл глаза.
— Что… он тут зачем???
Михаил попытался помочь наследнику встать, но тот демонстративно оперся на руку Аглаи.
— Выйдете отсюда, — потребовал Мережской.
Климский убедился, что пасынок Екатерины стоит практически без чужой помощи, а щеки его порозовели от гнева, и вышел.
Аглая подошла к двери и закрыла ее на ключ.
* * *
«Считай часы».
Катя скомкала записку и бросила на соседний стул. Милый десерт. Завтракала она в столовой и в гордом одиночестве. Если не считать бегающей с подносом Дуни.
Михаил, наскоро перекусив бутербродом на кухне, засел в кабинете с приобретенными книгами. Однако меньше чем через час он не выдержал и вышел в коридор.
Катерина нашлась в библиотеке. Медитировала над какой-то книжкой. Медитировала — потому что книгу держала вверх тормашками.
— Давайте поговорим.
Вдова вздрогнула, отвлеклась от печальных мыслей и устало посмотрела на вошедшего мужчину. Отвечать ему не пожелала и демонстративно уставилась в том. Переворачивать не стала, видимо, из принципа.
Климский подошел к дивану и сел рядом. Девушка напряглась.
— Далинский?
Вопрос был настолько неожиданным, что Катя, растерявшись, честно ответила:
— Не знаю…
Поняла, что опростоволосилась, и покраснела.
Михаил посмотрел на упрямо сжатые губы и вынул книжку из ее пальцев.
— Отпустите бедного поэта. Вы все равно не читаете.
Катерина сцепила руки в замок и положила на колени.
— Я знаю все, что вы скажете.
— Не знаете, — юрист накрыл ее ладони своей. — Или, по крайней мере, не все.
— И не хочу знать.
— Отчего же?
— Вы мне солгали.
Михаил наклонился к бледному лицу собеседницы.
— Вы мне тоже.
Губы его коснулись ее шеи и Катя рвано выдохнула.
Вопреки всему на свете, ей хотелось, чтоб он ее касался…
Но это было против всех правил приличий и элементарных законов нравственности.
Инкнесса вырвала у Михаила свою руку и выбежала из комнаты.
Климский улыбнулся.
* * *
Дуня металась по коридору с перекосившимся от ужаса лицом.
Михаил окинул служанку удивленным взглядом и спросил:
— Что случилось?
Девушка показала пальцем на прихожую.
— Пришли… гости…
Юрист заглянул в комнату, никого не увидел и уточнил:
— Не пустила что ли? Кто там?
Бледная служанка дрожащим голосом сообщила:
— Очень странные люди. У них карета с решетками на окнах. Но это точно не полицейские. Господин, я у них перед носом дверь закрыла, теперь думаю: не зря ли? Может, в гостиную их проводить?
Климский насторожился.
— Нет! Ты все сделала правильно. Иди, я разберусь.
Обрадованная Дуня в мгновение ока скрылась с глаз. Михаил прошел в прихожую и открыл входную дверь.
— Светлой стороны. Чем могу быть полезен?
На пороге стоял мужчина с медицинским саквояжем, из-за его спины выглядывали двое рослых парней.
— Добрый день, — вкрадчиво поздоровался незнакомец приятным баритоном. — Могу я видеть графиню Мережскую, урожденную инкнессу?
— А вы, собственно, кто? И по какому поводу прибыли?
— А вы кто?
Климский насмешливо приподнял бровь.
— Юридический представитель инкнессы.
Мужчина в ответ нехотя представился:
— Душевный доктор Змееустовой больницы.
На лице Михаила не дрогнула ни одна мышца. Только пальцы сжали косяк двери так, что он перестал их чувствовать.
— К сожалению, мне совершенно неясно, по какому поводу вы приехали.
— Может, мы поговорим в гостиной? — доктор попытался протиснуться внутрь, но юрист преградил ему дорогу.
— Не вижу причин приглашать вас в дом. Вы явно ошиблись адресом.
Потерявший терпение гость перешел на более резкий тон:
— Не думаю. Господин Ляпецкой дал нам четкие указания.
— Инкнессы теперь подрабатывают душевными лекарями? Не знал, что милейший Аристарх стал раздавать направо и налево медицинские заключения.
— Вас это не касается. Выступать от лица больного может только ближайший родственник. В данном случае отец.
— О! Вы забыли некоторые юридические тонкости. Как ознакомитесь, возвращайтесь, я буду вас очень ждать.
— То есть в дом вы нас не пустите и инкнессу не позовете?
— Графиня отбыла в гости. Но даже если бы она и находилась дома, то да, я бы вас к ней на чай не пригласил. И был бы в своем праве. Лучше изучайте законы, господа. Темной стороны.
Климский закрыл дверь и прислушался. На улице выругались, топнули и, наконец, удалились. Мужчина перевел дух и обернулся к центру прихожей.
Катя стояла в дверном проеме, бледная, как мел. Глаза ее были широко распахнуты, а губы подрагивали.
Михаил пересек комнату быстрым шагом и обнял девушку.
— Все будет хорошо, не бойся.
Она вцепилась в его плечи.
— Вы же не верите в мои россказни.
Климский вздохнул и вернулся к выканью.
— Я вам доверяю гораздо больше, чем вы сами себе верите. Катя, чтобы с вами не происходило, мы это преодолеем.
Мережская промолчала. Его «мы» грело ей душу.
Часы неумолимо тикали.
— Отец не бросит свою затею. Он никогда не отступает.
— У нас есть немного времени. Что-нибудь придумаем.
— Угу.
Екатерина устало уткнулась ему в плечо. Руки ее, которые она не знала куда деть, невесомо легли мужчине на талию. Михаил одной ладонью прижал девушку к себе, а другой гладил по спине.
— Все будет хорошо, вот увидите. Вам достанется этот дом…
— Не хочу! — прошептала зло Катя. — Не нужен он мне! Я вообще от наследства отказаться хочу. Мне бы купить маленький домишко где-нибудь очень далеко… да хоть в вашем городке.
— И что вы там будете делать?
— Шить? Я в пансионате вышивала лучше всех. А еще я вязать умею.
Климский мягко улыбнулся ее воздушным мечтам.
— Хорошо, а дом вы на что купите?
— У меня есть деньги. Только мне не хватает немножко… А продать больше нечего.
— Столовое серебро.
— Оно Мережских. И достанется наследнику. А свои драгоценности я все уже сдала.
Его рука стала перебирать ее локоны.
— Не волнуйтесь. Если вам не хватает немного — не беда, можно же и поторговаться. Я очень неплохо сбиваю цену.
— Неужели?
— Честно. Между прочим, мать с детства брала меня на рынок. Так что я торгуюсь как заправская кухарка.
Михаил переместил пальцы на ее шею. Екатерина чувствовала как от его ладоней по телу расходится тепло. Инстинктивно она сильнее вжалась в мужчину.
Было хорошо. Спокойно, уютно… жарко. Жалко, что это все неправильно…
Климский не выдержал: чуть отстранился, склонился к ее лицу. Коснулся поцелуем виска, щеки, губ…
И Катя неумело ответила.
Михаил целовался нежно, но как-то яростно — со всем пылом страстного человека. Девушка — неуверенно, робко, смущенно. Они простояли какое-то время в дверном проеме, пока Климский не сместил инкнессу вправо, прижимая к стене. Дверь, удерживаемая раньше их телами, оглушительно хлопнула, разбивая на осколки очарование минуты.
Мережская опомнилась, отстранилась и в ужасе закрыла лицо руками.
— Катя, ну что ты? Что опять не так? Разве тебе было неприятно?
— Приятно, — шепотом, как в страшном грехе, призналась вдова.
— Значит, я тебе все-таки нравлюсь? Только честно.
— Да, но…
Михаил тяжело вздохнул.
— Хорошо, я понял. Пойдем чай пить?
Катерина кивнула и неуверенно вложила свою руку в его. Ладонь ее немного подрагивала.
* * *
Весь ужин вдова с неприязнью косилась на дверь кабинета. Михаил счел это добрым знаком, но когда время приблизилось к полуночи, Катя с явным сожалением отложила шитье и, пожелав юристу доброй ночи, удалилась. Мужчина ушел в свою спальню следом, но еще долго он то и дело выходил в коридор и прислушивался. Так, на всякий случай. Было то, что пугало Мережскую, реальным или выдуманным, но проблемы оно им приносило самые настоящие.
Через несколько часов Михаил забылся беспокойным сном.
Хлопнула дверь.
Мужчина подскочил на кровати, озираясь.
Катерина, простоволосая, босая, в одной тонкой ночной рубашке, в нерешительности стояла у камина.
— Мне страшно, — прошептала она.
— Иди сюда.
Мережская послушно подошла, легла рядом. Михаил обнял девушку, поцеловал в лоб и сказал:
— Спи.
Инкнесса закрыла глаза. Потом открыла.
— А ведь ты меня предал.
— Что?
— Ты сам знаешь, что предал.
— Я…
— Молчи, — она посмотрела на него странным тяжелым взглядом. — У тебя нет оправданий. Ты прекрасно осознаешь, что виноват. А ведь ты знаешь, как карается предательство. Смертью.
Климский вздрогнул, с ужасом смотря на исказившееся лицо девушки. Мережская безумно усмехнулась и вдруг одним движением села на Михаила. Руки ее легли ему на плечи.
— Хочешь ощутить месть на вкус?
— Ка…
Ее пальцы впились в его горло. Мужчина почувствовал, что задыхается, и… проснулся.
По спине его тек пот.
Глава 15
В дверь постучали. Задремавшая было Катерина спросонья открыла дверь, не спрашивая.
На пороге стоял обеспокоенный чем-то Михаил.
— Все в порядке?
Катя поежилась от сквозняка и кивнула.
— Да. А у вас?
— Вроде бы. — мужчина потер шею. — Мне… Мне надо поговорить с вами.
Холодный ветер прошелся по ногам. Вдова посмотрела в глубь комнаты, где лежала шаль, потом на юриста.
За его спиной стоял паук. Огромный, почти с человеческий рост. Лапы его тянулись к Климскому…
Екатерина схватила мужчину за руку, втянула в комнату и захлопнула дверь.
— Сейчас вы тоже ничего не видели???
Юрист посмотрел на нее недоуменно. Потом шагнул к ней и просто крепко обнял.
— Все будет, как следует, — сказал он.
— Хорошо, да? — всхлипнув, спросила Катя.
— Зачем же хорошо? Будет, как надо.
Екатерина подняла голову, чтобы посмотреть мужчине в глаза.
Рубашка на Михаиле зашевелилась, порвалась, и из его тела стали расти паучьи лапы…
Мережская отчаянно закричала, вырвалась из рук чудовища и выбежала в коридор.
— Катя?
Климский поймал ее у лестницы, но вид юриста не успокоил девушку, наоборот, она вдруг больно ударила его и попыталась вырваться из кольца мужских рук. Михаил сильнее прижал беглянку к себе.
— Кошмар, да? Все хорошо. Все хорошо, не бойся, я с тобой.
Катерина нерешительно его обняла, не отрывая взгляда от его рубашки.
Ткань оставалась обычной тканью и шевелиться сама по себе отказывалась.
Упало что-то в комнате Николая, и Катя вздрогнула. Посмотрела на дверь в его спальню, потом перевела настороженный взгляд на свою.
— Страшно возвращаться? — догадался Михаил. — Давай я схожу проверю.
— Не надо!!! — В его руку вцепились мертвой хваткой.
— Надо. По мне если и бояться, то по крайней мере, известного противника.
Мужчина отцепил ее пальцы и решительным шагом направился в конец коридора. Поникшая девушка поплелась следом.
Осмотр комнаты ничего не дал. Посторонних людей, животных и даже предметов обнаружено не было.
— Никого, — сообщил юрист хозяйке, откидывая край одеяла, — можно спокойно спать.
Мережская попятилась от кровати. Михаил вздохнул и уселся в кресло.
— Давайте, я останусь. Или вы меня боитесь?
Вообще-то Катя боялась. Правда не столько его, сколько себя.
— Нет.
— Вот и славно!
Мужчина вытянул ноги, подпер голову рукой и прикрыл глаза.
— Хороших снов.
— Доброй ночи, — ответила Катя, залезая в кровать.
Сны ей приснились действительно хорошие.
* * *
Солнце уже встало, когда Михаил растормошил Катерину и, приказав никого не впускать в дом, умчался по какому-то срочному делу. Напуганная внезапно свалившимся на нее одиночеством, от которого она уже успела отвыкнуть за последние недели, Мережская полдня проторчала в прихожей. Она сама не знала, чего боялась больше: что ее юрист не вернется, или что в дверь постучат вежливые люди с медицинским саквояжем и прочной веревкой. Дуня смотрела на караулившую у двери хозяйку с сомнением в ее разумности, и это еще больше заставляло вдову нервничать.
Принесли почту. Нелепая записка от Талькина, два письма для Николая, утренняя газета и короткий листок с двумя строками: «Время на исходе. Никогда не оставайся одна. А.М.»
К обеду Екатерина совсем извелась, и когда в дверь постучали, она скорее испугалась, чем обрадовалась. Стук повторился, потом наглый гость сам толкнул дверь…
С таким радостным визгом на Михаиле не висла даже Лиза, получившая какой-нибудь долгожданный подарок.
— Тихо. Тихо. — Опешивший мужчина замер, разведя руки в стороны. — Я живой, я дома. Все хорошо.
Екатерина крепче его обняла.
— Да. Слава Отцу, вы вернулись.
— Да. И кое-что принес.
Катя отступила назад.
— Ваше дело увенчалось успехом?
— Наше дело, — ответил Климский с улыбкой. — Надеюсь, что наше.
Он снял плащ, посадил Катю на стул и сам сел рядом.
— Катерина, на счет вчерашних гостей… Все на самом деле не так просто. Дело в том, что я блефовал.
— Что?
— Нет никакого закона, по которому бы я мог отстаивать ваши права, если вас объявят сумасшедшей. В таком случае участь ваша действительно будет решаться вашим отцом.
Инкнесса почувствовала, что падает в пучину безнадежности. У нее даже голова закружилась.
— Но… почему они ушли?
— Поверили. Но через день-два, проверив все акты, касающиеся их инстанции, они поймут, что их обманули, и вернутся.
— И вы ничего не сможете сделать?
— Ничего. Если только…
— Что? Говорите же!
Мужчина встал и в волнении заходил по комнате.
— Я… находясь рядом с вами осознал… свои чувства и… Некоторые провокации с моей стороны — простите меня за неподобающее поведение — привели меня к мысли, что и вы ко мне неравнодушны. Так что… — он вдруг остановился и опустился перед Катей на колени. — Вы станете моей женой?
На его ладони лежало маленькое серебряное колечко.
Мережская опешила.
— Как же…
— Вы сами признали, что я вам не неприятен, высказывали в мой адрес лестные комментарии, волновались за меня и… я счел, что этому есть основания. Так что вы скажите?
— Я… но отец и… зачем вам жена, которую на днях заберут в Закрытый дом?
Мужчина схватил ее руку.
— Не заберут. Если мы сегодня же справим свидетельство о бракосочетании, то не отец, а я стану вашим ближайшим родственником. И я никому тебя не отдам. Катя, согласна ли ты настолько мне довериться? Пожалуйста, ответь однозначно.
Вдова сжала его ладонь и, покраснев, прошептала:
— Да.
* * *
Самоходная карета тряслась на ухабах. Вместе с ней подскакивали и сидящие внутри люди. Мужчина крепко прижимал к себе положившую голову ему на грудь девушку.
— Злитесь, то есть злишься, что я плохо себя вел? Совсем не как настоящий благородный? Ну, во-первых, ты плохо знаешь благородное сословие. Флирт с чужими женами давно уже не считается позором, в мужской компании — это скорей даже предмет гордости. А во-вторых, должны же мы были как-то определиться с нашими желаниями. Ты сама не хотела давать мне ответа, пришлось вынуждать тебя к его формулированию.
Катя немного сердито сообщила:
— Из вас никудышный соблазнитель, — но от новоиспеченного мужа не отстранилась. Тот лукаво улыбнулся:
— Отнюдь. Замуж за меня ты все-таки вышла.
Помимо собственной воли, инкнесса тихонько рассмеялась. Невозможно было сидеть мрачной рядом со счастливым, шутливо настроенным Михаилом. К тому же она не считала, что у нее есть причины хмуриться.
Потому что ей было хорошо, а все происходящее казалось правильным и логичным.
— Я хочу оформить отказ от наследства, — заявила вдруг Климская. Ее супруг безразлично пожал плечами.
— Сегодня напишем, завтра съездим, заверим в одной конторе — и дело сделано. Хочешь, хоть на следующий день уедем в Коранд.
— Хочу, — ответила Катерина. — Если Гастин отпустит…
Карета повернула к дому. Послышался шум.
— Что там?
Юрист выглянул в окно. Губы его искривились в презрительной усмешке.
— Друзья наши явились. Ратуют за правое дело. Видно, хорошо им твой отец заплатил.
Катя погрустнела.
— Но зачем ему это?
— В случае, если тебя забирают в закрытый дом, все твои права и обязанности ложатся на него. А значит, он может распоряжаться твоими сбережениями, выступать вместо тебя в экономических операциях, в том числе при наследовании.
— Надо выходить, да? — В Катиных глазах поселился страх.
— Нет. Посиди здесь, пока я объясню гостям ситуацию. И лучше закройся на внутреннюю защелку.
Климский вышел наружу.
— Господа? Какая честь! Чем вам не угодила бедная Дуня?
Посетители — их было, как и прежде, трое — обернулись на его голос. Упомянутая служанка облегченно выдохнула и убежала в дом, сочтя свою миссию выполненной.
— Нам необходимо увидеть урожденную инкнессу графиню Екатерину Мережскую, — безапелляционным тоном заявил доктор. — А если вы опять попробуете ввести нас в заблуждение, то придется вызвать людей из отдела городского порядка.
— Ну что вы, — Михаил улыбнулся, — не надо посторонних, зачем нам лишний шум? Я бы с удовольствием предоставил вам возможность встретиться с графиней Мережской, только, увы, ее в природе не существует.
— Как это? — нахмурился душевный лекарь.
— А так. Ознакомьтесь. Только без рук пожалуйста! Впрочем, у меня есть копия.
Наглый гость внимательно изучил предоставленный ему документ и, окинув юриста свирепым взглядом, скомандовал:
— Уезжаем.
Его товарищи недоуменно переглянулись и следом за ним сели в служебную карету. Когда посетители отъехали, Климский подошел к наемному экипажу.
— Катя, выходи. Все в порядке.
Девушка, бледная и напряженная, покинула свое убежище. Кучер получил деньги и тут же отъехал, обдав оставшуюся у крыльца парочку пылью из-под колес.
— Все хорошо? — спросила Екатерина злого мужа.
— Да, — процедил тот, — просто ненавижу взяточников. — Он обнял ее и поцеловал в макушку. — Идем ужинать?
Инкнесса согласно кивнула.
* * *
Наверно, именно так выглядит счастье. Два человека в столовой, больше занятые друг другом, чем едой, словно случайные прикосновения, тихий смех и полные тепла и счастья глаза напротив…
Разговоры ни о чем и обо всем сразу, легкое пожатие руки, восхищенный взгляд…
Подняться по лестнице, держась за руки, застыть у знакомой двери. «Можно?» Потупленный взгляд. «Теперь можно»…
Возбуждение, мешающееся с осторожностью, страх, мешающийся с возбуждением, доверие…
Наверно, любовь это и есть просто высшая степень доверия…
Глава 16
Женщина смотрела на нее с печалью.
— Ну и зачем? — она показала на лежащего рядом с Катей Михаила. — Будет вместо одной жертвы две, и только.
Девушка подтянула к груди одеяло и с ужасом уставилась на крепко спящего мужа.
— Не трогай его! Он не при чем!
Незнакомка зацокала языком.
— Он твой. А ты его. Значит, причем.
Катерина отползла чуть назад, попутно залезая рукой под подушку.
— Каким образом это относится к Евстафию? Ведь его кровь взывает к возмездию, или как вы там говорили? Мужа моего это не касается.
— Взывает, — согласилась тень. — Живая кровь взывает к мертвой, рождая тени небытия. Наследие живет в крови, и кровь льется ради наследия. Время на исходе. Твое.
Катя, последнее время реагировавшая на каждый едва слышимый шорох, скосила глаза вбок — туда, где ей послышался скрип. Не послышался. Рядом с кроватью стоял большой мохнатый паук, готовый к атаке. Его лапы заканчивались лезвиями, а голова была человеческая. Евстафьева.
Инкнесса закричала от неожиданности и страха и отмахнулась от чудовища извлеченным из-под подушки ножом.
Женщина исчезла. Животное попятилось, лелея обрубок конечности и через секунду растаяло как дым.
Скрипнула кровать.
— Что случилось?
Екатерина ткнула лезвием в сторону пола. Ее муж переместился ближе к краю кровати, обнял ее, посмотрел вниз…
— Адово племя! Что это?
У ножки стола лежала огромная паучья лапа, до сих пор конвульсивно дергающаяся. Однако стоило получше присмотреться, как стало понятно: конечность постепенно растворяется в пространстве. Михаил посмотрел на часы и вычислил, что полностью она исчезла приблизительно через три минуты. Затем он чуть отстранил девушку, которую крепко прижимал к себе и, смотря ей в глаза, спросил:
— Катя, это и есть твои кошмары?
И она рассказала. Все, что помнила. Про записки, сны, видения, покойного мужа, его жену, разраставшихся со временем пауков, словно они успевали наедать тело за то время, что не показывались ей на глаза…
А он читал между строк невысказанное: про страх, боль, одиночество, несмелые надежды и отчаянное желание просто жить.
— Точно! — девушку победно поцеловали в лоб. — Если это какой-то ритуал или проклятие, то возможно так оно и есть! Кто-то напитал их силой, увеличил не только их объем, но и… их возможности в реальности, назовем это так. От маленького полупрозрачного до огромного материального. Знаешь, что это значит? Для того, чтобы все прекратилось, просто надо найти этого умника. Наш враг — не неведомая сторона или женщина-тень, а обыч… ну ладно, не совсем обычный, но все же человек.
Немного приободрившаяся инкнесса поинтересовалась у мужа, как это сделать. Ее заверили, что нет ничего не возможного, и завтра они обязательно съездят к одному очень известному местному чародею и все решат.
— А пока спи.
Катя послушно легла. Прижалась к супругу, обняла его всеми конечностями и даже вцепилась ему в волосы. На всякий случай. Чтобы он никуда-никуда не мог деться, не потревожив ее.
Заснула она правда все равно под утро.
* * *
Талькин бежал. Благо, было еще очень рано, и сбивать в коридорах следственного дома было некого.
Ефим Петрович посмотрел на вбежавшего без стука юношу с явным желанием оного отчитать, но тот ему сунул под нос бумагу. Взгляд зацепился за слово, потом пробежался по всему документу.
— Только доставили из лаборатории чарконтроля, — предупредил вопрос начальства секретарь. — Я сразу к вам.
Начальство покосилось на занимающийся за окном рассвет и сурово сдвинуло брови.
— Не нравиться мне все это. Ох, не нравиться. Слишком часто стали у нас в делах чародеи фигурировать. Так и до нового Кровавого столетия недалеко. Надо связаться с иным отделом. А пока вызывай-ка ты два экипажа. Вы к Мережским поедете, мы с Арефьевым — к Ляпецким. Навестим, так сказать.
Юрий кивнул и вышел.
Как только служебные самоходки отъехали от следственного дома, для Ефима Петровича Кряжа доставили еще один документ. Но он уже отбыл по важному делу.
* * *
Едва новобрачные приступили к завтраку, как в столовой появилась Аглая с еще одной тарелкой.
— Николай уже может выйти к завтраку? — обрадованно спросила Катерина. Общество пасынка вряд ли можно было назвать приятным, но инкнесса искренне переживала за здоровье юноши.
— Может, — сообщила экономка, внимательно рассматривая сидящих рядом людей. Михаилу это не понравилось.
— Что-то не так? — спросил он.
— Накрыто неправильно. Вы должны сидеть не рядом, а напротив, — сухо сообщили ему в ответ. Катя примирительно улыбнулась.
— Это же семейный завтрак. Можно немного пренебречь установленными правилами. Вряд ли это государственное преступление.
Недовольная женщина поджала губы и вышла, чтобы вернуться с Дуней, несущей горячее. Следом, словно шел на запах еды, появился Николай.
— О! — Он театрально прижал руку ко лбу. — Какая картина! Вероломная вдова и ее любовник празднуют победу. Как мило! Вы там за ручки под столом не держитесь случаем?
Катя дернулась, но ладонь Михаила только крепче сжала ее пальцы.
Пасынок уселся во главе стола.
— Что за траурное молчание? Может, выпьем? За вашу прошлую победу и мою будущую?
Климская глубоко вдохнула.
— У тебя намечается что-то хорошее? Я рада.
Она действительно была бы рада, если у этого мальчика нашлось какое-нибудь дело, отвлекшее его от переживаний по поводу смерти отца и от пьянок с друзьями. Пасынку пора было взрослеть, начинать воспринимать мир не только через призму собственных выводов и убеждений. Ведь они могут оказаться ложными. Жаль, что у него нет родственников, а Катю он воспринимает исключительно как врага — Екатерина почему-то была уверена, что сам Коля вряд ли справится со своим обиженно-детским восприятием мира. Жаль.
— Да, намечается. — Николай налил себе вина, но не отпил. — А самое интересное, что все решится в скором времени. И у меня нет ни одной причины думать, что решение будет не в мою пользу.
— Ты о наследстве? Я не соб…
— Нет. Я о другом. О возмездии.
Катя вздрогнула. Зашевелились тени, скрипнул пол, зловеще стукнула дверь — все окружающее вдруг показалось чужим и враждебным. Словно этот дом хотел ее проглотить, а косточки выкинуть. В комнату ворвался холод, и Катерина поежилась. Михаил накинул ее на плечи шаль. Следом за холодом появились и принесшие его люди — капитан и его помощник.
— Светлой стороны, господа.
Гастин вошел в столовую (или лучше сказать ворвался?) прямо в верхней одежде. Стал у стола, обвел всех присутствующих тяжелым взглядом. Так как никто с гостями не поздоровался: Николай смотрел на них насмешливо, Михаил — враждебно, и оба молчали — Катя приветственно улыбнулась:
— Светлой стороны. Присоединитесь?
Станислав усмехнулся.
— Уж лучше вы к нам, инкнесса. Собирайтесь, мы за вами.
Климский встал.
— Объясните, что происходит.
Гастин недовольно прищурился, но просьбу выполнил:
— Раз уж вы так желаете — слушайте. Мы нашли чародея, к которому обращался Аристарх Ляпецкой за исследованием по поводу беременности дочери. Этот человек довольно быстро выполнил свою работу и дал заключение, что дочь инкнесса тяжела. Однако он поставил ошибочный диагноз. В том отнюдь не его вина: мужчина смотрел по энергетическим потокам, а они у госпожи Мережской действовали так, как будто она действительно носила ребенка. Такой побочный эффект иногда бывает от некачественных настоек против зачатия. Однако на этом сотрудничество с чародеем Аристарха Ляпецкого не прекратилось. Как нам стало недавно известно, он очень интересовался магическими ядами. Интересовался, но не покупал. А купила их некая очень нервная девица с черной вуалью, назвавшаяся Кэт. Рядом с парфюмерной лавкой, где госпожа Мережская обычно выбирает духи, есть маленький закуток, в котором периодически торгуют нелицензионными магическими товарами: от настоек против облысения до сильнейших ядов. И приобрела девица в этом месте именно тот яд, каким и был отравлен граф на самом деле — поцелуй змеи. Сделано это было ровно за два дня до его смерти.
Сердце ухнуло в пятки. Не потому что за ней все-таки пришли: не одни, так другие. И не потому что за чужую смерть ей грозит ее собственная. Просто Михаил после этих слов отпустил ее руку… Встал и заслонил ее собой.
Сердце снова забилось.
— То, что кто-то назвался ее именем ничего не значит, — заявил Климский.
— Слишком много совпадений.
— На одних совпадениях вы ее вину не докажете. Я тоже могу прийти в пивную, назваться вашим именем, надебоширить, а вам потом пришлют счет за поломанную мебель.
Гастин начал выходить из себя.
— Уважаемый, вы к этому делу отношения не имеете.
— Миша, — Катя встала и дотронулась до рукава супруга. — Я действительно…
— Имею, — Михаил сделал пару шагов вбок и демонстративно обнял Катю со спины. — Со вчерашнего дня я ее муж.
Разлетелся вдребезги бокал с вином. Очень странно и страшно смотрелась на светлом полу красная лужа. Кап-кап капала в вино кровь.
Николай, вскочивший со своего места, посмотрел на окружающих со злой, очень злой ухмылкой. Порез на руке он оглядел с любовью и даже какой-то гордостью.
— Кровь моя — залог моего слова, — сказал он громко, почти торжественно и… упал на спину.
Катерина вскрикнула. Михаил крепче прижал к себе жену.
— Сейчас позовем доктора и все будет хорошо. Не волнуйся, у него просто небольшой порез.
Климская неуверенно кивнула.
А потом тени в комнате взметнулись вверх, на мгновение стало темно и холодно, завыли волки. Гастин выхватил пистолет, но надобности в нем не было — все вернулось в норму за пару секунд. Впрочем, не все. Чета Климских бесследно исчезла. Но оружие тут вряд ли могло помочь.
— Ушли! — Капитан раздосадовано топнул ногой. Его помощник подбежал к противоположному краю стола, осмотрел место, откуда исчезли подозреваемые, присел рядом с Николаем.
— Не думаю, что они сделали это сами. И, если честно, я им не завидую. Подойдите сюда.
Гастин с недовольным видом приблизился к Юрию, нащупывающему на шее наследника пульс. И увидел.
С белой руки юноши на пол стекала тонкой струйкой кровь.
Темная кровь.
* * *
Темный лес со скрюченными деревьями шелестел невидимой листвой. Чавкала грязь под чьими-то ногами, но ни одного силуэта ни звериного, ни человеческого поблизости видно не было. Где-то недалеко выли волки. Ну, или их подобия…
Михаил осмотрелся.
— Где мы?
— Не знаю, — тихо ответила Катя, вцепившись в его руку, — одно время я думала, что это Темная сторона.
— Действительно темная.
Заскрипели на ветру голые ветви, раздался крик. Промелькнул невдалеке и исчез, словно слизнул его кто-то. Погасли несколько звезд, стало темнее. Климский сильнее прижал к себе жену, успокаивающе погладил по спине.
— Какое милое место! А самое главное очень гостеприимное. Как бы нам его покинуть?
— Никак, — прокаркал, пролетая мимо, ворон. — Никогда.
Екатерина проводила птицу испуганным взглядом.
— Миша, я должна признаться: я была в тот день у парфюмера. Но только у него! Ни в какие закоулки я не заходила!
— Успокойся, я тебе верю, — Климский поцеловал жену в нос.
— Правда?
— Правда. Слово юриста.
— Как трогательно! — неизвестно откуда взявшийся Аристарх Ляпецкой (или то, что скрывалось за его лицом), довольно потер руки. — Время пришло, дорогая. Может, начнем? Помнишь свой сон? Реализуем?
Климская вспомнила. Взгляд ее, полный ужаса, метнулся от чудовища к мужу.
— Не трогай его! Не смей! Он не причем!
Когда инкнесса опять посмотрела в сторону отца, его там уже не было. Женщина с ножом в руке печально улыбнулась им.
— Наследие проснулось. Кровь моя живая взывает к крови мертвой, запечатанной в каждом углу заговоренного дома. Никто не смеет обидеть моих сыновей. Стоит им воззвать — и месть свершится. Ты обидела моего мужа, ты сделала больно моему сыну, и тень моя, послушная его воле и крови, заберет у тебя самое дорогое: счастье и жизнь. Но сначала — счастье.
Елена исчезла, на ее месте появился скелет в балахоне с косой на плече. По грязной, рваной ткани ползали черви, пауки и мухи. Периодически они заползали на его лицо и тогда, скрипя и кашляя (чем??? ведь он у него нет трахеи!) скелет вытаскивал их из собственного черепа. Михаил и Катя, не оценив представленной им картины, попятились, держась за руки.
— Я боюсь. — Прошептала Катерина. Ее муж нервно улыбнулся.
— Я тоже. Это не плохо. Главное, чтоб не мешало бежать. Насчет три налево.
Силуэт приблизился.
— Прощай, милок.
— Три!
Они сорвались с места и побежали. В темный лес со скрюченными, голыми деревьями. В никуда. План так себе, но все лучше, чем стоять на месте и покорно ждать, когда в тебе воткнется что-нибудь острое.
Спереди ухнула сова и Климский резко повернул в сторону, таща жену за собой. Катя, проклиная тяжелые юбки, старалась не отставать.
— Куда вы денетесь? Здесь расстояние не подвластно ногам — только разуму.
Михаил опять повернул, испуганный прятавшимся за деревом силуэтом. Катину руку он сжимал так, словно хотел прорасти в нее своей ладонью.
— Иди сюда! Больно не будет. Почти.
Каркающий смех пронесся над лесом вместе с вороньей стаей. Или не вороньей…
Катя споткнулась и упала, увлекая за собой и мужа. Тот почти сразу вскочил на ноги и поспешно дернул ее вверх, заставляя встать. Катя выпрямилась и вскрикнула. Инкнесс Ляпецкой стоял за спиной ее супруга с ножом для писем.
— Я успел первый, — ухмыльнулся отец, взмахивая рукой.
Катерина попробовала подставить под удар свою ладонь, но не успела — Михаил вскрикнул и схватился за глаза, залитые кровью.
— Беги!!! — зарычал он.
Катя не смогла. Просто одной ей некуда и незачем было бежать. Не к кому.
Девушка достала платок и прижала к порезанному лбу.
— Все будет хорошо, — прошептала она, захлебываясь слезами. — Все будет хорошо.
Она не верила в то, что говорила. Климский, наверно, тоже. Он выругался и замолк, дыша тяжело, рвано. Опустился на землю и стал внимательно прислушиваться к каждому шороху.
Евстафий улыбался, глядя на усевшуюся прямо в грязь парочку.
— А я-то думал, какая ты у меня покладистая, женушка. Почти гордился, что из белоручки человека сделал. А оказалось, пригрел змеищу на своей груди.
Катя молчала, не глядя на умершего мужа, по которому ползали маленькие черные змейки. Время от времени они громко лязгали челюстями и откусывали от покойника кусочек плоти вместе с одеждой.
— Мы выберемся, — прошептала инкнесса, пытаясь дрожащими пальцами нащупать у мужа пульс.
Взметнулась коса. Брызнула кровь.
Крик, полный боли, и крик, полный отчаяния, слились в один. Климский сцепил зубы и коснулся окровавленного плеча.
— Катя, — прохрипел он, — уходи. Куда-нибудь, уходи.
Ее платье было заляпано грязью, залито кровью и слезами. Рядом с изорванным подолом валялся деревянный обрубок. Катерина схватила деревяшку и встала.
Евстафий упал. Змеи зашипели, расползаясь в разные стороны. Катерина била, не глядя — слезы застилали ей глаза, но с сумасшедшим упорством. Замах-удар-замах-удар-замах…
— От-стань-те! От-нас! Ос-тавь-те ме-ня в по-ко-е!
Деревяшка погрузилась в грязь, увлекая за собой держащую ее девушку. Климская, глотая рыдания, поскуливая, поднималась из болотной жижи. Пальцы упорно вцепились в импровизированное оружие.
Евстафий исчез. Перед ней стояла беременная женщина.
— Ты убьешь нас? — спросила она. — Ты сможешь? И тогда не будет никакого Николая, не будет чар на доме, закрепленных материнской темной кровью, и некому будет тебе помешать получить наследство. Ты же этого хочешь, да? Богатства. И нашей смерти.
Екатерина, стоявшая на четвереньках, попыталась встать. Болото не отпускало.
— Нет! Забирайте с собой в Ад и свое наследство, и своего Николая! Я просто хочу жить! Без чужих советов-приказов! С ним! Просто жить!
Инкнесса посмотрела в сторону мужа. Елена улыбнулась.
— Что ж, тогда наслаждайся. Думаю, пара минут у вас еще есть.
Катя не отрывала взгляда от мужского тела. Климский не шевелился.
— Миша!!!
Грязь не отпускала и Катерина поползла к мужу на четвереньках. Деревяшка была потеряна где-то по пути и тут же забыта. Осталось только расстояние между ней и Климским.
— Миша! — позвала она наконец приблизившись к цели. — Миша! — схватила его за руку, приложила грязную ладонь к своей щеке. — Очнись! Пожалуйста…
Ей не ответили. Завыли где-то рядом волки. Катерина легла рядом с мужем, обняла его и тоже завыла.
Жизнь уходила. Через кончики пальцев, через рваные выдохи, через крупные слезы. И это было правильно. Жизнь больше не имела смысла.
В какой-то момент Кате показалось, что ее прижали теснее, делясь теплом… И она покорно прильнула к холодеющему телу.
Упала звезда. Или это свет фонаря? Или глаза чудовища? Уже и не разобрать…
— Тише, девочка, тише, — ее подхватили на руки. — Все будет хорошо.
Не будет, хотела сказать инкнесса, но не смогла — провалилась в небытие.
Глава 17
Аглая появилась через пару минут. Увидела лежащего на полу хозяина и с оханьем кинулась перевязывать ему рану. Гастин с помощником внимательно следили за ее манипуляциями.
— И давно это у него?
Женщина вздрогнула и отвлеклась от своего занятия.
— Что? Припадки?
— Цвет крови, — Юрий, необычно собранный и злой, и оттого казавшийся намного старше подошел ближе. — Только не надо говорить, что вы ничего не знаете.
Экономка нахмурилась.
— Помогите хоть тело перенести на диван.
Помогли. До несли до ближайшей гостиной, устроили юношу на диван, сами уселись в кресла. И тут же в ожидании ответа уставились на женщину немигающими взглядами. Та села на стул, настороженно огляделась.
— А эти где?
Гастин и Талькин переглянулись.
— Это мы обсудим позднее, — сообщил последний. — Для начала вы должны ответить на наши вопросы. Легенды о темной крови — правда?
— Вы же сами видите, что да. Но не все, конечно. Была бы жива Елена, она бы вам намного больше рассказала.
— Елена? Первая жена Евстафия Мережского? Николаю способности передались от матери?
— Да. Она была очень сильной чародейкой. Но служить в чарконтроле не стала — влюбилась в лавочника и вышла за него замуж. Родила ему сына, помогала с делами. Лавочник, как вы поняли, со временем стал богатейшим промышленником, и они, не смотря на слабое здоровье Лены, решили завести еще одного ребенка. Однако врачи и целители не помогли, случилась трагедия — первая жена покойного Мережского скончалась при родах. Так и остались Евстафий с Николаем одни. А потом зачем-то…
Женщина замолчала. Гастин, поглаживающий седую бороду, спросил:
— Вы, значит, не одобряли повторной женитьбы хозяина?
Аглая пожала плечами.
— Елена очень любила мужа. И он ее любил. Горевал по ней долго. В работу ушел с головой, месяцами по стране разъезжал, все вопросы лично решая. Пятнадцать лет хранил ей верность — ни одной девицы в этом доме не было, ни невесты, ни содержанки. А потом вдруг женился. Да на высокородной. Ну не из… дурак ли? Молодую привести в дом на старость лет, да при юном сыне — глупая затея.
Женщина расправила плечи, стараясь выглядеть непринужденно. Но следователь не спешил ее верить.
— Что вы знаете о способностях Николая?
— Да ничего. В последнее время у него появились порезы, но…
— Аглая… — Николай, пришедший в себя, приподнялся. — Не стоит меня выгораживать. Я согласен все рассказать.
Экономка тут же засуетилась: помогла юноше сесть, обложила диванными подушечками, ушла за горячим чаем.
— Я расскажу, — сказал Николай твердо. — Все, что знаю. Мне скрывать нечего. И стыдится тоже. Не то, что вам, господа следователи.
И он рассказал.
Елена Пасская была единственным ребенком в семье старшего писца при городском управлении и местной травницы. По линии матери ей досталась темная кровь и все сопутствующие этому особенности: странные сны, сбывающиеся желания, непонятные ей самой фокусы. Когда девушке исполнилось пятнадцать, родители насобирали денег и отправили ее очень далеко, в самое сердце Континента — Срединное королевство в одну из особых школ для подобных детей. Окончив обучение, Пасская вернулась домой, прошла чарконтроль, но работать в нем не захотела — устроилась помощницей врача. Там и познакомилась с миловидным мужчиной, который приходил за настойками для матери. Влюбилась, вышла замуж, родила ребенка. К несчастью супругов, целители нашли у Елены болезнь Тарлата, но это только крепче сплотило их маленькую семью. Почти через два десятка лет Мережская забеременела снова. Именно тогда и был построен этот дом — маленький, уютный, с садиком, где будет удобно гулять с ребенком. Правда помимо всего прочего чародейка на всякий случай еще позаботилась и о защите своих детей. Стоило им воззвать к ее крови — и тень бывшей хозяйки, окропившей темными каплями каждый угол здания, будет повиноваться нуждающемуся в ее защите сыну. Елена умерла. Евстафий переехал в другой дом, оставил сына на нянек и кормилицу и отбыл по делам — замораживать горе работой. Лет через восемь они стали сюда иногда наведываться, а как в Николае проснулась сила, он узнал о материнском завете и попросил отца переехать в этот дом. Мережскому старшему было все равно, новая жена не возражала — маленькие дома ей нравились больше огромных особняков, и они переехали.
А через месяц стального короля отравили.
Гастин подумал, что это очень странное совпадение и спросил:
— А откуда вы узнали о проведенном матерью ритуале?
— От Аглаи, конечно, — Николай даже удивился неосведомленности следователя. — Она была подругой матери, поверенной всех ее тайн. Наверно, родная сестра так не любила бы матушку, как она.
— И отец?
Наследник обидчиво насупился.
— А что отец? Он-то как раз погоревал-погоревал и на молодой вертихвостке женился. Предал мать. А теть Глаша всю жизнь отдала этому дому и нашей семье.
— Вы, значит, на отца в обиде были?
Мережской выпрямился, протянул руки вперед.
— Хотите арестовать? Давайте! Вяжите! Надевайте кандалы! Только не прав отец! Зря он с этой куклой связался! Мы бы без нее прекрасно жили! Я еще, когда он женился, пообещал себе: не дам им жизни! Да только все он ее выгораживал! Чуть что: не тронь девчонку! А она от него нос воротила! Тряслась вся перед ним, как перед чудищем лесным! Вот и дотряслась до яда!
Гастин похлопал по карманам, словно хотел закурить, потом опомнился и с тяжелым вздохом положил руки на стол.
— Ваши мотивы в общем-то нам и без объяснений понятны. Не понятно только, куда делась ваша мачеха.
— Не знаю.
Ответ незадачливого мстителя явно обескуражил всех присутствующих. Талькин вскочил с места, схватил Николая за грудки и гневно уточнил:
— Что значит: не знаю?
Офицер пожал плечами.
— Я не могу рассказать, как это работает. Просто пускаю кровь, формулирую желания…
Юношу затрясли.
— Какие? Пример!
— Ну… Чтобы больно было или страшно, отомстить за зло…
— Прекрасно! — Юрий обернулся к начальнику. — Формулировки размытые, эмоционально окрашены и действуют на крови! Да еще обращаются к теням мертвых! Боюсь, живой инкнессу нам теперь не увидеть.
— Остынь, — Гастин постучал пальцами по столу. — Давай подумаем, что делать.
— Что делать? Мы ничего уже не сможем сделать! Тени мертвых не принадлежат нашему миру! Они имели силу только через кровь этого болвана! Вы представляете, как поведут себя охранные контуры после стольких лет спячки на Темной стороне? Да они Климских уже на лоскуты порезали и съели! Ну, может, чуть сперва позабавившись. А все потому что какой-то сосунок посчитал себя великим судией и вершителем судеб!
— Она отравила отца!
Выкрик не получился гневно-справедливым, а прозвучал жалко. Юрий медленно, словно сдерживал себя не набить собеседнику лицо, обернулся к Мережскому.
— Может, да. А может, нет. Надо было устроить пару перекрестных бесед, проверить информацию по другим женщинам, которые могут быть в этом замешаны. Проверить версии с подставой.
— Но как же… — Николай дрожащей рукой ослабил ворот рубашки. — Вы же сказали…
— Что? — зло поинтересовался Талькин. — Сначала сделал, потом подумал? Пожелал мучительной смерти, как у отца? Только та сущность не будет разбираться, справедливы твои выводы или нет — она просто их выполняет в меру своей больной фантазии. Если у метвого заклинания оная может существовать. Впрочем, у напитавшихся Темной стороной еще как может. Оно ориентируется на твое мировосприятие, а не как не на реальное положение вещей. А ты вон сидишь полный негодования и возможно беспочвенных подозрений.
— Но мама…
— Это не твоя мама! Это отпечаток ее дара! И только! Родственная кровь с явным призывом защиты активировала охранный контур. Просто магическая механика. И никаких мам.
Николай откинулся на спинку дивана.
— Я не хотел… то есть я хотел…
Секретарь сжал кулаки и отошел от глупого мстителя подальше к окну. Гастин опять погладил бороду. Ему сейчас явно не хватало сигареты в руках.
— Ох, юноша, и натворили вы дел. Что Арефьев-то скажет, Юра?
— Лучше подумайте, что с нами сделает Ефим Петрович. Хотел-не хотел. Головой думать вы, Мережской не хотели. Насочиняли для самого себя историю о великой мести, а чем обернется все не подумали. Как все складывалось отрадно в вашем уме: красивая месть через материно наследие, враги повергнуты и наказаны. Только враги ваши — живые люди, а не бумажные силуэтики. И вы с чистой совестью обрекли их на мучения и на смерть, как в детстве кидали в огонь пучок веток, символизирующих поверженного дракона. Но люди не дерево — когда горят, они кричат от боли, их кожа покрывается…
— Хватит! — Станислав стукнул ладонью по подлокотнику кресла. — Разошелся! Отстань от мальца хоть на минуту и обрати свое драгоценное внимание на меня! Давай пошлем за чарконтролем?
— Посылай, — безразлично отозвался помощник. — Я не уверен, что они могут быть тут чем-то полезны. Даже скорей наоборот.
Следователь задумался. В комнате повисла тревожная тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов.
— Я… я их…
Талькин обернулся к наследнику.
— Так вы же, граф, именно этого и хотели, разве нет? И потом, кажется, ваша профессия состоит как раз в убийстве врагов государства. Или я что-то путаю и Великокняжеский корпус теперь занимается благотворительностью? Чините крыши старушкам и моете пеленки в детдомах?
Николай покраснел — судя по всему от стыда и от злости сразу.
— Вы…
Свет погас. На мгновение потянуло могильным холодом, послышалось чье-то карканье, но через секунду невнятное видение исчезло — опять был день, а трое мужчин находились в богато убранной гостиной. В столовой, находящейся от их месторасположения через коридор, упало что-то тяжелое. Мужчины переглянулись и бегом отправились в комнату напротив.
Повсюду была грязь. На полу с запекшейся на лице кровью лежал практически неузнаваемый Михаил — лежал без движения, как брошенная кукла. Рядом незнакомый мужчина в черно-серых одеждах устраивал на диване пребывающую без сознания инкнессу. Платье ее было порвано, залито грязью и кровью, лицо — тоже, волосы спутались. Пожалуй, ее вид мог шокировать, если б до этого вошедшие не увидели гораздо хуже выглядящего Михаила.
— Чистые тряпки, горячая вода, сменная одежда, пара расторопных служанок, мази все, какие есть.
Шагнувшего было вперед Николая придержали как щенка, схватив за шиворот.
— Вы кто такой? — неприязненно поинтересовался Гастин, не торопясь подходить ближе.
Незнакомец обернулся. Лицо его было сероватым, глаза такими темными, что невозможно было понять, есть ли в них вообще зрачок. Короткие волосы топорщились в разные стороны. Это могло бы вызвать улыбку, будь такой беспорядок на голове какого-нибудь Коли Мережского, над видом сурового пришельца из ниоткуда никто не улыбнулся. Впрочем, может этому способствовали огромные тонкие ножи, небрежно свисавшие с пояса.
— Я — тот, кто ходит по изнанке мира, — спокойно ответили следователю. — Но вы можете называть меня Александр. Александр Мережской. Здравствуй, брат.
Николай попятился. Талькин посмотрел на одного, на другого, на портрет Евстафия, висевший тут же в столовой, и, найдя семейное сходство во всех трех лицах, облегченно выдохнул и вышел. Следовало распорядиться принести воды, тряпок, послать за доктором и прочее.
Капитан подозрительно оглядел незваного спасителя.
— У вас есть какие-нибудь документы?
— Есть. Но дома. С собой только значок 3 отделения чарконтроля.
Мужчина отошел от девушки и принялся осматривать лежащего на полу юриста.
Станислав заметно напрягся. Руку он словно бы ненароком положил в карман.
— В чарконтроле только два отделения.
Старший Мережской не обратил на движение следователя никакого внимания. Но тот почему-то очень четко осознал, что собеседник все видит, а кое-что возможно даже знает наперед.
— Вообще-то четыре. Но половина из них, как вы понимаете, секретные. На нашем лепестке конечно когда-то царствовала Инквизиция и ее подобия, но время предрассудков давно прошло, сменившись потребительским и рациональным отношением к магии. Наверху считают, что хороший чародей — всегда туз в рукаве государства, которому он служит. И правительство Лакории не единственное, которое так думает.
Этому вполне можно было поверить. Некоторые поговаривали, что даже в Илендии, всегда очень категорично относящейся к ведьмам, уже на протяжении лет восьмидесяти-ста ведутся тайные разработки в этой области. Не зря же пост третьего стратега с некоторого времени там занимает человек, долгое время обучавшийся в Срединном королевстве, где, как известно, накоплено гораздо больше магических знаний, чем на всем Тюльпане.
Гастин вытащил руку из кармана, запоздало демонстрируя доверие. Впрочем, оба понимали, что это просто вынужденный жест. Николай все так же стоял в ступоре. О брате он слышал, но помнил его плохо — Александр исчез лет двенадцать назад. Потом им время от времени слали письма, нейтрально повествующие о жизни заработавшегося брата и сына, а последние семь зим отец не получал ничего — даже открытки на Снежный день им не приходили.
— Не сердись, Коля, — попросил Александр, словно прочел его мысли. — У меня было слишком много забот, своих и конторских, а у вас не было проблем, требующих моего вмешательства.
Младший Мережской наконец отмер. Сжал кулаки, зло выкрикнул:
— А теперь зачем явился?
— А теперь, — спокойно пояснил чародей, стирая кровь с лица Михаила и осматривая порез у него на лбу, — ты создал большую проблему, которую я собираюсь решить.
— За наследством приехал?
В ответ кивнули.
— И за этим тоже. Тебе его явно доверить нельзя, так что, извини.
— Есть завещание.
— Есть. И Римский прекрасно знает, что в том случае если я буду жив, я являюсь основным наследником и твоим опекуном. А вот, если бы я был мертв, то другое дело — все перешло бы к тебе. Ну, кроме этого дома и одной фабрики.
— Она его не получит! Не отдам чужачке мамин дом!
— Отдашь, — сказал Александр и слово это легло гранитной глыбой в тишине комнаты. — Мать перед смертью специально просила отца, чтоб завещал дом чужим людям, тем, у кого нет чародейских сил — чтоб не разбудили ненароком спящие заклинания. Ибо охрана ею поставлена была для несмышленого ребенка, а не для семнадцатилетнего дурня, который решит пробудить заклинание просто потому что может.
— Аглая ска…
— Где она, кстати? — заметил вдруг Гастин. — Она же тысячу лет назад ушла за чаем.
Николай безразлично пожал плечами. Александр не ответил. Следователь посмотрел на стрелки часов. Ушла. Около 50 минут назад, как подсказали часы. И до сих пор не вернулась…
* * *
За доктором послали мальчишку с кухни. Дуня и еще две служанки едва услышав о случившемся (естественно сильно укороченную версию в стиле «хозяйке плохо») развили бурную деятельность по кипячению воды, сбору тряпок, трав, мазей и еще невесть чего. Арина, домовая кухарка, предложила Талькину перекусить.
— Я сейчас вмиг чай подогрею! — резво бегая по кухне, пообещала она. — И пирожки еще теплые!
Чай…
Помощник следователя присел на предложенное ему место.
— Скажите, а где экономка?
— Да небось побежала за чем срочным! — беспечно отозвалась кухарка. — Она у хозяев на хорошем счету: постоянно то одно дело выполняет, то другое, по поручениям ходит, когда мальца-то отравили, сама лично ухаживала, от сиделки отказалась. Верная она, семье-то этой служит всю жизнь, считай.
— Верная… — задумчиво протянул Талькин. — Это да… А где у вас комнаты слуг?
Арина и рассказала, и показала, и выбила обещание зайти на чашку чая, он, дескать, вот-вот нагреется. Ее искренне поблагодарили и ушли в темный узкий коридор служебного флигеля.
Женщина сидела на кровати и что-то перебирала в маленьких узелках. На скрип двери вздрогнула, обернулась.
— Мы вас не дождались, — сообщил Талькин, с откровенным интересом рассматривая каморку.
— Я подумала, служанке не положено знать все тайны хозяев. Боюсь, Николай при мне о некоторых вещах не стал бы рассказывать.
— Бросьте! Вы же для него кто-то вроде доброй тетушки! К тому же о чете Мережских вы знаете гораздо больше их младшего сына.
Женщина горько вздохнула.
— Многие вещи лучше не знать. Вот так ляпнешь ненароком что-нибудь, а у него засядет в голове, и пошло-поехало. Как говорится, многие знания — многие печали.
— А это что? — Юрий показал на чемодан в углу. — Собрались куда-то?
— Собиралась, да. Хотела к сестре съездить, она родила недавно. Теперь уже наверно не поеду. Не оставишь же мальчонку совсем одного.
— Да не беспокойтесь, — беспечно махнул рукой секретарь, — не один он.
Женщина вскочила, прижала руки к груди.
— Вернулись???
Талькин кивнул.
— Ага.
Экономка сцепила руки в замок, прижала к груди.
— Слава отцу!
— Вы же не любите Екатерину, — заметил Юрий, — чему радуетесь?
— Не люблю, — строгим голосом согласилась женщина. — А Николая — люблю. И не желаю ему быть виноватым в чем-либо.
Юноша задумался.
— Скажите, вы же все знаете, увольнялся ли кто-нибудь из слуг в последнее время?
Аглая недоуменно пожала плечами.
— Да вроде бы нет. Ульяна только уехала, но ее вроде как сама хозяйка уволила. А больше никого.
— А куда уехала не знаете?
Аглая подошла к столу и начала копаться в разложенных там бумагах.
— Не знаю, но могу попробовать найти адрес ее родни.
— Хорошо, — Талькин улыбнулся женщине. — Спасибо за информацию. Если отыщете адрес — сразу нам сообщите. Договорились?
— Конечно! Раз это так важно…
— Возможно очень, — сообщил приглушенным голосом растерявшейся экономке Юрий и вышел в коридор.
В его голове возникла одна очень интересная идея. И ею надо было поделиться с начальством.
* * *
Ефим Петрович пытался взглядом прожечь в Гастине дыру.
— И вы просто взяли и уехали? Из дома, где твориться невесть что?
— Ну, почему невесть, — возразил Станислав, — очень даже весть.
Вперед выступил Талькин.
— Климские живы, Николай напуган, так что ничего пока предпринимать не будет, Александр, судя по внешнему виду, тот за кого себя выдает. По нашему возвращению в дом были посланы люди из чарконтроля. Что еще мы должны были сделать? Всех упечь в каталажку? Или остаться там ночевать?
— Ночевать, вы скорее всего будете сегодня на работе, молодой человек. — Веско объявил Кряж. — Уму непостижимо! Неизвестный появился не пойми откуда, заявил, что вернулся с Темной стороны, и вы просто так ему поверили. Талькин, у вас опыт боевой работы есть?
— Есть, — хмуро заверил Юрий. — Сложно не приобрести за десять лет службы. Знаете ли, лицедеев посылают не столько барышень соблазнять, сколько совсем для другого.
— Не надо мне тут о своей тяжелой судьбе рассказывать! Наша группа опростоволосилась по всем статьям! Мне начальству в глаза смотреть стыдно! Не найти убийцу известного человека, обласканного к тому же великнессом, да за такой длинный срок — это ж позор всей конторе! Вдова Мережского без сознания, юный наследник, то есть младший сын, — вообще творит невесть что, в доме странные вещи происходят, а вы даже документы не попросили у мрачного типа с ножами!!!
— У него значок был, — вставил капитан. Разгневанный старик развернулся к нему всем корпусом.
— Ах, значок…
Талькин невежливо перебил:
— Знак настоящий. Я такие уже видел.
— Где же?
— Государственная тайна, — зло оскалился Юрий. Кряж от этого выпада внезапно поутих. То ли вспомнил, что этот человек чужой, и еще не понятно просто так его выписали им в помощь или с какой-то особой целью, то ли просто решил сменить кнут на пряник. Ну, или хотя бы на хлеб.
— Ладно. Бумагу новую изучите, как придет отчет из чарконтроля, сразу жду вас на совещание. Посмотрим, что дальше делать. И найдите в конце концов Арефьева, где он шляется? Свободны!
Подчиненные молча покинули кабинет.
* * *
Когда Катерина очнулась, солнце уже село. Она находилась в собственной спальне, рядом с ее кроватью в кресле сидела Дуня и, намурлыкивая себе под нос прилипчивый деревенский мотивчик, что-то плела. Катя попыталась встать.
— Лежите-лежите! — служанка вскочила с места. — Я сейчас к Арине за бульончиком сбегаю, — она метнулась к двери.
— Стой! — Катя даже руку вперед вытянула, словно могла этим жестом остановить вертлявую девчонку. Но та сама замерла у двери, услышав хозяйкин окрик. — Юрист… Михаил Климский… что с ним?
Дуня фыркнула.
— Да спит он, что с ним станется. У него Тимка дежурит, мальчишка с кухни. Доктор сказал, раньше завтра не очнется — крови потерял много, но новый хозяин приказал все равно дежурить и при нем. Так я схожу за едой.
Катя думала совсем не о еде. Медленно прояснявшееся сознание пыталось понять, что с ними произошло, отделить видения и сны от яви, вспомнить, каким образом все закончилось.
— Как он?
— Много порезов, но жить будет. Правда, доктор сказал, шрамы на лбу останутся.
— Шрамы не страшно, — прошептала инкнесса, немного успокоившись. — Принеси воды.
Служанка выбежала в коридор. Екатерина попробовала подняться с кровати.
— Не стоит, — незнакомый мужчина вошел без стука. — Отлежитесь хотя бы до утра.
Катя поспешно натянула одеяло до плеч.
— Кто вы? Что вы здесь делаете?
— Успокойтесь, — посетитель сел в кресло. — Позвольте представиться — ваш пасынок, Александр Мережской. Можете считать, явился за наследством.
— Да забирайте! — выплюнула зло Катя. — Подавитесь!
Мережской грустно улыбнулся.
— Не сердись, девочка, твоего у тебя никто не отнимет.
Учитывая, что он был старше ее почти на двадцать лет, пожалуй, да, он мог назвать ее девочкой…
— Не надо! Как только Михаил будет в состоянии, мы уедем. Я завтра же вызову юриста… или послезавтра… я найду кого-нибудь, он оформит отказ от претензий на наследство.
— Катерина, дом твой и…
— Неужели вы правда думаете, что я здесь останусь? Делайте с вашим имуществом, что хотите! Я уезжаю в Коранд!
Мужчина склонил голову.
— Ну, хорошо. Как пожелаете. Могу завтра вызвать Ринского.
Такая резкая смена разговора немного остудила Катин гнев.
— Это было бы очень любезно с вашей стороны.
Вошла Дуня с подносом.
— Вот, госпожа, — затараторила она с порога. — Вода, компот, бульон — выбирайте.
Александр принюхался.
— Милая, убери-ка бульон, он слишком жирный, больной его еще нельзя. К тому же ты пока несла, плеснула в него компот. Иди лучше, вылей в помои. А вот остальное можно пить.
Покрасневшая служанка, бесконечно извиняясь, тут же исчезла с глубокой тарелкой в руках. Мережской налил в стакан воды и подал Кате.
— Пейте. Силы вам еще понадобятся. И спите. Не волнуйтесь, кошмары больше снится не будут. Светлой стороны, инкнесса.
Он вышел. Катя напилась воды, потом компота, и улеглась ждать Дуню. Но не дождалась — сама не заметила, как заснула.
Странные сны ей действительно больше не снились.
* * *
Катя проснулась поздно — солнце уже вовсю заглядывало в окно. На столе рядом с кроватью стоял легкий завтрак, а в кресле сидел… Михаил. Голова перевязана, рука тоже, на рубашке красные капли…
Сначала она кинулась к нему с криком «живой» и они долго стояли в обнимку. Потом Катя поняла, что муж на ногах еле держится, усадила его в кресло, отругала за самоуправство, налила компот.
— Зачем встал? Тебе еще нельзя, наверно!
— Хотел тебя увидеть, — мужчина погладил ее по щеке. — Мне вдруг представилось, а вдруг лгут, вдруг и нет тебя уже. Так жутко стало, что я, наверно, умер бы от страха, если б сюда не дошел.
Катя села рядом с креслом и положила голову супругу на колени.
— А обратно как пойдешь?
— А зачем обратно? — усмехнулся Климский, запуская здоровую руку ей в волосы. — Мы муж и жена. Я коварно претендую на половину кровати.
Катя улыбнулась.
— Все позади?
— Надеюсь.
Неоднозначный ответ мужа заставил инкнессу испуганно вскочить.
— Что не так?
Девушка попыталась занять задрожавшие вдруг руки работой: налила бульон, взяла графин с водой.
— Катя, я поговорил с Александром. Да, наши с тобой беды связаны исключительно с Николаем, и теперь, с приездом старшего Мережского, эту страницу можно перевернуть, но одна проблема осталась неразгаданной до сих пор.
— Какая?
— Кто убил Евстафия.
Графин упал в тарелку, осколки посуды вместе с ее содержимым, посыпались на пол.
Вошла Аглая.
— Ох! — женщина всплеснула руками. — Я сейчас уберу!
— Да что ты! — Катя отошла в сторону от лужи, когда-то бывшей их завтраком. — Позови поломойку.
— Да тут тирануть разок и все! — отмахнулась экономка. — Госпожа, я что пришла-то: там опять следователь заявился, куда его?
— Да… уже никуда, — ответила Катерина, глядя на входящего в комнату Талькина. За ним протиснулся Гастин. Инкнесса схватила со стула халат, поспешно одела.
— Чем обязаны?
Юрий, ставший вдруг выглядеть гораздо старше своих лет (или как раз на них?) взял рукой в толстой перчатке осколок тарелки.
— В лабораторию?
Гастин кивнул на пол.
— Бери еще один. В чарконтроль тоже пошлем. Пусть посмотрят. Может, яд тот же.
Михаил немного насмешливо, Катя — возмущенно следили за действиями ворвавшихся в их дом людей. Аглая, сочтя себя лишней, шагнула к двери.
— Не так быстро, — Гастин взял ее за локоть. — Нам с вами предстоит беседа. Очень-очень долгая.
Катерина отмерла.
— Что вы себе позволяете?
— Не больше того, что нам дозволено по закону. Инкнесса, вам очень повезло, что вы не выпили этот бульон, поверьте мне.
Экономка вырвала у капитана руку, гордо выпрямилась.
— Я отпираться не буду, не бойтесь. Все расскажу. Только вины своей я ни в чем не вижу. Лена жила им, дышала им, умри Евстафий — ее сердце остановилось бы следом за его. Она и умерла, потому что хотела исполнить его мечту о втором ребенке. Все, что было, ему отдала — даже жизнь. А он? Женился! Предал он ее! Изменил с бледной немощью только потому, что та — инкнесса, а ему очень уж хотелось Николая в высший свет протолкнуть. Да не просто так женился — еще одного наследника ждать стал. Я уж и так, и сяк изгалялась, и опаивала, и окуривала, что только ни делала, что б тварь эта не понесла! — в сторону Кати обвиняюще вытянули руку. — Заговаривала ему зубы, заговаривала, да не заговорила — не захотел он развестись, а ведь с его деньгами это, пожалуй, можно было устроить на раз-два! С докторами начал связываться! Тогда-то я про него все поняла: не любил он Лену по-настоящему! Потому и память ее чтить не стал, и ребенка, жизнью ее купленного, не захотел лелеять — возжелал нового! Отговаривался важностью инкнесской крови, но я-то знаю: это он обелял себя, предательство свое смыть с себя пытался. А я не дала! Отец видит, да не наказывает детей своих — а я женщина! Я Коле как мать! Я наказала!
— И Коленьке вашему подсказали, что делать? — усмехнулся Талькин. Аглая вскинула подбородок.
— Да! И горжусь этим! Я из юнца чародея сделала! Наследие материно пробудила! Она бы мне спасибо сказала!
— Конечно, сказала бы, — кивнул Юрий. — Вы из ее сына убийцу пытались сделать, манипулируя его чувствами. Она бы в восторг пришла, я уверен.
— Вы не понимаете…
— И не собираюсь, — Талькин взял женщину под локоть. — Пройдемте.
Они вышли. Гастин взял со стола осколки, завернутые в какую-то тряпку и последовал за ними.
— Светлой стороны.
В комнате воцарилась тишина.
— Вот теперь точно все закончилось, — хрипло сообщил Михаил.
Катя не ответила. Женщина, являвшаяся неотъемлемой частью их (Мережских) дома, даже в какой-то мере частью их семьи, которую она воспринимала, как добрую няню Николая, оказалась…
Катерина стерла со щек слезы и зло сказала:
— Сегодня же напишу отказ от этого проклятого наследства!
Михаил не спорил.
* * *
Немногочисленные вещи были упакованы, дорожные плащи ждали хозяев в прихожей.
— Я могу еще чем-то помочь? — Александр перевел вопросительный взгляд с Кати на Михаила.
— Нет, спасибо, — ответили супруги одновременно, улыбнулись и спрятались за чашками чая.
— Как ваша рука?
Юрист неуверенно качнул упомянутой конечностью.
— Заживет. Главное, что она осталась при мне. Александр, мы с женой искренне благодарим вас за оказанную нам помощь.
Мужчина отмахнулся.
— Это моя работа. К тому же меня задержали непреодолимые обстоятельства, и я почти опоздал. Увы, единственное, что я мог на тот момент — отправить короткую записку.
Катя бросила взгляд на четвертую тарелку. Пустую.
— Как Николай?
Мужчина нахмурился.
— Собирается. Я выхлопотал ему назначение на северную границу. Пусть понюхает жизнь, глядишь, на морозе, да под вой нечисти, может и повзрослеет. Тут попусту мундиром сверкать его точно оставлять нельзя. Мальчик мечтал о подвигах? Так подвиги не в стоянии на парадах или в карауле у великнесского дворца. Пусть знакомится с реальностью, пока не поздно. Я в семнадцать был гораздо умнее.
Катерина поднесла кружку к губам, опустила, опять поднесла. Потискала ее в руках и в конце концов вернула на блюдце. Подняла на Мережского взгляд и нерешительно спросила:
— А… Аглая как?
— Отправили на рудники, — совершенно безразлично отозвался новый хозяин дома. — В соответствии с возрастом — будет поломойкой или кухаркой, что-то в этом роде. Я не уточнял. Мне мало интересна судьба женщины, которая пыталась из моего брата сделать убийцу.
— Разве вы сейчас делаете не то же самое, отсылая его на север?
Михаил не был бы Михаилом, если б не вставил справедливое замечание.
— Карьеру военного он выбрал сам, его никто не принуждал, — не согласился с выводами юриста старший брат. — Так что это исключительно его желание. Я лишь ввожу его в рамки реальной угрозы. Не хватало мне еще, чтоб он, пытаясь отличиться, развел какую-нибудь глупую, а то и незаконную деятельность в столице. Он уже наказал отцовых убийц — вы на себе прочувствовали всю прелесть его умозаключений и способов свершения справедливости. Пусть лучше уедет подальше. И туда, где действительно нужны лишнее руки с оружием.
— А вы? — попыталась отвлечь мужчин от неприятной темы Катерина.
— А я возвращаюсь к семье и к службе.
Вошла Дуня, прерывая прощальную беседу.
— Госпожа, там гость. Увидеться с вами просит.
Михаил встал еще раньше Кати. Подошел, взял ее за руку. Девушка противиться не стала: в конце концов у нее нет секретов от мужа.
В гостиной стоял Талькин. Сосредоточенный, грустный, уставший. Климские вдруг подумали, что он сейчас отнюдь не выглядит Катиным ровесником — лет на десять старше, не меньше. Влюбленным помощник следователя тоже не выглядел.
— Светлой стороны, инкнесса. Светлой стороны, Михаил. Я зашел попрощаться. Мне сказали, вы уезжаете. Я тоже.
— Надеюсь, нам не по пути, — хмуро заметил Климский.
— Нет, не по пути, — кивнул Юрий. — Вообще-то я хотел… попросить прощения. За спектакль с цветами и прочим. Это просто работа, но… с вами как-то нехорошо вышло.
Катя улыбнулась, ее муж скрипнул зубами.
— Я вас прощаю.
— За все?
— За все.
— И за спектакль у ювелирной лавки?
Катерина вздрогнула.
Нет, все закончилось хорошо. И тогда пришел Михаил…
— Прощаю, — повторила девушка, но уже не так великодушно. Талькин кивнул.
— Счастья вам.
Он быстрым шагом покинул комнату, словно очень торопился. Климский посмотрел на часы.
— Нам тоже пора, — сообщил он.
Они тепло распрощались с Ариной и ее внучкой, нейтрально с остальными слугами, односторонне, — с угрюмым Николаем, сосредоточенно пакующем вещи. Провожать их вышел сам Александр.
— Что будет с домом? — спросила Екатерина, со смесью ужаса и интереса рассматривая двухэтажное здание.
— Не знаю, — ответил Мережской. — Посмотрю по обстоятельствам. Подарю кому-нибудь. Или заколочу и оставлю в покое. Там видно будет.
— Светлой стороны, Александр.
Мужчина горько усмехнулся.
— Нет, инкнесса. Моя сторона — темная. А вот вам — счастливого пути.
Михаил пожал своему спасителю руку, и супруги сели в наемный экипаж.
Впереди ждала долгая дорога в провинциальный городок, знакомство с родителями Михаила, долгожданная встреча с Лизой и причиной, по которой она не смогла приехать — ее первенцем. Много-много хороших впечатлений.
И новая жизнь.
Эпилог
Обед прошел великолепно и теперь все ждали музыкантов. Дебютантки с интересом рассматривали пышно украшенные бальные залы, мужчины разговаривали о делах и женщинах, женщины делали вид, что разговаривают не о мужчинах. Рядом с каким-нибудь перспективным холостяком появлялась то одна, то другая юная девица, желавшая поздороваться или которую ему жаждали представить родственники. Была и третья категория — некоторые пытались знакомиться, делая вид, что оный холостяк наступил им на подол, или обливая его «случайно» шампанским, или придумывали что-то другое, не менее изощренное и смешное в равной степени.
Инкнесс Шадов, сбежав от очередной девицы, решившей стать за его счет инкнессой, спрятался за колонну.
— Добрый вечер, юноша.
— Светлой стороны, князь.
Ставров поставил полупустой бокал на поднос мимо проходящего слуги и немного насмешливо заметил:
— Пытаетесь продать подороже свою холостяцкую жизнь?
— О нет! — пылко возразил юный инкнесс. — Ближайшие пять лет я с ней не собираюсь расставаться в принципе! Ни за какие блага этого мира!
— Похвально. Однако ситу… Глазам не верю! Посмотрите-ка, кто разговаривает с Ореевым? Уж не Ляпецкой ли сюда явился с семейством? Или меня подводит зрение?
Шадов послушно посмотрел в указанную сторону.
— Не подводит. Это действительно инкнесс Ляпецкой. А правду говорят, что его младшая дочь вышла замуж за какого-то провинциального юриста?
Отставной генерал пригладил седые усы.
— Правду, юноша, правду. Я слышал, разъяренный этой выходкой папаша даже приказал вымарать ее имя из всех родословных справочников. Как будто Екатерины Ляпецкой никогда и не существовало в природе.
— Ужасно! — Шадов искренне опечалился чужому горю. — Как должно быть переживает отвергнутая от семьи девушка!
— Смотря от какой семьи, молодой человек. Не думаю, что Екатерина Мереж… ну или как ее там теперь зовут, сильно страдает по этому поводу. Особенно в свете последних событий. Вы знаете, что Ляпецкого обвиняли в отношениях с подпольными чародеями? И даже подозревали в убийстве Евстафия Мережского? Слухи, конечно, в подробностях лгут, однако и в них есть два зерна правды.
Шадов от ужаса прикрыл рот рукой.
— Да вы что! Чтобы инкнесс был способен на такое! Невозможно! И потом, он на свободе, значит, не виновен!
Генерал многозначительно улыбнулся.
— Как вы еще наивны, юноша! — заметил он немного насмешливо. Инкнесс тут же выпятил грудь колесом.
— При чем здесь возраст? Вот вы — неужели вы готовы назвать человека убийцей просто из-за глупых сплетен?
— Вряд ли отдел гражданского следствия руководствовался «просто сплетнями», заводя это дело.
Шадов обескураженно поник.
— Вы считаете, у них были определенные основания для подобных предположений?
— Считаю, — подтвердил Ставров. — Ляпецкой очень жадный и при этом чрезвычайно нетерпеливый человек. После трех лет ожидания он вполне мог задуматься над тем, чтобы «поторопить» события. Особенно, если бы посчитал, что дочь ждет наследника. Впрочем, его явно кто-то опередил. Говорят, дело закрыли несколько дней назад. Так что можете быть спокойны за дворянскую честь — она чиста перед буквой закона. — генерал перевел взгляд с Ляпецкого на соседний «дамский» кружок, к которому поторопилась присоединиться княгиня Ивлеева. — Кстати, юноша, что за юная особа сидит рядом с Острожской? Дебютантка? Вы видели эту девицу когда-нибудь на здешних приемах? Кого-то она мне напоминает…
Шадов посмотрел в указанную сторону. Генерал сделал замечание по поводу туалета одной из дам, инкнесс ответил, и разговор плавно перешел на обсуждение присутствующих на балу женщин — тему, будоражащую умы и юные, и зрелые, и тех, у кого «бес в ребро».
Слухи об Аристархе Ляпецком довольно скоро были забыты и определенными людьми, и в целом благородным обществом, уступив место новым, более свежим сплетням. Екатерина, урожденная инкнесса Ляпецкая, и вовсе оказалась вычеркнута из памяти великосветских львиц всего за каких-то пару недель. К обоюдному удовольствию. Вероятно, и семейство Ляпецких, и все прочее благородное общество чрезвычайно удивились бы, если б узнали, что, пренебрежительно забытая всеми, Екатерина Климская счастливо поживает в маленьком провинциальном городке Коранде, в уютном двухэтажном домике с мужем и его матерью. Утром она ухаживает за маленьким садом, после обеда навещает подругу Лизу, вечером шьет на заказ пеленки-платочки, и помимо всего прочего готовиться к рождению первенца. И ничуть не переживает ни по поводу своего «отлучения» от столичного общества, ни из-за разрыва с собственной семьей, справедливо полагая, что спокойная, неторопливая жизнь с любимым человеком — лучшее, что может случиться с женщиной в этом мире.
Да и в любом из миров. Не так ли?
2018–2019 гг.
Примечания
1
[1] Беруст жил задолго до глубоких исследований человеческого тела. В те времена не было известно про сердечную мышцу, и говорили «сердечный круг».
(обратно)
Комментарии к книге «Наслѣдство», Инна Рудольфовна Чепъ
Всего 0 комментариев